Георгий Бес Я – Гагарин. «Звездные» войны СССР
© Бес Г., 2016
© ООО «Издательство «Яуза», 2016
© ООО «Издательство «Эксмо», 2016
***
Бои 1945–1962 годов мы выиграли. Сталин, словно мощный разгонный блок ракеты-гиганта, придал стране поистине космическую скорость. И мы шли вперед, пожирая пространство и время. К Победе! К Победе! К Победе!
Начинались «ревущие шестидесятые»…
Максим Калашников.Битва за небесаПролог
Сознание возвращалось медленно, зрение застилала пелена, как будто глядишь из-под воды. Ломит все тело, голова раскалывается. По подбородку течет что-то липкое. Отстегнутая непослушными, негнущимися пальцами кислородная маска с гофрированным шлангом болтается у рта. Он облизнул пересохшие губы. Все же катапультирование – испытание серьезное даже для тренированного летчика. Сознание вернулось полностью, но голова все еще кружилась. Летчик отстегнул замок туго затянутых ремней грудной перемычки подвесной системы парашюта. Оранжево-белый купол трепыхался на траве.
А в воздухе уже стрекотали лопасти поисково-спасательного вертолета. Вскоре сильные руки помогли летчику освободиться от тугих ремней подвесной системы парашюта.
– Юра! Лейтенант Гагарин, ты в порядке? Сколько пальцев?
– Три… Я в порядке.
Юрий… Да, его так зовут. Юрий Алексеевич… Гагарин? Тут что-то не то. Последнее, что он помнил, – как рванул держки катапультной системы, и мощный удар вышвырнул его из задней кабины специально переоборудованной «спарки» «МиГ-15УТИ». Потом секундное помрачение сознания – при жестких перегрузках это явление нормальное. Шла обычная отработка катапультирования в рамках программы подготовки в Отряде космонавтов, и это было не первое его катапультирование. Но на этот раз что-то пошло не так.
И хотя все прошло штатно, дело было в другом. Из задней кабины истребителя «МиГ-15УТИ» катапультировался кандидат на первый космический полет, но на землю спустился не лейтенант Гагарин. Это был совершенно другой человек.
Глава 1 Человек, который запутался во времени
«Броня крепка и танки наши быстры!» – подумал старший лейтенант Юрий Савин, глядя на ворочающиеся в грязи с ревом и скрежетом боевые машины пехоты БМП-2.
Бывший инженер донецкого радиоэлектронного завода «Топаз» был командиром ремонтно-эвакуационной роты бригады «Призрак». Украинские войска постоянно били по Донецку и Луганску из всех орудий, «крыли» «Градами» и «Ураганами». Вот так киевская власть «восстанавливала конституционный порядок» на непокорном Донбассе. Край шахтеров и металлургов восстал против новых бандеровцев и нацистов. До недавнего времени Юрий Савин был типичным «пиджаком» – в армию он пришел с оборонного завода. Район «Топаза», примыкающий к железнодорожному вокзалу Донецка, постоянно обстреливала украинская артиллерия. Но люди все равно продолжали работать и сражаться. Недавно несколько артиллерийских снарядов «прилетело» прямо в рынок возле вокзала, погибли мирные люди.
После этого инженер высшей категории Юрий Алексеевич Савин пошел в ополчение Донбасса. На тот момент в Донецке и Луганске уже действовали разношерстные, порой самые экзотические отряды, батальоны и спецгруппы. Русская Православная армия, батальоны «Восток» и «Оплот», подразделения Казачества, «интернациональные бригады» из Сербии, Испании и Франции держали различные участки обороны на общем фронте против бандеровских фашистов. За Донбасс сражался даже батальон «современных» язычников – «Сварожичи».
Но Савин выбрал для себя 32-ю отдельную механизированную роту бригады «Призрак». Это подразделение было известно еще под именем Добровольческого коммунистического отряда. Ну и, в самом деле, куда еще мог пойти добровольцем бывший инженер сорока семи лет от роду, который видел величие и гибель Советского Союза и приспосабливался к жизни уже в новом мире?..
* * *
Юрий презирал современное общество потребления так, как может презирать его советский интеллигент-«технарь». Но его навыки инженера год от года ценились все ниже в «независимой и демократичной» Украине. На хлеб пока хватало – и то хорошо. Хотелось чего-то большего, лучшего – настоящего!..
Он рано остался без родителей. Отца, авиационного инженера, подкосила потеря надежд и перспектив в «лихие девяностые». Мать, учительница русской литературы, тоже быстро угасла, влача жалкое существование на те копейки, которые ей выделяла «незалежная Украина».
Единственной отдушиной для Юрия была любовь к авиации, которую привил ему еще отец. До войны Савин занимался в аэроклубе «Моспино», был спортсменом-пилотажником, летал на легкокрылом «Як-52», прыгал с парашютом. Но и на это увлечение денег катастрофически не хватало. На коллег по работе его рассказы о полетах и прыжках с парашютом производили вполне однозначное впечатление. «Экстремал, блин! С жиру бесится», – так думали многие. «Деньги на ветер выбрасывает! А в стране, между прочим, кризис», – выносили вердикт дамы средних лет, крепко стоящие на моральных устоях нерушимости раз и навсегда выбранного мирка, в котором все предопределено заранее.
По вечерам Савин коротал время за книгами – еще одна странность в век компьютерных технологий и засилья Интернета в мозгах обывателей. Часто он перечитывал роман-дилогию Эдмонда Гамильтона «Звездные короли. Возвращение на звезды». И невольно сравнивал себя с главным героем. Что поделаешь, Юрий Алексеевич Савин был романтиком – представителем той категории людей, о которой во все времена говорят, что они не приспособлены к жизни и вообще «вымирающая порода». Но как-то так получается, что именно романтики и движут этим закостеневшим в предрассудках обществом.
* * *
Как говорил герой известного фильма Романа Качанова «ДМБ», «мне было душно от мира. Мир ко мне симпатий тоже не испытывал…». Точно так же чувствовал себя и Савин.
В ополчении Новороссии «пиджаку» Савину с самого начала пришлось нелегко. Но все же здесь, в бригаде «Призрак», он встретил единомышленников. Алексей Мозговой в некотором смысле и сам был романтиком. Причем – весьма жестким и прагматичным. Чувство справедливости у него всегда было на первом месте. Того же он требовал и от подчиненных. Так что Юрий при участии новых друзей освоился с армейской жизнью. Пригодились его инженерные навыки, знания и опыт. Правда, весьма своеобразно.
– Инженер-электронщик? Пойдешь в ремонтно-эвакуационный взвод. Нам как раз не хватает специалистов по электропроводке и прицелам «бэшек»[1], – вынес свой вердикт зампотех, тоже дядька в годах с погонами капитана.
Но сначала Юрия Савина вместе с другими новоприбывшими прогнали через двухнедельный «Курс молодого бойца». Тело ломило и болело жутко, легкие можно было выплюнуть, но инструктора действовали жестко и эффективно. За две недели Юрий высадил бесчисленное количество патронов из автомата, метал гранаты, осваивал навыки оказания первой помощи в боевых условиях. Учился правильно бегать и правильно ползать. «Пуля – дура, ей кланяться надо!» – приговаривали инструктора. И – не зря.
Кроме того, неожиданно для самого себя Юрий Савин открыл для себя талант наводчика-оператора боевой машины пехоты. Особенно – в плане пусков управляемых противотанковых ракет. В принципе еще на военной кафедре Донецкого политехнического института, ставшего сейчас Техническим университетом, Юрий осваивал управление и стрельбу из БМП-1 и БМП-2. Но то когда было… А сейчас вот у него получалось, и неплохо. Правда, все же годы давали о себе знать.
Поэтому «родной» для Юрия Савина стала ремонтно-эвакуационная техника в количестве трех единиц БРЭМ на базе танка «Т-72». Бронированная ремонтно-эвакуационная машина была оснащена стрелой подъемного крана, лебедкой и даже сварочным агрегатом. Такая техника позволяла выполнять эвакуацию поврежденных БМП, бронетранспортеров и даже танков под огнем противника и чинить технику в полевых условиях.
Наверное, сказалось физическое и эмоциональное напряжение первых недель в ополчении, и Юрию Савину стали сниться удивительно яркие и реалистические сны. Ему казалось, что он летит в реактивном истребителе, он даже мог примерно назвать его тип: не то «МиГ-15», не то «МиГ-17». И вот происходит отказ двигателя, стремительный самолет мгновенно тяжелеет и валится на крыло. Нужно немедленно катапультироваться, Савин ставит ноги на подножку кресла, дергает держки катапульты, и… Перегрузка сдавливает грудь, выбивая из легких воздух, – и в этот самый момент он просыпался.
Савин вспомнил свой любимый роман Эдмонда Гамильтона «Звездные короли». В книге главный герой во сне слышит голос из будущего, который и провел его по лабиринту времени. Юрию никакие голоса, слава богу, не слышались. Но сон, один и тот же, снился с завидным постоянством.
Но вскоре от снов остались одни кошмары. А еще через некоторое время начался кошмар наяву – Вооруженные силы Новороссии начали наступление на Дебальцево.
Бригада «Призрак» Алексея Мозгового показала в ожесточенных боях высокую эффективность. Учения и боевое слаживание подразделений не прошли даром. Перед боем Юрий лично проверил все вверенные ему боевые машины. И теперь, глядя, как ворочаются бээмпэшки в снежной грязи, он украдкой перекрестил их. Хотя его подразделение и называлось Добровольческий коммунистический отряд. Ну да «кто на войне не бывал, тот Богу не молился»!..
На второй день боев в расположение ремонтно-эвакуационного взвода примчался ротный.
– Юрий Алексеевич, у нас на второй машине наводчика ранило. Мина, сука, рядом разорвалась!.. Пойдешь оператором-наводчиком?
– Пойду. – Савин надел свой танкошлем, подхватил автомат с примотанным черной изолентой запасным магазином. – А кто на машине командиром – Игорь?
– Ты и будешь командиром, Игорю осколками бедро распахало, еле до госпиталя довезли… Там ща такой пипец! – махнул рукой ротный.
Бээмпэшка была знакомой до винтика, он сам перебирал в ней систему наведения. Сверху на башне стояла толстая труба «Фагота». Башня и борта БМП-2, как раз в районе боевого отделения, были дополнительно усилены наваренными броневыми листами. Вдоль бортов, прикрывая ходовую часть, тянулся импровизированный экран из транспортерной ленты. Лоб машины тоже прикрывали дополнительно наваренные листы брони.
– Ну что, Юрий Алексеевич, «Поехали»? – улыбнулся механик-водитель в когда-то камуфляжной промасленной куртке и таких же брюках.
– Давай, Саша, поехали…
Савин поудобнее устроился в кресле наводчика-оператора, и БМП-2 с надписью «Мщу за Луганск!» по борту рванулась вперед.
Едва вышли на исходную в составе ротной тактической группы, как над головой «прошуршали» тяжелые 120-миллиметровые мины. Из-за перелеска взлетели огненные шары «Градов».
– В атаку!!! – сквозь треск помех прохрипела рация. Савин, нажав тангету, продублировал команду.
При поддержке трех танков «Т-72» ротная тактическая группа бригады «Призрак» пошла в атаку. Нужно отдать должное Алексею Мозговому – связь и взаимодействие в его бригаде были налажены на должном уровне. «Народный комбриг» понимал, что в современном бою важно не только количество танков, БМП, гаубиц и «Градов», но и их взаимодействие и боевая работа в интересах пехоты. Слаженно действовала и разведка, поэтому части и подразделения защитников Донбасса шли не наобум. И все же сопротивление противника было яростным.
Украинские войска отвечали из всего, что у них было, дорогу наступающим механизированным группам войск Новороссии приходилось буквально «прогрызать».
Впереди взметнулись разрывы «Градов», фонтаны огня, дыма и мерзлой земли еще не успели осесть, а штурмовая бронегруппа уже рвалась вперед. Савин засек замаскированный бандеровский БТР. Неуклюжий «Буцефал» выглядел сараем на колесах из-за наваренных поверх брони противокумулятивных решеток. Угловатый высокий огневой модуль выдал бандеровский бронетранспортер. Юрий развернул «Чебурашку» – штурвал-джойстик системы управления оружием – и приник к прицелу. Дистанция – 1600 метров, угловатый силуэт бандеровского броневика впечатался в перекрестие прицела. Савин нажал на гашетку. Автоматическая 30-миллиметовая пушка «2А-42» отозвалась дробным стуком короткой очереди. Наводчик-оператор увидел россыпь трассеров, которые легли вокруг «укроповского»[2] броневика. Несколько снарядов оставили вспышки попаданий на броне «Буцефала». «Укрофашистский» БТР начал неуклюже пятиться, дав в ответ очередь из автоматической пушки наобум. Разрывы легли в стороне от бээмпэшки Савина. Юрий подкорректировал прицел и вновь ударил из пушки. На этот раз россыпь малиновых трассеров буквально осыпала угловатый силуэт бандеровского БТРа. В ленту автоматической пушки были заряжены БЗТ – бронебойно-зажигательно-трассирующие снаряды и ОФЗТ – осколочно-фугасные трассирующие снаряды, «один к трем». И вот полтора десятка 30-миллиметровых «подарочков» превратили угловатый «Буцефал» с трезубцами на броне в решето!
В тесной башне бээмпэшки стало нечем дышать от пороховых газов, вентилятор вытяжки и открытый настежь башенный люк помогали слабо. Но Савин увидел в прицел, как полыхнул бандеровский бронетранспортер от детонации боекомплекта.
Откуда-то сбоку по броне БМП-2 ударил автоматический гранатомет. Дымные фонтаны взрывов взметнулись по сторонам от боевой машины. Но выстрелы «АГС-17» не могли пробить усиленную броню боевой машины пехоты. Савин развернул башню и саданул из пушки. Больше оттуда уже не стреляли.
– Броня-4, я – Призрак-8, «обработай» пятиэтажку справа на перекрестке. На втором этаже – «Утес», пройти не дает.
– Я – Броня-4, тебя понял, выдвигаюсь! – Савин нажал тангету рации.
Боевая машина пехоты разогналась и понеслась по улице к нужному перекрестку. Мимо пронесся дымный шлейф реактивной гранаты из РПГ, но взрыв полыхнул в стороне на обочине дороги. Бээмпэшка прорывалась сквозь свинцовую метель, автоматные пули и осколки секли броню, но пробить ее не могли. С ходу мехвод свернул за развалины ближайшего дома.
К боевой машине, пригибаясь, подбежали несколько бойцов штурмовой группы бригады «Призрак». Командир постучал прикладом автомата по броне.
– Чего тебе?
– Дом видишь?
– Ага, – закашлялся от порохового дыма Савин.
– Врежь по второму этажу, там «бандерлоги» окопались.
– Понял.
Боевая машина пехоты выскочила на перекресток и развернула башню. Скорострельная 30-миллиметровая пушка саданула длинной очередью почти в упор. Россыпь взрывов изрешетила многострадальную хрущевку. Бронебойные снаряды прошили ее, словно фанерный дачный домик, а осколочно-фугасные – вымели «бандерлогов» раскаленной метлой огня и стали.
Штурмовая группа «Призраков» добавила из «подствольников», застрекотал пулемет Калашникова, прикрывая наступление. Савин тоже добавил из спаренного с пушкой 7,82-миллиметрового пулемета. Получилось от души. Штурмовая группа подобралась вплотную к зданию и забросала уцелевших бандеровцев ручными гранатами.
– Спасибо, Броня-4! Дальше мы уже сами… Закрепляемся в доме до подхода основных сил.
В этот момент грохнуло совсем рядом. Соседний дом буквально сложился от прямого попадания тяжелого снаряда. Клубы дыма и пыли взметнулись вверх. Во все стороны полетели обломки бетона и острейшие осколки битого стекла.
– Что это было?! «Арта»?..
– Ни хрена – на соседней улице танк!
– Твою мать! – Механик-водитель резко сдал назад, и БМП-2 развернулась буквально вокруг своей оси.
Савин приник к прицелу и увидел бронированную лобастую тварь. Грязно-зеленый танк «Т-64Б» с белыми полосами на лобовой броне и бортах ворочался на соседней улице метрах в восьмистах от перекрестка. На длинной хворостине антенны болтался грязный сине-желтый флаг.
Вот на этот случай Савин и приберег противотанковую ракету «Фагот» на башне БМП-2. Управляемый комплекс «9К-111» мог стрелять на два с половиной километра. Юрий навел перекрестие прицела и нажал гашетку. Управляемая ракета вырвалась из транспортно-пускового контейнера, раскрылись сложенные крылья. Наводчик-оператор держал перекрестие прицела у основания башни бандеровского танка все время полета управляемой ракеты. За ней тянулись тончайшие провода радиокомандной линии управления, а горящий в хвосте ярко-малиновый трассер облегчал наведение. На лобовой броне «укроповского» танка полыхнул взрыв – сработали «кубики» динамической защиты. Тем не менее, получив попадание одного ПТУРСа, танковый экипаж «бандерлогов» поспешил ретироваться с поля боя. Ведь за одной ракетой могла последовать и вторая.
– А, сволочь, пятишься!!! – заорал Савин.
В этот момент сильнейший удар в левый борт сотряс БМП-2 бригады «Призрак». Против кумулятивной реактивной гранаты «РПГ-7» броня боевой машины была бессильна. Перед глазами Юрия Савина полыхнула ослепительная огненная вспышка. Последней мыслью угасающего сознания было: «Жизнь прожита не зря…»
Глава 2 Нелегкий путь к новому дому
Странный сон Юрия Савина о полете на реактивном истребителе каким-то невероятным образом воплотился в реальность! И окончился катапультированием и перегрузками! На мгновение, когда Юрия выбросило из кабины «МиГ-15УТИ», сознание уже привычно померкло. В себя он пришел, уже раскачиваясь под куполом, а в лицо дул свежий ветер. Имея за плечами полсотни парашютных прыжков, Савин кое-как сгруппировался, но все равно приземление было жестким, и он снова потерял сознание. В себя пришел уже на земле, нестерпимо болело все тело, а голова просто раскалывалась. Его нашли и на вертолете отвезли в госпиталь. Все время Юрия не оставляла мысль о нереальности происходящего. Как будто он влез в шкуру другого человека. Похоже на раздвоение личности, но при этом Юрий не чувствовал дискомфорта, как будто другая, не его часть сознания подсказывала ему правильные решения.
В госпитале его поместили в отдельную палату и поставили капельницу, назначили уколы. Савина удивила обстановка. Было видно, что клиника – не из последних, а вот оборудование было будто бы из советских кинофильмов, одни стеклянные шприцы с довольно толстыми навинчивающимися иглами чего стоили! Он такие только в детстве видел.
– Скажите, а тут можно взять почитать газету? – поинтересовался он у медсестры.
– Лежите спокойно, товарищ старший лейтенант. Вам пока запрещено напрягать глаза. Вот все анализы сделаем, тогда, может, доктор и разрешит.
Старший лейтенант? Савин окончил военную кафедру при Донецком техническом университете и действительно был лейтенантом запаса войск ПВО. Специализировался на зенитно-ракетном комплексе «Стрела-10М». А потом по выслуге лет получил звание старлея. Но только и всего. Откуда медсестра знает его офицерское звание?
Н-да, дела…
Ну а пока он выполнял все предписания строгих врачей. Савину делали уколы, ставили капельницы, брали кровь на анализ. Врачи кроме лечебных процедур прописали ему еще и специальную диету. И, кстати, кормили здесь очень вкусно. Юрий, привыкший к картонным хот-догам и бумажным гамбургерам, откровенно наслаждался вкусом настоящего мяса и другими столь же натуральными продуктами.
Дней пять спустя его осмотрели сразу три врача. Причем под белыми халатами у них были зеленые форменные офицерские рубашки. После долгих постукиваний по его бренному телу, проверки рефлексов, пальце-носовой пробы Ромберга и прочих медицинских премудростей старший из врачей вынес вердикт:
– В общем, вы здоровы, товарищ лейтенант. Пару дней еще понаблюдаем, а потом будем готовить выписку, и вернетесь к своей обычной программе тренировок.
– Благодарю вас, товарищ генерал-полковник, – ответил Юрий. Каким-то шестым чувством он угадал звание врача. Точнее – военврача. И это была не одна странность. – Тогда разрешите мне свежую газету?
– В принципе не возражаю.
* * *
Чтение повергло инженера Савина Ю. А. в шок. Нет, так не бывает! Из свежего номера «Правды» от 20 августа 1960 года он узнал, что наряду с военной космической программой, направленной на сдерживание агрессии американцев в космосе, советские ученые днем ранее успешно провели запуск космического корабля «Спутник-5» с Белкой и Стрелкой на борту. Собаки благополучно вернулись на Землю.
«Это решительным образом доказывает мирные инициативы СССР в деле освоения космоса. Но если американские ястребы попытаются нанести ядерный удар из космоса, то их постигнет быстрое и сокрушительное поражение!» – заявил в своем выступлении Генеральный секретарь ЦК КПСС и председатель ГКО В. И. Сталин. И фотография моложавого брюнета с пронзительными (отцовскими!) карими глазами в форме генерал-майора ВВС.
Ни хрена себе!
Газета спланировала под ноги. Нет, ну так не бывает! Какого черта?! У него просто в голове помутилось от катапультирования. И тут Юрий крепко задумался во второй раз: какого катапультирования? Катапультирование ему навязчиво снилось там… (А где это – «там»? И что такое – «здесь»?) Похоже, он вообще запутался…
Чтобы хоть как-то развеяться, Юрий решил прогуляться по больничному парку. Надев больничный халат поверх казенной пижамы, он вышел в коридор и осторожно спустился по лестнице. Сам госпиталь его не шибко-то и впечатлил: больница как больница, советского образца. Во дворе спешили по своим делам гражданские и военные. Последних было существенно больше. Да и форма на офицерах была какая-то чудная, будто бы с поздравительной открытки к 9 Мая.
В парке на лавочке он завел беседу с пожилым дядечкой, судя по выправке, офицером. Но больничная одежда сейчас сглаживала субординацию.
– Что вообще в мире делается? – задал Савин неопределенный вопрос.
– Да все как обычно. С тех пор как мы американцам холку намылили в Корее, так и вообще сидят себе смирненько. Только грозят больно уж страшно, – ухмыльнулся офицер на излечении. Видно, что и ему самому хочется немножко побыть гражданским, вне тесноты погон и строгих рамок субординации. Что ж, военные – тоже люди. – А ты, что ли, в командировке был?
– Что-то вроде того, – ушел от прямого ответа Савин.
Собеседник его реакцию понял по-своему. Что ж, время, можно сказать, военное, у каждого свои секреты.
– Ну а как иначе? После того как Никита-Кукурузник обосрался с американцами, его быстренько сняли. Ну ты эту историю сам знаешь. Все же у Лаврентия Палыча и Георгия Константиновича власти побольше было… Так-то. Переломили они хребет Никите Сергеевичу – сейчас он на должности иностранного атташе по сельскому хозяйству – мелиорацией Монголии заведует и посевы кукурузы там внедряет большими объемами. И, кстати, умные люди говорят, что он уже и там наших монгольских товарищей порядком задолбал! Что тем более странно, учитывая общую невозмутимость восточных людей. Ну ничего – чую, что скоро Никиту Сергеевича и вообще отправят в пустыню Сахару – новый Беломорканал строить и там кукурузу выращивать! Уж Лаврентий Павлович поспособствует по старой дружбе. Его же ведь тогда чуть было не расстреляли…
Вернувшись к себе в палату, Савин еще раз внимательно вгляделся в отражение в зеркале. Поначалу, после пробуждения от странного забытья после учебного катапультирования, он не понимал тех странных ощущений и ассоциаций, которые испытывал. Относил все это к последствиям испытанных перегрузок. Но теперь все становилось на свои места, но от этого не выглядело менее невероятно. И еще долго Савин замирал по утрам, когда брился, и подолгу глядел в отражение лица молодого парня, которого знал только по фотографиям. Теперь это был он сам.
* * *
В день выписки Юрию выдали чистую отутюженную форму старшего лейтенанта ВВС. И офицерское удостоверение на имя Юрия Алексеевича Гагарина. Честно говоря, Савин даже и не удивился. За последние дни каждое утро, подходя к зеркалу, чтобы побриться, он видел в зеркале свое отражение – свое привычное и вместе с тем будто чужое. Словно смотрел на друга, которого знал очень давно. Теперь он понял, кого видел в зеркале и почему отражение казалось ему таким знакомым!
Юрий Савин (или – Гагарин?) не сомневался более ни минуты – решение пришло мгновенно, как вспышка озарения. Если он каким-то чудом перенесся в удивительную страну Советский Союз, где правит Василий Иосифович Сталин, молодой маршал авиации, опираясь на сильных мира сего, не олигархов, как в том мире, а всего-то навсего – Берию и Жукова, то так тому и быть. Подсознательно инженер хотел такой большой жизни, полной подвигов и свершений. Получится ли у него? Не может не получиться!
После госпиталя старшему лейтенанту Юрию Гагарину полагался десятидневный отпуск без учета дороги. Но жена Валентина вместе с маленькой дочуркой Леночкой жили в Звездном городке, куда их Гагарин перевез в марте 1960 года. Так что у Юрия было немного времени, чтобы погулять по Москве. Что с удовольствием он и сделал.
Шла вторая послевоенная пятилетка, и в столице Советского Союза позитивные изменения, как нигде, бросались в глаза. По широким московским улицам двигался непрерывный поток автомобилей. В особенности Юрию Савину, ставшему волею судеб Гагариным, бросались в глаза стремительные, будто сглаженные аэродинамическим напором силуэты легковушек «Победа». Очень много было и трофейных немецких и американских машин. В общем потоке ехали автобусы и троллейбусы. Для человека из XXI века были непривычными дизайнерские решения пятидесятых-шестидесятых годов, да еще и альтернативной реальности – «СССР, которого не было». Особенно поразили Юрия стремительные, вытянутые легковушки «Ракета» с изящными «крыльями» по бокам багажника.
На тротуарах люди спешили по своим делам. И одеты они были отнюдь не в серые безликие робы, как в фильме «Стиляги». Обычные костюмы, только вот брюки, пожалуй, широковаты, но на то она и мода. Кстати, брючные костюмы носили не только мужчины, но и женщины. Легкие летние платья и сарафаны молоденьких девушек элегантно и без излишней пошлости подчеркивали изящные изгибы ладных и крепких фигурок. В большинстве своем ни излишней полноты, ни «Мы рады слышать вас! Вы подарили нам надежду!». Тяжеловесный, но устремленный ввысь «сталинский ампир» тоже потрясал воображение. Рядом с высотками, так называемыми «сталинскими сестрами», строились кинотеатры с крышами, напоминавшими наклонные эстакады для старта реактивных космопланов.
Юрий Савин помнил, как в юности листал старые подшивки журнала «Техника – молодежи». Там художники изображали прекрасные белоснежные города под прозрачными куполами, тракторы-роботы, прекрасно сложенных загорелых людей под парусами яхт, космические самолеты и русские базы на Луне. А сейчас он видел, как воплощаются эти утерянные в его времени и пространстве мечты! Это были его времена – пронизанные дикой, неуемной энергией русских побед.
Очень много в Москве было военных, особенно – летчиков, судя по голубым околышам фуражек и такого же цвета погонам и петлицам. Юрий несколько раз козырял офицерам, причем делал это абсолютно автоматически. Видимо, сказывались рефлексы старшего лейтенанта Гагарина. Много было и тех, кто воевал. Их Юрий мог приметить еще издали по необъяснимому ореолу уверенности в собственных силах. Еще свежи были воспоминания о Великой Отечественной, и совсем недавно завершилась Корейская война, в этой реальности окончившаяся созданием единой коммунистической Корейской Народно-Демократической Республики.
Вот что поразило Савина – так это изобилие. Витрины продуктовых магазинов буквально ломились от всевозможных колбас, копченостей, сыров, рыбы и прочих деликатесов. Ну и конечно же – знаменитые черная и красная икра! Конечно, Юрий, как человек, в зрелом возрасте переживший кризис «стыдливых восьмидесятых и бесстыжих девяностых», смотрел на витрины магазинов, как на музейную выставку. Как оказалось, что и стоит это не так уж и дорого. На деньги, которые ему выдали при выписке вместе с документами на имя Юрия Алексеевича Гагарина, нежданный гость в иных временах и иных реалиях мог достаточно безбедно жить.
На улицах висели красочные плакаты «1960 год – год великих побед!». На плакате несся над Землей спутник, красовались «космические собаки» – Белка и Стрелка, летела первая в мире станция «Земля – Луна» – с надписью СССР, раскалывал ледяные полярные просторы первый в мире атомоход «Ленин», прорезая мрак северной ночи снопом электрических лучей. Юрий был горд, что живет в величайшей стране мира, способной потрясать небеса. И погоны на его плечах обязывали ко многому.
Офицерское звание, тем более – летчика, здесь значило очень много, давая не высосанные из пальца копеечные «льготы», а вполне ощутимые привилегии. Юрий чувствовал себя причастным к масштабному общему делу, ощущал себя – впервые за много лет – нужным и полезным этому обществу. А это мотивировало похлеще, чем просто потребительский «закон прибавочной стоимости». И шел он по широким московским улицам и проспектам, развернув плечи, с гордой осанкой и выправкой настоящего офицера. В его поведении не было ни на йоту рисовки, превосходства над окружающими, просто он действительно ощущал себя летчиком – защитником мирного неба своей огромной страны.
* * *
Хотя все было не так-то и просто. До прошлого года американские разведчики-бомбардировщики «RB-47» и «высотные соглядатаи» «U-2», английские «Канберры» практически постоянно вторгались в воздушное пространство СССР. Противопоставить им было практически нечего. Конечно, получивший за воздушную войну в Корее «Золотую Звезду» Героя Евгений Пепеляев со товарищи показали, что прорыв высотных поршневых бомбардировщиков «B-29» «Суперкрепость» практически невозможен. Реактивные краснозвездные молнии истребителей «МиГ-15» и «МиГ-17» били их влет!
Но 4 сентября 1950 года четверка поршневых истребителей «Корсар» с авианосца «Вэлли Фордж» расстреляла в воздухе над Желтым морем наш двухмоторный разведчик «Дуглас» «А-20». Погибли пилот и штурман – лейтенанты Карполь и Мишин, а также воздушный стрелок-радист сержант Макогонов. Молодые ребята попросту не ожидали смертельной атаки от недавних союзников, ведь они ясно видели белые американские звезды на темно-синих крыльях палубных «Корсаров». А избалованные легкими победами американские мальчики расстреляли их, словно в тире, сияя белозубыми улыбками.
Уже 8 сентября два реактивных истребителя «F-84» «Шутингстар» нанесли штурмовой удар по аэродрому Сухая Речка под Владивостоком, где дислоцировался 821-й истребительный авиаполк 54-й воздушной армии. На земле сгорели девять старых винтовых «Аэрокобр», поставленных американцами еще в сорок пятом, по ленд-лизу.
Еще летом 1950 года к базам Балтийского флота в Эстонии пытались прорваться два шведских самолета: летающая лодка «PBY» «Каталина» и самолет радиоэлектронной разведки «Дуглас-3». Гидросамолет-нарушитель перехватили и сбили у острова Хийума пара истребителей: старшие лейтенанты Семерников и Яценко-Косенко. A радиоэлектронный разведчик «DC-3» «Дакота» совершил свое последнее пике у Вентспилса от атаки «МиГа-15» капитана Осинского.
В августе 1951 года пограничники НКГБ отловили в Молдавии американских парашютистов – завербованных эмигрантов Османова и Саранцева. Предатели были заброшены на нашу территорию с диверсионными и террористическими заданиями с авиабазы в Греции. После выполнения миссии они должны были пробираться в проамериканскую Турцию. Оба были расстреляны – суровость законов являлась в те времена благом для миллионов обычных граждан. Ни одно преступление не оставалось безнаказанным, ибо безнаказанность преступников как раз и порождает беззаконие.
В октябре того же года США предпринимают смелую операцию, пытаясь разжечь гражданскую войну в Албании, которая при Сталине была верным союзником империи. Группы агентов-эмигрантов инструкторы ЦРУ готовят в лагерях, разбросанных по Ливии, на Мальте, Кипре и Корфу. Один из лагерей располагался в немецкой зоне оккупации Германии, в Баварии, неподалеку от знаменитой ставки Гитлера в Берхтесгадене. Но во время ночной высадки их встречают пулями. Ким Филби, связной британской и американской разведок, работал на русских. Поэтому Иосиф Сталин узнал о готовящемся десанте и предупредил албанского лидера Энвера Ходжу…
В апреле 1953 года русские спецслужбы снова ловят четырех парашютистов-бандеровцев, которые были выброшены на Украине с американской «летающей крепости», стартовавшей из Греции. Трое из них, как оказалось, были «подарены» американцам гитлеровской разведкой. При шпионах кроме разведывательного снаряжения нашли портативные радиомаяки.
У диверсантов ЦРУ был приказ: провести операцию внедрения в Киеве и Одессе и ждать заданий от радиоцентра в Западной Германии…
В том же 1953-м были десантированы: парашютист Хмельницкий – в Белоруссии, агент Кравец-Сорокин – близ Краснодара. В 1954 году была перехвачена и задержана группа Кудрявцева на Урале, а в 1955-м – Кукк и Тоомла, заброшенные в Эстонию[3].
* * *
Но и среди тех, кто в свои тридцать пять – сорок лет тревожно вглядывался в изумрудное мерцание радаров, было немало офицеров, которые прошли Курскую дугу и Сталинград, освобождение Украины и Белоруссии, огненный ад Берлинской наступательной операции. Они учили таких, как Юрий Гагарин, личным примером мужества и тяги к знаниям, ответственности и любви к Родине. Да и молодые офицеры подчас хранили в памяти детские впечатления от марширующих по нашей земле гитлеровских колонн, виселиц, страшных приказов немецких комендатур, расклеенных по стенам. Такое никогда не забывается. А тогда это было так живо и ярко.
Например, командующий ПВО Московского военного округа Евгений Савицкий сбил 28 немецких самолетов, в том числе и первый в мире турбореактивный истребитель «Мессершмитт-262». Дважды Герой маршал Савицкий любил устраивать подчиненным внезапные проверки. Подлетая на реактивном истребителе к аэродрому, он бросал в эфир: «Я – «Дракон»! Перехватывайте меня!»
Юрий Савин внутренне усмехался. Он помнил, как в девяностые годы после распада СССР, в его времени, стало дурным тоном Родину любить. На смену патриотизму, изрядно потрепанному «совковой» обывательщиной, пришло потребление всего и вся. От масштабных идей отмахивались – мол, все это пафосная чушь! Проще надо быть, набивать карманы и брюхо, наслаждаться… О патриотизме вспомнили уже тогда, когда война разразилась на пороге России – в Донбассе.
* * *
Мысли Юрия приняли иной оборот. Как встретит его семья? Семья… Там, в другой жизни, он был однажды женат, но его брак с той женщиной оказался неудачным. В общем, они разошлись, и больше Савин не вспоминал о ней. А вот Юрий Гагарин нашел свое счастье раз и навсегда. И сейчас Савин чувствовал себя вором.
Но все изменилось, когда он увидел невысокую изящную женщину, ее карие, полные затаенного внутреннего света глаза. Повинуясь внезапному порыву, он поцеловал эту хрупкую женщину в маленький, чуть «припудренный» веснушками нос.
– Юра, я так волновалась!
– Ну что ты, Валюша, все же ведь нормально… – услышал Юрий будто бы со стороны собственный голос. – А я гостинцев Леночке привез.
Валентина кинулась в комнату и вынесла дочь. Девочка сонно смотрела на отца, а потом обняла за шею.
Юрий стоял и не смел пошевелиться. Новые, до этого абсолютно неведомые чувства захлестнули его. Что это было? Чьи на самом деле чувства проецировались на эту женщину и ребенка – свои собственные, «попаданца» Савина, или же переживания самого Гагарина? Но потом все как-то закрутилось, Юрия поглотили на какое-то время семейные заботы. Было приятно сесть за стол, насладиться покоем, семейным уютом и вкусным домашним ужином.
Ночь была полна нежности и любви. Юрий с восторгом и ужасом нырнул в этот омут смятенных чувств. Утро стало для «попаданца» зарей новой жизни. Теперь он осознал и окончательно решил для себя: как говорится, нужно жить «за себя и за того парня». Это огромная ответственность и ноша на всю жизнь, но Юрий уже был готов к ней.
– Что с тобой, Юра, ты как будто бы сам не свой?
Валентина и не предполагала, насколько она близка к истине.
– Нет-нет… Все нормально, просто после госпиталя еще не оклемался…
Юрий все свободное время старался проводить с семьей – своей новой семьей. Жена пленила его, наверное, так же, как и самого курсанта Гагарина тогда – на танцах в Оренбурге, в Доме офицеров. Обретя не только новую Родину, но и семью, Юрий старался все делать для них, отдавать всего себя жене и дочери. Вот так, нежданно-негаданно в его жизнь ворвалось ошеломительное счастье. Поначалу он стыдился этих нахлынувших чувств, но с каждым днем Юрий все больше и больше свыкался со своей новой судьбой. Он просто принял все как есть. И стремился теперь лишь к одному – семейному счастью.
Глава 3 «Земля нас награждала орденами, а небо награждало сединой»
Небольшой автобус ехал по хорошо заасфальтированной дороге, которая, словно пробором, рассекла зеленую «шевелюру» подмосковного леса. Вот он свернул и притормозил перед зелеными воротами с красными звездами. В Подмосковье таких вот безлико-зеленых ворот с красными звездами как грибов после дождя в окрестных лесах. Но воинская часть № 26266 была особенной.
Именно здесь проходили подготовку будущие космонавты.
Отбор кандидатов для первых полетов в космос проводился по «совершенно секретным» постановлениям ЦК КПСС и Совета Министров СССР, вышедшим еще 5 января и 22 мая 1959 года.
В мае 1959-го по инициативе заместителя председателя Совета Министров СССР, председателя Комиссии президиума Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам Дмитрия Устинова было принято решение об утверждении разработки пилотируемого комплекса «Восток».
11 января 1960 года был подписан приказ о создании Центра подготовки космонавтов – ЦПК. В марте того же года и приказом Главкома ВВС была организована «в/ч 26266». Начались теоретические занятия и парашютная подготовка. Среди космонавтов 7 марта 1960 года считается днем рождения отряда космонавтов.
Юрий Гагарин вернулся в тесную и дружную семью Отряда космонавтов. Здесь Савин знал каждого: и Павла Поповича, и Германа Титова, и Александра Беляева, и Алексея Леонова, и Виктора Савиных, и Владимира Комарова. Причем знал он их как-то странно: с одной стороны, как их товарищ и соратник, а с другой – как увлеченный космосом человек, читавший о них в книгах под рубрикой «Жизнь замечательных людей».
– Ну вот, вернулся наш «блудный сын»! – поприветствовали Юрия строгие наставники космонавтов, заместитель начальника по боевой подготовке ВВС Николай Петрович Каманин и начальник Центра подготовки космонавтов полковник медицинской службы Евгений Анатольевич Карпов.
Встреча была искренней, полной душевного тепла. Будущие космонавты собрались вечером, символически выпили по полрюмочки, кто-то принес гитару. Впрочем, разошлись в то время, когда в обычных компаниях только и начинается настоящее застолье. Но у них у всех – строжайший режим. У Саши Беляева завтра с утра вестибулярные пробы. А у Германа Титова – испытания на двенадцать «же» на центрифуге. У самого Юрия – провозной полет на учебно-тренировочной «спарке» «МиГ-15УТИ».
Вот она – специфика абсолютно новой для них работы. И хотя все кандидаты в космонавты были отобраны из лучших летчиков-истребителей со всех авиаполков Советского Союза, многое даже для этих молодых, отчаянно смелых и пышущих богатырским здоровьем парней было в новинку.
Ну а сам Юрий Савин в теле «космонавта № 1», правда будущего, чувствовал себя в некоторой степени «космическим туристом». И воспринимал все случившееся еще и как увлекательную экскурсию.
* * *
У двухместного реактивного истребителя «МиГ-15 УТИ» Юрия ждал инструктор-методист Отряда космонавтов, заслуженный летчик-испытатель, Герой Советского Союза Марк Галлай.
– Лейтенант Гагарин к полету готов! – отрапортовал Савин, привычно бросив правую ладонь к кожаному шлемофону.
– Вижу, что готов, – откозырял и крепко пожал руку опытный летчик. – Что, сегодня провозной?
– Так точно, Марк Лазаревич. Но хотелось бы не только, как говорится, «за ручку подержаться», но и отработать пилотаж самостоятельно.
Подошел техник самолета, отрапортовал о готовности машины к вылету. Оба летчика обошли истребитель и осмотрели его, заглядывая под крылья и фюзеляж. Потом расписались в журнале технической готовности.
Юрий привычно уселся-упал в объятия пилотского кресла и привязных ремней в передней кабине. Марк Галлай занял место в задней. Опустился прозрачный фонарь кабины, отсекая все посторонние шумы на аэродроме. Взвыл стартер, хлопнула и взвыла раскручивающаяся турбина. Самолет завибрировал мелкой дрожью.
– Я – Кедр! Прием. Вышка, разрешите взлет, – назвался Савин позывным Юрия Гагарина.
– Я – Вышка! Прием. Кедру взлет разрешаю.
– Юра, взлетай и пилотируй самостоятельно, я подстрахую, – сообщил по СПУ[4] из задней кабины Марк Галлай.
– Вас понял. – Савин двинул вперед сектор газа, а чуть погодя взял ручку управления на себя.
«МиГ» легко разбежался по бетонке и взмыл в воздух. Юрий осторожно заложил неглубокий вираж, проверяя не только самолет, но и собственные ощущения. Он летал в аэроклубе на легких винтомоторных машинах «Як-52», «Як-55», «Су-26». И даже прошел программу подготовки на реактивном учебно-тренировочном и пилотажном самолете «L-39» «Альбатрос». Но еще у Юрия Савина остались пилотажные навыки и опыт Гагарина, сплавившись в новой личности. И он уже смело пилотировал истребитель «МиГ-15УТИ». К тому же этот послушный самолетик мало чем отличался от современного Савину чешского учебно-тренировочного «Альбатроса». Так что Юрий пилотировал спокойно и уверенно, беря все лучшее и от личности Гагарина, и от своей собственной. Хотя все больше и больше эти зыбкие границы психики размывались, происходило взаимопроникновение личностей. И это позволяло жить Савину в прекрасном и удивительном для него мире параллельной вселенной СССР, во главе которого стоял не кукурузный авантюрист, а сын отца своего, молодой маршал авиации, не спившийся и не растерявший сталь в своей фамилии.
Маленький юркий истребитель кувыркался в бездонной синеве неба, даря двум летчикам ни с чем не сравнимое радостное чувство полета.
* * *
Но поздно ночью, когда замирала кипучая жизнь в Отряде космонавтов, Юрий мучительно размышлял о том, как жить дальше. Временами он все еще чувствовал неловкость в общении с женой и дочерью. Хотя Савин знал, что Гагарин очень трепетно относится к семье, знал он и другое, что для молодого лейтенанта ВВС слабый пол – чересчур уж соблазнительная слабость… Но все мы – люди, все мы – человеки. И никому не чужды чисто человеческие слабости.
Юрия Савина все же волновала другая сторона вопроса: как семья Гагарина отреагирует на его скованность? И потому он, что называется, с головой ушел в полеты, тренировки и эксперименты, тем более что и время поджимало.
* * *
Последующие месяцы после возвращения в Отряд космонавтов слились для Юрия Савина, ставшего Гагариным, в одно сплошное истязание. Весь его прошлый опыт аэроклуба был практически бесполезен. Ведь чем он занимался до этого? Любительский акробатический пилотаж, парашютные прыжки, что называется, «в охотку». А теперь приходилось вкалывать до седьмого пота. Испытания в Отряде космонавтов скорее напоминали изощренные пытки.
Отбор в Отряд космонавтов был жесточайшим, достаточно сказать, что сначала со всего Советского Союза был отобран 3461 летчик-истребитель, из них на собеседование пригласили 347 человек. А к дальнейшему медицинскому отбору были допущены 206 летчиков, они проходили всестороннее медицинское обследование в Центральном военном научно-исследовательском авиационном госпитале. Всего за октябрь 1959 – апрель 1960 года полностью прошли все этапы медицинского обследования всего 29 человек. А к концу 1960 года из 3000 кандидатов «пройти комиссию по теме № 6», так туманно тогда в документах назывался отбор, удалось всего лишь двум десяткам летчиков-истребителей.
А в первый Отряд космонавтов мандатной комиссией были зачислены 12 молодых, бесшабашных и улыбчивых парней.
Юрий Савин еще до своего «воплощения» в Гагарина читал воспоминания Бориса Чертока, соратника и первого заместителя Сергея Королева. Он писал: «…впервые увидев возможных космонавтов, я был разочарован. Они запомнились мне молодыми, похожими друг на друга и не очень серьезными лейтенантами… Если бы нам тогда сказали, что через несколько лет эти мальчики один за другим станут Героями, а некоторые даже генералами, я бы ответил, что такое возможно только во время войны…»
Но в том мире, в который попал Юрий Савин, война шла и сейчас. Причем это было высокотехнологичное (разумеется, для уровня развития техники 60-х годов) противостояние. Война эта уже добралась до верхних слоев атмосферы и вот-вот должна была выйти в космос.
Именно поэтому жесточайшие испытания продолжались в Отряде космонавтов и после сурового отбора.
Юрию Савину, ставшему Гагариным, убедиться в этом пришлось довольно скоро. В самое ближайшее время ему были назначены физиологические пробы на центрифуге с ускорением в двенадцать «же». Это был максимально допустимый для организма предел.
После того памятного катапультирования, когда Савин очнулся в теле Гагарина в параллельной вселенной и после госпиталя, его вводили в строй постепенно. И вот пришло время серьезных испытаний.
* * *
В огромном круглом зале каждый, даже самый слабый звук отдавался гулким эхом. В центре дремала до поры до времени громада центрифуги: ажурная стальная ферма, увенчанная овальной кабиной. Это чудовище могло раскручиваться с бешеной скоростью, создавая в своем центробежном движении перегрузки до двадцати «же».
Юрий опасливо посмотрел на это сооружение. Среди кандидатов в космонавты о центрифуге ходили самые зловещие разговоры. Ни термокамера, ни барокамера, ни испытания на выживание не вызывали таких настроений среди смелых и бесшабашных ребят. Это было стальное божество, безжалостный Молох, который мог сожрать, сгубить самую блестящую летную или космическую карьеру.
Пока лаборанты настраивали свои мудреные приборы, врачи занялись «богатым внутренним миром» испытуемого. Измерили Юрию пульс, давление, взяли анализ крови на биохимию, тонким фонариком-«карандашом» проверили зрачковую реакцию, провели пальце-носовую пробу Ромберга. Потом налепили на голое тело электроды чувствительных датчиков. Юрий облачился в специальный комбинезон, подключил провода к соответствующим штекерным разъемам. На голову ему надели кожаный шлемофон, тоже весь опутанный проводами, закрепили небольшие черные «таблетки» ларингофонов у горла.
– Ну что, Юрий Алексеевич, вы готовы? – с певучим прибалтийским акцентом спросил Йонас Станкявичус, начальник комплекса по моделированию и изучению критических значений перегрузок.
Интеллигентный литовец, доктор медицинских наук всех называл на «вы». И Савин в очередной раз удивился. Центр подготовки космонавтов объединил все народы огромного Советского Союза. Здесь в отличие от XXI века его Земли не рвались бомбы и снаряды на Донбассе, а Эстония не вопила истошно о «русской оккупации» и не считала русских – «неграми», то есть «не-гражданами». Великий народ великой страны объединяла не только стальная воля Верховного, не только новая угроза, но то светлое будущее, которое не ждали, а строили сами люди. Новые горизонты были осязаемы: будь то космос или же построенный в тайге с нуля город у нефтеносного месторождения, железнодорожная магистраль или крупный машиностроительный комплекс в Нижнем Тагиле. Перспективы не были туманны, а цели – расплывчаты. Все было предельно четко и ясно именно потому, что сами люди понимали: от усилий каждого зависит благосостояние всех. Как всегда, прописные истины познаются с огромными усилиями.
– Так точно, к заданию готов, – четко отрапортовал кандидат в космонавты.
– Поскольку вы допустили изрядный перерыв в экспериментах на центрифуге, то нагрузку мы будем давать медленно. Сначала – двойную перегрузку, потом пять единиц, восемь и только через минуту после восьми – одиннадцать «же». А уж под конец эксперимента и двенадцать. И снижать обороты стоит тоже медленно.
В комбинезоне и шлемофоне, с пучком проводов в руках Юрий Гагарин уселся в стандартное пилотское кресло. Пристегнуты привязные ремни, лаборанты вставили провода датчиков в разноцветные штекерные разъемы на контрольной панели кабины.
Прямо перед лицом испытателя находился объектив телекамеры. Это – визуальный контроль состояния человека. Рядом – табло. Во время вращения центрифуги на нем будут загораться различные цифры и символы, а Юрий должен был по радио или с помощью ответных световых вспышек отвечать руководителям эксперимента.
Над ним склонился Йонас Станкявичус, проверил, хорошо ли пригнаны привязные ремни.
– Кнопки не перепутаете, когда будете тушить контрольные лампочки и отвечать на мои задания?
– Попытаюсь.
Прозрачная плексигласовая крышка, напоминающая фонарь кабины истребителя, захлопнулась с мягким стуком. Юрий подвигал плечами под туго затянутыми лямками – привязан удобно. Савин глянул на длинный ряд лампочек над головой. Они будут загораться, а космонавт должен их последовательно выключать.
Кроме голосовой радиосвязи предусмотрена еще и световая сигнализация. В правой руке у него был электрический шнур с кнопкой. Три нажатия означали «отлично», два раза – «хорошо», один раз – «удовлетворительно». В это время на пульте в операторской загорались зеленые лампочки. Если же космонавт-исследователь терял сознание, то рука разжималась, и на пульте руководителя эксперимента загорался красный аварийный сигнал. Звучала пронзительная сирена – требование немедленно остановить бешеное вращение центрифуги.
Космонавты говорили, что самое трудное при испытании на центрифуге – это владеть своим голосом, когда на тело обрушиваются огромные перегрузки.
– Космонавт Гагарин к испытанию на центрифуге готов.
– Начина-а-эм, – немного нараспев ответил Станкявичус и повернул реостат управления.
Юрий поудобнее откинулся в кресле. Тренированное тело уже автоматически приняло необходимое положение: чуть-чуть собрано, сгруппировано, но без лишнего напряжения.
Космонавт почувствовал небольшой толчок, это начала раскручиваться центрифуга. Грудь сдавило, на плечи навалилась тяжесть. Савин увлекался спортивным пилотажем. Так что ощущения перегрузок были ему знакомы. Немножко сдавило дыхание, но хочется петь от радости в предвкушении полета. Но в обычном самолете перегрузки уходят сразу после взлета и набора высоты, чтобы вернуться уже при исполнении фигур высшего пилотажа. Но и там они не длятся больше нескольких десятков секунд.
Тут же перегрузки нарастали и нарастали. Юрий следил за показаниями акселерометра – прибора, регистрирующего ускорение. Его стрелка неуклонно шла по нарастающей: пятикратная перегрузка… восьмикратная… десять «же»… Еще больше…
Юрию стало гораздо труднее дышать. На плечи будто бы положили несколько мешков песка или свинцовой дроби, и тяжесть постепенно растеклась вниз, на грудную клетку и спину. Стало ломить позвоночник. Глаза то застилала пелена, то зрение рывком прояснялось.
– Как самочувствие?
– Нор-маль-но… – Юрий с трудом выталкивал воздух из стиснутых ускорением легких. Гортань отказывалась повиноваться, скулы сводило судорогой. Глаза периодически застилал багрово-серый туман.
На контрольном табло вспыхнула цифра «500», она подрагивала, будто бы на старом киноэкране, но воспринималась четко. Юрий попытался поднять руку, но она будто бы налилась свинцом. «Я должен!» – мысленно отдал себе приказ космонавт.
Что ж, мечтал о космической романтике – черпай ее теперь половником и ешь, пока глаза на лоб не полезут! В прямом и переносном смысле…
Злость на самого себя помогла, Юрий все же дотянулся до соответствующей кнопки и погасил цифру на табло. На экране появился следующий символ. И снова огромным усилием воли и таким же напряжением мышц кандидат в космонавты нажал соответствующую кнопку.
– Двенадцатикратная перегрузка, как самочувствие?
При таких перегрузках разговаривать было уже невозможно. Оставалось только трижды нажать на кнопку: «все отлично!» Никакого другого ответа Юрий для себя и не желал. Пытка, называемая экспериментом, продолжалась. Перенести ее во что бы то ни стало! И не по одному разу.
Казалось, что уже не свинцовая плита давит на все тело, а многотонный гидравлический пресс давит миллиметр за миллиметром на тело, размочаливая мышцы, с резкой болью растягивая сухожилия, перемалывая с легким треском кости. Но больше перегрузка пока не росла, и Юрий немного пообвыкся под этой страшной тяжестью.
– Двенадцать единиц перегрузки, предел опыта на сегодня, – заботливо сообщили наушники.
Савин уже с превеликим трудом различал, что ему говорят. Перед глазами сгущалась багровая тьма. В висках отбойными молотками стучала кровь, потяжелевшее в двенадцать раз сердце с трудом проталкивало сгустившуюся кровь по венам и артериям. И все же воля человека оказалась сильнее даже могучих планетарных сил и фундаментальных законов Ньютона.
Он выдержал двенадцать «же»!
Перегрузки спадали так же плавно, как и нарастали. Иначе – нельзя, остановится сердце или же произойдет кровоизлияние в мозг. Юрий не заметил, когда кабина центрифуги остановилась совсем. С тихим шипением поднялась прозрачная крышка. Над ним склонились люди в белых халатах.
– Осторожнее, расстегните привязные ремни. Юра, как самочувствие?
– Нормально… – Голова кружилась, тело было напряжено, словно ожидая, что чудовищный пресс перегрузок вернется вновь. Кровь стучала в висках: после того как ускорение вернулось к одному «же», и сердце погнало животворную субстанцию по артериям и венам. В глазах снова потемнело, но это быстро прошло.
– Не спеши, Юра, сначала оклемайся немного.
Савин медленно выбрался из кабины центрифуги, опираясь на заботливые руки врачей и лаборантов. Лейтенанта Гагарина отвели в комнату первичного медицинского осмотра.
– Товарищ лейтенант, раздевайтесь.
На голый торс будущего космонавта налепили вакуумные присоски датчиков электрокардиографа. С легким жужжанием поползла широкая лента, зашуршали по бумаге чувствительные лапки самописцев.
– Молодец, Юра! Смотрите, какая ровная кардиограмма, сердце работает нормально.
* * *
В обед все будущие космонавты встретились в столовой. И здесь им тоже были созданы особые условия, а рацион питания составлен врачами-диетологами с кандидатскими степенями. «Щирому украинцу» Павлу Поповичу, например, нужно было сбросить пару лишних килограммов, и он страдальчески смотрел в тарелку Андриана Николаева под шутки и смех остальных молодых парней – будущих покорителей космического пространства. Попович давился винегретом и с трудом заставлял себя проглотить жиденький постный супчик. А вот Николаев, наоборот, уминал хорошо прожаренный бифштекс с картошкой. На первое у него был наваристый украинский борщ со свиной косточкой. Космонавту необходимо было набрать массу после изнурительных тренировок на выживание в пустыне Каракумы. Первичный период адаптации Николаев уже прошел и теперь стремительно восстанавливал форму.
– Ну что, Юра, потрепала тебя центрифуга? – поинтересовался Владимир Комаров.
– Есть немного, – согласился Савин, откусывая порядочный кусок от бутерброда с маслом и черной икрой. Ему тоже доктора-диетологи прописали особую диету, чтобы поскорее восстановиться от перегрузок.
На сладкое подали шоколадные пирожные и некрепкий чай.
Будущие космонавты от души поблагодарили поваров, которые творили настоящие кулинарные шедевры. И это в то время, когда огромная страна еще далеко не полностью восстановилась после Великой Отечественной войны! Савину не нужно было ежедневных политзанятий, чтобы понимать: страна отдает своим защитникам все самое лучшее. Лишь бы не было войны – новой, страшной, гораздо более разрушительной. Все они жили в тени «ядерных грибов» Хиросимы и Нагасаки.
Даже в Москве в редкие увольнительные Юрий видел еще следы самой страшной войны. Энтузиазм людей, собственными руками строящих свое светлое будущее, был исключительно велик. И это были люди, которые умели мириться с бытовыми неурядицами. Но все же народ в Советском Союзе все еще жил и трудился в спартанских условиях. Практически все, что с нечеловеческими усилиями производил Советский Союз, шло на «оборонку».
Дюжина молодых и пышущих здоровьем парней – первопроходцев космической эры, жила взаймы у всего советского народа. А Юрий жил еще и взаймы у лейтенанта Гагарина.
Глава 4 Времена не выбирают…
Вот чего не было в истории мира, который покинул не по своей воле Юрий Савин, так это боевых тренировок будущих космонавтов. По крайней мере, он про такое в «своем» времени не читал.
В иных, более привычных Савину временах и обстоятельствах Отряд космонавтов занимался только по программе полета в космос. А здесь были еще и учебно-боевые пуски ракет по реальным, пусть и тренировочным, мишеням.
Будущие космонавты летали на первых сверхзвуковых истребителях «МиГ-19ПМ» и новейших «Су-9», вооруженных четырьмя управляемыми ракетами «РС-1У» и «РС-2УС». Все кандидаты из Отряда космонавтов радовались, ведь они были молодыми летчиками и перерыв в полетах воспринимали особенно остро. Недоумевал только Юрий. Ведь об этом «вираже истории» он и слыхом не слыхивал!
Тем не менее на полеты он, как и все будущие космонавты, шел в приподнятом настроении. Тем более – в ночную летную смену.
* * *
Взлетные полосы подмосковного аэродрома были окаймлены гирляндами зеленых сигнальных ламп. Дорожки огоньков бежали вперед – к самому краю летного поля, но казалось, что они отрываются от земли, становясь созвездиями, мерцающими на бархатно-черном куполе ночного неба.
На земле черные фигуры техников под вспышки ручных фонариков проводили последнюю или, как говорят в авиации, крайнюю проверку перед полетами. Угрюмые темно-зеленые тягачи вывели из ангаров изящные серебристые «птички» сверхзвуковых истребителей. «МиГи» и «Су» заправили керосином, сжатым воздухом, проверили давление в основной и резервной гидросистемах, электропитание и механику.
Желто-черные электрокары подвезли вереницы тележек-ложементов, на которых покоились управляемые ракеты класса «воздух – воздух». Оружейники подвесили их под треугольные, заломленные назад крылья «Су-9», по две на каждый истребитель. Еще два пилона занимали подвесные топливные баки. Сверхзвуковые «Су-9» были чрезвычайно «прожорливы».
Летчики осмотрели машины и расписались в журналах технической готовности.
Привязные ремни мягко обняли воздушных бойцов, прозрачные фонари кабин с едва слышным шипением опустились, загерметизировав кабины.
– Кедру – запуск и взлет! Перехват скоростной высотной цели по наведению с земли. – Острый и прямой клинок прожекторного света рассек темноту и лег на взлетно-посадочную полосу, указывая направление взлета.
– Вас понял, я – Кедр, выполняю. – Рука, затянутая в кожаную перчатку, двинула вперед сектор газа.
Турбина послушно взревела, и «Су-9» коротким и стремительным росчерком форсажного пламени несется по бетонке. И взмывает к дрожащим в ночном небе звездам. Стремительный сверхзвуковой истребитель уверенно набирал высоту. Грудь сдавили привычные уже перегрузки. После центрифуги с ее двенадцатью «же» нагрузки в полете воспринимались тренированным организмом абсолютно нормально. К тому же высотно-компенсирующий костюм оптимизировал нагрузки при резких маневрах сверхзвукового истребителя.
Истребитель-перехватчик «Су-9» был для своего времени уникальной машиной, он разгонялся до 2230 километров в час на высоте 12 000 метров. Его максимальная высота, летчики говорят – «потолок», составляет 20 000 метров, а скороподъемность – 200 метров в секунду. Настоящий «самолет-ракета»!
В 1959 году летчиком-испытателем Владимиром Ильюшиным на модифицированном «Су-9» был установлен мировой рекорд высоты – 28 857 метров, а в 1960 году Борис Адрианов на таком же истребителе-перехватчике пронесся по стокилометровому замкнутому маршруту со скоростью 2092 километра в час. Это был абсолютный мировой рекорд скорости! До конца шестидесятых годов, когда на вооружение стали поступать истребители «МиГ-25», перехватчик «Су-9» оставался самым скоростным и высотным боевым самолетом в СССР.
– Я – Кедр, прием. Занял эшелон пятнадцать тысяч, на курсе двести семьдесят градусов. К работе готов. – Савин переключил несколько тумблеров на приборной панели. Светящиеся шкалы приборов бросали на лицо в кислородной маске зеленоватые отблески.
Мерцающим светом ожил экран радиолокатора – именно с его помощью и выполнялось наведение управляемых ракет «РС-2УС». Это были довольно неуклюжие реактивные «изделия» первого поколения. Атака воздушной цели возможна была только на догоне. Да и то – по бомбардировщику, крупной и не слишком энергично маневрирующей цели. Но для будущих космонавтов было важно не потерять боевую хватку летчиков-истребителей.
– Кедр, прием. Вам курс триста тридцать, высота пятнадцать.
– Вас понял, эшелон по высоте занял, я – Кедр, прием.
– Цель на встречных, приготовиться к развороту влево.
– Разворот выполнен. – Юрий отклонил ручку управления в сторону, одновременно двинув ногой левую педаль. Стремительный истребитель накренил треугольные крылья в широком, размашистом развороте. Качнулась «птичка» авиагоризонта на приборной панели. А потом так же плавно снова пришла в норму.
– Кедр, прием. Вам наведение: выше на полторы тысячи, курс двести семьдесят пять градусов. Бомбардировщик противника. Приказываю, цель – уничтожить!
– Вас понял, выполняю перехват.
Заметить ночью реактивную мишень, имитирующую вражеский бомбардировщик, было просто немыслимо. Визуальное обнаружение цели уступило место радару. Истребитель лейтенанта Гагарина наводили по командам с земли по данным радиолокатора. Юрий Савин знал больше, чем сам лейтенант-истребитель. Все же инженерная подготовка и 30 лет работы на донецком «Топазе» давали солидный опыт. Он знал, что первые радиолокаторы советских истребителей могли захватывать цель только на дальности шести километров и только вдогон, с задней полусферы.
Поэтому летчик вел истребитель осторожно, чтобы не проскочить самолет-мишень. Или же, не дай бог, не врезаться в него из-за разницы в скоростях. Левая рука Юрия лежала на секторе газа, и он был готов мгновенно убрать обороты двигателя и выпустить аэродинамические тормоза.
– Я – Кедр, цель вижу, прием. – На экране радиолокатора появился мерцающий огонек. – Выше полста, двадцать градусов влево.
– Кедру! Перехват по данным радиолокатора разрешаю.
Савин движениями ручки управления самолета и педалями, связанными с рулями поворота, загонял мерцающую зеленоватым светом метку цели в пространство, которое именуется на экране радиолокатора «лузой захвата». Вот верхняя и нижняя метки совпали, Юрий нажал кнопку автосопровождения. Вместо двух меток на экране прицела появилась одна, которую летчики на своем профессиональном жаргоне называли «птичкой». Теперь «противник» находился в центре сетки прицела.
– Кедр! Захват произвел, к пуску готов.
– Кедру. Пуск разрешаю.
Юрий щелкнул предохранительной скобой на ручке управления самолетом и мягко нажал на гашетку. Под стреловидной правой плоскостью истребителя полыхнуло пламя реактивного двигателя. Разорвалось специальное калибровочное кольцо, и самонаводящаяся ракета «РС-2УС» пошла к цели. Ее головка самонаведения воспринимала отраженный от цели радиолуч и точно корректировала траекторию полета.
Вслед за первой стартовала и вторая ракета.
Вскоре метка на экране бортового радиолокатора вспыхнула и рассыпалась искрящимися брызгами. Юрий увидел в кромешной тьме яркую вспышку и россыпь огненных падающих звезд.
– Я – Кедр, прием. Наблюдаю поражение цели.
– Вас понял, прием. Кедру – отход курсом двести десять и возврат на «точку».
Юрий огляделся через прозрачный каплевидный фонарь кабины. Истребитель уверенно рассекал мрак ночи, «глотал» спрессованный скоростью воздух круглой «пастью» воздухозаборника с острым носовым конусом, скручивал его в тугой узел и пережигал в ревущей топке камеры сгорания. Позади новейшего на то время сверхзвукового истребителя «Су-9» тянулся чуть подсвеченный из сопла полупрозрачный след инверсии.
А звезды – вот они! Кажется, что рукой можно дотянуться. На мгновение летчику показалось, что он уже летит в межпланетном пространстве, оставив позади крохотный голубой шарик. Но все же пришлось возвращаться – в прямом смысле с небес на землю. Юрий двинул ручку управления от себя, переводя истребитель в пологое пикирование, и одновременно с этим прибрал обороты двигателя. Дальний привод, ближний, и вот уже видна двойная светящаяся цепочка, окаймляющая взлетно-посадочную полосу. Снова на бетон осторожно, чтобы не ослепить летчика, лег луч прожектора.
Посадка ночью даже на знакомый аэродром – дело достаточно сложное, тут нужны предельное внимание и концентрация. Получив разрешение по радио, Савин подобрал чуть на себя ручку управления, выпустил в посадочное положение щитки и закрылки, прибрал обороты двигателя. Есть касание. Хлопнул тормозной парашют, гася скорость.
Истребитель зарулил на стоянку, в последний раз взвыл и затих его турбореактивный двигатель. Юрий спустился по приставленной к борту стремянке.
– Порядок? – На земле его встречал лично заместитель по боевой подготовке, дважды Герой Советского Союза Евгений Пепеляев.
Пепеляев свои Звезды получил в небе Кореи, в жестоких и молниеносных схватках с «Шутингстарами», «Сейбрами» и «Стратокрепостями». В той войне новейшие на тот момент советские истребители «МиГ-15» показали себя превосходно, а летчики получили первый боевой опыт реактивных воздушных боев.
– Лейтенант Гагарин перехват воздушной цели выполнил. Цель поражена, расход ракет – две штуки.
– Молодец, Юра!
– Служу Советскому Союзу!
Ночные полеты на аэродроме шли своим чередом. Взлетали и приземлялись истребители, грохоча турбинами. Авиатехники на стоянках со старательностью муравьев суетились у самолетов. Летчики отдельной, «космической» эскадрильи получали крайние перед вылетом наставления инструкторов и командиров. За мерцающими пультами круговой развертки дежурили радиолокаторщики, на вышке командно-диспетчерского пункта руководитель полетов и офицеры боевого управления наводили на воздушные цели истребители-перехватчики.
* * *
Времена стояли лютые. Первый в мире искусственный спутник был выведен на орбиту Земли 4 октября 1957 года.
Но «космическая гонка» двух сверхдержав началась гораздо раньше. Еще в 1954 году правительство США одобряет проект запуска спутника на околоземную орбиту. А 19 июля 1955 года американцы конкретизируют дату запуска: в Международный геофизический год, с середины 1957-го до конца 1958-го.
15 мая 1957 года происходит первый пуск советской ракеты-носителя «Р-7». Ее конструктор Сергей Павлович Королев убеждает ЦК КПСС, что необходимо опередить американцев в запуске первого искусственного спутника Земли.
«Космическая гонка» начинается 3 августа 1957 года с двух пресс-конференций, где США и СССР один за другим заявили о намерении быть первыми в космосе. Именно в этот момент благодаря газетчикам разных стран и рождается это выражение.
И хотя планы сторон были известны заранее, американцы испытали шок, сравнимый, наверное, только с Пёрл-Харбором, когда 4 октября 1957 года советский спутник совершенно внезапно выдал свое знаменитое «бип-бип-бип» с околоземной орбиты.
Директор Института космической политики Джон Логсон писал тогда:
«В реакции на запуск советского спутника было больше страха, чем удивления, потому что он ясно показал, что Соединенные Штаты не могут теперь чувствовать себя в безопасности за своими океанскими границами. Стало ясно: кто владеет контролем над космосом, тот сможет управлять Землей, и Советский Союз сделал первый шаг к такому контролю».
Советник президента Эйзенхауэра Джон Киллиан выразился по-военному кратко:
«Спутник вызвал кризис доверия, который пронесся по стране как ураган».
А вот как описывает реакцию на маленький шарик с четырьмя антеннами и гордой надписью «СССР» нынешний классик американской литературы Стивен Кинг:
«Мы сидели на стульях, как манекены, и пялились на управляющего. Вид у него был встревоженный и болезненный – а может, было виновато освещение. Мы сидели и гадали, какая глобальная катастрофа заставила его остановить фильм в самый напряженный момент, и, когда управляющий заговорил, дрожь в его голосе ещё больше нас напугала.
– Я хочу сообщить вам, – сказал он этим дрожащим голосом, – что русские вывели на околоземную орбиту космический аппарат. Они назвали его… «спутник».
Это заумное послание было встречено абсолютным, гробовым молчанием. Мы все сидели неподвижно, полный кинотеатр детишек с ежиками и хвостиками, в джинсах и юбках, с кольцами Капитана Полночь… Помню очень отчетливо: страшное мертвое молчание кинозала вдруг было нарушено одиноким истеричным выкриком; не знаю, был это мальчик или девочка, но голос был полон слез и испуганной злости: «Хватит врать, давай кино показывай!» Управляющий даже не посмотрел в ту сторону, откуда донесся голос, и почему-то это было хуже всего. Это было доказательство. Русские опередили нас в космосе. Где-то над нашими головами, триумфально попискивая, несется электронный шарик, сконструированный и запущенный за железным занавесом. Ни Капитан Полночь, ни Ричард Карлсон (который играл в «Звездных всадниках» (Riders to the Stars), боже, какая горькая ирония) не смогли его остановить. Он летел там, вверху… и они назвали его «спутником». Управляющий еще немного постоял, глядя на нас; казалось, он ищет, что бы еще добавить, но не находит. Потом он ушел, и вскоре фильм возобновился».
Так что на тот момент, как, впрочем, и во времена Юрия Савина, Соединенные Штаты Америки покоряли космос больше на киноэкране, нежели в действительности. Юрий знал, что и в начале XXI века американцы снимают продолжение «Звездных войн», но покупают у России, правопреемницы СССР, реактивные двигатели «РД-180» и ставят на свои ракеты-носители.
Так было и в те времена, и в той параллельной вселенной, куда попал сейчас Савин. Так было и во времена его юности. По факту советская инженерно-конструкторская школа, ориентирование на политехническое образование оправдали себя, что называется, «на сто десять процентов»!
* * *
Уже через месяц, 3 ноября 1957 года, в космос был запущен «Спутник-2» с собакой Лайкой на борту. В этот раз советский обитаемый аппарат, выведенный на околоземную орбиту для медико-биологических исследований, был сбит американским управляемым спутником-камикадзе. Американский космический аппарат с красноречивым названием «Explosive-1» нацелился на советский «Спутник-2». Подойдя на расстояние в две тысячи метров, то есть по космическим меркам – практически вплотную, он взорвался по команде из Хьюстона. В условиях космоса, где царит невесомость и нет сопротивления воздуха, обломки американского спутника превратились в смертоносную шрапнель. Они с легкостью пробили достаточно тонкую оболочку «Спутника-2» и убили собаку Лайку. Она стала первым живым существом, погибшим на орбите, и первой жертвой уже космической войны, которую США навязали Советскому Союзу.
В США и не скрывали, что совершили этот подрыв намеренно. Так американские военные решили успокоить общественность Соединенных Штатов, мол, у нас хватит сил, чтобы уничтожить любой советский спутник, в том числе и с оружием на борту. И действительно, системы наведения и автоматика у США были совершеннее, что позволяло им контролировать околоземные орбиты.
Но на самом деле после такой дикой выходки военного ведомства США от Белого дома отвернулись наиболее либеральные круги американского общества. «Вашингтонский ястреб», генерал Дуглас Маккартур – непримиримый борец с «красной угрозой» – в очередной раз после Корейской войны оказался в меньшинстве.
И уж совсем трагикомично, с переходом в фарс, выглядела попытка выступить «от лица американской общественности» и осудить Советский Союз за «негуманное отношение к животным», которое он продемонстрировал, выведя Лайку на орбиту. В Организацию Объединенных Наций пришло письмо от женщин города Миссисипи. В своем письме они требовали осудить Советский Союз за бесчеловечное отношение к животным и предложили: «Раз уже в космос надо посылать живое существо, то у нас на улице есть много негритят»[5].
А вот другое выступление в ООН привлекло большое внимание и вызвало общественный резонанс во всем мире. По факту нападения американцев на советский искусственный спутник Земли с живым существом на борту Министерство иностранных дел СССР выразило протест. Было созвано внеочередное заседание Генеральной Ассамблеи стран – участниц Организации Объединенных Наций.
Делегацию Советского Союза представлял лично Василий Иосифович Сталин вместе с министром обороны маршалом Георгием Константиновичем Жуковым.
Чуть прихрамывая, молодой Сталин подошел к трибуне.
– Мы резко осуждаем космическую агрессию США, приведшую к уничтожению нашего исследовательского спутника с живым существом на борту. Этот акт жестокости мы не оставим безнаказанным. В дальнейшем Союз Советских Социалистических Республик оставляет за собой право сбивать любые космические объекты, пролетающие над его территорией на высотах орбит до четырехсот километров включительно. В противном случае ситуация будет напоминать ту же, что случилась год назад, первого мая, с американским самолетом-шпионом «U-2», который пилотировал пилот ЦРУ Фрэнсис Гарри Пауэрс. Хочу напомнить, что он и поныне отбывает заслуженное наказание за шпионскую деятельность в одной из тюрем. Без надежды на помилование.
Виктор Савин несколько раз пересматривал кинохронику с выступлением Василия Сталина на Генеральной Ассамблее ООН. Выходец из современного мира XXI века, он удивлялся, насколько спокойная речь и уверенное поведение Верховного на трибуне ООН контрастировали с обезьяньими ужимками Никиты Сергеевича, с его суетливым и беспардонным стуком ладонью по столешнице![6] Да, Василий Сталин был достоин славы отца – энергичной и жесткой манерой речи он держал аудиторию в напряжении от первого до последнего слова.
Президент Дуайт Эйзенхауэр был вынужден лично принести свои извинения советской стороне.
Но это не значило, что американцы успокоились на достигнутом. Первый виток по орбите все ускоряющейся гонки вооружений только раззадорил их. Янки решили победить в развязанной ими же военно-космической гонке. Пока что на орбите Земли летали собаки и шимпанзе. Но вскоре в четырехстах километрах от поверхности нашей планеты жить и умирать будет суждено людям…
Поэтому и зубрили наизусть советские космонавты силуэты американских боевых спутников. С логарифмической линейкой просчитывали возможные варианты траекторий сближения и атаки. Заучивали по детальным картам США важные военные объекты на территории Североамериканского континента.
Еще летом 1960 года из основного состава Отряда космонавтов выделилась небольшая группа: шесть человек – для ускоренной подготовки к первым пилотируемым орбитальным полетам. В нее вошли Юрий Гагарин, Валентин Варламов, Анатолий Карташов, Андриян Николаев, Павел Попович и Герман Титов. Эта шестерка получила приоритет на тренировках и доступ к первому тренажеру «Востока». Остальные слушатели готовились по менее интенсивной программе.
Инструктором-методистом летной практики первой группы космонавтов был заслуженный летчик-испытатель Герой Советского Союза Марк Лазаревич Галлай. А учебно-боевую подготовку возглавил Евгений Георгиевич Пепеляев, сбивший на истребителе «МиГ-15» в небе Кореи двадцать американских самолетов, в том числе и восемнадцать «Сейбров».
* * *
Не менее напряженной была и теоретическая подготовка будущих космонавтов. Они изучали астрономию и астрофизику, медицину и биологию, учились ориентироваться по звездам и уясняли законы реактивного движения и небесную механику.
На засекреченном производстве знакомились с устройством первого космического корабля «Восток». Причем экзамены будущие космонавты сдавали непосредственно Главному конструктору и инженерам-разработчикам сложнейших систем и комплексов «Востока». А Сергей Павлович Королев отличался крутым нравом – он признавал только две оценки «неуд» или «отлично». Такими же были и его конструкторы.
Юрий перечитывал теперь уже свои дневниковые записи. В них старший лейтенант Гагарин рассуждал:
«Больше всего я сейчас ощущаю нехватку знаний, свою слабую начитанность, недостаточную информированность. Нужны знания. Необходимо учиться! И опять читать!..»
В другом месте дневников он пишет:
«Нужна работа ума: ежеминутная, каждодневная, всевозрастающая, нужно шлифовать свой ум об умы других, как учил великий француз Монтень»[7].
И это пишет человек, буквально с детства привыкший быть первым. Он и так много читал, интересовался проблемами космических полетов и был к тому же отличным летчиком-истребителем. Для Юрия Гагарина стремление к постоянному самосовершенствованию было естественной потребностью, как и для миллионов советских людей. Разделял его взгляды и Савин, которому по совершенно фантастическому стечению обстоятельств довелось прожить жизнь Космонавта № 1.
Глава 5 Проклятый «человеческий фактор»
Вечером 24 октября 1960 года на стартовой площадке № 41 космодрома Байконур царила рабочая суета. На позиции возвышалась серебристая красавица – межконтинентальная ракета «Р-16», или «изделие «8К-64». Все спешили закончить многочисленные проверки – до старта оставалось всего полчаса. На складном стульчике, прямо на стартовой позиции, нога на ногу, улыбающийся, сидел маршал Митрофан Иванович Неделин. Своим присутствием и беззаботным видом командующий Ракетными войсками стратегического назначения старался вселить уверенность в успешном пуске экспериментальной ракеты. Самый молодой маршал самого молодого рода войск Вооруженных сил СССР старался действовать на подчиненных личным примером. И это подействовало.
Вместе с маршалом РВСН на старте у полностью заправленной ракеты находилось еще полторы сотни человек. Бойцы стартового расчета в противогазах и прорезиненных костюмах химзащиты, испытатели, инженеры конструкторского бюро днепропетровского «Южмаша» вместе со своим начальником и разработчиком ракеты «Р-16» Михаилом Янгелем, его зам, Лев Берлин, военные…
К группе военных быстрым шагом подошел командир группы заправки капитан Иван Мурашко. Он откозырял, как и полагается, старшему адъютанту маршала Неделина, полковнику Николаю Салло.
– Что ты его держишь здесь? – качнул головой в сторону командующего РВСН командир группы заправщиков. – Посмотри, какая обстановка здесь напряженная. Ракета полностью заправлена, а это 130 тонн высокотоксичного ракетного топлива и азотной кислоты!.. Но это же…
У людей, которые занимаются настоящим делом, свое понимание субординации. Естественно, что капитан с нахмуренным, озабоченным лицом никак не мог фамильярничать со старшим по званию. Но полковник понял его правильно. Он немного помялся, а потом тихо произнес:
– Ну а что я могу сделать?..
На стартовой позиции волновался не только командир группы заправщиков в чине капитана. Переживал за свое детище и главный конструктор ракеты Михаил Янгель. Он наблюдал за предстартовой суетой вместе со своим заместителем Львом Берлиным.
– Черт побери! Отказ за отказом… Сначала течь из топливных баков, потом – короткое замыкание в главной электроцепи, датчик забарахлил… Может, и действительно прекратить процедуру запуска, слить, к чертовой матери, все топливо и начать все сначала? – Глубокие поперечные морщины прочертили лоб Янгеля.
– Маршал Неделин резко против. Он сделает все, чтобы старт состоялся, – резонно возразил заместитель главного конструктора.
Строго говоря, Лев Берлин и вовсе должен был отсутствовать на запуске новой ракеты. Буквально за несколько дней до этого он вернулся из отпуска – первого за очень долгий срок напряженной работы. Но сразу же поехал из Днепропетровска на Байконур. Казалось, все было против этой поездки: уже не летали спецрейсы, не было билетов на поезд. Лев Берлин ехал на Байконур чуть ли не на попутках, один раз он даже воспользовался своим удостоверением лауреата Ленинской премии. Еще бы! Он ни разу не пропустил ни одного пуска.
– Что-то нервы сдают, пойду – покурю…
Михаил Кузьмич вместе с заведующим сектором ОКБ «Южное» Владимиром Кукушкиным отошли метров на семьдесят и скрылись за бетонным зданием бункера управления пуском. Там была устроена общая курилка. Вместе с ними к курилке пошли и два представителя Государственной комиссии: Иосифьян и Богомолов, они хотели все же отговорить Янгеля от намеченного старта.
Мимо проехали грузовик «ЗиЛ-131» и сине-белый служебный автобус «ЛАЗ». Они были битком набиты ракетчиками. Это заместитель командира ракетного полка подполковник Борис Алексин отправил со старта более ста человек обслуживающего персонала. Он отвечал за эвакуацию и, как мог, задачу свою выполнил. На ракете проверки всех систем шли не последовательно, а параллельно. А это значило, что вместо десяти человек там работают одновременно более сотни. И это на заправленном высокотоксичным топливом носителе!
«Правильно, нечего на старте столпотворение разводить! И так нарушили все нормы и правила запуска», – с досадой подумал Янгель.
Он завернул за угол бетонного бункера. Привычная табличка: «Место для курения». Чиркнула спичка, терпкий дым привычно успокаивал. «Да все нормально, обойдется и на этот раз. Отрапортуем в Москву в лучшем виде», – подумал Михаил Кузьмич.
Сигарета осталась недокуренной.
* * *
Вечерние октябрьские сумерки на стартовой площадке № 41 космодрома Байконур разорвали тугие струи пламени. Специалисты на старте услышали знакомый рев запускаемых реактивных двигателей. Но яростный огонь извергался из сопел второй ступени ракеты, которая располагалась над первой!
Техник систем управления старший лейтенант Мануйленко из открытого технического люка ракеты крикнул:
– Сволочи, что же вы делаете?! – это были последние человеческие слова на старте.
Через две секунды снопы пламени работающих реактивных двигателей прожгли оболочку топливных баков первой ступени ракеты «Р-16». Изящная серебристая колонна переломилась пополам, вспухая огромными клубами жидкого огня. Сто тридцать тонн горящего диметилгидразина и азотного тетраоксида обрушились на людей с высоты двадцати одного метра. Расходившиеся от ракеты концентрические волны пламени распространялись с огромной скоростью и захлестывали все на своем пути. Из огня выскакивали и бежали во все стороны горящие люди. Лавинообразное горение продолжалось около двадцати секунд.
Потом еще около двух часов догорал гигантский костер.
Семьдесят четыре человека погибли сразу же, еще четверо – в госпиталях от полученных ожогов и травм.
От молодого и улыбчивого командующего РВСН Митрофана Ивановича Неделина остались только половина маршальского погона, обгоревшая «Золотая Звезда» и оплавленные наручные часы… Остальные тела тоже обгорели так сильно, что опознать их было крайне трудно. Находящийся рядом с маршалом заместитель главного конструктора Лев Берлин тоже погиб. Не зря судьба отводила его от этой поездки…
Паника и страх тоже собрали обильную жатву. Объятые пламенем и ужасом люди бежали куда глаза глядят, а ведь бетонная стартовая платформа находилась в шести метрах над землей. Те, кто добегал до края, прыгали вниз и разбивались о бетон…
Многим выжившим запомнился навсегда главный конструктор злополучной ракеты Михаил Янгель, стоящий в ореоле пламени.
* * *
Из Москвы, Ленинграда, Ростова-на-Дону на Байконур срочно вылетели медицинские самолеты с бригадами хирургов, запасами медикаментов и необходимым оборудованием. Четырнадцать пострадавших с тяжелыми степенями ожогов срочно отправили санитарной авиацией в госпитали.
Байконур закрыли на десятидневный карантин – это была полная изоляция. Главный конструктор Михаил Янгель отправил секретную телеграмму Верховному:
«24 октября 1960 года.
В 18:45 по местному времени за 30 минут до пуска изделия «8К-64», на заключительной операции к пуску, произошел пожар, вызвавший разрушение баков с компонентами топлива.
В результате случившегося имеются жертвы в количестве до ста или более человек. В том числе со смертельным исходом несколько десятков человек.
Глав. маршал артиллерии Неделин находился на площадке для испытаний. Сейчас его разыскивают.
Прошу срочной мед. помощи пострадавшим от ожогов огнем и азотной кислотой.
Янгель
«Пурга»-3
аппарат т. Неделина».
Комиссия по расследованию катастрофы во главе с секретарем ЦК партии по космическим исследованиям Леонидом Брежневым начала работу на следующий же день. Хуже было то, что этот страшный взрыв ракеты унес жизни многих талантливых и опытных инженеров и военных.
Через два дня Василий Сталин позвонил Королеву:
– Что вы думаете о Янгеле?
Всемогущий и волевой главный конструктор надолго задумался. С Янгелем у него были серьезные разногласия, и другой человек мог бы выразиться в таком ключе, что, мол, «ведь я же говорил – нельзя строить ракеты на столь опасных компонентах топлива»!.. Но Королев ответил прямо:
– Это могло случиться и у меня – новая техника…
Он оказался прав: спустя три года, день в день, 24 октября 1963-го произошел взрыв ракеты «Р-9А» конструкции Королева. Погибли восемь человек. С тех пор на Байконуре 24 октября считается «черным днем», пуски в эту дату не выполняются. В этот день принято вспоминать не только жертв «Неделинской катастрофы», но и всех, кто погиб при освоении космоса.
* * *
Первое заседание комиссии по расследованию катастрофы под председательством секретаря ЦК по космосу Леонида Брежнева состоялось в монтажно-испытательном корпусе сразу по прибытии колонны машин с аэродрома. В присутствии всех выживших испытателей злополучной ракеты «Р-16» Брежнев заявил: «Никого наказывать не будем».
Дальнейшее расследование только подтвердило выбранную точку зрения: непосредственные виновники аварии – ответственные за технику безопасности работ и разработчик системы управления – погибли при взрыве. Оставшихся в живых наказывать сочли негуманным. По результатам работы комиссии Леонид Брежнев высказался, как приговор подписал: «…они сами себя наказали».
* * *
Будущим космонавтам руководитель Отряда Николай Каманин объявил:
– Планировавшийся на этот год полет человекав космос отменен из-за катастрофы на Байконуре. Вообще-то это информация строго секретная, но вы имеете право знать. Прямо на старте взорвалась ракета, имеются многочисленные человеческие жертвы.
Будущие космонавты выслушали эту страшную новость в полной тишине. Отсрочка полета шокировала их не так, как гибель людей. Все понимали, что дорога к звездам отнюдь не усыпана розами. И все же… Сейчас каждый прикидывал на себя: а что, если и он оказался бы там – в огненном аду пылающего стартового комплекса?..
Глава 6 «Хочешь изменить мир – измени себя!»
Больше всех терзался молодой командир Отряда космонавтов Юрий Гагарин. Савин ведь знал о так называемой «Неделинской катастрофе». Но что он, старший лейтенант, пусть и отобранный в особый отряд космонавтов, мог сделать? Как мог повлиять на стечение неумолимых, как падающий нож гильотины, обстоятельств?..
Написать рапорт, обратиться непосредственно к главному конструктору? Исход в таком случае был бы один: его внимательно выслушали бы и списали вчистую и из Отряда космонавтов, и с летной работы по «психушечной статье».
К тому же «Неделинская катастрофа», как ее назвали гораздо позже, явилась именно роковым стечением обстоятельств, помноженных на элементарную человеческую глупость, самоуверенность и расхлябанность. Даже если предотвратить одну катастрофу, то вполне вероятно, подобное стечение обстоятельств будет повторяться в различных вариациях, пока полностью не будут отлажены все технологические операции на ракетном старте. Да и тогда есть чисто статистическая вероятность ошибки. Увы, предугадать абсолютно все не получалось еще ни у кого.
Катастрофа на Байконуре и для самого Юрия Савина стала шоком. Ведь до недавнего времени об истории советской космонавтики он судил только из книг и фильмов. Но в реальности это оказалось намного страшнее. Будущий космонавт, как и все остальные, невольно задумывался: «А что, если я окажусь в таком огненном аду?..» Все прекрасно понимали, что путь к звездам усеян терниями, но только «Неделинская катастрофа» со всей очевидностью показала, что плата за возвышенную мечту полетов в космос может быть очень высока.
Оставалось только в очередной раз собрать волю в кулак и шаг за шагом двигаться к намеченной цели. Великой, но сложной цели.
* * *
Вообще-то Юрий Савин, попав в иное время и иную реальность, не оставлял мыслей применить свои знания современного инженера XXI века. Но, поскольку возраст дает еще и некоторый жизненный опыт, он все же решил не пороть горячку.
Савин перенесся в тело Гагарина в августе 1960-го, а катастрофа, в которой погиб маршал Митрофан Неделин и чуть было не погиб главный конструктор Михаил Янгель, произошла в октябре. За неполных три месяца Савин только-только стал привыкать к реальности происходящего вокруг. Первые недели после его невольного и невероятного перемещения в пространстве-времени вообще казалось, что он находится на съемках масштабной кинокартины наподобие «Войны и мира» Сергея Бондарчука. Возможно, такая реакция психики и спасла Юрия.
Даже когда меняешь работу или переезжаешь в другой город, приходится привыкать к изменившимся реалиям. А тут такое…
Проблемы с семьей, с сослуживцами по Отряду космонавтов, большим «звездным» начальством… Ведь что Юрий знал о том же Королеве, Леонове, даже о своей нынешней жене Валентине? Да практически то же, что и все! Более того! Савин хотя бы интересовался авиацией и космонавтикой, читал соответствующие книги. Да и СССР с его реалиями застал в относительно зрелом возрасте. А что обычный человек из России начала XXI века знает о людях и реалиях той эпохи? Да практически ничего, кроме общеизвестных фактов!
Стараниями западной пропаганды скоро вообще забудут, что Юрий Гагарин полетел в космос 12 апреля 1961 года. А отсчет космической эры будут вести от посадки американцев на Луну. Кстати, а когда она была произведена? Правильно – 20 июля 1969 года. А как звали того третьего астронавта, который оставался на орбите Луны? Нила Армстронга и Базза Олдрина знают все. Кроме того, Базз – это прозвище, так называла его младшая сестра, а звали его Эдвин, а на орбите оставался Майкл Коллинз. И это была миссия «Аполлона-11», а первый полет к Луне совершил «Аполлон-8».
* * *
На страницах книг, которые запоем читал Юрий Савин, Королев и сам Гагарин, его друзья-товарищи по Отряду космонавтов представлялись эдакими богатырями, «звездными витязями» без страха и упрека. А ведь это были обычные люди, со своими характерами, страхами и слабостями. И к этим характерам нужно было привыкать. Не обходилось и без конфликтов, которые Юрий старался улаживать мирным путем. Очень сильно помогал авторитет Гагарина среди космонавтов и то, что Савин во многом разделял взгляды своего альтер-эго. Он понимал, что, заняв место Гагарина, должен соответствовать по-настоящему высокому званию кандидата на первый космический полет. Поэтому и тренировался, наверное, с еще большим усердием, чем «реальный» Гагарин. В учебных классах и на тренажерных стендах первого космического корабля «Восток» Савина выручала его инженерная подготовка из «прошлой жизни». Он многое подсказывал космонавтам по теории, и это только укрепило авторитет командира Отряда.
Космонавты с самого начала активно сотрудничали с инженерами и конструкторами, которые создавали космическую технику. Савин внес несколько рациональных предложений по эргономике и внутреннему устройству «Востока». По его рекомендациям переместили в более удобное положение тот самый знаменитый глобус Земли с указанием места корабля над «шариком». Конструкторы также кардинально перестроили несколько важных приборов. Давая советы конструкторам, Юрий руководствовался не только прошлым опытом инженера-электронщика донецкого завода «Топаз», но и элементарной осторожностью. Для реализации некоторых идей нужна была более современная элементная база: микросхемы, а не электронные лампы. Да и спорить с Сергеем Королевым, который в известной степени отличался своенравностью и категоричностью, было непросто.
Кроме того, «космическая гонка» с американцами задавала бешеный темп и сжатые сроки реализации проекта «Восток». Поэтому конструкция первого пилотируемого космического корабля была намеренно упрощена. Использовались только проверенные и эффективные инженерно-конструкторские решения. И в этом случае инициативы Савина только помешали бы скорейшему полету его же самого в космос! Вот такая дилемма «попаданчества»…
* * *
Но был и еще один аспект вынужденного «попаданчества» Савина. Когда-то, еще в детстве, Юра видел фильм «Укрощение огня», посвященный покорению космоса. Главный конструктор, которого играл актер Кирилл Лавров, сказал: «Пройдет еще каких-то тридцать лет, и люди будут летать в космос, как на работу»! Да, конечно, пройдет каких-нибудь тридцать лет с памятного апреля 1961 года, и в 1991-м развалится Советский Союз, великая страна, открывшая человечеству дорогу к звездам.
А на руинах Красной империи разгорятся кровавые междоусобицы: Нагорный Карабах, Приднестровье, Чечня, Дагестан, Южная Осетия, и теперь вот – Донбасс…
Юрий Савин, молодой, подающий надежды инженер-электронщик, будет вынужден торговать на рынке и «таксовать» на старой отцовской «копейке», чтобы хоть как-то свести концы с концами. Словосочетание «нищий инженер» стало девизом эпохи Безвременья девяностых.
И пойти воевать Савин был вынужден, чтобы к нему в дверь однажды не постучали бы прикладом автомата бандеровские «отморозки»[8].
А на заросшем сорной травой Байконуре рухнет прохудившаяся крыша монтажно-испытательного комплекса, похоронив красавец «Буран», детище гениального советского конструктора Глеба Евгеньевича Лозино-Лозинского… А в окрестных степях местные баи будут выпасать отары овец.
Иногда, глядя в зеркало на молодое лицо Юрия Гагарина, Савин с горечью повторял: «Юра, мы все просрали!»
Но даже в этом случае Россия, объявившая себя правопреемницей разрушенного и разворованного СССР, сохраняет мировое лидерство в космосе с 26 запусками ракет-носителей в 2015 году. И ракеты эти – просто-напросто модернизированные версии великолепной королевской «Семерки» и могучего челомеевского «Протона». Ничего принципиально нового в области космических полетов создано не было, и яблони на Марсе не зацвели. И все же, спустя более чем сорок лет с момента звездного старта Юрия Гагарина, Россия все равно первая в космосе благодаря таким титанам духа, как Сталин, Королев, Келдыш, Челомей, Янгель, и многим другим советским инженерам, конструкторам, рабочим, ученым, военным…
И только относительно недавно под жесткой рукой сильного духом человека Россия начала по крохам возвращать свое былое могущество. В том числе – и в космосе. Прошла успешные испытания новая ракета-носитель «Ангара», спроектирован и построен новый космический корабль «Федерация», близится первый старт с нового российского космодрома «Восточный». Дай бог снова не растерять эти благие начинания!..
И возрождение научно-технической мощи России, вера в прогресс тоже стали для Юрия Савина еще одним мощным побудительным мотивом для того, чтобы бороться с автоматом в руках за «умное» будущее своей страны. Против тупости и косности нынешних киевских властей. Бесполезный в обществе потребления инженер-электронщик, как никто другой, осознавал, что нынешняя кровавая междоусобица на Донбассе является своеобразной «Войной разума» против злобного невежества бандеровских фашистов!
* * *
Постепенно Савин, что называется, «врастал» в окружающие его реалии. Сорокасемилетнему инженеру нравилось его новое здоровое и молодое тело со всеми его плотскими потребностями. Постепенно его стеснение в семье прошло. А жена Валентина, медсестра по специальности, объясняла состояние мужа последствиями травмы при тренировочном катапультировании и высокими нагрузками на тренировках. Благодаря стараниям мудрой женщины Савин обрел наконец гармонию чувств.
Совершенно новые и неизведанные чувства дарило и его неожиданное отцовство. Юрий и сам не заметил, как привязался к дочери.
В общем, за необычайно плотным графиком тренировок было просто некогда заниматься «прогрессивными переменами к лучшему». Да и как бы это выглядело: старший лейтенант, кандидат в космонавты, вместо того чтобы тренироваться и изучать сложные теоретические дисциплины, ходит и дает советы академикам?! Вокруг Юрия Савина были Королев, Челомей, Янгель, Келдыш, Курчатов – кому из них бывший инженер из XXI века мог дать «ценный совет»?! Савин в обществе таких людей чувствовал себя примерно как главный герой повести Стругацких «Парень из преисподней». Эдакий туземец, вырванный из кровавой междоусобицы в мир гораздо более развитых людей. Поэтому для себя Юрий решил: «Хочешь изменить мир – измени себя!»
«Неделинская катастрофа» стала для попавшего в иное время и иную реальность Юрия Савина своеобразной «точкой невозврата». Юрий твердо решил, что больше никто не погибнет из-за того, что он – Савин, знал о грядущей катастрофе, но не предотвратил трагедию. Выполнить задуманное было непросто, но человеческая жизнь была все же важнее.
Глава 7 «Первый американский астронавт»
В последний день января нового, 1961 года с мыса Канаверал во Флориде стартовал космический корабль «Меркурий-Редстоун-2». Эта американская исследовательская миссия стала не только и не столько космической, сколько – комической. Но обо всем по порядку.
Советский Союз внимательно и ревностно следил за успехами и неудачами американцев в освоении космического пространства. Никто и не сомневался, что вскоре на орбитах Земли разразятся настоящие «звездные войны» между двумя сверхдержавами. Поэтому следящая аппаратура наземных радарных станций и кораблей радиотехнической разведки в открытом океане передавала данные о полете американского спутника. Тем более что на борту американского искусственного спутника находилось живое существо – шимпанзе по имени Хэм.
Но с самого начала все пошло не так, как было запланировано. Спустя минуту после запуска ракеты-носителя компьютеры сообщили, что угол наклона траектории полета был слишком крут и все еще увеличивался. Через две минуты в Хьюстон пришло сообщение телеметрического контроля о перегрузке в семнадцать «же». Через 2 минуты 17 секунд после старта датчики сигнализировали уменьшение подачи жидкого кислорода. Система аварийного спасения с обратной связью зарегистрировала изменение давления в двигателе. Срабатывание аварийной системы привело к отключению ракетного двигателя. Большой угол наклона траектории полета и раннее срабатывание системы аварийного спасения привели к увеличению максимальной скорости корабля «Меркурий-Редстоун-2»: с 1970 до 2298 метров в секунду. Тормозная двигательная установка была сброшена во время аварийного прекращения полета и поэтому не могла использоваться, чтобы замедлить космический корабль.
Еще одна проблема произошла на протяжении второй минуты и восемнадцати секунд после старта. Давление в герметичном объеме космического корабля резко снизилось: с тридцати восьми до семи килопаскалей. Но отважному шимпанзе Хэму повезло – он был в скафандре. За счет большей скорости на разгонном участке траектории корабль «Меркурий-Рэдстоун-2» забросило на гораздо более высокую, нежели расчетная, орбиту. Чтобы сойти с нее, затормаживая трением об атмосферу, американскому космическому кораблю понадобилось чуть более полувитка вокруг Земли. В итоге расчетная траектория снижения была уже не над Атлантикой, а над Советским Союзом.
Все это время «первый американский астронавт» держался молодцом. Шимпанзе Хэм выполнил свои задачи хорошо, дергая за рычаги приблизительно пятьдесят раз во время полета. Бортовые камеры снимали его реакцию на невесомость.
* * *
Тем не менее полет едва не закончился трагически. Службы радиолокационного обнаружения ПВО СССР обнаружили высотный скоростной объект, который стремительно двигался по направлению к советской границе. Огромные ажурные конструкции радарных антенн прощупывали небо электромагнитными импульсами. А на экранах круговой развертки командных пунктов ПВО глубоко под землей операторы докладывали дежурным офицерам боевого управления о неизвестном летательном аппарате.
– Внимание! Наблюдаю неопознанную воздушную скоростную цель. Траектория полета пролегает над территорией СССР. Параметры движения следующие…
– Вас понял, информацию принял. Боевая тревога! Расчетам зенитно-ракетных комплексов и экипажам истребителей-перехватчиков ПВО – готовность № 1! Командирам доложить о готовности.
– Есть!
Острые иглы зенитных самонаводящихся ракет комплексов «С-75» развернулись на направляющих пусковых установках. На аэродромах ПВО летчики в кабинах истребителей-перехватчиков уже отрабатывали предстартовую готовность, техники-оружейники сняли красные предохранительные колпаки ракет с головок самонаведения. Бесшумно опустились прозрачные фонари кабин. Еще несколько секунд, и в оглушительном реве и ярком сиянии форсажного пламени истребители-перехватчики дежурных пар и звеньев уходили в воздух. А в военных городках уже звучали сигналы тревоги, летчики бегом бросались к специально поданным автобусам и ехали на аэродромы. Быстро, но без суеты надевали высотно-компенсирующие костюмы и гермошлемы, получали карты с полетными заданиями и бежали по бетонке к своим машинам.
Оперативный дежурный штаба ПВО доложил командующему Войск военно-космической обороны маршалу Евгению Яковлевичу Савицкому. Тот внимательно выслушал важное сообщение и поднял трубку на красном телефоне без диска.
– Центральный узел спецсвязи? Немедленно соедините меня с Абонентом № 1.
– Выполняю… Внимание, вы на связи.
– Товарищ Верховный, докладывает дежурный офицер ПВО, шесть минут назад был засечен воздушный объект, который приближается к нашим границам. Объект сопровождаем средствами радиолокационного обнаружения.
– Понял вас… Пока ничего не предпринимайте. Объект сопровождайте, в случае его резких и непредвиденных маневров – сбивайте сразу же!
– Есть, товарищ Верховный. Приказ будет выполнен.
* * *
– Сергей Павлович, алло, это Василий Иосифович. Наши радары засекли неопознанный летающий объект. У нас на этот период ничего запланировано не было по «спецтематике»?
– Никак нет, – по-военному ответил Королев. – Мне доложили из «в/ч 32103» на Комсомольском проспекте. Они обеспечивают космическую трансляцию[9]. Так вот, они перехватили радиотрансляцию американцев. У них там какие-то неполадки со спутником. Возможен сбой. Сейчас подключим наших специалистов, и они рассчитают новую, уточненную траекторию снижения этого аппарата и вероятное место его приземления.
– Скажите, Сергей Павлович, а это может быть бомба?
– Маловероятно.
– Что ж, доверюсь вашему авторитетному мнению.
* * *
А далеко в морозной синеве неба стремительный реактивный перехватчик вышел на дистанцию визуального контакта с загадочным объектом. Затянутый в привязные ремни летчик повернул голову, отслеживая светящийся след небольшого сферического объекта. Предохранительная скоба на гашетке на ручке управления самолетом была на всякий случай сброшена. Под резко заломленными назад стреловидными крыльями ждали своего часа четыре управляемые ракеты. А еще была готова к стрельбе автоматическая 30-миллиметровая пушка…
– Я – Изумруд-15. Засек объект на высоте шестнадцать тысяч, по виду напоминает средних размеров шар. Снижается по пологой траектории. Цель сопровождаю. Жду дальнейших указаний, я Изумруд-15, прием.
– Изумруду-15 – цель сопровождать до границы зоны ответственности, огня не открывать. Как поняли меня, прием?
– Вас понял, цель сопровождаю.
* * *
– Сергей Павлович, наши расчетчики определили предполагаемое место падения неизвестного аппарата. Это участок Азовского моря неподалеку от города Жданова[10] Донецкой области УССР.
– Понял. Поисковую группу – на вылет, срочно! Подготовить мой самолет. Свяжитесь с КГБ, пусть выделят «сторожевики» для охраны места падения. Да, и свяжитесь также с командованием Черноморского флота, пусть вышлют в тот район пару своих кораблей, в том числе – и спасательные.
– Уже занимаемся этим.
* * *
Мелководное Азовское море бороздил остроносый эсминец под Военно-морским флагом СССР. В его боевом охранении шли три ракетных катера. А чуть ближе к берегу курсировали еще два сторожевых катера Морпогранохраны КГБ. Вся эта маленькая флотилия окружила спасательный корабль Черноморского флота. Именно на него, зацепив стрелой подъемного крана, и подняли спускаемый аппарат с надписью «USA» на обгорелом борту.
Поисковый самолет направил спасательные вертолеты флота с самого ближнего судна. Когда вертолеты прибыли, они нашли космический корабль на боку, хватающим воду и притопленным. Защитный экран из бериллия оплавился от высокой температуры и, ударившись о воду, прогнулся к основанию капсулы. Он пробил два отверстия в переборке. Приводнившаяся капсула выглядела ужасно и восстановлению не подлежала. Всего внутрь набралось приблизительно 360 литров морской воды.
На быстроходном вельботе на борт спасательного судна прибыл сам Сергей Павлович Королев. Он только что прилетел в Жданов на самолете.
– Ну, где тут у вас «астронавт»? – спросил он у капитана корабля.
– В каюте, яблоки уплетает, – улыбнулся кэп.
– Надо познакомиться!..
– Постойте, Сергей Павлович, – остановил почти всемогущего главного конструктора начальник Центра подготовки космонавтов полковник медицинской службы Евгений Анатольевич Карпов. – Сначала наденьте халат, шапочку, перчатки, бахилы и обязательно – хирургическую маску.
На возмущенный и удивленный взгляд Королева опытный военврач спокойно, но веско ответил:
– Карантин.
Главный конструктор был вынужден подчиниться.
«Первый американский астронавт» был увлечен поеданием яблок, единственных фруктов, которые удалось достать в отнюдь не тропическом климате Приазовья. Шимпанзе похрюкивал от удовольствия, периодически почесывался и разглядывал сидящего за столом напротив врача в белом халате и хирургической марлевой маске. Увидев вошедшего, Хэм радостно оскалился: новый человек – новое угощение!
Оценив всю картину, суровый главный конструктор вдруг расхохотался. Он вышел из каюты и стащил с лица маску.
– Ну елки зеленые! Одна-единственная обезьяна поставила на уши всю истребительную авиацию ВВС СССР и зенитно-ракетные войска ПВО, подняла по тревоге всех – от лейтенанта до маршала! – прерываясь приступами смеха, прокомментировал Королев ситуацию.
Вернувшись в каюту, Сергей Павлович выудил из кармана заранее припасенный апельсин и отдал его Хэму. Шимпанзе радостно принял угощение.
* * *
Куда доставить «первого астронавта США»? Конечно же, в «воинскую часть № 26266»! После положенного карантина и всесторонних медико-биологических исследований шимпанзе Хэма советские врачи признали абсолютно здоровым и успешно перенесшим, в общем-то, аварийный космический полет. А ведь ему пришлось пережить перегрузки в 14,7 «же»!
Советским ученым пришлось самостоятельно дешифровать данные американских самописцев. Ну и к тому же они получили и свои результаты исследований подопытной обезьяны.
Но для всех в Отряде советских космонавтов «американец» Хэм стал любимцем. Живой и веселый нрав шимпанзе располагал к себе людей. Ему все тащили вкусные подарки и тайком от строгих врачей стремились накормить сладостями.
Ну, и естественно, все хотели сфотографироваться с «первым американским астронавтом»! Особенно популярны были фото американской обезьяны в ушанке с красной звездой и специально перешитом ватнике на фоне заснеженного подмосковного леса.
– Да уж… Иногда мне кажется, что животные гораздо более понятливы, нежели мы, люди, – сказал однажды Сергей Королев, глядя на весело скалящегося Хэма. – Вечно нам, людям, всего мало. Даже в необъятный космос мы несем войну. Но что поделаешь, теперь нам приходится обороняться от угроз, гораздо более страшных. Угроз, которые несут нам вчерашние союзники.
* * *
Советский посол в Вашингтоне вручил представителю американского правительства особую дипломатическую ноту. В документе сообщалось, что американский искусственный спутник с живым существом на борту успешно совершил посадку на территории Советского Союза и живое существо, шимпанзе по кличке Хэм, жив и успешно перенес условия космического полета. Спускаемый аппарат американского спутника, подопытное животное и все оборудование после карантина будет передано американской стороне. Как жест доброй воли, ученые Советского Союза передают также и результаты послеполетного обследования и все лабораторные пробы шимпанзе Хэма.
Василий Иосифович Сталин лично за руку подвел «первого американского астронавта» к представителям специальной делегации США, срочно прибывших в Москву. Эти фото облетели весь мир.
Соединенным Штатам Америки в очередной раз ничего не оставалось сделать, как принять хорошую мину при плохой игре.
Глава 8 Американское испытание нервов
Савин помнил другую историю – своего мира. Там первые американские спутники назывались «Explorer» – «Исследователь». Здесь же – во временах и обстоятельствах уже явной космической войны подобные спутники США именовались «Explosive» – «Взрыв». Это были аппараты на сто процентов военные, более того – предназначенные для атаки космических и наземных целей с орбиты.
Но и тут Советский Союз имел преимущество, о котором и не догадывались американцы. Еще с 1959 года советскими учеными и конструкторами разрабатывалась тема перехвата вражеских спутников на околоземных орбитах с помощью активного маневрирования. Но все же пока эта тема была в разработке. Требовалось более простое – промежуточное – решение. Поэтому первый пилотируемый космический корабль «Восток-3А» оснастили системой коррекции траектории и одной управляемой ракетой класса «космос – космос». Вот для чего понадобилась не только летная практика советских космонавтов, но и учебно-боевые ракетные перехваты. Более того, сам Королев объявил космонавтам, что в случае необходимости они должны были таранить вражеские спутники с ядерными бомбами на борту. Для определения радиоактивного излучения в состав оборудования были введены и специальные радиометры. Они реагировали выборочно, только на излучение вокруг искусственных аппаратов, а не на «солнечный ветер» и другие типы излучения в околоземном пространстве. Однако действовали они только на очень небольшом расстоянии.
И все же советские космонавты пока запаздывали с пилотируемым орбитальным полетом.
А вот американцы даром времени не теряли. И устроили для СССР грандиозную провокацию почти через месяц после своего грандиозного конфуза с «космическим шимпанзе» Хэмом.
* * *
С мыса Канаверал во Флориде во второй половине дня 22 февраля, как обычно, стартовала очередная ракета-носитель. Все бы ничего, но вот ее вес превышал стандартный на добрые четыре тонны. Специалисты NASA заявили, что это просто очередной научно-исследовательский спутник. И все же «Explosive-4» внушал опасения советским ученым, в том числе и в погонах с большими звездами, необычностью своей орбиты.
Сергей Королев позвонил по спецсвязи президенту Академии наук Мстиславу Келдышу.
– У аппарата!..
– Мстислав Всеволодович, что-то беспокоит меня этот запуск американского спутника… Называйте это как хотите: интуиция, предвидение или же еще что-нибудь.
– Как раз нет, уважаемый Сергей Павлович. Я тут тоже кое-какие расчеты набросал – они как раз и подтверждают ваши опасения. Назавтра орбита американского спутника «Explosive-4» пролегает над Северным Казахстаном. Над станцией Конечной.
– Понимаю, Мстислав Всеволодович, все в одном котле варимся. И, думаю, теперь милой ручной обезьянкой дело не ограничится. Я свяжусь с главкомом ВВС маршалом Вершининым – нужно объявлять готовность № 1 по подразделениям истребительной авиации. Командующий РВСН маршал Савицкий уже предупрежден. Ракеты готовы перехватить цель. Но пока стационарная система противоракетной обороны «С-25» «Беркут» развернута только для защиты Москвы, Ленинграда и Сталинграда.
– На аэродроме под Тюра-Тамом в боевой готовности звено истребителей-перехватчиков «Су-9».
– Но эти не смогут перехватить – только сопровождать.
– Что ж, будем ждать…
* * *
На следующие сутки с мыса Канаверал через ретрансляционную станцию на Гавайях пришел телеметрический сигнал управления. Цепочка электрических импульсов сформировала команду, которая перевела предохранители из нейтрального положения в исполнительное. За многие сотни километров на пульте оператора в Хьюстоне три красных сигнальных огня сменились разрешающими зелеными.
– О’кей, джентльмены. Сигнал прошел, «подарок» подготовлен.
Проходя над Советским Союзом, американский спутник «Explosive-4» включил тормозные двигатели и начал сход с орбиты. Космический аппарат стал тормозиться о верхние слои атмосферы. Его спуск проходил по крутой баллистической траектории со скоростью, в шесть раз превышающей звук.
С самого начала орбитального маневра снижения американский спутник в советском небе отслеживали радиолокаторы противоракетной и противовоздушной обороны. На высоте ста тысяч метров американский спутник несся над Северным Казахстаном.
В Кремль срочно были вызваны Мстислав Келдыш, Игорь Курчатов и Сергей Королев. Хозяин кабинета, на стене которого висел портрет его отца, принял их сдержанно. Василий Сталин говорил отрывисто, резко – чувствовалось, что он едва сдерживается. И все же с его неумолимой логикой было трудно спорить даже именитым академикам – «отцам» советских ракет и атомных бомб.
– Сначала американский спутник подорвал на орбите наш аппарат с собакой Лайкой. Потом Пауэрс на разведчике «U-2» устроил нам Первомай в прошлом году. Теперь это незапланированное снижение американского спутника над нашей территорией. Даю голову на отсечение – это ведь попытка орбитальной бомбардировки?.. – не то спросил, не то констатировал Василий Сталин.
– Так точно, товарищ Верховный.
– Каковы координаты цели?
– По данным наших расчетчиков, выкладки которых я перепроверил лично, это 50 градусов 07 минут северной широты и 78 градусов 43 минуты восточной долготы.
– Семипалатинский ядерный испытательный полигон, – медленно кивнул Василий Сталин. – И это значит, что…
Многозначительную паузу заполнила пронзительная трель красного телефона правительственной связи.
Молодой Сталин медленно поднес телефонную трубку к уху:
– Я внимательно вас слушаю, товарищ Маршал Советского Союза… – Пауза не затянулась надолго. – Товарищ Жуков докладывает, что на Семипалатинском полигоне произведен ядерный взрыв. Он также утверждает, что у нас никаких атомных испытаний на 23 февраля 1961 года не было запланировано. Это значит только одно: американцы дали нам ядерный щелчок по носу с орбиты! И я спрашиваю вас, товарищи ученые: как вы не смогли этому помешать? За вами стоит вся мощь огромной страны и самоотверженного народа, еще совсем недавно победившего гитлеровский фашизм! И что?.. Вам должно быть стыдно. – Василий Сталин не хуже своего отца был способен правильно расставлять смысловые акценты и мотивировать своих подчиненных.
Новый глава великой страны тоже, как и прежний всесильный хозяин этого кабинета, любил работать по ночам. А в этот раз «мозговой штурм» не прекращался около полутора суток!
* * *
Суровая и бесплодная пустыня Семипалатинского полигона раскинулась на восемнадцать с половиной тысяч квадратных километров. Хмурым февральским утром над бескрайней радиоактивной равниной появилась падающая звезда. То, что она имеет рукотворное происхождение, никто из персонала ядерного полигона и не сомневался. Расчеты зенитно-ракетных комплексов «С-75» и новейших «С-125» уже давно «вели» неопознанный космический объект.
Когда он достиг высоты тридцати тысяч метров, прозвучал сигнал общей тревоги. Все на полигоне привычно заняли свои места в железобетонных бункерах. Даже зенитно-ракетные дивизионы были защищены бетонными капонирами, предохраняющими от воздействия ударной волны и вспышки ядерного взрыва.
В тридцати километрах от условной границы Семипалатинского полигона барражировала пара четырехмоторных бомбардировщиков «Ту-4». Это были самолеты-лаборатории: воздушные контрольно-измерительные пункты. Их прикрывало звено истребителей перехватчиков «Су-9» с управляемыми ракетами под треугольными крыльями. В общем, все шло штатно, как на очередных испытаниях «ядрены бомбы». Вот только испытания эти в сверхсекретном в те годы и в той реальности Семипалатинске были нагло навязаны американской стороной.
Ярчайшая вспышка озарила поросшую высохшим колючим кустарником и запорошенную снегом безлюдную пустыню, и все утонуло в этом сиянии. Огненный шар кипящей плазмы лопнул страшной ударной волной.
Кверху потянулся дымный гриб. От его «ножки» продолжали расходиться радиальные волны спрессованного до броневой твердости воздуха. Раскаленный вал прокатился по безлюдной местности, а грибовидное облако продолжало разрастаться.
– Вот это шарахнуло! – Начальник Семипалатинского ядерного полигона генерал-лейтенант артиллерии Петр Рожанович подошел к обзорному перископу. – С полтора десятка килотонн будет…
– Прислали нам американцы «подарочек», теперь долго расхлебывать будем… – отозвался один из операторов контрольно-измерительного комплекса.
– Не мы одни, а ракетчики – вот это уж точно!
* * *
В плотно зашторенное окно сталинского кабинета робко просочилось серое утреннее марево. Василий Сталин попросил бессменного секретаря Поскребышева, который еще его отцу служил верой и правдой, принести крепчайший черный чай и бутерброды с ветчиной и сыром. Ученые и военные отдали дань и тому, и другому. Голод после «мозгового штурма» уравнял ученые и военные звания. Мужчины слишком хорошо знали друг друга, чтобы испытывать стеснение. Да и к тому же все они решали государственные вопросы такой значимости и такого масштаба, что стали неким «Орденом технократов» внутри Красной империи СССР. Президент Академии наук СССР Мстислав Келдыш, «отец» советской атомной бомбы Игорь Курчатов, всесильный и деспотичный, но гениальный Сергей Королев, председатель комиссии ЦК по науке и новой технике Лаврентий Берия, министр обороны СССР маршал Георгий Жуков, назначенный вместо погибшего Неделина командующим РВСН маршал авиации Евгений Савицкий, Главнокомандующий ВВС маршал Константин Вершинин.
– Первый космонавт должен отправиться на орбиту и вернуться оттуда живым и невредимым этой весной! – жестко окончил совещание Василий Сталин.
Глава 9 Перед стартом
Дни неслись, словно спрессованные сумасшедшими космическими скоростями. Два года шестеро отважных летчиков проходили самые невероятные испытания, находились под самыми изощренными физическими, морально-психологическими и интеллектуальными нагрузками. Они заучивали целые страницы инструкций, выводили в толстых тетрадях бесконечные ряды мудреных аэродинамических и баллистических формул. И в то же время они вертелись на центрифугах, тренировались на велотренажерах и вибростендах, проходили многочисленные медицинские пробы, сдавали анализы и сложнейшие психологические тесты.
Не менее тяжелыми, чем свинец перегрузок, были испытания в сурдокамере – днями и неделями в полном одиночестве и в безмолвии. Казалось, что тут такого: сиди себе в тишине и покое и выполняй все предписания врачей-экспериментаторов. Но нет же, после долгого сидения в «научном карцере» даже у самых стойких кандидатов в космонавты возникали серьезные нарушения в восприятии окружающей реальности. Одним казалось, что стены сурдобарокамеры сдвигаются, у других возникает ощущение, что изолированный отсек вращается с бешеной скоростью, третьи говорят, что контрольная приборная панель плавится от огромной температуры.
А после сложнейшего испытания снова – постоянные изнурительные медицинские процедуры, исследования, заборы крови, желудочного сока через зонд, бесконечные электрокардиограммы и электроэнцефалограммы. Датчики биометрического контроля крепились к телу обычным клеем «БФ», а потом отдирались с кровавыми клочьями кожи.
Испытания на выживание в тайге при минус сорока или в безводной пустыне под палящим безжалостным солнцем и температуре в тени (а где ж ее взять-то, эту тень?) плюс пятьдесят пять! И вокруг на сотню километров, что в тайге, что в пустыне – ни души. И нужно выживать, имея лишь стандартную экипировку. А тесты на выживание в море в скафандре в спускаемой гермокабине? Жара под пятьдесят, влажность – сто процентов. На волнах – укачивает, постоянные тошнота и рвота. От вида и запаха пищи – выворачивает попросту наизнанку. Пульс – около двухсот ударов в минуту, дальше – только инфаркт миокарда. И все же космонавты выдерживали эти чудовищные нагрузки.
Выдерживал их и Юрий Савин. Хотел героизма? Получай теперь по полной!
О какой романтике космоса может идти речь, когда при перегрузках на центрифуге глаза застилает багровый туман, а грудную клетку расплющивает стальная плита с полтонны весом. А руки и ноги наливаются свинцом. И уже просто нет сил отвечать на вопросы оператора, управляющего центрифугой. Но нужно продолжать очередной эксперимент.
На секретном заводе космонавты проходили так называемый холодный тренаж в сферической кабине первого в мире пилотируемого космического корабля. Изучали «Восток», что называется, до винтика, до последней заклепки.
И вот подошло время выпускных экзаменов на первую в мире специальность космонавтов.
* * *
Юрий Савин отчаянно трусил, словно студент-первокурсник перед суровым, убеленным сединами профессором. Изначально экзамены были назначены на 17–18 января 1961 года, но из-за всех этих «американских подарочков» в виде ручных обезьянок и атомных бомб первый выпуск космонавтов пришлось перенести на более поздний срок. Но после категоричного приказа Василия Сталина программу подготовки еще более форсировали.
Дату экзаменов назначили на 27–28 февраля в Летно-исследовательском институте.
Старший лейтенант Гагарин шел по списку одним из первых. Комиссия под председательством Николая Каманина начала прием выпускных экзаменов у первой шестерки слушателей-космонавтов, подготовленных в Центре подготовки космонавтов ВВС СССР.
Каждый слушатель-космонавт занимал место в кабине действующего макета космического корабля «Восток-3А» и в течение сорока-пятидесяти минут докладывал комиссии о назначении корабля, его оборудовании, о действиях космонавта на различных этапах полета от посадки в кабину корабля на старте и до приземления в районе посадки.
Настал черед и Юрия Савина. Он уже привычно забрался в довольно тесную кабину, уселся в катапультное кресло. Но пока что на нем не было скафандра. В течение получаса он подробно рассказывал порядок работы, представляя, как это будет на самом деле. Для него это было несложно, ведь природный острый ум Юрия Гагарина, его огромная любознательность сплавилась в новой личности с жизненным опытом и знаниями инженера по радиоэлектронике оборонного завода «Топаз» в Донецке. Конечно, Савина, ориентирующегося на уровень технологий начала XXI века, не могли не смущать откровенно примитивные аналоговые и механические приборы. Но вместе с тем он знал про неимоверно высокий уровень надежности советских систем и приборов. Ими можно было буквально орехи колоть, причем – кокосовые.
От экзаменаторов стали поступать вопросы и вводные. Юрий уверенно их выполнял: интеллект и мышечная память слились воедино, образуя то, что летчики называют способностью чувствовать машину как продолжение самого себя.
Особое внимание строгих экзаменаторов уделялось умению космонавта ориентировать корабль перед включением тормозной двигательной установки, знанию и умению пользоваться аппаратурой обеспечения жизнедеятельности. Действиям после приземления «в особых условиях»: в пустынной местности или на воду.
Юрий Гагарин, Андриян Николаев, Герман Титов и Павел Попович получили оценки «отлично», а Григорий Нелюбов и Валерий Быковский – «хорошо».
На следующий день, 28 февраля, комиссия в том же составе продолжила свою работу, но уже в Центре подготовки космонавтов. Здесь экзамены более походили на университетские. Пока еще кандидаты в космонавты тянули билеты и после двадцатиминутной подготовки отвечали на три вопроса. Сумма всех вопросов в билетах полностью охватывала объем пройденного за девять месяцев курса обучения. После ответов на вопросы билета каждому слушателю задавалось еще по три или даже по пять дополнительных вопросов.
Старшему лейтенанту Гагарину выпало устройство скафандра, систем жизнеобеспечения космического корабля и порядок катапультирования на заключительном участке снижения. С этими вопросами Савин справился. Закономерным был и вопрос инженера-испытателя парашютных систем.
– Что будете делать при отказе основной парашютной системы торможения спускаемого аппарата?
– Отстрелю крышку люка спускаемого аппарата и введу в действие катапультное кресло. Дальнейшее снижение продолжу штатно – под куполом парашюта.
Экзаменатор молча кивнул и сделал пометку в ведомости.
– Порядок ввода в действие экспериментальной ракетной установки?
– Переход на ручное управление с использованием секретного кода. Введение в действие астрокоррекции и ориентации в пространстве с применением маневровых двигателей. Нацеливание с помощью оптического визира и пуск ракеты класса «космос – космос». Потом – немедленный уход в атмосферу импульсами маневровых и главным тормозным двигателем.
– Юрий Алексеевич, а вас не смущает тот факт, что ракетная система «космос – космос» установлена вместо резервного тормозного двигателя? – спросил вдруг Николай Каманин.
– Никак нет, товарищ начальник Центра подготовки космонавтов. Я полностью доверяю советским ученым и советской науке и технике. Расчетная орбита пролегает так, чтобы затормозиться о верхние слои атмосферы и сойти вниз за десять контрольных суток. Именно для этого и размещены запасы пищи и воды.
– А если орбита окажется нерасчетной?
– Что ж, мы – на войне. – На лице Юрия не дрогнул ни один мускул. – Полетное задание я выполню во что бы то ни стало. По-иному просто не могу.
* * *
В эти дни наставник космонавтов заместитель начальника боевой подготовки ВВС и по совместительству начальник Отряда космонавтов Николай Каманин записал в секретном дневнике:
«Все слушатели показали отличные знания. Рассмотрев личные дела, характеристики, медицинские книжки и оценки слушателей по учебным дисциплинам, комиссия единогласно решила всем слушателям поставить общую отличную оценку и записала в акте: «Экзаменуемые подготовлены для полета на космическом корабле «Восток-3А», комиссия рекомендует следующую очередность использования космонавтов в полетах: Гагарин, Титов, Нелюбов, Николаев, Быковский, Попович».
После окончания экзаменов в присутствии членов комиссии я объявил результаты экзаменуемым, пожелал им успехов в дальнейшей учебе и в космических полетах».
* * *
В начале марта старший лейтенант ВВС Юрий Гагарин положил на стол начальнику Отряда космонавтов рапорт.
– Что такое, товарищ старший лейтенант?
– Здравия желаю. Я – по личному вопросу. Жене скоро рожать, прошу вас отпустить меня на время из Отряда космонавтов.
– Что ж, Юрий Алексеевич, рапорт мы ваш уважим. А то – шутка ли сказать! Поздравляю от всей души!
– Спасибо большое! – Юрий искренне ответил на крепкое рукопожатие начальника Отряда космонавтов.
7 марта 1961 года у Гагарина родилась вторая дочь. Это событие одновременно и радовало, и пугало кандидата № 1 на первый в истории человечества космический полет. Ведь это был его ребенок – Юрий подсчитал, что все случилось именно тогда, после возвращения из госпиталя. Станет ли теперь отец относиться иначе к старшей дочери? А к жене, которая ждет его после всех тренировок и опасных экспериментов? Нет – как-то по-другому поступать Савин, ставший невероятным стечением обстоятельств Гагариным, просто не имел морального права.
От роддома отъехала развеселая процессия, в передней «Победе» на заднем сиденье счастливый отец держал в руках пищащий и хныкающий сверток. Рядом сидела жена Валентина вместе с дочерью Еленой. В остальных машинах ехали бравые офицеры-летчики. День рождения дочери Галины справляли в тесном кругу, просто, но весело.
Вечером, когда гости разошлись, Валентина обняла мужа.
– Юра, мне страшно. Этот полет – что-то совсем уж невероятное…
Кандидат в космонавты пожал плечами. Он и сам был растерян и сильно переживал. С рождением второй дочери мир для Юрия переменился. Но и отступать он был не намерен – слишком многое ему пришлось пережить.
– Валюша, ну не плачь, пожалуйста. Подумаешь, слетаю и вернусь. Все будет хорошо…
* * *
Шестнадцатого марта тремя самолетами «Ил-14» в 6.00 по московскому времени вылетели на полигон. Один самолет полетел прямо в Тюра-Там – на Байконур, а два других сначала полетели в Куйбышев. Там они облетели район штатного приземления корабля и космонавта. Район посадки космонавтам понравился: в основном хорошо заснеженные поля, все водоемы подо льдом, лишь немного леса на севере да коварные для парашютистов и средств поиска – Жигулевские горы. На отдых разместились в санатории Приволжского военного округа ВВС на берегу Волги, играли в пинг-понг, шахматы и бильярд… Космонавты чувствовали себя хорошо, бодры, веселы и, как всегда, очень жизнерадостны.
* * *
Космический корабль «Восток», его системы, аппаратура и агрегаты прошли все стадии наземной и летной отработки как автономно, так и в комплексе с ракетой-носителем. В летных условиях были проверены система вывода на орбиту, системы обеспечения жизнедеятельности человека в герметичной кабине корабля, системы ориентации и торможения, спуска с орбиты и возвращения на Землю спускаемого аппарата и космонавта и отработка поисково-спасательных средств.
4 апреля Главнокомандующий Военно-воздушными силами Константин Андреевич Вершинин подписал первые удостоверения пилотов-космонавтов Юрию Гагарину, Герману Титову и Григорию Нелюбову.
8 апреля 1961 года состоялось заседание Государственной комиссии по пуску космического корабля «Восток», которую возглавлял председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по оборонной технике Руднев. Комиссия утвердила первое в истории задание человеку на космический полет, подписанное Королевым и Каманиным:
«Выполнить одновитковый полет вокруг Земли на высоте 180–230 километров, продолжительностью 1 час 30 минут с посадкой в заданном районе. Цель полета – проверить возможность пребывания человека в космосе на специально оборудованном корабле, проверить оборудование корабля в полете, проверить связь корабля с Землей. На орбите выполнить запланированный переход на ручное управление, провести коррекцию положения космического корабля в пространстве и совершить испытание «изделия НПО Лавочкина». Убедиться в надежности средств приземления корабля и космонавта».
Пункта полетного задания, связанного с переходом на ручной режим, ориентирование и дополнительные испытания «изделия НПО Лавочкина», насколько помнил Юрий Савин, в исходном варианте документа не было. В его реальности вручную ориентировал «Восток» во втором орбитальном полете Герман Титов. Но в этой реальности все было по-другому: вместо резервного твердотопливного тормозного двигателя было установлено то самое «изделие НПО Лавочкина» – первая в мире боевая ракета класса «космос – космос». Она предназначалась для перехвата и уничтожения вражеских спутников.
Глава 10 Барокамера – испытание судьбой
Несмотря на то что практически все подготовительные процедуры были пройдены и экзамены на право быть космонавтом № 1 сданы, в войсковой части № 26266 выполнялась испытательная и научно-исследовательская программа. Советский Союз первым оценил практические перспективы освоения космоса и тот импульс новым технологиям, который он может дать. Полет кого-то из первой тройки: Титова, Гагарина или Нелюбова был только первым, осторожным шагом человека в околоземное пространство. Поэтому эксперименты продолжались.
23 марта 1961 года из сурдобарокамеры вышел улыбающийся кандидат в космонавты Валентин Бондаренко. Эксперимент по нахождению в изоляции сроком в десять суток был проведен успешно. Крохотная тесная комнатушка с двумя иллюминаторами, пилотское кресло, пульт, кушетка, стол, умывальник и санузел – вот и вся спартанская обстановка. Из еды – только консервы и сухой паек. И в этих условиях будущий космонавт должен был не только просто «отсиживать срок», но и выполнять различные задания врачей-экспериментаторов.
Перед выходом самый молодой из Отряда космонавтов, а было Валентину всего 24 года, снял нательные датчики и обтер торс ваткой, смоченной спиртом. Ватка отправилась в мусорный контейнер.
Тяжело провернулся массивный штурвал герметичной двери, послышалось слабое шипение воздуха. В сурдобарокамере поддерживалось более низкое давление, чем снаружи, а дышать испытуемому нужно было чистым кислородом.
В легком спортивном костюме молодой кандидат в космонавты «вышел на свободу», прищурившись от яркого света, бившего в окна лаборатории космической медицины. Его встречал Гагарин.
– Здравия желаю! – Бондаренко пожал Юрию руку.
– Как себя чувствуешь, Валентин?
– Прекрасно! Больше всего на свете хочу домашнего борща. Приду домой, моя Анечка, наверное, уже его сварила. А то продержали меня на сухпайке, понимаешь…
– Так, Валя, не выводи меня из себя! А то из сурдобарокамеры отправишься у меня на «гауптическую вахту» – еще на пятнадцать суток! Там как раз жиденькую баланду похлебаешь. – Гагарину не зря дали прозвище «Службист». – Я тебе эту электроплитку по гроб жизни не забуду.
* * *
По условиям эксперимента кандидат на космический полет не мог общаться с внешним миром, кроме как по необходимости. Питаться приходилось сухпайком, но Валентин Бондаренко решил схитрить: он захватил небольшую электропечку для того, чтобы готовить себе горячую пищу. Хоть это строго-настрого запрещалось. В замкнутом объеме сурдобарокамеры с чистым кислородом под пониженным давлением любой пожар был смертельно опасен.
Савин, естественно, знал об этом. Знал он и чем кончится такая халатность молодого кандидата в космонавты.
В той реальности, которую помнил раньше Юрий, пропитанная спиртом ватка упала на открытую раскаленную спираль электроплитки. В замкнутом объеме сурдобарокамеры, наполненной чистым кислородом, мгновенно полыхнул пожар. Открыть герметичную дверь быстро оказалось невозможно из-за разницы внутреннего и внешнего давления. Когда Валентина Бондаренко все же достали из огненного ада, у него было обожжено порядка девяноста процентов кожи. Всю дорогу до больницы в «Скорой помощи» он повторял одно и то же: «Виноват только я один!» Его доставили в Боткинскую больницу, из Звездного городка привезли жену, Анну. Валентин Бондаренко узнал об этом и произнес только одно: «Ну, Анюта, все». В три часа на следующий день Валентин Бондаренко умер. За его жизнь врачи боролись восемь часов. Сослуживцы для спасения жизни Валентина предлагали свою кровь, кожу для пересадки. Но, к сожалению, оказались бессильны…[11]
* * *
И вот Валентин Бондаренко, здоровый и улыбающийся, стоял перед Юрием и тряс его руку. И никто в целом мире не подозревал, что чувствовал сейчас старший лейтенант Гагарин. Ведь это он перед началом эксперимента в сурдобарокамере отобрал у Валентина ту злосчастную электроплитку, да еще и устроил разнос лаборантам экспериментального комплекса за злостное нарушение правил пожарной безопасности при проведении эксперимента. «На орбите некогда будет борщи варить!» – категорично заявил Гагарин. И пообещал даже подать рапорт Каманину по факту нарушения. Молодые девчонки из лаборатории тогда очень на него обиделись.
Но зато теперь молодая жена Анечка обнимет своего Валентина, а сын Саша сможет гордиться живым отцом, а не памятью о нем.
«Валя был очень добродушным, веселым парнем, – вспоминал космонавт Павел Попович, – сам любил пошутить и никогда не обижался, когда подшучивали над ним. Он отлично пел, голос и слух – выше всяких похвал. Мы называли его «Звоночек». Каждое утро, а он жил на самом верхнем этаже дома, Валентин сбегал по лестнице и стучал во все квартиры: «На зарядку, на зарядку!»… Отлично играл в футбол…»
Валентин Бондаренко никогда не обижался на дружеские шутки. А когда «попадался», то смеялся вместе со всеми. Если у человека есть чувство юмора и относительно себя – это, как правило, добрый человек.
Но смелости и решимости ему было не занимать. Сослуживцы Валентина часто вспоминали такой случай. Однажды на подоконник из квартиры на пятом этаже вылез мальчишка и в страхе застыл. А внизу уже собралась толпа. Стали уговаривать мальчонку вернуться внутрь, но тот боялся даже пошевелиться. Бондаренко же отреагировал мгновенно: поднялся по водосточной трубе на пятый этаж и снял ребенка с подоконника. «Я всегда восторгался его самоотверженностью и решительностью. Меня и теперь трясет, когда вспоминаю, как Валентин поднимался по водосточной трубе. А ведь каждую секунду он мог свалиться вместе с трубой, – рассказывал летчик-космонавт СССР Георгий Шонин. – Но тогда все окончилось благополучно. Внизу Валентина встретили как героя, а он, улыбаясь, отмахнулся: «Бывает и куда сложнее».
* * *
Каждый из Отряда космонавтов был лучшим из лучших – настоящим советским человеком. И жизнь каждого из них имела огромную ценность для всего СССР. Это были пассионарии, готовые идти на смертельный риск и вести за собой остальных. Общество потребления, как помнил Савин из века XXI, старалось уничтожить именно таких людей. Но именно они и поднялись на Донбассе против бандеровских фашистов. А здесь, в иных пространственно-временных реалиях, именно такие люди стали первопроходцами Космической эры.
Юрий смог перевести дух – первое серьезное испытание не только барокамерой, но и судьбой прошло успешно. Реальность не затрещала по швам от крохотного, но важного изменения. Хотя что значит одна человеческая жизнь в масштабе Вселенной? Одновременно – и ничтожно мало, и критически много.
Вспомнилось прочитанное еще в школе стихотворение Сергея Орлова «Его зарыли в шар земной».
Его зарыли в шар земной, А был он лишь солдат, Всего, друзья, солдат простой, Без званий и наград. Ему как мавзолей земля – На миллион веков, И Млечные Пути пылят Вокруг него с боков. На рыжих скатах тучи спят, Метелицы метут, Грома тяжелые гремят, Ветра разбег берут. Давным-давно окончен бой… Руками всех друзей Положен парень в шар земной, Как будто в мавзолей…Сколько легло их в шар земной, безвестных героев – и в будущем, и в настоящем, чтобы первые космонавты сейчас проводили свои тренировки перед первым полетом человека в Неведомое?.. Жизнь каждого человека исключительно важна, и за нее нужно бороться с неумолимой Судьбой. И побеждать.
Глава 11 Поехали!
Остроносая громада «Семерки» – так называли ракету-носитель «Р-7» конструкторы – будто бы запуталась в ажурном плетении стальных ферм-опор и обслуживающих мачт. Стальные объятия будто бы удерживали ее на земной тверди, но очень скоро на столбе ревущего огня, который укротили советские инженеры, ученые, конструкторы, ракета уйдет в ранее неведомое человеку космическое пространство. И звезды станут для нас еще ближе.
Человек в оранжевом скафандре и белом шлеме с красной надписью «СССР» на мгновение задержался на верхней площадке фермы обслуживания и приветственно вскинул руки, сцепив их над головой. Именно ему суждено было стать первым посланником всего человечества в ледяной бескрайней пустоте космоса.
За спиной он оставлял все сомнения и невзгоды, трудный путь длиною почти год, и еще более долгую и нелегкую жизненную дорогу. Детство, в котором пришлось рано повзрослеть. Непростой выбор перспектив между карьерой инженера-литейщика и манящим притяжением неба. Готовясь стремительно взмыть к звездам над всей нашей планетой, он оставлял здесь свою новорожденную дочь Галочку. Оставлял ее на руках нежной и любящей матери – своей жены Валентины.
– Юрий Алексеевич, занимайте катапультное кресло, устраивайтесь в герметичной кабине. – Техники расчета пускового комплекса помогли первому космонавту планеты забраться в корабль.
Савин защелкнул карабины привязных ремней катапультного кресла, подвигал плечами под широкими лямками, устраиваясь поудобнее. «Словно в кабине реактивного истребителя – все привычно после тренировок и «холодного тренажа» без счета», – подумалось вдруг ему. Техники помогли космонавту подключить и проверить систему жизнеобеспечения, подсоединили штекеры радиосвязного оборудования и комплекса телеметрии.
Но все же Юрий Савин знал то, чего не мог знать Гагарин. Например, о том, что вскоре обнаружится неполадка датчика контроля герметичности люка, через который космонавт садился в корабль. Датчик будет показывать, что крышка закрыта неплотно. Ведущий конструктор корабля «Восток» Олег Генрихович Ивановский, торопясь успеть за полчаса до объявленного старта, отвернет три десятка гаек и герметичных замков, запирающих люк. И это – на уже заправленной и готовой к старту ракете!
Поэтому, прежде чем над головой закрылась створка люка, Юрий негромко сказал технику:
– Проверьте датчик прижима крышки!
Техник удивленно посмотрел на космонавта, но послушался и поправил электрический контакт прижима крышки.
А ведь на этом сюрпризы не заканчивались. Ну да ладно – прорвемся!
* * *
В наушниках гермошлема скафандра сквозь шорох и потрескивания появился голос Королева:
– Объявлена десятиминутная готовность.
– Вас понял – объявлена десятиминутная готовность. Гермошлем закрыт. Все нормально, самочувствие хорошее, к старту готов, – привычно ответил Юрий. Тревоги не было, просто – «адреналиновый мандраж», как перед обычным полетом на истребителе или парашютным прыжком. Он глянул на бортовые часы на приборной панели над головой: время – 08.30.
– Минутная готовность, как вы слышите? – сообщил Королев.
– Вас понял – минутная готовность. Занял исходное положение… – Юрий поерзал, насколько позволяли привязные ремни.
А в это время в защищенном бункере отрабатывалась пусковая готовность. По командам с пульта управления отошли обслуживающие фермы и кабель-мачта, по которой подавалось на борт ракеты-носителя электропитание. «Восток» перешел на полную автономность, связь с космонавтом поддерживалась теперь только по радио и телеметрии:
– Ключ на старт!
– Протяжка один!
– Продувка!
– Ключ на дренаж!
– Протяжка два!
– Пуск!
– Зажигание!
В наушниках гермошлема Юрия, скрючившегося в крохотном герметичном шарике кабины на вершине огромной ракеты-носителя, раздался приглушенный голос главного конструктора:
– Дается зажигание, Кедр.
– Вас понял – дается зажигание.
В этот момент Юрий ощутил легкую дрожь, и эта нетерпеливая дрожь от ракеты-носителя передалась космонавту. Бортовые часы на приборной панели показывали 09.07.
В пусковом бункере и военные, и гражданские специалисты напряженно вслушивались в четкие команды стартового расчета космодрома. В перископы, как на подводной лодке, ясно была видна стартовая позиция и ракета с бьющими потоками пламени из дюз. Бело-желтое пламя яростно клокотало у подножия стартового «стола».
– Предварительная ступень…
– Промежуточная…
– Главная…
Рев укрощенного стальной волей советских конструкторов огня проник даже сквозь толстые железобетонные стены бункера управления. А там, на поверхности, казалось, извергался вулкан. Юрий ощущал всем своим телом титаническую мощь реактивных двигателей ракеты-носителя.
– Подъем!
Каких трудов стоило произнести сведенными от перегрузок губами знаменитое на весь мир слово:
– Поехали!
На столбе ярчайшего пламени космическая ракета неожиданно легко поднялась со стартовой позиции. Огненный поединок с силой гравитации завершился победой человека и всего человечества. Сверкающая игла прошила небосвод, устремляясь к звездам. Стрелки бортовых часов показывали 09.07, день – 12 апреля 1961 года.
Перегрузки нарастали, свинцовая тяжесть сдавливала плечи, стискивала грудь, вытесняя из легких воздух. Потяжелевшая голова космонавта вжималась в заголовник катапультного кресла. Невозможно было пошевелить ни рукой, ни ногой. Уголки губ под воздействием нескольких «же» потянулись вниз, кожа на лице натянулась. Вот когда пригодились многочисленные изматывающие тренировки на центрифуге!
Могучая советская ракета стремительно набирала высоту. В чернильно-синем небе вдруг вспыхнула яркая рукотворная звезда – это отделились четыре разгонных блока. Они выработали все топливо и были отстрелены пиропатронами. Космический корабль «Восток» с разгонной ступенью продолжил набирать высоту. Здесь, в верхних слоях атмосферы, уже не было такого сильного сопротивления воздуха. Да и гравитация Земли-матушки уже была почти побеждена. Пилотируемый космический корабль «Восток» продолжал набирать высоту.
На смену давящей тяжести перегрузок пришла необычайная легкость невесомости. Легкость была во всем, дыхание поначалу перехватило. Как летчик, Юрий не раз сталкивался с этим явлением, но во время пилотажа невесомость длится всего несколько секунд, а тут, в космическом пространстве, это было явлением естественным.
Головной конический обтекатель ракеты-носителя разошелся, и в иллюминатор кабины Юрий увидел яркий – в прямом смысле неземной свет. Дыхание перехватило от неистовой радости, именно сейчас он понял, что совершил! Человек впервые покинул Землю и вышел в космическое пространство!
Но на землю по рации Савин передал только выхолощенный отчет:
– Заря! Я – Кедр. Произошел сход головного обтекателя. Вижу Землю из космоса. – Он все же смог, совершил главный в своей жизни поступок – так думал Юрий Савин, но вся его устремленная в небо жизнь говорила: это – лишь первый шаг, за которым расстояния в миллионы световых лет! И сейчас человек в крошечном шарике герметичной кабины первого в мире космического корабля «Восток» был готов преодолеть все тернии на пути к звездам.
Это был русский, советский человек, проживший две жизни вместо одной ради великой цели.
* * *
Картина и действительно завораживала! Огромная голубая планета – красавица в тончайшем полупрозрачном платье атмосферы. Солнце из-за края планеты светило невероятно ярко, Юрий опустил темный щиток поверх стекла гермошлема. Он все еще ощущал легкую вибрацию от работы ракетного двигателя последней ступени. Космонавт знал, что так и было: на завершающем этапе не сработала система радиоуправления, которая должна была выключить двигатели 3-й ступени. Выключение двигателя произошло только после срабатывания дублирующего таймера, но корабль уже поднялся на орбиту, выше расчетной на 100 километров. И он помнил, что сход с такой орбиты с помощью «аэродинамического торможения» о верхние слои атмосферы мог занять, по разным оценкам, от двадцати и до пятидесяти дней. А вот кислорода в системе жизнеобеспечения, продуктов и воды было только на расчетные десять суток. И еще припасов на трое суток в носимом аварийном запасе под сиденьем катапультного кресла.
А ведь первый запуск космического корабля «Восток», тогда еще в беспилотном варианте, совершенный 15 мая 1960 года, закончился неудачей. Вместо того чтобы дать импульс тормозным ракетным двигателям, неправильно сориентированный корабль, наоборот, набрал ускорение и ушел на гораздо более высокую орбиту. Где болтался и сейчас. И будет летать до 1965 года, знал Савин. Ох, как нелегко предугадывать собственную судьбу…
Но, даже зная все это, Юрий был готов рисковать. В конце концов, что значит одна человеческая жизнь по сравнению с гигантским прорывом в космос всего человечества?! В ту далекую от нас, детей «поколения «пепси», эпоху люди мыслили гораздо более масштабно. В начале XXI века в нашей реальности принято открещиваться от всего великого: «Меньше пафоса!» Но ведь именно великие цели всегда движут выдающимися людьми. И как можно приземленными понятиями описать масштабность технологических и научных проектов? Это не пафос, «господа потребители», а дерзкий порыв лучших умов человечества! Только ради этого и стоит жить.
* * *
«12 апреля 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор ГАГАРИН Юрий Алексеевич», – говорилось в историческом сообщении Телеграфного агентства Советского Союза.
Во время полета ТАСС вел репортаж о происходящем на орбите: «В 10 часов 15 минут по московскому времени пилот-космонавт майор Гагарин, пролетая над Африкой, передал с борта космического корабля «Восток»: «Полет протекает нормально, состояние невесомости переношу хорошо».
* * *
– Кедр на связи. Пролетаю над Южной Америкой, самочувствие нормальное, на борту порядок. Все системы работают штатно. Готов перейти на ручное управление для орбитального маневра. – Юрий улыбнулся: «орбитальный маневр» – это были кодовые слова, говорящие о начале испытания ракеты-перехватчика класса «космос – космос».
– Вас понял, Кедр. Я – Заря. Можете переходить на ручное управление для совершения орбитального маневра. Старт ракеты засекла американская станция радиолокационного контроля Шамия на Алеутских островах.
– Вас понял, Заря.
Юрий поднял герметичное забрало гермошлема и потянулся рукой в оранжевой герметичной перчатке к приборной панели над головой. В невесомости понятия «верх» и «низ» потеряли свое значение. Он набрал на контрольной панели «секретный код», который должен был узнать, только вскрыв специальный пакет. Но еще перед стартом «по секрету» этот код – «125» первому космонавту независимо друг от друга сообщили Сергей Королев и Мстислав Келдыш.
В исходном варианте предполагалось, что в первом космическом полете функции управления возьмет на себя автоматика. Юрий Савин знал, что в его времени и пространстве так и было. А вот во время второго полета, который выполнил Герман Титов, действительно была задействована ручная система управления. Однако в этих временах все было иначе.
Спор между Королевым и Келдышем велся о применении ручного режима в первом космическом полете чуть ли не до самого момента старта «Востока». Королев был категорически против, как главный конструктор он стремился снизить вероятный риск к минимуму. Но как ученый, президент Академии наук СССР, Келдыш настаивал. Он стремился, чтобы уже первый пилотируемый космический полет принес науке как можно больше ранее неизвестных сведений. Волевым решением самого Василия Сталина, которого поддержал и председатель Комиссии по перспективным научно-техническим разработкам Лаврентий Берия, было дано «добро» на маневрирование на орбите в ручном режиме.
Космический корабль «Восток» состоял из двух отсеков: герметичного «шарика» спускаемого аппарата и конического переднего приборно-двигательного отсека. В нем находилась аппаратура связи, ориентации, тормозная двигательная установка, сопла малых ракетных двигателей системы ориентации. Здесь же была установлена и космическая ракета-перехватчик. Контейнер и аппаратура управления заняли место резервного твердотопливного двигателя торможения.
Ничего подобного в базовом варианте «Востока» не было. Но все же конструкторы и ученые рассчитывали на боевое применение пилотируемого аппарата в космосе. Поэтому и была введена в программу полета ручная ориентация «Востока» и запуск космической ракеты-перехватчика.
В герметичном «шарике» кабины Юрий проводил необходимые операции, переключая на пульте нужные тумблеры и поворачивая верньеры. Космонавт внимательно следил за положением Земли. На круглом иллюминаторе космического корабля была нанесена специальная масштабная сетка – прицел. Вот с помощью нее и выполнялись ориентация и прицеливание.
Юрий рассчитал новую траекторию движения своего космического корабля и запустил двигатели ориентации. У вершины конуса последовательно полыхнули яркие вспышки микрореактивных двигателей. Они развернули «Восток», придав ему необходимое положение.
– Кедр к проведению эксперимента готов, – доложил космонавт.
– Кедр, отставить эксперимент! – неожиданно пришел приказ с Земли.
Юрий убрал руку от боевой гашетки, прикрытой красной предохранительной скобой.
– Наша радарная станция на Земле засекла перемещение по орбите американского спутника. Сателлит, предположительно – «Explosive-1» идет на сближение с космическим кораблем «Восток».
У космонавта на высоте нескольких сотен километров над планетой мгновенно пересохло в горле. Повторить судьбу несчастной Лайки ему уж никак не хотелось! Решение пришло мгновенно.
– Заря! Я – Кедр, прием. Разрешите… довести эксперимент до решающей фазы.
Наступило молчание, показавшееся Юрию соизмеримым с масштабами космического пространства.
– Кедру – эксперимент провести разрешаю. Я – Заря, прием. Повторяю: Кедру эксперимент провести разрешаю. Космический объект находится левее и выше на двадцать километров. Заходит со стороны Солнца.
«Во время войны «мессершмитты» с черными крестами на крыльях тоже заходили от солнца, чтобы атаковать внезапно. Но сейчас у вас ничего не выйдет!» – подумал советский космонавт. Он переключил несколько тумблеров на небольшой приборной панели над головой. Снова включились двигатели ориентации, меняя положение космического корабля в пространстве.
Юрий обнаружил и визуально опознал силуэт спутника – это действительно был американский беспилотный корабль-камикадзе «Explosive-1». И приближался он явно не для того, чтобы вместе выпить кока-колы. Не зря советские космонавты так долго и тщательно заучивали силуэты американских космических кораблей и их технические параметры. Например, у этого саттелита имелся заряд в десять килограммов тротила. В условиях безвоздушного пространства и невесомости подобная «космическая бомба» обладала колоссальной разрушительной силой. Осколки американского боевого космического аппарата могли разлететься на десятки километров, не теряя своей убойной силы.
Прицельные метки на стекле перечеркнули американский спутник-убийцу. Отдельная масштабная шкала помогала визуально оценивать расстояние до объекта, как в обычном оптическом прицеле. Помня размеры американского спутника, советский космонавт оценил расстояние примерно в десять-двенадцать километров.
– Кедр! Внимание! Объект находится в десяти с половиной километрах. Видишь его, прием?
– Я – Кедр! Цель вижу. Работаю.
Юрий сдвинул красную предохранительную скобу и нажал гашетку ракетного пуска. Легкий толчок и вспышка пламени возвестили о старте с борта «Востока» совсем уж небольшой ракеты. В ее головной части находился тепловой датчик цели, который наводил космический перехватчик на источник теплового излучения. Эта ракета была создана на основе все той же самонаводящейся «РС-2УС», но поскольку ни гравитация, ни сопротивление воздуха на нее не действовали, то и дальность в космосе для первой в мире советской космической ракеты-перехватчика была практически не ограниченной. Тут же автоматически включились двигатели коррекции космического корабля «Восток», компенсируя импульс, согласно второму закону Ньютона: сила действия равна силе противодействия. Ракета шла на цель уверенно, да и американский спутник «Explosive-1» был достаточно простой мишенью. Активно маневрировать на орбите он все же не мог, так что Юрий просто взял упреждение при прицеливании. Поэтому и результат перехвата оказался закономерным. Яркая вспышка взрыва отразилась в блестящем светоотражающем забрале гермошлема космонавта с красной надписью «СССР».
Юрий сразу же включил двигатели коррекции, уводя «Восток» с траектории сближения. Разлетающиеся во все стороны обломки американского спутника могли нанести серьезные повреждения пилотируемому космическому кораблю.
– Кедр! Я – Заря! Прием, как слышите меня, Кедр? Ответьте…
– Кедр на связи», эксперимент выполнен успешно!
– Вас понял. Тормозная двигательная установка будет включена автоматически. Прошу провести ручную коррекцию положения космического корабля на орбите.
– Вас понял, коррекцию в ручном режиме выполняю. – Юрий переключил несколько тумблеров на приборной панели над головой. Снова полыхнули вспышки небольших реактивных двигателей. «Восток» сориентировался на траектории полета.
После первого в мире космического боя Юрий вдруг понял, что проголодался. Он с удовольствием употребил мясное пюре из специального туба, потом решил отведать сгущенного молока. И запил все соком. Было очень вкусно и питательно. Он набросал заметки по полету в блокноте. Положив карандаш рядом, он увидел, как тот «уплывает» в сторону. «В невесомости вещи нужно привязывать», – надиктовал на магнитофон свое наблюдение Юрий.
Космонавт глянул на бортовые часы, до расчетной точки включения тормозной двигательной установки оставалось совсем немного времени. Юрий захлопнул прозрачное забрало гермошлема, проверил систему жизнеобеспечения скафандра и приготовился к снижению.
Тормозной ракетный двигатель конструкции Алексея Исаева сработал штатно, но отключился на одну секунду раньше. Всего лишь на одну секунду, но это привело к недобору мощности. К тому же через сопло тормозного двигателя стал выходить сжатый азот, который применялся в вытеснительной системе подачи топлива из баков. Реактивная струя азота закрутила космический корабль, и «Восток» стал беспорядочно кувыркаться. У Юрия сжалось сердце: в иллюминаторе мелькал то голубой край Земли, то яркое Солнце, то заглядывала пугающе-черная бездна космоса.
«Восток», кувыркаясь, врезался в атмосферу Земли. При этом кабель-мачта, которая соединяла герметичный спускаемый аппарат и приборно-двигательный отсек, не отсоединилась. Эта неполадка возникала во всех предыдущих пусках космического корабля «Восток», случилась такая неприятность и сейчас. Юрий был готов к такому повороту событий, он знал, что в плотных слоях атмосферы кабель-мачта отгорит сама. И все же было неприятно осознавать, что тебя крутит волчком на высоте около полутора сотен километров на границе космоса и атмосферы Земли.
Наконец эта чертова кабель-мачта перегорела, и приборно-двигательный отсек отлетел в сторону. Произошло это на высоте 130 километров. Отсек сразу же полыхнул в плотных слоях атмосферы.
Спускаемый аппарат продолжил снижение по баллистической траектории. Снова навалились перегрузки, после невесомости орбитального полета они казались особенно ощутимыми. Но тренированный организм космонавта справился и с нагрузками в восемь-десять «же». За толстым стеклом иллюминатора полыхало пламя, температура снаружи достигала 3000–5000 градусов Цельсия. Кабина начала потрескивать. Выдержит ли термоизоляция перепад температур от минус 270 градусов до плюс 5000 градусов Цельсия?
Высотомер показывал семь тысяч метров, когда на приборной панели зажглось красное предупредительное табло «Приготовиться к катапультированию». Юрий сгруппировался – в следующую секунду над головой в белом гермошлеме грохнули пиропатроны, отстрелив крышку люка. Мощный заряд выбросил катапультное кресло вместе с пилотом-космонавтом из спускаемого аппарата. Вышел стабилизирующий парашют.
Затем отстрелилось и само кресло, а Юрий остался болтаться на стропах раскрывшегося основного парашюта. Заодно вышла и «запаска». На двух бело-оранжевых куполах первый космонавт планеты Земля спускался на грешную твердь из необозримых высот открытого космоса. Но и снижение не обошлось без сюрпризов. И естественно – неприятных.
Во-первых, не сработал клапан перепуска атмосферного воздуха на космическом скафандре. Юрий был вынужден снижаться, хватая ртом воздух и выпучив глаза за герметичным щитком гермошлема, как выброшенная на берег рыба. Прозрачное забрало тоже не открывалось – заело, елки зеленые!
В довершение всего у первого в мире космонавта была реальная перспектива искупаться в Волге в апреле месяце.
Задыхаясь, Юрий изо всех сил потянул за лямку основного парашюта, чтобы перекосом купола создать скольжение и уйти в сторону. Помогла хорошая парашютная подготовка. Юрий Савин и сам имел первый разряд по парашютному спорту и прыгать любил и умел. А старший лейтенант Гагарин к тому же прошел углубленную парашютную подготовку и имел квалификацию инструктора. Мышечная память, рефлексы, подстегнутые адреналином и нехваткой воздуха, сделали свое дело. Так что купание обошло космонавта стороной.
Он плюхнулся на пашню неподалеку от маленькой деревни Смеловка Саратовской области. До ближайшего города – Энгельса – было несколько десятков километров.
Юрий поднялся на ноги и все же раскрыл замок лицевого щитка гермошлема. Как же было приятно стоять на твердой земле и полной грудью вдыхать сырой и пьянящий весенний воздух!
На первого в мире космонавта планеты Земля с удивлением смотрели жена местного лесника Анихайят Тахтарова и ее шестилетняя внучка Рита.
* * *
Спускаемый аппарат космического корабля «Восток» в атмосфере почти сразу же засекли радиолокационные станции зенитно-ракетных комплексов «С-75» противовоздушной обороны. Командир дивизиона, усатый майор, которого солдаты между собой называли не иначе как Чапай, всматривался в мерцающий изумрудным светом экран круговой развертки. Светящаяся точка перемещалась от края экрана к центру.
– Дивизион, боевая тревога! – отрывисто бросил майор.
В кабинах управления раздался прерывистый зуммер. Пусковые установки развернулись на указанные азимуты. Остроносые ракеты были готовы стартовать по повороту инициирующего ключа. С красных кнопок были сброшены предохранительные колпачки.
Свежи были воспоминания о Пауэрсе, сбитом над Свердловском год назад, 1 мая 1960-го. И все же майор медлил. Зенитчиков за сутки до этого предупредили, чтобы они следили за «контейнерами с неба». И вот, очевидно, такой «контейнер с неба» засекли радиолокаторы его дивизиона.
– Товарищ командир, цели разделились – высота семь тысяч. Скорости целей снизились, – доложил один из операторов.
– Принял, – ответил командир и поднес к губам микрофон на длинном витом шнуре. – Центр связи, прием… Да, командир дивизиона. Дайте прямую связь со штабом ПВО округа. Имею доклад чрезвычайной важности.
* *
Юрий услышал стрекот вертолетов. Это спешила к спускаемому аппарату и космонавту поисковая партия.
Но первыми к месту приземления обгоревшего из-за трения об атмосферу «шарика» спускаемого аппарата прибыли военные из зенитно-ракетного дивизиона и местные колхозники.
– А ну стоять! Еще один американский шпион! – Один из солдатиков лязгнул затвором самозарядного карабина Симонова.
– Иванов, твою мать, отставить! Совсем охренел?! – Капитан рявкнул на подчиненного. – Ты, дурья башка, на гермошлем его посмотри – видишь, написано: «СССР».
Сконфуженный солдатик разрядил карабин.
«Охренеть можно! И так натерпелся за весь космический полет, так еще и на земле пристрелить решили», – с иронией подумал Юрий и вымученно улыбнулся.
Одна группа военных взяла под охрану спускаемый аппарат, а другая – повезла Гагарина в расположение зенитно-ракетной части. Оттуда Гагарин по телефону отрапортовал командиру дивизии ПВО:
«Прошу передать Главкому ВВС: задачу выполнил, приземлился в заданном районе, чувствую себя хорошо, ушибов и поломок нет. Гагарин».
* * *
Из космоса на Землю Юрий Гагарин вернулся уже майором. Савин знал об этом, но здесь и времена были другие. Конечно, была и красная ковровая дорожка от самолета, выходя на которую он не забыл проверить, как завязаны шнурки на ботинках[12], и трибуна, где его встречал лично Верховный – молодой и энергичный Василий Сталин. Были торжества и банкеты, приемы и выступления перед рабочими различных заводов, врачами, учителями, простыми селянами. Юрий Гагарин стал по-настоящему народным героем. Юрий Савин, который почти уже растворился, слился со своим неожиданным альтер-эго, видел теперь не приукрашенную картину Советского Союза. Но от этого картина не становилась более бледной. Он видел, как радовались миллионы людей, привыкшие отдавать последнее ради величия собственной страны. Он не мог подвести их всех.
Но самым главным для Юрия стало возвращение домой, к жене и дочкам. Валентина молча обняла мужа и прижалась у нему щекой. Жена летчика, она знала цену часам ожидания. Но сейчас ее муж улетел гораздо выше и дальше, чем до этого случалось в истории человечества. Но для Валентины он оставался все тем же веселым парнем, который пригласил ее на танец в Оренбурге в Доме офицеров.
– Юрочка, вернулся… Родной ты мой…
Юрий знал, что теперь и навсегда нет ничего для него важнее семьи. Отсюда он ушел к звездам, сюда же и вернулся. Тепло родного очага, жена и дочки – вот ради чего он проторил звездную дорогу.
Глава 12 Боевое дежурство
– С первым сбитым на космической орбите тебя, Юра! – приветствовал Космонавта № 1 Сергей Павлович Королев. – Рисуй звездочку на гермошлеме за сбитый американский спутник!
Космонавт только смущенно улыбался и отшучивался. Он не привык к такому вниманию к своей скромной персоне. Еще не привык. Впрочем, всемирная слава осталась в иных временах и иной реальности. Здесь праздник быстро уступил место суровым боевым будням.
На стартовую позицию космодрома Байконур уже готовилась встать вторая ракета-носитель «Р-7» с пилотируемым космическим кораблем «Восток». Как и предполагалось, пилотом-космонавтом должен был стать Герман Титов. Он был крепче и выносливее Гагарина, поэтому и полет ему предстоял сложнее. Не чуть больше полутора часов, а целые сутки.
Гораздо более важным было другое. Ракета «Р-7» создавалась все же как носитель мощного термоядерного заряда с межконтинентальной дальностью полета. Но угроза бомбардировки из космоса полностью изменила эти планы. Теперь предполагалось держать на Байконуре и на стартовых комплексах в Плесецке и Капустином Яру по одной боеготовой ракете. Но вместо боевых блоков они оснащались пилотируемыми космическими аппаратами «Восток». Каждый из «Востоков» нес одну ракету-перехватчик класса «космос – космос».
Но космонавты были полны решимости уничтожать вражеские боевые спутники даже ценой своей жизни – тараном!
И все же Сергей Королев настаивал еще и на экспериментальных полетах в космос.
– Мы сделали только первый шаг в неведомое, и нам пробивать дальше дорогу к звездам, – говорил он.
* * *
Жаркое лето для Юрия Гагарина прошло в выступлениях перед самыми разными людьми. Космонавт № 1 объехал весь Советский Союз, выступая иногда по двадцать раз в день. Взлетев на космической ракете старшим лейтенантом, он вернулся на Землю майором, Героем Советского Союза. Но все равно оставался все тем же открытым и улыбчивым парнем. Не возгордился, не вознесся до небес – теперь уже в переносном смысле.
Их соперничество с Германом Титовым несколько поутихло. Тем более что дублер Гагарина и сам готовился теперь к космическому полету. Старт состоялся 6 августа 1961 года. На орбите он пробыл целые сутки, выполняя различные, в том числе и военные, эксперименты. При этом Титов настолько устал, что уснул и пропустил сеанс радиосвязи с Землей.
Полет завершился успешно, и порядком обгоревший в плотных слоях атмосферы «шарик» спускаемого аппарата успешно плюхнулся на земную твердь.
Юрий Гагарин вытребовал себе право встретить в составе поисково-десантной группы своего друга-соперника.
– Вот видишь, Герман, и ты слетал в космос! – сказал Космонавт № 1 Космонавту № 2. – Мы все – первые.
Титов только улыбнулся, стаскивая с головы белую сферу гермошлема с красными буквами «СССР».
* * *
Советский Союз прочно закрепился на космических рубежах. Но гений Королева уже предвидел новые горизонты познания. Для него военная составляющая всегда была на втором месте. А на первом – наука.
– Мало научиться запускать космические аппараты по одному. Теперь необходимо переходить к групповым полетам!
Но реализация этого проекта затянулась на долгий год. Неудач было больше, чем успехов, – космос бросил вызов советским инженерам, конструкторам, космонавтам и военным. И они этот вызов приняли. Сведение на орбите двух космических кораблей, не имеющих возможности активно маневрировать, – задача исключительной сложности. Ведь на «Востоках» имелись только двигатели торможения и коррекции траектории.
Через год после полета Германа Титова, 11 августа 1962-го, с Байконура стартовал «Восток-3» с Андрияном Николаевым, а 12 августа вышел на орбиту «Восток-4» с Павлом Поповичем. Точность выведения на орбиту была такой, что оба космонавта наблюдали визуально корабли друг друга.
Но мало кто знал, что первый полет парой был космическим перехватом. Они приближались к американскому разведывательному спутнику «Corona». Этой «Короной» американцы «короновали» Землю, запустив искусственный аппарат на полярную орбиту. Это был фоторазведчик, который мог вести съемку секретных баз атомных подводных лодок Северного флота, полигонов и развернутых в глухой таежной глухомани стартовых позиций наших первых баллистических ракет.
Юрий, как и все остальные космонавты, напряженно следил за полетом товарищей. Андриян Николаев и Павел Попович, словно летчики-истребители на обычных самолетах, уверенно сближались с целью. Их сопровождали на Земле телескопы и специальные корабли в открытом море с огромными ажурными чашами антенн. Формально это были исследовательские суда. Но их аппаратура была двойного назначения…
Над планетой неслись советские космические корабли. Уверенно неслись над планетой. Космонавты довольно свободно переговаривались по радиосвязи, почти открытым текстом. Это был первый в мире групповой полет космических кораблей. Космос оставался советским – мы в очередной раз утерли нос американцам. Но даже не это главное.
На четвертом витке вокруг Земли оба «Востока» все же вышли в расчетную точку пуска своих боевых космических ракет. В предыдущих случаях ученым под руководством самого Мстислава Келдыша не хватало данных для уточненных расчетов небесной механики такого сложного полета.
– Я – «Восток-3», нахожусь в расчетной точке пуска. Готов к заданию, – доложил Андриян Николаев.
– Я – «Восток-4», расчетная точка достигнута. Готов к работе, – сообщил Павел Попович.
– Пуск разрешаю! – пришла команда с Земли.
– Понял вас. Пуск произвел.
Космос говорил по-русски. Советские корабли, ракеты и спутники безраздельно господствовали на орбите. Сейчас два космических корабля с надписью «СССР» на борту смахнули американский разведывательный спутник. Русские самонаводящиеся ракеты – еще первые и достаточно простые по устройству, уверенно нашли цель. Подрывы боеголовок разметали тысячи осколков, каждый из них был смертелен в пустоте космоса. Точка пуска была рассчитана так, чтобы сами космические корабли не пострадали от разлетающихся обломков. Оба «Востока» вскоре ушли за край Земли.
«Corona» догорала в плотных слоях атмосферы, рассыпавшись в итоге огненным дождем метеоров где-то над Северной Атлантикой.
А два «Востока» продолжили наматывать круги вокруг маленького голубого шарика в бесконечной синеве космоса. Космические корабли миновали терминатор – линию разделения дня и ночи – и теперь бороздили пространство над неосвещенной стороной Земли. Внизу мерцали созвездия больших городов.
Там люди спокойно спали, готовясь встретить восход нового дня. Кто-то работал в ночную смену на заводах и в шахтах. Там текла размеренная земная жизнь. Здесь, в пустоте космоса, новый рассвет наступал через 88 с половиной минут – таков был период обращения двух космических кораблей вокруг Земли. Всего за 64 витка они пролетели расстояние в два с половиной миллиона километров. Полет длился рекордное на тот момент время – 3 суток 22 часа 10 минут.
Кроме перехвата и уничтожения американского разведывательного спутника, космонавты проводили медико-биологические эксперименты, вели радиопереговоры между собой и с Землей. Потом, по меткому замечанию Павла Поповича, «поиграли в догонялки». Космический корабль «Восток-3» с Андрияном Николаевым выполнял роль цели, а Павел Попович на «Востоке-4» его условно «атаковал».
Также космонавты отстегивались от привязных ремней и свободно плавали в невесомости в кабинах космических кораблей. Впервые в этом полете велась телевизионная трансляция – космонавтов видели по немногочисленным еще телевизорам жители Советского Союза. Так что это можно смело назвать первым «космическим реалити-шоу»! Также телеэфир транслировался и по сети «Интервидение» для зарубежных стран. Советские космонавты стали «кинозвездами»!
После выполнения задания оба «Востока» штатно оттормозились своими двигательными установками и вошли в атмосферу Земли. Родная планета приветствовала своих космических детей жаркими объятиями плотных слоев атмосферы. Но снижение по баллистической траектории обоих спускаемых аппаратов прошло нормально. К перегрузкам восемь-десять «же» космонавты были привычны. Над порядком обгоревшими в плотных слоях атмосферы «шариками» раскрылись бело-оранжевые «одуванчики» парашютов. Отстрелились из кабин катапультные кресла пилотов-космонавтов. Павел Попович и Андриян Николаев благополучно приземлились на парашютах.
Очередной этап «космической гонки» между двумя сверхдержавами закончился в пользу Красной империи.
* * *
Майор Гагарин целыми днями пропадал на службе. Он был назначен командиром Отряда космонавтов. И теперь на плечи 28-летнего офицера свалилась еще и организационная работа. Приходилось ездить по различным «режимным» заводам, воинским частям, конструкторским бюро, так называемым «почтовым ящикам».
Служба была просто головоломной – молодому майору ВВС СССР приходилось решать самые разные вопросы и с генералами, и с осененными учеными званиями академиками, инженерами, конструкторами. Юрию помогали его огромный авторитет Космонавта № 1 и столь же огромная целеустремленность. Гагарин еще с летного училища отличался принципиальностью и строгостью в исполнении воинских уставов. За что и получил у курсантов прозвище «Службист». Трое курсантов даже устроили заместителю командира учебного взвода сержанту Гагарину «темную». Избили его до потери сознания, Гагарин на месяц попал в госпиталь. В летном училище началось следствие, виновных курсантов нашли и отправили в тюрьму. Но этот инцидент никак не повлиял на требовательность Юрия Гагарина. Он справедливо полагал, что в армии уставной порядок и дисциплина должны соблюдаться неукоснительно[13].
Юрий Савин, попавший в эти прекрасные и яростные времена и разделивший с Гагариным одну судьбу на двоих, также разделял это мнение.
В один из дней он приехал по очередному делу в Академию наук СССР. Там во время встречи академик Келдыш дал молодому командиру самого молодого подразделения в мире жизненный совет:
– Нужно не бороться со злом, а браться и делать добрые, хорошие дела.
– Почему же нельзя бороться со злом, Мстислав Всеволодович?
– Видите ли, Юрий Алексеевич, в этой борьбе зло использует все средства, а вы – только благородные. А потому – и проиграете, и пострадаете.
– Верно… Как-то я об этом не задумывался, – признал Юрий.
– И еще, не нужно выслушивать жалобы в отсутствие того, на кого жалоба. И никому ничего не обещать, но уж если пообещал, то сделать, даже если обстоятельства ухудшились.
– Спасибо, Мстислав Всеволодович. – Юрий вдруг улыбнулся.
– Чего вы улыбаетесь?
– Вспомнил, вот как вы сэкономили полезную нагрузку для марсианской автоматической станции.
– Ах да! Было дело…
Случилось вот что. В 1960 году при подготовке к запуску первой автоматической станции к Марсу в состав оборудования планировали установить спектрорефлексометр. Мудреный прибор должен был определить, есть ли на Марсе вода и есть ли на Красной планете жизнь. Келдыш предложил испытать спектрорефлексометр. Прибор показал, что на Земле жизни нет. Естественно, что на марсианской беспилотной станции сэкономили двенадцать килограммов полезной нагрузки. Именно столько весил мудреный, но абсолютно бесполезный прибор.
О президенте Академии наук СССР вообще ходили легенды, так же как и о Королеве, Курчатове, Челомее и самом Гагарине.
* * *
О советах академика Келдыша Юрий Гагарин вспоминал часто, ведь ему нужно было находить общий язык и с подчиненными. А летчики-истребители – народ весьма своеобразный. Они привыкли ходить по лезвию ножа и рассчитывать только на себя. Юрий это прекрасно знал – сам был таким. С «летунами» только приказным тоном общаться нельзя. Но Космонавт № 1 сумел сохранить лучшие черты характера, не возгордился. Испытание славой он прошел с таким же достоинством, как и испытание космосом. Его товарищи, летчики-испытатели, это видели и уважали Гагарина за прямоту и открытый характер.
Вот с кем у Юрия Гагарина не складывались поначалу отношения, так это с Георгием Береговым. Это был единственный в Отряде космонавтов фронтовик, разменявший пятый десяток. Береговой воевал на штурмовике «Ил-2», знаменитом «летающем танке», и получил первую «Золотую Звезду» за боевые вылеты. Поначалу ему было очень тяжело с молодыми летчиками, все же сказывался возраст, по которому списывают не только из космонавтов, но и с летной работы. Но летчик-испытатель Георгий Береговой обладал громадным жизненным опытом и не менее твердым, чем у Гагарина, характером.
После своего первого полета Юрий обратил внимание именно на эти качества «штурмовика-космонавта».
Герман Титов и Георгий Береговой стали заместителями командира Отряда космонавтов. Работа пошла более энергично. Космонавты не прекращали тренировок и экспериментов, интенсивно готовились к новым полетам. А у майора Гагарина прибавилось еще и бумажной работы.
* * *
А годы летят, Наши годы, как птицы, летят. И некогда нам Оглянуться назад…Оглядываться действительно времени не было. Четвертое измерение сгорало в яростном дыхании «Великолепной семерки» Королева. К ней совсем недавно присоединился и прототип более мощной ракеты Владимира Челомея «УР-500». Смертельно опасный несимметричный диметилгидразин старались укротить, чтобы поставить на службу науке и армии его яростную силу. Слишком хорошо помнили все – и конструкторы, и ученые, и военные – катастрофу на старте 24 октября 1960 года. Тень Митрофана Неделина все еще витала над Байконуром…
И все же космос покорялся. Новые звезды, которые восходили над планетой Земля, были Красными звездами!
Следующей вехой, 10 июня 1963 года, стал полет космического корабля «Восток-6» в сопровождении «Востока-5». Пилотировала шестой корабль этой серии первая в мире женщина-космонавт Валентина Терешкова. Позывной «Чайка» пронесся над планетой Земля. После приземления Валентина Терешкова продолжила свою «звездную карьеру» – вышла замуж за Андрияна Николаева. И взяла себе фамилию Николаева-Терешкова. На свадьбе и на пышном банкете «космическим» жениху и невесте желали «счастливой семейной орбиты».
Но, как это всегда бывает, у любого знаменательного события есть и своя обратная сторона. О том, что Валентина Терешкова попросту запаниковала на орбите, знали немногие. Было решено досрочно прекратить полет, это решение было принято на третьи сутки нахождения Валентины Терешковой на орбите. Но и в этом случае возникли проблемы. Первая женщина-космонавт долго не могла вручную сориентировать «Восток» для входа в атмосферу. Специалистами на Земле персонально для нее была разработана особая инструкция. Наконец-то космический корабль сошел с орбиты. Приземление прошло штатно, но самочувствие первой женщины-космонавта было прескверным. Ее стошнило прямо в скафандр.
Королев тогда сказал свою знаменитую фразу:
– Бабам в космосе не место!
И все же никто не говорил, что будет легко. Путь к звездам отнюдь не усыпан розами. А первой женщиной-космонавтом стала все же она – Валентина Терешкова.
– Юра, а ты бы меня в космос отпустил? – поинтересовалась, лукаво улыбнувшись, жена. – А то вот Андрей и Валя поженились, и теперь у них – «космическая семья». Может, и мне нужно разок слетать на орбиту?
– Конечно, нет. – Юрий привлек жену и поцеловал. – Для меня главное – возвращаться к тебе с любых высот и из самых дальних космических маршрутов.
Глава 13 «Молитва Шепарда»
А вот у американцев дела не ладились. У них просто не было «Великолепной семерки» Сергея Королева, которая планировалась для доставки за океан «кузькиной матери» мощностью в сотню-полторы водородных мегатонн. Как ни странно, в данном случае технологическое совершенство Соединенных Штатов обратилось против них самих. Американцы делали более легкие и компактные атомные боеголовки, да и располагали множеством военных баз вокруг Советского Союза. На них можно было разместить ракеты гораздо ближе к территории СССР, а потому и отпадала надобность в межконтинентальной дальности.
Торжественно объявив о намерении запустить первый искусственный спутник Земли в 1955 году, американцы двумя годами позже испытали позор и унижение национального масштаба…
Из относительно тяжелых ракет-носителей у американцев был только «Атлас», но и он особой грузоподъемностью не отличался. Поэтому при разработке американского корабля – да и не корабля вовсе, а просто капсулы, – экономили на чем только можно. Масса «Меркурия» оказалась почти в точности равна массе третьего советского спутника: 1355 килограммов против 1327. Один из астронавтов вспоминал: «Мы не садились в капсулу, а надевали ее на себя», настолько тесным оказался американский аппарат. Внутренний обитаемый объем американской капсулы «Меркурий» был всего-то 1,7 кубического метра. Юрий Гагарин в спускаемом отсеке «Востока» с его 5,2 кубического метра внутреннего объема располагался по сравнению с американским «коллегой-оппонентом» просто как в лимузине!
И ни о каком катапультировании в случае неблагоприятного исхода американский астронавт и не помышлял. Не было там катапульты. А в случае с «отсталой лапотной Россией» катапультирование космонавта являлось штатным при возвращении, так сказать, «с небес на землю».
Первый пилотируемый полет «Меркурий-Редстоун» выполнил Алан Шепард. Но космическим его назвать все же нельзя.
В «лапотном и тоталитарном» СССР космонавтом считался тот, кто выполнил на корабле хотя бы один полный виток вокруг Земли. Но Шепард выполнил всего лишь суборбитальный полет, просто ракета «Редстоун» не вытянула выше 186 километров высоты. И все же это был уже ближний космос. По классификации Международной федерации аэронавтики – ФАИ, космическим считается полет, высота которого превышает 100 километров. А по американским представлениям «крылышки» астронавта мог получить тот пилот, который поднялся всего лишь на 50 миль, а это составляет 80 километров 467 метров. Как говорится, почувствуйте разницу!
Полет Алана Шепарда длился всего 15 минут – «самый быстрый ковбой на Диком Западе»! Садясь в капсулу «Меркурия», Алан Шепард и произнес свою знаменитую «молитву»: «Please, dear God, don’t let me fuck up». Согласитесь, ничего общего с энергичным гагаринским «Поехали!». Хотя, как всегда, журналисты приукрасили историю. На самом деле сказано было более лаконично и просто: «Don’t fuck up, Shepard…»
* * *
Первая космическая скорость покорилась американцам только 20 февраля 1962 года. Ракета-носитель «Атлас-D» вывела на околоземную орбиту капсулу «Меркурий-6», на борту которой находился первый американский «орбитальный» космонавт Джон Гленн. Всего было выполнено два десятка полетов по программе «Меркурий». А 8 апреля 1964 года стартовала миссия «Джемини». Этот корабль был уже рассчитан на двух астронавтов и мог выполнить гораздо больший объем работы и маневрировать на орбите.
Зато американцы буквально наводнили околоземное пространство своими спутниками. Они использовали беспилотные космические аппараты для наблюдения и фотографирования земной поверхности, радиосвязи, метеорологии, телевещания. Специалисты США первыми осознали выгоду от использования орбитального космоса. Пока русские межпланетные станции отправлялись к Луне и Венере, готовились стартовать к Марсу, янки осваивали ближний космос, сориентировавшись на его практическое применение. Но наряду с коммерческими янки создавали и боевые спутники: орбитальные бомбардировщики и перехватчики-«камикадзе».
Еще одним направлением развития космонавтики в США, получившим существенную поддержку военных, стали суборбитальные полеты гиперзвуковых самолетов-ракетопланов. Ракетный пилотируемый аппарат «X-15», похожий на утолщенную иглу с короткими крыльями и крестообразным «ракетным» оперением, развивал шесть скоростей звука и мог выходить в космос на высоту около 100 километров и даже выше. Ракетоплан «X-15» стартовал в полете из-под крыла стратегического бомбардировщика «Б-52» и шел на границу космоса на собственном ракетном двигателе.
Американцы медленно, но уверенно нагоняли русских в «космической гонке». Но главным все же оставалось военное использование космоса. Американские боевые спутники угрожали Советскому Союзу орбитальной бомбардировкой. А на подходе были новые боевые космические корабли «made in USA». Виток за витком обе мировые сверхдержавы вращались над планетой Земля по орбите новых – космических – войн.
Глава 14 Новые космические рубежи
Но неугомонные русские 12 октября 1964 года запустили трехместный космический корабль «Восход»! Американцы не знали, что для экономии места в спускаемом аппарате советские конструкторы отказались от катапультных кресел и громоздких скафандров с системами жизнеобеспечения. А космонавты стартовали в легких спортивных костюмах. Конструкция и размеры «Восхода» были засекречены, и американские эксперты думали, что Советы построили настоящий «космический линкор».
Вот что писала газета «Правда» в экстренном выпуске от 12 октября 1964 года:
«СООБЩЕНИЕ ТАСС
НА ОРБИТЕ – ПЕРВЫЙ В МИРЕ ТРЕХМЕСТНЫЙ ПИЛОТИРУЕМЫЙ КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ «ВОСХОД»
Сегодня, 12 октября 1964 года, в 10 часов 30 минут по московскому времени в Советском Союзе на орбиту спутника Земли новой мощной ракетой-носителем впервые в мире выведен трехместный пилотируемый космический корабль «Восход». На борту космического корабля находится экипаж, состоящий из граждан Советского Союза: командира корабля летчика-космонавта инженер-полковника Комарова Владимира Михайловича, членов экипажа – научного сотрудника-космонавта кандидата технических наук Феоктистова Константина Петровича и врача-космонавта Егорова Бориса Борисовича.
Целями нового космического полета являются:
– испытания нового многоместного космического пилотируемого корабля;
– исследования работоспособности и взаимодействия в полете группы космонавтов, состоящей из специалистов в различных областях науки и техники;
– проведение научных физико-технических исследований в условиях космического полета;
– продолжение изучения влияния различных факторов космического полета на человеческий организм;
– проведение расширенных медико-биологических исследований в условиях длительного полета.
Все бортовые системы космического корабля функционируют нормально.
Дальнейшие сообщения о ходе полета будут передаваться всеми радиостанциями Советского Союза».
* * *
Но, как всегда, за победными реляциями Советского Союза была кропотливая и сложная работа инженеров-ракетчиков. Юрий Гагарин принимал в работе над созданием нового комического корабля «Восход» самое деятельное участие.
Инженер-конструктор Константин Феоктистов был категорически против группового полета космонавтов на очередной модификации «Востока-3КВ», так изначально назывался «Восход». Но Сергей Королев схитрил: он пообещал в случае успеха место в космическом корабле самому Константину Феоктистову. И работа закипела!
Юрию, наверное, в силу недавних переживаний было легче общаться именно с Феоктистовым. Константин Петрович был одним из самых старших по возрасту космонавтов. В этом он мог сравниться с Георгием Береговым и Павлом Беляевым.
Судьба у Феоктистова была исключительной. В шестнадцать лет он добровольцем сбежал на фронт при эвакуации из занятого немцами Воронежа. Был войсковым разведчиком. Во время выполнения задания в своем родном городе был схвачен немецким патрулем, его приговорили к смертной казни. Во время расстрела немецкая пуля попала Константину в горло, он потерял сознание, но все же выжил! Ночью молодой разведчик нашел в себе силы уползти.
Казалось, после такого серьезного ранения не то что стать космонавтом, а просто жить можно только инвалидом. Но Константин Феоктистов не сдался! Окончил МВТУ имени Баумана, где лекции читал Сергей Королев. И вся последующая судьба Феоктистова оказалась связана с космосом.
По предложению Гагарина инженер-конструктор Феоктистов разработал и внедрил систему электромеханических и электронных датчиков на космическом корабле «Восход». Это существенно повысило надежность и эффективность работы тормозных двигателей и системы ориентации в космическом пространстве. В алгоритмы ориентации перед спуском в атмосфере был введен полуавтоматический режим, существенно облегчающий расчеты траектории. Была усовершенствована и система коллективного жизнеобеспечения. Опять же по предложению Гагарина перепроектированы воздушные клапаны.
Вместо громоздких скафандров и катапультных кресел для троих космонавтов были разработаны легкие комбинезоны на основе летных высотно-компенсирующих костюмов. Их дополнили легкие кислородные маски. Конечно же, полной защиты от разрушительного воздействия космоса они не обеспечивали. Зато позволяли выиграть время при внезапной разгерметизации и резком падении давления. Драгоценные секунды были нужны для введения в действие резервной системы жизнеобеспечения.
* * *
В общем, «Восход» получился гораздо более надежным, чем тот корабль, о котором знал Юрий Савин.
– Юрия Алексеевича впору к Герою Соцтруда представлять за активное участие в проектировании «Восхода»! – заявил однажды Королеву ведущий конструктор проекта Константин Феоктистов.
– Мало лавров космонавта, так ты, Юра, теперь и конструктором космических кораблей хочешь стать? А вот у Кости – все наоборот. Стал конструктором космического корабля, а теперь хочет самостоятельно его испытать.
– Не самостоятельно, а в экипаже, Сергей Павлович! К тому же это вы сами меня сбили с пути истинного, – пошутил Феоктистов. Несмотря на весьма солидный для космонавта возраст, Константин привык уважительно обращаться к своему учителю. Эта традиция пошла еще с МВТУ имени Баумана.
– А вообще-то, Юра, я и не знал, что ты так хорошо разбираешься в инженерных вопросах.
– Ну, когда все на собственной шкуре испытаешь, то в любом случае разбираться научишься, – отшутился молодой космонавт.
– Да уж слишком рациональные и точные советы ты даешь по конструкции корабля, а особенно – по приборам и оборудованию. Твои рацпредложения по установке электротехнической системы датчиков и электронной системы ориентации и расчета траектории подняли уровень пилотирования «Восхода»! Может, тебя в космосе там подменили, и на самом деле ты инопланетянин?! – рассмеялся Сергей Королев.
– Ага, космическое излучение так подействовало, – поддержал шутку Гагарин.
Юрий в очередной раз удивился проницательности и острому уму главного конструктора. Естественно, Сергей Павлович шутил, но был весьма не далек от истины. Гениальный мозг анализировал информацию нетривиальными методами, а широта мышления Королева позволяла принимать во внимание любые, даже самые невероятные идеи. Собственно, все они – и космонавты, и врачи, и ученые, и конструкторы – работали над самыми невероятными проектами в истории человечества!
* * *
Космический корабль «Восход-1» успешно отлетал сутки на орбите. Трое «Рубинов»: летчики-космонавты Владимир Комаров, Борис Егоров и Константин Феоктистов стали первым в мире космическим экипажем.
Но на подходе был еще более амбициозный проект – полет «Восхода-2» с выходом человека в открытое космическое пространство!
Полковник Юрий Гагарин, как командир Отряда космонавтов, принимал самое деятельное участие в подготовке экипажа Павла Беляева и Алексея Леонова к этому полету. Константин Феоктистов провел доработку космического корабля «Восход-2», установив новую систему жизнеобеспечения и кресла-ложемента. Оба космонавта должны были стартовать в новых скафандрах «Беркут» – первых в мире «космических доспехах». До этого и у нас, и у американцев скафандры выполняли только защитную функцию.
* * *
– Ну что, идем купаться! – Леонов белозубо улыбнулся.
– Ага, Блондин, смотри плавки не намочи! – поддержал шутку Гагарин.
Алексей Леонов и Павел Беляев, стоящие на краю огромного бассейна, были облачены в космические скафандры «Беркут». На пока еще сухом дне имитатора «гидроневесомости» возвышался макет космического корабля «Восход-2» с пристыкованной к входному люку гибкой шлюзовой камерой. Космонавты неуклюже спустились по лесенке и пошли по бетонному дну. Беляев и Леонов заняли свои места в натурном макете космического корабля. Заработали мощные насосы, заполняя бассейн водой.
– На борту порядок, приступаем к тренировке.
– Добро, начинайте.
Кинокамеры вокруг макета «Восхода» регистрировали все, что происходило в «гидроневесомости».
Вот развернулась сложенная «гармошкой» шлюзовая камера. Спустя некоторое время раскрылся внешний люк, и из него показалась белая сфера гермошлема. Алексей Леонов медленно выплыл из шлюза и включил кинокамеру, установленную на обрезе люка. Оттолкнувшись, космонавт завис в водной толще, имитируя свободный полет в космическом пространстве. После отработки входа и выхода из шлюза Леонов приступил к имитации отказа системы дыхания в ранце жизнеобеспечения. Для этого ему нужно было воспользоваться резервным баллоном и гибким шлангом, которые были установлены в шлюзовой камере. Штуцерный разъем на скафандре, правда, не без некоторых неудобств был защелкнут. Воздушная смесь стала поступать Алексею по гибкому шлангу.
– Все в порядке, аварийную ситуацию отработал.
– Завершаем эксперимент, – ответил оператор.
– Стоп! – сказал вдруг Гагарин. – Увеличьте подачу воздушной смеси по шлангу в скафандр.
– Зачем?
– Выполнять!
Как и ожидал Юрий, избыточное давление воздуха раздуло скафандр Алексея Леонова. Причем так сильно, что руки не попадали в рукава герметичных перчаток. Космонавт в раздувшемся скафандре не мог протиснуться в тесный люк надувной шлюзовой камеры «Восхода». Несколько раз он пытался это сделать, но ничего не выходило. Кроме того, гидростатическая сила выталкивала его из воды, как поплавок.
Водолазы-спасатели в бассейне были готовы прийти на помощь космонавту, но Юрий Гагарин запретил. «В открытом космосе рассчитывать можно будет только на себя!» – отрезал командир Отряда космонавтов.
– Ситуация нештатная, Алмаз-2. Ваши действия?
– Вот черт! Ну и задал ты мне, Юра, задачку!.. Стравливаю воздух из скафандра и буду заходить в шлюзовую камеру. – Алексей Леонов заплыл головой вперед в шлюз, а нужно было – ногами вперед. Выполнив несколько немыслимых кувырков, Алексей Архипович все-таки закрыл за собой внешний люк. Шлюзовую камеру продули сжатым воздухом высокого давления, как на подводной лодке. В космическом вакууме этого бы не потребовалось, но ведь на Земле все же была атмосфера, а вода была в 80 раз плотнее воздуха. Потом давление понизили, и Леонов буквально ввалился в кабину космического корабля.
– Все, эксперимент завершен.
* * *
– Ух, ну и задал ты мне, Юра, задачку! – Мокрый от пота Леонов яростно растирался полотенцем. Нательный комбинезон с медицинскими датчиками можно было выжимать.
Рядом стояли Павел Беляев и Константин Феоктистов.
– Ребята, вы поняли, в чем суть? – Юрий внимательно посмотрел на Феоктистова.
– В общем-то… Юра, ты абсолютно прав!
– В земных условиях абсолютный вакуум создать невозможно. Твой, Леша, скафандр испытывался в барокамере при пониженном давлении, которое соответствует высоте 60 тысяч метров. Но в космосе атмосферного давления нет вообще – за отсутствием самой атмосферы. Поэтому в любом случае тебя «разопрет» в скафандре во все стороны!
– Я понимаю, если сбросить избыток воздуха в скафандре в космосе, то кровь закипит в жилах. Начнется кессонная болезнь, с которой сталкиваются водолазы, – кивнул Константин Феоктистов. – Что ты предлагаешь?.
– В конструкцию скафандра нужно внести изменения, допускающие постепенное стравливание избыточного воздуха. Аварийный клапан-то там есть, но ведь он именно что аварийный – для использования в экстренных случаях. А мы должны сделать эту процедуру штатной, пока не найдем более эффективного выхода. Да, и еще нужно провести дополнительные эксперименты в барокамере с пониженным давлением.
Новость о нештатной ситуации в бассейне – «гидроневесомости» – дошла и до Королева. Он внимательно поглядел на Гагарина.
– Не знал, Юра, что ты обнаружишь такие глубокие познания в инженерно-технических вопросах… Может, перейдешь ко мне в КБ? Поручим тебе вести тематику систем жизнеобеспечения космонавтов.
– Ну, что вы в самом деле, Сергей Павлович! – шутливо отмахнулся Юрий. – Это же ведь элементарная логика: если нет давления снаружи, которое уравновешивает давление изнутри, то скафандр «разопрет», как воздушный шар!
– Ну-ну, что-то мне эта «простая» мысль в голову не пришла. И Косте Феоктистову – тоже.
– Просто у вас – дел по горло, а меня так, осенило.
* * *
18 марта 1965 года стало еще одной вехой в развитии мировой космонавтики. И снова СССР был первым! Летчик-космонавт Алексей Леонов вышел в открытый космос. Черно-белые кадры парящего в звездной пустоте человека в серебристом скафандре и гермошлеме с надписью СССР облетели весь мир. С космическим кораблем «Восход» Леонова связывал только длинный страховочный фал. Плавание в Мировом пространстве продолжалось примерно четверть часа, после чего Алексей Леонов подлетел к обрезу раскрытого люка шлюзовой камеры.
Скафандр действительно раздуло, но космонавт уже знал, что и как делать. Он уверенно повернул регулятор сброса давления. Избыток воздуха стал медленно выходить из скафандра. Такая вот «космическая декомпрессия». Когда скафандр «сдулся» до приемлемых размеров, Алексей Леонов протиснулся в шлюзовую камеру. Пульс от волнения, конечно же, подскочил, но – ненамного. Алексей Леонов благополучно забрался обратно в герметичную кабину. Шлюзовую камеру отстрелили пиропатронами за ненадобностью.
Из-за небольшой задержки Алексея Леонова перед входом в шлюз космический корабль «Восход» проскочил «окно» для спуска в атмосферу. Пришлось уйти на еще один виток. В принципе это было абсолютно нормально.
Ориентировать «Восход» перед входом в атмосферу пришлось вручную, при этом очень помогла электронная система ориентации космического корабля. Данные определялись и вводились в счетно-решающую машину, и космонавтам оставалось только проверять полученные расчеты. Конечно же, при снижении Алексей Леонов и Павел Беляев промахнулись. Приземлились они далеко на юге, на берегу Аральского моря. Но это все же лучше, чем очутиться в непролазной и заснеженной сибирской тайге.
Из сообщения ТАСС 18 марта 1965 года:
«Сегодня, 18 марта 1965 года, в 11 часов 30 минут по московскому времени при полете космического корабля «Восход-2» впервые осуществлен выход человека в космическое пространство. На втором витке полета второй пилот летчик-космонавт подполковник Леонов Алексей Архипович в специальном скафандре с автономной системой жизнеобеспечения совершил выход в космическое пространство, удалился от корабля на расстояние до пяти метров, успешно провел комплекс намеченных исследований и наблюдений и благополучно возвратился в корабль. С помощью бортовой телевизионной системы процесс выхода товарища Леонова в космическое пространство, его работа вне корабля и возвращение в корабль передавались на Землю и наблюдались сетью наземных пунктов. Самочувствие товарища Леонова Алексея Архиповича в период его нахождения вне корабля и после возвращения в корабль хорошее. Командир корабля товарищ Беляев Павел Иванович чувствует себя также хорошо».
* * *
Гагарин в очередной раз уверился в том, что менять жизнь к лучшему можно и нужно. Но делать это нужно исключительно корректно и тонко, беря тончайшую ткань пространства-времени кончиками пальцев. Мироздание с его космическими масштабами и термоядерными, звездными энергиями на самом деле – очень хрупкая структура.
Глава 15 Космическая война во Вьетнаме
2 марта 1965 года США обрушили на Вьетнам «Раскаты грома». Так называлась воздушная операция по массированной бомбежке Северного Вьетнама. Сотни угрюмых «бомбовозов» «Б-52» неспешно плыли над джунглями и сбрасывали тонны бомб. Зеленый ковер джунглей превратился в сплошное море огня и дыма. Стратегические воздушные силы поддерживали тактические бомбардировщики и штурмовики палубной авиации. Они выжигали то немногое, что осталось от налетов огромных «Стратокрепостей». Разящие очереди крупнокалиберных пулеметов, огненные стрелы неуправляемых ракет, адское пламя напалма обрушивались на соломенные хижины вьетнамцев. Люди умирали за то, что просто хотели жить в своей стране свободными от навязанной США «демократии».
Тлевшая до этого гражданская война во Вьетнаме перешла в «горячую» фазу годом ранее, когда произошел инцидент в Тонкинском заливе. Еще 2 августа 1964 года торпедные катера ВМС Северного Вьетнама перехватили американский эсминец «Мэддокс», который вел радиоэлектронную разведку берегов Северного Вьетнама. Завязался яростный бой, вьетнамские катера обстреляли американский эсминец из 37-миллиметровых автоматических пушек и ракетных установок. «Мэддокс» ответил залпами 127-миллиметровых орудий и полным ходом ретировался в нейтральные воды. На помощь американскому эсминцу пришли четыре палубных штурмовика «F-8» «Крусайдер». Они нанесли по торпедным катерам северных вьетнамцев удар бомбами и ракетами. При этом вьетнамские моряки подбили один из штурмовиков, который совершил вынужденную посадку на аэродроме Дананг. Но оставшиеся три самолета все же подожгли один из катеров. Отважным маленьким корабликам пришлось выйти из боя.
После Тонкинского инцидента 5 августа американские палубные самолеты впервые нанесли удары по территории Северного Вьетнама. Началась воздушная операция «Пронзающая стрела».
Но понадобился еще год, чтобы американцы окончательно уверились в собственной безнаказанности и начали полномасштабную агрессию против Северного Вьетнама. Для охраны стратегически важного аэродрома Дананг 8 марта 1965 года в Южный Вьетнам были направлены два батальона морской пехоты. С этого момента США превратились в участника гражданской войны во Вьетнаме. К концу 1965 года в Южном Вьетнаме находилось уже около 185 000 американских солдат в составе двух полных дивизий и нескольких отдельных бригад. В последующие три года контингент только увеличивался, достигнув на пике войны 540 000 «джи ай».
* * *
– Ну, мужики, будет теперь и нам работа, – задумчиво сказал космонавт Павел Попович.
– Это точно, – кивнул Георгий Береговой, единственный из космонавтов, имевший боевой опыт.
Командир Отряда космонавтов майор Гагарин находился сейчас не в Подмосковье, а в Ахтубинске, на секретном летно-испытательном полигоне. Там по специальной программе готовились четверо наиболее опытных космонавтов: Юрий Гагарин, Герман Титов, Павел Беляев и Андриян Николаев.
Остальные космонавты несли боевое дежурство на Байконуре, в Плесецке и Капустином Яру. Там на стартовых позициях стояло по одной боеготовой ракете «Р-7» с боевым космическим кораблем «Восток» с противоспутниковой ракетой на борту. Кроме перехвата и уничтожения американских спутников-шпионов космические корабли «Восток» использовались еще и для фоторазведки территории Вьетнама. А с некоторых пор «Востоки» вели разведку с помощью радиолокационных обзорных стаций со складными антеннами.
* * *
Генеральный конструктор Королев был категорически против использования космических кораблей «Восток» в военных целях. Встреча проходила в Кремле, в рабочем кабинете Василия Сталина.
– Это неоправданный риск! Корабли не могут маневрировать на орбите и способны только на один-единственный перехват, – с присущей ему горячностью доказывал Сергей Павлович. В последнее время он пребывал в подавленном состоянии. Генеральный конструктор, прошедший Великую Отечественную войну, мечтал исследовать космос, другие планеты Солнечной системы. А вместо этого снова пришлось воевать, но теперь уже – на орбите. – Считаю целесообразным использовать автоматические искусственные спутники Земли.
– Вы же знаете, Сергей Павлович, что система наведения наших спутников не идет ни в какое сравнение с американской. Да и сами американцы используют пилотируемые космические корабли «Джемини», в том числе и в военных целях.
Королев посмотрел на Василия Сталина. На стене рабочего кабинета висел портрет его отца – в полувоенном френче, без всяких наград, с курительной трубкой в руке. Сталин-старший на портрете хитро щурил глаза, задумавшись о чем-то важном. Генеральный конструктор вспомнил, как сидел здесь же перед самим Иосифом Сталиным и с нажимом, убежденно говорил о том, что не нужно копировать «Фау-2» конструкции Вернера фон Брауна, а следует идти своим путем. Создавать принципиально новые ракеты! Иосиф Виссарионович тогда ему поверил. Теперь Генеральный конструктор сидел в том же кабинете перед Василием Иосифовичем Сталиным. И он тоже верил Генеральному конструктору. Нужно было оправдать доверие.
– Сейчас мы разрабатываем принципиально новую космическую систему. Этой темой занимается Опытно-конструкторское бюро Микояна и Гуревича. Главный разработчик – Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский…
* * *
Но перспективные разработки только проходили испытания в лабораториях и на полигонах. А воевать нужно было сейчас. Космодром Байконур озарялся сиянием стартующих ракет. Факелы пламени ракет-носителей «Р-7» озаряли окрестности Капустина Яра и Плесецка. На орбиту выводились разведывательные и ударные спутники – все те же космические корабли «Восток», но только в беспилотном варианте. Возносились к звездам и более совершенные корабли «Восход».
Советские летчики-космонавты сходились в первых в мире орбитальных боях с американскими астронавтами. Но эти боевые действия очень сильно отличались от стремительных «звездных войн».
«Востоки», «Восходы», «Джемини» и «Меркурии» могли выполнять на орбите только ориентацию и ограниченный набор маневров. Ни о каком маневровом космическом бое наподобие схватки истребителей в воздухе и речи быть не могло. Космические корабли первого и второго поколения напоминали скорее не стремительные истребители, а медлительные дирижабли.
К тому же на космических кораблях «Восход» теперь летали только по двое космонавтов и только в герметичных скафандрах. Это было сделано для повышения надежности – при разгерметизации кабины космического корабля у космонавтов был шанс спастись.
И все же это была война. Полыхали взрывы управляемых ракет класса «космос – космос», небосклон прочерчивали падающие звезды пылающих обломков орбитальных спутников.
Первый космический бой – и первые потери. Летчик-космонавт Владимир Комаров выполнял полет на модернизированном космическом корабле «Восток». На орбите он столкнулся в бою с американским космическим кораблем «Джемини» и был подбит ракетой-перехватчиком. В очередной раз американские системы наведения обеспечили преимущество в бою. Комаров сумел двигателями коррекции несколько отклонить свой корабль. Но все же часть осколков ударила по «Востоку», снеся антенны и повредив устройство автоматической коррекции. Владимир Комаров виртуозно провел ручную коррекцию траектории перед сходом с орбиты и включил тормозную двигательную установку. Система сработала штатно, ТДУ выдала необходимый импульс, и «Восток» вошел в атмосферу Земли в расчетной точке. Также нормально прошло разделение приборно-агрегатного отсека и спускаемого аппарата. Но уже в атмосфере не вышли тормозные парашюты: осколки американской ракеты повредили контейнеры. На огромной скорости спускаемый аппарат «Востока», подобно метеориту, врезался в землю…
* * *
Владимира Комарова хоронили, как и подобает герою. Грузо-пассажирский самолет «Ил-14» сопровождал эскорт из четырех истребителей на всем протяжении его пути с Байконура в Москву. Кроме основного эскорта, с военных аэродромов по маршруту следования траурного воздушного конвоя обязательно взлетало звено «МиГ-21» или «Су-9». Летчики-истребители провожали в последний путь своего крылатого собрата.
Четырехмоторный самолет приземлился на военном аэродроме в Кубинке. На стоянке, куда зарулил «Ил-14», был выстроен почетный караул. Маршал Георгий Константинович Жуков лично прибыл встречать траурную процессию. Вместе с ним был и командующий Военно-космическими силами маршал авиации Евгений Яковлевич Савицкий. Рядом с боевыми маршалами плакала старушка в черном – мать космонавта. Высокий и нестарый еще мужчина обнимал ее за плечи. Это был отец Владимира Комарова.
Над аэродромом с ревом пронесся клин из пяти реактивных истребителей «МиГ-21», солдаты в белых перчатках взяли карабины «на караул» – сверкнула холодная сталь примкнутых штыков. Воздушная волна всколыхнула ткань красного флага, которым был накрыт гроб. Четверо космонавтов в безукоризненно отглаженной форме медленно вынесли гроб под звуки траурного марша духового оркестра. Командовал траурным расчетом полковник Гагарин.
«Гибель одного человека – это трагедия. Гибель миллионов – статистика», – так сказал Иосиф Сталин. Генералиссимус, потерявший в Великую Отечественную войну сына, вероятно, имел право так говорить. Сейчас была именно трагедия. И военные летчики-космонавты старались сделать так, чтобы трагедия не стала статистикой.
* * *
Возможность отомстить за боевого товарища летчикам-космонавтам представилась неделю спустя.
В двухстах километрах над Землей американский космический корабль «Джемини» полыхнул дюзами тормозных двигателей всего лишь в четырехстах метрах от советского спутника фоторазведки. По космическим меркам – совсем близко. Люк обитаемого модуля «Джемини» открылся, и оттуда выплыла фигура астронавта в серебристом скафандре. От американца тянулся длинный страховочный фал. К слову, у американцев считалось, что астронавт побывал в открытом космосе, если он по плечи высунулся из люка космического корабля, а в СССР – только если космонавт побывал в свободном полете. Да и на советском «Восходе» была специальная шлюзовая камера. Она сохраняла внутренний объем герметичной кабины. А вот на «Джемини» нужно было разгерметизировать весь корабль, чтобы один из астронавтов вышел в открытый космос. Затем кабина герметизировалась и заново заполнялась кислородной смесью для дыхания. И так – каждый раз.
Астронавт неторопливо подплыл к советскому спутнику фоторазведки и принялся осматривать его. Затем довольно внушительными гидравлическими кусачками стал перерезать кабели на его внешней поверхности.
Внезапно неведомая тень заслонила Солнце. Неуклюже развернувшись, астронавт увидел нависшую над ним стальную конструкцию советского космического корабля «Восход». Американскому астронавту он показался просто огромным. Бесшумно в пустоте космоса развернулась телескопическая труба надувного шлюза. Открылся внешний люк, и оттуда выплыла фигура в серебристо-белом скафандре, на гермошлеме было написано крупными красными буквами «СССР». Лицо космонавта было скрыто светоотражательным щитком. У него за спиной полыхнули дюзы «реактивного ранца». Космонавт подлетел ближе к американскому противнику. В свете, отраженном от Земли, сверкнул внушительных размеров клинок в его руке.
* * *
Алексей Леонов оттолкнулся от среза шлюзового люка и запустил «реактивный ранец» за плечами. Из ножен на бедре скафандра советский космонавт достал внушительных размеров тесак, больше похожий на короткую абордажную саблю. Да уж, человечеству стоило выйти к звездам, чтобы и в космосе устроить примитивную поножовщину. Такова, видимо, натура человеческая…
И все же время лазерных пистолетов и всяких там «бластеров-лучеметов» еще не наступило. Хотя лазер, или как его сначала называли «квантовый генератор», появился за год до полета Юрия Гагарина в космос. А пока в ходу было самое древнее оружие, которое служило еще первобытному человеку. Правда, «космический нож» не был выточен неумелыми руками неандертальца из куска вулканического стекла – обсидиана. Нож, который сжимал в руке Алексей Леонов, был сработан из легкого и прочного титана, а его лезвие отточено до бритвенной остроты. Рукоятка и гарда были сделаны увеличенных размеров, чтобы удобнее браться в перчатках космического скафандра.
Бой в невесомости напоминает схватку боевых пловцов в глубине океана. Правда, в космосе еще огромное значение имеет небесная механика, законы сохранения импульса и правила Ньютона. Сила действия равна силе противодействия.
Американский астронавт тоже оттолкнулся от порядком изуродованного советского разведывательного спутника и полетел навстречу Леонову. В его руке был пистолет. Представитель «более продвинутой» в технологическом отношении нации и вооружен был технологически сложным оружием. Оно напоминало «пеппербокс» – «перечницу». Так назывались прообразы револьверов Дикого Запада – шесть стволов, соединенных вместе. Но вместо пуль в безвоздушном пространстве использовали тяжелые дротики, выталкиваемые из стволов мощными пружинами. Такая игла без труда могла прошить многослойный космический скафандр.
Но сейчас она пронеслась в нескольких сантиметрах от советского космонавта, Леонов успел отклониться, включив реактивный ранец. Второй раз американец выстрелить уже не успел.
Летя навстречу астронавту, Алексей Архипович сделал плавный кувырок вперед и выбросил согнутые в коленях ноги. Одновременно космонавт перехватил страховочный фал американца и одним движением клинка рассек его. И тут же оттолкнул ногами астронавта.
Тот, беспомощно извиваясь, полетел прямо в ледяные объятия космоса. Переговорные радиостанции в скафандрах у советских космонавтов и американских астронавтов были настроены на разные частоты. Так что космонавт не услышал воплей дикого ужаса своего противника. Тому оставалось жить около часа, после чего – медленная и ужасная смерть от удушья в ледяной пустоте космоса. «Милосерднее было бы его прирезать», – отрешенно подумал Леонов.
Но у него были дела поважнее.
Алексей Леонов подлетел к люку американского космического корабля. Вскоре он открылся, и над срезом люка в облаке испаряющегося в пустоте воздуха появилась голова второго астронавта. Советский космический боец уперся ногами в скобы на корпусе «Джемини» и ухватил американца за гофрированный кислородный шланг, что шел от ранца системы жизнеобеспечения скафандра к комбинезону. Отсутствие гравитации лишало веса, но ведь масса-то оставалась. Да и физическая сила все еще значила очень много. Алексей разогнулся, потянул на себя фигуру в скафандре и вонзил нож справа под герметизирующее кольцо шлема. Тридцать пять сантиметров отточенного титана легко пропороли многослойный комбинезон, молниеносно перерезали сонную артерию и пронзили основание шеи наискось, уходя под левую ключицу.
Тело астронавта конвульсивно задергалось. Леонов наклонился и увидел за прозрачным изогнутым стеклом выпученные глаза американца. Кровь хлынула у него изо рта, заливая стекло шлема изнутри. Леонов потянул нож на себя. Облачко воздуха под давлением стало выходить из распоротого скафандра астронавта, но тот уже был мертв. Вытащив из кобуры мертвеца «космический пеппербокс», космонавт втолкнул тело внутрь и отцепил от пояса небольшой цилиндр термитной гранаты. Выдернул чеку и бросил внутрь космического «Летучего голландца».
Термит – это зажигательная смесь из окиси железа и алюминиевого порошка. Окись железа, или попросту ржавчина, содержит в своем составе достаточно кислорода, чтобы гореть даже в безвоздушном пространстве. Расплавленный термит легко прожигает листы дюраля, стали и железа. При температуре 3500 градусов Цельсия горит даже сталь. Термит образует высокотемпературный шлак, усиливающий его прожигающую способность.
Алексей Леонов оттолкнулся от погибшего космического корабля и поспешил включить «реактивный ранец» за плечами на полную мощность. Через пять секунд у него за спиной полыхнуло ярчайшее пламя – взорвались баки с ракетным топливом и окислителем, баллоны с кислородом для дыхания и азотом для наддува баков. «Джемини» полыхнул на орбите Земли, как сверхновая.
Алексей Леонов благополучно добрался до своего «Восхода» и протиснулся внутрь, предварительно отрегулировав давление внутри своего скафандра. На этот раз неприятные неожиданности прошлого полета были учтены. Шлюзовая камера за ненадобностью была отстрелена, и «Восход» совершил маневр торможения и вошел в атмосферу Земли в расчетной точке.
Глава 16 Проклятие Кассандры
Королев должен был умереть 14 января 1966 года. Юрий Савин помнил об этом. Но что он мог поделать? Как повлиять на заведомо неразрешимую ситуацию? Поневоле вспоминалась Кассандра, дочь Приама, правителя Трои. Боги дали ей дар предвидеть будущее, но они же сделали так, что никто не верил ее предсказаниям. Юрий оказался в таком же положении.
Сергей Павлович Королев работал самозабвенно, практически до самоистязания. Он и слышать не хотел об отдыхе, санаториях и прочих курортах. Красная империя вела космическую войну с могучим противником – Соединенными Штатами Америки. И проиграть в ней СССР не имел права. А Королев, Глушко, Келдыш, Янгель, Челомей и другие конструкторы были генералами сражений в сфере высоких технологий.
Но все же, как ни бодрился Королев, его здоровье пошатнулось, и это все чаще замечали окружающие. Юрий уже не раз подходил с волнующим его вопросом к начальнику Центра подготовки космонавтов полковнику медицинской службы Евгению Анатольевичу Карпову. Военный врач соглашался, что самочувствие главного конструктора «не очень», но только пожимал плечами – все знали поистине вселенское упрямство Королева. Но, как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло».
У Королева схватило сердце прямо во время его поездки на засекреченный подмосковный завод. Это была первая в мире «звездная верфь», где строились космические корабли. Срочно вызвали «Скорую помощь», а потом вертолетом санавиации «высокопоставленного больного» отправили прямиком в госпиталь имени Бурденко.
И тут уж Юрий, что называется, «пошел в атаку»! Он снова пришел к полковнику медицинской службы Карпову и стал настаивать на немедленном и максимально полном обследовании главного конструктора.
– Евгений Анатольевич, ведь даже имя главного конструктора засекречено, он – достояние всей страны! А мы не можем уговорить его лечь на обследование! Ведь это же диверсия! Тем более что у нас уже есть уникальный комплекс авиационно-космической медицины. Вот и положим Сергея Павловича в наш авиационный госпиталь – на обследование. И техника, и квалификация медперсонала это позволяют. Да господи – моя жена Валя у вас работает медсестрой-лаборантом!
– А ведь знаешь, Юрий Алексеевич, возможно, ты и прав… Или знаешь еще чего о здоровье Главного? – ответил «главный космический врач». – Хотя и Сергей Павлович о тебе порой как о сыне говорит. Что ж, будь по-твоему. Только вот, если Королев начнет возмущаться, буду все валить на тебя. Уж не обессудь.
– Что ж, мне не впервой быть битому, – пожал плечами Юрий. А у самого отлегло от сердца. Специалисты по космической медицине не пропустят роковую раковую опухоль Королева.
* * *
Так и случилось. При обследовании Сергея Королева была обнаружена саркома кишечника. Назначили дополнительные исследования, встал вопрос об операции. Сложности заключались в том, что у него были выявлены еще и опасные сопутствующие заболевания: атеросклеротический кардиосклероз, склероз мозговых артерий, эмфизема легких.
Собрали консилиум известных врачей Советского Союза, академиков и профессоров. Вердикт врачей был однозначным: нужно делать операцию. Иначе…
* * *
5 января 1966 года Сергея Королева перевели в Кремлевскую больницу на улице Грановского. С собой главный конструктор прихватил книги, в том числе сборник фантастики Станислава Лема. Накануне операции к нему пришел Юрий Гагарин.
– Ну и удружил ты мне, Юра! Из-за тебя теперь валяюсь здесь, как барышня, книжки вот читаю… – Королев кивнул в сторону тумбочки, на которой лежал сборник Станислава Лема с закладкой.
Юрий в халате поверх летной формы только улыбнулся. И положил на ту же тумбочку рядом с книгами пакет с апельсинами.
– Ничего, Сергей Павлович, отдыхать тоже нужно. А после больничного – в санаторий…
– Какой санаторий, и так жопу всю иголками истыкали! – вспылил главный конструктор.
– Сергей Павлович, как вам не стыдно, – укоризненно сказал Юрий. – Да и волноваться – вредно. Выздоравливайте, нам еще на Марс лететь.
* * *
Утром 14 января Сергей Павлович Королев лег на операционный стол. Операцию проводил лично министр здравоохранения СССР, действительный член Академии медицинских наук СССР, профессор Борис Васильевич Петровский, а ассистировал заведующий хирургическим отделением, доцент, кандидат медицинских наук Дмитрий Федорович Благовидов. Операция была достаточно сложной и длилась шесть часов подряд.
Одна из сложностей заключалась в том, что анестезиологам с трудом удалось провести интубацию – ввести трубку в трахею пациента для более эффективного наркоза. Дело в том, что еще в сибирской ссылке Королева избивали следователи НКВД и сломали ему обе челюсти. Из-за этого Королев не мог достаточно широко раскрывать рот даже во время еды[14].
За состоянием пациента внимательно следил ведущий анестезиолог 4-го Главного управления Минздрава СССР Сергей Наумович Ефуни, ему помогал анестезиолог Юрий Ильич Савинов. Критическая ситуация наступила, когда у Королева остановилось сердце. Тут же анестезиологи начали реанимационные мероприятия. Внутривенно введены сильнодействующие кардиопрепараты, дали кислород.
– Приготовить дефибриллятор. Разряд! Еще разряд!
– На кардиографе – ничего. Прямая линия.
– Готовьте адреналин в сердце. Потом – снова попробуем дать разряд дефибриллятора.
Хирург прицелился в грудь Королева шприцем с длинной пятнадцатисантиметровой иглой. Попасть нужно было точно в левый желудочек сердца. Тонкая стальная игла вошла между ребрами и безошибочно вонзилась в сердце. Поршень медленно пошел вниз, выталкивая из стеклянной колбы дарующее жизнь лекарство. Хирург передал уже пустой шприц ассистенту.
– Готовьте снова дефибриллятор.
– Не нужно, – поднял руку анестезиолог Ефуни.
– Что такое?..
– Сердце пошло.
От этих слов у всей хирургической бригады, что называется, отлегло от сердца.
* * *
Юрий сидел на лавочке в хирургическом отделении, подпирая спиной крашенную эмалевой бежевой краской стену. Его мысли крутились вокруг превратностей судьбы, забросившей его в параллельный мир – туда, где Красная империя СССР рвалась к звездам, побеждая США в «космической гонке». Что мог сделать он, один-единственный человек, пусть и ставший Космонавтом № 1? Одновременно и многое, и почти ничего. Да, в каких-то жизненных вопросах Савин оказывался прозорливее своего альтер-эго Гагарина. Но все же как применить свои уникальные знания и не вызвать подозрения окружающих своей осведомленностью? Поэтому, вспоминая об «альтернативном прошлом», Юрий старался вести себя осмотрительно. Например, он не мог предотвратить тот чудовищный взрыв ракеты, во время которого погиб маршал Митрофан Неделин. Хотя знал о грядущей катастрофе на космодроме Байконур.
Так же сложно развивались его отношения с новой семьей. С женой Валентиной он старался быть ласковым, нежным и искренним. Но поначалу, а временами и сейчас тоже Юрий испытывал некоторую скованность. Иногда просто до крика хотелось быть собой. Как раз его прыжок со второго этажа от медсестрички в Крыму и был следствием попытки хоть немного расслабиться и побыть собой. Ну, и конечно же: известность и молодость ударили в голову…
Кстати, и с полковником Владимиром Серегиным он тоже неоднократно встречался. И, честно говоря, при каждом рукопожатии у Юрия холодок пробегал по спине: ведь только через два года им предстоит вылетать на «спарке» «МиГ-15УТИ». Юрий знал, что для Гагарина в его мире этот вылет станет последним. Хотя и здесь летчик-космонавт был прежде всего бойцом. И голову мог сложить в любом старте и на всех этапах орбитального космического полета. Да и настоящие космические бои с американцами были серьезным испытанием для всех.
Но сейчас Юрий пошел ва-банк. Он помнил историю своего мира: после смерти Королева советская космонавтика постепенно угасала. Да, в СССР были реализованы амбициозные проекты орбитальных космических станций «Салют» и «Мир», но конструкторам уже не хватало решимости и масштабности идей Сергея Павловича Королева. Поэтому Юрий и решил рискнуть и переломить неумолимую судьбу. В конце концов, зачем тогда он вообще сюда попал?! Нужно было любой ценой спасти жизнь такому уникальному человеку, как Сергей Павлович Королев. К счастью, чрезмерную заботу Юрия Гагарина о главном конструкторе все окружающие восприняли нормально. В этом обществе человек человеку был друг, а не волк. К тому же всех: и летчиков-космонавтов, и врачей, и конструкторов сплотила одна масштабная идея – покорение космического пространства.
Из операционного блока вышел хирург, медленно стащил с лица маску и укоризненно посмотрел на Юрия в наброшенном поверх кителя белом халате. Но читать нотации Герою Советского Союза и всеобщему любимцу СССР не стал.
Юрий рывком поднялся со скамейки.
– Все нормально, операция прошла успешно. Сейчас пациент под наркозом, теперь будем ждать, когда проснется, – ответил на невысказанный вопрос хирург.
Теперь от сердца отлегло и у Юрия. Он победил, переломил ход событий! Хотя, кто знает, может быть, именно в этой реальности все было иначе. Что ж, именно ему – «попаданцу» – поневоле и выпала судьба это проверить.
* * *
После операции Юрий зашел в палату к Сергею Павловичу. Перед этим он буквально «бомбардировал» врачей просьбами, чтобы пропустили в послеоперационную палату. На что с завидным постоянством получал отказы светил советской хирургии.
– Товарищ космонавт, я, конечно же, все понимаю. Но на орбите вы – царь. А здесь, в отделении, я, извините, Бог!.. – ответствовал один из профессоров, осененный научными регалиями, как маршал Жуков – орденами.
И все же Юрий пробился в палату к своему другу и наставнику.
– Что, Сергей Павлович, теперь – хоть на Марс?!
– Куда там… Под себя на утку ходить приходится!.. – возмутился главный конструктор.
Выглядел он неважно: бледный, постоянно под капельницами. Рядом с больничной кроватью – дыхательный аппарат, электрокардиограф и дефибриллятор. На груди – датчики, информация с которых выводится на пульт дежурной медсестры. Но голос – все такой же сильный.
– Как там без меня, старты – не откладывают?
– Никак нет, товарищ главный конструктор. А под вашим руководством – хоть на Марс!
Глава 17 «Лапоток» с лебедиными крыльями
Война в космосе набирала обороты. Американцы хранили гробовое молчание по поводу потерянного корабля «Джемини», который просто перестал отвечать на запросы наземных центров связи.
Но кроме орбитальных кораблей у США был и еще один сильный технологический козырь – суборбитальные полеты. Сверхзвуковые и гиперзвуковые аппараты «X-1», «X-2» и «X-15» с середины пятидесятых годов бороздили небо, забираясь все выше. Рекорд высоты в суборбитальном полете принадлежал Джозефу Уокеру. В полете 19 июля 1963 года он вывел ракетоплан «X-15» на высоту 106 009 метров. А 22 августа того же года Уокер улучшил собственный рекорд и улетел на высоту 107 960 метров. Это уже был космос. В других полетах американские ракетопланы уверенно держали высоту не менее 80 000 метров. Из такой дали они могли вполне атаковать как спутники на низких околоземных орбитах, так и объекты в атмосфере и на поверхности Земли. Советская разведка за рубежом сообщала отрывочные сведения о разработке в США какого-то «Динозавра», который мог бы сочетать в себе свойства космического корабля и самолета. Это была уже боевая модификация. По прикидкам советских ученых, он мог нести бомбы и ракеты, в том числе – и атомные.
* * *
В СССР тоже велись строжайше засекреченные исследования по этой тематике. В работах по созданию советского аэрокосмического ракетоплана участвовали и первые космонавты. Причем Юрий Гагарин занимался одним из элементов конструкции будущего аэрокосмического аппарата – складными носовыми решетчатыми рулями для управления ракетопланом уже в атмосфере. Герман Титов, Павел Попович и Андриян Николаев также участвовали в программе создания первого в Советском Союзе боевого аэрокосмического корабля.
Тема была еще более секретной, чем первый полет человека в космос и даже – чем Советская Лунная программа!
Занимался темой аэрокосмического ракетоплана коллектив инженеров и ученых Опытно-конструкторского бюро Микояна и Гуревича. Главным конструктором был «Гнев Евгеньевич» – так его называли сослуживцы. Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский был гением и, как подобает гению – был человеком жестким, авторитарным, с тяжелым характером. В противовес излишне горячему и вспыльчивому Королеву Лозино-Лозинский отличался сдержанностью и корректностью. Но за нерадивость «драл» так, что бывалые мужики в обморок падали от его выговоров. При этом Лозино-Лозинский никогда не опускался до ругани. Это был человек, который, как и Королев, абсолютно комфортно чувствовал себя в тоталитарных условиях. И пользовался всеми благами тоталитарного режима.
Впервые встретившись с ним, Юрий Савин, который уже давно перестал отделять себя от «гагаринской ипостаси», внутренне ликовал. И с иронией думал о тех сорокалетних «мальчиках» и «девочках», которые остались в его прошлом мире – в начале XXI века, в «либерально-демократическом обществе». Это там проповедовали «толерантность» и «терпимость» к скотству, разврату, моральной и интеллектуальной убогости.
Здесь же было общество тотальной нетерпимости!
Не терпели в этом мире серости, приспособленчества, глупости. Не можешь – научим! Не хочешь – заставим! Такие как Сталин, Жуков, Королев, Челомей, Лозино-Лозинский, Келдыш, Курчатов, Савицкий, Покрышкин, Кожедуб, Гагарин, Попович и многие другие – и научили бы, и заставили.
* * *
Между тем и здесь все было не так просто. В стремлении быть первым ни у кого не возникало только лишь меркантильных соображений. Каждый из конструкторов хотел послужить своей стране, каждый отстаивал свою концепцию, свой взгляд и на космические войны, и на освоение межпланетного пространства. В свое время судьба и неумолимая целесообразность развели в разные стороны двух непримиримых соперников: Королева и Челомея. Последний уехал в Днепропетровск и возглавил КБ «Южное». Королев же остался Генеральным конструктором в Москве.
Но неудачи Сергея Павловича с его сверхмощной ракетой «Н-1» для полета к Луне следовали одна за другой. И тогда он переломил себя гигантским усилием воли, на которое способен только гений, – занялся ракетопланами и совершенствованием своей «Великолепной семерки».
Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский, тоталитарный романтик и технократ, предложил концепцию воздушно-космического комплекса «Спираль». Его горячо поддержал Королев, хотя сделать это ему было непросто. Генеральный конструктор понимал, что аэрокосмическая система может составить прямую конкуренцию его ракетам. Но все же Королев сумел увидеть перспективу. К тому же на заре исследований в области реактивного движения он и сам занимался ракетопланами.
Аэрокосмическому комплексу был дан «старт». По замыслу Лозино-Лозинского аэрокосмический корабль, или «космический самолет», с разгонным ракетным блоком стартует «со спины» гиперзвукового самолета-носителя на высоте 30 000–40 000 метров. И самостоятельно выходит на орбиту. Там «космический истребитель» мог вести и орбитальный полет, и даже настоящий маневренный космический бой!
Однако построить сразу гиперзвуковой самолет-разгонщик было практически невозможно. Таких технологий не существовало ни в Советском Союзе, ни даже в более технически развитых Соединенных Штатах Америки. Наиболее близко к параметрам гиперзвукового самолета-разгонщика подошла разработка ОКБ Павла Сухого «Т-4» «Сотка». Но «Сотка» была еще в проектах и подняться в воздух могла ориентировочно только к началу семидесятых годов. У «супостата» имелся экспериментальный бомбардировщик «XB-70» «Valkyrie», который уже вот-вот готов был взлететь. Но с ним возникали постоянные неполадки из-за исключительной новизны конструкции. Как это ни парадоксально, но и советский, и американский реактивные сверхзвуковые бомбардировщики фактически «угробила» новизна их конструкции! В общем, авиационного носителя пока не существовало, и запускать «космический самолет-перехватчик» предполагалось ракетой-носителем.
Поэтому Лозино-Лозинский начал проектирование системы с «космического самолета». Вскоре экспериментальный пилотируемый орбитальный самолет (ЭПОС) «Спираль» был воплощен в металле. Группа из четырех космонавтов начала знакомиться с первым летным прототипом.
– И вот на этом «лапте» нам предстоит летать в космосе?! – с изрядной долей иронии уточнил Павел Попович.
– Да, товарищ космонавт, – спокойно ответил Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский. Он лично проводил первый ознакомительный показ своего детища для космонавтов. – За этот аппарат я ручаюсь. Мог бы – сам первым и полетел бы на нем.
Небольшой самолет с необычно широким и закругленным носом, короткими треугольными крыльями и высоким вертикальным килем стоял посреди ангара подмосковного завода, крепко уперев в чисто выметенный бетон титановые посадочные лыжи. Даже на вид тесная закругленная кабина с небольшими «подслеповатыми» иллюминаторами в лобовой части тоже не внушала доверия летчикам-космонавтам, привыкшим к прозрачности остекления и обзору на все 360 градусов.
– Честно говоря, не верится, что это – боевой космический перехватчик, – пожал плечами полковник Гагарин. Юрий Савин своей прошлой памятью, конечно же, знал – так этот орбитальный самолет и выглядит. Но одно дело глядеть на его фотографии. И совсем другое – прикоснуться к гладкому металлу корпуса.
В общем, первое знакомство оставило ощущение какой-то недосказанности. А в стенгазете «Истребитель», которая выпускалась в ОКБ Микояна и Гуревича, появилась карикатура: летящий над Землей лапоть с лебедиными крыльями.
* * *
Испытания атмосферного аналога космического самолета-перехватчика начались с его сбросов с новейшего, а потому тоже еще засекреченного стратегического бомбардировщика «Ту-95». Этот самолет, впервые поднявшийся в небо СССР 12 ноября 1952 года, и в начале XXI века оставался в строю ВКС России.
Первый полет на «Спирали» совершил летчик-испытатель Авиард Фастовец. ЭПОС торчал в раскрытом бомбовом отсеке огромного четырехмоторного «Медведя». Пилотировал четырехмоторный «Ту-95» летчик-испытатель Александр Обелов. В районе полета стояла облачность, и штурман самолета-носителя Юрий Ловков был вынужден по бортовому радару скорректировать курс. Отцепка и первый полет, пока еще в воздухе, ЭПОСа прошел успешно.
Вскоре и летчики-космонавты перешли от ознакомления с конструкцией и отработки штатных и не очень ситуаций на тренажерах к исследовательским и испытательным полетам.
* * *
Юрий с восторгом оглядел огромный воздушный корабль. Дюралевые гильотины трехметровых лопастей соосных винтов пока что находились в покое. Стратегический бомбардировщик-ракетоносец стоял на бетонных плитах стартовой позиции, чуть опустив острые законцовки стреловидных крыльев. Поблескивали на солнце остекление кабины летчиков и прозрачный носовой фонарь места штурмана. Высоко вознесся острый стреловидный киль вертикального оперения. На блестящем серовато-белом дюрале тепло горели красные звезды. У самолета построился экипаж: оба летчика, штурман-навигатор, второй штурман – оператор бортового вооружения, бортинженер, бортрадист и кормовой стрелок. В одном строю с ними стоял и Юрий Гагарин.
Летчик-космонавт отличался от испытателей одеждой. На всех из экипажа «Ту-95» – традиционные кожаные куртки и белые шлемофоны с темными забралами светофильтров. На длинных ремешках через плечо болтаются планшеты. Юрий был облачен в серый боевой скафандр и белый гермошлем с надписью «СССР». За плечами небольшой, но увесистый ранец с системой автономного жизнеобеспечения. В полетах испытывался не только сам ЭПОС, но и боевые космические скафандры, системы связи и жизнеобеспечения, телеметрия и наведение на цель.
Главный инженер, ответственный за испытания, зачитал командиру корабля «Ту-95» и космонавту-испытателю полетное задание. Летчики четко бросили правую ладонь к белым сферам шлемов.
Экипаж испытательного самолета во главе с летчиком-испытателем Александром Обеловым поднялся в кабину через нишу носовой стойки шасси. Для этого была устроена небольшая дюралевая лесенка. Летчики заняли свои места в креслах. Юрий, неуклюжий в своем космическом скафандре, присел на откидное сиденье. «Совсем как в коридоре купейного вагона», – пришла нелепая мысль. Космонавт огляделся: кабина стратегического бомбардировщика-ракетоносца даже его поражала обилием кнопок, рычагов, тумблеров и переключателей. Круглые шкалы приборов, экраны радарных индикаторов, сигнальные лампочки на табло – ну просто рубка космического крейсера! Летчики коротко переговаривались, переключая все эти бесконечные тумблеры, и при этом знали назначение каждого из них. Даже кабина современного истребителя, такого как «МиГ-21», не могла сравниться по сложности с приборным оснащением межконтинентального боевого самолета – носителя ядерных бомб и ракет.
После доклада руководителю полетов запустились все четыре мотора, один за другим. Огромные лопасти винтов пришли в движение, рассекая воздух. Огромный самолет понесся по бетонным плитам прямой, как стрела, взлетно-посадочной полосы. Вслед за «Ту-95» взлетели два истребителя «спарки» «МиГ-21» с кинооператорами. Они должны были заснять все этапы испытательного полета.
Между тем огромный четырехмоторный «Медведь» уверенно набирал тысячи метров высоты. Командир корабля внимательно посмотрел на высотомер: стрелка подползла к отметке 8000 метров. Александр Обелов отстегнул привязные ремни и протиснулся в проход между пилотскими креслами.
– Юрий Алексеевич, пора.
– Понял, – качнул головой летчик-космонавт.
Юрий закрыл герметичный щиток гермошлема и переключил клапан дыхания с атмосферного воздуха на ранец системы жизнеобеспечения. Бортинженер уже открыл герметичный люк в заднем конце кабины. По нему экипаж забирался внутрь через нишу шасси. Но сейчас носовая стойка была сложена. В переборке между кабиной и бомбовым отсеком был проделан специальный люк-лаз. По нему Юрий на четвереньках протиснулся в отсек вооружения. В нем в полуутопленном положении был подвешен аэрокосмический самолет. Вслед за Гагариным протиснулся и бортинженер в кислородной маске и с портативным дыхательным аппаратом. В отличие от кабины фюзеляж стратегического ракетоносца не был герметичен.
Летчик-космонавт протиснулся в тесную кабину «Спирали», уселся в катапультное кресло. Бортинженер проверил подключение дыхательной смеси, затянул потуже на Гагарине привязные ремни. Юрий показал большой палец. Бортинженер кивнул и закрыл квадратный гермолюк. Кабина космического самолета была очень тесной. Но приборная панель радовала разнообразием пилотажно-навигационных приборов. Разве что радиолокатора не хватало. Правда, такая аппаратура, да еще и на элементной базе шестидесятых годов, в космический самолет просто бы не поместилась.
Юрий включился в связь.
– Я – Кедр! К отцепке готов.
– Медведь! Вас понял. Отцепка через три… две… одну секунду… Отцепка!
– Есть отцепка! Нахожусь в планирующем полете, – тут же откликнулся Юрий. – Включение двигателя через пять секунд.
Он передвинул вперед рычаг управления маршевым реактивным двигателем. Толчок. Резкое ускорение вдавило в кресло, перегрузки стали нарастать. ЭПОС стартовал из-под брюха огромного четырехмоторного бомбардировщика-ракетоносца и огненной кометой рванулся вперед. Толчки и тряска в кабине прекратились, небольшой самолет летел ровно. Юрий пошевелил ручкой управления и педалями – «Спираль» чутко отреагировала на отклонение рулей и элеронов. На атмосферном участке он управлялся как обычный самолет, а в космосе – маневровыми реактивными двигателями и газовыми рулями.
В полете Юрий должен был провести еще одно испытание. Точно в рассчитанном районе он заметил чуть выше аэростат-мишень. И сдвинул красную предохранительную скобу с гашетки на ручке управления самолетом. Аэрокосмический истребитель был вооружен двумя крупнокалиберными авиационными пулеметами Березина. Это мощное и надежное оружие прекрасно показало себя в Великой Отечественной войне. И теперь Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский поставил его на свой космический перехватчик. Конечно, авиапушка была бы гораздо мощнее и эффективнее. Но такой образец вооружения, стреляющий в глубоком вакууме и холоде космоса, еще предстояло создать. Да и пулеметы занимали меньше места в плотной компоновочной схеме аэрокосмического перехватчика.
Взяв ручку управления на себя, Юрий поймал аэростат-мишень в светящееся перекрестие прицела и нажал на гашетку. Коротко прогрохотали пулеметы – светящиеся трассы прошли чуть в стороне и ниже. Летчик-космонавт довернул самолет и снова ударил из бортового вооружения. На этот раз 12,7-миллиметровые пули сбили аэростат. В полете Юрий расстрелял еще несколько аэростатов. Испытание встроенного бортового оружия прошло успешно. Об этом летчик-космонавт доложил на командно-диспетчерский пункт.
Снижение и посадка прошли в штатном режиме. Несмотря на свой несколько несуразный внешний вид, ЭПОС имел неплохую аэродинамику и управляемость. Конечно, он не обладал изяществом истребителей, но у него и задачи были другие. Юрий потянул ручку управления на себя, выравнивая космический самолет по горизонту. Руководитель полетов сообщил, что «Спираль» прошла ближний привод аэродрома. Вскоре должна показаться бетонка. Летчик-космонавт окинул взглядом приборную панель: высота – 800 метров, скорость 450 километров в час. Он потянул назад рычаг управления двигателем и выпустил аэродинамические тормозные щитки.
Посадка отличалась резким рывком – все же вместо шасси не обычные колеса, а титановые лыжи. Юрия сильно дернуло вперед, но удержали привязные ремни. Он воткнул кнопку выпуска тормозных парашютов. Пробежав по бетону несколько сотен метров, космический самолет остановился. Испытательный полет был завершен.
Испытательные и экспериментальные полеты на «Спирали» сменялись занятиями на пилотажном тренажере. Летчики-космонавты в очередной раз проходили и интенсивную теоретическую подготовку. Приходилось запоминать огромные массивы данных, молниеносно решать сложнейшие задачи по навигации в атмосфере Земли и в космосе. Новейшее оружие требовало от человека не только физического, но и умственного напряжения.
Глава 18 Укрощение «Протона»
– Я ничего не имею против Владимира Николаевича лично – это замечательный человек и прекрасный конструктор ракетной техники. Но его ракета – «сырая»! – решительно рубил ладонью воздух Королев. – К тому же несимметричный диметилгидразин в качестве топлива и тетраоксид азота в качестве окислителя – исключительно опасные и непредсказуемые компоненты топлива. Катастрофа на Байконуре в октябре 1960 года это показала со всей ясностью. Вторая такая может окончательно загубить саму идею безопасных космических полетов.
– Но, Сергей Павлович, при всем уважении… – резонно возразил академик Мстислав Всеволодович Келдыш.
– Так, не надо мне этих штучек – говорите прямо!
– Ваша «Семерка» – ракета прекрасная и надежная, но ее грузоподъемность составляет всего пять-шесть тонн. Максимум, что она пока может вывести, – это «Восход». А ракета «УР-500» конструкции Челомея поднимает восемь с половиной тонн[15].
– А надежность?
Повисла неловкая пауза. Возражение Королева попало в самую точку. Ракета «УР-500» разрабатывалась как основной элемент так называемой частично орбитальной системы бомбометания и могла поразить любую цель на земном шаре сверхмощной термоядерной боеголовкой «8-Ф-17» мощностью в 150 мегатонн. Также она могла выводить тяжелые космические спутники на все, в том числе и высокие, орбиты. Основная проблема была в двигателях – исключительно мощных, но также и исключительно опасных. Несимметричный диметилгидразин был высокотоксичным, канцерогенным, пожароопасным, взрывоопасным и летучим соединением.
Но вместе с тем оно дает гораздо более существенный выигрыш как по мощности, так и по простоте конструкции самой ракеты и ее двигателей.
Келдыш прикрыл глаза, по обыкновению уйдя в себя. Со стороны казалось, что президент Академии наук СССР спит, но именно в таком вот полусне мозг выдающегося ученого работал с полной отдачей, ухватывая и анализируя главное. И сейчас изощренный мозг главного координатора всей советской науки анализировал и просчитывал самые различные варианты, прогонял сквозь частое сито логического отбора сотни и тысячи на первый взгляд не связанных между собой фактов.
Наконец Келдыш открыл глаза и внимательно посмотрел на конструктора орбитального пилотируемого самолета.
– Глеб Евгеньевич, вы утверждаете, что система спасения космонавта позволит эвакуировать его в герметичном модуле кабины даже с околоземной орбиты?
– Да, мы рассчитывали даже на такую экстремальную ситуацию. Орбитальная система спасения воздушно-космического самолета «Спираль» проектировалась под руководством конструктора Гая Северина, который специализируется именно на таких устройствах.
– А что вы, как главный конструктор «Спирали», можете сказать о своем космическом самолете? Способен ли он стартовать из-под обтекателя ракеты-носителя на активном разгонном участке траектории?
– Да, если предусмотреть такую возможность. То есть передать управление космическим самолетом в руки космолетчика! – твердо заявил Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский. Ни научным авторитетом, ни масштабностью замыслов он не поступался ни Королеву, ни Челомею, ни Келдышу. Именно эти люди, а не банкиры с потными загребущими ручонками определяли развитие великой страны. – Между космонавтом и космолетчиком такая же разница, как между аэронавтом, дрейфующим на воздушном шаре, и летчиком в кабине стремительного истребителя!
– Глеб Евгеньевич, я ведь тоже приверженец ракетопланов, – ответил Королев. – Поэтому, как общий координатор проекта, готов рискнуть. Остается вопрос по кандидатуре пилота.
– Разрешите, товарищи, – поднялся с места Юрий Гагарин. – Воздушно-космический самолет – это в том числе и уже утвержденная тема моей научной диссертации. Так что я просто обязан на практике подтвердить свои теоретические выкладки.
– Ну, хорошо, допустим, что мы поставим под головной обтекатель «Протона» аэрокосмический самолет. Но боюсь, Глеб Евгеньевич, что полезная нагрузка будет на пределе допустимого и для «УР-500», какой бы мощной эта ракета ни была! – горячился по своему обыкновению Королев. – И фтороводородный ускоритель тем более не поместится по габаритам.
– Твердотопливные ускорители не подойдут? – уточнил конструктор аэрокосмического самолета-истребителя Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский.
– Не хватит тяги для выхода на орбиту, – помрачнел Королев.
– А если использовать «изделие 11С824», которое разрабатывается для нашей Лунной программы? – неожиданно спросил Келдыш.
– Разгонный блок «Д»? – мгновенно воспрянул духом Королев. Все давно привыкли к его характеру. Генеральный конструктор отличался импульсивностью и излишней эмоциональностью. Ну что ж – великие всегда странны…
– Да, ведь разгонный блок «Д» уже прошел первый этап огневых испытаний?
– Отработал без замечаний, – осторожно ответил Королев.
– Вы уверены в его надежности?
– В кислородно-керосиновой схеме я абсолютно уверен! К тому же разгонный блок рассчитан на семь-восемь включений, но для полета на орбиту такая сложность не нужна. Значит, мы можем упростить конструкцию: снимаем дополнительную теплозащиту и этим облегчаем разгонный блок. – Сергей Павлович подскочил к большой доске и стал набрасывать схему и выписывать длинные строчки формул. Мелок под пальцами Генерального конструктора крошился от нажима. – Нужно разработать узлы крепления и установить пиропатроны отстрела. И еще предусмотреть возможность аварийного сброса…
Совещания следовали одно за другим, на всех уровнях ответственности. Главными были ученые – «технари», ракетчики и теоретики. Астрономы и физики, инженеры и специалисты по вычислительной технике спорили до хрипоты. Строились хитроумные графики, выписывались размашистые строчки сложных формул, и мел крошился под пальцами у маститых профессоров и академиков. Дело в том, что академики, осененные научными степенями, о проблеме, с которой довелось столкнуться, знали не многим больше, чем первокурсники.
Но у них было неоспоримое преимущество: интерес к решению целого ряда нестандартных задач и максимально точно сформулированная цель. Дело за малым: воплотить дерзкий замысел в реальность! Но уж советским людям к этому не привыкать. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор!..»
* * *
На космодром Байконур поступил четкий и однозначный приказ.
В сияющих чистотой лабораториях люди в белых халатах проводили последние тесты сверхчувствительной аппаратуры, систем и механизмов могучей ракеты-носителя и аэрокосмического корабля. Рабочие стыковали орбитальный самолет с разгонным блоком «Д», проверяли замки и пиропатроны, которые должны были помочь освободиться от отработавшего положенное время модуля уже на орбите Земли. После этого двумя дополнительными на специальном револьверном стапеле соединяли в одно целое ракету и аэрокосмический многоразовый комплекс.
Шла комплексная, поэтапная проверка всех систем, узлов и механизмов. Все инженерно-технические специалисты работали, как на войне. Одна, даже самая незаметная на первый взгляд ошибка или неточность сейчас была бы равносильна высшей мере для Космонавта № 1. В космонавтике, так же как и в авиации, мелочей нет. А нынешний запуск ракеты-носителя «УР-500» должен объединить авиацию и космонавтику в новом качестве – использовании аэрокосмических боевых систем.
Для экономии времени процесс сборки и стыковки космических кораблей с носителями проводился в новом Монтажно-испытательном комплексе на технической позиции «92/1». Уникальный «Протон», способный выводить довольно солидную полезную нагрузку, совсем скоро уже был готов.
Сейчас как раз монтажники в белых халатах готовили в другом чистовом зале эту самую «полезную нагрузку». Ладно скроенный и крепко сбитый ЭПОС с короткими крыльями, острым «пером» вертикального оперения и вздернутым закругленным носом выглядел совсем не воинственно. Но именно этот и был космическим самолетом-истребителем.
Боевой аэрокосмолет «Спираль» состыковали с разгонным блоком. Затем разместили всю эту конструкцию на платформе полезной нагрузки последней ступени ракеты. Монтажники проверили подключение всех кабелей, функциональность всех бортовых систем. После чего на головную часть осторожно надели конус обтекателя.
* * *
После изматывающих часов сборки и проверок комплекса ракет космического назначения (РК) из ворот монтажно-измерительного комплекса могучие локомотивы транспортера-установщика вытянули лежащее на платформах огромное тело ракеты-носителя. По рельсам спецпути они неторопливо и величественно поехали на стартовые позиции «площадки 81».
Там сверхмощные гидравлические домкраты транспортеров-установщиков перевели ракету вертикально, передавая ее в осторожные объятия ажурных металлических ферм обслуживания.
Стартовые команды подводили кабели электропитания, защелкивали фиксаторы штуцерных разъемов на трубопроводах ракетного топлива и окислителя. Работать приходилось в противогазах и общевойсковых защитных комплектах. Несимметричный диметилгидразин, он же – гептил, был страшным химическим соединением. Высокотоксичный, канцерогенный, летучий, взрывоопасный, пожароопасный… Как говорится, «все в одном флаконе». Или в «Протоне».
Окислитель, тетраоксид азота, – тоже не подарок. Но оба этих компонента, соединившись в камерах сгорания реактивных двигателей, позволяют ракете «УР-500» «Протон» вывести на орбиту полезную нагрузку массой в восемь с половиной тонн.
* * *
Полковник Гагарин уже привычно поднялся в лифте на высоту более пятидесяти метров к головному обтекателю ракеты-носителя «Протон». Под ним и прятался ЭПОС. Техники помогли Юрию забраться в кабину, подключили систему жизнеобеспечения, разъемы рации, застегнули замки ремней привязной системы. Массивный люк над головой захлопнулся. Вслед за ним гулко закрылся и внешний люк головного обтекателя.
Гагарин привычно повернул специальный ключ, набрал код, разблокирующий панель управления. Включил автономное бортовое питание и тестирование систем аэрокосмического истребителя. Сигнальные индикаторы успокаивающе светились зеленым. Стрелки на шкалах приборов замерли на расчетных значениях. Ручка управления, несколько более массивная, чем на обычном – «атмосферном» – истребителе, была пока заблокирована. Как и рычаги управления двигателями. А в остальном предполетная подготовка мало чем отличалась от той, что проходил каждый летчик в обычном истребительном авиаполку.
– Я – Кедр! На борту порядок, все системы функционируют нормально.
– Кедр, внимание! Дается минутная готовность.
– Понял вас, минутная готовность. Гермошлем закрыт, принял исходное положение. Борт – порядок.
В подземном бункере управления стартовый расчет отрабатывал пусковую последовательность. Наблюдатели приникли к обзорным перископам, через которые был виден носитель «Протон».
– Ключ на старт!
– Есть ключ на старт.
Разошлись в стороны ажурные металлические фермы обслуживания и кабель-мачта с электросиловыми и связными кабельными линиями. Мощные турбонасосы уже погнали по топливным магистралям высококипящие и смертельно опасные компоненты.
– Ключ на дренаж!
– Есть ключ на дренаж.
– Продувка!
– Есть продувка.
– Протяжка.
– Есть протяжка.
– Зажигание!
– Внимание, дается зажигание.
Несимметричный диметилгидразин и тетраоксид азота соединились, мгновенно вспыхнув в камерах сгорания всех шести реактивных двигателей первой ступени «Протона». На огненном столбе ракета-носитель «УР-500» поднялась в небо. На 119-й секунде включились двигатели второй ступени, а на 123-й они вышли на режим полной тяги. Как только тяга двигателей второй ступени превысила остаточную тягу ракетных двигателей первой ступени, подорвались пиропатроны, соединяющие металлические фермы двух ступеней. Раскаленные газы второй ступени оттолкнули отработанную первую ступень.
– Кедр докладывает: полет нормальный, все системы работают нор… – Юрий осекся, его прервал тревожный визг сирены и вспыхнувшее красное аварийное табло.
«Отказ двигателей второй ступени!» – мигал красным сигнал. Юрий почувствовал сильную тряску даже сквозь прочную обшивку кабины-капсулы аэрокосмического самолета-перехватчика. Затем последовали частые удары снизу. Приборная панель вспыхнула красными индикаторами опасности. Температура в кабине резко возросла.
Юрий проверил функционирование аварийной системы. В момент старта щиток гермошлема был закрыт, и система жизнеобеспечения работала автономно. Космонавт судил о ситуации по приборам и не мог видеть всю катастрофическую картину.
* * *
«Протон» разваливался на части, пылая на лету. Первая ступень отработала нормально и была сброшена сработавшими пиропатронами. Но вот вторая ступень полыхнула ярчайшим пламенем – разрушился трубопровод подачи тетраоксида азота к одному из четырех двигателей. Вся нижняя часть второй ступени оказалась объятой клубами яростного огня, который, увы, укротить на этот раз не удалось. Еще немного, и вырвавшаяся из-под контроля рукотворная стихия поглотит и отсек полезной нагрузки под головным обтекателем вместе с аэрокосмическим истребителем-перехватчиком.
Счет шел на секунды, и Юрий принял единственно верное решение. Ситуация усугублялась еще и временным отсутствием радиосвязи. Советский космонавт мог рассчитывать только на себя.
Юрий перевел управление в ручной режим. Нажатие клавиши – и сброшен головной обтекатель. Включился разгонный блок «Д» аэрокосмического самолета. Прозрачно-желтые струи ярчайшего пламени озарили гибнущую ракету-носитель. Аэрокосмолет ЭПОС стартовал прямо из огненного ада, в который превратились остатки «Протона».
Ранее заблокированная ручка управления и сектора газа реактивных двигателей аэрокосмолета теперь была послушна усилиям Юрия. Космолетчик отклонил ее, отводя «Спираль» от гибнущей ракеты-носителя. Внизу полыхнула ярчайшая вспышка взрыва – казалось, атмосферы Земли достиг солнечный протуберанец из раскаленной звездной плазмы.
Но разгонный блок «Д», пристыкованный к корме советского аэрокосмолета, позволил развить достаточную скорость, чтобы выйти на орбиту. На табло Юрий видел, как быстро снижается уровень топлива в баках разгонного блока. Вскоре замигало табло: «Полная выработка топлива». Космолетчик нажал кнопку сброса, и пиропатроны отстрелили выгоревший ускоритель.
Летчик-космонавт сориентировался по приборам, чуть подработал маневровыми реактивными движками.
– Я – Кедр, прием. Достиг низкой орбиты Земли. Высота – 195 километров. Готов к выполнению задания. – Космолетчик поднял стекло гермошлема и попытался промокнуть пот на лбу рукой в толстой перчатке скафандра. На смену давящим перегрузкам пришла легкость невесомости.
Юрий не стал сообщать по радио о катастрофе «Протона» на завершающем участке траектории вывода на орбиту. На космодроме Байконур и так должны были видеть все случившееся по системе телеметрического контроля и в следящие телескопы. Накатила липкая и противная волна запоздалого страха. А что, если бы… Но майор ВКС отогнал дурные мысли. Нужно еще выполнить полетное задание и вернуться.
– Понял вас, Кедр, поздравляем с успешным выходом на орбиту. Ваша траектория на одиннадцать километров ниже расчетной. Подработайте маршевыми двигателями космического самолета.
– Вас понял, выполняю. – Юрий взял ручку управления на себя и двинул вперед сектор газа.
Вначале ЭПОС слегка задрал свой вздернутый и закругленный нос, а потом рванулся вверх, наверстывая недостающие километры высоты.
* * *
Пусть нас лапотной Россией Называет Вашингтон, Мы сегодня запустили «Лапоть» свыше пяти тонн!Так пели в те «ревущие шестидесятые» Тарапунька и Штепсель – незабвенный комический дуэт.
ЭПОС «Спираль» с короткими, поднятыми вверх стреловидными крыльями, острым «пером» вертикального оперения и вздернутым закругленным носом победно летел над планетой. Советская космонавтика снова взяла очередной рубеж, запустив первый в мире аэрокосмический истребитель-перехватчик. В обтекаемой кабине с «глазами»-иллюминаторами находился Космонавт № 1, полковник ВКС Гагарин. Миниатюрный кораблик ЭПОС нес на борту и радиолокатор для обзора земной поверхности. В этом случае на размещение управляемых ракет класса «космос – космос» просто не оставалось места при довольно плотной компоновке аппарата.
Но и «голубем мира» воздушно-космический самолет не был. По бокам герметичной кабины размещались два крупнокалиберных пулемета Березина с запасом по полсотни патронов на ствол. Боезапас размещался не в лентах, а в специальных магазинах, сделанных из тонкого дюраля для экономии веса. Этого было вполне достаточно для самообороны. Разрывные и трассирующие 12,7-миллиметровые пули в отсутствие гравитации и сопротивления воздуха теоретически имели неограниченную дальность и чудовищную убойную силу.
Как и в случае с его первым полетом на «Востоке», сейчас Юрий в первом же полете орбитального самолета ЭПОС выполнял боевое задание. Сейчас космолетчику необходимо было выйти в назначенный район над Японским морем и из космоса обнаружить американскую авианосную группировку с помощью радиолокационной фазированной антенны.
Космолетчик накренил «Спираль» и соориентировался над заданным квадратом. Точно рассчитанные импульсы корректирующих ракетных двигателей развернули крепко скроенный самолетик со вздернутым закругленным носом и короткими крыльями. Теперь он двигался «спиной» вниз по отношению к земной поверхности. За кабиной космического самолета развернулась сложенная «гармошкой» плоскость фазированной антенны. Она напоминала солнечные батареи обычных космических спутников, но была предназначена для обзора поверхности Земли. В кабине орбитального самолета Юрий наблюдал на экране за полосой поверхности шириной 200 километров. Именно столько захватывала за один проход антенна бортовой обзорной РЛС. На экране изумрудными огоньками вспыхнули отметки целей – американской авианосной группировки.
– Я – Кедр, прием. На пеленге пятнадцать градусов обнаружил крупную надводную цель и рядом с ней шесть средних. Предполагаю – авианосная ударная группировка во главе с «Рейнджером». Тип «Форрестол», водоизмещение восемьдесят тысяч тонн. Вооружение – семьдесят боевых самолетов, восемь вертолетов «Си Кинг», четыре катапульты, зенитные установки «Си Спэрроу». Цель сопровождаю.
– Заря-1, прием. Кедру – цели сопровождать, – через спутники связи пришел приказ наземного командного пункта на Байконуре.
– Вас понял! Я – Кедр. Выполняю задние. Конец связи.
Юрий дал тормозной импульс двигателям, снижая скорость орбитального самолета. Вести разведку из космоса было очень удобно: ни один зенитный ракетный комплекс не в состоянии пока добить до высоты в полторы сотни километров. А с такой дали огромная поверхность Земли была как на ладони. Уже заканчивая радиолокационную разведку американской авианосной ударной группы, Юрий заметил мелькнувшую внизу крылатую черную тень. Тренированное тело космонавта среагировало раньше, чем разум сумел проанализировать ситуацию. Затянутые в герметичные перчатки пальцы плавно, но быстро пробежались по тумблерам, захлопнули прозрачное забрало белого гермошлема с надписью «СССР». Поверх него опустился светозащитный щиток.
Космонавт отстрелил ажурные «крылья» фазированной антенны. Разумеется, она не могла помешать из-за сопротивления воздуха – его попросту не было в космическом пространстве. Но вот момент инерции на орбитальный маневр все же влиял. Антенна ажурным «мотыльком» сверкнула в ярких лучах Солнца. А в следующий момент рассыпалась огненными брызгами от прямого попадания ракеты.
– Я – Кедр, прием, атакован ракетой. Цель вижу, вступаю в бой!
Черная крылатая тень внизу оказалась американским сверхвысотным ракетопланом «North American» «X-15». Более того, похожий на толстую иглу ракетный самолет с крестообразным хвостовым оперением имел подвесные топливные баки и пару ракет «Зуни» на концах коротких трапециевидных крыльев. На «динамической горке» он мог набирать высоту более 100 километров и выходить в ближний космос.
Юрий резко отклонил ручку управления, изменяя вектор движения аэрокосмического истребителя, полыхнули двигатели коррекции, рубином вспыхнули на остром высоком киле красные звезды. Маршевый двигатель аэрокосмолета выплюнул сноп пламени, жаропрочные газовые рули отклонили вектор тяги, помогая в энергичном маневре «Спирали». Перегрузки свинцом сдавили грудь, на секунду у летчика-космонавта потемнело в глазах. Но вот надулись пневматические камеры противоперегрузочного скафандра, регулируя кровоток.
А краснозвездный перехватчик уже валился ястребом на черную крылатую тень. Юрий взял ручку управления на себя и сбросил красную предохранительную скобу с гашетки. Перекрестие коллиматорного прицела нацелилось на кончик острого носа американского ракетоплана. Советский космолетчик нажал на гашетку пулеметов. Два установленных по бокам кабины крупнокалиберных пулеметов Березина рявкнули слитно, выпустив два десятка 12,7-миллиметровых пуль. Их трассирующий след был хорошо заметен пилоту «Спирали». Одновременно в корме автоматически включились двигатели коррекции, гася импульсы отдачи оружия в невесомости. Что поделаешь, «сила действия равна силе противодействия», второй закон Ньютона.
Свинцовые «светлячки» сошлись как раз на корме американского ракетоплана, мгновенно превратив его в падающую звезду. Взорвались баки с топливом: жидким аммиаком и кислородом, который использовался в качестве окислителя. Головную часть ракетоплана вместе с герметичной кабиной оторвало и с огромными перегрузками швырнуло вниз. Как знать, может, «звездно-полосатый» пилот и выживет. Хотя вряд ли…
– Заря-1, я – Кедр, прием. В воздушно-космическом бою цель уничтожена. На борту порядок, самочувствие нормальное.
– Это Заря-1, прием. Наши радиолокационные станции на Кубе и корабли дальнего космического слежения засекли поражение воздушно-космической цели. Уничтожение цели подтверждаем.
– Вас понял, я – Кедр, конец связи.
Индикаторы температурных датчиков на приборной панели зажглись тревожным желтым светом. Начался нагрев теплового экрана на днище. Советский орбитальный самолет уже находился во власти атмосферы Земли. Она была все еще разрежена, но уже давала о себе знать трением. Если аэрокосмолет войдет в атмосферу под нерасчетным углом, то сгорит, как спичка. Юрий потянул ручку управления и потяжелевшей от перегрузок рукой переключил несколько тумблеров на приборной панели. Краснозвездный ЭПОС задрал закругленный нос и перешел в набор высоты. Высотомер показал 130 тысяч метров. Космический самолет снова двигался по орбитальной траектории. Через полвитка он очутился в расчетной точке входа в плотные слои атмосферы.
– Я – Кедр, нахожусь в расчетной точке входа в атмосферу. Коррекция проведена, готов к тормозному импульсу и сходу с орбиты.
– Я – Заря-1, параметры входа в атмосферу, угол траектории подтверждаю. «Добро» на тормозной импульс.
– Я – Кедр, вхожу в атмосферу. – Юрий перещелкнул несколько тумблеров и кнопок на приборной панели.
Летчика-космонавта ощутимо тряхнуло, но привязные ремни держали крепко. Юрий сориентировал аэрокосмический перехватчик и начал спуск. На этом участке полета ЭПОС выполнял гиперзвуковое планирование со скоростью в шесть раз выше звука. Нижняя часть машины из ниобиевого сплава с покрытием на основе дисилицида молибдена раскалилась вначале до вишневого, а затем и до желтого каления. Температура на спуске могла достигать 1600 градусов Цельсия. В лобовых иллюминаторах герметичной кабины полыхало пламя, казалось, закругленный вздернутый нос «Спирали» прожигает дорогу в атмосфере Земли. Датчики на приборной доске мигали тревожными желтыми и красными огнями. Аэрокосмический самолет трясло как в лихорадке.
Но все же это была не баллистическая траектория, как у спускаемого аппарата «Восток» с его восьмикратными перегрузками. А четыре-пять «же» Юрий переносил вполне нормально – работа такая.
На высоте двадцати тысяч метров атмосфера Земли стала гораздо более плотной, соответственно, и скорость упала до «нормальных» двух с половиной скоростей звука. Юрий перевел угол установки плоскостей космического самолета с 60 градусов сначала до 45, а потом и до 30. На таком режиме уже можно было переходить на управление «по-самолетному», с помощью рулей и элеронов на коротких дельтовидных крыльях.
* * *
ЭПОС несся уже над территорией СССР, одна шестая часть суши даже в географическом плане очень хорошо подходила для посадки космических аппаратов. Юрий слышал в эфире голоса станций слежения, которые «вели» его космический самолет. Летчик-космонавт знал, что на круглых индикаторах кругового обзора РЛС он выглядит изумрудным огоньком с сигналом государственного опознавания «свой». Включился дополнительный турбореактивный двигатель для полетов в атмосфере.
Над европейской частью СССР уже занимался рассвет, и в этот новый день влетел огненным угольком на светлеющем небосклоне советский космический самолет-перехватчик.
Посадка на специальном аэродроме Байконура прошла штатно. По бокам широкого, «крепко сбитого» фюзеляжа вышли посадочные лыжи, чиркнув по бетону «взлетки». Хлопнули, раскрывшись, тормозные парашюты. Полыхнули облачка дыма из-под широких «разлапистых» лыж. Аэрокосмический самолет остановился в конце взлетно-посадочной полосы.
Юрий откинулся на спинку катапультного кресла и непослушными пальцами открыл замок прозрачного лицевого щитка гермошлема. Летчик-космонавт устало откинул тяжелую крышку люка, и в кабину ворвался степной ветер.
Боевой аэрокосмический вылет был завершен. И снова – первый в мире. Советский Союз опять обогнал американцев, но сделано это было не для громких торжеств и политических заявлений. Высшее руководство СССР четко придерживалось жесткой позиции – победа в современной войне может быть достигнута только за счет научно-технического превосходства.
К аэрокосмическому самолету бежали техники аэродромной команды и военные, обжигаясь о еще не остывшую обшивку, полезли к кабине. Юрия освободили от привязных ремней, буквально вынесли на руках из кабины и стали подбрасывать в воздух. Космонавт № 1 смеялся и все время повторял:
– Отстаньте, черти, а то совсем укачаете!
К месту приземления «Спирали» подъехали три открытых «газика» с конструкторами и военными. Среди них были и Королев, и Лозино-Лозинский, и Келдыш, и Челомей. Последний выглядел скованно и держался несколько в стороне. И неудивительно – его «Протон» из-за аварии на старте едва не погубил Космонавта № 1. Военных возглавлял командующий Воздушно-космическими войсками генерал-майор Савицкий.
Вырвавшись из объятий друзей, Юрий поправил серый высотно-компенсационный скафандр, белый гермошлем на голове и четким строевым шагом подошел к комиссии.
– Летчик-космонавт Гагарин полетное задание выполнил. На орбите был атакован враждебным аэрокосмическим аппаратом, предположительно – «North American» «X-15». Ответным огнем «X-15» сбит! – Юрий стремительно бросил правую ладонь к виску. Рядом трещал киноаппарат военных хроникеров и щелкали затворы фотоаппаратов – опять «для истории». – Во время полета все системы космического самолета работали нормально. Самочувствие хорошее.
– И правильно! – Главком ВКС СССР Евгений Савицкий с позывным «Дракон» в вопросах войны был категоричен.
– Как отработала техника в полете? – задал один из главных вопросов Сергей Королев.
– Из-за аварии ракеты-носителя на разгонном участке траектории пришлось стартовать в ручном режиме. На орбиту вышел с недобором высоты. Но это поправимо. Считаю данный профиль полета вполне приемлемым для боевых запусков.
После этих слов Владимир Челомей заметно приободрился. А Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский, которого за крутой нрав и тяжелый характер за глаза называли «Гнев Евгеньевич», улыбнулся. Он приобнял космонавта за плечи, подвел к космическому самолету. Провел ладонью по горячей еще обшивке.
– Ну, как тебе наша «Спираль»?
– Отлично, товарищ главный конструктор! Техника не подвела. И всем вам, товарищи конструкторы, огромное спасибо. Я действительно уверен в надежности созданных вами космических кораблей – это надежное и сверхсовременное оружие в наших руках, в руках летчиков-космонавтов.
Сергей Павлович Королев в ответ на такую речь крепко обнял Юрия Гагарина, которого любил, как родного сына.
– А «Протон» мы укротим, его мощь еще не раз сослужит нам добрую службу.
Глава 19 «Хэба» в огне
Двое пилотов облачались в оранжевые скафандры, похожие на те, что носят астронавты программы «Джемини». В жарком и влажном климате работа в такой «спецодежде» была просто пыткой. Поминутно вытирая градом катящийся пот со лба, оба американца выслушали полетное задание от офицера. Хотя формально «астронавты» являлись гражданскими лицами на службе ЦРУ, в них чувствовалось уважение к военному.
Маршрут разведывательного полета предстоял стандартный. Взлет – в полдень по местному времени с Окинавы, затем курс на северо-вьетнамский город Хайфон. Дальше маршрут вел к Ханою, через территорию Лаоса в Таиланд.
– Смотрите, не залетайте в воздушное пространство Китая, – предупредил офицер разведки. – А то узкоглазые возмущаются и грозятся обратиться в Организацию Объединенных Наций.
– Это уж как получится, – криво, «по-ковбойски» усмехнулся пилот майор Джером О’Мэлли.
Его поддержал оператор майор Эвард Пэйн:
– У моей «птички» скорость втрое превышает звук, нас просто заносит на поворотах! Да и нам нечего бояться. У китайцев на вооружении только лишь советские комплексы «С-75», они для нас не опасны. К тому же мы используем радиоэлектронные средства борьбы.
– О’кей, парни, на взлет!
– Йес, сэр!
Огромный, похожий на звездолет из фантастических фильмов, американский разведывательный самолет оторвался от взлетно-посадочной полосы. Скоростной и высотный разведчик «SR-71» получил у японцев прозвище «Хэба» за тонкий и вытянутый «змеиный» силуэт. А после каждого разведывательного вылета на черном вытянутом фюзеляже появлялось изображение белой змейки. Кстати, по странному стечению обстоятельств официальное наименование самолета «Блэкберд» – «Черный дрозд», так и не прижилось.
Мощные турбопрямоточные двигатели на треугольных крыльях позволяли «SR-71» разгоняться до 3200 километров в час и летать фактически по краю атмосферы Земли. Пилоты, облаченные в оранжевые скафандры космической программы «Джемини», не боялись ни «МиГов» Северного Вьетнама или Китая, ни их зенитных ракет.
С правого борта самолета остался Тайвань, с левого – Лусон. Над островом Хайнань разведчик «SR-71» довернул на боевой курс, пересек Тонкинский залив и вошел в воздушное пространство Северного Вьетнама. Пилот уверенно вел «чудо-самолет» – огромный, стремительный, напоминающий космический корабль инопланетян. Яркое, не знающее облаков солнце светило в кабину, звезды были ближе, чем укрытая перистыми облаками поверхность планеты. В задней кабине оператор разведывательной аппаратуры щелкал тумблерами включения мощных фотоаппаратов. Его забавлял контраст мощи американского самолета и мелких людишек, даже не знающих грамоты и копошащихся на рисовых полях в 26 000 метрах внизу.
Меня звать О’Мэлли, Испытан я в деле. Прошел я в шинели Из Лидса в Лахор… —процитировал оператор разведывательного оборудования строки Рерьярда Киплинга.
– Там было не О’Мэлли, а О’Делли, – поправил оператора пилот из передней кабины. – Но все равно – забавно звучит. Тем более что нам на такой «птичке» и до Лахора – рукой подать.
– Заканчиваю фотосъемку.
– Понял тебя Эд. Выполняю разворот.
– Джерри, но мы ведь у самой границы с Китаем. Во время разворота опять зацепим их воздушное пространство.
– Да ну и хрен с ними! Кого нам бояться на высоте более 85 000 футов, ну или 26 000 метров?!
Будто бы в подтверждение слов майора Джерома О’Мэлли запищала станция предупреждения о радиолокационном облучении – это китайские локаторы взяли скоростную и высотную цель на сопровождение. Оператор разведывательного оборудования майор Эвард Пэйн включил аппаратуру постановки радиоэлектронных помех.
– Сейчас я им «сделаю больно»! – Его фамилия была созвучна с английским «pain» – боль.
Далеко внизу появились дымные столбы, отмечающие пуски зенитных ракет. Но вот дымные шлейфы стали загибаться к горизонту, зенитным ракетам китайцев явно не хватало высоты. Еще через несколько секунд в прозрачной синеве неба внизу повисли облачка разрывов – зенитные ракеты самоликвидировались.
– Вот так-то, «желтолицые братья»! Не дай бог, конечно, – самодовольно заявил майор Пэйн. – В современной войне все решают технологии, и владеем ими мы, американцы.
Внезапно над кабиной разведчика «SR-71» мелькнули светящиеся росчерки, и почти сразу же раздались дробные удары по фюзеляжу и крыльям.
– Что, к черту, происходит?! – выкрикнул майор Пэйн.
– Я не пойму, нас что, обстреливают?! На такой высоте?! – также растерялся пилот «SR-71».
– Не время размышлять, Джерри, просто валим отсюда на хрен к чертовой матери!!!
Что пилот Джерри послушно и исполнил. Оба турбопрямоточных двигателя на треугольных крыльях «Хэбы» полыхнули форсажным пламенем. Огромный разведчик накренил левое крыло, уходя от атаки. Но высотные характеристики самолета обернулись вдруг против него самого. Здесь, на высоте 26 000 метров, атмосфера была настолько разреженной, что рули и элероны почти не действовали. Да и сам «SR-71» – отнюдь не истребитель. Он не был приспособлен для активных маневров и воздушного боя. Приходилось полагаться только лишь на мощь двигателей и скорость.
Майор О’Мэлли передвинул сектор газа вперед, одновременно меняя режим работы двигателей «J-58». Спрятанные почти полностью в мотогондолах подвижные конусы медленно поползли вперед, отводя все больше воздуха в обходные каналы прямоточных двигателей. При этом спрессованный скоростью воздух, минуя турбины, попадал сразу в форсажную камеру прямоточного реактивного двигателя. Надо сказать, весьма оригинальное техническое решение, особенно – для технологий шестидесятых-семидесятых годов XXI века.
Но даже технические ухищрения на этот раз не помогли американским летчикам. Неведомый преследователь не отставал. Светляки трассеров так и мелькали вокруг кабины «SR-71», дырявили широкие треугольные крылья. Огромный черный самолет несся на огромной скорости – более 3000 километров в час, его титановая обшивка нагрелась из-за трения об атмосферу до 500 градусов Цельсия. Но уйти от обстрела не получалось.
Полыхнул ярким пламенем правый турбопрямоточный двигатель, скрученная в тугой жгут яростная сила укрощенного огня моментально вышла из-под контроля. Разбрасывая во все стороны пылающие обломки, «почти космический» самолет накренился на крыло. Позади него разгорался хвост пламени, как от падающего в атмосфере метеора. Тянулся шлейф серого дыма и мелких обломков.
– Eject! Eject! Катапультируемся, пока это хреновое корыто совсем не развалилось! – Майор Пэйн первым дернул рычаги катапультного кресла. Вслед за ним эту нехитрую операцию произвел и майор О’Мэлли.
– Please, dear God, don’t let me fuck up! – только и успел прошептать «молитву» сведенными от перегрузок губами майор О’Мэлли.
В последнюю секунду перед тем, как их выбросило из кабины объятой огнем «Хэбы», оба летчика ЦРУ увидели, как мимо пронесся странный летательный аппарат с закругленным носом и короткими, загнутыми вверх крыльями. Формой он чем-то походил на старинную русскую обувь, ее, кажется, плели из соломы или древесной коры…
* * *
Юрий заметил распластанную треугольную тень в полутора сотнях километров внизу. Он как раз закончил расчеты траектории снижения и готовился включить тормозные двигатели. Завершался его уже четвертый орбитальный полет на новом космическом самолете-перехватчике.
Космонавт № 1 не мог нарадоваться на свою «Спираль», настолько привык он к этой машине. За «простодушным» видом скрывалась практически идеальная с технической точки зрения, продуманная конструкция. Аэрокосмический истребитель Лозино-Лозинского был совершенен для выполнения поставленных перед ним боевых задач. Русская оружейная мысль сделала очередной виток, подняв на орбиту над планетой качественно новый аппарат не только военного, но в перспективе – и мирного назначения.
Летчик-космонавт провел еще одни расчеты, теперь уже с новыми параметрами снижения. Получалось, что перегрузки вырастут, но конструкция космического самолета выдержит тепловые и прочностные нагрузки. О своем решении он доложил на Байконур, от руководителя полета пришло подтверждение. Юрий снова пробежался пальцами по тумблерам, передвинул несколько рычагов. Итогом этой работы стала серия импульсов реактивных двигателей маневрирования и торможения. ЭПОС вошел в атмосферу под более крутым углом. Его закругленный нос раскалился до вишневого, а затем – и до ярко-желтого каления. Но теплозащитный экран держал это буйство атмосферного огня. Краснозвездный аэрокосмический самолет перешел на режим гиперзвукового планирования.
Перегрузки в восемь «же» сдавили грудь, руки и ноги налились свинцом. Автоматически наполнились воздухом пневматические камеры боевого скафандра, препятствуя оттоку крови от головы и верхней части туловища. Голова Юрия вжалась в заголовник катапультного кресла. Перед глазами сгустилась багрово-серая пелена. Юрий неимоверными усилиями воли сохранял контроль над управлением космическим самолетом.
Но вот перегрузки стали спадать, скорость упала до «нормальных» пяти скоростей звука. Летчик-космонавт окинул взглядом приборную панель: высота 30 000 метров, скорость 5500 километров в час. Далеко впереди и ниже Юрий заметил черную распластанную в небе треугольную тень. Он узнал характерный силуэт с первого взгляда. Это был высотный скоростной разведчик «SR-71» компании «Локхид». Юрий улыбнулся за стеклом гермошлема: сбить такую «птичку» было бы совсем неплохо! До сих пор из-за огромной скорости и высоты полета американские разведчики «SR-71» избегали потерь. Но времена меняются…
– Заря! Я – Кедр, прием. Обнаружил воздушную цель – высотный скоростной разведчик «SR-71». Цель – атакую!
– Я – Заря, вас понял. Кедр, атакуйте. Согласие китайских товарищей получено.
Юрий движениями ручки управления и педалями рулей направления изменил траекторию полета «Спирали». Аппарат уверенно держался в воздухе. Летчик-космонавт запустил небольшой турбореактивный двигатель, предназначенный для полетов в атмосфере. В основании высокого вертикального киля открылся воздухозаборник. Но это было сделано, только чтобы сохранить управляемость при маневрах космического самолета. За счет гиперзвукового планирования ЭПОС развил огромную скорость, позволяющую без труда догнать американский самолет-разведчик.
И вот уже ширококрылый черный силуэт маячит в светящемся перекрестии коллиматорного прицела. Юрий сбросил красную предохранительную скобу с гашетки на ручке управления космическим самолетом. Крупнокалиберные пулеметы Березина располагались по бокам кабины в верхней части фюзеляжа вне зоны интенсивного нагрева. Во время гиперзвукового полета в атмосфере амбразуры прикрывались специальными поворотными щитками. Сейчас они открылись – черные зрачки дульных срезов космических пулеметов Березина уставились на американский самолет-разведчик. Юрий нажал на гашетку, слитный рев из двух стволов возвестил о работе скорострельных машин смерти. Светящиеся трассеры прошли рядом с кабиной «SR-71», буквально в паре метров. Летчик-космонавт дал крен вправо и снова открыл огонь. На этот раз он увидел вспышки попадания 12,7-миллиметровых бронебойно-разрывных пуль. Самолет-разведчик резко увеличил скорость, сопла его мощных двигателей на треугольных крыльях засветились ярким форсажным пламенем. Но у ЭПОСа еще оставался приличный запас скорости, и он не отставал. Еще несколько очередей, и вот уже правая турбина «Хэбы» полыхнула ярким пламенем взрыва. Американский самолет стал напоминать вошедший в атмосферу Земли болид – за ним тянулся огненный шлейф, дым и мелкие обломки.
Через несколько секунд отлетел фонарь кабины, и оба катапультных кресла вылетели из объятого пламенем американского самолета. А над ним пронеслась «Спираль».
* * *
Полковника Гагарина сейчас беспокоила только одна мысль: дотянет ли он до территории Казахстана или нет? В погоне за «SR-71» советский орбитальный перехватчик умудрился пронестись над половиной Китая. Высоты и скорости были таковы, что воздушно-космическим кораблям было тесно в привычных границах человеческого мира. И все же Юрий тревожно поглядывал на указатель керосина для атмосферного турбореактивного двигателя. Он включался только при подлете к аэродрому и на посадке для лучшей управляемости «Спирали». Но в погоне за американским самолетом-разведчиком Юрий почти полностью истратил все горючее. Можно было попытаться запустить маршевый жидкостно-реактивный двигатель. Но топлива и окислителя в основных баках оставалось совсем немного. Да и использовать в атмосфере несимметричный диметилгидразин и тетраоксид азота… Юрию, честно говоря, не хотелось повторять судьбу маршала Митрофана Неделина.
Небольшой глобус с перекрестьем показывал, где на данный момент находится аэрокосмический истребитель. Летчик-космонавт огляделся, насколько позволяли небольшие лобовые и боковые иллюминаторы кабины космического самолета. Где-то внизу за легкой дымкой облаков возвышались горы Тянь-Шаня – «крыши мира». И самый высокий пик – Эверест, или Джомолунгма. А под днищем орбитального перехватчика простиралась серая безжизненная пустыня на границе Китая и Монголии.
– Заря! Я – Кедр, прием. Буду садиться на вынужденную в пустыне Гоби в Монголии. Прошу обеспечить средства поиска и спасения.
– Я – Заря! Вас понял, Кедр. Не беспокойтесь, все соответствующие приказы уже отданы. Ваш радиомаяк запеленговали.
Веками здесь в суровых песках пустыни Гоби, помнивших еще конницу Чингисхана, ничего не происходило. Колючий ветер трепал войлочные юрты кочевников и мохнатые гривы низких, но выносливых лошадей. В узких глазах кочевника, видевших до того только бескрайние каменистые пространства суровых степей и пустынь, мелькнул отблеск огня. Небесного огня. Из юрт высыпали все – от мала до велика, кочевники, привыкшие к размеренности веками устоявшегося образа жизни, глядели в небо – на диковинный аппарат с красными звездами на высоком киле вертикального оперения.
Необычный самолет с широким, вздернутым и закругленным носом, короткими треугольными крыльями и небольшими иллюминаторами массивной герметичной кабины приземлился на растопыренные посадочные лыжи. Хлопнули оранжево-белые купола тормозных парашютов, гася скорость небесного пришельца. Подняв тучи пыли, ЭПОС остановился, проскользив на титановых посадочных лыжах чуть менее километра.
Первое, что увидал Юрий, выбравшись из кабины космического истребителя, была бескрайняя серая пустыня. Так, наверное, выглядела бы поверхность другой планеты. На секунду космонавт засомневался, переключать ли ему клапан гермошлема на дыхание атмосферным воздухом или нет?.. Настолько чуждой казалась эта степь.
Но и здесь жили люди. Несколько всадников в войлочных шапках и непонятного вида одежде подскакали к космическому кораблю и его пилоту. В руках кочевников были допотопные однозарядные ружья. Юрий усмехнулся и стащил с головы гермошлем. Лицо ожег колючий ветер. Космонавт снова глянул на всадников – такой вот контакт времен и культур, можно смело проводить психологические тренинги по общению с иными цивилизациями. «Надо будет Сергею Павловичу потом довести эти соображения, будет забавно», – подумал Юрий.
Один из всадников разразился длинной речью на непонятном языке. Остальные спешились и стали рубить низкий кустарник. Юрий на всякий случай широко улыбнулся. «Главный кочевник», как окрестил его про себя космонавт, вдруг просиял и вытащил из-за пазухи клочок бумаги. Протянул «небесному гостю». Юрий осторожно взял у монгола порядком засаленный листок. Это оказалась страница газеты «Правда» с фотографией самого Юрия и статьей о том, что человек впервые полетел в космос. Вот оно, значит, как!
Даже здесь, в суровой и дикой монгольской степи, знали о полете человека в космос!
Тем временем запылал небольшой костер, кочевники постелили возле него шкуры и войлочные покрывала, вскипятили в закопченном чайнике ароматный травяной настой. Юрий вместе со всеми присел к костру. Главный передал ему узорчатую пиалу тонкой работы, наполненную зеленым чаем. Космонавт сделал несколько глотков терпкого напитка.
Время в этом загадочном месте текло совсем не так, как в обычном мире. Достаточно было посмотреть на спокойно пасущихся низкорослых монгольских лошадок рядом с необычного вида космическим самолетом с красными звездами на высоком киле вертикального оперения. Юрий будто бы в очередной раз «выпал из реальности».
Вернул его в «этот мир» отдаленный стрекот вертолетных лопастей. Четыре винтокрылые машины приближались к месту посадки «Спирали». Юрий достал ракетницу из неприкосновенного запаса и пальнул в небо зеленым сигнальным огнем.
Вертолеты пошли на снижение и приземлились в сотне метров от аэрокосмического истребителя. Из одной машины выскочил невысокий полноватый человек в широких серых брюках и таком же пиджаке. Размахивая руками, он побежал к костру, возле которого чаевничал Юрий со своими новыми знакомцами. Вслед за ним побежали и офицеры, высыпавшие из вертолетов.
Летчик-космонавт невольно улыбнулся, настолько контрастировал этот низенький неуемный человек с окружающим спокойствием и безмятежностью. Монголы-кочевники все так же бесстрастно наблюдали за новыми «гостями с неба».
Юрий поднялся и надел белый гермошлем на голову, наблюдая, как невысокий человек ртутным шариком катится к нему, придерживая рукой старомодную шляпу.
– Товарищ полномочный представитель Правительства Советского Союза, разрешите доложить…
– Ай, да ладно тебе! – простецки махнул рукой человек, больше похожий на колхозного агронома откуда-то с юга Украины. – Дай, хоть погляжу на тебя, Космонавт № 1!
– Никита Сергеевич, приземление прошло нормально. Необходимо принять меры для обеспечения секретности и охраны «Объекта».
– Сделаем!.. – Хрущев обернулся к одному из генералов. – Займитесь обеспечением… По высшему разряду! И тебя, Юрий Алексеевич, тоже примем по высшему разряду.
Никита Хрущев постоянно балагурил, шутил, смеялся. Расспрашивал о космических полетах. Гагарину было интересно взглянуть на этого неординарного человека. На ум пришел образ Авессалома Изнуренкова из замечательного романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев».
«Ах! Ах! Высокий класс!»
Только вот неуемная и, в общем-то, неорганизованная энергия переплеталась с украинской хитринкой и поразительным жизнелюбием. В общем, в этом варианте реальности всем «талантам» Никиты Сергеевича реализоваться не дали – и слава богу, с которым он так рьяно стал бороться. Своей новой «гагаринской» памятью Юрий знал, что после смерти Иосифа Сталина место председателя Совета Министров СССР занял негласный преемник «Отца народов» – Георгий Маленков. И не было в этом варианте истории «человека с самой длинной фамилией в СССР» – «И-примкнувший-к-ним-Шепилов».
Уже потом власть перешла стараниями Георгия Жукова и Лаврентия Берии к Василию Сталину. Сын «Отца народов» к тому времени участвовал в секретных испытаниях ядерных зарядов на Семипалатинском полигоне. Он лично сбрасывал атомные и термоядерные «изделия с самолетов «Ту-4», «Ту-95» и реактивных бомбардировщиков «Ту-16» и «Ил-28». Секретная испытательная работа по программе атомных испытаний СССР закалила характер избалованного молодого маршала авиации. Можно сказать, что в этом случае сошлись воедино масштаб личности Василия Сталина и грандиозной оборонительной программы Советского Союза.
Хрущев же попытался интриговать, но сколоченная им коалиция развалилась. Маршал Жуков его не поддержал. Дабы не раздувать скандала, Никиту Сергеевича отправили Полномочным представителем Советского Союза в дружественную Монголию. Василий Сталин решил воплотить идею своего отца о создании в МНР – Монгольской Народной Республике – мощного агропромышленного и ресурсного комплекса. Западные журналисты уже окрестили этот проект «фермой дядюшки Джо». Здесь бывший Первый секретарь ЦК Компартии Украины развернул бурную деятельность.
И в принципе инициированная Хрущевым кампания по мелиорации и орошению земель дала положительный результат. В Монголии стали выращивать арбузы и дыни, помидоры и картофель, акклиматизировали различные сорта винограда. Но вот затея Никиты Сергеевича с выращиванием кукурузы в пустыне Гоби с треском провалилась. Не могла неплодородная пустыня родить сельскохозяйственную культуру, которая нуждалась в огромном количестве удобрений и механизированных сельскохозяйственных комплексов. По этому вопросу Никита Сергеевич получил серьезный «разнос» от самого Василия Сталина. Однако природный оптимизм Хрущева позволял ему с уверенностью смотреть в будущее.
Прием, оказанный полковнику Гагарину, действительно поражал роскошью и обилием еды и спиртных напитков. Но Юрий только пригубил, помня об инциденте на отдыхе в Крыму. Тогда они с Германом Титовым изрядно попьянствовали, и не только. Итогом отдыха был «героический» прыжок Гагарина из окна одной медсестрички. В итоге отважный летчик-космонавт, забравшийся на высоту 150 километров, умудрился грянуться лицом об асфальт со второго этажа. А потом, уже в госпитале, ему «добавила» жена Валентина в присутствии Каманина. После этого Юрий Алексеевич остепенился.
На следующий день командира Отряда космонавтов вместе с его космическим истребителем на двух военно-транспортных самолетах-гигантах «Ан-22» «Антей» отправили на Байконур.
* * *
Гораздо менее теплая встреча была оказана двум сбитым над территорией Китая американским летчикам. Переговоры с «китайскими товарищами» затягивались, но в конце концов их все же решили передать советским спецслужбам в обмен на некоторые уступки в современных образцах вооружений. После двух недель в китайской тюрьме американцы плакали и обнимали агентов КГБ, как родных.
А сбитый 1 мая 1960 года пилот высотного самолета-разведчика «Локхид» «U-2» Фрэнсис Гарри Пауэрс нашел себе новых друзей в лице майоров Эдварда Пэйна и Джерома О’Мэлли.
Глава 20 Атака «Энтерпрайза» – удар возмездия!
– Товарищи летчики-космонавты, данные фоторазведки, которые получил Георгий Шонин после полета на разведывательном боевом корабле «Восход», очень важны, – сообщил Сергей Королев. – Американцы завершили строительство на Окинаве новой взлетно-посадочной полосы. Судя по ее длине – более четырех километров, и количеству задействованной техники, она рассчитана на что-то покрупнее даже бомбардировщика «В-52» «Стратофортресс».
– Вы имеете в виду боевой космический корабль, товарищ главный конструктор? – задал вопрос летчик-космонавт Георгий Береговой.
– Именно так, по данным агентурной разведки, американцы планируют суборбитальную бомбардировку Северного Вьетнама с применением ракетопланов «North American» «X-15». По уточненным данным, они могут нести полезную нагрузку в виде двух ракет класса «воздух – воздух» на концах крыльев и два сбрасываемых бака под фюзеляжем. И еще одну или две бомбы – тоже под фюзеляжем.
– Эти бомбы – атомные? – спросил Павел Попович.
– Не исключено, но вряд ли, – покачал головой главный конструктор. – Скорее всего это будут напалмовые зажигательные бомбы, то есть боеприпасы, «накрывающие» разом большую площадь на земле. Поражать точечные объекты пока что не научились ни американцы, ни мы.
– Что ж, будем готовы к перехвату, – подытожил командир Отряда космонавтов полковник Гагарин.
* * *
С турецкой авиабазы Инжирлик, с которой в свое время взлетал на длиннокрылом черном «U-2» пилот ЦРУ Пауэрс, поднялись в небо два стратегических бомбардировщика В-52 «Стратофортресс». На внутреннем пилоне под правым крылом у каждого был подвешен ракетоплан «North American» «X-15». Поднявшись на высоту 18 500 метров, они выполнили отцепку суборбитальных самолетов и ушли на аэродром.
А две черные толстые иглы с короткими крыльями разогнались и покинули атмосферу Земли, поднявшись на 90 000 метров. На границе атмосферы и открытого космоса они неслись к цели – Северному Вьетнаму. В заданной точке оба пилота перешли на пологое пикирование, «нырнув» в плотные слои атмосферы. На высоте 20 000 метров оба ракетоплана «North American» «X-15» сбросили планирующие неуправляемые бомбы.
С такой высоты смертоносные снаряды весом в тонну, начиненные напалмом, пролетели по нисходящей траектории еще около сотни километров. Они обрушились на джунгли пылающим адским дождем. Ни о какой точности и речи быть не могло. Просто-напросто огромные территории Вьетнама выжигались напалмовыми бомбами прямо из космоса!
Самым важным был устрашающий эффект этого воздушно-космического терроризма. Удары аэрокосмических ракетопланов «North American» «X-15» были частью операции «Rolling Thunder» – «Раскаты грома». Огромные туши стратегических бомбардировщиков проплывали над маленькой азиатской страной, засыпая ее тоннами фугасных и зажигательных бомб. А из ближнего космоса дополнительно к «ковровым» бомбардировкам джунгли буквально заливали напалмом аэрокосмические ракетопланы «North American» «X-15».
Напалмовые удары были сокрушительной силы. Они выжигали все живое на огромной площади. После суборбитальных огневых налетов в сплошном зеленом ковре тропической растительности оставались зияющие черные язвы, словно от чумы. Космической чумы.
Сами американские ракетопланы безнаказанно уходили от зенитных ракет советских ЗРК «С-75» и «С-125». И уж тем более и речи быть не могло об их перехвате истребителями «МиГ-21». Аэрокосмолеты США проскакивали зоны обзора локаторов Северного Вьетнама на гиперзвуке за считаные секунды. Пусковые комплексы зенитных ракет просто не успевали развернуться на указанный азимут. Барражирующие в небе «МиГи» даже с реактивными ускорителями не могли догнать «стервятников Пентагона».
Пожалуй, только во время атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки 6 и 7 августа 1945 года Соединенные Штаты Америки столь явно демонстрировали сокрушительную мощь своего оружия и новейших технологий. Но и это было еще не все.
* * *
Высокий худощавый блондин в серебристом скафандре уверенно шагал к стартовому комплексу на мысе Канаверал. Схваченная стальными ажурными фермами стабилизации и обслуживания стояла на стартовом столе ракета-носитель «Титан III» с двумя твердотопливными ускорителями по бокам. Верхушка остроконечной стальной колонны была увенчана небольшим черным самолетом с треугольным крылом и загнутыми вверх законцовками-килями. Нос самолетика по кругу был украшен белой ломаной линией, которая образовывала словно лепестки тюльпана. «Черного тюльпана» – такая раскраска «Мессершмиттов-109» была принята в истребительной эскадре Люфтваффе «JG-52» во время Второй мировой войны. В этой истребительной эскадре тогда служил высокий, атлетически сложенный блондин, с лицом, будто бы сошедшим с агитационного плаката Люфтваффе. Именно он сейчас шагал так уверенно к американской ракете-носителю.
Полковник возрожденных в Федеративной Республике Германия Бундеслюфтваффе Эрих Хартманн готовился сейчас подняться на вершину американской ракеты-носителя «Титан III» и отправиться на аэрокосмическом самолете «Х-20» «Dyna Soar» бомбить Вьетнам.
Во времена Второй мировой войны не было фигуры, более разрекламированной Министерством пропаганды Геббельса, чем белокурый убийца, нападавший на свои жертвы издалека, со стороны солнца. А когда ему все же давали отпор – уходившему пикированием с большой скоростью. Невелика доблесть расстрелять «Ишачок», «И-16» или неповоротливый и медлительный «ЛаГГ-3», летая на стремительном «Мессершмитте-109».
Эрих Хартманн вознесся на лифте на верхушку ракеты, забрался в кабину орбитального бомбардировщика. Техники задраили у него над головой герметичный люк. Пошел обратный отсчет стартовой последовательности, отошли стальные фермы обслуживания.
– Let’s go! – прозвучало с командного пункта.
– Nach Moskau! – сквозь треск и шипение радиопомех ответил белокурый «эксперт» Третьего рейха. Это было его личным приветствием, на манер гагаринского «Поехали!».
На столбе огня американская ракета, созданная при деятельном участии немца Вернера фон Брауна, отправила в космос «белокурую бестию» Третьего рейха.
Удивляться не стоит, поскольку американцы еще в конце войны устроили настоящую охоту на немецкие технические новинки. Среди трофеев оказались и бомбардировщики братьев Хортенов, созданные по схеме «летающее крыло». И первые приборы ночного видения, устанавливаемые на последние модификации танков «Пантера». И самонаводящиеся зенитные ракеты «Вассерфаль». И даже первый атомный реактор «B VIII», найденный в пещере у деревушки Хайгерлох неподалеку от швейцарской границы. Именно там 23 марта 1945 года сумрачным немецким гениям почти удалось осуществить цепную реакцию.
После войны американцы закрыли глаза на нацистское прошлое многих немецких ученых и военных. «Красная угроза» оказалась для США гораздо страшнее.
Кроме Вернера фон Брауна американское гражданство получили бывший директор ракетного центра в Пенемюнде Вальтер Дорнбергер и научный сотрудник того же центра Крафт Эрике – теперь они работали в компании «Bell Aircraft». И именно эти немецкие конструкторы создали в итоге саму концепцию аэрокосмического бомбардировщика «Х-20» «Dyna Soar».
Американский «Космический динозавр» был техническим воплощением устремлений еще одного немецкого ученого – Ойгена Зенгера. Он высказал идею неуязвимого орбитального бомбардировщика еще в далеком 1934 году. Вместе со своей женой, математиком Ирэн Бредт, он занимался этим проектом с 1939 года. К чести «ракетной семьи» нужно сказать, что после войны они отказались от сотрудничества с американцами и остались жить во Франции.
И вот теперь американский белоголовый орлан в погоне за мировым господством взял под свое крыло выкормышей имперского орла Третьего рейха. С помощью научных достижений наплевавших на общечеловеческую мораль нацистов американцы решили навязывать свою политическую волю всем остальным странам.
Вслед за «Космическим динозавром» стартовали еще две ракеты-носителя «Титан III», каждая несла под головным обтекателем по одному аэрокосмическому самолету «X-15-Delta». В отличие от базовой модификации они имели треугольное крыло увеличенной площади. Фюзеляж был шире и длиннее, для того чтобы вместить новую герметичную кабину пилота, больший запас топлива, четыре ракеты «Зуни».
Это был эскорт белокурого палача Третьего рейха. Те двое, в кабинах «X-15-Delta», тоже были пилотами Люфтваффе. На своих крыльях они несли призрак новой мировой войны.
Эрих Хартманн вышел на орбиту. После довольно жестких перегрузок на старте наступила невесомость. Но вскоре включился маршевый ускоритель «Космического динозавра», погнав его над планетой на факеле яркого реактивного пламени. В десяти тысячах метров ниже за «Х-20» «Dyna Soar» следовали два ракетоплана-истребителя «X-15-Delta» прикрытия.
Эрих Хартманн не мог оценить красоты окружающего его космоса – передние обзорные иллюминаторы кабины закрывали теплозащитные экраны. В расчетной точке траектории он взглянул в окуляры оптического прицела, больше напоминавшего небольшой телескоп. Отсюда, с высоты 110 километров, был отчетливо виден крупный завод в столице Северного Вьетнама – Ханое. Пилот импульсами двигателей коррекции перевел «Космического динозавра» в положение «спиной вниз» по отношению к поверхности Земли. Раскрылись створки грузового отсека, из него на Землю смотрели закругленные головные части 1500-килограммовых фугасных бомб. Эрих Хартманн искренне пожалел, что они не ядерные, а «Dyna Soar» пролетает сейчас не над Москвой.
Легким нажатием пальца белокурый убийца Третьего рейха отправил обе бомбы вниз – на столицу непокорного Северного Вьетнама.
Оба полуторатонных снаряда вошли в атмосферу и раскалились до вишневого свечения оболочек из толстых листов закаленной стали. Космические бомбы имели слой теплоизоляции внутри, иначе взрывчатка сработала бы раньше от огромной температуры. Оставляя за собой полупрозрачный сероватый след от окалины, оба смертоносных снаряда спикировали на раскинувшийся внизу завод. Атаки там никто не ожидал. Оба рукотворных метеора пронзили железобетонные перекрытия цехов, пробили фундамент и взорвались, в буквальном смысле подняв цеха вьетнамского завода на воздух. Ударная волна за доли секунды смяла и искорежила металлоконструкции, а бетонные стены разворотила, превратив обломки в смертоносную шрапнель. Полыхнули разорванные газовые трубопроводы, фонтаны огня залили завод, сжигая все вокруг в ревущих факелах.
Полторы тысячи работников завода в Ханое погибли мгновенно, еще четыре тысячи были буквально изуродованы: тяжелейшие переломы, ожоги, отрывы конечностей… Но это все станет известно спустя неделю – ровно столько потребуется для расчистки завалов.
Эрих Хартманн спокойно развернул «Х-20» «Dyna Soar» и включил маршевый блок реактивных двигателей. Ему предстояло завершить виток вокруг Земли и приземлиться в районе Техаса. А сопровождающие его ракетопланы «X-15-Delta» пошли на снижение и приземлились на Окинаве на новом, построенном специально для этого аэродроме.
* * *
– Мы должны нанести удар возмездия! – жестко и решительно заявил Василий Сталин.
Его великий отец, прищурившись, глядел с портрета на космонавтов. Суровые времена диктуют жесткие и бескомпромиссные решения. Находящиеся в кабинете генералы, маршалы, конструкторы космической техники и первые в мире космические бойцы это прекрасно понимали. Совещание было совершенно секретным. Поскребышев, служивший еще Иосифу Виссарионовичу, лично вел стенограмму в единственном экземпляре.
Советский удар из космоса должен быть сокрушительным, точным, а также иметь достойную цель. Первый в мире атомный авианосец США «CVN-65» «Enterprise» вступил в строй в год полета Юрия Гагарина. Пока «тоталитарный» СССР прокладывал человечеству дорогу к звездам, «демократические» США строили атомного монстра – орудие власти над миром.
«The First, the Finest» – «Первый и лучший» – таков был один из девизов авианосца. И действительно, посудина длиной 342 с лишним метра поражала воображение. Одной загрузки ядерным горючим «Энтерпрайзу» хватит на 13 лет службы, за это время корабль может пройти до 1 000 000 миль. Общий боезапас вооружений на борту «атомного носителя демократии» составляет 2520 тонн. Авиационная группировка авианосца составляет 90 самолетов и вертолетов.
31 июля 1964 года «Первое оперативное соединение» в составе полностью атомных авианосца «Энтерпрайз», ракетного крейсера «Лонг Бич» и эсминца «Бейнбридж» начало кругосветное плавание, которое завершилось 3 октября того же года. Фактически операция под кодовым наименованием «Морская орбита» стала заявкой на мировое господство Соединенных Штатов Америки.
Во время Вьетнамской войны атомный авианосец «Энтерпрайз» вместе с другими кораблями ВМС США находился в Тонкинском заливе. Авианосцу «Энтерпрайз» принадлежит своеобразный мрачный рекорд – 165 боевых вылетов за сутки на бомбежки Северного Вьетнама.
* * *
С космодрома Байконур стартовали сразу две мощные ракеты-носители «УР-500К» и «Протон-К». Новая модификация ракеты Владимира Челомея могла выводить уже 21,5 тонны полезной нагрузки на низкую орбиту вокруг Земли. Под носовыми коническими обтекателями обоих «Протонов» находилось по две «Спирали», расположенные «спина к спине» на специальном центральном пилоне. Крылья аэрокосмических истребителей были подняты.
Отгорели и отделились ступени могучих «Протонов», на этот раз коварный диметилгидразин никаких неприятных сюрпризов не преподнес. На орбите отделились головные обтекатели, полыхнули пиропатроны, освобождая небольшие, но верткие аэрокосмические истребители. Раскрылись их короткие стреловидные крылья. Состыкованные с космическими самолетами разгонные ракетные блоки полыхнули яркими снопами пламени. Летчики-космонавты сориентировали курс по системам астронавигации. Яркие звезды на небосводе: Арктур, Алголь, Альдебаран вели советские космические самолеты на боевом курсе.
– Заря! Я – Кедр, прием. Полет нормальный. Приступаем к развертыванию разведывательно-ударной космической группировки.
– Вас понял, Кедр.
Юрий щелкал тумблерами, проверяя бортовые системы аэрокосмического истребителя с красными звездами на крыльях. Индикаторы на приборных панелях успокаивающе светились зеленым.
– Я – Кедр, доложить о готовности.
– Я – Орел, прием, готов к выполнению задания. – Герман Титов был напарником Юрия и прикрывал командира.
Советская разведывательно-ударная группировка состояла из четырех орбитальных самолетов: Юрий Гагарин и Герман Титов пилотировали космические истребители с шестью самонаводящимися ракетами класса «космос – космос».
– Я – Беркут, готов. – Павел Попович осуществлял визуальную разведку и фотоконтроль американского атомного авианосца.
– Донбасс на связи, к атаке готов. – Георгию Береговому, как единственному в Отряде космонавтов фронтовику, поручалась самая ответственная задача – разбомбить американский атомный авианосец «Энтерпрайз».
– Я – Кедр, прием. Выходим на рубеж атаки. – Юрий Гагарин осуществлял общее командование ударно-космической операцией. И одновременно контролировал ближнее космическое пространство.
– Есть сигнал от спутников радиолокационной разведки.
– Беркут, выходи на позицию и выполняй визуальную и фотографическую доразведку цели.
– Подтверждаю, Кедр. – В тесной герметичной кабине «Спирали» Павел Попович приник к объективу оптического прицела большой кратности. Фактически это был миниатюрный телескоп. – Это именно «Энтерпрайз», даже видна белая надпись «E = mc2» на его палубе!
Именно формула Эйнштейна и стала основным опознавательным признаком.
– Внимание, Кедр! На нас заходят американские перехватчики, – раздался в наушниках Юрия голос напарника – Германа Титова.
– Понял тебя, Орел. Жора, давай – заходи в атаку и бомби этого гада! Я прикрою. – Юрий выполнил резкий маневр, выходя в атаку на реактивные черные тени.
Пара американских аэрокосмических перехватчиков «X-15-Delta» с треугольным крылом, сбрасываемыми баками и четырьмя неуправляемыми ракетами «Зуни» заходили в атаку. «Дельты» стартовали с Окинавы на пусковых ускорителях самолетов-снарядов «Навахо». Их позиции были развернуты настолько скрытно, что их не обнаружила даже советская разведка. И теперь в ближнем космосе развернулся маневренный бой «пара на пару»!
* * *
– Я – Донбасс, прием. Вас понял, Кедр. Цель вижу – захожу на бомбометание. – Так же спокойно и расчетливо, как заходил на немецкие танки, штурмовик Георгий Береговой атаковал и первый в мире американский атомный авианосец «Энтерпрайз».
Раскрылись створки грузового отсека за кабиной «Спирали». Сам космический истребитель-бомбардировщик развернулся «спиной вниз». Береговой в перекрестие прицела четко видел за пеленой легких облаков авианосную ударную группу ВВС США в Тонкинском заливе.
Георгий откинул предохранительный щиток и повернул несколько переключателей. Зажглось контрольное табло.
– Донбасс на связи, бомбы активированы. Сброс! – Палец летчика-космонавта мягко нажал боевую кнопку.
Обе фугасные космические бомбы весом в тонну каждая вышли из грузового отсека. Полыхнули реактивные ускорители, оба смертоносных снаряда вошли в атмосферу Земли. Головные части могучих фугасов раскалились до вишневого свечения. Пикируя с высоты полутора сотен километров, фугасные космические бомбы набрали скорость 1000 метров в секунду! На высоте 50 000 метров раскрылись тормозные щитки, гася скорость падения. В противном случае бомбы пробили бы американский авианосец насквозь. И взорвались бы уже под кораблем.
На высоте 20 километров в хвостовой части бомб вспыхнули трассеры. Они были ясно видны летчику-космонавту с орбиты в оптический прицел-телескоп. Береговой отклонением небольшого рычажка скорректировал курс обеих фугасных бомб. И такой сложный режим боевого применения: удар бомбами из космоса с последующей коррекцией на траектории – тоже был реализован впервые в мире!
Обе фугаски весом в тонну пробили полетную палубу «Энтерпрайза» и все последующие палубы. Два взрыва полыхнули в самом днище, причем одна из них – вблизи цистерн с авиационным керосином. По внутренним помещениям американского атомного авианосца пронесся огненный вихрь, выжигая все на своем пути. Пары авиатоплива попали в систему вентиляции и полыхнули внутри вакуумной бомбой! Тяжелые герметичные двери отсеков были сорваны, на огромной ангарной палубе, где стоят самолеты, бушевало пламя преисподней.
Полетная палуба «Энтерпрайза» вздыбилась гигантским фонтаном огня и дыма – сдетонировало огромное хранилище авиационного боезапаса. Все 2520 тонн бомб, ракет, снарядов, напалмовых зажигательных баков переломили гигантский атомный авианосец пополам! От жара металлические конструкции корабля раскалились, а вода вокруг вскипела, словно в гигантском котле. Готовые к взлету самолеты на полетной палубе полетели за борт вместе с пилотами, моряками и техперсоналом аэродромной команды.
Разлетающийся во все стороны боекомплект ударил и в надстройку атомного эсминца «Бейнбридж». На нем разгорелся пожар, и капитан решил выбросить свой корабль на мель.
Первый атомный авианосец ВМС США «CVN-65» «Enterprise» разломился пополам и затонул в Тонкинском заливе. Восемь ядерных реакторов «A-2W» и тактическое ядерное оружие в его погребах боезапаса пошли ко дну. «Энтерпрайз» стал братской могилой для большинства из 3000 моряков команды и 1800 человек группировки палубной авиации. Уровень радиации в водах Тонкинского залива стал в 15 раз выше природного.
Шок от советского космического удара у американцев был сильнее, чем от испытания в СССР атомной бомбы в 1949 году и запуска первого искусственного спутника Земли 4 октября 1957 года. Это был сокрушительный удар по претензиям Соединенных Штатов Америки на мировое господство!
* * *
В то время как на Земле, в водах у берегов Вьетнама, свершилась атомная катастрофа, в космосе, на высоте полутора сотен километров, разгорелся бой между советскими и американскими ракетопланами. Конечно, безвоздушное пространство и невесомость накладывают существенные ограничения на маневренность космических аппаратов. Но вот бой «Спирали» и «X-15-Delta» был все же больше похож на маневренный поединок, чем неторопливое движение по орбитам «Востоков», «Восходов», «Меркуриев» и «Джемини».
Американские «Дельты» до высоты 90 километров неслись на разгонных ступенях самолетов-снарядов «Навахо». Затем на динамической «горке» они преодолели 120 километров. Включились пристыкованные к кормовой части блоки ракетных ускорителей. Это позволило двум ракетопланам США атаковать русские аэрокосмолеты уже на орбите. Пара черных треугольных теней выпустила ракеты «Зуни». Они были неуправляемыми, но подрыв реактивных снарядов выполнялся пилотом дистанционно. А в космосе даже крошечный осколок был смертельно опасен.
Поэтому Юрий резко отклонил ручку управления «Спирали», включив маневровые реактивные двигатели, выполняя противоракетный маневр с большой перегрузкой. На мгновение перед глазами все померкло в багровой пелене, тело сдавили перегрузки, на которые тут же отреагировал боевой скафандр – пневматические камеры надулись, предотвращая отток крови от головы и верхней части туловища. Одновременно летчик-космонавт отстрелил пиропатроны с «завесой».
Это было простое и надежное средство противодействия: обычная свинцовая дробь, только сориентированная взрывными зарядами прямо на подлетающие американские ракеты. Оказавшись в поле свинцовых шариков, ракеты «Зуни» попросту разлетелись на обломки.
Используя маневренные двигатели, Юрий буквально взвился над американскими ракетопланами. Выполнив «полубочку», он развернул ЭПОС «спиной» к неприятелю. В космическом бою все не так, как на Земле. И показать неприятелю спину – это признак не трусости, а напротив – открытой агрессии. Из боевого отсека за кабиной стартовали сразу две управляемые ракеты класса «космос – космос».
Вообще-то они и на ракеты похожи не были, а напоминали скорее стальных осьминогов, раскинувших щупальца – выдвижные штанги с датчиками и боевыми зарядами. В центре находился блок маршевого и маневровых двигателей. В качестве боеголовок использовались обычные гранаты «Ф-1» – знаменитые «лимонки». Вот только в космосе разрушительная сила ручных гранат удесятерялась невесомостью и отсутствием атмосферы.
Управляемые ракеты-«осьминожки» шли на тепло реактивных двигателей, которые в ледяном пространстве космоса выделялись особенно четко. Система корректирующих ракетных двигателей позволяла «осьминожкам» выполнять самые головоломные маневры. На оптимальном расстоянии инфракрасный датчик цели подрывал заряды на шести выдвижных штангах.
Американский аэрокосмический истребитель «X-15-Delta» был обречен – беззвучный в глубоком вакууме космоса взрыв разнес его на куски. Ракетное топливо и окислитель прореагировали мгновенно, буквально испарив черный «X-15-Delta».
– Кедр, внимание! Еще пара заходит снизу, из задней полусферы! – раздался в наушниках гермошлема встревоженный голос Германа Титова.
– Понял тебя, Орел. – Юрий отклонил ручку управления, нажал на педали, связанные с двигателями маневрирования.
Это была не петля Нестерова в классическом понимании, а «кувырок через голову» краснозвездного аэрокосмического истребителя. Звезды размазались по темному стеклу иллюминаторов кабины светящимися полосами допплеровского смещения. Тут же летчик-космонавт развернул «Спираль» в продольной оси и вышел в лобовую атаку на заходящую сзади вторую пару американских «Дельт». Советский летчик-космонавт дал полную тягу маршевому двигателю, а потом резко взял ручку управления на себя! В конце XX века и в другом мире этот уникальный маневр назовут «коброй Пугачева». И исполнит его русский летчик-испытатель Игорь Волк. А потом на авиасалоне в Ле-Бурже его эффектно продемонстрировал Виктор Пугачев.
Но здесь, в околоземном пространстве, «кобра Пугачева» тоже сработала безукоризненно. Ракеты и оба американских космических истребителя пронеслись мимо. Выполнив классический «самолетный» вираж, Юрий зашел в хвост одному из них. И открыл огонь почти в упор из крупнокалиберных пулеметов Березина. Тяжелые 12,7-миллиметровые пули огненными росчерками, похожими на лучи лазеров, унеслись к цели.
– Сейчас я тебя, гад, достану! – В крови Юрия бушевал адреналин, но мыслил летчик-космонавт холодно и расчетливо. Светящееся перекрестие коллиматорного прицела вынесено чуть вперед. Упреждение и тут, в космосе, много значит.
Полыхнула ослепительная вспышка на фоне подсвеченной мягким сиянием поверхности Земли. Еще один американский аэрокосмолет «X-15-Delta» превратился в рой раскаленных метеоров.
Внезапно наперерез космическому истребителю Юрия рванулась американская управляемая ракета. Применить отстреливаемые пиропатроны-«ловушки» летчик-космонавт уже не успевал. Решение пришло интуитивно, и оно было единственно верным в смертельно опасной ситуации. Юрий развернул «Спираль» и принял удар близкого взрыва американской ракеты на единственную прочную часть корпуса – теплозащитный экран в нижней части обтекаемого треугольного фюзеляжа ЭПОСа.
Летчика-космонавта тряхнуло так, что затрещали сверхпрочные привязные ремни. Дробный перестук смертоносных осколков прошелся по всему треугольному фюзеляжу и коротким стреловидным крыльям аэрокосмического самолета. У Юрия похолодело сердце, он сразу же бросил взгляд на манометр. Но нет – давление в герметичной кабине оставалось по-прежнему нормальным. Разгерметизации не было.
– Орел на связи, прием. Я его сбил! – Герман Титов умудрился на крутом вираже с большой перегрузкой зайти в хвост атаковавшего Юрия американца и расстрелять его из крупнокалиберных пулеметов.
– Понял тебя, Орел, спасибо.
Последний оставшийся аэрокосмический перехватчик «X-15-Delta» поспешил «нырнуть» в атмосферу Земли.
– Кедр, прием. Я – Орел, доложи о повреждениях. Юра, с тобой все нормально?
– На связи Кедр, прием. Проблем у меня – хоть отбавляй, братья-славяне! Сильно поврежден теплозащитный экран и другие элементы конструкции. Вышли из строя реактивные двигатели маневрирования. В принципе я мог бы переориентировать «Спираль» и дать импульс торможения главным маршевым двигателем… Но, боюсь, на спуске не выдержит тепловой защитный экран. А радовать землян метеоритным дождем из собственной персоны в мои планы вовсе не входит, – удивительно, но Юрий в такой критической ситуации был абсолютно спокоен. Летчик-космонавт просто прикидывал возможности благоприятного исхода в нештатной ситуации. Но шансов на спасение было немного.
– Донбасс на связи, прием. Кедр, мы тебя не бросим! С Байконура стартует Леонов на «Восходе», он выйдет в космос и подберет тебя.
– Жора, он попросту не успеет. Пока подготовят космический корабль и ракету-носитель, пока синхронизируют орбиты с моей… Ресурс автономности у вас уже выйдет к тому времени. Да и американцы вполне могут поднять что-нибудь нам наперехват. И это необязательно должны быть пилотируемые корабли. Запустят парочку спутников-«камикадзе», и привет!
– На связи Орел, прием, что предлагаешь, командир?
– Кедр на связи, внимание всем. Принимаю решение – катапультироваться с орбиты! Звену – возвращаться на космодром базирования.
– Но как же…
– Это приказ. «Орел», прием, сориентируй меня с зоной посадки. Ты же все-таки у нас разведчик… Как понял меня, прием?..
– Понял тебя, Кедр. Передаю координаты.
– Кедр координаты принял. Поехали!
Юрий рванул красные рычаги катапульты по обеим сторонам кресла. Конечно же, катапультировалось не само пилотское кресло, а герметичный модуль кабины «Спирали». И в этом проявилась «авиационная идеология» аэрокосмической системы. Более того – ее «боевая составляющая». Ведь именно в военной авиации существовала концепция спасения летчика из подбитой неприятелем машины.
Пиропатроны отстрелили герметичную кабину от подбитого ЭПОСа. Тут же включились собственные маневренные двигатели спасательной капсулы и маршевый ускоритель. Юрий, действуя ручкой управления и педалями, осторожно повел капсулу – сильно уменьшенный аналог спускаемого аппарата Восток» вниз, к Земле. Точно в рассчитанное время дал импульс торможения. Герметичная спасательная капсула вошла в атмосферу Земли. Эта уникальная советская разработка шестидесятых-семидесятых годов XX столетия и в современной Российской Федерации является государственной тайной. И подробности ее конструкции известны только узкому кругу специалистов. Ни до, ни после ни единой стране мира, кроме СССР, не удалось разработать действенную систему спасения летчика-космонавта с орбиты Земли! Такое было по силам только инженерному гению Гаю Северину, основавшему и возглавлявшему НПО «Звезда».
Юрия трясло в катапультном кресле, хотя привязные ремни туго стягивали его руки и ноги. Стрелка акселерометра – указателя перегрузок – уверенно миновала отметку девять «же» и ползла дальше. Десять… одиннадцать… двенадцать… Летчика-космонавта будто облили раскаленным свинцом – перегрузки сдавливали грудь, вминали тело в катапультное кресло, руки и ноги весили несколько тонн, перед глазами расстилался багрово-серый туман. Во рту было солоно от крови. Вот когда в полной мере пригодились тренировки на центрифуге в Центре подготовки космонавтов. Прозрачные лобовые иллюминаторы кабины помутнели от огромного жара и раскалились до вишневого свечения. В тесном пространстве раздавалось зловещее потрескивание – оболочка спасательной капсулы противостояла перегрузкам и страшному жару на пределе возможностей сопротивления материалов.
Спасательная капсула спускалась по баллистической траектории – отсюда и все сопутствующие «прелести».
Только герметичный скафандр с замкнутым циклом дыхания давал дополнительную защиту советскому космонавту. Пневматические камеры космических доспехов наполнились воздухом и туго охватили живот и бедра. Этим они препятствовали оттоку крови от головы и сохраняли сознание. Автоматика жизнеобеспечения помогала летчику-космонавту бороться с такими силами природы, которые обычному человеку были непосильны.
Но вот давящая плита страшных перегрузок растаяла, температура снизилась до вполне нормальной. На высоте восьми километров вышел стабилизирующий, а затем и основной парашют. Спасаемая кабина-капсула орбитального самолета получила у летчиков-космонавтов меткое прозвище – «одуванчик». И теперь оранжево-белый «одуванчик» спасательной капсулы безмятежно парил над бескрайним зеленым морем джунглей. Как будто не было несколькими минутами ранее дикой тряски, огромных перегрузок и раскаленной торможением в атмосфере такой желанной и такой опасной Земли.
На высоте двух тысяч метров пиропатроны сорвали герметичную крышку люка, и летчик-космонавт катапультировался в кресле, так же как и в своем первом полете на корабле «Восток». Еще с воздуха Юрий приметил небольшую деревушку и потянул за стропы парашюта, стремясь приблизиться к ней. Приземлился он, удачно миновав деревья, на берегу небольшой, заросшей буйной тропической растительностью речушки. Наконец-то летчик-космонавт мог поднять забрало гермошлема и вдохнуть обычный земной воздух. Но расслабляться не стоило: Юрий не знал, где приземлился и контролируется ли эта деревушка северо-вьетнамскими партизанами.
Кружилась голова, все тело ломило от перегрузок, на лице была страшная маска из засохшей крови. Но, в общем-то, для человека, только что совершившего аварийное катапультирование с орбиты, Юрий чувствовал себя вполне нормально.
Поверх серого боевого скафандра на летчике-космонавте был надет разгрузочный жилет с множеством карманов и подсумков. Из вшитой кобуры Юрий извлек внушительных размеров автоматический пистолет Стечкина. Двадцатизарядный АПС был принят на вооружение Советской армии за десять лет до первого полета человека в космос – в 1951 году. Этот пистолет верой и правдой служил и прослужит еще долгое время многим поколениям русских воинов. Космонавт снял пистолет с предохранителя и передернул затвор. Тяжесть внушительного оружия в руке успокаивала.
Юрий склонился над тюком с носимым аварийным запасом и принялся его распаковывать. Первым делом он достал АКМ, вставил магазин и лязгнул затвором. Такой же характерный лязг послышался и из-за ближайших кустов. Юрий мгновенно развернулся и упал на колено, вскинув автомат.
Из кустов показались несколько человек, они приближались осторожно, вскинув автоматы Калашникова. Но летчик-космонавт не спешил опускать оружие, он знал, что многие солдаты из армии Южного Вьетнама и даже американцы предпочитали надежный и мощный «калаш» своим «трещоткам» – «M-16».
– Товарища! Товарища! Стрелять не нада – коммунисты!
Маленькие и отважные люди с автоматами Калашникова разглядели звезды на его гермошлеме и надпись «СССР». Такие же надписи были и на ящиках с гуманитарной помощью из огромной северной страны. Советский Союз присылал не только автоматы в длинных зеленых ящиках, ракеты и легкокрылые «МиГи», но и теплую одежду, одеяла, медикаменты, стройматериалы, гражданскую технику.
Подхватив тюк с аварийным снаряжением, Юрий накинул ремень автомата на шею и в сопровождении воинственных вьетнамцев пошел в их деревню. Летчику-космонавту посчастливилось приземлиться все же в Северном Вьетнаме, неподалеку от линии разграничения.
Деревня располагалась на берегу реки, по окраинам тянулись рисовые поля, где с мотыгами трудились стойкие маленькие люди с винтовками за плечами. У причала стояло несколько длинных моторных лодок. А рядом с ними резко выделялся серыми бронированными бортами патрульный катер со спаренным крупнокалиберным пулеметом в носовой турели. Еще несколько огневых точек настороженно стерегли небо. Поселение было достаточно большим по здешним меркам: несколько десятков хижин с соломенными крышами, на центральной площади двухэтажный дом из белого кирпича и еще одна хижина, тоже двухэтажная. В доме располагалась школа. На площади возвышался флагшток, на котором под легким ветерком колыхалось красное полотнище с золотой звездой в центре – символ Демократической Республики Вьетнам.
В двухэтажной хижине Юрия встретил деревенский староста, неопределенного возраста мужчина с заметной проседью в коротко стриженных черных волосах. Левой руки у него не было. Он жестом пригласил присесть на низкий табурет. Послали за переводчиком. Им оказался нескладный юноша в очках, как оказалось – фельдшер по образованию.
– Я учился в Воронеже в медицинском училище, потому и знаю русский язык. Вас я тоже знаю, Ю-рий Га-га-рин. – Парень показал летчику-космонавту газету с портретом, вышедшую после первого полета в космос.
Юрию Гагарину и в самом деле не нужно было предъявлять паспорт – Космонавт № 1 был гражданином мира.
Глава 21 Поединок с «черным тюльпаном»
Боевой космический корабль «Восход-М» с космонавтами Владиславом Волковым и Виктором Пацаевым завершил программу разведывательного полета над Турцией и теперь шел на снижение. Полет шел по штатной схеме: были сброшены складные панели солнечных батарей, отстрелен приборно-агрегатный отсек. Космонавты готовились к входу спускаемого аппарата в атмосферу.
Черная крылатая тень вынырнула из пелены разреженной атмосферы на самой границе космоса, «Х-20» «Dyna Soar» ударил огненными стрелами ракет. Смертоносная шрапнель стеганула по спускаемому аппарату двухместного корабля «Восход-М». Брони на нем, кроме теплозащитного экрана внизу, не было. Ведь главным был принцип экономии массы при старте ракеты-носителя. Осколки американских ракет буквально изрешетили герметичную оболочку спускаемого аппарата. Владислав Волков погиб сразу, прошитый навылет осколками. Виктор Пацаев был ранен, смертоносные кусочки металла вспороли защитный скафандр.
А спускаемый аппарат между тем уже падал по баллистической траектории сквозь атмосферу Земли. Теплозащитный экран в его нижней части работал штатно, воспринимая жар атмосферы. А вот герметичность оболочки была нарушена. Система жизнеобеспечения автоматически пыталась компенсировать падение давления, увеличив расход кислорода. Но он уходил сквозь пробоины. Виктор Пацаев был еще жив, но умирал от ран и удушья. Как это ни удивительно, система жизнеобеспечения продолжала функционировать. Но скафандр космонавта был вспорот осколками в нескольких местах, и дыхательная смесь тоже выходила наружу. Медленная и особенно страшная смерть от удушья сжала холодные пальцы на горле Виктора Пацаева.
Спускаемый аппарат «Восхода-М» приземлился в расчетной точке в ровной степи центрального Казахстана западнее горы Мунлы. Во время снижения и после приземления космонавты на связь не выходили. В район приземления срочно были отправлены вертолеты поисково-спасательного отряда. Они приземлились рядом с колыхающимися на ветру куполами парашютов спускаемого аппарата. Спасатели увидели изрешеченный осколками спускаемый аппарат и сразу все поняли…
* * *
Весть о гибели двоих космонавтов ошеломила остальных космических бойцов. И снова – ревущие в воздухе «МиГи» эскорта, почетный караул с примкнутыми штыками, космонавты в парадной форме несут на своих плечах два гроба с телами своих товарищей…
– Кто сбил ребят? – Юрий Гагарин был собран и сосредоточен, упрямая складка пролегла на переносице.
– Конкретно ничего сказать мы не можем, – пожал плечами Николай Каманин. – Наземные радиолокационные станции дальнего космического слежения засекли появление «Динозавра». Он выполнил маневр динамического планирования, атаковал и так же внезапно «вынырнул» из атмосферы. Совершив виток на орбите Земли, американский ракетоплан приземлился на территории штата Техас.
Название «Dyna Soar» американского ракетоплана «X-20» расшифровывалось как «Dynamic Soaring» – «динамическое планирование». Как и подавляющее количество американских космических разработок, эта концепция тоже была разработана учеными Третьего рейха. Автором теоретической разработки орбитального бомбардировщика «Silbervogel» был немецкий теоретик аэрокосмических систем Ойген Зенгер. По иронии судьбы разработка «Серебряной птицы», а именно так переводится это название с немецкого, была направлена против США. Другое его название – «America Bomber», то есть бомбардировщик, способный достигать Америки. Как бы то ни было, но теперь это была уже американская разработка. «Динамическое планирование» подразумевало «нырок» в атмосферу – удар по объекту на поверхности планеты и снова выход на околоземную орбиту. «Dyna Soar» мог выполнять низкоорбитальный полет, «рикошетя» от атмосферы Земли, как плоский голыш прыгает по поверхности воды. При таком полете для американского «Космического динозавра» не существовало недоступных мест и ограничений по дальности. Именно потому он и уходил всякий раз от наших орбитальных самолетов-истребителей. «Спирали» создавались не для господства над миром, а для жестоких орбитальных боев. Хотя наземные объекты они тоже могли атаковать.
* * *
Пара «Спиралей» неслись над Землей на высоте 180 тысяч метров. Разгонные блоки «Д», пристыкованные к их хвостовым частям, сияли чистым пламенем маршевых двигателей. В боевых отсеках за кабинами находились самонаводящиеся ракеты класса «космос – космос». Головным аэрокосмическим истребителем управлял Павел Попович, ведомым у него шел Георгий Добровольский. Опытные космонавты готовили молодую смену. Георгий был из недавнего набора космонавтов, успел слетать на «Восходе» и теперь осваивал новейший космический самолет-перехватчик. Инспекционный полет был плановым, следовало проверить космическое пространство над Советским Союзом на наличие американских спутников-шпионов или того хуже – орбитальных бомбардировщиков.
– Я – Беркут, прием, на орбитах над территорией СССР космических объектов противника не зафиксировано. Продолжаем полет, – отрапортовал по радио на космодром Павел Попович.
– Вас понял. Беркуту и Янтарю – продолжать полет.
– Понял, выполняю.
Два советских ракетоплана выполнили коррекцию орбиты и накрутили еще один виток «вокруг шарика». Под ними проплывала в легкой дымке облаков Африка, когда с Байконура по системе ретрансляторов пришло оповещение.
– Беркуту, Янтарю – внимание! Засечен воздушный старт двух ракетопланов «X-15» с борта стратегического бомбардировщика В-52 «Стратофортресс» в районе турецкой авиабазы Инжирлик.
– Беркут на связи, вас понял. Янтарь – информацию принял.
«Спирали» развернулись, скорректировав траектории своего движения маневровыми реактивными двигателями. Черные тени с треугольными крыльями промелькнули внизу. Сверхвысотные ракетопланы «X-15-Delta» на «динамической горке» могли набирать высоту более 100 километров и выходить в ближний космос. Более того, они имели вдобавок и твердотопливные двигатели коррекции. Конечно, они были рассчитаны на меньшее число импульсов, но все же позволяли маневрировать и на орбите.
– Беркут на связи, прием. Янтарь, атакуй первым, я прикрою! – Павел Попович решил дать возможность молодому космонавту проявить себя в бою. Советские космические истребители перестроились, заходя в атаку.
Георгий Добровольский переключил тумблер на панели управления оружием и сбросил красную предохранительную скобу на ручке управления. Черный силуэт четко вписался в светящееся перекрестие коллиматорного прицела. Пуск! Палец в герметичной перчатке мягко утапливает гашетку. Управляемые ракеты «космос – космос» вырываются из боевого отсека за кабиной. По бокам фюзеляжа полыхает выхлоп из специальных сопел-газоотводов. «Осьминожки» безошибочно находят цель, и одна из черных крылатых теней превращается в яркий метеоритный дождь.
– Я его сбил!
– Осторожнее, Янтарь, прием. Перестраиваемся, я атакую второго…
– Вас понял.
В этот момент сверху, со стороны солнца, на «Спирали» обрушилась еще одна черная тень. Маскируясь в слепящих лучах, ракетоплан «X-20» «Dyna Soar» внезапно атаковал замыкающего пары. Георгий Добровольский ничего не успел сделать. Две огненные кометы разорвались за кормой его «Спирали». Взрывы разнесли пристыкованный к корме разгонно-маршевый блок «Д», осколки прошили «крепко сбитый» фюзеляж краснозвездного космического самолета. Взорвались баки с гептилом и азотным тетраоксидом.
– Я подбит!
– Янтарь, катапультируйся! Я прикрою. – Павел Попович выполнил противоракетный маневр с большой перегрузкой.
Из огненной кометы, в которую мгновенно превратился надежный ЭПОС Георгия Добровольского, вырвалась спасательная капсула кабины. Это был, по сути, автономный спускаемый аппарат, снабженный собственными реактивными двигателями ориентации и торможения и системой жизнеобеспечения для космонавта. Юрий Гагарин уже воспользовался этой уникальной системой спасения. Теперь настала очередь и Добровольского. Автономная спасательная капсула вошла в атмосферу Земли и стала снижаться по баллистической траектории с большими перегрузками.
Мимо пронесся черный ракетоплан с белыми звездами на черных крыльях. Тупой закругленный нос тоже венчал рисунок в виде лепестков тюльпана, а на загнутых вверх законцовках треугольных крыльев мелькнули черные тевтонские кресты. Автоматический фотоаппарат на борту «Спирали» Павла Поповича беспристрастно зафиксировал и более мелкие детали американского стервятника.
Ведущий пары выполнил форсированный разворот и контратаковал «Dyna Soar». Но «Икс-двадцатый» от боя уклонился – он спикировал к границе атмосферы Земли. Сориентировав определенным образом аэрокосмический самолет, его пилот добился «рикошета» от воздушной оболочки родной планеты. «Dyna Soar» с треугольными крыльями набрал на пикировании скорость, а потом скользнул по самой поверхности разреженной атмосферы, как плоский камешек-голыш по поверхности пруда. Такой маневр позволил американскому ракетоплану резко изменить траекторию и выйти на орбиту уже за несколько сотен километров от места космического боя.
– Черт! Мы его упустили… – Павел Попович проводил взглядом «Космического динозавра». – На связи Беркут, прием. Янтарь катапультировался, передаю приблизительные координаты.
– Вас понял. Беркуту – начать торможение для схода с орбиты в расчетной точке траектории.
– Выполняю. – Летчик-космонавт Павел Попович повел «Спираль» на снижение.
* * *
– Сергей Павлович, как там Жора?
– Он сумел катапультироваться, но при спуске в атмосфере перегрузки оказались слишком велики. У него – множественные кровоизлияния. Даже если Добровольский и выживет, то ему уже никогда не летать.
Суровая складка пролегла на переносице полковника Гагарина.
– Юра, нужно сбить этого гада! – Королев, как всегда, исповедовал достаточно жесткие и решительные меры. Но в данном случае это было правильным решением.
– Как это сделать? – Командир Отряда космонавтов внимательно поглядел на Генерального конструктора. – Насколько мне известно, американец каждый раз навязывает нам свою инициативу в бою.
– Об этом более подробно тебе расскажет Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский. Если вкратце, то мы подготовили новую модификацию аэрокосмического истребителя. На нем ты сможешь навязать свою собственную инициативу в бою.
* * *
Юрий снова и снова выполнял «полеты» на натурном тренажере. Кабина «Спирали» была закреплена на специальной гидравлической платформе, которая могла имитировать крен, пикирование и набор высоты. Здесь летчики-космонавты отрабатывали все маневры космических боев на орбите и различные этапы полета. Причем нагрузка на тренажере-имитаторе была даже гораздо большей, чем в реальном космическом поединке. Много долгих вечеров Юрий просиживал над расчетами и схемами космических поединков. Рядом на столе были развернуты схемы воздушных боев из знаменитого альбома Александра Покрышкина. Для предстоящего космического поединка Юрий выбрал построение истребителей, известное как «Кубанская этажерка» – с эшелонированием по высоте. Летчик-космонавт вычерчивал кривые орбитальных маневров, исписывал строчки формул небесной механики. Космическая война требовала прежде всего напряжения ума. Только так можно было выиграть. А потом Юрий отрабатывал рассчитанные на бумаге маневры на тренажерном комплексе.
– Полковника Гагарина – срочно в штаб!
Юрий как раз закончил отрабатывать один из хитрых приемов орбитального маневрового боя. Пришлось немного повозиться, снимая космический скафандр. Элементы боевой экипировки космонавтов были секретными, и показывать его непосвященным запрещалось.
В штабе полковника Гагарина ждал незнакомый человек в штатском с колючими глазами волкодава и ранней сединой на коротко стриженной голове.
– Здравия желаю, товарищ Гагарин. Ваш сослуживец Павел Попович, сам того не зная, предоставил нам уникальную информацию. Фотоаппараты на борту его космического корабля сняли американский ракетоплан во всех подробностях. И мы теперь смогли установить личность американского пилота «X-20» «Dyna Soar».
– Внимательно вас слушаю.
Человек в штатском раскрыл лежащую перед ним кожаную папку и выложил на стол пачку фотографий. На них был изображен американский ракетоплан, который и сбил Добровольского. На носу черного ракетоплана отчетливо был виден белый орнамент в виде лепестков тюльпана. А под кабиной – изображение крылатого меча на черно-красном рыцарском щите. На вертикальных законцовках треугольных крыльев отчетливо видны подведенные белым тевтонские кресты.
Юрий внимательно разглядывал фотографию за фотографией. Изображения частью были размытыми, но были и более четкие картинки. Летчик-космонавт запоминал каждую деталь.
– Рисунок на носу американского ракетоплана «Dyna Soar» – это «Черный тюльпан». – Штатский выложил еще несколько фотографий. На них были изображены самолеты: реактивный истребитель F-86 «Сейбр» и «Мессершмитт-109Г». На носу каждого из этих самолетов тоже красовался «Черный тюльпан». – Эти истребители принадлежат немецкому летчику Эриху Альфреду Хартманну. Это же подтверждает и радиоперехват. Пропаганда Геббельса раздула счет его побед до 352 сбитых наших самолетов. Но даже половина от этого количества заставляет уважать его мастерство воздушного бойца. Для немцев он – как Кожедуб или Покрышкин для нас. Он воевал в истребительной эскадрилье «Jagdgeschwader-52». В конце войны Хартманн вместе с другими немецкими пилотами сдался американцам. А те передали их нам. Эриху Хартманну вкатили по полной – 25 лет лагерей. За решеткой он не раз бунтовал и подбивал на бунт других военнопленных. «Эксперт», как называют у немцев асов воздушного боя, отсидел 10 лет. А в 1956 году он присоединился к возрожденным Люфтваффе Федеративной Республики Германия и стал первым командиром эскадры «Jagdgeschwader-71» «Рихтгоффен». Но потом он ушел из армии – рассорился с руководством. Из ФРГ он переехал в Америку, в Неваду. И там мы потеряли его след. А теперь – вот оно как… Запомните, полковник Гагарин, – это очень опытный истребитель, и драться с ним будет очень непросто.
– Спасибо за совет и за информацию.
– Его слабость – это тщеславие. Сбей эту белобрысую суку, Юрий Алексеевич!..
* * *
С космодрома Байконур стартовала ракета-носитель «УР-500К» «Протон-К». На орбите раскрылся головной обтекатель последней ступени, выпустив на волю два ЭПОСа. Это были модифицированные орбитальные перехватчики. Киль вертикального оперения каждого корабля был шире и короче обычного. Его венчал каплевидный обтекатель, в котором размещался бортовой локатор, как на истребителе-перехватчике «Су-9». Теперь летчики-космонавты могли надежно обнаруживать космические цели на дальних рубежах и атаковать их. Радар обеспечивал также и более точное определение дальности до космических объектов. В корме «Спиралей» были пристыкованы разгонные блоки «ДМ» – более мощные, обеспечивающие гораздо большую тяговооруженность в ближнем космосе.
Ведущим пары был Юрий Гагарин, ведомым – Павел Попович. Напарник Юрия сразу же дал импульс ускорения маршевым двигателям и взлетел дальше – на более высокую орбиту. Полковник Гагарин шел в 180 километрах над Землей.
Белокурый палач Третьего рейха на службе у США должен был клюнуть на такую приманку.
Космический перехватчик США стремительно ворвался на околоземную орбиту. На этот раз он был один, без эскорта – Эрих Хартманн уверовал в свою удачу. После десяти лет лагерей белокурый рыцарь Третьего рейха еще больше возненавидел Советскую Россию. После 9 мая 1945 года бывшие нацисты начали на все лады распевать, мол, «я – солдат, только выполнял приказы»… А вот «срок оттянуть» за ревностное исполнение преступных приказов палачам со свастикой было явно в тягость. «Рыцарями» они были для западного мира. И несколько подзабыли, как уничтожали «русских варваров», дотла сжигая деревни и стирая с лица земли города. С варварами ведь можно и не церемониться, не правда ли?..
«Dyna Soar» обрушился внезапно, уповая на первую атаку ничего не подозревающей жертвы. Только вот Павел Попович был категорически не согласен исполнять роль жертвы.
– Беркут, прием, это Кедр. Тебя атакуют – уходи!
– Понял тебя, Кедр. – ЭПОС Поповича полыхнул дюзами маневровых реактивных двигателей.
Орбитальный самолет выполнил маневр уклонения с большой перегрузкой. Американский «Космический динозавр» пронесся мимо, растратив впустую две ракеты. Внезапная атака не удалась. А тут еще сверху ястребом падал еще один космический истребитель русских.
Эрих Хартманн не любил ввязываться в смертельную «карусель» ближнего боя. Свалив «Динозавра» на крыло, он устремился к планете. Он рассчитывал набрать скорость и отскочить от атмосферы Земли, одним «прыжком» преодолев 2000 – 3000 километров. В следующий раз повезет больше, а сейчас главное – спасти свою шкуру…
– Эй, ты – Карайя-1, прием. Тебя вызывает Кедр – полковник Гагарин. Разворачивайся и дерись, как мужчина, как рыцарь! А нет – так убегай, трус… Что скажешь, малыш Буби? Или ты забыл русский язык, который прилежно учил десять лет в русских лагерях?! – Юрий намеренно провоцировал белокурого палача Третьего рейха.
Тот оскалил зубы и рванул темный щиток светофильтра на гермошлеме. Русский обозвал его трусом! Эрих Хартманн слышал вызов Космонавта № 1 и уже не мог проигнорировать его.
– Я принимаю вызов, Кедр. Я убью тебя, Гагарин! – в бешенстве бросил в эфир Эрих Хартманн. Сказано это было по-русски, за годы в советских лагерях немец все же выучил «великий и могучий».
* * *
Юрий действовал предельно осторожно. Он проштудировал все доступные материалы на русском, английском и немецком языках о своем невероятном противнике. Космонавт № 1 знал, что Хартманн не любит ввязываться в ближний бой, и поэтому хотел ему навязать именно эту тактику. Кроме того, ЭПОС был вооружен крупнокалиберными пулеметами Березина, а вот «Dyna Soar» нес только ракеты.
Когда черный космолет с треугольными крыльями выпустил ракеты, Юрий не стал уклоняться от нападения. Напротив – русский летчик-космонавт пошел в лобовую атаку! Он видел, как растет в лобовом стекле гермокабины силуэт «Космического динозавра». Но даже вспышки стартовавших ракет американца (или гитлеровца?) не заставили свернуть наследника воинской славы Покрышкина и Кожедуба. Гитлеровские стервятники в Великую Отечественную войну боялись этого маневра советских истребителей. И сейчас смелый маневр «сталинских соколов» принес Юрию тактическое преимущество в орбитальном поединке.
Выпущенные «Космическим динозавром» ракеты просто не успели взорваться и унеслись в космос. А сам «Dyna Soar» крутанулся волчком в ореоле сработавших маневровых двигателей и провалился вниз. Эрих Хартманн все же был опытным бойцом. Набрав скорость на пикировании, «эксперт» Третьего рейха переломил траекторию с большими перегрузками и пошел вверх. Юрий с трудом, но все же повторил его маневр. Теперь оба космических корабля удалялись от Земли. В этом и была основная опасность: они хоть и могли довольно активно маневрировать в околоземном пространстве, но вот тяги их двигателей могло и не хватить для возвращения с высокой орбиты. Перспектива превратиться в заледеневший «Летучий голландец» на высоте четырехсот километров от Земли отнюдь не радовала.
Первое испытание нервов – лобовая атака осталась за русским летчиком-космонавтом. Вторая «психическая атака» едва не стоила ему жизни. Стиснув зубы за стеклом гермошлема, Юрий выжимал все «до железки» из разгонного блока «ДМ», пристыкованного к корме своего корабля. Земля все удалялась, а впереди расстилалась лишь бездна открытого космоса. Хартманн все правильно рассчитал: его космический корабль был больше по размерам, имел соответственно больший запас топлива и более мощные двигатели. Русский летчик-космонавт был вынужден строго дозировать импульсы реактивной тяги разгонного блока.
И вдруг, казалось, прямо в лицо Юрию полыхнул ярчайший факел пламени! Летчик-космонавт едва успел отвернуть. Звезды размазались сияющими полосами по иллюминаторам герметичной кабины, перегрузка обрушилась волной расплавленного свинца. Ручку управления – в сторону, отклоняя газодинамические рули на соплах маршевого двигателя, одновременно переключить маневровые, дать скоординированные импульсы.
Эрих Хартманн подставил факел форсажного пламени из дюз маршевого блока «Dyna Soar». На это и был его расчет – дезориентировать русского космонавта, ослепить его, а потом – атаковать и уничтожить. И ему это почти удалось.
Юрий рывком опустил темный щиток светофильтра на гермошлеме скафандра. И тут же резко взял ручку управления на себя – в безвоздушном пространстве классическая петля Нестерова получилась гораздо более резко и энергично. Перехватчик просто кувыркнулся назад под действием маневровых реактивных двигателей и отклонения газовых рулей в соплах маршевого ускорителя. И тут же летчик-космонавт резко увел свой истребитель в сторону. Мимо пронеслись ракеты «Космического динозавра». Они поменялись ролями, теперь уже Хартманн преследовал юркую «Спираль» с красными звездами на крыльях. Но вот советский космонавт выполнил форсированный вираж с предельными перегрузками и зашел в хвост тяжеловесному «Динозавру».
Маневры в безвоздушном пространстве в условиях невесомости довольно сильно отличаются от классического воздушного боя истребителей. Главным критерием здесь является масса космического аппарата – она определяет его инертность. Чем больше масса – тем более неповоротлив космический корабль. Еще один важный фактор космического боя – тяговооруженность: отношение мощи реактивных двигателей к массе боевого космолета. По этому критическому параметру «Спираль» весьма существенно выигрывала у «X-20» «Dyna Soar».
Юрий выпустил две самонаводящиеся ракеты класса «космос – космос». «Осьминожки» пошли на цель, но были дезориентированы радиоэлектронными помехами американского боевого ракетоплана. Все же электроника США превосходила аналогичные системы в СССР. На экране радиолокатора модернизированной «Спирали» Юрий видел лишь сияющие кляксы помех. Но вот глаза летчика-космонавта не подвели, хотя и в них до сих пор плавали разноцветные круги от яркой вспышки форсажного пламени «американца». Эрих Хартманн на поверку оказался не рыцарем, как о нем трубила пропаганда Геббельса, а трусом. Он использовал весьма подлый трюк, впрочем, не принесший ему очевидного преимущества.
Но неказистый с виду ЭПОС уверенно вцепился в хвост «X-20» «Dyna Soar». Какие бы маневры ни крутил на орбите Эрих Хартманн, русский космический истребитель не отставал. И снова – как в Великую Отечественную: соленая кровь на губах от перегрузок, багровый туман в глазах и вспышки трассеров над кабиной. Только вот бой происходит несколько выше – не в 1800 метрах над землей, а в 180 километрах.
Эрих Хартманн отстрелил маршевый ускоритель «Космического динозавра» и подорвал его. Но Юрий был готов к очередной подлости «белокурого рыцаря Третьего рейха», как величала гитлеровского летчика теперь уже не геббельсовская, а американская пропаганда. Советский перехватчик резко ушел в сторону, и пылающий блок двигателей пронесся мимо. Сияющая комета понеслась к Земле, чтобы сгореть в плотных слоях атмосферы.
Юрий снова зашел в хвост «Космическому динозавру». И, как тот ни крутился, какие бы головоломные маневры ни выполнял, советский летчик-космонавт не выпускал цель из светящегося перекрестия коллиматорного прицела. Палец сбросил красную предохранительную скобу и мягко нажал гашетку. Крупнокалиберные пулеметы Березина по бортам кабины отозвались торжествующим ревом. Ослепительные в черноте космоса вспышки трассеров слились в смертоносные лучи. Они скрестились на корме «Космического динозавра». Серия беззвучных взрывов озарила массивную конструкцию с треугольными крыльями. Аэрокосмический самолет закрутило вокруг продольной оси.
– Ну, что, сволочь, – Гитлер капут?! – Юрий вышел в эфир по открытому каналу связи. – На связи Кедр, прием. Вражеский космический корабль подбит. Буду сопровождать его после входа в атмосферу и передавать уточненные координаты предполагаемого места падения.
Все так же кружась, американский космический истребитель с немецким пилотом-астронавтом на борту снижался к атмосфере Земли. Отчаянными усилиями Эриху Хартманну все же удалось стабилизировать траекторию подбитого космолета. Буквально последними импульсами маневровых двигателей он задал ракетоплану оптимальный угол входа в атмосферу. Иначе он просто бы сгорел. «Dyna Soar» не был оснащен спасательной капсулой, как «лапотный» орбитальный истребитель СССР. Пилот-астронавт, в данном случае – Хартманн, не раз и не два повторил про себя «молитву Шепарда», падая с высоты 150 километров! В этом случае герметичная кабина и весь аэрокосмический самолет представляли собой одну большую «капсулу». Правда, корма «Космического динозавра» была разворочена попаданием 12,7-миллиметровых бронебойно-зажигательных пуль и взрывом основного двигателя. Но конструкция, выгорая, все же держала тепловой напор.
«Космический динозавр» падал, разваливаясь на куски, которые пылали и плавились в полете. Окруженный роем огненных обломков, «Черный тюльпан» несся в атмосфере Земли. Вслед за ним, уворачиваясь от обломков, снижалась и «Спираль» Гагарина. Юрий достаточно точно рассчитал курс и «нырнул» в атмосферу с оптимальным углом входа. Дальнейшие его действия были отработаны до автоматизма. Пройдя участок гиперзвукового планирования, летчик-космонавт включил вспомогательный турбореактивный двигатель и перешел на атмосферный полет.
Юрий глянул на небольшой вращающийся глобус под стеклом. Скользящее перекрестье на нем обозначало текущее местоположение. Сейчас перекрестье сместилось куда-то в сторону Бенгальского залива. По системе дальней космической связи Юрий еще до входа в атмосферу Земли сообщил примерные координаты места падения.
Плюхнулись они очень удачно, в Бенгальском заливе в районе Андаманских островов, принадлежащих Индии. В этом квадрате уже находились два ракетных и один артиллерийский крейсер Военно-морского флота СССР вместе с целой флотилией кораблей и судов обеспечения. Орбитальный перехватчик, который приводнился исключительно удачно, тут же подняли грузовым краном на борт ракетного крейсера «Грозный».
Катапультировавшегося из кабины «Космического динозавра» Эриха Хартманна доставили под конвоем туда же. Выловленный из воды «белокурый рыцарь Третьего рейха» выглядел словно мокрая курица. Он несмело протянул руку для рукопожатия, но Юрий молча отвернулся.
– Я – советский космонавт. Фашисту руки не пожму!
Глава 22 На орбите – товарищ Сталин!
На космодроме Байконур готовили очередной двойной старт ракет-носителей «Протон-К» со «Спиралями» на борту. Надежные и проверенные в орбитальных боях космические самолеты-истребители заслужили уважение летчиков-космонавтов. За все время космических боев с американскими кораблями не погиб ни один пилот «Спирали». Его конструкция была оптимальной, а вооружение – исключительно мощным. У американцев, например, и близко не было ничего похожего на встроенные космические пулеметы Березина. Они делали ставку только на ракеты и «продвинутую» электронику – и просчитались. Как и во Вьетнаме легкокрылые «МиГи» с пушками крошили неуклюжие «Фантомы», так и в космосе «Спирали» с крупнокалиберными пулеметами били ракетопланы «X-15» и более тяжелые «X-20» «Dyna Soar».
Но теперь к полету готовился необычный орбитальный самолет. Вместо отсека вооружения за кабиной пилота на этой модификации размещалась еще одна кабина. Получился двухместный учебно-тренировочный вариант орбитального самолета. Летчики называют такие машины «спарка». При этом оба крупнокалиберных пулемета были сохранены, так что новый космический аппарат вовсе не был беззащитным «голубем мира».
В беспилотном варианте уже прошли четыре успешных орбитальных полета нового орбитального самолета. Теперь предстоял первый пилотируемый старт. И экипаж был подобран соответствующий.
В подмосковном Центре подготовки космонавтов проходил тренировки необычный курсант. Этим курсантом был гвардии генерал-майор Василий Иосифович Сталин.
* * *
Василий Сталин решил совершить космический полет. К этой инициативе Главы Советского Союза многие отнеслись скептически. Но ведь он был не только политическим деятелем, но еще и боевым летчиком-истребителем. Многие высшие руководящие работники СССР пытались отговорить его, но Василий Иосифович отличался настойчивостью – уж если что решил, то не отступит!
Естественно, летно-космическую подготовку Главы государства поручили лично командиру Отряда космонавтов полковнику Гагарину. Вот так и встретились два неординарных человека. Программа подготовки была исключительно сложной. Василий Сталин был старше Юрия Гагарина, но авторитет Космонавта № 1 был непререкаем. Практически сразу же оба «живых символа СССР» перешли в разговорах на «ты». Но при этом напоминать о субординации двум офицерам ВВС было излишне.
– Василий, и все же – почему ты решил полететь в космос?
– Ну, во-первых, самому интересно, – честно признался Сталин. – Во-вторых, все же это – престиж СССР. Кто еще из глав государств сейчас отважится на такой полет? И у кого из них есть соответствующая профессиональная подготовка?
– Честно говоря, о тебе разное рассказывали… – заметил Юрий.
– О тебе – не меньше, – парировал Василий Сталин.
Они оба переглянулись и рассмеялись.
– Меня, вот, жена с дамой застукала, и пришлось в окно прыгать! – больше хвастливо, чем виновато заявил Юрий.
– Меня другое удивляет, как ты – космонавт, умудрился разбить лицо, выпрыгнув со второго этажа? Это ж не со ста пятидесяти километров лететь!
– Со ста восьмидесяти, – поправил собеседника Юрий и машинально потрогал шрам на брови. – А правда, что ты у Романа Кармена жену «увел» и он тебя застрелить из-за этого хотел?
– Правда, – вздохнул Василий Сталин. – Эх, времена какие были! Отец потом так и сказал: «Верните эту дуру Кармену!» Ну, и мне нагоняй устроил.
– Скучаешь по бесшабашным временам?
– Абсолютно нет! Понимаешь, Юра, я ведь действительно стоял на краю пропасти. Один неверный шаг – и даже не знаю, что могло бы со мною случиться. Сгнил бы от водки где-нибудь в тюрьме или в ссылке…
– Да ну!
– Вот тебе и ну…
* * *
Молодой гвардии полковник, жгучий брюнет с открытым взглядом дерзких черных глаз жил весело и беспечно. Летал запойно, с удовольствием, так же весело устраивал запойные гулянки с фронтовыми друзьями. Легко и непринужденно разбивал сердца столичным красоткам, ни одна не могла устоять перед красавцем летчиком. Даже хромота не портила его, а массивная резная трость, на которую опирался молодой гвардии полковник, только добавляла ему импозантности.
Суровый и властный отец старался контролировать его, наставить на путь истинный. Кто знает, может, именно поэтому сын и старался вести жизнь повесы и бабника…
Все изменилось, когда талантливого летчика включили в состав испытаний по специальной атомной тематике. Конечно, истребителю-фронтовику было морально нелегко переучиваться на неуклюжие четырехмоторные бомбардировщики. Ведь он воевал в пламенном небе Сталинграда в составе элитного полка «воздушных охотников». А теперь приходилось осваивать гигантские, но медлительные «Пе-8» и «Ту-4».
И только масштабность научно-исследовательской программы позволяла смирить бешеный и властный нрав сына Отца народов.
Все переменилось, когда на далеком от линии фронта с гитлеровской Германией полигоне под Семипалатинском был выполнен первый сброс атомной бомбы «РДС-1». Его выполнил экипаж бомбардировщика «Ту-4» под командованием гвардии полковника Василия Иосифовича Сталина.
Масштаб взрыва ядерной бомбы, ее колоссальная мощь произвели огромное впечатление на темпераментного летчика. Пьянки-гулянки и любовные «блицкриги» ушли в прошлое безвозвратно. Теперь атомная мощь поселилась в сердце сына Иосифа Сталина.
Дело для него пошло веселее, когда началось освоение новейшего реактивного «Ил-28». Все в нем было новым и интересным. Поражали скорость, невиданная ранее для фронтового бомбардировщика, разнообразие сложнейших радионавигационных приборов, мощное вооружение и отличная маневренность. Именно эта уникальная машина, созданная с молниеносной быстротой в конструкторском бюро знаменитого «отца» «Летающего танка», и должна была стать носителем тактического ядерного оружия. А испытать ее предстояло в бою.
Однажды гвардии полковник Сталин приехал к отцу в Кремль.
– Здравствуй. Я буду летать только на «Ил-28»! – с порога заявил Василий.
– Ну, хоть поздоровался с отцом… И то хорошо, – неторопливо протянул руку всесильный хозяин кабинета. – Присаживайтесь, товарищ гвардии полковник.
Василий присел в кресло, снял фуражку и пригладил иссиня-черные волосы.
– Я смотрю, Васька-красный, нашел ты себе занятие по сердцу, что скажешь?
– Так точно, отец. Стремительность реактивного фронтового бомбардировщика, мощь атомной бомбы… Это как раз по мне.
– А… – Сталин-старший выразительно щелкнул по шее.
– Ни в коем случае! Я и так доставил тебе кучу хлопот с той злосчастной рыбалкой. Гвардеец хренов… Ты знаешь, только сейчас до меня начинает доходить, каким я был дураком. Это не покаяние – просто за все время, проведенное в Семипалатинске, я многое осознал и переосмыслил. И водка мне теперь ни к чему. Я ведь не «завязал», как это говорится. Просто – на кой мне выпивка, когда есть такое… Когда в твоих руках – абсолютная власть!
– Да, Лаврентий Павлович был прав относительно тебя, – задумчиво сказал отец, раскуривая трубку. По кабинету поплыл знакомый аромат «Герцеговины Флор».
– Так это он, хитрый лис!
– Конечно, – совсем тепло, по-отечески улыбнулся хозяин кабинета. – Ведь и атомная программа, и развитие реактивной техники тоже в его ведении.
– Что ж, передай дяде Лаврентию, его «атомно-педагогический» эксперимент удался на славу!
– Видишь, сын, только атомной энергии удалось обуздать твой темперамент. Это не жену у Романа Кармена увести… – Иосиф Виссарионович выпустил клуб ароматного дыма из трубки. Еще секунду назад его теплые глаза в тонкой сеточке морщин смотрели на сына встревоженно. – Летаешь по-прежнему без парашюта?
– Так надо, отец, – неожиданно мягко ответил Василий. – Не хочу, чтобы из-за меня ты менял плененного Манштейна, Паттона или Монтгомери…
* * *
– Этот разговор произошел незадолго до смерти отца. И я благодарен судьбе за то, что успел с ним помириться, успел сказать, как дорог он для меня. Иосиф Виссарионович был жестким правителем, умел подавлять своей волей других. Но он тоже был просто человеком. Он был отцом, потерявшим на войне своего сына-первенца… – Василий Сталин замолчал, стараясь справиться с собой. – Когда он умер, я пролетел над Красной площадью во главе клина реактивных бомбардировщиков «Ил-28», это была единственная машина с антиобледенительной системой, только эти самолеты могли взлететь в такую непогоду. Я воздал последние почести своему отцу. А потом поклялся продолжить его дело.
– Тяжело было? – Гагарин понимал, каково это – занять место лидера в самых невероятных обстоятельствах.
– Еще как тяжело… Поначалу Никита Сергеевич пытался интриговать, сфабриковал материалы, согласно которым якобы Лаврентий Берия готовит государственный переворот и массовые расправы над членами КПСС. Но его не поддержал Георгий Жуков – и Хрущев проиграл. Тогда же они оба – и Берия, и Жуков – решили, что самой подходящей кандидатурой на пост Главы СССР буду я. Поэтому и предстоящий полет для меня так важен. Хочу показать всему миру, что Глава Союза Советских Социалистических Республик может покорить и космос! – закончил с присущей ему горячностью Василий Сталин.
* * *
– Поехали!
Могучий «Протон» на гигантском столбе пламени с ревом оторвался от стартового стола космодрома Байконур. Под головным обтекателем находились два аэрокосмических самолета-истребителя: «спарка» с Юрием Гагариным и Василием Сталиным и второй корабль в стандартной боевой конфигурации. Им управлял летчик-космонавт Павел Попович.
– Как самочувствие, Сокол? – Юрий обратился к Василию Сталину по его позывному, который был еще в Великую Отечественную войну.
– Самочувствие в норме. – Все-таки вовремя молодой Сталин «завязал» с алкоголем. Молодой тренированный организм летчика достаточно спокойно перенес перегрузки на старте. Они были в пределах допустимого.
Вслед за первым «Протоном-К» стартовала еще одна ракета-носитель с двумя аэрокосмическими истребителями эскорта. Их пилотировали летчики-космонавты Георгий Береговой и Герман Титов.
– Полет нормальный!
В штатном режиме разделились ступени ракет-носителей, после выхода на орбиту раскрылись головные обтекатели. Аэрокосмические истребители отошли от опорно-транспортных металлоконструкций головных частей. После перегрузок наступила привычная уже невесомость.
– Сокол, прием, как самочувствие? Это Кедр, как слышишь меня…
– На связи Сокол, самочувствие отличное!
– Я – Кедр! Включаю маршевые ракетные ускорители для выхода на заданную орбиту. – Юрий нажал несколько тумблеров, и на плечи так же привычно навалились перегрузки. Впрочем – в космических боях и тяжелее приходилось.
А на Землю полетели по открытым каналам связи информационные сообщения особой важности:
«Сегодня Глава Союза Советских Социалистических Республик генерал-лейтенант ВВС Василий Иосифович Сталин совершил исторический полет в космос на борту боевого аэрокосмического истребителя. Пилотировал истребитель летчик-космонавт СССР полковник Юрий Алексеевич Гагарин».
Общественный резонанс от космического полета Главы Советского Союза был огромен! Весь мир будто взорвался восторженными реляциями в адрес Красной империи. Ни один государственный деятель до этого момента такого не делал. И всем было ясно, что Глава СССР, поднявшись в космос, прямо заявлял претензию на мировое господство. Впрочем, политика Советского Союза была достаточно миролюбивой. Это американские летчики сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, они бомбили Северную Корею и Вьетнам. Это пилотам «US.Airforce» противостояли советские летчики не только в небе, но теперь уже и в космосе.
Песня поэта Евгения Евтушенко и композитора Эдуарда Колмановского ответила на главный вопрос эпохи: «Хотят ли русские войны?»
Хотят ли русские войны? Спросите вы у тишины Над ширью пашен и полей, И у берёз, и тополей. Спросите вы у тех солдат, Что под березами лежат, И вам ответят их сыны, Хотят ли русские войны. Не только за свою страну Солдаты гибли в ту войну, А чтобы люди всей Земли Спокойно ночью спать могли. Спросите тех, кто воевал, Кто вас на Эльбе обнимал (Мы этой памяти верны), Хотят ли русские войны. Да, мы умеем воевать, Но не хотим, чтобы опять Солдаты падали в бою На землю горькую свою. Спросите вы у матерей, Спросите у жены моей, И вы тогда понять должны, Хотят ли русские войны?..Русские хотят совершенно другого – чтобы и на Марсе яблони цвели! Именно они, прошедшие суровое горнило Великой Отечественной войны, запустили первый искусственный спутник Земли и первого космонавта. Русские ученые, инженеры, космонавты проторили дорогу к звездам, подняли все человечество на качественно новый уровень цивилизации. Но воевать русские умеют даже в космосе.
Глава 23 «Huston, we got a problem…» «Поехали!»
Израненный корабль плыл в бездушном безвоздушном пространстве, окруженный облачком обломков, застывшими кристалликами воды и замерзших газов. Сейчас искусственное сооружение уподобилось Солнцу, окруженному «планетарной системой» космического мусора. Природа, как известно, любит повторять себя и в большом, и в малом. Но в данном случае сторонний наблюдатель, если бы он смог появиться в бездонной пустоте между Луной и далекой сейчас голубой планетой, колыбелью человечества, мог сравнить эту картину как раз с гибелью планетарной системы.
Космический корабль умирал медленно, но неотвратимо, и троих представителей того самого человечества ждала весьма печальная участь. Трое отважных людей боролись с величайшей стихией во Вселенной, которая многократно превосходила их собственные силы. Но каждый раз, когда очередная жизненно важная задача была решена, злой рок, витающий над кораблем, подкидывал новую, столь же смертоносную неприятность.
Теснота обитаемого пространства, отвоеванного у безжалостного космоса, холод, сырость внутри единственного оставшегося отсека, смертельно опасный рост концентрации углекислого газа, с которым не справлялись фильтры, поглотители системы жизнеобеспечения, простуда одного из пилотов космического корабля…
Все это померкло перед новой бедой – из строя вышла система ориентации в космосе. Космический корабль приближался к Земле, но расчеты показывали, что он или пройдет мимо планеты, или врежется в атмосферу, сгорев ярким метеором. А грубая коррекция курса может привести с большой вероятностью к тому, что угол входа в атмосферу будет критическим, и спускаемый аппарат попросту сгорит в плотных слоях атмосферы. Так или иначе – но троих астронавтов ждала неминуемая, медленная и мучительная смерть.
– Huston, we got a serious problem!.. – был вынужден констатировать командир экипажа «Аполлона-13» Джеймс Артур Ловелл.
Опытный «космический волк» – своеобразный рекордсмен, выполняющий уже четвертый космический полет, понимал всю безысходность тринадцатой, поистине проклятой миссии программы «Аполлон». Трое астронавтов сделали все, что возможно, но теперь могли только молиться…
Их молитвы услышали в стране, где атеизм был возведен в ранг новой религии.
* * *
Американцы все же вырвались вперед в «космической гонке» с Советским Союзом. После знаменитого полета Главы СССР Василия Сталина Соединенные Штаты с их технологической и военной мощью были посрамлены окончательно. Никто из глав государств в целом мире не решился более на орбитальный полет вокруг Земли.
Новой целью в «космической гонке» двух сверхдержав стала Луна.
Еще 2 января 1959 года в непосредственной близости от ночного светила пролетел советский исследовательский аппарат «Луна-1». Конечно же, хотели попасть непосредственно на Луну, но подвели расчеты ученых. Хотя определенное достижение все же было: автоматическая станция «Луна-1» стала первым земным аппаратом, который развил вторую космическую скорость в 11,2 метра в секунду.
Американцы, кстати, тоже промахнулись. Их аппарат «Pioneer-4», запущенный 3 марта 1959 года, пролетел в 60 000 километрах от Луны.
14 сентября 1959 года в наш естественный спутник все же «попали». Ни о какой мягкой посадке речи не шло. Станция «Луна-2» вообще двигателей не имела. И все же именно она стала первым земным аппаратом, достигшим нашего естественного спутника. Так на Луне оказался впервые в мире герб СССР.
Уже 4 октября 1959 года аппарат «Луна-3» впервые в мире сфотографировал невидимую с Земли сторону Луны. А 31 января 1966 года наконец-то была выполнена первая в мире мягкая посадка на Луне аппаратом «Луна-9».
Вторым на Луне совершил мягкую посадку американский аппарат «Сервейер-1», произошло это 2 июня 1966 года.
24 декабря 1966 года советская автоматическая станция «Луна-13» мягко села на поверхность Луны. Автоматический научный комплекс производства СССР выполнил впервые в мире инструментальное определение плотности и прочности поверхностного слоя реголита. Станция держалась семь земных суток, отсняла и передала на Землю несколько фотопанорам окрестных пейзажей.
Всем было ясно, что следующий этап лунной программы будет пилотируемым. Претенденты на лавры первенства уже в «лунной гонке» тоже были ясны сразу. Но – не все так просто.
* * *
В 1964–1966 годах на финансирование НАСА уходило до четырех процентов всего валового дохода Соединенных Штатов Америки. Так много денег, как в самые первые годы запуска программы «Аполлон», НАСА никогда не тратило. В самом Космическом агентстве на эту программу работали 34 тысячи человек, еще около 375 тысяч были задействованы по контрактам в программе за пределами штата НАСА.
Но над новой программой «Аполлон» будто бы витал злой рок. Еще во время наземных испытаний «Аполлона-1» 27 января 1967 года произошел пожар внутри герметичной кабины. На стартовом комплексе на верхушке ракеты в замкнутом объеме пламя в буквальном смысле пожрало троих астронавтов. В кабинах американских космических кораблей для дыхания использовался чистый кислород при пониженном давлении – так было проще для устройства систем жизнеобеспечения. Но на Земле давление в «Аполлоне-1» было не пониженным, а повышенным. Вероятно, из-за короткого замыкания и произошел этот страшный пожар. Американцы не успели вовремя открыть люки «Аполлона-1». Вихрь пламени в тесноте герметичной кабины полыхнул практически моментально. Он пережег кислородные шланги скафандров, и трое американских астронавтов: Вирджил Гриссом, Эдвард Уайт и Роджер Чаффи погибли всего спустя 14 секунд после начала пожара.
Впоследствии 34-й стартовый комплекс был демонтирован, а на сохранившихся конструкциях установлена мемориальная доска. Надпись на ней гласит:
«In memory of those who made the ultimate sacrifice so others could reach for the stars, Ad astra per aspera, God speed to the crew of Apollo-1»[16].
И все же, несмотря на неудачи американцев, 21 декабря 1968 года «Аполлон-8» взлетает с помощью ракеты-носителя «Сатурн-5» и делает десять витков вокруг Луны.
Дата 21 июля 1969 года стала практически такой же значимой, как и 12 апреля 1961 года: на поверхность Луны вышли Нил Армстронг и Эдвин «Базз» Олдрин. «That’s one small step for man, one giant leap for mankind – Это один маленький шаг для человека – гигантский скачок для человечества». Фраза Нила Армстронга, произнесенная на поверхности Луны, стала такой же эпичной, как и гагаринское «Поехали!».
Да, Юрий, как и все советские летчики-космонавты, понимал, что американцы – это соперники Советского Союза, а в этом варианте параллельной реальности, куда закинула его судьба, – еще и враги. И все же в этом случае не было русских и американцев – были люди Земли.
Как вспоминал потом Алексей Леонов: «У нас на Комсомольском проспекте была военная часть 32103, которая обеспечивала космическую трансляцию, так как ЦУПа в Королеве тогда еще не было. Видели мы в отличие от всех остальных людей в СССР и высадку Армстронга и Олдрина на Луну, транслировавшуюся США на весь мир. Американцы выставили на поверхности Луны телевизионную антенну, и все, что они там делали, передавали через телекамеру на Землю, было также сделано несколько повторов этих телеэфиров. Когда Армстронг встал на поверхность Луны и все в США захлопали, мы здесь, в СССР, советские космонавты, тоже скрестили пальцы на удачу и искренне желали ребятам успеха».
Семь кораблей радиолокации отслеживали полет «Аполлона-11», а локаторы в Крыму отслеживали всю трассу до Луны и принимали сигналы с ее поверхности.
В том же году, 14 ноября, состоялась и вторая экспедиция «Аполлона-12» с высадкой на Луне.
А вот с «Тринадцатым» не задалось…
* * *
Одно нажатие тумблера при рядовой технологической операции по перемешиванию сжиженного кислорода на борту «Аполлона-13» на этот раз «включило» аварию. Взрыв кислородного баллона № 2 разнес вдребезги две из трех аккумуляторных батарей. Сразу же «лунную сцепку» закрутило вокруг продольной оси. Вырывающийся из взорванного баллона № 2 газ сыграл роль своеобразного «реактивного двигателя». Сила действия равна силе противодействия – в невесомости Второй закон Ньютона имеет непреложную правоту. Именно поэтому импульс взрыва расстабилизировал состыкованные вместе командный модуль «Одиссей» и посадочный лунный аппарат «Акварис» ко всем демонам Глубокого космоса.
Гироскопы системы стабилизации и пространственной ориентации сошли с ума от неконтролируемого вращения и колебаний «лунной сцепки». «Тринадцатый» беспорядочно раскачивался и уносился все дальше от запустившей его планеты. Космическая драма, несмотря на весь свой трагизм, еще и близко не подошла к своей кульминации.
Внутри командного модуля тройка американских астронавтов даже и не пыталась хотя бы стабилизировать «Аполлон-13» на генеральной траектории. Ситуация осложнялась тем, что маршевый двигатель командного модуля «Одиссей» использовать было нельзя. Странный взрыв, уничтоживший кислородный баллон № 2 и энергетические батареи, мог привести к взрыву всего американского космического корабля. И в Хьюстоне, и на корабле небезосновательно боялись повреждения топливных магистралей, электрокабелей питания и прочей технологической «начинки».
В командном модуле «Одиссея» электропитания осталось на пятнадцать минут. Джеймс Ловелл, Джон Суайгерт и Фред Хейз судорожно перебрасывали параметры ориентации «Аполлона-13» с навигационного компьютера командного модуля в память ЭВМ посадочного аппарата. В обычных условиях сверка параметров длится два-три часа, но сейчас условия были, мягко говоря, не совсем обычные.
А потому «биокомпьютер» под сводом черепа командира экипажа Джеймса Ловелла чуть ли не дымился от обилия цифровых данных. Игра в смертельный «испорченный телефон»: ошибка всего лишь в одной цифре из нескольких сотен неизбежно превратила бы космический корабль в первую гробницу открытого космоса.
Кастаньетное клацанье тумблеров «обрубает» все лишнее электропитание «Одиссея» в тщетных попытках хоть немного продлить агонию. Еще никогда человек так сильно не зависел от порожденной им самим техники.
Наконец-то задраивается герметичный люк переходного лаза в командный модуль «Одиссея». Теперь для троих астронавтов последним пристанищем стало еще более тесное пространство спускаемого аппарата «Водолей». Все лишнее отключено, в том числе и система обогрева лунной кабины. Внутри – облачка пара, срывающиеся с губ, и капли конденсата на приборных панелях. Жуткая холодина. Конечно, почти нулевая температура в «Акварисе» не шла ни в какое сравнение с абсолютным нулем температур открытого космоса, но все же троим астронавтам сейчас небо казалось с овчинку.
– Красиво! – Джон Суайгерт выглянул в иллюминатор.
– Из-за этой гребаной красоты мы не можем нормально сориентировать космический корабль! – скрипнул зубами командир экипажа Джеймс Ловелл.
Вырывающиеся струи газа заледеневали и окружали американский лунный корабль серебристым, переливающимся бриллиантом облаком. Кроме того, и мелкие обломки после взрыва окружили терпящий бедствие «Аполлон-13». Законы небесной механики обернулись против американских астронавтов: в космосе любой материальный объект определенной массы создает вокруг себя гравитационное поле. Для кристаллов замерзшего газа и обломков «Аполлон-13» был центром притяжения. Они остались кружить миниатюрными «звездами» вокруг несчастного «Тринадцатого». Все бы ничего, но «искусственные звезды» затеняли реальные созвездия, которые были необходимы астронавтам для коррекции траектории. Без этого «Аполлон-13», вероятнее всего, врезался бы в наш естественный спутник со скоростью 11,2 метра в секунду.
Опытный астронавт Джеймс Ловелл ругался сквозь зубы, припомнив даже несколько мексиканских словечек, острых, как перец чили. В иллюминаторах – круговерть Солнца и чернильная глубина космоса. И вся эта картина передавалась сквозь туман водяного пара внутри кабины и затуманенную сферу вокруг корабля.
Третья лунная миссия (а с «Аполлоном-8» – четвертая) вместо мягкой посадки у кратера Фра-Мауро на плато Хэдли рисковала стать первым в истории человечества космическим «Летучим голландцем».
Глава 24 Главное – знать пределы своих возможностей!
Человек, который знает пределы своих возможностей, по-настоящему неуязвим. Во-первых, подобное знание заставляет проявлять осторожность. Во-вторых, знание пределов возможностей позволяет постоянно их расширять, становиться сильнее. Иосиф Сталин знал пределы своих возможностей, потому и стал великим правителем страны, которую «принял с сохой, а оставил – с ядерной бомбой». Сталин старался во всех вопросах действовать мудро и осторожно, не всегда – в лоб. Он считался с силой других и умел даже сложные ситуации оборачивать себе на пользу.
Василий Сталин хотел быть достойным славы отца. И тоже уяснил для себя пределы собственных возможностей. Они были велики – но не безграничны. Космическую войну на орбите Советский Союз выигрывал, равно как и войну во Вьетнаме. После орбитального полета Василия Сталина уровень доверия во всем мире к СССР еще более вырос. Но не все было так просто и оптимистично.
Американцы все же обошли СССР в «лунной гонке». В 1969 году американцы на «Аполлоне-11» все-таки высадились на Луне. И это был существенный удар по престижу Советского Союза.
Огромная ракета Сергея Королева «Н-1» не обладала необходимым запасом надежности и практически постоянно взрывалась на старте. Эта неудача едва не стоила Генеральному конструктору еще одного инфаркта, а то – и жизни. Обострилась конкуренция между Королевым, Янгелем и Челомеем – извечными соперниками в деле освоения космоса. В ход пошли интриги, создание сомнительных коалиций, перетягивание на себя административного ресурса. Такая конкуренция уже не способствовала развитию военно-космической отрасли, а наоборот – вредила. Василию Сталину стоило больших трудов сдерживать подобные тенденции.
* * *
И на внешнеполитической арене для Советского Союза наступил весьма сложный и неоднозначный период. Ввод войск в Чехословакию в 1968 году привел к политическому кризису. Год спустя протест против советских танков принял поистине трагические масштабы. По Чехии прокатилась волна самосожжений: сначала вспыхивает живым факелом студент Ян Палах, через неделю поджигает себя автомеханик Сопко, через месяц студент Ян Заяц, еще через месяц – школьник Вицо. В стране начались беспорядки, чехи громили представительства «Интуриста» и «Внешторга».
Да и на Востоке дела обстояли совсем не радужно. В марте 1969 года китайцы устроили провокацию на острове Даманском. Пограничники сражались с отчаянной храбростью, были применены два бронетранспортера БТР-60ПБ. В атаку пошел и секретный танк «Т-62», который был подбит и захвачен китайцами.
Был отдан приказ о применении секретного реактивного оружия не только по захваченному острову, но и по сопредельной китайской территории. В итоге батарея «Градов» смела ракетными залпами зарвавшихся китайских милитаристов! Василий Сталин вполне отдавал себе отчет в подобных решениях. И уже готовился к худшему – ограниченной ядерной войне с Поднебесной!..
А в 1970 году канцлер ФРГ Вилли Брандт начал проводить свою «мягкую политику» по отношению к странам социалистического лагеря. По линии Первого главного управления прошла информация о готовящейся встрече Вилли Брандта с главой ГДР Вилли Штофом. А ведь это приведет к еще большему «расшатыванию» Восточного блока. И так хватает проблем с «почти капиталистической» Югославией…
Соединенные Штаты Америки вовсю раздували антисоветскую истерию. Они требовали немедленно отпустить задержанных американских пилотов-разведчиков: Фрэнсиса Гарри Пауэрса, Эдварда Пэйна и Джерома О’Мэлли.
После того как Юрий Гагарин в космическом бою сбил немецкого «эксперта» Эриха Хартманна, адвокаты и «защитники прав человека» в США взвыли, как стая гиен. «Советская Россия нарушает все возможные права человека! СССР – это тюрьма народов!» Но в этом вопросе министр иностранных дел СССР Андрей Громыко был тверд, как скала: «Хартманн – нацист на службе у США и военный преступник! Ни о какой выдаче его и речи быть не может».
Соединенные Штаты давили на страны Ближнего Востока и Европы, чтобы те объявили торговое эмбарго Советскому Союзу. Ситуация во внешнеэкономической сфере тоже была критической.
Все эти колоссальные проблемы легли тяжелой ношей на экономику СССР, ни одна страна мира, в том числе и США, не могла выдержать такой финансовый прессинг. Невозможно все время держать экономику в состоянии повышенной мобилизации. Но и выйти из вялотекущей третьей мировой войны, развязанной Америкой против Советского Союза, было нельзя. Во всяком случае, обычными политическими решениями. Любую уступку Красной империи воспримут как слабость.
* * *
«Но и перегибать палку» было нельзя. Для Василия Сталина очередная мировая война, которая неизбежно перейдет в фазу обмена ядерными ударами, была абсолютно неприемлема. Так же как и для его отца – мировая революция, за мысли о которой Иосиф Виссарионович без сожаления расстреливал старую «революционную гвардию». Ведь для них Россия и Советский Союз были всего лишь «дровами» для разжигания революции по всей Земле. Иосиф Сталин же стремился создать технократическое государство с мощной промышленностью, и ему это ценой огромных усилий все же удалось.
Перед Василием Сталиным стояла еще более серьезная задача: вывести СССР на новый уровень научно-технического прогресса при активном противодействии стран блока НАТО и в особенности – США. В современных реалиях нужно было быть еще более осторожным. И Вьетнамская война, и сражения в космосе на орбите Земли носили все же ограниченный, локальный характер. Хоть и были предельно жестокими.
Много сил и средств отнимала «лунная гонка». Василий Сталин иногда даже хотел сделать, как советовали «горячие головы» в Генеральном штабе – перехватить и уничтожить «Аполлоны» с помощью беспилотных боевых межпланетных станций! Проблем стало бы гораздо меньше. Но применить силу именно в «лунной гонке» означало бы признать поражение и неспособность достичь требуемого технологического уровня. Да и Организация Объединенных Наций тогда СССР живьем сожрет, восстановив против него общественное мнение западных стран. Хватит уже придурка Хрущева, колотившего туфлей по пюпитру на Ассамблее ООН!.. Тут нужно было действовать более тонко. Приходилось скрипеть зубами и продолжать соревноваться…
* * *
Василий Сталин по примеру отца часто работал до поздней ночи. Вот и сейчас он сидел в кабинете и, прихлебывая крепчайший сладкий чай, просматривал отчеты радиотехнической разведки. В окрестностях небольшого украинского городка Чернобыль недавно была сдана Спецстроем первая очередь мощного загоризонтного радиолокатора противоракетной обороны СССР. Используя геофизические эффекты верхних слоев атмосферы, теперь можно было регистрировать старты ракет в Соединенных Штатах Америки и наблюдать за ними на всем протяжении траектории. Это был один из многих научных прорывов, связанных с освоением космоса.
Василий Сталин размышлял о недавнем сообщении с поста центра радиоперехвата ДКС[17] «Алтай». Судя по радиопереговорам американского космического корабля «Аполлона-13» с наземным центром в Хьюстоне, у них там действительно серьезные проблемы. Из перехваченного радиообмена с Хьюстоном стало известно, что у них на борту взрыв и серьезная утечка кислорода. Сейчас американский космический корабль продолжает полет к Луне.
Да, если разыграть карту «Аполлона-13», то можно было бы не только вернуть пошатнувшиеся позиции СССР, но и существенно усилить свое политическое влияние. Теперь нужно было проявить политическую волю.
* * *
В том же кремлевском кабинете в 7.00 следующего утра состоялось секретное совещание, которое по рангам присутствовавших здесь ученых, инженеров, конструкторов и военных не уступало ни встрече накануне полета Юрия Гагарина, ни совещанию перед запуском первого ЭПОСа. Присутствовал здесь и Юрий Гагарин.
– У американцев серьезные неприятности. Я бы даже сказал – первая в мире космическая авария, – как всегда, в категоричной манере высказался Сергей Королев.
– Почему же американцы сразу не вернули «Аполлон-13» на Землю?
– Разрешите, Василий Иосифович… – Академик Мстислав Всеволодович Келдыш поднялся со своего места. – Решение американцев парадоксально только на первый взгляд. На самом деле все логично – они просто хотят действовать наверняка. Дело в том, что они рассчитывают совершить так называемый гравитационный маневр и использовать силу притяжения Луны для разгона и возвращения на Землю.
– Да, американцы не дураки. Что нам дает этот их гравитационный маневр?
– Если американцы решили действовать наверняка, значит, у них на «Аполлоне-13» действительно серьезные проблемы.
– И что вы, Мстислав Всеволодович, предлагаете?
– Подготовить собственную спасательную экспедицию. – Президент Академии наук СССР выдвигал, как всегда, самое непредсказуемое, но и самое эффективное решение.
– У американцев есть собственная орбитальная станция «Скайлэб-спасатель», они и сами прекрасно могут выполнить подобную операцию.
– Нет, не могут, – тихо, но веско возразил куратор атомного и ракетно-космического проектов Лаврентий Берия, блеснув круглыми стеклами очков. – Запуск орбитальной станции «Скайлэб-спасатель» запланирован только на ноябрь этого года[18].
– Вот, Лаврентий Павлович, как так получается: в КГБ уже не служите, а все обо всем знаете? – восхитился Василий Сталин.
– Бывших чэкистов не бываэт, – со знакомым акцентом ответил «серый кардинал» СССР.
– Значит, Мстислав Всеволодович, вы хотите вырвать у американцев инициативу по дальнейшему освоению космоса? – понял ход мыслей академика молодой, но уверенный в себе и в окружающих его людях хозяин кремлевского кабинета.
Присутствовавший здесь же полковник Гагарин поймал себя на мысли о том, что ситуация повторяется. Он вспомнил, что вот так же проходило совещание, когда решалась судьба аэрокосмического истребителя – того самого, ставшего уже знаменитым ЭПОСа «Спираль».
Келдыш прикрыл глаза, по обыкновению уйдя в себя.
– Точно так. – Келдыш открыл глаза и прямо взглянул на Генерального секретаря. – Хотя наша лунная ракета «Н-1» потерпела ряд катастроф на старте, есть разработка еще одного носителя, но не на кислородно-керосиновом топливе…
При этих словах Сергей Королев скривился, как от зубной боли. Он все же больше верил кислородно-керосиновой схеме ракет-носителей. Но именно из-за рассогласования тяги целых тридцати двигателей первой ступени и случались катастрофы на старте.
– Это вы снова имеете в виду «Протон» Владимира Челомея?
– Именно, – кивнул Келдыш. – Ракета-носитель Челомея работает на несимметричном диметилгидразине, а это исключительно токсичное, летучее и взрывоопасное топливо. Но вместе с тем оно дает гораздо более существенный выигрыш как по мощности, так и по простоте конструкции самой ракеты и ее двигателей. То есть решаются проблемы нашей злополучной «Н-1». К тому же «Протон-К» уже достаточно отработан и надежен. С Байконура и других космодромов выполняются пуски, в том числе – и аэрокосмических боевых самолетов.
– Сколько ракет «УР-500К» сейчас на Байконуре?
– Полностью готовы к старту четыре «изделия». Еще один носитель собирается непосредственно в цехе космодрома.
– Сколько у нас времени на подготовку, товарищи ученые?
– Сутки максимум. – В голосе академика Келдыша сквозил неумолимый космический холод. – Нужно объявить готовность номер один.
– А кто полетит? – негромко спросил Сергей Королев.
В кабинете повисла секундная пауза.
Гагарин поднялся с места:
– По лунной программе проходит тренировки группа из наиболее подготовленных летчиков-космонавтов. Поскольку эта экспедиция планируется как спасательная, считаю необходимым включение в состав космической экспедиции профессионального врача-хирурга. Он способен оказать квалифицированную медицинскую помощь. И такой летчик-космонавт есть – это Игорь Тимофеев. Он окончил Военно-медицинскую академию имени Кирова в Ленинграде и уже завершил программу подготовки к космическому полету. В том числе и по лунной программе. Кроме того, он участвовал в орбитальном полете на «Восходе-6»[19], который длился пять суток. Во время этой научной экспедиции была проведена первая в мире экспериментальная хирургическая операция на кролике в условиях невесомости. Кролик выжил.
– Отлично, кто еще войдет в состав экипажа?
– Я и Леонов.
– Юрий Алексеевич, почему вы считаете, что лететь спасать американцев должны именно вы?
– Полагаю, что эта экспедиция носит не только научный или прикладной, но и политический характер. А я теперь – больше символ, нежели просто человек.
– Товарищи, а ведь Юрий Алексеевич прав! Если американцев спасет советский Космонавт № 1, то им и крыть нечем будет! – со всей горячностью поддержал идею Сергей Павлович Королев.
– Хорошо, товарищи. Решение принято, теперь – не подведите!
* * *
Сергей Королев, Мстислав Келдыш да и сам Василий Сталин не скрывали торжества: раструбившие на весь мир о своей победе американцы были вынуждены просить помощи советских космонавтов! Их первенство в «лунной гонке» «сдулось» прямо на глазах!
Теперь советским космонавтам и конструкторам-ракетчикам нужно было не ударить в грязь лицом. Первую в мире космическую спасательную операцию требовалось провести идеально четко и организованно.
* * *
Совещания следовали одно за другим, на всех уровнях ответственности. Главными были ученые – «технари», ракетчики и теоретики. Астрономы и физики, инженеры и специалисты по вычислительной технике спорили до хрипоты. Строились хитроумные графики, и мел крошился под пальцами у маститых профессоров.
Но у них было неоспоримое преимущество: интерес к решению целого ряда нестандартных задач и максимально точно сформулированная цель. Дело за малым – воплотить дерзкий замысел в реальность. Но уж советским людям к этому не привыкать. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор!..»
* * *
Естественно, все приготовления «крейзи рашнз» были согласованы с Соединенными Штатами Америки. Причем начиная от высшего уровня Главы СССР Василия Сталина и Президента США Ричарда Никсона. Американцы поначалу категорически отказывались от помощи советских космонавтов. Но ни «Джемини», ни еще один «Аполлон» не были готовы к старту. Тут хотя бы «Тринадцатого» благополучно вернуть из ледяной космической бездны…
В телефонном разговоре лично Ричард Никсон уведомил Василия Сталина о «некоторых технических деталях миссии «Аполлон-13». В частности, о том, что астронавт Фред Хейз простудился и заболел. Озноб, кашель и высокая температура в холодном и сыром лунном модуле «Водолей» на удалении свыше 300 тысяч километров от Земли – не самое приятное.
– Да уж, как говорится, пришла беда – отворяй ворота! – Василий Сталин крепко задумался.
Перед ним лежал отчет Первого главного управления КГБ и дублирующий его рапорт по линии Службы внешней разведки, в которых говорилось то же самое о болезни астронавта. Похоже, американцы не врали, а это значит, что на «Аполлоне-13» действительно серьезные проблемы. И специалистам из Хьюстона самим их не решить.
Глава 25 К Луне!
Сергей Королев ликовал! Его наработки по «Лунной программе» не пропали даром. Изначально «космическая гонка» воспринималась большинством людей как спор СССР и США. Но теперь освоение космоса, в том числе не только околоземного, но и дальнего, переходило в практическую плоскость. Сбывались мечты великих теоретиков космического полета Циолковского, Цандера, Кондратюка, Зенгера, О’Нейла. Конечно, еще далеко до того момента, когда и на Марсе будут яблони цвести. Но русские все же полетят на Луну с благородной миссией спасения.
Утвержденная схема полета выглядела следующим образом. С космодрома Байконур с минимальными интервалами стартуют три ракеты-носителя «Протон-К». Каждая выводит в космос тяжелый корабль «Союз», в «лунном варианте» он называется «ЛЗ-М». Далее два корабля состыковываются на орбите Земли и отправляются вдогонку за терпящим бедствие «Аполлоном-13». Расчеты показывали, что «Лунный Союз» нагонит американцев на подходе к Луне для гравитационного маневра. На селеноцентрической орбите и должна была произойти первая в истории человечества спасательная операция в глубинах космоса у совершенно чуждого небесного тела. Пусть даже это и наш естественный спутник.
В принципе все компоненты космической спасательной экспедиции были в той или иной мере уже отработаны. Годом ранее, 16 января 1969-го, был выполнен совместный полет и стыковка космических кораблей «Союз-4» с космонавтом Владимиром Шаталовым и «Союз-5» с экипажем в составе Бориса Волынова, Алексея Елисеева и Владимира Хрунова. Сложнейшие орбитальные маневры были выполнены впервые в мире.
А в октябре 1969 года по программе «Союз» состоялся групповой полет уже трех космических кораблей с семью космонавтами на борту. Уже сам факт запуска с одного космодрома с минимальными интервалами трех космических кораблей подряд стал настоящим технологическим прорывом! Уникальным оказался и полученный в этом эксперименте опыт управления групповым полетом. Четко и слаженно функционировала целая система в составе трех пилотируемых «Союзов», наземного командно-измерительного комплекса, группы научно-исследовательских судов и спутника связи «Молния-1».
Об американских астронавтах было точно известно, что их трое. Как раз: на одном космическом корабле стартует один советский космонавт, на другом – два. Так что два пилотируемых советских «Союза» как раз сумеют подобрать троих американских астронавтов и вернуться. Вопрос в том, чтобы выйти на необходимую траекторию полета.
К тому же спасательная миссия была связана с полетом американцев к Луне, поэтому логичнее было бы использовать советские лунные корабли. На этом, в частности, настаивал и академик Келдыш. С ним был согласен и Сергей Королев.
Советский лунный корабль «ЛЗ» уже был готов, правда, подвела ракета-носитель. В первом пуске гигантской «Н-1» 21 февраля 1969 года был задействован прототип лунно-орбитального корабля «7К-Л1А/Л1С» «Зонд-М». Во втором старте к нему уже был пристыкован еще и макет спускаемого аппарата «ЛК». Правда, второй старт ракеты-носителя «Н-1» 3 июля 1969 года обернулся масштабной катастрофой: огромная ракета взорвалась прямо на стартовом столе из-за рассогласования работы одного из тридцати реактивных двигателей первой ступени.
Но все же на базе наработок «Л3» был создан новый экспедиционный корабль «Л3-М», предусматривающий высадку на Луну уже не одного, а двух космонавтов. Правда, существовал только один построенный образец двухместного лунного посадочного модуля. Полномасштабные испытания он еще не проходил.
Но именно лунный корабль – внук «Союза», и стал главным «космическим спасателем».
* * *
Серьезный спор между Мстиславом Келдышем, Сергеем Королевым и Владимиром Челомеем возник по поводу комплектации тяжелого межпланетного корабля-спасателя. Академик Келдыш настаивал на том, чтобы оба корабля «лунной сцепки» не оснащались посадочными модулями. Мол, так будет быстрее, да еще и ракетное топливо удастся сэкономить. Владимир Челомей, напротив, отстаивал идею полного испытания всей лунной системы.
– Топлива и так более чем достаточно, а вот испытание всей конструкции лунного корабля в сборе даст неоценимый опыт для последующих межпланетных полетов! – категорично возражал он.
Точку в споре поставил Сергей Королев. Знаменитый и «самый засекреченный в СССР» Главный конструктор неожиданно принял позицию Челомея, хотя они были непримиримыми соперниками. Но в том и заключается настоящее величие сильной личности – в способности видеть масштаб и идти на компромисс ради общего дела. Королеву было нелегко, но его совет стал решающим:
– Зачем рисковать с неотработанным и неиспытанным спускаемым аппаратом, если у нас есть двухместные аэрокосмические истребители Глеба Лозино-Лозинского? Используйте их как посадочные лунные модули с минимальными доработками!
– По-моему, гениально, – все так же прикрыв глаза, констатировал академик Келдыш.
* * *
На стартовые позиции космодрома Байконур встали два ракетоносителя «УР-500К» «Протон-К» с полностью комплектными лунными кораблями «ЛЗ-М» под обтекателями третьих ступеней. К ним были пристыкованы аэрокосмические самолеты «ЭПОС» в качестве спускаемых лунных аппаратов.
Рядом с ними уже на ракетах «Союз» были готовы взлететь одноименные космические орбитальные корабли-спасатели. Дополнительно уже были выведены на высокие орбиты ретрансляционные спутники.
Еще один «Протон» нес на себе беспилотную лунную станцию – так, на всякий случай.
Кроме этого были задействованы специальные самолеты радиолокационного наблюдения «Лиана», вертолеты поисково-спасательных сил, подняты в небо истребители прикрытия. В разных точках Мирового океана огромные, снежно-белые корабли дальней космической связи развернули ажурные чаши гигантских антенн. Астрофизические обсерватории в Крыму и на Кавказе следили за небом. Острыми жалами ракет кололи облака комплексы ПВО С-125 и С-200. Во всех военных округах Советского Союза была объявлена повышенная боевая готовность.
Темпы развертывания всей ракетной группировки поражали воображение. За восемнадцать часов первая, наземная, стадия подготовки к межпланетной спасательной миссии была завершена. В альтернативном варианте это были учения по подготовке ракетно-ядерного удара по «вероятному противнику»! Но сейчас цели военно-космического развертывания были диаметрально противоположными. И это была самая легкая часть всей космоспасательной операции.
* * *
В сияющей чистотой лаборатории космонавты облачалась в скафандры. «Рабочая одежда» довольно серьезно отличалась от той, к которой привыкли космонавты. Кроме своих защитных функций и обеспечения работы в невесомости новые «Кречеты» должны были защищать людей и на Луне. Для удобства ходьбы поверх скафандров надевался еще и жесткий каркас с сервомоторами, который позволял более оптимально распределять нагрузку при передвижениях с меньшей в шесть раз силой тяжести.
– Сколько мы в этих скафандрах уже набегались, – заметил полковник Гагарин. – Как собачки на привязи…
Космонавт № 1 имел в виду специальный испытательный стенд на фирме – разработчике космических и лунных скафандров, известной как «Звезда». Специальная башня дополнялась коническим бетонным треком. Космонавт в скафандре, подвешенный на специальной системе тросов, фактически «ходил по стенке» – по тому самому коническому треку. Так на Земле имитировалась в шесть раз меньшая лунная сила тяжести. В таких условиях космонавты в массивных скафандрах ходили, бегали, прыгали и даже работали с различными инструментами и приборами.
Вопреки расхожему мнению скафандр не надевали – в него входили через спинной люк-лаз. В массивном ранце размещались системы жизнеобеспечения, кислородные баллоны, патроны – поглотители углекислого газа. Для удобства космонавтов были устроены даже питьевые бачки с водой и виноградным соком. Щелкали замки герметизирующих сочленений, специалисты, которые помогали космонавтам облачаться в их «рабочую одежду», подтягивали по росту ремни, защелкивали штуцерные разъемы кислородных шлангов, проверяли крепления кабелей системы связи. На Земле все снаряжение космонавтов весило девяносто килограммов, на Луне, понятное дело, будет весить всего пятнадцать – в шесть раз меньше. Но вот только есть существенная разница между весом и массой. Потому и нельзя неограниченно наращивать массивность космического снаряжения.
Специалисты стартовой команды переключили шланги воздушного питания с замкнутого цикла на специальные чемоданчики-фильтры. Подали космонавтам перчатки со специальными герметизирующими кольцами, защелкнули гермозамки.
– Закрыть забрало гермошлема. Полная герметизация.
– Есть.
– Дыхательная смесь пошла.
– Давление – норма, – отрапортовал самый молодой из космонавтов, врач Игорь Тимофеев.
– Проверка связи.
– Раз-раз… Один, два, три, четыре, пять…
– Я иду искать, – добродушно улыбнулся Алексей Леонов за герметичным забралом гермошлема. – Связь в порядке.
– Проверка окончена, все системы скафандров функционируют нормально.
Трое космонавтов, не спеша, вышли из корпуса предстартовой подготовки и погрузились в сине-белый автобус «ЛАЗ-695Б».
Все так же, не спеша, они пошли к своим ракетам. Гагарину с Тимофеевым предстояло стартовать на «Лунном Союзе-1», а Леонову – на втором корабле. На старте их ждала целая делегация: Королев, Челомей, Лозино-Лозинский, Келдыш, маршал Савицкий и даже сам Василий Сталин. Тут же стояли и братья-космонавты: Георгий Береговой и Павел Попович должны были взлететь на орбитальных «Союзах-спасателях» и подстраховать основной экипаж, если что-то пойдет не так. Они же должны были дожидаться возвращения тяжелого лунного корабля. Для прессы его назвали «Константин Циолковский» – в честь скромного учителя из Калуги, который стал выдающимся теоретиком космических полетов.
– Вы – посланники СССР, не подведите, – кратко и просто сказал Василий Сталин и пожал космонавтам руки.
– Есть! – так же кратко ответил полковник Гагарин. – Экипажи – по машинам.
* * *
Над головой мягко закрылась крышка герметичного люка. Двое космонавтов оказались отрезаны от всего земного. Еще один оказался в кабине лунного корабля в одиночку. Они прошли несколько уровней жесточайшего отбора, ежедневный смертельный риск стал обыденностью, насколько таковым может стать смертельный риск. Самые опытные, самые подготовленные на всей планете Земля для самой необычной спасательной миссии в истории человечества.
Командир межпланетной спасательной экспедиции – Космонавт № 1 Юрий Гагарин. Алексей Леонов, первый человек, вышедший в открытый космос, пилотировал второй лунный корабль.
Второй пилот в экипаже Гагарина летчиком не был, он представлял совсем иную, милосердную профессию. Спасательная операция, даже космическая, предусматривает оказание помощи, в том числе и медицинской. Первым по-настоящему космическим врачом суждено было стать Игорю Тимофееву. Он уже побывал на орбите и выполнил там хирургическую операцию на кролике в условиях невесомости. Хирургическое вмешательство прошло успешно. Молодой врач писал кандидатскую диссертацию по космической медицине под руководством самого Карпова. Полковник медицинской службы Евгений Анатольевич Карпов в августе 1959 года возглавлял группу врачей Института авиационной медицины, которая вела отбор первых двенадцати кандидатов в Отряд космонавтов.
Но «кабинетным ученым» Игорь Тимофеев не был. Он много раз вылетал в составе поисково-спасательных отрядов к местам приземления космонавтов. Самым сложным из таких заданий был как раз поиск экипажа Павла Беляева и Алексея Леонова после приземления в тайге. Из-за ошибок в расчетах снижения и технических неполадок на борту космического корабля «Восход-2» вместо привычной казахской пустыни космонавты «припланетились» в непроходимой сибирской чащобе. Как потом вспоминал Алексей Леонов, «к мишкам косолапым прилетели в гости». А мишки были голодные… Но тогда все закончилось благополучно.
Врач-космонавт Тимофеев вместе с Гагариным и Леоновым и на Земле отрабатывали приемы оказания первой медицинской помощи: в гидроневесомости в бассейне и на борту специально переоборудованного военно-транспортного самолета.
За секунды динамической горки, когда в дюралевом нутре самолета возникали условия, приближенные к космическим, молодой военврач успевал очень многое. Работа хирурга в таких условиях весьма существенно отличалась от привычной – той, что выполняется в земных операционных. Игорю Тимофееву уже принадлежали запатентованные изобретения в области космической медицины и хирургии в условиях невесомости.
Совсем скоро старшему лейтенанту медицинской службы Игорю Тимофееву придется продемонстрировать некоторые из своих весьма специфических навыков уже в реальной космической обстановке.
* * *
Прошел обратный отсчет предстартовой готовности, отошли кабель-мачты и фермы обслуживания. Взревело прирученное, укрощенное человеком пламя. Первый «Протон-К» поднялся в небо.
– Поехали! – Юрий передал в эфир уже ставшее традиционным приветствие. – Тридцать секунд – полет нормальный.
– Телеметрический контроль, подтверждаем. Двигатели первой ступени работают нормально.
– 123-я секунда полета. Отделение первой ступени прошло штатно. Включились двигатели второй ступени.
– 347-я секунда полета. Прошла команда «Контакт подъема», сброс головного обтекателя, – штанга с твердотопливными двигателями, которая венчала циклопическую конструкцию «Протона», отлетела в сторону. Раскрылись «лепестки» головного обтекателя ракеты.
– Кедр на связи, прием. Есть запуск маршевой двигательной установки разгонного блока. Корабль успешно вышел на орбиту.
– Я – Заря, вас понял.
На околоземную орбиту уже летел второй лунный корабль с Алексеем Леоновым на борту. Два «Союза» стартовали одновременно с ними, подстраховывая «лунников» – так космонавты на жаргоне называли лунные корабли. Но их участие пока не понадобилось.
Юрий поднял забрало гермошлема и переключил несколько тумблеров на приборной панели. После перегрузок на старте наступала невиданная легкость невесомости. Но наслаждаться парением было некогда – впереди был сложный и ответственный этап сближения и стыковки. Игорь Тимофеев помогал командиру проводить контроль бортовых систем и готовить тяжелый корабль к орбитальным маневрам.
Развернулись ажурные «крылья» солнечных батарей. Система ориентирования с помощью гироскопов и двигателей коррекции развернула «Лунный Союз-1» на курсе. Все системы работали нормально.
– Вижу! Наблюдаю второй лунный корабль, – доложил Игорь Тимофеев.
– Подтверждаю, – спокойно ответил Юрий. – Кедр на связи, прием, Алмаз, как слышишь меня?
– Алмаз на связи, прием. Слышу тебя хорошо. Начинаю переход на орбиту стыковки и сближение.
– Понял тебя, я Кедр. Леша, не спеши.
– Нормально, командир.
– Кедр на связи, прием. Начинаю сближение и стыковку.
– Алмаз, приступил к сближению и стыковке.
– Заря – подтверждаю, – пришло разрешение с космодрома Байконур.
* * *
Стыковка является одной из самых сложных операций на орбите. Нужно свести вместе два многотонных корабля и ювелирно подвести их друг к другу. Невесомость ведь не значит отсутствие массы покоя и огромной инерции. Сближение двух кораблей массой более семи тонн каждый контролировалось точнейшими импульсами реактивных двигателей коррекции. Юрий приник к оптическому визиру контроля стыковки, управляя специальными рукоятками по тангажу и крену корабля.
– Тормозной импульс. Увод с траектории на два градуса влево. Кедр, откорректируй…
– Я – Кедр, выполняю. Алмаз, снижай скорость с пяти до трех метров в секунду.
– Алмаз на связи, понял тебя. – Алексей Леонов точно так же осторожно подводил свой корабль к стыковочному узлу.
Юрий внимательно наблюдал, как вспыхнули сопла тормозных двигателей. Перекрестие оптического визира зафиксировалось на габаритной метке. Космонавт дал еще один импульс тормозным двигателям. Действовать нужно было максимально осторожно, ведь оба космических корабля не висели неподвижно в космосе, как могло бы показаться на первый взгляд. Они двигались с достаточно большой орбитальной скоростью, и стыковка напоминала скорее попытку сцепки двух железнодорожных локомотивов, мчащихся на полном ходу. Сила, действующая на предмет, равна произведению ускорения, умноженного на массу. И ускорение, и масса покоя двух космических кораблей были весьма солидными.
– Скорость сближения полметра в секунду. Курс зафиксирован. Подходим – аккуратно и плавно.
– Есть контакт стыковки! Я – Алмаз, есть контакт стыковочного узла.
Стыковочные узлы двух космических кораблей мягко соприкоснулись, штанги захвата соединились. Легкий удар сотряс конструкцию, но он тут же был погашен реактивными двигателями коррекции. Тихо клацнули герметизирующие замки.
– Кедр на связи, стыковка произведена. Провожу контроль герметичности стыковочного узла. – Юрий переключил несколько тумблеров на контрольной панели и увидел зеленые огоньки, сигнализирующие о том, что все нормально.
– Алмаз, подтверждаю, стыковочный узел герметичен.
– Открываем люки, уравниваем давление.
Вскоре в проеме люка показалась голова Леонова, он «вплыл» в бытовой отсек корабля Гагарина и широко улыбнулся. Стыковка была завершена успешно. Теперь можно было снять громоздкие скафандры и готовиться к отлету на Луну.
– Знаешь, что мне напомнила стыковка?
– Что, Леша?
– Дозаправку в воздухе, как о ней рассказывали летчики стратегических ракетоносцев «Ту-16».
– Да, что-то есть, – согласился Юрий. – Ладно, давай проверим все системы кораблей перед отлетом, у нас мало времени.
– Понял, командир.
* * *
Теперь на орбите Земли летела достаточно большая и сложная конструкция. Два космических корабля были состыкованы воедино. Каждый нес в кормовой части еще и переходную ферму, к которой стыковался разгонный блок «ДМ-2» с кислородно-водородными двигателями. Это была основная «изюминка» проекта, разработанная лично Сергеем Павловичем Королевым.
Главный конструктор оставался верен своей проверенной схеме с кислородно-керосиновыми двигателями. Но для полета к Луне он предложил использовать вместо керосина водород. Энергоотдача у него выше, чем у более традиционного ракетного топлива. Правда, и хранить его сложнее. Поэтому полет к Луне выполнялся на кислородно-водородных ракетных двигателях, а возвращение – на кислородно-керосиновых.
Кроме разгонных блоков к космическим кораблям были пристыкованы два двухместных орбитальных самолета «Спираль» Глеба Лозино-Лозинского. Они выполняли роль посадочных модулей. С аэрокосмических самолетов сняли теплозащитные экраны и парашютные системы спасения, ведь в этой экспедиции им не нужно было приземляться в атмосфере. В итоге обе кабины «космических спарок» стали более просторными и позволяли разместиться космонавтам в более массивных лунных скафандрах «Кречет». Специальными манипуляторами лунные спускаемые модули перевели из транспортного положения к центральному стыковочному узлу между двумя корпусами космических кораблей.
Теперь вся эта конструкция с развернутыми «парусами-крыльями» солнечных батарей, ажурными чашами антенн дальней связи, пристыкованными разгонными блоками и лунными посадочными модулями представляла собой единый тяжелый космический корабль «Константин Циолковский».
Вот так фантастический роман Александра Беляева «Звезда КЭЦ», написанный еще в далеком 1936 году, стал гениальным пророчеством. Писатель задолго до первых полетов советского спутника и Юрия Гагарина предугадал основные вехи развития космонавтики.
– Кедр на связи, прием. Проверка бортовых систем завершена, расчеты трассы межпланетного полета подтверждены. Корабль «Константин Циолковский» готов к набору второй космической скорости.
– Вас понял, Кедр. Разрешаю запуск ракетного двигателя разгонного блока. Удачи вам, ребята!
– Понял, спасибо. Экипажу – занять свои места в противоперегрузочных ложементах. Закрыть забрала гермошлемов. Стартуем с околоземной орбиты по направлению к Луне!
Юрий открыл красный предохранительный колпачок на основной приборной панели, повернул стартовый ключ и нажал красную кнопку запуска.
В корме огромного корабля беззвучно разгорелось прозрачно-белое с голубоватым оттенком водородное пламя. Чудовищная энергия маршевого реактивного двигателя столкнула конструкцию массой покоя в более чем пятнадцать тонн с круговой орбиты Земли. Набирая скорость, советский космический корабль «Константин Циолковский» впервые покинул орбиту родной планеты и ушел в необъятные ледяные глубины космоса. Пусть он должен был пролететь «всего лишь» 384 467 километров до ближайшего к нам небесного тела. Расстояние, смехотворно малое по сравнению с неисчислимыми масштабами Вселенной. И все же троих космонавтов на борту советского русского корабля обуял ужас. Всего на секунду, но Глубокий космос обжег души троих посланцев теплой, приветливой и такой родной Земли.
Глава 26 Вынужденная посадка
Астронавт Джеймс Ловелл прислонился к покрытому инеем иллюминатору лунного посадочного модуля и с тоской глядел на проплывающее внизу плато Фра Мауро – место посадки его «Аполлона-13». Что ж, видимо, не судьба. Изо рта астронавта шел пар, холод был собачий.
Рядом, буквально над ухом хрипло кашлял простудившийся Фред Хейз. И это тоже не добавляло оптимизма.
Когда командный модуль «Аполлона-13» «накрылся», Хейз вызвался перенести запас продуктов и воды в более теплый «Водолей». Переливая воду в канистру, он случайно плеснул себе на ноги. На Земле, промочив ноги, можно надеть сухие носки и забраться под одеяло с кружкой горячего чая с коньяком. А вот если дело происходит на расстоянии 300 000 километров от Земли в промерзшем насквозь посадочном лунном модуле размером как две телефонные будки…
Словом, команде «Аполлона-13» было от чего впасть в отчаяние.
И все же Фред Хейз продолжал работать наравне с Ловеллом и Суайгертом, несмотря на настойчивые просьбы командира поберечь себя. Простудившийся астронавт лишь принял пару таблеток аспирина из бортовой аптечки. В принципе его можно было понять: за работой время тянется не так мучительно медленно.
Джон Суайгерт завис, прислонившись к стенке посадочного модуля в тщетной попытке урвать хоть немного времени на сон. Вскоре им нужно было запускать маршевый двигатель посадочного модуля для возвращения на Землю.
Джеймс Ловелл «подплыл» к циферблату часов и стер налет инея, который образовывался от дыхания людей. Часы показывали 79.27.39 полетного времени Нужно было выполнять очередную, вторую по счету коррекцию траектории «Аполлона-13» на пути к такой долгожданной и пока недосягаемой Земле.
– Так, парни, приготовились к включению маршевого двигателя лунного модуля.
– Есть, командир.
Астронавты щелкали тумблерами, считывали показания приборов. Все трое почувствовали легкий толчок, когда Джеймс Ловелл точно в рассчитанный срок включил двигатели коррекции для осадки топлива в больших сферических баках посадочного модуля. «Движки» отработали семь с половиной секунд, после чего в камеру сгорания двигателя лунного модуля были поданы компоненты топлива. При соединении они воспламенились.
Двигатель проработал на малой тяге 5 секунд, после чего Джеймс Ловелл осторожно передвинул рычаг управления двигателя на 40 % мощности. На этом режиме двигатель работал еще 21 секунду, после чего рычаг был переведен на полную тягу.
Трое астронавтов, затаив дыхание, ждали завершения коррекции траектории. Малейшая ошибка или неполадка в работе систем лунного модуля еще более усугубила бы и без того нерадостную ситуацию.
Всего коррекция траектории «Аполлона-13» длилась 4 минуты 23 секунды, двигатель был отключен автоматически по команде бортового компьютера. Маневр был выполнен безукоризненно точно: настолько, что не пришлось даже делать дополнительной коррекции двигателями ориентации.
– О’кей, парни, летим домой! – Джеймс Ловелл вздохнул с облегчением и щелкнул тумблером, отключая подсветку приборной панели. Электричество нужно было экономить. «Аполлон-13» и так лишился двух аккумуляторных батарей из трех на борту.
Вслед за щелчком выключателя что-то треснуло, от приборной панели полетели искры. В тесной и холодной кабине лунного модуля отчетливо запахло горелой изоляцией.
Джеймс Ловелл почувствовал, как у него встают дыбом коротко стриженные волосы. Пожар в невесомости – в открытом космосе, на расстоянии 300 тысяч километров от Земли! Первородный, животный ужас обуял троих астронавтов – более страшного происшествия на борту космического корабля нельзя и вообразить. Из приборной панели вытекло сизое удушливое облачко дыма от сгоревшей изоляции. Еще немного, и повторится трагедия «Аполлона-1», но только теперь – в открытом космосе.
– Пожар!!! Огнетушитель, быстро! – как и подобает командиру, первым среагировал Ловелл.
Фред Хейз вырвал из кронштейна баллон и направил широкий раструб на приборную панель. Густая струя химической пены залила очаг возгорания. Все произошло в считаные секунды. Угроза пожара была нейтрализована, но что делать теперь?
На этот раз Ловелл ругался еще более витиевато, припомнив и несколько заковыристых русских ругательств. Он со всей силы вмазал кулаком по приборной панели и так же резко отлетел в противоположную сторону, ударившись о стенку лунного модуля. Проклятая невесомость! Трое астронавтов оказались уже не в безвыходном, а просто в беспросветном положении!
Взяв себя в руки, Ловелл приказал Хейзу и Суайгерту заняться проверкой бортовых систем. К ужасу экипажа, опасения командира подтвердились. Из-за короткого замыкания, вызванного повышенной влажностью внутри лунного модуля, электрические цепи закоротило напрочь. Добрая половина приборов сгорела.
– Полет к Земле невозможен. – Слова командира экипажа Джеймса Ловелла прозвучали как смертный приговор.
– Но ведь мы уже провели коррекцию траектории возврата к Земле! И выполнили ее идеально, – возразил Фред Хейз.
– Во-первых, на пути к Земле, вполне возможно, потребуется еще одна коррекция траектории. Мы пока не можем совершенно точно рассчитать маршрут протяженностью более 380 тысяч километров. А без компьютера повторную коррекцию сделать невозможно в принципе. Во-вторых, нужно будет рассчитать оптимальный угол вхождения в атмосферу нашего спускаемого аппарата. Если, конечно же, вы не хотите превратиться в головешки при прохождении плотных слоев атмосферы Земли. Поэтому, как командир, заявляю: необходимо немедленно возвращаться к Луне и идти на вынужденную посадку!
– А что потом?
– Только лишь уповать на Господа… Во время последнего сеанса радиосвязи из Хьюстона передали, что нам на выручку летят русские. Остается надеяться только на их помощь. Сообщать в Хьюстон о новых проблемах мы не будем, чтобы не расходовать электроэнергию. У нас ее и так немного. Доложим по факту приземления.
Все трое астронавтов смолкли. Иного выхода и действительно не было. Без навигационного компьютера и половины приборов возвращение к Земле стало бы самоубийством. Кроме того, кто знает, какие еще неполадки таятся под обшивкой «Аполлона-13», в лабиринтах функциональных модулей, трубопроводов, кабельных трасс?
– Разворачиваем корабль для торможения и возвращения на орбиту Луны. Приготовиться к выполнению маневра, – приказал Джеймс Ловелл.
«Аполлон-13» развернулся на 180 градусов, используя остатки энергии в уцелевшей аккумуляторной батарее. Джеймс Ловелл дал тормозной импульс, израсходовав почти все горючее из маршевого двигателя посадочного модуля «Водолей». Астронавты схватились кто за что мог, когда «космическая сцепка» командного и посадочного модулей развернулась обратно к Луне.
– Выходим на орбиту Луны. У нас топлива осталось очень мало. Хватит только на один-два коротких импульса торможения. Посадка будет жесткой. – Джеймс Ловелл говорил отрывисто, будто давал вводные на корабле-тренажере. – Всем надеть скафандры.
«Аполлон-13» вернулся на лунную орбиту. Серая поверхность естественного спутника с высоты 60 километров выглядела более-менее ровно. Но Джеймс Ловелл от Нейла Армстронга, База Олдрина и других астронавтов знал, что в действительности это – дикое нагромождение камней, присыпанное лунной пылью. Свернуть там шею при посадке – проще простого. Командир внимательно вглядывался в поверхность естественного спутника Земли, к счастью, «Аполлон-13» как раз подлетал к Морю Спокойствия – той самой области, где впервые совершил посадку аппарат «Аполлона-11» с Нейлом Армстронгом и Эдвином «Баззом» Олдрином. Хоть в этом экипажу «Тринадцатого» повезло…
* * *
Перед отделением спускаемого лунного модуля «Водолей» трое астронавтов перетащили в спускаемый аппарат все необходимое: дополнительные кислородные баллоны, запасы воды и провизии, часть приборов и инструментов. Все остальное решили сложить в спускаемом аппарате командного модуля «Одиссей».
Джеймс Ловелл задумал отстыковать аппарат, предназначенный для спуска в атмосфере, и в автоматическом режиме «уронить» его на поверхность Луны. После чего использовать прилунившийся аппарат как ориентир для мягкой посадки «Водолея».
– Начинаем отстыковку лунного модуля, загерметизировать переходной люк! – скомандовал Ловелл.
Перед посадкой астронавты должны были выполнить еще одну важную операцию: отстыковать двигательный отсек командного модуля «Одиссей». Если бы не авария, то эта операция была бы вполне заурядной. Взрывом, который и стал виновником всех бед, почти наверняка были повреждены пиропатроны. К тому же и реактивные двигатели коррекции командного модуля нельзя было включать из-за угрозы взрыва. Да и освобожденный от двигательного отсека корабль являлся неустойчивой конструкцией, ведь никогда не проводилось моделирования подобной ситуации. И все же по приказу командира пиротехнические замки были подорваны, а затем Джеймс Ловелл, используя маневровые двигатели лунной кабины, увел «связку» из нее и спускаемого аппарата в сторону от двигательного отсека.
Впервые трое астронавтов увидели причину всех своих несчастий. Картина, открывшаяся им в иллюминаторе «Водолея», была ужасающей. Целая панель корпуса оказалась вырвана, что называется, «с мясом». Пробоина имела приблизительные размеры полтора на четыре метра. Сопло маршевого двигателя было тоже исковеркано взрывом злосчастного кислородного баллона № 2. У остронаправленной антенны дальней космической связи образовалась своего рода свалка изломанного и изорванного взрывом оборудования. Служебный отсек был полностью выведен из строя.
– Как мы вообще могли на этом летать?! – не выдержал Фред Хейз.
– Отставить! – прикрикнул на него Ловелл. Еще паники не хватало в их насквозь промерзшем мирке. – Обсудим это после возвращения на Землю.
Теперь нужно было выполнить расстыковку посадочного аппарата «Водолей» от спускаемого аппарата, который должен был доставить троих астронавтов на Землю. Джеймс Ловелл закрыл люки в лунный модуль и переходный туннель, а Джон Суайгерт выключил систему жизнеобеспечения командного модуля. Убедившись в герметичности люков, командир «Аполлона-13» подорвал пироболты между лунным и «остатками» командного модуля. После чего был дан краткий импульс двигателю «Водолея», который «столкнул» спускаемый «земной» аппарат с лунной орбиты.
Трапециевидный спускаемый аппарат «Одиссея» начал свой неуправляемый полет к Луне. В какой-то момент, видимо, закоротило цепи управления спуском, и сработали пиропатроны парашютов. Они отстрелили крышки люков контейнеров, и над спускаемым аппаратом развернулись оранжево-белые купола тормозных парашютов. Интересная особенность: тех ничтожных остатков газа, который образовался при срабатывании пиропатронов, хватило даже для того, чтобы наполнить купола парашютов! Конечно, раскрылись они не полностью, но все же пороховых газов хватило, чтобы они колыхались, будто бы от ветра.
Фред Хейз все это время фотографировал все этапы их вынужденной посадки на Луну.
– Ну вот, а потом скептики скажут, что мы никогда не летали на Луну. А все съемки были сделаны в секретном павильоне Голливуда, – грустно пошутил Джон Суайгерт.
– Конечно, парашюты ведь не наполнятся без воздуха, а следовательно – снято все на Земле. А то, что при нулевом давлении в космосе достаточно кашлянуть, чтобы наполнить парашют, – это не в счет, – поддержал его Джеймс Ловелл.
* * *
Спускаемый аппарат командного модуля врезался в поверхность Луны, подняв тучи мельчайшей пыли – реголита. «Раскрывшиеся» купола парашютов, разумеется, не могли снизить скорость падения из-за отсутствия на Луне атмосферы.
– Жесткая посадка прошла успешно, – констатировал командир «Аполлона-13». – Теперь нужно так же четко выполнить и мягкую. Всем приготовиться, проверить систему жизнеобеспечения, опустить забрала гермошлемов. Мы садимся на Луну!
Импульсами маневровых реактивных двигателей Джеймс Ловелл перевел спускаемый аппарат «Водолей» в вертикальное положение соплом вниз. Были раскрыты амортизационные опоры. Последующим включением двигателей был выполнен сход с орбиты Луны.
Джеймс Ловелл лично пилотировал лунный модуль, у троих астронавтов была только одна попытка прилунения, поскольку топлива для тормозного двигателя было в обрез. Астронавты внимательно следили за поверхностью Луны в иллюминаторы лунной кабины. Странно, но в зависимости от освещенности Солнцем цвет лунного ландшафта менялся от пепельно-серого до светло-коричневого и обратно – до всех оттенков серого. Очень мешали длинные тени от яркого солнечного света, а отсутствие атмосферы не позволяло определять расстояние до объектов визуально. Но все же совершивший жесткую посадку спускаемый аппарат командного модуля был отчетливо виден. Его четкая геометрическая форма позволяла хорошо ориентироваться на снижении. На высоте десяти километров над лунной поверхностью был включен посадочный радар.
– Приготовиться к торможению, – отдал команду Джеймс Ловелл и включил двигатель лунного модуля. Высота до поверхности Луны была чуть меньше двух километров.
Дальнейшее снижение выполнялось вручную, Джеймс Ловелл доверял компьютеру, но предпочитал иметь полный контроль над лунным модулем. На внутреннее и внешнее стекла командирского иллюминатора были нанесены шкалы. Пилот лунного модуля Фред Хейз диктовал Джеймсу Ловеллу угловые значения, которые показывал дисплей компьютера. Командир смотрел в иллюминатор так, чтобы обе шкалы совместились. Тогда он видел место, куда ведет корабль. Движение рукоятки контроллера на один шаг вперед перемещало место посадки на полградуса дальше по курсу, одно движение рукояткой в сторону – на 2 градуса соответственно влево или вправо.
– Какая скорость снижения? – отрывисто спросил Ловелл. За прозрачным щитком гермошлема его голос звучал глухо.
– 50 метров в секунду, выше расчетной, – ответил Фред Хейз.
– Сближаемся с лунной поверхностью. Остаток топлива в тормозном двигателе?
– Два процента, только два процента, командир.
Это означало, что последний тормозной импульс будет очень коротким, а лунный модуль был и так перегружен третьим – «лишним» астронавтом и разнообразными аварийными запасами. Лунная гравитация меньше земной в шесть раз, но ведь это не означает, что ее нет совсем. А посадочный модуль все же имел массу покоя ни много ни мало – почти семь тонн.
– Высота 30 метров, вертикальная скорость 26,4 метра в секунду.
– Слишком большая скорость снижения! Но в принципе нас же трое, а не двое, как предполагалось.
– Командир, давай тормозной импульс, иначе убьемся на хрен!
– Спокойно, Фредди, не нервничай.
– Высота пятнадцать метров, вертикальная скорость прежняя.
– Даю тормозной импульс. – Джеймс Ловелл снова включил основной двигатель посадочного лунного модуля.
Троих астронавтов основательно тряхнуло. Скорость спуска существенно снизилась. Ловелл знал, что в условиях слабой лунной гравитации можно было падать примерно с высоты 12 метров и даже больше. Опоры лунного модуля должны были выдержать такую нагрузку.
Гораздо больше донимала лунная пыль. Клубы мельчайшего реголита поднялись от воздействия факела двигателя метров на тридцать, полностью закрыв обзор. Чем ниже шел посадочный модуль, тем тяжелее становилось астронавтам ориентироваться в кромешной мгле лунной пыли. И вот Фред Хейз закричал: «Сигнал контакта!»
Три из четырех пят лунного модуля были снабжены гибкими металлическими штырями. Они были направлены вниз и раскрывались наподобие рулетки. Щупы сигнализировали экипажу момент выключения ракетного двигателя при контакте с лунной поверхностью. Но в двигателе уже и так не было горючего. Ловелл, Хейз и Суайгерт одновременно увидели, как на приборной панели вспыхнула синяя сигнальная лампа – «Lunar contact».
Вслед за этим мощный удар сотряс всех троих астронавтов. Внутри кабины раздался душераздирающий скрежет. Тут же взвыл аварийный сигнал, приборная панель тревожно засветилась красными и желтыми индикаторами отказов. Вслед за этим последовали новые толчки и удары, «Водолей» опасно накренился и замер. В иллюминаторах стояла сплошная серая мгла, вокруг посадочного модуля вздымались тучи лунной пыли.
– Поздравляю вас, джентльмены, – мы все же сели на эту треклятую Луну!.. – с горечью произнес Джеймс Ловелл.
Ответом ему был сдавленный стон Джона Суайгерта.
– Что с тобой, Джонни?
– Я, кажется, руку сломал…
Огромным усилием воли командир «Аполлона-13» заставил себя успокоиться. Честно говоря, перспективы были исключительно мрачные: один из астронавтов простужен, другой – с переломом, и это в 380 тысячах километров от Земли!
И ведь с самого начала экипаж «Аполлона-13» был изменен из-за того, что Томас Маттингли не имел иммунитета к краснухе, которой накануне заболел коллега-астронавт Чарльз Дюк. Вместо Маттингли полетел Суайгерт, который сейчас умудрился сломать себе руку, находясь в тесной лунной кабине размером чуть больше телефонной будки. Как говорится, было отчего впасть в отчаяние…
– Что ж, теперь у нас будет первый в истории человечества космический госпиталь, – попытался пошутить Джеймс Ловелл. – Джон, снимай скафандр, нужно осмотреть тебя.
* * *
Минут сорок ушло только на то, чтобы Джон Суайгерт освободился от громоздкого скафандра. Командир и пилот лунного модуля изо всех сил помогали ему. Джеймс Ловелл глянул на правую руку Суайгерта.
Рана выглядела ужасно. Зазубренные обломки локтевой и лучевой кости торчали из кровавых лохмотьев мяса и кожи. Кровь растекалась по изуродованному предплечью, собираясь в рубиновые шарики и медленно падая на пол лунной кабины. Ловелл сориентировался моментально: открыл коробку аптечки и вытащил жгут. Эластичной резиновой лентой он перехватил руку Суайгерта выше локтя и сильно затянул. Кровотечение прекратилось.
– Фред, засеки время, жгут нужно ослаблять каждые сорок-пятьдесят минут.
– Понял, командир.
Ловелл вколол в здоровую руку Суайгерта морфин из аптечки. Пластиковый шприц-тюбик хорошо подходил к условиям малой гравитации Луны: просто втыкаешь иглу и выдавливаешь содержимое. После чего командир перемотал руку Джона стерильным бинтом. Повязка бугрилась обломками костей, но иначе было нельзя. Решили, что пока раненый побудет без скафандра, но ему все же необходимо было надеть его, если Ловеллу или Хейзу нужно будет выйти на поверхность Луны. Спускаемый модуль не имел воздушного шлюза. Необходимо было разгерметизировать кабину, а потом снова заполнить ее воздухом.
– Так, сейчас нам нужно прежде всего осмотреться и подсчитать запасы в лунном спускаемом модуле, – распорядился командир «Аполлона-13». – А потом выйдем на связь с Землей.
Началась «инвентаризация имущества». Общий ресурс систем жизнеобеспечения и электропитания позволял астронавтам в лунном модуле продержаться 75 часов. Но не все было так оптимистично. Во-первых, системы жизнеобеспечения были рассчитаны на двоих астронавтов, а не на троих. Во-вторых, аккумуляторные батареи лунного модуля и так были порядком разряжены, поскольку использовались почти весь полет. В-третьих, один из астронавтов был тяжело ранен при жесткой посадке, а другой – заболел простудой в 380 тысячах километров от ближайшего терапевта.
Кислорода троим астронавтам хватало: «Водолей» обладал большими кислородными баками, поскольку предусматривалось два выхода на поверхность Луны. Соответственно атмосферу лунной кабины следовало два раза сбросить в вакуум и два раза восстановить заново. В дополнение к этому были перенесены дополнительные баллоны из командного модуля перед вынужденной посадкой.
Хуже было с электроэнергией. Батареи лунного посадочного модуля были практически разряжены за время аварийного полета. Положение спасла находчивость Фреда Хейза.
На Луне астронавты «Аполлона-13» должны были оставить несколько научных приборов. Для питания этой аппаратуры предназначался радиоизотопный источник электроэнергии типа «SNAP-27». В прочном керамическом корпусе с дополнительной стальной оболочкой находилась смесь радиоактивных материалов. По сути, это была большая «атомная батарейка». Ее-то и предложил использовать Фред Хейз в качестве источника тока. Проверили, подключили – получилось! Трое измученных холодом и сыростью даже позволили себе роскошь немного согреться от включенной системы обогрева лунной кабины. Разумеется, она не была предназначена для работы на лунной поверхности, ведь в этом случае астронавты работают в скафандрах. Но в полете она все же обогревалась. Джеймс Ловелл рассудил здраво, что излишне экономить все же не стоит. Больше назначенного ресурса автономности в 75 часов лунный модуль все же не продержится. А так тепло сразу подняло настроение всем троим астронавтам.
Больше всего не хватало воды. Джеймс Ловелл мучился от жажды больше всех, он отдавал свою воду раненым товарищам. Фред Хейз все так же надрывно кашлял, его постоянно знобило. Его простуда обострялась час от часу. Состояние Джона Суайгерта тоже ухудшалось. Мягкие ткани вокруг раны распухли и посинели, ему нужно было периодически ослаблять жгут, чтобы рука окончательно не отмерла. Суайгерта тоже лихорадило, он держался только на морфине. Командир «Аполлона-13» вкалывал очередную дозу раненому каждые четыре-пять часов. Но и это лекарство закончилось бы раньше, чем подоспела помощь…
– Остается только молиться, джентльмены, – изо всех сил сохраняя спокойствие, сказал Джеймс Ловелл.
– Да, если бы здесь был Базз Олдрин, он бы прочитал нам пару псалмов, – попытался пошутить Фред Хейз.
Эдвин Базз Олдрин, который вместе с Нейлом Армстронгом впервые вышел на поверхность Луны, был старейшиной пресвитерианской церкви. Сделав первые шаги по поверхности чужой планеты, он провел короткую церковную службу и совершил таинство причастия. Атеист Армстронг причащаться не стал.
Тем временем Джеймс Ловелл вышел на связь с Землей:
– Huston, we got a very big problem!..
Выслушав пространную и довольно эмоциональную тираду командира «Аполлона-13», ведущий руководитель полета Джин Кранц посоветовал экипажу «Тринадцатого» две вещи: ждать и молиться.
– Русские уже летят к вам, Джеймс, вся надежда сейчас только на них. Передавайте радиосигнал, чтобы они смогли запеленговать вас.
– Понял тебя, Джин, будем держаться, – ответил командир «Аполлона-13». – Из всех молитв нам бы помогла только «Молитва Шепарда»: «Please, dear God, don’t let me fuck up»!
Глава 27 Перенацеливание в космосе
Трое советских космонавтов летели к Луне в относительном комфорте. Изначально корабль «ЛЗ-М» был предназначен только для облета нашего естественного спутника, и сферический бытовой отсек в нем предназначен не был. Но для спасательной экспедиции решили использовать два «Лунных Союза», сохранив оба бытовых отсека кораблей. Мало ли, вдруг придется делать хирургическую операцию, а где в таком случае разместить пострадавшего астронавта? Так что во время полета Юрий Гагарин, Алексей Леонов и Игорь Тимофеев наслаждались простором. Кислородно-водородный разгонный блок придал тяжелому космическому кораблю «Константин Циолковский» большое ускорение и теперь включался только периодически.
Космонавты стартовали с орбиты Земли с пятикратными перегрузками – это было сделано для того, чтобы развить большую скорость и добраться до Луны как можно раньше. В полете отважную троицу защищали легкие скафандры-комбинезоны, они спасали от разгерметизации, но вот для прогулок по Луне были не совсем удобны. Тяжелые лунные скафандры «Кречет» лежали до срока. А после разгонного участка траектории космонавты сняли и легкие скафандры. Во время полета они были одеты в специальные комбинезоны, снабженные эластичными вставками. Они позволяли нагружать в невесомости мышцы, которые быстро «отвыкали» бороться с земной силой тяжести. На Луне гравитация в шесть раз слабее, но это ведь не значит, что там ее нет совсем, а троице русских космонавтов нужно было работать в лунных условиях – тут без выносливости никак. Вот и приходилось напрягаться, паря в невесомости, – очередной космический парадокс.
* * *
– Заря, я – Кедр, прием. На борту порядок, полет нормальный, – доложил командир корабля «Константин Циолковский».
– Вас понял, Кедр, пока без изменений. Очередная коррекция траектории полета к Луне и включение маршевого двигателя – через тридцать часов. – Радиосообщения с Земли доходили с запаздыванием, такова особенность радиосвязи в дальнем космосе.
На борту советского космического корабля было спокойно. Постоянное гудение вентиляторов, перемешивающих замкнутую в герметичном объеме атмосферу, убаюкивало. Ровным зеленым светом мерцали индикаторы на приборных панелях, стрелки на циферблатах приборов находились в отведенных им зонах. Юрий сидел за пультом управления, сейчас была его вахта. Проведя сеанс радиосвязи, он аккуратно заполнил вахтенный журнал космического корабля.
Игорь Тимофеев находился в медицинском блоке. Первый в истории космический врач еще раз проверял свое мудреное оборудование и инструменты. Он старался каждую свободную минуту проводить в окружении сверкающих хромом приборов, которые остальных космонавтов только пугали.
Алексей Леонов забрался в спускаемый аппарат, чтобы поспать после вахты. Оттуда доносилось его сладкое похрапывание. Вот чем хороша невесомость: как завис в воздухе, так и спи, словно на мягкой перине. Обычно космонавт все же устраивался под одной из стенок космического корабля, чтобы чувствовать опору.
«Константин Циолковский» несся в бездонной черноте космоса, и родная планета становилась в иллюминаторах все меньше и меньше. Сейчас основной маршевый двигатель разгонного блока «ДМ» не работал. Сложная конструкция их двух состыкованных «Союзов», лунных посадочных модулей по бокам и разгонных блоков парила в черноте космоса, подставив Солнцу раскрытые панели солнечных батарей. Параболические чаши остронаправленных антенн ловили импульсы связи с Землей.
Отработав на начальном этапе полет почти вдвое больше расчетного времени, разгонный блок «ДМ» сообщил «космической связке» различных модулей довольно приличную скорость. Конечно, все это время трое космонавтов находились в противоперегрузочных креслах-ложементах в боевых летных скафандрах. И все равно пятикратные перегрузки было тяжело переносить в течение длительного времени. Но зато ускорение позволяло разогнать многотонный корабль и быстрее добраться до Луны, где в плену у космоса бедовали трое американских астронавтов. Совсем скоро могучий реактивный двигатель «Константина Циолковского» включится вновь, чтобы достичь еще большей скорости. А вместе с основным заработают и дюзы движков ориентации и маневрирования для коррекции траектории долгого полета.
Внутри уютного кусочка Земли за обшивкой герметичных отсеков, куда не проникало ледяное дыхание космоса, трое космонавтов собирались на обед. Мясное пюре, печеночный пашет – все в удобных тубах, специальные галеты, которые не дают крошек. Плавленый сыр, тоже в тубах. Кстати, тубы с мясными и овощными пюре можно было разогреть в портативном электрическом шкафу. На сладкое был абрикосовый джем, виноградный, апельсиновый или яблочный сок, все тоже упаковано в алюминиевые тубы. И, конечно же, шоколад. Космонавты на недостаток аппетита не жаловались.
– Поели – теперь можно и поспать! – сладко потянулся Алексей Леонов.
– Леша, имей совесть, ты и так недавно дрых в спускаемом аппарате! – делано возмутился Юрий. – Экипажу приготовиться к включению маршевого двигателя и коррекции траектории.
– Есть, командир.
Космонавты заняли свои места у приборных панелей бортовых систем космического корабля. Все операции были давно и накрепко отработаны еще на Земле, на натурных тренажерах «Союзов». Алексей Леонов, исполняющий в этом полете еще и обязанности штурмана, готовил данные для коррекции по наиболее ярким звездам: Алголю, Антаресу, Арктуру, Сириусу, Канопусу.
На панели дальней космической связи зажегся контрольный индикатор.
– Командир, Земля вызывает – экстренная связь.
– Понял. – Юрий нацепил наушники с микрофоном и переключил несколько тумблеров. – Кедр на связи, прием.
– Кедр, примите изменение задания. Вам необходимо выйти на орбиту Луны и совершить посадку на ее поверхности в районе с указанными координатами. Поспешите, американцы выполнили вынужденную посадку и терпят бедствие. На лунной поверхности экипаж «Аполлона-13» продержится около семидесяти часов. Так что «Константин Циолковский» – теперь их единственная надежда на спасение.
– Вас понял. Экипаж «Константина Циолковского» сделает все возможное и невозможное для спасения американцев! Конец связи.
Космонавты без лишних слов принялись за навигационные расчеты по новым данным. Алексею Леонову уже приходилось экстренно менять курс космического корабля. Это случилось в полете «Восхода-2» 18 марта 1965 года, когда он впервые вышел в открытый космос. Тогда вместе с Павлом Беляевым пришлось рассчитывать новую траекторию снижения космического корабля. В условиях крайнего дефицита времени космонавты ошиблись всего лишь на 180 километров. И это при огромных скоростях и расстояниях, которыми приходилось оперировать.
Нынешняя задача оказалась куда сложнее, но советские летчики-космонавты справились и с ней. Огромные массивы данных, коэффициенты и переменные, интегралы и логарифмы сложились в единую стройную систему. Данные отправили для уточнения на Землю. Оттуда пришел ответ: расчеты новой траектории верны, можете действовать.
Космонавты снова надели полетные скафандры и разместились в противоперегрузочных креслах-ложементах. Ускоренный полет предполагал перегрузки в три-четыре «же», тяжело, но что поделаешь – такова плата за скорость.
– Экипаж, готов?
– Так точно, готов.
– Включаю маршевый двигатель разгонного блока. – Юрий нажал несколько кнопок на приборной панели и передвинул рычаг регулятора тяги вперед.
Космонавтов прижало к спинкам кресел. Они полулежали в противоперегрузочных ложементах, и все же знакомая свинцовая тяжесть разливалась по телу все больше. Сработали компенсирующие полетные скафандры, препятствуя оттоку крови от головы и верхней части тела.
В корме советского космического корабля полыхнуло прозрачно-белое кислородно-водородное пламя. Сверкающий высокотемпературный вихрь вырвался из сопла, придав весьма значительное ускорение многотонному кораблю. Водородный реактивный двигатель гораздо более эффективен, чем даже ракета, использующая несимметричный диметилгидразин и азотную кислоту. И теперь «Константин Циолковский» стремительно разгонялся, ложась на более оптимальный курс полета к Луне. На полную мощность разгонный блок вышел спустя сорок минут после включения и должен был теперь работать в течение пяти часов кряду. Это позволит разогнать «Константина Циолковского» до огромной скорости. Но потом необходимо почти столько же времени на торможение и переход на орбиту вокруг Луны.
Через пять часов ускорения реактивный двигатель разгонного блока был выключен. Кислорода и водорода в его баках оставалось только на одно-два включения. Но зато время полета к Луне сократилось на десять часов. Были проведены еще две дополнительные коррекции траектории.
* * *
– Экипаж, приготовиться к торможению! Алексей, проверь расчеты для выхода на орбиту вокруг Луны.
– Понял, командир. – Леонов был «космическим штурманом» экипажа.
Снова – изнурительные перегрузки. Юрий включил основной реактивный двигатель другого разгонного блока – кислородно-керосинового. Он был пристыкован впереди всей «космической связки» советского корабля. И теперь факел ярко-желтого пламени гасил накопленную скорость «Константина Циолковского» в соответствии с законами физики и небесной механики. Вслед за этим был включен и маршевый кислородно-водородный ракетный двигатель блока «ДМ». Но уже не для разгона, а для совершения орбитального маневра и выхода на селеноцентрическую орбиту. После полной выработки кислородно-водородного топлива Юрий подал ток в цепь питания пиропатронов. Кольцевой подрыв оторвал опустошенный разгонный блок от космического корабля. Маневровые ракетные двигатели помогли выполнить разворот в космосе громадины «Константина Циолковского».
– Товарищ командир, мы вышли на орбиту Луны. Траектория стабильна, – доложил Алексей Леонов.
– Поздравляю вас, товарищи! Космический корабль «Константин Циолковский» стал первой в СССР обитаемой орбитальной станцией нашего естественного спутника.
Еще на подлете к Луне космонавты «Константина Циолковского» поймали радиопеленг с американского корабля. С помощью мощного бортового радиолокатора с орбиты было точно установлено место аварийной посадки лунного модуля «Аполлона-13». Алексей Леонов установил связь с терпящими бедствие астронавтами:
– Советский космический корабль «Константин Циолковский» вызывает экипаж «Аполлона-13». Как слышите меня, прием!..
– We are glad to hear you! You give us hope![20]
– We are landing, do you hear me? Over[21].
– Yes, we hear you.
Юрий и Игорь Тимофеев стали надевать «лунные» скафандры «Кречет». Им предстояло сначала выйти в открытый космос и пересесть в лунные посадочные модули. Они были созданы с минимальными переделками из двухместных «Спиралей». Конструкторы в авральном порядке сняли ненужные для полетов в безвоздушном пространстве тепловые экраны. В передней и задней кабинах космических «спарок» были демонтированы системы жизнеобеспечения вместе с парашютами и катапультными креслами. Стало значительно просторнее, и теперь в кабине мог поместиться космонавт в достаточно громоздком «лунном» скафандре. В носовой части были установлены дополнительные ракетные двигатели с поворотными соплами для управляемого спуска на лунную поверхность.
– Леша, остаешься на орбите, выполняешь наведение на место вынужденной посадки американцев. Поддерживаешь двустороннюю связь с Землей.
– Понял я, понял!.. – Алексей Леонов был явно расстроен тем, что ему не доведется ступить на поверхность Луны.
Юрий промолчал, слова утешения тут были ни к чему – все же не к теще на блины собрались. Космонавты надели скафандры, проверили системы жизнеобеспечения и связь.
– Ну, удачи, братья-славяне! Ни пуха!..
– К черту!..
Мягко закрылся за спиной люк шлюзового отсека. Юрий внимательно следил за манометром. Вот Алексей Леонов стравил воздух, и открылся внешний люк. Юрий выплыл наружу и сразу же зацепил карабин длинного страховочного фала за скобу у обреза люка. Потом включил кинокамеру на кронштейне. Вид завораживал! Юрий уже привык к тому, как выглядит Земля из космоса, но теперь родная планета предстала его глазам в виде огромного голубого диска с размытой облачной пеленой. А внизу, хотя в невесомости не существовало понятий «верх и низ», простиралась серо-коричневая безжизненная пустыня естественного спутника. Звезды уже привычно кололи глаза. Солнце слепило, и Юрий опустил затемненный щиток светофильтра.
– Вышли в космическое пространство. Самочувствие нормальное, начинаем продвижение к спускаемым модулям. Прием?
– Не спешите, и аккуратнее там… Конец связи.
Оба космонавта медленно и аккуратно передвигались по внешним металлоконструкциям огромного межпланетного корабля. Наконец они благополучно добрались до пристыкованных с двух сторон космического корабля лунных посадочных модулей. Юрий открыл широкий люк кабины и устроился в кресле. Пальцы в раз и навсегда заученном и привычном ритме пробежались по кнопкам. Зажглись зеленые индикаторы готовности систем. Полная готовность всех систем. Все проверено, готовность функционирования – полная.
– Кедр на связи, прием. Бортовые системы в норме. Прошу разрешения на расстыковку и спуск к лунной поверхности.
– Эскулап на связи, прием. Разрешите расстыковку и спуск на поверхность Луны.
– Я – Алмаз, внимание. Кедру и Эскулапу расстыковку и спуск на поверхность Луны разрешаю.
– Понял, поехали!
Глава 28 Рукопожатие на Луне
Трое астронавтов задыхались – в буквальном смысле этого слова. Кабина лунного модуля была рассчитана на двух человек, которые должны были работать на поверхности Луны в течение двух земных суток. А пришлось ютиться втроем гораздо большее время. В итоге ресурс патронов с поглотителем углекислого газа – гидроксидом лития оказался исчерпан гораздо раньше. Уровень углекислого газа в атмосфере кабины повысился до 13 %. Дальше – только медленная и мучительная смерть от удушья.
Такая ситуация была спрогнозирована специалистами наземной команды в Хьюстоне. Но вот только троим «лунным робинзонам» от этого было ничуть не легче.
– Что будем делать, джентльмены? Еще немного – и лунный модуль превратится в первый космический морг. Какие будут предложения по нашему общему спасению? – Джеймс Ловелл отер мелкие бисеринки пота на лице и посмотрел на Суайгерта и Хейза.
Суайгерт от болевого шока находился в полуобморочном состоянии, а Хейз задыхался в приступах кашля.
– Можно сбросить всю атмосферу лунной кабины, предварительно надев скафандры, – ответил сквозь кашель пилот лунного модуля. – Ведь предполагалось, что мы дважды будем выходить на поверхность Луны. Соответственно, атмосферу мы и так должны были два раза сбросить в вакуум и два раза ее восстановить. А еще ведь есть запас в баллонах, который мы захватили из командного модуля перед посадкой.
– Все равно ее нам не хватит надолго. Обновленная атмосфера тоже насытится углекислым газом от нашего дыхания. А патроны-поглотители уже не выдержат. – Суайгерт все же нашел в себе силы включиться в разговор и даже как-то проанализировать их весьма незавидную ситуацию.
– И что мы будем делать?
– А вот что. Я все же прогуляюсь по Луне к спускаемому аппарату, который мы сбросили перед вынужденной посадкой. Там установлены картриджи-поглотители. Мы ведь ими почти и не пользовались. Я сниму их и вернусь, мы подсоединим поглотители и снизим уровень углекислого газа в кабине. А сброс атмосферы выполним во время моего выхода на лунную поверхность – как временную меру.
Стали готовиться к выходу Ловелла. Самым сложным делом было натянуть скафандр на искалеченного Джона Суайгерта. Он стонал и скрипел зубами от боли, но терпел. Проверили скафандры, закрыли щитки гермошлемов, подали кислород. Фред Хейз разгерметизировал лунную кабину и открыл входной люк.
Джеймс Ловелл спустился по лесенке и ступил на поверхность Луны. Тысячи раз он представлял себе этот миг, но даже и представить себе не мог, при каких обстоятельствах это произойдет на самом деле. Командир «Аполлона-13» оглядел лунный модуль и тяжело вздохнул. «Водолей» накренился на бок, одна из опор у него была подломлена. Вокруг были сплошные камни с острыми краями. Луна, как известно, лишена атмосферы, а значит – и ветров, которые могут обточить острые края глыб горной породы.
Выбравшись из каменных завалов, астронавт зашагал к лежащему километрах в трех спускаемому аппарату. В руках у него был небольшой чемоданчик с инструментами и мешок, в который и предполагалось сложить регенерационные патроны. Идти было даже легче, чем думал Ловелл. Вскоре он добрался до совершившего «жесткую посадку» спускаемого аппарата, на котором предполагалось вернуться на Землю. Аппарат успешно пережил соударение с лунной поверхностью. Ловелл открыл входной люк. Оттуда вырвалось полупрозрачное облачко морозного воздуха. Затем он забрался внутрь, открутил расположенные на стенках регенерационные патроны и аккуратно сложил их в мешок. Пришлось, конечно, изрядно повозиться, но все было сделано. Обратно он бежал вприпрыжку – и в прямом, и в переносном смысле. Это была знаменитая «лунная походка» в исполнении Джеймса Ловелла.
Он аккуратно пробрался мимо острых камней, чтобы не разорвать, не дай бог, громоздкий скафандр. Наконец за командиром «Аполлона-13» закрылся входной люк лунного посадочного модуля. Ловелл внимательно следил за тем, как ползет по циферблату тонкая стрелка манометра. Наконец давление кислорода в кабине стало нормальным. Трое астронавтов сняли гермошлемы. Хейз помог Ловеллу отсоединить и снять массивный ранец автономной системы жизнеобеспечения скафандра.
– Я принес регенерационные патроны! Сейчас мы их заменим, и это снизит уровень углекислого газа!
– Йес, командир!
Джеймс Ловелл уставился на картридж регенерации воздуха на стенке лунного модуля – он был круглый, вернее, цилиндрический. Патрон-поглотитель углекислоты в руках командира «Аполлона-13», который он демонтировал в спускаемом аппарате, был квадратный. Все – приехали. Как говорят русские: «суши весла»…
Так Джеймс Ловелл не ругался ни разу в жизни! Командир «несчастливого» «Аполлона-13» и так из последних сил сдерживался, подавая пример подчиненным. Он был опытным «космическим волком»: за плечами – программа «Джемини» и миссия «Аполлон-8», где Джеймс Ловелл был пилотом командного модуля. Командир «Аполлона-13» был первым, кто летел к Луне во второй раз. Он понимал, что самое страшное на борту – паника.
Однако у Джеймса Ловелла уже просто не было сил терпеть постоянные проблемы тринадцатой лунной миссии. Он успокоился только, когда со всего размаха врезал кулаком в стенку многострадального лунного модуля. От неумолимой судьбы ждать было нечего. Идиоты-проектировщики из НАСА, потратив на лунную миссию в общей сложности 26 миллиардов долларов[22], не смогли сделать взаимозаменяемыми критически важные элементы системы жизнеобеспечения! Ну, как их еще можно было назвать?!
* * *
Прошло еще несколько часов, за которые ни один из троих астронавтов не обмолвился и словечком. Отчаяние заползало в душу, холодными липкими пальцами брало за горло. Они сбросили и снова закачали кислород в герметичной кабине лунного посадочного модуля. Но всего через несколько часов газовая смесь внутри «Водолея» снова насытится углекислым газом от дыхания. Можно попробовать повторить сброс атмосферы, но это всего лишь продлит агонию еще на несколько часов. А потом все трое будут медленно и мучительно умирать, ловя раскрытыми ртами отравленный углекислотой воздух. Пока не заснут тяжелым, последним сном…
* * *
На панели радиосвязи зажегся индикатор. Джеймс Ловелл медленно повернул голову и посмотрел на Фреда Хейза. Кто мог вызывать их, ведь до сеанса радиосвязи с Хьюстоном оставалось несколько часов?
Хейз, как пилот лунного модуля, исполнял обязанности радиста. Он нацепил наушники с микрофоном и нажал тангету рации. А потом вздрогнул, словно его ударили током, медленно повернулся в Ловеллу и тихо произнес:
– Это русские, сэр. Они спускаются на Луну.
* * *
Спускаться на поверхность Луны пришлось «задом наперед». Сориентировав «Спираль» кормой вниз, Юрий включил маршевый двигатель, используя его для торможения. Затем перевел аэрокосмический истребитель, ставший лунным посадочным модулем, и аккуратно подлетел прямо к американскому спускаемому аппарату «Водолей». Еще несколько импульсов тормозными и маневровыми реактивными двигателями, и широкие посадочные лыжи из титана мягко коснулись поверхности Луны. Вслед за командиром так же четко и безукоризненно выполнил посадку и «космический доктор» Игорь Тимофеев.
– Приехали! – просто сказал Космонавт № 1. – Кедр и Эскулап совершили посадку на лунной поверхности. Наблюдаю поврежденный американский модуль примерно в полукилометре от нас. Приступаем к спасательной операции.
Юрий открыл люк и выбрался из кабины. Подошва оставила на коричневато-сером песке четкий рифленый отпечаток. Космонавт наклонился так, чтобы наплечная телекамера запечатлела этот след. К нему подошел Игорь Тимофеев, смешно подпрыгивая в слабом поле тяготения естественного спутника.
Хотелось сказать что-то пафосное, возвышенное. Но все же Юрий сдержался, припомнив русскую народную поговорку: «Не хвались идучи на рать!» Вместо этого оба космонавта разгрузили вторые кабины своих спускаемых аппаратов и направились к американскому лунному модулю, взбивая веками не тронутую лунную пыль при каждом шаге. Раньше ее тревожили лишь удары метеоритов, а теперь серебристо-серый порошок оседал на космических ботинках.
– Командир, мы на Луне!
– Да, Игорь, но ты не сильно-то расслабляйся. Впереди, быть может, – самая ответственная в нашей жизни работа. Пошли американцев спасать.
Вокруг простиралась довольно унылая каменистая пустошь с большим количеством метеоритных кратеров диаметром два-три метра. Были кратеры и еще меньше, словно оспины. Все вокруг было припорошено лунной пылью – реголитом. Ноги увязали в нем примерно до середины подъема стопы. Позади за космонавтами остались две цепочки следов.
Юрий все время вертел головой: он представлял прогулку по Луне несколько иначе – более торжественно, что ли…
«Все-таки насколько непредсказуемой может оказаться судьба. Погибнуть на Донбассе от шального разрыва артиллерийского снаряда, чтобы перенестись через бездну лет и реальностей, чтобы стать совершенно иным человеком. И разделить великую судьбу первопроходца Космоса!» – думал Юрий Савин, на миг вспомнив оба своих жизненных пути. И теперь его новый жизненный путь лежал по поверхности естественного спутника Земли на расстоянии более 384 000 километров от родного дома.
Вес здоровенного вещмешка за плечами сковывал, но несильно. Шаги получались гораздо длиннее, было обманчивое ощущение легкости и собственной мощи. Но все же некоторые усилия приходилось прилагать, для того чтобы согнуть руки и ноги в массивном и несколько громоздком скафандре. К тому же начало припекать Солнце – температура «лунным днем» поднималась до 120 градусов Цельсия, а лунной ночью опускалась до минус 200 градусов. Юрий опустил затемненный щиток светофильтра поверх гермошлема. Цвет лунной поверхности менялся в зависимости от освещения Солнцем – от всех оттенков серого до светло-коричневого. Из-за отсутствия атмосферы на Луне практически невозможно было визировать расстояния до объектов. Все казалось ближе, чем на самом деле.
Юрий Гагарин и Игорь Тимофеев подошли к американскому лунному модулю. «Водолей» стоял, накренившись, с подломленной посадочной опорой. От него уходила куда-то вдаль цепочка человеческих следов.
Космонавт № 1, на гермошлеме которого сияли красные буквы «СССР», тяжело вздохнул: да, не они первые оставили эти следы. Но сейчас именно русские пришли на помощь, преодолев космическую бездну протяженностью 384 000 километров. Юрий положил вещмешок на землю (виноват, на луну) и, подпрыгнув, ухватился за перекладину дюралевой лестницы. Подтянуться и добраться до входного люка американского лунного модуля, при силе тяжести в 1/6 земной, было нетрудно даже в громоздком скафандре «Кречет».
Перебравшись по металлоконструкциям, Юрий приблизился к иллюминатору и постучал по обшивке рукояткой геологического молотка.
За небольшим иллюминатором появилось несколько размытое лицо человека. Таких удивленных глаз Юрий не видел ни до, ни после. Космонавты установили радиосвязь с астронавтами «Аполлона-13» уже на поверхности Луны. «Вот и пригодилась учеба в Академии имени Жуковского! Особенно – английский язык», – подумал Юрий. Из-за космической войны СССР и США он так и не побывал с официальными визитами в Америке и не отобедал с королевой Англии. Так что приходилось довольствоваться теми знаниями, что дали преподаватели в погонах. Но и этого хватило для разговора, предмет которого и космонавты, и астронавты понимали лучше, чем филологи-переводчики.
* * *
Проблема заключалась в том, что у экипажа «Аполлона-13» кислорода оставалось только на один выход из лунного модуля. После этого за счет собственных запасов они могли продержаться не более двух-трех часов. Ну и та же проблема – отсутствие исправных систем регенерации. Советские космонавты привезли запас кислорода в баллонах с подходящими для американской техники штуцерными разъемами. И, конечно же, долгожданные патроны-поглотители углекислого газа. Все это Юрий Гагарин объяснил своим американским «коллегам».
Наконец люк в лунный модуль «Водолея» был открыт. Рукопожатие на Луне оказалось крепким – американцы оценили великодушный поступок русских космонавтов.
Первым делом были подсоединены поглотители углекислого газа – на этот раз цилиндрической формы.
– «Квадратное – катаем, круглое – таскаем!» – Игорь Тимофеев процитировал незамысловатую армейскую шутку. – Командир, а я думал, такой долбо…зм только у нас в армии. А оказывается, у американцев он – еще и в космонавтике!
– Игорь, будь сдержаннее в выражениях, не нагнетай международную обстановку, – улыбнулся Юрий.
– Есть не нагнетать, товарищ командир!
Первым эвакуировали Джона Суайгерта. Астронавт был без сознания и бредил, Юрию Гагарину и Джеймсу Ловеллу пришлось выносить его на руках и тащить до «Спирали».
Транспортировку пострадавших с поверхности Луны на ее орбиту решили выполнять на одном спускаемом аппарате. Второй оставался на Луне – в резерве. Изначально Игорь Тимофеев должен был оставаться в американском лунном модуле, но, учитывая состояние Джона Суайгерта, «космическому доктору» пришлось вылетать первым же рейсом и заниматься раненым.
С американцами остался Юрий Гагарин.
Снова экипаж лунного модуля «Водолей» насчитывал троих человек. Но теперь среди них был русский. Юрий оставался в скафандре, поскольку русские космонавты дышали обычным воздухом при нормальном давлении, а американские астронавты – чистым кислородом при пониженном давлении. Конечно, перепад был небольшой, но и в таком случае могла возникнуть кессонная болезнь.
С первых минут общения между астронавтами и Космонавтом № 1 не было никакой напряженности. Наверное, помогла знаменитая «гагаринская» улыбка и открытый характер Юрия.
В нарушение инструкций Юрий все же снял гермошлем и достал из-за пазухи небольшую плоскую фляжку.
– Oh yes! Russkaya vodka! – заметно оживились астронавты.
– Йес, йес… Давайте, что ли, за встречу на Луне! – улыбнувшись, сказал Юрий. Фляжка пошла по кругу.
Здесь, в 384 000 километрах от Земли, уже не было русских и американцев, приверженцев коммунизма и капитализма, – были люди на крохотном, пригодном для жизни островке среди безвоздушной каменистой пустыни, где дневная и ночная температура меняется от плюс 120 до минус 200 градусов Цельсия.
После этого символического возлияния Юрию Гагарину все же пришлось снова надеть гермошлем. Нужно было дождаться Игоря Тимофеева и вместе с ним продолжить лунную спасательную операцию. Вместе с Джеймсом Ловеллом они решили прогуляться по Луне, провести научные исследования и взять образцы лунного грунта.
Пришло сообщение с «Константина Циолковского». С орбиты на Луну должен был лететь Алексей Леонов. Врач Игорь Тимофеев оставался на космическом корабле и занимался раненым. Состояние Суайгерта было очень тяжелым. Спрогнозировать его в условиях невесомости и прочих факторов космического полета не брался никто.
– Ну вот, Блондин, а ты боялся, что никогда не побываешь на Луне! – рассмеялся Юрий, назвав Леонова по прозвищу, которое дали ему в Отряде космонавтов.
* * *
Русский космонавт и американский астронавт вышли из посадочного модуля. Вместе они установили научные приборы, выполнили необходимые исследования. На борту лунного модуля «Водолей» был бур, с помощью которого взяли образцы лунной породы из более глубоких слоев залегания. И все это время над русским и американцем в бездонной черноте неба висел огромный голубоватый диск их родной планеты. Солнце медленно перемещалось по лунному небосводу, засвечивая блеск далеких звезд.
За работой время пролетело незаметно. Солнце очень медленно, но все же клонилось к горизонту. Остававшийся в лунном модуле Фред Хейз передал, что Алексей Леонов на «Спирали» уже на подлете.
Юрию интересно было наблюдать за его прилунением: как будто смотришь на себя со стороны. Вот аэрокосмический самолет задом наперед идет к лунной поверхности – из сопла маршевого двигателя вырывается факел пламени. Вот летчик-космонавт перевел машину в горизонтальный полет, теперь скорость погашена практически полностью. Небольшой «плотно сбитый» самолетик со вздернутым носом и красными звездами на коротких треугольных крыльях мягко садится на снопах огня маневровых и носовых тормозных двигателей. Посадка подняла тучи мельчайшей наэлектризованной пыли, так что почти скрыла «Спираль».
Алексей Леонов неуклюже и в то же время грациозно из-за малой силы тяжести выбрался из кабины. Юрий и Джеймс подошли к нему, пожали друг другу руки.
– Ну вот, Леша, теперь ты и на Луне побывал! – похлопал товарища по плечу первый человек, полетевший в космос.
– Да уж, не думал не гадал, а на Луну попал! – отшутился первый человек, вышедший в открытый космос.
– Парни, для компании нам еще не хватает Нейла Армстронга! – тоже пошутил Джеймс Ловелл.
* * *
Нужно было собираться в дальнюю дорогу. Возле лунного модуля несчастного «Аполлона-13» установили на флагштоках флаги США и СССР. Некоторое время они колыхались, будто бы под порывами ветра – это были затухающие гармонические колебания. Оба полотнища из полимера были размещены на Г-образных штангах, как раз потому, что на Луне нет атмосферы, следовательно, символы государства сразу бы поникли, как на Земле – в штиль.
Юрий Гагарин и Алексей Леонов оставили на американском лунном модуле памятную бронзовую табличку на русском и английском языках. Она гласила: «Советские космонавты» прибыли на Луну с миссией спасения американских астронавтов «Аполлона-13». Пусть крепкое рукопожатие на Луне станет залогом мира и спокойствия на Земле – нашем общем доме! Апрель 1970 года».
Люк в лунный модуль оставили открытым, он не имел снаружи ручки. В миссии «Аполлон-11», когда Эдвин «Базз» Олдрин вышел на лунную поверхность вслед за первым человеком на Луне, Нилом Армстронгом, важно было не захлопнуть за собой дверь. Сейчас этот жест был весьма символичен – «Лунный дом» будто бы приглашал войти случайного путника. На «Водолее» еще оставалось кислорода из привезенных русскими космонавтами запасов на 124 часа, электроэнергии на четыре часа, воды на пять часов.
Алексей Леонов прямо на лунной поверхности заменил кислородные баллоны в ранце жизнеобеспечения скафандра Юрия Гагарина. Эта операция также отрабатывалась на тренировках в бассейне «гидроневесомости» и на полигоне в Центре подготовки космонавтов. Оба советских космонавта отошли чуть в сторону: дружба – дружбой, но вот секреты устройства русских скафандров «Кречет» американцам знать необязательно…
Русские космонавты и американские астронавты сделали несколько фотографий на память на фоне лунного модуля, флагов и советских «Спиралей». Еще раз пожав друг другу руки, космонавты и астронавты пошли к русским аэрокосмическим самолетам. Первым взлетал Алексей Леонов с Фредом Хейзом во второй кабине. Подняв пыльный вихрь, ЭПОС вознесся на орбиту на ярком столбе пламени маршевого реактивного двигателя. Взлет Леонова снимали Юрий Гагарин и Джеймс Ловелл.
Затем настал черед взлетать и Юрию с Джеймсом. Советский космонавт помог командиру «Аполлона-13» забраться в заднюю кабину «Спирали». Ловелл покинул свой корабль последним, пережив все невзгоды, как и подобает капитану.
Увеличенные за счет демонтажа части оборудования размеры кабины как раз позволяли разместиться астронавту в довольно громоздком скафандре. Советский «Кречет» был все же более компактным.
Юрий в передней кабине привычно провел предполетную проверку:
– Кедр на связи, прием. Произвожу взлет с поверхности Луны. Поехали домой!
Глава 29 Путь домой длиной в 384 000 километров
Стыковка с космическим кораблем «Константин Циолковский» прошла успешно. Космонавты и астронавты перешли к входному люку и «вплыли» внутрь корабля.
– This is a really Space Dreadnought![23] – Джеймс Ловелл, летавший еще на «Джемини» и помнивший тесные капсулы на «Меркурии», был поражен размерами русского космического корабля. Особенно – после тесноты лунного посадочного модуля размером в «две телефонные будки», как выразился Джеймс Ловелл.
Советские космонавты помогли снять скафандры американским коллегам. Астронавты сразу попали в заботливые руки врача Игоря Тимофеева. Фреда Хейза он сразу же накормил антибиотиками и сделал несколько уколов. Пользовался он при этом одноразовыми пластиковыми шприцами. Изобрел их в 1956 году фармацевт из Новой Зеландии Колин Мердок. В СССР они были неизвестны, врачи пользовались обычными стеклянными шприцами. Огромную партию пластиковых одноразовых шприцев и систем внутривенного вливания, а также и технологию их изготовления американцы в срочном порядке передали в Советский Союз накануне отлета космического корабля «Константин Циолковский». Это был компромиссный шаг Соединенных Штатов Америки. И эта вынужденная поставка новых технологий была не единственной.
– Как самочувствие Джона Суайгерта? Что с ним? – первым делом спросил Джеймс Ловелл, освободившись от скафандра.
– Состояние тяжелое, он потерял много крови. Сейчас ждем, когда он стабилизируется, чтобы проводить дальнейшее лечение, – констатировал космический врач Игорь Тимофеев.
На борту советского космического корабля Игорь Тимофеев внимательно следил за американскими астронавтами, чтобы у них не возникло дискомфорта при переходе на дыхание газовой смесью, которая отличалась от той, что использовалась на «Аполлоне-13».
В системах жизнеобеспечения американских кораблей астронавты дышали чистым кислородом под пониженным давлением. А на советских космических кораблях поддерживалась атмосфера, сходная с земной под нормальным давлением. Именно поэтому Юрий Гагарин на борту лунного модуля «Водолей» находился в загерметизированном скафандре. Ну, почти…
Для большего комфорта американских астронавтов давление атмосферы в советском корабле немного снизили – до 520 миллиметров ртутного столба. Конечно, у привыкших уже к чистому кислороду американцев сначала началось чуть ли не удушье. А прибавьте еще к этому их общее физическое и особенно – нервное истощение…
В общем, Игорю Тимофееву пришлось нелегко. Но, в общем-то, те, кто идет в космонавты, легких путей и не ищут. А в особенности – специалисты по космической медицине.
А тут еще Алексей Леонов заметил в иллюминатор неопознанный летающий объект.
* * *
– Командир, прямо по курсу – неопознанный летающий объект! Наблюдаю его визуально и на экране радиолокатора.
Юрий и сам вгляделся в расчерченное светящейся масштабной сеткой зеленоватое поле экрана бортового радара. Действительно, если просто видимый в иллюминатор объект можно списать на оптическую иллюзию или чего хуже – галлюцинацию, то с бортовой РЛС все сложнее. У радиолокатора не бывает галлюцинаций.
– Может, американцы выслали еще один «Аполлон» со спасательной командой… Радиосвязь пытался установить?
– Пытаюсь – никто не отвечает. Запросил Хьюстон, там говорят, что ничего подобного в сторону Луны не запускали. Да в принципе они бы нас поставили в известность… Да и наши военные комплексы засекли бы старт такой махины, как «Сатурн-5».
– Согласен. Удаление до объекта?
– Менее 80 километров и приближается. Точно – 78 километров.
– Леша, рассчитай, его курс пересекается с нашим или нет?
– Пересечется, если мы не выполним дополнительно орбитальный маневр. Командир, может, это астероид?..
– Нет, Алексей, слишком уж правильной формы этот «астероид».
– Тоже верно.
– Экипаж, боевая тревога! К нам приближается неопознанный летающий объект. Приготовиться к отражению вероятной атаки.
Алексей Леонов «подплыл» к пульту и переключил несколько тумблеров. На экранах бортовой вычислительной системы зажглись красные предупреждающие символы. Замигали индикаторы готовности.
– Командир, система вооружений активирована.
– Понял, передай управление мне.
Юрий взялся за что-то отдаленно напоминающее гибрид самолетного штурвала и перископа подводной лодки. Вставил и повернул специальный ключ. «Система вооружения космического корабля к бою готова», – мелодичный женский голос было странно слышать на борту в 384 000 километрах от родной планеты.
Из корпуса «Константина Циолковского» выдвинулись полусферические башенки спаренных пулеметных установок. Они управлялись дистанционно и были скопированы с аналогичного вооружения стратегических бомбардировщиков «Ту-4». Эти четырехмоторные самолеты, в свою очередь, были скопированы с американских «Стратокрепостей» «Б-29». Вот такой вот извилистый технологический путь.
По окружности приборно-агрегатного отсека одного из состыкованных вместе «Союзов» открылись пусковые шахты самонаводящихся ракет-перехватчиков класса «космос – космос». Двадцать четыре ракеты готовы стартовать, окружив «Константина Циолковского» огненным поясом. Любой космический объект искусственного или естественного происхождения был бы перехвачен и уничтожен. Любой – и для этого на советском корабле были подходящие средства.
Юрий предпочел использовать оружие ближнего боя с ручным управлением и наведением с помощью телекамер и радиолокатора. Космонавт плавно повел штурвалом, перемещая перекрестие прицела. Снаружи на корпусе космического корабля развернулась башенная турель со спаренными пулеметами Березина.
– Цель захвачена системой наведения, дистанция тридцать километров и сокращается. Объект идентифицирован – это приборный отсек командного модуля «Аполлона-13», – доложил Юрий.
– Йес, мы сбросили приборный отсек перед вынужденной посадкой на Луну, – подтвердил Джеймс Ловелл.
Тем временем дистанция между космическим кораблем и обломком «Аполлона-13» сократилась до восемнадцати километров. Существовала серьезная опасность столкновения.
– Цель вижу – работаю. – Юрий сбросил красную предохранительную скобу на «роге» штурвала и плавно втопил гашетку стрельбы.
Очередь двух крупнокалиберных пулеметов отозвалась дрожью по всему кораблю. Включились двигатели коррекции и ориентации, гася реактивный момент отдачи. Сверкающие трассеры прошили темноту космического пространства иглами света. Эти иглы коснулись приборного отсека, разорвав его на тысячу кусков.
Выглядывавшие в иллюминатор американцы многозначительно переглянулись. Заметивший их растерянность и удивление Юрий процитировал: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути!» В английском переводе фраза звучала не так красиво, но общий смысл был понятен.
– Цель уничтожена, отбой боевой тревоги.
* * *
Оставив на орбите Луны сверкающее «ожерелье» обломков, космический корабль «Константин Циолковский» включил на полную мощь маршевый реактивный двигатель второго разгонного блока. Для того чтобы стартовать из окололунного пространства и набрать вторую космическую скорость, которая позволяет вернуться на Землю, нужно было совсем немного. Первая космическая скорость на Луне равняется 1,68 километра в секунду против 7,9 километра в секунду на Земле. Вторая космическая скорость соответственно на Луне равна всего 2,38 километра в секунду вместо 11,2 километра в секунду в поле тяготения Земли.
– Экипаж, мы возвращаемся домой!
Юрий провел сеансы радиосвязи с Байконуром и с Хьюстоном. Он доложил об успешном завершении первой в истории человечества космической спасательной операции на поверхности иного небесного тела. Впрочем, шестерым отважным землянам еще предстоял путь домой протяженностью 384 000 километров.
* * *
К Юрию «подплыл» Игорь Тимофеев. Взглядом он указал на спускаемый аппарат, мол, нужно переговорить с глазу на глаз. Они оба перелетели в спускаемый аппарат одного из «Союзов».
– Что случилось, Игорь?
– Командир, тому американцу, что сейчас находится у меня в медицинском блоке, нужно делать операцию. Это – довольно серьезное хирургическое вмешательство. Нужно, чтобы кто-нибудь из нашего экипажа мне ассистировал.
– А что там с ним стряслось?
– Я так понимаю, что в момент посадки на Луну американец умудрился сломать руку, причем случился открытый перелом со смещением. К тому же астронавт потерял много крови плюс – усталость и нервный стресс… В общем, все это время я занимался только тем, чтобы стабилизировать его состояние. Но теперь нужно провести хирургическую обработку раны, промыть и очистить ее, иначе разовьется заражение крови и гангрена. Тогда руку придется ампутировать.
– Понятно, я предупрежу командира американского экипажа.
Джеймс Ловелл выслушал пояснения Юрия и врача Игоря Тимофеева с непроницаемым лицом. Помолчал немного, глубоко задумавшись. Хирургическая операция в космосе, на борту корабля, – случай уникальный, но необходимый.
– О’кей, если это нужно, значит, делайте операцию. Одно условие – я буду рядом со своим астронавтом.
– Хорошо, нам еще одна пара рук не помешает, – решил Игорь Тимофеев. – Обрабатывайте руки обеззараживающим раствором, надевайте стерильные комбинезоны, маски и – приступаем.
* * *
Трое космонавтов «вплыли» в бытовой отсек второго состыкованного «Союза». Там располагался медицинский блок. Джеймс Ловелл подлетел к лежащему на операционном столе Джону Суайгерту, взял его за руку:
– Держись, дружище, русские тебя вылечат.
Астронавт открыл глаза и медленно кивнул.
Состояние Суайгерта было очень тяжелым. Он потерял много крови. Дело в том, что в земных условиях сердце прокачивает кровь, сопротивляясь в том числе и силе тяготения. При силе тяжести в шесть раз меньшей, как на Луне, и кровь из раны будет вытекать быстрее. Соответственно кровообращение тоже будет протекать быстрее, поскольку гравитация в сочетании с прямохождением не будет создавать дополнительную нагрузку. Именно поэтому с хирургической обработкой раны следовало поспешить, пока токсины не разошлись с кровотоком по всему организму и не убили астронавта.
Юрий с некоторой опаской наблюдал, как «космический врач» готовит хирургические инструменты. Операция в космосе, в условиях невесомости – вообще уникальна.
Ведь обычная капельница в отсутствие гравитации абсолютно бесполезна. Поэтому ее заменил герметичный резервуар с лекарственным раствором под давлением. Точно так же работает вытеснительная система жидкого ракетного топлива и окислителя в реактивном двигателе. Чтобы регулировать частоту и дозу введения препарата, на прозрачной трубочке рядом с фильтром устроен специальный дозатор – система клапанов, которая и регулирует частоту введения лекарства. Да и система внутривенного вливания заполняется полностью – без единого пузырька воздуха.
Скальпели, пинцеты, зажимы, шприцы с лекарствами нельзя было просто разложить на специальном столике из-за невесомости. Весь инструментарий находился под широкой эластичной лентой, которая и фиксировала сверкающие никелем и хромом инструменты.
– Внимание, приступаем к хирургической операции.
Юрий Тимофеев завис рядом с пациентом, вдев ноги в специальные эластичные петли в «полу» возле операционного стола. Таким же образом разместились рядом Юрий Гагарин и Джеймс Ловелл.
«Космический хирург» дал наркоз пациенту. Для этого была выбрана внутривенная инъекция, поскольку газовая смесь в условиях замкнутого объема космического корабля могла распространиться по системам вентиляции. Или того хуже – загореться или взорваться.
Рана на правой руке Джона Суайгерта выглядела ужасно. Из-за открытого перелома отломки костей вывернулись наружу, порвав мышцы и кожу. Жгут, хоть его и послабляли регулярно, привел к тому, что от локтя и ниже конечность посинела и распухла. Когда Игорь Тимофеев сделал надрез скальпелем, из-под острого лезвия брызнул гной. Но у Юрия в руках уже наготове была стерильная салфетка, которой он и промокнул рану.
Игорь точными и быстрыми движениями иссек пораженные мышечные ткани, откачал гной шприцем. Пинцетом вытащил мелкие отломки костей. Работа хирурга была просто ювелирной. Гной и омертвевшие участки тканей были убраны из раны. Игорь Тимофеев трудился, пока не выступила «чистая» красная кровь. После чего он дополнительно обколол шприцем с тонкой иглой саму поверхность раны, вводя антибиотик.
Но и у самого искусного хирурга случаются ошибки: Игорь задел крупный кровеносный сосуд, кровь из него брызнула темно-рубиновым фонтанчиком. В невесомости облачко крови дробилось на мельчайшие капли. Юрий быстро прижал стерильный марлевый тампон на корнцанге к ране.
– Сейчас я пережму сосуд. – Игорь Тимофеев поставил кровеостанавливающий зажим-«москит». – Подай мне шелковую нить.
Доктор наложил лигатуру и завязал двойным хирургическим узлом.
В завершение операции Игорь выполнил несколько швов и поставил дренаж. Вправить перелом и загипсовать руку он не мог, но этого и не требовалось. Достаточно, что поврежденную руку уложили в специальный бандаж и прикрыли стерильной повязкой. Дополнительно он ввел американскому астронавту большую дозу антибиотика широкого спектра действия. Первая в истории человечества хирургическая операция в космосе была завершена успешно.
Первые часы после операции Игорь Тимофеев не отходил от больного, проверяя его пульс, давление и температуру тела. Джона Суайгерта знобило, термометр показывал 37,8. Но выше температура пока не поднималась. Молодой, здоровый и тренированный организм боролся. Доктор делал уколы антибиотиков и витаминов, поддерживая эту невидимую борьбу иммунной системы.
Но уже на пятый час после операции температура тела Джона Суайгерта понизилась до 37,2, почки работали нормально. Суайгерт благополучно отошел от наркоза и попросил пить. Постепенно его состояние стабилизировалось. Хотя рука болела очень сильно, отек понемногу начал спадать. Через дренажные катетеры в ране выходил гной.
Больного покормили мясным пюре и яблочным повидлом из тюбиков. Дали вдоволь фруктового сока. Постепенно тренированный организм астронавта перебарывал болезнь.
* * *
Полет продолжался своим чередом. Юрий вместе с Алексеем выполняли необходимые расчеты, корректировали траекторию полета. Кислородно-керосиновый разгонный блок был все же менее эффективен, чем кислородно-водородный. Поэтому обратно к Земле «Константин Циолковский» летел в полтора раза дольше. Космонавты и астронавты регулярно выходили на связь с Байконуром и Хьюстоном, выполняли и научные эксперименты по программе исследований.
Зелено-голубой диск Земли становился все больше. Тысячи километров космической бездны сгорали в яростном сиянии реактивного пламени. А тем временем космонавты и астронавты решили пообедать. Накрыли общий стол, американские астронавты прихватили часть своих припасов. Консервированные продукты у советских космонавтов оказались сытнее, американские «космические консервы» воспринимались скорее как экзотика. С позволения командира экипажа «Константина Циолковского» выпили по глотку водки – за здоровье Джона Суайгерта.
После уникальной хирургической операции астронавт быстро шел на поправку.
Американские астронавты на борту «Константина Циолковского» откровенно блаженствовали. После тесной и промерзшей насквозь кабины лунного модуля русский космический корабль представлялся роскошным дворцом после убогой коммунальной квартиры. Они вдоволь отъедались и отсыпались. Сменили провонявшую потом одежду на чистые комплекты, которые им передали советские космонавты. Джеймс Ловелл, правда, распорядился аккуратно срезать со старой одежды звездно-полосатые флаги и эмблемы миссии и пришить на чистые комбинезоны. Эта инициатива была с пониманием встречена советскими космонавтами. Такой патриотизм действительно дорогого стоил.
Но самое главное – астронавты могли воспользоваться еще и космическим туалетом! В американских кораблях такое было не предусмотрено, обходились памперсами. Резервуары для сбора мочи появились только на космических кораблях серии «Спейс Шаттл». А в остальном… В общем, и тут советская космонавтика была впереди планеты всей.
* * *
– Вот и не верь после этого пророчествам писателей-фантастов, – сказал как-то Фред Хейз.
– А в чем дело, при чем тут фантасты к нашей спасательной экспедиции?.. – поинтересовался Юрий.
– Наш, американский писатель-фантаст Мартин Кейдин не так давно, в 1964 году, написал роман «Marooned» – «Потерянные». В книге описывалась спасательная экспедиция корабля «Меркурий», который вместе с советскими космонавтами спасает после катастрофы на околоземной орбите американский аппарат «Джемини». А в 1969 году вышел одноименный фильм – «Потерянные». Там тоже трое астронавтов, как мы, остались на околоземной орбите в терпящем бедствие корабле «Джемини». НАСА срочно разрабатывает план спасательной экспедиции, но в самый важный момент на помощь приходят русские космонавты на своем новейшем корабле. Этот фильм даже получил «Оскара»!
– Да уж, действительно – ничего себе, фантастика!
* * *
При подлете к Земле на вытянутой эллиптической орбите «Константина Циолковского» встретили космические корабли «Союз» и «Аполлон». Космонавты и астронавты на борту межпланетного корабля были рады увидеть своих коллег. Вместе они вернулись на околоземную орбиту. Корабли-спутники постоянно фотографировали и снимали на кинокамеры исторический момент возвращения первой в истории человечества межпланетной спасательной экспедиции. Конечно, Луна – это не совсем планета, но скажите это в лицо шестерым отважным космонавтам и астронавтам, которые совершили поистине невероятный и исключительный по своему риску подвиг. Теперь уже никто не скажет, что пилотируемые полеты на Луну – заслуга скорее Голливуда, нежели НАСА или титанической промышленности Советского Союза.
Спустя пять витков вокруг Земли экипаж «Константина Циолковского» стал готовиться к завершающему этапу полета – спуску на Землю. К сожалению, первый в истории человечества межпланетный корабль сохранить было невозможно. Ведь спускаемые аппараты являлись неотъемлемой конструктивной частью двух состыкованных вместе «Союзов». Вернули на Землю в автоматическом режиме два ЭПОСа. Да и то только после установки на них теплозащитных экранов. Кстати, полет через атмосферу планеты и автоматическая посадка на взлетную полосу аэродрома тоже выполнялись впервые.
* * *
Космонавты и астронавты перенесли в спускаемые аппараты собранные на Луне геологические образцы, необходимые научные приборы. Джона Суайгерта снова осторожно облачили в скафандр. Игорь Тимофеев переживал, как повлияют перегрузки на его искалеченную руку. Решили, что Суайгерт будет находиться в спускаемом аппарате с врачом Тимофеевым и опытным космонавтом Леоновым. Гагарин, Ловелл и Хейз находились в другом спускаемом аппарате. Все шестеро были одеты в легкие защитные скафандры для экономии места в тесных спускаемых аппаратах. Космонавты и астронавты еле-еле разместились втроем в каждом из аппаратов. Но, как говорится, в тесноте – да не в обиде!
Перед спуском оба «Союза» из общей связки «Константина Циолковского» были расстыкованы. А кислородно-керосиновый разгонный блок был сброшен еще на подлете к Земле. Так что все орбитальные маневры проводились с помощью двигательных установок самих «Союзов».
– Приготовиться к спуску в атмосфере! Задраить люки спускаемых аппаратов, проверить герметичность и готовность всех систем, – приказал Юрий. – Поехали домой, ребята…
Оба «Союза», составлявшие межпланетный космический корабль «Константин Циолковский», были разделены на бытовой, приборно-агрегатный и спускаемый отсеки. Последние начали спуск в атмосфере Земли. Сход с орбиты выполнялся с получасовым интервалом, чтобы не помешать такому ответственному этапу полета.
Перегрузка распластала Юрия по креслу-ложементу, за небольшим иллюминатором бушевало пламя. Космонавт знал, что в этот момент спускаемый аппарат напоминает метеор. Днище раскалилось добела от трения об атмосферу, и только теплозащитный экран сдерживал адский жар в 1200 градусов по Цельсию. Позади спускаемого аппарата вился полупрозрачный шлейф дыма – это выгорали внешние элементы конструкции.
На высоте пяти километров Юрий и американские астронавты почувствовали рывок – это вышли основные парашюты системы мягкой посадки. Космонавт открыл клапан внешней вентиляции и поднял забрало гермошлема. То же самое сделали и американские астронавты. В иллюминаторе проплывала казахская степь. В апреле она расцветала мириадами самых разнообразных цветов, а с высоты все это напоминало пестрый и яркий ковер.
Удар о земную твердь был довольно жестким. Юрий открыл внешний люк и полной грудью вдохнул терпкий степной воздух. Космонавт и оба американских астронавта выбрались из тесноты спускаемого аппарата. Обилие цветов радовало глаз, привыкший видеть бездонную черноту космоса и коричнево-серые каменистые пустоши Луны.
– Все же нет ничего прекраснее нашей Земли! – сказал Юрий Гагарин.
Американцы закивали, хоть эти слова были сказаны по-русски, но перевода не требовалось. Они все испытывали одинаковые чувства.
Спустя четверть часа по рации сообщили, что и второй спускаемый аппарат благополучно приземлился в семидесяти километрах от первого. Вскоре прилетели вертолеты поисково-спасательной службы. Беспримерный космический полет был завершен.
Эпилог
Ранним летним утром 1970 года на Глиникском мосту через речку Хафель, по которой проходила граница между Западным Берлином и ГДР, состоялся обмен пленными. Несколько агентов КГБ, в том числе и советский разведчик Рудольф Абель, были обменяны на американского пилота разведывательного самолета «U-2» Фрэнсиса Гарри Пауэрса и пилотов высотного самолета «SR-71» Эдварда Пэйна и Джерома О’Мэлли.
Пилот американского аэрокосмического бомбардировщика «X-20» «Dyna Soar» Эрих Хартманн был повешен по приговору Верховного суда СССР, как военный преступник. Его тело родным не выдали и кремировали. Соединенные Штаты Америки в свете последних событий отказались от пилота-нациста.
«Космическая война» против США была выиграна Советским Союзом вчистую. Начиная с 1973 года американцы приступили к выводу войск из Вьетнама. Советский Союз находился на пике политического влияния во всем мире. Спасательная операция на Луне укрепила главенство СССР в основных наукоемких сферах промышленности: в атомной энергетике, ракетостроении, авиации, электронике.
Сергей Павлович Королев планировал уже совместную советско-американскую экспедицию на Марс и Венеру. На очереди был полет к поясу астероидов и планетам-гигантам – Сатурну и Юпитеру. Для этого строился первый в мире советский космический корабль с ядерным двигателем.
А в стенгазете Центра подготовки космонавтов в Подмосковье появилась выразительная карикатура: Гагарин, Королев, Лозино-Лозинский в образе русских мужиков с гармошками, водкой и ручным медведем запустили лаптем с крыльями и реактивным двигателем прямо в Луну! Вот такая у нас «лапотная» Россия, которая строит уникальные ракеты и космические корабли!
Юрий некоторое время наслаждался тихим семейным счастьем с женой и двумя дочками. Но скоро вновь приступил к тренировкам по программе марсианской экспедиции. Был составлен совместный советско-американский экипаж. В него вошли старые знакомые: Гагарин, Леонов, Тимофеев, Ловелл, Хейз и Суайгерт. Кстати, открытый перелом и рану Джона Суайгерта прооперировали советские хирурги. Русские врачи выполнили все необходимые манипуляции просто ювелирно. И совсем скоро кости срослись, а раны – нормально зажили. Причем настолько, что астронавт смог продолжить тренировки и подготовку по программе совместного межпланетного полета.
– В ближайшие двести лет умирать нельзя! – всякий раз повторял Космонавт № 1, вглядываясь в звездное небо.
Донецк, 07.02.2016
Примечания
1
«Бэшка» – жаргонное название боевой машины пехоты БМП-1 и БМП-2.
(обратно)2
«Укропы», «бандерлоги», «нацики» – жаргонные уничижительные названия украинских карательных войск и бандеровских националистических батальонов, данные защитниками Донбасса.
(обратно)3
Все перечисленные эпизоды – подлинные.
(обратно)4
СПУ – самолетное переговорное устройство.
(обратно)5
Реальный исторический факт.
(обратно)6
В отличие от распространенного мифа о стуке по трибуне ботинком Хрущев в действительности стучал ладонью по столешнице, сидя в зале и слушая выступление докладчика по «венгерскому вопросу».
(обратно)7
Цитируется по книге Антона Первушина «Юрий Гагарин. Космонавт № 1». М.: Алгоритм, 2013.
(обратно)8
Автор этих строк пошел добровольцем в ополчение ДНР именно по этим соображениям. Ныне служит в отдельном танковом батальоне «Дизель».
(обратно)9
Центра управления полетами, ЦУПа, в Королеве в те времена еще не было.
(обратно)10
Ныне – Мариуполь.
(обратно)11
Данные приводятся по статье Петра Маслюженко «Вечный полет космонавта Бондаренко»; /.
(обратно)12
В реальной истории Юрий Алексеевич Гагарин шел от самолета к трибуне с развязавшимися шнурками на ботинке.
(обратно)13
Данный факт биографии Юрия Гагарина описывает, в частности, Антон Первушин в книге «Юрий Гагарин. Космонавт № 1». М.: Алгоритм, 2013.
(обратно)14
По версии журналиста Ярослава Голованова.
(обратно)15
Согласно тактико-техническим данным, первая модификация РН «Протон» – УР-500 выводила 8,4 тонны на низкую орбиту, а последующие модификации: «Протон-К» и «Протон-М» – 21 тонну.
(обратно)16
«В память о тех, кто принес наивысшую жертву для того, чтобы другие могли достать до звезд. Через тернии к звездам, храни Господь команду «Аполлона-1» (англ.).
(обратно)17
ДКС – дальняя космическая связь.
(обратно)18
Имеется в виду ноябрь 1970 года.
(обратно)19
В действительности полет с медико-биологическими экспериментами на «Восходе-6» планировался, но осуществлен не был.
(обратно)20
Мы рады слышать вас! Вы подарили нам надежду! (англ.).
(обратно)21
Мы выполняем посадку, как слышите? Конец связи (англ.).
(обратно)22
А это – по курсу 1970 года. По нынешнему курсу – раза в полтора больше.
(обратно)23
Это настоящий космический дредноут! (англ.)
(обратно)
Комментарии к книге «Я – Гагарин. «Звездные войны» СССР», Георгий Бес
Всего 0 комментариев