«Люди и Нелюди»

Люди и Нелюди (fb2) - Люди и Нелюди 1736K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктор Костин

Виктор Костин Люди и Нелюди

© Виктор Костин, 2016

© Издательство «Написано пером», 2016

Глава 1

Там где родился, где крестился и где до жизни такой докатился.

Жизнь прапорщика Полтарева, бойца спецназа отдельного мотострелкового подразделения или, по-простому говоря, полковой разведки, началась, когда он начис… испортил… да просто набил мор… лицо одному из преподавателей медико-биологического института.

Был Сергей Полтарев, правда, в то время еще совсем и не прапорщик.

Позвольте вам представить, студент третьего курса Сергей Миронович Полтарев.

Сейчас он сильно возмущен (ругался матом), удивлен и порядком озлоблен. Обстоятельством что, что доцент Виктор Королев пригласил вчера студентку Веру Измайлову на дополнительные занятия, да еще и не куда-нибудь в аудиторию, а к себе домой.

Пригласил и пригласил, – скажет любой посторонний. Что здесь такого? Но студент Сергей или, скорее, пока еще студент Полтарев считал ее своей девушкой и или уже почти женой. Потому приглашение «его Веры» закончилось сегодня и сейчас серьезным разговором, перешедшим в мордобой, да еще и при многих свидетелях.

К сожалению для Сергея, его отчислили из института, и жизнь студенческая на… для него закончилась окончательно и бесповоротно.

По возрасту Сергею шел 21 год, и как и ожидалось, прощай институт, и здравствуй, армия, или по-другому: цена испорченной зачетки – два лета в форменной пилотке.

Комиссия округа, правда, не могла нарадоваться данному факту и свежему призывнику. Голова у будущего новобранца варит, и со здоровьем в порядке, редкое сочетание на текущий момент. Все чаще призывник – это либо хилый и болезненный гений-ботан, которого руками не трогай, ибо сам упадет, либо здоровяк без капли мозгов и два метра роста, ни одежды, ни обуви на такого ни в одной каптерке старшины не найдешь, и непонятно, что лучше или что хуже в данном случае. Этот же новобранец – третий курс института, и выгнали не за пьянку и хвосты, по их сведениям, и вдобавок средний рост, средний вес и среднее же телосложение.

Сергей был в свое время лучшим в потоке, но, как понял потом… э, сильно, правда, потом, только через пару лет где-то армейской жизни, что есть пара мелочей, когда хорошая учеба, отличные друзья или тогда еще просто одногрупники-собутыльники и никудышный жизненный опыт в выбирании друзей да и подруг, видимо.

Хотя откуда ему взяться-то – опыту в двадцать лет?

Бывают и такие индивидуумы ведь: с виду, нормальный, умный, и где все время были его глаза и, главное, чем были заняты его мозги, так ценимые некоторыми особа… особой?

Вот это ему и вбивали или, скорее, сначала выбивали дурь немалую мальчишескую, а потом только учили жизни в учебке и после уже в самом полку его новые друзья и без всяких кавычек там, хотя тоже временами собу… любители хорошо отдохнуть еще те.

В полк, куда он сам настойчиво просился служить, его хотели сначала не пустить. Думали оставить инструктором, пусть работает с личным составом курсантов. Слишком хорошо он усвоил знания и навыки у инструкторов учебки, а еще и сверху его весьма неплохие знания биологии и анатомии человеческого тела, спасибо Виктору Королеву, чтоб ему икалось во время этого самого… Его «живчика» коронное выражение – не сдадите материал, придете ко мне, на консультации после… – и у студентов, в отличии от большинства студенток, заставляло сжаться все, что там сзади и пониже спины, и это не фигурально даже, и заставляло учиться, учиться и учиться – стимул, однако.

Вот все эти знания анатомии и физиологии, да еще и с нестандартным их применением к человеческому телу, привели к весьма плачевным для некоторых результатам. Трое каратистов, с пятым даном каждый, были комиссованы досрочно, с диагнозом «к дальнейшей военной службе не пригодны», и это с курсантом после всего полугода обучения. Не повезло ребятам, а не хрен было вы… делываться и хвастать перед строем, что «мы этого сержантишка вашего уделаем в шесть секунд, мы по пять лет занимались…»

Чтобы из армии не загреметь на нары по такому случаю. Сергея быстренько все же спровадили в часть.

Уже в первых числах декабря он несся на поезде в сторону Моздока и вместе с такими же молодыми оболтусами-добровольцами под водочку рассуждал, что за сколько недель они раскидают хачей… э… наведут конституционный порядок и что девочки-чеченки ну очень уж хороши. Была на курсе одна такая ах-ах, только это секрет-с, ик…

– Этому больше не наливать, – указал пальцем зашедший прапорщик и погрозил кулаком соседу Сергея, что был только чуток трезвее.

Боец и его друзья с соседней лавки согласно закивали, размер аргумента впечатлял, как и сам его обладатель, прапорщик Васяткин из потомственных уральских кузнецов.

Сергей радовался больше других и был ситуацией в целом доволен. После известия, что его Вера, оказывается, просто хорошо к нему пристроилась, и вместо любви до гроба, как он первоначально думал, он был элементарным ишаком, что тащил на себе поклажу в лице Веры с ее вечными рефератами и лабораторками и ее будущим дипломом врача до кучи.

Это не считая всяких цветов, помад и той красивой кофты, – невовремя вспомнилось. И последний поход в магазин и тамошний скандал.

А на юбку уже денег и не хватит? Ну ты и жмот, Сереженька.

Это все, всю правду жизни ему по полочкам разложили в учебке куда более битые жизнью сослуживцы. Когда он поначалу очень энергично пытался отстаивать с помощью кулаков свою правду-матку и свое «правильное» видение жизни, его, как пацана, правда, нежно, укладывали на маты, иногда и по несколько раз, больно здоровый «лось» он был или, скорее, сильно упертый. Он, чего греха таить, поначалу даже плакал от бессилия и злобы в сторонке.

Когда же по пришествии трех месяцев и отправки двух десятков писем не получил от Веры ни одного в ответ, а еще через месяц от матери пришло письмо, в котором она сообщала, – что его «ненаглядная» Вера вышла замуж за его одногруппника Сашу Соломина, самого подленького, но с богатым приданым в виде папеньки, – владельца местного ресторана «Парус».

С тех пор в жизни Сергея что-то перевернулось или надломилось. Он стал бешено тренироваться, с каким-то исступлением что ли и так, что даже засыпал иногда в спортзале или, правильнее сказать, там вырубался от усталости. Как же все тело болело потом, мозг автоматически фиксировал: фосфорная и молочная кислота, ити ее, но от знания проблемы легче не становилась, а скорее, немного грустно и чуть жаль незаконченного высшего.

Опытные инструкторы из офицеров даже время от времени кивали местным старожилам. Те понятливо ухмылялись.

Чтобы парень не перегорел на службе, его вытаскивали в «самоволку», где он мог и нажраться до потери сознания и спустить пар на местных доступных девочках. Все это хоть как-то должно было его останавливать.

Фактор упорства и неплохие знания анатомии в своем, весьма специфическом применении, а также и каждодневные тренировки и привели к закономерному результату: парня натаскали именно как волкодава, а не инструктора, как некоторым бы хотелось. Потому как в схватке парень буквально зверел, хотя специалисты видели, головы не терял при этом, но… но…

Уже в конце ноября, перед самой отправкой, тогда, правда, этого никто еще не знал, ходили слухи невнятные о наборе добровольцев и все на этом, к ним в учебку приезжали фээсбэшники со своими «Куклами» и что-то у них там не пошло, то ли заболел кто, то ли еще что, а местное руководство и похвасталось, что у них здесь есть вот такой уникум. Не воин в третьем поколении, не «мальчик занимается с пяти лет», а просто местный самородок, правда, со слегка поехавшей психикой.

Вот этому самородку и предложили выступить в «ситуации, максимально приближенной к боевой». Приз за это – три дня увольнительной, что для солдата самое то, как бы это ни выглядело со стороны, для ничего не понимающих в данном случае гражданских.

Бой был зрелищный, но только для тех, кто в теме и понимает, и еще после в медленном просмотре на мониторе с трех разных ракурсов обзора. Весь бой длился 2 минуты 36 секунд. Из которых 1 минута и 48 секунд занимало время, когда все присматривались друг к другу, и сам бой – 48 секунд. Правда, последние 30 секунд – это когда Сергей ходил кругами вокруг лежащих и как бы чего-то ждал, повтора, а вот, отойти все не мог, первый раз как-никак для него это было, адреналин, вброшенный в кровь, и все такое вот по-настоящему страшное.

Он еще все выспрашивал майора перед этим, точно ничего не будет, если он их того, укатает, и в ответ: «Ты за себя волнуйся, боец, остальное – не твои проблемы».

Против него выставили двух чеченцев, плотненьких, так же невысокого роста ребят, то ли из банды каких-то отморозков, то ли бывших боевиков, отловленных в Чечне, и одного славянина, высокого, как жердь, и такого же тонкого или, скорее, тощего, в прошлом спортсмена-биатлониста, а сейчас пойманного на рэкете и двух изнасилованиях. Да не на тех напал в этот раз «спортсмен». Девочки оказались с родней в высоких кругах, и спортсмену не помогли никакие ни связи, ни деньги. В некоторых случаях наше правосудие очень правильное и судит очень строго и только по закону. Парень получил пожизненное, где его и уговорили на вот такую замену его пожизненной отсидки.

Всем троим противникам Сергея дали по ножу, а Сергей был только в «хэбэ» и с солдатским ремнем. Двум чеченцам он просто свернул шеи, зайдя из классического треугольника и переведя его в два угла, когда сначала одному зашел за спину, а потом и другому, ребята оказались здоровые, но слегка неповоротливые, для Сергея, неповоротливые. Повозиться, действительно, пришлось только с биатлонистом, жердь она и есть жердь, как ее ни клади. Да и то, это вылилось только в то, что у него, биатлониста, или у нее, жерди, к концу боя из целых конечностей была только одна, нижняя левая. Тот же майор из пришлых, недолго думая, а может, просто из жалости и пристрелил его потом в подсобке, типа случайно, при попытке побега. Ага, с переломами двух рук и одной ноги…

– Чтоб не мучился, – прокомментировал после свои действия, это, скорее, для Сергея. Что Сергей подумал при этом, майора не интересовало, а сам Сергей предусмотрительно не стал высказываться, пятая точка уже, видимо, начинала действовать, пока даже минуя голову.

Приезжие, очень серьезные ребята, долго ходили вокруг такого вкусного Сергея, изучали его анкеты, медицинскую карту, личное дело и с большим сожалением были вынуждены развести руками. Действительно самородок, действительно талант, но неадекватен и им не пойдет, а жаль, очень жаль.

Реальность войны как-то совершенно не вязалась с тем, что показывали по телевизору и что виделось в своих мечтах.

Не было больших стрельб и атак на пулеметные гнезда из РПГ-7 в едином порыве, это еще спасибо отцу за идейное воспитание. Все было гораздо проще, прозаичнее и паскуднее. Днем сидели в окопах или ходили по домам в патруле, где им мило улыбались и говорили, как они все здесь нужны, как им все рады и какой был беспредел до их прихода.

Ночью же в окна казарм летели гранаты или бутылки с зажигательной смесью. Потом в часть приходила миленькая девушка и просила помочь ей найти брата, мать, отца или еще что-то, что ей подсказывала фантазия и или ее последний учитель Такиюдин, мать их. Когда же собиралась толпа наивных российских мальчиков, происходил мощный взрыв. Наивных мальчиков тогда собирали по кускам и увозили уже грузом-200 к матерям в Россию.

Мальчики наивные, правда, по этой причине довольно быстро закончились, а новые были уже другие. Всех таких вновь прибывающих красивых чеченских девушек уже из бетонного дзота просили раздеться, буквально до «без ничего», и только потом приближаться… медленно. Шахидок, как их стали именовать после, стало намного меньше, но появилась новая напасть, снайперы. Сначала не очень заметно, но как выяснилось потом, очень результативно. Эти сволочи очень грамотно выбили самое результативное и, главное, адекватное командование. Причем это заметил даже Сергей, не самый глазастый по жизни, как мы понимаем.

Вороватый ротный прапор Валерий Григорьев, жаль так и не поймали на горячем, хотя все были в курсе, и днем ходил не особо пригибаясь в траншее, и ему ничего не было. Двух же отличных молодых лейтенантов грохнули буквально через три дня после прибытия их в часть.

Сам Сергей, уже зная свой взрывной характер, все равно неоднократно срывался и пытался уволочь эрпэгэху и посчитать дома, где он точно знал… Только благодаря друзьям и особенно другу Володе Крымаренко, выполняющего обязанности своеобразного «ангела-хранителя» он был еще жив и относительно цел и здоров.

Удача в лице «ангела-хранителя» недолго его спасала, и уже ближе к весне его все-таки ранили в ногу и он загремел в госпиталь, и весьма надолго.

Ранение было не то чтобы серьезное, задели только мягкие ткани голени, в частности ту камбаловидную мышцу, ну это для спецов, если что, кому интересно.

Только вот он долго пролежал в холодном подвале той разбитой в хлам трехэтажки, пока до него добирались санитары, и в госпитале тоже что-то напортачили уже местные эскулапы.

Короче, казалось бы, «повезло с ранением» в кавычках, и не повезло с лечением уже без всяких кавычек.

Все лечение вылилось в полугодовое лежание в госпитале, где на нем тренировались, как на анатомическом пособии, в «реальном режиме» кто только мог, от светил науки чужой державы, до молоденьких ростовских, то есть местных аспиранток. Как ни странно, но вылечили, и даже без последствий… больших.

Ранение и последующая реабилитация вылились в комиссию, которая долго совещалась и уже подводила и готовила его к комиссованию, но тут уперся сам Сергей, видимо, от горизонтального лежания вода из нижней части организма ударила в верхний и там…

Тем более, лежа в госпитале, он получал письма не только дома от матери, но и от друзей со своей бывшей учебки и действующего и порядком уже обновленного полка, его места службы до ранения.

Через месяц после его ранения погиб его друг Володя, вскоре не стало и Юхима.

Юхим Сапаров – закадычный друг, и они неоднократно прикрывали спину друг другу, да и за чачей ходили вдвоем и тоже неоднократно. Казах по национальности и внук какого-то там их местного шамана. Юхим был душа компании, и часто, сидя с ним в окопе, Сергей знакомился с бытом и обычаями казахов. Не то чтобы было так уж ему это интересно, слишком далек он от этого был по жизни своей студенческой, да и зануден бывал Юхим иногда до невозможности. Но что еще делать? Телевизора нет, радио нет, газеты и те раз в неделю, и те не свежие. Пока придешь в казарму, и их уже того, зачитали, потому как туалетной бумаги тоже нет. Это все очень миленько обходится во всех романах и произведениях, и поневоле начинаешь задумываться, вот так сидя в окопе или в том же подвале полуразрушенного дома у Новогрозненского комбината, например. Тряпок нет, бумаги нет, одни кирпичи и пыль, что лезет во все дыры, ну, не будем о грустном, не самая важная все же тема, хм-м.

Комиссию все же удалось уболтать, и то только тем, что в действующую часть его больше не возьмут, а вернут назад в ту учебку инструктором, видимо, были рекомендации кого надо в тему.

Все же время, проведенное в окопе, и потом госпиталь очень сильно меняют характер. Лежа под капельницей с перевязанной ногой не больно-то и попсихуешь, да и кому тут это будет интересно.

Сестрички в военгоспитале всяких видали, и героев, и трусов, и если что, укол со снотворным жахнут прям через штанину пижамы, быстро и не напрягаясь.

Он видел, как его сосед по первости крыл матом весь медперсонал за что-то, а потом неделю спал почти не просыпаясь в собственном извиняюсь дерьме. Пока наконец сообразил, блин, «вонючка», что это в части он капитан, царь и бог подчиненных и герой войны, а здесь – так очередной полутруп и подопытный кролик и не более того для некоторых.

Вернувшись, в учебке встретил своих, и капитана Плинова, и сержантов братьев Гнедых, Колю с Саней, вместе посидели и повспоминали их веселые и мои не совсем дни, под пивко и рыбку, и даже ничего вышло, и понеслась учеба. Уча новеньких, «не нюхавших», понемногу учился, а скорее, восстанавливался и сам. Уже не сильно дрожала раненая нога при отработке очередного ката. Тремор конечности, вследствие скорее какой-то психической травмы, нежели действительно физиологической, медики ничего не выявили, и поначалу явная хромота вскоре сошла на нет, и через где-то полгода Сергей с удивлением убедился: ничего не болит и не дергает.

Дальнейшая судьба делает небольшой кульбит. Втянувшись в такую жизнь и почти не замечая ее течение и что все в мире меняется, Сергей почти безвылазно живет в части. Проходит его первый контракт в пять лет, и он не глядя подписывается на второй.

За время жизни лишь одно событие слегка всколыхнуло его жизнь. Женитьба на лейтенанте Свете Колывановой. Местной разбитной бабенке, что случилась по пьянке и спонтанно, ну, любовь зла, все мы знаем, и даже как-то продолжалась ни шатко ни валко где-то года три после. Только жизнь не ладилась, да и детей не получалось, и сослуживцы достали сверх всякой меры, откровенно указывающие, что его Светик отнюдь не образец целомудрия и в его, Сергея, отсутствие дома гуляет напропалую. Сергей собрался и поговорил с ней. Поговорил, правда, лишь после того, как буквально выкинул курсанта без ничего и чуть не убил в процессе, хорошо, братья Гнедые как раз шли мимо, спасли. Неизвестно даже кого, то ли солдатика, то ли Светку-шалаву, то ли самого Сергея.

Только после, уже как сильно отошел, он и поговорил со Светиком своим. Она откровенно призналась, что и размеры, и темперамент – все ее в нем устраивает (на что Сергей больше всего напирал как раз:

Что ей, дескать, не хватает?

Мужская гордость, видите ли, в нем взыграла, но вот его частые командировки с подшефными ее совсем не устраивают и целибат – это не про нее. Он часто по неделям с новобранцами шастал по окрестным лесам и, возвращаясь, буквально валился с ног, так что не сильно-то и обеспечишь после молодую и сильно, прямо скажем, темпераментную особу Колыванову.

Разошлись тихо-мирно и скандала больше не устраивали. Да и из-за чего – видели глаза, что брали, вот и не хрен выпендриваться после.

Мысль, что все со временем утрясется и его Светик одумается, а у него времени прибавится по службе, как-то прошла. Не свезло, в общем, парню и во второй раз. Да и горбатого могила исправит, наверно….

Подписание по этой причине и второго контракта совпало с началом второй чеченской, и Сергей недолго думая согласился вновь пойти на фронт, уже не сопляком, а считай, опытным ветераном.

Как-никак боевое ранение и особенно лежание в госпитале очень поспособствовали становлению характера, ну относительно.

Теперь под пули он зря не лез да и сильно не геройствовал. Хотя трусом его никто бы не назвал и не раз только его действия и спасали взвод разведки, которым почему-то именно он и командовал. Хотя формально во взводе был старлей, тезка, тоже Сергей Кириллов, но, побывав в паре вылазок, он без обиняков так и сказал перед взводом:

– Короче, прапорщик… (а Сергей уже был старшим прапорщиком, лейтенанта ему так и не дали. Все же он имел неоконченное высшее образование, а половинка высшего никого не интересовала в части, бюрократия – дело такое).

Старлей продолжил: – Значит, только выходим на маршрут, я твой зам. Всем все ясно? Я думаю, с таким командиром у нас у всех шансов по-любому поболе будет, ну а в части уже согласно табеля о рангах.

Никто и не возражал, жить-то всем хотелось, и, как ни странно, авторитет старлея от этого только возрос.

Куда их только ни забрасывало со взводом: и в горы они летали, и в городах по подвалам шныряли, даже в степи что-то искали и даже, как ни странно, находили… иногда.

Раз шведку журналистку нашли, Кайа Лидеберг. Угораздило же Сергея первым ее вытащить и успокаивать после. Так потом и спать с Кайей пришлось. Именно спать, как с маленьким ребенком, а не то что вы подумали. Потому как она боялась от него отойти хотя бы на шаг. Еле-еле ее потом консулу передали с их психоаналитиком. Командование разное бывает, за спасение медаль обещали, а во взводе кличку дали: «очень молодой папа», за глаза, правда, «папа» меняли на другое слово, довольно обидное: «бестолковый нянь», но, помня о том, что он в учебке не последним был, в глаза ему этого не говорили.

За два года самых интенсивных боев половину взвода, конечно, потеряли, хорошо хоть многих по ранению, но остальные все равно считали. Не будь прапора с его нюхом и везением, потеряли бы и всех, и не по одному разу. Сколько раз Сергей на себе вытаскивал раненых или уводил из засад, уже и не перечесть, ну, здоровьем бог его не обидел. По ранению в конце концов ушел и сам старлей Кириллов, а Сергей был все как заговоренный, только легкие царапины да синяки и пара вывихов за все время.

Некоторым категориям граждан по жизни везет, до известных пределов, конечно.

Опытные и битые жизнью сослуживцы и старожилы из местных время от времени подходили к Сергею и говорили, что пора бы ему завязывать с выходами и «выходками» своими, ведь по краю ходит и смерть за усы дергает: «Короче, прапор, завязывай, сам рискуешь и молодым пример показываешь нехороший, а им еще жить и жить». Сергей и сам видел, что уже да, теряет берега и чувство реальности, появилась какая-то ухарская бравада, чего с ним раньше никогда не было. В общем, все говорило за то, что пора завязывать, удача ведь долгой не бывает.

Так все и случилось. На банальном прикрытии, когда брали какой-то мелкий схрон, доброго слова не стоивший, кстати говоря, нарвались в итоге на серьезную банду.

Спасая взвод, Сергей с двумя сержантами остался прикрывать отход, надеясь, как и прежде, на свою удачу. Они уже помышляли сваливать нафиг, час, что они держались в мелком лесочке, уже нормально давал форы остальным, да и заряды к эрпэгэхе кончились и подсумки опустели до донышка…

Вот тогда-то и прилетел тот шальной снаряд. Откуда он прилетел, было не ясно: то ли наши подключились и стали долбать методично по квадрату, то ли чеченцы что-то подтащили более серьезное сами – уже и не столь важно.

Снаряд лег аккуратно в ячейку, где окопался по-быстрому Сергей со своим напарником.

Сержанту Синицыну, что находился неподалеку, тоже неслабо досталось, правда, в отличие от Сергея с напарником, он хоть остался в целом виде, хотя и порядком искалеченным.

От взрывной волны он ударился сначала о рядом растущую сосну, а потом вдобавок его хорошо приложило о землю и, в общем, и ему хватило. Кстати, наличие сержанта Синицына и трех сапог с остатками ног все ж позволило установить после командованию, что заслон в полном составе выполнил свой долг, и семья Сергея таки получила похоронку – что их сын погиб, выполняя свой воинский дол г.

На этом можно было бы и закончить повествование о жизни непутевого, но в общем-то в чем-то удачливого и даже умного парня или уже опытного мужика, можно сказать, старшего прапорщика Сергея Полтарева. Но судьба, мать ее или отец – не знаю даже, и неважно это, сделала кульбит, и все пошло по новой.

С днем рождения, Сер… Витоли.

Глава 2

Детство, детство, куда же ты бежишь?

Витоли

Паровичок появился из-за угла внезапно, и, как с Витоли обычно случается, он стормозил и ничего не успел сделать.

Во всем, что не касалось его любимой игры в боло (разновидность местного футбола), Витоли был задумчивый, медлительный и даже в какой-то степени, скорее, рассеянный, тормоз, одним словом.

Теперь – по порядку, что предшествовало этому нерадостному событию.

Школа второго круга столицы, идут занятия.

– Витоли Вилесс, к доске, – грозная, как всегда, Натали Сергеевна.

Вызвала его к доске зачем-то, еле-еле ответил на ее дурацкие вопросы, да еще и с примерами. – Тяжко вздыхает, поминая свои никакие ответы и будущую реакцию родителей на полученную оценку.

И еще эта математичка… – что там подымала «математичка» Витоли уже додумать не успел. Его путь домой прервал визг тормозов…

О ком идет речь у нас?

Натали Сергеевна – учитель математики и довольно молодая женщина 38 лет, прямо скажем, выглядящая не на свой возраст, а где-то не более чем на 28 лет.

Почему так?

Потому как следит за собой и принимает известное лечебно-волшебное снадобье энерджазинов, именуемое в просторечии у людей «флаконы» и сильно замедляющее процесс старения и дающее телу бодрость и, главное, полностью без всяких последствий. Правда, не сильно часто принимаемое населением в силу своей высокой стоимости и краткости времени воздействия.

Характер учителя математики да и ее прежнее место работы – имперская служба безопасности – не сильно способствовали потаканию вот таким вот Витолям.

– Старая кошелка, маразматичка, уу-у, а как пристает все время ко мне, – бурчал по дороге домой Витоли, не обращая ни на что внимания, и донеобращался.

Витоли можно понять где-то, не часто две «любимые» учительницы в один день устраивают головомойку, пусть и за дело. О ком идет речь?

Бригида Петовна, совсем молоденькая, в отличие от Натали Сергеевны, учительница и только пришедшая к ним в школу, пару лет назад всего, но уже ведущая язык руси (русинов) устно и письменно, а также и географию в придачу. Очень разносторонне развитая личность эта Бригида Петовна, как говорили в школе, и Витоли даже что-то слышал про нее, но и она за что-то также невзлюбившая его.

Вот она-то и вызвала Витоли к доске и по обоим своим предметам сразу и влепила соответственно не самые высокие оценки, если не сказать низкие, а именно четыре и пять соответственно.

Учитывая десятибалльную систему здесь, от нуля и до девяти, то, считай, он получил два и два с плюсом.

«За что?» – мысленно вопрошал Витоли, идя или, скорее, бредя домой, потому как спешкой эту ходьбу назвать нельзя было ну никак.

Она или они обе, учительницы, почему-то взъелись на него за пониженные знания, и, в общем, им всем от него что-то было нужно.

По всему видно было: день начался неудачно…

А ведь очень хотелось погонять боло вечерком, а не эти уроки опять гон… учить и прочие задания дурацкие.

Немецкую игру в боло, которой заразились и болели все окрестные да и столичные дворы, и даже, в халифатах она была не менее популярна, как Толини и говорил, во двор к Витоли, где он жил с родителями, эту игру притащил его друг Толини Хоникер. Немец по национальности, но давно живущий здесь, на Руси. Вот с тех пор Витоли и был страстный поклонник и завзятый игроман, или боломан. Временами за игрой забывая про уроки и даже про еду, за что и нагорало ему и повсеместно, и неоднократно, то от учителей, как сегодня, то от папы с мамой иногда.

Мир Этелла. Благословенный мир.

Немножко истории

Сто лет назад был сменен календарь и вместо тогдашних двенадцати месяцев в году их стало или осталось всего десять. Зато по сорок дней в месяце их стало вместо прежних 35 дней и летней половинки. Раз в восемь лет один день добавлялся, он никак не считался, но нужен был для более точных астрономических расчетов длины года.

Власть империи Руси представляла собой монархо-республиканско-церковный строй. Почему так? Потому как был монарх, император Владен, и двухпалатный парламент. Он состоял из представителей двух республик, входящих в империю Руси, и десяти опять же представителей от глав провинций-губерний, это наиболее близкое понятие, и высший, божественный – от жречества и его уже двенадцати представителей от всех богов. Правда, в основном от Единого и не полных жрецов от остальных богов, но об этом будет сказано дальше.

Вот такая смесь, непонятно чего и с чем. Это когда-то непримиримые враги, республиканцы и иже с ними и почитатели Бога или – правильно – тогда еще богов. Война между ними была страшная и кровопролитная, но в силу слишком больших потерь в своих рядах, да и просто потерь рядового населения, их поддерживающего, они вынуждены сейчас мириться между собой.

Как ни велики были их совместные претензии друг к другу, но за многолетнее совместное проживание и притирание друг к другу они таки нашли некий компромисс, и вот уже сто лет империя Руси прекрасно себя чувствовала и разваливаться пока никак не собиралась. Это несмотря на вот такие довольно сложные внутригосударственные интриги, в результате которых пришлось кроить даже месяцы, да и счет переводить только в десятичный, тогда как раньше был и десяти– и двенадцатеричный, ходивший параллельно. Рядовых граждан из плебеев и дворян всех сословий это все никак не касалось, и слава Всевышнему.

Сто лет назад, как читал Витоли, была тьма религий и различных богов.

Всего двенадцать, но ведь для Витоли это уже количество. Ужас просто и как это возможно – не было стройной десятичной системы, как сейчас. Каждый верил в кого хотел и творил что хотел. Вот тогда и пришел Великий, или, как его звали сейчас, Всевышний и Единый в одном лице, и навел во всем строгий порядок.

Причем если в государстве Руси порядок наводился более-менее мягко и неторопливо, то в Немецкой – это в соседней и союзной республике – уже дело было чуть пожестче. По крайней мере это так писалось в учебниках истории Руси и мира. Про войну в Халифатах – это соседняя и уже не союзная страна, с которой у Руси такой вооруженный нейтралитет, – то там резня, говорят, была будь здоров, это в вольном переводе и понимании самого Витоли. Все-таки к ним в Халифаты пришел не сам Всевышний, а только его представитель.

Это все описывали в учебнике той истории Руси, что между делом, игра в боло, и ремнем отца, иногда почитывал Витоли.

Какой-то Просказатель, или как-то чуть по-другому, на руси это дословно переводилось целой заумной и длиннющей фразой, но учителя допускали, если просто сказать «Просказатель», что Витолю безмерно радовало, ибо историю он не любил, как и все остальные предметы, впрочем тоже, за исключением пения и… рисования.

Что там за война случилась, было ему непонятно и «до звезды», как говорят, но в результате на Руси осталось около не более сотни миллионов человек всего населения из более чем трехсот миллионов на время ее, войны, начала. У немцев и того меньше, всего около 80 или где-то половина от былого их количества, а в халифате примерно 120 миллионов человек, сколько их было до прихода, никто теперь и не знает. Раньше не считали, но, наверное, и за миллиард переваливало, как говорил учитель по той истории Руси Смилин Старович.

Это просто громадное число в голове у Витоли даже и не укладывалось. Когда же он пытался выписать все нули на доске и не ошибиться при этом, то по три раза пересчитывал, переписывал, сомневаясь, правильно ли, благо никто не видел тогда его. А то было бы стыдно перед девочками из класса, а особенно перед одной одноклассницей Мартой. При воспоминании о ней Витоли краснел, даже будучи один, и количество нулей здесь было совершенно ни при чем.

Все тогдашние преобразования, в понимании Витоли, вылились в то, что сейчас требовалось один раз в неделю (десять дней – местная неделя, здесь и далее адаптировано под наш календарь, насколько возможно, и правильно, «декада» будет наименование ее) в первый выходной, соответственно, девятый день недели, надо, и до обеда желательно, сходить в храм Всевышнего. Там вместе с молитвой благодарения за мир во всем мире, и здесь это не иносказательно даже, прослушать там же еще и небольшую лекцию. Слушать ее надо обязательно, – делал пометку Витоли для себя. Потом, зараза, обязательно спросят про нее в школе, и придется еще и держать экзамен после, по окончании уже учебного года.

Здание храма Всевышнего было большим, если не сказать огромным, и больше напоминало столичный институт, где Витоли как-то был с экскурсией всем классом. Оно, кстати, поэтому и называлось «Храм-институт Всевышнего», где было много кафедр, по мнению, Витоли – просто больших помещений, но сказали – кафедр, ну и ладно. Эти помещения были для всех возрастов и разных степеней приближения к Всевышнему.

Благодаря своей достаточно неплохой памяти, Витоли пока проскакивал и экзамены по этим лекциям-беседам богословов сдавал с ходу. Не то чтобы там уж сильно придирались, но это были совмещенные экзамены и по всем законам государства Руси в том числе. Не только одни божественные заповеди, поэтому приходилось существенно напрягаться, что он не сильно любил, а еще меньше понимал, что и зачем это все ему надо.

Законы Руси были строгие, по сравнению со старыми, той, еще старой империи, это так, как говорили все учителя. Да и его отец подтверждал, при редких, эх-хе, раньше и довольно частых беседах в последнее время сейчас.

Один закон о курении чего стоит – и чего к нему придрались? Не такая уж и большая проблема, как на взгляд самого Витоли.

Ну курит кто-то – и что с того? Правда, раньше, говорят, курили какие-то травы, вызывающие то ли привыкание, то ли отравление, короче, Витоли ничего не понимал в этом, да и не интересовался, в общем, сильно этим.

Сейчас все было по-другому, это его просвещал как-то под настроение отец. «Курение, сын, только после твоего совершеннолетия, это в двадцать один год на Руси у нас. Считай, после обязательной службы в войсках самообороны или флота, – понял, сын?»

В общем, на Руси призыва как такового и не было, но дворянин, каждый дворянин обязан. В смысле он не обязан по призыву, но по велению совести и долга должен отбыть два года после совершеннолетия, где укажет император Руси.

Во где ужас – вздрагивал он всем телом тогда.

По поводу же курения Витоли так думал: и зачем оно ему после совершеннолетия надо? Нюхал он тот табак, не понравилось ему совершенно.

Отец его иногда курил, редко, но все же. Закон о табаке, кстати, его учили одним из первых. Первую сигарету можно получить только по паспорту, серьезная такая гербовая бумага и с фотографией, это только для дворян и опять-таки с 21 года.

Фотография появилась совсем недавно, и качество ее было пока не очень, Витоли так рассуждал, листая документ отца, что он нарисует портрет отца и лучше, если что.

Сам Витоли неплохо рисовал, иногда под настроение и одноклассников мог после матча изобразить, на фоне, допустим, «активных» ворот. Можно и одноклассниц, но он пока стеснялся этого и сильно стеснялся.

– Тебя запишут, – нудил с объяснениями отец, как лицо в данном случае заинтересованное, – в магазине присвоят там номер, и можешь брать сколько хочешь. Даже можешь послать своего будущего сына или дочь за ними потом уже, и неважно кого. Он называет номер и получает, что хочешь.

Видимая ловушка и несуразность очень проста, как любил порассуждать с ним отец после кухни, где они, отец с мамой, бывало, приговаривали бутылочку вина на двоих.

Если выяснится, что он, Витоли, например, взял не отцу или кому там еще, а себе и сам, то на первый раз он получает суток пятнадцать отработки или на ферме за городом, или по городу чистить канализацию, или вот улицы от вездесущего конского навоза их «яблоки» убирать. Причем это к любому сословию относится. Отец приводил в пример сына самого губернатора Семила. Если же выяснится, что родители разрешают своему сыну курить сами и не принимают никаких мер воздействия, то один из родителей получает сразу срок, один год тюрьмы. За что такие строгости, Витоли было совершенно не понятно. Правда, и действовало, на улице курящих практически нельзя было встретить, только в парке иногда забивали костяшки пожилые дворяне, вышедшие в отставку. Вот те курили, Витоли около них раз стоял, там дышать же невозможно было, поэтому закон он даже где-то одобрял про себя. Особенно когда надо было сбегать отцу, а его в этот момент ждали ребята на боло.

Удар паровика был внезапный и сильный, хотя видимых повреждений Витоли он, и не нанес.

Первое время врачи ничего не могли сказать определенного про состояние здоровья пострадавшего безутешным родителям Витоли Вилесс. Только разводили руками: все в руках Всевышнего, уповайте на него.

Был момент, даже клинической смерти, но потом применили новый метод электрического стимулирования сердца, изобретенный и применяемый до этого только в имперской академии.

Все это родителям рассказывал седой степенный доктор с окладистой бородкой, которую он периодически поглаживал рукой.

– Сейчас все хорошо, и благодаря моим новейшим методикам ваш сын уже где-то через полдекады – что-то подсчитывая про себя, – да, да, пациент будет совершенно здоров.

Родители Витоли на это рассыпались в благодарностях.

Родители Витоли, Сереги и Миритина Вилесс, были из хорошего рода специалистов. Обедневшие по разным причинам в прошлом их родители-дворяне, но с хорошей историей и без пятен ереси, что важно, и неплохим послужным списком, что, надо сказать, помогло в жизни им обоим. Сначала они, оба родителя, весьма неплохо окончили институт, правда, разный и в разных местах, а потом устроились на работу на местный военный завод. Где Витолина мать по имени Миритина начала работать технологом, а отец Сереги уже был к тому времени ведущим инженером-чертежником. Где они и познакомились в свое время и в последующем поженились.

Витоли было 16 лет, и он заканчивал десятый класс стандартной одиннадцатилетки во втором округе столицы.

На первый круг столицы родители Витоли все-таки не тянули ни происхождением, ни деньгами, скорее, не миларды, чай. Сто злотов – не мало, как для плебеев, но и не шибко разгуляешься на такие деньги.

Родителям, правда, знакомые при заводе предлагали специализированную профильную школу для их сына, намекая на их самих образование и их довольно выдающиеся успехи на работе, но они не решились портить единственному сыну жизнь: а вдруг будущая профессия не понравится и что тогда делать? В этом они, кстати, не прогадали, или, Всевышний их надоумил в этом.

Сын отнюдь не блистал успехами, от слова «совсем», и если физически он был развит весьма неплохо, то вот в остальном, прямо говоря, да-а-с.

Их сын неплохо рисовал, хорошо пел в классе на уроке, но уже с техническими науками шел большой напряг и это сильно мягко выражаясь.

Если еще химию – мать химик-технолог как-никак – и тоже черчение – отец в помощь – еще полбеды и хоть как-то вытягивались, то с точными науками, той же математикой, суть алгебра и геометрия, это был полный провал, а на этом фоне почерк курица лапой с массой ошибок по-русинскому вдобавок. В общем, слава Всевышнему, что оградил их чадо от специализированной школы. Потому что как бы они сейчас выглядели, если он и в общей школе плавал, то что бы он делал в специализированной, где знания нужны намного углубленнее и требования к ним существенно выше. Правда, оттуда и берут охотнее и на более престижные работы, но есть большое но: знания и умения требуются тоже такие же соответствующие, углубленные.

Вот по этому поводу семья Вилесс и собралась сегодня вечером на семейный совет.

До выхода из больницы осталась половина недели, пять дней, по словам профессора. До конца учебного курса, или учебного же года, четыре месяца. Надежды, что сын сдаст экзамены по всем предметам, нет никакой. По части предметов из них – да, может быть. По основным, той же математике и руси, ну, можно помечтать, конечно, но толку-то с тех мечтаний нет никакого. Решено было сначала тряхнуть кошельком, отец, правда, по простоте душевной, предлагал начать с ремня, но Миритина уперлась, и супруг вынужден был сдаться. Но на первый раз он предупредил.

На первых порах решили не нанимать официального репетитора. Все-таки немножко стыдно, они потомственные дворяне-специалисты, а сын оболтус и недотепой растет. Поэтому решили просто по-тихому, ненавязчиво попросить на первое время хотя бы двух учителей по предметам: той же руси и математике. Благо по математике она одна и по теоретической, и по практической части была.

Сереги Вилесс, происхождением, конечно, не дворянин-купец, но быстро просчитал, что это уже большой плюс по деньгам выходит. На большее они, скорее всего, и не потянут материально, а если официального репетитора нанимать, то и тем более, да и сын тоже ведь и отдыхать когда-то должен. Свой ведь сын, да и не плебей же, в самом деле, не за ремень браться, что пару раз приходилось, и жена Миритина потом дулась за жестокое воспитание их сына, на что и соглашалась до, видимо не очень задумываясь, о чужой попке.

Договориться вышло на удивление просто.

Бригида Петовна, учительница по русинскому, согласилась на два занятия в декаду. Она и сама будет приходить к ним домой, ей это не трудно, и два часа заниматься руси письменно и устно литературой – по часу каждым из предметов. За это они пообещали ей новую мебель в ее квартиру.

Бригида Петовна жила в общежитии, и то, что там была за мебель, вам уже понятно. Причем с Бригидой Петовной им повезло, можно сказать, дважды. Она не настаивала на немедленной оплате и была согласна, так сказать, по результатам и оплата. Она была довольно молодая еще учительница и немного сомневалась в своих силах. Что, надо сказать, несказанно обрадовало родителей Витоли, получивших на этом такую своеобразную нежданную рассрочку платежа. Они, правда, в силу своей профессии или, скажем, не частой покупки мебели, видимо, не знали еще и цен вдобавок, но пока не суть.

Учитель математики, наша знакомая Натали Сергеевна, наоборот поначалу наотрез отказалась от сомнительной славы репетитора их сына.

Мол, такой оболтус, как их Витоли, ей не по зубам и случай вдобавок еще и очень и очень запущенный. Тогда в бой был пущена тяжелая артиллерия в виде знакомства с Гесиком Смайловичом.

Гесик Смайлович – это муж математички Натали Сергеевны и большой любитель сложной, суперсовременной техники. Ему по знакомству и в виде такого своеобразного презента и был обещан тюнинг его паровичка, силами рабочих завода, где работала семья дворян-специалистов Вилесс.

Этому любителю новой техники жена уже не смогла отказать. После этого «математическая» крепость была взята и учительница, хоть и с сомнением, но согласилась все-таки помочь. Правда, только наотрез отказалась приходить к ним домой.

Как она сказала – «Еще чего не хватало. Я по ученикам еще домой только не ходила, девочку нашли, что ли, здесь пусть остается после уроков».

Сказала, что будет заниматься после уроков и только один раз в декаду на два часа, и все на этом, сказала как отрезала.

На вопрос родителей Витоли, не мало ли будет, ответила: «Если увижу рвение и хоть какой-то результат, можно будет и увеличить число занятий. Если же за месяц не будет ни малейшего сдвига и результата, извиняйте» – она откажется тогда совсем от таких бессмысленных занятий с их сыном.

Скрепя сердце и скрипя зубами пришлось согласиться с ней – а что делать?

Что сказать? Если с учительницей руси им очень повезло: и оплата потом и два занятия в декаду, что давало уже большую надежду на успехи, то здесь только одно занятие, а еще и неизвестен результат этого.

До полного их счастья этот Гесик, муж Натали Сергеевны, приперся на завод буквально на следующий день после согласия своей жены на репетиторство. Как только его пропустили на проходной? Завод-то военный как-никак. Можно сказать, пока чернила на договоре не остыли. Вдобавок и тюнинг паровичка вышел в совсем не слабые деньги.

Как оказалось, инженер-дворянин Сереги очень хорошо понимал, что и как надо делать теоретически в механизмах и дизайне. Но он, оказывается, ни демона не знал, сколько все это стоит практически и в злотах – это местные монеты такие.

Значит, вот этот вот тюнинг, о-о, и продлившийся-то всего пять дней, аккурат до выписки Витоли, и обошедшийся их семье всего-то в триста злотов. И то только потому, что их инженер – свой человек и рабочие на заводе сделали ему хорошую скидку. Сереги, правда, сильно кривился на это, скидка для дворянина – это как-то по-торгашески совсем выходит и сильно не по чести дворянина-специалиста, но чего не сделаешь ради их любимого сына. – Хотя и нехорошо это, – вздыхал Сереги, – но кошелек не бездонный все-таки.

Дворяне-специалисты издавна не очень любят дворян-купцов, торгашей по их наименованию, и взаимно друг друга презирают, не повсеместно, конечно, но есть такое дело.

По этому поводу глава семьи вот что сказал: если все это не поможет Витоли, он самолично купит хороший новый ремень из кожи старого сможа и лично отходит любимое чадо не взирая, – при этом выразительно смотрел на свою жену. Потому как его ежевечернее пиво исчезло как дым, кстати, как и выходная бутылочка хорошего вина уже на двоих им с женой. Чем недовольна была еще и его супруга. Поэтому отвертеться сыну, скорее всего, не удастся, а только примерной учебой и сдачей экзаменов на отлично или хотя бы на хорошо, они были реалистами все-таки.

Новое утро иногда как день рождения.

Сергей

Сергей плавал в темноте. Где-то вдалеке шумели волны моря или озера – неясно. Они медленно накатывали на берег, и вдобавок противно и монотонно кричал ишак.

Что? – Сознание начало всплывать. Что? Какой ишак? Он что, в плену? – мысленно задергался, но тело не слушалось и лежало совершенно без движения. Связан, ранен, затекло или отлежал? – мысли неслись без остановки. Ужасы плена он неоднократно слышал от других. Да и видеть приходилось, чего уж там, та журналистка надолго запомнилась, еще пара солдат, которых он как-то самолично даже освобождал. Какие-то сломленные, не люди, а скорее как дрессированные животные. За кусок хлеба готовые на все и ни на что уже не годные как собственно люди. Они вздрагивали от всего, и их любимая поза – по-любому поводу упасть, сжаться в комок, закрыв голову руками, и делай с ними что хочешь после этого.

Нет, Сергей их не осуждал и не презирал, как некоторые сослуживцы, его коллеги, брезгливо морщившиеся, глядя на таких опустившихся и потерявших все человеческое узников. Еще не факт, что бы он сделал сам в таком положении и кем бы стал через месяц или тем более год вот такого плена. Те же сестрички в госпитале, хоть и не бандитки, но строили всех вплоть до полковников, и с такой милой улыбочкой, что прямо дрожь пробирала и в начале лечения, когда их видел впервые, и в конце, только причины были уже совершенно различные.

Что он в плену, он понял сразу. Во-первых, связан, не удалось пошевелиться ни рукой, ни ногой. Во-вторых, темно как, как… в общем, темно, вы поняли? – Такая естественная темнота, что бывает исключительно в одном месте.

Лежал так или сидел он по собственным ощущениям дня три. Как это может быть? Если темно и нельзя пошевелиться, но между тем было понятие – прошло три дня. За это время только одно событие его взбудоражило, хотя как сказать, лучше бы его, наверное, и не было совсем. На третий день его пришли бить или, видимо, совсем убить. Кто пришел? Неясно. – Это по известным уже причинам.

Он не видел и не слышал, и даже удары не совсем чувствовал. Хотя по кости они же должны передаваться, но как же у него все болело после этой экзекуции, буквально каждая клеточка на его теле. Такое впечатление, что не оставили ни одного участка, где не прошлись бы сапогом или дубинкой. Голова просто раскалывалась. Он уже ничего не хотел и только ждал, когда же все… отмучился, после такого все равно ведь не жилец.

Звезды светили в окно, и было их как-то неожиданно много. Даже в тот кусочек неба, что попадал в квадрат окна, он насчитал 12 штук. Странно, то ли у него сильно улучшилось зрение, то ли это участок неба такой попался.

За окном были интересные звуки. Слух заработал, и первая или, скорее, уже вторая после зрения радостная новость. Вроде, как старинный паровоз пропыхтел за окном.

Был такой у него случай в далеком детстве. Он видел, как из депо выгоняли старинный паровоз, и он его даже трогал тогда. Правда, кроме вымазанной в саже руки воспоминаний больше и не осталось, но ведь это был настоящий паровоз, оо-о.

Вот и сейчас он сначала даже подумал, что он едет куда-то, но еще раз окинул помещение и понял: нет, скорее всего, в комнате лежит.

За окном через некоторое время выглянула луна. Правда, была она какая-то совсем маленькая и не совсем даже как бы круглая, ущербная какая-то.

Неожиданно в памяти всплыло: не Луна это, а Селена.

Луна будет там выше, и она больше размером, и круглая она.

Шизофрения, однако, – проснулась несвоевременная мысль из несостоявшейся профессии.

Болезнь не самая хорошая и желанная воспринялась легко и просто. На фоне чеченского плена, войны и кошмаров, возможной инвалидности, голос в голове уже воспринимался как нечто само собой разумеющееся, такой милый и даже чем-то приятный и уже почти не вызывал отрицательных эмоций. Такое легкое сожаление и не более того, даже в чем-то хорошо.

Хотелось пить, но руки еще не слушались, и приходилось ждать утра.

Тем временем на стене тикали старинные ходики, и в свете луны или не луны, черт его разберет теперь, на них были видны стрелки. Ничего необычного в них он не заметил: стрелки и стрелки, пока не прошло примерно около получаса.

Он долго смотрел на циферблат. Сначала ему показались неправильные цифры и их начертание.

«Какие-то они не такие. Римские, что ли?» – мысль Сергея.

«Нет, – не согласилась на это его шизофрения, или, как решил Сергей ее называть, осознание, – обычные халифатские цифры. Ничего не римские, и вообще “римы” – это их старинное название, сейчас они “немцы” зовутся».

Спорить со своим вторым сознанием, которое осознание, будет себе дороже. Поэтому решил для себя, что халифатские, значит, пусть будут халифатские.

Еще минут пятнадцать попялившись на настенные часы-ходики и окончательно убедившись, что стрелки вращаются в другую сторону, и согласившись с своим осознанием-шизофренией, что в ту, что надо, он окончательно успокоился и заснул сном младенца. Утро встретило его сначала бодрой санитаркой в сером халате, которая сначала молча засунула ему утку под зад, а потом так же молча повернулась и вышла. Уже привычно напрягся, спасибо госпиталю, никакого стыда он не испытывал уже давно по этому поводу. Струя зажурчала, и тут он понял, что руки его неожиданно слушаются. Попробовал ноги… ну, не все прямо так и сразу же.

Через время зашла санитарка вытащила утку, сказала: «Молодец, мальчик», – и ушла.

«Молодец, мальчик, – не такая она и старая против меня будет, чтобы я был для нее мальчик», – подумал Сергей и удивился. Что-то было не то?

Первое: опять влезла шизофрения и сообщила, ну весьма своеобразно сообщила, но пусть будет в виде диалога, хотя это не совсем так.

– Сереги будет правильно, Сергей – это имя моего отца в полном его наименовании, то бишь в отчестве, только тогда это слово так и произносится.

И это, – тетя санитар старая, ей лет, наверное, больше тридцати будет, а может, и все тридцать пять будет. Значит, старая уже и плебейка вдобавок, – осознание явно нос от нее воротило, хоть и стеснялось при этом сильно.

– Во-о ответ, а мне тогда сколько? – переговаривался Сергей сам с собой, не особо обратив внимание на незнакомое слово «плебейка».

Получил – шестнадцать сейчас есть, а в конце лета будет уже семнадцать.

Крыша, не спеша, шифером шурша, ехала к земле, прохожие визжали и шарахались в стороны.

Не к месту вспомнился анекдот, совсем не к месту.

Сознание действительно ненадолго покинуло его. Он отстраненно смотрел, как пришел добрый доктор, вставил трубочки в уши и стал что-то слушать и спрашивать его. Причем очень удивился речи. Именно тому, что пациент скорее жив, чем мертв. Даже двигает руками, что вдвойне странно.

Правда ноги пока никак, но это временно, как пояснил добрый доктор.

Все это отстраненное сознание воспринимало как бы со стороны, причем если только прислушиваться, не прислушиваясь, просто слушать, – получалась какая-то ближе к немецкой каркающая речь и абсолютно непонятная.

Он стал слушать, как и прежде, через осознание и неожиданно волевым усилием закрыл сам себе рот. Причем на половине фразы, буквально в последний момент и только что не руками.

Что заставило его так поступить?

Фраза, которую собралось сказать его тело или он сам, как бы это сказать правильно, была следующая:

«В меня кто-то подселился, он управляет моим телом, помоги мне, о Всевышний».

Сергей успел остановить фразу буквально на первом слове: в меня…

А добило его слово «Всевышний», то, что он все-таки успел не произнести. Хоть и не большой любитель земной истории, но про происки инквизиции прошлого мы слышали все и в институте проходили, правда только краем уха и на первом курсе еще. Что бы сейчас оно ни было, как бы оно ни происходило, а изгнание дьявола ничем хорошим для него не кончится, это он знал точно.

Уже ночью рассматривая звезды, а потом и часы со стрелками, вращающимися в обратную сторону, он понял: от земли он очень и очень далеко. Это несмотря на то, что лежит он сейчас на первом этаже.

Все это, конечно, хорошо, но фразу надо было закончить, а то уже добрые доктора косились, и он не нашел ничего умнее, чем спросить:

А меня будут колоть еще?..

Что вызвало здоровый смех и утвердительное высказывание – что да и всенепременно, молодой человек. Но я же хороший мальчик, и он уже не боится уколов, а то они расскажут его одноклассницам-девочкам, и ему-мне будет потом очень и очень стыдно смотреть им в глаза.

Утверждение о девочках подвигло целые пласты информации в осознании, и Сергей надолго завис в молчании. Светка, Валери, еще какая-то Марти – как-то все это было слишком непонятно и волнующе, причем неправильно волнующе. Если сам Сергей думал, что вот бы заняться, так сказать, процессом воспроизводства людей, то то, что в нем поселилось, – какое-то осознание непонятное. Вот оно только мечтало о каком-то поцелуе, причем хотя бы мимолетном, и уже от одного этого млело и впадало в экстаз и нирвану.

Два доктора между тем посовещались и, кивнув медсестре, уже в более привычном белом халате вышли, а она, достав обычный, не одноразовый, а стеклянный шприц, стала деловито готовить его к сей неприятной процедуре. Поглядывая то на меня, то на пузырьки с микстурами. Видимо, не дождавшись от меня никакой реакции, спросила: «Не боишься?».

Видимо, это тело или, скорее, его владельца Витоли таким способом не раз ловили на слабо.

Чтобы не выходить из образа, сказал: «Не боюсь».

Что вызвало понимающую улыбку и немедленный укол. Что сказать, еще не вернувшаяся чувствительность сыграла свою роль, и я даже не поморщился, ибо не было от чего. Сестричке моя реакция совсем не понравилась, и она спросила: «Не больно?».

Получив утвердительный кивок, вытащила шприц. Протерла ваткой место укола, заставила держать ватку на месте укола и сама вышла.

Как оказалось, снова за теми докторами. Они вернулись весьма быстро и стали долго о чем-то совещаться на незнакомом мне языке. На латыни, наверно, хотя язык Сергей не опознал, что для бывшего медика и странно немного, но другой мир – что же тут поделаешь, латынь тоже, видимо, другая.

Потому консилиум врачей был недолог и вердикт звучал так: на массаж пациента, а там посмотрим, и с таким немудреным диагнозом и пожеланием мне всего хорошего они вышли.

Что сказать? Массаж мне понравился, мне его и в учебке делали вполне профессионально, и в госпитале без него никак не обойтись, а тем более мне как неходячему, там.

Здесь то же самое сейчас было. Это не смотря на другой мир, с его непонятными языками и людскими этими постоянными – слава этому Всевышнему, вот с такими непонятными мне не местному пока отношениями.

Пришел массажист, темные слегка вьющиеся волосы на голове и такое же лицо, не, не невьющееся, просто темное, парень – не негр точно, скорее, темный араб такой. Без предисловий перевернул меня на живот и молча приступил к своей работе.

Пока он массажировал мне икроножные мышцы ног и каждой ноги отдельно, я ничего не чувствовал и просто отдыхал. А вот когда он перешел на спину и стал разминать квадратус люмборум, или, по-простому, мышцы поясницы, я заорал.

О, как я кричал, – это надо было слушать. И как только связки выдержали? Бедный массажист забился в угол и укрыл там голову руками, а в кабинет влетели два санитара и за ними следом два доктора. Потом толпа как-то разбавилась давешней санитаркой, и в конце концов врачей собралось в палате будь здоров. Я же затих и даже зажмурил глаза, стесняшка, блин, но больно же было, ё-моё.

Врачи сначала выгнали всех лишних и посторонних. Потом снова осмотрели меня более тщательно и потрогали, потыкали меня везде, где только можно. Добрый доктор даже мои мужские достоинства покрутил в разные стороны и многозначительно похмыкал. Они-то или оно то ли чем-то ему понравилось, или не понравилось. Зачем-то посмотрели совместно горло, ну правильно, где жидкость выливается и соответственно где она вливается, спецы, блин. О чем-то посовещавшись между собой на своем чучмекском же языке, засмеялись и ушли, напоследок сказав массажисту, что какой-то Халиф будет им доволен.

Он поклонился им в пояс, дождался, пока они выйдут, и подошел ко мне.

Сначала осторожно и опасливо потрогал ногу, потом чуть помял спину или скорее плечевой пояс и только после всего этого и до моей злосчастной поясницы опять добрался.

Резкая до судорог боль, наведшая такой переполох в палате да и во всей больнице, видимо, как появилась внезапно в квадратной мышце, так же и пропала неизвестно куда, и даже когда массажист стал снова массировать в полную силу, боль не вернулась совсем. Лишь слегка покалывало и все, но это было скорее даже приятно.

Перевернул меня на спину и, накрыв посредине полотенцем, продолжил. Объяснив при этом, что негоже одному мужчине смотреть на достоинства другого мужчины.

Ну я про это ничего не скажу, но тот добрый доктор трепал мой отросток без всякого зазрения совести и всякого стеснения, хорошо хоть в перчатках был, правда тонких и матерчатых каких-то.

Массажист же, араб этот, пояснил свою мысль: может возникнуть чувство зависти, а это нехорошо, недостойно мужчины, ну да было бы там еще чему завидовать.

По этой же причине и женщины не должны демонстрировать свои прелести друг перед дружкой. Это, видимо, он мне рассказывал свои мировоззрения или, что, скорее всего, более верно, местные какие-то религиозные догмы, хадисы, там, или как оно здесь называется по-другому, привет, Юхим.

Когда же я спросил, а как же выбирать тогда, намекая, что девушек желательно хотя бы посмотреть, а то и пощупать надо для полноты…

Все это уже после массажа, когда я, несмотря на протесты, все же сел прямо на столе, предварительно повязав широкое полотенце на пояс. Разговаривали мы с ним долго. Я, правда, больше молчал и слушал, мотивируя только рассказчика иногда некоторыми восклицаниями: а, да, угу, у, ну да, – ему и этого хватало, видимо, или дефицит слушателей, или такой местный любитель языком чесать.

Звали массажиста-моралиста Омати, был он из мореходов и бывшим пиратом из Халифата.

Вытаскивание из памяти Витоли – Халифат, или халифатство – страна, государство на западе от империи Руси. Правитель, халиф, выбирается советом кланов кочевников пожизненно, и только со смертью правителя происходят перевыборы, но обычно выбирают из этого же клана. Поэтому можно говорить о династии и преемственности. Как кочевники они уже не воспринимаются остальными народами, да и ведут скорее полукочевое существование. Это проявляется в том, что только небольшие племена выпасают скот в виде коз, овец и верблюдов, а большинство уже никуда не двигается и занимается растениеводством у многочисленных прибрежных арыков. Также из-за большой протяженности морской границы сильно развито мореходство и в том числе рыболовство.

Хотя империя Руси и оспаривает лидерство халифатцев в морском деле, но это все же более вероятно.

По семейному положению каждому мужчине положено, именно положено иметь четыре жены, а в последнее время желательно и больше. Это, скорее, больше обязанность, чем право. Потому как климат все же не способствует большим урожаям, а море, или – правильно – океан под именем Западный Арес (есть еще и Северный Арес), слишком переменчиво, и вместо большого улова можно запросто сложить голову, а содержать жен надо, это мужская обязанность там. Отношение к женщине в халифатстве – скорее как к мебели или как к очень полезным и нужным животным, в отличие от той же империи Руси, где декларируется почти… ну с вариациями, конечно, равноправие обоих полов. Проблема с повышенным рождением в последний век девочек очень напрягает халифа Бенгема, как и все народы мира Этелла, поэтому в халифатстве и такие суровые требования, чтобы количество наконец перешло в качество. Нафиг про халифат, осознание, – подумал Сергей, – слушаем Омати дальше.

Охотились они в прибрежной зоне халифата, в своей зоне, естественно – он уточнил, – и раз чисто «случайно» перешли в территориальные воды государства Руси, где их и поймали. Это родное государство Витоли называется, если что, империя Руси.

Чтобы не спровоцировать межгосударственный скандал, правительство халифата отдало всех пойманных пограничниками людей вместе с их кораблем в руки правосудия русинов, с тем чтобы оно уже само дальше решало. Что с ними, с пиратами этими, делать?

Большинство было отправлено на каменоломни, вроде, – Омати не знал точно, но предполагал, – Оставшихся, повара, врача и самого Омати. Он тогда был еще слишком молодым и помощником лекаря вдобавок и занимался на корабле массажем, да еще обычное для юнги на корабле – подай, принеси и пошел вон отсюда.

Он тогда в силу возраста попал под амнистию. Ему, можно сказать, повезло, его взяли в имперский институт сначала как наглядное пособие, а когда узнали, что он еще и массаж неплохо делает… Вот с тех пор он здесь в больнице все больше и живет и подрабатывает между делом, а не смущает своим видом экспоната по анатомии студентов и студенток столичного института.

«Что-то он мутит или не договаривает, – подумал Сергей, – где институт и где больница находится, что лежит сейчас Сергей. Это второй круг, конечно, столица, но это второй круг и для местных аристократов-милардов, то бишь место совсем не престижное. Где-то ты, друг, видимо, накосячил, и тебя выперли. Это ближе к правде будет».

Вида на жительство ему, правда, не дают, – Омати продолжает, – а тем более самого гражданства империи Руси, но это ничего, он не жалуется. Его никто здесь не обижает, и вещи он покупает, когда хочет, и какие-никакие деньги есть у него всегда. Санитарочки здесь ну есть очень хорошие, и подмигивает мне, зараза такая черномазая. Типа, держись, парень, и ты не пропадешь. Я только покивал на это, да, вот это я попал, не жизнь – сказка… страшненькая она, правда, местами.

Меня снова перевезли в палату после массажа, правда, уже в другую, и оставили наконец в покое. Пришла мне пора самому разобраться, что мне делать, что я, кто я и что со мной все-таки произошло.

То, что я теперь шестнадцатилетний паренек, – это ясно. И этот парень, тот, что прежний хозяин тела, случись упустить мне контроль над собой, начинает вылезать на поверхность и перехватывать контроль над телом обратно. Убью гада. Правда, пока особо не бунтует и подсказывает, если что мне непонятно здесь, но как это долго продлится и не проколюсь ли я с ним далее перед местными? Надо что-то с этим делать, и желательно пошустрее.

Потом начал вспоминать, кто я здесь, где живу, что и как делаю, в общем, тряс память донора по полной. Со стороны сам себе диагноз ставлю – шизофрения. Надо же вживаться как-то, так до обеда и провозился с этим всем сильно непонятным. Перетрясая своих новых старых знакомых. Что хорошо, путаницы все же не было. Как я боялся вначале, что у меня шизофрения или ДРИ (диссоциативное расстройство идентичности), что, скорее, будет более верным с медицинской точки зрения. Но для всех остальных, немедиков, пусть шизофрения будет, что понятнее и ближе народу, далекому от медицины.

Не было у меня такого, что вспоминаю боевого товарища Петра (черт, девчачье же имя, невовремя влезла память осознания, намекая на женскую букву «р» в имени), а в мозг лезло изображение крупного плотного паренька Вихо Смалиди, что сидел впереди меня за партой.

Правда, это только после соответствующей тренировки и с жуткой головной болью в итоге на следующее утро. Но зато и результат в итоге того стоил. Две жизни – Витолина до и Сергея теперь – четко разграничивались, и требовалось только, находясь в одной, вытаскивать сведения из другой. Хотя, при известной сноровке, и можно, и даже довольно шустро. Правда, со стороны в это время я таким тормозом буду выглядеть, но это все же лучше, чем прорвется осознание того или этого хозяина Витоли, и все, мне хана на этом. На фоне же, прямо скажем, не очень умного Витоли и незаметно будет, я думаю и сильно надеюсь.

С этим делом разобрался. Стал вспоминать своих «новых» родителей, уже нынешних, этого тела. Старых, вот, чтоб не путать, перевел в разряд дедушек и бабушек, благо у нынешнего тела их и не было уже и вовсе в живых. Да, они приехали в этот город сами издалека и, видимо, давно, Витоли не помнил, да и не вникал парень, мда-а. Семья была… хотя почему «была»? – и есть, вроде, богатая по местным меркам. Отец – ведущий инженер на заводе, мать – химик-технолог на том же каком-то военном заводе, сын этот Витоли не удосужился даже поинтересоваться на каком. Не его это, видите ли, были интересы. Его все больше интересовал боло, этот почти полный аналог нашего футбола, правда с местными нюансами. Ворота были разной ширины и менялись в зависимости от тайма к тайму. Там дурацкие, как на мой земной взгляд, правила, но Витоли все нравилось в той игре, он, можно сказать, был от нее без ума, фанат, одним словом.

Ну, и мысль напоследок: а я тогда кто при этом теле?

Вселенец, подселенец, переселенец. Вот ведь мозги сломаешь, эту мысль мы додумали уже одновременно. Осознание пыталось пробиться и что-то сказать мне. Я все никак не мог понять, что же оно хочет от меня, пока наконец до меня не дошло.

Мама, мамочка пришла, упс…

Глава 3

Детство – это так сложно и серьезно, когда ты там, И так смешно и чуть грустно, когда ты уже не там.

Витоли-Сергей

Я поднял голову, симпатичная молодая женщина, лет тридцать, может, и тридцать пять на вид, вряд ли больше, села на кровать и обняла меня. Я скользнул уже своим сознанием вглубь, решив, что сейчас я точно там не нужен и ничего мне не будет страшного от этого ухода. Правда, ситуацию в целом контролирую, потому как доверяй, но проверяй.

Сознание владельца больше не взбрыкивало, а только повторяло: «мама, мама» и плакало. Мне даже немного стыдно стало за него, за себя, все-таки шестнадцать лет – уже не такой и маленький ребенок. Хорошо, матерью это все воспринималось как должное, и она только повторяла – Сыночек, я с тобой, и все будет хорошо.

Потом подошел отец.

Вот это уже чувствовалось – мужик. Он дал носовой платок, велел вытереть слезы и стал расспрашивать уже по делу.

Что и как произошло у меня тогда?

Как-то пришлось буквально сразу вмешаться. Потому как осознание на полном серьезе собралось делиться и жаловаться: что уколы слишком болючие, что страшный массажист – изверг и садюга, и ему здесь совсем плохо одному и очень стыдно бывает от прихода нянечек с их утками. И главное, осознание ничего не говорило да и не собиралось, видимо, говорить по существу происшествия.

Перехватив управление, потому как эту белиберду я озвучивать не собирался в принципе, я четко и по-военному доложил, что, дескать, соскучился, откуда и слезы, извини, пап, не сдержался, вас когда увидел, и в общем, ничего, все нормально у меня.

Отец вник, потрепал по голове и обрадовал, сказал, что еще четыре дня, и меня они заберут домой. Чтобы я выздоравливал и все у меня будет хорошо, мол, поправляйся, завтра они еще зайдут ко мне с мамой. Фруктов никто не принес, оказывается, не было здесь такого обычая. Больным приносить еду не разрешалось категорически. Иногда, детям игрушки приносили, и то только с разрешения врачей, а еду никогда, потому как процедуры и прочее для всех разные.

Процедуры были, правда, у меня только вечером, укололи раз, и все на этом. Пришла давешняя медсестра и опять стала священнодействовать со своим стеклянным «ужасным» шприцом.

Я чуть было не спросил, почему не одноразовые, и осекся, потому как новое осознание, которое на этот раз подсказало вовремя: нет здесь такого, мол, это же дорого. Один шприц на один укол, а про пластмассу здесь ничего не было известно и совсем. Во всяком случае, пока копался в осознании, не нашел никакого упоминания, правда и осознание убогое какое-то, но другого нет и у окружающих не спросишь ни о чем, чтобы не спалиться при этом.

Кстати, стены все до половины окрашены краской какой-то, видимо, а потом выше побелены и вокруг пластика никакого точно нет.

На стене висела коробка деревянная с дырочками. Думал, воздухозаборник какой, потому как похож очень, но осознание пояснило, угу-угу, пояснило, после соответствующего мысленного пинка только: – Это громкоговоритель, новое веяние, еще не везде есть, по-местному «вещатель». Мама хотела к нам домой провести, но пока очень дорого для нас.

Из памяти Витоли.

«Обойдемся», – сказал, как сейчас помню, отец, а я ведь сильно просил тогда. Хотел перед Марти, своей одноклассницей, похвастаться и домой ее пригласить как-нибудь по этому поводу как раз. Правда вот похвастаться – это да, Витоли это может, а вот по части домой ее пригласить – это уже сильно затруднительно. Владелец тела был довольно стеснительный мальчик и с девочками ни-ни, даже и поговорить. В отличие от меня, подселенца, опытного ловеласа, правда с незавидной судьбой, если что. Но надеюсь, это все теперь для него, для меня, черт, как же разобраться-то в этом всем, для меня в прошлом.

Медсестра опять, видимо, хотела поймать на слабо и нарвалась на ответ подселенца – что «да, больно, но не боюсь, и колите, все равно ведь не отстанете со своим лечением».

На что она только хмыкнула и сказала: «Молодец, растешь, парень, а то развел здесь сырость, понимаешь, а сейчас действительно молодец».

Укол, в отличие от первого раза, действительно был мерзопакостный, и даже, видимо, бывшее там обезболивающее не сильно много помогало процессу. Правда, пользуясь новыми вновь открывшимися возможностями, я просто отдалил осознание чувствительности тела в осознание хозяина, то бишь Витоли, и в общем себя довольно неплохо после чувствовал, а хозяин пусть терпит, не хрен было зевать по сторонам тогда.

Поэтому даже немного после поболтал с сестричкой.

Спросил про погоду, про рыбок в аквариуме. Я видел в холле такие стеклянные кубы стояли большие и с зеленью внутри и только когда перешел к вопросу «А что вы делаете сегодня вечером?», медсестра с сомнением стала смотреть на шприцы и перещупывать свои микстуры. Наверное, думала, что же она такое мне уколола, если мысли пациента ускользнули ну совсем, прямо скажем, не туда.

Поэтому пришлось быстро закругляться. Я только просил ее приходить еще в следующий раз, но без этого дикого приспособления – показываю на стеклянный ужас устрашающего размера, лежащий радом с моим пусть и небольшим ужастиком, и кому это так не повезло, интересно. Лучше пусть будут горькие таблетки, чем это недоразумение, она с улыбкой пообещала мне подумать… если «мальчик» себя будет хорошо вести. Вот и думай, что она этим сказала или хотела сказать. Все оставшиеся четыре дня до выписки я провел в основном на массаже. На него я уже ходил самостоятельно, а не как первые разы – возили на каталке, такое титаническое сооружение из дерева, хотя и не без изящества. Даже стал делать зарядку. Тело мне досталось хорошее, ну молодое точно, но никакое не тренированное, и его надо, видимо, нагружать и нагружать хорошо. Попробовал растяжки, они получались, но чувствовалось, что тело это делает в первый раз и в общем заниматься еще и заниматься, одни ноги тренированы, спасибо болу, этому местному варианту футбола.

Уколы мне отменили, благодарность медсестре – Мирана звать, – но она мне этого не говорила, видимо, это она похлопотала. Давали теперь только витамины, какие-то кислые таблетки, и еще требовалось есть какие-то зеленые листья, осознание бывшего хозяина тела, овощ или скорее траву на вкус не определило, что и не удивительно. По виду, вроде, капуста капустой, но по кислоте любой наш щавель переплюнет, бр-р, гадость-то какая, скулы сводит и везде, короче… Прощался со всеми тепло, с массажистом и врачом за руку. Правда с разной степенью почтения, Омати дружески пожелал больше не болеть, а то…, доктор же сказал, что, несмотря ни на что, я был ну очень интересный его пациент. Я даже внутренне вздрогнул, нафиг, нафиг этих гениев от науки медицины.

Медсестричкам двоим поцеловал руку. Был, оказывается, здесь и такой обычай, но только если тот и другой сословия дворян. Здесь монархия, оказывается, на дворе. Если дворянин, не дай Всевышний, поцелует не дворянку, это он сам себя тем самым как бы унизил, поэтому сначала выяснил все про сословия. Врачи и медсестры были дворяне, только нянечки и кухарки – простые сотрудники низкого сословия, но они меня уже не интересовали и вовсе.

Домой ехали с отцом на такси. Это довольно дорогое пока еще здесь удовольствие. Я имею в виду машину, паромобиль этот, скажем, а не карету на конной тяге, но один раз можно себе позволить, а вообще есть трамвай на повседневную.

Еще лет пять назад и он был на конной тяге, а теперь приделали паровой движок, и он гордо зовется «паровик», хотя дымит, как паровоз, а легковые машины типа такси зовутся «паровички». Это я их слышал в тот первый день, когда решил, что я в паровозном депо. Они очень интересный звук издают, типа пухают (звук выпускаемого пара) прикольно во время своей работы, хотя и довольно тихо в общем.

По городу движение небольшое, и, как отец сказал, все на большем числе улиц вешают знак, что гужевой, это на лошадях когда, транспорт там запрещен. Сразу стало легче дышать в городе. Я помню, еще лет пять назад целая служба была и все местные пятнадцатисуточники занимались исключительно уборкой мусора от гужевого транспорта. Сейчас тоже еще слышится запах, но уже меньше, намного меньше.

Мы жили, понятно, что Витоли с родителями, но как-то же и я там тут теперь, ближе к окраине, и у нас еще можно было ездить на лошадях. Вот отец как раз об этом с таксистом и разговаривал, и я между делом в процессе их трепа узнал для себя много нового.

Что еще год или два, и только в пригороде останется, а в остальном в столице везде закроют всякое гужевое движение. Дешевле все равно выходит, чем службу уборки содержать, да и дышать легче. Все-таки дым ветер быстро уносит, а вот конские яблоки как-то не очень, да и неэстетично это – давил водитель паровичка.

Вот за таким разговором я и приехал в свой новый старый дом.

Жили мы, оказывается, на третьем этаже пятиэтажного дома. Дома, кстати, выше пяти и не строились, и ниже в городе тоже не строились, за редким исключением, и то только за городом. Лифта не было, и осознание не знало, что это и для чего нужно. Кстати, поговорить с осознанием не удавалось после той моей ночи разделения старого и нового, сознания и осознания. Ответ получить на заданный вопрос – всегда пожалуйста. Полистать – как справку в Интернете получить, а то и еще быстрее, подменить себя им и наоборот, тоже без проблем выходит, а вот поговорить – это не воспринималось никак, типа сам с собою. Этого не было, сколько ни пытался, разве что эмоциональная окраска на то или иное событие, и та не всегда была. Это все после той ночи, когда я ввел жесткое разграничение, но это все же, как по мне, лучше, чем, не дай этот местный Всевышний, перехватит контроль старый хозяин тела Витоли, и в самый ненужный и ответственный момент, и пиши пропало. Дом, или – правильно сказать – квартира. Настоящие хоромы, мне понравилось жилище, пять комнат, три поменьше и две больших, еще, сверх того, коридор, кухня, ванная, правда совмещенная, но есть деревянная перегородка, вроде как раздельно туалет и ванная получается. Поэтому если дома только свои, то можно считать, что раздельно. Потряс память, да это и есть, и если кто купается, то это не считалось зазорным, и мать неоднократно забегала, когда Витоли мылся. Да и сам Витоли не интересовался никогда, купается кто из его родителей или нет, если ему надо вот прям по срочному делу. Дома кроме хороших новостей и разных были и плохие. Родители наняли репетиторов. Старый ужас хозяина тела воплотился в жизнь. Его и раньше, вроде, предупреждали об этом – «учись, учись, сынок» – родители.

Но дальше, чем «хорошо, мама, обязательно, папа», – дело все и не шло.

Лишь услыхав эту новость, тело непозволительно вздрогнуло, что тут же отметил отец.

«Тебя предупреждали, сын, ты не внял, не сдашь экзамены, пойдешь в мореходку», – строгое напутствие отца.

Судя по вновь открывшимся перспективам, на фоне мореходки, уже репетиторы выглядели блеклыми цветочками.

Заполучив в результате в лице сына твердого энтузиаста учебы и отправив отдыхать, отец все же напомнил в конце: «Завтра понедельник. Согласуешь с учителями время занятий и вперед. Я на тебя очень рассчитываю, сын, не подведи меня, нас с матерью».

Глава 4

21.02.101 г. Понедельник

Да, понедельник – день тяжелый. Это я еще как-то помнил по прошлой жизни, всегда он был такой, а здесь и особенно. Потому как отдавать управление телом оболтусу Витоли было откровенно стремно. Вдруг как сдаст местной инквизиции, или что здесь ее, там, заменяет, и привет, веселый пионерский костер со мной в главном действующем лице и топливе одновременно. Контролировать же самому тело получалось откровенно плохо, если не сказать, хреново.

Пока не знал никого лично, и, как ни быстро вытаскивал знания об окружающих, а на меня уже косились за ступор. Отбоярился тем, что не отошел еще от травмы головы, что я получил накануне.

Мысль мне эта так понравилась, что решил и дальше на нее списывать все косяки, если что. Долго смотрел в учебник, первой шла география, и меня откровенно передергивало. Как я помню, географию там я, вроде, любил, поэтому, в чем дело, сразу не понял, потом разобрался. Это оказались эмоции прежнего хозяина, и он ее уже не очень. Надо запомнить, чтоб не накосячить с предпочтениями, бо палево.

Урок отсидел, ни на что не отвлекаясь, ничего и не спросили, а сам полистал учебник. Интересный эффект получается: смотришь на какие-то кракозябры, а через время понимаешь, что это обычные буквы, и уже без напряга их читаешь в книге. Язык, кстати, местный уже воспринимается почти как родной.

Я в этом деле тренировал его еще в больнице. Плакатов, как у нас, в больнице нет, но нашел распорядок посещений и какие-то договора наемного персонала – и как они там оказались? – вот их и читал и тренировал произношение и все такое. Даже петь пытался тихонько, голос у этого тела-парня хороший и красивый. Не то что у меня прежнего, грубый, прокуренный и с легкой хрипотцой. Что хорошо, курить не тянет совершенно, видимо, это к памяти тела больше относится, душе или чему там еще это, видимо, не надо, это хорошо, потому как с этим были бы большие проблемы до совершеннолетия у меня тут.

Язык, как по мне, чем-то напоминает наш немецкий, не сильно, конечно, но все же. Немецкий же, местный который, больше похож на наш земной итальянский, плавный такой, с мягкими окончаниями. Витоли довольно неплохо его знал, потому как память – это одно из немногих достоинств, что достадлось Сергею от предыдущего хозяина тела.

Учительница географии Бригида Петовна сама меня остановила после своего урока и предложила согласовать расписание моих будущих занятий с ней и вот прямо сейчас.

Решили, что второй, то есть завтрашний день, и четвертый день декады сразу после уроков я ее ожидаю и мы вместе с ней идем ко мне домой.

Не знаю, что она ожидала увидеть, но мой откровенно обрадованный вид и то, как я ее оглядел с ног до головы и обратно, вызвал у нее, видимо, легкий ступор, типа моего.

Видимо, не такого она ожидала от не самого лучшего ученика в классе.

А что, симпатично выглядит, – оценил я ее прикид, – и этот темный узкий шарфик ей очень идет, очень, эм-м, и волосы вьющиеся.

Я же стал расточать елей по сердцу, что я ей очень благодарен и тому подобное. Быстро, правда, пришлось опять закруглиться, потому как по ее расширившимся глазам понял, что меня куда-то не туда потянуло и надо попридержать коней. Черт, как же казановское нутро-то лезет, а еще это тело молодое и гормоны играют, видимо, черт, черт, доиграюсь я скоро с таким подходом к делу.

Быстро распрощался с ней и свалил из класса. Здесь, в отличие от земли, не слишком привыкли скакать из класса в класс. В каждой классной комнате как минимум три или четыре предмета можно было вести. Были спускаемые или выдвижные экспонаты по нескольким предметам. Например, можно было спустить карты или, подняв их, опустить анатомический атлас строения человека и тут же, подняв его, опустить таблицы и графики по алгебре и геометрии. В общем, такая универсальная комната на все случаи жизни. Только труды и физкультура – были отдельно мастерские и спортзал, куда я и направлялся вот прямо сейчас.

Сегодня была сдача прыжков в высоту, и тренер-физорг, или мастер-наставник по здоровью учащегося-дворянина – это его полное местное наименование, чтобы простимулировать учащихся, сказал: – Быстро сдаем нормативы и после устроим небольшое соревнование по игре в боло среди мальчиков, а девочки за них пусть поболеют. Что сразу вызвало повышенный ор голосов повышенного энтузиазма у мальчиков и здоровый ажиотаж у всех остальных, не мальчики которые, занятия были здесь совместные.

Девочки, или девушки уже, скорее, не прыгали с нами. Они отдельно крутили кольца и красиво развлекались с разноцветными гимнастическими лентами. Потому как по-другому я это действо назвать не могу, но смотрелось здорово, и на то и было, видимо, рассчитано.

Прыжки ничего особенного из себя не представляли. Надо было взять заданную высоту, что-то около метра навскидку, и это любым способом.

Это был зачет, кто хотел, могли попробовать взять и больше уже на лучшую оценку. Система учета знаний местная, кстати, десятибалльная, от нуля до девяти, я уже говорил. Из осознания вытащил, иногда ставили оценки и ноль за особые выдающиеся знания предмета, а бывали и девятки за пение и рисование – а вы за что подумали? Витоли – он такой был… что хочешь, нарисует и даже споет под настроение. Хочешь, пейзаж нарисует, хочешь, гол нарисует, в боло и в активные – это маленькие ворота, а еще двойку может нарисовать в журнал по руси или вообще ноль схлопотать по той же математике. Причем тоже на выбор: хочешь, по алгебре, хочешь, по геометрии. Витоли – он разносторонне развитый, или, может, наоборот, это как-то по-другому называется, хм-м.

Просмотрев на реакцию тела и ничего, никакого подвоха не почувствовав, мысленно пожал плечами Сергей. Он разогнался, ноги слушались почти как свои, может, чуть слегка тормозили, потому перепрыгнул и, ничего более не делая, отошел, ожидая следующих. Подошедший и севший рядом Вихо, как обычно, начал с подколок – ну, для Витоли как обычно.

– Что, соревноваться сегодня будем? – Вихо.

Его ехидная усмешка сильно не понравилась Сергею. Быстро прошерстил память и нашел, в чем было дело. Этот Вихо постоянно его, Витоли имеется в виду, задевал. То подножку в боло поставит незаметно, то вот так в прыжках подукусит. – Дескать, я сильнее и лучше тебя во всем. Где-то он, может, и прав был, как это раньше и в отношении того уже теперь Витоли, конечно.

Всему виной была Марти, девочка из их класса. Не то чтобы Витоли прям сильно на нее запал, но почему-то все считали, что он в нее влюбился, и это, видимо, думал, скорее всего, и одноклассник его Вихо.

Влюбленный или влюбленные обычно всегда думают, что никто и ничего не замечает, в отличие от всех остальных.

С высоты своего опыта и еще раз быстро пробежав по памяти осознания, Сергей думал несколько иначе. Виной, скорее всего, как раз эта самая Марти и есть. Это она распространяет слухи, то ли надеясь на взаимность от Витоли, то ли такая стервозная натура, и ей просто охота посмотреть, как два петушка будут биться за курочку.

Уже хотел привычно отказаться от… и передумал.

– А давай, – уже сам подначиваю Вихо, что-то мне стало обидно за это тело, да и так, по жизни взгляды окружающих, они, это, стимулируют на… такие разные поступки.

Что-то хмыкнув, Вихо подошел и переставил планку сразу сантиметров на двадцать, как на взгляд Сергея.

Победно оглянувшись, спросил:

– Сразу отступишь и сдашься?

Сергей, хоть и ничего не понял, но пожал плечами, дескать, посмотрим, посмотрим.

Из осознания меж тем пришла эмоция тоски и печали. Просмотрев память, понял, в чем дело. Такую высоту Витоли взял всего раз, и то он тогда был сильно-сильно в ударе, да и повезло, скорее всего, просто в тот единственный раз.

Вихо же красиво разбежался и, сильно рисуясь при этом перед окружающими и ясно кем, взял высоту. Победно задрав нос, подошел к Витоли.

– Ну что? – показывая большим пальцем на снаряд. – Слабо? Твоя очередь…

– Прыгаем любым способом? – решил уточнить текущий расклад.

– Да как хочешь, тебе все равно не взять такую высоту, – это он и произнес, уже не скрывая своей злорадной усмешки.

Ну что, помирать – так с музыкой. Подошел к планке и, примерив к нынешнему телу, поднял еще на тридцать сантиметров, обратил внимание, что делений почему-то было всего двадцать. Ну, это понятно, местные меры, они здесь немного другие. Это Сергей обратил внимание давно, как мог, старался перестроиться, когда удачно, а когда и не очень.

За его непонятными действиями уже следил весь класс. Женская половина даже ленточки побросала, даже учитель, мастер Фелиссо Гигони, заинтересованно подошел и похмыкал: «Ну-ну, спортсмен». Выражение лица его, правда, при этом было сильно скептическое. Но отговаривать он и не подумал: дворянин, каждый дворянин имеет право…

«Рисоваться – так уже по полной», – решил для себя Сергей. Сделал небольшую разминку, не хватало для полного счастья сейчас только ногу потянуть. Витоли внутри только что не весь краснел, и это даже проявлялось в виде слегка порозовевших щек, но на общем фоне на это никто особо и внимания не обратил сейчас.

Разогнавшись сбоку – местные почему-то разгонялись прямо на планку, – и перекатом легко и не напрягаясь взял высоту. Причем можно, как говорила интуиция, еще накинуть десяток сантиметров.

Осознание после согласилось с этим, семь динов точно еще было запаса. Местная мера, дин – примерно 1,5 сантиметра, как на взгляд Сергея, точно сравнить-то не с чем. Класс замер, сначала до – с усмешками и шуточками, а теперь после – открыв рты.

Мастер-наставник подошел к планке, проверил метки еще раз, видимо сам не веря, почесал затылок и спросил:

– Где такой стиль прыжков видел?

Чуть не ляпнул: «По телевизору, где же еще», имея в виду – ну не выдавать же, что на полигоне под Рязанью, – и осекся.

Нет здесь телевизоров и радио даже нет, весь прогресс – это динамик, этот «вещатель» на стенке, как у нас в прошедшие военные годы. Только здесь это круто, очень круто и еще не всем вот и по карману. Это я на свою новую семью намекаю.

Вон отец только покривился и сказал: «Перебьешься», хотя и мама тоже хотела, но деньги на подключение не нашлись почему-то.

Куда делись деньги, может, и было непонятно мальчику Витоли, сам же Сергей прекрасно уже все понял. Репетиторство пробило серьезную брешь в семейном бюджете семьи Вилесс. В чем там было дело, Сергей не понял, но папик сильно поистратился, о чем с матерью, Витоли видел, они гудели на кухне прошлым вечером, и надо бы было и ему прислушаться.

Как мать Сергей ее не очень воспринимал, скорее, как красивую женщину, и лишь только эмоции Витоли, его постоянное «мама, мамочка» сдерживали Сергея, чтобы не приударить за ней, хоть и понимал, что это чревато серьезными неприятностями, черт, опять эти гормоны.

Выкручиваться по этому прыжку надо быстро. Придумал отмазку – «да отец рассказывал», – может прокатит. Родители здесь – это авторитет, и на них многое можно списать, не хуже, чем у нас на телевидение.

– А почему раньше не применял? – это учитель достает Витоли. – Боялся, что не получится? – он делает свои догадки.

Опять пожал плечами в ответ.

Похлопывание по плечам от парней и заинтересованные взгляды всей женской половины класса, что на время даже свои ленты забросила, грели душу, причем обоим: и Сергею, и Витоли. Он там только что не урчал в глубине осознания от довольства.

Вихо злобно зыркал и под конец занятий не выдержал и подошел.

– После уроков пойдем за школу, спортсмен ты наш и новый чемпион школы, там и поговорим… – и закруглил на этом беседу, и выражение лица у Вихо было очень предвкушающее.

Неприятное было выражение, – как на взгляд самого Сергея, многообещающее.

Опять пожал плечами на это, я их скоро разовью. Плечи в смысле. То все по ним хлопают, то я ими сам машу.

Из глубины души пришла эмоция страха. Вихо был самым сильным в их классе, да и роста повыше Витолиного где-то на полголовы точно будет. Не то чтобы был он спортсмен-разрядник, но Вихо брал всегда своим немалым весом. Наваливался на соперника и затем колотил по всему, по чему попало. Мало кто мог против него устоять, и Витоли, судя по памяти, доставалось изрядно от него, да и неоднократно, чего уж там.

Игра в боло во дворе часто заканчивалась дракой по всяким спорным случаям, и Вихо как-то все чаще был на другой стороне и в другой команде. Нет, врагами они не были, но вот как-то все получалось, что соперниками они были всегда и во всем. Дальнейшие занятия как-то на этом фоне противостояния с Вихо запомнились и очень смутно.

Его пока не вызывали к доске, и ладно, а он крутил головой и изучал такие новые старые лица одноклассников. Это дало кой-какой результат, чем-то неожиданный. Даже его спокойная, флегматичная соседка слева ему сказала:

– Не вертись, все и так тебя хорошо видят, спортсмен ты наш новый и будущий чемпион по прыжкам в нашей школе и, наверно, и во всем втором круге.

Зараза мелкая.

И чтобы окончательно смутить, добавила:

– Только я слышала, ты с Вихо после школы идешь, – она делает многозначительную паузу, большие глаза и хлопает ресницами. Поэтому, – она продолжила, – провожать она его не будет, он и так с фонарями домой дойдет, – и прыскала от смеха, прикрывая рот ладошкой, – вот зараза такая.

Чем-то она Сергею не понравилась, и не то чтобы там уродина какая, но было в ней что-то такое отталкивающее, в его этой соседке Римме, как подсказало осознание.

Перспектива светить фонарями тем не менее как-то не радовала, и организм начал мобилизовываться. Правда как-то с мобилизацией было не очень.

Эмоции Витоли говорили прямо и честно, что фонари – в общем дело уже решенное и может разниться только их количество и, скажем, качество, а также общее состояние организма после драки с Вихо.

Сам Сергей был с этим в корне не согласен, и проблема стояла даже в другом. Его прошлые навыки как-то не очень предусматривали мальчишеских драк в принципе. Давно он там вышел из этого счастливого – и считал даже, что уже навсегда – возраста. «Просто драка ради самой драки, вот без всяких результатов, и зачем?» – размышлял над такой новой и совсем непривычной сейчас проблемой.

У него, Сергея – в последнее время – всегда было задание, рейд, маршрут. Иногда даже миссия длительная, в последние годы по крайней мере это так называлось, рискованная и не очень, подразумевающая контакт с противником или нет. Это уже как получится. По крайней мере в последнее время так и было, и там еще либо уничтожить, либо взять языка какого.

«О, а ведь это выход, будем считать, что я беру языка, – мысленно хмыкнул, – только нежно надо и почти ласково, в понимании, конечно, его, того прапорщика Полтарева», и, окончательно успокоившись и только что не насвистывая, стал и дальше бездумно глазеть в окно. План составлен, чего теперь-то волноваться.

Смешно паровичок бежал за окном, и за ним гналась куча ребятни в возрасте лет по пяти, наверное, или даже меньше. Задний, самый маленький, споткнулся, упал и заплакал. Все остальные тут же бросились к нему и стали его подымать и утешать. «Все как и везде, – думал Сергей, – вон мир совсем другой, а люди те же, та же ревность, дурость, веселье и Честь. Да, как не похожи миры, но есть и весьма существенные отличия. Здесь есть дворянство и его Честь, правда есть и религия, возведенная в один из столпов государства, а не отделена от него, как в оставленном мире. Храм с их “Единым” Всевышним, ну не все коту масленица, прорвемся как-нибудь». – Мысленно махнул рукой.

Место за школой, куда выходят только окна столовой, но ее работники никогда и ничего не видят, что происходит за ним. Работают они, некогда им в окна заглядывать, хотя иногда и хочется, вот как сегодня и сейчас, например. Но они никогда и ничего не видят, потому как плебеи и рисковать рабочим местом перед дворянами дураков нет.

Драка как таковая и не запомнилась ничем для Сергея.

Вихо, придерживаясь своего коронного стиля, попытался своим весом завалить, как обычно, противника и потом молотить по чем придется, не давая вылезти из-под себя до полного…

Но судьба его такая, не свезло ему в этот раз.

Уже на подходе к Витоли-Сергею или скорее к самому Сергею Витоли где-то на заднем фоне сидел в глубине, и был в ужасе, и не отсвечивал.

Вот на подходе, или, вернее, на подлете, Вихо хорошо разогнался и как-то очень неудачно споткнулся и буквально на ровном месте внезапно и упал.

Ничего не понимая, вскочил, попробовал еще и еще, и только на третий раз, после третьего падения, когда уже существенно сбил колени и оцарапал руки, он только тогда понял, что что-то идет не по его уже устоявшемуся годами плану. Уже не пытаясь разогнаться, пошел в атаку, бешено и широко размахивая руками. Сергею это все наскучило, и быстро. Уклонившись от таких широких, и не сильно умелых, и почти детских – или таких и есть – замахов, нанес два коротких и жестких удара. В живот для отрезвления и приведения в чувство или наоборот. Затем, разбив нос оппоненту вторым ударом, потому как надо для красного словца, иначе не поймут после его уже окружающие, он повернулся идти, потом все же проверил тело на дыхание и пульс, кто его знает, какое здоровье у его одноклассника, и пошел домой не оглядываясь. Махнув на прощание всем зрителям рукой и сказав уже лично для Вихо:

– Бывай, еще встретимся. – Прозвучало это как-то, конечно, угрожающе в свете текущего положения, хотя Сергей и не имел ничего при этом. Это для него было обычное, вроде «пока, до завтра», и, не оборачиваясь более совсем, пошел домой.

Как-то по-детски все это, Сергей даже немного противен был себе. Ну, дети же они, и даже то, что он сейчас сам как бы ребенок, его нисколько не оправдывало в собственных глазах. Была у него опаска, и, если бы не составленный вовремя план, ведь свернул бы голову однокласснику и не дрогнула рука, рефлексы – это страшная вещь, особенно если только вчера или пусть и неделю назад этим только и занимался.

Дома, как обычно, никого не было – а кого он ожидал там увидеть?

Родители раньше шести часов никогда не приходили. В гости к нему тоже никого и никогда… как-то все больше он ходил… на боло. Да, его эта вечная игра в боло. Он и сам дома-то появлялся только после шести вечера, иногда сильно… после шести. За что ему хорошо доставалось, но он не каялся и, похоже, довыделывался вот окончательно.

Вот репетиторов наняли, из глубины осознания пришла эмоция тоски и некоего сожаления.

Сам Сергей никакого сожаления по этому поводу не испытывал, а наоборот подъем и весьма радужные возможные перспективы. Все-таки в учебке преподавали не только борьбу-стрельбу, но и основы тактики и стратегии, а там и геометрия и алгебра была далеко не на последнем месте. Да и школьно-институтские знания никуда еще не выветрились все из его головы. По крайней мере большая их часть, как самокритично подумалось.

В общем не трусь, прорвемся, – увещевал он осознание, и, как обычно, ничего не получив от осознания в ответ, занялся текущим моментом.

В отличие от хозяина тела, поиграть в боло его не тянуло. Его больше тянуло поиграть в другое боло, а учитывая молодость данного организма, иногда хотелось лезть на стенку от переизбытка гормонов. Да, это дело надо решать, а то мозги свернутся, но это чуть потом все же.

Привычно разложил учебники – для Сергея привычно – и стал разбираться. Надо, как он и всегда делал перед выходом на маршрут, составить план, так: патроны, продукты, пал… стоп, это не то, это из прошлой жизни, и кроме самого плана остальное здесь еще не актуально, от слова совсем никак.

Первое – план, что он знает и может сделать, и второе – что он не знает и как это узнать. Из всего того, что он уже понял, с математикой он знаком, слава этому Всевышнему. Это выражение уже получалось как-то легко и почти привычно, несмотря на то, что сам Сергей в прошлой жизни был скорее атеист, чем во что-то или в кого-то верующий человек, хотя и говорят, что на войне не бывает неверующих – ну не знаю, не знаю.

Вот местная система была десятичной, уже это было в немалый плюс, потому как могла быть и любой другой. Время тоже два раза по двенадцать – вообще замечательно. Правда вот засада – в минуте 64 секунды и в часе соответственно 64 минуты, но это мелкая и, думаю, решаемая как-нибудь проблема.

Далее, учебник, – геометрию или математика – по слогам прочитал или, что вернее, перевел, потому как ни разу не такое слово, – не много полистать и все на этом.

Полистал, вторая засада обнаружилась: круг, оказывается, не привычные 360 градусов, а только 256 – и с чего бы это? Ну, придется переучиваться, а что делать? Не весь же мир переделывать под себя, хотя и хотелось, но не по зубам, не по зубам, а жаль.

С алгеброй или – правильно – с математикой, но той частью, что алгебра, было полегче, различия были скорее в названиях и уже привычно или переводились к земному типу, или воспринимались вполне адекватно и без всякого перевода.

Пока суть да дело, вернулись родители, и, вернув на время осознание в тело, привычно уже отстранился, чуть только наблюдая за процессом. Пусть Витоли сам поворкует с семьей, а то я как-то это не очень привычный к этому. С чужой девушкой, женщиной, тьфу, черт, в общем, не те у меня реакции будут, и могут меня неправильно пока понять, совсем неправильно. Еда на кухне была обычная – каша и котлеты. Уже взглянув на меня, мать спросила:

– Первое не будешь?

Хотел ответить: – С чего бы это? Я борщ, суп люблю.

Из глубины пришло, пришла эмоция, расшифровываемая как «ну его».

Чтобы не выбиваться из образа, решил и сейчас отказаться. Хотя и сильно хотелось, но нельзя, и без этого вокруг меня непоняток уже выше крыши.

Еще если и семья заметит, что со мной что-то не в порядке, то точно на костер потащат местные инквизиторы, хорошо, если сразу, а не мимо их пыточной.

Вечер прошел привычно, для местного Витоли, конечно, привычно.

Отец читал газеты, мать что-то шумела на кухне, а я с большим интересом и смешанным чувством читал учебники. Начал с географии – все-таки новый мир, интересно же, что здесь и как.

В отличие от земли, здесь было всего два континента, но больших, с нашу Евразию размером примерно, как понимаете, эти местные величины на глаз где-то примерно. С разных сторон Этеллы. Это мир так назывался на местном – Этелла, «кем-то данная», вроде, переводится, но это не точно. Один из континентов, наш как раз, лежал вдоль экватора и немного напоминал Евразию, если ее посредине слегка того, растянуть и еще, только весь наш континент был больше смещен к экватору, и из-за чего климат намного мягче земного, российского имею. Зимой здесь, в столице, а жил Витоли наш с семьей в самой столице Руси, городе Эцугале, правда во втором округе или по-местному, «круге», и там тоже на самой окраине, но в столице же империи, круть-то какая.

Из-за географического положения здесь даже в середине зимы весьма редко когда выпадал снег и никогда не лежал долго.

На севере континента жили немцы, старое их название было «римы». Они себя так часто любили именовать, почему – Витоли не знал, а в книгах особо не акцентировалось внимание, звались раньше и все. Сергей решил потом глянуть в библиотеке, если что, но это сильно потом. Немцы были союзниками Руси.

На это заявление из учебника Сергей только хмыкнул, даже слов в обоих языках было много заимствованных друг у друга. Только немцы словам окончания меняли, а в остальном один к одному большинство слов.

На юге континента ближе к западу была империя Халифат. Большое государство и давний враг Руси, хотя в чем вражда, Витоли не совсем понимал. В книгах объяснялось, мол, они хотели захватить исконные земли русинов, а самих нас поработить, но тоже никак не объяснялось. Почему и за что захотели и главное – какие такие исконные земли. На взгляд лично Сергея очень мутная там история была. Мало ли кто чего хотел, а исконные земли – это в плане государства вообще малоприменимые понятия. Хапнул и сумел защитить – значит твое, а нет – и никакие исконные земли не помогут.

На другом континенте жили какие-то энерджазины – блин, язык сломаешь произносить это слово. Были они двух видов: правильные и неправильные или, как их еще называли, светлые и темные. Вроде, они цветом кожи отличались. Про них ничего больше и не было, что странно. Ни что они враги, ни что друзья, одна сплошная непонятка и тайна. Правда, к ним можно было сплавать, вроде, на экскурсию, но билет стоил от 800 злотов, поэтому семья Витоли и не мечтала даже об этом, сумма для нее была неподъемная.

Зачем туда плыть, Сергей не сильно понимал, и с памяти не больно потрясешь. Вроде, вещи они хорошие делают: обувь, там, одежду и листики у них есть. Во, поискав информацию в памяти Витоли, выяснил все про эти листики. Такой «листик», вроде как, похож на дубовый, но очень маленький и толстый, миллиметров 4–5, как на взгляд Сергея, это вытащил из памяти. Вот этот самый листик вешают на шею, а если дать его подержать любимому или любимой, он становится теплым или даже горячим – такой своеобразный детектор любви. Правда он со временем выдыхается, но все равно иметь листик было очень престижно. Нечто вроде нашей золотой цепи с крестиком – только почему теплый-то становится? Может, такое лирическое сравнение, влюбленные – они все такие со странностями, там, сила любви, ага, «властелин колец», плавали, знаем.

Сам Витоли его и не видел никогда, а вот отец с матерью даже держали в руках по молодости. Про это было одно время столько разговоров. В общем, этот листик купить здесь невозможно, только плыть к этим энержазам, тьфу, энерджазинам – вот название, язык сломаешь за ним. Да и там, вроде, давали только два листика в одни руки. Специально, наверное, эти энерджазины придерживают, чтобы поднять ажиотаж. Там они, наверное, как обычные листья на деревьях и растут, а вернее, они листья и есть.

«Вот бы такое дерево да мне», – размечталось уже сознание Сергея.

Нет, это не мои мечты – нафиг, нафиг. Хотя, учитывая, что листик, наверно, на сотню злотов потянет – ого, это же местная месячная зарплата отца, – паровичка купим, перевел земную мечту семьи об автомобиле на местный лад.

Нет, все, завязываю, не туда мои мысли пошли, и судя по всему, не совсем это и мои мысли. Хотя их направление мне в чем-то и импонирует.

Отец с матерью обсуждали на кухне уже международное положение. Все ясно, папик уже выкушал бутылочку пива, это его ежевечерняя норма. После он всегда любит поговорить о международном положении империи Руси. Вот и сейчас: опять какая-то стычка на границе с Халифатами.

«Они, эти стычки, там чуть ли не каждый день, по слухам, – и что о них писать?» – это мои мысли уже, если что.

– Посол от неметчины прибыл в столицу Руси, – бубнят с кухни, я не прислушиваюсь, оно как-то само получается, особенно если сильно не хочешь слушать.

«Вот бы посмотреть пойти к посольству, у них такие шикарные паровички, ребята с класса видели и потом обсуждали, ай-я-я», – так, это опять не мои мысли, совсем не мои.

Ладно, буду считать, на сегодня хватит, отучился – пора и байкать. Организм молодой, нельзя его сильно нагружать занятиями.

Глава 5

22.02.101 г. Вторник

Часть 1. Витоли-Сергей

Утро. Опять в школу, опять математика, опять руси – язык местный, если что. Страна Руси называется, и язык соответственно руси, или русинский. Все, отставить разговоры, хотя какие разговоры – всего лишь эмоции, и те где-то на заднем плане.

Еда на столе, рядом записка: «Будь умницей, не балуйся, учись хорошо». Подпись: «Твоя мама».

Все понятно, таких записок примерно с десяток на разные темы лежит на антресолях, и мама каждое утро кладет одну из них на стол по сообразной теме: там, прибраться, сходить за хлебом, помыть пол. Сегодня ничего этого, это и понятно. Хлеб они взяли вчера вечером после работы сами, а полы мама мыла вечером и тоже сама, у нас прислуги нет, рылом не вышли.

Все, побежал в школу, опять в школу – хорошо хоть, не в первый класс. В школе целый день ничего интересного, если не считать, что моего соседа спереди, Вихо то есть, нет его сегодня в школе.

Сосед по подъезду и приятель, он с ним всегда в школу ходит, сказал, что он не придет. Дома он лежит, и к нему врача, вызывали. Сначала испугался, но потом решил: если лежит дома, то значит, ничего страшного. Да и не бил он его уж очень там сильно, как на мой или Сергея взгляд, или это одно и тоже, черт, запутался с этими, я, он и мы вместе.

В классе все заинтересованно поглядывают на меня, особенно вся женская его часть. Это сильно греет мою душу, даже осознание Витоли что-то чувствует, и на лицо периодически наплывает дурацкая улыбка. Приходится волевым усилием ее убирать, но она, гадина, через время наплывает вновь. По руси писали диктант, здесь не учитель его диктует, а вызывается обычно лучший ученик, вот он и диктует. Оценка за это ему потом идет автоматом, как и нам за сам диктант.

«Вот бы меня вызвали, раз один», – пришла мысль, и явно не моя.

Привычно погасив эти пораженческие эмоции донора-хозяина Витоли, стал писать. Диктант был сложный, как на мой взгляд, а для Витоли и тем более, опять использовалась статья из газеты о приезде посла – как раз того, из неметчины.

…а там посол всего немецкого народа, канцлер.

Блин, где они таких заковыристых выражений наберут для своих статей? Хорошо, читала текст лучшая ученица класса Малира, а она хорошо диктует и не ленится и по три раза повторить, для особо одаренных, ну вы поняли, для таких, как я.

С написанием были две проблемы, и обе для меня пока существенные и не быстро решаемые. Если писать быстро, то даже я сам это, что написал, уже не пойму, почерк Витоли, дай ему Всевышний здоровья, а учителям потом терпения, и мое его понимание и собственное затем переосмысливание написанного. Если писать медленно и стараться сильно, то не успею за диктором, даже таким медленным, и наделаю ошибок, но уже другого порядка. Потому как на слух я слово беру и сразу пишу, а по памяти начну путаться, «А» буква там в слове, или «У» писать. В общем, больше, чем на три, я не написал однозначно, это и мне уже ясно. Здесь же четыре балла и ниже считается очень плохой отметкой. И почему я не диктую? – это такой крик души. – О, там бы мне поставили восемь или хотя бы семь, да, мечты, мечты, в чем ваша сладость?

Воспоминания о сладостях как-то сразу повернули мне мысли в правильную сторону. Ведь сегодня у меня первое св… нет, первое домашнее занятие с репетитором, э-э с репетиторшей у-уу, хорошенькой… ура-а – последнее – это уже, ясно, реакция никак не Витоли.

О чем вчера мать выносила мозг весь вечер, а я даже и не подготовился, рубашка не наглаж… Это о чем я? Какая рубашка? Мне вообще-то учиться с ней, а не… Все равно мысль продолжилась и подсказала, что не важно, что там с ней, но угостить-то я девушку по-любому обязан, тем более такую молодую и красивую. Там цветы подарить? Все, завязуем с цветами. Цветы – явный перебор в Витолином случае, а вот сладости – это надо подумать: конфеты или пирожное?

Мозг, правильно настроенный, стал быстро просчитывать ситуацию. Конфеты? Конфеты – нет, облезет, они доро… гущие, прямо скажем, ну, не без оберток же ей брать те плебейские… что мать иногда втихаря покупает. Значит берем пирожные или печенье?

Это у Тарасы магазинчик, как раз по пути домой большой будет, или лавка дедушки Мило, чуть там в стороне в проулке, но тоже, вроде, по дороге. Этот магазинчик поменьше, но качество там повыше, но и цены тоже соответственно повыше. Это из памяти Витоли сведения вытаскиваются, пусть и не быстро, но я сейчас и не спешу.

Можно и тортик, конечно, взять, но надо уточнить какой. Вот по дороге все и уточню, так сказать, с самим объектом.

Сегодня была математика, которая алгебра и геометрия в одном лице, и была теоретическая часть, значит, по-нашему алгебра. Но меня не спросили, видимо видя мою полностью отсутствующую физиономию на текущий момент в классе. Меня решили сегодня не трогать, ну и ладно, прямо скажу не больно-то и хотелось. Уже вылез прошлый раз на физкультуре, а человек страдает теперь. Это не ирония, это, скорее, косяк или нестыковка одной души с другой, не влететь бы по-крупному, так и от души.

Конец занятий, привычно уже хотел рвануть переодеваться и… и остановился. Одноклассники и члены по совместительству дворовой команды в боло удивленно на меня уставились: дескать, ты чего? Пришлось с унылой рожей объяснять, куда я попал и что я сейчас буду делать.

Посочувствовав мне несчастному, не скажу, что прям все так и сочувствовали Витоли-оболтусу, все свалили переодеваться и по домам.

Уже привычно задавив не свою эмоцию тоски и печали на свою судьбу, стал ожидать моего персонального репетитора.

Часть 2. Бригида Петовна

Мечтаете о мебели?

Кровать подойдет?

Бригида Петовна Дложди

Бригида сегодня была слегка не в себе. Не то чтобы она растерялась. В конце концов она уже более двух лет как закончила пединститут и ведет здесь три класса у дворян, у дворян в одном потоке и несколько занятий имеет и в других потоках, но уже не регулярно, а время от времени. За все время никаких нареканий ее деятельность, вроде, не вызывала.

У нее было несладкое прошлое до работы здесь, хотя бедной она по молодости и не была никогда. После смерти отца как-то налаженный быт резко развалился, хотя до все было просто замечательно и понятно, и вот и не ахти какое, хоть и столичное настоящее жизни учило более строго.

В свое время она с семьей жила на границе с халифатом. Там у отца была корчма и маленькая пивоварня при ней. Дела, как она помнила, шли очень хорошо, пока они не попали под набег. Корчму тогда сожгли пришлые халифатцы, а отца убили, осталась лишь одна пивоварня. Мать, науськанная соседями, пивоварню продала знакомому купцу и отправила дочь, хорошо хоть с деньгами за ту пивоварню, в столицу. Напутствовала ее, чтоб ей хорошо выучиться и найти мужа или как оно повезет.

От прошлой жизни у нее осталось умение вкусно готовить и вот мода или манера всегда ходить с малым темным воздушным шарфиком. Потому как халифат был рядом, и набеги случались тоже довольно часто, пусть и небольшие. Если в таком набеге пришлые повстречают женщину или девушку, не закрывающую шарфиком-малиром лицо, убьют или еще что похуже, если повезет, просто кнутом на скаку стегнут, но и это небольшая радость.

Вот и осталась с тех времен привычка, да и нравилось ей. Хотя здесь, в столице, шарфик был просто шарфик, и только на шее, и именно как шарфик, но был он всегда при ней.

Сама же мать осталась у родственников. Как она тогда объясняла дочери: «В столице и без меня хватает женского населения и даже переизбыток, а еще и я приеду. Пусть, доченька, тебе повезет, ты молодая, еще возьмут, пусть и любовницей, но в столице все же, ты уж постарайся там, дочка».

Здесь сделаем маленькое отступление для понимания ситуации.

После войны, что случилась на континенте сто лет назад, в мире произошли большие, можно сказать, огромные изменения.

Как люди ни старались, но количество мужчин никак не равнялось количеству женщин, хоть приблизительно. Да еще и мужское население неуклонно снижалось и по разным другим причинам, там, войны и прочее, хотя основное – все-таки процент рождения мальчиков и девочек. И там не на какие-нибудь 5-10 процентов, что совсем не критично, а раза так в полтора мужчин было меньше, да и тенденция грозила, что и один к двум скоро, видимо, будет.

Разные государства Этеллы по-разному выходили из этого положения.

В халифатстве обязательно было иметь четыре жены, и, пока хотя бы от одной из супруг не родится сын, прекращать воспроизводство детей не рекомендовалось, были, говорят, там огромные штрафы за это. От них даже известное изречение пошло: делу туфта. Имелось в виду, что был лет 70 назад такой халиф. Это местный царь, или в халифатстве – халиф значит, по имени Туфта. Он за все время правления произвел 48 детей и ни одного мальчика. Его, вроде, и убили за это и династию сменили тогда по-быстрому, чтобы не позорил страну. Но выражение «делу туфта» с тех пор так и осталось, что и символизировало полную безнадежность какой-либо затеи.

В неметчине по этому поводу требовали, чтобы мужчина имел в обязаловке две жены, можно и больше, но это уже только по собственному желанию, там большие требования к благосостоянию семьи и лишнюю в нищете никто держать не будет, и от каждой хотя бы по одному ребенку. За пол ребенка там особо не ругали. Мотивируя – не дала богиня Вверена мальчика и не дала, кто в том виноват. На Руси же церковь Всевышнего подсуетилась и не разрешила иметь больше одной жены, ни в какую поначалу, грозя костром развратникам и всем изменникам. Но прошло немного времени, всего пара десятков лет, и церковные иерархи поняли, что что-то не в порядке с рождаемостью на Руси, но сдавать назад все равно не захотели, а сделали такой финт в духе земных монахов-иезуитов. Жену можно иметь только одну, это навеки незыблемо, а вот количество любовниц не ограничено. Имей сколько хочешь, лишь бы смог их всех содержать, скажем, что ли, этот момент никак прописан не был, ну хитрые церковники, что с них возьмешь.

Права, правда, у любовниц были не как у жены, но ребенок, совместно нажитый, пользовался всеми правами, как и в основной полноценной семье, только договор с ними был другой.

Вот и сейчас мысль у Бригиды скакнула на то, чтобы вечерами не сидеть, дуре, с тетрадками учеников, а сходить на танцы в парке «У большого» и познакомиться с кем-нибудь в корч… нет, в ресторане, корчма – это все же для плебеев и для дворян урон чести получается, своя, в детстве которая, не в счет.

Вроде, вместе с послами приехала и музыкальная группа, и она будет выступать в здании оперы, и туда уже продавались билеты. Дорогие, правда, по злоту за место или даже два, если близко или в ложе. Решила, пока она перебьется с тем концертом.

В первое время приезда, когда она только поступила в педагогический институт, она, дура, похвасталась одному парню, что и деньги есть и… в общем, похвасталась. Он обещал ей, «Конь», что любовницей прям возьмет первой, жена у него уже была в то время, а самому, скотине, только деньги ее и нужны были. Спасибо имперской СБ, она только потом узнала что все время ее незаметно опекали.

Молодой симпатичный лейтенант объяснил, что всех прибывших с границы ставят на карантин, на год или два, смотря по их поведению. – Это все говорил, несмело улыбаясь ей.

Вот благодаря СБ она и деньги вернула, почти все, тогда и опыт приобрела жизни в столице, хоть и плохой, но какой есть. Хорошо, что все благоприятно тогда для нее закончилось. С тех пор у нее была еще пара «встреч», она подходила к этому уже с большей опаской, и, как выяснялось впоследствии, не всегда это была только перестраховка с ее стороны. Репетиторство, проводимое на постоянной основе, облагалось налогом и требовало дополнительного разрешения. Небольшим, конечно, налогом, процентов 10, вроде, как и на все остальное, в зависимости от квалификации репетитора, но вот такие одноразовые никак не запрещались, здесь она улыбнулась сама себе.

Повезло ей в этот раз, хоть и дали место в общежитии для рабочих из плебеев, это все же лучше бывшего ее студенческого, хоть и для дворян, где в комнате двое или четверо жило вместе. Здесь только один живешь, но, Всевышний, какая же ей досталась мебель от бывшего постояльца комнаты! Такое впечатление, что прежде чем поставить, ее долго возили по полу, а потом еще и побили слегка. От того, что крыша текла когда-то – она жила на пятом и соответственно последнем этаже, – фанера рассохлась, а в некоторых местах и отслоилась даже, в общем, ничего, кроме жалости, эта мебель уже ни у кого и не вызывала.

Она попробовала сама сходить в магазин прицениться, но как-то быстро ушла оттуда, испортив настроение себе на декаду. После все же решив, что если что, то комод она, конечно, купит себе… со временем, а вот шкаф или уж тем более стенку – об этом нечего было и мечтать. Дорогая все-таки жизнь в столице.

И вот такая удача – за то, чтобы подтянуть молодого оболтуса, его родители дворяне-специалисты согласились сменить ей всю мебель. Она даже на радости отсрочила исполнение их обязательств на конец занятий. В этой ситуации она ничего не понимала. То ли родители этого Витоли… а красивое имя у парня… – Бригида, не о том думаешь. Значит вот, либо они такие богатые, либо просто не знают цену мебели. Ведь по самым скромным ее подсчетам, если не сильно шиковать с качеством, и то покупка выходит за двести злотов и сильно далеко выходит, но это будут уже не ее проблемы. За выполнение она не боялась – слово дворянина, что может быть надежнее. Дворянин-купец или дворянин-специалист – не суть важно, хоть милард.

Был и еще нюанс. Не то чтобы она в себе сомневалась как в учителе. Она была неплохой учитель, было чем ей гордиться, пусть и молодая еще, но ведь и этот Витоли – оболтус еще тот, судя по тому, что она про него знает. Не дойти бы до «туфты», а то провозится с ним четыре месяца, и до свидания скажут… без мебели, как не справившейся, и не возразишь ведь. С этими мыслями, привычно перемотав шарфик, она выскочила из здания школы, где ее подопечный уже скучал около школьных ворот, подпирая роскошную цветочную клумбу.

Рассчитывая по крайней мере на тоскливый взгляд и полную безысходность или, в худшем случае, на взгляд полного барана, что, скорее, еще хуже, но… не дождалась. Взгляд был, скорее, заинтересованный и… Если бы это не ее ученик…, который, которого она уже третий год видит в школе и второй год лично учит, то она бы решила, что ее оценивают на предмет пригласить как минимум на свидание, а как максимум и дальше.

Так, стоп, это ее ученик, причем невеликого ума, пусть и дворянин, куда тебя, Бригида, потянуло? Совсем не туда.

«Ну что, пойдем заниматься?» – спрашиваю заинтересованно. «– Как скажете, Бригида…» – слышу в ответ. «Наглец, поди ж ты», – хмыкаю скорее удивленно и немного заинтересованно, чем возмущенно за непочтительное ко мне обращение.

Часть 3. Витоли-Сергей

Вы говорите, говорите. Мне это совершенно не мешает.

«Хороша чертовка», – подумалось мне, стоило моей будущей репетиторше появиться на ступеньках.

Длинные волнистые волосы темного цвета развевались на ветру, и этот ее неизменный шарфик. Как молодая и незамужняя, она пока ходила без шляпки, обязательной для всех местных, но замужних дворянок. Местная форма одежды в качестве головного убора, например, требовала от дам непременно носить шляпки с небольшими, у некоторых – буквально крошечными полями, молодые и незамужние иногда летом, впрочем, ходили и без. Цвет шляпки мог быть любой, но у замужних был более темный, что ли, оттенок. Это чтобы никто из дворян, возможных кавалеров и более… уж точно не ошибся и не совершить тем самым им конфуза, да и под жреческий надзор не попасть. Здесь это пугало почище знаменитого КГБ времен Сталина и Брежнева, потому как Колыма – это серьезно, но далеко, а вот костер рядом и перед глазами.

«Все-таки у нее кто-то был в родственниках из халифата, только там такие темные и кучерявые волосы, все русинки были или блондинки, или легкий светлый шатен, – думалось мне, глядя на это, это виденье и такое… создание. – Правда, на лицо она светлая, как и все русинки, ну и ладно. Все, завязываю с самокопанием, или это как-то по-другому называется, отлипаю от этой уличной вазы-клумбы и протягиваю руку».

Задачу минимум я для себя поставил – выбрать, что ей купить из сладостей. Как истинный кавалер, предложил ей руку, и она даже не отвергла – прогресс, однако.

Сказала: «Веди, доблестный рыцарь Айвего». Правда, насколько Витоли знал историю, а знал, прямо скажем, очень не сильно, но все же про Айвего знал. Этот Айвего был не русин, а немец по происхождению и что-то там совершил во имя своей дамы, на этом знания Витоли и заканчивались, ну и ладно, решили мы с донором на пару. Они, немцы, – наши союзники, ими можно и погордиться, и походить на них.

По дороге Бригида Петовна что-то экспрессивно тарахтела и рассказывала, временами помогая себе руками. Про то, что они будут делать дома по учебе, а Сергей, не особо вникая в смысл беседы, кивал иногда, и поддакивал, и думал между делом совершенно о другом.

«Что же взять на обед? Вот, блин, тарахтушка отвлекает».

Деньги у него в принципе были, целый злот. Собирал на новый мяч для боло, и не какой-нибудь там местного пошива, что хватит только на два серьезных матча и что можно было купить за две серебрушки всего, а если поторговаться, то и за одну, ну, или пусть полторы, а настоящий немецкий на сезон, и не один даже, если чуть поберечь его. Правда, и стоимость в целый злот, и то, если удастся сторговаться с приезжими торговцами. В отличие от своего отца, Витоли по молодости не то чтобы любил, но мог торговаться и не считал это зазорным для своего дворянского достоинства, его этому научил друг Толини Хоникер, о нем история впереди будет, пусть и не так хорошо, но уж на медик-другой цену он сбить мог всегда.

Сам же Сергей решал, что уж что-что, а мяч для боло – это последнее, что ему сейчас надо, и главная задача или, скорее, вопрос – брать торт или не брать? Быть или не быть? Вот в чем в… это текущая задача.

Споткнувшись на очередном предложении и вопросительно глядя на свою партнершу и репетитора по совместительству, задал вопрос:

– Мы, это, зайдем к дедушке Мило? Он такую выпечку делает, а какие у него пирожные замечательные. Пальчики оближешь, – делаю рекламу магазину и соответствующее выражение лица.

Было очень забавно смотреть на вытягивающееся лицо Бригиды Петовны.

Часть 4. Бригида Петовна

Я тут иду, раз… немного нервничаю и объясняю или, скорее, строю планы, как его учить, что надо делать и, главное, как это делать. Оно, вроде, кивало и соглашалось, юное «дарование». Поэтому сомнений, что он меня слышит и слушает, не возникало. Слишком серьезное лицо у него было в тот момент, и вдруг, когда я ему рассказала, как я его буду учить и в какой последовательности мы будем заниматься материалом, чтобы его подтянуть и получить зачет на экзамене… И что? Это, это, я извиняюсь, чудо Всевышнего на полном серьезе заявляет: «А давай зайдем к дедушке Мило за его выпечкой».

Я пару раз была здесь. Выпечка, конечно, божественная, но и цены кусаются за такое ее качество. Вот и сейчас, не зная, что ответить: то ли возмущаться, что он меня не слушал, то ли согласиться… только кивнула, в итоге и мы прошли в магазинчик. Хотя по мне – лавка как лавка, на магазин она не тянула, те все-таки побольше размером будут. За стойкой стояла девушка, а по лавке витал запах, у меня даже в животе забурчало, хорошо, никто не услышал.

Здесь были две девчушки лет десяти-двенадцати, они что-то выбирали себе и в этот момент громко засмеялись на какую-то шутку продавца. Подождав, пока они выберут и уйдут, я сказала:

– Ну, выбирай, сладкоежка, что ты здесь хотел взять.

Ответ озадачил, оказывается, выбирать звали меня. Это он меня сюда звал и сейчас спрашивал, что бы такое я хотела съесть. О, как я хотела, но в то же время понимала: нельзя, он сейчас возьмет мне пару пирожных, и попробуй заставь его тогда учиться как следует, поэтому скрепя сердце отказалась.

Сказала, что нам вообще-то учиться надо, а не предаваться чревоугодию.

Ответ был на уровне «вашему столу от нашего стола».

Мне объяснили, что да, заниматься будет он, а я что буду в этот момент делать? Вот и надо меня побаловать, а то некрасиво получается.

На это мне сказать было уже и нечего, но я все равно гордо отказалась выбирать.

О чем-то посовещавшись с продавцом, Витоли взял печенье и пирожные. Я все это время стояла с независимым видом.

Дальше уже шли молча.

Жил мой подопечный в пятиэтажном доме, но на третьем этаже, в отличие от меня. Да, действительно не бедные люди, пять комнат – это да, нам так не жить. Предложив мне поесть, на что я опять же гордо отказалась, он показал, где ванная, объяснив, что пирожные он сейчас принесет в комнату.

Да, о таком жилье мне можно только мечтать на будущее. Еще немного помечтав о несбыточном, помыла руки и пошла в комнату.

В комнате, а это была, видимо, личная комната Витоли – кто бы сомневался в обратном от увиденного, – все стены были оклеены рисунками со знаменитым Вано Чилино, главным бомбардиром в боло в столице. Это даже я знала, хотя и очень была далека от этих мужских игр, правда, было и несколько пейзажей, очень хорошо нарисованных.

Интересно, чьи, неужели сам Витоли рисует? Интересно-то как, а я и не знала про его такие таланты. На столе стояли два блюда с печеньем и пирожными – это на сколько же он взял? Был еще чай и сахар, стояли кислики (сушеные фрукты, иногда любители добавляют в напиток для придания вкуса, но это везде по-разному, чаще их просто грызут).

Глядя на все это, и очень поразилась услышанному.

Часть 5. Витоли-Сергей

Я действительно расстарался, зная, что женщин только пусти в ванную. Даже если не будут купаться, все равно это надолго, а я успею все приготовить. Поэтому я расставил пирожные и печенье, долго гадал, кофе или чай, добавлять сахар и эти местные, вроде, «кислики» зовутся. Вроде, деликатес – по мне, так туфта туфтой, один выпендреж, в общем, хотя и пару штук раскусил, по мне, как семечки, только со вкусом лимона, как-то так.

Класть ничего не стал, чай, не маленькая, сама положит, чего и сколько. Жаль, молока нет. Здесь холодильников нет еще, поэтому молоко долго не хранится, а сухое – чего-то не люблю я его, поэтому и не поставил. Если вспомнит, я принесу, у мамы есть где-то на полке.

Я оказался прав, потому как все успел расставить и даже ходил, не решаясь сесть, чтобы не испортить впечатление о себе. Она пришла и, судя по всему, не только помыла руки, но и умылась, потому как был очень посвежевший взгляд.

Оглядела получившийся натюрморт и сказала: «Я, конечно, рада, что попала на праздничный обед, но все же хотелось бы вначале дело».

Ну дело есть дело, я и не отказывался, только спросил: «И что у нас по плану занятий?».

И нарвался в ответ на очень обиженный взгляд.

А я что? Я ничего такого и не сказал…

Часть 6. Бригида Петовна

Нет, я всю дорогу шла, рассказывала и это… это чудо мне кивало и поддакивало, как будто меня слушало, и в итоге выяснилось, что я разговаривала со стенами мимо проходящих домов. Может, он забыл, может, у него проблемы с памятью? Правда, тогда да, но это уже будут у меня проблемы. Память я не особо помню, как надо тренировать, вроде, стихи надо учить и еще упражнения, там… Что же нам говорил учитель по психологии в институте для тренировки памяти?

Чтобы не повторяться, решила: пока пусть напишет диктант мне, а потом мы посмотрим. Привычно решила начать диктовать, но это чудо поставило учебник, использовав сахарницу как подставку, и сказало, что он сам будет писать, а вы не отвлекайтесь и все это в вашем распоряжении.

Нет, ну не нахал, а?

Отказаться у меня сил не хватило, да и живот все настойчивей просил что-то в него положить, а то он будет бурчать, громко, и мне будет неудобно и немножко стыдно. Витоли мой начал писать, долго приглядывался к тексту, потом только, пошевелив губами, медленно записывал. Напишет три слова, замрет и снова три слова. Примерно две страницы за час он и написал.

Я как-то задумалась о своем о и ничего не заметила, ни время что пролетело, ни то, что умела почти все пирожные и половину печенья в придачу. Хотела покраснеть, но было как-то уже и неудобно да и поздно.

Во-первых, он сам предложил, во-вторых, не съешь я печенья и заварные, у меня сильно бурчал бы живот, а это будет некрасиво, я девушка, дворянка и я культурная, а не плебейка безродная и…

Вот еще проблема: как быть в следующий раз? Поесть где-то в столовой, той же школьной надо. Это долго, он же не будет меня ждать, хотя, может, и подождет, все это потом решу, в следующий раз.

– Что, написал? Давай, буду проверять.

Я уже хотела взять диктант, но он не дал, оставил на месте, а сам встал и предложил мне сесть на свое место.

«Какой вежливый и культурный мальчик», – подумала я тогда.

Всевышний, как же я ошибалась!

Часть 7. Витоли-Сергей

Тяжело в ученье Легко… во всем остальном?!

Писать диктант было тяжело. Начать хоть с того, что отдать тело хозяину я не мог, он, этот хозяин тела, терялся от одного присутствия учительницы в его доме, можно сказать, далеко и надолго.

Второе – он дико боялся этого диктанта. Хотя чего там бояться, я, не понимая ни черта в местных буквах, и, слава этому Всевышнему, что не иероглифы хоть, и то вон, спокоен как удав.

Пришлось на пару с осознанием браться, читаю текст, запоминаю, прошу Витоли его разобрать, перевести и осмыслить и тогда пишу опять же, вроде, сам, а вроде, и мы вдвоем. Эти дурацкие буквы – и половины похожих нет на русский, а некоторые, хоть и похожи на наши, но значат совсем другое. Это вроде как русскому писать, пусть и латиницей, но на армянском языке, вон где-то такая аналогия у меня сейчас возникает.

Поэтому больше, чем по три слова, мой внутренний буфер памяти пока не брал. Потому как пока со всеми переводами-перекодировками выходило слов двенадцать. Вы попробуйте за одно прочтение 12 слов запомнить – я на вас посмотрю. Под конец, вроде, и по четыре слова смог бы, наверное, но рисковать не стал, и так чуть на русском не засобачил целую фразу.

Вовремя одумался, зачиркал ее всю, думаю, прокатит, спишет на общую Витолину расхлябанность. За час – я краем глаза следил за часами на стене – я написал пару страниц. Для моего плана – самое то, и не сильно уж много, но и не мало.

Бригида Петовна хотела взять тетрадь и начать проверять – ага, так я и дал тебе, это в мои планы совсем не входит.

Как галантный кавалер, встаю, освобождаю место и предлагаю ей сесть, джентльмен, однако.

Номер прошел, села, проверяет, хмурится.

Я жду, когда позовет. Счастье, уже на втором моем предложении. Она спотыкается и тыкает ручкой, обратной стороной только. Забыл сказать, ручки здесь чернильные, финиш, правда заправляемые. Не надо тыкать в чернильницу каждый раз после каждого слова, а то и буквы.

Вопрос: что это я написал и почему? Как культурный, встаю, подхожу сзади и наклоняюсь – вроде, посмотреть текст, она косится, но молчит и опять вопросительно тычет в слово.

Прошу разъяснить, что не так с ним и почему неправильно. Длинно зачитывает мне соответствующее правило и начинает объяснять, почему буква «у», а не «а», хотя да, слышится именно буква «а». Я с ней соглашаюсь и рукой поправляю ей волосы на голове. Обалденные у нее волосы, черные, волнистые, с каким-то цветочным ароматом, я уже в них влюблен, если и все остальное… Стоп, стоп, кажется, не туда меня занесло, она вон даже замолчала.

Я, вроде, как и должно, бодро барабаню за ней правило, и она, вроде, успокаивается и продолжает проверять дальше. Потом, заметив, что я стою сзади, говорит:

– Садись, я пока ничего еще не нашла.

Я опять корчу интеллигента и объясняю, что я постою, мол, если что, я всегда рядом. Зачем скакать туда-сюда, а то, что придется, – я в себя верю.

Она хмыкает и продолжает водить ручкой по строкам. Я, вроде как присматриваясь, все ниже склоняю голову и носом слегка касаюсь опять ее волос. Какой аромат, я схожу с ума, черт, черт, если она сейчас ничего не скажет, я не выдержу и ее поцелую, но нет, она меня спасла, и новая порция ошибок меня немного отвлекает.

Снова правила руси, и причем еще и неправильная постановка фраз. Я как-то перепутал местами слова, и получилась вопросительная форма вместо утвердительной, это я не специально, а само вышло, для русского языка это не критично да и местного немецкого, а здесь как раз наоборот. Идет разбор, мне опять читают правила, и я снова, как тот Ванька, киваю.

Умненькая репетитор мне уже на кивки не верит ни грамма и просит повторить правила. Ну что-что, а на память ни я, ни хозяин бывший этого тела никогда не жаловались. Поэтому повторяю слово в слово, как магнитофон, вплоть до интонаций Бригиды.

Она опять хмыкает, но по-моему довольна мной, хотя как я это определил, не знаю, и продолжает водить ручкой по строкам. Находит новое препятствие, и опять разбор. Теперь уже я недоволен собой. Не мог, блин, меньше ошибок делать – и наклониться не успел, как снова начинается или продолжается учеба. Учительница, что-то заподозрив, предлагает мне встать рядом или сесть. Я не соглашаюсь, мотивируя, что мне так удобней.

Что-то подумав, не настаивает и продолжает проверять. Я опять наклоняюсь и слегка провожу рукой по волосам, вроде, поправляю их. Бригида Петовна, или какая к черту Петовна – просто Бригида ничего не говорит, но начинает потихоньку краснеть.

У нее чуть загораются ушки и появляется легкий румянец на щечках. Да, вот и довел девчонку. Витоли в глубине души урчит от вожделения, ну, ну, не время еще. Опять ошибки и опять разбор, бодро повторяю за ней очередные правила.

Она довольна, и диктант заканчивается. Я, как прилежный ученик, благодарю ее и предлагаю выпить по чашечке… ну, чего она хочет в общем.

После недолгого уговаривания… – женщины – что с них возьмешь – она соглашается на чай и даже на сухие сливки, иду, ставлю чайник на газ. Хоть в этом цивилизация здесь дошла. Начинаю потихоньку сносить за стол чашки, сливки. Садимся, подвигаю ей оставшиеся на тарелке три пирожных, а сам, чтобы поддержать только компанию, беру печеньку.

Блин, есть, однако, хочется, в следующий раз, решаю, фиг она у меня от обеда отвертится. Вот прямо сидеть два часа на голодный желудок я не намерен. У меня молодой растущий организм, а я его голодом морить. Слышу, закипел чайник, там свистулька в носике, и я, как галантный кавалер, несусь на кухню.

Часть 8. Бригида Петовна

Необучаемых нет. Есть недозаинтересованные

Села на место моего ученика – ну до чего же правильный мальчик вырос, у некоторых дворян, такой прямо культурный весь, я на его фоне что-то плебейкой необразованной начинаю себя чувствовать. Проверяю диктант и уже на второй фразе вижу ошибку. Вот же, простейшее ведь правило есть для проверки – как он его не запомнит, неужели точно проблемы с памятью у него?

Зачитываю правило и, невзирая на его все подтверждающие кивки, прошу повторить, а то я его уже знаю, он кивает по поводу и просто без повода. Что удивительно, повторяет слово в слово. Уже хорошо, значит с памятью все у него в порядке.

Чуть не вздрагиваю: он зачем-то поправляет мне волосы. Чем они ему помешали, может, ему плохо видно из-за них? Они у меня пышные, от бабушки достались в наследство, у нее точно такие были, все завидовали ей в молодости, а мне пока как-то и не очень они пригодились.

Опять нахожу ошибки в его диктанте, диктую правило и слушаю его повтор.

Все нормально у него с памятью. В чем же дело? Или он не учил раньше совсем, или лодырь, каких свет не видывал. Предлагаю, пока я читаю и проверяю его работу, ему сесть, он отказывается, зачем, говорит, вставать, садиться. Все равно еще ошибки будут, я в себя верю, говорит. Да, юмор у него есть, это точно, как с остальным – посмотрим.

Пока все идет нормально, ошибок нет, но до чего же гадкий почерк. Пока поймешь, что же он написал такого. Неожиданно чувствую, как он проводит по волосам рукой. Что опять поправляет, что там поправлять-то у меня?

И тут я начинаю понимать. Действительно дура же, парень за тобой ухаживает же, а ты тут репетитора изображаешь, правда же, нехорошо это. Во-первых, он несовершеннолетний. Во-вторых – о, Всевышний, я уже краснею, а если заметит, как неудобно будет, – пришла учить, а сама… но я же ничего такого… я же только проверяю его диктант.

О, наконец нашла ошибку, слава всем богам, никогда я не радовалась так сильно ошибкам учеников, как сейчас. Почти с наслаждением начинаю указывать ему на его очередную ошибку и зачитывать правила по ней. Причем стараюсь не только по этой, но и все сопутствующие, а то, боюсь, я долго не выдержу. Он кивает и уже привычно повторяет все правила, а память у него ничего, зря, окончательно убеждаюсь, я за него волновалась.

Вон запомнил сколько, ведь специально длинно говорила, он и повторил слово в слово. Наконец диктант заканчивается, и я немного успокаиваюсь.

Он, как настоящий кавалер, предлагает чаю и сливок. Моя слабость, люблю покушать, немножко поломалась и согласилась. Надо же и мне дух перевести, никогда настолько я не напрягалась. Он убежал на кухню, потрогала себя за щеки – горят.

Ну, до чего же волнуюсь, как студентка или школьница, честное слово. Но как мне быть теперь, сейчас? Ведь и договорилась с его родителями, хорошо хоть задаток не взяла, а теперь что?

Отказаться? А что сказать? Что мальчик ко мне пристает? Самой не смешно? – самой себе качаю головой.

Мотивировать тем, что он не хочет заниматься? Так вон сколько написал и где здесь можно объяснить, что он не хочет. Подумают еще его родители, что цену себе набиваю. Очень стыдно опять стало.

Ой, хоть бы он там подольше был на своей кухне, пока я приведу себя в порядок и успокоюсь.

Часть 9. Витоли-Сергей

Прихожу с кухни, сидит вся пунцовая. Она еще больше покраснела, с тех пор как я ушел, что она там себе накрутила, что-то я не понял ничего. Разливаю чай по чашкам, потом кипяток следом, прошу, сахар и сливки по вкусу пусть кладет сама.

Я уже свою норму галантности выполнил на сегодня, шабаш. Да и форсировать не надо, а то еще перепугаю ее, ведь совсем еще девчонка – у нее хоть парни уже были до меня? – Мысленно чешу затылок.

Ага, вот возьму в лоб и спрошу, нет, это потом, про между делом надо, не торопясь, потихоньку, там все и выяснить.

Как же она аккуратно все берет, стесняется сильно, меня, что ли. Приходится самому. Увидел, что глянула на печенье, подвигаю вазу с печеньем, зыркает на кислики, и их подсовываю ближе. Она что-то мямлит, вроде, типа, спасибо, не надо, ей хватит.

Да, довел девушку, будь она помоложе или я постарше, уже бы убежала, а так сейчас сидим пьем чай.

Решил рассказать про чемпиона нынешнего сезона по боло. Понятно, что ей это нафиг не надо, он ей и не снился ни в каком виде. Вот для того и рассказываю, чтобы успокоилась немного.

Как-то в процессе рассказа переключился на собственные рисунки пейзажей, очень удачно вышло. Ей они понравились, она обратила внимание и даже думала, что это чьи-то, а не Витоли и свои собственные. Да, действительно талант этот Витоли, то есть и я теперь, вроде как, пусть и наполовину. Интересно, я смогу сейчас рисовать или уже все, пропал талант? Я как Сергей этого никогда не умел в жизни, только, там, кроки по карте и где и что расположено, там, танки, пехота, на той высотке два наблюдателя и в третьем доме живет… нет, это уже точно лишнее.

Жаль, очень хорошие рисунки получились. За чаем как-то забыл о времени и только спохватился, уже пять минут седьмого, извините, говорю, вот не рассчитал немного. Да, она смеется чуть натянуто, вот я лишние минуты у тебя чай пью, надо уходить, мы на это не договаривались.

Приходится длинно извиняться и предлагать остаться еще и вместе поужинать чтобы, сейчас как раз родители придут. Она благодарит и собирается домой. Выходим из дома, и я ее немножко провожаю. До, там, ну этого местного паровичка, который трамвай по-нашему будет.

Часть 10. Бригида Петовна

Не успела подумать, он заходит. Ждал он специально, что ли, пока я еще больше покраснею. Ставит чашки, льет заварку и кипяток следом, хорошо хоть доверил самой сахар и сливки положить. Я сильнее по-моему стеснялась, только когда однажды была в гостях у декана своего института, и то, вроде, попроще и свободнее тогда себя все же чувствовала.

Сижу, стоит хоть на что-нибудь посмотреть, он тут же мне это пододвигает.

Как под стеклом для препарирования себя чувствую. О, наконец отстал, стал рассказывать про свою мечту, этого знаменитого болиста сезона. Честное слово, я порадовалась, как будто я самая ярая болельщица этой игры.

Оказывается, Витоли хорошо рисует, думала, это чужие рисунки у него, нет, оказалось, он свои показывает, а у мальчика несомненный талант. Потом зацепились за время, что лишние пять минут, чуть не поссорились. Вроде, я переработала, а мы только на два часа договаривались.

Мне опять неудобно стало, ну да, чай перепила, надо бы им доплатить мне за это, ага. Хорошо, он сам сообразил и стал предлагать остаться на ужин, может, всерьез, а может, лишь бы разрядить обстановку. Хотя, зная его, может, и правда всерьез. Хоть есть и хочется немножко, совести совсем нет, пирожные ведь все сама слопала и печенья половину. Вот еще и на ужин хочу остаться – это уже очень серьезно, и мне нельзя никак. Решительно отказываюсь, и он провожает меня до паровичка. Фух, а ведь это только первое занятие, никогда не думала, что репетиторство – это все настолько сложно.

Часть 11. Витоли-Сергей

Поднимаюсь по лестнице к себе домой. Да, это теперь я здесь живу, все никак к этому не привыкну. Теперь никаких подъемов, рейдов по горам, ночных десантов черте куда и… старых друзей, мда-а, ладно, не будем о грустном, будем жить.

Вот есть хочу, те пять печенек ни туда ни сюда для меня. Готовить сейчас мама будет. Уже как-то начинаю привыкать – мама, папа, но удобно это, что значит детство – никаких тебе забот, учись только, сынок. Разве это трудно? Поставил чашку с печеньем на кухню, перемыл посуду.

Проштудировал память реципиента. Да, паренек уборкой и помывкой посуды не заморачивался никогда. Ничего, сейчас быстренько приберу на место, никто и не заметит, что и где брал. Перетер насухо, подправил, все так и было… вроде. Позаниматься, что ли, ведь кроме этой руси много и других тем, что там у меня на завтра.

За этим занятием пришли родители, шумные и веселые сегодня. Поглядели на меня и поинтересовались, как прошли первые занятия с репетитором Бригидой Петовной. Сказал или даже, скорее, бодро отрапортовал: «Я хорошо, я старался», – и показал диктант, где были подчеркнуты ошибки. Оценив мой или скорее наш совместный труд, стали допытываться: я ей хотя бы чаю предложил?

Пока думал, что сказать-то, промухал время и мать сразу вникла, что я лопухнулся и даже ничего не предложил нашей гостье.

Мне немного попеняли и сказали, в следующий раз мы купим что-нибудь сами, а ты это предложишь ей, а то нехорошо совсем получается – мы не гостеприимные, а для дворян это лишение чести и позор на весь род.

«Это загнули, – думаю про себя, – но если…, все равно нехорошо вышло, такой косяк на репутацию дворянина».

Пришлось делать вид, что краснею, и пообещать клятвенно даже, что в следующий раз… я обязательно. Увидев на кухне печенье: а это откуда? Купил? А почему не предложил? Стал уже целенаправленно мекать, бекать.

Долго ругали. Стерпел, ничего, переживу, это не страшно.

На ужин в наказание дали есть первое, делал вид, что очень мне не нравится. Мама даже хотела простить ребенка, но отец проявил твердость в данном вопросе и настоял, чтобы я все съел. Он иногда любит вот так показательно проявить твердость, хотя по мне он довольно спокойный и неконфликтный, как мне кажется, дворянин.

Мне очень было трудно, так трудно, особенно сдержать улыбку до ушей в процессе.

После ужина поблагодарил родителей и свалил дальше учиться уже без напоминаний. Все-таки надо вникать самому, а то что-то здесь все не по-нашему, и надо не попасть впросак мне.

Занимался долго, очень долго, почти до полуночи. Из освещения здесь газовый фонарь, не очень ярко, короче, это, но мне пока хватает. Вроде, уже идут работы и обещают электрическое освещение. В правительственные дома уже провели, прогресс, однако. Как-то привык Сергей в бытность своей «прошлой» жизни при свете, то бишь при электричестве всегда, а тут газ – уже прогресс, вода из крана – невиданная роскошь, динамик на стенку, «вещатель», – только для дворян, и не самых последних, потому как одно подключение стоит сто злотов. Семья Вилесс – дворяне, но на это мы пока пролетаем, и я даже знаю, кто виноват.

Отец как узнал, сказал своей жене, что он рожей не вышел, хотя, судя по его виду, лицо имелось в виду прямо противоположное. Поэтому мама весь вечер усиленно гремела на кухне посудой, срывая зло на тарелках и ни в чем не повинных чашках.

Мужская же половина сидела тихо, как мыши под веником. Сергей уже хотел кинуть рацуху, что можно подключиться от соседей, нужен только динамик, но вовремя прикусил язык, чтоб не возникло много-много вопросов, как, а главное откуда он это все знает. Потому как в школе это не проходят, это пока гостайна, можно сказать.

Глава 6

23.02.101 г. Среда

Витоли-Сергей

Третий день прошел тихо и мирно. На истории спросили меня про прошлую войну. Отбарабанил по писаному, не отвлекаясь ни на одну букву и запятую в сторону, и получил первую девятку в жизни по этому предмету. Старый историк был сильно впечатлен моими познаниями, угу-угу, и пожелал мне дальнейших успехов и, если что, обращаться с любыми вопросами к нему непосредственно и не стесняясь.

Учитывая, что здесь с историей те же непонятки, что и на Земле, и учитывая, какие слухи ходят об этом учителе истории (это о том, что он отставник и бывший сотрудник СБ империи Руси), то он, скорее всего, будет последним, к кому я подойду со своими проблемами и вопросами.

Сегодня были труды, на местном – труд мастеровых и ремесла империи. Учитель работать никого не заставлял, потому как в классе одни дворяне были, а таких невместно принуждать, но урок был интересный. Рассказывали про разные мельницы: ветровые, водяные и новые паровые. Как устроены и прочее, я даже заслушался. Потому как старичок, балагур изрядный, пересыпал повествование прибаутками, меленькими смешными байками из жизни мельников прошлого, причем шутки порой были довольно скабрезные.

Что характерно, девушек с нами не было, здесь раздельное, как и в России, трудовое воспитание. Вроде, девушкам рассказывают про моды, вышивки и прочее чисто женское занятие. Про то, как пришить пуговицу или сшить рубашку-брюки, у них тоже табу, дворянки, что поделаешь. В школе учились, вроде, вместе, но у плебеев – это по-местному наши рабочие и крестьяне называются, – вот для недворян правое крыло, для дворян же левое. С виду разницы нет, а вот внутри я прошерстил память, – короче, и ремонт там раз в три года – и то уже хорошо. У нас каждый год и самое главное – знания. Одиннадцатый класс там соответствует едва ли восьмому или пусть началу девятого у нас, что уже и говорит, куда будет идти распределение после школы. Недворяне практически не идут в институты после школы, хоть и нет запрета, и, как уже видно, виноваты даже не деньги, которые некоторые родители и собрали бы, но где собрать знания недополученные.

А на дополнительные занятия, это я вам скажу, те еще деньги нужны. Если мой отец морщится, когда разговор заходит о репетиторстве, то что говорить о детях рабочих, где зарплата не превышает семьдесят злотов, и это для особо квалифицированных, а для всех остальных и 30–40 злотов в месяц – это за счастье. Я вон на пирожные только ползлота потратил вчера.

Глава 7

24.02.101 г. Четверг

Часть 1. Витоли-Сергей

Прошел еще один день, и пришел четверг – помним, неделя здесь декада, 10 дней. Сегодня я готовился. С утра наглаженный. Здесь электричества нет, не забываем, поэтому глажка – это целая песня. На газ ложится металлический лист, на него сверху ставится утюг, это чтобы поверхность не закапчивалась, и вот таким способом. Я здорово забодался в процессе, но все получилось, и мой вид мне уже нравится.

Причесан, ногти в порядке, а то предыдущий хозяин тела этим делом частенько грешил. Я его где-то понимаю, после боло не очень-то вычистишься, играют здесь без перчаток, поэтому бывает, если погода чуть испортится, то что те шахтеры домой со смены возвращаются. Даже душистую воду у отца позаимствовал. Я думаю, он не обидится – на благое ведь дело.

В школе, конечно, навел ажиотаж. Ко мне тут же друзья подскочили – чего это я придуриваюсь? Мы все здесь дворяне, но ведь не на светском рауте. Объяснил все закидонами родаков. Что сказали, если не приведу себя в пример, поведением и учебой, то отправят в мореходку. Все прониклись, даже и Вихо проникся. Сказал, что у него брат туда попал за какие-то грехи. Там и пропал уже через год всего, даже не сказали, что и как, и он отвернулся печально.

Суровые здесь, оказывается, наказания бывают, даже для дворян, что же тогда для плебеев, ужас. География была последней, это радует, я как последний отличник или вообще не знаю кто тянул руку для ответа на любой вопрос, на меня уже косились, что это со мной такого произошло и откуда непомерное рвение.

А что со мной – ну проштудировал я весь учебник и еще пару сопутствующих, там той географии, между нами говоря.

Выяснилось, что я и раньше по ней был в первых рядах почти, поэтому меня и не спросили ни разу, сказали, есть и другие ученики с задолженностями. Ну, обидно же, я же хотел блеснуть эрудицией. Передергивало же из-за общей нелюбви Витоли к Бригиде как учителю еще и по предметам руси письменно и устно. После окончания урока все разбежались, у меня только спросили: «Играть будешь?» и, увидев скептический взгляд, поняли, что не выйдет. Понимающе покивали и свалили из школы по домам, как я посчитал тогда.

Бригида Петовна сидела за кафедрой.

Здесь все учителя сидели не просто за столом, а настоящая кафедра, немного поднятая над общим полом класса, почти как в мединституте, только парты не ступенями подымаются. Солидно все сделано, и это в каждом классе такое. В правом крыле, кстати, как у нас на земле в школе, стол учителя ничем не отличается от стола ученика. Когда времени прошло прилично, ну слишком много, и чего она там возится, пошли бы уже давно, есть мне хочется, а она все копается.

Часть 2. Бригида Петовна

Не повезло-то как, хотела быстро сходить в школьную столовую, там немного перехватить по-быстрому, а то будет как прошлый раз – и есть стыдно, и не есть еще хуже, живот бурчать будет, стыдобища-то какая, девушка как-никак.

Вот теперь что же делать? – поглядываю задумчиво на подопечного.

Сидит. Ждет. Как ему сказать? Может, сказать, что мне надо по делам?

Да, ага, вот и сказала.

Пока собиралась, он сам подошел и говорит:

– Может, пойдем, вы только не переживайте, раньше придем, раньше и уйдете. А то чего здесь делать-то?

Да, и что на это сказать? Вот озадачил он меня.

Решила, а будь что будет, пойдем, молодой человек.

Пока шли мимо лавочки почтенного дедушки Мило. Да, ага, как же, и прошли мы мимо. Этот сладкоежка своего не упустит, вот же ж.

«Бригида, а ведь ты не права», – вылезла моя совесть, которая и внутренний голос.

Кто прошлый раз все пирожные слопал же?

Он, по-моему, только одно и взял… и его я тоже съела, он мне его сам подал, стыдно-то как.

Все, сегодня ничего не буду есть, или купить что-то и мне, как-то это не очень. Вроде, я брезгую их гостеприимством. Что же делать?

Решено: съем пару печенек сегодня и все, перетерплю, а то сладкое, даже такое вкусное, и натощак не пойдет. Что-то мне уже не сильно мое репетиторство нравиться начинает, такие непредвиденные сложности кругом.

Этот искуситель оглядел меня с ног до головы, бессовестный и наглый, – я так бы сказала, – и печенье не взял совсем. Э… э это что значит, а взял немного пирожных.

Ага, все-таки не очень и богатый, чтобы роскошествовать каждый день.

И… взял еще торт. Причем долго выбирал какой, консультировался с продавцом даже, хитро поглядывал при этом на меня.

Продавец тоже поглядывал и сказал: «Бери шоколадный, не ошибешься». Вот же ж, Всевышний, дай мне силы отказаться, это же мой любимый, а какой он вкусный эм-м.

Хитро на меня поглядывая, Витоли рассчитался с продавцом.

Решила и я схитрить.

Спросила: «У вас сегодня праздник дома будет?», – решила дурочкой прикинуться или, может, и правда не про мою честь, а я здесь вся такая в мечтах о сладком.

Ну и нарвалась на ответ. Кто бы уже сомневался?

– У НАС сегодня репетиторство, а оно отнимает много сил и терпения, и таким худеньким девушкам надо хорошо питаться, а то их ветром будет качать.

Хотела возмутиться, но выясняется, что это не мне опять, вроде, и говорили, а как бы продавцу.

Что после этого скажешь? Дедушка Мило на это только загадочно улыбнулся и сказал, что он тоже был молодой когда-то, кхе-кхе, а как сладости любил и угощал своих красивых девушек…, что были рядом. – Это он так красиво закруглил, видимо отследив мою реакцию.

Э… этот дедушка Мило что-то не туда речь свою завернул. Я не его девушка. Я его только учительница. Но ничего я этого, конечно, уже не сказала. Кому говорить? Если мы вышли из лавки и идем сейчас по улице.

В этот раз, помня, что это молодое дарование может с умным видом поддакивать, абсолютно не вникая в содержание моего разговора, я «мстительно» молчала всю дорогу, и моему подопечному это мое молчание судя по всему как-то совершенно и не мешало и не доставляло неудобств…

Он крутил головой (как впервые все видит вокруг) и радовался жизни. Уже как жильцы поздоровались с дворником и управдомом, что что-то обсуждали возле, видимо, будущего цветника у дома Витоли, и пошли к себе, тьфу, к моему подопечному в его квартиру.

Мечты, мечты, Бригида, оставь на потом.

Пока я разувалась, этот кавалер бегом отнес свои вещи и вернулся, помог мне снять пальто и шляпку. На улице сегодня прохладно, зима как-никак и с утра еще и дождик накрапывал, вот я и надела. Хотела уже идти к нему в комнату и остановилась. Он что-то мнется, мой подопечный.

Э, он в то место хочет и стесняется меня. Нет, вроде, не то. Наконец он решился сказать, лучше бы молчал.

Часть 3. Витоли-Сергей

Ну и копуша эта Бригида Петовна! Ждал, ждал, пока она там копалась, и чего там делать столько времени? Не выдержал и сам подошел, предложил – пойдем пораньше, типа раньше сядешь, раньше и выйдешь. Немного по-другому сказал, но смысл тот же. Пошла и чего сидела тогда столько, спрашивается?

По дороге снова зашли в лавку сладостей, сегодня сам хозяин был за прилавком.

Очень милый старичок, а балагур, а хитрый, сразу видно, наш человек, и взгляд такой, сразу просек, что я хочу от «подруги» в обмен на его сладости. Помня, что печенье она не ест, а только пирожные, вот и взял их, но не как вчера, десяток, а так, на затравку, пяток всего. Сегодня решил добить «свою» репетиторшу тортом.

Долго советовался с продавцом, поглядывая на Бригиду, чтобы отслеживать реакцию на названия тортов.

Отследить особо и не удалось ничего, та хмурилась чего-то – а что я такого сделал неправильно-то? Дедушка же посоветовал шоколадный, самый дорогой, зараза, но он того стоил, и девушка будет рада, он убеждал меня, и я с ним соглашался. Девушка, правда, не вняла нам и сделала вид, что ничего не понимает, а я целый спектакль с участием продавца разыграл. Не знаю, вроде, удалось ее растревожить и растормошить в нужную мне сторону.

Шли в этот раз молча, то ли у нее запас слов кончился, то ли поняла, что я ее особо и не слушал прошлый раз.

Я же вертел головой во все стороны – а что, нахожусь как в музее. Вон паровичок поехал, чуть дальше по улице еще один. Трамвай э… паровик по-местному – надо привыкать к местным названиям, а то как бы чего не вышло – по рельсам прошел, а вон вдалеке даже карета, ну и роскошная, проехала. Средневековье как есть средневековье, надо у отца спросить, есть у него меч или нет.

Да, быстро я привык к местным реалиям. Уже и привычно, без отторжения говорю «отец», «мать», и это так и воспринимается, и все реже вытаскиваю на свет душу Витоли, скоро она там и пропадет совсем. Ну, я не виноват, оно само все случилось, а если рефлексировать и отпустить, то этот дурачок нас точно на костер загонит, причем обоих сразу и весьма быстро.

Что спрашивать отца, прошерстил память. Да, действительно есть меч церемониальный, только не очень дорогой, лежит в шкафу, ого. А еще, оказывается, есть кинжал, тоже небольшой, с ним отец все время ходит на работу. Он у него под сюртуком, незаметно чтобы.

Еще раз прош… прошелся по памяти донора. Да, действительно дуэльный кодекс, и на следующий год будут учить бою на мечах и нас, не очень это сильно и надо в общем по нынешним временам, но каждый дворянин, ну вы поняли.

Зашли в квартиру – хоромы, как есть хоромы. Быстро метнулся на кухню, сбросил все покупки и даже свой школьный рюкзак там бросил. Он, в отличие от земного, на одной лямке. Потом разберусь – и быстро вернулся, надо помочь даме, а то что это за джентльмен из меня получается.

Она сразу собралась ко мне в комнату – типа заниматься. Конечно, конечно, так я тебя туда и пустил сча-аз-з. Немного помялся, делая вид, что ну очень стесняюсь.

Угу, ну прям сил нет, как я стесняюсь, и произнес:

– Понимаете, я прошлый раз был недостаточно учтив и не предложил вам отобедать. Мне очень стыдно, и это, от родителей тоже досталось.

Ну правда же досталось! – это чистая правда.

– Вот. Поэтому сейчас мы пойдем на кухню, а вы, это, идите мойте руки, ванная туда, а я сейчас все быстро организую.

Видя, что она пока в ступоре, быстренько свалил. Пусть теперь оттуда, из коридорчика, кричит, что она не согласная и прочее и прочее, что положено девушкам в таком случае говорить, даже если и все совсем наоборот обстоит.

И, довольный собой, слинял на кухню.

Часть 4. Бригида Петовна

И хочется и колется, И мамка… требовала.

Вот стою посреди коридора как ду… не то чтобы совсем, но получается. Ведь что делать? Руки надо мыть?

Надо, а это получается, она согласилась и на все остальные предложения.

Если же не мыть, а пройти в комнату, дескать, заниматься надо, но с грязными руками.

Это же плебеи только так поступают, «чернь» и «школота» только подобным образом могут. Как-то, есть подозрение, что он, этот Витоли, все очень хитро просчитал и ее ситуацию тем более подстроил, хотя, скорее, ему подсказали родители все как-то устроить. Тогда непонятно, почему ругали за прошлый раз. Уж сколько она слопала тех пирожных, – память невовремя подсказала, – все.

– Все, память, молчи.

– Сама знаю.

– Делать-то что сейчас, лучше скажи.

Вот и что мне делать? Пошла в ванную. Кому скажи, что вот собственный ученик, почти ребенок, заставляет делать взрослую тетю. Все, что он хочет.

Не такую уж и взрослую, если что, и вообще я молодая, у меня все впереди, и я встречу еще мужа себе… Ладно, пусть и любовника, но буду у него первой и единственной, э… после жены, конечно, эх судьба, наша женская судьба, Единый, почему такая несправедливость к нам, девушкам?

Помечтала? Мыло бери, вон лежит. Душистое, запах – прелесть. Как люди живут-то хорошо, ванная прямо в квартире, а не в конце коридора, и я тут…

Лицо помыть, что ли, и чтоб не горело как в прошлый раз.

– Память, молчи про мысли. Ты не по делу, и без тебя уже тошно.

Долго терла руки, потом лицо. Потом стала поправлять волосы. Зачем он их прошлый раз трогал? Лежали как-то не так что ли? Они все равно волнистые у меня, сколько их ни ровняй и укладывай, а они все равно будут лежать, как они хотят.

Все, хватит, пошли уже, Бригида, в комнату, нет, скорее на кухню, все-таки это не званый ужин пока… – А парень, смотри, расстарался, суп с мясом какой-то птицы, как на вид, гары, наверное.

– Это тетерев, отцу друзья с охоты привезли, – Витоли мне поясняет.

Это он как мысли мои читает.

– Вку-усны-ые! – подзадоривает же, мелкий поганец.

Он прямо точно мои мысли читает, что ли, и тетерев – это солидно, у Молиса в мясном он вдвое дороже, чем мясо гары, а тем более мяса сможа стоит.

Сели, едим, пока молча, потом стал спрашивать: на второе мясо буду я или кашу розалии положить?

– Если не хотите каши, – смотрит вопросительно, – будет одно мясо, вот, – показывает мне отдельно.

– Берите хлеб, пожалуйста. – Какой культурный, и этикет знает, хм, странно.

Розалия так розалия. Я не привередливая, хоть и считается эта каша не совсем дворянской, но я и не такое ела иногда.

Бывало, эта розалия и на завтрак, и на обед, и на ужин, и совсем даже без мяса. А пару раз и без хлеба даже. Всякое бывало, студенческая жизнь в столице для молодой дурочки еще и не такие повороты показывала.

Пока ели молчали, потом он предложил:

Этот тортик сейчас съедим, а пирожные с собой возьмем, туда заниматься, – на свою комнату показывает.

Это он мне про что намекает, что, дескать, он будет пыхтеть, стараться, а его любимая, смею надеяться, учительница, будет пирожные в это время наворачивать?

Это мы еще посмотрим, тортик как ни был хорош, но съели только половину. Все же в меня больше не лезет. Даже на пирожные я уже смотрю без интереса, кто бы мне это сказал и когда.

Пошли заниматься. Под видом, что надо руки помыть, пошла сделать свои дела, все-таки очень плотно поела я что-то. Пришла, он уже все разложил и сам пошел, сказав, что ему тоже надо руки помыть, и улыбается, негодник, при этом. Опять он меня засмущал.

Вот же молодежь пошла, я бы уже покраснела на три раза, впрочем, он мужчина, ему-то что. Пришел, решили сделать малый диктант, как в прошлый раз. Только теперь нечего ему подсматривать.

– Буду читать сама, и со слуха пиши, – сказала.

Это сложнее, поэтому пусть учится. Диктовала долго и медленно, он, засранец, то переспрашивает – какое, какое слово я сказала сейчас, то вывернет весь смысл содержимого предложения, что выходит не пойми и что.

Наконец закончили, он сразу встал и опять уступил мне свое место.

О, Всевышний, дай мне силы и терпение, ведь сейчас опять начнется.

Как ни странно, ошибок нет ни одной.

Почерк – да, ужасный, но ошибок ни одной, может, кроме пары запятых, нет на положенном месте, а в целом очень хорошо.

Пока не дочитала текст до конца, ничего и не поняла. Прочитала еще раз. Нет, весь текст написан правильно, но последние, вот эти три последние предложения. Уши покраснели, щеки горят – и что мне теперь делать? Как реагировать на это?

Гара – вид, местная курица, повседневная еда у плебеев и не очень зажиточных дворян.

Смож – вроде коровы, искусственно выведенное животное, используется повсеместно, молоко, мясо и лошадь даже, правда хиловатая против настоящей, но намного дешевле.

Часть 5. Витоли-Сергей

Я к вам пишу – чего же боле…

Пока обедали… Да-да, я все успел приготовить, пока она руки мыла и лицо свое мыла, хотел сказать, и еще где-либо. Ладно, это успеется. От первого она и не думала отказываться в отличие от этого привереды Витоли, и чем ему суп с тетеревом не угодил, ты смотри, дворянин-барчук.

Второе было мясо, оленина, или я плохо понял, мама что-то говорила. В общем что-то такое, по мне говядина говядиной, но есть можно и ладно. С кашей – розалия по-местному, а по мне вылитая наша земная ячка и цвета такого же чуть розоватого, да, считается, что это плебейская еда и нам, дворянам…

Отец все время из-за этого на маму ругается:

– Что, нас за плебеев держишь?

На что та в ответ:

– Не нравится, найми кухарку, и пусть она тебе готовит, что ей прикажешь, а я пойду вязать тебе свитер с узором, как и положено правильной жене дворянина, и еще работу мне мог бы найти и полегче, если что.

Это имеется в виду, что она и вообще могла бы дома сидеть, совсем никак не работая, как «правильная» дворянка и у «настоящего» дворянина.

Такие ссоры бывают регулярно, но без злобы, просто вроде разрядки и все. Все всё понимают, но надо вот женщине показать характер, чтобы ее любимый мужчина был в тонусе.

После этого уже он может пожаловаться друзьям, – что жена пилит его вечерами немилосердно.

Она также подругам пожалуется, – что муж заездил ее, как простую плебейку, житья не дает, и все будут довольны.

Решил, что пришло время для торта, пирожные, если что, мы и потом съедим. Тортик оказался не маленький, а казался, и вдвоем едва осилили и половину. Учитывая, что еще и по две чашки чая навернули сверху. Поэтому не удивительно, что Бригида запросилась еще руки помыть, и правильно.

Я после тоже схожу и руки даже помою, после.

Сегодня тоже решили пописать, сначала маленький диктант, потом пройтись еще по правилам грамматики. У-уу тоска, как там осознание Витоли считает.

Это мне мой репетитор все это сказала, все у нее по плану. Ну, ну, посмотрим, по какому плану пойдем, или, скорее, по чьему мы плану пойдем.

В отличие от прошлого раза, списывать она мне не дала.

Сказала, «учись с голоса писать». Это сложнее немного, но я тоже не зря вчера правила зубрил весь вечер и грамматику отрабатывал, непривычно-то как, временами, когда вникаю в эти местные буквы, вылитые кракозябры.

Стала диктовать.

Я сначала на полном серьезе писал, потом понял, что это все ерунда и не затем я все это затеял. Стал придуриваться, менял слова в написании предложения, чтобы менялся весь смысл текста, согласно правилам грамматики руси. Переспрашивал по пять раз непонятные, по моему мнению, слова. Это те, где три или четыре буквы, где по семь или восемь букв, не переспрашивал и писал их молча и сразу.

А под конец вообще перестал переспрашивать и только молча писал. Правда, уже не то, что она диктовала, совсем не то.

Милая Бригида, вы обворожительно красивы. Вы мне безумно нравитесь. Давайте с вами дружить.

Если для земли это ни к чему не обязывающий текст, здесь же это полноценное любовное послание, полное скрытого смысла и на грани фола, если что, ну или почти.

Часть 6. Бригида Петовна

Милая Бригида, вы обворожительно красивы. Вы мне безумно нравитесь. Давайте с вами дружить.

Вот что он написал в конце – и что мне теперь делать с ним? Здесь нет ни одного оскорбительного слова, чтобы вот взять просто и уйти, и между тем здесь все сплошное оскорбление для меня как для дворянки.

Начать с того, что я старше и обращение к старшему без отчества, тем более в письменном послании, если он не старший и не близкий родственник, уже есть оскорбление. Кроме случаев, ага, здесь как раз такой случай и есть или будет… вскоре, может быть.

Обращение к незнакомке, что она нравится, должно вызвать дуэль с кавалером незнакомки или, в отсутствие оного, с ее близким родственником или другом. Конечно, и где тот друг или тем более близкий родственник?

И третье предложение, совсем… неправильное, дружить с незамужней девушкой – не подразумевает никаких других толкований кроме… вот и что теперь делать… с ним?

Можно, конечно, оскорбиться, но что же я, и кому скажу и докажу.

Да и он может сослаться, что это я диктовала ему «это послание», и кто подтвердит, что не диктовала. Здесь вообще некоторые фразы с таким подтекстом получились. Он же гад такой, оказывается, как шутил, это и писал, а я думала, он просто придуривается, юморист доморощенный, а сам пишет правильно, ага, как же, правильно он пишет.

Весь текст такой двусмысленный получился, и случись что, никто ведь не поверит, а он скажет, что это я диктовала, а он только писал же ж.

Ведь действительно я диктовала, а то, что он писал не то, что я диктовала, это он учится – что с него взять. Он же переспрашивал, а я, смеясь, даже иногда подтверждала что-то, и что мне делать сейчас?

Нашла слабую лазейку, даже не лазейку, а лишь время на передышку. Уцепилась, как утопающий за лодку. Слово «вами» в последнем предложении написано с малой буквы, это есть скрытое оскорбление, и как вы поступите, милард? Вот теперь пусть он выкручивается, я же посмотрю на него.

Милорд, высшее дворянское звание, в данном контексте подразумевает под собой не сословие, а строго протокольное поведение для дворян в словах и возможных поступках.

Часть 7. Витоли-Сергей

Вот, значит, как она. Для любого подростка это патовая ситуация, и без потери лица он из нее точно не выйдет. Ведь начни я оправдываться, она укажет мне на ошибку как пацану и ее ученику в написании, и все сведется к банальному разбору десятка новых предложений и примеров и сотни мне совсем не нужных правил до кучи.

А оно мне надо? – Задумался, решаю.

Мы пойдем другим путем.

Становлюсь на одно колено и – с самым серьезным выражением лица:

– Моя королева, приказывайте, готов получить самое суровое наказание. Но будьте снисходительны, моя Королева.

Хотел сказать, сделайте скидку на возраст. Но понял, нельзя, собьет всю, вес пафос ситуации.

Поэтому продолжил:

– Все от чистого сердца и с самыми искренними чувствами.

Вот теперь за ней слово.

Выйдет, не выйдет?

Мне почему-то кажется, что выйдет, или скорее, сильно этого хочется.

Задумалась, ну-ну, куда ей теперь деваться?

Представилось. Горы, ночь, одинокая сосна на взгорье. На ней девушка, и кто ее туда погнал? И волки бродят под сосной, один… голодный.

Можно, конечно, в шутку обратить все, но вдруг уже я обижусь, а детские обиды – они такие. Вдруг вешаться пойду, там, а здесь дворянская честь – еще совсем не пустой звук.

Есть суд офицерской чести и еще какое-то дворянское собрание, ой-ё, не к месту вспомнилось, что он-я забывал все время после уроков, но это все потом, завтра, не сегодня. Суд – это, вроде, только для военных, а собрание – это как раз всеми дворянами и занимается. Вот-вот, пусть и подумает.

– Хорошо, я согласна, будем дружить.

Йес-йес, получилось, вот теперь плавно собьем накал страстей, съедим пирожное и будем потихоньку говорить за жизнь, за любовь, за отношения между полами и плавненько перейдем к этим самым отношениям.

Времени сегодня нам хватит? – Смотрю на часы. Нет, сегодня не хватит, а жаль, жаль, но не будем форсировать, не к спеху, хоть и сильно, прямо невмоготу, как хочется, гормоны, ити их.

Встаю с колена и со всей учтивостью подаю ей пирожное.

– Моя королева, позвольте предложить в знак примирения и начала искупления всех моих ошибок.

Взяла, улыбается и молчит, у-уу… и ест, уже хорошо, процесс пошел. Молчать, поручик.

Часть 8. Бригида Петовна

Пусть он выкручивается, а мне что сейчас делать?

Меня еще сопливой девчонкой уговаривали куда как грубее тогда. Этот, этот тонкий подхалим, не знала бы его возраст, тогда бы решила, что опытный дамский угодник и сердцеед из столичных, из самого первого круга, но до чего же приятно: «Моя королева», «готов искупить».

У-у, что, пусть искупает э… кровью на дуэли с кем-нибудь за меня.

Ну ладно, пирожное тоже пойдет, сделаю скидку на его же возраст.

Едим пирожные, молчим. О чем-то задумался?

Чай? Кофе? Предлагает. Какой же галантный кавалер.

Давай чай и сливки, пожа-алуйста, спасибо. О, что-то наглею я, а это неправильно, нехорошо в общем. Убежал на кухню, несет чашки, уже другие, у Витоли моего что, их запасы там громадные?

Как-то быстро «у моего», неправильно это – молчи уже там, Бригида.

Да они же семьей живут, я уже привыкла, что у меня всего две чашки одинаковых. Чашек много, конечно, но те я своим гостям постесняюсь предлагать, там, где ручки нет, а где треснута, или краешек отбит совсем. Выкинуть бы их, да жалко. Это еще от матери осталось, «оттуда» привезенные, память о той еще счастливой жизни.

О чем я только думаю, здесь вон молодой кавалер или все же ухажер, а может, и… отставить, просто молоденький мальчик увидел красивую девочку, девушку и решил… Решил за ней поухаживать, а что, никаких намеков, просто можно поболтать о природе, о погоде, например, о его увлечениях, и кто ему нравится, эм-м, в школе, в классе его.

О, вот о географии поговорим – вроде, и по делу. Мне же здесь не просто сидеть, я вроде как на работе, и неважно, что без письменного договора. Устный-то был, и его нарушать никто не будет, честь дороже. Да вот с честью уже надо быть осторожней, есть подвижки, что она может и пострадать. Но я же буду осторожна, а он всего лишь маленький и глупый мальчик.

Сливки принес, чай наливает, еще одно пирожное, наверное, уже лишнее, но как же мне трудно отказаться от него.

Уже ничего не хочется ни учить, ни даже говорить. О, предлагает перейти на диван. Что-то мне это не сильно нравится, но он всего лишь говорит, там удобнее и у него есть книги по географии и различным путешествиям. Это надо посмотреть, географию я люблю, это мой предмет, – ушла в воспоминания.

Другой континент, энерджазины эти, древний и непонятный народ – кто их не мечтал увидеть. Я даже хотела на все деньги купить билет и плыть… и поплыть посмотреть, а там будь что будет после, но не получилось тогда, а сейчас уже и не знаю, стоит ли. Хотя да, хочется листик любви. «Листочек», как все зовут. В институте у одной был, я видела. Там весь институт к ней в подруги набивался, чтобы только посмотреть, потрогать, подержать его. «Это же энерджазины!», – с придыханием говорили все. Все, все я успокоилась, и вообще чего я так нервничаю?

Я здесь, чтобы учить вот этого молодого человека, он хороший и даже хорошенький – э, не о том думаешь, подруга.

Вот принес кучу книг и даже альбом с рисунками. Это что, где он побывал что ли, рисунки? Все оказалось проще и сложнее, пока смотрели книги, он подвинулся поближе, а как перешли на его рисунки, то я только на третьем рисунке обратила внимание. Что одна рука лежит у меня на плечах, а вторая показывает мне пейзаж. Но, мой бог Всевышний!

Как же неуклюже он показывает! Или я настолько глупая? Он пока показывал, как и что он рисовал, уже все груди мне ощупал, неуклюжий! И что сказать ему на это?

Хорошо-то как, сейчас бы отдохнуть. Э, не так быстро, пожалуй, я еще посижу немного, – он прямо мысли читает и уже предлагает полежать. Нет, только не это, и все, все на сегодня. Все, я сказала, время вышло.

Как я собиралась, со стороны, наверное, смотрелось как откровенное бегство.

Но ничего, проводил до паровичка, хорошо, подъехал быстро, не ждали даже, а то и не знаю, как бы оно все получилось. Этот кавалер, это чудо молодое, да раннее. Меня галантно все время поддерживал, со стороны, наверное, мы очень мило смотрелось, как молодые, моло… молодая пара влюбленных или уже муж и жена. Да, со стороны смотрелось, а как я завтра на занятиях с ним буду встречаться? Он еще руку зас… дворянин молодой на прощание поцеловал.

Проблемы у меня будут с ним, ой, будут, и что мне делать тогда?

Часть 9. Витоли-Сергей

Удачно все получилось, и книги у отца э… да что теперь вспоминать – у отца и нашлись. Мне здесь жить, пока не убьют или не помру от старости, это и лучше, и это радует, поэтому буду стараться соответствовать. Вот завожу отношения, но какая жен… э, девушка, я прямо изв… завелся весь. Если бы она не сбежала, точно ведь до греха дошло бы дело, а еще рано, рано, я сказал. Молодой организм не понимает, и где-то на заднем плане душа Витоли изнывает.

Ну, ты там слюни еще попускай, мал, я сказал, спать в кроватку марш, а дядя думать будет, решать, как нам жить дальше. Чтобы и рот в вине, и нос в табаке, и б… и все нормально было чтоб.

Проводил даму, или как оно здесь… во, барышню, пора на хату. Развалился на диване, как барон. Так, стоп, что там про баронов, здесь их нет, не случились как-то, есть милард и фермеры и «школота», га-га, и все.

Эх, хорошо все, пока настроение хорошее, какая нафиг учеба, успеется она. Все же как удачно я ей альбом тот с пейзажами подсунул. Спасибо тебе, Витоли, за это.

Пока показывал рисунки, все груди ощупать успел, ну очень хорошие рисунки, просто прелесть какие замечательные, прямо ру… э, глаз радуют рисунки, размером вторым или даже третьим где-то.

Пойти что ли прибраться, нет, родители наставление давали покормить. Наставления «убраться» после не было, не было, вот и обойдутся. Слишком большие изменения в поведении, нет, этого нам не надо, совсем не надо.

Витоли кто? – про себя рассуждаю. – Лодырь, любитель футбола или по-местному боло, разница там и несильно велика. Вот этого стиля поведения и будем придерживаться дальше. Мытье полов и посуды в достоинствах не замечено? – Не замечено. Нечего и начинать, привыкнут еще.

Почитать газеты, что ли? – лениво-расслабленное настроение.

Что у нас тут, та-ак, продолжается визит посла немецкой республики… а в баню посла.

О, осознание прямо жаждет последнюю страницу – и что там такого интересного? Ну, кто бы сомневался, турнирная таблица результатов отборочных соревнований по боло меж…

Так, нафиг мне твое боло, осознание, учиться надо, а не играть, и не стыдно, шестнадцать лет дураковал парень. До мореходки четыре месяца осталось, если не напрячься и не одуматься. Отец может и выполнить свое обещание. Я несовершеннолетний, следовательно, по закону родители что хотят, то и могут со мной сделать, а ну и правда сдаст во флот с психу или со злости, что бездарь такой вырос. Буду морским волком или скорее морским кроликом, опытным, подопытным, и недолго, судя по циркулирующим здесь слухам.

Я уже здесь переговорил кое с кем в теме, два года – больше не вытягивают морячки, или мореходы по-местному, на флоте. Суровая там жизнь, только кто на соседний континент плавает, тем, вроде, полегче и поспокойней, но там в команде только высшие аристократы, если что, служат. Мы, такие дворяне, как Вилессы, им не чета.

О, родители пришли – что же им рассказать про сегодняшние занятия? Чешу затылок.

Э, что диктант писали – это не надо, а то прочитают еще и не так поймут.

Еще подумают, что это не я написал, а репетитор это… эту хрень диктовала. Решат, что она какая-то озабоченная и сама пристает ко мне, будет нехорошо.

Быстро прячем диктант. Скажу, учили правила и по географии проходили материки.

В общем, учили, вот рисунки ей показывал и газету. Впрочем, пусть лежит и на турнирной таблице даже, ребенок я еще или нет, как-никак. Быстро навел нужный ракурс и пошел встречать, сделав постную рожу а-ля «я хорошо учился».

25.02.101 г. Пятница

Глава 8

Часть 1. Витоли-Сергей

Сегодня первый раз химия, новая тема, металлы и сплавы, э… а неорганическая где? Здесь все не такое, никакой таблицы Менделеева. Все элементы делятся по видам: металл – неметалл, мягкое вещество или жесткое. Что-то ничего не понял: почему серебро жесткое, а золото мягкое? Они, вроде, оба одного поля ягодки.

Послушаем, послушаем – светлые энерджазины давно заметили, что силой…

Чем-чем? Какой силой? Какой-то силой «тин», «чин», оказывается, можно мять металлы и гнуть дерево, но могут это только эти энерджазины. Которые живут на другом континенте и в гости к нам не приходят. Люди это не могут или не хотят, поэтому мы должны знать, что есть такие свойства у некоторых металлов, один из них серебро, но использовать не можем, на этом все, точка.

Дальнейшая лекция свелась к уже обычным химическим свойствам металлов, коррозии, легированию. Ну, я так не играю, заинтриговали и бросили. Стал ковырять память Витоли, но ему это было совсем не нужно, и он ничего не знал про это. Как же это, такие замечательные свойства – и никому нет дела до этого, только боло в голове.

Надо разобраться, но разборки и поход в библиотеку отложил на потом. Вечером у меня математичка, эх, хе-хе, и это не главное, главное сейчас – урок руси, и там будет Бригида, вот эту проблему и будем решать, а кстати, вот и она.

Часть 2. Бригида Петовна

Влетаю в класс и замираю. Он сидит, как всегда: средний ряд, третья парта слева. Его одноклассник… ца, болезненная девочка, девушка, нет, это точно девочка и которая постоянно болеет. У нее что-то за болезнь, связанная с легкими. Она почти не ходит на занятия, потому что часто кашляет, и с кровью иногда, но упорно продолжает учиться. Я даже знаю почему, родители мне и говорили, не только мне, конечно, но и всем учителям, если хотя бы видимость учебы не поддерживать, девочка умрет, окончательно потеряв всякую надежду.

А здесь она раз в декаду или даже в две приходит, и все ей рады. Бедная Рада – это ее зовут, – она всегда улыбается, но даже до конца занятий ни разу не досидела, мне ее очень жаль.

В классе почти никого еще нет, двое дежурных сзади развешивают наглядное пособие на свое место. Ну, конечно, был урок химии, это видно по убираемым плакатам, больше никого нет, уже хорошо. Надо быстро переговорить, как же я боюсь это чудо мелкое, но если… ой как же я боюсь.

Вот он встал, подходит – что же сейчас будет?

Часть 3. Витоли-Сергей

Подошел к учительнице. «Здравствуйте, Бригида Петовна», – говорю, а сам отслеживаю за ее реакцией. Боится? То ли меня, то ли за меня, немного поэтому чуть замедляю шаг.

Задумываюсь: что же не в порядке? Прокручиваю весь наш бывший разговор и понимаю, что она боится не меня или за меня, как бы это сказать. Вот, она боится, что я сейчас начну лезть с детскими поцелуйчиками и сюсюканьем, а ведь точно это и есть.

Чтобы сразу все расставить по местам, как бы так сказать, расставить все точки над «и». Хотя в местном языке и нет такой буквы, похожая есть, но звучит по-другому, поэтому и пишется тоже по-другому, сразу перехожу на канцелярский язык.

Э… – тьфу, черт, детство не мое прет счаз из меня.

– Гхм…, Бригида Петовна… мои родители очень вам благодарны, им все нравится. Они очень довольны вашими профессиональными качествами и моими, пусть и пока скромными, успехами от них. Я им показывал диктант и как вы в нем исправляли мои ошибки.

Видя, как расширяются ее глаза, видимо, подумала про диктант, тот, вчерашний, ха-ха, решаю уточнить специально для нее: – Диктант, написанный на двух страницах. Маленький черновик я сжег, – уточняю, чтоб ее успокоить.

Таким способом длинно ее благодарю и, чопорно поклонившись после, сваливаю за свою парту. Все, я миссию свою выполнил.

Видя ее медленно офигевающую физиономию, незаметно подмигиваю. Урок прошел спокойно, я даже раз пытался что-то ответить с места.

Во всяком случае руку добросовестно тянул. Не спросила, ну и ладно, не очень-то и хотелось, впереди у меня еще математика. Там перспектив у меня никаких, да и знаю я ее не очень. Вернее, знал, да забыл сейчас, а наверстывать. Кто бы мне сказал когда, что я снова пойду в школу, я бы долго тогда над ним смеялся.

Правда была мысль с сыном на школьное собрание, но это все-таки не совсем то. Урок закончился, следующий – ну, буду называть его «труды» по-нашему, – и я с криком и шумом свалил из класса, даже и не оглянувшись. Хотя спиной чувствовал: за мной следят, чутье разведчика не обманешь.

Часть 4. Бригида Петовна

Подошел Витоли ко мне, поздоровался. Причем, как и положено, имя мое и имя моего отца не забыл, и не пропустил, и затем долго и как-то путано стал благодарить. Причем не за себя, а как бы за родителей, что они довольны моим репетиторством и как что я хорошо делаю и тому подобное.

Я прямо заслушалась и даже стала получать некоторое удовольствие от этого. Потом, правда, закралась мысль: а откуда они это знают, что я хорошо его учу по нашим предметам и вообще? Они ведь не присутствовали на наших занятиях. С его слов получается, так он такого может нарассказывать про меня, я его уже знаю, сказочник он еще тот.

И тут он начинает рассказывать, что он показывал тот диктант, что он писал. Такого ужаса я давно уже не испытывала. Видимо увидев мой этот взгляд, этот мелкий или скорее уже крупный засранец решил уточнить, что диктант, который был написан на двух страницах. Фух, с души как камень упал, это же про прошлый раз. Этот все обличающий и выдающий меня с головой был на одну страницу, и ту не всю занимал.

Вчерашний черновик я, говорит, сжег, он был весь в помарках, и я не стал его показывать родителям. Ну да, ну да, в помарках, там ни одной ошибки не было, если что, разве что то слово с маленькой буквы, но он за него уже рассчитался… пирожным.

В помарках он был, – хмыкаю.

Но хорошо, что сжег, это он молодец.

Потом еще благодарит, кланяется и уходит за свою парту, правда перед уходом незаметно для других мне подмигивает.

Вот какая же молодежь эти столичные дворяне, вогнал в шоковое состояние девушку и радуется – и как мне к нему относиться после этого?

Бросаю вот ответ: «Я старалась». – Надо хоть пару слов сказать, а то невежливо совсем веду себя.

Провожу урок, вроде, чуть успокоилась, опрашиваю учеников.

Это, Витоли даже руку тянет. Раньше за ним никогда не случалось такого, на русинском по крайней мере, но я игнорирую его, и не потому, что боюсь его подвести плохой оценкой, вдруг он неправильно ответит, а скорее боюсь своей реакции на его ответы и его самого немного.

Урок заканчивается – и что? Он уходит, даже не обернувшись, хотя я специально следила за ним: что он будет делать?

Он же за кем-то погнался и даже не обернулся, вот и думай после этого. Что было вчера дома, и что сегодня в школе, и как мне быть в следующий раз. Может, мне все показалось, и я как дура… э… не очень умная репетитор. Я провертелась всю ночь, а он просто по-детски выразил мне свою благодарность, а я уже себе наво… напредставляла невесть что и как.

Часть 5. Витоли-Сергей

В этот раз на трудах изучали паровичок, или правильнее – паровики, и любые машины и механизмы, где используется данный паровой двигатель.

Тема была богатая, и даже за одно занятие нам не успели раскрыть ее и половину.

Не то что тогда про мельницы, правда и на дом задание дали. Узнать про истории открытий и что-где-как происходило с именами и датами, в общем, типа «работайте, дети». Это уже нечто вроде предварительного экзамена, кто как умеет искать материал и знакомиться с нужной литературой. Ладно, плавали, знаем. Кстати, здесь пароходы уже есть, есть и парусники, и еще пароходы даже на жидком топливе, правда используют пока сырую нефть без разделения ее на фракции.

Чем мне нравились местные занятия по трудам – это тем, что мы сидели за отдельными большими столами и каждому был на стол положен комплект материалов по теме, для нашего ознакомления и изучения. Это и рисунки паровичков и пароходов, схема работы парового двигателя с рисунками и графиками, прошлый раз так же и с мельницами было.

Когда я прикинул стоимость всего этого рабочего материала, то только присвистнул от удивления. А ведь будет еще институт или столичная наша академия. Сколько же папик платит за мое обучение здесь?

Это же каждому надо, и они, во-первых, портятся со временем, во-вторых, морально устаревают, значит надо постоянно обновлять. Да, надо бы спросить, как это к нам, дворянам, относятся, черт, я уже им… нам даже завидую.

Вспомнилась моя старая школа под Новороссийском. Классы, где ремонт три года не делался, не то что плохо, а совсем никак. Напрягли преподы родителей, половина сдала деньги на ремонт, половина сказала: нечего сдавать и пошли все нафиг. А наглядные пособия? На глобусе только матерные частушки прочитать можно хорошо, потому как каждый месяц их кто-то старательно подновляет, все остальное только угадывается, и в остальном плане пособий то же самое.

Компьютер? Не смешите меня. Есть только клавиатура, да-да, только не смейтесь. Нарисованная на куске картона и с любовью раскрашенная, и вот на нее и жмем. Не знаю, может, сейчас и лучше, но когда я учился, было только такое вот убожище. Здесь пока компов нет, электричество вон только с этого года (здесь используется слово «лета», но, чтобы не морочить голову читателю, будет использоваться русское слово «год»), но если появятся ЭВМ, то клавиатуры, я верю, будут не любовно нарисованные на картоне своим, из дома, фломастером.

Закончились «труды», и перешли снова в основное здание школы, едва успели. Здесь построение уроков немного непривычно, для меня во всяком случае. Четыре урока по 56 минут и три перемены, первая и третья перемены по восемь минут. Это только добежать до зданий, если физкультура или труды, если предметы типа математики и химии, то только сменить учебник на парте или перейти в соседний класс, это рядом.

Используется всего три классных комнаты, идущих подряд. Во всяком случае для нашего класса такой порядок; как для остальных, я еще не вникал. Вроде, выпускной 11 класс, тогда там будет и актовый зал для танцев использоваться, и дуэльная комната, тоже зал весьма приличных размеров. Как-то помогали рабочим, что приносили материалы, мечи, копья и вроде старинных ружей, – уу-у впечатлений у Витоли осталось тогда. Там все серьезно, пока не разобрался, что и как, это все потом только, на следующий год у меня.

Сейчас будет математика. Конкретно сейчас, вроде, алгебра, хотя, как по мне, они особо и не делятся здесь на алгебру и геометрию, а только на практическую и теоретическую части единого учебника приличной толщины.

Вот сейчас по плану теоретическая, я и зову ее «алгебра». На ней и будет эта маразматичка Натали Сергеевна. Я был у нее уже на двух занятиях. Ничего не понимаю – и чего это Витоли назвал ее так грубо. Очень милая женщина, я бы сказал, в самом соку, и вообще 38 лет – не возраст. Да она еще о-го-го, всем молодым фору даст и на свой возраст, точно говорю, не выглядит. Я бы и тридцати не дал, если бы не знал точно ее возраст.

Конечно, это не бутон нераспустившейся розы, как Бригида Петовна, что выглядит как девочка-школьница и носится по школе так же, но в плане, если бы мне сказали выбирать, я с ходу бы ее точно не отмел. Да-да, не отмел, м-да. Она красива именно такой зрелой красотой и поддерживает себя, я же вижу. Хмурится, правда, только довольно часто, но, может, ей это для создания имиджа «строгой училки» как-то нужно. Не думаю я, что она прямо злобная стерва, может, с мужем ей не везет, может, в семье проблемы какие или еще что там, жизнь сложная штука.

Хотя вряд ли. Я слышал, она даже, вроде, родственница нашего императора Владена, дальняя, скорее, конечно, но все же. Раньше преподавала в институте, но ушла сюда, вроде, вслед за своим мужем, вроде. Он здесь то ли инженер, то ли еще как, я не знаю, но заведует всем многочисленным школьным оборудованием. Не в смысле ремонта, а как ответственный, пусть будет завхоз по-нашему.

Занятия начались и решали какое-то квадратное уравнение. Я откровенно плыл. Во-первых, пока перевел местные символы для себя, для хоть какого-то понимания процесса. Потом – пока разобрал принцип решения. Этот чертов Витоли, этот обалдуй, бывший единоправный хозяин тела – он ни черта, оказывается, не знал местную математику. То есть полный ноль, только таблицу умножения и основные названия – и все, как и что решается – вообще никак. Я же говорю, ноль без палочки, и как до десятого-то дотянул, мне совсем непонятно.

И вот меня вызвали. Предыдущие два занятия я проскочил, слава богу… Здесь надо добавлять «Всевышнему» – и когда я привыкну, а то без указания кому не принято говорить, и нехорошо может быть, вплоть до обвинений в ереси.

И выводов, дурак, не сделал. Нет бы хотя бы листнуть учебник, но уперся в историю и географию, хотя то и важнее, но хотя бы листнуть – и вот стою дурак дураком.

На доске система уравнений из двух неизвестных. Это новая тема, но ее уже мусолят вторую декаду, и по идее, ну, Витоли точно должен знать тему или хоть показать примерный план решения такого примера, ага, ага.

Штудирую память реципиента, кажется, даже слышно, как шарики мыслей скрипят у меня в голове, – и пусто. Он ничего не знает, то есть абсолютно. Хорошо хоть расшифровал символы, что и как изображается – непривычно-то как, на мой взгляд. Вроде, вспоминается метод подстановки, ё-моё, уже и сам забыл. Вот я и плавал у доски.

Мне Вихо даже шепнул раз: «Квадрат заводи, квадрат».

Ты смотри, друг, получается – зла не помнит.

Но на него шикнула Натали Сергеевна, и он сдулся.

Причем это, оказывается, не как у нас в школе было: шикнули, и все на этом, а надо встать и сказать: «Я раскаиваюсь, это было неблагородно с моей стороны».

Черт, хорошо, я никому не подсказывал, а то бы влетел – вот как надо, ни в жизнь бы не догадался. Хотя в памяти эта фраза есть, но Витоли ее ни разу не произносил и не использовал. Ибо никому и никогда не подсказывал по причине… Ну, сами знаете, по какой причине.

«Дуб» я по половине предметов как минимум и как только доучился до десятого класса – даже странно становится. То, что я вывел, Натали Сергеевна долго разглядывала и так и эдак, – вывел неверно. В конце концов она прокомментировала мою писанину: «Но в этом что-то есть, – после долгих раздумий, – после уроков подходи в класс, я покажу, как правильно надо».

Вежливо поблагодарил и сел, здесь всегда благодарят за учебу. Даже если и два поставили – и тогда, причем даже больше, чем за девятку. Потому как считается, больше забот доставляют именно плохие и нерадивые ученики.

Урок окончился, и пока я соображал, ждать до двух, пойти перекусить или что делать и почему занятия с Натали Сергеевной только с двух часов, а не сейчас, что делать еще целый час, – пока это размышлял, подошел одноклассник. Быстро прощелкал заемную Витолину память. Зовут его Толини Хоникер, мой, ну, в смысле, Витоли друг, если что, он, оказывается, да не знал я этого.

О, немец что ли – по фамилии прикинул.

Память подсказала: действительно, немец, но уже дано живет на Руси. Обрусился весь, еще, вроде, дед его сюда переселился. Мы с ним считаемся друзья-приятели, всегда играли… вместе и играем и посейчас в одной команде, и еще он должен мне пять злотов, кажется, и вряд ли скоро отдаст, если и вообще отдаст. У него есть девушка. Уже давно, и из этого проистекают все его финансовые проблемы и затруднения.

Она не дворянка, а его родители дворяне и никогда ему не дадут разрешения на нее, даже в качестве любовницы. Но у него есть выход: после совершеннолетия он и спрашивать их не будет. Имеет полное право все делать самостоятельно и как он хочет. Но это долго, даже ему еще долго. Хотя ему уже все 18, но все равно еще три года ему маяться вот в такой семейной неопределенности.

Я ему сочувствую, причем в обоих своих ипостасях. Настоящая любовь восхищает, но иногда просто жалко парня становится: пропадет ведь.

Толини начал с ходу на меня наезжать:

– Витоли, мы, с тобой друзья, но имей совесть. Ладно, в понедельник ты был после болезни. Вторник и четверг у тебя репетиторство, я слышал, но почему ты среду проигнорировал? И если сегодня не придешь, имей в виду, и о тебе придется ставить вопрос, а это серьезно, я тебя прикрывать долго не смогу.

У… я надолго завис, опять теребя заемную память, куда не пришел, почему – не знаю, и что с этим делать.

Память подсказала: после занятий класс собирается еще на так называемое «малое дворянское собрание». Иногда все вместе, иногда раздельно мальчики налево, девочки направо. В зависимости от тематики и обстоятельств, но собираются каждый день, и это для дворян обязательно.

На собрании идет разбор занятий и успеваемости, затем разбор проступков, позорящих честь дворянина, но это, правда, реже. Иногда значимых событий в государстве Руси и мире в целом. Такой своеобразный классный час, и вдобавок каждый день. Собираются на полчаса, редко на больше, чаще даже и на меньше, если ничего не произошло, но собираются все и всегда, кроме больных и отсутствующих по очень важной причине. Такой коллективизм с детских лет, но для поднятия престижа подрастающего поколения, но касается он только нас, то есть дворянского сословия.

В соседнем плебейском крыле никто и никогда не собирается, только иногда, по значимым датам или событиям, как и у нас в мире.

Причина отсутствия кого, если что, потом тоже будет разбираться, вот такие дела.

– Все, – сказал, – иду, извини, я после травмы головы, иногда все забываю».

– Я это и объяснил нашим одноклассникам, но не все верят: смотри если спросят, это и говори, а то меня подведешь, – уточняет уже тише и на ходу Толини.

Причина сегодняшнего собрания не рядовая: был залет нашего одноклассника Нито Валкело и Надиры Доревой из параллельного с нашим класса. Поэтому собрание мало того что было общее для мальчиков и девочек, да еще и совместно для двух классов сразу. Одно хорошо: благодаря этому ничего внутриклассного и не обсуждалось, значит и про меня не спросят, этот Нито удачно залетел, во всех смыслах слова.

Я думал, как здесь решаются такие дела. В суд потащат виновного или еще что-то похожее, и сколько кому чего за это дадут?

Ничего подобного. Потому как оба дворяне и их родители уже составили брачный договор. Он вступит в силу сразу после совершеннолетия обоих, но жить вместе они могут уже сейчас. Договор закрепляет отношения между семьями, пока дети еще несовершеннолетние. Это считается нормально, для дворян, конечно, только нормально. Фактически было не собрание, а такая летучка, довели до сведения, осудили, оправдали. Все крутилось больше не о том, что нехорошо или плохо кто поступил. Вопрос о том, зачем детей делали, когда сами еще не зарабатывают, и что с ребенком делать, когда он родится.

Если девочка, то будет, тогда, им, – О, я делаю круглые глаза.

А вот если пацан, то на кого запишут? – Совсем ничего не понял.

Я сначала опешил даже, не понял юмора ситуации, а потом дошло. Здесь очень не хватает мужчин. Говорят, раза в полтора, но, скорее всего, и больше и все в два раза мужиков меньше, чем женщин.

Просто проблема замалчивается, и сильно, прямо капитально, видимо, замалчивается, не разобрался пока только почему. Вот и сейчас в договоре ни слова про то, что делать будет семья, если родится мальчик. Семья Надиры может и не отдать его, он будет считаться своим для нее по закону империи Руси. Ведь она несовершеннолетняя и значит, все ее пока принадлежит ее же семье, а ее родители могут присвоить ребенка себе. Потому как несовершеннолетние дети здесь прав даже на собственных детей не имеют. Только по достижении 21 года, если родят после, тогда это будет их совместный ребенок и больше ничей, а до этого как решат родители девушки, так и будет, и это без вариантов. Учитывая, что Надира – круг, ну вы поняли, как это круто, а Нито – только линия, как и я вот, значит, он влетает по полной.

Вот такие пироги с котятами. Уложились минут в сорок, а я все переживал, что будем делать и где я проведу этот час до занятий. Ага, еле-еле успел, собрание было в актовом зале на втором этаже и в другом крыле, а здание нашей-моей школы совсем не маленькое, если что.

Часть 6. Натали Сергеевна

– Дался ему этот его паровичок, – слегка возмущалась Натали Сергеевна на мужа. – Вот любитель всякого гремящего и лязгающего железа. Да, еще и, как сорока (здесь другая птица и название другое у нее, но блестящее любит – значит, сорока), любит все красивое и блестящее, а мне теперь отдувайся с этим не самым одаренным учеником Витоли Вилесс. Ведь, как смож, на уроке сидит, только про свое боло целый день говорит, и его же гоняет с друзьями, и больше ни в зуб ногой. Родители бегают, бегают, проталкивают сына везде, а он, поганец, и учиться не хочет и не желает. Ведь все в жизни потом пригодится, не как плебей же работать, хотя и поделом ему потом будет.

Вот подписалась на репетиторство, все из-за Гесика моего ненаглядного. Вот хочет свой паровичок разукрасить, а злотов, как всегда, не хватает ему на это, а тут эти Вилессы и расстарались с помощью своей. Толку-то с того не много, думаю, будет, скорее, без толку все это, поздно уже куда-то его учить, раньше думать надо было. Ему с самого начала все надо начинать, а сейчас за четыре месяца вряд ли что успеть, что за десять лет не выучил, а, да что говорить… даже если он будет стараться, все равно не успеть, – сама с собой возмущалась Натали Сергеевна, ожидая прихода подопечного.

Слишком много запущено. Я-то его знаю как, как…, он и за пятый класс не потянет отвечать программу, да он даже квадрат умножения, наверное, не весь знает и помнит, болист несчастный. Родителей его жалко только, знаю я их, ведь тоже не при императоре во дворце служат, а на заводе работают, а там злоты просто ни за что пока никому не дают.

Милорды братья Ватоо, младший Соти и старший Малео, владельцы, зря никому ничего не платят и только на совете деньги из императорской казны выбивают хорошо на военный заказ, а вот отдать своим работникам лишний серебряк и дворянам-специалистам злот подкинуть – уже с большим трудом.

Ладно, я их, родителей Витоли Вилесс, предупредила. Будет стараться, и я со всей душой тогда помогу, а нет, откажусь, и пусть что хотят делают с ним, своим «дарованием», потом сами. Дуракам и лодырям никакое, видимо, дворянское собрание не поможет. Вот явился, ну-с посмотрим на дарование наше, мое… горе.

Часть 7. Витоли-Сергей

Новый день, нова… новые обстоятельства.

Лицо Натали Сергеевны мне не понравилось. Таким взглядом смотрят скорее на безнадежно больных. Жалко и помочь не в силах, знаем, лежали, если что. Бодро поздоровался – а что, с хорошим человеком можно и три раза на день поздороваться. Чтобы сразу все прояснить и не пускать пыль в глаза, которой и нет. Решил сразу признаться, что ни черта, по-местному – ни демона, в математике не знаю. Выразился, конечно, по-другому, но смысл от этого совершенно не поменялся.

Я думаю, не большой секрет для Натали Сергеевны открою. Уж про меня она все знает, ну это я думаю. Вряд ли для хорошего учителя знания его ученика являются большим секретом. Всех они видят, только иногда делают вид, что не знают. В том, что Натали Сергеевна – хороший учитель, я не сомневался, что за человек – вопрос уже спорный, а педагог… уу-у строгий, и Витоли подтвердит.

Признался, ей понравилось, покивала, подтвердила, – а что я говорил.

Действительно знает, что я ничего не знаю. Вместе решили, что она задает вопросы, начиная с четвертого класса, а я на них отвечаю или пытаюсь по крайней мере. Это затем, чтобы определиться, где я отстал и как это далеко находится от нашего, моего нынешнего десятого класса.

Потом выработать план, как я буду преодолевать это отставание и как быстро у меня это все пойдет.

На последнем моем предложении ее взгляд стал уже откровенно скептический.

Ну-ну, мы еще посмотрим. Мне бы только адаптировать символы того и этого миров, а то уж больно они разные по написанию по крайней мере, а там я развернусь. По математике у меня ниже четырех никогда не было, у нас на земле, я имею в виду.

Потому как здесь четыре – это просто наша двойка или около того. Вот ее и имел всегда Витоли. Вот парадокс: миры разные, тела были разные, а оценки одинаковые, это шутка.

Все, хорош, сосредотачиваюсь на занятиях, а то привет, мореходка, что в данном мире равно отсроченному смертному приговору, впрочем, ненамного и ненадолго отсроченному.

Начали с таблицы умножения, здесь зовется «квадрат умножения», ну даже не смешно, Пифагору привет.

Я ее отбарабанил, только от зубов отскакивало, чем вызвал удовлетворительный хмык Натали Сергеевны. Дальше больше, примеры с одним неизвестным – да как дважды два, – вот могём, когда хотим, или мо́гем.

Она уже заинтересованно на меня смотрит. Идем дальше, пошли углы, круги, градусы, и я неожиданно для себя поплыл. А куда деваться, у нас 360 в круге градусов, а здесь 256, поняли мою проблему?

Прямой угол – сколько градусов? Думаете, девяносто?

Во-во, и я так сказал по запарке и на автомате и пролетел как фанера.

Потом, правда, пересчитал, поправился и только стал показывать правила расчета и пути решения, у Натали Сергеевны глаза стали расширятся: да-с, растем потихоньку. Дальше небольшой затык минут… секунд опять не 60, а 64 штуки, дались им эти числа, но другой мир не под себя же переделывать, и здесь я обошел проблему, не пересчитывая, а только показывая пути решения и все на этом.

Уже много позже я узнал, почему такие единицы измерения.

Число двенадцать – священное число по числу богов. У этих энерджазинов осталось, а у людей по причине урезания богов или их, скажем, сильно уменьшенного влияния, перешли на десятизначную систему, слава Всевышнему. Правда часы с их двенадцатью дня и столько же часов ночи, а не двадцать четыре, как у нас. Это не приветствуется, и не поймут, только 12 ночи или столько же дня. Углы – так же производные двойки или двойников, зло-добро, день-ночь, он-она, чтобы понятнее было, такая инь-янь земная.

– Слушай, Витоли, а я ведь была о тебе гораздо худшего мнения, даже браться не хотела, – покаялась мне Натали Сергеевна. – Смотри, а у тебя все замечательно получается. По крайне мере седьмой класс мы уже прошли весь. Я рассчитывала, что ты и на шестой класс не вытянешь знаниями, а поди ж ты. Ладно, что дальше делаем? – Уже несколько вопросительно на меня смотрит и с некоторым уважением, пока, правда, сильно небольшим.

Я, если честно, устал и мозгами, и языком молоть, честно, устал, ведь больше часа бу-бу-бу прибавить, разделить, умножить, сколько можно.

Говорю:

– Натали Сергеевна, расскажите лучше вы что-нибудь, а то я устал немного.

Она удивилась:

– Я же тебе и рассказываю все.

– Это не то, – слегка развожу руками, поясняя свою мысль.

– Натали Сергеевна, вы мне о себе лучше расскажите. Мне же интересно, мне говорили, что у вас очень интересная жизнь была, ну, пожалуйста, мне очень интересно, – канючу я, кося под маленького мальчика. Чем-то зацепила меня Натали Сергеевна, и хочется про нее больше узнать. Странно немного это. Уж кто-кто, а Натали Сергеевна никогда Витоли не интересовала, ни в каком виде, разве что во сне и в кошмарах.

Часть 8. Натали Сергеевна

Мальчик не странный, он просто другой. Потому что не здешний и здесь он чужой.

Странный мальчик, никогда не замечала его. Да и что замечать пустое место? Ни то ни се ведь, сидит он в классе, не сидит – разницы и нет никакой, и вот это репетиторство.

И что ее подвигло на это? Гесик настоял, да при чем тут ее Гесик, шел бы он берегом, как говорил, бывало, Шарафик, мой Шарафик.

Воспоминания вдруг нахлынули рекой, сплошным потоком смывая годы жизни и наслоения слухов, грязь и дворянской молвы шепотки.

Натали Сергеевна была, именно была, какая же глупая была (это самокритика), это несмотря на то, что она была первый и самый молодой аналитик империи Руси. Всевышний, какая же глупая, может, потому что молодая и неопытная.

История Натали Сергеевны была не простая, а замудренная. Там переплелись и любовь – куда ж без нее для девушки, – и интрига императорского двора, и церковь, и даже боги. Не один бог, который Всевышний и Единый, хм-хм, а именно боги, все двенадцать – сколько их есть. Только тс-с, это уже секрет имперский, не очень и большой в общем, но все же.

Хорошая родословная: сестра ее матери замужем за дядей императора. Не любовница, а именно жена, почувствуйте разницу по нынешним временам. Именно по этой причине вокруг нее вилась половина кавалеров двора, а не по причине ее красоты, как все они говорили ей. Хотя красота была, была, Всевышний побери, и даже сейчас осталась… вроде.

Вон Гесик постоянно ревнует и даже любовницу не завел, говорит: «ты меня тогда бросишь, а я без тебя не могу», дурачок, что с него взять.

В шестнадцать лет Натали уже окончила школу. Проходя за год по два курса, даже в первый класс она не ходила, пойдя сразу в третий. Это для девочки тем более удивительно.

Нет, дискриминации нет никакой, но ведь девочка, цветок, который надо холить и лелеять, до… замужества. Да, цветок или нет, бриллиант чистой воды, как называл ее Шарафик, а остальные – просто бриллиант, и имели в виду в первую очередь не ее красоту, а именно твердость бриллианта.

Меня ничто не могло сломить, даже иерархи церкви, хотя я и по краю всегда ведь ходила. Мне, наверное, единственной в свое время светило взойти на костер за ересь в столице.

Не так часто и горят они в последнее время, – размышляла Натали Сергеевна.

Только в маленьких городках в основном, и то в основном по границе с халифатом. Там еще есть ересь и силы ее подпитывающие, а здесь, в столице, скорей на рудники пошлют или по морю плавать мореходом. Пиратов вон гонять, все больше пользы, а без толку людей жечь – это только для острастки, другой пользы и нет никакой, это она как аналитик, хоть и бывший, точно знает.

Окончив школу, она тут же перешла в институт паровых двигателей и их расчета. За таким малозначащим, хотя и модным тогда названием – как же, паровые двигатели – это наше будущее, это пароходы, паровики или личные паровички, тогда их еще и не было ни у кого. Слишком они капризные были в работе да и громоздкие больно, только на корабли ставить. Вот и она поступила в этот институт и сразу на второй курс. Как-то все вышло, что с первых дней учебы ей пришлось обсчитывать работу парового двигателя на кораблях, когда единолично или совместно с парусной оснасткой.

Вот тогда она и встретила свою первую любовь – Шарафика Мурзинова. Бывшего капитана фрегата, бывшего командира пиратского корабля, захваченного в водах Руси, где он оказался ну чисто случайно. Всю команду, как это и всегда происходит, половину перевешали в силу негодности и невозможности принудить мореходов к работе, а половину, наиболее здоровую и послушную, на рудники отправили, пусть отрабатывают, а Шарафика отправили в столицу, сюда, в институт, консультантом.

Во-первых, умный и по этой причине не стал отказываться делиться секретами халифатских корабелов. Военные Руси не все знали в морском ремесле, при всем восхвалении русинских мореходов и их непревзойденных корабелов. Халифатские корабли все же были и лучше, и быстроходнее тогда, да и сейчас еще неизвестно, кто первый и кто лучше.

Вот и Шарафика отправили сюда, где он, дав естественно клятву полной верности императору Руси, обучал корабелов и придумывал новые формы для увеличения быстроходности и дальности плавания, в общем делился секретами по доброте душевной или еще какой. Хоть и пират, а жить-то хотелось.

Вот там они и познакомились, опытный и битый жизнью капитан пиратов, и пигалица, начинающий аналитик и близкий родственник императора. В то время она уже заканчивала институт и ей часто перепадали вот такие внеплановые лабораторные расчеты. То обсчитать работу парового котла на судне, а то и просчитать демографическую ситуацию в столице да и во всей империи Руси.

Институт-то был многопрофильный. Только слащавые и приторные сыны высших аристократов, милорды, так их растак, считали, что здесь обсчитываются и создаются двигатели для кораблей и паровиков и все. Высшее же начальство из милардов старшего поколения их отцов знало, что здесь, в отдельном крыле, вход только по спецпропускам с обязательной стражей на входе. Что здесь обсчитывают совсем другие паровички, или, скорее, паровики истории, локомотивы прогресса и будущего процветания империи Руси.

Здесь просчитывались на годы и десятилетия планы, какой курс держать, с кем дружить, как жить людям и вот сколько иметь жен и любовниц. Да-да, и это тоже здесь просчитывалось. Как она смеялась, когда на защите диплома ей дали премию за красиво выполненные расчеты парового котла для первого частного паровичка миларда Колизи. Потом, буквально в соседнем крыле через час после сдачи, она крыла последними словами маститых академиков во главе с этим самым милардом Колизи и вместе с церковными иерархами в придачу, дура, за их дела и поступки, идущие во вред империи русинов.

Но это она поняла, к сожалению, много позже, не сильно и много-то.

Доказывая, что одна жена и одна любовница никак не подымет количество мужчин в империи и для стабильного прироста населения и его мужской части в особенности, что нужно как минимум хотя бы еще две жены – или пусть любовницы, как их ни назови, это сути не меняет, мужчина потянет, ему не рожать, – кипятилась она, доказывая свою правоту, – только тогда у страны есть перспективы. Может быть, ей что-то и удалось всколыхнуть в замшелых головах академиков, но против поднялась церковь со жрецами, и диплом вместе с аналитической справкой зарезали или, скорее, отложили в долгий ящик.

То, что она тогда не поднялась на костер, это только благодаря императору, хотя как сказать, что лучше или хуже для нее могло быть. Может, и лучше был бы костер.

То, что она часто помогала в расчетах паровых двигателей для пароходов и поездов, – все это и вынуждало ее находиться среди инженеров и расчетчиков этих самых пароходов, хоть тогда еще очень простых и немножко примитивных.

Вот где тогда и был главным консультантом по кораблям ее Шарафик, для нее тогда Шарафика Мурзинов. Неизвестный, темный лицом и страшный такой и грозный капитан фрегата из самого халифата.

Как-то очень незаметно он из грозного и страшного капитана-пирата стал для нее и просто капитан, а потом и просто Шарафика.

Они часто гуляли в институтском парке. Хотя Шарафика и был уже подданным Руси за былые заслуги, но выход в город ему не рекомендовался без особой нужды. Вот они и гуляли по институтскому закрытому парку, места здесь хватало.

В это же время и император – ничто не чуждо сильным мира сего – почтил с визитом их институт. Как же, ведущий институт, занимающийся передовыми технологиями строительства пароходов и прочих механизмов с паровым двигателем. Почему бы и не посетить императору и закрытое крыло в том числе и в обязательном порядке?

Вот там и встретились император Владен и пигалица Натали Сергеевна, тогда еще просто Натали. Красота сразу сразила их величество, и ей поступило такое ненавязчивое предложение, причем не от самого императора, вряд ли бы она тогда смогла что сделать и ему отказать.

От таких предложений не отказываются, а только от какого-то императорского прихлебателя, что всегда крутятся возле монарших особ.

Вот от одного такого и поступило, что, дескать, пусть она подойдет с высочайшим прошением, и император, может, соблаговолит.

Прихлебатель был послан с юношеским или тем более девичьим максимализмом и… все на этом как бы закончилось.

Вроде бы ничего, но любовь к Шарафику и даже уже чуть заметная беременность и, пока суть да дело, вдруг ставшая просто заметной. Да еще секретный диплом по демографии населения Руси, никак не прибавивший ей любви и среди церковников Единого и поборников старых традиций.

Император Владен, спасибо ему, конечно, не дал ей взойти на костер тогда. То ли помня ее красоту, то ли по каким другим причинам, но из института ее выгнали, и в первый круг, как и центр столицы, если что, с императорской резиденцией вместе и всеми главными зданиями, ей вход отныне был строго воспрещен.

Вот с тех пор она и преподает математику в школе второго круга, вот для таких бездарей. Император же ей отплатил, сразу же по уходу из института, а может, и не император то был, а тот… прихлебатель.

Она еще и в школу не устроилась, а только жила на окраине столицы, снимала квартиру там, как на нее напали местные то ли воры, то ли бандиты. Только, правда, какие-то неправильные, нет бы ограбить и изнасиловать. Беременность не в счет, слишком малый срок, не так и заметно было, и кого она когда останавливала. Но нет, они напали и избили ее только, причем били по животу в основном и немного по ногам. По лицу вообще ни разу не ударили, даже фуфайкой закрыли, чтоб не поцарапалась об мостовую, видимо, сволочи. Хотя тогда она решила, что ее задушить хотели. Потом она думала, что чтобы лиц не увидала их, и только годы спустя догадалась. Чтобы красоту лица не испортить, чтобы жила и мучилась. Ребенка она тогда потеряла, и, самое главное, и способность иметь детей в будущем тоже.

Вот когда она лежала в больнице, тогда и познакомилась со своим будущим мужем. Он, разбойник такой, лежал в очередной раз с переломом ноги, опять где-то с кем-то что-то не поделил на дуэли. Лежала она там долго, он тоже, вот и судьба. Не то чтобы она его любила. Вот он, видимо, ее – да. Так на ее красоту запал, что больше ни о ком и слышать не хотел, даже несмотря на то, что она больше не могла иметь детей.

А она? А что она?

Ничего, конечно, этого она Витоли говорить не стала. Мал он еще слишком для таких сложных и неприглядных жизненных историй. Да и нельзя, если что, все это говорить, а вот про Шарафика можно и сказать.

Почему бы и нет? – Она мстительно чему-то улыбнулась про себя.

Часть 9. Витоли-Сергей

Сначала я думал, откажется. Кто я для нее, и кто она, сопляк и пожившая женщина, хоть и красивая, чертовка, и выглядит явно не на свой возраст, это любой из одноклассников скажет.

Но нет, не отказалась, странно. Рассказала про свою любовь первую. Какого-то моряка, или по-местному морехода, но это не суть важно, привыкну как-нибудь. Да еще и иностранца, как оказалось, с соседнего государства халифат. Ничего себе, какие скелеты у нашей математички в шкафу лежат. Ведь мы не очень дружны с этим государством, если не сказать больше. Правда, может, раньше лучше были наши отношения.

Весь рассказ ее зан ял довольно много времени. Рассказ часто смещался на подробности кораблей и места, где бывал и служил ее Шарафик, когда был капитаном корабля.

Натали Сергеевна сидела за кафедрой, а я стоял, как и стоял до этого, около нее и соответственно около доски, где перед этим и отвечал.

То, что она рассказывала, я чувствовал, было немного или скорее много адаптировано для моего детского, как она считала, ума.

Много было недосказанного и просто скрытого. Ну, я и не хотел много знать об этой их и ее истории. Мне больше нравился внутренний мир самой Натали Сергеевны, как она видит нас, школьников, меня, например. Как устроилась в жизни, как живет здесь и сейчас?

Ведь любая информация сейчас для меня – как новый мир для только народившегося ребенка. Потому как Витоли не великий кладезь информации, если не сказать хуже. Здесь же сведения из самого дворца и из первых рук, можно сказать, а они никогда лишними мне не будут.

Да и нравиться мне она что-то начинает, э-м, м-да, дела, однако, сам не ожидал.

Пока она говорила, я незаметно взял ее за руку. Она лежала безвольно и, считай, бесхозно на кафедре. Стал потихоньку нежно гладить ее пальцы, а когда она закончила говорить, взял и поцеловал их. Ну захотелось вдруг, что тут сказать могу на это, сам не ожидал от себя такого поступка.

Она внезапно нахмурилась и почти вырвала у меня ру к у.

– Что вы себе позволяете, молодой человек? – это ее первые гневные слова.

Я сам, не совсем понимая, говорю:

– Натали Сергеевна, вы как чистый бриллиант. Я вами восхищаюсь и просто хотел выразить вам, вам… свое восхищение. Простите, если что не так что-то сказал и сделал, – и кланяюсь.

Здесь небольшое отступление: поклоны, как ни странно, здесь не принято бить. Вернее, они есть, конечно, кто не любит преклонения, но это, скорее, к жрецам или монахам больше и в светской жизни как бы не используется или вот так, как максимальное уважение, что ли.

Она, вроде, успокоилась и спрашивает:

– А своим одноклассницам ты не пробовал выразить таким способом свое восхищение? – улыбается, но скорей немного натянуто пока.

Это на что она намекает? Ладно, поиграем.

В ответ ей:

– Понимаете, бриллиант, пусть и с родословной или тем более с родословной, всегда выиграет у стекла, каким бы новым это стекло ни было.

Хм, это же надо, как я завернул, – бриллиант и с родословной – и не подкопаешься, если что, хотя правду сказать, экспромт это, чистой воды мой экспромт.

Часть 10. Натали Сергеевна

Пока он слушал ее открыв рот, Натали Сергеевна наблюдала:

А ведь совсем еще мальчишка, – привычно складывал ее мозг свой пасьянс, отслеживая реакцию чувств и действий слушателя. Рассказывать сначала не хотелось совсем. Зачем бередить раны, но потом решила, почему бы и нет. Тем более, нет уже Шарафика, пять лет как нет его. Вот такая она, жизнь, можно уже и выговориться хоть кому-нибудь. В процессе повествования приходилось заниматься тем, чем она давно не занималась: анализом – что сказать, что не сказать случайно, как преподнести это, и поэтому не сразу заметила, что кто-то гладит ее руку. Причем гладит аккуратно, нежно перебирая пальчики, будя старые воспоминания и подымая глубинные чувства, которые, как ей казалось, уже скрылись у нее и от нее навсегда.

Особенно ее возмутил, хотя и сильно всколыхнул, как раз окончательный поцелуй ее руки. Слишком резко это напомнило ей, почти интимно…

Что ты себе позволяешь, как ты смеешь, наглец? Она чуть не кричала от возмущения, а еще больше от нахлынувших чувств и своих похороненных под годами минувшего воспоминаний.

Этот же мальчик, вместо того чтобы извиниться или убежать – что она, кстати, и думала, он как раз и сделает, – стал ей рассказывать, как он восхищается ею, что она как бриллиант.

Бриллиант чистой воды – так называл ее только он, Шарафик, ее Шарафика.

Это же надо, какое совпадение и какой глазастый молодой человек.

Когда же она намекнула, что вокруг довольно много молодых камешков для его цветника, он вдруг стал пространно рассуждать. Зачем ему новое стекло, если есть такой бриллиант, да еще и с родословной. Вот как на него обижаться после этого?

Но она бы не была аналитиком, если бы не понимала: эта история просто так не кончится и добром она для нее тоже не кончится.

Кто она? Опальная первая красавица империи, хм-м, пусть и бывшая, и он сын мелкого дворянина без всякой там хоть какой-то путной родословной.

А она? Бриллиант с родословной?

Надо же. И что этому бриллианту с родословной надо сейчас делать? Выгнать и забыть – вроде не за что. Отказаться от репетиторства – деньги уплачены, договор заключен, все этот Гесик. Где он взялся со своим паровичком, что нам денег не хватало. Я бы ему дала, есть у меня деньги, если что.

Нет, вот сейчас как быть? Прогнать нельзя, и отказаться нет, вроде бы, причины. Он, этот Витоли, оказался умней, чем я думала. Даже стало казаться, что, может, он специально придуривался. Чтобы специально наняться ко мне в репетируемые, но это он сильно, очень сильно играл. Такого не могут и артисты императорского театра сыграть, а уж просчитать, что родители наймут именно меня… Хотя он мог попросить их нанять меня, говоря им, что я лучше всех.

О боги, помогите разобраться, что мне делать!

Вот стоит, в рот заглядывает, прям мальчик-одуванчик.

– Ну что, может, хватит на сегодня, Витоли? – говорю ему скорее просительно, чем требовательно.

– Как скажете, Натали Сергеевна, или, может, просто Натали… – и стоит улыбается.

– Иди уже, чудо молодое, да больно раннее, – говорю, осуждающе качая головой.

Уходит улыбается и на прощанье опять говорит:

– До свиданья, Натали… – и не продолжает. Вот проказник – и как на таких маленьких обижаться, что теперь мне с ним делать?

Эх, совсем ты еще, оказывается, девочка, Натали, вот как поманили шоколадкой, погладили, руку поце… и как годы сбросила. Как молодая козочка поскакала, а ведь как обжигалась…

Все, решено, никакого флирта в следующий раз, только учеба и только получение знаний. Ты смотри, ишь понимаешь, будет он мне тут зубы заговаривать. Мал еще слишком, вон одноклассницам своим пусть голову морочит, сколько хочет. Пусть с ними что-то делает и называет, как хочет, других…

Часть 11. Витоли-Сергей

Уходя, я радовался, как ребенок, кем я, кхм, в сущности сейчас и являлся. А что, все получилось, и даже проще, чем я думал… и тем неожиданнее.

Она, жаждущая любви и нежности и, скорее всего, не получающая давно всего этого. Вот озлобилась на весь мир, и нам, ученикам, от этого всего крепко перепадает. А вот переговоришь с ней, и видно же, как раскрывается человек, как распускается роза. Ведь действительно бриллиант твердый, крепкий, но красивый черт, черт. Бриллиант с родословной – вот это я завернул, но ей понравилось, точно понравилось, я почувствовал это, как-то шестым или каким там по счету чувством.

Ладно, поживем, посмотрим. Завтра суббота, ага, это там, где-то далеко-далеко, суббота, а здесь ничем не примечательный день недели, декады, едва перевалившей за свою половину.

Новый год, или лета 2456 от исхода. 7544 от сотворения, или 101 год начала новой эры имени Всевышнего. Выбирайте на вкус, как считать. Хорошо хоть, местные не заморочили с началом летоисчисления и все эти годы начинаются в первый день окончания зимнего солнцестояния.

Правда дальше пересчет уже без калькулятора в принципе не возможен, а его и нет. Есть, правда, какие-то пересчетные таблицы монаха Фуко. Почему так? Раньше, вроде, было двенадцать месяцев, почти как у нас, только дней в каждом было ровно 35, во всех, кроме последнего. Там было всего 15 и раз в восемь лет добавлялся шестнадцатый, високосный день, однако. Но астрономы с местными теологами посовещались и перешли на десятичную меру счета. С тех пор стало десять месяцев в году и ровно по сорок дней, и каждый восьмой год добавляется один день в зимнее солнцестояние, но он никак не считается и считается просто выходным от всего.

Такой всеобщий день безделья, в этот день никому нельзя работать – почему не знаю, шабат своего рода. Здесь раньше было двенадцать богов, а остался один Единый или Всевышний. То ли новый бог, то ли их всех бывший глава – непонятно мне пока все это, а Витоли и вовсе не в курсе совсем, неинтересно ему было это изучать.

Я откуда знаю? Да листнул слегка историю «древнего мира» и пару интересных таблиц глянул, а там мелким почерком. Вот кое-что и знаю теперь про местное летоисчисление и все связанное с ним.

Главное, что вера здесь не показная. Все действительно верят, и без дураков, но есть в этом какая-то неприятная и страшная, как по мне, тайна. Вроде, все знают ее, но никто не говорит вслух, потому как костры горят регулярно. Здесь, в столице, уже давно не было, а на окраинах, я слышал, в прошлом году в конце, даже в газете писали об этом. Я еще не застал тогда, но родители говорили между собой, когда думали, что я уже, в смысле Витоли, еще спит.

В библиотеке это все можно узнать, вроде как, но это вскользь, ничего и не поймешь толком. А специальную литературу в школе не держат, только в городской библиотеке и только совершеннолетним, и я как понимаю, если кто ее берет, то и его берут на заметку, а оно мне надо – так палиться?

Все это не то, а вот какой-то подарок Натали без всяких Сергеевна, молода она еще для Натали Сергеевны, как для меня тамошнего. Хотя на уроке – там да, должно быть все строго, это я понимаю, чай, не ребенок, хоть и выгляжу.

Вон как эта Бригида Петовна Дложди, молоденькая учительница моя по языку руси, боялась, что я ляпну что-нибудь этакое, не подумавши. Хотя в ее случае ничего страшного и не было бы, чуть посплетничали бы немного и все на этом. Даже со школы, возможно, и не выгнали бы, потому как она не замужем, и я тем более, совершенно свободен.

А вот с Натали Сергеевной – совсем другой разговор будет, и буду виноват уже не я. Потому надо быть очень осторожным, чтобы не подвести другого, другую… Потому как я ей жизнь могу сломать, а я не хочу этого, и очень, очень не хочу, и жалко мне ее. Да и, главное, нравится она мне, как ни крути, хм, странно это все.

Молчи, осознание, маразматичка. – Сам ты дурак молодой, а она красивая женщина, очень красивая. Дошел уже, со своим вторым эго или осознанием, как-то так, вот сам с собой спорю, короче. На земле точно сказали бы – шизофрения, а здесь и ничего, как будто и надо. Да и удобно, заместо Интернета и библиотеки использую, и быстро, и с собой не таскать ни книги, ни компьютера. Правда литературки на полках маловато будет, по делу, там, полистать, и она местами очень специфична и зияет такими пробелами, но на безрыбье…

Глава 9

26.02.101 г. 6–8 день

В остальные дни недели (декады) ничего пока и не происходило. Я мило раскланивался в коридоре с Бригидой Петовной и Натали Сергеевной, со второй более уважительно. Строго ходил, больше не забывая, на «малые дворянские собрания» после уроков. Про мои прогулы никто и не спросил больше, спасибо тебе, Толини Хоникер. Видно, не зря я ему одолжился раньше, вот и пригодилась соломка.

Сам же все думал, что бы такое подарить Натали и что будет со мной в местную субботу в храме.

Первый выходной, или девятый день декады. Тот первый раз я еще лежал в больнице и проскочил, а вот сейчас и не отверчусь, пожалуй.

Боги здесь это БОГИ, и это серьезно, стремаюсь я что-то. Хоть и Всевышний, но что-то мне подсказывает, что это не наша филькина грамота в виде Иисуса Христа, что развешан во всех наших храмах в переносном да и в прямом смысле этого слова.

С подарком для Натали Сергеевны долго думал, мучился даже, можно сказать. Купить сладости? Как-то это все слишком… по-детски, на мой взгляд, смотрится. Какую-то поделку, – статуэтку, там, картину… О, точно картину, но не купить, а нарисовать, самому нарисовать портрет на фоне.

На фоне чего бы? Реки, рощи, гор, э, э… чего же на фоне-то? Вспомнил…, ее это Шараф или Шарафико, в общем кто он там ей был? – Он моряк был, вот и подойдет. Она сидит на фоне моря, на скале, и ждет или стоит, да, точно, она стоит на берегу…

Все, решено. Сам я художник, конечно, еще тот, я, может, и нарисую что, но там лицо от пролетающей вдали чайки отличаться не сильно будет, в смысле такое же бесформенное нечто получится. Ладно, ближе к делу, кстати, здесь чайки хоть есть?

– Эй, осознание, птички здесь какие водятся? – Я пока никаких не видел, зима, знаете ли, на дворе у нас, хм, без снега и мороза, правда.

– Нет, чаек нет, но есть куча похожих, преимущественно довольно крупных птиц.

– Вот и хорошо.

Два дня я угробил на рисунки, вытаскивал осознание и требовал, требовал и требовал. Первые рисунки просто рвал, не то, не то, все совсем не то. Потом вытащил только умения, не спрашивайте как, сам не знаю, и стал рисовать сам. На пятом рисунке уже в третьем по счету испорченном альбоме стало что-то получаться. Все-таки художники рисуют душой. Что толку, что Витоли хорошо рисует и умеет, в данном случае? Он рисовал ее без души, для него она никто. Вот и не получалось у него ничего поэтому.

Когда же я сам взялся, стало что-то выходить. Сначала не хватало опыта или скорее таланта. Потом, по мере набивания руки, стало что-то получаться, и последние два рисунка, я понял, это оно. Они нравились мне оба, какой подарить, я не знал. Поэтому кинул монетку, а второй рисунок спрятал дома среди книг, ничего крамольного, пусть лежит и мне на память останется.

Глава 10

28.02.101 г. Восьмица

Часть 1. Витоли-Сергей

Пришла пятница по-нашему, или по-местному восьмой день недели, два выходных впереди. Урок Натали Сергеевны последний на сегодня, геометрия, то есть математика, но практические занятия. Чертим углы, меряем градусы, синусы, косинусы. В общем рутина, если подогнать под нашу геометрию. Отличается от того, что у нас, только названиями да количеством этих градусов, а в остальном рутина рутиной, для меня во всяком случае. Все мне здесь просто, и это, я смотрю, вызывает удовольствие у Натали Сергеевны. Хотя она временами хмурится, когда заглядывает ко мне в тетрадь, проходя мимо моего стола-парты. Не понимаю, что опять не то я делаю. Вроде, все правильно делаю, как здесь и учат, немного непривычно, но сойдет на первый раз, все, вроде, мне понятно, и делаю я все правильно.

Часть 2. Натали Сергеевна

С ее подопечным что-то действительно не в порядке. Верила бы в богов или зачитывалась бы шпионскими романами с книжного магазинчика Розиты, что так любят некоторые из ее знакомых из числа преподавателей в том числе, сказала бы, что ее ученика Витоли подменили, там некоторые дошли до того, что среди людей переодетые энерджазины ходят и все здесь высматривают и выслушивают, а потом…

Но нет, не похож он на шпиона, сидит тихо, и зачем его кому-то подменять? Кому оно, это «дарование» нужно?

Ради нее? Не смешите, она уже ничего и ни для кого не представляет интереса. Даже все ее выкладки тогдашние за давностью лет потеряли статус государственной тайны. Паровички с ее секретными тогда двигателями уже продают дворянам и законы приняли в государстве, хоть и не полностью все, но принятый закон уже не секретен по определению.

Только все равно не спокойно. Вот сидит оно, дарование. Пишет контрольную. Просчитывает углы на отдельном листочке и в тетрадь заносит только получившиеся результаты.

Витоли, тот, которого она знала раньше, такого не делал никогда. Он черкал в основной, причем часто и неправильно, или скорее всегда все неправильно, перечеркивал всю тетрадь, а потом черкал опять. Тряс впереди сидящего Вихо, невзирая на последствия и украдкой прося помочь. Хотя мог бы попросить соседок, – насмешливый хмык, – и получил бы помощь и быстрее, и лучше. Но нет, он стеснялся и потому черкал и опять писал, писал и писал. Писал, часто даже не думая, что пишет, а это вот, это «чудо» такое непонятное, считает на черновике отдельно, в тетради ни одной помарки.

Правда почерк его, Витоли, его ни с чьим не спутаешь, такой же корявый, как и раньше, но ведь ни одной ошибки и никаких расчетов в основной тетради. Даже Вихо два раза обернулся и удивленно посмотрел, а потом и сам еще что-то переспрашивал.

Я даже замечания не стала делать, до того была удивлена произошедшими с Витоли изменениями. Неужели это подействовала моя помощь в учебе? Но мы не это разбирали пока, совсем не те примеры были. Или, или это любовь творит чудеса, тогда это очень плохо. Представляю, какое у него будет разочарование потом в жизни, и что мне делать с этим молодым и таким влюбчивым «неизвестным» мне дворянчиком Витоли Вилесс?

Что мне делать с этим молоденьким дворянином, влюбившимся в старую… хорошо, не старую, но много пожившую женщину? В маразматичку, как некоторые зовут, думают, я и не слышу ничего, и ничего не знаю, что и кто обо мне говорит.

Дети – как есть дети, а мне что, как на это реагировать? На следующем же занятии поговорю с ним, чтоб и думать не смел обо мне. Надо рвать, пока не прикипело, потом поздно будет, научена я уже своим прошлым. Вот и хорошо, и урок закончился.

Устала я что-то сегодня. Все уже убежали на свое собрание. Нет, не все, вон копуша одна, один, сидит. Остался Витоли, и что ему надо от меня?

Подходит, оглянулся.

Подходит с альбомом – что там у него? Примеры, может, показать хочет, что дома сам решал. Молодец, хороший мальчик, надо бы похвалить, старается ведь он, вроде…

Нет, раскрыл альбом, положил и… убежал.

Только сказал: «До свидания, Натали», и «Это вам», и все на этом. – Даже ругать не стала за опять неправильное обращение.

Ребенок, какой он еще ребенок, и что с него возьмешь.

Что это? – Рисунок. На фоне волн у моря стоит девушка и ждет. Вот видно, одухотворенное лицо. Лицо кажется очень знакомым, где-то я его уже видела, и я, кажется, даже знаю где. В зеркале. Правда такое, наверное, лет пять назад было. Но все равно это мое лицо, и рисует он красиво, и слезы надо вытереть аккуратно, пока никто не вошел и не увидел, а то некрасиво получится, совсем некрасиво получится.

Вот и что теперь с ним делать?

Как жить дальше?

Я и влюбленный маленький дурачок.

А может, не дурачок?

Может, я сама такая, и все, все совсем, совсем по-другому?

Кто бы рассказал, подсказал?

Да кому я нужна? Гесику?

Да он со своим паровичком из гаража не вылезает днями, только и вижу его, когда спать приходит. От него уже маслом за ход несет.

Часть 3. Витоли-Сергей

На собрании опять ничего не было интересного, да и что обсуждать. Оценки у всех хорошие, все стараются учиться, уже мозги работают как надо, да и родители дома настропалили неплохо. Залетов, слава Всевышнему, ни у кого больше не случилось. Хотя, как я понял, Витоли не в счет, у него только боло в голове было и все на этом. Устойчивые пары здесь уже есть, причем даже между классами и даже между потоками, но, видно, либо предохраняются, либо дальше поцелуев дело и не зашло пока дальше, но… не знаю, свечку лично не держал.

Здесь нет Интернета и телевидения тоже нет, просвещение не достигло таких высот, как у нас на Земле. Про аистов, правда, тоже анекдотов никто не рассказывает, только правду, но и на этом не акцентируют особого внимания.

Вроде, на следующий год должны изучать все, вплоть до практических занятий. Я не совсем понял, как это пот… «практические занятия» и что имеется в виду, но уже интересно, и девчонки на переменках шушукались вовсю и перешучивались, и две даже ко мне подошли. Две подружки мои одноклассницы, Марти и Валери, и смущаясь сказали, что если что, то на практические занятия они пойдут со мной, и смеясь убежали.

Вот и думай теперь, то ли пошутили, или и правда что-то будет и они хотят вот со мной. – Я, конечно, как бы за, но не кроется ли здесь ловушка для таких, глупых и свободных уже в прошедшем времени молодых дворян.

Чужая страна, да и то там другие обычаи, а тут вообще чужой мир. Здесь вообще все по-другому, а мне еще завтра в церковь, ой, боюсь… матерюсь я что-то сильно по этому поводу, сильно бога поминая, и того, и этого, или сколько их там и тут.

Проштудировал память, как там или уже тут и что делать в этом храме – Институте Всевышнего, пафосно-то как, аж с души воротит.

Все, вроде, просто. Отстоять в общем зале, их, этих залов, там до шиша, много, если что, и послушать лекцию вначале «интересную» и молитву потом, в конце уже, средней паршивости, Витоли, что странно, их не помнит вовсе, хотя в бога этого Всевышнего верит на полном серьезе, я проверял.

Слушать лекцию обязательно и тем более надо внимательно, потом все спросят. Поэтому это все не для галочки. Там читаются законы империи, занудные и довольно сложные в понимании, как я с памяти почерпнул, но все потом в школе можно узнать подробно, и разъяснят, если что, все непонятные некоторым моменты, и не только Витоли, кстати.

В общем, они зовутся «закон бога Всевышнего», но по факту законы империи Руси и немного моральный кодекс. Как, что, куда, кому и сколько раз, а если что, то кому и сколько за это все будет. Это ирония, для поднятия бодрости духа, что как-то подупал совсем.

Потом совместная молитва, потом к алтарю, это уже каждый сам индивидуально. Маленькая комната и короткая молитва на четыре строчки. Молиться можно стоя, сидя, хоть лежа, утрирую. Играет роль только душевный порыв, и все на этом, после свободен.

Э… вот здесь я завис. То, что так ненавязчиво, под видом законов божьих, преподаются и законы империи, я понимаю и даже где-то их одобряю. Они поэтому лучше усваиваются, и главное, всеми. Сачкануть не получится, вроде, никого открыто не фиксируют, но домой придут, прецеденты случались, я уже в курсе. Общая молитва – вообще пыль для летчика, а вот молитва у алтаря каждому индивидуальная, это что-то новенькое и мне нигде не встречалось. Здесь будем думать, вся ночь у меня, если что, впереди.

Глава 11

29.02.101 г. Суббота

Утром все встали, поели. Мать с отцом красиво нарядились. Вставай, оболтус, а то проспишь, будешь в очереди стоять потом. Какая очередь, ага, это они шутят, если что, надо мной, очередь к богу имеется. Ну да, вдруг опоздаю. Как я вчера ни раздумывал, в общем, так ни до чего и не дошел. Зачем это, ни в одном храме на земле такого не было. На алтарь кровь капают, это у язычников было когда-то. Что еще помню, ни черта не помню, атеист я был и не по этой части, потом, если что, работал и служил.

Вот и что делать? Ладно, один раз живем, кто один, а кто и еще один и, видно, зажился уже, хватит, наверное, там наверху решили.

В храм шли недолго, туда толпы идут и на встречу нам тоже идут. Поковырялся в памяти, да, служба длится ровно один час. За это время все-все успевают, уже легче, продержусь до последнего момента, а там и посмотрим.

Когда пришли, опять разделение: взрослые в другое крыло, и там тоже деление, мужчины и женщины отдельно. Среди несовершеннолетних такого нет, мы всем скопом, но стараются делить, чтобы были примерно одного возраста. Со мной никого из одноклассников нет, все чужие, не знаю, хорошо это или плохо для меня.

Правда некоторые здороваются легким кивком головы, киваю и им в ответ, дам знакомых нет, им надо приподнять шляпу, это местный головной убор. Здесь его ношение для дворян обязательное. Для дворянок шляпки соответственно и любого цвета, кроме черного, серого и белого.

По цветам, черный и серый – мужские цвета считаются, белый – свадьба или праздник какой, в обычное время такой не встречается, не принято это. Еще разделение, чтоб не перепутали, это специально для мужчин, женские цвета разделяются, замужние – темные, а незамужние – светлые, что сильно заметно, когда идут мать и дочь или мать и две дочери, и только одна замужем, шляпки одного цвета, но разных оттенков.

Здесь есть рукопожатие, но используется только при личной встрече и когда подразумевается беседа. В остальное время покивали и разошлись. Женщинам чуть поглубже поклон, от возраста дамы сильно зависит, вроде уважения, можно и снять даже шляпу, но это уже к чему-либо обязывает, вроде разговора, потому редко применяется. Императору, если он, не дай… Всевышний появится, надо встать на одно колено, но при мне он ни разу и не появлялся здесь у нас.

Хотя слышал, вроде, лет десять назад проезжал по улице, некоторые, что забыли встать и поприветствовать его, как им положено, и дождь был, тогда. Некоторых даже дворянства лишили тогда, из особо умных или невезучих скорее. Причем с формулировкой, что стоять в присутствии императора могут только рабы и чернь, ибо они и так всю жизнь на коленях. Для себя перевел, мол, что дворяне совсем заелись – раз в жизни на коленях постоять, да и то на одном только, и даже и это в лом вам.

Родители подгадали и подошли к десяти ровно, как раз последние заходили. Зашел, встал в конце, мандражирую что-то я. Слушаю, читали как раз о поведении за столом.

Как вести с господами, с высшей аристократией, милардами, как с плебеями, причем почему именно так, а не иначе. Все на примерах, натуральная школа, урок этики и эстетики. Только голос выдает, такой голос только у церковнослужителей бывает, негромкий, четкий и размеренный.

Все слушают, никто не разговаривает, только изредка носом кто шмыгнет, и снова тишина и голос. Все это ровно полчаса, или 32 минуты, вы помните. Еще минут 15 молитва, благодарение Всевышнему, ну, за все, за все: и что родился, и что дышишь, короче, все-все и спасибо ему.

Я бурчал, со всеми повторяя без всяких мыслей. Под конец, когда пошло повторение, я смотрю, происходит какое-то броуновское движение. То один уйдет в комнату, что впереди меня закрыта простой занавеской только черной, то другой, и так по очереди друг за другом.

Стал смотреть, какая очередность там, благо, уже людей меньше становится. Сначала не понял, уже хотел память Витоли шерстить, что делать и как. Паника уже подыматься начала. Потом обратил внимание, над шторкой свеча горит такая большая и толстая, и вот как она моргнет, тогда сразу следующий идет за шторку. Понятно мне теперь все стало.

А людей все меньше и меньше, вот трое нас, вот двое. Вот последний пошел, я один остался. Уже этот церковник и читать перестал, сам на свечку смотрит. Вот она моргнула, и я пошел… Господи, помоги.

Никогда я не молился, а сейчас решил. Зашел, ничего особенного, алтарь, в нем чаша, как будь-то с водой. Все это на небольшом постаменте, и все. Оглянулся – голые стены, нет украшений, ничего нет, впереди только, за алтарем уже, такая же шторка, видимо, на выход, и все.

Прочитал молитву, всей молитвы-то – четыре строчки всего. Ее и читать не обязательно вслух. Это только дети должны вслух, кто еще писать не умеет.

Для них это как стимул быстрее выучиться, чтобы можно было про себя, они потом этим сильно гордятся.

Я как-то на перемене около мелюзги случайно стоял, и один толстенький такой, «настоящий дворянин», хвастался приятелям, при этом сильно косясь на рядом стоящих девочек, таких же мелких, видимо, его одноклассниц. Я, мол, про себя уже молитву читал, я уже бо-шой. Я тогда только что не засмеялся вслух, сейчас вот вспомнилось, только не до смеха мне что-то сейчас.

Прочитал молитву, а уйти не хочется. Это как, не понял я. Еще раз прочитал, все равно уйти не хочется.

Да что же это такое, уже и паника подымается, хочу рвануть куда-нибудь, ни вперед, ни назад, но ни в какую, ноги будто к полу приросли. Я приглядываюсь повнимательней к алтарю этому и вижу. Над ним будто облачко пара, как над водой озера, пруда курится, бывает, такое небольшое, легкое и прозрачное-прозрачное.

Если бы было хорошее, там, солнечное, например, освещение, чуть получше, и вообще бы не заметил ничего, а при четырех свечах по углам освещения… только по углам. Хоть и ярких, но свечи же, поэтому пар или что там, мне хорошо видно. И сейчас кажется мне, что облачко будто выгнулось от меня в противоположную сторону. Мне интересно стало, и я, присмотреться решил повнимательнее, что же оно там клубится такое. Смотрю, выгнулось обратно и, как мячик, круглое стало и даже в мою сторону качнулось, и потянулся как пузырек такой, на шаре-облачке образовался и надулся, и сразу мне легко-легко стало.

Я и пошел на выход, даже почти побежал. О, это было действительно страшно, что же это за чертовщина там такая. На выходе смотрю, тот служка стоит. Меня ждет, как я от него деру не дал, сам не понимаю, наверное, еще ступор божественный не прошел. Подходит, смотрит внимательно и спрашивает:

Что вы думаете, он спросил: как здоровье бабушки или что вы ели на завтрак?

Нет, первый вопрос: «Болел недавно?»

Я удивленно смотрю и молчу.

– Хорошо, – он продолжил сам, – когда болеют, тогда долго не выпускает. Испугался?

– Да, – говорю, отвечая на оба вопроса сразу. – Я под паровичок попал недавно и в больнице лежал.

Он посочувствовал и говорит:

– Не волнуйся, мальчик, в следующий раз все быстро будет, а после болезни всегда медленно отпускает многих.

Повернулся и ушел.

Ого, вот это страсти, я уже чего только себе ни напридумывал, и что меня обнаружили, и что я неверующий. Сердце в груди бухает, как будто по горам пятьдесят километров с полной выкладкой дал.

Все, думаю, сейчас на костер потащат и в пыточную или наоборот. Да, в общем без разницы уже и то, и то, хана мне по-любасу.

Вон уже и родители мне машут. Я им обрадовался как родным, честное слово. Даже рассказал, что не пускает, вот расчувствовался и осекся. Отец побледнел: «И что потом? – переспрашивает.

– Потом пустил, – говорю.

– Служка на выходе был? – опять отец допытывается.

– Да, был, я ведь последним выходил.

– С чего ты-то последний был? Ты же всегда в первых рядах был, ну ладно, это не важно. Служитель Всевышнего что сказал?

– Спросил: что, я болел? Я и сказал, что да, в больнице лежал.

Смотрю, отец успокоился, и мать заулыбалась вся, прямо засветилась.

Да что же это такое, одни непонятки кругом. Решил сразу выяснить, в чем дело. Спрашиваю:

– А в чем дело? Что вы перепугались все?

Они переглянулись и продолжают не спеша. Мы уже и домой потихоньку направились.

– Понимаешь, сын… – отец начал. – Ты уже взрослый, должен знать. Что вот на том алтаре в храме ищут ведьм. Этих нехороших знающих женщин, – продолжать отец не стал. – Их алтарь не выпускает, и их потом забирает стража.

– И что, потащат на костер? – я – заинтересованно и даже очень.

– Ну, не всегда, но скорее всего, да, – отец продолжает, как бы размышляя и делая паузы в ответе.

Ничего себе здесь страсти у них.

– А если мужчину не пустит? – я дальше расспрашиваю, мне страсть как интересно, прямо аж жуть берет.

– Мужчину, говоришь, не пустит? Да, тоже бывает, но редко. – Задумался. Отец.

Я почти счастлив, но не надолго.

– Лет сто назад было. Отец смеется, но как-то зло. – Тогда это безбожник, значит.

– Это как, папа? – делаю удивленное лицо, а в душе все сжимается в предчувствии, и явно не от радости.

– Понимаешь, раньше, давно когда-то, секта была. Это люди когда вечерами собираются вместе, распевают плохие песни и учат, что Бога нет и все только от природы, а Бога Всевышнего да никакого и нет.

– Это как, папа? – кошу под дурачка, ибо надо.

– Сам не знаю, но, вот было такое, и вот таких неверующих алтарь тоже не пускает.

– И что, их тоже на костер? – кошу под тормоза, правда, не уверен, что хорошо получается.

– Тоже сынок, и их точно на костер. Только сначала в пыточную, чтобы назвали сообщников, откуда они это взяли и кому еще рассказывали про такую ересь. Ладно, не будем, сын, о плохом, не нашего ума это дело, пошли уже домой.

Учитывая, что мы и так шли домой, мы и продолжили.

Как вы понимаете, ел я в обед без всякого аппетита, а потом еще долго, очень долго размышлял о произошедшем со мной сегодня.

Что же мне делать? То, что я неверующий, алтарь просек, сразу, но то ли душа Витоли вмешалась и сбила ему настройку, то ли то, что я тем облачком заинтересовался, и оно ко мне вроде как потянулось, именно ведь после этого меня и отпустило. Очень все здесь непонятно и ни на метр к разгадке меня не подвигло.

Что мне вот в следующий раз делать?

Витоли может вытащить, а вдруг не сработает?

Погорю, как есть погорю, причем в прямом смысле с потрескиванием дровишек и веселыми и, надо думать, радостными криками окружающих. Да, давно в столице костров не жгли, надо сделать открытие сезона, и в моем лице. – Это такой сарказм из меня выходит после пережитого сегодня.

Не радует это меня, ой как не радуют перспективы. Впереди два, два перспективных кадра и вот костер тоже. Это еще римляне говорили, при чем здесь немцы. Это тут, а там у нас римляне, которые итальянцы, не путай меня, осознание, я и сам собьюсь. Вот они и говорили, что все люди жаждут хлеба и зрелищ. Хлеба я тоже жажду, а вот зрелищ – только не в моем исполнении, пожалуйста, в качестве главного испол… лица.

Может, и правда секту организовать, только наоборот? Секту безбожников, одна кандидатура уже есть. Время жизни, девять дней плюс еще пару дней на подготовку главного, или как там его зовут, пастыря, к сожжению на… да пофиг уже на чем. Нет, перспективы не радуют, но шутка хоть как-то подняла мне настроение. Шучу, значит не все еще потеряно, прорвемся, значит будем жить.

Глава 12

30.02.101 г. Воскресенье, 10 д. д.

Родители иногда такие родители…

В воскресенье, или последний день декады, родители пошли в гости к каким-то своим знакомым или друзьям. Звали и меня.

Спросил слегка заинтересованно:

– Там дети есть? – Имея в виду, моего возраста, ровесников.

Сказали в ответ:

– Две девочки.

Заинтересовался уже как бы больше.

С улыбкой уточнили:

– По пять и по восемь лет, на мой выбор.

Посмеялись вместе, и я отказался.

– Жаль, жаль, а то они нам очень мешают иногда, ты бы понянчил, пока мы…

Шутку оценил, посмеялись еще раз, и они ушли. Здесь ходят в гости к обеду, чтобы успеть и посидеть, и вечером идти домой. Вечер считается семейным, и без нужды на него никого из чужих не приглашают.

Вечер – это семейное, еще может быть любимый или любимая. В остальных случаях принято отказываться, а то обидишь приглашающих. Вот же живут люди, а у нас припрутся и сидят, фиг выгонишь, пока не рассветет, и то не факт, что с рассветом гости уйдут.

Делать было нечего, полистал учебники, физику вот, история надоела, что я, ботаник какой и зубрила, плюнул и пошел на улицу. Чувствую веление души и вижу нашу или, скорее, Витолину дворовую команду и боло, уу-у.

Вот это меня знатно торкнуло. Наши выиграли шесть на десять и четыре на двенадцать, и все в нашу пользу. Это когда наши активные ворота и когда пассивные, мы все равно вели в счете.

Ну и я давал, конечно.

Меня с этим все и поздравили, говорили: «Еще приходи завтра, а то ты совсем забыл про нас. Без тебя, знаешь, как продуваем иной раз, а с тобой – видал, видал, как все замечательно получается?».

– Какой счет, а, ты видал, какой счет? Да мы их…

– Да ты сам как забил, а, как забил…

– Да мы даже на район поедем. Мы, мы, да что там говорить, приходи завтра, а, Витоли?

Я обещал подумать.

Сам соображая, что, конечно, подумаю и… не приду. Не до того мне, ой не до того, но понравилось, слов нет, как понравилась эта игра местная.

Да, встретил Толини здесь же, на игре, и одолжил ему еще пять серебряков, а куда денешься. Друг он мне все же, просил, а сам все заискивающе смотрел на меня, что о прошлом долге я и не рискнул ему напомнить. Дворянство дворянством, но дети мы или нет, хотя бы и один из нас. Где-то я его понимал, сам вот скоро таким могу стать, если напортачу, а я одним местом чувствую, что напортачу.

Это я хорошо задумался, а главное, вовремя… как-то.

Иду домой, значит, грязный, как… как смож. Это такая местная маленькая лошадка или как наша пони, может, даже как корова. Эта корова местная, только больно худая и любит в грязи валяться. Свиней здесь нет, вернее, есть, но только те, которые дикие и кабаны зовутся, что-то они здесь не одомашнились как-то совсем. Посему в магазине свинина-кабанятина, если и бывают, но как деликатес, дичь все-таки, поэтому и редко, и дорого, а вот этих смож – как… как грязи вот и есть, где они, кстати, и лежат все время, и не дорого, и много получается мяса, а уход минимальный за ними нужен. Правда по мне говядина говядиной, и я ее не очень люблю, любил раньше во всяком случае, а сейчас, вроде, и ничего, ем по крайней мере дома с хорошим аппетитом.

Заикнулся дома как-то про кабанятину, отец хмуро посмотрел на меня, что я сразу понял: был не прав сильно, извиняюсь. Отец, правда, потом, смилостивившись, добавил:

– Сдашь экзамены на девять, куплю, может быть, пару килограммов.

Мать тогда еще рукой над головой покрутила (нечто вроде нашего пальцем у виска). И что она имела в виду или про кого?

Пришел, все уже дома, благодать, да не очень. Отец газету читает и, судя по тому, как он внимательно ее читает, он уже немного хороший. Думаете, по чему я определил? А вы почитайте вверх тормашками газету, и я на вас посмотрю тогда.

Мать злая, особенно как меня увидела и в каком я виде заявился.

– Марш в ванную и быстро переодеваться, – это она на меня.

Я ее где-то и понимаю. Стиральной машины-автомат здесь нет, просто стиральной машины и той нет, есть доска стиральная и ванна. Правда есть титан, это где вода греется газом. Купаться в горячей воде – уже неслыханный сервис здесь. Можно, конечно, в прачечную белье отнести, но не с нашими нынешними финансами, особенно сейчас. И что делать? Я еще попросить хотел себе на благое дело. Пирожные купить и печенье, а то моих запасов только на два раза и хватило тогда. – Горестно вздыхаю.

Слишком тот тортик дорогой оказался для меня. Он, правда, своей цены стоил, но ведь и стоил же он.

Молча переоделся, покрутился по комнате и пошел сам замачивать одежду. Долго думал, где и что, порошка нет, вернее, он есть, но что где лежит, как-то непонятно мне. Какие-то бумажные пакеты и деревянные ящички, блин, будущий хозяин расту, а где что в доме, и не знаю.

Никогда Витоли это не делал и ни грамма не в курсе даже, что и как оно делается. Только и знает: это шампунь, это мыло, это зубной порошок, а это полотенце и еще унитаз за стеной. Вот оболтус он… или уже это я.

Только собрался идти спрашивать, что и где, смотрю, мать за спиной стоит.

Позыркала молча, показала рукой.

– Это сода, это хозяйственное, потом этим чистовым с отдушками.

Потом о чем-то задумалась.

– Деньги надо, да?

Я молча кивнул.

– Ясно, – снова задумалась. – Сколько? – поглядела на меня.

Я хотел загнуть, типа попрошу побольше, а дадут, сколько дадут, потом пожал плечами и просто промолчал.

– Два злота дам, остальное после зарплаты, сейчас совсем плохо, – сказала и, молча повернувшись, ушла.

Возился больше часа, как для Витоли непривычно совсем, а мне наполовину, скажем, потом выжал, пошел все развесил на балкон. Там уже висели веревки, видимо, специально для этого дела предназначенные, хоть что-то я знаю. Балкон большой, длинный и застекленный. Здесь стекла двух видов были, большая часть – мутное и зеленоватое, и полоса, или средний ряд, скажем, такое чистое и белое, вроде нашего обычного оконного. Почему бы не все белое – не понимаю. Вернулся к себе в комнату, на столе лежал целый злот и двадцать серебряков двумя стопками по десять. Пошел в комнату к матери. Они спали вообще-то отдельно с отцом, правда я часто видел, что выходили утром из одной комнаты, и каждый раз из разной. Это типа кто к кому пришел, то там и остался.

Она сидела над каким-то журналом, читала что-то. Подошел, обнял сзади, поцеловал в щечку.

– Спасибо мама.

– Как ее зовут, скажешь, или это страшная мужская тайна? – спросила, чуть улыбнувшись.

Стал просчитывать, что сказать и, главное, про кого.

То, что это не репетиторы – это понятно, нельзя это даже и упоминать. Не поймут здесь этого, а если и поймут, то не дай этот Всевышний местный. Такой скандал будет, особенно если про Натали Сергеевну – уу-у. Быстро перебрал знакомых, вроде, на Витоли какая-то Марти, его одноклассница, поглядывала, светловолосенькая и остроносенькая пигалица, правда все русины в большинстве светловолосые. С Вихо тогда из-за нее ведь драка, считай, вышла. Вот пусть и будет она, если что. Я ей даже пару пирожных куплю, если что, для большей достоверности наших «отношений».

Пока обдумывал, мама и сама за меня все решила.

– Ладно, можешь не говорить. Скажи только, она дворянка?

– Да, – говорю, – сделал значительное лицо, дите, блин, вот развели, как пацана, ведь развели.

– Это хорошо. Растешь, сынок, уже вот совсем большой стал.

– Не понял, при чем тут мой рост? – Или она что-то другое имела в виду? – Я посмотрел на маму.

– Сынок, ты никогда меня не обнимал раньше. Забыл? А в щечку поцеловать – всегда называл «девчачьи нежности».

И тут я зарделся, а ведь и правда, этот Витоли был настоящий бука.

– Прости меня, мама. Я вот исправляюсь уже, мама.

– Ладно, иди, скрытник ты наш, – махнула рукой мама, выпроваживая меня из своей комнаты.

Вот и думай теперь, поругали или похвалили меня сейчас.

Глава 13

31.02.101 г. Понедельник

Часть 1. Витоли-Сергей

Понедельник, опять химия – как меня это забодало. Все, отставить, это не мои мысли, если что. Меня ничего не бодает и тем более не забодало. Проблемы – да, есть, но они все решаемые. Химия, химия – это понятно: горение, разложение, кислоты, соли, и вот это интересно: твердое, мягкое.

Твердое серебро? И энерджазины? – гхм, что-то в этом есть.

Память реципиента, кроме «листочек», ничего про энерджазинов не знает и не в курсе. Люди или нелюди там они, но у них есть магия. О, как это интересно мне уже.

Магию я знаю двух видов или даже трех, если напрячься и разложить, то, чего нет, по категориям.

Итак, считаем:

Магия цыганская – это когда деньги из воздуха. Пошептали-побормотали, про всю жизнь рассказали, позолоти, милок, ручку.

Второе – магия этих экстрасенсов, то, что половина, половины и половины, это мошенники, но что-то в этом все же, видимо, есть.

И третья – это магия любви, о, в нее я верю, как я в нее верю!

И эти энерджазины – это третья категория, выходит, а я в нее верю. Причем здесь отголоски и второй проглядывают, интересно-то как, надо идти в люди. Ну, или в библиотеку в худшем случае. Это более правильное выражение, а не то, что чуть по-другому звучит.

Надо, значит пойдем, без проблем.

Что-то пока мыслил, урок и кончился, математика у нас следующая. Сегодня понедельник, а мы договорились на пятницу, ну и что, я же только спросить.

На алгебре сегодня – а была теоретическая часть предмета математики, я и зову ее «алгебра», хотя такого слова здесь нет, – меня не спросили ничего, только поглядывали, а я что – я ничего, сижу с умным видом, слушаю и даже пишу иногда.

Натали Сергеевна, проходя мимо по рядам, в мою тетрадку заглядывает обязательно. Я специально отстраняюсь, чтобы ей было удобно смотреть, что я делаю.

Вижу немного приподнятую бровь, в ответ слегка улыбаюсь. Трясу память Витоли и узнаю. Он, оказывается, всегда, когда Натали Сергеевна проходила мимо, тетрадь заслонял своим телом и все делал, чтобы ничего она не видела там, ибо видеть там было у него абсолютно нечего. Вот такие дела.

Большая перемена, все срываются и бегут в столовую, все как и везде. Дворяне это или плебеи, хотя что там, в другом крыле, я не знаю, ни разу в той столовой, что в другом крыле, я и не был, да и не очень хочется, если честно.

Дождался, пока все смылись, и подошел.

– Натали Сергеевна, я хотел бы сегодня вечером… э, после уроков, конечно, с вами поговорить.

– Ты хочешь позаниматься? – вижу поощрительную ул ыбк у.

Блин, не та реакция.

– Нет, – говорю, – я хочу поговорить.

Смотрю, нахмурилась и задумалась о чем-то. Ждет, замерла.

– Об этих людях с другого континента, об энерджазинах.

Вижу, отмерла.

– Хорошо, я подожду, приходи после собрания.

– Спасибо, – и убежал.

Есть-то как хочется молодому растущему организму, осознание там, в глубине, вон как ворочается, видно, Витоли – тот еще проглот был по жизни.

Часть 2. Натали Сергеевна

Сегодняшний урок математики веду десятый класс, группа «линия». Значит, будет мой подопечный.

Этот Витоли очень сильно изменился за последнее время. Прямо непонятно, как сильно. Хорошо, я не в СБ империи уже служу, а то бы он уже был там на контроле. Такие случаи расследует СБ империи, и не всегда это пустышка. Очень подозрительно это. Когда хороший ученик съезжает на четыре и пять, это и понятно, и где-то даже нормально. После такого происшествия, как у Витоли, все могло случиться.

Типичный пример – наша Рада Соколин, в прошлом – отличная ученица, сейчас – никто, она приходит, посидит полчаса или там редкий какой урок до конца досидит и уходит. Жаль ее очень, но врачи разводят руками, а на лекарства энерджазинов у ее родителей денег уже нет, да не сильно они там и помогают, видимо, в ее случае.

С Витоли все наоборот, был посредственный ученик, и это мягко сказано, и становится гением. Может, и не совсем гением, но где-то очень, очень близко.

То, что он демонстрировал мне, – все просто замечательно, кроме одного.

Некоторые примеры не так решаются, совсем по-другому. Да, я их учила в институте, и там было и такое решение, как он применяет, но, во-первых, это даже не на первом курсе, и это закрытый институт для высококлассных имперских специалистов.

Может, конечно, ему мать или отец что-то рассказывали, все-таки они у него дворяне-специалисты, и, вроде, хорошие специалисты, если они на свою зарплату даже могут позволить нанять репетитора. Хм, да ладно, но все равно девять с половиной лет дурака валять, а здесь вдруг с чего-то взялся за ум. Все равно очень подозрительно.

Вот еще его поведение, раньше он постоянно прятал свои записи от моих глаз, а сейчас прямо выпячивает. Как бы говоря: посмотрите, какой я молодец. Может, это в свете наших отношений он хвастается мне просто так. Все может быть. Может быть, и правда я все придумала сама, и все это просто, понятно и легко объяснимо.

Часть 3. Витоли-Сергей

Собрание прошло быстро – а что время зря тратить, – обсудили одного Вихо, он схлопотал очередную двойку. Вернее, он получил четыре, но в свете местной десятибалльной системы оценок это как раз наша земная двойка и выходит. Поругали, пожурили, чуть не отдали на поруки… мне. Отбился с трудом… большим, кстати.

Сказал, я сам на поруках.

Пошли расспросы, насилу уже сам отбился… от новых расспросов. Как дети, чесслово, но потом как узнали, кто мой репетитор, то даже и посочувствовали, дурачье, дети, ну ладно, мне оно и лучше.

После собрания пошел в класс к Натали Сергеевне. Она сидела за первой партой, а не за своей кафедрой, как обычно, и проверяла задания учеников, что-то черкая своими страшными красными чернилами. Чернила, пока свежие были, чем-то похожи на кровь, а высыхая, отдавали зловещим фиолетовым оттенком, чет тревожно мне стало.

Зашел тихо. Она подняла голову, чуть кивнула мне и продолжила дальше черкать в тетрадях. Я, не решаясь сесть рядом, стал стоять около нее и смотреть. Как она быстро проверяла, просчитывая результат, иногда просто перечеркивая всю страницу тетради целиком.

Показала рукой на место рядом.

– Садись, я сейчас.

Сижу, смотрю, как она работает.

Какие красивые у нее руки, пальцы, и… она чем-то больна.

Последняя мысль нова, непонятна и не моя она как бы, но мне это точно известно, каким-то шестым чувством. Почему, как, что у нее, я не знаю, но она болеет, не смертельно, но что-то, видимо, серьезное у нее со здоровьем.

Сидим еще минут десять, она заканчивает и неожиданно дает мне тетрадь.

– Это не по правилам, но это Марти тетрадь. Марти Кастело, твоя любовь, – комментирует и чему-то улыбается при этом.

Все она знает или думает, что знает. Ну-ну, посмотрим, и что она хочет сказать мне этим. Мне немного неудобно, смотрю чужую тетрадь. – Аккуратный почерк, не то что у меня, курица лапой, все вычисления выполнены в тетради, но все выполнено хорошо и правильно. Да я и не сомневался, она одна из лучших среди учениц в классе.

Подымаю бровь, смотрю на Натали Сергеевну – и что я должен увидеть и сказать ей?

Натали Сергеевна поясняет:

– Это решение лучшей ученицы класса, и оно сделано… хуже, чем твое. Только почерк твой, а все остальное у тебя лучше, и решение красивое, и вычисления ты делал все отдельно в черновике. У тебя даже помарок не стало, если бы не почерк, я бы сказала, что это совершенно другой человек делал и решал. Ничего не хочешь мне сказать?

– чуть нахмурив брови.

Сижу. Вот это я спалился, причем в натуре спалился. Костер уже буквально маячит за окном – и что мне делать? Отмобилизовываю свои мозги и еще осознание подключаю в дело. Начнем с того, что и на земле типичная отмазка: упал, очнулся – гипс, и ничего не помню.

Может, прокатит, а может, и нет. – Мысль, блин, не своевременная, никак не своевременная.

Второе: что делать? Пойдем по родственным связям: родители, друзья, друзья родителей, случайные знакомые родителей, затем друзья случайных знакомых. По большому счету вся земля, в смысле, здесь, Этелла, это местный мир так называется, уточняю.

Начнем. Пожалуй. По ее лицу буду отслеживать, как успешно проходит моя лажа и очковтирание.

– Понимаете, Натали Сергеевна, я недавно попал в больницу…

Поощрительно кивает мне на это.

Ну конечно, сам знаю, что факт неоспоримый.

– У меня был сильный удар, и меня даже лечили то…

– еще про вольтаж и силу тока скажи, придурок, – э… электричеством.

Сочувственное покачивание головой.

– Вот с тех пор я, пони… понимаете вот.

Тяну резину, вроде, стесняюсь, и в то же время и как бы хочу сказать.

– Я стал забывать про свою жизнь. если вспоминаю, то все помню, но как бы со стороны. Ой, это так страшно, это как стоишь в темноте, а где-то вдали свет.

Я ей не сильно нагнал пургу, а то я не знаю, тут желтых домиков с мягкими стенами нет, да, а то это ненамного легче костра для меня будет.

Хотя, нет, смотрит скорее сочувственно Натали Сергеевна на меня.

– А с решением понимаете… э.

Срочно отмазку. – Вот отец же инженер, да и мать близко около него и далеко не дура, по крайней мере в химии точно.

Решаю, должно прокатить, родители здесь авторитет непререкаемый для детей. Ну, не пойдет же она домой выяснять подробности, оно ей надо?

А вдруг пойдет? Ну тогда по-любому хана.

– У меня родители-и на заводе, вот, и они э… работают по… по профессии. Ну, связанной с математикой. Только практической, там чертежи всякие большие рисуют, – путано объясняю.

– Они тебе показывали? – чуть заинтересованно.

Ну да, с военного завода принесенные. Я совсем дурак. Так я ей и сказал да, и посадят их за это.

– Нет, что вы, Натали Сергеевна, они просто мне рассказывали.

Рука ми разводили, вот такие большущие, их и принести-то невозможно. Кошу под дурачка, для Витоли и косить не надо.

– Понимаете, Натали Сергеевна, они когда мне сказали, что если буду плохо учиться, то отдадут в мореходку, я даже в боло перестал выходить играть вечерами, вот.

Далось мне его боло, но гоню пургу дальше.

– И вот понимаете отец, он со мной немного позанимался, но у него плохо получается. Он нервничает почему-то все время при этом.

Пусть думает, что орет и психует.

Надо же накалить слегка обстановку, и, есть надежда, что пожалеет меня, бедного.

Вот он меня учил и учил, как он знает сам. Мне не совсем понятно, но вот, вот это немного показал и…, и все… вот.

Фу х, ка жется, отмазался, – ду маю про себя. Чу вству ю, поверила. С трудом, но поверила.

Натали Сергеевна смотрит на меня с сочувствием и небольшой толикой недоверия, где-то два к одному.

Думаю, надо переключать ее внимание на что-нибудь, ибо нафиг-нафиг.

– Это, Натали Сергеевна, вы мне обещали рассказать про этих людей. С этого второго континента, про энерджазинов, вот.

Ни черта она мне не обещала, но пусть попробует это сказать, и я буду канючить до последнего, отыгрывая маленького мальчика.

Чего бы не хотелось, но если придется, то всегда пожалуйста.

Смотрю, задумалась.

– А что ты знаешь про энерджазинов?

Э, а что я знаю про них? Э… а ничего я про них не знаю и Витоли тем более, тоже ничего не знает про них, да и не знал. Они ему до звезды были, если что, весь мир для него – одно сплошное БОЛО.

– Я знаю, что живут на другом континенте и что владеют магией и «листиками», вот.

«Магия» здесь – разрешенное слово, но не применяется. Вроде нашего «экстрасенс». Они есть, их даже видели некоторые, но говорить об этом не принято, ну разве что когда девушку охмуряешь. Тогда да, тогда все мы сплошные маги и экстрасенсы.

На «листочки» она ожидаемо посмеялась.

– Ладно, расскажу немного. Понимаешь, Витоли, эти энерджазины, они не совсем люди или даже скорей совсем и не люди. Отличий, правда, не много от нас. Они немного выше людей, но стройнее, и у них чуть больше нашего уши и слегка заостренные на верхних концах.

О, блин, эльфы, ити его мать. Вот где они окопались, тогда я про них больше тебя знаю. Это и лесная, там, магия, и заговоренные стрелы, это мне все тогда понятно. Хотя стоп, стоп это я как Витоли, как пацан рассуждаю, а надо послушать, что местные скажут. Может, все совсем по-другому, хуже, там, или лучше – не важно, поэтому слушаем молча и не перебиваем умных и знающих, много знающих людей.

– Также энерджазины владеют магией. Могут заставлять, не скрещивать растения и животных селекцией, как делаем мы, а именно прямо на животном делать эксперименты и получать новое животное или растение с нужными им или нам, например, свойствами.

Вот возьми наших смож, их вывели энерджазины. Они взяли наших диких буйволов синшеруш, что с таким трудом добывались в лесах и степях предгорий Кареза, и вывели из них домашних сможей. Правда получились немного мелкие против их прародителей бывших, но зато полностью одомашненные и очень добрые и спокойные животные. Здесь в столице их только едят, а в малых городах и деревнях на них и ездят, и поклажу возят. Потому что ослики и ишаки, хоть и хорошие животные, но их экспорт идет к нам в страну из халифата, а там нам надо рассчитываться злотами за них. Это нашей империи невыгодно. Что про лошадей, то эти животные не всем по карману, даже для дворян линии, породистые если имею ввиду.

Понимаешь меня, Витоли?

– Да, вы очень хорошо все объясняете, Натали Сергеевна.

Попытался взять опять за руку – ни черта не далась. Опытная уже, руки убрала подальше от меня. Ладно, посмотрим.

– С магией, как ты говоришь, «листочек», – чему-то улыбается, – это для влюбленных растет в Колахари, это так континент энерджазинов называется, где они живут. Ну, ты это и сам должен знать, по географии учат, а нет, Бригиду Петовну спросишь. Вот там есть дерево Семурен, с него эти листочки и берут, потом их замагичивают волшебники-энерджазины.

– А они что, там не все волшебники и маги? – Надо хоть комментарий вставить.

– Все, – слегка пожимает плечами, – только все имеют разную силу. Один такой листочек будет зачаровывать целый день, другой только посмотрит и готово, но стоить это будет больше, чем тот, что целый день зачаровывал. Вот понимаешь меня?

Я-то понимаю. Лекция познавательная и очень мне интересная, но меня и другое тоже сейчас интересует. А именно ее рука, что она так неосмотрительно опять положила на парту. Осторожно беру ее руку в свои руки и поглаживаю ее.

Она пытается отобрать, но не сильно преуспевает в этом, да и не очень хочет, видимо.

Говорит:

– Не нужно этого тебе, у тебя вон Марти есть.

– Марти – это одноклассница, а вы, Натали Сергеевна, моя… учительница, вот.

Еще я что хотел сказать.

– Можно и вторую руку?

– Зачем тебе? – немного заинтересованно и чуть опешив от моей наглости.

– Пока не знаю, вот дадите, тогда и скажу.

С подозрением смотрит на меня, потом нехотя мне протягивает ее.

Беру, глажу и задумываюсь, даже гладить забываю. Она выдергивает руки и с вопросом смотрит.

– Понимаете, только не обижаетесь, пожалуйста, на меня, хорошо, Натали Сергеевна, хорошо?

Она со все большим подозрением на меня смотрит.

– В чем дело наконец скажешь? – спрашивает все более подозрительно.

– Понимаете, Натали Сергеевна, вы больны, – бросаюсь решительно словом, как в холодную воду окунаюсь.

– Я не знаю чем и как, но что-то с вами случилось. Вам бы в больницу, это не смертельно. Я не знаю, правда не знаю, но что-то с вами. Я не знаю, как сказать, Натали Сергеевна, но в общем надо к врачам вам сходить обязательно.

Я частю, торопясь, пытаясь донести до нее то, что я хочу сказать, и как все это непонятное, даже мне, объяснить ей.

То, что произошло, я не планировал. Я ждал вопросов: как? почему? А услышал:

– Уходи и оставь меня, слышишь? Уходи немедленно, – и она стала вставать.

Я с удивлением, но тем не менее проворно встал и умелся, кто его знает, что там на уме у нее. Но разгневанная женщина – это что-то.

А такая разгневанная женщина, как Натали Сергеевна, – это тем более что-то.

Да и память Витоли, невовремя подключившаяся, по поводу характера у Натали Сергеевны. В общем выгнала она меня из класса, да и из самой школы, только на улице пришел я в себя.

Ого, как меня-то проняло, страшная женщина Натали в гневе, ох, страшна.

Часть 4. Натали Сергеевна

Проверяю контрольные учеников, это за весь пройденный за декаду материал. Какие разные работы: кто размашисто пишет во всю строчку и потом в конце мельчит, буквально втискивая результат своих вычислений. Кто пространно решает, не влезая с расчетами и на целый лист. Кто-то правильно решает почти до конца… и получается неправильный результат. У некоторых «умников», при неправильном решении, наоборот правильный результат. У таких надо смотреть, кто сосед рядом и вызывать ко мне обоих этих умников. Или, что проще и надежнее всего, дворянское собрание, оно надолго отобьет охоту списывать. Таких здесь не много, что, право слово, меня радует, все-таки все люди взрослые и понимают, что чужими ногами на трон не взойдешь, хотя некоторые вот все же пытаются.

Вот работа Марти Кастело. Хорошая ученица и нравится Витоли, да и он, по-моему ей, нда-а, ладно, не о том речь.

Вот вспомни о людях, и они тут и появляются, прям предчувствие Всевышнего. Пришел Витоли, мой подопечный, что-то, вроде, он у меня хотел спросить сегодня.

Показываю на место рядом, садись, я сейчас освобожусь. – Так неохота прерываться, когда только сосредоточилась на работе.

Неожиданно возникла мысль: а дам я ему посмотреть тетрадь Марти. Это некорректно, но это не личные записи, а для влюбленного… – В общем, показала, мда-с…

Взял, пролистнул и вопросительно смотрит на меня. Странно, я думала, заинтересуется, но он только пролистнул две страницы и все на этом. Ничего не понимаю, странная реакция влюбленного мальчика. Может, я что-то не знаю о Витоли, моем ученике. Ладно, идем дальше.

Говорю: понимаешь, у тебя, кроме почерка, все лучше, чем у Марти. Раньше таким ты не был, может, что хочешь сказать мне?

Заговорил как-то интересно, про то, как попал в больницу. Это все знают, я даже с врачом его говорила и общалась. Я была по своим делам, приходила, и там говорили про интересного мальчика. Я тогда и не поняла, про кого. Правда я не знала, что буду ему помогать, даже и не догадывалась, а то бы зашла посмотреть, как он там, свой все-таки ученик, хоть и…

А вот это интересно: жалуется на потерю памяти. Точно что-то скрывает от меня. Но нет, все помнит, но плохо.

Такой сильный удар был. Конечно, его лечил сам профессор Селиго. Он был по делам… Знаю я его дела. Новые, не проверенные методики на людях испытывает. Нет бы в своем институте проверял на лисах, например, но нет, сюда, на окраину столицы, пошел. Пусть бы на плебеях или животных, там, каких испытывал. Хотя, помогло ведь, а может, просто организм молодой и сам выкарабкался, несмотря, хм-м, на лечение профессора.

Ладно, верю, все это я понимаю, несчастье случилось, дальше-то что, вот мямля.

Лучше мне вот что скажи. Примеры ты решаешь не по школьной программе. Я учу по-другому, у других учителей ты никогда не учился, Витоли.

Да, про родителей я и не подумала, а они ведь оба с образованием, инженеры. Да, могли и показать что-то. Заодно узнала, что они на военном заводе работают и там все сплошные секреты. Ну, тоже мне тайну нашел, мальчик.

Да и простимулировали парня, видимо, хорошо. Мореходка – это для молодежи страшное слово сейчас, хотя и не очень там уж все так плохо, если… Хотя, в общем, смотря куда попадешь, но его вон как пробрало, даже свое игрище, боло любимое свое забросил.

А вот родители не смогли его выучить. Не педагоги они, два раза накричали на него, он и испугался и замкнулся. Кто же так учит детей – с лаской надо и с любовью.

Спросил про энерджазинов этих добрых и незлых волшебников. Что ему рассказать: общую сказочку или правду? Ладно, мал еще он о них знать правду.

Что когда первые корабли достигли второго континента, то первое, что люди захотели, – это занять территорию и потеснить местных жителей.

Их даже рабами делать не захотели и возить далеко, да и невыгодно с ними оказалось дело иметь. Они обладают очень неприятной особенностью, в случае пленения и невозможности вырваться кончают жизнь самоубийством. Поэтому как рабы полностью бесполезны, тайн и секретов у них по этой же причине нельзя узнать никаких. Осталось только договариваться и торговать.

Потому как огнестрельным оружием они не владеют, да им и не надо оно. Достаточно напустить на пришельцев ядовитых змей, а кто выживет, ядовитых мушек, мошек вослед, и все, хоть и не сильно они опасные, но их же миллионы – кто спасется от них?

Первые три экспедиции на континент энерджазинов и сгинули, не вернулся тогда никто оттуда. С остальных были посланы разведчики, но тем просто объяснили, что они были не правы, и тогда же и был заключен мир, но уже на условиях энерджазинов. Благо, что наш континент им не нужен совсем, им и своего хватает, видимо.

Но все это я рассказывать ему не буду, будет ему добрая сказка, детская.

Рассказала про сможей, этих кротких буйволов – ни за что не поверишь, какие свирепые были их прародители синшеруш. Рассказала про «листочек» – мечта всех влюбленных и основной источник интереса к этим большеухим энерджазинам от людей. Про одежду и платья самоподгоняющиеся под любой размер говорить не стала, он не девушка, ни к чему ему, да и не поймет он такого преимущества и удобства.

Пока рассказывала, опять этот влюбленный мальчик оккупировал мою руку. Потребовала отдать и дальше заняться лучше руками его сокурсницы Марти.

Стал объяснять, что она только с ним учится и все. Ну да, ну да, так я ему и поверила, видела, как он на нее смотрит временами, но, если, я что не понимаю. Хотя, после несчастья у него что-то с мозгами случилось и его на молоденьких и не тянет с тех пор.

Нет, это, Натали, ты не туда мысли свои уже повела. О, попросил вторую руку – и зачем это? – и смотрит как-то внимательно, и тревожно что-то у меня на душе стало.

Берет, гладит, я хочу возмутиться, и вдруг он замирает.

Начинает говорить и как камни в меня бросать. То, что я услышала, то моя тайна, и никто не смеет ее узнавать. Это только мое. Будет он меня здесь больной называть. Вон, уходи. Как, ишь ты, распустились молодые, да ранние дворяне-мальчишки…

Стремглав уходит, даже не прощаясь.

Я посидела, немного успокаиваясь. Это моя тайна. Больна – смешно, какая болезнь. Абсолютно здорова, все в порядке, кроме возможности иметь детей. Сволочь ты, император Владен, а я абсолютно здорова, и еще ничего я не буду говорить ни в местное отделение СБ империи, ни в церковь. Хотя в школе есть два штатных сотрудника от них и от храма Всевышнего тоже, куда ж без святош денешься на Руси.

Вот только с пареньком надо поговорить, правда испугала я его сильно сейчас, но это дело молодое, отойдет, и тогда поговорю. Может, что и у людей бывает, не все же только энерджазинам иметь своих…

Ладно, пойду я домой. Может, Гесик уже из гаража пришел, от своего паровичка отлип наконец, может, что и случится хорошее сегодня в моей жизни. Как оно все непросто в последнее время у меня и…

Часть 5. Витоли-Сергей

Вот зараза, а хотел как лучше и… вышло как и всегда. И это вон ее…, я, можно сказать, почти открытым текстом ей сказал, что я экстрасенс… э, стоп, стоп здесь есть магия и добрые волшебники. Как она сказала, злых буйволов синшеруш добрые волшебники превратили в добрых и вкусных смож (коров), а люди им сказали спасибо и даже не взяли добрых волшебников к себе на работу, например. Как это могло быть? Может, добрые волшебники не захотели работать на людей?

А злые… но, но добрые люди согласились, что не хотят и не надо. Пусть себе живут на другом континенте, а мы будем к ним в гости ездить и вот «листочки» просить.

Кстати, почему «листочков» очень мало? Добрые волшебники мало делают или мало дают. Вопросов-то, вопросов – и кто даст на них ответы?

Вот тетя-учительница нагнала маленького…

Все, хорош в детство играться, Натали Сергеевна прогнала, прогнала.

Почему? Потому что я влез не в свое дело. Прогнала – это плохо, надо идти мириться. Ладно, разберусь еще как-то с этим и подойду, извинюсь и поговорю, мы же взрослые люди.

Ну, один из нас по крайней мере точно, уже этого должно хватить. Завтра вот Бригида Петовна придет, ой, что будет. Не люблю слово «будет», это то, что никогда не будет, ха-ха.

Опустившееся было настроение стремительно пошло вверх, ну ребенок я, пусть и на… на половину, на тело, например. только.

Глава 14

32.02.101 г. Вторник

Часть 1. Витоли-Сергей

Сегодня голова не варит, осторожно вчера расспрашивал дома родителей про этих эльфов, местных энерджазинов. Много рассказали про «листочки», чуть-чуть про «смож» местных коров и еще про груши и сливы какие-то деликатесные. Мы не едим, это к этим милардам больше относится, и эти дурацкие местные кислики, наши семечки с запахом и вкусом лимона, хоть этого добра на рынке и в лавках здесь завались. Больше и ничего про магию – как обрезало у родителей. Мол, есть, но люди магией не владеют, пробовали, но не получается никак. Добрые энерджазины, которые эльфы по мне, проверяли, среди людей магов нет. Проверяли долго, честно: среди людей магов нет.

Вот такой очень содержательный разговор. Ладно, есть у меня очень продвинутый источник информации, но-о черт, черт, я с ним поссорился вчера нечаянно как-то, а жаль, но это поправимо, думаю. Есть и не очень продвинутый, но тоже разносторонне развитый. Вот завтра потрясем его, ее заодно, и прочувствую, как я это делаю.

На родителях поэкспериментировать, что ли? Нет, не буду, ну не сегодня точно, уже поздно спать, спать.

Да на занятиях сидел, что спал, на физике что-то с телами, действие сил на… что-то нарисовал по памяти, не понял, и чьей, Витоли или Сергея, своей то есть, вроде, прокатило. Ладно, не о том думаю.

Где моя репетиторша? На дворянском собрании откровенно спал, сзади меня не трогали, вроде, опять Вихо разбирали за успеваемость. Меня Марти разбудила, когда все закончилось.

На автомате спросил: «Проводишь?». С большой охотой согласилась, а я тут же отказался, сделав скорбно-хмурое лицо, сказал, что сегодня у меня это, занятия, репетиторство в общем.

Посочувствовала с большим чувством и по-моему даже искренне.

Как-то что-то неспокойно мне как-то, слишком много около меня девушек и женщин вырисовывается. Что я прямо волнительный весь, прямо первый парень на деревне, и это уже не шутки.

У меня в классе еще ничего, 13 парней – о, это же дюжина эта, ну вы поняли, и семнадцать девушек. Вроде, девушек больше, но вы еще не знаете, что в параллельном с нами. Там тоже семнадцать девушек и два парня, два парня, на пальцах показываю, всего два, поняли? Я знаю, что двое наших парней дружат с девочками или уже девушками того класса, а ведь те выше в местной иерархии. Это класс круга, значит все родовитые и богатые дальше некуда, в отличие от нас, нищеты, против их, и все равно куда им деваться, если мужчины здесь – жуткий дефицит.

В другом параллельном, точки, там всего пять человек: три девушки и два парня. Это еще ничего, почти идеал, но бедные те девушки, им же ничего не светит в этой жизни, максимум вторая, а то и третья… м-да, совсем невесело.

Часть 2. Витоли-Сергей

На выходе меня уже ждали. Я, проспался, поэтому с дет… э, юношеским энтузиазмом попросил осветить план сегодняшних мероприятий и наткнулся на такой же взгляд в ответ. Что? План – учиться, учиться и продолжать в том же духе. Понял, это она мне ненавязчиво напоминает. Что я, мужчина, а она меня учит, но на все воля Всевышнего, или как оно там будет у нас.

Все, понял, не дурак, озвучиваю тогда ей свой план сам.

Заходим к дедушке Мило, он обещал скидку на таких красавиц.

Тем более на таких, – оглядываю еще раз с вож… большим интересом объект.

Потом обед, потом учеба, потом… Потом видно будет, – развожу руками, улыбаясь – ребенок я или нет.

Вижу, энтузиазма мой план не вызывает, но в целом, со, согласна. Что-то хотела про лавку спросить, но потом, видимо, передумала.

Идем болтаем, не под ручку, но рядом. Я рассказываю, не уроки, а так, про что делал на занятиях и кого видел после школы. Приехал какой-то модный ансамбль песни и пляски.

Это юмор, здесь я не в курсе еще, что там и как, а Витоли – тот еще кладезь информации, я уже говорил.

Вот делюсь новостями.

Она говорит, что уже знает про приехавших артистов из немецкой республики.

Э… как-то она это интересно сказала, потом переспрошу подробнее.

Предлагаю пойти вместе, вряд ли согласится, но предложить-то можно. С сомнением смотрит на меня и отказывается, мне кажется, с некоторым сожалением. Ну и ладно, потом подумаю, что еще ей предложить интересного и точно совместного.

Заходим за сладостями и начинаем торговаться.

О, как был впечатлен дедушка-продавец, когда я его разводил, и что ему жалко… и как он может… В конце концов, скидки и не получил, но зато отсыпал нам бесплатно разных печенек на пробу и по пирожному в руки дал уже совершенно бесплатно – а что, уметь надо, Толини привет надо передать за науку торговаться и отдельное спасибо, пригодилось.

Весьма довольные мы пошли дальше.

– И зачем это надо было делать? Мы же дворяне, нам же стыдно торговаться, что мы, торговцы, купцы какие-то? – стыдит меня Бригида.

– Ну и что, что стыдного-то, мы дети, и нам весело.

Мне заявили в ответ, что ребенок только я, а ей вот стыдно.

Парирую:

– Против дедушки Мило разницы у нас с тобой никакой, и ты тоже ребенок для него, вот.

На это она ничего уже не сказала. Шли молча, уже съели пирожное, не перебить бы аппетит. Хотя того пирожного да на молодой или, правильнее, на молодые растущие организмы…

Перекинул ее руку через свою, и пошли дальше. Она даже и не сопротивлялась, то ли так опешила от моей наглости, то ли уже прогресс в отношениях. Зашли в подъезд, поздоровались со служащей, или как ее тут звать, я эту бабушку давно знаю в лицо, как Витоли, имею ввиду, но ни разу с ней ни о чем не говорил, и пошлепали наверх. Правильно будет – поскакали, причем оба, я же говорил, мы с Бригидой одного возраста, по крайней мере поведением.

Хорошо, здесь пролеты широкие и трое разминуться могут. Правда навстречу никто и не попался нам. Время-то рабочее, все на работе или на службе, это вот мы ученики-студенты.

Интересно, как студенты учатся – а что заморачиваться, да у меня кладезь знаний под рукой. В прямом и переносном смысле, придем, его и спрошу, кладезь-то этот. Зашли. Я, как обычно, помог раздеться, только и указал: ванная там, с прошлого раза место расположения не поменяла. Получил задумчиво-неопределенный хмык в ответ и свалил готовить. Ну как готовить, мама все приготовила – только подогреть и мне поставить на стол. Сегодня что-то вроде борща, о чем мама извиняется, но напоминает: ты, дескать, не один ешь, а имей совесть, люди, любят.

Ладно, совесть имею, буду есть. Заходит немного смущенная, но уже ничего не говорит, отодвигаю стул и прошу к столу. Садимся, едим, сначала молча, потом потихоньку, чтобы не отвлекать да и не мешать, когда перешли к мясу, начинаю расспрашивать про учебу в институте. Мотивируя тем, что сам вот скоро, если она меня хорошо выучит – очередной, недоверчивый, хмык мне в ответ, – то я поступлю в самый престижный, и на что бы она посоветовала. В общем, жду ее рекомендаций, как, что и куда. Также расспрашиваю, как получилось такое разностороннее образование у нее. С одной стороны, руси письменный и устно, а с другой – география. такого обычно не бывает здесь у преподавателей. Как-то одно не вяжется с другим. Она как-то мнется, не зная, что сказать.

Ладно, чтобы отвлечь, пошли ко мне в комнату. Отвожу ее и отношу пирожные.

– Подожди немного, сейчас чай согрею.

Лечу опять на кухню, чашки-чайник. У, как-то всего, о, и много выходит.

О, вышла:

– Давай помогу, – не ожидал я от нее такого.

Ну не будем отказываться от помощи. Даю чашки, сахарницу, остальное донесу уже сам.

Не ожидал, честно, не ожидал. Вроде, она в гостях и кто я, а вот взялась помочь. Приношу, только собрался наливать.

– Давай сама. Ты, книги разложишь?

– Ну, как скажешь, книги я разложу.

Пока она разливала чай, поставил книгу. Нашел тетради и положил в сторонку. Ну их, не хочу, вот честно, не хочу. Как-то жажда знаний неожиданно пропала, можно сказать, что и совсем.

Она подозрительно смотрит. Говорю: потом, попьем вот, а там видно будет. Задумалась, уже хорошо.

Пьем, чтобы не делать паузу в разговоре, опять завожу: откуда она, местная – неместная, про ее родителей спросил. В общем забалтываю, не даю сосредоточиться, а то упрется в свой рус… в руси этот и опять пиши диктант, а я забодался что-то сегодня, не хочу ничего делать. Тем более что-то там писать. Стала рассказывать, что приехала из Тернауза, это почти на границе с халифатом. Даже, наверное, их бывший город, но по договору он принадлежит ныне империи Руси. Правда это не спасает от набегов из-за кордона, которые там периодически происходят. Вот она и приехала оттуда, родители, одна мама ее там осталась, отца убили, когда случился очередной набег.

Я внимательно слушаю, мне интересно. Она там была как у бога за пазухой, получается. Корчма и пивоварня в маленьком пограничном городке – это как крупный завод здесь, в столице. Первая красавица там, наверное, была. Спрашиваю, почему уехала. Мама замуж вышла?

Это здесь стандартная ситуация, и великовозрастная дочь – серьезное препятствие. Это с парнями на перемене переговорили, они и поделились – а что, многие уже все понимают, только с Витоли раньше такие разговоры не вели, не тот у него «возраст» еще был.

– Да, собиралась, я не знаю, как-то не спрашивала, – неуверенно тянет мне в ответ.

Да, думаю вот она, жизнь, мужик помер. Ну, пусть даже и убили, а жена уже и поджениться успела и дочку спровадила с глаз долой, чтоб не мешала счастью своему.

– Мать, – спрашиваю, – пишет?

– Пишет, – говорит в ответ и сама быстро отводит глаза.

По глазам вижу, врет, ни черта ей мать не пишет, и тоска у нее. Надо менять тему.

– Ладно, извини, я тебе лучше корабли давай покажу, расскажу про свою мечту. – Мечту, если что, только что сам придумал. Хочу моряком, или по-местному мореходом и к эльфам этим энерджазинам, блин, местным сплавать. Вот про нее и буду втюхивать ей. Пока рассказывал, она даже запереживала за меня немного.

– Ты же, – говорит, – не хотел в мореходку и только из-за этого, учиться хорошо стал.

– Да нет, – говорю, – я к эль… энерджазинам хочу попасть, а как к ним попадешь по-другому, как не на корабле.

– Билет купить можно. – Бригида мне предлагает как вариант.

– И сколько он стоит? – я в ответ, уже зная результат.

– Много, – говорит, – у меня как раз с собой было столько, когда я приехала в столицу, – и осекается. Потом, подумав:

– Заниматься будем?

– Будем, – говорю, – мы же занимаемся уже. Вот пирожные, вот чай, сейчас книги принесу. Тут недалеко. – И пошел к полке, аж два шага сделать нужно, небольшая все-таки у меня комната.

Она покосилась на меня, пьет, молчит, – задумалась о чем-то.

Я принес, сгрузил все, уже на столе места нет. Чай, книги, пирожные. В общем завал, чего я и добивался, кстати, сажусь сам и допиваю свой чай.

Она тоже, видимо, решила, что сейчас будем работать, и быстро допила свой, ага, так и будем.

– Все говорю, допила? – Это специально, вродекак бы обязана. – Пошли на диван, а то, видишь, здесь и места нет.

Уже не понравилось. Нахмурилась немного, зарделась.

– Зачем? – неуверенно, голову поворачивая, то на диван глянет, то на стол.

– Ну, здесь, видишь, все заставлено.

– А давай помогу убрать.

– Нет, – говорю, – мы потом еще попьем. Пошли, пошли я картинки покажу веселые, – забалтываю дальше.

– Какие веселые? – нахмурилась и насторожилась сразу.

– Увидишь.

Усадил, разложил. Ну, готовился я, готовился, план у меня есть, ночь, блин, не спал, все эти гормоны, как его там, тестостерона, кажется, о, помню еще, вроде, когда это было, еще в той, другой жизни.

Немного показал ей фрегаты, потом про животных поговорили. Пару раз удерживал, она все рвалась заниматься своим репетиторством, правильная какая попалась.

Потом дал ей книгу в руки и говорю, чтоб только отвлечь. И говорю:

– А давай я лучше тебе стихи прочитаю.

Не про корабли, правда, но вдруг тебе они понравятся.

И прочитал, по памяти:

Пусть мчитесь вы, как я, покорны мигу, Рабы, как я, мне прирожденных чисел, Но лишь взгляну на огненную книгу, Не численный я в ней читаю смысл, В венцах, лучах, алмазах, как халифы, Излишние средь жалких нужд земных, Незыблемой мечты иероглифы, Вы говорите: «Вечность – мы, ты – миг. Нам нет числа. Напрасно мыслью жадной Ты думы вечной догоняешь тень; Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядный К тебе просился беззакатный день. Вот почему, когда дышать так трудно, Тебе отрадно так поднять чело С лица земли, где все темно и скудно, К нам, в нашу глубь, где пышно и светло». Фет. «Среди звезд».

Не знаю, как кому, а мне и самому понравились хорошие стихи, еще оттуда, с Земли.

Она прямо замерла, хорошо-то как, и вся ко мне потянулась.

Ну я и не растерялся и поцеловал. Такой долгий-долгий поцелуй. Он все длился, и длился, и длился. Потом она оторвалась: «Нехорошо, – говорит, – это, совсем нехорошо».

Говорю: «Неправда, хорошо», – и опять целоваться. Только уже обнял ее покрепче и чуток потискал даже, чтоб не вырывалась и руки не распускала тоже. По спине стучать, хоть и немного и недолго.

Потом немножко посидели, вроденемного отдышались – и снова, уже чуть больше, я и до шеи ее добрался.

Как-то заметно на мне все меньше одежды стало. Да, и у нее тоже она стала пропадать, благодаря моим стараниям, и напоминаниям. Что вот жарко в комнате и надо снять. И вот мешает эта кофточка… видишь же. Тот же вечный ее шарфик куда-то пропал и, вроде даже порвался чуток. Ладно, если что, потом деньги выпрошу и куплю ей взамен, другой и лучше.

Никто никого и не раздевал, а остались совсем без ничего.

Первый раз в этом мире или на этом свете, как бы правильно сказать – а не важно.

Первый раз, скажу, такое, – стыдно ведь для мужика, – как на скорость, то кролики отдыхают.

Потому как организм и тело Витолины и гормоны тоже зашкаливают, то раз, два – и уже все, отстрелялся, так стыдно стало и неудобно.

Благо, я как Сергей быстро оклемался. Потому как Витоли – нирвана, и месяц не будить от впечатлений и полученного удовольствия.

Пришлось переключаться на руки, губы и даже ноги. Благо, третий размер – о-Оо – груди, и второй такой же рядом. Потому и потрогал, и пощупал, и погладил, и помял, и пока в процессе всего этого, чувствую повторную мобилизацию главного мужского органа и продолжаю, Как я просто останавливался для усиления и удлинения удовольствия. Ух, никто ничего не понял, а то бы оконфузился по полной на первый раз. Дальше я не спешил и не торопился, Витоли нет дома, а я уж как-нибудь сам. Это у меня лучше, благо «машинка» у тела новая и даже кое в чем лучше моей той…, но не будем. Опыт – главное в любом деле, а агрегат – дополнение, и только. И дальше я только опомнился сам, когда лежали немного мокрые, некоторые – и много, усталые и довольные. Я так уж точно на седьмом небе был, да, оргазм в детстве – мощная штука, мозги напрочь отбивает.

Вот это накрыло нас, меня. Я, и контролировал обстановку во второй раз или потом – не помню уже. Но тело молодое, и периодически меня переклинивало, и плохо соображал, что же я творю. Вот только и отпустило-то, когда Бригида и сказала: «Руку, руки отпусти мои, пожалуйста». Я ее, когда она мне немного, мешала, ну так вышло, ей под спину закинул и там и оставил. Это когда сначала боком, а потом на спину положил и вот… что-то плохо помню.

Если бы не это, еще не очнулись, или я очнулся, может быть, кто его знает. Хотя я думал, может, она была бы адекватней, но у нее тоже проблемы, с этим самым партнером, или как оно здесь называется. Только причины у нас с ней, видимо, разные.

Я как Витоли, потому что молодой, и сильно, да и стеснялся при этом еще сильней. Она, потому что парней, мало, ну, я так думаю, а там кто его знает, какие у нее свои тараканы в голове. То, что у нее никого не было до, это мы опускаем. Было и, не раз, но давно как-то было, как мне кажется, очень, давно.

Как галантный кавалер, говорю: «Леди, позвольте вас отнести в ванную».

Она: «и сама могу», – и немного зарделась, хотя и так розовая вся была, дальше некуда.

Я в ответ: «Вы что, голой в ванную – как можно». Она, чуть покраснела, засмущалась еще больше. Я, чтобы не смущать, куда уж сейчас, говорю: «В ванную голой – как можно, нет, нет, только на руках». Она не растерялась: «Ну, неси, мой рыцарь». Понес – а что делать, она прямо за меня схватилась, и мы пошли.

Блин, и до чего же неудобно с этой отсталой цивилизацией. Этот титан – он сразу теплую воду не дает вот, только холодную, бр-р, но, зато, оклемался чуток я.

Пока подождали, подождали, потом еще поцеловались немного. Это чтобы не стеснялась она, да и уж больно приятные груди у Бригиды, чтоб еще не потрогать разок, дорвался, называется, и сама она такая ладненькая – уу-у. Потом еще, потом я ей под это дело новую позу показал. Как раз для ванной более подходящей и такой у-удобной, что и в общем титан нормально успел воду нагреть и скупались вместе. А что? Я ей спинку сначала потер, пока она не много стеснялась, ну бывает, потом и она мне, уже все веселее, кайф, полный улет.

Искупались, я ей одежду принес. Она наотрез отказалась выходить без одежды из ванной комнаты. Стесняшка, их, девушек, никогда не поймешь. Хотя вытер ее я все же сам, и мне в кайф, и ей, думаю, удовольствие. Во всяком случае она так поворачивалась и выгибалась при этом вся, прям как кошечка, мур-мур. Пока ходил за одеждой, глянул на время у… ё…, уже половина шестого. Время собираться и ей сваливать, а то мне еще порядок наводить и квартиру проветривать надо.

Зачем, спросите? Кто этим занимался по молодости, тот знает. Запах стоит весьма специфический и родители враз поймут, чем мы тут занимались, каким «языком» письменно и устно, чтобы я там им не говорил и втирал при этом про наши диктанты.

Пока я расставлял книги, она вышла и понесла чашки и кружки на кухню. Я думал, там и оставит на столе, слышу, воду включила и моет. Во дает, вроде же дворянка, не должна этого делать по воспитанию-то.

Вышла, спрашивает: «Я не знаю, куда ставить надо».

Пришел, показал и спросил одновременно: «А зачем?» – намекая на мытье посуды и ее происхождение.

Объяснила: «Я в общежитии живу, а там все-все сами мы, понимаешь?».

Да, кто богатый, те в общежитии не живут. Я это про себя подумал.

Я тебя понимаю, но говорить это тебе не могу.

Пришлось сделать вид, что не понял, и проявить интерес. Поделилась – а что, тайны никакой она мне и не рассказала. Пока она рассказывала, я открыл дверь на балкон и на улицу. Там окна подымаются на балконе, и входную дверь, прохладно на улице, значит тяга больше будет, быстро выветрится все.

И правда, потянуло, как в трубе, и из коридора лавровым листом понесло. кто-то готовит в квартире у наших соседей.

– Шаш готовят, – вдруг задумчиво произносит Бригида.

– Что? – я не понял ее вначале и переспрашиваю.

– Это шаш готовят, блюдо такое – мясо и рис (перевожу, местное название больно смешное и матерно звучит) – с халифата к нам пришло. Мама часто мне в детстве готовила.

Этот запах мне помог, да и выветрилось все быстро. Правда, немного прохладно стало, но мы уже приоделись.

– Зачем проветривал? – спросила немного лукаво и чуть насмешливо. – Ты всегда это делаешь, когда девочек приглашаешь?

Я покраснел, говорю:

– Я еще никого сам не приглашал. Никто ко мне не приходил, ты первая, если что, – глаза так в пол опустил. Ну правду же сказал, хоть и наполовину.

Она очень внимательно на меня посмотрела, как-то оценивающе. Непонятно только, то ли осуждающе, то ли одобрительно.

– Лирину Синтон ты часто, значит, посещаешь? – почти утверждающе, хотя форма предложения вопросительная на русинском.

Э… быстро шерстю память, кто это такая. Сразу, правда, и выяснил кто. Весьма пожилая особа. Не понял: а она при чем тут?

Ага, дальше справку надо смотреть, не возраст и вид, а ее профессию. Библиотекарь она местный школьный, тогда понятно. Пока шерстил память, Бригида и сама ответила.

– Значит часто библиотеку посещаешь, – уже утвердительно, – и кто тебе книги из закрытого отдела давал? Их несовершеннолетним лично на руки не дают, – смотрит задумчиво и немного насмешливо.

Надо выкручиваться.

– Понимаешь, – говорю – пара пирожных творят и не такие чудеса.

– Да, – отвечает, – теперь я понимаю, почему Лирина Синтон такая крупная женщина, – как бы про себя и совсем весело уже улыбаясь.

Да, она, действительно, не маленькая, – вытягивая портрет из Витолиной памяти, даже толстая, можно сказать, – я не такой культурный, как Бригида, поэтому открыто смеюсь уже, комментируя ее достоинства тела.

– Это вот такие особливые мальчики ее все время подкармливают, – вместе уже смеемся. Уже собралась уходить, одевает шарфик, вернее, берет в руки, порвался, смотрит на него.

Я как галантный кавалер обещаю ей купить другой такой же или лучше, ну неудобно мне, правда не сильно, я же не виноват, ну правда.

Она что – кивает отрешенно, потом произносит какую-то длинную фразу. Это на халифатском, я язык уже уверенно определяю, но значения ни одного слова не понял, только богиню, Вверену разве что, и все. После резко рвет свой шарфик пополам, целует меня в губы и прячет его в свою сумочку.

Нахмурившись:

– Хорошо, ты у меня ничего не будешь спрашивать про это.

Пожимаю плечами, хорошо, у каждого свои обычаи и тайны, это ее, думаю, не самая страшная, какая-нибудь девичья заморочка, думаю.

– Проводишь, кавалер? – указывает на дверь глазами.

– Всенепременно, моя леди.

Спускаемся молча и даже не под ручку, просто рядом идем. Отошли от дома, и Бригида говорит внезапно:

– Понимаешь, Витоли, это, все, что было, это было хорошо, но, как тебе сказать, в общем, понимаешь, у меня могут быть проблемы и неприятности.

И стоит, молчит, как ждет чего-то от меня.

Я тоже стою, потом смотрю на нее и говорю:

– Я, может, и маленький, ну, пусть молодой, но ни одна леди не сможет никогда сказать, что я ее подвел или словом или делом опорочил ее честь, – и замолчал.

Она посмотрела внимательно и долго, чему-то кивнула:

– Хорошо. Если что, мы учили глаголы… и, там, правила по ним просмотри, хотя бы, сам сделаешь.

– Непременно, моя леди, – говорю, наклоняя головой и уже немножко дурачась.

– Ладно, иди, мой рыцарь, вот и мой паровик подъехал.

Я галантно поцеловал руку, чем ее опять страшно смутил, и пошел не оглядываясь. Вот не люблю оглядываться и все тут. Кажется, что тем самым ты у человека что-то отбираешь. Домой шел почти вприпрыжку.

Пришел, еще никого не было, обежал весь дом. Чашки-миски все стоят перемытые. Расставлять не стал, и так перебор это для Витоли, но ладно, пусть мама считает, что это я к ней так подласкиваюсь мытьем на фоне постоянного отсутствия у меня денег.

Потом пошел к себе и даже стал заниматься. Почитал эти самые глаголы и выучил даже их исключения, не так их и много там. Правда, временами уплывая в неведомые дали и воспоминания, вспоминая этот почти третий размер, да и все остальное тоже и свой самый первый такой сладкий и…

Потом все же пересилил себя и стал заниматься всерьез, девушек ведь подводить нельзя, особенно таких хороших, у-ум.

Тихо, мальчик, все, потом, на сегодня с тебя хватит. Витоли в глубине в нирване и не отсвечивает, но нет-нет, а полыхнет эмоциями, хоть в ванную беги по новой замываться. Еще бы, первый раз для него это, и я его где-то даже понимаю.

Я же сам, как сказать, доволен, а вроде и, непонятно. Правда накрыло не слабо меня. Временами мне казалось, что я совсем теряю контроль над этим телом. Ощущения довольно жуткие в этот момент были. Потому, или Витоли перехватывал, или сам я еще не освоился в нем, в этом юном, но чужом все-таки для меня теле.

Вот точно, ведь я зарядку и не делаю, хоть и собирался. Правда с этим проблемы, здесь зарядку никто не делает, есть упражнения у военных и стража, Это они учатся, с оружием как обращаться. Есть физкультура, но там больше как сдача результатов, то есть вроде проверки здоров – нездоров, а как таковой никакой тренировки и нет, что странновато немного для меня.

Как же заниматься? Походил, подумал, а что, вон две большие комнаты, вот там и буду заниматься в перерывах между…

Ну, в перерывах, вы поняли? – я прямо гений детектива, но мне сейчас можно, у меня отходняк. И да, заниматься точно надо, а то пока Бригиду до ванной донес, хоть и легкая она, но для Витоли только стресс и адреналин помог не оконфузиться, поэтому как стимул на будущее.

Пришли мама с папой, стало шумно, правда, особо меня и не спрашивали, занимались и занимались. У них на работе свои заморочки, и им, вижу, не до меня ни разу. Мать даже про чашки ничего не спросила и не сказала, а молча расставила на полки на свои места и все на этом. А я целую лекцию подготовил для отмазки, на случай…

Часть 3. Бригида Петовна

Ожидаю моего «молодого человека». Как ученика, как просто подопечного, о ком надо беспокоиться, о его знаниях, я имею в виду, что-то я его плохо уже представляю и не воспринимаю даже, странно все.

Вот и сейчас, выскочил, смотрит на меня и спрашивает, какой у меня план. Да, конечно, я два дня, ага, целых же два дня, пусть и один раз уже планировала, второй – только пыталась что-то планировать, и где мои те планы оказались? Пусть сам рассказывает, как будем мы с ним учиться, а я, там, одобрю – не одобрю, вот там мы и посмотрим.

Выслушиваю его план. Планы.

Очень они у него грандиозные. – Это ирония такая моя.

Таким же образом происходили только эпические сражения в древности. Мне его желания совсем не понравились. Опять Мило, этот добрый милый дедушка с вкуснейшими пирожными. Я поправлюсь, честное слово, так скоро поправлюсь. Я слышу, что ему будет скидка за красавицу.

Это я не поняла. Пусть я красавица, хм… с этим согласна, не буду даже спорить, но при чем тут скидка. Потому идем к этому милому Мило, хи-хи, и Витоли, кто он там, не разобралась я что-то совсем, по дороге мне начинает рассказывать про ансамбль.

О, как я хочу туда попасть, но два злота, да даже пусть и один, – это не для меня, и просить его – я не его девушка, в конце концов. Да и я не думаю, что у него такие деньги есть или будут.

Заходим в лавку, и этот мой ученик начинает брать печенье и пирожные, и я слышу, как разговор плавно перешел на деньги и они спорят с продавцом о цене. Я не могу поверить. Это просто невозможно, не знала бы, что он не торговец, ни в жизнь бы не поверила. Я из семьи торговцев, у меня отец всегда торговался в корчме с кредиторами, когда они приходили, и на пивоварне так же было, с поставщиками, там, такими бородатыми, помню. Я, тогда и маленькая еще была, но уже понимала, и вот сейчас такая же ситуация.

Как в детство я свое вернулась. Это же ужас, но как интересно, и не ругаются, и в то же время чем-то на отца он поведением похож, но ведь ребенок же еще. Совсем не взрослый он, ну никак.

Скидку ему никто, же, не дал, ха, м…, но отсыпали бесплатно печенек разных видов, и нам дали по одному пирожному в дорогу, тоже просто и без денег. Это тоже довольно много. Мне бесплатно и этого никогда никто и не дал. Когда вышли, я стала возмущаться его поведением, а он мне объяснил. Он ребенок, ему можно, а я говорю: «А как же я, что обо мне тогда здесь подумают, нехорошо ведь под у ма ют».

Он: «Против дедушки Мило разница в возрасте и у тебя, и у меня невелика, считай, ровесники». Вот и что ему сказать? Гад, как есть гад, малолетний такой. Взял меня под руку, идем дальше, как так и надо, так же, под ручку и зашли в подъезд. Уже иду, как к себе домой. Ну и что, хоть немного почувствую себя семейной, приятно, немного непривычно и, скорее всего, неправильно это, ну и что. Нет-нет, стоп, я учитель, учитель этого… дарования, не забываемся, пожалуйста, Бригида Петовна, – одергиваю себя, а то совсем мои мысли не туда пошли.

Зашли, он помогает раздеться, очень галантный молодой человек, ну очень, такой маленький, молоденький дворянчик, хи-хи. Прямо подозрительно мне что-то, пока думаю, что же он скажет дальше.

Он показывает на дверь ванной и говорит: «Ванна там, с прошлого раза место не поменяла». Юморист, и наглый, и не стеснительный ни капли, иду мыть руки, будем есть, а я ничего не готовила, но это и не важно сейчас, главное – не сильно смущаться, а то я уже начала опять потихоньку, в отличие.

Умываюсь холодной водой и несколько раз чтобы снять жар и захожу. Вроде, ничего по мне не заметно.

Вот стоит ждет меня, стул отодвинул, только бы не смутиться. Едим первое молча, потом второе, опять мясо, хорошо живут некоторые, не то что я. Витоли уже начинает расспрашивать то ли чтобы поддержать беседу, видимо, ему что-то надо от меня или просто не может кушать молча. Начинает про мою студенческую жизнь расспрашивать. Да, вот я тебе и рассказала все: и про голод, и издевательства, и обман молоденькой провинциалки, только приехавшей в с толиц у.

Нет, вот стал расспрашивать, почему веду к основному языку руси письменно и устно еще и географию.

Не знаю, как ему и сказать. История явно не для детей, хотя и поучительная где-то, только ему я точно ее рассказывать не буду.

Был учитель географии, как раз когда я рассталась со своим бывшим и «мнимым возлюбленным» и вот познакомилась с этим учителем.

Не то чтобы познакомилась, мы и раньше знались. Здоровались, как-никак коллеги, вместе работаем… работали тогда. Он меня домой пригласил однажды. Я сначала испугалась, о плохом подумала сразу, ведь только с первым столичным «конем» развязалась, и то с очень большим трудом и последствиями нехорошими.

Но все же пошла, и плохо мне было, и голодно, деньги мне как раз еще не вернули пока, что выманил у меня «любимый», да и думала поначалу, что совсем их потеряла. Поэтому ничего от голода не соображала и пошла, а он хороший человек оказался, только больной он сильно был. Что-то у него с желудком не в порядке было. Жена, как у него приступы начались, тогда и ушла от него совсем. Рвало его сильно, а ей неприятно это было все видеть и ухаживать за ним.

Мне же тогда не до того было. Да и при мне сначала он хорошо себя чувствовал и приступов не было, вот и стала я, значит, к нему ходить. Он и покормит меня, и в первую очередь тоже говорит мне: «Не стесняйся меня, – я тогда совсем застенчивая была, – мне все равно много нельзя есть, а мало я готовить никак не умею», – он мне говорил.

Вот я и стала с ним жить. Причем просто жить, ничего у нас с ним не было вначале. Хотя я и не была бы против, но он говорил, что нельзя ему. Сразу после этого дела приступ у него будет, а он не хочет, чтобы я видела все это, ему будет неприятно. Потом-то всякое было, но это все дальше, сильно потом было.

Вот я с ним и жила, а он мне про свою профессию много-много рассказывал, да так же интересно. Программы классные с ним вместе готовили – а что вечерами-то делать: он на улицу не выходил, и я как-то тоже. Он свой предмет, а я свой, а потом ему все хуже и хуже стало со здоровьем, и он попросил раз меня заменить на его уроке. Потом два, а потом я месяца три за него уроки вела и зарплату ему же на дом приносила.

Он уже лежал только тогда и улыбался мне несмело. «Моя, – говорит, – сиделка, да еще мне же за это и деньги еще платит». Я ему тоже улыбалась, а потом плакала в другой комнате, чтобы он не видел, а потом его не стало. В школе же об этом узнали только через год, мне не до того было вначале. Все-таки большие нагрузки в часах, и волновалась я, справлюсь – не справлюсь. Комиссия тогда же с первого круга была, и всем не до того было, как-то мимо всех и прошло. Тофол – так его звали, Тофол Белизер из приморской республики он был вот. Сначала он мне выбил разрешение на замену себя, что если что, то я, мол, вместо него замещаю, а потом уже и ученикам нравилось, а это здесь в школе главное, чтобы учитель дворянам нравился. В этом плане девушка лучше, чем мужчина, ими воспринимается, да и мягче я к его ученикам относилась и отношусь, чем Тофол, он требовательный был…

Я думаю, высокородные и настояли, потом как-то в женском коллективе кое-кто хотел потеснить меня, но ничего у них не вышло из их затеи, а потом, вроде, и привыкли все. Вот и вела, и даже когда уже через год директор узнал про смерть учителя Белизера, просто приказ составили на меня, причем даже не задним числом, и все вот это и продолжается по сей день.

Все, вроде, отстал от меня. Видит, не хочу я об этом говорить. Предлагает чай пить идти в комнату к нему. Идем, он несет пирожные и сам прямо летит обратно за остальным. Что-то мне неудобно стало, да и вспомнилось: что я как королева в конце-то концов. Парень вот бегать будет, а я между прочим не бесплатно все же здесь нахожусь и за немалую денежку. Пойду помогу, что ли, отнесу хотя бы чашки, не переломлюсь ведь, я давно уже не переломлюсь в жизни.

Принес чайник, я отобрала, сама налью, хоть хозяйкой себя в семье почувствую, хоть на мгновение.

Говорю: «Учебники разложи», а я поухаживаю за молодым человеком.

Он не отказывается и раскладывает. Но что-то больно много, и кучей как будто, и не для занятий, а стол лишь бы занять. Не понимаю, а может, задумал что, опять что-то тревожно как-то мне.

Сели, чай пьем, не до занятий ему что-то. По-моему, он ленится сегодня и заниматься не хочет. Точно. Стал расспрашивать меня, откуда я, как и где вся моя семья. Немного рассказала, чтобы только не молчать, немножко, и старалась общими фразами обойтись, но не вышло у меня.

Он как-то сразу догадался, что мать меня выперла из дома, а сама же замуж вышла за купца Тализало, нашего соседа по аулу, и что отцу часто поставлял там всякое всякие товары для пивоварни, а я еще год почти, дура, не верила, а он вон сразу все понял, в чем дело там и тогда и почему мать так со мной… поступила.

Что-то больно он умный мальчик. А мальчик ли он, а то назвала я его мужчиной. Может быть, оно так и есть, как бы чего не вышло тогда. Хоть и мужчина, но… но он же несовершеннолетний ведь еще. Достанется мне, если что, потом от дворянского собрания, да и в храме Всевышнего душу мне пролечат, как они это хорошо могут.

Похвастался, что хочет к энерджазинам попасть. Тоже мне, открытие сделал. Кто к ним не хотел попасть? – сама – мечтательно вспоминая.

Этот Витоли, вроде, даже мореходом согласен быть. Вот это его приперло, ради кого же он старается, молодой да ранний, а то мне уже даже очень интересно стало имя той…

Я проговорилась, что и сама хотела билет купить и даже деньги были, он только улыбнулся на это, вот же ж.

Однако же он стол завалил – а где мы заниматься будем с ним? Вот-вот, этого я и боялась, опять на диван и какие-то веселые картинки смотреть.

Чего? Я только одни знаю «картинки», что таким словом называются, «конь», скотина, показывал их и ржал при этом своим противным, дурацким смехом. Если это они, он у меня сейчас получит, как дам по моз… по голове, сразу все быстро выучит. Нет, стал корабли показывать, фух, а то я забоялась уже, там такое стыдное все про женщин.

Потом что-то про животных, даже интересно мне стало, красивые рисунки и книги дорогие, наверное. Я все порывалась, когда же мы заниматься-то будем с ним.

Он под конец и говорит: «А давай я тебе стихи прочитаю?», и это мне на полном серьезе. Это что же, получается, значит? Я здесь сижу, ничего не понимаю, а он мне свидание здесь устроил.

Сама решила, если глупость расскажет… Знаю я эти коротенькие пошлые стишочки, все мальчишки пятых и шестых классов особенно их наизусть знают, и не важно, дворяне или плебеи, чтоб хорошее знали и выучили, так, как эти стишки. Тогда получит пощечину и или уйду, или будет он у меня диктанты по два часа писать, не разгибаясь, чтоб глупости в голову не лезли больше никакие.

Прочитал, и тут я поняла. Да, лучше бы он пошлые стишки мне прочитал. Я бы поняла: маленький и глупый мальчишка потому что еще, а он стихи прочитал для большой и глупой девочки, оказывается.

Ну, что теперь делать, целуй же в благодарность-то. Он и поцеловал, и не раз. Я просто, вроде, поблагодарить и, честно-честно, и не думала вовсе даже, даже ни о чем таком. Вот нисколько не хотела…

Только давно уже никого у меня не было. Те, кто для души, им я совсем не нужна, а другие мне никак не нужны. Спасибо, обожглась, и не раз даже, а тут как-то все сошлось, и что, а что думать – хватать надо.

Уже все равно, что он малолетка, что нельзя, что, может, его родители придут, что со школы завтра выгонят за такое, а там и из столицы тем более. Уже это ничего и не важно.

Как-то и получалось, я, вроде, и против, и ничего такого не позволяла себе. Он вот кофточку просит снять – и правда же жарко – и остальное тоже потом. Нехорошо, но ведь и правда же мешает, ему, мне, нам, и да, да и еще вот, и да-а…

Он как-то быстро в меня вошел и остановился. Я еще и не почувствовала ничего. Может, передумал, испугался, хотя куда передумал-то сейчас уже, тоже мне, сказала. А нет, это он хорошо, это да…, это правильно… это очень… хорошо. Мысли плывут и, как на волнах, качаются и еще и еще, да, да…, все правильно делает, и как же хорошо, о-о-о-очень.

Очнулась или скорее пришла в себя от того, что рука как-то неудобно подвернулась у меня и у меня за спиной оказалась.

Есть у меня привычка спину царапать в это время, вот он ее за спину мне и засунул, нехороший такой, ой хороший, но все равно нехороший, я отомщу, отомщу, потом когда-нибудь и все равно крепко отомщу.

Я тогда только в себя и пришла. Лежим слегка мокрые и усталые. В голове все звенит и кружится. Всегда после этого такое у меня, только редко у меня оно такое бывало, бывает. Все, думаю, попала, а может, еще и ничего страшного. Да не о том думаю, вон это чудо на меня как мужчина на женщину смотрит.

А я раздетая лежу, и стыдно мне немного. Чуть-чуть, правда, только, потому как уже чего теперь-то стесняться. Хотела в ванную идти, а он: «Куда в ванную – и голой?». Я и глаза открыла: что это он такого сейчас сказал мне?

Он и продолжает: «Голой в ванну нельзя, только на рука х».

Остряк, молодой да ранний, но до чего же приятно сказал. Отнес. Там у них титан газовый, но, правда, холодный был пока. Как мыться, совсем не понятно, холодная же ведь вода. Стоим, холодной водой не хочу, ждать не в ванной же, а греется он долго, я знаю, в общежитии такой же, только он там один на весь немаленький этаж.

Пусть несет меня обратно, значит, а что – чем я сейчас для него не королева? Вот поцелую его, и понесет за это меня обратно. Поцеловала раз, другой, захотелось прямо сейчас и сильно, сильно и снова. Он мне сначала груди погладил нежно, нежно и как приятно-то, и не только руками, и губы у него мягкие, мягкие и сладкие, у-уи, а потом развернул и новую позу показал мне. Я, я вот такое только слышала от подруг, но хорошо это, слов нет передать, как это хорошо.

В общем, и титан нагреть воду успел, и свое я по полной получила, ух. Помыться когда, я хотела его выгнать, правда хотела, намекая, что я девушка, кхм, все равно ведь девушка. Он не повелся, мотивируя, что девушке спинку потрет, я и ему тоже потом потерла, сильно, правда, только потом. Он такой затейник, своими руками где только не побывал, нехороший или хороший такой… Потом вытереться хотела – не дал, сам, все сам. Я ему так только подставляла, что вытирать надо. Это вспоминаю, видела я давно еще, дома как жила, девушка одна, она для папы танцевала. Она на работу, вроде, устроиться хотела или просто, я уже и не помню, мне тогда просто понравилось.

Здесь в столице я таких танцев и не видела, это здесь очень неприлично считается, это халифатские у халифа в шатре, для… не важно.

Мужчина-а вот, попросила принести одежду – не без одежды же идти из ванной. Принес. Ушел, книги расставляет. Я не стала лениться и тоже отнесла кружки на кухню, как настоящая хозяйка уже здесь себя веду. Там тоже вода только холодная, и то все равно роскошь это, для меня никак не доступная. Вот там и кружки с чашками помыла, почти что по привычке. Спросила, куда поставить. Он сказал: «Оставь, мама поставит, она знает, куда надо». Да… и так бывает у некоторых дворян.

Да чем мы отличаемся: дворяне домашние и вот такие дворянки приезжие из общежития, как я сейчас? Он даже чашки не знает, где должны стоять. Пока стояла на кухне и отходила – как же и хорошо мне сейчас было, – он зачем-то открыл дверь на балкон и окно поднял, а потом и входную дверь открыл.

Откуда-то потянуло шашем, я даже детство снова вспомнила, мама его часто мне там готовила. Я поняла, зачем он проветривает. В комнате стоял весьма такой наш «женский» запах. Видно, часто это «проветривает», чтобы родители не знали вот, а я все: «мальчик» да «мальчик», а это опытный мужчина, оказывается, ой, ла-ла-ла, значит, как интересно-то мне.

Не выдержала, спросила: «Часто приглашаешь девочек?», и тут ответ меня несколько удивил: «Никогда, ты первая будешь», и на полном серьезе мне это говорит. Я внимательно посмотрела, вроде, не врет, потом вспомнила, какие по школе разговоры ходили насчет… всего такого и откуда молодые дворянчики все всё узнают.

Спрашиваю: «Лирина Синтон?» – но она, вроде, несовершеннолетним книги не выдает из закрытого отдела?

То, что не выдает, это да, но ходили слухи, что она сама и покажет, и расскажет, да так, что и книг никаких не надо потом будет. Мне не очень понравилось это, но он сразу развеял мои сомнения и опасения.

Это же надо, и Лирину на пирожные купил, недаром она такая, такая крупная вся. Наверное, не один он такой умный и необученный паренек, пирожные ей приносит в библиотеку.

Ты смотри, устроилась, и мальчики там разные, и пирожные вкусные. Всевышний, кому я завидую! Бр-р на нее. Пока говорили, комната проветрилась, и мне пора уходить.

Стала надевать свой шарфик, что на самом деле покров для лица халифатский, я его, правда, только как шарфик и использую здесь. Нет здесь джигитов халифатских, и никто не стегнет женщину без покрова на лице, чтобы знала свое место, как бывало в Тернаузе во время частых набегов. Смотри, порвался покров, когда и не помню уже. Неужели сам, или вместе порвали? Это же самая большая радость для девушки там на границе была.

Покров девушки, если рвет халиф или любой другой, хозяин, в общем, это он, значит, берет девушку в гарем к себе и берет за нее всю ответственность на себя. Если рвет девушка, это в домах удовольствий такое, значит за все непотребства, что джигит совершит с ней, сама же девушка и будет отвечать. По-другому никак, потому как законы халифа суровы. Хоть и нет больших прав у девушек, но без порванного лично ее покрова при свидетелях, такого джигита и в масле сварят.

Она, правда, тогда еще мала была сильно, но соседка Марфиза рассказывала, делая страшные глаза. Как нашли Малофуса с одной из дома удовольствий и им избитой, а шарфик рядом целый, так его и того, сварили, весь аул вышел смотреть, как и что, и семью даже выгнали его, хотя старый Шакгиз, отец Малофуса, и в пыли валялся, и волосы рвал.

Есть и третий вариант, редкий только очень. Это когда двое любят друг друга и вот рвется «случайно» в процессе, счастье это для девушки большое, и больно редкое только оно. Решительно беру покров в руки и, произнеся клятву служения и покорности мужчине, ту, из дома удовольствий, прошу принять от меня, недостойной, прямо богине Вверене произношу и рву покров, закрывая себе путь назад. Все, теперь обязательный поцелуй «хозяину», и все, я его навсегда. Ведь никаких условий времени я не обговаривала и плату за это не брала. Но ведь покров порвался совместно, я не видела, когда и как, а значит, будет у меня счастье. А когда и с кем, то богиня Вверена знает.

Только бы Витоли не узнал про клятву ему, но халифатского он точно не знает, а и в библиотеке этого текста нет нигде и не будет.

Уходили уже молча, просто шли рядом. Пришло мне время подумать о моем поступке таком…

Ведь стоит ему только… и все, нет меня здесь – вот расплата за минутное удовольствие. Подумала и сказала ему об этом.

Никогда бы не подумала, стоит и уже и не мальчик и говорит:

– Ни одна душа не узнает об этом.

В общем поклялся даже и он, это же надо. Я на прощанье говорю: «Если что, скажи, глаголы учили». Это наша старая студенческая да и не совсем приличная шутка. Глаголы: любят, …бут, родят.

Он ответил: «Непременно, моя леди» – хм, кавалер, однако. Руку, как всегда, поцеловал, – бр-р, как меня-то сейчас пробирает после, – и не оглядываясь ушел. Вот почему он никогда не оглядывается? Странно, ведь принято же везде, непременно оглянуться надо.

После ухода от Витоли, еду, голова кружится, соленый привкус на губах, и там щемит немного, слишком хорошо нам было вдвоем. Только не это важно, а важна клятва и примета. Богиня, помоги, прошу тебя, ведь что мне, девушке, надо? Счастья, мужа, детей много. Я обычаи знаю и дорогу к храму тому разрушенному, что за «Большим» находится, я найду. Я приду, я обычаи знаю, только помоги, богиня, прошу тебя, пожалуйста.

Слезы текли из глаз Бригиды, но никто их не видел, у паровичка ради экономии были мутные и зеленые, дешевые очень стекла.

Глава 15

33.02.101 г. Среда

Часть 1. Витоли-Сергей

Сегодня среда, и последний урок был черчение. Мне его по просьбе старосты – или правильно надо говорить – «старшего нашего класса», староста – это главный плебей в деревне, если что, а мы дворяне вот, – заменили рисованием. Чертил и черчу я неплохо в обеих ипостасях. Правда я как Сергей еще и понимаю, что при этом делаю, ну, пусть не слишком понимаю. Поэтому мне поставили восемь автоматом, жмоты, могли бы и девять, и попросили нарисовать пару кораблей для будущего дворянского собрания. Что-то сегодня там намечалось интересное, и это типа наглядного пособия будет.

Сильно не усердствовал, оценку все равно уже выставили, да и времени мало, чтобы сильно изгаляться. Нарисовал, формата А3 примерно дали бумагу, вот на ней и накатал пару фрегатов, из книг, что мне дали для примера. Взял прямо из книги про сказание, про мореходов из прошлого, здесь весьма недалекого, еще и живы могут быть моря… мореходы те. Вроде, ничего, хорошо получилось, интересно, зачем только это все нам надо.

На собрание, в отличие от прошлых разов, сам историк наш прибыл и минут сорок разводил канитель про то, какая это героическая профессия – у мореходов. Под конец даже что-то про то, что им и их семьям будут снижены налоги по на выходе и даже выделены участки земли около самой столицы. Правда, опять же, только за героическую службу на флоте. Никого не вербовали служить, лекция была для нас ознакомительная. Да и не на тех напал, хоть здесь все дворяне, но несовершеннолетние, поэтому, что бы мы там да и он сам ни хотели, без согласия родителей ничего у него не выйдет. Это типа разведать настроения у нас, кинуть затравку. Все это я понимал, да и не я один, судя по задумчивому виду парней, такой умный здесь.

Потому как собрали все три класса, но только парней. После все остались и немного пошумели. Я благоразумно молчал, слишком явно от нас ждали реакции, и завтра, если уже не сегодня, будет известно все в СБ империи о, так сказать, настроениях масс. Это также понимал я, да и не только, все парни из класса «круга» тоже молчали. Им смешно, их всего двое, но я познакомился с ними и так, слегка мосты навел. Грамотные они оба, да и не мудрено, один – сын советника, второй вообще иностранец, сын немецкого дипломата. Сын советника здесь на весь этот год, пока отец что-то на заводе делает или консультирует, кстати, где и работают мои родители. Ничего от него узнать, правда, не смог, но, вроде, связи навел и познакомился поближе с ним и все, может, когда и пригодится, а может, и нет.

Сын дипломата Сатор Штеров. Имя с женской «р», я не виноват, что он иностранец, но смешно же, он, правда, в курсе, и мне встречно: Смешные вы здесь, русины, женская буква, мужская – да какая разница». Я покивал на это и согласился. И правда ведь глупость.

Он будет здесь до середины следующего курса, потом будет ротация, и он вернется к себе на родину. От него я ничего не хотел, только немного поговорили на немецком, ему речь вспомнить, а мне практика и тренировка языка полезна, вдруг пригодится. Он похвалил, только сказал, практика больше нужна, слишком акцент явно слышится. Я и сам это понимаю, только с кем здесь говорить больше. Договорился, что будем иногда встречаться и разговаривать на немецком, нормальный паренек оказался. Сатор-р – ха, ну уже как коренной русин, но, ну, правда же прикольно. Это вот если русского парня назвать Маша, там, или Галина, правда ведь смешно.

На математике сегодня тоже непонятки сплошные. Даже я уже засомневался, что с нашей Натали Сергеевной все нормально. Вызывала исключительно троечников и четверочников и влепляла всем кому три, а кому и два, и это по десятибалльной-то шкале, считай и ничего, и ой что будет, что будет им на «дворянском», это я типа сочувствую. Вызвала и меня следом.

Я такой, весь из себя, думаю, счас покажу, как надо учиться на хорошо и зам… отлично. Решаю пример больно хитрый и вдруг вижу, не совсем вдруг, конечно, но все же замечаю. Он неправильно написан. Вот здесь же знак действия точно не тот стоит, должен, по идее, «отбавить», а стоит «прибавить» (наши плюс и минус, я уже говорил, местная заморочка) – и что это, зачем, для чего? – подстава ведь явная на меня.

На меня? – мысленно жму плечами, ничего не понимая из происходящего.

Что вы думаете, она, Натали Сергеевна, на это мне говорит:

– Ладно, это новая тема. Поэтому, Витоли, садись, я оценку тебе сейчас не поставлю, останешься после уроков. Решишь – молодец, не решишь – знай, целая двойка пойдет прямо в журнал.

Ну, Натали Сергеевна нашла, как меня оставить, и не придерешься. Все еще и сочувствовать будут мне. Что-то не то все-таки происходит.

Ладно, останусь, мне уже интересно, вернее, непонятно и потому интересно.

Говорю: «Хорошо, Натали Сергеевна, как скажете».

Плетусь на свое место, мне сочувствуют, даже неудобно. Я-то знаю, что это спектакль для всего класса. Натали Сергеевна – тот еще конспиратор и туманоразводитель.

Вот сейчас иду к Натали Сергеевне и хочу все выяснить, что случилось и почему она такая злая сегодня на мен… да на всех одноклассников моих. Пришел, она стоит у доски, разложены тетради, книги все на кафедре. Прямо мне уже тоже непонятно. Она сразу: «Извини меня, и потом поговорим. Сейчас давай по той задаче пройдемся, что ты не понял», – точно у нее что-то не в порядке с головой.

Это такое было еще дома, в детстве. Я хорошо по химии учился и даже в олимпиадах учувствовал, не важно, сколько лет мне счас, и тогда столько же было. Пообещала нам химичка тогда интересные опыты на факультативе показать, мы и пришли. Вот я пришел, да и еще пара нас таких же отличников пришла, и что вы думаете. Эта химичка вместо опытов: «А давайте, мальчики, порешаем пару задач сейчас». Не знаю, что она хотела и, главное, думала, нам, отличникам, – и пару задач, причем типовых и из учебника. Мы повернулись молча и ушли, потом полгода она на нас дулась, а мы на нее.

Думаю про себя, а не такой же случай и здесь, и уже всерьез опасаюсь, не то чтобы за себя, но такая неприятная все-таки для меня новость.

«Давай, записывай условия». Не дает мне она задуматься о происходящем.

Начинаю нехотя писать, без особого энтузиазма, если не сказать больше. Только написал первую строку, открывается дверь и заходит наша работница по уборке классов.

Увидела нас, оглядела внимательно, извиняется и выходит.

Натали Сергеевна долго смотрит ей вслед и молчит.

Я тоже ничего не говорю, хотя мне уже интересно и судя по всему с Натали Сергеевной все в порядке. Что меня несказанно радует, а вот непонятное пугает или, скорее, пока только настораживает. Пугаться пока нечему, скорее мне интересно, тайна же… заговор, оу.

Наконец она садится, опять же здесь, за парты не идем, уже странно и непонятно мне еще больше становится, но хоть с Натали разобрался. Это – что с ней все в порядке, это радует.

Обычно она со мной за партой сидела, а сейчас сидит здесь, у доски, и просто молчит. Я стою и тоже молчу. Опять открывается дверь, заходит историк, и в этот момент, как будто ничего и не происходило, Натали Сергеевна говорит: «Пиши дальше. Квадрат стороны К на квадрат стороны Б», – и замолкает, вопросительно глядя на вошедшего только что историка.

Потом, обращаясь к нему непосредственно: «Вы что-то хотели, Смилин Старович?».

Тот: «Нет-нет, извините, я ищу Валери Стиговну, нашу работницу по уборке». «– А она только вышла, Смилин Старович, прямо перед вами». – Голос у Натали Сергеевны сейчас – сама доброта.

«Спасибо, Натали Сергеевна. Ладно, извините меня», – оглянул нас, и он выходит.

Я стою, мне уже интересно и даже кое-что становится понятно, но все же что здесь за детективы такие и что за спектакли разыгрываются, и главное, для кого и для чего все это делается.

Как ни в чем не бывало, она продолжает диктовать задачу дальше. Я записываю, не особо вникая в эти квадраты и прочее, прочее.

В голове уже совсем другие квадраты и круги, и такой нешуточный интерес разыгрался: от комедии до трагедии и что здесь сейчас происходит.

Когда почти закончил, в класс забегает совсем незнакомый паренек. Вернее, я его знаю, он с параллельного, из класса «точки», но лично я его, правда, не знаю, только в лицо видел пару раз и все.

Зыркнул на нас, на доску и остановился, мнется, ничего не говорит.

И вот тут Натали Сергеевна взрывается:

– Что происходит? Здесь что, проходной двор? Почему мешаете МНЕ заниматься? А ну вон из класса!

Того парня как ветром сдуло.

Ко мне обращается: «Витоли Вилесс, заприте дверь» и дает мне ключ. Продолжает громко: «Безобразие, класс не желает учиться. Я в свое личное время остаюсь по собственной инициативе, а мне мешают работать».

Мне показывает рукой сесть за парту, а сама еще почти пять минут ходит по классу, громко время от времени возмущаясь.

Наконец успокаивается, становится у кафедры, и подзывает меня к себе, и говорит уже очень тихо: «Извини, это надо в первую очередь тебе, да и другим… скорее всего, тоже», – уже значительно тише и с какой-то грустью в голосе.

Когда я слегка вопросительно подымаю бровь, она, став почти рядом со мной и тихонько говоря: «Понимаешь меня?» – смотрит внимательно. Я говорю: «Да», – и тоже становлюсь рядом или, скорее, еще ближе, уже почти за рамками приличия.

Она говорит тихо, чтобы, если даже за дверью стал кто, он ничего не разобрал, даже если что и услыхав. «Витоли… в понедельник произошло неприятное событие для нашей страны. Ты ничего не слышал?» – смотрит внимательно и настороженно. «– Нет, – говорю. – Громкоговорителя («вещателя» по-местному) у нас нет, а газеты я как-то не очень», – пожимаю я плечами.

Она кивает: «Это не писали и не напишут. Наши корабли патрулировали границу. – Чуть помолчав. – Десять кораблей, и на них напали из халифата. Все корабли погибли, понимаешь? – продолжает. – Это были хорошие корабли и лучшие экипажи. Не те лодки, что зовутся кораблями, а только и могут что рыбу ловить в безветренную погоду».

«И что, – говорю. – На них напали без объявлении войны. Тогда, наверное, наш император объявит войну и будет большой поход».

Она хитро смотрит: «А сам как думаешь? Почему тогда ничего нет в газетах, а?».

Я немного думаю и говорю: «Наверно, наши корабли были немного не правы, или я ошибаюсь».

Она улыбается: «Умненький мальчик, я в тебе не ошиблась». – Продолжает, и с каким-то облегчением, видно: «Это был поход на купеческий караван, и должна была быть богатая добыча. Но это была ловушка, понимаешь?».

«Понимаю, – говорю, – почему тогда разорялся наш историк. Стране нужно пушечное мясо», – это немного грубо, здесь так не принято говорить и выражаться.

«Правильно понимаешь, да не совсем. Мясо, если ты это про «чернь», не нужно, черни сколько угодно, и набрать ее еще – не вопрос, – немного задумывается. – Вопрос в капитанах, офицерах, без которых наши корабли – ничто. Сколько бы пушек и мореходов из черни на него ни поставили, понимаешь?».

«Да, Натали Сергеевна, согласен», – киваю головой и понимая, как рискует Натали Сергеевна, доверившись сейчас мне.

«Что ты согласен?» – смотрит вопросительно.

«Что многие, кто тоже понимают это, срочно понизят свою успеваемость», – тихо рапортую про свою внезапную догадку.

«Правильно, молодец, но это надо сделать на самом деле без подсказки. Ну, явной, потому что если узнают, все мы рискуем».

«Я понимаю, – заладил, как попугай, – но зачем вы сегодня на тех э… ну накричали. Кто и сам не вылезет, речь ведь не о них идет». – Смотрю вопросительно на Натали Сергеевну, не совсем понимая ее действия.

«Знаешь, Витоли, я не могу открыто валить всех отличников сразу. Поэтому, вроде, я сегодня взялась за лодырей, завтра за средних возьмусь, а там и до отличников очередь подойдет. Я очень на тебя рассчитываю, и еще, извини меня за тот раз, что я накричала.

Я останавливаю ее.

«Не надо, я все понимаю, не надо. Это больно. Я сам еще не знаю, как это у меня происходит и пока только с вами, но вот, как-то так вот», – развожу руками, чуть смущенно улыбаясь.

Она смотрит: «И что ты чувствуешь, когда на меня смотришь?».

«Ну, вот сейчас чувствую какое-то напряжение, злость, наверное, и много чего еще», – это я хвастаюсь, Витолина манера, что поделаешь, я это он, временами.

«Ну да, открытие сделал, конечно, я злюсь. Это и я могу посмотреть, по лицу моему ведь все видно. Когда ты сегодня задачу решал. Я тоже видела, что ты хотел мне указать на ту ошибку в знаке «отбавить» сразу за Б квадратом…, но, заметь, никто ее не увидел. Только ты. Может, мне объяснить? Это ведь новый материал, и мы его не проходили еще. Ошибку эту можно найти, если ты уже решал такое, но это новый материал и пример довольно сложный. Ничего не хочешь мне сказать?»

«Э. Натали – можно я буду называть вас так?»

«Называй, но зачем? Что тебе это даст?» – неопределенное выражение у Натали Сергеевны.

«Вы злиться перестаете тогда. Вот и сейчас вы уже улыбаетесь. Не хмурьтесь, я же вижу, и да, даже это вы хотите».

Во мне вдруг появилось убеждение. Что вот она думает обо мне, что я хорошенький, но глупый и еще совсем маленький – это про возраст, а не про рост, если что.

Правда уже не совсем глупый, но от этого только лучше в ее глазах, и главное, такой умненький, особенно сегодня, и это очень невовремя как-то оказывается.

Тут ее мысли неожиданно меняют направление. Вернее, мысль про «но такой хорошенький» осталась, только добавилась новая и очень, очень интересная: «Если его, он меня, то… я не буду против…» – какая интересная мысль у Натали Сергеевны сейчас, прямо заслушаешься.

Я подошел поближе и сказал: «Продолжайте, а то я не совсем расслышал».

Сначала было удивление: что, что я не расслышал?

Потом: «Он слышит мысли, он меня, я, это», – как оно там на самом деле было, неизвестно, конечно, но для себя я это так перевел или расшифровал, ее мысли на свой лад.

«Но, Натали, вы такая хорошая, ну не бойтесь вы меня, в самом-то деле. Я же вам, я с вами. Ну, понимаете, вы… ты такая хорошая тоже».

Пошла волна чувств или чувства, как будто я хочу ее поцеловать.

Но я ведь никого не хочу или уже хочу, а желание есть.

Точно это не моя мысль или все же моя – ничего не понял.

Она хочет или не хочет, но пробует, видимо, узнать, могу я это узнать, что она хочет. Да, она меня дразнит, – вдруг соображаю, – или, скорее, проверяет меня этим.

Буду наказывать, жестоко наказывать за недоверие.

Я подхожу еще ближе и целую первый раз несмело – мало ли что, вдруг как треснет по чем попало. С нее станется, да и голову жалко, своя ведь.

Витоли ее вон как всегда боялся.

Поцелуй какой-то неправильный, плотно сжатые губы, никакой реакции в ответ. Не понял. Но я же чувствовал, я не мог ошибиться. Вот… нет, пошла реакция, чуть приоткрылся рот, ответила, ну я же говорил или только чувствовал – совсем запутался.

Второй, третий раз, все смелее и смелее и уже крепче и крепче. Вот она уже откинула голову и сама подставляет мне шею.

Я буквально слышу, куда она хочет, чтобы я ее поцеловал еще.

Как кто-то говорит мне: «В ушко, шейку, губы еще и еще. Как же я тебя хочу, милый», а вот это уже не поцелуя она хочет. Далеко не поцелуя. Недолго думаю. По прежнему целую и поворачиваю ее к кафедре и начинаю целовать сзади в шейку и за ушком. Чуть неудобно мне, маловат я пока все же ростом, но захочешь и не так извернешься.

Вижу, ей приятно, но она хочет больше и не того, слышу ее сомнение. Причем она сомневается в себе или, скорее, во мне. Она сомневается, что у нас хоть что-то получится с ней, и немного далекой тревоги. Вроде, а надо ли все это вообще делать и зачем это все, и да, много всего там намешано.

Я немного грубо кладу ее на кафедру и, подняв платье, опускаю ее трусики. Сам снимаю брюки еще быстрее.

Дальнейшее было неописуемо. Вы представляете себе – делать то, что хочешь, и получать то же самому в ответ. От этого удовольствие еще слаще, причем двойное, и твой организм говорит, как это хорошо и как же хочется еще.

В мыслях ты тоже слышишь, как это хорошо. Я при такой положительной обратной связи долго не смог продолжать и довольно быстро разрядился и замер, прислонившись к Натали грудью, да и всем телом.

Тем не менее она продолжала слегка подергивать своим телом, толкать меня и тянуть обратно, как бы подергивая меня за мужское достоинство уже своими женскими умениями, и только окончательно так выдоив, ну как вышло, и только через некоторое время остановившись, после тихонько застонала, медленно и протяжно выдохнув: «Витоли-и-и».

По всему ее телу прошла конвульсия, одна, другая, и она обмякла или почти легла на эту кафедру.

Я даже испугался и стал поддерживать ее, а то мало ли что. Не потеряла ли она сознание, но тут же услышал мысль. Это скорее не мысли, а эмоции Натали были. Просто я воспринимал их как слова, но слов как таковых и не было. Да и не нужны они в таком деле и месте. Вот и сейчас мысль была одна: хорошо-о-о-о-то как, и опять хорошо-о-о-о, сла-адко-оо. Мысль была медленная, тягучая и какая-то долгожданная, что ли, и… сильно желанная. Это я не понял: что, она так меня долго ждала или как?

Сколько стояли, не знаю, пока она не заговорила:

– Пусти, ну пусти же меня.

Я отстранился, хотел помочь.

Она сказала:

– Не надо, сама, и отвернись.

Отвернулся, услышал, как она что-то делала. Потом, видимо, одевалась, по крайней мере, похоже, шуршала одеждой.

– Все, можешь поворачиваться.

Я повернулся как есть.

Она на меня посмотрела, окинула всего взглядом и на то самое уже ле… висящее достоинство обратила внимание и говорит: – Хорош! Хорошо, но перед дамой надо бы и одеться все-таки, – сказано было, вроде, чуть с шуткой, но взгляд странный и чего-то ожидающий. То ли неприятностей то ли шуток от меня ожидалось, то ли еще чего. Непонятный, в общем, был взгляд у Натали. Главное, мысли ее в этот момент как обрезало, никакой подсказки. Что от меня ждут или хотят услышать?

Я: «Всенепременно, Натали, всенепременно». – Оделся. Ой, хорошо как-то, все непонятно и быстро произошло, но все равно хорошо, даже метелики в голове пронеслись у меня.

Я, чтобы не упасть, даже прислонился слегка к кафедре, блин, организм ни к черту у Витоли.

– Устал, маленький, пошли за парты посидим, – заметила мое состояние Натали Сергеевна.

Сели за парту, она подошла, села рядом взлохматила мне волосы:

– Какой же ты еще дурачок, но какой же сладкий, – и облизнулась украдкой. – Ты меня понимаешь? Не спи…

Я слегка улыбнулся, улыбкой полного дебила, действительно слегка отрубился даже.

– Значит, понимаешь, – немного с сомнением. – Эх, будь я помоложе или ты постарше, а вот что сейчас делать-то с тобой? – Такое сомнение и неверие в саму себя как бы.

– Ну, говорю, – можно примеры порешать, если хочешь или просто поговорить. Я люблю, когда вы рассказываете мне, только, понимаете, – лицо дебила плавно перетекает в лицо умудренного жизнью, ну не старца, но умудренного… – Когда вы рассказываете, я всегда знаю, где правда, а где, скажем, сказка, – понимаете? – это я намекаю ей, что если что, ложь я почувствую и распознаю. – Вас очень интересно слушать, Натали… расскажите еще что-нибудь, а, Натали? Пожалуйста…

Часть 2. Натали Сергеевна

На большой перемене в кабинете директора провели совещание учителей. Потому как совещание планировалось заранее, и было оно длительным, его совместили с обедом. Планировали, что, если что, даже продлить учащимся перемену, чуть сместив расписание начала урока.

«Думаем, никто не будет возмущаться, кх-м», – пошутил Смилин Старович, наш незабвенный старший историк.

Совещание было циркулярным, то есть передается только письмами с курьером и чаще внезапно, а по-другому – это плановые совещания, вон их график на стене висит. Вот и сейчас присутствовал помощник советника по безопасности империи и кто-то из мореходного ведомства даже, новый, я его не знаю. Он при мне еще не работал.

Совещание было о подлом нападении халифатцев на пограничный рейдер и сопровождающие его суда, это все звучало на начало совещания. Под конец или ближе к середине прояснили наконец ситуацию. Нападение было не подлым, а вроде, малое боевое сражение, вроде, и никто не виноват, но вот как-то оно вышло все нехорошо. Для себя делаю вывод. Империя, как обычно, напала на халифских купцов и уже не как обычно, что странно, получила за это сдачи. Это такое я и раньше читала или похожие доклады. Только без таких долгих вступлений, одни выжимки – кто, где, и когда, и кто виноват в том, что так вышло, а не иначе, а не как сейчас, что напали на нас, но никто не виноват.

Ну как дети, честное слово, нет бы сказать: напали мы, но не получилось, но ладно, это не главное, а собрали нас ради совсем другого. Во время нападения утоплено три наших корабля на месте и взято в плен еще семь кораблей.

Да что же это такое, там что, полноценное сражение, настоящее было? У нас же, всего 25 крупных военных кораблей, без мелочи рыбацкой, конечно. Они считай и не флот вовсе и на ситуацию в целом не влияют. Сразу в голове подсчитываю: десять кораблей, по 150 человек команды в среднем, это 1500 мореходов, из них офицеров где-то сотни полторы, а вот это уже страшно. Мне уже начинают не нравиться мои проснувшиеся аналитические способности. Дальнейшее собрание их и подтверждает, к сожалению, и реальность даже хуже, погибло 157 офицеров-дворян. Мореходов-плебеев никто не считает, а вот офицеров-дворян жалко. Даже если не все погибли, их никто не вернет или перевербуют, как Шарафика – мой Шарафик – или… или убьют, такова, к сожалению, жизнь военного на флоте.

Но зачем нам это все рассказывают? О, а реальность и… и нужда – вот в чем дело. Нужны люди, именно из дворянского сословия, на нашу школу прислали разнарядку на 32 человека. Сколько? Тридцать два человека. Да весь поток десятых и одиннадцатых составляет э… сколько? Память моя, память. Это два и еще 13 и круг – два, и еще одиннадцатый выпускной – там больше, где-то двадцать человек всего. Итого 37 всего из потребных на флот 32. Реальность еще хуже, чем я в уме просчитала. Секретарь школы зачитывает справку по всей нашей школе. Учеников 1235 человек всего, из них 620 дворян разных сословий и 615 плебеев. Вроде, цифры хорошие, но идем по гендерному разделению. Плебеев: 200 мальчиков и 415 девочек. Теперь по дворянству: 157 мальчиков и 463 девочки.

Ого, вот это вся наша школа если пойдет все как один, даже с младшими классами, мы только-только покроем потребности имперского флота в этом столкновении. Как же так, что же делать, но им, службе обороны по морскому ведомству, нужны прямо сейчас, а это значит десятый и одиннадцатый потоки. Классы ниже десяти отымаем. Классы круга – этих точно никуда не пошлют, конечно, без нажима лично императора Владена, по крайней мере. Да и время всех поджимает. Остается реальных 25–30 человек, не больше. Что-о? Нужна хорошая успеваемость, и представители от флота согласны даже на 20, может, 18 человек, но никак не меньше. Это уже легче, но все равно. Вот сволочи, начали с 32, мне даже плохо стало от количества. Это же и понятно: нужны офицеры на места, где долго не живут. Все школы первого круга столицы отбили заявку во второй круг, а нам куда отбивать? В пригороды? Так там дворян и нет совсем в обучении.

За городом – там дворяне не учатся, разве что какое отребье, но те никому не нужны и за спасибо. Остаемся мы и остальные пять школ второго круга. Точно, это же разнарядка как раз на всех погибших.

Выходит, первый круг столицы и никого не дает совсем во флот. Как же это надоело все, везде связи и подкуп. Ушла, казалось, из этого змеевого места – и на тебе, оно меня и здесь догнало. Вот нам довели до сведения и потребовали, именно потребовали, гады, какие гады! Составить списки и, как можем, подтянуть успеваемость учеников до должного уровня и… сохранять в секрете все, что здесь говорилось. Это уже под роспись каждому.

Эх, сколько у меня уже таких росписей, причем несколько даже бессрочных там есть.

Иду в класс, злая, как… как я не знаю кто. Это всех лучших моих учеников заберут – учила, учила – и на такое. Думаю, что делать, и в голове рождается план. Им нужна успеваемость – я им дам успеваемость. Я им такую успеваемость дам за… устанут выбирать лучших. Пусть я потеряю в деньгах, но я дам им успеваемость. Хоть несколько человек спасу, и Всевышний или кто там за жизнь отвечает, богиня Вверена, кажется, только тс-с, и еще своего ученика Витоли я им точно не отдам.

У него успеваемость, вроде, повысилась, моими стараниями, сегодня… непременно понизится. Я ему такое задание дам, такое задание. Сама мысль, что Витоли нужно искать задание, которое он не может выполнить. Еще неделю назад это был квадрат умножения, и он ничего не сможет там ответить. Сегодня я не уверена, что вообще найду ему такой пример, что он не сможет решить. Удивительно, кто бы мог подумать, и самое удивительное – это меня ни капельки не радует. Что же делать, а, что делать?

Точно: берем систему уравнений и в варианте подстановки меняем знак, пусть выкручивается. Хотя – а вдруг выкрутится, я уже сомневаюсь. Да, такое и академики не решат, а вдруг он решит. Хотя он мальчик умный, может, поймет, если ему кое-что подсказать, что решать не надо, совсем не надо. Всевышний, хоть бы понял, только бы не решил и следом еще кого-нибудь, одного нельзя. Надо еще одного, нет, двоих, вдогонку к нему. Сначала кто плохо учится, а на следующих занятиях и успевающих учеников валить надо, кто поймет правильно, кто нет, я уже не виновата буду.

На уроках показываю характер. Сама чувствую, как волна негодования на меня проносится по классу. Все напряженные, вижу одного не подготовленного, нет, уже двоих. Вот и первые кандидаты, этих немного жаль, но ничего, я их потом сама подтяну, или дам списать, или еще что. Это будут мои уже проблемы, а сейчас вы первые. Как и знала, даже неинтересно, хоть предсказательницей идти работать под храмом. Два и три соответственно получил каждый вызванный.

Теперь мой подопечный, помоги мне, богиня. Да что со мной такое, я волнуюсь. Хорошо, не заметно, все думают, что я краснею от злости. Вот вышел решать, смотрит на уравнение, пытается что-то делать. О, помоги мне, Всевышний. Нет, остановился, о, показывает на неправильный знак «отбавить». Ты смотри, и глянул на меня.

Я сразу, чтобы ничего не успел сказать, и говорю в ответ: «Вижу, не понимаешь. Останешься после уроков, если не ответишь, двойка сразу пойдет в журнал». Нагоняю страха на класс и выпроваживаю Витоли на свое место. Все, ничего не сказал.

Уроки окончены, как же я устала за сегодня. Стою на кафедре, жду своего подопечного. Он заходит, я пока стою, не иду с ним. Решаю пока для себя, здесь поговорить или за парту с ним сесть и тогда. За парту не хотелось бы, он опять за мою руку уцепится, что-то мне это напоминает, не могу понять, где же я это видела или слышала.

Ладно, решаю, надо ему кое-что показать в том примере, объяснить, что к чему, пусть напишет сначала условия.

Я ему покажу, где и что я сделала, а потом…

Начинает писать, и тут заходит работница по уборке.

Не поняла. Что это значит, почему так рано, новенькая что ли? Они обычно начинают с коридора, столовой и только потом по классам идут. Потому как здесь, в классах, еще могут идти занятия. Вглядываюсь в лицо: хотя нет, знакомое, это старая наша работница. Уже вдвойне непонятно, но что-то, чувствую, назревает.

Смилин, скотина, смож грязный, этот мутит, что ли, всегда и всех проверяет.

Ладно, тогда никуда не садимся, значит. Жду еще немного, чуть времени у меня есть, стоим, я молчу, и Витоли молчит, ничего не говорит, понятливый он, уже хорошо. Проходит пять минут, это со стороны выглядит, наверно, немного странно, стоят двое и ничего не делают, даже и не разговаривают.

Вдруг заходит Смилин Старович, наш учитель истории и агент СБ империи в одном лице. Правда нам представляется, что он в отставке давно, ага, на половинной ставке. В отставке он там, как же, оттуда уйдешь только на кладбище в отставку.

Нет, ну надо же, ведь чувствовала, не зря работница по уборке заходила. Не сама она зашла, попросили, точнее, он ее попросил, – вот расспросил ее теперь и сам зашел следом.

Вот только что ему-то надо? О, сделал вид, что эту работницу и ищет. Ну, спасибо, а то я и не поняла сразу ничего, вот подсказал, молодец, кх-м. Ладно, жду еще, ведь чувствую, серию закончить надо. Еще зайдешь, но уже минут через десять где-то, это я уже знаю – схему два плюс один, – учили когда-то и меня по ней.

Уже и Витоли догадался, очень умный мальчик, прямо как мой Шарафик. Тот тоже был такой же опытный. Мне все эти внутриимперские интриги объяснял. Как же я тогда над ним смеялась вначале и как горько плакала потом, когда обожглась сама, в конце.

Теперь меня на таком не проведешь, вот только дорого это знание стоит-то. Вот, что и следовало ожидать, заскакивает Мелизио из параллельного десятого потока из класса точки. Ну, это известная крыса. Только неясно, зачем его Смилин Старович послал. Ведь я узнаю теперь, кто его внештатный осведомитель. То ли ставки слишком высоки, то ли думает он, что здесь никто и не поймет ничего. Мол, куда мне, глупой женщине, до такого пройдохи многомудрого. Ну-ну. После третьего раза руки у меня уже развязаны.

Да и ученик тем более – точка, это не учитель какой, могу и понервничать, мне можно. Я здесь женщина со странностями (читай – психованная). Как я расходилась, то есть разошлась. Велела Витоли закрыть дверь на ключ и минут пять орала от души. О, это было нечто, сама бы поверила, что дошла до кипения. Если бы такое со стороны услышала. Думаю, достаточно, но потом решаю еще немного продолжить, уже почти в удовольствие, может, и неправильное. Мало ли что, показываю подопечному сесть за парту пока. «Сядь», – сама хожу около двери, специально топаю и время от времени ругаюсь. Это моя обычная манера, когда я нервничаю: и коллеги, и Гесик мне так и говорили, что я полчаса обычно успокоиться потом не могу. Ну, полчаса – много, а пять-десять минут я еще похожу под настроение, ибо оно есть у меня сейчас.

Вроде, достаточно, зову Витоли к доске, там и поговорим, чтобы если что, мы решаем, а то вдруг стучать будут, а мы за партой. Это не по преподавательским моим манерам, нет, ничего страшного, но эффект будет уже совсем не тот. Некая наигранность, а здесь ставки больно высоки выходят. Костром это, конечно, не грозит мне, но работу я, скорее, потеряю, за сговор с учеником, однозначно. Могу объяснить им, что это мой «любимчик» и его мне жалко, но… но нехорошо это.

Начинаю очень тихо объяснять, что произошло на море и кто виноват. Как ни странно, он меня понимает, причем правильно понимает.

Будь я с СБ и штатно работая агентом, вели бы его уже в допросную за такое «странное» полное понимание ситуации. Слишком он выделяется для ребенка своим умом и сообразительностью. Не может ребенок этого понимать, я с ним как со взрослым веду, и он тоже со мной так же. Более чем странно, зная прежнего Витоли, тем более.

Рассказываю, что хочу сделать. Он со мной соглашается и только уточняет некоторые неясные и чуть спорные моменты моего плана. После пытаюсь извиниться за то, что я на него тогда накричала и выгнала из класса. Он меня останавливает и говорит: я что, не женщина, и он меня понимает, и не обижается, и как с ним быть. Странный он какой-то.

Потом рассказывает, что он меня чувствует, и следом, какие чувства я испытываю к нему.

Что вот сейчас я злюсь, например.

Ну, для этого и чувствовать ничего не надо, и так по лицу все понятно. Что я злюсь, вот ты, маленький мой притворщик, «ведьмака» изображаешь, дите ты еще совсем. Вот другие мои чувства прочитай, а я тогда тебе скажу, кто ты есть на самом деле. Только после этого.

И тут меня накрывает злость, ведь Гесик вчера опять со своим паровичком весь вечер проторчал в гараже и не пришел…

Потом еще бутылочку с друзьями выпил и пошел на кухню спать.

Он всегда там после «друзей». Сядет у чайника, ему пить воды после сильно хочется. Он сядет на кухне в кресло, рядом чайник, рыбка сушеная и кружка с чистой водой, и может так и всю ночь просидеть.

Раньше я его укладывала спать. Так он каждый час вставал до воды. Выпьет кружку воды, сходит по своим делам и опять спать. Через час снова и все по кругу, с тех пор как выпьет, то на кухне спит в кресле, в комнату я его уже не пускаю. Хотя мы и спим в одной комнате, но кровати у нас разные. Потому как именно спать с ним невозможно, он вертится, крутится и руками, бывает, машет во сне, больно же.

А как женщина у него паровичок теперь, он только и с ним… скотина черствая и бездушная.

Как же временами хочется, чтобы кто обнял, хоть поцеловал, хоть в щечку, только от души.

Да, вот так, что-о, какая наглость – я в щечку мечтала, хотела, может быть, и… но, только это потом как-нибудь и когда-нибудь. Хотя это было бы, может быть…, да, в губы тоже хорошо. Это, ласковый ты такой, маленький, славно-то как, что я творю, как сладко-то, нет. Прочь, кто, зачем, уходи, и не могу, еще, еще, еще и вот так… Ой, ой, еще, еще… и туда тоже хочется и дальше… больше, сильнее. Да, да… вот хорошо, так тоже можно, а как же это хорошо. Никогда такого не было, что со мной происходит. Что хочу, то и получаю и как хочу… Как же я этого давно хотела и ждала.

Ох, давно, еще, еще и да, ой, просто постоять, внизу все сжимается и пульсирует, как же хорошо. Да, вот я куда-то плыву, и как же это хорошо-то как, и еще, и еще, еще, о-оо… Немного, вроде, отпустило. Что же это, это же мой, мой… Витоли. Все, отпустило. Все, пусти меня, пусти. Отошел, стоит – и что ему сейчас сказать? Стоит, смотрит. Глаза б его бесстыжие, или мои… такие же. Женщина э… перед, ну, пусть и не передом, а, отвернись уже. Ты смотри, отвернулся, стоит с голым задом, а я-то тоже хороша. Быстро вытираюсь, одеваюсь, сажусь, только бы не покраснеть. Хотя куда уж теперь краснеть, самое время бледнеть начинать.

А может, и нет, – появилась новая робкая мысль.

Все, можешь поворачиваться. Что это, повисшее мужское достоинство – и перед дамой показывать? Мог бы и одеться.

Что он на это скажет, как мальчик или как мужчина? Это проверка, по этому и буду судить. Хотя какая теперь проверка – стыд-то какой, ведь ребенок – что тут и проверять-то.

Это волнуюсь я что-то, слишком много я поставила своим разрешением или скорее несопротивлением. Не потерять бы, хоть и неважная жизнь была у меня здесь, во втором круге, но это жизнь со своими маленькими радостями, а вот так и лишиться можно всего, ох, Натали, Натали.

Он соглашается. – Почти облегчение и странная радость от сплошь неправильного и стыдного моего поступка.

Только зовет по имени, засранец, но ему, как мужчине, простительно, моему мужчине… Прислонился к кафедре. Устал, вижу, приглашает за парту, ну пошли, труженик ты мой.

Садимся, лохмачу ему волосы. Привычка у меня есть такая после этого. Они у него светлые, правда не кучерявые, но густые-густые и такие приятные и хорошие, и весь он такой хорошенький. Мне что-то с ним очень хорошо было, не дойти бы до беды, или уже поздно до чего-то доходить, когда уже там, за чертой.

Просит меня что-нибудь рассказать. Я сама наоборот хочу его расспросить и послушать, кто он или что он за чудо такое.

Я вспомнила, где я таких встречала или не встречала, а скорее, читала доклад про таких. Людей таких не бывает даже ведьмаков, это на соседнем материке энерджазины, вроде, людей только чувствуют. Был такой доклад, одного капитана с фрегата «Гневный», вот он мне на глаза тогда и попался. Я сейчас и вспомнила, а людей таких нет, не было до сегодняшнего дня по крайней мере.

Их и император искал, и церковники искали, но найти, вроде, и не смогли никого. Меня подключали, чтобы я придумала, как энерджазина выкрасть или как-то уговорить хотя бы к нам приехать. Даже самой предлагали в гости к ним свозить, обещали и за счет короны.

Меня Шарафик предупредил тогда: не лезь, вроде, они ложь все чувствуют хорошо. В общем, я отказалась и не поехала. Хотя хотела – как же, листочек, листочек. Я даже не себе хотела, а Шарафику от меня подарок, но что-то не получилось, а потом и император… и все закончилось. У меня уже ни листочка, ни Шарафика. И вот этот теперь…

Просит меня рассказать – и что, что он сказал. Что чувствует ложь, когда я говорю. Значит, он энерджазин, людей таких не бывает. Глажу его по голове и хочу проверить. На уши посмотреть – у энерджазинов они длинные. Правда они могут и поменять их, для того чтобы мы не узнали и не заметили ничего. Неужели они подменили Витоли и он, это, энерджазин на самом деле? Потому его поведение и изменилось так сильно.

Заволновался: ну погоди у меня. Но вдруг я ошибаюсь? И это Витоли все же.

Смотрит удивленно. Как же проверить? Сейчас подумаю, подключаю свои аналитические способности, как-то они со скрипом после… но надо ведь.

Если подменили, то недавно. Может… точно, в больнице или перед ней. В любом случае месяц-два, не более, поэтому вспоминаю, что было прошлым летом. Если вспомнит, значит мой Витоли. Нет, значит энерджазин, и тогда… а что тогда? Ну, посмотрим, может, и… а может…

В любом случае узнаю, что с настоящим случилось, и по этому уже и решу, что мне делать. Понимаешь, Витоли, помнишь, прошлым летом были экзамены, и ты вытянул пятый билет. Там были примеры разные, ты отвечал, и вот тогда ты мне и понравился чем-то, стал интересен и… Вот с тех пор что-то во мне к тебе и пробудилось.

Понимаешь Витоли? – тяжело-то как проверка дается. Вдруг нет уже Витоли того моего?

– Я вот почувствовала родственность какую-то с тобой, понимаешь меня…

Примечание:

*Предсказательница под храмом – около храмов есть небольшие дома, где содержатся и постоянно живут истинные верующие и там часто бывают такие блаженные предсказатели, чаще женского пола, что предсказывают разные события, и иногда, бывает, и сходится.

Часть 3. Витоли-Сергей

Быстро кручу память.

Ну, Витоли, что там у нас за любовь была с Натали Сергеевной на том экзамене? Потому как любви я сейчас не чувствую ни на грамм и напряжение только растет.

Ну же, ну, давай, осознание, не тормози, что было? Память-то у Витоли будь здоров, это почти единственное его достоинство, ну еще и «достоинство», но не до него сейчас как-то.

Так, математика, билет номер восемь. Э… она сказала: «билет пять», нет, был точно восьмой номер.

Не смог ответить, накричала, дала задачу.

Не смог ни решить, ни ответить по существу. – Зная Витоли, я и не сомневался.

О, спросила квадрат умножения.

Сказал ответ. – Тоже мне, гений математики.

Поставила шесть, отпустила. Велела подтянуться, пообещал и забыл. Вот скотина. А ведь она проверяет меня, не знаю, на что только, – улыбаюсь про себя.

Начинаю рассказывать: «Понимаете, э… билет номер пять… был легкий. Э… и вам понравился мой ответ. Вот и все, э…»

Смотрю, молчит, задумалась, и какое-то отчуждение в глазах, и тоска с чего-то вдруг взялась.

Говорю: «Извини…те меня, Натали. Я пошутил, – делаю виноватое выражение. Билет был восьмой, я не ответил. Вы задали задачу и с тем же результатом. Вы задали таб… Э, квадрат умножения, вот.

Я назвал почти все, что конкретно, уже не помню. Если надо, я повспоминаю, но не обещаю, правильно или нет, вот и все.

Да, поставили вы мне шесть на том экзамене, чтобы только прошло.

Я правильно ответил?».

Смотрю, засветилась вся, потом обняла меня: «Все-таки человек». «– А вы, ты кто думали… ла? – недоуменно, правда, не понял я ничего.

«Дурачок, – говорит, – думала, подменили тебя энерджазины эти. Вот в больнице и подменили».

Ага, думала она, только не подменили, а подселили, но это, конечно, я тебе не скажу или скажу, может быть, когда-нибудь, но никак уж точно не сегодня. Не настолько мы еще знакомы. Как у нас дома говорят, секс – это еще не повод для знакомства.

Часть 4. Натали Сергеевна

Сегодня разговаривала с коллегой, милым Тиром Давласом. Он приезжий, родом с халифата, уехал оттуда еще ребенком и всю жизнь прожил здесь. Да и за родину он считает нашу империю Руси. Вот стали с ним и говорить. Саботировать никто не стал, да и в слух зачем говорить такие вещи, подписку давали как-никак. Но намеками поговорили, решили, по шесть человек на поток, он со своего одиннадцатого потока, я со своего десятого дадим, все равно надо ведь, понимаю, империя превыше всего, но в пределах разумного. Да и не отстанут от нас по-другому представители флота. На том и разошлись, не очень веселые.

Грустно отчего-то, никогда таких потерь не было у империи. Это все дружба с неметчиной боком империи Руси выходит. Чувствует наш император Владен силу и поддержку за спиной и наглеет. Вот и сейчас, дался ему тот караван. Неужели добыча стоила жизни 157 дворян?

Хорош, подруга, погрустили и хватит, не лезь опять в политику. Не твое это дело, ведь обжигалась не раз на этом.

Вот появился не пойми кто или шалун-проказник у тебя, и радуйся этим маленьким радостям, – улыбка сама наползает на лицо, будя нескромные воспоминания и давно забытые такие сладкие ощущения.

Лучше подумай хорошо, что со своим чудом светловолосеньким делать будешь. Хотела его на чистую воду вывести – а он тебя куда вывел и, главное, куда потом поведет? С ним теперь и поговорить, и поболтать нельзя ни о чем.

Все, как в допросной или, скорее, как на алтаре, расскажешь все, без утайки. Вот как это, одна родственная, да дальше некуда, какая родственная душа, и с ней и поговорить по душам нельзя. Хорошо, он все понял и не настаивал, домой ушел, засранец такой.

Мне вот теперь и неудобно. Как в следующий раз быть и не врать – так это выдача государственной тайны ему, получается.

Если вот с него клятву потребовать? О чем, подруга? – тяжело вздыхаю, понимая всю несбыточность ситуации.

Вот и подумаю на досуге дома и о себе тоже, да и с СБ что, если узнают: параграф два, пункт семь, как перед глазами вот так и стоит. Совместное проведение времени замужней женщины и холостого мужчины – для мужчины низкого сословия надлежит каторга, для дворян пожизненная служба: армия самообороны или флот. Для замужней женщины, – меня, то есть касается это…

Мда, совсем плохо, если что-то узнают, ведь не поможет даже то, что я в родственных отношениях с самим императором…

Вот как же это получилось? Всю жизнь считала себя крепким аналитиком без страха и упрека, и на благо своей империи Руси и блюдя ее законы, прав… ус… ох-ох-ох.

И вот что получилось, любовь и страсть, и я, выясняется, как простая дев… женщина, хоть и дворянка или тем более что дворянка, повелась на любовь, да еще и к малолетке, почти ребенку.

Как же мне не хор… стыдно, да, а все равно жалеть поздно да и не о чем жалеть. Было и было, теперь не изменить. Да я и не хочу ничего менять, вот это-то и странно.

Часть 5. Витоли-Сергей

Вот у меня жизнь стала – как у кота при банке со сметаной.

Итак, смотрим мое расписание, – лицо-то, лицо попроще сделай, убил бы раньше сам за такое лицо, если бы у кого увидел.

Понедельник день тяжелый, пропускаем, это будет выходной. Вторник – это Бригида Петовна, о, это нечто, вулкан страсти, фонтан эмоций. Среда – это отдых перед четвергом. Четверг – это Бригида Петовна опять же, ну надо же повторить, и пятница. О, пятница – такое чувственное удовольствие и приправленное страхом и тайной, чем-то запретным, недоступным и загадочным, и немного страшным, бр-р. Ведь здесь принято иметь жену и любовниц.

Странное, конечно, законодательство, но не я придумал, не мне и менять.

А вот когда женщина имеет мужа и любовника – о, да, за такое э…

А что же за такое будет? Даже и не знаю, костер, дыба или что и покруче? Вообще что-то я кровожадный стал. Про Натали Сергеевну такое и в мыслях нельзя держать. Это моя Натали, ах, какая женщина, мне б такую, – какие воспоминания у меня, эм-м.

Спросить про болезнь и что там с ней, непонятно как-то все.

Ладно, спрошу как-нибудь, может, и скажет, что да как.

Да и родственница… ей точно, наверное, и ничего и не будет за эти наши маленькие «нарушения», законы для богатых ведь не писаны, во всем мире так.

Дома только и разговоров, что на заводе вводят третью смену. Набирают людей, многие радуются, как же, то работу не найти в столице, а сейчас же столько людей сразу понадобилось. Я не в курсе, я «домашний» мальчик, а Толини что-то сильно радовался по этому поводу, ладно, мне пока как бы и все равно.

Отец только по этому поводу и сказал хмуро: «Наберут-то наберут, да их учи потом, охрану удваивай, а где финансы на все брать?». Правда и нам в связи с этим хорошо будет, отцу зарплату подняли.

Маме, правда, нет, она как работала, вот так и работает, а отец раз в декаду обязан теперь отработать и ночью смену, но будет, вроде, прибавка. Десятку обещали, а может, и больше накинуть должны. Меня это радует, и я на нее уже рассчитываю. Потому как с заработком у меня плохо или, прямо сказать, совсем никак, только на родительские деньги и надежда.

Ребенок, мальчик, ё-мое, кому скажи, как я с АК-74, не, то старье полное только в учебке было, а потом с АК-103 или раз даже был с АКМС-м на задании в полный обвес, и тут у меня проблемы в три и пять злотов – тьфу, вот жизнь – непредсказуемая штука.

Дома состоялся разговор, эхе-хе, когда я затянул песню, что мне опять нужны деньги. Отец прямо сказал, что вот пирожные и тортик даже…

Половинку они видели и даже съели сами.

Про это он все понимает и даже как бы одобряет, это для дела. Но я должен пообещать, что деньги, которые он дает мне, пойдут только на оплату подарков или как-то еще, но только на услуги репетиторов и никаких посторонних девочек, а тем более на мое это боло.

Эти мячи, каталоги. О, это было нечто. Как он разорялся, не меня ругал бы, я б заслушался.

Мама после потрепала по волосам. Дались им всем мои волосы, постригусь нафиг. Сказала: «Не переживай, я еще пару злотов тебе найду, но помни… тоже “эти” не на твое боло». Как я тогда не засмеялся – только репетиторам, а не на девочек и боло, у-ха-ха-ха, – все, молчу, молчу.

Ну, боло мне и нафиг не впало, а вот как быть, если репетиторы и девочки в одном лице? Причем обои, обеи, короче, все вместе. Ситуация, однако. С одной стороны, кот в масле или в сметане – что он там любит на самом деле? По мне, так рыбу он больше всего любит. В части был приблудный рыжий кот, так мы часто с задания глушеную рыбу приносили, и ему перепадало. Он так жрал ее, аж урчал, никого и близко не подпуская.

Здесь, вроде, моды на котов нет, как и их самих. Есть лисы, вроде, или что-то похожее, но это не про нашу честь, я или родители мордой лица не вышли лису или лиса дома держать.

С другой стороны, и не скажи никому по большому счету, а кому и говорить, да и зачем, пацан, что ли, чтобы хвастаться. Во-первых, перед кем, во-вторых, – оно мне надо? Тут ни с родителями, ни с любовницами-репетиторами ни о чем не поговоришь за жизнь, без оглядки на веселый – по моему возрасту как раз сейчас подойдет – пионерский костер.

А тут детство играет, хвастаться кому-то – оно надо мне. Все, демагогию закончил, будем думать дальше. Это, я чувствую, не совсем мои мысли и желания, бьют в мою дурную голову сейчас.

Пятница здесь – не последний день недели. Есть еще шестница, седмица и восьмица, это я называю на свой земной лад (в местном для всех дней есть очень короткие названия, слова не привожу). Они не очень произносимы, вроде наших нот – до, ре, ми, фа, кстати пятница вот фа и есть, но это для справки, и два выходных, буду звать их соответственно суббота и воскресенье. Итого пять дней я занят. Два выходных – это на семью и, черт, черт, на церковь.

Как-то за этими своими занятиями упустил церковь, или как там, пафосно, – Храм-институт Всевышнего. Больно пафосное название, но оно соответствует и по смыслу действия, и по величавости замысла исполнения, если что, здания или комплекс зданий занимают больше квартала по месту.

Рассуждал долго и решил-таки сходить в библиотеку к знаменитой библиотекарше Лирине Синтон. Вот интересно, она пирожные правда любит? То, что второе, хи-хи, она любит, – это без сомнений, а вот пирожные как. Потому как рассчитываю я только на пирожные для нее, а с хи-хи обойдется, мне пока и двоих хватит, тем более такие размеры я че-то не уважаю как-то. Ну, может, с одноклассницами что замутить, они, кстати, подходили тогда, и вдвоем почему-то… странно. Надо обдумать, но это все потом, потом…, осознание, потом, я сказал, озабоченный ты наш. Как же тяжело временами с великовозрастным ребенком… в одном теле.

Глава 16

34.02.101 г. Четверг

Часть 1. Бригида Петовна

Как же страшно идти и как волнительно хочется этого. Хорошо, сегодня у моего Витоли – уже «у моего», быстро-то как он стал моим – я не веду занятия. Я бы не знаю, что и делала, наверное, смущалась бы, как девочка, или краснела, как первокурсница у ректора на приеме тогда. Надо как-то собраться мне, а то про него все думаю, а сама смогу ли я. Может, подойти к этой нашей старой грымзе Натали Сергеевне, ведущей математику в школе, коллеги все же мы с ней.

Недавно было собрание, меня не пригласили и еще двоих молоденьких учительниц, моих коллег, и только с «педа» тоже, только не из столичного, а эту, сказали, явка обязательно, у-у, и что там такого у директора было. Интересно то, что они потом выходили все хмурые, хмурые какие-то. Я не выдержала, подошла к математику, коллеге Натали Сергеевны, спросить хотела, что и как. Он грустно улыбнулся и сказал: «Извините, девушка подписка, но между нами девочками ничего там радостного и не было. Поэтому я вам даже завидую». Вот жжешь, между нами де-воч-ка-ми-и, я вам завидую, тьфу ты, старый…

Все я поняла, хорошо, что я не знаю, – отворачивается и показывает язык неизвестно кому.

Вопрос: подойти или не подойти, если подойти – и что сказать, что спросить, как-то стесняюсь я ее. Вот Витоли – этот ничего не стесняется. Разложил меня, как хотел и… ой, что-то у меня не туда опять мысли понеслись снова сейчас.

А что я собственно хочу у нее спросить? Как себя вести, хм, а кто меня спрашивает, если что, вот даже не позвали – «вам это не надо» фи, подумаешь. Вот у Витоли и спрошу, и что, и как вести.

Придем, это обед, и ничего не стыдно, потом чай – тоже нормально, вкусный, с кисликами, потом пирожные, потом… Потом как получится, а потом и заниматься, пусть хоть час, с ним будем. Он, вроде, не такой и глупый, как мне казалось сначала, а очень умненький и сообразительный же м-мальчик. Все правила уже выучил благодаря мне, хи-хи, только бы почерк подтянуть, м-да. Как это делать? А вот как первоклассник. Будет писать палочки, и поиздеваюсь же я над ним, ой, поиздеваюсь. Отыграюсь за все, и вообще… Я большая уже девочка, не нужна мне эта Натали Сергеевна со своими умными советами, уу-у, да… все равно мне страшновато немного с ним после клятвы, вдруг узнает и…

Часть 2. Витоли-Сергей

Сегодня четверг. Учили новый иностранный язык. Обязанность каждого дворянина – знать не менее двух языков. Один в совершенстве, а другой – разговорную часть хотя бы. Большинство учит немецкий основным и халифатский – разговорный вариант только. Некоторые – наоборот, это чьи родители торгуют с халифатом, и им в будущем он точно пригодится. В классе примерно половина – дети дворян-торговцев.

Халифатский – самый сложный язык. Если у нас основной алфавит – 23 буквы, добавить дополнительный – еще 12 букв добавляется. У неметчины соответственно еще пять сверху дифтонговых – так их зовут, то в халифатстве к ним еще или 24, или даже 27 – я пока не понял и правила очень строги даже по сравнению с немцами в написании. На руси можно в словах применять где две или три буквы, если надо, или вместо них соответствующий дифтонг подставить, то в неметчине только дифтонг, иначе это уже ошибка. В халифатстве только дифтонг, никаких замен и еще там куча дополнительных слов-связок, и слова у них, например «кжежнихж» – это пустыня, и обычными буквами, если заменить «ж» другой и тоже «ж», то будет «утро в пустыне» – и как здесь это все запомнить, и, главное, кому это все надо?

Хотя вот с «надо» я чуть, слегка ошибся. Здесь есть плебеи, это наши рабочие и крестьяне, они учат алфавит, всего те самые 23 буквы и все, счастье-то какое, и живут 50 лет, правда, зашибись. Подвох не чувствуете?

Есть еще дворяне, мы то есть, учат, учим алфавит в 40 букв – кошмар, да, и живем до 70 лет, а есть еще миларды, учат все 64 или сколько их там и живут за сто лет иногда далеко за сто.

Правда есть еще энерджазины, те живут и за двести, вроде, я читал, интересно, сколько у них тогда букв в алфавите. Они, наверное, пока все их не выучат, и не умирают потому. Шутка.

Некоторые из моих друзей, про подруг не будем, ладно, чтобы не сильно напрягаться, вторым иностранным учат чальский.

Это на востоке есть такое государство, недогосударство или псевдогосударство Чальси. Живут племенами, с нами не воюют, да и за что там воевать. У них пустыня, к нам они не могут или, скорее, и не хотят, они кочевники и совсем дикий народ. Они с нами торгуют, где-то у них там горы сильно далеко есть или что еще, они не признаются, собаки такие. Вот там они добывают драгоценные камни, ими и рассчитываются с нами за продукты и всякие нужные им вещи. Вот некоторые умники и учат чальский – а что там его учить, весь язык – две сотни слов не наберется. Я его, например, весь знаю, потому как отец одно время на нем ругался, когда у него на заводе что-то не шло там по-нормальному, он так и ругался, на русинском нельзя, дворянин как-никак. Вот я под этот интерес и выучил его весь тогда, там такие заковыристые обороты есть, русский мат отдыхает, при всем моем к нему уважении, а ввернуть такой «оборотик» при игре во дворе – так авторитет сразу взлетает до небес. Да, письменности нет совсем, говорю же, для ленивых, Вихо точно его будет учить.

Да, есть еще свой язык у энерджазинов, но во-первых, его почти никто не знает, во-вторых, учителей нет и вряд ли когда и появятся. Единственное слово – «листочек», это, наверное, все знают. Оно очень мелодично звучит, но этих знаний для экзамена, боюсь, маловато будет, не поймут-с дворяне-с преподаватели-с. Есть, правда, еще моря… мореходы, и они что-то знают, имею в виду тех, кто плавает туда, но за так кто меня будет учить, а за денежку стоит ли и напрягаться, не больно нужен он мне здесь. Все, отучился, домой пора. Собрание закончилось, всех гоняли за успеваемость. Это правильно, стране нужны специалисты и моряки в особенности – и с чего бы это? Местные моряков почему-то зовут «мореходы», и ладно, я тоже, как все, зову, уже почти привык, больно в последнее время часто это слово произносится по поводу и без.

Ну, вот вышел я. Стоит «солнышко», ножкой водит, совсем девчонка. Под ручку взять? Нет уж, лучше за руки и – как влюбленные и под окнами школы пройтись. Чтобы самый слепой обо всем догадался. Поэтому подхожу, кланяюсь и все с самым серьезным видом.

– Я готов к трудовым свершениям.

Здесь это не принято. Трудится чернь, или плебеи на местном, чернь все же, скорее, ругательство, хотя довольно часто проскакивает у всех местных. Даже у наших мудрых и правильных учителей. Они извиняются перед нами за это слово и… потом у них оно опять проскакивает.

Я – специально подразнить ее.

Она: – Хорошо, высокородный дворянин, будешь работать.

Вот и думай, оскорбили или похвалили. Работать для дворян – оскорбление, высокородный – это вроде как похвала. Я и вся моя семья – простые дворяне, но и они служат на благо империи, не работают, а именно служат. Это знаю я, и это знает она. Это своеобразный дворянский юмор, очень тонкий, буквально на грани, только между своими и хорошо знакомыми, другие могут и не понять, и будут тогда проблемы у высказавшего такое. Меч в шкафу лежит, если кто не понял намека.

Ладно, потихоньку отходим от школы. Озвучиваю свой «великий», как обычно, план: сначала за сладостями, подкормить высокородную леди, потом обед, ну, это святое. – Я без задней мысли.

Она подымает бровь, обед никогда тут святым не был. Здесь нет постов и прочей непонятной мути. Здесь дворяне не пережирали, как на Руси, там, в другой жизни, и незачем вводить дурацкие посты для одних, в то время когда другие жрут от пуза. Все немного по-другому: заповеди, законы, служба, за нарушение – темница или каменоломни с мореходкой, и на сладкое, для особо упертых, – костер. Поэтому верят все и на полном серьезе.

Не будем о грустном, мне еще шесть дней до, а то настроение упадет совсем.

– Так вот почему святое, попробуй не поешь дня три и поймешь, – поясняю я Бригиде. Не рассказывать же ей про наш российский армейский юмор, правда не всегда это и юмор.

Дальше зашли в лавку к дедушке Мило. Бригида, кстати, предлагала в магазин «У Тарасы», но нам дешевого, не надо. Мы, дворяне, – гордый народ, и деньги на репетиторов мне выделены. Что между делом еще и на моих… – никого не касается. Это уже мое личное достижение.

Долго совещались, какой тортик взять, и, взяв под конец всего по паре пирожных, быстро свалили.

Я почему согласился-то – а вы бы не согласились, когда вам на ушко говорят, что у нас на сладкое лучше будет «сладкое»? Кто же после этого будет размениваться на какой-то там, хоть какой расчудесный, тортик.

Потом мы и пошли, а Бригида всю дорогу очень мило краснела, поэтому целоваться мы с ней начали как только вошли в квартиру. Правда я волевым усилием все-таки потом оторвался, и мы все же немного поели. Пусть и торопливо, но поели же. Потом помылись. Ну, уже не только помылись, как-то все вдвоем и вдвоем, вчерашняя «ванная» наша поза опять пошла на ура.

Потом перешли в комнату. Вот здесь мы уже и оторвались. Она еще что-то рассказывала, что надо бы заняться, этим, диктантом, э… потом.

Потом, это когда я немного полежал, а она немного поигралась с ним, моим достоинством, как с ручкой, что-то говорила, что хотя бы почерком надо заняться. Я не знаю насчет почерка, но хорошо подействовало, тело молодое, и почерк сразу стал прямым и твердым. С третьего раза уже не так все быстро, и удовольствие еще то и желание ее и мое зашкаливает все мыслимые… В перерыве между и когда надо было по очереди выйти по делам, я все-таки навел вид, при этом имея такой вид, эм-м, что мы работали, да…

Остановились же мы только когда часы показывали без 16 шесть. Вместе проветривали комнату, потому как накувыркались мы в этот раз не в пример больше первого раза, вон и простыни, и покрывала по всей комнате, и подушка даже в коридоре – и что мы там на ней делали, я и не припомню уже. Хотя нет, что-то такое припоминается, это я Бригиде под попку подкладывал вот, для лучшего получения удовольствия и большего проникновения, ну затейники мы еще те, причем, как выяснилось, вместе с ней оказались.

После всего уже сама Бригида морщила носик, говоря: «Да у тебя и темперамент». Я, или вернее, мы совместно с Витоли могём, когда хотим. В его возрасте по-моему всегда хотим и, самое главное, и всегда могём. Осталось запах убрать, и, черт, вот засада неприятная опять.

Я как-то грустно думал, побрызгать душистой водой, что ли, у отца экспроприированной в очередной раз. Потом можно, конечно, свалить на моих одноклассниц каких-нибудь, – м-да, – но кто же мне поверит и даже если и поверит.

Тем более скандал будет, что я вместо занятий… вот с одноклассницами, и где в это время, интересно, Бригида была? Свечку нам держала и подсказывала правильные позы? Нехорошо-с.

Бригида задумалась и что-то долго шептала про себя, видимо, ругалась. Может быть, и сожалела, не дай Всевышний, но это уже мой тогда косяк конкретный такой будет. Потом и говорит:

– Вот если бы у тебя были свечи с тамилом.

– Это что за свечи с тамилом, и зачем они? – я заинтересованно и не понимая смысла пока.

– Как тебе сказать, – она начала издалека. – Мы, когда учились в институте, ну понимаешь, не всегда мы там учились, – смущенно мне в ответ. – Знаешь, перед экзаменами… в общем они для лучшего запоминания. Ну временного, конечно, но запоминания, а запах при этом перебивается любой другой и от вин… Мы эти свечи иногда использовали для, как же, праздник у нас, и мы немножко…

– Все, все, – говорю, – я понял, и где эти свечи взять. В аптечной лавке, в больницах они есть еще.

– Где еще? – она морщит лоб, задумалась. – В школе, может быть. Больше не знаю. Может, у тебя есть?

– Я не знаю. Куда бежать? – я задумался и на нее смотрю. Если бы час времени – тогда да, а сейчас никуда не успею. Что же делать?

Тут Бригида хитро на меня глянула:

– А у вас дома где аптечка хранится?

Я задумался. Где у меня, я знаю, знал по крайней мере, а где здесь…

– А что, ты думаешь, там свечи будут?

– Нет, там свечей не будет, а вот трава тамила, скорее всего, да, будет. Ну во всяком случае должна, – рассуждает дальше Бригида.

– Это еще зачем? – задаюсь неуместным сейчас вопросом, но мне же любопытно, от чего она родителям в аптечке нужна.

– Вот вы, мужчины, ничего не знают никогда, хотя тебе простительно, ты маленький. Ну хороший, хороший, но еще все равно маленький, – она мне извиняющее, а са-ма-то… Я, понимаешь, – замолкает потом решительно, – из этой травы чай наводят и пьют, тогда детей не будет, вот. Дня два пьешь, и потом можно. Тебе это неизвестно, но все родители это знают.

Ладно, я улыбнулся, привычно потряс Витоли на предмет, где это может быть. Это оказался мешок в маминой комнате. Нет, там не было пузырьков, ну почти, пара флаконов каких-то там все же была. Все это я и принес Бригиде на показ.

Она, правда, немного стесняясь, порылась. Хотя и рыться-то не особо пришлось. Мешочек с этим нужным нам сейчас сеном прямо сверху и лежал.

– И что дальше с этим, пить будем? – не совсем понимаю смысла действия.

– Жечь, дурачок, – щелкает меня по носу. Я этот палец и целую или скорее покусываю нежно. – Все, все, не мешай, видишь, тебя спаса…

Пару щепоток положили на металлический кругляш – как раз подошел из-под утюга – и сожгли, вернее, подымили, чтоб дым только был. Действительно, такой запах густой и ядреный получился, что и слона завалит. Еще раз проветрили уже от этого запаха теперь.

– Ну вот и все, проводи свою спасительницу, – улыбается лукаво мне Бригида.

– Прошу, леди. – Провожая, я спросил: – А свечи я куда дел?

– Если что, скажешь, я унесла с собой. На следующий раз куплю.

– Не надо, – говорю, – я сам куплю, очень полезные вещи для такого тупого ученика, как я. Буду сегодня каяться перед родителями, что ничего не запоминаю. Пусть родители сами догадаются, зачем и от чего запах этот появился.

– Молодец, умненький мальчик… был, – как-то наивно горестно она вздохнула.

– Почему был? – чуть вопросительно смотрю на нее.

– Понимаешь, мальчик, у которого есть девочка, уже называется по-другому, – улыбается, зараза, – мужчина.

– Ой, я маленький еще вот, а ты соблазнительница.

Я отслеживал реакцию. Если испугается, быстро сдам назад, но она только сказала:

– Да, я такая, – красуется передо мной, задрала носик вверх. И добавила грустно: – Как жаль, что ученик способный, всего два занятия в декаду.

Я говорю:

– Понимаешь, я поговорю с родителями. Может, на большее согласятся, – потом, хитро глядя на нее, – скидку сделаешь?

– Дворянин – и торгуется, но для тебя я согласна, ой, и чего не сделаешь для такого симпатяги мужчины, мужчины, понимаешь, – тянет со значением. – Мой паровичок, – кивает на подъезжающий трамвай, по-местному – паровик, паровичок – это больше к легковому транспорту относится.

– Моя леди, – целую руку и отпускаю.

О, как меня укатало-то сегодня, иду домой, ног не чувствую под собой.

Да, а запах-то стоит этого, этой травки тамила, ну и крепкий, хотя чем-то и приятный немного. Уношу аптечку, в смысле мешок медикаментов в комнату и делаем вид, что мы ничего не брали. Родители пришли. Мама сразу понюхала воздух… и ничего не сказала. Я тоже пошел к себе, обложился книгами, вроде, учусь я.

Полчаса ничего не происходило.

Потом зашла мать, села, посмотрела.

– Что сын, никак, да? – качает, сочувствуя головой.

Я, внутренне улыбаясь, кивнул.

– Ну ничего, я тоже им пользовалась. Отец вот сам до всего дошел, а я иногда пользовалась, как-то не успевала я, вот и приходилось.

– А свечи где дел?

Да она унесла эти.

– А сколько их было? – мать заинтересованно.

О, блин, я и не подумал.

«Две», – говорю.

– Да, мне одной хватало когда-то, – видимо, вспоминает свою прошлую жизнь студенческую. – Ты сильно с ними не усердствуй. Они дают кратковременный эффект.

– Хорошо, мама.

– Но она говорила купить?

– Ну, советовала, – тяну задумчиво. – Да нет, я ничего.

– Хочешь, я куплю или, знаешь, хочешь, я чаю заварю, а, хочешь? – предлагает с энтузиазмом и участливо, заинтересованно.

Э, вот, я думаю, попал, чай меня никак не устроит, в той нашей ситуации.

– Нет, мам, лучше свечи пусть, и запах от приятный, а чай я обыкновенный лучше пить буду, а то как мы вместе с ней.

Мама чему-то засмеялась.

– Да, этот чай вместе пить вам не надо, ни к чему тебе это, сын. Лучше и правда свечи.

– Конечно, мама. – Кстати, надо спросить Бригиду Петовну, а правда, что она думает о детях, а то я как-то этот вопрос и не спросил совсем, а то мало ли что. Хотя женить меня она вряд ли захочет. Да и не сможет, но все же надо этот вопрос уточнить. Вот мы, мужики, сво… ну эгоисты иногда бываем, забывая обо всем.

Да и с Натали Сергеевной тоже. Вот у меня теперь совсем не детские проблемы появились. Вот завтра с Натали Сергеевной и порешаю, ой порешаю, а сегодня ужинать и, наверное, спать, что-то устал я от занятий этих чего-то, тупой, наверное, совсем стал. Свечи надо покупать, с тамилом, может, поможет, не мозги, так хоть запах отобьет.

Глава 17

35.02.101 г. Пятница

Часть 1. Витоли-Сергей

Сегодня пятница, замечательный день, правда сразу две репетиторши и с ними у меня уроки. Я волнуюсь, честное слово, как школьник, только не за себя, а за их поведение. И если за Натали Сергеевну я твердо уверен, то Бригида Петовна вызывает некоторые опасения, небольшие, но все же.

Первая сегодня химия, продолжаем мусолить металлы: чего, как, почему и зачем металлы нужны.

В свете того, как мы вчера поговорили с Натали Сергеевной, я не сильно рвусь отвечать. Второй урок – и вот она, Бригида Петовна собственной персоной. Зашла нормально, не теряется, но временами, оглядывая зал, специально от меня отворачивается, а после, вижу, чуть краснеет. Ну, совсем девочка, хорошо хоть для других это не заметно, я специально оглядел весь наш класс.

Сегодня интересная тема – поэты империи Руси и всего мира Этелла в свете любовной лирики… Полное название не привожу, там вообще на две строчки. Смысл всего этого урока такой. Чтобы завоевать девушку, оказывается, надо совершить подвиг во имя этой девушки и сверху еще прочитать ей стихи о любви, потом, там, цветы преподнести, но это как бы само собой разумеющееся действо.

Нас заставили ради этого выучить на следующий раз по стиху как раз в тему, но на свой выбор и свое усмотрение. Потому, скорее всего, посещение библиотеки обязательно для многих, а там…

Бригида Петовна предупредила сразу девочек, что чтение стиха парнем от кафедры ни к чему и никого не обязывает, юноши, то есть мы, имелось в виду. Ого, вот это я попал. Оказывается, что если один прочитает стих другому, имеется в виду, конечно, стих любовного содержания, – это нечто вроде предложения любви или даже брака. О, а я и не знал этого всего.

Вот бы я попал. Поэтому, если данное действие не предполагается, а стих зачем-то прочитать надо, например, сам написал или урок отвечаешь, надо заранее предупредить возможных слушателей, что это и зачем, чтобы не было потом проблем таких интересных и прямо очень неожиданных проблем, и буквально на ровном месте. Дворяне, однако, как все сложно здесь у них, дома бы так, хотя ну его нафиг и там.

Я кстати уже попался на этом, подошла девушка ко мне и попросила помочь с математикой. Я и сказал без задней мысли, мол, к концу недели постараюсь, это как дома, типа потом, я занят, отстань, у нас все всё понимают в этом случае правильно, ну большинство.

Она же сказала «большое спасибо» и убежала. Теперь вот выясняется, что это я пообещал и значит и придется с ней заниматься, черт, знал бы раньше, пообещал бы я ей чего… Еще стихи ей вот теперь прочитаю, и все, можно свадьбу играть.

Как, оказывается, сложно жить по правилам: ничего никому не пообещай, а пообещал – значит, выполняй обязательно. Ужас, каждое слово теперь отслеживаю. Что-то это сложновато стало жить, но мы дворяне, нам это надо, и мне вот в том числе тоже. Тем более со следующего года изучаем меч и дуэльный кодекс – вообще пипец будет.

Кстати сдача экзамена по нему означает, что тебя теоретически могут вызвать на дуэль. Практически школьников не вызывают, это моветон для местных, но теоретически уже да. Можно попасть из-за девушки или еще как, вот такие дела, на кулачках или с пистолетом-то я, наверное, герой буду, пусть и с поправкой на тело, а вот как с мечом быть – что-то стремаюсь я.

Литература кончилась. Я очень рад, достала меня эта любовная лирика, и, что странно, Бригида Петовна по-моему тоже рада. Надо как-то это решать – чего она стесняется-то меня нынешнего? Я, вроде, не кусаюсь, ну, может, так, чуть-чуть, в любовном экстазе, но в остальное-то время я белый и пушистый.

Труды промелькнули, как и не заметил. Я сел за заднюю парту-стол на двоих. Задние были специально увеличенные и как-то вышло, что вот и сел, ко мне сразу подсел одноклассник Монико. Он откуда-то то ли с побережья приехал, то ли из страны, примкнувшей к Руси не так давно, он к дяде приехал погостить, да вот и остался здесь жить навсегда. Вот он ко мне и подсел. Сначала заговорили о том, что я хорошо рисую, потом перешили на корабли, что лучше: парус или паровой двигатель, да и заболтались мы с ним как-то.

В общем, как урок прошел, нам только учитель напомнил с такой мягкой улыбкой. Дескать, дети, идите, уже урок окончен, мы поклонились и пошли. Договорившись еще продолжить. Ему я кстати уже без опаски пообещал нарисовать корабль. Только дату не назвал. Сказал по свободе, а то, знаешь же, какие у меня проблемы. Он мне посочувствовал, я даже покраснел. Черт, сплошное же удовольствие, а мне еще и сочувствуют за это.

Натали Сергеевна – это не Бригида Петовна. Она не стеснялась на своем уроке, я еще и повернуться толком не успел к соседке, – что-то высказать хотел на ее замечание, – а она уже:

– Вилесс, не вертись. Прояви лучше знания по математике.

Пришлось вставать и сказать это их обязательное:

– Конечно, Натали Сергеевна, я буду стараться.

Она даже не улыбнулась. Вот это кремень женщина, за нее я не волнуюсь ни разу, с ней хоть в разведку пойду, м-да.

Поэтому урок прошел спокойно, если не считать двух хмурых середнячков, получивших пятерку и четверку соответственно каждый и даже не понявших, что это для их же блага. Они были очень недовольны.

Я их даже пожалел, потому как на дворянском собрании им за это тоже неслабо досталось. Сам же я усиленно думал, как помочь и не нарваться на непонимание одноклассников. Второе – не нарваться на СБ империи, и то и то, как ни странно, неприятно почти одинаково. Потому как доброе имя здесь многого стоит, и, лишившись его, можно лишиться и жизни, причем очень быстро. Пара дуэлей – и все, думаю, любому умнику хватит.

Придя на дополнительные занятия по математике, застал сидящей Натали Сергеевну на передней парте и опять проверяющей работы. Это были работы за восьмой класс.

– Не хочешь мне помочь? – кивает на тетради.

Вижу кукую-то хитрость, – говорю:

– Хочу, а что мне за это будет?

– Хм, – задумалась, – будет у меня больше времени позаниматься с тобой. – Как-то двусмысленно отвечает Натали Сергеевна.

Часть 2. Витоли-Сергей

Мне же больше достанется на «наши занятия», – уже думаю я про себя.

«Да, – говорю, – я буду стараться». Уточняю деловито: «Оценки выставлять».

Натали в ответ: «Я вообще-то пошутила». «А я, – говорю, – нет. Поэтому оставьте, я посмотрю».

Она: «Только не черкай, а ставь точки, я разберусь. Где считаешь неправильно». «– Хорошо, не буду черкать», – и мы сели.

Никогда я не занимался такой работой. Это кропотливо, но в то же время чем-то мне это стало интересно.

Кто-то, о, неряха, как и я… был. Кто-то старается, но не получается. Кто-то и не старается даже, ведь видно.

Сначала я не знал, что делать. Черкать нельзя, я не учитель. Помочь хочу, и я придумал. Проверяю работу, ставлю точку красную, где неправильно, и закладываю записку. Я листок на полоски порезал и вот такие полоски и кладу с описанием, что и как неправильно. Натали Сергеевна на это только хмыкнула одобрительно и продолжила свою кучу тетрадей, существенно большую.

Я под конец и еще оттуда уволок пару тетрадей. Кто бы мне сказал, что я где-то и когда-то буду работать школьным учителем, еще и по математике. С моими-то навыками, скорее, диверсанта-разведчика, в лучшем случае – инструктора по спецподготовке, но учитель математики – да-а. Только вот детей еще стишки учить осталось организовывать, какая я многогранная личность, однако.

Хотя загадывать не буду, а то мало ли что. Этот Единый Всевышний местный, он такой, может и организовать мне что-нибудь в тему моих мечтаний. Глашатай, например, на площади – это тут одному вместо смертной казни заменили так.

Натали Сергеевна закончила свою пачку, листнула мою, сказала: «Хорошо, молодец, пошли к доске учиться». Ну, что сказать, мел я, конечно, попытался взять, но мне дали ключ и указали на дверь.

Когда я шел обратно, я, конечно, знал, что Натали Сергеевна трусики успела уже снять, но не стал показывать вида. Все-таки я разведка, хоть и в прошлом, и все замечаю, а Витоли – ему это и знать ни к чему, мал он пока.

Поэтому как оно сегодня все здорово было.

Одна надежда, что по коридору никто не ходил и специально к нам не прислушивался. Потому как Натали в этот раз не всегда сдерживалась или скорее сильно не сдерживалась. Хоть и не громко она кричала, скорее – так громко стонала, но все же очень выразительно и, думаю, не двусмысленно. Правда все стоя только, но когда от души и для души, то и это все замечательно получилось.

Потом мы долго стояли просто обнявшись, а она говорила: «Глупый маленький мальчик. Мой мальчик». Ну и что, что мальчик, ну правда не глупый, но ладно, это к делу не относится, нравится ей так меня называть – я и не против.

С Натали было хорошо, правда-правда. Поговорить пока и не получилось особо, все некогда, хи-хи, только и времени, что на хи-хи. Только я был не в претензии, это тоже хорошо. Я спрашивал, может, можно добавить мне «занятий».

Она хитро посмотрела. «Я подумаю над… – и после долгого молчания, – над нашими возможностями». На что она намекала, я тогда и не понял толком, маленький еще я, эх.

Глава 18

36.02.101 г. Шестница

Витоли-Сергей

На шестой день декады решил оставить после уроков Магдалину, ту девушку, что пообещал… не подумавши, поучить ее математике. Я почему ей пообещал. Она как представилась Магдалина, а меня переклинило на ту Магдалену из прошлой жизни, я и говорю: «Для вас – что угодно». Правда потом мозги включил все же, поправился, по занятиям, конечно, только.

Она осталась после собрания.

Мы немного порешали. Я буквально по операциям разложил ей решение одного примера. Она попробовала решать, и я понял, в чем у нее проблема. Она иногда, не всегда хоть, и то хорошо, а только иногда меняла знак плюс на минус, если по-нашему сказать, здесь знаки другие и выражение «добавить» – «отбавить». В зависимости, как ей казалось, чтобы это красиво выглядело на бумаге. Как такое возможно – в математике искать красоту в написании примера. Пришлось долго объяснять. Красота в решении, а не в написании. Это непередаваемая женская логика – что плюс-минус должен чередоваться по какой-то ей только понятной симметрии, но чтоб красиво. Я вообще удивляюсь, как она решала до сих пор задачи.

Правда она объяснила, что у нее очень хорошее зрение и она видела через две парты впереди, у Эдиры, решения, та решала всегда некрасиво, на взгляд Магдалины, конечно, но почему-то всегда правильно, и она у нее иногда списывала. Она мило покраснела на это.

Поэтому у нее очень и прыгали оценки, когда списывала, получала девять, в остальное время через раз – когда восемь, а когда и пять, а то и четыре.

Да, этого я не понял совсем, но вымотался, пока объяснил, что и как надо и почему. Вроде, поняла, потом дал решить пример. Самый некрасивый, по ее мнению, специально подбирал, и, вроде, у нее получилось.

Под конец она все же попыталась заинтересовать меня своими домашними цветами, что выращивает в горшочках. Может, специально, а может, просто в благодарность, но, слава футболу, или по-местному – боло, я отбился.

Когда стал ей рассказывать про знаменитых бомбардиров, она сразу сникла и быстро со мной распрощалась.

Слава Всевышнему, хоть в чем-то игра и сейчас мне помогает. Вообще-то девочка она неплохая. Может, в другое время я ею и заинтересовался, но сейчас, нет уж спасибо, Казанова, все хорошо только в меру, очень, думаю, в меру.

Да, что я хотел сказать: дворянское собрание было интересное. Можно сказать, впервые на моей памяти сегодня у нас было раздельное – мальчики и девочки. Хотя тема одна, но обсуждали ее раздельно. Объясню: была тема по мужским болезням. Это здесь актуально, но только для плебеев, оказывается, потому как есть своеобразная панацея.

Лекарство энерджазинов, это какая-то жидкость по виду вода водой, и такая терапия от всех болезней, но только вирусного или микробного свойства. Раны и отрубленные конечности никак не восстанавливает, правда. Может, там, на их континенте, и это лечится, у нас пока эти раны никак. Хотя про раны и ожоги не скажу, вроде, анамнез протекает чуть быстрей и благоприятней для больного.

Это тоже один из поводов дружить с этой нацией или народом, да и предмет зависти, если что. Кстати в конце занятий старенький профессор предупредил, что заболевание это коварно еще одним не очень видимым нам нюансом. Потому как заболевший дворянин был, значит, связан с плебейкой. Почему так, он объяснил нам, любопытным, потому как с мест сразу посыпались вопросы.

– Понимаете, малейшее сомнение дворянина – и он пойдет в аптеку за флаконом с лекарством, энерджазинское наименование никто из людей не выговорит. Потому его чаще и зовут «флакон» без уточнения в данном случае, все и так знают, о каком лекарстве идет речь.

Дворянки в этом плане еще щепетильнее дворян-парней. Они и второй «флакон» в случае малейшего сомнения примут, просто на всякий случай. С плебеями по-другому. Они, во-первых, будут тянуть до последнего, сомневаясь или, наверное, надеясь на Всевышнего, он, конечно, во многих случаях помогает, – смешок из зала, – но не в данном, и потом, десять злотов – это для них весьма и весьма серьезные деньги. Я вам скажу.

Во-вторых, из-за упущенных сроков им, может, не хватит уже одного «флакона», а это уже совсем неподъемная для них сумма выходит. Двадцать злотов – это месячная зарплата за городом и в деревнях, если кто не в курсе среди вас.

Все в этот момент посмотрели на Толини Хоникера, украдкой, но все же. Теперь понимаете почему. Вот это да, тест на неразборчивость в связях сразу с чистотой рода, как оно, однако, здесь все серьезно.

Все это хорошо, на этом фоне у меня два вопроса: что за болезнь у Натали Сергеевны. Это меня все сильнее волнует, особенно судя по тому, что эта болезнь не лечится универсальным лекарством энерджазинов, то это что-то вроде травмы получается.

Странно, я ее почти всю уже осмотрел или не всю. Мысленно почесал затылок. Никакой травмы не видел. Может, внутреннее, язва там или патология какая, я не знаю, что еще. Я не доктор ни разу… вру, правда, три курса как-никак, но только давно было это, и да, точно не доктор, не доучился ведь. Ладно, что еще, что может быть не связанное с бактериями и вирусами в организме у женщины. Хотя и доктор я несостоявшийся как раз, ну почти, и потому вдвойне интересно, что же с ней такого произошло.

И второе, что это за лекарство «флаконы»? Я про него почему-то только на собрании узнал. Про эльфийский листочек здесь каждый второй слышал, или видел, или знает все, а вот про флаконы с эликсиром, что почти панацея, как-то и не очень слышал.

Видимо, потому, что только для богатых, и, второе – очень уж мал срок годности лекарства. Оно должно быть использовано либо за месяц – слабое, либо за два месяца – более сильное, и потом все, оно уже тоже негодно становится.

Надо больше узнать, что там за проблема, выдыхается оно, что ли. Неужели никто не догадался пробку притереть или вообще запаивать в стекло. Ампулы здесь, правда, я не видел, но ведь стекло уже используется и обрабатывать его люди умеют, вон в окнах стоит оно.

Правда я узнал, почему белое только полоса у нас дома, а остальное мутное и зеленое у нас дома на балконе. Оказывается, опять все дело в деньгах. Оно пока довольно дорогое, а мутное зеленое стоит почти в три раза дешевле светлого и белого.

Седьмой день декады прошел спокойно, да и восьмой запомнился одним: мне влепили четверку и после песочили уже и меня на дворянском собрании.

Чего ни сделаешь из любви к Натали Сергеевне и ненависти к мореходке.

Завтра суббота, а значит храм Всевышнего – что-то и как оно будет? Не то чтобы мне страшно, но поход к зубному все же легче будет.

Глава 19

39.02.101 г. Суббота

Витоли-Сергей

Сегодня меня мандражирует с утра. Как оно будет, или я это уже говорил?

Собрался, прочитал книги по вере даже немного, но там кроме бреда, что и у нас, ничего больше нет. Боги добрые, все делают для блага людей. Люди злые, глупые и тому подобное и так далее. Я решил, что это правильно, и с такой мыслью пошел в храм. Решил: сегодня пойду в середине, не ближе к концу, а в середине, чтобы не выделяться. Пока шла служба, потихоньку подбирался ко входу в алтарь.

Служба, кстати, была сегодня не по законам, а больше по патриотизму людей – или правильно, наверное, говорить прихожан – ударяла, что-то мне это напоминает и немного напрягает.

Явно идет скрытая накачка на всеобщую любовь к родине, что-то будет: или война, или, может, пока затягивание поясов ради нее и все для родины. Посмотрим. Сразу после молитвы только примерно половина стала уходить, и я следом.

Уже не озираясь, стою, смотрю на алтарь. Колышется облачко-шар и даже, вроде, больше прошлого раза размером. Меня опять прижало к полу. Правда идти сейчас могу, если сильно стараться. Вот даже ногу оторвать могу, но с трудом, если что-то, по-любому удрать не успею. Шар опять от меня выгибается.

«Первое что, – думаю, – делать: надо молитву прочесть?». Потом еще подумал: «А зачем? Если без нее просто, вроде, потянуться к шару».

Точно, только потянулся, враз ноги отпустило, и я бегом, а то мало ли что. Удрал, чуть ли не выбежал. Фух, на улице, а это как раз выход на соседнюю улицу, с той улицы центральный вход, а здесь выход, чтобы толпу не создавать – правильно, в общем, сделано. Продумано все у местных, – кто только это все контролирует?

Сегодня я еще и ждал родителей, они вышли сразу друг за другом. Я к ним подошел. Пока шел, заметил странную вещь: только вышел это незаметно, а вот стал идти к родителям, и повело меня. Видно, этот алтарь или та штука над ним здорово силы пьет или что там у меня есть.

Сегодня родители опять шли к кому-то в гости. Меня звали, но я сказал, буду учиться, и не хотелось, если что, мне. Да и вот, наверное, придется, и настроения после храма не было у меня совсем, какой-то упадок сил наступил. Поэтому прилег с книжкой да и вырубился, вот и прошла суббота, которую так ждал и сильно боялся при этом.

Глава 20

40.02.101 г. Воскресенье

Витоли-Сергей

Утро красит нежным светом или как-то по-другому. С утра подул холодный ветер и пошел снег. Это первый снег за всю зиму, температура 0 минут. Во, видали – местные не заморачивались с градусами, там, всякими и назвали «минуты», только добавляют «тепла» или «холода». В газете прогноза погоды нет, но есть страница ветров для каких-то изысканий. Название «страница ветров» – нечто вроде нашей розы ветров, но звучит поэтически и в одно слово всего.

Вот на этой странице описания, где в данный момент что идет. Где дождь идет, где снег выпал, где засуха началась или продолжается. Эту страницу, оказывается, любят торговцы, как-то они по ней определяют, где, куда, чего им везти.

Это я узнал от своей одноклассницы Марти. Ее отец, хоть и дворянин, но из купцов-торговцев, вот он и любит эту страницу. Она рассказывала мне, хотя и не совсем мне, я там, вроде, за компанию стоял, и Марти с девушками тоже, вроде, сами по себе, и вот она говорила, отец в первую очередь ее читает. Потом про происшествия всякие, это тоже чтобы знать, какие лекарства закупить придется. Надо бы с ней поближе сойтись, но некогда мне что-то пока.

Сегодня только собрался на улицу, на снег посмотреть да и…, как слышу гневный крик матери: «Куда? Опять забыл?».

Привычно шерстю память, воскресенье – выходной, ничего не делаем. Я вопросительно смотрю на мать.

– Сегодня сороковое число – забыл?

Опять шерстю. Ну да, конечно, последний день месяца, день уборки… генеральной, ё-мое. Во, попал. Все, судя по памяти, день пропал. Это и вышло, и что я только ни делал: и мебель с отцом двигал, и одеяла трусил, и даже под ванную лазил, только уже сам. Наконец день закончен, завтра в школу. Отдохну, это же ужас.

Глава 21

01.03.101 г. Понедельник

Витоли-Сергей

Сегодня я отдохну – это я мечтал после выходных, идя в школу.

Вот как на мечты все и ловятся. Первый урок – география. Что, здесь я все знаю, и доблестная Бригида Петовна меня не тронет, я надеюсь. Ага, не тронула, аж два раза.

Еще на перемене что-то стало с механизмом выдвижения карт. Кто самый умный в классе, или, по-другому говоря, наш ослик катает всех сегодня, и за так. Всю перемену и часть урока я вожусь с подлым механизмом. Бригида, спасибо ей, не постеснялась, и не отказать же ей, да и не звать специального плебея на такую мелочь. Это, во-первых, чапать в другое крыло, и далеко, и не факт, что застанешь его там на месте. Вдруг по закону подлости его именно в это время вызвали в другое место.

Поэтому возился сам, нашли мне нож тупой, но большой, и нечто вроде клещей здоровых. Вот с ними и работал, клещи использовал в основном как молоток. В общем сделал, но возился, правда, и часть урока.

И что в благодарность?

Правильно. Бригида Петовна, глядя на меня, сказала: «А теперь наш лучший ученик класса расскажет про климат халифата».

О, как диктант читать – значит фигушки, а как про климат халифата рассказывать – значит я первый. Где справедливость? Ну правда. Поставила восьмерку – моя благодарность и приближение мореходки, прелесть-то какая.

Я, сделав вид, что доволен, пошел на свое место.

Следующий урок – физкультура, правильно.

Что делаем?

Нет, нет, я не ремонтировал маты, в смысле и матом даже не ругался.

Мы просто, просто мы бегали. Сначала разогрелись, а потом понеслось. Сто шагов, двести шагов, потом 800 шагов и бег на 400 шагов с грузом, только мальчики.

О, как, чувствую, к концу уроков я буду завидовать воскресенью.

Пришла математика, нет, на ней мы не бегали. Всего лишь писали не контрольную, а простую проверочную. Маленькие примеры, в одно действие буквально. Весь урок, зашибись, я руку набил, все помним, какие здесь замечательные пишущие ручки. Спасибо, Натали Сергеевна, за заботу, век не забуду.

Пришла химия. Меня вызвали, я что-то уже и не сомневаюсь. Правильно, я не пойму, это карма такая мне. Сыктым, привет, Юхим.

– Вот закончилась тема «Железо», – вещает несравненная наша Берета Дорес. – Вот ученик дворянин Вилесс нам кратенько по ней и расскажет все, а остальные пусть послушают еще раз внимательно и не отвлекаясь. Вихо, я «не отвлекаясь» сказала.

О, мне как раз урока и хватило, а как все были счастливы за мою законную опять восемь в журнал. Ну и я немножко, только охрип чуток – и с чего бы это.

Пришло собрание – о чем кто думает? Правильно, меня попросили отчитаться. Как я учусь по математике и как жить буду дальше, ну, утрирую немного. Хорошо, здесь недолго рассказывал, и все на этом закончилось. Нет, в библиотеку я уже не пошел, я никуда не пошел больше. Домой, только домой.

Глава 22

02.03.101 г. Вторник

Витоли-Сергей

Сегодня я как истинный дворянин. Математика, новая тема, мне пофиг. Я забил, ничего не замечаю, сплю на парте. Самое и главное – меня тоже никто не замечает, даже вечная соседка слева. «Ты что ночью делал?», – спросила, хитро улыбаясь. Говорю: «Спал». Она отвернулась обиженно, как же, я не отчитался перед ней, я лег опять, и никто меня больше не потревожил. Даже когда началась перемена и все вышли, Натали Сергеевна подошла – очень серьезно: «Ты не заболел, Вилесс?». – А сама, вроде, даже, чувствую, волнуется. Я: «Нет, спасибо, Натали Сергеевна. Просто вчера у меня был тяжелый день».

Я ей подмигнул и только и сказал, что все у меня нормально.

Она в ответ: «Хорошо», – и вышла.

Пришла учительница руси, учили правила, я сплю, и никто меня не трогает. Правда Бригида Петовна что-то ученикам показывала про меня, я видел или скорее чувствовал как-то. Они прыскали тихонько и некоторые – не будем показывать на соседку пальцем – даже смеялись, я даже глаз не открыл, мне пофиг.

На физике не спал, но глаза открывал тоже не всегда.

И на последнем уроке географии тоже почти спал, но уже отошел, да и сколько можно. Весь день почти проспал. Бригида Петовна набралась смелости и отпросила меня. Сказала, если серьезного на собрании ничего нет, она меня забирает. Толини Хоникер сказал ей: нет, они только итоги подведут и все, поэтому я могу не ходить. Все, я свободен, ура-ра, тьфу, черт, ребенок, уже акклиматизировался совсем.

Только вышли, Бригида извиняется: «Я, – говорит, – тебя немного перекривляла, ты очень потешно спал. Ты хоть скажи, ты на самом деле спал? Может, что случилось, а я вот такая нехорошая, это как бы неправильно не…». «– Да нет, – говорю, – я правда спал. Вчера меня укатали все занятия, с тебя началось между прочим, помнишь?». «– Но ведь только я, остальные же…» – Бригида – недоуменно. «– И остальные тоже, только еще больше», – я жалуюсь. «– Бедненький, ну ладно, мы сегодня заниматься много не будем», – и хитро на меня смотрит. Я: «Почему это?»

– с подозрением. «– У меня несчастье случилось», – и так жалобно смотрит на меня. «– И что же у тебя случилось?». – Сам думаю: «У женщин два вида проблем всегда. Вселенского масштаба проблема – тушь, там, потекла или ноготь на мизинце сломала. И мелкая проблемка – машину мужа, в кредит взятую, разбила, новую – и на ухнарь. Думаю, какая из двух проблем у нее».

Не угадал, действительно проблема, не то чтобы большая, но денежная для нас, для моей семьи.

Дело в том, что мы ей пообещали мебель в конце, за мое обучение, и вот у нее развалился комод. Там полки упали, да и остальное все на ладан дышит, как она сказала, пусть и чуть по-другому, я перевожу. Ремонтировать? – А смысл, платить деньги за ремонт хлама. Если мы все равно должны ей по договору мебель.

Поэтому перекусываем по-быстрому, к дедушке Мило даже не зашли. Печенье осталось с прошлого раза, потом позанимались друг другом хорошо, ой, хорошо же позанимались, ей та поза моя «ванная» понравилась. Когда я сзади и до всего у нее достаю, и ей так здорово от этого, а уж как мне здорово… Немного сполоснулись, опять же по-быстрому, я уже опытный, этот титан заранее поджог.

Затем и пошли в магазин мебель выбирать, наступило время расплаты.

Она говорила, что просто посмотрим, но я сказал: «Будем брать». А чего тянуть? Ей надо, и мы должны, и чего человек мучиться будет. Магазин – это нечто. Двухэтажный, большой, окна все из белого и прозрачного, не то что у нас стекла. Правда балки все дерево, не металл, но выглядит красиво и массивно, солидно все выглядит, для второго круга и тем более окраины – вообще шикарно.

Как зашли, сразу девушка к нам подскочила сначала, строго одетая, костюмчик, видимо, форменный, но увидела, что это покупательница, и, быстро оглянувшись, подозвала уже продавца-парня.

Продавец – молодой, разбитного вида парень, не форма точно на нем была. Особенно по контрасту с девушкой. Вместо того чтобы узнать, что нам надо, долго узнавал, кто я, кто Бригида и только потом – зачем мы пришли.

Да он еще бы про ее родителей спросил. О, про родителей не спросил, а вот замужем Бригида или нет, зачем-то спросил – хотя да, шляпки-то нету у Бригиды, вот и думай теперь ему.

По цвету шляпки определяется, темный – замужем, светлый – нет, цвет не важен, только оттенок.

Узнал, что нет, чему-то обрадовалась и давай предлагать. Правда предлагал хорошие вещи. Прямо сказал: «Вон там дорогие, не плохие, хорошие, но дорогие. А вот здесь качественные вещи, но из недорогих пород дерева». Ходили долго, он все показывал, рассказывал. Называл породы дерева и как что делают из них, сразу видно, специалист. Может, даже сам мастер в прошлом по мебели.

Повезло, видно, хозяевам такого продавца-консультанта заиметь. Я прямо позавидовал.

Он нам подобрал под конец, посоветовал: «Один берите, вот этот, не пожалеете, он стоит 70, вам за 50 отдам, двадцать злотов – моя персональная скидка».

Я в ступоре: «А вам от хозяина ничего не будет».

Он в ответ улыбается: «Я и есть хозяин». Бригида и рот раскрыла.

Вот те раз, он же продолжает: «Если леди скажет адрес, я ей и подвезу домой». Она назвала адрес. «Только вот рассчитается вот он или, скорее, его отец будет», – на меня показывает.

Консультант и хозяин магазина в одном лице: «А в чем проблема, леди, почему?».

«– Понимаете, я его учу, я репетитор, а его родители…» – ну и выложила все, что и как. Прямо не пойму, что на нее нашло такое, Бригида, конечно, не партизан, как Натали Сергеевна, но все непонятно как-то с ней.

В общем он пообещал к семи подвезти ей домой и поставить, а мы пошли домой. Я ее, как обычно, проводил до паровичка.

Она была всю дорогу какая-то задумчивая. Что-то мне это напоминает, явно ей понравился тот парень. У меня даже ревность какая-то появилась. Я ее, правда, на корню задавил. Во-первых, кто я в ее жизни, и, во-вторых, я с ней по-любому временно. Вот из этого и буду исходить – а вдруг получится у нее что-то, откуда мне знать. Домой шел в двояких чувствах: и рад, и не рад. Ладно, дальнейшая жизнь покажет.

Глава 23

04.03.101 г. Четверг

Витоли-Сергей

Среда ничем не заполнилась, и наступил четверг. С последнего урока меня опять забрала Бригида Петовна, отпросив с собрания, там, как и прошлый раз, не возражали – что-то хамею я, не по-дворянски, и, это, отрываюсь от коллектива.

Пока шли домой, Бригида молчала, зашли в лавку, взяли по паре пирожных и, немножко дурачась, пошли домой. Дома уже привычно помыли руки и пошли есть.

– Да, – сказала Бригида, – спасибо за комод. Мне Лассино сказал, что ему уже вы заплатили за комод. Твой отец заплатил? – вопросительно смотрит.

– Да, я ему сказал тогда вечером, – киваю.

– Да, спасибо, – кивает так же мне в ответ.

Во время обеда Бригида и ответила на мои вопросы. Как она и что у нее с ним.

– Пока не знаю, – честно она мне сказала. – Понимаешь, он хороший, но у него сложная судьба, понимаешь? Он был уже женат и разошелся, потерял большое состояние из-за этого и теперь никому не доверяет. Про меня много расспрашивал, что я, откуда и прочее. Вот сейчас мы и думаем, он мне ничего не пообещал. Да и я, что я ему скажу? – смотрит на меня. – Поэтому сложно все. – Он, вроде, хороший, но какой-то недоверчивый сильно, она даже теряется. – Как так может быть – такое недоверие к нам? Мы же люди и вот… У него магазин здесь, за городом мастерские. Здесь он арендует квартиру, а за городом у него есть дом, вот пока и все. – Это она мне отчиталась, типа совета спрашивает, я у нее уже за авторитет, а может, я льщу себе, и я просто такая жилетка.

Потом мы занимались – ну не книжками же. Друг другом мы занимались. Сначала потихоньку, как в первый раз, потом неистово, даже подушки летали, потом опять медленно и печально в миссионерской позе.

В конце концов Бригида не выдержала и сказала: «Как-то не понимаю. Вот с тобой хорошо все, прямо дух захватывает, а вот любви нет и как-то не то, все неправильно это. Что мне надо делать, а, Витоли?» – и взгляд опять вопросительный и просящий такой чего-то.

– Не знаю, Бригида, понимаешь, мне тоже так. Да, мне хорошо с тобой, но я понимаю, извини, я буду прямо говорить. Мы разные, и сильно. Ты очень темпераментная. Ты знаешь, я по молодости сейчас смогу тебя поддержать, а вот как дальше, я не знаю. Вот и думай. Что по брачным отношениям, ты знаешь, здесь еще хуже. Родители никогда не дадут мне разрешения на брак с тобой, даже и в качестве любовницы, но это тебя и не устроит.

Она кивнула:

– Да не хотелось бы такого.

– Вот видишь, а друзьями мы с тобой можем остаться на всю жизнь. Ты хороший друг, и тебя я, думаю, устраиваю в этом качестве.

Она кивнула.

– Видишь, поэтому, что я могу сказать. Выйдет у тебя с ним, я за тебя рад буду, честно, рад.

Хотел добавить: «А не выйдет…», но решил: «А зачем накликивать?». Она удивленно посмотрела.

– Как же, почему? Ведь ты мужчина, ты должен был меня удерживать, мой быв… – она осеклась, – понимаешь меня?

Я только улыбнулся.

– Я, знаешь, твой друг, Бригида, поэтому я тебе хочу счастья. Все-таки я считаю, что друзья мои, и они достойны счастья.

– Спасибо, Витоли. Я не ожидала, честно, не ожидала.

Вот как я потерял любовницу и приобрел друга. Я не жалею, правда не жалею, ну, может быть, чуть-чуть, но мы же друзья.

Глава 24

05.03.101 г. Пятница

Часть 1. Витоли-Сергей

Сегодня химия, закончили металлы, слава Всевышнему, у меня это слово «химия» вызывает уже металлический привкус на губах. Как вспомню, что весь урок рассказывал про эту тему тогда. Некоторые потом только куски этого текста от моего доклада отвечали, и им за это по девять баллов, а мне за все про все – и всего восемь. Вроде, обидно, но как подумаю про мореходку, и сразу вопрос: «А не много ли я тогда получил?».

На руси мы в принципе закончили изучение языка полностью, что там учат, и пошла казуистика, делопроизводство и секретарская работа.

Это когда берут двоих рядом сидящих, и один – господин, а второй – плебей, к примеру. Один ему пишет, второй на это отвечает, потом наоборот, чтобы не обидно за плебея было, да и тренировка в разных ситуациях. Ну это просто. Сложнее – дворянин-торговец пишет дворянину-инженеру. Император Руси – халифу из Халифатства. В общем различные комбинации и тем более сословные различия, причем все на полном серьезе. Потому как это уже репетиция будущих выпускных экзаменов идет. Это один из обязательных вопросов там будет. Только на экзамене вторым будет учитель, а не ученик – вот и вся разница.

Мне досталось сначала купец, а потом следом и капитан корабля.

За купца сказали «молодец», а за капитана оценку не поставили, да я и сам понял, не потянул тему. Не моряк, или мореход по-местному, я ни разу, и что там у моряков за проблемы и как их решать, я не знаю. На том урок и закончился.

Труды начались со смены тем, стали опять проходить корабли, их оснастку, где что и как расположено. Как-то ощущаю себя, что я уже в мореходке учусь, еще пару месяцев и все, я полноценный моряк, тьфу, мореход подготовленный, хоть на корабль сажай. Последний – мой любимый предмет – математика, хоть одна радость, как-то я уже и соскучился по ней.

Сегодня Натали Сергеевна никого не вызывала, ничего не задавала и вела себя немного странно по сравнению с тем, как обычно она себя вела.

Она просто рассказывала, как зародилась математика. Откуда пришли все цифры и знаки, и это все целый урок. В целом я получил удовольствие, но странное это оставило у меня впечатление. Поэтому после не стал отказываться от собрания. По двум причинам: во-первых, я никуда не иду с ней, урок у нас здесь же, в классе. Во-вторых, меня не поймут одноклассники за стремление побыстрее остаться с Натали Сергеевной на ее занятия.

Поэтому отсидел честно двадцать минут и потом с видом великомученика, идущего на костер… Кстати, не поверите, здесь, в столице, есть такой памятник великомученику, и на него ежегодно возлагается букет цветов, название не помню, что-то с памятью связано. Сам император возлагает вот, если что. Вот, вспомнил, великомученик Фанулий.

Памятник Фанулию, дворянину родовому, но, скажем, сильно обедневшему. История простая до крайности: к нему, «великомученику родовому Фанулию», залез грабитель. Ограбил и убил зачем-то его жену, но вынести ничего не успел, а спрятал хозяину все под кровать. Вроде, испугался и потом и сбежал без ничего, а стража пришла и потащила дворянина якобы за убийство жены на костер, не особо разбираясь, кто виноват. Когда костер догорел, пришел вор и во всем покаялся. По-моему, большего дебилизма я не встречал, хотя да, наш мексиканский сериал в двести пятьдесят серий – там и покруче ахинея бывает. Так вот дальше: его даже не сожгли за это, его наказание было – ходить до конца дней своих и всем рассказывать, в чем он виноват, и каяться пожизненно.

Вся эта история, как по мне, шита белыми нитками, но всем почему-то нравится здесь, и в императорском театре даже спектакль идет каждый год на эту тему.

Там такая любовь, я сам не был, но память Витоли прошерстил. Он три раза был, во как парня-то цепляло, это Витоли, любителя и фаната фут… боло. Я не думаю, что и с остальными дворянами и тем более дворянками по-другому.

Пришел к Натали Сергеевне, она сидела одинокая и грустная.

Стал спрашивать:

– Что случилось? Вроде, нормально все было, может, опять на флоте потери?

– Мой план не удался, – вздыхает.

– Почему?

– Мне с сегодняшнего дня запретили ставить отметки ниже пяти.

– А если не знает кто? – задаю уточняющий вопрос.

– Просто не ставить оценку и все. Поэтому я ничего не могу сделать, обидно вот, – разводит руками.

Я сам строил планы и даже был солидарен с Натали Сергеевной в спасении, да и чего греха таить, и сам же туда не хочу – и что делать? Ведь математика – это единственный профильный предмет, отрицательная отметка по которому учитывается на экзамене при поступлении в мореходку.

Стал расспрашивать, сколько времени реально осталось.

Натали Сергеевна: «Я под подпиской, понимаешь? Я не могу говорить».

«А и не надо, – я отвечаю, соглашаясь. – Я просто спрашиваю: как вы думаете, до нового года ребята досидят в школе или уйдут куда-нибудь? Это же я ничего не спрашиваю, мне же интересно просто, вот и все».

Она улыбнулась: «А, – говорит, – некоторые и после, но большинство только». «– Ну и ладно, – говорю, – будут мои коллеги».

– Дурачок, – ворошит опять мои волосы Натали Сергеевна.

– Почему дурачок? Я вот думаю, кто мне запретит бросить школу и вот взять и уйти в академический отпуск.

– Куда-куда уйти? – она озадаченно-удивленно.

– Ну из школы, – отвечаю – и что я такого сказал, или здесь не так? – Я могу уйти из школы.

– В общем можешь, но родителям что скажешь? – уже заинтересовалась.

– Ну хочу в мореходку вот и бросаю перед ней, пойду по миру вот, э, к энерджазинам съезжу или сплаваю.

– Глупый, во-первых, ни один родитель не заберет ребенка без особого требования, просьбы и причины. Школьника тем более из предвыпускного класса. Так что план хорош, но невыполним. Я вот сама придумала: буду просто читать лекции. Я в институте такое читала старым маразматикам, – чему-то грустно улыбается, – бывшим великим ученым, но за давностью лет, скажем, немного выжившим из ума, – делится своим прошлым Натали Сергеевна.

– Расскажешь?

– Да, если ты хочешь.

– Да, – я, уже довольный беседой, почти трясу головой.

– Понимаешь, в институте, институт-то императорский, – задирает палец, – иногда приезжали старые профессора и бывшие академики. Они хорошие люди, но пожилые и прямо сильно пожилые люди, за сто по крайней мере всем было.

Там был даже изобретатель парового двигателя, самого первого, представляешь, сколько ему лет… было.

Был изобретатель громкой связи и много чего, только они уже ничего не могли, а многие ничего и не понимали уже. – Что-то вспоминая: – Да по «вещателю» я от него ничего и не добилась, хоть и хотела, он такой, такой… никакой он в общем был уже.

Вот для таких я и писала, а главное, потом и читала лекции им, потому как больше никто не хотел. Это ведь вранье, это не работа и не учеба. Это недостойное дворянина занятие, а я читала, меня сначала заставляли, а потом, вроде, и втянулась и привыкла вот как-то.

Кричишь трескучие фразы с кафедры. Как мы благодарны вам, как это улучшило… Что мы благодарны и что улучшило жизнь? Все вранье, и вот это я им читала. Ты просил истории, вот такие истории. – И она заплакала. Плакала долго и навзрыд, я насилу успокоил: «Ну хорошо, ну ничего, маленькая, ну тихо, тихо». Честно, как ребенка уговаривал, кому скажи, не поверят, и это грозная и страшная Натали Сергеевна.

Часть 2. Витоли-Сергей

Потом я ее очень пожалел и погладил, просто погладил. Потом нежно погладил. Потом еще чуть-чуть. Потом поцеловал, потом еще, слизнул слезу. Потом как-то само перешел со щечки на шейку, ведь радом же и уже и ушко нежно прикусил.

Ей это нравится больше всего.

Откуда знаю, ну в этот момент и мне это нравится. Мы как одно целое были с ней в этот момент.

Поэтому, когда я ее ласкаю, это я себя ласкаю, причем я знаю, не всегда знаю как, но всегда могу сам себя поправить. Связь, правда, односторонняя, ну должны же быть и недостатки в этом всем.

Когда я чувствую, что ей-мне или мне-ей уже невмоготу, и она сама снимает с себя трусики, уже и не отворачиваясь и прячась, прогресс, однако. И предлагает пойти к кафедре, но что у нас места – одно, что ли? Предлагаю новый способ. Я сажусь на стул и сажаю ее к себе на колени. Она немного, сначала, правда, и сильно много стесняется. Даже, вроде, хотела совсем отказаться, но два укушенных ушка – и проблема разрешилась к обоюдному…

Больно это, видимо, непривычно все для местных.

Я уже здесь, где надо, проконсультировался, за пироженки, если что, исключительно за пироженки, потому как остальное – это не мое, я столько… это много, короче, мне будет.

Здесь, несмотря на, прямо скажем, многоженство как его не назови теми жрецами с храма Всевышнего, в основном одни пуританские обычаи и тем более одни миссионерские позы, с очень легкими вариациями. Монахи-жрецы – это очень серьезно, с одной стороны, вроде, давай, давай делай детей, и любовницы в ряд стоят, а с другой – чуть в сторону, и такую епитимью наложат, мама не горюй.

Как Бригида раз пожаловалась, «мозги пролечат», ей за что-то уже доставалось, и раза ей, видимо, хватило.

Поэтому мы по чуть-чуть, постепенно и осторожно начали. Она потому как не понимала ничего поначалу и сильно стеснялась, а я, пока приспособился, и тоже лажал, затейник, блин. Все же Витоли маловат и слабоват, мой косяк, но мы же не отступим от и до. Ох и упертый вы, Сергей Полтарев, бываете, когда вам надо и прямо невмоготу уже. Потом продолжили уже как ей больше нравится, уже и не до стеснения нам было вдвоем, а далее… Дальше непонятно все, уже непонятно, где я, а где она, мы как будто меняемся местами, телами, сознаниями.

Сначала ей, чувствую, не хватает чуток. Не то чтобы сильно, но вот где-то малюсенькой капельки и не хватает. Бывает такое, чувствуешь, партнеру надо, а ты уже все или не можешь там дальше продвинуться, больше там или глубже. Все-таки 16 лет, и размеры у меня, у этого тела Витоли далеко не крупные, и я не гигант в этом плане, что все у меня о-го-го. Но я хочу, хочу чтобы ей-мне или мне-ей, было так хорошо, как ей хочется, и что-то со мной происходит. Как туман струится по моему телу, по жилам или по жиле, и она замирает.

Потом быстро по ее телу проходит конвульсия, одна, вторая, третья, и она замирает. Я ее еще немного целую, но ей уже, чувствую, все. Я ведь чувствую: хватит, можно и еще, но уже не надо, это лишнее будет.

Приходит удовлетворение, и мы просто долго опять сидим не шевелясь. Через некоторое время она пытается отстраниться и встать. Я не даю, прошу еще немного. Мне просто хорошо и спокойно с ней. Еще сидим, и наконец она потихоньку соскальзывает с колен. Мне ее требуется поддержать, ее довольно сильно качает при этом. Она несмело улыбается и садится со мной рядом, все же устала она, или как оно там у женщин, когда ноги не держат. Немного сидим, потом она говорит: «Мне надо выйти», – и, захватив свои трусики, уходит. Я быстро привожу себя тоже в порядок – да, платок выкину потом – и задумываюсь.

То, что я чувствую ее, как себя, – это для меня, хоть и интересно и волнительно, но кроме приятных эмоций больше во мне ничего и не вызывает.

Кстати, кроме Натали я никого больше не чувствую так же: ни мать, ни отца, ни даже ту же Бригиду. Хотя ее-то уж должен был, если это связано с сексом. Выходит, не в этом причина, а какая-то общность сознания, или это особенность Натали лично, и только она этим обладает. Надо спросить ее: может она чувствовать настроение людей или ее настроение кто-нибудь чувствует, например ее муж?

Ужас, меня что-то при упоминании ее Гесика аж передернуло всего, все-таки я сильный собственник или, будем честными, хоть с самим собой, ревнивец я еще тот.

Взять ту же Бригиду, весь вечер себя после убеждал, что это надо, что это правильно, вроде, убедил, но все равно есть большие сомнения.

Пришла Натали – пусть хоть в мыслях Сергеевна – и опять несмело мне улыбается, но выглядит при этом очень сильно посвежевшей.

Начинаю расспрашивать: «Все нормально? Ничего не болит?». Она кивает и объясняет, что у нее такое ощущение, будто она приняла «флакон» энерджазинов.

Я заинтересовался:

– А что за лекарство?

Натали очень удивилась:

– Тебе же давали, когда болел.

Говорю:

– Я не болею в общем, а давно было, в детстве, я и не помню уже. Только вот на собрании дворянском было, была такая интересная беседа…

Она понимающе улыбается:

– Рассказывали про болезни чер… плебеев?

– Почему плебеев? Сказали, что и дворяне болеют, – я в ответ с таким былым сочувствием к рабочим и колхозникам.

– Да, – улыбается, – болеют, только когда только встречаются не со своим сословием.

Я как-то засмущался, она подозрительно смотрит:

– Надеюсь, ты не нашел себе нигде плебейку?

– Почему, э, так решили… ла?

– Ну вот, уже застеснялся. Потому что у плебеев нет денег на лекарства. Правда, да не смущайся ты все же, я же вижу, что ни с кем ты не встречаешься. Хотя я понимаю, что опыт у тебя, хм-м, есть, большой и какой-то странный, непривычный совсем. – Это она толсто намекает на нестандартные наши позы. – Вот откуда – не скажешь?

– Я, понимаете… – начинаю мямлить, что-то и я застеснялся или скорее за… скажем, заопасался, слишком тема то опасная для меня.

– Ладно, не говори, вижу, что правды не скажешь, а вранье мне ни к чему. – Потом не выдерживает: – Она дворянка хоть была?

О, вот это женщина, допытается и у парты. Про себя думаю: Бригида уже, будем считать была, и она точно дворянка.

– Да, – и несмело припускаю глаза, этакий пай-мальчик.

Неожиданно получаю поцелуй в лоб, потом в щечку и наконец в губы.

– Маленький ты мой, до чего же ты глупый временами бываешь.

– Нашел, – она замолкает на мгновение. Немного подумав, продолжает: – Пожилую женщину. – Это наконец решается она сказать. – Ведь вон вокруг тебя сколько крутится. Да и из круга пара девочек точно тебе не откажут, я думаю. Правда там придется, если что, брать только женой. Но ведь там дворянки высокого сословия, а? И как ты на это смотришь?

Я долго сижу молча, сначала думаю, что сказать. Застесняться, как от меня ждут? Обрадоваться – что тоже, видимо, ждут? И потом думаю: «А зачем?»

Мне нужна Натали, а вот жена мне не нужна даже и из круга. Пока, во всяком случае. Поэтому подымаю глаза, «Да, – говорю и киваю, – там есть очень хорошие кандидатуры и с родословной, – чему-то быстро улыбаюсь. – Но пусть они подождут, ни к чему мне это сейчас. У меня есть ты и мне пока достаточно, а проблем у меня и без этого хватает, чтобы еще и такие плодить на ровном месте. Цветы, стихи и поцелуи при луне… – лунах, спутниках, черт, черт, их же две здесь, палимся понемногу, палимся.

Натали Сергеевна молчит, чему-то задумалась.

– У тебя была несчастная любовь?

Я про себя думаю: «Была и не одна, как ни обидно».

Посмотрел, молча киваю в ответ.

– Ты же совсем молодой. Как это получилось? Кто она, скажешь?

Мотаю головой.

Чем мне нравятся дворяне – здесь есть честь, и ею вот в таких случаях можно как щитом прикрыться. Действует наверняка.

– Хорошо, – кивает Натали.

Она не настаивает, и мы просто сидим, потом она говорит:

– Я принимаю иногда это лекарство. Нет, не лечусь, ты не думай плохого. Просто мне иногда надо вот, а сейчас не знаю. У меня флакон остался, декада или даже меньше до конца срока, а мне вот и не надо его. – Несмелая улыбка. – Сейчас мне очень хорошо, будто я его и приняла. Ты настоящий волшебник, останешься завтра. Я покажу тебе флакон, и мы просто поговорим, хорошо?

Я соглашаюсь с ней и ухожу.

Глава 25

06.03.101 г. Шестница

Витоли-Сергей

Вчера весь вечер пытал родителей на предмет энерджазинских флаконов. Чем даже слегка, а может, и не слегка перепугал Витолину, мою, короче, нашу совместную общую маму. Она стала спрашивать, кто она и где живет. Ну почему у всех женщин, даже у собственной матери, сразу одни мысли? Пришлось опять рассказывать про дворянское собрание.

Вроде, успокоил, но флакона у нас нет. Они с очень малым сроком хранения и годности и брать про запас – зачем. Десять злотов на дороге не валяются, а обратно даже с полосками их не возьмут. Ну и ладно.

В школе ничего, а вот на дворянском собрании опять всех песочили, это уже начинает надоедать, и злятся все. Я по дороге поругался с Вихо и специально, чтобы его позлить, пошел играть в боло. Результат не порадовал: шесть на восемь в активные и восемь на шесть в пассивные, боевая, можно сказать, ничья. Вихо счастлив, зараза такая, ну и ладно, пусть его. Идя уже после домой, вспомнил, что я обещал, и потом весь вечер переживал. Мама только головой покачала, но я молча пошел сам в ванную стираться и без разговоров, виноват ведь.

Глава 26

07.02.101 г. Седмица

Часть 1. Витоли-Сергей

Сегодня на руси мне немного грустно и как-то виновато улыбается Бригида. Я лишь раз кивнул, что понял ее грусть. Последним было рисование. Сказать, что все рисовали корабли – это понятно и даже где-то ожидаемо, мной по крайней мере. После уроков перед собранием как бы случайно встретил Натали Сергеевну. Виновато развел руками и сказал, что буду обязательно, она серьезно кивнула.

Собрание прошло быстро, и я с постной миной пошел на занятия к Натали Сергеевне, мне все сочувствуют. Мне снова неудобно.

Оправдываться не пришлось. Не то чтобы мне не напомнили, но, скажем, посмотрели снисходительно, дескать, молодость, молодость.

Сразу предложили в наказание решить пару примеров, но когда я, проявив невиданный энтузиазм, даже взялся за мел, тут же остановили.

– Ладно, верю, что ты все уже знаешь – только вот откуда?

Я совершено искренне сказал:

– Да учился я. – Ведь ни капельки не соврал, а где учился, ведь никто не спрашивал, тем более когда.

– Верю, верю. На, смотри, – дает пузырек в руки, – вот это знаменитое лекарство энерджазинов. Не такое знаменитое, как «листочек», конечно, но все же. Лечит любые микробные болезни и особенно те, про что вам рассказывали на собрании, – и улыбается.

– Натали, а вам зачем? Вы же не больны…

– Понимаешь, оно неплохо подымает настроение, бодрит, знаешь ли. Когда… и в общем улучшает настроение, когда долго ничего не происходит, – решается наконец сказать она.

И грустно на меня посмотрела.

Не понял, а я здесь при чем, хотя…

– Понимаешь, я его принимаю раз в две-три декады, иногда и чаще. А вот сейчас, видишь, благодаря тебе и осталось целым.

Я, конечно, не семь пядей во лбу, но намек более чем прозрачен. Семейная жизнь ее очень, скажем, сложная. Видимо, либо ее благоверный не способен, либо не любит и или, скажем, может, нашел другую, там, что здесь более чем вероятно.

Решаю спросить осторожно:

– У него есть, появилась другая?

Подтверждает:

– Есть другая… паровичок.

Хоть мне и неудобно, но улыбки я не сдерживаю и прыскаю.

Она шутливо меня толкает ладошкой.

– Молчи, все вы, мужчины, со странностями.

– Да, мы такие. Можно посмотреть? – На флакон показываю рукой.

– Смотри, – пожимает плечами, – я же тебе и принесла.

Внимательно смотрю, рассматриваю, ведь сказка же, наяву, это наша земная «панацея», пусть и наполовину. На полную, но то уже «живая вода», вроде, зовется.

Пузырек из темно-зеленого стекла. Сверху пробка из дерева. По виду как пробковое дерево или что-то похожее. Все это опоясано ленточкой по боку из тонкой белой бумаги или чего-то похожего, и такие же полоски крест-накрест идут через пробку по верху. Вроде как наше шампанское, сбоку цифры 1403 и все. Спрашиваю, что за цифры. Это дата: 14 число, третий месяц. Еще семь дней будет годное, потом все, пропадет.

– Что, – спрашиваю, – выдыхается?

– Не знаю. Хочешь попробовать? – протягивает мне обратно флакон, что я ей вернул.

– Я не знаю, – пожимаю плечами не особо уверенно.

Она открывает и дает мне. Делаю глоток.

Размер пузырька грамм на сто от силы, а то и меньше будет. На вкус вода водой. Только что-то, действительно, похоже, как будто тоника выпил или того же «тарена» под язык положил. Это еще с той жизни – сам пробовал раз, смутные у меня впечатления остались, хотя многие подсаживались и где-то его доставали потом все время.

И это всего один глоток. В это время солнце зашло за тучу, и до этого небогатый свет стал еще меньше, и я увидел – над пузырьком был как легкий пар. Причем, что интересно, он не струился, как это бывает над всеми жидкостями, а, скорее, напоминал тесто как вот подымается, вроде, и вот-вот вылезет и не вылезает или вот упадет и не падает пока, потому как, бывает, и падает, но то не наш случай.

Над пузырьком вот такая небольшая шапка или шапочка была. Выглянуло снова солнце, и шапка пропала, или, скорее, ее не стало видно, заметно. Попросил: «Можно я отойду?» – Кивнула. – Отошел в темный угол.

Шапочка была снова видна. Я пытался наклонять, чтобы жидкость почти вытекала, и просто ставил ровно: шапка была и, казалось, совсем не обращала внимания на мои «тонкие» манипуляции. Какая-то неправильная шапка, не подверженная действию гравитации. Попробовав, как в церкви, на алтаре, потянуться к этой шапочке – уж очень было похоже на то, что и там видел, только здесь в миниатюре, и тут… как же я удивился, что она сразу вытянулась в мою сторону слегка. Я поднес флакон ближе, чтобы только присмотреться, и опять попробовал так же потянуться.

Какое же было у меня удивление, когда этот туман вытянулся в мою сторону и тут же пропал, как и не было его, а у меня было такое чувство, что я сейчас горы могу свернуть. Похоже, как когда я выпил глоток, а сейчас вот скорее и весь оставшийся пузырек.

Я стал приглядываться снова и понял: м-да. Нет больше облачка, совсем нет. Видимо, я выпил его, даже не прикасаясь руками и губами – бяда – и че делать-то? – грустная ирония.

Я грустно подумал: «Вот и попробовал, черт возьми». Вернулся к Натали Сергеевне и виновато-грустно посмотрел: – А оно не испортилось?

Она объяснила:

– Глупый, пока дата не просрочена, оно работает. Оно даже день-два, может, и после, особенно те, что на два месяца, те еще дней пять можно после использовать.

Я возвращаю флакон:

– Попробуйте.

– Ну ты же пил – как тебе?

– Не знаю, вроде, было хорошо, я не понял.

Почему-то мне не захотелось ей рассказывать, наверное, зря…

С одной стороны, вроде, неудобно, с другой – и что я ей скажу на это?

И так со мной непонятностей много, а тут еще и это. Натали Сергеевна взяла:

– Ладно, не пропадать же, – и залпом выпила.

Она покатала на языке и стала сама смотреть на пузырек. Действительно пустое.

Я ничего не сказал, пожал плечами.

– Но как же это, оно должно еще семь дней?

Я говорю:

– Ну, может, пропало раньше?

– Такого не бывает никогда. Это энерджазинов товары, они не подделываются. Вот эти полоски, они не, их нельзя, не порвав, раскрыть.

– Ну, могли дату заменить, – высказываю предположение.

Натали Сергеевна мне предлагает:

– Напиши попробуй на них.

Я пытаюсь на оставшейся опоясывающей ленте написать и вижу: полоска прямо в руках расползается, всего от одной моей чернильной точки.

– Убедился? Здесь ничего нельзя подделать, совсем, – спрашивает Натали Сергеевна насмешливо.

Я пожимаю плечами:

– Может, надо сразу принимать, а то оно выдыхается, – гоню пургу и самому так стыдно.

– Нет, у меня раз день или, скорее, ночь вообще открытое стояло на столе.

А вот это уже мне или для меня очень интересная новость. Я думал, оно выдыхается, а оказывается, что пробка, скорее, для переноса, чтоб только не разлилось, и причина порчи совсем в другом.

Опять пожал плечами.

– А где брали, в какой аптеке?

– Здесь, во втором круге столицы, три аптеки, одна у моего дома, одна на рынке и одна там, далеко на окраине. Около рынка у отца твоей Марти.

– Почему моей? – цепляюсь к слову.

– Ну, я не знаю, нравится она тебе, вот и говорю «твоя», да и ты ей. Думаешь, я не вижу? – чуть улыбнулась.

Я зарделся, хотя это и не особо было правдой, но вот тело Витоли отреагировало соответствующе, а я и не успел перехватить, теперь смущаюсь или типа вместе с Витоли, этим балбесом, смущаемся вместе.

– Да ладно, не смущайся так. Пригласил бы девочку куда, в театр или в ресторан, если театр тебе не нравится почему-либо, – просвещает меня Натали Сергеевна на нелегкой стезе охмурения слабого пола и в частности одноклассниц.

Для дворян здесь все заведения такого типа отличались только престижем и местом, там, первый круг, второй круг. Соответственно и цена.

Для плебеев же были исключительно харчевни вместо ресторанов. Тоже отличались, но не много.

Ходить не в свое заведение считается неприличным. И если плебеи и сами не пойдут в наш дворянский ресторан, для них цены там сильно кусаются, то для дворян наоборот. Такой поход для дворянина – это чревато насмешками и изгнанием из своей среды с потерей репутации, читай – последующего места службы. Лучше тогда совсем никуда не ходить, вон с лотка на рынке можно и пирогом перекусить. Это не поощрялось, но и не наказывалось. Мы, как школьники, так часто делали и делаем, а студенты – те вообще постоянно. Я видел их студенческие мантии на рынке, и они только около тех лотков и крутились.

Там им и пирог дадут, и кувшинчик пива предложат, а что – и дешево, и не роняет их «могучего» дворянского достоинства. Может, человек спешит – что он в ресторан-то пойдет? То, что многие чуть ли не с утра там стоят, около лоточника, но кто там следить за кем будет.

– Да я не знаю, я стесняюсь пока, и я же маленький и глупенький, вы же меня знаете, – это я незаметно тему перевожу, типа как слона в посудной.

– Иди сюда, мой маленький, – зовет меня Натали Сергеевна.

А ведь не хотел, честное слово, только зашел на флакон этот энердж… короче, эльфийский, а то язык нафиг сломаешь на этом местном слове, ей-ей, название расы, блин, придумали им местные люди. Вряд ли так эльфы сами себя беспонтово зовут или звать будут.

Дальше, сами понимаете, как-то поцелуй за поцелуем, а потому как мы были за кафедрой почему-то, то пристроился я, как обычно, сзади. Да уже и любимая поза появилась, моя или, скорее, «наша». И все хорошо, нет, все прекрасно, на душе птички поют, несмотря на зиму.

Только вот после я захотел поделиться своей этой радостью, что ли, как и в прошлый раз, что сейчас во мне плескалась как-то.

А может, во всем виноват этот выпитый мной флакон оказался, я не знаю. В общем, когда уже вот-вот и будет всем хорошо, мне по крайней мере так точно, я решил поддать этой своей энергии, как и тот раз, и что была у меня во мне или где там, после выпитого флакона. Может, я чуть переборщил, а может, нет, но получилось, что получилось.

Во-первых, Натали дергало минут пять. Уже я и заволновался, может, что неправильно сделал, может, приступ у Натали какой случился, потому как похоже очень было.

Перепугался здорово, короче. Слава богу, или Всевышнему, тут, вроде, отпустило ее потом.

Она меня обняла и чуть не задушила после в своих объятиях. Принялась неистово целовать везде, где можно только, что она при этом говорила или скорее лепетала, я уже и не вникал и не понимал совсем. Потому как видел. Выглядела она при этом по крайней мере как хорошо выпивший и счастливый до безумия человек, да еще и влюбленный вдобавок, в меня влюбленный, вот же засада какая.

Только где-то через полчаса таких обнимашек она кое-как пришла в себя. Я после отвел ее и усадил за парту. Не дай Всевышний или кто там из них, но если бы кто зашел сейчас к нам, мы и я в том числе ничего бы не смогли сделать, а главное, как объяснить такое состояние Натали Сергеевны.

Моя Натали, чего уж там теперь, действительно моя, была в абсолютно невменяемом состоянии счастья. Когда она более-менее пришла в себя, она надолго задумалась, правда не забывая меня время от времени поглаживать и обнимать и прижимать к себе, как какую плюшевую игрушку, а также целовать, ну это уже как бы между делом.

Потом посмотрела на меня: «Что-то хочешь?», что дальше будет, я уже понял. По второму разу мне не надо, мне как бы достаточно и даже, даже.

Поэтому извинился, сказал, что меня дома сегодня ждут, и свалил. Мой уход при этом, скорее, напоминал бегство, да чем и являлся, бли-ин…

Часть 2. Натали Сергеевна

Этот маленький глупенький малыш вчера не пришел. Не то чтобы я хотела его видеть, но обещал же, лгунишка. Ладно, встречу сегодня, поругаю его немного, дворянин все же, нехорошо обманывать и не держать свое слово. Пусть ему будет стыдно, не все же мне перед ним краснеть, такой серьезной.

Ой, Ната, как же это я, ведь сколько мне лет, и вот, как девочка, влюбилась. Как это со мной, не понимаю ничего, да и не должно быть такого со мной.

Ладно, я на хорошем счету, и мне платят, и за былые заслуги в том числе и за много что еще. Поэтому раз, а когда и два раза в месяц, я могу позволить себе брать энерджазинов флаконы. Это лекарство от всех болезней и старости в том числе. Не многие про это знают, а еще меньше применяет, но все высшие аристократы Руси его пьют регулярно. Многие умудряются прожить и до ста и более лет.

Не как энерджазины с их долголетием, конечно, но тоже долго. Учитывая, что мы, дворяне, в среднем живем по 60–70 лет, а плебеи – те редко и до 50 лет дотягивают, то это и неплохо для нас.

Я тоже стараюсь себя поддерживать и поэтому раз в месяц обязательно, а сейчас из-за Гесика, что он меня вот так игнорирует и чаще приходится принимать.

Но в последнее время случилось много чего, и у меня появился маленький и симпатичный мальчик-малыш. Он таким и был, до сегодняшнего дня.

Как всегда в последнее время, он пришел, вроде как я была обижена на него. Он в наказание пошел решать примеры к доске, но я, правда, его быстро простила, жалко же. Да и выучился он быстро, как-то все у него хорошо получается, даже, я бы сказала, просто замечательно. Неужели я такая хорошая как преподаватель или, может, Бригида Петовна ему что умного подсказала по учебе и полезного?

Непонятно мне, из неуча вот буквально за три недели что получилось – а, может, он меня подвести боится и старается изо всех сил, или это я себе льщу, Ната?

Не знаю, не знаю. Вот и сегодня я показываю ему флакон энерджазинов. Он действительно не видел его, судя по его реакции. Да оно и понятно, десять злотов – это не маленькие деньги для лекарства сроком действия в один месяц. Причем и не всегда, в аптеках оно ведь тоже стоит, а срок ведь идет без остановки.

Поэтому и меньше дней выходит, когда покупаешь его, а цену можно снизить только если меньше десяти дней осталось, и то ненамного, да и редко кто просит об этом. Правда, кто берет, тем все равно, им его сразу обычно надо или максимум через два-три дня, это если везти куда далеко надо.

Вот и сейчас, брала месячное, причем полный месяц, я беру в аптеке на рынке. Там отец моей ученицы из класса, как раз из класса Витоли Вилесс. Вот он мне по знакомству всегда по сроку продает. Вот и в этот раз.

Думала выпить, чтобы успокоиться и это Гесиково меня игнорирование как-то развеять, но получилось то, что получилось.

Не нужен мне больше ни Гесик совсем, и не интересует и его игнорирование. Даже если он ко мне сам захочет, я откажу ему, непременно откажу. – Мотает утвердительно головой.

Я сама уже не понимаю, был у меня Шарафика. Это была любовь, я понимаю, девчонкой тогда я была, а сейчас что со мной?

Вот что сегодня произошло.

Дала Витоли лекарство, он отпил всего глоток, я бы ему и все отдала, не жалко, он такой хорошенький, да и что жалеть. Вот он отпил, а потом стал рассматривать флакон – и что его там смотреть? Да, стекло зеленое, почти непрозрачное, и все, да пробка сверху из мягкого дерева, сандала, вроде, не помню, когда-то изучала или в докладе где читала.

Нет, пошел, только не на свет, а в тень, странно, и давай его крутить, эдак и так посмотрит и на бок положит.

– Я украдкой глядела. Потом принес мне, отдал, сам задумчивый-задумчивый стал.

Отдал мне, я, чтобы не пропадать, выпила остаток и вижу: пропало лекарство. Я смотрю: дата, все – как положено, но не действует ведь никак.

Я же вижу: пустое оно. Странно, вроде, на Витоли подействовало вначале, но сейчас как выдохлось, но ведь время, да и как выдохнется – у меня раз целый день даже открытое стояло и ничего с ним не случилось тогда.

Что могло произойти сейчас? Стала расспрашивать его, может, он что знает или объяснит мне как-то.

Но он стал говорить странно: что, может, кончился срок.

Показала ему дату и объяснила: «Глупый, нельзя его подделать, это же энерджазинов, о-о». Что здесь непонятного.

Но он что-то пытался рассказывать, потом стал спрашивать, где я беру, сказала: «В аптеке отца твоей Марти», он зарделся весь. Стал отказываться, говорить, что не его она.

Зачем? Я же не обвиняю, и он мне соврал. Дважды соврал.

Я была аналитиком, хорошим аналитиком. Я всегда знала, когда врут, ну не профессионалы, конечно, но про большинство людей точно.

Я могу понять, когда человек не говорит правду и когда он врет, и сейчас меня кольнуло узнавание.

Вот не понятно только почему и, главное, зачем.

Он говорит, что не знает, почему флакон не действует, и он меня обманывает – я не понимаю.

Ведь он знает ответ и не говорит мне, – это говорит мой аналитический ум.

Ну не подменил же он его. Зачем, я же ему сама его отдала, да и на глазах он у меня его рассматривал, но он соврал, когда сказал, что не знает.

Он ЗНАЛ, что случилось, и он, вероятно, МАГ. – Аналитический ум провел анализ и наконец выдал ответ. Все сошлось.

Он человек, не энерджазин, но он маг, только они могут сделать флаконы с водой лекарством и опять уничтожить, сделав опять просто водой. Как это делается, я не знаю. Был доклад: вроде, у них есть ручей, с него берется вода, а потом как-то магом она заряжается. Взглядом, прикосновением или как-то еще – никто из людей не знает и не видел. С обычной воды не будет ничего. Но как же это?

Все же подумала и решила простить его и за этот нехороший проступок как для дворянина, он же ребенок еще. С остальным ничего не сказала и не стала делать и выяснять, сложно это и страшно. Потом, дома подумаю и решу сначала для себя, а потом и спрошу, и от того, что он скажет мне, и буду думать, как мне быть и как с этим и с ним жить.

Опять вспомнилось, что я такая строгая к нему, он маленький и мой такой, да что там, он же и сладенький такой. Он же такой хорошенький, и поцеловать захотелось, я же женщина все-таки – разве нет?

Как же он умеет целоваться сладко и всегда чувствует меня, что я хочу, как хочу и, главное, сколько всего и как я это все хочу, странно немного, но как же приятна эта его странность для меня.

И сейчас было так же, пока он в меня не вошел. Радость во мне нарастала и нарастала, мне казалось, что я сейчас взорвусь вся. Такое чувство было и потом, когда я все-таки взорвалась на сотни, тысячи ярких звезд и большую радугу. Все, я полетела куда-то по ней, куда-то далеко-далеко.

Что произошло дальше, я не поняла, да и не помню я точно всего происходящего. Пришла в себя, может, через час, может, и больше, хотя потом смотрела на часы в холле, вроде, всего час прошел, но что со мной было, я не понимала совершенно. До сих пор меня пожирало пламя. Пламя счастья, если такое бывает. Хотелось плакать и смеяться, а еще больше хотелось все-все сделать для моего мальчика.

Это не любовь, это все, я была готова ему отдать все: дом, паровичок Гесика. Все, всю себя без остатка, и только чтобы он был со мной, только со мной, хотя бы на мгновение.

Всевышний, я ему что-то лепетала, но он, как ни странно, меня понял и ушел или, скорее, сбежал от меня. Мне сначала было обидно, хотелось пойти высказать ему все, отдать деньги, дом и все-все только за один его поцелуй, за один взгляд только.

Уже когда стало темнеть, я поняла, что мне пора домой. Дома только ополоснулась, даже не ела ничего. Лишь благодарила богиню любви Вверену, что не пришел Гесик, как я его ненавидела в этот момент, как ненавидела, даже странно. Любовь почти безумная к одному и ненависть к другому, по сути ничем не виноватому передо мной. Я уже понимаю, что нам не жить вместе, но это все потом, потом. Всю ночь я проворочалась – что со мной – и только под утро на часок всего заснула.

Часть 3. Витоли-Сергей

То, что произошло, я не понимал. Первое – эльфийские флаконы имели в своем составе какое-то вещество, такое, что и в алтаре храма Всевышнего, или очень похожее. Только это легко вытягивалось при помощи моей мысли-желания. После этого жидкость-лекарство, вероятнее всего, бывшая простая вода, снова становилось чем и было изначально, простой водой.

Что это за хе… я, пар-туман, непонятно, и самое главное – что я его, скорее, во время наших «игр» с Натали передал ей обратно, причем, скорее всего, многократно усилив. То, что эффект был сильнее, чем я думаю, и от трех пузырьков – это однозначно.

Идя домой, я долго думал, усилил ли я все же эффект. Ведь эффект усилился – некоторое сомнение.

Точно ведь, и, вроде, многократно, но непонятно, все непонятно – думать надо.

А что если взять просроченное лекарство и посмотреть на него, что там может быть в нем. Это надо все обмозговать хорошо, здесь много вариантов.

Первое – по этим просроченным «флаконам». Там может быть мало, наверное, этого пара-тумана, и я могу попробовать его добавить – нет. Это ведь так, Натали подтвердит.

Мысль все крутилась и крутилась в мозгах, еще не до конца оформленная, но что-то в этом было и очень нужное, и заманчивое что ли.

Во-вторых, было просто интересно.

И самое главное, мне было неудобно за то, что я выпил флакон Натали Сергеевны и даже то, что она, вроде как, мне сама его дала, никак меня не оправдывает. Тем более что я потом попытался ее обмануть. Это меня, как дворянина, совсем-совсем не красит. Как, однако, меняется психика человека.

Сергей-ловелас таким даже не заморачивался, всяко в жизни бывало, а вот Витоли в теле, когда я врал про испорченный флакон – он был готов меня убить и сам сквозь землю провалиться от стыда одновременно. Вот такие местные реалии, очень и очень все странно, непонятно, но интересно.

Глава 27

08.03.101 г. Восьмица

Витоли-Сергей

Сегодня философия, проходим, как Всевышний все создал. Ну эти сказки народов мира – все как и у нас, только с местным колоритом, знаем, плавали. Здесь только разница, что начинали 12 богов, а потом все устранились, и только один вот нас всех облагодетельствует и все. Где другие – Всевышний знает, я так думаю про себя, больно страшно вслух это спрашивать.

На руси я улыбаюсь, мне тоже улыбаются, и я вижу, что у Бригиды все хорошо, ну и славно. Я рад за нее, вот где чистое и незамутненное счастье, а не мои вечные проблемы с непонятками вместе и на ровном месте.

Последний урок у нас математика. Сегодня геометрия, но кого это здесь интересует и волнует. Меня вызывают как «лучшего» ученика и просят прочитать доклад. Натали Сергеевна, отвернувшись от класса, мне подмигивает. Беру доклад и неспешно читаю, и почему это не на русинском такое счастье. Зато все ученики просто счастливы. Как же, их не будут спрашивать, значит, один я страдаю – карма. Кысмыт, привет, Юхим.

Как я мечтал о таком докладе раньше, но только на диктантах по руси, правда, а сейчас все тупо сидят и спят даже, вон, например, Толини, друг, и что ты ночью делал, а? Мне одному читай, и где, спрашивается, справедливость, где она?

О, а это интересно, я читаю, класс лениво слушает, а Натали Сергеевна спит. Не то чтобы совсем спит, но куняет она прямо конкретно. Что же она делала прошлой ночью, мне даже как-то интересно стало. Причем из серии не спалось, и кто виноват. Мне почему-то кажется, что это, скорее всего, буду я.

Читаю доклад долго и не спеша. Поняв, что все равно больше нам ничто не светит, а только. Поэтому остановился, посчитал страницы – это перед всем классом-то – и решаю тянуть на весь урок.

Благо, что все заметили, что Натали Сергеевна в неадеквате, и тоже чуть расслабились, но не шумят, дворяне мы или как, не плебеи же необученные.

Я сам делаю пространственные паузы, временами просто замолкаю на долгие минуты. Все вопросительно смотрят на меня с недоумением, но после моего жеста – палец к губам – все понимают ситуацию и продолжают сидеть тихо как мыши.

Они все еще не оправились и боятся, вдруг Натали Сергеевна очнется ото сна и им всем придется отвечать и отвечать, а это гарантированная низкая оценка. Натали Сергеевна лично гарантирует, если что.

О как, они еще ничего не знают. Так и просидели.

Под конец я просто встал и оперся о кафедру и даже не читал доклад совсем, забил на это дело, короче – а кому оно надо.

Пробил колокол, и Натали Сергеевна очнулась: «А, дочитал?». «—Да нет, – говорю, – еще осталось немного». Она подозрительно посмотрела.

– Ну ладно, оставим на следующую неделю. Все, все свободны, Вилесс, останься, тебе задание будет, – и это все приказным тоном.

Все, тихо шушукаясь и глядя на меня сочувственно, сваливают из класса. Когда все уходят, она, прохаживаясь по рядам, потом идет к двери, выглядывает и даже сама закрывает на ключ. Потом подходит ко мне и начинает целовать, приходится отвечать, все больше и больше и глубже, но наконец она, с большим, правда, трудом отстраняется и садится.

– Нет, нет, сегодня ничего, я еще не готова, прости, – это на мои действия, вроде, продолжения к… – Понимаешь, я всю ночь не спала, – она начинает рассказывать.

Я вопросительно смотрю, хотя ответы я уже получил или почти получил.

– Не знаю что со мной. Такое, такого никогда не было, мне хотелось петь вчера, да и сегодня еще тоже, – хмурится. – Ничего не хочешь мне сказать? – смотрит откровенно подозрительно и чуть нервно поводя плечами. – Как ты это делаешь?

– Что делаю? – делаю я невинное, простоватое лицо.

– Ну вот так, что мне с тобой хорошо, и я все время, в общем. Ты видишь? Тебе стоит меня позвать и все, я пойду, куда позовешь, понимаешь? – она опять немного нервно начинает смущаться.

Я киваю головой в ответ.

– Вот-вот, но ты не зовешь, другой на твоем месте уже бы воспользовался мной… в корыстных целях, – рубит, на что-то решившись. – Слушай, а может, у тебя девушка есть…, а, ну да, была. Ты говорил… – продолжает свой монолог. Кто не скажешь, ну и ладно, – она машет рукой. – Слушай, расскажи, как ты это делаешь.

– Да что я делаю? – Я ее все же не совсем понимаю пока.

– Ну это, даришь счастье вот, – решается она сказать.

Ничего не понимаю: или она не отошла, что похоже, или у нее едет крыша – а мне что делать сейчас?

– Ладно, иди, все, иди, у тебя собрание, и больше сегодня не приходи. Ну, если только… – она тянет по-заговорщицки.

– До свидания, Натали Сергеевна, – я сразу быстро ретируюсь.

Фух, ушел, кажется… Во, блин, попал, это что же я вчера ей сделал такого, если еще и сегодня она не в себе. Вроде, не сумасшедшая, но очень-очень близко. Надо пойти на собрание и в аптеку – а какое уже собрание? Вон все уже по домам пошли, ну и ладно, и хорошо даже.

В аптеку решил пойти на рынок, это здесь рядом, если что.

Там где работает… га-га, это я про дворянина, хозяина аптеки, – смешно сказал. «Дворянин работает» – это как «паровоз полетел», чисто теоретически, да, может и быть, под откос, например, это и дворянина касается.

Короче, где хозяин – отец Марти, моей одноклассницы, и ближе мне туда сейчас, и выбор должен быть побольше, центр как-никак, хоть и второго круга нашей столицы Эцугале.

В аптеке никого уже из посетителей не было, но она еще не закрывалась, пока рано. Она допоздна, видимо, работает. В зале была только молоденькая продавец. Сделал скидку на возраст Витоли, ну, тогда и не сильно-то, видимо, и молоденькая, лет под 30 где-то, для Витоли так уже и совсем не очень.

Продавец, видимо, скучала и, когда я зашел, стала меня в…, нагло рассматривать. Я ее, она меня, вот так и стоим с ней и переглядываемся.

Я, если честно, был первый раз в таком месте.

Честно скажу, против наших аптек – убого или даже прямо убогонько. Во-первых, очень много серых, совсем не ярких упаковок, с надписью просто от руки, и где типография, газеты же выпускают, вроде. Потом много всяких резиновых изделий, ими целый угол занят: трубки, грелки и прочее.

Когда мы насмотрелись вдоволь друг на друга, она спросила наконец – блин, сервис – я фигею:

– Мальчик, что-то хотел?

Э, я как-то опешил, вроде, я не такой и маленький уже.

Хотел сначала обидеться, нахамить, потом решил, а зачем, я же по делу – и начинать с хамства. Кто меня умным назовет после, хотя она первая начала – или это так вежливо здесь.

Говорю: «Да». Краткость – сестра таланта.

– И что хотел, мальчик?

Неужели и правда я такой молодой и несерьезно выглядящий? Обидно-то как.

– Лекарство, – говорю. Лаконизм – наше все, и терпение там рядом.

– Какое вам лекарство и для чего? Описание есть, рекомендация или что-то конкретное? – уже делает более заинтересованное лицо.

– Да, – говорю, – нужен флакон, можно не один.

– Э, – она зависла, – флакон, не один. Вы знаете его цену?

– Знаю, – киваю в ответ, – но мне надо просроченное лекарство.

Она понимающе улыбнулась. Вот зараза, я же говорил.

И начала:

– Понимаете, я вам дам, но вы понимаете, нет гарантии, что оно подействует, мальчик. При таких болезнях надо обязательно действующее. Понимаешь?

Я сначала не понял, а потом чуть не засмеялся.

Она решила, что я этими болезнями чисто мужскими и мне нужно лекарство, но денег у меня, видимо, нет. Привет, плебейки.

Я улыбаюсь:

– Девушка, мне не надо лечиться. Мне нужно несколько просроченных флаконов.

У вас есть? – А то опять заведет шарманку.

Она и завела:

– Ну вы же понимаете, что оно не будет действовать, это же энерджазинов лекарство и оно строго по сроку действует.

– Мне пойдет, девушка, – убеждаю ее. – Есть, или мне в другое место, может, пойти? – начинаю ее провоцировать, а то забодала уже своим апломбом, честное слово. Я покупатель, в конце концов, или кто здесь.

– Хорошо, подождите, – наконец сказала.

Она порылась и выставила мне три флакона.

– Один, два и три дня просрочки. – Показывает на каждый по очереди пальцем. – Такое пойдет? – у меня спрашивает. – Вот, брать будете? – чуть грубовато сказала и стянула их в кучу, иронично скривив губы.

– Да, – киваю, подтверждая.

– Десять серебрушек. – В ответ.

– За негожее лекарство, – я возмущенно.

– Ну вы же сами просили, – мило надменное.

– Да, но оно же просроченное, – я торгуюсь.

– Ну вам же надо, и что, – продолжает. – Хорошо, пять серебрушек – и оно ваше. – Она чуть уступает.

– Даю две серебрушки, – уже я торгуюсь, деньги-то жалко.

– Ладно, три, и забирайте, – сделала она мне почти одолжение.

Отдал три серебрушки и пошел домой, вот же ж, как Бригида говорит.

По дороге с тоской посмотрел, как играли в боло, что-то я уже хочу поиграть, может, сходить, что ли. Потом понял, не моя это мысль, и, отвернувшись от болистов, вошел к себе в подъезд.

Перекусил, искупался и только после со свежими силами стал рассматривать, обладателем чего же я стал сегодня. Блин, три серебрушки за воду, это три обеда в школьной столовой, хороших обеда…

Потому как свет от окна падал яркий, перешел в зал и там в дальнем углу вскрыл первый пузырек, порвав ленточки и вытащив пробку из пробкового дерева или очень похожего материала.

Над его горлышком ничего не было, но когда я присмотрелся, то в глубине прямо над самой жидкостью угадывался легкий туман, правда на грани, совсем на грани.

Стоило присмотреться чуть сильнее, и туман потянулся в мою сторону и тут же исчез, только легкая бодрость в теле образовалась.

Ну вот, выпил и не почувствовал, а ведь я не это хотел совсем. Я наоборот хотел запитать или залить, но вышло как вышло.

Стал по новой, наоборот пытаться выдохнуть, как я тогда с Натали Сергеевной делал, но то ли это не Натали Сергеевна, а всего лишь флакон, то ли настрой не тот счас у меня, но ничего и не вышло.

Взял следующий, – да, минус одна серебрушка, не критично, но эксперименты требуют жертв, вот первым пал один серебряк.

Во втором пузырьке-флаконе, сколько я ни вглядывался, никакого тумана и не было вовсе. После просмотра даты на этикетке все стало с ним ясно. Три дня просрочки, и что я хотел, у эльфов все точно, как в аптеке, хм-м м-да.

Здесь тоже ничего не вышло, сколько ни пытался я выдохнуть, силу или тот, этот туман.

Взял третий и последний – один день просрочки.

Приглядываюсь осторожно, а то – и о чудо – не то чтобы много, но туман явно есть, почти над горловиной. То есть это практически годное лекарство и даже рабочее.

Долго не решаюсь – а вдруг и его испорчу – и наконец понимаю, что надо пробовать все-таки. Настраиваюсь и пытаюсь, как с Натали Сергеевной, передать что-то, что во мне есть непонятное и магическое, о, ё и блин.

Сначала ничего, но после того как я подумал, что вот эти пузырьки, флаконы которые, и кому-то могут и спасут жизнь после, в общем сам себя накрутил по полной, и что-то от меня пошло, не сильно, правда, быстро, но пошло ведь. Главное – результат или хотя бы эффект. Поддерживать это было трудно. Это похоже, как держать рыбу ладошками, пусть она и не вырывается, но ведь скользит, а сжать не получается, сразу как дым уходит будто сквозь пальцы.

Сидел, наверное, полчаса, пока не заметил, что туман уже не просто вышел из флакона, а уже такой грибной шапкой нависает над стенками. Бросил это занятие, потому как устал, не то чтобы сильно, но, вроде, как мешок с картошкой поднял на третий этаж. Вроде, и еще можешь, но потом желательно как-нибудь. Посидел, посмотрел на результат, вот он – полный флакон лекарства.

Но как же быть дальше с ним? Вроде, принцип ясен. Точно, надо чтобы было хоть немного этого тумана, а полностью с нуля ничего не получается у меня. Долго сидел, не бежать опять же в аптеку, потом придумал.

Принес кружку чистую и сухую и еще вытер ее сверху, – чистота – наше все.

Вылил в нее из остальных двух пузырьков воду и разлил с полного готового «лекарства», или что оно там, по трети во все пустые. Потом долил уже пустой водой из кружки ту с флаконов бывшую, хотел и из-под крана, но пока не рискнул. Вдруг нужна особая или дистиллированная, например, или еще какая.

Потом, кстати, это и оказалось, так что я правильно все сделал, работает только с водой из флаконов, не знаю и почем у.

Теперь во всех трех было лекарство, правда не то чтобы оно сильное, судя по облачку, но все же.

Посидел, морально опять подготовил себя и стал заряжать, как в последний раз и пробовал. На все три ушло опять где-то полчаса, и устал опять довольно сильно. После я даже вынужден был лечь и полежать немного, выдохся совершенно. Когда прошел час, а я, вроде, отошел, решился: а если выпить флакон мне самому?

Как сказать, эффект был, усталость почти прошла полностью, слабость, вроде, осталась только, но далеко-далеко, где-то там.

Решил попробовать провести эксперимент и с обычной водой. Долил в мой пустой половину «лекарства» и разбавил до полного обычной водой из-под крана. Облачко стояло над водой, небольшое, но стояло, о-о, живем.

Пока я собирался с силами и думал, как бы его подкачать, так сказать, до нормы, оно как-то странно закачалось и свернулось таким легким водоворотом и пропало совсем. После этого, сколько я ни бился, больше ничего и не вышло в том флаконе.

Портить полпузырька еще на эксперименты я не стал.

Итого у меня два пузырька сейчас. Одно полное отличного лекарства, другое – половина, и тоже отличного.

Что делать-то? Что полным надо бы поделиться – это не вызывает сомнения, а вот половинка, наверное, пусть стоит, для затравки пустых или просроченных пузырьков-флаконов точно, я думаю, подойдет, что мне они пригодятся в будущем, я теперь уверен.

Эх, завтра, жаль, не в школу, завтра в церковь. Ужас мурашками опять протоптал дорогу по телу.

Глава 28

09.03.101 г. Суббота

Витоли-Сергей

Сегодня иду молиться, не надо смеяться, в душе я уже верующий, правда не определился кому. Богов знаю много с той же земли и еще местные, здесь вообще непонятно все, ну это ладно. Все встали рано, мои родители – и даже уже не смешно мне это, я их и воспринимаю как родителей, настоящих, без всяких кавычек, а то, если прикинуть, что для меня того или Витоли этого, то и до желтого домика там совсем недалеко, – сегодня подняли меня в восемь, сказали – они идут в гости к одиннадцати часам, поэтому надо пораньше в храм сходить. Что же, партия сказала «надо», я в лице этого народа, то…, что там надо говорить в ответ?

О, я и сказал: «Счас встаю». Поэтому уже в девять я был на службе. Все было нормально, пошел в к алтарю даже в первых рядах. Сегодня меня почти не останавливало, но пришлось мысленно погладить этот чертов шар, или облачко магическое, все же это правильно будет.

Пока выходил, вроде, ничего, нормально, а после как вышел, меня как повело в сторону. Все равно как после того как я лекарство дома делал, поэтому даже пришлось присесть здесь у стеночки.

Пока сидел, подошла какая-то маленькая девочка.

Стала спрашивать меня: «Дяде плохо?» – хоть для кого-то я по-прежнему дядя.

– Нет – говорю, – хорошо, я просто присел.

Она отбежала. – Мама, мама, дядя плосто плисел.

Смотрю, вдали стоит женщина и внимательно смотрит на меня.

Я ей покивал: дескать, спасибо, все хорошо и в порядке у меня.

Она взяла за руку девочку и пошла по дорожке, но всю дорогу оглядывалась на меня, как бы не веря и видимо проверяя. Пришлось ей поулыбаться – черт, как же тяжело-то мне сейчас.

Хорошо, родители вышли минут через 15 где-то, и я, вроде, успел отойти, но судя по взглядам, что кидали на меня родители, выглядел я, видимо, не очень все-таки. До дома дошли спокойно, а дома, когда отец пошел в ванную зачем-то, мать зашла в комнату ко мне.

– Слушай, сын. Ты плохо выглядишь, с утра я не обратила внимания, а сейчас вижу. Может, расскажешь, в чем дело?

Я сначала испугался, но она продолжила:

– Может, ты не высыпаешься, волнуешься? Ты не переживай, приводи домой свою зазнобу. Мы все понимаем с отцом. Если она дворянка, то проблем не будет, ты же понимаешь. Ну, сын, говори.

О, оказывается родители думают, что у меня любовные муки, а я здесь везде заговоры святош вижу. Как, оказывается, мы все на мир по-разному-то смотрим. Хотя да, я все забываю, кто я сейчас, и на месте Витоли, а еще этот дворянский местный менталитет. Действительно ведь и топятся здесь часто местные дворяне. Почему-то принято молодежи топиться в местной реке Форинке. Сейчас, пока зима-то, еще ничего, холодно им тонуть, что ли, а вот по весне, вроде, в декаду до пяти трупов стражники вытаскивают из реки, и ничего, вроде как, и нормально это всеми воспринимается, считается, дворянская честь, а не хухры-мухры какие.

В общем мне сказали, чтобы не морочил голову, они переживают за меня и все хорошо будет.

– Отец в курсе, поэтому приводи, мы не против.

О как, без меня меня женили.

Что теперь делать? Кого приводить?

Натали Сергеевна, вы первая, если что, на очереди, потому как Бригида Петовна меня бросили, вот, жалко-то как.

Только, боюсь, не поймут меня здесь, ой, не поймут, даже мои родители. Поэтому я грустно улыбнулся, сказал: «Хорошо» и… ушел спать.

Родители вскоре тоже ушли в свои гости. Как же я устал. Видимо, то, что я вчера экстрасенсорил, или – зачем новые слова выдумывать? – магичил – и все, коротко и ясно, – и сегодня еще в алтарь отдал последние остатки. Это такое безвозмездное донорство в обмен на мою жизнь, что сейчас и существенно подорвало мое здоровье.

Оказывается, сил-то и маловато у меня будет, а то, помню, книги читал, все земляне этакие потенциальные боги-демиурги, там, правда, и других глупостей-крутостей, вроде, хватало, но магия, сплошь суперы.

Ну, в общем круты немерено, ага, круты, три по сто – и лежат трупом эти крутые без меры. Таким самобичеванием и занимался, тихо пребывая не в нирване, а скорее, в «рванине» такой.

Когда проснулся, родители уже пришли, но ко мне не заходили, да и я не стал к ним выходить. Посидел чуть, вроде, легче уже стало, полистал книги, пошел все-таки выпил чаю с парой каких-то булочек, вот и все. Правда на душе легко, я прожил или пережил Божественную субботу.

Глава 29

10.03.101 г. Воскресенье.

Витоли-Сергей

Сегодня поход на рынок, я это пропущу, не мужское какое-то занятие. Хотя меня одели – и с чего бы это, – купили брюки и куртку вот новую. Потому как похолодало, и с утра даже снежок опять срывался. Здесь это достаточно редкое явление, и все смотрят на него с интересом. Вот, вроде, весна скоро, а такая погода. Всю зиму считай тепло было – и на тебе. Понятно, что долго он не лежал, и, когда пришли домой с рынка, то на улице была уже просто грязь. Вот по этой грязи я и играл в боло.

Расскажу сейчас как получилось. Зашел Толини Хоникер в гости, поболтали с ним о том о сем. Он поделился своими переживаниями.

До него только сейчас стало доходить, что недворян и недворянок, хм-м, в частности, учат не так, как нас с ним, например. Вот он у меня и расспрашивал, как там, про репетиторство и прочее. Хочет свою Севили выучить, вот и пришел на консультации к знающему мне, многомудрому-то. Здесь интересная особенность. Наше место проживания, земли, зовутся Севили. Не сама столица, конечно, а местность к востоку, и вот из той местности есть целый класс плебейский, конечно, кстати, вот и зазноба Толини оттуда. Вот там 17 девушек зовут по имени Севили и одну Розалин – каково, а? Я знал класс на земле, где было пять Наташ, но не 17 все-таки сразу, пусть и не Наташ. Он и объясняет, что зовут их либо по роду, по-нашему – по фамилии значит. Либо вот заранее договорились: та черненькая, круглая, смурная. Есть там одна, все время хмурая ходит, вот и зовут ее «смурная» за вид ее. Моя, говорит, «черненькая» как раз будет. Ну, я поддержал: ничего, хорошее прозвище, не смурная же.

Посмеялись, немного грустно.

Он ушел и звал меня на боло, я посмотрел на улицу, мол, погода же плохая.

Он: «Когда это нас останавливало?». Э… мне вызов такой, что ли.

Вот и я подумал-подумал – а провались оно все, и пошел. Каким я пришел, говорить не буду. Молча потащился сразу в ванную, но какой я довольный был чисто физически. Хотя счет 12 на 8 не в нашу пользу и 8 на 6, эх…, тоже не в нашу. Ну и что, главное ведь – игра. Мама только зашла потом. Посмотрела на меня:

– Ребенок, какой еще ребенок. Мы за него переживаем, думаем, он ночей не спит.

А я что говорил, все-таки родители ну ни черта своих детей не понимают никогда или иногда, буду объективный.

– А он опять свое боло гонял. Как учеба лучше скажи, ученик ты наш?

– Хорошо мама, руси – отлично, география – отлично, – рапортую.

– Ты мне зубы не заговаривай, математика как? А то отец может и в школу наведаться, – грозит мне мама.

Не верит, что ли.

Ну, я, скромно глазки опуская, чтобы не улыбаться-то до ушей: – Натали Сергеевна хвалила.

– Правда хвалила? – делает настороженное и чуть недоверчивое лицо – Ну ладно, верю, верю, молодец, исправляйся.

Потом: – Там отец выделил тебе пять злотов. Лично тебе, понял? Это такой толстый намек мне на…

– Спасибо мама, – целую ее в щечку.

– Иди уже, – шутливо толкает она меня в плечо.

Вот как все замечательно. Только девушку надо, будем думать, где найти. Не то что бы это здесь проблема, но ведь вот дела-то какие, с остальными и с Натали-то как быть в этом случае, вот закавыка получается. Может, ну их пока?

Глава 30

11.03.101 г. Понедельник

Часть 1. Витоли-Сергей

Первой шла география, и меня вызвали, хоть и знал предмет, но особо отвечать не хотел, немного стал мямлить и всячески саботировать ответ. Бригида Петовна покачала головой и поставила семь, ну и то хлеб. Пообещав заняться моим воспитанием завтра и лично, я на это только улыбнулся в ответ.

На математике опять вызвали дочитывать тот доклад.

Сегодня Натали Сергеевна не спала и даже пару раз одергивала некоторых, поэтому читал без перерыва, правда не особо при этом торопясь.

Ей понравилось мое выступление. Время осталось, и даже успели еще немного посидеть, она рассказывала про зарождение наук и прочую белиберду. Математику как предмет для изучения она явно саботирует напрочь.

Пока никто не понял, но темы мы уже начинаем подзапускать. Ладно, это не мои проблемы и заботы.

Когда она уходила из класса на перемене, я ей передал на пробу свое производство. Чтобы не выдать себя, сказал громко:

– Это, как вы и просили, родители купили флакон, сказали, «очень хорошее лекарство», – сказал с нажимом, а другие, если кто в курсе, вроде той же Марти, чтобы подумали, что я это типа двухмесячное.

Она, кратко поблагодарив меня, ушла.

Часть 2. Натали Сергеевна

Сегодня серьезно поругалась с Гесиком, началось, вроде, с мелочи. Пришла из школы после исповеди. Как хорошо, что для учителей есть поблажки небольшие. У нас в школе собственный священник из храма Всевышнего и высокого посвящения В даже. Он же и наш преподаватель, вот он нам и читает лекцию под видом проповеди субботней и принимает исповедь он же.

Причем очень формально, просто приложит руки к голове в отдельной комнате и все. Дочь Его, Он тебя услышал и принял. Мне это очень нравится, не надо никуда идти. Все, кто у нас работает, это и делают, только кто далеко живет ходят в храм к себе по месту.

У нас, вроде, и все по-серьезному, и в то же время не более получаса – и свободен, да и наряжаться не надо особо, все свои ведь.

Вот после все и случилось. Пришла домой, а мой уже напился, но не до рыбки и кружки воды, а что меня еще видит и даже хочет, и решил мне приятное сделать в кои-то веки. Как же мне противно стало от него и от этого, я и сама не поняла, только что не ударила его. Я кричала, наверное, час, и не на него, вроде, причем и причины были разные, и такой он, и сякой, и в общем вывел меня он из себя.

Потом, правда, помирились и, чтобы загладить вину, все-таки понимаю, я виновата, но не могу я с ним, никак больше не могу и все. Это же ну, понимаю, что не правильно, но все равно не могу. Поэтому взяли мы торт, вина хорошего и пошли в гости к его хорошим знакомым.

То, что там будет скучно, я заранее готовилась, но ведь сама виновата, вот теперь надо исправляться и вину загладить свою хоть таким способом, ох.

Что будет скучно, с этим я поторопилась, гостей было много. Были мы, Мишика Донес, заместитель градоначальника по финансовым вопросам, и другие. Вот там собрался хороший коллектив, и что надо сказать.

Если я думала, что посижу с хозяйкой и поскучаю в сторонке, – ничего подобного. Большинство пришло тоже с женами своими, и мы прекрасно посидели, поговорили, кто бы знал раньше, такое приятное общество здесь собирается.

Мишико похвасталась нам, привезли платье «оттуда», это от энерджазинов значит. Отдала много, конечно, но ведь смотрите, как сидит, а фасон, все по мне. Сидит, действительно, замечательно, у энерджазинов оно само размер меняет, как надо, под любую фигуру, недолго правда, вроде, месяц только, но больше-то и зачем. Потом все равно один, одна же носишь. Это когда семья, тогда да, то дочь его наденет, то ее мать носит, а мне одной если. Да, воспоминания, у меня тоже раньше были оттуда, а теперь, эх, но дорого ведь мне сейчас и не по чину. Одно порадовало: желтый ей не идет совсем, вот.

Из занимательного был непростой разговор и очень интересный для меня, и в чем-то даже немного загадочный, какая-то тайна. Хотя с этим мальчиком «моим» все одна сплошная тайна.

Я разговорилась с Иветт, женой богатого дворянина, хоть и не миларда, хорошо, он и из торговцев Видэл Кастело. Он держит аптеку на нашем рынке, здесь, во втором круге, и еще около десятка, вроде, разных мелких к западу от столицы, и в деревнях есть пункты приема трав и еще, так уже, по мелочи. Самое главное не это.

Его дочь Марти Кастело учится в нашем классе, и, как я считала раньше, она подруга и подружка уже нашего, о Всевышний, как же тяжело это осознавать и говорить, моего Витоли.

Вот только что я узнаю, меня просят как-то посодействовать, чтобы познакомить их Марти и Витоли специально. – Как я сдержалась, не показав удивления.

Она очень по-матерински улыбалась мне:

– Ну, вы меня понимаете. Я знаю, это нехорошо, но поймите меня. Я мать, и у меня девочка, а знаете, какая у нас у всех проблема? Вы же понимаете меня? Я все для вас сделаю. Флаконы только самые свежие, на днях будут наборы трав их халифата. Мой муж подберет составы специально для вас, только помогите мне, пожалуйста.

Пришлось пообещать, а что делать, она хороший человек, да и муж ее, тоже ведь не последний здесь во втором круге дворянин.

Но вот какой вопрос возникает у меня. Я всегда думала, что Витоли был дружен с Марти, и она, я считала, теперь, видимо, ошибалась, его первая девушка и женщина тоже первая, а оно вон как.

Кто же тогда его учил? Валери Пела, та, конечно, судя по ее характеру и поведению, могла… но она не местная, из-за города, вроде, ездит, поэтому когда и как. Может, конечно, это соседка по дому, там, и, да не важно, но все же? Он, с одной стороны, такой скромный, хм, ну ладно, разберусь потом. С другой стороны, я о нем мало что знаю вообще. Одно боло его, и то вроде, он забросил его, по крайней мере сейчас, он сам мне сказал.

Может, его Бригида Петовна просвещала, но, вроде, не замечена она в таком. Да еще чтобы и с детьми из школы. У нее, вроде, и был студент из института, она хвасталась сначала им. Потом, правда, плакала, ей даже СБ занималось, мне куратор Кахел говорил, что деньги ей вернули, там темная история, но это у нее, вроде, все давно в прошлом. Вроде, в последнее время ее видели с сияющим лицом, и даже, вроде, кто-то на паровичке ее подвозил к школе. Шли разговоры в учительской, я не прислушивалась, правда, жаль теперь, но то тем более, получается, не она это значит. Паровичок для Витоли – это слишком, да и дорого для них.

Странно это, ладно, поговорю серьезно я с Витоли, что-то у меня к нему все больше вопросов возникает, а я все о нем хочу знать, ой молчу, молчу.

В понедельник пришла в школу, мой урок с моим Витоли третий.

Прошел нормально, я ничего его не спросила, да и никого я уже там не спрашиваю, просто Витоли читал доклад. Как читал хорошо, делал большие паузы, я не торопила, пусть его, все равно я придумала очередной план, вроде, хороший. Весь год учить не буду, а на экзаменах буду спрашивать всех по полной программе. Немного это неправильно. Зато никто не придерется, а что, учить и учиться должны сами, учебники есть, вот и занимайтесь, господа дворяне и прочие дворяне, я вам лекции, как в институте, а что они не дают знаний, на это есть учебники, занимайтесь сами и самостоятельно по ним.

Вот с такими мыслями и прошел мой урок. После, на перемене, я уже уходить собралась, он, Витоли мой, подходит и передает мне флакон. «Это, – говорит, – как вы просили, родители купили, вам сказали передать и, – добавило это чудо, – очень хорошее лекарство». Ничего я не просила, понятно, но мне уже интересно.

Пришла в комнату учителей, больше у меня занятий и не было. Там сидел любезный Тир Давлас, мой коллега по роду занятий, тоже преподает математику, как и я.

Сидел понурился, то ли болеет, то ли просто устал немного от работы.

Что-то я его пожалела и решила: а дам ему лекарство, не умрет ведь, надеюсь. Не стал бы меня травить Витоли – совсем глупая мысль. Если не подействует, скажу, просроченное, или выкручусь как-нибудь, а подействует – вот и проверю на нем.

Не все же этому Витоли на мне опыты ставить, а то что он на мне все время что-то пробует, я уже поняла давно, и позы эти нескромные из халифатства, что ли, и где только видел их… бессовестный. Вообще все так стыдно временами с ним бывает, но как же хорошо после, не может быть после близости вот настолько все хорошо. Может, в юности, молодости, там, и да, а сейчас чтобы я с ума сходила только от его присутствия, а потом счастлива была еще и всю ночь после. Нет, здесь точно что-то не то, и на наркотик не похоже никак. Нет, я помню, на мне эксперимент ставили в институте научники наши, еще там, давно, правда, было, удовольствия мало совсем, а на следующий день сухость во рту, пить охота и слабость такая полная и апатия. Дня три, вроде, была тогда такая вся никакая ходила. Я тогда какая молода еще была.

Ладно, не буду я о грустном, здесь все другое, счастье, удовольствие и никаких для меня последствий наутро. Такое впечатление, что я из этих флаконов чай сварила и пила его всю ночь, но такое даже император себе позволить не может. Хотя он, вроде, по слухам, принимает каждый день, и самое свежее и крепкое, вроде, двухмесячное.

Отлила половину в кружку Тиру, он посмотрел.

– Не жалко? Дорогое ведь удовольствие, – кивает на флакон.

Я пожала плечами в ответ. Вместе ведь служим с ним.

– Пробуйте, вы мне помогаете, вот и я вам.

Выпил, посидел, смотрю, лицо разгладилось.

– Однако, вы не экономите, Натали Сергеевна, не ожидал. Свежий завоз, да еще и двухмесячное свежее, я так понимаю. Спасибо, я оценил, пойду я, Натали Сергеевна, работа не ждет. Вы меня поддержали очень, большое вам спасибо, – и пружинистым шагом вышел из комнаты.

Да, неожиданно, что же это он мне дал? Вот это Витоли, где он взял это или сам все-таки научился при помощи своих способностей, но тогда он…

А вот об этом я и поговорю с ним потом наедине. Даже не в школе правильно будет, надо пригласить его в ресторан, тот наш даже.

Правда представить надо, что будто он сам пригласил меня, за его репетиторство вроде. Как же это у меня получается, что-то я все больше запутываюсь в любовь с ним. Я это иначе и не назову, и интриги, опять нашедшие меня здесь, и вот магия человеческая, никогда такой не было.

Я и магия, а как энерджазины эти, или они ошибаются и…

Люди ведь ею не обладают, не обладали до… По крайней мере никого не нашли, даже энерджазинам возили некоторых, помню, наиболее перспективных, и ничего, меня предлагали, а я отказалось, Может, я такая. Ладно, не льсти себе, Ната, тебе это не идет. – Согласие и сожаление.

Может, самой выпить? Еще осталась половина. Нет, не сейчас, а то я петь начну. Только дома, и то не уверена, слишком сильное оно у Витоли, выходит.

Уже ничуть не сомневаясь в том, кто его сделал, пошла домой.

Часть 3. Витоли-Сергей

Вот окончилась школа, решил сегодня затариться флаконами. Деньги есть, но пошел не в центральную около рынка опять, а в свою местную аптеку, где я и живу. Посмотрю, что там и как, ни разу ведь не был в ней.

Может, хоть чуть подешевле удастся сторговаться, а может, и нет, но в одно место – подозрительно несколько раз, да и дорого оно, по серебрушке за воду, хоть и эльфийскую, но все же воду. Не так и много у меня злотов, и родители с моими занятиями вот на мель сели, сидят.

Пошел в аптеку. Там сидела явно не дворянка, как в центральной, молоденькая девушка, почти девочка, может, чуть меня старше нынешнего.

Я стал смотреть, что есть здесь из товаров. Ну, выбор – прямо скажем. Если на рынке, я считал, убожество и что не очень-то и много, то здесь ситуация была и еще хуже того…, мда-а.

Девушка или почти девочка посмотрела на меня, с надеждой точно.

– Господин что-то хочет?

Да, это не фифа городская, вон какое отношение к нам, ко мне.

– Понимаете, мы уже закрываемся. Сегодня понедельник вообще-то, у нас выходной, я просто вышла поработать, – отчитывается мне девочка.

Ясно, думаю, девочке нужны деньги, и она, скорее всего, имеет процент от продаж, вот и вышла поработать, лишний день, там, час, или как у них здесь.

– Да, говорю, – меня интересует лекарство, энерджазинов флаконы.

О, как она засветилась-то вся:

– Есть, конечно, – говорит – два свежих месячных, вот, пожалуйста. – Засуетилась сразу.

Я, чтобы не спугнуть и не сбить накал. Тоскливо поглядываю вокруг.

– Понимаете, девушка. Неудобно даже мне, но дворяне, мы, хоть и мел… молодые.

Вижу, она сразу потухла. Поняла, что я не платежеспособный, но все же. Смотрит, ждет.

– Понимаете, – говорю, – меня интересуют просроченные флаконы.

Она:

– Но оно же не действует.

– Ну, – говорю, – я много выпью вдруг.

Она нахмурилась.

– Понимаете, их запрещено продавать, хозяин будет недоволен мной.

Я думаю, что же делать, а сам говорю или, скорее, спрашиваю:

– Что вы с ними делаете тогда?

– Ну, другие лекарства кладем в эти флаконы, микстуры разводим в той воде. Они лучше получаются.

– А можно я куплю не как лекарство, а как пузырьки просто? Такое возможно?

Она пожала плечами.

– Можно, конечно, сколько вам, один? Два?

– Сколько есть? – я уточняю сразу деловито.

Она опять.

– Я посмотрю сейчас.

Стала искать, достала целую коробку, ого, сама удивилась.

Проверила все по этикеткам:

– Да вот, все просроченные. Вам вылить воду?

– Нет говорю, не надо, не надо.

Вот, блин, провизорша услужливая, где не надо, попалась.

Она:

– Только понимаете, я должна дату убрать, ну чтобы претензий к аптеке не было.

– Убирайте, – говорю. Думал, она срывать эти полоски будет.

Она нет, взяла ручку и просто поставила в центре даты точку, и все. Полоска после сама стала окрашиваться и расползаться всего от одной этой точки, как и у меня тогда. Она так грустно посмотрела на все эти флаконы.

– Что, говорю, убытки? – чтобы поддержать разговор только.

– Да, потерялась партия, а когда нашли, вот видите, ровно 12 флаконов, это партия. Уже восемь дней просрочки на всех, оно полностью пустое, если что.

– Ладно, – говорю, – я возьму все.

Она, удивленно глядя на меня: – Все заберете?

– Да, сколько это будет стоить? – Уже прикидывая, хватит денег или нет.

– С вас 24 медяшки, извините, – в ответ.

Правильно – «медик», вот продавец и извиняется, хотя, скорее, потому, что плебейка. Мы между собой тоже говорим иногда, и ничего, какая разница.

Я: «Сколько?», – сам тихо офигевая.

– Это цена этих флаконов по два медика, стекло энерджазинское дорогое потому что, за наше – медик всего.

Ого, вот это меня нагрели в городской аптеке.

– Спасибо, говорю, – девушка, вот вам два серебряка, и сдачи не надо. И понимаете, в общем, если еще будет такое, оставляйте мне. Только воду не надо выливать, я возьму все вместе.

Делаю бизнес на пустом месте, но я рад.

– До свиданья, милая девушка.

Часть 4. Зарина

Зарина сегодня страдала, это и раньше бывало, но сегодня последний день, и все могло пропасть окончательно. А все те новые сапожки дорогущие модные, но Патолу как еще понравиться.

Сегодня хозяйка сказала, что ждать больше не намерена и не будет, и так просрочка платежа у нее одиннадцать дней. Здесь, в столице, жизнь очень дорогая оказалась, и, хоть получает она почти 50 злотов – огромные, как для их деревни, деньги, но на все их не хватает просто катастрофически почему-то. Квартира здесь стоит целых двенадцать в месяц, и она собрала 11 злотов и 18 серебряков, но где ей взять еще? Два, всего лишь два, не так и много, но нужно обязательно, и сегодня последний срок.

Почему она не попросила шесть аванса у хозяина, а сказала – пять хватит, и вот теперь она заняла у всех, и все равно не хватает, вроде, мелочь, но где ее взять и у кого?

Решила сегодня выйти и поторговать, а потом рассчитаться с получки, кассу она подобьет сама, и все будет хорошо. Но это же надо такому случиться – за весь день было два покупателя, все удивлялись, что аптека работает, и ничего не взяли, совершенно ничего. До чего же ей не везет-то!

Уже когда она собиралась закрыться, пришел дворянчик, их всегда по одному взгляду определить можно. Пришел, посмотрел, видно, что что-то недоволен. Тогда зачем зашел сюда, в центре вон какая хорошая аптека, она там была несколько раз, не чета нашей совсем, и товара там много, и на обслуживании такая или такие фифы там сидят.

Прошел по залу, он небольшой у нас, дворянчик, покривился, и подходит, и спрашивает флакон.

Я и обмерла, ведь это десять злотов, злотов! Да мне даже ничего просить не придется. Мои два серебряка законные с них, как и договаривались с хозяином, – мой прирост, вот это удача.

Я ему выкладываю, а он, смотрю, все и хлопает по карманам. Неужели деньги забыл, тогда пусть сходит, я даже подожду его. Мне же очень деньги нужны. Нет, смотрю, не будет он ничего брать, и зачем я только вышла сегодня.

Нет, опять спрашивает: «А просроченные есть?». Я думаю, что-то у тебя, мальчик-дворянчик, проблемы, а родители, видно, не богаты на злоты совсем. Хотя одет неплохо, уж в этом я понимаю немного.

Что же он хочет?

Оказывается, ему надо просроченные, и не один, а сколько есть. У меня и глаза вылезли – зачем ему столько?

Ну есть у нас, нашлась партия флаконов. Как хозяин на днях ругался, хорошо, я не виновата была тогда. Подсунули лекарства с травами вместе из соседней провинции, и они там были. Пока все не распродали, подняли коробки, а там уже пропавшее лекарство.

О, как хозяин ругался, хотел вообще разбить и выбросить, потом плюнул и ушел. И вот он хочет купить, я продаю по обычной цене – 2 медика за флакон, они красивого стекла энерджазинские же, он берет все у меня.

Я удивлена: все 12 флаконов забрал, дает мне два, два серебряка и не берет сдачи, и я еще его бедным назвала. Под конец мне говорит и вежливо так очень:

– Вы, девушка, если еще будут флаконы, мне оставляйте и воду не выливайте, я все заберу.

Странный он какой-то, но две серебрушки мои законные. Хозяин сказал все равно все выкинуть, вот я и выкинула значит.

А просроченные я теперь все буду собирать, а не сдавать на пузырьки, как мы обычно делаем, вдруг придет еще этот дворянин… молодой, а симпатичный, эм-м.

Часть 5. Витоли-Сергей

Это же сколько я переплатил-то. Ладно, деньги небольшие. Будем посмотреть. Что смотреть там, восемь дней просрочки – это, я понимаю, много и даже. Как и оказалось, ни в одном и паров дыма не наблюдалось, ну ничего, у меня ведь затравка есть.

Отливаю от трех по глотку буквально в чистую кружку и доливаю из моего пузырька. Как раз оставшаяся половина вся на три и ушла. Вроде, заструился парок, а? Точно заструился.

Сосредотачиваюсь, сначала ничего не выходит, но потом пошло, прямо видно, как пар подымается. Довожу его до самого верха, все, хватит, нечего напрягаться. Пока не сбил накал, начинаю на втором, довожу второй так же и все. Сдулся я весь, да, не выходит больше у Данилы-то чаша каменная.

Спрятал флаконы, пошел чай попить, не то чтобы устал, но слабость – ёй, ёй какая. Походил, слопал пару пирожков, что мама пекла, с неплохим аппетитом прям пошли, и снова за дело принялся.

С трудом закачал или заправил, залил, в общем, и еще один.

Да, выходит моя норма – три за раз, это, видимо, предел. Прибрал все к себе в шкаф и завалился спать, я уже совсем никакой. Когда только пришли родители, встал, сделав вид, что просто прилег, рассказал, что в школе было, и снова послан учиться дальше. Ну и хорошо, почитал, лег спать, ничего больше делать и не хотелось, выдохся я что-то капитально совсем с такой мозго-головной работой.

Глава 31

12.03.101 г. Вторник

Витоли-Сергей

Сегодня занятия в школе меня уже и несильно напрягают. За вчерашний день отошел, в смысле отдохнул, уже свеж – и чего это я вчера был никакой. Хотя согласен, тяжелая все же работа, или скорее не тяжелая, а такая, выматывающая. Была у меня такая по молодости, надо было надуть сто шариков, я надул 88 или 87 – не помню уже – и все: и не устал, и не дуются больше, вот где-то так и сейчас, вчера вот такое же было.

Перед школой снова заправил те затравочные полпузырька этим дымом-паром до полного, только что из пузырька не полезло, и пошел учиться, ничего и не почувствовал, вроде, видимо, это не много для меня.

Настроение хорошее или ближе к отличному, и сегодня занятия, может, что расскажет, похвастается своими успехами, как там мо… Бригида, уже, правда, не моя, но все же. На географии мило поулыбались и, сказав друг другу «до вечера», разошлись.

Математика, Натали Сергеевна жаждет со мной поговорить, но развожу руками и говорю ей: «Завтра». Она соглашается, значит, ей не сильно к спеху.

Вечером идем болтаем, я и Бригида Петовна, или просто Бригида, но это только когда вдвоем.

Заходим в магазинчик и берем по ее выбору печенье трех сортов и все на этом. Пирожное она отказалась и тортик тем более, а я и не сильно настаивал в общем. Когда пришел или пришли домой – ну ванная там, это понятно, – она только улыбнулась на это.

Идем обедать, она мне помогает накрывать на стол, только когда касаемся друг друга рукой, вижу ее немного грустную улыбку, но в целом у нее все хорошо. Как и предполагал, она, немного стесняясь, хвастается, что у нее все действительно хорошо в этом плане и уже все было.

Я что-то то ли задумался, то ли еще что, ну как было дело.

Бригида попросила соль со специями, ну к мясу сможа специя которая, а она на местном зовется йапер или «япалр» где-то даже ближе. А она в это время про свое, как у нее там все хорошо в этом плане.

Вот я на… на автомате и спросил:

– Что, там тоже такой же «хентай» устраивали с Лассино?

Она как засмеется:

– Ну ты и скажешь, и ничего он не жирный, как верблюд, а очень даже хороший, потеет, конечно, но немножко только.

Я и не знаю, что и сказать, я, вроде, не потею, имел в виду, но потом решаюсь переспросить:

– Да я в этом плане, что мы вот творили с тобой. Это в какой-то книжке, ну все наши выдумки те любовные «хентай» зовутся.

Тут она как упадет на стул, как закатится:

– Ой не могу, – говорит. – Я тебя не так поняла. – Понимаешь, «хентай-ж» на халифатском – это жир с верблюда, вот я и подумала, что ты спросил, типа он сильно потеет во…, что даже жир, а ты. Ой не могу.

Тут и я подхватил, не ну а че, хентай – жир с верблюда вот, да и чего в жизни не бывает.

Дальше ели, и она только прыскала время от времени, и на меня глянет, и опять, а я че, я тоже такой, с верблюда, ха-ха-ха, особенно если подушку под попку подложить, у-хи-хи-хи.

Больше правда эту тему развивать не стали, и она спрашивает у меня:

– Что будем делать дальше?

Говорю:

– Мне, как понимаешь, правила учить не надо, а вот по почерку что-нибудь посоветуешь?

Она рассказывает про то, как учат в первых классах. Потом кое-что из личного опыта, и так в беседе и проходит целый час.

Потом сидим болтаем ни о чем, и я вспоминаю, что хотел предложить ей или кому еще. Но тут, как говорится, само пришло.

– Мне нужны злоты, – говорю Бригиде.

– А кому они не нужны? – она парирует.

Я и говорю ей:

– Есть флаконы.

Уточнять не надо, что это, флаконы, правда, бывают двух видов: сильные – два месяца и послабей или обычные – месячные. Вот ей и озвучиваю про месячные. Что есть у меня.

Она:

– Откуда? – немного испугано даже.

– Контрабанда, – это я так заманиваю, запугивая ее.

– Ты связался с пиратами! – Она хватается за щеки, черт, симпатичная-то какая в этот момент становится. Тихо, жаба или это хомяк был.

– Да нет, – говорю, – есть достойные люди, просто понимаешь, как бы тебе объяснить, в общем, нет этих надписей, вот в чем проблема.

– Да ты не понимаешь, это плохие люди, не связывайся с ними, на рынке таких знаешь сколько. Там по злоту воду продают, сок лимона туда капнут и, вроде, оно. – Делится со мной: – Я тоже по молодости раз купила и даже верила, пока настоящий не попробовала. Ты за сколько купил?

Я думаю вот, что ей сказать. Говорю:

– Ладно. Это не подделка, понимаешь? Это аптека, настоящее, просто нет бирки, все я договорился, мне за 5 злотов, ну пополам – два с половиной и им два с половиной, но у меня нет связей, из класса моего никому не надо, а других я и не знаю никого. Может, ты из института знаешь, где училась или там еще где? – неопределенно кручу рукой.

Бригида долго думает, потом говорит: – А где гарантия?

– Гарантия такая, – ей объясняю, – я тебе отдаю по пять, если не подействует, заберу обратно. Не волнуйся, я найду, как отдать, ну, вернуть его обратно. Ну, а ты почем продашь, я не знаю – за семь, за восемь, я думаю, получится.

Она надолго задумалась: – Странный ты. Не торговец, а разговариваешь, как те торговцы, непривычно мне это. Нет, нет, не думай, я ничего, я сама из семьи дворян-торговцев. Я привыкла, просто твои родители дворяне-специалисты.

– Ну а я вот пошел по стопам твоим, – намекаю на Бригиду.

Она улыбается:

– Ладно, уговорил, давай один флакон. – Долго на него смотрит. – Точно лекарство?

– Хочешь попробовать?

– Нет, верю, верю.

Застеснялась что-то она. Ладно, посидели еще, и я ее проводил только до дверей, не стала она со мной идти дальше, ну и ладно.

Выглянув в окно, я увидел, как от дверей дома покатил паровичок.

Вот и причина, а я и не сомневался. Счастья тебе, Бригида Петовна, учительница первая моя.

Вечером сделал еще три пузырька за раз, то ли отдохнул, то ли сил набрался. Хотел еще, но почувствовал, что все, шабаш, может, и сделаю еще один, но это на пределе, можно и надорваться совсем, а зачем мне это надо, тем более сейчас, когда такие перспективы открываются.

Глава 32

13.03.101 г. Среда

Часть 1. Витоли-Сергей

На математике сказал, что останусь после уроков. На руси Бригида Петовна сказала, что, возможно, все будет у меня завтра. Я рад этому. Закончились уроки, там собрание, и пошел к Натали Сергеевне, она ждала, как обычно проверяя домашние и школьные тетради.

– Садись – показала на стул рядом. – Я сейчас закончу.

Действительно быстро закончила, дала ключ, и я пошел закрывать.

Пришел.

Она: – Посидим поговорим, – смотрит на меня задумчиво. – Поговорим?

– Поговорим, – я соглашаюсь, почему и нет.

– Где взял флаконы, скажешь? – странный вопрос у Натали.

– Да, в аптеке на рынке. – Ведь чистая правда.

– О как, у Кастело, они тебе бесплатно дают?

– Почему бесплатно, за три серебряка, не так уж и бесплатно, – я, немного удивленно и чуть обиженно на ту в аптеке. Тем более пока не очень или не совсем понимая, в чем дело-то.

– За сколько? – вытаращила глаза Натали, может, и не вытаращила, но открыла пошире, сильно пошире, точно.

– Ну за три флакона три серебряка отдал, – я делаю лицо попроще, кое-что начиная понимать.

– Да уж, любовь зла, – кивает Натали, с чем-то соглашаясь. – Как у тебя с Марти? – она продолжает ни с того ни с сего.

– Не понял, при чем здесь Марти. – Я думаю вслух.

– Ну не прикидывайся, Витоли, что ничего ты не понимаешь. Отец Марти – хозяин той самой аптеки, и чего не сделаешь для счастья любимой дочери.

– Э, а при чем тут это? – я слегка завис над постановкой самого вопроса. – Я купил просто у девушки аптекаря, а не у отца Марти. – Я решаю пояснить ситуацию, а то уже анекдот выходит.

Это когда бабка куриные яйца продает и хвалит их, а мужик про свои думает.

– И тебе продали по серебряку за флакон свежего лекарства?

– Ну не свежее вообще-то, но продали, – немного горестно вышло, ибо цена была – о.

– Подожди, не свежее. Э, оно было просроченное. Может, энерджазины ошиблись и продали двухмесячное по цене месячного и тебе повезло?

Видя мою улыбку: – Понятно, они не ошиблись, но как тогда?

– Понимаете, Натали, – можно так?

– Тебе, Витоли, все можно, ты же знаешь это хорошо, – как-то отстраненно говорит Натали.

– Вот я и говорю, оно было просроченное и в общем пустое. Одно полностью, а два других почти.

– Послушай, как пустое, как почти, как ты это определил? – торопит меня Натали.

– Ну там было, на одном один день, на втором два дня, а на третьем три дня просрочки по датам вот.

– И ты по этому определил, но это же очень и очень приблизительно.

– Нет, не по этому. – Решаюсь наконец. – Я, Натали, вижу. – Вот смотрите – достаю флакон, верчу. – Вот видите, это полностью готовое свежее лекарство, примерно, – прикидываю сейчас по шапке, – месячное. То, что я вам дал прошлый раз, было двухмесячное, может, даже чуть больше.

– Скажешь как делаешь? – Натали – подумав.

– Скажу. – Кивнул.

Мы помолчали.

– Ты не энерджазин, ты человек. Как ты это делаешь?

– Вы не поверите, Натали, мне помог Всевышний. Он всем помогает, вот только никто не умеет больше из людей. Не помогает Натали, а помог. Потом только мешает, – и улыбнулся, улыбка, правда, грустная получилась, совсем.

– Расскажи, мне интересно, и можешь не бояться, уж я лучше сама на костер взойду, но тебя я никогда… Ты понимаешь, веришь мне? – она продолжает.

– Вам верю, я же вижу.

– Что ты видишь Витоли?

– Что вы любите меня, вижу. – Я вздыхаю.

– Дурачок ты маленький, иди сюда.

Дальнейшее объяснение произошло уже где-то через полчаса, а может, и час – никто ведь не считал время, и на часы тем более мы не глядели. Я постарался очень потихоньку давать свою энергию, хотя и немного перебарщивал, как и всегда.

Ну, я неопытный недомаг пусть, мне простительно, и маленький, как Натали говорит, значит так и есть, она врать не будет.

Поэтому дальнейшего разговора и не вышло у нас. Я оставил ей флакон и просто ушел, а она опять осталась одна в пустом классе, и мысли ее были где-то далеко-далеко и от ее класса, и от уроков.

Часть 2. Натали Сергеевна

Сегодня у меня большие планы на ученика. Моего ученика Витоли Вилесс. Как-то все начинает крутиться вокруг него. Иду в гости – мне про него говорят. В классе про него, и после его родители просят меня опять за него же. Временами мне уже кажется, что весь мир – это один Витоли, Витоли и только Витоли. Спросила: «Останешься?», он согласился. Уже хорошо, лишь бы не забыл, а то с него станется, да у него еще завтра занятия по руси.

Еле дождалась конца занятий, уроки больше не радуют меня. Я не преподаю, а, как и раньше, отбываю наказание. Только в младших классах, но там все просто, а два старших – что их учить, все равно директор запретил на планерке мне ставить меньше пяти, а это значит, можно никого не учить, свою шестерку они получат все равно.

Пришел Витоли, дала ключ, чтобы нас не беспокоили, хотя, может, со стороны Витоли и выглядит это по-другому, что я его хочу, но я пока хотела просто поговорить. Я ни на чем не настаиваю, отказать ему я все равно не смогу никак и, видимо, уже никогда.

Если он захочет, мой маленький, как же я его люблю. Спросила, где взял флакон. Он сказал, что за три серебряка купил. За сколько, за сколько? – я удивилась. Я беру по десять злотов – это стандарт на них, а он – за три серебряка.

– Это где же за столько дают?

– Да в аптеке на рынке.

О, ну там да, я знаю, там и бесплатно ему дадут. Как-никак отец Марти и его жена ведь сама меня просила, а чего для счастья любимой дочери не сделаешь.

– Да, – говорю, – там да, за три серебряка тебе флакон дадут точно.

– Почему флакон, – продолжает этот засранец, чувствую, он издевается, но так тонко, и в чем дело, я никак не пойму, – три по серебряку за штуку.

Это зачем ему столько? – удивляюсь. – Хотя по такой цене я и сама десять возьму. Тебе отец Марти дал?

Нет, выясняется, он взял просроченное и сделал его настоящим, свежим. То, что мне он дал, было двухмесячное свежее. Как же он видит, и, главное, как он все это делает?

Попросила рассказать, сказала, что никому не скажу, но он и сам знает, что я его люблю – какой хитрый и умный мой мальчик.

Покуда пыталась расспрашивать, захотелось поцеловать один разок всего и очнулась: сижу за партой сама и одна, а он ушел, опять сбежал, оставил мне еще флакон, сказал, это хорошее, месячное и даже свежее, засранец он все же.

Разговора и не получилось, да и какой разговор, я вся никакая после.

Я прямо рассудок с ним теряю, он, он такой, такой – и как он это все делает со мной?

Сейчас надо готовиться на завтра.

Какое готовиться? Пойду я спать, я даже кушать не хочу совсем.

Вот тетради возьму, флакон заберу.

Может, выпить? Нет, тогда я точно всю ночь пролежу не сомкнув глаз. Нет, пусть стоит, он сказал, свежее. Пусть стоит, надо бумажку приклеить самой с датой. Витоли, Витоли, что же ты делаешь со мной, хороший мой?

Часть 3. Витоли-Сергей

Вечером опять сделал три флакона. После Натали больше и не вышло. Ну и ладно, все равно это хорошо. Я и на два согласен был после такого-этакого. Итого у меня семь флаконов и еще один у Бригиды.

Надо думать, как заняться реализацией. За неделю я могу делать 30 штук, нет, скорее всего, наверное, меньше.

Субботу отнимаем – с этим алтарем проклятым, не очень с ним пошикуешь, да и воскресенье откинем, для отдыха надо, и того 24 пузырька точно. Тоже хорошо, даже если по пять, пусть даже по 2 с половиной, дешевле все равно не отдам, глупо это будет тогда. Больше 60 злотов – зарплата хорошего рабочего за месяц. Я же за месяц возьму 240 – ого, это не зарабатывают и мои родители вместе взятые.

Да, мечты, осталось найти просроченные и куда сбыть готовую продукцию. Буду сейчас лежать и думать, думать.

Глава 33

14.03.101 г. Четверг

Витоли-Сергей

Сегодня я познакомился с девочками, как смешно это ни звучит.

На большой перемене ко мене подошли Марти и Валери, они подружки, вроде, и сказали: «Можно мы посидим с тобой?».

Разве я мог им отказать в этом? Одноклассницы как-никак, да и симпатичные, особенно Марти. Заказали обед и пошли за отдельный столик, столы были на четыре и на шесть человек там.

Пошли за тот, что на четыре, и сидели сами, больше никого и не было. Мест в столовой много, всем, вроде, хватает, а учитывая, что рядом два ресторана неплохих и большая харчевня для плебеев, то здесь нечасто можно увидеть много людей. Только если в дождь, тогда из класса круга этих аристократов и можно увидеть здесь. Они приходят сюда пообедать, а в остальное только ресторан, невместно им в школьной столовой. Вот и сидели мы только втроем сейчас.

Разговор ни о чем, вроде, знакомы давно, одноклассники как-никак, но тем не менее, зная меня, а вернее, бывшего этого Витоли, Марти потому и начала первой, и с вопроса, что я делаю вечерами и как я отношусь к тому, чтобы прогуляться в театр или просто походить с девушками, – это все хитро поглядывает на мою реакцию.

Улыбнулся, сказал, что положительно отношусь и даже очень не против этого, если что. Как же они вовремя-то, да я парень простой, и сам бы подошел.

Поболтали еще и договорились, что сегодня и завтра я занят – у меня репетиторство, мне на это сразу и искренне посочувствовали. Ну-ну.

Потому договорились на шестницу, сразу после уроков. Я согласился, а они очень быстро ушли, наверное, дальше куда-то по своим очень важным девичьим делам.

После уроков с Бригидой пошли домой. Посидели пообедали, она пыталась отказываться. Прямо спросил: мне опять все подстраивать и ей будет снова неудобно?

Вместе над этим посмеялись, «хентай» жирный повспоминали, посмеялись. Я показал, как пишу палочки. Похвалила и обрадовала, она продала флакон. Сказала: «Давай еще, если есть».

Кладет на стол мне семь злотов. Улыбаюсь, беру свои пять и возвращаю ей два, уговор дороже денег, она соглашается. Мы друг друга понимаем.

Поэтому нет этих расшаркиваний, мы договорились и все, точка. Даю ей еще два. Она видит – там еще – «Ого, а у тебя много».

– Да, если надо, еще приходи, или я могу в школу принести или приносить.

Соглашается, подумав:

– Хорошо, я думаю, это неплохо.

Потом говорит: «Ну, мне пора», целует меня и убегает. Счастливая – мне аж завидно.

Кладу мой первый заработок – целых пять злотов, честно заработанных своим трудом. Это немало и все пока непонятно, но вот к Марти или что там с ней делать. О, стоп, к ее отцу надо наведаться и обязательно.

Потому как Марти – это, конечно, хорошо, но ее отец – это такие перспективы открываются для меня, на раз причем.

Ладно, делаю три флакона – свою норму – и ложусь полежать немного, тяжелое все же это дело – магичение или замагиченье – как правильно? – Да пофиг.

Глава 34

15.03.101 г. Пятница

Часть 1. Витоли-Сергей

Как хорошо, что я взял флакон с собой предусмотрительно. После урока руси все побежали на труды, меня остановила Бригида и протягивает мне пять злотов: «Держи», я также вытаскиваю из сумки флакон… «Спасибо».

Улыбнулись, разошлись. Вот что значит – ремесло не пропьешь, или, может, это про талант сказано? Как она это делает?

После уроков остался и даже ждал немного, пришла Натали Сергеевна, немного злая, но мне объяснила.

– Извини, это директор виноват, опять совещались и постановили собрать списки, кого планируем отдать в мореходку. Согласовали на 15 человек, это уже не обсуждается.

Вот с тобой хочу поговорить, кого из нашего класса, семь – это не то, что я, конечно, хочу, но и не то, что думала раньше, когда считала, что всех подряд заберут без разбора. Как сам понимаешь, я тебе ничего не говорила, но вот такая она, жизнь. Поможешь? Сразу говорю: – Тебя я не отдам, я лучше сама пойду. Или к императору Владену подойду с личной просьбой, мне не откажет.

– Не надо, Натали. Я верю тебе, да и сам не хочу, если что. – Чуть дергаю плечом, черт, неприятно и правда.

Посидели, повозмущались, стали планировать. Ведь, хоть и не виноваты, а все равно на верную смерь идут ребята. Жалко, одноклассники как-никак.

Хотя, если война начнется по-настоящему, то и на суше далеко не факт, что будет намного безопаснее, а как бы еще и не наоборот.

Здесь еще воюют по старинке, в штыковую и с шашкой, извиняюсь, даже с мечом на боку. Правда, и есть подвижки и орудия уже есть… вроде, и ружья, но пока не массово, и сильно оно здесь, все это оружие, такое примитивное, как по мне.

Как-то странно все, с одной стороны, громкоговоритель на стене, «вещатель», а с другой – меч и шпага, хотя стоп, шпаг не видел, только мечи. Не вяжется оно одно с другим, а может, перекосы в том, что эльфы поделились передовыми технологиями, а сам принцип не рассказали, только вещи и дают. Может, не знаю, не понять мне здесь всего пока, вот расспросить только разве…

Часть 2. Витоли-Сергей

После обсуждения немножко, на часок, мы это отдохнули, ну как обычно и даже по-всякому. Натали меня не стесняется уже, ну почти, но совсем не раздевается. Потому что, как она говорит, мало ли что, вдруг кого демон принесет. Я понимал, и не сильно настаивал, и так хорошо все, даже какая-то изюминка, какая-то тайна есть. Всегда ожидаешь, а вот завтра, очень это захватывающе и волнующе. Она сменила немножко имидж свой, под действием или по просьбам, и теперь, если сидеть на стуле, то так замечательно и удобно до них добираться, и они такие хорошие, плотные прямо, про грудь Натали говорю э… обе.

Я поинтересовался, как она так сохранилась хорошо. Правда думал, что обидится, что на возраст ее намекаю.

Нет не обиделась, хорошая она у меня или все понимающая. Рассказала, что флаконы сильно замедляют все процессы и: – Я, – такая, – как выгляжу? Вот сколько мне дашь? Только не ври, пожалуйста, как обычно. Хорошо?

Вот вредина, даже на… и то подначивает меня, надо же.

Я и сказал, почти правду, что на двадцать пять выглядит.

– Все равно соврал, обманщик, но так приятно, я на 28 выгляжу, и так же где-то и есть, я проверялась, есть у меня знакомства там. Вот так-то, маленький мой обманщик. Все, все, я поняла, вот правая тебе нравится больше, а может, левая, обе, да, хорошо, только не останавливай, ой, как же хорошо, еще, еще, только чуть-чуть, а то я опять ничего не буду помнить от счастья.

Это она предупреждает в процессе меня, я же говорю – все понимающая.

Я постарался дать очень чуть-чуть, вроде, и вышло, как хотел или хотела.

Это напоминало просто очень мощный оргазм, но не более того. Поэтому она просто посидела немного и говорит:

– Все, все, не смотри на меня. Я уже все понимаю, а то опять убежишь, а я и поговорить хотела, и по делу надо немного.

Я остался поговорить, это надо, а по делу и тем более надо.

Дело, правда, было не денежное, но все равно, это как еще посмотреть.

Она мне передала, что сказали родители Марти и конкретно ее мать, и спросила, что сам думаю по этому поводу.

Что уже договорился с Марти, я говорить не стал. Зачем?

Поэтому ответил, что смотрю положительно и даже не против как бы, раз Натали Сергеевна просят и тем более советуют, а они плохого никогда не посоветуют. Чем вызвал слабую улыбку и очередное растрепывание моей шевелюры.

Поэтому мы расстались очень довольные, она только погрозила: «Ты смотри там», – и что она имела в виду?

– А, по поводу флаконов? – спросил у Натали.

В ответ: – Потом поговорим. Сегодня не до них мне, мой хороший.

Потом: – Иди уже, а то нет, оставайся, – и я с ее смехом вместе сбежал из класса.

Нет, я понял, что это была шутка, но в каждой шутке…

Глава 35

16.03.101 г. Шестница

Часть 1. Витоли-Сергей

Иду на свидание. Можете меня поздравить или посочувствовать. Иногда здесь и такое бывает и даже иногда как бы не чаще. Если парень из точки, а девушка из круга, например. Можно сразу сказать, парня купили и никуда он уже не денется. Можно и про любовь поговорить, но это будет скорее из области сказок, хотя этому парню многие и завидуют, и жизнь по крайней мере у него не будет бедной точно, но это такие местные наши реалии.

То, что мы оба из линии, это значит, что Марти сильно повезло или, скорее, может повезти, если что.

Хотя все будет от меня зависеть, – бью себя в грудь, – я мужик. Ну, молодой. Буду объективен.

Мы в равном положении с Марти, и ее родители на моих точно никак не надавят. Вот если есть некая такая Натали из круга, но я, вроде, ее не интересую больше, слава Всевышнему, видимо, нашли ей партию и получше Витоли, а то там был бы серьезный риск. Вот ее родители могли надавить на моих, потерей места службы и прочими неприятностями. Мне было бы очень не просто выкрутиться, без потери лица. Родители же Марти на моих ничем не надавят, связи все же не те, да и возможности отца Марти скромнее.

Поход-прогулка начался, не могу сказать пока, что прям такое свидание, с взаимных подозрений друг друга в…

Когда Марти предложила – пойти к ней сразу домой, я отказался, не то чтобы сразу забоялся (шутка) или, скажем, заопасался, что меня потащат в постель, но риск все же был такой, и сильно больше нуля.

Уложат в постель, и хрен вывернешься, а потом иди что-то доказывай. Ведь как тут быть с местными девушками, откажешься или не сможешь – позор, не мужик. Не дай Всевышний, сможешь, и хомут на всю жизнь, и таких хомутов как в конюшне для лошадей, блин, может, ну ее, или уже поздняк метаться?

Когда я сказал Марти, – а давай сначала зайдем в аптеку к отцу твоему?

Она в ответ, скажем заволновалась, – зачем я это делаю? – тоже боится чего-то, все мы под местным Всевышним ходим.

Она всего лишь покушать звала меня домой и все. Мы чуть там же и не расстались. Пришлось ее долго и в то же время мягко уговаривать и объяснять, что мне надо к ее отцу по делу, по очень важному и нужному, но это дело не связано с ней. Это надо только мне лично.

Она, недоверчиво:

– Правда?

– Да, говорю, Марти, ну что ты в самом-то деле?

На «ты» мы перешли по дороге, все-таки одноклассники – а будем выкать, будто на приеме, как в классе учили.

В аптеке была моя давешняя знакомая провизор, или как она там на местном языке называется – у-уу зараза жадная.

Она Марти знала, конечно, и сразу:

– Марточка, ты к отцу? Он здесь, у себя в кабинете.

Потом заметила меня и, видимо, тоже сразу узнала и засмущалась, – так тебе и надо.

Марти на нее подозрительно посмотрела, потом на меня, но по мне ничего понять не смогла…

Да я Натали как дважды обманывал, ну не дважды и всего раз только и то наполовину, но против нее Марти – вообще ясельный карапузик.

И мы прошли в рабочий кабинет ее отца.

А серьезно здесь все, рабочий кабинет, перед ним секретарь. Солидный с небольшими залысинами мужчина.

Только взглянул на Марти. – К отцу? – Потом на меня кивает. – С тобой, Марти?

Она только кивнула, и он нам открыл дверь. Прошли в большой, но не так чтобы очень, кабинет. Хозяин кабинета поздоровался за руку даже, пригласил сесть, спросил, что я буду пить. Однако как ему-то это надо.

Сказал, кофе.

Здесь растет такое дерево, где-то в халифате, вроде, правда дорогой напиток и не все его себе могут позволить.

Все пьют чай, в основном из Неметчины, и очень много разных травяных напитков. Причем общепринятых, у них даже названия есть свои устоявшиеся: Солнечный, Летний. Это разные напитки, еще Розовый – это как раз моя мама любит.

Принесли кофе, Марти тоже с нами пьет, маленькие такие чашечки всем троим. Сливки, сахар, кислики эти долбаные. Я отказался от них и пил маленькими глотками даже совсем без сахара, вкус чтоб не перебить.

– Хороший кофе, – я похвалил. Я такой дома лишь пил еще в той жизни.

Отец Витоли купил здесь как-то, вроде, и дорогой кофе, но не то, далеко не то. Я пробовал, мне не понравился, пустой какой-то, а этот был самое то – крепкий и душистый.

Спросил: – Любишь кофе?

– Да, – говорю.

– И часто такой пил? – он прищурился на меня.

Я посмотрел. – Такой – давно. Про себя думаю: «Ажно в другой жизни».

– Хорошо, если я тебе дам пачку, это мой подарок, это возможно.

Судя по открывшемуся рту Марти, это было что-то просто невероятное. После поговорили о школе, об учителях в школе, о моих родителях. Ну о чем малознакомые люди говорят. Уже собрались уходить, и я попросил поговорить его наедине.

Марти вышла, а на выходе очень внимательно на меня смотрела.

Словно спрашивала: «Ты же обещал?».

Да что она там боится за меня или все же больше за себя все-таки, наверное.

Отец Марти был удивлен, и сильно причем удивлен.

Когда остались мы одни, спросил меня:

– И о чем поговорить хочет молодой человек?

Мое предложение было простое, сначала я хотел у него скупать просроченные лекарства. Потом передумал: а зачем?

На первое время я найду сам. Потом он уже сам мне будет их давать на сдачу. Поэтому не стал усугублять, меньше знает, крепче спит.

Мое предложение, когда я ему предлагал лекарства по пять, натолкнулось на вопрос: «Откуда?».

Сразу объяснил: контрабанда. Откуда – не знаю, и особо выяснять не собираюсь, и вам не советую. Он только хмыкнул на это.

Обещают первую партию – десять флаконов. Пойдет, будет еще, нет, значит нет.

Долго торговались о прибыли. Сначала он и слышать ничего не хотел о половине, как минимум ему 90 процентов, потом, вроде, на 80 соглашался…

Потом уперся в трудности, что один, два, три флакона он продаст своим – это не проблема, а как, если больше?

Долго сидели с ним, не находя приемлемого решения.

Все упиралось в эти долбаные энерджазинские пояски гарантии. Такие тонкие пояски вокруг флакона и еще через пробку крест-накрест, не тронув какие, нельзя открыть флакон, а на пояске написана дата – до какого он годен и дальше все. Переписать дату невозможно, любые чернила на этой с виду бумаге оставляют страшные разводы, и вдобавок она начинает размокать даже от одной капли и рваться.

Вообще защита от подделки выполнена на самом высоком уровне. Уже почти отказался от своей затеи, и тут пришла мысль.

– Оптовые поставки если? – спросил я. – Как вы поставляете в больницы и госпитали или что здесь?

Он объяснил:

– Они берут много, сразу по две или три упаковки.

Это мысль, мы делаем свою упаковку. Не энерджазинов, а именно свою. Бумажную коробку и по бокам полоски обычной бумаги с печатью аптеки и все. На каждом пузырьке ничего нет, это оптовая поставка с одной датой. Поэтому ничего нет, когда много одинаковых, это не вызывает подозрений. Мысль требовала обдумывания, и по количеству выяснилось, в упаковке должно быть 12 флаконов, у энерджазинов двенадцатиричная система счета.

Там все по двенадцать или по шесть, если половина, но это редко.

Решил, хорошо, пусть будет 12 флаконов.

– И когда можно рассчитывать? – это уже мой новый деловой партнер.

Говорю:

– Ну или в восмицу, или уже в понедельник – это вам выбирать.

Он говорит:

– Хорошо, я передам через Марти, – вот хитрый жук.

На этом и договорились. Мой товар – его коробка, цена пять злотов пополам. Как выяснилось, по пять они и берут на таможне в порту.

– Почему такой большой навар? – я спросил.

Он сначала не понял, о чем речь, здесь принято говорить «прирост».

Объяснил:

– А знаешь, сколько выбрасываем просрочки? Брать сколько надо – этого никогда не узнаешь, а не хватит, потеряешь лицо. Поэтому всегда берут больше и теряют, как обычно.

Он горестно вздохнул, а я потер руки, мысленно только, конечно. Помыслил и сказал: «Можно еще я буду забирать просрочку?».

– Зачем тебе она? – подозрительное выражение лица.

Он опять подозрительно прищурился на меня.

– Понимаете, я, – вот торгаш, всех подозревает, – разговаривал, ну слухи. Но я хочу попробовать. Вода в этих флаконах особая, хоть уже и нет лечебного эффекта, но если пить чай, ну мне это сказали, – смущаюсь я, типа. Зачастил я: – Вроде, память улучшается.

Он похмыкал понимающе и сказал:

– Ладно, тебе слить воду или во флаконах возьмешь?

– Лучше во флаконах, а то понимаете… – делаю хитрое лицо такого же торгаша.

Он понял: мало ли что туда налить можно. В общем, «доверяй, но проверяй» еще никто не отменял.

Мне осталось шесть пузырьков найти просрочки и все.

А сейчас что там по плану у Марти? Обед, вроде, обещали мне, праздничный, ну-ну, сыр свежий, только завезли… в мышеловку.

Вышел от отца и увидел задумчивое лицо Марти.

– Марти, – говорю, – в чем дело? И пойдем, пойдем, – вытаскиваю ее из аптеки на улицу.

– Скажешь, о чем говорили? – она, с напряжением в голосе.

– Нет, конечно. Если отец захочет, тогда да, а по-другому – извини. Коммерческая тайна. – Придаю солидности лицу.

– О, а ты разве из торговцев? – удивляется на это Марти.

– Почему решила? – спрашиваю, а сам как слон доволен нашим с ее отцом соглашением.

– У папы, у него в шкафу есть папки. Они все подписаны «Коммерческая тайна»

– И ты их читала? – я, уже заинтересованно.

– Нет, я там только порядок навожу, а прочитать нельзя. Там печати на них, нельзя прочитать, чтобы не порвать печать.

– Понятно.

Думаю, в семье доверие есть, но только в плане уборки, а все остальное не для женщин – оно и правильно.

– Я раз, – продолжает Марти, – надорвала одну полоску случайно. Она упала и так получилось, но мне отец ничего не сказал.

– Ну говорю, ты же не читала.

– Да, правда, да и зачем это мне? – машет рукой равнодушно. – Пошли, а то там все остынет.

Обед был не чета моему домашнему. Во-первых, за столом за нами ухаживали сразу двое, один подносил, и служанка следила, чтобы ничего не пролить, и, там, убрать, подать.

Я даже немного застеснялся, а служанка прямо взяла и исчезла, я даже не понял, как и когда. Только кофейник поставила на стол и нет ее уже. Во, сервис – Марти все сама потом мне наливала. Когда налила кофе, уже пошли разговоры, до этого почти и не разговаривали, только жевали, все и правда очень вкусно, прямо тает во рту, дома у меня розалия эта уже достала, хоть и с мясом сможа.

Перешли в ее комнату, большую и светлую, все окна в отличие от моего дома были из белого и прозрачного стекла. Говорила в основном Марти, рассказывала про себя, как она жила, как у нее с подругами, чем она увлекается и что любит.

– Любишь стихи? – решил и я вставить хоть слово, а то и утопит в своих этих женских разговорах ни о чем.

– Да, люблю. – Марти сильно покраснела.

– Хочешь, почитаю? Только это просто стихи, понимаешь? – Специально объясняю, а то знаю я уже эти местные обычаи, спасибо Бригиде Петовне.

Прочел стих о любви – сделал предложение значит. Поцеловали в ответ – все, считай, уже женат. Поэтому сказал: «просто почитаю», как учили в школе, типа предупредил и ни в чем не виноват, если успеешь увернуться, конечно, от поцелуя. Это юморю я так, потому как мандражирую все-таки.

– Хорошо, – говорит, – я поняла. – Марти – мне: – Читай, пожалуйста.

Заметив в одноклассниках однажды, И Твой образ милый покорил меня. Ты как бутон цветущей розы И нежный аромат цветка. Ты так красива, слов не хватит рассказать про это, Стихов не перечесть о прелести твоей. Ты стала для меня принцессой, И стих про это в твою честь. Увиделся с тобой я у фонтана, Ты светом озаряла все вокруг. И звезды в небе темном затмевала Красой божественной своей. Что я могу сказать тебе? Желаю стать я другом самым-самым. Дарить добро, заботу, искренность свою. Ты для меня принцессой стала.

Я закончил стих, она долго смотрела на меня.

– Красиво сказал, – а потом, украдкой вытерла слезинку. – Где прочитал?

Ну не говорить же, на каком сайте, не поймут-с, дворяне-с они-с.

Говорю:

– В библиотеке. – Надо же хоть что-то сказать.

– Покажешь книгу? – вот пристала ко мне.

– Да не помню я уже, – отмазываюсь от сомнительного удовольствия похода с ней в библиотеку к Лирине.

– Ладно, а еще знаешь? – смотрит на меня, да черт его знает, как она смотрит, и жалость там, и надежда, и еще много чего намешано, женский взгляд – он такой емкий бывает.

– Знаю, – говорю. На память ни Витоли, ни я, вроде, не жалуемся.

Светлых волос упал на плечи локон, Как низвергается с утеса водопад, Волною бровь над пепелящим оком Подчеркивает твой волшебный взгляд. В его огне сгорает мое сердце, В глаз глубине на дно идет душа, Со мной такого не случалось прежде, Мне без тебя труднее все дышать. Вкус твоих губ вина любого крепче, И запах твой сильней любых духов, Звезду с небес достать гораздо легче, Чем вырваться из пут твоих оков. И не встречал я никого прелестней Среди живущих ныне на Этелле, Я только это называю счастьем — С тобою рядом быть, любовь тебе дарить.

Вот тоже хороший стих… – и замолчал. Потому как Марти сидела какая-то задумчивая и плакала. Вот что делают хорошие стихи – и волосы у нее светлые, и тут до меня дошло. Светлые волосы и локоны… То, что я все под местные реалии переделал – это понятно, но ведь вылитый ее портрет получился, черт, черт.

Конечно, можно и дальше трепаться, что я в библиотеке нашел и даже если нашел, то выходит, или специально подбирал, или переделывал чьи-то ради нее.

Хорошо, что предупредил, что я просто читаю, или уже все равно теперь? Примерно это я и увидел в ее глазах.

– Тоже в библиотеке прочитал? И не помнишь где? Обманщик, но все равно хороший. Поцеловать можно? – сама красная уже вся.

– Можно, – Ну вот и женили меня, считай.

Поцеловала в… щечку. О, я балдею, и по тому, что она и как вся зарделась, я понимаю, что для нее это в щечку, круче, чем… чем для меня будет в губки, в десять раз.

Она еще не… ну совсем девочка, пришлось обнять, не то чтобы не приятно. Приятно, конечно, немного не привычно, что ли. Привык действовать быстро и нагло, вон как с Бригидой или…, а здесь вот еще бутон, и я весь такой потасканный жизнью, хоть и еще прошлой жизнью. Это я не знаю, как роза на ферме, во-во, как-то даже не знаю, как и вести себя с ней теперь.

Вытащить Витоли – так он же слова не скажет, мычать будет, а мне, вроде, и прикоснуться к ней стыдно, старый я, хотя, наверное, это все в прошлом, и нечего его, то прошлое, тянуть сюда, но это я рефлексирую что-то немного, и не по делу совсем.

Вдруг вижу – она опять плакать сейчас будет. Думаю, что не то, и вдруг понимаю. Девушка из последних сил держится, тебя, дурака, пригласила, стесняется, а ты ведешь себя как плебей и чурбан неотесанный в одном лице. На свидание зови, балда, в парк, там, в город, да куда-нибудь хоть, иначе обидишь на всю жизнь девушку.

Приглашаю прямо сейчас, она и соглашается, кто бы уже сомневался в том.

Пошли. Собралась для девушки буквально мгновенно.

– Сумку оставляй, ты же меня проводишь обратно.

Хитрая какая, куда я теперь денусь – с подводной-то лодки. Как, однако, в сети затягивают, вроде, все сам делаешь и в то же время все предопределено или подстроено заранее. А еще говорят, что здесь все мужчины решают. Вот, считай, уже один такой мужчина и все нарешал.

Хотя можно еще соскочить, – задумался я крепко, – но ведь не хочется.

Пошли в парк – а куда еще идти, и недалеко, если что, и природа какая-никакая там имеется. Я в нем и не был почти никогда, не то чтобы совсем, но как-то не пришлось вот, далековато я живу. Проходил через него пару раз и все, хорошо, сегодня сухо немного и прохладно, но хоть дождь не идет.

В это время, кстати, частенько дожди здесь идут, это вместо снега, видимо. Ходим по парку, здесь много тропинок, и меня целенаправленно ведут к вон тем дальним аллеям, и я даже уже знаю зачем.

Как все предсказуемо, когда уже было неоднократно. Когда мы свернули на боковую дорожку и стали у дерева типа тополь, не знаю, похож он на него, местное название не помню, а память трясти – не то сейчас состояние и настроение у меня.

Марти опять завела разговоры о цветах, луне или лунах – их здесь целых две штуки, Луна и Селена – мечта всех влюбленных и вдвойне даже. Потом встала ближе, и мы поцеловались, это банально, но приятно, скажу я вам. Вот честное слово, а учитывая, что это бутон розы нераспустившийся, как по мне, то и вдвойне приятно и даже как-то затягивает. Не умеет она, конечно, ни черта, но это, может, и тоже имеет какой-то такой, ну не объясню я это.

И на этом самом месте – ну что за жизнь, почему такие люди находятся всегда и во всех мирах даже? Будь другое время или хотя бы через полчаса, я им бы и золотой дал, не пожалел, чтобы только отстали или и не приставали, но нет, надо сейчас все испортить и опошлить первое свидание у девушки.

Выходят двое и еще один, причем двое спереди, мерзко хихикая и ухмыляясь, а один – сзади и уже молча.

Откуда про заднего знаю?

В глазах у Марти увидел его отражение. Вот он уже замахивается, а она в ужасе распахивает глаза еще шире, хотя и до этого казалось, куда уже больше.

Дальше я не думал. Действовать начал на одних рефлексах. Отталкиваю ее в сторону, чтобы с дороги убрать ее и не мешала мне, немного или много грубо, но там земля мягкая, не убьется, думаю, если что, я надеюсь, и ладно. Может, поцарапается только, но ничего, не смертельно это, а мне пока немножко некогда ее аккуратно укладывать и с извинениями. Сам чуть в сторону и назад.

Вот не те типоразмеры у меня сейчас, но мозги подстроены или подстроились уже. Ломаю руку уже почти без усилий, это просто, если знаешь, как это делается и опыт есть, да и противник тебе еще и помогает в этом своими неуклюжими действиями. Затем шею – уже, скорее, по привычке, мало ли на что способен тренированный боец, пусть и со сломанной рукой, а мертвец, даже если он и супербоец, уже неопасен совершенно.

Черт, черт, тело-то не тренированное, мало того, что дико тормозит, так и дыхалку сбил, работаю на одном адреналине.

Вот вышло не очень красиво, но этот задний не ожидал, видимо, и этого. Перехватываю его дубинку, уже у покойника, он ею себя же и по ноге заехал. Ну ему уже все равно, и бью того, что с ножом, как самого наиболее опасного сейчас для меня. Пока он в ступоре, и не спохватился, и не начал реагировать должным образом.

Второй его напарник, открыв рот, в удивлении смотрит на все происходящее. Потом отмирает и кидается, скотина этакая. Правильно, от меня и к Марти, вот же сволочь. Брать заложника, вот бандитская манера боя.

Действительно, грамотно, если я такой прыткий, то только бежать или вот заложницу брать. Однако он не учел одного, нож-то у его напарника теперь свободен, и он уже, считай, у меня.

Это я просчитываю сценарий схватки сейчас.

До Марти ему еще пять шагов идти, хоть и бегом, ну пусть уже четыре, а мне до ножа, если что, только два.

Вот когда он ее и хватал за грудки, и получил подарочек от меня в шею. Чуть не промазал, зараза, навыки-то старые, а тело новое почти или совсем, и никак не тренированное, и немного непривычно мне в нем с размерами.

Я только и боялся Марти задеть ножом. Потому бросал чуть правее, баланс так себе у ножа, но ведь недалеко и тяжелый он, потому хорошо вошел, даже кончик спереди вышел, хоть не порезал ее там.

Он на Марти и упал, уже будучи трупом, и закрыл ее от меня, мне ничего и не видно.

Как она закричала при этом, пришлось быстро сбрасывать его и проверять. Нет, ничего с ней не случилось, там всего на пол дин вышел кончик. Просто он упал на Марти и под своим весом, но, вроде, не сломал ей ничего, пусть и нечаянно.

Вроде, нет, – проверяю еще раз, – она, видимо, только испугалась сильно, но это пройдет и поправимо.

Вот же прогулка вышла у нас, еще та. Марти вон всю трясет, как… как я не знаю. Положено по щекам бить в таких случаях. Не знаю, не поймут здесь меня за такое дело. Делать нечего, целую снова, тоже ведь неплохой способ. Она пытается вырваться сначала, видно, ничего от страха не понимает, кто и как ее, значит, целует.

Потом водит по мне глазами, вроде, осмысливает и начинает целовать в ответ сама.

– Живой, живой, я сильно, сильно боялась, я виновата, виновата это, этого здесь никогда не было такого ни… ник… никогда не случалось, ой, – и начинает плакать на мне, тихо, но ощутимо вздрагивая всем телом.

Я сам стою, держу ее, а сердце в груди бухает как молотом, встряска для этого тела еще та получилась.

Краем глаза замечаю движение и людей. Вот один, вот еще двое, вот свистит стража.

Вот подходит стражник.

Представляется нам:

– Капитан Этихо Хонес. С кем имею честь?

Потом, приглядываясь к нам:

– Э, Марти… Кастело? Извините, ради Всевышнего. Кто это с вами, и что здесь произошло? – Дальнейшее, конечно, чем-то напоминало то же, что и дома.

За одним исключением. Трупы никуда не увезли, просто раздели прибывшие стражники. Потом приехал еще более высокий чин, видимо.

Стал прямо здесь составлять протокол, что характерно, ни одного документа не спросил с нас вообще.

После осмотра и описания нас на паровичке стражи отвезли домой, извинились, сказали, что обо всем будет доложено нашим родителям. Для этого только спросили еще и мой домашний адрес и все на этом.

Да, вот это расследование.

Марти всю дорогу сидела у меня на руках и слезать в паровичке на сиденье рядом даже и не подумала.

– Я боюсь, нас чуть не убили.

За всю дорогу другой фразы она и не сказала больше. У нее дома стоял крик, шум, сначала кричала ее мать, потом, вроде, затихла, в обморок, вроде, упала.

Потом вокруг засуетились слуги, может, их и немного было, но я, по-моему, был ими как окружен.

Меня увели на второй этаж в какую-то комнату. Раздели, все забрали, даже обтерли и дали халат, сказали: «Новый, чистый и извините, что не по размеру». Когда, все успокоилось, и тут нарисовался отец Марти.

Он зашел весь бледный, взгляд какой-то рыскающий, правда держится мужик, вроде, нормально, молодцом. Начал:

– Может, пройдем в кабинет?

Прошли в кабинет. Я в халате, он в костюме, а что, мое все одеяние в крови, если че, причем я не виноват, а это все Марти, ее тот бандюга облил всю своей кровью, а она в процессе моего ее обнимания всего и извозюкала.

Вот сижу, зашел слуга.

Отец Марти:

– Мне стакан коньяку.

То, что это было что-то необычное, я заметил по взгляду слуги. Как он метнулся куда-то вбок и вернулся. Слуга был, видимо, очень удивлен.

Посмотрел на меня, а я что, мне тоже стресс снять нужно, не каждый день я вот так по трое на тот свет отправляю, да еще и без подготовки, хотя третий, вроде, жив остался. Пусть допрашивают, что там и как.

Мне тоже две меры (мера – 45 грамм примерно). Вон он себе четыре забабахал, ну он отец Марти, да и взрослый все же мужик.

А ну, такие известия и чего они, те уроды, хотели. Ведь если ограбить, зачем убивать и тем более сразу. Ведь судя по размеру дубины, вряд ли я бы выжил после нее.

Слуга вышел, мы выпили не чокаясь.

Здесь был этот обычай. Видимо, тоже травили когда-то друг друга дворяне. Посидели. Тело стало немного подрагивать, отпуская, не то чтобы сильно, но Витоли я передавить уже не могу, видимо, начался отходняк.

Как ни держался, тело плыло и руки мелко и противно подрагивали. Пришлось спрятать под стол, правда, боюсь Кастело уже все заметил.

Ну мне что, я ребенок, мне можно, а ну три бугая здоровых. Правда на бугая они очень не тянули, довольно щуплые были, но Витоли и одного хватило бы, если что, за глаза, я думаю, с его-то навыками в боло, но там только ноги, если что.

Кастело посидел:

– Я понимаю, тебе не до того, но, понимаешь, оставайся сегодня, я не могу тебя выпустить… без одежды, извини, и в таком состоянии, понимаешь.

Что это он, а?

– О, – он замолчал, – как тебе объяснить? Она моя единственная дочь, и вот такое происшествие, понимаешь. Мне передали, что на нее напали в парке, когда вы там были. Там всегда было тихо, до этого случая. Дочь там даже сама раньше, да что раньше, она вчера там с подругой была. Она любит гулять, и вот как же такое случилось? До темноты ведь всегда там тихо было, центр и стража всегда рядом. Как же это? – это он как бы сам с собой разговаривал, тоже от стресса, видимо, отходил.

Язык его уже плохо слушался, но что он говорил, я тоже не слышал. Я уплывал куда-то, все-таки тело не мое и детское еще. Помню, несли меня куда-то, и мать моя меня осматривала. Может, это мне и привиделось, конечно.

Очнулся, лежу на огромной кровати, и за руку меня держит Марти.

– Доброе утро, спаситель мой.

Вопросительно смотрю. Она достает флакон, демонстративно рвет полоски и выливает в маленькую чашечку.

– Пей, спаситель.

Я пью, по телу расходится волна тепла. Крепкое, двухмесячное не пожалели. Словно в подтверждение:

– Я уже выпила. Одежда вот, родители тебе привезли, одевайся, я выйду, или, может, чем помочь?

Вот дразнится, проказница мелкая, уже отошла от вчерашнего страха. Это хорошо.

Переспрашивать она не стала и вышла. Когда меня перенесли, ничего не помню. Оделся, отца не было и матери тоже.

Передали записку: «Сынок, мы все на работе, срочная, извини, будем вечером, никуда не уходи, будь там». Подпись. «Твоя мама».

За столом сидели все. Отец, мать и сама Марти ждали меня, чтобы посадить за стол. После взаимных расшаркиваний приступили к еде, или правильно будет – трапезе.

Еда – это у меня дома. Здесь трое слуг сновали с блюдами, платочками тарелочками. Хорошо, на кофе они все исчезли, можно стало хоть дух перевести. Отец Марти – его звали Видэл Сезови, он мне представился в аптеке еще:

– Я, – говорит, – вчера был, вел, это, недостойно, но меня оправдывает, что я испугался за свою, мою дочь, поэтому прими сегодня… – как оно меня все достало и забодало.

Пришлось весь кофе изображать героя и выслушивать эти словоизлияния, и, когда он закончил и я хотел перевести дух, но все началось по новой. Начала говорить уже мать Марти Иветт. О, это было долго, правда, почти без повторов, но я все равно устал, уже даже кофе пить не хотелось. Наконец она выдохлась.

Вот не понимаю, ну защитил я ее, но я же и себя защищал по большому счету – какой же я герой. Правда потом я подумал, что в принципе мог ведь и сбежать, хотя нет, дворянин с девушкой не сбежит, это аксиома тут.

Это понял и тот, третий, поэтому он и не стал удирать, а рванул к Марти, надеялся взять заложницу, вот такой расклад был у него, а я тогда не просек эти дворянские местные заморочки.

Потом меня пригласили в кабинет, вот опять начинается марлезонский балет, уже третья часть.

Часть 2. Видэл Кастело

Видэл Сезови Кастело

Видэл Сезови сидел в кабинете и подсчитывал возможный прирост и текущие убытки. Между делом и обдумывал новые предложения, были и они, и очень заманчивые были. Купцы из халифата предлагали ткани, под видом травы «косички» шли рулоны тканей. Контрабанда, конечно, но цена больно хороша, и он теперь думал, брать – не брать, прирост, вроде, хороший будет, вот стоит оно того – рисковать ради или нет.

Самое смешное другое, ему сегодня предложили контрабанду того, что он считал в принципе невозможным.

Энерджазинов товары шли через порт и только через главную имперскую таможню, и вот ему предлагают флаконы, еще бы «листики» для влюбленных предложили, но те вообще под строгим учетом и расписаны, можно сказать, на годы. Флаконы шли в коробках опечатанные. На флаконах этих энерджазинов контрольки с датой, и вот предлагают просто лекарство без маркировки, без даты, но… с гарантией.

Будь это кто угодно другой, можно было посмеяться и отправить господина, «как его там» в добрый путь, но предлагал Витоли Вилесс, и здесь было одно большое но или уже два.

Первое – его дочери он нравился, и, самое главное, она говорила, что он, вроде, тоже не против их возможных будущих отношений.

Дочь на днях похвасталась, что пригласила, и он не отказал, – молодец девочка растет и думает о своем будущем уже сама.

Это все, сильно нуждалось в проверке, все-таки он дворянин и, не из богатых, но и не бедных, мать и отец – господа-специалисты. Партия для его дочери очень и очень, даже учитывая ситуацию с мальчиками или собственно ее как раз и учитывая…

На этого Витоли заглядывались люди и повыше Кастело рангом, он это знал. В школе все давно распределено, и, в десятом классе еще не очень-то, но уже в одиннадцатом классе все точно знают, кто за кого и даже когда.

Ну за исключением таких скандалов, вроде как с Толини Хоникером, но это скорее исключение, подтверждающее всеобщее правило, мальчики распределены уже все или будут, и в самое ближайшее время.

И вот этот Витоли приносит флаконы, нет, хорошо, не сами флаконы, а только обещание их достать и принести, но и то это нонсенс.

Причем с гарантией – в случае чего, возврат, вот это и удивительно. Может быть, имперская СБ подсуетилась, но там есть у него знакомства, и нужные люди уже сказали бы, если что и как. Значит действительно контрабанда.

Надо же, даже имперскую таможню обходить научились, интересно кто. Этот Витоли дружит с одноклассниками, играет в свое боло и все на этом, как считал сам Видэл до сегодняшнего дня. Последнее время из-за плохой успеваемости наняли ему, репетиторов.

Вот тоже проблема – неуч, пока не большая, но вдруг – не хотелось бы для единственной-то дочери.

Ну это посмотрим, если надо, и я помогу. Не отвлекаться, думаем, откуда флаконы. Знакомства случайные – не думаю, тогда пришли бы ко мне или к этим конкурентам – Сатану или тому же Хиноку. Товар ходовой уйдет с руками и сразу. Значит, это знакомства Вилесс личные. Раз сам пришел, значит, не родители, те вряд ли послали бы сына, больно он молод для этого дела. Значит, сам пришел.

С кем он последнее время знаком? Это учителя Бригида Петовна и Натали Сергеевна, его и репетиторы они, кстати.

Первая – молодая девица, но с весьма богатым прошлым, да и настоящее довольно бурное, но проблема. Она бедна, живет в общежитии, и, по-моему, никого нет у нее. Отбрасываем, вряд ли это она, она сама бы ко мне пришла, скорее, с таким товаром.

Теперь Натали Сергеевна. Это темная личность, по слухам, фаворитка самого императора Владена, вроде, он ее бросил, когда она влюбилась в какого-то пирата из халифата…

Вот оно: пираты, морские пираты. Точно, это ее связи, не важно как, но через нее идет товар. Действительно, здесь лучше не лезть. Не знаю, разлюбил ее там император или нет, но можно огрести неслабо от милард – то, а вот флаконы – это ее точно. Почему без маркировки? Вероятно, рвут, чтобы ниточки не нашлись.

Откуда? Это меня уже интересует в последнюю очередь.

Будем брать, а там посмотрим.

Пока обдумывал, без стука вошел секретарь.

– Простите, милорд, на вашу дочь напали, она в парке была, жива, не волнуйтесь, больше ничего не сообщили. – Коротко доложил.

О, Всевышний, как же это, что она там делала, и как это – днем напали?

Пока ехал, понял. В парке гуляли. Гуляли – это с Витоли, и это нападение, но парк – чистое место… всегда было, по крайней мере до сегодняшнего дня. Откуда же нападение?

Пока доехал, дочь с Витоли стража увезли ко мне домой.

Знакомый капитан, мы иногда вместе семьями отдыхаем в ресторане, там связи да и просто поговорить. Поведал, что все в порядке. Она жива, только сильно в крови. Пока непонятно, в чьей, вроде, не ее, но за доктором, если что, послали, вы не волнуйтесь.

Немного поговорили, отчет, он сказал, пришлет вечером.

Откуда эти люди?

Выяснилось, что это сбежавшие солдаты. Их переводили в наказание в порт в мореходку, и в городе должна была охрана меняться. Вот они во время смены охраны и сбежали с вокзала. Половину перебили на месте, часть переловили, а пятеро сбежало. Трое вот лежат, а двоих еще ищут.

Я уехал домой, всю дорогу думая. Напали солдаты – это не простые карманники или мелкие грабители, что даже карманы выворачивают прохожим с извинениями. Как же он справился с ними? Странно, но спасибо ему за это.

Если бы не он, страшно подумать, пока приехал, а как приехал – еще хуже. Мне показали новую шубку дочери, ее белую шубку, прилично стоящую, между прочим, полностью залитую кровью. Как я устоял, жену уже давно отнесли наверх. Она потеряла сознание от такого зрелища, да и я был на грани.

Прошел наверх, увидел Витоли. Мой новый халат висел на нем как на вешалке, но это даже улыбки у меня не вызвало. Пригласил его в кабинет. Хотел, чтобы он рассказал и прояснил, что произошло в парке.

Заказал себе четыре меры коньяка. Это много от обычного, старый Марсус даже взгляд отвел, настолько был удивлен, но мне надо было, чтобы прийти в себя, а одной меры, боюсь, будет маловато мне сейчас.

Спросил, что будет Витоли, знаю, он любит кофе, но, может, ему легкого вина предложить. Потому как такое нападение на, считай, детей, ребенка.

Он меня удивил, коньяк – две меры, это да. Для детского организма, в другое время я воспротивился бы, но не сейчас и не ему тем более.

Выпили, он стал рассказывать. Потом, смотрю, у него тоже дрожат руки, пальцы, и он теряет сознание.

Быстро пригласил Марсуса и еще слуг, они его обмыли и уложили в гостевой. Он даже не проснулся, приехали вызванные родители Витоли. Им тоже долго объяснял, как и что случилось. Боюсь, они ничего в итоге не поняли, то ли я так объяснял, то ли и сам не все понял, и вот такая путаница получилась.

Будить сына они не стали. Мать Витоли зашла, посмотрела и вышла, ее муж в дверях просто постоял. Попросила не обижать ее сыночка, – сказала: «Он еще маленький у нас».

Мы с ее мужем только хмыкнули на пару на это заявление, и они уехали.

Потом приехала стража, сам капитан Этихо Хонес с докладом. Спрашивал, кто у меня в охране у дочери. Видимо, волнуется на будущее. Говорю: «Ну есть пара человек». Крякнул: «Да, профессионалы всегда нужны», – отдал доклад и уехал.

Ничего не понял: при чем здесь моя охрана? Она только в выходные дни и то не всегда. Правда сейчас, видимо, надо всегда, пока не поймают всех тех беглецов, надо вызывать. Почитаю доклад что ли.

Так, сбежавшие два солдата и сержант напали на пару дворян. Были убиты в процессе нападения, один оглушен, но в процессе неаккуратности стражи он умер. Последний из нападавших, сержант, убит ножом в шею.

Доклад короткий, это не пространственная запись для стражи, где прописывается, под каким углом вошел нож и в скольких сантиметрах до дерева лежит голова и с какой стороны. Это доклад семье пострадавшего.

Читаю еще раз. Два убиты, один – ножом, второй – неясно, но убит и третий. Ну это мне понятно, сама стража и добила его, чтобы не заморачиваться с судом. Это иногда делают, когда дело ясное и свидетели уже и не нужны. Да и сама стража, видимо, немного виновата, но кто же их убил?

Капитан посчитал, что моя охрана.

Может, у Витоли есть охрана? Нет, не похоже. Это дорого, даже для меня дорого. Кто же? Сам Витоли – троих солдат, из которых один – сержант? Да это звери, убьют таких Витоли десяток, не запыхавшись. Кто же тогда?

Ладно, спрошу утром у него… мда.

Глава 36

17.03.101 г. Седмица

Часть 1. Видэл Кастело

Видэл Сезови Кастело

Утром дожидаюсь пробуждения нашего героя и хочу узнать, кто же им помог.

Марти налил флакон свежий двухмесячный, ей надо отойти от шока. Дал еще один.

– Отнесешь своему спасителю, не рви смотри, поняла?

– Хорошо, папочка, да, да, я все понимаю.

Ушла.

За столом я его поблагодарил тепло и от души, хотел и больше, но мне показалось, что ему это не понравилось, не то чтобы против, но не понравилось.

Особенно когда стала благодарить моя жена, он внимательно слушал… и перевел дух, когда она закончила говорить.

Да, не любит, когда благодарят. Странно, должен радоваться. Пригласил его в кабинет, он, сразу заволновался, но пошел. Не отошел, наверное, еще. «Что сегодня будешь пить? – спросил с улыбкой. «Что, – думаю, – скажет на это?».

Пожал плечами:

– Кофе, если можно.

– А коньяк? – я уточняю.

– Я несовершеннолетний, мне нельзя, – разводит руками.

Напоминать, что вчера было, я не стал.

Попили, посидели, помолчали.

– Понимаешь, Марти, моя дочь, в любом случае, я должен выразить тебе благодарность, – начинаю не спеша. Говорю, не спеша облекая мысль в слова. Мысль новая. неприятная. Если он откажет моей дочери – по закону не может, конечно, есть воля родителей, но вот какая штука – долг жизни, и его на родителей уже не перенесешь.

– Зачем? – Отвлекся, демон, но продолжим.

– Ты же спас мою дочь, – это же естественно, я не понимаю его немного.

Он посмотрел долгим взглядом и совсем не детским, пусть да, и не юношеским взглядом, и переспросил:

– То есть вы бы не поступили аналогично в моем случае?

О как сказал.

Приходится быстро извиняться и не подымать больше этого вопроса совсем. Ведь, действительно, если я благодарю за то, что все должны делать. Я сомневаюсь. Это недостойно меня как дворянина. Ведь выходит, как бы я сам не очень благороден, не дойти бы до дуэли с такими благодарностями.

Поэтому пьем кофе, молчим. Спрашивать я уже стесняюсь, как выясняется, благодарностью можно и обидеть, а это мне вдвойне неприятно.

Он спас мою единственную, мою кроху кровиночку, чтобы как-то замять возникшую паузу, говорю:

– Партию можно привозить в пятницу.

– Хорошо, – кивает, видно, обрадовался.

– Деньги сейчас могу отдать.

– Нет, не надо. Потом или можно даже после реализации.

– Хорошо, получишь сразу. – Я не думаю, что здесь будет обман, мне уже не важно, что, я согласен выкупить, просто не думаю об этом, что это важно и будет много. Максимум пять или шесть раз, не разорюсь, если что, а жизнь дочери, а возможно и ее счастье, стоят дороже, намного дороже.

О, он уходит, кто помог, я так и не узнал, да это и не важно мне это сейчас. Может, тот же капитан, просто не решился сказать мне, это же их прямая вина – что сбежали преступники.

Часть 2. Марти Кастело

Марти Кастело

Пригласила Витоли, он мне давно нравится, но я стесняюсь к нему подойти. Правда он со своим боло, но это, я думаю, временно, все мальчики такие, любят бегать и даже драться, фу. Вряд ли он захочет им всю жизнь заниматься, не думаю, что он такой.

И вот он согласился, как бы согласился, но он такой непонятный стал. Пока шли, договорились говорить «ты» друг другу.

Я сразу позвала его домой, а он – не понимаю его, – вдруг сказал, что ему надо в аптеку и к моему отцу зайти надо.

А что я сказала такого неправильного?

Я на обед звала и вот старалась, чтобы хорошо и красиво все было первый раз у меня, у нас.

Может, он плохое про меня подумал, думал, что я, ой-ой, но я же ничего такого, как он мог?

Уже хотела отказаться и сказать ему, пусть уходит, если он такой, и про меня, как он может такое даже думать. Я не такая, совсем не такая, вот… Но он все равно пошел в аптеку к отцу.

О чем он будет с ним говорить?

Может, познакомиться хочет, наверное. Правильный какой, никогда бы не подумала, это раньше положено было. Надо разрешения у родителей спрашивать, неужели и его воспитали, как в старину?

Мне родители рассказывали, интересно-то как.

Вошли, в зале аптеки сейчас сидела Карула, я их всех здесь знаю по именам, она обрадовалась мне сразу.

Спрашивает меня – я к отцу? – потом глянула на Витоли и глаза вниз сразу опустила. Это где она его видела, как-то не поняла я что-то…

Посмотрела на Витоли, но он как и не заметил ее, может, мне показалось.

Прошли к отцу. Решила похвастать, кофе его угостить, я его очень люблю, но нечасто пьем. Он дорогой, и сильно, так папа говорит. Плохой папа не берет, а это дорогой сорт, он не всем предлагает его, но Витоли предложил, потом спросил, пил ли Витоли такой.

Витоли сказал – что да, пил.

Да, у Витоли тоже родители хорошо зарабатывают. Я люблю вот с кисликами. Витоли пил вообще даже без сахара. Как он может, горько же – бр-р. Хотя вкус, наверное, послушать – лучше без сахара будет, мне папа советовал, но я не могу все равно.

Потом отец подарил ему целую упаковку такого же. Вот это да. Она же сто или 120 злотов стоит. Витоли, правда, только «спасибо» сказал, или он не знает цен – скорее всего, или он пьет такой каждый день, но сколько же его родители зарабатывают тогда.

Разговаривали сначала о школе, потом перешли на погоду.

Ясно, нам надо уходить. Это я выучила уже у папы, если о погоде речь зашла, надо уходить значит.

Я собралась уходить, и Витоли попросил поговорить с папой наедине.

Ну я ему даже объяснила уже все. Мне обидно стало, ну что он так со мной поступает. Но он все равно остался, вот настойчивый какой.

Разговаривал он долго-долго. Я уже хотела даже зайти его и поругать. Потом подумала, что вдруг его отец в чем-то убеждает, а я им сейчас помешаю нечаянно. Точно, и я не зайду, я молодец и выдержанная, все-все, сижу и жду его здесь.

Выходит. Я: «О чем говорили?» – спрашиваю, ведь интересно же.

Он мне: «Коммерческая тайна».

Какая тайна? Это папа вечно со своими этими купцами только и разговаривает про всякие товары и сколько что стоит и это зовется у них «коммерческая тайна». Вон дома все папки в шкафу лежат, не протолкнешься. Когда пыль протирать, очень неудобно.

Витоли мне говорит:

– У отца спроси, он скажет.

Да он про дела со мной и не разговаривает никогда.

– Пошли, пошли домой, я там такой обед нашего повара упросила сделать сегодня. Он нас уже заждался, а я тут тайны какие-то расследую непонятные.

Я так торопила Витоли, что даже стесняться забыла, потом вспомнила вот…

Да, умеет повар у нас готовить, да и Витоли понравилось, потом пошли ко мне в комнату кофе пить и разговаривать еще.

Первый раз такое у меня с мальчиком, у меня только Валери была и еще пара подружек, но это когда они с родителями на праздник к нам приходили.

Я стесняюсь, прямо сильно стесняюсь, хорошо, я в лекарственных травах многое понимаю, папа мне рассказывал и книги у нас по ним есть всякие.

Я чай попросила служанку из них сделать, такой специальный отвар, и сейчас, вроде, спокойно себя чувствую, но и все равно волнуюсь немного, никогда такого не было со мной.

Раз всего к Витоли в классе подходила, и то там подружка моя Валери больше говорила с ним. Она же меня и подговорила, чтобы я договаривалась, как страшно тогда было мне, а потом и стыдно еще после, у-уу как сильно.

Наговорились, потом он мне стихи согласился читать. Я так и обмерла, ведь это предложение значит, а я и не готова – и что делать?

Но он сам сказал, как учили в школе, что он просто почитает, и все это просто стихи, и все ничего не значит.

Я решила, пусть почитает, интересно, хорошие или какие.

Мне Валери читала, только они какие-то очень плохие были, временами смешные, а часто непонятные, и мне не понравились они совсем. Там столько всего стыдного было в них. У меня подружка такая, ничего не боится. Она даже целовалась с кем-то, вроде. Не признается только с кем. Это, говорит, моя и только моя тайна.

Врет поди, а вдруг и правда, а я и нет, никогда, а с кем? Я ни с кем не хочу, вот с Витоли, может, но он… и страшно все равно мне.

Я стесняюсь, стесняюсь, и чай этот дурацкий… не помог мне совсем никак. Витоли стихи прочитал хорошие, я даже глаза протерла прямо, такие стихи, – где он их отыскал?

Спросила его чьи.

Сказал, в библиотеке нашел – что за мужчины? Ни автора, ни как книга называется, – ничего никогда не помнят.

Потом еще стал читать уже сам. Я слушала и поняла: это не в библиотеке, это он сам, и про меня. Я даже слезы не вытирала – какой же он, и стихи пишет мне, вот он какой, а еще говорили, одно боло у него на уме. Какое боло – ведь это про меня стихи. Как он меня назвал? Принцесса, ах.

Я все-таки решилась и его поцеловала в щечку. Боюсь, боюсь его, вот глупо, но, я все равно боюсь, а он хороший, пригласил меня в парк погулять.

В парк я сама, правда, сказала, он просто меня погулять звал. Я надела новенькую шубку, мне ее папа недавно только подарил, такая вся белая-белая и пушистая-пушистая. Гуляли мы долго, и он снова мне что-то рассказывал, а я увела его с дороги, а то людей что-то много здесь. Я стесняюсь, и вот стоим мы вдвоем только. Он все ближе и ближе ко мне, и вдруг я вижу – из кустов огромный мужчина – бандит, точно, наверное, потому что с дубинкой выходит и как размахнется по Витоли.

Меня Витоли сразу на землю откинул, я даже ударилась сильно, и что-то там стал делать. Я не поняла, а потом смотрю – ко мне с ножом еще кто-то, и упал на меня, и ножом, наверное, меня зарезал. Кровь как полилась – мне очень страшно стало. Я прямо кричала, кричала, и вдруг вижу – это Витоли, – и чего я тогда испугалась?

Они, наверное, остальные, его испугались и убежали, а он меня прямо стал там целовать. Я даже не стала кричать, только кровь, много, много очень крови было. Я объясняю: меня этот с ножом, но Витоли сказал, что это не моя кровь, это этот бандит упал и поранил сам себя и кровь с него набежала на меня. Ужас, а если бы меня?

Я читала, от ножа и умереть можно. Потом пришли стражники и увезли нас, а я сидела на руках, на коленях у Витоли – ну и что, и даже не слезала вот, а то еще кто нападет, а мне страшно, а с ним мне ничего не страшно, Витали самый сильный и смелый.

Потом пришел отец, он был весь бледный и все меня обнимал и спрашивал: «Как ты, доченька?». Я сказала, что все убежали, а один своим ножом порезался и меня вымазал кровью.

Я все ему рассказала, правду, как было дело там.

Папа с Витоли ушли в кабинет, а Витоли одели в папин халат такой смешной, а потом из кабинета его унесли. Как странно, спросила, что случилось, он объяснил, что Витоли устал и испугался… за меня.

Его обмыли слуги и положили в нашей гостевой. Я тоже тогда пошла спать.

Утром мне мама дала лекарство выпить.

Это крепкое, энерджазинов флаконы, и еще Витоли отнести, я и отнесла, но он все еще спал. Я взяла его за руку и держала до самого, пока он не проснулся, а когда он проснулся, сказала, надо выпить, и при нем, чтобы ничего не подумал, открыла и налила в чашку. Он спасибо сказал мне и повеселел сразу.

Я говорю:

– Помочь одеться?

Мне правда страшно стало, а вдруг скажет: «Помоги», и что мне тогда делать, но он тоже застеснялся меня.

– Я сам, – отвечает.

Ему одежду родители вчера привезли вечером, когда он спал уже. Утром мы все собрались, и папа его поблагодарил, что он спас меня.

Правда все бандиты умерли, оказывается. Странно, я думала, только один, что на меня напал, а и ладно, так им и надо, не будут на честных людей, на нас, нападать. Потом они еще что-то опять разговаривали в кабинете и все. Родители ушли, а мы остались вместе с Витоли.

Я позвала его к себе в комнату, а что, мне можно, он не девочка, ну и что, у меня здесь тайн и нет никаких. Правда вещи и колготы вот раскиданы немножко. Я быстро все убрала в шкафчик, показала ему цветы, потом картины. Вязание, как я умею, и потом рассказала, что хочу быть врачом. Правда вот крови боюсь немножко, но ничего, я привыкну как-нибудь. Он пошутил тогда, сказал: «Да, еще вот пару раз по парку пройдемся, и мы все вместе привыкнем».

Мы сидели вместе. Я принесла книги по лекарствам и показывала, какие травы бывают и дальше, а он положил свою руку на мою и погладил мне пальчики. Я даже зажмурилась, и он меня поцеловал. Прямо в губы – как же это хорошо с ним – и потом еще, а потом и я его, такой смелый Витоли.

Мы до самого обеда сидели с ним, хорошо было, потом покушали и после тоже сидели вместе, а потом он домой уехал.

Меня как отпустило, и страшно, и за Витоли страшно, и с Витоли страшно – уу-у, и без Витоли тоже теперь страшно.

Да еще гувернантка эта истеричная Хуанита из самого дворца, что была у нас раньше. Хорошо, когда отец с кем-то там поссорился во дворце, почти до дуэли, то ее быстро уволили, а то ведь и правда мне место в свите императора нашего готовили.

И как она, эта Хуанита, говорила: «Девушка должна быть немножко дурочка и всегда много-много говорить, и только такие нравятся настоящим дворянам-мужчинам».

Девушка чтобы… фу, дура, как хорошо, что ее уволили тогда.

Неужели что, я вот буду все время говорить глупости, и Витоли это будет нравиться. Не понимаю, и у кого бы спросить? У отца? Нет, я стесняюсь, мама, э… это она и нашла эту Хуаниту, не буду я у нее ничего спрашивать.

Да, решено, спрошу Натали Сергеевну, она серьезная и наша учительница, и при дворе самого императора Владена была. Может, что посоветует мне, а то я уже устала, и не надо так помногу говорить, а надо с перерывами, хотя бы небольшими.

Часть 3. Витоли-Сергей

Витоли-Сергей

Иду домой, настроение отличное. Планов громадье. Времени…

Со временем уже чуть похуже, не заходя домой, иди в свою местную аптеку. Сидит знакомая девушка, мне улыбается, спрашивает: «Что хотели, милорд?». Расту уже в сословии-то.

Жду и глазами показываю на двух женщин, что долго рассматривают какие-то травы и шушукаются между собой. Наконец решаются, берут один мешочек, дают две медяшки и уходят. Да, не густые здесь заработки у местных аптечных работников. Подхожу.

– Господину что-то надо? – улыбается с хитринкой и, вижу, уже в предвкушении чего-то.

Киваю ей вежливо: – А есть, что надо господину?

Она, улыбаясь: – Есть семь штук, – смотрит заинтересованно.

Кладу серебрушку. Она достает коробку закрытую и поясняет:

– Там три флакона по пять дней просрочки и четыре уже по восемь дней просрочки. Ничего? – ожидающий взгляд.

Благодарю и ухожу. Сдачи мне уже и не предполагается, да я и не настаиваю. Кто хочет заработать, тот не должен экономить на нужных людях, пусть они даже простые граждане империи. Мало ли когда и кто пригодится, тот же Кастело мне может завтра дать две-три упаковки, а может и через декаду, а мне уже надо сейчас, и не объяснишь же это никому, тем более ему.

Часть 4. Зарина

Зарина, просто Зарина

Он пришел снова, значит не зря я те три пузырька забрала, сказала заведующей, что на микстуры нужны и еще четыре потом отобрала, что привезли из замка самого губернатора Севила, как хозяин-то ругался, хи-хи, что вернули.

Ведь только выбрасывать теперь, такие убытки. Я тоже сказала на микстуры, он махнул рукой – хоть выкинь. И вот этот дворянин пришел – что он с ними делает, я его уже и «милорд», как родового дворянина, зову.

И даже как высокородного – господином, – только бы взял. Показал глазами, что не хочет при посторонних, а были, как обычно, бабушка Розали и ее подружка лечат запор своим мужьям, а то я не знаю ничего, хи-хи.

Взяли мешочек жужи, эту траву в окрестных деревнях наши сборщики собирают, и пошли домой. Они вечно придираются: и чтобы свежая, и хорошая, не гнилая – да когда у нас такое было? – а всего заработка с них – две медяшки. Подошел мой знакомый молоденький милорд. Я сказала – семь флаконов и какие, и замерла, а ну как не возьмет, скажет – старое.

Он положил серебряк, забрал коробку и ушел. Вот это я понимаю, покупатель, а то две медяшки за свежее от запора – бэ-э.

Ну и что теперь делать с этими деньгами?

Патола-то забрали в мореходку.

Часть 5. Витоли-Сергей

Как же быть? Есть шесть флаконов готовых. Надо всего двенадцать флаконов, еще шесть я сейчас сделаю и полягу. Это точно, решаю сделать три, если хватит сил, еще один, нет, значит на вечер или уже на завтра. Сделал три, пока, легко получилось, видимо, хорошо помогло то утреннее, что выпил у Марти дома.

Мысли куда-то сразу пошли не туда: и хорошая девчонка, но временами такая дурочка становится, что прямо оторопь берет. Потому, что молодая?

Н занаю, но вот картины показывала, свое вязание тоже, можно и поговорить по делу. Потом опять как начнет тарахтеть – ужас, короче, один, неужели они все такие? Бедные их мужья, потому они и не хотят иметь две или три. Хотя, та же Бригида азартная только в наших удовольствиях… была, и Натали – та и совсем не очень-то и разговорчива, как на мой взгляд.

Ладно, с Натали – это понятно, она серьезная женщина, но ведь и Бригида не тарахтушка по жизни, да и Марти ненамного и старше, ладно, поживем дальше – увидим.

Пока силы есть, еще один попробую. Да, это был последний – и отдыхаем. Больше я не потяну, пойду передохну. Только, чуть прилег, уже родители пришли. Что-то быстро они сегодня.

Хотя нет, уже полседьмого, это я сам придремал слегка.

Мама стала меня осматривать настороженно, отец тоже потом сказал:

– Пошли в зал, сын, там переговорим. Рассказывай сынок, как ты.

– Да вот напали на нас, еле отбились.

– Да, я читал отчет стражи, хорошие телохранители у этой твоей Марти. Что с договором, когда придут? – отец вопрос задает.

– Э, какой договор, папа? – я в сплошных непонятках.

– Я понимаю ты был, спал уже… с ней. – Отец медленно выговаривал все слова, – дома у Кастело, с Марти.

– Папа, я спал у Кастело в постели сам и один. Просто сознание потерял, и они меня положили в их, гостевую, наверное, комнату, не знаю, как они ее там называют.

– В гостевую, говоришь? Это хорошо, сам-то что думаешь по этому поводу? Нравится Марти? Она красивая да и богатая ведь. Да и охрана еще у нее есть, не у всех это бывает, когда надо, вот как сейчас.

Мучительно думаю про себя: красивая, богатая и с охраной. Как-то непонятно все, или я чего не понял.

Говорю:

– Отец, а можно доклад… это, отчет про… стражи почитать?

– На, почитай, – передает лист бумаги.

Читаю, о, это интересно, здесь совсем по-другому все написано.

Что пока стража подошла, охрана Марти всех и это, уничтожила. Короче, – только кровь пролилась на молодого дворянина, они сильно извиняются.

Да, юмористы однако, эти стражники местные, – кровь пролилась, они извиняются.

Хотя хитрая стража все стрелки перевела на охрану Марти Кастело, где они там шлялись только, когда нас чуть не убили всех, хотел бы я знать. Охраннички эти, черт их дери, боялись Марти засмущать, или придурок Кастело настоял – не мешать счастью дочери.

После доклада-отчета я вопросительно посмотрел на отца.

– Понимаешь, сынок, тебя они спасли вот, это называется «долг жизни». Могут потребовать взамен долга договор брачный. У тебя девушки нет… или есть? Может, поговорим, а?

И что я ему скажу?

Хорошо, мама позвала есть, а мне ой как передышка-то нужна. С одной стороны, для меня, все замечательно. Марти видела, что это я ее спас. Никто ничего не понял – как, но это сейчас не главное. Семья Кастело мне обязана ой-ой как, и она же мне нужна для дела, моего дела.

Вот, а Марти ну хорошая девочка, с заскоками, правда, немного, но у всех свои недостатки. Поэтому сильно упираться не буду, если что, но с Марти надо поговорить обязательно на эту тему. Вдруг она не хочет со мной и это нечто вроде благодарности мне за спасение. Кто этих девушек поймет, а насильно я не хочу.

Глава 37

18.03.101 г. Восьмица

Часть 1. Витоли-Сергей

С утра, только родители ушли на работу, сделал еще один флакон. Это ничего, и это последний. Я все-таки вчера вечером рискнул и сделал еще один и заснул как убитый. Это у меня будет теперь как хорошее снотворное работать. Хоть бы не надорваться с ним, но, ничего, сейчас немножко плохо, но это, я думаю, пройдет.

В школу поехал на паровике – это на трамвае местном значит. Раньше я всегда пешком ходил, но сейчас лучше посижу, устал я что-то. В паровике деревянные лавки вдоль бортов не поперек, как у нас, а вдоль, и широкий проход между ними и народу почти и нет.

Доехал, до школы нормально. В школе уже все всё знают, расспрашивают меня, как же – герой дня.

Вот урок руси, прилетела Бригида, осмотрела, пощупала даже всего.

– Живой? – смотрит требовательно и вопросительно.

– Да, – говорю, – там охрана, стража, как все налетели.

Она: – А Марти говорит, ты сам всех убил, ужасы какие-то рассказывает всем.

Я на нее смотрю: – Ну Марти – она же девочка, что с нее взять, пусть рассказывает.

Бригида, улыбаясь: – А я поняла, но все равно ты молодец, не испугался грабителей.

Я грудь расправляю: – Я такой.

Она смеется, ускакала, вот девчонка же тоже. Все, выкрутился, осталась Натали, и все, выкручусь как-нибудь и там, думаю.

Часть 2. Витоли-Сергей

Прошел последний урок, хотел слинять по-быстрому. Натали Сергеевна не дала – у-уу. Сказала Толини: «Он остается со мной, нам надо заниматься».

Тот в ответ, как солдатик: «Хорошо, как скажете, Натали Сергеевна», – и сочувственно глядя на меня, ушел.

Когда все вышли, Натали Сергеевна подождала немного, потом стремительно сама закрыла класс и подошла ко мне. Я встал, она меня обняла.

«Ну дурашек, ну как же ты так?» – и это минут пять или десять, все повторяла и повторяла. «Знаешь, как я испугалась за тебя?».

Пришлось опять рассказывать сказку, что и стража, и охрана была, и все, все в порядке. Она долго стояла, потом сели за парты. Она смотрела на меня:

– Хороший ты мальчик, Витоли, вот только врать не умеешь… совсем, – как-то грустно сказала. – Понимаешь, я читала доклад, полный доклад стражи. Там много, накручено разного и упор делается на охрану Марти больше, только и я между строк тоже читать умею. Ведь не успела охрана, а стража потом вообще пришла, трупы уносить скорее все, – ведь правильно?

– Ну наверное. Да, Натали, там эти бандиты – они совсем дохлые были, их и вы пальцем свалите.

– Витоли, не обижай меня, ладно? Мальчик ты мой. Там два солдата в мореходку переходили, а это лучшие, и сержант с ними. Можешь, что сказать, только не ври, пожалуйста, не хочешь говорить – не говори, только не ври, – и опять меня обняла, – глупенький ты мой обманщик.

Я думал долго, потом решил все сказать, не то чтобы прямо все, но близко.

– Понимаете, я после того, аварии той, много чего умею. Вот и тогда мое тело было словно не мое. Что делал, не скажу, не помню, да и не в себе я был.

Ну-ну, не в себе я был, я уже давно не в себе здесь, можно сказать, с первого дня своего здесь я не в себе.

– Одному руку сломал, да и шею свернул после. Второго дубинкой ударил, что у первого забрал, его потом стража, и добила зачем-то, а вот к третьему не успевал, совсем не успевал вот. – Развожу руками. – Пришлось отобрать у того второго оглушенного нож и кинуть в шею, а то побоялся, правда побоялся, что через фуфайку нож не пройдет. Вот и все, в общем, ничего такого и особенного там и не было больше, вот и все, Натали.

Натали Сергеевна долго смотрит:

– Правду сказал, а загадок только больше стало, а у тебя это всегда такое бывает?

– Нет, только когда опасность или теряюсь когда вот и все.

Она долго сидит.

– Когда теряешься, а теряешься ты всегда и… Люблю я тебя, Витоли, когда ты теряешься, вот что получается. Ты, Витоли, или уже нет, как это получается, я не понимаю. – Потом рубит: – Да и не хочу ничего понимать. Я слишком много знала и все потому потеряла, не хочу, и ничего не говори, иди сюда, дурачок мой маленький.

Опять я… мы выпали на целый час. Правда у меня было такое чувство, что это меня сейчас насилуют, любя, конечно, но все же. Пытался поддать, как я обычно делаю, но это только добавляло ей удовольствия, а экстаза как обычно не наступало.

Это все тот утренний флакон, будь он неладен, вытянул мои силы. Через час, только, отошла или мы отошли и просто сидели обнявшись.

Потом она стала рассказывать мне про себя. Как она была меленькой, про смешные случаи в школе, что происходили с ней. Мы даже посмеялись.

Зачем-то спросил про имя Сереги и почему единственное имя с женской буквой Р в слове.

– Да, это интересно. Расскажу. Понимаешь… в общем, все буквы – они разные и в то же время одинаковые, и, чтобы их различить, люди придумали для маленьких детей, что первая буква слова – это как бы и само слово. Вот возьми «смож» – корова она и корова, поэтому на любого сделаешь так: с-с-с… – и он уже понимает, что ему сказали и с кем сравнили, – Натали все это потешно изображает. Видимо, ей нравится.

Вот и с буквой Р так же. Русина – богиня, дочь Вверены, страна наша Руси, сам понимаешь, «на» – это божественная приставка и стране никак не подойдет, хотя язык русинский зовется, но это больше по правилам языка, чем намекает на божественное «на». Поэтому «р» и является женской буквой, это, кстати, только на Руси и есть и немного и наших союзников немцев в халифатстве, там кто как хочет, и «р» у них – даже признак такого рычания: тигр, там, рысь, поэтому там очень много мужских и на «р» даже начинающихся имен. Про имя Сергей что скажу. Знаешь язык Вилены?

Смотрю по карте на границе с халифатством, читаю язык Верены. – Вопросительно смотрю.

– Да, я забыла, его уже лет двадцать как переименовали: Верена стала Велена. Девушка там была, вот она и помогла русинам когда-то вот, и назвали то место «язык Велены», за то что она рассказала и показала, может, хотя и не обязательно, хватило просто сведений, но ее звали именно Велена, тогда еще специально не меняли женские имена, чтобы была хоть где-то «р», как и мужские наоборот. Только в женских буква меняется, а в мужских «р» просто убирают. Раньше было, смешно, а сейчас все привыкли, и вот женская буква. Извини, отвлеклась, про имя Сергей, это сейчас вспомню, лет 60 назад вернула Руси…

Не смотри на меня так, Витоли. Вернула, вернула империя Руси халифатству этот язык Велены. В обмен на 200 специалистов-дворян с семьями и пожизненную беспошлинную торговлю их шерстью с нами.

Почему с семьями? Понимаешь, чтобы дворянин обратно не уехал.

Без семьи – куда он уедет?

Вот те дворяне в отместку нам и назвались все двести человек по имени Сереги – это их популярное, но немного переделанное под нас имя Сержону, повелитель или покоритель их джинов, это ты должен знать. С тех пор и появилось у нас единственное мужское имя с буквой «р», понятно тебе?

– Да, спасибо тебе…

А потом я ушел.

Напоследок она спросила, потребовали они (имелось в виду семья Марти) с меня договор. Ведь я спал с их Марти у Кастело и вообще, – она неопределенно покрутила рукой.

Сказал, как и дома: – Я спал в гостевой комнате, и один.

– Да? Тебе не нравится Марти? – сильно удивленный взгляд в ответ.

– Нравится, а в чем проблема? Но я не спросил еще ее мнение на этот счет.

– Дурачок, иди уже, чудо маленькое и совсем, совсем глупенькое вдобавок, иди.

Часть 3. Натали Сергеевна

Еле дождалась конца уроков – когда же смогу переговорить с Витоли. Это же надо – в парке днем нападают солдаты на людей. Куда катится наша империя? Правда это сбежавшие, но все же, и на кого. Где эту стражу носило, а охранники?

В приказном порядке оставляю Витоли после уроков, никаких собраний. Будут мне еще молодые дворяне указывать что-то, и не пикнул их старший.

Только «Хорошо, Натали Сергеевна, как скажете, Натали Сергеевна» и ушел. Теперь надо поговорить, ой, как я за него переволновалась весь день.

Этот шалунишка стал мне врать, что на мальчишку совсем не похоже. Большинство ведь до небес будет себя превозносить, а этот – стража, телохранители Кастело. Да читала я тот доклад, какая стража. Они пришли к концу, а телохранители спали где-то или, скорее, не мешали любовному свиданию их подопечной Марти с ее возлюбленным Витоли.

Отошли, тоже мне телохранители, стеснялись они. Два раза пытался соврать, потом, наконец согласился объяснить, что у него вроде как кто внутри просыпается. Страшно это, я знаю, кто внутри просыпается, обычно это у ведьм бывает и вот у Витоли. Но он мужчина, мой мальчик. Он должен справиться, и я его не выдам ни за что, ведьмаки ведь тоже люди, а он ведь такой хороший, незнакомый правда, и страшно мне, но… Я поклялась, сама себе ведь поклялась.

Рассказал и как ломал шею, и как бросал нож. Это же надо в шею, потому что фуфайку нож не пробьет, а в шею попасть человеку. В бегущего человека это как, для него запросто, что ли? Да лучшие телохранители императора Владена такое вряд ли смогут сделать, хотя кто их знает, может, и смогут, тот Толирен из Халифатства – тот бы смог, наверное, но это же лучшие в империи и их единицы таких.

Кто же этот просыпающийся ведьмак? Я бы испугалась. Если бы он не сказал, что он всегда просыпается, когда Витоли теряется.

Дурачок он, да Витоли всегда теряется. Значит тот, кто просыпается, и не спит никогда, а всегда он и я всегда, значит, с ним. Почему же церковь с ними борется, чем же они опасны тогда? Как узнать, и надо ли мне это узнавание? Не хочу, не хочу я Витоли терять, или кто он там. Какой я сегодня была. Я и сидела с ним на стуле, это его новопридуманная поза, а он все поддавал и поддавал мне удовольствия. Я прямо чувствовала: по всему телу жар расходится, а мне еще и еще хочется с ним быть и находиться с ним всегда. Надо еще таких кофт заказать с пуговичками побольше, а почему много, а какое дело швее – как скажу, так и сделает мне, за мои злоты.

Потом мы и у кафедры, мне совсем хорошо стало и так же пламя внутри было. О, как я напереживалась, и мне за это, о, как же мне хорошо за это было. Потом мы долго-долго уже сидели обнявшись, и я ему рассказывала.

Как я училась еще в школе, и мы даже посмеялись с ним немножко. Так хорошо мне уже давно ни с кем не было. Потом спросила, как он с Марти спал, а он и не понял, глупый. Говорит, он в гостевой спал и сам, один.

Странно, я всегда считала, что он с ней гуляет, именно с ней он, и она его первая девушка как для мужчины. Выходит, не она, а кто же тогда та незнакомка?

Ведь он уже опытный и сильно, что-то есть у меня подозрения, и очень большие, кто это. Вот только как проверить мне их, спросить самого Витоли?

Часть 4. Витоли-Сергей

Сколько же времени? На часах, черт, забодали, это без 15 пять, а не 15 шестого (на самом деле 16, но эти местные заморочки – зачем нам они?). Как временами сложно с часами, с этими градусами местными, что суть лишь части круга, поделенного по божественному повелению. Как будто люди сами его поделить не могли. С менталитетом дворянским, хотя нет, менталитет – вещь, упрешься рогом, и не тронь меня, дворянин, имею право. Ладно, что думаю с Натали Сергеевной я решил, ей я все говорю, про происхождение пока рано, но все остальное, я думаю, можно сказать. Она мой компаньон по духу, там поможет материально или нет, не знаю, хотя вру, конечно, все я знаю.

Это в том плане, что денег заработать, что просто занять или дать даже насовсем.

Она и рубашку снимет, причем и с Гесика в том числе, и в этом я четко уверен, вот какая штука. Все, с этим закончили. Дальше: сейчас мыться, затем перекусить можно легко, потому как иду в гости. Пока все выполнял, даже чуток оклемался, у, Натали Сергеевна, ну и зверь-баба, а может, я сам виноват, но, черт, как же с ней приятно, не влюбиться бы ненароком или и тут уже поздно.

Вон с Бригидой как тяжело расставался и, сколько там что у нас было – всего-то и ничего, а получилось. Хотя это, скорее, мысли Витоли были. Помылся, а то, не дай этот местный Всевышний, услышит чего Марти от меня.

Девушки на запах очень чувствительные, потом не отбрешешься ведь.

Надо себе эту воду душистую купить, что ли, а то отца совсем разорю, сколько там осталось, и почему он не прозрачный. Потряс пузырек с духами этими, должно, хватит еще и отцу.

Иду, значит, к дедушке Мило, надо что-то прикупить.

Дедушка Мило, хитро улыбаясь: – Молодой человек собрался в гости? Нужен тортик? Понравился в прошлый раз? Я понимаю, что девушка та черненькая – знойная халифатская красавица.

Загадочно улыбаюсь и говорю: – Понимаете, дедушка Мило, но девушки есть еще и беленькие и тоже красавицы, пусть и не такие знойные… пока, вот что им надо, как вы думаете?

Смотрю, дедушку повело слегка, э, хм-м. Потом он смотрит на меня и говорит: – Я понимаю, не мое дело, но два свидания, э, но вы понимаете. Даже для такого молодого мужчины в один день.

Это на что он намекает? Старый пенек, – больно умный дедок что-то.

Блин, пока думал, этот Витоли уже покраснел. Вот зараза, и как я теперь выкручиваться буду?

– Понимаете, я иду сейчас на возвышенное мероприятие, цветы, стихи и ничего такого, что вы подумали, там не предполагается. – Черт, уже и оправдываюсь, вот дед.

Потом, подумав, добавляю с сомнением: – Ну по крайней мере сегодня точно.

Дедушка Мило смотрит уже более благожелательно: – Очень разумный молодой человек, очень, и что же он хотел, хочет?

– Хочу подарок к столу.

– Ну если тортик – это серьезно, то что вас заинтересует.

Говорю: – Вот для юной особы что бы вы посоветовали?

– И насколько юна сия особа?

– Как и я, – чего скрывать-то теперь.

– Хорошо, я посоветовал бы шоколады.

– Шоколадку – это да, как я сам не подумал про это.

– Нет, я не знаю, что такое «шеколадка», но это я покажу, вот пройдемте к этому стенду, пожалуйста.

Это оказалось печенье круглой формы, и на нем только вылит рисунок шоколадом: вылиты дома, замки, рыцари, корабли, будь они неладны, и, конечно, цветы. Вот я такой букет и взял. Только уточнил, круглый или квадратный и какая разница между ними.

Хорошо, что уточнил. Квадратный – это семейный. Прямоугольный – это невесте или жениху, есть разница, оказывается. Женский прямоугольник широкий, ну-ну, а мужской длинный, с юмором здесь все в порядке, как понимаю. Как расположить, определяется рисунком, вылитым на нем. А вот круглый – это друзьям и неопределенный, короче, всем можно дарить.

– Вот, – говорю, – то, что мне надо, а то там могут быть всякие нюансы.

– Очень предусмотрительный молодой человек, очень.

Вот гад этот дедушка Мило, еще и подкалывает меня.

Дорогое это удовольствие оказалось, еще дороже того тортика, но я нынче богат, а если все получится, то и более чем буду со временем.

Кладу «шоколадку» в сумку и еду на паровике в гости. Хотел такси взять, но, во-первых, где его здесь найти – почти окраина, – во-вторых, не слишком ли я шикую. Как-то это подозрительно будет.

То, что меня уже ждали, причем давно, это я понял заранее, потому как меня встречали. Не успели у меня взять верхнюю одежду, как меня потащили наверх и забросали вопросами, где был, что делал и почему очень долго. Только вопроса «Ты меня не любишь?» – и все, типичная семейная картина будет.

Слава Всевышнему, пришел отец Марти, и нас позвали на ужин.

Я вытащил подарок и, немного смущаясь, вручил Марти.

«Это тебе». Был так же смущенно расцелован в щечку, потом – и в другую, и вопрос: «А там квадратные были?».

Когда спросил: «Какие тебе больше нравятся, ты только скажи». Сказать она не успела, нас опять повторно позвали ужинать. За столом, и были слуги, но, хоть я в этот раз не чувствовал себя памятником, на открытии которого все его чествуют, а он не моги и шевельнуться.

Ужин, а это, как я, к сожалению, только что сообразил, был ужин. Черт, черт, не то чтобы я против, но все же. Ужин не предполагает другого толкования, и «шоколада» эта с вопросом «почему не квадратная?» уже как бы и можно или даже уже и нужно.

Хорошо, поедим, посмотрим и послушаем. Я родителям записку оставил, если что, где я. Женская часть осталась пить чай, а меня Видэл Сезови позвал на кофе к себе в кабинет.

Когда я сказал Марти, что мне нужна моя сумка, в ответ и получил: – А там на диванчике она лежит, возьми.

Вот и думай как хочешь. То ли тебя послали, то ли наоборот. Высшее доверие, дескать, свой и делай что хочешь.

Действительно шерстение памяти донора предполагало два толкования ответа. Чужой ты никто, и это однозначно оскорбление, и свой – а в чем проблема? Возьми, где положил, или при, если есть слуги, можешь им сказать, они и принесут.

Вот и думай, как хочешь. Пошел, взял сумку и вошел в кабинет, мне чтобы не стучать, даже дверь оставили открытой. Войдя, я и прикрыл ее, правда. Видэл Сезови на это только одобрительно хмыкнул мне и сказал: «Нечего женщинам влезать в наши мужские разговоры». Чтобы долго не тянуть, я стал вынимать флаконы.

Глаза Видэл Сезови бегали по пузырькам, и он – недоверчиво: – И это лекарство?

– Да, я уже более-менее подготовился, и у меня была заготовлена и легенда: где, что, как и почем.

Да, я уже реализовал четыре и использовал, скажем, сам один флакон. Поэтому подтверждаю: товар качественный. Причем я специально сделал рекламный ход: в случае нереализации можно вернуть.

Последнее замечание его надолго заставило замолчать. Он что-то обдумывал, потом говорит: «Хорошо, я тебе верю».

Вот, оказывается, как, меня еще и проверяют.

– Можешь сказать, сколько тебе с каждого флакона.

Я покривился – как бы, мне неприятно говорить, но потом сказал. Если единичный флакон ползлота, за партию по злоту. Вот за 12, нет партии он… по десять и выше считают. Я специально заминку сделал: пусть думает, что хочет.

Я не великий стратег, но понимаю, что достать флаконы я могу либо вообще где-то типа на рынке, и это точно разовая партия, или, и скорее всего, это Натали Сергеевна с ее старыми связями.

Светить ее я не хотел, но в свете того, что она знает и как ко мне относится, она меня прикроет, а с ее связями, боюсь, уже Видэлу она не по зубам будет, при всей его крутости против меня, против нас, Вилессов. Он это должен понимать, как-никак давно в этом деле крутится.

– Хорошо, – продолжил Видэл Сезови, – я понял. Поэтому предлагаю следующий расклад, по одной трети всем и злот – это коробка и продажа.

Я вопросительно поднял бровь.

– Понимаешь, Витоли, я все равно продам флаконы по 10 злотов за штуку, понимаешь?

Я покивал, соглашаясь.

– Вот и исходим из этого, три мне, три тебе и три дальше твоему компаньон… понимаешь. Один злот на коробка, продажа и прочее.

Вот зараза, раскусил он меня. Кто мой компаньон или скорее компаньонка. Ну это и хорошо, я тоже думаю, пью кофе, что-то считаю и выдаю согласие.

– Хорошо.

Немного сидим, и он спрашивает: «А по двухмесячному можешь что сказать?».

Я задумываюсь: я не знаю, себе брал, вспоминаю, что я давал Натали Сергеевне, и говорю: «По десять мне давали».

– О, вот это интересно. Понимаешь, их двухмесячные я беру по 15. Поэтому у тебя я могу брать по двенадцать, устроит?

Я пожимаю плечами неопределенно – устроит.

– Теперь по количеству: сколько и когда?

Говорю: – С этим не ясно, понимаете, как завоз. Ну, мне как сказали, но одну партию гарантируют в декаду, возможно, две, но это предел. Это точно, может, потом больше будет, вы понимаете, дело пока новое.

Видэл Сезови покивал, соглашаясь.

– С двухмесячным?

– Про это ничего сказать не могу, один-два флакона, возможно, про партию ничего не говорили совсем.

– Ладно, я понял. – Сезови покивал.

Достает кошель.

– Здесь 72 злота. Считать будешь?

– Зачем? – пожимаю плечами.

– Тоже верно, – кивает Видэл.

Кладу кошель в портфель.

– На сегодня все с делами, иди, там тебя уже заждались.

Ухожу, и меня действительно встречает Марти. Она, так сидела, чтобы ей было видно дверь в кабинет. Идем к ней, и она опять начинает рассказывать про вязание, уроки и прочее – как у нее язык не заболит-то столько болтать… не по делу.

Потом внезапно: – А вы с папой договор уже подписывали?

Э, я и выпал. «Какой договор?», – спрашиваю.

– Ну этот, – она замолкает.

Я малость подзавис. Думаю: «Вроде, мы все устно договорились с ним. Может, надо было составить, а я и не туда, дворяне же как-никак, вроде.

Вот это облом, как же это я, ладно, Витоли и его родители не торговцы, но я-то не раз составлял и заявки и договора.

Работа прапорщиком – это не только люди. Это еще и матобеспечение, а там без бумажки…

– Нет, говорю я как-то забыл, – делаю виноватое лицо, хотя ее-то какое дело.

Она сорвалась и убежала. Заходит Видэл Сезови и следом его жена. «А ей-то что надо?», – думаю.

– Понимаешь, – начинает Видэл. – Я хотел с твоими родителями после сначала поговорить. Это такое дело, ты несовершеннолетний вот еще, но ты спас мою дочь, и я думаю, что будет правильно обговорить все с тобой сначала, да, так будет правильно. – Он кивает как бы сам себе.

Я соображаю, что что-то мы говорим, видимо, о разных договорах. Решаю уточнить: – А про какой договор собственно речь идет?

Жена Сезови, удивленно оглядываясь на своего мужа: – Это брачный договор с моей, нашей дочерью и с тобой, конечно. На самом дела, правда, между двумя семьями, но это уже нюансы, если что.

Вот я и завис. Смотрю, и Видэл тоже как-то напрягся весь. Я: «Как-то, – говорю, – неожиданно все». Уже все подозрительно смотрят на меня.

Наконец Видэл Сезови и говорит, что, это и не по правилам, но если я не хочу, то он настаивать не будет, потому как я спас его дочь и он, как истинный дворянин, меня понимает и примет мое ЛЮБОЕ решение этого вопроса.

Это было произнесено с таким нажимом и весьма холодно, видно, что ему неприятен сам разговор и мой возможный отказ.

Что-то я не совсем понимаю или совсем не понимаю ситуацию. Все-таки я не привык, чтобы за меня решали, а здесь, вроде как, это в порядке вещей, да и с Марти решить надо.

Как она? А то вдруг я ей и даром не снился, просто родители надавили, а ей и деваться некуда бедной. Все-таки девушки здесь сильно бесправны и в этом вопросе в том числе особенно.

Даже дворянки, а если еще и несовершеннолетние, так тем более как вещь, кому хочешь продам или подарю.

Поэтому быстро соображаю и говорю:

– А можно мне поговорить с Марти и наедине.

Мать Марти буквально вылетела из комнаты, а следом с достоинством вышел и сам Видэл.

Марти осталась со мной.

– Что ты хотел поговорить? – на меня смотрит и глаза опускает.

– Ну я, в общем, тебя спросить хотел.

– О чем?

– Как ты к этому относишься.

Тут она тоже непонимающе смотрит на меня.

– Ну как ты относишься ко мне, а то вдруг я тебе не нравлюсь, а тебя родители заставляют, а я этого не хочу.

Она удивленно смотрит.

– Я, – говорит, – хорошо отношусь.

– А родители? – я это.

– И родители тоже.

Она: – Я не знаю, я с тобой хочу, но если ты не хочешь, то тогда да, конечно, я это… вот.

– Марти, – говорю, – я, понимаешь, я весь разговор затеял только из-за тебя и, если ты согласна, то и я, а если нет… Если тебя насильно хотят, то и не надо, поняла меня?

Фу, высказался, аж устал. Такое напряжение в воздухе витает.

Она посидела.

– Я согласна за тебя выйти, только это. Я вот не могу много разговаривать, как положено. – Она мне рассказывает.

– Не понял, как не можешь – ты же разговариваешь, – смотрю немного насмешливо, но так и вопросы, не считая самой ситуации, такие.

– Ну много вот, чтобы господина окружить любовью и разговором. Дабы ему не было скучно с дамою прелестной, а я стесняюсь все время, и у меня все плохо очень получается, совсем плохо, вот, – разводит руки и опускает голову.

– То есть это не ты себя ведешь в разговоре так со мной, а тебя заставили все время много говорить со мной?

– я почти утвердительно спрашиваю ее.

– Да, это все она, – с пафосом, – это наша Хуанита, гувернантка наша бывшая, – поясняет Марти.

– Боже Всевышний, значит это не ты сама, а я испугался, что и в тишине не посижу, и что она еще говорила? – уже заинтересованно, что еще здесь местным девушкам советуют для привлечения, так сказать, нас, мне уже интересно.

– Что надо кавалерам про цветы говорить, дабы не было у него затруднения, какой цветок подарить прелестной даме, – быстро частит Марти как по писаному.

– То есть тебе это балабольство не нужно.

– Нет, я сама, бывает, сижу, часами вышиваю, книги читаю вот. Мне нанимали репетитора, ну не такого, как наша грозная Натали Сергеевна, конечно, но все равно и он мне указкой указывал, что и куда, мы даже не разговаривали вовсе с ней, вот.

– Это просто замечательно, если это все, тогда зови родителей, я согласен, но если будешь много тарахтеть, тогда договор заключай со своей Хуанитой.

Она смеется: – Мы ее уже уволили.

– Ну иди тогда зови родителей.

Она умелась. Родители пришли, они уже все поняли, и поэтому лица были радостные, и если Видэл просто был доволен, то его жена Иветт прямо вся сияла от счастья.

Чтобы не портить торжество момента, прошли в кабинет Видэла. Мне показали стандартный договор и стали разъяснять его пункты. Договор был солидный, на целых шести листах. Жена Видэла Сезови все порывалась сказать, что зачем мальчика загружать такой сложной информацией, пусть лучше его родители придут и прочитают. Видэл был не согласен: он уже взрослый, пусть несовершеннолетний, но он уже все понимает.

Все пункты были понятны за исключением одного. Совместный ребенок признавался только девочка – о блин, а мальчик? Когда я дошел до этого пункта, а был он на пятом листе и мое чтение жена Видэл Сезови оценивала весьма скептически, судя по ее лицу, я озвучил этот пункт и получил ответ.

– Понимаешь, у нас нет мальчика и нет гарантии, что он и будет в дальнейшем.

Плодить много детей, а если будут одни девочки – и что тогда, а так мы его признаем своим сыном. Все равно он получит все наследуемое, поэтому вам же даже лучше от этого.

Пункт был спорный, для Земли вообще дикий, здесь же в порядке вещей, мальчик – это все. Королей, даже снимали за отсутствие детей мужского пола, причем вместе с головой. Правда у королей всегда так снимают, но все же. Посмотрел на Марти, озвучил ей этот пункт, ответа не получил, а сам задумался.

Потом сказал:

– В целом договор возражений не вызывает, за исключением этого 36 пункта. Поэтому мы можем отложить подписание до встречи с моими родителями.

Видэл Сезови спросил:

– Возражений против свадьбы нет? Только по этому пункту?

– Да, – говорю, – в остальном я со всем согласен.

– Но и женой ты Марти взять согласен? – он уточняет.

– Конечно, мы с ней все обговорили.

Он удивленно:

– Да, немного странно, но хорошо. Значит я сегодня отправлю нарочного с сообщением твоим родителям, чтобы они завтра приезжали и обговорим договор. Согласен? – он окончательно уточняет.

– Да, возражений не имею, – я киваю.

– Тогда отдыхайте, счастья вам, дети, – и ушел.

За ним так же тихо поднялась и вышла его радостная жена. Я задумался: «Вот же дурацкие законы. С одной стороны, сын формально будет братом своей же матери, причем с гораздо большими правами в наследовании. С другой стороны, ему как раз мы ничего не сможем передать по закону. Он всего лишь брат жены, вот такие местные законы, и думай, голова, шапку куплю, здесь, правда, шляпу, шапки господа не носят, совсем только в неметчине, впрочем Витоли не в курсе, а мне не до того…»

Пока я думал, Марти тихо сидела и что-то вышивала. Я посмотрел на нее, она увидела, улыбнулась несмело и опять уткнулась в свое вышивание. Во женщина, девушка, а я на нее гнал, сидит уже полчаса, – вот это я в задумчивость впал – и слова не сказала, молодец, а то я уже думал, как этот фонтан красноречия закрывать, хотя бы на время. Только тут обратил внимание, что сидим мы в рабочем кабинете Видэла.

Это конечно, частный дом, но все же это даже не спальня Марти, а рабочий кабинет ее отца. Прошли к Марти в комнату, она походила, потом, смущаясь:

– Я это… пойду скупаюсь, а потом ты, – и очень как-то жалобно смотрит на меня.

Говорю: – Хорошо, а что не так? – что-то непонятна мне ее реакция.

– Да это, мама с папой всегда вместе купаются, а я вот это, я… И краснеет.

– Ладно, – говорю, – иди, я потом, – и чтобы окончательно не пугать, – когда ты скупаешься, я пойду сам.

Все, убежала, вся радостная.

Да, как-то я по-другому представлял местную семейную жизнь. Думал, меня счас будут валять на полном серьезе прям, может, и на полу для антуражу и возмущаться, что я какой-то не такой и вот ее прошлый кавалер… Ну не то чтобы я очень уж плохо думал о местных дворянах и дворянках в частности, но то, что это будет девушка и для нее поцелуй в щечку, в общем вот такие они, здешние местные дворяне.

Я даже зауважал их, хотя я и сам из них сейчас, ну Витоли по крайней мере.

Она пришла быстро, где-то через полчаса всего. Сказала: «Там вещи оставишь и это, халат там висит, – потом, подумав, – да ой… пошли покажу», и вся пунцовая, может из-за купания это, повела меня.

– Пошли, вот – она показала. – Это у нас ванна женская, – на мой вопросительный взгляд. – У нас две ванны: мужская и женская, но родители всегда вдвоем купаются, а я здесь сама, и вот пусть будет наша… э, твоя сегодня, я… пойду. Иди уже.

Скупался, да, здесь мыл, кремов, не в пример больше, чем у меня дома. Я и половины не понял, зря, наверное, отпустил Марти, ну да ладно, а то совсем засмущаю девчонку. Теплая вода, душ что-то совсем меня разморили, и я еле дошел до спальни.

Марти сидела и напряженно чего-то ждала.

Я вопросительно посмотрел, она сначала молчала, потом заговорила:

– Мама говорила, первый раз всегда больно, и я боюсь немножко очень.

Понятно, обычные девичьи страхи. Хотел приободрить, потом подумал: а-а, завтра решу все. Уже ни до чего, все-таки я сегодня вымотался, и, если для Сергея это и не нагрузки, то для детского организма Витоли уже почти предел.

Поэтому сказал: «Ложись». Она забилась к самой стенке, пижаму она и не сняла, да не очень, наверное, понимала, что к чему. На ней была такая красивая пижамка в голубенький цветочек, брючки и курточка, дите, как есть еще дите.

Сам я потушил светильник, снял халат и лег. Мыслей было много, хотелось что-то, и в то же время понимал: все, шабаш и перебьюсь, иначе можно и надорваться. Подсунулся ближе к девичьему телу, нашел ее губы, поцеловал, почувствовал, как они дрожат, и голос: – Я боюсь.

Сказал: – Спи, бояться сегодня не надо.

Последнее, что помню, – ее распахнувшиеся в удивлении и радости, наверное, глаза.

Часть 5. Марти Кастело

Пришел Витоли, принес шоколаду. Большую, только круглую почему-то, это ладно, это тоже хорошо. Поцеловала его в щечку и потом даже в другую. Дальше пошли ужинать, все равно на ужин остается, и вот поужинали, сели пить кофе.

Дальше Витоли с отцом еще пошли кофе пить к папе в кабинет, а мы с мамой остались пить чай, она любит «летний». Мне он тоже нравится, я правда кофе хотела попить с Витоли вместе. Что там будет Витоли делать? Мама сказала, что договор заключать они пошли. Они сидели долго, я уже немного волновалась, вдруг что-то не получилось и они не договорились о чем-то или почему-либо.

Потом мама стала рассказывать, что должна девушка, то есть я, делать с мужчиной первый раз и это будет немножко больно. Я испугалась, но мама сказала: «Ничего, доча, все будет хорошо. Я с Витоли поговорю, он хороший мальчик».

Потом он вышел какой-то задумчивый. Я ему рассказываю, что вот что мы с мамой говорили, сказала только что просто про него, остальное я не стала, стыдно такое ведь… Вот про вязание, какой узор, и вдруг решаю спросить, договор уже заключили или родителей его подождем до завтра.

Спрашиваю про договор, интересно же мне сильно, это такое волнительное событие. Все девочки в классе только про это и говорят, ах как и когда же будет договор и после него – ах, ах.

Он и говорит: – А я и забыл спросить.

Как он мог? О чем они там только разговаривали очень долго?

Он: – Ну мы о делах говорили.

Я ничего не понимаю.

Зову родителей выяснить, что такое они мне обещали, а тут я. Папа с мамой пришли и рассказывают ему, что надо заключить договор. Это положено, без договора нехорошо и вообще. Я не понимаю, папа хмурится, мама вообще вон губы поджала. А Витоли вдруг говорит, что хочет со мной поговорить наедине.

Родители ушли, а я боюсь. Он, наверное, меня не хочет, а я себе все напридумала, или я ничего, совсем ничего не понимаю. Что он хочет спросить.

Он, когда мы остались сами, меня спрашивает, – я согласна?

Я даже не поняла, на что я согласна должна быть. На что надо соглашаться: если договор, то это же к родителям нашим, а если вместе, то мы же вместе, поэтому что он спрашивает такое непонятное.

А он, оказывается, моего согласия спрашивает. Я соглашаюсь, только предупреждаю, что вот как учила эта ужасная гувернантка наша бывшая Хуанита, я не могу долго вот разговаривать и много тоже не могу. Я больше молчу, и, если ему не будет со мной скучно, то я вот согласна, это с ним вот тогда.

Потом я позвала родителей. Они уже по моему лицу поняли, что он согласен, и радостные пошли потом к папе в кабинет, и папа дал договор ему прочесть.

Зачем он ему, это же к его родителям вообще-то, мама так же говорила. Я читала как-то, там столько пунктов и все такие, что три раза прочитаешь и каждый раз смысл получается совсем другой – зачем он Витоли его дал только? Хотя Витоли стал читать, он долго там все читал и внимательно, вроде. Мама смотрела и все папе говорила.

Не вслух, но я понимаю немного по жестам, зачем мальчику эти сложности, я для себя перевела, но папа не согласился, и действительно через время Витоли сказал, что он со всеми пунктами согласен, кроме номера 36. И что там за пункт такой? Я думала, что-то страшное, но это про ребенка, если будет мальчик.

Папа стал говорить, что у нас нет в семье братика, а они хотели бы, но боялись, что будет сестра опять и вот. Мне тоже это не понятно, но это положено, и он все равно будет с нами жить. Я не знаю, но Витоли сказал, что это надо с родителями обсуждать – и зачем тогда читал сам, если все равно родителей ждать?

Отец спросил про свадьбу, я и замерла, но про свадьбу ничего Витоли и не сказал, просто согласен и все на этом.

Я думала, будут обсуждать, когда и что купить, но ни мама, ни папа ничего не сказали: будет и хорошо. Зачем тогда только собирались, если, оказывается, все были со свадьбой заранее согласны?

Ведь договор это о свадьбе, будет или нет, а если согласны все, не поняла я совсем ничего. Потом я пошла мыться, объясняла долго все Витоли, что я пока, чтобы он потом, Витоли не против, но я все равно боюсь что-то. Потом надела мою любимую пижаму, мама, правда, говорила, что лучше снять все и под одеяло залезть – а вдруг одеяло сползет, тогда стыдно же будет мне. Поэтому я решила после, если Витоли скажет, а не скажет, и не надо тогда.

Он пришел, потушил свет, снял халат. Ой, а у него, а на нем же ничего нет, мне и мама сказала про это, я боюсь, сильно боюсь что-то. Ничего не понимаю, и страшно, а еще будет больно.

Я чуть не заплакала, а он только поцеловал, сказал, бояться сегодня не надо, и… и заснул.

Вот я думала, думала, а он и заснул. Я лежала и сначала страшно было, потом думала, и почему он меня еще не поцеловал, и в щечку, как тогда, и в шейку, я даже зарделась от удовольствия и предвкушения, и вот за ушком, это Валери мне говорила, и почему он заснул так странно.

Устал, наверное, папа тоже, бывает, придет с работы и спит прямо в кресле в кабинете. Мама говорит, устает он на работе своей, а Витоли где устал, он же не служит еще, а потом и я тоже заснула.

Глава 38

19.03.101 г. Суббота

Витоли-Сергей

Утром меня будят, будит. Это меня хорошо будят, мне уже нравится – и почему только в щечку? Беру нежно за эти щечки как раз, говорю: «Вот это лучше будет». Целуемся до-олго. Потом она убегает: «Вот одежда, одевайся и в ванную и… и завтракать», – и убежала. Все ясно понятно, я же неодет, и она такая смешная временами бывает. Когда вышел к завтраку, вся семья Кастело уже в сборе, договорились, что к девяти в церковь и в десять уже с моими родителями здесь соберемся.

Подпишем договор, а потом молодые люди могут делать, что хотят, или скорее Витоли, наверное, домой съездит, но это все потом.

А ничего, хорошая машина, этот паровичок у Кастело, и личный водитель впридачу к нему. Здесь сами пока не ездят за рулем, за исключением любителей техники.

Все богатые дворяне имеют водителей, а остальным машина просто не по карману. В церковь мы пошли все вместе и вместе и стояли. Потом я первый пошел, она сказала, за мной пойдет. У алтаря принципиально молитву не читаю – не мое это, просто как бы погладил это шар над самим алтарем и пошел. Сегодня, вроде как, почувствовал, как от меня волна пошла, и сразу отпустило меня, и я вышел. Садиться на землю не стал, просто прислонился к стене. Вот маносос этот алтарь, как тянет, как тянет, и это со всех людей в столице. Сколько же это энергии получается? Долго раздумывать не дали, выскочила Марти, причем не сразу за мной, а через одного. Впереди парень какой-то вперед нее пролез. Подошла: «А вон и твои родители», мы взялись за руки и пошли. Мама улыбалась, папа был немного серьезен.

– Как ты, сын?

Мама: – Ну что, все хорошо? – но тоже смотрит с тревогой и вопросительно. – Марточка, можно я тебя так буду звать?

– Да, конечно, конечно, хорошо.

– Марточка, у вас все хорошо, вы не поссорились, нет?

– Нет, нет, тетя Миритина, все хорошо, спасибо.

– Ну тогда ладно, вон и твои родители.

Подошли чета Кастело, долго здоровались, приветствовали друг друга. Потом разбирались, как ехать. В один раз никак в паровичок все мы не влезали. В конце концов решили. Все родители пусть едут, а мы с Мартой пешком пройдемся, здесь не особо далеко. Шли, гуляли, я немного отдыхал, благодать, птички только что не пели, зима все же, хотя день сегодня и был солнечный.

Это радовало, пару раз шли знакомые одноклассники с родителями, подымал шляпу, здоровался, как взрослый и уже семейный. Я прямо расту на глазах, Витоли внутри прямо чувствую, как надулся от важности.

Про себя думаю: «И где твои заслуги? Пацан ты, блин, малолетний, если бы пару раз еще вылез, как пытался до этого, и костер бы уже давно прогорел от нас и золу по ветру разбросало».

Ладно, мысли не мои, что там у нас по плану? Подписание, насколько я помню, для несовершеннолетних – это вообще полная формальность, им его даже не зачитывают, дают в конце подписать, и все, свободны, детишки.

Поэтому надо ценить, как Кастело мне дал и прочитать, и обсудить пункты договора, правда жена его была недовольна, но это уже к делу не относится. Почему? Может, потому что я дела веду с ним и он понимает, что партнер в деле – это не то же самое, что просто завидный жених.

Хоть мы и успели прийти к десяти часам, выяснилось, что зря торопились. Видэла забрали торговые партнеры, что-то, сильно срочное, он извинялся и сказал, будет к 11 часам, по крайней мере очень постарается быть.

Родители все поняли правильно и не возмущались, собрались просто за столом и посидели. Жене Видэла, было немножко неудобно, но мой отец сказал: «Все нормально, на производстве тоже такое бывает, думаешь одно, а получается как получается».

Потом пили кофе. Папа только крякнул, какой кофе замечательный, он еще не знает, что у меня целая упаковка такого презентованная есть. Потом похвастаюсь, у меня и еще сюрпризы будут.

Мама на меня поглядывает и на Марти, все расспрашивает, хорошо у нас или нет, что она там волнуется, мы еще ни до чего не дошли, если что, нечего там еще волноваться. Куда торопится? У меня вот критические дни. Вчера перепахал с Натали Сергеевной. Как? Это не важно, все равно ведь работал, кто-то мне говорил или сравнивал с разгрузкой вагонов – не знаю, не знаю. Сегодня вот беседа с богом – тоже не самое легкое занятие для меня, как выясняется, до сих пор качает слегонца, опять мать заметила – и что она там уже навоображала про нас и про меня? А не важно.

Поэтому сплю я сегодня и только сплю.

Может, завтра хотя как-то получится, не буду загадывать вперед, дело молодое. Пришел Видэл Сезови, он только чуть задержался минут на… четверть не больше.

Это ничего, сказал, все хорошо просто партнеры и срочный заказ, но, видно, был очень доволен свершившейся там сделкой.

Родители прошли в кабинет сами, нас не звали, это и положено по обычаю, мы, как бы не при делах и не в курсе даже.

Сидели они там долго, без малого часа полтора. Я уже и вышивки у Марти все посмотрел, и прочее ее женское рукоделие. Не очень оно мне и нужно, но я видел, как волновалась Марти все это время.

Пришлось вот таким женским способом ее успокаивать, я такого количества платочков и цветочков и в лавке не видел за это время.

Чего там волноваться-то? Все уже давно обговорено, остались так, мелкие нюансы. Потом вышла жена Кастело и нас пригласила. Здесь уже была чисто рутина, только подписать договор.

Это сначала я думал, оказывается, нет. Мне подали шестую страницу договора, как-то он расползся на аж семь страниц в процессе его обсуждения родителями. Вот пункт 42 и гласил, что я обязан отдавать во вновь образовавшуюся семью не менее половины своего заработка.

О, как интересно, и кто это будет контролировать-то, что сколько я зарабатываю. Кастело может еще проверить, и то не факт, есть в конце концов Бригида и Натали Сергеевна, если что, тоже, я думаю, в стороне не останется и поможет мне и еще что.

Хотя да, что контролировать, есть кому, это моя дворянская честь – вот и контролер. Правда как определить, что значит семья, что я могу считать, что потратил на себя, а что, вот на семью.

Правда озвучивать это я не стал. Слишком умным буду выглядеть в глазах родителей и родственников жены, ни к чему это, и поэтому важно кивнул, соглашаясь.

Мама удивленно взглянула, а отец покрутил головой и только сказал: – Ну, если будут заработки, то тогда конечно.

Видэл Сезови подтвердил: – Да, это и имелось в виду.

Договор подписали, и я простился с семьей Кастело до вечера или как получится, я не стал уточнять, и так хлопотный день у меня что-то выдался.

Домой нас довез паровичок Кастело, Видэл и слышать ничего не хотел о такси.

Поэтому ехали молча, так же молча поднялись в квартиру.

Я пошел, переоделся, и прошли в зал, не на кухню, и сели. Мама всем налила чай и долго молча пили.

– Рассказывай, сын, – попросил отец – Как это все получилось? Мне мать рассказывает, что ты нашел девушку, – помолчав, продолжает. – Чуть ли не нищую, хорошо хоть, дворянку. Я весь в заботах и думаю.

Я не удержался хмыкнул на это.

Он зло глянул, но промолчал, правда и продолжил. Как селить, где заработать, чтобы вас прокормить, и куча других проблем и сложностей. Вдруг выясняется, что нищие дворяне – это вообще-то имелись в виду мы. Тебя просто забирают в их семью. Потому как условия проживания у нас, мягко говоря, не очень соответствуют.

– Можешь что сказать на это?

Сказать, что я малость офигел, – это ничего не сказать.

– Когда это я говорил, что я нищенку нашел? – я вслух и удивленно на них поглядываю.

Про себя же думаю: «Ну Бригида не богатая, с этим согласен. Да я и не имел ее в виду никогда. Натали Сергеевна тем более не бедная, вроде».

Я удивленно смотрю на родителей.

Они переглядываются между собой.

Мать начинает: – Ну ты говорил, что денег нет, и вот я подумала, – и замолчала.

– Я решила, что она… – и опять замолкает. – Действительно, про Кастело не скажешь, что бедные. – Я опять хмыкаю, а отец злится.

– Хорошо, – отец успокаивающе машет рукой. – Понятно, с этим решили. Теперь по заработкам. Это шутка такая была – половина твоего заработка? – отец кривится в злой усмешке. – То, что мы тебе даем, – это не заработок, это понятно. Ты где-то работаешь? – смотрят оба родителя вопросительно и с недоверием. – Можешь объяснить нам, и вообще за какие-то медики и пару серебряков и стоило пункт договора вносить? – отец говорит. – Я, конечно, понимаю, дворяне-торговцы – они везде экономят, но не настолько же мелочно, – рубит рукой отец. – Я очень недоволен, сын, – гневается папа. – Мы там чуть не поругались из-за него, именно из-за этого пункта договора.

Я сижу – только бы не засмеяться. Да, действительно, 60 злотов в неделю, 240 злотов в месяц. И это только сейчас.

В перспективе и больше, это же такая мелочь. Правда, больше, чем они оба, моих нынешних родителя, получают, вместе взятые. А так да, мелочь простая.

Достаю кошель, под взглядом медленно офигевающих родителей отсчитываю пятизлотовиками десяток кругляшей стопкой и подвигаю ее родителям.

– Остальное, – потряс кошелем, – это мне, на мелкие расходы.

Они смотрят. – Это 50 злотов, – мама.

– Да, – киваю.

– Откуда? – папа с подозрением.

– У меня небольшое дело с милордом (надо же мне о нем, вроде, моем работодателе, лестно отозваться) Кастело.

– И как часто? – отец с удивлением и некоторой даже растерянностью какой-то.

– Пока раз в неделю, а там посмотрим, короче видно, дальше будет.

– Сынок, а это не опасно? Стража, бандиты, понимаешь? – Это отец волнуется.

В свете с прошлым нападением это выглядит, слегка угрожающе, особенно в глазах родителей.

– Нет, это коммерческие дела, правда какие – секрет. Я не могу сказать, если что, только к Кастело, понимаете?

Отец кивнул.

– Да, тогда это меняет дело. Переедешь к ним жить? – он тянет задумчиво.

Я сначала кивнул, а потом и сам задумался.

Получается, что это я все время буду находиться у них на глазах.

Не сходи туда, не делай то – и оно мне надо? Как-то отвык я в той жизни от родительской опеки, и незачем возвращаться снова к ней и в этой.

Задаю вопрос: – А как с жильем?

– А что ты хотел? – отец заинтересованно.

– Ну вот такую квартиру снять сколько будет стоить?

– Такую – где-то 50 злотов и будет, – это отец.

– В неделю? – внутренне офигевая.

– Нет, конечно, в месяц, – мама влезает.

– Ага, это вы столько платите?

– Нет, мы платим 30 злотов. Это ближе к центру такая квартира будет 50 злотов стоить.

– Ладно, а чуть поменьше? Скажем, три комнаты.

– Ну, тогда там будет 30 злотов стоить примерно.

– Хорошо, вот такую надо тогда мне найти, – даю им задание.

– Ты не хочешь жить с ними? Они тебя заставляют что-то делать? – мама волнуется и переживает за меня, видно.

– Нет, просто не хочу, сам, сами хотим. Я буду с Марти, и, в общем, да, я не хочу с ними, – киваю утвердительно.

Отец только усмехнулся. – Да, раньше бы я сказал, что у меня, сын, вот не хватит денег на все это. Сейчас я думаю, ты ведь будешь оплачивать все это жилье сам?

– Конечно, папа, – жму плечами. – В чем проблема-то, не понял.

– Тогда у меня нет возражений.

– А как это твое дело? Надолго? – это мама.

– Не знаю пока. Вроде, милорд Кастело не прогорел и лекарства всем ведь нужны постоянно.

– А, ну да, тогда да, хорошо, – это мама снова.

Отец подзадумался. – Это хоть не тяжело?

– Немножко, – вспоминаю, как я выглядел.

– Ты сильно-то не напрягайся, может, и половины-то хватит, вы же несовершеннолетние, мы вас и оденем и обуем, если что.

– Да нет, все нормально, папа, мама, правда хорошо, – я успокаиваю.

– Как у вас с Марти? – отец.

– Ты ее не сильно напугал? – мама подключается.

Вот черт, как на допросе чувствую себя, и когда следователя, следователей не пошлешь, ибо родственники ведь.

– Она, ведь, хорошая девочка, правда, хорошая, – мама переживает за Марти.

– Не сильно, – я отшучиваюсь.

– Ну и хорошо, мужчина ты наш привередливый, и сильно, – мама как всегда.

Да, знал бы ты, когда и какой я мужчина, ну да ладно, меньше знаешь, крепче спишь.

Поговорили еще чуток, и я стал обдумывать мысль, что делать и кто виноват.

Квартира нужна, мебель нужна. Это все решаемо. Натали Сергеевна тоже без проблем.

С Бригидой? – мои мысли. – О, с ней тоже решим, правда приходить куда и как, но решим.

Дальше: что эта Марти собой представляет – я же ни черта о ней не знаю. Вон сначала думал, балоболка, а выяснилось, что молчунья как раз. Это хорошо, как будет в мои дела влезать. Это серьезный момент в деле. Надо придумать занятие, чтобы, я и был и при ней, с ней, но в то же время мог сам оставаться. Нужно найти ей занятие на это время или мне причину куда-то уходить.

Поужинали, я уже занялся своими делами там по мелочи, и тут звонок, колокольчик на двери – дзынь. Это еще кого принесло, никого ведь не ждем, да и не доложен никто прийти, уже мысли всякие в голове.

Отец вышел, заходит: «Это к тебе». Заходит Марти, стоит мнется.

– Я вот пришла. Можно пройти? – смотрит на меня так непонятно.

– Пройди пропускаем.

Заходит в комнату ко мне.

– Я вот это, тебя ждем, жду, а тебя все нет, я и приехала.

Да, вот попал – и что сказать? Поехать к ней? Вроде, и ничего, но не то, потеря лица и имиджа полная.

Отказаться? Обидеться – и что сказать, а? Вот попал.

Вопрос решился сам собой.

– Я, Витоли, подумала. – Марти набирается решимости, но не очень, видимо, получается. – Если ты не хочешь у нас, то это я… – и молчит.

Во, я дурак. Понял. – Марти, оставайся, конечно же, со мной.

– Ой, хорошо, да, я сейчас только паровичка нашего с Жолини отправлю и приду, я сейчас, хорошо? Я быстро, – засуетилась сразу Марти.

Пошли. Блин, как неудобно-то. Идем вниз, она отправляет паровичок с водителем и забирает небольшую сумку, с вещами скорее всего.

– Здесь я платье взяла на завтра и ночная пижа-ама, вот. Ничего, что я а… – смотрит так жалобно, что я ее обнял поцеловал, вроде, осмелела немного.

– Да проходи, не теряйся. Я у тебя ночевал и ничего не боялся.

– Конечно, то ты у меня, то дома, а то я в гостях, – и замолкает.

Конечно, ей дома, а мне. Она тоже поняла, что что-то не то сказала.

– Ты же мужчина, – это она оправдывается.

– Пошли, пошли, все будет хорошо.

Да и нельзя обидеть – и как я не подумал об этом? Интересно, она сама или сказали, подсказали ей. Как же невовремя все, и я не подумал, вот бестолочь великовозрастная, помолодел на старости лет и отупел сразу.

Как зашли, родители расстарались и ужин, который она, конечно, есть отказалась, но я развел на кофе, и мы прошли в мою комнату его пить. Родители еще рот раскрыли, когда я пакет с кофе при них достал. Я про него и забыл сказать.

Посадил ее на диван свой, вручил кофе, дал печенье. Да, это не у нее дома, но все же хоть как-то так. Родители не заходили, и то хлеб. Сидим пьем, она сидит, молчит.

Потом: – Это я сама приехала, – говорит мне, как бы отвечая на незаданный мной вопрос. – Я сразу поняла, что ты не приедешь. Я невовремя? Но вот я решила, буду с тобой. Ничего, а? Ты у меня спрашивал, и я согласилась. Тебе у нас не понравилось, и я буду с тобой жить. Не прогонишь? – И так жалобно опять на меня смотрит.

– Не прогоню. Ну что ты такое придумала? Я вот только что хотел сказать, спросить. Ты что скажешь, если мы сами будем жить?

– Сами – это как? – она смотрит с недоверием и непониманием.

– Я хочу снять квартиру, и будем жить отдельно вместе, – объясняю ей ситуацию.

– Это дорого, наверное, у меня есть, будут деньги – не знаю. Можно, но я боюсь, это много денег надо, а я, мне вот родители дают десять злотов только на неделю.

Это злот в день всего выходит, – считаю про себя.

– Да, они в выходной дают и сразу на всю неделю, – Марти мне.

– Хорошо, мои деньги и твои проживем, мне отец обещал подыскать жилье или твоего спросим, а пока будем здесь жить или у тебя, а ты – это тебе же ну ты, вроде. Да не переживай, понимаешь, я мужчина – вот и мне неприятно быть на шее у жены, а здесь даже не у жены, а ее родителей.

– Но ты же, мы, я несовершеннолетние, – спорит уже Марти.

– И что, а дворянская гордость моя, наша? – я гну линию на свободу.

– Но ведь все живут, как мы.

– Кто живет? – я интересуюсь.

– Толизи живут, Марилени живут, и даже Джахоры тоже вот живут.

– А можно поподробнее?

– Я не помню точно, Толизи живут у нее, у ее родителей, это я точно знаю. Марица учится в круге 11 класса.

– Конечно, она же круг, – я подтверждаю.

– Ну и что, а он кто? Он точка, они – вот видишь? Марилени живут у него, это ладно. А Джахоры как, а? Они точно живут на квартире, я даже в гостях была, у них маленькая Джерика – такая прелестная девочка. Они на квартире живут, да им родители ее и оплачивают.

– Э, ты тоже так хочешь, да? А здорово, тогда да, я тогда согласна, ну если и ты, ничего я, а то я стесняюсь что-то.

Ну все хорошо.

– Можно я не буду печенье? – Марти смущенно.

– Не ешь, а зачем взяла? – пожимаю плечами.

– Ты дал, – Марти в ответ.

– Марти, давай с тобой серьезно поговорим.

– Ну я не люблю печенье, правда, – Марти сразу испуганно.

– Подожди, Марти, не в печенье дело. Давай разговаривать как равные, вот. Это не значит кто командует, подожди. Это значит, я даю печенье, и ты, если не хочешь, говоришь – не хочу, и все. Иногда можешь объяснить почему, и то, в случае печенья не обязательно. Не хочешь – не надо, насильно ничего не делай, не нравится что-то – скажи мне об этом.

Понимаешь, мы друг друга совсем не знаем и нам надо узнать все привычки друг друга…

И недостатки тоже. – вздыхаю уже про себя.

– Вот я знаю, ты любишь кофе, поэтому не надо с пустой кружкой сидеть, хочешь еще – наливай и спрашивать тоже не надо, не в гостях, поняла? Вот и с остальным так же. Первое время надо говорить: «Я это не хочу, не умею, не знаю», и я так же постараюсь, хорошо, поняла?

Она тихо: – Да, я постараюсь.

Сидит, потом несмело ставит кружку, наливает кофе и ищет ложку: – Я сахар хочу.

– Сейчас принесу, подожди.

Приношу сахарницу и ложку кладу на стол. Она смотрит, ждет что-то, потом несмело насыпает сахар.

– Я правильно сделала? – спрашивает настороженно.

– Да. Кислики принести?

– Ага, я люблю, – довольным голосом.

– А я не знал, – я ехидно.

– Ой, я забыла, – смущается.

– Вот видишь, ничего, научишься. – Я подбадриваю.

– Ой, это сложно как-то все.

Наконец оттаяла немного. Приношу их кислики, она их просто в рот кладет и раскусывает.

– А чашечку можно? – Марти сама скромность.

– Да. Приношу. – У, я заколебался уже, но никто не говорил, что все поначалу будет легко. – Расскажешь что-нибудь?

– Я думала вот… – Марти замолкает на середине предложения.

– И я думал, ты же обещала.

– А, да, я вот, я вязание не взяла.

– Хорошо, давай я тебе рисунки свои покажу. У меня, правда, корабли там одни в основном, но и пейзажи есть, несколько.

Долго показываю, и ей даже нравится, потом она как-то ежиться начинает.

Приходится обнять, потом поцеловать, потом еще.

Она: – Мне очень страшно, мы только раз в гостях были у чужих. Я тогда боялась и сейчас, если бы не ты, мне очень страшно, вдруг зайдут, а мы тут.

– И что?

– Ну, это же нехорошо. Мне подружка рассказывала, что вот так родители пришли, а там – и ужас.

– А ну расскажи, мне интересно.

– Ой, я стесняюсь. – Марти.

– Но здесь никого нет.

– Все равно. – Она как бы настаивает.

Но мне же интересно, я убеждаю, не то чтобы так уж интересно мне, но с чего-то семейную жизнь надо начинать.

– Это вот не с нашего класса, а с этих. – Это она так мягко плебеев назвала. – Рядом живут две подружки, они не дворяне, но мы иногда гуляем во дворе и ничего, они хорошие, только вот такие, э… такие. Вот эта Рица и рассказывает. Она позвала Патола, и они дома сами были, пили вино даже, а потом он ее целовать начал, а потом они без одежды, и они все вместе лежали, и тут родители Рицы пришли, в общем, там такой скандал был, и это, судью даже вызывали.

– А зачем? – Я прикинулся непонятливым.

– Договор Патол не хотел подписывать, он совершеннолетний, и ему уже все равно, а Рица плакала, говорила, что он обещал и что его увезла стража.

– А потом?

– Да живут они вместе, в деревню уехали, Рица прибегала ко мне такая счастливая. Сказала, Патол прощения просил и у них все хорошо, вот я ей даже два платья отдала старых. Они еще хорошие, просто мне не нравятся. Ничего, а? – смотрит с ожиданием чего-то.

– Отдала – молодец, – хвалю я. Вижу, обрадовалась похвале.

– Это, Витоли, а если договор, то уже можно, да, ой, я не. Это, Витоли, если ты хочешь, то я согласна, только мама говорила, что больно будет первый раз, а я боюсь. Правда больно?

– Правда, но не сильно.

– Ты такой умный, ты все знаешь. Я тоже к этой Лирину Синтон ходила, а она такая, ничего мне не дала и сказала, что я маленькая еще и мне рано еще все знать, а вот теперь как, а? Я боюсь.

– Не бойся, глупенькая, – приходится класть ее на диван и целовать. Потом еще, потом и до шейки добрался и глазки и такой симпатичный ее носик. Потом долго целуемся в губы. Она глаза закрывает и чуть вздрагивает: «Как хорошо с тобой, а говорили, больно будет перед этим», – и надолго неподвижно замерла.

Да, этого я не ожидал – вызвать оргазм одними поцелуями.

Она лежит, даже не шелохнется, приходится ее еще долго и нежно гладить.

– Как хорошо, Витоли ты мой любимый, я люблю тебя сильно-сильно.

Приходится и самому говорить. Как противен сам себе становлюсь в этот момент. Черт, хорошая девчонка, но до любви еще семь верст и все пехом.

Навязали, не то чтобы я был недоволен, но оно ведь вот спихнули, а она совсем ребенок и уже ничего не сделаешь, договор сам подписывал.

Лежим, потом выгоняю ее мыться и предварительно показываю, что, где и как. Она идет купаться, и родители тут как тут.

– Почему не сказал, что она приедет? – мать наезжает на меня.

Я развожу руками: а я знал, сам удивляюсь.

– То есть это она сама или прислали? – она продолжает.

Говорит, сама. Я ей верю.

– Хорошо, что будете делать? – отец.

– Сейчас – спать, завтра пойдем квартиру вместе искать будем.

– Может, не будешь? Куда торопиться, а, сын? – отец, видно, чуть с недовольством.

– Не знаю, а чего тянуть, может, еще и не найду, – пожимаю плечами на это.

– Спать вместе ляжете, да? – мама чуть волнуется, видно, за нас.

Хорошо, мать уходит, вижу, отец знак подал, чтобы ушла, мои привычки разведчика – как они выручают и как иногда бывают чуток не нужны или скорее, как сейчас, лишние.

Я понимающе жду.

– Понимаешь, сын, у вас могут быть дети, и, если будет мальчик, его заберут Кастелы. Понимаешь, это не страшно, вы будете видеться, но по закону ваш сын – он будет братом Марти, вот такие дела. Что думаешь делать?

– Папа, я не хочу иметь детей по крайней мере до 21 года. Не надо мне таких проблем.

– Молодец, я это, и хотел поговорить об этом, а то молодежь не думает, а потом знаешь какие проблемы возникают. Этого Кастело можно понять, ему нужен сын, но и тебя я понимаю, это твой ребенок и отдать в чужую семью…

– Да, папа я понимаю.

– Вы это, закрывайтесь ночью, а то мама переживает, и это, звуки всякие понимаешь?

– Не волнуйся, папа, у нее это тихо, вы же ничего не слышали сейчас.

Я молча улыбаюсь.

– Ладно, сынок, пошли мы. Взрослый ты совсем стал, а я и не заметил как-то, – качает головой непонятно чему отец.

Марти вышла из ванной и прошла… проходит в комнату.

– Я пойду.

– Это, а спинку помыть? – Надо же что-то сказать.

– А ты хочешь? – Марти, котенок испуганный. – Можно я в другой раз, а то твои родители… – Котенок совсем сжался.

– Хорошо, я пошел, сиди уже, – да, подколоть не вышло.

Прихожу, читает книжку.

– Что нашла?

– А вот путешествия, у меня такая же, я решила еще почитать.

– Ну читай. Я полежу, хорошо?

Она: – Это, а ты раздетый спишь?

– Ну, это, нет, в трусах, а, а то у нас тогда всю одежду забрали.

– Ладно, то тогда.

Пока раздевался, она отворачивалась, потом долго смотрела, потом краснела.

– Будешь ложиться или посидишь?

– Нет, лягу, – сказала тихо.

Легли, пообнимались, немного поцеловались, и я опять уснул, мне правда неудобно, но я опять уснул первый.

Глава 39

20.03.101 г. Воскресенье

Витоли-Сергей

Проснулся, не сам, меня тормошат.

– Витоли, мне это, надо вот… Витоли-и, – это Марти меня тормошит.

– Что надо? – я никак не пойму спросонья.

– Я хочу, это-о, – Марти мнется.

Спросонья соображаю, чего эта, она хочет, а, в туалет, наверное.

– И что?

– Ну я стесняюсь, там твоя мама уже ходит. – Марти начинает стремительно краснеть.

– Страшная? – я уточняю.

– Хи-хи, – прыскает. – Но я все равно боюсь, ну-у пошли-и, – она канючит мне.

Провожаю, сам захожу на кухню.

– О, ты уже встал, – это мама на кухне удивляется мне раннему.

– Встал как же, разбудили, – бурчу недовольно.

– Что будете? – мама спрашивает.

– Не знаю.

– У нее спросишь. Пусть подходит, – бросает мать уже мне на выходе с кухни.

– Я скажу, – я киваю коридору, но мне пофиг, сплю я еще.

Жду, выходит.

– Кушать что будешь?

– Я это… – Марти стоит опять мнется.

– А, понял, пошли к маме, ей расскажешь, – и не даю слова сказать, веду на кухню.

Я еще поваляюсь, идут они все в баню. Это что, меня каждое утро теперь подымать будут? Не квартира, а общежитие однозначно. Поваляться не дали, пришла, сказала:

– Буду молоко и кашу розалию, только без мяса.

Она с утра не ест много, – мне объяснила. Их, богатых, не поймешь, пошел и я по своим делам.

Пришел, она уже переоделась и бочком, бочком.

– Я на кухню, – она свалила.

Чего это она? А, понял, я же переодеваться буду. Оделся, пошел есть, ох и тяжела ты, семейная жизнь. Поговорили ни о чем, родители посоветовали идти в администрацию по поводу квартиры, там, правда, будет дороже, но они и отвечают за жилье, и не обманут, и договор можно составить, поэтому на первый раз лучше туда.

Правда они могут сегодня не работать.

– Ну тогда хоть расписание работы узнаете и прогуляетесь вдвоем, – смеются. Собираемся, уходим. Марти сразу осмелела.

– Ой, я так боялась, так боялась ночью, и кто-то скрипел за стеной.

– Где?

– Слева. Там, где полки вон. – Марти рукой чуть повела.

– Это в соседней квартире, соседи, молодая пара, недавно переехали сюда.

Марти на мою реплику так мило краснеет. До центра идем пешком, думаю, зайти в кулинарию или нет. Пока думаю, уже прошли мимо, идем сразу в здание администрации, сегодня выходной, но отдел сдачи в аренду помещений работает, это нам повезло, видимо.

Сидит паренек, представляется и объясняет нам:

– Я вышел, мне надо хвосты в институте закрыть, а дома сестры маленькие не дают. Здесь сижу занимаюсь, я в строительном учусь. Если вам надо жилье, я могу показать, только я это, стажер, у меня четыре квартиры всего в работе, если надо больше, то это, завтра приходите.

– Хоть четыре расскажи, понравится, пойдем смотреть, – соглашаюсь с ним.

– Первая: это вот рядом, через два здания, две комнаты – 50 злотов.

– Ого, а чего дорого-то? – это я удивляюсь.

– Это потому, что центр и место очень престижное, – поясняет стажер.

– Ясно, давай дальше.

– Вот еще квартира, три комнаты – 40 злотов. Это вон там, с той стороны рынка.

– Это уже интересней, давай еще.

– Есть дом вон там, напротив аптеки улица, там третий слева. Двухэтажный дом, наверху три жилые комнаты, внизу одна, или жилая, или подсобка, как хозяин захочет, и ванная с кухней. Дальше и почти на выезде трехкомнатная за 20 злотов. Вот у меня и все.

– Марти, что скажешь? – озадачиваю жену.

– Ну я не знаю. – Марти так смешно морщит носик.

– Хорошо, тогда я. Первый вариант – дорого, отбрасываем. Последний – тоже, далековато будет. Вот давай эти два смотреть будем.

Трехкомнатная квартира оказалась хорошей, но рынок рядом, это все целый день, этот гвалт забраковали, хотя Марти квартирка понравилась. Пошли дом смотреть.

Дом был тоже неплохой, Марти правда сказала, что сверху там снаружи некрасивый и штукатурка облупилась. Прошли внутрь, комнаты на втором этаже хорошие, и внизу ванная, кухня, все есть, думаю, берем.

Договорились на дом – с парнем из администрации.

Про внешний вид спросил. Почему такой.

– Давно стоит, вот и получилось такое, – комментирует стажер.

– А как отремонтировать? – это уже я его озадачиваю.

– Нанимайте, сколько заплатите, вычтут с вашей арендной платы.

– Это хорошо, я тогда согласен.

Марти походила.

– А ничего, очень уютненько будет. Только убираться…

Да, это я не подумал, надо, видимо, кого-то нанять.

Марти долго думает, опять забавно морщит носик.

– Слушай, Витоли, у меня подруга есть, ну ты ее знаешь, это Валери, давай ее?

– Да она же дворянка, – смотрю на нее удивленно или даже скорее недоверчиво.

– Ну она все сама дома делает, у них отца нет, и я с ней говорила и это, может, она жить будет внизу, – Марти мне. – Мебель поставить ей, а? – она продолжает.

– Ну я не знаю, неудобно как-то, – это я что-то сильно сомневаюсь в планах Марти.

– Что неудобно, почему это неудобно? Я сама с ней поговорю. Ей знаешь как трудно? Она в пять часов каждый день встает, а весной и в дождь еще и раньше приходится тогда вставать.

– Это почему? – я чего-то не знаю про свою одноклассницу, хотя да, откуда Витоли про нее бы и знал что-то, не те у него еще интересы были.

– Понимаешь, они в деревне за городом живут. Вот до города она два часа идет пешком или на телеге едет, но это если повезет, и потом по городу или на паровике, или тоже пешком, а в дождь сам понимаешь, какая дорога.

– Да, а чего она квартиру не снимет? – я спрашиваю.

– А деньги у нее откуда? Со злотами трудно у нее с одной-то матерью.

– Ясно тогда, только есть же за городом школа.

– А ты в ней был? Там же одни плебеи учатся, и что, за них замуж потом выходить?

– Э, да, тогда конечно. – Это я глупость сказал, – про себя думаю, все с мужской точки зрения на вещи смотрю, как легче.

– Ладно, я не против, говори только ты с ней. Это, возьмешь на себя тогда все ее трудоустройство.

– Хорошо, я согласна. – Марти радостно закивала головой на это.

Пока мы все выясняли, паренек терпеливо нас ждал.

– Что, не часто такое бывает? – его спрашиваю.

– Да нет, часто, даже ругаются, раз дрались, стражу вызывали даже. Вот только обычно взрослые приходят, ну это, – он застеснялся. – Это, все вместе приходят.

– А это нам нельзя разве? – мне что-то не понравилось в его речи.

– Почему, можно, только надо чтобы совершеннолетний чей-то родственник договор аренды подписал, а то недействительно будет, – стажер уточнил и, извиняясь, развел руками.

– Ой, я отца позову, хорошо? – это Марти вызвалась.

– Вы это, Кастело? Я отца вашего знаю.

– Да, я Марти, – Марти смущенно представилась.

– А я Лино, ну вообще-то Линоли, но меня все Лино зовут, я и привык как-то.

– Хорошо, мы тоже будем звать, я Витоли.

Марти убежала в аптеку и спустя полчаса уже шла обратно с отцом. Он подошел, степенно поздоровался, посмотрел дом, ничего не сказал и молча подписал, потом извинился и ушел. Марти что-то хотела сказать, но при продавце не стала.

Обговорили оплату, договорились: сейчас заплатить можно от пяти злотов и выше, а через две недели обязательно всю сумму за месяц. Дал пять злотов, получил расписку, два ключа и все. Быстро, однако.

Только он ушел, Марти потащила в дом, сели на два стула в кухне – все равно ничего больше не было.

– Отец недоволен, почему не пришли, мол, пренебрегаете.

– Как это? – я поглядел на Марти.

– Они нас ждали, – объясняет Марти.

– И что? – я в непонятках.

– Хотели поговорить, – Марти отвечает.

– Вот сегодня вечером и поговорим.

– Правда, да?

Марти: – Ой, а я сказала, что не придем.

– Почему?

– Ну ты же говорил, – она недоуменно.

– Говорил, но только что я говорил?

– Ну что мы вместе и отдельно живем.

– Правильно вместе отдельно живем, но это не значит, что ты не можешь к родителям сходить или я. Можешь, если надо, там дела или что даже переночевать, просто скажи и все, и я тоже так же буду делать, мало ли что у нас, а в остальное время вместе живем.

– Да, а я думала, что все только вместе и никуда больше.

– Глупенькая, кто же от родных отказывается?

– Но договор?

– А ты его читала?

– Нет, а что, я же вот подписала.

– Дают читать, ты читала?

– А ты его вот затем читал, чтобы, а я думала, что там, там все очень сложно написано, как нас учат на уроках, как вот с императором разговаривать, бр-р. – Передергивает плечами. – Там такие сложные слова.

– Вот поэтому надо прочитать все внимательно. Придем домой к твоим родителям, возьмешь прочитаешь, что непонятно, у меня спросишь, поняла?

– Э, а почему у тебя? Папа тоже может все объяснить.

– Нет, не может, – я настаиваю.

– Он понимает лучше. – Марти тоже упрямится и настаивает на своем.

– Марти, вот смотри, у тебя отец продает.

– Да, конечно, – кивает.

– Когда он продает, он дешево продает.

– Ну, нет, прирост же должен быть.

– Вот и с договором так же, ты его прирост, и он тебе объяснит не твою выгоду, понимаешь, а свою.

– Но как же, он же мой отец, – она удивленно.

– Да, он отец, но если у нас будет мальчик, то твой отец его заберет себе, понимаешь?

– Но договор же.

– Но это, если что, наш ребенок, а, или тебе все равно? – Достала уже.

Она надолго замолчала.

– Вот представь: кто-то заберет твоего ребенка, а?

– Но папа, – Марти никак понять не может.

– А какая разница? Если ребенка ты не увидишь.

– Но! – Марти опять вскидывается.

– Вот и думай.

Она опять впала в задумчивость.

– Это получается, что нельзя доверять никому, но как же тогда быть?

– Почему никому? Ты же не думаешь, что отец у тебя украдет вещи или что в школе пропадет твоя сумка с учебниками или в раздевалке пальто, куртка?

– Да, это правда.

– Вот и с этого и суди. Что есть вещи, которые можно доверять всем или почти всем, – я поправляюсь. – Есть те, которые только родителям, есть – вот только семье, а есть – только себе, личные только, – поняла?

– А вот только себе – это как?

– Ну как тебе сказать, ну вот ты в туалет ходишь.

Блин, аж самому неудобно, но как-то надо ей все объяснить, пусть и на таком примере.

– И что ты там делаешь, это никому не надо говорить и рассказывать, понятно?

То что она покраснела, потом еще, а потом засмеялась.

– Я поняла.

– И что смешного я сказал?

– Ну у нас раз дворник животом заболел и не успел добежать, очень смешно было вот. Ой, я ничего, а?

– Нет, все нормально, это и правда смешно, наверное.

– Особенно, – про себя думаю, – когда со стороны на это смотришь. – Что будем делать? Пошли к тебе домой или в аптеку сначала?

– Пошли, папа обрадуется.

– Сегодня где будем ночевать?

– А где хочешь?

– Ну здесь точно не хочу.

– Значит не будем.

– Давай у меня, – Марти предлагает, с великой надеждой.

– Давай, я только вещи не брал.

– А паровичка возьмем и привезем.

– Хорошо, хорошо.

– Ура-ра-ра, – она аж в ладоши захлопала.

Вот ее пробрало.

В аптеке была уже другая продавец, и мы молча прошли. Секретаря не было, все же был выходной, Кастело сидел, глянул на нас хмуро, но махнул рукой: садитесь.

Сели.

– Что сказать хотели? – Кастело все еще хмурится.

Тут Марти вылезла, и то хорошо, не все же мне тянуть этот семейный воз проблем, устал я что-то.

– Папа, мы сегодня дома ночевать будем, а то там ничего нет, ни мебели, ничего совсем, и надо все завезти и ремонт сделать, вот.

Да, умеет, когда надо, и по делу тарахтеть.

Кастело аж поморщился.

– Хорошо, доча, а что вам в голову пришло, не понравилось у Вилесс? – На меня поглядывает.

– Почему? – стушевалась Марти.

– Ну вы на квартиру перешли, значит не понравилось.

– Пап, ну мы хотим все сами… вот. – Марти заводится.

– Сами – это хорошо, но ведь придется самим готовить, ты это не умеешь.

– Пап, я все придумала, я найму людей.

– И где ты найдешь?

– Я вот на… Папа, ну найду потом вот.

А, молодец, не стала все выкладывать. Я уже думал, сейчас весь расклад даст, нет, одумалась. Видно уже, что-то соображает, пока это не страшно, тайн у нас нет, но со временем кто знает, как оно будет.

Кастело под напором дочери сдался и пообещал выделить и мебель, и продуктов подкинуть и, когда узнал, что сегодня к ним ночевать идем, в общем расчувствовался и денег даже пообещал, живем пока.

Поэтому, не задерживаясь больше, пошли домой.

– Ой, ничего? Я правильно говорила? Только вот про Валери чуть не сказала, вот, но я привыкну, я раньше все-все дома рассказывала, и мне даже за это иногда попадало, но мне говорили, что все равно надо говорить, а сейчас вот и не надо. Это странно как-то, и я такая взрослая, да. Правда?

Пришлось обнять, поцеловать и похвалить.

Она: – Люди же смотрят.

– И что? – я удивленно на нее смотрю.

– А мы вот. Ой, нам же можно сейчас, да, я забыла, как здорово, еще хочу, – губы подставляет. Полезла сама, стоим целуемся. Ребенок, совсем ребенок. Потом идем к ней домой.

– Надо что-то купить, – произношу задумчиво.

– А зачем? – спрашивает удивленно.

– В гости же идем, – я уточняю.

– Э, в гости, мы же домой идем. Э, да, поняла.

– Что мама любит?

– Мама любит? А вот печенье и любит, давай возьмем немного.

Идет проговаривает про себя. – Домой – в гости, взять печенье – прямо странно.

– Бывает, привыкнешь.

Заходим в лавку сладостей, долго выбираем, что, идем. Дома встречает мать Марти Иветт Кастело, всплескивает руками: «Марточка, ты пришла!». Потом: «Здравствуй, Витоли. Как у вас? Хорошо все? Где были? Откуда?». Эти извечные женские разговоры. Марти под моим взглядом начинает чуть медленнее, чем обычно, рассказывать, что мы вот хотим снять квартиру или скорее уже сняли. Да, я вот так отойду, постою, я не при делах, как же оно вот рвется пуповина, если сам Видэл Сезови хмурился, представляю его жену и ее состояние. Как же, ее кровиночку.

Жалко даже ее немного, но это жизнь, они ведь тоже уперлись в ребенка – и что, поэтому кто кого. В конце концов обе женщины соображают, что получается, нас в дом не пускают, и они начинают пространственно извиняться, причем обе.

Заходим после известия, что сегодня мы ночуем здесь, чувствую, вечером будет атака всем семейством, ох, как же все это выдержать? Когда на чуть-чуть остаюсь с Марти, обрисовываю ситуацию ей и говорю, что делать. Она соглашается и жалуется:

– Знаешь, как тяжело?

Объясняю:

– Мы же будем рядом, здесь же хода (ход – местное название километра, буду далее «километры» говорить) не будет.

– Все равно страшно, но инте-ере-есно! – она тянет слова.

Вечером действительно пришлось пережить немало трудных минут, а в разгар я решил: дело дурное, – и попросил свозить меня домой за учебниками и одеждой на завтра да и новости рассказать, а то дома не знают, волнуются за меня, наверное.

Глава 40

21.03.101 г. Понедельник

Часть 1. Витоли-Сергей

Проснулся, на новом месте непривычно, но терпимо. Вчера такую бурю выдержал, причем и дома тоже, отец как-то все больше молчал. Вернее он попытался влезть, но огреб по полной от матери за мою поддержку и замолчал. А я выслушивал все, но потом ничего, сказали заходить, это как-то грустно, и я уехал. Водитель паровичка наябедничал. Мне запретили уезжать, даже если бы я захотел остаться, водитель дежурил бы всю ночь. Это, видимо, на мою совесть воздействие, если что.

Посмеялись.

Говорю: если отпустили на всю ночь, может, поедем на улицу мадам Роже – известная улица в городе, правда находится далеко, там, в первом круге, но на транспорте – полчаса делов.

Он сначала удивился, потом, потом повозмущался, потом посмеялись. Да, говорит, это мне можно с моей Лири, а молодому господину такой цветок, но потом понял, что шутка, посмеялись вместе снова.

Вечером уже посидели позанимались даже, я показал свои записи, она свои, у нее в отличие от Витоли с математикой все нормально было, чувствуется торговая жилка родителей. Показал, что пишу палочки. Она немножко поиздевалась, потом испугалась – как же на мужа, потом ничего, успокаивал поцелуями. Вроде, ничего, она все хочет туда и боится. Сказал: не бойся, будем в новом доме, в смысле на квартире когда, засияла, согласилась.

Вот сейчас едем в школу, что тут ехать – полкилометра не будет, но едем. Потому как я проспал, а меня будить боялись, это не моя мать. И что ты будешь делать.

В классе герой дня опять, как же, события – все поздравляют, что хорошо, не меня. Я там постольку поскольку.

Бригида поулыбалась немного сочувственно и все. Остальные ничего не сказали. «Как вы там? – чтобы не молчать, на общем фоне она спросила у Марти, – что делали?», видимо, надеясь на стандартный какой-нибудь ответ. «– Писали палочки», – и, под смешки одноклассниц, замолчала.

– Ну вот, выдала мою самую большую тайну, – пошутил я.

Урок просидели, она молчала и краснела. Когда он окончился, она потащила к окну и стала извиняться.

– Я не хотела, оно само… как-то вышло.

Я посмеялся: – Иди вон с Валери лучше поговори, болтушка, вышло оно…

– О, точно, я и забыла.

Больше стращать не стал – и как тут быть, ладно, будем привыкать жить вместе.

Всю физру были прыжки в длину, я прыгнул и больше ничего не делал. Смотрел, что делает Марти, не очень я и верю в результат. Она весь урок что-то втирала Валери, и, судя по кивкам, довольно успешно. Неужели пойдет к нам работать? Странно, я как-то считал, что дворяне не идут в услужение. Вернее идут, но это в общем, думал, не наш случай.

Пришла перемена и математика после, вот и Натали Сергеевна смотрит на меня задумчивым взглядом. Вот как теперь с ней разговаривать и главное когда?

Сегодня доклад не читаем. Изучаем новые темы. Все люди распределены, и чего – пусть остальные учатся. Поэтому чинно пишем решения новых примеров. Я вижу вопрос на лице, думаю поговорить на перемене.

На перемене не поговорил – какой там разговор, был окружен и утащен в коридор к окну на предмет правда, и когда, и как, и что. О как, я уже и работодатель, и организатор производства, и субарендатор жилья.

В принципе, Валери была со всем согласна. Она проживает у нас, это стоит ей 20 злотов. Естественно, она не платит за это. Она готовит и прибирает, по магазинам и за продуктами – это уже не ее забота. Она объяснила, она стесняется, это в общем не дворянская совсем работа, между нами говоря, работа здесь вообще не для дворян.

Я согласился, правда не понял. Прибирать можно, а на рынок – нет, их, этих дворян, не поймешь никак. Это все меня более чем устраивало. Во-первых, часть заботы с плеч долой и считай на халяву. С другой стороны, Марти точно будет занята со своей лучшей подругой. Вот и меня не будет доставать, а мне надо время.

Спросила, когда можно переехать к нам. Говорю, мебель завезут и сразу же и можно.

Последний урок, и меня сначала тащат на собрание – герой дня как-никак. Правда после разбирательств, что виной не залет, а обоюдное согласие родителей, мы типа не при делах, хотя и такое здесь в порядке вещей, чем и являемся до 21 года. Поэтому интриги нет и вижу даже некоторое разочарование на лицах – а что, здесь как везде. Нет сенсации, нет и интереса. Договор по согласию да еще и между равными – кому это интересно? Мне Толини Хоникер намекал поговорить, что-то поделиться по семейной жизни – ну-ну, но кто же меня отпустит, а вместе это не разговор, он только понимающе, сочувственно подмигнул.

Радостная Валери убежала домой, у нее действительно не сахар, оказывается, положение. Дом далеко, квартира не по карману и постоянное недосыпание. Она, чувствую, устала, да и мать, как она говорила, зудит все время по вопросу, когда она выйдет замуж.

Она пыталась, но что-то там не срослось у нее. Не знаю, расскажет, хотя не очень и интересно мне это. Пошли в аптеку к отцу Марти – что он скажет или посоветует по жилью.

С мебелью, выяснилось, он поможет. Часть даст своей, не новой, это на кухню, ванную и вниз для Валери, ей пойдет, там нормальная мебель, не как у Бригиды была в общежитии, нам же закажут в магазине и совсем новую. Я уперся, сказал, сам выберу и деньги возьму только с отдачей, но в счет поставок.

Он в принципе и не возражал особо. Просто сказал, сколько надо, бери деньгами, это тоже ведь надо, я подожду. Хорошо, я согласился. Долго мараковали, как быть далее. Где и что, опять решил, поеду домой, соберу вещи и начну потихоньку свозить в свой, наш дом, там потом и решим.

Марти не поехала, сказала, поедешь с водителем, хитрая, знает, что с ним я и вернусь. Уже эксплуатирую их паровичок как личный транспорт, а что, здесь километров 5–6, не набегаешься, правда, и не сильно далеко. Дома никого нет, но в принципе никто и не нужен. Собрал часть книг для учебы и журналы – сплошное боло, но имидж – наше все. Вещи пока не особо нужные запаковал и сложил в шкаф, то, что нужно сейчас, замотал в одеяла и погрузил в машину. Отвезли рейс в новый дом, черт, пока и, немного, но одним разом и не влезло, вот я Плюшкин.

Потом взял вторым рейсом оставшиеся узлы и еще флаконы. Потому как семейная жизнь – это семейная жизнь, а мою работу никто не отменял.

Эльфы, эльфы, надо бы вас проведать, вроде, вы там мои собратья по профессии или как это называется, поговорить бы нам надо.

Выгрузил все в доме и водителя отпустил.

Он мялся, все не хотел уезжать из-за запрета хозяев, я тогда сказал:

– Понимаешь, отсюда ближе к дому Кастело? Сам понимаешь, куда я пойду. Поэтому не переживай и Марти передай. Я просто все утрясу, вещи немного разложу и приду, езжай давай.

Уже как партизан работаю.

Поднялся в комнаты, пару увязок бросил на пол, пошел осматриваться. Так, значит, одну, решил, это надо будет переделать в спальню, дальше рабочий кабинет, и большая, это как раз для зала подходит. Пока светло, надо бы заняться флаконами, я не думаю, что Марти прибежит сейчас сюда, хотя, если останусь до темноты, то тогда точно прискачет, я в ней уже уверен.

Поэтому переливаю в два пузырька, нет, в три я не потяну. Да и выглядеть буду потом не лучшим образом.

Долго сосредотачиваюсь, наконец процесс пошел. Один есть, хорошо. Пока легко пошло, хотя это и обманчиво. Пробую пройтись – вроде, ничего, усталости нет. Делаю второй пузырек – тоже, как бы ничего, восстанавливаю еще и затравку и ставлю все в шкаф, здесь местный, страшненький, но какой есть, пока пойдет, а там разбогатеем – купим лучше.

Так все, иду к дверям и вижу: перебрал все-таки с нагрузкой. Вот же черт, почему это так. Пока сидишь, усталости не чувствуешь, а пошел – и сразу качает. Видно, стресс и вот эта беготня выматывает не такое и сильное тело Витоли или уже мое – чего уж там стыдиться.

Надо посидеть немного и пойду.

Сложил все, что собрал с собой, в сумку, спустился на кухню, вот посижу чуток и пойду.

Слышу, будят – и кому я тут понадобился?

– Марти, ты что тут делаешь? Я же сказал, приду сам.

Вижу, она чуть не плачет.

– Я тебя жду, жду, а тебя нет и нет. Я прихожу, никого нет. Дом наш открыт. Потом зашла, а ты спишь вот.

– Да я на минутку только, – и сам ничего не понимаю.

– Уже ночь вообще-то, – это она мне говорит.

– Странно, я же только присел.

– Витоли, здесь никого не было?

– Нет, только я.

– Тебя никто не ударил? – подозрительно оглядывает меня со всех сторон.

– Нет, да что случилось-то?

– Ну, ты выглядишь плохо, у тебя дома что-то случилось неприятного? – допытывается Марти.

– Нет, все нормально, просто вещи занес и все. – Вот пристала.

– Да-а, ну хорошо, а то я… пешком пришла, вот и прогуляемся, хорошо.

Черт, но, уже, оклемался. Теперь надо загладить впечатление. А то дома наябедничает, и меня начнут допытывать или вообще пытать. О, женщины – они такие.

Поэтому, пользуясь темнотой и тем, что людей вокруг нет, начинаю приставать, и она, поняв мою, нехитрую в общем игру, вроде, отнекивается.

Сначала играемся просто, потом начинаем целоваться и пробую передать, как делал с Натали Сергеевной. Только с поцелуем пару раз ничего не получается, настрой больно игривый у обоих. Нет чувства, а скорее баловство одно, но потом что-то получается у меня. Вижу, как распахиваются глаза у Марти и как она вся обмякает в моих руках.

Ну вот, и кто просил меня? Хотя, если бы не это, тогда скандал дома у Марти был бы точно мне обеспечен.

Поэтому тихо садимся на корточки в тени дома, и я ее нежно поддерживаю, потому как качает теперь и ее весьма знатно. Минут через десять – все же ранняя весна и еще немного холодновато. Это не наша весна, но все равно прохладно. Градусов десять тепла, я думаю, есть, не больше, но все же ветерок, хоть и небольшой, но продувает. Она отходит, потом тихо говорит мне: – Пошли домой, мне надо.

Ну надо – значит надо, ее все еще немного качает, я ее аккуратно за талию поддерживаю.

Приходим, уже на нас обоих сморят с большим подозрением, мать и две служанки с ней на пару. Марти идет к себе. Я, пока остаюсь здесь прояснить ситуацию, долго рассказываю, что перевез и прочее. Потом, что пробовал расставить, но мебели нет, поэтому просто планировал, что и как, вот и… задержались.

Пока я отвлекал семью Кастело, Марти скрылась в ванной. Иветт подозрительно покосилась на нее, но ничего не сказала.

Я прошел в комнату, снял пиджак – как же долго длится сегодняшний день.

Просто сел на диван. Все же насколько больше комнаты у Кастело и маленькие у меня дома, диван, стол и шкаф, и поставить больше просто некуда. Здесь диван, кровать, стол, шкафы – и еще места сколько. Пришла Марти, присела на кровать. Жалуется, там мама подозрительно на меня смотрела, и это, я думала. Ну, что я ну как маленькие дети вот. А это не то что, а Витоли, это как, а, я боюсь, так было хорошо, и вот все брючки обмочились у меня вот. – Вся красная как рак от смелости своих высказываний, даже руками закрывается.

Опять целую, она отстраняется.

– Это всегда будет, когда ты целуешь меня, да, или это я такая бестолковая или ой, я болею, да? – Она говорит испуганно. – Мне папа говорил, что если оттуда течет, тогда это болезнь.

Да, однако, продвинутая девочка у меня.

– Нет, говорю, не бойся, и это не болезнь, но когда я целую, такое может быть. Не всегда, но часто. Тебе же хорошо было.

– Да, да очень, – мотает головой, – только мокро потом вот и холодно.

– А нечего на ветру сидеть было, – я подкалываю шутя.

– Ага, а ноги у меня знаешь как подкосились, я не виновата.

– Ну хорошо, хорошо, пойду и я мыться, кормить меня будешь, невиноватая?

– А это, я сейчас. – Перемена деятельности быстро приводит Марти в деловое состояние. – Да, это, – что-то хотела сказать, но видя, что я переодеваюсь, она сваливает, не дожидаясь ответа от меня.

Переодеваюсь, какая трудна жизнь, однако, я так еще студентом не уставал.

Часть 2. Марти Кастело

Сегодня какой-то неудачный день у меня. Сначала не разбудила Витоли, и он из-за этого проспал. Пришлось ехать на паровичке, и он поехал голодный, это ужас, и нехорошо мне от этого. Проспал он, а виновата я – как такое может быть? Потом рассказала, что Витоли дома писал палочки, как первоклассник, все посмеялись, а Витоли опять покачал головой на меня.

Я испугалась, вспомнила, он говорил про наши семейные тайны, а я опять всё всем рассказала и разболтала. Раньше я про себя все рассказывала подругам. Вот про отца и его работу, я знаю, не надо и даже нельзя рассказывать, а про себя, что читала, что писала, это же очень интересно поделиться со всеми. Теперь вот тоже как про папину работу. Потом правда Витоли сказал, что это шутка и он не обиделся, но все равно я неправильно поступила, как все сейчас сложно стало у меня, ой, у нас.

Потом с Валери, я ей рассказывала, рассказывала, а потом еще Витоли все повторял и уточнял, и зачем я только столько говорила, если все равно как Витоли скажет, так и будет. Это и дома так у нас, мама рассказывает, показывает все слугам, они мебель целый день двигают по новой, и красиво и хорошо получается, а папа вечером придет и все сразу на место ставят, как было, и зачем только двигали весь день, непонятно.

Непонятно и вся школа пролетела, прошла как миг. Вечером опять нас обсуждали на собрании и что мы не ждем ребенка. Все очень удивились – а зачем договор тогда? – Витоли сказал, надо и он хотел правильно чтобы все было и по закону. Ну там все неинтересно, хотя мне было приятно, про нас ведь двоих с Витоли говорили.

Я теперь замужем. Со свадьбой правда не знаю когда, это родители решать будут совместно, но это все потом. Как со шляпками быть: у меня их столько и совсем новые, а теперь. Я, наверное, подарю новые Валери, а остальные так раздам соседкам. Ой, теперь сколько новых интересных покупать надо, ой, ла-ла, как хорошо, здорово, я такая, я такая взрослая.

Вечером его хотела перехватить Натали Сергеевна, наша противная, злая математичка, я видела. Поэтому быстро его увела домой. Дома он поел и уехал на паровичке за вещами, сказал, все перевезет и приедет ко мне.

Долго ждала, вся извелась, когда же он придет-приедет, и шитье и вязание даже не интересно мне. Смотрю, уже и темно за окном, а его все нет. Я не поняла, родители уже дома, а он где, что он там делает, неужели обманул и опять остался у родителей. Если ему очень надо, пусть хотя бы письмо мне написал.

Сбежала вниз, спросила Маргарет, нашу служанку: водитель ничего не передавал? Нет, он поставил паровичок и ушел, он рядом, здесь недалеко живет. Не выдержала, оделась, пошла к нему домой, может, что Витоли передал, а он и забыл мне, нам сказать. Пришла, поздоровалась с его женой, поболтали с ней минутку, я и похвасталась немножко. Вышел Жолини: «Что-то случилось, хозяйка, надо ехать куда? Я сейчас оденусь». «– Нет, не надо, скажите, Витоли ничего не передавал?». «– Нет, я выгрузил вещи и уехал, он сказал, сам придет». Выгрузили вещи.

– Э, куда выгрузили вещи?

– Второй раз как привезли на вашу новую квартиру, и там он и остался. Мне сказал, разберет и придет, а что, нет, что случилось, надо помочь?

– Нет, нет, я сама, спасибо, я пойду.

– Хорошо, хозяйка.

Иду, ничего не понимаю. Он привез вещи и даже два раза, до сих пор раскладывает – и что там раскладывать? Может, к кому зашел и в боло играть пошел? Не должен, и мне хотя бы сказал, но мало ли что. Ругали его за это, слышала раньше.

Пришла в дом, он открыт, мне уже и страшно стало. Зашла на второй этаж, часть вещей разобрана, другие просто лежат – а где же Витоли? Я уже волнуюсь, может, кто напал на него, как тогда.

Захожу на кухню, он прислонился к стене и спит. Хорошо, газовый фонарь горел, а то и не увидела бы его. Стала тормошить, еле-еле разбудила. Э, проснись, милый, что-то случилось? Пива или вина выпил, это бывает такое иногда с мужчинами. Только Витоли ведь нельзя, но мальчики иногда…

Нет, проснулся, только что-то случилось, да нет, говорит, устал, только стукнулся, говорит, присел отдохнуть и заснул. Что-то часто он спит последнее время, а может, всегда он такой был. Я раньше-то не знала, а вот со мной он всегда первый засыпает, а потом я, вот соня он, я волнуюсь за него, а он спит здесь.

Пошли домой, он по дороге стал приставать ко мне, как хочет поцеловать. Я, в ответ не хочу, и мне хорошо от этого, что он пристает, а я, не даюсь ему, и все больше и больше после целуемся с ним.

А потом остановились у домов, и как стал он меня целовать да прямо так нежно-нежно. Мне очень, очень хорошо опять стало, как тогда у него дома. Перед глазами как снежинки полетели, и слышу, я описалась даже немножко вроде.

Мне и хорошо, и стыдно, и слабость в теле. Я и села как стояла. Он меня поддерживает, а я даже сидеть не могу, все время падаю немножко, потому что голова кружится. Сколько сидела, не помню уже, даже замерзать стала. Потом встала, и мы пошли, он меня хорошо поддерживает, а меня немного качает, и вроде как я вина выпила. Это раз было, Валери угостила, тогда тоже все качалось. Только сейчас сильнее, и даже петь хочется, и Витоли – он такой хороший, мне даже все равно уже все стало. Сейчас приду, переоденусь быстро, только надо чтобы Витоли не зашел только, а то нехорошо получится.

Хотя мне уже даже и не стыдно от его присутствия, вроде. Странно, он же чужой мне, а вроде, в то же время и как свой.

Дома стали расспрашивать: где были, что делали. Витоли стал маме рассказывать, как перевозил, как раскладывал и что думает, куда ставить будет, а я быстро в ванную пошла. Посмотрела, а это и ничего, это что-то другое и ладно, потом сама разберусь, может, или папины книжки почитаю, а не поняла я ничего в общем.

Может, заболела, но не должно, когда болеешь, настроение плохое, а не петь хочется, как мне сейчас.

Помылась, пошла в комнату, там Витоли говорю, как у меня все вышло. Он улыбается: да, это будет, когда я тебя целую, но не всегда, не переживай.

Ну да, ему ничего, а мне мокро там все, а если в школе такое, а туда в брючках нельзя, и вот что мне тогда делать, никак к нему не подходить что ли, или это только при поцелуе, тогда я потерплю до дома. Посидели еще чуть-чуть, я задумалась, а он тут опять:

– Кормить будешь, – он спрашивает.

– Ой, что это я, – и пошла на кухню. Надо ему готовить, я умею, немножко правда, чуть-чуть только.

Там мама странно посмотрела на меня: «Доча-доча. Вы что, не могли вечера дождаться?». А она откуда знает, ей никто ничего не говорил. Да и не должен был, откуда же она узнала. Я говорю, надо покушать приготовить для… нас, для Витоли.

– Сейчас поставлю подогреть, уже все готовое, – мама говорит. – Зови давай своего, горе ты мое непутевое. – Вздыхает почему-то.

И что она вот про меня, а главное, откуда узнала про меня, про нас, про все это?

Глава 41

22.03.101 г. Вторник

Витоли-Сергей

Сегодня не проспал, разбудили. Иду в школу и как семейный человек. Странное чувство, но надо привыкать. Как-то раньше это у меня было на задворках сознания. Сначала институтская любовь, это когда любишь и все. Как бы есть девушка, а вроде, и нет ее и все. Потом стала жена в армии, как бы и есть, а вроде, и опять ее нет. Потом и оказалось, что и правда, нет ее, и в институте не было любви, а в армии и не было жены.

А сейчас вот как? По закону да, и жена, и любовь, а как на самом деле – не знаю. Сейчас я в таком же положении, как был там, только наоборот все. Меня любят и жена у меня, а я как ну нехороший человек, получается. Да, я отношусь ко всем с благодарностью и пониманием, но любви ни к кому нет. Вот же гадство, самому себе неприятен.

Первый урок. Натали Сергеевна подозвала, спросила про индивидуальные занятия, вроде, все по делу, но чувствую, волнуется за меня она. Поэтому сказал, что завтра и мы. Все с нажимом так, примеры порешаем. Поняла кажется, сказала: хорошо, не опаздывай. Это замечательно, с этим решил. Осталось с мебелью для дома разобраться и все на этом.

Сегодня Кастело обещал часть мебели поставить, это он нам на весь первый этаж дает. На второй мы пойдем выбирать уже после школы и сами. У меня даже есть знакомый мебельщик, начинаю обрастать тут связями и знакомствами.

Урок руси, пришла Бригида, объяснил, что хочу и сколько мне этого «что хочу» надо. Обрадовалась, что может помочь мне.

– Тебе скидку сделать? – улыбается мне, задорно и весело.

Ну вот, они уже на пару работают. Говорю: «Само собой. Я думаю, такой оптовик у вас не часто».

Очень удивилась количеству, но в целом довольна.

Договорились: после уроков в ее магазин едем все вместе. Валери тоже уже не идет домой пешком. Как все закрутилось. Даже занятия в голову не идут. Все уроки писал план, что надо и куда что ставить. По-хорошему надо там ремонт бы сделать, но у меня план пока этого не предусматривает, нет финансов и времени нет, будем после и по мере возможностей.

Флаконы никто ведь не отменял, и если, а в ремонт упереться, я неделю, а то и две потеряю, а мне деньги нужны, даже странно правда.

Все, отмучился, собрания не было как такового, здесь все же строго, нельзя отпроситься просто, только если причина, но причины не было, вот и просидели вместе с Марти, все поулыбались нам. Сегодня ничего, общий доклад старшего, и все сваливают на боло. О, как я им завидую, честное слово, завидую.

Подъехал паровичок Бригиды, ее личный водитель и по совместительству владелец магазина мебели дворянин господин Лассино.

Это второй любитель паровичков и ездящий на них сам, для большинства, кому по карману это средство, ездят с водителем.

Вот едем втроем выбирать. Понятно, что с женщинами я несовместим вкусами, но не до такой же степени, как вышло. Хорошо, договорился, что для своего кабинета я выбираю сам. Для зала – там уже Марти сама, и для спальни мы совместно. Поэтому чтобы не тратить время, я для кабинета выбрал, мне хватило и полчаса, и нас Лассино отвез на занятия ко мне домой.

Я в шоке, скоро пешком разучусь ходить. Лассино уехал обслуживать Марти, что там осталась сейчас на двух девушек продавцов, как я им сочувствую, бедным. Она своим чарующим голоском: извините и пожалуйста, вы не правы, я так считаю. Кого хочешь в ступор введет.

Пока ехали, молчали. Зашли в квартиру, смотрю, все свое и как чужое. Бригида улыбается, что вернулся в свой дом, а он как бы и чужой.

Мысли мои читает, что ли.

Да, говорю, всего три дня как не был и так странно все.

Вот и я тоже у Лассино. Слуги кругом, только что в рот не подносят. Я первое время даже боялась, сейчас, ничего, привыкла. Вот Лассино партнерство предлагает, сначала он думал, я ищу кого побогаче, а сейчас извиняется за это недоверие.

Вот замаливает, а что, говорю, не отказывайся, бери долю, процентов 25 хватит, больше не надо и подозрительно будет. Да и нечестно это будет.

– Это да, он правда 33 предлагал, – делится со мной Бригида.

– Во-во, и ты так ему и скажи, что согласна на 33, но за его доверие к тебе тебя устроит и 25 процентов. Вот увидишь, только выиграешь со временем.

– Да откуда ты все это знаешь?

– Да понимаешь, я в боло играл.

– И что? – поднятая бровь у Бригиды.

– А там мячом по голове ударят, и она сразу работать начинает. Вот видишь, только почерк не улучшается что-то.

Вспомнили, что мы в общем-то учиться пришли, хотя на кухне мясо я нашел и даже разогрел.

Бригида не стесняясь поставила чайник. Ничего, только кивнула, что мол она хозяйничает. – Тебе можно, ты своя, – махнул рукой.

Поулыбались немного грустно, угостил ее кофе, оценила. Да, говорит, как, однако, живут дворяне, не чета некоторым бедным девушкам.

Ну да, – говорю, – сейчас прикуплю у этих «бедных» девушек на тысячу злотов мебели, и они тоже заживут ничего.

Она сначала: «– На тысячу?» – удивилась. Потом что-то прикинула в уме и говорит:

– Если уложишься. Твоя Марти, извини, конечно, но на мебели не экономит совершенно.

Да, с этим не поспоришь. Потом, ладно, это потом, достает из кармана 5 злотов, это наши дела.

– Спасибо, – достаю из сумки флакон в ответ.

– Да где берешь, не скажешь? – смотрит заинтересованно.

– Скажу, конечно, тем более тебе, контрабанда, а что?

– Да, вот чем ты мне нравишься, Витоли. Всегда честно все скажешь и ничего не скажешь в то же время.

Посмеялись, потом пообедали, сели пить кофе и как-то заговорили о делах. Вместе решили, что продолжать занятия смысла нет. Она помогла – смешок в ответ – и спасибо ей. За часть она взяла уже вот комод.

– Остальное, как понимаешь, мебель мне теперь не нужна, – комментирует. – Кто бы сказал мне это декаду-две назад, что я сама откажусь от мебели, – крутит рукой над головой, – я бы подумала на него: сумасшедший.

Поэтому договорились считать, что она обязательства выполнила, а я должен еще 100 злотов. Она хотела простить мне. Я отказался, но сказал, что выдам флаконами 20 штук, но постепенно только. Согласилась, заодно и этот уже пошел в счет и еще один с прошлого раза. Итого я должен ей еще 18 флаконов, и мы в расчете.

Посидели, и в три она уехала, на прощание поцеловав меня крепко в губы. Действительно на прощание, что-то мне грустно. Звала меня, сказал: подъеду сам. Еще дела у меня здесь, пусть передаст Марти: буду скоро, прямо в магазин.

Дела были простые, но важные, нужны просроченные флаконы и даже срочно. Остался один и тот затравка – половинка. Черт, и где брать?

В аптеке, слава Всевышнему, сидела знакомая продавец, мне улыбается, что меня несказанно радует, особенно сейчас.

– Милорд, что-то хотели?

Спрашиваю: – Сколько?

Дает коробку, там пять штук – и то хлеб, кладу серебрушку и отчаливаю. Время, время.

Здесь хоть мне повезло, около аптеки высаживался какой-то тучный господин с женой. Спросил таксиста: – Свободен?

Он еще на меня посмотрел.

– Куда едем?

– В магазин в центре.

– Пять серебряков, – и улыбается, зараза жадная.

Говорю: «Гони, шеф, я спешу», он и выпал в осадок.

Всю дорогу молчал, правда той дороги, хотя смотря с чем сравнивать, если пешком – да пять раз в день.

Молча рассчитался и на том спасибо, может, надо было поторговаться – не знаю. В магазине меня все уже ждут, как бога, пусть не как бога, но как избавителя от фурии – точно. Марти не хочет, что предлагают ей, вернее, она хочет, но весь эксклюзив. Долго разговариваем отдельно. Все-таки она дворянка, что меня радует. Поэтому говорим тихо, но у у… очень долго. Все, от нас ушли, не выдержав. Когда аргументы логики кончились, сказал: будешь буянить, поцелую прямо здесь. Как ни странно, это помогло.

Засмущалась и сказала: – Хорошо, я согласна с тобой. Только зал оформляем, как я хочу, а остальное – ты, хорошо, хорошо.

Вынужден был согласиться. В итоге две мои комнаты, набитые мебелью, обошлись в 600 злотов, а ее одна в 500 злотов. Итого 1100 злотов я должен Видэл Сезови, и это со скидкой, что выбила мне Бригида лично, и еще я, как оптовик крупный, выпросил сам у хозяина. Все-таки мой аргумент, что не часто у Лассино берут на такую сумму, он подтвердил. Не часто, но скидки еще сверху не дал. Сказал, что привезет и соберет все бесплатно.

Здесь еще не было эксклюзива, что подвоз за счет магазина. Поэтому это пошло как скидка мне, а жаль, жаль. В магазине проторчали почти до закрытия, правда уже больше выбирали чисто для зала – кто бы сомневался в Марти. Когда приехали, дом было не узнать, его отмыли, в основном правда внутри, снаружи одно крыльцо промели, и все на этом.

Первый этаж – все в порядке, спасибо Валери, здесь всем она заправляла и только покрикивала на слуг Кастело и грузчиков, а также сборщиков из магазина Лассино. Когда ей Марти сказала, что она кричит на ее слуг, то была послана, ну словесно, конечно, и с объяснением, что ее слуги у нее дома, а здесь она заботится об этом доме – и что Марти не нравится.

На это Марти даже закашлялась от волнения или чего там, но аргументов против не нашла.

Меня радовало только то, что кабинет готов и к вечеру обещают уже и спальню доделать, хорошо-то как.

Под видом, что мне надо разложить свои вещи и мне не мешать, закрылся в кабинете и приступил к зарядке флаконов. О, как у меня быстро растут долги.

Итого, Кастело должен 1100 злотов, 18 флаконов должен Бригиде, еще одежду надо купить себе и Марти, подарок для Натали Сергеевны надо обязательно, а то нехорошо. Продукты закупить?

О нет, это не ко мне, точно зашлю Марти, продукты пусть на ней будут, а я все остальное.

Разлил в два флакона затравку, заправил один. Пока силы есть, восстановил затравку. Все, хватит мне еще бегать. Так ничего хорошо чувствую, прошелся, проверяясь, по кабинету. Пошел вниз, зря я закрывался, всем не до меня, но береженого… Сказал, что кому делать, ну и все на этом, некоторые – про слуг говорю – даже выслушали меня внимательно.

Марти занимается продуктами. Она не поняла вначале, объяснил: не готовить, достать, выбрать какие, купить. Дескать, она умница, она знает качественные и вообще мастерица в этом. Номер почти прошел. Она правда чувствовала, что-то хотела сказать, дескать, она никто и никак, но потом себя пересилила и сказала: да, она все сделает, как я прошу.

Когда уходил, лицо ее было задумчивое-задумчивое. Как хорошо: на улице весна, тепло, птички, правда, не поют, нет здесь воробьев и вообще зимних птиц нет. Должны прилететь через месяц, только или около этого.

Прогулялся, отдохнул, после одного флакона не устал я. Это хорошо, это радует. Зашел в аптеку, там знакомый продавец, она вежливо здоровается. Первой извиняется и опускает глаза.

– Извините, милорд, я виновата перед вами.

Вопросительно смотрю:

– Ну я тогда с флаконами просроченными.

Машу рукой: ладно, забыли. Она улыбается, благодарит меня, потом вспоминает.

– Это господин Кастело вам передал. Вот две упаковки. Просрочки три дня – одна и вторая – пять, ничего, вам пойдет? – смотрит вопросительно.

– Да, хорошо, спасибо.

– А можно узнать, для чего вам? – спрашивает.

– Понимаете, если пить напиток с этой водой, то цвет лица, понимаете, говорю заговорщицки, всегда будет как у молодого.

– Вот оно как, а вам зачем это?

– Я: для Марти, конечно.

– А… и с чем пить надо?

– Ну в основном с кофе, хорошим только, иначе эффект не тот будет, а может, и наоборот хуже станет.

Вижу ее пасмурное лицо, видимо, что-то задумала, но цена кофе – это для нее весомый аргумент. Ну и ладно, а то будет тут портить мне ценную воду. Зашел к Видэлу Сезови, поблагодарил за воду, обрадовал его, сколько он должен в магазин мебели.

Он только спросил: – Это Марти выбирала?

– Ну вы же ее знаете, убеждал, как мог, но мог не сильно, – развожу печально руки.

– Да, – согласился, – женщины – они такие.

На весь долг не согласился, уперся, сказал, что 500 злотов я должен, а остальное – это дают они с женой. Намекнул, что мои родители – это уже будет одежда, и тогда он посмотрит, тоже поулыбались.

Хотя сам я задумался: да, учитывая запросы Марти, это не сильно дешевле и выйдет мне, нашей семье. Как же все сложно. Посидели, выпили кофе, он спросил, где будем ночевать, сказал, ну зайдем на кофе и пойдем обживать новый дом. Покивал, согласился, на том и распрощались.

Пришел, сбросил упаковки, пошел смотреть, что и как. Выяснилось, что спальню оборудовали полностью, а за зал и не брались еще. Половину привезенной мебели Марти забраковала: там царапина, там еще что-то, поэтому довезут и дособирают все завтра. В целом все хорошо, продукты она привезла, правда, многое почему-то забыла взять.

Ну, Валери ей это сказала, она потом напишет список, надо по чуть-чуть, но очень много всего разного, что просто ужас, поэтому поедут на ужин и она возьмет все обратным рейсом. Обратно к Кастело ехали сами, Валери обживается, остался еще один слуга Кастело. Валери обещала его отпустить не слишком поздно, и я ей даже где-то верю.

Я на него посмотрел очень сочувственно. Он тоже покрутил головой. Ну а что он хотел, а то расслабились в налаженном хозяйстве у Видэла. Вот пусть здесь попробуют.

За всю дорогу мне Марти только и рассказывала, что как это трудно выбрать мебель, и расцветку, и фасон, а потом еще об ужас, чтобы она в комнату вся вошла и… прочее. Там такие шикарные диванчики были, но в комнату не влезали почему-то совсем.

Очень жаль, прямо до слез. В общем впечатлений у девушки надолго хватит, я думаю. Дома она тоже всех домашних увела на кухню и делилась своим первым днем. Когда она хозяйка, я не мешал. Пошел мыться. У, устал очень, тоже не особо отдыхал.

Часов в семь пришел глава этого дома Видэл Сезови, сели ужинать, за ужином, конечно, кроме Марти никто и не говорил больше. Одну реплику разве что вставить, в общем девочка была довольна. Посидели часок, я напомнил, что, у нее есть список.

Услыша л:

– Ой, а я забыла.

– Ну вот видишь, а теперь помнишь.

– Все, я побежала.

Вот нашел занятие для человека, главное – правильная организация.

Самого меня позвал Видэл в кабинет по делам. Попросил нам кофе, и мы пошли. Пока жена его расставляла чашки, говорили о новом доме, о мебели – в общем ни о чем. Для женских ушей услада только. Потом Иветт Кастело вышла. Кастело подобрался:

– Ну, теперь по нашим делам.

Я весь внимание.

– Первое лекарство было хорошее, свежее.

– Я и не сомневался.

– А я вот даже очень. Второе – оно все уже разошлось, поэтому хотелось бы уточнить, когда и сколько.

О, сам бы знать хотел.

Говорю: – К концу недели будет упаковка точно. Я договорился 12 флаконов не по десять, – он кивает.

– Да, у энерджазинов по столько и, может, больше, но пока не уверен. Много, как мне сказали, конкурентов.

О как! Лекарство – и на сторону идет.

– Ну сами понимаете, товар-то ходовой.

– Да, действительно, ладно, хорошо.

– Как твоя учеба протекает? Я слышал, что родители наняли репетиторов. Я могу тоже помочь, если есть желание.

– Спасибо, пока хватает, от одного я уже отказался.

– Почему?

– Понимаете, по руси мне, думаю, поможет Марти, там не очень сложно. – Он кивает, соглашаясь с этим. – А с математикой – Натали Сергеевна – она учительница хорошая, правда строгая. – Надо же все подозрения снять. – Но учит хорошо, у меня уже есть успехи, а учитывая, как я отставал раньше, и немалые, думаю.

– Это хорошо, понимаешь, мальчик мой. Ничего, что я так?

– Да нет, я же мальчик и есть, – вежливо киваю ему в ответ.

– Ну хорошо. Так вот, понимаешь, наше дело в торговле – хорошо считать проценты прироста, разницу между покупкой и продажей. Бывает, на медяшку ошибся, злот потерял, а если на две, поэтому это все очень серьезно, понимаешь меня?

– Да, я согласен.

– Вот и хорошо. Деньги надо.

– Нет пока, только за мебель.

– Это я рассчитаюсь завтра и сам, потом отдашь, как договорились. Ну все, иди.

Выхожу.

– Ну как? – Марти подлетает.

– Что как?

– Ну вы же про мебель говорили.

Вот женщины, как он правильно рассчитал весь разговор, что значит – давно семейный человек, мне у него учиться, учиться и учиться.

– Да вот, обсудили, он доволен.

– А ты?

– Ну и я, только все равно в спальню тот диван был бы лучше. Конечно, конечно, дорогая, как скажешь, – привыкаю потихоньку, пока чуть смешно, но посмотрим, так и привыкну и там…

– Все подобрала?

– Да, даже загрузили, ой, там столько всего, надеюсь, Валери еще не отпустила Катола.

– Да, бедный Катол, мне его уже жалко.

– Не отпустила, он только глянул.

Да хозяйка, непременно хозяйка. Как награда, сказали, что обратно уедет на паровичке. Он очень обрадовался, будет потом хвастать всем, это здесь пока редкость, вроде нашего полетать на личном самолете.

Спустились вниз на кухню, Валери приготовила себе и нам поесть, встала, когда мы зашли. Говорю: садись ты, ешь, ешь, мы поговорим потом. Марти поставили травяной чай, кофе хватит уже, а то это дорого все же. Пока Валери ела, просто сидели, репликами перебрасывались. Потом стали разговаривать. Я сам Валери налил чай, Марти только взглянула на это удивленно.

Стал объяснять.

– Понимаете, девушки, мы здесь будем жить долго, не всю жизнь, надеюсь, но как получится. Поэтому я предлагаю как-то наладить наш быт. Понимаешь, Валери, ты дворянка, у тебя проблемы, но это решаемо, и мы здесь тоже все дворяне. Поэтому когда нет никого, не надо вот так тянуться. Могу я налить чай, взять тарелку, чашку, я возьму и Марти так же. Согласны? – Валери кивает, Марти смотрит задумчиво. – Э, это правильно, дворяне все одинаковые, – смотрю на Марти, – завтра ты можешь оказаться на ее месте. Мы одного сословия, просто кому-то повезло в жизни больше, кому-то меньше.

Вроде, поняла, потом объясню лучше, если что, сидим пьем. Говорю: занимайтесь, я поработаю пойду, вижу, смотрят удивленно.

Но ничего, ушел наверх, не остановили. Сортирую вещи, передвигаю стол – не нравится, как стоит. Заходит Марти:

– Не помешаю?

– Нет, заходи.

– Ты сказал, что поработаешь. А что будешь делать?

– Ну сейчас порядок наводить, потом немного посчитаю.

– Это математику, делать уроки будешь, да?

– Нет, это бюджет семейный и баланс, приход-расход, уроки я и с тобой могу поделать, понятно?

– А да, это я поняла, я это пошла… извини меня.

Она свалила, а я задумался: чего это она, странная какая-то реакция. Надо поинтересоваться, с одной стороны, хорошо, с другой, непонятно, надо выяснить причину ее такого, прямо скажем, довольно непонятного поведения.

Разложил записи, счета, книги, пока учебники, потом видно будет. Полки надо заполнить. Эти флаконы, черт, надо работу свою делать, Видэл уже давит. Делю пополам, в два флакона затравку и один накачиваю энергией.

Хорошо уже получается. Сужу по себе: небольшая слабость, правда прогресс, потом замечаю даже, как от меня дымка идет, правда скорее в воображении, но все же раньше и такого не видел, просто хотел, чтобы было, и все. Сейчас как-то замечать стал, расту, однако. Посидел. Написал пару цифр. Для вида задумался. Пора спать, что-то устал я.

Вышел в коридор, прошел в комнату. Сидит, вяжет, меня ждет. Зашел, что-то не в порядке.

– Я поговорить хотела.

– Говори. – Киваю, соглашаясь, что поговорить действительно надо.

– Почему ты Валери сказал, что она не должна вставать, когда мы приходим, и почему я должна подавать, а не она? Я ее наняла, и она платит вот за жилье нам этим. Скажи, ведь так, я же правильно все сделала, а, почему, Витоли?

– Хорошо, первое – она дворянка. Это наше сословие. Унижая своих, унижаешь себя. Учила кодекс?

– Но ведь это ее рабо… служба, извини, и что она ее выполняет, за это она получает.

– К ней претензии есть?

– Нет, конечно. – Марти не понимает.

– Значит, она работает хорошо.

Марти на слово «работа» морщится, но мне в этом пофиг и мы дома, буду я еще слова подбирать.

– Второе: сколько она получает?

– Да, она живет у нас, – опять Марти про деньги.

Ладно, не понимает по-человечески, будут ей значит деньги.

– Хорошо, мы согласились ее поселить за 20 злотов. За сколько у Кастело работает на кухне эта Ми…

– О…, она получает 50 злотов… – Марти довольна, что она цифры хорошо знает и запоминает.

– И этот, что дрова носил?

– Э… сорок злотов, но еще… ого, это получается, мы ей еще должны, что ли? Считает про себя. – Это двадцать или даже тридцать злотов.

– Нет, это получается, что она не должна бегать за тобой. Конечно, если тебе нравится, что около тебя крутятся слуги, я ничего не имею против, но дополнительные тридцать злотов ты, конечно, изыщешь сама для нее, ладно.

– Тридцать? Да где я столько возьму? Мне десять на неделю дают, и те, мы же слаживаемся.

– Вот теперь поняла, почему чашку надо брать самой? Это стоит того?

– Да, ой, я такая это, глупая получаюсь, да, прости, Витоли. Я вот тебя на месяц старше, я уже знаю, мне мама сказала. Я хотела похвастать перед тобой, что я старше и… а вот сейчас мне кажется, что ты лет на десять меня старше, правда-правда. Как такое может быть? И когда в кабинете ты сказал – поработать. Это папа всегда маме говорит, и мама сразу уходит, а то раз было. Он так кричал, сейчас в кабинет только по его просьбе заходим или прибраться когда, и только когда его там нет или он отдыхает, вот.

А то знаешь, как страшно было – и что там мама ему сделала? Она мне говорила только, что беседовала она, что-то ему говорила про соседку, почем та купила что-то на рынке себе. Я уже и не помню, а папа так кричал, так кричал потом. Я это, Витоли, не знала. Что и ты работаешь тоже, я не буду заходить, только не кричи сильно, пожалуйста, хорошо, Витоли?

Вижу, чуть не плачет, приходится убеждать, что не буду кричать. Правда уточняю, что заходить действительно не надо. Потом целую, потом еще, а потом решаю, что ну его все, и мы идем спать. Марти убегает мыться, я предлагаю помыть спинку, она смеясь розовеет и отказывается.

– Нет, сегодня мне Валери помоет, мы вместе будем, и нехорошо подсматривать на чужих девушек, и даже если они купаются со своими девушками.

Ну, она не права, конечно, но я соглашаюсь с нею – чего не сделаешь в предвкушении. Что сегодня будет. Купаются долго, потом приходит вся задумчивая. Я ухожу, слегка моюсь, уже раз мылся – что по два раза-то за вечер? Прихожу – сидит в своей пижаме, что-то думает.

– Что решаешь? – спрашиваю.

– Понимаешь. Я с Валери говорила, и она сказала, что нам надо вместе и без одежды, а то это неправильно и что… а я стесняюсь пока.

– Кого?

– Ну, э… вот просто стесняюсь.

– Понятно, я тогда буду раздеваться, а ты просто стесняйся, ладно?

Она сидит пунцовеет, делаю светильник не таким ярким и раздеваюсь. Вижу, подглядывает, когда снял все, отвернулась. Подвинулась, ложусь, сидит. – Можно я так лягу? – Ложись. Ложится, прижимается. – Знаешь, как страшно? – шепчет мне на ухо.

– Ага, знаю, – целую в щечку, глазки и опять в ушко. Показываю на грудь: – Туда можно поцеловать?

Кивает: можно.

– И как я же буду это делать? Я не пижамку целовать твою хочу.

– А можно светильник потушить? – мордочка просящей, сильно застенчивой лисички.

– А вдруг я ничего не увижу? – чисто с медицинской кстати точки зрения – мало ли что там первый раз будет.

– Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуй-ста, – наглеет лисичка, хотя голос просящий по-прежнему.

Хорошо, тушу, благо вставать не надо, дотянулся рукой до крана. Слышу, шуршит, сняла значит. Подвигается, нащупываю, глажу, потом еще, потом целую и глажу.

Уже сама Марти подвигается ближе, обнимает меня, гладит по волосам. Хорошо-то как – мурашки по телу, и уже гормоны потихоньку туманят мозги, на предмет осторожно и так далее. Какое осторожно, надо и хочется. Провожу рукой по животу, опускаю руку… и пижама. Как хорошо, даже чуть кусок материи, а мозги или скорее рука споткнулась, и мозги встают на место. Вот чертов Витоли, так и крыша поедет, ведь на самом деле уже хотел вскакивать и понеслась – и чем это от насилия бы отличалось. Но вроде, всё, всё прояснилось, взял себя в руки и… вообще-то я тут с любимой девушкой, пусть пока и Витоли, а я рассуждаю, как не пойми кто. Мысли вернулись в положенное место, кровь тоже прилила туда же и даже голос – до чего приятный голос, прямо мурашки, особенно сейчас.

– Я сниму, я сейчас, я быстро. – И крыша потихоньку едет и у Сергея.

Раздевается окончательно. Обнимаю, опять провожу ниже, ниже. Она все замирает.

– Я боюсь…

– Не бойся, – чуть хриплый голос. Чувствую, или надо все прекращать, или делать быстрее. Ведь боится, даже тело Марти дрожит – от чего только. Как-то на желание и предвкушение не сильно-то и похоже.

Перелезаю через нее, целую крепко, крепко и наконец соображаю: надо бы помочь. Своими новыми умениями, а то больно все же будет первый раз. Поэтому глажу, еще глажу маленькие и до чего все-таки приятные груди, пусть они и маленькие, передавая при этом удовольствие от этого, желание счастья, неги и чего там еще. И… потихоньку вхожу, благо там все мокро.

В этот момент вижу, как она напряглась вся, а я ей дал своего удовольствия-желания еще больше, не знаю, как сказать, огня, может быть, правильнее будет.

Ее всю задергало, затрясло, и обмякла вся разом.

Как-то странно, но и мне почему-то хватило и даже, даже…

Все, лежит без движения, поцеловал – не реагирует, как бы сознание не потеряла, смотрю, руку чуть отодвинула. Лег рядом, Марти лежит, не шевелится, потом то ли стон, то ли всхлип: – У-у, мне, – шепчет, – как же хорошо, только немножко, немножко больно. И все равно, как же хорошо.

Целую еще, потом еще. Уже, отошла, по крайней мере отвечает на мои поцелуи. Потом спрашивает: – Это, это всегда больно будет? Тогда часто не надо, а раз в три дня я, наверное, согласная тогда буду.

– Нет, глупенькая, больше никогда не будет больно, только если маленький будет, тогда да, наверное…

Как-то мне последний свой аргумент не сильно понравился. Я ведь не предохранялся сейчас и в общем как бы чего не вышло – а вдруг мальчик будет? Есть серьезный повод мне задуматься.

О… задуматься, но эти аргументы я Марти говорить уже не стал.

Она говорит: – Мне надо в… по своим делам, короче, – и убежала.

Да, да убежала, учитывая, что при этом чуть не сбила стол и ударилась об косяк. Да, сильно ее проняло, хотя бодрая, только ойкнула и побежала дальше.

Думаю, да, там же кровь, зажигаю светильник.

Здесь зажигалок нет, вернее есть, но эксклюзив и размеры – это целое устройство на столе, скорее некий такой стационар, а вот спички есть.

Коробки, правда, раза в четыре больше наших самых больших коробок, чем-то пачку из-под «лотоса» напоминает, и, что интересно, продаются спички отдельно. Еще на вес, на штуки – кому как надо, такая вязаночка, перемотанная бечевкой и в вощеной бумаге, чтоб не отсырела. Берегут, потому как не дешевое удовольствие, поэтому, знаю, многие и не тушат газ совсем. Счетчиков нет, а берут за пламя – сколько горелок и сколько светильников и все по счету. Остальное их не колышет. Тариф так и называется: «по крану». Сколько кранов, столько и заплатишь.

За воду также по крану, бедные пользуются этим, ставят кран только на кухне и все. В ванную носят, как экономия, только потом замучаешься носить, но их дело.

Прилетела Марти: – Я вот помылась, там столько крови и у тебя. Я тебя поранила, да?

– Глупая, это твоя.

Побежала снова, принесла полотенце, взялась вытирать, засмущалась, отобрал, стал сам.

– Ой, это ничего, что… что он в крови? – Это конечно, не удобно, Марти стоит за моей спиной и повернувшись ко мне спиной, ну такая она, Марти.

– Слушай, вас там на ваших женских занятиях хоть чему-нибудь учат? – спрашиваю у нее чуть раздраженно, блин, дите дитем.

– А это на следующий год только, а мама, она говорила, но я как-то решила, может, у меня все по-другому будет, – в ответ чистый, незамутненный взгляд, детский взгляд, е-е-е.

– А скажи, у тебя… – как же ей сказать? – Вот кровь уже бывает идет? – думаю, у нас, там раз в месяц, а здесь как и знает ли она что-нибудь про это, циклы всякие и прочее, а то я сильно сомневаюсь.

Выяснилось – да, знает, но идет еще редко, всего два раза и было, это в прошлом месяце последний раз. Поэтому она это и не волнуется, у нее за день до этого живот болеть начинает – а при чем тут это?

Ничего говорить не стал, получится теперь как получится. Буду думать либо чаек как здесь пьют с тамилом, либо еще что придумаю. Должен же быть способ – про презервативы я ничего не слышал и не видел, кстати, тоже. Может, плохо смотрел, попробую узнать, благо спросить есть у кого и вопросов это не вызовет, Витоли маленький, ему все можно и не знать.

Глава 42

23.03.101 г. Среда

Витоли-Сергей

Утром нас будят. Марти вскакивает, она уже одетая. Она после оделась снова, даже вату подложили туда, мало ли что, я здесь не большой советчик по первому разу у девушек. Как-то не сподобился в прошлой жизни и в этой тоже.

Валери стучит: – Вставайте, хозяева.

Марти вскочила подбежала.

– Это, извини, Валери, – и потащила ее из комнаты объяснять, что я ей вчера говорил про наши отношения.

Я пока оделся, пошел в ванную мыться, короче, готовится. Завтрак уже готов, Марти ставит тарелки, чашки наряду с Валери, чуть ли не наперегонки. Я и не вмешиваюсь в процесс. Потом одеваемся, Валери сообщает, что сегодня приедут ее вещи с Загорья.

Говорю: – Хорошо, надо заказать третий ключ, а то мало ли что и всем надо.

По дороге Валери все стесняется, мол как ей быть, все узнают, а это нехорошо, что узнают.

– Что узнают? – интересуюсь у нее.

Она смутилась: – Что я вот нам… вам… согласилась.

Это наконец дошло до Валери, что я и думал: дворяне здесь не работают, а только служат и даже если работают, это называется служба, и она подразумевает, что работают они на более высокого. То есть дворянин-специалист служит у дворянина-миларда, но ну никак не у другого дворянина-специалиста или тем более дворянина-купца, хотя случаи разные бывают, но там также обходятся договором о партнерстве. Ну, местные дворяне – они такие дворяне. В свете этого я вот Валери и поясняю:

– А ты не говори, – я пожимаю плечами.

– Как же тогда быть? – Валери на меня смотрит чуть странно.

– Просто скажи, вместе живем и все. Ты платишь 20 злотов за половину нам, а мы в администрацию и все.

– И вдруг увидят, что я готовлю и прибираю, – продолжает Валери, после долгого молчания и размышления.

– Ну ты же себе готовишь или ты будешь всем говорить? Это блюдо мне, это для Марти. – Я пытаюсь разъяснить ей ситуацию.

– Ой, нет правда, хорошо тогда, так можно, – она прям обрадовалась.

– А прибирать так же, твой низ по-любому. Ну а наверх, скажешь, пришла помочь Марти – а что. Потом Марти тебе поможет – кто-то будет считать или что? Марти никому не скажет, правда ведь, Марти?

Марти опускает глаза: – Конечно, я да… не скажу.

Идем. Марти идет с Валери в школу, но Марти хочет взять меня за руку. Берет за правую, под ручку.

Валери не знает, что и делать, и стоит стесняется.

– Иди сюда, беру ее под левую, идем дальше. – Мне и ничего, ведь для Земли это нормальная ситуация. Вот я и иду.

– Э, – зависает Марти, – а она это как, ну мне так удобнее, но она же не твоя подружка.

– Почему? Она же твоя подружка, – это я шучу немножко, мне хорошо и весело без всяких мыслей в голове.

– Но идешь же ты, – возмущается Марти.

– Ну правильно, мне же это удобно, я вот с девушками, а что, она твоя подруга. Ты ей ведь доверяешь? – я улыбаюсь.

Она: – Конечно.

– Вот и молодец, – вот дальше и идем.

Марти: – Как семейные, а что в школе скажут? – с некоторым сомнением в голосе.

– А вы разыграйте, скажите, что вот договор на днях подпишут, – я подкалываю Марти, опять без всякой задней мысли. – Только ты требования как жена суровые выставляешь. Вот ходить только голой, например.

Мозги у меня плохо что-то после ночи с Марти работают, а сиськи у Валери не чета Мартиным, увидеть бы их вот в живую. Вот и предлагаю Марти свою идею, чтобы Валери голой ходила по квартире. Марти развлечение, а мне будет эстетическое удовольствие. Ну и еще там на голове чтобы, как в халифате, такая чалма из полотенца, а? Я не уверен в названии, но что-то такое Бригида мне рассказывала.

Вспоминаю ее рассказы и про ее шарфик, что я тогда порвал. Как она мне объяснила, этот грех я возьму на себя. Там какая-то заморочка с шарфиком тем. Если шарфик порвет мужчина, он значит зовет девушку в жены по их обычаю. Или в их веселых заведениях, борделях по-нашему, там сама девушка рвет шарфик демонстративно и говорит партнеру, что этот грех (пусть это слово будет) она возьмет на себя, это значит с ней можно делать все, что мужчине хочется и он ничем не обязан ей. Правда калечить, убивать, вроде, не принято, хозяин заведения может обидеться, но случаи всякие бывали. – Посмеемся!? – Предлагаю, и мы продолжаем веселиться, идя в школу.

Валери пока не принимает участия в беседе, но медленно офигевает, судя по выражению ее лица, от наших с Марти сейчас закидонов.

Потом спрашивает: – А это обязательно нужно голой и в чалме ходить?

Мы смеемся: – Ты поверила?

– Ты… вы сказал-и это так серьезно, – начинает Валери.

– Тогда всем и говори, потом над всеми и посмеемся, – это я продолжаю веселиться.

Наконец до Валери доходит, что это все была шутка, и она оглушительно вместе с нами смеется.

– Поняла? Вот ты же поверила и другие поверят.

– А можно… – Марти влезает в игру.

Они отцепляются от меня и вместе уже придумывают что-то еще заковыристей. Я иду сзади, они еще шепчутся, потом опять, уже целенаправленно берут под руки меня, и мы заходим в здание школы, идем до раздевалки. Я церемонно беру одежду у одной, передаю работнице-плебейке, потом у другой, опять берут меня за руки, и мы пошли в класс.

Все, дальше я иду на свое место, подруги улыбаясь – на свое. Половина класса уже здесь, поэтому, не сомневаюсь, разговоров будет по самое не хочу. Вон у окна уже зашептались.

Все уроки по классу гуляют шепотки, и половина пацанов уже подходила уточнять. Я, согласно договоренности, молчал или отвечал, что вот думаю и идея не моя, а все вопросы к Марти. Смотрю, ее рейтинг как жены поднялся до небес. Как же, только три дня замужем, а уже вертит своим мужем как хочет.

Она ходит гордая и надутая. Смотрю, Валери тоже что-то задумчивая сильно ходит, кажется мне, что неудачная у нас все же шутка вышла, – одним местом чувствую, сглупил Витоли или все же я, накосячил по незнанию местных реалий.

Не надо было нам так шутить, мне-то ничего, а Валери репутацию можем испортить на всю жизнь, но и задки сдавать поздно уже.

Сейчас можно еще хуже сделать, скажут: не дворянин, испугался, где честь посеял свою? Вот не знаю, одно действие, и все цепляется друг за друга, ладно, дома поговорим на эту тему. Натали Сергеевне сказал на уроке, что после останусь, кивнула в ответ и все на этом.

После собрания стал собираться в класс на занятия, увязались мои жены и любовницы: – Мы будем здесь ждать тебя.

Я на них как глянул: – Над мужем будут издеваться, а вы подсматривать и смеяться, чтобы мне было стыдно? Во-вторых, а про мебель никто ничего не забыл? Она там сама ставиться будет, да еще и правильно, а?

Последний аргумент был настолько весом, что они чуть ли не вприпрыжку умчались. До свиданья даже не сказали, о женщины, вас надо только правильно мотивировать и жизнь будет как в раю или уже есть.

Натали Сергеевна ждала меня в классе.

– Порешаем? – смотрит вопросительно и как-то просяще даже.

– Порешаем, – я благосклонно киваю. Встали у доски, занимаемся. Пишу надоевшие примеры, заходит завхоз Гесик Смайлович.

– Э, дорогая, я это хотел. Меня пригласили, можно я… – на меня смотрит.

– Мне и… – выходят, что-то разговаривают, наконец она возвращается.

Вопросительно смотрит на меня и показывает ключ. Я киваю понятливо.

– Он должен был подойти, они с друзьями на рыбалку уезжают на три дня, сейчас он взял отпуск, какой-то лов в знак окончания зимы, – это Натали мне отчитывается. – Я пожаловалась, вот отрабатываю твой паровичок. Ничего, что я это сказала?

– Ничего, конечно, но я недоволен, я в тоске, видишь, а кто отрабатывает, не видел и даже не наблюдаю таких вокруг.

Потом нежно целую, обнимаю. Уже как-то легко получается передать нежность, хоть это и вроде наркотика для нее, но мне хочется, а ей, так точно нравится или наоборот мне нравится. Я уже не очень понимаю, я чувствую ее, она меня, и это продолжается без малого, наверное, час. Потом мы, обессилев, садимся за парту и просто сидим.

Мне даже говорить ни о чем не хочется. Где-то я слышал выражение: с близким человеком приятно иногда бывает и просто помолчать. Вот и мы сидим, молчим, хорошо, приятно. Иногда беру ее руку и целую пальчики. Она улыбается, потом внезапно, что-то вспомнив, требовательно смотрит на меня.

– То, что ты взял женой Марти, – это ожидаемо, она нравилась Витоли и тебе тоже.

Киваю.

– Это я понимаю, а Валери зачем тебе нужна?

Я улыбаюсь, рот до ушей.

Потом допытываюсь. – Что об этом говорят? – вижу непонимание на лице. – Мне просто интересно. – Поясняю мысль.

– Ну что ты хочешь ее взять, а Марти предъявляет какие-то несусветные требования. Вроде, что она должна ходить голой и по халифатским обычаям и с покрытой головой. Вот отсюда я и думаю. Либо Марти озвучивает твои требования. Всем говоря, что это ее. Либо ты не хочешь брать, а у тебя возникли проблемы с Валери и брать ее все равно нужно и придется. Как-то так примерно, – крутит рукой Натали.

– Понимаете, Натали Сергеевна. Натали, не обижайся, это я наоборот демонстрирую степень доверия.

– Хорошо, говори, – кивает.

Натали Сергеевна было вскинулась, что я ее назвал полным именем наедине.

– Понимаешь, в чем проблема, мы взяли жить Валери к нам, – объясняю я.

– Зачем? – Натали Сергеевна совсем не понимает ситуацию, как и я тогда.

– Она хотела бросить школу. Вы в курсе, что она встает в пять утра, чтобы добраться, и не всегда успевает, особенно в плохую погоду?

– М-да, я была в курсе, но считала, что не все там настолько плохо.

– Понимаете, она уже на грани. Раз вообще хотела…, ну не важно, ее подруга Марти предложила ей пожить у нас, но денег, сами понимаете, у нее нет…

– И Марти предложила ей пойти в служанки, – это уже Натали Сергеевна. – Да, не ожидала я от Марти такого, – она продолжает.

– Вот и я про то, и Марти не плохая, просто она многие вещи не понимает. Для нее не деньги главное, а статус, положение в обществе или скорее выгода такая нематериальная, без просчитывания возможных последствий.

– Да, но как Валери согласилась?

– Я сам не понял. Может, все действительно плохо, или, что подруги они, – я рассуждаю. – Короче, она согласилась, а Марти продолжала давить на нее как на служанку, я провел разъяснительную работу, и как бы все правильно объяснил, рассказал, но не учел, что я авторитет для нее, имеется в виду Марти, больший, чем ее родители и вот последствия. Валери уже, или все еще служанка, но с полномочиями дворянки и подруги, вот как-то так.

– А сегодняшняя выходка? – Натали вопросительно смотрит.

– Это уже я не продумал, шли, разговаривали, и я не придумал ничего лучше, вот мне удобнее, взял за руку, ну не совсем под ручку только, и решил, что подшутим над одноклассниками.

– Да, и подшутил над Валери. Это я понимаю? – хмурится Натали.

– Нет, Натали, скорее над Марти, или я и над собой успел. Да?

– Даже так. Значит ты понимаешь последствия своих действий, – внезапно появляется старая и строгая Натали Сергеевна.

– Боюсь, что уже да.

– Молодец, хороший мальчик, а то мог бы и по лицу от меня получить. Не смотри на меня, я любя, но рука у меня тяжелая, Витоли. – Все еще строгая Натали Сергеевна.

– Вот и я про это.

– И что думаешь делать? – Натали Сергеевна.

– У меня есть советчица, может, у нее спрошу, вдруг что скажет, – и смотрю на Натали.

– Вот чем ты мне нравишься, Витоли, смотрю на тебя – ребенок ребенком. Начинаешь говорить, уже взрослый человек, мужчина и мой ровесник… – хмыкает. – Потом, как вот нашкодишь, получаешься опять ребенок ребенком и ничего не скажешь, ведь так и есть, да? – качает головой осуждающе Натали.

Я весь внимание, делаю соответствующее лицо, понимая, что накосячил конкретно.

– Понимаешь, чтобы ничего не испортить и если тебе она, скажем, не нравится, делаешь формальный договор, в церкви регистрируешь и все. Через год можете расстаться и все на этом, это основное. Можешь это и Марти объяснить, за шутки надо рассчитываться, а за такие тем более. Ведь кем бы ни была Валери, она дворянка, правда дурочка та еще, я считала, она умнее. Может, я чего не понимаю, но в таком случае наоборот она слишком умная и рискованная выходит. Скорее всего, это вряд ли, но я не исключаю, если что, и такого варианта.

– Как-то путано для меня рассуждает Натали Сергеевна. – Теперь по Марти. Перед ней тебе придется извиняться и замаливать вину. Ну, с этим у тебя, я думаю, проблем не будет, а?

– Да, с этим не будет, а вот перед родителями и со стороны Марти и со своей ты получишь, я думаю.

– Не смогут разорвать свадьбу? – я, с опаской.

– Не знаю, вряд ли, но серьезного разговора тебе не избежать. Эх Витоли, Витоли, как же ты так, – качает головой Натали уже спокойно.

– Да вот мозги после той ночи плохо работали. Решил загладить, – развожу руками.

– Э, а почему после той ночи, и чем «та» ночь отличалась от остальных? – Натали.

– Ну, Марти женщиной стала вчера вот, – я объясняюсь, немного смущаясь.

– Да, тогда я тебя понимаю. Хотя, да…, вы уже давно вместе были, – чуть заинтересованно Натали.

– Ей хватало поцелуев, – я раскаиваюсь.

– Да от тебя и этого хватит, маг ты мой любимый, мальчишка ты мой. Поцелуй и меня, а то я что-то не туда и не то уже думаю.

Целую и опять даю немного нежности. Стараюсь не переборщить, но ей хватает и этого. Она встает, уходит мне за спину, что-то там делает и возвращается назад.

– Да тебе даже спать с женщинами не надо, вот поцеловал и все, я уже поплыла вся, – откровенничает Натали со мной.

Я улыбаюсь: – Да, причем с тобой и я вот тоже. Посиди, я тоже назад схожу, – достаю платок и вытираюсь где надо, черт, черт.

– Дела, Витоли, это же не должно быть, только у детей такое бывает и не после секса же сразу, елки-палки…

– Ну почему, я вот с тобой ребенком себя и чувствую. Маленьким глупым мальчиком, – добавляю, а то вдруг не то поймет, объясняй потом.

Она соглашается: – Да, а как ты это делаешь?

– Не знаю, что-то отдаю, вроде как нежность, любовь.

– Да, я это и чувствую, только очень-очень сильно, ты это, много не отдавай, а то привыкну и не смогу больше – и что потом?

– Не знаю, я не всегда контролирую. Это же взаимно и затягивает, но у тебя не всегда сил бывает много.

– Да, скажем, если устал, тогда много не могу дать.

– Я помню. – Натали чуть улыбается, видимо что-то вспоминая.

Помолчали.

– Ты же флаконы можешь делать?

– Да. – Я киваю.

– И как? – Натали, заинтересованно.

– Когда как. Бывает три подряд, потом надо отдыхать, если предельно, наверное, пять могу в день, но уже лежать тогда буду пластом от этого.

– Не заболеешь? – наверное, хотела сказать «не умрешь», но в последний момент заменила слово.

– Не знаю, как бы нет, только становлюсь сильнее, это вроде тренировок, раньше мог один, максимум два, а сейчас вот 3–4 уже.

– Что с ними делаешь?

– Продаю, с Кастело договорился, он берет.

– И что ему сказал? – Вижу, глаза расширились, боится за меня.

– Да сказал, контрабанда.

Она успокоилась. – Но тогда откуда? Он далеко не дурак.

– И я про это. Вот и подошли мы, я как раз поговорить хотел.

– Да, мальчик, неприятная ситуация. Он ведь понимает, что где-то ты берешь.

– Я думаю, ты знаешь, что он думает.

– Ну Витоли, ну удружил, – Натали возмущается.

– А кому легко? – я немного подначиваю.

– А если меня… ну понимаешь. – Натали, уже спокойней.

– Он забоится, он торгаш, они родовых боятся, особенно таких, – я намекаю на имперское происхождение Натали.

– Извини, Витоли, я поняла, но ты страшный человек. Он же твой родственник, не жалко его?

– Понимаешь, Натали, в договоре есть пункт номер 36: в случае рождения ребенка мужского пола семья Кастело его забирает себе. Не жалко, нет. – Уже я возмущаюсь, буквально киплю весь от этого.

– Да, Витоли, ты жесток. Впрочем он тоже, я поняла, но мне надо будет иметь запас на всякий случай. Я могу купить и поставить, конечно, но все же.

– Не волнуйся, Натали, я дам тебе хорошие. Вот взял, я Бригиде должен, а ей сегодня не надо.

– Это как?

– Я договорился с ней. Рассчитываюсь флаконами за обучение. Я ей должен еще 18 штук.

– А она… – Натали.

– Нет, она не знает. Знает, что и Кастело.

– Хорошо, молодец.

– Или даже меньше. Ей это совсем не надо, – продолжаю объяснять ситуацию.

– Скажи, Витоли, а ты с ней только руси занимался? – тянет Натали, сильно задумчиво.

– Еще и географией, – я уточняю.

– Ты меня понял, что скажешь?

– Натали, давай я не буду отвечать на этот вопрос.

– Ну Витоли… я все понимаю. Ну, малыш… но такой хорошенький. Но и гад же натуральный, – смотрит на меня толи серьезно иронично и в то же время осуждающе качая головой. – Сколько ему дней? – вертит в руках флакон.

– Вчера сделал и месяц где-то… месячное в общем скорее всего.

– Воду из под крана берешь?

– Нет, только эль… энерджазинов идет, простая – нет, я пробовал.

– Это и я бы тебе сама сказала, у них есть особый ручей, из него только вода подходит.

– О Натали, а как бы к ним сплавать? – я, очень заинтересованно. – Моя старая мечта и задумки уже есть по этому делу.

– Билет купи, – Натали насмешливо.

– 800 злотов, знаешь, мне пока дороговато все же, – хмыкаю в ответ.

– Я могла бы помочь, но позже. Если хочешь летом, хорошо.

– Да, я подумаю, спасибо тебе, Натали.

– Еще у тебя проблемы. Ты не сможешь поехать сам. Только с родителями или с одним хотя бы, любым. Это потому что несовершеннолетний.

– Это почему?

– Энерджазины могут забрать. А вместе – родители тогда отвечают, энерджазины знают про это, не забирают детей. У них проблемы, не знаю какие, но им зачем-то нужны дети от людей, но они не воруют и не покупают, хотят только добровольно. Они очень честные. Наша дворянская честь против их Чести – образец безнравственности.

– Даже так? – это для меня новость.

– Да, это я знаю, не смотри на меня, у меня высшее образование, и это я изучала специально.

– Расскажешь? Мне интересно.

– Нет, подписка, – качает снова головой Натали.

– Ладно, понял, я соглашаюсь.

– Хотя, если хочешь, мне терять нечего, с тобой-то мы считай одно целое.

– Хорошо, если поеду, я спрошу, а так лишние знания – лишние печали.

– Откуда выражение?

– Издалека, Натали, издалека.

– Ты далеко жил?

– Да, Натали, я очень, очень далеко жил.

– Там энерджазины есть?

– Только в сказках. – Поясняю.

– Да? И что там? – Натали Сергеевна.

– Там страшно, люди воюют, убивают, кровь и грязь. Дворянской чести давно нет, зато страшное оружие есть и навалом.

– Ну оружие – это не страшно, энерджазины прекрасно справляются своей магией против пушек, даже наших мощных, которые с наших боевых кораблей.

– Да, это, да, это страшно. Но это тебе, а что ты скажешь об оружии размером с твою вот сумку. Может, чуть больше, которое при взрыве не оставит камня на камне от всей нашей столицы, и потом еще много-много лет на этом месте нельзя будет долго находиться?

– Да, страшное оружие, но его еще надо привезти, машины не везде пройдут и вода не везде есть.

– Натали, что вы знаете о космосе?

– Это что такое?

– Луна вот или Селена, еще та что поменьше.

– Это – что ученые говорят, куски камня, церковь – что богиня любви своего возлюбленного туда поместила, ну эту легенду должен знать и ты.

– Да, вот и я про то, представьте, что я туда положил эти бомбы и бросаю оттуда куда хочу и паровички ваши смешные мне совсем не нужны для этого.

– Там летают люди по небу?

– Да, это быстро и в принципе любой может купить билет.

– И быстро летают? – чуть помолчав. – У нас тоже есть дирижабли, это пока секретные разработки, но это, я понимаю, не для тебя.

– Ну, до энерджазинов, я думаю, часов за 12 долетит, – прикидываю скорость и расстояние.

– Э, часов за 12… не дней даже.

– Да, это пассажирский военный и за четыре часа.

– Это бомбу можно сбросить за 4 часа куда угодно?

– Нет, бомбу такую нельзя. – Хмыкаю вспоминая ракеты и спутники.

– Почему? Если четыре часа ваши военные летят… – Натали недоумевает.

– Потому что время полета бомбы – половина часа в любую точку той планеты, Натали.

– Тебя там и убили, да?

– Да, скорее всего, я не знаю точно. – Пожимаю плечами, неприятно мне как-то воспоминание это.

– Ты был взрослый или ребенок?

– Чуть моложе тебя, Натали, хотя, я думаю, время у нас разное, поэтому мы, как бы ровесники выходим, – видя непонимание слова, я его по-русски произнес, поясняю: – одногодки значит.

– Да, теперь я понимаю тебя. У тебя была там семья, жены, дети?

– Жены были.

– У вас сколько можно иметь?

– Где я жил, только одну, в других странах столько, сколько позволяют деньги. Везде по-разному.

– Да, спасибо тебе.

– За что, Натали?

– За доверие.

– Ладно, пойду я.

– Иди, Вит… или как тебя там…

– Как вас, вторая часть вашего имени и есть мое имя, пошел я, Натали.

Тоскливо мне что-то стало, вроде, выговорился, потому как держать эту тайну уже не мог. Правду говорят, скажи человеку тайну и запрети ее рассказывать кому-либо, и человек либо умрет, либо сойдет с ума от этого знания. Это точно, я теперь понял и для себя эту истину.

Вот выговорился, отвел душу, а теперь?

Все, Витоли, пошли решать проблемы, что мы накосячили, елки-палки, бедная Марти, она хоть в курсе своей, нашей довольно гадкой, как выяснилось, шутки и ее будущих последствий?

Прихожу – ругаются.

Ну ладно, я в душ, пока-пока всем, – они даже не оглянулись, хотя видели меня. Наконец помылся, пошел на кухню – еда стоит и никого.

Пошел звать.

– Девушки, пойдемте уже есть.

– О, Витоли, а у нас… – это Марти.

– Вот поужинаем и тогда.

– Но у нас… – Марти, как всегда, не отлипнет, если ей надо что-то.

– После, на кухню шагом марш. – Отпустили рабочего и пошли, Марти все порывалась сказать, что она думает, но потом передумала. Сели, пришлось даже подогревать еду, но ничего.

– Что за проблемы?

– Понимаешь, Витоли, я придумала две расстановки. Одна и другая хороши, а какую выбрать, не знаю. Вот хочу, хотела тебе показать.

– Вот и покажешь. – Машу рукой, лишь бы отстала.

– Да, а вдруг другая лучше?

– Покажешь ее, – та чуть ли не срывается бежать за рабочим. – Подожди, покажешь позже.

– Это как? – Марти не понимает.

– Вот побудет эта композиция твоя декаду-две, потом другая, вот тогда и выберешь, а сейчас ты не знаешь ни достоинств одной, ни недостатков другой, ни той, ни другой, понимаешь?

– Ой да, какой ты снова умный, Витоли.

– Да-да, вот по поводу моего ума я и хотел поговорить.

– Э, может, пойдем, потом? – прозрачный намек на Валери.

– Да я бы с радостью, Марти, но, к сожалению, если пойдем наверх, то опять только втроем.

– Это почему еще?

– Да по поводу шутки сегодняшней.

– А что, хорошая шутка, все весь день шушукались про нас. Мы с Валери здорово повеселились, правда, Валери? – Марти смотрит на Валери и улыбается весело.

– Да, очень было, очень весело. Все спрашивают, и что-как подписали, мы им такого наговорили, – Валери подтверждает тихо и осторожно.

– Хоть примерно помнишь?

– Ну не все, но было весело.

– Придется вспоминать и записать все.

– Это зачем? – оторопевает Марти.

– Потому что сегодня у меня был не урок математики.

– Да, а где ты был? – явно непонимая и осматривая меня. На предмет чего только?

– Был у Натали Сергеевны на уроке этикета и дворянской чести, два часа был, если что, мне хватило, – хмурюсь я. – Принеси, пожалуйста, кодекс или туда пойдем, я думаю, чай и там можно попить.

– Хорошо, я – чайник, вы – все остальное.

Толпой подымаемся. Расставляем чашки, наливаем мы с Валери на пару. Марти ищет кодекс, сидим пьем. Они поглядывают, когда уже не выдерживает и Валери. Марта – та совсем извертелась. Беру и раскрываю первый параграф и основные положения. Они обе читают:

– Но ведь это была шутка.

– Да, была. Над кем?

– Это мы хотели пошутить над обществом.

– Э, над одноклассниками, школой, учителями и все, все. Третий закон гласит, что нельзя шутить в целом над государством. Только над весьма ограниченной группой людей или отдельным человеком, но не унижая его чести и достоинства, или придется отвечать.

– А чье достоинство мы уни-зи-л-и-и? – и замолкает. Потом удивленно смотрит, но это же шутка была, мы же…

– Что мы? – я останавливаю ее.

– Но как же быть?

– Вот я и говорю. Как быть.

– Это ты разговаривал с Натали Сергеевной.

– Да, – киваю.

– Что она сказала?

– Сказала, что это уже не шутка.

– Да, это я поняла.

– И она сказала, что надо сделать?

– Попросить прощения.

– У кого, – Марти с надеждой.

– Попросить, ну это у кого, – я в ответ.

– …? – Марти.

– Вот-вот, и я про это, – я, хмуро, вспоминая разгон от Натали Сергеевны.

– Тогда это не шутка получается.

– Тогда – да. Это вот и получается, договор надо выполнять.

– Но как же. Это же шутка.

– Шутка. Ага.

Марти сидела и плакала, она было кинулась на Валери, потом прильнула ко мне на плечо и снова навзрыд заплакала, время от времени стукая кулачком мне по спине.

Валери сидела и смотрела. Она ничего пока не понимала, но уже начинала догадываться, и на ее лицо наползала улыбка, пришлось притянуть Марти и быстро поцеловать.

Потому что эту улыбку Марти точно никогда не простит Валери. Это я понимал, поняла и Валери, поэтому она постаралась быстро убрать улыбку и проявить участие, но и я никогда, наверное, тоже не забуду ее эту улыбку.

Кто же кого надурил и поймал, а?

Я точно никогда не получу ответа на этот мной незаданный Валери вопрос.

Мысленно обращаюсь к Натали Сергеевне: – Ты, может, и была права. И не дурак ли я, но на этот вопрос… я, к сожалению, уже знаю ответ.

Поздно ночью уже и Марти заснула умиротворенная и счастливая. Как же ей мало для счастья надо. Мне же все мысль не давала покоя: стоило так открываться перед Натали Сергеевной? Вроде, и доверие она вызывает, и любовь какая-никакая между нами имеется, но вот поди ж ты. Хотя наболтал и я, но понимаю сейчас, что прапорщик Сергей постепенно растворяется в обалдуе Витоли и получается такая смесь циника-идеалиста с мальчиком обалдуем.

Очень гремучая смесь, и в сегодняшнем разговоре было скорее больше от Витоли, чем от Сергея. Никогда не любил Сергей хвастаться, не та профессия у него по жизни была.

Это Витоли мог часами на уроках рассуждать, как он пробил по воротам или как он станет великим художником, но это если не станет еще более великим болистом и не иметь за это никаких последствий.

Ладно, сделанного не вернешь, а война план покажет.

Глава 43

24.03.101 г. Четверг

Витоли-Сергей

Сегодня Валери будит нас по-другому:

– Витоли, Марти, кушать и в школу.

Эх, где мои 17 лет? Да-да, это про меня, и я рискую до них просто не дожить, вот такая песенка наоборот. Сегодня после школы иду к Кастело, потом еще к своим родителям, потом еще Валери к ее родителям отправлять, ну это она сама поедет – вот такой план у меня.

Какой кошмар, очень хочется, чтобы уроки никогда не кончались, но они пролетели как одно мгновение.

И вот я захожу в кабинет Кастело – не мог он в командировку уехать что ли, честное слово, хотя да, чего тянуть – все равно решать проблему придется, не сегодня – значит завтра, и она от этого проще не станет.

Раньше сядешь – вот со вторым уже хуже. Захожу, он сидит, секретарь приносит кофе, пьем.

– Рассказывай, – он предлагает.

– Да вот, проблема у меня образовалась, – я тяну, как могу, резину.

– Не можешь предоставить партию до конца недели?

– Нет, не в нашем деле, с этим как раз все в порядке, надеюсь, – решаюсь наконец.

– Тогда в чем дело?

– Понимаете, вчера мы в шутку сказали в школе, что я подписал договор с Валери, ну в шутку, понимаете?

– И что?

– Ну все поверили.

– И что? Кто придумал шутку? – хмурится Кастело, быстро, в отличие от меня, все понимая.

– Не знаю, может, я, или, Марти, не помню, все вместе просто решили пошутить.

– И что? – Видэл уже краснеет.

– Да вот, поговорил с людьми, – я частю, что-то мне не по себе уже.

– И что? – вот заладил, и так тошно.

– Ну плохая шутка вышла, – наконец я решаюсь выговорить причину, что пришел.

– Кто знает, что это была шутка?

– Ну Марти, Валери, Натали Сергеевна и все.

– Твое счастье, что ты несовершеннолетний, – Видэл.

– Почему?

– Тебя нельзя вызвать на дуэль, щенок.

– Да, я понимаю, виноват, – я оправдываюсь, но выглядит это весьма жалко.

– Может, Валери придумала? – уточняет Кастело.

– Да нет, вроде, я… скорее, и Марти поддержала, но все же я, – каюсь я. – Я виноват.

– Уже понимаешь, – чуть смягчается.

– Да, понимаю, – киваю головой.

– И что думаешь делать?

– Вот пришел посоветоваться.

– А до этого что не приходил советоваться? – Сарказм так и лезет из Видэла.

– Незачем было, – чуть развожу руки.

– Да, а сейчас есть?

– Есть, мы живем с Марти и будем жить, я пришел сказать.

– Как Марти? – Видэл, уже успокаиваясь, спрашивает, правда начал ходить по кабинету, выглядит это весьма зловеще. Так и кажется, зайдет сзади и…

– Вчера плакала, а сегодня уже ничего и простила, да и подруги они все же.

– Старые подруги… Точно Валери не виновата? – жестко смотрит на меня Видэл и переспрашивает.

– Нет, точно, думаю, рада, но по факту не она виновата, – выгораживаю Валери, хотя в свете разговора с Натали Сергеевной и того, что я видел, непонятно все это для меня, короче.

– Я понял тебя, – кивает Кастело.

– Нет, слишком для нее это, и не смогла она скрыть радость, когда все уже выяснилось окончательно.

– Я видел, – уточняю.

– А Марти? – Кастело, напряженно.

– Видэл Сезови, вы меня-то совсем за ребенка не держите, с законами – да, не подумал, не просек ситуацию. Каюсь вот, придется отвечать, но Марти я берегу, не волнуйтесь, хорошо.

– Только из любви дочери к тебе, понимаешь? Что думаешь с договором?

– Пойдем зарегистрируем в церкви, а что еще делать? – пожимаю плечами.

– Знаешь сроки?

– Да, месяц, – я отвечаю.

– Надо раньше, это доверие, понимаешь, слово дворянина, дорогого стоит.

– Да.

– Когда думаешь?

– 8.04 пойдет. – Подсчитываю в уме дни.

– Две с половиной декады, да, это хорошо. Что еще? Больше сюрпризов, надеюсь, не будет? – кривит Кастело ул ыбк у.

– Я сам надеюсь.

– Ладно, иди там, подойдешь к продавцу.

– Ага, спасибо, – я убегаю. Фу-у, отмучил одну проблему, ну и тяжело же здесь временами бывает.

Пошел взял еще десяток. Это хорошо, есть задел на будущее.

Прихожу – сидят учатся.

– Это кушать? – Валери с вопросом.

– Нет, сейчас часик поработаю, я был у твоего отца, Марти, и пойдем.

– Хорошо, – в ответ.

Ухожу, расставляю коробки.

Стучит кто-то. Входит Валери.

– Витоли, я поговорить хотела.

– Потом, – я машу рукой.

– Но я сама.

– Хорошо, поедим и потом, сейчас, извини, у меня срочные дела, хорошо?

– Да, да, конечно, я пойду, я потом, хорошо.

Ушла. Черт, сбивает настрой. Сколько хотел, три, но, думаю, две, и хватит, если что, еще потом вечером. Минут за двадцать все успел, все, теперь у меня есть четыре, а надо двенадцать еще, осталось восемь штук, а желательно и больше.

Хорошо хоть материала, из чего делать, теперь навалом. После двух, пока ничего, сейчас поем, а там видно будет. Все убрал, спустился, все ждут только меня.

Едим, сначала все молчат, потом прорывается, вроде, оттаяли, рассказывают про что делали, что будем делать, мне – писать палочки. Шутят, уже хорошо. Показали договор, как наговорили все, выходит, много, как казалось, смешного тогда. Один из пунктов гласил: мыть господина в тазике, самой быть с тазиком на голове.

– Это-то зачем? – Я поднимаю бровь вопросительно.

– Вот сначала решили, ты в тазике, а она с тазиком в руках, это смешно, но в руках мешает, а вот на голове, вроде, нет. Ведь правда смешно? Ладно, попробуем.

Сначала пробуют, представляют, как это, смеются, потом хмурятся.

– Что еще? – я уточняю.

– Остальное неинтересно да и не запомнилось в общем.

– Это хорошо, а с тазиком решим, пару раз сделаем, и можно говорить, что несколько и договор исполнен, – я завершаю трудный разговор.

Марти: – Это что, она будет вас, тебя мыть, да я.

Ну а то, что она голая будет ходить по дому – это ничего, это их как-то не взволновало, пока они не сообразили, что это при мне она, оказывается, будет ходить голой.

Поэтому наблюдал красную физиономию Валери и злую и пунцовую Марти, какие симпатяшки, прямо няшки из аниме, честное слово, смотрел всего раз, но чем-то запомнилось тогда.

Если выживу, женюсь, ей-богу женюсь. Главное – выжить, потому как еще пара таких косяков, и даже на дуэль не вызовут, просто прирежут по-тихому в переулочке.

Потому как я тут на досуге посчитал количество моих потенциальных врагов. Вышло уже штуки четыре, причем если Кастело толи да, толи нет, то во врагах есть сам император Руси, если вылезет связь с его Натали Сергеевной, и это на меня, 16-летнего пацана, не много ли мне? Посидел, вроде, нормально, пошел наверх, там Валери хотела прийти поговорить зачем-то.

Пришла, стучит, заходит.

Волнуется, я вижу по ее лицу.

– Я это, поговорить хотела.

– Говори, – киваю безнадежно.

– Я это, не виновата, правда не виновата, но я люблю тебя, вот. Я Марти не сказала, сказала, что раз договор, то я согласна, а так я, и нет, но это неправда. Я еще тогда, помните, хотела, вот, – выпаливает Валери на одном дыхании и замолкает.

– Что-нибудь скажешь еще?

– Что скажете, спрашивайте, – теряется.

– Я слышал, ты замуж собиралась.

– Да, собиралась, – Валери опускает голову.

– И за кого? – не то чтобы мне интересно, скорее, как далеко дело зашло и не будет ли чего мне с этого, месяцев через несколько.

– Он из точки, это Мелизио, – Валери говорит и ни слова больше, хоть клещами тяни.

Вот женщины, им если надо, вытянут и цвет пуговиц, извиняюсь, на местных подштанниках, а если мне надо – дескать, был и все на этом.

О, даже кто. Мне интересно, чем он ее привлек, я не знаю ничего о нем и то помню, ничего не представляющий дворянин в худшем смысле этого слова.

– Почему? У него же ничего нет, вроде, – спрашиваю, ничего не понимая в мотивах для Валери. Понятно, что мужиков мало, но в конце концов не за муд… же идти, абы идти.

– Да, они живут здесь на окраине, но в городской черте еще двухкомнатная квартира у них. Он младший в семье, старший сын в мореходке офицером, он к ним и не приходит, а этот все ко мне подъезжал, говорил, в городе жить я буду, а сам только под юбку лез и наследство хотел получить. Мне он не нравился, а мать требовала от меня, – Валери поясняет более развернуто что ли. – Хорошо, я узнала, что он внештатный агент из этих… имперских наших, а у матери ферма, хозяйство, ну вы понимаете, в общем, всякое бывает, и такие… Вот, вроде, все и расстроилось после, как я узнала. Я так рада была, а то я уже совсем на реку собралась (имеется в виду топиться, аналог нашего «руки наложить»). – Валери чуть улыбается ее сорвавшейся свадьбе-женитьбе.

– Ясно с этим, ты с ним уже была вместе? – Не то чтобы мне хотелось знать, а тем более слышать положительный ответ, но любопытно же.

– Нет, – краснеет и опускает голову, потом подымает, – только целовались… два раза. Он все, как выпьет, смелый становится, а по-другому все меня боялся, только перед матерью моей форсил: «Я городской, и у меня дом в самой столице», – а сам все про приданое меня спрашивал после…

– И много его у матери? – На фоне, скажем, чистоты и правильности Валери факт, что она еще и богатая при этом, оказывается, как-то даже на фоне нехватки ресурсов у меня сейчас и не цепляет сильно, но сказать-то что-то надо Валери, в конце концов муж я или не муж, пусть и будущий, ей.

– Есть, а что? – неопределенно дергает плечами Валери.

– Да вот думаю в оборот пустить. – Сдались мне ее деньги, знаю я, что такое ферма, был у нас колхоз и мать заведующей. В четыре утра дойка, а в полпятого свет выключили, кто в курсе, тот знает, что это значит. Вот и тут, думаю, та ферма – доход не доход, а гемор еще тот, нафиг, короче.

И Валери как раз в тему.

– Тогда это к жене, а я, и не женой к тебе иду. – Опять неопределенное пожатие плечами.

– Первой любовницей.

– И что? Совместное проживание.

– А то, что это я здесь, понимаешь, последний медик собираю, – я завожусь, хотя секунду назад и ничего не хотел, но бес противоречия и про, блин, Кастело, что мозг проел о некоторых ушлых, а она мне тут будет рассказывать.

Вижу – испугалась. – Я это, если надо, я матери скажу, хорошо, Витоли? – сдает назад Валери и говорит испуганно.

– Ладно, тогда потом поговорим. – Вспышка злости буквально ни с того ни с сего как возникла, так и прошла. – Все, все, Валери, не надо ничего, я просто спросил, а то вдруг, как этот твой Мелизио. Не надо мне ничего, даст твоя мать – хорошо, нет – и без этого обойдемся, не переживай.

Валери стоит.

– Я это, что хотела, у мамы ферма и хозяйство большое. Она правда добрая, но там и проблем много с хозяйством и с фермой… Я что сказать хотела: я считаю очень хорошо, и, если надо, я всегда помогу. Вы же вот, – Валери даже на «вы» перешла, – считаете много, потом устаете, а у вас с математикой плохо, я знаю, а я помогу, я умею и никому ничего не скажу. Правда-правда, и в договоре можно специально указать, что против своего нельзя, даже на суде, я знаю, там такой пункт есть. Это только если государственный, ну халифатец, тогда конечно. Но вы же не шпион не халифатец? – Валери, со страхом.

– Нет, Валери, я точно не шпион, иди, ладно, я понял тебя.

– Я это, что мне тогда делать? – Валери с сомнением и надеждой в глазах.

– Восьмого числа договор подписываем, не переживай. С Марти сама договаривайся, уговаривай, это на тебе, она твоя подруга, поняла? Все, иди давай тогда.

Вышел и сам к ним, вопросительно смотрят.

– Я к своим родителям поеду, обрадую их, буду через час, может, и два, так что не волнуйтесь зря.

Вышел, пошел такси искать, благо рынок рядом, вон и паровички в ряд стоят, целых три. И знакомый таксист тут как тут.

– Что желает милорд? – Понятно, клиента на деньги разводит, знает же, что ни милард я ни разу.

– Да вот прокатиться хочу, – киваю на его аппарат.

Он чешет затылок: – И куда?

– А где брал прошлый раз, – я, неспешно обходя тачку. Ну, не наши машины, все же нечто вроде полуторки времен войны, только пониже, и колеса, хоть и на спицах, конечно, но толстоваты, спицы – нечто вроде трубок дюймовых и, вроде, чем-то блестящим покрыто, латунью, вроде, или краска такая желтая.

– Это пять серебряков будет, – продолжает таксист.

– А не жирно будет? Ну с прошлого я торопился, а сейчас вон за пять медек паровика подожду, если что, и по рельсам.

– Аргумент, весомый у господина, – соглашается таксист, – но меньше чем за два не повезу, машина дорогая, сиденья – кожа молодого сможа, – упирается ушлый таксист.

– Ладно, пойдет завязую переговоры.

Едем, таксист, как порядочный, рассказывает и про лошадей, и про погоду, и что весна скоро.

– И что господин там на окраине забыл?

– Живу я там?

Он, подозрительно: – А здесь?

– И здесь. – Я улыбаюсь.

– А это как?

– Ну там отец, здесь жена.

Он, подозрительно: – Но господину мало лет еще.

– Ну вот поэтому только одна любовница и есть еще, а что? – чуть не смеюсь, но сдерживаюсь. Шутка хорошая, но чувствую, опять Витоли вылазит, туды его растуды.

Таксист дальше молчит всю дорогу после этого, как в рот воды набрал. По приезде говорю:

– Сейчас шесть, если в восемь будешь здесь, получишь три серебряка, а то, сам понимаешь, там красивые бесхозные девушки, а я здесь такой одинокий, непорядок получается.

– Хорошо, господин, я подъеду. – И улетел, только пар повалил из трубы.

Зашел в дом, что-то у меня здесь и правда как чужое все. Посидел, сварил себе чай, кофе не стал, я и так больше половины забрал с собой, поэтому пусть родители пьют, что забирать все, сижу, листаю журнал, что завалялся из детства, про боло, взгрустнулось даже.

Заходят родители, мать, с тревогой:

– Случилось что? Поссорился с Марти?

– Да нет, мам, все нормально, – а на душе кошки скребут, ведь все угадала мать.

Сидим.

– Есть будешь? – мама предлагает.

– Нет, я поел уже, покормили, чай вот с вами только попью. – Они едят, помолчали, потом говорят: – Что-то расскажешь или в зал пойдем?

– Да лучше здесь, как раньше, я хоть детство вспомню.

– Эх ребенок, детство он вспомнит, а ты забыл его уже что ли? – Это отец иронизирует.

– Да, получается, как-то все сложно. Это, я по делу в общем приехал.

– Да мы и поняли. Деньги нужны, да, сынок?

– Ну, это вам решать, – дергаю чуть плечом. – Отчитаюсь сначала, а потом вы мне скажете, нужны они или нет. Первое, – я продолжаю, – с Бригидой я рассчитался полностью, это наши с ней проблемы, вы уже не должны совсем.

– Она, я слышала, замуж вышла за владельца магазина, – это мама.

– Да, мебельного, договор уже подписали, – я уточняю, что узнал из первых рук.

– Тогда понятно, – мама кивает.

– Ну вот как-то так, – я с мамой соглашаюсь.

– Да, действительно с ней нам повезло вдвойне, – отец подал слово, чтобы не молчать или скорее похвастать перед матерью.

– Ладно, дальше с Натали Сергеевной тоже. Нет, я занимаюсь, получается ну не очень, но я стараюсь.

– Хорошо стараешься? – мама хмурится. – Трудно, сынок? – она, как всегда, поддерживает меня.

– Ничего, мама, я справлюсь.

– Да с ней мы рассчитались полностью, – это отец.

– Я знаю. Гесика уже ругали, – чуть накаляю я обстановку.

– Как ругали? – мать удивленно.

– Ну она его при мне в коридор вывела и отчитывала. Мне было хорошо слышно.

– Ну мы свое дело сделали, дальше ты сам, сынок, – это отец.

– Спасибо, папа, я стараюсь. Я что приехал сказать: я же живу в квартире, и мы купили мебель себе хорошую, и очень, – решил уточнить, оттягивая главное, зачем собственно и приехал.

– И насколько хорошую? – это отец, о чем-то уже догадываясь.

– Ну в тысячу не уложились, если что.

– Ого, сынок, это шикарная мебель, – папа качает головой задумчиво и впечатленно.

– Да, папа, и ее еще и много было. Спасибо Бригиде, сделала скидку, поэтому было несильно намного больше тысячи злотов.

– Несильно намного – это на сколько? – отец, поперхнувшись построением предложения, переспрашивает.

– Сто еще и все, – я чеканю с плеча.

– Я понял, сынок, это нам с Кастело оплачивать все надо, это я так понимаю?

– Ну Кастело хотел сам, если что, – грустно констатирую я в тон отцу.

– И что решили?

– Ну я половину беру себе. – Уточнять, что только 500, я не стал, это уже мелочи для меня.

– Э, сынок, ты заплатишь 550 злотов? – удивляется отец.

– Пап, это, не волнуйся, я заплачу сам. Тут другая проблема. Кастело сказал: «Я покупаю мебель, а твои родители пусть одевают Марти», вот. Поэтому в этот выходной надо бы пройтись по магазинам, и, сами понимаете, Марти девушка не бедная, – вздыхая и помня все ее запросы, – и вкусы у нее соответствующие. По мебели вы уже видите. По одежде не так страшно, но на сумму меньше 250, конечно, не сильно рассчитывайте, хотя я и буду стараться.

– Да, сынок, ты в последнее время только с радостными новостями.

– Не волнуйтесь, по крайней мере половину я компенсирую, не сразу, но за пару месяцев отдам.

– Сынок, а ты не много зарабатываешь? 550 да еще 125, и сам ты тоже что-то тратишь. Мы такие деньги и за год не зарабатываем, а, сынок?

– Ничего, я пока молодой, выдержу, а там видно будет. Я в общем-то не ради этого приезжал, это так, цветочки, мелочи в общем. Я здесь, папа, мама, по-крупному попал, вот приехал вам сказать. – И замолкаю.

– Сынок, – перепугалась мать, – неужели тебя СБ империи уже ищет или…

– Нет, мама, не СБ правда, но Кастело пообещал убить на дуэли, и это не шутка совсем.

– Сын, что ты Марти сделал, говори? – это отец.

– Э, это, ничего не сделал, – я даже растерялся.

– А за что он хочет тебя убить?

– Женюсь я, папа, вот такие дела.

– Ну и женись, мы же договор подписали – а со свадьбой чего торопиться тогда?

– Да нет, не в свадьбе дело, я себе любовницу нашел, – я кривлюсь, самому ведь стыдно, черт, а что делать? Сам влез, вот сам и расхлебываю теперь.

– Э… – длинная папина пауза.

Опять «э…» – это и мамина следом. – Сынок, ты же раньше боло любил? Мячик там погонять по полю?

– Вот, мама, он мне в голову и стукнул, наверное… сильно.

– Ладно, шутки в сторону, кто она и как это вышло?

– Не волнуйтесь, дворянка тоже, линия, не бедная, но и не богатая, чтобы уж очень.

– Мы ее знаем? – почти хором.

– Да, моя одноклассница Валери Севил Пела.

– Это что ферма в Загорье? – это отец эрудицию свою показывает.

– Да, это она.

– Да, хорошая девочка, только, Витоли, скажи, тебе что, Марти не хватило, не хватало?

– Да нет, мама, мне неудобно, но понимаешь, мы с Марти, ну я, в общем, решили подшутить над одноклассниками в школе, сказали, что договор, ну в шутку, а вышло как вышло.

Сдвоенный подзатыльник от родителей я получил одновременно.

– Такими вещами не шутят.

– Да я уже теперь знаю.

– А она что? – мама.

– Кто она?

– Валери твоя, любовница нежданная. – Отцу тоже интересны подробности.

– А она что, согласна, конечно. Она даже призналась мне в любви, с ней никаких проблем.

– Слушай, сынок, а она не сама это сделала? – проявляет единодушие с Кастело и Натали Сергеевной вместе.

– Нет, папа, и Кастело тоже это подумал, но нет, мы с Марти зачинщики, она просто участвовала. Да никто не мог понять, думали, шутка, а потом поздно уже оказалось.

– А что Марти? – Мать за Марти волнуется.

– Поплакала, потом простила.

– Ясно, значит, раз любит, значит формального договора не получится, – качает отец головой. – Правильно понимаем?

– Да, папа, и еще там такие пункты будут, ты не удивляйся, это надо, там ничего страшного, но увидишь в общем.

– И когда подписание? – отец спрашивает, пока не вникая, он и так ошарашен Витолиной скоростью или это как-то по-другому зовется.

– На восьмое договорились, приезжайте, можно в два или три часа, только до шести надо успеть. Потом церковь закроется, ну, не сама, а только ее канцелярия, – я, чуть погодя.

– Ясно, будем, – отец кивает. Сейчас домой? – он продолжает.

– Да, сколько уже? – я что-то время подупустил.

– Без 15 восемь, – мама, выглянув за дверь.

– Ну я тогда поехал.

– Ты на паровичке Кастело? – отец.

– Нет, на такси.

– Шикарно живешь, сынок, – он крутит головой.

– Да, папа, вот и живу, что только на паровичках, и то не всегда и везде успеваю, жен, жену только в школе вижу или ночью… иногда.

– Иди уже, любвеобильный ты наш, – сказала мама, но осуждающе почему-то глядя на мужа.

Потому как у отца тоже была официальная любовница. Это Витоли знал, нет, не видел никогда ее, правда, и в гостях не бывал, но была, он точно знал.

Глава 44

24.03.101 г. Четверг

Витоли-Сергей

Утром идем в школу дружно, тихо и мирно, я бы сказал. Я немного усталый, сам виноват, вчера вечером сделал-таки еще один флакон, не то чтобы устал, но только поцеловал Марти после и отрубился сразу, по-моему, она уже привыкает к этому.

Сегодня буду исправляться, в школе подходила Бригида, отдал флакон, итого мой долг 17 флаконов, – сказала мне и, улыбнувшись, убежала.

Да, всем все дай, дай – что за жизнь? А мне что?

О, мысль, а мне что – ведь как ни крути, что я для людей-то и они для меня, когда я последний раз просто прогуливался? В боло не играю, один бизнес на уме, спортом думал заняться – и что, ничего в итоге, ничего не делаю совсем. Можно сослаться, что у меня дел невпроворот, но кому сейчас легко.

Поэтому решил: шабаш, все на сегодня, отдыхаю, отдыхаем то есть. Прошерстил свой «интернет», это память бывшего хозяина тела, ответа на вопрос не получил, кроме боло других видов отдыха там предусмотрено не было – да, ассортимент возможностей впечатляет.

Хотя про других можно то же самое сказать, вы сильно видали в 16 лет разносторонне развитых и много увлекающихся людей, детей? Все, все, завязал с нытьем.

Думаем, первое – с девушками надо гулять.

Черт, черт, один раз уже гуляли, неприятные воспоминания у меня. Надо бы узнать, тех двоих оставшихся солдат поймали, а то по закону подлости и оставшихся я тоже буду ловить или стража, как и в прошлый раз, на меня, как на живца. Вот только живец мне не нравится что-то, могу ведь и не успеть. С тех пор я небольшой нож все время ношу, и плевать на разрешение, и что несовершеннолетним нельзя, не положено им еще оружие.

Будут претензии – скажу: охраняйте лучше.

Куда пойти, знала Марти, ну кто бы сомневался в ней. Можно в парк, она нахмурилась – тоже, видимо, вспомнила про тогда.

Можно на лошадях покататься, можно на качелях, но нет, на них еще рано, только со следующего месяца откроются аттракционы. Можно посидеть в «Большом», но только в закрытой части, все же холодновато еще. Решили все это совместить. Легкий перекус дома и толпой в три человека пошли.

Прошлись по парку, где немного побегали, детство, правда, это, но а мы кто? Самое главное – приз: кто кого поймает, тот того и целует. Естественно, ловили меня – кто бы сомневался – и когда меня поймала Марти, мы так, немного поцеловались, она еще чуть стеснялась Валери, но в целом ничего получилось, было здорово, мне по крайней мере.

Когда же меня в конце концов поймала Валери – я правда несильно-то и удирал, – вот тут-то было, она и смущается, и ей хочется. Ладно, даже Марти сказала: «Я отвернусь, но это нечестно, ты подглядывала тогда за мной», – Валери терялась и краснела.

Она такая была красивая, если Марти, можно сказать, милый ребенок, то Валери выглядит уже довольно устоявшейся девушкой. Можно сказать, знает себе цену. Конечно, жизнь ее потрепала, но все же она еще вот так симпатично смущается даже перед потенциальным будущим мужем.

Поэтому постарался не испугать и немножко передать этой своей нежности, все-таки первый раз целуется со мной.

Не будем о плохом, это в прошлом, все мы делаем ошибки. С передачей сначала, вроде как, не получалось, не идет, закрывается она от меня как-то. Вот чувствую, как коконом укрылась, боится что ли меня, попытался продавить, и не получилось.

– Нет, все, все, хватит, пошли еще погуляем. Что вы стали уже…

Это Марти сбила мне весь мой настрой. В дальнейшем гуляли вдоль реки. Я в этой части города не был еще, здесь часто летом отдыхали мои родители у «Большого».

Вообще-то ресторан назывался «У реки», но слово «реки» стерлось давно, и осталась только буква У, а потому как летний навес у этого ресторана был самый большой, и пошло название «У большого». Оно и закрепилось, а хозяин и не стал подновлять вывеску, оставил одну букву «У» и все.

В ресторане никого почти не было, время еще рабочее, поэтому мы были и еще парочка у окна, заказали сока, по паре пирожных, орешков разных. Марти сначала захотела кофе, но после озвучивания цены все-таки перешла на травяной чай, наморщив носик. Валери только фыркнула тихонько, чтобы я услышал, а Марти нет.

Да, хорошо, когда родители богатые, с ними удобно, всегда можно разжиться лишним злотом, но проблема в том, что этот злот на их чадушко же и уйдет. Пока сидели, начался дождь, и о зонтике никто их нас, конечно, не позаботился. Благо, паровички здесь дежурили, и, как ни торговался, пять серебрушек как с куста, но не по грязи же идти домой, хотя я не жалел, погуляли славно. Марти вся светилась от прогулки, да и Валери была довольна, но временами сильно задумчива, когда на нее никто не смотрел.

По приезде все разбрелись по своим делам, Марти нашла работу себе наверху, Валери убежала на кухню, а я к себе, настроение хорошее, почему бы не поработать. Два флакона – и сразу хочется посидеть, а еще лучше если и полежать, поэтому прилег на стол, и разбудили меня уже в девять, пришла Марти.

– Я постелила, придешь?

– Да, – говорю, – иду уже.

Она, подозрительно поглядывая: – Витоли, тебе не плохо, нет, у тебя ничего не болит? Может, надо у отца флакон взять? После него знаешь как хорошо становится и усталость сразу проходит.

Пришлось улыбаться и говорить «нет, спасибо». Вроде, отнекался, но с этим надо что-то решать. Пошел в душ, искупался, заметил, что полностью уже отдохнул, поэтому, когда пришел в спальню, застал насупленную Марти, она что-то читала и делала вид, что меня не замечает, как будто меня нет.

Стал приставать, и дело быстро закончилось постелью, причем светильник как бы даже уже ей и не очень даже мешал этот раз. Не притушили – сначала, как не надо, потом не отвлекайся, я вот так хочу, потом еще хочу, и совсем не больно даже, и еще хочу и еще, и пришлось немножко добавить желания-удовольствия. Чувствую, становлюсь наркоманом или скорее таким своеобразным наркотиком для других, пусть и дорогих мне людей.

Может, и можно что-то сделать лучше, но вот детство Витоли, его перевозбужденность не способствуют пока длительности процесса, и именно с Марти. Поэтому и приходится выкручиваться магией. Потом, поняв, что передал слишком много удовольствия, чтобы не получить то же, что и с Натали Сергеевной тогда, только не где-то далеко, а у себя в постели, просто усыпил ее. У меня и это уже получается, что-то я матерею не по-детски, хотя там и работы той, передаю свое чувство полной усталости и покоя, и все на этом, и даже легко, это не флаконы делать, где не сачканешь ни разу.

Я думаю, не грубо вышло ведь, просто девушка уснула довольная и счастливая и все, а то знаю я их, есть опыт еще прошлый. Сейчас, после этого самого дела, она полночи будет мне что-нибудь рассказывать, а меня что-то в сон потянуло, и я опять отрубился. Хорошо, не первым в этот раз, а то прямо стыдно становится. Мужик называется, ни до жены, ни до дела негодный.

Глава 45

25.03.101 г. Пятница

Часть 1. Витоли-Сергей

Проснулся – ночь. Тихо горит светильник, когда не наполную, он не шипит газом, не потушили ведь вчера опять. Что-то загремело внизу. Оделся, пошел вниз посмотреть.

Нет, я не подумал, что грабят или еще что-то более серьезное.

Этот мир при всем моем негативе на – с церковью, с монархией и примитивом в обществе – хотя там все довольно странно, сильно честен и правилен. Здесь практически нет квартирных краж. Да, на рынке, конечно, могут срезать кошель, не без этого. За городом тоже, бывает, банды озоруют и грабят караваны. Кастело пару раз жаловался, но вот такого криминала, а тем более групп по интересам нет. Есть пара мафий, да и то купцы, связанные с халифатцами и немцами, – вот и все, и то мнится мне, что все это хорошо прикрывается имперской СБ. Поэтому сейчас спускался спокойно и не очень торопясь.

Зашел на кухню, как и знал, Валери уже что-то готовит – и когда она только спит?

– Не спишь? – тихо спросил.

Она обернулась, вроде, и вздрогнула даже.

Потом: – Простите, я нечаянно, я вас разбудила?

Подошел. – Нет, я сам встал. – Она держит поварешку, я ее сзади обнимаю.

– Мне готовить надо, – почти шепчет.

– А оно не подождет? – целую нежно в ушко.

– Ну оно пригореть может, – не соглашается она со мной.

– А газ если меньше сделать? – проявляю крутизну познания процесса.

– Я сейчас, – соглашается и делает потихоньку.

Кладу отобранную поварешку на стол, беру пальчики, целую еще, еще, потом потихоньку даю желания-удовольствия. Вижу, как она начинает потихоньку краснеть. Краснота со щек постепенно переходит на уши, на шею. Не удерживаюсь и целую эту шею, потом еще за ушком, перехожу уже в губы, потом опять возвращаюсь к шейке. По-моему, я уже завелся.

Сажусь на стул у стола, Валери, не понимая, озирается, сажаю ее себе на колени, и начинаем или вернее продолжаем целоваться дальше. Но уже просто, без всяких магических штучек.

Она: – Я не могу долго сидеть, пусти… те, мне готовить надо.

Отпускаю нехотя: – Пойду я.

Она кивает, опустив голову. Я ухожу.

Иду наверх и думаю, а не зайти ли поработать, что, кстати, и планировал изначально, но вот как-то передумал.

Захожу в свой кабинет.

Два флакона – почти и не напрягаясь. Пока, вроде, не устал, стал идти и понял: да, с этим уже хуже, зато сейчас высплюсь. Ухожу в спальню, и хорошо хоть смог раздеться. Только прислонил голову к подушке и уже сплю, а может, и раньше.

Часть 2. Витоли-Сергей

Утро – как определил? – будят поцелуем и, светло уже за окном. Марти собирается: «Милый, одевайся и кушать пошли», – убегает. Смешная, ночью и светильник не тушили – прогресс в наших отношениях, а сейчас утро и опять боится, что я встану, а она здесь, а я неодет.

– Ладно, беги, беги, – одеваюсь в халат, иду мыться, потом спускаюсь, есть время и для завтрака, и поговорить. Там уже тихо переговариваются двое, захожу – сразу умолкают, ну ясно, обо мне говорили, партизанки-заговорщицы.

На завтрак пьем кофе с булочками, совсем как богачи. На улице дорога не очень после дождя. Марти намекает на паровичок.

– Не надо, лучше пройдемся пешком, – говорю я. Им хорошо, они идут под единственным нашим зонтом. А я мокну, ну и ладно, сам предложил пройтись. Новые траты: надо прикупить зонт, а то и два, наверное, я не уверен в его надежности, хотя размерами это против нашего – гигантское изобретение здесь. Добрались. Заходим, помогаю им раздеться, сдаю все наши вещи в гардероб. Тяжела ты, доля султана в гареме. А вот и наш класс. В классе полно девчонок. Некоторые смотрят на меня. Есть среди них и симпатичные и даже очень, но я не всеобщий муж. Мне и на своих жен силы надо поберечь.

Поэтому я этим некоторым только улыбаюсь и развожу руками, они понуро отводят взгляд. После руси Бригида подходит на перемене: «Есть еще?». Даю флакон, осталось 16, и она пошла пританцовывая. Деловая – я как знал, взял два, надо и Натали Сергеевне дать, а то мало ли что. Все же надо вечером еще делать, а еще лучше утром, м-м. Понял, надо распределять не подряд три, а два, через три-четыре часа еще два, и за день можно и 6 сделать, а подряд три – и я сплю, это непорядок. Марти вон поглядывает уже с подозрением, что за мужик – спит и спит, соня какая-то.

Правда сегодняшний день, скорее всего, выпадает. Натали Сергеевну никто не отменял, а после нее я и на два пузырька точно не потяну.

После уроков остался на дворянское собрание, обсуждали меня, угу, и мое неправильное поведение вчера. Хоть, вроде, в договоре и Марти пункты придумывала, но отчитывали почему-то все время только меня. Без злобы, правда, но девочки из класса назвали извращенцем. Вроде как, и ругали меня сильно, а на выходе услышал, как две подруги разговаривали одна друго, – я бы и голой по комнате ходила, кто бы взял только. Да, многие уже начинают здесь понимать, что не в красивой одежде счастье.

Уроки закончились, отправил своих жен на дом, пусть обустраивают, сам остался. Натали Сергеевна грустно смотрит: – Ну как твоя новая семейная жизнь, Витоли?

– Да вот, обстраиваюсь потихоньку, – так же понуро отвечаю.

– Это хорошо, больше никого не завел? – подначивает меня Натали Сергеевна, хотя и без веселости в голосе.

– Да вот сегодня на собрании ругали, – отвечаю с ухмылкой, но в тон.

– За что? – слабый интерес проявляет Натали.

– Да что двоих имею жен, – я продолжаю закручивать интригу.

– И какие выводы? – спрашивает Натали Сергеевна, чувствуя подвох в моих словах и кое-какую недосказанность.

– Ну открыто ничего не говорили, но, чувствую, возмущаются, что никого третьей не взял вот, – я, улыбаясь уже открыто.

Смеется: – Это с чего ты такое взял?

– Да выходили, там разговоры были, я и услышал, что и без одежды многие согласны. Это для Валери в договоре пункты обсуждали, – я Натали поясняю.

– Вот, Витоли, понял проблему? – подымает палец Натали Сергеевна.

– Да, это хоть как-то решаемо? – я спрашиваю.

– Не знаю, церковь пытается все с Всевышним решить, но пока вот безрезультатно. Император Владен, как бы больше на энерджазинов надеется и их магию, люди вот, простые люди, – мне поясняет, – пытаются количеством детей брать, но пока не решается проблема никак, к сожалению. Может, ты что посоветуешь? У вас, вроде как, ты говорил, наука продвинулась далеко. Ты, кстати, не знаешь, почему получаются мальчики или девочки?

– Знаю. – Без задней мысли вспоминая уроки в школе, мед, да и лекции потом по генетике.

– Знаешь и молчишь. Ну это же. – Натали и рот открыла, слова не может сказать от возмущения и праведного гнева.

– Натали, как вы, ты думаешь, что будет тому, кто решит эту проблему, а, Натали Сергеевна? – я, слегка повысив голос и перейдя на отчество, что, знаю, ей очень не нравится.

– Да он, да ему, – и умолкает, – но это же, – и опять умолкает уже сама, задумывается, – но хотя бы некоторым, – тянет так же задумчиво и постепенно все больше и больше хмурясь.

– А если узнают те другие, что не некоторые, – криво улыбаюсь.

Она надолго замолкает.

– Ты точно можешь?

– Нет, не могу, – качаю головой сожалеюще.

– А зачем же ты сказал? – недоверчивый и возмущенный взгляд.

– Я и не сказал, что могу, я сказал, что знаю почему.

– Ну знаешь, Витоли, я уже.

– Натали, я же ребенок, ну такой пришел, к вам на ручки хочу, а вы меня не учите, и вообще я соскучился. Я молодой, мне хочется. – Может, и нехорошо это, хотя вру я все, хорошо мне с ней, и очень, и все на этом.

Мне Натали нравится, и с ней нравится, и все, что мы делаем, тоже нравится. – Это такой спич я закатил.

А мне здесь науку преподавай по воспроизводству мужского населения – оно мне надо, и мне это не нравится. – Это уже тише, в продолжение и про себя, а то патриотка Руси может и не понять меня.

Поэтому с темы соскочили и на долгие полчаса или скорее ближе к часу, наверное, выпали из реальности. Потом не спеша оделись, Натали Сергеевна любит постоять обнявшись после. Ну, она, наверное, и полежать не отказалась бы со мной, но обстановка не та, поэтому просто постояли. Я погладил ее, как умею, она: «Не надо, баловник, я же все, все чувствую». Улыбнулся в ответ. Потом сели, она, как бы отошла, заговорила.

– Ты знаешь как решить? – ну вот опять за свое.

– Нет, говорю, знаю, в чем проблема, как решать, не знаю.

Стал ей рисовать хромосомы ДНК, там всякие РНК гены, гистоны, аминокислоты и прочее, поразившись, что сколько лет прошло, а я еще что-то помню и могу объяснять, что к чему. Почему получается и прочую белиберду. Вот тогда и получаются мальчики или там девочки. Вся проблема – выделить эти хромосомы отдельно, но их не видно, нет и в микроскоп – он уже здесь есть, пусть и плохой, но есть. Да и в него не видно, они еще меньше. Да и внутри они, не достать до них.

Да, ее не сильно впечатлило мое знание.

– А если энерджазинам все сказать? – опять на мозги мне давит.

– Кто скажет? – я спрашиваю, честное слово – как маленькая.

– Император скажет, – как само собой разумеющееся – Натали Сергеевна.

– А ему кто? – идем на следующий круг бессмысленной, как по мне, беседы.

Натали Сергеевна задумалась. – Я не пойду – зачем, да и обидели меня, не пойду, и для страны не пойду. Тебе нельзя. Я знаю, вот и все, поэтому хочешь – сам попробуй. Как ты это делаешь, но сам понимаешь, я тебе здесь не помощница.

Да, я задумался: это же сколько можно иметь денег, и убьют ведь за такие знания и возможности, но перспективно – м-мм… нафиг, нафиг.

С этими такими мечтами и расстались. Перед расставанием я ей дал еще флакон, спросила зачем.

Сказал – чтоб был – и ушел.

Пришел домой, работа кипит, сегодня огородный день, обустраиваем территорию. Марти привела садовника и еще работника в помощь. Садовник показал, где и как надо что делать, и ушел, вот они с Валери на пару и обустраивают.

Спросили, как успехи у меня. Сказали, хорошо, я иронизирую в ответ. А… – не поняли, а я пошел купаться. А то ну его, знаю я этих девушек. Искупался, Валери на кухне готовила и подавала.

Посмотрела на меня. – Я приготовила мясо смож и птицу гару, что будешь?

– Птицу буду. – Что-то аппетит разыгрался.

– Хорошо, сейчас подам. Я спросить хотела. Как мы жить будем после договора? – Валери ко мне пристает.

– Ну а я что, я не знаю, что ты предложишь?

– Я думаю, надо оплачивать будет на троих все расходы, а у меня заработков нет пока. Мать, конечно, даст, но не деньгами, может продукцию дать с фермы, молоко там, мясо, птица та же у нас разная даже, а вот деньги – у нас с этим плохо. Понимаешь, отца нет, на рынок нужен сертификат-разрешение, понимаешь?

– Понимаю, – говорю.

– Откуда? – удивленно Валери смотрит на меня.

Да, вот репутация была у Витоли, – думаю про себя.

– Не важно, продолжай, что хотела сказать.

– Вот у матери нет, его только на мужа дают, а его и нет у нас, – Валери мне. – У мамы есть, это… мужчина… но он простолюдин, ему тоже не дадут. Вот что ты предлагаешь мне, нам… делать? – она продолжает.

– Не знаю, я пока в этом плохо разбираюсь, но я выясню, есть у меня люди знающие. – Я Валери поясняю или скорее обнадеживаю.

– Спасибо, я пойду помогать Марти, – ушла сильно довольная, что мужа озадачила и свои вопросы и проблемы на него сбросила, вот же ж.

– Иди. – Решил пойти к Кастело, у меня к нему два предложения по поводу работы и ему и вот для Валери тоже кстати.

Пришел, знакомый продавец уже улыбается и зовет: – Возьмешь?

– Сейчас, – говорю, – только поговорю с…

Кивает: – Хорошо, хорошо.

Зашел, на входе секретарь, но пропускает уже без вопросов.

Кастело: – О… проходи, садись. Надеюсь, у тебя хорошие новости.

– Ну, – говорю, – разные, – и сразу уточняю, видя его сразу нахмуренное лицо, – плохих нет.

– Это хорошо. Проходи.

Кофе заносят, сидим пьем, молчим – а что начинать сразу, выпьем, успеется еще.

Ладно, закончили, когда я отставил свою чашку.

– Что-то хотел? – спрашивает у меня Видэл.

– Да, – говорю, – у меня вопрос по рынку для торговли: на нем нужна лицензия или еще что-то такое, – верчу неопределенно пальцами в воздухе.

– Да, – подтверждает, – нужна бумага, «сертификат-разрешение» называется, – и проводит ладонью по-над столом, в отместку, юморист.

– И как ее получить? – подымаю бровь.

– Надо подтвердить, что у тебя есть земля и скот или поля. Что, кстати, ты хотел делать?

– Да вот у меня с Валери образовалась проблема, а она, ну не сама, а ее мать имеет ферму и хочет сбывать продукцию, но ей нельзя, у нее нет мужчины.

– Ты случаем не в жены, любовницы ее хочешь взять? – иронично так хмурится. Население более свободное от жреческих шор и жен и любовниц, если официальных, то не делит. В разговоре обычно жена и жена, если надо выделить имя, скажи или неопределенное первая, вторая и т. д.

– Да нет, мне пока хватает, спасибо, да и возрастом она, наверное, не подойдет мне. – Это я отшучиваюсь, если что.

– Да, это точно, ладно, не знаю, нужно подумать, я потом переговорю с нужными людьми и скажу, – мне Видэл.

– Хорошо, – соглашаюсь, кивая.

– Еще что хотел спросить?

– Да вот у меня работница образовалась одна. Хорошо считает, может, что надо посчитать? – бросаю затравку.

– Хорошо считает – это как? – Видэл с вопросм.

– Ну там баланс подбить, дебет с кредитом свести, сальдо там и еще что… – я проявляю несвойственный Витоли интеллект.

– Э… – подзависает Кастело озадаченно.

– Витоли, если бы я не знал тебя так хорошо, как я тебя знаю, то я решил бы, что это не ты здесь сидишь, тебя очень хорошо выучили, я смотрю, в школе.

– Ну, успехи у меня, конечно, уже есть, но еще не настолько хорошо, чтобы я пошел считать вот все то, что я сейчас вам сказал тут и наговорил, – я надеюсь, – тонко улыбаюсь, – бухгалтерию на троечку по-нашему я все же знаю.

– Тогда и кто этот великий специалист? – Кастело, уже заинтересованно.

– Это Валери моя э… ну вот, – это я так хитро выкрутился, если что, обошел причину нашего бывшего серьезного противостояния.

– Она хорошо считает или хочет работать? В чем причина? – это Кастело.

– Ей нужны деньги, и считает она действительно хорошо, она у матери на ферме подбивает баланс прихода и расхода, и вот это все, что я только что сказал и перечислил, – делаю рекламу Валери.

– Да… гхм, тогда приводи, я проверю ее и, гм-м, да, и тогда видно будет. Все же свой работник – это лучше, чем кто-то со стороны, – как бы про себя произносит-рассуждает Кастело и надолго о чем-то своем задумывается.

Мы еще посидели, я заверил, что упаковка будет, и ушел. На кассе меня ждали сразу три пачки просроченных флаконов, два дня и десять где-то с периферии, говорит, привезли, потеряли, и вот одни убытки.

– Ясно, – говорю. Забрал все и пошел, как и думал, больше одного сегодня не вышло, но и то уже одиннадцать флаконов готово, живем.

Зато я был свеж и бодр, и Марти получила массу удовольствия от процесса после. Причем без всяких моих магических фокусов. Ей было просто хорошо, поэтому заснула она первая, это впервые за все время, если что. Я герой и мачо… местами, но все равно приятно.

Тихо. Еще полежал, потом встал, чтобы не разбудить Марти, и спустился вниз. Валери не спала, как всегда, чем-то гремела на кухне. Подошел, обнял, она опять дернулась, но хоть не отстранялась, как тогда. Поцеловал, потом через руки, не стал губами, а то эффект слишком сильный выходит, передал небольшой магический импульс желания-удовольствия. Это я так назвал, сам название придумал. Она присела, почти упала, я помог сесть на стул рядом, спрашиваю: – Все хорошо?

На колени не стал, а то мало ли что, я ведь не железный.

– Да, спасибо, вам, тебе. – Она все еще стесняется меня наедине.

Говорю: – Я пойду спать, разбудишь, когда встанешь.

– Хорошо, я только встаю рано, в пять часов примерно.

– Вот тогда и разбудишь, меня одного, – уточняю, – хорошо? – и пошел к себе наверх.

Глава 46

26.03.101 г. Шестница

Часть 1. Витоли-Сергей

Да, утро у меня теперь раннее. Валери подошла, потрогала за руку.

Перед тем как уйти вниз: – Кофе подать?

– Нет, я поработаю, потом спущусь, – тихо встал, оделся.

– Хорошо, я подготовлю все, – отвечает, ожидая в коридоре.

Ушла, я делаю с утра два флакона и чувствую, могу и больше, но не надо. Спустился, мне налили кофе, чуть посидел с ней, отдыхая.

– Пойду я.

– Понравился мой кофе, когда разбудить? – лукавая улыбка у Валери.

– Как обычно, что, сама не идешь?

– Я уже привыкла рано вставать, – отвечает Валери, чуть улыбаясь мне грустной улыбкой.

– Ну я пошел тогда, – киваю на это.

– Заходи снова, – улыбается Валери уже более открыто. Уже привыкает ко мне, и то хлеб. Какие все разные девушки, хотя, вроде, и сословие, и благосостояние, а все-таки они все разные и это где-то даже хорошо.

Лег как и не вставал, прекрасное снотворное – эти флаконы. Утром нас будят, идем в школу, Валери мне загадочно улыбается, но молчит, партизанка, блин, но я ей почему-то верю. Да, она не Натали Сергеевна, и слишком много знать ей и не надо, но она не станет много болтать не по делу, та же Марти может и сказать что, хоть и нечаянно, Валери – никогда.

Сегодня труды и опять изучаем корабли, что надо сказать, принесли кучу моделей, и у всех нешуточный интерес, дети, а что, корабли выполнены очень детализировано, и не отличить от настоящих, поэтому урок понравился всем. Хотя я и знаю причину, но многие уже заинтересовались морским делом, и есть желание пойти во флот у некоторых.

Умеет государство заинтересовать, когда надо, на рисовании та же ситуация: рисуем, причем не корабли, а оснастку и прочее, но той же направленности, тоже на подогрев общего интереса.

После школы чинно-мирно идем домой, все в предвкушении, ну это Марти: ее любимая мебель наконец стоит как положено, и она два часа будет ходить и гладить ее. Пускай радуется, ребенок она еще совсем, хотя уже и взрослый.

С Валери собрались пойти к Кастело по работе и по рынку узнать насчет разрешения. Заодно я сброшу партию флаконов, уже есть готовых двенадцать штук и даже еще один запасной затесался, но это оставлю «на потом», не буду мелочиться.

Пойти нам с Валери самим не удалось. Прискакала Марти, «пришла» в данном случае – точно неверно, больше подошло бы «прилетела»: – А что, меня не берете, да как можно, мы же все вместе делать договаривались. Ну вот, уже ревность, хорошо хоть к ее отцу собрались, а то не знаю как бы и оправдывался. Пошли, по дороге договорились сначала так.

Я переговорю сам с Кастело, потом их позову.

– И что мы будем делать все это время? У секретаря сидеть? – Марти спрашивает и уже недовольна, и возможным ответом, и последующим сидением.

– Да вон в «Ласточке» посидите. – Это птица такая местная, правда на нашу ласточку она не очень похожа, размером с два голубя почти будет, я на картинке видел да и из памяти вытащил. Здесь вообще большинство птиц крупные, мелких и нет почти, не выживают, их эти крупные и поели, когда-то в свое время. Вот зашли, пусть посидят, я сначала свое дело, потом позову моих девчат, жен или, короче, девушек своих, а статус их пока все равно для меня сильно неопределенный.

Потому как я несовершеннолетний, но ладно, от договора я отказываться не собираюсь. Здесь слово сказал – держи, а бумага – это, вроде для памятки себе, чтобы не забыть только.

Пришел, даже подождать пришлось, делегация была у Кастело, поэтому с полчаса сидел ждал. Секретарь даже кофе предлагал, я покачал головой: зайду потом, он кивнул головой, что понял меня. Наконец вышли купцы-халифатцы, это я определил по их одежде да и лица соответствующие – темные. Поклонились, вышли. Ну деловой этот Видэл Сезови – с кем только он не торгует. Это он покупает или продает им – мне что-то интересно, а впрочем мне без разницы, лишь бы копеечка, или медик по-местному, шла, шел в карман.

Зашел, поздоровался, он, довольный сидит, уже хорошо. Спрашивает о здоровье, как школа, как Марти.

Поделился новостями, вроде, все сказал: – Да, – говорю, – все хорошо. Вот принес партию, – достаю 12 флаконов.

– О, хорошо, – обрадовался. Тут же достает мешочек, как в кино, честное слово, или он заранее припас, или у него там запасы на всякий случай на все случаи жизни. Поговорил еще.

– Остальное, – говорит, – давай со всеми вместе.

Говорю: – Хорошо, я сейчас их позову.

– А где они?

– Да в «Ласточке» сидят, сок пьют, наверное, – отвечаю.

– Ладно, зови, я жду вас, – махнул мне рукой, убирая флаконы со стола. Пошел в «Ласточку». Ну вот сидят, никого нет, да и кто будет, погода-то не очень. На улице хорошо, не дождь хоть, но зябко как-то и неприятно.

Захожу, вижу, Марти пьет сок из карли, это вроде наших мандаринов будет из халифатства, я по цвету определил, а Валери какой-то травяной чай, по запаху не определил, – это не тот, что мать Витоли пьет дома?

Задумываюсь, сегодня я богат все-таки, кошель со злотами давит на мозг. Решаю немного шикануть, здесь поставили пока первые машины мороженого, вроде, пока больше нигде и нет. Может, в первом круге, но это не мой, наш уровень, и оно недешевое – по злоту за порцию, это же удавиться как для местных, но нас, богатых, хрен поймешь.

Подхожу, чуть придуряясь: – Девушки, не скучаем?

Они уже понимают, что шутка, и дружно поддерживают мою игру.

– Есть немного, – это Марти.

– А, – говорю, – Хотите по мороженому девушкам? Валери делает удивленные глаза.

Марти говорит, подумав: – Я согласна, только по порции каждому.

Она, видно, уже пробовала где-то, ну это же Марти.

Подзываю официантку и заказываю мороженое на всех троих. Марти берет себе с кисликами – кто бы сомневался, это ее любимое лакомство, – Валери захотела с клубникой, это не совсем она, но буду так эту ягоду звать.

Я себе решил с медом, а что, мне когда-то нравилось, пасека была у моих родителей, правда занимался ею почему-то исключительно дед, эх и давно же это было.

Правильно, что нравится мне, нравится сразу всем моим.

Принесли наш заказ – и что. Марти отбирает у меня мою порцию и говорит:

– Ты наказан, мы тебя долго ждали. Съедает половину моей порции, – довольная, прям щурится, и лицо сияет, – вторую половину по-честному отдает Валери. Потом они едят уже свои порции, а я медленно офигеваю.

Марти продолжает в это время: – Вот, чтобы тебе не скучно было с нами, на мой сок, он вкусный, правда-правда, – улыбается, зараза, но красивая, это не отнять, только за ее взгляд все выкрутасы ей простишь.

Беру, а что делать – за ее улыбку все отдашь, не то что мороженое какое-то.

Валери, немного смущаясь: – Ну и мой чай тогда тоже, он такой полезный-полезный и вкусный вдобавок очень.

Вижу, ей не по себе, но от Марти она не отстает, хоть и побаивается моей реакции.

Все, я в шоке.

Девушки, правда, поглядывают на меня с опаской, не перегнули ли они где палку, но я улыбаюсь, и они ничего, довольны своей удавшейся шуткой. Доедают уже свои порции мороженого. Ну что, нам еще к Кастело, если что. Зову официантку. Рассчитываюсь за мороженое, еще и за сок с чаем – мне напоминают, вот же ж засранки.

– Ты же пил, – резонно говорит Марти.

По разу, чтобы не обидеть их, я глотнул у обеих.

Во я попал.

– А теперь, – говорю, – пошли, пошли.

Они: – Куда? – почти хором.

– Как куда, мороженое ели? Ели. Теперь будете рассчитываться.

Они задумываются. Говорю: – Время, время, девушки.

Сам думаю: там, блин, Видэл уже заждался нас поди.

– Время деньги, нам пора, красавицы. – Беру их под руки, и мы уходим, только на выходе заметил чуть расширенные глаза местной официантки.

Представляю, что она подумала.

Часть 2. Лизири

Лизири скучала, затянувшиеся весенние дожди совершенно разогнали клиентов «Ласточки», да и время: обед кончился, до ужина еще далеко, клиентов никого, и зал пуст, и даже хозяйка ушла, оставив все хозяйство на нее.

Сказала, если придет кто, позвонишь, а нет – и сама справишься.

Хозяйка живет в том же здании за стеной, и туда протянут специальный шнур с колокольчиком.

Действительно, за последний час пришла одна Марти со своей подружкой, видимо. Она дочь хозяина городской аптеки, всегда такая нарядная ходит. Везет же людям, а тут стоишь за 50 злотов, и никаких тебе перспектив нет.

Привычно задумавшись о своем о девичьем, Лизири облокотилась о стойку. Марти заказала сок, а ее подруга взяла травяной чай «летний». Она даже хозяйку не стала звать. Еще немного постояла и заметила, как в ресторан заскочил дворянин. Оглянул зал, о чем-то задумался, постоял и подошел к девушкам, поклонился, о чем-то заговорил.

Вот очередной ловелас пришел, сейчас им зубы заговаривать будет, да не на тех напал.

Знаю я эту Марти, она его ласково сейчас: «Подите прочь, пожалуйста, вы мне неприятны» или что-то в этом роде.

Нет, смотри, не прогнала. Подзывает дворянин уже меня.

О, это что-то, заказал новомодное мороженое, его только недавно стали делать на импортном немецком оборудовании, моя хозяйка разорилась, выходит по злоту за порцию, не каждому это по карману. Смотри, заказал всем, Марти с ее кисликами любимыми порцию, я тоже люблю их (мечтательно), ее подруге с клубникой, а себе с медом взял, это что-то новенькое, еще такого я не делала заказа. Эх, попробовать бы что ли, но нет, дорого это для меня, мне платье надо и за квартиру еще платить, поэтому обойдусь, но хочется…

Выполнила заказ, стою у стойки, поглядываю на клиентов. Вдруг позовут еще, все равно ведь делать больше нечего и никого нет.

Смотрю, Марти отставила свое мороженое, отобрала у дворянина его порцию. Ничего себе манеры у девушки, не ожидала я от нее такого. Оу, сама съела его половину и поделилась с подругой, на возмущенный вопль господина отдала ему свой сок.

Ой, что сейчас начнется, точно уйдет со скандалом.

Надо следить, сейчас будет скандал, и мне нагорит, уже чувствую, надо звать хозяйку, а там и до стражи недалеко.

Нет, скандала нет, и его, наверное… и не будет? Странно. Подружка Марти тоже отдает свой чай дворянину, и они лопают уже свои порции сами.

Господин подзывает меня, ой, что будет сейчас, откажется ведь платить. Нет, рассчитывается за мороженое и… за чай с соком тоже. – Девушки, пойдемте теперь со мной.

Те возмущенно на него: – Куда?

– Ну, будете за мороженое рассчитываться, а вы что думали, это же недешевое угощение, сами ведь видели.

Они делают задумчивые лица. – Девушки, время деньги, – торопит он их. Вот нахал, и везет же таким всегда.

Они: – Хоросе, хоросе. – Кривят губы. Берут его под руки и уходят.

Куда катится мир, за полторы порции мороженого дворянки ушли с незнакомым мужчиной.

Не туда скакнувшие мысли Лизири отвлек зашедший клиент.

– Мне вина и курицу, быстрее, я тороплюсь.

Часть 3. Витоли-Сергей

– Как мороженое?

– Было вкусно. Спасибо, это, Марти. – Валери несмело улыбается, она сейчас далеко-далеко где-то со своими мыслями.

Ведь как она думает, я только ради нее и пришел к Кастело, вот и волнуется. Заходим, здороваемся, и начинается маленький экзамен.

Я вроде ничего не понимаю, сижу с Марти, пьем кофе, нам всем принесли, но Валери не до кофе пока. Пока все ответы Валери нравятся Кастело.

Наконец Видэл Сезови заканчивает спрашивать и просто предлагает отдельно пересчитать итоги месячного отчета и дает три папки с результатами на пробу. Я тоже слегка за нее волнуюсь.

Валери отсаживается на край и сосредоточенно считает, временами засовывая кончик ручки в рот от усердия. Мы сначала на нее поглядываем, но потом отвлекаемся и просто разговариваем.

О мебели – ну как же о ней не поговорить, – это Марти.

О плохой погоде, это актуально и не предполагает, что надо уже уходить, а скорее это по-семейному идет обсуждение.

Что купить? Ботинки, туфли или все же пару или даже тройку пар сапог, учитывая погоду за окном.

Проходит час, идет второй, я поглядываю, что делает Валери, и вижу первый отчет: она обсчитала, сверила и оставила, обсчитала второй и отложила почему-то. Потом обсчитала третий и сложила к первому.

Потом опять взялась за второй, наконец не выдерживает и, как на уроке, подымает руку.

– Здесь ошибка, э… милорд Кастело.

Видэл Сезови, улыбаясь: – Девочка, не надо, если ты хорошо считаешь, то это не значит, что аудиторская фирма «Шмит и сыновья» считает плохо. Ее признанный мастер Илизоило мне много лет считает ежемесячные отчеты, и претензий к качеству расчетов у меня не было, и еще я думаю, и не появится никогда, поэтому не надо. Лучше пересчитай еще раз внимательно и увидишь, у тебя удивительным образом все сойдется.

Валери краснеет и пересчитывает, потом говорит, еще более краснея: – Не сходится.

Уже начинает краснеть Видэл, видимо, от злости. – Девочка… это фирма, немецкая фирма, у нее имя, сотрудники, репутация, и все это на высшем уровне.

Валери окончательно сникает: – Но ведь тут ошибка, на 155 злотов, не много, но ошибка есть.

– Девочка, – это Видэл Сезови. – «Шмит и сыновья» не могут ошибиться ни на 150, ни даже на один злот, даже на медик – уже ЧП, а ты рассказываешь про целых 150 злотов.

– 155, – шепчет Валери еле слышно.

– Тем более это невозможно, – рубит Видэл.

Уже я не выдерживаю: – Покажи мне.

Под скептическим взглядом Кастело, она показывает строчку процентов или комиссий там какая мне разница сейчас.

Начинаем считать с ней вдвоем, берем большую точность даже, это уже не требуется, но все же. Окончательная цифра ошеломляет: 156 злотов и еще две серебрушки набежали. Можно и медиков насчитать, но это уже перебор, я думаю.

Показываем совместный результат Кастело. Он, хоть и возмущен, но он торговец и цифры понимает. Чтобы посрамить нас окончательно, он берет отчет и начинает сам считать, зло поначалу косясь на нас при этом.

Уже через мгновение он и сам понимает, что что-то не то.

Все же в цифрах, особенно если знать, где и что искать, любой сообразит, а тем более такой, как Кастело.

Он профессионал, просто времени у него много не бывает, но в отчетах он понимает.

Он долго смотрит на отчет. – Ведь Илизоило – это лучший, мне таких трудов… считай, денег, перевожу на понятный язык, стоило его уговорить, – потом с остервенением идет к шкафу, берет отчет за позапрошлый месяц. Уже найдя эту строчку, пересчитывает сам, итог – 157 злотов, это так, быстро, навскидку, со злостью берет прошлый год, за середину года где-то тот отчет – 158 злотов разница.

Он молчит потом. – Это что же, значит каждый месяц я переплачивал 157 злотов?

Валери кивает: – Примерно да.

Достает первый месяц прошлого года – и та же цифра, 156 злотов.

Вызывает секретаря. – Пожалуйста, отправь водителя в «Шмит и сыновья» за Илизоило. Напишешь записку: «Срочная работа сейчас», и нам кофе еще, пожалуйста.

Сидим пьем, скоро из ушей полезет, наконец приезжает Илизоило и вальяжно входит.

Думаю: ну-ну, – и мы выходим.

Валери не удержалась, выходя, сочувственно смотрит на Илизоило. Господин удивленно поднимает бровь и провожает нас всех подозрительным взглядом.

Вышли, чтобы не толпиться, прошлись по рынку, поглазели на товары. Марти тут же прикупила себе красивый платок на шею и пару книжек. Валери лишь скользнула взглядом – вот и разница, и дело даже не в том, что ползлотого, а в самом принципе: разное мировоззрение.

Пока шлялись, времени прошло где-то с час.

Зашли снова. Секретарь уже встречает нас: – Э… господин Витоли, вас ждет милорд Кастело. – Потом к девушкам: – Девушки, Марти, подождите, пожалуйста, здесь.

Марти такая: – Это опять твои дела, Витоли, потом мне все расскажешь.

Приходится говорить: – Непременно, дорогая. – Как я быстро так переместился из дворянина – выгодная партия, в дворянина – увертливого подкаблучника.

Захожу, Видэл Сезови сидит хмурый, на столе отчеты за весь год, если не больше, весь стол завален ими. Показывает на стул: садись. Не знает, как и с чего начать.

Потом: – Понимаешь, у Илизоило восемь дочерей и случилось семь неудачных браков. Сегодня выяснилось, что и восьмой тоже, скажем, не очень хорош. Эти деньги были переплачены его зятю, у него сгорели два года назад два склада резиновых изделий, там трубки, грелки, одеяла, понимаешь меня? Вот компенсация. В общем, это вроде займа, он это сказал, – тянет, кривясь, Кастело. Сам видимо понимая, что что-то не то он передо мной говорит и изображает.

– Витоли, понимаешь, не могу я порвать с этой компанией, надеюсь, понимаешь почему.

– Понимаю, – отвечаю.

– Откуда, – вскидывается, – а впрочем, уже не важно теперь.

Чуть помолчал, раздумывая или решаясь на что-то…

– Давай по нашей теперь уже проблеме, значит первое – Илизоило компенсирует ущерб за 22 месяца по 200 злотов, итого 4400 злотов, понятно? – Я киваю. – Дальше отымаю 200, это мои проценты прироста. Вопросов нет?

Пожимаю плечами. Нет – откуда. Я пока сам ничего не понял, – про себя думаю, но пусть он продолжает.

– Дальше – как мы с тобой привыкли уже. Треть твоей Валери… – Специально не говорит, кто она мне. Твоя и все, понимай как знаешь и как хочешь. – Дальше треть тебе, сам понимаешь, без тебя ничего бы и не было, а ты настоял, молодец. Другой бы испугался, а я настолько доверял этой фирме, этому му… Илизоило, что никогда бы сам и не подумал перепроверять. Поэтому тебе тоже треть, и мне само собой. Вопросов нет?

– Нет. – Киваю головой.

– Все устраивает? – он уточняет.

– Да, – я подтверждаю. Конечно, меня все устраивает, два слова и две штуки злотов на карман – что меня здесь не должно устраивать?

– Тогда дальше идем. По сертификат-разрешению: здесь по-другому, во-первых, недворянам не дают разрешения. хотя официально можно, но цена в 1000 злотов, сам понимаешь… для плебеев.

Я про себя: «Ого, разрешение-то недешевое совсем, оказывается».

– Второе: у продавца должно быть то, с чего он продает, земля, если зерно, овощи и скот, если мясо, ну и остальное в ассортименте. Сам понимаешь, покажешь одного сможа, а с него по 500 пинт (1 пинта – 1,5 литра примерно) молока – кто тебе поверит, и когда выяснится это, будет нехорошо, – такая же улыбка мне.

Вот и в таком духе все.

– Дальше – продавать. Продавать может кто угодно, кого ты занесешь в реестр как продавца. Только за продукцию все равно владелец отвечает. Понял? – Я киваю, внимательно слушая. – И последнее: тебе предоставят место, но его, скорее всего, надо отремонтировать будет. Понял, все устраивает? – смотрит заинтересованно, видимо отслеживая реакцию. Потому как для того Витоли это все точно темный лес.

– Да, все нормально, – пожимаю плечами соглашаясь.

– Значит, когда брачный договор будешь составлять, кроме тех ваших глупостей вот эти положения не забудь включить обязательно. Ясно? – давит Видэл строго.

– Ясно, – говорю, вздыхая и понимая, как я попал.

– Дальше по деньгам. Валери ее 1400 злотов минус сертификат-разрешение 1000, итого 400 отдашь ей, – бросает кошель на стол.

Да, солидно, не то что мне по 72 злота за неделю работы.

– Далее по тебе: твои 1400 минус твой долг 500, не забыл?

– Нет, не забыл. – Соглашаюсь.

– Хорошо, итого 900 твоих. С тобой сложнее: вот твои 400 злотов, и осталось за мной 500, могу отдать завтра, если хочешь, или вложишь в мое предприятие паевым фондом – тебе решать. Что думаешь? – как-то интересно говорит Видэл.

– Думаю, что деньги в Нашем предприятии, – нажимаю, – будет надежнее, мне пока сильно деньги не нужны.

– Молодец. Это проверка была, если что, большими деньгами, не обижайся, но Марти, моя дочь, ее не прошла в свое время. Не передумаешь с деньгами? – Видэл поглядывает задумчиво, заинтересованно и даже, как бы, чуть уважительно.

– Да нет, пока правда не нужны, нам пока хватает, а там посмотрим, – пожимаю плечами. – Да, еще что хотел сказать, может, и не важно, но если что, всю мебель вы покупаете, я скажу, если как и кто спросит меня, можно? А то я несовершеннолетний – откуда деньги и прочее. – Я под это дело вспомнил, а то что-то, и будут вопросы.

– Хорошо, хорошо, – Кастело отвечает, – я согласен, это правильно, молодец, незачем чужим в наши дела лезть. Ладно, зови моего нового аудитора, буду с ней говорить, – вызвал Валери, мне нетрудно сходить.

Она зашла, смущается.

– Садись, девочка.

Он повторил ей все, что мне сказал, и я передвинул кошель с 400 злотами по столу дальше.

Она только удивленно взглянула на деньги и не взяла.

Кастело продолжил: – Валери, я оценил твой труд, сегодняшний расчет ты получила, – кивает на кошель, – разрешение готово, осталось вписать владельца и прочее, но… ты понимаешь?

Вот жук Видэл, прижал ее конкретно, но и правильно, пока она никто, и что с ней до этого дела иметь. Я это поддерживаю, хотя дворянское слово крепко, но и договор никто не отменял.

Дальше он ей грузит: – Я предлагаю приходить ко мне по свободе после занятий и в выходные дни, за это будет 50 злотов, – и он подымает палец, – и процент прироста от расчетов. Как понимаешь, от твоей точности будет зависеть, сколько у тебя выйдет, как видишь, за сегодня 1400 злотов, на этом фоне 50 злотов – это просто тебе на конфеты, девочка. Все, дети, идите, а то устал я сегодня что-то, и, Витоли, потом в выходной соберемся еще и все обдумаем, а вы пока разговаривайте, разговаривайте, все, идите.

Выпроваживает нас, видимо, и правда устал и он за сегодня.

Уходим, Марти вся извелась, пока нас ждала: – Что?

– к Валери, – приняли на работу? Сколько будут платить?

Я показываю кошель и передаю его в руки: – Вот на первое время.

Марти, взвешивая на руке: – Э, а сколько там?

– Ну на мороженое, должно хватит, – улыбаюсь очень неопределенно.

Марти, поняв, что ее разыгрываем, надувает губы. – Бессовестные. Правда сколько?

– Пошли, пошли, дома поговорим, – я пресекаю ненужные здесь да и на улице разговоры.

Приходим домой, Валери подымается ко мне, Марти следом, хвостик на все случаи жизни.

– Это правда, что Валери сказала? – Марти мне.

– А что она сказала? – Пытаюсь дурака изобразить, получается хорошо, вроде, особенно если близко и правда.

– Это…, что папа заплатил 400 злотов ей за работу, – Марти шуток не понимает, в деньгах тем более, совершенно.

– Нет, не правда, – отвечаю чистую правду.

– Я так и подумала, и вообще нехорошо обманывать меня и нас, мы вместе живем, – это Марти тычет в Валери пальцем.

– Марти, он заплатил не 400 злотов, а 1400 злотов. Но 1000 ушла на разрешение за торговлю на рынке, – я уточняю.

Обе застыли.

– Тысяча, – пораженно, Валери – и чем она там слушала у Видэла в кабинете?

– 1400, – это Марти, даже перебирая пальцами. – А за что такие деньги?

– Да вот пару цифр в отчете подправила и все.

Марти садится, уставилась в окно, молчит.

Потом: – Я и… это, наверное, пойду, – и уходит.

Валери остается.

– Витоли, что мне делать?

– А что тебе не нравится? – смотрю на нее.

– У меня никогда не было таких денег, и с зарплатой – ее куда отдавать надо?

– Не понял, какая зарплата еще.

– Эти 50 злотов, что милорд Кастело будет платить.

– Эх, Валери, Валери, это твои деньги, что хочешь, то и делай.

Она, тоже удивленно: – Я пойду, можно?

– Иди, я поработаю.

Она, уходя: – Кофе поставить?

– Поставь, – я киваю.

Ушли, флаконы, чертовы флаконы.

Сделал флакон, думаю: может, хватит? Пойду кофе попью, этот остыл, не хочу, устал немного, пошел, сижу, никого на кухне, странно. Где все?

Приходит Марти.

– Я вот думаю, что надо занавески взять и шторы… – и подошла ко мне. – Я бестолковая, да? Плачет.

– Нет, – приходится успокаивать. – Просто ты самая еще маленькая и хорошая, ты все правильно делаешь, стараешься, ты молодец. Садись, – наливаю кофе, подвигаю кислики. Зашедшая Валери тоже подсаживается к ней с другой стороны, и они шепчутся, а я делаю вид, что не слышу.

Да и правда, зачем мне их маленькие женские тайны.

Попил, говорю: – Пойду я палочки писать. – Они даже не улыбнулись в ответ – и куда катится мир?

Часть 4. Валери Пэла

Витоли ушел, поуспокаивала Марти. Счастливая у меня подруга, наивная немного, но счастливая, я ей завидую иногда. Да, я немного ее подвела или даже в чем-то перешла дорогу, но что делать, всем надо маленький кусочек счастья. Ей вот большой достался и с самого рождения, а мне хоть чуть-чуть ведь тоже надо, пусть и с ее стола. – Валери хмурится, потом пожимает плечами, как бы говоря сама с собой.

Когда Марти предложила мне поработать на нее и готовить и убирать, не то чтобы мне было стыдно или противно – нет, как в деревне живут, городские ведь не знают. Там страшно, и грязь, и пьяные, которым, что дворянки, что плебейки местные – они по пинте бражки выпьют, и им Форинка уже по колено после, а стражи у нас отродясь не было.

Вот и ухожу я с утра в город. Здесь и дороги, и паровик по рельсам ходит, и в школе все вежливые такие. Домой как придешь, посмотришь и жить не хочется после этого.

Мать предлагала за кузнеца пойти, но он-то простолюдин, и дети такие же от него будут плебеи. Парень, конечно, хороший, но тоже, бывало, выпьет – и зачем это мне? Насмотрелась я на таких там, вот и согласилась, только бы не ходить домой. Вроде, и в городе, и что, что работа это, а не служба дворянская, а пешком 15 километров в один конец – это так по-дворянски, и это каждый день, а в дождь, а зимой и в грязь? Вот и согласилась, да и мысль была: а Витоли тоже ведь здесь рядом будет, может, и…

Не то что я хотела переманить у подруги, нет, во-первых, она красивая… куда мне до нее, во-вторых, богатая семья Кастело, не дай Всевышний, ее отец узнает, он разорит и мою маму с нашей фермой и полями вместе взятыми. Да и за жизнь с простолюдином маму тоже никто не похвалит там. В деревне все равно, а в городе престиж, уважать не будут, и все тогда нам, куда всю продукцию с фермы девать.

У нас берут трое купцов, но платят половину от той рыночной цены, что здесь в городе. Вот и выходит, еле-еле концы с концами сходятся, не дай Всевышний, какой смож заболеет, весь приход на лекарства, весь прирост на воду энерджазинскую. Вот и работаю я по вечерам и в выходные, все до медика свожу весь приход и расход. Сейчас устроилась работаю, да это и не работа вовсе – у плиты постоять, в школу полхода всего идти считай, и ничего.

Жилье – ни одного пьяного за декаду не видела, дворянчика, что мать пророчила, Мелизио тот, как страшный сон вспоминаю, а ведь было либо за него, либо на реку идти, выбор то не больно велик.

Сейчас я прямо не ожидала, но такое само получилось, что договор с Витоли сам собой получился, уи-и-и, – восклицание получается само собой.

Как они такое сделали, я сначала сама не поняла, а потом поняла и даже специально Марти подсказывала всякие гадости, немного не по-подружески, но я, тогда, на себя ведь наговаривала, а Марти и не поняла ничего тогда. Ведь кроме математики ее любимой, что она всегда хвастает, надо и законы империи Руси знать тоже хорошо. Мне поначалу тоже несладко было договора составлять, сколько там всякого непонятного мне было.

Витоли на это почему-то не обратил внимания. Я и правда не понимаю его временами, то он про свое боло днями говорит и играет до ночи, как мне одноклассник Толини признавался, странный чуть-чуть парень и мне он одногодка.

То и забыл совсем Витоли и не вспоминает, и разговоры у него как у взрослых, и работает он в кабинете сам, что-то считает там, недолго, но устает сильно, я же вижу. видимо, нервничает сильно, у него с математикой плохо, по крайней мере раньше было, я помню. Сейчас, вроде, получше стало, хорошо его натаскала наша математичка Натали Сергеевна, ой-ой, как он с ней, и не боится ее, я на уроке и то не по себе временами – как глянет, как непонятно совсем, но очень страшно.

Мне вот работу предложили. Я думала, злотов двадцать дадут, лишь бы дать что-то, а куда деться, и не откажусь все равно.

Нет у меня другого дела пока никакого, но дали 50 злотов, это уже хороший заработок, даже для города хороший, но, как я поняла, это просто вроде как на чай дают в ресторанах, а основное – это по работе процент прироста. Я в нем понимаю, нелегкая это работа, а ну ночами сколько сидела, лет с 12, как отца не стало у нас. Вот и пришлось помогать матери. Мать с людьми ладит, а я все с бумагами и цифрами этими. Жаль, девочкам нельзя договора подписывать, но я все равно за всем следила, как, где, только не везде меня пускали, сколько мы недополучили из-за этого. Вот и сегодня посидела два часа, и вдруг вызывают и дают четыреста злотов, и еще тысяча будет, если договор с Витоли будет подписан.

Я сразу поняла, что милорд Кастело не хочет без договора. Денег не будет, я им никто, а с договором, понятно, это в родах, это правильно, хоть и обидно мне сильно на то стало. Даже плакала, пока никто не видел.

Надо идти, я мать уговорю, вот только надо переписать ферму на Витоли – вот в чем проблема. Не думаю, что он захочет, не его это, как же уговорить, эти дворяне – они такие упрямые все временами бывают, а у него еще и родители дворяне-специалисты, совсем в выгоде не понимают своей ничего.

Вот он же ночью встает работать там, может, когда ко мне придет и…

Как же он сладко целует, только с ним наедине такое, и хорошо, и неправильно, это, мама по-другому мне все говорила.

Когда Марти рядом, я теряюсь, и подруга и, вроде, не против она, а не могу я и все тут. Вот сегодня ночью и поговорю, надо пораньше встать. Ой, боюсь я что-то, а вдруг не захочет он – зачем ему наша с мамой ферма сдалась.

Глава 47

27.03.101 г. Седьмица

Часть 1. Витоли-Сергей

Будят меня, встаю, зеваю. Рановато, кажется, сегодня. Эта двойная семейная жизнь достала, Марти сначала час плакала, потом два часа, скажем, миловались. Потому что то, что делают муж и жена, – это, скажем, присутствовало, но минут на пять от силы, ну, может, и больше чуть-чуть, но только ненамного, остальное время – сопли, слезы, ты меня любишь, я такая ни на что… и тому подобное и так далее.

Самое главное, что это все надо, надо дать выплакаться, а то получу такой стресс в дальнейшем, что только держись.

Вот и изображал то ли жилетку, то ли целую подушку для слез, но, вроде, уговорил и убедил, и вообще я лучший мужчина и она и не сомневалась. Девочка заснула с исполненным долгом. Мозги мужу закомпостировала качественно. Решил, еще одна такая ночь, и я вспомню, что я вообще-то маг, если что, пусть и начинающий, все равно на Марти и такого самоучки хватит, будет спать у меня как убитая.

Встаю, иду к себе, флакон – и шабаш, хватит, не выспался что-то. Да и что греха таить, четыреста злотов в активе и пятьсот в перспективе – это как-то расхолаживает уже так активно работать на благо себя и семьи.

На кухне ждала Валери, она сегодня была немного странная.

Сама подошла, поцеловала меня, потом я ее, вроде, ей и неудобно, но непривычно и…

Посадил на колени, она спросила, не хочу ли я, что – я уточнять не стал, сказал: – Хочу.

Она только спросила: – Раздеваться?

– Нет, после, – машу головой, вот же ж, зараза, дай мне терпения, Всевышний, молчи, осознание… какие сиськи, гад ты, Витоли, сам знаю, что хорошие.

– Почему? – Вижу удивленный взгляд.

– Понимаешь, Валери, я хочу по-честному. Вот придет, спрошу твою мать, это не ругательство, просто выражение. Поговорим. Будет договор, тогда и все остальное. Ты пойми меня правильно. Да, я хочу или, скажем, не против, но вдруг родит… прости, мама твоя, скажет, нет и все. Что тогда? Ты, конечно, можешь сказать про любовь, но взрослые – они такие, им на детей… – продолжать я не стал. – Понимаешь меня, Валери?

Она удивленно села, хотя до этого пыталась все вставать с моих колен. – Ты хочешь сказать, что если она не даст разрешения, то я не смогу остаться с тобой?

– Скорее всего, да.

– Но ты же мужчина, как же это? – Валери не понимает.

Она смотрит на меня не то чтобы с пренебрежением, но где-то близко.

– Валери, знаешь, у меня с Марти договор, знаешь?

– Да, и что? – энергично кивает головой.

– А в нем пункт: если у нас родится мальчик, я обязан его отдать Кастело, понимаешь? Да ты в курсе, помнишь, у нас был уже такой случай в нашем классе с Нито и Надирой и такой же пункт в договоре? Ничего не хочешь сказать?

– Но Витоли, а если мы любим друг друга, как же тогда? Сама богиня Ввер… ой, ну все равно, и Всевышний, как же так? – Валери давит на любовь.

– Девочка, а тогда приходит стража, меня – в мореходы, а тебя куда-то в поля (есть здесь такое место для ссыльных, вроде рудников для мужчин, ну а это – для женщин), понимаешь?

– Но это же несправедливо. – Встает все-таки и ходит по комнате.

– Да, несправедливо, ну и что? – притягиваю, чтобы не мельтешила.

Опять сажаю ее на колени и целую больше, больше. Потом ласкаю всю и соображаю, что залез куда-то не туда, только когда она застонала в голос и прильнула ко мне. Ну вот, и этой уже хорошо.

Не понял только, что за лохмотья, ну так мне показалось вначале, вместо нижнего белья у Валери. Вроде, у Марти да и у Натали нормальное было, как и на Земле. Потом узнал, это для меня нормальное, а для всех то новое и по эльфийской моде, читай, вдвое дороже, а это – старое и местное, и соответственно дешевле да и привычнее оно местным. А Валери в отличие от Марти девочка не богатая… пока и даже совсем.

Посидела, потом встает: – Пойду я помоюсь, а то я с Марти немного смеялась. Она рассказывала, что уписалась от этого, от одного поцелуя, только, твоего. Это она тогда считала, ничего, что я рассказываю, она просила не говорить, но мы же семья.

– Нет, все нормально. Я помню, она переживала тогда, – подтверждаю.

– Да ничего она не знает. – Валери пренебрежительно машет рукой.

– А ты? – я чуть насмешливо, на взрослую такую…

– А я знаю, мать мне много говорила про то, что бывает и как. Правда я тоже боюсь, больно, первый раз, – Валери, изображая всезнающую, правда, как я понял сейчас, только изображая.

– Да не очень, вроде, Марти не сильно больно было, она даже соглашалась, пусть еще будет, – поясняю как «многоопытный» муж.

Валери, заинтересованно: – Вроде, один раз только, а что, и потом опять? – морщит лоб и прижимает руки к груди и хочет ниже, потом опять подымает руки и совсем тушуется.

– Нет, просто ей было так хорошо, что хочется даже пусть и с болью, только не часто тогда, – улыбаюсь наивности Марти.

Задумалась. – Но это после договора, да? И это, Витоли, я поговорить хотела. Будет договор, мать за торговлю много чего сделает. Потому как у нее хоть и большие доходы, но и расходы тоже немалые. Потому и денег нет, то тысячу в прирост заработаем, а то только сто, а расход. Зарплату дай, работникам материалы купи. Бидоны чини, крышу сарая тоже, для мяса соль, крюки, бочки. Все деньги, деньги, а купцы норовят на все цены поднять в рост, а приработок за продукцию маленький. На рынок никак, вот потому как хозяйка фермы – женщина, Витоли, я на все согласна. Только договор с матерью заключи на ферму, а? Плохо им совсем, а мне маму жалко, а, Витоли? – давит мне на жалость Валери.

– Хорошо, только ты это обрисуй сама, что, чего, сколько, какие условия ты хочешь. Ты в общем все напиши сама, мне потом покажешь, все, пойду я, Валери, спать хочется, не выспался я что-то сегодня.

– Витоли, хочешь я тебе чай сделаю, дашь Марти, и она будет спать, он не вредный, просто успокаивающий, – Валери предлагает.

– Не надо, Валери, спасибо, я сам как-нибудь.

Пошел – да, какие тараканы в голове у Валери, по сравнению с ней Марти – чистый и незамутненный лист бумаги, а здесь и преданность, и желание угодить, и страх неизвестно перед чем и кем, и самоуправство, граничащее с нарушением законов империи. Как они там жили в деревне, мама не горюй. Все, я спать, все проблемы на завтра переносим.

Часть 2. Витоли-Сергей

Опять меня будят. Это Марти. Почему я определил?

Поцелуем меня никто больше не будит… пока. Встал, она неодетая, это прогресс уже.

Покрутилась. – Я красивая? – стоит краснеет.

Сказал: «Да, очень», застеснялась, быстро надела халатик, убежала, это уже радует. Спускаюсь на кухню, Валери уже все приготовила, хорошо-то как, только киваем друг другу – блин, кругом одни партизаны. Пьем кофе и идем, Марти довольна. Что-то рассказывает Валери, та невовремя поддакивает и идет задумчивая. Заходим в класс, расходимся. После руси подошла Бригида, дал флакон, итого 15 осталось. Сказала, что на завтра, если можно, еще два, пообещал, она ушла.

Да, работать и работать, а я тут расслабился. На инязе рекомендуют налечь на халифатский язык. Его правда и так большинство знает. Все же половина класса – дети торговцев. Поэтому плодотворно учим и учимся. Марти поворачивается: «Я тебя подтяну», – шепчет.

Ну вот еще один репетитор, и, главное, я не сомневаюсь, расчет со мной планируется в той же валюте, как и у всех остальных репетиторов. Пришли домой, Валери собралась заняться домашними делами, я не дал, сказал: – Ставь чайник, и пойдем ко мне в кабинет.

Видя непонимание Марти, добавил: – Все, будем считать бюджет семьи. – Смотрю, хмурятся, и главное, тоже опять все. Ну это только начало. Пришли, принесли чайник, кружки. Садимся, пьем, все молчат, наконец закончили, спрашивают: – И что делать надо? Говорю: – Пока мы здесь живем, я потратил уже 32 злота – вроде, немного на мой взгляд, но жаба – она такая, и это моя личная жаба. Да, мы много закупили овощей, мяса и прочего, но это наша семья, поэтому буду прямо рассуждать.

Я, согласно договору, даю половину. Валери будет треть, как любовнице, – на это слово их обеих синхронно перекашивает. Я, вроде не замечая этого, продолжаю:

– И Марти отдает пока все и плюс ее консультации. Потому как она единственная, кто понимает из нас, что надеть, где купить и главное, как это все сочетать.

– Пусть не все это правда, но мир в семье мне важнее, такая она, правда жизни.

Задумались. – Поэтому по мере заработков поставим здесь вот, в шкафу, коробку и рядом список. Приход, расход, чтобы знать куда ушло, откуда пришло. Итак, начну с себя: 400 я заработал, вот двести кладу. Еще были заработки. Какие – это коммерческая тайна, – отвечаю на взгляд Марти, – вот 30 злотов, теперь по тебе, Валери, – ты согласна?

Та кивает. Судя по виду, она и все отдать согласна. – А сколько с меня?

– Ну 400 треть – 133 злота. У меня еще заработок, – сознается она, как будто я и не знаю, – это вот 50 злотов.

– Это твои личные, извини, без договора я не могу их у тебя взять. Понимаешь? – давлю авторитетом. Она сникает: – Да-да, конечно, хорошо.

Такое чувство, что обидел насмерть. Она отсчитывает деньги. Делаем первую запись прихода. Она предлагает разделить лист пополам.

Я соглашаюсь и говорю: – Девочки, это как вы хотите, хоть цветочки вокруг рисуйте. Я что хотел предложить, пусть Марти тебя, – показываю на Валери, – сводит на рынок. Тебе бы одеться и обуться, – вспоминаю ее нижнее белье, бр-р. – Деньги у тебя теперь есть. Вот и сходите – а то что дома сидеть?

Они переглядываются, и вижу, уже мысль «и зачем мы здесь еще сидим?» уже прочно у них поселилась в головах. Буквально полчаса сборов, и они исчезают. Вот, а мне надо время: делаю два флакона и иду пить кофе. Черт, где Валери? Сам я уже на кухне ничего не найду, потом поднимаюсь к себе и медитирую или скорее пытаюсь, сначала ничего не получается, потому как не могу успокоиться. Потом, когда, уже воздух вокруг заструился и стало что-то получаться…

Черт, стучат, влетает вихрь, ну кто бы сомневался – Валери и Марти, и все в обновках. Одевали, вроде, одну Валери, но как же Марти не купить вот кофточку и новые сапожки, и совсем дешевые, 15 злотов почти всего.

Учитывая, что я всегда носил дома по 10 серебряков, а в школу за 4 злота и считал, что очень неплохие, то эти да, дешевые. Оделась Валери неплохо на 150 злотов, судя по ее глазам, такие траты она делает впервые в своей жизни. А еще то, что Марти постоянно говорила: «Не бери эту, совсем дешевку», то она однозначно в шоке. Поход Марти в том смысле, что она за компанию ходила, как консультант, обошелся мне, или бюджету семьи, в 32 злота, ну это ладно, переживу, правда мысль о том, что одежда Марти в выходной, когда намеривались с родителями сходить на рынок, и что обойдемся в 250, я сильно сомневаюсь уже. Остальное время занимались уроками, разговорами и прочими маленькими и большими семейными делами.

Глава 48

28.03.101 г. Восьмица

Витоли-Сергей

Утро. Встаю, несмело улыбается мне Валери в коридоре.

– Я поставлю кофе? – Потом, останавливаясь. – Может, я помогу, я хорошо считаю, вы же знаете, я никому ничего не скажу.

– Спасибо, Валери, я сам, иди. – Вот же помощница, она думает, что я что-то считаю и волнуюсь или еще что, ладно, это проблема, но решаемая потом. Два флакона – уже хорошо, и я иду пить кофе.

Валери сегодня деловая, собранная, на столе кофе и листы бумаги исписанной. Это не то чтобы уже договор, скорее отчет или опись, сколько есть земли, зданий, людей, что мать даст точно, что примерно, что не даст – точно, весь расклад по ее поместью.

Долго читаю, вникаю, все-таки это как-то от меня далековато будет. Я еще могу понять там палатки, патроны, бензин вот, но когда идут бочки с салисом и камозоном, и его можно заменить жупелом, то это для меня уже слишком. Понимаю, что совершенно не в теме, и прошу ее в цифрах, сколько скотины и земли, без вот этих литературных тонкостей.

Она пытается объяснить мне всю важность того или другого актива, я тогда иду на хитрость, правда, не на всякую женщину номер пройдет, но вдруг она такая умная окажется у меня.

Начинаю рассказывать ей про боло.

– Вот представь, Валери, если угловой и при активных воротах, то лучше всего атаку начинать с центра, а при пассивных… – Вижу, поплыла девушка, она еще пыталась понять смысл, но недолго. Вроде, слова все русинские, понятные, но потом, видимо, в голове они у нее не сложились или сложились, но не так, и она часто-часто заморгала, а потом прыснула.

Умная оказалась, что в данном случае меня радует.

– Извините, – потом, – извини, Витоли, я все поняла.

Вот, я же говорю, умная девочка. Решили, что она подбивает все это и просто в договоре передают мне все как есть, а там, скорее всего, и не понадобится, просто есть и ладно, родственники мы в конце концов или нет, хотя бы и будущие…

Пока считали, прошел почти час, я пошел спать, она на прощание только сказала: – Ага, хорошо, – и больше головы от бумаг и не подымала, что-то по новой переписывая сразу с трех листов в один.

Прихожу. – Где был? – Марти – мне.

О, я и растерялся, – вот, блин, попался.

– Ну мне, это… – Что же ей сказать-то, думаю?

Смотрю, засмущалась.

– Я поняла, извини, я тоже схожу, а то вчера кофе много выпили вечером.

Пошлепала, вот чуть не поймался, надо это как-то контролировать.

Утром беру три флакона, а то по известному закону всем может понадобиться. Правильно, меня отзывает Бригида и, забрав свое, уходит. Ей, вроде, срочно понадобилось, а зачем интересно, впрочем, не мое это дело.

Проходят уроки, на математике Натали Сергеевна только спросила, все ли у меня в порядке, и, получив кивок, ушла.

Собрание провели, здесь особо ничего не обсуждалось, но после собрания ко мне подошел Толини Хоникер. У него были проблемы.

Заболела его подружка, или любимая жена, не знаю, как правильно, с одной стороны, все это верно, с другой – ничего не верно, но ему надо было то лекарство, флакон энерджазинов. Он покривился и говорит: – Понимаешь, нет у меня десяти злотов, а очень надо, если упустить время, то и два понадобится. Я и без этого уже время теряю, отвары пробовали всякие, не помогают ей. Может, ты поможешь? Только проблема у меня, я нашел всего восемь злотов, больше нет, а у тебя связи, к Марти я не подойду, сам понимаешь, а вот к тебе.

Стою и думаю, что делать: дать, не дать и, если дать, то как и за сколько?

Решил, дам за восемь и отдам один, вроде, я добрый. Почему без полосок – для себя брал, вот заначил типа, выкручусь, в конце концов, не хочет – не надо. Проблемы не возникло, тем более один злот творит чудеса, вкупе себе брал, вот некогда выпить, он даже остановился: так, может, тебе надо? Я совершенную правду сказал: «У меня еще есть дома», он только понимающе покивал, оглянувшись при этом на Марти.

Глава 49

29.03.101 г. Суббота

Сегодня встаю, делаю только один флакон, и то боязно, все-таки на бога надо рассчитывать, мало ли что. Потом иду спать, второй раз встаю чуть позже и уже первый бужу Марти, и мы немножко лежим. Она требует исполнения моих обязанностей, что я с удовольствием и исполняю, передавая немножко, совсем чуть-чуть удовольствия-желания. Она жмурится и даже и потом не желает вставать.

– Я полежу еще, иди, мне так хорошо, или хочешь – давай еще, – игриво улыбается.

Ссылаюсь, что надо обсудить планы, ухожу, а организм молодой, я и еще готов исполнять эти обязанности.

Спускаюсь вниз, Валери красная, отводит глаза.

– Что случилось-то?

Она смущается.

– Ну Валери, – допытываюсь я.

Наконец она произносит: – Я это, вас, тебя будить шла вот, – и замолкает.

Понятно, невовремя шла она или вовремя, правда не зашла, тоже молодец. Подхожу, она отстраняется, я, вроде, тоже, неудобно – только от одной, но она неожиданно подходит и обнимает меня сама.

– Я тебя хочу сильно-сильно.

Беру за руку, притягиваю, целую, обнимаю и немножко, когда беру за пальчики, передаю энергии-желания, она не выдерживает, садится на стул, почти падает. Наклоняюсь, целую в ушко и в шейку.

Она: – Я все, все, мне уже хорошо. Я, это, не верила Марти, а вот и сама такая, я глупая, да? Или, может, неправильная? – сильный испуг на лице.

– Почему?

– Надо ведь только, когда вместе, мне мама говорила, – с непониманием на лице – Валери.

– Ну ведь мы вместе, – я ей.

Она краснеет.

– Я думала, только когда в постели и раздетыми, когда туда только мужское…

– Нет, не обязательно, вот видишь, и так хорошо. – Я давлю улыбку, дите тоже, хоть и старше меня, Витоли в смысле, ей 18 скоро.

Она: – Хочешь, я тебя в тазике помою, только второго у нас нет, – разводит руками.

– Ладно, – говорю, – героиня, только потом.

– Хорошо, потом, я только схожу, мне надо. – Она опять смущается и уходит, чуть пошатываясь.

Пью кофе, она возвращается.

– Пошел и я. Я в общем только на кофе ведь заходил, – и ухожу посмеиваясь, настроение – лучше не бывает.

В девять идем в церковь, договорились – после мы идем к Кастело домой.

– А Валери? – Марти спрашивает.

– А Валери поедет к матери по поводу договора.

Да и просто новости рассказать, она ведь не часто теперь дома бывает и будет еще реже в будущем. Понятно, что с Марти мы никуда не успели, поэтому Валери пошла одна. Она не очень хотела, но я настоял, мы и к 11 пойдем – ничего страшного, а ей добираться, погода вон, видишь, опять дождь собирается. Последний аргумент был действительно сильный. Валери даже поморщилась на это и быстро убежала. Мы же собрались аккурат к десяти – о эти женщины.

В этот раз я даже видел темное облако, мне показалось, как всполохи темного такого пламени от меня рванули к алтарю. Да, флаконов десять отдал, – прикинул я на глаз. Вот проглот алтарь, а что делать, жить захочешь и не столько отдашь.

Сегодня собрались пойти по родственникам: вот с утра пойдем к Кастело, потом к моим, потом еще к тете Марице. Спрашиваю: какая такая тетя Марица?

– Да папа к ней ходит.

Уточнять я не стал, и так самому ясно, кто это.

– И что, – спрашиваю, – ты там часто бываешь?

– Да я иногда только бываю, она шьет хорошие вещи, там платья на заказ, – поясняет. – Мне сшила несколько, я тебе потом покажу, они красивые-красивые. Хочешь прямо сегодня вечером?

Да, нарвался, ну сам виноват. Киваю, обреченно соглашаясь.

Действительно оказалась милейшая женщина, обрадовалась нам, своих детей у нее нет, не хочет девочку. Как она сказала, «не хочу своей судьбы», и то ей еще, можно сказать, повезло, другим и такого не бывает.

Вернулись мы после всех только к девяти, Валери не было и скорее всего, и не будет сегодня. Мы и такой вариант с ней планировали и рассматривали, даже как более вероятный.

Марти завела разговор со мной: может, я подпишу формальный договор с Валери? Пришлось долго изворачиваться, причем аргументы, которыми я оперировал, были не совсем для Земли понятны, хотя Марти здесь их прекрасно поняла.

Я объяснил: – Валери – твоя подруга, она тебя слушается, понимаешь? – Ну если ее все устраивает, конечно, но это я говорить и уточнять не стал, конечно. – Ты ее давно знаешь. – Марти энергично кивает. – А теперь представь, пройдет какое-то время и кому-то захочется, даже из круга, например, заиметь меня. Уточнять конкретно не хотел, как-то выгляжу я не очень в этом случае, да и вообще не очень мне эта тема приятна. – Ведь одна жена, а для круга, сама понимаешь, уже ты можешь стать первой любовницей, а то и второй. – Это я панику на Марти навожу. – Что будешь делать тогда? А сейчас я, вроде, занят. Для круга я буду не престижен, а от линии мы уж отобьемся с тобой. Правильно я говорю, моя маленькая?

Поэтому потом у нас была любовь, а что делать, потом правда пришлось ее усыпить. Потому как по сотому разу признаваться в любви и выслушивать это все в ответ – как-то оно не правильно, что ли.

Хотя да, понимаю, плохой я, плохой.

30.03.101 г. воскресенье

Сам встаю, иду делаю пару флаконов – как же неохота, но надо, и тяжело пошли, и кофе, зараза, никто не нальет после, уже пристрастился, еле добрел до постели и вырубился. Будят уже под обед, Марти принесла кружечку, сидит довольная.

– Там Валери пришла… столько новостей принесла.

– Какие? Хорошие? – я вяло интересуюсь.

– Ну, я не зна-аю, – тянет заговорщица. – Мне интересные, а тебе – не знаю.

Опять хитро смотрит на меня.

– Зови давай.

Она: – А ты оденешься?

Я глажу ее по ножке: – Ну оденусь.

– Давай тогда, я пошла, – и потихоньку сваливает.

Вот же, никак ко мне неодетому не привыкнет.

Одеваюсь, выхожу, они уже с кружками, кофейником в коридоре.

– Идем к тебе в кабинет, разговаривать будем, – это Марти командует. Любит она иногда, хитро поглядывая, не обижусь ли я, вот так покомандовать слегка. Боюсь, стоит спустить вожжи чуть в будущем – эх, грехи мои тяжкие, за что мне все это.

Выясняю сразу. В Загорье – это деревня, где живет мать Валери, – была драка.

Вот как было дело.

Пришла Валери, дождик там в это время накрапывал. Ее даже подвезли – хорошо это или нет – не понятно, – но как вышло.

У матери ее встретили, обрадовались и весь день сидели составляли, что и как, в принципе, мать со всем согласилась, что там Валери накатала.

Странно, как по мне, но кто их тут, этих дворян местных, поймет.

Почти со всем, что-то было отброшено, что-то добавлено – взрослые они такие. Валери долго ругалась, что мать ничего не понимает, но, вроде, утрясла все. Потом Валери считала отчеты по поместью. Ведь раньше она каждый вечер считала, а сейчас вот накопилось.

Мама ее и сама может, но ни времени особо нет, ни после всех работ этих и желания у нее уже нет, да и сил тоже, видимо.

Потому, как выяснилось, без Валери мать немного надули купцы, и последнее приключение случилось вечером. Пришел сын кузнеца, он уже крепко выпил и слово за слово стал приставать к Валери. Хорошо, был, скажем, гражданский муж матери Валери, пока они дрались, мать позвала с фермы еще трех работников, они кузнеца этого Като связали и в подвал на ночь, пусть протрезвеет.

Тожило – это материн муж – предлагал стражу вызвать из города, Валери не дала, хотя и сама хотела сначала и сильно, потом решили на трезвую голову утром поговорить.

Во-первых, кузнец он хороший, это для деревни плюс, да и парень неплохой, жалко, пропадет. Стражу вызвать – это или в мореходы, или на каторгу в каменоломни погонят, а в деревне что тогда делать без кузнеца? Поговорили утром все вместе, наложили штраф 50 злотов и со следующей зарплаты еще 50, он и согласился.

У него, в отличие от деревенских, зарплата хорошая и 100 выходит часто, в то время как у остальных и 50 да и 40 не всегда. Ну нужный он человек, и отец его также, без кузнеца в деревне – смерть, поэтому и простили. Он сразу, как выпустили, к Розалии пошел, это его девица, она за ним все бегает, бегает, а он вот на Валери глаз положил, да рожей не вышел, поэтому решили, что сейчас все там сладится.

Мужики после встряски любят поплакаться. – Это Валери сказала, если что, я только хмыкнул на это.

Вместе читали договор и по-новому согласованные пункты, обедали потом еще, а после я всех разогнал: «Идите, я еще сам подумаю». Флаконы – их никто не отменял, вот в заботах весь день и пролетел.

31.03.101 г. Понедельник

7 декада присутствия

Будят, утром – два флакона. Спускаюсь – мой кофе, весь в предвкушении сажусь. Меня сзади обнимают, целуют в ушко. Во, это что-то новенькое. Это проказница, притягиваю, сажаю на руки и начинаю наказывать сурово, жестоко, поэтому уже через пару минут мы и не дышим и вся замерла в предвкушении еще удовольствия. Целуемся долго-долго. Потом еще, потом кофе остывший, и ухожу наверх. Что-то со мной – вот ей хорошо, а мне-то как. Пришел – ложусь.

Марти: – Я тоже хочу.

Задумываюсь, она встала и пошла.

Я только сообразил, что она имела в виду. У, а то я подумал, что подсматривала или подслушивала. Правда для этого она еще слишком молода и наивна, да и ленива тоже, что там говорить. Пока задумывался, пришла, обняла: «Мой хороший», и под это дело поцелуи, поцелуи, спать, понятно, мы уже и не стали совсем…

Поэтому когда Валери пришла будить в школу, Марти уже одетая напевала что-то веселое, я просто сидел и тоже одетый. Все же Марти не стала выходить, отворачивалась только, но и то прогресс. Она – сильно удивленная: – А что вы?

– Да вот что-то решили со свежими силами, – и Марти зарделась.

– А, тогда ладно, – кивает неизвестно на что Валери.

Что я заметил, Валери, уходя, тоже зарделась.

Потом девушки пошли мыться. Спрашивается, зачем мы одевались, но их, богатых не поймешь. Я тоже только сейчас допер, что это только утро.

Зашел к себе в кабинет, два флакона. Как раз успел, когда девушки вышли из ванной, пошел и я контрастный душ, и я вновь, вроде, свеж как огурчик.

Идем в школу под ручки, тихо-мирно, уже как и надо. Степенно кланяемся знакомым, хорошо, хоть и пасмурно, но дождя пока нет. Валери рассказывала, что, вроде, к деревне будут дорогу делать. Чуть не спросил, асфальтную что ли, правда вовремя остановился.

Здесь просто насыпают камнем, и то здесь считается о-го-го какой прогресс. В городе брусчатка почти везде уже есть, только площадь залита бетоном, и одна улица, что идет дорогой в первый круг, бетонная – вот и вся местная цивилизация, прогресс, мля.

На географии, вернее, перед ней отдал Бригиде еще флакон. Улыбается: «Хорошее у тебя лекарство», я киваю, подтверждая. Потом уже в столовой подошел Толини Хоникер, сказал: «Спасибо, выручил».

У него все получилось, тоже неплохо помогло, видно мое лекарство его ненаглядной.

Немного поговорили уже по-мужски, я сел с ним отдельно, вроде по делу. Мои обиделись сначала, но потом, вроде, ничего, простили. Сказали: – Нам посекретничать, а ты надоел уже нам.

Я понял что шутка, отошел.

Толини Хоникер поделился: – Как трудно, когда вот заработки слабые.

Он помогает в лавке на рынке кому-то. Вечерами на рынке торгуют разными хозяйственными предметами. Он то грузит, то ремонтирует. Правда в последнее время, вроде, лошадей мало что-то становится, со сбруй для лошадей переходят на запчасти к паровичкам, пока мало берут, да и дорого они стоят, но хозяин лавки говорит, что это перспективно. Толини Хоникер мне предложил поучаствовать, надо вложиться, правда, пару-тройку сотен, и за месяц-два можно десять-двадцать злотов получить прироста. Я поцокал языком, сказал, подумаю. Да, за 20 злотов за два месяца – это да, бизнес супервыгодный, я обязательно подумаю над этим предложением. Ничего Толини говорить не стал больше по семейным отношениям. Он предупредил, что не надо давать на шею садиться, а то потом будешь бегать за ними везде и еще и виноват будешь во всем. Я только поподдакивал, соглашаясь.

– Что, уже заездили?

– Да вон, – говорю, – сидят, планы мести мне готовят.

Он поглядел: – Да, эти могут.

Спрашивает: – Нелегко, когда невеста богаче?

– Да ничего, – говорю. Я похмыкал, вспоминая: – Я не поддаюсь.

Он: – Да, это хорошо.

Я спросил, не хочет взять себе кого из дворянок.

– Не знаю, пока держусь, но родители обещали простить, если возьму еще и дворянку. Не знаю даже, и жалко мою любовь, и знаешь, как тяжело с заработками.

Я сказал: – Понимаю тебя. – На том и расстались.

Натали Сергеевна проверила домашнюю мою. Сказала только: «Семь за грязь» и вызвала к доске, поставила 9, итого общая 8 пошла в журнал. «– Старайся, Витоли», сказал: «Обязательно буду» и сел довольный. Мы друг друга поняли, хотя для всего класса это был разговор об уроках и не более.

Пришел домой, пока готовят есть, делаю два флакона. Потом обед, и иду к Кастело поговорить о договоре и пузырьки, скажем, спросить, а то, хоть и есть запас, но подвигаются они что-то.

У Кастело проговорили долго, он обрадовался, что договор будет. Потому как без договора, если мать Валери упрется, он, скажем, побаивается. Он намекнул:

– Понимаешь, почему не порвал с аудиторской компанией? – Я кивнул. – Вот и по этой причине и не хочу чужих, потому как дела, сам знаешь, не всегда чистые бывают.

Таможня свое возьмет – и что тогда, прироста никакого, вот и крутись здесь, в столице, как хочешь. Имеется в виду заработок хороший, но и расходы, сам понимаешь, тоже столичные. В твоей аптеке, где ты живешь, и за 50 злотов девочка сидит, и не дворянка даже, а у меня только дворянки должны, а им стольник дай и еще премию выпиши за красивые глазки, а то улыбаться клиентам не будем. Вот такие дела, понимаешь, Витоли?

Я понимал.

– С разрешением, – он сказал, – все готово, только договор за тобой. – Спросил флаконы, сказал, завтра или послезавтра обещали. Он порадовался, на том и разошлись. Поехал домой, зашел в аптеку свою, сидит знакомая.

– Ой, а я вас жду-жду, вот, – показывает, – 20 флаконов, – и немного испуганно, – возьмете, а? А то много и срок большой на некоторых, – смотрит испуганно.

Кладу три серебряка: – Хватит?

– Да, да, спасибо, – обрадованно.

Забрал, иду домой.

Сложил у себя дома, пусть пока здесь еще много моих вещей. Пока ждал родителей, сделал еще один – а что без дела сидеть? Родители пришли, обняли, спросили, вроде как, и в шутку: – Как, новой жены не завел?

– Никого нет, – говорю. – Пока хватает, а там посмотрим. Может, вот сплаваю к этим, заведу себе энерджазинку, а, как думаете, они красивые, кстати. – Смеются, поняли, что шутка.

– Хорошо, как планы, почему в выходные не пришли? Мы ждали.

– Да как-то заняты были. – Рассказал, что Валери к матери ездила и что в договоре будет много чего интересного. Заинтересовались, проговорили часа два, правда без конкретики, просто по-домашнему.

Поэтому, когда вышел, то еще три серебряка, и я дома, там меня потеряли уже, поэтому пришлось повторно рассказывать, где был и что делал – все как всегда.

32.03.101 г. вторник

7 декада присутствия

Утро, два флакона, Валери, кофе, остывший понятно почему. Бужу уже сам поцелуями Марти, и мы продолжаем. Кстати, я, чтобы не заморачивать Кастело возможными детьми, предложил Марти пить это, чай с тамилом – а что, вроде, безопасно, по крайней мере все пьют без последствий, поэтому никаких проблем сейчас не испытываю, а Видэл пусть сам себе сына делает, я ему не помощник в этом, как бы двусмысленно это ни звучало.

Школа, Бригида, флакон, просит на завтра два, тоже дело, раньше сядешь, раньше выйдешь, соглашаюсь.

После школы Валери с Марти пошли к Кастело в аптеку. Валери – работать, а Марти составила ей компанию.

Я остался дома, мне работать надо, сказал.

Дали наказ не перетруждаться, я это и делаю. Два делаю, нормально, отдыхаю, два часа, пусть полтора – еще два флакона, все, хорош. Пошел полежать, будят, уже пришли.

– Соня, пошли ужинать. Ну как обычно, правда, я краем уха уже слышал, что они между собой соней меня зовут, и я не развеиваю эти слухи, а вот даже всячески поддерживаю.

Как же устал что-то я.

33.03.101 г. Среда

7 декада присутствия

Утро – два флакона, Валери, очень хорошо. Она тоже в халате, поэтому все посмотрели, пощупал, где хотел, и погладил, предлагала туда, отказался к обоюдному неудовольствию. Удовольствие потом все же ей доставил, но только магически, а что делать, скорей бы договор, а то я и не сдержусь так долго.

Пришлось даже сполоснуться, когда шел наверх. Все же запах, а Марти – девушка чувствительная у нас. Дальше – продолжение с Марти, оторвался по полной, чуть не назвал Валери. Да что такое со мной сегодня, но, пока нормально, вовремя одумался. Потом даже поспал полчаса.

Разбудили уже нас вдвоем, встал, пошел купаться. Зашла Марти, потерла спину и быстро ушла – уже прогресс, хоть такой. За столом потом правда сильно смущалась, а Валери прыскала от смеха на это.

Она ей: – Ну да, тебе бы такое зрелище.

В общем я вовремя обратил все в шутку, а то кто их, этих девушек, знает, еще поскандалят.

С флаконами пролетел, некогда да и устал что-то. Пришел, Бригида уже ждет, отдал ей два. Сказала, итого девять осталось, кивнул, соглашаясь, убежала, смешная, счастливая.

После уроков остался на собрание, что суть только итоги и все. Потом мои девушки убежали сами работать к Кастело. Как замечательно я их пристроил, главное, работает одна, а пристроены вроде как обе.

Сам остался – как же Натали да и я тоже соскучились. Сначала просто обнимались, потом целовались, потом… Потом это было нечто, как какое-то безумие. Просто уже не за кафедрой, а перешли в угол класса. Мало ли что от окна и прочее, а мы как дети на подиуме развлекаемся. Потом просто сидели и не могли никак наговориться. Рассказать все друг другу, что хотелось.

Натали Сергеевна пожаловалась, что выпила один флакон, сказал, завтра принесу еще, она только кивнула. Денег не предлагала, да я и не взял бы, не те у нас с ней отношения. Пришел домой, искупался, это надо.

Пошел за своими работницами. В аптеке ко мне с претензиями: – Почему не забрал, не надо больше?

О, а я и забыл, пообещал печенье за забывчивость. Простили, сказали, уже четыре упаковки, поблагодарил: – Хорошо, спасибо, заберу.

Зашел к Кастело, Марти не было, она ушла к матери, Валери в углу сидела, ей специально поставили отдельный столик. Работала, вся в отчетах, только макушку, голову видно за бумагами. Поднялась, улыбнулась мне, я махнул, села, работает ее и не видно за бумагами. Я показал, что взял на кассе, потом молча вытащил упаковку, Кастело так же молча положил кошель.

Посидели, попили кофе.

Он спросил – о погоде говорить.

– Нет, не надо, я все понял, я пойду. – Кивнул. Обещал отпустить Валери к семи раньше не может: дел много, сам видишь, – я тоже кивнул, соглашаясь, и ушел.

Да, вот дела, рядом в лавку, благо совсем недалеко, купил печенье. Принес извинения, долго отнекивалась, потом взяла, спасибо. Ушел, пока все долги раздал. Пришел домой, пока никого нет, два флакона и решил помедитировать, вроде, получается что-то, но пришли мои работницы и не дали дальше сосредотачиваться, потащили на ужин. Потом Марти и сон, каюсь, немного помог уснуть, устал я что-то сегодня.

Дальнейшая неделя прошла в трудах. Марти с Валери трудились у Кастело, разгребая завалы отчетов. Я не покладая не знаю чего, головы, наверное, делал флаконы, в результате отдал две упаковки Кастело и получил 144 злотов, он не спрашивает про отдачу половины в семью уже, видно, Марти рассказала про семейный банк. Она у меня спрашивала, я разрешил сказать, пусть похвастается.

Это как раз тайны не составляет. Я же не думаю, что она до копейки будет все рассказывать, а и если, тоже это не особо важно.

С Натали Сергеевной поговорили, ну не только. Все-таки я ее люблю, оказывается, странно правда. Вот не знаю как, а она мне очень нравится. В этом плане Марти как раз тянет на любовницу. Валери – на легкую интрижку, вроде той секретарши на работе, а вот Натали Сергеевна – на жену. Хотя с ней я встречаюсь не часто, но вот как-то так я ее воспринимаю. С ней и поговорить могу обо всем, и пожаловаться, и планы рассказать на будущее, как с настоящей женой, да и возрастом как раз по мне, а то что-то я в детство впадаю с Марти и Валери, правда с ней меньше, иногда не быть бы беде от этого. Натали все подбивает проблемой заняться, чтобы были мальчики, может, и правда попробовать, обещал ей подумать, но потом, попозже.

38.03.101 г. Восьмица

7 декада присутствия

Сегодня восьмица, восьмой день декады по-другому, обещала прийти мать Валери и мои родители. Будут мне долгие беседы, пока я, и не волнуюсь по поводу, но как в этой церкви потом, вдруг, прицепятся. Мы несовершеннолетние, а там на это смотрят плохо, но посмотрим. На алтарь, надеюсь, не потащат меня, не за что смею надеятся. Какие-то сложные у меня отношения с богами совсем, дома не верил, здесь не верю, но зреет подспудное, что и здесь их нет, несмотря на все слухи, а есть сущности, может, подвинутые пришельцы, или кто еще, и вот присосались, как вампиры, а что сам что-то могу, так воздух здесь другой, чистый, вот и выходит что-то. Ладно, отвлекся малехо.

Появилась мать Валери, звать Мара Пела, солидно выглядящая женщина, прямо вот настоящая такая теща.

Обошла меня по кругу: – А он ничего, мелковат правда, но пойдет. Потом долго обсуждала с дочкой что-то в сторонке, заходить не стала. По обычаю не положено, только вместе, вроде как, мол сговариваются, это нехорошо. Понятно, что все это игра, вроде у нас нельзя видеть платья невесты до свадьбы, вот и здесь нечто похожее. Родители тоже ко мне ни разу не зашли из-за этого. Вроде, по Марти можно, но вот какая штука – из-за Валери, выходит, нельзя. Сейчас как раз можно, пришли наконец и мои родители, нарядные, здороваются, чинно-мирно идут все наверх. Нас не зовут, это я уже знаю. Потом позовут невесту, следом меня, потом нас обоих, это обычаи такие.

Но есть чувство, что скандал будет, вот одним местом чувствую. Час, второй, тихо, может, все же и обойдется. Вот позвали Валери, слышу – нет, не обошлось, м… жаль.

Уже разговаривают громко, это для местных дворян непривычно совсем. Наконец Валери вылетает: «Там тебя» и ушла, плачет, вот началось.

Захожу. Мои на меня напустились.

– Это где такое видано, как ты смеешь сын? Что за оскорбление Валери? Ну сам в тазике, да хоть в двух стой, но ей-то зачем, а? Я тебя спрашиваю, сын, это же издевательство над дворянским достоинством, ее не уважаешь – себя не уважаешь.

И вот что сказать ему на это. Во-первых, виноват, а во-вторых, улыбка все на лицо лезет, ну не станешь же стрелки переводить, хотя это вариант, но не буду, не по-мужски это как-то.

Говорю: – Вам вообще-то женить меня надо, или вот про тазик интересует? – типа нашего про такси: вам шашечки или ехать? Задумались, уже тише: ну молодежь пошла, мало ему одной жены, он еще и любовницу с выкрутасами заводит.

– Зови Валери, я ей мозги повторно буду вставлять, – это мать Валери закруглила.

Зову, а куда деваться. Зашла, видно, все еще плакала.

– Доча, – начинает, – вот скажи, я тебя воспитывала, но скажи, зачем голой по дому ходить, зачем, а? И это, на лицо это полотенце халифатское – это чтобы твои глаза бесстыжие никто не видел, а, доча? – Качает головой.

Вот в таком духе и промывали мозги, потом договор составляли. Без 15 шесть были уже в церкви, благо тут рядом, поэтому успели, правда едва-едва.

Служка сначала хотел на завтра, но пожертвование в 5 злотов на благо храма, сама процедура бесплатна, и нас принимают. Смотрит мельком на договор на 20 листах.

– Вы что, все случаи описали… где и как?

Я: – Да, а что делать? Родители давят на щепетильность со стороны любовницы. – Развожу руками.

Наконец служка записывает, ставит на договоре печати с датой: – Все, дети мои, идите, счастья вам.

Фу, успели даже, можно сказать, повезло. Всей толпой идем домой, подъезжает чета Кастело с Марти, и идем уже в ресторан, в «Ласточку», а что, все рядом и обслуживание хорошее, годами проверенное, если что.

Ну мы и оторвались, я думаю, сто злотов не каждый день там выбрасывают, приходили и знакомые, и просто местные. Всех угощали, угощал, вино рекой, можно сказать, текло, праздник у меня или у Валери.

Сидели почти до 12 ночи, так что почти свадьба, считай. Мать Валери под конец все же оттаяла.

– Ты, – говорит, – мальчик хоть и со странностями, но, я смотрю, серьезный парень, и люди с тобой вон какие считаются. Знакомства водишь хорошие, молодец, не обижай мою девочку.

Пообещал, на том и расстались, до границы ее отвез Кастело на своем паровичке, а дальше ее ждет ее муж, это она мне сказала. Правда, наверное, ругаться будет.

– Я сказала, не позже девяти буду, а сейчас. Ну ничего, я его знаю чем ублажить, – и загадочно улыбнулась. Она была уже слегонца пьяненькая, да и я принял немного за мужским столом. Здесь вот на посиделках принято делиться. Потом дальше как хочешь, а в основном мужская компания и женская отдельно, ибо разговоров совместных как-то не очень и много.

Вот в семье Кастело пили коньяк, и мне пришлось. Отец правда крутил головой: нехорошо, мол, это.

– Да ничего, – говорю, – я не часто. – Он и рот открыл. Ну не говорить же, что второй раз здесь всего, если что. Ничего, под закуску хорошо и коньячок пошел, он здесь качественный, как на мой взгляд «профессионала».

Немного качает после и все. Домой к себе идем втроем. Девочки меня вели, сами они то только соки да чай, несовершеннолетние и не дома, нельзя им еще. Если что, будет скандал, на 15 суток, конечно, не посадят, но зачем нам лишние разговоры. Я же под взрослых марку и прокатил. Подавальщица знакомая была, только глянула на меня задумчиво и наливала потом, как и всем.

Лизили

Дежурю сегодня, в «Ласточке» людей немного, все-таки непогода, так и нет дождя, но все равно плана точно не будет. Уже семь часов, да, если никого, в девять и закроемся, хорошо, хоть отдохну. Только хозяйке хотела сказать, что никого не будет, наверное, и можно закрыться пораньше, заходит милорд Кастело с женой и дворянчик тот, давеча знакомый, и делает заказ на вечер, отсчитывает, причем сам отсчитывает сто злотов. Я и глаза округлила.

Заходят следом Марти и та ее подруга и еще люди, то ли родители их, то ли знакомые, я только милорда Кастело и узнала. И началось – не успеваю подавать. Он, этот дворянчик, сказал, кому скажет, тех поить даже нужно, а всех остальных, кто придет, за его счет кормить можно. У него сегодня свадьба маленькая, он сказал, предварительная.

Ничего люди гуляют, это смотрины, что ли, с таким размахом отмечают люди. Тогда дома должны и все, их, этих богатых, мне никогда не понять. По ходу выяснила, что Марти – это, вроде, жена теперь, а ее подруга вторая, мамочки мои, ну любовница, или по-простому жена другая. Все равно вот же ж повезло некоторым.

Это же что мороженое-то с людьми делает, только угости любого и вот. Хотя да, если он за вечер может позволить себе сто злотов выкинуть… Я втихаря напарнице шепнула, та своих друзей привела и моим сказала, пришло человек десять, ничего этот дворянчик и не сказал на это. А двоих он, вроде, и знал еще. За столом сидел в окружении милорда Кастело и других, их я не знаю, коньяк пили. Я дернулась было. Он же, вроде, молодой, нельзя ему, не положено еще, но, смотрю, никто ничего, и сам он не отказался. Только пил поменьше, но я что, за такие деньги кому я что скажу да и зачем.

Если сама хозяйка бегала с нами, и тоже ничего, то и я что. Люди отдыхают, не скандалят. Стражу звать не надо, так я и ниче. Вот до полуночи и отгуляли. Потом молодые ушли под ручки – как же я им завидую, – а следом где-то через полчаса и остальные, про сдачу никто и не заговорил. Мне хозяйка самолично потом 5 злотов дала и спасибо сказала, что осталась, а я что, я завсегда рада помочь.

39.03.101 г. Суббота

7 декада присутствия

Утром просыпаюсь, никто не будит, голова трещит, да, накушались вчера, однако. Заходит Марти, достает флакон, открывает:

– Свежий, правда месячный, но тебе пойдет. Как же это, а, Витоли?

– Ну праздник был.

– А, ну ладно.

Выпиваю, по телу проносится жар, и все, головной боли как не бывало. О, куда там рассолу или алкозельцеру. Вот секунда – и как огурчик свеженький. Иду в душ, правда сам, пока никого нет, потом захожу на кухню, сидят ждут чего-то, а понял, подхожу к Марти, целую в губы, показывает на ушко и сюда. Целую, подхожу к Валери, целую в губы, показывает на другое ушко, целую – о, ритуал придумали.

Сажусь, Марти ставит чашку передо мной, Валери наливает. Пью – чем я не султан? Пока думаю, вижу сосредоточенные лица, потом – как мысли мои читают:

– Не дай Всевышний, заведешь третью, уши, – это Марти, – и все остальное, – это уже более смелая Валери, – оборвем. – Это они, вроде, шутят, а там кто его знает.

Говорю: – Я вот тут родителям говорил, что это, этих хочу, энерджазинок парочку завести хочу. Можно?

Они сначала замирают возмущенно, потом что-то соображают.

– Ну, этих можешь, – улыбаются. Понимают, что это просто нереально. Ну-ну, посмотрим. Ладно, поплыву, не поплыву, и как оно там – видно будет. Если что, разрешение я получил, не отвертятся теперь у меня.

С этим решили, потом начинают, чтобы вот после Валери, чтоб больше ни-ни. Я соглашаюсь: «после» Валери – никого. Они подозрительно смотрят, что легко больно соглашаюсь, но подвоха не видят. Не буду же я им говорить, что Натали Сергеевна и прочие – это до, а после ни-ни. Все, как и обещал, я думаю троих этому «телу Витоли» за глаза хватит. Потому как Марти – девочка только дай, а с Валери уже тоже чувствую «не отдохнешь». Поэтому хорош, и я со всеми требованиями соглашаюсь. Как на взгляд бывший Сергея, то можно было ограничиться и одной Натали Сергеевной, побольше занятий в неделю и все, но кто же меня спрашивает-то, а главное, здесь, на Этелле, поймет. Они еще разговаривают, потом смотрят, время-то – полдесятого, пора и в церковь. Сегодня у меня мало взяли, то ли я был не в том настроении, то ли мало после этого дела у меня было. Поэтому вышел, слегка качнулся и все. Валери уже стояла, а Марти подошла следом, они по крайней мере ничего и не заметили странного со мной.

Пошли домой. Сегодня Валери не идет к Кастело, Марти пошла сама. Она как узнала, что мы будем договор обсуждать и что там и как, те же двадцать страниц.

– Нет, это без меня, пожалуйста, спасибо, извините меня, до свидания, – и свалила.

Потом в сторону меня увела: – Не обижай ее, хорошо? – лицо с непередаваемым выражением.

Я серьезно кивнул. Ну вот и разрешение от Марти получил. Бедная Марти, наверное, ревновать будет, хотя кто его знает. Пришли домой, пока я поднялся наверх, Валери пошла в ванную. Долго мылась, потом выходит:

– Я все правильно сделала?

Полностью обнаженная, только волосы замотала в тонкое длинное полотенце. Я сразу обратил внимание и спрашиваю:

– Где взяла? – ну мне же интересно: красивое тонкое и с миленьким рисуночком.

Она и остановилась.

– Я сама, – говорит, – стою, договор выполняю, а он на мое полотенце только и смотрит, извращенец…

Пришлось поцеловать, обнять: – Пошли. – Не удержался… груди-то какие – ай-яй-яй.

Она говорит: – Я там и второй тазик купила. – Сама румяная такая, и сис… груди тоже.

Заходим в ванную, показывает на маленький – меньше не нашла?

– Раздевайся, а то я одна в таком виде стесняюсь.

– А когда вдвоем? – спрашиваю чуть насмешливо, но не показываю, вижу же, волнуется человек.

– Тогда – нет, – отрезала.

Разделся, поставила меня в тазик, облила с меленького. Постояла с ним на голове.

– Все, – говорит, – договор я исполнила на один раз.

– Все, – я киваю, подтверждая, – видел.

– А ты стой, – она мне, и давай меня мыть снова.

Сами понимаете, домыться мы совсем не смогли. А вот женщиной Валери из ванной уже ушла и даже очень довольная, как по мне.

Не сильно-то и больно было, как она сказала. Пошли к ней и продолжили. Да, темперамент у нее ого, что у Бригиды, хоть и нехорошо сравнивать и, вроде, в первый раз, но отдохнуть мне она не дала совсем.

Я боялся, что больно, мол, сегодня не надо сильно.

– Надо, – сказала, – и еще хочу и еще, а то сейчас Марти придет и отберет тебя, а мне жди потом утра. – Вот и отрывалась на мне, пока я не сообразил, что делать. Поддал сначала удовольствия-желания и, когда она вся затрепетала прямо с распахнутыми глазами, знаю, что сейчас начнется, тогда просто усыпил. Вот и все, а то ну его, знаю я это, вон Натали Сергеевна всю ночь, наверное, в потолок глядела, бедная и сама при том и в одиночестве.

Оно, и нехорошо так поступать, но ей хорошо, вот и спит пусть удовлетворенная. Сам полежал.

Все же устал, потом взял полотенце, немного вытер Валери, потом себя – все же крови немного опять набежало. Ладно, она дура малолетняя, дорвалась, но и я-то тоже хорош, дорвался до сладкого.

Вот так и кляня себя, пошел наверх, читать договор, что там и как. Продираясь через термины местного языка, а специфические не знал и Витоли – пришлось гадать по смыслу, – в конце концов разобрался, что я, вроде, покупаю по ценам, каким захочу, считай, как договоримся, и продаю по рыночной цене.

Зарплата рабочих продавцов отдельно от ста злотов, и процент от выручки не ниже одного. Это что-то совсем мало. То ли не понял я что-то, то ли мне прям лахва. Да, надо будить уточнять, но пусть спит Валери, да и мне лень сейчас и нега сплошная.

Попробовал сделать флакон, но церковь и Валери сверху – это уже явный перебор. Даже и не потянулось. Обычно я уже видел, струя темного такого непонятно чего отходит и сразу над флаконом подымается дымка шара-пара. Сейчас, вроде, над головой что-то есть, но ничего и никуда не отходит.

Посидел и пошел спать. Просыпаюсь, рядом мостится Марти. Я глаз открыл, она глянула: – Спи, изменник, я с тобой не дружу, – и отворачивается от меня ме-едле-енно. Специально дразня. Целую ее в повернутое ушко, она поворачивает щеку, потом другую: – И сюда тоже. – Потом: – Ладно, в губы тоже хорошо, – вытягивает их, – вот и вообще, все, спи, а то Валери от тебя пахнет. – Ну еще бы не пахло, часа три упражнялись, и я потом только вытерся, потому как сил не было больше ни на что, вот и отрубился и сейчас опять.

40.03.101 г. Воскресенье

7 декада присутствия

Будит меня Валери. Встаю, надеваю халат, потому как раздеваться меньше, уходим. Спускаемся.

Она: – Это, только сегодня не будем, хорошо?

Я: – Что-то случилось? – Мне уже стыдно, ибо я знаю или, вернее, догадываюсь о причинах.

Она улыбается, но виновато: – Натерлось все, и больно, вчера хорошо было, а сегодня вот больно.

Молча подымаюсь наверх. Принес флакон: – На, пей. – Она поглядела подозрительно, но потом в кружку вылила, выпила.

– У, хорошее, я всего два раза и пила в жизни. Это, даже сильнее будет.

– Свежее, – говорю, – потому что.

Посидели пообнимались. – Пойду я поработаю и спать дальше.

– Может, помочь? Я никому не скажу, – опять завела свое Валери.

– Я сам, – говорю. – Мне тоже надо учиться, тебя и так вон Кастело как нагружает.

– Да, – соглашается, – но если надо, я всегда, ты же знаешь.

– Ухожу.

– Да, все же говорили мне, нельзя первый раз много. Вот теперь дня три, а то и больше, ну будет опыт вот, пусть такой и негативный.

Иду, делаю два флакона и прихожу, ложусь, Марти не проснулась, и мне не хотелось как-то. После флаконов прямо спится так хорошо, хорошо и сладко.

Полдевятого будят уже нас всех.

Марти встает, потягивается: – Я – купаться, и не подглядывай, изменник. – Потом, подумав: – Ладно, целуй, но все равно изменник. Я пошла, – и вприпрыжку.

Все ясно, пошла новости узнавать.

Смотрю, вернулись, иду я мыться. Потом на кухню, Марти хмуро смотрит на меня. Ничего не говорит, но вижу, Валери виновато опускает взгляд. Проговорилась, видать, вот будет у меня разговор сейчас или выволочка. Да ну ничего, что поделаешь, сам виноват, будем жить.

Действительно, прихожу, Марти хмурится.

– Зачем больно ей сделал?

– Ну получилось вот, прости. Я старался осторожно, но все же вот вышло.

– Она тоже тебя почему-то защищает, но мне ты старался, а ей не стал.

Потом что-то подумала: – А все рано ты со мной лучше и все, целуй, проси прощения.

Понятно, что прощения просил целый час и уже на постели, но хорошо. Боюсь, Валери это прощение мое слышала и на первом этаже. Марти потом тоже это подумала. – Все равно ей скажу, я тебя наказала, вот.

– Все, пошли есть, только я пойду помоюсь. Ты меня жди здесь, я быстро.

Сижу, скорее лежу, даже придремал.

– Иди мойся, и пойдем кушать.

Прихожу – уже шушукаются. Потом уходят: – Мы к Кастело работать, ты здесь и не балуйся.

Хотел сказать, что, собирались на рынок Марти одежду покупать, потом вспомнил, конец месяца и значит у Кастело там сплошной завал. Значит на следующий раз все и перенесем. Да еще шляпки эти и Валери теперь тоже менять на более темные, но я надеюсь, ей хотя бы три хватит, а то у Марти двенадцать и такое впечатление, по ее стенаниям судя, что у нее последняя и уже вот порвалась и совсем сносилась.

01.04.101 г. Понедельник

8 декада присутствия

Понедельник, утро, два флакона. Валери, поцелуи, потом она получает свой оргазм без проникновения и опускается на стул, я ухожу. Потому как там не зажило, а я могу не сдержаться или скорее она настоять – и что мне делать? Подымаюсь наверх. Марти просыпается, идет по делам, потом мы потихоньку занимаемся любовью. Затем она засыпает, ну, помог немного, потому как поспать тоже охота. Утро-два, или второе просыпание, школа.

Нас встречают, по школе уже циркулируют разговоры, как вчера хорошо гуляли в «Ласточке» некоторые. Понятно, я сам там видел пару знакомых.

Потому герой дня, но и вижу обиду у некоторых. Почему на свадьбу не пригласил. Долго объясняю все и всем, что были просто смотрины, а потому пригласил в ресторан посидеть, а то много людей в дом не влезет, кажется поняли, но, если что, нас не забывай.

Толини Хоникер спросил: – А кто оплачивал смотрины? Вроде, Марти не при делах. А Валери, я понимаю, не богатая все же настолько, ты тем более.

Втихаря говорю, улыбаясь: – Я вообще-то сам, если что.

Он глаза подымает: – Ты же не работаешь или служишь?

Говорю: – Собираюсь или, вернее, управляю уже.

Действительно с восьми часов утра мать Валери уже должна быть на рынке и от моего имени там все что надо делать. Ремонт и прочее. Поэтому, согласно договору, я этим всем управляю.

Он – сочувственно: – Тоже в лавку устроился?

– Ну нечто вроде, – говорю.

– Тяжело, – он сочувственно мне говорит.

– Да, – говорю, – забодался с договорами, с оплатами, с ремонтом.

Он – удивленно: – Какие договора? Это к хозяину. Ты-то что там делаешь?

– Я э… да я в общем и есть хозяин, если что.

Толини Хоникер: – Как хозяин?

– Ну, лавку на рынке открываю. Буду молоко, мясо продавать, а что?

Он: – Правда что ли?

– А зачем мне тебе врать.

– Слушай, а тебе работники нужны?

– Не знаю. Нужны, наверное, – пожимаю плечами.

– Меня возьмешь? – Толини – с надеждой.

– Возьму, а ты же работаешь, как бы и, вроде, уже, хотя – судя по всему он работает без всяких служу, жизнь с плебейкой – это такой гем… порушение основ, короче, или унижение, но этого я другу не скажу.

– Да я, понимаешь, там нелегально. Хозяин за меня налог не платит. Обещал мне больше платить за это, а платит когда 50, а когда и 40, и то не всегда, а сейчас дела плохо идут у него, вот и вообще 30 заплатил. Это только за квартиру, понимаешь?

– Хорошо, – говорю, – подходи после школы на рынок в молочку, это ряды такие. Там спросишь Мара Пела, скажешь, от меня. На работу. Она тебе найдет занятие.

– А с оплатой как?

– Вот день отработаешь, я спрошу у нее, а потом и поговорим как раз завтра. Идет? – Не тороплюсь, кто его знает, как там и что, а то вдруг Маре не понравится или еще как.

– Хорошо, работодатель. Знаешь, не ожидал. Ты же всегда боло любил.

– Да, говорю, вот и отлюбил. Ты ведь тоже когда последний раз гонял.

– Да с тобой тогда, помнишь? – Толини мне.

– Вот я тогда тоже, – задумчиво хмыкаю.

– Тогда это был последний раз, а потом «черненькая» заболела и все.

– Да, сейчас хорошо все с ней? – я переспрашиваю.

– Да, да сейчас хорошо, – Толини.

Ладно, пойду я. – Я прощаюсь и ухожу.

Вот как иногда-то жизнь давит. А я здесь оболтус был и сейчас как сыр в масле. Да, только вот надо решить с флаконами, потом на рынке с местом, потом с Кастело, потом Марти одежда, потом, э, а когда же, это, учиться? Я же, вроде, и ученик еще. блин, и этот Толини Хоникер мне еще и завидует. Да лучше бы я боло гонял – или все же не лучше?

После школы легкий перекус, и мы расходимся, Марти с Валери к Кастело на работу, отчет, я понимаю, заканчивать. Я на рынок к матери Валери, а там видно, что и как.

На рынке подхожу: да, место, что выделили, малость подзапущено было. Его некоторые втихаря под свалку использовали. Сейчас бригада вон как упирается работает. Подхожу поинтересоваться, где найти хозяина. Мне сообщают, хозяина еще не видели, а хозяйка ушла в администрацию, скоро будет. Потом, подумав, добавляют:

– Если на работу, она никого не берет. Приходили уже, поэтому, если что, ждать не надо.

Я вежливо покивал и стою жду, показывается Мара с Толини Хоникером.

– О, пришел, ну я же обещал.

Мара – ко мне: – От тебя он сказал, верно, да? – Отводит в сторону: – Ты его хорошо знаешь?

– Ну, друг, вместе учимся.

– Смотри, а то приходили тут уже. От конкурентов присылают, а потом или продукты испортят, или еще что. Сам понимаешь, торговля дело такое. Хотя да мал ты еще это понимать.

Пришлось надавить: – Понимаете, Мара, я в вашем деле плохо понимаю. Поэтому давайте вы мне объясните, и я буду понимать лучше. Чем вы ничего не скажете, и «Мы» – с нажимом – потом вместе понесем убытки. Вы – оттого, что вы промолчали, а я – потому что просто не знал, мне никто не сказал, хорошо?

– Умный мальчик, далеко пойдешь. Мне когда договор дали почитать, я, по правде, хотела отказать. Очень мне он не понравился. Эти твои закидоны – потом, думаю, может, развеется все с возрастом. Как я понимаю, видел ты их халифатские срамные танцы, но зачем же это все в договоре указывать-то? Договорились бы сами меж собой полюбовно, чай, я не понимаю. Эх, – легонько стукает в плечо, – молодость, молодость. – Потом: – Дальше, по делу. Коль доверяешь, то вот на него и оставлю бригаду этих строителей. Товар, что я сегодня завезла, я уже продала.

Я – непонимающе: – Как можно продать, если еще не открывались?

– Да, зятек.

Здесь есть выражение: «зять – это муж жены и зятек – муж любовницы», но применяют исключительно в деревнях, в городах не принято. Поэтому Витоли слегка режет слух.

– Не морщись, как есть, так и говорю. Молод еще, если что. Так вот, сдала я соседям все оптом и по цене выше раза в полтора, чем у меня берут в Загорье, понимаешь? Уже окупилось, что привезла, и еще мой поехал, к обеду обещался еще сыр и мясо подвезти. То уже на строительство будет деньга. Сейчас пойдем в администрацию. – Она отдала пару распоряжений. Отвела Толини Хоникера в сторону, что-то сказала, он покивал, и мы пошли.

По дороге сказала: – Объяснила твоему, чтобы гнал всех чужих, потому как не надо нам здесь чужие уши. И это, Витоли, – пусть так буду звать, – коль не нравится тебе «зятек», смотри, в администрации там твои подписи только надо. Я где надо, все сделала, понимаешь? – Я кивнул. – Хорошо, раз понял, молодец. Дальше. Продать здесь можно не все: сыр, масло, мясо пойдет. Сметана – может быть, а вот молоко не пойдет. Сейчас привезла пару фляг, а вот летом вряд ли. Да и сейчас уже тепло, пропадет быстро.

– А холодильное оборудование купить?

– Ты что, оно стоит – мою ферму всю продать, на треть не хватит. Дорого, я вон на лед только замахиваюсь, и то дорого, но вот это надо и никуда не денешься. В общем я тебе рассказала, вот как раз пришли. Полный отчет я принесу, с Валери посмотришь. Потом, что не понятно, спросишь. Все расскажу, вроде, нравишься ты мне. Если бы не договор твой, совсем взрослым бы тогда посчитала. Давай, нам к нему.

Заходим, поздоровался, дали бумагу, почитал, покивал на то, что шептала Мара, подписал, дали еще бумагу. Все хорошо, но проторчали два часа в администрации. В следующий кабинет была очередь небольшая, а потом нужный нам куда-то ушел на минутку, ждали полчаса.

Хоть здесь и совершеннолетний с 21 года и подпись, вроде, недействительна, но после договора, а тем более двух о совместном проживании типа нашей росписи в загсе, вот с этого мгновения действует нечто вроде эмансипации, такое неполное совершеннолетие, его может оспорить только кто-то из родителей Витоли и то только до Витолиного совершеннолетия. Поэтому Мара Пэла, конечно, рискует, но не очень, а в администрации им тем более все равно, договор есть и ладно. Витоли копии все оставил где надо. Могут возникнуть, конечно, непонятки с налогами, они-то только после 21 года, вот поэтому поводу, Мара где надо и подмазала чиновникам. Кстати и договор аренды жилья мог Витоли уже подписать, тот стажер то ли не знал этого, то ли скорее перестраховывался тогда.

Вот к семи и явился домой. Здесь как раз одна Марти крутилась, спросил, где Валери, сказала: – Готовит кушать. Я прибиралась, если что, – это она хвастается мне. – Вот кофточку купила. Красивая, да?

Ну кому что, пришлось и посмотреть, пощупать, и оценить, и похвалить, и позвали есть.

Да, вот это началось у меня.

Таким образом вся неделя, которая почему-то всего восемь рабочих дней, и пролетела. Единственный просвет – среда и пятница, когда оторвался по полной с Натали Сергеевной. Хоть душой отдохнул, ну и телом – так, между делом. А то в голове уже только приход-расход и где взять лед подешевле. Эти совсем недворянские заботы, хотя, может, я и не прав. Вон Видэл тоже весь в делах, и что-то мне кажется, не одними лекарствами он только занимается.

Потом был непростой разговор с капитаном стражи Этихо Хонес. Но в конце договорились, что он возьмет на охрану мое место. Это будет мне стоить еще сто злотов, но сам понимаешь. Мне дополнительно не из своего же кармана сверхурочные стражникам оплачивать. Да и усердие – оно того стоит, потому и согласился. Он, чтобы никто ничего не понял, будет заходить и спрашивать: «Другу ничего не передавали?». Это чтобы никто из продавцов ничего не знал. Если что, мол, передать за товар и все. Кому какое дело, придет капитан и все, а что, может, у него родственники из торговцев.

Маре я, потом все сказал.

Она одобрила: – Правильно, меньше знают – нам лучше.

За неделю в основном лавку отстроили. Правда, как я и думал, в две сотни не уложились, но Мара сказала, что то, что она еще не торгует, и то уже выгоднее, чем просто купцам сдавала у себя в деревне. У нее было трое покупателей купцов-оптовиков там. Вот после перехода на рынок один отказался. Зато двое подняли ей цену закупки, теперь она и им в полтора раза дороже продает, а вот берет у них, как и прежде, по той же цене. Соль и прочее, потому как здесь, в городе, это дороже выходит, да еще и везти потом обратно, совсем невыгодно тогда получается.

С флаконами две пачки не вышло, только полторы, отдал все Кастело, зато полностью рассчитался с Бригидой. Она спросила: «—Еще будут?», сказал: «Да, тебе по той же цене всегда».

Спасибо сказала и убежала. Везде бегает, молодая, задорная и не унывает, счастья ей. В церковь сходил, аж качнуло опять, но, вроде, ничего, прошел номер в очередной раз, а сколько их еще впереди. Я тут подумал на досуге, и пару флаконов после церкви выпиваю уже, хоть слабость и есть, но уже такая, далекая, типа вчера устал, и то уже дело, а то так и концы двинуть можно было.

Где-то на территории рынка.

– Ромило?

– Да, отец. Ты в курсе, что наше место выкупили?

– Это как – выкупили?

– Ну то, где мы схрон организовали?

– И кто посмел?

– Не знаю пока, м-м, там, баба какая-то и два пацана-дворянчика при ней. Надо бы сходить, просечь ситуацию, если что, можно и того, пощипать, а нет – спалим к демонам и все. Давай, сынок, сбегай проверь, но ничего сам им не говори, только разузнай, а я потом подойду, поговорю уже сам. Давай быстро, быстро.

Эпилог

10.04.101 г.

Пришло воскресенье.

Вроде, на сегодня только собирались договор с Валери заключать, а вон как вышло, ну это ладно, пришли мои родители. Сегодня день одежды для Марти. Все согласно договору, блин, живу как в тюрьме. Все по расписанию, только что строем не хожу. Ладно, пусть не в тюрьме, а в армии.

Втихаря сунул две сотни в карман отца. Он сказал: – Я три сотни занял, если что, должно хватить. – Ну-ну. Он еще мою Марти не знает.

Валери ушла к Кастело. Она работает там, пока неплохо, сегодня легче, у нее уже основные отчеты сделаны все. Еще 200 злотов Видэл ей дал, не жадничает он. Да и, думаю, смысл ему значит есть.

Во-первых, свои все, во-вторых, она как бы не получала много, но меньше, чем те же Шмит и сыновья берут за свою работу.

На рынке – это что-то. Тихая Марти – это ураган, тайфун, это не хочу, это не буду, это в прошлом году носили все.

Да, пришлось прибегнуть к поцелуям. Надежное средство и, главное, действует, особенно если чуть-чуть добавить. Она мило краснеет и сразу уже на все соглашается. Правда сильно не надо, потому как она, и согласна, что хватит, наверное, и поедем домой, что-то кушать захотелось.

Но все равно проходили часов до двух, все скупили, что хотели. Даже мне пару костюмов внеплановых, но что поделаешь. Хорошо, паровичок дежурил, он увез и Марти с подарками, и мои вещи сверху.

Я с родителями решил посидеть, перекусить, в ресторан зайти, не часто я с ними вижусь сейчас, они сильно переживают по этому поводу.

До ближайшего было далековато, пошли в местный при театре. Там был небольшой, но весьма солидный. Ведь публика там бывает не чета некоторым. Простолюдины просто не ходят в этот театр, для них около моего дома у родителей небольшой такой есть. Там представления идут, и за серебрушку посмотреть можно. В этот же билета ниже ползлота и не было никогда, дорогое нынче искусство.

Зашли, посидели, цены – да, как в элитном ресторане, но что делать, сидим кушаем. Заказал по мороженому. Мама уже ела, ее угощал кто-то на работе, а отец еще не пробовал такое угощение.

Да, на одежду Марти вложилась в 320, если что, и это хорошо, что еще такой летний вариант.

Вот сидим отдыхаем, уже по этому, летнему и жарко. Здесь же хорошо, тенек, прохлада. Наконец уже уходить собрались, выходит на маленькую сцену, здесь иногда для рекламы кто-то из артистов выступает по чуть-чуть.

Там, фокусы покажут, рассказ смешной прочитает или споет кто-нибудь. Вот и сейчас вышел один, думал, что-то расскажет, но нет, говорит, лотерея будет.

– Приз все знаете: кто набирает 1000 очков, получает поездку к энерджазинам. Итак, кто первый? Прошу, не стесняйтесь, подходите, подходите.

Смотрю, один подошел, второй, третий, а мне и самому интересно стало. Подошли и мы, ничего не понял. Правила простые, берешь билет, это злот стоит. Если тысяча и выше – все, поездка твоя. Меньше – понятно, свободен. Брать билеты можешь сколько угодно раз. Еще есть лотерея, «Семья» называется. Берут на семью, сколько человек пришло, цена та же, но билеты тогда складываются и поездка на двоих всего, и брать можно один раз только в этом случае.

Постояли, постояли и уже собрались уходить, и вдруг один билет открывает – там 700 очков. Вот бы была семья, еще триста – и билет к этим в кармане.

Все поулыбались ему, он только рукой махнул огорченно.

Я постоял, своим ма шу на сцену: – Может, попробуем?

Отец: – Нет, это обман, пошли, сын, и так на мороженое разорились, пошли давай.

Мама, видно, хотела, но против отца она не пойдет, да и деньги у него, если что.

– Ладно, – говорю, – мам, давай я возьму.

Отец: – Нельзя тебе.

– Почему? – смотрю на него.

– Ты несовершеннолетний.

– Ну давай на семью тогда, – я – отцу.

Он – скептически: – Ну выкинь три злота, если так сильно хочешь, владелец фермы, – это он меня так, за то, что специальность инженера на торговлю променял, ему не нравится.

Мне обидно стало – что же это? Я к эльфам давно хотел, правда Натали Сергеевна обещала билет купить, да и сам я, как бы могу, но один, а мне только с кем-то из родителей – обидно же.

Вот и повод будет. Выйдет, не выйдет, а нет – три злота – невеликие, как для меня, деньги. Как раз еще один вытащил 300 очков.

– Вон смотри, все призы растащат, – я отцу показываю.

– Ладно, плачу три злота, – говорю родителям, – брать будете билеты?

Мама хотела, потом: – Нет, бери ты за нас, ты платил, вот и бери сам.

– Открывать только сами будете, – бурчу, – а то интереса не будет никакого. Подхожу к ящику, там можно покопаться, только не видно ничего, рукой только. Залезаю и думаю: «А ну попробовать, магия, все же, чем не способ?». Долго копаюсь.

– Ну вытаскивай уже скорее давай, торопит организатор.

Хотел вытаскивать первый попавшийся, когда смотрю – рядом теплый, вроде. Я его и вытащил. Билет как билет по виду, отдаю матери. Потом залез целенаправленно, ищу такие же теплые. Их и нет почти, наконец нашел, даю отцу.

Лезу еще, ищу, ищу – нет, потом, в уголку – прямо горячий, во то, что надо. Беру его себе.

Устроитель: – Ну что, выбрали? Разворачивайте. – крутится около нас.

Мама первая рвет и раскрывает конвертик. Ого, 300 очков – как хорошо-то!

Папа: – Да, вот у меня еще 700, и мы едем.

Разворачивает – тоже 300 очков. Распорядитель уже хмурится, глядя на нас.

– Ну, говорю, и я за компанию к вам, – разворачиваю – там 500 очков.

Хмурый распорядитель берет билеты, долго их рассматривает, но толпа уже скандирует имя победителя. Деваться ему некуда, и нас объявляют победителями. Дают подарочный сертификат, здоровенный листок разукрашенный. Сам администратор театра прискакал, шоу устроил. Не забыв между делом прорекламировать свой театр – надо же убытки отбить, а ну на 1600 злотов влетел как минимум.

Домой шли в растрепанных чувствах. Конечно, родители хотели на океан съездить, но, во-первых, они вдвоем и летом. Во-вторых, это я еду и с кем-то из них. Долго думали: а как же мои жены?

Проблемы с этими эльфами у меня буквально на ровном месте образовались. Решили отложить на потом, все равно это летом, на занятиях кто меня отпустит сейчас. На том и разошлись.

Пришел домой, хвастаюсь. Ой что тут началось – и когда едем, и что брать, а сколько потом обид стало, что, оказывается, им-то нельзя.

Несовершеннолетние – только с родителями своими притом, и все.

Марти пообещала уговорить отца или мать. Валери сразу сказала: – Не поеду и все, я дома останусь.

То, что Марти не поедет, я уже знал. Дело было, сидели у Кастело, пили кофе, Валери ушла к матери на рынок, там надо было тоже что-то посчитать.

Видэл прямо спросил: – Я билет, если хочешь, куплю и жене, и Марти, но напополам с тобой, хочешь? Потому как Марти – это теперь твои заботы.

Говорю: – Я все понимаю, но лучше я, наверное, сам съезжу, а потом, если понравится, я расскажу, и можно будет в следующий раз.

Он покивал: – Да, это правильно, а то 1600 злотов – не те деньги, что можно на ветер выбрасывать. Их не всякий за два года заработать может, я с ним согласился. Мне тоже, если без рынка считать, два месяца пахать бы пришлось на одних флаконах.

Со мной решила поехать мама.

Отец сказал: – Что я там не видел? Езжай, мне листик привезешь, – смеется, это матери говоря.

Марти дулась почти до самого дня поездки. Приходилось все замаливать и замаливать. Я правда под конец ее секрет разгадал и стал уже наказывать. Самое парадоксальное, что от этого ничего принципиально не изменилось, процесс, как выяснилось, тот же самый.

С Валери у нас получается по утрам и иногда, когда Марти уходит домой, чаще это в воскресенье, и тогда мы уже отрываемся по полной. Она между делом потом моет меня, стоящего в тазике, и из маленького поливает. Надо, говорит, договор соблюдать, очень правильная она временами бывает.

Иногда она на меня хитро смотрит и спрашивает про договор, соблюдаю ли я его. Когда спросил, что она имела в виду, она песпрашивает меня: «Чтобы после нас никого не заводить». Я уточняю: «Кроме этих энерджазинов?». «– Ну кроме них, конечно. – Хотя в свете поездки как-то это уже очень и неоднозначно звучит. – Хотя я, – говорит, – уже жалею, что разрешила, но что теперь говорить, а то знаю я тебя. Заведешь их там десяток, смотри, не больше двух», – смеемся вместе.

По договору я клятвенно говорю, – после тебя никого не завел. Она молчит, но чувствую, о чем-то, видимо, догадывается, но догадки…

Все же женщины – они чувствуют соперниц, а она, в отличие от Марти, не настолько наивна, но зато она никогда и никому ничего не скажет, ей в этом плане я верю. Только наедине, если что, побурчит на меня и все, наверное.

Завтра первое число лета. Экзамены я сдал, со всеми простился. Вот и последняя ночь дома и поутру поезд повезет меня с мамой к океану и к эльфам. Что там меня ждет, не знаю, но очень хочу узнать. И еще мне что-то страшно, чувствую, будет что-то, может, не завтра, но послезавтра точно.

Императорский дворец. Главный храм.

Совещание открыл брат Аврелий: – Я, как представитель западного сектора, ставлю на голосование в сегодняшнюю повестку три вопроса.

Первое – рождение девочек и отсутствие мальчиков и пути решения этого серьезного вопроса.

Второе – энердж… прости, Единый, или эрги, по их собственному наименованию, и наши отношения с ними.

И третье, самое плохое, но, к сожалению, неизбежное, – это возможный скорый конфликт с халифатом.

Кто что может сказать? Высказывайтесь, братья.

Давайте пойдем по первому вопросу, не разливаемся мыслью по древу, как любит брат Толиус. Говорите, брат Эклиус.

– Что я хотел сказать, – начинает речитивом, – нам, нами, моим отделением проведен общий анализ. По статистике в деревнях число полов разнится как 1 к 2 или скорее 1 к 2,3, примерно братья, примерно, не надо выкрикивать, я понимаю, плохо, но что делать. По городам, если что, ситуация и того хуже, слушайте, цифра доходит до 2,5 и даже 2,7, то есть на одного мальчика приходится уже почти три девочки.

– Это почему такое? – брат Толиус.

– Дело в том, что дворяне-господа, а тем более родовые аристократы, миларды, если кто не понимает, если получается два ребенка, больше не заводят детей в принципе, ожидая, или скорее, прямо скажу, отбирая детей у своих несовершеннолетних детей и даже у внучек их сыновей. Уже отмечена пара случаев, когда детей даже продавали ближайшим родственникам таким способом. Ребенок, конечно, от этого только выигрывает, но тенденция – сами понимаете. Молодые семьи начинают совершенно отказываться иметь детей до совершеннолетия, и это еще более усугубляет ситуацию с мальчиками, а в будущем можем иметь проблемы и с самим населением, с его приростом. Ведь если детей отбирать насильно, то семья не захочет иметь никого и дальше…

– Что поэтому поводу говорят сами эрги?

– Они ничего не говорят, но настойчиво просят наших детей, пока не даем, но и выяснить, зачем они им, не удается. Все-таки даже наши послабления в части совместного проживания в порту на их территории наших людей пока ничего особо не дали, но мы руки не складываем, уповаем на Всевышнего, но дела делаем. Пока результата нет, извините, но делаем все, что можем.

– Что по нашим союзникам и врагам, прямо говоря, как у них, по халифатцам, уважаемый брат Эклиус? Они пока не враги нам, чтобы вы ни говорили, не надо накликать. Мы не готовы к войне, в свете проигранного, прямо скажу, морского сражения, не надо морщиться, брат Эклиус. Это была ваша идея, и она не прошла.

– Всегда проходила ведь…

– Не отвлекаемся, братья, тихо, тихо.

– Я продолжу, с вашего позволения. С чего я закончил? Да, в халифатах их четыре жены дают коэффициент примерно 2 или чуть более, но количество рождений там огромно, не знаю, как мы, но рождаемость у них очень большая, и военные, просчитывая наши возможные потери, имеют серьезную обеспокоенность этим обстоятельством.

Я не буду заострять внимание на этом, почитаете доклад главнокомандующего и его заключительную секретную часть. Далее – по нашим союзникам немцам, или, правильно будет – риммам, я продолжу. Союзники пошли дальше и сделали закрытые поселения со своими уставами, положениями и легкими изменениями законодательства, с разрешением женщинам быть на ограниченных мужских постах, быть в страже.

– Неслыханно, неслыханно…

– Тихо, братья, тихо.

– Не знаю, что у них там выйдет, но, по нашим сведениям, эксперименту пока 10 лет всего и их показатель 1,9, что настораживает и немного радует, но есть тенденция, что там может наступит матриархат не так скоро, но все же, не надо на меня смотреть, сведения секретные, не для огласки, братья.

Боюсь, что сто лет назад мы сделали большую ошибку, признав вечно второго единым Всевышним и отторгнув богиню любви Вверену. Боюсь, наш мир или умрет, или… я не буду более продолжать.

– Ересь, ересь, это невозможно, немыслимо, что вы предлагаете, это вернуть всех богов, вернуть Ареса, да мы чуть не погибли тогда в пучине мировой войны. Я категорически против, ставим на голосование, так, 10 против, один – за и один – брат Тезариус, что с вами? Не надо воздерживаться, определитесь.

– Можно я выступлю?

– Говорите.

– Понимаете, после гибели наших доблестных мореходов, – лица присутствующих скривились, – мы произвели нужные действия в газеты по вашей этой звуковой коробке, – ой, не нравится она мне, – и в школах, понимаете, пошла отдача, наши аватары Всевышнего. Вы же знаете, они почти всегда спят, но сейчас пошло некое движение, некоторые двигают частями тел и в восьмом храме самый старый Тойхо…

– Как, Тойхо еще жив? Он же не аватар, он же жрец богини любви Вверены?

– Не важно, брат, э, он перешел, принял служение, я продолжу, с вашего позволения. Вот он на днях открыл глаза и улыбнулся – что бы это значило? Может, силы перебрал, они все сейчас бодрые, если что, нет, глаза ни один не открыл, это аксиома, они смотрят только в глаза богу, многие, вы знаете, даже просят их ослепить или носят повязку не снимая. Да, это событие, но ладно, этот казус не стоит нашего внимания, если не повторится, конечно.

– Переходим ко второму вопросу.

– Братья, давайте перенесем собрание на завтра, пока ознакомитесь с материалами и отужинаем во славу Всевышнего Единого.

– Итак, братья, я продолжу. Что по докладу главнокомандующего?

– Это ложь не может такого быть, как можно женщин брать в армию и тем более во флот?

– Сведения секретные, но все проверено, это факты, братья, и если в армии нам женщины не так страшны, то во флоте это ужасно, учитывая наши потери в офицерах-дворянах, мы не выстоим. Неужели придется брать в союзники эргов – ведь это потрясение основ и чревато новым катаклизмом, поэтому думаем, братья, и не спешим, не спешим, время еще есть.

Поэтому в свете доклада главнокомандующего второй вопрос снимается как практически решенный, но это потом, пока думаем, не спешим, братья.

Третий вопрос мы не готовы обсудить в виду того, что все они сводятся к решению первых двух. Не решим их – и третий, можно считать, уже будет не актуален для нас.

– Ересь, ересь, брат.

– Хорошо, брат, что вы предлагаете?

– Есть доклад Гота.

– Его же сожгли?

– Всенепременно так, еретиков жгут, но его рукописи в главном храме, и они уже изучаются нашими аналитиками, есть даже решение позвать старые кадры и даже снять опалу с первого аналитика. Братья, не надо улыбаться, император в курсе и не против этого.

Только там есть нюансы, но она патриот империи, кто бы что ни говорил, и на этом мы будем и сможем сыграть. Поэтому изучаем, доклад Гота вам будет передан под роспись, и вызываем аналитиков, времени все меньше, а подготовка нужна не менее шести лет, если не больше, но ненамного, что радует.

Другой стороне тоже где-то столько же времени и ни днем больше, что уже, увы и увы, нас огорчает, братья.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Бригида Петовна

  Часть 3. Витоли-Сергей

  Часть 4. Бригида Петовна

  Часть 5. Витоли-Сергей

  Часть 6. Бригида Петовна

  Часть 7. Витоли-Сергей

  Часть 8. Бригида Петовна

  Часть 9. Витоли-Сергей

  Часть 10. Бригида Петовна

  Часть 11. Витоли-Сергей

Глава 6

Глава 7

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Бригида Петовна

  Часть 3. Витоли-Сергей

  Часть 4. Бригида Петовна

  Часть 5. Витоли-Сергей

  Часть 6. Бригида Петовна

  Часть 7. Витоли-Сергей

  Часть 8. Бригида Петовна

  Часть 9. Витоли-Сергей

Глава 8

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Бригида Петовна

  Часть 3. Витоли-Сергей

  Часть 4. Бригида Петовна

  Часть 5. Витоли-Сергей

  Часть 6. Натали Сергеевна

  Часть 7. Витоли-Сергей

  Часть 8. Натали Сергеевна

  Часть 9. Витоли-Сергей

  Часть 10. Натали Сергеевна

  Часть 11. Витоли-Сергей

Глава 9

Глава 10

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Натали Сергеевна

  Часть 3. Витоли-Сергей

Глава 11

Глава 12

Глава 13

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Натали Сергеевна

  Часть 3. Витоли-Сергей

  Часть 4. Натали Сергеевна

  Часть 5. Витоли-Сергей

Глава 14

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Витоли-Сергей

  Часть 3. Бригида Петовна

Глава 15

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Натали Сергеевна

  Часть 3. Витоли-Сергей

  Часть 4. Натали Сергеевна

  Часть 5. Витоли-Сергей

Глава 16

  Часть 1. Бригида Петовна

  Часть 2. Витоли-Сергей

Глава 17

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Витоли-Сергей

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Витоли-Сергей

Глава 25

Глава 26

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Натали Сергеевна

  Часть 3. Витоли-Сергей

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Натали Сергеевна

  Часть 3. Витоли-Сергей

  Часть 4. Зарина

  Часть 5. Витоли-Сергей

Глава 31

Глава 32

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Натали Сергеевна

  Часть 3. Витоли-Сергей

Глава 33

Глава 34

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Витоли-Сергей

Глава 35

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Видэл Кастело

Глава 36

  Часть 1. Видэл Кастело

  Часть 2. Марти Кастело

  Часть 3. Витоли-Сергей

  Часть 4. Зарина

  Часть 5. Витоли-Сергей

Глава 37

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Витоли-Сергей

  Часть 3. Натали Сергеевна

  Часть 4. Витоли-Сергей

  Часть 5. Марти Кастело

Глава 38

Глава 39

Глава 40

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Марти Кастело

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Витоли-Сергей

Глава 46

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Лизири

  Часть 3. Витоли-Сергей

  Часть 4. Валери Пэла

Глава 47

  Часть 1. Витоли-Сергей

  Часть 2. Витоли-Сергей

Глава 48

Глава 49

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg