«Напряжение растет»

Напряжение растет (fb2) - Напряжение растет 2563K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Алексеевич Ильин (Tagern)

Владимир Ильин Напряжение растёт 

Пролог

Большая вода неторопливо отступала, обнажая каменистое дно, заваленное серым булыжником. Вскоре медленный выдох северной реки сменится вздохом, наполняя берега вновь — как было вчера, как было сотни лет назад. Природа несуетлива и не любит перемен. В отличие от людей.

— Долго еще? — Сверкнув позолотой часов на цепочке, поинтересовался щегольски одетый молодой человек.

Ему было холодно в отлично пошитом костюме, его ноги мерзли в модных штиблетах, а злой ветер то и дело норовил сорвать шляпу.

— Еще половина часа, и пройдем, — сверившись с солнцем, степенно заверил кряжистый мужчина. Но не удержался и тоже щелкнул овалом часовой крышки, полюбовавшись на дорогой подарок. Смотрителю забытого всеми заповедника нравилось выглядеть, как гости из самой столицы. Он копировал их жесты и слова, дымил тоненькими сигарами, не чувствуя вкуса, и даже оделся похоже — в первый свой визит гости подарили достаточно, чтобы заказать себе отличный костюм и ныне гордо вышагивать в нем по бережку реки. Картину портили только высокие охотничьи сапоги поверх наглаженных брюк, но это уж дураков нет по такой погоде морозить ноги.

Заслышав прогноз, рядом зябко поежились спутники аристократа. Городские жители, таким легкий ветер уже непогода. Хотя по комплекции — все до единого плечистые и опасные на вид, да еще с грозным угловатым содержимым под запахнутыми поплотнее коричневыми пиджаками. Но не бандиты, нет. У аристократов все по закону, и право на стреляющие игрушки, для себя и свиты, с детской колыбели. Возможно, смотрителю тоже подарят красивый хромированный пистолет — он на это надеялся. Оттого помогал всеми силами. И не замечал того, что по долгу должен был видеть, а по совести — доложить.

— Если этот не врет, — буркнул один из свиты, косясь на инвалидную коляску со стариком и суетящегося вокруг него врача.

Пожалуй, не холодно в этой странной группе людей было только им двоим. Доктор вполне комфортно переносил бодрую северную погоду начала лета, запахнув поверх белоснежного халата теплую куртку. Второму же было все равно — лицо закрывала маска, снабжая легкие дикой смесью обезболивающего и наркотика.

Иногда тело старика пробирала мелкая дрожь, но не от холода, а от ненависти к окружающим — но в эти моменты сопровождающий отворачивал вентиль у баллона, соединенного с маской. Тело, завернутое в грязное тряпье, некогда бывшее элегантным бежевым костюмом, вновь безвольно замирало, позволяя тихонечко выдохнуть всем окружающим.

— Сколько там, сантиметров двадцать воды? — Нетерпеливо спросил аристократ, глядя на скальный выступ, от которого лениво откатывала волна.

Большой валун, принесенный сюда движением ледников, некогда сковывающих мировой океан, в моменты прилива казался небольшим островком. И только на несколько часов отлива показывался в полный рост, трехметровым черно-зеленым клыком скалясь в небо.

— Десять, пятнадцать, — прикинул смотритель.

— Так пойдем, — решился его новый друг, первым вступив в черно-зеленую слякоть обнажившегося дна.

— Осторожнее, господин! — Всполошился он, и даже хотел было предложить свои сапоги, но вовремя одумался — высокородным простуда не страшна, а ему мерзнуть не след. — Там могут быть ямы!

— Да плевать, — повернулся тот назад. — Что встали? Коляску на руки и за мной. — И далее уже не оборачиваясь зашагал к скале, не сомневаясь в исполнении отданного приказа.

Молодой аристократ шагал в воде, высоко задирая ноги, но упрямо проламываясь к столь близкой цели. Плевать на холод, его дар не позволит заболеть. Плевать на воду, одежду и обувь можно будет просушить в вертолете, дожидающимся на одной из лесных полян. И на слуг плевать тем более, он все равно оставит всех их здесь — не важно, в воде или у вертолета, в зависимости от того, каким окажется приз, и насколько тяжело его будет унести одному.

Он не знал, что должно быть внутри. Но верил, что причина уничтожения целого рода стоит усилий. Если этого боялись настолько… То он определённо хочет этим владеть.

— Что, старик, помнишь, а? — Улыбнулся он коляске.

Маска на лице одурманенного чуть дернулась, но умный и злой взгляд выдавал жизнь разума в скованном теле.

— Мы тут почистили с прошлого раза, — аристократ махнул рукой, демонстрируя вычищенную от зеленой патины плоскость, испещренную неглубокими сколами — следами работы инструмента. — Но твоя старуха открыть не смогла, — с досадой добавил, отряхивая шляпу и вновь надевая.

Тело старика резко дернулось, чуть не вывалившись из кресла.

— Док, какого черта?! — запаниковал щеголь, отскочив назад.

— Сейчас, сейчас, — засуетился врач, выкручивая вентиль баллона, идущего к маске.

В лицо старика ударила новая порция дурмана, лишая подвижности одного из некогда самых страшных существ этого мира.

— Да что ты делаешь, урод, он же соображать не будет! — разозлился босс, скидывая ярость в виде крошечного огненного шара в воду.

Ноги обдало приятным теплом, а воздух, в тон боссу, мерзко зашипел облаком пара.

— Не сомневайтесь, господин, будет! И говорить будет! — Подобострастно поклонился док, выуживая из кармана многоразовый шприц и ловко вставляя в него ампулу с грязно-желтой жидкостью. — Половину часа гарантирую.

— Смотри у меня, — подуспокоился босс, нервно вздохнув. — Старик, что ты дергаешься? Я же обещал привести тебя к пропавшей жене. Вот, слово мое нерушимо, — шутливо, но с определенной опаской он повел рукой вокруг. — Тело, извини, не знаю где. Снесло водой, сам понимаешь.

Доктор ловко закатал рукав на руке старика и привычно сделал инъекцию.

— Давай, открой нам хранилище, и я отправлю тебя вслед за ней быстро и без мучений.

— Ты проклят, — прохрипел старик непослушными губами, стоило злой химии влиться в кровь, а маске отойти от лица.

— Я не верю во все эти клятвы, — как маленькому, пояснил щеголь. — И я знаю другие источники силы, кроме чести. Например, целесообразность.

— Ты умрешь…

— Как и все, — не стал он отрицать. — Но мне хватит времени, чтобы сделать жизнь твоих потомков невыносимой.

— Они… Не знают…

— Да мне наплевать, знают они о хранилище или нет, — поджал он губы. — Я убью их из-за твоей несговорчивости, старик. Как убили весь твой род, — махнул он рукой на скалу. — А туда я все равно доберусь.

— Я открою… — После долгой паузы ответил живой труп.

— Поднесите его ближе, — тут же распорядился босс, тоже зашагав через воду, чтобы обогнуть слуг и видеть, что делает его пленник.

Пленник не сделал ничего, кроме как прижал ладонь к массиву скалы — да и то это сделали за него, выполняя еле слышное указание.

Монолит скалы дрогнул.

— Ох ты ж, — прошептал смотритель.

— Стоять на месте, — прикрикнул молодой аристократ, с восхищением глядя, как под тихий рокот обнажается прямоугольный лаз в десятке сантиметров над водой.

Через две минуты движение камня завершилось, образовав узкий проход с лестницей вниз, уходящей под дно реки — а судя по глубине и изгибу, видимому в отсветах наручных фонарей, то и обратно под берег.

— Ты, живо вперед, — толкнул он смотрителя вперед. — Шагай и говори, что видишь.

Тот недобро обернулся, но спорить не посмел.

— Черный камень без единой щели, господин. Проплавили, не иначе. — Медленно ступая, докладывал он увиденное в свете фонаря, подбадривая себя громким голосом. — Стена теплая, как живая.

— Под землей всегда тепло, — нетерпеливо оборвали его. — Что за поворотом?

Смотритель дернул щекой от досады — была надежда, что его заменят. Достигнув поворота, отчитался, что следующий пролет завершается коридором. За что тут же получил распоряжение проверить и коридор. Как же, заменят…

— Тут еще одна дверь, господин! — Чуть повеселев, крикнул смотритель назад, оттирая смятой в руках шляпой пот со лба и молча кляня себя за нерасторопность — мог бы и позади встать, тогда под руку бы попался кто-то другой. Но вроде, обошлось…Повод для радости был существенный — он все еще жив. Родовые хранилища отличались редкостной мерзостью ловушек, о чем знали все. Но спорить с господином — означало в лучшем случае позабыть про хромированное оружие и дорогие подарки, а в худшем… В худшем то же самое, только идти пришлось бы под страхом смерти.

— Старик, что за дверь? — Затормошил аристократ то ли уснувшего, то ли вновь скатившегося в наркотическую зыбь пленника.

— Нетерпелив… — так и не открыл тот глаза.

— Заносите его внутрь, — нахмурился щеголь, подумал немного — стоит ли ждать отчета тут или увидеть сокровищницу первым — и не смог обуздать алчность.

Тело предусмотрительно закрыл щит Силы, обороняя владельца от возможных сюрпризов.

Новой двери — железной, оббитой заклепками — тоже хватило прикосновения владельца. Массив металла почти метровой толщины скользнул в сторону, вызвав пораженный вздох — как совершенной конструкцией, так и осознанием, что пробивать такую мощь, да еще рискуя обрушить свод под рекой, было бы самоубийством. Но все мысли моментально вымело от содержимого комнаты, следующей сразу за дверью — до растерянного выдоха и совершенно простецкого жеста с чесанием головы.

— Старик, ты гнил в долбанной Австрии, в долбанном приюте для престарелых, имея это?! — Возопил главный, пинком откидывая в сторону пирамидку золотых слитков в мизинец размером.

— Вот это да…. Твою же… Не верю… — Охали слуги, разглядывая несметные сокровища в лучах фонарей. И даже смотритель невольно поддался очарованию богатства, попытавшись выудить из кучи серебряную, с золотым узором, вазу. Не вытащил — тяжелая.

— Господин, посмотрите, — непочтительно затормошил босса доктор, показывая фонарем на дальнюю стену с широким столом в самом углу.

В овале света, под слоем пыли, тускло блестели странные предметы, разложенные на поверхности, глядя на гостей крупными самоцветами.

— Артефакты! — Ахнул босс, нетерпеливо, расталкивая слуг на пути, направившись к ним. — Старик, вы идиоты! Вас не зря вырезали! Иметь такое… такое… И не победить! Я бы смел половину мира, а вторую купил!

Замерший в кресле полутруп поднял веки и вновь закрыл, одними губами прошептав фразу, до которой никому не было дела.

— Все… проклято…

Вокруг него откровенно резвились, расшвыривая и кидаясь золотом, серебром, украшениями, пока начальственный голос не повелел прекратить. Потому как надо немедленно все выносить, пока прилив не запечатал скалу вновь.

Через минуту группа слуг покинула хранилище под бдительным оком господина, отяжеленная самым ценным — артефактами той эпохи, когда допускалось все, что вело к власти и силе. Сейчас даже на личных территориях княжеств империи, в защищенных от бдительного взора императора убежищах, подобного не позволили бы себе. Потому что новую вещь, выкованную на крови и боли, рано или поздно заметят, и наказание не заставит себя ждать. Но старое, древнее — им дозволялось пользоваться. Если хватит духу.

— Посторожи тут все пока, мы быстро, — напоследок похлопал щеголь старика по плечу, положив свой фонарь на безвольное перекрестье рук.

Через пару минут их шаги затихли. Еще десять минут спустя старик пошевелился. С невероятным усилием разум заставлял мертвое тело жить и подчиняться воле. Не ради жизни, ради чести.

Под скрип коляски, некогда могучее тело поднялось на ноги и рухнуло вновь, но на этот раз на коляску сбоку. А с новой попыткой старик смог упасть грудью на спинку кресла, стоя сзади, и зашагал к видимой только ему одному цели — к голой стене слева от входа.

На середине пути, хранилище резко встряхнуло и засыпало известкой с потолка. Позади раздался сильный удар металла о камень — то двери поспешили закрыться.

— Охраняется… не нами… — Упрямо продолжив путь, шепнул старик.

— Заперто… Не нами. Заперто… Не от нас. — Делал он шаг за шагом, падая всем телом на кресло. — До тех пор… Пока не будет… Нарушено слово!

Последние слова он говорил монолиту стены, упираясь в него лбом. Каталка валялась на боку рядом, сметенная жестом, полным ярости. Свалившийся фонарь рисовал огромную тень от каждого движения старика — и будто не он, а человекообразное чудовище сейчас тяжело дышало в подземелье мертвого рода.

Старик залез тремя пальцами себе в рот и выщелкнул коренной зуб из нижнего ряда.

Керамический ключ блеснул слюной — там, где полагалось быть корню, оказался витой стержень с десятком насечек на нем. Через секунду ключ был вжат острием прямо в поверхность стены, упрямо удерживаемый дрожащими руками. И глухая поверхность — без единой трещинки и щели — будто сдалась чужой воле, протаяв и приняв ключ в себя.

Плоскость вздрогнула, медленно заскользив во внутрь. Только тогда старик позволил себе рухнуть на пол, не спуская взгляд с открывавшегося лаза. То, что было великой надеждой рода, но стало великим проклятием, получит шанс забрать души его врагов. Тех, кто дал слово, но не уследил за жизнью его жены. Слово. Нарушено.

— Лида…

Каменная плита скользнула вбок. И старое зло с гулом вдохнуло воздух нового тысячелетия.

Глава 1

Тринадцать лет после открытия тайника

Бледно-розовая вода стекала по эмали раковины, забирая своей прохладой грязь и боль разбитых пальцев. С зеркала хмуро поглядывало отражение — растрепанное, в порванном костюме, без одной пуговицы на вороте рубашки, со сбившейся набок алой бабочкой.

— Как первое сентября? — Бесшумно объявился за спиной старик.

— Было интересно, — поделился я впечатлениями.

— Познакомился с классом? — Без особых эмоций спросил он, доставая из шкафа справа от зеркала две стерильные упаковки и антисептик.

— С некоторыми.

Мои руки легли на предложенное им полотенце и были аккуратно освобождены от влаги.

— Как они тебе? — Наставник сноровисто наложил мазь и теперь кутал правую в бинт. — Вот тут придержи, вот так.

— Дружные, — поморщился я от прикосновения ткани.

— Один за всех? — Поднял взгляд мой учитель, домоправитель, а теперь еще и врач.

— Все за одного, — пожал плечами, подставляя другую руку.

— О чем спорили?

— Об отличиях между людьми. Вот тут немного жмет.

— Сейчас лучше? — Поправил он узел.

— Да, спасибо. — С искренней признательностью посмотрел я на плотные, на манер варежек, повязки.

— Хоть не на уроке спорили? — Старик строго посмотрел на меня.

— В парке спорить удобней.

— Тогда ладно, — вздохнул он спокойно. — И что, отличаются люди?

— Если очень сильно настаивают, то да.

— Чем же? — Заинтересовался учитель, складывая перевязочные материалы обратно в шкаф.

— Разбитым носом. Хотя они что-то говорили про происхождение и право приказывать.

— Вот как, — старик досадливо пожевал губы. — Впрочем, я примерно так и представлял. Час назад к воротам две машины подъехали, постояли — полюбовались на княжий щит над калиткой, и усвистели по своим делам. Почему-то сразу на тебя подумал.

— Что сразу я?! — Искренне возмутился я в ответ, покидая ванную комнату.

— Потому что все остальные уже были дома, — назидательно показал он пальцем вверх, выходя следом. — А потом приехала машина из школы, и забрала твоего отца. В связи с этим, у меня два вопроса.

— А покормить?

— Переоденься в чистое и пойдем. — Покладисто согласился домоправитель, помогая снять костюм. Перевязанные руки не добавляли ловкости. — А пока переодеваешься, ответь мне, отрок, где была твоя голова?! — Звенящим от заложенной ярости голосом спросил он прямо в ухо.

— Била в переносицу главному, — буркнул я, пряча взгляд.

В таком состоянии с ним лучше не спорить. Все-таки, заслуженный преподаватель, сорок лет стажа — ему такие, как я, на один зуб.

— Головой надо думать, а не бить! Хоть иногда! Они хоть живы?! — Дышали, когда я уходил. — Без охоты ответил, кутаясь в снимаемую рубашку и не торопясь из нее вылезать.

Так, отчего-то, было легче — прямо как под одеялом в детстве.

— Ты должен был уйти два часа назад! — Меня силком вытащили из укрытия.

— Так я и ушел, — пришел черед майки обеспечивать мою безопасность. И ее-то я натянул надежно, потому что знал, какой последует вопрос.

— И где ты был все это время?!

— Гулял.

С треском не выдержала материя, разрываясь по шву. На меня грозно смотрели синие глаза.

— В таком состоянии? Ты понимаешь, что в раны могла попасть инфекция?! О чем ты вообще думал!

— Об алиби. — Тяжко признался, поднимая взгляд.

Все-таки, не чужой человек. Хотя, месяца два назад был вполне себе чужой — сидел себе с коробками учебников и одежды, дожидаясь транспорта для переезда. Тут-то его папа и повстречал, заинтересовавшись обилием школьной литературы. Нам как раз нужен был репетитор — для меня, а дедушка смотрелся если не бывшим директором, то заслуженным учителем. Вот и поговорили они, о погоде, о делах. А еще через десять минут, прибывшая машина отвезла все его добро не на вокзал, как до того планировалось, а к нам в дом.

Отец прямо светился от довольства — в незнакомом городе найти хорошего специалиста очень сложно. Тут знакомства нужны, а где им взяться? Да и хорошие люди — они без дела не бывают, все на своем месте. Иначе какие они хорошие? Так что столкнуться прямо на улице с нужным человеком, с кучей рекомендаций, а потом еще убедить его отложить поездку на юг ради моего обучения — серьезный повод для радости. Для всех, кроме меня. Потому что это был страшный человек, с тяжелым нравом и металлической линейкой, которой умел громко стучать по столу. Меня он бить не мог, хотя наверняка хотел — я ведь толком ничего не знал по огромному числу предметов. А не мог он этого делать по договору с нашей семьей — оказывается, личные учителя, они как врачи. И как врачи, не имеют права вредить подопечным, а так же говорить, что услышали или увидели во время своей работы. Потому его легко пускали за общий стол, обсуждали вместе самые разные темы, частенько получая дельные советы, а через две недели как-то и вовсе считали членом семьи. Опять — кроме меня. Я взрослым не особо верю, а уж бывшим школьным директорам тем более.

Мое отношение изменил Федор, мой новый брат. Новый — не потому, что новорожденный, а из-за того, что старого и не было никогда, как и семьи. Вот, месяц назад появилась — то ли они меня нашли, то ли я их. Просто там, в руинах полуразрушенного города, среди толп беженцев, которых записывали в добровольное рабство, я был нужен им, а они — мне. Потом оказалось, что мы нужны друг другу и после — осиротевшая на маму семья из брата, двух сестер и отца нуждалась в том, кто сможет закрыть собой рану, а я всю жизнь мечтал услышать слова «сын» и «брат».

В общем, брат сказал, что я совсем зря его боюсь. Был бы Федор просто добрым и умным парнем, которым и является, я бы просто потрепал его по волосам (а я все же не удержался) и делал по-своему. Но Федор, как и вся семья, не совсем обычные — они видят «Искру Создателя» внутри вещей. Не знаю, что это — так и не разглядел ни разу. Дар помогает создавать волшебные предметы, объединяя самоцветы с «Искрой» в красивые украшения — способные защитить и уничтожить, ободрить и ослабить. Говорят, в нашей империи всего шесть семей, способных делать такое, и не всякому их работа по карману.

У меня тоже есть своя искра — между пальцев крутнулся крохотный электрический огонек и пропал в рукаве. И есть свой талант, доставшийся от родителей, которых я никогда не знал, но обязательно найду… Но это все — видимое остальным людям.

А Федор вдобавок видел искру в людях, как признался он по секрету — и искра та тоже бывает очень разная, у хороших и плохих, сильных и слабых. Потому меня легко приняли в семью, буквально через половину часа после встречи. И потому, наверное, мне не следует бояться нового учителя. Федор говорит, что внутри у него сияет суровое пламя — почти белое, с легким алым отливом, сжатое в тугой ком красными и желтыми лентами. Но когда старик смотрит на меня, его Искра наливается нежно-зеленым и стихает, как шторм внутри векового леса. Брат умеет красиво говорить, хоть и младше вполовину.

Для меня все это было настолько необычно, что я позаимствовал отношение к старику у семьи, с осторожностью приняв его в друзья. Сразу стало легче учиться — другу можно признаться в своем незнании или попросить все еще раз повторить. С учителем так, вроде бы, нельзя… Наверное. Никогда не учился.

В интернате, где я жил до этого, мое имя упоминалось только в медкарте донора, спрятанной там же, где и изъятое из архива личное дело. Меня как бы и не было, а значит и учить было незачем. Все мое существование состояло в том, чтобы подарить еще несколько лет жизни очень богатому человеку. Но я учился им на зло, только не химии и литературе, а сложным процентам, которыми управлял должниками, прикладной химией для производства товара, экономикой подпольной продажи — в интернате много свободных рук, а у меня было много свободного времени и воля. Наверное, поэтому я выжил, а мои враги — нет. Только моих знаний совсем не достаточно, чтобы пойти в школу, как и положено нормальному человеку, в нормальной семье. Чтобы это исправить, как раз и нужен был учитель.

За пару месяцев сложно выучить достаточно, чтобы не смотреться странным в новом классе, но я очень старался, занимаясь с перерывами на сон и еду. Получалось, что со стариком я виделся и разговаривал гораздо чаще, чем с семьей, и вскоре дружба переросла в доверие — достаточное, чтобы предупредить, что ничем хорошим этот восьмой класс для меня не кончится. Не поверил.

— Так, — тяжело вздохнул учитель, откидывая обрывок майки на пол и падая в кресло позади себя. — Ты побил… Сколько там их было?

— Трое.

— Троих одноклассников. А затем ушел создавать себе алиби, я верно понимаю? Ты их, случайно, дубиной по голове не треснул, чтобы им память отбило?

— А что, так можно было? — Заинтересовался я.

— Максим! — Рыкнул он тем самым голосом, после которого хочется сесть прямо и усиленно решать задачи. — Зачем тебе алиби, если они прекрасно помнят твое лицо?!

— Да мне не для них, — отмахнулся я.

— Очень интересно. — Сардонически хмыкнул старик. — А для кого же?

— Я имею право хранить молчание!

— Предлагаю сделку — говоришь мне чистую правду.

— И? — Настороженно ожидал я продолжения.

— На этом сделка заканчивается.

— Так себе предложение. — Я подыскал целую майку в гардеробе и шустро нацепил на себя, накинув поверх рубашку.

— Зато я всем скажу, что ты был все это время в саду, в этой деревянной коробке на дереве.

— Это штаб!

— Хорошо-хорошо! — Поднял он руки.

— Да говорите, что хотите, — буркнул я, застегивая пуговицы на рубашке. — Я вам сразу сказал, не мое это — школа.

— Школа необходима, — вернул старик поучительный том. — Как и высшее учебное заведение. Они дают навыки общения, социализации и знания.

— А морды бить — это больше общение или социализация?

— Скорее, второе, — осторожно произнес он.

— Так директору и скажу, — качнул я головой.

— Но школа как раз учит искать способы решения конфликтов без драки. Доказывать свое мнение в дискуссии, а не на кулаках!

— Да понял я, — вздохнул я, переодевая брюки.

— Так для чего тебе нужно было алиби?

— Да этот, Пашка, хвастал, какой у него отец крутой. И корабли у него большие. — Оправил я штанину и застегнул ремень. — Богатые они. И охрана его встречает-провожает каждый день.

— Просто так хвастал? — Уточнил старик. — Ты ничего ему не говорил?

— Угу. Я же пешком пришел и пешком собрался уходить. Он ведь не знал, что мы в трех минутах от школы живем, думал, на остановку иду. Вот и начал перед друзьями рассказывать, что вот такие будут ему служить, когда вырастут, на его корабле. Мы поспорили. Я сломал ему нос. Я сломал нос его друзьям. Я сходил в порт и затопил его корабль.

— Нет, в целом ты прав… Что?! К-какой корабль?!

— Там на борту герб, как у Пашки на лацкане формы. Большой такой корабль. — Очертил я руками силуэт. — С кучей контейнеров.

— Так, — прикрыл учитель глаза.

— Да там никто не видел, — пожал я плечами.

— Как. Можно. Не. Заметить. Тонущую. Баржу?! — Чеканил он фразы.

— Так там нефтяной танкер горел, ничего же не видно.

— Максим!!!

— … А уже танкер врезался в баржу. Там людей уже не было — рулить некому, все на берег ушли.

— Еще что-нибудь ценное пострадало? — Старик начал массировать себе виски.

— Бабочка моя, — вздохнув, огладил я чуть потемневший алый лепесток ткани. — Но вроде еще можно отстирать. Пара нитей, правда, совсем закоптилась. Или мне кажется?

— Максим!!! Ладно. Стоп. — С силой провел он ладонями по лицу. — Я тебя разве не учил, что нельзя топить и сжигать корабли?

— Нет, — честно попытался я припомнить все уроки. — Зато мы разбирали основы пожарной безопасности. Представляете, они их совершенно не соблюдают!

Из под ладоней донесся тихий стон.

— Если тебя узнают… Ты хоть понимаешь, что будет? С тобой, с твоей семьей? Если бы княжьей защиты не было сегодня над воротами, нас всех уже могли сжечь!

— То есть, им можно сжечь нас, а мне нельзя топить их корабли? — Напрягся я.

— Мы живем в мире, где нельзя доводить дело до драки! Не доводить до пожаров и смерти, не доводить до утонувших кораблей!

— Где простолюдины служат, а аристократы правят?

— Не так! Это детские слова, слова мальчишки, который совсем ничего не понимает! И ваша драка — детские дела, которые должны таковыми и остаться!

— Но в наш дом приехали до того, как я прибыл в порт, — холодно заметил я. — Значит, не все детские дела остаются такими.

— Поэтому старайся решить все на словах, — обескураженно отвернулся учитель. — У тебя странная школа. Там не должно было быть таких детей. И таких родителей. Они сходят с ума, если жизнь ребенка под угрозой. Но могут простить обидчика, если поединок был по чести. Только прощение иногда приходит после глупого поступка.

— То-то я Пашку уже полчаса, как простил.

Старик огрел хмурым взглядом.

— Забудь про этот момент своей жизни. Даже в мыслях не вспоминай, что это случилось из-за тебя! Заруби себе на носу — оно само, ты тут не при чем! — Это мое жизненное кредо, — важно отозвался я, но предпочел притихнуть, учуяв очередную бурю гнева.

— Скорее всего, твой Пашка больше не станет к тебе лезть. — подуспокоился учитель.

— Из-за боли?

— Из-за герба над нашими воротами, — отрицательно качнул он головой. — Отец ему запретит. А сегодня еще директор предупредит других родителей. В этом тоже был его просчет.

— Главное, чтобы к мелким не лезли, — вздохнул, вспомнив Федора и сестер — как их день прошел, сам не знаю.

— Но даже не мечтай, что все для тебя этим закончится! Если отец Пашки мелковат душой, он постарается отомстить тебе неявно. Сейчас вряд ли, ты ему придумал проблем… Но потом, когда он со всем разберется…

— Ну, у него еще много кораблей, — рассудительно заметил я.

— Максим! Даже думать не смей!

— То думай, то не думай… — заворчал я для порядка, собирая испорченную одежду в корзину.

И вообще надо прибраться. Скоро отец придет из школы, а ведь каждый знает — чистая комната, это первое смягчающее обстоятельство.

— Думай! — Хлопнул старик ладонью по колену. — О последствиях в первую очередь. Следи за своей спиной! А еще лучше — устрой новую драку и проиграй Пашке.

— Исключено.

— Тогда подружись с ним! Найди в нем хорошее. Ведь не бывает совсем плохих людей, верно? — Вкрадчиво спросил учитель, просительно посмотрев в глаза.

— Бывают, — припомнил я свое прошлое.

— Пойми, работая только кулаками, ты наживешь себе только врагов. — С напором произнес он. — И у этих врагов будет могущественная родня. О себе если не думаешь, о семье вспомни — месть, она ведь не только по тебе ударить может.

— И как подружиться? — Без энтузиазма спросил я. — Там уже своя компания, группы по интересам. Я пришел чужим сегодня утром и таким же ушел.

— Ни с кем не говорил? Ну, кроме этих троих.

— Говорил. Но они странные, скучные. Все как будто собрались жить не сейчас, а года через четыре, когда окончат школу.

— Значит, увлекай их теми делами, которые интересны тебе! Тяни за собой, становись лидером!

— Как? — Вздохнул я, без единой мысли, как это осуществить. — Как мне им понравится?

— Даже не думай! — Вскинулся учитель. — То есть, я хотел сказать, не вздумай стараться нравится! Не лебези. Будь самим собой и не ломай себя ради остальных! Они такого совсем не поймут, просто раздавят и перестанут считаться.

— Тогда я вообще вариантов не вижу. — Покачал я головой.

Мои старые друзья стали таковыми совсем без ухищрений — просто однажды оказались плечом к плечу.

— Будь источником их побед. Это самый лучший способ, — произнес старик и даже подошел, чтобы положить руку на плечо. — За победу тебе простят все и станут лучшими товарищами.

— И где ту победу найти? — Поискал я ответ в его повеселевшем взгляде.

— Я тебе подсказку дал, остальное сам. И давай, идем уже кушать, второй раз греть я не стану.

Победу, значит. Я на ходу почесал затылок. Хм!

— Я на минутку! — Свернул по лестнице направо, под укоризненным взглядом домоуправителя.

Под ногами заскрипели старые половицы. Отец давно грозится тут все починить, но каждый раз откладывает, ночами просиживая в мастерской над княжеским заказом. Дело не в деньгах, работа на хозяина этого города и окрестных земель дает нам защиту — ту самую прямоугольную дощечку над калиткой. Папа посчитал это важным. Ремонт дома он тоже считает важным, как и важным считает не делать два важных дела одновременно. Потому паркет на втором этаже скрипит под ногами, этажи украшены портретами незнакомых людей, а в подвале пахнет сыростью. И неведомо, когда на ремонт появится время — заказ огромен, отец занят с утра до ночи и частенько призывает на помощь брата и сестер. Я тоже рад бы помочь, но ювелирное дело моей новой семьи передается по наследству, как цвет глаз или волос, поэтому меня не зовут, хоть и смотрят каждый раз виновато и даже зазывают иногда посмотреть на свою работу.

— Федор, говорят, ты лучший мастер в своем классе? — Зашел я с лести, предварительно постучав в дверь к брату.

Комната Федора выглядела точной копией отцовской — тот же огромный зал, разделенный рядом шкафов на кабинет и мастерскую, тот же стол — только сделан чуть ниже, для удобства. И то же черное кожаное кресло — в котором брат выглядел, будто на троне, настолько оно велико.

— Пожалуй, да, — с важным видом сцепил он руки на животе и отклонился на спинку кресла. — Хотя во втором «б» Женька делает отличные самолетики.

— Неважно, — отмахнулся я от лишней пока авиации. — Сделаешь мне огромного робота-убийцу?

— З-зачем? — Замешкался он, удивленно округлив глаза.

— Чтобы он держал в ужасе весь город, а потом я пришел его и победил? Ну, не один победил, — тут же исправился, вспоминая цель задумки. — Со мной еще трое будут.

— Это ведь он должен быть размером с дом, — задумчиво почесал он подбородок и пододвинул к себе блокнот и ручку. — Нет, слишком тяжелый, проваливаться будет.

— Так, а если для нападения только на школу? — Поправил я задание.

— Это можно, — великодушно согласился брат, царапая на листке что-то паукообразное. — Вооружение?

— Зубы и хвост, — навис я над его плечом и с интересом наблюдал, как к рисунку добавилось несколько штрихов. — А это зубы или хвост?

— Это зубы на хвосте! — Весомо заявил он. — Подвижные части только в одном узле! Легко менять.

— Да одноразовый пойдет, — отмахнулся я. — Мне главное его победить красиво.

— С жертвами, без? — Деловито уточнил Федор.

— Лучше бы, конечно, с жертвами, но пойдет и сломанная рука. Можно ведь?

— Задача, — цокнул брат. — Может, руку до нападения сломаем?

— Хотелось бы не мне, — честно признался я.

— Что-нибудь придумаем, — к рисунку добавилась мелкая запись «Ломатель руки! Срочно!».

— И чтобы рычал грозно и гонялся по коридорам.

— С искусственным интеллектом сложно, — покачал он головой. — Его еще не изобрели. Только радиоуправление!

— А если посадить внутрь собаку? — Задумался я. — У меня и Лайка есть. Знаешь, как рычит? И меня точно не обидит.

— Хм, — Федор парой штрихов добавил кабину для хвостатого пилота и четыре рычажных привода для лап. — А ты точно сможешь ее победить? — Засомневался он, поглядывая то на получившуюся конструкцию, то на меня.

— Конечно! — Возмутился я. — Там ерундовое дело — одна котлета, и мир спасен.

— А если у кого-то другого будет котлета?

— Ой, да кто в школе носит с собой котлету! — Отмахнулся я. — Кстати, будешь?

— Тогда может сработать, — признал Федор, рукой отмахнулся от упаковки с бутербродом и дважды подчеркнул результат планирования. — Только я сразу все не смогу, мне подучиться надо.

— Время есть, — похлопал я его по плечу. — Месяца два точно.

— А, нормально, — успокоился брат, вываливая на стол толстенный справочник по электронике и открывая его на первой странице.

Одной проблемой меньше.

— Спасибо! Обедать пойдешь?

— Не, я уже ел, — задумчиво пробормотал он, вчитываясь в текст.

Тихонько, чтобы не мешать, я покинул его кабинет, прикрыл дверь за собой и вновь заскрипел по паркету, направляясь на кухню.

— Максим, я в город. — Окликнул учитель из парадной, когда я проходил мимо. — Уроки сделай, приду — проверю.

Тут же хлопнула дверь, оставляя меня наедине со звенящей тишиной дома — верный признак того, что сестры в мастерской у отца. Потом к ним зайду — потому как не тронь лихо, и не придется снова переодеваться в чистое. Мелкие сестры унаследовали от Федора привычку забираться на плечи, используя ноги и зубы, а я надеялся предстать перед отцом в приличном виде.

На обед сегодня была разогретая манная каша, щедро политая маслом. Наверное вкусная — оценил я, однако проверять не решился, отодвинув от себя. Но тут за окном резко притормозила машина, выпуская разозленного отца из задней двери, и я с энтузиазмом взялся за ложку. Потому что пока человек ест — его трогать нельзя, это каждый знает.

Раздраженно хлопнула входная дверь, на кухню быстро прошагал папа, нацелившись на кувшин с водой. Замер, глядя на меня, посмотрел на замотанные в бинты руки, нахмурился, но так ничего не сказал, молча забрав воду и стакан.

— Зайди ко мне после того, как поешь, — донеслось из коридора.

Резко захотелось добавки этой чудесной и волшебной каши — эдак порции на четыре, чтобы, кушая маленькой ложкой, дотянуть до ночи и тихонечко просочиться к себе в комнату, а утром улизнуть из дома, пока никто не встал. Но это для трусов. Так что поковырявшись без аппетита и даже кое-что съев (отчего чувствовал себя уже наказанным — если не за танкер, то за драку точно), через половину часа отправился к отцу.

— Ты все сделал правильно, — молча пободавшись со мной взглядами, все-таки выдохнул папа, оперев сцепленные в замок руки на стол.

Я тихонько сидел напротив, положив руки на колени и выпрямив спину. По бокам адвокатами пристроились Катя с Тоней, сурово поглядывая на отца.

— Но драться — плохо, — скорее для сестер, а не для меня, упрямо сообщил он. — Хотя иногда нужно, не спорю. Но делать это нужно по-правилам!

— То есть, их должно было быть четверо? — Удивился я.

Рядом в тон хмыкнула Тоня, а Катя осуждающе покачала головой.

— Нет. — Сощурившись, как от головной боли, произнес отец. — Девочки, я вас прошу, прогуляйтесь во дворе половину часа.

Рядом синхронно скрестили руки на груди.

— Да не буду я его ругать! — Не уловив ни единого движения, он достал ключ из верхнего ящика и отправил его по поверхности стола в нашу сторону. — Можете покататься на машине.

— Ю-ху! — Вихрем слетели сестры с подлокотников, смахнули ключ и мигом испарились из комнаты.

— Только вокруг дома! — Обратился отец к закрытой двери.

— Хана машине, — спокойным тоном вынес я вердикт, грустя как по симпатичному внедорожнику, так и по двум плиткам шоколада, отданным этим легкомысленным существам за защиту.

— Не, это ключи от гаража, — отмахнулся папа, слабо улыбнувшись. — Пока разберутся, пока вернутся обратно, у нас с тобой будет минут пять… — Замялся он в конце, не зная, как продолжить.

— Что там с правилами? — Помог я ему, поудобней устраиваясь в кресле.

— Правила, точно. — Потер он подбородок, скользнул взглядом по поверхности стола и привычным жестом пододвинул к себе блокнот с карандашом. — Вот смотри, мы все — ты, я, Катя, Тоня, Федор, живем в обществе. Как твои одноклассники. Как и все люди.

Карандаш очертил большой круг посередине листка и остановился в его центре.

— У этого общества есть правила, — продолжил отец, заключая круг в квадрат. — Пока мы придерживаемся этих правил, общество соблюдает их относительно нас. Если мы их нарушаем, то выходим за грань круга.

— Я понимаю, — терпеливо кивнул.

— Думаю, не совсем, — отрицательно качнул он головой. — Вышел ты за рамки или нет, решаешь не ты. Решают те, кто видит тебя и может свидетельствовать о мотивах твоих поступков. Когда ты побил этих трех в парке, рядом с тобой не было никого, кроме обидчиков.

— И они сказали, что это я все начал? — Приподнял я бровь.

— Именно так, — отец согласно прикрыл брови. — Один из трех детей, Ян, сказал, что ты первый ударил Пашу Зубова. Головой, в нос. Я, разумеется, не поверил. — Поднял он руки, пресекая мои справедливые возражения.

— Ссориться надо при свидетелях, — хмуро озвучил я урок.

— Верно, — чуть улыбнулся папа. — Но лучше вообще не ссориться. А если и решишься, то для ссоры в вашей школы тоже есть правила — дуэльные. Оказывается, для этих дел на территории школы есть отдельный полигон.

— И там можно бить друг другу лица? — Не поверил я.

— Не все так просто — для начала вас выслушает преподаватель и психолог, они попытаются вас примирить, и уже после деритесь под присмотром врача.

— А там надо перчатку в лицо кидать, да? — Деловито поинтересовался, представляя перед собой толстое лицо Яна — точно не промахнусь. — А можно сразу железную и с размаха?

— Для вызова хватит просто слов.

— А если откажется?

— Это дуэль! Уважающий себя человек не может от нее отказаться без урона чести! Разумеется, для вызова должна быть причина, понятная окружающим, иначе все вновь обернется истерикой охраны и надуманными обвинениями. Не вынуждай меня снова звонить князю! То есть, я хотел сказать… — осекся он и с досадой притих.

— Все так плохо, да?

— Нормально, — чуть раздраженно отмахнулся он. — Отец этого Павла на особом счету. Почти все речные перевозки под его рукой, одних только кораблей сорок восемь.

— Сорок шесть.

— Ну, может и сорок шесть, — пожал папа плечами. — Но у него привилегия на беспошлинную торговлю во всех княжествах вдоль реки, тем и ценен. Перед ним, конечно, не лебезят, но то, что ребенок его в нашем городе, налагает на князя определенные обязанности по его защите.

— А тут ему нос разбили, — виновато продолжил я. — Что теперь будет?

— От князя — ничего. Ребенок жив, а дальше князю плевать, — махнул папа рукой. — Не забивай голову, не станет он суетиться из-за обычного дворянчика. Но вот сам Пашин отец…

— Смотреть за спиной. Желательно подружиться с Пашей. — Озвучил я рецепт, за что получил удивленный взгляд от отца. — Учитель подсказал.

— Умнейший человек, — согласно качнул он головой. — Повезло нам с ним.

— А вот, насчет общества, — заерзал я на месте, глядя на пространство блокнота за чертой круга. — Что будет, если рядом со мной и врагами опять не будет свидетелей?

— Старайся этого не допускать и уйти к людям… — протянул он, поймал мой терпеливо ожидающий взгляд, хмыкнул и одним движением широко распахнул верхний ящик стола. — Верно, не от всего можно просто убежать, и далеко не все согласны соблюдать правила.

Он достал несколько предметов из ящика и положил первый из них на стол. На меня глянул блеклый прозрачный камень в навершии небольшого кольца.

— Это поможет тебе убежать. Закроешь глаза, добавишь Силы, будет очень яркая вспышка. Работает один раз, после чего можно выкидывать. — Перевел он взгляд с кольца на меня. — Бери.

— Спасибо, — искренне поблагодарил, принимая подарок в руки.

— На палец не надевай, храни в кармане. — Инструктировали меня, одновременно выкладывая новое кольцо — простое, серебряное и без камней, хоть и изрядно толстое.

— Камни запечатаны в металл, — пояснил папа. — Вещь защитит все в радиусе метра, но лучше предварительно присядь, а лучше прижми ноги руками и постарайся выкатиться в сторону. Действует в зависимости от силы удара, но десяток секунд у тебя будет наверняка. Его носи всегда.

— Здорово!

— Да и сам ты, вроде как, не так и плох, — подмигнул он мне, пряча последнюю вещицу в ладони и намереваясь положить ее обратно.

Хм, интересно! Я задумчиво проводил его ладонь взглядом, подбирая подходящую причину.

— А если бежать не получится никак? И враги сильнее?

— Тогда, да, — посмотрел он на свою руку, хлопнул сжатым кулаком по столу, но все таки разжал его и дал еще одному колечку украсить собой стол. Необычное, с десятком желтых камней и черным ободом, оно напоминало многоглазого паука, сжавшего лапки в одну точку. — Тогда используй вот это.

— Оно убьет врагов? — Полюбопытствовал я, с опаской касаясь обода подушечками пальцев.

— Оно убьет тебя, — Устало улыбнулся он. — Совсем, на один день. А через день ты проснешься, здоровым и целым. Подгадай к вражеской атаке, используй кольцо с защитой, а потом и его. Будет немного больно, зато кольцо не оставит после себя следов и исчезнет. Не носи на руке, но держи рядом с собой. В жизни… Все бывает. Вот у меня было такое кольцо, у Федора, Тони, Кати, — зажмурил он глаза. — Поэтому мы живы.

— Извините…

— Папа, мне нужно килограмм сто авиационного алюминия, — деловитой стрелой внесся в комнату Федор, пронесся мимо книжных полок, по пути нагружая себя различными справочниками.

— Тебе зачем? — Удивленно спросил отец, наблюдая, как сын складывает поверх солидной стопки свежий каталог по сервомоторам.

— Для Бруно!

— Какого Бруно? — Настороженно уточнил он.

— Боевого Робота Убийцы Номер Один.

— Федор, немедленно объяснись!

— Да это не для меня, это Максим попросил.

— Максим! — Рыкнул папа.

— Да я хотел сделать робота, чтобы тот напал на школу.

— Какой хороший у меня сын, вы посмотрите!

— А потом мы бы с Пашей его вместе победили и помирились, — протараторил я, не давая вставить очередное едкое замечание.

— Ну… Не лишено смысла, — подавился новой фразой папа. — Хорошая идея.

— Правда?

— Нет!! Никаких роботов-убийц!

— А если просто робот? — Просительно уточнил я.

— Ма-аленький. — Тихо пискнул Федор. — С щеночком.

— Каким еще щеночком?!

— Ну, роботу нужен пилот, — важно заметил я.

— Так, стоп! Тишина! Все из-за щенка, да? Хорошо! Будет тебе щенок, но следить будешь сам!

— Ю-ху! — Подпрыгнул Федор, тут же ойкнул и завилял по комнате, стараясь не уронить всю стопку с книгами.

— Но никаких роботов-убийц!

— Ладно, — выдохнули мы с братом вместе.

— Удачи! Я в штаб! — протараторил брат, скрывшись с книгами за дверью.

— Максим, — с осуждением, будто мое имя — уже проступок, произнес папа. — Я рад, что ты подогреваешь интерес Федора к технике и нашему ремеслу. И я даже дам материалы для небольшого робота-игрушки… Но пожалуйста…

— Я все понял, никаких роботов-убийц. — Поднял я руки. — Придумаю что-нибудь еще.

— Мирное! Без жертв!

— Мирное, без сильных жертв, — со вздохом согласился я, дав себе небольшую лазейку.

Папа хотел было тут же поправить, но в этот миг со двора раздался азартный рык мотора, резкий взвизг шин и глухой удар бампера о дерево.

— Девочки! — Изменился папа в лице и мигом вылетел из двери.

— Какая разница, что у них нет ключей, если у Федора они есть? — Мудро заметил я, глядя из окна на покосившуюся яблоню, подпертую белым внедорожником.

А затем вернулся к столу, подхватил черное колечко в руку и поднес к глазам.

— Надеюсь, до тебя никогда не дойдет, — положил я его в нагрудный карман.

Глава 2

Черное полотно покрывало поверхность залива, грязной кляксой расползаясь вниз по течению. Изредка оно проходило низкими волнами, словно река под нефтяным кляпом пыталась вздохнуть хотя бы немного воздуха, но вновь теряла сознание. И каждая волна такой борьбы приносила на берег черную взвесь, окрашивая в траур бетонные сходы и декоративный пляж с некогда белым песком. Над портом не было солнца, оттого каждое пятно, без единого отблеска, казалось вырезанным из цветного мира.

Жуткое зрелище. Но у солидного мужчины, рассматривающего порт с обзорной площадки, было на уме совсем другое прилагательное. Дорогое.

Виктор Александрович Зубов, не смотря на типичную внешность борца, с толстой шеей, узким лбом при кряжистой и невысокой фигуре, уважал финансы гораздо больше единоборств. И состояние скопил не кулаками, а умением подбивать два скучных столбика с доходами и расходами. Внешность — она для деловых партнеров, предпочитающих наличные и ночную загрузку катерами.

Внутри же работал четко выверенный механизм, без труда жонглирующий неповоротливыми цифрами — стоимостью груза и страховых выплат, сметами на поднятие кораблей из воды и их починку. Издержки, связанные простоем порта соединялись с выплатами за вред экологии. Высочайшее недовольство местного князя тут же обретало ценник дорогих подарков. Любопытство журналистов закрывал крупный заказ на рекламу — достаточный, чтобы в новостном выпуске произошедшее описали всего двумя предложениями, показав старое фото порта, в солнечную погоду, без единого пятнышка на водной глади.

Много расходов, маленьких и крупных, наличными и перечислениями, подарками или обязательствами. Все складывалось в солидную сумму, но вовсе не фатальную — есть отдельная статья в бюджете, названная «непредвиденные обстоятельства», куда ежегодно отчислялась малая толика прибыли, чтобы однажды быть изъятой и с лёгкостью погасить трудности размером в два корабля и небольшую экологическую катастрофу. Так что, если бы в трюмах был только официальный груз, все на этом бы и закончилось.

Если бы не шесть тонн груза «деловых партнеров», в бронированных, огне-водостойких кейсах, спрятанных под обшивкой баржи, которые тараном танкера смяло, а последующим близким взрывом разнесло ко всем чертям — для начала по воздуху, а затем и смыло водой, основательно перемешав с нефтью.

Виктор Александрович любил точные цифры, но в данном случае мог только догадываться о стоимости груза — ни его характера, ни предназначения он не знал и никогда ими не интересовался. Все-таки, благородных кровей, и лучше не пачкать герб излишней информацией. Почти от любого обвинения можно скрыться за титулом и правильно подготовленными документами, но со своей совестью приходилось искать общий язык, чтобы не потерять честь — а вместе с ней и солидную толику Силы, от нее зависящей. Поэтому лучше было не знать — все эти годы взаимовыгодного сотрудничества.

Единственное, на что можно было опереться при расчетах — так это на заоблачную плату за тайный транзит, аккуратно и без единой задержки доставляемые в дешевых кейсах на один из дальних складов. И если подставить эти цифры в стандартный расчет, умножить на коэффициент риска, приблизительно представить ожидаемую прибыль… Выходило дорого. Очень дорого даже для бюджета целого благородного рода.

Разумеется, Зубов не считал потерянный груз своей проблемой. Вопрос в том, считают ли так же его деловые партнеры.

Простолюдины, добиваясь богатства, собирая под свою руку солдат, частенько начинают считать себя ровней благородным. Это заблуждение легко проходит в битве, когда Сила, заключенная в древней крови, планомерно отнимает жизни врага огнем или водой, землей или воздухом. До суеверного ужаса, до паники и бегства…

Но дело в том, что у простолюдинов, добившихся богатства и собравших под свою руку солдат, очень быстро появляются благородные хозяева. Игнорировать требования такого уровня уже не получится. Отчего-то Виктор не сомневался как в наличии хозяев, так и в том, что претензии обязательно последуют — ни один благородный род не упустит возможность получить должника.

В таком деликатном деле никто не будет идти в суд, не станет выслушивать историю про короткое замыкание в одном из перекачивающих насосов, опрашивать обескураженных капитанов, технический персонал или читать спасенный корабельный журнал. Экспертные заключения, с десятком штампов от столичных лабораторий, останутся не востребованными. Все ограничится личной беседой, роли в которой расписаны, ответы на любые доводы известны заранее.

У вас короткое замыкание? Вы плохо следили за кораблем, это ваша вина. У вас нештатная ситуация? Вы ответственны за нанятый персонал. Вы подозреваете диверсию? Вашей обязанностью была защита груза.

В самом деле, зачем ворошить бумаги, если сильный уже знает выгодное для себя решение? Слабому же остается выбирать между смирением и безнадежной схваткой.

Какую роль — сильного или слабого — доведется ему примерить?

Впервые Зубов пожалел, что его род так и не вошел ни в один клан, выбрав независимость и возможность вести дела с кем угодно, вместо стабильности и защиты. Метаться в поисках господина уже поздно — никто не любит, когда на его порог приходят с проблемами. Его, разумеется, возьмут, но заберут в клановую казну как бы не больше того, что могут потребовать хозяева груза.

Как бы пригодился сейчас живой виновник, способный говорить и каяться! Чтобы не глупая техногенная катастрофа была всему виной, а человек! И очень хорошо бы — из числа старых врагов его деловых партнеров, чтобы вместе с его головой отсечь все претензии в его, Зубова, адрес! А может, все таки найдется?

— Сережа, данные с камер достали?

Референт звучно откашлялся и шелестнул страницей блокнота.

— Виктор Александрович, записи со всех камер близлежащих зданий собирают представители княжеской охраны. Они обещают поделиться…

— Когда? — Встрепенулся он.

— После того, как порт будет очищен от нефти и наших кораблей, — с капелькой вины доложили ему.

— А на наших кораблях не было камер? — Раздраженно гаркнул Зубов.

— Были, Виктор Александрович.

— И где они?

— Так это… Половина потонула, половина сгорела, — растерянно сглотнув, вымолвил референт.

— Возьми наличные и обойди все магазинчики, все банки, все заведения в этом районе, где есть камеры. — Прикрыв глаза, распорядился босс. — Затем возьмешь помощников и выстроишь картину всех перемещений каждого человека в часовом интервале до происшествия. Бегом!

Почему им надо указывать, как делать их работу?! Или это он слишком нервничает? Зубов оправил рукой белоснежную рубашку в районе сердца и на минуту оставил там ладонь, высчитывая пульс. Стандартные семьдесят ударов, тело не боится.

— Виктор Александрович, к вам приехал сын, — тактично дождавшись, когда господин встряхнет руками после долгой неподвижности, сообщил подошедший слуга, поворачивая голову в сторону двух черных седанов возле заграждения, час назад выставленного на въезде в порт.

Зубов невольно улыбнулся, но тут же собрался и зорко оглядел пространство вокруг. Порт окружали три круга людей, и если первый — из числа его слуг и работников, выгребавших черную муть с берега — его устраивал полностью, а третий был достаточно далеко, чтобы его разглядеть, то второй круг, с портовыми рабочими, временно оставшимися без дела, не совсем соответствовал тому, что можно показать восьмикласснику.

— Разогнать зевак, подмести асфальт. Затем веди, — отвернулся он обратно к воде.

Он не был тут хозяином, но и тех, кто мог ему об этом напомнить, тут тоже не было.

Позади раздавались резкие крики разозленной охраны, сгонявшей недовольных и резких характером мужиков к ограждению. Зашуршали несколько метел, сметая пластик бутылок и окурки в сторону.

Грязь этого мира, видимая и скрытая — не для его сына. С возрастом ему придется столкнуться с разными сторонами жизни, и не все открытия будут добрыми и счастливыми. Тем ценнее детство, беззаботное и счастливое, организовать которое вполне под силу его отцу. В тайне даже от себя, Зубов-старший искренне надеялся, что жизнь его первенца пройдет в офисе, а не в забегах по всей стране, и налаженное дело не потребует от него влезать в темные дела. Хватит того, что отец всю жизнь карабкался вверх, пытаясь обеспечить герб и замшелые бумаги с привилегиями, на которые все плевали, капиталами и боевой силой — достаточной, чтобы его вновь звали на рауты, как равного, а дарованное прадедам право беспошлинной торговли было узаконено. Пусть сын просто живет, без потрясений и войн, без голода и крови, преумножая величие рода из кресла своего кабинета. Но для этого предстояло еще немало потрудиться.

— Привет, — буркнул сын, скрывая за угрюмостью волнение.

Виктор Александрович улыбнулся, рассматривая свою будущую копию — такого же основательного на вид и непростого характером. Правда, еще умеющего смущаться и испытывать вину — за полоску пластыря на носу, к которой невольно потянулся, за проигранную драку, после которой эта полоска появилась.

— Подранили тебя сегодня, а? — Подмигнул он сыну, получив несмелую улыбку в ответ. — Голова не болит? Не кружится?

— Нормально, — дернул тот в ответ плечом. — Адам Георгиевич смотрел.

— За что воевал? — Полюбопытствовал отец, с удовольствием взъерошив сыну волосы.

— Да, там, — отклонился в сторону Пашка, освобождая голову из под отцовской ласки, и неохотно отвечая в сторону. — Случайно.

— Павел Викторович! — Построжел Зубов-старший.

— Новенький у нас в класс пришел. Ходит, смотрит на всех с высока. — Забубнил под ноги сын. — Как-будто мы ему слуги, а он император.

— А имя у твоего новенького есть?

— Максим, — скривился Пашка. — Самойлов Максим.

— Из семьи Самойловых, — продолжая благостно улыбаться, кивнул Зубов. — Что мы знаем про эту семью?

— Н-но… — Поднял вверх удивленные глаза парень. — Но у них же Федор!

— А теперь еще и Максим, — одарив легким подзатыльником для хорошей памяти, уточнил отец. — Приемный сын, о чем было написано в новостном циркуляре месяц назад.

Павел замер, и вместо того, чтобы пригладить место удара, задумчиво почесал голову.

— Циркуляры пишутся, чтобы их вдумчиво и очень внимательно читали, — наставительно добавил старший. — А не использовали вместо подставки под кружку.

— Все равно бездарь, — тихо буркнул сын, но был услышан и награжден еще одним подзатыльником. — А что он!!! — Искренне возмутился Пашка.

— Не он, а ты, — вздохнув, положил старший ему руку на плечо. — Надо быть умнее, сын. Какая разница, есть ли у него дар? Я тебе больше скажу, у его семьи его тоже толком нет.

— Нет? — Паша недоверчиво вздернул голову, чтобы посмотреть отцу в глаза.

— Их сила в вещах, которые они делают. — поведал он первенцу. — И нам с тобой важно, чтобы эти предметы… Ну, продолжишь?

— Они не использовали против нас? — Предположил сын.

— Не продали нашим врагам с хорошей скидкой, — качнул старший головой. — А то и подарили бесплатно… Не надо с ними ссориться, сын.

— Я с ним дружить не буду! — Упрямо насупился Пашка, коснувшись пластыря.

— Ты опять меня не слушаешь, — недовольно поджал губы Зубов. — Не хочешь — не дружи.

— А как тогда? — Растерялся тот.

— Будет достаточно уважения с его стороны, опаски или немного страха. Пусть сам держит дистанцию.

— Этот вообще бояться не умеет, — буркнул Пашка.

— Он просто еще не видел, чего должен бояться, — подмигнул отец. — Вот представь, ты был бы ростом, как дядя Борис из охраны, и с такими же мышцами — стал бы он с тобой драться?

— Нет, наверное.

— А почему?

— Ну, дядя Боря сильный. Он его одним ударом в землю вобьет!

— Он увидел бы мышцы, увидел бы силу и ощутил страх, — одними губами улыбнулся Зубов. — Даже связываться не стал бы, верно?

— Но я ведь не дядя Боря…

— Ты сильнее, — потрепал он его по волосам. — У тебя есть дар. Только этот парень этого не знает. Он видит обычного парня без горы мышц, поэтому не боится.

— Но дар нельзя применять в обычной драке! — Возмутился Паша, вспоминая накрепко, в том числе ремнем, вбитые уроки.

— Тебе не нужно его применять, — терпеливо пояснил отец. — Когда человек видит такого, как дядя Боря, его воображение мигом представляет, как такая махина сносит его с ног. Заметь — он даже не знает, умеет ли противник драться! Так и тебе не нужно его калечить. Просто зажги огонь в руке, и разум твоего соперника уже будет чувствовать боль от ожогов.

— И он будет бояться! — Расцвел улыбкой сын.

— Уважать, — поправил старший. — Так маскируется страх у сильных людей. Этого будет достаточно, больше он к тебе не сунется. Может, сам начнет набиваться в друзья.

— Вот еще!

Виктор Александрович тяжело вздохнул, но упрашивать сына не стал. А ведь было бы неплохо иметь таких союзников.

— Весь мир держится на страхе и уважении, — продолжил он урок, выпрямляясь и закладывая руки за спину. — Наша задача поддерживать их. Во-первых, не лезть в те драки, где мы можем проиграть. Понял, о чем я говорю?

— Не драться на кулаках, — чуть поникнув, кивнул Паша.

— Вот именно. Иногда достаточно слов, чтобы противник проиграл в глазах окружающих. Не матерных, — тут же уточнил отец. — Не надо опускаться на уровень простолюдина, пусть он сам покажет свое образование окружающим и заработает их презрение.

— Я понял.

— Хотелось бы надеяться… Во-вторых, надо постоянно напоминать о своей силе! Для начала — однокласснику, потом этому городу, а потом и всему миру! Чтобы все знали, что с Зубовыми лучше не связываться!

С куражом, рожденным под восхищенным взглядом сына, Виктор выплеснул в сторону воды дикую смесь из воли и силы, перевитую с запредельным усилием. Это не его работа, и есть, кому ее выполнить быстрее и качественнее, но урок должен быть подкреплен ярким впечатлением — достаточным, чтобы запомниться на всю жизнь.

Черная поверхность залива пошла ощутимыми волнами, закручиваясь против часовой стрелки — первые минуты медленно, но с каждой секундой все быстрее… И будто бы поднимаясь в самом центре над водой!

Рядом восхищенно раскрыл рот сын, вцепившись в перила обзорной площадки. Зубов отметил это довольной улыбкой — как и то, что вокруг не оказалось ни одного равнодушного к происходящему. Только охрана дисциплинированно отвернулась от взбесившейся воды, бдительно наблюдая за подступами — будет им премия.

В небо над портом вытягивалось монструозное черное веретено, сотканное из нефти, собранной волей одного человека с десятка тысяч квадратных метров. Шипела падающая вода, гудел воздух под напором чужой воли, радостно вопил сын, сам себя не слыша за общим грохотом.

— Подожги его! — Наклонившись к уху сына, прокричал Зубов.

— А? — Не сразу понял Пашка.

— Поднеси огонь!

— Далеко! — Кивнул было сын, но потом отрицательно мотнул головой, оценив свои силы.

— Я верю в тебя! — Хлопнул он ему по плечу, на пределе воли продолжая удерживать заклинание.

— Хорошо, — не подкачал наследник, и, упрямо закусив нижнюю губу, зажег над ладонью крохотный огнешар.

«- Нормально, — с отцовой гордостью отметил Зубов. — Понимает, что хватит и искры, а так меньше силы и лучше контроль».

Огненная точка стремительно унеслась к стонущему в небесах веретену, стремительно исчезнув из виду — и только по сосредоточенному виду Пашки было понятно, что огонек еще жив и продолжает движение по прямой к цели.

Момент завершения пути крохотного огонька увидели все в городе — как полыхнул самый край, как огонь узкой лентой достиг вершины, скользнул кольцом вниз и будто бы взорвал огромный факел целиком.

Виктор до крови сжал зубами щеку, пытаясь помочь огню сына, нагнетая воздух волну за волной, и удержать конструкцию целиком. Свои силы он изрядно переоценил — но какой позор для чести, если все рухнет сейчас в воду! Ради славы рода, ради сына, ради чести тянул он из себя волну силы за волной, одержимый мыслью удержать волшебство в узде, и это ему пока удавалось. А через минуту, когда огонь основательно подъел часть массы, растворив чадным дымом по небу, пришло приятное осознание, что все у него получилось. За следующие десять минут нефть, вместе с тем самым неудобным грузом, обратилась облаком пепла и жирной пленкой, осевшей на воде и берегу. Мелочи, слуги подчистят.

— Вот так вот, сын, — ответил он улыбкой на взгляд, полный обожания. — Пусть город помнит, что такое стихийный «мастер».

— И боится! — С восторгом подхватил Пашка.

— Господин, — объявился откуда-то референт, слегка пришибленно глянул на босса и протянул ему белоснежный конверт с золотым вензелем. — Секретариат князя.

Чуть поникнув настроением, Зубов разорвал печать и, скривившись, вчитался в текст очередного штрафа за ущерб экологии.

— Но боятся не все, — вздохнул он, комкая бумагу в руке.

— А кто не боится? — Полюбопытствовал сын.

— Те, кого надо бы бояться нам. Но мы не будем, верно?

— Да!

— Мы будем их уважать и стараться держаться подальше…

Отец и сын медленно побрели в сторону стоянки. Большая, как у медведя, рука придерживала Пашку за плечи, чем тот с удовольствием пользовался, прикрыв глаза до вида узкой полосы асфальта под ногами, позволяя вести себя. В голове царило ощущение приятной пустоты, смешившей яркие эмоции восторга и гордости.

Тем неожиданней оказался резкий крик и сильный толчок в спину, буквально швырнувший наследника на асфальт. Тренированное тело привычно погасило удар приближающейся земли, разум откинул боль в ладонях, как досадную помеху и с кристальной четкостью начал вбирать в себя картины окружающего мира, доступные с невеликой высоты. Мир в пяти метрах вокруг искажала тонкая пленка сотворенной защиты, образуя купол с вершиной в метре над головой отца. А за щитом, вроде как, ничего не изменилось — не ревело рукотворное пламя, не гремели выстрелы, только сине-фиолетовые круги, плывшие по барьеру охранения, придавали порту тревожный вид — все-таки, высший цвет энергонасыщения…

Пашка решил было прижаться к асфальту ухом, чтобы получше прислушаться, но тут же охнул он резкого головокружения под соленый привкус во рту. Тут же ударило в грудь и больно обожгло прямо напротив нагрудного кармана — перекатившись на спину, Пашка резким движением отшвырнул раскаленный предмет, выдернув его из рубашки вместе с карманом. И с удивлением опознал в дымящем золотистом пластике сотовый телефон — весь вздутый, с полураскрытой крышкой, отчаянно чадящий неприятным запахом пластмассы. Откатившись в сторону и охнув от очередного приступа головокружения, парень остановился только у самой пленки барьера, тяжело дыша и с испугом переводя взгляд от сгоревшего телефона на линию складских зданий и обратно. И только через постыдные десять секунд догадался поставить собственный защитный барьер вокруг тела, виновато глянув в спину отца — глупо думать, что он этого не заметит.

Странное противостояние длилось вряд ли больше пяти минут — да и боролся ли кто с той стороны? Завершилось все тем, что Пашкин отец одним движением развеял щит, довольно потянулся на месте и обернулся к сыну, сияя улыбкой.

— А у меня телефон пожгло, — невпопад буркнул Пашка.

— Все пожгло, — удовлетворенно добавил отец. — Все телефоны, камеры, регистраторы. Всю технику в округе. И это очень, очень хорошо! — С воодушевлением завершил он.

— Почему? — Искренне удивился сын.

— Потому что это значит, что виновник нашим бедам есть. — Наставительно произнес Зубов-старший. — Осталось его только найти.

Глава 3

Неслышно провернулся ствол, высвобождая последний виток резьбы. Оружие аккуратно легло на стол, коснувшись полированной гранью мягкой поверхности расстеленной бумаги без единого звука, освобождая пальцы для внимательного и вдумчивого выбора патрона. Идентичные на вид, созданные в одной партии из одного материала, но совершенно разные по ощущениям — только один из пяти показался достойным выстрела. Остальные аккуратно сложены обратно — найдут себе цель попроще. Но сегодня нет права на промах, не будет шанса на вторую попытку.

Патрон занял уготованное ему положение. Чуть прищуренный взор легко отыскал затылок цели. Совместить линию прицеливания. Глубокий вздох, тело расслабленно. Выдох. Резкий крик.

— Ай!

— Ян, последнее предупреждение!

— Марья Степановна, это не я! — Полный негодования голос плеснул по классу.

— Еще раз повернешься, два за экзамен.

— Это Максим плюется бумажными шариками!

— Что-о? — Возмущенно оскорбился я, одновременно воссоединяя ствол шариковой ручки с колпачком.

— Это ты сделал! — Взбеленился Ян, доставая из пышной гривы волос скомканный в плотный комок патрон из листка бумаги и демонстрируя его классу.

— Я писал изложение по жизни и творчеству Антона Павловича Чехова! — Дрожа голосом от негодования, поведал я и экспрессивно махнул рукой.

— А это тогда что такое?!

— Вам виднее, это ваши волосы.

— Да ты-ы… Да я те-бя! — Зарычал Ян, дернувшись ко мне и неловко зацепив соседку локтем.

— Дуэль?

— Д-да!!! — Поднявшись из-за парты, выплюнул из себя он.

— Ну и отлично, — улыбнулся я ему и виновато поклонился его очаровательной коллеге по парте. Та смущенно фыркнула и отвернулась.

А мне соседки не досталось, увы. Да и парта — последняя, хоть и центрального ряда. Зато все затылки недоброжелателей как на ладони.

— Ян, выйди из класса! — Холод учительского голоса моментально сковал эмоции ученика — до арктической безнадежности и тоски. Даже меня легонько зацепило.

— Ну Ма-арь Степа-ановна-а…

— Тетрадь оставь, сколько успел, на столько и оценю.

Тоскливо скрипнула дверь за поверженным противником. Улыбка сама наползла на лицо — но я вовремя прикрыл ее рукой, изображая глубокую задумчивость о судьбе писателя.

— Максим, тетрадь на проверку.

— Да, Марья Степановна, — подхватив тетрадь, через мгновение бережно уложил ее перед глазами преподавателя.

— Хм, — через массивную оправу глянули на меня умные карие глаза. — Один в один?

— Хорошая память, — чуть виновато развел я руками.

— А знаки препинания где потерял? — Улыбнулась ледяная леди уголками губ.

— Я предпочитаю ставить их в самом конце, — доверительно поделился. — Для интриги.

— Какой еще интриги?

— Всегда есть шанс, что я поставлю их правильно, — вздохнул и отвел взгляд.

— Иди, ставь, — протянула она мне рабочую тетрадь обратно. — Интриган.

Вот только последнее слово было сказано совсем с другим смыслом. Но вроде, обошлось.

Сел на свое место и привычно оглядел класс, тут же наткнувшись на внимательный взгляд Пашки Зубова. Что-то он целый день на меня сегодня смотрит, но и сам не подходит, а когда я решил подойти замириться — угрем выскользнул в коридор, да так ловко, что не догнать. Явно задумал недоброе.

Хрипло запели динамики в коридоре, обозначая перемену. Странная тут школа — вместо резкого звонка целая песня, да еще перед каждым уроком разная. Зато не перепутать, какой сейчас по счету. Вот и сейчас вполне понятно — пятый и, вроде как, последний на сегодня, завершен.

— Тетради на угол стола!

Последний раз с тоской взглянув на расставленные запятые, отложил свой труд в сторону. Надеюсь, мне повезет сегодня… Если не с изложением, так хотя бы выцепить Пашку и поговорить. Вот он, кстати, пытается успеть записать какую-то мысль, пока учительница медленно вытягивает тетрадь из под его ручки. Сложив все вещи в кейс (а у меня есть кейс!), приготовился к захвату будущего друга.

— Можете идти. Максим, задержись.

Аж все поникло внутри от вида, как Пашка быстро складывает свои вещи в портфель (пф!) и вылетает из класса, глянув в мою сторону напоследок. Но ничего, от моей дружбы еще никто не уходил.

— Да, Марья Степановна? — Убрав хищный оскал, мило улыбнулся я преподавателю.

— Камеры, — изящный палец с острым ногтиком указал на завитушки в гардинах и портреты научных деятелей, развешенные по стенам. — Монитор, — указала она на плоскость стола.

— Здорово, — согласился, потыкав пальцем по иконкам экрана. — А вам тут, кстати, сообщение от Котика.

— Руки! Так вот, Максим, я прекрасно видела, что ты делал на последней парте. Эта запись так же есть в архиве школы. Ты понимаешь, к чему я веду?

— Можно получить копию? — Загорелся я взглядом.

Все-таки, навесом, через две головы и целый ряд! Федор точно оценит.

— Чтобы такого на моих уроках больше не было. — Прикрыв глаза, вздохнула она.

— Хорошо, — покаянно качнул головой, отведя взгляд.

Быстрее бы, пока шансы догнать Пашку не исчезли вовсе. Проще соглашаться.

— И перед Яном извинись. Никаких драк!

— Давайте вы мне просто двойку поставите? Можно две. — Поскучневшим голосом произнес я, отвернувшись к окну.

Темные тучи, лениво собиравшиеся с самого утра, разразились-таки ливнем, закрывая вид из окна потоками воды. Вот только Пашку это не задержит — его встречают на машине. Так что я снова опоздал с разговором. Может, обойтись без него? А можно ли подружиться без участия второго человека?

— Максим, ты меня слушаешь? Ты ведь намеренно его спровоцировал.

— Ставьте три двойки. — Качнул плечами.

— Ладно, пусть родители с тобой разбираются. — Обреченно вздохнув, прервала она затянувшуюся паузу. — Давай дневник, — требовательно потянулась рука в мою сторону.

— Вот, — положил я на стол одну из двух абсолютно одинаковых книжиц с императорской короной на обложке.

Опыт небольшого бизнеса уже научил, что лучше иметь несколько отчетностей, чтобы не портить настроение проверяющим.

— Пусть твой папа напишет мне ответ на этой же странице, — произнесла Марья Степановна, продолжая украшать красивым почерком разлинованный лист.

Провал. Хотя в поле для оценок не отыскалось ни одной двойки.

— Оценки за поведение ставить нельзя, — прокомментировала она мой удивленный и благодарный взгляд. — Но мое мнение о тебе будет выше, если драки не состоится.

Серьезный аргумент. Тем более, что Ян и без того достаточно напуган, так как знает, за что его будут бить. Да и отцу будет мало радости, если его снова вызовут в школу.

— Я подумаю над этим, — со всей ответственностью уверил ее, забирая дневник.

Вредно менять свое мнение на ходу, без серьезного и вдумчивого торга. Иначе ценить его совсем перестанут.

— Хотелось бы верить, — задумчиво произнесли мне в спину, когда я медленно и солидно удалялся к двери.

Впрочем, солидности той было ровно до закрытия двери, после чего последовал стремительный рывок на первый этаж, к парадному входу. Я все еще мог успеть за Пашкой!

Только и возле входа его тоже не оказалось — ни возле самой двери, ни около расписания, и даже в раздевалке не оказалось знакомой черной куртки.

— О, Максим, — окликнули меня с правой стороны обширного холла.

Рядом с массивными шкафами, за толстыми стеклами которых томились узниками шоколадные батончики и чипсы (когда-нибудь, я освобожу их всех), деловито управлялся с кофейным аппаратом Руслан Артемьевич — тот самый, с помощью которого нам удалось устроиться в эту школу. Хотя должность его я так и не узнал — в расписании его фамилии не было, а те учителя, которых я спрашивал, отчего-то добавляли слово «господин» перед его именем и кратко обозначали «в руководстве».

— А я тебя как раз жду, — протянул он мне пластиковый стаканчик, наполненный чем-то горячим и волнительно-шоколадным. — Угощайся.

— Спасибо, — с благодарностью отозвался я, прислушиваясь к горячей волне блаженства, устремившейся к желудку.

— Найдется пять минут на беседу?

— Да, — кивнул я. В самом деле, теперь спешить особо некуда.

— Тогда пойдем ко мне в кабинет, — улыбнулся Руслан и шагнул к лестнице на второй этаж.

Обернувшись напоследок, так и замер, глядя в открытую кем-то входную дверь. Там, во дворе, глядя в мою сторону, стоял Пашка, укрытый от дождя черным зонтом в руке охранника.

— Максим? — Поторопили меня.

— Эх, — с тоской глянул я на дверь, затем на горячее лакомство в своих руках, и все таки зашагал вверх — иначе неудобно как-то. Ладно, завтра поговорю.

— Присаживайся, — гостеприимно махнул он рукой на кресло напротив небольшого стола в крошечном кабинете на самом последнем этаже здания. Кроме стола, двух кресел и стальных жалюзи, выкрашенных в белый цвет, в комнате ничего не было — ни шкафа с бумагами, ни компьютера, ни других признаков, что тут кто-то работает. Разве что отсутствие пыли выдавало, что этим местом пользуются. — Как тебе в школе?

— Брату и сестрам нравится, — уклончиво сообщил я.

— Отлично, — воодушевленно улыбнулся Руслан. — Ведь главное семья, верно? Ради нее можно потерпеть мелкие неудобства.

— Да, — с настороженностью подтвердил, одновременно обдумывая, в какую сторону пойдет разговор.

Руслан Артемьевич не был плохим человеком, хоть и отказал нам два месяца назад, не пустив за ограду. Не стал он и хорошим после того, как заинтересовался моим даром и распахнул двери школы для меня и брата с сестрами. Обычный человек с собственными интересами, ради исполнения которых он готов улыбаться и поить шоколадом. А я достаточно вежлив, чтобы улыбаться в ответ. Но интересы у меня — свои, и они будут подороже горячего лакомства.

— Для нас вот тоже самое главное — семья, — сменив открытую улыбку на чуть грустную, произнес он. — Большая, огромная семья размером в целое княжество.

— Разве бывают такие? — Усомнился я в ответ.

— Сам посмотри, — тронул он жалюзи, указывая на город.

— Но там живут совсем разные люди.

— Семья — это забота, защита, взаимопомощь, любовь и память о предках. — Наставительно качнул Руслан Артемьевич пальцем. — Даже если люди не знакомы друг с другом, это не делает их чужими. Разные фамилии, цвет кожи, внешность — это все пустяк, если внутри человека есть понимание слова «родина».

— Но там, за окном, много плохих людей…

— Это гости, — прикрыл мужчина глаза и качнул головой, словно соглашаясь. — Плохие или хорошие — пока они соблюдают правила, им даровано наше гостеприимство. Мы можем быть им не рады, но пускаем в наши города, даем жить и работать. Придет горе, гости соберут вещи и уедут, а семья останется защищать свой дом. В этом и отличие.

— Мы будем хорошими гостями, — вежливо улыбнулся я.

— А я думаю, что вы уже в семье. — Поделился своим мнением Руслан и тут же выставил ладони вперед. — Это ни к чему вас не обязывает. У нас есть, кому защитить слабых и позаботиться о лечении больных. Сам город полон памятников и не даст забыть о славном прошлом. Но по моему мнению, если на школу нападут, ты станешь на ее защиту, — подмигнув, добавил он.

— Есть такой план, — подтвердил я его мысли. — Увидите хищного робота-убийцу — сразу вызывайте.

— Договорились, — хохотнул мужчина и тут же добавил без единой эмоции. — Только вот что делать, если вместо робота будет ракетный залп?

— А тут все застраховано?

— Разумеется, — подтвердил Руслан. — Кроме жизни учеников, жизни Федора и твоих сестер.

— Но ведь этого не случится? — Сжав пальцами край стола, тихо уточнил я.

— Мы постараемся, — со всей серьёзностью пообещал он. — Приложим к этому все силы, как и делаем всю свою жизнь. Но вдруг мы ошибемся? Вдруг между школой, Федором и ракетами останешься только ты?

— Это будет любопытно, — сухим голосом ответил, зажигая в ладони искру собственной Силы.

Я умел защитить себя, умел защитить пространство рядом с собой, но будет ли этого опыта достаточно, чтобы закрыть целый корпус? Отчего-то угроза, высказанная Русланом, совсем не казалась страшилкой или выдумкой. Он говорил о возможной беде так, как рассуждают о буйном соседе, уже не единожды пробовавшем входную дверь на прочность.

— Если бы ты умел пользоваться своей силой в полной мере, — кивнул он на мою руку. — Смог бы защитить всех. А то и направить ракету туда, откуда она поднялась.

Наверное, я должен был сейчас зажечься взглядом и просить научить, соглашаясь на все условия.

— Было бы здорово, — спокойно подтвердил я, ожидая продолжения и готовясь торговаться. Потому что если вам что-то предлагают задаром, то обычно это очень дорого обходится. А принимать предложение все равно придется. Потому что очень любопытно.

Руслан чуть улыбнулся и наклонил голову, с интересом меня разглядывая.

— Но если бы мы знали о атаке заранее, то ни одна ракета не поднялась бы в воздух, — с куда большим интересом продолжил он через минуту гляделок. — Мы можем научить и тому, и другому. Мы — не только школа, мы — род и клан Шуйских, — с мрачной торжественностью завершил Руслан.

— Не бесплатно.

— Что ты, денег абсолютно не нужно!

— А вот мне — очень бы пригодились, — показал я хитрую улыбку и выставил вперед сцепленные в замок руки. — Учеба потребует от меня времени и усилий, верно?

— Да, — недоуменно поднял он бровь.

— Мое время очень дорого, — с обеспокоенностью добавил, чуть наклоняясь вперед. — Я мог бы потратить его на бизнес.

— Да какой там бизнес, — с легким раздражением махнули в ответ рукой. — Газетки раздавать?

— Давайте сойдемся на том, что потраченное мною время будет оплачиваться так же, сколько я зарабатывал раньше?

— Стипендию хочешь? — Прищурился он. — Хм, на мороженое…

— Именно на него, — поддакнул я.

— Предложение принимается.

Мха-ха, мха-ха-а! МХАХАХА!

— Максим? — С легким недоумением окликнул Руслан.

— Ладони разогревал, — перестал я потирать руки и звучно откашлялся.

— К тому же, все это нанесет вред моей основной учебе. Я не хочу быть двоечником!

— Решим, — отмахнулся собеседник. — Школа полностью под нашей рукой.

Уф, прямо от сердца отлегло.

— Но не вздумай специально игнорировать учебу! — Построжевшим голосом отреагировал он на мою довольную улыбку. — Лично буду контролировать.

Предложение о полной отмене уроков так и замерло на губах, оставшись невысказанным. Эх.

— Тогда девочку. — Решительно высказал я свое последнее условие.

— Девочку? — Нахмурив брови, уточнил Руслан Артемьевич.

— Симпатичную и умную, — поспешил я уточнить. — А то мне не выдали.

— Где не выдали? — Сбился он, недоуменно подняв брови.

— Так в классе, — терпеливо пояснил я. — У всех есть, у меня нет. Несправедливо!

— А, соседку по парте, — ощутимо расслабившись, выдохнул Руслан. — Так значит, больше нет. — Пожал он плечами.

— Это не решение! — Категорично прихлопнул я ладонью по столу.

— Соседок не выдают, — улыбнулся собеседник. — Они — такие же ученики, как и все. Если кто-то захочет отсесть к тебе самостоятельно, тогда пожалуйста. Но силой этот вопрос не решить.

— Хм, — задумался я на мгновение. — Ладно, сам найду.

— Девочка должна быть из твоего класса! — Отчего-то запаниковал Руслан. — Добровольно!

— Хорошо, — покладисто заверил я.

Тем более, я уже знаю, у кого ее можно забрать. Интересно, как у нее с запятыми?

— Тогда взамен я прошу простить мне то, что я сделал, но о чем вы еще не знаете. — Смутился я, отвернувшись к окну.

— О как, интересная просьба, — с любопытством почесал он подбородок. — Мы где-то опять не досчитаемся двери?

— Нет.

— Так-так, — оглядел он меня с улыбкой. — Что-то разбил, признавайся?

— М-м, нет.

— Испортил?

— Можно и так сказать, — с неохотой протянул я.

— Ладно, давай начинать с чистого листа, — протянул Руслан Артемьевич мне ладонь для рукопожатия. — Договор?

— Договор.

Уф, а наставник волновался. Все будет хорошо с этими кораблями.

— Начинаем с завтрашнего дня, предупреди домашних.

Вниз я спускался в приподнятом настроении, и даже напевал что-то под нос, пока одевался в легкую куртку. Глянул ради интереса в окно, чтобы оценить силу дождя — и ощутил, как волна довольства сегодняшним днем захлестывает выше головы. Потому что на лавочке в школьном дворе, под широким зонтом, удерживаемым над самой головой, продолжал чего-то терпеливо дожидаться Пашка. Рядом переминались два охранника, один из которых держал зонт над подопечным, а второй удерживал абсолютно такой же над собой и коллегами, но даже не смотря на это — все основательно промокли под дождем, то и дело закидываемым под зонт порывами ветра.

«— Замерз, наверное», - пожалел я Пашку, и тут же оглянулся в сторону кофейного автомата. — «А вот и возможность помириться!»

Именно с такими мыслями я оплатил самую большую кружку горячего кофе, прикрыл голову и стакан кейсом и с улыбкой вышагнул во двор.

— Привет! — Дружелюбно поздоровался я, приближаясь к однокласснику.

Только тот смотрел совсем не добро и даже поджал губы, когда между нами осталось всего пару шагов.

— Смотри сюда! — Грозно крикнул Пашка, поднимая руку ладонью вверх и зажигая над ней ярко-алый шар огня.

Я не успел восхититься, как коварный огонь мигом поджег поверхность зонтика. Натянутая ткань тут же вспыхнула, в секунду разлетевшись на огненные лоскуты, один из которых порхнул прямо на волосы Пашке.

— Ох, е! — испугался я за него и перевернул стакан жидкости прямо на очаг возгорания.

На меня смотрели два крайне ошеломленных, испуганных, наполненных недоумением и болью глаза. Крик пришел двумя секундами позже.

— А-а-а! — Летело над двором от бегущего к калитке парня.

— Паша, давай дружить, — робко вторил ему я.

— Н-не подходи! — Донеслось из-за забора.

— Молодой человек, мы не оставим это просто так, — пригрозил мне охранник и поспешил за подопечным.

— Да я помочь хотел, — пожал я плечами, глядя на более спокойного, второго охранника.

— Я видел, — тяжело вздохнул он, стряхивая пламя с остатков зонта. — Только господин все равно будет в ярости.

И тихонько побрел к нетерпеливо бибикнувшей машине.

Не, так дело не пойдет — решил я для себя. В присутствии Пашки, подружиться с ним точно не получится. Значит, обойдемся в этом деле без него. Я решительно повернулся обратно к школе.

План, наметками вившийся на самой границе сознания, с каждым шагом вперед обретал цвет и глубину.

* * *

Две сотни килограмм веса поднимались над грудью, замирали под внимательным приглядом двух дюжих страховщиков и вновь опускались вниз, повторяя цикл раз за разом без рывков и дрожи в руках. Казалось, что человек под железом и вовсе не чувствует чудовищного груза, с равнодушием каменного голема исполняя подход за неполную минуту.

Олег Степанович Кочетов выглядел для подобного сравнения весьма подходяще — массивный, с размахом плеч в полтора метра и высотой в полноценных два, увитый рельефными мышцами, будто высеченными из камня, он казался античной скульптурой… А возможно, и был ей — украденной с постамента вандалами, разрисованной черно-синими чернилами татуировок и забытой на самом дне этого мира. Возможно, тогда-то разгневанный монумент ожил и через кровь и смерть начал путь обратно, на постамент величия. И, быть может, за десятилетия тяжелого труда ему удалось приблизиться к заветной цели вплотную… Но краски татуировок уже слишком сильно впитались в судьбу — такое не стереть, не вернуть былую чистоту, достойную созерцания миллионами. Единственное, на что он мог рассчитывать, вернувшись в место, где его похитили — запасники, плотное полотно, укрывающее от чужого взгляда и сожаление смотрителей потере отличного экспоната — легкое, без сильных эмоций, с привкусом досады, но не более. Потому что его постамент уже был занят другим.

Сам Олег Степанович о своем прошлом не вспоминал. Если бы камень мог бы думать, он мог бы взять фамилию Кочетов и считаться родственником — уровень переживаний, сомнений и уверенности соответствовал бы, как у братьев-близнецов. Человеческого в Олеге был острый ум и чувство прекрасного. Собственно, ради второго он и прикладывал ум, окружая себя шедеврами природы, техники и живописи, зачастую игнорируя ценники, прежних хозяев и закон. Отсутствие других присущих человеку эмоций, вроде страха и жалости, позволяло расширять коллекцию с завидной регулярностью. Впрочем, деньги оставались самым главным инструментом — простым, эффективным, а в последние годы весьма доступным. Дела шли очень хорошо. До сегодняшнего дня.

Кочетов поставил штангу на опору стойки, без особой спешки поднялся и прошагал через общий зал комплекса к душевым, игнорируя восхищенные взгляды посетителей-новичков, пришедших сюда за такими же мускулами. Большинство из них через пару месяцев достигнет генетического потолка и начнет хитрить, закидываясь химией в виде таблеток. Те, кого не устроит и этот результат, перейдут на инъекции — дорогостоящие, вредные, требующие постоянного использования и очень эффективные. В итоге кто-то получит рельефное тело и силу, красивое отражение в зеркале и свою порцию обожания в глазах новичков. Ну а Кочетов получит их деньги — препараты продаст его клуб, под улыбку и настоятельные рекомендации тренера.

Только это так — мелочь, легальное прикрытие совсем другой химии. Есть вещи, гораздо желаннее физической силы — Сила магическая, недоступная большинству по такому несправедливому и бесчестному праву рождения. Однако — всего одна таблетка, и потусторонняя мощь разливается по телу, даруя чувство неуязвимости, избранности, причастности к узкому кругу одаренных. Впрочем, химия не дает мастерства и знаний, так что ничего, кроме очень живучего мяса из неодаренного не выйдет. Вот если дозу примет тот, кто родился с искоркой дара… Минимум рост в один ранг гарантирован, а при постоянном применении — даже в два ранга, вплоть до заоблачного титула «мастер», со всей его чудовищной силой. А Сила в нашем мире легко конвертируется в деньги — за сильным и свободным одаренным моментально выстроится очередь из нанимателей, жадных до статуса телохранителя или желающих приобрести пугало для врагов.

Единственная беда — о потомстве можно забыть, но тех, кто уже настроился жить в роскоши, это мало волнует. Куда больше их страшит схватка с «настоящим» одаренным равного ранга. Еще более неприятным может оказаться профессиональный интерес аристократа к его внезапным успехам. Потому что оба этих события гарантируют «химику» смерть — в первом случае его убьет мастерство, во втором — гнев и ярость благородного. Но шанс на все это настолько незначителен, что…

Разумеется, такая химия строго запрещена. Разумеется, на нее все равно есть спрос. А значит, она страшно дорога и приносит огромную прибыль — достаточную, чтобы Кочетов регулярно выкупал экспонаты Sotheby's для своей коллекции.

Сегодня днем груз с полугодовым запасом химии пошел ко дну. Перевозчик развел руками и посоветовал покупать страховку.

«Досадно», — родилась мысль у человека-камня, замершего в душевой под холодными струями контрастного душа.

Еще более досадно, что химия уже была распределена по постоянным покупателям, за нее получены средства, а цех не сможет выдать новую партию раньше, чем через три месяца.

С точки зрения постороннего, не случилось ничего фатального — ведь деньги можно вернуть обратно, внимание властей к грузу не привлечено, канал перевозки не вскрыт, а клиенты никуда не денутся. Все верно, за исключением последнего пункта. Клиенты не примут оплату назад. Клиентов не интересуют причины и чужие сложности. Они захотят свою силу — в синеватых таблетках, в блистерах без надписей. И действовать будут, думая мускулами и рангом. Они поведут себя так не потому, что тупые или недалекие — их будет двигать страх, лишающий разума. Ведь пропуск дозы — гарантированное падение вниз. Целая толпа разъяренных, пока еще, «ветеранов», «учителей» и «мастеров».

Значит, придется обеспечить производство за месяц. Такое возможно — достаточно закидать «узкие места» техпроцесса деньгами, избыточно дублируя высокотехнологичное оборудование. Дорогие и запрещенные реактивы, запас которых так же пополняется с солидными интервалами, тоже реально раздобыть и протащить через таможню, оплатив золотом по весу. «Варщики» не откажутся на трудовой подвиг, если поманить пухлой пачкой резанной бумаги… Все решаемо.

Остается один вопрос — кто за все это будет платить? За потерянную партию, за оборудование, за накладные расходы, за реагенты, за работу, за недостачу прибыли, наконец? Олег Степанович обратился с этим вопросом к своим покровителям.

Там, за зеркальными окнами офиса-башни крупной газовой компании, его уверили, что он не зря все это время платил двадцать процентов от дохода. На этом беседа через электронный терминал с невидимым собеседником завершилась, и управляющий вежливо вывел его из кабинета. Быть может, действительно не зря. Но мутное ощущение бессмысленности встречи не покидало его с той самой минуты.

Постояв под водой еще пару минут, Кочетов решил дать покровителям еще неделю. А дальше он решит свою проблему сам, как делал все эти годы. Раз перевозчик взял груз, но не захотел отдавать его в конце маршрута — то отвечать ему. Олег Степанович знал, как убедить его в правильности данной мысли — достаточно выбрать правильный аргумент. И самым правильным в этом качестве будет единственный наследник Зубова, в целом виде или, если его отец упрется, по частям. Аристократа Кочетов не боялся — драгоценная химия производилась еще и для двух десятков собственных бойцов.

Из здания Кочетов выходил с готовым решением. Привычно подхватив за талии шагнувших к нему прекрасных девушек — шедевров от природы, одетых в шедевры модельеров и ювелиров, он загрузился в шедевр немецкого автопрома и отдал приказ водителю-профессионалу двигаться в особняк, признанный шедевром архитектуры средних веков. Как уже говорилось, Кочетов любил совершенство. Увы, его планы не всегда могли тому соответствовать.

Глава 4

Звенели в ушах слова из сочинения, рисуя картину золотой осени, самого его цвета, с еще не облетевшей листвой, теплыми деньками и синим небом над головой. Во всяком случае, вид на школьном дворе полностью соответствовал. Разве что крупное тело одноклассника, пытающегося укрыться среди веток высокого дуба, не особо вписывалось в общую картину. Но это дело временное — большая перемена скоро кончится.

— Ян.

Ветки тревожно ворохнулись, скрывая испуганный взгляд. Крона заскрипела, обозначая новую попытку забраться повыше, а лента срывавшихся на землю желто-красных листьев указала маршрут нового восхождения, уже третьего за десять минут.

— Ян, — выждав еще пару минут, с любопытством произнес я.

Сверху жутко захрустело, а верхушка дерева опасно наклонилась, подчиняясь потенциальной энергии (физика, второй урок) и отчаянным усилиям молодого примата (биология, первый урок).

— Ян, — оценив дистанцию до условной вершины, озвучил я и скептически почесал подбородок.

— Хорошо, я сдаюсь! — Панически раздалось с небес.

— Тогда слезай, — я покладисто улыбнулся.

— Н-не могу, — задрожал голос и ветви.

— Ян, — укоризненно произнес я.

— Хорошо-хорошо!

Дуб хорошенько тряхнуло несколько раз, заполнив воздух вокруг медленно падающим облаком листвы, из которого хмуро вышагнул одноклассник, на ходу вычесывая из гривы волос мелкие ветки и паутину.

— Твой портфель, — миролюбиво указал я на подобранный мною в процессе погони и пристроенный неподалеку ранец

— Спасибо, — выдал он после короткой паузы, настороженно поглядывая исподлобья.

— Обсудим условия, — повел я рукой, предлагая пройтись по школьной аллее.

Ян молча подхватил портфель и зашагал рядом.

— Шесть плиток шоколада, волейбольный мяч. — Я отследил выражение лица, в общем то, не имеющее ничего против, и добавил. — Пересядешь на другое место.

— Это еще зачем!

— Зато я не буду сидеть у тебя за спиной, — развел я руками.

— Но это ведь ты…! — Вскинулся он.

— Ян, но до этого ведь не я? — приподнял я уголок губ в ироничной улыбке.

— Ладно, — вздохнул парень, скидывая с плеча несколько прилипших к форме листьев.

— На этом недопонимание между нами, я думаю, исчерпано. Даже дуэль не потребуется, как считаешь?

— Ага! То есть, думаю, мир, — несмело улыбнулся он.

— Вот и отлично, — подвел я черту, слегка отступая назад.

— О, Руслан Артемович идет, — произнес Ян, заметив то же самое, что заметил я. — Явно не в духе и ищет кого-то.

На самом деле сложно не заметить плохое настроение, когда от человека за сотню метров шибает яростью, а кулаки то и дело покрываются всполохами огня. Но в отличии от Яна, я, кажется, знаю, кого он ищет. Во всяком случае — резко захотелось кушать, а это примета меня еще никогда не подводила!

— Ну, я побежал, — хлопнул я одноклассника по плечу, развернулся и побежал в сторону знакомого дуба. Он, между прочим, отлично себя зарекомендовал, и потому совершенно незачем искать альтернативу.

— Сюда! — Крикнул за спиной знакомый голос.

Предатель! Теперь одним мячом не отделается.

— Максим, — хмуро произнес с земли Руслан.

— Да-да? — Перегнулся я через толстую ветку.

— Ты почему не на уроке?

— Я на него как раз иду, — заверил его, продолжая карабкаться вверх.

— То есть как идешь? — С легким недоумением спросили снизу.

— По оси «игрек» я почти на месте.

— Чего?

— Это геометрия, там поймут.

— Максим, если ты не спустишься, я поднимусь за тобой!

— Отлично, вместе придем на геометрию, — буркнул я под нос, цепляясь за новую ветку.

— Хорошо, давай договоримся, — с подозрительной покладистостью произнес он.

— К-хм? — Наклонился я вниз.

— Ты спустишься, мы спокойно поговорим, как взрослые люди.

— Хм.

— И я не буду поджигать дерево!

— А вы умеете убеждать, — вздохнул я, без охоты спускаясь.

— Итак, что ты натворил? — Спросил он, пока я отряхивался от налипшей листвы.

— Уточните хотя бы день! — Возмутился я.

— Вчера вечером.

— Да в общем-то, ничего особенного, — но на всякий случай отодвинулся.

— Тогда почему от меня требуют срочно найти тебя живым или мертвым?!

— Уточните, кто? — Заинтересовался я.

— Директор!!!

— Нет, ну вариантов много в самом деле… — я солидным видом задумался, — а он сам ничего не говорил?

— Он под капельницей был.

— Хм. Кстати, есть отличный новый директор, очень рекомендую. Хотите, познакомлю?

— Максим… Так, стоп. Молчи, просто иди вместе со мной. Вот, руку мою возьми.

— А почему она холодная? Там ведь огонь был?

— Так у всех, — буркнул он, быстрым шагом направившись к корпусам.

— Ну не знаю, у меня не так, — продемонстрировал я.

— Максим! — Взвыл Руслан, резко дрогнувший на очередном шаге. — Еще немного, и я вспомню про второй вариант в «живым или мертвым».

— Все-все, я просто немного нервничаю.

До здания добрались прискорбно быстро, даже не успел толком привести себя в приличный вид, разве что принял выражение печали пополам с абсолютной невиновностью. Не помогло.

— Это он! — тыкнули в меня пальцем, стоило двери открыться.

Какая бестактность, а еще кабинет директора! Кстати, вчера мне кабинет казался гораздо больше — но это наверное потому, что сейчас в нем было восемь человек, хмуро смотревших прямо в душу.

— Людмила Семеновна, это точно он? — Спросил у секретаря мужчина в строгом костюме, примостившейся на уголке стола.

Сидячих мест в комнате было откровенно мало — стол директора занимал он сам, почему то откинувшись на массивное кресло и потирая левую часть груди через наполовину распахнутую рубашку. В кресле секретаря тоже все было привычно, а еще трех стульев для посетителей на всех не хватало, оттого остальные оккупировали подоконник и стол.

— Да, — шмыгнула женщина.

— Стоп! — С отчетливой болью непонимания раздалось над головой. — Вы можете толком объяснить, что произошло!

— Вчера после уроков этот молодой человек зашел в секретариат. — заговорил сосед секретаря.

— Он казался таким приличным мальчиком!

— И попросил воспользоваться электронной почтой.

— Шоколадку подарил…

— Людмила Семеновна, успокойтесь, — вмешался Руслан. — Дальше!

— А дальше разослал всем вот это! — грозно тряхнув в руке лист бумаги, учитель протянул его в нашу сторону.

На моем левом плече сильно сжались пальцы.

— По первому списку разослал!

— О-ох, — тоскливо донеслось со стороны директорского кресла.

— По первому списку? — Вкрадчиво повторил Руслан.

На правое плечо легла его вторая рука.

— Д-а, — дрогнул голос говорившего.

— А почему наша система пропустила такую рассылку во внешнюю сеть? — Мягко задал он вопрос.

— Это ведь… — запустил тот пальцы под воротник и парой резких движений выбил себе верхнюю пуговицу. — В общем…

— Очень интересно, — подбодрил его Руслан.

— На компьютере почему-то осталась… Была… Электронная цифровая подпись… К-княжеская.

В образовавшейся тишине можно было услышать, как хрустит ткань моего костюма в руках Руслана. Сам то я уже благоразумно вывернулся и тихонечко сползал вниз.

— То есть, все письма ушли за подписью Его Сиятельства?

— А-ах, — простонал директор, скрипнув колесиками кресла, тактически верно откатываясь подальше.

— И что же было в этом письме? — С обманчивой мягкостью, будто врач, заманивающий на прививку, спросили меня внезапно прямо в ухо, а плечи вновь попали в жесткий захват.

— Т-там был вызов всех школ, — вместо меня ответил учитель. — На соревнование за титул лучшей в Империи.

— Я все объясню, — откашлявшись и вновь заползая обратно в пиджак, заявил я солидно.

— Очень, очень интересно, — поддакнул Руслан.

— Соревнования проведу сам, приз тоже с меня. — Решительно обозначил я всю меру своей ответственности.

— О-ох…

— Выиграю тоже сам. Ну, вместе с Пашкой. Мне для дела надо.

— Максим, — с тихой яростью произнес Руслан Артемович, отпустив мои плечи и отступив на шаг назад.

И было в этом слове нечто такое, из-за чего все смотрящие в мою сторону вытянулись лицом и отчетливо посерели. Странно, когда твое имя пугает взрослых людей. В кабинете вновь повисла тоскливая тишина, которая вот-вот должна была разразиться неким решением — и ждали его, отчего-то, вовсе не от директора, а от Руслана.

Но в момент, когда слово должно уже было прозвучать, в идеальном беззвучии отбойным молотком прозвучал телефон. Странный телефон — бежевый, без номерного диска и клавиш, он занимал место на маленьком столике за спиной директора. И эта странность была настолько притягательна, что все взрослые оставались недвижимы, будто бы загипнотизированные, все семь резких гудков — ровно до того момента, как я поднял трубку. Кто-то же должен был это сделать!

— Аллоу? Директора? — Повернулся я к директорскому креслу.

— А-ахх…

— Он не может. Он при смерти. Меня Максим Михайлович зовут, — ответил я на приветствие очень солидного, неспешного и уверенного мужского баса на том конце провода. — Очень приятно. Совершенно с Вами согласен. Непременно. Немедленно, — соглашался я на совершенно логичные фразы. — Взаимно. До свидания.

Я положил трубку, с уважением глядя на бежевый аппарат, будто бы на недавнего собеседника, оправил бабочку и развернулся к остальным.

На меня смотрели восемь пар ошарашенных глаз. И даже директор ожил ради такого дела.

— Меня назначили новым директором и призвали решительно разобраться с творящимся тут бардаком! — Рубанул я ладонью воздух. — И первым своим решением я приказываю немедленно ввести в меню пюре и котлеты. Доколе..!

— Максим, — как-то совсем ошарашенно произнес Руслан Артемьевич.

У остальных лица отчего-то были совсем не лучше. Хм.

— И на двадцать процентов поднять заработную оплату труда персоналу!

Вот, лица уже приобрели осмысленность и некоторую задумчивость.

— Нет, это категорически!… - встал с места учитель географии.

— На тридцать. И первый урок можно проспать.

— А может и…, - собрался он было кивнуть головой, но наткнулся на взгляд Руслана и проглотил оставшуюся фразу.

— Это все недоразумение, — вымученно произнес он. — Все свободны, соберемся завтра в десять часов. Максим, останься.

— Разумеется, это же мое рабочее место, — я обернулся на тело в своем кресле и наткнулся на колючий взгляд свое предшественника. Н-да, как-то неловко вышло, надо бы сгладить. — Хотите шоколадку?

Судя по скрюченным пальцы, тянущимся к моей шее — не очень. Тут еще и Руслан тоже подошел опасно-близко.

— Ну, я пожалуй, пойду. — перепрыгнув через стол, подхватил свой кейс и скрылся в двери, устремившись туда, где меня точно не будут искать — на урок геометрии.

— Самойлов, опаздываешь, — попеняла учительница, когда я с солидной неспешностью, подходящей под новую должность, шел к своему месту.

По пути остановился возле парты Яна и внимательно посмотрел на него, дождался паники на его лице, похлопал по плечу, молча призывая к действию и остался ждать продолжения на задней парте. Ян обернулся, наткнулся на мой утвердительный кивок, резко выпрямился и все-таки потянул руку вверх.

— Да, Ян? — Поинтересовалась учитель.

— Разрешите пересесть на другое место.

— Чем тебе это не нравится?

— Пожалуйста, — растерялся он и принялся подыскивать причину. — Я тут отвлекаюсь.

— Ну пересядь, — недоуменно качнула учитель плечами.

Ян подхватил учебник, портфель и проковылял за последнюю парту в первом ряду.

— Разрешите сесть поближе, — тут же поднял я руку.

— Хорошо, — выдохнула она, недоуменно глядя на перестановки.

— Максим, очень приятно, — пожал я соседке руку и с удовольствием оценил удобство близости к доске, согретое место и приятный, хоть и еле ощущаемый, аромат духов.

Совсем другое дело!

— Татьяна, — благосклонно улыбнулись мне.

— А можно Таня тоже отсядет ко мне? — Возмутился Ян с последней парты.

— Я тут не отвлекаюсь, — гордо вздернула она подбородок.

— Класс, тишина. Страница двадцать три, шестое задание. Делаем в рабочих тетрадях, к доске пойдет Зубов, — тыкнула она ручкой в журнал.

— А Паши нет сегодня, — ответила его соседка.

— Тогда пойдет… — и перст судьбы вновь запорхал над фамилиями.

Много их там, и все разные. У нас раньше Ивановых было три штуки на группу, а тут у всех затейливые, я некоторые раньше и не слышал.

— Таня, не расскажешь мне о классе? Как зовут, где сидят? — Шепнул я соседке и с деланной смущенностью улыбнулся. — Я так и не познакомился. С меня шоколадка.

Отдам одну из тех, что должен Ян. Но для начала на отраву проверю — что-то он слишком возмущенно сопит, аж отсюда слышно.

— Легко! За первой партой Миша Дивеев, древесина и мебель. Рядом Аня Акчурина, она «р» не выговаривает. За ними Петр Бабичев, электроника, вместе с Олей Ижеевой, у нее скобы на зубах. Потом Артем Садовников, грузоперевозки, и Юля Антонова, у нее ноги кривые. И Ян Микадзе, импорт вина, раньше со мной сидел, — потупила она глазки. — А я спортом занимаюсь.

— Вторая парта! — Одернула учитель.

— Да, вторая парта! — Возмущенно поддержал Ян. — Рассадить их надо, Вера Леопольдовна!

— Ян, к доске.

С печальным стоном мученика потопал тот к доске. А вообще — неплохой сегодня день.

— А вы чем занимаетесь? — Шепотом спросила Татьяна.

— Захватываю мир.

— И как, получается? — Со смешком подначила она.

В этот момент дверь распахнулась, пропуская слегка растрепанную голову Руслана. Момент — и слегка обескураженный вид сменился торжеством, стоило ему разглядеть меня посередине ряда.

— Постоянно мешают. — грустно вздохнул, собирая вещи в кейс.

— Вера Леопольдовна, можно Максима забрать?

— Разумеется, — с улыбкой отправили меня на верную гибель.

Хотя по коридору шли мы спокойно, и двигались вовсе не в глухую подворотню или подвал, завершив путь в знакомом кабинете с одним столом и двумя стульями, с единственным окном, за стальными жалюзи которого город укрывался от наших бед.

— У нас проблема, — сделал он акцент на втором слове, с кислым видом глядя на меня. — И даже несколько.

— Да я понял, что идея была неудачная, — понурил я голову.

Я действительно чувствовал, что все вышло за пределы неплохой, в общем-то, затеи — организовать соревнование и выиграть его вместе с Пашкой. Я не видел в этом никакой сложности и действительно готов был все взвалить на себя, даже призовой фонд в сорок тысяч рублей имелся. Но, видимо, что-то сильно пошло не так, и если честно, пока не разобрался, где именно.

— Идея, — хмыкнул Руслан. — Отправить вызов лучшим клановым школам и лицеям империи?

— Зачем соревноваться со слабаками? — Пожал я плечами.

— Ох-хо-хо, — схватился он за голову. — Ладно бы инициатива школы, а тут вызов от самого князя… Словно насмешка, сомнение в их силах. Максим, школы «первого списка» на голову лучше нашей, мы в списке номер два, если тебе интересно.

— Это потому что у вас меня не было.

Тот поднял ироничный взгляд.

— Соревнования никогда не ограничиваются забегами, прыжками и прочим. Обязательны танцы, творчество, противостояние с природой.

— Чего? — Недоверчиво переспросил, придвигаясь чуть ближе.

— А ты думал, — хмыкнул он. — Со следующей недели начнем отбор представителей. Его Сиятельство повелел делать вид, что все так и задумано.

— Какой еще отбор? — Возмутился я.

— А вот так. Ты, к счастью, регламент не расписал, так что мы подсуетились вторым письмом. Проведем небольшое, скромное мероприятие, по одной команде со школы.

— Значит, записывайте команду — я, Паша.

— Сами записывайтесь, участие для всех открытое. — Отмахнулся он. — Лучшие будут нас представлять.

— Именем директора!

— Не, этот приказ еще старый директор подписал. Здесь нет твоей власти. И вообще, ты не директор, так что вот, подпиши, — деланно невозмутимо достал он листочек с заявлением об увольнении и ручку. — Формальности, — махнул он ладонью.

— Не, не хочу, — отодвинул я листок обратно.

— Пожалуйста, — отчего-то засмущался он и придвинул лист снова.

— Но я ведь не директор? — бумага вновь скользнула к нему.

— Разумеется. Но дело в том, что тебя случайно назначил Его Сиятельство и… — отвел Руслан взгляд. — В общем, Князь очень не любит отказываться от своих слов. Потому, очень тебя прошу — подпиши, — просительно завершил он.

— Да я директором себя неплохо ощущаю, — расположил я руки на животе и отклонился на спинку.

— А я тебя прикрою от Князя с этими соревнованиями?

— Скажете, что само случилось? — Грустно улыбнулся я. — Нет.

— Я могу тебя и уволить, — добавил он строгие ноты в голос.

— Так почему не уволили? — Развел я руками.

— Ладно, — проскрипел он зубами. — Я не могу тебя уволить, потому что тебя назначил Князь. Поэтому, пожалуйста, подпиши.

— Но я войду в отряд от нашей школы вместе с Пашкой?

— Нет.

— Тогда предложите мне что-нибудь, — щедро обратился я к нему, взяв ручку в руку и изобразив подпись над листком.

— Я постараюсь помочь тебе пройти отбор. Обучая! — Добавил он.

— Так, а еще? — Нажал я ручкой на лист, обозначив первую линию.

— Одноклассницу в соседки, — совсем обескураженно развел Руслан руками.

— Хм, — это ж в два раза больше запятых! Я на минуту задумался, обдумывая, как посадить вторую — слева от себя или обеих вместе. — Ладно.

— Точно? — Воодушевился он.

— Светлану.

Удивительной красоты девушка, встретившая меня в первый день, еще на летних каникулах, когда я только думал идти сюда учиться. Больше я ее не видел никогда — ни на следующий день, ни после первого сентября. И это действительно печалило — даже сильнее, чем разлука с Лайкой и котом Машком.

— Что? — Недоуменно поднял я взгляд.

— Светлана еще работает на вас?

— Да, — осторожно качнул он головой. — Только она уехала на следующий же день после знакомства с тобой, откомандировалась в дальний филиал.

— Вот.

— Но ей двадцать два, она вряд ли будет рада вернуться в восьмой класс…

— Так я подписываю или нет?

— М-м, — после некоторой паузы вымолвил Руслан. — Ты ведь понимаешь, что это должно быть и ее решение тоже?

— А вот кстати, какая зарплата у директора?

— Но думаю, я смогу ее убедить, — вымученно улыбнулся он.

Лихой вензель украсил документ, после чего бумага была мигом притянута на другой край стола, будто бы я мог передумать.

— И еще мне нужна парта на три человека, — остановившись на пороге, спохватился я.

— Да, конечно, — совсем не расслышав, автоматически произнес Руслан, с удивлением разглядывая подпись, очень похожую на слово «Император».

Глава 5

Люди дела бережно относятся ко времени, окружая себя циферблатами и часовыми стрелками, опекой секретарей и звуками электронных уведомлений. К бережливости с опытом примешивается изрядная доля суеверия — даже самый пунктуальный управленец отчетливо понимает, что все равно будет момент, когда течение реальности взбрыкнет и проглотит половину часа, заставив черкать записи в ежедневнике и перекраивать планы. Сколько ни гипнотизируй секундную стрелку взглядом, день будет идти так, как ему удобно — такие одинаковые секунды могут лететь под ритм заполошного сердцебиения опаздывающего человека, а могут растягиваться нервными минутами ожидания.

Время для князя Шуйского летело соразмерно оборотам колес его лимузина, раскручивая длинную стрелку до ста двадцати километров в час, под завывание сирен, игнорируя красный цвет светофоров. Благо, улицы в рабочее время были пустынны, и две автомашины, схожие как две капли воды, неслись к аэропорту без единой остановки, заставляя редких прохожих с любопытством провожать себя взглядом. У невольных зрителей было на это время — коварно-текучие часы отпусков, легкомысленный день школьников и студентов, застывшее время пенсионеров.

У князя же оставалось только то, что получается, если разделить расстояние на среднюю скорость движения, да и не в секундах это лучше мерить, а в делах, которые можно попытаться решить. Например, выработать позицию по совершенно неожиданному поводу — из-за которого его и пригласили в столицу. Видимо, время очень благоволило другим князьям, раз они за половину дня успели обсудить нелепый вызов-приглашение на детские соревнования, выработать общую позицию, сумели собраться вместе лично и вызвать устроителя на дружескую встречу. Неприятная оперативность, неприятное единодушие и неприятная ситуация в целом. Кстати, о ней.

— Руслан, возьми бумаги, — с солидной неспешностью произнес князь, передавая из стопки бумаг, размещенных на коленках симпатичной секретарши, красную папку.

Салон лимузина не отличался особым простором — пространство для пассажиров ограничивалось только широким диваном, на котором удобно разместились трое: сам князь в центре, его секретарь по левую руку и племянник по младшему брату, немного скованно примостившийся у двери справа. Весь остальной салон съедали толстые стены изолированной капсулы, предназначением которой было выдержать залп солидного калибра. Еще где-то там, за стенами, разместилось оборудование по фильтрованию воздуха, оружейные системы, аппаратура связи и ее глушения и еще много всего интересного (и довольно габаритного), без чего совершенно неосмотрительно посещать Москву. За то и любили лимузины — не за роскошь, а за возможность впихнуть внутрь побольше всякого и не выглядеть при этом танком.

— Отправишься к Самойловым.

— Я как раз хотел поговорить, — чуть воспрянул Руслан, принимая папку и не глядя размещая возле двери.

— Первый лист выучи, — проигнорировал князь, чуть отвернувшись в другую сторону. — Там очень красивый и убедительный текст, изложишь его Самойлову Мише наедине.

— Но…

— От себя ничего не добавляй, слова подобраны очень удачно.

— Ваше сиятельство…

— Думаю, Миша даже будет счастлив, что отделался так легко.

— Ваше сиятельство!

— Жизнь детей ценнее денег и свободы.

— Дядь Жень…

— Что? — повернулся к нему князь, сохраняя равнодушие на лице.

— Я прошу… Не для себя прошу. Прости их, — с жаром обратился к нему Руслан.

— В своем ли ты рассудке? — Приподнял бровь Евгений Александрович Шуйский, князь и владелец окрестных земель и городов на сотню километров вокруг.

— Так будет лучше для клана, — твердо произнес племянник.

— Для клана будет лучше, если у него появится уникальный слуга, — не согласился князь.

— Ради чего? Артефакты? Но он итак делает их для нас! — За плату. — поджал губы князь и растолковал, как маленькому. — А будет — бесплатно, всегда и только нам. Разница понятна?

— Выгода действительно кажется очевидной, — заторопился Руслан, краем глаза отметив столбик километража на трассе — до аэропорта оставалось немного. — Но только на первый взгляд!

— Слушаю, — князь изобразил слабую заинтересованность.

— Подневольные мастера никогда не стараются в полную силу.

— У нас есть, чем надавить.

— Я не говорю про сроки, — дернул рукой Руслан. — Не говорю про качество! Я уверен, Михаил всегда будет делать все идеально! Но шедевров от него мы не дождемся никогда! Да, мы не будем тратить деньги, но разве мы бедны? Что нам эти бумажки?!

— Ты их сначала заработай, — проворчали в ответ.

— Дядя, он все равно потратит их у нас! Если ему тут будет хорошо, он никогда не уедет, а значит деньги, которые мы возьмем для оплаты в нашем банке, он положит обратно в наш банк, изредка забирая, чтобы купить что-нибудь у нас же. Да это же то же самое, что бесплатно, дядя! Так зачем его ломать…

— Да затем, что за самозванство в мое время рубили голову! — Гаркнул князь, заставив вздрогнуть задремавшую было секретаря. — Подделка подписи — это не то, за что можно прощать. И не говори мне про возраст чада. Все повинны в делах своих, а за отроков повинен отец!

— Ваше сиятельство, в произошедшем есть и моя вина, — похолодел голосом Руслан, нарочито выпрямившись и посмотрев прямо перед собой.

— Не сиятельствуй мне тут! Есть на тебе вина, да. Полгода эта флешка у всех на виду болталась! Полгода! А если бы ее украли? А если бы ей подписали что-то пострашнее вызова на соревнования? Объявили войну, например?! А?! — Взъярился князь.

Скверная ситуация. Не все решения в школе мог издавать директор — был целый комплекс рядом со школой, маскирующийся под заводскую территорию. И работали там совершенно иные педагоги, для которых не существовало другого имени под документом, кроме княжеского — именно ему они клялись в верности и только он им мог приказывать. Но владетель земель так же не мог тратить свое время на пустяки, хватало вопросов гораздо более серьезных. Поэтому в качестве альтернативы в школьном сейфе появилась электронная подпись — ее было вполне достаточно для контроля над излишне гордыми, чванливыми, но слишком ценными специалистами. И если бы ее в один прекрасный момент попросту не забыли, оставив подсоединенной с тыльной стороны системного блока, да так и оставили на целые летние каникулы — ведь она просто была не нужна, ее никто не искал…

— Так может, хорошо, что… — осторожно озвучил Руслан.

— Очень хорошо! — Рубанул рукой князь. — Будет у нас свой артефактор теперь.

— Средний артефактор…

— У других и такого нет.

— …дети которого будут нас ненавидеть. Нам это нужно? — Упрямо сказал Руслан Артемьевич, глядя старшему родичу в глаза. — Нам нужно, чтобы отец разочаровался в сыне? А дети — в брате? Нам нужно, чтобы Федор Самойлов ушел в другой род, движимый злостью на нас? Зачем нам менять друзей на слуг?

— Они нам не друзья! И вряд ли ими станут! Все, молчи. Хорошо, — протер ладонью глаза князь и мельком глянул на часы. — Что ты предлагаешь? Простить?

— Простить, полностью, — категорично произнес Руслан. — Объяснить все последствия поступка, но простить.

— Ерунда, — фыркнул князь. — Зачем?

— Затем, что я взял Максима в свое обучение, — твердо продолжил Руслан. — Когда он вырастет…

— Будет еще один «учитель». Который может уйти своей дорогой, и все твои усилия уйдут вместе с ним, — перебил князь, поправляя одежду, завидев въезд в аэропорт.

— Когда он вырастет, у НАС будет еще один «учитель», - повторил за старшим он. — Увешанный от головы до пят артефактами производства своего отца и брата. Бесплатными, как ты любишь.

— Ну, ты хватанул… — Замер на секунду князь.

— Он их родич, — надавил голосом Руслан. — Они никогда не позволят ему умереть. Но он приемный, и ему будет позволено самому решать свою судьбу. В том числе, с кем дружить.

— Вот именно, что приемный! Чужая кровь! Я вообще полагаю, что от него откажутся, заслышав наши требования.

— У ребенка сегодня на руке было «Кольцо Хрофта». Чужим такого не дадут.

— А мне он его отказался делать, — невольно присвистнул князь, припомнив переговоры месячной давности и предложенную мастеру сумму.

— Что еще он откажется делать нашему роду, но сделает ради сына? — Чуть улыбнулся Руслан. — Я только еще одно забыл сказать — у парня ранг будет чуть выше «учителя». Совсем немного, — показал он пальцами крохотное расстояние. — Может быть, нам все же нужен такой друг? Или ты предпочтешь озлобленного сына слуги?

Машина остановилась, но князь не торопился с завершением беседы, глубоко задумавшись.

— Допустим… — буркнул он, разглядывая взлетную полосу. — Ты точно сможешь сделать так, чтобы он вошел в наш род?

— Для этого нужна будет признательность, а не уговоры. Для начала, за прощение…

— Я задал вопрос.

— Ваше сиятельство, я приложу к этому все усилия. Ваше сиятельство, есть кое-что, что может мне в этом сильно помочь.

— Ну? — Приподнял князь бровь.

— Светлана. Она сможет помочь в обучении и удержать от новых… г-хм… шалостей.

— У нее другой профиль, — отмахнулся он. — К тому же, ее влияние вне учебы…

— Светлана отправится в восьмой класс, — словно в холодную воду, решительно бухнул Руслан.

Рядом закашлялась секретарша.

— Ты, часом, не болеешь? — Слегка озадаченно произнес князь и даже приложил руку ко лбу племянника.

Тот увернулся и продолжил упрямо гнуть свою линию.

— Целители вернут молодость лицу, визажисты немного поиграют с прической и получится вполне достоверно. Добавим легенду эмиграции в раннем возрасте, странности поведения станут незаметны. Для Светланы привычно менять внешность и биографию.

— Руслан, это профессиональный убийца, — как маленькому, медленно сказал старший. — Если тебе нужен человек рядом с парнем, давай выберем сверстника из младших семей…

— Ради награды, она выполнит все в точности. — Уперся Руслан. — Не будет исполнителя лучше.

— Нет такой награды, — ответил князь, еще раз глянув на часы.

— А если я прошу вернуть ей ее жизнь и присягу, — не удержав легкую дрожь в голосе произнес Руслан. — Навсегда, по исполнению задания.

— Светлана — слишком ценный ресурс.

— Светлана сходит с ума, — мотнул головой Руслан. — Дядя, тебе должны были доложить. Два последних объекта ликвидированы с ничем не обоснованной жестокостью.

— Мне, допустим, доложили, — пожевав губы, произнес князь. — Вопрос в том, откуда ты… Не важно.

— Она больше не нужна клану.

— Она уникальный специалист, — не согласился тот.

— Который неизвестно когда сорвется. Ее даже исключили из евгенической программы.

— Мы всегда найдем нашему верному слуге место…

— Ей не понравится это место. Она его возненавидит, как и свои задания. Потому что определишь его снова ты.

— Не читай мне мораль, — строго оборвал его князь. — Я действую во благо клана.

— Я - тоже. Поэтому… Дай ей свободу, твое сиятельство, она заслужила… Пожалуйста.

— Допустим… Насчет свободы я подумаю. Но я не вижу причин, по которой ее стоит отправлять за парту. Это опасно, и ты уже сказал, почему.

— Это же школа! Дети, расслабление!

Князь скептически глянул на него.

— Она его боится, — словно не веря себе, сказал Руслан.

— Кого? — удивился князь.

— Максима. А Максим хочет, чтобы она сидела с ним. — Отвернувшись и явно ожидая услышать отказ на такой бред, с оттенком обреченности произнес племянник. — Я… Я надеюсь, он сможет ее излечить. Вернуть в то состояние, когда она не была Сиреной. Это ради нее тоже.

— Какой интересный молодой человек. Надо будет с ним пообщаться. — Протянул старший через некоторое время.

— Ты уже общался, вчера, по телефону. — Улыбнулся Руслан, воодушевившись тем, что отповеди не последовало. — Директором назначил.

— О как, — задумчиво округлил тот глаза.

— Но он уже подписал увольнение, — замахал племянник рукой. — Так что все в порядке.

— Ничего не в порядке! — Гаркнул для острастки князь. — Творят неведомо что, а сами листки на повышение заработной платы подсовывают!

— Это распоряжение нового директора.

— Какого еще директора?! Этого мелкого?! Да вы совсем рехнулись, все отменить! — От князя во все стороны шибануло плотной волной гнева и силы, накапливаемой еще с раннего утра.

— И котлеты тоже? — Уточнил Руслан, будучи в некотором нокдауне от выплеска.

Князь резко успокоился и встревоженно глянул на племянника, опасаясь за его рассудок. Действительно, слегка пережал с демонстрацией недовольства — вон, голова секретаря и вовсе безвольно откинулась на изголовье…

— Котлеты оставим, — добродушно, как полагается в таком случае, но продолжая беспокоиться, произнес князь.

— А Светлана? — Смутившись странным диалогом, Руслан поспешил перевести тему.

— Если ты ее уговоришь. Если ты гарантируешь, что это даст результат.

Руслан упрямо кивнул.

— Под твою ответственность, — принял решение Князь, мысленно списывая из баланса сил боевую единицу…

Впрочем, эта потеря все равно считалась, увы, неизбежной. Пусть неизбежный срыв произойдет под контролем. А если срыв заберет мальца… Князь не страдал всепрощением.

— А Самойловы?

— Аналогично. Теперь их полностью поведешь ты. Контакты, проблемы, нужды и требования — все на тебе. Взамен я ожидаю расширения ассортимента изделий, снижение цен и сроков…

— Дядя…

— Да делай, как знаешь, — с легким раздражением отмахнулся князь. — Но помни, что отвечать придется тоже тебе, — добавил он легкой угрозы в голос. — А теперь марш из машины.

— Спасибо! — Признательно обратился племянник, закрывая дверь.

А затем, будучи абсолютно счастливым, смотрел, как два лимузина вкатываются по трапу грузового самолета (потому что, как говорилось, передвигаться по столице в чужой машине — дураков нет), затем не удержался и совершенно по-мальчишечьи подпрыгнул, прихлопнув одним ботинком по второму и направился к другому самолету, стоящему поодаль — личному, как и полагается управляющему солидного кланового подразделения. Потому что нельзя назвать несолидным место, где учится — хоть и под чужим именем — наследник клана.

Князь был доволен не меньше — время оказалось достаточно милосердным, чтобы уместить всю беседу в десяток стандартных минут, а значит он не оскорбит ожидающих его столичных князей опозданием — не следовало давать повода для укоризненных взглядов и старческого ворчания.

Хотя всего этого в любом случае не избежать, как и намеков на пренебрежение, замаскированное под допустимую старостью фамильярность. Шуйские считались кланом второй величины, причем — шестую сотню лет, со времен отречения от государева ближнего круга и северной ссылки. Евгений Александрович находил бы это весьма забавным, если данная история не мешала ведению дел. Но увы — даже по прошествии половины тысячелетия, те события обидно аукались на имидже. Никого не интересовало богатство Шуйских, промышленность, успехи в науке и покровительство изящным искусствам — пожалуй, выложи Шуйские целую дорогу серебра, остальные князья только бы фыркнули, посетовав на чужое безвкусие, хоть и не адресовав эту фразу никому конкретному. Да даже построй базу на Луне — все равно, кроме шуток про новое место ссылки он бы не услышал. В общем, в те минуты, когда князь не находил данную ситуацию забавной, она его дико бесила. Например сейчас, когда его уже половину часа мурыжили в приемной зале Малого Великокняжеского дворца.

Личный домен третьего сына императора, как и остальных его родичей, был защищен от конфликтов именем царствующей фамилии, чем и пользовалась высшая аристократия, частенько устраивая на его землях встречи и рауты. Разумеется, как и за всякую услугу, за безопасность приходилось платить, хоть и не деньгами — всякий раз подобные сборы обзывали «конгрессами», «форумами» и иными модными словами, объясняя миру через телевидение и газеты, что собрались князья в очередной раз подумать, как сделать жизнь в Империи лучше. Что характерно — приходилось думать и делать, давать интервью журналистам и внимательно следить за обещанным. Иной раз подобные «улучшения» обходились весьма недешево, но что поделать — в другом месте крайне настороженных, подозрительных и агрессивных князей было не собрать.

Распоряжался во дворце лично хозяин земель — Великий Князь Сергей Дмитриевич. И, видимо, он тоже считал правильным намекнуть Шуйским на их место в жизни.

Хотя, быть честным, князь не видел причин для такого отношения. Там, шесть сотен лет назад его пра-предок просто исполнял свой долг.

Жил да был царевич, коему по праву старшинства было уготовано править страной. Да вот со здоровьем беда случилась — хворым рос малыш, болезненным. С годами народ начал пошептывать, что не годится такой для правления, бояре водили хороводы, грустно качая головами, да выписывая с чужбины могучих Целителей… Не помогало ничего — ни магия, ни молитва, ни лекарства. Потихоньку отходить стали от царевича самые родовитые, не мытьем, так катаньем на службу второму царскому сыну переходя. Чувствовали, что будет у страны новый государь.

Вот и охрану прежнему царевичу сменили, поставив род Шуйских во главе. Вроде как, одарили столь почетной службой, а вроде и задвинули конкурента, убрав от нового монарха подальше. К охране предок подошел ответственно, перетряхнув все дворцовое крыло, да своих людей на все места поставив. И, вроде как, царевичу даже полегче стало — аж радостно на душе. И очень подозрительно.

В столице с того дня отчего-то стали пропадать люди из бывших слуг наследника — не сразу скопом, разумеется, а по одному-двум в месяц, да может те и не пропадали, а к родне уезжали… Во всяком случае, люди Шуйского, скрадывая нового гостя для родовой пыточной, старались оформить все под отъезд, и денег для того не жалели. Не следовало привлекать внимание к сему царской охранки — не доверял ей предок. И, как оказалось, правильно делал.

Как тут принцу не болеть, когда с детства кормят чистой отравой? Никакой дар не поможет. Вот и повадились отказывать внутренние органы, ломая болью тело и судьбу мальчишки. Регулярное питание цинком и ртутью, как оказалось, обеспечивали князья, весьма рассчитывающие посадить на трон сына от другой царевой жены. И задумали они это настолько давненько, и было их так много, что обличительные речи старшего Шуйского, высказанные им пред ликом государевом и Думы Боярской, попросту стали отмашкой дворцовому перевороту.

В те годы, без всех этих телевидений и интернета, переворот — дело вовсе привычное, что на Руси, что в Европах или на восточных пределах. Народу доносили результат действа, скорбя по усопшему и радуясь новому мудрому государю. Был один Рюрикович — стал другой Рюрикович, даже грамоты переписывать не надо. Это сейчас скорости передвижения и информации запредельные — тронь имперскую семью, так вся страна поднимется, да еще свои же добавят, рассчитывая на государеву благодарность. Все эти договора дружбы, имперская аристократия, чванливо присягающая на верность государству, но не государю — все от того, что просто незачем. Вот если исчезнет в один миг вся связь в мире… Тогда, в полной информационной темноте обнажат клинки те же душегубы, что и раньше.

В общем, остался Шуйский-предок один супротив нехилой компании. Вернее, не совсем один — государя списывать со счетов тоже не следовало, как и его желание пожить подольше. Так и схлестнулись, перемежая стихийные атаки увещеваниями и гневными речами с требованием одуматься и покаяться. Князья начали подозрительно быстро кончаться — не вышло убить предка сразу (тот ведь царевича сторожил и был при зачарованном доспехе), да еще государь осерчал… Да и не готовились князья к такому повороту, не подозревали о готовящемся обвинении, так бы и людей своих подвели поближе, и дрался бы за них кто по моложе, да посильнее. Даже, вроде как, правда начала гнуть кривду, одновременно сокращая число стен дворцового терема, да основательно землю распахивая, каменные плиты подворья вскрывая…

Да тут весть пришла трагичная, отчаянным воплем из безопасного расстояния — наследника, болезного, убили. И замерли все. Да еще усмотрев общее замешательство, меж противоборствующими Патриарх вклинился.

С одной стороны, появилась еще одна причина продолжить драку. А с другой — толку от таких шахмат, где король обезглавлен на втором ходе, хоть и стоят все остальные фигуры.

Шуйскому-старшему стало попросту не за что воевать, его ставка на чудесное излечение наследника и последующую благодарность — оказалась бита. Разве что кипела внутри ненависть, готовая воплотиться в убийственном заклинании. К наследнику он основательно привязался, так что гибель его переживал так же сильно, как и смерть сыновей, которые должны были его охранять. Но за спиной еще были семьи родичей, жены, дети малые, так что гнев следовало упрятать далеко-далеко. Потому предок терпеливо ожидал от государя жеста или слова.

Государю же не резон было сокращать боярство — так либо сам помрешь, завязнув в родовых войнах, либо чуть позже с чужбины придут хищники, ослаблению соседа порадовавшись.

Мятежники опять же сориентировались мигом, ткнув в трупы на полу и обвинив во всем. Да и вообще они на государя не смели нападать, а бодались исключительно с Шуйским, так неудачно (или коварно?!) возле царя сражающимся. Мол, оскорбил он их своим обвинением, оттого возжелали его крови.

Тут и живой второй наследник влез, себя демонстрируя, да одновременно по любимому брату скорбя и к миру в недобрый час призывая.

В общем, кровь завершилась чуть ли не целованием в десны, пополам с уверениями в дружбе, которые тут же подтвердили жестокими и строгими клятвами, на коих тут же целовали крест — очень жить князьям хотелось — государь же ни слову не поверил. Да и, быть честным, достигли князья своего — посадили на трон здорового и сильного наследника. Многие всем сердцем полагали — великое благо устроили…

Про отраву, как выяснилось, мало кто знал, а отравителей в первые секунды Шуйский лично прикончил. Остальной заговор был, вроде как, во благо родины, ради ее процветания, а не ради разделения на удельные княжества и житье своим умом. Зря, что ли, «виртуозов» варяжских в свое время на царствование звали, да под одним началом собирались? Все ради выживания…

А вот прапра-много раз прадед оказался в неловком положении — так и стоял, смущенный, с вражьей головой в руках, удерживая за волосы. То ли бросить ее — голову эту, то ли уже все друзья и надо аккуратно на уцелевший стол положить. А на столе том — государева печать, слегка окровавленная после драки (неслабый боевой артефакт), но все равно неловко…. В итоге положил осторожно, сапогом прикрыв…

Там и настигли его признательные объятья выжившего царя, лобызание в чело, перстень с руки, шуба с плеч, да право основать клан (что означало княжий титул) и тут же подписанный указ на огромные владения за Камнем Уральским (от местечка Сорокино, кое даруется ему в вечную собственность, да сутки конным во все стороны). И одновременно — тихий намек отправиться в свои новые земли немедля. Предок в тот же день собрал род и отправился смотреть вроде как — награду, а вроде как — место вечной ссылки. Потому как не уживется он с новым государем, да и врагам там, за Камнем, не так просто до него добраться.

Все это его предок рассказал сыну — а тот своему сыну, а тот своему. Вот и дошло до наших дней. Да толку то? Остальные считают Шуйских главными виновниками резни, коих повесить бы, да государь милостив и по дальнему родству, да за былые заслуги заменил позорную смерть на прозябание в диких, необжитых в ту пору землях. Против нового государя восстал, пытаясь болезного на трон посадить и самому править! Бред, но историю пишут победители, в том числе — новый государь. Правду, разумеется, много кто знал, но защищать былых противников не стремился. Имперская фамилия тем более знала все, потому никаких гонений новый клан не испытывал ни сейчас, ни даже в те лихие годы — поначалу старый государь жаловал, продуктовые обозы да инвентарь на новое место отсылая, да потом и наследник в ум вошел, с возрастом ощутив признательность за сохранение жизни отца.

Иногда предку казалось, что вся эта история была создана самим государем, контролировалась им и постегивалась руками верных людей. Не могла быть охрана царская настолько слепа, да и Целители обязательно проговорились бы об истинном недуге царевича. Отчего-то нужен был правителю тот заговор, кровь и гибель гнилых князей, с заграницей уж слишком заигрывающих. Он свое, наверное, получил — вместе с целым сословием лично ему присягнувших бояр, аккурат и ставших «царскими», а позже «имперской аристократией». Хотел ли царь заплатить за это жизнью сына? Навряд ли, полагал скорее вылечить по прошествии событий — слишком сильно любят высокородные свою кровь, хоть и здоровьем их готовы жертвовать без меры. Думал ли государь, что вместе с сыном станут убивать его лично? Увы, в переплетении заговора сложно заметить несколько ниточек, созданных чужими руками. Такой вот выверт судьбы…

В учебниках по истории этот эпизод не упомянут вовсе, как и десяток, а может и сотня других. А на устах осталось только одно — Шуйские в немилости после заговора.

— Князя Шуйского в Бархатный зал!

Евгений Александрович оправил полы роскошной шубы серебристого соболя — той самой, с царского плеча. Разумеется, ее изрядно ремонтировали и перешивали, так что выглядела она вполне подобающе, вызывая уважение у молодых родов и дикую, тщательно скрываемую зависть у родов старых. Особенно у тех, за смерть предков коих шуба получена… Те как раз больше всех и плюются ядом про «изменников», и будут так делать еще тысячи лет. С историей у аристократии свои отношения — все оттоптанные мозоли тщательно записаны как бы не с самого сотворения мира.

Вот с восприятием действительности у них иногда бывают легкие проблемы.

Все знают, что Шуйские ведут жизнь затворников, изредка выбираясь на самые крупные мероприятия в империи. Некоторые полагают причиной этому немилость государя и, обсуждая это меж равными, начинают фантазировать про слабость клана, подкрепляя свои слова отсутствием фамилии в новостях, «серостью» рода, не влезающего ни в политику, ни в светскую жизнь. Им отчего-то мнится, что сила — в показной роскоши, безумстве юного поколения в модных салонах, дуэлях и мелких приграничных войнах. Большинству не приходит в голову просто посмотреть на карту и убедиться, что клановые земли Шуйских как бы побольше некоторых стран (предок в свое время наскакал на полторы сотни километров по предусмотрительно расчищенным дорожкам, безжалостно загоняя коней). Так бы, возможно, им стало бы понятно, что клану просто плевать на всю эту суету и хватает дел внутри собственных владений. Разумеется, деловые партнеры прекрасно о том осведомлены.

Другим же придется напомнить, что крайне вредно кормить собственную гордость вымыслами и заставлять князя ждать. Пусть даже эти «некоторые» великокняжеских кровей.

Невзрачный серебристый кулон чуть потемневшего серебра скользнул в левую руку. Подарок Самойловых в знак благодарности за гостеприимство, один из многих, делал нужное и крайне полезное дело — концентрировал волны гнева, переплетенные с Силой, не выпуская за круг в метр диаметром, одновременно сохраняя одеяния от воздействия воплощенных эмоций и ярости. Вокруг князя лениво заструились еле видимые желто-алые ленты пламени, вытанцовывая на самой границе условного круга, сопровождая каждый его шаг и жест. И вместе с ними передвигалась давящая атмосфера могущества, усиленная волшебством старого артефакта.

Над ухом еще раз прокричали титул и фамилию — затравленно, мажордом еле вобрал воздух в легкие, завалившись ослабевшим телом на раскрытую дверь.

В этом зале князь еще не был — не годилась крохотная, по дворцовым меркам, комната для больших приемов. Бархатная, лучше название не подобрать — и материал соответствует, широкими лентами разных цветов протянувшийся от потолка до пола, и сама комната лишена всех углов.

— Женя, вот кстати ты пришел, — одобрительно поприветствовал с кресла, не поднимаясь, кряжистый старик. — А мы только тебя… Вас ждем, — сорвался он, прочувствовав то, что ворвалось в комнату, старательно «прижимая» чужую волю к полу.

— Приветствую, — проигнорировав, обратился к присутствующим Евгений Александрович, не глядя ни на кого конкретно.

Кое-кто из присутствующих не уступал ему в силе, некоторые превосходили, но проняло, пожалуй, всех. Говорят, встречают по одежке — но родовитые куда больше доверяют внутренним чувствам и интуиции. Сейчас, судя по взглядам, его встречали опаской и невольным уважением. Единицы из молодых, да глупых, даже подняли щиты, тут же смутившись и убрав силу обратно.

Внешне же компания выглядела немногочисленной, но весьма представительной — около сорока глав княжеских семейств прибыли либо лично, либо направили наследников первой очереди. Впрочем, внешне первых сложно отличить от других — если смотреть на лица. Труды целителей помогали выглядеть старикам — молодыми, молодым — украшать себя солидными морщинами (полезно для переговоров). Гораздо проще было ориентироваться на шубы — наследникам невместно носить меха.

Расположились господа на нескольких диванчиках, расставленных дугой подле изящного белоснежного рояля, ярким пятном приковывающего к себе взгляды. Если соотнести фамилии сидящих, получалось наглядное пособие по географии империи — соседи по землям предпочли сесть вместе, иногда даже с некоторой теснотой друг для друга. Тут и союзнические отношения и общие вопросы, требующие неформального, личного обсуждения, да и вместе — оно как-то надежней, безопасней и представительней, особенно супротив других княжеских диванов-анклавов. Разве что отдельный диван в самом центре отличался — эти князья объединились по причине теплых чувств к князю Долгорукому. Так как встречу организовал именно он, то вероятно посчитал не лишним иметь несколько во всем соглашающихся с ним голосов на удобной позиции.

Некоторым из присутствующих диванов не досталось — из числа наследников. Те подтащили стулья от стены поближе к роялю, поглядывая то на друг друга, то с одинаковым осуждением, присущей молодости — на стариков, то с любопытством — на князя Долгорукого, единственного занявшего место прямо за роялем по праву устроителя встречи. Долгорукий неведомо откуда притащил гигантское кресло, совершенно не подходящее под окружающий интерьер. Эдакий трон — не меньше, но президиум обозначает надежно, с грацией топора.

— Здравствуйте, князь, — первым вежливо поздоровался Долгорукий и даже встал с места. Впрочем, подходить ближе не стал — слишком ранг высок, даже в сравнении с остальными присутствующими снобами. — Вам удобно будет присесть?

— Разумеется, — принял его предложение Шуйский, погасив ироничную улыбку.

Насколько же сильно им не понравился вызов, если ему сейчас поставили выбор между стоянием на ногах или же малоприятного движения через всю комнату за стулом — слуг в комнате не оказалось, диван ради него никто не освободил, а свободную мебель будто нарочно оставили у самого дальнего края. Тоже — указание места. Ну-ну.

Провернув еще один подаренный перстень на мизинце — на сей раз золотой, с зеленым камнем, Шуйский бросил его чуть позади, невозмутимо отреагировав на вспышку силы и столь же невозмутимо дождался, когда из мрамора пола прорастет ледяной трон, свитый из ажурных прозрачно-синих линий скованной стихии, скинул на него шубу, оправил полы черного, с серебристым шитьем, сюртука, и с безмятежной улыбкой присел, поправив рукоять старинного на вид револьвера, выглядывающего из поясной кобуры.

В установившейся абсолютной тишине было слышно, как протаивает, шипя, ледяной трон в ауре огненной силы своего хозяина, но тут же, движимый мощью артефакта, застывает вновь, украшая хрупкую конструкцию острыми ледяными клыками.

— Итак? — поинтересовался Шуйский.

Владельцы роскошных яхт, вызвавших к себе недалекого провинциала, разглядывали всплывшую рядом с ними боевую подводную лодку. Разглядывали весьма нервно — князь изволил расположить свое место вроде как и сбоку от диванов, но за их спинами, оттого приходилось выкручивать себе шеи. Можно, конечно, и не выкручивать, но тогда приходилось мириться с источником гигантской и недоброй силы, дышащей прямо в затылок, что не прибавляло настроения.

На благородных лицах то и дело отражалось возмущение, моментально сменявшееся опасливой задумчивостью — словно у посетителей океанариума с акулой, прознавших, что перед ними не бронированное стекло, и теперь их безопасность целиком зависит от настроения зубастого экспоната. Потому как все их спокойствие основывалось на железобетонной уверенности, что от конфликта участников удержит гнев семьи императора… Но Шуйские ведь и без того в немилости?

Скрипнул один из диванов — Ветлицкие, в лице их лидера, демонстрировали характерную прямолинейность, разворачивая диван боком.

Впрочем, были и те, кто прочувствовал угрозу, сравнил со своими силами, равнодушно хмыкнул — видали и сильнее — и продолжили тихую беседу меж собой, одновременно прислушиваясь к происходящему.

— Есть небольшие нюансы относительно соревнования, предложенного уважаемыми Шуйскими, которые требуют совместного обсуждения. — Вежливо улыбнулся Долгорукий. — Как вы знаете, наш, да еще многие другие лицеи, весьма многочисленны, множество наших учеников заинтересовались вашим вызовом… Особенно высказанным в такой оригинальной форме.

Шуйский чуть не скривился при всех — текст письма был действительно оригинальным.

— Больше сотни учащихся десятков благородных родов хотели бы поучаствовать лично, но их печалит заявленный регламент на одну команду от школы. — Продолжил Долгорукий и замер, предлагая Шуйскому предложить решение.

В самом деле, чтобы Долгорукие, да просили… Этот точно не впечатлился демонстрацией силы, но, к его чести, отнесся благожелательно. Действительно заинтересован в соревновании? Никаких каверз не будет? — ворохнулась слабая надежда. Быть честным, Шуйский не ждал от встречи ничего хорошего и видел ее суть совсем иначе…

— От Шереметьевых будут две команды или ни одной. — Неприятно прогудели с дивана, да еще с такой чванливостью, будто их участие будет великой милостью, а отказ превратит соревнование в сельские побегушки.

— Нами задумывались соревнования с определённым лимитом участников… — Проигнорировав комментарий, Шуйский по-прежнему вел беседу только с князем напротив. — Проработан план, территория. Полагаю, с вашим огромным опытом будут понятны сложности масштабирования.

— Поэтому я пригласил вас приехать, — обратился Долгорукий ко всем присутствующим. — Я бы хотел взять это замечательную идею себе и обустроить все наилучшим образом, без ограничения на число участников.

Целый валун свалился с сердца Шуйского. Не передать, какое облегчение прокатилось по телу — с него хотят забрать бездну проблем!

Беда соревнований вовсе не в проведении и награде. Их не проводят уже десятки лет еще из-за того, что раньше многие не стремились выиграть, а использовали формат под родовую месть. Дети ушли в лес, кто-то попал, допустим, в волчью ловушку, так кого винить? Организатора, разумеется. А то, что охотников в том лесочке уже сотню лет не было — никого не интересует…

— Относясь к вам с огромным уважением, — изобразив задумчивость, не торопился Евгений Александрович. — Полагаю, что вы действительно проведете все безупречно и на высочайшем уровне.

Долгорукий ободряюще улыбнулся.

— Тут и сравнивать нечего, — подали голос с дивана, демонстрируя, если судить по тону — чистое восхищение Долгорукими.

Ожили от первого впечатления, отыгрываются подначками. Тут никто снизу вверх смотреть не станет, не те люди. Но Евгению Александровичу было достаточно, чтобы не смотрели сверху вниз.

— То есть, вы не против? — Долгорукий бросил взгляд в сторону, и кое-кто закашлялся очередным, невысказанным на этот раз, комментарием.

— Однако наши приготовления, силы, вложенные в проведение, организация охраны, масштабное строительство нами произведенное, вы ведь понимаете? — Словно сомневаясь, продолжил князь.

При этом, у Шуйского не было сделано ровным счетом ни-чер-та! Но если им что-то от него нужно, то ни в жизни он не отдаст это бесплатно. Поэтому в последующей речи Евгений Александрович разливался соловьем, описывая будущие дворцы спорта и величественные сооружения, численность охраны и привлеченных высокооплачиваемых специалистов, с холодком ужаса представляя, что все это придется экстренно построить, если он перегнет палку.

— О, разумеется! Я найду, чем это вам все скомпенсировать. Думаю, за столь шикарную идею я внесу за все ваши команды вступительный взнос.

— Взнос? — Нейтрально поинтересовался один из сидящих на стуле — Вельяминова сын, если Шуйский не ошибался.

— Скажу верно, что вы все не против, если организацию соревнования, его программу, географию и награды возьмет на себя клан Долгоруких? — Как и полагается, молодой человек был проигнорирован. Без «разрешите, будьте любезны, не соблаговолите, проявите милость» к нему мог обращаться только равный.

— Бесспорно…Это лучшее решение… Теперь порекомендую сыну поучаствовать… Становится интересно…. - доносилось на разный лад.

— Для наилучшего проведения и подогрева интереса участников, а так же разумного ограничения на число команд, я предлагаю ввести взносы на каждого участника. Справедливо, господа?

— Не имеем ничего против… разумеется, князь… победитель получает все, а?

— Для победителей приготовлена достойная награда, — дипломатично улыбнулся Долгорукий. — Рад вашему единодушию. Раз так, с завтрашнего дня всем заинтересованным в участии можно вносить по сто миллионов рублей за команду из пяти человек.

— Сколько?! — Кашлянул один из представителей.

— У Вяземских кончились деньги? — Иронично прищурился князь.

— Мы имеем ввиду, не будет ли этого мало? — Резко оправил тот воротник. — Труд настолько уважаемого всеми нами князя…

— Мы проводим соревнование на добровольных началах и вовсе не нуждаемся в вашей… Помощи, — будто говоря о грошах, отмахнулся Долгорукий. — Мы планировали обратить взносы на благотворительность.

«Они детские дома золотом решили покрыть?» — меланхолично задался вопросом Шуйский. — «Многим (не из присутствующих — само собой) придется занимать деньги, а если вспомнить о родах, где кроме герба и гордости нет ни гроша, то спрос на наличные вскоре изрядно возрастет. Надо будет под это дело заиметь десяток-другой полезных должников…»

Титул еще не означал богатства. Даже княжеский — земли могли быть бедными, а хозяин плохим управленцем — например. Хотя богатство тоже не означало, что можно вот так взять и вынуть сотню миллионов — есть ведь бюджет, планирование, фонды, да и редко кто держит суммы просто на счету, ведь деньги должны работать, кружась по миру в облике товаров.

— Но раз вы настаиваете, то давайте объединим ваше предложение и господина Углицкого. Пусть взнос будет двести миллионов, половина которого отойдет роду победителя.

— Что?! — Возмутились уже с диванчика.

— Вы сомневаетесь в победе? — Деланно изумился Шуйский, подначивая.

Теперь точно будут лезть в долги, но не отступят.

— Командам с ваших земель, князь, можно не перечислять взнос, — благожелательно кивнул Долгорукий.

— В самом деле, раз они все равно к нам вернутся, — согласился Евгений Александрович, вежливо раскланявшись.

— Да никогда Гагарины не уступали Шуйским!… При всем уважении, но мой сын уже изволил участвовать, так что незачем ссориться, ведь есть еще второе и третье место… Призовые мы так же отдадим на благотворительность, нам будет достаточно победы… — громом разразилось бурное обсуждение пополам с хвастовством, лестью и железной уверенностью в собственной исключительности.

И все это под практически слышимый скрип извилин на тему «кого отправить так, чтобы при поражении отбрехаться?».

— Господа, — голос, пропитанный могуществом, ворвался в зал, вжав остальные звуки в бархат стен. Даже Шуйского проняло.

Его высочество цесаревич Сергей Дмитриевич поприветствовал всех милостивым наклоном головы, стоя в двери с ослепительно красивой рыжеволосой девушкой под руку — будущей невестой германских кровей (правда, о помолвке не сообщено официально, но резкий рост акций предприятий небольшого, но древнего семейства, лучше имперского циркуляра говорил о свершившемся факте).

Позади сиятельной пары потерянно переминался с ноги на ногу мажордом, робко заглядывая в кабинет через раскрытую дверь — по церемониалу ему не полагалось входить раньше принца, объявляя о прибытии стоя чуть позади, но и после него зайти не удалось, ибо весь дверной проем и еще несколько метров за ним занимала лазурная ткань края платья невесты, удерживаемая за кончики четырьмя пажами.

— Ваше высочество, — уважительно произнес Долгорукий, поднявшись с места.

— Мы проходили мимо и случайно услышали вашу беседу, — продолжил он, с интересом глянув на ледяной трон и вновь посмотрев в сторону рояля. — Нас радует ваше начинание, князь.

«Опять, — с тоской пронеслось у Шуйского. — Моя же идея! Хотя, черт, не моя…»

— Прошу, присядьте, нам право неудобно, — качнул принц рукой. — Ваша щедрость, господа, нами так же отмечена. Но в нашем доме, хозяину не пристало быть менее радушным, чем гостям. Посему, с разрешения уважаемого князя? — Приподнял он бровь на миллиметр, словно испрашивая разрешение — и тут же его получил легким кивком. — Мы желаем добавить Истринское месторождение алюминия к главному призу.

К принцу тут же прижалась невеста, что-то зашептав на ушко алыми устами.

— Прости, любимая, разумеется. — Улыбнулся он ей. — А от имени моей прекрасной спутницы — разрешение на строительство гидроэлектростанции подле месторождения.

— Ваше высочество, а можно ли начать строительство завода уже сейчас, не откладывая? — Изобразил озадаченность один из представителей. — Наш род хотел бы запустить добычу на нашем месторождении как можно раньше.

— Что это вы, а?!

— Разумеется, мы выиграем, — отмахнулся тот. — Соревнования — формальности.

— Так, никакой Углицкой рухляди на моем заводе не будет! — Возмутился еще один князь. — Никто не строит лучше Палецких, и для себя мы все отстроим сами!

— Стройте, но гидрогенераторы будут наши.

— О, вы слышали? У нас будут отличные гидрогенераторы! Хорошая новость для нашей станции. Завтра распоряжусь протянуть туда железнодорожную ветку.

…. - свою электронику можете выкинуть на ту же свалку, где подобрали…

… - ноги вашей не будет на моем месторождении! Этот хлам из прошлого века даже не подсовывайте, месите лучше бетон для моей станции…

Шуйский с оторопью наблюдал, как, будто с цепи сорвавшись, четыре десятка влиятельнейших людей в яростном споре выстраивают — пока еще виртуальные — горно-обогатительный комбинат и ГЭС. Из лучших узлов и механизмов, разумеется — самых качественных и надежных, дорогостоящих и современных, тут же выписываемых князем Долгоруким на лист, умощенный на крышке рояля. Ибо все абсолютно уверены, что это все достанется им, бесплатно — а значит нет смысла лоббировать технику свою или союзников, но гораздо разумей стребовать с проигравших самое совершенное, что у них есть. Ведь все считают, что строят для себя, а значит — никто и не заикнется об оплате.

— А мы поставим для ГОКа мельничное оборудование, — брякнул князь, дабы не отставать.

На него тут же посмотрел десяток осуждающих взглядов, напомнив, что тот вообще живет на реке и порекомендовав снабдить ИХ объект ЕГО системой АСУ и боевого охранения. Хамство! Хотя и приятно, что эту продукцию клана так высоко ценят.

— Еще у нас отличные беспилотники, — с гордостью вырвалось у Шуйского раньше, чем он прикусил язык.

Это уже не деньги, а гораздо ценнее — технологии! По счастью, за предложение не успели зацепиться.

— Господа, вы радуете нас, — вновь оглушительно — но одновременно тихо — вмешался принц, до того умилительно наблюдавший на сварой. — Мы выделим вам нашего человека, дабы стройке никто не мог воспрепятствовать. Эти чиновники, вы ведь понимаете, — закатил он глаза, сетуя на собственную имперскую аристократию.

— А чем мы наградим детей? — Озадаченно поинтересовался князь Долгорукий, наткнувшись на довольно забавную мысль — в самом деле, это все же ДЕТСКОЕ соревнование, а назначенная награда достанется роду-победителю, обойдя стороной виновников торжества.

Нет, у Долгорукого есть чем их награждать, и дети точно будут довольны. Но он обязан был намекнуть принцу, дабы не ставить того в неловкое положение по прошествии времени — назначая награды, он позабыл о главном. Хотя прозвучало, по канонам вежливости, как обращение ко всем.

— Билеты на новогодний имперский бал для первого и второго места, — опередил всех принц и тут же вслушался в слова своей спутницы.

Родители резко подобрались, оценив перспективу попадания детей на главные смотрины империи и сопредельных стран.

— … и ужин в кругу нашей семьи для команды победителя.

Быть представленным Императору в столь юном возрасте тоже стоило очень и очень немалого — для его будущего. А для рода — гигантский плюс к имиджу, возможность задать вопрос в неформальной обстановке, не опасаясь отповеди и гнева! Да даже просто присутствие за столом автоматически снимало опалу — и тут даже Шуйский задумался.

— Веселого вечера, господа, — откланялся принц, уводя свою прелесть из зала.

— Не слишком ли вы щедры, мой господин? — Вновь прижалась та устами к уху избранника, стоило дверям закрываться.

— У страны появится новый поставщик высококачественного алюминия, дополнительная генерация, доходы от налогов, — чуть иронично ответил он. — И на все это империя не потратит ни единого гроша. Всех хлопот — просто поскучать за столом со страшно комплексующими школьниками…

Глава 6

Веревка захлестнула шею спящего столба и резко натянулась, судорожно дернувшись в руках. Эта сторона сада скрывалась в темноте — дремали широкие проемы окон за закрытыми веками штор, сонно шелестел яблоневый сад. Никого, кто мог бы помешать одинокой фигуре взлететь по веревке на четырехметровые прутья забора и беззвучно спуститься вниз, прихватив веревку с собой. Несколько секунд абсолютной тишины и поиска нужного окна. В доме живут всего шестеро, потому отыскать жилые комнаты среди полутора десятков окон несложно — стекла оттерты от пыли, проглядывают новые занавески, а в одном из них удачно приоткрыта форточка.

Веревка вновь взлетела, чтобы поймать своей петлей кирпичный завиток на крыше. И вновь тишина — не услышал ли кто? Сад дышит перезрелым яблочным ароматом, и более — ни звука. Разве что доносится еле слышное позвякивание посуды, но то — с другой части дома, от обширного холла, залитого светом. Тому, кому есть, что скрывать, яркий свет противопоказан.

Осторожно приложить вес: для начала — повиснуть рукой, оставаясь на земле, затем потянуть веревку двумя руками, и только после этого дать левой ноге оторваться от земли. Вот и все тело повисает в воздухе — крепление выбрано удачно. Начинается неспешное восхождение, руки подтягивают тело до уровня второго этажа — ровно настолько, чтобы заглянуть в темную комнату, затем еще выше, к раскрытой форточке. А затем — скользнуть головой вперед, ловко удержавшись от шума и падения за ручку окна, затем о подоконник. Согнуть руки, вытянуть ноги с улицы и скользнуть вбок, чтобы через мгновение оказаться уже на ногах и внутри. Можно позволить себе тихий выдох и законную гордость — никто не заметил.

— Максим, ты где был?

Вот блин.

Из кромешной тьмы ближнего угла в сумрак под окнами, словно древний вампир из сказок, вышагнул домоуправитель. Он был мрачен, бел кожей, одет в черный сюртук и зловеще тянул ко мне руки, явно нацелившись на шею.

— Вы сейчас так на директора нашего похожи, — доложил я ему доверительно.

Учитель сбился на шаге, невольно оглядел себя и переместил руки на пояс, нависнув фигурой надо мной.

— А сейчас на завуча.

За наблюдательность был оглажен тугой волной воздуха, пролетевшей над затылком.

Щёлкнул выключатель настольной лампы, окрашивая серое теплым светло-желтым цветом. Вот и сюртук стал вовсе не черным, а темно-синим, а белая кожа наставника обрела привычный здоровой цвет. Только на лице все так же залегали серые тени под глазами, с тревожной заботой смотрящими на меня. Отчего-то стало нестерпимо стыдно, куда сильнее, чем перед Русланом Артемьевичем.

— А вам, наверное, уже из школы все сообщили, да?

Учитель коротко кивнул, выдвинул стул от стола и присел, облокотившись о спинку.

— Я ведь просил, звони мне, если что-то случится. Советуйся, перед тем, как что-то делать. — Прозвучал голос, полный укоризны, но без капли обвинения или злости.

— Так я звонил, только там абонент выключен или вне зоны. — Дернул я плечом.

Старик нахмурился и выудил из внутреннего кармана серый прямоугольник телефона. С досадой понажимал на клавиши, пытаясь пробудить его к жизни, потряс, хлопнул по коленке, потряс и чуть виновато констатировал:

— Сломался.

— Вот! — Взбодрился я. — Да все будет хорошо.

— Что хорошо?! «Приходи. Будем драться. Лучший победит. Учись рыдать». Что за диалект Мумба-Юмба?!!

— Зато ни одной запятой!

— Как ты мог подписать ЭТО княжеской подписью?!

— Да кто знал, что она там будет! — С жаром отстаивал я свою позицию — Я хотел просто написать «Император», а тут эта табличка вылезла.

— О-о-о, так нам еще повезло! — Схватился он за голову.

— Ну… Виноват, да. — Запнувшись, пригорюнился я.

— Виноват. — Припечатал старик ладонью по коленке. — И княжий гнев на семью навлек. И с Пашей своим никогда больше не помиришься.

— Это почему?

— Потому что станешь причиной его поражения, — покачал он головой. — Нет вещи хуже для дружбы.

— Да выиграем, — взбодрился я. — Там всего-то маленькое соревнование будет..

— Маленькое соревнование, — передразнил старик. — Нет больше никакого «Маленького соревнования»! Мне тут уже сообщили… Коллеги-учителя… — Отчего-то смутился он. — Со старого места работы. К-хм. Так вот, соревнования переведены на Всеимперский уровень, без ограничения на участие! С таким призовым фондом, что тебе представить будет сложно!

— Сколько кубических метров денег?

— А? — Сбился он и чуть удивленно посмотрел.

— Ну, какую тележку с собой брать, — пояснил я терпеливо.

— Максим, такие соревнования невозможно выиграть, — в тон мне произнес наставник. — Ты умный и хороший мальчик, но шансов нет. Вообще. Так теперь спроси себя — к чему привели твои поступки? Может, стоит очень сильно подумать, перед тем как делать? Думать, перед тем, как бить? Думать, перед каждым решением в своей жизни? Особенно когда твои поступки могут ударить по семье?

— Отец сильно расстроился, да? — После длинной покаянной паузы робко спросил я.

— Очень. — Немилосердно жестко прозвучал ответ. — На твою радость, князь очень хорошо относится к вашей семье. Удивительно хорошо. Иначе бы… Ты себе и представить не можешь. — Потухшим голосом завершил он.

И за этим «представить не можешь» таились настолько безрадостные картины, сами собой мелькнувшие перед глазами, что на мгновение проморозило все внутри.

— Я их там… Шоколадным тортом обкормил… Так что, может, еще убежишь от ремня… — Легкой улыбкой подбодрил старик. — Но лучше не бегай.

— Эх, — поделился я эмоциями с темным вечером за окном, раскрыл ставни и принялся сматывать веревку.

Резко раскрылась дверь, и вместе со сквозняком внутрь вошел отец, пропустив вперед сестер и чуть погрузневшее пузо.

— Я услышал голос… — Начал он, глядя на учителя, потом заприметил мой силуэт в окне и гораздо строже произнес. — Максим!

Отец схватился за пряжку ремня и дважды попытался вывернуть ее из под пресса живота

— Ладно, потом. — Задумчиво произнес он и вновь посмотрел на меня.

— Извините меня, пожалуйста, — потерянно сказал я, продолжая сматывать веревку.

— Максим, не надо! — Сорвался его голос а руки отчего-то протянулись в мою сторону.

— Да нет, надо. Я очень перед вами виноват, — настаивал я на извинениях, дергая канат и пытаясь его скинуть с зацепа на крыше здания.

— И вовсе не виноват, — занервничал папа. — Да ведь, девочки?

— Ага! — Пискнули хором Тоня с Катей.

— Я сильно вас подвел. — Покачал я головой.

— Максим, давай это обсудим позже. — Сглотнул отец. — А пока убери веревку, очень тебя прошу.

— А? — Удивился я, глядя на моток каната, кольцом свитого у меня на руках. Рядом зеркалил удивление учитель. — Да не, это не то, что вы подумали. Я по ней в окно залез.

Верхняя петля наконец-таки слетела с крепления.

— Уф-ф, — выдохнул Михаил и чуть присел, уперевшись ладонями в колени. — Не делай так больше.

— Не стану, — гарантировал я, будучи уверенным в своих словах. — Больше никогда не стану писать письма за чужой подписью.

— И это правильно.

— И никто не сможет. — Решительно кивнул я.

— Ну, за остальных мы не в ответе. Если у них там такой бардак с электронной подписью…

— В ответе, не в ответе, но я на всякий случай флешку с собой забрал. — Примерившись к мотку веревки и пространству небольшой комнаты, я все же решил выкинуть ее в темноту сада.

— Ай! — Тут же крикнула темнота голосом Федора.

— Он там что делает? — Тревожно перегнулся я через подоконник.

— Это что бы ты не сбежал, — виновато подсказала Тоня.

— М-Максим!!! — Взревели два голоса за спиной.

Резко захотелось яблок. А там еще Федор в беде, так что я мигом выпрыгнул вниз, приземлившись на ноги, прыжком достиг места падения веревки и Федора под ней.

— Да я сам выберусь, — Заверил меня брат и огладил живот. — Но потом. Там торт такой вкусный, я тебе кусок оставил, — доверительно шепнул он.

Но веревку я все-таки снял, положив ее Федору и себе под головы. Потому что над нами была красивая звездная ночь, и совершенно расхотелось куда-то убегать, даже от ярящихся в окне двух старших, то требующих телефоны (у учителя не работал, а папа оставил в гостиной), то немедленно вернуть флешку, то хором обещавших лишить здоровья. Но и они довольно быстро утихли, заинтересовавшись нашим молчанием.

— Максим, Федор, у вас все хорошо?

— Не очень, — ответил я правду.

— Что с Федором? Что-нибудь нужно?!

— Воды, — простонал Федор.

— Сейчас, одну секунду!

— И еще торта… — Совсем жалобно продолжил брат.

— Уже несу… Что?!

— Ну, я пойду, наверное, — сказал я звездам и Федору.

Попытался встать и от сильнейшей вспышки боли тут же рухнул на землю.

— Кажется, ногу подвернул, — отплюнув кусочек травы, подмигнул я испуганному брату, попытался встать снова и потерял сознание.

* * *

Ветер промораживал комнату сквозь распахнутые ставни, оглаживал выцветшие шторы, скрипел старой рамой с облупившейся краской. Он был тут хозяином, а вовсе не два теплых человека, замерших подле окна, стоя друг за другом, слепо вглядываясь в закатные очертания порта. Ветер ругался на незваных гостей, шипел им в уши, выталкивал порывами ветра, дергал за рукава костюма и платья, кружил мимо, от ярости завывая в коридоре за приоткрытой дверью и вновь принимался обходить утлую обстановку комнатушки, дотрагиваясь до всего вокруг. Это все его! Десять лет его!

— Десять лет назад мир казался больше, — почти беззвучно шепнула девушка.

Она пришла в эту комнату первой, ради одиночества, тишины и памяти.

— Мир слишком мал, чтобы сбежать от себя. — откликнулся мужчина за ее плечами.

Он вошел на пятнадцать минут позже, ради встречи, беседы и общей памяти.

— От вас тоже не сбежать.

— А я думал, это было приглашение? Ты ведь знаешь, что за домом следят.

— Почему я должна это знать? — С тихой яростью развернулась Светлана, тускло блеснув сине-серой полоской лезвия в левой руке.

— Потому что мы обещали сохранить твой дом в целостности, — спокойно отреагировал мужчина, не отшагнув ни на шаг. — Десять лет назад.

— Здание скоро развалится, — отвернулась она к окну, пряча до поры лезвие в длинном рукаве платья. — Хорошо же вы следили.

— Оно такое же, как и было. Его хотели ремонтировать, но тогда бы оно стало лучше. Хотели снести, но мы не дали. Твой дом стоит, твоя комната в том же виде, с распахнутым тобою же окном. А над временем мы не властны. Никто не властен.

— Очень жаль, — тихо шепнула она. — Я бы хотела вернуться на десять лет назад…

— И ударить того заблудившегося мальчишку кирпичом по виску? — заинтересовался Руслан.

— Нет! Просто обойти стороной!

— Вряд ли бы получилось, — скептически хмыкнул мужчина. — Он ведь тебя уже заметил, такую продрогшую и голодную. Все равно попытался бы накормить.

— Тогда не встречаться никогда! — Чуть не столкнувшись лицом, повернулась она корпусом и с вызовом посмотрела в глаза.

— Свобода манит сытых и обеспеченных. — Не согласился Руслан. — Десять лет назад ты узнала, что можно не убивать ради еды.

— А затем делала то же самое…

— Был ли это чужой выбор?

— Да! — и вместе с ответом взвыл ветер на улице.

— Мой отец предлагал многое доброй девочке, проводившей заблудившегося мальчика обратно.

— Но у девочки был дар!

— Верно, — не стал спорить Руслан. — Потому все ограничилось предложением службы роду и клану.

Светлана вздернула голову, готовясь бросить сквозь зубы что-то резкое, но собеседник успел быстрее.

— Вместо того, чтобы вернуть домой с подарками. К твоим родителям, как было бы по закону. К тем, кто числился твоими родителями.

Девушка дернулась и, до крови закусив щеку, отвела взгляд.

— Кажется, ты этого не хотела. Тогда, десять лет назад? Ты была рада службе, рада обменять свободу на сытость и тепло.

— Но я не знала! — упрямилась она, пытаясь согнуть взглядом чужую волю.

Но куда там — не вышло десять лет назад, против мальчишки с серьезным и заботливым взглядом. Не вышло и сейчас. И взгляд… Он не изменился…

— Знала, — мягко погасил вспышку Руслан. — И в тот вечер, на пороге сияющей, лучшей жизни, была готова уничтожить любого, кто встал бы на твоем пути. И после, когда тебе подарили сережки, а ты спрятала их под подушку, а сама легла с портняжным шилом в руке. И затем, когда кружила в платье перед зеркалом, не позабыв закрепить нож за поясом.

— Да любой бы…!

— А затем наш психолог два часа беседовал с тобой, перед тем, как передать старшему коллеге.

— Не было никаких психологов!

— Тетя Руня, медсестра. А потом и доктор Павел Аркадьевич. Мы не принимаем решения просто так. Для постройки дома, должен быть надежный фундамент, иначе все рано или поздно разломится под собственной тяжестью.

— Я сломалась…

— Устала, — не согласился Руслан. — Как этот дом. От времени, от холода и одиночества внутри.

— Пора сносить? — Грустно улыбнулась Света.

— Как можно? Такого важного и крайне высококлассного специалиста! — тоном своего дяди ответил Руслан.

Светлана сбледнула.

— Шутка, — подмигнул он. — Есть вариант получше. И… Мы, конечно, не властны над временем. Но отправить тебя на десять лет назад, пожалуй, сможем.

Девушка нахмурилась, пытаясь прочитать мысли чуть повеселевшего мужчины.

— Тринадцать лет, симпатичная школьная форма, косички. Волосы, думаю, оставим твои же, — задумчиво оглядел он ее макушку. — Они у тебя красивые, недаром ему понравились.

Светлана посмурнела еще сильнее, сжав ладони в кулаки.

— Ну а главное — свобода. — Откровенно скалясь, Руслан мечтательно растянул фразу. — Полная свобода, с возвратом всех клятв.

Девушка дернулась и совершенно ошарашенно посмотрела ему в глаза.

— Наше слово. — резко посерьезнев, подтвердил мужчина.

— К-кого я должна для этого исполнить? — сглотнув, пересохшим голосом спросила она.

— Нет-нет, убийство лишает свободы. Чтобы ее вернуть, придется дружить. Только так.

— А…?

— С одним нашим учеником.

— Готовите очередного головореза в этой вашей милой школе? — Взяла себя в руки Светлана, хмыкнув от знакомых мотивов.

— Вообще-то, нет. — На зло ей вновь заулыбался Руслан. — Но одному мальчику в восьмом классе очень не хватает соседки по парте. И настоящего друга, который оберегал бы от каверз и одергивал от необдуманных решений. Так что пойдешь на три года в школу, снова за парту. Разумеется, новые документы, железобетонная личность от самых яслей и все такое. А потом — свобода. Честно. Без оговорок.

— Н-но…

— Князь выделяет личного Целителя, в ранге «мастер». Будешь девочкой-конфеткой. Веснушки хочешь?

— Вот еще, — фыркнула, скрывая довольство, Светлана. — Три года? И всего то? Погоди… А в чем подвох?

— Да нет никакого подвоха, — оставаясь спокойным, Руслан таки допустил суетливость.

— А у тебя глаз дергается.

— А у тебя бы не дергался, после того, что он натворил! — Вырвался вопль отчаяния.

— Кто он? — Жестко хлестнул вопрос.

— Мальчик. Перспективный.

— Р-руслан!

— Вы знакомы. Его зовут Максим.

— Сразу нет, — отшатнулась девушка.

Руки невольно покрылись зябкими мурашками, а из памяти на мгновение выплыло ЭТО. Волна паники хлестнула из глубин души, смешивая причины и доводы, оставляя желание бежать и прятаться.

Десять лет назад, она не первый раз выходила на ночной промысел. Не первый год. И там, в этом скорбном стаже, о котором не знал никто и не узнает никогда, было выкристаллизовавшееся на страхе и интуиции понимание, взлелеянное умение, не раз спасшее жизнь маленькой девочке, а затем — девушке, женщине. Умение, которое позволяло определить опасность человека — и не важно как он выглядел, простым ли забулдыгой в потрепанном плаще… под которым могли быть погоны и оружие. Или стариком с плохонькой тросточкой… ручка которой легко выскальзывала вместе с трехгранным клинком — оружием «хозяев» ночной гильдии. Все тело пробирало страхом — от легкого мандража, до крупной дрожи, стоило вставить опасную личность в криминальные планы. Позже она научилась преодолевать это чувство, доказывая себе с помощью скальпеля и ланцета, что перед ей всего лишь мясо, закрепленное на костях…

Маленький милый мальчик, так невозмутимо взявший ее под руку, казался таковым ровно до той секунды, как она, от удивления такой шустростью, привычно попыталась применить свое умение к нему. Из комнаты Максим выводил ее, безвольную от первобытного ужаса, немую от страха, с мольбой цепляющуюся за удивленные взгляды остальных. ОН шутил — она смеялась, потому что ОН хотел, чтобы она смеялась, и так было БЕЗОПАСНО. ОН вел — и она безропотно распахивала перед ним режимные, запароленные двери закрытого крыла. И сбежала, как только появилась такая возможность — сначала в другую часть здания, а потом на самый край страны. От одной мысли, что ЕГО можно тронуть, хотелось обнять колени и взвыть от безнадежности. Даже с Князем она не испытывала таких чувств, хотя, казалось бы, боялась больше всего на свете… И сейчас ее пытаются к нему вернуть.

Они просто не знают, кого опять подобрали с улицы. Этот вид не поддается дрессировке.

— Света? — обеспокоенно спросил Руслан и потянулся, чтобы придержать девушку за плечи.

С визгом схлопнулся воздух, рождая Воздушную Линзу на его пути, решетом хлестнула кирпичная кладка под мощью материализовавшейся стихии, возжелавшей занять ее место.

Руслан хладнокровно глянул на куски ржаво-красной шрапнели, плывшей в киселе индивидуального щита и снял защиту.

— Светлана, я жду решения.

Но три года и свобода — пробился сквозь панику манящий приз. Всего три года… Он пока юн и неопасен. Не знает, зачем нужны девушки. Не знает своих возможностей. И ведь совсем не обязательно желать ему зла? Стать подругой… Нет! Нет! НЕТ! Три года — и убежать. Свобода… Новые документы… Свобода…

— Я согласна, — убрав щит и огладив платье, через мгновение Светлана выглядела невозмутимо царственно, вложив в ответ солидную толику одолжения и сомнений.

Руслан намек понял и предпочел не спрашивать крутившийся на языке вопрос «что это было?». А Светлана в качестве благодарности не стала торговаться. Так бывает у людей, знающих друг друга десять лет — для вопросов и ответов не нужны слова.

— А та кафешка, она еще работает? — Понимающе кивнув, спросил Руслан, вновь надев маску жизнерадостного школьного завуча.

— Ага. Даже название такое же.

— Сходим? — заинтересовался мужчина, предлагая руку спутнице.

— Хорошо, но на этот раз плачу я. Долги надо отдавать, — улыбнулась она.

— О-о! Тогда я требую ту самую тройную порцию пюре, как у тебя!

— И четыре котлеты!

— А знаешь, вы сработаетесь, — умильно тронул Руслан пальцем краешек глаза.

Светлана загадочно улыбнулась и быстрым шагом первой вышла из комнаты.

Глава 7

— Это наш человек, все об этом знают. — громко прозвучало утверждение, призывая в свидетели деревья с пожелтевшей листвой и безлюдный пригорок.

В лицах, упрямо нахмуренных, в их угрожающе сведенных лопатках и выдвинутых вперед плечах, тянущих за собой ткань хорошо пошитых черных костюмов, читалась уверенность подтвердить свои слова — другими словами, сказанными еще громче, а если не хватит и их, то силой и жестокостью.

— Я не заключал такого соглашения. — лениво, с тщательно скрытой усмешкой прозвучал ответ.

Острые стрелки бежевых брюк насмешливо исказились от расслабленного движения левой руки, чуть оставившей в сторону гнутое оголовье позолоченной трости.

— Это было до тебя! — взял слово второй из двух нахмуренных парней.

— Но теперь я здесь. — свободная рука небрежно обозначила полукруг. — И со мной вы не договаривались.

— А мы с тобой договариваться и не должны! Мы договорились с ним! — резкий указующий жест на высококлассного специалиста, наблюдавшего за происходившим безмолвно и безропотно, через массивную оправу очков, прижимая к груди объемистый чехол.

— Ты им что-то должен? — конец трости указало на специалиста.

Тот замешкался, но затем отрицательно мотнул головой.

— Он вам ничего не должен, — последовала светлая улыбка. — Так не пора ли вам удалиться?

— Да не важно, что он там думает! — Гаркнули новый аргумент, демонстративно потирая кулаки.

— Важно то, что думаю я. — Трость заняла место перед ним, и на нее легли обе ладони. — Теперь это мой человек, и с ним буду работать только я.

— Да ты кто такой! — Дернулся вперед первый, посчитав, что время слов прошло.

Трость резко выстрелила нападавшему по мениску, тут же была перехвачена посередине и резко притянула врага за шею, поймав ее дугой ручки.

— Стоять! — другая рука взлетела в останавливающем жесте в сторону ринувшегося вперед второго соперника.

Но в прозвучавшей команде оказалось достаточно воли, чтобы тот замер, словно наткнувшись на стену, и с запоздавшим испугом посмотрел на товарища, стоящего на коленках и под неудобным углом смотревшего снизу вверх.

— Я тот, кто решает здесь все, — с холодной жестокостью был дан ответ. — Даже то, как ты будешь дышать.

— Да пошел ты! — Дернулся пленник трости, пытаясь взмахнуть рукой, но тут же скривился от боли в шее.

— Вдох, выдох, вдох, выдох, — спокойный тон озвучивал движение кадыка.

Парень ожесточенно задышал, пытаясь сбить тон, но куда там — слова коротки, не запоздать, не сбиться. Тогда он решил проявить волю и не позволил новому выдоху свершиться, с вызовом глядя на соперника, озвучившему новый приказ. Прошла минута, и он побурел кожей. Еще тридцать секунд, и с шипением выпустил остатки прошлого вдоха.

— Ну же, я разрешаю тебе вздохнуть, — ободряюще предложили ему.

Парень не выдержал и с жадностью сделал глоток воздуха. Тут же трость покинула шею, и тот смог рухнуть на выставленные вперед руки, опираясь о сырую сентябрьскую землю.

— Дыши и не трогай мое. — Последовал хлопок тростью по плечу и обращение ко второму. — Забирай друга.

Тот дрогнул отходя от неведомо отчего наступившего ступора, настороженным полушагом приблизился, не сводя взгляда с бежевого костюма и уголка выглядывающей белоснежной сорочки, помог товарищу подняться и быстрым шагом повел его на выход из парка, оглянувшись только единожды, перед крутым поворотом.

— Ты как, все в порядке? — спросил я Артема — признанного специалиста по математике восьмого «а»., как-то странно поглядывавшего на меня с нижнего яруса веток разлапистого дуба — не того же самого, но тоже вполне подходящего для восхождения и обороны от тех, кто полезет следом.

— Ага, — ответил он, спрыгивая на землю. — Только у меня портфель в классе. С собой вот — скрипка только, — шмыгнул он, оглаживая чехол от сора и пыли.

— А зачем портфель? — Сбился я.

— Ну, ты математику списывать будешь?

— А? Нет, — отмахнулся я, оперевшись о трость и сберегая левую ногу.

Вечерний прыжок обошелся в небольшой перелом, совсем не замеченный на фоне удара земли по ногам. Вот когда я попытался встать, тогда и почувствовал, да так, что после второй попытки в сознание пришел уже в гостиной, с обрезанными до шорт брюками и закрепленным на левой самодельным бандажом из косяка входной двери. Были, вроде, другие подходящие палки, но учитель отчего-то решил, что лучше позаимствовать именно эту деталь. Зато когда приехали доктора, было уже открыто. Ничего страшного, заживет.

А еще мне одолжили трость — с гордостью посмотрел я на золоченное оголовье и лакированное основание. Правда, очень просили вернуть в целостности, потому что это заготовка под новый папин заказ. А еще просили не направлять в него силу и не нажимать на… Но тут учитель сделал страшные глаза, и папа-Миша осекся и расхотел рассказывать, на что именно нельзя нажимать. Ничего, потом выясню. Интересно ведь!

— Тогда зачем ты все это сделал? — Всерьез удивился Артем.

— Не надо было? — Поднял я бровь и тихонечко зашагал к выходу.

— Да меня не расстраивает особо, — пожал он плечами. — Пусть списывают. Вот только тетрадки мнут.

— И желудями кидаются?

— Я в них тоже кидал, — обозначил Артем гордую осанку. — И попадал чаще!

— Понятно, — скептически глянув, вновь перенес вес на трость на новом шаге.

— Так… Зачем? — лучась вежливым любопытством, повторил он.

— Мне в команду на соревнования человек нужен. Вот, хотел тебя спросить, сказали — ты в парк ушел, репетировать.

Большая перемена, все таки — много можно успеть. Я аж два класса успел обойти с предложением, только вот не соглашался никто.

— Так у тебя же нога, — указал он взглядом на негнущуюся и загипсованную под штаниной конечность.

— Заживет за месяц максимум, — отмахнулся я. — Дело знакомое.

— Ломал уже раньше? — с интересом уточнил Артем.

— Ага. Только не себе.

— О…

— Но сроки от этого не меняются. Так что — месяц, успеваем. Ты с нами?

— Знаешь, я… Не сильно люблю соревнования.

— Да там ничего делать не нужно будет, — принялся я его убеждать. — Мне просто количество добрать надо.

— Все равно вряд ли. — Честно признался математик. — А кто в команде?

— Федор из второго «б» и я. С тобой будет четверо.

— Э-э…

— Одно место в резерве, — солидно сообщил ему. — Так что находим еще одного — и можно записываться.

— Второклассник, хромой и скрипач. — Тихо пробормотал он.

— О, так ты с нами? — воодушевился я.

— Я пока прикидываю, кто будет четвертым в ряду. И, кажется, вряд ли сегодня усну за этим делом…

— Нормальная будет команда, не хуже этих, — мотнул я головой в сторону проглядывающего корпуса школы.

— Пятерых одиннадцатиклассников с рангом «ветеран»? — чуть иронично наклонил он голову.

— А там можно будет применять Силу? — Заинтересовался я в ответ.

— Папа говорит, что нельзя, со всех возьмут обещание. Потом сказал, что сложно запретить собаке кусаться.

— Это да, — украдкой потер я ягодицу. — Но у нас будет другой козырь! Во-первых, твоя снайперская винтовка.

— Э-э… — обескураженно посмотрел он на меня.

— Да ладно тебе, все мы фильмы смотрим. Но считай, что я ничего не говорил, — подмигнул я ему.

— Там скрипка! — Возмущенно воскликнул он.

— Как скажешь, напарник.

— Я серьезно! Показать? — Нацелился расстегнуть он застежки на чехле.

— А дашь пострелять?

— Нет!

— Тогда не надо.

— ПОТОМУ ЧТО ТАМ СКРИПКА! — Тряхнул он чехлом.

— То есть, первым делом мы выведем противника из себя. Это первый козырь.

— А? — ярость на лице сменилась недоумением. — То есть…

— А второй наш козырь — несчастный случай. — Не дослушал я его, заметив двух тех самых парней, решительно шагающих прямо на меня.

Даже пиджаки скинули, рукава закатали, а один из них обзавелся сучковатой палкой в метр длиной.

— За реваншем, похоже, — заприметив их тоже, сглотнул Артем и прижал к себе чехол, желая уберечь скрипку от грядущих событий.

— И мы делаем так. — Резким жестом выпрямил я руку, выпуская трость из ладони.

Тяжелая, отлично сбалансированная, она сделала всего два оборота до того, как врезаться двум мстителям полбу.

— Э-это ты к-как… У-удачно, — после паузы в секунд десять, вымолвил мой напарник, глядя на лежащие на земле тела.

— Это не я, — поучительно поднял я палец. — Это — несчастный случай.

— Несчастный? — нерешительно повторил он.

— Но ведь явно не счастливый, верно?

— Д-да. Но они ведь знают, что это мы?

— Если правильно ударить палкой по голове — не вспомнят. Рекомендация специалиста, — веско поднял я палец. — Так что — несчастный случай. И, будь так добр, принеси трость, — чуть виновато указал я на ноги. — Без нее ходить сложно.

— А есть третий козырь? — Спросил он издалека, оглядев соперников и подняв тросточку.

— Разумеется! Но его я выдам только своей команде.

Артем хмыкнул и не торопясь подошел, о чем-то серьезно раздумывая.

— Ладно, если вас запишут, считай, я с вами. — Решительно обратился он ко мне. — Что за козырь?

— Бранд.

— Бранд? — Поднял он брови.

— Бранд, — солидно подтвердил я.

— А кто… Кто такой Бранд?

— Боевой Робот Аннигилятор Номер Два.

— А-а… — Округлил он глаза и с неподдельным интересом уточнил. — А что с первым?

— Инвестор заморозил финансирование. — Поправил я бабочку на белоснежной сорочке.

— Да ну? — Блеснуло сомнение в линзах очков.

— Папа не дает алмазы, — повторил я фразу и вздох Федора.

— Мне папа тоже не дал бы алмазы. — признал он.

— А в сережках сестер только рубины.

— И сережки бы не дали.

— Ну, мы их потом вернем, — пробормотал я еле слышно и тут же повысил голос. — Извини, дела. Удачи!

И заковылял в сторону корпуса, но не ко входу, а к левому крылу, где, как рассказывали на вводном уроке, крепились самоспасы — это такие лебедки на самой крыше, веревки которых тянулись возле окон до уровня второго этажа, на случай «пожара, эвакуации или еще какой беды». «Еще какая беда» случилась лично со мной.

Перехватив трость, с интересом глянул на самый верх, разглядывая угловатые выступы распределительного устройства. А затем — на свою ладонь, где уже сияла ярким светом любопытства моя «искра».

— Должен же там быть обратный режим? — Поделился я с ней интересом, и та воодушевленно мигнув, отправилась это выяснять.

Механизм глуховато зажужжал с высоты и размотал пару метров каната на землю.

— Хм, — еще одна искра взлетела ввысь.

На этот раз лебедка замотала в нужном направлении, вроде и неспешно, но, в целом, достаточно шустро — только и успел поставить ногу в самодельную петлю.

— Бонжур, — поздоровался я с классом французского на втором этаже и медленно поехал на третий.

— Та-ак, — признал я знакомые очертания кабинета директора и с довольством констатировал. — Вроде никого.

Новая искра отправилась остановить движение. Вышло не совсем удачно — сверху что-то хлопнуло и дыхнуло гарью, прямо как на том корабельном насосе. Зато веревка остановилась, как вкопанная.

Чуть приоткрытая форточка легко распахнулась, а там и подцепить ручку тростью и раскрыть большое окно совсем не проблема. Осторожно шагнув с подоконника на ковер, подкрался к системному блоку секретаря и вставил злополучную флешку на то самое место. Все-таки, обещал — и на душе сразу стало легче. Прямо как вчера, когда после обещания медработник спрятал шприц обратно в устрашающего вида чемодан.

Недобро хрустнул замок за спиной, будто бульдог раздробленной костью предыдущей жертвы. Спрятаться!

— Максим? — дыхнуло удивлением от двери.

Негнущаяся нога, не совсем вписавшаяся в свободный габарит, предательски выглядывала из шкафа.

— О, а говорили — «Нарния», - вышел я из шкафа, с возмущением оглядел кабинет и вернулся обратно — на этот раз целиком.

— Ма-акси-им! — Глухо прозвучал рык через добротные дубовые стенки.

— А вот обратно — не работает, — цокнул я, выходя обратно. — Можно воспользоваться вашей дверью?

— Нет!

— Тогда я на геометрию, — приценился я к открытому окну.

— Стоять! Ты что тут делаешь?

— Да я, вот, — замялся, не зная, с чего начать. — А вам не кажется, что что-то горит?

— Максим!

— Я по поводу той цифровой подписи. — Смущенно указал я на чуть вытащенный из под стола системный блок с флешкой.

Кажется, я впервые увидел, как волосы взаправду встают дыбом. Руслан замер на долгие две секунды и ринулся к шкафу возле стола директора, распахнул его и буквально вбил ключ в небольшой сейф, занимавший все пространство одной из полок. Взболтал там все рукой и ошарашенно обернулся, прижав ладони к шкафу и как-то странно глядя на меня. Очень захотелось кушать — не к добру.

— Я подумал, что ее может кто-то украсть… — В свое оправдание привел я довод.

— И спер сам.

— Если вещь может украсть плохой человек, то добрый должен сделать это первым! — Поучительно поднял я палец. — Чтобы отдать потом, конечно.

Руслан резко шагнул в мою сторону, да так, что я аж зажмурился. А когда открыл глаза, он уже выудил флешку и методично разламывал ее в руках. Железо! Руками! Тоже так хочу.

— Подпись скомпрометирована, так что была отозвана днем раньше, — сухим и спокойным голосом, совсем не вязавшимся с его действиями, сказал он. — Но что вернул — молодец. Только в следующий раз просто передай мне в руки, не надо лезть в окно.

— Хорошо, — завороженно качнул я головой, сбившись от разницы в поведении и совсем не зная, чего ожидать.

— Ты ведь понимаешь, что все это, — указал он на накрошенные обломки железа и пластика на ковре, — просто так тебе не пройдет?

— Да, — понурился я.

— Сейчас ты дашь мне обещание, что будешь слушаться свою новую соседку по парте.

— Э-м, а…

— Никаких возражений терпеть не желаю! — категорично махнул он рукой.

— Обещаю, что буду прислушиваться, — вздохнул я.

— Надеюсь, ты осознаешь, что это твой последний шанс… Проявить разум. — Исподлобья смотрел Руслан, скатывая в горошину то, что осталось от носителя информации.

— Да…

— Иди.

— До свидания!

— Через дверь иди.

— Ладно…

Как-то неловко все…

— Максим. — Задержал меня голос на пороге. — Насчет соревнований.

Я обернулся и вопросительно посмотрел на него.

— Не переживай сильно. Если все пройдет успешно, в следующем году поучаствуешь. — Чуть виновато посмотрел он.

И осколки куда-то подевались с ковра. Будто и не было ничего…

— У меня планы на этот год. — Расправил я плечи.

— А как же нога?

— Как раз заживет, — уверенно хлопнул я тростью по носку ботинка. — Месяц до полигона.

— Там новый регламент на первом этаже вывесили. Первый этап через неделю. Танцы.

— Хм, — посмотрел я на ногу. — Ладно.

— Ладно? — вскинулся он. — А как же гипс?

— Есть варианты, — пожал я плечами. — Скажем, если у всех будет гипс…

— Максим!

— Я просто предположил! Да не переживайте, выиграем. Я ведь не один буду.

Не мне же все на себе тащить! Приз — он на всех рассчитан. Интересно, а какой там приз? Хотя ведь не в нем дело — главное, с Пашей помириться.

— К-хм, — закашлялся Руслан чуть смущенно. — Понимаешь, там не только это нововведение. Я просто думал, что хватит и первого.

— Вы не хотите, чтобы я участвовал? — догадался и как-то разом погрустнел.

— Участвуйте, конечно! — Вскинулся он. — Просто… Вторая причина, она гораздо болезненнее. Стоимость регистрации каждой команды двести миллионов…

— Я слышал, для княжества сделали исключение? — Холодно уточнил.

— Верно, с нас не возьмут ничего. Поэтому мы берем залог в двести миллионов с каждого участника. С возвратом, разумеется.

— Н-но, зачем? — искренне воскликнул я.

— Вот когда ты устраиваешь игру, ты ведь сам выбираешь, с кем тебе будет интересно? Тут то же самое. Организаторы хотят играть с теми, у кого есть двести миллионов. — Развел он руками. — Нам сделали непрозрачный намек, что будет невежливо нарушать финансовый ценз.

— Да какая разница, сколько у человека денег? — возмутился я.

— Деньги равны связям, военной мощи, возможности мстить и отстаивать свои права. Это сделано для того, чтобы участники не смотрели на команды нашего княжества сверху вниз и не позволяли себе подлости в их отношении.

— То есть, надо двести миллионов? — Отбросив ненужные подробности, подвел я черту.

— Увы. Думаю, в следующем году условия станут помягче, — успокаивающе произнес он.

— И если они у меня будут, то вы обещаете записать команду и не мешать? — Настоял я на всякий случай.

— Обещаю. — грустно улыбнулся он.

— А это сколько килограмм денег?

— М, не знаю даже. — Сбился Руслан. — Килограмм двести?

— Отлично! Всего наилучшего!

Приободрившись, закрыл за собой дверь и выудил из кармана сотовый.

* * *

Чуть опешивший (впрочем, как после каждой беседы с Максимом), Руслан Артемьевич мотнул головой, выгоняя из ушей странные, явно послышавшиеся слова:

«- Алле? Толик? Как там с заводом? Еще полгода на проект? Отлично! Грузи на газель двести миллионов и вези ко мне… Это килограмм двести-двести пятьдесят, весы там найди. Мне на месяц, есть верное дело. Ага, жду.»

Потому что у детей не может быть двести миллионов! И их нельзя возить на газели!

Нет, ему точно послышалось. Или нет? Тогда что за завод? И какой еще Толик! Нет у Самойловых никаких заводов, Толиков и двухсот миллионов на счету! О последнем Руслан знал точно, оттого обещание давал с легкой душой.

Значит, показалось.

И вообще — у него нога! Которую, посовещавшись, было решено лечить традиционными методами, чтобы Максим в полной мере ощутил ответственность за свои поступки. Ну и потому, что с ограниченной мобильностью Максим менее опасен для окружающих. Руслан скептически посмотрел на раскрытое окно и признал последний довод довольно наивным.

В общем, по молчаливому согласию, соревнования должны были состояться без Максима. Руслан искренне считал — к лучшему. Слишком жестокими могут быть высокородные дети — уровень опасности, особенно с такими призами, запредельно высок. Заодно три специально подготовленных клановых отряда не обидят его поражением.

Да и что переживать — не найдет он двести миллионов. Так что все нормально. Все будет хорошо.

Руслан поймал себя на том, что говорит успокаивающие слова в вслух, как мантру, перемежая глубоким дыханием.

«- Бр-р, совсем мозги плавятся, что аж горелым пахнет… Или не кажется?» — замер он, склонив голову.

«- Внимание, пожарная тревога!» — развеял сомнения приятный женский голос.

— Ма-а-акси-им! — Дрогнули стекла от жуткого голоса, а где-то за дверью захромал шустрее отдельно взятый восьмиклассник.

Глава 8

Каждый шаг с тростью гулко разносился по пустым коридорам, исчезая в распахнутых дверях и пролетах лестниц. Есть в этом особенное удовольствие — щелкать прорезиненной накладкой по мрамору пола, добиваясь особенного, солидного эха. Но для этого нужно одиночество, чтобы чистый звук не перекрывала чужая суета. Ну или чтобы остальные замерли, как Пашка на скамейке возле расписания. Он даже не повернулся, так и сидел, будто составив единое целое с деревянной скамьей, сотканной из продольных досок и затейливо кованных ножек. В противоположность легкой на вид конструкции, нависал монолитом иссиня-черного костюма и рубашки над краем скамьи, памятником самому себе, уставившись в волнорез между бежевой и белой горизонтальными полосами на стене. Появилось желание пройти мимо и не тревожить, но и шанс упускать совсем не хотелось. Все таки, надо объясниться.

— Там эвакуация, — присев рядом и приготовившись к беседе, произнес я нейтрально.

Пашка вздрогнул и медленно повел взгляд от точки где-то на горизонте двух цветов в мою сторону.

— Извини, — поспешил я сказать то, что не успел в прошлый раз.

Парень некоторое время посмотрел на меня с непонятным выражением лица, хмыкнул, огладил выбритую налысо голову и вернулся к созерцанию стены.

День назад он мог похвастать красивой шевелюрой, отливающей блеском, как шерсть у кота после шпрот. Неловко вышло.

— Я не хотел. — Не дождавшись ответа, продолжил говорить. — Думал, ты там замерз. Кофе вынес. А у тебя там зонт загорелся и на волосы перекинулся. Не потушишь — след на всю жизнь останется. Вот и… Правда, извини.

Тот дернул плечом, то ли соглашаясь, то ли выражая раздражение.

— А хочешь в мою команду? — рискнул я. — На соревнования.

— Двести миллионов, — без капельки эмоций произнес он.

Но он ответил!

— Да это ерунда, — отмахнулся я, с энтузиазмом зацепившись за нить разговора.

— Двести миллионов? — добавился скепсис к тону, голова же не повернулась ни на градус.

— Конечно!

— А у меня нет двухсот миллионов, — вернул он прежнее равнодушие.

— Так у меня есть, — потеряв терпение, уселся я на пол так, чтобы он смотрел на меня, а не на стену.

Правда, ногу пришлось вытянуть и трость отложить в сторону, но это мелочи.

— У тебя есть, у меня нет. Ювелиры — они богатые. А у нас только проблемы…

— Ладно, — хмыкнул я. — Хочешь, займу тебе две сотни моих миллионов?

Пашка вопросительно поднял брови.

— Там ведь залог все равно отдают назад. Я серьезно.

— А отец твой что на это скажет? — Со странным выражением лица, в котором было больше недоверия, чем надежды, спросил он….

Но надежда — она была! А мне без разницы, кто внесет деньги за нашу команду.

— Это мои личные деньги, — подчеркнул тоном. — Мне за них отчитываться не надо. Но будет условие. — поднял я палец.

— Проценты? — Вернулась к нему обреченность.

— Возьмешь к себе в команду меня, Федора и Артема с «а» класса.

— Хм, — задумался он, пытаясь скрыть слабую улыбку. — А пятый кто?

— Ты капитан, тебе решать, — торжествуя, не поддался я радости и постарался сохранить солидность в словах. — Но я рекомендую девчонку. Через неделю — танцы.

— Найдем, — утвердительно качнул он головой, на глазах становясь румяней и веселее. — Только это, — вернулся к нему испуг. — Ты серьезно?

— Слово! — хлопнул я ладонью по полу.

Кажется, получилось!

— Не шутишь? То есть, извини! Так это здорово, правда! Я все папины проблемы с призовых закрыть смогу! — Подпрыгнул он на месте.

— Каких призовых? — Недоуменно повел я взглядом в сторону щита с информацией.

Не было там никаких призовых! И кроме туманного обещания достойной награды, вместе с титулом победителя — тоже ничего не было!

— А ты не знаешь? — Настороженно спросил он.

— Медаль золотая? Ценный сувенир? Медаль и сувенир? — предположил я, получил настолько шокированный взгляд, что тут же с возмущением оправдался. — Да не написано там!

— Давай я сначала верну тебе твое обещание? — с грустью сказал Паша.

— Да ерунда, — махнул я рукой. — Серьезно. Что там вообще такого может быть?

Хотя за двести миллионов обязано бы — но у аристократов довольно часто признание и статус стоят дороже денег. Странные они.

— Ну… Алюминиевый комбинат, ГЭС и десять миллиардов, — с кривой улыбкой выдал он.

А нет, не странные. Вполне такие нормальные — все как я люблю.

— Так я возвращаю слово? — смотрел Паша чуть нервно, тщательно закапывая надежду безверием и тоской.

— Нет, — задумчиво огладил я трость.

Надо будет по алюминию книжки почитать.

— Ты не подумай, я на станцию и комбинат не претендую! — Замахал он руками. — Просто очень деньги нужны.

— Все в силе. Так даже интересней.

— Здорово! То есть… Выиграем, ты не переживай! — С жаром произнес Пашка.

— Само собой выиграем, — отмахнулся я, поднимаясь с пола. — Только придется подойти серьезней.

— Конечно!

— Значит, займемся прямо сейчас, — подошел я к нему и отстегнул тонкую цепочку от скамейки и петли его брюк.

— Э-э, — ошарашенно протянул он.

— А то опять бы сбежал, лови тебя потом, — буркнул я, сматывая цепь обратно в карман.

— Ты нормальный вообще?! — возмутился он искренне, поднимаясь рядом.

— Отставить панику! Кто из нас капитан? — Рявкнул я в ответ, пресекая ненужную панику.

— Я! — Изобразил он стойку «смирно».

— Вот именно! Так что кругом марш и вперед искать девчонку, которая хорошо танцует!

И первым направился в сторону выхода и лестничных пролетов.

— Есть!.. Слушай, — замялся он после третьего шага от бедра и перехода на нормальную походку. — А у тебя какое звание в нашей команде?

— Маршал. Но поскольку это сухопутное звание, главный на корабле ты.

— А, ладно, — успокоился он, но изредка поглядывал со странным сомнением. — А как мы будем ее искать?

— Обстановка на нашей стороне, капитан! Эвакуация! Все кандидатки собраны перед школой.

— Значит, мы идем туда? — посмотрел он сквозь окно на веселую массу учеников и учителей, с любопытством наблюдавшую за работой пожарного расчета.

Кровлю все-таки немного пожгло, но там куда больше дыма, чем огня — я на всякий случай проверил, предусмотрительно направившись после крика Руслана не вниз, а на крышу.

— Нет, капитан. Мы идем в учительскую, потому что там есть микрофон, ведущий на уличные динамики.

— О! Мы объявим о поиске через усилитель!

— Только не о поиске, а о конкурсе, — поправил я его. — Жестком отборе! Ультимативных соревнованиях! За право выступать в лучшей команде мира!

— Так и сделаем!

— Отличное решение, капитан!

Пашка гордо приосанился и огладил невидимый погон.

— Только объявлять будешь ты, потому что я пока медленно бегаю.

Мы остановились перед раскрытой дверью, оглядывая заваленные бумагами столы, оставленные в спешке сумки и личные вещи со внезапно накатившей робостью — так, наверное, чувствуют себя рыцари на пороге логова дракона.

— Ну же, никого нет, — нетерпеливо обернулся сэр Макс.

— А если они вернутся? — заозирался сэр Павел.

— Мы услышим их поступь и выскользнем быстрее! — в тон словам разрезал воздух меч-трость.

— Но если они узнают, что мы тут были?

— Какая разница, ведь мы не тронем их сокровища!

— Т-ты недооцениваешь их коварство и злопамятность!

— Тогда мы примем бой плечо к плечу!

— За драку нас точно выгонят, — обреченно заявил сэр Павел.

— Не, там другая схема. Победивший дракона — сам становится драконом.

— А? — растерянно повернул он голову.

— Точно говорю, я так директором стал. Да не переживай, все будет хорошо.

И остановились они перед мистической конструкцией из серебристого металла и теплого дерева, что преумножает голоса.

— А что говорить? — Тяжело сглотнув, коснулся Паша трубки.

— Сегодня в шестнадцать часов в спортзале. Хотя нет, лучше дай номер моего сотового, пусть пишут смс, а там всех сориентируем. Погоди, сейчас я тебе текст напишу, — подхватил я чистый лист из лотка принтера и большими буквами, чтобы читать удобнее, составил речь. — Вот.

— «Ясноокая дщерь»… «Аки цапля длинноногая»… Сам такое читай, — забраковал мой труд Пашка и решительно поднял микрофон со стойки.

Хотя тоже неплохо справился — оценил я в процессе заблаговременного тактического отступления. Заодно показался на вид Руслану, стремительно пробивавшему дорогу ко входу через океан детворы.

— Это не я! — Поспешил я поздороваться, разумно отгородившись двумя группами первоклассников.

Потому что пробиваться через них — здоровьем рисковать. Я вот, пока шел по самому краю, остался с прокушенным в двух местах рукавом.

Руслан замер, глянул на меня, как Лайка на вторую котлету — внимательно запомнив и зафиксировав положение, и продолжил движение. Надеюсь, Паша успеет сбежать.

А через пятнадцать секунд начали приходить первые смски.

Но вообще, нормально день прошел — думал я ровно до того, как зашел вечером в подозрительно тихий холл родного дома.

На широком диване, установленном по центру, с одинаково сосредоточенными лицами расположились отец и учитель, расставив ноги и скрестив руки на груди. И ни следа Федора и сестер. Тревожное чувство цапнуло за живот.

— Я начинаю подумывать устроиться в его школу на работу, — поделился отец мыслью с наставником. — Все равно там каждый день бываю.

— А я с Пашей помирился, — бодро улыбнувшись, решил зайти я с позитива.

— На секундочку, — мягко произнес учитель моему отцу, плавным движением поднялся и скрылся за кухонной дверью.

Тут же донесся вопль, преисполненный ярости и отчаяния. Затем дверь мягко открылась, и чуть порозовевший наставник лучась загадочной и доброй улыбкой медленно вернулся на свое место.

— Так, — мягко произнес он.

— Мы теперь в одной команде, — продолжал я с прилипшей к лицу улыбке, тщательно давя желание немедленно сбежать.

Потому что, во-первых, это несолидно. Во-вторых, далеко на одной ноге все равно не получится.

— Это с тем мальчиком на видео, — обратился наставник к отцу, указывая на прямоугольник планшета, до того незамеченным лежавший в углу дивана.

— Какое видео? — Заинтересовался я и даже шагнул поближе, чуть приподнявшись, опираясь на трость.

— А вот, просто замечательная запись, — нарочито бодро ответил папа, включая планшет и положив его себе на колени.

Пришлось обойти диван справа, чтобы заглянуть через плечо.

На съемке легко узнавался спортивный зал, снятый с высоты и чуть по-диагонали. Видимо, одна из камер наблюдений, спрятанная в настенных рисунках или под решетками вентиляции. Дата в правом углу — половина шестого, сегодня, да и настенные часы попадают в кадр.

— Узнаешь?! — Грозно заявил отец мне в ухо.

А в середине картины — длинная очередь из девчонок, сытой змеей обвивавшая два стульчика со мной и Пашей, вооруженных блокнотами, внимательно рассматривающих двух конкурсанток, слегка неуклюже танцующих возле спортивных шестов.

— Ага, это Катя Краснова и Елена Мудрая из десятого «а». У Кати четверка за пластику и троечка за артистизм, ну вы сами видите. А Елена прошла в следующий тур.

— На секундочку, — после короткой паузы произнес наставник, вновь плавно поднялся с места и опять исчез за дверью кухню.

На этот раз вместе с воплем определенно что-то разбилось, причем с размаху и высоты.

— Хорошо-о, — вернувшись, вздохом поделился своим состоянием учитель.

— Максим, — с легкой опаской покосившись на старика, решил быть чуть мягче отец. — Мы, разумеется, рады тому, что ты подружился с Пашей.

— Но зачем было ссориться со всеми семьями девочек в школе?!! — Разъяренным медведем возопил наставник.

— Да я не ссорился, — пожал я плечами.

— Ты понимаешь, что за эти твои туры и конкурсы, отцы вот этих вот девочек тебя завтра подвесят за здоровую ногу и скажут, что так и было?!

— А мы результаты еще никому не говорили, — спокойно держал я ответ. — И на конкурс каждая из них пришла сама.

— Д-да? — Выдохнул папа воздух заготовленный для обличительной фразы.

— Мы же понимаем все. — Пожал я плечами. — Потому подарки не брали, в гости идти не соглашались.

— А приглашали? — Заинтересовался папа. — А кто?

— Примерно пятая часть, смсками. Правда, две лично подошли. Но это ко мне, не знаю, как у Паши. Его уволокли куда-то потом, я не видел.

Жалко парня, тяжело ему без костыля отмахиваться. Но да ладно — главное, блокнотики я сберег.

— Хм, — задумался отец. — Выходит, что…

— Ничего хорошего не выходит! — Категорично махнул старик рукой. — То, что эти ваши девочки думают — вообще ничего не значит! У родни будет свое мнение!

— Но мальчики еще ничего не успели натворить, — встал на мою защиту папа.

— Их счастье. — Выдохнул учитель. — Ни один отец не позволит, чтобы красоту и способности его дочери оценивали два шкета. То, что додумались не объявлять лучшую, выдает хоть какой-то признак наличия мозгов! Может быть, даже обойдется. Но конкурс непременно надо закрыть, красиво, с подарками каждой девочке! Одинаковыми!

— Заодно устроим рекламную акцию, — успокаивая скорее старика, чем меня, произнес папа. — Как раз есть легкие в производстве, но очень полезные кулоны. А там новые заказчики появятся, верно, сын?

— Верно, — ощущая, как на плечи ложится камень вины и обязательств. — А вот… Мы ведь не просто так все устроили…

— Думать забудь, — построжел отец. — Выделишь кого-то — остальные порвут на мелкие лоскуты. И подарками тут не отделаться.

— Скорее, родители запретят принимать победу. Им тоже проблемы не нужны. — успокоился старик, откинувшись на диван.

— Девчонок жалко, — понимая, что спорить бесполезно, все же робко вставил я.

— М?

— Так на соревнования хотели — не выиграть, так хоть посмотреть. Говорили, там принцы будут. Только там взносы такие сделали, что шансов попасть нет. Вот и пришли почти все — мы ведь пятого человека в команду искали.

Для них это действительно казалось очень важным — оказаться рядом с вышей аристократией империи, побеседовать, понравится и запомниться им. Девушки дышали этим шансом, что становилось неловко — именно поэтому мы спрятали все оценки и условились ни под какими пытками их не выдавать.

— Сын, извини, но у нас тоже нет денег на участие, — виновато улыбнулся отец.

— Вот, — обратился старик к отцу. — Не зря панику подняли. Это ведь если после всего еще и соревнования сорвались, какой скандал бы вышел!

— А вот, если бы у меня были деньги, — припомнив разговор с Русланом, решил я получить обещание втемную. — Вы бы не мешали мне участвовать?

— Разу… — начал папа.

— Мы подумаем, — прервал его старик, жестко посмотрев на соседа по дивану.

— Что? — возмутился он.

— Еще не хватало, чтобы кто-то в городе ограбил банк!

— Да в жизни не стал бы я банки грабить!

— Вот! — Поднял палец папа в жесте гордости за сына.

— Инкассация наиболее уязвима!

— Стоять! — Рявкнул он, не опуская руку.

— Но и ее я грабить не буду. — Заметив чуть подергивающийся краешек папиного глаза, добавил. — И никого не буду. В этом году.

— Сын, — вздохнул он, обнимая голову руками. — Ну почему ты не обычный ребенок! Чтобы плохие оценки были максимумом твоих проблем!

— Но-но! Я не какой-то обычный ребенок! — Поймав момент, я с важным видом выудил дневник и распахнул на странице с одними пятерками. — Физика, Математика, Физкультура — и это с костылем!

— Другой дневник. — мрачно протянул раскрытую руку отец, игнорируя протянутую книжицу.

— А?

— Максим, у вас в школе электронный дневник с доступом через интернет.

— Какая подлость об этом умолчать! — возмутился я искренне.

— Дневник, Максим!

Но пути отхода увы, не придумывались.

— Итак, — распахнул папа копию первой книжки, широким жестом призвав в свидетели наставника.

— История — два. «Написал в контрольной о своем детстве». Зачем?!

Они сами хотели знать биографию Императора!

— Химия — два с плюсом. «Собрал самодельное взрывное устройство». Как?! — возопил Михаил.

— Самостоятельная работа, — повел я плечом. — Это должен был быть салют.

— И они дали вам реагенты?!

— Нет, но я подготовился и принес свои, — счел правильным я пояснить. А затем, после настороженной паузы добавил. — А учитель и до меня седой был…

— Ма-акси-м!!!

Сверху, с лестницы, донесся хруст и лязг ломаемой двери, и через короткое время сверху показались перепуганные мордашки сестер и брата, мигом слетевшие ко мне и обнявшие, защищая.

— Все в порядке, — поспешил я их успокоить.

— «Возможно, поджег школу», - опешив, поднял на меня взгляд папа. — Что значит «Возможно»?!

— Они сомневаются.

— Все сын, мы переводимся, — глухо произнес он, невидяще зашарил по карманам, затем шагнул к полкам у стены и выудил из верхнего ящика сигареты.

Щелкнула зажигалка. А с моего пояса пропали две пары рук. Катя и Тоня глянули на курящего отца, затем на меня, сверкая слезами обиды и обвинения в глазах, затем развернулись и ушли к себе в комнаты.

— Это и моя вина. Не смог научить, — закряхтел, поднимаясь, старик. — Завтра я съезжаю. — бросил он, направляясь на кухню. — Мой контракт уже кончился.

Отец же молча вышел на улицу, мягко прикрыв входную дверь.

И только Федор остался, не отпуская меня никуда. Так бы я, наверное, тоже нашел, куда пойти. В Верхний Новгород, например.

— Все будет хорошо, — заверил он меня, прижимая сильно-сильно. — Завтра мы извинимся, и нас простят. Только ты больше так не расстраивай папу, пожалуйста?

Защипало в глазах.

— Обещаю.

* * *

Пара месяцев на новом месте — достаточный срок, чтобы случайно приобретенные вещи заставили изрядно задуматься, как упаковать их в два габаритных чемодана, с которыми прибыл в этот дом. Впрочем, не самая великая проблема — кое-что можно оставить, например, преподнести в дар хозяевам учебники и пособия. Часть обезличенных безделушек бросить в урну, предварительно сломав так, чтобы не было искушения починить и вернуть владельцу. Главное, не забыть вещи, которые захотелось бы отослать вдогонку. Потому что эта личина не имеет адреса, а фамилию и имя, указанные в документах, никто не свяжет с его внешностью — кроме как по паре-тройке фальшивых телефонов, которым предначертано навеки замолчать через неделю. Хотя облику тоже суждено измениться.

Холод из раскрытого окна помогал двигаться быстрее, покрывал изморозью холодной логики мысли и эмоции. Его дела ныне завершены, настало время уходить, навсегда.

Основную угрозу от Максима он убрал, мягко и ненавязчиво подтолкнув Михаила к очевидной мысли о смене школы. А в стенах обычного заведения бояться совершенно нечего — там не будет родовитых, не будет их семей, а значит и конфликтов хоть сколько бы значимой величины. Даже если Максим все там сожжет, семья с легкостью откупится.

Хватит с него двух месяцев в отрыве от клана и рода. Свой долг он выполнил с довеском, начиная учебой, завершая прикрытием в порту. Сила вернулась в прежнем объеме, а уж это — надежный показатель. Можно уходить. Совесть чиста. Но раз так, то почему он раз за разом пытается себе это доказать?

Старик присел на кровать рядом с распахнутым, словно пасть бегемота, чемоданом, и незряче уставился в темноту дальнего угла. Да, у Максима остались проблемы. И наверняка будут новые — так всегда бывает в этом возрасте, когда Кровь, голосами предков, говорит сильнее, чем собственный разум.

Там, в веренице благородных предшественников, не было ни одного, кто сомневался бы в своем праве затопить два корабля за оскорбление. И уж тем более никто из них не ставил под вопрос свои решения, всегда считая их истинно верными и правильными. Другое дело, что у предков был разум взрослого, образованного человека, сила за плечами и наработанное десятилетиями мастерство интриги. Мальчику же пока достались только порывы. Дело известное, изученное, оттого в его возрасте пережидаемое в удаленном дворце, под надзором наставников и воинов рода, которые и обучить могут, и по шеям надавать, пока дворец окончательно не разломали. Хотя даже так совершенно не понятно, откуда эта мания стать императором…

Выходит, что винить во всем Максима — нельзя. Рассказать правду, забрать к себе и помочь — тоже нельзя, политика-с. Оставаться здесь? Но он ведь не может бросить весь род ради одного юного и непоседливого представителя? Не может. Он все сделал, что мог? Все.

Раздраженно дернувшись от вновь закруживших по кругу мыслях, старик выудил из подкладки чемодана тонкий прямоугольник ноутбука и распахнул, расположив прямо поверх сложенных стопкой вещей.

Мягко вжикнули вентиляторы, разгоняя сон спящего режима операционной системы. Блеклый свет экрана отразился в противоположной улице стене — не следовало никому даже случайно подглядеть его содержимое. Плотно закрыв и зашторив окно, старик потянул из боковой панели ниточку наушника с микрофоном, вызвал программу-терминал шифрованной связи и… С легкой неуверенностью нажал на вызов.

— Мы спим, — после нескольких гудков раздался недовольный девичий голосок. — И ты спи, деда.

— Тьфу, нашел, у кого совета спрашивать, — чертыхнулся старик, сматывая наушник и упаковывая аппаратуру обратно.

Затем посмотрел на распахнутые чемоданы, разложенную то здесь, то там одежду — стопками, на вешалках, на спинках стульев. Аккуратно все сгрузил на пол, зарылся прямо как был, в одежде, под одеяло и закрыл глаза.

— Завтра все решу, — недостойное его статуса решение принесло настолько сильное облегчение, что обернулось в сон за единое мгновение.

Глава 9

Бывают в конце осени тихие, яркие дни — с чистым небом и добрым солнцем, покрывалом золотых листьев, с ветром, что затаит дыхание, глядя на такую красоту. Особенно прекрасен такой день ранним утром — без спешки, шума автомобилей и людской суеты. Не каждому доведется шанс таковое увидеть, но тем, кто сподобился встать еще до рассвета — определенно с этим повезет.

На окраине города, посреди малоэтажной застройки, огороженной невысокими заборами, в утренний час медленно катили две машины, непохожие друг на друга, как богатство и бедность — черный лимузин против видавшего вида белого грузовика. Но и через тонированные стекла, и сквозь лобовое стекло с паутинкой трещин одинаково внимательно всматривались в указатели на домах, запутанные и совершенно бестолково развешанные, как это частенько бывает, когда очень старые дома соседствуют с новостроем.

Однако каждому поиску суждено завершиться, и вскоре странная пара синхронно нырнула на съезд к огороженной территории, остановившись прямо посреди большой, но неглубокой лужи — памяти от ночного дождя. Вода шарахнулась испуганной волной под колесами, но тут же замерла в спокойствии, отразив хромированный диск длинной машины, а затем, на фоне неба, распахнутые двери. Из первой мощно вышагнули военные берцы, из другой же для начала показалась массивная трость темного дерева, а после и лакированные туфли ее хозяина, что не спешили касаться воды.

Ко второму мужчине тут же подскочил молодой помощник, предложив руку опереться — ибо тот носил трость не просто так, а, судя неловким движениям и подволакивающейся левой ноге, действительно в ней нуждался.

— Так постою, — отмахнулся тот от помощи и с неприкрытым интересом принялся изучать невысокое, в два этажа, здание за изящным забором и яблоневым садом в десяти метров перед собой.

Двери автомобиля так и осталась открытыми. Впрочем, будь они оставлены такими даже без присмотра, опасности для хранимого имущества практически не было — номера длинной машины работали лучше всякой охраны и замков. Вернее, их отсутствие — ни цифр, ни букв. Один лишь герб из потемневшего дерева, с чуть грубоватой резьбой. Редкое явление, для людей простых означающих только одно — лучше не связываться. Людям же служивым герб терпеливо давал ответы на все возможные вопросы: да, мы провозим оружие; да, может быть мы даже нарушили закон; нет, вы не можете нас остановить. А еще вы не можете останавливать плохонькую Газельку, что прикорнула в пяти метрах за роскошным лимузином, потому что она под нашей защитой.

Разумеется, сиятельные князья, владельцы земли, а так же их слуги, могли бы останавливать, обыскивать и вообще вести себя по-хамски с владельцами любых гербов, но как-то глупо для собственного здоровья ссориться с крупнейшей в Империи частной армией одаренных. Древичей не особо почитали, но вы ведь не отвешиваете поклонов ядовитой змее, будучи встретив таковую в лесу? Вы просто обходите ее широким кругом… Хотя желающих прибить тоже может оказаться не мало, но то — одну, да с палкой или огнем в руках. А если, убив полоза, привлечешь сотню кобр?

Из Газели тем временем выбрался высокий юноша, с хозяйственной заботливостью оглядел неказистый транспорт и для порядка простучал колесо носком штиблет. Тут же спохватился и протер замшевой тряпочкой обувку, проверил стрелки на выглаженных брюках, огладил белоснежную рубашку и слегка поправил лепесток красной бабочки.

— Куртку накинь, — бросил ему мужчина с тростью, не оборачиваясь.

— Ага, — подбежал тот к лимузину и с благодарным кивком принял недостающую деталь костюма у другого водителя — такого же молодого, как он сам, в схожем наборе одежды, но в очках.

— Идем, — сделал мужчина первый короткий шаг и тут же замер.

Его взгляд наткнулся на металлический прямоугольник с княжеским гербом над калиткой и изрядно потемнел

— Один пойду, — изменил он решение. — Толик, Семен, по машинам и моторы не глушить.

Ребята коротко кивнули и отступили назад. На лицах их, правда, мелькнуло желание оспорить приказ, но исчезло столь же быстро. Мужчина же в берцах оправил мешковатого вида коричневую куртку, накинутую поверх белой водолазки, и молча развернулся, оглядывая подходы.

Конец трости вдавил звонок справа от двери, и из глубины дома донесся еле слышный перелив мелодии. Оставалось только ждать, на всякий случай готовясь к худшему. Потому как еще никогда княжеское внимание, выраженное щитком над дверью, и просьба срочно привезти очень много денег, не означали вместе ничего хорошего.

Но вопреки недобрым мыслям, первыми из двери показались любопытствующие мордашки двух девчонок лет по семи, которых тут же оттеснил их ровесник, а затем вся малышня и вовсе пропала, дабы уступить место чуть растрепанному на вид старику в помятом костюме.

— Чем обязаны? — Грозно спросил он с порога, оглядывая через голову мужчины лимузин и грузовик.

— Нам бы Максима, уважаемый, — дружелюбно ответили ему.

Старик порывисто вздохнул и привалился к двери, заодно пресекая новую попытку любопытства юных обитателей дома.

— Что он опять натворил?

Мужчина озадаченно оперся на трость.

— Я вот хотел узнать то же самое.

Дверь вновь отворилась, выпуская еще одного жителя дома — лет сорока на вид, в брюках, тапочках и рабочем фартуке поверх рубашки.

— Это к Максиму, — сообщил ему старик, указывая на гостей.

— Что он опять натворил?!

Гость растерянно оглянулся назад.

— Мы просто его старые друзья!

— То есть, он ничего не сжег, не сломал, никого не побил? — Не поверили ему.

— И не утопил? — добавил старик.

— Нет! — Мужчине отчего-то подумалось, что ему ни на грамм не поверили. — Он просто попросил нас приехать!

К его счастью, в окне первого этажа показалось знакомое лицо.

— О, это ко мне, — раздался довольный и звонкий голос.

Тут же из раскрытой рамы немного неуклюже показалась нога в гипсе, а затем и молодой парень целиком.

— Максим, упадешь! — Ахнули с крыльца.

Но тот уже повис на руках, удерживаясь за карниз, и аккуратно спустился на землю.

— Там у дверей пробка, — чуть смущенно ответил он всем и активно заковылял на негнущейся ноге к дорогим гостям. — Очень рад. Пап, идите все сюда — мои приехали!

— Не знаю, какие-такие «мои», - заворчал старик с крыльца и скрылся внутри дома, щелкнув замком напоследок.

Из-за дверей раздался разочарованный стон на три голоса.

— Вырос-то как, — приобняв рукой, оглядел Максима старший гость.

— Пап, знакомься, это Николай Иванович. Мой… Первый учитель, — отступил тот на шаг, представляя незнакомца хозяину дома. — Дядь Коля, это Михаил Александрович.

— Очень приятно. А вас я, кажется, знаю, — осторожно подержавшись за руку, повернулся Михаил ко второму взрослому. — Это ведь с вами мы в Багиево…

— Именно, — пресек тот ритуал узнавания и отметил новую встречу крепким рукопожатием.

Тут и водители машин, повинуясь разрешающему кивку, подошли, чуть робея. И столь же неуверенно потянули руки к Максиму.

— Приве-ет! — ответил тот объятием, умудрившись сжать обоих, а потом уже, уловив нотку недовольства на лице дядь Коли, степенно раскланялся.

Заодно и молодые люди довольно раскраснелись, растеряв прежнюю неловкость.

— А я вот тут живу, — махнул рукой Максим в сторону дома и повел друзей за собой, умудряясь на одной здоровой ноге двигаться быстрее, чем остальные на двух. — А вы как? Вижу, неплохо, — остановился он возле лимузина и, посерьезнев, повернулся назад.

Друзья резко отшатнулись.

— Максим, — кашлянул Николай Иванович, вышагнув вперед. — Все, что тебе принадлежит — на месте. Просто мы поменяли часть наличных на счет в банке. Бумажные и цифровые деньги стоят по-разному, и это, — качнул он тростью в сторону машины, — часть разницы.

— Неплохое отличие, — задумчиво ответил Максим и направился к грузовику. — И сколько?

— Два процента. Почти настолько же отличаются наличные от золота.

— А алюминий? — Заинтересовался он, даже приостановившись на секунду.

— Думаю, сравнимо, — осторожно ответил дядя Коля, продолжая удерживать остальных за своей спиной.

Молодежь и сама остерегалась приближаться, а вот Михаил очень даже заинтересовался беседой, явно имея несколько важных вопросов, но подойти, увы, не удавалось — вниманием полностью завладел старый знакомец, словно специально оттянув на пару шагов назад, задавая пустячные вопросы про дом и сад.

— Тогда отлично, — вновь расцвел улыбкой Максим.

— Оставить тебе его? — Чуть замешкавшись, кивнул в сторону лимузина Николай.

— Нет. Он ведь не просто так? — Внимательно посмотрели на него снизу вверх.

— Меня восстановили в организации. Моей.

— Где они были раньше? — в ленивом тоне проступили стальные ноты.

— Хм… — Задумался тот на пару шагов. — Вот представь, человек находится под водой и тебя не слышит. Можешь ли ты с ним говорить?

— Так пусть вынырнет и поговорим?

— А если он… Не хочет выныривать? — С затаенной грустью спросил Николай. — И сам заливает себя, стремясь пойти на дно?

Максим с несвойственной возрасту серьезностью выслушал и понимающе качнул головой.

— С твоей помощью, я… выплыл. Со мной поговорили, дали работу в соответствии с опытом и возможностями. А тут такая удачная акция на лимузины, — со смешинкой завершил дядь Коля.

— Ясно. Для работы — можно, — заключил Максим и с мгновенно вернувшейся улыбкой развернулся к остальным. — Толик, показывай, что привез.

Контраст настроений явно сбил того с толку — к фургону парень приближался с некоторой робостью. Но пломбу с гербовым узором (как на номерах) срезал уверенно и двери отворил сноровисто.

— Вот, — набравшись храбрости, гордо выпятил он грудь, показав рукой внутрь кузова.

Там, где в самом центре, на пьедестале из деревянной подставки, накрепко закрепленной дощечками по бокам и парой строп к бортам, крепился стеклянный куб с гранью в полметра. А в том кубе платиной подмигнула заглянувшему из-за спин солнцу банковская карточка. И более ничего в кузове, кроме этого.

— А… Зачем грузовик? — Растерянно произнес папа-Миша, окончательно запутавшись в громадье вопросов и паутине мыслей.

— Максим сказал — на Газели! — Фанатично ответил Толик.

— О, — удивился Максим, глянув на товарища. — А позвонить?

— Мы хотели! Даже кидали монетку, кому звонить, — поведал Семен.

— Хм? — с любопытством повернулись все к нему.

— Так он не показал что выпало, а монету проглотил. — Обвиняюще тыкнул он пальцем в товарища.

— И все не так было! — Возмутился Толик. — И вообще! Я тебе сразу говорил — ему деньги ради денег, а не для того, чтобы в них с разбегу прыгать!

— О-о, — задумчиво протянул Максим.

— Не советую. Я пробовал — больно.

— Тогда ладно, — милосердно махнул тот рукой и попытался взобраться внутрь. — Лестницу бы.

— Я могу залезть! — Пискнули сзади голосом Федора.

— И мы! — Поддержали девчонки.

— Вы-то как выбрались?! — С показной строгостью всплеснул руками Михаил. — Я же сказал — ни шагу за дверь!

— А мы через окно, — тоном опытного крючкотвора ответил Федор. — Я держался, а они по мне слезли. Только уху больно…

— Потом и попе будет больно! А если бы ты сорвался?!

— Не, там хватка, как у сварки, — прижал Максим к себе Федора и с гордостью показал остальным. — Знакомьтесь — мой брат, Федор, великий мастер, между прочим. А это Тоня и Катя, сестры, частные инвесторы.

— Кто? — Не понял папа.

— Не важно, слово-то хорошее, — отмахнулся Максим. — Так кто полезет?

— Да я мигом, — взлетел вверх Толик, отвинтил что-то на стойке и ловко выудил из прозрачного куба карточку вместе с десятком подшитых документов, до того лежавших на дне. — Вот, двести миллионов. — протянул он все Максиму.

— С-сколько? — Поперхнулся Михаил, ошарашенно переводя взгляд с карты на Максима и обратно.

— Ну, там двести три, — поправился Толик. — Вдруг комиссия.

— Зачем двести миллионов?!

— Двести три, — поправил Максим, с интересом рассматривая карточку и даже колупнув ее ногтем за край магнитной ленты (тут сердце прихватило сразу у всех).

— Она невкусная, — заявил дядя Коля и тут же поймал осуждающий взгляд Михаила. — Вы просто его не знаете, — поспешил он оправдаться.

— Так, подождите, — схватился Михаил за голову. — Это розыгрыш, да? Не может быть… Вот так… Чтобы в газели… И столько.

Судя по невозмутимому виду гостей — может. И это пугало.

— Двести миллионов — на соревнования, — успокаивающе погладил отца Максим. — Ну там на сдачу еще пластилин Федору, я обещал.

— Какие соревнования? — Пришло время удивляться Николаю Ивановичу и ребятам.

— Да там дело верное, — отмахнулся Максим, закидывая карту в карман рубашки. — Пару туров и алюминиевый завод дают.

— А мы? — вскинулись ребята.

— Там команда только с одной школы, — виновато пожал тот плечами. — Я бы тогда вас в первую очередь позвал.

— А вам вообще — в университет поступать! — Гаркнул им в ухо Николай. — Никаких соревнований! Вон, машины проверьте, выезжать скоро.

— Максим, — заикнулся было Михаил, судя по серьезному виду, явно наметив сказать примерно то же самое.

— Обсудим чуть позже? — С просительной интонацией заглянул ему в глаза Николай Иванович, скосил взгляд на воспитанника, и легонько кивнул, подтверждая тему беседы.

— А вы Машка не привезли? — Поспешил сменить тему Максим, двинувшись к дому.

— Г-хм, — смутился Николай. — Понимаешь, какое дело…

Беседа как-то сразу заглохла, сменившись тягостной паузой.

— После того, как ты уехал… Через неделю, наверное. Машк вышел погулять — надолго, как обычно. Такое с ним часто бывало, верно?

Максим прикрыл глаза.

— А потом не вернулся, — с некой растерянностью завершил дядя Коля.

— Значит, скоро придет ко мне, — пожал тот плечами, не выражая ни грамма сомнения в своих словах.

— Два месяца прошло…

— Не пропадет, — категорично ответил Максим. — Он умеет устраиваться в жизни.

— Думаешь?

— Вот вас кто-нибудь бесплатно кормил три раза в день?

— Нет, разумеется.

— Вот видите. — Закрыл он тему. — А Лайка?

— А Лайка в собачьем раю.

— Что?!

— На мясокомбинате, сторожем. — Нервно поправился Николай. — Привет тебе передала. Вот, секунду, — торопливо махнул он рукой, и, повинуясь жесту, водитель лимузина споро достал что-то из салона.

На проверку, этим «что-то» оказалась картонная коробка, оббитая чем-то мягким. А внутри оказался ослепительно-рыжий щенок, чуть сонно разглядывающий все вокруг.

Довольно большой для еле открытых глазок, а значит и возраста, с массивными лапами и узнаваемыми чертами овчарки.

— Вот, — торжественно протянул дядь Коля щенка Максиму.

Тот аккуратно принял его, поднял над головой, показывая всем, а затем с мрачной торжественностью, как некогда создатель — сотворенному Франкенштейну, прогремел:

— Я назову тебя БРАНД!

— Это девочка, — испортил всю торжественность Семен.

— Ух-ты! — Пискнули Тоня с Катей, ловко пнули Максима по коленной чашечке, дернули за ухо и отняли щенка. — Бруня-я!

— Тоня, как можно! — Возмутился Михаил, заспешив вслед за убегающими девчонками вместе с Николаем — но тот не особо торопился, опытным взглядом приметив, что погоня скоро заглохнет, а значит появится возможность поговорить наедине.

— Хана затее, — оставшись на земле, констатировал Максим, потирая коленку.

— Бруня, — задумчиво почесал затылок Федор. — Боевой Робот Убийца… Ня?

— Какой там боевой, сейчас бантик на шею наденут и что-нибудь розовое сошьют, — махнул рукой тот.

— Так ведь «Ня»?

— Вы о чем? — Заинтересованно спросил Семен, помогая Максиму подняться.

— Да мы хотели щенка в пилоты боевого робота. А теперь уже все, — все с грустью посмотрели на угол дома, за которым скрылась банда похитителей.

— А это будет работать? — Неподдельно загорелся он взглядом.

— Разумеется, — покровительственно кивнул Максим. — Федор — мастер, я ведь говорил.

Рекомый важно надул щеки. Но затем, встретив ироничный взгляд, решил просто выставить правую ногу чуть вперед и гордо поднять подбородок.

— А обязательно щенка?

— Да не особо, — ответил Федор, явно почуяв за интересом деловое предложение. — Главное — хоть какая-то обучаемость.

— Я на секунду! — Мигом сорвался Семен и почти столь же стремительно вернулся, на этот раз с коробкой чуть меньше. — Вот. — шмыгнул он грустно, открывая крышку.

Внутри обнаружилась крупная белая мышь.

— Дрессированная! — Осторожно погладив, с любовью произнес он. — Лабиринт проходит только так! Только в университетское общежитие с ней нельзя. А дома следить некому. Возьмете? — Просительно глянул он на друзей.

— Возьмем, — с подобающей торжественностью принял коробку Федор.

— Ты будешь гордиться ей, — похлопал по плечу Максим.

— Первая мышь пилот! — добавил его брат.

— Я буду звать ее МРАК[1]!

— Ее Лучинкой зовут.

— Ну или Лучинкой, — довольно согласились с ним.

* * *

Взрослые, между тем, остановились перед неодолимой для степенных и образованных людей преградой — лезть за девчонками в штаб на дереве, конечно же, было довольно несложно, но крайне несолидно при свидетелях. Так что погоня ограничилась грозными заявлениями и обещанием лишить сладкого. И хоть наверху тревожно притихли, переживая будущие санкции, но назад не спустились. Потому что дружба — она дороже! Хотя, судя по слегка жалобному поскуливанию, дружба пока была односторонней, но в этой семье определенно знали толк в таких отношениях.

— Так что за конкурсы за двести миллионов? — Николай мягко отвел Михаила в сторону, приглашая на прогулку по тропинке вокруг дома.

— Совершенно бестолковая идея, — обреченно махнул тот рукой. — И началась бестолково и завершится не лучше, чувствует мое сердце. Может, зайдем в дом? — Зябко переступил он с ноги на ноги, обутые в домашние тапочки.

— Разумеется, — спохватился Николай, сворачивая обратно.

Дом встретил гостя недружелюбно — спиной тут же удалившегося домоправителя и громко хлопнувшей дверью где-то внутри здания. Зато на кухне обнаружился горячий чай и блюдо с печеньем, пробовать которое первый десяток минут гостю пришлось в одиночестве — хозяин дома, извинившись, собрал теплой одежды для девочек и бегом удалился в сад.

— Максим все это затеял, — бухнулся на противоположный стул Михаил, пододвигая к себе чуть остывший взвар. — Хотел маленькое соревнование между школами. А потом… Что-то пошло не так, — тактично опустил он детали.

— И мы получили конкурс с призовым фондом в двести миллионов? — Ошарашенно поднял Николай брови.

— Со стартовым взносом в двести миллионов, — с некой обреченностью поправил его собеседник. — На имперском уровне, под патронажем клана Долгоруких и лично цесаревича Сергея Дмитриевича.

— Ого, — закашлялся Николай отпитым чаем.

— Вот именно, что «ого». А теперь он хочет в этом конкурсе участвовать.

— Логично.

— Чего логичного?! У него нога сломана! — Всплеснул руками Михаил.

— Он ведь создал этот конкурс, — нейтрально пожал дядь Коля плечами. — Разумеется, он захочет в нем участвовать.

«А еще взносы несут не ему, и как бы это не раздражало его еще сильнее, — осталось в его мыслях».

— Его там всего переломают за такие деньги! Это уже не шутки, каверзы кончились! Как он этого не понимает?!

— Он, разумеется, все понимает, — не согласился Николай. — Если рискует такими деньгами, то у него есть план.

— Да нет там риска, взнос возвращается после соревнований. У княжества особые условия, как у… Авторов идеи.

— Тогда вообще нет причин для переживаний.

— Он маленький мальчик!

— Который вывел вас из умирающего города? — Поднял бровь гость. — Не надо судить Максима по возрасту и виду.

— Но он ведет себя, как маленький… — немного обескураженно произнес Михаил. — Все эти шалости… Драки… Я даже школу решил поменять…

Николай выделил минуту тишины для размышлений, вновь занявшись чаем. А когда она истекла, задал главный вопрос, о котором представитель довольно видной и старой семьи должен был задуматься в первую очередь.

— А вы знаете, что мальчик одаренный?

— Да, разумеется. — встрепенулся Михаил.

— На какой эмоции базируется его сила? — Внимательно смотрел на него взгляд, достойный строго экзаменатора.

— Н-на чести? — Тоном троешника ответили ему. — Он ведь из…

— На любопытстве, — пристукнул носком туфли Николай. — Это — его душа, его смысл и его суть.

— Но это же..!

— Почти не встречается, да. Но в этом — весь Максим. И знаете, что ему любопытней всего в данный момент?

— Соревнования?

— Нет. Ему любопытно, насколько вы его любите. Как далеко он может зайти, чтобы не стать вам чужим. Даже если он не отдает себе в этом отчета, Максим всеми силами старается это проверить.

На кухне установилась мертвая тишина, каковую можно услышать на контрасте с сильным грохотом. На этот раз — то был гром осознания. И вроде даже строчки книжицы про приемных детей, читанных Михаилом украдкой, всплыли в памяти…

— Докажите, что вы будете его любить всегда, даже если он уничтожит весь мир. — И опережая следующий вопрос, произнес. — Можно просто словами.

— А он не кинется это проверять? — Кисло улыбнулся отец семейства и понурил голову.

— Ему не интересно проверять слова тех, кому он доверяет и любит. Они для него — он сам. А себе он верит.

— То есть, на соревнования я тоже должен его отпустить? — Поднял Михаил взгляд на собеседника.

— Я вам больше скажу, если вы воспрепятствуете, он все равно пойдет. — Усмехнулся Николай. — Даже если бы у него не было денег, он все равно участвовал бы, пусть и вне конкурса. И ему все равно, что подумали бы другие.

— Любопытство? — Понял отец.

— Да. Только в таком раскладе есть маленькая неприятность.

— Какая?

— За призом он пришел бы тоже, — усмехнулся Николай в чашку. — За настоящим призом.

— О-у…

— Так что не мешайте, а лучше помогите. Он оценит. Тем более… Какой там первый конкурс?

— Танцы. Но у него нога сломана…

— Вот, отлично. Пусть проиграет сам, по официальным правилам. Даже была бы нога целой — Максим все равно не умеет танцевать.

— Он ведь расстроится…

— Шутите? Это же Максим! — Недоверчиво глянул дядь Коля. — За следующий год он станет лучшим танцором в Империи! Если, разумеется, любящая семья поможет ему с учителем.

— Денег не пожалею, — торжественно пообещал Михаил.

— А вообще, раз такое дело, — задумался гость. — Вы ведь все равно решили переводиться в другую школу?

— В этой оказалось слишком много аристократов, мы даже не ожидали, устраиваясь. Конфликты между детьми… Сами понимаете, с какими последствиями. — Виновато повел он взглядом на улицу.

— Может, переведем в наше подшефное учреждение? — подал идею Николай.

— Так это ведь далеко? — Сразу отклонился на спинку стула Михаил, сложив руки в знаке отрицания на груди.

— Да сейчас же интернет, будете разговаривать хоть каждый день! — Зажегся мыслью гость. — А на выходных будет привозить машина и в понедельник забирать, а? Вот смотрите, в «Дубках» у нас отличная школа для одаренных. — Николай показал ладонь и сжал мизинец. — Владеть своим даром — необходимо, вы ведь не будете спорить? Дисциплина там — железная! Никаких каверз или драк. Сейчас у мальчика самый возраст, гормоны бушуют — а там такие нагрузки, что вся дурь пропадет. Индивидуальная программа, опять же, с учетом базиса силы.

— Как бы это не выглядело наказанием для него, — с прежним категоричным сомнением протянул отец.

— Нет-нет! Ведь главное — от «Дубков»… Или от «Березки», там тоже отличные наставники… Можно будет отправить отличную команду на соревнования! Первые два тура пролетит мигом, остановится на боевке и выживании. Проиграет, да, но какой гигантский стимул будет для самосовершенствовании! Вы ведь хотите в семью бойца ранга «учитель»?

— Мы не любим воевать… — уже сомневаясь, ответил Михаил.

— В Багиево — тоже не любили. — Жестко ответили ему. — У вас две дочери и маленький сын. Кто должен будет их защитить? Да хотя бы статусом большого и сильного брата?

— Может, что-то в этом и есть, — пробормотал тот через минуту. — Все равно школу обязательно надо менять… А там команда распадется… Но двести миллионов?! Это нам вернут, а вам никто не вернет!

— Не нам, — категорично качнул головой Николай. — Это деньги Максима. И я бы очень не советовал путать их со своими и пытаться ими распоряжаться.

— Такая дикая сумма…

— Что обойдется дешевле — двести миллионов или попытка захвата алюминиевого завода в обход настоящего победителя?

— Там еще ГЭС… Бред какой-то, — схватился за голову Михаил. — Его же убьют.

— Вот и ответ, — с абсолютно спокойным видом Николай закинул внутрь себя печеньку.

— Дурацкое любопытство…

— Э-нет. — Погрозил он новой, удерживая между пальцев. — Если любопытство исчезнет, будет гораздо хуже. Для всех. Уж поверьте, — невольно содрогнулся Николай. — Я видел. Так что, переводим в «Дубки»?

— Не лишено смысла, — обдумав все, принял решение Михаил. — Можно посоветуюсь со старым наставником Максима?

— Пожалуйста, — щедро махнул тот рукой, с довольством сытого кота.

Наставник, в общем-то, не особо был рад предложению, но постановке вопроса «а тут предлагают надежную новую школу с отличными учителями» не сопротивлялся. Ровно до того момента, как услышал название «школ».

— Че-его-о?! — турбиной прогудело по дому. — Ноги Максима там не будет!

— Но послушайте!

— Нет! Это вы послушайте, это не школа! Это военный лицей!

— Так может, ему будет лучше?

— Нет! Нет! И еще раз нет! — Пнул старик дверь и с грозным видом показал гостю на выход.

— Но нам все равно надо менять школу…

— Не надо менять!

— Но вы сказали — надо!

— А сейчас — нет! У Максима там друг! — гудел старик, корпусом выпроваживая всех из дома.

— Да они только вчера подружились!

— Зато он так много пережил!

— Но вы ведь все равно уволились, — раздраженно встал на месте Михаил.

— А сейчас — передумал! Это, может, мой педагогический долг! Я осознал свою ошибку и прошу дать мне шанс все исправить!

— Ну, может действительно? — С сомнением произнес Михаил.

— Если что, спросите у Максима мой телефон, — примиряюще улыбнулся Николай, стоя уже за порогом дома. — Совершенно не обязательно переводить его прямо сейчас.

— Так и сделаем, — выдохнул отец.

— Даже не думайте! — Погрозил старик кулаком небу.

— Но напоследок, чтобы не с пустыми руками, — проигнорировав грозные жесты, обратился дядь Коля к Михаилу. — Вы не могли бы мне помочь? — Показал он на пиджак. — Достаньте из внутреннего кармана коробочку, будьте добры. Руки не совсем меня слушаются.

— Да, разумеется, — засуетился Михаил, выудив потертый квадратный короб из бересты, толщиной в полтора сантиметра и гранью в десять.

— Откройте, вот так, спасибо. — Николай бережно подцепил рукой лежащий в коробе прямоугольник темного дерева, показал хозяину дома и со всей серьезностью спросил. — Вы не будете против?

Тот не сразу понял вопроса, зачарованно глядя на угловатую резьбу из рун и грубых обозначений волн и корабля с распахнутыми парусами на нем. А когда осознал — то медленно кивнул, не особо веря тому, что происходит. И сварливый старик как-то притих, с совершенно непонятным выражением лица наблюдая за происходящим.

Николай, дождавшись разрешения, просто приложил дощечку над дверью. Убрал руку, а та осталась на месте, будто бы зацепившись за что-то…. Но каждый из трех свидетелей знал, что крепление будет куда как по надежней, и не страшны ему ни стихия, ни время, ни злая воля человека. Даже если будет пожар — все сгорит, но не косяк этой двери с защитной меткой на нем. Только двое во всем мире могли ее снять — хозяин дома, давший разрешение, и особый человек, коему Древичи доверили размещать охранные калиты, своим словом и именем защищая всех обитателей сего места.

— А… — растерянно протянул Михаил. — Нам за это… Надо будет? Ну…

— Пока Максим живет в этом доме — нет.

— А вам Максим — кто? — Не удержал в себе вопрос старик.

— Всё. — Загадочно ответил Николай и коротко поклонился. — Всего наилучшего.

Глава 10

Гладь стола помнила множество рук: их силу, проминающую дерево от злости; их глупость, от которой на ровной поверхности остались борозды от ногтей и стали. Некоторые ужасались содеянным и пытались выровнять, сгладить порезы. Другие обманывались, что царапины останутся безымянными — их слишком много, этих рук, чтобы определить виновника. И только плотник знал всегда — ему заплатят. Чужие грехи навсегда исчезнут под слоем лака на крепко сколоченных досках. Гладь обновится — но люди продолжат совершать ошибки и платить за них.

На угол стола лег прямоугольник синего картона, украшенный паутиной серебристых линий, свитых старомодной буквой «В». Движение рук — и упаковка раскрылась пеналом, демонстрируя десяток ромбиков в мизинец величиной, обернутых золотой фольгой. Драгоценная оболочка — для драгоценного содержимого.

Легкий кивок — и еще пять таких же упаковок легли рядом.

Солидный звук касания лучше слов рассказал о весе. Витая эмблема подтвердила качество. Количество соответствовало договоренностям. Но тишина за столом не сменилась беседой.

Еще шесть коробов легли на стол — выкладываемые чуть дрожащей рукой, раз за разом все нервнее, пока последний чуть не слетел на пол от неловкого жеста.

— Верни ее! — что было больше в этом крике: страха, надежды или отчаяния?

Пальцы, украшенные перстнями, коснулись синих граней, неспешно отсчитали шесть и легонько придвинули к себе. То, что было сверх обещанного, осталось нетронутым. А просьба — неуслышанной.

— Вот, возьми еще, — суетливо двигаясь, проситель выложил еще четыре, уже не так ровно выставив на поверхности стола.

Огрехи расстановки были тут же исправлены — пальцы задумчиво огладили солидную упаковку, медленно, неторопливо выравнивая по линии. А затем решительно отодвинули от себя, одну за другой. Ответ — нет.

— У меня нет больше. Может, деньги? — в этих словах осталось только отчаяние. — У меня есть, вот! Я могу принести еще!

— Мы же не работорговцы. — С укором прозвучало в ответ.

И растрепанные купюры, собранные нелепым комом, замерли в руках на полпути к столу.

— Чего ты хочешь? Я на все согласен!

Горели упрямством глаза сквозь растрепанную челку длинных волос, и даже сломленная сутулость на миг обернулась силуэтом загнанного зверя. Пожалуй, он действительно был готов идти до конца.

— У нее действительно так хорошо с запятыми? — Невольно заинтересовался я, вновь погладив отложенные было упаковки дорогого шоколада.

Намек был встречен яростной надеждой и словами из самого сердца:

— Она — моя запятая!

— Даже так?

— Прямо как «в казнить нельзя помиловать»! — решительно выдохнул Ян.

— Хм, — откинулся я на стул. — А она об этом знает?

— Ну-у, — ярость на щеках сменилась румянцем смущения.

— Поня-ято, — глубокомысленно произнес я, присматриваясь к неожиданной идее. — Ладно, попробую помочь твоей беде.

— Ты вернешь ее мне за парту?! — с надеждой предположил Ян.

— Толку от этого? Она же не знает про твою сердечную пунктуацию.

— Только не смей ей говорить! — сжал он кулаки и насупился.

— Я и не буду. — Покладисто заверил толстяка. — Но какая разница, насколько она близко, если смотрит не на тебя?

Парень ссутулился еще сильнее и грустно шмыгнул.

— Есть у меня один вариант, беспроигрышный. Такой, чтобы «оно само».

Ян встрепенулся, явно расслышав в словах свою мечту.

— Но сразу предупреждаю — путь то нелегкий, полный боли и страха! — Заметив некоторое сомнение в глазах напротив, тут же добавил. — Но ты ведь на все ради нее готов?

— Д-да! — Нашел он в себе решимость и выпрямил спину.

— Тебе придется извиниться.

— Да, конечно. Максим, извини…!

— Не сейчас! — Пресек я строгим словом. — На людях!

— Ладно… — потерянно обернулся Ян.

Вокруг шумела столовая прибоем сотен голосов, выбивая ритм жизни сталью по тарелкам и столам. Но на общем равнодушном фоне великой стихии «большой перемены» явно угадывались заинтересованные глаза, а иные уши слишком подозрительно глядели в нашу сторону.

— И не здесь! — Я подхватил салфетку, выудил ручку из кармана и двумя строчками назначил время и место. — Никому не показывай. Прочитаешь, когда будешь один. — протянул ему свернутый треугольником лист.

— Спасибо! — Искренне выдохнул он.

— Деньги спрячь… Шоколад оставь… Иди.

Оставалось считать секунды, с интересом наблюдая, насколько хватит его терпения. На двенадцатом шаге, уже в дверях столовой, Ян воровато обернулся и с нетерпением развернул послание. Затем дочитал до второй строчки, с возмущением посмотрел на меня, дождался кивка, выдохнул обреченно — и съел угол салфетки.

А вытерпел бы до безлюдного коридора, то некому было бы кивать. Но да ладно — выудил я телефон и принялся организовывать небольшое чудо.

— Добрый я сегодня, — поведал я пустой тарелке и огладил живот.

Три котлеты и двойное пюре — истинный рецепт доброты. И глядя вокруг, на улыбающиеся лица, весело подъедавшие свои порции с тарелок, я убеждался в этом безмерно — особенно сравнивая с угрюмостью тех, кто склонился над жидковатыми салатиками, пытаясь нанизать траву на острие вилок. Но таких мало — и с каждой минутой тяга их к добру становится все необоримей, утягивая к лотку раздачи…

Приятно осознавать, что все это — благодаря тебе. Но, как Прометей, даровавший людям огонь, я вовсе не собирался кричать об этом на каждом углу. Ограничился объявлением на входе.

От приятных мыслей отвлек строгий звук телефонного таймера — время.

Четыре лестницы пронизывали здание, соединяя первые и последние этажи. Были они достаточно далеко друг от друга и без прямой видимости меж собой, так что затеряться в школе не было великой проблемой, как и избежать лишних встреч — при должной осторожности. Так что спортзала я достиг в одиночестве, хоть и пришлось дважды подниматься на этаж выше и переходить на другой лестничный пролет.

Коробка огромного помещения тоже имела на редкость удачное расположение — прямо посередине этажа, оттого имела три лишних входа со стороны коридора. Два из них обычно были закрыты изнутри, но вчера я предусмотрительно пододвинул засов так, что язычок его на миллиметр выскользнул из петли.

— Приветствую всех! — Зычно поздоровался я со спинами конкурсанток.

Грянул гром «прыжка на месте с разворотом», - и каблуки не помешали.

— Г-хм, — откашлялся я, подбирая правильные слова — такие, чтобы чувству самосохранения понравились.

Просто они так смотрят… Недобро… А теперь идут… Медленно… Все ближе… И ближе…

— Смирно!!! — Рявкнул я.

В дверях мелькнуло удивленное лицо физрука.

— Для получения наград! По р-росту! Шагом! Арш!

Физрук дрогнул и тоже потянулся к стихийно образующейся линии.

— С каблуками в начало строя! — Добавил я порядку.

Физрук развернулся и замаршировал обратно. А и отлично — на него медальонов все равно не дали.

— Равняйсь! Смирно! — Прохромал я мимо бессмысленно-воодушевленных лиц. — Поздравляю с прохождением конкурсного отбора!

— Ура! — прогремело под потолком.

— Каждая из вас признана прекраснейшей! Несравненной! — Вещал я вдохновенно, подбираясь к началу строя. — И для каждой мы приготовили достойную награду! — Воздел я руку над головой.

— Ура!

Линия слегка изогнулась, отражая любопытство хвоста к процессу награждения. Но одергивать я не стал — вместо этого выудил плоский короб из специального крепления на внутренней стороне костюма.

— «Рассветные медальоны» из серебра и аметистов! — раскрыл крышку, демонстрируя несколько десятков цепочек, неплотно обернутых вокруг шести рядов и пяти колонн декоративных гвоздиков.

— Ох-х! — Прошелестело по строю восхищение от крупных сине-розовых камней в изящной огранке и цепочки, сплетенной тройным кордом.

Или же — что это какой-никакой, а настоящий артефакт с собственным запасом сил! А может, от всего одновременно. Но главное — на лицах играли улыбки, предвкушение, радость и восторг.

Я медленно шел от одной девушке к другой, позволяя забирать свою награду самостоятельно — кое-кто, правда, намекал лукавой улыбкой, чтобы я самолично застегнул цепочку, но тут я указывал на трость, и мне все прощали.

— А это что? — перешептывались подруги, всматриваясь в глубину драгоценности.

Вихрь слов уже донес до каждой из них манящее слово «артефакт», и хоть все знали цену даже самым простеньким вещицам, названиями мало кто интересовался. Слишком много их, этих названий — все изделия в чем-то уникальны, даже из одного ряда, оттого мастера норовили дать им свои имена. Папа Миша этого крайне не одобрял. Хотя даже сейчас, из всей серии смастеренных на быструю руку медальонов (цепочки все до единой покупные, а камни — осколки одного большого) были разные по силе, однако все получили от мастера старое имя.

— Оно согреет ваши прекрасные волосы в стужу, — отбарабанил я подсказанную наставником заготовку.

— Это чтобы волосы сушить, — деловито пояснили из строя.

— Ух ты!

— Десять секунд — и все готово, — продолжил тот же голос. — И концы не секутся!

— Вау! — выдохнул весь строй.

В общем, следующую заготовку с «овеет и сбережет» я оставил при себе. Крайне практичные люди!

— А как включать?

— Нажмите на камень снизу вверх, — пояснил я, чуть повысив голос.

Слева резко хлопнуло и дыхнуло теплой волной.

— Тихонечко, — поспешил я уточнить, глядя на ошарашенную девушку с прической королевского попугая. И взгляд похожий — округлый и бессмысленный… — Г-хм, да.

— А теперь о финалистах! Внимание!

Строй резко затих и вновь обрел стреловидную форму.

— Как вы знаете, все ваши великолепные результаты нами крайне внимательно регистрировались в блокнотах! Абсолютно беспристрастно мы выставляли оценки вашей безукоризненной грации и таланту! Действуя независимо друг от друга, мы с сходились в одном — пяти баллов недостаточно для совершенства!

Выдержав достаточную паузу — такую, чтобы в должной мере подчеркнуть драматизм, я продолжил.

— Но!

Вновь пауза — и незаметный взгляд на секундомер. Пора.

— Блокноты, которые мы передали на хранение нашему товарищу, были им потеряны! Безвозвратно!

— Извините меня! — Неуверенно крикнул из дальнего угла Ян, сверяясь с уцелевшим лоскутом от салфетки.

— Простите ли вы его — решать вам, — с горечью завершил я, разворачиваясь к противоположному от Яна выходу и быстрым шагом — пока они не опомнились — покинул помещение.

А теперь — бежать! Пусть с тростью, не быстро — но бежать! До лестницы — вверх! Поворот! Еще поворот!

— О, Максим, ты здесь! Я тебя ищу! — Чуть не впечатался в меня после очередного угла Пашка.

Еле затормозил.

— Давай потом. — Захотел я продолжить путь.

— Нельзя потом! — Умоляюще-истеричным тоном произнес он, повиснув руками на моем пиджаке.

Хотел было стряхнуть его, но потом пригляделся к нему и изумился — отчего-то весьма растрепанный, с застегнутой через пуговицу рубашкой, поехавшим набок галстуком и с совершенно невероятным взглядом, Пашка выглядел Лайкой, еле выскользнувшей из-под Камаза.

— Мак-сим! — с невероятным чувством произнес он мое имя. — Мы должны выбрать Екатерину Стольникову из одиннадцатого «в»! Очень, очень надо! Пожалуйста! Она такая! — поплыл он взглядом. — Максим! И еще, еще — Марину Аксюшину! Пожалуйста!

— Ничего не получится, — мягко отцепил я его левую руку от себя. — Я отменил соревнования.

— К-как отменил? — Замер он с распахнутыми глазами. — Нельзя отменять! Ведь там Катя, Марина!

— А вот так, отменил, — поднял я его на ноги и закрепил вертикальное положение хлопком по плечу.

— Но Катя… Марина… — Совсем растерялся Паша.

Я хотел было что-то ответить, но тут в дальнем коридоре пробежал Ян, а за ним с минимальным запозданием толпа дам, вооруженная туфлями с острым каблуком.

— На его месте должен был быть я, — шмыгнул Паша жалобно.

— Не дай Бог, — вздрогнул я и похромал искать Таню, оставив товарища приходить в себя.

А через десять минут, в классе, я вновь сидел один, то и дело ловя гневные взгляды Татьяны, бережно и осторожно обрабатывающей раны на лице и оттоптанных руках такого всего из себя жалобно постанывающего Яна. В глаза бы ему лучше посмотрела, в бесстыжие… И счастливые, этого тоже не отнять.

Справа на меня тоже смотрели неравнодушно — но в глазах Пашки читались укоризна и тоска, столь же густые и темные, как помада в просвете его рубашки.

Да и от учителя шел заметный интерес пополам с демонстративным возмущением — это она с моим дневником ознакомилась. Мало у кого есть запись «ААААААААА!!!» за подписью директора.

— Класс! — Хлопнула входная дверь, и все три ряда дисциплинированно поприветствовали Руслана Артемьевича.

— Садитесь, — ответил он мягкой улыбкой. — Марья Ивановна, можно сделать объявление?

— Разумеется, — ответили из-за толстых стекол очков.

Руслан прошел к доске, оставив дверь открытой, откашлялся и с бодрой улыбкой посмотрел поверх моей головы. Потому что когда он на меня смотрит — у него глаз дергается.

— Рад сообщить вам, что в вашем классе пополнение!

Класс зашептался и забурлил.

— Прошу любить и жаловать, Светлана Джонс! — Повел он ладонью ко входу.

Из коридора в класс шагнуло чудное золотоволосое создание в школьной форме.

— Пожалуйста, не обижайте ее и помогите освоиться. Она родом из-за океана, поэтому не совсем ладит с русским.

— Моя мама родом отсюда, — смело глядя на класс, с легким акцентом подтвердила она, внимательно изучая людей за партами.

И совсем скоро остановилась на мне. Надолго. Что-то продолжал говорить Руслан Артемьевич, поддакивала ему учитель, поднимались со своих мест ученики, называя свои имена. А мы ничего не слышали, изучая глубину радужки друг у друга.

— Максим! — Выплыло из общего фона мое имя.

— Максим, — подтвердил я, но с места не встал.

— Максим, — эхом откликнулась Светлана.

Та самая Светлана — из лета, из гулких коридоров закрытой секции.

— Словом, еще познакомитесь, — раскланялся Руслан и подозрительно быстро скрылся из кабинета.

Это, наверное, чтобы за трехместную парту не отвечать. Хотя, наверное, уже не надо.

— Света, во втором ряду есть свободное место, — подсказали ей.

Позади задохнулся от возмущения Ян, переводя взгляд то на Таню, то на Свету, то — зло и обиженно — на меня.

За что тут же получил оплеуху поверх пластыря от разгневанной соседки.

А нет, трехместная парта определенно пригодится.

* * *

Шесть сотен лет тому назад тут был бурьян по грудь, ходивший волнами от лютого ветра с близкой реки, да лесная коса, вливающаяся в темную чащобу, полную зверя и смерти.

Ныне же, крошечные островки парков строго охраняют, а оставшиеся в них белки строго пронумерованы и поставлены на учет. Гуляют по расчищенным аллеям счастливые семьи, беззаботно касаясь дубов-исполинов, восхищенно заламывая головы на верхушки столетних сосен. Деревья знают, какой ценой далось это счастье. Помнят, сколько крови было скормлено их корням. Тысячи историй жизни и смерти шепчут их ветви, но никому до них нет дела. Ведь это было так давно, и никогда не повторится… Как не повторялось раз за разом всю человеческую историю.

Шесть сотен лет назад было достаточно возвести крепость. Переселенцы, волоча за собой целые караваны повозок несколько месяцев, заложили первый камень сразу же, несмотря на усталость и голод. Кто-то малодушно шептал о деревянном тыне, кивая на близкий лес, соловьем разливаясь о легкости затеи и тихим шепотом — о безумии ссыльного князя. История не помнит имени глупца, не осталось от него потомков, чтобы подсказать. Но зато многие подтвердят, что крепость заложили по всем традициям, по старинной примете живьем замуровав в фундамент человека. Только как его звали — тоже не помнят…

Рубили известняк, обжигали глину, собирали речной камень, поднимали стены детинца, денно и нощно охраняли стройку и окружившую ее кольцом преграду из скрепленных цепями телег. Пока достроили, потеряли пятую часть родичей. Новое место не жаловало гостей. Выстояли, превозмогли — и принялись возводить второй круг стен. А за ним и третий — все ради того, чтобы род жил и через шесть сотен лет. И все эти годы будут сиять белым неприступные стены на высоком холме у реки, обозначая место рождения общего счастья.

В наше время не осталось опасностей, от которых можно схорониться за высотой каменной преграды. Рубежи отчизны теперь куда больше в воздухе, чем на земле, и охраняются не зорким глазом, а высокотехнологичными системами противовоздушной обороны. Современный город растет вне стен, растекаясь по удобным для застройки равнинам и с неохотой взбираясь на холмы. Его центр будет в совсем другом месте — там, где воздвигнуты высотки государственных учреждений, оплетенные кольцами дорог. Старая часть города останется чуть в стороне, заповедником низкоэтажной застройки, местом для школьных экскурсий и туристов. Вот только в саму крепость ходу нет никому. «Музейный комплекс «Старая Шуя» на реконструкции, последние десять лет. И будет в таковом состоянии всегда, покуда Юнеско не снимет с него обременение «исторического достояния». Ну а пока в «музее», как у себя дома, будет обитать княжеская семья. Потому что она там живет, а тех, кто проплатил Юнеско это решение, они обязательно найдут.

Кое-кто очень хотел, чтобы князь покинул рубежи зачарованных стен, лишился лабиринтов подземных ходов и чистоты подземных источников. Именем Императрицы, традиционно покровительствующей международным организациям, было высказано благопожелание — и тут же удовлетворено. Музей открылся в рекордные сроки, а затем так же стремительно закрылся — «старое здание, опасность обрушения перекрытий, вы ведь понимаете». Можно было бы и вовсе игнорировать письма и просьбы, но удар по репутации того не стоил — в мирное время принято покровительствовать искусству. Вот и ведется реконструкция, денно и нощно, все десять лет — завозятся металлоконструкции, сверхпрочный бетон, электроника и автоматика, а число подземных этажей «музея» уже выросло до двадцати.

Поговаривают, многим родовым твердыням дали статус музея, обустроив все как великую почесть, как достижение рода и вклад в мировую культуру. Кое-кто даже согласился, с радостью обменяв вековые стены на рукопожатие и цветастую бумажку на чужом языке. Тем более, что на обустройство выделяли солидные средства из международного фонда, а денег никогда не бывает много. Неспокойно от таких новостей на душе — а вот если закопаться поглубже, да еще на чужие деньги, то как-то легче становится…

Как-то так получилось, что за время реконструкции в подземных этажах были продублированы все механизмы контроля, слежения и управления городом. Система выдавала такой объем информации, бережно — и строго секретно — собираемой с электроники, оптики, аудиотехники министерств и ведомств, предприятий и личных домов управляющего состава, а интеллектуальные системы и целый отдел аналитиков так ловко ее компоновал, что князя в последние два года на полном серьезе считали затворником. Потому как из дома не выезжает, проверок не устраивает, выбираясь изредка на торжественные открытия — чтобы облик не забыли, не иначе. Многие, поверив, что высокое начальство устранилось от мира и ничего не видит, начинали считать себя хозяевами княжества. Когда их чуть позже тащили на эшафот, а имущество забирали в казну, мнение менялось. В общем, отличная получилась система, быстро окупилась.

Вот только почему, при всей этой роскошной электронике, средствах слежения и тысячах камер на каждом углу, его ставят перед фактом, когда речь идет о его собственном сыне?! Да еще кто?! Тот, кто отношения не имеет ни к роду, ни к клану!

— Сын, — вместо бури ярости, спокойно произнес Евгений Александрович Шуйский, глядя на расположившегося по ту сторону стола молодого парня, судорожно сжимавшего футляр от скрипки.

Впрочем, от родной крови эмоции не скрыть, вон как побледнел.

— Это что? — Продемонстрировал он наследнику прямоугольник бумаги с нескладным почерком.

Тот поправил очки и близоруко вгляделся.

— Заявление. — Терпеливо зачитал князь. — «Команда в составе: Павла Зубова, Максима Самойлова, Федора Самойлова, Артема Архипова, Светланы Джонс предварительно заявляет о победе на соревнованиях». Последняя строчка зачеркнута, далее другим почерком: «просит включить их в перечень команд от школы номер сто пять. Капитан команды — Павел Зубов». Далее другим почерком: «Чрезвычайный министр по общим вопросам — Максим Самойлов». Последняя строка зачеркнута. Подписи. Одна из них твоя, верно?

— А, это, — выдохнул парень и улыбнулся. — Там веселая компания, с ними интересно. А бумага — она ведь в шутку. Откуда у них двести миллионов?

Князь с каменным выражением лица взял с поверхности стола пластиковую карточку и демонстративно прикрепил скрепкой к заявлению.

— А действительно, — тем же обманчиво мягким тоном согласился он.

— А-эм…

— Заявление вот так и было, со скрепкой, — с оттенками рокота подтвердил Евгений Александрович. — Итак, сын. Какого черта?!

Артем насупился, уставился в темноту столешницы и крепче обнял чехол.

Не дождавшись ответа, князь молча порвал бумагу, сложил половинки вместе и снова порвал, затем проделал то же самое вновь. — Бери. Завтра вместе с карточкой отдашь друзьям.

Артем принял ком из бумаги, посидел бездвижно минуту, баюкая остатки заявления в руке, а когда отмер, попросил чистый лист и ручку.

Получив от слегка удивленного отца просимое, спокойно собрал на столе заявление из обрывков и перенес туда весь текст, до единой буквы и помарки. А затем с бесшабашной лихостью украсил вензелем — только не таким, как был у Архипова, а совсем другим, с высокой гребенкой буквы «Ш» и вензелем буквы «у».

— Ты прав отец, старое ни к черту не годилось, — прикрепил он к новому листку банковскую карту скрепкой и положил перед князем.

— Как это понимать?

— Я слово дал, — пожал Артем плечами. — Виноват, не подумал, не знал, не рассчитал. Но это все таки мое слово, — жестко завершил он.

Князь откинулся на спинку кресла и со скрытым довольством посмотрел на сына. Хотя внешне нахмурил брови и сжал в тонкую полосу губы. Но родную кровь не обмануть, да.

— Взрослый, хочешь сказать?

— Я родился взрослым. — выдержал тот взгляд.

Ладно, пусть поиграется. Все равно первый тур неопасен, и рядом Светлана, судя по списку, явно отреагировавшая на опасность наследнику. Но и просто так все оставить нельзя.

— Раз взрослый, вот тебе дело, — князь хлопнул ладонью по столу и раскрыл второй ящик стола. — На, изучи. — Протянул он толстую серую папку на завязочках.

— А что там? — Лучился улыбкой радости Артем, неуклюже принимая папку — футляр со скрипкой он отчего-то решил не отпускать.

— Уголовное дело, — безэмоционально поведал отец. — Посмотришь, вынесешь вердикт. Прокурор просит смертную казнь.

— А-а, — сглотнул Артем, разом потеряв всю веселость.

— Быть добрым очень легко и приятно, — назидательно качнул пальцем князь. — Однако большинство людей этого не заслуживают. Они могут казаться честными, называть тебя лучшим другом. А в итоге получается вот такое уголовное дело. Тут тоже все началось с дружбы, а завершилось разорением и самоубийством. Понимаешь?

— Нет, Максим не такой, — упрямо качнул головой Артем.

— И какой же он по твоему мнению? — устало вздохнул отец.

— Он говорит, что он император.

— П-ф…

— И пока он ведет себя, как император.

Глава 11

Холод царапает спину клыком дверной рукоятки, но нет шанса двинуться.

— Тише-тише, — одними губами, шепнуть теплому, беззащитному комочку жизни в руках и зачерпнуть немного воздуха.

Скрипнули половицы в коридоре, и вдох оборвался, сменившись напряжением и безмолвными повторами «нас тут нет».

Шаги, дробные — словно не человек идет — все ближе и ближе. Они не торопятся, они тоже слушают тишину, то и дело замирая бездвижно.

Вздрогнуло живое чудо, почувствовав нервную скованность тела, и тревожно посмотрело в глаза.

— Тише-тише, — прижался палец к губам. — Все хорошо…

Поверхность двери вздрогнула от удара, заскулил малыш, и тень обреченности постучалась в душу. Нас нашли.

— Дверь надежная, да, мое чудо? — дрожали слова в такт ударам.

Ноги упирались в пол, тело навалилось на плоскость двери.

— Они не могут ломиться вечно, — укачивали руки маленькую кроху.

И там, за дверью, будто бы услышали эти слова. Заскрипели половицы вслед удаляющимся шагам.

— Вот видишь, — слабо улыбнулись малышу.

Заскрежетал по коридору металл пожарного топора. Это конец.

— Тоня, Катя, вы что тут устроили?! — Раздался гневный голос отца.

— А Максим у нас Бруню отнял и не отдает! — проворчали девичьи голоса.

— Брунгильда — боевая собака! — Прокричал я через дверь и успокоил ворохнувшегося щенка лаской. — Не позволю цеплять бант!

— Максим, немедленно выйди из комнаты!

Пришлось неохотно подниматься и выглянуть в темноту коридора.

— Он первый начал! — ультимативно тыкнула пальцем в мою сторону Катя, продолжая удерживать рукоять лежащего лезвием на полу топора.

— Та-ак, — грозно протянул Михаил.

— Максим взял у нас Бруню и сказал, что отдаст, когда мы сделаем домашнее задание! — торопясь и заплетаясь, поведала Тоня.

— А нам подсунул исчезающие чернила! — Вторила ей Катя.

— Все честно! — Категорично качнул я головой. — Нет домашки — нет собаки!

— Стоп! — Поднял руки к вискам отец и с силой помассировал. — Так! Подошли ко мне!

Одним движением он перехватил топорище и с хмурым выражением лица навис над нами.

— Девочки, нельзя бегать за братом с топором!

— Мы только дверь открыть..!

— Нельзя!

— Хорошо, — поникшим голосом ответили сестры.

— Максим, нельзя обманывать сестер!

— Я не обманывал!

— Максим!

— Хорошо…

— И верни собаку!

— Ладно, — с легким разочарованием попрощался я с Брунгильдой.

— А в этой методике воспитания что-то есть, — донесся задумчивый голос наставника с конца коридора.

— А? — Чуть растерянно повернулся к нему Михаил, наткнулся на выразительный взгляд учителя, прикованный к топору, и смущенно спрятал лезвие за спину.

— Довели папу, — обреченно заявил Федор с противоположной стороны.

Тоскливо взвыла Брунгильда.

— Пойду я, пожалуй, — вздохнув, уведомил я присутствующих и протиснулся по коридору к выходу. — Суббота, много дел. Надо еще дневник сжечь.

— А-а…

— Все спланировано, это будет несчастный случай.

— Максим! Немедленно объяснись!

— Да там директор что-то на полстраницы написал. Смысл непонятен, но чую — не к добру. Тем более, у меня второй есть.

— Что значит — непонятен?! — материализовался рядом наставник и затребовал книжицу в свои руки.

Секундой позже (топор на место положил) подскочил отец.

— «Рекомендации родителям», далее на латыни: «Заговор на изгнание демона». — Пожевав губами, произнес учитель. — Что ты опять натворил?

— Когда бы я успел? Сегодня суббота!

— А вчера?

— А вчера мы вместе с Федором карту в вестибюле исправили, — с гордостью заявил я.

— «Написал свое имя на узорной фреске с картой Империи», - хмуро зачитал отец с экрана переданного сестрами планшета.

Предатели! Попытался сжечь планшет взглядом — не получилось. Надо больше тренироваться.

— Но оно там точно есть, возле Багиево! — возмутился я.

— Заасфальтировали давно! — Разбил всю оборону Михаил.

— Тогда да, виноват, — вздохнул, забрал дневник и медленно повернул к своей комнате.

— И не вздумай его сжечь!

— Не стану.

Теперь то, с переводом — ни за что. Мы еще трудовика с этим текстом вылечим!

— Ругали? — Высунулась из-за двери голова Федора.

— Представляешь, они стерли мое имя с карты! — Поделился я своим возмущением. — В следующий раз надо писать крупнее.

Тот сочувственно покивал и утянул меня за руку внутрь комнаты.

— Вот, — показал он на рабочий стол, добрую половину которого занимал прямоугольный лабиринт из расставленных торцом книжек, по контуру закрытый массивными справочниками. — Справа, дальний край.

— О! — Нашел я взглядом белую мышь, закрытую, словно доспехом, золотыми нитями и вплетенными в них со спины двумя сережками с крупными изумрудами. — Смотрится здорово.

— Ага, — согласился Федор с грустным вздохом. — Только с управлением плохо. Вот, смотри. — Повел он рукой, и мышка пробежала вперед, пока не ткнулась в книгу, затем кое-как развернулась на месте, двигаясь, как машина на узкой дороге, и пробежала вперед, вновь уткнувшись в препятствие. — Камни большие для нее, — чуть виновато произнес он. — Приказ выходит очень грубый.

— Понятно, — зачесал за затылок. — А где взять нужные?

— По магазинам можно походить, — пожал он плечами. — Искра в любом камне может быть. Хоть в самом дешевом — даже в хрусталике люстры бывает. Ее ведь никто не видит.

— Можно к вам? — деликатно постучался в дверь папа. — Максим, если тебе это очень важно, то можно арендовать участок и написать там все, что пожелаешь. Даже со спутника будет видно. Но обычные карты все равно исправлять нельзя. Воля одного человека не может их изменить, только закон.

— А названия гидростанций указывают на картах?

— Да, конечно!

— Тогда не надо, спасибо, — вежливо отказался я.

— Ладно, — выдохнул он. — О, а это что? — с энтузиазмом переключился он на мышку в лабиринте.

— Это ничего! — Протараторил Федор и ловко прикрыл участок лабиринта книжкой сверху.

— Запрещать и ругать — не буду, — поднял отец правую руку. — Только помогу. Честно.

— Ну… Вот, — смущаясь, убрал преграду Федор. — Это Лучинка, она тихая.

— Знак синхронного взрыва накопителей? — Усомнился отец, указав мизинцем на завиток между сережек.

— Мышь каждый обидеть может!

— Они отстегиваются, — показал Федор на еще один знак. — Лучинка дальше побежит, а накопители останутся. Она ведь только вперед бегать может, а кроме этого все равно ничего придумать нельзя.

— С такими камнями — точно, — огладил папа мышку между ушек. — Вот что. Я обещал — помогу, — внимательно посмотрел он на нас. — Но потом расскажу кое-что, и вы мне дадите обещание, длиною в целую жизнь.

— Л-ладно, — обернувшись на меня, кивнул вместе со мной Федор.

Вернулся Михаил через десять минут, вместе с небольшим деревянным сундучком. Распахнул — и на наших глазах выудил длинную полосу ткани, свитую до того складками, каждый сантиметр которой был занят прозрачными пластиковыми блистерами, в которых угадывались крошечные ограненные камешки всех цветов радуги — волнами оттенков, от верха с агатами и камнями чистой воды в центре, до самого низа с рядами темно-фиолетовых аметистов.

— Блистеры отстегиваются вот так, — щелкнул он пластиком, отстегнув оболочку. — Застегиваются стандартно.

— Нам вот этот, — деловито ткнул Федор в крохотный прозрачный камешек в центре тканевой ленты, а затем в его соседа. — И вот этот.

— Берите все, — отмахнулся отец. — Что не пригодится — вернете.

— Серьезно? То есть, х-хорошо. Мы немного, честно!

— Да хоть все, — улыбнулся он. — Только проект составь и дай на проверку.

— Обязательно! — ошарашенный такой щедростью, брат прижал ценный лоскут к груди.

— А вот, еще, — демонстративно хлопнул папа себя по лбу и выудил из кармана два незамкнутых браслета, свитых из серебряной и медной проволоки, то и дело оплетавшей крупные желтые камни. — Это тебе, Максим.

— А зачем? — Полюбопытствовал уже после того, как взял в руки.

— Сверху и снизу от перелома нацепи, — подмигнул он. — И через два дня сможешь танцевать. Только этим утром закончил, — смутился он.

— Спасибо!

Под методичным руководством Федора, с огромным интересом изучавшего подаренное, мы таки сомкнули браслеты на моей ноге. И получаса не прошло — было бы быстрее, если б Федор не пытался зарисовать конструкцию. Я не особо препятствовал — самому было интересно следить, как одна широкая проволочка разлеталась на каскад тоненьких ниток и чуть позже вновь становилась единой. Если еще вспомнить, что это дело рук человека напротив — то к восхищению добавлялось уважение и светлая зависть чужим мастерством.

А папа подозрительно притих, и, хоть улыбался, явно был занят совсем невеселыми мыслями. Смотрел он куда больше на Лучинку, и если задерживал на ком-то взгляд — то на Федоре, а вовсе не на мне и моей ноге.

— В нашем таланте — видеть Искры в камнях, — чуть охрипшим голосом произнес Михаил, после того, как мы завершили. — В великом таланте Федора — видеть их в живом: в людях, зверях. Я так не могу, девочки — тоже не могут. И я не могу сделать вот так, — кивнул он на мышку. — Чтобы управлять живым, надо видеть искру внутри. Влиять на нее. То, что я хочу сказать сказать вам, и то, что вы должны знать: владельцев такого дара преследовали во все времена. Когда находили — убивали. Вместе со всей его семьей. — Затих он, внимательно наблюдая, насколько серьезно мы восприняли.

— Но почему? — Не веря, погасшим голосом, спросил Федор.

— Потому что можно заставить лошадь сбросить седока, — терпеливо ответил отец. — Можно заставить домашнее животное вцепиться в хозяина. Можно, теоретически, управлять самим человеком. Но все это легко расследовать и раскрыть, обвинить и наказать. Дар боятся и ненавидят не за это, а за совсем иную грань — тайную, опьяняющую властью и могуществом, раскаяние за которую приходит уже на костре, — поднял он голос, — Дар может забрать из живого искру и заключить ее в камень. Живое умрет. Искра останется в кристалле навечно.

— Но я же никогда не стану…! — Возмутился брат.

— Они этого не знают, — закрыл веки Михаил. — Есть множество способов заставить любого делать то, чего он не желает. Камней с искрами мало. Камней с яркими искрами, сильными и могущественными — среди них считанные единицы. Но людей! С яркими искрами души! Ученых, профессионалов, волевых и сильных людей! Таких множество даже в самые темные времена. И злые люди могут захотеть забрать их искру и заставить ее служить себе, внутри сильного артефакта. Поэтому никто не позволит такому таланту жить! Слишком много горя он может принести, каким бы добрым его владелец бы не был.

— Мы никогда и никому не скажем о даре Федора, — перехватил я брата за плечо, не дав ему продолжить спор. — Обещаем.

— Обещаю, — сбился Федор.

— Вот это вот, — кивнув, указал отец на мышь. — Безобидно. Можно замаскировать, я помогу.

Рядом выдохнул Федор, да и я чуть расслабился.

— Но никогда, ни при каких обстоятельствах! Ничего подобного без разрешения вы делать не станете. Федор?

— Обещаем, — выдохнули мы.

— Максим, оставь нас наедине, пожалуйста, — не двинувшись с места, попросил отец.

Я ободряюще похлопал брата по спине и вышел в коридор.

— Но если ты действительно хочешь использовать свой талант во благо, придется очень много и прилежно учиться… — донесся голос отца.

В висках же билась мысль — верят ли они мне, как верю я им? Странная, глупая мысль, но она все металась, заслоняя серыми крыльями все остальные. Я ведь никому никогда не скажу. Но уверен ли в этом Михаил? Раз сказал при мне — то уверен. Или нет? И как доказать им, что мне можно верить? Странная тайна, смертельная… Но мне — совершенно не нужная, как с чужими тайнами обычно и бывает.

Наверное, потому я прозевал наставника, усевшегося за кухонным столом напротив.

— К-хм, — привлек он внимание, откашлявшись в кулак, а затем и легонько хлопнув по серой папке, принесенной вместе с собой. — Максим?

— Да? — дрогнул я плечами, отвлекаясь от синего узора на скатерти.

— Насчет соревнований. Я вот тут поинтересовался у своих… Учеников. — Чуть смутился он. — Может, тебе будет интересно?

— А что там? — Придвинулся я поближе.

— Данные не то, чтобы секретные, но вряд ли их вообще огласят до начала первого этапа. — Пояснил он, медленно развязывая тесемочки. — Про тех, кто будет в конкурсной комиссии.

— Здорово, — изобразил я энтузиазм. — Только я ведь никого из них все равно не знаю.

— Тут дело не в именах, — наставительно качнул он пальцем. — А в том, откуда они. Согласись, глупо показывать народные танцы радже из младшей ветви рода Миттал? — хитро улыбнулся он, демонстрируя снимок смуглого мужчины с волевым лицом и замотанными в чалму волосами.

— Иноземцы? — всерьез удивился я, разглядывая диковинный вид.

— Равные по рангу нашим князьям, — подтвердил учитель. — Без родственных связей в нашей стране. Каждому, — взял он новый снимок с изображением абсолютно лысого человека с узкими глазами и острым клином бородки. — Заплачено более миллиарда золотом и подарками за согласие приехать.

— Не слишком ли? — усомнился, всматриваясь в новое фото со скупым описанием — «лендлорд Куомо, шестьдесят два года, Америка».

— За меньшие деньги они даже чихнуть не согласились бы, — категорично произнес старик. — Те же Миттал — некоронованные императоры. Им все, что до миллиарда — уже гроши, недостойные внимания.

— Некоронованные? — Заинтересовался я. — А почему?

— Зачем громкие титулы, если всем итак ясно, кто ты?

— Я запомню, — задумался над услышанным.

— Так что, вас ждут крайне влиятельные и самые неподкупные судьи, которых можно найти на всем белом свете. Но самое главное — их вкусы могут быть весьма далеки от стандартных, и об этом надо помнить в первую очередь. Изучай, — передвинул он всю папку ко мне.

— И что же им всем может понравится? — Посмотрел я на фото чернокожего мужчины в красно-зеленой бандане.

Старик прикрыл глаза и ненадолго задумался.

— Смерть.

* * *

Толстые пальцы перебирали листы документов, небрежно комкая края бесконечных списков фамилий и имен, обрамленных мелким бисером секретарского почерка — уточнения, характеристики, родство, годовой оборот рода, финансовые интересы…

— Вы — никто, — сминались гербовые бумаги с отметками миллиардных доходов на полях.

— Ничтожества, — улетали за край стола смятые в ком свитки с княжескими соколами в эмблеме.

— Две сотни лет назад даже фамилии такой не было, — плотный лист дорогой бумаги удостоился вытереть пот со лба.

— Торгаши, — целая стопка бумаги оказалась снесенной на пол.

— Голытьба!

— Вырожденцы!

Хозяин стола, не смотря на преклонный возраст и заплывшие телеса, поднялся с кресла единым движением, мощно оттолкнувшись от подлокотников. Одернув сбившийся набок сюртук и расстегнутую на четыре пуговицы рубашку, он неспешно обошел стол, остановившись у целой груды сваленной и искомканной бумаги.

— Вы все, — с удовольствием пнул он ворох, как ненавистного врага. — Придете ко мне. Заплатите мне. За мое удовольствие. Видеть вас. В грязи. Где. Вам. И. Место! — Остановился он, тяжело дыша.

По кабинету беззвучно разлетались сотни заявлений на участие, с тихим шорохом покрывая пол на добрый десяток метров вокруг.

Старый князь Долгорукий, давным-давно передавший княжескую корону, шубу и цепь сыну, имел громадное число недостатков, свойственных преклонному возрасту и непростой биографии. Например, ненавидел подлость, обожал говорить правду, не терпел предателей, помнил и не собирался забывать целую сотню лет грязных интриг, ныне красиво именуемых «политикой». И, в общем-то, имел полное право ходить по бумагам за подписью большей части знати в уличной обуви — что, собственно, и делал с великим удовольствием.

Все эти недостатки никак нельзя назвать «простительными» в наше слишком спокойное время. Оттого внешний мир старались всеми силами оградить от нелегкого характера, зная по опыту, что «ограждать» и «не пускать» самого «динозавра ушедшего тысячелетия» — дело бесполезное и разрушительное. Старик продолжал быть страшно силен, не уступая рангом сыну, а опытом и умением превосходил как бы ни всех в клане.

Иногда мир защитить не получалось — как, например, сегодня. «Дед» решил прогуляться до столичной резиденции рода, причем, сделал это раньше, чем успели эвакуироваться по сигналу «красная тревога». В общем, Сергей Михайлович Долгорукий решил поинтересоваться, как ведутся дела клана.

К чести секретарей, бумаги пытались скрыть.

— Скажу Сашке, пришлет замену, — буркнул после этой попытки старый князь, оставив позади разорванный на части демидовский сейф и двух ошарашенных служащих — один из которых пытался впихнуть в шаблон, что «Сашка» — это князь Александр Сергеевич Долгорукий, а второй, баюкая сломанную руку, законно опасался, что прислать могут еще и нового секретаря, оттого старался выглядеть бодрым и здоровым.

Так что, вся аналитика, все расчеты по соревнованию — кого с кем свести, кому что продать, на кого надавить, пользуясь первым за столетие мероприятием такого уровня — все оказалось на столе старого князя. К счастью, с листов успели сделать копии, так что к последующим разрушениям и поруганию документов относились довольно спокойно, воспринимая, как стихию и вселенскую неизбежность.

В списках не было взрослых, хотя в его времена в шестнадцать лет парень считался мужчиной. В списках не было тех, кого он мог ненавидеть лично — слишком молоды для того. Но какая разница, если им все равно суждено вырасти и возглавить род и клан — презираемый за деяния предков? Он не верил, что в гнилой семье могли воспитать достойную поросль и был готов в этом убедиться вновь. Увидеть — и смаковать до смерти, как лишение и голод, холод, опасность снимают маски благородства, обнажая подлость чванливой дряни.

Память — на нее старик не жаловался. Но если и она подведет, то останутся видеозаписи и фотографии — отличный запасец как для него, так для потомков, чтобы взять врага за кадык на всю жизнь.

— Красиво Сашка придумал, — размял он толстую шею и повернулся к столу.

— А вас, — поклонился он с великим тщанием куцей стопочке бумаг — всего листов двадцать, не больше. — Вас мы ждем с великим уважением.

Мужчина подошел ближе и огладил самый верхний лист, каждое имя в котором было окутано целым ворохом вопросительных и восклицательных знаков. — И тебя, Артемка, в первую очередь.

Взгляд коснулся еще одной укладки, основательной и довольно объемной — ее ярость старого князя не коснулась, но и уважения она не удостоилась. Новые семьи — всего три-четыре столетия, но уже со славой, хоть и скромной, с финансами и боевой силой, без грязи на репутации. Но достаточно ли этого, чтобы считать настоящими людьми?

— Докажите, — поджав губы, дал шанс им князь.

Глава 12

В темноте этой ночи было много оттенков фиолетового, прятавшегося в складках черных плащей. Словно волна над глубоким местом, они добавляли тьме объема и загадочности, перетекая от одного силуэта утопленного в ночи дерева до другого.

Гости, числом четверо, не торопились, оттого ткань, кутавшая их с головы до пят, казалась частью облика, второй кожей. У них не было лиц — свет тусклого месяца превращал то, что под капюшоном, в черные овалы. Их руки скрывались под тонкой кожей перчаток. И только дыхание, выбивавшееся теплым облачком перед фигурами, позволяло верить в их людскую природу.

Узкий язык фонаря на секунду окрасил траву в светло-желтый цвет, а затем и окатил серым неказистую лестницу, ведущую вверх.

— Здесь.

Скрипнули ступени под ногами, жалуясь на старость. Простонали перила, угрожая развалиться и сорвать гостей за собой. Четверо не слушали, не верили им, продолжая движение и завороженно глядя на узкую полосу света — там, под дверью, на самом верху. Их ждут. И, если заслонить ладонью манящий свет и приглядеться к узкой выбоине смотрового окна по центру двери — за ними наблюдают. Но не торопятся открывать.

Костяшки пальцев отбили два еле слышных удара, выдержали паузу, и ударили еще трижды.

Дверь распахнулась почти беззвучно, под шепот хорошо смазанных петель. Четверо вошли внутрь и, вместе с ожидавшим их хозяином, беззвучно опустились на пол вокруг низкого столика. В небольшой коробке комнаты, подсвеченной желтым светом электрической лампы и отсветом луны из крошечного окошка, колени чуть ли не касались друг друга, а хвосты плащей замкнули черной полосой круг за их спинами.

— Делайте то, что должно, — глухо произнес голос из под капюшона.

Пришедшие синхронно достали из глубины плащей тонкие книжицы и передали друг другу.

— Мне одному кажется, что «пойти за тетрадкой» не лучшая причина для выхода из дома в десятом часу? — скинув капюшон, засомневался Артем.

— Сработало же. — качнул я плечами.

— Ух ты, а мне досталась биология за восьмой класс!

— А у меня пустая тетрадка. — с диковинным акцентом шепнули из-под капюшона справа.

Если бы не голос и краешек золотых волос, выбившихся прядкой, и не догадаться, кто рядом.

— Отличная вещь, — заверил Федор Светлану, с интересом разглядывая раскрашенное изображение мышц. — В нее можно что-нибудь записать.

— Федор, ее придется вернуть.

— Жаль, — вздохнул он.

— Пусть, завтра вернешь.

— Спасибо, — благодарно шепнул в ответ Федор.

— А тут ошибка во втором примере, — меланхолично произнес Артем, рассматривая то, что ему досталось.

— Да? — заволновался, привставая, Паша.

— Так, тихо! — Пришлось грозно откашляться, обводя притихших друзей тяжелым взглядом. — Артем, ты чего со скрипкой? — заметил я непорядок.

— Да я только с репетиции, — прижал он локтем футляр к себе и запахивая краем плаща.

— Ладно. Хм. Наверняка многие хотели бы знать, зачем мы сегодня собрались!

Брат дисциплинированно потянул руку вверх.

— Федор?

— Я не знаю, но зато я принес «Монополию», - со скромной гордостью подвинул он коробку на свет.

Но затем под укоризненным взглядом задвинул ее обратно.

— На повестке дня танцевальный конкурс. — Чуть повысил я голос. — Вопрос номер один: кто умеет танцевать?

Из присутствующих подняла руку Светлана.

— Танец маленьких утят? — робко подал голос брат.

— Отлично, умеют двое. — Одобрительно кивнул я ему.

— Нет, ну такое и я могу, — возмутился Пашка.

— Уже трое. Не стесняемся, поднимаем руки.

— А такой репертуар… Точно подойдет? — Засомневался Артем.

— Главное — навыки! — С важным видом ответил я.

Как-то и не надеялся, что кто-то умеет. Но закрывать собрание на том грустном факте, что не умеет никто — так и о победе можно забыть. Научимся! Я ведь тоже никогда не танцевал, да и нога пока не особо гнется. Но у нас же еще пять дней впереди!

— А танец сами придумаем, — подвел я итог. — Тем более, что у нас есть подсказка.

На этой фразе я достал из-за спины стопку фотографий, до того лежащих изображениями вниз, и веером распахнул перед друзьями, жестом предлагая ознакомиться.

— Это те, кто будут в жюри. — Я дождался, пока фото разойдутся по рукам и добавил. — Надежные люди говорят, что им нравится смерть. И нет, не своя собственная, я уточнял.

— Будем танцевать с утятами в руках и в конце отрубим им головы. — меланхолично произнес скрипач, рассматривая фото лысого господина с безобразным шрамом на правой скуле.

Я нагнулся к Артему, внимательно посмотрел в его глаза и постучался ноготком по стеклу очков.

— Все дома?

А он, отчего-то, даже не ответил, мрачнея и не отрывая взгляд от изображения.

— Смерть — не означает гибель. Риск. Опасность, хождение по грани, — тихонько произнесла Светлана и провела по изображению ноготком, оставив глубокий след через все лицо человека — холеного, вполне приличного на вид, если бы не угольно-черные, будто бы взятые с черно-белого фото, глаза. — Вот, что им нравится.

— Предлагаю танцевать при сквозняке!

Федор от всеобщего внимания смутился и потупил глаза.

— Федор, это слишком опасно, — не одобрил я. — Так и заболеть можно. Может, танец с тиграми? У меня как раз есть парочка знакомых.

— Придется долго репетировать. Тигры могут не выдержать.

— Это да, — пришлось согласиться и сосредоточиться на поиске вариантов.

Раз с тиграми не получилось… А есть ли в мире еще что-то, что будет опасно для других, но не опасно для меня?

— Идея! — Озвучил я мысль, пришедшую озарением. — Огромное металлическое кольцо! С гранями столь острыми, что могут перерезать человека, как лист бумаги! Мы закрутим его и будем танцевать внутри!

— А вы знаете, я отлично играю на скрипке, — тут же деловым тоном прокомментировал Артем. — Гораздо лучше, чем танцую.

— Живая музыка — хорошая идея, — одобрил я.

— Фортепиано! — В одном слове выдохнул весь объем легких Паша и с паническим видом затряс поднятой вверх рукой. — Фортепиано! Второе место в городе!

Аж гордость взяла за такое рвение общим делом.

— Барабан! — Важно ответил Федор.

— О, умеешь? — заинтересовался я новой гранью таланта своего брата.

— Громко!

— Понятно, — почесал я затылок. — Тогда — принимается. Оркестр — три человека. Танец — два человека.

— Может, не надо? Все же, твоя нога… — возразил Артем.

— Все будет отлично, — отмахнулся я и логично отметил. — Светлана умеет танцевать. Пусть танцует, а я закручу кольцо.

Для примера, выудил монетку из кармана, выпустил из ладони и, призвав Силу, заставил совершить петлю обратно в руку.

— Только кольцо надо будет сделать особенное. Легкое, но прочное, и с медной жилой внутри, — задумался я, мельком отметив завороженные взгляды на монетке, которая все падала, но никак не могла достигнуть пола.

— У папы в мастерских можно сделать, — как-то даже посерьезнев, и взглядом, и в голосе, жестко произнес Паша. — Я займусь.

— Отлично! Тогда Артем похитит кого-нибудь из Долгоруких и добудет информацию про второй этап соревнования.

— А что сразу я? — возмутился он.

— Имей совесть, между прочим, Паша делает огромное металлическое кольцо!

— Я тоже хочу делать кольцо!

— А зачем нам два?

— И я не хочу похищать людей!

— А я — танцевать, но я же не жалуюсь.

— И вообще — Долгоруких невозможно похитить!

— Так. Ладно, — задумался я.

Артем звучно выдохнул.

— А кто мог бы похитить Долгоруких?

— Колычевы, наверное, — с сомнением выдал он.

— Отлично, тогда хватай кого-нибудь из Колычевых. Раз они могут, то наверняка уже все разузнали, — логично отметил я.

— Да это ж банкиры! Там половина рода — охрана!

— Так, а кто может похитить Колычевых?

— А когда всех соберем, мы сможем сыграть в «Монополию»? — робко подал голос Федор.

— Н-да, ты прав.

Звучно выдохнул Артем.

— Тут и места толком не хватит на такую толпу, надо другое подыскивать.

Артем задохнулся подготовленной фразой.

— Думаю, тайна конкурсов хранится в самом надежном месте. — произнесли вроде еле слышно, но так, что все заинтересованно посмотрели на Свету.

— В голове у князя, — выдала она со смешинкой. — Не подобрать ключ и не подкрасться.

— Тогда на повестке дня вопрос номер три. Самая секретная часть!

Друзья подобрались и отложили фото в сторону.

— Надо расставить запятые в этом тексте. — выложил я тетрадку по русскому языку.

— А почему секретная?

— Никто не должен об этом знать!

Разошлись уже за полночь — и виной тому не длинный текст в три страницы, назначенный мне в качестве работы над ошибками, а целая горка бумаг, связанных с конкурсом, которую где-то раздобыл и предложил заполнить Артем под самый конец. Требования к месту проживания, транспорту, питанию, разрешения родителей, формы отказа от претензий, регламент мероприятия, правила регистрации, порядок уведомления о прибытии — и все это нужно было как минимум прочитать. Но, вроде, справились — кроме тех бумаг, которые должен был подписать глава семьи. Правда, у Паши отец уже неделю прочно обосновался в Москве и назад вернется нескоро, а у Светланы так вообще родня за океаном — так что за них, подглядев подписи в документах, расписался Федор. И если кто-то сомневался в его таланте до того, как он взял ручку, то уже позже Пашка тихонечко подложил раскрытый дневник с трояком — а это, если кто не знает нашу классную руководительницу, знак качества! Одним словом, мастер! И мой брат.

— Так нечестно! — возмутился я под конец, обнаружив за оградой целый караван машин с терпеливо дожидающимися водителями. — У нас ведь тайное мероприятие!

— Так я с репетиции возвращался, — засмущался Артем.

— А я просил их закрыть глаза, но мы чуть забор не снесли…

— Сдайте тайные плащи! — был непреклонен я, и жестом указал на пять гвоздиков у калитки, вбитых собственной рукой.

— Извини. — развел руками Тема.

— Свет, тебя подвести? — Смущенно поинтересовался Паша.

— Я своим ходом, — полуулыбкой ответила она, продемонстрировав брелок с ключом.

Где-то за оградой игриво квакнула сигнализация.

— Пока, — махнули друзья рукой и зашагали к своим машинам.

Отправив Федора в дом, я прогулялся до дороги и некоторое время постоял, ожидая, пока процессия авто с Пашей и Артемом не скроется за дальним поворотом. Собирался было вернуться, как рядом звучно остановилась красная спортивная машина. Вжикнуло, опускаясь, тонированное стекло со стороны водителя.

— Руслан Артемьевич расстроен, что ты не посещаешь вечерние занятия, — с укором произнесла Светлана.

— Так у меня ведь нога, — засмущался я и виновато оправдался, чувствуя всю неловкость слова. — Освобождение.

— Нельзя взять освобождение от жизни. — Строго произнесла она. — Событиям все равно, готов ли ты к ним.

Из окошка показалась тонкая книжица — укрытая обложкой всего с одной стороны, с явными следами того, что совсем недавно от нее оторвали как минимум половину.

— «Азбука разведчика»? — с сомнением озвучил я заглавие.

— С чего-то нужно начинать.

С некоторым сомнением заглянул я в оглавление — а затем так и застыл, чувствуя, как волна за волной накрывает любопытство, и только то, что следующая строчка еще интересней предыдущей — не дает немедленно пролистать книгу до интересного момента! Слишком их — этих моментов — много! Затем, почуяв подвох, сверился с номером последней страницы — не хватает больше половины! И, судя по заголовкам, самого-самого интересного!

— А… Вторая часть? — голосом сладкоежки, знающего про запрятанную банку меда, с надеждой уточнил я.

— Выучишь первую часть — получишь вторую.

Басовито рыкнул мотор, края плаща мотнуло ветром от сорвавшейся с места машины. Но я уже не смотрел в ее сторону.

— «Задачей диверсионного отряда…» — шептали губы вслед за текстом.

Так и замер в центре круга света от фонарного столба, не замечая времени и холода, переворачивая страницу за страницей.

— Максим, пойдем спать? — окликнул Федор, зябко ежась в одной пижаме и накинутой поверх курточке, через неведомо сколько часов.

— А ты знаешь, что для пересечения реки взрослым человеком надо всего три дощечки в локоть длиной?

— А выдержат? — живо заинтересовался брат.

— Завтра на трудовике и проверим.

Глава 13

Рассветное солнце перепрыгивало через верхушки деревьев, козырьки редких железнодорожных станций, перемигивалось за вагонами встречных поездов, расплывалось пыльным маревом за колонной грузовиков, спешащих по параллельной путям дороге. Мир сквозь черные линзы очков ощущался удивительно четким, но одновременно — однообразным и грустным — в серо-желтой дымке, добавлявшей ветхости старым постройкам, покрывавшей все вокруг слоем пыли. И только когда солнце показывалось во всей красе, вновь расцветал живыми оттенками. Даже самые черные стекла не в силах противостоять его сиянию — и желанию им поделиться.

Уже утро — по счету, третье без сна. На этот раз не было заполошной ночи, в которой все надо успеть, откатать, проверить, исправить и проконтролировать вновь. Можно позволить себе отдохнуть. Даже нужно. Только сон никак не шел.

Попробовал считать овец. Но как они должны прыгать, слева направо или наоборот? А на каком удалении? Надо ли на них смотреть сверху или забор должен быть над головой, и надо считать кудлатые тела на фоне неба? А с какой скоростью им двигаться? А окрас — серый, коричневый или черный? Большие овцы или совсем ягнята? Высота забора и его тип? В общем, сложная методика — столько неизвестных. Оттого, наверное, не сработала. Или прошлая неделя никак не хочет отпускать мысли, путая их мелкими деталями. Хотя пора бы.

Обычная ночь в комфортном вагоне, и некуда спешить. Вот друзья это прекрасно понимают, от того тихонько посапывают, наверстывая упущенное. У каждого из них, разумеется, есть отдельные кабины. Да и весь опечатанный гербовыми пломбами вагон — целиком принадлежит нам, от пяти личных комнат и общего зала, до небольшого закутка с душевой и собственной столовой.

Но как-то так вышло, что после подведения итогов прошлой ночью, решили заночевать здесь — в общем зале, на мягком ковре. Сами собой нашлись клетчатые одеяла — целая стопка дожидалась внимания в одном из шкафов, а затем и персонал вагона, путешествующий вместе с нами, озаботился матрасами и теплыми одеялами для нас.

Даже Светлана где-то тут — если приглядеться к комку из одеял в углу… Или вглядеться в бежевый силуэт за журнальным столиком, то можно предположить… А может, на массивной антресоли, откуда выглядывает уголок простыни… Во всяком случае, вчера она отсюда не выходила, это я могу сказать определенно. Вот Пашка с Федором легко обнаруживаются на слух, хотя залегли одинаковыми сугробами у правой стены. Артем так и вовсе — где футляр от скрипки, там и он. Но тут ничего странного нет — просто пару дней назад Федору пришла отличная идея сделать так, чтобы наши музыкальные инструменты были слышны отовсюду в зале. Ведь с микрофонами можно и не угадать, да и зависеть от проводов, имея на сцене огромное круглое лезвие, совсем не хочется.

Я идею одобрил, Федор загорелся и вскоре продемонстрировал результат на барабане. После того, как мы снова стали слышать, большинством голосов решили сделать то же самое с фортепиано и скрипкой — большинством, это потому что Артем не пожелал отдавать на переделку инструмент, пытался бежать, был блокирован, кусался, выпрыгнул в окно, а затем ловко откидывался желудями с дерева, а когда Пашка полез вверх — то еще и ботинком. И тут мы поняли, что мнение Артема надо уважать.

Переделали другую скрипку — теперь звучит так, что реагирует даже тонометр в медпункте. Но новая, все же, похуже старой — у Артема-то не абы какая, а работы уже полтысячи лет как мертвого человека. Так что желания втихую дотянуться до нее и «сделать хорошо» Федор не оставил — потому и спит владелец с инструментом в обнимку. Даже в душ, вроде, с ней ходит. Но это он зря, так и испортить можно.

Интересная получилась неделя. В чем-то, очень честная — иначе сказать не получалось. Ведь люди часто выглядят совсем не так, какими они есть на самом деле, и за бравадой, гордостью и дорогим костюмом часто не бывает ничего. Надо, чтобы хорошенько тряхнуло, чтобы все ненастоящее обвалилось нарядной облицовкой с дряхлого здания. Вот нас — сотрясло основательно, перебрав по кирпичику до самого фундамента. Да и другим досталось.

Трудовика мы все же отправили в плавание — поспорили на батон, что не выйдет в сентябре на водный простор. В означенное время Александр Сергеевич за каких-то полчаса срубил плот, проигнорировав дощечки (а я старался!) с гордым видом забрал выигрыш, разложил переносной табурет, снасти для рыбной ловли и направился вниз по течению.

— Дядь Коля всегда мечтал отправиться в плавание, — задумчиво вздохнул Артем, глядя на посеревший от расстояния силуэт.

— Так ведь Александр? — автоматически поправил его Пашка.

— Когда в школе — да. — Непонятно отозвался тот и, махнув прощально рукой, зашагал на самую первую нашу репетицию.

Хотя четыре дня назад мы еще не особо и знали, что станет нашим танцем, а что — музыкой к нему. Оказалось, чтобы найти решение, надо просто начать изображать то, что должно стать танцем, наигрывая музыку в такт движениям. В пустом после занятий спортивном зале грустил чистый звук скрипки в осеннем дожде фортепианного наигрыша, перемежаясь шиканьем Светланы из-за отдавленных ног и грохотом барабана за авторством пытающегося найти вдохновение Федора.

На второй день барабан отняли, заменив треугольником. Федор усилил треугольник двумя аметистами. Долго извинялись за треснувшие стекла. Отняли треугольник.

Вручили Федору маракасы и настрого запретили что-то прикручивать. Федор прикручивать не стал, но засыпал камни в колотушку. На удивление, получился дивный и загадочный звук, очень красивый. Понравилось не только нам — ближе к вечеру им кто-то так заинтересовался, что аж дверь скреб, желая к нам на концерт. Открыл дверь, посветил темный коридор Звездочкой — сбежали. И так — три раза за ночь. Хамство!

Подарком в первый день стал визит Руслана Артемьевича — кроме обещания всемерной помощи, последовало разрешение использовать спортзал круглосуточно и освобождение от посещения уроков. А еще он обрадовал тем, что в первом туре разрешили пользоваться Силой — и эта была новость из тех, что на мгновение пробирает холодом тревоги, обескураженностью от собственной забывчивости и теплой волной облегчения от того, что просчет не станет фатальным. Ведь планируя номер, мы действительно позабыли о главном условии турнира, и хороши бы были, оставшись без ключевого элемента на сцене.

Правда, не обошлось без небольшой кислинкой — не смотря на послабления и добрые вести, домашние задания все равно придется сделать, но месяцем позже.

— Зачем волноваться о времени, до которого мы можем и не дожить, — меланхоличным голосом успокоил всех Артем.

Его единственного не обрадовало известие о новом пункте правил. Ведь разрешали не только нам, а всем — и тем самым «всем» тоже будет, что показать.

На третий день избыточное внимание со стороны стало ощутимо мешать. Учащихся к нам не допускали, выставив охрану (она же не допускала Пашу до Кати и Марины, о чем тот грустил столь же тяжко, как Машк на закрытую форточку), но преподаватели находили способ оказаться рядом и удостоить ряда советов, очень важных с их точки зрения — как держать руки, как двигаться и какой длины должно быть платье (это они еще про стальное кольцо не знали). И попробуй не выслушать — у этих людей в заложниках четвертные оценки! Пришлось рассказать про трудовика и плот — тем более, что его третий день не было, а батон должен был уже закончиться. Пусть ищут!

— Вот, найдешь людям дело — и они сразу не мешают, — довольно констатировал я вслед торопливо удаляющимся спинам.

— Что значит «Мы с ним поспорили, и он отправился вниз по течению»?! — через некоторое время ворвался в зал Руслан Артемьевич.

К счастью, все быстро решилось, и легкое недопонимание успешно разрешилось вызовом милиции и спасательного вертолета.

А нас целый вечер никто не беспокоил, кроме безымянных хулиганов, исцарапавших весь низ двери — прямо там, где днем была фраза помадой «Паша, я тебя люблю!». Вот и нет загадки — никакие это не любители музыки.

— Конкуренты, — сочувственно похлопал я друга по плечу.

Тот с сомнением примерил большой палец к особо глубокой борозде.

— Серьезные конкуренты!

Но место все равно пришлось менять — большое металлическое кольцо не могло пролезть через дверь спортзала. Танец был готов, музыка убедительно напоминала Венский вальс, оставалась ерунда — проделать то же самое, перешагивая через острые грани.

С реквизитом вышло непросто. Нам нужны были костюмы, сшитые по заветам Светланы из ночи после собрания.

— Это требования к пилотным комбинезонам, — выстукивал нервный ритм Руслан Артемьевич по листку бумаги, с которым я к нему пришел

— Пять и комплект запасных. — согласился я с ним.

К костюмам требовались украшения, способные уберечь ноги Светланы от заточенного лезвия, если что-то пойдет не так.

Папа взялся помочь — что-то похожее было, исполненное в кислотно-зеленых кольцах и браслетах, но по замыслу не предназначалось для девичьей руки. Все требовалось уменьшить и украсить в тон эскизам костюмов.

Пообещали помочь и сестры, однако завидев то, что выходило из под рук отца, охали от изумления, принимались примерять и вообще мешали процессу. Пришлось скормить одно кольцо Брунгильде, логично отметив, что они совсем не следят за щенком. Папа тоже возмутился и потребовал вернуть утерянное — а до тех пор к нему даже на глаза не показываться. Когда мы уезжали, хмурые и молчаливые сестры, вооружившись длинными палочками, все еще продолжали ходить за собакой.

Примерно в середине этого бедлама подходил Паша и потерянным голосом спрашивал, что делать, когда не хотят слушать и не воспринимают всерьез. Рекомендовал определить главного и дать ему в глаз. Вечером он пришел с директором судоремонтного завода — солидным сереброволосым модником, что не смотря на темное время суток предпочитал темные очки на пол-лица. За половину часа утрясли вопрос по главному компоненту номера — замерили мой рост и Светланы, заменили алюминий на титан и решили делать два кольца: острое и тренировочное, одинаковые по массе. К четвертому дню тренировочное было готово, и его тут же взяли в работу. Не смотря на щиты из Силы, утром на ногах проступили синяки.

Параллельно что-то мастерил Федор, то и дело пропадал Артем, занимаясь кучей бумаг, ежевечерними приливами подбиравшихся к нашим ногам, грозясь однажды накрыть с головой. Он же нашел нам новое помещение через кого-то из родственников — огромный ангар с идеально ровным полом и притулившимся у стены фермами для обслуживания самолета. Самолет у родственника тоже был, но пока где-то над Африкой.

— Мы полетим? — мечтательно затаил дыхание Федор.

Артем уже собрался с гордостью качнуть головой, как привычным шепотом вмешалась Светлана.

— Все полетят. — зазвучал приятный акцент. — Ведь небо принадлежит аристократам. Все будут очень важные. — С чувством выдохнула она последнюю фразу.

— Так мы ведь… — замялся Тема, пытаясь найти подвох в явной иронии.

— Как и все сотни гостей, будем ждать освобождения посадочной полосы, пока садится его высочество и его свита, князья и их свита. — иронично наклонила она голову.

— Это да. — Потянулся рукой к затылку Паша. — Так и горючего может не хватить.

— Автобус? — поднял я бровь.

— Поезд. — подытожила Светлана.

В почти бесконечную череду моментов, когда нас встряхивало неудачами и усталостью от бесконечных повторов, ее тихий голос пресекал спор идеальным решением, оборачивал тихую злость воодушевлением, уныние — верой в себя, а для желающих полежать у нее всегда находился острый каблук под ребро. Да и неправильно это — говорить об усталости, если даже девчонка не жалуется. Тот же Федор за все время и слова такого не сказал — просто в один момент падал и засыпал. Но ему легче, его после этого не били.

— А жить где?

— С этим сложнее, — Артем яростно зачесал виски, будто от этого точно должно что-то измениться. — Все занято. Все гостиницы, дома под найм. Ничего свободного.

— Надо искать, — жестко постановил я.

— Да, в общем-то, организаторы предоставляют помещения.

— Ты точно собрался жить в здании без горячей и холодной воды? — С сомнением глянул на товарища.

— Это с чего бы в княжеском имении не было воды!

— Пока не знаю, — честно признался. — Но что-нибудь обязательно придумаю.

— Максим, все коммуникации строго охраняются, — терпеливо пояснила Света. — Очень строго!

— Хм?

— Строже, чем школьные сервера с отметками!

— Аргумент, — пришел черед мне зачесать затылок.

Эти параноики замуровали аппаратуру в бетон! Чтобы продраться — надо взрывать не меньше бочонка пороха, а с таким грузом, понятное дело, дальше школьного порога не пустят. Так что пока переношу мелкими порциями…

— И все же, я бы не стал заселяться в здание с тараканами, клопами и сколопендрами. — Привел я новый довод.

— Максим, средняя полоса России! Откуда там сколопендры!

— Зато в зоомагазине они есть.

— Да сдадут тебя эти насекомые!

— Позвольте, им до этого триста миллионов лет эволюции!

— Я образно! Там же камеры на каждом углу. — Яростно сверкала глазами Света. — Тут же — дисквалификация!

— Нет, на самом деле, идея неплохая, — оправил воротник Артем.

— И речи быть не может! — Заволновался Паша, всплеснув руками и просяще посмотрел на меня. — Максим, не надо!

— Нечестно выигрывать неинтересно, — проворчал Федор.

— Ладно, — со вздохом отложил я часть старательно запланированных диверсий. — Но жить под одной крышей с конкурентами — тоже не дело. Вы-то меня переубедили, а у остальных таких друзей может не быть.

— Я поищу, — виновато качнул головой Артем. — У нас там… У моих знакомых в том княжестве ничего своего нет. Очень сложно там даже комнату купить, только в аренду позволено. То, что было, сразу же забронировали. А в аренду сдавать — постановили только через канцелярию князя.

— Я помогу, — ободряя, похлопал я его по плечу.

Не может быть такого, что в целом стольном граде для немаленького княжества — и нет свободных мест!

— Алоу? Ред Цезар Палас? Интересуют пять лучших ваших номеров. Как нет? А для императора и четырех сопровождающих? Ах, есть?

— Максим! — навалился всем телом на кнопку отбоя наставник, что пластик всхлипнул от испуга.

— Я почти договорился, — с укором посмотрел на учителя, прижимая трубку плечом.

В руках был блокнотик с длинным перечнем гостиниц, две строчки которого уже были перечеркнуты — там мест не было даже для императора. Извинялись искренне, пришлось поверить.

— Нельзя! — Выдохнул он, а потом на десяток секунд замялся, формулируя что именно. — Император — в каждой стране — это главный представитель правящей династии! Если хочешь, чтобы под этим словом знали тебя — найди себе страну! Но в этой стране уже занято!

— Я подумаю над вашим предложением, — вежливо ответил ему и, вздохнув, положил трубку на столик.

Все-таки, поздно я родился. Америка открыта, до Антарктики доплыли. Весь глобус уже как триста лет сплошь расцвечен цветами государств и территорий. Так бы можно было действительно поискать. А раз все занято, то свое имя на общей карте придется рисовать поверх чужих.

— Тем более, что императоров на весь свет — много! Разве это так интересно — быть императором, о котором станут уточнять «а какой страны»? Будь тем, кто один на весь свет! Добейся того, чтобы все знали — в любой точке мира — кто с ними говорит. Для этого не обязательно зваться императором. Можно стать ученым, музыкантом, политиком!

— Действительно, неинтересно, — вежливо согласился я.

— Вот, молодец, — облегченно выдохнул наставник, отпуская рычаг аппарата и слегка суетливыми жестами приводя телефонный столик в порядок. — Будь собой, Максим. Быть человеком — тоже немалый титул. Даже его многие постараются оспорить в твоей жизни, пожелают отнять или заставить от него отречься.

— В общем, просто еще не все со мной знакомы. — подвел я черту.

— Знакомь людей с делами и свершениями, тогда не придется пожимать руку каждому из шести миллиардов.

— Хм…

— Хорошими делами! А лучше — большим хорошим делом.

— Запланирую на февраль, — согласился я с ним.

— А что в феврале? — с легким подозрением уточнил старик.

— Весенние каникулы.

— А…

И Федор достроит усиленный, четвертый вариант робота. Большой и очень хороший. Только как бы его назвать?

— Может, ВРАЧ[2]? — невольно произнес я вслух.

— Врач — это очень и очень хорошо!

— Вот и я так думаю. — Затем все-таки закрыл блокнот, с легкой грустью отказываясь от прежних планов с гостиницей. — Ладно. Разобьем кемпинг. Надо будет раздобыть шатры, вагонетки и цыган.

— А зачем цыган? — замер учитель.

— Это чтобы в городе не заскучали.

— Так их за стены все равно не пустят.

— Грустно, — листнул несколько страничек и жирно зачеркнул одну из идей. — Байкеров ночью тоже не?

— Боюсь, что никого, кроме приглашенных и жителей с полугодовой регистрацией, в городе не будет. — Сочувственно произнес наставник. — Если даже родителей не приглашают, не то что… Шатры в городской черте поставить тоже не дадут.

— Провал, — откинулся я на спинку кресла, закинув блокнот на колени. — Ладно, переживем пару ночей вместе со всеми.

— Только ничего там не ешьте! Окна тоже открывать не рекомендую. Внутри комнат желательно назначить дежурство, чтобы не оставлять ее без присмотра. И ходить — только парами! Очень желательно с друзьями, готовыми выступить независимыми свидетелями.

— Вот, хоть кто-то меня понимает, — с силой протер я глаза.

На то время, шла уже вторая ночь без сна. И спать, что удивительно, хотелось — а не так, как сейчас.

— А вам пригород сгодится? — После минутного затишья (я уж подумал, ушел) произнес старик. — Хотя может, это уже в черте города, — с сомнением дополнил он.

— Если не чердак, то пойдет. — И добавил виновато. — Федор не любит.

— Не чердак, — задумчиво пожевал он нижнюю губу. — Можно листок?

Я предложил блокнот целиком вместе с ручкой.

Наставник что-то отрывисто написал и положил блокнот на место. Слегка поправил его краешек, укладывая идеально ровно к бортику — будто давая себе время отказаться и все переиграть. А может, место не самое лучшее, оттого сомневается — но это зря он, за любой вариант будем благодарны.

— Там номер. — расправил он под конец плечи и посмотрел куда-то справа от меня. — Я попрошу, вас встретят на вокзале. Вы ведь поездом, надеюсь?

— Да, — с благодарностью принял я блокнот. — А это ваши друзья?

— Самые верные. — отрывисто кивнул он. — Не обидят. И ты их, пожалуйста, не обижай. — и, развернувшись, посеменил внутрь дома. — Ужин через половину часа.

А после ужина был он — самый последний вечер, который плавно перелился в ночь и хлопоты по загрузке в вагоны. Кроме нашего, были еще два: для багажа и двух десятков хмурых от недосыпа попутчиков, которые были так вежливы, что помогли нам с грузом. У самих-то кроме пары сумок ничего и не было.

— Вахтовики, — пояснил Артем, сонно кивнув в сторону попутчиков. — Так дешевле.

Вагон с ними тоже опечатали — как объяснила Света, благодаря этому получалось вроде как островок «княжества на колесах». К нам заходить никому нельзя, однако и нам покидать состав до завершения пути тоже не положено. Зато нет проверок, которые обязательно должны были бы быть на границах княжеств. Но в окна к нам все равно посматривали на каждой заставе — неведомо кого выглядывая. Вот и этой ночью один из них пожелал оглядеться в нашем вагоне через раскрытую форточку. Попытался уточнить у него про овец — так тот до следующей станции размышлял, пока коллеги не сняли. А может это просто в окошке голову от резкого движения заклинило — он, в общем-то, не жаловался, потому не угадать. Я специально спрашивал — удобно ли. Помочь хотел. Тот молчит и согласно глазами хлопает.

— Может, позвать кого?

— Не-не-не, — как от мелочи отмахнулся он, перебирая ногами и задумчиво разглядывая потолок.

Наверное, все же размышлял… Неплохой вроде мужик — напоследок даже фуражку свою подарил и темные очки.

— Вы забыли! — Кричал я ему вслед, размахивая тем, что успело слететь с его головы внутрь вагона.

— Это не мое! — Решительно обозначил он подарок, мотнув головой и стремительно удаляясь в рассвет.

Вскоре поезд вновь набрал скорость, а вместе с ним ускорился и мир за окном — даже солнце заспешило на небосвод.

Через некоторое время проснулся Федор. Неуклюже протопал к столу, сонно разложил матерчатую сумку и принялся удивительно ловко фехтовать мелкими пинцетами над крохотной заготовкой.

Теперь отсвет солнца виделся на его макушке, в вихрах непричесанных волос.

— Доброе утро, — тихо шепнул я.

— Доброе утро! — шепотом обрадовался мне брат и развернулся показать мне свою поделку. — А я кольцо новое почти доделал, вместо утерянного.

— Что?! Кольцо?! — Сорвался на писк Пашкин голос в конце зала.

— Кольцо потеряли?! — Словно в воду нырнул, взлетел над постелью Артем.

— Разворачивайте поезд! — бросился первый к двери, запутался в простыне, свалился, но с неукротимой целеустремленностью пополз к двери.

— Но поезд нельзя развернуть, — логично отметил Федор.

— Звоните на станцию, пусть срочно согнут рельсы! — зачастил Артем, пытаясь нащупать очки вокруг себя.

— Да все нормально, — произнес я спокойно. — Кольцо на месте, вагоны тоже.

— Уф, — застыв на мгновение, выдохнул Паша и присел, заворачивая вокруг бедер растянувшуюся по полу простыню.

Клацнула вагонная дверь, впуская Светлану.

— Что за шум?

— Ночные кошмары, — пояснил за всех я, слегка опустив темные очки. — А ты почему не здесь? — с любопытством завершил я.

Я ведь точно вчера видел, что никто не выходил! Магия, не иначе. Или вторая часть книжки, которую мне так и не дали.

— Откуда фуражка? — нахмурилась она.

— Имя не знаю, но отпечатки пальцев должны были остаться на окне.

— Ты опять ввязался в неприятности! — последовало несправедливое обвинение.

— Отпечатки — с этой стороны окна. — прошлепав к окну и прикрывая наготу скрипкой, сухо произнес Артем.

— А вот и молодец! — вновь хлопнула дверь, и меня некому стало ругать.

— И их много. — внимательно продолжал он изучать стекло.

— Ерзал, иногда сползал вниз, — прикрыл я глаза. — Все-таки, час дороги…

— Так что случилось? — запоздало поинтересовалась мумия из простыни голосом Пашки.

— Я - молодец, — пояснил очевидное другу, закрывая глаза.

— А фуражка — с золотой кокардой, — с непонятным удовлетворением дополнил Артем откуда-то сверху.

— Толку-то, он все равно не знал ответа… — с навалившейся сонливостью пробормотал я, с удовольствием погружаясь в запоздавшую волну сна.

— Ответа на что?

— Координаты… Количество и состав… Внешний вид… Периодичность движения…

— Максим! Координаты чего? — требовали от меня подробностей,

— Да этих козлов… — отмахнулся я.

А через мгновение уже спал — хорошим, трехдневным сном.

Глава 14

Растолкали уже на вокзале — совершенно бесцеремонно, между прочим!

— Все, уже проснулся, — убрал я руки Артема от шеи.

Тот хмуро посмотрел сверху вниз, явно желая продолжить. Даже скрипку отпустил ради такого дела — вон нее Федор держит, бережно прижимая к темно-синей шерсти парадного школьного костюма. Оказывается, у нашей школы есть и такие — из удивительно тонкой ткани, в которой совсем не жарко под солнцем, но и не холодно под осенним ветром; легкой, но достаточно прочной, чтобы Яна нашли только через пять часов, как мы уже уехали. Во всяком случае, сообщение «Вернешься — прибью! Будьте осторожнее» пришла именно в означенный срок. А нечего отрывать от моей трехместной парты законную Танину часть! Я ее не для того приколачивал.

На Федоре же обнаружилась подаренная кепка и темные очки, что вместе со взглядом, устремленным куда-то в высь, придавало ему вид рок-звезды. Но я ему об этом не скажу, потому что дареное не дарят.

— Тут уже делегация дожидается! А ты спишь!

— Сейчас все решим, — оправил я ворот рубашки.

Попытался встать и обнаружил себя усаженным на грузовую тележку — хоть на мягкое, да и плед, которым я был завернут, тоже при мне. Правда что-то угловатое все равно в спину упирается.

— Ну наконец-то! — С облегчением произнес Пашка, отпустив тележку и потянувшись вверх.

— А на руках не могли? — укоризненно обратился я к друзьям, заодно осматриваясь и пытаясь привязаться к сторонам света.

А ничего тут, красиво. Длинное здание из темного камня отсекает площадь на две половины, и мы находимся аккурат под одной из сводчатых арок этого самого здания. За спиной огромное людское море в запрудах из железных барьеров; змеиные тела поездов, белый шум толпы и облака пара, отрывающиеся от сотен больших и малых труб под низкими тучами хмурого неба. Впереди же — пустота такого же размера, залитая солнечным светом. Вернее, там есть и автобусы, автомобили, другая техника. Ходят люди — одиночки и большими группами. Но если резко посмотреть назад и вновь оглядеть то направление, то впечатление именно такое.

— Да тебя не поднять, — разминая руки, возмущался Павел. — Как железный.

— Не железный, — вспомнив и чуть смутившись, засунул руку за спину в складки ткани и выудил настенные часы. — Чугунные. Вот.

Недовольно вывалившись из механического гнезда, перед глазами с укором повисла кукушка.

— Ты зачем часы из вагона спер?!

— Во-первых, не я, а вы. — логично отметил я. — Во-вторых, они с будильником. Боялся проспать. — защелкнул я птицу обратно. — Но все равно проспал. Не работают, наверное. — вздохнув, стал прикидывать, куда это все деть.

— Они пытались, — выразительно показал взглядом Артем.

— Хм, — проследив направление, обнаружил серьезную вмятину по периметру корпуса, благодаря которой он крайне удобно лежал в руке.

— Поломка произошла ровно в шесть тридцать, Холмс. Кто бы это мог быть? — Поправил тот очки на носу.

— Мы никогда это не узнаем, — положив часы обратно, накрыл ее краем пледа и наконец-таки поднялся. — Итак, где делегация?

— А вон, — показал подбородком Федор, оторвавшись на секунду от разглядывания неба на светлой части площади.

Синева впереди действительно смотрелась необычно — расчерченная кольцами инверсионных следов от медленных точек-самолетов, она казалась одним огромным завитым леденцом на палочке из прибывающих гостей и тех, кто отчаялся получить разрешение на посадку.

— Ты тоже — молодец, — признательно кивнул я Светлане, только после этого повернувшись к встречающим.

У правой границы площади, под белоснежными шатрами, украшенными гербами с двумя престарелыми львами, подпирающими замысловатую конструкцию с короной и деревцем в вершине, неспешно принимались приветствия и велись разговоры — между тремя представительными господами в белоснежных костюмах, ловко скрывающихся в тени шатра, и разреженной цепочкой гостей, предпочитавших не замечать совершенно не по-осеннему пекущее солнце.

— И куда это мы опаздываем? — с сомнением оценил я длину очереди и скорость их передвижения в половину часа.

— У нас номерок! — экспрессивно потряс Пашка позолоченным прямоугольником, на котором было выгравировано одиннадцать часов.

— А сейчас сколько?

— Без двух минут! — Махнув рукой с часами, гневно доложил Артем.

— Тогда я вовремя, — потянувшись и сделав пару махов руками, шагнул было вперед, да тут же замер. — А где все вещи?

Из всего объемного груза, который мы кое-как погрузили в грузовой вагон, при нас был только футляр со скрипкой, перекидная сумка на плечах у Федора и кошелек Светы, взятый на руки ввиду отсутствия карманов у платья — жемчужного, в тон широкополой шляпке. Знак школы тоже был — серебром на темно-синем камне платинового ожерелья, темно-синих камнях сережек и перстне на безымянном пальце левой руки. Еще синева была в ее глазах — и отсветом в остекленевшем взгляде Пашки, когда он на нее смотрел.

— Вещи забрали на проверку и хранение, вдруг там что опасное.

— Будут спрашивать — говорите фейерверк, — кашлянул чуть в сторону.

— Что? — сбился Артем.

— Я говорю — как бы не повредили чего, — обозначил я обеспокоенность в голосе.

— Все под гарантии Князя.

— Серьезный человек? — заглянул я в его глаза.

Артем тронул за плечо и за несколько размашистых шагов вывел меня за арку, развернулся и демонстративно посмотрел вверх. Невольно проследил его взгляд — и замер.

Граница между солнечным днем площади и предгрозовым сумраком остального мира ярилась черными облаками, раз за разом штурмовавшими незримую преграду. Невидимый защитник разрывал их в клочья, отбрасывая назад — чтобы через мгновение вновь столкнуться с силуэтами древних кораблей, сотканных из облачной черноты, диковинных зверей и десятиэтажных грозовых волн, шедших на новый приступа. Над головами кипела битва, уходившая краями к горизонту — и на нее невозможно смотреть без восхищения.

— Это держит его младший сын Вячеслав Александрович. Тот самый, что стоит за нашими спинами. И мы заставляем его ждать! — Со звенящим от негодования голосом произнес Артем.

— Так что насчет вещей? — Полюбовавшись еще некоторое время, поинтересовался у него.

— Не пропадут. Выдадут по первому требованию. — сквозь зубы протянул он. — Да пойдем уже!

— Тогда ладно, — развернулся я и неспешно зашагал к людской очереди.

— Тебе и вправду не страшно? — Догнал меня Артем и заглянул в глаза. — Это ведь такая сила! Раз — и земля превращается в болото, дороги лопаются под напором подземной реки, а вместо воздуха — колючая вода?

— Я спросил, можно ли ему доверять, а не надо ли бояться его детей. — Высматривал я лучшую дорогу, и слегка повернул, приметив, что лучше зайти от начала очереди.

— Люди с такой силой дорожат своим словом!

— То, что он может, не делает более внимательным к подчиненным. Если испортят кольцо, его извинения нас вряд ли устроят.

— Максим, если князь обещал — это закон! — вступил в беседу Пашка. — Иначе и быть не может!

— Сейчас проверим, — глянув на мельком на наручные часы Артема, ускорился и через некоторое время уже бодро шагал мимо людской очереди, шипящей на десятки змеиных голосов.

Охрана, обнаружившаяся в виде празднично одетых господ — по одному на каждую пару жаждущих беседы, завидев пропуск в руках Артема, пропустила нас без единого вопроса, давая опережать недлинную, в общем-то, цепочку. Это просто люди беседовали долго, добравшись до шатра, добавляя несколько минут ожидания остальным.

Кто-то из них приветливо кивал и улыбался, приветствуя, часть предпочла не заметить, остальные же царапали спину недовольными взглядами, хоть и опасались открыто сказать что-то вслух.

— А этим что тут надо? — ловко увернувшись от ненавязчиво отведенной вбок спицы в руках милой на вид бабушки в розовом, буркнул Пашка.

— Просители, — размахивая прямоугольником в руках и стараясь быть впереди на всех, хмуро ответил Артем. — Если у тебя что-то есть, всегда найдутся те, кому это нужнее.

— Погоди, — тронул за плечо Пашка.

Оказалось, надо пару секунд подождать Светлану — девушка задержалась у той самой бабушки, чтобы шепнуть ей что-то на ушко и очаровательно улыбнуться.

— Сделала замечание, — кротко отозвалась Света на демонстративное изучение Артемом циферблата.

— Восемь секунд, успеваем, — констатировал я и потратил их на завершающие пятнадцать шагов к представительной группе господ, смотревших на нас в упор все это время.

Надо сказать, смотрели иронично и с легким пренебрежением. Прямо как наш учитель по химии до того как узнал, что я смешиваю.

— Рады вас приветствовать! — выступил вперед седовласый господин с бородкой колышком, столь же белоснежным платком в нагрудном кармане бежевого костюма. — Княжество и Вячеслав Александрович лично, — указал он на крепко сбитого мужчину, откровенно скучавшего в шаге позади от него. — счастливы видеть вас в добром здравии… и вовремя. Все готово к вашему прибытию, прошу проследовать к автобусам.

Наверное, сам княжич немой, раз за него говорят… Краем глаза уловил расстроенное выражение глаз у Паши и — мелькнувшую на мгновение — отрешенную маску на лице Артема, памятную по случаю, когда он откидывался от любителей математики желудями. Показалось, или в выдохе Светланы послышалось разочарование? И только Федор предпочитал разглядывание неба глупым взрослым разговорам с их намеками.

— Передайте Вячеславу Александровичу нашу благодарность и ответное приветствие, — сглотнув обиду, изобразил улыбку Паша.

— У меня вопрос, — кашлянул я и, вовремя убрав ногу, избежал каблука Артема. Но это он просто неопытный — Света сразу зафиксировала, перед тем, как щипнуть. — Понимаю занятость, — обозначил я что-то неопределенное, указав за бурю за спиной. — Не хотел отвлекать по пустякам. Быть может, вы поможете?

— Приложу все силы, — слегка напрягшись и заложив руки за спину, обозначил он поклон.

— Где метро?

— Эм, метро? — растерялся тот и невольно оглянулся назад.

— В списке требований к мероприятию, двенадцатый пункт, сразу под холодильником с пломбиром и над визой «обеспечить» с подписью Его Сиятельства. — Улыбнулся я располагающе.

— Но в нашем городе нет метро!

— Могли бы и построить к моему приезду. — Поджав губы, развернулся на месте и двинулся дальше.

Следом невольно зашагала остальная команда.

— Вот, а ты говоришь — слово князя. — Чуть громче чем следовало, укорил я Артема.

— Может, тут так принято? — лучась довольной физиономией (аж стекла очков заблестели), поддержал он обеспокоенным голосом.

Позади поднималась неплохая такая суета — из яростных слов громким шепотом; волнения толпы, которой охрана только что объявила о завершении приема; из женского крика и призыва к скорой для некой бабушки, которой внезапно стало плохо с сердцем. И завершающим аккордом — из победного грохота грозы, вступившей в город.

— Максим, а зачем ты просил метро? — воровато оглянувшись, шепнул Пашка.

— Никогда в нем не был, — честно признался я.

— Там здорово! — одобрил Федор.

— На кой демон ты затребовал метро?! — прошипела мне в ухо Светлана.

Я даже растерялся — будто и не отвечал секундой раньше.

— Ох и влетит ответственному за документы, — изумленно покачал головой Паша.

— Они могли отказать, — подобрал я правильный ответ для Светы.

— Это безответственно!!

— Зато теперь в городе будет метро! — слегка подпрыгивал при ходьбе Артем, еле удерживая где-то внутри себя хохот.

— А я попросил, чтобы мама приехала!

— Тоже — подписали? — девушка за какое то мгновение оказалась рядом с братом и мягко его приобняла.

— Ага! Только я хотел сюрприз для Максима сделать, — засмущался он.

— Отличный сюрприз, — поддержал его я, выразительно глядя на друзей, чтобы не ляпнули чего.

— Охе… — Замер на выдохе Артем и очумело помотал головой. — Какой сюрприз… И для князя тоже.

— А я говорил, — похлопал его по плечу. — За всех слово давать можно только, если контролируешь каждый их шаг. Толку от этих ледяных дождей и сырой земли. Вот сделает ли взорванная стена меня отличником?

— Нет, — понимающе кивнул Артем

А вот и да!

— В общем, схему ты понял. — завершил я тему, с интересом присматриваясь к аккуратным рядам автобусов, выстроенных к нам по диагонали. Синие, красные, в гербовых узорах, и даже один столь знакомой расцветки…

— Оп-па, — замер я на месте, за что тут же схлопотал по плечу от не успевшего притормозить Пашки.

Но в этот миг совсем другое чувство десятым валом прокатывалось по телу, раз за разом поднимая воспоминания из прошлого, расцвечивая их деталями и запахами, вкусом ветра из окон школьного автобуса, эмоциями предвкушения, счастья, горечи и упрямой злости. Путешествие. Зоопарк. Мороженое. Водопад. Тигры.

— Белоснежный автобус… — прошептал я завороженно и впился взглядом в форму ребят, скучавших на сидениях внутри. — Фиолетовые рубашки с золотым гербом у сердца…

— Максим, ты чего? — осторожно потряс меня Паша.

— Это они…

— Мне кажется, автобус куда больше бежевый, чем белый, — возразил мягким голосом Артем. — Да ведь, Свет?

— А рубашки — синие. Просто солнце так светит, — огладила плечо Светлана.

— Не, фиолетовые, — экспертно заявил Федор. — И герб золотой.

— Федор, ты просто в темных очках, — нервничая, произнес Тема и встал впереди. — Максим, ты говорил, нас кто-то будет ждать?

— Да, — не отрывая взгляд от автобуса, нащупал я листок из блокнота и вложил в его руку. — Там номер.

— Вот, сейчас найдем машину и поедем выигрывать этот конкурс, да ведь? — Убаюкивал голосом друг, глядя в глаза и пытаясь увести. — Пойдем от этих с лиловой формой?

— Дальтоники вы! — возмутился Федор, тряхнув рукой с очками.

— Так. — Глухо вырвалось из меня чужим голосом. — Светлана, найти машину, загрузиться, прибыть на место, ждать меня. Выполнять. Федор, очки и кепку, — протянул я руку и тут же получил требуемое.

— Максим, ты чего? — Показалось сбоку удивленное Пашино лицо.

— Это личное, — скинув школьный пиджак брату и оправив козырек, я быстро зашагал к автобусу.

* * *

— Света, надо его срочно остановить! — с жаром обратился Артем к девушке и тут же сбился.

Та стояла с неестественно строгим лицом, обращенным в сторону парковки.

— Свет? — взволновался Паша.

— Нас должны встретить, — произнес голос, лишенный акцента и чувств.

Девушка шагнула с грацией робота и взяла из руки растерянного Артема бумажку.

— Света, он садится в кабину автобуса! Да его сейчас схватят! — схватился тот рукой за ее плечо, указывая рукой с футляром в сторону стоянки.

— Кто его схватит, он же в кепке, — фыркнул Федор.

— Да узнают все равно!

— Ну, он ведь в темных очках, — осторожно добавил Паша, глядя, как величественно поворачивает махина с трехлучевой звездой на капоте, унося два десятка пафосных ребят, пренебрежительно и с чувством превосходства поглядывающих на мир сверху вниз.

А за рулем у нее водитель в черном кепи с золотой кокардой и в темных очках.

— Это же скандал! Это похищение! Света, ты почему молчишь?!

— Нас должны встретить. Нам надо найти машину.

— А-а-а! — махнул рукой Артем, усевшись прямо на площадь. — Да что с вами сегодня не так!

И в этот момент с того края площади донесся девичий голос, от которого неловкая тишина оставшейся четверки разбилась волной удивления.

— Это он! ЭТО ОН! Да стойте же вы! — от группы загруженных выше крыши легковых машин летела босиком за автобусом ослепительно красивая девушка в зеленом платье.

Позади с разлетом в десять метров угадывались две туфли, сброшенные в процессе бега.

— А-А-А! — поняв, что не успевает, подпрыгнула она, гневно всплеснула руками и села на асфальт. — Идиоты!!!

— Не родственники, нет? — повел взглядом Паша от девушки к Артему.

— Она его знает. — констатировал с изумлением тот.

— Может, подойдем познакомиться?

— Она его знает, — посмотрев как на сумасшедшего, повторил Артем. — И я вообще не хочу знать, почему!

К девушке тем временем подошли от машин четверо сверстников — двое парней, две девушки, и с причитаниями стали интересоваться все ли в порядке, окружив хороводом заботы.

— Все! Сейчас она им позвонит, и нас выкинут.

Тем временем девушка поднялась и, тряхнув рыжей гривой, гордо крикнула в сторону выезда с площади. — Ну и пропадите вы пропадом!

— Или не позвонит, — хмыкнул Паша.

А чуть правее незнакомой компании объявился Федор, невозмутимо подхватил одну из туфель и зашагал обратно.

— Это заразно! — уронил лицо на руки Артем.

— Все равно Максим спрашивать будет, — щелкнув молнией сумки, невозмутимо произнес Федор, вернувшись. — Имени не знаем, но есть размер ноги!

— Ты — молодец! — не поднимая лица, простонали в ответ.

— Не… — засмущался Федор. — Я еще учусь.

— О-о-ох…

— Нас должны встретить. Нам надо найти машину. — бесстрастно напомнила Светлана.

— 28012802. В этом княжестве нет таких номеров, — медленно покачал головой Паша, присматриваясь к бумажке в ее руках и номерами на стоянке.

— Может, телефон, — Устало произнес Артем, поднимаясь.

— Для сотового цифр не хватает.

— А эти нам не пойдут? — тыкнул Федор куда-то вдаль.

На самый-самый край площадки. Туда, где замерли перед прыжком два хищных серо-стальных боевых вертолета. С бортовыми номерами 2801 и 2802 поверх участка со свежей краской.

Глава 15

Плавно идет по ровному асфальту огромная немецкая машина. Подобно лодке на спокойной реке, несет она пассажиров, перебирая названия улиц и перекрестков под своими колесами. Внутри, в атмосфере кондиционированного воздуха царит сытое спокойствие. Мягкие кресла приятно обнимают спины пассажиров, забирая из мышц напряжение. Солидное пространство у ног позволяет вытянуться и расслабиться. Нега и размеренный путь вводят в легкий транс — ощущение защищенности переплетается с удовольствием от дороги.

Через какое-то время мир за широкими окнами воспринимается картиной с телевизионного экрана — яркой, сочной, оттого нереальной. Показывают жизнь княжеского города Сулаж-Горы — чистого и красивого, как обычно и бывает в телепередачах.

Окна изящных, будто игрушечных, трехэтажек центральной улицы сверкают чистотой. Тротуары полны счастливых пешеходов, расцвечивающих желтый песчаник и белый гранит зданий яркими платьями выходного дня. Сияют радугой фонтаны в тенистых скверах. Рекламные щиты призывают любить город и семью, позабыв про коммерцию. Машин почти нет, на светофорах нередко приходится пропускать пустоту, скучая в компании полупустого троллейбуса.

Всему этому, наверняка, есть причины — вроде техники для уборки улиц, брошенной на выездах со дворов, и приветливо улыбающихся регулировщиков на каждом перекрестке. Но искать подвох, отмечать напряженные фигуры людей из внутренней стражи, прогуливающихся вместе со счастливой толпой, удивляться отсутствию стариков, маленьких детей, собак, уличных торговцев, поражаться исключительной красоте девушек и парней в троллейбусе — совсем лень. Кто-то было вскрикнул, указав на край броневика в конце небольшой улочки — и тут же получил с десяток укоряющих взглядов. Какая разница? Все вокруг — для них.

Хочется ехать бесконечно, оставив за спиной нервы и переживания. Доверие водителю безгранично. Вернее, его, водителя — не существует. Вдруг он слишком груб или некрасив для идеального мира? Автобус едет сам, существуя только для того, чтобы доставить учеников Преображенского лицея на их персональный праздник, полный уважения и счастья. Не всех учеников, разумеется — только самых лучших, избранных и гениальных. А так же имеющих вместе со всеми превосходными качествами сорок миллионов рублей вступительного взноса.

Сказать честно, расстаться с такой суммой безболезненно мог не всякий родитель. И не у всякого, кто мог позволить себе такие траты, чадо действительно отличалось исключительными талантами. Но, в защиту учеников, те пользовались мнением не своим, а признанного и авторитетного эксперта — мамы.

Хотя большинство конкурсантов отдавало себе отчет, что победа пролетит далеко в стороне. Родители же мягко намекали, что в этом соревновании куда важнее участие, общение, полезные связи и знакомства, рукопожатия и шутки, над которым посмеются влиятельные наследники. Максимум мечтаний — достойные результаты, способные привлечь внимание сильных мира сего. Отцы платили сорок миллионов именно за это, инвестируя в будущее своих детей и рода. Не за победу.

В самом деле, что можно подготовить за неделю? Да еще на нестандартный состав — пятерых? Разученные вальсы и полька под фонограмму вряд ли удивят взыскательное жюри, а нечетное число танцующих и вовсе вводило в уныние. С той или иной степенью сомнения, команды приходили к выводу, что ничего толкового придумать и откатать невозможно, а значит главное в соревновании будет впереди.

Правда, кое-кто все равно решил подготовить нечто «эдакое», выпендриться — как язвительно шипели за спиной Еремеевой Ники, предрекая ей неминуемый провал вслух и отчаянно завидуя про себя. Тем более, что команду девушка собрала внутри рода, выложив аж двести миллионов из кармана семьи. Так что даже болеть за нее, поддерживая командный дух, было необязательно. Вон, даже автобусом общим пренебрегла, у самой три машины забиты тряпками. И ради чего? Фикция, а не конкурс! Никто не подготовится за такой срок, а значит все пройдут!

А именно их команда — пройдет непременно! Хотя, в таком исходе хоть чуть-чуть, но сомневался каждый из пассажиров автобуса.

Уверен был только один. Но он был за рулем.

Машина мягко свернула под указатель выезда из города, породив чувство предвкушения в сердцах. Автобус степенно замер перед КПП на выезде — пустынным с их стороны дороги и забитым на четыре полосы на въезд.

— «Глупые, зачем вам сюда, если мы-центр вселенной, выезжаем?» — насмешкой выходит на лица пассажиров, с иронией поглядывающих в окна встречных машин.

— Просто регистрация в городе, — озвучивает кто-то уверенным голосом, успокаивая нотки сомнения где-то на границе сознания.

Тем более, что мир вокруг не перестает быть чудесным — но эту пригородную пастораль они уже видели этим утром, двигаясь к городу. Идеальные домики и заборы, крашенные на многие километры в один цвет. Одуряющий яблоневый аромат, прорывающийся даже в систему кондиционирования. Белоснежные станции заправки, заполненные спешащими на праздник гостями. Темно-зеленые тенты над установкой РЭБ на холмике у моста.

Где же он, заветный поворот в счастье?

Через половину часа автобус величаво перебрался на грунтовку съезда и неспешно запылил по узкому направлению, подарив лицеистам долгожданную эмоцию предвкушения близкой разгадки. Теперь мягкость сидений только мешала — хотелось прижаться к окну лбом, впитывая каждую деталь проплывавшей мимо пасторали. Сменялись друг за другом въезды в деревеньки, проплывали мимо добротные двухэтажные дома. Казалось, вот-вот…

— Тайная база, наверное, — хриплым от волнения голосом, озвучил кто-то, углядев вдали комплекс длинных и широких ангаров.

Но это оказался коровник. И в этот раз способность кондиционера пропускать сочный яблочный аромат пришлась совсем некстати.

Однако надежда — и ожидание чуда — все еще жили!

Даже когда грунтовка сменилась просто накатанным направлением в высокой траве, даже когда заскучавшие пассажиры с досадой отметили отсутствие последнего деления связи на телефоне и полную пропажу интернета, люди продолжали ждать праздник. Но он все не наступал — уже кончилось даже направление, и автобус переваливался по свежескошенному лугу, ворча недовольно немецкой подвеской, безуспешно пытаясь амортизировать колдобины и перепады мелких овражков.

— Да спросите уже шофера, куда мы едем! — признал-таки кто-то существование водителя в их автобусе мечты.

— Давно пора! — подтвердил недовольный гул.

Руководствуясь общим порывом, долговязый парень с крайнего сидения безуспешно дернул водительскую дверь.

— Откройте! — грозно он замолотил по поверхности.

И тут же был вынужден схватиться за перила, чтобы не упасть.

Надсадно рыкнув передними колесами, внезапно ощутившими пустоту обрыва, автобус налетел на противоположный берег небольшого ручейка, дернулся всем телом и разъяренно принялся разрывать землю под собой.

Подчиняясь гравитации, по салону полетели не закрепленные вещи и бранные слова.

— Ты что делаешь, собака! А ну открой! — Подражая интонациям отца, пнул по двери другой лицеист, прижимая руку к разбитой креслом скуле.

В шуме возгласов и гнева, звонко брызнуло стекло окна в конце салона — кто-то не стал дожидаться открытия дверей. Вернее, сообразил, что падение почти наверняка их заблокировало.

— Выдерни шнур, выдави стекло! — боевым кличем прогремело в салоне.

— Лен, ты чего? — изумленно пролетело над головами и тут же сменилось истеричным: — Лена! Гра-абят!

Но не нашло поддержки. Потому что Елена, за природные данные прозванная «Прекрасной», имела ранг «Ветеран», оттого ее нежелание идти на каблуках и заиметь более подходящую обувь, всеми было воспринято с пониманием. Кроме некоего Натана, без энтузиазма рассуждавшего, что туфли за двенадцать тысяч — это, конечно, неплохо, но покупателя он тут точно не найдет.

— Выберемся. Сейчас как наподдам этому раззяве заснувшему и выберемся, — приговаривали, переваливаясь через проем в окнах.

— Я водить умею! И я! — бодро звучало в ответ.

И как-то даже спокойнее стало: вот она причина, а вот оно решение. Просто вытащить автобус, да поехать обратно — мелочи. Только для начала…

— Где этот гад?! — Проломив-таки дверь (а вернее выбив Силой), вломились в кабину водителя лицеисты.

И с немым изумлением, от которого вдруг стал слышен плеск ручья, ветер в траве, встревоженное кряканье дикой утки, отводящей врага от гнезда, и тихие призывы к Лене одуматься, вместо шофера увидели короб с инструментами, намертво заклинивший педаль газа.

— Р-руль, — заикнувшись от пересохшего горла, вымолвил кто-то глазастый.

А, да.

— Этот гад руль спер!

Руль тоже отсутствовал. От слова совсем.

— А может, туда палку можно засунуть? — С сомнением присмотрелся кто-то к гнезду рулевой колонки. — И покрутить?

— Вот засунь и покрути, — мрачно ответил ему кто-то более авторитетный.

— Нас похитили! — Истерично пропел женский голос и тут же добавил более сухо. — Вадим, снимай кеды.

— Но Вика…

— Луну обещал? Кеды гони.

— СТОЙТЕ! — озаренный идеей и вдохновением, выставил руки долговязый. — Вы разве не поняли?!

— Ну? — мрачно насупился парень с разбитой скулой.

Еще раз проведя по всем загадочным взглядом, тот набрал воздуха и благоговейно произнес:

— Это КВЕСТ!!!

— Че? — обнаружилось непонимание в толпе.

— Первое задание! — деловито пояснил то. — Нам надо найти базу!

До ближайшей деревеньки лицеисты добрались без энтузиазма и с ощутимым разладом в рядах даже внутри команд. Не все поверили в неожиданное задание, часть и вовсе настаивала на том, чтобы остаться в автобусе и разжечь рядом костер, дожидаясь спасения. Кто-то пошел искать палку.

Но рано или поздно, глядя на спины удаляющимся искателям «базы», девушки и парни отправлялись за ними вслед. Оставаться наедине с ночью, не смотря на немалые личные силы, никто не захотел. Тем более, что автобус так и не удалось выудить на ровную поверхность — те, кто это смог бы сделать, ушли одними из первых. Остальным же требовались бревна, которые еще надо было срубить в ближайшей лесной рощице, дотащить сюда и спросить у первых, что с этим всем делать дальше.

Со временем расстояние в длинной людской цепочке сократилось, и к линии деревянных домиков лицеисты подошли практически вместе, хоть и разделившись на три легко определяемых группы — оптимистов, скептиков и двух парней с перемотанными обрывком футболки ногами.

Ориентиром для точки входа в поселение, не обнесенное никаким забором, да еще без намека на крупное здание или хоть какую-то парадную калитку, был выбран невысокий холмик возле одного из домиков. Во-первых, там пасся ослик, что обозначало жизнь в откровенно ветхом и запущенном поселении, во-вторых, рядом с осликом стоял его владелец — чумазый паренек лет тринадцати. С голым торсом и в рваных трико, завершавшихся галошами на босу ногу, тот опирался на вилы и занимался, пожалуй, самым интересным занятием во всем селении и ближайшей округе — разглядыванием необычных гостей.

— Но! Репу не топчите! — Окрикнул мальчишка, жестом разгневанного Посейдона подняв вилы и вновь воткнув их в землю.

Гости действительно обнаружили под ногами некую вялую поросль и, слегка смутившись, перешли на движение по дощечкам, раскиданным прямоугольником.

— Здравствуйте! — Поприветствовал родоначальник идеи о «секретной базе», ловко скача по дощечкам в желании опередить остальных и добраться до чек-поинта первым.

Кто-то его целеустремленность распознал и тоже включился в забег. В общем, урожай-таки пострадал.

— Ие-ха! — Прыгал возле паренька лицеист, с превосходством глядя на парочку конкурентов, мрачно поднимающихся с грядки.

— Потоптали репу, — хмуро констатировал парень.

— Эй, пацан, телефон в селе есть? — Вальяжно подтянулись те, кто ни в какой конкурс не верил.

— Нет.

— А линии эти по столбам?

— Электричество. — хмыкнув, принялся парень отвязывать ослика с явным намерением покинуть шумных гостей. — Но оно только вечером.

— Вот блин, — чертыхнулся кто-то.

— Не о том спрашиваете, — зашагал прямо по грядкам парень с отметиной на скуле. — Водителя не видел тут? Ну, мужик такой. В фуражке, белой рубашке. У него еще темные очки могли быть.

— И руль!

— Видел, — буркнул местный, потянув послушного ослика за собой. — Только руля у него не было.

— Где он?! — вырвался хор обозленных голосов.

— Туда пошел, — махнул тот равнодушно вдаль, примерно в направлении, куда шли следы от автобуса. — Там через сорок километров станция «Колоски».

— Ну, я этого гада! — Дернулся в ту сторону говоривший, затем развернулся обратно. — Машина в селе есть? Дорого плачу.

— Машина есть, у папы. — задержался парень. — Но папа в городе.

— Трактор, мотоцикл? — зачастили из толпы.

— Не, нету.

— Вообще ничего нет?!

— Почему нет? — Возмутился парень. — Вот. Ослик есть, — показал он на добродушное животное и скормил тому морковку из кармана.

— Издеваешься?!

— Вы же сами спросили, — обиделся он. — А Росинант хороший. Покладистый, пятнадцать километров в час делает, между прочим. А еще он дорогу знает. Пешком то до ночи идти будете.

— И дорого за осла? — в хоре пренебрежительного фырканья послышался напряженный голос.

— Не, мне папа ухи обдерет, если продам, — испуганно дернул тот головой.

— А не продашь, я тебе ухи обдеру.

— А папа князю пожалуется! — расхрабрился парень. — Не наши вы! Я герб читать умею!

— Леш, ты совсем сдурел воровать на чужой земле! — хлопнули грозившего по спине сокомандники.

— Да я же купить! — с жаром возражал он.

— А если это новый этап конкурса? — Не унимался заводила. — Надо купить осла!

— Мальчик, хочешь, я тебя поцелую? — Бархатным голосом пропела Елена.

— А зачем?

— Ну, я тебя поцелую, а ты отдашь мне ослика, — очаровательно улыбнулась она.

— А давайте лучше я вас поцелую и не отдам ослика? — с сомнением предложил паренек.

— Так, пацан. Сколько твой осел на базаре стоит? Не верю, что такой взрослый и умный и не знаешь.

— А ты что ли знаешь? — храбро возразил он.

— Мне не положено!

— А казался взрослым и умным, — фыркнули ему в спину.

— А ну тихо, — шикнул тот за спину. — Цену говори!

— Ну… Десять тысяч рублей хочу! — почесав голову, выдохнул тот храбро и затаил дыхание.

— Беру!

— Эй, а чего это ты берешь? Я тоже беру! — Вынимал из кармана деньги конкурент.

— Я первый сказал!

— Ну и что? Мы тоже берем! Эй, пацан, одиннадцать тысяч даю!

— А ну гроши свои убрал! Двадцать за осла! Вот, бери.

— Двадцать пять и туфли!

В итоге сошлись на шестидесяти пяти тысячах двухсот восьми рублях, двух пиджаках и красивом ножике, со счастьем на лицах собранных командой-победительницей и переданных парню.

— Морковка в подарок. — Расщедрился тот, передавая нечищеные плоды в холеные руки.

Остальные же, осознав поражение, заспешили по направлению к «Колоскам», надеясь там наверстать отставание в необычном «конкурсе». Или хотя бы догнать водителя и хорошенько отлупить.

— Что, правда ничего нет? — глядя, как величаво удаляется Вика на ослике, ведомом за поводок обретшим счастье и свои кеды парнем, грустно спросила Елена.

Все ребята уже существенно ушли от линии стареньких домиков, но догнать их для нее было вовсе не проблемой. А вот поговорить с местным — на всякий случай стоило. Вдруг паренька просто напугала толпа городских старшеклассников? Во всяком случае, ничего она не теряет.

— А у тебя как с запятыми? — поинтересовался парень непонятным.

— Очень и очень хорошо! Отличница!

— Эх. Все равно ты не в нашей школе, — взгрустнулось тому.

— Ну почему же, — игриво улыбнулась она. — А вдруг перейду?

— Блин, зачем только парту пилил, — буркнул тот еле слышно и критически оглядел он ее с ног до головы. — Хотя ты все равно выпускной класс.

— Да, — отчего-то смутилась Елена, слегка покраснев и опустив очи к земле.

Правда, сама не понимала, отчего. Наверное, из-за форменного пиджака лицея с гербовым узором, который парень накинул на увитый мышцами голый торс. И уверенного взгляда вместе с голосом, в котором совсем не осталось робости перед толпой (а была ли она?).

«Но он же деревенщина!» — всколыхнулось гневное в душе, смывая секундное смущение. — «Козопас! А она тут стоит перед ним в платье, которое ему за десять жизней не купить! Лицо чумазое! Хотя кожа под грязью ровная, без оспин. И ногти ровные. И ноги чистые. И загара черного почти нет. И волосы… Хм.»

— Там за оградой — лошадь, — вздохнув, махнул рукой парень.

— Да? — Изумилась Елена.

— Звездочкой кличут. Дарю. — Отвернулся он, зашагав вдоль домов. — Вдруг не все они такие? — задумчиво шепнул он себе под нос.

Девушка мигом перемахнула через ограду, с изумлением действительно обнаружила там лошадь, хоть и не оседланную. Тут же, подчиняясь порыву, вернулась обратно, чтобы мягко притянуть паренька за края пиджака и впиться поцелуем в его губы.

— Спасибо! — счастливо выдохнула она.

И через минуту пролетела мимо домов на лошади, со счастливым смехом прижимаясь к рыжей гриве. Уже через мгновение обогнала она процессию с осликом.

— Я за машиной! — крикнула она своей команде, совсем скоро обратившись точкой вдали.

А я провел языком по губам, прислушиваясь к мягкому, искристому ощущению и констатировал:

— Не, ну какой ослик. Тут максимум на два пломбира.

Хотя его много не съешь. А пломбир я люблю…

Неторопливо вошел во двор, дважды простучал по двери и через пару секунд вошел в приятную прохладу небольшого терема.

— Ну как? — посмотрели на меня темные очки, смотревшиеся на девятилетнем Петьке (хозяине дома, ввиду отсутствия отца), как на шершне.

— Десять тысяч за ослика, — отсчитал я мятые красные бумажки. — Пятнадцать за лошадку. Пятьсот рублей за аренду реквизита. Я вилы, кстати, в сенях оставил.

— Здорово! На ярмарке в два раза больше купим! — Не веря, перебирал он бумажки, скорее даже не пересчитывая, а ими любуясь.

Неспешно умывшись в рукомойнике и переодевшись в привычную одежду, отсчитал еще двадцать бумажек. — А это за мотоблок.

Ни трактора, ни машины в деревне действительно не было.

— А можно я очки у тебя куплю? — смущаясь, попросил Петька, протягивая пятерку обратно.

— Скоро придут большие дяди и будут спрашивать. Про ослика, про лошадь, про меня. — Вздохнув, снял я очки с погрустневшего лица. — Очки увидят — всем плохо будет. Тебе, да папе с мамой.

— Я понял. — кивнул тот.

— А так — ты ничего и никого не видел. Гулял в овражке, увидел автобус, побежал за старшими. Как мы договорились.

— Хорошо! А деньги я сегодня вечером под поилкой для лошади найду!

— Вот, умный парень, — потрепал я его по волосам и вышел из дома.

Оглядевшись по сторонам, выкатил из сарая мотоблок, дернул за тросик стартера, пробудив ворчливый мотор, застелил на седушку трофейные пиджаки и попылил совсем в другую сторону от недавних гостей.

Потому что станция «Колоски» действительно далековато — сорок километров. А вот станция «Солнечная» всего лишь в трех.

Глава 16

Путь до «Солнечной» уместился в двадцать минут. После чего, через добрую половину часа, пришло понимание, что никто на станцию не прибудет.

Внутренние рейсы, шедшие через столицу, отменены, а других тут не бывает — так сказал старик, расставивший ведра с грибами вдоль трассы. Он же подсказал, как лучше добираться до города. В сотне метров был съезд на короткий путь, связывающий два селения и самым краем — пригород. Сверился с картой, позаимствованной за козырьком автобуса — действительно, вьется безымянная серая ленточка от села Солнечное, названием которого обязана станция, через Заречное и до самой границы красно-зеленой разметки столичных улиц. Можно, конечно, и по дороге, но мотоблоку все равно, где отмерять свои тридцать километров в час. Да и лишних встреч совсем не хотелось — документы, вместе с приглашением, остались в карманах пиджака. А мир еще плохо знает меня в лицо, чтобы верить на слово.

Хотел отблагодарить покупкой. Но старику, вроде, оно и не было нужно — куда важнее причина, по которой можно сидеть в полудреме под тенью вяза, время от времени прикладываясь к стальной фляге.

— Бабка сказала, пока все не продам — не возвращаться, — подмигнул он заговорчески, и я спрятал деньги обратно.

Первое село пролетел, оставшись в памяти гусей бесстрашным пылевым столбом, рычащим столь грозно, что даже собаки стеснялись своего голоса, без особо энтузиазма пытаясь укусить за колесо. Сорок пять домов, высоких и низких, с запущенным садом за покосившейся оградой и безо всякой зелени на бетонированном подъезде — люди жили по-разному. Только дорога на всех была одна — норовистая и ухабистая, с настолько глубокой колеей, что было проще нестись по самой ее границе, рискуя провалиться в глубину накатанной полосы.

Пролетев развилку с колодцем, вышел-таки на добротную грунтовку и с удовольствием вывернул ручку скорости, соревнуясь с речным бликом на бегущей вдоль дороги ручейке — извилистом и затейливом. Потянулись пшеничные поля по левую руку — от дороги и до горизонта, настолько огромные, что красно-белые громады комбайнов, окрашивающие золотое полотно бежевыми линиями, смотрелись игрушками в мягком ворсе ковра.

Ветер доносил звуки тяговитых дизелей, шелест механизмов, деловитые сигналы тракторов, подъезжающих за новой порцией зерна, а потом устал и на повороте лихо сбил фуражку, унося куда-то назад и влево. Стоило отвлечься и проводить ее взглядом, как дорога взбрыкнула колдобиной, дернулся руль — и тут же привычная тряска сменилась мгновением падения, схватившего недобрым предчувствием за живот. Удар о хилое деревце перевернул мир с ног на голову, на фоне небесной синевы грациозно проплыл прицеп, намереваясь подгрести меня под собой. Земля ударила в плечо, руки вцепились в сухую глину обветренного холма, стараясь замедлить движение. С грохотом сталь и дерево рамы шваркнулись в полуметре ниже по склону, проскрипели, ругая невнимательного водителя, и остановились.

Остановилось будто бы и время — вернее, оно было, но осталось на дороге. А тут, на нагретой солнцем земле можно было лежать сколько угодно долго. Потому что левую ногу, стоило пошевелиться, схватило болью прямо на месте старого перелома — совсем немного, но почему-то от этого сделалось куда страшнее, чем от летящей над головой телеги. Однако каждый знает — если пару минут не двигаться, то все непременно пройдет. А если не проходит, то надо подождать еще совсем чуть-чуть.

Рыкнул двигатель где-то наверху, своим голосом испугав верхушки трав, и тут же устало выдохнул, останавливаясь. Где-то там, на границе земли и неба, показалось мужское лицо. Тут же зашуршала земля под сандалиями, спускаясь ко мне ленивой осыпью, а еще мгновением позже меня мягко прижали к земле, не давая подняться.

— Не делай резких движений. — аккуратно сняли с головы солнечные очки и напряженно оглядели лицо.

«Эх, добегался», - пришло запоздалое раскаяние. — «Толку мне от этих фиолетовых? Сколько лет уже прошло. Тем более, Ее там не было… А я, выходит, команду подвел.»

— Только папе не говорите, — вырвалось тоскливо.

— Папе? Папе не скажем, не переживай, — почему-то послышалась в его голосе тревога. — Не болит ничего? Спину чувствуешь? Ноги? Ну-ка пошевели пальцами. Отлично. Теперь руки подними. Да что ты в меня ими тыкаешь, ты покрути в стороны!

— А вы не будете меня арестовывать? — пробилось удивление, от которого даже боль в ноге притихла.

— Надо бы доложить куда следует, — вздохнул он и протер лоб от пота. — Но ты, вроде, трезвый. А тут часто падают. Поворот плохой и знака нет. Хорошо я тебя заметил… Не переживай, сейчас вытяну твой мотоблок.

Добрый человек, оказавшийся Геннадием, трактористом и владельцем трактора, споро зацепил тросом раму и вытянул слегка побитый, но вполне целый с виду агрегат со дна кювета.

Только заводиться мое средство передвижения отказалось напрочь. Как бы ни грозили ему отверткой и гаечным ключом, как бы не ласкали промасленной тряпкой — все оказалось тщетно. Он был мертв, и ничто на сельской дороге не смогло бы вновь пробудить в нем жизнь.

— Продай мне? Движок, конечно, убит, но за раму, тележку и колеса хорошо заплачу.

До города оставалось еще очень не мало, болела нога, вечер грозился передать ключи от неба ночи, а соревнования — уже следующим утром. И горе тем, кто опоздает.

— Мне бы в город, — сжав купюры, предложенные за останки мотоблока, я вновь протянул их обратно.

— У меня график, — отрицательно покачал он головой. — С тобой много времени потратил.

— Я много заплачу! — отыскал я другие купюры в кармане.

— Там, — махнул он на поле. — Люди ждут. А вон там, — указал он на темную линию горизонта чуть в стороне от направления, где должен был быть город. — Гроза. Может, даже с градом. Сегодня надо все завершить. Мне никак нельзя подвести.

— Мне — тоже… Там завтра танцы.

— А у меня тут — жизнь, — выдохнул он и чуть мягче продолжил. — Возвращайся на станцию. Автобусы не ходят, но попутную машину рано или поздно поймаешь. Я позвоню твоим родителям, они встретят. А лучше оставайся у нас до утра.

— Спасибо, но в город обязательно нужно сегодня.

— Тебе виднее, — подошел он к уже своему мотоблоку и одним движением скинул обратно в кювет.

— После работы займусь. Бывай! — заскочил он в кабину трактора и отправился обратно к своим.

И мне пора. Неловко перенес вес на травмированную ногу и досадливо скривился. Все же, надо звонить, как бы ни хотелось справиться самому. Беда в том, что сотовый телефон остался там же, где документы. Спохватившись, окликнул Геннадия. Но, как я ни кричал ему в спину, за ревом двигателя тот так и не услышал. А на мое махание руками только помахал мне ответно, прощаясь. Хотел было догнать, только левой ноге эта мысль не сильно понравилась. Да и фуражку с такой болью не найти.

Значит, остается идти вперед, к Заречному. Потому что возвращаться назад дольше, скучнее, а еще там гуси.

Отыскал на обочине подходящую по высоте палку и осторожно пошел вперед.

Вскоре проторенный путь свернул к деревеньке, вросшей кирпичными домиками на три улицы в солидный холм над речной гладью. Судя по внешнему виду и основательности, а так же парочке тонких проводов на деревянных Т-образных столбах, телефон там есть точно. И я даже знаю у кого — лилась музыка от тенистой беседки возле места, где нить ручья вплеталась в неширокую реку.

Громкая до хрипоты мелодия сотового телефона пела про давно прошедший июль, жаркий и полный тополиного пуха. От той жары остались только утренние часы, к вечеру же природа напоминала о сентябре-месяце и близкой зиме. Впрочем, это не мешало ребятам плескаться чуть выше по течению, а затем чуть ли не синими, но счастливыми, обтираться полотенцем и с дрожащими от бодрости руками на ходу надевать одежду, чтобы первыми занять место у небольшого костерка, дымящего возле беседки со стороны берега. Правда, претендовать им приходилось только на стоячие места — свободного пространства на двух бревнах, служивших лавочками, не было. Четверо довольно вольготно занимали одно из бревнышек, что выдавало в них банду, а если присмотреться к чертам лицам — то и родственников. На противоположном же теснились семеро, стойко сопротивляющихся претендентам на восьмую позицию — особенно те, что с краю. Всего я насчитал шестнадцать человек, из которых большая часть были ровесниками или младше Федора, и только двое казались старше меня. Телефон принадлежал самому рослому, лет шестнадцати — из числа четырех родичей. Во всяком случае, лежал он рядом с ним.

Дорога до того места не доходила, предпочитая забрать левее, к постройкам, так что пришлось свернуть на траву. Только рубашку я предварительно решил все же снять, повязав поверх брюк и оставшись в майке. Брюки закатал выше колен, к реке спустился и пригладил волосы, расположив темные очки поверх — словом, сделал все, чтобы казаться здешним, пусть и с другой деревни. Судя по тому, что местные ребята, углядев меня, сразу подошли драться — это удалось.

— Я обещал наставнику всегда думать перед тем, как бить, — ответил я по-своему на стандартный запрос «свой-чужой».

— И че? — сплюнул в сторону самый высокий, на полкорпуса выступивший из полукруга подошедших ребят, потирая кулаки.

— И я уже подумал.

Взломать систему опознавания удалось успешно.

— И зачем? — С укором поинтересовался я чуть позже у долговязого Егорки, с которым мы к тому времени уже успели замириться на тему того, что я отлично дерусь.

На их бревнышке по-прежнему числилось четыре места, но на этот раз для меня, для него, для второго брата по старшинству и для телефона, который теперь пел про морскую волну и небо.

— Да так, — хмыкнул он чуть гнусаво, одновременно пытаясь поправить руками нос.

Был он одет в новенькие белоснежные брюки с острой стрелкой, водолазку и новые кеды.

— Скучно, — вздохнул его родной брат, обладатель помятых брюк, слегка выцветшей водолазки и пропыленных кед.

— Интернета нет, — поддакнул еще один родич чуть младше, вознамерившись примостить затертые брюки на зеленую траву.

— Но! — Тут же пресек его намерение самый юный представитель семейства, в ярости шаркнув расхлябанной кедой, и мигом переложил с бревнышка на траву обрывок газеты.

Он, кстати, более всего переживал в драке, но болел за целостность кед, брюк и водолазки. Поэтому пришлось бить в нос, потому что ниже — если судить по взгляду мелкого — ожидала не меньше, чем кровная месть. А мне еще от этих людей звонить. Кстати да.

— Можно? — указал я взглядом на телефон.

— Нет, — ворчливо ответил Егор.

Ну, это понятно. Наша дружба еще не настолько крепка. Да и в нос следовало бить чуть слабее.

— Сотовой связи все равно нет, — качнул плечом третий брат, так и не усевшийся на траву, и замахнулся, чтобы пнуть кедой по бревнышку.

— Но! — В ярости шикнул мелкий, остановив атаку на дерево.

— Давно? — уточнил я.

— Уже дней пять, как. У трассы есть, а тут даже на крыше не ловит.

— Я с дерева проверял, — солидно качнул головой Егор в сторону холма. — У нас там сосна есть, метров пятнадцать.

— Там же смола! — печальный протест мелкого был проигнорирован.

— Так, а городской?

— На комбинате есть аппарат.

— У старосты еще! — Подсказал один из десятка подпевал, как бывших тут до этого, так и налетевших любопытными воробьями на развлечение.

— Я у Веры Андреевны видел!

— Значит, у них тоже, — спокойно констатировал Егор.

— А Вера Андреевна, она кто?

— Бывшая директриса наша, — с готовностью подсказали из толпы.

— Злая?

— Хорошая! — возмутились они. — Но строгая. На пенсии она.

— Говорят, она ведьма, — шепнул кто-то позади.

За что больно схлопотал тумака. Наверное, действительно хорошая, раз ее защищают.

— Что?! У нее все стены в портретах без лиц! Я сам видел!

— А ну пасть закрой! — Распорядился Егор.

— Мне бы к ней дойти. Позвонить очень надо.

— Дима, отведи Максима к дому Веры Андреевны, — обратился Егор к самому младшему.

— Я мигом! — одарив братьев подозрительными взглядами и еще раз с тревогой оглядев на них одежду, заспешил тот.

— Мы тоже пойдем! — захотела остальная толпа мелочи.

Но быстро заскучала, потому что идти, поднимаясь на холм, сложнее, чем с гиканьем бежать вниз.

— А где все взрослые? — отыскал я правильный вопрос на смутное подозрение, зародившееся еще Солнечном.

На улице была детвора, изредка оглядывали подозрительным взглядом старушки, занятые по хозяйству на подворье. Отдыхали на лавочках старики, отвечая на Димкино «здравствуйте!» солидными кивками. Но людей старше восемнадцати лет и младше сорока будто бы и не было — что тут, что в предыдущем селе.

— Так забрали всех, — запустив руку в шевелюру, отыскал Дима там ответ и недоуменно повернулся ко мне. — А у вас разве не забрали?

— Я далеко отсюда живу, в другом городе.

— А-а, то-то я смотрю, — протянул он и с легкой завистью глянул на мои туфли.

Им, конечно, многое пришлось за сегодня пережить, но держались они по-прежнему здорово, а на ноге чувствовались невесомыми и очень удобными. Прежнего глянца, разумеется, не было, но и без него смотрелись солидно.

— Давно забрали?

— Дней пять. — посчитав в уме, озвучил тот.

— Куда, не говорили? — заинтересовался я.

— На стройку, куда-то на север, — махнул Димка рукой в ту сторону.

Хм. Но город — не на севере.

— А что строить будут?

— Не знаю я, не звонили они, — шмыгнул он грустно. — Староста говорит, скоро приедут.

— Интересно, — тоже запустил я руки в шевелюру, но обнаружил там темные очки. Покрутил в руках и нацепил обратно.

— А у вас корова есть? — ревниво глянув на очки, спросил Дима.

— Нет.

— А у нас — есть, — с довольством протянул он и на очки с туфлями до конца пути посматривал снисходительно.

— Вот, — указал на основательный одноэтажный дом Дима. — Только я внутрь заходить не буду, потому что у меня тройка по русскому, — протараторил он, покраснев.

— Так она же на пенсии? — усомнился я.

— Она знает! — фанатично сверкнул тот глазами.

Участок, обнесенный забором, находился почти на самой вершине деревенского холма, соседствуя с широкой площадью и двухэтажным зданием, по которому даже без вывески было понятно — школа. Но вывеска все равно нашлась, сообщая, что за сеткой-рабицей находится младшая школа села «Заречье». Ее двор и подворье Веры Андреевны было соединено калиткой, но ныне основательно проржавевшей. Видимо, пенсия была давненько, хотя уважение все еще крепко.

— Ладно, пойду, — тронув калитку и обнаружив ее открытой, шагнул было вперед.

— Стой!

— А? — развернулся я удивленно.

— А подарки? — с укоризной глянул Дима на меня. — Надо подарки купить! Как в гости без подарка?

— Хм, что-то в этом есть. — пришлось признать.

Во всяком случае, шансы на звонок неплохо бы увеличить, чем потом искать обладателей других двух трубок.

— Только магазин закрыт, — выпалил тот нелогично.

— Варианты? — с любопытством посмотрел я на засмущавшегося паренька.

— Ну, у нас дома есть… Молоко, творог… Можно купить, — промямлил он, отводя взгляд.

Я продолжал с улыбкой на него смотреть.

— Просто кеды очень хочу, — выдохнул он откровенно, покраснев до кончиков ушей, и посмотрел прямо на кончики пальцев ног, выглядывающих из солидных заплат.

— Кеды — это важно, — серьезно подтвердил я и протянул красную бумажку.

— Только у нас сдачи столько нет, — сглотнув, протянул он было руку, но тут же замер огорченно.

— Тогда без сдачи, — легко пошел я добрый поступок.

— Я сейчас! Я мигом! — Приняв аккуратно деньги, заторопился он куда-то вниз по улице, пока не скрылся за калиткой шестого по счету дома.

Миг обернулся десятком минут, зато и вернулся Дима не один, а в сопровождении бабушки — просто одному ему было не унести сетку с трехлитровой банкой молока, мешок муки, сахара, ведра вишни и…

— Еще немного! — выдохнув, он тут же сорвался бегом обратно. За ним же направилась старушка — не столь быстро, но появились они снова вместе.

…и еще банки молока, пакета с творогом, свертка с маслом, сетчатой сумки с тыквой, упаковки с разнообразной зеленью, пакета с яблоками…

— Последнее!

…небольшого мешка с картошкой и двух банок меда.

— Вот, на пятьсот рублей. — Устало выдохнул, Дима по-хозяйски повел рукой над продуктами.

— Без сдачи, это когда сдача — себе, — пояснил я ему.

— Да? — впился он пальцами в шевелюру.

На лице промелькнула растерянность, сомнение, затем мировое возмущение, тоска и обреченное смирение.

Рядом спрятала улыбку в ладонь бабушка и, подойдя сбоку, огладила внука по волосам:

— На выходных за кедами поедем.

Грусть тут же сменилась светлой радостью — и от слов, и от ласки.

Все таки, бабушка — это очень хорошо. Этим надо было гордиться, а совсем не коровой. Почему только у нас нет?

— Занести поможешь?

— Да, легко, — совсем без обиды, весело произнес Димка и первым открыл калитку.

Если по двору можно судить о характере хозяйки, то тот наверняка очень строгий и дисциплинированный. Ни намека на беспорядок. Белый кирпич дорожки тянется прямо ко входу в аккуратный деревянный домик с верандой, и только там ныряет в обход дома на задний двор. Зелень на траве смотрится декоративной лужайкой, выстриженной на пару сантиметров от земли. Вдоль забора со школой посажены кусты шиповника, на противоположной стороне украшением растет яблоня, затеняющая белоснежную скамейку под своей кроной. Не празднично смотрится разве что собачья будка возле дома — но не из-за внешнего вида, а просто потому что заколочена, тонкая цепочка смотана, а ошейник из потрескавшейся от времени и солнца кожи висит на гвозде.

Окна дома сияют чистотой, изнутри завешаны узорной вышивкой. Ни одной открытой форточки. Внутри шевельнулась тревога — как бы хозяйка телефона не ушла по делам.

Убедившись, что обувь не испачкает дорожку, мы быстро перенесли все к ступенькам дома. Дима солидно пожал руку и, с опаской посмотрев на дверь, тут же исчез на улице, аккуратно прикрыв калитку.

— Есть кто дома? — вежливо постучав, тронул я дверь.

Та оказалась закрыта, да и никто не спешил ее открыть.

Постучавшись вновь через пару минут и не дождавшись ответа, совсем уже было хотел развернуться, как из глубины дома послышались уверенные шаги.

Дверь распахнулась во двор, заставив отступить на шаг. А затем невольно отступил еще раз, чтобы целиком оглядеть статную женщину эдак под два метра ростом в длинном зеленом платье, обликом былинной красавицы со стажем — ну знаете, той, что уже лет тридцать провожает каждое утро Илью Муромца на подвиг, предварительно накормив и проверив, все ли он собрал. Даром, что была царевной. Только вместо косы — сложная прическа на голове, укрывающая к тому же правую сторону лица. И вместо сапожек или туфель — удобные меховые тапочки.

— А Вера Андреевна дома? — посмотрел я ей за спину.

— Это я, — мягко улыбнулась она.

Недоверчиво оглядев, ту, что должна была быть пенсионеркой с острым носом, большими очками и скверным характером, все же шагнул в сторону и показал на подарки.

— Это вам. Можно от вас позвонить?

— В Америку? — с сомнением оглядела она ровные ряды мешков, банок и свертков.

— Если Федор там, то в Америку. Но скорее всего в город.

— Заходи. Телефон на трюмо в прихожей.

— Спасибо! Только давайте пока вещи занесу.

Все же, калитка у нее так и осталась не запертой, да и неудобно как-то делать подарок наполовину.

Вещи тут же обрели положенные места, будто бы созданные под них вместе с домом, деревней и миром целиком — еще никогда так не было, чтобы для нового не приходилось двигать старое. Мед занимал место рядом с медом, яблоки к яблокам, мука…

— Поставь на стол. — Часть продуктов хозяйка велела не убирать и тут же взяла их в оборот на кухне, примерив красиво вышитый фартук — настолько интересный, что его было жальче не меньше платья.

Мне же еще раз напомнили, где находится телефон, и попросили никуда потом не уходить. Потому что сейчас будет ужин. Живот отреагировал на это полным воодушевлением, намекая на целый день без еды. Чуть смутившись, изобразил заинтересованность в трубке радиотелефона, обнаружившегося на холодильнике, вновь испросил разрешения и, отвернувшись к окну, принялся набирать друзей.

Телефон Федора не отвечал. Быстрыми гудками отзывались аппараты Светланы, Паши и лично мой. Щелкало в трубке после набора телефона Артема, но связи так и не было. В итоге позвонил домой.

— Ты где?! — тут же все понял наставник, стоило попросить его, чтобы он позвонил Федору, а тот отзвонился мне по тому номеру, который сейчас определился.

— У Веры Андреевны. — уклончиво ответил я.

Не сработало.

— Дай ей, пожалуйста, трубку, — тяжело вздохнул старик.

— Это будет неловко, она сейчас занята, — пошел я на попятный, в том числе физически отступая из кухни

— Ничего неловкого, просто руки еще раз сполосну, — мягко шепнула Вера Андреевна, неслышно оказавшаяся рядом, и перехватила телефон.

Да так быстро, что пальцы сомкнулись в воздухе.

Теперь уже она отступила в коридор, скрывая суть беседы. Вернулась уже под самый ее конец, так что фразу:

— И привяжите его там чем-нибудь!

Сказанную вместо «до свидания» я все таки услышал.

— Он просто переживает, — обозначила улыбку Вера Андреевна.

Тут же усадила за стол в зале, поставила стакан молока передо мной, тарелку (пока пустую), положила вилку, ложку и нож, накинула фартук и тщательно завязала со спины. Вернулась и забрала нож. Пошевелился и тут же понял — к стулу привязала.

— Я имею право на один звонок! — вырвалось возмущенное.

Рядом тут же поставили трубку радиотелефона.

Набрал еще раз Федора, вновь послушал гудки и с сожалением понял, что звонить мне, в общем-то, больше некому. Папа будет заодно с наставником. А Руслан Артемьевич скорее всего посоветует связать и ноги. От отчаяния решил звонить сестрам.

— Привет. Позвоните Федору, пусть срочно со мной свяжется. Меня связали и собираются кормить. Завидуете? Никакой помощи! — Возмутился я и нажал на отбой.

Так и грустил, рассматривая старые часы, негромко отщелкивающие секунды, уголок с иконами, узор на занавесках. Перешел взглядом на другую стену и замер, рассматривая с десяток портретов, выполненных на обычных листках ручкой. Вернее, портретами их назвать было сложно — контуры, обрамленные прической; силуэты людей; краешек уха, выполненный невероятно четко рядом с пустым овалом лица. Иногда изображения повторялись, будучи выполненными уже другим оттенком пасты и с явно выросшим мастерством. Но ни одного, завершенного до конца.

— А это кто? — Рискнул я спросить у зашедшей проведать Веры Андреевны.

— Память, которой нет, — мельком глянув на портреты, поспешила она вернуться обратно на кухню.

Невольно задумаешься, что хотели сказать. Тем и занимался, пока в тарелке не обнаружились вареники, положенные щедрым жестом. Солидную горку украсил золотистый брусок сливочного масла, тут же принявшийся красиво таять. Аромат же мобилизировал все силы организма для максимально быстрой работы вилкой.

— Не отвязывайте меня, — выдохнул я, расслабленно растекшись по стулу. — Я хочу тут жить.

Тарелка вареников была побеждена целиком и полностью, и если живот, казалось бы, уже не мог принять больше, то мозг жаждал нового штурма. Потому что это было очень и очень вкусно. Настолько вкусно, что невольно выступила слеза, стоило получить добавку в ответ на лестную фразу.

Приятно муркнул телефон по левую руку. Не глядя, уцепился за него и нажал на зеленую кнопку, уже позже спохватившись, что телефон не мой и звонят тоже не мне. Но это оказался Федор.

— Федор, я нашел нам бабушку.

— Да? — с легким недоверием отозвался брат.

— Поверь мне, я пробовал эти вареники, это точно она. — подцепил я новый вилкой. — Срочно приезжай или можешь не успеть!

— А что с ней?!

— С ней все отлично, но вареники стремительно кончаются. — Подцепил я на вилку второй про запас.

— Но машина уже без меня отправилась, — погрустнел он.

— Не переживай, будет бабушка — будут и вареники! — Подбодрил я брата и завершил вызов.

Со стороны двери послышалось веселое фырканье — там, привалившись к косяку двери, по-доброму улыбалась Вера Андреевна.

Заметив взгляд, она подошла сзади, одним движением развязала узел фартука, оставив его по-прежнему у меня на плечах.

— Родственников не выбирают, — потрепала она меня по волосам.

— Это ваши? — указал я на незавершенные портреты.

— Да, наверное, — вздохнула она. — Так и не смогла ни одного вспомнить.

— Давно вспоминаете? — отложив вилку, поднялся я на ноги и подошел к картинам поближе.

— Больше двенадцати лет. С тех пор, как очнулась на берегу реки. — Встала она за спиной.

— Они вас тоже не нашли?

— Может, их и не было никогда.

— Значит, как бабушка, вы свободны? — Деловито уточнил я, поворачиваясь.

— Ты очень добр, — вновь фыркнула она смешинкой. — Но вкусные вареники — еще не повод считать родственницей.

— А как у вас с запятыми?

— Вот уж на что точно сохранилась память. — окинула она взглядом стеллаж с учебниками по русскому языку и литературе.

— Значит, вопрос решен. — Подтвердил я.

— Так не бывает.

— Детей ведь усыновляют?

— Но это делают взрослые, готовые принимать решение и брать на себя ответственность. А ты — всего лишь обычный мальчик.

Где-то вдалеке послышался солидный гул.

— Я готов брать ответственность.

— Спасибо, но я остаюсь. — одарив улыбкой, она отрицательно покачала головой.

— У вас тут есть незавершенные дела? Работа?

Гул рос с каждым мгновением, отражаясь дребезжанием стекол.

— Нет, но тут мой дом.

— Там тоже будет ваш дом. А еще у нас недавно появился щенок, совсем еще юный.

Женщина невольно обернулась в сторону двора, но тут же выпрямилась, мгновенно став строже и уверенней.

— Здесь — память.

— Которой нет? — Поднял я бровь.

— Когда-нибудь я вспомню. — сжала она губы упрямо.

— Для памяти полезны путешествия и новые места. А у меня много синей пасты и бумаги.

— Пойми, мальчик, в мире не все зависит от моего или твоего желания…

В это момент гигантская тень рухнула на площадь, и под завывание разрезаемого ветра уступила место двум винтокрылым боевым машинам.

Вера Андреевна ошеломленно повернулась к окну.

— Это за мной, — успокоил я ее, увидев бортовые номера. — А значит, вряд ли будет много времени на уговоры. Поэтому, пожалуйста, перед тем, как дать окончательный ответ, подумайте над самым важным вопросом: если я сейчас навсегда уйду, кто тогда будет есть ваши вареники? — Внимательно посмотрел я ей в глаза.

* * *

В вертолете шумело даже через массивные наушники. толстые стекла иллюминаторов показывали скучную застройку, а офицер, который нас встретил, прикидывался говорящим только на испанском, оттого за штурвал меня так и не пустили.

Путь, который по земле занимал несколько часов, уместился в пять минут, и уже совсем скоро мы зависали над грандиозным колодцем диаметром в три сотни метров со стенами из камня толщиной в шоссейную трассу. Как ни крутил головой, я так и не отыскал ни одних ворот в серых стенах; ни одна дорога не подходила к массивной постройке. Внутри же стен виделись аккуратные домики, утопающие в зелени; был собственный пруд, два круга с буквой «Н» посередине и ангарами рядом; даже для коротенькой взлетной полосы отыскалось место.

Вокруг же был самый обычный город, только будто бы повернувшийся к высоким стенам спиной — здания стояли окнами в другую сторону.

— Как и говорил, тут на несколько дней, а потом уже домой. — Произнес я в микрофон внутренней связи.

— Я помню, — прошептала Вера Андреевна почти беззвучно, касаясь иллюминатора кончиками пальцев. Будто бы и не мне.

Глава 17

Яблоко сочно хрустнуло, брызнув на завитые усы и бородку соком. Глаза мужчины невольно прищурились от сочного удовольствия,

— Вот, а вы говорите, — вежливо укорил я солидного господина в нелепом по такой погоде фраке, приставленного к нам гидом.

Тот, наверняка, вновь захотел ответить, что им не положено брать плоды с хозяйского дерева, он не голоден, да и вообще яблоки ему вовсе не нравятся. Но будучи культурным человеком, постеснялся говорить во время еды.

Тем более, что запретов я вовсе не нарушал — яблоки взяты не с дерева, а собраны с травы. Целая поляна красных, налитых спелостью плодов обнаружилась в уголке сада, возле холодного до ломоты в зубах ручья. Там, правда, была какая-то грозная табличка на испанском с тремя восклицательными знаками, но раз этот язык проигнорировал мои просьбы попасть в кабину пилота, то и я с ним решил не разговаривать. Да и как пройти мимо такого богатства? Так что совсем скоро небольшая часть урожая наполнила отворот футболки, а чуть позже перекочевала в корзину.

— Теперь эта юная леди перестанет ходить по бортику стены? — Прожевав, просительно произнес смотритель.

— Вы кушайте, оно вкусное, — предложил я ему вернуться к трапезе, а Светлана сделала еще один пируэт, красиво замерев одной ногой над пропастью.

Смотритель отчаянно вцепился в яблоко, желая проглотить его целиком. Но это он зря — во-первых, так невкусно, во-вторых, у меня еще целая корзина. В-третьих, за его спиной Федор с Пашей деловито сматывали c внешней части стены самодельную веревку. И пока не смотают — Светлана будет танцевать в свете заходящего солнца на самой грани, приковывая взгляды смотрителя и охраны. Высота в семь этажей, выветренные камни под острым каблуком бежевых туфель, и резкий ветер, подхватывающий края платья — было, из-за чего в восхищенном волнении замереть сердцу, не обращая внимания на остальной мир и двух товарищей в частности.

У крепости действительно не было дверей и ворот, потому еще днем друзья подготовили для меня отдельный путь через стену, ожидая скорого прибытия. Ну а сейчас, как вежливые люди, мы решили вернуть занавески обратно.

Только Артем не участвовал в операции «З», предпочитая всему на свете довольно странное времяпровождение — тискать в руках футляр от скрипки и подозрительно смотреть на меня. Занимался он этим с самого моего возвращения, заглядывая в глаза, с прищуром глядя в профиль и царапая взглядом спину чуть ниже лопатки.

— Будешь? — протянул я ему плод.

Тот среагировал, как Машк на копченую колбасу, которую ел исключительно тайком похитив со стола. Вот если бы все отвернулись — тогда да. Но пока — будет равнодушно отворачиваться, провожая цель голодным взглядом и тщательно фиксируя, куда ее положили. Тут, в общем-то, обреталась целая стая этих самых Машков в людском обличии, неравнодушно провожавших мою корзину, и смотритель не был исключением. Витаминов им не хватает, что ли?

— Можно тебя на секунду? — не выдержала душа скрипача.

Я краем глаза отметил сигнал «все отлично» от Федора, а так же неспешно удалявшегося к спуску со стены Пашку, удерживающего руки перед собой, и утвердительно качнул головой.

Тут же Светлана спорхнула со стены, вызвав у смотрителя вздох облегчения, а у остального охранения — разочарования.

Оглянувшись на приотставшую свиту во главе со смотрителем, мягко выговаривающим Свете за ее поведение, Артем нагнулся к самому уху.

— Максим, ты вообще понимаешь, что происходит и где мы находимся?

Говорил он звенящим от напряжения голосом, и больше походило на то, что ответы ему известны. Таким тоном просят себя вести тише в важном заведении, полном чванливых сановников, которые все равно не знают, в каком кабинете наш мяч.

Только тут — улыбки и забота, собственный сад и теплая вода озера, добрые повара, легко впустившие Веру Андреевну к себе, и красивый, но непонятный язык. Им наш смех в радость, а единственная легкая шалость минутной давности — повод тайком от смотрителя обнять тяжелым, волшебным и теплым ветром, дабы показать, что Светлану обязательно подхватят, если та сорвется вниз. Ощущение безопасности и доброты повсюду, будто бы мир внутри стен — еще одна комната в родном доме. Думаю, что про веревку нашу они тоже знали, но дали убрать ее самостоятельно.

— Это дом друзей моего наставника. Он попросил нас встретить и принять у себя.

— Максим, никто не будет гонять два «Призрака» для встречи школьников!

— Ну, не знаю. Я одного за творогом в деревню отправил.

У местных свежего, увы, не оказалось, а я твердо обещал Федору вареники.

— И тебя не смущает, что это страшно дорого, а он все равно полетел?! — Всплеснул он свободной от футляра рукой.

— Да знаю, что дорого. Но я же денег на горючее дал.

— Откуда такие деньги?!

— Так я ослика продал.

— Какого еще ослика?!

— Росинанта, — терпеливо уточнил я.

— Росинант — это лошадь!

— Нет, лошадь — Звездочка, а ослик, это как раз…

— Так, все, помолчи немного, пожалуйста. — Прервав меня, Артем привалился к стене, аккуратно приставил к ней скрипку и с силой помассировал виски.

Чуть дальше от нас Светлана заинтересовалась видами на город, спрашивая гида про строения вдали. Сопровождающие охотно принялись пояснять, замерев подле нее и дав нам время на беседу.

— Ты среди бела дня берешь и угоняешь автобус с лицеистами.

— Сажусь за руль, они тоже едут, — поправил тактично.

— Я даже спрашивать боюсь, где они и что ты с ними сделал.

— Отправил в пешее путешествие с осликом и лошадкой.

— Да какими еще…! — вскинулся он и тут же выдохнул, успокаиваясь. — Ладно. Затем нас забирают вертолеты, и никто из встречающих ни слова не говорит против того, что ты придешь позже.

— Но я же пришел.

— Тебя привезли! И даже не ругали!

— Я испытал наиглубочайшее искреннее раскаяние, о чем уже успел сообщить.

— Кому?!

— Пилоту.

Тот все равно не говорил по-русски, оттого слова шли легко и от самого сердца.

Артем побуравил хмурым взглядом и вздохнул, не найдя контрдовод.

— Затем ты привозишь совершенно постороннюю женщину.

— Попрошу повежливей про мою бабушку!

— Максим, она ведь тебе даже не родственница по крови! — всплеснул руками Артем.

— А я не родич Федору, — похолодел голосом, чтобы привести товарища в чувство.

— Извини… Просто это в голове не укладывается.

— У нее никого нет, а у нас нет бабушки. — Повел я плечом, поворачиваясь к городу. — Попробуем пожить вместе.

— Вот так, просто?!

— Она — хороший человек. А в нашем доме еще много пустых комнат.

Да, сложно определить доброту и честность человека за неполный день. Пусть даже интуиция шепчет, что такие вареники не могут выйти из под рук плохого человека — всегда есть шанс ошибиться. Но у меня есть Федор, а у него — дар смотреть внутри людей.

Внутри Веры Андреевны чернел мертвый лес, окруживший крохотную прогалину с проржавевшими качелями, опутанными ветками тусклых деревьев. Высокая трава, вся желтая от возраста и жестокого солнца в зените, укрывала под собой старые ходы и тропинки. Но все это — пугающее и грустное — было уже не важно. Потому что сотнями тысяч пробивались на ветвях зеленые почки, а значит, скоро придет весна, и лес вновь расцветет. А качели мы смажем, и на поляну вновь вернется смех.

Только знать это — про талант Федора и про то, что он видел — Артему вовсе не нужно.

— Пусть, — махнул Артем рукой. — Признаю, ваше семейное дело. Хорошо, Веру Андреевну пустили в крепость, потому что она твоя бабушка. Но почему ей вот так, просто, разрешили зайти на кухню — там, где готовится еда для всех?

— Но-но! Там столько творога нет.

— Ладно, но себе они тоже там готовят? — Прищурился он пытливо.

— Наверняка.

— Так почему пустили в стратегическое место постороннего?

— Потому что я попросил.

Где же еще готовить?

— Вот видишь! — Возликовал он, будто бы подловил на чем-то важном.

— А ты остаешься без вареников, — мрачным тоном испортил я ему настроение.

— Я пострадаю за правду!

— И утром — тоже.

— Максим, давай не будем горячиться. — поднял он руки. — Просто я не знаю ни одной причины, почему они себя ведут с нами так… как они ведут. Вернее, даже не с нами… с тобой.

— Как именно? — уточнил я.

— Слишком хорошо, — как-то обескураженно выдохнул он.

— Вот смотри, — встал я рядом. — Я предлагаю тебе яблоко, бесплатно.

— Оно не твое.

— Да я для примера. Даю тебе то, что у меня много, просто потому, что хочу сделать подарок. Это ведь хороший поступок?

— Ну.

— Так почему ты хочешь лишить права на хороший поступок всех этих людей? — развернулся я к Артему.

— Потому что это крепость Биен, и я не слышал ничего хорошего о ее обитателях, — зябко передернув плечами, украдкой глянул он на свиту.

— Наверняка есть люди, которые ничего хорошего не слышали про наш город. А ведь мы там живем.

— Это совсем другое! — С жаром возразил он, стараясь говорить убедительно, но негромко. — Это крепость в самом центре чужих земель! Никто их сюда не звал! Земля подарена испанцам за военную помощь, а они коварно взяли испанцев в клан!

— Прямо таки коварно? — Усомнился я.

— Те должны были принять корону Долгоруких на свой герб в знак благодарности. Но их заставили отказаться!

— Сложно заставить быть верным. — Вспомнил я свое детство и первых друзей. — Так же, как отказаться от преданности. — Добавил, вспомнив о нынешних.

— Но можно заставить бояться!

— Ну, они не выглядят испуганными, — повернулся я в сторону охраны, с полуулыбкой следящей за беседой Светы и гида.

— Зато весь мир вокруг их боится! Ты знаешь, почему построены эти стены? — Сильно хлопнул он по камню ладонью.

— Да сейчас спросим, — повернулся я было к нашему гиду, но Артем удержал за плечо.

— Он тебе расскажет красивую байку и ни слова правды. Эти стены строились не ими! Их построили от них! И уже потом подарили кусок земли вместе со стенами, с условием никогда не разрушать и не делать ворот! Максим, это страшные люди! Потому что у других бы землю давным-давно бы отняли! — Привел он решительный довод.

— Я тебя понял, — подумав, качнул головой. — Понимаешь, это как со сторожевой собакой. Она рычит на чужих и кусается, потому что те приходят в ее двор украсть или что-нибудь сломать. Люди обходят калитку стороной и вздрагивают от громкого лая. Смотрят, чтобы в заборе не было худой доски, и собака не выбралась бы на дорогу. Но она на самом деле не злая, а для хозяев — самая умная, добрая и преданная. И чужаки, которые не лезут во двор, ей совсем не нужны, пусть даже те говорят про нее только плохое.

— Это совсем не то! И мы — не хозяева крепости!

— Мы друзья тех, чьи друзья друзей — хозяева крепости.

— Собака такое не поймет.

— А тут люди все берегут, если ты не заметил. Им этого достаточно, чтобы хорошо относиться.

— Но к тебе относятся по-особенному!

— Потому что я приехал с варениками, — наставительно ответил я товарищу. — А еще я не ищу плохое в чужом доме и понимаю, что надо отвечать на хорошее отношение взаимностью.

— Ты уже яблоки спер!

— Собрал с земли, — без настроения повторил я. — Да что ты на них смотришь, как Пашка на женскую раздевалку. На, бери.

— Максим, это непростые яблоки! — Дрожащим от негодования голосом произнес Артем.

— Ну и ешь их по-особенному. — Махнул я на чудачества друга, силком вложил плод ему в руки и двинулся по стене дальше.

Одновременно и Света потеряла интерес к зданиям на горизонте, и мы продолжили синхронное движение.

— Это компактный запас Сил в виде яблок! — Подхватив скрипку, тут же догнал Артем. — Плодоносящее дерево рядом с природным выходом Силы в виде родника. Единственное в северо-западном регионе! Никто не стал бы охранять просто клок земли! Ты хоть понимаешь их ценность?!

— Я знаю, что они вкусные.

Заслышав ответ, Артем на некоторое время встал на месте от возмущения.

— Думал, ты их для конкурса ешь. — Все еще косясь с подозрением, произнес он.

— Помогут?

— Запас сил будет не лишним. — Поразмыслив, кивнул Артем. — Там скорость истечения минимальная, до недели может продержаться.

— Тогда тоже ешь.

— Мне-то зачем? Я — скрипач. — Смущенно посмотрел он на плод, все еще не торопясь пробовать.

— Зато когда ешь, не переживаешь.

— Я умею это делать одновременно!

— Тебе же хуже. — взял я новое из корзины

Рядом обиженно захрустел Артем.

А яблоко — самое обычное, как на вкус, так и по внутренним ощущениям. Сколько бы я не прислушивался к себе, так ничего не уловил. Скорее, байка это все — как то, что черствый хлеб даст храбрости при встрече с волком или про пользу манной каши. Или приманка для алчных людей в заготовленный для них капкан.

Вскоре нас догнал Пашка, присоединившись за яблоками к неспешной прогулке по стене. А еще через некоторое время прибыл Федор, пряча что-то за спиной и поглядывая на остальных с видом таинственным и важным. Спросил бы почему — но для этого надо было доесть яблоко, так что эта тайна могла немного подождать. Сопровождение сократило дистанцию, оттого двигались мы одной группой, вглядываясь в горизонт уходящего дня, пытаясь угадать, каким будет следующий.

— Эй, там, наверху! — Вывел из неторопливого течения мыслей звонкий крик откуда-то снизу.

К удивлению, голос слышался не из внутреннего двора крепости, а из-за внешних стен. Событие, достаточно интересное, чтобы все немедленно припали к кромке внешнего бортика, дабы посмотреть на небольшую, из-за высоты, девичью фигурку в красном платье и группу сопровождения из девушек и парней, одетых не менее празднично, возле трех серебристых машин, заливающих светом фар землю вокруг. Благодаря тому, что на стене вовсе отсутствовало освещение, а значит и засветка, рассмотреть все удавалось без труда.

— Я - княжна Анна! — представилась она. — Немедленно предоставьте грузовую платформу для меня и свиты!

— Извините, — слегка растерянно повернулся к нам гид. — Приношу искреннее извинения за легкое недоразумение.

Выставят нас — грустью отразилось в глазах товарищей. Кроме Федора — тот где-то раздобыл тарелку с варениками, оттого мог считаться счастливейшим человеком на земле.

Смотритель повернулся обратно к девушке, сложил руки рупором и крикнул обратно:

— Никак не возможно вас принять, княжна Анна! Вашему камердинеру о том сообщено еще засветло!

На лице Артема и Пашки грусть сменилась недоумением.

— Да как вы смеете, я хозяйка этой земли! — Неподдельно изумились снизу. — И я требую!

— Хозяин этой земли ваш отец! — Веско заявил старик.

— И где мне тогда спать?!

— Не смею вам указывать, ваше сиятельство! — Подкрутив ус, гордо отвернулся смотритель, игнорируя вопли негодования от княжны и свиты.

— А действительно, где ей спать? — голосом свежей влюбленности обеспокоился Пашка, просительно глянув отчего-то на меня.

— С гостиницами да, проблема, — весомо протянул Артем, нацелившись было на новое яблоко, но потом вобрав запах вареников и тут же сменив цель на более приоритетную.

— А еще скоро ночь. — уклонился от атаки Федор, юркнув мне за спину.

— Действительно, как-то не по-людски, — сочувственно кивнул я, поворачиваясь в сторону гостьи. — Надо хотя бы яблоко скинуть.

Ярко-красный плод метко расчертил траекторию прямо в руки гостьи. Только она почему-то решила его не ловить, отчего подарок рассыпался мякотью по земле.

— А-а! — В ярости топнула она. — Вы там совсем страх потеряли?! Я все расскажу отцу!

— Все таки хорошие дела — это не мое, — вздохнув, повернулся к остальным.

Люди отчего-то смотрели с гаммой настроений от ужаса до восхищения. И только Федор с дорвавшимся до вилки Артемом предпочитали глядеть на тарелку, напряженно решая, как быть с нечетным числом вареников и четным — едоков.

— М-м, осмеюсь заметить, — мягко начал смотритель. — У вас присутствуют некоторые огрехи в технике броска. Я рекомендую бросать хлестко и с небольшим кручением, чтобы цель изначально не видела, что летит прямо в нее и не могла уклониться. Вот так, смотрите. — Продемонстрировал он движение от плеча к выплеску ладонью. — Запомнили? Желаете попробовать еще раз?

От такого даже Артем оторвался от лакомства, замерев в ступоре. Вареников тут же стало четное количество.

— Нет, спасибо, — мягко отказался я. — Я думал, она поймает.

— Что же, тогда ваш бросок был просто блестящим! Мягкий и удобный для ловца! — С одобрением заверил смотритель.

— Может, я все же принесу веревку? — Просительно протянул Пашка, глядя вниз.

— Вилку Паше, — отреагировал я.

Вскоре среди мужского коллектива существовала только одна любовь. И даже смотритель, приняв угощение под угрозой нового танца, задумчиво крутил ус и посматривал в сторону здания поварской.

— Попробуйте заночевать в деревне Заречное, это пару часов от города на запад, — в знак извинения за чужую неловкость, напоследок решил дать я совет.

Совет был гневно проигнорирован, а ответная речь совсем не красила девушку.

— И этому человеку ты хотел доверить наши шторы? — Укоризненно повернулся я к Паше.

Тот виновато смутился, осознавая весь провал минутной влюбленности, и словно розу предложил вилку с вареником Свете.

Рыкнув что-то связанное с карой и отцом, княжна развернулась на месте и скрылась в машине. Свита, окатив подозрительными взглядами стены и окрестности, последовала за ней.

Мы тоже продолжили путь — на сей раз к выходу на лестницу. Только Артем вновь попросил задержаться, пропустив всех вперед.

— Получается, ты — важнее княжны Анны?

— Мы важнее, — мягко поправил его.

— Я не могу быть важнее. — Вновь поежился он зябко и выдохнул. — Меня тут вообще не должно быть, понимаешь?

— Как? Ты часть команды.

— Я не про команду, я про это место. Моя семья не сильно дружит… Вообще не дружит… Даже наоборот. Максим, мне страшно тут быть. — Признался он шепотом. — Если бы я знал, куда мы тогда летели, то никогда не сел бы в вертолет.

— Думаю, никто не будет драться с детьми. — Постарался я его успокоить, не став сомневаться в причине его страхов.

— Будут. Даже с младенцами, чтобы не выросли. Я боюсь не проснуться завтра утром. Я боюсь пропасть и стать заложником. — Артема уже откровенно трясло, но не из-за легкого вечернего ветерка.

В такое уже не верил я, но ночь почти накрыла стену, так что оставаться спорить было бы неправильно.

— Тогда спи у меня. — Подыскал решение. — Раз ты уверен, что я для них важен.

Два заблуждения должны были дать в итоге плюс — и спокойствие для друга.

— Будешь дежурить всю ночь? — Хмыкнул Артем, обнимая двумя руками футляр со скрипкой.

— С некоторых пор этого не требуется, — в руках зажглась Звездочка, необычно яркая из-за ночи. — Я попрошу ее, чтобы она никого не пускала.

— А она — послушает? — Позабыв дрожать и бояться, с интересом и опаской смотрел на нее скрипач.

Подчиняясь просьбе, Звездочка крутнулась вокруг нас, затем спиралью поднялась от его ног к голове и вернулась мне на руку.

— Никто не пройдет мимо, — уверенным голосом подтвердил я.

И для подтверждения рассыпал одну Звездочку на сотню, образовав ими плоскость размером с дверной проем.

— И еще два — на окна и вентиляцию, — выдохнув, робко улыбнулся Артем.

— Сделаем, — хлопнув по плечу, я мягко повел товарища к лестнице.

Подумаешь, нервничает из-за конкурса и думает всякие глупости. Вон, Света тоже нервничает — взяла две вилки, да так и не отдала. Потеряла, наверное.

— Надеюсь, папа никогда не узнает, что я тут был.

— Если не заглянет под беседку возле фонтана, то вряд ли.

— А там что?

— Надо же обозначить, что «здесь были…»

— Максим! — Возмутился Артем в голос. — Ты вандал!

— Что?! Я ж не на яблоне!

— Слава Богу!

— И я только снизу дощечек! Да никто там не будет смотреть, что ты переживаешь.

— Зато я теперь буду об этом знать!

— Федор был прав, тебе лучше вообще ничего не говорить, чтобы не расстраивать.

— Лучше не делать того, что будет расстраивать… Стоп, что вы там сделали?!

— Да ничего.

— Максим!

— Вот, ты опять нервничаешь. Хочешь яблоко?

* * *

На часах был двенадцатый час ночи, когда в небольшой комнатке, наполненное лунным светом через единственное окошко без штор, прозвенел телефон.

Заливался он красивой мелодией, напоминающей то ли армейскую песню, то ли государственный гимн одной из про-германских стран, обожающих чеканный шаг ритма и громкость слов в угоду смыслу. Словом, был достаточно бодр, чтобы потерять желание спать и ответить максимально быстро. Да, в общем-то, единственный обитатель небольшой комнатки все равно бодрствовал, предпочитая лежать на топчане в одежде, покручивая длинный ус, и наблюдать луну под размеренное течение мыслей. Какой смысл ложиться, если этому звонку в ночи все равно суждено быть?

— Господин, — смотритель поднял трубку только после того, как оправил одежду и встал по стойке смирно.

— Доброй ночи, Михаэль. — пожелал усталый голос на той стороне трубки. — Как служба?

— Без происшествий, сиятельный князь.

— Тут Аня звонила. — С легким зевком протянули и тут же поправились. — Княжна Анна. Говорят, ты ее не пустил, кидался яблоками, говорил нехорошие слова. Думаю, прописать ей ремня за вранье.

— У нас особая ситуация, сиятельный князь. Камердинеру княжны Анны я сообщал об этом утром и днем ранее. В адрес княжны Анны не было сказано ни единого бранного слова, ручаюсь честью.

— А яблоки?

— Это часть особой ситуации. Случайная. — замялся Михаэль. — Готов понести наказание.

— Спокойной службы, Михаэль. Приношу извинения за беспокойство, — чуть огорченной фразой, будто бы получив подтверждение тому, о чем изначально подозревал, завершили звонок.

Смотритель положил трубку и принялся неспешно готовиться ко сну, как полагается человеку с кристально чистой совестью.

Он не сказал ни слова лжи, а ситуация была действительно особой. Странно считать иначе, соотнося два простых и абсолютно ясных факта. Первый: в клане несколько миллионов человек. Второй: истинный глава рода и клана уже несколько месяцев предпочитает этим миллионам личные занятия с одним из его юных гостей.

Для старого, абсолютно преданного служаки, третьего из трех «виртуозов» клана, уже десятилетие охраняющего Родник Силы посреди враждебной земли, вывод был только один: этот мальчик важнее миллионов. Не в том смысле, как полагают любящие родители, дедушки или бабушки, называя свое чадо самым ценным во всем мире. Нет.

Для Михаэля это значило, что парень в будущем сделает для клана больше, чем все остальные миллионы. Потому что иначе старый князь не тратил бы свои силы. В нем, как и в Михаэле, нет бесполезной лирики. Он, как и Михаэль, уже очень давно с большой условностью может называться человеком.

А значит, ситуация действительно особенная. Настолько особенная, что Михаэль не станет этой ночью ломать тоненькую шею сына врага, лишая род и клан врага наследника. Старый князь ничего о нем не сказал, но Михаэль достаточно мудр, чтобы не портить чужую игру в угоду древнему, как мир, инстинкту.

С возрастом приходит долготерпение, когда верность и преданность единственному господину сильнее, чем раздражение от чужих шалостей или невозможности исполнить долг. Словно старый волкодав, к которому пришел играть сын хозяина с друзьями, он не тронет руку, с любопытством пересчитывающую клыки, способные разорвать теленка пополам. Он позволит брать хозяйские вещи, закроет глаза на легкий ущерб, оберегая от травм и последствий детской глупости. Он будет вилять хвостом и даже принесет мяч. А когда на подворье придут щенки из его стаи, жадные до крови и славы, он прогонит их, не соблазняя легким призом.

В знак уважения к тому, кто не раз спасал его жизнь, вытаскивая из плена, из огня, со дна реки или волоча бездыханное тело по пустыне, отказываясь верить в его смерть.

Потому сегодня сын врага может спать спокойно. Михаэль убьет его в следующий раз.

Смотритель аккуратно сложил одежду, привычно отряхнул простынь, расправил тоненькое одеяльце и через некоторое время задремал сном праведника.

На обратной стороне стены шевельнулась тень. Часть ночи обрела форму девушки и перетекла по отвесной плоскости к подоконнику. Еще одно беззвучное движение, и тень внутри комнаты становится плотнее.

Старик спит. В его снах нет тревог и дурных предчувствий, дремлет интуиция и боевое предвидение, тело не реагирует на запах металла в комнате. Так бывает, когда ешь что-то с чужой вилки — даже с сильнейшими из ныне живых. Вместе с едой достается крошечная порция токсина, совсем неопасного человеку-монстру, но способного сделать его сон глубже. Гораздо глубже.

Михаэлю снилась семья. Редкий сон, необычно четкий и детализированный — теплая шероховатость массивного стола на мансарде, одуряющий запах зити, лукавая улыбка супруги напротив, только что попросившей не смотреть на нее все время, а попробовать makaroshki. Она ждала ребенка, но никак не решалась об этом ему сказать.

В руке вестницы ночи блеснул металл, испачканный зеленой отравой. Шаг вперед — и выбеленное в лунном свете лицо равнодушно смотрит на яремную вену. Опасно садиться в чужой вертолет. Настолько же опасно брать на борт незнакомцев.

Михаэль вздрагивает от накатившей тревоги. Что-то должно произойти! Да! Он вспоминает, что через два месяца его вновь сошлют на границу, а еще через неделю его дом, его сад и все вокруг зальет огнем. Вместе с ней. Он должен немедленно ее предупредить! Она уедет и близкая война двух кланов прокатится бесконечно далеко! Но не может выдавить и звука!!!

Девушка-ночь шагнула вперед, но тут же замерла, стоило смотрителю шевельнуться и простонать. Токсин побуждал воспоминания, хорошие и плохие, кошмарные и полные неги. Как повезет — таким и будет последний миг.

Всего одно слово! Не будет огня, смерти. Не будет кровавого пути мести длиной в целую жизнь!

Тоненькая рука занесла над кроватью заточенную до состояния шила вилку. Работа будет сделана. Новое тело не означало новой судьбы — иначе убрали бы потайные пломбы с запасом яда, который так легко подцепить зубчиком вилки, с улыбкой пробуя угощение. Не было бы противоядия и еще пары-тройки тайников в теле, положенных убийце, но немыслимых для обычной девочки. От нее все еще ждут службы. Смерть единственного виртуоза, способного держаться вечность за счет силы источника, сделает крепость беззащитной. Вызванное в ночи подкрепление получит воздушный коридор от Долгоруких, которые с великим удовольствием поприветствуют падение места, подаренное несостоявшимся вассалам. Самим им штурмовать собственный подарок — потеря лица, но если это сделает кто-то другой, то забавный эпизод с испанцами, предпочетшими таким великим и важным Долгоруким другого господина, рано или поздно будет забыт. А сами Долгорукие получат шанс вернуть утраченное — но это будет проблема не Светланы, а Князя. А может быть, даже его сына. Артем… Артем поймет. Для него долг важнее конкурса. Максим… Максим не простит. От мелькнувшего хмурого облика, внутри что-то дрогнуло. И неожиданно родило новую мысль — дикую, невозможную для инструмента.

Одно слово! Не будут живьем гореть города, неспособные раскаяться в том, о чем даже не знали.

А чего хочет она?

— Еле-е-енн-а-а, бе-е-еги-и-и, — сжав простынь до хруста в пальцах, плача простонал Михаэль. И проснулся.

Вокруг по-прежнему была спокойная сентябрьская ночь.

Старик выдохнул и растекся по кровати, тяжело дыша. Щеки блестели от слез, простыня пропиталась потом. Прошлое накатило неожиданно, умудрившись вытянуть что-то живое из каменного сердца.

— Полезно помнить, почему живешь, — успокоившись, Михаэль принялся неспешно перестилать кровать. — Вот отомщу и умру.

Девиз, превративший среднего «учителя» в «виртуоза», не был чем-то необычным. На самом высоком ранге все жили целью, не давая себе умереть даже когда медицина отходила в сторону и удивленно поцокивала. Но, зная титул того, кого назначил главным виновником Михаэль, абсолютное большинство полагало, что жить ему — еще очень долго.

— Полезно. Помнить. — словно пробуя на вкус, беззвучно прошептала тень где-то в подножии стены. — Что я живу. Не для чужой смерти.

Она больше никому не служит. Клятвы взяты обратно, и не важно, что считают другие. А что до ее желаний?

Ночь ожила плавным движением, перешедшим в пируэт и вращение на носочке правой ноги.

В этой ночи стало на одну счастливую улыбку больше.

Светлана хотела танцевать.

Глава 18

Вечер завершился в домике для сменного персонала, крайнем справа в ряде одинаковых двухэтажных зданий из белого кирпича со скатными крышами. Только наш был немного наособицу и предназначался для проживания целой семьи. По словам нашего сопровождающего, обычно на дежурство направляют холостых, а тем неинтересно одиночество в лабиринте пустых комнат и гораздо приятнее просыпаться поближе к столовой.

За домом, тем не менее, продолжали ухаживать, тут была вода и свет. Но ощущение запустения все равно присутствовало — в запахах, светлых пятнах от убранных портретов на обоях, скрипе дверей и прикипевших к окнам рамах, отказывающихся открываться в сторону небольшой лужайки и пруда. А ближе к ночи дом и вовсе завыл сквозняками, пробирая холодом до мурашек на коже.

Поймали во дворе служащего, объяснили ему проблему на ломанном английском и просительно посмотрели на камин в холле первого этажа. Служащий притащил целый ворох теплых пледов. А затем еще — тяжелую печную заслонку, которой закрыл все наши надежды на живой огонь. Труба недовольно завыла порывом ветра. И мы вместе с ней.

— Два тебе, Паша, за твой английский.

— У меня, между прочим, гарвардский акцент! — возмутился он до глубины души, принял два пледа и с гордым видом удалился.

Пока придумывал, что ответить, из комнаты исчезла половина одеял и Светлана.

Доставили треть оставшегося до дверей Веры Андреевны, постучались, не поверили, что ей не холодно и попросились войти. Обнаружили внутри половину того, что исчезло со Светой, поверили, вернулись к себе.

Примерно через минуту под ворохом пледов, прижимая к себе футляр от скрипки, уснул Артем.

— Под одеялом не страшно, — понятливо кивнул я.

— А уж под таким количеством, — поддакнул Федор и принялся раскладывать свои инструменты вместе с заготовками на столике возле окна.

Комната, которая нам досталась, могла похвастать огромной кроватью шириной в среднюю кухню, удобным рабочим столом и выходом в собственную ванну. Хотя выбирали мы ее не из-за мягкости перин, красоты наборного паркета на полу или гипсовой лепнины над массивной стальной гардиной с плотными шторами. Тут было всего одно окно, хоть и довольно широкое. А еще — ажурная решетка, единственная на втором этаже. Наверное, стояла она из-за крохотной детской кроватки возле спальни — на случай, если малыш доберется до раскрытого окна. В общем, Артему понравилась решетка, Федору — стол, а я полюбил за масштаб мебели — настолько же удобной, как трехместная парта.

На комнату и мягкость кровати так же претендовал Пашка, но проиграл сражение на подушках Федору — потому что подушка была только одна, и Федор схватил ее первой. Независимое жюри из меня и Артема посчитало бой честным, так что Паше пришлось удалиться. Предварительно, правда, уточнив куда заселилась Света. Обозначили дом и попросили вернуть хотя бы часть пледов.

Света предпочла чердак с бесцеремонно запертой дверью. Возмущенный Пашка вернулся с подушкой и потребовал реванша или хотя бы принять на правах полноправного соседа. Но к этому времени у нас стало на две подушки больше, так что Паша был вновь бит и отправился искать справедливости и остаток вареников на кухню. Вареники он таки обнаружил, за что удостоился уголка на кровати южнее левой пятки Артема. После короткой войны за пледы со спящим, уснул столь же быстро.

А я принялся развешивать завесы из звёздочек на окнах, решетке под потолком и за входной дверью. Осталось только зашторить плотной драпировкой, чтобы мерцающий свет не отвлекал от сна.

— Не закрывай до конца, — просительно пропыхтел Федор, вновь что-то мастеря.

Но я все-таки доделал начатое, подвесив в качестве компенсации пару звездочек над столом.

На столе россыпью лежали десятки камушков, катушки проволоки — стальной, серебряной, золотой, медной, каждую из которых он гнул своим талантом почти не задумываясь. У дальнего края скучал походный паяльник, выложенный скорее для порядка, чем из необходимости — брат предпочитал вить узоры из одной линии, завершая изделие крохотным узелком.

— Хочу доделать, — просительно глянул на меня Федор.

— Кольца ведь все равно вернут?

Даже те, что бесцеремонно сняли с меня на вокзале, пока я спал. Правда, обнаружил я это не сразу — если честно, не совсем к ним привык.

— Мало ли, — качнул он плечом и вернулся к работе.

— Только не засиживайся, — для порядка произнес то, что положено говорить старшему брату.

Походил возле кровати, заглянул в ванную, скрипнул рассохшимся ободом детской кроватки и решил прогуляться возле дома.

— Не спится? — Мельком глянув, поздоровалась Вера Андреевна, кутаясь в серый плед.

Мы встретились на веранде на обратной от подъезда стороне. Тут была и такая — с дощатым полом и широкими перилами, на которые наверняка очень удобно ставить кружку горячего чая. Фонарей тут не было, но сияния полного месяца вполне хватало для созерцания выцветшей лужайки посреди осенних деревьев и озерной глади чуть вдали.

— Пока не ложился. — Встал я рядом.

— Переживаешь из-за конкурса?

— Нет, — ответил я честно и оперся на перила локтями.

— А бывает так, что переживаешь? — Спросила она слегка напряженно.

— Конечно. За других людей. Особенно за тех, кто мне не верит и поэтому делает глупости.

— Тебе сложно верить, — поежилась Вера Андреевна от порыва ветра.

— Обычно с этого начинаются глупости, — хмыкнул я задумчиво.

— Слишком невероятно, — призналась она после длинной паузы. — Я помню, как было двенадцать лет назад.

— Намного хуже, — утвердительно качнул я головой.

— Да.

— Ведь Федора еще не было на свете. А теперь он есть.

Вера Андреевна невольно улыбнулась, но продолжила с прежней грустью:

— Я никому не была нужна. Старосте понравился почерк в объяснительной, и мне позволили жить в Заречном, потому что в школе не было учителя. А я даже не помнила, была ли им когда-нибудь.

— Двенадцать лет назад, — эхом повторил я. — Мне был год, и я был никому не нужен. И я наверняка ничего не умел.

— А как же семья?

— Не было семьи. Никогда не было, — произнес я глухо. — Но появился Федор, и все изменилось.

— Но… Как же… — Растерялась она.

— Понимаете, — повернулся я к ней. — Я не знаю, какая моя настоящая семья. А вы — не помните. Так почему бы не оказаться так, что именно вы и есть — моя бабушка?

— А если я вспомню?

— Считайте, что тренировались любить внуков, — пожал я плечами. — У вас же двенадцать лет не было опыта. А тут бесплатная практика.

Вера Андреевна фыркнула, прикрыв лицо краем пледа.

— Знаете, я был бы счастлив, если бы моей настоящей семьей оказалась нынешняя. И я постараюсь сделать так, чтобы вы тоже об этом мечтали.

— Максим, ты постоянно говоришь так, будто один решаешь за всю семью, — пожаловалась она. — Я готова тебе верить, честно. Но всегда есть взрослые. Твои папа, мама…

— Мамы нет, но Федору об этом говорить нельзя, — посерьезнел я, чуть повернул голову и внимательно посмотрел на нее. — Понимаете?

— Да, — механически кивнула Вера Андреевна и тут же вздрогнула, будто очнувшись, и посмотрела с опаской.

— А папу мы предупредили, он не против.

— Может, домработницей… — задумчиво шепнула она себе под нос.

— Бабушкой, — прочеканил я. — Не меньше.

— А прежние бабушки не будут возражать? — Уже с некоторой робостью произнесла она.

— Их нет. Дедушек тоже нет. Вернее, есть один кандидат, — поправился я. — Но там ситуация сложнее, чем с вами.

— Не идет в дедушки? — улыбнулась бабушка.

— К-хм, — оценивающе глянул я на нее. — А вы знаете, что этот крайне импозантный, здоровый и холостой мужчина в полном расцвете сил — наставник владельца этой замечательной крепости?

— А разве крепость вокруг — не ваша? — Отвернулась она с полуулыбкой.

— Могла быть наша, — весело шепнули в левое ухо голосом Светы.

Я аж вздрогнул и еле удержал рефлексы. Светлана тем временем потянула за руку в сторону поляны.

— Нет, но мы вполне состоятельные внуки, не подумайте! Да и зачем нам крепость, если она есть у друзей столь замечательного человека? — Повернувшись к веранде, шел я, увлекаемый спиной вперед. — Я вас обязательно познакомлю!

— Стой! — Распорядилась Света, развернула к себе и критически оглядела мой внешний вид; оценила ширину, ровность поляны и констатировала. — А теперь — танец!

— Кольца нет, оркестра нет, — я хотел продолжить, но заметил в глубине ее зрачков опасную смесь нетерпения, перевитого с безумием.

Такое в моей жизни встречалось лишь единожды — на одной из автобусных станций, через которые я некогда пробирался на землю, охваченную войной. И был этот взгляд вовсе не у сумасшедшего, алкоголика или наркомана, готовых разменять чужую жизнь на порцию выпивки или дозу. Ко мне подошел вполне обычный с виду человек, как и все вокруг, держащий путь в обратном направлении — из разрушенного города. За его спиной жалась друг к другу семья из супруги и двух девчонок, глядя на мир вокруг с опаской и не желая отходить от главы семьи ни на шаг. Мужчина предложил купить что-нибудь из вещей, потому что у него не хватало на билет для себя и семьи. Предложил он тоже самое, что и до меня — всем остальным. И все отказывали, не смотря на терпеливое перечисление дорогих марок и имен модных портных, вместе с демонстрацией содержимого перекинутой через плечо сумки. Потому что на вокзале не могло быть такой роскоши, а подделки не могли стоить тех денег, что за них просили. А автобус скоро должен был уйти, и его шофер тоже не собирался везти бесплатно. И вот то самое выражение — предвестник близкой бури, порожденный сломанной жизнью; нуждой, на которую никто не желал откликнуться; осознания своих возможностей, скованных до поры моралью; желания идти до конца — плескалось в его глазах. Я купил у него тапочки, заплатив больше, чем им было нужно.

Потому что привык доверять интуиции.

— Леди, — галантно предложил я руку, зажигая круг из Звездочек вокруг нас.

Другой рукой выудил телефон и быстро прощелкал до нужной композиции.

— Разрешите вас пригласить?

Светлана расслабленно выдохнула, к моей радости прощаясь с дымкой безумия, и с улыбкой приняла руку.

На мягкой траве, под светом луны, лилась по кругу хриплая мелодия нестареющей классики, раз за разом призывая нас к танцу в круге мерцающих огней. Движение согревало тело, ритм успокаивал душу, а искрение хлопки единственного зрителя подтверждали уверенность, что все у нас точно получится.

Успокоились мы после раза десятого. Света, тяжело дыша, замерла в объятиях последнего па, и пристально смотрела на меня. Мыслей не было никаких, поэтому тело распорядилось само, соединив наши губы на мгновение.

— Спасибо, — тут же отстранилась она, чмокнула в щеку и направилась в дом.

Бабушка тоже решила вернуться. И только я еще долго, с некоторым недоумением, продолжал оставаться на полянке, прислушиваясь к ощущениям от поцелуя. Ноль пломбиров. Даже не вафельный стаканчик. Совсем ноль.

* * *

— Вы уверены, что вам не требуется машина? — Смотритель просительно заглядывал в глаза, уговаривая отправиться в город на вертолете. — У нас забронирован целый веер воздушных коридоров, можем доставить в любую точку города!

— Спасибо, но мы лучше на автомобиле, — мягко отклонил я, указав на желтый седан, который уже минут пять мотался по дворам вокруг, пытаясь отыскать пассажиров. А мы ведь ему махали!

— На такси, — поморщился он недовольно.

— Тут буквально два квартала, затем все равно придется пересаживаться.

А еще Артем торжественно пообещал, что в жизни не сядет в их вертолет. Да и неудобно как-то — ведь серьезно в двух шагах.

— И все же, вы меня очень обяжете…

— Я очень благодарен, что вы доставили Веру Андреевну обратно домой. — Подвел я черту.

Прошлым вечером, вместе с осторожным согласием посмотреть на то, как там живется у нас в городе, мы договорились расстаться на пару дней. Бабушке требовалось собрать памятные вещи, а так же найти арендаторов на дом, земельный участок, пару тракторов и еще нескольких крайне полезных объектов, которые как-то сами собой оказались под ее рукой за десяток лет проживания. Брать с собой их было нерационально, хотя трактор очень даже хотелось. Заодно последовало приглашение в гости, которое мы с радостью приняли — еще и потому, что Артем торжественно обещал, что в жизни не вернется в их крепость.

— Это совершеннейшие пустяки!

— Тем не менее, огромное спасибо. Вы навсегда останетесь в моем сердце самым радушным хозяином. Не подскажете ваш день рождения? — Полюбопытствовал я.

— Хм-м. — Задумался смотритель и с некоторой настороженностью уточнил. — Зачем?

— Если вы не против, я бы хотел отправить вам подарок, — чуть смутился я.

— И я! — Поддержал Федор.

— Мы все хотели бы, — округлил я, предпочитая не замечать постное выражение лица на Артеме, который к тому же все это время тоскливо поглядывал на машину такси.

— Признаюсь, не могу вспомнить, — улыбнувшись, повинился смотритель.

— Давайте считать, что он был вчера? — Звонко рассмеялась Света.

— Эм, хм, — как-то странно посмотрел он на нее. — Давайте.

— Тогда через год ждите подарки, — подмигнул ему.

Зажужжал подъемный механизм, отделяя от плоскости стены массивный лист железа и устанавливая его параллельно земной поверхности.

— Удачи вам! Заглядывайте к старику! — Напутствовал смотритель, провожая на платформу.

— Уж лучше вы к нам. — Буркнул Артем.

— Обязательно! — Улыбнувшись, отозвался тот, отчего наш скрипач вздрогнул и потемнел лицом.

— Что с тобой? — Дождавшись, пока подъемник опустится до уровня второго этажа, сделал Паша замечание Артему. — Как сам не свой.

Смотрелось действительно странно — даже грубовато на фоне радушия, нам оказанного.

— Имею право, — сжал тот губы и вперил взгляд в горизонт. — Я, между прочим, вчера пережил худшую ночь за всю свою жизнь!

— Спал, как убитый, — не поверил Федор и показал морскую звезду. — Вот так спал!

— Я проснулся под утро! И страдал! — Возмутился Артем.

— Слушай, не у всех такой слабый желудок, — терпеливо возразил Паша. — Но это не повод дуться на весь мир.

— Да какой еще слабый желудок! — Возмутился тот, но мы уже сошли с платформы, так что доказывать, что страдал он по иной причине, пришлось на ходу и малорезультативно.

В итоге такси мы все-таки поймали (в буквальном смысле — оно чуть вновь не пошло на новый круг), загрузились и продолжили путь, с интересом разглядывая окружающую застройку. Все же, рядом с крепостью город был совсем иной — типовых проектов почти не было, каждый дом строился только на одну сторону и всякий раз иным образом, что выдавало разницу в возрасте между постройками, а то и вынужденный характер их строительства.

Как говорил наставник, крепость раньше была вне города. Но город все же время от времени накатывал волнами, оставляя после себя камешки-дома. А когда городская черта внезапно обняла окрестности, то и претендентов на пустырь вокруг стало гораздо больше. Хотя до сих пор вокруг оставалось очень много пустоты, заросшей зеленью, деревьями и густым кустарником.

— Доброго дня, — вежливо помахал я с девушке в красном, умывающейся возле серебристой машины, и молодому человеку, поливавшему ей на руки воду из пластиковой бутылки.

Та подозрительно посмотрела на меня и совершенно бескультурно промолчала.

Рядом без вспышки щелкнул затвор.

— Мне никто не поверит, — завороженно повторял Артем, пока я не отнял у него телефон и не стер снимок.

— Вот теперь точно.

— За что?! — Возмутился он.

— Это неправильно, — пояснил я ему простую истину.

— А яблоки кидать — правильно?!

— Слушай, а если бы тебя сфотографировали в одних трусах в обнимку с огнетушителем, было бы приятно?

— Ну, нет конечно.

— Поэтому тот снимок я тоже стер, — констатировал, рассчитываясь с водителем и выбираясь из такси.

Конечная точка маршрута была перекрыта массивными бетонными блоками, установленными прямо поперек дороги с небольшими просветами для пешего прохода вовнутрь. Чуть дальше, уже с той стороны заграждения, дожидался с десяток одинаковых черных автомобилей, схожих на помесь лимузина с джипом — способом открытия двух пар задних дверей на манер распашных ворот; установленными друг лицом к другу рядами пассажирских сидений и высотой потолков. Водитель же вместе с охранником разместились за перегородкой.

— Это когда я обнимал огнетушитель?!

Но тут ему пришлось отложить выяснения обстоятельств, так как из ожидавшей нас машины, представленной организаторами для участником, на встречу нам вышагнула девушка в сером деловом костюме.

— Рады приветствовать в день торжественной церемонии открытия! — Голосом, переполненным восхищения и предвкушения, провозгласила она. — Меня зовут Венера, я буду вашим проводником. Постараюсь ответить на все ваши вопросы в пути.

Девушка распахнула обе створки задних дверей и пригласительным жестом указала на сидения.

— Скажите, а вы замужем? — Поспешил с вопросом Паша, разглядывая ее с восхищением Галилея.

— Замужем.

«Долбанные древние египтяне!» — пронеслось бы, наверное, у Галилея в голове. А Паша просто загрустил.

— Кормить будут? — Поинтересовался я актуальным.

— Завтраки, обеды и ужины готовятся круглосуточно. Доставка по первому требованию.

— Кто проживает на дне океана? — Подозрительно сощурившись, уточнил Федор.

— Эм. Кракен? — Обезоруживающе улыбнулась Венера.

— Пф, — фыркнул брат и до конца поездки разглядывал виды за окном.

Но вскоре и все мы прикипели к окну. А некоторые самые сообразительные (не будем показывать пальцем, это был я) открыли люк на крыше и высунулись по грудь из машины.

Потому что впереди, поднимаясь над крышами домов, на одной высоте плыли десятки дирижаблей, полоща на ветру узкие и длинные полосы гербовых узоров, вившиеся золотыми, серебряными и изумрудными полотнами от гондол и до самой земли. И все это — под нарастающий мерный ритм барабанов.

Мгновение — и массивная громада здания после очередного поворота скрыла весь вид, вызвав невольное возмущение.

— Мы почти прибыли, — произнесла Венера, успокаивая.

Машина завиляла по лабиринту нового препятствия из бетонных блоков, выложенных лабиринтом, и в какой-то миг вынырнула на огромную площадь, замерев у самого края.

— Вот это да, — вырвалось даже у вечно сдержанного Артема.

А Паша обозначил принадлежность к семье моряков.

Дальний край площади не просматривался вообще. А то, что было доступно взгляду, было изрезано широкими квадратами с гранью в сотню метров, разделенными рукотворными водными каналами и не имевшими никакого сообщения меж собой. И над каждым из квадратов гордо реял дирижабль с княжеским гербом, обозначая род или родину участников. Сотни квадратов, сотни полотен, блики на расцвеченной отражениями воде, шум барабанов, слышимый будто из самой земли.

— Здорово! — Выдохнула Света то слово, на которое я только набирал воздух.

— Смотри, — потянул Федор, показывая на восток.

Туда, где огромный цепеллин закрывал рассветное солнце, пропуская весь его свет через купол с золотым шитьем герба Долгоруких. Узор буквально горел изнутри, приковывая взгляды.

— Федор, у нашей семьи есть герб? — глянул я задумчиво в небо

— Нет, — погрустнел он.

— Тогда пусть пока висит.

— Как же всем нам сильно повезло! — Рядом всхлипнул от счастья Артем.

Вот. А он ехать не хотел.

Глава 19

С близкого расстояния, площадки оказались вылитыми из бетона, с характерным рисунком наплывов от опалубки по бокам, которые скрывал полуметровый слой воды. Сверху, разумеется, все было отшлифовано до зеркального блеска, а вот если приглядеться, то сбоку виднелись скобы, за которые потом все будут все убирать. А синий цвет воды обеспечивало вовсе не отраженное небо, а оттенок гидроизоляции на дне. Все эти факты стали добычей Артема, деловито перечислявшего техническую часть открывшейся перед нами сказки. Которая от этого не становилась менее интригующей, как бы ревниво наш скрипач не придирался к каждой детали.

— А вода не зацветет? — Прищурился он, как учитель математики перед дополнительным вопросом.

— Вода проточная, — ответила Венера с благожелательной улыбкой. — Забор воды производится из реки, проходит цикл очисток и перебрасывается через сеть водоотводов в засушливые области княжества.

— А после завершения соревнований?

— Поток будет убран в трубы под землей в обход города. Благодаря уникальным технологиям, проект уменьшит уровень грунтовых вод и позволит начать строительство метрополитена, так давно ожидаемого горожанами!

— А, ну если так, — иронично кивнул Артем, возвращая себе прежнюю невозмутимость.

Под нашими ногами слегка покачивался деревянный настил катамарана, двигавшегося вдоль площадок с участниками. Шептали лопасти гребного колеса, приводимые в движение герметичными аккумуляторами, которые опять-таки разглядел Артем под декоративными бортиками. Самое интересное — штурвала не оказалось. Как объяснила Венера, всем, что подходит под красивое слово «логистика», занимаются вычислительные системы, аккуратно проводя нас и другие плавсредства по лабиринтам каналов без столкновений и очередей.

Сидений или скамеек так же не было, да и не нужны они на такой дистанции. Тем более, сидя не рассмотреть море нарядных костюмов и платьев и взбудораженные лица конкурентов, кучкующихся возле десятка терминалов, расставленных широкой дугой. Из-за этого оживления, кстати, терминалы мы рассмотрели в последнюю очередь, уже проплывая мимо. Вернее, увидели на практически пустом квадрате под серебристым гербом со вставшим на дыбы красным грифоном — площадка была занята всего двумя пятерками участников и их сопровождающими, которым хватало двух экранов.

— А это зачем? — указал я одним взглядом на предмет своего интереса.

— В связи с большим числом участников, первый этап соревнований растянется на несколько дней, — улыбнулась Венера. — Чтобы никому не было обидно, будет проведена жеребьевка очередности.

— Когда? — Спохватился Пашка, тревожно глядя на берег.

— Нет причин для беспокойства, все произойдет после торжественного открытия. На данный момент процедура блокирована.

— А эти чего вокруг вертятся? — Нахмурился Паша, которому всю дорогу было несколько не по себе от того, что большинство уже находилось в своих квадратах на момент нашего прибытия.

И это не смотря на мои заверения, что без нас все равно не начнут. Ну или на сухую информацию о точном времени от Артема, которая обещала нам пятнадцать минут до старта церемонии.

— Через терминал доступна свежая пресса, телевидение, посвященные турниру и его участникам. Кроме этого, по биометрическому паролю капитана доступен архив видеозаписей с вашим участием.

— Архив? — Холодно уточнил Артем, тоном умудрившись заставить Венеру выпрямиться и доложить по всей форме.

Я такое только в исполнении физрука слышал. А от Артема — вообще в первый раз. Опасный тип, даром что в очках.

— Встреча на вокзале, видео следования на конкурс, поездка на катамаране, — отрапортовала она, а затем выдохнула, будто смущаясь собственной реакции и продолжила спокойнее. — Видеозаписи в шифрованном виде и недоступны посторонним. Вы сами выберете, какие эпизоды можно передать аккредитованным информагентствам или же использовать в официальной передаче Турнира! — Венера вновь улыбалась. — Разумеется, потребуется согласие родителей, и уже тогда вы сможете увидеть себя по телевизору. Каждый день, самые лучшие и самое лучшее — в двадцать один ноль ноль! — подмигнула она.

— Нет-нет-нет, — замахал руками Пашка.

— Мы вообще не хотим! — поддакнул Артем, сжимая в руках футляр.

— Хотя бы один ролик должен быть по условиям конкурса, — с легким укором попеняла Венера. — Ведь зрители хотят увидеть своих чемпионов!

— А можно, если в ролике будут не все? — Отчего-то сильнее всех переживал Паша.

— Это ваше решение. Только вам выбирать, что попадет в эфир, — Венера демонстративно показала на терминалы, мимо которых мы проплывали.

Площадка под полотном с золотым львом во всей своей громаде служила только пятерым участникам.

— Покажем Свету, она красивая, — выдохнул Пашка.

— Я не хочу.

— Тогда Федора.

— Так уж и быть, — солидно кивнул брат, поправив прическу пятерней, щедро усыпанной кольцами.

И когда только успел сделать?

— А мама когда приедет? — Уточнил он, пользуясь общим вниманием.

— А вот и флаг нашего княжества! — Засуетился Артем, приседая рядом с Федором и показывая рукой в направлении дирижабля с белоснежным полотном, на котором отливал серебром щит, рассеченный на четыре части.

Только плыть до него еще долго, а Федора таким простым трюком не провести.

— О, фиолетовые! — Как друзьям обрадовался я новой площадке с ребятами в знакомой форме.

Те, правда, куда больше интересовались терминалом. Но уж лучше свистнуть соловьем-разбойником, навлекая ненужное внимание, чем объясняться с братом.

— Привет! — Помахал я рукой знакомым лицам, заодно вглядываясь в толпу.

Потому что кроме всего прочего, там должна быть Она. Только почему-то ее не видно.

— Это он! — Первым вышел из ступора долговязый парень, в прошлый раз совавший расписки и клятвенно уверявший, что стоят они дороже бумаги, на которой написаны.

Я предложил ему бумажку с надписью «Ослик», но он почему-то отказался.

— Стой, гад! — Резко рванула вперед людская волна, затормозив только у самой воды.

— И вам всего доброго, хорошего настроения, здоровья, — помахал, улыбнувшись, и развернулся в сторону движения катамарана.

Толпа позади взвыла, но прыгать на добрые два метра никто не решился.

— Я вижу, уже успели познакомиться? — Косясь назад и прислушиваясь к требованиям вернуться, поинтересовалась Венера.

— Как назвать, если я им что-то продал, а они купили? — Шепотом проконсультировался я у Артема.

— Деловые партнёры, — так же шепотом ответил он.

— Деловые партнёры. — Небрежно повел я рукой.

— Что-то они не сильно рады вас видеть, — нейтрально продолжила она.

— Это бизнес, — развел я руками. — Желающих много, осликов мало. Всегда найдутся недовольные.

— Простите, что?

— Бизнес, — терпеливо повторил я.

— А, понятно. — Глубокомысленно закивала Венера.

Платформа юркнула в очередной поворот, приближая нас к цели, и вот уже знакомые по школе лица поднимают приветственно руки. Мы тоже машем в ответ, улыбаясь — и я даже подсаживаю Федора на плечи. Опасный вопрос забывается, сменяясь радостью узнавания и некоего единения — не смотря на то, что со старшими классами мы были почти незнакомы, да и они ни разу не заглядывали к нам на репетиции. Просто все вокруг были совершенно чужие, а эти — хоть немножко, но свои.

— Добро пожаловать на борт, мелкота, — протянули нам руки, чтобы легче перебраться с катамарана.

Но мы степенно проследовали без посторонней помощи, а Федор, пользуясь тем, что был выше остальных, еще и фыркнул снисходительно.

— Дорогу чемпионам, — ввинтился Пашка в толпу встречающих, выглядывая свободный терминал.

— Ну-ну, — усмехнулись нам в спину, теряя интерес.

От княжества было еще шесть команд, половина которых — из нашей школы. Соответственно, другой половины я никогда не видел, да и они не рвались нам помогать. Разве что глянули с любопытством — других восьмиклассников, как я мог убедиться, на платформах не было. А Федор уж наверняка станет самым лучшим второклассником на турнире вне зависимости от того, как мы выступим.

— Справа никого нет, — деловито поведал брат результат наблюдений с высоты.

— Двигаемся направо, — подтвердил Пашка прием разведданных, и мы зашагали в сторону от основной толпы.

Позади тенью пристроилась Венера.

— Капитан команды, пожалуйста, приложите вашу ладонь, — попросила она, стоило нам в глубокой задумчивости остановиться возле черного экрана без единой кнопки и переключателя.

Паша шагнул вперед, оглянулся на нас, и медленно потянул руку.

Черная поверхность пошла волнами, заставив отдернуть ладонь, и тут же окрасилось стандартной рамкой информационной странички с тремя блоками, обещанными Венерой. Нас, разумеется, в первую очередь заинтересовало видео. Хотя заголовок «Фавориты Турнира — кто они?» тоже интриговал.

— Вот, отличный эпизод, — выдохнул Пашка после нервного сеанса просмотра около десяти роликов, снятых с высоты крыш и, наверняка, дирижаблей.

Рядом солидно закивал Артем.

— А это точно наши спины? — Засомневался Федор.

Выбранный ролик демонстрировал краткий эпизод прохода катамарана по каналу. Вернее, его окончание — с тремя мужскими спинами и двумя женскими.

— Точно. Вон твоя тень падает. — Указал Паша.

— Это от футляра со скрипкой.

— Тогда тут точно мы. — Бодро хлопнули Федора по плечу.

— Вы настолько уверены, что мы проиграем? — Обратился я к товарищам, пользуясь тем, что Венера деликатно отошла на время обсуждения.

Иной причины, по которой хотелось бы скрыть лицо, на ум не приходило.

— Вовсе нет! — С жаром уверил Пашка. — Победим обязательно! Но до конца конкурса еще много дней, а видео могут показать уже сегодня!

— И в чем проблема?

— Ну, тут такое дело… — Смутился он. — В общем, давай снимемся все вместе после победы?

— Паша.

— Отец не знает, что я тут. — Поник он плечами.

— Как можно не знать, если тебя неделю не будет дома? — Приподнял я бровь.

— Так он ведь в Москве. — Посмотрел Паша в сторону. — Я хотел ему сказать после того, как выиграю. Я должен выиграть!

— А я поддерживаю друга! — Встал рядом Артем.

— Ладно, снимемся вместе после финала.

— Но сниматься все равно не буду. — Так же бодро продолжил тот.

— Так. Твой папа тоже не знает? — Нахмурился я.

— Знает.

— И в чем твоя проблема?

— Слушайте, а почему Свете можно просто не хотеть, и ее никто ни о чем не спрашивает! — Возмутился Артем.

— Потому что она девочка, и бог знает, что у нее в голове.

— Эй!

— Ты сначала объясни, зачем вилку обгрызла. — Хмуро посмотрел я на Светлану. — Хорошо, я первый ее нашел, а если бы кто из персонала? Она ж серебряная!

Ладно хоть я на крышу залез. Застрявшего Пашу вытаскивать из чердачного окна. А там и вилка под наружной балкой.

Света потупилась и заинтересовалась чем-то на горизонте.

— Ну, да. — Признал Артем весомость моего аргумента. — В общем, я плохо выгляжу на видео.

— Потому что ты сутулый и в очках?

— Почти.

— Предлагаю снять очки и выпрямиться.

— Давайте обсудим это после победы? — Вымученно улыбнулся он. — Вот если победим, я обещаю быть на общем фото!

— Добро. — Посверлив его подозрительным взглядом, я вернулся к статье про фаворитов.

Одни неизвестные фамилии и ни одной нашей! Чем они там у себя вообще занимаются?!

— Уважаемые участники, до церемонии осталась одна минута. — Официальным голосом обратилась Венера.

И будто подчиняясь ее словам, дирижабли над головами принялись сворачивать гербовые узоры, отплывая в разные стороны от центра площади. Стих ритм барабанов, уступая место тишине напряженного ожидания. А далеко впереди, у самого начала площади, заклубилось огромное облако пара, поднимаясь от земли ввысь на уровень девятиэтажного здания. И стоило белому дыму равномерно растянуться ввысь, как поверхность расцвела живым портретом сурового на вид, статного господина с серебром в волосах на фоне зеленого сада и краешка белоснежного дворца.

— Лазерная проекция, — шепнул Артем.

— Т-ш, — ткнул его локтем Паша, тревожно глядя то на необычный экран в небесах, то на терминал.

— Приветствую участников Первого Всеимперского Турнира на нашей гостеприимной земле! — Низкий, полный силы голос шел будто бы отовсюду. — Пусть ваше пребывание здесь оставит в сердцах самые приятные воспоминания, полные радости побед, соревновательного азарта и света новой дружбы.

Голос желал удачи и крепости воли, силы и ума участникам. Голос хвалил Его Сиятельство и Государя, призывая восхищаться их мудрости и брать с них пример. Голос требовал честных сражений и обещал от своего лица быть им гарантом, обеспечивая справедливость судейства, объективность и независимость от статуса участника. Ведь сегодня все равны!

— Из тех, у кого есть двести миллионов, — пробурчал Пашка.

— Пусть победит сильнейший! Благодарю за внимание. — Завершил краткую речь князь.

Изображение пропало, дым стал реже и поплыл в сторону от площади.

И тут же воздух рванул залпами салютов, бесконечной канонадой взлетая ввысь по обе стороны площади, чтобы расцвести над головами диковинными цветами и новыми звездами. Что-то восхищенно кричал Федор, голос которого терялся в окружающем грохоте, рукой на новые соцветия из ярких линий; сжимала плечо Света; завороженно смотрел ввысь Артем, неожиданно оказавшийся чуть впереди нас; даже Паша оторвался от наблюдения за терминалом и, сжав уши от грохота, с восторгом следил, как новая вспышка — яркая и красочная, не смотря на ранее утро, не успевая погаснуть, меркла в сиянии следующего узора.

Когда отгремел последний залп, в ушах ощутимо звенело, а чувство ошарашенного восторга некоторое время не пускало мысли обратно.

— Команды! — Озорной девичий голос пролетел над площадью. — Объявляется жеребьевка первого соревнования! Капитаны, просим коснуться терминала рукой!

Паша вдавил ладонь в то же мгновение, будто от силы что-то зависело.

Тут же под корпусов выщелкнулся листочек с отпечатанным текстом.

— Вторник, девятнадцать часов, — чуть дрогнувшим голосом произнес Паша.

— Через два дня, — грустно вздохнул Федор.

— Дай взглянуть, — мигом подхватил его листок. — «КОМАНДА ЗУБОВ». Какая еще команда зубов? Бред какой-то, — скомкав и бросив под ноги это недоразумение, я оттер Пашу от терминала.

— Максим! — Возмутился Паша и Артем.

— Сейчас разберемся. Так. «Биометрика не определена». Ну, это мы посмотрим, — в терминал юркнули три Звездочки, ведомые волевым посылом.

— Максим, «КОМАНДА ЗУБОВ» — это мы!

— Мы люди, а не челюсть! — фыркнул я, только и успевая подбирать выщелкивающиеся из терминала бумажки.

— Зубов — моя фамилия! — Возопил Паша.

— М-да? — Задумчиво остановился я, тасуя пачку бумажек в руках. — Хм.

— Ты наш билет порвал, — глухим голосом констатировал Павел, разворачивая бумагу.

— Да ничего страшного, — с неловкой бодростью произнес я. — Вот, у нас другие билеты есть. Смотри — девять тридцать, уже через час. Только тут «КОМАНДА ШЕРЕМЕТЬЕВЫ 1» написано.

— Обожемой, — сел на бетон Артем, сжав голову руками.

— А тут — десять часов, «Шереметьевы 2»… Да ладно, вон, у ребят тоже терминал нормально не работает, — указал я на площадку через два квадрата по диагонали в сторону центра, где команды что-то возмущенно говорили сопровождающим, то и дело экспрессивно показывая на экран.

— Это Шереметьевы… — Простонал Артем.

— Снова живот болит, да? — сочувственно уточнив, присел к нему Федор.

Тот странно глянул в ответ и закрыл ладонями лицо.

Подошла Света и неуловимым движением отобрала всю пачку.

— Долгорукие, Аракчеевы 1, Аракчеевы 2, - монотонно перечислял девичий голос. — Вяземские 1, Вяземские 2, Орловы 1, Юсуповы 1, Юсуповы 2, Юсуповы 3.

— Так, — вновь изменившимся голосом, в котором уже не было эмоций, произнес Артем. — Стоп. Их время?

— Девять сорок пять, десять, десять пятнадцать, десять тридцать, десять сорок пять.

— Странно для случайной жеребьевки. — Задумчиво произнес я. — Даже если все это сбой, то время должно скакать по дням.

— Именно, — забыв очки на бетоне, Артем одним движением поднялся, взял пачку с листочками и зашагал к Венере.

Та, вместе с пятью другими сопровождающими, стояла с дальнего края, не мешая обсуждению команд результатов жеребьевки.

— Честные соревнования, — распахнув листки веером, продемонстрировал он девушкам. — Мы хотим отправить фото с ними вашим информагентствам.

— Это какая-то ошибка! — Порозовела, а затем побледнела Венера, суматошно вытягивая из прически жгутик с микрофоном и наушником.

— Это скандал. — Припечатал Артем, не повышая голос. — Мне достаточно дошагать до ребят, — махнул он в сторону остальных на площадке. — И его будет уже не замять.

— Я немедленно связываюсь с руководством!

— Скажите им, что все можно решить. — Развернувшись на каблуках, Артем повернул назад, чуть не врезавшись в затаившего дыхание Пашку.

— Вот, ты забыл, — протянул ему очки Федор. — Ты с ними добрее.

Артем смутился, быстро нацепил их обратно, сжал скрипу и отвернулся от всех, глядя вдоль канала.

— Спасибо, — присел рядом с ним наш капитан.

— Ты молодец, — я тоже разместился рядом, хлопнув по плечу. — Не переживай. Если что, я во всем виноват.

— Да никто не виноват, — буркнул Артем. — Князья всегда врут и не врут одновременно. Нам обещали контролировать честность наших выступлений, но не жеребьевки.

— Но это ведь подразумевается…

Артем скептически посмотрел на Пашу.

— Никогда не подразумевается. Верить можно только тому, что обещают прямо.

— А я бы пожил два дня в деревне, — вздохнул Федор.

— Не пойдет. У нас Паша от нервов помрет, — отрицательно качнул я головой. — Ну или папа его вернется, и всех нас назад отправят.

Рядом задумчиво поддакнул Пашка.

— Толку им жулить? — Федор принялся крутить что-то на одном из своих колец.

— Решили всех сиятельных пропустить в первый день. Наверное, хорошо на этом заработали. — Ответил Артем.

— Так проще охранять, — высказалась Светлана.

— Не хотят знакомиться ни с кем из тех, кто желал бы с ними. — Пришла мне мысль.

А наверное, правы были мы все.

— Молодые люди? — Робко произнес голос Венеры со спины.

Мы неспешно поднялись и подошли ближе, пропустив вперед Пашу. Все же, он капитан команды. Да и неловко ему стоять за спиной — это всем видно.

— Мое руководство согласно выслушать ваше решение возникшего недоразумения.

— Нам нужна жеребьевка на сегодня. Желательно пораньше. — Собрав всю солидность и благожелательность, спокойно произнес капитан.

— Две жеребьевки, — тут же уточнил я, кое-что вспомнив.

— А з-зачем две? — Сбилась Венера, которая уже приготовилась соглашаться. — Повторные выступления, к сожалению, не разрешены. Только одна попытка.

— Да это не нам. — Отмахнулся я, предпочитая не замечать удивление на лицах команды. — Для команды девушки из лицея. Ну, у них еще форма такая фиолетовая. Это которые деловые партнеры.

— Преображенский лицей, — обрадовалась узнаванием она.

— Только ее выступление должно быть непосредственно перед нашим. — Поставил я строгое условие.

— Думаю, мы можем это устроить, в обмен на билеты в руках вашего капитана и обещание простить нам всю эту неловкую ситуацию. И, если можно, никогда о ней не вспоминать, — вымученно улыбнулась Венера.

— Договорились, — выдохнул Паша.

Мы подтвердили соглашение кивками.

— Один момент, имя девушки? — Спохватилась сопровождающая.

— М-м, не знаю.

— Но как тогда… — растерялась она.

— Вот! — Протиснулся вперед Федор, вынимая что-то из сумки. — Есть ее туфля!

— Молодец, — похвалил я брата, потрепав по волосам, и передал из его рук обувь Венере. — Способ народный, проверенный. Кому подойдет — та и она.

— Но у девушек может быть одинаковый размер…

— Тогда не та, что с осликом, и не та, что с лошадкой. И она должна мне мороженое, которое отдала тиграм. Вы спрашивайте, они поймут.

— Девушка обязательно узнает свою обувь, — подсказала Света. — Контрольная информация: она потеряла ее на вокзальной площади.

— Ну или так.

— Постараемся найти, — с изрядным сомнением протянула Венера, с туфлей и бумажками в руке разворачиваясь и следуя к катамарану с зеленой расцветкой и надписью белым «Администрация» вдоль борта.

— Максим, я все понимаю, но зачем?

— Я просто на нее посмотреть хочу, — почему-то смутился я.

Глава 20

Медленно таяла серая клякса от салютов, уплывая на север вместе с южным ветром. И на душе, после всего происшедшего, тоже становилось чище.

— Хорошо, когда все хорошо кончается, — вытянувшись на бетонной платформе поудобнее, выдохнул я.

— Да. — Откинулся на руках Федор и тоже посмотрел на небо.

— Вообще еще ничего не кончилось! — Категорично отозвался Артем.

Позади двое рабочих деловито откручивали наш терминал.

— Я с вами тут седым скоро стану! — маятником вышагивал он вдоль бортика.

— Это потому что ты слишком много думаешь, — лениво попенял я ему.

— Кто-то же должен это делать!

— Ну вон, пусть Света переживает.

— Ей-то чего, — заворчал Артем и все-таки лег рядом, подложив под голову руки.

Говорят, в наших костюмах вполне можно ночевать на снегу, если стянуть рукава и завернуться в них целиком. Во всяком случае, холод от бетонных плит совсем не чувствовался, ощущаясь просто твердой плоскостью под спинами. Иначе бы Федору я бы сидеть вот так не позволил, да и сам бы не рискнул.

Мы с Пашей уже минут десять, как смотрели на небо. В общем-то, других дел на платформе больше не осталось — экраны не отзывались на касание, вид катамаранов, проплывающих мимо, наскучил довольно быстро, да и ребята сплошь незнакомые. Венера куда-то пропала, а нас не торопились забирать — вроде как, надо найти нам помещение в концертном зале. Прибывшие техники тоже не знали, когда о нас вспомнят.

— Я могу. — Не оборачиваясь, произнесла Света.

Она сидела на самом краю платформы, красиво уложив край платья на поджатые ноги.

— Например, как отнесутся к нам семьи, время команд которых мы займем? — Спокойно прозвучал ее голос.

Рядом обеспокоенно заерзал Паша.

— Или что будет, когда увидят тронутые Силой микросхемы?

Тут и мне стало немного неуютно.

— И не потеряли ли Лучинку в пути?

Рядом вздрогнул Федор.

— Хватит! Артем, переживай дальше, — пресек я диверсионную деятельность

— Не-не-не, у Светы отлично получается. — отказался он, с интересом глянув в сторону девушки.

— Можно хотя бы делать это молча? — Заворчал я, глянув на растревоженного брата. — Федор, с Лучинкой все будет хорошо, я обещаю.

— Или купим новую мышку, — меланхолично продолжила Света.

— Потому что если не будет хорошо, — чуть повысил я голос. — То там все взлетит на воздух от синхронного взрыва накопителей. А так как мы не слышим взрывов и на горизонте нет очагов задымления, то с Лучинкой все просто замечательно.

— Дай бог ей здоровья, — тревожно выдохнул Пашка.

Я одним движением встал и пошел к рабочим. — Господа, вам требуется помощь?

Те заверили, что совсем нет.

— А вы не могли бы включить нам терминал, мы не успели выбрать ролик? — Указал я на самый дальний экран слева.

Работники переглянулись и с некоторым сомнением обернулись на полуразобранный субъект своих усилий.

— Вы ведь все равно его после остальных будете снимать? — Проявил я настойчивость.

— Так, Борисыч, справа или слева? — грозно посмотрел бригадир на подчиненного.

— Справа! Точно справа!

— А справа, если смотреть на начало или на конец площади? — Прищурился он недобро.

— А-э… — потерянно посмотрел он по сторонам.

— Ребят, так ваш терминал этот или тот? — Проглотив тихое ругательство, обратился к нам бригадир.

В связи с отсутствием конкурентов, в данный момент времени нам принадлежали вообще все десять, потому отвечал я честно и уверенно:

— Тот! — Махнул я на дальний.

— Борисыч, ты попал. — Поиграл желваками старший. — Сам собирай теперь, я на дальний прыгну. Парень, извини, но терминалы включаются не отсюда. — Обратил он на меня внимание напоследок.

— Одну проблему решил, — прилег я обратно.

— Лучинка, — грустно протянул брат.

Нащупал его руку и одобряюще сжал.

— Первым делом спросим про нее.

Затем недовольно посверлил взглядом спину Светы, но та даже не шелохнулась.

— Осталось объясниться с родственниками тех ребят, которых ты увез, — произнесла она. — Что будет, если на них твоя удача закончится?

— Тогда тебе больше не придется за меня переживать.

Тут уже Федор сжал мою руку и тревожно посмотрел в глаза.

— Я поделюсь своей, — шепнул он.

— Там кто-то едет, — приподнявшись на руках, отметил Артем, разрывая неловкую паузу.

В направлении его внимания, собирался из брызг и басовитого рокота белоснежный гидроцикл, красиво лавируя на поворотах и окатывая края площадок высокой волной. Пилотом у него был крайне колоритный парень, весьма полноватый на вид, да еще оседлавший столь норовистый агрегат в сером костюме и белом шлеме. Поездкой он наслаждался искренне, не обращая никакого внимания на следы брызг на краях брюк.

— Кажется, к нам, — с оттенком удивления констатировал Пашка, примерившись к траектории гостя после очередного виража.

Впрочем, гидроцикл и его всадник не особо торопились, кружась по лабиринтам, и уже с неким сожалением от конца лихого путешествия подруливая к нашему бортику.

— Доброе утро! — Мячиком выпрыгнул мужчина из седла и с невероятной скоростью, странной для неуклюжей комплекции, оказался рядом.

Был он молод, розовощек и переполнен энергией, бившей через край в его движениях, походке и сиянии серых глаз. Казалось, бетон пружинит под его ногами, позволяя не шагать, а выстреливать собой вперед. На его лице сияла добрая улыбка, сам он с интересом осматривал нас — а мы его.

Спохватившись, гость отстегнул застежки шлема, стянул его в левую руку и движением ладони превратил приемлемый, в общем-то, зачес прически в нечто взрывное и бесшабашное. Затем глянул в свое отражение в шлеме, охнул и торопливо пригладил все обратно.

— Здравствуйте, я — Игорь Долгорукий, — представился он чуть смущенно. — Нет, не близкий родственник, но вполне себе троюродный племянник Самого! — Показал он пальцем ввысь.

Сверху каркнула чайка.

— К-хм. — Убрал он руку. — Кто главный?

— Вы! — С готовностью отозвался Паша.

Игорь польщенно смутился.

— Имею ввиду, кто капитан? — Чуть мягче произнес он.

— Разрешите представить, — взял я инициативу в свои руки, выручая замешкавшегося друга. — Павел Зубов, наш капитан. А это — Артем Архипов, скрипач. Федор Самойлов — маракасы. Светлана Джонс — специалист по переживаниям.

— О! — Гость обратил внимание на девушку.

— Света, продемонстрируй.

— На гидроцикле всего два места, а нас шестеро.

— Точно! — Развернувшись, вцепился Игорь пятерней в волосы. — И что теперь делать? — обеспокоено пробормотал он.

— Можно взять катамаран у техников, их как раз двое. — Протянул я ему руку. — Максим Самойлов, решаю проблемы.

Рукопожатие оказалось неожиданно крепким.

— Очень приятно, — признательно тряхнул парень рукой. — Сейчас позвоню в центр управления, один момент.

Игорь отошел буквально на пару шагов, чтобы воспользоваться сотовым, и уже через минуту катамаран степенно нес нас по спокойной воде к самому началу площади.

За спинами звучно чертыхнулись техники, обнаружив пропажу плавсредства.

— Борисыч, хватай диск и принтмодуль, остальное не увезем, — донеслось приглушенно.

— Когда-нибудь, удача закончится, — зловеще шепнула в ухо Светлана.

— Уже заканчивалась, — ответил я, не оборачиваясь. — Хочешь знать, что было потом?

Концентрация напряженного внимания подсказывала, что весьма.

— Пришел кот.

Позади выдохнули смесью обескураженного непонимания с долей возмущения.

— А вот скажите, почему у нас написано «Зубов», а у остальных «Шереметьевы, Аракчеевы»? — Шагнул я в тот же миг к Долгорукому, откровенно скучавшему в круге уважительного молчания.

— О, так это просто принадлежность команд, — явно обрадовавшись вопросу, развернулся он, и отметив всеобщий интерес, продолжил тоном лектора. — Если все в команде принадлежат одному роду или же ему вассальны, применятся множественное число. А если команда собрана из представителей различных семейств, то фамилией капитана. Казалось бы, мелочь, но многим участникам крайне важно отметить данный момент! Ведь временный союз не равен присяге, а внутренняя организация команды напрямую влияет на распределение выигрыша.

— А вот распределение, оно как? — Подхватил я интересующую тему.

— Либо роду-победителю, либо по внутренней договоренности внутри команды. Кстати. — Подмигнул он. — Открою небольшой секрет: памятные призы уже подготовлены абсолютно для всех участников! Весьма ценные, хочу отметить! Так что желаю вам заранее распределить призовой фонд, чтобы блеск золота после окончания турнира не испортил вашу дружбу.

— Да у нас уже все оговорено, — пожал я плечами. — Деньги поровну, приглашения всем, главный приз — мне.

Друзья согласно кивнули.

— Эм? — Изумился он, отчего-то глянув на Артема.

— Мне гидростанцию в комнате негде ставить, — поправив очки, невозмутимо пояснил тот.

Игорь обескураженно скользнул взглядом на Федора.

— Я собираюсь купить весь пластилин в мире! — С важным видом озвучил тот свои планы. — Дважды.

— А? — Долгорукий повернулся к Пашке.

— Вы не могли бы выдать призовые наличными? — Переборов смущение, произнес Пашка. — И самолетом.

— А зачем самолет? — Все увеличивалось удивление на лице Долгорукого.

— Для наличных, — пояснил Паша.

— Неужели и прекрасная девушка откажется от приза? — С легким недоверием спросил он.

— Мне бы кота… Двух…Пятерых… Шестерых. С запасным… — Смотрела она в сторону центра площади.

— Обычные не пойдут, — пояснил я ей, ощущая легкий привкус вины.

Не желает она мне неудачи. Боится — верно. Но не ее, а за меня.

— Ну а вы, Максим? Зачем вам приз?

— Ради самого лучшего алюминия на планете. — Пожал я плечами.

— А как же продать и выстроить дворец? Личный замок? Дорогие машины? Гаре… Хм… — Смутился он. — Красивая жизнь в безделии и роскоши?

— Зачем, если можно производить самый лучший алюминий на планете? — С удивлением посмотрел я на него.

— Вы самая интересная команда, которая мне встретилась за этот день, — с чувством высказался Игорь. — Искренне желаю вам победы!

— Можно спросить? — Окончательно отбросив робость, обратился Паша. — А вот мы выступаем сегодня, и наверняка займем чье-то время… — обозначил он вопрос молчанием.

— О, совсем не о чем беспокоиться! — Замахал Игорь рукой. — Мы подсчитали время выступления в пятнадцать минут, но большинство танцев вряд ли займет более восьми, так что график обязательно ужмется. Ваше же выступление назначено перед уходом на паузу в двенадцать часов, поэтому мы никого не обижаем.

— Победа, затем обед — все, как я люблю, — одобрительно кивнул я.

— И еще раз, от клана и себя лично, прошу извинить за небольшое недоразумение. — Приложил он руку к сердцу. — Прошу нас понять, жеребьевка действительно проводилась. Но среди ряда участников ее механизм был просто невозможен! Слишком много противоречий между представителями сиятельных родов, чтобы позволить им встретиться в одном коридоре. Как вы видите, — повел он рукой, показывая на разлинованную каналами площадь, — мы приложили все усилия, чтобы исключить личные контакты между враждующими семьями и возможные конфликты. К сожалению, это жизнь.

Неопределенно качнул плечом Артем, не желая принимать извинения за остальных, Света по-прежнему смотрела в сторону, Федору было все равно, мне был выгоден сопровождающий с чувством вины, а Паше я наступил на ногу. Поэтому мы промолчали.

— А вот и берег, — с неестественной радостью объявил Игорь, первым перелетая на невысокий бортик. — Машина ждет!

На этот раз нас так же дожидался знакомый лимузин, но уже без Венеры в качестве гида — сопроводить в конечную точку вызвался сам Игорь.

— Вот, пожалуйста, — подняв с кресла рядом собой планшет, протянул он его капитану. — Пока можете составить список того, что вам потребуется на выступлении. Все доставят в течение часа.

Глянув через плечо Пашке, обнаружил иллюстрированный список всего того, что было с нами в вагонах. Проигнорировав легкое возмущение Пашки, изъял устройство из его рук, промотал до изображения Лучинки, поставил галочку, продемонстрировал улыбнувшемуся Федору и вернул обратно. Хотя планшет еще дважды попадал мне в руки, двигаясь по кругу — всем следовало определить, что им нужно, а заодно посмотреть, не забыл ли кто свой реквизит. За этим делом проворонили прибытие к гигантскому куполу оперного театра, возле которого авто замерло в отдельном боксе из металла и пластика. Даже толком не оглянуться по сторонам — разве что верх сооружения, собранный из белоснежных панелей с синими вкраплениями, казался лестницей в облака, а вот сам парадный вход уже посмотреть не довелось — из бокса шел крытый переход к одному их технических входов, закрывавший как нас от лишнего внимания, так и мир вокруг — от нашего.

Игорь вел узкими коридорами, ледоколом продвигаясь вперед и заставляя случайных встречных прижаться к аркам многочисленных дверей, так как против его габаритов лучше было посторониться и не попадать под каток сконцентрированной энергии и энтузиазма.

— Еще раз прошу прощения, все должно было быть обставлено куда торжественнее и даже с оркестром, — замер он на пролете безликой лестницы, отчего мы чуть не влетели в него. — Но если с расписанием проблем нет, то с помещениями, пригодными для репетиции, мы весьма ограничены в выборе. — Повинился он. — Еще буквально десяток шагов.

Двустворчатую дверь с табличкой «Склад 15» доверили открывать Пашке. Вернее, Игорь как-то внезапно оказался за нашими спинами и с плохо скрываемым интересом и долей робости предвкушал, что там будет внутри, наравне с нами.

— Должны были все подготовить, — с оттенком надежды и сомнения в собственных слова, произнес Долгорукий, ободряюще кивнув Пашке.

Паша на всякий случай отодвинулся и резко дернул створку.

— Хм, — вступил я первым на темный линолеум огромной студии, оглядывая обстановку в свете из узких окошек-бойниц под потолком.

— Выключатель должен быть справа. — Подсказал Игорь, пожелав протиснуться вперед, но будучи блокированный остальными любопытствующими, остался на пороге.

Моргнули желтым прожекторы по бокам, и через пару секунд залили помещение теплым мерцающим светом.

— Пол ровный, — оглядев все, нашел приятный момент Артем.

— Это был склад реквизита. — Пояснил Долгорукий.

— Это и есть склад реквизита, — поправил его я, шагая вдоль нескольких сотен манекенов, облачённых в мундиры семнадцатого и восемнадцатого века.

У других стен обнаружились безликие янычары, монголы, индейцы, шерифы, пираты, мушкетеры, царские стрельцы при двух пушках и еще сотни обладателей интереснейших костюмов, за спинами которых проглядывали качественно исполненные декорации баталий и мирной жизни, спокойного океана и морских снастей, оборванных штормом. Наверняка все они стояли равномерно по помещению, что было видно по следам и отметинам на полу, но сейчас были оттеснены вдоль трех стен, где и наблюдали за нами из шеренг слегка неровного строя.

— Пол мытый, — с приятным удивлением донеслось от Артема, прошедшего дальше по залу.

— А мне тут нравится, — пришел я к выводу. — Клянусь своей треуголкой!

— Максим, верни головной убор манекену, — одернула Света.

— Ладно…

— Тут есть раковина! — Из глубины помещения раздался восхищенный голос Артема. — И холодная вода!

— В общем, вещи совсем скоро принесут, — смущенно пробормотал Игорь.

— Да все нормально, — махнул я ему рукой. — Мы не привередливые. Главное, что есть друзья!

— А у друзей есть шпаги!

— Федор, Паша, хватит дурачиться!

Пришлось им ставить рапиры на место.

— Обожемой, тут есть зеркало!!! Всего за двести миллионов рублей! Ребята!

— Все-все, я понимаю, это не то место, которое было бы достойно нашего турнира, — совсем расстроился Долгорукий.

Выручила его от уныния вереница слуг, деловито вносившая в помещение опечатанные сургучовыми печатями сундуки, короба, ящики и даже одну клетку.

— Лучинка!!!

Вполне бодрая и сытая мышь была тут же освобождена и взята на руки. Узор из проволочки с каменьями с нее, кстати, не сняли. Умные люди с работающим чувством самосохранения!

— Ну, вы разбирайтесь, — счастливо вздохнув, поспешил ретироваться Игорь. — Я загляну к вам через полчасика.

— Так, вроде все есть, — шептал под нос Паша, сверяя вносимое и свой список на планшете.

— Стоять! — Рявкнул я.

Замерли все: Паша, Федор и Игорь на одной ноге. Даже Артем появился из глубин зала, чтобы тоже замереть с со своим футляром в руках. Только Света куда-то пропала, будто и не было.

— Где кольцо? — Обратился я к Долгорукому.

— К-какое кольцо?

— Огромное титановое кольцо с заточенной кромкой. В левом кармане посмотрите.

— Тут нет, — как-то потерянно произнес он.

— Правильно. Потому что оно два метра в диаметре. Игорь, где наш главный атрибут номера?

— Секунду, — подкрался он к Пашке с планшетом, опасливо поглядывая на меня. — Так… Инвентарный номер… Сейчас позвоню!

Звонить он собирался за дверью, но я перегородил путь и указал в сторону манекена в форме палача.

— Алеу? Илларион Родионович, это Игорь…

После пяти минут переговоров, от палача он возвращался слегка бледноватым и потерявшим прежнюю живость.

— Ребята, тут такое дело. В общем, по правилам турнира, работа с габаритным реквизитом доступна командам, где заявлен хотя бы один участник с рангом «ветеран». — Не смотря на нас, произнес он.

— Я знаю, — кивнул Артем. — Так где кольцо?

— Но у вас не заявлено ни одного «ветерана», - поднял он удивленный взгляд.

— Как это?

— Я дважды проверил. Два «воина», два «новика», один без ранга, — посмотрел он на меня.

— Официальные ранги… — Побледнел Артем. — Не реальные…

— Можно ли сделать для нас исключение? — Начал искать я варианты.

— Соблюдение правил гарантировано именем князя. А мы итак уже… Словом, это невозможно. — Развел Игорь руками. — При всем моем желании.

— Слушайте, ну какой в этом правиле смысл? — Возмутился я. — Мы сами отвечаем своим здоровьем за собственные ошибки! И не просим брать ответственность за них никого!

— Возле подиума установлены щиты, экранирующие Силу. Самые мощные, какие могут быть. Но они же не дают установить завесы от физических объектов, поэтому любой габаритный предмет, сорвавшись со сцены, может оказаться в зале и нанести увечья зрителям. Чтобы это исключить, нужен контроль ранга «ветеран». Прошу понять разумность предосторожности и уверить, что она никоим образом не направлена лично против вас. Все правила писались до соревнований.

— Официальные… — обвел всех потерянным взглядом Артем. — А можно нам сейчас аттестоваться?

— Будет можно в конце соревнований. Даже будет комиссия из высокоуважаемых судей, — улыбнулся краем губ Долгорукий. — Это должен был быть сюрприз… Не каждый день такая представительная комиссия принимает экзамен на ранг. Большая честь. Но правила учитывают только ранги в заявке.

— Что за ранги? — Шепнул я Пашке, тоже стоявшему целиком бледным.

— Новик — начальные техники, воин — базовая защита силой, ветеран — объемные атаки, учитель — стихийные щиты, мастер — атаки по площади, виртуоз — смерть до горизонта, — механически прошептал он.

Опасные люди обитают у нас в школе!

— Ничего нельзя сделать? — Словно не спрашивая, а оглашая приговор, уточнил Артем.

— Ребята, я искренне хотел бы помочь. Призываю вас не делать из случившегося трагедию. Будет новый ранг — и на следующий год вы возьмете первое место! Участие — тоже много значит. Умение не сдаться и выступить сделает вам честь.

— Спасибо. Нам нужно обдумать. Дайте нам пару минут. — Сняв очки, распорядился Артем, отворачиваясь.

— Конечно, — мигом исчез за дверью Игорь.

— Извините меня, — поник наш скрипач плечами. — Я все оформлял. Я думал… Не важно. Моя вина. Целиком. Я вас подвел. — Фразы падали тяжелыми булыжниками в тишине зала.

— Бывает, — вздохнув и грустно оглядев место, которое должно было стать началом триумфа, подошел я к Артему и положил руку на плечо. — Все в порядке.

Молча сел на пол Пашка, бездумно глядя на вход. Рядом присела Света, обняв его — и тот даже не заметил. Федор отправился бродить вдоль рядов с манекенами, будто что-то высматривая. Кстати.

— Может, похитим кольцо и все равно выступим?

— Охрана не даст пронести.

Должно же быть решение! Как можно выступить без кольца, но с кольцом! Хм…

— А я вот тут подумал, — мой воодушевленный голос заставил вздрогнуть погрузившихся в печальные мысли товарищей. — Номер обязательно должен быть опасен для нас?

— Что? — Повернулся Артем, цепляя очки обратно.

Вокруг возник круг из зведочек и крутнулся, стоило сделать шаг.

— А? — С интересом посмотрел он на мои па, смотревшиеся слегка глупо без партнерши.

Но тут поднялась с пола Светлана и тоже вступила в круг. Танец обрел завершенность и целостность.

— Неплохо, — тронула робкая улыбка лицо Артема.

— Здорово! — Был категоричен Федор.

С надеждой смотрел Пашка.

— Но оно ведь не такое опасное, — тут же взгрустнулось ему. — Им может не понравиться.

— Вот потому и спрашиваю. — Подтвердил я.

— Выбирать не приходится. — Качнул плечом Артем. — Пусть будет безопасно.

— Зато красиво! — Поддержал брат.

— Вы немного не поняли, — терпеливо уточнил я, вышагивая со Светланой под внутренний ритм. — Обязательно опасно для нас? Или пойдет, если будет опасно для них?

— Все шикарно, работаем! — Недослушал Артем, силком поднимая Пашу с пола. — Время репетиции, у нас новый номер и пару часов до старта!

— А где пианино? — Возмутился Пашка.

Но он улыбался — вновь, а в возмущении был целый океан надежды.

— Вон синтезатор в углу, настраивайся. В этом чудном помещении кто-нибудь видел розетку?!

— За отрядом индейцев.

— Вот. Подключайся к ним, бледнолицый. Так, а где моя скрипка?! — Бродил среди багажа Артем, сжимая футляр в руках.

— У тебя в руках. — логично подсказал Паша.

— Да нет же! Рабочая скрипка, для выступления!

— Эм. Мы как раз хотели сказать! — Бодро отозвался Паша из-за спин дикого племени.

— Что?

— В общем, тебе вовсе не нужна другая скрипка, ведь твоя теперь гораздо лучше! Федор переделал усилители в совсем небольшие дощечки. Их даже приклеивать не надо было! Так что твоя скрипка в полной сохранности и теперь звучит, как целый оркестр! Правда, здорово? — Паша на секунду высунулся, не дождался восторга и вновь скрылся за макетом вигвама.

Артем ощутимо побледнел.

— К-как… Я же ее к себе прижимал, даже ночью…

— Прижимал, намертво, — подтвердил я, останавливая танец. — Мы этот огнетушитель из твоих рук так и не вывернули. Положили рядом скрипку, ты как-то сам переключился.

— Ребята, вы что наделали…

— Я проверял, ничего мы не испортили, — похлопал я его по плечу. — Легко устанавливается, легко снимается. Не переживай.

— На этой скрипке нельзя вот так просто играть! — Сорвался на отчаяние его голос.

— Тогда зачем она нужна? — Рационально отметил я. — Артем, даже у самой старой и драгоценной скрипки должен время от времени наступать миг триумфа. Уверен, она гораздо лучше твоей обычной, иначе бы ты ее вот так не берег. А нам очень нужны все ресурсы для победы. Раз уж так получилось с кольцом. — Мягко намекнул я на его просчет.

— Другой скрипки точно нет? — Обернулся он с надеждой.

— Мы отменили ее. — Отрицательно качнул я головой. — Другого инструмента не будет.

— Хорошо. — Постояв минуту о чем-то напряженно размышляя, коротко кивнул Артем. — Будет вам триумф.

К нему тихонько подошла Светлана и что-то шепнула, внимательно посмотрев в глаза.

— Справлюсь.

Света чуть повернула голову и приподняла бровь.

— А если не справлюсь, страшно будет всем.

— Наш человек, — хлопнул я его по плечу.

Глава 21

Черные глаза вороненых стволов упирались в грудь мальчишки.

— Пропустите, — просил голос полный надежды, пытаясь высмотреть что-то за их спинами.

— Нет.

— Пожалуйста… — шагнул он на нацеленные ружья.

Но те, кто их держал, не шевельнулись.

— Я только спросить…

— Паша, скоро Света переоденется и выйдет сама.

Пашка разочарованно выдохнул и отвернулся от импровизированной стены раздевалки из выстроенных рядами стрельцов.

— Да сколько уже можно переодеваться! — Возмутился Федор, потрясая блокнотиком, исписанным расчетами. — Вот смотрите, снять брюки, надеть брюки — сорок секунд! Так?

— Коэффициент сложности на платье, — мягко подсказал ему я.

— Ну, допустим пять! — Черкнул он на записи.

Рядом скептически цокнул Пашка.

— Ладно, двадцать! Но не полтора часа ведь!

— Это если платье подойдет, — опытно заметил наш капитан.

— Но оно же одно! — Возопил брат, не понимая.

— Федор, это сложная система уравнений из платья, туфель, прически, перчаток, колготок и косметики, — буркнул из своего угла Артем.

Впервые, кстати, за полтора часа. До того обиделся настолько сильно, что отсел от всех в дальний край зала, да так и сидел по-турецки, прижимая к себе скрипку и что-то шепча. Ругал нас, наверное. И за дело ругал, хотя желали мы только хорошего, искренне надеясь обрадовать приятным сюрпризом.

— Вот-вот, — поддакнул ему Паша, обрадовавшись оживлению друга.

Ему было неуютней больше всех — ведь идея «сделать скрипку лучше» была лично его, хоть вину мы по-товарищески разделили на всех.

— Но она же все это примеряла! И ей понравилось!

— Там все не так просто. — Вздохнул я, пытаясь от скуки закрепить головной убор шамана на голове. — Между двумя открытиями холодильника может появиться мороженое, верно?

— Между вторым и третьим часом дня — особенно часто!

— А у девушек между двумя переодеваниями одного и того же платья может измениться изображение в зеркале.

— Ерунда какая.

— Квантовая физика, — веско заявил Артем. — Состояние объекта изменяется в зависимости от того, наблюдают за ним или нет!

— А, ну это мы не проходили, — теряя интерес, перелистнул Федор страницу в блокноте. — Давайте хотя бы музыку порепетируем?

— Смысла нет, — встал со своего места Артем и подошел к нам. — За один день вряд ли что забылось, а без танца все равно не то.

— Давайте позовем Игоря? — Закрепив непослушные перья, я довольно легко накинул аляповатую накидку с удобной прорезью для головы.

— Он, наверное, очень занят, — застеснялся Паша.

— Давайте вызовем дух Игоря? — Хлопнул я посохом, увенчанным декоративным черепом.

— Меня звали? — Хлопнула входная дверь, пропуская нашего крайне энергичного знакомца.

Артем вздрогнул и странно глянул на меня.

— Я просто имя услышал, — указал он на дверь. — Все равно к вам шел, чтобы представить мэтра Тихомира.

Картинным движением он отодвинулся от дверного проема и жестом указал на невысокого мужчину лет тридцати, с колкой щетиной, усталыми от недосыпа глазами, одетого в пуловер с оленями, слегка потертые джинсы и серые кроссовки. В руках у мэтра обнаружилось аж два ноутбука, до времени прижатых левой рукой.

Тот коротко кивнул и неторопливостью профессионала (или обреченного) прошествовал к нам.

— Мэтр поможет вам с технической частью выступления, — подсказал Игорь и намерился тут же выскользнуть обратно в коридор.

— Игорь! — Вновь хлопнул посох.

— Да-да?

— Вы можете понадобиться на собрании племени. — Указал я на круг, образуемый ребятами, Тихомиром и ноутбуками, которые он уже разложил в рабочее состояние.

— Хорошо, — как-то поник он и нехотя поплелся к нам.

— Обычный репетиционный зал полностью повторяет механизм арены соревнований, — окинув взглядом помещение, произнес мэтр. — Но так как в нашем случае это не так, придется пояснять на схемах и видео.

Игорь виновато выдохнул.

— Федор, Паша, несите очаг для жертвоприношений. — Я придавил Долгорукого тяжелым взглядом. — Ноутбуки разложить.

Неудобно ведь на полу смотреть, а там как раз высокая рама.

— У нас резервный зал есть, — побледнел он. — Но его команде Ники Еремеевой отдали. За которую вы просили. — акцентировал он внимание на последнем предложении.

— Значит, ее зовут Ника. — Покрутил я имя на языке. — Ладно.

— Что значит «ладно»? — Возмутился Артем и подхватил Долгорукого за локоток, отводя в сторону. — Кажется, вы не совсем верно поняли ситуацию. Это перед нами у вас есть некие обязательства, не перед кем-то еще!

Голос звенел накопившимся раздражением. В тон его эмоциям, ребята заскрипели проржавевшим железом импровизированной подставки в другой части зала.

Пришлось спасать растерявшегося мужчину, подхватив за другую руку.

— Наверное, этому была какая-то причина? — Навел я его на мысль.

— Вообще, да, — перевел он взгляд на меня, густо покраснел и произнес заговорщическим шепотом. — Мне дали взятку! Впервые в жизни! Необыкновенное ощущения, хочу отметить. Смесь порока и сопричастности к общей тайне!

Тут даже Артем растерялся.

— А как же не брать и быть стойким к соблазнам? — Обескураженно пробормотал он.

— Но это же девушка! Как я мог отказать! — Возмутился Игорь. — Да и какие соблазны, сумма совершенно пустяковая!

— И вы отдали наш зал за пустяковую сумму?!

— Там глупая ситуация получилась. Я подошел к Нике и спросил, она ли потеряла обувь на вокзальной площади, а потом уточнил, удобно ли ей будет выступить сегодня. А она, видимо, посчитала, что я прошу взятку!

— Так причем здесь наш зал?!

— Но я ведь не мог взять деньги просто так! Я честный человек!

— Обожемой…

— Вот, возьмите, — спохватившись, он вывернул запечатанную пачку банкнот и сунул в руки Артему. — И давайте забудем этот инцидент!

— Вы мне что, взятку предлагаете? — Перевел ошарашенный взгляд Артем с купюр на Долгорукого.

— Правда волнующее чувство?!

— Все хватит. Вам обоим должно быть стыдно за свое поведение! Никакой коррупции! — Перехватил я деньги и положил в надежное место (в карман). — На первый раз я ничего не видел.

— Я еще нужен? — Меланхолично уточнил Тихомир.

— Очень! — Пришлось буквально силой разворачивать чем-то до глубины души возмущенных ребят, прикипевших взглядом к месту крепления кармана, и отводить к ноутбукам, где уже скучали Федор и Паша.

— Итак, — хмыкнул мэтр, разворачивая на экране схематичное изображение зала. — Помещение представляет собой амфитеатр с механизированной сценой.

После щелчка мышью, монитор отобразил детальные фотографии полукруглого зала, расчерченного концентрическими рядами красных кресел.

— Зрительские места разделены на три секции, — указал он на ближний к сцене. — Для двух команд участников, ожидающих своего времени, предусмотрены места в диаметрально противоположных концах. Остальные кресла первой секции заняты представителями нашего клана.

— Вы можете обратиться к любому из них за помощью, — добавил Игорь.

— Вторая секция, гостевая зона, — на экране, показывающем зал сверху, выделился солидный полукруг мест. — И третья секция наверху — для журналистов и техников.

— А вот это что? — Указал ладонью Пашка на странную конструкцию непосредственно над зрительскими местами, где обычно полагалось быть балконам.

Выглядела она этажом модной высотки, созданной из зеркального стекла и бетона.

— Судейская трибуна. — Пояснил Тихомир, приближая на экране интересующее нас изображение. — Представляет собой одиннадцать комнат, по одной для каждого из приглашенных арбитров.

Если присмотреться, то действительно — массивных рам, отделяющих блоки непрозрачных стекол, насчитывалось ровным счетом десять.

— Нечетное число исключает паритет мнений, — деловым тоном вклинился Долгорукий.

— Оценка выступления выполняется открыто. — Продолжил мэтр. — Если арбитру нравится выступление, свет в его комнате зажигается. Максимальная оценка — одиннадцать баллов.

Ноутбук прокрутил короткий ролик — зеркальный монолит окна протаял в сиянии внутреннего света, показывая размытую обстановку гигантского помещения: силуэты столика и кресел, дивана, и даже зимнего сада на фоне.

— Даже один балл — это очень хорошо! — Категорично произнес Игорь. — Наши судьи весьма требовательны!

— Оценка выступления производится в течение пятнадцати секунд после финишного аккорда. Не следует уходить со сцены сразу, но и после отведенного времени новых баллов не будет.

— Ясно, — сосредоточенно кивнул Паша.

— Теперь сама арена, — Тихомир вновь крутнул зал на экране, приблизив сцену. — Площадка выступления механизирована, представляет собой составную трехуровневую конструкцию. Слоеный торт знаете?

— Я по нему эксперт!

— Это максимально доступная конфигурация над полом зала. В иных случаях три уровня можно сложить в один. Базовый диаметр сцены — десять метров. Расширения еще два раза по пять. Высота уровня варьируется, максимальный подъем до двух с половиной метров.

Три уровня на экране сомкнулись в ровную круглую площадку.

— Понятно, — сосредоточенно кивнул наш капитан.

— Стандартно третий и второй уровень используется для доставки на сцену реквизита из помещений под сценой. У вас что-то габаритное есть?

— Фортепиано.

— Тогда помещаем на третий уровень фортепиано, — защелкал мэтр мышкой, пока на экране не показалась картинка поднимающегося из под земли музыкального инструмента. — Выступление вы можете начинать на любом уровне.

— А как мы туда попадем? — Заинтересовалась Света, неведомо как оказавшаяся за нашими спинами.

— Пауза между выступлениями две-три минуты. Вас отведут под сцену.

— Не беспокойтесь, там дорога буквально на одну минуту! — Подсказал Игорь.

— Арена защищена от Силовых техник по максимально возможной планке. — Указал мэтр на декорированные плиты, почти сливающиеся с полом, замыкавшие периметр вокруг внешнего уровня сцены на расстоянии пяти метров. — Купол безопасности идет вверх до уровня сорока метров и замыкается полусферой над головами. Попадание техникой в пространство барьера вызовет визуальный эффект радужного всполоха.

— Негласно, подобные эффекты считаются признаками недостатка контроля и показывают участника с плохой стороны, — последовал комментарий от организатора.

Ребята сосредоточенно кивнули и посмотрели на меня. Пришлось успокаивать ответным кивком — сама арена почти двадцать метров, да еще пять метров до барьера, вполне достаточно. Для всего.

— Сейчас нам остается согласовать реквизит, который вам нужен на сцене. Фоновое изображение сцены. Пожелания по освещению. — Тихомир задумчиво наклонил голову. — И музыку, разумеется. У вас она на диске?

— Эм, — слегка замялся Пашка.

— Можно просто название песни, мы организуем.

— Нам не требуется музыка, мы сами, — указал Артем на футляр со скрипкой.

— Значит, стойки для микрофонов? Беспроводные?

— Тоже — не надо. — Поджал он губы. — Встроенные усилители.

— Хорошо, — покладисто качнул Тихомир головой.

— Ребята, а если вас не будет слышно в зале? — Забеспокоился Игорь.

— Будет. Все услышат. — Уверил его я.

— А шум толпы? Щелчки затворов фототехники? Учтите, выступление только одно! — Попытался он нас застращать. — Можем на всякий случай организовать фонограмму.

— Серьезно, нет необходимости.

— Живой оркестр?

— А тогда какой в наших репетициях смысл?

— Хорошо, — сдался Игорь, чуть подумал и добавил. — Я могу довести до судей, что вы выступаете с живой музыкой. Думаю, это прибавит шансов.

— Вы нас этим очень обяжете. — Незаметно переложил я пачку денег из своего кармана в его руку.

Игорь вновь смущенно покраснел и опасливо огляделся по сторонам.

— Сделаю все в лучшем виде.

— С кем могу обговорить освещение? — Покосившись на часы, уточнил Тихомир.

Вызвался Паша, довольно толково обрисовав, что нам может потребоваться. Затем не менее толково вмешался Артем, добавил веское слово Федор, парой жестов поправила композицию Светлана и все это одобрил я.

— Пойду вносить в техническое задание, — удовлетворенно потянулся мэтр, захлопнул ноутбуки и утащил за собой.

Охнул, глянув на часы, Игорь, и заторопился следом.

— Буду через половину часа! — Крикнул он на прощание, распахивая дверь и впуская внутрь гул далекой музыки. — Конкурс уже во всю идет!

— Так, — лязгнул голос за спиной.

Оставшиеся с удивлением обернулись на Федора, проследили направление его взгляда и выдохнули с не меньшим возмущением.

— Она даже не переодевалась! — Повернулся к нам брат, указав на Свету, невозмутимо рассматривающую стену.

Девушка красовалась в прежнем наряде, бесспорно отлично ей идущем, но…

— И как это называть? — Скопировал Федор интонации папы, уперев руки в бока.

— Это принцип Шредингера, — сочувственно хлопнул его по плечу Артем. — Вне зоны видимости, девушка может быть с одинаковой долей вероятности переодета и не переодета. Поэтому всегда учитывай оба варианта, планируя совместное время.

— И они все такие? — Обречённо уставился брат на нашу танцовщицу, спокойно прошествовавшую обратно в гримерку.

— Хочешь понимать девочек — учи квантовую физику, — наставительно поднял палец ввысь наш скрипач.

— А с чего лучше начать? — Заинтересовался Паша.

— С переодевания. — Разогнал я их, указав на сундуки с одеждой. — У нас уже свое время поджимает, а там за стенкой может вообще не освободиться.

Народ поинтересовался временем на часах Артема, охнул и в бодром темпе рванул к личным вещам.

Ребятам — черные фраки с серебристым узором школьного герба у сердца; белыми рубашками и красной бабочкой; лакированные до зеркального блеска туфли, золотые запонки и горсть перстней, щедро насыпанных Федором. Мне — серебристый костюм, белоснежные ботинки, серебристые запонки и набор личных колец, разбавлять которые брат подсчитал ненужным. Герб вышит красным, рубашка расстегнута на одну пуговицу.

— И долго вы? — Недовольно пропел Светин голос.

Реплика справедливого возмущения застрял в горле, стоило к ней повернуться. Рядом тяжело сглотнул Пашка.

Белое с серебром платье, украшенное алым кантом, невольно приковывало взгляд. И это — с учетом того, что мы видели его не единожды, а значит дело наверняка заключалось не только в нем — но в таланте его носить. Будто не многослойный отрез ткани на плечах, а сама зима завернула девушку в наряд из вьюги, на которых алое смотрелось нетронутыми зимними ягодами на снегу — признаком лютой зимы. Ледяная тиара из серебра с алмазами и холод в глазах, от которого сердце давит чувством несуществующей вины. Белый грим на лице, черные брови и яркая подводка губ, нанесенные специально, чтобы компенсировать расстояние до зрителей, но одновременно — преображающие облик в нечто нечеловечески бесстрастное. Шлейф платья, украшенный квадратиками фольгированной ткани и обернутый десяток раз от пояса и ниже, смотрелся утренней изморозью. В танце этот край должен был разматываться и подпадать под острое лезвие, взлетая от резкого движения вверх, чтобы доказать опасность замысла и украсить номер. Сейчас кольца нет, потому и резать нечем. Хм, интересно, а если звездочками…?

— Боже мой, надеть и снять брюки — это ведь сорок секунд! — Закатила она глаза и с неудовольствием прошествовала обратно в свою гримерку.

Простым словом «шагать» эту походку уже назвать было нельзя.

— Не, это надо, а? — Как-то не всерьез возмутился Артем.

— Ага, — пересохшим голосом поддакнул Паша.

— Не, такую Снегурочку лучше не звать. — Высказал свое веское мнение Федор.

— Это почему? — повернулся к нему капитан.

— У такой дедушка вообще никакие стихи слушать не будет. И чужие подарки заберет.

— Она приходит со словом «вечность» в качестве подарка, — меланхолично произнес Артем.

— Тоже верно. — Невольно согласился Пашка, с опаской глядя в ту сторону.

— Ерунду говорите, — рубанул я обсуждение. — Отличное платье и образ отличный. А Света — добрая. Все, собрались. Прокатываем номер еще один раз и выходим.

— Не успеем. — Деловито тряхнул скрипач рукой с часам. — В любой момент Игорь придет и все испортит. А это стресс и неуверенность в себе. Почти диверсия, я считаю.

— Лентяй, — заклеймил я его отговорки, но в итоге махнул рукой.

Не хочет — так ведь не заставить. Да и готовы мы, и раз даже мне уже не надо контролировать движения тела, то и ребятам с их многолетними навыками — тем более.

Игорь появился через десяток минут, оглядел нас с довольным видом, удостоверившись в готовности. Затем попытался заново знакомиться со Светой, с неким недоверием и нежеланием приняв тот факт, что это та же девушка, что нас сопровождала.

— Идемте за мной, — последовали знакомые переходы лестниц, как-то внезапно сменившиеся широченным коридором с алой дорожкой и потолками в десяток метров, украшенные монструозными конструкциями хрустальных люстр.

В глазах рябило от отполированной позолоты, шея только и успевала крутиться, рассматривая ростовые портреты в официальных мундирах, развешенные по стенам.

— Не вертите головами, — прошипел Артем сквозь зубы.

— А почему?

— Выглядите деревенщиной, а тут могут быть камеры. Ведите себя так, будто через такое место по сто раз на дню ходите и вам скучно. Вон, у Светы берите пример.

— Но интересно ведь? — Искренне не понимал я.

— Не принято, — обреченно выдохнул он. — Мне, может, тоже интересно.

Пришлось соответствовать, развивая периферическое зрение. А потом и действительно надоело — слишком много одинаковой роскоши, будто бы собранной напоказ отовсюду.

— Наш подвал напоминает, — как-то уловил мои мысли Федор после того, как мы прошли через комнату, заставленную огромными и затейливо украшенными вазами.

— Это коллекционная керамика! — Тихонько возмутился Артем.

— Потому и выбросить жалко, — вздохнул брат.

Игорь все это время привычно протаранивал нам путь, двигаясь на несколько шагов впереди.

О верности пути намекал возрастающий шум музыки, басами отдававшей в дрожи стен. Да и людей прибавилось — в основном в одинаковых черных костюмах, по двое стоящих на поворотах и возле массивных дверей между переходами. Я уже принялся было считать повороты в размышлениях, не водят ли нас кругами, как Игорь замер возле двухстворчатой двери из темного дерева и развернулся к нам, с видом загадочным и торжественным.

— Всего один шаг до победы! — Лозунгом пропел он, но тут же поправился. — Но участие — тоже немалая победа! То есть, я хотел сказать, принять участие тоже важно… Вернее, победа — главнее, но быть в числе…

— Короче.

— В общем, сейчас выступают Шуваловы, затем Еремеевы и потом вы.

— Извините, Еремеевы или Еремеева? — Посчитал я важным уточнить.

Игорь сверился с блокнотиком, достав из внутреннего кармана пиджака.

— Еремеевы, — уверенно подтвердил он.

— Интересно…

Наверное, потому ее и не было ни в автобусе лицеистов, ни на их платформе.

— Располагайтесь на крайних местах первого ряда и отдыхайте. Не стоит беспокоиться, вас проводят под сцену, когда придет время. Удачи! — Распахнул Игорь одну из створок и первым нырнул в полумрак, пропитанный энергией музыки и напряжения зрителей.

— Идем? — Робко полу-спросил, полу-предложил Паша.

— Вперед, — хлопнул я его по плечу. — Веди нас к победе.

Друг ободрено улыбнулся и вступил в зал. Следом прошел Артем, затем Светлана и Федор, а мне последнему пришлось буквально проталкиваться внутрь, потому что команда отчего-то застряла прямо на входе и не желала идти дальше. Дождавшись вместо пояснений только слова «тише!», пробрался вперед.

На фоне гигантского полотна, изображавшего морскую гладь, в декорациях разбитого корабля, под музыку, созданную из чистого восхищения, танцевала босоногая девушка в простом наряде из домотканного полотна. Танцевала с дельфином, плывущим в рукотворной морской волне, закрученной вокруг лишь него.

Девушка не была просто «рядом» с дельфином, не давала ему команд. Она просто существовала в одном с ним танце, продолжая движение рядом с волной, с удовольствием ловя брызги и со счастливой улыбкой протягивая руки ввысь, когда дельфин перелетал над сценой из одного участка воды в новый, создаваемый будто бы из ниоткуда, и вновь кружась с ним в единении двух несовместимых стихий.

Хотя нам, с нашего места — выхода у самой сцены — было видно, что на втором уровне сцены, встав по сторонам света, поддерживают волну четверо ребят, по пояс стоящие в импровизированном бассейне, одетые полностью в черное, оттого наверняка невидимые из зала в засветке прожекторов, прикованных к необычному танцу. По их жесту вода опускалась за уровень действа и появлялась вновь, подхватывая партнера девушки в объятия морской волны, создавая на сцене настоящее чудо, невозможное и неповторимое.

— Подумаешь, дельфин, — заворчал я на себя, подхватив ребят за плечи и буквально силой отводя в сторону пустующего ряда кресел.

— Это невероятно, — шептал Артем, давая себя отводить, но не отрывая взгляда от сцены.

— Мы проиграли, — поник Паша.

— Мы еще даже не выступили, — стегнул я его словом и силком усадил в кресло. — А ты уже рыбе сдался.

— Это млекопитающее, — поправил меня брат, самостоятельно в стиле краба добравшийся до места.

К счастью, Света самостоятельно выбрала крайнее в ряду кресло, и вся команда продолжила просмотр со штатных позиций.

— Все равно тигры лучше. — Буркнул я.

Не смотря на все ворчание, зрелище действительно завораживало. А если сравнить с тем, что придумали мы, то слегка расстраивало. Следовало что-то немедленно менять, чтобы не потеряться на фоне увиденного.

Забрезжившие идеи оглохли в шквале обрушившихся в сторону зала аплодисментов, знаменующих завершение танца. На сцену для поклона вышла вся команда, и даже дельфину хватило места — в рукотворном столбе из воды, который без напряжения вели ребята вслед за собой.

— Тем более, их шестеро. — нашел я недостаток, прозвучавший в шуме зала слабенько и неуверенно.

— Стихия их клана, — явно не расслышал меня Артем. — Вода! Плавать учатся раньше, чем ходить! В море с ними лучше не связываться!

Ребят на сцене объявили поименно — в свет прожектора выступил импозантный конферансье в возрасте вместе с молодой соведущей. После короткого обмена предвкушающими фразами, ведущие обратили свой взор на уровень судей, с радостью, поддерживаемой залом, отмечая зажигающийся свет в комнатах, озвучивая имена уважаемых арбитров и ведя нехитрый подсчет итоговой оценки, которой наверняка суждено быть высшей.

— Эй! — Возмутился Федор, так и не увидев ни огонька в последнем, одиннадцатом, блоке окон.

— Десять баллов, уважаемые дамы и господа! Поприветствуем команду еще раз!

— Он там вообще живой, нет?!

— Говорят, князю Виду больше трех сотен лет, — меланхолично отметил Артем, который как и Пашка, от увиденного поник настроением.

Наверное, расстроился еще потому, что у нас нет декораций — мы просто не знали о том, что они возможны. Уверен, в документах у Артема не было и намека на них, но чувство ответственности, крайне сильное в нашем скрипаче, наверняка царапает ему душу фразами «я ведь мог поинтересоваться» и «мог догадаться сам».

— А разве можно жить так долго? — Удивился Паша.

— Жить — нет. — Коротко ответили ему и цыкнули на уточняющую фразу — начинался новый номер.

— На сцене — Еремеева Ника и ее команда!

Сердце защемило неведомым доселе чувством, а тело само подалось вперед.

Глава 22

Медленно таяло освещение, угасая подобно солнцу. Белый свет прожекторов сменился устало-желтым, а затем и тускло-красным, рисуя отсвет последних секунд дня. Неведомо откуда налетел холодный ветер, притянувший за собой шорох песка, рассыпаемого из ручной горсти. В зале наступала восточная ночь — столь же холодная, как жарок бывает в пустыне день. И настолько же внезапная, как поворот рубильника.

Однако вот в музыке появляется устойчивый мотив, и картина звездного неба движется вперед, будто сцена спешит на встречу звукам, пролетая над городом, но не давая на него посмотреть.

Какая из них она?

— Ника! — Тихонько вырывается, стоит увидеть лицо той, что с права.

— Она почти неодета! — Произнес я возмущенно.

— Ты влюбился что ли? — Использует подлый прием Артем.

— Смотри! — Шепчет встревоженно Федор.

— Убийца, — вздрогнул Паша, углядев тусклый отсвет на клинке.

Ритм звучит в такт моей злости и биению сердца.

Но я же вижу кровавую царапину, что выступает на идеальной спине! И убийцу, что картинно замер, вновь занеся клинок!

И мы тоже замираем в восторге непонимания. Кровь на спине осыпается алой пылью, а под ней — бледная полоса кожи! Чистой кожи!

Но мне тоже нужно время для осознания увиденного. Потому что так не бывает. Даже не смотря на то, что хочется, чтобы было.

Выдох сам собой вырывается из грудной клетки. И тут же воздух в легких замирает вновь — в тревожном проигрыше музыки показываются еще двое наемников, что почти подобрались к вершине. Но добыча уже настороже — и клинки встречают отпор стальных вееров, что складываются и разворачиваются в хрупких руках, движимые таинственным, завораживающим волшебством. На сцене битва обретает форму танца, в котором битвы гораздо больше, а ошибки отражаются красными росчерками царапин на руке и спине Ники — ее подруга слаба в этой схватке, ее движения картинно запаздывают, вынуждая жертвовать собой, чтобы клинок не достиг тела союзницы. К счастью, раны несерьезны, и кровь осыпается пылью, вызывая облегченные вздохи из зала, пораженного разыгравшимся действом.

Я не верю в его смерть, этому танцу недостаточно драмы. Но я боюсь, что замысел обернется трагедией.

Танец становится быстрее, движения — резче. Партия Ники теряет плавность защитных уловок и мягких блоков. Она все чаще принимает клинки голой кожей, но и ее атаки, лишенные необходимости обороняться, кажутся смертоносными — и убийцы один за другим летят со сцены, заваливаясь резких ударов в глотку и глаза. Третий убийца, в испуге вставая над своей жертвой, пытается бежать, но ветер бьет ему в грудь, опрокидывая на ту, что оказалась сильнее загонщиков. Ника пропускает его, и веер картинно обозначает движение по горлу. На сцене более нет живых, кроме нее.

Луна на сцене заходит за тяжелые облака. Фонари уходят вниз, и неведомый наблюдатель, глазами которого мы смотрели эту сцену, вновь смотрит на тусклые звезды. Музыка тихнет, вновь сменяясь шорохом песка вечной пустыни.

— Зря ты ее пригласил, — хлопая в ладоши, наклонился к моему уху Артем.

— К целителю сейчас очередь из женихов выстроится, — сочувственно произнес он. — Особенно после такой рекламной акции.

— Никто не тратит просто так двести миллионов, — покачал он головой и встал вместе с залом для приветствия выступающих.

— Внимание, оценки! — Пролетело над головой. — Один… Два! Владетельный Куомо… Три! … Сияющий раджа Миттал… Десять! Будет ли рекорд этого дня?!

— Ребята, пора готовиться, — неуклюже приседая, прокрался к нам Игорь.

— У нас нет одной минуты! — Возмутился Паша.

Через десяток секунд ребята спустились со сцены, еще раз помахали руками зрительному залу и спокойно зашагали к выходу — как и предполагал к тому, что рядом с нами.

Шаг девушки замедлился, взгляд встретился с моим. Замер на секунду, а затем равнодушно скользнул по рядам ввысь.

В груди было холодно. Выстужено и проморожено.

Зачем он переживает? Я не могу проиграть. По крайней мере — ей.

— Идем.

— С тобой все в порядке? — Уцепился за руку Федор, тревожно посмотрев в глаза.

Я ведь здесь не для этого. И цель — вовсе не выиграть. Цель — она в дружбе и в том, чтобы эту дружбу через соревнования пронести и сохранить. А уже для этого надо выиграть соревнования. Победа — всего лишь путь к цели.

Ребята выдохнули с видимым облегчением.

— И как же тогда жить? — обеспокоенно зашагал рядом Пашка.

Паша пристально и с интересом посмотрел на Свету.

Нас вели чуть в сторону от выхода и ближе к сцене, заведя за гигантское полотно экрана. Справа высились металлические фермы, увитые проводами, приборами с довольно смутно угадываемым назначением и массивные колонки в рост человека. А сам зал технической части шел еще на добрую сотню метров внутрь. Но туда нам было не надо.

Нас уже ждали — и пришлось изрядно прибавить в скорости, буквально пробегая выкрашенные в желтый и зеленый коридоры, краем глаза отмечая попытки тут все облагородить и украсить. Но аскетизм места, где зарождалось чудо, достойное сцены, неохотно пускал к себе роскошь, делая ее вид нелепым и ненужным в залитых белым светом подземных помещениях. Всюду сновали люди, с любопытством поглядывая на наш бег — это те, чья работа уже завершена или начнется после. Другие, кто непосредственно отвечал за выступления, пытались консультироваться на бегу и подсовывали планшетки с бумагами на рассмотрение и подпись. Всех их как-то незаметно завязал на себя Артем, умудряясь читать одновременно два листка, держать футляр от бессменной скрипки, отвечать на вопросы и бежать в том же темпе, что и мы. К слову, работники выдыхались довольно быстро и со всем соглашались.

— Так, все, сцена, — опираясь руками на колени, выдыхал слова Игорь, глядя на конструкцию в круглой комнате. — Осторожнее, двигаемся только по дорожкам.

— Фортепиано есть, — облегченно произнес Пашка. — А как оно будет видимо со сцены? Справа или слева?

— Сойдет. — Согласился он и внезапно заробел, встав перед дорожкой соляным столбом.

— Пф, — с демонстративным пренебрежением отреагировал брат. — Это ж не прививка!

— Если страшно, — начал успокаивающим голосом Артем, приобняв Пашку за плечо. — То представь зрителей голыми. Говорят, помогает.

Та звонко отвесила ему пощечину.

Сверху уже гремело объявление нашей школы и княжества. Вот тоже странно — ни одной фамилии.

— Удачи! — Прозвучало под гул подъемных механизмов и шелест отъезжающего в сторону потолка.

— А им зачем? — Заинтересовался Пашка, поднимая крышку фортепиано.

— Ребята, ничему не удивляйтесь, — Сосредоточенно произнес Артем, освобождая скрипку от чехла. — Если произойдет… всякое, не останавливаемся и доигрываем. Не забывайте, если что — нас ждет вертолет!

Над головой уже добродушно шумел зал.

— Всегда готов! — Отозвался я.

Через десяток секунд сцена замерла в выжидающей тишине. Лиц не разглядеть, но внимание ощущалось всей кожей. А еще — кроме него что-то давило на плечи, откусывало часть воздуха от дыхания и размывало пыль, подсвеченную прожекторами, в воздухе.

Предложить Свете руку и дать ей простор в танце, не мешая. Я не умею танцевать — но она умеет за двоих.

Из рук родилась одна звездочка и сделала вокруг нас оборот. И еще одна, еще несколько — пока не замкнулся круг, двигаясь вслед за нами, продолжая композицию, завершая ее.

Звездочки моргнули во вспышке, но тут же ужались до половины яркости — будто что-то вытягивало из них силу. Но у меня ведь ее — океан!

Да и зачем на него смотреть — ведь любоваться Светланой гораздо интереснее. Вот для кого танец — не испытание, а счастье. Ее движение словно рождается само, не требуя контроля и усилия. Вот она шагает, пропуская под подошвой линию круга, вот закручивается с закрытыми от удовольствия глазами, вот… Расстегивает тайный механизм, который должен потихоньку отматывать край платья, чтобы лезвие кольца его срезало! А кольца нет!

Свет — чуть тише. Чтобы было видно! И от круга отрывается крошечный разряд, ударяя в лоскут и поднимая его ввысь!

Вновь отрывок ткани мелькнул в свете — и снова крошечный разряд от круга не дал ему упасть, со вспышкой откинув чуть дальше. И тут же — подхватить первый. А потом и еще один! И еще! Скоро треск стал заметен, и его пришлось вплетать в один ритм с музыкой, выбивая вспышками паутины молний ритм. Целый океан искр вокруг нас! И счастливый смех Светы, который дороже всех аплодисментов в мире!

Мир вспыхивает искорками в последний на сегодня раз. В глазах медленно исчезают радужные и световые разводы — надо только проморгаться тщательнее. Исполняем последний элемент на сегодня — поклон. И внимательно прислушиваемся к аплодисментам. А их нет.

— А где все? — Громко вторит удивлением Артем.

— Какая еще эвакуация? — Возмущаюсь я. — Что случилось?

— Так это, стало быть, пробой высшего уровня защиты, стало быть. — Откашлялся собеседник. — На сцене, стало быть. Вот всех и эвакуировали.

— А я из гардеробной, это самое. — Хмыкнул он. — Я-то уйду, а если сопрет кто чего?

— Ребята, смотрите, — пересушенным от волнения голосом просипел Паша, показывая рукой ввысь.

— Семь, восемь, — не веря, сияя от счастья, шептал Федор вслух, — девять, десять…

— Одиннадцать? — Словно не веря, с удивлением произнес брат.

— Одиннадцать, — с удивлением обвел нас взглядом Артем.

— Одиннадцать…

— А? — Обернулся к ней капитан.

— Ребята, вертолет! — Подхватил я товарищей за плечи и повел к выходу.

Перед трехэтажным домом царила деятельная суета, созданная из трех десятков коробов и страшно недовольного старика, таскающего их с кухни во двор.

Наверное, если пройти за ним внутрь дома, то можно и узнать, что именно — «никогда», но Михаилу было слегка боязно. Оттого он наблюдал за происходящим с безопасного удаления. Позади стратегически грамотно разместились дочери, с любопытством поглядывая из-за спины. И Брунгильда, успевшая вымахать до такого размера, что удерживать ее от «вкусного аромата» приходилось им вдвоем.

— Никогда в жизни у меня не было такого ученика! — Поставив последнюю вынесенную коробку на другую, провозгласил старик. — Пропадает черт те знает где! Возвращается с какой-то баб…бабушкой! Громит сцену! И что я слышу после всего этого?! «Пришлите тридцать этих замечательных шоколадных тортов?!»

Но у него совершенно не укладывалось в голове, что их домоуправитель, уже ставший незаменимым и практически членом семьи, все-таки сделал эти торты. Сразу же! Все тридцать! Что как-то не очень вязалось с той волной гнева, что изливалась на всех доступных для звуковых волн окружающих.

— Может, я сам вас отвезу вместо такси? — робко предложил Михаил.

— Да мне совсем не сложно…

Из черной машины выскользнули услужливые водители и заспешили к коробкам.

Один из них тут же ринулся открывать багажник, а второй — дверь в салон.

— Уроки делать! — Напоследок гаркнул наставник, указав пальцем на воспитанниц.

Машина медленно покатила со двора. Грустно вздохнул Михаил — как бы он хотел навестить сыновей. Но, как объяснил наставник детей, даже его, со всеми связями и сетью благодарных учеников, к участникам вряд ли пустят. Вот торты — те да, доставят. Позади так же грустно вздохнули дочери — тоже скучали. Ладно хоть Брунгильда есть в качестве источника шума, иначе в доме стало бы совсем тоскливо.

Как-то незаметно для себя, Михаил дошел до комнаты младшего сына и остановился возле двери. Заходить внутрь — не совсем педагогично. У сына должна быть личная площадь, гарантированная от чужих посягательств. Там, где он будет чувствовать себя комфортно — и еще уйма других слов, налагающих табу на вход без стука и ведома.

Решившись, Михаил приоткрыл дверь и буквально просочился внутрь. В свете дня, пробивавшегося сквозь высокие окна, виделся «хаотичный порядок», непонятный пришедшему со стороны, но привычный самому отцу семейства. Все разложено по мере использования. Порядок определен расстоянием вытянутой руки. Блокнот и ручка разложены в трех местах. Заготовки изделий лежат так, чтобы не сбросить случайно на пол, а нагромождение рядом с ними — это материалы для продолжения работы, чтобы не искать и не потерять мысль. Обычного подросткового мусора нет — мама научила, что чисто там, где не мусорят и убирают за собой сразу.

Не смотря на это, ряд специфичных камней отсутствовал. Крайне специфичных, негодных ни для чего, кроме… А вот это можно было выяснить. Михаил вытянул ленту с ячейками целиком и положил на стол, напряженно вглядываясь в отсутствующие элементы. Затем, не скрывая волнения, достал из кармана блокнот с ручкой и выписал всю гамму вновь. Резко зачеркнул, выдернул лист и еще шесть, что были под ним, из блокнота и тщательно порвал, сложив обрывки в карман. Позже он сожжет их, чтобы никто со стороны никогда не получил часть тайны себе в руки.

Он доверяет сыну. Доверяет, как мастеру, не смотря на его юный возраст. Он лично учил его и принимал экзамен. А значит, он не станет это использовать.

Глава 23

Волной плеснуло вино в широкий бокал. Еще одно движение, и соседний тоже наполнился темно-алым до половины.

— Бокалы неправильные, — посетовал старый князь Долгорукий, поставив бутылку на стол этикеткой к гостю.

Зато вино — самое верное, под стать уважению. Редкая партия, особый урожай и самое важное — своя история, переплетенная с судьбами известных людей, что для ценителей не менее важно. То в погребах с этим вином кто-то прятался, то громил аббатство, добираясь до вина… Если нет темы для беседы, легко скоротать время, обратив внимание на часть прошлого рядом с гостем.

Сейчас тема была. Непростая настолько, что хотелось бы добавить: «к сожалению».

Уместившись на мягком кресле, завезенном в помещение неделей раньше вместе с круглым столиком, коврами, картинами, рабочими шкафами, документами, техникой и всем прочим, что способно преобразить даже гардеробную в место, достойное приема высоких гостей, князь обаятельно улыбнулся и, пригласительно кивнув, поднял свой бокал.

С другой стороны стола улыбку не приняли.

Бледный мужчина удерживал взгляд черных, как ночь, очей, чуть выше переносицы князя. Неприятное ощущение, будто сверло, приставленное к кости.

В глаза не заглянуть. Приходится контролировать себя, чтобы внимание не перешло на нарисованные черным усы и брови на голой коже, не скакнуло вверх на шапочку из темно-красного бархата, опоясанную снизу двумя рядами крупных жемчужин или на синий кафтан с узорной вышивкой. И уж точно — нельзя отводить взгляд. Признаки слабости всегда являлись приглашением вцепиться в глотку.

Из-за стола показалась рука, сотрясаемая изрядной дрожью. Она только обозначила движение к бокалу и тут же спряталась под столешницу.

— Ты специально так устроил. — Прозвучало тяжким обвинением.

Где-то там, за небесным горизонтом, выстроились вестники войны, поднимая горны над головой и с шумом вбирая воздух в легкие.

— Кое-зачем мы не уследили, — поставив бокал на столешницу, вздохнул Сергей Михайлович. — Но злого умысла в том не было. Позволишь объяснится? — Примирительным тоном завершил он.

Несмотря на отвратительный характер, Долгорукий знал, когда стоит убрать весь свой гонор и спрятать от греха старческие чудачества, представая истинным дипломатом, спокойным и доброжелательным.

Все потому, что князь Вид был еще до рождения Сергея Михайловича. И еще до его отца Михаила. И даже до рождения деда. С учетом немалых шансов, что будет он и во времена правнуков, ссориться с таким — крайне вредное занятие. А еще они заплатили ему миллиард антиквариатом, и если сейчас он уйдет, это будет просто катастрофа.

Особый человек, на личности которого замыкались неизменные третью сотню лет границы обширных владений на севере Румынии; их малоэтажная застройка, запряженные в телегах лошади на главных улицах Бая-Маре и неспешный образ жизни, как-то сосуществовавшие со всеми благами технического прогресса.

Попыток завоевать его земли, за эти три сотни лет, насчитывалось около двух десятков. Без огонька — толком, брать кроме территорий с живописной архитектурой и титула «князь», там особо нечего. Но многим было лестно и это.

Воевать против человека, которому не нужно спать, да еще в его родных лесах и горах, всякий раз оказывалось крайне бесперспективно и разорительно. А когда оказывалось, что припасы вновь сожжены, добычи с бедных сел нет, жители попрятались в чащобе, и приходило время отступать — то и очень больно.

Вопреки традициям, князь Вид отвечал на нападение не ответными пожарами и разграблением чужих городов и сел, а хорошей фантазией в пыточной, всякий раз отпуская сломанных и запуганных противников за выкуп. Достаточно отметить, что после его «гостеприимства», львиная доля теряла Дар, а их родовая ветвь пресекалась — никто не желал связывать судьбу с сумасшедшими. Страшная кара отрезвляла даже самые горячие умы, предупреждая от ошибок.

Хотя пару раз подобное обращение с благороднымиимело обратный эффект — вместо страха и почтительного ужаса, объявлялся большой поход на «садиста и убийцу». Даже монархи, из числа крупных, неофициально их поддерживали (добрым напутствием или деньгами), с великим удовольствием избавляясь за столь малую плату от излишне глупых или неудобных при дворе.

Потому что убить князя Вида, конечно, можно. Но толку от этого никакого.

Никто из Долгоруких, к счастью, не видел лично. Но родовые хроники, хранящие выкопировки с иных записей: украденных, взятых трофеями или купленных, рассказывают: яды, огонь, удушение, погребение землей, погружение в воду, отрубание головы и конечностей очень сильно портят князю Виду характер. И крайне негативно влияют на времяпровождение пленных в его пыточной.

Разумеется, если взяться за дело всерьез и методично, то наверняка можно было сжечь тело до тла, обратить мелкозернистой пылью, привалить чем-нибудь тяжелым и отправить на самое дно Марианской впадины. Выкинуть в космос, наконец. Но приз за такие хлопоты не настолько велик, чтобы ставить под угрозу уже своих виртуозов — а значит и безопасность родных земель, куда более лакомых для окружающих, чем застрявшее в прошлом веке малоэтажное княжество.

Да и за гарантированный результат, если честно, сам Долгорукий ручаться бы не стал. Хотя бы потому, что князь Вид мог запросто покинуть свои земли на время такой облавы и вернуться чуть позже, заглянув к семьям каждого врага персонально. Возраст редко добавляет обладателю добродушия, развивая здоровую злопамятность, а уж конкретно в данном запущенном случае — тем более.

Разобраться в причинах подобной живучести пытались многие. Но ответ пока был только у самого князя Вида. Судьбу же персонажа, поинтересовавшегося на тему «а почему у тебя такие длинные зубы», знают все.

Как у каждого уважающего себя рода, у Долгоруких тоже имелась своя версия.

В мире Силы много того, о чем говорить не принято. Например, никто из физиков не возьмется всерьез изучать переходы энергии «воля» — «огонь», создаваемые одаренным. Или биохимики — те старательно игнорируют Целительство, не желая обсуждать, как мышечная ткань и кости возникают на месте поражения буквально из воздуха, а гарантированного мертвеца вытягивают из небытия без приборов и операции.

Молчат и про хвостатых обитателей подвалов, мертвых физически, но полагающих себя живыми — продолжающих свое существование в канализациях, остерегаясь людей, воюя за пищу и пытаясь создать потомство. Иногда они натыкаются на котов и одерживают победу. Иногда матерые коты, придя в возмущение от такого хамства, становятся немертвыми и разрывают немертвую мышь. И только потом погибают сами — потому что уже их разума вполне достаточно, чтобы отдавать себе отчет о смертельном ранении и невозможности выжить. Благодаря этому, проблема не выбирается из подвалов на улицу.

Самая простая и разумная версия существования князя Вида в том, что князь Вид считает себя живым. Не важно, что происходило с его телом: воля не даст ему уйти за грань.

Довольно частое явление для «виртуоза», но в ограниченной форме: часто после смертельной схватки победитель, ради долга и чести, заставляет себя дожить до получения медицинской помощи. Позволяет Целителю восстановить свое тело из воздуха… Или восстанавливает сам, веря в силу Целителя? Сколько в самом Долгоруком этой самой пустоты?

Не те мысли, не тот градус напитка, чтобы о них размышлять. Главное, старый князь уж точно — жив, и тому порукой наследники. Потому что мертвый не может дать новую жизнь. Но этот мертвый, что сидит перед ним, может легко ее забрать.

— Попробуй, — промолвил после долгой паузы князь Вид.

— Нам потребуется видеозапись, — пряча облегченный вздох, Сергей Михайлович дважды звонко хлопнул в ладоши.

Дверь тут же распахнулась, впуская тележку с широченным экраном и двух слуг, бережно вкатывающих ее по драгоценному ворсу ковра прямо к столику их сиятельств — так, чтобы экран оказался по левую руку от гостя. Хозяину с поклоном положили под правую руку механическую указку, вытягивающуюся по длине. После очередного поклона, лишние покинули кабинет спинами вперед.

Внутри рода не одобрялось показное чинопочитание и отбивание лбами об пол после каждого слова, но без всего этого мог бы оскорбиться уже гость.

Сжав тоненькую указку в необъятной пятерне, Долгорукий ловко щелкнул одной из крохотных клавиш на ее поверхности, включив изображение на экране.

— Перед нами запись выступления с восьми ракурсов, — обозначив круговое движение, Сергей Михайлович показал на расчерченную три на три плоскость экрана. — Девятое изображение идет с камеры, направленной в зал, в том числе на судейский балкон. Разумеется, внутри вашего помещения и других уважаемых арбитров, камер нет. Но нам будет достаточно внешних. Синхронный хронометраж зафиксирован в правом нижнем углу.

По щелчку кнопки на указке, масштаб изображений сменился — теперь крупными были только два, остальные семь съежились до мелких прямоугольников по нижнему краю.

В комнате зашумело от приветственных аплодисментов, сцена с участниками поднималась из подземного уровня.

— Выключи звук, — через сжатые зубы произнес Вид.

— Дело не в нем, — предварительно поставив все на паузу, Сергей Михайлович все же сумел поймать взгляд черных глаз и постарался голосом и телом передать уверенность в своих словах. — Гарантирую. Смотрим?

Князь Вид с силой выдохнул и коротко кивнул.

Запись продолжилась, вновь со звуком.

— Стало быть, это момент падения щитов, — вновь щелкнула пауза.

Изображение на правом экране несколько раз показало, как парень в очках накладывает смычок на струны и достает первый звук. На левом экране отразился вид на зал сверху, тут же приблизивший полукруг старых на вид плиток, опоясывающих сцену. Плитки в одно мгновение раскалились до ярко-белого и синхронно дыхнули плотным белым дымом. Затем еще раз, в перемотке — справа движение скрипача, слева выгорание плиток.

— Двести сорок миллионов за одну плитку, — стоном от зубной боли вырвалось из князя.

А еще — сцена, выжженная электроника, экран, бронестекло судейской комнаты и издержки с этой чертовой эвакуацией! Каждому пожать руку и поблагодарить за участие во внезапной проверке.

Куда уж внезапней! В миг падения щитов старый князь впервые за долгие годы вспомнил о возрасте — сердечко зашлось так, что хоть пить бросай. Страшная перспектива.

— Долгорукие — богатый род, — со скрытой иронией хмыкнул князь Вид, слегка успокаиваясь.

Потратить такие деньги и не попытаться убить его сразу — в его логике весомое доказательство. Если, конечно, это видео не смонтировали позже. Он проверит.

— Выжгло все, синхронно. Я так не умею. Никто так не умеет. Тем более эти пацаны. — Категорично заявил Сергей Михайлович. — Стало быть… Тьфу, прицепилось. Скрипка. Артефакт.

— Забрали? — Как само собой разумеющееся, поинтересовался Вид.

Хотел было положить руки на стол, но вновь с неудовольствием отметил дрожь и сложил руки на груди.

— Нет.

— Тогда я заберу.

— Ты мне друг, — вновь поставив зацикленное видео на паузу, Сергей Михайлович отложил указку и выставил локти на стол, сцепив руки.

Вид иронично приподнял нарисованную бровь. У него друзей не было.

— Не был бы другом, я сейчас просто промолчал бы. Мол, хочешь брать — бери. — Всплеснул он руками. — Но этот скрипач — Шуйский Артем. Наследник.

— Откуда команда я слышал. Название школы слышал. Почему не слышал его фамилии? — Вновь нахмурился румын.

— Инкогнито, — провел тот рукой по благородной седине. — Плюс, не капитан команды. Им заявлен наследник из Зубовых.

— Не знаю такой род.

— В зале, наверное, никто не знает, — пожал Сергей Михайлович плечами. — Как таких объявить вперед княжеской крови?

— Боишься отца? — Изобразил тот удивление.

— Нет, — изобразил старик пренебрежение. — Но так нельзя! Чтобы какой-то Зубов поперед Шуйских! Это бардак! — Возмутился он.

— Значит, скрипка, — задумался князь Вид.

— Именно. Но дело не в ней. Вернее, не совсем в ней. Падение барьеров сделало возможным следующий элемент, — вновь щелкнула указка, отматывая чуть вперед и приближая самого юного участника команды. — Самойлов Федор. Смотри за движением его инструмента.

На этот раз соседнее изображение сконцентрировалось на последнем блоке судейской трибуны — пока еще темном. Одно движение маракасов в руках мальчишки, и стекло одиннадцатого блока в тот же миг сотрясает дикий удар изнутри.

— Достаточно! — Слишком громко произнес князь Вид.

Долгорукий тут же выключил изображение.

— Как видишь, не в звуке дело, — примирительно повел он руками.

Вид хотел бы возразить, рассказывая, как в голову через уши будто заливают раскалённое олово, стирая всякий разум дикой болью, оставляя только животный инстинкт — добраться до источника страдания и уничтожить голыми руками. И мелькания холодного света, выжигающего глаза до крупных слез, за которыми ничего не видно. И холод в груди, страшный холод внутри мертвого человека, вытягивающий в сторону сцены саму душу.

Но только сумасшедший станет рассказывать о собственных слабостях. Особенно людям, которые зовут тебя своим другом.

— Кто дал в его руки это? Шуйские?

В напряженном голосе сквозила ненависть, а дрожащие руки под столом вспоминали приятную тяжесть пыточных инструментов.

— Это интересный момент расследования, — хмыкнул Долгорукий. — Мы изъяли и изучили маракасы. Мальчик оставил их на хранение, что, согласись, крайне странно, если предполагать злой умысел. Так вот, это абсолютный новодел. Ему меньше недели.

— Кто? — Добавил в голос раздражения гость.

— Да сам мальчик его и сделал. Полагаю, случайно, сам не зная, что сотворил, — с видимым удовольствием глянул на собеседника хозяин кабинета. — Он из тех Самойловых, что потерялись половину года назад, после Багиево. Оказывается, осели у Шуйских. Вещица, которую он сделал, из класса «тень мастера». В чужих руках не работает.

— Ты посмел его проверить на мне? — Сузились глаза напротив.

— Статичное фоновое выделение силы не зафиксировано, — Сухо отметил Долгорукий.

Князь Вид прикрыл глаза, разрывая противостояния взглядов. Руки расслабились и легли ладонями на колени. Слишком сильно бьют воспоминания по разуму.

— Приношу извинения.

Долгорукий обозначил наклон головы, принимая.

— Что по поводу глобального заговора, — старик обозначил жестом пальцев кавычки в последней фразе. — Предлагаю посмотреть запись из зала подготовки.

— Ты еще за конкурсантами следишь?

— Разумеется, — недоуменно посмотрел на него Сергей Михайлович и развернулся к экрану, щелкнув кнопкой на указке.

Изображение заняло полный экран.

— Ну и сарай, — презрительно выразился Вид на увиденное.

— Нас интересует диалог, — преувеличенно бодро произнес старик, прижав плечи будто после удара.

— Теперь вижу, что ты его отца не боишься. Я бы сказал, даже ни во что не ставишь.

— Из которого можно понять… Кхм… — Нервно кашлянул Долгорукий,

— У меня даже у лошади стойло лучше, — уже осуждающе покачал Вид головой.

— Что ребята вынудили Шуйского использовать эту скрипку, а не другую. — Покраснев, продолжил Сергей Михайлович, изображая деятельную заинтересованность происходящим на экране и суетливо вжал кнопку старта. Указка отчетливо хрустнула.

Князь Вид хотел было кольнуть очередной едкой фразой, но услышав последнее предложение, ошарашенно покачал головой. Однако озвучивать свое мнение не стал. Хотя очень хотелось. Но там не было ни одного приличного слова.

— Так как до того, одну секунду, — Долгорукий отмотал ролик чуть назад. — Вот, этот фрагмент. Их номер невольно был сломан из-за того, что Шуйский указал неверные ранги, и ребята оказались без подобающего инвентаря.

— Что он указал? — С невольным любопытством поинтересовался Вид.

— М-м, давайте послушаем, — клацнул кнопкой Сергей Михайлович.

— Что?! Новик? Воин? Без ранга?! — Расхохотался князь, как от хорошей шутки, откидываясь на спинку кресла.

— Родители, бывает, медлят с экзаменом, — нейтрально качнул плечами старик, игнорируя смех.

А бывает, что родителям просто страшно говорить ранги детей. Потому что умные люди легко сопоставят достижения с возрастом и постараются убрать будущего «мастера» в детстве.

— Мы провели расследование. Они действительно репетировали с этим металлическим кольцом.

— Как будто ты запретил бы им выступить так, как они выступили, — потерев край глаза, будто смахивая слезу, успокоился румын.

— Единственная команда с одиннадцатью баллами за первый день, — намекнул на неожиданную оценку князь и легонько подначил. — Кто-то говорил, что видел в этом мире все.

— Видел, — спокойно подтвердил князь Вид. — А ты разве удивлен оценке? Твой Игорь всех судей оббегал, команду расхваливал.

— Что? — Вытянулось лицо Долгорукого.

— Говорит, смотри внимательно, сами играть будут, — передразнил он неправдоподобно и сжал кулаки. — Посмотрел. Все посмотрели. Всем понравилось.

Его приступ видели все соседи по судейской трибуне. И ставили оценки даже не за номер, а за удовольствие, которое принесла им команда. За удовольствие от того, как бессмертного князя корежит от страха. И человек перед ним прекрасно это понимал.

Темная волна прокатилась по комнате, выводя из строя монитор, высекая на поверхности стола и паркета крошечные волны, пока не достигла Долгорукого, чтобы тут же разбиться о нерушимый монолит воли.

Да, он тоже отдал им свой голос. Потому что те, кто заставил его испытать страх, не смеют быть посредственностью. Не смеют быть, как все. Они должны быть лучшими, чтобы воспоминания обернулись уважением к сильному сопернику, для встречи с которым следует готовиться и стать еще лучше. И не вызывали стыд вместе с желанием выжечь этот день огнем из памяти мира. Если они проиграют турнир, он будет крайне разочарован.

— Но и номер был весьма неплох, — осторожно, тоном выражая радушие, Сергей Михайлович постарался стравить напряжение.

Не смотря на то, что Долгорукий смотрел танец через призму нескольких выжженных миллиардов, ему все равно нравилось больше, чем хотелось придушить. А это — очень лестная оценка!

— В общем, ты хочешь сказать, что все это случайность.

— Так оно и есть. Все слишком нелепо и спонтанно, чтобы считать нападением. И, извини, но никакого продолжения, которое могло бы зафиксировать результат или извлечь выгоду, я в этой ситуации не вижу. А так не бывает.

— Вот так, просто? Одна ошибка с оформлением, чувство вины, и творится неведомо что?

— Дети. — Качнул Долгорукий плечом и добродушно добавил. — Мои внучата, ты бы знал, как чудят.

Он этого Игоря поймает и выпорет.

— Отдашь мне эту колотушку. — Выдохнув, принял решение князь. — Я посмотрю, что с ней не так.

Вестники войны вновь отступили за горизонт следующего дня.

— Инструменты принадлежат Самойловым. Мой сын ручался за сохранность.

— Так верни им их, а они пусть потом их потеряют. — Ленивым тоном произнес тот, выуживая из внутреннего кармана подкладки сложенный вчетверо листок с гербовым узором и снимая с уже не дрожащего пальца перстень с печаткой.

Знание причины страха — лучший путь к его обузданию. Но истинное выздоровление наступает, когда убираешь первопричину болезни, ее источник.

Выведя несколько строк на желтоватом листке и припечатав текст снизу печатью, князь Вид протянул его старику.

— Отдашь этому Самойлову.

— Отцу? — С некоторой опаской принимая лист, поинтересовался Долгорукий.

Все таки, его сын гарантировал безопасность всех детей… Но что будет, если гость потребует жизнь мальчишки? Отдаст ли ее сын ради того, чтобы соревнования продолжались? Пообещает ли голову по завершению турнира и снятию всех клятв? Легкое головокружение поселилось в мыслях Сергея Михайловича, не давая вчитаться в коротенький текст из двух предложений на развернутом листе — специально, чтобы Долгорукие знали его содержание и сделали выводы.

— Федору.

— «Больше так не делай. Учись хорошо»!? — С изумлением прочитал текст на листе старик, запамятовав, что всего лишь хотел мельком зацепить его взглядом до того, как демонстративно сложить.

— Приложишь несколько рецептов его ремесла. Старых, хороших. — Удовлетворенно кивнул князь Вид. — Я знаю, у тебя есть. Три, нет — четыре. Будет твоя вира, что не уследил.

— А он? — Возмутился Долгорукий, на секунду позабыв, что, в общем то, пытается разделить вину со второклассником.

Но столь кошмарное разграбление! Рецепт, попавший в чужие руки, теряет уникальность! Конкуренция, снижение цен и дефицит бюджета!

— Еще маленький, чтобы с него спрашивать, — откровенно развлекался за его счет князь Вид. — Не станет повторять эти… маракасы, значит, вырастет умным и талантливым. Тогда спрошу. За хорошую плату спрошу.

— А если его заставят?

— Значит, не вырастет, — потерял всякую веселость трехсотлетний виртуоз.

Но он верил в иное.

Тот, у которого было все на земле, кроме счастья воспитать детей, относился к ним по-особенному. Это не означало безграничного милосердия или желания уберечь беспризорных, не вытягивало из казны деньги на помощь лишенным крова. Возраст подарил ему иную странность.

С его огромной жизнью было глупо брать детей из приюта. Неправильно, когда сын умирает раньше отца. Поэтому он назначал себе воспитанников из чужих семей. То, что у тех уже были родители, его мало интересовало. Но вот наблюдать за успехами гения, отмеченного в юном возрасте, доставляло истинное удовольствие и гордость.

Его нового сына звали Федор.

— Я рад, что недоразумение разрешилось, — после короткой паузы, ответил Долгорукий церемониальным наклоном головы. — Теперь мы можем вернуться к празднику.

— Много дел? — Повернувшись на кресле вполоборота к окну, глянул на него гость.

— Мероприятие такого масштаба обязывает.

— Тогда иди, — лениво повел он рукой. — Я тут посижу. Вид у тебя тут из окна красивый.

Сергей Михайлович даже растерялся — оставить его тут, среди документов? Но и мягко выгнать никак не получится — раз сам не вышел, то упрется, как… Сделать вид, что решил остаться и поработать ради гостя — так этот паразит будет скалиться ухмылкой до самого вечера…

— Я распоряжусь, чтобы принесли напитки, — доброжелательно улыбнулся Долгорукий и с невозмутимым видом покинул кабинет.

Не станет же он рыться по ящикам?! Хотя этот может… Триста лет не добавляли ни ума, ни просветления, ни таинственной мудрости. Триста лет — это немного опыта и целый океан отвратительного характера.

— Черт с ним, — хлопнул он раздраженно третьей по счету дверью. Первые две гость мог услышать.

Впереди торопливо разбегались подчиненные, прячась по темным углам. Дед опять был не в духе.

— ИГО-О-ОРЬ!!!

— «Значит, на этот раз скрипка», — пробежала ленивая мысль у князя Вида, расслабленно откинувшегося на кресле. — «Но это же неудобно».

Глава 24

Под белыми тучами неспешно несла свои воды серая гладь реки. Иногда поверхность проходила рябью от резкого ветра, налетавшего с севера. В лицо бил холод, пытаясь забраться в складки одежды или вырвать из рук удочку, но злости на него не было. Даже легкой грусти не отыскать. Внутри мерно горел огонь новой влюбленности, волнами проходя по телу, согревая вместе с ним и душу.

Оказывается, так бывает — потеря того, что казалось пиком совершенства, эталоном, бережно хранимым в сердце в надежде на новую встречу, обернулось не трагедией, а осознанием сокровища, что, оказывается, было совсем рядом. Иногда даже потрясение может стать великим чудом, способным раскрыть новые чувства. И там, где совсем недавно была холодная пустота потери, появляется новый образ, сотканный из ее аромата, ее облика, ее вкуса. Воспоминание о ней позволяют улыбнуться холодному ветру, рассмотреть яркое солнце за пеленой облаков, а знание того, что она ждет дома, наполняет уверенностью и желанием жить.

Кто знает, если бы Игорь не сожрал все вареники в первый день, приготовили ли бы мне эту замечательную шарлотку?

А я ведь чуть его не прибил, и если бы не обещание бабушки сделать что-то особенное, Артем и Пашка меня бы вряд ли удержали. Теперь, наверное, следует сказать ему спасибо.

Рядом плеснуло небольшим карасем, тут же ловко подсеченным Димкой и с важным видом, полным превосходства, помещенным в ведро с водой к остальному улову.

Старый знакомец щеголял новыми кедами с модной зеленой полоской и свежим фингалом — у среднего брата оказался такой же размер ноги. Но, судя по тому, что у конкурента фингалов было два, а кеды остались у Димы, этот раунд остался за младшим братом. Еще на нем была безразмерная серая фуфайка и столь же теплые и габаритные штаны. Такой же набор, кроме обуви, был и на мне — Димка сдал в аренду за смешные деньги вместе с рыбацкими сапогами. Он, вроде как, мог достать решительно все, из числа того, что было в деревне.

А еще у Димы была новая мечта, пришедшая взамен обретенным кедам — пока что тайная, как и положено мечте. Но стоимостью вряд ли ниже обуви — потому после школы он почти безотлучно находился рядом с нами. Без особой наглости — просто занимался своими делами у нас на виду, ожидая, когда нам что-то может понадобиться. Оказалось очень удобно. А когда попросили не верить Игорю в кредит, то и выгодно.

— Может быть, мотыль, белый хлеб? — Нейтрально поинтересовался он, демонстрируя упаковки из спичечных коробок. — Всего пять рублей.

— Нет, спасибо.

Димка безо всякого расстройства кивнул, переснарядил крючок и продолжил сосредоточенно наблюдать за поплавком.

Я же потянулся к телефону во внутреннем кармане, сверился с часами и положил его обратно. Остался еще десяток минут до обеда, и можно возвращаться домой. Она ждет.

Воспоминания вновь накрыли разум, играя на струнах души музыку волнительного предвкушения. Мог ли я подумать, что такое чудо можно создать из теста и яблок? Какие еще тайны хранит мир?

— Там ваш друг идет, — вежливым шепотом вывел из грез Дима. — С футляром от скрипки. Кажется, Артем.

— Он, — утвердительно качнул я головой, не оборачиваясь.

Внутри гигантской куртки было слишком удобно, чтобы портить установившийся баланс мягкости и тепла лишним движением.

— А хотите, — подмигнул он заговорчески, оглянувшись назад и чуть пододвигая ко мне свое ведерко, — готовый улов недорого? Ваш друг обзавидуется!

С иронией покосился в его сторону, и Димка понятливо притихнул.

— Привет всем, — известил о своем прибытии Артем. — Как успехи?

Я потянул за удилище и вытащил из воды полуторалитровую пластиковую бутылку.

— Компот почти остыл, — оценил температуру ладонью и погрузил емкость обратно в речную воду.

Рядом возмущенно выдохнул Димка.

— Вы сказали бы, я б ее в свой холодильник засунул. — Буркнул он, с поникшими плечами собирая снасти.

— От горячего техника портится, — отрицательно качнул я головой. — Нельзя.

— Можно еще в подпол поставить.

— Так быстрее. Проточная вода.

— О, отличный улов, — отчего-то заинтересовался Артем его ведерком. — Продаешь?

— Шесть отличных карасей. Могу сразу почистить. Сорок рублей за все. — Протараторил Димка на одном дыхании.

— Беру, только домой к нам сразу отнеси. Там и почистишь.

За спиной шелестнули бумажки, и парень с энтузиазмом отправился покорять холм с уловом и удочкой наперевес.

Рядом на корточки присел Артем и некоторое время молча смотрел на гладь реки.

Одет он был в зеленоватый охотничий костюм с желто-серыми полосками, голову прикрывала черная вязаная шапка, ноги грели такие же, как у меня, рыбацкие сапоги — удобно в них передвигаться по местной слякоти, особенно после дождя. С учетом очков и футляра от скрипки, вид был своеобразный.

— Там почта пришла, — произнес он, продолжая смотреть вперед. — Письма, газеты.

— Мне есть что-нибудь? — Заинтересовался я.

— Даже Федору есть конверт. — Утвердительно кивнул Артем.

— А от этих… — завершил я неопределенно, но друг понял.

— А тебе как раз таки только от них и есть. Пятнадцать писем, между прочим. Все ответили. Сейчас отдать?

— Можешь кратко, про что там?

— Это все-таки твои письма, — с укоризной возразил он.

Был бы от кого из близких, тогда да… Но эти вряд ли стоят времени, которое стоит потратить на их прочтение. Тем более, скоро обед, а Артем умеет ужимать лист бумаги до пары фраз.

— Так прочтешь? — Повернул я к нему голову.

— Ладно. — Хмыкнул друг, доставая пачку писем из внутреннего кармана.

Звучно хрустнул сургуч на первом конверте.

— Тебя ненавидят, но благодарят за торт. — Хмыкнул Артем и взял следующий. — Тебя ненавидят за то, что торт всего один. Тебя ненавидят, но готовы простить за рецепт торта. Тебя и твой торт обвиняют в срыве выступлений. Так, тут то же самое.

— Однотипные можно пропускать.

— Ладно. — Глянув в мою сторону, Артем некоторое время молча перебирал конверты. — Хм. А нет, тоже ненавидят, — с разочарованием листнул он конверт. — Просто тут по-французски. Вот! Благодарят за торт. Звездочка чувствует себя хорошо. Зовут в гости. — Друг с удивлением поднял взгляд. — Графиня Елена Белевская.

— Надо будет съездить, — вздохнул я, принимая протянутый конверт и пряча в карман куртки.

— Еще двум девушкам ты разрушил жизнь и диету. Больше ничего интересного, — проглядев конверты, подытожил Артем. — Только на одном стоит ремарка СБ Долгоруких о санации.

— Это зачем? — Заинтересовался я.

— Яд подсыпали, может быть. — Невозмутимо пожал он плечами. — Там в тексте тебя тоже не сильно любят.

— Зря только торты потратил, — вздохнул я с грустью.

— Никто из них не получил больше трех баллов за конкурс. А мы получили максимум. Этого достаточно, чтобы ненавидеть.

— Странные люди.

— А еще у тебя слишком вкусный торт, и ты можешь его есть каждый день, а они нет.

— Надо было сразу об этом подумать. — Повинился я.

Отправил бы вместе с тем десятком в крепость. Кроме одного.

— Что в газетах?

— О нас написали на первой странице, — с готовностью поддержал мой интерес Артем.

— Да?

— Ага. Сейчас прочитаю. Вот: «По итогам трех дней, десять и более баллов получили команды:». Дальше список, и вот тут в самом конце название нашей школы.

— Это что за халтура? — Нахмурился я.

Артем неопределенно повел рукой, воздержавшись от комментария.

— Надо будет сделать свою газету, — кивнул я своим мыслям. — Эти вообще работать не умеют.

— Мне тут тоже письмо пришло, — после небольшой паузы произнес Артем, прижимая к футляру красивый конверт, полностью покрытый металлическими лентами и следами от штампов «дипломатической почты».

Конверт был уже вскрыт, из него проглядывал еще один — чуть меньше, но столь же диковинно украшенный железом, специальными наклейками «опечатано», «контроль» и «без досмотра» на двух языках.

— Ругают? — Сопоставив выражение лица и напряженную осанку, предположил я.

— Не только, — помедлил Артем. — Там много всего. Про тебя даже есть, — неуверенно завершил он.

— Хорошее или плохое? — Заинтересовался я.

— Да как сказать, — Артем замер, словно сомневаясь, стоит ли продолжать. А затем, будто приняв решение, выдохнул. — Помнишь, я говорил в крепости, что тут все не просто так?

— Помню. Но ведь все прошло нормально? — Поднял я бровь, ожидая продолжения.

— В общем, папа проверил. Ты им все-таки родственник, — как-то даже растерянно завершил друг, с опаской глядя на меня и вроде как даже чуть напружинил ноги, чтобы, если что, отпрыгнуть в сторону.

— Испанцам? Вряд ли, — усомнился я.

— Не испанцам. — Мотнул он головой. — Владельцам крепости и земли.

Прислушался к себе — и нашел только недоверие к этим словам.

— Наверное, твой отец перепугался за тебя. Затем сделал те же самые выводы, что сделал ты. Но мы ведь решили, что они были неверны в итоге? — Мягко возразил ему я.

— Проверили ДНК. — Настойчиво продолжил Артем, встав во весь рост. — Медосмотр перед турниром. Остались образцы.

Его ладонь скользнула внутрь кофра со скрипкой, а сам он будто отгородился им от меня.

Пришлось и мне встать, чтобы говорить было удобнее. Только я, в отличие от товарища, не держался так, будто вот-вот и начнется драка.

— А твой репетитор — твой родной дед. — Словно в воду ухнул, выдал из себя скрипач. — Мы все знаем.

— Мне когда начинать танцевать? — Скептически посмотрел я на него. — Или родинку надо для начала найти? Ты не переохладился сегодня? Может, шапка тонкая?

— Максим, моя настоящая фамилия — Шуйский, — звенящим от напряжения голосом произнес Артем. — Мой отец — хозяин княжества.

— Слушай, иногда все так наваливается скопом, что даже мне начинает казаться всякая ерунда, — примирительно начал я, тайком поглядывая на его руки и ноги.

Мало ли, как ведут себя буйные. Еще набросится, вылавливай его потом из воды.

— Вроде того, что ты император? — Криво улыбнулся он.

— М, нет, это как раз таки нормально.

— Максим, я не шучу.

— Слушай, многоуважаемый хозяин дерева… — Пришло ко мне раздражение.

— Княжества!

— Но дерево, на котором я тебя в первый раз увидел, ведь тоже твое? — Хмыкнул я. — Давай не будем это сейчас обсуждать? Просто пойдем домой, пообедаем, выспимся. А утром…

— Я полностью серьезен и хочу все решить сейчас. — Перебил Артем, упрямо наклонив голову.

— Что именно? — Махнул я на него рукой и уселся обратно на свое место. — Кому принадлежат все белки в лесу? Кто дальше кинет шишку?

Пусть и дальше стоит, если ему так нравится.

— Прекрати издеваться!

— Ладно, все белки твои. Ты же у нас князь, — проворчал я, подтягивая к себе за леску бутылку с компотом. — Одна пропадает не знаю где, второму в клубе чуть голову не проломили, третий вообще князь. Ладно хоть Федор нормальный.

А еще этот Игорь навязался на нашу голову. Кстати, да.

— Хотя вон, с Долгоруким проконсультируйся. Местные белки частично его, но если ты сделаешь такое же страшное лицо, то он точно уступит пару. Хотя какая-то от него польза.

— Ты мне что, не веришь? — Изумленным тоном поинтересовался Артем.

— Я видел как-то раз княжеского сына. Он в одиночку грозу удерживал на границе города. Помнишь такого? — Смотрел я на другой берег с грустью.

Беседа затягивалась, шарлотка стыла.

— Нет, ну когда я вырасту, я тоже смогу, — возмутился парень. — Правда, не так, но..!

— Да ты и без этого хороший парень и мне друг. А княжество я тебе как-нибудь обязательно подарю. Пойдем обедать, а?

Рядом осторожно присел Артем. Затем, через десяток секунд, пододвинулся еще ближе, так, что ткань курток почти соприкасалась.

— На, почитай. — Вздохнув, произнес он привычным меланхоличным тоном и ткнул тем странным конвертом в грудь, тоже глядя на другой берег.

Конвертов оказалось аж три, вложенных друг в друга. И только в последнем — самом обычном, безо всякого железа и надписей, оказался листок бумаги чуть желтоватого цвета, заполненный убористым почерком поверх красивых росчерков еле различимого гербового узора.

Интересное вышло чтение.

— «Теперь, сын, нам выставили счет на три миллиарда восемьсот сорок миллионов рублей». — Хмыкнул я задумчиво.

Мысли, правда, были заняты совсем другим, но ту информацию следовало обдумать чуть тщательней.

— Что так дорого-то? — Развернулся я к Артему.

— За порчу нерушимой защиты сцены.

— Так какая ж она тогда нерушимая?

— Там тоже сильно удивляются. Ты строчку-то дочитай.

— «Тебе задание: придумай пять дипломатических оборотов, близких по смыслу фразе «За то китайское дерьмо, на которое ты списал столько турнирных взносов, что не хватило даже на приличную гримерную, спрашивай деньги с продавца». Хм. А задача-то со звездочкой.

— Да, — вздохнул Артем. — Каждый вариант минимум на две страницы выводить.

— Выходит, защита все-таки бракованная?

— Может быть, — пожал он плечами. — Они настаивают, что мы специально использовали артефакт для ее разрушения. Мы считаем, что защита должна защищать участников, а не гореть сама по себе. Тем не менее, кто-то должен заплатить.

— Я тебе потом шестой вариант напишу, можно? Могу даже сам отправить.

— Пока ситуацию можно спасти — нет, — обескуражил Артем. — Читай давай.

— «Все это видится тщательно распланированной провокацией. Договорись со Светланой и покинь деревню под благовидным предлогом. Точка эвакуации закодирована ниже. Подтверждение по схеме нечетного дня. Жду звонка».

— Как-то так, — хмыкнул он, принимая письмо обратно. Поправил дужку очков и поплотнее прижал к себе чехол со скрипкой. Сейчас тот был полностью застегнут.

— Это хорошо, — подытожив, задумчиво кивнул я своим мыслям.

— Да, наверное. Богатый род. — По-своему понял Артем. — Гарантированно признают.

— Да я про деда. Остальные мне не нужны.

— Это как? — Недоуменно повернулся ко мне Артем.

— Раньше я очень хотел, чтобы меня выбрали родственником. — Посмотрел я ему в глаза. — Теперь выбираю я. Зачем мне та грубиянка в красном платье?

— Ты не понимаешь! Это очень, очень влиятельная семья! Да ты все свое будущее до конца жизни устроишь! Даже если из самой младшей ветви!

— Так я сам неплохо справляюсь, — пожал плечом. — Вот, бабушка уже есть. Теперь дед будет.

— А дед твой, думаешь, просто так рядом? Сам не пойдешь — он заберет.

— Так я ведь — не вещь. Как меня забрать можно? Тем более, у меня отец есть, брат, сестры.

— Может, потому и не говорил пока ничего, — с сомнением пробормотал Артем. — Хотя… Дед ведь недавно появился?

— В августе.

— Значит, решения главы рода ждет. — Утвердительно кивнул скрипач. — Кто-то из младших, им без разрешения многое нельзя.

— Сказать слово «внук» тоже? — Произнес я с горькой усмешкой.

Я ведь ему доверял.

— Признание родственника — непростое событие, — осторожно заметил Артем. — Вот если есть папа или мама, они могут сразу. А если их нет в живых… Извини, — смутился он.

— У меня отец есть.

— Просто, деды тоже между собой должны решить, в какой род ты попадешь. Со стороны папы или мамы. Остаться в роду Юсуповых — огромная честь. Думаю, твой наставник легко отстоит это право. Ты достоин.

— Я — Самойлов.

— Максим, ты не понимаешь! Они — совсем другой уровень! Это одна из сильнейших финансовых империй, — начал загибать он пальцы.

— Пока — да.

— Это крупнейшие запасы нефти.

— А у меня молокозавод строится.

— Да как такое вообще сравнивать можно?!

— Ну, бензин сколько стоит?

— Тридцать копеек.

— А литр молока?

— Тридцать одну.

— Ну и вот. Каждый качает свое. У них черное, у меня белое.

— Но объемы несопоставимы!

— А мне хватает, — вздохнул я, поднимаясь. — Дурацкий разговор, извини. Вон, уже Пашка бежит, на обед звать. — Махнул я рукой в сторону вершины склона, по которому несся в нашу сторону друг с перевязанной бинтом головой.

Одно хорошо — после той драки у него мозги на место встали. Больше не называет каждую встречную своей леди. Тем более в клубе. Тем более в компании двадцати претендентов на двух дам сердца. Тем более не имея базовых навыков фехтованием оторванной от забора доской. В общем, исправился человек. Вот что делает свежий воздух и здоровое питание!

— От родства просто так все равно не откажешься. — Категорично заявил Артем.

— Да я не то, чтобы отказываюсь. Просто теперь, чтобы принять кого-то в семью, мне надо спросить Федора, папу и сестер. Если они согласятся, тогда да.

Никогда не согласятся. Я помню эту фамилию.

— То есть, ты к ним в род точно не пойдешь? — Требовал подтверждения Артем, отчего-то очень внимательно ожидая ответа.

Будто он может измениться. Особенно после Багиево.

— У меня уже есть семья. Зачем мне чужая?

— Да или нет? — Возрос градус напряжения в его голосе.

— Не пойду. Точно.

— Тогда можно после турнира я у тебя поживу? — Выдохнул Артем просительно.

— Э-эм? — Растерялся уже я. — А как же твое дерево? Тьфу, то есть, все княжество?

— Папа очень, очень зол за три миллиарда штрафа, — втянул он голову в ворот куртки и зябко поежился. — Я как-то вазу разбил. Вот. Хоть в лес уходи. А она ведь явно была дешевле.

— Так вы ведь все равно платить не собираетесь?

— Мир — он сложнее, чем кажется, — отвел он взгляд в сторону воды. — Скорее всего, заплатим.

Я аж дыхание потерял от возмущения.

— Это выгоднее всего. Потому что означает, что защита настоящая, а у нас есть артефакт, который способен пробить крипты уровня «Цитадель». — Твердо посмотрел он на меня. — После такого многие враги надолго расхотят даже смотреть в нашу сторону. Затем испорченные крипты отдадут нам, мы их восстановим и вернем почти все затраты. С твоим отцом, думаю, это получится. Долгорукие тоже все понимают, но им важны даже не деньги, а уважение. Будут хвастать, что нас продавили. Может, дадут тайком что-то поверх крипт.

— Но, в итоге, хорошо всем?

— Ага. Только за три миллиарда ругать будут меня, — поник Артем. — Каждый день, каждый час, хоть из комнаты не выходи! Это, выходит, я разбил, а клану теперь битое покупать. У нас со свободными деньгами сейчас сложно…

— Так а чего ты переживаешь? Выиграем турнир, отдашь отцу деньги из призовых. Даже еще на десяток ваз останется.

— Да? — Скептически произнес он.

А затем напряженно задумался. Многозначительно так, немного двигая губами — будто считал что-то. Или делил призовой фонд на пять.

— Паша, мы обязаны выиграть этот турнир, — приказным тоном обратился Артем к запыхавшемуся товарищу, только-только подбежавшему к нам.

— Да? А, хорошо, — согласился тот, опираясь руками на колени и пытаясь отдышаться.

— Иначе мне конец. — Завершил Тема, прижав к себе футляр и зябко поежившись.

— Вот, правильная мотивация. — Хлопнул я его по плечу.

— Там это, — заполошно махнул Пашка рукой в сторону холма. — Игорь не дышит.

— Отлично, добавка моя.

— Как не дышит? — Побледнел Артем. — А кто теперь подтвердит, что мы его не похищали?!

— Н-не знаю, — растерялся наш капитан.

— Так, срочно в дом! Хоть бы просто легкая кома! — Уже на бегу завершил Артем.

— Да что случилось вообще? — Прижимая к себе бутылку с компотом, пытался я разобраться, вышагивая рядом с Пашкой.

Бежать в гору по плохой дороге, да еще в неподходящей обуви, оказалось почти настолько же эффективно, как быстро идти. Так что вскоре мы двигались компактной группой, а дыхания вполне хватало для беседы.

— Да ничего! Он просто что-то ел.

— М-м, ничего необычного.

— Потом замер и перестал есть!

— А вот это уже действительно очень тревожно. — Согласился я и прибавил скорости.

Еще пару минут, и мы вбежали в калитку, осторожно разулись, повесили одежду, переодели тапочки и домашнее, и уже потом стремительно ворвались в дальнюю от кухни комнату.

Рядом с пациентом уже дожидался Федор. Судя по его насупленному лицу, дела были весьма плохи.

Я оглядел комнату и с сожалением признал весь трагизм ситуации. Действительно, вряд ли можно представить ситуацию хуже.

— Он наш последний торт нашел и слопал, — обвиняюще ткнул пальцем брат в недвижное тело на кресле и в качестве доказательства указал на знакомую коробку с остатками лакомства на столике рядом и запачканные шоколадом пальцы левой руки Игоря.

— Выходит, не только похитили, но еще и отравили, — обреченным голосом поведал Артем.

— Он погиб счастливым, — шмыгнул Пашка, глядя на коробку из под торта.

— Пульс проверяли? — Нахмурился я.

Ох зря мы взяли его с собой в вертолет. Кто же знал, что в большого доброго человека помещается так много доброй еды. А она и самим нужна.

А съесть все, ни с кем не поделившись, и умереть — это вообще верх хамства!

— Не прощупывается. — Развел он руками.

— Рефлексы?

— Я пнул. — Хмуро подтвердил Федор. — Как торт увидел. Дважды.

— Это, все же, благородная кровь, — как-то потерянно и без особой настойчивости укорил нас Артем. — Нельзя так.

— Не те рефлексы проверял, — сосредоточился я и тихонько скользнул к столику.

Затем звучно попытался отодвинуть коробку от кресла. Полная рука тут же дернулась и уцепилась за край.

— Ага!

— Он жив! Он не умер! — Прослезился от радости Артем. — Он напишет нам предсмертную записку!

— Ребята, мне очень стыдно, — тут же очнулся Игорь и вжался в кресло, панически оглядывая нас. — И страшно!

— Прошу отметить, он в полном уме и здравой памяти, — заявил Артем, суетливо выуживая из карманов ручку и блокнот.

— Пожалуйста, не выдавайте меня!

— Я бы поспорил, — с сомнением заявил я Артему, оценив последнюю фразу.

— Так. Сначала документ, потом все остальное, — суетливо писал он что-то красивым почерком. — Я еще раз переживать не намерен! Мало ли что может случиться!

Федор дисциплинированно поднял руку.

— Да? — Пригласительно улыбнулся я ему.

— А давайте Игорь выйдет на молодой лед и утонет?

— Федор, на реке пока нет льда. — Мягко возразил я ему.

— Так даже удобней.

— Ре-ебята, вы чего? — С укоризной посмотрел на нас Игорь. — Это ведь просто торт!

Тут даже Артем оторвался от блокнота и посмотрел на него осуждающим взглядом.

— Нет, Федор. Как бы ни хотелось, хорошие люди не должны так поступать, — потрепал я брата по волосам. — Даже я не буду.

Я прошел к окну, выходящему во двор, распахнул форточку и крикнул привычно ожидающему нас Димке.

— А бывает так, что человек уходит в лес и теряется навсегда?

— Две тысячи рублей!

— Ре-ебята… — тоскливо протянул Игорь, схватившись за сердце.

— Мы дадим тебе на дорогу пирожки и теплую красную шапку, — с мрачным видом повернулся я к нему.

Нет, пусть живет. Но напугать в любом случае следует.

— Так, хватит! — Воскликнул Артем. — У него сейчас сердце встанет. Как вам не стыдно!

Игорь облегченно выдохнул.

— Вы ведь видите, что он еще ничего не подписал!

Слова благодарности Артему обернулись в его устах сиплым кашлем.

— Извините, — грустно потупился он в пол. — Мне стыдно, правда. Но и очень страшно. Вы бы знали, какой дед бывает в гневе!

— Причем здесь он и наш торт?!

— Так он ведь вертолет присылает, — растерянно посмотрел он на нас.

— Паша! — Рыкнул Артем, поворачиваясь к нему.

— А? Да, звонили. Говорят, надо парадный выход срочно переснять. Прилетят с нашими костюмами. Но это ведь через час, а помер он уже сейчас…

— Это за мной, — испуганно пискнул Игорь. — Они узнали, что я здесь!

— И эта проблема стоила нашего торта?! — Возмутился я в голос.

— Сам не знаю, что на меня нашло, — развел он руками. — Даже не помню, где я его отыскал! Я вам новый куплю, ладно?

— Такие — не продаются, — махнул я на него рукой.

Хороший он, хоть с ним и сложно. Но и злиться долго не получается.

— Просто поймите правильно, мне тридцать лет! А я точно, отчетливо понимаю, что дома меня ждет ремень. В тридцать лет! Я занимаю солидный пост! У меня, может, скоро будет семья! Но деду вообще все равно! Я для него все еще внук! А я так не могу! У меня стресс! Спрячьте меня, пожалуйста? — Просительно сложил он ладони.

Рядом печально вздохнул Артем, но удержался от комментариев. Артема хоть победа спасти может — а Долгорукому так или иначе перепадет. Только время может поумерить гнев, это я как опытный человек могу подтвердить.

— Ладно. — Повернулся я снова к форточке. — Дима, надо человека хорошего схоронить!

— Тысяча!

— Отлично!

— Ю-ху! Я за лопатой!

— Стоять! Я не в этом смысле! А ладно, вернется, поговорим. — Хмыкнул я, глядя на удаляющуюся спину и повернулся обратно. — У нас просто бабушка скоро к нам домой уезжает, но думаю, Дима что-нибудь придумает с жильем в деревне.

— А можно мне с вашей бабушкой поехать? — С опаской глянув в сторону окна, попросился он.

— Так она ведь очень далеко, в княжество к Шуйским.

— Так это очень, очень хорошо! — Затряс Игорь молитвенно сложенными руками, просительно заглядывая в глаза.

— Тысячу. В день. И гулять с собакой в дождь. — Махнул я на него.

— Спасибо! — Искренне выдохнул Игорь.

— Спасибо — это хорошо, но документ вы все же подпишите, — подсунул блокнотик с ручкой к нему под нос Артем, получил заветный вензель и тут же успокоился.

— Ребята, шарлотка стынет, — деликатно постучалась в дверь бабушка.

— Кусок Игоря — мой, — обозначил я свои притязания, с энтузиазмом направляясь из комнаты.

— Мог быть, если бы Игорь не передал его мне, — махнул перед лицом подписанным листком Артем и с гордым видом первым проследовал на кухню.

— И этому человеку я обещал княжество! — Встав на месте от такого поворота, с возмущением пророкотал я.

А после обеда прилетело аж два вертолета — первый грузовой, наполненный огромным количеством мобильных гардеробных с нашими костюмами, генератором, осветительной аппаратурой и даже сан-узлом с собственной душевой. А так же косметологами и визажистами, так забавно пытавшихся прыгать через здешние лужи. Территорию центральной площади поселка, которую заняли вертолеты, дополнительно оградили от набежавших зевак высоким тканевым забором.

Через призму ощущения сытости и довольства, приготовления и суета вокруг нас воспринималась добродушно и без капельки возражения. Гости, правда, выразительно поглядывали на часы и деликатно просили не задерживаться, но переодевались мы безо всякой спешки.

Света привычно сияла в танцевальном платье — резервном, с целой поясной лентой и подолом, не прожжённым искрами. Она, кстати говоря, на момент прилета вертолетов отсутствовала, а обнаружилась уже внутри одной из гардеробных, одетой. Но на этот раз — виделась не ледяной и бессердечной, а искренне счастливой, словно только секунду назад окончился последний аккорд нашей песни, и мы все еще на сцене.

Ребята солидно смотрелись в зеркала, оглаживая безупречные стрелочки брюк и смахивая несуществующую пыль с рукавов. Все-таки, не зря готовили два комплекта костюмов — пригодились. Прежние слегка истрепались, пока мы не поняли всю суровую необходимость и важность применения фуфаек и охотничьих костюмов в столь специфичных местах, где соседский кот может коварно оставить столько шерсти на коленях, что чистить замучаешься, а выражение радости Димкиной овчарки легко опрокидывает на спину и основательно топчется лапами по пиджаку.

Затем нас основательно напудрили и вручили инструменты, с которыми мы поднимались на сцену и отдельно проверили на полное соответствие одежды и украшений тем, что были на сцене — вплоть до содержимого карманов, чтобы будущая съемка никак не отличалась от выступления.

Хотя отличий толком и не было. Разве что попросили у Светы снять перстень с огромным камнем, подаренный каким-то туземцем в чалме, что догнал нас после выступления на пути к вертолетной площадке. Он тогда что-то восторженно лопотал, пытаясь надеть кольцо на ее палец, а Пашка пытался переводить. Судя по размеру самоцвета, явный мошенник. Денег наверное хотел, а их и не было. А тут еще Свете колечко некстати понравилось, не смотря на всю спешку с вертолетом. В итоге, сунули бродяге на обмен кольцо Федора, из тех, что попроще. Туземец вроде не возражал — как рухнул на коленки, что-то лепеча над кольцом, так и больше не обернулся в нашу сторону. Только визитку сунул напоследок, с длинным именем, длинным телефоном и короткой фамилией «СЕО».

— «Никак нельзя оставить! Все как в кино!» — уговаривали Свету снять кольцо и шепотом добавляли — «Выйдет ляп — нас всех уволят».

Уговорили. На нее шарлотка тоже действовала весьма благотворно.

В нашей компании только Федор смотрелся чуть напряженно, да и то поначалу — ему как вручили маракасы, так он и держал их на согнутых под девяносто градусов руках, будто что-то очень хрупкое. Потом отпросился поправить сорочку, и после выхода из гардеробной вновь вел себя как обычно. Наверное, что-то с неудобной складкой или застегнутой излишне сильно пуговицей. Мелочи.

Зато чуть позже ему вручили Лучинку и настоятельно попросили взять ее с собой.

— Ты что, мышь на сцену брал? — Изумился Артем.

Федор смущенно потупился и позволил мышке юркнуть во внутренний карман. — Она тоже часть команды, — произнес он, алея щеками.

Стоило объявить о готовности, нас провели по искусственному настилу из досок, купленному персоналом у Димки, ко второму вертолету.

— Ребята, снимаем всех сразу вместе, одной волной, — смотрел на нас добрыми глазами мужчина, в котором без особого труда угадывалось семейное сходство с Игорем. — Общий план и индивидуальный, поэтому, пожалуйста, улыбайтесь. Ведите себя естественно, можете помахать рукой. Это техническая съемка, все, что вам не понравится, в эфир не пойдет.

Рядом успокоено выдохнул Артем. А Паша так и вовсе не переживал — ведь первый тур мы выиграли, а значит отец не будет его ругать или препятствовать. Тем более, что Паша выглядел весьма харизматично — повязку ему сняли, зеленку укрыли прядью волос, успевших порядочно отрасти за эту неделю, да и вообще он смотрелся абсолютно здоровым.

— Андрей Павлович, бланки, — подошла к нашему собеседнику миниатюрная блондинка и вручила прозрачную пластиковую папку с бумажками.

— Так, и еще, — тряхнул он папкой, раскрыл и достал бумаги. — Один организационный момент. Там будет очень много посторонних, вы понимаете? Люди разные, поэтому мы с каждого берем обещание не пользоваться Силой до того момента, как мы вернем вас на вертолетах обратно. То есть, скорее всего — эти и последующие сутки. Переночевать, вероятнее всего, придется там. Исключения для обещания — реальная смертельная опасность, и только. Будет драка — можно использовать кулаки, пока вас не разнимут. Противник взял палку — берите палку. Но Силу — ни в коем случае! Тогда виноватыми окажетесь вы.

— Разумеется, я прошу вас воздержаться от драк и проявить взаимное уважение.

— Еще раз напоминаю: любое нарушение, и турнир для виновника завершен. Для любого виновника, — подчеркнул он тоном. — Без различия статуса, положения. О нарушении обещания мы дополнительно сообщим по телевидению и по всем газетам. Это — очень ответственный шаг, молодые люди! Пожалуйста, помните об этом. Весь мир будет непрерывно смотреть на вас! В ваших руках честь семьи и рода!

— Можно почитать? — Тронул оправу очков Артем.

— Разумеется! Они для того и распечатаны. Обещание вы даете устно мне, Долгорукому Андрею. Я имею все полномочия принять их от имени рода и клана. Бумага будет свидетельством обещанию.

— Тут все нормально, — хмыкнул наш скрипач. — Даже удивительно, — не удержался он от легкой шпильки.

Я тоже прочитал, заодно сверил с текстами у других ребят. Одно и тоже — и не более того, что сказал нам Андрей. Именно в таких формулировках, словно тот текст заучивал или сам составил.

— Готов принимать обещания. Можете читать прямо из текста, на память не требуется. Кто первый?

— Давайте, я? — Шагнул, как положено капитану, первым Паша.

Вскоре второй вертолет поднял нас над землей и понес в сторону города. На земле остался его грузовой сотоварищ — персоналу предстояла муторная операция по вытаскиванию всего привезенного из осенней грязи. Там же, на земле, махала нам платком бабушка, пообещав ждать нас с победой.

В салоне оказалось неожиданно удобно — мягкие диваны с настраиваемыми ремнями и отсутствие «болтанки». Только шум все равно заставлял надевать наушники. Особо заняться, кроме беседы, было нечем — даже в окошки не посмотреть. Эта версия машины закрывала от нас мир стальными решетками-жалюзи, а Артем не дал мне дотыкать все имеющиеся кнопки, чтобы понять, как их можно открыть.

Через какое-то время нас основательно тряхнуло, и виноватый голос кого-то из экипажа сообщил о вынужденном продолжении полета — взлетная площадка была занята кем-то особенно важным, поэтому диспетчер уводил борт на резервную, а уже оттуда нас доставят на машине. Все согласовано, все успеваем. Только неясное чувство тревоги, поселившееся во мне, не отпускало. Судя по виду Светланы, что-то подобное было и у нее. Очки Артема так же бликовали как-то по-особенному, выдавая напряженную работу мысли.

В итоге провисели в воздухе мы еще добрые двадцать минут, и не смотря на все уверения, к машине двигались почти бегом, наперегонки со встретившим нас персоналом. Новое транспортное средство — такой же лимузин, как и в первый день турнира, нес нас по пустынным улицам с лихостью маршрутки, перед бампером которой конкурент забрал пассажира. Только успевай держаться — бросало из стороны в стороны, не смотря на мягкость подвески.

Из машины мы выходили слегка помятые и с сарказмом вспоминали просьбу «почаще улыбаться». Впрочем, судя по виду других ребят, выбиравшихся из других машин — им досталось не меньше. А у кого был объемный реквизит, зачем-то взятый на съемки, вдобавок имелись крупные вопросы к организаторам, которые они не стеснялись в голос выражать.

Мелькали красивые бальные платья и веселые желтенькие мини-колокольчики, ребята красовались в черных фраках и костюмах моряков, дремал дельфин в гигантском аквариуме, которого доставили на грузовой тележке, зацепленной к лимузину. Глаза разбегались от разнообразия расцветок, фасонов, необычной косметики на лицах и затейливого реквизита. Многое хотелось потрогать и потом поинтересоваться, зачем оно нужно, но Света незаметно привязала меня к себе поясом от платья.

Всего на достаточно просторной площади, замкнутой в треугольнике из двух линий трехэтажных домов — точь-в-точь таких, как на центральных улицах столицы — и массивного островерхого административного строения из белого кирпича перед нами, было полтора десятка лимузинов, и, соответственно, семьдесят пять человек, претендовавших на широкую красную дорожку, идущую по площади ко входу белого здания и скрывающуюся где-то внутри.

Как они собрались организовывать очередь — большой вопрос, потому что персонала особо и не было. Разве что двое у самого здания и по водителю в машинах — но те в нарождающиеся разборки между командами лезть вовсе не желали. Судя по возгласам, очередность пытались решить через аргументы статуса и родовитости, что находило возражение у тех, кто просто прибыл раньше.

Лично я привычно присматривался к окнам. Только они какие-то странные — и сложно сказать, почему. То ли слишком правильные и чистые, то ли занавески висят слишком ровно. Не бывает так.

— Не помешаю? — Над сварой откашлялся знакомый звучный голос. — Обращаю ваше внимание, друзья, что ведется съемка, поэтому не забывайте о хороших манерах.

Ругающиеся команды тут же порскнули в разные стороны, а стоило части белой стены расцветиться красочной проекцией, так и вовсе образовали подобие строя.

На достаточно большой плоскости, не занятой окнами, и представлявшей собой огромный экран, под величавый мотив стремительно набегала золотая равнина пшеницы, раскинувшаяся словно от горизонта до горизонта.

Разогнавшись над ней, и краешком зацепив серо-зеленый батальон военной техники, камера скакнула на верхушки многовековых деревьев, пролетев над рощицами и полянами, чащобами и развернутыми пусковыми установками баллистических ракет, перепрыгнула огромное зеркало водохранилища, спустилась по берегам речки, пока не вылетела на необъятный морской простор.

Увернувшись от иссиня-черной морской волны, мощно набегавшей на берег, камера замедлилась, показывая белый бурун на ее гребне — тут же разрушенный на мелкие брызги под натиском подводной лодки, поднимающейся на солнечный свет из глубин. На борту серого металлического гиганта гордо сверкает краской герб Долгоруких.

Одно мгновение — и изображение взлетает к небесам, где его приветствуют наклоном крыльев три звена истребителей. Их рокот настолько величественен, что будто гремит на самом деле где-то вдали.

И последним фрагментом — восхождение к бесконечному мраку космоса, на фоне которого мелькают крохотные звезды… Или не звезды?

— Понты, — скептически фыркает Артем, за что справедливо ойкает от наступивших на обе его ноги.

Картина сменяется обликом князя Долгорукого.

На этот раз он стоит на невысоком холмике, за его спиной ручей, через который перекинут декоративный каменный мост. На его плечах теплое серое пальто, серый шарф прикрывает ворот рубашки с галстуком.

— Уважаемые участники! Рад засвидетельствовать свое искренне удовольствие от вашего присутствия! — Уже другим тоном, уже полным торжественности, продолжил князь. — От имени клана и рода, от имени высокоуважаемых судей, приветствую победителей первого тура!

— Да, вы здесь не случайно. Обернитесь вокруг, поприветствуйте другие команды. Вы — истинные чемпионы, по праву стальной воли, по праву таланта и мастерства. Подготовиться за такой малый срок — достойно гениев. Не стану скрывать, именно их мы желали увидеть. И мы безмерно счастливы, что вас сегодня так много.

— Наверное, многих интересует вопрос, что будет дальше? Где ваши гиды? Где публика и музыка? В жизни, мои молодые друзья, иногда нашим планам не суждено сбыться.

— Порою, отбывая на бал в парадном платье с прекрасной дамой под руку, попадаешь на войну. Истинного победителя же отличает то, что ему все равно, в какой момент его застигло испытание. Не важно, во что он одет. Не важно, к чему он готов, и что у него в руках. Он добьется успеха! Разве такому чемпиону нужны иные проверки, чтобы называться лучшим?!

В воздухе повисла напряженная пауза.

— Давайте дадим нашим участникам небольшую подсказку.

Со всех сторон одновременно несильно хлопнуло, и фасады, еще мгновение до того, казавшиеся частью монолитных зданий, тоненькими декорациями рухнули назад, обнажая бесконечную черную чащобу, сбросившую листву, охватившую все вокруг на обозримом пространстве.

И тут же, не давая опомниться, над головами с диким ревом пролетели те самые три звена истребителей, заставляя многих в панике прижаться к асфальту, падая парадными одеяниями на асфальт.

В еще не отзвучавшем громе торжественно падали слова князя:

— Первый, кто ударит в золотой колокол, будет объявлен победителем! Найдите его! Узнайте, как он звучит! Награда ждет вас! Так чего же вы медлите!!!

Все деревянные декорации — подле нас, и те, что были за нашими спинами, одновременно вспыхнули огнем, отсекая дорогу назад.

— Финал турнира начинается прямо сейчас!

Глава 25

Ветер дыхнул жаром огня горящих деревянных остовов. В наступившей тишине, над площадью резко пролетел девичий крик, затихнув столь же стремительно. Эхо гулко пролетело до лесной чащобы и вернулось обратно слитным волчьим воем. На этот раз им ответили сразу несколько девичьих голосов, выступив настолько могуче, что аж в ушах заложило. Волки смущенно промолчали.

На лицах вокруг ошарашенное выражение сменялось испугом и оторопью.

Тридцать команд: Вяземские, Орловы, Ушаковы, Долгорукие, Шереметьевы, Голицыны, Панкратовы, Романовы, Еремеевы, Юсуповы, Гагарины, Шуваловы, Горенские, Алабышевы и еще более десятка других групп, терпеливо перебираемых по фамилиям Артемом, вышедшим для такого дела на пару шагов вперед. Примерно к трети из них он добавлял фразу «имперский род», но пояснил, что это, только завершив перечисление.

— Главы министерств и ведомств, — выдернул он из моей руки рукав, который я уже устал дергать. — Чиновники и охранители. Иногда называют себя государством, забывая об императоре.

— А остальные кланы? — Убрал я руки за спину и виновато шаркнул ногой. Но ведь интересно же!

— Остальные напоминают им, когда те заиграются. — Ворчливо пояснил он, перезастегивая пуговицу на манжете. — Кланы императору не служат, но уж лучше он, чем эти…

— Ясно, — изобразил я глубокомысленное понимание, а пока сосредоточился на конкурентах.

Большая часть фамилий участников повторяла список первого дня, выуженного нами из нерабочего терминала. Других же, вместе с первыми, мы видели в передачах по ТВ, собираясь по вечерам в ожидании нашего выступления. К слову, его так и не показали. Надо будет делать собственное телевидение, эти тоже не справляются.

Столь непохожие в танце и интервью, что обычно следовало за высоким результатом, сейчас ребята боялись совершенно одинаково. Вид дикого леса — истинно дремучего, без привычных ровных рядов и проторенных дорожек, всерьез пугал, а от одной мысли, что туда придется идти, многим становилось еще хуже. У соседей слева, представлявших род Горенских, упала в обморок девушка. У соседей справа, из Алабышевых, другая девушка пинала рассевшихся в ступоре на асфальте парней, а те заторможено отмахивались, обещая встать, но так и оставаясь на месте. Настроения у людей — самые разные, но большая часть команд явно потеряла контроль над событиями и самими собой. Просто есть очень большая разница, идти ли в лес подготовленным, или в концертных платьях и туфлях, рассчитанных на теплую сцену и жар прожекторов.

Хотя были и те, кто-то уже подступил к самому огню, временно преградившему путь, выгадывая, как первыми вступить в гонку. Пламя, препятствуя их замыслам, взвилось еще сильнее, с удовольствием поедая сухую осеннюю траву вокруг. Значит, и нам спешить пока не следует. Тем более, и тут есть дела.

— Вон, слева видишь? — Ткнул я Пашку локтем, указывая на парня в шортах, обнявшего колени руками. — Цельный маркиз Ушаков, между прочим.

Наш капитан тоже пребывал в изрядной панике, но еще до объявления о новом туре соревнований. Такое число титулованной знати отчего-то ввело его в настоящий ступор, а взгляд как сорвался к асфальту, так и не желал подниматься все это время. Разве что на ролик и условия турнира Паша сделал исключение, да и то титаническим усилием воли и со значительной помощью дружеского постукивания локтем по ребрам.

— Не смотри на него! — Шикнул Пашка, встав к указанному пареньку спиной. — А если он заметит?!

— Он дальше своих коленок ничего не видит, куда уж ему.

— Тише! — Дрогнул его голос. — Мне проблемы не нужны!

— Именно поэтому ты демонстративно повернулся к его светлости спиной? — Иронично поднял я бровь.

Паша исполнил прыжок на месте.

— А теперь пялишься прямо на его слабость, — цокнул я осуждающе.

Тот снова дернулся, но я удержал его за плечо.

— Да хватит уже, — убедительно сказал ему, глядя в глаза. — Они — просто ребята и девчонки, как все.

Пашка замотал головой в категорическом несогласии.

— Наследники! Т-тут четверть всех земель империи!

— Лесу все равно до титула и родословной, а так же до тех людей, кто посчитает его своим и пожелает чертить линии поверх карты с его обозначением. — Спокойный, несколько меланхоличный голос Артема, выводящий слова обстоятельно и неспешно, умудрился заворожить даже Пашку с его паникой. — Все, что внутри леса, принадлежит ему. Тем, кто войдет в лес, стоит об этом помнить.

— Вот. — Поддакнул я товарищу, благодарно на него посмотрев.

Только Артем глядел в сторону деревьев, все это время. Не могу сказать, с какими эмоциями. Но не боялся — это точно.

— И вообще, у нас есть специалист по переживаниям, — указал я на Свету. — Не отнимай у нее работу.

— Жар огня до поры скрывает осенний холод. Он будет греть спины некоторое время, пока команды будут идти до чащобы. — Посмотрела она вдаль. — Вслед за холодом придет голод. Острые ветви отнимут одежду, грязь и слякоть заберутся в обувь. Голос ночных хищников украдет сон. Отчаяние поселится в сердцах, каждая тень будет казаться чудовищем, а шелест веток холодным крошевом страха осыпаться по спине…

— Но-о? — Сделал я ударение на слове, недовольно глядя на нее, подсказывая, что оптимистичное «но» тут бы очень пригодилось.

— Но если Паша подарит свой утепленный пиджак маркизу, тот похлопает его по щеке и забудет всего лишь к вечеру…

Тот дернулся и с негодованием посмотрел на девушку.

— А если отдаст штаны и ботинки, то его даже назовут другом. — Завершила Света, очаровательно улыбнувшись. — Только зачем маркизу друг без штанов? Вот слуга…

Паша нахохлился как воробей и оглядел площадь совсем иным взглядом.

— Ничего я никому не отдам! Мы — свободный род!

— Тогда не отдавай и самоуважение, — подмигнул я ему.

— Просто, они же князья, — замялся Пашка.

А затем обвел взглядом всю панику на площади, задерживаясь на самых ярких его очагах: девушек, бьющих по закрытым дверям лимузина, на котором приехали, и уже успевших снести зеркала; группу Долгоруких, вокруг которых стояло две команды, а тон взаимных обвинений поднялся до тех вершин, когда неизменно идет мордобой; группу Ники, от которой требовали дать нож — но у тех был нож, и требовать совсем не получалось, так что тон пока что выходил просительным.

— Вроде… — добавил он менее уверенно.

— Они посчитают за радость забыть все, что тут будет, — жестко произнес Артем, прижав к себе футляр со скрипкой. — Если обещание не применять силу действует, а я в этом уверен, то всех нас ожидает еще то приключение.

— Нет, такие приключения нам не нужны, — постановил я, глядя, как покрывается трещинами бронированное лобовое стекло лимузина под изящной ножкой конкурсантки от Юсуповых.

Ее, правда, пытались урезонить окружающие, но та в успокоении не нуждалась — она, с присущей девушкам рачительностью, просто хотела добраться до автомобильной аптечки. И даже обещала заплатить. К слову, ничего родственного в ней я так и не увидел. Это ж видано — ногами по стеклу! Есть же доски!

— В общем, тихо выигрываем и уходим. — Подытожил я.

— Поддерживаю, — кивнул Артем.

— Тогда надо быстро, — качнула плечом Света. — Голод придет и за нами.

— Осень — пора грибов! — Важно вставил слово Федор.

Его рука до боли сжимала мою, а глаза с ужасом и обреченностью смотрели на огонь — до того, как я повернул его к себе и прислонил его лоб к своей груди. Вот с этой позиции он и доносил бесспорно полезную информацию.

— Верно, — потрепал я его по волосам. — Грибы — это хорошо! Ну, а еще — стратегический запас шоколада!

— Это еще какой? — Заинтересовался Артем.

— Это который в тайнике в подошве. А еще внутри ремня. И немного в пуговицах. — С гордостью доложил я.

— Так вот почему Димкина собака так приставала! — С восхищенным озарением оглядывал себя Паша, а затем слегка взгрустнул. — А я думал, я ей просто понравился.

— Иногда нравимся не мы, а содержимое наших карманов, — философски заметил Федор, у которого та самая собака откусила бутерброд вместе с тканью фуфайки.

— Слушай, — подошел вплотную Артем, недобро мерцая линзами очков, и прочувствованно спросил. — А зачем нам шоколад в тайниках одежды?

— Потому что во всех стандартных моделях офицерской обуви и одежды есть стандартный набор тайников, — терпеливо ответил я ему. — Делать что-то новое не было времени, только школьный герб перешить и уменьшить размер.

— Нет-нет, я имею ввиду, а почему не нож? — Слегка наклонил он голову, глядя с грустной надеждой.

— Так это ж оружие, его наверняка бы запретили. — Пожал я плечами.

Артем выразительно ткнул он пальцем в сторону, где сокомандник Ники показывал, насколько остер и быстр его огромный ятаган, и насколько умело он им может воспользоваться, если кто-то продолжит тянуть к нему загребущие руки.

— Хорошо, — выдохнул Тема. — Обеззараживающее для воды?

— Эм…

— Фонарь, котелок?

— Ну-у…

— Аптечка? — Жалобно спросил он.

— Бинт, — указал я на платье Светы. — Большой бинт, — слегка смущенно уточнил в ответ на затянувшееся молчание.

— У меня перстни просто лечебные есть, — поддержал меня Федор. — Только их, наверное, тоже использовать нельзя…

— Зато у нас есть как минимум десять плиток шоколада в подошве, — всхлипнул Артем и чуть не упустил скрипку из рук.

— Ну, у остальных и этого нет, — смущенно произнес Пашка, с осторожностью переваливаясь с ноги на ногу. — А туда точно ничего не попало?

— Не. Да и в левой подошве емкость со спиртом, так что не страшно, — махнул я рукой. — Шоколадки в правой.

Артем встрепенулся и с гораздо большим интересом посмотрел на обувь.

— Еще в подкладке рукавов пиджака вшиты спички в парафине, в уголке воротника есть иголка с ниткой, в край брюк вшита синтетическая нить длиной двадцать метров, а под значком школы — компас, — распахнул я пиджак и указал на места, которые можно безопасно распороть, чтобы добраться к искомому. — И самое главное!

Артем смотрел уже благоговейно и с огромной надеждой.

Я открыл потайной клапан у подмышек пиджака и продемонстрировал плотно скрученный валик в герметичном чехле.

— Мягкая туалетная бумага!

В общем, если он и был разочарован, то не слишком сильно. Однако Артем не был бы собой, если б не принялся ворчать, одновременно хваля и ругая. Только разойтись ему не дали. Время на приведения своих чувств в порядок определенно кончилось.

Слитно просигналили клаксоны лимузинов, приковывая внимание к себе. А некоторых дам призывая слезть с капота. Хлопнули водительские двери.

— Молодые люди? — Окликнул знакомый голос.

Андрей Долгорукий снял с лица черные водительские очки и улыбнулся нам, жестом приглашая подойти. Из других дверей выходили люди не менее представительные — мужчины и женщины, обладавшие идеальной осанкой и тем наклоном подбородка, который тут называют властным, и за который в моем прошлом обычно били.

Всякая суматоха и выяснения отношений прекратились просто мигом. Иные личности, сражавшиеся с машинами, вновь выглядели ангельскими созданиями, не способными отломать решетку радиатора. Ну а те, кто до того боялся леса, не могли себе позволить бояться людей — поэтому вставали с асфальта с непринужденностью, достойной пикника или какой еще мелочи.

Обернувшись на нас, Пашка первый зашагал к нашему лимузину. Следом двинулись и мы.

Остальные тоже узнали своих сопровождающих — вряд ли ошибусь, но все «водители» явно из числа Долгоруких, знакомство с которыми у команд состоялось точно так же, как и у нас. Им тоже пообещали доставить на съемку, но доставили… Хотя, не сказать, что обманули — вот она, дорожка, а съемка уже успела состояться. Обвинить не в чем. Только не все это понимали.

Пока сокращали не слишком большую дистанцию, успел отметить как тех, кто уже начал в голос выражать претензии, так и других — кто делал то же самое, не поднимая голоса. Почему то самые отстраненные лица были у тех организаторов, кто слушал напряженный шепот, а не крики негодования.

— Как вам финал? — Обратился к нам с улыбкой Андрей, с неторопливой неспешностью шагнув вперед и предлагая пройтись вдоль машины, подальше от шумных соседей.

Те, что были справа от нас, вспомнили, что они мужчины, и громко требовали от «их» Долгорукого объяснений. Девушка скромно стояла позади.

— А… Нам не нужно торопиться? — Переминался с ноги на ногу Паша, обернувшись на спадающую завесу огня.

— То было официальное приветствие. Старт объявим дополнительно. — Андрей указал на остальные команды, собравшиеся возле своих машин. — Ролик смонтируем, добавим крупных планов, получится красиво. Не так, как сейчас.

— Это будет правильно, — слегка поморщившись, согласился Артем.

— Но вы держитесь молодцом, — одобрительно качнул он головой. — Уже догадались, что обещание не применять силу, действует?

— Да, — ответил за всех Пашка.

— Отлично, — выдохнул он. — Поверьте, это жизненная необходимость. Мы испытываем волю, командный дух и командные действия, а не возможность превратить этот лес в пустыню. Если вам кажутся избыточными условия, вы можете остаться, — Андрей демонстративно указал рукой в сторону от площади.

Проследив за направлением, с удивлением обнаружили за уже неплотной дымкой расстеленные на некотором расстоянии от площади ковры, на которых уже активно устанавливались и сервировались обеденные столы, числом в три десятка. Еще дальше стояло аналогичное число вертолетов.

— Вы поставлены в сложные условия фактически без вашего ведома. Все понимают это и отнесутся благосклонно и с пониманием к решению остановиться на победе в первом туре. Вы не готовились к этому забегу, у вас нет подходящей одежды, а та, что есть, может истрепаться и поставить под урон вашу честь. Поэтому род Долгоруких приглашает принять участие в торжественном обеде и выйти из турнира со вполне достойным и уважаемым результатом. Отведайте горячих напитков и вкусной еды с другими чемпионами первого тура. — Растекался он патокой. — Примите памятные призы и грамоты, с каковыми вы будете доставлены до самого дома. Уверяю вас, иногда вовремя остановиться — есть единственная возможная победа. О правильности выбора можно будет судить по телевизионному эфиру. Трансляция начнется совсем скоро. Разумеется, с получасовой задержкой от живого времени.

— Не-не-не, — замахал я рукой. — У нас уже все призовые расписаны.

Рядом синхронно закивали Пашка с Артемом.

— Точно? — Затребовал подтверждения Андрей.

Ребята продолжили кивать.

— Хорошо, это ваш выбор и ваша ответственность. За соблюдением правил будут наблюдать спутники, — указал Долгорукий ввысь, где вполне понятно ничего не было видно. — Небольшие малютки на низкой орбите с потрясающей четкостью картинки. Наша гордость, — подходящим к словам тоном произнес он. — Соблюдение правил определяется судьями. Поверьте, их опыта будет достаточно, чтобы определить нарушение даже с этого ракурса.

— И вот так будут за каждым смотреть? Судей же одиннадцать, — с сомнением отметил Артем.

— Смотреть будут наши операторы, — уточнил Андрей. — Если им покажется что-то важным, а у них тоже немалый опыт, уверяю, то видео попадет к арбитрам. Так же на орбите две центральные камеры высокого разрешения и несколько сотен камер в самом лесу. Особенно много — на финишной прямой, — подмигнул он.

— А от них можно заряжать сотовый? — Качнул я своим телефоном в руках.

Связи, понятное дело, не было никакой, но с песней гораздо веселее шагать.

— Нет, — слегка напряженно улыбнулся Долгорукий. — Лучше их не трогать. Намеренный вывод камер из строя является доказательством вины.

— А если они сами? — Заинтересовался я.

— Решат судьи, — дипломатично уклонился тот от ответа. — Лишние вещи можете оставить здесь. Ручаюсь, все вернем в целостности, — выразительно посмотрел он на скрипку в руках Артема.

Тот предпочел намек проигнорировать.

— А если с нами что-то случится… — Без вопроса, словно утверждая, произнесла Светлана. — Вы сможете вовремя доставить… кота?

— Вы имеете ввиду помощь? Да, в постоянной готовности находятся более тридцати бригад, оснащенных вертолетами, способными успешно работать в данных условиях. Определение кризисной ситуации по картинке со спутников, они же обеспечат координатами для эвакуации. Ночью тоже. В случае нарушения правил, те же вертолеты заберут нарушителей. Сопротивляться эвакуационным бригадам нельзя.

— Подождите, следить за нами будут… Всегда? — Смутился Пашка. — Абсолютно всегда? Даже, когда…

— Камеры не настолько высокого разрешения, — невозмутимо отозвался он. — Во всяком случае, учитывайте взгляд сверху. Это и в жизни пригодится. Теперь, самое главное.

Андрей вытянул из внутреннего кармана запечатанную сургучом брошюру и отдал капитану.

— Открывать в пределах площади нельзя. Тут все правила, в том числе то, что я успел вам рассказать. Но главное — специфика соревнований.

— А почему… Вот так? — Разволновался Пашка.

— Можете и дальше своими словами. — Поддержал я его недоумение.

— Потому что я могу объяснить лучше, чем они. — Указал он на других представителей организатора. — У всех должны быть равные шансы.

— Кроме тех, кто мог читать это дома, — буркнул Артем, поглядывая на улыбающихся друг другу и «водителю» ребят из команды Долгоруких, одетых в костюмы-тройки, довольно легкомысленно размахивающих брошюркой.

— У нас есть пять минут, — укоризненно на него посмотрев, Андрей поднял руку с часами к глазам. — Затем последует отсчет настоящего старта. Первыми уходят победители прошлого тура. Фора составляет пять минут. За вами отправится волна участников с десятью баллами, затем все остальные. Должно же быть у победителей какое-то преимущество, — подмигнул он нам. — От себя же могу посоветовать смотреть по сторонам.

— Еще один момент, — дисциплинированно поднял я руку. — А команды могут обмениваться вещами?

— В том числе торговать, отнимать, брать без спросу, случайно находить и продавать за реальные деньги, — невозмутимо ответил Долгорукий. — Вам решать, что потребуется для победы. Вам решать, где и как это взять. И вам в полной мере отвечать за последствия.

— А аптечку можно купить? — Уточнил Артем, просительно глядя на лимузин.

— Нет, — улыбнулся Андрей. — Торгуется все, кроме того, что в машине и вот на той стороне, — указал он на столы, от которых уже отчетливо доносился манящий запах жаркого.

— Тогда я на минуту, — мягко перепоручив Федора Свете, я взглядом отыскал необходимого мне человека и целеустремленно зашагал в его сторону. Мир резко сузился до отрезка пути, который следовало немедленно пройти.

Чертыхнувшись и извинившись перед Андреем, позади двинулась остальная команда.

— Максим, с твоей стороны будет очень любезно отвязать от себя Свету, — подсказал Артем причину неожиданно сложной дороги до цели.

— Хм, — притормозил я, не сводя взгляда с намеченной точки, и позволил расплести узел на поясе.

Шагать стало гораздо проще.

— Это с ним бывает, — отметил я краем уха чуть смущенное оправдание Федора. — Сейчас возьмет, что ему нужно, и успокоится.

— А если ему не дадут? — Заволновался Пашка.

— Никогда такого не было, — с сомнением отозвался брат.

— Я полагаю, волноваться не о чем, — с меланхоличной грустью отреагировал Артем. — Нам все равно предстоит бежать в лес.

— Тем более, у нас пять минут форы. — Поддакнул Федор.

— А ведь у большинства грабителей всего сорок секунд после сигнализации.

Пришлось остановиться и обвести друзей хмурым взглядом.

— Как вы вообще могли о мне такое подумать? Я честный человек и всегда предлагаю справедливый обмен!

— Перед тем, как перепилить чужую парту для своей трехместной, он предлагал старому владельцу две шоколадки и мяч, — демонстративно громко зашептала Света на ухо Артему.

— Он согласился, — насупился я.

— Ты пришел к нему с пилой. — Уточнила она малозначительную подробность.

— Я держал ее за спиной! И не угрожал, а дружелюбно улыбался!

— Я бы тоже спорить не стал, — прошептал Пашка Артему.

— Парта чужая, здоровье свое. — Поддакнул тот.

— И потом, он все равно пытался мне мешать! — Возмутился я в голос. — Ладно. Чтобы не сомневались в моем благородстве, — демонстративно выудил я из кармана резервную шоколадку, затем отщелкнул подошву изнутри и вытащил пластиковую флягу. Под внимательными взглядами, добавил иголку с нитками и несколько спичек. — Достаточно?

— Если ты собрался похитить кого-то из участников, то нет. — Уточнил Артем, напряженно глядя в сторону команды Еремеевых.

— А нам самим разве не пригодится? — Чуть жалобно возразил Паша.

— На мне сэкономим. — Еще раз обвел я всех взглядом, не нашел возражения и в десяток шагов завершил свой путь.

— Девушка, это ведь ваш дельфин? — Мягко уточнил я у морячки из Шуваловых, сидящей на краю гигантского аквариума и до того грустно смотревшей вдаль.

Обуви, как и на сцене, у нее не было. Пару носков и обмотанные поверх них полосы черной ткани сложно назвать обувью.

— А? — Встрепенулась она. — Я не капитан команды, говорите с Виктором. — Вышло у нее скорее машинально.

— Но дельфин — наверняка ваш? — Проявил я настойчивость. — Сложно любить чужого зверя.

Наш разговор заметили ее сокомандники, извинились перед мужчиной из рода Долгоруких и быстро подошли к нам.

— Какие-то проблемы? — Нейтрально уточнил самый рослый из них.

Как и на сцене, с головы до пят они были укутаны в черное, но на этот раз лицо было полностью открыто, показывая острые, словно рубленные черты лица с оттенком азиатского прищура — оттого словно подозревающий вся и всех.

— Хочу купить вашего дельфина, — откашлялся я. — Меня Максим зовут. Это, — повернулся я к своей команде. — Мои друзья.

— Дельфин не продается. — Сухо ответили мне.

Даже не представились. Но наверняка говоривший был Виктором, судя по тому, что остальные оставили ему вести беседу.

— Вернее, предлагаю обмен. Есть шоколад, — продемонстрировал я универсальное средство обмена в серебристой фольге.

— П-ф. — Пренебрежительно фыркнул он.

— Еще есть компас, фляга со спиртом, иголки и спички.

— Откуда? — Заинтересовался парень.

— Всегда ношу с собой, — слегка качнул я плечом.

— Откуда узнали об условиях нового тура? — Нажал он своей волей.

— Меня интересует дельфин, — спокойно напомнил я ему.

— Не продается, — поджав губы, ответила со своего места девушка.

— С компасом, вы не заблудитесь в лесу. — Привел я довод, глядя на Виктора. — Спирт для дезинфекции царапин. Без спичек в лес идти и вовсе бессмысленно, — постарался добавить я в голос убедительности. — Особенно в ночь.

Шувалов нахмурился и задумался на достаточный срок, чтобы владелица дельфина заволновалась.

— Виктор, не отдавай! Они его съедят!

— Верно. Мало платы за такое количество мяса, — одними губами улыбнулся он. — Неинтересно. Предложи что-нибудь еще.

— Виктор! — Стегнуло испуганным.

— Тома, тихо, — шикнул он на нее, не оглядываясь.

— Вы же не будете есть дельфина? — Уточнил я, краем глаза наблюдая за девушкой, уже готовой спрыгнуть с аквариума. — Ведь если нет, его давно следовало отдать Долгоруким?

— Это наше дело.

— Виктор! Это мой дельфин! — Все-таки выбежала она и встала перед своим капитаном. — Мы не будем его есть! Никогда! Правда?!

Парень раздраженно мотнул подбородком, жестом приказывая отойти. Один из ребят подошел ближе, чтобы мягко отвести девушку в сторону, но та совершенно не желала идти своими ногами, молча глядя на командира и взглядом требуя ответа.

— Тома, — повторил я ее имя.

Та дернулась и как на врага посмотрела на меня.

— Даю слово, если ты согласишься на обмен, я оставлю дельфина на хранение у Долгоруких и не возьму его в новый тур. Даю слово, что он останется жив после турнира. Обещаю о нем заботиться.

Резкая отповедь, уже готовая сорваться с уст, так и не состоялась, а гнев на лице сменился мрачной задумчивостью.

— Разговор закончен, — грубо вмешался Виктор. — Много дел. — Подхватив Тому под локоть, он отвернулся.

— Мне просто очень понравился твой дельфин, — постарался вложить я всю искренность в слова. — И я совсем не хочу, чтобы его сегодня съели.

Тома резко вывернулась из захвата и одним шагом оказалась рядом, буквально выхватила шоколадку из моих рук и торопливо произнесла:

— Обмен совершен! — А затем с вызовом посмотрела на капитана. — Мой дельфин! Имею право!

— Позже поговорим, — сделав несколько выдохов, произнес он и быстрым шагом вернулся к лимузину.

— Андрей! — Не стесняясь, прокричал я через всю площадь Долгорукому и жестом попросил подойти.

— Вообще-то, Андрей Александрович, — кашлянул за моей спиной Артем.

— Учту, — отмахнулся я.

— Добрый день, — отчего-то смутилась Тома, завидев его, и спрятала замотанную ножку за другой.

— Здравствуйте, — поклонился он ей со всей галантностью и повернулся ко мне, вопросительно приподняв бровь.

— Андрей, это мой новый дельфин. — Указал я на аквариум.

Позади выразительно откашлялся Артем.

— Андрей Александрович, дельфина необходимо срочно доставить в более приспособленное для него место. Рассчитываю, что в этот раз ваше слово не подведет.

— Оно никогда…! — Возмутился он в голос.

— Андрей… — Произнес я с иронией и тут же спохватился. — Александрович…

— Немедленно распоряжусь о пересылке, — засуетился Долгорукий и быстрым шагом направился в сторону вертолетов и столиков.

К слову, сервировали их зря, никто так и не отказался от нового тура.

— Спасибо, всего наилучшего, — обозначил я поклон девушке. — Был счастлив иметь с вами дело. Будут еще дельфины — обращайтесь, — развернулся я к товарищам.

Я не понял, а где радость? Как будто они потом просить погладить не будут.

— Максим, — хмуро смотрел на меня Артем, преградив дорогу.

— Что не так? Я ж сказал «Александрович»?

— Ты отдал ей только шоколадку.

— Н-ну да.

— А остальное?

— Это, между прочим, разумная экономия!

— Максим, ты только что поменял шоколадку на дельфина! Какая еще экономия?!

— Нехорошо, — цокнув, покрутил головой Федор.

Пришлось возвращаться и отдавать компас, нитки и флягу со спичками. Рядом увязалась вся команда, так что представил каждого по имени и отдельно — Лучинку на руках у Федора.

Нам же в свою очередь представили Вожака — так звали дельфина, спящего в специальном зачарованном аквариуме.

— Какая милая, — грустно шмыгая, прошептала Тома, осторожно гладя кончиком пальца мышку по шерстке. — А что это у нее сверху закреплено? Красиво.

Конструкция из проволочек действительно смотрелась завораживающе, и главное — совсем не мешала Лучинке. Выбраться она из нее не пыталась, словно не замечая на себе.

— Да так, — смутился Федор от похвалы. — Килограмм сорок в тротиловом эквиваленте.

— Но артефакты же нельзя использовать? — Подняла она удивленный взгляд.

— А мы и не будем, — легко пожал плечами брат.

— А Лучинка никому обещание не давала, — поддакнул я. — Что вы на меня так смотрите?

— Андрей!!! — Сорвался на крик Артем.

— Александрович, — укоризненно добавил я.

Но он, вроде, итак понял, что его зовут.

— Так, за специалистом-океанологом уже отправили, наш бассейн для приема дельфина готов. Командир вертолета сейчас подписывает маршрутный лист, и вылетаем, — доложил он, с довольством на лице быстром шагом подойдя к нам. — Как вы можете убедиться, наше слово — кремень!

— Андрей Александрович, у нас на мыши случайно висит сорок кило взрывчатки, в эквиваленте, — со всей деликатностью, не поднимая голоса, доложил ему Артем. — Можно что-нибудь сделать?

— Предатель! — Буркнул я в сторону.

— Какой еще взрывчатки? — Слегка растерялся он, а затем проследил выразительный взгляд Артема. — А-а… Зачем она там? — Так же деликатно и вежливо уточнил он у Артема.

— Мало ли что случится, — шмыгнул смущенно Федор.

— Понимаете, я вообще не хочу, чтобы что-то случилось! — Категорично мотнул подбородком Артем. — И я знать не знал, что они не шутят про взрывчатку!

— Как про такое можно шутить! — Возмутился я. — Это ж не игрушка!

Артем тоскливо вздохнул.

— Андрей Александрович, давайте что-нибудь придумаем?

— Так, а просто снять? — Смутился он. — В чем проблема?

— Наша мышь! Не позволю! — Принялся отстаивать я секретное оружие. — Правилами дозволено.

— Да я могу снять, — заикнулся Федор.

— Ни в коем случае! — Категорично постановил я. — Ты видел, что у других команд? Эти их мечи? Зонты? Острые каблуки? Железные брекеты на зубах? Разве это честно?!

— Вот в этом и проблема, — обреченно качнул Артем головой.

— Максим, верно? — Обратился ко мне Андрей Александрович. — Вы ведь понимаете, что будет неправильно брать с собой такой опасный груз? Одно падение…

— Не, они стабильные, — поправил его Федор.

— Во всяком случае, тут совершенно некого взрывать.

— Ну-у…

— Давайте это как-нибудь решим, — обескураженно, с тревогой глядя на мышь, попросил он.

— Максим, это вообще не смешно! — Нервно кусал губы Артем. — Война тут никому не нужна!

— Может, действительно не надо? — Попросил Паша.

— Ради Вожака? — Робко попросила Тома.

— Ладно… — Вздохнул я, расхотев возражать.

Мне ведь у нее еще советы по уходу за дельфином спрашивать. Да и вообще… Вдруг ее зацепит?

— Вы уберете артефакт? — Уточнил Андрей.

— В обмен на обувь, — неохотно качнул я головой. — Для нее, — и чуть смущенно показал на Тому.

Все таки, дельфин — это моя мечта. А плату за эту мечту заберет ее команда, не оставив старой владелице ничего. Неправильно это.

— Я бы с радостью, но правилами действительно запрещено брать что-либо вне площадки! — Всплеснул руками Андрей.

— Так у вас ведь есть ботинки? И вы внутри площадки? И даже не в машине? — Резонно заметил я, посмотрев на его элегантные черные ботинки с крупной сеткой узора на коже.

Рядом закашлялся Артем, а Паша стал нервно дергать за край костюма. И нет, судя по тому, что рывки усилились, это не было намеком на то, чтобы попросить пиджак.

Словом, разошлись мирно. Только вместо Андрея обувью поделился кто-то другой. Размер, правда, все равно не Томин, но она осталась довольна. Заодно пригласил ее в гости — наверняка ведь будет скучать по Вожаку.

— Теперь все нормально? — Чуть виновато посмотрел я на брата, отходя к нашему лимузину.

— Сойдет, — примирительно улыбнулся он мне. — Только дельфинам нельзя одним жить. Им обязательно друга надо.

— Так у нас ведь собака есть.

— Но они ведь не умеют плавать под водой?

— Наша-сможет, — пообещал я брату. — Ну, или можно еще одного дельфина взять.

Рядом, встрепенувшись, со скоростью ветряной мельницы замотал в разные стороны головой Пашка.

— А с ним что опять не так? — Махнул я Артему в его сторону рукой.

— У меня тоже есть компас! — Нашел Паша секунду, чтобы дать ответ. — Я тоже готов к выгодным предложениям! Компас!!! Кому компас!!! Меняю на золото и артефакты!!!

В итоге, лот был успешно обменян на зонтик. У Романовых весь номер на них строился, так что им, в общем-то, не жалко. Только сам черный зонт отчего-то тут же перешел к Свете.

— Готовы? — Уточнили у нас вскоре, вновь собрав всех участников для настоящего старта.

За пару минут ситуация на площади ухитрилась измениться практически полностью, и вместо уже забытых паники и страха, настроения толпы кипели предвкушением и жаждой победы.

Тем не менее, мы попросили небольшую паузу.

— Тридцать секунд, — громко произнес Андрей, вызвав выдох нетерпения.

Вместе с Артемом мы подошли к догорающим декорациям, выбрали по ухватистой палке и вернулись обратно. Подождали, пока Паша отломает штакетину от декоративного забора недогоревшего дома, примеченного им ранее, опытным жестом взвесит в руке и куда более уверенным займет место рядом с нами. Мешать нам, по причине торжественности момента, никто не стал.

— Теперь — готовы.

Наверняка в лесу есть палки, но вряд ли они ошкурены, окрашены и настолько же удобно лежат в руках. Думаю, эта мысль сейчас пришла на ум многим из других команд — и вряд ли следующий старт состоится именно через пять минут. Ведь надо найти себе такую же и не дать конкурентам сделать то же самое.

Андрей Александрович вновь поднял руку, но перед отмашкой замешкался и шепотом уточнил:

— А вы случайно не знаете, где Игорь?

— Когда мы в последний раз видели, он собирался в лучшее место на Земле.

— Так и знал, что на Кубу, — чертыхнулся он. — Удачи!

В этот раз старт произошел буднично. На глазах у ста сорока пяти других участников, мы перешагнули условную линию площади и зашагали в выбранном направлении. И уже за нашими спинами щелкнул секундомер, отмеряя пять минут форы. Хотя начинать соревнования первым — довольно необычно. Особенно, в полной тишине, на фоне которой даже еле слышное и всерьез удивленное «а кто это?» слышалось вполне отчетливо. Пашу это смущало, Артема и Свету и вовсе не трогало, а Федор сиял от радости — но это потому, что занял удобное место на моей шее. Мне было радостно, что Федору радостно. А еще — очень интересно, что там, под сенью леса?

Впрочем, через пару секунд про нас определенно забыли — судя по азартным возгласам за спиной и треску дерева нетронутой огнем ограды дома.

Сделав около сотни шагов вперед, я под девяносто градусов свернул налево. Ребята невозмутимо повторили оговоренный маневр и продолжили неторопливое путешествие вдоль кромки леса, не углубляясь в него. Тем более, что Артем вынужденно замедлился для чтения содержимого брошюрки. Мы же не мешали ему разговорами.

— В общем, в лесу есть еда и одежда, — подвел он итог. — Это хорошая новость. Есть и плохая.

— Лесник не будет рад? — Предположил я.

— Почти, — хмыкнул Артем. — Тут пишут, что установлены специальные огороженные площадки. В центре на столбе герметичная упаковка. Содержимое неизвестно, пока не доберешься до него. Либо одежда, либо еда.

— В чем подвох? — Насторожился Пашка.

— Внутри площадки хищники. А еще, так как заходить внутрь площадки не требуется для победы, то вступая внутрь, участник не находится в смертельно опасной ситуации и не может применять Силу.

— Зверя надо победить голыми руками?

— Или подручными средствами. — Кивнул Артем. — Или не победить, а просто не дать себя съесть. Но нам оно ведь не нужно? — Просительно поинтересовался он.

— Только время терять, — решил Пашка.

Остальные согласно промолчали.

Обувь держала вполне неплохо, в костюме было довольно тепло, и только отсутствие шарфа на Федоре тревожило душу. Как бы не простудился.

Позади послышался слитный гомон и азартное перекрикивание — вторая волна стартовала. Мы к этому времени не сильно удалились, но и конкурировать с остальными в этом забеге не собирались. Пусть бегут в лес. Возможно, колокол именно там и есть. А может, следует действовать чуть иначе. Кстати говоря.

— Описание колокола имеется?

— Пишут, что в лесу только один золотой колокол, не ошибемся. Но он явно не маленький. Пишут, что для победного звона следует хотя бы один раз ударить языком колокола. Сделать это может любой участник команды, даже если остальных рядом нет. В теории, можем разделиться. — Поднял Артем голову.

— Можем. Я даже знаю, кто погибнет первым. — Продолжал шагать я неспешно.

— И кто? — Осторожно поинтересовался Пашка.

— Хотя да, глупая идея, — мельком одарив Пашку жалостливым взглядом, Артем вернулся к чтению. — Кстати, из соревнования можно выйти. Достаточно минуту помахать руками над головой на открытой площадке. Выйти можно как одиночке, так и всей команде. Но в первом случае, даже в случае победы остальной команды, покинувший турнир лишается награды.

— Ну, это не интересно.

— Точно так же можно заставить выйти из турнира другую команду или ее участника.

— Хм…

— Вы не могли бы идти чуть менее уверенно? — Впервые подала голос Света. — А то тут некоторые идут за нами.

Оглянувшись, с удивлением обнаружил аж две команды, с некоторым удалением от друг друга двигающиеся в нашу сторону. Впрочем, достаточно неспешно, чтобы было понятно — догонять пока не хотят. И одна из них — команда Ники. За ними, тоже не торопясь — Вяземские, три девушки и два парня. В принципе, с таким составом им действительно не следует ломиться через лес. И особенно — в таких нарядах. Если платья Еремеевых можно как-то подвернуть, а наличие ножей позволит им прорубить путь, то пышные многоуровневые наряды леди Вяземских для лесных путешествий вовсе не приспособлены. Только вот лишаться юбок они не торопятся — ведь при желании, это можно было сделать и раньше. Парням проще — хотя в шелковых костюмах наверняка скоро станет холодно. Интересный у них был номер: про трех толстушек и двух кавалеров, пытавшихся из такой компании сбежать. Словом, парней подняли в воздух и кружили в танце, перекидывая меж собой. Было бы их трое, как и дам, то и делиться подругам не пришлось бы, а так — все по-честному, и довольно весело. Девушки, к слову, вовсе не полные, если посмотреть вблизи — просто платья такие.

— Сворачиваем в лес, — поскучнев, сменил я маршрут.

Конкуренты нам не нужны.

— Куда: правее, левее?

— Да тут без разницы, — ответил я на вопрос Паши, оглядывая почти сплошную чащобу впереди.

Остановились мы у самой кромки леса. Хотя, возможно, были уже внутри — но те несколько деревьев вокруг смотрелись чем-то отдельным в сравнении с той серо-желто-черной теменью впереди.

— Может, чуть правее еще пройдем? — С сомнением произнес вслух капитан.

— Да и тут нормально, — невозмутимо ответил Артем.

Будто не видит сплошные заросли. А еще в очках.

— Могу вперед пойти, — поправив оправу на переносице и поудобней перехватив футляр, просительно смотрел он на нас.

— Попытайся, — поставив Федора на землю, предложил я другу.

А тот, вместо того чтобы врезаться в слабые ветки чехлом от скрипки и пробить дорогу, шагнул как-то неуловимо вбок и вперед, не иначе, как чудом оказавшись внутри — будто нырнул без всплеска. Ни единой веточки не шевельнулось.

— Тут тропа есть, — услышали мы довольный голос, будучи ошарашенными и от того в некотором ступоре. — Долго вас ждать? — Прибавилось недовольство.

Из леса высунулась рука и требовательно сжала ладонь. Светла осторожно вложила в нее свою руку. Через мгновение и неосторожный хлопок ресницами на поляне оставались только Федор, Паша и я.

— Ну? — Вновь появилась рука.

Затем откинула мой ботинок в сторону, а голос повторил чуть раздраженно:

— Как малые дети, честное слово!

— Я должен был проверить, — я невозмутимо обулся и коснулся ладони.

Яркость света тут же угасла, а под ногами хрустнула сухая ветка. Над головой сплетался бесконечный лабиринт ветвей, закрывая собой небо. Сладковатый запах опавшей листвы, земли и коры, и легкое головокружение. И страшное любопытство — как?!

Рядом ойкнул Федор, а затем чуть не шлепнулся на пятую точку Пашка от избытка впечатлений.

— Никто не возражает, если я пойду первый? — Довольно блеснув очками, не дожидаясь ответа, Артем зашагал вглубь чащобы.

Когда две другие команды прошли мимо этого места, у них не возникло даже сомнения, что странная команда младшеклассников по-прежнему идет где-то впереди.

Глава 26

Первым пришел холод. Он обрушился с неба каплями дождя, легко проникая через серые кроны деревьев, глухо рассыпаясь по ветвям и попадая на кожу, как ни прикрывайся. Не знаю, когда небо успело затянуть темными облаками, не было времени смотреть вверх. Все внимание приковано к еле заметной тропинке на земле и осознанию важности каждого шага, который непременно должен совпадать с отпечатком ноги Артема и следующего за ним Федора.

Хотя, казалось бы, чего сложного — просто идти вперед, выбирая место чище и суше. Вот и Пашка после очередной пятиминутки отдыха решил возглавить движение. Вытаскивали его потом минут десять — нога застряла в норе какого-то зверя, и хорошо, что хозяина не было дома. Плюс ветки, так неудачно зацепившие нашего капитана, что не шелохнуться без угрозы вывиха или перелома. Словом, следующие полчаса все молча двигались за Артемом. Потом Паша решил, что будет внимательней, и еще десять минут мы чистили его одежду от огромной паутины и убеждали, что паук не залез за воротник.

Больше роль «ледокола» никем не оспаривалась. Иначе и не скажешь — лес вовсе не желал нас пропускать, сковывая острыми ветвями и устраивая ловушки под опавшей листвой.

— С папой часто по лесу гуляли, — коротко ответил Артем на восхищенные взгляды, чуть смутился и продолжил путь.

Сложно удержаться от восторга чужим мастерством, глядя на экономичные, выверенные движения, в точности следуя которым чащоба позволяла идти по себе, словно по обычной дороге. Только вот видимости никакой, на расстоянии пяти шагов все скрывает переплетение ветвей и стены широких стволов. Впереди та же картина — тропа вьется по лесу своим путем, огибая мелкие овражки и крупные деревья.

На моем плече лежит Пашина рука, моя — на плече у Федора, а Федор держит Артема за пояс, просунув руку под его пиджак. Последней идет Светлана — и как бы Паша не пытался ее пропустить вперед, она отказалась. К слову, двигалась Света без жалоб, тихо и уверенно, порою даже удерживая на тропинке зазевавшегося Пашку. Доски, взятые в начале пути, служили тростью, хотя больше мешались, чем помогали, но и выбросить их было глупо. Замену в таком лесу будет просто не найти.

Два с половиной часа движения, отмеренного часами, но ощущаемого куда как большим сроком. Дорога, которая должна привести нас к реке.

— Какой реке? — Поинтересовался в самом начале пути Артем.

— К любой, — легко ответил я. — Выжма, Кемь, Вирма, Сума, Колежма, Руйга. Но, скорее всего, к одной из малых рек из числа втекающих в Белое море, на которой есть водохранилище. Как раз в пределах сорока минут лета от Сулаж-Горы.

— А почему не на Онежском озере? — Нахмурился он.

— Тогда не знаю, зачем показывать вступительный ролик, — пожал я плечами. — Должен же быть в нем какой-то смысл.

— Так, территории свои показать, — предположил Паша.

— У Долгоруких нет выхода в море. — Ответил за меня Артем.

— А как же тогда подводная лодка? — Растерялся наш капитан.

— Я и говорю — понты, — хмыкнул скрипач. — Арендуют они причалы и доки.

— Не думаю, что организаторы откажутся от пересечения реки. Это достаточно сложно, чтобы быть частью испытания. — Пояснил я.

— Вполне может быть, — подумав, качнул Артем головой. — Но почему она должна быть именно там? Почему не на востоке?

— Старт турнира был на северо-северо-запад, — продемонстрировал я компас в руке. — Большинство местных рек течет на северо-восток. Если будем идти строго на северо-запад, рано или поздно наткнемся на одну из них. Уж лучше рано, даже если по началу придется сильно отстать от остальных. Плыть куда удобней, чем идти.

— На воде спокойней, — угрюмо согласился Паша.

К тому времени лихая ветка уже успела расцарапать ему щеку — и это за две минуты движения по лесу.

На том и порешили.

Хотя, если оглянуться назад, то идея движения к воде хоть и была верной, но теперь казалась довольно наивной. Где она, эта река? Правильным виделось уходить влево от маршрута, но толку, если идти удается только туда, куда вьется тоненькая тропка? Компас оказался бесполезен, да и навигатор тут вряд ли бы помог.

— Дойдем, — тем не менее, пообещал Артем.

Даже если не дойдем к реке, то обязательно придем еще куда-нибудь. Вера в лучшее горела в каждом из нас. Но потом пришел дождь.

— Доигрались, — остановившись на месте и посмотрев ввысь, недовольно процедил Артем.

Пояс с платья Светы пришлось перевести на головные уборы, замотав на манер сверкающего тюрбана. Не самая теплая вещь, но воду до волос не допускала. А Паше даже шло.

— Они специально, — поежившись от холода, обиженно произнес Паша, поправив фольгированную шапочку.

— Еще бы. Эти идиоты подожгли лес, — гневно выдохнул Артем.

— Где? — Заоборачивался Федор.

И я тоже внимательно принюхался — но вроде, кроме обычного сладковатого запаха прелой листвы и терпкого запаха мокрой коры, ничего не было.

— Там, — махнул он вправо. — Давно горит, — развернулся обратно на маршрут Артем и неторопливо двинулся вперед. — Привал окончен.

Федор торопливо уцепился за его пояс, но все-таки полюбопытствовал.

— А когда?

— Час назад. — Буркнул скрипач, прижимая руками футляр и ловко раздвигая им ветви.

— Отсекли преследователей. — Подала голос Света.

— Или решили, что никто не должен выиграть. Подожгли и вернулись обратно.

— Но это же… Неправильно… — Чуть не поскользнулся брат.

— Плохие люди, — охарактеризовал их Паша, помня про присутствие дамы среди нас.

А через десяток шагов мы буквально вынырнули на довольно широкую просеку, с глубокой колеей от тяжелой техники и следами гусениц. Дорога шла дугой, не просматриваясь уже через сорок метров в обе стороны.

— Официальный маршрут? — Предположил я.

— Очень на это похоже. — Согласился Артем.

— Может, даже лабиринт, — пробежался вперед Паша, чтобы заглянуть чуть дальше. — Там впереди дорога снова сворачивает, но в другую сторону.

Следом побежал Федор, проверить то же самое, да и я не удержался и пробежался в другую сторону. Все-таки, после нескольких часов монотонного движения, очень хотелось простора и скорости.

— С этой стороны, — махнул я, вернувшись, — Два выхода в разные стороны. Действительно, лабиринт.

— Пойдем? — Просительно глянул Паша.

Дождь на просеке лил куда сильнее, чем под защитой крон, но это была часть привычного мира, привычная и кажущаяся куда безопасней дикой чащи.

С другой стороны, вряд ли кто из обитателей леса станет его поджигать, обрекая остальных на гибель. Настолько жестоких обитателей там нет.

— Нам все еще к реке? — Уточнил Артем у меня.

— Да.

— Тогда за мной, — вновь подошел он к стене леса, внимательно ее оглядел, будто видя нечто большее, чем хаотичное переплетение ветвей, и довольно констатировал. — Нам сюда.

— Как он это делает? — Нахмурившись, спросил я, стоя в метре от Артема.

Только тот был уже в лесу, а мы — на тропинке. А тот самый момент перехода вновь укрылся за движением ресниц.

— Я не чувствую Силу. — Задумчиво произнес Паша.

В спины деликатно подтолкнула ладонями Света, обрывая рассуждения.

— И чьи это тропы? — Не удержался Пашка от вопроса, прислонившись к стволу, когда все вновь оказались под сенью леса. — Ни одной зарубки! Ни одной полянки с лавкой! Даже маркировки на мачтовых деревьях! Ладно, если лесничество давно закрыли, но следы обязаны были остаться!

— А вон, — указал Артем за спину Паше.

Тот резко дернулся и обернулся, но, как и мы все, никого не обнаружил.

— На коре, выше головы, — подсказал Тема.

Там, где были глубокие вертикальные рубцы, уже поджившие от времени.

— Э-это что? — Сглотнул Паша.

— Когти хозяина тропы, — буднично уточнил он.

— Ух ты настоящий медведь! — Оглянулся я по сторонам.

— Тихо! Он не любит, когда шумят. — Шикнул на меня Артем, вновь шагнув на тропу.

Ребята впечатлились и молча двинулись следом, только на этот раз позади меня встала Света.

— Не надо его звать, пожалуйста, — шепнула она мне в ухо и положила руку на плечо, поближе к шее.

— Ладно, — разочаровался я, продолжая выглядывать настоящего, большого медведя меж деревьев.

У меня ведь были только маленькие медвежата, да и совсем недолго — всего один вечер. В газетах писали, что их устроят в зоопарк, а когда подрастут, выпустят из неволи.

И чувство, что именно этот медведь — из числа моих, нешуточно подогревало интерес. Конечно, вряд ли, но ведь есть какой-то шанс? Даже если он меня не узнает — посмотреть бы хоть издали…

— У тебя уже есть дельфин, тебе не нужен медведь, — продолжала настаивать Света.

— Хорошо…

— Медведь съест дельфина.

— Я понял.

— Медведь съест собаку.

— Угу…

— Медведь съест вареники.

— Да прекратите вы уже! — Зашипел Артем. — Итак есть хочется, а вы тут..!

Скормили ему шоколадку и отправились дальше.

Несколько раз пересекали просеки, неизменно их игнорируя и вновь вступая в дикий лес. Никого из других команд так и не встретили — то ли так сильно отстали, то ли двигались с самого краю. Но сам факт присутствия просек все еще говорил о том, что за пределы турнира мы не вышли, что изрядно успокаивало Пашку. Он довольно быстро перестал бояться медведя — уж больно запущенной была тропа, тем более, его поставили сразу за Федором — и продолжил бояться того, что заставило его отправиться на турнир добывать большие деньги. Только что или кого именно — так и не признался.

Через час такого движения Федор признался, что больше идти не может. Дождь кончился, над головой разошлись тучи, демонстрируя вечернее небо уже с первыми искорками самых ярких звезд. Холод никуда не ушел, дыхание сопровождалось облачками пара. Ткань, пропитавшись водой, слегка хрустела от мороза. Приходилось прятать ладони в карманы и рукава.

— Еще немного продержишься? — попросил его Артем, с тоской глядя по направлению движения тропы.

— Продержится, — ответил я за брата и взял его на руки.

Холод, сковавший землю и опавшую траву, позволил ускорить путь, а отпечатки подошвы Артема проступали особенно четко. К следующей просеке удалось выйти через семь минут.

— Все, можно разводить костер, — вымотано произнес наш поводырь, чуть ли не падая на землю. — Придется со спиртом ражигать, весь хворост вымок.

— Я пройдусь, — предупредил товарищей, вповалку садившихся на землю, устроил Федора рядом со Светой и направился к левому ответвлению лабиринта.

Совсем скоро путь разделился на два, заставив всерьез подумать над дальнейшим решением. Ветка дороги слева привлекала округлым расширением вроде полянки — судя по следам от гусениц, техника тут разворачивалась по широкому кругу. Так что можно было присмотреть это место под привал с ночевкой. А вот справа отчетливо слышалось тявканье. Шагнув вправо, замер, а затем все же вернулся обратно. Будет нечестно забрать загадку себе целиком.

— Там щенки, возможно, — сообщил я отдыхающим ребятам.

Те устали настолько, что даже не сдвинулись за все это время. Разве что Артем рукой придвигал к себе тоненькие ветки, выуживая их из под опавшей листвы. А от сообщения встрепенулся один лишь Федор.

— Откуда тут щенки, — отмахнулся Паша. — Тут танком все прошли несколько раз. Все звери давно сбежали.

— А тех, кто не сбежал, выловили. — Меланхолично согласился Артем.

— Вот и я думаю. А может, и не щенки вовсе?

Через какое-то время понимание пробилось сквозь усталость.

— Задание? — Предположила Света.

— Еда? — Разгорелись глаза Артема.

— Одежда? — Вздрогнул Паша зябко.

Света уже поднялась и перехватила Пашину дощечку — не как трость, но как оружие.

— Волки, — с испугом произнес Федор, глядя в том направлении, откуда я пришел.

— Не бойся, не обидим мы их, — поднял я Федора и посадил на шею.

Тут, в просеке, такой способ движения был возможен — ветви даже тех деревьев, что с самого краю, срезаны тяжелой техникой до самого верха, ничто не будет цеплять.

После поворота просека вильнула еще один раз, но, ориентируясь на жалобное тявканье, мы выбрали верный рукав и через десяток минут стояли возле деревянного частокола из неотесанных жердей в три метра высотой, закрывавших круглую площадку в два десятка метров диаметром. Меж жердей было достаточно пространства, чтобы разглядеть высокий столб под десять метров с синим пластиковым контейнером на вершине. А еще — пять грязно-серых тощих волков, жмущихся друг к другу у самого столба, дрожа от холода и голода и жалобно потявкивая.

Дождь и мороз не прошли для них даром — никакого навеса на площадке не было, не говоря о загоне или будке.

— Варварство, — зло прошипел я, сильно дернув ограду.

— Пять — это много, — философски отметил рядом Артем.

Пригляделся к жердям — те оказались перевязаны бечевкой, скрученной достаточно надежно, чтобы не поддаться от удара, но оснащенной вполне простым узлом, распускающимся от небольшого усилия. Только вот дождь и холод слегка усложнили этот процесс.

— Максим, ты чего делаешь? — Спохватился Паша, когда я снял первый узел.

— Выпускаю волков, — глухо отозвался я, костеря про себя организаторов.

— Максим, это волки, — мягко произнес Артем, встав рядом. — Очень и очень голодные волки.

— Они тут помрут, если не выпустить.

— Видишь ли, тут есть один нюанс… — Нервно подбирал он слова, когда я развязывал нижние крепления.

— Ничто не может встать между мной и хорошим делом! — Категорично подытожил, не желая слушать возражения, и резко дернул жердь, открывая дорогу и отходя в сторону.

Волки, подтверждая свой ум, тут же серыми молниями ринулись в прореху, не задерживаясь ни на секунду, и скрылись за ближайшим краем леса, с треском врезавшись в переплетение ветвей. Только ветром обдало, и будто не было их никогда.

— А кого они будут есть? — Шепнула позади Света.

— Ну-у… — Растерялся я.

— Других зверей в лесу нет.

— Хм…

— Других участников?

— Тогда мы спасем и их! И это будет уже второе хорошее дело, вот. — Смутился я.

Рядом звонко хлопнул открытой ладонью по лицу Артем.

— А если бы они напали на нас?! — В легкой панике спросил Паша. — А если они вернутся?!

— Но ведь не напали, — смущенно почесал я затылок.

— Как ты вообще дожил до четырнадцати лет?!

— Мне тринадцать, — поправил я его.

— Вот! И имеешь все шансы не дожить!

— Да хватит вам паниковать. Вот, теперь у нас место для ночевки есть, даже с забором.

— Я не буду ночевать там, где спали волки! — Категорично заявил Артем.

— Тогда у нас есть отличный забор для розжига костра!

— А плот из чего делать будем?

— Найдем уж из чего, — буркнул я, ощущая тень вины.

Может быть, надо было пройти мимо. Только не чувствовал я в этих зверях ненависти и злости. Обида — та была. Словно и не дикие вовсе.

Да и не те в лесу люди, чтобы им бояться волка.

— Контейнер, — подсказал Федор, запрокинув голову вверх.

То, из-за чего все затевалось, по-прежнему венчало столб.

— Король деревьев, ваш выход, — обратился я к Артему.

Тот фыркнул, но на столб залез довольно сноровисто, подцепив за лямку и скользнув по гладкой поверхности обратно.

Чуть позже, на огне костра, устроенного на обнаруженной мной ранее поляне, кипел котелок с водой на треноге, а в другом котелке подходила каша с тушенкой.

Все это богатство оказалось внутри контейнера — вместе с набором ложек, слегка туповатым ножом, кружками и двумя пятилитровыми канистрами воды. Открывалки не было, но справились и так.

Вокруг будущего пиршества обеспокоенно ходил Паша, то и дело помешивая кашу и пробуя на готовность.

По другую сторону костра осторожно распарывал ткань контейнера по шву Артем. Доставшееся нам было решено нести на руках, а контейнер использовать как подложку для плота — материал герметичен, судя по тому, как пережил дождь.

Слева Света неторопливо ворошила угли в костре и время от времени подкладывала жердочки — от влаги в дереве огонь потрескивал и некоторое время дымил.

На коленях дремал Федор — ему хватило шоколадки и обещания разбудить, когда все будет готово.

Словом, все были довольны.

— И никого не пришлось убивать, — проворчал я себе под нос.

Где-то вдали прострекотал вертолет, уже не первый за этот вечер. Не все выдержали суровость испытания.

Ели из общего котла. Вместе с сытостью наплывала сонливость. Ночь над головами расцвела миллиардами звезд, жар от костра отгонял холод. И только шум леса, стрекот вертолета, зачастившего к полночи, вплетался в треск огня.

— Команд шесть уже выбыло? — Предположил Паша.

— Вряд ли. Наверное, отсылают самых слабых участников, забирают у них одежду, чтобы продержаться, — ответил Артем, протирая ложки тканью. — Сейчас перенесем костер на другое место и спать.

— А зачем? — Заинтересовался я.

— Земля под костром прогрелась. На теплом спать будем.

— Дежурства? — Деловито уточнил Паша. — Федора и Свету, наверное, освободим?

— Федора освободим, — мельком глянул на него Артем. — Тебе первая вахта, потом будишь Максима. Он — меня. По два часа каждому.

На место, освобождённое от костра, уложили так вовремя подвернувшуюся ткань контейнера. Укрываться было нечем, но особый материал костюма держал тепло. Накопившаяся усталость быстро обернулась сном, несмотря на все неудобства ночевки.

Чуть позже меня разбудил Паша. После пары часов вглядывания в темноту, удалось поспать еще немного. Но к утру все равно было ощущение бессонной ночи.

Позавтракав разогретыми остатками вчерашней каши, умылись туда же, в котелок, сполоснули посуду и зашагали снова в лес. На этот раз — буднично, будто ходим так каждый день. Хотя подмерзшая за ночь и подтаявшая к утру изморозь грозила падением при неаккуратном шаге, так что внимания не теряли.

А еще через половину часа мы вышагнули на берег реки.

Артем резко встал на месте, да так, что в спину ему прилетел не успевший остановиться Федор с Пашей. С моей позиции не было видно, что там, но путь впереди изрядно посветлел, отливая холодной синевой неба. Протиснувшись вперед, я, вместе с остальными ребятами, замер возле обветренного обрыва, в десятке метров под которым текла неширокая река с удивительной чистоты водой.

— Ты был прав! — Взволнованно произнес Артем, цепляясь руками за ветви деревьев, чтобы не упасть вниз.

— А речка-то знакомая, — хмыкнул я довольно.

— Это — старое русло, — ударил он подошвой по земле. — Значит, сверху водохранилище. Река Сума? — Чуть неуверенно предположил он. — Или Вирма?

— Еще Кемь и Нижний Выг, но у них русло иначе идет, — сверился с компасом Паша.

— Но все равно это не земли Долгоруких, — удивленно констатировал Артем, до последнего предполагавший, что мы в лесах возле Онежского озера.

Он, конечно, не спорил, да и некогда нам было. Но уверенность в его глазах просматривалась железная — словно иначе и быть не могло. Так что сейчас он говорил с некоторым оттенком изумления и даже опаски.

— Для нас есть разница? — Поинтересовался я.

— Как сказать, — задумчиво покачал он головой. — Это земли князей Борецких. Только род уже четырнадцать лет, как считается неактивным. Пройдет еще шесть, и если никто из клана не покажется на любом императорском приеме, земли перейдут в казну.

— Выморочные? — Выступил с хитрым словом Паша.

— В том то и дело, что еще шесть лет нет. А до того они на сохранении. Если не ошибаюсь, у Долгоруких и на сохранении. Нехорошо, — поджал Артем губы.

— Так какая нам разница? — Вновь задал я вопрос.

— Разница в том, что это чужая Долгоруким земля, — посмотрел он строго. — Они тут никто!

— Но, ведь нам обещали безопасность… — неуверенно начал Паша.

— Нам много, что обещали, — нахмурился я, осознавая суть проблемы. — Ерунда какая-то.

Это как без спроса проводить конкурс в моей комнате, всего лишь немного прибравшись. Гиблое дело.

— Подумаешь, чужие земли, — хорохорился наш капитан. — Все ведь подготовили и проверили.

— А может, и так, — вздохнул Артем, успокаиваясь.

— Что скажет специалист по переживаниям? — Повернулся я к Свете.

— Это совершенно дикий, безлюдный уголок, — артистично обвела она рукой вокруг. — Про который даже ближайшим союзникам известно, что ничего опасного тут нет.

— Вот теперь и мне страшно, — грустно вздохнул Паша.

— Ладно, турнир сам себя не выиграет, — констатировал я. — Пойдемте к воде.

Чуть ниже по течению нашли удобный спуск, и что самое главное — целую гору бурелома, срезанного под просеки в лесу. Тут не то что плот, тут целый флот можно было построить!

Лес срезали острым ковшом, выламывали корпусом, перевозили небрежно, волоча по земле. А вниз сбросили безо всякого порядка, оставив догнивать на берегу. Тем не менее, удалось вытащить из общей свалки с десяток невысоких деревьев, уже лишенных густой кроны, и совместными усилиями почистить от остатков ветвей.

Полученные заготовки скатили к берегу и плотно перевязали бечевой меж собой. Сверху застелили тканью, проверили на плавучесть на мелководье и вытолкнули подальше. Простое вроде бы дело, а заняло время до обеда. Заодно чуть не отморозили ноги, пока отталкивали плот — только Федора со Светой погрузили на руках, самим же пришлось засучить брюки и снять ботинки.

Зато теперь плыли с комфортом и даже развели на корме небольшой костерок на камнях и песке, над которым установили треногу с водой. На корме со счастливым видом вел вперед наш боевой корабль Паша, управляя движением судна длинной жердью, легко достававшей до дна. Получалось у него почти так же лихо и уверенно, как у Артема — двигаться по лесу.

Света методично отстирывала края платья, уже давно потерявшего белизну. Уже радость, что ни одна ветка не смогла его разорвать. Федор отблескивал фольгированной шапочкой и деловито мастерил новую поделку для Лучинки.

Тишина и спокойствие. Разве что слегка дымило где-то далеко справа и впереди.

— Надо кораблю имя дать, — отхлебнув кипятка, задумался я. — Команду назвать не позволили, так хотя бы тут.

— Скорее, забыли, — тактично отметил Артем. — Ведь не только у нас было семь дней, но и у них тоже.

— Открытие было красивым.

— Согласен. Но первый тур — обычный оперный театр. Даже средний телеканал себе это может позволить. Не то, что целый клан. А сейчас? Вот, — повел он рукой со своей кружкой в сторону берега. — Все, что им удалось. Лес с просеками.

— Это интереснее, чем бегать по кругу или отжиматься.

— Верно, — пожал он плечами. — Только от везения очень сильно зависит. Нам вот повезло с одеждой.

— Попрошу!

— У нас ты позаботился об одежде, — поправился он. — А тем девочкам-колокольчикам каково?

— Не повезло, — механически ответил я.

— Вот то-то и оно!

— Победа! — Звонко заявил Федор, которому явно надоело ждать. — Название корабля.

— Знаю я один такой корабль, — хмыкнул Артем. — Может, что-то другое?

— Да нормальное название, — отмахнулся я.

— Я — за, — дисциплинированно подняла руку Света и привела аргумент. — На том корабле все выжили.

— А я — за Ласточку! — Отозвался капитан.

— Я тоже, — проголосовал Артем.

— Ласточка Победы. — Хлопнул я себя по коленке.

Нехорошо ссориться по таким пустякам. Особенно, в паре часов от триумфа. Ну или куда мы там плывем.

* * *

В огромном зале без окон, смотревшем на мир через экраны десятков мониторов, в это воскресное утро полагалось быть дежурной смене. Трех человек вполне достаточно для контроля и оперативной реакции на отчеты умной техники, обвивавшей старое и новое оборудование оперативного зала. Тысячи датчиков опоясывают монструозное технологическое чудо, нареченное двадцать лет назад Сумским водохранилищем. Двойное, тройное дублирование всей автоматики — и дежурство превращается в еще один спокойный день из общей череды спокойных дней. Так бывает, когда сооружение еще не устарело, на ключевые узлы еще не вышли гарантийные сроки, а за малейшим несоответствием заданных параметров следует незамедлительная реакция аварийной бригады. Даже сейчас, когда старые хозяева ушли в вечность, выстроенная ими схема финансирования поддерживает установленный, размеренный порядок вещей. Странное сооружение, выстроенное там, где нет проблем с пресной водой.

Вопреки установленному порядку, сегодня в помещении было многолюдно. Только всего один из присутствующих принадлежал к персоналу станции. Двое других дежурных к этому моменту были мертвы.

— Я не стану вам помогать. — Хриплый голос начальника смены глухо звучал меж лабиринтов шкафов с электроникой.

Сергей Киров лежал на полу, неестественно подвернув под себя ноги. Любое движение отдавало дикой болью, а давящий на грудь ботинок прибавлял мучений с каждым вздохом.

Четверо автоматчиков в черном, один из которых стоял подошвой на его груди, не отреагировали.

Пятый — почти двухметровой высоты и весьма представительной ширины, так же предпочитавший анонимность черных тряпок на теле и лице, повернулся от терминала управления водохранилищем в его сторону.

— Мне плевать, — храбрился Сергей, глядя в серые глаза бандита. — Я лучше сдохну.

Пятый равнодушно развернулся обратно.

— Вас все равно найдут! Всех до единого! Уходите сейчас же!

Киров откашлял кровь и попытался повернуться. На грудь тут же нажали чуть сильнее.

Хлопнула тяжелая входная дверь, и в помещение, чуть семеня, вошел невысокий сутулый господин, на котором черный костюм и перчатки смотрелись несуразно.

— Вас тоже найдут! Н-нападение на…!

Пятый сделал знак рукой, и сильное нажатие на грудь выдавило из легких воздух на новое слово. Хотя этих людей вряд ли напугало имя мертвого рода. А был бы он жив, воины клана не позволили бы подойти даже близко к охраняемому объекту. Но их нет. И, как бы не убеждали себя слуги клана, не будет уже никогда.

— Все понятно, стандартная схема, — тихо произнес невысокий своему боссу. — Он не нужен.

Чувство тоски вцепилось в грудь.

— Работайте, — произнес лишенный эмоций голос из под маски.

Пальцы сутулого принялись деловито и с явным знанием дела отщелкивать предохранители авариной системы. Всех трех контуров. С проворотом всех контрольных ключей.

— Вы не представляете, что собираетесь сделать! — Через боль, нашел в себе силы в ужасе воскликнуть Сергей. — В-вы н-не представляете!

Ему было больно, но продолжал пытаться дозваться до их разума, совести или страха за свою жизнь.

— Представляем, — ответил Пятый, возможно, даже с некоторой доброжелательностью.

— В-все, ч-что н-ниже течен-ния…

— Смоет, — подсказал он, присев рядом.

— Т-там сейчас д-дети, — просипел Киров.

— Турнир. — Мягко дополнил человек в черном.

— В-фаж-шн-ные, — проклекотал дежурный кровью в горле и сплюнул накопившийся комок на пол.

— Аристократы. Дети князей, — качнул бандит головой. — Но они нам не нужны.

Фыркнула рация на его поясе, докладывая, что аварийные затворы и падающие щиты успешно заварены.

— В-всех смоет волной! — В отчаянии воскликнул Сергей. — Никто не выживет!

— Все выживут, — смотрели на него расчетливые холодные глаза. — Всех спасут.

— Н-но тогда зачем!!!

— Ради одного мальчика, папа которого очень и очень упрямый. — Похлопали Сергея по щеке и поднялись на ноги.

Солдат убрал подошву груди дежурного.

— Вас не пустят к нему! Долгорукие! — Дернулся он всем телом. — Военные! Вертолеты! Корабли! Это все бесполезно! Не надо, пожалуйста!

— Когда наследники начнут тонуть, все станет неважно. У всех участников есть собственные службы спасения. Долгорукие не посмеют запретить им прийти на помощь своим детям.

— Вы — не они!

— Но у нас есть их вертолет.

— Вас все равно найдут и накажут!

— Не найдут. — Посмотрел на него внимательный взгляд.

И в этом ответе было столько уверенности, что невольно накатывало отчаяние. Систему видеонаблюдения эти твари сожгли первой, как и скрытый механизм слежения. Как и ее дубль, о котором никому не положено было знать. Впрочем, мало ли людей, посвященных в тайну, оказались без денег и работы после падения рода… Что у них осталось, кроме секретов? Правда, в отличие от них, у Сергея и его друзей осталась еще и честь…

— Я завершил, — буднично подошел к пятому невысокий человек. — До открытия шлюзов сорок минут.

— Разве это стоит того?! Жизни?! Разрушений?! — Последним усилием пытался доискаться Киров до причины смерти охраны, своих друзей и коллег.

Мужчина в черном на секунду замер, но все же решил, что человек, ни разу не взмолившийся о снисхождении и жалости, достоин знать, почему умрет. Даже если причина ему не понравится. Впрочем, она никому и никогда не нравится.

— Разумеется. На кону квартальная прибыль. — Отвернулся от него пятый, потеряв интерес. Приходилось спешить, чтобы не потерять деньги за стенами третьей башни Кремля. Еще немного, и все, что можно будет получить за уничтоженный товар — это белоснежную улыбку.

К счастью, рычаг давления имелся. К еще большему счастью, Долгорукие были так любезны, что позволили наблюдать за ним практически в прямом эфире. И подарком судьбы стало то, что команда Зубова первой выбралась на речной простор. Значит, волна смоет их к самой границе охраняемой территории конкурса, а то и за нее, позволив «эвакуировать» без ненужных свидетелей. А потом… Вряд ли кого заинтересует пропажа малоизвестных школьников в общем хаосе и панике страха за наследников влиятельных персон. Но если и вспомнят — к этому моменту вопрос с Зубовым-старшим должен быть решен.

Пятый достал простенький мобильный телефон из внутреннего кармана, терпеливо дождался включения и отбил сообщение на единственный номер в памяти аппарата.

«Вода поднимается».

Глава 27

Там, где встречаются разные культуры, редко обходится без вооруженной до зубов границы или стены от горизонта до горизонта. Нужна мудрость, чтобы признать право других жить иначе, а так же достаточно силы, чтобы другие проявили эту самую мудрость к тебе, опасаясь достойного отпора.

Одиннадцать судей необычного турнира были достаточно мудры, чтобы не замечать различия в цвете кожи, одежде, еде или количестве жен. Пожимались руки тех, кто полагал их целование высшей наградой для остального мира. Невозмутимо плескало вино в бокалах у истинных праведников. Темнокожая ладонь деликатно и со всей вежливостью придерживалась плантатором в сороковом поколении. И повсеместно — дружеские объятия тех, кто полагал себя сыновьями богов, с теми, кого народ окрестил выходцами из преисподней. Все усреднялось до среднеевропейской величины демонстративного равенства, комфортного для общения и свободного от угрозы поубивать друг друга. Хотя в последнем была серьезная заслуга организаторов.

Мало дать гарантии безопасности, необходимо создать атмосферу, привычную каждому из важных гостей и достойную его высокого статуса. Поэтому шикарное помещение, подготовленное для арбитража последнего этапа соревнований, начиналось одной своей бесконечной стороной в редком лесочке, теплом и зеленом, перетекая дубовым паркетом через две сотни квадратных метров с удобными креслами и столиками, беседками и садом камней, диванами и татами, завершаясь невесомыми мостиками через широкий пруд в противоположной стороне.

То, что находилось все это на последних этажах высотки и скромно именовалось «малым залом для встреч» невольно впечатляло. Об истинном расположении места прямо сообщала одна из граней помещения — затененное бронепленкой окно, достаточно прозрачное, чтобы продемонстрировать всю красоту Онежского озера с высоты сотни метров. Истинный же интерес присутствующих в зале был направлен на противоположную сторону зала — там, где всю плоскость стены занимали огромные экраны.

Включен, правда, был только центральный — самый большой, от пола до потолка и еще с десяток метров вширь. Демонстрировалась на нем телевизионная картина. Но в отличие от той, что поступала на другие экраны страны с получасовым опозданием, особым гостям доставался прямой эфир, без вырезок и монтажа «деликатных» моментов, таких, как слезы и злость, отчаяние и ненависть, драки внутри команды и предательство случайных союзников — все крупным планом. Потому что именно тогда правила и забывались. Или становились не нужны тем, кто уже проиграл.

Обычно в этот момент с дронов отстреливались сигнальные огни, а замаскированные на маршруте громкоговорители доносили до участников вкрадчивый голос князя Долгорукого, поименно перечислявшего нарушителей и возвещавшего о скором прибытии вертолета. Ни одна из четырех команд-аутсайдеров не посмела возразить, а острый конфликт так и не дошел до грани смертоубийства.

Хотя последнее, если честно, большинство из арбитров изрядно расстраивало. Им, после какого-то времени наблюдений за гонкой, становилось откровенно скучно: чужие дети, даже не дальние родственники; однообразный рельеф с высоты вертолета; переводчики, не поспевающие за дикцией разгоряченных русских комментаторов. Драки — и те рафинированно-техничные, обычно до разбитого носа или рассеченной брови. Где ярость, где схватка на грани жизни и смерти, прокушенные зубами уши и расцарапанные лица?! И даже никаких хищников в лесу! Их сыновья и внуки наверняка бы давным-давно выиграли этих вкусных белокожих неженок!

Или не выиграли — признавали те, кто поглядывал на темп движения лидеров турнира. Да они бы и не стали требовать от своих детей не спать сутками, вырывать голыми руками глотки волкам за тряпки и консервы. И уж точно не пустили бы их на маршрут с теми, кто делал все это с легкостью, поджигая лес за собой и шагая вперед чуть быстрее огненной волны. Дикие люди, эти белые. Наверное, от того, что произошли от обезьян, а не от богов.

Но даже такие моменты были крайне редки, показывали их без особой охоты — все равно эпизод уйдет под нож монтажникам. В основном, на экране сменялись условно-спокойные эпизоды, вникать во внутреннее напряжение которых судьям было откровенно лень. Вот и сейчас камера показывала небольшой плот на глади реки, двигавшийся едва ли быстрее течения. Слишком медленно, слишком в стороне и позади от основной гонки.

«— Очевидно, у них есть какой-то план, и они его придерживаются», — щебетал голос диктора. — «Напомним уважаемым телезрителям, что именно волки, коварно выпущенные командой на волю, вывели из гонки команду Алабышевых. Коллектив телеканала от всей души желает Михаилу и Александру скорейшего выздоровления…»

«— Возможно, движение ночью позволит сократить расстояние».

Сомнительно настолько, что даже не достойно обсуждения уважаемым жюри. Истинные победители в эту ночь тоже спать не станут.

Словом, оживлялись судьи редко, комментируя через переводчиков способности конкурсантов на экранах, пока не приходили к общему мнению о пропащем поколении. Но, в основном, коротали время, как могли. Слишком его, этого времени, выдалось много — работа не предполагала перерыва на сон. Терпимое условие за грандиозную оплату. Только скучно.

В первый день спасала череда разговоров и знакомств — часть судей не была знакома с остальными, да если честно, ранее и не стремилась заводить такие знакомства. Все они были так или иначе дружны с Долгорукими, но меж собой виделись в третий или четвертый раз — это если считать все моменты с начала турнира. До соревнований у этих людей просто не пересекались интересы — слишком далеко друг от друга, чтобы делить, враждовать, дружить или испытывать любые эмоции, кроме признания самого факта их существования. Но раз уж встретились, то следовало попытаться извлечь прибыль.

То еще занятие, без толпы консультантов, финансистов, да еще с чужим переводчиком, навязанным Долгорукими. Свои специалисты, конечно, были бы лучше, но стоило признать, что если от приближенного приятно слушать дифирамбы в свою честь, то гробить время на скрипучий голос и отвратительный акцент слуги чужака, что-то там бормочущего о титулах собеседника, откровенно раздражало еще в день первого, официального представления друг другу. А без перечисления титулов эти карьеристы работать давно разучились. Так что чужой переводчик все же был меньшим злом. В любом случае, взаимный интерес даже через него удавалось обозначить, а этого вполне достаточно.

Потому сегодня арбитры уже сидели группами по два-три человека, разбавляя ожидание легкой беседой и игрой — дух соревновательности и жажды победы добрался с экранов до их умов и сердец.

Где-то играли тихо, степенно передвигая фигуры по доске. Возгласы азарта шли от тройки игроков в кости. Ну а в одном месте, у правого края зала, старые знакомые и вовсе не сдерживали эмоции. Вернее, один из них — как проигравшему и положено.

Хрустнула рубашка карт, сминаясь в гневном жесте невысокого господина в белом шелковом халате, расшитом золотым узором.

— Мошенник, прохиндей, шарлатан! — С чувством летели гневные слова на хинди над карточным столиком.

Карты хлопнули по столику картинками вниз и были тут же убраны профессиональным жестом крупье.

— Раджа расстроен исходом партии, — деликатно произнес переводчик на английском, обращаясь к жутко довольному мужчине, прибиравшему к себе двадцать фишек номиналом в пятьдесят тысяч.

— Скажи, что я предлагаю ему отыграться, — фыркнул лендлорд Кумо, трогая ус и пристраивая стопку с выигрышем к двум таким же.

Раджа Миталл отлично знал английский, французский, русский и многие другие языки, на землях которых стояли предприятия его концерна. Но не видел удовольствия говорить на родном наречии старого американца, трогающего грубыми пальцами ковбойскую шляпу всякий раз, когда приходит хорошая карта.

Куда приятнее высказывать в улыбающуюся физиономию все то, что он о нем думает, прикрываясь новым проигрышем и спецификой перевода, не позволявшего воспринять слова за прямые оскорбления. Тем более, что Кумо владеет хинди. Но в этом и было все наслаждение.

— Ставлю миллион! — Хлопнул раджа по столику полной рукой.

Крупье тут же придвинул новую стопку в центр.

— Ставь сразу три, сразу отыграешься, — посоветовал ему партнер по игре деланно участливым голосом.

Ну уж нет, это в три раза меньше ругательств за уведенный из под носа железный рудник!

Рядом, с приклеенной улыбкой, прошелся с бокалом в руках молодой князь Долгорукий. Слуги говорят, хочет обсудить ряд деловых вопросов и даже испрашивал об удобном для этого времени. Был бы это старый друг, время обязательно бы нашлось прямо сейчас, но пока череда поражений в карты выглядела гораздо интересней.

— Сет на дамах у его превосходительства. — Посочувствовал ему крупье.

— Гад, враль, короста! — Возопил Раджа, с удовольствием прощаясь с деньгами.

— Раджа расстроен исходом партии, — с вымученной улыбкой перевели лендлорду.

— Поднимем ставки? — Сытым котом улыбнулся тот.

«А может, отыграть у него рудник?»

В приятных раздумьях, раджа чуть не пропустил момент странной тишины в зале. Повернув голову к экрану, с которого продолжали щебетать голоса дикторов — на этот раз обеспокоенных и с ощутимой долей паники — на месте замер и он сам.

На экране, через всю его многометровую диагональ, катила грязно-серая лавина воды, вырываясь из узкого русла реки и штурмуя чащобу волнами метровой высоты. В ее волнах, будто кипящих от выпущенной на волю дикой силы, невесомыми щепками закручивало и уносило вперед вырванные с корнем деревья. В бурунах белой пены терялись препятствия, волочимые течением вслед за собой. В зале гремел отзвук победного рокота реки, вознамерившейся смыть земную пыль в океан — и невольно оборачиваешься назад, на Онежское озеро, чтобы убедиться через окно, что эта беда не здесь.

— Что они говорят? — Полюбопытствовал раджа у переводчика.

— Г-говорят, скорость волны восемьдесят километров в час. Заметили только сейчас. Она достигнет границ турнира через десять минут. — В некой растерянности произнес он.

Раджа убрал в сторону карты с двумя тузами, встал со своего места и подошел к князю Долгорукому, замершему в центре зала перед экраном. В этот момент он хотел быть первым, кто скажет эти необходимые и крайне важные слова устроителю турнира — то, что каждый на его месте желал бы услышать, как дань уважения и долг гостя хозяину.

— Александр Сергеевич, — с ощутимым акцентом, чуть медля и подбирая слова чужого языка, начал раджа. — То, что произошло… сейчас, перед всеми нами…

— Да, — сухо сглотнул князь, продолжая сжимать бокал.

— Это восхитительно! — Торжественно завершил Миттал, поворачиваясь к остальным судьям.

— Наконец-то достойное испытание, — поддержали в зале.

— Жемчужина! Я уж думал, эта тягомотина будет еще двое суток.

— Не сомневались в вас, князь. — сопровождались слова одобрительными кивками — не всех, но десяти.

Одиннадцатый силуэт молча встал в глубине беседки, скрывая эмоции тенью от навеса, закрывавшего его одиночество от яркого света экрана.

— Да, — повторил князь, слегка обозначив поклон. — Спасибо. Вынужден вас покинуть. Надо проследить.

Стараясь двигаться не слишком быстро, князь направился в сторону озер — там, где был один из выходов. Привычным жестом поставил бокал на поднос официанту.

Бокал, оплавленный по всей длине ножки, неуклюже упал набок, разлив по поверхности и на фартук слуги алое пятно.

* * *

Только пройдя комплекс озер, князь позволил себе сорваться на бег, игнорируя удивленные взгляды случайных встречных. Говорят, бегущий по коридорам начальник — плохая примета. Они даже не представляют, насколько.

Следом, покинув свою беседку, медленно и неспешно вышел румынский князь. Соревноваться в беге даже не пришло ему в голову — какой в этом смысл, если можно подождать нужного ему человека на вертолетной площадке.

Старому князю Долгорукому повезло еще пару минут пребывать в неведении о своем статусе «нужного человека». Новости сын доставил самолично, проигнорировав телефон.

— Я уже распорядился перекинуть войска и инженерные части. Готовим массированный артудар по руслу реки. А с этим… Мы скажем всем, это новый этап соревнований. — Лихорадочно расшагивал по ковру кабинета нынешний князь, не отрывая взгляда от ритмичного рисунка на ворсе. — У нас все еще под контролем!

Щелкнула тяжелая оплеуха, от резкого звука которой разбежались панические мысли в голове.

— Спасателей поднял? — Глухо прозвучал голос враз постаревшего старшего родственника. — Поднимай. Всех предупреди. Всем гербовым вертолетам участников — координаты и зеленый коридор. Эвакуация.

— Но мы можем…

— Немедленно!!! — Рявкнул старик так, что дрогнули стекла. — Кто у нас на месте из старших?

— Андрей уводит в сторону дождь. — Ответил князь, непослушными пальцами набирая центр координации турнира.

— Пусть держит волну с остальными.

— Он не сможет, — поднес князь аппарат к уху.

— Пусть сделает или умрет, — глухо ответил отец и дед… А после ошарашенной паузы добавил с горечью. — Мы тоже должны кого-то потерять. Иначе будет не отмыться.

— Все останутся живы! — Упрямо наклонил голову Александр Сергеевич. — Подлетное время по спутникам…

— Придет волна, — прошипел Сергей Михайлович, надвигаясь на сына. — Заберет всех с собой. За мусором и мутной водой твои спутники ни-чер-та не увидят!!! Сколько продержатся их щиты, камешки и перстни?! Какую виру назначат нам их отцы?!

— Но должен быть виновник! — С некоторой оторопью, только сейчас осознавая всю грандиозную пропасть, разверзшуюся под родом и кланом, произнес сын.

— Так найди его!!! А пока делай то, что я велю!!!

Старый князь вышел из кабинета и зашагал к лифтам.

— Оператор слушает, ваше сиятельство, — бодро произнес голос в ухе.

— Оператор, вторая полка, конверт номер три. Открыть немедленно. Приступить к исполнению. — Стараясь звучать буднично, распорядился князь.

Палец с силой продавил клавишу отключения. Еще один номер.

— Канцелярия? — Ответил немолодой женский голос.

— Юлия Сергеевна, шестой конверт. Немедленно. Подтверждаю. — Не сдержался от горечи.

— Вы подтверждаете?.. — Запоздало уточнили с некой растерянностью. И тут же добавили. — Принято.

Эвакуация женщин и детей клана в день конца света не бывает лишней. Так же, как и вызов всех союзников. Осознание беды подкралось слишком поздно, но вместе с ним пришло полное понимание всей картины. Горькой и крайне тревожной.

Это не рядовое ЧП, тут и думать не следует. И не простая диверсия. Гигантская волна не только окатывала грязью репутацию Долгоруких. Ее мутные воды смывали в океан все надежды и чаяния получить земли Борецких себе.

Повсеместное освещение турнира, невероятное к нему внимание и ожидаемый грандиозный успех соревновательного замысла — все должно было привести к тому, что место, где он проводился, в людских умах стало привязано к фамилии клана, ассоциировалось с ней. Дорогие подарки и щедрые авансы, выданные императорской фамилии, должны были узаконить совершившийся факт.

Кто-то, видимо, этого вовсе не желал. И был зол этим настолько, что решил наказать Долгоруких конфликтом с десятком сильнейших семей империи. Будет за радость, если не войной.

Александр Сергеевич оглядел кабинет отца, пытаясь сохранить в памяти атмосферу добродушного и богатого спокойствия. Затем развернулся и быстрым шагом последовал за отцом.

* * *

Опыт поколений и житейская мудрость обретают бессмертие в поговорках и крылатых фразах, красивых сравнениях и народных байках. Правда, неведомо доподлинно, сколько время требуется, чтобы черта характера стала нарицательной. Вот например, старому князю Долгорукому Сергею Михайловичу хватило всего пары дней, чтобы всей душой принять правильность фразы «упрям, как румын».

Мировая несправедливость была в том, что это, по всей видимости, только его опыт и личная боль.

— Ты что тут делаешь?! — Рыкнул Сергей Михайлович, распахнув дверь вертолета и посмотрев на князя Вида снизу вверх.

— Сижу, — невозмутимо ответил он, будто вертолет изначально строился с ним в комплекте.

Князь дернулся и обернулся к нервно переминающемуся начальнику охраны вертолетной площади.

— Что он тут делает?!

— Мы пытались его не пустить. — Выправился во фрунт верный служака, досчитывающий до пенсии последние деньки на почетной службе. — Даже стреляли.

Похвально, бесстрашно, но ожидаемо бесполезно.

— Ладно, летим на втором вертолете. — Махнул рукой на проблемного гостя старый князь.

Благо, личная площадка размещала две разъездные вертушки — для отца и сына.

— Он не работает. — Донесся со спины голос румына.

— Это еще с чего?!

— Они в меня стреляли.

— Ваше сиятельство, он сначала в тот вертолет сесть хотел, — пояснил ему начохраны из-за правого плеча. — Там пулями привода винтов посекло. Техников уже вызвали, к вечеру обещают…

!!!!! — именно столько восклицательных знаков было в экспрессивной речи, обращенной подчиненным, румыну и немного небесам.

— Что тебе надо, а? — Уже устало обратился к Виду старый князь.

— Ничего, — невозмутимо качнул он плечом. — Ты лети по своим делам, не обращай внимания.

— Выбери себе другой транспорт, я сейчас не в город.

— А мне не надо в город, — одними губами улыбнулся князь Вид.

— Друг, действительно не до всего этого, — Сергей Михайлович забрался во внутрь, отметил вышедшего на крышу сына и ударил по перегородке кулаком, приказывая пилоту заводить машину. — Куда тебя доставить?

— Пока не знаю. Полетаю. Может, скажу.

— Мы будем долго летать, — начал терять терпение старый князь.

— Этот год у меня совершенно свободен, — меланхолично ответил Вид, глядя перед собой.

— Ладно, — вновь махнул он рукой и пересел чуть дальше, уступая место нынешнему главе рода.

— Отец? — Не удержался сын от вопроса, указав глазами на нежданного попутчика.

— Ничего не спрашивай, — поднял тот ладони и отвернулся к иллюминатору.

— Рад, что в эту трудную минуту вы с нами, — понял по-своему Александр Сергеевич, кивнув князю Виду и цепляя на голову наушники.

— Я не с вами. — донеслось еле слышно.

— … Жаль.

— Молодой еще, — с некоторой скорбью посмотрел князь Вид на старшего Долгорукого. — Не понимает.

Тот хотел было раздраженно мотнуть головой и гневно (но про себя) ответить, что понять его могут только по известному адресу в известном месте с желтыми стенами и дверьми без ручек.

Но вместо этого замер, утратив всякие эмоции. Следующим выражением его лица было безмерное уважение и признательность.

— Я запомню, — благодарно качнул он головой.

— Эй, — усмехнулся самый старый виртуоз этого мира, за услуги которого обычно расплачиваются поколениями. — Я просто лечу рядом.

Это не значило, что платить не придется. В мире вообще не бывает ничего бесплатного, кроме ненависти и боли.

Просто однажды придется сесть в один вертолет с князем Видом и полететь отдельно от него. Но, в итоге, прибыть все равно вместе. Если повезет, даже вернуться назад. Потому что те проблемы, которые не сможет решить это существо, вряд ли под силу князю Долгорукому. Зато долга не будет на клане и семье. А одна жизнь против многих — всегда хороший выбор.

Впрочем, сейчас была надежда справиться без упрямого попутчика, и на эти чаяния Сергей Михайлович искренне рассчитывал. Пока они не прибыли на место.

Река под ними соревновалась ревом с вертолетным гулом, срываясь с высоты кажущегося бездонным зеркала водохранилища. Спокойствие зеленовато-синей воды с одной стороны бетонного барьера и пенное бешенство, взлетающее от удара по бетонированному дну канала на добрую сотню метров, с другой.

Машина вильнула к берегу, словно опасаясь, что стихия дотянется до брюха машины и утащит за собой вниз.

— Где наши люди? — Повернулся Сергей Михайлович к сыну.

Тот молча указал в сторону правого берега, где на отдалении проглядывала широкая поляна, возле которой хищными птицами кружили несколько вертушек. Грязно-желтая расцветка камуфляжа машин и палаток под ними терялась на фоне осеннего леса, так просто не заметить, а гул вертолетов просто не слышен в окружающем буйстве.

— Давай к ним.

Машина рухнула отвесно вниз и в сторону, пилот не особо заботился о комфорте пассажиров, прочувствовав важность каждой секунды.

На земле уже ждал доклад — поспевшая традиционно первой разведрота отчиталась о физическом блокировании механизма закрытия шлюза и об обнаруженном минировании плотины. Живого персонала нет, следы нападения зафиксированы, время нападения по характерным признакам зафиксировано, как минус полтора-два часа.

— Саперы уже работают, Ваше сиятельство. Так же собрана бригада из добровольцев, пытаемся срезать сварку на затворах. Продвигаемся, но мешает поток воды, — доложили ему деловым тоном без особых эмоций.

Как будто там не напор, способный сорвать с высоты и сломать шею о камни.

— Сколько времени вам нужно?

Старый князь стоял впереди треугольника из прибывших высоких персон, за общим напряжением ситуации позабыв уступить место сыну. Это его место — требовать отчета, карать и награждать, но сейчас было не до церемониала. Тем более внук, возглавлявший операцию на земле, прекрасно знал, кто руководит кланом, а кто и есть — клан.

— Час, максимум полтора. — Прищурился на солнце солдат. — Но закрыть все равно не сможем, пока не восстановят электропитание. Враг все срезал за собой, уничтожил кабель и пограбил автоматику затворов. Ожидаем специалистов и ремкомплекты из столицы. Сложная номенклатура, но обещают уложиться в три часа.

— За это время там все до океана смоет. — Процедил старый князь в сторону, коротким кивком приняв доклад.

— Деревья замедлят волну. — Предложили из-за спины. — Может, бомбардировка?

Старый князь глянул на сына, как на несмышленыша. Даром, что тому шестой десяток. Ведет себя, как… недостойно. Говорит до того, как думает.

Накопленная за годы вода будет истекать еще очень долго, а преграду ниже течения вода сметет, не заметив. Впрочем, хватило взгляда, чтобы на нынешнего главу рода снизошло озарение, выглядевшее закушенной нервно губой, и пояснять при посторонних не пришлось.

Разум старого князя искал решение проблемы, сердце заходилось недобрым стуком, напоминая о возрасте.

— А где князь Вид? — Выйдя на мгновение из столь же тяжких раздумий, спросил Александр Сергеевич, оглядываясь по сторонам.

Сергей Михайлович с некоторой растерянностью тоже рефлекторно оглянулся.

— Вот ять! — В сердцах припомнил он старославянскую буквицу, так же не обнаружив вздорного румына.

Где-то недалеко воздух дернуло резким криком постового: «Стой, кто идет!»

— Ага! За мной! — Нахмурившись, бульдозером двинулся старый князь в ту сторону.

Шагнув было в ту же сторону, остановился командир разведроты, уступая им и жестом успокаивая насторожившихся от крика дежурных.

Между тем, интуиция Сергея Михайловича не подвела.

— Уважаемый, я не вхожу, я выхожу, — вежливо общался князь Вид с патрульным, не обращая внимание на приставленное к груди дуло автомата.

— Руки за голову, на колени! — В неком ошеломлении требовал от него молодой солдат эдак лет девятнадцати, разглядывая старика без бровей и волос, в традиционном наряде из красного и черного, вышитого золотом, и шапке с алыми каменьями.

Не самая рядовая встреча в диком лесу. Особенно, если такой проходит из-за спины, куда зайти просто не мог!

— Давай я пойду, а ты стреляй, — со вздохом предложил румын ему компромисс и уже собрался идти дальше.

— Отставить! — На всякий случай крикнул Сергей Михайлович солдату.

— Стой, кто идет! — Вместо этого в панике произнес молодой и направил ствол уже на них.

— Боец, смотри налево, — указал старый князь на сына. — Узнаешь?

— Руки за голову, на колени!

— Да твою же… Потрет у вас в части висит, над входом и в актовом зале. — Раздраженно посмотрел Сергей Михайлович в спину неспешно удаляющемуся румыну, а затем повернулся к сыну. — А ты сделай одухотворенное лицо. Вот так.

— Ваше сиятельство! — Признал солдат, опуская прицел к земле. — Виноват, Ваше сиятельство!

— Благодарю за службу! Продолжать наблюдение! — Пробежали князья вслед за румыном. — И не вздумай ему в спину пальнуть!

Красно-черная одежда то терялась впереди между ветвями, то появлялась на другой стороне неглубокого овражка, который приходилось обходить, чтобы не завязнуть в грязной луже на его дне. Погоня уже превратилась в самоцель, заглушив вполне логичную мысль «ушел — да и фиг с ним, не маленький».

— Гребанный партизан, — чертыхался Долгорукий-младший.

Становилось ясно, почему за все эти годы румына так и не выгнали из родных лесов. Тут бы самим не сгинуть, за ним шастая.

Шикарные ботинки не проглядывали за слоем глины, брюки до колен покрылись грязной влагой и паутиной, а лицо и прическа из-за попадающихся ветвей уже выглядело так, что князя в одном из них не признал бы даже собственный секретарь.

— Сейчас колокол найдем, станция и комбинат нашими будет, — позволил себе шутку Александр Сергеевич, оттирая пот со лба.

— Так и так будет, — пер буром вперед Сергей Михайлович. — Внуки пока первыми идут.

Слабая улыбка на его лице тут же погасла. Уже никуда не придут.

Ввинтившись в ярости в очередную группу кустов, старый князь неожиданно для себя оказался на берегу водохранилища, где-то в паре километров от водосброса. Река тут ревела почти столь же сильно, но о творящейся катастрофе говорил только звук, да водяной пар, поднимающийся вдали. А без этого — будто бы и нормально все, только тянет сор на воде в сторону, да и то — может, ветром гонит. Слишком тут этой воды много. И зачем Борецким было столько? Даже больших поселений рядом толком нет.

Мысли пронеслись мгновенно и тут же сменились более яркой эмоцией — догнали.

Князь Вид стоял у самой воды, заложив руки за спину. И он был отвратительно чист — аж негодование брало.

— Тут место, в которое тебе надо? — Кое-как отряхнувшись, подошел к нему старый князь и встал рядом.

— Ты воду подкидывать умеешь? — Мельком глянул на него румын.

— Да, — не стал тот обращать внимание на очередное чудачество.

— Много воды, Силой. — Уточнил он.

— Могу, — уже иным тоном подтвердил Сергей Михайлович — собранным и спокойным.

Мало ли…

— А твой сын — держать ее в воздухе?

— Да. — выступил вперед Александр Сергеевич, до того стоявший за спиной.

— Тогда ты подкидывай, а ты держи.

Все еще, с неким сомнением, старый князь черпанул Силой воды в сотне метров от них и бросил вверх. Вода, как и положено, плюхнулась с брызгами вниз, пустив кольца по воде.

— Выше кидай. И больше.

Подавив начавшееся раздражение, Долгорукий выполнил просьбу.

Мир рядом дернуло резким порывом Силы, наждачкой черканув по обостренным чувствам. Резко заискрилось в воздухе и дыхнуло холодом.

То, что было выплеснутой вверх волной, рухнуло вниз ледяным осколком.

— Он не держит, — пожаловался ему на родственника князь Вид.

— Сашка!

— Делаю, — сухо отозвался нынешний князь и Силой вытащил из воды упущенный от удивления ледяной булыжник.

— Где вода? — проворчал румын.

— Будет тебе вода, — лихорадочно пробормотал старый князь, распахивая ладони и пытаясь прочувствовать объем, который следует поднять.

Из воды показалась кромка в половину метра, длинною в полноценные три сотни, пеналом выдвинувшаяся из воды и мутноватым стеклом потянувшаяся ввысь. Поверхность тут же покрыло инеем, под скрип и хруст скованной волшебством воды выводившей зимние узоры на гигантском полотне.

— Держит? — Уточнил Вид.

— Держу.

— Тогда давай такое же стеклышко. Только чуть больше и шустрее.

Сергей Михайлович дал. И еще раз, и еще больше сотни раз, уже дыша горячим паром в стуже, веявшей от огромной стены, созданной в небе из воды, холода и людской воли.

Рядом надсадно дышал сын, упрямо раздувая крылья носа и удерживая созданное ими над водой.

Часы нагло врали о пятнадцати минутах, прошедших с самого начала. Тело и разум жаловались на сутки без сна и отдыха, и только ужасно бодрый румын требовал еще и еще, делая что-то невообразимое в небесах — замораживая, склеивая между собой холодом, придавая форму, ребра жесткости и округлый контур преграды в половину километра высотой.

Иногда Александр Сергеевич невольно ослаблял контроль, и барьер проседал на половину метра, пока неведомо что не поддерживало его снизу. Он верил, что помогал отец. Отец верил, что сын отлично справляется и сам.

Князь Вид же выглядел слишком бодрым, чтобы испытывать к нему положительные чувства.

— Теперь неси это к водосбросу и перекрой его. — Буднично подвел тот черту титаническому труду, выдохнув слова теплым облачком.

«— Оказывается, он еще теплый, после стольки-то лет». — Пронеслось ворчливое в голове старого князя.

Громада льда, трещавшая под собственным весом, медленно поплыла к цели, накрывая тенью трех виртуозов.

— Погрузи осторожно, сбрасывать не смей, — въедливым прорабом стоял румын за плечами вспотевших от напряжения князей.

Те же испытывали к нему светлое чувство любви подчиненных к мудрому начальству.

Громада льда шевелилась, легонько качалась от налетавшего ветра, сбивала птиц и уверенность в собственном здоровье у случайных наблюдателей.

В момент погружения по глади водохранилища прошла высокая волна, а вместо рева падающей воды пронесся тоскливый стон бетона, по которому заскрипела ледяная преграда, ударившись о дно и почти полностью закрыв сечение шлюзов. Что-то наверняка все-равно сочилось, но это был совершенный пустяк.

— Справились, — рухнул, как подкошенный, сын.

— Нормально, — согнул колено и чуть ссутулился отец.

— У тебя телефон ловит? — Обратился к старшему безо всякой торжественности князь Вид.

— Спутниковый, — качнул тот головой и выудил аппарат из внутреннего кармана. — Держи.

— Мне не надо. Ты там позвони. Пусть Самойловых найдут и спасут. Их по реке, должно быть, сильно вниз снесло. Долго вы возились.

— Всех ищут одинаково тщательно и эвакуируют при первой же…

— Эй-эй, — небрежно отмахнулся князь Вид. — Пусть Шереметьевых ищут одинаково тщательно, ладно? Вяземских пусть так ищут. А ты мне Федора найди.

— Найду, — пообещал князь, набирая номер штаба турнира, который ныне стал штабом спасения.

— Найди. — Коротко кивнул князь Вид, поворачиваясь к лесу и неспешно двигаясь обратно.

— А если они уже погибли? — Шепотом спросил Александр Сергеевич отца.

— Видел, под водой глыба? — Нахмурившись, поднес телефонную трубку князь к уху. — Здоровенное надгробие, а?

Глава 28

Потрескивает прямоугольный парус под сильным ветром, грозясь сорваться с тонкой мачты. Под ногами десятки метров студеной воды, плескающей через борт в поисках крохотного огонька, тщательно оберегаемого и хранимого на носу корабля. Над головой несутся вдаль хмурые тучи, угрожая вновь пролиться ливнем. Земля терпеливо ждет на дне реки, когда разойдется шнуровка бревен на плоту. Да и огонь, даром, что согревает одежду и пищу, нет-нет, да покусывает сухую ткань искрами, разлетающимися от углей.

Но человек, стоящий меж всех стихий, тверд. Его взгляд обращен на горизонт по курсу. Его руки заложены за спину, подбородок гордо приподнят. Ему нипочем холодный ветер и не страшит темный лес, внимательно поглядывающий в спину с высоких берегов.

— Господа, дело сделано, шаг совершен. Сомнения остались в прошлом, и нечего вспоминать их снова. Здесь и сейчас только мы, объединенные одним решением, одной судьбой на всех. И только время расставит все по местам!

— И все таки, я думаю, что рыба немного испорчена, — с сомнением трогал живот Паша.

— Слушай, мы вместе решили это съесть, — прервал я свою речь и оторвался от торжественного разглядывания пути вперед. — Вон, у Артема ничего не болит.

— Я не ел. — Поднял тот руку. — У меня Паша долю выиграл.

— Я тоже проиграла, — донесся по другую сторону паруса Светин голос.

— У меня мышь стошнило.

— Зато ты отлично играешь в камень-ножницы-бумага! — Присел я к хмурому Пашке и ободряюще похлопал его по плечу. — Отличный, кстати рецепт. Где научился?

— Там еще соль нужна, специи, овощи и оберточная бумага, — буркнул он. — И костер маленький, чтобы целиком запекать.

— Нормально, я же съел. — Успокоил я его. — И ничего, отлично все.

Нет, ну не съел, но попробовал. Визуально. А затем тайком предал прах воде.

Да, кстати говоря, шоколад кончился. Да и остатков гречки — всего чуть, а никаких новых волков возле берега, которых можно было освободить в обмен на справедливую награду, не наблюдалось.

Потому остро встал вопрос нахождения пропитания. И тут уж действительно тот случай, когда ответ на него — лежит под ногами. Вернее, плавает. Осталось только поймать.

За приманку решили использовать чуть подгоревшие остатки крупы на дне котла. Леской послужила расплетенная по краю нить от платья, а вот с крючком было аж два предложения: согнуть иголку и использовать Светину сережку — там как раз подходящий замочек, да и грузило из него отличное. Ребята настаивали на первом варианте, да и самой хозяйке не очень хотелось расставаться с красивой вещью. Тем более, весьма дорогой. Я как услышал цену — сразу решение принял. Семьдесят тысяч! Раз Света на такое повелась, то вся местная рыба тоже наша. И пока Артем зализывал проколотый иголкой палец, выудил первый улов — не сильно большую рыбеху в ладонь величиной.

— Плотва, — авторитетно заявил Паша.

За что тут же был признан экспертом с мировым именем и записан в повара.

Он, конечно, протестовал и стеснялся, но после торжественного обещания съесть все, что он сварит, уступил.

— Я приготовлю вам рыбу по-итальянски, — благосклонно кивнул он.

За этим названием скрывалась не самая легкая смерть нашего улова.

Надо сказать, немного опрометчивое решение стоило нам шести рыб и легкого пищевого отравления повару.

К счастью, остальную добычу вызвалась спасти Светлана — она готовить не умела, но когда-то проходила курс выживания в дикой природе. Так что после краткого вояжа к берегу и собирания кислой красной ягоды и оставшихся с лета безымянных кореньев, в котелке кипела крупа пополам с очищенной от чешуи рыбой.

Не знаю, каким будет результат. Вон, с Пашей тоже был сплошной энтузиазм, а завершилось все кремированными в глине тушками. Большая их часть до сих пор лежит в ткани возле края плота, уложенная так специально, чтобы нечаянно сорваться в воду под хор разочарованных голосов, уже готовых восхвалить поварской талант Павла и необратимую трагедию, унесшую в коварную воду истинный шедевр кулинарии. Но оно, как и всякое зло, не желало покидать этот мир и потихоньку травило совестливого повара, который все пытался найти причину своего промаха и периодически ее пробовал.

— Может, если переложить ягодами, они оттянут на себя горечь…

— Обязательно попробуем на ужин, — незаметно пододвинул я рыбу на самую кромку плота.

— Там человек, у правого берега, — звонко оповестил всех Федор.

В том направлении на берег выходила очередная просека, обрывавшаяся у отвесного берега на высоте нескольких метров. И там действительно кто-то был, выделяясь на фоне осенней серости аляповато-ярким нарядом, собранным из синего и красного. Метров триста до него, плюс позади нас, да против солнца — не разглядеть.

— Вроде, один, — констатировал Артем, прикладывая ко лбу ладонь на манер козырька.

Человеческая фигура заметила внимание и вновь скрылась в лесу.

— Значит, мы все еще на маршруте, — облегченно выдохнул Паша.

Да как-то и не было сомнений: просеки на берег реки выходили часто, а бурелом из них выбрасывали отвалами прямо вниз. Один раз даже углядели целую команду, но впереди себя, и тоже издалека. Нас они тоже отметили, посчитали догоняющими и вновь вернулись в свой лабиринт. Мы же неспешно двинулись по прямой, не сильно переживая из-за видимого отставания. Разве что Паша взялся грести деревяшками, тревожно поглядывая на берег, но через час спокойствие пришло и к нему. С тех пор у нас появился парус, созданный из подкладки юбки Светы, части полотна от контейнера, Пашиного пиджака и его же упрямства, сшитого друг с другом бечевой. Неказистый, но довольно плотный, чтобы держать ветер, парус был успешно закреплен на реях, за которыми мы сплавали к очередному свалу деревьев возле берега. Ветер нам благоволил, унося тяжелые тучи куда-то вперед по течению, а заодно придавая ускорения через сомнительную Пашину конструкцию. Не скажу, что сильно, но под особо мощными порывами ветра плот иногда серьезно клевал вперед, зачерпывая немного волны. Потом Паша провел повторную развесовку всего тяжелого по плоту (то есть, указал, где садиться и откуда лучше не уходить), и мы поплыли без холодной воды на борту.

— Само собой на маршруте, — подтвердил я ему очевидное, внимательно приглядываясь к цвету его лица. — К берегу точно не надо пристать?

— Зачем? — по инерции переспросил он.

— Ну там ягоды, кусты, — шепотом уточил я. — В основном, кусты.

— А? Нет, — замахал он руками. — Все в порядке. Вернее, с рыбой вот не очень, а мне нормально. Только обидно немного.

— Смотри сам, — хлопнул я его по плечу, неуклюже поднялся, чуть не смахнув остатки рыбы в воду, но и тут не повезло.

— Там снова он! — Чуть тревожно огласил воздух Федор, указывая в просеку куда ближе, в сотне метров.

Человек мелькнул буквально на секунду, но такой наряд в голых ветвях не укрыть.

— Да и пусть себе бегает, — хмыкнул Артем, мельком глянув на лес, и куда с большим интересом присматриваясь к содержимому котла.

Там уже вовсю кипело, срывая из под крышки ветром довольно приятный аромат похлебки.

— Она! — Приподнялся на ноги Федор парой минут позже, указывая на берег рядом. — Это она!

С ближней просеки буквально летел вниз девичий силуэт, ловко перепрыгивая узловатые и высушенные корни деревьев, обнаженные сходом почвы, через выветренные песком вертикальные отвесы, находя точку опоры в темноватых участках роста утлых кустарников и сорной травы.

— Быть такого не может, — поднялся Артем и я вместе с ним.

Синяя накидка с рукавами прикрывала знакомое платье, уже не белоснежное, скорее серое, поверх которого юбкой до пола застегнуты лоскуты алого цвета. На ногах — мужские ботинки, на голове плотная повязка серого цвета, закрывающая волосы. Ноги перетянуты плотной серо-белой тканью, подвязанной лентами синего цвета. Но это без сомнения она. Ника.

— Максим! — ударило с берега моим именем. — Надо поговорить! Подождите!

Ко мне, ожидая пояснений, обернулись друзья. А я молча смотрел вперед.

Плот шел по воде дальше, вслед за ним, отставая из-за наваленных на берег деревьев, бежала девушка.

Правильное решение все еще не желало превращаться в слово.

— Может, пристанем на минуту? — Предложил Артем. — Объяснитесь? — Пытался заглянуть он в глаза, коснувшись плеча.

— Никого чужого больше не видно, — бодро доложил Паша, поднимая с плота длинный шест.

— Можно просто подойти чуть ближе, чтобы через реку не кричать. А мы отвернемся.

— И даже уши закроем. — Подтвердил Федор.

— К волкам ты в загон вообще первым залез, а сейчас стоишь столбом, — возмущался капитан, собираясь править к берегу.

С волками все просто, а тут…

Впереди река слегка отворачивала право, перебираясь через небольшой порожек, заваленный по обе стороны камнями. Будет правильно решиться сейчас, пока сама природа не отберет другой вариант.

Ника, приметив преграду впереди, остановилась у самой воды и принялась сбрасывать с себя лишнюю одежду на землю, шагая вслед за плотом. А затем, скинув накидку с волос и оставшись в укороченных до колен брюках и рубашке, бросилась в холодную воду, широкими гребками направляясь к плоту.

— Ну вот, — возмущенно всплеснул руками Артем. — Теперь ее еще нашей ухой отпаивать. А пристали бы к берегу — и угощать бы не пришлось.

— Да не жалко, — хмыкнул с улыбкой Паша.

— Тебе легко, ты рыбу ел.

Тот зябко поежился и от комментариев отказался.

Между тем девушка изрядно сдавала, каждый мах руки давался явно тяжелее. Промокшая одежда тянула на дно, а вроде бы попутное течение стремилось унести к берегу.

— Максим, она же утонет. Помоги ей, — прошипел через зубы Артем, забирая шест у Паши и передавая мне. — Сам ведь хотел ее видеть, а сейчас как сам не свой.

Да, кое-что правильное в его словах есть.

Я подошел к краю плота, вытянул вперед шест, удерживая его двумя руками. Подвел к Нике. Чуть отвел в сторону, пропуская выброшенную в его сторону руку и аккуратно оттолкнул ее от плота за плечо.

Девушка забарахталась на воде, затем парой махов выровнялась на поверхности и остановилась, двигая руками, чтобы не пойти ко дну. Более она нас не преследовала.

— Максим, ты что творишь? — В растерянности повернулся ко мне Артем.

— То, что ты просил. Помогаю ей тонуть, — отдал я шест Паше и вернулся на свое место.

— Я такого вообще не говорил!

Рядом спешно разувался Паша, явно собираясь броситься Нике на помощь.

— Может быть, — пожал я плечами.

— Наверное, Максим хотел сказать, что у одинокой и беззащитной девушки наряды аж четырех команд, — впервые подала голос Светлана, невозмутимо помешивая рыбный суп в кастрюле.

— Да? — Замер с одной штаниной на ноге Пашка.

— Может, забрала у волков? — Не веря и глядя на берег, где осталась одежда девушки, напряг взгляд Артем.

— Волки нынче любят одеваться, как Вяземские, Алабышевы и Орловы. — Покорным тоном согласилась с ним Света.

— Да ну, она же одна, — с сомнением пробормотал Артем.

— Да еще без ятагана и боевых вееров. Бедная, одинокая и прекрасная. — Улыбнулась она ему и подняла голову вверх, мечтательно прикрыв глаза. — Как такую не пожалеть, верно?

От такого Артем почему-то слегка побледнел, тут же взял шест в свои руки и сильными движениями оттолкнул плот от берега поближе к стремнине.

— Слушайте, ну все равно так нельзя. — Буркнул Паша, одеваясь обратно. — Давайте хотя бы ей рыбу кинем.

— Не будем усугублять ситуацию, — мельком глянув назад, качнул головой Артем. — Может, мы все неверно поняли.

Девушка продолжала держаться на воде, глядя нам вслед.

— Тогда она замерзнет, ее ногу сведет судорогой и она утонет, — зябко пожал плечами Федор и укоризненно на меня посмотрел.

— Целитель. Не утонет. — Нескладными фразами успокоил я его, отворачиваясь по курсу движения плота.

— И все таки это неправильно, — подытожил Пашка, перебираясь поближе к котелку с ухой.

Даже после того, как Ника в пару десятков гребков достигла берега, атмосфера некоторой неловкости еще долго присутствовала в воздухе.

— Рассказал бы, откуда вы знакомы, — обратился ко мне Артем.

— Она мне пломбир должна.

— О как, — чуть растерялся он, а затем продолжил обеспокоенно. — Слушай, а я тебе ничего случайно не должен? Просто я бы вот прям сейчас бы отдал, вот честно.

— Не, не должен. — Успокоил я его.

— А я? — Взволнованно поддержал Паша.

— Да успокойтесь вы, — буркнул я им, выудил из кармана ложку, опробовал суп, одобрил и принялся за более длительную дегустацию.

Остальные тут же поняли, что говорить во время еды вредно и ведет к сокращению доли в общем котле.

После сытного обеда настроение изрядно потеплело. А тут еще кремированные тела рыб все-таки упали в воду, и будущее стало еще приветливей.

Турнир двигался вперёд чуть быстрее течения реки, над головами сияло солнце. Синее, по-осеннему глубокое и холодное небо более не закрывали темные тучи — их ветер согнал далеко вперед, в одну черную линию на горизонте.

Вот только в последние пару минут Артем то и дело замирал на месте, а порою неловко, тайком от остальных вытягивался во весь рост и тянулся на цыпочках, то ли пытаясь углядеть что-то, то ли услышать.

— Странно. Звук какой-то знакомый, — опередил он вопрос, махнул он рукой назад.

— От берега? — Уточнил Паша.

Рядом встрепенулся Федор, с самого утра выполнявший почетную роль вахтенного.

— Нет там никого, — категорично заявил он.

— Да не с берега, — досадливо поморщился Артем. — Такое ощущение, что отовсюду позади. А еще справа будто сирена воет, но тут не уверен, очень далеко.

— Я вообще ничего не слышу, — приложив к уху ладони, констатировал я. — Ветер, вода, птицы.

— Может, показалось, — все еще с сомнением опустился на свое место Тема, пододвинул руками футляр со скрипкой и крепко ее прижал к груди.

— Что-то есть, — через какое-то время заволновался Паша. А затем закатал рукав и сунул руку в воду чуть не до плеча. — Точно есть! Землетрясение!

— Да откуда оно тут в наших широтах, — прикусил губу Артем и вновь принялся вглядываться назад, отыскивая источник беспокойства.

Рядом Света методично застегивала на Федоре все пуговицы, игнорируя вежливые протесты, а затем ловко опоясала его концом бечевки, накрепко обвязав другой его конец вокруг себя, села рядом и распахнула зонт над головой.

— Там что-то есть, — пояснила она спокойно на мой удивленный взгляд.

И было в ее словах и действиях нечто, что взволновало куда больше, чем предчувствия ребят.

— Огонь затушить, — распорядился я, самостоятельно же зачерпнув котелком воду и погасив пламя небольшого очага. — Парус снять.

Тут уже Паша сдернул ткань с рей, выдернул мачту из щели меж бревен и сбросил ее в воду. Затем суетливо распорол ножом из трофейного комплекта нити и набросил на плечи свой пиджак.

А говорил, не холодно ему.

Но было не до дружеских подтруниваний — вода на реке отчетливо покрывалась рябью, а тревожная дрожь земли, слышимая глухим боем далеких барабанов, не давала сомневаться в близости беды.

— Новое испытание. — Собравшись, не допустил в голос дрожи Пашка и гордо выпрямился, желая взглянуть ему в лицо.

И был он стоек и тогда, как тихий гул обратился шумом. Но когда шум обернулся ревом, а на дальнем горизонте реки позади нас выплеснула грязно-коричневая волна, невольно отступил на шаг и растерянно обернулся на нас.

Волна летела над рекой, летела через лес, с грохотом прорываясь через ветви деревьев по оба берега. Волна гремела камнем, сминаемой древесиной и зло шипела, ударяясь о повороты русла реки.

— Это что такое?! — Сделал он еще два шага по плоту, будто от этого можно сбежать.

— Может, проверка умения действовать в смертельной ситуации? — Меланхолично ответил Артем, одной рукой расстегивая чехол скрипки.

— А кто не выполнит? — Чуть успокоился от такой реакции Паша.

— О мертвых либо ничего, либо хорошо, либо правду.

— Ника, — шагнул я в сторону волны и взволнованно стал оглядывать берег.

— Нашел, когда о ней вспомнить, — ворчал Артем, выуживая что-то из глубины бархатной подкладки чехла, просунув руку в еле заметную прорезь у края.

— Она все еще должна мне мороженое! — Сжал я кулаки. — Идем к берегу.

— Бред! — Схватил меня Паша и тревожно посмотрел в сторону волны. — Поздно! Уже слишком поздно! Как волна придет сюда, все прыгаем вперед по течению! И веревка! Нужна еще веревка, — обратил он внимание на бечевку, связывающую Федора и Свету. — Щиты все умеют поднимать?

— Умеем, — мельком глянул на него Федор, без паники и с некоторым энтузиазмом копающийся в своей сумке.

— Почему паникую только я?! — Возмутился Паша, всплеснув руками. — Я что, только один это вижу?!

Волна между тем уже покрыла треть расстояния, явив свой истинный размер. Было в ней что-то около семиэтажки в высоту, а шириной… грохот уже сейчас обнимал со всех сторон.

— Да все видят, — буркнул Артем, недовольно елозя рукой внутри чехла. — Что теперь, помирать?

— Просто… Я-то выживу, — как-то резко погрустнел Паша.

— Да? — С интересом посмотрел на него Тема.

— Это ведь вода, — шмыгнул он будто виновато, приводя довольно сомнительный довод.

А затем, будто только вспомнив, содрал с пальца левой руки небольшое колечко, носимое на мизинце, и протянул Федору. — Вот, срочно надень. Это старый могущественный артефакт моей семьи!

Тот удостоил кольцо взглядом, хмыкнул, и продолжил дальше копаться в своей сумке.

— Сейчас вообще не до капризов! — Обернулся он вновь на волну, досадливо дернул губой и повернулся к Свете. — Тогда возьми! Когда щиту останется пару секунд, используй! — тараторил он, тревожно глядя вверх по течению. — А ты что делаешь?! — Обратился он ко мне.

— Правлю к берегу, — спокойно отозвался я.

— Нельзя! Нельзя! Там сомнет!

— Да я только немного подойду, потом спрыгну в воду и доплыву так. — Уверенность в своих действиях была выше волны, сильнее и не желала видеть ее в соперниках.

— А как же Федор?

Весь настрой тут же сбился, а выдох обернулся кашлем. Вместо прежних чувств — некая растерянность. Как я мог про него забыть?!

— Я остаюсь. — Отбросил я шест и даже мотнул головой, сбрасывая наваждение.

Поймал взгляд Федора и виновато опустил взгляд к ногам. Даже ссутулился от случившегося, пообещав про себя не меньше вагона пластилина в искупление. И тут же понял, что откупиться от такого невозможно даже всем пластилином на свете. Украдкой наблюдал, как брат смотрел на меня еще несколько секунд, пока расслабленно не махнул рукой, хмыкнув что-то про себя и продолжив что-то искать в своей сумке, которой, вроде как, не положено быть настолько огромной, чтобы тратить на это столько времени. А затем явно нащупал то, что ему было нужно — настолько просветлело его лицо.

Но первым о совершившейся находке сообщил Артем.

— Так, ребята, все ко мне. — Прочеканил он команду, умудряясь делать акцент на каждом слове. — Прижимаемся плотно-плотно!

В руке, выдвинутой на уровне груди перед футляром от скрипки, он сжимал старые на вид четки черного дерева с алыми прожилками, образующими ритмичный узор по чуть овальной поверхности.

И не смотря на надвигающуюся беду, уже ревевшую чуть ли в шаге от нас, внимание захватила исходившая от вещи грубая сила, бьющая учащенным пульсом во все стороны.

— Ух ты, — впечатлился Пашка.

— Это старый и могущественный артефакт НАШЕЙ семьи, — хмыкнул тот довольно.

— Здорово, — под руку произнес Федор — тем тоном, которым хвалят родители рисунок своего ребенка, обнаружив на листочке солнышко из кривого кружка и неровных лучиков. — А это — наш.

На ладони брата лежал жемчужный браслет, сотканный из застывшей океанской пены. Если всмотреться — деталировка была настолько искусна, что взгляд буквально проваливался вглубь, находя все новые и новые детали, видимые то перистыми облаками, то поднятой ветром пылью в жаркий день. И только два недлинных выступа, кроваво-ржавых, острых и обращенных внутрь, портили картину.

От вещи не фонило Cилой, но даже Артем как-то неловко убрал свою поделку в карман и, облизнувшись, потянул было руку.

— Кровавый! — Тревожно воскликнул Паша, заставив Артема одернуть руку. — Нельзя!

— А ты не пользуйся, — глянул на него тот мельком и вновь потянулся к вещи.

— Она от силы владельца зависит, — пояснил Федор, перекрикивая близкую волну. — Чем сильнее — тем безопасней!

Под ногами уже отчетливо дрожал плот.

— Дай мне! — Решился Паша, вновь дернув взгляд в сторону волны. — Я тут единственный с боевым рангом!

— Я сильнее, — положил Артем ладонь на закрывшийся в последний момент кулак Федора. — Света, подтверди.

— Есть такая версия, — серьезным тоном произнесла она.

Я просто молча раскрыл ладонь, не решаясь ничего говорить и даже смотреть на брата.

Вина все еще била по мне. То, что произошло, не имело прощения. Я никогда его не брошу. Но сейчас он вправе во мне сомневаться.

Рука ощутила ледяной холод жемчужного браслета.

— Мой брат самый сильный, — подытожил Федор. — Это общеизвестно, — с важным тоном завершил он.

А я с робкой благодарностью посмотрел на него.

— Блин! — Возопили в голос Паша с Артемом и обреченно посмотрели на волну.

— Света, знай, в этот последний миг, я хочу сказать, что я тебя люблю, — схватил Паша девушку за руку и нервно тараторил. — Если я не выживу, то передай Кате и Марине, что я их тоже люблю! Но, разумеется, меньше, чем тебя! Но это им не говори.

— Максим, отдай браслет. Ты же знаешь, кто я, — протянул ко мне раскрытую руку Артем.

— Да, — посмотрел я на него, а затем на совсем близкую волну. — Но ты даже не представляешь, кто я.

В браслет удалось продеть только фаланги пальцев, и он тут же прокусил острыми выступами указательный и мизинец, вместо боли буквально проморозив.

И ничего.

— Хм… — Пощелкал я стекляшку ногтем другой руки.

— Мы все обречены, — вдохнул Артем, потерянно опуская руку.

Интересно, а как оно работает вообще? Волна любопытства хлынула от меня к браслету, наполняя Силой древнюю вещь.

И та будто отозвалась — но не яркой вспышкой заклинания, а некой эмоцией сомнения-узнавания. Будто прошел мимо, и мелькнул знакомый силуэт. Взаимная остановка и поворот на месте, и вот один из них уже тянет руку — явно кто-то из прошлого, но все мелькает на краю сознания разгадка имени и фамилии. Загадка узнавания — и она же ответ, стоит ли отвечать рукопожатием этому человеку.

— Короче, у нас проблемы, — деликатно шепнул я вещице, отмечая краем глаза, как Артем вновь выудил свои четки и собирает всех вокруг себя.

Вернее, собирает вокруг Федора, потому что тот смотрит только на меня и не желает двигаться.

А волна уже поднимает плот, собираясь подгрести всех под себя и размолоть между сором и речным песком.

— Но я все еще могу размолоть тебя в пыль до того, как умру сам, — вырываются сухие слова угрозы совсем иным тоном.

Вспышка узнавания — и мир резко дышит жаром, вспыхивает на одно мгновение и обрастает прозрачной чешуей мыльной пены на десятки метров вокруг, образуя сетчатый шар, в котором мои друзья, плот и часть реки. Движение дается с трудом — пузырьки проминаются под рукой, на бывшем ее месте возникают новые. Дыхание происходит вполне обычно, воздух свеж и тепл, но стерилен, как бывает в больнице — это чувствуется после привычного запаха дерева, реки, хвои и углей. Рядом пытаются делать осторожные шаги мои друзья. Кажется, они что-то восторженно кричат, но мелкая ячеистая сетка вокруг нас гасит звуки, и приходится показать жестом, что я ничего не слышу. Через пенную преграду прорывается Федор и обнимает меня руками. А затем нас подхватывает волна.

Мы мчимся ввысь огромным мячом. Нас подкидывает вверх, закручивает на волне, меняя небо и воду местами, бросает к берегу и подхватывает вновь. Мы не слышим грохота, удары не чувствуются, а ощущение плота под ногами позволяет Паше определиться, куда лечь и что обхватить. Сверху, над нами, парит Света с зонтом в руке — она ближе к границе барьера, но ее не интересует возможность выбраться. Она будто плывет — или летит — по этому кисельному мареву, и, если присмотреться, — смеется, наслаждаясь вновь пролетающей под нами землей.

Нас несет настолько долго, что даже Паше надоедает бояться, и он осваивает движение внутри барьера наравне со всеми, только внимание его обращено вовне. Когда нас подкидывает особенно высоко, ударяя о берег, он внимательно вглядывается в то, что вокруг, явно целясь на то единственное, что составляет главную миссию турнира — найти колокол. Но вместо него — только несколько зеленых и фиолетовых вспышек где-то вдали, внутри мутной волны, несущейся среди деревьев.

Барьер достаточно легок, его защита хранит только нас, и вскоре вся вода под нами утекает обратно в реку. Всего в двух местах ячейки наполнены водой с бултыхающейся в ней рыбой. Мы, как волейбольный мяч, взлетаем от каждого удара стихии. Вскоре уже вся команда прониклась идеей Паши и внимательно смотрит вниз. Под нами все еще вода, а вокруг — лабиринт из просек, на метр погруженный в воду.

Наверное проходит час, когда напор воды спадает. Всю ладонь уже обхватила немота и холод, что продолжает тянуться к локтю. Крови нет, но рука побелела и ладонь не чувствует нажатия ногтем.

Нас в очередной раз закидывает к верхушкам деревьев, а от них рикошетит еще выше.

— Там! — Ревет Паша так сильно, что голос достигает даже через ячеистую структуру щита.

Всего мгновение виден золотой отсвет вдали, но его хватает, чтобы отпечатать в разуме небольшую речку или ручей — явный приток — через который перекинут каменный мостик, точь-в-точь, что был позади князя Долгорукого на вступительном ролике. Только у этого моста есть массивный золотой колокол, установленный прямо посередине, с каменной же надстройкой над ним.

— Снимай щит! — Прорывается ко мне Пашка и буквально кричит в ухо.

И остальные тоже взбудоражено смотрят на меня. Волна действительно ослабла, но ее силы вполне достаточно, чтобы стукнуть нами о камень. Жестом указываю на плот — нам лучше быть не над ним, а позади, чтобы не удариться о дерево.

Не знаю, как снимать этот щит правильно — я просто стягиваю браслет, морщась даже сквозь нечувствительность от неохотно выходящих из кожи зубцов.

Барьер пропадает в ту же секунду, и мы мгновенно оказываемся в мутной воде, поднимая брызги.

Я переложил браслет в другую руку, оглянулся в поисках Федора, с довольством отметил его плывущим к берегу и тоже принялся выгребать одной рукой. Вторая не совсем слушалась. К счастью, вскоре под ногами прощупывается дно, хоть и основательно замусоренное ветвями и прочим, что принесла волна. Зато удается отдохнуть.

— Там, я запомнил! — Мечется по берегу Пашка, помогая всем выйти из воды и буквально пританцовывая на месте от напряжения.

Он будто не замечает мокрой одежды, Артема, хмуро выискивающего у самого берега пропавший ботинок, и меня, с будто отбеленной рукой, на которую тревожно смотрит Федор, то и дело примеряя на мои пальцы все новые и новые кольца.

— Не работают, — в легкой панике шепчет он мне. — Слишком долго! Очень долго!

— Да все будет нормально. — Успокаиваю его я. — Только… Ты уж извини меня, ладно?

— А? Да нет! — Махнул он рукой. — Ты ведь знал, что я не пропаду, поэтому решил ее спасать, верно?

— Я… — Замялся, не зная, как объяснить это помутнение.

— А я говорю — верно! — Подытожил он и просто замотал раны на пальцах чистой тряпкой.

— Спасибо. — приобнял я его другой рукой.

Рядом устроился Артем — он уже нашел ботинок и теперь пытался разжечь костер.

— Может, Силой попробовать? — С сомнением произнес он, пытаясь скормить огню со спичек влажные ветви.

А сухого в округе ничего и не было — все вымокло, на берегу слой воды и в лесу тоже.

— Ты что, это ведь нарушение правил! — Прошипел на него Паша.

— Нет уже никаких правил, — хмыкнули ему в ответ. — Ты сколько людей знаешь, у которых есть браслеты, как у Федора?

— Ну, у тебя же что-то похожее было… — замялся он.

— У меня — на пять минут. — Жестко ответил Артем. — Максимум. И это — очень хороший результат, знаешь ли! А потом всех бы смыло: Федора! Максима!

— Свету… — подсказал Паша.

— Может быть, Свету. — Понурился скрипач, расстегивая футляр и оглядывая скрипку на предмет попавшей воды.

— Но ведь мы…

— Это — мы! А остальные?! У всех есть Федор и кровавые артефакты в нарушение всех законов?!

— Это личная вещь рода, переданная по наследству, — нахмурился брат. — Можно!

— Ну, да, — признал Артем. — Но без нее… Это уже не турнир, а мясорубка.

— Да наверняка нас всех контролировали! Вот, смотрите, вертолет летит, — указал Паша рукой на стрекот вертушки.

— Я бы за такой контроль… Ладно, давайте хоть одежду выжмем. И выиграем уже этот конкурс, — горько улыбнулся Артем.

Наскоро распрощавшись с излишней влагой, зашагали по отмеченным с воздуха приметам. Несмотря на близость цели, усталость не позволяла бежать — даже не физическая, а просто такая, что хочется сесть и поспать пару дней.

Ноги хлюпали по раскисшей земле, неохотно отдававшей ботинок обратно. Над головами вновь возникли тучи — это отогнанная в сторону гроза решила посмотреть на окружающий нас кавардак.

Мимо еще раз пролетела вертушка, зависнув чуть поодаль в вышине.

— Герб Еремеевых, — поднял ввысь голову Артем. — Видимо, Нику ищут.

— Она, наверное, выше по течению должна быть. — Паша тоже поднял к вертолету голову и указал верное направление. — Она там! Там смотрите!

Вертолет будто понял и нырнул в ту сторону.

Этот лес вовсе не походил на турнирный. Не было в нем ни чащобы, ни лабиринтов — обычный, средний лесочек с полянками и просматривающимися под ногами тропами. Да и просторнее тут было меж деревьев, никаких веток, грозящих уцепиться за одежду. А потом мы вышли к забору с запрещающей табличкой — только она была на той стороне, а не с нашей.

— Здорово, — хмыкнул Артем. — Ничего себе нас волной выкинуло.

— А это — почему? — Перелез я забор и с любопытством изучал грозный знак с черепами и черными молниями.

Впервые был в запрещенном месте, куда вообще нельзя заходить, только после выхода из которого узнал, что там так много интересного. Как-то даже… Несправедливо.

— Кто знает этих Борецких. — Качнул плечом Артем. — Жили себе жили сотни лет, а потом раз — и не стало. Может, там, откуда мы пришли, есть ответ.

— Очень интересно!

— Так, стоять! — Задержал меня Артем. — У нас план. Турнир — потом все остальное.

— Ладно, — с разочарованием отвернулся я от тайны.

Скоро тропа вновь вывела нас к берегу, а там знакомая чащоба, выращенная будто бы специально, да просеки.

— Почти на месте! — Ликовал Пашка.

На этот раз решили прямую дорогу не игнорировать. Хотя с воздуха все расстояния кажутся малыми, да и шли мы около двадцати минут, не меньше, но все же сейчас казалось, что вот-вот — и победа.

По просеке уже практически бежали, шла она все еще вдоль берега — через ветви проглядывала помутневшая от наводнения река. Под ботинками по-прежнему хлюпала вода, но на это уже никто не обращал внимания — ни Паша, ни Артем, ни Федор у меня на плечах. Вокруг царила тишина; птицы — и те наверняка улетели, оттого кроме ветра в кронах деревьях ничего не слышно. Мы у финиша, и явно — одни. Это будоражило кровь и давало силы.

Тем удивительнее было выскочить на очередном повороте на десяток упакованных в стандартное воинское обмундирование мужчин в шлемофонах. На гербе у сердца — любопытствующая ласка, поднявшаяся над зубцом кремлевской стены. Еремеевы.

— Я же говорил, ее вам надо там искать, — выдохнул Паша, указывая на реку. — Нику вместе с нами смыло, но нас явно быстрее несло.

— Паша, Зубов? — Спросил центральный, самый габаритный из безликих за защитными масками.

— Да, верно, — посмотрел он на говорившего.

На голову тут же словно молот опустился. Мир на несколько секунд погас.

Ощутил я себя лежащим на земле, лицом в пожелтевшей мокрой траве. Руки не шевелились, ноги не ощущались. В голове страшно гудело, попытка повернуться тут же отозвалась резкой болью и коротким обмороком. Мир плыл перед глазами, не желая становиться из размытых пятен четче. До слуха доходили обрывочные фразы, казавшиеся нереальными и неправильными…

— …в вертолет…. Остальных в реку…

Мир, наконец-то, обрел четкость — то, что было черным вытянутым пятном, оказалось ногой Федора. Мимо проволочили тело Светланы.

— Куда! Двумя руками держи… Не должно быть следов… Они утонули…

Глава 29

Черное небо над головой качалось под сплетением веток. Голова запрокинулась, в затылке отдавало резкой болью с каждым шагом человека, что нес меня на руках. Нес небрежно, ударяя ноги о кусты и деревья, царапая откинутые вниз руки ветвями. А я ничего не мог поделать. Чувствительность вернулась, но там, где положено быть Силе — равнодушие. Будто созерцание глубокого сна, над которым нет власти.

Отряд из четырех человек двигался к воде, легко удерживая свой груз. Дорога петляла в лабиринте, на поворотах позволяя мне посмотреть на Артема с перекошенными очками на лице; на Федора, руки которого прижали к футляру скрипки, чтобы та не упала…

Где-то внутри рождается тревога и злость, свежей каплей падая в мутное болото безразличия.

«— Спасти, его надо спасти!» — билось внутри понимание.

Но в этом сне нет на это силы. Лишь только злость.

Не поднять руки, не сжать ладони в кулак. Только зубы скрежещут друг о друга в бессилии

— Мой очнулся, — с сомнением произнес голос над головой.

«— Рано!» — закрыл я глаза.

Процессия остановилась, послышался звук приближающихся шагов. Щека вспыхнула от резкой боли, но я позволил голове свободно мотнуться из стороны в сторону, не издав и звука.

— Продолжаем движение, — холодный голос прозвучал укором моему конвоиру.

Через два десятка шагов, на очередном повороте, я позволил себе приоткрыть глаза. И неожиданно столкнулся со взглядом Светланы. В этом перевернутом мире, где небо под ногами, мы мгновение смотрим друг другу в глаза.

«Она жива..» — слегка припозднившись, капает в бесконечность апатии радостная мысль.

Эмоция добавляется к гневу, объединяется с ним. Ладони чувствуют, что могут собраться в кулак.

«— Рано» — произнес ее взгляд.

«— Хорошо», — движение ресниц.

Поворот сменился прямой линией, разводя контакт взглядов. Но мы продолжали ощущать друг друга. Чувствовать, что больше нет битвы один против четырех, их всего лишь в два раза больше. А это уже обычное дело, мне ли привыкать. Надо всего лишь приготовиться к тому моменту, когда будет не рано.

Силы все еще нет, но ведь сойдет и заемная? Тут неоткуда взяться линии электропередач, выручившей половину года назад, но Андрей обещал, что на финише будет множество камер… Потянулся вокруг… Пустота.

Где-то там, так далеко, что можно обмануться, виднелась крохотная капля — обрезанный ли кабель… Или мы действительно слишком далеко от финиша. Или нас обманули, опять.

Взгляд невольно попытался посмотреть через пелену черных туч в глаза спутниковых аппаратов, с укором. Но облакам все равно до чужих бед, не разойдутся они в сторону.

Кое-что все равно есть — крохотными искорками чувствовались рации, зацепленные у противника возле сердца. Забирать бессмысленно, но испортить — сумею.

«— Я отлично умею портить», — с горечью пронеслась мысль, эхом отзываясь событиями первого сентября, прожигая ответственностью за последствия. — «Научиться бы создавать..»

Что-нибудь для победы. Дотянуться до иглы в вороте пиджака… Тоже — оружие. Руки, желая ощутить холод стали, сжались вокруг пустоты. Невольно щелкнули друг о друга перстни, подаренные отцом.

«— Точно!» — участилось сердце от воспоминания давней беседы. — «Ослепить! И щит во втором перстне! Щит — Федору!» — Взгляд невольно потянулся к бесчувственному телу брата, небрежно несомого конвоиром справа.

Моментальное возбуждение сменилось размеренным спокойствием. Половина плана есть. Осталось пробудиться от этого сонного марева, включить в комнате свет и сознательно вернуться в полудрему, взяв кошмар в свои руки.

— Тела сюда клади, — равнодушно прозвучал голос.

Ветви над головой кончились, холодный ветер дунул тиной и сыростью, плеснуло недалеко волной.

Нас уложили на пологий холм из мокрого песка, одним рядом, ногами к воде. Повезло оказаться крайним справа и положить голову так, чтобы видеть остальных. Рядом оказался Федор, около него положили футляр и сумку. Метром дальше от Федора — Света, которую уронили настолько неловко и удачно, что лежала она животе, лицом ко мне, положив руки возле головы. Последним в ряду нечувствительной куклой упал на землю Артем. Очки почти слезли с его лица, но несший его бандит заботливо поправил их на переносице.

Свои маски они подняли, показав миру, в общем-то, далеко не страшные лица. Обычные, спокойные, без злодейской щетины и шрамов. Возраст — немного за тридцать. Пройти в толпе мимо, сесть рядом в кино, проехать в одном транспорте и даже указать на оброненную мелочь — легко… Но больше я не позволю вам никого обмануть.

«— Жди», — строго посмотрела Света из-под ресниц.

«— Жду», — согласно прикрыл я глаза. — «Вспышка» — крепко зажмурился и показал взглядом вниз

«— Вспышка?» — недоверчиво приподняла она бровь.

Скосил взгляд на отвернувшихся к реке бандитов и подтвердил, беззвучно произнося слова о перстне губами.

Края губ Светы на мгновение приподнялись. Ближняя ко мне ладонь немного сдвинулась, показывая острую и тонкую щепу в семь сантиметров длиной, и тут же ее скрыла. Интересно!

«— Жди!»

«— Жду…» — отозвался я, прислушиваясь к пробуждению знакомой и безумно приятной эмоции.

Болото в душе исчезало под покалывание тысячи иголок, будто при первом шаге на отлежанную ногу — болезненно-приятном, побуждающим сделать еще одно движение.

— Мелковато, — донесся обеспокоенный голос от реки.

— Нет разницы, — ответили ему без эмоций. — Лицо в реку, сами захлебнутся. Ты там не ходи особо, следы потом сам затирать будешь.

— А если очнутся? — повеяло трусостью от вопроса.

— Не очнутся, — уверенно ответили ему. — И не вздумай ногой прижимать! Никаких следов насилия!

— Да кому они нужны, безродные, — хмыкнул третий голос. — Кто расследовать-то будет?

— Босс сказал, мы делаем. Заткнулись и работаем.

— С кого начнем?

«— С кого начнем?» — из под ресниц спросил я Свету.

Вместо ответа, девушку скрючило в жестком приступе кашля.

— Ты сказал, они не очнутся! — Истерично прозвучал голос.

— Да мы «ветеранов» этой штукой глушили! — Зло сорвался голос их старшего.

Света между тем приподнялась на коленки, кашляя, и дернула ворот платья, бессильно падая на землю и загребая ногтями землю.

— Тащи ее первой в воду!

— По башке может дать? — меланхолично поинтересовался голос четвертого. — Камнем и в реке могло приложить.

— Так закинем. Видишь, у нее сил нет. Побарахтается и потонет. Ладно, я сам. — Зло чертыхнулся прежний голос.

В пару уверенных шагов на нас надвинулась слабая, из-за непогоды, человеческая тень.

— Давай, красавица, переворачивайся, — встал он рядом, наклонился и потянул девушку, намереваясь забросить себе на плечо.

Света неловко повернулась и вновь зашлась в приступе кашля, резко сгибаясь и поднимая руки к лицу.

А затем тянувшийся к ней мужчина неловко упал на нее всем телом.

— Вадимыч, неужто так девка понравилась? — Скарбезно произнес трусливый голос.

«Пора» — посмотрел на меня жесткий взгляд из-под тела бандита. Тела, из правой глазницы которого выглядывал кончик щепы.

Света тут же зажмурилась и вжалась в грудь покойника. Я же потянулся Силой к рациям на груди оставшейся на ногах троицы и одновременно активировал перстень, подняв его над головой, сгибом другой руки прикрывая глаза.

Вспыхнуло так, что показалось, будто вижу кости руки на просвет, сквозь ткань одежды и кожу. Тут же по ушам ударил тройной крик, а по чувствам — жар огненной волны, прошедшей над головами.

— Н-не вижу, ничего не вижу! — визжал трусливый голос.

— Держу щит! Стоять на месте! Маски на лицо! — Вылаивая команды, распоряжался другой.

— Вадимыч, ты где? Вадимыч?!

— Серый, сволочь, где разведка?!

— Никого вокруг нас на триста метров! Вадимыч лежит на этой… Вадимыча убили! — добавилось истерики в тон третьего.

— Снайпер! — разгадкой прозвучал нервный голос.

Паника врага требовала действия. Сердце стучало, как бешеное, призывая к броску. Но в мыслях отчего-то наступило странное спокойствие.

«Думай, перед тем, как бить». И я думал, машинально комкая песок в сжавшихся кулаках, глядя на синеватое марево щита вокруг тройки бандитов. Защита искажала их облики, размывала силуэты, делая то огромными, то приближая увеличительной линзой берег вдали, скрывая врага. Обманчивое бездействие и тишина с их стороны, которое не означает ни победы, ни шанса на побег.

Если я нападу — берег рядом зальет слепым огнем, задевая друзей. А кольцо у меня только одно.

Бежать, схватив друзей на руки? Но один из них может чувствовать противника. Сейчас он насторожен, пытаясь отыскать врага и будет таковым, пока его не найдет.

Поэтому — указать Свете на друзей и на лес. Повелительно дернуть рукой еще раз, пока возмущение на ее лице не сменится покорностью, и она не схватит Федора и Артема под плечи и не потянет к лесу.

Самому — приподняться и скатиться по пологому склону вниз, к самой воде. И уже оказавшись за спинами врага, сидя, поджав под себя ноги и уперев руки в мелководье, крикнуть со всей накопленной злостью.

— Я твой враг!!!

Потому что иначе ударят по друзьям. Не дадут им уйти. Ну а я…

На руке вспыхнул сиянием серебристый ободок кольца со щитом, застыв жемчужной волной света в метре вокруг. По щиту тут же ударило полосой огня. Стегнуло по воде и песку рядом воздухом, стянутым в отчетливо видимое лезвие, а затем ударило вновь, на этот раз разбившись о жемчужную завесу над головой.

А я как-нибудь справлюсь.

Секунды, отмеренные абсолютной защите, начали обратный отсчет жизни. Главное, не дать им обернуться, схватить за горло страхом и не отпускать.

— Я отнял у тебя глаза, — прошипел, поднимаясь на ноги и делая шаг к врагам.

По щиту ударило еще раз — закрученным в шар огнем, раздутым порывом ветра до метрового диаметра.

— Которыми ты смел на нас смотреть. — В голос добавилось хрипоты и скрежета.

Огненное и воздушное лезвие двумя гильотинами одновременно опустились на щит.

— Я заберу твои руки.

Щит окутало пеленой огня, бушевавшей еще два моих шага.

— Что смели нас касаться.

На этот раз ударило передо мной, раскаляя песок до уровня потеков грязного стекла, зло шипевшего выкипающей из него водой.

— Я отрежу твои ступни, — ботинок хрустнул по спекшемуся песку, обозначая новый шаг. — Но оставлю колени, чтобы встать на них и молить о пощаде.

Оставалось еще два до мерцающей завесы, за которой скрывались трое бандитов. И, скорее всего, пару-тройка секунд от щита.

По остаткам защиты грохнула очередная конструкция из огня и воздуха, не различимая из-за расстояния.

— Ссе-ерый, с-связь н-не работает…

— Я ее забрал, — поделился я с ними таинственным шепотом, касаясь пальцами вытянутой вперед руки вражеской защиты, ответившей искрами на усиливающееся нажатие. — Чтобы остальные не смели сбежать от моего гнева!

Голос сменился ревом, а ладонь на десяток сантиметров рухнула вглубь защиты, побледневшей на фоне ярких разрядов, в которые превратились искры.

А затем поймал краем глаза движение, перевел взгляд за спины врагов и, со вздохом теплой грусти, собранной из укора и благодарности, осуждения и понимания, искренне, хоть и устало улыбнулся.

Зачем они… Хотя, я бы тоже не ушел…

Улыбнулся Свете, что спокойно стояла прямо за щитом с очередной острой деревяшкой в руках, на этот раз наспех овитой медной проволокой поверх нацепленных на дерево серебряных перстней.

Улыбнулся Федору, с трудом сидящему в отдалении над распахнутым кофром со скрипкой и уже занесшим смычок над струной. Артем лежит рядом… Но он наверняка простит пользование своей вещью.

Длинная, тоскливая нота прошла по берегу вместе с последним моим шагом. Мигнула их защита и схлопнулась мыльным пузырем. Пошел разводами мой щит, нагревая кольцо и намекая на мгновения, оставшиеся до конца работы. Но он все же успел отразить слепую атаку стихией, в которой было больше отчаяния, чем формы.

— Да сдохни уже!!

Тут же за спину им шагнула Света, вонзая острие в основание шеи лидера и подножкой помогая упасть отшагнувшему назад Серому, угощая его деревом в горло на новом замахе.

Последнего, трусоватого, выставившего перед собой кулаки и слепо, мелкими шажками, отступающему назад, я перехватил за кулаки, дернув Силой и болью за попытку освободить руки, и мягко потянул вниз, помогая встать на колени.

— Будем отрубать руки? — Деловито поинтересовалась Света.

— Н-не надо. Я т-только наемник! Я никого не убивал! Пощадите!! — бормотал мужчина.

— Не, — смутился я от слов девушки, отпуская его руки и протирая ладони о ткань брюк. — Это я пугал просто.

— Д-добрый господин!

Света коротким ударом по затылку отправила трусоватого в беспамятство и укоризненно посмотрела на меня.

— Что опять не так? — С возмущением посмотрел я на нее.

— Добрым господам ни слова правды не говорят. — Тоном учителя, отчитывающим прогульщика, ответила она.

— Это на обществознании или на уроках права было?

Девушка вздохнула и махнула на меня рукой.

— У меня просто ускоренный курс… Но я исправлюсь! Что ты так смотришь? Да в какой четверти хоть было? — Допытывался до крайне недовольной и построжевшей на лицо девушки.

А потом она прыснула смешинкой и тихо расхохоталась, падая на колени в мокрый песок, закрыв лицо ладонями и содрогаясь плечами от хохота.

Ну, это нервное — обвел я глазами поле боя, до сих пор исходившее паром от ударов огненной стихии. Туман потихоньку сползал в сторону леса, прибавляя случившемуся облик грез — на этот раз, взятых под контроль и доведенных до победы.

Тела четверых, тихий хохот, тишина, плеск волны… И только странный ритмичный звук…

— Это он чего? — Тронул я девушку за плечо.

— Ох! — Засуетилась Света, заметив поднявшегося-таки Артема, вставшего над телом Вадимыча и методично вбивавшего каблук ботинка ему в затылок.

Девушка метнулась к нему, тщетно пытаясь оторвать от неприглядного занятия. Затем резко остановилась, подбежала к Федору, подхватила скрипку и изо всех ног рванула к Артему, буквально силой вручая ее ему в руки. Только после это парня удалось увести в сторону и усадить на землю.

— Ты как, нормально? — Подошел я в это время к брату и помог ему подняться. — Цел? Ничего не болит?

Тот, дрожа крупной дрожью, неопределенно дернул плечом и схватился за меня стальной хваткой. Кое-как перецепил его чуть выше, чтобы вернуться вместе с ним к Свете и расслабленно рухнуть рядом.

Артем, вроде, успокоился. Только дрожал сильно, сжимая скрипку так, что еще немного и наверняка сломает. Наверное, родная вещь, оттого успокаивает.

Света между тем доламывала свою туфлю, выбивая деревяшкой подошву под каблуком.

— Хоть бы шоколад, — произнес я вслух свою надежду.

Девушка мельком глянула на меня и с очередной попытки добралась-таки до тайника.

— Тоже пойдет, — воодушевленно отреагировал я на набор карамели в железном пенале.

— Это — нашему спасителю, — Света вредно отвела мою руку в сторону и протянула угощение Федору. — Заслужил.

— Спасибо, — со второй попытки смог уцепить тот угощение и тайком подмигнул мне, шепнув, — я поделюсь.

А затем незаметно для себя сонно клюнул мне в грудь. Из подкладки выглянула любопытствующая мордочка Лучинки и тут же скрылась обратно. Надо же, живая. Только камни в переплетениях проволоки ее нового доспеха будто выгорели. Защитные? Интересно…

Тихонько поднялась Света, подошла и уверенным движением выудила леденец обратно изо рта брата.

— Эй! — спохватился я запоздало.

— Федор заслужил не смотреть на пытку, — с улыбкой посмотрела на меня она, укладывая леденец обратно в пенал.

— Н-не бойся, это б-безопасно, — исходя крупной дрожью, простучал зубами Артем. — П-пусть спит. Ему н-не надо на это смотреть.

Метнув злой взгляд на них, скинул основательно подпорченный событиями пиджак с плеч и аккуратно разместил на нем брата, укрыв, как умел.

Когда повернулся обратно, Света уже во всю разоблачала оставшегося в живых бандита, снимая одежду до пояса.

— Некомфортные условия и холод повышают желание говорить, — пояснила она на мой изумленный взгляд.

— Армейских т-татуировок нет, — подошел к телу Артем и внимательно осмотрел плечи, грудь и не поленился приподнять за туловище, чтобы оглядеть спину. — Тюремных тоже. На плече кельтский узор. К-кто угодно может быть.

— Сейчас парализуем конечности, и спросим, — взяла она в руки свое деревянное оружие и резким махом вонзила в спину ниже черепа, равнодушно отведя в сторону дернувшуюся было и тут же ослабевшую руку врага. — Можно работать.

— Как-то это… — не находил я подходящих слов.

Бандит, конечно, и его совсем не жалко. Но та легкость, с которой это делала Света… А она ведь моя соседка по парте! Вот так отвернешься — а она тебе запятую под лопатку.

— Эффективно. — Предложила она свой вариант, с которым не хотелось соглашаться.

— У нас там Пашку поймали, нам бы к нему бежать, — буркнул я, чтобы что-то сказать.

— К-куда бежать? — Подошел Артем, с силой прижимая скрипку к груди. — Сколько их там? Какие ранги? Сколько будут ждать этих четверых? Куда полетят потом?

— Разведка — основа боя, — с важным видом качнула пальцем перед моим лицом Света.

А затем оглушительной пощечиной пробудила трусливого обратно в реальность.

— Имя! — Щелкнул ее голос кнутом.

— В-веньямин. — В панике вращал он глазами, явно пытаясь дернуться, но не в силах это сделать.

Почувствуй себя в нашей шкуре.

— Род!

— Петров! Свободный горожанин! Д-добрый господин, я все скажу, — поймал он меня взглядом. — Меня заставили!

Сверху надвинулся Артем, перехватил его руку так, чтобы трусоватый ее видел, ухватил зубами за кожу мизинца. А затем плавно повел челюстью, снимая кожу и мясо с кости.

Света только и успела, что всунуть заготовленную деревяшку ему в зубы, но стон все равно пролетел над рекой, а тело его выгнуло несмотря на блокировку подвижности.

— Доброго господина тут нет, — зло улыбнулся Артем окровавленными губами.

— Причем тут род Еремеевых, — Света дождалась, когда крик сменится поскуливанием, и вынула разлохмаченную зубами деревяшку из его рта.

— Н-не при чем. Мы убили охрану и экипаж вертолета… — со стоном полилась правда.

Трусоватый желал говорить, он тараторил столь быстро, что порою проглатывал слова. Он закладывал, предавал, говорил имена, перечислял города и улицы. И с ужасом смотрел на Артема, продолжавшего держать его руку.

Я тоже смотрел на Артема, пытаясь угадать, кто и как подменил моего друга. Я совершенно его не узнавал и чувствовал, что после того, как этот сон окончится, с ним придется знакомиться заново. Если я этого захочу.

— О-он гений, все будут смотреть вверх. Никто не будет смотреть вниз! Никто его не найдет! Но я, я все расскажу! Я буду свидетелем! Кочетов продает наркотики! Хорошие, очень чистые! «Сияние ветра», «Сила гор», слышали, а? — Облизывал бандит губы и торопливо тараторил дальше. — Большие деньги! А Зубов, он товар потерял. Там несколько тонн, на всю страну, на три месяца в к-каждую вену. Платить не хочет. Упрямится! Тогда он сына приказал взять. У него сын один. М-мы бы ему по пальчику, по уху присылали, пока не оплатит. Но без меня — не докажете! Нет! У него на самом верху связи! Такие люди! Ш-шею сломаешь, если голову вверх поднять! Все равно не увидишь, да! Но я все расскажу! Он-ни же всю страну травят! И м-меня т-тоже, — расплакался он.

Но веры в эти слезы не было, совсем.

— Сколько их? Где?

— В-вертолет! Б-будут ждать! Там, где мы встретились. Прямо, направо, двести метров, б-большая поляна.

— Я примерно дорогу помню, — успокоил я задумавшуюся Свету.

На Артема предпочитал больше не смотреть.

— Н-не ходите! Дети! Т-там два «учителя» и т-три «ветерана»! Он-ни все дозу приняли. С-считай, ранг выше! Зовите Д-долгоруких, я д-дам показания. — Дрожал он, лязгая зубами из-под синих от холода губ.

— Закончили, — холодно ответил Артем.

Деревянное острие взлетело еще один раз.

— А как же свидетель? — Перевел я обескураженный взгляд с тела на Свету.

— Я — свидетель, — хмуро ответил Артем, вставая и направляясь в сторону леса. — Моего слова достаточно.

— Ты не заметила, его когда несли сильно деревьями по голове било? — Шепотом поинтересовался я у Светы.

— Почти как тебя.

— Но меня вообще не било!

— А кто обещал ступни отрезать? — Криво улыбнулась она, поднимаясь.

— Да я же чтобы внимание отвлечь! — Возмутился уже нормальным голосом.

— Это ты сейчас так говоришь. — Покачала она головой, двигаясь к Федору. — Если бы нас рядом не было, совсем по-другому могло получиться.

— Да никогда!

— Так же никогда, как Артем — снимать кожу зубами. — Горько произнесла она.

— Но, он же… — растерялся я.

— …Страшно об этом сейчас переживает. Так же, как если бы ты выполнил свои угрозы. — Подняла она на меня взгляд на секунду. — Ему сейчас очень плохо.

Света присела возле Федора, помогая ему-спящему устроиться поудобнее на мокрой земле.

Посмотрел на берег, на тела врагов, на траву под ногами. Тайком глянул на спину Артема, устроившегося поодаль на колени, положив скрипку перед собой. Нет, ну я бы точно никогда и Света говорит ерунду, но… Все-таки, даже если Артем стал чудовищем, он мой друг. На крайний случай, найдем ему принцессу. Пусть целует и расколдовывает нашего ботаника-пессимиста обратно. С этими мыслями направился к нему и присел чуть позади справа.

— Пашу будем спасать, или ты метишь на его парту в нашем классе? — С ворчанием обратился я к нему.

Тот легонько вздрогнул и как-то странно на меня посмотрел.

— Я спасу, — вернул он взгляд на скрипку. — Я не могу иначе.

— Ну, он мой друг тоже.

— Мой род гарантировал его семье безопасность. За деньги и привилегии. Не за то, чем занимался его отец, — спохватился он и поспешил пояснить. — Мы не знали о его бизнесе и удавили собственными руками, если бы знали.

— Паша не знал, — уверенно произнес я.

— Это не имеет значения. — Пожал он плечом. — Слово дано. Оно обязано быть выполнено.

— А спасти его просто потому, что он Пашка?

— Это тоже важно, но во вторую очередь. — Нагнулся он к скрипке и принялся крутить дальний винт сверху, ослабляя струну. — У нас, аристократов, особое отношение к обещаниям.

— По Долгоруким не скажешь.

— Долгоруких больше нет, — произнес он со спокойной уверенностью.

— Такого огромного клана, с землями и городами? — Усомнился я.

— Падая в пропасть, можно дышать. — вытянул он первую струну, аккуратно отложил в сторону и приступил к снятию второй. — Долгорукие достаточно высоко, чтобы падать пару лет.

А по мне так, вряд ли. Хотя бы потому, что среди них есть Игорь. Этот точно обязан уцелеть, он мне торт должен.

— А ты чего это делаешь? — Заинтересовался я уже третьей снятой струной, отвлекая Артема от мрачных мыслей.

Вроде, так берег свой инструмент, а сейчас чуть ли не с силой выдирает струны и не глядя откидывает винты в траву.

— Мне же как-то надо спасти Пашу.

— Так пойдем и спасем? — Недоуменно посмотрел я.

— Ты же слышал, там два бойца с рангом «учитель». — Поднял он на меня взгляд. — Скорее всего, ранг на нижней планке, слабенький, но с учетом химии, не пробить даже Свете.

— Но ты все равно собираешься пойти? — Не находил я связи между его словами.

Если мы слишком слабы, это не повод пойти и убиться. Это значит, что надо стать сильнее. А пока — оставить проблему организаторам. Паша ведь нужен бандитам живым и совершенно незачем мертвым, а значит, даже если помощь слегка запоздает — ничего страшного.

— Я обязан пойти, — нахмурился он, со звоном выдергивая последнюю струну. — Чтобы род исполнил свое слово. Чтобы не стать, как эти… Это ведь всего лишь бандиты, Максим.

— Где-то в этом лесочке есть дерево со вмятиной в твой череп величиной, — расстроенно покачал я головой.

— Ты обо мне ничего не знаешь. — Хмыкнул он, раскручивая металл струны в обратную сторону, обнажая тонкие серые и серебристые нити, составлявшие его сердцевину.

Металл был небрежно отброшен в сторону, а нити бережно собраны и ловко свиты в крупное кольцо, закрепленное двойным узлом.

— Это что? — Подался я вперед, смутно чувствуя легкое покалывание, будто исходящее от них.

Или кажется? Но ощущение сродни пыльце, попавшей в нос.

— Долгая история.

— Я тебе, на секундочку, жизнь спас. — Укорил я его, заливаясь любопытством и чуть ли не котом вокруг сметаны принимаясь его обходить.

Сунулся бы ближе, но он ловко убирал ладонь от моего носа, умудряясь одновременно вить новое кольцо. Первое уже зацепил на левую ногу, совершенно нечестно поджатую под себя.

— Это Света. — бросил он взгляд в ее сторону. — Отблагодарю ее потом.

— Я смотрю, много ты видел, лежа под кустом. — Отреагировал я спокойно, не собираясь хвастать или спорить.

Куда интереснее было умыкнуть четвертую струну.

— Ну-ка!

Провал.

— Ладно, — вздохнул он, надевая второе кольцо на правую ногу и принимаясь за создание третьего. — Ты с историей как?

— Не очень. — Повинился я.

— Тогда будет проще, — дернул он плечом. — В общем, создание нашего княжества немного отличается от официальных хроник. По ним, нас отправили в пустые земли. На карте там действительно никаких надписей в те времена не было, даже большинство рек без названий. Но тем, кто жил на тех землях до нас, было плевать на карты, нарисованные чужаками, — сжал он губы в мрачной улыбке.

— А оглавление этой истории можно сразу посмотреть?

— Да там, в общем-то, немного осталось. Мы считали земли своими, а они не хотели уходить. Когда пятая часть родичей померла в окрестных лесах, пришло понимание, что надо мириться. Свадьбы играть и родственниками называть друг друга, а не убивать. Только у предка сыновей не осталось, всех на службе убили. Но тогда подумали, что можно принять в род их жениха, обвенчав на нашей невесте. Все равно наша кровь сильнее. У нас ведь уже тогда была Сила крови, а это такая вещь… Даже не у каждого князя тогда еще пробудилась. Дети у предка нашими бы были, не чужими. Да не грызи ты струны!

Я поспешно отложил железку, на которой вроде оставались следы того самого искристого.

— В общем, предок слегка ошибся, — подытожил Артем, надевая на правую и левую руку по кольцу, свободно свисавшему с рук — еще солидное расстояние осталось, хоть голову суй.

— В чем ошибся? — Подтолкнул я его затянувшееся молчание.

— Они древнее нас оказались. Сила Крови своя была, сильнее нашей. Был один род, стал другой. Но предок ничего поделать уже не смог, старый он был, а это уже во внуках проявилось.

Важно ли, что вместо Шуйских появился кто-то еще? Мне — без разницы, потому лучше спросить у Артема.

— Это плохо?

— Хлопотно в детстве, — нахмурился он, вставая с колен и проверяя, чтобы кольца из нитей не спали. — Там, в древности, нельзя было жить в лесу, не став частью леса. А у нас вокруг город. Очень сильно по сознанию бьет. Только вот это рядом и спасает, — указал он на самодельное украшение.

— Так что это? — Чуть не подпрыгивал я от нетерпения.

— Ты сейчас не сильно удивляйся. — ответил он, вновь опуская на землю, вставая на все четыре конечности, будто перед отжиманием. — Просто оставайтесь тут и ждите спасения. Света!

— Да? — Отозвалась девушка.

— Охраняй их.

— Хорошо.

— Артем, — нахмурился я, напоминая о своем вопросе.

— Волосы предков, — произнес он голосом, словно пропущенным через железную бочку.

В этот миг будто волна прошла по его телу, искажая, ломая привычные линии человеческого силуэта. И моментом позже, словно гром после яркой вспышки — дикая волна Силы, заставившая отшатнуться на пару шагов.

Там, где только что был Артем, в коричнево-зеленом урагане, захлестнувшем пространство на несколько метров, под звуки сошедшей с гор лавины, рождалось нечто огромное, изредка в своих порывах давая разглядеть гигантские лапы и бурый бок.

— Они превращают тебя в это?! — В восторге пытался перекричать я рокот камня о камень.

— Они. Сдерживают. Мою. ЯРОСТЬ!!! — Диким ревом донесся искаженный голос из магического урагана.

А парой секунд позже из шторма Силы выступил просто гигантский медведь. В мой рост вышиной, он даже ступая отчетливо сотрясал землю. Отпечаток лап украшали длинные борозды от когтей, отливавших иссиня-черным. Из зубастой пасти исходил не пар — сама Сила была ему воздухом. А шкура — мягкая, приятная такая на ощупь.

— Хороший, хороший мальчик, — провел я рукой, а затем заполошно сунулся в потайной карман рубашки и выудил запечатанный в пластик стратегический ресурс. — Ам? — предложил я, распаковав котлету.

Зверь грозно рыкнул и небрежно отвернул морду. А затем жадно принюхался и смахнул угощение с ладони шершавым языком.

— Как знал, как знал, — чуть не прослезился я. — Давай, присаживайся на лапы, я залезу.

Тут зверь совершенно невежливо яростно взревел и рванул в туманный лес.

— Медвеежооонооок! — Расстроенно протянул я ему в след.

— Света!

— Да?

— Охраняй Федора.

— Хорошо.

Блин, теперь еще медведя спасать.

* * *

— Где Максим? — Прозвучало первым, когда младший Самойлов проснулся.

Света поправила его воротник, удобнее устроила на своих коленях, запахивая на нем чуть сбившийся пиджак Максима.

— Он скоро вернется. — Ответила она то, что Федор наверняка желал услышать.

Мальчик дернулся в ее руках, оперся о землю и упрямо выполз из ее объятий.

— Он мне обещал, — глухо прозвучал детский голос.

— Ты в безопасности. Он тебя не оставил и особо позаботился, чтобы…

— Он ничего не понял, — чуть пошатнувшись, встал Федор на ноги и подошел к своей сумке.

Одним движением мальчик вытряхнул все содержимое в траву. Оказалось там, мягко говоря, много. Больше, чем могло поместиться в сумке.

Но даже не смотря на то, что самыми габаритными оказались инструменты, подставки, весы и катушки с материалами, на земле оказался ассортимент небольшого ювелирного магазина.

— Максим очень о тебе заботится. Скоро он выручит Пашу и вернется обратно.

— Скоро… Вернется… — мрачно прозвучал голос Федора, выискивающего что-то особенное в россыпи драгоценностей. — Я уже слышал. Выручит и вернется.

Необходимым оказался небольшой мешочек из замшевой ткани, стянутый сверху шнуром.

— Максим никогда не врет.

— Она тоже. Никогда.

Содержимое мешочка было извлечено куда бережнее и тут же надевалось на пальцы.

Странные перстни. Грубоватые, сделанные будто наспех. Только камни отличают от дешевой безделицы — как на подбор крупные, с явным дефектом посередине, будь то трещина или грязный наплыв, рассекавшей агат, рубин, карбункул, аметист и яхонт — по два каждого вида.

— Федор, иногда нужно идти и спасать друзей. На то они и друзья.

— Почему друзья не спасли ее? — Поднялся на Свету тяжелый взгляд, совсем чужой для хрупкого тела второклассника.

— Кого? — Мягко уточнила девушка.

Мальчик словно замкнулся в себе, сев на землю и перебирая перстни в руках.

Света не стала к нему лезть разговорами, вернувшись к привычному делу — сжигать нервы вагонами в тоскливом ожидании, сканируя все вокруг и всматриваясь в небо, ожидая, когда разойдутся хмурые грозовые тучи над головой — тогда можно будет дозваться до помощи.

И только до уха сам собой долетал повторяющийся мотив детского стишка, устами Федора:

«— Придет серенький волчок и утащит за бочок…»

Невольно заинтересовавшись после очередного повтора, Света краем глаза присмотрелась к мальчику.

Самойлов будто играл в какую-то детскую игру: щелкал перстнями на разных пальцах друг от друга под нехитрый мотив, выбивая звуки из камней. Только хмурился совсем не по детски, то и дело снимая перстни, правя их своим Талантом и надевая вновь.

Делом занят — хорошо. Пусть не переживает, достаточно, что она… специалист в этом деле. Но что-то все равно легонько тревожило душу. Будто просмотрела что-то.

Света внимательно прислушалась к чувствам, встала и осмотрела окрестности. Все чисто, не то. Но ведь что-то увидела… У Федора среди вещей? Красивые драгоценности, но… Федор! Пальцы!

С холодеющей от ужаса спиной, Света заметила кровь, истекающую из под перстней на руках мальчика.

— Федор! Ты что делаешь?!

— Все нормально, — удостоил он ее коротким взглядом. — Почти получилось.

— Сними перстни! Это очень опасные вещи!

— Я знаю. Я же их сделал. Ну ка, еще раз… «Придет…»

Вместо звука камней — треск стекла, сломленного холодом, что впускает стужу в дом.

— Федор!

— … серенький…

И без того далеко не ясный день потемнел, посерел до картины черно-белого кино

— … волчок …

В сером мире растекалась черная клякса, будто прорастая в метре перед мальчишкой, упрямо поднимающегося на ноги, не смотря на лютый голод вокруг и ужас, веющий от вызванной твари.

Света титаническим усилием заставила себя сдвинуться с места и пойти в сторону Федора. Она прикроет его своим телом. Потому что иначе ОН все равно ее убьет.

— … и укусит…

Перстни на его руках сияли кроваво-красным, пульсируя в такт сердцу, а на землю от них медленно капала черная кровь.

— Б-бе-еги-и, — тянулся голос Светы в будто застывшем времени мира.

Во времени, где привычную скорость имели только двое — черное облако и мальчик, его призвавший.

Дикий скрежет сминаемого ржавого металла возвестил окончательное прибытие Твари в мир

— …моих врагов.

И тут же вопль повторился вновь — мальчишка, слабый, маленький перед разросшегося до уровня двухэтажи мрака, схватил ее плоть перстнями.

— Заткнись.

Звук прекратился.

— Федор! Отойди! — Остановилась рядом Света, пробуждая щиты и готовясь к смертоубийственной атаке.

— Спокойно, — устало ответил младший Самойлов. — Уже все.

— Э-эт-то что такое?!

— То, что обитает под кроватью.

— Зачем?!

— Сейчас оно пойдет и спасет моего брата, — через зубы произнес Федор. — Пойдет и спасет! Иначе я уничтожу его самого!

Тварь дернулась под сжавшейся рукой со вспыхнувшими перстнями и простонала несмазанной петлей.

— Мать не спас! — Ударил мальчик ее второй рукой, уже открыто плача. — Только посмей! Не спасти! Максима!

От каждого удара Тварь съеживалась в размере, на последнем уже уступая Федору ростом.

— Там еще Артем, — ворохнулся в Свете вассальный долг и тут же был погашен заботой об опекаемом. — Федор, не надо. Ты не успеешь. — Увещевала его она, нервно поглядывая на мрак. — Они справятся раньше, чем ты добежишь.

— У того, что живет под кроватью, много обличий. — Протер Федор щеку, оставляя кровавый развод от пальцев. — Вырасти крылья! — Ударил он монстра.

Тварь поспешила преобразиться, формируя туманные кожистые плоскости в десяток метров каждая. И седло для пилота.

— Артема не тронет, — решительно произнес мальчишка. — Я пойду с ним.

— Стой! А я? — Растерялась Света.

— Вот, — спохватившись, одной рукой выудил Федор мышку из внутреннего кармана.

— Охраняй Лучинку.

Девушка, словно сомнамбула, приняла мышь и прижала руку с питомцем к груди.

Федор подхватил с травы жемчужный браслет и пару перстней, а мгновением позже небо в вышине стало еще чернее от взлетевшей к облакам тьмы.

— Так не пойдет, — встряхнулась Света.

Положила мышку в оставленный Максимом пиджак, зацепив ниткой пуговицу пиджака и часть конструкции из проволоки на Лучнике. Впрочем, если захочет — перегрызёт и ее.

— Если умная, останешься здесь, — закусила девушку губу до крови и с тоской посмотрела в сторону чащобы. — У тебя хоть выбор есть.

Девушка в бело-сером платье рванула в сторону леса.

Где-то там, в лесу, верхушки деревьев тронул первый порыв ветра начинающейся грозы.

Глава 30

Три широких шага между отпечатками огромных лап, выдох. Не нужно вспоминать обратный путь, искать в памяти приметные деревья или считать повороты. Дорога лежала вдоль следов, по рукотворным просекам лабиринта. Лес такую тушу принять не смог, никакие хитрые тропы не вместят этого зверя.

«— …ставьте парус, ставьте парус», — куплет нехитрой песни из детства забирает выдох.

Скоро, совсем скоро будет цель. Потому что оттуда уже раздается разъярённый рев, прорываясь сквозь тревожный шепот ветвей, раскачиваемых ветром.

Тревога передалась и мне. Много ярости в медвежьем крике, гораздо больше, чем там оставалось врагов.

— Заберу Пашку, и сбежим, — поделился планами с широким деревом, замершим перед последним поворотом.

Рука отдыхала на шершавой коре, дыхание восстанавливалось, а я осторожно выглянул за поворот.

Широкая поляна, гораздо больше той, на которой нам довелось ночевать. Метров триста в ней, достаточно для винтокрылой машины, замершей у дальнего края. И более, чем достаточно, чтобы вместить сказочное противостояние.

Рвали синий купол черные когти, пытаясь пробраться к горлу четверых бандитов за защитной. Их должно было быть шестеро, но силуэты двоих видны на траве поодаль, сломанные медвежьей лапой, втоптанные ногами в землю.

На остальных внезапности не хватило, и теперь оставшиеся огрызались куда как уверенно, тесня магического зверя, в бешенстве полосующего волшебную преграду.

Раз за разом бил по медвежьей шерсти огненной кнут, закручиваясь вокруг тела и сжимаясь до медвежьего стона, пока не распылялся искрами со звуком лопнувшей струны. Громко щелкали короткие автоматные очереди, в упор всаживаемые двумя бандитами из под защиты щита, взлохмачивая густую шерсть на теле зверя, тревожа и раздражая его, не давая обратить внимание на нечто более важное, что Артем в зверином обличии видеть не мог, и отчего мне отчаянно захотелось его окликнуть. Земля под медведем чернела и стремительно становилась все более вязкой, с каждой секундой все неохотнее отпуская лапу. Вот уже она проваливается на пять сантиметров вниз… Но совсем нет времени досматривать противостояния добра и зла до конца.

Это не сказка, тут все наоборот. И чудовища выглядят людьми, а человек — симпатичным мохнатым зверем. Одиноким героям тут не место, победой будет просто освободить друга и не пропасть самим.

— Держись, — произнес я одними губами, обратив внимание на распахнутые створки вертолета.

Никто не присматривает за ценным грузом, знакомым ботинком выглядывающим с пола. Но по поляне не пройти незамеченным, а дальний выход вполне может затеряться так далеко в лабиринте, что обходить дело гиблое.

Оценив шансы, я ввинтился в переплетение молодых и старых деревьев, высохших кустов и пожелтелой травы. Этот участок чащобы я как-нибудь пройду.

Рывок за рывком, оставляя на злых ветвях клоки одежды, я шел к намеченной точке. Треск ветвей не имел значения, любой шум тонул в медвежьем реве, автоматных выстрелах и хлестких щелчках огня. Сила, призванная служить щитом и помогать проламывать непокорные деревья, была искрой на фоне пожара смертельного поединка.

Еще несколько шагов до края поляны с другой стороны от схватки. Еще совсем чуть-чуть, и один друг будет спасен, а другой сможет избежать подготовленной для него западни.

Оглянулся на миг — зверь погрузился в черную землю уже на половину метра, и это он уже не мог не заметить, но продолжал раз за разом биться о щит, желая жизней тех, кто стоял за изрядно побледневшей завесой. Опаленная шерсть устало вздымалась от тяжелого вздоха. После каждого удара огнем в реве отчетливо проступал стон боли, но и те, кто был за преградой, тоже не выглядели спокойными. В тревожных движениях автоматчиков, то и дело поворачивающих головы на двух бандитов в центре, отчетливо проглядывал страх. Ведь цвет щита — почти белый, а зверь продолжает жить.

— Должен жить! — Зло прикусил я губу, проламывая грудью очередную заросль.

Опасение за друга придало сил, и несколько метров до дальнего выхода удалось пройти за несколько секунд. Спешно добрался до створки вертолета, дернул беспамятного Пашу на себя и, закинув на плечо, вновь вломился в лес.

Дикий рев позади, преисполненный боли и тоски, заставил вздрогнуть на очередном шаге. Повернуться бы, да в сплетении веток с таким грузом есть только один путь — вперед. Артем выдержит, ему и надо то — всего минуту простоять. Глупый медведь, сбежавший геройствовать в одиночку. Вот как мне было влезть в их драку? Под ногами все еще хлюпает вода, принесенная большой волной, а моя Сила пока еще не умеет выбирать, где друг, а где враг.

Злости не было, только тоска и холод. Понимание неожиданной тишины за спиной и одновременно — нежелание признавать ее причину. Сейчас положу Пашу на землю и вернусь за большим глупым медведем. Вот, как раз удачная прогалина …

Небо рухнуло на плечи, щелкнув по ушам треском ломаемых ветвей. На этот раз поднятый щит Силы позволил удержаться на коленях, сохранил сознание и волю. Только в ушах звенит, а мир вокруг сер от поднятой в воздух деревянной трухи. Позади — просека до самой поляны, покрытая перемолотыми в щепу деревьями. На дальнем краю стоят четверо врагов. За их спинами спит медведь, уронив голову на гигантские лапы.

Новый удар роняет на землю, поселяя в голове низкий звук. Мир качается под ногами, но дает мне встать и шагнуть им навстречу.

— Я… — Вырывается чужим голосом, а руки собираются в кулаки.

Вспышка в глазах не дает договорить, ноги на мгновение не чувствуют земли, а в спину ударяет поваленное дерево. В глаза смотрят черные облака, внимательные и ожидающие, тихо наклонившиеся к земле. Даже ветер — и тот притаился, не трогает даже самые малые ветки. Надо вставать, пусть даже уцепившись за ветку. Есть, ради кого встать и идти на врага.

— Максим! — Звучит неожиданно родной голос.

Не сбоку, не позади — с высоты. Будто окликает небо, а значит сегодня оно точно за нас.

Любопытство ищет дорогу к врагу, пробираясь сквозь влажный воздух, по каплям воды на деревьях под их ногами. Бандиты медлят, глядя ввысь, над ними вновь ярко-синий щит, но один такой я уже сегодня разрушил…

Черная клякса падает на их защиту за мгновение до моей атаки, разрезая синеву щита и подминая человека с автоматом. Вопль ужаса накрывает поляну, вызывая оскал злой улыбки. Это сделал не я, но какая разница. Через проделанные прорехи бью своей яростью. Падает, теряя оружие и скручиваясь в судороге, только один из них, с другого края от жертвы черной кляксы.

— Максим, — дергают за локоть.

С изумлением обнаруживаю за спиной Федора, спешно пытающегося нацепить на руку знакомый жемчужный артефакт. Мне он налезал на пальцы, Федор же почти натянул его до локтя.

— Бежим, бежим со мной, — тянет он за собой, дрожа голосом.

— Не надо! — Запоздало тянусь я к артефакту на его руке, уже вкусившего кровь.

Защита медленно растягивается вокруг нас, охватывая руки, тела. Хватает времени, чтобы уцепить за ворот Пашку и подтянуть ближе.

— Просто ждать, пожалуйста, — трясет мою руку Федор, перехватив мой взгляд на Артема за спинами врагов. — Оно само все сделает! Просто будь рядом со мной!

Я не знаю, что выпустил мой брат на них. Но вижу, как черный лоскут охватили огненные петли, а двое выживших скрываются за серой хмарью новой завесы. Над поляной, возникнув еле слышным звуком, нарастает стон корёжимого железа, возрастающий с каждым сантиметром победы огненной ленты над черным пятном.

— Нам надо бежать, — просаживается голос брата, становится высушенным и тоскливым.

Его рука уже побелела до локтя, а тело привалилось к поваленному стволу дерева.

Брат пушинкой занимает место на левом плече. Пашу подхватить куда сложнее. Но куда невыносимей — шагать, оставляя за спиной Артема. Шагать, сотрясаясь от ярости и беспомощности что-то изменить. Ожидая удар в спину и отчаянно надеясь, что за просекой из поваленного дерева будет часть этого гибельного лабиринта, в котором удастся спрятать — на этот раз этих двоих. Но потом вернуться, все равно, чтобы досказать им слова, которые так и рвутся, пока что бессвязным рыком.

— Оно все, — устало выдохнул брат.

Жемчужный браслет сам соскользнул с его руки, замерев на кончиках белоснежных пальцев. Защита с хлопнулась, и вновь повеяло сырой хвоей.

— Федор? — тихо позвал я брата.

Но тот не откликнулся на тревожный оклик. Наверное, спит. Устал и потерял столько крови…

Прибавил шагу. Теперь у бандитов нет врага, и они должны встать на наш след. Но отчего-то медлят, даря надежду — ведь там, впереди, ясно проглядывал рукотворный поворот!

Резкий крик знакомого девичьего голоса позади объясняет неторопливость противника. Ноги подогнулись, но следующий шаг удается сделать с прежней яростью и силой. Еще немного.

Друзей приютили три молодых деревца, в своей жажде солнца росшие столь плотно, что со стороны смотрелись участком стены.

Повернулся назад. Метрах в сорока стояли двое похитителей, глядя через приоткрытые маски, с толикой удивления на фоне злости и усталости. Бой не прошел для них даром: подволакивал ногу один из них, пропитался кровью рукав правой руки второго.

— Не бессмертные, — ворохнулось радостное, латая трещины в уверенности в себе.

Вспыхнуло новой жизнью любопытство, желая узнать, насколько. И молнией промчалось от рук к глазам бандитов.

Разряды ударилось о поднятую хмарь щита и распались, будто и не было. А на голову вновь обрушился молот, откинув назад.

— Школьники, — сплюнул тот, что справа, добавив злое слово.

— Нифига себе школьники, — поморщился от боли в руке второй. — Давай, завершай работу.

Холод растекался ото лба вниз по щеке. Перед глазами бледное лицо Пашки. Протянул руку, нашел его пальцы. Взял его ладонь в свою. Все равно не отдам.

Руку ударило ногой, а затем второй раз. Над головой чертыхнулись и ударили по лицу. Ветви, черное небо над головой… Слабый ветер, первым разочарованно покидающий представление…

— Что ты возишься? — Раздалось над головой раздраженное.

— Да этот прямо прикипел.

— Может, помер?

— Как бы рано еще, — хмыкнул второй.

— А может… Этот…

— …. — посыпались бранные слова после короткой возни совсем рядом. — Зубов сдох.

«Он не умер…» — ворохнулось упрямое недовольство. — «Он просто спит.»

— …. Уходим.

— А тело?

— Ты за него по телефону говорить будешь?

— Что боссу-то говорить?

— Сдох и сдох. — С усталой досадой произнес голос. — Давай вали к вертолету, тела наших сожги до тла. Я тут и на берегу почищу.

Земля под спиной потеплела и мягко просела, принимая в себя тела.

Но так не должно быть. Впереди еще много дел…

Почва с чавканьем ухватила ступню.

.. и несказанных фраз — ухватилась воля, потянув из легких хрипло проклокотавшее в тишине леса:

— Я…

— Живучий, а, — хмыкнул голос над головой.

— Здесь…

— Я не спасатель, дружище, — хохотнул он.

— Закон.

Рука резко дернулась, ухватив врага за ногу.

— Эй…

А Сила потянулась к черным небесам, давно задолжавших земле хорошую грозу. Звездочка крутнулась возле руки… Укажи им путь…

На мгновение глаза ослепли, а уши оглохли от грохота близкой грозы. Руку обожгло оплавившимся пластиком. Ошеломило мысли и память, искристым разрядом пройдя через тело в землю.

Шипела земля вокруг выкипевшей водой, и даже часть одежды зашлась огнем. Пришлось сдернуть костюм и откатиться в сторону, ухватив голову руками и пытаясь собрать из воспоминаний и слов прошедшие события.

Память выделывала странные вещи, расстанавливая события в необычном порядке, смешивая эпизоды детства и то, что было мгновением раньше, щедро сдабривая картинами, которые не были и не могли быть моими воспоминаниями… Но были и тоже хотели занять свое место в моей жизни…

— Федор! — Ухватился я за якорь и бросился к деревцам.

Коснулся обеспокоенно его руки и понял, что забыл, кто он мне. Но он важен, это точно! Второй у дерева, с него все началось… А что началось?

До боли в голове попытался сосредоточиться, но когда понял, что бесполезно, решил начать с простого… Подвижный холод в волосах — это ветер. Запахи вокруг — это…

«…Война» — подсказал хор странно знакомых голосов внутри.

Тут же застучало в висках, заваливая чужими образами.

— Стоп! — Сжал я зубами губу, борясь с раскачивающимся миром. — Не та война… И война ли… Но враг все еще есть.

Взгляд равнодушно мазнул по вскипевшим и спекшимся с землей остаткам сапог.

«То ли еще было…»

— Стоп! — Кое-как унял новую волну воспоминаний.

Тут иной враг. Он сложнее и проще одновременно. Проще — для памяти, требующей невозможных и незнакомых действий. Сложнее для меня, осознавшего, что даже за рангом «учитель» стоит гибель. У меня не было таких врагов…

«— Были…»

— Тихо!

Один враг все еще жив. Он не придет на вспышку, но вернется к вертолету.

— Немного подождите, — шепчу я людям, которые мне важны, но имена которых забрала себе память и пока не отдает.

Пусть назад сложен для избитого тела, но свое право на сон я еще не заслужил. Вот сделаю так, чтобы… Даже остановился, пытаясь вспомнить, что будет зваться победой. Не важно, ведь пока есть враг, а потом…

«— Бог преумножит!»

— Может быть и так, — осторожно согласился я.

У вертолета суетился противник, выкладывая тела своих подручных рядом со спящим медведем, складывая рядом оружие, мимоходом прижигая следы крови на поляне, и тревожно глядя на порыкивающую с небес грозу.

Правильно он ее побаивается. Этот зверь получит его жизнь.

«— Не сработает» — пришел скепсис.

— Должно! — Привалился я к дереву и потянулся звездочками к земле под врагом, следуя за ней своей Силой по ручейкам воды меж пожухлой травы.

А затем потянулся к небесам, предлагая забрать положенное им. Небеса равнодушно промолчали, прогремев молнией где-то совсем вдали.

— Но ведь раньше сработало… — Пронеслось растерянное.

— Ты почему не сдох? — Строго спросил голос от вертолета. — Куда этот идиот смотрел?

— Я… — Автоматически вырвалось злое слово, а тело само шагнуло ему навстречу.

— Ты-ты, — хмыкнул мужик, оценил мою шатающуюся походку и сплюнул на землю. — Давай, подходи ближе… Своим ходом на костер.

«Здесь закон?» — пронеслось ехидное в голове чужими голосами. До неожиданного смущения.

Не те слова…

«И земля не твоя для таких слов», — наставительно произнесла память.

Не мои… Взятые неведомо откуда и примеренные на себя, но оказавшиеся не в пору, каким бы не был исход в момент их произнесения.

— Пришел за другом, — нашлась фраза гораздо честнее.

— Забирай, — махнул он рукой на медведя. — Нога болит, вас тащить. Что вы за бешенные, а? — Злобно добавил он. — Ничего бы вашему Зубову не было! Ничего! Папаша бы расстался с деньгами! Новые заработал бы! Столько ребят положили! Себя не сберегли!

Бесновался он, не замечая, как тихо поднимается за его спиной на лапы огромный силуэт. Столь тихо, как умеют это только медведи.

Я же говорил, он просто спал!

— И что, что вы добились в итоге?!

Медведь устало мотнул мордой в сторону. Я изобразил неловкие шаги и сместился в сторону, будто стараясь не упасть.

— Все сдохли! Все!

— Все, — согласился я, заметив, как Артем в обличии зверя присел на передние лапы. — Все наши враги умрут. Потому что я…

Медведь резко набрал воздуха и проревел в спину бандита столь мощно, что меня снесло в сторону, ударив настрадавшейся уже головой о сломанное дерево.

А враг — он остался на месте. Стоял под ревом, пока не истончился его щит. И даже потом стоял, уже безвольно, когда вопль ярости, щедро перевитый с Силой, снимал с его тела одежду, слой за слоем, обращая в прах, но удерживая врага на месте и приподняв над землей, будто схватив на глотку. А затем — срезал кожу, миллиметр за миллиметром, покрывая землю на поляне алым лепестком крови, вытянутым от тела врага в сторону просеки. На землю упали только выбеленные кости.

Мгновением позже, устало покачнувшись, рухнул и медведь.

И вновь — череда образов, будто ждавших развязки действа, чтобы накинуться на мысли и окончательно запутать.

«Медведь враг! Увидел — убей!»

— Мой медведь, — не согласился я с памятью, с трудом поднимаясь на ноги. — Мой друг… Друзья…

Тут должны быть еще трое. Я им обещал… Морщины сошлись на лбу в попытках вспомнить. Обещал победу.

«Как всегда».

Но не над этими людьми, что лежат в траве. Другую победу. Усталость не давала собраться с мыслями.

— Да! Надо ударить в колокол! — озарением пришло воспоминание, подарив улыбку.

Тело Светы отыскалось на краю поляны. Подняв ее на руки, отнес к медведю и, чуть подумав, аккуратно уложил ее на шерсть сверху.

Вернулся в лес через просеку, подхватил, покачнувшись, Федора и Пашу. Побрел, спотыкаясь и падая, обратно. Уложил их рядом со Светой. Теперь все в сборе.

Осталось найти этот колокол и узнать, как он звучит.

— Пойдем, — ухватил я за лапу Артема и потянул за собой.

Тот не сдвинулось с места.

— Пойдем, — вложил я Силу и попытался шагнуть вновь. — Я приведу нас к победе.

Земля промялась под ногой.

— Я обещал!

И вслед за криком эхом пророкотали небеса.

Простонали ботинки, треснула подошва. Медведь с друзьями на нем сдвинулись с места.

— Я обещал, — повторил я вновь, чувствуя, как путаются мысли… — Надо ударить в колокол…. Колокол… Какой колокол? — Задал я вопрос памяти, крепко зажмурясь.

«Ураган раскидал корабли, будто щепки. Вода заливала борт, накатывая волна за волной, а из-за колдовской хмари вокруг даже на сотню шагов не видать ни черта. В вспышках молний — только силуэты, идущие во тьму своим курсом. Капитан, бейте в колокол! Пусть собираются на звук!»

Нет, не тот колокол. Нет океана вокруг. И этот — должен быть из золота…

«Возьмите золото их и обратите их богатство в золото. И отлейте мне из него колокол, способный звучать столь громко, как моя скорбь. А ежели звучать будет тише, то, ведомо, укрыли они часть виры и должны быть казнены без жалости».

Чужой колокол. Не мой.

«Бои на улицах отнимают слишком много моих подданных, не ведавших о падении стен. Грозовой гром скрывает величие криков победы, потому мы поднимем штандарт над ратушей и ударим в колокол, дабы удостоверить жителей в виктории и милостивым желании оставить им жизнь.»

Все не то… Чужие голоса, облики, картины, объединяет которые слабое чувство узнавания. И только оно не дает игнорировать увиденное.

В метаниях от мысли к мысли, на новом шаге ударил ногой о странно звучащее препятствие. Ноги… Черные ботинки с крупной сеткой на коже… Знакомые, и явно из недавнего прошлого. Лицо…Присмотреться к чертам…

«Убить!»

Знакомое, но внутреннему голосу нет веры. Кажется, я даже помнил его имя и прибавлял к нему отчество. Еще один пассажир занимает свое место на медведе, со всем уважением. Снова- вперед.

— Мост! — Возникает озарением, стоило звуку близкого ручья обрести облик быстрой речушки, через которую перекинута каменная переправа с небольшим строением посередине. — Колокол, — пересушило горло слово.

В строении под колоколом полным-полно веток, принесенных недавней волной. Но золото тускло светится через них, не тронутое пока никем.

Взгляд грозно ищет конкурентов — в чащобе леса; на волнах речки; на высоком холме, куда поднимается дорога после моста. Находит… Пятеро на самой вершине, что бежали яркими точками платьев и замерли, уловив мой взгляд.

Я — ближе. Но у них свободны руки, а путь лежит вниз.

«— Мое!» — Рвется грозное из груди.

Но натекшая во рту кровь из прокушенной губы вяжет слова. Зато раскатываются рокотом небеса над головой, предупреждая соперников. К их счастью, довод доходит до их разума, и они не вступают в гонку.

Прямая… Теперь только идти, не обращая внимания на усталость, на медвежий коготь, вонзившийся в ладонь, на порезанные подошвой ноги. Вперед, к началу моста. Медведь скользит по брусчатке куда легче.

Возле самого подъема невольно остановил странный звук, следующий будто из под моста. Звук борьбы человека с усталостью, сдобренный тихом рыком и словами, стыдящими слабость тела и воли. Достаточно интересно, чтобы задержаться.

На берег, выползая по грязи слякоти, цепляясь за остатки выцветшей травы и буквально вгрызаясь в каждую угловатость подъема, ползла девушка. От платья осталась только хламида, которую стыдно положить половой тряпкой. Там, где была красивая прическа — ветви и сор в волосах. Лицо рассечено порезами, на скуле — синяк. Прекрасна, как всегда.

И внутренний голос отчего-то не велит ее убить.

Я наклонился к ней и поймал ошеломленный взгляд, в котором было столько всего…

— Верни мороженое, — наклонился и коротким нажатием на лоб отправил ее обратно в воду.

— Пойдемте, друзья, — взялся я окровавленной рукой за медвежью лапу. — Еще совсем чуть-чуть. Ведь надо обязательно пройти. А потом я тоже пойду спать.

Мусор на пути — сметен пинками в сторону. Ветви у колокола, что не дают ему звучать — в воду.

Крепко сжал в правой руке медвежью лапу. Левой потянул за язычок колокола, извлекая из него звук.

Глухой, тоскливый. Теряющийся в рокоте разыгравшейся грозы.

Я сполз по каменной стенке вниз. Обещание выполнено, и глаза спешили закрыться на этот мир.

Тело легло на камень настила, не ощущая холода поверхности так же, как давно уже не чувствовало раны на теле. Над головой — спокойствие черной стихии, хоть далеко по краям облетают облака яркие молнии.

— Я… — вновь тянется наружу незавершенная фраза.

На этот раз нет врага, которому надо ее сказать. Да и друзья не услышат. Это — для себя. Вместо всех громких фраз за сегодняшний день. Чтобы не потерять себя в них, как не потеряться в чужих воспоминаниях. Ведь не смотря на всю искренность, они не мои… И рано или поздно растворят мое прошлое и меня в себе. Если не пойму, кто я есть на самом деле.

Небо тоже смотрит внимательно, не разрушая течение мыслей новым громовым раскатом. Знакомое небо… Во всех воспоминаниях, что навалились сегодня — одно и то же… Так часто видимое, будто…

Догадка показалась столь невозможной, что пришлось посмотреть на Артема в облике медведя, чтобы произнести ее вслух.

Так часто видимое небо. Честное, бесстрашное, разрушительное, но способное сохранить самое ценное в его центре… Небо, что стало почти отражением в зеркале…

— Я — это шторм. — В волнении вывели губы.

Не взвыло над головой одобрительно ветром, не проревело близкими раскатами. Если я — это оно, то и не должно было.

Но это проверить гораздо проще. Ведь не надо просить руку подняться вверх. Можно просто захотеть…

Ветвистая молния ударила в золотой колокол, выбив красивый и чистый звук, эхом пролетевший над землей. Дыхнуло теплой волной. В глазах зарябило так, что пришлось зажмуриться…

Спину неожиданно подхватили сильные руки, помогая подняться. Наверное, это Света и Паша очнулись и помогают мне встать.

Много рук… Федор очнулся? Артем? Здорово!

И вот уже холодный камень парапета под ладонями, а глаза смотрят вперед.

— Тут еще много интересного! — Вырывается тише, чем хотелось бы. — Я покажу вам место, через которое мы шли! Высокий забор, помните?

Столбы молний рухнули с неба, освещая заревом земли севернее.

— Завтра мы снова соберемся вместе и заглянем за горизонт!

Чувство одобрения позади и ликующий грохот в небесах.

Обернулся назад. Никого.

Падение.

Эпилог № 1

Стук дождя по камню в шелесте ливня, поливавшего реку под мостом и лес вокруг. Далекий раскат ушедшей на север грозы.

Пятеро, сошедшие со склона, готовились принять титул вторых. Оттого шагали неспешно, позволяя усталости сказываться в жестах и походке. Тем более, ливень основательно размыл дорогу, а сломать себе ногу, поскользнувшись, так и вовсе выйдет позором. Быть вторыми — уже провал и повод для объяснений перед старшими. Может, кто-то другой искренне порадовался бы второму месту, но в деспотии Голицыных уважение полагалось только победителю.

Потому — угрюмая мина на лицах двух девушек и трех парней.

Двое суток без сна, конфликты с Орловыми и Долгорукими, изорванная одежда, грязь под ногтями, холодная жижа в ботинках и ощущение голода в животе. Все для того, чтобы увидеть победителя издалека.

Можно было побороться, можно было устроить забег, криками угрозы и обещаний отвлечь внимание…

Но этот псих тащил из леса убитого медведя, устроив на нем всю свою команду, как на диване!

Для Голицыных, мечтавших о сне последние несколько часов, это было достаточно сильным моральным ударом, чтобы упустить инициативу. А затем… Увиденного далее хватило, чтобы признать себя вторыми.

Во всяком случае, билеты на имперский бал — тоже статусный приз, способный поднять в иерархии власти и влияния внутри рода.

Резко встал на месте идущий первым, заставив уже автоматически перестроиться в боевой порядок. Заостренные палки наизготовку, пращи из обрывков одежды заправлены камнем и готовы к применению.

— Ребята, там эти…. Лежат, — повернулся с изумленным выражением лица Голицын Олег, указывая на мост.

Команда не сразу убрала самодельное оружие, привычно ожидая подставы или засады. Даже несмотря на то, что чемпион у турнира уже был. И ему, лежащему под ливнем на холодном камне, явно не было дела до тех, кто придет после.

— Они не ушли? — Обернулась Инга, даже в их компании изображая дурочку-блондинку.

Ясно, что не ушли. Но почему? И где подвох? Почему нет медведя? Скинули в реку? А может…

— Андрей Александрович! — Охнул Олег, бросившись к Долгорукому, неведомо как оказавшемуся в нагромождении тел, и оттащив его к краю моста, устроил сидя. — Н-не дышит… Вроде..

— Может, кто-то их убил? — Прижала руки к груди Ольга, зябко поежившись от прорвавшегося через дождь ветра.

Эта родственница просто умела хорошо танцевать, ей простительны очевидные вопросы.

— Значит, мы первые? — Прозвучал крайне важный вопрос. — Если этих первых нет…

— А если кто-то из них жив?

— А если даже и жив, но упал в реку, когда перебрасывал медведя через парапет? — В этом вопросе чувствовалась напряженная решимость.

У Голицыных очень не любят побежденных и не задают вопросы про методы достижения цели… Константин был достаточно высокого положения в семейном рейтинге, чтобы знать это доподлинно.

Команда полукругом обступила недвижные тела в очищенной дождем одежде, пусть и изрядно порванной. У одного мальчика ее нет и вовсе. У другого руки и лицо будто выбелены, у третьего вместо ботинок какие-то сломанные колодки, из которых видны ступни, руки проколоты насквозь, а лицо — сплошной синяк. Четвертый вообще мальчишка! А у единственной девушки сожжено платье на животе и боку…

— Это, вообще, кто? — Вновь был произнесен вопрос.

Первый раз он был озвучен еще на спуске с холма. Но никому ответить так и не удалось. Фамилии участников-то помнили, однако знать в лицо всех детей из Старших семей — изначально дело бесполезное. Тем более, эти молоды, а значит род их укрывал особенно тщательно.

— Слишком молоды, — подала голос Инга, задумчиво наклонив голову.

Позади чертыхнулся Семен, пытаясь обуздать язычок колокола и извлечь из него звук.

— Цепь приварило! Вы представляете?! После молнии! — Возмущенно пояснил он повернувшимся к нему и ударил о золото камнем. — И так сойдет.

— Так мы первые или вторые? — Громко сказал Константин сквозь дождь.

— Один точно мертв, — присела Инга рядом с самым прилично одетым конкурентом.

С такой брезгливостью ей в первую десятку рода не забраться…

— Свидетелей нет. — Кивнул Семен на Долгорукого.

Камер не было тоже — там, за спиной, остался глубокий дымящийся шрам на земле, дышащий горелой изоляцией разрубленного кабеля на дне раны. Неведомо, кто это сделал — все было еще до того, как Голицыны прибыли на то место. Важно другое — камеры, спрятанные в ветвях деревьях и проверенные ими на всякий случай, все до единой были обесточены. И на фоне этих знаний, перспектива легко стать первыми всерьез будоражила кровь.

— Моя совесть мне свидетель, — скрестила руки на груди Ольга.

Но ее мнение мало интересовало четверку. В конце концов, она из младшей семьи, а танцев больше не будет.

— Так что? — Уловив незаметный кивок от Инги, повернулся Константин к Олегу и принял молчаливое согласие. — Чудненько.

— Ну-ка отошли от них! — Крик был достоин ушедшей грозы.

Пробравшись в шуме воды за их спины, на краю моста стояла девушка, демонстративно отведя правую руку с железным клинком в сторону. Ее имя они помнили, сложно забыть после устроенного представления на первом этапе турнира.

А кое-кто даже успел подсунуть солидную взятку генетикам, доказывая свою сметливость — а значит, конкурентное преимущество для создания пары с Целителем. Еремеевы — не особо старая семья, довольно слабая в боевом плане — охотно отдадут свою дочь Голицыным. Или муж войдет в ее род, чтобы чуть позже перенести все активы новой семьи обратно в клан. В этом не было сомнений. Только характер у женушки будет… Обломают.

— Ника, это ведь я… — Шагнул к ней Константин.

— К дальнему краю, быстро! — щелкнул боевой веер в левой руке.

— Девушка, вы же понимаете, что не стоит ссориться… — Вступила Инга.

Но отшагнула назад, стоило Нике быстро зашагать вперед, поднимая клинок над головой.

Веер же заскрипел по камню парапета, высекая лезвием искры. Но не это пугало — а решимость идти до конца в глазах.

Вся команда, переглянувшись, попятилась назад.

— Пусть посмотрит на трупы, — обескураженно качнул головой Константин, сходя с моста вовсе.

— Я хотела бы остаться помочь, — замялась на месте Ольга.

— Живо с глаз моих! — Грозно глянула на нее Ника, приседая рядом с телами.

— Хорошо, — ойкнув, заспешила та.

— Придурок, — шепнула Ника, выбрав себе самого гиблого пациента. — Скотина. Гад.

Девушка провела запястьем по щеке, стирая соленый дождь, рванула рубашку на его груди и засветившейся рукой тронула кожу.

— Ника, ударь в колокол, иначе использование силы засчитают нарушением правил! — Деланно обеспокоенный голос Константина заставил ее только поморщиться.

Все не так на этом турнире. Столько усилий и слез, столько боли и бессонных ночей. Чтобы осознать, что вокруг одни уроды, которым приходится улыбаться.

— Ты зачем не подождал?! — Ударила она кулачком пациента, охнула и влила новых сил в ладонь.

— Ника! — По-хозяйски настаивал голос с берега.

— Медведь тебе Ника!

— Это очень опрометчивые слова! Но я понимаю тебя, дорогая. Это стресс…

— Этот дурак замолчит сегодня? — Слабо простонало сбоку.

— Ой! — Дернула взгляд девушка в ту сторону и смущенно порозовела. — Вы без одежды, юноша.

Вернее, она успела заметить какие-то слипшиеся браслеты на руках и ногах, но это не то что одеждой, даже украшением не назвать..

— Да? — С хриплым недоумением произнес парень. — То-то думаю, что так бодрит…

Рядом встали, покачиваясь, на ноги, и так же, обнаженным, выпрямились во весь рост к берегу. Благо, край моста укрывал от взглядов.

— Слышишь ты, тебе что надо? — Крикнул парень на очередное завывание Константина.

— Я разговариваю со своей девушкой! — К возмущению Ники раздалось с той стороны.

— Потише там будь. Вон она рядом с тобой стоит, что орать-то. У меня тут друга лечат. — Он повернулся к Нике и невозмутимо уточнил. — Ведь лечат?

— Д-да, — порозовела Ника, растеряв возмущение и усиленно вернувшись к диагностике пациента.

Да так, что губу закусила от отчаяния — пациент был плох… Если бы была реанимация рядом — тоской застучало в висках… Но нет, может, ошибается — и новый луч света устремился в грудь пациента.

— Ника — моя девушка! — не унимался Голицын.

— Это моего друга девушка. Вон, выбирай себе из четверых рядом и не отвлекай.

— Я — не его девушка, — кошкой зашипела Ника на парня.

— А зачем ты его лечишь? — Слегка несфокусированный взгляд повернулся к ней.

— Прибить хочу. — честно ответила она.

— Это повод, — уважительно кивнул парень. — Я, знаешь, тоже иногда. Но сдерживался. Я ж этот… Культурный, в очках. Скрипка еще у меня… Была, — недоуменно повернулся он вокруг, а затем посмотрел на руки, и странные нитки на них, серые и белые, тонкие, будто волосы — только таких не бывает.

— Ю-ю-юху-у! Наконец-то! — Пронеслось средь слабеющего дождя, а голый парень затанцевал на месте.

— Да вы посмотрите на него! — Негодовали с берега. — Как себя ведет! Голый! Отвратительно!

— А знаешь, почему я голый, морда? Это чтобы когда я тебя поймаю, время не тратить.

— Да как ты смеешь со мной так говорить! Я — Голицын Константин! Сын второго дяди главы клана! Восьмой на княжение!

— А я — Шуйский, Артем. Первый и единственный. А знаешь, кто мой друг?!

На берегу как-то сдулись и даже пожелали хорошего здоровья им обоим.

— Он как? — Следом угомонился Артем, с мрачным видом приседая к самому юному мальчишке и двумя пальцами проверяя пульс на шее. — Жив, — облегченно выдохнул он и только после этого принялся искать одежду.

— Плохо, — простонала Ника, пытаясь унять панику.

Такого в ее целительской практике не было и быть не могло. Повреждено все, что только можно! Из ног разве что кости не торчат! Сердце бьется столь медленно, что окатывает ужас, будто пульс привиделся просто от огромного желания его ощутить.

— Ты уж постарайся, — смутился парень, не зная, как подобрать слова. — Иначе как ты его убивать-то будешь…

Силы текли от Ники вместе со слезами, мир сузился до лица перед глазами и собственных чувств. Целитель должен любить, чтобы целить. Не важно что — семью или светлый образ, перенося его на пациента. Но этого не хватало, и сложная машина чужого организма не хотела заводиться.

Один раз до разума прорвалось холодное «мертв» от Артема. Страх от того, что придется это сказать самой, дал новых сил. Но страхом Целители не лечат.

Сердце, печень, поджелудочная, легкие, позвоночник. Следы ударов, деформаций, разрывов мышц и трещин. «Не лечится, не могу» — накатывает отчаянием после каждой попытки. «Было бы что-то одно»…

Постепенно рядом ощущались новые люди, окатывая эмоциями разочарования своим поражением и любопытством к разыгравшейся драме. Застрекотали вдали вертолеты. А жизнь уходила из глупого мальчишки, которому она даже не успела сказать спасибо за место в выступлениях первого дня. Тогда — было нельзя, неприлично у всех на виду. А сейчас — уже поздно.

— Тут Андрей Долгорукий! — Тревожно прозвучал рядом голос. — Кажется, дышит! Девушка, целитель, вы слышите меня?!

— Я ему ничего не должна, — сквозь зубы процедила Ника, вливая саму себя в лечение. — А ему — должна. Мороженое, — совсем тихо произнесла она, чтобы никто не услышал.

Но кое-кто был слишком близко, чтобы упустить это слово.

— Мороженое, — распахнулись веки напротив.

— Да-да, самое вкусное мороженое! — Всхлипнув, кивнула девушка.

— Хорошо. — Выдохнул парень.

А затем неожиданно сильной рукой слегка притянул за голову и поцеловал.

— Тут больше, чем одно… Целый ящик… — прикрыл он глаза. — Я верну…

— Подлец! — Запоздало сообразив, что произошло, вырубила его оплеухой Ника и тут же ойкнула, вновь принимаясь лечить.

И отчего-то это удавалось все лучше и лучше…

* * *

Сколько себя он помнил, тут всегда был резкий ветер, разгоняющийся от побережья по прямым портовым улицам. Особенности застройки, мало приспособленной для комфортной жизни. Зато вполне удобной, чтобы установить в глубине коридора длинной и узкой улицы крупнокалиберное оружие. Последний набег отгремел около тридцати лет назад — тогда пираты сожгли треть города, пока не подошла дружина местного владетеля. Но если бы не отчаянное сопротивление портовой стражи, вставшей здесь насмерть, гореть бы ему целиком.

Из тех, кто жил тут во времена набега, вряд ли кто остался. Даже местные здания было проще снести, чем пытаться ремонтировать решето бетонных коробок. Так и решили, возведя все то же самое, серо-угрюмое, хлопающее дверями и окнами от прибрежного ветра. Общежития, съемные комнаты и дешевые квартиры. То, что надо для погорельцев и разоренных бедой.

Со временем, кто-то находил возможность вернуться обратно, в чистые кварталы. Кто-то ломался и становился частью этого места. У кого-то не спрашивали, чего он хочет.

Руслан Артемьевич провел рукой по золотой доске, закрепленной на стене ветхого, явно нежилого дома.

«Шуйская Светлана». Годы жизни.

— А чтой-то, в нашем районе кто приличный мог родиться? — Донесся сварливый старушечий голос издалека.

За оградой, коей был окружен дом, ойкнули и под вежливые увещевания охраны согласились пройти мимо.

— Хороший человек может родиться в любом доме, — тихо произнес Руслан.

Налетевший ветер заставил поежиться и повыше поднять ворот пальто.

— Да ведь? — повернулся он к девочке лет четырнадцати, в черном плаще поверх серого платья.

Та не ответила, продолжая с необычной серьезностью изучать памятную доску.

— Твоя служба окончена досрочно. Документы в машине, вместе с полной историей новой жизни. Рождение, переезды, детская медкарта… Даже есть билеты в кино двухлетней давности. Подлинные.

Тишина была ему ответом, от которой длинная и торжественная тирада обрела вид неуместный и слегка беспомощный.

— Я буду в машине, — кивнул он коротко и отправился к первому из двух джипов, стоявших возле забора.

Уважительно козырнул охранник это места, придерживая распахнутую калитку.

Еще раз посмотрев сквозь тонированные стекла на замершую девчонку, Руслан Артемьевич с силой провел ладонями по лицу.

За спасение наследника Светлана принята в клан. Почетная награда, выше ее и быть не может. Но немного странная для человека, истово мечтавшего выйти из под княжеской руки.

Ей пытались объяснить разницу между служением и родством. Но, в целом, не сильно удивились, когда титул она просила дать своей настоящей личности. А затем ее похоронить. Решение, с которым не стали спорить.

Он не знал, что чувствовал бы сам, оказавшись перед посмертной табличкой самому себе. Да и чужую реакцию представлял слабо. Хотя именно сейчас надеялся на радость, конечно — ведь служба, которую предстояло вести Свете до одиннадцатого класса, теперь тоже завершена. Еще один подарок, не оговоренный ранее.

Вышло не совсем так, как угадывалось. То ли стресс тому виной. То ли последствия страшной раны в животе и на боку, которой суждено было стать смертельной… Только такие, как Светлана — слишком штучный продукт, чтобы допустить ее гибель. Бессмертие недостижимо, но боевая химия способна замедлить жизненные процессы до уровня комы, если организм вдруг решит умирать. Два дня назад впервые пригодилось.

Хлопнула дверь джипа рядом.

— Поехали? — Света устроилась на своем месте и пристегнула ремень.

— В аэропорт, — хлопнул Руслан Артемьевич рукой под подлокотнику, и машина мягко двинулась с места. — Какие планы на будущее? — Нейтрально уточнил он.

— Учиться, — сосредоточенно кивнула Света. — Мне пятерки ставят, учительницы любят. После двух часов свободна. Рай.

— М-м, а не скучно будет? — Полюбопытствовал Руслан.

— У меня интересный сосед по парте.

— Вот кстати… Ты, конечно, можешь не отвечать. Все-таки, человек свободный и вообще… — Поднял ладони он. — Но почему ты его не остановила? Тогда, на вокзале?

— Как?! — Повернулся к нему укоряющий взгляд.

— Ну, вообще он обещал мне слушаться соседку по парте.

— Что-о?! — аж машина вильнула от вопля возмущения. — И вы мне не сказали?! Да я… Да он..! И вообще..! — Всплеснула она руками, выдохнув.

— А я не говорил, да? — Смутился Руслан, забираясь поглубже в кресло и нервно дернув ремень безопасности.

— Это просто безответственность!!!

— Слушай… Да, есть в этом моя вина, — покаянно отвернулся он к окну.

— Да мы жизнями рисковали, пока это чудовище кормило испанцев варениками!

— Я готов принести извинения. Проси, что хочешь, — затарабанил Руслан Артемьевич пальцами по колену.

Не нервничая, просто желая скрыть энтузиазм и надежду — если первый подарок не удался, то может, удастся подарить то, что ей действительно хочется…

— Лучшего учителя по хореографии мне!

* * *

Наверное, было утро, когда удалось снова открыть глаза. Под руками отыскалось приятное одеяло. Солнце светило через приоткрытые жалюзи, отпечатывая полосы света на противоположной стене.

За окном жалобно требовали найти Барсика, и женский голос убеждал, что он обязательно будет найден.

Рядом стояла медицинская койка, обставленная приборами, сейчас выключенными. Приподнявшись, обнаружил себя на точно такой же, только у меня электроника отливала зеленым, помигивая лампами, а от одного из них шел к локтевому сгибу левой руки белый кабель, завершаясь круглой присоской, отсоединившийся с интересным звуком и спокойно соединявшейся с любой плоскостью вокруг.

Приятно пахло яблоками, апельсиновой кожицей, чистой постелью и совсем немного — горьковатым запахом лекарств.

Резко дернулась дверь, пропуская запыхавшуюся медсестру в белом халате и чепчике, посмотревшую сначала на приборы, а потом, охнув, на меня.

— Доброе утро. — Проявил я учтивость.

Та охнула повторно и столь же внезапно скрылась в коридоре, оставив доводчику двери медленно затворять створку. Судя по проглянувшему уголку большого плаката, закрепленного в коридоре, больница.

Двери закрыться не позволили.

Воровато оглянувшись по сторонам, в проем буквально втек Федор, скинул ботинок с левой ноги и оставил его в проеме.

— Электронные замки, — смущенно отметил на мой любопытствующий взгляд и с возмущением добавил. — Охрана страшная! Все хотят только прическу испортить и к родителям отвести! Еле прорвался.

Брат осторожно присел на край кровати.

— Как ты? — Обеспокоенно взял я его руку, оглядывая еле заметные рубцы на коже возле локтя, и чуть синие — на фалангах пальцев.

— Да нормально, — махнул он другой рукой, явно храбрясь. — В первый раз гораздо хуже было.

— Федор, если ты не перестанешь так рисковать… — Построжел я, скрывая за тоном заботу.

— Буду, — упрямо насупился он.

— А если ты погибнешь, что папа, сестры и я станем делать?

— Это я к тебе пришел, а не ты ко мне! — запыхтел он возмущенно. — Это я должен тебя ругать! И вообще, я не погибну. И тебе не дам! — Категорично мотнул он головой.

— Я ведь до конца не знал, жив ли ты. Верил, искренне, но не знал, — прикрыл я глаза.

— У меня просто пока кровать маленькая, — засмущался странной причине Федор. — И то, что под ним обитает, тоже. Вот когда я вырасту, никто не сможет нас обидеть!

— Послушай мудрого человека, дожившего до тринадцати лет. Всегда найдется человек, у которого кровать будет больше, а ужас под ней — опасней.

— Но я не хочу вас терять… — Понурился он.

— Главное, не теряйся сам, — чуть сжал его руку. — От остальных проблем на свете у тебя есть старший брат.

— Ты три дня лежал без сознания, — всхлипнул Федор. — Знаешь, как страшно?

— Да мне уже поспать нельзя! — Деланно возмутился я, обрадованно отмечая улыбку на лице младшего. — И вообще, мы ведь справились? Значит, все хорошо.

— Так, нарушитель! — Звонко подлетел к потолку голос очередной медсестры, заставив Федора вздрогнуть.

— Красивая тетенька, а где туалет? — Похлопал Федор ресницами, вставая.

— Ох ты моя прелесть! Заблудился? Пойдем, отведу. — Заворковала она, уводя брата в коридор за руку. — Вот, ботиночек не забудь.

Дверь щелкнула, закрываясь.

Впрочем, не прошло и пяти минут, как открылась снова.

— Тридцать секунд! — Произнес напряженно незнакомый голос.

Я аж яблоко перехватил на всякий случай и в проем нацелился. Мало ли.

Но через секунду в комнату торопливо зашел Пашка, быстро оглядел комнату и широким шагом преодолел расстояние до кровати.

— Спасибо! — Ухватил он левую руку, лежащую над одеялом, и энергично затряс. — Спасибо! Спасибо! Спасибо!

В его лице — океан признательности и даже намек на слезинку от избытка чувств.

— Обращайтесь, — осторожно вернул я себе руку под невольную улыбку.

— Пятнадцать секунд, — прошипел голос из коридора.

— Извини, тут охрана страшная, пришлось взятку давать. — Смущенно повернулся Пашка к двери. — Вот, пока не забыл! — Спохватился он и выложил на ткань простыни черное кольцо в виде паука. — Даже не знаю, как благодарить.

— Все нормально. Теперь, наверное, дома все хорошо будет? — Осторожно поинтересовался я.

Если не знает про дела отца…

— Да, конечно! — Расцвел он улыбкой. — Нам, правда, деньги пока не перевели, но как только — я сразу сообщу!

— Пять секунд!

— Ладно, я — бежать! — Заговорчески подмигнул он. — Еще раз спасибо!

— Паша.

— А? — Повернулся он уже в дверях

— А вот помнишь… Ну, эти корабли в порту, которые у вас утонули. Они сколько стоили, не знаешь? — Нейтрально уточнил у него, рассматривая яблоко в руке.

— М-м, миллионов сорок каждый, наверное. — На мгновение задумался он, игнорируя мужскую руку, которая уже настойчиво вытаскивала его из палаты.

— Тогда когда выигрыш разделять будешь, ты из моих себе восемьдесят перекинь, хорошо? — вдумчиво принялся я поправлять край одеяла.

— Да не нужно, ты что! Ты и так для меня много сделал, — принялся он было отнекиваться, улыбаясь, а затем как-то резко замолчал и посмотрел на меня. — Максим…

— Все, юноша, время закончилось.

— Максим, — вцепился Пашка в проем.

— Ведите себя прилично, мы же договаривались! — Дернули его уже бесцеремонно, отцепляя руку и закрывая дверь.

Следующий визит был от целого коллектива докторов, весьма интересовавшихся моим замечательным самочувствием и отрицательно цокающим, стоило заговорить о том, что пора бы домой.

Находились мы, как оказалось, в гербовом оздоровительном центре Долгоруких, так что доводы «записаться на прием и прийти попозже» не срабатывали. В итоге облепили датчиками и велели изображать больного. Потом все приборы как-то разом вышли из строя, и от меня отстали. Разве что поводили по груди и спине холодным стетоскопом и выслушали высокую ноту «А», исполненную напротив света.

Минут через сорок зашел Артем, вполне свободно хлопнувший дверью за собой.

— Ты как добирался? — Полюбопытствовал я, помня о нелегких путях предыдущих гостей.

— Сказал фамилию, к кому иду и пообещал, что разнесу все закрытые двери. Вот, выдали, — показал он краешек пластиковой карты доступа в нагрудном кармане.

Выглядел мой друг вроде бы так же, но неуловимо иначе. Конечно, были и явные отличия.

— А где очки и скрипка? — Заинтересовался я.

— Да уже не надо, — с некоторой даже гордостью произнес он.

— А раньше было надо зачем? — Аж заерзал от любопытства.

Нет, слова я его помнил, но он тогда был не совсем расположен к беседе и немного медведь.

Артем хмыкнул, оглянулся на запертую дверь, а затем выудил из внутреннего кармана черную коробочку и установил на тумбе рядом с яблоками.

Тут же по палате дунуло Силой, а бывшая запертой и теперь, видимо, обесточенная дверь чуть скрипнула, отходя от косяка.

— Зверь внутри, он сильный, — оглянувшись на дверь и внимательно прислушавшись, но не обнаружив никого лишнего, начал Артем.

— Да я заметил, — хмыкнул в ответ.

— Он в воле сильный. Сильнее человека, особенно в детстве, — хмуро посмотрел на окно он. — Чем сильнее он, тем сильнее его воля. Тем больше он считает себя главным в теле. Унять сложно, а подчинить вообще кошмар…

— Ты, вроде, не кусался, — осторожно нарушил я затянувшуюся паузу.

— Потому что скрипку с собой таскал. Там в каждой струне по пучку волос прадеда, прапрадеда, прапрапрадеда и его отца. В охапку нельзя, рядом держать тоже нельзя — обидятся. Вот и приходилось… Они медведя и держали. Вернее, меня держали, наверное. Советовали, успокаивали. Знаешь, как страшно, когда глаз замечает дрожащую жилку на шее у соседа по парте, а во рту выступает слюна?! Я ведь этого не хочу! А зверь — хочет.

— Так зачем тогда очки носил?

— У меня зрение идеальное. Очки его специально портили, картину размывали. Так проще жить. — Пожал он плечами.

— Тяжело медведю в городе.

— Не говори, — поежился он, вспоминая. — Зверя все в бешенство приводило. Запахи, звуки, машины, узкие коридоры. Хорошо, парк вокруг школы, можно на перемене спрятаться.

— Сейчас, выходит, скрипка и очки больше не нужны?

— Да, — со спокойной гордостью посмотрел он в глаза. — Вот только оставил, — показал Артем неброский браслет на левой руке. — Прапрапрадедушку, на всякий случай.

— А остальные что? — Аж принюхался я, уловив вновь нечто искристое, как тогда, на поляне.

— Да… Хорошие они, просто старые, — засмущался Артем. — «Возьми Казань, возьми Казань», — беззлобно передразнил он.

— А что там хорошего? — Заинтересовался я.

— А что хорошего в полненькой Юльке из «Б» класса? — Мрачно посмотрел он.

— Запятые? — Предположил я.

Артем просто рукой махнул.

— Ты там логику вообще не ищи, они своим веком живут.

— Ну, вообще, здорово так, с родственниками говорить, — вздохнул я и завершил грустно. — С самого детства.

— Ладно, — хлопнул он ладонью по колену. — Я что зашел. Спасибо хочу сказать.

— Да ерунда, — отмахнулся я. — Если бы ты тогда не поднялся…

— Не ерунда, — серьезно посмотрел он на меня. — Не пришел бы ты, мне никто подняться бы не дал. Награда будет более, чем щедрой. Ты, пожалуйста, не отказывайся. А лучше сам скажи, чего хочешь.

— Дельфинарий рядом с домом пристроите? — На такой искус сложно было не поддаться. — И секретный ход от дома к школе?

— М-м…

— Ой, да забудь, — махнул я рукой.

— Нет, ну тут просто со специалистами советоваться надо. — Возмутился он.

— Просто спаси меня как-нибудь, и в расчете, — серьезно посмотрел я на него.

А он кивнул, понимая.

Не все же мне будет везти. И не всегда над головой в небесах будет мое отражение.

— Просьба будет, — замялся он слегка. — Ты про медведя — никому, ладно?

— Это само собой, — понимающе кивнул я.

— Даже обсуждать это нельзя, в том числе со мной. — Строго добавил он и тут же смягчился. — Если какие вопросы остались, то давай сразу отвечу, чтобы потом не вспоминать.

— Слушай, — пристально посмотрел я на него, ведомый озарением и надеждой. — А у тебя есть брат?

— Нет.

— А тебя из цирка не похищали лет пять назад?

— Нет. — Поскучнел лицом Артем.

— А ты покатаешь меня на себе?

— Нет.

— Блин, — вздохнул я грустно.

— Что, все? — Недоуменно уточнил друг. — Больше нет вопросов? А как же «есть ли у тебя блохи»?

— Ну ты же приличный медведь, как я о тебе такое подумать могу, — возмутился я. — Слушай… Давай лучше так: мне надо что-то знать действительно важное, о чем я не спросил?

— Хм… — Задумался Артем. — В Серебряный заповедник не ходи. Там дедушка.

— Огромный медведь, наверное? — Спросил я благоговейно.

— Да, — с гордостью приподнял он подбородок.

— А он меня покатает?

— Нет.

— Слушай, ну ты же не можешь знать точно, — рационально рассудил я.

— Стоп! — Занервничал Артем. — Ладно, я тебя покатаю, если ты пообещаешь не лезть к дедушке! Он, знаешь ли, мне дорог! Только пять минут!

— Ну, ты ведь всяко меньше его будешь… Вот если десять…

— Максим!

— Ладно, — миролюбиво поднял я руки. — Слушай, а вот еще вопрос. Помнишь, мы встретились? Там еще двое в тебя желудями кидались.

— В парке-то?

— Да. Понимаю, что твоему медведю это не нравилось. А как к этому относился княжеский сын? — Осторожно, чтобы не обидеть, поинтересовался я. — Ведь они вырастут и узнают.

Все-таки, странно это. Я потому Артему сразу и не поверил про настоящую фамилию, там, на берегу реки возле бабушкиной деревни.

— Так ведь дети, — пожал он плечом, будто сам взрослый, вовсе не собираясь как-то волноваться. — Понимаешь, сейчас у них ничего нет, и они ни за что не отвечают. Вот когда вырастут и вступят в наследство, — проступил на его лице истинно медвежий оскал, — тогда и узнают.

— Ладно, пойду. Выздоравливай и приезжай быстрее.

— А Света зайдет?

— Она узнала про твое обещание слушаться соседку по парте, — замялся Артем. — Теперь пишет свод правил с кучей слов «нельзя».

— Посажу ее по правое плечо, — задумчиво кивнул я своим мыслям.

— И тебя не тревожит, что все это придется исполнять? — Недоуменно уточнил друг.

— У меня трехместная парта, — отмахнулся я. — И определенное влияние на ее левое крыло.

— Если так, то да, — задумчиво закивал Артем. — До встречи!

Дверь вновь закрывалась протяжно-долго. В самый последний миг взгляд уловил нечто, мелькнувшее в проеме — столь быстро, что вполне могло показаться.

Но затем на одеяло возле ног одним движением взлетел матерый котяра, посмотрел укоризненным взглядом и, важно вышагивая, подошел к лицу, ткнувшись в щеку носом.

— Машк, — не веря, осторожно провел я ладонью по мягкой шерстке.

Кот завалился мне на грудь и размеренно заурчал, перебирая лапами от удовольствия, чуть выпустив коготки.

— Ты как тут оказался, бродяга? — посмотрев на дверь, прикрыл я свое чудо одеялом.

Не зря сделал. Практически сразу в палату ворвалась медсестра и внимательно оглядела палату.

— Кота не видели? Барсиком зовут.

— Никаких Барсиков не знаем, — категорично ответил я, придерживая ворохнувшегося кота от побега.

— Извините за беспокойство. — закрылась вновь дверь.

— Пока тебя не было, нашел еще три пары рук, которые будут тебя очень осторожно и нежно гладить. — Обратился я к коту шепотом, а затем подтвердил в настороженное кошачье ухо. — Нет, хвост гарантированно не тронут. Еще у нас теперь есть свой подвал, глубокий и темный. Возможно, даже с мышами. И будет дельфин. Обычно он плавает в океане, но погостит у нас. Нет, его съесть нельзя, он очень большой. Но можно смотреть и мечтать, что съешь, когда вырастешь. Как видишь, я не терял времени зря.

Дверь еще раз открылась, на сей раз впуская знакомого доктора с абсолютно чужим человеком, одетым строго и весьма представительно — даже ботинки, и те блестели, не смотря на осень и слякоть за окном.

— Максим, мы принесли тебе одежду, — положил доктор пакет на край кровати. — Тебя хотят увидеть очень важные люди, пожалуйста, переоденься.

Незнакомец между тем обошел палату, внимательно заглянул в тумбы, под кроватью, свернул и развернул жалюзи и оценил вид из окна.

— Мы выйдем в коридор, — спохватился доктор, посчитав мое бездействие смущением.

Дождавшись закрытия двери, я осторожно поднялся, прислушиваясь к организму. Слегка попрыгал, поприседал, поймав легкое головокружение, которое, впрочем, быстро исчезло. Переоделся в принесенные джинсы свободного покроя, рубашку и бежевую кофту с кроссовками. Открыл окно, оценивая расстояние до земли. Затем отметил водосточную трубу у края окна.

Подхватил Машка, положил его себе на шею и перебрался с подоконника на внешнюю часть стены.

— Важные люди ждут нас дома, — буркнул я коту, согласно провибрировавшего мурчанием в шею.

Довольно быстро спустился вниз и вместе с группой людей покинул огороженную часть медицинского учреждения. Вышел на дорогу по шире, прикинул стороны света и побрел навстречу машинам, что должны были выезжать из города. Повезло не сразу, но примерно через час удалось остановить длинный грузовик с гербом княжества Шуйских у номера.

— Тебе куда? — Посмотрел водитель, оценивая внешний вид и кота на руках.

Ему было лет под пятьдесят, с поседевшими волосами и бороздами морщин на лбу. На плечах спортивный костюм, накинутый поверх серой футболки.

В салоне — легкий запах табака, маскируемый «елочкой», болтающейся у стекла. Таблички «Пустой» и «Вован», укрытые пачкой заполненных бумаг.

— Домой, — назвал я ему свой город, улицу и дом.

— А родители где? — Не торопился он вывести машину на дорогу.

— Там же.

— Давай им позвоним? Пусть знают, что едешь? — С тщательно скрываемым волнением произнес он.

— Было бы замечательно, — вежливо поблагодарил я его и продиктовал номер.

По телефону закономерно попросили меня пристегнуть (а я, между прочим, и сам не забыл), а так же сориентировали на гостиницу, где жил Федор, и попросили немедленно с ним связаться.

— Федор, я еду к тебе на фуре с котом.

…

— Нет, не настолько огромным, но весьма представительным. — Почесал я довольного Машка. — Да нет в больнице никаких проблем. Стоит на месте. Честно. Даже стеклышко не побито. Там просто кто-то важный решил на меня посмотреть, а я на него — нет. Тут ему не зоопарк, хоть все двери и закрыты.

А чуть позже нам позвонили и круто развернули в аэропорт, где слегка ошарашенный водитель узнал, что ехать домой ему не трое суток, а всего пару часов.

* * *

Светлое помещение впечатляющих размеров, скромно именованное в плане дворца «детской комнатой», могло бы служить спортивным залом небольшой школе. Впрочем, большую часть его объема занимали вещи хоть и полезные, но настолько редко используемые, что касались их только слуги, стиравшие пыль с музыкальных инструментов и спортивных принадлежностей. Вечная беда старших родичей, желающих увидеть в ребенке пробуждение собственных талантов, будь то музыкальных или художественных. Вот и стоят мольберты, рояли, саксофоны, ударные установки, подаренные лицами столь высокими, что выкинуть их никак нельзя, но чтобы оставить, выразив внимание и уважение, аккурат и нужна столь огромная комната. К счастью, спать молодой принцессе клана дозволено в комнате куда скромнее.

Время частенько обращает тайны в пустяк. Так и факт существования пророка в родном клане с годами стал известен чуть большему кругу людей. Они же и носили подарки, пытаясь исподволь выгадать благорасположение принцессы-видящей, заодно испрашивая о «пустяках». Принцесса же с удовольствием подарки принимала и охотно делилась своим видением будущего, которое, увы, куда чаще оказывалось неверным, чем наоборот. Даже брошенная монетка — и та могла служить ориентиром куда более надежным.

«Слабый пророк» — с разочарованием, но одновременно скрытым ликованием, завязанным на собственные недостатки и боязнь их огласки, решали родичи и забывали дорогу в дальний дворец.

«Слабый пророк» — охотно соглашалось руководство клана, с горестью качая головой. — «Но ведь наша кровиночка, принцесса родная. Ведь за то и любим».

Слабый пророк устраивал всех.

Даже император, пронюхавший откуда-то о пророке, пытался было протянуть загребущие руки к Юсуповым. Руки отбили, но согласились на пару встреч за дикую сумму в виде подарков.

Наткнувшись на глуповатую девчонку, тут же начавшую молоть просто лютую чушь при высоких аудиторах ее величества, император тут же успокоился. У императора своих сумасшедших не счесть. А так талантливо сыграть дурочку — это гением надо быть, а не четырнадцатилетней малявкой.

Собственно, отец Ксении скромно полагал ее гением, не забывая добавлять «вся в меня».

С женихами вот после восемнадцати будут проблемы — начнут испрашивать ее руку всякие, полагая, что избавят своим предложением клан от убогой. За солидное приданное, само собой. Не зная, что покушаются на главный алмаз, главную ценность рода и клана. Но это будет позже, а пока у девочки шла нелегкая пора юности, бунтарства и революций в третьестепенных странах, в которых всякий раз побеждали истинные рыцари, спасавшие прекрасных дам, и после победы уверенно ведшие свою страну в экономическую пропасть. Но потом романтические романы у Ксении отобрали. Или сама переболела и отказалась, когда поняла всю важность здорового цинизма и меркантильных взаимоотношений для блага семьи и государства. Сейчас ей подсунули исторические книжки, как кладезь чужого опыта и ошибок. И вроде помогало — особый отдел клана, исполняющий приказания юной принцессы и только ее, прекратил международную активность.

Сам же «манипулятор» и «гений клана», как и во все времена, проводил время на мягких подушках, с большой книгой на коленях. Позади нее разместилась верная подруга-погодка Мэй, занимаясь роскошными волосами принцессы — расчесывая их с таким видом, будто священнодействовала; исполняя нехитрый ритуал с видом чемпиона, получившего великую милость за титанический подвиг.

— Привет! — бодрым шагом вошел в комнату через потайной ход крайне живой и деятельный старик, которого еще пару десятилетий назад звали князем Юсуповым, присовокупляя не менее двадцати пышных титулов, полученных как самостоятельно, так и доставшихся в наследство.

Но для хозяйки этой комнаты он звался совсем просто.

— Здравствуй, дедушка.

— О, мифы древней Греции? — Чмокнув любимицу в макушку, старый Юсупов мельком отметил наполнение страниц и, не дожидаясь ответа, энергично прошествовал к телевизору на одной из стен.

— Ага, про Микены и его первых царей.

— Здорово, — отделался дед общей фразой и жестом опытного убийцы воткнул в бок телевизора флешку. — Я ненадолго, скоро обратно. Но обязан был тебе это показать. Так…

— Сейчас… — Пощелкал он боковыми клавишами, выбирая источник информации на носителе. — Видела, а?

С гордостью повернулся он к внучке.

На экране отображалась картина земли со спутника. Вернее, огромного шторма с «глазом» посередине, в вспышках молний бушевавшего над землей.

— Наша Сила Крови. Максим сам пробудил, — с гордостью расправил плечи старик.

— Весь в дедушку, — искренне порадовалась Ксения, переводя взгляд книги к экрану.

— А то ж! — С гордостью хмыкнул тот. — Но ты помогала, а? — Лукаво прищурился он на любимую внучку.

— Ну… — Скромно потупила она глаза. — Было очень, очень сложно, но я все-таки справилась…

— Умница моя! — Одобрительно качнул головой старик, вновь отворачиваясь к огромному экрану.

И только после того, как дедушка отвернулся, добавила еле слышно:

— …И доставила ему кота.

* * *

— Рад, что вы здесь, — рукопожатие следовало за рукопожатием.

Зал городской администрации небольшого городка Сумы постепенно заполнялся высокими гостями.

Помещение, не смотря на попытки выглядеть статусным и претензию на роскошь в виде овального дубового стола, занимавшего львиную часть зала, совсем не тянуло по уровню для места встречи влиятельных князей и их представителей. Собственно, от него это вовсе и не требовалось. Главной ценностью места было совсем иное — его было не жалко, если что-то пойдет не так.

А что-то вполне может пойти не так, с высокой на то вероятностью. Изрядно сдавший за последние дни князь Долгорукий понимал это кристально четко, не дозволяя уставшему разуму надеяться на добрую волю высоких гостей. Вал претензий, что свалился на клан, норовил зазвучать гвоздями, вбиваемыми в крышку гроба клана. Но все еще можно было спасти, если удастся поговорить.

Проблема в том, что с Александром Сергеевичем Долгоруким говорить не хотели. Выставляли вместо себя замов и младших сыновей для принятия соболезнований, канцелярски сухо отписывались на душевные, вышедшие из под руки князя, письма. Поговаривают, где-то в столицах кто-то уже расчертил родовые земли Долгоруких на лоскуты и поделил со сварой таких же, как он сам, гиен…

Такие вести не способствуют долголетию, а тяжесть от нарушенных обещаний выпивает не только здоровье, но и Силу. Прошлым вечером князь ощутил, что не может выполнить заклинания уровня «учитель», а это уже практически смерть как руководителя и политика. Сильные не разговаривают со слабыми.

В зеркальной двери, отворенной нараспашку, на него смотрел враз поседевший мужчина, выглядевший как бы не старше собственного отца. Поэтому сегодняшние переговоры будет вести старый князь, олицетворяя мощь клана, с которой следует считаться. Собственно, именно Сергей Михайлович всех и собрал. Ему отказать не посмели.

Долгом же номинального главы клана было стоять у двери и пожимать руки всем входящим — тем из них, кто руку подавал, а не проходил мимо, словно мимо пустого места.

Но большинство пожимало. Потому как большинством ныне были свои, из Оболенских, связанные родством и долгами. Лопатины, Лыковы, Немовы, Пенинские, Репнины, Тростенские, Туренины… Вызванные под предлогом «расследования» и «защиты», они призваны служить противовесом почти трем десяткам озлобленных семей, жаждущих мести и виры. Иначе вместо разговоров будет война. А с такой поддержкой — хотя бы выслушают, что уже неплохо.

Отдельной силой на переговорах выступят судьи. Одиннадцать виртуозов, слегка недовольных временной задержкой, но умасленных очередной порцией подарков, опустошивших оперативную казну. Перед такими тоже не особо поиграешь мускулатурой, стращая возможными проблемами. Они сами — одиннадцать проблем, и не где-то там в будущем, а на расстоянии вытянутой руки.

В дальнем углу, в кресле вне общего стола, оставаясь как бы наособицу от общего действа, но тщательно его контролируя, невозмутимо проводил время представитель принца. Этот в общую свару не вмешается ни в коем случае. Если кланы решат жрать друг друга, император возьмет свое, творя правосудие на обломках. Но без него никак, ведь официально — встреча все еще про турнир.

Сложные времена для семьи, рода и клана. Но и не такие выстаивали, отсчитывая новые и новые века.

— Рад, что мы все сегодня собрались, — взял слово Сергей Михайлович, встав из кресла во главе стола.

Александр Сергеевич остался у дверей. Ему бы занять место по правую руку от отца, но там уже сидели Немовы, а затем и Лыковы. Подвигать союзников с места будет неудобно.

Напротив от группировки Долгоруких расположились судьи, занимая свою часть овала. Князья-участники и их представители расселись по обе стороны от Долгоруких, порою через кресло друг от друга. Там тоже не у всех друг с другом лады, на этом можно сыграть. Отец сможет.

— Как вы знаете, во время второго этапа турнира на участников было совершено нападение. Как дед своих внуков, тоже оказавшихся под волной, я разделяю справедливый гнев и глубоко скорблю по невинным жертвам. Мы уже определили злочинцев и передадим вам сведения по завершению данной встречи.

Зал явно желал негодовать и требовать немедленно, сейчас, срочно! Но — старый Долгорукий никогда не был тем, у кого что-то можно требовать. И его силы — при нем. Он никому обещаний не давал и не нарушал, его честь цела и только окрепла перед угрозой уничтожения роду и клану.

— Размеры о компенсации погибшим я лично обсужу с каждой из потерпевших сторон. Клан и род не снимает с себя вины за небрежение безопасностью, — камнем упало в тишину зала. — Мы не станем уклоняться от виры и, если вы посчитаете нас виновными, родовой мести. Но сейчас разговор будет не об этом. У нас осталось незавершенное дело, которое мы со всей ответственностью и решимостью продолжаем называть нашим турниром. Как бы ни сложились обстоятельства, он должен быть закончен, а приз обрести обладателя.

— Турнир, как мы полагаем, завершен в полной мере, — выступил со своего места представитель Шуйских, Руслан, кажется. — Победили ученики нашей школы.

— Неведомо что творилось на финише! — Выступил с протестом представитель Голицыных. — Нет записей с камер и спутников, а слова…

— Слова моего внука, Андрея Долгорукого, вполне достаточно. — Успокоил нарождающуюся свару Сергей Михайлович. — Он там был лично и свидетельствует удар по колоколу.

Княжеский представитель разочарованно откинулся на кресло. На этот аргумент ответить было нечем. Но тут же насторожился, стоило зазвучать новым словам Долгорукого.

— Но справедливо ли прошли соревнования? Можно ли назвать частью турнира дурную волну, перенесшую к с самому финишу плот команды, шедшей в числе последних? Или, так как волна является частью злого умысла, следует признать ее форс-мажором и провести этап заново?

Деньги, алюминиевый комбинат и станция оставались еще слишком большим кушем, чтобы их игнорировать. Гибель детей… Трагична. Но кланы предпочитали мстить, а не горевать, одновременно зарабатывая деньги. Этот ход вполне мог отвести часть внимания от трагедии, а так же вернуть шоу на телеэкраны не в свете провала, но нового рождения. Удар по имиджу был бы смягчен, недовольные кланы вернулись бы к соревнованию между собой, а не объединились бы в общем горе против Долгоруких. Изящный ход, старый князь на такие был большим мастером.

Раздались первые голоса с мест, тут же подхваченные безо всякой солидности в единодушный гвалт с редкими репликами протеста. Проигравшие, особенно те, кто выбыл еще до волны, ожидаемо требовали все переиграть. Семьи, потерявшие жизни близких, молчали. Но это молчание Александр Сергеевич Долгорукий уверенно трактовал в пользу клана.

— Полагаю, надо отдать этот вопрос судьям, — постановил старый Долгорукий и жестом передал слово представительному жюри в противоположном конце стола.

О них на короткое время даже забыли. Впрочем, в эгоизме своем, могли и вовсе не вспоминать.

— Если новый этап будет таким же веселым, как этот, я согласен, — важно качнул человек в чалме.

— Против, — скучно ответил следующий в очереди.

— За новый этап.

Голоса были разными, но, к удовольствию Александра Сергеевича, существенный перевес был на их стороне.

Вот что значит — тщательная работа с судьями. Ну и откровенное их равнодушие к турниру северной страны.

— Я скажу, — неторопливо поднялся с кресла одиннадцатый судья.

И отчего-то от традиционного, слегка нелепого в современной обстановке зала, наряда князя Вида, черно-красного, с частым украшением каменьями и золотой поволокой, неприятно екнуло в сердце нынешнего князя Долгоруких.

— Испытание было. — Веско произнес румынский князь, отшагивая от стола и принимаясь медленно обходить кресла с судьями. — Суровое. — Коснулся он плеча виртуоза из рода Миттал. — Одно для всех. — Легла рука на спинку кресла американца. — Но для команды-победителя особенно жестокое.

— Мой брат погиб! — Хлопнул по столешнице представитель рода Гагариных. — А они все живы!

— Твой брат утонул. Не справился с водой и течением. — уставился на перебившего мертвый взгляд. — Он не воевал против десяти бандитов, двое из которых были в ранге «учитель».

— Простите, уважаемый, о каких бандитах идет речь? — Гораздо почтительнее вступил в разговор человек Шуваловых.

— Силы противника действительно присутствовали на последнем этапе гонки, — чувствуя, что теряет инициативу, вступил старый князь Долгорукий.

Эта информация была совершенно лишней для принятия правильного решения! Оттого должна была быть передана после собрания, в удобной и обтекаемой трактовке внутри запечатанного конверта!

Был еще вопрос о справедливости такого хода, но совесть удалось обмануть. Ведь первопричина — волна. И именно о ней должен был быть разговор! А решение — принято судьями, исключая мысли о произволе и успокаивая честь.

— Вы хотите сказать, что дети смогли их нейтрализовать? — Со скрытой насмешкой произнес Голицын, обращаясь на всякий случай ко всем, а не к жутковатому румыну.

— Шуйские, что за демонов вы к нам прислали? — Хохотнув, привлек боевик Репниных всеобщее внимание к невозмутимому Руслану Шуйскому.

— Я слышал, им по тринадцать-четырнадцать лет, а один так вообще второклассник, — демонстративно скрипнув креслом, повернулся к нему же Голицын, изображая максимальное внимание.

— Верно, — лениво повел тот ладонью. — Самойлов Федор. Из Самойловых, шестых в Красном регистре. С правом хранения и наследования артефактов на крови.

— Вы протащили запретное на турнир?! — Зашипел с боку представитель Алабышевых.

— Все, что было при них, оказалось дозволено. Правила создавались не нами. — Посмотрел Руслан на князя Долгорукого.

— Хотите сказать, мальчик вот так вот просто ходил с ними все это время? — Изумились Немовы.

— Я не вижу проблемы. — Нейтрально пожал Шуйский плечом. — Младший Самойлов умеет ими пользоваться. Вы, кстати, когда соизволите их вернуть? — Обратился Руслан Артемьевич к Долгорукому-старшему.

— Удерживаем в качестве вещественных доказательств. К тому же, часть не удается идентифицировать, чтобы сверить с направленной вами описью утраченного. — Чуть смутился тот. — Но смею заверить…

— Были ли среди запретных — боевые? — Настаивал старший Немов, чуть навалившись грудью на стол и буравя невозмутимого Шуйского взглядом.

— Во множестве. — Ответил за него Долгорукий.

«Правильно, — довольно кивнул своим мыслям Долгорукий-младший, наблюдая за собранием от дверей. — Нам тут герои не нужны»

Ожидаемо, весь стол взорвался нервными репликами.

— Прошу спокойствия!

— …надо отнять и поделить!

— Тихо! — Гаркнул старый Долгорукий, унимая эмоциональное обсуждение.

— Я не считаю пользование артефактов, созданных на боли, честной победой. — Выступил представитель Юсуповых. — Было ли бандитов десятеро или больше, это не имеет в таком случае значения.

Зал согласно загудел.

— Для бойцов равного или более высокого уровня, — возразили ему Шуваловы. — Иначе артефакты бесполезны, о чем знает каждый, у кого они… были. Я слышал, в команде нет ни одного «ветерана».

— А я слышал, они защитные крипты и зал на клочки разнесли во время танцев. — Подали голос из другого края стола.

Князь Долгорукий страдальчески поморщился, но вынужденно кивнул в ответ на заинтересованное внимание.

— Так что там по поводу силы команды? — Невозмутимо поинтересовался Руслан.

— Да, но для таких убить каких-то двух учителей вообще не подвиг!.. — Возмущался Голицын, не замечая не особо-то и скрываемые усмешки.

Даже Руслан закашлялся, пряча улыбку.

— Тогда давайте постановим, что наша команда самая сильная на турнире и закроем собрание?

— Да что за чудовищ вы там у себя выращиваете?! — Бухнул кулаком представитель княжества Орловых. — Может, имперским дознавателям тоже станет интересно?

Кто-то из старшего рода, судя по облику, но по возрасту — явно из младших братьев многочисленного имперского семейства.

В углу заинтересованно шевельнулся представитель принца. Мир знал мало способов слабому стать очень быстро и неожиданно сильным. За подавляющее большинство из них полагалась казнь.

— Мы не хотели лишнего внимания, но под фамилией «Архипов» в команде участвовал Шуйский Артем Евгеньевич. — С некоторой даже скромностью обозначил представитель Шуйских.

Что, в общем-то, переводило поражение слабосильному аристократу и простолюдинам в категорию «проиграть равным». А последующие кривотолки и обсуждения — в политику. Потому что очень сильный наследник рода и древние артефакты, продемонстрированные будто напоказ — это весьма серьезная политика уровня столицы, куда Шуйские давно метили вернуться.

— Мои внуки сказали, что на ногах там был другой человек, — хмуро смотрел в столешницу Голицын.

— Фамилия этого человека слишком известна, чтобы ее называть. — Принял Руслан загадочный вид. — Могу только сказать, что они дружат с Артемом Евгеньевичем.

— Это только слова, — буркнул Юсупов.

— Дать вам честное слово, что род его не моложе вашего? — Приподнял бровь Шуйский.

На такое уже было невозможно возразить. А сама фраза… Настораживала. Не так много семей уходят корнем так далеко в историю мира. И если они вместе с Шуйскими, которые всегда были наособицу…

— Я бы сказал, что интересных персонажей там было больше, — решившись, взял слово Александр Сергеевич Долгорукий, отходя от своего места возле двери.

Подленькое решение получалось, но он и так полутруп, а инициатива, похоже, полностью уплыла из их рук. Зато кое-какое знание о прошлом единственной девушки в команде способно гарантированно поставить на победе команды Шуйских жирный крест.

Еще до начала регистрации на турнир, внутри семьи Долгоруких постановили не бороться с «перерожденными» в молодых, ограничившись пристальным слежением за их будущей судьбой. Схитрить наверняка захотели бы многие, а устраивать череду скандалов было вовсе незачем — ведь большинство «улетят» на первом этапе. Опытный убийца или телохранитель — крайне редко когда хороший танцор. Наоборот — то же самое. Не страшно.

Вот если после поражения «юный» участник вдруг решит вернуть себе старую жизнь — тогда-то нарушителя и прижмут.

Цену размером в состоявшуюся жизнь организаторы посчитали достаточной платой за призрачный шанс. Оттого Светлану Джонс тоже пропустили в турнир, как и нескольких других. Пусть вместо матерого убийцы у соперника появится еще один школьник. Это где-то даже изящно. Да и не пристало сыновьям глав родов и кланов боятся простолюдина.

— Я не досказал, — поднял голос князь Вид, до того отстраненно наблюдающий за сварой.

Долгорукому пришлось придержать разоблачение под прессом тяжелого взгляда из-под нарисованных бровей.

— Мы уже представили большую волну. Представили бой. Кровь, боль и смерть. Они там тоже были. Осталось представить путь, когда на ногах стоит всего один, но у колокола будут все пятеро. И если вы сейчас сядете рядом со мной. — внимательный взгляд на князьях Долгоруких. — И тщательно подумаете, то мы вместе, но независимо друг от друга, придем в одно и то же место. Место истины и понимания, что победители у нас уже есть.

— Я согласен, — мрачно насупившись, вновь приподнялся князь из рода Миттал. — Я не понял, что он сказал. Он сам, наверное, не понял. Я не видел второй тур за черным небом. Но я видел танцы. А вы признали их силу.

Сердце Александра Сергеевича кольнуло безнадежностью. И кололо всякий раз, когда приглашенные виртуозы отказывались от старого мнения в пользу признания результатов конкурса.

А он… Слова о прошлом Светланы так и остались при нем. Потому что сейчас, прямо и недвусмысленно, был стребован долг. По самому легкому курсу — всего лишь промолчать. Но как бы исход не оказался куда кровавей.

Чуть ссутулился Сергей Михайлович, осознавая провал задумки. Наступила тишина, и все взгляды обратились к старому Долгорукому — ответ судей получен, и именно ему положено навсегда закрыть вопрос. Закрыть турнир с позором, несмываемым на долгие года.

— Впрочем, если уважаемый Сергей Михайлович проведет новый турнир, — неожиданно выступил молодой княжич Вяземский, представляющий род. — С теми же самыми призами, мы бы не отказались поучаствовать.

— Это хорошая идея, — улыбнулся старый князь Долгорукий. — Среди тридцати участников, на последнем этапе, разумеется. Безусловно, мы примем замену раненным и тем, кого постигла участь воистину трагичная.

— Мы уже свое выиграли, — отозвался Шуйский под недовольное фырканье большинства. — Нам неинтересно.

— Среди двадцати девяти, — дипломатично отметил Сергей Михайлович. — Денежные призы оставим в том же размере.

На это род как-нибудь наскребет… Золотой колокол однозначно в переплавку.

— А как же станция и комбинат? — Напомнили о самом лакомом наполнении выигрыша.

— Его величество принц выделили один набор призов. — Пришло время уполномоченного принцем напомнить о себе. — Но можете рассчитывать, что билеты на ежегодный бал первые два финалиста бесспорно получат. Не могу гарантировать обед с их величествами, но обязуюсь всячески поспособствовать.

— Не сомневайтесь, — поднял чуть голос старый князь Долгорукий. — Главный приз останется прежним или мы предоставим равную альтернативу. Наш род и клан заинтересован в том, чтобы все вернулось на круги своя. Как и доверительные отношения между нами. Слово.

Зал, несмотря на определенный скепсис, поддержал краткую речь довольным ворчанием.

Гибель родичей никуда не ушла, разумеется. Платить виру придется, и много — если ее вообще примут. Но испортить отношение с двумя семействами — не то же самое, что с тремя десятками разом.

Пришла пора очередного выхода действующего князя — на сей раз пожимать руки уходящим. Никто не отказался от протянутой ладони и радушных слов, уже неплохой результат и весомая надежда.

На автомате, Александр Сергеевич чуть не пожал руку отцу.

— Вы куда? — Удивился он.

— Надо съездить, — устало выдохнул он, убедившись, что никого нет рядом. — Решить по комбинату.

— Так Шуйские же здесь?

— Артем Шуйский отдал главный приз простолюдину.

— Глупость какая… — Не поверил своим ушам князь-сын. — Или не глупость? — Засомневался он, вспомнив слова Шуйского. — Если он старой крови и его род…

— Самойлов Максим появился из ниоткуда, вместе с новой семьей выйдя из разрушенного города. Полагаю, один из принцев Тенишевых, уцелевших в резне. Может, кто-то из союзников.

— Но Тенишевых больше нет.

— Именно. Вместо принца теперь простолюдин, у которого нет ни сил, ни власти. — Подмигнул князь-отец, вышагивая из зала. — Осталось объяснить ему, что маленький мальчик не может владеть комбинатом и электрической станцией.

— Воистину, удача на нашей стороне! — Вырвался облегченный вздох у сына.

* * *

Низкий гул реверса двигателей «Эмбраера» окончательно стих, останавливая самолет на расчетном месте. Мягко распахнулся бортовой трап самолета, открыв вид на синее небо, а затем и на силуэт города на горизонте, ставшего уже родным за годы жизни.

«— Я дома!» — Радостно ударило сердце.

Паша ступил на трап, щурясь напротив солнца. Приложил руку ко лбу, и тут же победно вскрикнул, отметив группу встречающих у подножия лестницы, не удержав эмоции в себе. Отец его уже ждал! И вот дядя Борис и…

И группа каких-то незнакомых мужчин, держащихся немного особняком, из-за которых Паша не стал кричать и срываться с трапа бегом, а с видом культурным и подобающим спустился вниз, предложив отцу ладонь для рукопожатия.

— Привет, — обняла его огромная рука, прижимая к груди и взлохмачивая волосы.

Позади задумчиво хмыкнули.

— Здравствуйте, — чуть смущенно обернулся к незнакомцам Паша, но с облегчением увидел, что внимание их обращено к самолету, а не на него.

Ну, это понять можно — с законной гордостью владельца улыбнулся Павел. Самолет — красавец, и гербовой узор Зубовых на ливрее очень ему идет, о чем он тут же сообщил отцу.

— Да, — почему-то грустно улыбнулся Зубов-старший. — Красиво.

— Это еще не все! — Скрывая из-за посторонних детали, Паша потянул отца за руку в сторону трапа. — Пойдем, я покажу!

— Сын… — Встал отчего-то тот глыбой на месте, к Пашкиному удивлению.

— Сходите, что же вы, — неожиданно поддержал чаяния сына незнакомец сбоку.

Был он невысок ростом, в черных роговых очках, из-за которых смотрели мудрые серо-синие глаза. Одет был в подобающий клерку простой костюм, и приближался к тому возрасту, когда советов человека можно прислушиваться — или обозначать, что прислушиваешься — из уважения к возрасту. Хотя и старым его не назвать. Просто некая скупость в одежде, обычная прическа и очки добавляли солидно к возрасту. Разве что вышивка золотом на лацкане, которую никак не удавалось разглядеть — было ветрено, мужчина поднял воротник, да и стоял он боком, повернув к ним только голову.

— Пойдем, посмотрю с удовольствием, — оттаял отец.

А Паша с благодарностью кивнул клерку. Тот ответил легкой улыбкой.

Буквально взлетев под трапу, Паша чуть не приплясывал на месте, пока отец грузно, с некоторой усталостью, поднимался по трапу. Но, наконец, дождался и решительно проследовал в салон, буксиром ведя за собой отца.

— Мы выиграли! — Выдохнул весь воздух, что был в легких, младший Зубов, указывая на пассажиров самолета.

На прозрачные мешки, туго набитые деньгами, пристегнутые к креслам ремнями безопасности.

— Я так тобой горжусь, — последовали долгожданные слова и объятия.

— Теперь мы можем решить все наши проблемы, правда? — Затаив дыхание, спросил он у отца.

— Это уже не важно. — ответил тот, грустно улыбаясь и прижимая к себе сына.

— К-как не важно? — Не понял Пашка, отстраняясь.

— Наши проблемы взял себе уважаемый клан Черниговских. И нас, вместе с ними.

— Но, как же…

— Это великая честь, — выдавил из себя Зубов-старший и медленно повернулся к выходу.

Только сейчас Паша отметил синие тени под его глазами, чуть подрагивающие руки еще неделю назад кажущегося несокрушимым отца.

— Папа, — заступил ему дорогу Паша и тревожно, вглядываясь в глаза, спросил. — Что случилось?

— Твой отец совершил большую ошибку. — Произнес тот, не поднимая глаза. — Но знай, что я приложу все усилия и всю свою жизнь, чтобы она не задела тебя.

— Да все будет хорошо! У нас ведь есть эти деньги, у нас есть еще корабли!

— У нас больше ничего нет, кроме твоей чести. — Отодвинул его в сторону Зубов и последовал на выход. — Ее удалось сохранить.

— Но-но… — С растерянностью пробормотал Паша, переводя взгляд со спины отца на мешки с деньгами.

Отчего-то выступили слезы, решительно стертые запястьем. Так не может быть! Его отец — самый честный и благородный из всех людей! А его слова — просто из-за усталости. Просто ему надо помочь, и он это сделает!

Паша бегом отправился за отцом, но догнал уже у самого подножия лестницы.

За короткое время взлетное поле слегка оживилось. Рядом с самолетом уже приставили гидравлический подъемник, и человек в технической робе дорисовывал черного двуглавого орла над гербом Зубовых.

От такого Паша сбился, растеряв весь настрой. В сердце поселилась возмущение и обида, а единственный человек, который должен был прогнать маляра от родовой собственности, старался даже не смотреть в ту сторону.

Стоило им спуститься, с вежливой улыбкой на борт поднялись незнакомцы, возглавляемые человеком в очках.

— Они и выигрыш заберут? — Дрожащим голосом спросил Паша.

— Все, что наше — теперь их.

— А все, что их? — Пытаясь найти справедливость, произнес сын.

— Встанет на нашу защиту.

— Но нам не нужна…!

— Нужна, — присев рядом, посмотрел на Пашу отец. — Тебе не нужно знать, почему. Не смотри на этих людей, как на грабителей и врагов, прошу тебя. Смотри, как на спасителей.

— Но я знаю, кто утопил наши корабли! — Невольно вырвалось в отчаянии.

И тут же Паша прикусил язык.

— Это тоже — не важно. — Прижал к себе сына Зубов. — Наверное, это даже хорошо, что случилось именно так. Плохо, что задело тебя.

— Что будет дальше?

— Служба, — серьезно посмотрели на Пашу отцовские глаза. — В доказательство твоей и моей чести.

— До конца жизни?

— Если повезет, да.

— И мы больше никогда не станем свободным родом?

— Глупый, — стер отец слезы с щек сына. — Мы с тобой вдвоем были семьей. А сейчас вся наша семья — тысячи человек. Только пока мы, как приемные. Нас, конечно, не станут обижать и не дадут в обиду никому другому. Но в наших с тобой силах сделать так, чтобы нас полюбили. И тогда все, что есть у клана, станет в том числе твоим. Это больше, чем у нас было и могло бы стать. И самое важное — мы сможем и дальше быть вместе…

Из последней фразы повеяло настолько сильной тоской, что нерешительные возражения и детские протесты вымело начисто…

А что ему было говорить? Что он не хочет, чтобы что-то менялось? Но его «не хочу» наверняка теперь тоже у новых владельцев…

— Превосходно! Наше сотрудничество начинается лучше, чем мы думали. — Раздался голос с высоты трапа.

Вниз спускался крайне довольный мужчина в очках, и на этот раз удалось разглядеть герб Черниговских князей.

— Ты молодец, — с силой и даже искренне пожал Паше он руку, спустившись. — Станция и комбинат тоже наши, а, капитан? — Подмигнул он.

— Деньги на вступительный взнос дал Самойлов Максим. Поэтому мы договорились, что главный приз достанется ему…. — Руку торопливо чуть сжал отец. — Господин. — Выдавил из себя непривычное слово Паша.

Тот было поморщился от услышанного, словно от зубной боли, но на слове «господин» смягчился и вернул улыбку.

— Полетишь к нам, в Москву? Столица, а? — Подмигнули ему.

— Полечу, — оглянулся он на всякий случай на отца и ответил на мгновение позже кивка.

— У князя двое сыновей как раз в возрасте вашего сына. — Обратился мужчина к Зубову-старшему. — После демонстрации столь недюжинных успехов, я буду рекомендовать Павла им в свиту.

— Это великая честь, — поклонился Зубов-старший.

— Пойдем к нашему самолету, юноша. — Мягко коснулась Пашкиного плеча рука.

— Уже сейчас? — Растерянно перевел он взгляд с отца на Черниговского.

— Разумеется. Нам с тобой надо тщательно готовиться к вечеру у его величества. — Улыбнулся тот. — Заучить вопросы, которые следует ему задать для пользы клана.

— А папа? — Дал себя повести Паша, но встревожился, заметив, что отец остался на месте.

— У твоего папы тут еще дела. Но он обязательно приедет. Надеюсь, он сможет гордиться сыном по приезду?

— Да, господин.

Паше досталось одобрительное похлопывание по плечу.

А за спиной скрипели ржавым невидимые заборы, огораживая высокой стеной то, что называлось «детство».

* * *

— …По данным службы спасения, возгорание началось на шестом этаже делового центра.

Камера показывает конусообразную высотку, объятую пламенем.

— Внутри здания до сих пор находятся более сотни сотрудников газового концерна «Синий ветер».

Кадр приближает верхние этажи с распахнутыми окнами, в которых видны люди, отчаянно машущие обрывками ткани, одеждой.

— Пожару присвоена высшая степень сложности, но из-за огромного количества машин, брошенных владельцами на обочинах, техника для тушения не может добраться до здания!

Камера берет крупный план, показывая подъездные дороги, блокированные статусными черными автомобилями, возле которых отчаянно сигналят грузовики пожарной службы.

— Городским властям следует задуматься о санкциях в отношении недобросовестных водителей… — Продолжил обеспокоенный голос девушки.

Гораздо ближе к зданию, сразу за «пробкой» из дорогих машин, стояли семеро человек, одетых неброско, но дорого.

Длинные плащи, надетые в связи с изменчивой осенней погодой, слегка распахнуты на груди. Аккуратные белые воротнички рубашек, выглядывающие у шеи. Шарфы, небрежно наброшенны на плечи. Будто одеваются у одного портного или по велению души исповедуют один стиль. Или это форма одежды, предписанная для работы.

Взгляды четверых из них рассредоточены по сторонам света, еще двое присматривают за окнами других высоток, коих в деловой части множество.

И только один взгляд неотрывно смотрит на огонь горящего здания.

Седой от возраста, с роскошной белой бородой, он беззвучно шепчет слова, одни и те же, раз за разом. Текут слезы по грубым щекам, выветренным после десятилетий нелегкой жизни. Морщины собираются в маску скорби, а руки сжимают белоснежную трость, проминая пальцами навершие до неожиданно сложной пористой структуры.

Нет, он не скорбит по тем, кто горит внутри высотки. Он не сопереживает пожарным службам.

Он сам поджег это здание, это его машины блокируют все подъезды, а пожарные вертолеты города по его слову оказались не готовы к немедленному вылету.

— Ярослав, сын мой… - подхватывает ветер тихий шепот, исполненный скорби.

Все сгорит. Здания, надежды и жизни тех, кто посмел отнять у него родную кровь.

— Господин, — прижимая руку к динамику сотового телефона, подошел слуга. — Князь Юхотский смиренно просит вас на минуту разговора. Говорит о неком недопонимании. Точка звонка вычислена, Анталья, яхт-клуб «Марина». Ведем наблюдение.

Иногда достаточно разжечь огонь, чтобы подманить жертву.

— Александр. — Игнорируя телефон, обратился князь Гагарин к оруженосцу по левую руку.

— Да, господин.

Рука на трости сжалась, сминая в пыль костяное оголовье.

— Мне нужна новая трость. Принеси мне ее. — Почти прорычал княжеский голос.

— Будет сделано, — коротко поклонился «виртуоз» клана, поворачиваясь к машинам.

* * *

Холод сковал ноги, руки и спину. Глаза выедала химия, растворенная в воде, но Олег Кочетов продолжал держать их открытыми, всматриваясь в искаженный толщей воды силуэт на кромке бассейна.

Ему обещали разговор без крови. Кочетов поверил. Теперь его ноги были привязаны к скобам на дне бассейна, а легкие горели без воздуха. Действительно, все обойдется без единой капли крови.

Тот, кто смотрел на тихую агонию человека-камня через слой холодной воды, не нарушил своего слова.

Старый… Они все — старые: хозяева родов, кланов и честных слов. Этот был еще и убедителен, там, на штурме загородного имения Кочетова.

Низкий голос, пробирающий дрожью даже его, обреченного. Уверенные в своей правоте слова, в которых не хотелось сомневаться. Как не верить заведомо более сильному, способному обратить в пыль здание из крепостного камня и современной стали… Тем более, что у Кочетова не было ничего, кроме собственной жизни, а ее, каким бы складом характера он ни обладал, хотелось сохранить.

Олег полагал, что им нужны будут ответы, схемы, деньги, активы, компромат. Частью из этого списка он был готов поступиться, а за другую — отчаянно сторговать лишнюю минуту дыхания, ощущения ветра на коже, света солнца сквозь крепко сжатые глаза. Не все тайны были бы выданы, кое-что осталось бы с ним даже под пыткой. Однако всего прочего вполне достаточно, чтобы оставаться полезным и живым.

Но роду Панкратовых не нужны были ответы. Князю Михаилу Викентьевичу было нужно, чтобы Олег Кочетов сдох, задохнувшись под толщей воды. Максимально медленно и мучительно. Тяжелее, чем умирал княжеский внук. Гораздо тяжелее. Его, наверняка, не откачивали уже пятый раз кряду, топя в шестой до технической смерти и оживляя вновь и вновь. Спокойно, буднично, без отповедей и лишних слов.

Кочетов, скорее всего, стал бы молить и каяться, если бы это могло на что-то повлиять. Но его раскаяние никому тут не нужно. Даже смерть — и та не цель.

Старые семьи безжалостны. Но не безумны. Расчетливы и терпеливы. Пожалуй, это то самое, что стоило вспомнить Олегу до почетной сдачи, до бесконечной пытки воздухом и водой.

Панкратовы метят не на тело, они желают лишить Кочетова разума. А уже затем, визжащего и сумасшедшего, продадут тем, кто просто хочет его смерти. Милым людям, если сравнить.

Холодный разум человека-камня впервые служил плохую службу владельцу, отказываясь уходить. Все равно итог будет один и тот же, но в этом пути гораздо больше боли.

К старику за толщей воды подошел слуга и, вместе с полным бокалом вина, передал визитку, сопроводив короткой фразой. Ответом ему был короткий кивок.

Значит ли для Олега это что-нибудь?

На край бассейна вышел новый персонаж — лет тридцати— тридцати пяти на вид. Безупречно одетый в серый костюм и белоснежную рубашку, он отражал глубокое уважение к хозяину дома в момент приветствия и передачи гербовой бумаги, выуженной из кожаной в папки в руках. Сохранял он уважение и все то время, когда старик, прочитав бумагу, размахивал руками и пытался нависать своей властью и волей над высоким силуэтом гостя. Тот не отшагнул ни на шаг. Тогда бумага была разорвана в клочья.

Но вслед ней пришла новая, куда более солидная, с красными печатями, и запечатанный пухлый конверт без видимых надписей.

Старик перекинул свою ярость именно на конверт, разорвав по кромке и гневным жестом выудив пачку бумаг и фотографий. Не прошло минуты, как старик сник, понурился, оседая плечами и равнодушно махнул рукой в сторону бассейна.

У Кочетова промелькнуло даже слабое удивление, когда нырнувший в бассейн пловец, что служил палачом все это время, расстегнул скобы у ног, вместо того, чтобы ослабить цепь, и подтолкнул под руку, помогая всплыть.

— Я хочу, чтобы вы уведомили меня в тот же час, минуту и секунду, когда его казнят. — Зло прозвучал голос старика, стоило Олегу показаться над поверхностью.

— Разумеется, Ваша Светлость. — Согнулся гость в глубоком поклоне.

И пребывал в нем до тех пор, пока князь Панкратов резко не развернулся и не ушел в дом.

— Кочетов? Имперская служба безопасности. Мы забираем вас с собой. Оденьтесь. — Отреагировал на него мужчина и указал на пакет с одеждой в руках сопровождающего, до того почтительно стоявшего в отдалении.

Полосатая накидка, вмиг пропитавшаяся водой и тут же принявшаяся выстуживать тело. Шлепанцы слишком большого размера, норовившие слететь с ноги. Куда там бежать… Да и Силы… Силы не было, будто не существовало у Кочетова никогда. Неведомо почему, но точно — только у него. Целитель, который всякий раз оживлял его, стоило утонуть в очередной раз, пользовался ей вполне свободно.

Руки завели за спину и сковали пластиковым жгутом. В плечо толкнули, указывая дорогу.

Не особо важно, как быстро ушедшая пытка сменится новой, в застенках ИСБ. Главное — пока есть ветер, а сквозь зажмуренные глаза пробивается солнца.

— Иди давай, — беззлобно повернули его толчком руки на повороте.

Возле въезда в поместье Панкратов оказался представительный конвой машин. Две в окраске полиции: позади и в авангарде. Черная машина сопровождения с небольшим значком распахнутого глаза на дверях и тюремный автобус, серый, с двумя голубыми линиями вдоль корпуса, посередине. Люстры спецсигналов на каждой машине; неторопливые, уверенные в себе люди возле распахнутых водительских дверей.

— Загружаемся.

Его приковали к полу, стене и потолку автобуса, оставив в одиночестве, запертым в куб без окон. Из источников света — зарешеченная тусклая лампа в дальнем краю. Цепи… Можно было бы порвать. Только есть ли смысл, если Сила все равно осталась где-то там, во вчерашнем дне?

Через какое-то время, разбавленное ощущениями поворотов и звуков встречных машин, привычный шум машины сопровождения позади стих. А где-то впереди наоборот, взвыла сирена, спешно удаляющаяся вперед. Но автобус все еще двигался неспешно, по ощущениям, заходя в крутой поворот. Дизель автомобиля сопровождения так же ощущался рядом.

Вдруг скорость спала, кузов качнуло маневром принятия к обочине. Колеса заскрипели по камню. Двигатель затих, и в наступившей тишине — только звук хлопнувшей двери и тихий отзвук сирены впереди и… позади.

Дневной свет ударил через резко открытую дверь. Тот же охранник, что застегивал ему наручники от скоб, невозмутимо расстегнул браслеты на ногах, вывел Кочетова из кузова и вручил очередной пакет с одеждой, водрузив сверху нормальные ботинки.

— С вами хотят поговорить. Переодевайтесь и садитесь в машину. — Распорядившись, деликатно отвернулся охранник спиной.

Жил осенней жизнью лесной массив у поворота. Сбежать? А далеко ли удастся?

И Силы… Все еще нет.

Неспешно раздумывая и оценивая шансы на побег, Кочетов переоделся в джинсы, рубашку и серую кофту. Чуть подумав, водрузил на глаза темные очки, обнаружившиеся в пакете, и последовал к уже распахнутой задней двери машины сопровождения.

— Олег Степанович Кочетов… — Изучая бумаги на коленях, мазнул по нему взгляду знакомый мужчина из ИСБ.

— Я..

— Умер… — Завершил свою фразу тот, игнорируя Олега. — Оставил щедрое наследство, казалось бы. Но, как выяснится совсем скоро, опутанное долгами и залоговыми расписками. Как итог, клубы достанутся ряду банков, местных и зарубежных. Спортивные залы перекупит федеральная сеть, другие подразделения тоже не останутся без владельцев. Но войдет в итоге все это в молодой холдинг Алькут, зарегистрированных на Сейшельских островах, под руководством Питера Юзефовича Джексона. Это теперь вы.

Вместе с последней фразой Кочетову вручили фото с изображением тучного и воистину огромного мужчины — как в ширь, так и в высоту. На нынешнего Олега — совершенно не похожего. Разве что ростом, да и то… Из-за объема талии Джексон казался ниже.

— Наберете в весе. Можете уже начинать — вот чипсы, кола. — Указал он на карман в переднем сидении. — Татуировки вам сведут, нанесут новые. Образ у Джексона аскетический, так что со старыми излишествами придется попрощаться. Никаких картин и особняков. Хотя бы на первое время. «Крыша» будет тоже другой.

— Что дальше? — Холодный склад ума Кочетова уже постановил, что убивать его не станут.

А значит вопрос был вполне логичен.

— Продолжите заниматься тем, чем умеете. У нас не так много хороших и ответственных исполнителей, чтобы терять их просто так. — Поднялся на него взгляд равнодушных глаз.

— Если татуировки сведут… — Неожиданно ворохнулось в душе совершенно посторонняя мысль, но на фоне адреналиновой волны, пришедшей с осознанием новой жизни, показавшаяся очень важной. — Я смогу повидаться с отцом?

— Насколько я знаю, у вашего нового образа нет отца. — Холодный взгляд посмотрел на Олега, и тот согласно прикрыл глаза.

Не судьба… Даже в этой жизни…

— Еще вопросы?

— Что именно пошло не так в операции с Зубовым?

— Не занимайтесь стратегическим планированием, это не ваш конек. — Холодно осадили его.

— Я бы не хотел допустить такую ошибку снова, — изобразил вину Кочетов.

— Хм… Могу только порекомендовать внимательно смотреть, как общаются люди между собой. — Подумав, решил сказать представитель госбезопасности. — И если сын аристократа начинает бегать по распоряжениям простолюдинов из собственной команды… Делайте соответствующие выводы.

— Кто-то инкогнито? — Напряг руки в кулаки Олег.

— Во многих знаниях многие печали, верно? Давайте сосредоточимся на нашей миссии и не допустим, чтобы раковая опухоль кланов убила нашу любимую страну. Пусть живут красиво и ярко, живут для себя, не оставляя потомства. Этого хочет ваш отец. Думаю, если вы добьетесь успехов… — Многозначительной паузой обозначил намек мужчина. — Он об этом узнает.

— Я все сделаю. — Фанатично кивнул головой Питер Джексон.

* * *

Девичьи пальцы скользили по холодному стеклу, выводя на запотевшей от дыхания поверхности отражение мыслей в символах и абстрактных рисунках.

По ту сторону рамы заливали окна потоки воды, укрывая за дождевой завесой потускневшие краски домашнего парка: желто-черного, с редкими вкраплениями фиолетового и белого от поздних осенних цветов.

Казалось бы, ничего не разглядеть. Но девушка продолжает всматриваться в глубину сада, видя в смазанных образах не кусочек наступившей осени, но часть памяти. Приятной — судя по легкой улыбке на ее устах.

Из глубины дома доносятся грустные отзвуки фортепиано. Более — никаких звуков. Разве что редкая капля стучит по отливу.

На короткое время, под аккомпанемент открываемой двери, мелодии в комнате становится больше.

Но девушка не отходит от окна. Не повернулась она и когда за спиной демонстративно громко раздались шаги.

— Ника, надо поговорить, — голос отца строг и не терпит непослушания.

В слабом отражении стекла удается разглядеть выражение лица, напряженную осанку и несколько раскрытых конвертов в руке, украшенных гербовыми печатями. Он явно недоволен.

— Да, папа.

Пальцы девушки сплелись у живота, локти поджаты к бокам, фигура отражает смирение. Только легкая улыбка никак не сходит с ее губ, но это видит только дождь.

— Нам отозвали все приглашения. — Сухой голос, пытающийся казаться строгим, на мгновение окрасился волнением и тревогой. — Я не смог добиться прямых объяснений. Ника, что произошло на турнире?

— Ничего…

— Дочка, если тебя посмели обидеть… — Сильная ладонь осторожно легла ей на локоть.

— Это не связано со мной.

— Тогда что случилось?! Почему все брачные договоренности рассыпались прахом? Почему на мои звонки отвечают секретари, а первые лица всегда заняты?!

— Они просто боятся.

— Чего?! Позора?!

— Его. — Повернулась к нему дочь, отражая спокойствие и светлую грусть.

— Кого его? — Растерялся отец.

— Императора тигров… И медведей.

— Достойный юноша? — Осторожно уточнил он, осознав, что имя спрашивать бесполезно.

— Возможно, — со странной неопределенностью ответила она, будучи ранее куда категоричней в оценках.

— Есть какие-то планы?

— Ну, нужно будет подождать лет пять, ведь ему всего тринадцать, — рассудительно произнесла она.

— А потом? — Задержал дыхание отец.

— А потом я его задушу голыми руками! — Прорычала она, пнув коробку с мороженым возле стены с задорным названием «Лиз-Ника!» в две строчки.

В котором не было ровно одного пломбира.

* * *

Мягкая подвеска лимузина, призванная сделать путь приятным и легким, откровенно бесила Сергея Михайловича Долгорукого ощущением неподвижности. Даже проплывающие в окне картины пригородной застройки не создавали эффект движения вперед. Тело жаждало действия, но было вынуждено терпеливо дожидаться завершения пути.

Впрочем, раздражало его в последние дни откровенно все. Ощущение безнадежного опоздания, поселившееся двумя днями ранее, когда в госпитале не оказалось Самойлова Максима, царапало нервы. Слуги, опасливо отводя глаза, уверяли, что тот сбежал сам.

Представитель СБ госпиталя невозмутимо доложил, что за час до побега о скором визите в больницу сообщила августейшая канцелярия. Представитель был против, но директор госпиталя воспользовался правом последнего слова, а до старших Долгоруких, занятых приготовлениями в Суме, дозвониться не удалось. Его вина в побеге, безусловно, тоже есть, но никто не рассчитывал, что будут сожжены электронные замки на дверях и окнах, а госпиталь — не режимный объект, чтобы ставить автоматчиков под окна.

Тогда-то и пришел первый порыв ярости, снесший кабинет директора вместе с ним самим. Но Самойлова это не вернуло, разумеется.

К счастью, мальчишку не забрала к себе императорская фамилия, как Долгорукий подозревал, деревенея от напряжения. Удалось отследить маршрут — все-таки, это еще их город, не смотря на то, что кое-кто из столицы решил тут шастать, не предупреждая хозяев.

Максим Самойлов сел в фуру с номерами Шуйских. Фура заехала в грузовой самолет и отбыла на родину. Долгорукий не знал, для чего нужна была такая схема, и зачем нужно было перевозить в Шуйск двадцать тонн рыбных консервов. Наверное, в этом тоже был какой-то план. С этой командой не может быть все так просто, он уже убедился.

За поисками прошел еще один день, так что в самолет на княжество Шуйских удалось подняться только этим утром. Не важно, где пройдет беседа, он сможет убедить мальчишку вернуть то, что ему не по размеру. Спокойствие и уверенность будут главными аргументами. А еще — кровный талант убеждения, сотканный из Силы и способный вертеть чужой волей, как заблагорассудится. Не всякий поддастся, но у этой мелочи даже шансов нет.

Но в воздухе над княжеством раздражение вернулось. «В связи с погодными условиями, аэропорт не может вас принять». Чистое небо над головой! Ни ветерка! Сухая взлетно-посадочная полоса, отливающая матово-серым!

Чертыхнувшись и помянув Шуйских до пятого колена, князь приказал уходить на посадку в соседнее княжество. Там борт приняли и даже расстелили красную дорожку. Но Долгорукий предпочел выкатить на своем лимузине, игнорируя встречающих (всего лишь официальные лица аэропорта) и повелел водителю мчаться к Шуйским.

То, что по воздуху было десятком минут, тут растянулось в многочасовую гонку. Медленно, слишком медленно! Особенно с учетом того, что Шуйские уже знают про его визит. К счастью, говорить с мальчишкой они запретить не смогут, а пожелают сокрыть — им же хуже. Долгорукий не постесняется заявить о пропавшем без вести «чемпионе» и лично попросит доставить в княжество Гончих. Пусть Шуйские оправдываются, что его не похищали.

— Почти приехали, господин, — обнадежил водитель, выруливая с дороги налево, к проглянувшему за оградой и деревьями двухэтажному особняку.

Машина втекла в очередной поворот и тут же вынужденно остановилась в конце пробки из длинной череды машин, брошенных прямо на дороге.

Какие-то грузовики, от которых деловито сновали к калитке люди, таская плоское и круглое, тяжелое и объемное. Череда дорогих лимузинов, уместившись чуть дальше грузовиков. И даже строительная техника, частью стоящая на дороге, а частью — и вовсе за оградой, у левой части дома. И там тоже — деловая суета, скрытая углом здания. Звуки сварки, звонкий гул метала о металл, солидный рокот дизеля и странно-вежливые крики прораба на подчиненных.

— Это точно верный адрес? — С недоверием поглядывая через окно, уточнил князь.

— Ручаюсь, господин.

— Ладно, — поджав губы, распахнул Сергей Михайлович дверь и вышагнул из лимузина.

До калитки оставалось что-то около сотни шагов, но хватило и сорока, чтобы вновь выбить князя из колеи.

У грузовиков были гербы Долгоруких на номерах. Без цифр, просто герб!

— Ты что себе позволяешь, собака? — Схватил он за шиворот удачно вышедшего перекурить водителя.

— Б-бросаю, ваше сиятельство! К-крест даю, бросаю! — В ужасе откинул он сигарету, узнав старого князя в лицо.

— Я имею в виду, кто позволил тебе сюда приехать?!

— Т-так его сиятельство Андрей Александрович приказали, — искренне удивился тот. — Дельфина привезти. Мы и поехали.

— Какой, к чертям, еще дельфин?!

— В-вожак зовут. Большой, темно-синий и брюшко белое, — совсем расклеился слуга, стекая в руке Сергея Михайловича на не держащих его ногах. — Эти вон т-тоже привезли, — качнул он головой в сторону других грузовиков.

— Сам княжич где?

— Не могу знать! Мы без него приехали.

— Разберемся, — рыкнул князь, отпуская ворот и продолжая путь к калитке.

Разобраться действительно стоило, потому что лично сам князь начал терять логическую нить происходящего. Что затеял внук? Почему не посоветовался?

За этими мыслями князь дошел до калитки, краем глаза отметив охранный знак Шуйских. Плевать, с ними все равно не избежать ссоры.

Из-за снующих туда-сюда грузчиков, дверь в ограде была открыта, оттого на территорию дома удалось вступить без звонка. В какой-то мере, далеко поставленная машина тоже может помочь, внезапность — часть победы.

Калита «Древичей» испортила уверенное шествие, заставив замереть руку, потянувшуюся было к ручке двери.

— Эти тут причем, — напряженно вглядывался он в нарочито небрежно высеченный в дереве герб.

Корабль с распахнутыми парусами в кроне дерева. Не символ и не традиция рода. Угроза. Каким бы мощным не был твой корабль и сильна команда: в вершине кроны, куда тебя закинет необоримая сила, будет ждать только отчаяние. Чем больше парусов на корабле, тем стремительнее это произойдет. На калите были распахнуты и наполнены ветром все из них…

Рука уцепилась за ручку и потянула на себя. О том, чтобы требовать в этом доме, придется забыть.

С еле заметным сопротивлением подался доводчик двери, выпуская из дома звуки детского смеха и веселья, приятные ароматы выпечки и тепло нагретого очага. Из дома во двор важно прошагал котяра, будто ждавший, что урожденный князь лично откроет ему дверь. Следом за ним, словно неофит за сенсеем, медленно прокралась здоровенная собака, но почему-то с наивной мордой щенка. Его тоже пришлось пропустить, потому что вдвоем они бы в дверь не влезли.

— Черте что тут развели, — проворчал князь, недовольный задержкой, и вступил-таки в холл.

Достаточно просторный зал с камином и диванами, с высоким потолком, завершающимся на втором этаже и лестницами по бокам, ведущими туда же. Огромный портрет кого-то из старых Шуйских на стене сразу напротив входа. А под портретом… Стоят двое, мужчина в годах и красивая женщина, глядя молча и выжидательно.

Князь набрал воздуха для приветствия и… вдруг понял, что не может выдохнуть. В голове от напряжения будто сосуд лопнул.

Он ее узнал.

— Т-ты, — сбился на постыдную вибрацию голос князя.

— Я, — потеряв радушную улыбку, бывшую мгновение назад на ее лице, отстраненно произнесла Борецкая Вера. — Здравствуй, клятвопреступник.

— Я — нет! — нервно дернул подбородком Сергей Михайлович, отчего-то призывая силы.

Не чтобы тут все разрушить, нет! Чтобы убедиться, что сила слушает его, а значит нет изъяна в чести! Слабо зашевелились занавески на окнах…

— Ц-ц-ц, — недовольно качнул головой старик.

Холл окатило ужасом чужой силы, грозно явившейся в мир по призыву владельца.

Заискрили тканевые обои, тревожно замигали выключенные лампы массивной люстры, зашипел лист железной двери за спиной. Холодная волна прокатилась по спине Долгорукого.

Он узнал эту силу. Он опоздал.

— Дедушка! — Раздался знакомый голос с лестницы на второй этаж, и по ступеням бодро скатился внук Игорь. — Это за мной, — кивнул он, как добрым знакомым, Борецкой Которая-должна-была-быть-мертва и Юсупову Который-должен-был-быть-мертв.

— Ой, а что это вы, — спотыкнулся тридцатилетний оболтус, только сейчас заметив неладное.

С неохотой ужас ушел из комнаты. Отпустил свой «ветер» Долгорукий.

— Мы знакомились, — по-доброму произнес старик. — Заново.

— Собирайся, — устало сказал Сергей Михайлович внуку. — Мы уходим.

Не было больше воли и сил.

— Так быстро? — Нейтрально произнесла женщина. — У нас скоро ужин, и главное блюдо само просится на стол.

— Тут готовят отличные вареники, — с надеждой посмотрел Игорь. — Вера Андреевна — настоящий мастер!

Да, люди рангом меньше не всплывают через тринадцать лет…

— Вы, наверное, что-то хотели? — Улыбнулся в тридцать два белых зуба старик.

— Поздравить Максима. — Выдохнул князь, опустив плечи.

— Вера, позовешь нашего внука?

— Да, конечно.

Князя качнуло от навалившейся усталости и отчаяния… Кто может быть родовит настолько же, как Юсупов? Юсупов и может…

— Он сейчас с Шуваловой Томой, с дельфинами. Скоро освободится. — Произнесла она через пару минут.

Шуваловы тоже здесь… Он опоздал. Только не понятно, когда. Два дня или тринадцать лет назад…

В небольшое помещение на втором этаже, бывшее незаселенной, судя по мебели, комнатой, князь вошел на негнущихся ногах. Сел на деревянный массив кровати и принялся думать, что можно будет продать…Или отдать, чтобы получить станцию и комбинат… Но Юсуповы не отдадут. Заберут — точно, но не отдадут. Это если выпустят его из дома в живых. Еще Игорь в заложниках. Темные времена.

— Добрый вечер, — показалась из приоткрытой двери голова, а затем в комнату вошел сам виновник торжества. — Прошу прощения, небольшое ЧП с дельфинами.

— А? — Вздрогнул Долгорукий, выплывая из черных мыслей.

— Федор упал к дельфинам, Тома упала к дельфинам, сестры упали к дельфинам, ну и я тоже упал к дельфинам. — Бодро отрапортовал он, садясь на стул и приглаживая мокрые волосы. — Игорь хотел тоже упасть дельфинам, но эту трагедию удалось предотвратить.

— Ясно, — устало произнес старый князь и с силой провел по лицу. — Максим, я…

Не было готовой фразы, а речь, заготовленная еще в городе, с аргументами и доводами, да еще подкрепленная Силой, сейчас уже неуместна.

Парень сидел тихо, терпеливо ожидая продолжения, глядя серьезно, но даже без тени страха. Просто — как младший на обычного пожилого старика, уважаемого за возраст. Совсем скоро, когда княжество отнимут, Сергей Михайлович именно таким и станет. Если выживет.

И тут князя прорвало. Не криком и яростью — а простой, будничной речью, в которой он рисовал перспективы мрачного будущего. Обычная правда, скупая и страшная. Неизбежность, которую человек с его опытом может предсказать получше любого пророка. Он не жаловался, нет. Жаловаться мальчишке? До такого безумия князь не дошел. Будет война, но потерь не избежать и другой стороне. Долгорукие не станут сдаваться. И пусть его сын, Александр Сергеевич, больше не «мастер», а сам он чувствует, что больше не «виртуоз», в клане еще много людей, сильных и храбрых, готовых положить свою жизнь за жизни и счастье близких.

Речь приободрила даже его самого, вырвав из нахлынувшей тоски.

А ответные слова мальчишки — вдохнули надежду.

— Ну как? — Ждал возле дверей якобы проходящий мимо старик.

— Все нормально, — Максим кивнул им и отправился на первый этаж.

— Я признателен вашему внуку, — низко поклонился Сергей Михайлович Юсупову.

Но был остановлен в середине поклона.

— Пойдем, поужинаем.

— Приношу извинения, но дела…

— Подождут, — Юсупов подхватил его под локоток и повел по галерее второго этажа.

Но не к ближней лестнице, по которой ушел Максим вниз, а к дальней.

Которая, как минимум, была дальше даже от столовой.

— Федор, теперь у нас есть свой телеканал! — Звонко и торжественно поделились радостью внизу. — И это будет лучший канал во всем мире! Только мультфильмы и никаких скучных новостей!

— Ю-ху! — Вторили счастью детскими голосами.

— Срочно покупаем контрольный пакет акций «Ну Погоди!».

— Я не обманывал вашего внука, — поспешил объясниться Сергей Михайлович. — Еще он получит молочный комбинат полного цикла, от ферм до собственных магазинов, и…

— Я ему доверяю, — кивнул, как само собой разумеющееся, Юсупов.

— Тогда в чем…

— Есть небезынтересная мысль, которой хотелось бы поделиться. Как вы считаете, если на один сильный клан, ослабевший ввиду определенных факторов, нападут… А нападут, как бы вы ни юлили, уж поверьте.

Долгорукий дернулся и неприязненно посмотрел на соседа.

— …и после объявления открытой войны, вы покажете союзный договор со скромной сибирской семьей, подписанный еще до войны…

Неприязненность сменилась задумчивостью.

— Как быстро развалится эта камарилья, когда в их города придет гроза и тайфун? И как быстро мы перебьем их по одному, чтобы переплавить шакалье золото в благородные слитки с нашими гербами?

— Шуйские в союзе?

— Обойдемся без них. — Уверенно произнес старик. — Серьезных сил против нас не будет. Мы отговорим наших друзей от гибельного союза. А остальных… Не жалко.

— Каковы ваши условия? — Не торопился спускаться по лестнице Долгорукий.

— Девяносто процентов — наше.

— Восемьдесят. И покрытие ущерба первых дней войны.

— Семьдесят пять процентов без покрытия. — Категорично ответил Юсупов. — Признаете Борецкую Веру.

— Борецкую? Не Юсупову? — Удивился

— У меня внук растет. Ему понадобится свой дом.

— Я согласен. — Осторожно пожал он протянутую руку, скрепляя сделку.

Сильную, горячую руку человека, способного изменять историю своим словом.

— Можно просьбу? — Деликатно поинтересовался Сергей Михайлович.

— Да? — Приподнял бровь старик.

— Вы не могли бы попросить вашего внука отозвать требование по постройке метро в Сулаж-Горе?

— О… — Округлил глаза собеседник.

— У меня из-за этого сын спивается. — Отвел глаза Долгорукий. — У нас под городом одна вода, вторую проходческую машину потеряли…

— Сделаем. Пьянство — горе в семье…

К счастью, необычную просьбу Самойлова Федора отзывать не пришлось. Впрочем, кому к счастью, кому к горести, но Долгоруких это не сильно волновало.

Из дома Сергей Михайлович выходил в полном душевном равновесии и спокойствии.

— Деда, меня пригласили управляющим на телеканал! — Поделился радостью Игорь с дедом.

— Этого тоже — забирайте, — отмахнулся он, глядя на Максима.

В машину старый князь садился в одиночестве, не обратив внимание за застывшего на пороге внука, крепко сжавшего кулаки.

— Это будет самый лучший телеканал в мире. — Шептали через злые слезы.

— Разумеется, — хлопнул его по плечу Максим и завел в дом. — Пойдем, обсудим репертуар. Что по поводу шоу «Самый умный»?

— На него права у другого канала, — отмирал Игорь, давая себя уводить.

— Тогда делаем «Самый умный чтоли, э?».

— Это как? — Заинтересовался тот.

— То же самое, но ставим боксерское ограждение по периметру, — охотно пояснили ему. — Пойдем, упадем к дельфинам.

— А мне можно? У меня и сменной одежды нет…

— Эта высохнет, да и куда ты торопишься? У нас полным-полно свободных комнат.

* * *

Золото и огромные потолки. Зеркала и ростовые портреты. Хрусталь люстр, фонтанами зависающих над головами. Эхо шагов, постыдных в благородной тишине.

Камердинер Третьей двери Серебряного зала неодобрительно выдвинул вперед нижнюю челюсть и посмотрел на шагающих в сопровождении свитского трех мальчишек и одну девочку. Краем глаза, разумеется, не смея нарушать облик идеального слуги и вертеть головой. Тут же отметил, что гостей четверо, а не пятеро, возмущенно цокнув про себя языком. Да еще с опозданием на одну минуту! Возмутительное попрание протокола! А одежда? Что за фасон, что за градус на носке ботинка?! Он же совершенно не подходит к вырезу жакета! А полосы на рубашке, как у императора на прошлом обращении по телевидению?! Их нет! Апофеозом безвкусия — красная бабочка на всех, даже на девушке, разодетой в брючный костюм. Хотя, в общем-то, костюм неплох, из последней коллекции мэтра Вгжинского, но все остальное… Минимум прошлый сезон — вынес он жесткий вердикт. Впрочем, что с этих деревенщин взять — опять же молча хмыкнул он. То ли дело они, потомственные открыватели дверей перед Его Величеством!

— Молодые люди, — остановился свитский и поклоном передал бразды правления камердинеру.

Ох он им сейчас…

— Молодые люди, вам выпала честь присутствовать на ужине Его Величества с семьей, — важно повел рукой камердинер. — Прошу соблюдать ряд правил! Первыми с императором не заговаривать! За столом не чавкать! Не плеваться, Не…

С удовольствием растекся по многим «не» слуга. Обед, разумеется, задерживался, но ведь они и так опоздали.

— Эх, а у Максима сейчас вареники… — Грустно вздохнул самый младший.

— А он чего не пошел? — Шепнул ему парень с гербом Черниговских князей на костюме.

— Говорит, ужин с императором у нас каждый день, — пожал плечами младший. — А к Белевским приглашение только на это утро. Еще там лошадка есть.

— Он приболел, — ответил улыбкой юноша из Шуйских на возмущенный взгляд камердинера.

— Молодые люди! — Добавил он строгости в голос.

— А давайте я на этого длинного нажалуюсь? — Оценивающе посмотрел на него самый юный гость. — Мне все равно императора просить не о чем.

— Гости к Его Величеству! — Поспешно отворив дверь, зычно провозгласил камердинер.

— Дозволяю, — донесся спокойный голос среди тихого звона столового серебра о фарфор.

«Как же так» — расстроился камердинер. — «Сели ужинать без моей команды».

— Ну, пойдем? — С легкой взволнованностью произнесла девушка.

— Иди, — криво улыбнувшись, Шуйский легонько подтолкнул друга. — Капитан.

— Павел Викторович Черниговский-Зубов к Его Величеству! Княжич Шуйский Артем Евгеньевич к Его Величеству! Самойлов Федор Михайлович к Его Величеству!

Мелкий замешкался, склонив голову и что-то пробормотав, после чего вступил за остальными в обеденную.

— Светлана Джонс к Его Величеству!

Сопроводив величественным голосом детей к императору, камердинер с чувством исполненного долга закрыл дверь. Вернее, прикрыл, позволив звукам сиятельного ужина доноситься до ушей верного слуги. Тут он вряд ли услышит что-то полезное, да и не стал бы он подслушивать разговоры действительно важных гостей. Но Его Величество вполне мог обронить нечто интересное даже на самом скучном и рядовом ужине. Впрочем, камердинеру бы сгодилась какая-нибудь красивая фраза из его уст, дабы со значением повторять в своем кругу, добавляя «Как сказал сам Император…». Ладно, некрасивая и нескладная — тоже пойдет. Да даже не от императора, а от его младшей дочери Елизаветы, что тоже была на ужине вместе с братьями и матерью! Но пока — не везло, говорили только слуги и гости, а Его Величество и августейшая семья, как и предполагал камердинер, не спешил показывать свое расположение каким-то там…

…

— Салат пожалуйста… Благодарю…

— Суп, будьте любезны… Благодарю…

Устав прислушиваться, камердинер даже прикорнул, привалившись тайком к стене. Так что следующий вопль заставил его буквально вскинуться, больно ударившись головой.

— А-А-А-А!

— Papa-papa!!!

— Да кто-нибудь, Святая Мария! — В визге и звоне сбрасываемой посуды раздался зычный голос императора.

— Боже мой! Боже мой! Охрана!! Охрана!!!

Бежать за охраной?! А может, вломиться в двери и спасти императорскую чету самому?! Ему дадут титул графа! Герцога! И принцессу! Нет, принцессу — вряд ли… Но хотя бы графа! А если там опасно?!

— Суп!!! Мое платье!

— А как вы относитесь к Ачинским месторождениям? — Вплелся в крики грустный голос Павла, отчего-то вовсе не паникующего.

— Это ужасно, это просто трагедия!

— Я так и думал.

— Да кто-нибудь, убейте уже это чудовище!

— Все уже, поймал. И ничего это не чудовище, — буркнул голос Федора Самойлова. — Ее Лучинкой зовут. Она тоже — часть команды…

Завершение

Мерно покачивалась линия горизонта, сотканная из верхушек черно-серебристых деревьев. Зверь подо мной шагал неторопливо, одолевая заброшенную лесную тропку в глухом углу парка. У этой дороги не было определенного завершения — через пару сотен метров она сорвется в овраг, чтобы возникнуть на другом его конце под иным углом, и вновь заплутает по чащобе, свиваясь в кольца, разделяясь на ветви и пересекаясь с самой собой.

Но на ту сторону оврага мне не нужно. Да и вовсе нет на этом пути какой-либо цели, каковую следует достичь. Нет и человека, что ожидал бы встречи. Просто — истекают пять минут обещанной прогулки, самой странной, что мне довелось испытать.

— Еще тридцать секунд, — озвучил я, взглянув на часы.

Хорошие, добротные часы, со сверхточным хронометром и почти беззвучным механизмом. Подарок неведомо от кого, приятный, хоть и с легким браком — там, где положено бы показывать день, медленно отщелкивает цифра пять, судя по скорости, через год грозясь обернуться четверкой.

Зверь недовольно фыркнул и повел плечом, но продолжил вышагивать через ямы, хрустя по опавшей и слегка подмерзшей листве. На этот раз его шаги сродни метроному, одинаковы и почти идеально ложатся на секунды. Ровно тридцать.

— Все! — Недовольно встряхнул плечами Артем и присел. — Слазь!

— Ладно, — вздохнул я, с неохотой вставая на землю.

— Что б я еще тебе что-нибудь пообещал, — буркнул Тема, отряхивая плечи и оправляя складки плаща.

— Что опять не так? — Глянул я на него удивленно.

— Я, между прочим, сменную одежду приготовил. — Продолжил он ворчать. — Думал, обернусь, и по лесу пробежимся. А ты на плечи залез! Всю шею мне за пять минут отбил!

— Не, мне вчера Звездочки хватило, — охнув, приложил я ладонь к внутренней части бедра и слегка помассировал через ткань брюк. — Ну эти скачки, все мышцы болят. Я даже не знал, что такие на ногах бывают. И это с седлом! А ты ведь без седла?

— Конечно без седла! — Возмутился он в голос. — Даже думать не смей!

— Вот. А на плечах — оно как-то спокойнее. — Примирительно кивнул я ему и встал на обратный путь.

— Просто, как-то, — хмыкнул он. — Я думал, ты именно на медведе хотел прокатиться.

— Так ты разве не медведь?

— Ну, медведь. — Зашагал он следом.

— Так какая разница?

— Странный ты, — сделал он спорное заключение минутой позже.

Осень в этих широтах довольно быстро уступила место ранней зиме, заставляя кутаться в теплые плащи. Белые тучи над головами обещали вскоре порадовать первым снегом, но вряд ли тот задержится надолго.

— Максим, можно спросить? — Зашагал Артем рядом, стоило тропинке расшириться достаточно, чтобы можно было идти бок о бок.

— Да?

— Ты почему на ужин к Императору не пошел? — Вспыхнул он еле сдерживаемым любопытством.

Кажется, именно ради этого вопроса он и организовал встречу, а вовсе не из желания поскорее выполнить обещанное. Я ведь ничего у него не требовал, наоборот — уж лучше выучиться на наездника и в удовольствие прокатиться следующим летом. Но и переносить тоже не стал. Мало ли, как обещания и их исполнение на Артеме сказываются.

— По той же причине, по которой не обедаю с Яном.

— Это у которого ты соседку забрал и полпарты отрезал? — Припомнил он.

— Ага. — Не стал я спорить с такой формулировкой крайне правильного распределения кадров и ресурсов на благо общей успеваемости в классе.

— Но какая тут связь! — Возмутился Артем, пытаясь заглянуть в глаза.

— Обедали бы вместе, я бы Яна, может, пожалел.

— Ладно, все с тобой понятно, — махнул он рукой с легкой улыбкой. — Опять твои мечты. И толку тебе от императорства?

— Вот в соседнем княжестве хорошо живут?

— Да средне, как везде, — качнул он плечом. — Шесть княжеств вокруг, тебе про какое?

— Но, вообще, хуже, чем у вас? Если каждое из них взять?

— Думаю, да, — подумав, качнул он головой. — Мы крупнее и богаче будем, — добавил он легкой гордости.

— А если бы эти земли вашими были — там стало бы лучше? — Повернул я к нему лицо.

— Да, — не сомневался Артем ни секунды.

— Вот я тоже так считаю.

— Про нас?

— Про себя. — Чуть шире зашагал я, входя в узкий поворот первым.

— Понятно…

Артем догнал через десяток шагов, за этот путь явно махнув рукой на желание поспорить.

— А станцию зачем отдал? — Перешел он к более интересному вопросу. — Мы тебе такого отличного управляющего хотели посоветовать.

— Не достроят, — категорично мотнул я головой.

— Да ну, они же слово давали, — слегка спотыкнулся он.

— Война скоро будет, — вздохнул я, припоминая слова старого князя Долгорукого.

Он искренне верил, что откупится новым конкурсом со старым призом от своих врагов. Но в моем прошлом еще никому не удалось откупиться одной конфетой от тех, кто хотел и мог забрать весь пакет силой.

— Война — не повод не сдержать слово.

— Видел я это ваше «слово», — улыбнулся я грустно.

— Это просто Долгорукие такие…

— Это просто ради нас оно такое. — Не согласился я. — Строить, наверное, будут. Но медленно, затягивая и без должного качества, как класс на субботнике. Они ведь меня не знают. А каждого заставлять— мне некогда. У меня школа, собака, кот и дельфины.

— И все же, неравноценно… — Сомневался Артем.

— Развалины станции и комбината? — Поднял я бровь. — Я бы, может, сам достроил, но ведь эти аристократы мне даже спасибо не скажут. Первыми оскорбятся и пакостить начнут.

— Ну, это они могут, — вынужденно кивнул он.

— Вот. А потом с этих руин еще налог платить. Нет, пусть забирают.

— Тебе это князь Долгорукий все рассказал или ты сам? — Все еще с недоверием уточнил Артем.

— Еще до его визита, когда правила перечитывал. — Пожал я плечами.

Там Тома Шувалова на строителей бассейна и всех, кто рядом был, очень ругалась. Как раз срочно понадобилось заняться чем-то убедительно важным.

— Ясно… Долгорукий, выходит, этого не понимает. — Пробормотал он себе под нос. — Или ему все равно…

— Зато теперь есть свой канал, радио и газета. Ну и пара магазинов с молочным комбинатом, — довольно отметил я.

— Но с руководством канала-то мог с нами посоветоваться, — для порядка пробурчал Шуйский.

— Не получилось бы, — развел я руками. — Это ведь как на корабле.

— То есть?

— Если капитан не будет похож на капитана, команда сбежит.

— Наш специалист — очень опытный капитан!

— Но он не будет Долгоруким, — не согласился я. — Команда телеканала Долгоруких просто уволится и уйдет делать новый канал.

— У старого останутся лицензии и оборудование!

— А кто будет вести передачи? Я ведь говорил: у меня школа, собака, кот и дельфины.

— Да нашли бы кого-нибудь…

— Тогда это будет ваш канал, а не мой, — пожал я плечами.

— Но так в руководстве будет Долгорукий, он тоже…

— Это — мой Долгорукий! — Поднял я палец ввысь.

— Не бывает такого, — категорично мотнул Артем головой. — Семья — всегда самое главное!

— Его дед от дома отлучил на пять лет.

— Ох е… За что? — Изумился Артем.

— За то, что был у нас. Или за то, что не дал обмануть меня с каналом. Или потому что у них скоро война, до которой такому, как Игорь, лучше стать отлученным, — пожал я плечами. — Или просто он разочаровался в своем внуке, толстом и бестолковом, совсем не похожем на него.

— Как-то ты… Слишком… — Посмотрел он на меня странно. — Игорь услышит — обидится.

— Так это ведь не мое мнение. Мое в том, что Игорь сейчас ночами спать не будет, но сделает мне самый лучший канал на земле.

— Хм… Я бы сказал, коварно. — Выдал Артем после пары минут раздумий. — Использовать чужую обиду…

— Еще бы. А ты думал, можно есть мой торт просто так? — Улыбнулся я ему. — На самом деле, он будет стараться для себя, чтобы доказать деду. Я ему просто помогу. Всем ведь хорошо.

— Надо тебя к нам, в клан, — оценивающе посмотрел на меня друг.

— Папа не пойдет, — вместо отказа ответил я уклончиво.

— Ну, можно ведь для начала обсудить… — Посмотрел он на лес.

— Папа в аристократов наигрался, как говорит. — Грустно обозначил я улыбку. — Мы ведь так маму потеряли.

— Там, где есть общая грусть, куда чаще общей радости…

— Маму убили свои. Дальние родичи, решившие ограбить дом ювелира. Считали, что там уж наверняка есть наличные или золото, а род все равно уже мертв.

— Шакалы… — Зло оскалился Артем.–

— Поэтому, наша семья не пойдет ни в один клан. Вы, конечно, лучше. Но папа не согласится, не обижайся.

— Я не знал… Ладно, — вздохнул он.

— Паша там как? — Перевел я разговор.

— Нормально. Наверное, доволен даже. Теперь красивая приставка перед фамилией.

— Звоню— телефон не берет.

— Тут сложнее, — вздохнул Артем. — Он, вроде, на тебя обиделся немного. Не знаю, почему. Не говорит.

— Ладно, — выбросил я Пашку из головы. — А что до тех бандитов, которые Федора чуть не убили? Нашли или мне самому искать?

— Нашли, — согласно качнул друг головой. — Некто Кочетов был главой, занимался распространением грязи через спортивные клубы. Убили его. Над ним был князь Юхотский, прикрывал его делишки своим именем. Его Гагарины нашли и ноги поотрывали.

— И что теперь с ним будет? Ну, с князем.

— Максим, — строго посмотрел на меня Артем. — Ему оторвали ноги и сделали из них трость. У князя Гагарина сын на соревнованиях погиб.

— Сурово, — впечатлился я. — Зубовых, получается, простили?

— Ну как простили, — отвел он глаза. — Были бы они без покровителя, за соучастие им бы тоже не жить. А так — князь Черниговский сказал, что они действительно не знали, что перевозили. Все поверили.

— Вот так взяли и поверили? — Усомнился я.

— Это ведь Черниговские князья, один из древнейших имперских кланов, Максим. У них даже собственная башня в Кремле! Им, из-за каких-то Зубовых, не верить — это очень рискованно! Не веришь им, значит — называешь лжецами. А зачем воевать из-за Зубовых, у которых уже ничего нет? — Мудро завершил он.

— Что, и полиция им так взяла и поверила?

— Полиция и имперская безопасность — тоже имперская аристократия, — хмыкнул Артем. — Зачем правой руке ссориться с левой? К тому же, Зубов действительно ничего не знал и уже потерял все, что мог. Семьи, которые злы на них из-за нападения на турнире, уже взяли свое с Юхотских. Эти не в пример богаче… Были.

— Вы — тоже?

— Максим… — Вздохнул Артем. — Мы — тоже. Иначе не могли. На нас ведь тоже подозрение упало, и мы богаче Юхотских… Максим, нас тоже хотели под нож, — чуть дрогнул голос Артема. — Всегда хотят… Только мы пока достаточно сильные, чтобы желания оставались только желаниями. За нас, кстати, князья Черниговские тоже слово сказали… Чтобы мы не мешали им забирать у Зубовых их добро…

— А Император?

— Ну, — отвел Артем взгляд. — Не после того, что случилось на ужине.

Я чуть смутился, вспоминая рассказ Федора.

— А ты хотел его попросить об этом?

— Да нет, — отмахнулся Артем. — У нас с его семьей особые отношения, — ухмыльнулся он криво. — Быть на ужине с ним — это для остальных. В этом польза!

— Отец сильно расстроился, да? — Припомнил я реакцию нашего папы на сбивчивый рассказ Федора.

Сначала была валерьянка. А потом он два дня дом укреплял так, что валерьянка понадобилась случайно забредшему почтальону — ну, вместе с новой одеждой и успокаивающей речью, что драконы были не настоящие (а жаль!).

— Он смеялся, как сумасшедший, — прыснул Артем смешинкой. — Стол разбил, пока смеялся. Теперь хочет у Федора выменять Лучинку на такую же статуэтку из золота. Вы, пожалуйста, не отказывайте, — заспешил он. — За ней действительно будут хорошо ухаживать, а у вас еще кот!

— Ну, если будут ухаживать… — Припомнил я реакцию Машка на мышь-которую-нельзя-есть.

В его жизни было много колбасы и сосисок, которых тоже нельзя было есть… В общем, вопрос эвакуации Лучинки — весьма актуален!

— А зачем ему мышь? — Полюбопытствовал я.

— Ты что! Только у нас будет зверь, которого боится вся императорская семья! — Расхохотался Артем. — Ее, кстати, стража хотела схватить, но Федор Лучинку в пятое приглашение вписал. А гость — свят! — Вновь фыркнул он смешинкой.

— Часть команды, — понятливо кивнул я.

— Ну, вроде все, — вышли мы на полянку возле дороги.

Чуть вдали стояли машины, терпеливо поглядывали в нашу сторону водители, ожидая времени обратного пути.

Только группа людей, выстроившаяся с биноклями у микроавтобусов на солидном расстоянии, показалась странной.

— Это кто?

Будто услышав вопрос, люди потеряли к нам интерес и разошлись по автобусам.

— На тебя хотели посмотреть. Не обращай внимание, это тебя кое с кем спутали.

— С кем? — полюбопытствовал я, переводя взгляд от отъезжающих машин на Артема.

— С Тенишевым. Там, правда, в основном девчонки в семье, но принц тоже был, примерно твоего возраста.

— Я — не он, — на всякий случай обозначил.

— Знаю. Но тут проще показать, чтобы успокоились, — отмахнулся Артем. — Теперь можно сказать, что все точно завершилось.

— Я бы так не сказал. — Покачал я головой на оптимизм друга.

— То есть? — Нахмурился Артем.

— Кое-что мы упустили. Кое-что серьезное, что нам не простят, и от чего нам точно не уйти. — Обозначил я холодным голосом, осознавая всю величину грозящих неприятностей.

— Максим? — Остановился он напротив и тревожно посмотрел в глаза.

— Все это время оно только накапливалось, день за днем. Не важно, что мы делали и где были до этого. Оно именно здесь, на нашей земле, и уже ждет нас дома.

— Все будет в порядке, Максим. Я попрошу отца, мы справимся!

— Вместе? — Усомнился я.

— Вместе! — Твердо пообещал Артем. — Так что же это?

Я повернул лицо к ветру, стойко принимая его холодные порывы в готовности встретить любую трудность и с честью ее преодолеть.

— Домашнее задание за две недели.

Примечания

1

Мышь-Робот Аннигилятор Классический

(обратно)

2

Военный Робот Аннигилятор Четвертый

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Эпилог № 1

Завершение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg