«Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта»

Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта (fb2) - Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта [litres] 1173K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Валериевич Стрельников

Владимир Стрельников Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта

Пролог

Да твою поперек!!!

Назойливый, противный и, самое главное, громкий звон механического будильника заставил поднять тяжелую голову от подушки и открыть глаза. Все равно в голове резонанс, уж лучше встать.

– Вась, а Вась? Тебе рассолу принести? – раздался у дверей комнаты ехидный голос младшенького братца.

Вот мелкий, заранее выбрал самую удобную для отступления позицию.

– Женька, я тебя, обормота! Потом поймаю коварно, – пригрозил, садясь на кровати и прихлопывая наяривающего и ти́кающего паразита под смешки паразита двуногого. – Ты почему стрелки перевел? Знаешь ведь, что выходной!

– Вась, ты погляди, какой день! Сам ведь потом жалеть будешь, что на рыбалку не сходил. – Женька, загоревший как головешка, белобрысый пацан двенадцати годков, показал на сияющее за окошком небо. – Вась, ну давай сходим?

– Сходить вы можете сами, тут до набережной полчаса ходу пешочком, вы на великах за пять минут махнете. – Я положил руку на макушку, чуть помассировал. Да нет, все нормально, просто спать охота. Ну еще бы, вчера немного погулял, вернулся домой часа в три ночи.

– Вась, ну какая рыбалка с набережной? Уклейка разве, карась или глупый судачишко. Давай на твоем «додже», а? – Женька вытащил из-за двери запотевший стеклянный кувшин с квасом и вместе с кружкой поставил на столик между нашими кроватями. – На излучину сгоняем, жерехов да чехоней нахлыстом возьмем. Сам же потом с пивом съешь.

– Хорошо, только на пару часов. Что возьмем, что не возьмем – как выйдет.

Усмехнувшись, я потрепал по выгоревшей макушке братишку, наливая себе холодного кваса. Крупными глотками выпил ядреный напиток и понял, что жизнь-то налаживается. Конечно, Женька преувеличивает, сейчас и с набережной вполне неплохая рыбалка. Но все-таки он прав, денек отличный, почему бы и не порыбачить с братишкой?

– Сейчас я душ приму, оденусь и выйду. Жди. – И, нацепив шлепки, налил себе еще кружечку. Квас замечательный, мама его просто здорово делает.

Радостный братишка убежал готовить свои и мои снасти, а я прошел в летнюю душевую и под прохладной пока еще водой простоял с десяток минут, вымывая из организма следы вчерашнего излишества. Не то чтобы гайцов с алкотестерами опасался, нет. Не настолько я набрался вчера, просто основательно посидел с друзьями и подружками. Вчера даже на машине вернулся, после того как Галку до дома довез.

Ну а что? Скоростей у нас сейчас больших не развивают, как в прошедшие времена, до Катастрофы. Да и полиция подвыпивших водил не ловит. Нет, не дай боже, сшибешь кого или еще что натворишь – ответишь по полной программе, но именно выпивших водил не ловят. Да и незачем, участковый всех знает. Что и от кого ждать, кто чем дышит. Причем участковый пользуется немалым уважением горожан, наших соседей. Так что, если пожалуется матери, огребу по самое не балуйся. Просто он меня знает, и знает, что не буйный.

Вообще, я достаточно редко так отрываюсь, служба не позволяет. То учеба, то рейс, то снова учеба. Не сказать, что у меня должность большая, но весьма ответственная. Я бортстрелок. И служу я…

На задний двор, отгороженный от огорода забором из нетесаного горбыля, набежала тень, как будто облако закрыло солнце. Подняв голову, я увидел проплывающую над нами серебристую сигару жесткого дирижабля. Здоровый «Локхид», наверное, из Старых Штатов идет.

Так вот, служу я… да вот на похожем красавце и служу.

* * *

6 июня 2241 года, воскресенье

Ростов-на-Синей, Северный Союз

Василий Ромашкин

Вытирая голову полотенцем, зашел в дом и застал интересную, хоть и привычную картину.

Мать, уперев руки в бока, строила Женьку, явно не сделавшего домашнее задание.

– Мам, ну ведь каникулы! Ну завтра повторю!

Братец смотрел на мать глазами, смахивающими на глаза соседского спаниеля, и явно пытался разжалобить. Впрочем, это бесполезно, в вопросе образования своих детей мама походит на дракона (не к встрече будь помянут, говорят, попадаются иногда), и меня гоняла, и Женьку сейчас пилит. Причем делает это осмысленно, упорно и совершенно правильно.

– Ну ведь история, мам, – продолжал хныкать братец, вытаскивая учебник из стопки книг. – Ну завтра прочел бы.

– Если бы у бабушки… ну, дальше вы сами знаете, мальчики взрослые. – Мама немного смутилась и, скрывая смущение, скомандовала: – Читай! Пока не прочтешь, не отпущу! А ты, Вась, садись. Завтракать будешь?

– «Несмотря на широчайшие возможности, человечество, разделенное границами, экономическими и военными пропастями, не собиралось использовать свои технические достижения во благо себе. В начале двадцать первого века снова начался процесс нагнетания напряженности между Российской Федерацией и Соединенными Штатами, угрожающий перейти от холодной стадии конфликта к полномасштабным боевым действиям. Стороны были увлечены взаимными санкциями, возобновившейся гонкой вооружений и расширением сфер влияния на планете. – Женька страдальчески вздохнул, посмотрел на меня и, не найдя сочувствия, продолжил чтение: – Наблюдения за астероидами практически не велось, ограничивались редкими зарегистрированными малыми планетами и фиксацией их орбит. Совершенно неудивительно, что в начале мая две тысячи семнадцатого года астероид немногим менее километра в диаметре неожиданно и неотвратимо упал в районе Атлантического океана. Как раз на широте Нью-Йорка (примерно тридцатый меридиан западной долготы), в районе Азорских островов. Бывших Азорских островов. Удар был внезапным, астрономы засекли приближение астероида только за несколько часов до катастрофы…»

Женька стащил со стола один из блинчиков, которые начала печь мама, и макнул его в сметану.

– Полотенце возьми, заляпаешь жиром учебник.

В затылок братцу прилетело свернутое чистенькое полотенце. Мама к чистоте относится как к идолищу какому-то, весь дом сияет, и нас заставляет блюсти порядок. Ну меня-то уже нет, да я и дома бываю пару-тройку дней в неделю в лучшем случае. Это сейчас повышение квалификации, вот и ночую дома шестой день подряд. А когда наша очередь межконтинентальных перелетов подходит, то и пару месяцев меня может не быть.

– Угу, – Женька прожевал, вытер руки полотенцем и продолжил: – «От удара астероида образовалось цунами высотой около трехсот метров, которое смыло все восточное побережье США, западное побережье Европы и частично Африки. Потери оказались огромными, количество погибших превысило десятки миллионов. Но это – только первый удар стихии. Следующий удар был столь же внезапен и неотвратим. Чудовищные по силе землетрясения прошли по планете. Десятибалльные толчки смели с лица Земли города с миллионным населением и крохотные провинциальные городишки. Москва, Берлин, Париж – только в европейских столицах погибли десятки миллионов. Прекрасные здания превратились в каменные обломки. – Братец, не отрываясь от учебника, отхлебнул чая и продолжил чтение: – Под обломками зданий, на улицах, в разрушенных метрополитенах и убежищах остались погибшие люди. Число погибших превысило миллиард. Причем подземные толчки продолжались долго и не утихали в течение нескольких лет. Но и это не все. Ожили дремлющие вулканы, проснулись считавшиеся давно и надежно уснувшими Эльбрус и Арарат, вулканы Перетолчина и Кропоткина, Маелифелл и многие, многие другие. В том числе ожили и супервулканы. Самый известный из них – Йеллоустоун и его младшие братья Лонг-Велли в Калифорнии и Вэллис в Нью-Мексико превратили Северную Америку в филиал ада на Земле, ожил супервулкан Айра в Японии. В атмосферу были выброшены миллионы тонн пепла и камней. Наступила вулканическая зима. – То, о чем читал Женька, известно в нашем мире всем. Каждый взрослый и каждый школьник знает историю Катастрофы. И все же каждый раз рассказ о ней потрясает душу. Вот и брат притих и перестал коситься на аппетитные блинчики. – В принципе ничего сильно непривычного для уцелевших европейцев и североамериканцев не было, про жителей Сибири, Дальнего Востока, Аляски и Канады и говорить нечего. Ну, зимой холоднее, морозы под пятьдесят, лето прохладное. На территориях Европы и Азии температура не поднималась выше пятнадцати-шестнадцати градусов. Но это позволяло собрать хоть какой-то урожай. В России, например, была установлена жесткая, можно сказать, жесточайшая диктатура. Уцелевший министр обороны сумел при помощи армии и МЧС установить порядок и обеспечить условия для выживания уцелевшим пятнадцати миллионам граждан России. Кроме того, в Россию эвакуировалось около семи миллионов жителей США и Канады. В Европе ситуация сложилась значительно хуже, число городских жителей там было намного больше, да и в сельских районах люди жили в добротных домах. Так что число погибших многократно превышало число выживших. На всю Европу уцелело максимум пятнадцать миллионов человек. В Китае выжило около тридцати миллионов. А вот население Африки, Латинской Америки, Индии и Юго-Восточной Азии – миллиарды бедняков, привыкших спать в хижинах из картона, хоть и меньше пострадали от подземных толчков, но легче им от этого не стало. Люди гибли от холода и голода, в результате голодных бунтов, многие были растерзаны каннибалами. Завершили дело эпидемии. Огромные территории обезлюдели, и по сей день там практически пустые земли».

Женька закрыл учебник, тяжело вздохнул и сцапал еще блинчик.

– Мам, все, я прочитал.

– Тогда завтракайте. И, Жень, сколько вас поедет?

Несмотря на то что Женькины друзья тоже возьмут с собой перекусить, мама точно соберет на целый взвод.

– Сенька, Марина, Хеленка и Джекоб.

Ну я в принципе так и предполагал. Соседские ребятишки, братишкины одногодки. Правда, Марина и Хелен учатся в гимназии, а пацаны в Третьей школе, обычной. Но девчонки – они и есть девчонки. У них всевозможные способности просыпаются на пару лет раньше, чем у мальчишек. Правда, в основном пиромания и менталистика.

Вот и мама щелчком пальцев зажгла газовую горелку на плите. Правда, это практически предел ее возможностей, как и у абсолютного большинства пироманок. Бывают, конечно, и посильнее, но очень редко.

Менталистки тоже частенько встречаются. Порой девчонки обладают способностями и к пиромании, и к менталистике. Впрочем, толку от менталистики немного, разве понять, что парень с другой погуливает, или потерявшийся носок в шкафу найти. Очень редко попадаются сильные менталистки.

А вот парни обычно обладают способностями к телекинезу, опять же очень редко хоть сколь-либо серьезными, и к некромантии.

Да-да, некромантия. Вообще, все эти способности начали проявляться после Рывка. То тут, то там происходили возгорания, иногда начинали парить над землей предметы. Если учесть, что люди в то время выживали, то тут такое началось… Чуть ли не институт инквизиции возродили. Точнее, его возродили, но хотя бы до костров на площадях не дошли. Просто повезло – несколько ученых выжили и оказались в нужное время в нужном месте, сумели разобраться, что происходит, и начали систематизировать и изучать новые способности человека. Каширов, Робинсон, Йенсен, Романова, еще с десяток физиков и психологов. Разобрались во всем достаточно быстро, никакой магией тут и не пахло, просто чудовищная катастрофа спровоцировала раскрытие новых возможностей человеческого организма. Или наоборот, ожили старые способности, ведь вроде как в старину тоже ведьмы и колдуны были.

Задумавшись, я зашел в нашу комнату и уселся за стол с компьютером. Ну да, два века назад была чудовищная катастрофа. Но люди сумели выжить и практически не растерять накопленные знания. Не сразу, но сумели восстановить технологии, и сейчас компом никого не удивить. Правда, такого, чтобы дни напролет сидеть за компами, не встретишь, отмороженных геймеров сейчас практически нет, живем сложно, но как учебные пособия, средства для связи и развлечений компы снова начали отвоевывать себе место. Хоть и очень недешевы они, заразы.

Проглядев сводку погоды и пробежав глазами строчки новостей, я выключил компьютер и начал собираться. Оделся в старенькие джинсы и такую же рубашку, на голову нацепил кепку от солнца. Пистолет хоть постоянно на поясе, но дополнительно взял свою любимую рычаговую винтовку производства Ковровского арсенала. Сейчас хоть и лето, но зверья дикого множество. Предупреждений о вспышках бешенства среди плотоядных не проходило, но береженого Бог бережет. Видал я бешеных лис – зрелище жуткое. Страшнее разве пролетать над разрушенными городами прошлой эпохи. Такая аура смерти, что жуть. Ну да, я некромант. Абсолютно бесполезная в обычной жизни способность, всяких духов и прочих привидений в новых поселениях вывели давным-давно.

Впрочем, сейчас этими способностями практически каждый обладает хоть в минимальной степени. Кому-то удается применять их на практике, например, бригады грузчиков с удовольствием берут умелых телекинетиков, для женщин умение разжечь очаг или газовую плитку без спичек – как дар божий.

Ну а остальные выживают, как могут. Я, например, после армии прошел отбор. Нехилый такой, серьезный, и сумел поступить на службу в авиацию. Сейчас налетываю необходимый минимум, без которого не получится учиться на пилота самолета или дирижабля. Хочу выучиться на офицера-воздухоплавателя. Нравятся мне неторопливые вроде бы небесные гиганты. Наш «Ростовчанин», например. Хоть и сделан корабль на стапелях «Локхида-Мартина» тридцать два года назад, так еще примерно столько же налетает при должном уходе. А уж дирижаблям уход обеспечен, благодаря им человечество снова стало преодолевать огромные расстояния.

После Катастрофы были разрушены аэропорты, автомобильные и железные дороги, мосты, тоннели. Порты смыло цунами и разрушило подземными толчками, корабли оказались или потоплены, или выброшены далеко на берег. Я сам, своими глазами видел неподалеку от старого Владивостока, как в четырех километрах от берега лежит на боку посреди тайги огромный ракетный крейсер. Атомный ракетный крейсер.

Если кто из людей и сумел воспользоваться теми немногими часами, которые у них были с момента обнаружения астероида до столкновения с ним, – так это атомщики. Везде, повсюду, по всей Земле успели заглушить реакторы. Атомные электростанции, реакторы крейсеров, авианосцев, подводных лодок – все было остановлено. Моряки, если не могли выйти в море, фактически превращались в смертников, но реакторы глушили. Повсюду, из каждого работающего реактора вынимали урановые стержни и топили на больших глубинах. Атомщики шли на верную смерть от лучевой болезни, но выполняли свой долг. Те, кто это делал, почти все погибли от лучевой болезни, но атомной катастрофы удалось избежать. И именно поэтому такой проблемы, как радиоактивное загрязнение, у выжившего человечества фактически не имелось. Были зоны повышенной радиации вокруг разрушенных атомных станций, но если учесть, что народу стало в десятки раз меньше, то это совсем не проблема. Удалось предотвратить глобальное радиационное заражение.

М-да. Я оглядел свой небольшой арсенал и прикрыл дверцу оружейного шкафа. Не так уж и много у меня оружия. В отцовом сейфе в родительской комнате намного больше и выбор богаче. Но то папино оружие, я все еще надеюсь, что он вернется. А у меня хоть и пустовато, но самое необходимое я все же купил. Служебный наган сорок первого калибра, антикварный ПМ, вроде как неплохо сохранившийся, но стрелять из него я не рискую. Мой FN сорок пятого калибра на пластиковой рамке. Новодел, разумеется. Отличный пистоль, пятнадцать патронов в магазине, относительно легкий, мощный, надежный. Две винтовки, служебная образца тысяча девятьсот пятидесятого года, калибром шесть с половиной на пятьдесят миллиметров, и как раз эта магазинка-левер, сделанная по чертежам двухсотлетней давности, тоже под нашу «шестерку». Хороший винтовочный патрон, диаметр пули шесть с половиной миллиметров, длина гильзы пятьдесят миллиметров. Как у тогдашнего царя хватило мозгов на такой гениальный ход, неизвестно. Но патрон вышел великолепный, не зря почти три столетия на вооружении. Как в царской России этот патрон к производству приняли, так с тех пор только под него винтовки и проектируются. Правда, потом приняли еще один патрон, восемь на шестьдесят, для ротных, авиационных и морских пулеметов.

Автомат, кстати, немчура изобрел, военнопленный. С тех пор практически ничего не меняли, а сейчас снова вернули дерево вместо пластмассы на приклад и цевье.

В винтовке-левере единственное изменение – отъемный магазин. Мудрствовать не стали, стандартный автоматный на двадцать патронов присобачили. Вышло достаточно неплохо.

Еще две курковки двенадцатого калибра, одна с короткими стволами, вторая с длинными. Вот и весь мой арсенал.

– Привет, мелкие! – поздоровался я с ребятишками, выходя из дома, забрасывая свой рюкзак и устанавливая винтовку в держатель «доджа». Хорошая машинка. Я хоть и десятилетку взял, но уже откапиталил, так что еще десяток годков точно спокойно пробегает.

– Привет, здравствуй, добрый день, Василий… – мальчишечьи и девчоночьи приветствия посыпались со всех сторон – вместе с молодняком, усаживающимся на откидные сиденья в небольшом кузове.

На сиденье рядом со мной успела плюхнуться Маринка, огненно-рыжая девчонка с темно-серыми глазами. Выскочивший из дома Женька закинул корзинку с собранной матерью снедью в кузов, перекинул туда же рюкзак со снаряжением, передал свою двухлинейку и запрыгнул сам. Мелкашку взял еще и Джекоб, тоже болтовую тулочку. Тоже три века с гаком этой модельке. Впрочем, сейчас мы по выпускаемой технике выходим на уровень конца двадцатого – начала двадцать первого века. Только-только.

– Вась, аккуратней там и присмотри за молодежью. – Мама вышла на крыльцо и помахала нам вслед рукой.

Отъезжая, я видел в зеркале заднего вида фигуру мамы. Красивая моложавая женщина сорока с небольшим годков. Когда семь лет назад отец не вернулся из рейса, нам было очень тяжело. Не в материальном плане, нет. Мама работала на патронной фабрике, я начал работать токарем в порту, пенсию за отца платила компания. Просто мы все очень любили папу.

Мама несколько лет по ночам плакала, да и сейчас порой тоже. До сих пор забыть не может, хотя к ней пару раз приходили вдовцы с предложениями.

Гуднув проходящим по гулкому тротуару знакомым девушкам, я свернул на дорогу, ведущую к выезду из нашего городка. Ростов-на-Синей был основан как лагерь переселенцев, беженцев из разрушенных городов. Сейчас нашему Ростову уже больше двухсот лет, населения в нем почти сто тысяч человек. Очень немаленький по нынешним временам город.

Вскоре дома и огороды остались позади, по основательно утрамбованной грунтовке мы пылили через холм к любимому месту рыбалки, срезая немалый крюк, который делала река.

В результате выехали на широкий песчаный пляж в том месте, где река делает излучину и где русло прилично сужается. На противоположной стороне высокий обрывистый берег, увенчанный высоченными соснами, суводи и водовороты. Это место здорово любят жереха, чехони, голавли. Да и хариус встречается частенько, это за городом он жить не любит.

Ребятишки быстренько распаковали снасти и вскоре уже вовсю рисовали лесой фигурные петли, забрасывая мушек подальше от берега. На берег, в выкопанную в песке глубокую лужу, полетели первые выловленные рыбины.

Я поймал парочку крупных, сантиметров по семьдесят, чехоней и собрал удилище. После чего завалился дремать в машине, в тени старого дуба. Здесь, в зоне работы полицейских разъездов, особо опасаться нечего, просто зевать нельзя. А у нас, некромантов, есть неплохая особенность – мы убийц за версту чуем. В прямом смысле, где-то за километр. Не все, конечно, но у меня так получается, сталкивался уже с этим. Точнее, чуем мы живых людей, особенно тех, которые хотят нанести нам вред.

– Смотрите, волк! – Хеленка вытянула руку и показала на замершего на яру зверя. – Вась, стрельни его!

– Угу, сейчас. – Я вытащил бинокль и поглядел на здоровенного кобеля. – Это собака, Хелен. Парни, не стреляйте! – Это я мальчишкам с мелкашками, которые успели схватить винтовки и сейчас торопливо щелкали затворами.

Тем временем пес длинными прыжками сбежал с обрыва, обрушивая горы песка, и прыгнул в воду, направляясь к нам.

На всякий случай я взвел курок винтовки, внимательно осмотрел противоположный берег. Нет, ничего не вижу и никого не чую. Из людей и нежити, естественно, так-то зверья и птицы полно.

Выплыв на мелководье, пес выскочил на берег, отряхнулся, взметнув полыхнувшее радугой облако брызг, и неуверенно подошел к нам. Остановился метрах в пяти, лег, положив голову на передние лапы, пару раз осторожно махнул хвостом.

– Сюда, к ноге! – Я разглядел на ошейнике ярко-красную пластиковую гильзу от дробовика, примотанную красной же изолентой. – Лежать!

Здоровенный кобелина послушно улегся у моих ног и снова дважды махнул хвостом, показывая, что он смирный.

– Что там? – Маринка прямо изнывала от любопытства, подпрыгивала и пыталась заглянуть в письмецо, которое я вытащил из гильзы. – Вась, ну прочитай.

– «Спасите! Сломала ногу, посылаю своего Альфреда за помощью! Алена Шушкина». – Я присел и погладил пса по загривку. – Молодец! Настоящий товарищ.

Псина вскочил как на пружинах, всем видом показывая, что готов вести нас к хозяйке.

– Пойдем спасать? – У Маринки заблестели глаза, девчонка едва не прыгала от азарта.

Хелен, ее подружка, тоже приплясывала от нетерпения, да и пацаны вместе с ними.

– Обязательно. – Я сел и аккуратно снял с пса ошейник. – Только отвезу вас в город, позвоню в МЧС и с дежурной сменой спасателей приеду сюда. Я так думаю, что Буфон след Альфреда возьмет спокойно. – У нашего городского отдела МЧС пяток служебных бладхаундов. Отличные собаки, если надо кого-либо найти по следу.

– Вася, ну ты… – Хелен даже притопнула от негодования. – Ты же некромант, я и Марина менталистки, неужели ты чего-то опасаешься? Да там, может, любовь всей твоей жизни погибает!!! – Вот что-что, а романтику никто не отменял, и множество любовных романов и сейчас гуляет в сети. Судя по всему, Хеленка ими зачитывается. Впрочем, самый возраст для девочек. – Мы обязаны оказать помощь!

– И окажем. – Я кивнул, вынимая из машины аптечку и двуствольный «дерринджер» сорок первого калибра. Лежал пистолет в бардачке на всякий случай, еще от прошлого владельца остался. Вот и пригодился. – Хелен, Марина, вы пока ремешки снимайте. Вы девчонки фигуристые, с вас джинсы и без ремней не спадут. А свои пистолеты в карманы курточек положите. – У девочек на поясах тоже по «дерринджеру», только тридцать восьмого калибра. Не принято как-то у нас, чтобы девочки, девушки и женщины безоружными ходили. Парень может одним ножом обойтись, а вот женщины обязательно с огнестрелом.

Вспыхнув, девчонки торопливо повыдергивали из джинсов тонкие прочные кожаные ремешки и подали мне. Написав короткую записку, вложил ее в аптечку вместе с парой брикетов пеммикана и пистолетом. Продев в петли на аптечке, застегнул на мощной шее овчара ремешки девчонок.

– Беги к хозяйке, Альфред. Ищи!

6 июня 2241 года, воскресенье

Левый берег реки Синей, выше Ростова-на-Синей

Василий Ромашкин

Псине словно хорошего пинка дали, он вскочил одним длинным слитным прыжком, развернулся, махнул к реке. И вскоре исчез посреди сосен на яру.

– Быстрее собирайте рыбу, сегодня я вас сюда уже не привезу. – Сматывая свою удочку, сказал я суетящимся ребятишкам. – Или выпустите, но так не оставляйте.

– Тоже скажешь, Вась, выпустите! – шуруя саком в луже, пропыхтел Женька. – Мы уху думаем наладить и жереха закоптить. Придешь?

– Вот не знаю, Жень, когда обернусь, – заводя машину, ответил я. – Где эта Шушкина будет, когда вернемся, – неизвестно. Усаживайтесь скорее.

На этот раз на сиденье рядом со мной уселась Хеленка. Хорошенькая мулаточка, что, впрочем, у нас в Ростове не редкость. После Рывка в наш тогда еще лагерь переселенцев подселили человек пятьсот американских солдат с семьями. И практически все – негры и мулаты. Так что кофейным цветом кожи здесь никого не удивить. Кстати, со старшей сестрой Хелен, Полли, я гулял одно время. Но как-то разбежались, сейчас Полли замуж вышла и живет в соседнем городке.

До города доехал гораздо быстрее, чем ехал на рыбалку. Выгрузил ребят у нашего дома, махнул матери и двинул в сторону отдела МЧС. В полицию от спасателей позвонят, делов-то.

6 июня 2241 года, воскресенье

Ростов-на-Синей

Анастасия Ромашкина

Старший сын исчез за поворотом, оставив меня в обществе младшего и его друзей. Куда это Вася направился, интересно?

– Жень, куда поехал твой старший братец? – поинтересовалась я, повернувшись к странно серьезным малолеткам. – И чего вы такие хмурые, как будто у вас торт отобрали?

– Так, Анастасия Александровна, Васька поехал спасать девушку, а нас с собой брать не захотел! – не выдержав, сказала Хеленка, обиженно надув губки и придерживая руками сползающие брючки. – Там…

– Там такой пес на том берегу… мы думали – волк… я за винтовку, а Вася командует: «Не стрелять!» Пес как прыгнет, брызги – во!!! И к нам…

Когда мальчишки и девчонки, обступив меня и перебивая друг друга, рассказывали о сегодняшнем большом приключении, нестройный хор детских голосов не успокоил, а, наоборот, здорово взволновал меня. В городе, оставшемся с прошлых времен, частенько копались черные археологи, но чтобы кто-то вот так всерьез попадал в неприятности – такого давно не было.

– Так, молодежь, тихо! Василий поступил абсолютно правильно! Спасение людей в старых городах (а эта девушка, скорее всего, в старом городе) является задачей сложной и серьезной, и потому вам там пока делать нечего. Пойдемте, чаем напою с пирожками, расскажете все по порядку. А ты, Жень, корзину с рыбой пока на ледник опусти. И закрой хорошо, чтобы, как в прошлый раз, коты не растаскали. – Я повела галдящих подростков на крытую застекленную веранду – поить чаем и выяснять подробности происшествия, но тут в прихожей зазвонил телефон.

– Алло! – Сняла трубку.

– Мам, привет. Извини, что не остался рассказать, просто некогда было. В общем, какая-то дамочка умудрилась сломать ногу, скорее всего, в старом городе. Так что я со спасателями подскочу туда и вернусь. – Совершенно спокойно, как о чем-то обыденном, сказал сын.

Нет, я знаю, что он мне далеко не все рассказывает о своей службе, да и о перестрелках говорит только тогда, когда понимает, что я точно узнаю со стороны. Но мог хотя бы подумать, что мать волнуется?!! Хотя… подумал и звонит.

– Осторожнее там, сынок. И… вы надолго? Как с продуктами? – Не стоит показывать, как у меня сердце сжалось от недобрых предчувствий. От этого Вася не передумает идти со спасателями, сама воспитывала. Так что нечего старшему сыну нервы трепать.

– Да нормально, мам. Сухпаи спасатели берут, кроме того, твоя корзинка полнехонька, мы ее не тронули. Я думаю, день туда, день обратно. Завтра вечером или послезавтра утром, даст бог, появлюсь дома. Пока, мам, не волнуйся.

– Пока, сынуль. Будь осторожен и не лезь на рожон, – ответила и, дождавшись коротких гудков, села на стульчик около телефона. Пару раз глубоко вздохнула, гипервентилируя легкие, поглядела на пальцы, зажгла и потушила язычки пламени, после чего пошла на веранду, где вовсю распоряжались Женькины подружки, накрывая на стол. Девчонки серьезные менталистки, и потому я должна быть абсолютно спокойной. Нечего народ будоражить.

6 июня 2241 года, воскресенье

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

На крыльце конторы спасателей сидели два парня в форме – один с гитарой, а второй с губной гармоникой, и вдохновенно наяривали то ли блюз, то ли блюграсс. Наверное, свободные от смены. Я всех в нашем микрорайоне не знаю.

– Привет, МЧС! – поднимаясь по ступенькам, поприветствовал их, на что оба кивнули, не прекращая музицировать.

За открытыми дверями справа за столом с десятком телефонов и парой компьютеров сидел дежурный по МЧС. Ну, этого-то я знаю.

– Леш, здорово. Прими срочное! – Я положил ему на стол гильзу с письмом.

– Здорово, Василий! – Одноклассник, крепкий и смуглый парень, пожал мою руку. Вытащил из гильзы письмо, прочел и, нахмурившись, поднял трубку одного из телефонов. – Второй группе – на выезд. Старшего группы – к дежурному! – после чего повернулся ко мне и вынул один из стандартных бланков…

Через десять минут мы, то есть я, трое спасателей и двое подъехавших парней из полиции, ехали в фургоне МЧС с лодкой на прицепе. На переднем кресле рядом с водителем важно сидел здоровенный кобель с длинными ушами и очень грустным взглядом.

– Как думаешь, далеко эта Шушкина? – взявшись одной рукой за поручень, а второй придерживая на коленях помповый дробовик с коротким стволом, в очередной раз спросил меня немолодой сержант из патрульной службы.

– Не знаю. Овчар у нее здоровенный, такой и полсотни километров пробежит, не запыхается. Но это на том берегу Синей, и, прямо скажем, мне это не нравится. – Я в очередной раз чуть не прикусил язык на очередном ухабе, проклиная про себя жесткую подвеску фургона. – Скорее всего, она из искателей, что еще делать на том берегу?

С той стороны Синей находилось несколько старых городов. Несмотря на то что прошло больше двухсот лет с момента Катастрофы, в городах до сих пор оставалось множество вещей, и некоторые насквозь отмороженные особи мародерили в развалинах.

Приехав на излучину, мы все ввосьмером сняли тяжеленную шлюпку «тузик» с прицепа.

– Слушай. МЧС, вы когда дюральку получите? – пыхтя от натуги, спросил сержант. – Надорвешься здесь с вашей бандурой, придется на пенсию по инвалидности уходить.

– Ты еще из пластика попроси, а лучше прямиком из золота! – Опустив лодку на прибрежный песок, старший из спасателей вытер рукавом форменной синей куртки лоб. – Вась, куда, говоришь, кобель рванул?

– Вот к тем соснам на яру, Мартын Сергеевич. Видишь, до сих пор взрыт берег там, где он поднимался. – Я ткнул пальцем в небольшие осыпи на крутом склоне противоположного берега.

– Ясно. Ты как, с нами? – И старший, усмехнувшись, поглядел на меня.

– Риторический вопрос? – так же усмехнулся я. – Сам же нас в школе учил – здоровый и свободный от обязанностей человек должен оказать помощь терпящему бедствие. Я на отдыхе, так что пройдусь с вами. Тем более, если придется в мертвый город идти, лишний некромант не помешает.

– Это да, – кивнул сержант. – Мартын да ты, Василий, да Сеня, он хоть и послабее, но тоже почуять неупокоя сможет. Как-то спокойнее ночевать будет.

– Думаешь, товарищ сержант, что придется ночевать около мертвого города? – Молоденький полицейский опасливо поглядел на север. Как раз в ту сторону, куда убежал овчар. – Поэтому картечь с серебром взяли?

– Урядник, тебя чему учили? Любой выход за город – два патрона с серебром под личную ответственность. Береженого Бог бережет. – Сержант щелкнул по каске урядника, вынул из магазина дробовика пяток обычных патронов и бережно вставил на их место патроны с серебром, после чего добил обычной картечью.

Все правильно, первые три остались обычные, а завершают патроны с пулями на неупокоя. А то мало ли что, не простого же медведя серебром начинять. Да еще мелким, это, скорее, не картечь, а крупная дробь, примерно нолевка.

– Ладно, проверили оружие, снаряжение. – Старший первым выполнил свой приказ и уселся в шлюпочку. Вообще-то, хоть такие лодки и зовут у нас «тузиками», на самом деле это ял-четверка. Если по морской квалификации.

Вскоре мы уже стояли на яру, и бладхаунд задумчиво обнюхивал ошейник овчара. Потом пес вроде как неторопливо прошелся по обрыву, высоко задрал голову, и попер буром в кусты, сильно натягивая корду, таща за собой собаковода да еще и подвывая при этом.

– Верхом след взял, хорошо пойдем! – Сержант торопливо направился за Мартыном, за ним урядник, следом я с винтовкой за плечами, небольшим рюкзаком за спиной и корзинкой с материнской снедью в руках. А что, на рыбалке съесть не успели, так здесь смолотим, я так думаю, что на первую ночевку встанем, не доходя до мертвого города. Светлого времени осталось с гулькин нос. Не стоит по ночам шататься по развалинам. В том, что дама, приславшая записку в ошейнике пса, в мертвом городе, я как-то и не сомневался.

В принципе так и случилось.

6 июня 2241 года, воскресенье

Лесной массив на правобережье Синей, неподалеку от развалин старого города

Василий Ромашкин

– Шабаш, тут ночуем! – Старший оглядел небольшую полянку, на краю которой бил крохотный родничок. – До мертвого города еще верст двадцать, так спокойнее. Но дежурим обязательно. Я как самый старший – первый, Сеня второй, ну а тебе, Вась…

– Собачья вахта! – грустно кивнул я.

– Ну. Ты бортстрелок, тебе не привыкать, – усмехнулся сержант, со вздохом облегчения снимая с себя штатный ранец. – Так что бди утром, тем более что сейчас ночи короткие.

– Точно, – кивнул старший, обрубая лапник с соседних елок. – Встанем затемно, позавтракаем и с первыми лучами тронемся. Даст бог, еще утром будем в городе.

– В Васильевске? – спросил молодой урядник и получил короткую затрещину от сержанта. – За что, товарищ сержант?

– Не поминай старые названия неподалеку от старых городов. Не любят они этого.

Выщелкнув из рукояти пистолета магазин, заменил его на другой, с серебряными пулями:

– Тогда я спать.

Ухватив охапку колючих еловых веток, бросил их неподалеку от разводимого костра и вскоре уже дрых. На ночную вахту надо заступать, хорошо выспавшись, тем более не очень далеко от старого города…

7 июня 2241 года, понедельник

Лесной массив на правобережье Синей, неподалеку от развалин старого города

Василий Ромашкин

Лунный свет заливал лес, отбрасывая на поляну тени от высоких деревьев. Костер был давным-давно потушен, ибо нет ничего проще, чем потерять ночное зрение, поглядев в пламя костра. Вокруг кострища на разные лады похрапывали мужики, завернувшиеся в пледы.

Я сидел на выворотне на окраине поляны, на опушке леса, винтовка была прислонена к правому колену. За голенищем высокого сапога в засапожных ножнах лежал простой на первый взгляд кинжал. Точнее, тяжелый нож.

Правда, сидел и дежурил я не один. Ко мне подошел зевающий, но отоспавшийся пес Рафаль. Прямо скажем, он напарник отменный.

От поляны шел густой медовый аромат. От леса пахло хвоей и смолой. Кричали ночные птицы, наяривали цикады и кобылки, порой светящимися облачками мелькали стайки светлячков. Только комариный зудеж в межветрие портил настроение.

– Какое «волчье солнышко»! А, друже? – Я погладил лобастую башку бладхаунда, положившего голову мне на колени и пускающего слюни. – Слюнявый ты, однако, брателло. Ничего не чуешь? А вот я учуял, гости у нас, дружище.

Я встал, одновременно повесил винтовку на плечо, отряхнул штанины и потрепал вскочившего пса. Поглядел на сияющую луну, прислушался к ночи, потом внимательно «вслушался» в ночь. Что-то на грани, на пределе восприятия. Едва ощущается, еле-еле. Не открываясь, продолжил сканировать пассивно.

Ощущение здорово усилилось, разделилось.

– А вот и гостья на дымок пожаловала! – Я улыбнулся, перекинул винтовку на грудь и отщелкнул клапан кобуры. – Патрикеевна, доброй ночи. – И «ухватил» попытавшуюся метнуться лисицу. – Ну, куда ты! Покажи личико.

Лису перекорежило, плеснуло туманом. И вот на месте лисицы уже стояла молодая девушка.

– А где твои хвостики, кумушка? Их сколько, пять? – Улыбаясь, свел «ухваченные» хвосты к основной сущности. Из кустов одна за другой стали выходить девушки и сливаться с основой. Вскоре передо мной предстала статная красивая молодка с пятью хвостами, торчащими из-под юбки.

– Надо же, брюнетка. И хвосты серебряные. – Я внимательно поглядел на угрюмо стоящую девушку, залитую лунным светом. – То есть живых ты не заморочила? Не заморила?

Гулкий утробный рык Рафаля и метнувшаяся от дальних кустов рыжая молния могли бы напугать, но я ждал этого. Небольшой, огненно-рыжий в свете фонаря лисенок завис в воздухе, а потом был плавно перемещен мною к взрослой лисице.

– Эх, ни фига себе, Вась, ну у тебя и добыча! – Сонный, с обнаженным кинжалом в правой и со служебным наганом в левой, Мартын Сергеевич встал рядом со мной. – Надо же, сумел «прихватить», стрелять не стал и на нож не принял. Пятихвостка и лисенок. Вась, ты точно не хочешь работать в инквизиции?

– Там дисциплина слишком жесткая, Сергеич. – Настроение у меня резко испортилось, и для того были серьезные причины. – Сейчас ты не о том думаешь. Младшая – огневка! – И я потянул из ножен блеснувший в свете луны тяжелый нож некроманта.

– Нет!!! – Старшая лисица, к моему удивлению, сумела сделать пару шагов к нам и упала на колени, когда я «придавил» ее. – Не трогай дочь! Развей, развоплоти меня, я ее обратила, но не трогай доченьку!

– Дочь? – Сергеич удивленно поглядел на крутящуюся в воздухе и в ярости щелкающую совершенно не лисьими челюстями лисичку. – Это твоя дочь? Век живи – век учись.

– Что ты знаешь о жизни, человек? И что ты знаешь о смерти? – Стоящая на коленях женщина выпрямилась. На ее лице двумя дорожками блестели слезы. – Ты знаешь, как больно, когда ты уже умерла, а твоя дочь плачет и кричит, и зовет тебя? И ты не уходишь в свет, кружишь вокруг задыхающейся от боли девочки и ничего не можешь сделать? Я не поняла, как стала лисой, но сумела проскользнуть сквозь обломки, вылизывала лицо дочки, носила ей воду в пасти. Дочь сама ушла со мной и стала лисенком. И не ее вина, что она убила охотника, который всадил в нее две порции дроби. В лисичку-сеголетка!

– Это кто? – громким шепотом спросил сержанта молодой урядник.

– Лиса Патрикеевна, кицунэ по-японски. Нежить. – Сержант тоже вылез из-под одеяла, держа дробовик в правой. Потер лицо свободной рукой и подошел к нам. – Огневка, говоришь? Кончать будешь?

– Нет! Убей меня, но не тронь Таню! – Старшая вскочила, частично перекинулась и оскалила зубы. Потом снова, застонав, упала на колени.

– Чего медлишь, Василий? – хмуро спросил Сергеич, придерживая за ошейник Рафаля. – Прими на клинок, не мучь.

– Рука не поднимается, Мартын Сергеевич. Может, ты?

Лисичка, обессилев, упала на землю и обернулась девочкой максимум семи годов от роду. И хоть я знал, что ей не меньше двухсот, все равно было тяжело.

– Нет, твоя добыча, – покачал головой старший. – Отпустить огневку мы не можем. Мы не судьи, Вась, выбора у нас нет. Хотя у лис выбор есть.

– Предстать перед инквизитором? – Я поглядел на лисиц. Младшая переползла к матери и, обняв ее, уткнулась ей в грудь. Лицо старшей уже ничего не выражало. – Патрикеевна, как твое имя?

– Полина, это мое истинное имя. Мы готовы предстать перед людским судом. – На вернувшем человеческие черты лице застыло спокойствие. – Готовь сосуд, человек.

– Хм… – Я смущенно поглядел на спасателя. – Мартын Сергеевич, не одолжишь флягу?

– Не одолжу. Продам, полусотня золотом. – Спасатель вытащил из подсумка небольшую флягу. Неброская, в простом суконном чехле. Верхний слой серебро, внутренний медь. Причем фляга очень прочная, просто так не испортишь. – А то учишь вас, молодых, учишь.

– Но это тройная цена, – вяло попытался возразить я, внутренне уже согласившись.

– Ты где-то видишь лавку, торгующую артефактами? Не мука тебе, а впредь наука.

И я поймал брошенную емкость:

– Ну ладно, – откупорил довольно увесистый сосуд, поглядел на лисиц.

И те, расплывшись туманом, втекли во флягу. Мне осталось только плотно закрутить пробку и зафиксировать ее чекой.

– Ну, теперь у тебя есть свой собственный геморрой, – усмехнулся Сергеевич, подходя к кострищу и складывая сухие сучья в колодец. – Давайте, подъем. Раз уж встали, сварганим хороший завтрак. Все едино скоро светает.

– А почему не убили? Нежить же? – Урядник повесил на перекладину закопченный чайник. Молодец парнишка, сориентировался, воды принес.

– Кицунэ сложно назвать нежитью, Клим. – Я присел на свою лежанку, крутя в руках флягу. – Скорее нелюдь. Мы слишком мало знаем еще обо всем этом, слишком мало информации. Кицунэ опасны, могут убить, но обычно просто морочат-крутят. Стараются не проливать кровь, хотя при поглощении души живого резко становятся сильнее. Но это редкость, Клим. Обычно они поглощают бродячие души, всякие полтергейсты, привидения, прочие неупокои. Они разумны, у них устойчивое тело, что людское, что лисье, хотя как это получается – никто пока объяснить толком не может. Вообще, эти лисы стоят особняком. Да и встречаются редко, очень редко. Я и не думал, что около нас живет семья. Теперь понятно, почему с этой стороны старого города относительно спокойно, кицунэ не терпят конкурентов. Не зря у мамаши целых пять хвостов, на ее счету минимум полсотни неупокоев.

– Как понять – устойчивое тело? – Молодой урядник с опаской поглядел на мою флягу.

– Кстати! Сергеич, держи! – Я вытащил из кошелька пять золотых дукатов и передал ему. Один дукат равен нашему червонцу. Так что в расчете.

Сейчас народа мало, и бумажных денег почти нет. Серебро, золото, никель для мелочи. Иногда платина встречается. У меня в ячейке банка лежат несколько платиновых талеров. Точнее, целых десять, на пятьсот рублей. Плюс золотом и серебром еще на столько же. На свой дом коплю, надо свою крышу над головой заводить, вечно у матери жить не получится.

– Вот молодец, – кивнул спасатель, принимая деньги и пряча их в портмоне. – А насчет устойчивого тела – в лисьем обличье они себя как настоящие лисы ведут, охотятся, едят кроликов, зайцев, птицу давят. Да они и в людском обличье от людей почти не отличаются. С ними даже трахаются иногда, хотя от этого отдает некрофилией.

– Экзотичненько так, – усмехнулся я, пряча флягу в мародерку. После чего взялся за завтрак, а то без меня наготовят…

В котел бросил нарезанного копченого сала и лука, быстренько обжарил, залил водой, дождался, когда закипит, и всыпал гречневый концентрат. Через двадцать минут все ждали, когда остынет порция Рафаля, поставленная в родник.

– Сень, ты мешай мешай! – не выдержал Клим, принюхиваясь к котлу. – Тут же слюной истечешь!

– Кто мешает, того бьют. Я перемешиваю! – важно воздел ложку вверх Семен. Ткнул пальцем в собачью порцию и вытащил ее из родничка. – Рафаль, кушай. На здоровье.

Псину не пришлось уговаривать дважды, хоть собаки и не очень любят гречку. Но тут такой мясной дух от каши шел, что на самом деле слюнки текли. Очень неплохие концентраты делают на нашей фабрике, точнее – отличные!

– Так, давайте чашки, орлы. Сначала орлы старшие. – Я плюхнул пару поварешек в миску Сергеича, передал ему ее и принял миску сержанта…

7 июня 2241 года, понедельник

Окраина старого города

Василий Ромашкин

– Так, теперь смотрим в оба, до старого города осталось чуть-чуть. – Старший поудобнее перехватил свой дробовик. Мы поднялись на насыпь древней дороги. На ней хоть и росли деревья и трава, но идти все равно было удобнее, чем внизу.

Никаких старых машин, дорожных указателей, вообще ничего железного здесь не имелось. Отсюда все, что могли, вывезли. Здесь это было сделать проще всего. Насколько я знаю, тут неподалеку вообще одно время стан был разбит, где разбирались на запчасти машины, складировалось уцелевшее имущество. Там сейчас пусто, да и расположен этот стан несколько в другом месте. А овчар Шушкиной бежал так, как ему больше нравилось.

– А где? – Клим явно нервничал, перебирая пальцами по своей винтовке. Тоже штатная, кстати. У нас что для армии, что для полиции делают одинаковое оружие.

– За холмом, километрах в пяти. – Я его прекрасно понял.

Город уже ощутимо давил. Мы, некроманты, выносим такие явления намного проще, потому что ясно, что и как. А вот народ простой плющит не по-детски, заставляет нервничать.

Ночами в городе простому человеку вообще лучше не оставаться, можно и сдвиг крыши заработать. Или какой-либо неупокой захватит, майся потом с одержимым. Далеко не каждого можно вернуть обратно, даже если успеют аккуратно спеленать.

Рафаль уверенно тянул нас по старой дороге, так что вскоре мы встали на гребне холма. Снизу развалился, по-другому и не скажешь, заросший американским кленом и осинником старый город.

– Ох ты ж… – Клим сбил на затылок форменную фуражку и застыл в восхищении.

– Ну да, ну да, – задумчиво кивнул старший, неторопливо осматривая руины в бинокль.

Здесь когда-то жило чуть больше полумиллиона человек. Довольно крупный город даже по меркам тех времен. Он практически одномоментно был снесен десятибалльным толчком, после которого в городе не осталось ни одного целого здания. Причем толчок произошел поздней ночью, когда большинство жителей находились дома.

Все, старые купеческие бревенчатые особняки, переделанные в коммуналки, каменные постройки царских времен, двухэтажные бараки старых заводов, сталинские, хрущевские и брежневские многоэтажки, небоскребы постсоветских времен – все было развалено и разрушено. В живых остались единицы. Правда, таких единиц набралось около пятидесяти тысяч живых людей.

Большинство оказались ранены, почти все в чудовищном шоке, помощи ждать было особо неоткуда. Но все-таки люди сумели выжить, да и помощь пришла.

Армию тогдашний министр обороны в полном составе вывел своим приказом в полевые лагеря. Сберег людей, да и большую часть техники. И семьи воякам тоже рекомендовал вывести, что они и сделали в своем большинстве. Из тех пятнадцати миллионов выживших в России больше миллиона – военные и их семьи.

И сюда на помощь людям прибыл целый мотострелковый полк. При помощи вояк был организован штаб спасения, людей начали выводить из района разрушений, собирать имущество и уцелевшую технику.

Собирали имущество долго, минимум лет пятьдесят. Разбирали заводские корпуса, извлекали станки и инструменты, снимали рельсы, резали тяжелое оборудование на металлолом. Искали электронику, лекарства. Короче, все, что можно, тащили.

И хоронили тех, до кого могли добраться.

Тогда впервые и столкнулись с неупокоями, призраками и прочим. Хотя сейчас день, встретиться с ними маловероятно. Не очень любят они солнечный свет.

– Так, повышенные внимание и осторожность! – Старший оглянулся на нас. – Вась, Сеня, сканируйте, не скрываясь, мы не на «охоте». Остальные – глядеть в оба глаза и слушать. Проверить оружие, быть наготове. И друг друга не перестреляйте!

Какое-то время мы проверяли оружие – береженого и Бог бережет. А потом пошли за натянувшим поводок Рафалем.

Город начался внезапно – грудами оплывшего кирпича, поросшего деревьями и кустарником. Какие-то древние автомобили из тех, что не стали брать сборщики имущества, ржавыми блямбами стояли на бывших дорогах. Некоторые все еще поблескивали стеклами и зеркалами заднего вида.

– «Сбербанк»… – С трудом прочел когда-то зеленую надпись на уцелевшей стене Клим. – Надо же, какие окна огромные. И смотри, стекло уцелело! Интересно, почему его не вытащили?

– Скорее всего, не рискнули подходить к стене, – пожал я плечами, вскидывая винтовку и пытаясь взять на мушку собаковолка, мелькнувшего в дальнем переулке. – Не успел, блин. Кто-то их основательно шуганул, причем недавно. Похоже, как раз наши спасаемые. Сень, вы скоро?

На лапы Рафалю обували специальные ботиночки из плотной кожи. Правильно, тут стекол и всякой ржавой дряни немерено. Еще располосует лапы псина.

– Все, пошли. – Рафаль снова натянул корду и уверенно взял след. Роскошный пес, прямо скажем.

– Осторожнее, тут заросли борщевика. Обгорим потом на солнце, не дай бог! – Старший вытащил из-за спины лопату. Нормальную такую БСЛ с чуть укороченным черенком. Снял с нее чехол и принялся аккуратно подрубать высоченные растения.

Около четырех часов мы шли по городу. С каждым шагом ситуевина мне все больше не нравилась. Если мы не успеем найти своих клиентов через час-другой, придется ночевать в городе.

Сержант уже давно хмурил брови, Клим судорожно стискивал свою винтовку, смахивая пот со лба. Город здорово давил, заставлял нервничать. И веселый птичий щебет не помогал – над руинами ощутимо висела аура смерти.

Рафаль свернул с одного из древних проспектов вглубь разрушенного квартала многоэтажек. Под ногами хрустел крупный бетонный щебень, порой приходилось перебираться через здоровенные глыбы с торчащими во все стороны ржавыми прутьями арматуры.

– Так, стоим, – скомандовал старший, открывая планшетку. Сергеич вытащил карту города, прикинул, куда мы идем. – Хреново, в этом районе вообще никаких работ не проводилось. Но есть старая церковь, похоже, там и схоронилась эта Шушкина. Идем, аккуратно и неторопливо.

– Глянь! «Мерседес»! – Я ткнул пальцем в насквозь проржавевшую, роскошную когда-то машину. От былого великолепия осталась только звезда на капоте. – Интересно, а почему никто на этой стоянке не пошерудил? Ты погляди. Сколько тачек уцелело, сюда же ни один кирпич не долетел.

– Выводить тяжело, машины хоть и дорогие, но тогда на фиг не нужны были. – Сержант поглядел на старую стоянку богатых машин. Сквозь толстый слой асфальта пробились кусты и деревья, приподняв и подвинув лимузины и дорогие вездеходы. – Тогда не до жиру было, а потом поздно стало. Хотя можно было бы поглядеть, что там есть в салонах. Мало ли что богатеи в машинах оставляли.

– Не до того, – отрицательно покачал головой старший. – Хотя…Гляди, Рафаль точно в церковь прет. Давайте вскроем пару машин, раз уж идем через стоянку. Только чтобы стекла были закрыты. Вон, гляди, как раз в рядок стоят. Сень, давай поводок, поработай монтажкой. Вась, ты топориком кусты посрубай вокруг.

– Хорошо, Мартын Сергеевич. – Я вслед за Сенькой сбросил рюкзак на асфальт и начал обрубать ветки, мешающие подобраться к машинам.

Мародерка нас увлекла, мы распотрошили пяток машин.

– Глянь, что! – Присвистнув, Клим вытащил из оперативной пластиковой кобуры отлично сохранившийся пистолет. – А, ерунда, резинострел. Только на сувениры. Блин, богатеи же, неужели у них ничего стоящего не было, кроме этого? – И молодой урядник кивнул на небольшую кучу хабара около наших рюкзаков.

Десяток бутылок старого коньяка и водки, пара блоков сигар в пластике (кому они нужны, понятия не имею, сейчас курящих практически нет), три кейса с инструментами, монтажки – и в принципе больше ничего хорошего.

– Ты немного не прав, Клим. – Я вытащил из окаменевшей добротной борсетки, сделанной из какой-то кожи, пачку древних долларов, плотную банковскую упаковку пятитысячных рублевых купюр, несколько пластиковых карт. – Тогда этого в большинстве случаев было достаточно.

– Ага, на тебя волк нападет или бандит, а ты ему деньги совать будешь! – вскинулся молодой урядник. – Вась, ты же сам в прошлом году с отрядом ходил, банду гонял. Знаешь ведь, они как ласки, дуреют от крови и режут всех подряд.

– Наверное, тогда была другая жизнь! – пожал я плечами, подбрасывая старые деньги в воздух. Красные и зеленоватые бумажки, гонимые ветром, закружились, как опавшие листья.

– Дело не в этом. – Самый спокойный и умудряющийся казаться назаметным третий спасатель Роберт взвесил большой кейс с инструментом. Покачал головой. – Мы не сможем ничего из этого взять. Судя по всему, девушку, если она еще жива, придется выносить. А это все весит больше полуцентнера. Так что придется оставить здесь.

– Возьмите пару бутылок водки или коньяка. – Старший поглядел на наручные часы. – И пошли. И так двадцать минут здесь потеряли.

7 июня 2241 года, понедельник

Развалины центрального района старого города

Василий Ромашкин

Рафаль глухо зарычал и сделал стойку, оттянув поводок.

– Глядите, лоси! – Сеня показал на старый перекресток. Точно, лосиха и пара подросших телят вышли на свободное от деревьев и завалов место. Рудольф громко и звонко свистнул, хлопнул в ладоши, но звери просто внимательно поглядели на него и сторожко, неторопливо зашли в кленовый лесок. Совсем людей не боятся. Может, впервые и увидели, тут охотники не ходят.

– Так, потопали. Сеня, веди.

Сергеич пошел следом за собаководом. За ним двинулся Рудольф, со вздохом накинувший на плечи рюкзак со складными носилками. А за ним в цепочку выстроились остальные. Завершал шествие я. В голове и хвосте колонны в старом городе всегда должны быть некроманты.

– Точно, церковь. И гляди, часть уцелела. И дымком тянет. Похоже, дошли?

Мы вышли на площадь, одну из тех, что раньше назывались соборными.

– Так. Сеня, Василий, я убивцев не чую. Как вы? – Старший снял с себя рюкзак и перекинул на грудь укороченную винтовку. – Особо ты, Вась?!

– Глушит все город, Мартын Сергеевич, почти ничего не чую! – покачал головой Семен.

– Там кто-то недавно умер. – Я кивнул на здание на противоположном конце площади. – В соборе ничего, кроме света. Есть кто-то живой, один. Убивал, и не единожды. Но в бою. Давно уже.

Ну да, мы, некроманты, не только смерть чуем. Живых тоже, если хорошо постараемся.

– Нет, Вась, зря ты в инквизицию не идешь, – покачал головой Сергеич. – Катался бы как сыр в масле.

– Они вкалывают как волы, Мартын Сергеевич, от одного неупокоя к следующему. Некогда им кататься. Да и дисциплинка у них. Не погуляешь, по девкам не побегаешь. Нет уж, благодарю покорно. – Снова отказался я, усмехнувшись про себя. Инквизиция, инквизиция. Ну сватали меня в эту контору, больше напоминающую сейчас джедайский орден из старой фантастики. Мол, они несут спокойствие и мир на планету. И спрашивается – для чего?

Сейчас на всей Земле по меркам прошлых времен живет народа – всего ничего. Мильенов сто пятьдесят – двести в Евразии, примерно столько же в остальном мире. В Африке и в большей части Латинской Америки народ фактически вернулся к племенному строю, существуют, как в каменном веке. Только в некоторых местах сохранили знания и очаги цивилизации.

То есть места на планете – живи и радуйся. Так нет, инквизиторы лезут к старым поселениям, уничтожают неупокоев, разгоняя их порой на сотни верст. Но при этом они на самом деле готовы в любой момент рвануть на зов о помощи и даже нелюдей умеют судить честно.

– Ладно. Клим, разверни рацию, отстучи, что прибыли на место, приступаем к спасательной операции. Семен, Рудольф, готовьтесь. Сержант, ты с Василием на всякий случай бдите здесь, договорились?

Спасатели скинули с себя все лишнее, оставив по пистолету, по мотку плотной веревки и еще кой-какие спасательные вещицы на специальном жилете-разгрузке. Потом аккуратно, бесшумно вошли под своды старой церкви. Даже Рафаль, казалось, вел отряд на цыпочках.

Вскоре из дверного проема храма вышел Сенька и позвал нас.

Пройдя пыльный притвор, я увидел в среднем храме ту, ради которой мы сюда и притопали. Чуть подальше сидел, тихонько рычал и скалил зубы знакомый кобель, привязанный к какому-то возвышению. Похоже, пострадавшая привязала псину к алтарю. Рафаль, страхуя, стоял между овчаром и людьми.

Худощавая черноволосая женщина лежала на каких-то в далеком прошлом блестящих вещах, около кострища, в котором, судя по всему, сжигались куски старой храмовой мебели. Сказать, сколько ей лет, было очень затруднительно, лицо нашей клиентки покрывали грязь и копоть, то же самое было с ее одеждой.

Сейчас Сергеич, срезав самодельную повязку и распоров штанину, осматривал ее ногу. Неподалеку валялся ботинок, тоже располосованный старым спасателем. Рудольф придерживал руки женщины, обняв ее сзади.

Моя открытая аптечка валялась неподалеку, судя по всему, пригодилась. Нет, пригодился не пистолет – «дерринджер» по-прежнему лежал в аптечке, а вот вскрытая упаковка антибиотиков и пустая обертка от пеммикана показали, что я угадал.

– Как она? – первым делом спросил сержант, подойдя к спасателям и спасаемой.

– Не очень хорошо, скорее, плохо. Закрытый перелом, судя по всему, серьезное воспаление. – Сергеич закончил осмотр и сейчас делал в бедро женщине несколько уколов подряд. – Наложу шину, вызовем «кукурузник». Нужна операция, и срочно. Попала ты на деньгу, барышня.

– Ничего, расплачусь. – Женщина на какое-то время расслабилась, обмякла в руках Рудольфа. – Там, напротив площади – банк. Мы в нем взяли около пуда в монетах и слитках, золото и серебро, пара брусочков платины. На выходе Константин провалился сквозь прогнивший пол, началось обрушение. Вячеслав попал под упавшую плиту, а я вышвырнула рюкзачок с добычей в окно и едва успела выпрыгнуть. При этом сломала ногу. Долго ждала, кричала, но парней не было. При помощи Альфреда перебралась через площадь сюда, в церковь, и отправила пса за помощью. Он вернулся, принес записку и посылку. Спасибо тому, кто ее послал и сообщил вам.

– Вон Василия благодари, – кивнул на меня старший, накладывая шину на ногу застонавшей и до крови прикусившей губу… скорее, девушке. Или молодой женщине, сейчас я уже мог определить, что она если и перешагнула за тридцатник, то недавно. – Клим, разворачивай рацию, вызывай «летающего дохтура». Биплан на площади сядет спокойно, там чистого места хватает. Остальные – готовьте костры, надо разметить место посадки. Сеня, садись к Алене, я пошел руководить. А то наворочают, архаровцы.

Под руководством старшего мы немного расчистили от кустов и разметили площадку примерно сто пятьдесят на тридцать метров, благо старая площадь была выстроена капитально. После чего соорудили посадочные костры из старья, собранного в салонах древних машин. А что, эта старая, расползающаяся в руках синтетика отменно и дымно горит. Как раз то, что нам надо. Да еще маслом полили, набрав его из-под севших на ободья джипов. Пробили им картеры и надоили масла. Как раз хватило.

Вскоре прилетел небольшой самолетик. Покрутившись над помеченной дымами площадкой, он лихо приземлился и, коротко прокатившись, встал неподалеку от нас.

– Где пострадавшая? – Из открывшегося люка выскочил коренастый дядька в синеватом костюме.

– Сейчас принесут, – поздоровался с ним за руку Сергеич и, обернувшись, показал на пару спасателей, вынесших девушку из храма. – Только у нее овчарка. Возьмете с собой, а то мы не знаем, как она себя поведет без хозяйки?

– Возьму, только надо в салоне привязать за поводок покрепче, – кивнул врач и быстро проверил у девушки пульс, давление, температуру. Потом коротко осмотрел ногу, нахмурился и скомандовал заносить в салон.

Я в это время разговаривал с пилотом. С Джеком мы уже года три как знакомы, все-таки не зря я тоже служу в авиации.

– Вась, вы тут поосторожнее. Севернее, по-моему, стая расквыр, по крайней мере, мне так показалось. Штук сто – сто пятьдесят, не меньше. Я торопился, потому не стал круг делать, – Джек тоже был некромантом, пусть и не очень сильным. – Километрах в десяти отсюда, там вроде как детская колония была.

– Блин, фигово. – Я почесал затылок и вытащил карту города. Не такая масштабная, как у Сергеича, но тоже достаточно подробная. – Покажи, где?

– Вот здесь. – Палец Джека уверенно ткнул в детскую спецшколу, когда-то работавшую в этом городе. Точно не простые вороны, Вась.

– Спасибо, Джек. Мы бы тем путем обратно пошли, скорее всего. Там таких разрушений нет, точнее, таких диких завалов. – Я пометил на карте место, пожал руку пилоту и отошел в сторону, пряча карту в свой карман. Карманы у моей куртки хорошие, там места много и вещей полезных хватает.

Тем временем в самолетик уже загрузили Алену, ее рюкзачок с добычей, Альфреда и доктора. Джек завел двигло своего летала, при нашей помощи развернулся (ну да, ухватили вчетвером за хвост, приподняли и развернули), и вскоре самолетик исчез за высокими деревьями.

– Ну, мы свое дело сделали. – Сергеич поглядел на часы. – Ночевать будем в храме. Но времени еще несколько часов. Пошарим в старых машинах?

– Надо бы проверить, как она своих напарников отмолила – Алена рассказала, что прочитала в храме заупокойные молитвы по погибшим парням. В принципе такого должно хватить, чтобы нормально проводить души. Но проверить не помешает. – Да и поглядеть требуется, может, тела завалить нужно. У тебя же тротил есть, Мартын Сергеевич?

7 июня 2241 года, понедельник

Развалины центрального района старого города

Василий Ромашкин

– Найдется. Шесть шашек по пятьдесят грамм и шнур с детонаторами, – кивнул старший спасатель. – Ты прав, я как-то не подумал.

Что поделать, мир, в котором мы сейчас живем, – жесткий. Не жестокий, а именно жесткий. Никто не заставлял этих ребят лезть в старый город, никто. Мы спасли, кого смогли, и вовсе не обязаны заботиться о мертвых. Тут вокруг тысячи смертей, я это постоянно ощущаю. Но именно эти две ярким пятном висели в общем фоне, и мне это совершенно не нравилось.

– Что-то не так в этом банке, Мартын Сергеевич. По-моему, он не просто так схлопнулся. – Я поглядел на развалины старого коммерческого банка. Не часто в старых городах встречается золото и серебро в таких количествах, как в рюкзачке у Шушкиной. Блин, и не расспросил ее, откуда они узнали про банк. – Пошли поглядим.

И я проверил, как из засапожных ножен выходит тяжелый нож. Ну не нравился мне этот банк с самого начала! Как мы сюда пришли, так на нервы и действовал. Глядя на меня, Сергеич и Сенька проверили свои ножи. Вообще, большинство ножей некромантов практически одинаковы – обоюдоострые кинжалы в простых деревянных ножнах, обитых серебром. Правда, куют их из сложного сплава, и на лезвии, вроде как черном, серебряные прожилки. Гасят неупокоев не сами ножи, просто нам так намного проще отправить неупокоенную душу туда, где ей место. В ад, или в рай, или на перерождение, это не нам решать.

Чем ближе мы подходили к дому, тем яснее становилось, что молитвы Алены не подействовали как должно и души погибших парней не обрели посмертия.

– М-да. Беспокойные ребята, никак не угомонятся! – Сергеич похлопал лезвием ножа по ладони. Поглядел на окно второго этажа, к которому была прислонена грубо сколоченная лестница. Ну, ясно, искатели-мародеры нарубили осинок и смастерили. Вообще-то, староват я уже для таких номеров.

– Так, все ясно. – Кивнул, скидывая рюкзак на истрескавшуюся бетонную черепицу, или как она там называлась? А, брусчатка. Вспомнил. Сейчас такого не делают, дороговато. У нас улицы вымощены обрезками лиственницы. Относительно дешево, и грязи нет. Ну, или щебнем трамбованным засыпаны и битумом залиты. Вроде как асфальтовый завод строят, но строят уже несколько лет. Все время находятся дыры в бюджете города. – Сень, подстрахуешь?

– Договорились, – кивнул спасатель, тоже скидывая с себя лишнее снаряжение.

– Парни, осторожно. Там свежие обрушения, – покачал головой Сергеич. Но останавливать не стал, новые неупокои ни к чему. Проще отпустить ребят.

По лестнице, хоть и корявой, но прочной, я поднялся к окну и внимательно оглядел комнату. Не стал сразу влезать, некуда торопиться.

Интересно, Алена сказала, что один из парней провалился, но тут обрушилась стена соседней комнаты и завалила помещение битым кирпичом, а пол уцелел. В одном месте из-под кирпичей натекла лужа запекшейся и уже высохшей крови.

Я неторопливо осматривал помещение. И просто осматривал, и, так сказать, «внутренним взором». В училище говорили – «сканировать». Вот и сканировал.

Вещички парней и Алены, кстати, вон там, в уголке неподалеку. Три винтовки, FN-FAL, одна армейская и две полуавтоматические гражданские. Это отсюда хорошо видно. Рюкзаки и разгрузки. Понятно. Алена рассказывала, что ее товарищи с обрезами двудулок, заряженных серебром, пошли на дело. Один из них, Константин, был некромантом. По словам девушки, не самым слабым. И тем не менее они здесь погибли.

– Как там? – Сенька вверх не полез, ждал меня. И правильно делал. По крайней мере, смогу оттолкнуть лестницу и потом спрыгнуть.

– Погоди, Сень. – Я не торопился.

Оглядев каждый закуток, просканировав каждый кирпич, я аккуратно спустился в комнату и бочком-бочком пошел в угол.

В окне объявился Сенька и тоже плавненько влез в комнату. Моя настороженность передалась ему, и спасатель держал руку на рукояти ножа, который носил в нагрудных ножнах слева, рукоятью вниз.

– Тихо?

– Пока – да. – Меня нервировало то, что я не мог увидеть души погибших мародеров, но при этом чувствовал их где-то неподалеку. – Пока – тихо.

И в этот момент моя правая нога по колено вошла, как в кисель, в бетонный пол и намертво застряла в нем. Сенька, попытавшийся выдернуть нож, получил в грудь кирпичом и, ударившись о простенок между окнами, сполз по старым пластиковым панелям на пол.

– Сволочи… – прошипел голос, и из кирпичной кучи появилось нечто. – Хотите мои деньги. Та стервочка сбежала с серебром, оно мне мешало, но золото из хранилища я вам не отдам.

– Ну вот и объявился! – облегченно выдохнул я, с трудом ухватив полтергейста. Потом метнул в него свой второй нож, который носил за пазухой. Ну да, в моей куртке много карманов. Только этот нож узкий, больше похож на офицерский кортик.

Пронзительное шипение и одновременно бьющий по нервам инфразвук вырвались из пришпиленного к стене полтергейста, но я сумел «продавить» сопротивление неупокоя, и наступила тишина.

– Сень, ты как?

Спасатель пошевелился и со стоном сел. В окошко влетел Сергеич с ножом в одной руке и пистолетом в другой, ошалело поглядел на бьющегося в судорогах полтергейста, покачал головой и кинулся помогать Семену.

– Освободи мою ногу! – Бетон расступился, и я вытащил свою конечность из неожиданной западни. Нет, читал я в учебнике, что сильный полтергейст способен оперировать материальными объектами. Точнее, очень сильный. Но с таким я вообще впервые встретился. И сейчас очень был благодарен своему учителю, который когда-то посоветовал приобрести второй клинок. – Чего ты разбушевался, дух? И кем ты был?

– Я хозяин этого банка. Был и есть. И никому не отдам валюту и золото. – Снова зашипел призрак и приобрел черты когда-то крепкого мужчины в хорошем, очень дорогом костюме. – Ненавижу!

– Зря! – Я отправил духа туда, куда ему и дорога. После чего подошел и с огромным трудом вытащил пробивший пластик, глубоко вошедший в бетон нож. Осмотрел лезвие, с удивлением не нашел изъянов и спрятал его в ножны. – Сволочь старая, все-таки уморил мародеров полностью. Поглотил их души целиком в момент атаки.

– Ну и бог с ними.

Сергеич поднял Сеньку, с трудом приходящего в себя после сильнейшего удара. Я вообще не понял, как он уцелел после такой «кирпичной» атаки, мне бы все ребра переломало.

Впрочем, когда Сенька вытащил из внутреннего кармана большую флягу из нержавейки, до меня дошло, в чем дело и какой Семен везунчик.

– Теща подарила. – Сенька покачал головой, разглядывая глубокую вмятину от угла кирпича в центре фляги. – Блин, когда вернусь – расцелую Анну Сергеевну и торт шоколадный куплю.

– Ты ей лучше цикас купи, она ходила вкруг него в «Ашане», – усмехнулся Сергеич, надевая на Семена страховочную сбрую и привязывая к нему толстый репшнур. Ну да, Семена пошатывало, лучше подстраховать при спуске по лестнице. – Рудольф, лезь сюда. Сенька отожрался, вдвоем его тяжеловато спускать. Василий хоть и похож на медведя, но Сенька тяжелее его.

Ну да, я вешу сто двадцать кило, а Семен сто тридцать восемь, и лишнего веса у него вообще нет. Здоровущий чумадан.

Подстраховав, а точнее спустив по лестнице Семена, Мартын Сергеевич отправил Рудольфа вниз, к мужикам, и начал помогать мне собирать трофеи. Точнее, рюкзак и винтовку Алены, оружие и снаряжение ее напарников.

7 июня 2241 года, понедельник

Развалины старого банка

Василий Ромашкин

– Ого! – Я покачал головой, разглядывая хитромудрые пули в патронах от ФН-ФАЛ. – Читал про такие, но вижу в первый раз. Погляди, Мартын Сергеевич. Серебряная стружка в плотной пластмассе. Патрон разлетается в пыль в теле нечисти, и все серебро ей достается. В результате его надо меньше раз в шесть, соответственно, и патрон дешевле. Ты глянь, серьезно парень подготовился, три магазина по двадцать. Жаль, не наша «шестерка», а триста восьмой. Европа, штоб ее.

– Так оставь себе винтовку, одна по праву твоя. И вот, возьми. – Сергеич протянул мне увесистый длинноствольный револьвер. – Бельгийский ФН, родственничек твоего пистолета и этих винтовок. И калибр распространенный, тридцать восьмой специальный, и патронов с такой же серебряной пулей сотня. Что же с собой тот некромант взял? Если он такой запасливый?

– Да кто его знает? – Я поглядел на немалую гору кирпича. – Разбирать долго, Мартын Сергеевич. Не стоит, наверное. Пусть все у него останется. Хотя, если учесть, что произошло поглощение душ, им все равно.

– А золото? Ты как думаешь, не наврал банкир? – Спасатель поглядел на завал, почесал затылок. – Хотя, если хранилище за этим завалом… ты прав, тут работы немерено. Есть идеи?

– Ага. – Кивнул я, осматривая трофейные винтовки. Отличные машинки, в очень хорошем состоянии. В принципе, скорее всего, возьму армейскую с автоматическим огнем. Она подороже немного, чем гражданские образцы. – Надо будет зайти после окончания к кадыровцам и оставить наводку. Сам знаешь, у Аслана-старшего нюх на золото. Вот пусть и разбираются. База для ночевок есть, рядышком.

– Точно, – согласно кивнул старший и закрыл Аленин рюкзак. Конечно, ее, он и поменьше, и белье женское поверх в пакете лежит. Хотя, может, кто-то из ее спутников фетишистом был? Да нет, вряд ли.

В паре других рюкзаков обнаружились шмотки, консервы, патроны. Ничего лишнего, все функционально. Опытные путешественники.

– Прибалты, похоже, – Сергеич вчитался в надпись на рыбных консервах. – Хорошие шпроты, на закусь пойдет.

– Точно! Там же еще водка и коньяк остались! – Я перегнулся через подоконник, и вскоре Рудольф и Клим в сопровождении Рафаля отправились на автостоянку за оставленным хабаром. Тут недалеко, вокруг чисто, быстро обернутся.

Спустили вещи, спустились сами, сняли лестницу и положили ее около стены. Так сказать, убрали от греха подальше. Ну его, полезет кто-то, а дерево высохнет, гвозди вывернет. Грохнется еще, расшибется.

Вскоре мы собирали хворост, попутно проверяя невскрытые машины. На удивление много их осталось. Впрочем, ничего странного. Спальный район, одни многоэтажки. Камней вокруг навалило так, что хрен проедешь и ничего не вывезешь. Кроме того, тут ни автосалонов, ни предприятий. Ничего, магазины и парикмахерские. А магазины Прошлых складов не имели, работали с колес. Хотя…

– Смотри, Мартын Сергеевич, – я ткнул пальцем в полуразвалившийся ларек, – «Охота, туризм, рыбалка». Стоит поглядеть?

– Разве блесны и крючки. – Сергеич подошел и попробовал качнуть ногой стену. Под ботинком с хрустом сломалась насквозь прогнившая сэндвич-панель. – Оружейных таких не бывает, тогда оружие продавали в очень специальных магазинах, в скобяной лавке купить его было невозможно. И продавали – по специальному разрешению полиции, правда, законопослушным гражданам без особых проблем.

– Да уж, закончики! – Я покачал головой. Нет, я много что знал про прошлые времена, с удовольствием читал старые книги, точнее, новоизданные. Но вот таких откровений хватало. Я привык, что оружие является одним из первейших жизненно необходимых товаров. Хотя тогда вроде как жизнь была поспокойнее. С другой стороны, настолько мощная армия была, что до сих пор их танки и бронемашины на старых складах встречаются. Конечно, сейчас они в принципе уже не нужны как боевые машины, но сталь на них отменная, и стоит такая машина немало. Это не гнилушка «мерседес». Хотя, если подумать, мы сегодня хоть по мелочи, но наколупали неплохо. Каждому досталось по хорошему набору инструментов, нашли пяток алюминиевых канистр, которые потом разыграем. Хорошо. И это не учитывая винтовки и револьвера. И та, и тот свеженькие, выпущены восемь лет назад, не растреляны. Отличное оружие.

7 июня 2241 года, понедельник

Развалины старой церкви

Василий Ромашкин

Вечером, сидя у костра, разложенного в сооруженном нами очаге посреди храма, я пересчитал серебряные патроны для винтовки и револьвера. Очень неплохо, сотня винтовочных и сто шесть револьверных. Сотня в пачках и шесть в револьвере. Интересно, запасной револьвер в рюкзаке, и к тому же снаряженный серебром. Бывший хозяин или параноик, или идиот. Третьего не дано.

Почистив свою новую винтовку, я забил в магазины патроны с серебром. Днем погляжу, нет ли повреждений на пулях при подаче патрона в ствол. А то точности никакой при выстреле не будет.

– Клим, хватит баловаться! Еще глаз кому-нибудь выбьешь! – психанул сержант, глядя, как его подчиненный играет с найденным пистолетом.

– Товарищ сержант, патронам двести годов уже. Да и пистолету тоже, пружины сели напрочь. Не стреляют, я пробовал. Вот, смотрите! – Клим передернул затвор, отвел ствол резиноплюя в сторону и нажал на спуск.

Хлопнул выстрел, и с иконостаса упала икона Божьей Матери.

Я почувствовал, как по спине прокатился холод, как будто кто-то ледяной крошки насыпал.

– Клим, придурок, что ты наделал?!!

– Да я не думал, что выстрелит! – Сконфуженный урядник вскочил, отбежав подальше от разъяренного сержанта, поднял старую икону и, вытерев ее ладонью, установил на место. – Я раз сто стрельнуть пытался, не получалось.

– Дубина! Теперь из нарядов не вылезешь! И с полигона! Пока не вызубришь правила обращения с оружием. – От лица сержанта можно было прикуривать.

– Не о том говорите. – Я медленно вставил магазин в бельгийскую винтовку и передернул затвор, заряжая ее серебром. – Вы не заметили, но Он лишил этот храм своего благословения. Теперь это просто старый дом.

В наступившей тишине, в неверном свете костра и светодиодного фонаря я начал осматривать внутреннее помещение храма на предмет имеющихся укрытий и возможности проникновения через проломы неупокоев-одержимых. Призраков, даже самых крутых полтергейстов, способных просочиться сквозь стены, я не боялся – три некроманта справятся практически с любым количеством пришельцев. Это полтергейст-хозяин крайне опасен именно тем, что сживается с домом. Сейчас вспоминаю приключение в банке, и мне становится не по себе. Банкиру, ни дна ему ни покрышки, немного не хватило. Нет, в следующий раз, когда он случится, в такой дом с ножом в руке надо лезть.

Нож – проводник душ отсюда, и потому он в разы усиливает мощь любого некроманта. Но все равно, главное – это способности, отточенные тренировками. Я не инквизитор, но тренируюсь на полигонах постоянно, и каждый день стараюсь медитировать. Не всегда получается, к сожалению.

– Ты серьезно? – спросил побледневший сержант, судорожно сжимая дробовик в руках. И, дождавшись моего кивка, полез за пазуху. Вытащив оттуда три патрона, освободил магазин от обычных и дозарядил новыми. – С серебром, – пояснил он.

Все стали как-то буднично перезаряжать оружие. Даже Клим, сначала впавший в ступор, вытащил из своей винтовки магазин-двадцатку и вставил десятизарядный. Обычно в таких магазинах патроны с серебром, чтобы не путаться.

– Клим, держи. – Я перебросил ему свой, дополнительный. У меня всегда два магазина по двадцать с пулями в серебряной оболочке. Давненько уже так хожу, было дело в моей юности. Далеко не всегда неупокои и нежить подставляются под выстрелы, как в тире. Нет, в большинстве своем они прекрасно помнят, что такое огнестрельное оружие, и прекрасно осознают опасность серебра. Потому стараются использовать и все укрытия, и свои возросшие физические способности. Обычный человек видит нежить за пару секунд до ее нападения, и чаше всего это последнее, что он вообще видит. – Приготовьте побольше хвороста, по нашей команде бросьте в огонь и полейте соляркой.

– Действуйте, мужики, – кивнул Сергеич, совершенно не возмущенный моими указаниями. – А ты, Василий, давай, переходи в режим сканера. Судя по всему, ты из нас троих самый сильный некромант. Чем дальше засечешь неупокоев, тем больше у нас шансов.

– А они у нас есть? – Здорово побледневший сержант попытался улыбнуться. – Ночевка в ненадежном укрытии в старом городе – и есть шансы?

– Есть. Нежить обычно делит территорию, тут вокруг пока нет никого особенно сильного. Полтергейст, живший в банке, судя по всему, перекрывал дорогу с той стороны. Вокруг храма чисто было, кроме того, речка сзади. Нечисть текущую воду не переносит, сюда ей, кроме как через пару мостов, хода нет.

8 июня 2241 года, вторник

Развалины старой церкви

Василий Ромашкин

– Подъем, мужики. Тревога! – Не получилось спокойно переночевать, не повезло. Еще бы чуть-чуть, и дождались утра. – Идут сзади к церкви, поверху. Нежить некоторая и летать умеет. – Я «слушал» пространство, и мне очень не нравилась как раз эта сторона. – Похоже, расквыры. Джек их над старым интернатом видел. И их много, мужики. Очень много.

– Хреново! – Зевнув и переломив свой короткий дробовик, Сергеич вставил в него два патрона. Поглядел на меня, проверяющего левер, посмотрел на винтовку Рудольфа. Подумал и скомандовал: – Рудольф, отдай свой автомат Василию, тебе и пистолета хватит. Он и как стрелок намного лучше, и видит нежить как инквизитор. А ты, Вась, как отстреляешь магазин, не перезаряжайся, хватай ФН и бей из него. Рудольф перезарядит тебе винтовку. Все равно, если не управитесь с Климом и Семеном, расстреляв пару магазинов, дадите прорваться расквырам в окна – за ножи браться придется. Из пистолетов здесь – друг друга перестреляем. Готовьтесь, мужики.

– Минут пять осталось, не больше. – Я забрал от Рудольфа автомат, пару раз кинул его к плечу. Блин, вроде все одинаковые, но мой родной лучше – я практически знаю, куда он положит пулю. А у Рудольфа чужой, даже рукоять по-другому в руке лежит. И хорошо, что из ФН пару магазинов обычных патронов высадил по развалинам какого-то супермаркета. Неплохой винтарь, хорошо в плечо лег. Отдача, правда, посуровее, чем у нашей «шестерки».

– Блин, в глазах двоится! – Семен потряс головой, его ощутимо повело. Да так, что он за стенку рукой ухватился, чтобы не упасть. – Гадский банкир, неужели сотрясение мозга?

– Так. – Старший подскочил к Сене и отобрал у него винтовку. – Садись, готовь наган. Но стреляй вверх. Мужики, не вздумайте стрелять горизонтально. Если расквыра нападет, бейте ножом или прикладом, ее можно убить, если разбить голову. В храме не стреляйте, иначе поубиваем друг друга.

Из ночного города послышался вороний грай, пробирающий морозом по шкуре. У расквыр другой тембр карканья, в нем прилично инфразвука.

– Минута.

Я и Клим бросили в костер по охапке сухого хвороста, Рудольф плеснул солярки, которая оказалась в паре канистр. Высоко взлетело дымное пламя, ярко осветив старую церковь. Лики святых на древних иконах были суровы и беспристрастны.

– Добавишь по команде, Рудольф. Сорок секунд. Тридцать. Двадцать. Лей еще!

Пыхнув, снова взметнулось пламя. В сверкающее обломками цветного стекла окно влетела первая расквыра, и тут же разлетелась в клочья, в тусклый дым, от попадания тяжелой автоматной серебряной пули. Только перья полетели вверх, увлекаемые горячим дымом нашего костра. Гулко хлобыстнул выстрел, здорово ударил по ушам, все-таки в помещении стрелял.

Но это было только начало. Дальше сразу в три окна рванул десяток черных птиц, и я с ужасом понял, что мы не справимся.

Клим и Сергеич мазали, попадали в цель только каждым пятым выстрелом, летели штукатурка и куски изразцов, визжали рикошеты, а толку от этого было чуть, я просто не успевал выбивать расквыр. Одна спустилась почти до высокого семисвечника и была сбита выстрелом из пистолета.

Это я заметил, хватая трофейную ФН. Мне удалось сбить трех из пяти пикирующих расквыр, одну принял на клинок Сергеич, еще одну разнес дуплетом из дробовика Рудольф. Сержант пока не вступал в дело, хладнокровно приберегал выстрелы.

Стреляя в новую партию нежити, рвущуюся в окошко, услышал грохот дробовика сержанта и хлопки пистолетных выстрелов остальных эмчеэсников. Все, «шестерка» в серебряной оболочке закончилась, остальные пули в барабанах служебных наганов, в запасных магазинах для ФН (идиоты, у нас еще две таких винтовки!!!), в моем пистолете и револьвере, который я засунул сзади за пояс.

Впрочем, у меня его кто-то из-за пояса вытащил. И «сорок пятый» тоже, из кобуры.

Я, уже ничего не слыша, сменил очередной магазин. Оглох от стрельбы. А сверху пикировали черные птицы.

Одну из них, схватив винтовку за горячий ствол, как заправский бейсболист, отправил в полет на стену Клим, еще одну схватил за тулово и отстрелил ей голову из моего пистолета уже обычной пулей Сергеич. Наплевавший, кстати, на свой собственный запрет и стрелявший горизонтально.

Сняв трех расквыр, ФН встал на затворную задержку, и я сунулся за очередным магазином, ясно понимая, что не успеваю. Остальные уже вовсю рубились с нежитью врукопашную, и вроде пока успешно, все-таки птички были чуть крупнее обычной вороны.

И вдруг сверху на пикирующую черную расквыру упала серебристая молния, и на пол обрушился клубок из дерущихся птиц. На двух следующих тоже напали. Снаружи слышалось не просто карканье, это были звуки натуральной драки.

– Не стрелять!!! – заорал я, все еще боясь поверить в спасение. – Грайвороны!!!

– Не стрелять!!! – изо всех сил гаркнул Сергеич, вытирая рукавом кровь, сочащуюся из рассеченной брови. Не веря своим глазам, поглядел на верещащий комок из нескольких птиц на полу и устало сел, практически упал на задницу. – Доложить о ранениях!

– Я цел. Практически. – Рудольф оглядел свою изодранную куртку и присел рядом с Сергеичем.

– Цел. Только ладони обжег. – Клим поглядел на лопнувшие кровавые полосы на руках. Нехило спалил.

– Цел. – Я вставил полный магазин в ФН и поставил винтовку на предохранитель. Вытащил из разгрузки полный магазин, перебросил его Сергеичу и кивнул на стоящие в углу полуавтоматы. – Надо зарядить. На всякий случай.

– Цел. – Семен, сидя на полу, осторожно потряс головой. – Но еще раз башкой приложился. Хорошо, мозгов нет, а то брызгами вылетели бы.

Скуля, из-под алтаря, припадая на прокушенную переднюю левую лапу, выполз Рафаль. Одно ухо у него висело лохмотьями. Но пес явно не сдался, морда вся в перьях и какой-то слизи, из-за чего он морщился и отплевывался.

– Сержант, доклад! – Сергеич оглянулся. – Сержант?

– Товарищ сержант? – Клим сунулся в ту сторону, откуда стрелял сержант. – Мартын Сергеевич, скорее!

Подбежав на заполошный вопль молодого урядника, я увидел, как опередивший меня Сергеич при помощи Рудольфа переворачивает лежащего ничком и схватившегося за горло пожилого полицейского. На полу под ним растеклась немалая, даже, скорее, огромная лужа крови. Рядышком лежала расквыра с разможженной головой.

Но стоило тронуть сержанта, как у него разжались руки и обмякло тело. Страшная рваная рана на горле явственно показывала, что именно стряслось. Расквыры все-таки размочили счет.

8 июня 2241 года, вторник

Развалины старой церкви

Василий Ромашкин

– Все, ушел. – Я стянул с головы кепи. – Царствие ему небесное.

– Я тоже это уловил. – Сергеич стянул с головы форменный котелок.

Остальные в наступившей тишине тоже сняли головные уборы, спасатели – котелки, а урядник – фуражку.

Хлопая крыльями, взлетели победившие грайвороны и исчезли в окнах.

– Сорок минут до рассвета. Чуть-чуть не дотянули. – Сергеич поглядел на наручные часы и надел свою шляпу. – Чуть-чуть не продержались. Эх, Господи, за что же нас так? – поглядел на иконы и все-таки перекрестился.

Мы перенесли погибшего и уложили тело на расстеленную тяжелую шелковую ткань, к удивлению отлично сохранившуюся. Впрочем, я слышал, что шелк хранится веками, если лежит в темноте.

– Клим, разворачивай рацию, вызывай самолет. Надо сержанта отправить. Как его звали-то? А то «сержант», «сержант»…

Сергеич устало сел и стал смотреть на меня, собирающего лопатой убитых расквыр. Надо их срочно в одну кучу собрать и сжечь, а то вони не оберешься. Как в книжке написано, расквыры разлагаются в течение пары часов в темноте и практически мгновенно при солнечном свете. Убитые, разумеется, живые спокойно могут дневать в кронах и даже понемногу летать, если на небе облачка-тучки.

– Его Евгений Федорович звали, Остаповцев. Но ему нравилось, когда его сержантом называли, потому и имени его практически никто не знал. А рация? Нет рации. – Клим потряс дорогущую аппарутуру, которая явственно забренчала. – Кто-то пулю всадил, да не одну. Похоже, сорок пятый калибр. Мартын Сергеевич, вы же сами запрещали стрелять горизонтально!

– Запрещал… – понуро опустил голову старший спасатель. – Тогда похороним его здесь. Не факт, что мы сумеем выйти с такой ношей из города.

Это да. Старые города не любят выпускать своих погибших. Не нами это замечено, не при нас закончится. И если попытаемся вынести сержанта отсюда, то, вполне вероятно, потерь станет больше. А то и вообще все тут останемся.

– Рудольф, собери стреляные гильзы, отсортируй те, которые от патронов с серебром. Надо будет отчитаться, да и Василия в растраты вгонять не стоит. – Сергеич покачал головой, поглядел на накрытое тело сержанта и снова покачал головой. – Да уж. Вот это поход. А ведь он еще не закончился. Сень, ты как? Идти сможешь?

– Если кто-то подержаться за рюкзак даст, смогу. Голова кружится, но терпимо. – Семен откинулся от стены, опершись на которую сидел.

Тем временем я сложил тела расквыр на сухой хворост, поверх них положил два тела грайворонов и облил все соляркой.

– Сергеич, ты старший. Поджигай. – Протянул ему вытащенную из нашего костра горящую ветку.

– Эх-хех, доля ты наша… – кряхтя, крепкий еще мужик встал и забрал у меня ветку. – Прости им, Господи, грехи вольные и невольные, да суди не по строгости Твоей, а по милосердию Твоему. – И поджег погребальный костер.

– Вась, а чего он их, как людей? – шепотом спросил Клим, глядя на ревущий огонь, пожирающий птиц.

– Потому что это дети, Клим. Души детей. Расквыры – души детей злых, испорченных, с черной душой. А грайвороны – обычные детишки, которых не похоронили нормально. – Я увидел мелькнувшее в пламени лицо маленькой девочки, улыбнувшейся и помахавшей мне рукой, и махнул рукой в ответ. – Каких птиц больше всего на месте катастрофы, Клим? Воронов, ворон, галок, грачей. Вот и вселялись неупокоенные детские души в этих птиц. И появлялись грайвороны и расквыры.

– Хватит лекции читать, Василий! – Сергеич подошел к нам и вручил две лопаты. – Рассвело уже. Ты и Рудольф. Идите поищите место и начинайте копать могилу. Вась, постарайся выбрать место получше… пожалуйста.

– Хорошо бы огненное погребение устроить, Мартын Сергеевич, – помолчав и поглядев, как крутит в руке лопату Рудольф, сказал я.

– Хорошо бы, – кивнул старший спасатель. – Но где и когда дрова искать? Посмотри тут возле храма, может, найдешь чистое место. Или на берегу ручья. Ну, не мне тебя учить, некромант. Топайте давайте. Времени мало! – И Сергеич глянул на часы.

8 июня 2241 года, вторник

Соборная площадь старого города

Василий Ромашкин

Могилу мы выкопали довольно быстро. Все-таки два здоровенных лося, да и земля была хороша. Чистая, пахучая, великолепный краснозем.

– Мягкая землица, как пух, – задумчиво растер небольшой комок в ладони спасатель. Потом ссыпал землю на высокий бугор, огляделся и присел на старую, здорово проржавевшую, но все еще крепкую скамью, которую я припер от церкви. – И место хорошее, Вась.

– Ага, и яблоня в головах. – Я положил лопату поперек могилы, выскочил из ямы и поглядел на наливающиеся дички. Яблонька была усыпана крепкими, зелеными, кислющими пока плодами. – И самое главное – чистое место. Да и бугор виден далеко.

– Надо будет сюда хороший крест принести. – Пришедший нам помогать несмотря на свои забинтованные ладони Клим насупился, шмыгнул носом. – Это ведь из-за меня такое, Вась. Не стрельни я в церкви, ничего бы не было.

– Прекрати, Клим. Тут этих «если бы» мешок, наверное, наберется. Если бы ты не стрельнул, если бы Алена ногу не сломала, если бы ее товарищей не засыпал неупокой, если бы золота не было… Сержант сделал то, что должен был, честь ему и хвала. И царствие небесное. Ну, если на перерождение не пойдет. – Я вогнал лопату в свеженасыпанный холм. – Вон, уже несут.

Из храма вынесли носилки с завернутым в сверкающий золотом шелк телом погибшего. Следом шкандыбал, опираясь на самодельный посох, Семен и вел в поводу Рафаля. Умный пес шел тихо, с достоинством, понимая серьезность момента.

Я вообще считаю, что собаки не уступают людям в уме. И кошки тоже, кстати. Просто кошки хитрее и потому только на диванах лежат и мышей в свое удовольствие ловят, а не работают, как собаки.

9 июня 2241 года, среда

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

– Так, Вась, держи! – Сергеич протянул мне пакет с гильзами и акт списания, заверенный печатью отдела МЧС. – Дальше сам знаешь, или в банке получишь деньги, или по описи в оружейном новые патроны купишь. Сорок «шестерок», шесть «триста восьмых», пятнадцать «сорок пятых» и сорок европейской винтовочной «семерки». Ну а простого «сорок пятого» я тебе сейчас пачку дам, у меня в сейфе завалялась. – И старший спасатель, кряхтя, встал и открыл свой железный ящик, гордо именуемый сейфом.

На стол брякнулась далеко не новая, основательно потертая пачка с надорванной и разлохмаченной крышкой и двадцатью пятью патронами калибра 45 АСП. Ну, я человек благодарный, взял. Тем более что патроны не «порноул», а нормальная Новая Тула. Хотя, с другой стороны, Ново-Барнаульский патронный завод делает вполне неплохие патроны, ну разве чуть хуже, чем Новая Тула, Новосибирск или Зеленодольск. Зато дешевле как минимум втрое, что для обычного стрелка весьма существенно. Охотнику, например, нет особой разницы, что он влепит оленю или лосю патроном с минутной или трехминутной точностью. Все едино, стреляют метров с пятидесяти. Хотя покупают, морща нос, и в приличном обществе об этом не говорят. Вот что значит – потерять репутацию. Как два века назад на гражданский рынок начали гадость выпускать, так до сих пор не отмылись. Кстати, практически все патронные заводы остались на старых местах. Выкопали из-под руин линии и запустили новые цеха. И это все – фактически в старых больших городах, разве что Зеленодольск был небольшим городком.

Вернулись мы в принципе без всяких эксцессов. Не считая похорон сержанта.

Вышли, как обычно, без громких речей. Опустили в могилу, прочитали из Библии, насыпали холм и поставили крест из пары досок. И все. По большому счету – осталась о сержанте светлая память да фотография на стене в околотке.

А мы потопали по своим следам до Синей, переправились на шлюпке, оставили ее на берегу, так как нас стало меньше. У Сеньки голова кружилась, у Клима ладони с ожогами, сержанта схоронили. Так что лодку просто привязали покрепче к старой ветле, да и оставили. За ней заедут попозже, заберут.

По приезде в Ростов пришлось всем писать рапорта и объяснительные, заполнять кучу бланков по расходу серебра в боеприпасах. Потом прибывшему околоточному приставу дали показания о гибели сержанта.

Из-за этого я только и успел матери позвонить и сказать, что со мной все в порядке. И предупредил, что задержусь в МЧС до полуночи, а то и дольше.

Сейчас, выйдя из конторы, я поглядел на звездное небо и зевнул. От души зевнул, едва челюсть не вывернул. Устал хуже Рафаля, а надо еще в отдел к инквизиторам заехать. Раз я сам завез кицунэ в город, обязан сдать их как можно скорее.

Так что забросил в свой «додж» винтовки, рюкзак, кейс с инструментом, пошел, проверил бензобак. А то знаю я эти приколы – сольют почти все топливо, оставят на донце, и ищи-свищи. А вот если сразу за руку поймаешь – извинятся за шутку и вернут. Шутнички, понимаешь.

– Не трогали, Вась. У тех, кто на выходе, – не трогаем. – Из-под навеса вышел завгаража. Усмехнулся и присел на вкопанную в землю старую покрышку от какого-то грузовика. – А так – ну у кого хватит совести обижаться на МЧС?

– Ну да, обижаться на МЧС – оксюморон. Но вот натыкать по фейсу конкретным шутничкам можно. Жаль только, хрен кого поймаешь. – Не сказать, чтобы я был злопамятный. Но у меня тут, на этой стоянке, разок бензин уже слили. Я не помню, по какому поводу я сюда приезжал и почему оставил машину часа на три. Что-то пустяковое. Но выцедили у меня почти полный бак.

– Вась, ты же знаешь, с каких пор это идет. Почти два века этой традиции, когда МЧС могут слить бензин у любой машины. – Завгар покачал головой.

– Ну да, – кивнул я, завернул крышку бензобака и отбросил тонкий прутик, который использовал вместо щупа. – Вот только сейчас у вас горючего столько, сколько нужно, и этот обычай перерос в дурной прикол. Вообще надо статью в «Вечернем Ростове» тиснуть, чтобы прекратили такое безобразие. Мы вас всех уважаем, но сливать горючку из машин – это не смешно.

И, кивнув завгару, уселся в свой вездеход.

Чуть подсевший аккумулятор пару раз заставил понервничать, но мотор уверенно заработал на холостых оборотах. Немного погоняв движок, я аккуратно, задним ходом выехал со стоянки МЧС и направился к инквизиторам.

Проезжая мимо небольшой кафешки, затормозил и выскочил из-за баранки. Блин, как пахнуло свежей шаурмой, аж слюни потекли, ничуть не хуже, чем у Рафаля!

Немолодой узбек приветливо кивнул мне, налил полную кружку черного кофе и принялся ловко обрезать остатки мяса с вертикального шампура.

– Василий, поздно ты приехал, самсу всю съели, – заворачивая в тортилью мясо с салатом, покачал он головой. – Как раз такая, какую ты любишь – с бараниной на ребрышках. И шашлык тоже весь съели, сегодня что-то все голодные.

– Ничего, на днях приеду, куплю! – Я с благодарностью принял увесистую шаурму и, торопясь, обжигаясь, почти мгновенно с удовольствием ее схомячил. Потом подумал и попросил вторую порцию. Из конторы инквизиторов не скоро вырвешься, пока я им все про кицунэ, полтергейста, расквыр и грайворонов не расскажу – не отпустят. Допил кофе, поблагодарил хозяина кафешки и порулил дальше.

«Джедаи» имеют свой городской отдел. Не сказать, что они обладают официальной властью, совсем нет. Но инквизиторы активно сотрудничают с полицией, армией, судебной властью. Да еще с каждой конфессией, не выбирая. Вообще у нас сейчас как-то с этим все устаканилось, христиане перестали делиться на православных, католиков и прочих. В любом храме в любой точке мира сейчас просто Христианская Церковь. После того как и священники Ватикана, и абсолютное большинство других церковных иерархов погибли при том чудовищном катаклизме, служители Христа объединились.

А вот у мусульман так не получилось, сунниты, шииты и прочие ваххабиты остались. И лет семьдесят шли жуткие войны, в которых все резали всех. И еще первую пару лет все пытались вырезать оставшихся без прикрытия США евреев.

В результате евреи ядерными боеголовками врезали по расположенным в пустынях резиденциям саудовских и прочих принцев и шейхов, превратили Ближний Восток в радиоактивную пустошь, после чего отступили с Земли обетованной к нам, в Россию. Учитывая, что среди них было множество врачей, инженеров, да и вообще толковых людей – приняли их с удовольствием. Правда, из семи миллионов евреев осталось едва ли восемьсот тысяч, но тогда всем досталось. Поговаривают, что такое большое количество тактических боеголовок у Израиля появилось внезапно, но совершенно своевременно.

Ну а арабы продолжили веселье. Правда, без большей части уцелевших сирийцев, которые поддерживали Ассада, те тоже подальше от кровавой заварухи перебрались в Россию.

С этими не очень веселыми мыслями я толкнул звякнувшую бубенцами дверь с бронзовой табличкой «Отдел инквизиции города Ростов-на-Синей». Да-да, скромно так, но с чуством собственного достоинства. Правда, дом самый обычный, контора как контора. У нас сейчас вообще строят просто – прочный каркас, часто сваренный из стального профиля, и легкие наполнители. Чтобы сейсмоустойчивость высокая была. Бумажные дома, как в старой Японии, климат строить не позволяет, а то бы строили.

9 июня 2241 года, среда

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

– Привет, Вась! – улыбнулась мне из-за массивного стола прехорошенькая брюнетка. – Никак решил к нам примкнуть?

– Кхм, Сара… – Я чуть не поперхнулся. – Нет, не решил и не решу. Если именно к тебе, то с огромным моим удовольствием, но ведь ты сама меня лесом в том году отправила?

– Ну, Вась. Если тебе тот лес не понравился, то есть еще бани, пустыни, болота. – Сара улыбнулась и сразу посерьезнела. – Я слышала, что у вас в старом городе были проблемы?

– Были, – мрачно кивнул я, облокачиваясь на дверной косяк. – Откомандированный с нами офицер полиции погиб, практически всех пощипали. Расквыры. Но я не из-за этого. Кто у вас старший на смене?

– Отец. Сейчас подойдет, буквально минут через пять. А что у тебя?

Все-таки девушки народ жутко любопытный, а инквизиторши от обычных девчонок не отличаются. Сара сильная менталистка, очень сильная. И работает здесь с шестнадцати лет, практически не отлучаясь, разве пару раз ездила, точнее, летала в Академгородок под Новосибирск. Училась управляться с даром, а то он ей здорово жить мешал. Впрочем, сейчас уже она парням жить мешает, судя по легкой щекотке на затылке, пытается меня считывать. Ну, я ей сейчас устрою…

Слегка приоткрывшись, я мечтательно представил Сару, стоящую передо мной голышом на четвереньках на кровати и стонущую от толчков. Жаль, конечно, что я ее такой вряд ли когда-нибудь увижу, но воображение страшная сила.

Девчонка вспыхнула и отвернулась к экрану компьютера. А вот нечего без спроса в чужую голову лезть.

Так мы и провели пяток минут, я – подпирая стену, а Сара – гоняя что-то по экрану компьютера. Правда, изредка переглядывались и снова отворачивались друг от друга. В конце концов мы все же столкнулись взглядами и, не выдержав, рассмеялись.

– Академгородок, Вась! Ты – озабоченный некромант! – отсмеявшись, заметила девушка. – И, кстати, откуда ты про родинки у меня на попе знаешь?

– Сама ты хитрая мозголомка и мозгокрутка, Сара. А родинки – ты плавки могла бы и пошире надевать, твое бикини – всего три ниточки. – Усмехнувшись, я уселся на стул около ее стола и вытащил из кармана разгрузки флягу. – Вот почему я здесь, тут две кицунэ. Мать и дочь.

– Ух ты! – Сара, дождавшись моего разрешающего кивка, взяла флягу. – Холодная, как будто из холодильника вытащили. Надо же, у нас в городе, по-моему, такого еще не было. А красивые они? И сколько хвостов?

– Ну, у матери – пять, а дочка – огневка. – Увидев округлившиеся глаза девушки, добавил: – Потому и не отпустил, сама знаешь, огневку отпускать не имею права. А насчет красоты – мать красивая, а дочка малолетка, по людским меркам годков семь, не больше. – Я обернулся на звякнувшие над дверью бубенцы. – Доброго вечера, Яков Маркович.

В контору зашел наш главный городской инквизитор, Яков Маркович Кедмин. Крепкий сухой мужик годов под шестьдесят с широкими залысинами на лобастой голове. Короткие рукава клетчатой рубашки открывали мускулистые руки, на широком поясе в двусторонних кабурах два нагана, тяжелый нож некроманта, больше похожий на мачете, в заспинных ножнах.

– И тебе того же, Василий. Опять мою дочку пришел соблазнять? Правильно делаешь, лучшая жена – еврейская девушка! – Кедмин, усмехнувшись, подошел к двери своего кабинета. Единственного в инквизиции кабинета, кстати.

Вообще сейчас планировка служебных помещений у нас староамериканская. Строится большой пустой дом и внутри ставятся перегородки из фанеры или досок. Вон, чуть дальше и тут четыре таких ячейки. Сара сидит как бы в приемной, где дежурный должен распределять посетителей по сотрудникам. Сейчас почти полночь, вот и нет практически никого, кроме семейного подряда Кедминых.

– Пытаюсь, Яков Маркович, в меру своих сил. Но Сара про пляж и баню говорит. – Я улыбнулся покрасневшей девушке и, забрав у нее флягу, встал. – По делу я вообще-то!

– Знаю, слышал. Кицунэ? – Кедмин отпер дверь и приглашающе распахнул ее. – Сара, ты тоже зайди. Попробуешь «считать».

Кедмин встал около своего массивного стола, вытащил и положил на сукно «мачете некроманта» и, подождав, пока его дочь встанет за ним, кивнул.

– Открывай флягу, Вась.

Ну… открывай так открывай. Я вытащил чеку, скрутил пробку, и в кабинет вытек клуб сизого тумана, обернувшийся двумя кицунэ.

– Эй! Ты же совсем крохой была! – удивленно окликнул я огневку, которая обернулась очень симпатичной и вполне себе фигуристой девушкой лет шестнадцати, рыжеволосой и зеленоглазой. Ну разве огненно-рыжий хвост и такие же лисьи уши показывали, что это не человек.

– Ты забрал большую часть ее сил, некромант. – Полина, снова обратившаяся в брюнетку с пятью серебристыми хвостами, сверкнула темно-карими глазами. Повернулась ко мне спиной и, напряженно застыв, обратилась к Кедмину: – Мы готовы предстать перед людским судом, инквизиторы.

– Ну, до суда пока далеко, мы не судьи, а следователи. – Главный инквизитор хмыкнул и, убедившись, что я держу обеих лисиц, обернулся к дочери. – Читай сначала младшую, Сара. А ты, – мачете инквизитора указало на старшую лисицу, – стой и не дергайся, иначе даже допрашивать не буду. – После чего острие мачете уперлось под подбородок молоденькой кицунэ.

В кабинете стояла тишина, только Сара напряженно хмурилась, приложив ладони к вискам огневки.

Старшая лисица застыла, выпрямившись, как натянутая струна. Лисичка тоже замерла, да и кто не замрет, когда тебе в горло уткнулось острие.

Я же чувствовал себя препаршиво. Если расквыр, полтергейстов и большинство прочей нечисти я спокойно мог отправить на встречу с ангелами или демонами, или на перерождение, или убить последней смертью, полностью развоплотив, то вот эти лисы мне всегда нравились. Правда, именно лисиц я не встречал, но однажды отпустил очень старого, полностью седого лиса. Так что стоять и ждать решения их судьбы оказалось очень сложно. Тем более что инквизиторы вполне могли потребовать развоплотить кицунэ. Не церемонятся они с нелюдью, тем более – убившей человека. И принцип, гласящий, что лучше развоплотить сотню относительно безопасных, чем отпустить одну опасную особь, для инквизиторов вполне себе приемлем.

– Самооборона. – Сара отодвинулась от лисички и вытерла пот со лба обратной стороной ладони. – На нее напали, она защищалась. Выбора у нее не было.

– Так, значит. – Мачете Кедмина оказалось у него в ножнах, причем я едва успел заметить, как это произошло. – Тогда через три недели состоится заседание мирового суда, и судья решит вашу судьбу. А пока – прошу вас, сударыни. – И инквизитор, усмехнувшись, указал на флягу.

– Яков Маркович, я могу оказаться в рейсе, – поглядев на лисью семейку, заметил я. – Вы же знаете, что в расписании точно указана только дата вылета.

Это особенность полетов дирижаблей. Мы можем несколько задержаться, огибая грозовой фронт, например, или, напротив, подняться на десять тысяч метров и висеть неделю, пережидая шторм. А потом еще неделю топать обратно, так как снесет за это время дирижабль бог знает куда. Потому у нас рейс на сутки – а запасов на неделю.

– Ну, это всегда можно уточнить в вашей диспетчерской. Не сможешь в этот раз – сможешь через месяц, никаких проблем. – И Кедмин, глядя на старшую кицунэ, снова кивнул на флягу.

Лисицы переглянулись, вопросительно посмотрели на меня и, дождавшись, когда я чуть «отпустил» их, снова расплеснулись туманом и втянулись в горлышко. После чего я снова закрутил пробку потуже, зафиксировал чекой и протянул флягу главному инквизитору.

– Еще чего. Ты их поймал – ты и храни. Сейф дома найдется? Или выпиши нам чек за хранение. – Кедмин уселся за стол и покрутил здоровенную кружку из черненого серебра. – Сара, запиши все показания Василия, выпиши ему поручение на хранение, оформи через прокурора повестку в суд, он должен явиться как свидетель и хранитель. Все, идите, работайте.

После чего откинулся на спинку вращающегося стула и негромко пробормотал:

– До чего дошел этот мир – старый еврей стал главным инквизитором этого города. Ой-вей, что кувшином по камню, что камнем по кувшину – плохо все едино кувшину! – Потарабанив пальцами по столу, он крутнулся на стуле и окликнул меня и Сару: – Так, Василий, насколько я знаю, ты ликвидировал сильного домовика и набил кучу расквыр. Сара, считай у него эти моменты и отобрази в рапорте на мое имя. И на основании этого рапорта выпиши премиальные по обычным расценкам. Я так думаю, несколько золотых Василию не помешают. Хоть тебя мороженым угостит.

– Хорошо, – согласно кивнула усевшаяся за комп девушка и показала на соседний стул. – Садись здесь, Василий. И учти – попробуешь пошутить – не то что премию не получишь, вообще останешься должен!

– Понял, не дурак, молчу и не дергаюсь. Жаль только, помечтать нельзя! – Я уселся на указанное место, и мне на виски легли тонкие пальцы девушки.

– Вспомни полтергейста, пожалуйста. – Сара закрыла глаза и сосредоточилась.

Ну, мне не сложно, так что я сначалал вспомнил банк и его владельца, потом по приказу девушки таким же образом вспомнил заваруху в церкви. К моему удивлению, воспоминания были удивительно четкими, детальными, порой каждое выбитое пулей перышко можно было рассмотреть.

– Уф… – Сара откинулась на стуле и вытерла обратной стороной ладошки вспотевший лоб. – Ничего себе, приключеньице. Пап, у них полтергейст типа «пожиратель душ» был, слышишь? Пап? – Девушка, привстав, заглянула через мое плечо в отцовский кабинет, после чего уселась на стул и махнула рукой. – Опять курить пошел. Вась, ты хоть понимаешь, кого отправил «на ту сторону» в банке? Такие монстры редкость неимоверная, их обычно команды инквизиторов ликвидируют, а тут турист мимопроходящий раз его – ножичком чик-чик, и в дамки. Между прочим, премия за него по рейтингу – пятьсот золотом. Да и расквыр шестьдесят четыре штуки набил – тут по пять золотых за пташку, целых триста двадцать рубчиков золотом выходит.

– Сара, погоди. Как шестьдесят четыре? Я всего шестьдесят раз выстрелил?

Ну да, пташек в церкви я нагреб приличную кучу, но это что же, каждый выстрел – попал? Нехило, совсем нехило. Обычно результат по летящим у меня из винтовки похуже. А ведь на самом деле так, просто в горячке внимания не обратил. Видимо, дело в том, что расквыры нечисть, я их очень отчетливо видел и «видел».

– Ты дважды одной пулей сбил по две расквыры. И одной пулей умудрился трех свалить. – Сара покачала головой, отчего ее роскошные волосы, собранные в простой конский хвост, качнулись туда-сюда. – Кстати, твои товарищи тоже сбили двадцать восемь птиц. Вам неимоверно повезло, что прилетели грайвороны, Василий. Ты не успел бы перезарядиться.

– Я знаю, Сара, – кивнул, соглашаясь с этим выводом. – Хоть бери мешок с пирожными и тащи в благодарность к месту их гнездовий. Если бы не считал, что грайворонам расквыры жуткие враги и, скорее всего, они прилетели их пощипать, – может, так бы и сделал.

Девушка, печатавшая на экране текст, кивнула, и несколько минут мы сидели молча. Сара печатала, а я любовался ее красотой.

В конце концов все было распечатано, отнесено на подпись Кедмину. Поставили нужные печати, и я, попрощавшись с семейным подрядом инквизиторов, отправился домой. Тяжелая фляга с семейством кицунэ лежала в кармане разгрузки. Ну хоть у них пока есть надежда. Наша мировая судья – женщина справедливая.

9 июня 2241 года, среда

Ростов-на-Синей

Сара и Яков Кедмины

– Пап, смотри, что мне Василий подарил, нашел в старом городе! – Сара положила отцу на стол пластиковую коробочку с цветастой обложкой. – «Смешарики», причем те серии, которых у меня нет.

– Маленькая ты моя! – Главный инквизитор города поймал девушку в охапку и усадил себе на колени. – Вроде взрослая, а все равно маленькая папина дочка.

– И папина, и мамина. – Сара чмокнула отца в щеку и соскочила с колен. – Пойду погляжу, пока время есть, все равно на ночных дежурствах в основном бездельничаю.

– А ты почему с Василием ни разу на свидание не ходила, дочка? Он же тебе нравится?

– Да с чего ты взял, пап? – фыркнула девушка, крутнувшись на носочке правой ноги. – Парень как парень.

– А с того, что ты терпеть не можешь, когда от парней несет потом. А Василий пропах потом, дымом от пороха, костров и к тому же кровью. А ты даже не поморщилась.

– Пап, он уставший как не знаю кто, сидит и, того и гляди, глаза слипнутся. Потому и не обращала внимания. Кроме того, Василий вообще-то чистюля, это он после заварухи грязный. – Сара уселась за свой стол и сделала вид, что занята потрошением компакт-диска.

– Ну да, только другим ты скидки на это не делаешь! – пробормотал про себя инквизитор, но дочь его услышала и фыркнула.

Установив диск в компьютер, спросила у отца:

– Пап, а что, все бортстрелки так стреляют? Я поглядела память Василия – каждый выстрел осмыслен и точен. А он еще пошутил, мол, так спокойно стрелял потому, что расквыры не отстреливаются.

– Ну, он в принципе прав, пока расквыра до тебя не добралась – она мишень. Но в бортстрелки набирают прирожденных стрелков и тренируют очень серьезно. В том числе и в стрельбе из винтовок и пистолетов. Они ведь фактически еще и спасательная команда дирижабля. Не дай бог, приземлятся из-за аварии где-нибудь в дурном месте. И пока-то до них доберутся… – Инквизитор откинулся на спинку кресла и задумался.

Девушка тоже замолчала, надела наушники и запустила старые мультики. В городском отделе инквизиции наступило неторопливое, спокойное ночное дежурство.

9 июня 2241 года, среда

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

– Доброй ночи, мам. Точнее, доброго раннего утра. Ну чего ты не спишь, а? – Я вылез из машины и обнял вышедшую встречать меня маму.

– Цел? Ну, слава богу. Открывай ворота и загоняй своего «доджа», а я на стол соберу. – И мама метнулась на кухню, где приветливо светились окна.

– Ну чего не спишь? Я ведь отзвонился, сказал, что все нормально. – Закрывая ворота за своей машиной, пробормотал вышедшей с кухни матери. – Ведь не маленький уже, вполне себе взрослый самостоятельный мужчина.

– Знаю, Вась. Но неужели ты думаешь, что мне от этого легче? – Мать неожиданно всхлипнула и, отвернувшись, вытерла слезы уголком полотенца.

– Мам, ну перестань. Ну не надо, я же вернулся, все нормально! – Заскочив на веранду, я обнял плачущую женщину. – Я всегда буду возвращаться, честное слово.

– Уже перестала… – Мама еще раз шмыгнула носом и улыбнулась. – Давай закругляйся, и за стол. Покушаешь, и отдыхай, вымотался небось.

– Хорошо, – кивнул я, забирая из машины винтовки и рюкзак. Все остальное оставил, завтра вытащу, а вот оружие не следует бросать без пригляда.

В комнате сопел Женька, что-то порой бормотал и ворочался на кровати. Это еще ничего, порой зубами скрипит – мертвого поднимет.

Включив ночник, поставил длинные стволы в пирамиду, пистолет и трофейный револьвер положил на полку рядышком с наганом и ПМ. Посмотрел, взял в руки наган и ФН, сравнил. Блестящий зеленоватый ФН, изящный, ставший за несколько лет службы родным наган, строгий, вороненый, массивный. Нет, мне наш револьвер системы Нагайского и Антипенко образца две тысячи девятого года намного больше нравится. Хорошая машинка, хоть и потяжелее «бельгийца». Во-первых, сорок первый калибр – вещь очень серьезная, достаточно крупного медведя способна на задницу посадить. Во-вторых, хоть барабан и откидывается, но при этом можно и гильзы поочередно экстрактировать, да и система, когда барабан жестко насаживается при выстреле на ствол, исключая прорыв пороховых газов, – отличная. Глушитель с ней работает великолепно, а это немаловажно. Не дай боже, придется бесшумку использовать. И в эргономике не уступает совершенно, резиновая рукоять садится в руку как влитая.

Я вытащил из штатной кобуры толстую трубу глушителя, навернул на наган, прицелился в луну и снова, разобрав револьвер, уложил его на законное место. Завтра надо капитальную чистку оружия устроить, и трофейного, и своего. Причем вычищу все оружие, не помешает.

Вытащив ключи, открыл простенький замочек и потянул на себя деревянную дверцу. Тут у меня хранились шесть прикупленных по случаю гранат, два кило тротила в десяти двухсотграммовых шашках (узнает мама – оторвет мне все, до чего успеет дотянуться) и отрава против колорадского жука. Правда, детонаторы у меня в крохотном сейфе в столе. И вот сюда, на полочку к оборонительным гранатам, я положил флягу с кицунэ. Пусть пока лежат здесь, хотел в банк отнести, но придется арендовать ячейку побольше. А это стоит денег. Моя-то крохотная, пачка сигар не влезет. Так, пригоршню золотом хранить пойдет, и все.

Конечно, у меня и здесь, дома, деньги лежат, и на счету есть, но золото и платину я в любой момент из ячейки заберу, за них банк отвечает. Кроме того, они так глаза не мозолят, и нет желания потратить на что-либо малозначительное.

Повесил на крючок разгрузку, положил на полку пустые и полные магазины для винтовок. Выгрузил патронные пачки европейской «семерки». И закрыл оружейный шкаф на шпингалет.

У Женьки свой шкафчик, где хранятся его тульская двухлинеечка, одноствольный дробовичок-бескурка тридцать второго калибра и подаренный мной на двенадцатилетие автоматический пистолет, тоже мелкашечного калибра. Отличный «марголин», выпущенный в позапрошлом году в Коврове. Женька еще о левере мечтает, но мелкашку уже не хочет, копит деньги на нормальный калибр. Как раз до совершеннолетия наберет. Мог бы купить под револьверный патрон, но нет, хочет как у меня, под нашу «шестерку». Уж больно ему мой винтарь нравится.

А мне охота купить реплику винчестера под сорок пятый калибр, который сорок пять на семьдесят «Гавернмент», уж очень она мне понравилась. Американцы в Старых Штатах снова выпускать начали, но агрегат недешев. От слова «совсем». Они сейчас пытаются возродить национальное самосознание, и мужик у них ассоциируется с таким карабином, револьвером одинарного действия и шляпой-стетсоном. Впрочем, практически все современные американцы – и фермеры, и работяги – пашут как папа Карло и вполне под это определение подходят. Правда, у большинства на вооружении дробовики, помповые или двудулки, все-таки винтовка и револьвер оружие профессионалов.

С этими мыслями я стянул с себя куртку и ботинки, бросил их в угол, взял из шкафа чистые трусы и шорты и потопал в душ. Хоть смою с себя грязь и копоть. Как только Сара со мной разговаривала? От меня же потом на полверсты шибает.

10 июня 2241 года, четверг

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

Толкнув звякнувшую обрезками трубочек дверь, я вошел в оружейный магазин. Точнее, в «Центральный оружейный магазин города Ростов-на-Синей», являющийся официальным партнером городских властей.

– Потапыч, доброго дня! – брякнул на прилавок пакет с гильзами и положил поверх него акт списания от МЧС. – С серебром как: наша «шестерка», «сорок пятый» и европейская «семерка» найдутся?

Пожилой грузный мужик шагнул от кассы к прилавку, ощутимо качнув толстые доски пола. Ну еще бы, весит Потапыч точно за полтора центнера, хотя сала в нем и на десять кило не наберется. Просто здоровущ дядя, не зря он Сенькин папаня.

– Пришел, значит. – Потапыч взял бумагу и неторопливо, сдвинув очки с затылка на нос, принялся читать акт. После чего пересчитал гильзы и, кивнув мне, зашел в подсобку.

– Привет, Марк! – поздоровался я с подошедшим парнем, помощником Потапыча. – Есть что-то новенькое?

– Разве что пулеметы. – Он кивнул в сторону стеллажа, стоящего напротив окна. – Привезли вчера пятнадцать штук с армейских складов, пять ручников, пять «горюновых», и пяток «Зброевок-Брно», перестволенных под европейскую «семерку». Можешь поглядеть, но я тебе так скажу – антиквариат. Нашли армейцы древний склад, отдали на растерзание частникам, вот и появились пулеметы. Сам знаешь, сейчас даже пятидесятилетний пулемет в руках частника считается молодым. Хотя ручники совсем неплохи. Пусть и выпущены в две тысячи первом году. – И Марк снял со стеллажа и передал мне вороненую тушку пулемета.

В принципе тот же наш армейский автомат конструкции «трофейного» инженера Людвига Форгримлера, но со сменным утяжеленным стволом и с ленточной подачей патронов. Хорошая машинка, надежная и неприхотливая. Не зря в свое время Людвиг Сталинскую премию получил. Но…

– Отличный агрегат, Марк, но мне он зачем? – Покрутив пулемет в руках, я вернул его продавцу. – Я же не колхозник или хуторянин, мне от «печенегов» если и отбиваться, то в составе ополчения. А в ополчении на мне «Утес» висит, который на райтоповский ЗИЛок устанавливается. Хотя знаешь? Купил бы я ручник, просто понравился. Но дорогой он, зар-р-раза! Пятьсот золотом на дороге не валяются!

– Да ну? Вась, а кто в прошлом году банду гонял, а? Вы же тогда вшестером пятнадцать аявриков грохнули, которые дальние хутора хотели пощипать! – Марк усмехнулся, повесил ручник на место, после чего снял и вручил мне в руки чешский пулемет. Трофей, еще со Второй мировой, и выпущен почти три века назад. – Это полторы сотни, кстати. И отменно работоспособен. Кроме того, я вчера слышал, ты ФН-ФАЛ затрофеил? Так магазины от него на «чеха» вполне себе идут, евростандарт.

– Марк, ты все пытаешься на мне нажиться! – Я засмеялся, прикладывая антиквариат к плечу. После чего вернул пулемет продавцу. – Нет, не возьму. Ему три века, Марк. Пусть он и работоспособен, но он древний, как навоз мамонта. Мало ли, пружина сядет, сломается что-либо – где запчасти искать? Заказывать мастеру штучно – без штанов останешься. Нет уж, спасибо. Если я и куплю себе когда-нибудь пулемет – то новенький. А насчет той банды – мы же не виноваты, что они родителей Ромки пощипать захотели?

Я вспомнил гопкомпанию из пятнадцати отморозков и нахмурился. Тогда нам просто чудовищно повезло. Бандиты не рассчитывали напороться на бортстрелков, ввалились всей толпой во двор. А шестеро стрелков – страшная сила. Тогда мы расстреляли их из пистолетов быстрее, чем они сумели понять, что происходит.

Кстати, левер я купил на деньги, полученные с продажи трофеев, которые мы взяли с той банды. И ПМ снял с одного из бандитов. А до того с отцовским карабином ходил, не принято среди гражданских носить армейские винтовки. Кстати…

– А это что за игрушка? – Я ткнул пальцем в скромно притулившийся среди мосинок и маузеров карабинчик.

– Это? Это довольно редкая машинка, FR-8, испанцы после Второй мировой перерезали маузеры под европейскую «семерку». Правда, обойм нет. – Марк вытащил карабинчик из пирамиды и передал мне. – Тоже на днях пришел. И еще, ты про патроны образца сорок четвертого года спрашивал? Есть, нестреляные, еле сало с них стер. Сорок восьмого года выпуска. Показать?

– Покажи, – кивнул я, крутя в руках весьма удобный карабинчик. Поворотистый и ухватистый, отменная машинка. И стоит всего тридцатку золотом. Для охоты на копытных милейшая вещь. Не хочу отцовский «Ремингтон» лишний раз по лесу таскать, память все-таки. И механизм работает как часики, отлично. Видимо, в неплохих условиях хранился. Все-таки умели упаковывать товары в прошлые времена, ничего не скажешь.

– Вот, держи. – Вышедший Потапыч брякнул на прилавок пакет с патронами, положил сверху акт и магазинный чек. – Убери игрушку, пересчитай серебрушки и распишись. Потом «испанца» доглядишь.

– Угу. – Я занялся прикладной математикой – стал считать патроны, после чего расписался в ведомости магазина и в чеке.

К этому времени рядышком с испанской переделкой маузера лег наш старый армейский карабин. Тоже коротенький, ухватистый и верткий. На северах его почему-то «колчаком» называют. Но тут такой момент – «семерка» много мощнее, и останавливающее действие у нее посерьезнее. Против крупного зверя лучше. Хотя на человека нашей «шестерки» за глаза хватает, да и на большинство зверей весом килограмм так до сотни, тоже.

На улице хлопнуло несколько выстрелов из пистолета, грохнул дробовик, часто ударили автоматические винтовки.

– Что за хрень? – присев ниже уровня окон, спросил я, уже держа в руке пистолет.

– Банк грабят? – вопросом на вопрос ответил Марк, сидящий рядом со мной и тоже вытащивший свой кольт, кстати, сорок пятого калибра.

Со звоном осыпалось стекло, пули глухо ударили в стену и в стенды с оружием. Одна дзинкнула в ствол винтовки и коротко взвизгнула, отрикошетив.

Я подполз к окошку и быстро выглянул наружу. Точно, около одного из наших банков стояла пара машин. С десяток парней и мужиков палили во все стороны как сумасшедшие.

– Держи! – Рядом со мной грохнулись ручник и короб с лентой. Оказывается, Потапыч успел сползать в подсобку и притаранить несколько коробов со снаряженными лентами патронов для наших ручников. Вот и Марк уже пристегнул короб и стал заталкивать ленту в приемник. – Что там?

– Банк грабят, отделение «Городского». Сдурели, что ли? Куда они на машинах уйдут? – Я снова пригнулся, так как в другое окошко влетела очередная порция пуль и вынесла стекло сверкающим и звенящим дождем.

– Вступаем? – Марк тоже мельком глянул в окошко и пригнулся. Поглядел на нас с Потапычем. – Ну, чего тянем? Как раз позиция отменная, всех в лапшу порубим.

– Только вот погляди в окна банка, Марк. Видишь, девчонки-служащие в полный рост стоят? Мы ведь и их порубим, они на линии огня получаются. – Я зло хлопнул ладонью по полу и взял ручник поудобнее. – Кто бы у них ни был за главного – он не идиот. Их разве на отступлении взять можно, когда сваливать будут.

– Тогда готовимся, парни. – Потапыч поудобнее уселся около окошка, предварительно сметя в сторону чучелом лисицы стеклянную крошку. Потом, прижавшись спиной к кирпичной стене, замер.

А я и Марк принялись наблюдать за событиями в принесенные Марком перископы. М-да, удобная штуковина, оказывается, надо купить. И, кстати!

– А ведь это одержимые, Потапыч. Все до единого. – Я «всмотрелся» в стрелков, а потом просканировал пространство. – И у них около набережной еще шестеро, точнее, на самом краю. Там лодки, вот что, они не будут отступать на машинах!!!

– Блин! – Потапыч, пригнувшись, рванул к телефону и набрал номер полиции. – Алло, дежурный! Это Сил Потапыч из «Центрального оружейного». Да-да, мы готовы проводить бандитов, но у них девчонки из банка в заложницах. Тут Василий Ромашкин у нас, он говорит, что все бандиты одержимые плюс у них лодки на центральной набережной. Гоните народ туда. Да, так и есть, им же до набережной всего пятьсот метров!

Ну да, если у них на Синей лодки, то вообще все интересно. Но гораздо интереснее, с какого перепуга столько одержимых собрались в одном месте и с одним планом? Нет, в том, что одержимые частенько живут среди людей, нет ничего необычного, как и в том, что они порой творят страшные дела. Но тут минимум двадцать семь человек, одержимых неупокоями. И действуют они по одному плану!

– Держи! – Я сунул пулемет Марку и тоже пробрался к телефону. Бандиты не торопились, долго копались внутри помещения банка, даже стрелять на улице перестали, разогнав народ по укрытиям. Хотя минимум четверых убили, я «почувствовал» смерти. – Алло, Сара? Ты еще не сменилась? Слушай, тревога первого уровня! Тут в банке одержимые, двадцать семь человек! Они банк грабят! Поднимайте всех!

– Василий, я поняла. Поднимаю и вызываю всех инквизиторов. – Голос девчонки из сонно-игривого, которым она ответила, узнав меня, превратился в строго-деловой и сосредоточенный. – Не рискуйте там, под пули не лезьте. Сам знаешь, для одержимых смерть тела неприятна, но не страшна.

– Знаю, Сара, меня хорошо учили. До встречи! – Я положил трубку и вернулся на свою позицию. Но, похоже, инквизиторы не успеют. Одержимые начали отходить.

– Они заложниками прикрываются! – Марк повернулся от своего перископа. – Заведующий банком, два охранника, еще двое служащих. Ладно хоть девчонок оставили! Машины завели, сейчас уедут! И ничего не сделать!

Похоже, все остальные тоже думали так, потому что даже около подъехавших машин полиции не ощущалось особого шевеления.

– Чтобы их! Вась, что ты задумал? – Потапыч с удивлением поглядел на меня. Я вычерчивал ножами на полу пентаграмму с удлиненным верхним лучом.

– Не мешай! – уложил в нижние лучи оба клинка и постарался сосредоточиться. Вершина пентаграммы была направлена на один из автомобилей, где сидели заложники. – Не мешай, Потапыч. – Быстро прочистив легкие гипервентиляцией, я скользнул в транс.

Мир немного изменился.

От меня до автомобиля оказалось прямо-таки рукой подать. Клинки взрезали души одержимых, стараясь не касаться связанных душ хозяев. Первый, второй, третий. Еще один. Еще. Все, тут свободно!

Вынырнул из транса. Почему-то мне не хватило сил, и я неловко завалился на бок.

Одна из машин, открытый пикап, вильнула и врезалась в столб на обочине. А остальные наоборот – газанули и понеслись вниз вдоль реки.

– Садись, колдун. Держи, у тебя кровь носом идет. – Потапыч приподнял меня, прислонил к стене и сунул в руки кусок ветоши в оружейном масле. – Что сделал-то?

– Попытался часть неупокоев спровадить дистанционно. Вроде как вышло. – Я размазал по подбородку кровь и потряс головой. По-моему, немного отпустило, мозги на место встали, голова кружиться перестала. – Скажи полиции, чтобы с пленными поаккуратнее, сейчас инквизиторы подъедут, помогут. И легавым, и бывшим бандитам. Жаль, не хватило сил освободить остальных.

Из-за Синей гулко раскатилась короткая очередь крупнокалиберного пулемета, трассерами опрокинуло подъехавшую к пикапу патрульную машину. Из салона выскочил уцелевший урядник и почему-то огромными прыжками рванул к нашему магазину. Рыбкой заскочил в окно. А крупняк бил снова и снова, разрывая пикап и тех, кто в нем остался.

– Ни фига себе! Он что, своих зачищает? – приподняв изрезавшегося урядника, пробормотал хозяин магазина. – И откуда у бандитов «владимиров»?

– А фиг его знает, Сил Потапыч, – сползая на пол, ответил я. – Вы бы легли на землю, мужики, мало ли. Похоже, банда рубит концы. Но на самом деле я не припомню такого, чтобы одержимые работали в команде. Даже в учебниках подобного нет.

Потапыч коротко почесал в затылке и на коленках пробежался до подсобки, откуда выполз со здоровенной снайперской винтовкой. Лежа на полу, он снял чехол с немаленького прицела, забил в магазин патроны и присоединил прицел к винтовке.

– Сил Потыпыч, ты где этого зверя откопал? Он же диких денег стоит?

Сейчас крупнокалиберные винтовки, как и пулеметы, в частные руки практически не попадали. Не потому что запрещено, а потому что стоили огромных денег, все-таки штучное производство.

– Где взял – там больше нет. Марк, за мной! Будешь наводчиком. А ты, Вась, тут присмотри! – Торговец оружием сунул в руки помощнику дюралевый чемоданчик с приборами и полез на чердак.

Марк последовал за ним, а я и урядник легли плашмя на пол. Ну его на фиг, встревать в разборки настолько крутых парней! У меня нет артиллерии в кармане. Тем более что одержимые могут пожертвовать телом и стать просто неупокоями. А мне себя, родимого, сейчас жалко. Я что смог, то сделал. Вот заваруха закончится, тогда погляжу, может, и уцелел кто из заложников или бывших одержимых. Время свалить из пикапа у них было.

Сверху гулко шарахнул выстрел из тяжелой винтовки, чуть попозже еще один. С сиренами промчались патрульные машины, и в принципе на этом активная часть нашего марлезонского балета закончилась.

10 июня 2241 года, четверг

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

– М-да. В общем, Василий, дурное дело. Кто-то научился «делать» одержимых. Все погибшие нападавшие – мужики из соседнего села, причем с той стороны, где никогда не было никаких проблем с неупокоями. Понимаешь? – Кедмин нервно прошелся по хрустящим осколкам стекла.

Инквизиторы, с разрешения Потапыча, сделали из оружейного магазина временный штаб. Здесь собиралась информация, периодически подъезжали «воронки» с оперативными тройками. Собрались практически все инквизиторы нашего округа, не только города. Целых два десятка инквизиторов, которые обычно в одном месте никогда не собираются.

– Похоже, появился очень сильный некромант-отступник? – разбирая испанский карабин, спросил я. – Это хотите сказать?

– Не просто сильный некромант, Василий. При этом гений в программировании. Суметь вложить в неупокоев программу действий, чтобы они служили ему, – такого вообще никогда не было. И никто не мог представить, что такое возможно!

– Да уж, вам с полицией теперь не до сна. Похоже, начинаются веселые времена, товарищ главный инквизитор. – Я загнал затвор карабинчика на место и вытащил из кошелька три червонца. – Только я тут при чем, мне-то для чего рассказываете? Упустили ведь их, даже ополчение собирать бесполезно!

На самом деле, хоть Потапыч и снес КПВ на том берегу, основная масса одержимых успела переправиться. И самый удивительный момент – в десяти километрах от того берега Синей, на лесном озере, их ждали два гидросамолета, на которых и слиняли грабители. А погоня осталась с носом. Более того, скорее всего, это преступление так и будет глухарем или висяком.

У нас же не двадцатый век, и тем более – не двадцать первый. Практически нет наземных радиолокационных станций, только на дирижаблях и на кораблях встречаются курсовые навигационные радары. Мы не знаем, откуда прилетели самолеты и куда улетели, даже тип их не знаем. То, что их было два, поняли по следам на озерном берегу.

Так что остались только брошенные машины, которые были захвачены в той же деревеньке, из которой происходили одержимые.

– И ты отомстить не хочешь? Ведь погибшие наши земляки? – Кедмин прищурился. – Хорошо хоть женщин и детей не убили, просто связали и заперли в церкви.

– Хочу. Но в инквизиции работать не буду, Яков Маркович. – Я забросил карабинчик на плечо и встал с подоконника. Пакет с патронами-серебрушками давно лежал у меня в сумке. – Я бортстрелок, я люблю летать. И еще мне не нравится шастать по развалинам прошлого мира. – Тут я слукавил. Мне это дело очень нравилось, но, если кувшин повадится по воду ходить… короче, с каждым новым походом в старые города опасность возрастает в геометрической прогрессии. Так что, например, в этом году по своей воле я уже по развалинам шастать не буду.

– Ну, как знаешь, вольному воля. – Инквизитор хмыкнул и уселся на то место, где сидел я. – Но учти, Вась. Ты растешь как некромант, и потому мы за тобой все равно будем присматривать. Мало ли, вдруг сумеем сделать тебе предложение, от которого ты не откажешься. И не забудь про своих лисиц, увидимся на суде.

– Сколько хоть эти хапнули? – поинтересовался я напоследок.

– Около двенадцати миллионов. Золотом. – Ответил зашедший околоточный надзиратель. – Василий, насчет твоей самодеятельности. Хотя благодаря ей уцелело два заложника, которые успели сбежать из пикапа до начала обстрела, и остался в живых один из одержимых, больше так не делай. Оставь эти дела профессионалам, договорились? Хочешь играть в такие игры – поступай в полицию, в инквизицию. Нет – служи дальше бортстрелком. У вас своя работа, у нас своя.

– Не буду обещать, господин майор. – Я придержал дверь, пропуская в магазин Сару. – В таких случаях сдержаться очень сложно. Тем более что полиция не может охранять каждого. Спасение утопающих чаще всего дело рук самих утопающих. До свидания.

– Пока, Вась, – ответила сонная девушка, падая на стул. – Какое же длинное дежурство.

Ну да, что-то Сара засиделась. Может, подменяла кого-то? Впрочем, не мое это дело, Сара не моя девушка, так что меня это никоим образом не касается. А жаль.

Пройдя мимо банка, я покачал головой. Давно в нашем городе такой заварухи не было. Очень давно, минимум лет двадцать. Не помню я ничего такого. И дело не в том, что полиция хорошо работает, а в том, что город не маленький, и по нашим законам резидентам города нет ограничений на ношение оружия. Хоть с пулеметом на турели разъезжай, твое право. Правда, если накосячишь – вполне можно и с мастером угрюмых дел познакомиться, то есть с палачом. У нас смертная казнь через расстрел, сажают на специальное креслице, на макушку опускают приспособление, и точнехонько в затылок из малокалиберной винтовки – бац! И – масленица.

Другое дело, что заслужить смертную казнь тяжеловато. Надо совершить именно умышленное убийство с отягощающими, вроде сегодняшнего ограбления. И то, для одержимых смертной казни не будет. Поражение в правах и постоянный надзор со стороны инквизиции или, в самом крайнем случае, пожизненное заключение в бедламе. Ну, в дурдоме, это если вдруг крышу снесет. Довольно часто бывает, кстати. В среднем у восемнадцати процентов «излеченных» от одержимости. И «лечат» от такой заразы такие, как я, некроманты. Чаше всего «лечим» там, где поймаем, ибо одержимые сильнее и быстрее обычного человека, и вязать их, чтобы доставить в больницу, очень опасно. Да и практически всегда они вооружены. Как сказать, чаще не «лечим», а упокаиваем и носителя, и неупокоя. Некроманты тоже жить хотят, так что лишний раз мы не рискуем.

14 июня 2241 года, понедельник

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

– Сара, ты чего так поздно идешь? Садись в машину, сейчас гроза начнется, промокнешь! – Я остановился возле идущей по тротуару девушки, которую узнал в быстрой вспышке молнии. – Скорее давай!

– Спасибо, Вась. – Девчонка легко запрыгнула в высокую машину и с удовольствием бросила на заднее сиденье тяжелую сумку. – Учусь понемногу, вот и задержалась. Подбросишь до дома, а?

– Да, конечно. – Включая передачу, я с удовольствием поглядел на красивые ноги девушки. – Только прямо к вам не подъехать, там перекопали.

– Ну да, авария с водопроводом, – кивнула Сара, усаживаясь поудобнее и поправляя короткое платье. – Представляешь, лозоходец шесть свищей нашел, вот пол-улицы и перекопали.

– Хорошо, что сейчас, а не зимой. Коммунальщики и такое запросто учудить могут. У них зима всегда приходит неожиданно, – засмеялся я, сворачивая на соседнюю улицу.

Снова сверкнул серьезный разряд, и секунд через двадцать шарахнуло громом. А еще через минуту ливанул дождик. Хороший такой, прямо-таки стеной.

– Ого, лупит. Вась, знаешь, если можно, подвези меня к амбару, хорошо? А то смоет меня или сдует. Ай! – И Сара взвизгнула от заброшенных в окно ветром капель.

– Хорошо, – кивнул я, выруливая и подъезжая поближе к стенке высокого амбара. Вообще-то с этой стороны пустырь, потом овраг, и только метров через восемьсот снова начинаются огороды соседнего микрорайона. Взял с заднего сиденья дождевик и провел Сару в амбар. Поглядев на заливаемый водой пустырь, усмехнулся. – Ты меня боишься с главного входа к дому подпустить?

– Вася, глупый. Ты что, обиделся? – Сара проскочила у меня под рукой и закрыла дверной проем. – Глупый! Очень глупый! Но красивый. – И погладила ладонью мою щеку. А потом, что-то решив про себя, шагнула ко мне, отбросила сумку с учебниками в сторону, обняла и нежно поцеловала.

Через какое-то время сказала:

– Вась, нет, не здесь. Стой, я же не сказала «нет, не будет». Лезь за мной сюда, на сеновал! – Сара по лестнице забралась наверх, где в прессованных тюках хранилось сено. – Иди сюда, ко мне!

И не успел я взлететь под крышу амбара, как меня обняли за шею две сильные руки, а нежные губы в перерывах между поцелуями зашептали:

– Васька, я от тебя давно таю. Но держалась до сегодняшнего. Погоди, сама сниму, порвешь. Ох, любимый! – Девчонка выгнулась в моих руках.

Если честно, у меня от происходящего реально снесло крышу.

Потом было время, наполненное любовью и нежностью, и в конце концов мы, обессилевши, рухнули на мой плащ, который я сообразил прихватить и бросить поверх душистого сена. Надо признать, этот кусок брезента здорово нас выручил, по крайней мере, спас от жестких сухих былинок девичье тело.

– Меня расплющили, вылюбили, подняли до седьмого неба и заставили делать много разных интересных вещей. – Сара лежала, прильнув к моему боку, и щекотала мне грудь травинкой. – И я себя от этого ощущаю ужасно счастливой. Интересные дела. И что ты дальше собираешься делать, Вась? Ну, после того как соблазнил еврейку?

– Насчет еврейки не знаю, а вот девчонке, в которую я влюбился, прямо сейчас готов сделать предложение руки и сердца. Ну, и всего прочего прилагающегося. – Я приподнялся и поцеловал Сару. Поглядел в сияющие глаза и поцеловал еще раз, потом еще.

Но Сара прервала домогательства, хотя и с большой неохотой.

– Вась, ты знаешь, такие предложения на сеновале не делают. Не потому что я не готова принять их, нет. Но у меня есть отец и мать, надо подготовить их к этому. – Девчонка неопределенно хмыкнула, постучав пальцами по моей груди. – И, кстати, что ты собираешься делать с табуном девушек, с которыми кувыркался на сеновалах до этого, а?

– Ты знаешь, а они как-то сами рассосались. – Я покосился на безмятежно лежащую рядом со мной потрясающе красивую девушку. – Если честно, то последние несколько дней я только о тебе и думал.

По крыше все еще барабанил дождь, где-то далеко гремели раскаты уходящей грозы.

Я ведь на самом деле пару последних месяцев держался сам по себе. Даже прошлая зазноба, Галка, красивая блондинка, живущая неподалеку, и та каким-то хитрым образом от меня отрулила.

– Я ведь бортстрелок, Сара. Меня порой месяцами не бывает. Ты вот сама подумай, готова ли ждать меня? – Я внимательно поглядел на девушку, с усмешкой изучающую меня.

– Вась, а я менталистка, ты забыл? И мне с тобой очень хорошо. Очень. Я хоть и стараюсь не лезть в головы людям, но я еще и эмпатка. А с тобой хорошо. Нет такого хаоса, как в головах большинства парней. Ты здорово экранируешься, а те мысли, которые до меня доносятся, меня не раздражают. А чаще – радуют. Ты мыслишь светло, что для некроманта удивительно. И, кстати! – Сара стукнула меня кулачком по плечу. Больно, между прочим. – Если бы ты не повелся на новогоднем празднике на ту крашеную мымру, мы могли бы и пораньше начать встречаться.

– Какой Новый год? – Я удивленно поглядел на смущенно отодвинувшуюся девушку. – Это что, шесть лет назад? Еще до моей службы в армии? Ты меня из-за того случая простить не могла?

– Ну, я хоть и не некромантка, но память у меня хорошая. – Сара, скрывая смущение, начала одеваться. – Вась, мне домой надо, а то мама заволнуется. Поздно все-таки, и дождь уже заканчивается. Давай ты мне завтра позвонишь на работу, и поговорим. Только ближе к обеду, а лучше сразу в двенадцать. Папа не любит, когда кто-то на работе разговаривает по телефону.

Мы оделись, что после довольно торопливого раздевания было сложно. Нет, Саре-то попроще с одеждой, платье да туфельки, а белье она даже не искала. Впрочем, с ее великолепной грудью и бюстгальтер носить не обязательно. Сказала, что остальное потом найдет. А мне пришлось под ее смешки полазить впотьмах по сеновалу.

– У тебя когда отпуск заканчивается, Вась? – уже в дверях амбара спросила девушка.

– Через пять дней, в субботу. В воскресенье на службу. – Я поглядел в темно-карие глаза, в которых отражались далекие грозовые всполохи. – Скорее всего, сразу в рейс, разве нормативы заставят пересдавать. Но это сутки максимум. – До свидания, красавица.

– До свидания!

Меня обняли и поцеловали, после чего за мной закрылась тяжелая дверь амбара, я забрался в свой «додж», бросил тяжелый дождевик на заднее сиденье (надо в следующий раз найти место получше, малоприятно в самый интересный момент получить занозу в задницу, что на этом сеновале вполне вероятно) и потихоньку, стараясь не буксовать, выехал по раскисшей грунтовке на нормальную дорогу.

19 июня 2241 года, суббота

Ростов-на-Синей, аэродром

Василий Ромашкин

Показав пропуск охраннику, я поднял сумку с вещами и прошел сквозь турникет.

– Привет, Вась. – Сзади меня толкнул в плечо техник с «Корсиканца», относительно небольшого дирижбомбеля, всего семьдесят метров длиной. – В рейс?

– Да, – кивнул я, с удовольствием оглядывая наш городской аэродром. Соскучился уже, хотя принципиально во время отпуска сюда не заходил, отдыхал, так сказать.

Здоровенное поле, тщательно выровненное, засеянное коротко постриженной травой. Две взлетки, одна грунтовка, одна дорога, застеленная стальными решетками, плюс очень медленно строящаяся бетонка.

На стоянке ВВС четыре ярко-синих Ла-9 с красными капотами, которые пригнали к нам в город после того нападения. Ну да, пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Могли бы и сто тридцатые «яки» пригнать, сейчас толку от них ровно столько же будет.

Пара десятков разнообразных гражданских самолетов, на рулежке двухмоторный почтовик.

И три дирижабля на привязи у причальных мачт. Красавчики!

Когда люди начали оживать после тех страшных лет, они поняли, что на старой реактивной авиации надо ставить крест. Аэродромы разрушены, заводы разрушены, запасов металла практически нет (точнее, металл есть, но вот попробуй достань его со старых заводов!), керосина нет. То есть реактивная авиация отошла на дальний-дальний план.

Небольшие самолеты не имели должной дальности полета и опять-таки требовали аэродромов и служб обеспечения. Вертолеты также не решали проблем.

И вот тут-то люди вспомнили про дирижабли. Точнее, не вспомнили, дирижаблестроение к моменту Катастрофы начало активно возрождаться, уж очень заманчивые перспективы открывались с использованием этих гигантов.

Во-первых, использование дармового ресурса природы – сплавной силы, открытой Архимедом. Это означает, что производственные и эксплуатационные затраты на эти аппараты обеспечивают им высокую конкурентоспособность.

Во-вторых, способность аппаратов такого класса совершать сверхдальние перелеты без приземления позволяет им выполнять задачи, которые нельзя решить с помощью авиасредств.

В-третьих, упрощенная и легко развертываемая наземная инфраструктура повышает рентабельность эксплуатации воздухоплавательных систем данного типа.

В-четвертых, дирижабль определенной грузоподъемности может переносить на внешней подвеске негабаритные грузы, например, стойку ЛЭП или турбину в сборке, причем по технологии «от двери – до двери».

А если учесть, что конкуренции в виде реактивной авиации не стало, то воздухоплавание постепенно сделалось основным видом скоростных перевозок. И уже лет восемьдесят как минимум дирижабли бороздят воздушные океаны нашей планеты, перевозя людей и грузы.

И не только мы, наше общество учло главную ошибку предков. И сейчас на страже нашей планеты постоянно попарно дежурят в стратосфере огромные дирижабли-ракетоносцы, несущие тяжелые ракеты воздушного старта с ядерными боеголовками, способными любой астероид если не расколоть в мелкий щебень, то гарантированно отклонить от Земли. Роскошные корабли, и попасть служить на них очень трудно. Все-таки это «Военно-космические силы планеты Земля», если по-русски произнести название.

И содержим мы их всем уцелевшим миром, тем более что содержать пять дирижаблей-ракетоносцев намного дешевле, чем содержать армии прошлого мира. Сейчас-то таких армий нет, пехота, точнее, мотострелки, легкая артиллерия и колесные бронемашины.

ВВС представлена транспортными и связными самолетами, истребителями древней разработки еще времен СССР, поршневыми Ла-9 и легкими реактивными штурмовиками Як-130, тоже старой, но уже российской разработки. В принципе этого нам сейчас хватает, так как этим самолетам только банды и гонять. Но проходить военную подготовку или служить срочную службу обязаны все мужчины во всех странах. И если учесть поголовную вооруженность, то воевать с упертыми (а мы сейчас все упертые), прекрасно знающими свои земли людьми уже больше столетия ни у кого не возникает желания. Ну, в первое столетие после Катастрофы было дело, и войны были, и прочее. И даже ядерные удары по уцелевшим рассадникам террористов и мракобесов имели место. И не только со стороны израильтян, мы тоже отметились, спалив дотла несколько долин в Афганистане, Туркмении и Таджикистане, а индусы обменялись ядерными ударами с Исламабадом.

После этого Индия и Пакистан кинулись резать друг друга со страшной силой, устроили чудовищную бойню, как будто мало им было того, что от населения осталось меньше половины. Но, видимо, им было легче обвинить друг друга во всех смертных грехах. Рубились до следующего лета, бросали друг на друга танки и самолеты до тех пор, пока не сожгли всю свою военную технику и не угробили в боях около десяти миллионов человек. Драка была жуткая. А последствия еще страшнее, во время войны погиб цвет нации, молодые мужики, которые выжили в период Катастрофы. Страны резко скатились вниз, в демографическую и экономическую яму, из которой не могут выбраться до сих пор.

С тех пор на Востоке тишина, никто не лезет. А бывшие Казахстан и Узбекистан, точнее образовавшиеся на их территории имаматы и княжества, нам союзники. Точнее даже, они под протекторатом Северного Союза, образовавшегося из России, Норвегии, Финляндии, Швеции, Аляски и уцелевшей части Канады. Вот так как-то объединились. Точнее – объединили, армия-то в России уцелела почти в полном составе.

Хотя сейчас границы не волнуют абсолютно никого, человек может ехать, куда ему угодно. Да и остались-то от той же Норвегии только земля и название, и Швеция недалеко ушла.

Европейский Союз распался сразу после Катастрофы, Средиземноморье было практически сметено землетрясениями, континентальной Европе тоже досталось по самое не могу. Да еще резать друг друга начали с большой охотой и весельем, сначала выходцы из Африки и Азии – европейцев, а потом, когда те опомнились, всем толерантным гражданам не поздоровилось. Европейцы, они ведь еще те дикари, не зря в былые времена полмира под себя подмяли. Впрочем, это дела давно минувших дней, сейчас в Европе относительно тихо. Другое дело, что свободно стало, практически как у нас, только у нас от одного города до другого сотни километров, а у них десятки. Ну и городом стали называть то, что раньше называли максимум селом. Но вот жить в Европах никому не советую. Там, несмотря на хороший климат и земли, развалина на развалине. Вся Европа – сплошь бывший мегаполис, и количество неупокоев зашкаливает. Сложно там. Но люди живут.

По пути в эскадрилью я задумался о наших ракетоносцах. Потрясные корабли, я несколько раз видел их вживую, а уж репортажи с них шли постоянно, как и сухие доклады в прессе о том, что такой-то ракетоносец заступил на дежурство, а такой-то с дежурства вышел.

Вообще сейчас, притом, что Земля основательно утыкана телескопами, наблюдающими за космосом и любой булыжник критических размеров отслеживается, вроде бы как и нет надобности в постоянном дежурстве ракетоносцев. Но это только на первый взгляд.

В прошлом году было мощнейшее землетрясение в Калифорнии, где вроде как наладилась жизнь. Восемь баллов, и очень близко к поверхности. Разрушения чудовищные, человеческих жертв десятки тысяч. Десять лет назад снова сильнейшее цунами прошлось по Японии, Китаю, Корее, двенадцать лет назад цунами залило Индонезию.

Слишком недавно была Катастрофа, слишком много напряжения в земной коре. Никто не может гарантировать, что в месте базирования ракетоносцев не будет толчков, никто. А мы заплатили за свою беспечность чудовищную цену – наша цивилизация едва не погибла.

Так что стоимость дежурства наших ракетоносцев оправданна. И никто из цивилизованных землян, отчисляющих налоги, в том числе и на содержание ракетоносцев, никогда не станет требовать у правительств сокращения ассигнований на эти программы. Разве на перенос группировки в космос, но это еще не скоро, ладно хоть спутники снова начали выводить на орбиту.

– Привет честной компании! – Я вошел в гудящую голосами комнату и бросил сумку на свое кресло. Перездоровался со своим экипажем и с летунами, штурманами, инженерами и бортстрелками из других экипажей.

– А, Вась, здорово. Мы слышали, что ты интересно и активно отдыхаешь? Нет, мужики, вы смотрите – туда он идет, на него расквыры нападают, оттуда – одержимые. Какая потрясающая у Василия жизнь! – Штурман с «Ездового» добродушно засмеялся и ткнул меня в плечо своим немалым кулачищем.

– Ген, оставь парня. Так, внимание! – Командир эскадрильи постучал указкой по столу. – Внимание! «Ростовчанин» получил повреждение при посадке в Норильске, сильный порыв ветра, ударились о причальную мачту. Хорошо, что жертв нет. Будет ремонтироваться в доке, в Новом Ульяновске. Но вы, сменный экипаж, не расслабляйтесь. Офицеры должны будут вылететь в Новый Ульяновск, так как вместе с ремонтом пройдет малая модернизация. А бортстрелков распределят по другим экипажам, сами знаете, что у нас произошло. – Комэск недовольно поглядел на кэпа с «Решительного».

Я хоть и специально не лез в жизнь порта, отдыхал, но эту историю слышал. В Сингапуре половина экипажа чего-то наелась и чудовищным образом траванулась. В том числе почти все бортстрелки. Пришлось сменный экипаж отправлять на перекладных до Сингапура. Хорошо, что удалось пассажиров и грузы распределить по другим бортам, компания обошлась без штрафных санкций.

– Так, бортстрелки, поглядите расписание, вы там все внесены. Покатаетесь на других бортах, по другим маршрутам. Все жизнь интереснее. Короче, работать, товарищи воздухоплаватели, работать! – И комэск вышел из комнаты.

– Ну что, сходим посмотрим? – укладывая сумку в свой шкаф, спросил у Виктора Зотова, тоже бортстрелка с нашего дирижбомбеля. – Вообще это буквоедство. Могли бы и на сайте компании выложить расписание, нет, занимаются переводом ватмана.

– Вась, что ты хочешь, традиция. Их очень сложно вывести, – отозвался с той стороны шкафов еще один бортстрелок, Салман Рахимов. – Пойдем посмотрим. До начала медосмотра еще час.

19 июня 2241 года, суббота

Ростов-на-Синей, аэродром

Василий Ромашкин

К доске расписаний, посмеиваясь и перешучиваясь, мы поднялись уже двумя сменами.

– М-да… – Я негромко хмыкнул. – Вить, нам с тобой обалденно повезло. Смотри, «Горнорудный». Его же вроде списывать собирались?

– Раздумали после осмотра силовых конструкций. Ему хоть и полсотни скоро будет, но живой кораблик, – хмуро протянул мой сменщик. – Капиталить будут, менять обшивку, баллонеты. Но к осени. А значит, к зимним штормам, так что мы с тобой до выхода нашего плывуна на этом старье прокатаемся.

– Мрак, когда уже на современные перейдем, все жесткачи гоняем. И «Локхид», и «Комсомольск-на-Амуре» уже три года как полностью перешли на трехкорпусные полужесткие. А у нас смотри, старье собрали со всего Севера. – Я провел пальцем по списку дирижаблей. Ну да, у нас моложе двадцати лет ни одного не найдется. Но если наш «Ростовчанин», например, после ремонта, да и родным уже стал, то «Горнорудный» отсужен за долги у кустанайской компании и в капитальном ремонте не был лет сорок.

– Дорого менять, Вась, сам знаешь. Будут гонять до запрета госавиаинспекцией. Пошли к медикам? – Витька развернулся и растолкал остальных коллег.

– Пошли, отдадимся ЛАМу на растерзание. – Лаборатория Авиационной Медицины мучила всех одинаково, и экипажи дирижаблей, и самолетчиков. Причем не делая разницы, пилот ты или бортстрелок. И потому я потопал за Витькой. Никуда не денемся, будем проверяться.

19 июня 2241 года, суббота

Ростов-на-Синей, борт дирижабля «Горнорудный»

Василий Ромашкин

– Товарищ командир, бортстрелок Ромашкин явился по случаю назначения. – Я козырнул, глядя на сидящего за столом хмурого мужика с погонами командира воздушного судна. – Здравствуйте еще раз, Никита Назарыч. – И встал около Зотова, уже доложившегося по команде.

– Здорово, некроманты! – Никита Назарыч Шустов встал, надел свою кэповскую фуражку, отличающуюся от фуражек летунов восьмигранной тульей (у пилотов самолетов она круглая), и пожал нам руки. – Пошли, познакомлю с экипажем. Официально, так сказать.

В принципе мы достаточно неплохо знаем всех в нашем авиаотряде. И воздухоплавателей, и летунов. Но – традиции. По прибытии в новый экипаж обязательно нужно доложиться, после чего командир представит нас каждому члену своей команды.

Здесь, среди авиаторов, вообще традиция на традиции и суеверие на суеверии. И сам становишься таким же после первого рейса. Ну максимум после второго. Я, такой весь из себя крутой бортстрелок, сильнейший некромант выпуска и один из тройки лучших стрелков училища, помню, как сжалось в комок сердце при прохождении грозового фронта над Скалистыми горами. Жуть была неимоверная. Понимал одно: все зависит от мастерства и чутья командира, который стоит в рубке и командует нашим воздушным кораблем, таким огромным и таким крохотным перед бушующей стихией.

Вот и сейчас, после знакомства с экипажем старпом повел нас к нашему боевому посту.

– Так, стрелки, корабль не новый, конструкция огневых точек устаревшая, пулеметы тоже совсем не новые. Но работают исправно и пристреляны в ноль. Просто не дай бог вести огонь короткими очередями, ясно? Не поливайте как из шланга, а то знаю я вас! – Старпом полез вверх по вытертому дюралевому трапу со стертой, торчащей лохмотьями оплеткой балясин.

Мы за ним.

– Вот, ваш боевой пост, – старший помощник показал на широкий купол огневой точки, на турелях которой с двух сторон были установлены спарки крупнокалиберных браунингов. – Знакомые машинки?

– Да, – кивнули мы.

А Витька ответил:

– У нас на нижних огневых такие же. На верхних пушки, знаете ведь?

– Знаю, – согласился старпом. – А потому – зубрить таблицы и работать по «воронам». Вылетим, отработаете по шарикам.

Для того чтобы устроить учебные стрельбы для бортстрелков, особой бюрократии не разводили. Отстреливали с борта сигнальные ракеты или запускали небольшие дроны-мишени. А самый дешевый способ – стреляли по ярким воздушным шарикам, накачанным гелием. Их запускали с носа судна, а ветер махом относил бог знает куда по самым непредсказуемым траекториям. Сбить такой шарик было весьма непросто.

– Ладно, пошли, покажу вашу каюту. – Старпом начал спускаться, и мы полезли за ним.

Внутренние отсеки были не то чтобы запущены. Нет, за ними следили, просто они были старые. Вытертые дюралевые пайолы под ногами, стертая краска, проведенные поверх основных дубли связи и питания (чтобы заменить основной кабель, надо здорово покорячиться, проще бросить поверх дублирующий и прихватить его к основному стяжками). Ремонта, даже среднего, «Горнорудный» не видел очень давно. Гоняли его и в хвост, и в гриву, но деньги не вкладывали.

Впрочем, ограждения проходов, сделанные из прочной капроновой сетки, были целыми, со стороны баллонетов забраны плотным брезентом. Все трапы целы, освещение исправно. Вроде на первый взгляд корабль не нов, но вполне работоспособен.

– Так, ваша каюта. – Старпом открыл ключом тонкую дверь из пробки на дюралевом каркасе. – Осваивайтесь, бойцы. Сегодня заселяйтесь, и свободны, завтра изучение корабля, отработка стрельб вхолодную, знакомство с экипажем.

– Ну, могло быть и хуже, – заметил я, осматривая крохотную, всего два на три метра, каюту.

С одной стороны диван и откидная койка. С другой вешалка, откидной стол около иллюминатора, пара дюралевых табуреток. Динамик боевого ретранслятора, колонка бортового радио с щелчковым переключением каналов, забранные решеткой светильники, красный фонарь аварийного освещения.

Вытертый линолеум палубы, когда-то темно-синий, а сейчас просто пегий, светло-синие переборки и подволок. Крохотный санузел с умывальником. Душевая и клозет, судя по всему, общие на палубу. Выглянув в коридор, я увидел их через пять кают.

– Хреново, – выглянув в иллюминатор, сообщил Витька. – Смотри, дизель прямо под ламатором, фиг поговоришь или поспишь. По крайней мере, сначала.

– Да уж! – Я вытащил сменщика из проема иллюминатора и сунулся туда сам. Ну да, аэробаллистический дизель с огромными лопастями в пяти метрах снизу – это не полная задница, но весьма близко к ней. – Придется спать на посту, чтоб их. А там днем зажаришься, ночью вымерзнешь. Екарный бабай! Я еще удивился, что нам каюта удачная досталась.

– Не говори, фиг поспим. – Витька угрюмо уселся на продавленный диван, протестующе пискнувший под его весом.

– Ладно, Вить, прорвемся. Надо у боцмана по паре матрасов выклянчить, чтобы вибрация от движка поменьше была, и беруши купить. Не в шлемофонах же спать. – Я усмехнулся, поглядел на напарника. – И будем мы с тобой бортстрелки на горошине.

Остаток дня мы обустраивались, получали белье и матрасы, разгружали личные вещи, потом вместе с оружейником перебирали браунинги, потому что лучше перебдеть, чем потом волосья дергать.

Машинки, конечно, просто здорово ушатанные. Но вроде как живые, оружейник пообещал нам завтра-послезавтра отстрелять их на стрельбище города. Ну да, мы в своем праве, более того, мы обязаны убедиться в нормальном бое пулеметов.

19 июня 2241 года, суббота

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

Вечером после работы, заскочив домой, поужинав, поцеловав мать и натрепав уши Женьке, чтобы не подначивал, я на своем «додже» поймал Сару на уже знакомом тротуаре и по накатанной колее подъехал к задней двери амбара Кедминых. После серьезных размышлений мы с Сарой просто затащили на сеновал купленные мной два простых матраса и пару одеял. И все, получилось отличное гнездышко, где мы проводили по паре часов. Причем дело все серьезнее шло к тому, что я собирался попросить мать заслать сватов к Кедминым. Сара совершенно не возражала против моих намеков. Так что нужно колечко приглядывать, благо что рейс намечается в один городок, куда из Израиля переселилось немало толковых ювелиров.

– Вась, ты меня завтра встретишь примерно так же? – Сара, улыбнувшись, чмокнула меня перед прощанием в кончик носа, собираясь выпорхнуть из амбара и оглядывая себя в зеркале старого шкафа, который приволокли сюда и использовали для хранения всякой всячины.

– С радостью, куколка. – Я не отказал себе в удовольствии обнять пискнувшую девчонку и отпустил ее только через пару минут.

– Вась, я пошла, а то от тебя не вырвешься! – Отдышавшись, Сара еще раз глянула в зеркало и, улыбнувшись мне, вышла из амбара.

А я, привычно придержав щеколду задней двери, вышел на пустырь и подошел к своей машине.

– Василий, мерзавец, повернись! Ты опозорил мою сестру! – раздался слева ломкий голос пятнадцатилетнего мальчишки, брата Сары. Ну да, Юрка Кедмин, отличный парнишка, гитарист и певец, любимчик школьных учителей и объект воздыхания одноклассниц. Вот только этот объект довольно уверенно держал в руках хоть старый, но вполне надежный и убойный карабин СКС. Судя по всему, китайский, штык игольчатый. М-да, не о том думаю.

– Юр, тебе не кажется, что для начала ты должен был спросить об этом у своей сестры? – Мрак, это кто пацана настропалил? Ну не просто же так он настолько злой? – Я ничего не делал для того, чтобы опозорить твою сестру.

– Врешь! Все уже знают! – У пацаненка побелели пальцы, сжимающие цевье, и то ли от злости, то ли от страха дрожали губы.

– Знают что именно? – Ну что делать-то? Ведь пристрелит он меня, если не из-за восстановления чести, так с перепуга. А стрелять в Юрку…

– То, что вы трахаетесь!

– Между прочим, твоя сестра взрослая и красивая девушка, и она сама решает, что ей и как делать. Что-либо запретить ей сейчас даже твои отец с матерью не могут. – На всякий случай я развернулся боком к психующему парню и отщелкнул клапан кобуры. В патроннике бельгийского пистолета патрон остался, можно стрелять самовзводом. Но как не хочется! – Ты бы ее сначала спросил, парень.

Юрка облизнул губы. А ведь он поддатый, и не с легонцухи, ветерок донес запах пива. Это кто пацана подпоил?

Оба-на, а это что? Обострившееся восприятие зацепилось за что-то явно неживое на краю пустыря, метрах в трехстах за Юркой. Надо же, призрак. А ежели я сделаю вот этак…

– Юр, ты бы убрал винтарь и спокойно поговорил со мной, а то, не дай бог, стрельнешь, Сара тебя потом не простит. – Я сделал шажок по направлению к парнишке, загоняя себя в транс. Одновременно притянул к нам трепыхающегося призрака. Далеко все же, легче крупную щуку на спиннинге вывести, чем этого товарища!

Но мне удалось. Активно сопротивляющийся призрак расцвел бледно-зеленым сбоку от Юрки, заставив того шарахнуться в сторону и выпустить половину обоймы в висящего над землей неупокоя. А я тем временем успел рвануть к парню, выбить карабин из рук и жестко зафиксировать его.

– Придурок малолетний! – Меня едва не снесло довольно приличным телекинетическим ударом, хорошо, что пацан промазал. Но каков! В результате я вынужден был тюкнуть его по макушке рукоятью пистолета, после чего парень обмяк и позволил себя связать. А главное – позволил завязать ему глаза.

Телекинетики народ интересный, могут многое. Порой я им даже завидую, право слово. Ну, почти. Для умелого кинетика средней руки нет никаких проблем поднять балку весом в двести – триста килограмм на десяток метров, причем не один, а несколько сотен раз подряд.

И это средненькие мастера телекинеза. Высший класс могут показать бойцы, которые дежурят на ракетоносцах противоастероидной обороны. Те закидывают ракеты на восемь километров вверх и придают им скорость примерно на шестьсот километров больше, чем развивает сам ракетоносец. А развивает он с учетом попутных ветров ни много ни мало до трехсот километров в час. То есть ракета стартует уже с высоты двадцать километров с начальной скоростью около девятисот километров в час, что дает просто колоссальную экономию в расходе топлива.

Но тут есть один серьезный момент – телекинетику надо видеть то, что он двигает, и при этом не шевелиться. Вон Юрка мог меня снести, но промазал. Ну, правда, то, что он здорово поддат, тоже сыграло свою роль, но главный его промах – то, что он двигался и меня не видел.

– Что здесь было?

Ну, вот и кавалерия. Как неудачно вышло, твою поперек!

– Я еще раз спрашиваю, что тут было? – Яков Кедмин угрюмо смотрел на меня, на связанного сына, валяющийся СКС и висящего неподалеку призрака.

Послышался топот, из-за угла выскочила мать Юрки и Сары, соответственно, жена Кедмина, Юлия Андреевна, чуть полноватая красивая блондинка слегка за сорок. Мамина хорошая подруга, кстати.

– Да вот, призрак появился, Юрка стрелять начал, пьяный… – промямлил я, не зная, что сказать. Не говорить же отцу с матерью, что их сын хотел меня грохнуть из-за того, что я с их дочерью сено мну на сеновале.

Послышался топот каблучков, выбежала Сара в легком промокшем халатике на голое тело, с замотанной полотенцем головой.

– Что было? Вась, что ты сделал с Юркой? – Ух, как глаза у нее полыхают, прямо электросварка! – Ты что сделал с моим братом, тупица?!!

– Эй, да я ничего с ним не сделал, только спеленал. Он едва меня не пристрелил… – Я прикусил язык, глянув на родителей Сары, но поздно.

– Так, не будем собирать соседей. А то сейчас с той стороны пустыря прибегут. – Кедмин-старший кивнул на загоревшиеся окошки. – Пойдемте. И ты тоже с нами! – Палец инквизитора ткнул в мою сторону. Потом, совершенно неожиданно, в сторону призрака. – А ты тем более. Давай, Василий, бери свою упаковку и тащи к нам в дом. Пошли, пошли, герой ты наш.

Кедмин неторопливо поднял карабин, разрядил его. Я оттащил парнишку в дом, передал его в руки матери и сестры, потом вместе с Кедминым объяснялся с подъехавшим патрулем. Им удалось втереть почти правду – Юрка с перепуга стал стрелять в призрака, а так как был чуть пьян, пришлось его связать. Учитывая наличие призрака и отсутствие пострадавших, пареньку даже штраф, скорее всего, не светит.

Тресь!

Конкретная оплеуха, нанесенная нежной, но сильной рукой, вышибла у меня искры из глаз. А виновница оплеухи, Сара, тряся ушибленной десницей, отошла к нежно любимому братцу, которого они с мамочкой развязали и сейчас опекали, как две квочки.

– Интересно. За что? – хмуро поинтересовался я, исподлобья глядя на девчонку. – Что тебе этот мелкий наговорил?

– Да какая разница! Как ты посмел ударить моего брата!

Сара была взбешена. Мне вот интересно, что она успела считать с меня и с Юрки?

– Дети, тихо! – неожиданно властно вступилась Юлия Андреевна. Шлепнула по тугой ягодице Сару, погрозила мне пальцем. – А ну молчать! Наговорите сейчас друг другу такого, что потом в жизни себе не простите. Вась, мне не нравится, что ты ударил этого юного алкоголика. Но! Спасибо тебе, что ты не убил моего сына. Молчать, мелкий придурок! – Юрка, попытавшийся что-то сказать, огреб подзатыльник. – Иди, ложись спать, с тобой завтра будем разбираться.

– Вась, иди отсюда! – попросила Сара, отвернувшись к окну. – Иди по-хорошему.

М-да…

Я поглядел на спину девчонки, которая, похоже, начала всхлипывать, на хмурого Кедмина-старшего, на полыхающий ненавистью взгляд Юрки, на вымученную улыбку Юлии Андреевны.

– До свидания.

И, развернувшись, пошел к дверям.

– Погоди, Василий. – Меня догнал Кедмин-старший, протянул СКС. – Вот, держи. Твой трофей. Я не знаю, где его взял Юрка, китайского карабина у нас никогда не было. И давай-ка расскажи, как все было. – Кедмин стал неожиданно серьезен. – Пойми, дело не только в твоих отношениях с моей дочерью. Дело в безопасности моей семьи, мне совершенно не нравится, что кто-то дал Юрке карабин, напоил и настропалил стрелять в тебя. Да-да, я именно так и считаю. Рассказывай!

… – Василий, ты в это дело сам не лезь. Тут моего сына попытались использовать как пушечное мясо, а значит, это мои разборки. Не возражай, тебе нельзя лезть в это дело. – Кедмин устало потер переносицу. Поглядел на меня, покачал головой. – И это… не знаю, что и насколько серьезно у вас с дочкой, могу только догадываться. Но погоди решать все окончательно. Остыньте, обдумайте. Не стоит рубить по-горячему. И забери своего призрака, а то так и будет здесь маячить.

– Да? – удивился я и поглядел в конец улицы. Точно, призрак там так и висел, только светиться перестал. Когда я его успел к месту привязать? – А с чего вы решили, кстати, что Юрка в меня стрелял?

– Вась, ты не единственный сильный некромант. Я у призрака все выяснил. – Кедмин хлопнул меня по плечу. – Езжай, тебе завтра на работу. Давай, парень, топай.

И отец Сары исчез в доме. Ну а я пошел к тому, кто меня сегодня спас.

– И что мне с тобой делать, а? Развеивать тебя не за что, раз главный инквизитор города тебя не тронул, оставлять тебя здесь нельзя, домой разве оттащить? – Поглядел я на явно проступившее лицо какого-то немолодого мужика. – Как тебя зовут-то? Может, тебя упокоить надо?

– Меня зовут? – Призрак задумался. – Надо же, я имя свое не могу вспомнить. А развеивать меня не надо, мне нравится такое существование. Интересно, любопытно. Привык уже. Возьми меня к себе домой, буду тебе служить. А то мне здесь сейчас опасно стало, развеет инквизитор, он может. Ведь ты меня высветил.

Прикольно. Я потер щеку, которая до сих пор горела после крепкой ладошки Сары, и задумался. В принципе этот призрак мне если и не спас жизнь, то, по крайней мере, здорово помог. А я на самом деле его подставил. Кедмин, если не в настроении, развеет его и не заметит, он, может, и не сильнее меня как некромант, но очень опытный.

Если подумать, то в хозяйстве такой товарищ, как призрак, может здорово пригодиться. Это и сторож, и нянька, да и многое другое. Я знал одного штурмана из Норильска, так у них «жил», так сказать, призрак. Этот неупокой уже пять поколений выучил английскому, испанскому и латыни. Причем академически, вся семейка знала языки на уровне жителей этих стран. Точнее, Римской империи давно нет, но читать того же Вергилия или Горация они в оригинале запросто могли.

Заметить призрака в неактивном состоянии могут только некроманты, больше никто. Это когда он или сопротивляется, или возбужден, или просто хочет себя показать, его видно. А так ни-ни, его даже не все собаки учуют. Вот кошки, это да, не зря их египтяне считали служительницами Анубиса. Эти мягколапые любого неупокоя видят. Жаль только, что их в старые города невозможно затащить, они там с ума сходят, в отличие от собак. С другой стороны, у нас сейчас дома кошки нет, умерла полгода назад, а новую заводить мама не хочет. Манька была ее подругой, по-другому и не скажешь.

– Ладно, пойдем со мной. Поживешь в нашем доме, только, чур, соседям нервы не крутить. Маме с Женькой я тебя представлю, а то братик у меня тоже некромант, начинающий. Садись, нежить. – Я проверил патронник доставшегося мне карабина и установил его в держатель. Может, я и хомяк, но оружие есть оружие, буду считать трофеем. М-да, ну и свиданка.

Потер щеку, завел двигатель «доджа» и потихоньку вырулил с пустыря. Посмотрев на улицу, увидел около дома Кедминых девичью фигурку и моргнул задними фонарями. Пусть я и заработал по морде от Сары, но за просто так от нее отказываться не намерен, занозой вошла красавица-евреечка мне в сердце. И без нее мне точно будет нерадостно.

25 июня 2241 года, пятница

На борту дирижабля «Горнорудный»

Василий Ромашкин

Земля неторопливо уходила из-под днища «Горнорудного», разгоняемого сливающимися в прозрачный круг винтами дизелей. Ну вот мы наконец и в рейсе.

Я покрутил головой, осматривая небеса вокруг. Сколько раз уже это вижу – и каждый раз готов от восторга прыгать и орать, и в смотровой галерее, и, как сейчас, на боевом посту.

Старый дирижабль ощутимо поскрипывал, от двигателей шла заметная вибрация, но пока вроде все в пределах нормы. Летал я разок на аварийном аппарате, перегоняли с места жесткой посадки, так там вообще все ходуном ходило, и ничего, дотопали потихоньку.

«Горнорудного» качнул набежавший шквал, чуть сильнее взвыли дизели, и корабль снова неумолимо полез вверх, на свой эшелон.

– Вторая установка – ответь ходовой. Доложить обстановку, – ожили наушники.

– Ходовая – ответь второй. В моем секторе чисто. – Ответил я, оглядывая и «прослушивая» выделенный под мою ответственность кусок неба.

– Добро. Не спать, стрелок! – И ходовая, щелкнув, отключилась.

А я уселся поудобнее, вытянув ноги. В чем преимущества сильного некроманта перед обычным бортстрелком? В том, что я смотрю не только глазами. В небесах нежити, кроме расквыр и грайворонов, практически не бывает, разве какой-либо шалый призрак шарахается, это да. Но зато в небесах очень мало живых людей, и я их вычисляю на весьма значительном расстоянии, частенько раньше, чем могу увидеть.

А ведь именно воздушные пираты и стали причиной того, что на дирижаблях появились бортстрелки. Нет, никаких боевых самолетов у частников не водилось, за этим очень жестко смотрели государства. Но вот как-то пришла в голову одному деятелю мысль – установить на свой биплан пару пулеметов. Обстрелял он дирижабль, убил в гондоле офицеров, повредил рули управления. Заодно и радиорубку разбил.

Среди товаров, что перевозят дирижабли, дешевки нет. Все достаточно дорогое, настолько, что воздушные перевозки выгодны. Дурное дело показалось нехитрым, но достаточно прибыльным, за дирижаблями попытались развернуть охоту.

Да вот только народ после Катастрофы стал проще и рациональнее. Ну, и добрее сам к себе. Потому никто особо не паниковал, просто установили на уже имеющиеся дирижабли пулеметные гнезда. А также активировали работу следопытов, и вскоре на центральных площадях некоторых городов выросли виселицы, где сплясали короткую джигу и сами пираты, и скупщики краденого. Ну, те, что уцелели – армейские подразделения, выделенные для усиления полиции, особо не церемонились.

Ну а бортстрелки прочно вошли в состав экипажей дирижбомбелей. Несколько раз за прошедшие пятьдесят лет воздухоплавательным кораблям пришлось отражать атаки пиратов, это утвердило компании в мысли, что для того, чтобы пистолет однажды спас вам жизнь, его необходимо пятьдесят лет носить с собой.

Неторопливо оглядывая небеса, контролируя сектор за сектором, вспоминал про себя прошедшую неделю.

С Сарой я так и не помирился. Точнее, пару раз я с ней разговаривал, но она была строго официальна. На мой прямой вопрос о наших отношениях сказала, что нужно подумать, и попросила меня некоторое время ее не тревожить. Вот так вот, вот такие пироги.

Кедмин, которого я спросил, кто провокатор, напоивший Юрку, болезненно поморщился и буркнул, что, мол, в семье не без урода. Сопоставив это с поспешным отъездом одного купеческого еврейского семейства, я вроде как понял, в чем дело.

И потому поймал Сару в тесном углу в самом натуральном смысле этого слова. Зажал в уголке и конкретно все объяснил. И что меня мало волнуют пересуды еврейских бабушек, и что жизнь принадлежит только ей, и ей самой решать, с кем и как ее прожить. После чего загрузил ревущую девчонку в машину и отвез до дома, где выгрузил под хмурым взглядом Юрки. Правда, парень промолчал, ничего не стал говорить, и даже дверь Саре открыл, когда я ее проводил до дома.

Так что кое-какие шансы у меня остались. Если девчонка из-за тебя плачет – значит, ты ей не безразличен, то ли любит, то ли ненавидит. А от любви до ненависти один шаг, и в обратную сторону тоже. Буду стараться помочь ей сделать шаг ко мне.

О сбежавшем с сыночком и домочадцами купчике узнал многое через Клима. Все-таки мы с ним не то чтобы сильно подружились, но хорошими приятелями стали. И такую мелочь, как список состава семьи с фотографиями, он смог мне достать. И пересказать характеристику купчика и его старшего сына. Ну, в принципе я понял, кому при личной встрече в морду врезать надо. Хотя, если честно, не думал, что сионизм еще возможен в нашем мире. То-то Кедмин хмурый был. Его вполне понять можно – спокойно работал мужик, жил с семьей, и тут на́ тебе, некоторые чистотой крови озаботились. Да еще каким образом – натравив его сына на ухажера дочки! Или тут дело в том, что Сара отшила этого сыночка, когда он сватался?

Впрочем, хватит о не самом веселом. Есть и хорошие новости. Призрак, которому дали имя Каспер, вполне себе прижился у нас дома. На чердаке имелась небольшая каморка, глухая и пыльная, там он днем и базировался. По его словам, своего угла у него уже два столетия не было, а тут целые апартаменты. Ну, про апартаменты он, конечно, загнул, но свой уголок появился.

Каспер привел в восторг Женьку и трех соседских пацанов-некромантов, которые впервые увидели неупокоя. Правда, некроманты они пока только по названию, но, как сказал один очень неглупый человек: каждое яйцо кобры – это тоже кобра.

С матерью и нашими соседками Каспер подружился, сразив их сотнями рецептов ушедшей эпохи, он, как оказалось, работал шеф-поваром в каком-то серьезном ресторане. Так что сейчас дамы активно осваивали приготовление кулинарных изысков. Некоторые из блюд мне очень понравились, особенно пара рецептов пиццы. Вообще люблю все печеное. И макароны.

– Люблю я макароны, когда-нибудь они меня погубят… – Я встал, развернул спарку налево. – Ходовая – ответь второй установке. Справа по борту, сорок градусов, угол места минус пятнадцать – самолет. Дальность около восьми километров.

Далеко отсюда над заросшим густой тайгой распадком летел какой-то самолетик. В нем я точно ощущал пятерых живых. Не знаю, кто и куда летел, но правила есть правила. Не знаешь, кто – считай за противника.

– Понял и принял, вторая. Бортстрелки – боевая тревога! – рявкнули наушники густым басом старшего сменного офицера. После чего ожила боевая трансляшка. – Внимание по кораблю, неопознанный самолет с правого борта. Дежурным сменам повышенная готовность, экипажу внимание!

Ну вот, Витьку разбудили точно. Ему еще пару часов можно было поспать. Тем более что шум и вибрация от дизеля под нашей каютой оказались не такими уж и сильными. Нормально спалось.

Самолетик вскоре опознался, а через пять минут исчез за горизонтом. Тревогу отменили, вернув режим готовности номер один. И снова под нами тишь да гладь, а выше нас только звезды.

27 июня 2241 года, воскресенье

Кунград

Василий Ромашкин

– Вась, в бордель пойдешь? – Витька поправил пояс с наганом, сбил на затылок фуражку-восьмиклинку и прищурился на пылающее солнышко Средней Азии. – Мы тут сутки проторчим, на улице пекло, жрать пока неохота. Пошли, там точно прохладно! Я спрашивал тут у здешних мужиков – хвалят.

– Витянь, впервые слышу предложение идти в публичный дом в поисках прохлады. – Я усмехнулся, глядя на пыльные смерчики неподалеку от нас. Сам-то я еще из-под дирижабля, пришвартованного к причальной мачте, не вылезал, стоял в тени. А впрочем… а пойдем, хоть развеюсь маленько!

Здешний дом терпимости под звучным названием «Розы Востока» принял нас тишиной и прохладой холла. За журнальным столиком одиноко сидела пожилая брюнетка с высокой прической.

– Здравствуйте, молодые люди. – На нас глянули неожиданно жесткие и цепкие серые глаза. – Вы вообще-то рановато. Еще полдень не наступил, девочки спят.

– Вы хотите сказать… – Но женщина меня перебила:

– Я хочу сказать, что вам придется выбирать девушек по видео, не вживую. Как выберете, я их разбужу, и они будут в вашем распоряжении. Прошу вас. – И мадам кивнула на кресла перед большим телевизором. – Учтите, у меня записаны только обнаженные девушки. Их тридцать две, на каждую ролик по пятнадцать секунд. Просто запомните номер той, которая вам понравилась.

И включила запись. Если откровенно, девушками назвать персонал было нельзя. Точнее, не всех можно было назвать девушками. Если около полутора десятков китаяночек и то ли узбечек, то ли таджичек были молодыми и даже молоденькими, то европейкам стукнуло минимум тридцать. Правда, насколько я понял, тут, в этих краях, они пользовались немалым успехом. Азия, блондинки в цене.

– Номер шесть. – Я особо не выбирал, молодая китаянка глянулась мне хорошей фигурой, а больше ничего и не надо. Нужно дурь сбросить, а то порой переклинивает из-за разборок с Сарой. Сегодня снилась, ревет и меня колотит, да еще голышом. Мрак, полная садомазоэротика. Одной китаяночки маловато будет, пожалуй. Нужно оторваться. А то спермотоксикоз заработаю. Крутиться будем с месяц в этом рейсе, не меньше. – И номер семнадцать.

– Да уж, Вась, – сочувственно покачал головой Витька. Но увидел мой кулак и промолчал.

Семнадцатым номером была уйгурка. Тоже молодая, коротко стриженная блондинка. Кстати, вдвое дороже стоила, чем китаянка.

Если честно, то я не понимаю девушек, которые идут в бордели. Мир сейчас огромен, можно сказать – пуст. Работай, ищи мужа, рожай детей. Нет, хотят жить попроще, ничего не делая, поскорее разбогатеть. Хотя то, что я не люблю проституток, не мешает мне периодически ими пользоваться. Правда, только в официальных борделях. Пусть здесь дороже, но и рабского труда нет, и не подцепишь ничего.

27 июня 2241 года, воскресенье

Кунград

Василий Ромашкин

После бурного времяпрепровождения с молодыми красивыми девицами особо ничего не хотелось. Просто лежалось на смятой простыне широкой кровати в прохладном полумраке. Справа и слева ко мне прижались основательно раздраконенные мной девчонки. Ли Мэй и Гуля, как они представились на русском со страшным акцентом.

Они обе были куплены, точнее, выкуплены на рабском рынке в Восточном Туркестане. Бывший Синьцзян-Уйгурский край Китайской Народной Республики стал центром, куда стекались караваны работорговцев из азиатских стран. И этим пользовались владельцы борделей, предлагая молодым и красивым девчонкам выкуп из рабства и отработку.

Конечно же девушки могли бы взять кредит для выкупа в каком-либо из банков и отдавать в течение тридцати лет. У нас и китайцев существовали программы для выкупа рабов. Вообще, всех этих караванщиков стоило бы развешать по окрестным деревьям. Но тогда работорговля в этих странах не прекратится, а возможность выкупа людей пропадет. Получается, что взять кредит девушки вроде как могли бы. Но для этого ведь надо знать юридические тонкости, нужна добрая воля продавца. Так что обычно это малоосуществимо. Только когда специально приезжают делегации для пополнения новых городков. Обычно в таких городах перекос с населением, большинство – мужики, девушек и женщин маловато. Тогда да, берут кредит и едут жить и работать на новое место.

Потянувшись, я погладил по гладкой спине китаяночку. Изящная, как фарфоровая статуэтка, сначала страшно тронуть было, боялся, что сломаю. Но потом разошелся, да и девчонка тоже не притворялась, не научилась. Чистенькая, неопытная. Пока еще. Да и уйгурочка примерно такая же. Ну, неопытная, зато фигурка у Гули покруглее, есть за что подержаться. Только угрюмая она, не по душе ей это дело.

Впрочем, трахалась честно, чтобы клиент был доволен. Как сказала Гуля, ей «надо деньгу, чтобы воля получить».

Ли Мэй, встав, прошлепала босыми ногами по простому деревянному полу, потрогала кофейник и, к моему удивлению, просто приложила руки к его бокам. Почти мгновенно из-под крышки вырвалась струйка пара, и девушка разлила горячий кофе по трем чашкам.

– Какая ты молодец! – Я уважительно поцокал языком и хотел встать, но в пояснице что-то щелкнуло, и меня резко переклинило. – Ох ты ж блин! Ну, родимый радик, опять пришел!

В позапрошлом году я, поддавшись подначкам экипажа, попробовал себя в состязаниях – куреше – в Иннополисе, что под старой Казанью. Ну, одного заломал, а потом меня местный батыр поймал на противоходе и здорово приложил об ковер. С тех пор порой спину клинит, ни вздохнуть ни охнуть. Вот и сейчас снова переклинило.

– Болит? – Гуля аккуратно перевернула меня на живот и наложила на поясницу ладони. К моему удивлению, поверх ее ладоней положила свои китаяночка, они о чем-то переговорили, на китайском, наверное, и я почувствовал резкое, жгучее тепло. Аж взвыть захотелось.

– Эй, вы чего?!! – Я как был голышом, так соскочил с кровати и пораженно замер, глядя на перепуганных девушек.

Спина совершенно не болела. От слова «совсем». Не веря себе, осторожно повернулся, потом пару раз наклонился из стороны в сторону, с воплем восторга сцапал девчонок с кровати и закружил по комнате, после чего брякнулся с ними на траходром, благо он был крепкий и испытанный.

– Вы что, целительницы? – чмокая китаянку в ухо, поймал попытавшуюся свалить от выражения моего восторга уйгурку за щиколотку и подтащил ее к себе. – А какого хрена, девушки-красавицы, вы в борделе околачиваетесь?

Девчонки с трудом объяснили, что Ли Мэй пироманка. А вот Гуля может видеть болезни, а лечить наложением рук у нее просто не хватало сил. Но однажды они, уже здесь, совершенно случайно попробовали и сумели вылечить боль в плече девчонки-соседки, выбитом пьяным недовольным клиентом. Короче, хозяйка иногда пользовалась возможностями девушек, чтобы лечить себя или девиц из борделя, и все.

– Девушки, за вас мгновенно выплатит долг любой город Северного Союза, целительниц всегда не хватает. Одевайтесь, пойдем поговорим с вашей хозяйкой. Так, Витька в каком номере, в пятом?

Торопливо натягивая брюки, я прыгал на одной ноге. Блин, расслабился здесь с девчонками, а уже скоро должен быть на борту. Но я просто обязан помочь девушкам. Одевшись, выскочил в коридор и заколотил в дверь пятого номера, вызывая сменщика.

Дверь открыла недовольная полная блондинка слегка за тридцать в почти не запахнутом халате. Ну любит Витек полненьких.

– Так, партнер, собирайся, потопали к хозяйке. Тут девчонки целительницами оказались, надо договориться насчет выкупа их долга. Торопись.

Нет, я совсем не мессия, но в таком случае просто обязан помочь. Чем больше целительниц в городах – тем больше здоровых людей, тем лучше жизнь. Это, кстати, нам со школьной скамьи вдалбливают – помощь государству в этом случае является помощью конкретным людям.

– Это вы про Мэйку и Гульку? – Блондинка запахнула халат, сверкнув обнаженным телом. – Если поможете девочкам, совсем не зря день проведете. Но поосторожнее, ребята. Хозяйка дама упертая и откуда-то все знает.

– Ну, мы же не просто просить будем, позвоним представителю нашей компании, он организует выкуп. Желающих хватит. Пошли, друже, времени мало! – Я поторопил бортстрелка.

– Как раз еще на разок хватило бы, торопыга! – Проходя мимо блондиночки, Витек шлепнул ее по упругой заднице и слегка куснул за плечо. – Спасибо, Мила. Жди, может, еще загляну.

– Ой, да вас тут, летунов, столько заглядывает ежедневно, того и гляди, до простыней сотрете… – чуть пьяненько засмеялась дама, закрывая номер.

К моему удивлению, хозяйка нас ждала.

– Девушек я не отпущу! – не успели мы зайти, сразу же заявила она.

– Но, мадам! – попробовал возмутиться я и замер.

Витька тоже не шевелился. Вообще, шевелиться, когда два башибузука направляют на вас обрезы вертикалок, – себе дороже.

– Я сказала – никого не отпущу! Это мой бордель, девушки полностью отработают восемь лет. – Хозяйка встала.

– Мадам, угрожать убийством гражданам Северного Союза – не лучший выход. Не забывайте, что Кунград находится под протекторатом Союза, – отводя руки подальше от пояса с револьвером, заметил Витька.

А я пытался понять, откуда мадам так быстро все узнала и успела даже вызвать башибузуков. Кстати, эти черти явно не блистали интеллектом. Здоровые и молчаливые мужики. Похоже, или каракалпаки, или казахи. Такие на самом деле грохнут и в солончаковое болото кинут.

Опаньки, да тут свой Каспер есть, да нет, целых два! Вот откуда хозяйка все узнала. Кстати, мне не нравится, что нас не отпускают. Мадам что-то нехорошее задумала… Потому вытащу-ка я этих неупокоев сюда, в комнату.

Сопротивляющиеся призраки через тридцать секунд оказались в кабинете мадам, но не произвели никакого эффекта, только охранники бросили пару косых взглядов. А мадам даже ухом не повела.

– Я вас не вызывала. Исчезните! – скомандовала она. – Ну же!

А вот это уже фигово. Мадам не хочет, чтобы призраки видели, что может произойти в этом кабинете. При допросе инквизитора призрак не врет, призраки вообще не лгут. Мертвые сраму не имут и лгать не умеют.

Мадам явно не могла решиться на действия, а Витька чуть переступил с ноги на ногу. Блин, он стрелять думает, знаю я его изготовку при ганфайтинге. Но даже если мы грохнем башибузуков, ответка нас угробит. Мексиканская ничья, чтоб ее!

По какому-то наитию я задвинул призраков в башибузуков. Просто взял и запихнул, как грязные тряпки в стиральную машинку.

Короткая заминка удивленной таким оборотом дела мадам, поплывшие башибузуки, крик Витька: «Бей!» – его выстрел из служебного нагана, резко хлестнувший по ушам; вылетевший затылок охранника. Мой пистолет в руке, удар ногой, выбивший обрез, удар рукоятью пистолета в лобешник одержимого. Разворот, выстрел в плечо мадам, которая кинулась к столу.

– Витька, вяжи мадам! – Я выдернул призрака из убитого. Только зомбей мне не хватало! Какое-то время одержимый с умершим телом может управляться неупокоем, и, если зевнуть, можно огрести немало проблем. Грохот рухнувшей на шкаф тушки, звон разбитого стекла и посуды.

Еще раз дал по кумполу второму, пока еще живому башибузуку, выдернул из него призрака, связал поплывшего охранника. Суета, короче.

А надо всем – запах свежесгоревшего пороха и крови.

27 июня 2241 года, воскресенье

Кунград

Василий Ромашкин

– Алло, полиция? Бордель «Розы Востока». Попытка нападения хозяйки с охранниками на посетителей. Попытка пресечена, охранники – один убит, второй связан, хозяйка ранена, перевязана и связана. Два призрака в качестве свидетелей. – Я оттарабанил эту тираду и ждал ответа.

Он последовал секунд через сорок, видимо, дежурный офицер приходил в себя от неожиданности. Ответ был короток и сух:

– Ждите, патрульные машины выехали, – после чего послышались гудки отбоя.

Ну а я вызвал инквизиторов. Раз есть призраки в качестве свидетелей, то нет никого лучше инквизитора в качестве эксперта. Да и мне спокойнее будет.

Потом явился патруль, который не стал связываться со злыми бортстрелками и пытаться нас повязать. Нет, репутация дело великое, нас вежливо попросили оказать помощь следствию. Правда, когда патрульных стало в пять раз больше, чем нас, офицер пытался что-то сделать, но тут появился наш представитель, потом приехали инквизиторы.

После чего офицер полиции ругнулся на казахском и вышел, а следствие пошло своим чередом. Мадам, кстати, когда оклемалась, попыталась обвинить во всем нас. Но инквизиторы уже начали опрос призраков, и волей-неволей прислушивающиеся следаки велели ей заткнуться и не мешать.

Уж больно интересные моменты стали вырисовываться из рассказа одного призрака. Нет, то, что мы рассказали, оба неупокоя подтвердили сразу. Ведший допрос инквизитор только головой покачал, когда услышал, что в качестве средства самообороны я использовал искусственную одержимость. А вот потом, когда разговор пошел о том, почему хозяйка пыталась помешать нам вместо того, чтобы честно позволить выкупить девушек…

– Что? – Старший офицер полиции, руководящий этим цирком, вскинулся при словах призрака. – Вячеслав, сможешь заставить его проводить нас туда?

– Меня не надо заставлять, я сам вас провожу. Этот молодой человек сумел сбить с нас привязку к хозяйке, теперь мы просто привязаны к этому дому. – Зеленоватое марево качнулось. Второй призрак кивнул еле видимой головой. – Мне не нравилось, чем занимается мадам, но противиться ей я не мог. Да, внизу, на цокольном этаже, в запертых комнатах семь девочек, от семи до двенадцати лет. Европейки, блодинки и шатенки. Но там постоянно сидят два вооруженных охранника вроде этих. – Зеленая полупрозрачная рука указала на оставшегося живым, но сделавшегося полным идиотом башибузука. – Но не беспокойтесь. Как вы отсюда не слышите, что происходит внизу, так и они ничего не услышат.

– Охрана – это плохо. Девочки могут пострадать при штурме. – Полицейский жестом успокоил своих подчиненных. Поглядел на притворившуюся умирающей хозяйку. Махнул на нее рукой. – Слушай, стрелок, ты не мог ее поаккуратнее продырявить?

– Так я и так аккуратно и бережно. В плечо над ключицей, навылет в мякоть, серебряной пулей, ни заражения, ни воспаления. Правда, кусок мяса хороший вырвало, но тут пуля пустоголовая. – Я автоматически погладил рукоять пистолета.

– Аккуратист! – хмыкнул пожилой казах и протер платком лысую голову. – Что делать будем, господа?

– Можно попробовать повторить трюк с одержимостью. Как, сможете? – Инквизитор обратился к неупокоям. Охренеть, инквизитор предлагает такое неупокоям.

– Сами – нет, силы не хватит. Но если нам поможет этот явно талантливый молодой человек, то вполне. Это интересно, снова оказаться в живом теле, забавно. Но если у нас все получится и носители останутся живы – мы их покинем только через трое суток. Знаете, так порой завидовал посетителям этого райского местечка! – Призрак засмеялся, и при этом словно за шиворот ледяной крошки сыпанули. М-да… Инфразвук.

– Согласен. Даже с девочками договорюсь. – Кивнул офицер, вставая и проверяя свой бронежилет. – Пошли, Аллах акбар!

30 июня 2241 года, среда

На борту дирижабля «Горнорудный»

Василий Ромашкин

– Тихо, девушки! – Я поморщился от того, что Ли Мэй хлопнула люком. – Тихо!

И потихоньку повел девчонок дальше по лабиринтам ходов нашего дирижбомбеля. Очень девушкам ночное небо понравилось, но его со смотровой галереи почти не видно. Так что повел я их на свой пост. Там сейчас Витька дежурит.

– Вить, свои. – Я постучал снизу по трапу. – Не пугайся.

В проеме люка показалась физиомордия напарника, который, увидев девчонок, клацнул от удивления челюстями. После чего энергично покрутил пальцем у виска и при помощи пихательно-толкательных движений таза и верхних конечностей изобразил, что, по его мнению, с нами сделают старпом или боцман, ежели увидят девчонок на посту.

– Да ладно, один раз живем! – Я махнул ему рукой, и еще раз шепнул девушкам, чтобы молчали как рыбы. После чего помог им залезть наверх, с удовольствием придерживая за нижние девяносто.

Забравшись на ставший тесноватым пост, увидел замерших с открытыми от восхищения ртами девушек. Задрав головы, они смотрели на бесконечное звездное небо. Девочки были настолько восхищены бесконечностью, что ими хотелось просто любоваться.

Минут сорок мы просто молчали. Витька время от времени отзванивался на КП или отвечал на вызовы, когда вдруг небо прорезал шар метеора. Вполне нормальное явление, я за ночную вахту порой до восьми сотен метеоров вижу. Но не для девчонок.

Обе взвизгнули, забыв о режиме молчания. И что плохо, в этот же момент Витька вызвал ходовую.

– Ты чего визжишь? – недовольно спросил дежурный офицер.

– Так это… метеор же. Доложить хотел, но неудачно дернулся, спину защемил. – Виктор показал мне кулак и потом жестами продолжил, мол, выметайтесь поскорее.

Меня не надо было уговаривать, я уже слетел вниз по трапу и принимал девчонок. Но, пройдя на цыпочках по коридору чуть больше двадцати шагов, услышал кашель боцмана. Только его не хватало, огребу по первое число, да еще Виктору может влететь, мы ведь почти под постом.

Так что открыл я при помощи ножа дверь технического коридора, затолкал девчонок туда, заскочил сам, прикрыл дверь. И подтолкнул девушек подальше, к хлопающей под набегающим потоком воздуха наружной оболочке. Здесь, в этом закутке между баллонетами и внешней оболочкой дирижабля, было холодновато. Мы сейчас шли на высоте четыре километра, за бортом совсем не жарко. Притиснув девчонок к ограждению, замер. Даже если боцман заглянет сюда, есть шанс, что он нас в этом аппендиксе не заметит.

Прошла минута, другая, и я понял, что моя правая рука помимо моей воли оказалась на попе Ли Мэй, а левая чуть прижала грудь Гули. И губы китаяночки оказались в такой соблазнительной близости, что я не смог удержаться и припал к ним.

Есть какое-то сумасшедшее волшебство в том, чтобы целоваться с девчонками на решетчатой площадке, ограниченной хлипкими на вид дюралевыми ограждениями, когда сверху, снизу и сбоку хлопает плотная материя и знаешь, что внизу – четыре километра до земли.

Девчонок тоже накрыло и снесло крышу. По крайней мере, Ли Мэй опустилась на колени и возилась с застежками ремня и штанов, а Гуля впилась в мои губы страстным поцелуем и не собиралась отрываться.

Какое-то время я чуть ли не летал, оказавшись вне земного притяжения. За это время Гуля успела отстраниться, приспустить брючки и трусики и, повернувшись ко мне спиной, слегка прогнувшись, опереться руками на поручни. А шальная китаяночка, освободив мое достоинство, сама направила его в подругу.

То, что так шало началось, скоро и бурно закончилось, после чего я несколько минут пытался отдышаться под хихиканье китаянки и таинственное молчание Гули, подтягивая штаны и поправляя тяжелый ремень с пистолетом.

Осторожно выглянув в коридор, вывел девушек и провел их до пассажирского отсека, после чего сам направился к себе в каюту. Нужно привести себя в порядок. Обтереться влажным полотенцем, умыться и поспать часок. Скоро моя вахта. Это девчонкам спать можно хоть до посадки в Боровом.

2 июля 2241 года, пятница

Боровое, Новосибирская область

Василий Ромашкин

Когда-то Новосибирск был огромным городом. Но после Катастрофы выжившие отселились от мертвого городища и стали строить жилища вверх по Оби. Бывшие поселки превратились в небольшие по старым меркам города. Вот в одном из них, в Боровом, и был аэродром, способный принимать дирижабли.

Девушки направятся в Сосновку, на противоположный берег Оби. Там расположен медицинский институт, и именно туда их направили от Северного Союза, как раз по пути следования нашего рейса. Раз уж девушки засветились как целительницы и хотят ими стать по-настоящему, врачебный диплом им просто необходим. Так что им еще учиться и учиться.

После посадки в Боровом старпом недовольно поглядел на меня и Виктора, застывших перед ним по стойке «смирно».

– Так, орлы. Проводите девчонок до общаги, сдадите коменданту. И назад, ясно? И не вздумайте снова устраивать перестрелку, не ищите для этого бандитов и работорговцев, некогда нам. Оставьте немного работы для полиции.

– Сделаем, как надо, Марк Степаныч, – ответил я, оглянувшись на сонного Витьку. По-моему, его тоже девчонки навестили, чтобы отблагодарить. Надо будет расколоть. Обычно ему хватает трех часов, чтобы отоспаться. – Ну, так мы потопали?

– Действуйте! – величественно кивнул старпом, и я, как и сказал, потопал к трапу…

Два уже немолодых мужика смотрели сквозь широкие иллюминаторы на то, как пара их бортстрелков грузит небогатый багаж двух молодых девушек, которых они перевозили сюда, в Сибирь. Целительницам (а эти девицы и правда оказались парой целительниц) представителем авиакомпании был предложен почти стандартный контракт. Который в данном случае был заключен от имени Северного Союза. Почти, потому что выкуп из рабства, точнее, возврат денежного долга, отсутствовал. Местный суд приговорил рабовладелицу – хозяйку борделя к казни через повешение, отрабатывающим долг девушкам выписали «вольный лист», всем пятнадцати! Девочек, найденных в цокольном этаже, за счет заведения отправили в больницу, после чего их должны были отвезти или к родным, или в родной город. Опять же, за счет бывшей владелицы борделя. У нее в кубышке оказалось немало денег, счет в местном банке был приличным.

– Как думаешь, ничего не учудят эти бойцы? – усмехнувшись в густые усы, спросил капитан старпома и засунул в рот пустую трубку, прикусив чубук крепкими желтоватыми зубами.

– Здесь? Вряд ли, – тоже усмехнулся старпом, садясь во вращающееся кресло. – Мне вот интересно все же, были девчонки на посту или не были? Боцман клянется, что ощущал запах духов.

– Да были, скорее всего. Себя молодым вспомни, кто из Африки шаманшу спер и в каюте прятал, пока до дома довез? Как ты сумел такую девку околдовать, а? – Кэп от души рассмеялся, а старпом вытащил из кармана портмоне, открыл фотки и улыбнулся.

На одной из них, самой потрепанной, смеялась совсем юная африканочка. Да, он тогда сумел умыкнуть ее из племени и привезти домой. Мало того, женился, у него с Наоми пятеро детей, три сына и две уже взрослые красавицы-дочери.

– Я тебе секрет открою. Меня боцман тогда прикрыл. И помогал.

– Да ты что? Ерофеич? Как ты его на такое сбаламутил? – Кэп покачал головой, вспоминая крепкого седого мужичину, боцмана и старшего оператора загрузки «Неугомонного». – Вы ведь тогда по лезвию прошли, карантин же был жесточайший.

– Ну, я об этом не говорил, но за это шесть лет в «нетопырях» оттарабанил. Сразу после приземления доложился по команде, Наоми в госпиталь, в инфекционку, на карантин на полгода. А меня в дисбат. – Старпом вспомнил не самые веселые времена своей жизни, когда он на крохотном дирижабле возил малые группы таких же провинившихся, как сам, в старые города. Стоянки прямо на центральных площадях, порой атаки неупокоев, порой просто банды. Бои, гибель товарищей – и все ради любви. Ради той чернокожей красавицы, которая ждала его из рейсов на базе в глухом таежном поселке в Монтане. Ради той, кого он полюбил так, что смог решиться на подобную авантюру…

2 июля 2241 года, пятница

Сосновка, Новосибирская область

Василий Ромашкин

– Ну вот, девушки, тут наши пути расходятся. – Я обнял Гулю, поцеловал ее в губы. Ли Мэй целовал Витька. Потом мы махнулись девушками, и я обнял изящную китаяночку, которая заплела волосы в сложную косу. – Счастья вам, девчонки. И не бойтесь никого, тут вы среди своих. И это… – Я оглянулся на напарника, и тот вытащил из сумки две кожаные кобуры. – Вот. Возьмите. Свободные женщины не должны ходить безоружными. Это ТТ Алма-Атинского арсенала. Хорошие машинки, простые и надежные. Под люгеровскую «девятку». Патронов в любой лавке навалом.

– Спасибо! – Девушки скромно взяли подарки. И я понял, что если Ли Мэй эту модель не знает, то Гуля точно с подобным пистолетом сталкивалась. По крайней мере, умело вытащила магазин, проверила патронник. – Спасибо, ребята!

Подождав, когда девушки исчезнут за проходной медицинского института, мы с Виктором потопали к пристани. Обратно через Обь, и в порт. А там – отоспаться надо маленько перед вылетом.

7 июля 2241 года, среда

Сосновка, Новосибирская область

Ли Мэй и Гуля

Почти на неделю обеих целительниц захлестнула кутерьма – знакомство с куратором, въезд в общагу, получение белья, новые знакомства, начало учебы и многое другое. И потому только сейчас, поздним вечером, вернувшись из шумной студенческой столовой, Ли Мэй спросила у Гули:

– Сестра, а почему мы отпустили этих парней? Мы ведь могли попробовать?..

– Нет, сестра. Они помнили бы, что мы были проститутками, и мы бы всю жизнь вспоминали об этом. Очень сложно обрести счастье в такой ситуации. Очень. Успеем найти мужей, сестра.

– А почему ты так хотела ребенка от Василия? Ведь ты специально меня подговаривала при малейшей возможности раскручивать парня на секс и сделать так, чтобы он оставил в тебе семя? – Китаяночка подтянула коленки к подбородку, обняла их руками и с интересом уставилась на названую сестру. – Интересно, у тебя получилось?

– Получилось! – улыбнулась красавица-уйгурка. – Василий очень сильный некромант, он даже не понимает своей мощи. Я ведь не просто менталистка-целительница. Я внучка великого шамана и порой могу видеть будущее. Наш сын станет могучим батыром, сильным и красивым, как отец.

– А откуда ты узнала, что уже беременна? Дух деда сказал? – Ли Мэй была удивлена.

– Да нет! – расхохоталась Гуля. – На медосмотре обрадовали, когда меня гинеколог осматривала. Она и сказала, что я беременна. Точно, тест подтвердил. Так что Василий, кроме того, что подарил мне свободу, еще подарил сына.

И девчонки счастливо засмеялись. Ведь хорошо то, что хорошо заканчивается. А этот эпизод их жизни закончился очень хорошо.

10 июля 2241 года, суббота

На борту дирижабля «Горнорудный»

Василий Ромашкин

«Горнорудный» обходил грозу. Мощный, высоченный фронт начинался на высоте примерно три тысячи метров и поднимался чуть ли не до пятнадцати, а шириной был около пятисот километров. Попадать в такую кашу нам было совершенно не с руки, и потому мы потопали севернее, подальше от склонов азиатских хребтов, на которые оперся фронт.

Под нами проплывала древняя пустыня, кое-где перечеркнутая сухими руслами – узбоями – и остатками старых городов и дорог. Железнодорожные пути разобрали, рельсы пустили на металл, а шпалы пригодились во всевозможном строительстве. Разбирать железные дороги проще, чем добывать материалы в старых городах. И развалин нет, и неупокои обычно не водятся.

Но так было не везде, на месте одной узловой станции образовался целый город из собравшихся в новом тупике поездов. В вагонах лет тридцать жили люди, целое поколение выросло в этом богом забытом улусе Казахстана.

Они даже несколько атак новых кочевников отбили, оружием-то им в свое время армейцы помогли. И только после того как жизнь более-менее вошла в нормальное русло, из Сарая-Вагона начал разъезжаться народ. Но все не уехали.

Вокруг лежали распаханные поля, неподалеку был старый карьер пусть с фиговым, но углем, позволяющим топить печки, текла небольшая речушка, снабжавшая поселение водой. Так что в Сарай-Вагоне до сих пор жили тысяч двадцать, ремонтируя и перекрашивая древние вагоны. Вот сейчас мы как раз проходили над этим городишкой, пусть слегонца и чокнутым со всеми своими жителями, но веселым, трудолюбивым и шебутным.

– Боевая тревога! – перекрывая прерывистые звонки, по кораблю полетел приказ вахтенного офицера. – Команде по постам!

Что за хрень? Эту мысль я додумывал, взлетая по вертикальному трапу к нашему посту.

Заскочив на пост, кивнул оглянувшемуся Витьке. Шустро нацепил парашют, шлемофон, воткнул разъем гарнитуры, шагнул к пулеметам задней – левой полусферы и, оглянувшись на Витьку, поднял большой палец.

– Ходовая – ответь второй установке. По местам, – лаконично доложился напарник, на данный момент являющийся старшим по посту. Несущий вахту командует постом.

А я тем временем прокрутил спарку по секторам, одновременно вслушиваясь в небо. Да нет, тишина.

– Внимание, по постам. Внизу, в Сарай-Вагоне, идут боевые действия с применением артиллерии. Забираемся под грозу, всем молиться! – раздался в наушниках шлемофона хрипловатый голос кэпа. – И дай бог, чтобы никто по нам из зенитки не засадил сдуру.

Корабль резко пошел вверх. Как раз к сверкающим разрядами облакам. Ну да, из двух зол выбираем меньшее. Одно-два попадания молнии в дирижабль не смертельны, опасны – да, но не смертельны. А вот одуревший зенитчик, например, смертелен до высоты в три километра.

Витька энергично замахал мне рукой и потыкал пальцем в остекление поста.

Распустив на всю длину кабель шлемофона, я шагнул к его полусфере и поглядел вниз. Из-за края оболочки вырисовывалась нехорошая картина. Горели дома и вагоны, длинными языками пламени вылетали выстрелы из поставленных на прямую наводку пушек. Что за хрень у них там творится?

Об этом я узнал позже, то ли ужиная, то ли завтракая в кают-кампании. Оказалось, очередная гражданская войнушка, выросшая из пустяковой ссоры между кланами. Шекспир со своими Монтекки и Капулетти отдыхает.

А до того момента прошло немало времени, и из них очень неприятные полчаса в подбрюшье грозы. Темные тучи прямо над головой, порывы ветра, с которыми с огромным трудом, маневрируя дизелями, справлялись офицеры. Разряды молний, слепящие, беспощадные, проходящие, казалось, рядом с корпусом. Витька с воплями отлетел от пулеметов, словив заряд электричества от прошедшей рядышком близкой молнии. Настолько близкой, что накрылась переговорная аппаратура и, коротко пыхнув, погасли лампочки. Шаровая молния, нагло усевшаяся на стволы моих пулеметов, заставила меня забыть о том, как дышать, на долгие четыре минуты. Это я по часам засек. Хорошие часы, в противомагнитном корпусе.

Ливневый шквал захлестнул наш пост и мгновенно все промочил, вода с журчанием убегала в сливные шпигаты. Здоровенный град колотил по плексигласу остекления.

– Штурман, вниз, занять эшелон полторы тысячи, – раздалась в ходовой рубке такая долгожданная и такая радостная команда.

Иногда полчаса кажутся годом. В таких случаях понимаешь, человек всего-навсего малая былинка среди шторма. Дирижабль плавно пошел вниз.

И в довесок ко всему наглый неупокой сел на обшивку дирижабля метрах в двадцати от нас и корчил страшные рожи. Как я удержался и не развеял его – до сих пор не понимаю, просто дал ментального пинка, от которого тот кувырком полетел с корабля.

17 июля 2241 года, суббота

Поселок горняков, Шашкентская область

Василий Ромашкин

После этой катавасии мы неделю болтались у причальной мачты относительно недалеко от затопленного Шашкента, в поселке горнодобывающей компании.

Неуютное местечко. Потрясающе красивое, начиная от восхода солнца над заросшими ореховыми и миндальными рощами горами, кончая мрачно-прекрасным огромным озером, образовавшимся на месте трехмиллионного города, затопленного водой из разрушенного водохранилища.

Неделю прозванивали проводку, меняли сгоревшие кабели и аппаратуру. Днем пахали как проклятые в превратившемся в духовку дирижабле, а по ночам слушали плач шакалов, которых тут, как на хорошей Барбоске блох.

Здесь, в Шашкентской области Узбекии, вообще паршиво было. Около трех миллионов народа в городе, в области еще примерно столько же – и все сметено одним толчком, а выживших смыло грязевым потоком, в который превратились миллионы кубометров воды, несущейся с гор. Уцелевших насчитывалось очень мало.

Только вышка старой телебашни, капитально отстроенная еще в Союзе, возвышалась над огромным озером, к которому было категорически запрещено приближаться обычному народу, да и некромантам рекомендовалось воздерживаться от прогулок вдоль берегов, а уж тем более – от ночных водных путешествий.

Водная нечисть, она любой сухопутной немалую фору даст, да и соревноваться с ней в родной стихии с успехом могли бы только дельфины, если бы они были некромантами.

Все шло к окончанию работ, когда нас всех подняли ранним утром по тревоге.

– Экипаж дирижабля «Горнорудный», подъем! Получен сигнал «SOS» с борта гражданского пассажирского лайнера Ан-10, – раскатился по аэродрому и гостинице сигнал тревоги.

SOS. Древний, как память о мамонтах, сигнал. Сигнал, по которому бросаются все обычные дела и начинаются спасательные мероприятия. Не знаю, как оно было до Катастрофы, но сейчас весь цивилизованный мир спасает своих ближних, иначе мы вообще не выживем.

И потому через сорок минут наш «Горнорудный» отшвартовался и начал набор высоты, разворачиваясь против ветра и направляясь в ту сторону, откуда была зафиксирована радиопередача.

– Бортстрелкам Ромашкину, Зиганьшину и Квасову прибыть в ходовую рубку. – Эта команда застала меня на посту, где я помогал Виктору грузить патронные короба на ту самую спарку, на стволах которой отдыхала шаровая молния.

– Зарядишь сам, я побежал, – вытирая руки ветошью, бросил Витьке и ломанулся вниз, в гондолу ходовой.

Около рубки столкнулся с Ильшатом Зиганьшиным, кругломордым казанским татарином, веселым и хитрющим парнем. А в самой рубке уже ждал Илья Квасов. Бортстрелок с кормовой пулеметной счетверенной установки. Сейчас уже лет тридцать в кормовую установку ставят пушки, на «Ростовчанине», например, стоят. Но этот дирижбомбель старше, и на главном направлении стоит счетверенка.

– Так, парни. – Кэп прошел мимо нас. – Готовьтесь к десантированию, мы не можем сесть возле самолета. Сильный ветер, сносить будет. Потому слушай приказ! Приказываю: осуществить высадку с борта дирижабля по канатам, обеспечить заякоревание корабля. Вместе с экипажем Ан-10 обеспечить подьем гражданских по веревочным лестницам и при помощи лебедочных люлек. Обеспечить безопасность работ со стороны озера, будьте особо бдительны, тут болотистый берег, нечисти, скорее всего, множество. Надо учесть, что, скорее всего, пассажиры и экипаж самолета – из параллельного мира, действовать мягко, но убедительно. Старший – Ромашкин, ты самый сильный некромант на борту. Ребята, у вас останется светлого времени всего ничего. Часа три, не больше. Потому – наизнанку вывернитесь, но обеспечьте эвакуацию на борт «Горнорудного». Хоть вяжите всех, но чтобы до сумерек люди оказались здесь! Приказ ясен? Тогда за оружием, амуницией и – к десантному люку. Выполнять!

Через восемь минут я уже стоял около раскрытого люка и держался рукой в плотной перчатке за толстый лохматый канат, сброшенный вниз, примерно в двадцати метрах от нас конец его волочился по старой бетонке, кое-где проросшей кустами и травой.

– Пошел! – скомандовал обеспечивающий десант боцман, я ухватил второй рукой канат, оттолкнулся ногой от надежного комингса люка и, оплетя ногами трос, съехал вниз.

17 июля 2241 года, суббота

Старый военный аэродром, Шашкентская область

Василий Ромашкин

Притормозив около земли, короткой пробежкой выровнял скорость и отпустил канат. После чего остановился и повернулся к спускающемуся Ильшату. И татарин, и Илья спустились нормально и, придерживая винтовки, побежали за мной к здоровенному самолету, самому большому самолету, который я видел в своей жизни.

Четырехмоторный, высокий. С надписями «Аэрофлот» и «СССР» на бортах и крыльях, окрашенный в серебристо-белый цвет, с широкой красной полосой вдоль борта и красным флагом на киле, самолет стоял на мощных, основательных шасси.

В тени, под крыльями и фюзеляжем, сидели и стояли разные люди. Сначала глаз выхватил молодых девушек, троица в ярких платьях выше колен стояла около передней стойки шасси. Потом увидел мужчин, женщин, нескольких детей, которых держали за руки матери.

И еще – группа в форме синего цвета, пятеро мужчин и четыре девушки. Плюс три человека в темно-зеленой форме, стоящие рядом.

– Бортстрелок Василий Ромашкин, командир десантной группы. – Кинув руку к виску, доложил я вышедшему вперед стройному бородатому блондину.

– Пауль Локамп, командир корабля. Прошу вас, объясните, что происходит? – Спокойные, внимательные серые глаза осмотрели меня и моих товарищей. Скользнули по разворачивающемуся метрах в пятистах дирижаблю. И снова вернулись ко мне. – Откуда дирижабли? Почему на месте Ташкента огромное озеро?

– И почему десантная группа вооружена оружием вероятного противника? – К нам шагнул высокий военный с погонами полковника.

От удивления я готов был уронить челюсть на землю, но почти сразу пришел в себя. Если это иномиряне, то нечего их по себе мерить.

– Какого вероятного противника? – спросил у офицера, собирая мысли в кучу.

– Оружие армии ФРГ, винтовка Г3 или, что вероятнее, винтовка франкистской Испании. «СЕТМЕ модель В». – Полковник внимательно глядел на меня. Впрочем, никаких активных действий он не предпринимал. Видимо, оценил бортовое вооружение нашего дирижабля.

– Это обычный автомат образца тысяча девятьсот пятидесятого года калибра шесть с половиной миллиметров, состоит на вооружении уже около трех столетий. – От моих слов у пилотов и офицера-пехотинца глаза на лоб полезли. – Как мне сказал командир на инструктаже, вы из параллельного мира. Потому прошу прощения, товарищи офицеры, но у нас осталось чуть менее трех часов светлого времени, в течение которого мы должны обеспечить загрузку гражданских на борт «Горнорудного». После наступления сумерек здесь находиться смертельно опасно.

– Простите, вы серьезно насчет параллельного мира? – тихо переспросил командир, переглянувшись с экипажем и полковником. – А то мы при связи решили, что ослышались. Тогда все прекрасно объясняется. Мы выполняли рейс Алма-Ата – Ташкент. В полете произошла… я не знаю, как это объяснить… нештатная ситуация, мы вывалились сюда, долго крутились, вызывая наземные службы. Сели на последних каплях горючего.

– Товарищ командир, – прервал я летуна. – Я прекрасно понимаю, что вы все в шоке, что вам надо выговориться, но поверьте, нам необходимо как можно скорее убраться отсюда. Давайте вы объясните это пассажирам, а мы тем временем заякорим дирижабль и организуем посадку? У нас будет время поговорить, все едино мимо карантина не проскочим. Минимум пару месяцев загорать придется.

– Какого карантина? – Полковник явно напрягся.

– Медицинского. Будут выявлять, нет ли среди вас зараженных опасными вирусами или чем-то еще. Обычная практика для иномирян, ну и для нас. – Мрак, я же потеряю прорву времени! И как с Сарой объясняться? Ладно, не до этого. – Товарищи офицеры, вы занимайтесь гражданскими, а мы к дирижаблю. Время. Товарищи, время!

– Мы поняли, – переглянувшись с экипажем и военными, кивнул Локамп, после чего по-деловому осведомился: – Что от нас требуется? И еще, что будет с самолетом?

– Вы должны следить за людьми, чтобы не подходили к берегу озера. И вообще не выходили из-под самолета.

Как все-таки удачно, что сейчас здесь, в Средней Азии, самая жара. Из-за нее люди не выходят из тени. И еще удачно, что берег здесь сплошь болотистый, боюсь, была бы чистая вода и пляж, уже купались бы. И, скорее всего, уже были бы потери. Уж дети точно в воду залезли бы, к ворожейке не ходи. А с ними и мамани, и девушки из гражданских. Да и стюардессы рядом были бы, профессия у них такая, пассажиров опекать. Так что повезло, что уж говорить.

Ибо пусть эти люди еще и не осознали того, что потеряли прошлую жизнь с вероятностью около ста процентов, но они живы. И мне не приходится вырывать из пасти нечисти останки. И вон та, высокая, под метр девяносто, потрясающая блондинка в ладно подогнанной аэрофлотовской форме, пусть хмуро, но улыбается мне.

– У вас оружие есть? Кроме ваших пистолетов? – Я поглядел на командира и второго пилота, у которых из-под пиджаков выглядывали кожаные кобуры. – Нет? Тогда, Илья, остаешься с ними, заякорить мы с Ильшатом сумеем. И следи внимательно, кто-то активно нами интересуется.

– Может, вы одолжите нам свое оружие? Я отличный стрелок, мои солдаты тоже, – поинтересовался помалкивавший до этого момента полковник, который немного успокоился после упоминания о медицинском карантине.

– Извините, полковник, личное оружие я могу отдать только в руки того, кого хорошо знаю. Но вы не переживайте, купите себе сами. Как только окажетесь в городе или поселке. У нас в каждой универсальной лавке всегда есть хоть что-то стреляющее, – закидывая винтовку за спину, ответил я. После чего извинился и, отойдя в сторону, связался по ходи-болтайке с дирижаблем.

Доложив о готовности к швартовке, мы с Ильшатом порысили по раскаленной бетонке к группе высоченных деревьев, как назло оказавшихся акациями. Пришлось поработать мачете и срубить длинные, под полметра, колючки, иначе к деревьям было не подступиться. Но, насколько помню, у акаций очень прочная корневая система и древесина, самое то для якоря.

Закрепив три тонких стальных троса вокруг деревьев, мы отошли в сторону, и только принялись контролировать обтяжку тросов, как я почуял атаку нечисти, направленную на пассажиров, и услышал частые выстрелы. Почему-то мы с Ильшатом были обойдены вниманием неупокоев.

Мгновенно перебросив винтовку на грудь, я развернулся к тени, метнувшейся со стороны дальних кустов, расположенных метрах в пятистах. Нечто неслось с огромной, потрясающей скоростью. Причем неслось, маневрируя, уклоняясь от выстрелов Ильи, а Илья хоть и слабый, но некромант и стреляет осознанно. Причем Илюха стрелок не из худших. Но вот эту хрень завалить не мог.

Все это мельком пронеслось в голове, когда я вскинул винтовку к плечу и, скользнув в транс, трижды выстрелил, так быстро, что стороннему наблюдателю наверняка показалось бы, что я ударил очередью. Нет, первым выстрелом я чуть спугнул какую-то гуманоидную тварь, а вторым и третьим попал на противоходе, когда даже это верткое создание не смогло увернуться. Физика, она и на нежить действует, правда, судя по всему, есть еще какие-то законы, которых мы не знаем.

Пуля, попавшая в плечо, затормозила и развернула тварь, а вторая разнесла ей голову. Неупокой кувырком пролетел около тридцати метров и только потом остановился.

– Ромашкин – ответь ходовой! Доложить обстановку! – рявкнул кэп в ходи-болтайке.

– Позже, – коротко ответил я, подходя к твари и заодно сканируя местность. Нет, я чуял интерес к нам, причем именно гастрономический, но не с этой стороны. А значит, тварь умело маскировалась и, кроме того, умела оценивать опасность.

На старой истрескавшейся бетонной плите древней заводской полосы авиазавода валялось крупное, метра три высотой тело кого-то мощного, лохматого, с серьезными когтями на руках, да и на ногах тоже. Такими коготками сантиметра по три-четыре тварь одним ударом кишки выпустит. У вурдалака когти короче. Правда, если прикинуть пропорции, то примерно баш на баш. На уцелевшей нижней челюсти нехилые клыки, леопард позавидует.

– Дэв, песчаный дэв. – В голове щелкнуло, впомнил картинку из учебника-бестиария. – Блин, угораздило же встретиться. Стоять, не подходить! – это я заорал на чуть осмелевших пацанов, которые попробовали выйти из-под самолета и бочком-бочком продвигались ко мне.

– Командир, это был песчаный дэв. Они одиночки, причем жуткие. Можно продолжать обтягивание и снижение. – Я с размаху ткнул ножом в загривок дэву, перерубая хребет. На всякий случай, хотя серебро для этой нечисти так же смертельно, как и для обычной. И, выпрямляясь, заметил восхищенный взгляд блондинки-стюардессы.

– Принял, продолжаем обтягивание. Готовь народ к посадке, стариков и детей отдельно, тех, кто сможет подняться по штормтрапу, отдельно.

И «Горнорудный» продолжил снижаться, а я еще раз «вслушался» в окрестности. Нет, на суше спокойно. А вот озеро я и не пытался сканировать, там такое давило, что кошмар, вдоль позвоночника мураши размером с хорошего слоненка бегали.

– Что это было? – первым делом спросил меня Локамп, когда я подошел к самолету.

– Это? Это одна из тех опасностей, которые нам угрожают после захода солнца. Только поверьте, ночью будет намного страшнее, ночные твари гораздо опаснее.

Тут я немного преувеличил, с пустынным дэвом мало кто может сравниться. Но кашу маслом не испортишь. И потому ни у кого особых возражений не вызвала моя команда построиться с ручной кладью и двинуться к дирижаблю, который сбросил шесть штормтрапов и опустил три люльки для детишек и пожилых людей. Ну еще была и молодая беременная девчонка, ее я усадил в люльку первой, на нее дэв нацеливался. Говорить я ей этого не стал, но на борт отправил сразу. Почему-то нет для нечисти слаще добычи, чем еще не рожденный ребенок и носящая его мать.

– Простите, мы должны лезть туда? – Ко мне подошла та самая блондинка-стюардесса. – Но как, у нас же нет для этого одежды?

Я, если честно, не сразу понял, чего от меня хотят. Оказалось, девушки стесняются, что их короткие юбки задерутся и «все будет видно».

– Слушай, красавица, с вашими ногами, попами и прочими фигурами стесняться нечего. Не морочьте мне голову. Сильные и здоровые, как молодые львицы, девчонки. А мозги, похоже, у кур одолжили! – психанул я, пристегивая к «люльке» бабушку с солидной колодкой наград на строгом платье. – Лезьте давайте, не задерживайте, нам еще ваши сумки поднимать!

Блондинка что-то хотела возмущенно сказать, но я ее перебил:

– Никто не заставлял девушек надевать платья на ладошку ниже пупа! Хотели показать ножки – покажите их. Главное, поскорее загрузиться на дирижабль, ты что, не понимаешь это? Ты же стюардесса! Ты отвечаешь за пассажиров!

– Нахал! – припечатала меня вспыхнувшая блондинка. – Мы с вами на брудершафт не пили, потому обращайтесь ко мне на «вы».

– Да на здоровье, красавица, идите, готовьтесь! – Я придержал плавно поехавшую вверх бабушку, не давая раскачиваться креслу. – Выберемся отсюда – имеешь право выпить со мной на этот свой брудершафт и даже поцеловать в щечку. Топайте, мамзель! Топайте!

– Да как вы смеете? – разозлилась блондинка, чего, собственно, я и добивался.

– Смею! – Легко проскользнув ей за спину (девчонка хоть и явно спортсменка, но не с тренированным некромантом ей тягаться), развернул стюардессу, ухватив за талию и чуть приподняв, быстро, фактически бегом подвел ее к штормтрапу и рывком закинул на третью ступеньку. После задрал ей узкую юбку, чтобы не мешала подниматься, и сильно ущипнул за внутреннюю сторону бедра. Не изо всех сил, но достаточно. Чтобы девчонка сильно взвизгнула. – Наверх, кому сказал?!!

От сильной боли и неожиданности девушка заскочила сразу на пять зыбких ступенек. Потом опомнилась, но спускаться было глупо и поздно, и потому она быстро полезла вверх, сверкая телом в зазоре между верхним краем чулок и нижним краем юбки.

– А вам что, особое приглашение надо? – рявкнул я на оставшихся девчонок, которые пестрой кучкой стояли неподалеку, ошарашенные этой сценой. – Наверх, быстро!

И отошел в сторону от штормтрапов, на которые полезли перепуганные девушки.

– Парень, а помягче не мог? – недовольно, но тихо спросил мужик годов под пятьдесят, широкие мозолистые ладони которого были в уже неотмываемой окалине и копоти.

– Потом прощения попрошу, мороженым закормлю, пирожными. Но сейчас надо скорее наверх, а у девушек истерика началась, – извиняющимся тоном ответил ему, напряженно глянув на солнце, которое коснулось дальнего берега озера. – И вы не застревайте, поторапливайтесь.

После чего, перебросив винтовку на грудь, пошел к приближающемуся экипажу самолета. Полковник и солдаты тащили какие-то приборы в ящиках, а прикрывал их Илья. Ильшат стоял со стороны гор, напряженно «вслушиваясь» в окрестные заросли.

– Мы закрыли все люки, перекрыли все краны, отключили всю электрику. Но еще раз повторяю, керосина не хватит, чтобы двигатель прогреть. – Локамп поглядел на самолет, потом на штормтрапы и гору вещей, которые трое мужиков скидывали на опущенные лебедками сетки. – Помочь?

– Если можно, – кивнул я. Приказывать офицеру перебрасывать чужое шмотье – для офицера унизительно. А вот добровольно помочь – почему бы и нет? – Я с товарищами прикрою, нам еще разъякориваться. Так что поторопитесь.

А сам отошел в сторону озера и просканировал его поверхность. Блин, лажанулся с этим дэвом жутко, хоть никто мой косяк и не заметил. Не хватало еще с озерной нечистью опозориться. Это может стать последним позором в жизни.

Через пару минут я вызвал командира:

– Прошу причесать из крупняков тростниковые заросли левее самолета, они мне категорически не нравятся. – После чего снял винтарь с предохранителя и кинул его к плечу.

Наверху гулко ударили браунинги, со звоном упали гильзы на истрескавшийся бетон старой взлетки. Полетел в разные стороны срезанный тростник. Из зарослей раздался вой.

Пара тварей выскочила и рванула было ко мне длинными лягушачьими прыжками, но я снес их двумя выстрелами. После чего камыш немного пошумел и затих.

17 июля 2241 года, суббота

Старый военный аэродром, Шашкентская область

Василий Ромашкин

– Ну мы пошли? – Локамп и второй пилот застегнули кобуры и полезли вверх вслед за бортинженером и полковником.

– Снимаем швартовы, парни. – Я поднял с земли тяжелую свайку, больше похожую на немалый ломик. – Аккуратно!

Вывернув с немалым трудом и матюками из бедных акаций врезавшиеся тросы, мы придержали их снизу, обтягивая. Иначе они такую бороду могут на барабане намотать, потом проще срезать болгаркой.

Илья и Зиганьшин полезли наверх, а я с винтовкой страховал их. Солнце почти скрылось.

– Ромашкин, заканчивай работу! – ожила на плече рация.

– Давай домой, – ответил я и поймал проплывающий мимо штормтрап. Встав на ступеньку, вместе с дирижаблем пошел вверх и полетел на озером. Внизу, под моими ногами, в тростниковых зарослях выла разочарованная нечисть.

– Позер! – хмыкнула рация голосом старпома.

Какое-то время я просто балдел, болтаясь над огромным озером. Красотища потрясная, словами сложно описать. То заросли тростника, то заросшие травой и деревьями развалины многоэтажек, торчащие из воды и приспособленные птицами под гнездовья. Значит, на таких островах нежити нет, проточная вода кругом. Здоровенные косяки рыб, стая огромных толстолобиков, скачущих дельфинам на зависть, тучи чаек и уток, косяки лебедей, пеликаны и даже фламинго. Так я и болтался над водой, вентилируясь. Ровно до тех пор, пока внизу не увидел огромную, судя по всему, щучину. По моим прикидкам, рыбка была длиной не менее пяти метров и так заинтересованно следила за мной, что я в темпе вальса рванул вверх по балясинам, вплетенным в толстые пеньковые тросы.

17 июля 2241 года, суббота

На борту дирижабля «Горнорудный»

Василий Ромашкин

Поднявшись, я первым делом нажал на клавишу корабельного переговорного устройства в тамбуре.

– Ходовая – ответь второму тамбуру. Командир, погрузка гражданских и экипажа самолета завершена, происшествий нет. Старший десантной группы Ромашкин.

– Молодец. Отдыхай. Виктора сменишь после полуночи. – Ну вот, опять мне собачья вахта. Везет, что скажешь. Ладно, надо одно дело сделать, и спать.

Шагнув в коридор и получив по загривку от боцмана, правда, сугубо одобрительно, я увидел растерянного второго пилота, вертящего в руках кобуру с ПМ.

– Это что, мне его никому сдавать не нужно? – Судя по всему, он этот вопрос задал как минимум в третий раз. Потому что обычно наш второй мех, Виктор Замятин, на данный момент вахтенный офицер, спокоен как удав. А тут немного психовать начал.

– Да, оставьте его себе. У нас ручное оружие не регистрируется и не декларируется. Но учтите, наличие оружия, с помощью которого было совершено преступление, суд рассматривает как отягощающее обстоятельство. Сейчас идите, разбирайте вещи, которые вы загрузили в грузовой трюм номер два. Василий, проводишь? – Замятин повернулся ко мне.

– Провожу, – кивнул я. – Только, Вить, не знаешь, где та высокая блондинка-стюардесса?

– В третьем трюме. Он же для десанта модернизирован, герметичен и теплоизолирован. Там сейчас рундуки вешают и гамаки.

– Ясно, спасибо. Пойдемте, офицер? – Я повернулся ко второму пилоту с самолета.

Проводив его к груде вещей в сетках, пробежал по гулким пайолам до третьего трюма, наполненного негромким гулом голосов, затихших при моем появлении.

Сопровождаемый напряженными и испуганными взглядами, я прошел к сидящей около переборки девушке, притянувшей колени к груди и пытающейся не разреветься. Поглядел на нее, опустился перед ней на одно колено, взявшись рукой за ствол автомата, приклад которого упирался в пол.

– Прости меня, так было нужно. Если тебе станет легче, можешь врезать мне по морде. – Я заглянул в глубокие серо-синие глаза блондинки. Красивые глаза, кстати, и брови над ними красивые, цвета старой бронзы. Про волосы, отливающие золотом и уложенные в высокую прическу, и говорить нечего.

Лицо вообще потрясающе красивое, гармоничное.

Девушка молча поглядела на меня и со всей дури влепила мне оплеуху левой рукой. Да конкретную такую, как бы не круче, чем та, которую я получил от Сары. Потом замахнулась еще раз, но передумала и, уткнувшись мне в грудь, разревелась.

Глядя на нее, захлюпали носом, а потом и заплакали в голос ее коллеги-стюардессы, сидящие и стоящие неподалеку девушки, взрослые женщины, заревели несколько малолеток.

– Ну вот, сразу реветь. – Подождав какое-то время, я вытащил из заднего кармана запасной чистый платок и протянул его блондинке. – Мое имя Василий, я бортовой стрелок этого корабля.

– Могу еще плюху закатить, другой рукой. – Блондинка взяла у меня платок, вытерла глаза и высморкалась, после чего скомкала в руке. – Постираю – отдам. Спасибо тебе. За все. Меня Варварой зовут. Друзья – Варей. Если хочешь, тоже называй меня Варей.

– Варенька. Красивое имя очень красивой девушки, – улыбнулся я стюардессе. – А плюху не надо. Ты мне справа из уха всю серу выбила, а слева мне ухо пару недель назад прочистили, так что хватит.

– Надо же, как тебе везет с девушками! – рассмеялась Варя. Очень красиво рассмеялась, сверкая зубами и глазами, да и ямочки на порозовевших щеках обозначились оченно симпатичные. И голос. Ой какой голос. Мужикам колыбельные петь.

– Мне пора, Варь, еще ночью дежурить. Все хорошо будет, еще увидимся, наш дирижабль хоть и побольше вашего самолета, но все равно такую девчонку не спрячешь! – Я улыбнулся, вставая.

– Иди уж, сыщик! – Варя подала мне руку и сама с моей помощью встала. – Спасибо, что напомнил. Девушки, ну-ка давайте поможем. Надо развешивать гамаки, все устали. И еще командир дирижабля обещал ужин, нужно помочь его организовать.

Я с неохотой вышел из десантного трюма, Варя очень приятная девушка. Но там где-то сотня народа, не поухаживаешь, и так все уши грели во время нашего разговора.

Около нашей с Витькой каюты меня подкараулил Ильшат.

– Держи, твоя доля! – и протянул мне банку, в которой что-то булькало и позванивало. – Когти с передних лап дэва. Я и Илья по пятерке с задних взяли, а тебе десяток с обеих передних. Тут смесь спирта с формалином, пару недель проквасятся, вытащишь и вычистишь. А потом продашь, их поштучно скупают, до пяти сотен золотом за коготь. С тебя литр спирта. Ну или пять бутылок водки.

– Годится! – Я принял емкость и посмотрел ее на свет. Внутри, в красноватом от крови растворе, бултыхались жуткие украшения. А ведь кое-какие модницы их на свои стетсоны пришпандыривают! – С меня хороший гудеж, парни. Как только, так сразу.

– Годится, – эхом отозвались ребята и потопали к себе, а я зашел в каюту, первым делом вычистил винтовку, переснарядил магазин с серебром и воткнул его в приемник винтаря. После чего поставил свою красавицу в пирамиду. Рядышком с трофейной СВТ-40.

С тех орлов, которых мы с Витьком грохнули или повязали в борделе, мы почти ничего из оружия не взяли. Точнее, продали то, что нам досталось в качестве трофеев. Крупнокалиберные револьверы-понторезы, обрезы вертикалок, магазинки и полуавтоматы. Тэтэшники девчонкам купили на часть денег от трофеев. А вот эту «Светку» Алма-Атинского арсенала я забрал. Новенькая, чуть ли не из коробки, из нее и не стреляли, по-моему. Отличная машинка, магазины от моей винтовки подходят, калибр тот же, единственное – гражданский полуавтомат. А так точная реплика армейской винтовки времен Великой войны. Красивая, надежная и ладная машинка, да еще ложа не из березы, а из отличного среднеазиатского ореха.

Что-то накапливаться у меня начали винтовки.

Уже зевая, сходил в душ и завалился после этого спать. Засыпая, вспомнил блондиночку. Ох и красавица, блин. И приударить охота, и с Сарой расставаться не хочу. Муки выбора, екарный бабай.

17 июля 2241 года, суббота

Ростов-на-Синей

Сара Кедмина

– Ну, мерзавец, я тебе устрою! – злющая красавица-брюнетка мерила шагами свою комнату, периодически лупцуя небольшую красную кожаную грушу на пружинном стебле. – По борделям он шарахается! На всю оставшуюся жизнь запомнишь!

17 июля 2241 года, суббота

На борту дирижабля «Горнорудный»

Варвара Белова

Варя лежала в гамаке, накрывшись тонким, но теплым пледом, слушала скрип корабля, гул его механизмов, хлопки обшивки и вспоминала высокого блондина, который командовал десантной группой. Сначала этот невозможный парень ошеломил ее и разозлил, что, как ей казалось, сделать было невозможно. На всех пассажиров накатила паника, экипаж сопротивлялся, но тяжелая аура страха, висевшая над озером, образовавшимся на месте огромного города, давила и сжимала сердце.

И этот симпатичный мерзавец ущипнул ее у всех на виду, задрал ей юбку, заставил бегом бежать вверх по зыбкому штормтрапу. И остальных за ней.

Да еще при этом командовал погрузкой стариков и малолетних детишек. Отстреливал страшных чудовищ, про которых она только в сказках читала. Да уж. Что бы на все это сказал замполит отряда? Или их комсомольский вожак, слащавый, прилизанный сынок одного из районных партийных руководителей? Ушлепок с потными руками, дышавший Варьке в подмышку, как-то попытался ее прижать в красном уголке, когда она оформляла стенгазету и задержалась допоздна. А получив плюху, попытался отстранить ее от полетов. Мол, политически безграмотная и слушает по ночам вражеские голоса.

От навета Варя отбилась при помощи старшей подруги, командующей в Алма-Атинском горкоме молодежным спортом. Елена из спорта ушла, как Варя из юниорки, играла за Казахскую ССР и, получив звание мастера спорта международного класса, перешла в политику. Но этот хлыщ так и остался на своем месте, и Варя собиралась переводиться в другой отряд. Или вообще увольняться после окончания педагогического. Ну очень ей нравилось учить детишек литературе – волшебству слова.

А вообще, интересно поставить рядом Василия и этого хлыща. Одного вида высоченной и массивной, но при этом поджарой и сухой фигуры бортстрелка хватило бы для того, чтобы лидер комсомола Алма-Атинского авиаотряда в штаны навалил. И досталась же им эта дрянь, в Ташкенте на такой должности вполне себе нормальный парень из офицеров-истребителей. Ушел по ранению, успел где-то повоевать, нес знамя коммунизма и сражался с акулами капитала. Интересно, Василий комсомолец? Или кандидат в члены ВКП(б)? Хотя вполне уже может быть и коммунистом …

С этими мыслями девушка уснула, убаюканная мерными покачиваниями гамака и тихими разговорами женщин в дальнем конце трюма…

19 июля 2241 года, понедельник

На борту дирижабля «Горнорудный»

Василий Ромашкин

После развода я собрался идти на смену, когда меня тормознул кэп:

– Василий, проводи девушку и покажи ей небо со своего поста. Руки не распускать, внимания не терять. – И подтолкнул ко мне слегка покрасневшую Варвару. – Не переживайте, барышня, Василий парень честный и порядочный.

Услышав эти слова, Ильшат чуть не поперхнулся от смеха и едва слышно пробурчал:

– Ага, трахает всех по порядку.

Но продолжать не стал, тем более во весь голос. Мы с ним как-то на ринге постукались, я его трижды в нокдаун отправил. С тех пор он ко мне с уважением относится. Хотя не намного меньше меня парень, крепкий и жилистый, откормился на маминых эчпочмаках и беляшах.

– Я надеюсь, что ты меня снова щипать не будешь? – Варя, пройдя со мной до первого трапа, улыбнулась, сверкнув ровными жемчужными зубами. – И позволишь подниматься за тобой? А то моя форма мало пригодна для того, чтобы перед парнями по вертикальным трапам лазить.

– Отличная форма! – Я поглядел на ладный китель и отутюженную юбку, которые были отлично подогнаны и подчеркивали великолепную фигуру девушки. Кстати, а ведь гладила их она уже здесь, вчера на ней другой комплект был, чуть светлее. И блузка была голубая, а сегодня белая. – И тебе очень идет.

– Скажешь тоже, – грустно усмехнулась Варя. – Это ты высоченный, а так парни подходить боятся и за глаза коровой-переростком зовут.

– Их проблемы, – усмехнулся я, забираясь наверх и ожидая девушку. – Надо было кашу в детстве кушать.

– Да нет, Василий, я на самом деле очень высокая. – Варя усмехнулась. – У нас в роду все парни такие, и я в отца удалась. Мать все переживала, как я жениха искать буду. – В глазах девушки блеснули слезы, и она отвернулась.

– Вить, кэп приказал показать коллеге наше небо, – успокоил я напарника, который потерял дар речи от моей наглости.

После чего принял у него пост, надел все необходимые причиндалы, прокрутил пулеметы и доложился в ходовую.

Сегодня пересменка, одна короткая вахта, и меняемся местами. Обычай такой, посреди рейса смена очередности вахт. Почему так – бог его знает.

А Варя тихо стояла около левой установки и смотрела на проплывающие внизу долины, быстро окутываемые тьмой. На западе еще сверкала корона лучей, вырываясь из-за закрывшей светило Земли…

20 июля 2241 года, вторник

На борту дирижабля «Горнорудный»

Василий Ромашкин

– Как здесь странно. Вроде те же земли, а нет знакомых городов и поселков. Темно, ни огонька.

– Что ты хочешь, Варь! – Я вслушался в горизонт и повернулся к девушке.

Нет ничего, хотя после той атаки дэва я перелопатил всю свою электронную библиотеку в планшете и нашел-таки, что искал. Оказывается, дэвы не нежить, а нелюдь, вроде кицунэ. И в отличие от фрогов, которых я грохнул там же, скорее походят на крупных хищников, вроде львов или медведей. Так что я тогда хоть и проворонил, но это от отсутствия опыта, хищника-то я чувствовал, просто не думал, что он решится напасть. Но опять-таки по отношению к людям дэвы крайне агрессивны, в отличие от кицунэ. Лисички же, они, скорее, вредные.

– Вам уже прочли короткую лекцию о нашем мире. Нас сейчас вообще на Земле чуть больше, чем в вашем Союзе Республик Европы и Азии.

– А у вас Советский Союз был, и ВКП(б) переименовали в КПСС. И этот Союз распался на независимые капиталистические страны. И Сталин умер не в шестидесятом, а в пятьдесят третьем. – Кивнула девушка, оглянувшись на меня, после чего снова уткнулась лбом в остекление полусферы, привстав на цыпочки и одновременно слегка нагнувшись – так она пыталась высмотреть что-то внизу.

А я отвел взгляд от Вари. Уж очень эротично выглядела стюардесса, с такой-то фигурой и в такой позе. При этом ни капли наигранности или заигрываний. Просто так ей удобно.

– Странное ощущение – знать, что нет компартии, что вокруг капитализм. – Варя выпрямилась и села на откидной стульчик, закинув ногу на ногу. Покачала туфелькой, после чего подняла голову. – А звезды и луна такие же, как у нас. Вась, а почему мы на Белое, точнее, на Соловецкое море летим? У вас нет медицинских центров поблизости?

– Варя, ну ты даешь! – Я усмехнулся и тоже уселся на стульчик. – Сейчас наш корабль в режиме высшей биологической опасности, мы даже отходы жизнедеятельности не сбрасываем, как положено. Копим, благо нам на борт мягкие цистерны в Целинограде выделили. Ну, это кроме продуктов и воды. Потому никто из экипажа не спускался, даже шланги не сбрасывали, ни водовод, ни топливные. Подняли все в контейнерах и цистернах, перекачивали на борту. Так что пока карантин в Институте Иномирья на острове Соловецкий не пройдем – никаких контактов с внешним миром. Был тут один случай восемьдесят лет назад. Планшета с собой нет, я бы тебе этот текст нашел. А так помню только то, что был прорыв Мембраны и к нам попало около двадцати каких-то ролевиков из иномирной России. И занесли с собой корь. Так иномирцы просто перетемпературили, а половина Находки вымерла. Двадцать семь тысяч человек почти, Варь. Так что теперь все строго через карантин.

– А почему вы нас спасли? – тихо спросила Варя, замерев с широко раскрытыми глазищами. – Раз это так опасно?

– А что я потом скажу матери или брату, Варь? Как буду смотреть в глаза людям? Мог помочь и не помог? Знаешь, не для того меня мать растила, чтобы я мерзавцем бесчувственным стал. И остальные мужики так же. – Я усмехнулся и постучал по рукоятям пулеметов. – Варь. У нас не идеальный мир, всякого хватает. Но помогать попавшему в беду и сумевшему подать сигнал будут даже бандиты. Иначе их другие бандиты за людей считать перестанут, скупщики и подельники откажутся с ними работать. Правда-правда. Конечно, никто потом не гарантирует, что эти же бандиты этих же спасенных при следующей встрече не зарежут. Погоди, доложусь. – И нажал на клавищу микрофона. – Ходовая – ответь второй установке. Все тихо и чисто.

– Принял. Вторая, тут командир самолета просит тебя не обижать Белову.

– Я сам кому хошь обижалки поотрываю, знаешь ведь. Конец связи. – И я отключился.

Блин, вот нет в жизни счастья – рядом потрясно красивая девчонка, небо в огромных звездах, а я с ней о политике разговариваю.

И вообще, что мне делать? Сару забыть не могу, но ведь и Варвара каким-то образом в сердце влезла. Треугольник получается – мозголомный.

– Вась, а это что? – Варя как завороженная уставилась в полусферу и снова приподнялась на цыпочки.

– Это? Это бывшее Среднее Поволжье, Варь. После Катастрофы Кама и Волга изменили русла, тут были сильнейшие толчки, оторвавшие грунтовые воды, а сейчас здесь пустыня. Так называемая Средняя Пустошь. Дурное место, право слово. Тут даже пески и барханы какие-то странные, электронапряженные. Могут за здорово живешь током шарахнуть. – Я тоже поглядел вниз, где изредка проскальзывали разряды наземных молний. – Знаешь, у нас сейчас столько загадок, что решаем их по мере возможностей. Тут на территории примерно тысяча на тысячу километров почти никто не живет. Разве какие-нибудь искатели или банды. Но даже бандиты глубоко не заходят. Исследовать именно это место вроде как начали, но не сильно напряженно. Пока нет особой необходимости, хватает земель, где намного лучше.

– И как долго нам над этой Пустошью лететь? – спросила, не оглядываясь, девушка.

– Ну, мы ее пересекаем по диагонали, около тысячи трехсот километров. Скорость наша сейчас около семидесяти в час, встречный ветер. Так что около двадцати часов.

– А до этого острова? – Варя оторвалась от созерцания земли и повернулась ко мне. Точнее, не повернулась, а развернула корпус, перекрутив себя в талии почти до невозможного. Высокая грудь натянула китель, казалось, сейчас полетят пуговицы со значками. – Ну, на котором карантин?

– Хм… Кха-кха… – Я сглотнул слюну и закашлялся. – Ну, до него еще часов шестьдесят бултыхаться будем. Нет надобности двиглы перегружать, идем в экономрежиме. Слава богу, док ни у кого повышенной температуры не заметил.

– Понятно… – Варя оторвалась от поручней и, развернувшись, села на стульчик. – Я не мешаю тебе, Вась?

– Нет, наоборот, веселее. Хотя я люблю ночные дежурства, когда хорошая погода. Обожаю звезды. – Я поглядел на эти самые звезды. Огромные, яркие, они спокойно смотрели на нас, изредка весело подмигивая. Вдруг на самой грани восприятия я ощутил в пространстве присутствие большого количества живых людей.

– Ходовая – ответь второй установке. На севере идет какой-то дирижабль, с превышением, курс примерно параллельный нашему.

– Принял, вторая. Это «Королев», смена у них. Уже отзвонились, – успокоили меня с ходовой.

– Принял, ходовая. Конец связи. – После чего повернулся к заинтересовавшейся девушке. – Варя, смотри! Ракетоносец на дежурство идет! Скоро увидим.

Несколько минут мы с девушкой просто стояли и ждали, пока ракетоносец не стал хорошо различим.

Выше нас и значительно левее шел очень большой корабль. Вдоль бортов светились сигнальные и габаритные огни, мерцали иллюминаторы. На фоне звездного неба он казался космическим кораблем, проходящим мимо.

– Какой огромный! – восхищенно прошептала девушка, ухватив меня под руку. – Настоящий линкор.

– Захождение по левому борту, дежурной смене построение вдоль левого борта!

Из внешних динамиков нашего дирижабля раздалась древняя мелодия, исполняемая горнистом. Ну да, традиции. Уверен, что и на ракетоносце играет эта же музыка.

После того как ракетоносец ушел на юг, мы долго стояли молча. Потом Варя отпустила мою ладонь и села на стульчик, сложив руки на коленях. Поглядела на меня, грустно улыбнулась.

– Знаешь, когда я увидела развалины городов, мне подумалось, что мы проспали ядерную войну и теперь конец всему. Цивилизации, человечеству. Потом прилетел ваш корабль, ты, как герой старого фильма «Приключения Буратино», спустился с дирижабля. Ваш «Горнорудный» для меня, как тот ковчег, на котором спаслось человечество. Множество новой техники. Знаешь, я думала, что дети с ума сойдут на борту, но ваши планшеты с игрушками – это какое-то чудо.

– Это просто техника, Варь. Причем в большинстве своем разработанная еще два столетия назад. Мы пока только выходим на старый технологический уровень. – Я хмыкнул, вспоминая колоссальные развалины компьютерных заводов в Китае. Пролетали над ними, видели. – До Катастрофы компьютерные технологии развивались стремительно, например, по дорогам уже автомобили с автопилотами вовсю ездили, самолетами от взлета до посадки управляли автопилоты. Мы до такого еще не скоро дойдем. Хотя, скорее, просто потому, что нам это не очень надо. Мало нас, земли навалом, дорог практически нет, одни направления. Основные грузоперевозки по рекам-морям, срочные на наших кораблях. Те же вертолеты по себестоимости перевозок дороже в разы и самолеты тоже. Да и инфраструктура нам не нужна, можем в любом месте заякориться, принять и отдать груз. Как вот вас, например.

– Да, мы когда ваш корабль увидели, как будто снова родились. Это жутко – попасть невесть куда, без горючего, без продуктов. Да и без оружия. – Варя поглядела на пулеметы, на мой пистолет, на винтовку в держателе. – Знаешь, как-то странно, у вас все, даже кок, носят оружие.

– Так мир такой, Варь. – Я улыбнулся. – Мы или вооружены, или добыча. Знаешь, не все так страшно, большинство народа стреляет только в тире или на стрельбище. Это у нас работа такая, порой приходится. Кстати, женщины обязательно вооружены, везде и всегда. Вы и дети – самое ценное, что есть у нас, мужчин.

– Правда? – лукаво улыбнулась девушка и, встав, коротко чмокнула меня в щеку. – Спасибо тебе, Вась. За все спасибо, за спасение, за то, что объясняешь мне все. Прости меня за ту оплеуху, я не знаю, что на меня нашло. И, кстати. А кто та девушка, которая тебе передо мной пощечину влепила? Неужели было за что?

– Были бы морда лица и девушка, а за что – найдется. По крайней мере, по мнению девушки, было за что, – рассмеялся я, вспоминая ту конкретную плюху, которую словил от Сары. Хорошо, что апперкот не прилетел, Сара боксом занимается с десяти лет. Правда, я увернулся бы, челюсти и зубы надо беречь. – Вот она! – Я вытащил из кармана портмоне, в кармашке которого под пластиком была фотка евреечки. Сама мне подарила, до той ночи. – Это Сара.

– Красивая. Очень красивая. – Со странной интонацией произнесла Варя, поглядев на фотографию молодой инквизиторши.

– Это еще карточка маленькая. Хотя, знаешь, Варя, ты тоже потрясающе красива, вы с Сарой просто противоположны. И обе очень красивы, невероятно, потрясающе прекрасны. – Я поглядел на отражение звезд в глазах девушки и даже головой потряс, чтобы мозги на место поставить. Блин, сносит крышу с этими девками, нет никакого покоя.

– А это кто? – скрывая смущение, спросила Варя, показав на две другие фотки.

– Мама, братик. Отец. – Я нахмурился. – Отец пропал без вести, вместе с кораблем. Исчез целый дирижабль, с экипажем. Так и не нашли до сих пор, никаких следов.

– Извини. – Варя закрыла портмоне и вернула его мне. – Я не знала. Мне очень жаль.

– Это было давно, Варя. Я уже смирился. Привыкнуть к этому невозможно. И я все еще надеюсь, что он когда-нибудь вернется. – Принимая кожаный кошель, я случайно взял в свою руку ладонь девушки, и мы какое-то время так сидели. Потом Варя, покраснев, отобрала руку.

Какое-то время мы молчали, потом Варвара снова стала смотреть на ночную землю, благо луна светила хорошо. Иголки собирать можно.

– А это что? Город? Ты же сказал, что тут никто не живет? – повернулась ко мне удивленная девушка. – И что это за огромное озеро? Тут же Куйбышевское водохранилище было, Камское устье, Кама, Волга. А сейчас просто озеро.

– Это? – Я выглянул за борт. Внизу переливался светом небольшой городок. – Это Иннополис, тут старатели, поисковики, наемники пар спускают после розысков. Неплохой городок. Им владеет клан Кофманов.

– Как владеет? – удивилась девушка. – Нет, я понимаю, что у вас капитализм, частная собственность и всякие прочие непотребства. – Тут она улыбнулась и развела руками. – Вася, я комсомолка, ну не могу пока думать по-другому. Но как можно владеть целым городом?

– Ну, целым городом Кофманы и не владеют, они владеют электростанциями, системами жизнеобеспечения и всеми продуктовыми магазинами в Иннополисе. Плюс проценты в каждом заведении, где спускают пар старатели. – Я промолчал о том, что некоторые из этих заведений используют труд очень симпатичных девушек, и я разок оттянулся в здешнем борделе. Просто хорошо отдохнул после очень тяжелого рейса. – Кофман-основатель строил этот город, был каким-то начальником. После Катастрофы Казань, да и остальные города, были разрушены. Множество погибших, инфраструктуры нет, начались эпидемии. Военные договорились с Кофманом, что он на месте стройки организует центр спасения. Ну, он это и сделал, качественно и быстро, потом построил на месте центра спасения город. При этом сумел прибрать к рукам основные средства. Хитрый мужик был. И очень башковитый. – Я поглядел на огни этого городка и перевел взгляд на светящиеся стрелки часов. – Ну, вот и вахта заканчивается, Варь, скоро смена.

– Надо же, как быстро все пролетело. – Белова встала, поправила юбку. – Вась, мне можно самой уйти, это не нарушит никаких правил?

– Варь, не заблудишься? Хотя тут сложно заблудиться. Сейчас спрошу дежурного. – И я включил микрофон…

15 августа 2241 года, воскресенье

Остров Соловецкий

Василий Ромашкин

– Какой кайф!!! – Я медленно опустился в парящую воду геотермального источника на самом краю острова, практически у берега Соловецкого моря. – Как хорошо!

Все, скоро заканчивается карантин. Целый месяц ничегонеделания. Еще неделька-другая, врачи закончат обследования, и все, в дорогу. Первые две недели в боксе-одиночке, если бы не планшет и телевизор, – с ума сойти можно было бы со скуки. Да еще эта больничная одежда.

У девчонки-кладовщицы оказалось извращенное чувство юмора, выдала мне рубаху до колен с развеселыми желтенькими утятами. А на сменку – с лягушатами, причем розовыми. Когда меня экипаж увидел в этом – ржач был такой, что чуть стекла не повылетели. Как меня только не называли. И лягушоночком, и утенькой, и еще по-всякому измывались.

Впрочем, это было потом. А первую неделю я просто ел и спал. Даже упражнения на три дня забросил, отсыпался. Потом строгий карантин сменили на более мягкий, разрешили ходить в общую столовку, где у меня случился нехилый конфуз. Белья-то, кроме этой рубашки, не выдали. Так все и ходили, как малолетки голозадые. Ну, у меня еще кинжал некроманта на голени пристегнут, а на другой «дерринджер», без оружия я себя совсем голым чувствую.

Ну а тут я Варю встретил. А фигура-то у Варвары на зависть, рубашка ее как вторая кожа обрисовала. Короче, неудобно вышло, право слово.

Усмехнувшись, я откинулся на мшистый валун и прикрыл глаза. Здорово здесь, просто потрясно. Раньше тут холодина была, но после Катастрофы что-то сместилось, и забили горячие ключи. Именно в этом месте, вокруг ключей, даже зимой трава могла бы расти, но темно, полярная ночь. Зато сейчас белые ночи, темноты нет вообще, так, легкие сумерки.

Какое-то время я просто и откровенно балдел, наслаждаясь теплом, запахами хвои, йода, водорослей. Легкий ветерок бодрил и освежал, кричали на далекой скале птицы, и где-то далеко, на грани ощущения, прослушивался госпиталь института.

Впрочем, кто-то сюда шел. Из живых людей.

Я лениво приоткрыл глаз и поглядел на слегка выдвинутый из расстегнутой кобуры наган. Я особо не расслабляюсь, тут и белый мишка может прийти, и бурый. А следом за ними приходит полный песец, ежели варежку раззявить. А так – энергетика у моего пистоля почти как у американского «44 Магнума» ремингтоновского. И в барабане первые три пули пустоголовые. Потом серебрушка, и снова три пустоголовых свинцовых.

Впрочем, через двадцать минут на тропке, ведущей к источнику, я узнал Варю. Девушка, балансируя руками, пробежала по перекинутому через ручей бревну и вскоре стояла около каменной чаши, в которой отмокал я.

– Варя? – Ничего умного я придумать не мог, просто сидел и смотрел на девушку.

А та, решившись, скинула с себя пушистую кофту, стянула через голову больничную рубаху и, обнаженная, шагнула в чашу. Встала на колени, потянулась ко мне, намереваясь поцеловать. И я понял, что ничего не могу с собой поделать, обнимая и целуя красавицу и комсомолку. Не очень опытную, кстати, если не совершенно неопытную.

Через какое-то время я устраивал Варвару на весьма удобном для этого теплом мшистом валуне около чаши. Основательно залюбленная девушка сначала просто послушно укладывалась, но потом вскинула голову.

– Вася, ты чего задумал? А, так нормально. Нет, так хорошо! О-о! Здорово! Давай, давай! – Варя прогнулась подо мной, запрокинув голову и накрыв своей ладонью мою руку, ласкающую ее грудь…

Потом мы лежали в теплой воде и, обнявшись, молчали.

– Вась, я понимаю, что сама пришла и, можно сказать, тебя соблазнила. Но что ты дальше думаешь делать? Будешь выбирать между мной и Сарой? С ней же ты тоже любовью занимался? – Варя повернулась и посмотрела мне в глаза. – Учти, я девушка упрямая и буду за тебя бороться!

– Варь, знаешь, у меня и в душе и в сердце бардак, – абсолютно честно ответил я, поглядел в сине-серые глаза и с трудом вынырнул из них. – Ты мне очень нравишься, Сара тоже. Как выбирать – не знаю. Хоть разорвись пополам.

– Ну, от половинки тебя не будет толку ни мне, ни этой евреечке. Кстати, ты не думай, что я евреев не люблю, у меня любимая учительница и тренер еврейками были. И я их очень уважаю и благодарна им. Но они учили меня не сдаваться. Так что, Василий, ты будешь моим, не сомневайся! – И, встав во весь рост, Варя торжествующе улыбнулась. Оценила мою реакцию на свою обнаженную фигуру. И отрицательно покачала головой. – Нет, на сегодня хватит. Ты мог убедиться, что ты у меня первый. И будешь единственным. И, Вась, я обязательно рожу тебе сына! – Девушка наклонилась, поцеловала меня и, выйдя из бассейна, стала вытираться и одеваться. А вскоре ушла, наказав мне приходить не раньше чем через час. Мол, не надо пересудов.

Ну да, пересудов. Хотя свидетелей нет. А домыслы кумушки могут оставить себе. Но я, однако, попал между молотом и наковальней.

Хмыкнув, снова опустился было в воду, но внезапно почуял неподалеку неупокоев. И, подскочив, прыгая на одной ноге, одной рукой с трудом надел на мокрое тело брюки и босиком пошел в ту сторону, сжимая в одной руке нож, а в другой револьвер.

15 августа 2241 года, воскресенье

Остров Соловецкий

Василий Ромашкин

В небольшой, очень уютной балочке горел настоящий костерок, около которого сидело трое призраков, двое солдат и офицер в старой-престарой, еще со знаками различия в петлицах форме.

– А, привет, потомок. Ты как нас учуял? И не боишься к призракам подходить? Садись, парень, в ногах правды нет. – Старший из солдат, седой усатый старший сержант, кивнул на замшелое бревно, заброшенное сюда осенними штормами. – Устал, наверное, подружку валять.

И, нагнувшись, совершенно спокойно взял своей полупрозрачной рукой сухую веточку, запалил ее в костерке и прикурил от нее папиросину. Причем огонь был настоящий, живой, а папиросина призрачная.

Я вообще о таком не слыхал. Нет, тогда, в банке, я столкнулся с очень мощным неупокоем, но вот так, работать с огнем и иллюзиями – я про такого не читал ни в одном учебнике, про такое ни разу не упоминалось в каких-либо отчетах.

Причем я не ощущал угрозы от этих призраков именно для себя. А потому…

– Василий Ромашкин, бортстрелок с дирижабля, сержант гренадеров запаса, – представился, после чего сел на это самое бревнышко.

– Младший политрук Еленев, старший сержант Васильченко, красноармеец Дмитриев, энский полк энской дивизии, – представился сам и представил других офицер. Или, точнее, командир. – Погибли при отражении морского десанта немцев в октябре сорок первого года.

– С тех самых пор и торчим здесь, как на привязи. От скуки даже костры разводить научились, – пожаловался сержант, пыхнув призрачным дымком. – Слушай, герой-любовник, расскажи, а? Что было, как было. Мы же тут без газет и радио, ничего не знаем.

– Ну, последние две сотни лет, по крайней мере, – поправил его политрук. – Вспомни, тут после нашей победы довольно людно было, рыбаки постоянно сети чинили, разговаривали, пьянствовали. В первых годах двадцать первого века до нас немного поисковики не добрались, что павших собирали и с почестями хоронили. Так что, по крайней мере, мы все новости знали. А потом, после той ледяной волны, народ как корова языком слизнула.

– Да уж, на что мы неживые, и то такая жуть была. – Сержант передернул плечами, а солдат согласно кивнул. – До сих пор вспоминать страшно. Стихия, чтобы ее. Из-за чего она возникла, кстати? Побудь Левитаном, братишка, расскажи новости и старости.

– Ну, судя по всему, это было ледовое цунами. – Я еще раз оглядел призраков. Те насторожили уши, причем в прямом смысле слова. Интересно, для чего им это, ведь все равно не ушами слышат. – Астероид в Землю попал, серьезный. Чуть всему человечеству кранты не наступили. Впрочем, большинству кранты и наступили. Около полувека просто выживали, восстанавливать цивилизацию начали полтора столетия назад. Что смогли – восстановили, сейчас просто живем.

Я долго рассказывал призракам о событиях прошедших лет, говорил о современной жизни. В конце концов призраки добрались и до того представления, что мы устроили с Варей.

– Так поступать с комсомолкой – стыдно! – уже сердясь, заявил политрук.

– Да перестань, старшой, – неожиданно ответил молчавший до сих пор красноармеец. – Именно так и надо поступать с красивыми девками. Эх, с каким бы удовольствием я покувыркался с такой девчонкой, пусть я ей и в подмышку дышу.

– Кувыркаться мало, надо сыновей рожать. Точнее, пусть девки рожают, а парни их делают, – усмехнулся сержант. – Ты как, потомок, жениться на ней не собрался? Видная деваха и явно на тебя запала.

– Да вот, голова пухнет и сердце пополам рвется, – потер я лоб. – Как подумаю о том, что придется выбирать между Сарой и Варей… У меня еще одна девчонка дома осталась, и я хотел на ней жениться, причем всерьез.

– Тоже красивая? – поинтересовался красноармеец с видимым интересом.

На что я вытащил из кармана портмоне и открыл фотку Сары. Блин, планшет с собой не взял, но у современных аккумуляторы дохлые, разве музыку через наушники какое-то время можно послушать, а при активированном экране садятся враз.

– Да уж, тоже красотка. А чего выбирать, женись на обеих. Жизнь будет намного веселее! – заявил сержант, поглядев на фотографию. – И сыновей вдвое больше настрогаете.

Какое-то время призраки спорили о девушках, морали и коммунизме. Честно говоря, я ничего не понял, о чем и заявил неупокоям.

– И как вы живете в этом капитализме? – зло плюнул на валун политрук, и от камня отлетел нехилый кусок. – Тоже мне, нэпманы.

– Да нормально живем, – удивленно пожал плечами, впечатленный мощью неупокоя. – Кстати, у нас не совсем капитализм. Как мне растолковывал один из профессоров, скорее, смесь китайской модели социализма со шведским капитализмом. Но что и как – я в экономике не силен. Да и в политике тоже, нет у нас особой политической активности. Разве перед выборами, особенно региональными и президентскими. И еще, я вот о чем подумал, мужики. Вы не хотите нормального погребения и посмертия? Могу организовать. – И я внимательно поглядел на задумавшихся призраков.

Слишком сильные эти неупокои, чтобы я прошел мимо. А просто взять и попытаться развоплотить – так это ведь солдаты Великой войны. Мы мало что ценим из прошлого, но память о Победе осталась.

– Вряд ли получится нас похоронить, парень. Тут той ледяной волной все так перепахало, что даже я свои косточки отыскать не могу. А быть развоплощенным тобой – не выход. Ты ведь из этих, ведьмаков? – Сержант внимательно посмотрел на меня. Да и двое остальных тоже.

– Ну, можно и так сказать. Сейчас нас некромантами называют. Ведьмаки, они еще колдовать умеют, а я вообще никак. Есть ребята биталанты, те кроме некромантии еще и каменюки умеют поднимать, и молниями шарашить. А я просто вашего брата вижу и умею бороться с нежитью и нелюдью.

– Интересно… – протянул политрук, протирая свое пенсне. – А к какой категории ты нас относишь?

– Пока – просто активные призраки, полтергейсты. Но если вы нарушите нейтралитет и навредите людям – вы уже умертвия и существуете вне закона. – Я поглядел на посерьезневших мужиков, точнее, на то, что от них осталось. – Поймите правильно, у вас очень много силы. Слишком много, чтобы я просто так мог вас освободить от привязки и отпустить. Не мной правила установлены, а они сейчас как войсковые Уставы, кровью писаны.

– А ты можешь нас освободить? – с надеждой спросил рядовой. – Слушай, сделай милость. Передвинь нас с этого места хоть на тысячу верст поближе к югу. Осточертел север, пусть и красиво здесь. Но даже северные сияния за три сотни лет вот уже где! – И красноармеец энергично провел рукой по горлу.

– Хм. – Я задумался, а призраки переглянулись. – Есть один способ, но сразу говорю – он мне не очень нравится. Я вас «заякорю» на себя и обеспечу максимальный радиус перемещения. Это от трех десятков до трех сотен километров в округе. Но потом по возможности передам вас другому «якорю», может быть, получится вас в Министерство обороны пристроить, вы же не демобилизованы?

– Скорее «выбыли по причине смерти», а это нечто другое, – усмехнулся политрук, вытащив портсигар. Достал папиросу, размял пальцами и прикурил от тлеющей веточки.

М-да, второй раз это вижу и снова поражаюсь. Офигеть, невероятное владение иллюзиями и телекинезом или эти папиросины для призраков реальны? Тогда вообще труба, смещение миров и бог знает что еще.

Обернувшись и внимательно осмотревшись, я никого не увидел. И слава богу, а то совсем не удивился бы, увидев даму с косой на соседнем камушке. Брр. Нет, нельзя оставлять этих ребят здесь. Тем более что сюда заходят люди, про эти термальные источники я узнал у работников госпиталя.

– Ну как, согласны? Я вас привязываю к себе и потом передаю в руки властей, – переспросил призраков.

– Нет, – отрицательно покачал головой политрук. – Не забывай, мы присягали. А если мы перейдем на службу вашему Северному Союзу – это нарушение присяги. Мы не можем на это пойти, павшие не лгут и не предают.

– И что мне с вами делать? Не могу же я и вас к себе домой привести? У меня и так уже один призрак обитает, служит, так сказать. Да во фляге до приговора суда еще парочка кицунэ, ну, две Лисы Патрикеевны.

– Ого! – ухмыльнулся сержант и покачал головой. Переглянулся с политруком и красноармейцем, у меня создалось впечатление, что они общаются без слов. Колебания воздуха призраки специально создают для того, чтобы общаться с людьми, а вот между собой они общаются как раз безмолвно. – Политрук прав, начав служить Северному Союзу, мы нарушим Присягу. Мы так понимаем, что ведьмаков твоей силы мало? Ну, чтобы можно было путешествовать? Неохота жить привязанными к одному месту, надоело до чертиков. А вот служить тебе – это может быть интересно. Тут мы не против.

– Тогда мне надо подумать. – Я почесал затылок. Поглядел на светлое небо белой соловецкой ночи и потом глянул на часы. Скоро утро. – Давайте так, я составлю договор и принесу его вам. Если согласитесь, мы его заключим и я вас «заякорю». После чего вы будете относительно свободны в перемещениях. Но сразу скажу – я включу множество ограничений. Мне совершенно не нужны проблемы с инквизицией или со священнослужителями.

– Так думай. Время – это то немногое, что у нас есть. – Политрук серьезно покачал головой. – Мы подождем тебя тут, приходи в любое время. И да. Тебе оружие надо? Тут парни из НКВД нам на подмогу прибыли, должны были командовать сводным милицейским батальоном. Да вот только не успели толком ничего, вместе с нами сцепились с немцами. Резались они, конечно, страшно, немчуры накрошили горы. Но маловато нас было. Так что тут в одном сухом ДОТе сохранились пистолеты-пулеметы, наши и австрийские, самозарядки и с десяток французских и британских ручников. Ну, из тех, которые энкавэдэшники заказывали до войны под видом китайских, под наш патрон. Не переживай, – увидев мою усмешку, поторопился объяснить политрук, – Дмитриев умеет замедлять время, так что в этом ДОТе прошло всего тридцать годов с момента нашей гибели. Мы специально хранили оружие, чтобы нашим сдать. А сейчас наши – это просто русские, украинцы и прочие таджики. У нас в роте семеро из Душанбе было, дрались как дикие волки. Ни один не сдался, все погибли. Впрочем, как и весь наш батальон.

– Оружие всегда нужно. Знаете, если его у вас много, то стоит вооружить пассажиров и членов экипажа попавшего к нам из иномирья самолета. Варя тоже из них, кстати. Если вы не против, конечно. – Я встал, завершая разговор. – Я приду с договором и с одним пареньком, он срочку в саперах служил. Проверит, что и как, может, склад заминирован. Вы про это забыли, ведь для вас такие вещи не важны.

– Не забыли, – серьезно ответил политрук. – Мы тебя проверяли. Пустозвону служить как-то неохота. Неси договор и веди сапера, покажем схему минирования. Там просто, пара противопехоток, и все.

– Ну-ну, проверяльщики! – Я усмехнулся, а у самого за шиворот как будто льда насыпали. Вот знаю, что у неупокоев логика совершенно отлична от человеческой, в который раз в этом убеждаюсь. Сунулся бы сейчас – снимали бы мои кишки с окрестных валунов. – Пока, до вечера.

15 августа 2241 года, воскресенье

Остров Соловецкий

Василий Ромашкин

По возвращении в госпиталь меня перехватила пожилая врачиха.

– Ну-ка пойдем со мной, красавчик. Пойдем-пойдем. – И, вцепившись крепкими пальцами в мою руку, потащила по коридору, а потом затолкала в палату, где на кровати лежала укрытая простынкой Варя.

Увидев меня, девчонка вспыхнула как маков цвет и чуть не залезла под простыню с головой.

– Ну что, герои-любовнички? Слушай, парень. Ладно девочка в сексуальном плане совершенно глупенькая, хоть и взрослая. Но ты-то?!! Разворотил девчонке все, что можно, и ходишь довольный! Ты знаешь, что я Варю поймала, когда она по стеночке шла, так у нее все разболелось? Нет? А подумать об этом должен был? – Врачиха топнула ногой. – В общем, так – Варе неделя постельного режима. Два месяца после этого можешь ей стихи читать, песни петь, цветочки разрешаю вместе нюхать. Но чтобы никаких сексуальных контактов, ясно? Потом хоть до простыней друг друга изотрите, но эти два с половиной месяца полное воздержание!

После чего, влепив мне основательный подзатыльник, врачиха вышла из комнаты.

Впрочем, тут же заглянула.

– Ты понял? Полное воздержание без всяких там хитростей! А то знаю я вас, бортстрелков!

Я поглядел на закрывшуюся дверь и присел в ногах у пылающей от смущения девушки.

– Варя, ты почему не сказала, что тебе больно?

– Потому что мне было хорошо. Вась, не смущай меня! – Девчонка закрыла лицо руками.

Но я успел заметить, что она довольно улыбается.

– Не смущай… поздно об этом, девушка. Теперь всю жизнь смущать буду. – Усмехнулся я. И аккуратно отвел теплые и сильные ладони от довольного лица Вари. – Варь, я серьезно.

– Да? А Сара? – Варя улыбнулась, но в сине-серых глазах плеснулось беспокойство.

– И Сара попалась. Женюсь на вас обеих, будете знать. – Почему-то у меня родилось твердое убеждение, что так будет правильно. А я своей интуиции привык доверять. – И нечего хмуриться, Варя. Ты же знаешь, что у нас нет запретов на многобрачие, хоть по три мужа заводи, если можешь.

– А если я захочу трех мужей? – хмуро спросила девушка.

– Их перестреляю, а тебя отшлепаю, – вроде как в шутку ответил я, а сам понял, что именно так и сделаю. Хотя, похоже, мне просто начинают выносить мозги, девушки это любят. М-да… Как же мне теперь Сару уломать? Варя хоть и хмурится, но, скорее всего, уже согласилась.

– Знаешь, Вась, мне надо отдохнуть. И серьезно подумать. – Варвара сжала руками простыню. – И еще, что будем делать со сплетниками и сплетницами? Хотя бабам я сама косы повыдергаю, есть опыт. Но вот мужики…

– Варь, знакомым парням за попытки пошутить на эту тему я набью морду. А незнакомец, который лезет без спроса в отношения парня и девушки, – нарывается на дуэль. Причем его могут вызвать те ребята, которым я до того фонарь поставил. Отношения между мужчиной и женщиной касаются только их двоих. Ну, если парень девушку не бьет или муж жену не избивает. Поднимать руку на женщину недостойно мужчины. Разве что с другим мужиком жену поймает, тут уж никто слова не скажет. И то, если не до членовредительства.

– Дуэль? – Варя перевела взгляд на револьвер на моем поясе. – Стреляетесь, что ли?

– Иногда бывает. Редко, правда. Понимаешь, Варь, если тот, кто спровоцировал дуэль, побеждает, у него находятся кровники. Люди, которые имеют право отомстить. А вот его родня и друзья такого права не имеют. И потому дуэли редкость. Кому охота всю жизнь ходить и оглядываться? – Я старательно вспоминал примеры из жизни. – У нас в Ростове-на-Синей дуэль была двадцать три года тому назад. Кстати, именно из-за девчонки. Заезжий наклюкался, начал приставать к девушке, ее парень вступился. Оба за револьверы…

– А чем все закончилось? – Варю эта история явно заинтересовала.

– Девчонка достала из сумочки свой револьвер и выстрелила задире в затылок. – Ну да, именно так и было написано в старой газете. – Его похоронили, дело закрыли.

– Ого, и ей ничего не было? – Глазищи у Вари огромные, в них утонуть можно.

– А что ей будет? Никто не имеет права принуждать девушку и угрожать ей или ее близким оружием. Свидетелей оказалось навалом, дело-то происходило в портовом ресторанчике. Так что было короткое следствие и скромные похороны за казенный счет. – Я поглядел на зевнувшую девчонку. И улыбнулся. – Спи, краса моя ненаглядная. Отдыхай, тебе доктор прописала постельный лежим. Вот и лежи.

Чмокнув раззевавшуюся девушку в носик, я встал, поправил на Варе простынку, не упустив возможности полюбоваться обнаженной красавицей (про то, что это нельзя, доктор ничего не говорила), и выскользнул за дверь, пока сонная девчонка в меня ничем не кинула.

С отличным настроением я глянул на начинающий оживать коридор и потопал к Ильшату. Он и есть сапер, а учитывая, что он еще и татарин, – надо заранее обговорить доли. Где татарин прошел, там еврею делать нечего, что уж про таких, как я, говорить. Ильшат парень честный, но зевать с ним категорически воспрещается!

15 августа 2241 года, воскресенье

Остров Соловецкий

Варвара Белова

Часа через три в комнате собрались почти все девушки с самолета, и стюардессы, и просто студентки. Да еще пара молодых медсестричек, с которыми Варя успела подружиться.

– Варь, везет тебе, сразу парня захомутала, а он жениться собрался! – со смешком заявила одна из стюардесс, Вера Семина. – И как он тебе как мужчина?

– Глупости спрашиваешь, Верка. Не видишь, что ли? Врачиха ей постельный режим прописала. Варь, он точно на тебе женится? – Полная блондинка Слава Мечникова разливала чай в безликие больничные чашки. – Хотя раз он с тобой сидит в свободное время и такие торты покупает, то, скорее всего, – да. Эх, везунчик.

– Какой она везунчик? Семью дома потеряла, парня не могла найти по себе, ладно, тут нашла версту коломенскую. У меня там и парень, и матушка с батюшкой остались. Да я не знаю, что бы я сделала, чтобы им весточку отправить, что жива-здорова, – неожиданно зло сказала крохотная девушка, скромно сидящая в углу.

– Машка, ты чего? – удивилась ее подружка, студентка ашхабадского педагогического. – Чего тебя понесло?

– Да того! – В глазах девчонки блеснули слезы. – Вы подумайте сами, мы все потеряли! Семьи, парней, страну, положение в обществе. У нас ничего нет! Да мой отец все вернул бы, если бы только узнал, где я. Он у меня не то что у вас, он в секретариате обкома служит!

– Я могу тебе помочь. – Около стены материализовалась молодая девушка в красноармейской форме. – Девчонки, тихо, не кричите!

Девушки, набравшие в легкие воздуха для оглушительного визга, на всякий случай придержали его. А чуть попозже плавно выпустили. Ибо призрачная девушка выглядела как картинка из учебника – гимнастерка, треугольнички на петлицах, пара значков на груди.

– Маша, для живых перейти грань между мирами сложно. Но мертвые могут являться во сне в любом мире, как у Ганса Христиана Андерсена было написано. Вот только… – Призрак замялся.

– Что, говори! – Маша Демидова подалась вперед.

– Потом, когда я передам весточку, дашь мне попользоваться своим телом. Я никогда с русскими парнями любовью не занималась, не знаю, что это такое. Убили меня тут неподалеку, и не познала ничего.

– Согласна! – Маша без раздумий протянула свою руку, которую с большой силой сдавила холодная рука призрака…

– Жди вечером. – И красноармейка растаяла.

А на Машу накинулись остальные девушки.

– Ты что, дурочка? Почему ты согласилась, откуда ты знаешь, с кем она будет? – Вера покрутила пальцем у виска.

– И вообще, договариваться с призраком – это недостойно комсомолки! – А это выступила подружка Маши. – Твой отец второй секретарь, представь, что будет, когда об этом узнают?

– Главное, чтобы батя узнал, где я. Тогда он напряжет знакомого, тот в КГБ служит, озаботит ученых. И нас отсюда вытащат. Раз сюда можно попасть – отсюда можно и выбраться! – припечатала Маша, победно глянув снизу вверх на остальных девушек. – Ладно, вы тут чаевничайте, вам все равно делать нечего. А я пойду, надо поспать. Мало ли чем ночью придется заниматься. Может, с Варькиным парнем будем звезды считать. А что? Ей врач запретила.

И под ошеломленное молчание девушек Маша гордо вышла из палаты.

– Дура! Не слушай ее, Варь, – похлопала нахмурившуюся Белову по плечу Слава. – А если попытается соблазнить, рискует, и очень здорово. Ты вон какая девчонка крепкая, и то тебя твой парень укатал. А Машка просто лопнет, как воздушный шарик.

– Ага, как тот, которые в аптеке по две копейки за штуку продают. Беленькие такие, – добавила Вера, и девчонки покатились со смеху.

15 августа 2241 года, воскресенье

Остров Соловецкий

Василий Ромашкин

– Так, аккуратно! Вась, фонари! Полковник, вы следите, чтобы солдаты никуда не ушли, тут могут быть еще мины. – Ильшат по пояс влез в амбразуру ДОТа, откопанную при помощи солдат-иномирян.

Я договорился еще и с ними, потому что за двести лет вход занесло землей и песком весьма основательно. А полковник все страдал, что не может купить себе автомат и солдаты у него безоружны. Здесь, на острове, в лавке только охотничьи ружья продавались. Охота тут по осени богатейшая.

– За ноги держи, я сейчас! Так, Вась, плавно меня вниз опускай. Только бережно!

Вскоре Ильшат после консультации с призраками, еще раз все перепроверив, попробовал открыть тяжелую дверь. Но, несмотря на залитое в петли масло, броняха ни в какую не хотела отворяться. От слова «вообще»!

– Домкрат надо, тут есть обо что опереть. – В амбразуре показалась круглая потная физиономия татарина. – Полковник, ваши ребята сгоняют? Спросят у завхоза, он тоже татарин, скажут, от Ильшата. Своим помогает, правда, не задаром. Но я с ним сам сочтусь.

– Как зовут твоего завхоза? – Полковник вытер измазанные машинным маслом, ржавчиной и столетней грязью руки куском ветоши и уселся на большой валун около входа в ДОТ.

– Расим-абы, он в это время обычно у себя в конторке сидит, около склада. – Ильшат взял протянутую мной флягу и жадно отпил родниковой воды. Мне не жалко, тут этих ключей – сотни. – Просите двадцатитонный, а лучше парочку. Они тяжелые, тележку тоже попросите, а то сами не додумаетесь, а Рашид-абы сам никогда ничего не предложит. Тот еще скряга.

М-да, если это наш жадина говорит, то завхоз редкостный экземпляр.

– Ну что, слышали? В расположение госпиталя, бегом – марш! – скомандовал полковник, и два солдата-срочника сорвались с места, грохоча по валунам подкованными сапогами.

А я взял старую каску, десяток таких Ильшат сейчас выкинул из ДОТа, и пошел собирать морошку. Надо же, месяц пролетел незаметно, и морошка вызрела. Янтарная стала, светится на солнышке.

Постепенно и неторопливо, аккуратно снимая ягодины, я набрал полную каску душистой, сверкающей ягоды. Полковник все это время сидел, наблюдая за мной.

– Интересно, ты ходишь, собираешь ягоды, с винтовкой за спиной и револьвером на поясе, с шестью магазинами в подсумках. Как будто так и надо. Ходишь с оружием привычно, словно делаешь обыденную работу. У вас жесткий мир, бортстрелок. Очень жесткий. – Полковник с благодарностью принял горсть ягод и, жмуря глаза от удовольствия, начал их медленно поедать.

– Мир как мир, какой есть. – Я поставил каску между двух камней в крохотный ручеек, протекающий практически около ДОТа. Хорошая гидроизоляция в этих сооружениях, внутри сухо, хотя вокруг под ногами хлюпает. – Мы далеко от госпиталя, стоит поберечься. Вы же тоже сразу, как только смогли, купили по ружью.

– Это не АКМ.

Полковник как-то вечером все уши мне прожужжал этим автоматом, когда мы с ним за одним столом оказались. Мол, лучший автомат всех времен и народов, и невозможно понять, почему их у нас нет. И жужжал так ровно до тех пор, пока проходивший мимо сотрудник НИИ Иномирья не объяснил, что у нас ситуация складывалась несколько по-другому.

Во-первых, наш винтовочный патрон шесть с половиной на пятьдесят – безрантовый, с ним винтовка Симонова, АВС-38, великолепно работала и параллельно с мосинкой и СВТ выпускалась всю ту страшную войну. Во-вторых, сержант Калашников у нас героически погиб в своем танке, отражая попытку прорыва вражеских тяжелых боевых машин. И в-третьих, «трофейный» конструктор сумел выиграть конкурс у наших.

Ровно поэтому АВС-38 и СВТ-40 постепенно были сняты с вооружения частей Советской Армии и заменены на новые автоматы образца пятидесятого года и карабины того же Симонова. Впрочем, вскоре и карабин был признан недостаточно эффективным для ведения современного боя и тоже ушел во второй эшелон. Хотя теми же китайцами выпускался чуть ли не до самой Катастрофы. Вместе с винтовкой Токарева, точнее, автоматическим карабином АКТ-40.

– Несут. – Полковник привстал, глядя из-под ладони на тропу, ведущую к ДОТу. Впрочем, я уже давненько учуял двух живых, появившихся относительно неподалеку.

Когда вспотевшие солдаты дотащили тачку до нас, выяснилось, что домкраты весьма немаленькие и увесистые. И потому в ДОТ пришлось лезть одному из солдат-иномирян и принимать на пару с Ильшатом тяжеленные железяки.

С жутким скрежетом броняха стронулась с места и наконец-то открылась. Довернули ее уже простым ломиком.

– Ну, Вась, добро пожаловать в пещеру Аладдина. Тут чего только нет. Я пошарил, пока домкраты доставляли, – тут пара сотен автоматических и полуавтоматических винтовок, примерно триста пистолетов-пулеметов под тэтэшный и люгеровский патрон и целых двадцать «томми-ганов»! Плюс пулеметы, патроны, сбруя и так далее. Короче, до фига всего. – Ильшат хозяйским жестом обвел внушительное помещение ДОТа, заваленное и заставленное разнообразным стреляющим железом, две трети из которого отныне принадлежало мне. Ну, минус десяток стволов, которые я обещал полковнику и его солдатам.

– Ну вот, а мне старье в оружейном втюхивали. – Я поднял со стеллажа французский пулемет. Ручник «Шательро», отличная машинка. Насколько я знаю, наши заказывали их во Франции под наш патрон как бы для Китая. И «брены» тоже, и тоже под нашу «шестерку». И тут таких красавцев два десятка. Так что пару пулеметов я себе заберу, остальное продам. Нет, заберу четыре, у меня братишка растет. Пусть будут, мальчишки растут мгновенно.

М-да, а вот грязюки тут накопилось изрядно. Ладно хоть большинство стволов в заводских ящиках и пушсале. Амбразуры, хоть и были прикрыты бронестворками, но и в них за эти столетия чего только не налетело. Хотя, по уверениям призраков, именно тут было нечто вроде хронокапсулы и внутри прошло не больше тридцати лет.

– Ну как? Ты же свою мыльницу прихватил? Давай фоткай! – Ильшат довольно поставил ногу на оружейный ящик, одной рукой облокотился на «брен» с примкнутым магазином, а другой упер себе в бок тяжелый «томми-ган» с барабанным магазином.

– Да красавчик, чего уж там. – Я пару раз блеснул вспышкой хоть и антикварного, но совершенно исправного электронного «Кодака». – Потом сброшу тебе на флешку.

После чего тоже принялся шарить в открытых Ильшатом ящиках и открывать еще не распечатанные.

Ну да, ППД, «Солотурны», которые «Штайеры», «симоновки» и «токаревки». Много чего, и все в отличном состоянии.

– Что посоветуешь нам, бортстрелок? – Полковник здесь же найденной ветошью оттирал сало с АВС-38. – Точно эти винтовки надежны? В нашем мире их по итогам войны не очень хвалили.

– Сложная она, множество мелких деталей, очень дорога в производстве. Но для гражданского, именно для гражданского стрелка, вполне пойдет. – При этих моих словах полковник поморщился. – Но вы учтите, полковник, эту винтовку у вас в любой лавке за пределами этого острова сменяют на пяток новеньких армейских автоматов образца пятидесятого года. А потому мой совет – берите по одному образцу всего, а потом решите, что вам стоит продать, чтобы купить современное оружие. Хотя вашим солдатам не стоит продавать ручные пулеметы. Лоси они здоровые, тяжести таскать явно приучены, да и пластика что у вас, что у ваших бойцов явно не простая пехотная. А «брены» – вещь замечательная. «Шательро» – не хуже. Магазины, кстати, еще с тридцать шестого года в СССР, а потом в РФ и Северном Союзе обязательны к унификации, так что и к этим пулеметам, и к винтовкам Токарева и Симонова в любой оружейной лавке все, что надо, купите.

– А почему нет пулеметов ДП-26? – задал вопрос один из солдат. – Ну таких, с круглым дисковым магазином сверху.

– У нас ДП-30. А нет, потому что это склад НКВД. Они по законам того времени не могли покупать пулеметы производства СССР, вот Берия и обходил этот запрет такими путями. – Рассказывая, я делил с Ильшатом «томми-ганы», отложив перед этим сразу три штуки для иномирцев. Хотя это они были иномирцами, сейчас они станут нашими, постепенно и полегоньку. Вроде как полковнику предложили идти в армию, да и солдатам тоже. Куда – не говорят.

Вообще, полкан из легированной стали откован. У него там жена, дети и родители остались, первые дни ходил мрачный как туча, но всегда корректный, вежливый, слова плохого от него не дождешься. Не то что наш полковник, из моей части.

Тот, когда я срочником на старом Т-55 несколько сосен свалил, такой ликбез мне устроил! Из тех слов, которые можно произнести в обществе, – только «педали», «рычаги» и «дятел». А монолог полковника длился сорок три минуты двадцать семь секунд. Это мой кореш секундомером засек.

Мы несколько часов вытаскивали из ДОТа оружие и боеприпасы. Всего девяносто «токаревых», к сожалению, снайперских образцов не было. А вот к «симоновкам» в ЗИПах полсотни оптических прицелов нашлось, к вящей радости Ильшата. Он тот еще крохобор. Симонов молодец, на каждой винтовке предусмотрен монтаж оптики. За тридцать условных лет ничего с прицелами не сталось, еще послужат. Тем более что АВС славятся именно точностью боя до полукилометра.

Но, как всегда, имелась в происходящем и ложка дегтя. Ибо единственный из пистолетов, который нашелся среди всего этого добра, браунинг образца 1903 года в кожаной кобуре-прикладе, я ему так и не отдал.

Самого жаба задавила, уж очень ладная машинка. Правда, патронов к нему ни одного не нашел, видимо, потому пистоль и остался лежать среди излишков оружия. Как мне рассказали призраки, энкавэдэшники щедро поделились с пехотинцами своим стреляющим добром, но по три-четыре ствола в бой на себе не потащишь.

В общем, пришлось договариваться с завхозом еще и насчет грузовика. И только нагрузив его оружием, патронами и снаряжением, отправили к НИИ. Добротные кожаные подсумки и ремни тоже оставлять гнить как-то жалко. Даже три древние рации и десяток полевых телефонов забрали. А что, есть знающие люди, проверят, если живые аппараты – купят.

Полковник, Ильшат и солдаты поехали на грузовике, а я остался. Мне еще одно дело надо было закончить.

15 августа 2241 года, воскресенье

Остров Соловецкий

Василий Ромашкин

– Так, товарищи красноармейцы и командиры. Я тут посоветовался с юристом в НИИ, он мне объяснил, что, поскольку Российская Федерация является преемницей СССР, а Северный Союз преемником РФ, то ваш переход на службу в МО Северного Союза не является нарушением присяги. – Я вытащил из кармана составленный при помощи юриста договор. В таких случаях лучше воспользоваться помощью квалифицированного специалиста, что я и сделал, чрезвычайно заинтриговав пожилого лысого дядьку, жутко скучающего в своем кабинете. Тот в течение двух часов копался в справочниках, законах, рылся в сети и в результате выдал на-гора этот самый документ. – Итак, читайте.

И, развернув склейку из восьми бумажных листов, я положил ее на пустой оружейный ящик.

Если вкратце, то в договоре были четко сформулированы права и обязанности призраков и мои как «якоря». Я должен был доставить их к официальному представителю нашего МО. Правда, временных пределов не было установлено, мне еще не хватало специально искать чиновников от армии. Я так думаю, вполне достаточно будет нашего военного коменданта Ростова-на-Синей, напишу ему рапорт, тот доложит, куда надо. Ветераны тем временем будут иметь относительную свободу перемещения в радиусе пятнадцати километров от «якоря», то есть от меня. Учитывая специфику моей работы, желание ветеранов посмотреть современный мир исполнится. А потом, когда придет ответ из МО, посмотрим, что и как. Да и кто его знает, может, и захотят упокоения призраки, побродив по миру.

– Согласны. – Политрук вытащил из планшета остро отточенный красный карандаш и расписался под договором. После чего передал карандаш старшему сержанту.

А я в очередной раз присвистнул про себя. Это просто невероятно, как полтергейсты владеют полями и материей, это же высочайший уровень мастерства!

– Держи, – протянул мне карандаш красноармеец, и я, усмехнувшись, попытался его взять.

К моему удивлению, карандаш, полупрозрачный и с трудом видимый, остался в моей руке и ощущался как холодный кусочек дерева. Ну, зимой замерзшую палочку приходилось в руках держать? Примерно так.

– Интересненько. – Я покрутил ни грамма не затупившуюся писчую принадлежность и уверенно расписался под своей фамилией.

Коротко вспыхнув красным, на договоре четко проявились все росписи.

– Надо же! – Я усмехнулся, глядя на ярко-красные карандашные росчерки, они настолько глубоко впитались в бумагу, что фактически стали ее частью. Хотя… фиг его знает, что на самом деле произошло с бумагой. – Ну что же, товарищи. Сейчас вы можете считать, что находитесь в заслуженном отпуске. Но уговор – сильно не шалить. И это в ваших же интересах. Вы хоть и сильны, но пара-тройка некромантов с каждым из вас справится. Не стоит перебарщивать в шутках. Договор вы, может быть, и не нарушите, но вам от этого точно легче не станет.

– Учтем. Пока, командир. Ежели что – зови, мы мгновенно явимся! – И призраки растаяли.

Ну, буду надеяться, что они особо в НИИ бедокурить не станут. Хотя… там есть несколько достаточно опытных некромантов, чтобы пресечь безобразия.

Усмехаясь, я представил вероятное появление этих ветеранов в женском душе и заржал. Нет, понятно, что это не самая добрая шутка, но за такие проделки ветеранов я не отвечаю.

Все еще посмеиваясь, подобрал так и лежавший на столе браунинг, вложил его в отлично сформованную кобуру из очень толстой и плотной кожи. Как мне сказал полковник, в их мире эти кобуры-приклады из дерева делались, а тут кожаные. Ну, миры хоть и похожи, но все-таки разные.

Накинув длинный плечевой ремень, задвинул пистолет за спину, чтобы не болтался, вытащил из ручейка каску с морошкой и неторопливо потопал к институту. Пистоль в принципе годен только в коллекцию. Хотя, скорее всего, просто продам. Небогат я, от слова «совсем», хоть маленько и набрал деньжат в последнее время. А хороший дом стоит денег. Или как взятку пистолет можно использовать, ибо чиновники никогда не меняются. И отмазки всегда находят законные. Чтобы оправдать ничегонеделание. Кстати, что интересно, судя по надписи на затворе, браунинг числился в московской жандармерии, еще царской. Нехилый крюк проделал этот пистоль. История, так сказать.

Хотя, по мне, лучше новейшей истории ничего нет. Ее мы хотя бы своими руками пишем.

И с отличным настроением, помахивая каской с морошкой и насвистывая «Марш авиаторов», я потопал к госпиталю.

15 августа 2241 года, воскресенье

Остров Соловецкий

Варвара Белова

– Тут-тук. К вам можно? – Василий на всякий случай постучал в палату Вари и, открыв дверь, убедился, что все сделал правильно.

У Вари сидели почти все девчонки с самолета, да и пара медсестер приблудилась. Увидев парня, девушки словили конкретный «хи-хи». Отчего Варя, пунцовея на глазах, медленно поползла под одеяло.

Решив, что так дело не пойдет, Василий спокойно вошел в ставшую тесной палату и приблизился к так и лежавшей под одеялом Варваре. И, если судить по торчащим под тонкой тканью острым девичьим соскам, венчающим потрясную Варину грудь, – до сих пор лежавшей голышом.

– Вы чего мою невесту засмущали, негодницы? – Василий спокойно чмокнул девушку в губы. Усмехнувшись, погладил засмущавшуюся еще больше Варвару по щеке, под завистливые девичьи взгляды взял ее ладошку и поцеловал. – Ладно, не буду мешать сплетничать, вот вам к чаю.

После чего поставил на столик полнехонькую каску с морошкой. С удовольствием еще раз поцеловал Варю в губы, теперь уже основательно, и вышел из палаты. Громко, от души, зевнул и потопал к себе, ибо, по его словам, спать хотелось, «как из пушки».

– Везет тебе, Варвара, – завистливо проговорила одна из медсестер, высыпая морошку на большой поднос, такой же безликий, как и белые больничные чашки. – Потерять девственность с любимым парнем, который к тому же жениться хочет. В потрясающе красивом и романтичном месте. Подумаешь, он тебя залюбил до умопомрачения, а в результате ты отлеживаешься. Ничего страшного в этом нет, а если ты еще и залетела от него – вообще прекрасно.

– Ну даже если не залетела, то у них все еще впереди. – Слава ухватила пригоршню ягод, бросила парочку в рот и аж глаза зажмурила от удовольствия. – Какая прелесть!!!

– А что, можно потерять девственность плохо? – робко спросила одна из девушек, молоденькая, огненно-рыжая, вся усыпанная веснушками Алина Логинова, постоянно краснеющая при каждой двусмысленной шуточке девушек постарше, а уж при обсуждении конкретных сексуальных примеров вообще полыхающая.

– Свободно, – хмуро кивнула Вера Симонова, еще одна бортпроводница. – Например, выпьешь на выпускном вечере вина, а утром проснешься на сеновале с задранной юбкой. А потом будешь мучительно ждать очередных месячных, молясь, чтобы они пришли. И ни один мерзавец не признается, кто тебя оприходовал. Так что у Варьки все вообще образцово получилось.

– Ну, здесь такое никому не светит. Тут сразу пойдешь к менталистке, она тебе мозги выпотрошит, и вспомнишь, кто, что, где и когда. Еще и поэтому у нас парни никогда не станут лезть даже к пьяненькой девчонке под юбку силком, за это можно такого огрести, ой-ей. А вот если девка сама согласилась – тут взятки гладки, сама виновата. – Медсестра тоже взяла пригоршню ягод и уселась на край кровати. – И перестань переживать из-за этой Сары, Варь. Во-первых, согласится ли на двойной брак сама эта девчонка? Во-вторых, две жены в доме – совсем не так плохо, как кажется. Домашняя работа пополам делится, всегда есть с кем посплетничать. Главное – стать подругами. Еще главнее – любить мужа сильнее, чем себя. Остальное приложится. И перестань переживать из-за приданого. Ты совсем не бедная девушка. Государство выкупило у вас всех, как у граждан СССР, этот самолет. Двести тысяч золотом внушительная сумма, а ты как член экипажа получаешь двойную долю. Почти три тысячи золотом – это трехгодичный заработок, достаточно приличная сумма.

15 августа 2241 года, воскресенье

Остров Соловецкий

Василий Ромашкин

Тем временем я уже дрых, поручив разгрузку и дележ оружия Ильшату. Он получил от меня список того, что я хотел оставить себе и что уйдет на продажу. Доли мы с ним уже определили, так что пускай крутится. Неплохой куш, кстати, нам достался, теперь точно себе дом построю. И хороший дом, не хуже отцовского.

Посреди ночи проснулся от короткого всплеска призрачной активности неподалеку, но решил, что это мои ветераны резвятся. И, перевернувшись на другой бок, снова уснул.

15 августа 2241 года, воскресенье

Остров Соловецкий

Мария Демидова

– Маша, я выполнила свою часть уговора. Твоему отцу сообщила во сне, что ты попала в другой мир и жива-здорова. – Перед нервно теребящей подол короткой юбки иномирянкой появился призрак девушки в красноармейской форме. – Причем я ему снилась три ночи подряд, чтобы он поверил. Можешь не сомневаться, он все принял всерьез.

– Спасибочки, – заулыбалась девушка.

– Этим не отделаешься, Маша. Уговор дороже денег! – Призрак вошел в тело сначала немного зашатавшейся, а потом опрокинувшейся на кровать девушки. Причем, перед тем как войти, красноармейка резко поменяла форму, превратившись в офицершу вермахта.

Какое-то время Маша лежала, судорожно дергаясь. Потом встала, очень неуверенно подошла к простому зеркалу на стене, единственным достоинством которого были размеры. Маша отражалась почти во весь рост. Девушка быстро сбросила одежду, покрутилась около зеркала, осматривая и ощупывая свое тело.

– Неплохо, совсем неплохо. – Призрак, занявший Машино тело, сжал и приподнял груди. – Отличная фигура у этой унтерменши, жаль только, чуть низковата. Но ничего, как говорят русские, «дареному коню в зубы не смотрят». Найдет ее папаша вход в этот мир живым – может, и отдам дочку, точнее, то, что от нее останется. Не найдет – его и ее проблемы! Я договаривалась передать сообщение. С чего бы мне отдавать тело?

После чего еще пару раз крутанулась перед зеркалом и принялась одеваться, привередливо перебирая Машины вещи. Потом одержимая надолго зависла над косметичкой, пробуя на вкус губную помаду, нюхая то духи, то пудру и явно наслаждаясь происходящим.

– Как долго мне этого не хватало! – Косметичка легла в добротный кожаный портфель Маши, из которого были безжалостно выкинуты учебники и конспекты. Одержимая совершенно не желала продолжать учиться. Впрочем, у нее уже было высшее образование, так что ей это и не требовалось. Зато новенький ТТ Алма-Атинского арсенала был внимательнейшим образом проверен и вложен в нагрудную кобуру. И ТТ, и кобуру с плечевыми ремнями Маша купила две недели назад, когда им отменили карантин и выплатили деньги за самолет. Пистолеты покупали вместе с другими девчонками, по настоятельной рекомендации их кураторши. Причем, к удивлению одержимой, ТТ был сделан под пистолетный патрон вермахта. Не под русский маузер. Но, впрочем, сотня запасных патронов в пачках и три запасных магазина в подсумках на плечевой сбруе девушке очень понравились.

Одержимая еще раз крутнулась перед зеркалом, внимательно оглядела себя. Сейчас на ней был джинсовый брючный костюм, купленный уже здесь, плотные и очень удобные спортивные полуботиночки с интересным названием «кроссовки», синяя же курточка из плотного сукна с плечевыми вставками из мягкой кожи серого цвета.

– Неплохо смотрюсь, можно сказать, замечательно выгляжу. Закрутить бы с каким-либо мужчиной короткий роман, но нет времени!

Одержимая усмехнулась. Поправила ремни кобуры, застегнула курточку, повязала на голову яркий шелковый платок. Шагнув к столу, с большим наслаждением, смакуя каждый глоток, отпила холодной газированной воды из стеклянной бутылки, надела маленький яркий рюкзачок, купленный тут же в магазине и набитый одеждой, взяла портфель и одним длинным прыжком скакнула из комнаты на улицу – прямиком сквозь распахнутое окно. После чего длинными грациозными прыжками побежала к берегу моря. Навстречу рассвету, прогоняющему полумрак белой ночи яркими лучами восходящего солнца и заставляющего сверкать озерца и многочисленные ручейки, бегущие к берегу моря.

– Куда торопишься, фройляйн? – Дорогу ей попытался преградить один из тех призраков, которых «заякорил» Ромашкин.

– Подальше от тебя и вообще от вас всех! – Коротким ударом одержимая отправила призрака в полет, здорово удивив его этим фактом. После чего длинным, непостижимо длинным для обычного человека прыжком запрыгнула на проходящую мимо острова блуждающую льдину, занесенную ветром из Арктики. И через час вместе с льдиной исчезла за горизонтом, оставив на берегу озадаченных призраков, не смеющих переступить водную преграду.

18 августа 2241 года, среда

Остров Соловецкий

Василий Ромашкин

Вечером, когда Варя наконец-таки вышла из палаты и гуляла со мной под ручку в саду института, к нам подошел местный штатный инквизитор.

– Доброго вечера. Если можно так сказать, – поздоровался он с нами и с усмешкой поглядел на меня.

Ну да, глодали меня подозрения, что каждый мой чих, известный некромантам, становится известен как минимум отцу Сары. Или, что гораздо вероятнее, самой евреечке. Она девица крайне умная, да еще в конторе числится сисадмином, это кроме своих прямых менталистских обязанностей.

– Доброго вечера, Евгений. – Ну да, познакомился я с ним. Когда оформлял разрешение на привязку к себе особо мощных неупокоев. С такими делами шутить не стоит, лучше сразу все бумажки оформить, да и проконсультироваться не помешает.

– Здравствуйте, – отчего-то покраснев, почти прошептала Варя.

– Знаете, пропала Маша Демидова. В ее палате бардак. Окно открыто. Девушки говорят, что у нее был разговор с призрачной красноармейкой, в результате которого девушка заключила договор о помощи. И в оплату согласилась предоставить свое тело. Вы не помните, Варвара, она обговаривала сроки?

– Нет, – задумавшись на пару секунд, покачала головой девушка. – Совершенно точно, сроки не обговаривались.

– Какая призрачная красноармейка? – не понял я. – К вам, точнее, к тебе в комнату заявлялся призрак и ты об этом промолчала?

– Ну, нас было много, Машка после мне нахамила, так что я постаралась про нее забыть. А что, уточнение срока – это важно?

– Это очень важно, – хмуро сказал Евгений. А я так же хмуро кивнул, обдумывая новую информацию. Стоп, ночная активность каких-то призраков!.. Евгений тем временем продолжал: – Понимаете, Варвара, люди порой сотрудничают с призраками, позволяют им временно управлять их телами. Порой при помощи одержимости людям удается излечиться от серьезнейших заболеваний вроде рака. В уплату за это по договору призраку предоставляется возможность поуправлять живым телом, обрести чувства живого человека. На моей памяти самый интересный случай был с уже умирающей от рака молочной железы молодой женщиной. Ее излечил призрак, после чего четыре месяца женщина провела в Иннополисе, ударившись в загул. Потом девушка лечилась от сифилиса и триппера, но осталась жива. Сейчас она мужняя жена и счастливая мать троих детей.

– Так, погодите. Жень, сейчас я троих своих неупокоев призову, спросим у них. Пошли куда-нибудь, где народу поменьше. Варь, не боишься? – спросил я у явно заинтересовавшейся девушки.

– Не знаю, но мне жутко интересно! – Варвара оперлась на мою руку и встала со скамьи, на которой мы до этого беседовали. – Где ты будешь призывать призраков?

– У меня в кабинете. – Инквизитор открыл дверь центрального входа и вежливо пропустил вперед меня и Варю. – За восемь лет службы – первый раз такие проблемы.

После рассказа призванных мною ветеранов в кабинете повисла тяжелая тишина, только Варя с интересом разглядывала слоняющихся по помещению неупокоев. Тем, впрочем, было не до этого, на девушку они не обращали никакого внимания, листали толстенную подшивку прошлогодней «Правды».

– Фигово! – наконец подал я голос, прикинув маршрут, по которому могла рвануть эта одержимая девица. – Чтобы ее поймать – армия нужна. Тут же тысячи незаселенных квадратных километров.

– Фигово, но определить ее движение будет намного легче, чем тебе кажется. – Инквизитор встал и, набирая номер, поднял трубку телефона. – Неужели ты думаешь, что она пустырями пойдет? Нет, парень, она к людям рванет. А учитывая, что она за столько лет впервые дорвалась до живого тела, – наверняка будут серьезные проблемы. И скорее всего – убийства.

– Тогда надо все хутора в тысяче километров отсюда оповестить и разослать фотографии Маши. Эта девица, ну, немка, наверняка не знает о современной технике и не представляет возможностей наших сетей. Правда, в этом случае, скорее всего, девчонку просто застрелят, хуторяне не особо церемонятся с неупокоями.

Серебряная пуля давно известное и очень надежное средство от любой нежити. В том числе и от одержимых. И если повезет, то Маша может отделаться больничной койкой, конечно, если серебро уничтожит неупокоя, а жизненно важные органы девушки не повредит.

– Ладно, не учи ученого. Спасибо за помощь вам, товарищи, и тебе, Вася. Варвара, вы потрясающе красивы, если этот скорохват вас расстроит, я с удовольствием предложу вам свое сердце и свою руку! – Евгений ухмыльнулся, глядя на ошарашенную Варю. Ну да, не привыкла девушка к тому, что большинство парней выше ее на полголовы, а то и на голову. Для нас Варя просто высокая, очень красивая девушка.

– Спасибо, я на всякий случай запомню, – усмехнулась Варвара, беря меня под руку и целуя в щеку. – Пошли, Василий. Пошли, суженый мой, ряженый…

23 августа 2241 года, понедельник

Остров Соловецкий

Василий Ромашкин

– Варь, ты точно не хочешь жить у нас дома? Или хотя бы с моей мамой познакомься? – Я держал Варвару за руки, стоя около причальной мачты.

Закончился карантин. И все бы отлично, да вот только компания решила, что мы достаточно отдохнули, и сразу запузырила нас в рейс, сначала в промзону под старым Санкт-Петербургом, а потом в Латинскую Америку. Минимум месяц пройдет, пока обернемся.

– Вась, кто я сейчас для твоей матери? Ну, кроме того, что ты жениться на мне хочешь? Бедная девчонка, которую ее сын спас в какой-то тмутаракани. Не более. – Варя улыбнулась и заставила замереть мое сердце. – Я приеду в Ростов-на-Синей, сниму комнату, начну работать учительницей. Ты знаешь, что мне подтвердили квалификацию, есть приглашение от Второй школы из твоего городка. Пусть я к тому времени проработаю без году неделю, но важен сам факт, что я не бедная приживалка, а достаточно самостоятельная девушка. На днях начнутся занятия, буду вести класс. Когда ты прилетишь, тогда и пойдем знакомиться. Ты считаешь, когда у вас рейсы закончатся?

– Минимум пара месяцев, Варь. Компания хоть и не понесла убытков от простоя «Горнорудного», но у нашего сменщика небольшой ремонт, как раз на месяц. Потом то да се, так что еще месяцок прошатаемся в поднебесьях. – Я не выдержал и прижал девушку к себе. Потом, вздохнув, отпустил замершую в моих объятиях Варвару. – Варь, ты запомни – будь осторожна. И девчонки, что с тобой едут, тоже пусть будут очень осторожны. Наш мир несовершенен и опасен, красивые девушки, одни, в дороге – это прямо-таки наживка для всевозможных аферистов и жуликов. А то и для людоловов, не забывай этого. Да, полиция работает, но гражданин обязан в первую очередь беречь себя сам. Никогда не расставайся с пистолетом, ТТ постоянно носи с собой, автомат держи в пределах доступности. Девчонки пусть поступают так же. В городах обязательно держитесь вместе, не ходите по портовым районам, только по центральным освещенным улицам. Прибудете в Ростов-на-Синей, обустроитесь, обживетесь – только тогда можно немного расслабиться. Но именно немного, у нас тоже недавно проблемы были, ограбление банка.

– Вы как у нас в Гражданскую живете, – грустно улыбнулась девушка.

– Мы живем хорошо, Варь, – намного веселее улыбнулся я. – И потому мы знаем цену жизни, не рискуем зря.

– Вась, поторапливайся! – крикнули мне сверху. – Пять минут. Не больше!

– Ну вот, мне пора. – Я еще раз прижал к себе девчонку. – Варь, если встретишь Сару – не затевайте склоки, пожалуйста. Дождитесь меня, и все решим, хорошо?

– Ты мне уже три сотни раз это повторил, – фыркнула блондинка, поправив выбившийся из прически локон. – Не трону я твою Сару, если она первая в драку не полезет. Тогда пусть не обижается.

– Ой-ей… – покачал я головой, доставая из кармана сложенный лист бумаги. – Вот. Тут все написано – наш адрес, домашний телефон, телефон нашего отряда, телефоны полиции, МЧС и инквизиции. Адрес ресторанчика «Три тополя». Его телефон. Ты запомнила?

– Вась, пускай я и блондинка, но умница, – засмеялась девушка, но на ее ресницах поблескивали слезы. – Буду тебя там ждать через месяц, каждый вечер. А свой домашний телефон оставлю бармену Борису с просьбой передать тебе сразу, как только он тебя увидит.

– Молодец! – Я еще разок обнял и поцеловал девушку, потом еще разок и с трудом отодвинул от себя. – Тогда – до встречи, Варя. Дай руку, правую, пожалуйста.

И, взяв красивую и сильную ладонь удивленной Вари, надел ей на безымянный палец простое колечко из белого золота.

– Ты, Варя, моя невеста. Жди меня, обязательно… – Тут мне пришлось прервать речь, потому что когда тебя стискивают в объятиях и крепко целуют, говорить невозможно.

– Иди, Вась, время заканчивается, – глянув на часы за моей спиной, коротко всхлипнула Варвара. – Не переживай, я обязательно тебя дождусь. Иди, долгие проводы – лишние слезы.

23 августа 2241 года, понедельник

Остров Соловецкий

Варвара Белова

Варя Белова стояла на краю летного поля и смотрела на величественный взлет «Горнорудного». Да, дирижабль староват и изношен, но с какой легкостью он взмыл в поднебесье! И унес ее любимого, с которым ей теперь предстоит встретиться только через два долгих месяца. Два очень непростых месяца.

– Проводила? – Рядом с Варварой встала Слава и, приложив ко лбу ладошку, поглядела на уходящий вдаль дирижабль. – Тогда пошли собираться. Ой, сестренка, страшно мне, жутко страшно. Иной мир, новые города, другая страна. Ладно хоть никто не агитирует за капитализм. Знаешь, мне тут даже как-то легче дышать. У здешних отношение к политике странное. Она для них вроде как есть, но где-то далеко. Живут, зарабатывают, строят – и никаких съездов компартий или ВЛКСМ. Странно.

– Они говорильней не занимаются, Слава. – Варя развернулась, взяла подругу под локоть и неторопливо направилась с ней к зданию госпиталя. – Пошли собираться, нам через полстраны ехать надо.

– И плыть. Знаешь, я как поглядела на эти кораблики, ну, которые паромы. Часть нормальные, с винтами, а часть колесные, представляешь? И мне сказали, что на реках колесных кораблей большинство. – Слава еще раз посмотрела на ставший крохотным дирижабль, потом на обручальное кольцо у Вари на пальце и спросила у подруги: – Ты точно за него замуж собралась?

– Точно, Слав, точно. – Варя улыбнулась, поглядев на сверкающую полоску колечка. Потом посмотрела на исчезающий «Горнорудный» и задумчиво сказала: – Вот уж правда, неисповедимы пути Господни.

– И это комсомолка! – фыркнула Слава, открывая калитку в заборчике, ограждающем летное поле от территории института. – Пошли собираться, Варь. У нас впереди долгий путь.

– Пошли, Слав. Знаешь, вот уж не думала, что так легко вещами обрасти. Все-таки здесь живут богато, право слово.

– Да уж, снабжение как в Москве или Питере. Ну или в приравненных к ним городах. Все что угодно есть, и это в глухой провинции. Знаешь, тут спекулянтам точно не развернуться. – Слава с удовольствием погладила приталенный пиджачок из серой ткани, который надела из-за прохладной погоды. – Глянь, какая красота! Сделано в Китае, а как хорошо!

– Вася рассказывал, что девушки и женщины редко покупают готовую одежду, в основном шьют на заказ. Покупают только джинсы, кофты, кардиганы, ну и нижнее белье. – Варя с удовольствием вспомнила ассортимент отдела нижнего белья в здешнем магазине. Все-таки тут, в будущем, знают толк в женской одежде! Найдется, в чем Василию показаться! – А платья и костюмы предпочитают у мастеров заказывать.

– Ладно, приедем на место, разберемся! – Слава открыла дверь своей комнаты и, чмокнув подругу в щеку, попрощалась: – До ужина, Варь.

– Пока. – Варя обняла девушку и пошла к своей палате.

Зайдя в комнату, Белова оглядела разложенные на кровати, столе и стульях вещи. М-да, немало получается, хорошо, что Вася посоветовал ей купить специальные тележки для сумок. Но пару вещей он категорически запретил убирать далеко. А именно – пистолет ТТ и автомат «Штайер Солотурн». Причем заставил ее и подруг изучить устройство и вместе с товарищами учил стрелять на берегу Соловецкого моря, там они расстреляли пару цинков патронов. У Вари и ее подруг синяки на плечах до сих пор не сошли из-за того, что они попросили пострелять из армейских винтовок. Автоматная-то отдача совершенно не чувствовалась. Парни засмеялись, но разрешили, при их страховке. Варе понравилось, но синяк на все плечо заставил ее с уважением поглядеть на ребят, разбивающих выстрелами брошенные камни. И Вася, и Виктор, и Ильшат с Ильей были отменными стрелками. А уж как они из пистолетов стреляли – вообще сказка. Вот тяжелый револьвер в кобуре на поясе – а спустя мгновение уже грохочет в руках парней, сшибая с валуна небольшие, окатанные морем гальки.

Вася подарил по автомату каждой девчонке-бортпроводнице и по самозарядной винтовке каждому летчику. Остальное продавать не стал, а с разрешения командира погрузил на борт дирижабля. По его словам, он продаст их в каком-нибудь крупном городе, там за оружие дадут нормальную цену. Винтовки Симонова и Токарева, выпущенные до начала Великой Отечественной, здесь стоят очень прилично, коллекционеры за ними охотятся. Так что продавать раритеты просто как стрелковое оружие Василий смысла не видел.

– Так, по порядку. Сначала – список, что и где будет лежать. – Варя уселась на стул и в толстом коленкоровом блокноте, купленном еще в той Риге, начала составлять список вещей, которые она разложит в разные сумки…

23 августа 2241 года, понедельник

На борту дирижабля «Горнорудный»

Василий Ромашкин

– Ну что, Вась, попался? – спросил меня усмехающийся сменщик, когда я, приняв вахту, переподключал гарнитуру наушников и микрофона.

– Ну, что есть – то есть! – кивнул я и связался с ходовой: – Ходовая – ответь второй. Проверка связи.

– Вторая, слышу отлично, без помех, – отозвался дежурный офицер.

– Качество связи подтверждаю, конец связи. – Я отключился и повернулся к Витьке. – Вить, вот только не говори, что тебе Славка не понравилась.

– Вась, понравилась это одно, а обещать жениться – совсем другое. Сам должен понимать, взрослый мальчик. Тем более что твоя Варвара, как и Сара, менталисткой оказалась, хоть и необученной. Ни соврать ни обмануть. Прощайте, бордели и прочие радости холостяцкой жизни! – Напарник засмеялся. – Попал ты, Вась.

– Что есть – то есть, – соглашаясь, кивнул я. – Вить, знаешь, если честно, то мне сейчас других девушек не надо, только про Варю и Сару думаю.

– То-то, когда в прошлый раз в бордель ходили, ты аж с двумя отрывался! – Виктор не торопился идти отсыпаться. Напротив, уселся на откидушку и налил себе горячий кофе из термоса. – А теперь говоришь, что остепенишься.

– Я хотел Сару забыть, Вить. Но не получилось, только на время. Вот тех девчонок, ну, китаяночку и уйгурку, я толком вспомнить не могу. Помню, что с ними творил, а вот лица как-то смываются. Зато что Варя, что Сара, как живые перед глазами в любой момент встают.

– Ну-ну. – Напарник одним глотком допил кофе и встал. – Ладно, бди. И смотри, чтобы твои девицы тебя полностью с панталыку не сбили и не помешали следить за воздушным пространством. Пока, пойду поем и отосплюсь.

– Давай, топай, друже! – Я поудобнее уселся на узком кресле около левой спарки. – Не дергайте меня за нервы, так сказать. У меня и так сердце напополам.

– Ничего. Склеют! – уже спускаясь в узкий лаз люка, пробурчал Витька и исчез внизу.

Гулкий топот его ботинок тоже скоро затих, оставив меня наедине с огромным синим небом. Соскучился я по нему за этот карантин.

– Хорошо-то как! – Я с удовольствием потянулся, закинул руки за голову и хрустнул суставами. – Ай, ладно, разберемся. Как кашу заварил, так ее и расхлебаю. Тем более с такими девчонками…

23 августа 2241 года, понедельник

Остров Соловецкий

Варвара Белова

Варя Белова сидела на огромном валуне, на свернутой куртке, и наслаждалась видом закатного моря и красного неба над ним. Потрясающе красиво, величественно, даже пара небольших льдин, которые бог весть как занесло сюда, не мешали, а только усиливали и подчеркивали спокойствие и гармоничность этого места.

– Сидишь, дочка? – К Варе подошла та самая врачиха, которая отругала ее и Василия за слишком бурное поведение в термальном источнике. – Красивое место, я сама обожаю тут сидеть по вечерам. Разумеется, летом, зимой сдует или в ледышку превратишься.

Врачиха внимательно посмотрела на Варю, одобрительно кивнула. Ну да, Варя совсем не собиралась простывать, оделась достаточно тепло, в плотный, очень мягкий и пушистый свитер с высоким горлом, джинсы и кроссовки. Даже курточку прихватила аэрофлотовскую, но она понадобилась только как подстилка, камень оказался холодным.

– Молодец, девочка, себя бережешь. А то я наших пигалиц гоняю, наденут тоненькие брючки и на валунах сидят. Не дай бог, отморозят себе все женское нутро. – Тут врачиха глянула на прислоненный к валуну автомат и на наплечную кобуру, в которую Варя вложила свой ТТ. – И насчет оружия молодец, тут порой медведи шастают. Редко, правда, и в основном зимой, но бывают.

После чего бросила на валун рядом с Варей плотный коврик из какого-то пластика и уселась поудобнее. Молчали, пока солнце не скрылось за горизонтом. Правда, темнота так и не наступила, так, сумерки.

– Мы завтра уплываем на пароме, – неожиданно сказала Варя.

– Знаю, дочка, – кивнула врачиха. – И правильно, чем скорее начнете жить в новом мире, тем скорее врастете в него. Да для вас особых сложностей не будет – вы русские, грамотные, да еще из СССР. В то время пустышек мало было, не то что в первой половине двадцать первого века.

– А откуда вы знаете? – удивилась Варя.

– Девочка, я за двадцать лет службы насмотрелась. На моей памяти вы семидесятая группа попаданцев. Прорывы Мембраны происходят достаточно часто, хотя мы и не всех успеваем прибрать к рукам. Некоторые группы и одиночки погибают, кто-то успевает приспособиться к нашей жизни, и мы его просто не замечаем. Наш мир огромен и пустоват, слишком мало народа. Потому большинство из вас в Ростов-на-Синей и отправляют, что город, из которого родом спасатели, имеет приоритетное право на выбор переселенцев.

– Нам так и сказали. Тут в любой город народ набирают, как будто на Дальний Восток на комсомольские стройки. И подъемные обещают, и жилье. Даже не верится, мне, молодой девчонке, обещают квартиру-студию, правда, съемную. Но совсем дешево. – Варя недоверчиво покачала головой, отчего ее роскошная коса свалилась с плеча и улеглась между высоких грудей. Девушка отбросила ее назад, за спину, и продолжила: – Мне предлагали после окончания ВУЗа работу учительницей в Сибири, но обещали только общагу.

– Девочка, у нас жилья хватает, – усмехнулась врач. Задумчиво поглядела на студеное море, где пара горбатых китов выбросила высокие фонтаны, и вздохнула. – Мы строим про запас. Понимаешь, у нас нет недостатка в стройматериалах, металле и прочем. На старых складах до сих пор тонны, нет, сотни, тысячи тонн арматуры и уголка, до сих пор есть склады, на которых хранятся сотни тонн листового окрашенного железа. И так далее. Склады с кирпичом и бетонными плитами, всевозможным сайдингом и минеральной ватой. Мы, можно так сказать, еще не переварили наследство той, погибшей цивилизации. Невозможно все охватить и израсходовать. Вон автомат, который подарил твой парень. Он вообще пролежал два века, пока не достался тебе. Новенький автомат. А если учесть, что уже минимум как полстолетия мы сами льем и катаем железо, то для наших копателей появилась серьезная конкуренция. Хотя алюминиевые и титановые сплавы сейчас уходят как горячие пирожки, на те же дирижабли. Воздушный флот серьезнейшим образом развивается, сама могла заметить.

– Я только четыре дирижабля и видела, Анна Егоровна. – Варя поглядела в сторону летного поля и причальных мачт. – Причем из больших – только Васин «Горнорудный» был. И пяток гидросамолетов, относительно небольших.

– Вот, девочка. Наш институт является одной из самых глухих дыр здесь, на Севере. Специально место выбиралось. И то у нас хоть раз в неделю, но какой-нибудь аппарат садится. А для городов и цивилизованных мест привычен гораздо более напряженный график авиаперелетов. И то, что вас отправляют в Ростов-на-Синей, так сказать, «пешим ходом», фактически – ваш шанс осмотреть наши земли и возможность передумать и решить судьбу по-другому. Может, какой-либо другой городок или поселок по дороге понравится. – Врач усмехнулась и встала с валуна. Подошла к задумавшейся Варе и обняла ее. – Ничего, ты девочка сильная, сумеешь сделать правильный выбор.

– Я так думаю, что я его уже сделала, Анна Егоровна. – Варя улыбнулась, вставая. – Меня любит парень, которого люблю я. Правда, у этого парня есть еще одна девчонка, которую он забыть не может и которая тоже может его любить.

– Разберешься на месте, – махнула рукой врачиха, скатывая коврик в рулон. – Он у тебя лось здоровенный, если не разорвете его, деля между собой, – на обеих хватит. Зато на левую гульбу сил не останется.

– Я не думаю, что Вася будет гулять от законной жены, Анна Егоровна. Есть в нем какая-то основательность. Ну, мне так кажется. – Варя подняла автомат и перебросила через плечо его ремень. – Я вообще последнее время все четче ощущаю эмоции, понимаю, обманывают меня или нет. Не скажу, правда, что я сильно рада этому, раньше жить было проще.

– А никуда не денешься. У тебя задатки сильной менталистки, да еще и электры. Ты биталант, Варенька, так что тебе придется здорово учиться управлять своими силами. – Врачиха улыбнулась, поглядев на высокую красивую девчонку. – И еще учти – твой парень – сильнейший некромант. Ваши детишки – это будет что-то с чем-то, так что и жизнь ваша обещает стать веселой и богатой на события.

– Ой, до детишек еще дожить надо! – Варя вспыхнула от смущения. Но для себя сделала заметку, и серьезную. На самом деле, если она родит детей от Василия – то они точно будут сильными и одаренными. Генетику никуда не денешь, а ей тут уже растолковали про наличие способностей и зависимость их от доминантных генов.

– Да ладно, учитывая, как вы занимаетесь любовью, – это просто вопрос времени. Ты абсолютно здорова, генетически полностью совместима с нами. Твой парень тоже не хиляк какой-то, так что наделаете грузовичок детишек. – Анна Егоровна засмеялась. – И это здорово. У меня три дочки и два сына, сейчас десяток внуков, когда езжу к ним в отпуск – он просто мгновенно пролетает. Жаль, ко мне нельзя приезжать, все-таки наш институт – закрытая территория. Ладно, Варенька, спокойной ночи. И удачи, я постараюсь прийти проводить тебя.

– До свидания, Анна Егоровна, – тепло попрощалась с врачом Варя и пошла к себе в комнату.

Присев на кровать, она поглядела на уже привязанные к легкой тележке сумки и длинный чехол со снайперской винтовкой Симонова (тоже Васин подарок), на небольшой рюкзачок, в котором лежали вещи самой первой необходимости. Ну, ее Вася так научил – основной груз есть основной груз, но при себе всегда должны быть необходимые вещи. И дал список этих вещей. Интересный такой список, включающий неприкосновенный запас продуктов на три дня (тут Варя поступила просто – купила печенье, конфеты и шоколад, запечатанные в вакуумную упаковку в магазине, ибо это сытно, очень вкусно и весит немного), смену белья, малую аптечку, сотню запасных патронов к автомату и пистолету, благо что и ТТ, и «Солотурн» сделаны под один девятимиллиметровый патрон с длиной гильзы в девятнадцать миллиметров. Было тут еще кое-что по мелочи и совершенно отдельно, в карманах жилетки, – документы и деньги.

Надо поспать, пришло мудрое решение. Тем более что вставать через пять часов, а потом завтрак и отъезд…

24 августа 2241 года, вторник

Остров Соловецкий

Варвара Белова

– Прощайте, Анна Егоровна! Спасибо вам! – Варя помахала снятым с головы шелковым платком.

На удаляющемся берегу расходилась небольшая толпа провожающих, и только немногие еще стояли у лееров, ограждающих пирс.

– Ну что, подружка? В добрый путь? – Слава нервно смахнула со лба соленые брызги. – Мамочка, как мне страшно!

– Мне тоже! – неохотно призналась Варя. – Но смотри, Слав, ты можешь по дороге с парнями интрижки крутить, а я нет. – И, поглядев на блеснувшее колечко, невольно улыбнулась.

– Ой, да ладно тебе! – фыркнула подруга, отойдя от борта и присев на такую же старую, как и сам кораблик, покрытую сотней слоев краски скамейку. – Прям сейчас, разбежалась парней кадрить. Только одолжу у повара сала, пятки смазать. Потерплю до Ростова-на-Синей, а там погляжу. Уж здесь в авиации парни знатные служат, неужто я из всех экипажей себе жениха не найду? Тем более что напарник Васин вполне себе интересный парень.

Слава как почти закончившая физмат ТашГУ по специальности «физика атмосферы» была принята на работу в метеослужбу аэропорта Ростова-на-Синей. Варя заметила, что здесь практически все специалисты были нарасхват. Более того, все пассажиры их лайнера, имеющие рабочие и инженерные специальности, после короткого собеседования в институте практически мгновенно получили работу. Да, с испытательным сроком, да, трех мужиков тут же «закодировали» от алкоголизма, но все-таки. И при этом никаких общаг, людям предлагались пусть съемные, но отдельные квартиры.

С девушками в Ростов-на-Синей ехало сорок восемь человек, чуть меньше половины всех находившихся на борту пассажиров и членов экипажа.

Летчики, бортинженер, штурман приняли предложение от «Аэрофлота». Да-да, к огромному Вариному удивлению, тут существовала родная компания, правда, в сильно урезанном виде. Конечно, им предстояло переучиваться, осваивать вождение новой техники, Ан-10 никто не собирался пускать на пассажирские линии, его сразу забрала себе армия. Так что сначала Локамп с товарищами будет учить местных офицеров летать на «ане», а потом сам будет учиться летать на дирижабле. И три девушки из бортпроводниц тоже согласились работать по специальности, правда, на пассажирских дирижаблях.

Варя оглянулась на удаляющийся за мельтешащими плицами остров. Почти два месяца, что они провели здесь, пролетели для нее мгновенно, пришлось столько всего выучить, что порой казалось – голова лопнет. Жаль, конечно, что у нее не хватает денег на персональный компьютер и тем более на переносной, так называемый ноутбук. Точнее, деньги-то есть, но тратить половину всего, что у нее осталось, – просто страшно. Электроника весьма дорога, что поделать. Ничего, устроится на работу, а там ей как учительнице и частичная скидка будет, и беспроцентная рассрочка. За три года выплатит.

А если уйдет в декрет по беременности, то выплаты просто отодвинутся. Это она на всякий случай узнавала. Варя понимала, что может случиться все что угодно, попробуй это не пойми после провала в соседний мир. И все-таки любила и верила в себя и Василия. И в свою будущую семью.

26 августа 2241 года, четверг

Новый Санкт-Петербург, в просторечии Новый Питер

Василий Ромашкин

– Ну как, молодые люди, мы в расчете? – Пожилой крепкий дядька, хозяин оружейного магазина «Кольчуга под Питером», любовно погладил пламегаситель «томми-гана».

Мы с Ильшатом вчера, после посадки и разгрузочных работ, выбрались в Новый Питер и прошлись по оружейным. И здесь, в самом богатом магазине города, предложили свой товар. Сначала списочно, отчего у парня, сидевшего на оценке подержанного оружия, глаза на лоб полезли, и он, извинившись, мотанул за шефом.

А потом, после предварительного договора, привезли сюда весь свой стреляющий антиквариат. Ну, за исключением тех стволов, которые для себя отобрали. И весьма выгодно все продали.

– Да, Максим Георгиевич. В расчете. – Я сложил в бумажник дорожные чеки. Отличная вещь эти именные чеки. Их воровать смысла нет, а если просто потеряешь, украдут или повредишь – тоже ничего страшного, вернешь деньги в ближайшем банке, ну, за вычетом процента, достаточно скромного. Ильшат, правда, захотел золотом и сейчас укладывал свертки с золотыми червонцами и дукатами в поясную сумку. Вышло весьма неплохо, право слово. Можно сказать, что вышло очень здорово, мы даже те деньги, которые компания вычтет с нас за груз, и то сумели вернуть. – До свидания.

– Если вы сумеете найти что-либо еще в таком же отличном состоянии, всегда буду рад вас видеть. Удачи вам, господа бортстрелки. – Хозяин с удовольствием взял «симоновку» в полном обвесе и аккуратно прикинул к плечу.

Я себе по долгом размышлении оставил шесть АСВ-38 и дюжину оптических прицелов. «Токаревки» продал все, кроме одной. Ну, и большинство пистолетов-пулеметов тоже сдал, оставил только парочку. Точнее, три – «томми-ган», «Солотурн» и ППД. Для коллекции, так сказать. Прицелов оставил больше – оптика вещь нежная, повредить намного проще, чем добротно сделанную тульскими оружейниками винтовку. Правда, тяжелый агрегат выходит, но, как я сказал полковнику, для гражданского стрелка пойдет. Для осенней охоты, когда мы бьем на мясо оленей и кабанов в лесах и одичавших коров и мустангов в степи, – самое то. Такое оружие позволит класть пули именно туда, куда я захочу. Правда, есть умники, которым не нравится калибр и энергетика нашей «шестерки» именно как охотничьего патрона, но я практик. А практика говорит, что этого патрона и полуавтомата вполне достаточно, чтобы за пару минут набить гору мяса, причем чисто набить, с добором подранков. Особенно это важно с коровами, они хоть и могут сквознуть с места в небеса, остановившись потом за полсотни километров, но, если работать метров с четырехсот, – все нормально.

А к зиме мы готовимся серьезно. Мясной и рыбный промысел обязателен для каждого взрослого мужчины города, какой бы кабинетный работник он ни был. Набить достаточно мяса и наловить достаточно рыбы для спокойной зимовки – это хоть и неписаный, но абсолютный закон. И пусть большая часть рыбы и мяса уйдет на городские склады и будет частью заморожена, а частью засолена и закопчена, чтобы потом можно было продать в магазинах города, – мы, мужчины, даже не пытаемся возражать. Слишком недавно шли голодные годы, когда из-за зимней бесхлебицы вымирали города и села. Было такое, жуткое и страшное. И новейшая история в старших классах преподается практически без прикрас. Ну, разве фотографии жертв каннибалов и погибших от голода людей выбираются не самые ужасные, а все-таки благопристойные. Но учителя при этом обязательно говорят, что фотографии приукрашены. И даже показывают несколько фоток пострашнее. Чтобы знали, чтобы не забывали.

Осенняя охота – это еще не все. На складах каждого города или поселка заготавливают обязательные запасы зерна, овощей и прочего. Причем запасы делаются как минимум двукратные, то есть на весь город, на всю зиму, с запасом в два раза и с учетом порчи пятнадцати процентов продуктов. Слишком страшен призрак голода, жуткого, беспощадного. Потому и запасаемся, чтобы, если что, вскладчину помочь соседним поселениям в случае какой-либо беды. А то были случаи, когда лютыми зимами полностью вымирали города. Хотя у нас, слава богам, такого не было. Голодовали несколько раз в истории, но пара крупных рек под боком, леса, степь. Ловили рыбу, били живность, причем всю подряд. Читал я отчеты ловчих отрядов – волчьи стаи шли наравне с лосями и одичавшими коровами. А что – нет несъедобного мяса, волчатину точно так же можно есть, просто варить надо чуть ли не сутки. Зато калории.

– Когда отметим? – Ильшат довольно похлопал себя по набрюшной сумке, ставшей весьма увесистой. – Давай на следующей стоянке?

– Ты что, того? – Я покрутил пальцем у виска, толкая дверь магазина. – Ты думай, что предлагаешь. Вот тебя крутнут на золотишко, и все. Причем даже стрелять не надо, подсыпят чего-нибудь в выпивку. Нет, братец, так не годится. До дома доберемся, тогда в каком-либо кабаке отметим, команду угостим. Все чин чинарем. Да и некогда пьянствовать и праздновать. Зайти бы в банк, деньги на свой счет положить, да времни нет. Предполетная подготовка начинается.

– Это да, – кивнул татарин, махнув рукой вывернувшей из-за угла мотоколяске-рикше. – Ладно, ты на телеграф? Опять матери отписываешься? Тогда и я с тобой, а после до дирижабля, и спатеньки.

Паренек-таксист махом домчал нас на своем рычащем агрегате до телеграфа, откуда я отправил матери короткое сообщение о том, что жив-здоров. Получил телеграмму от нее же, она была отправлена до востребования. Мать писала, что приняла к сведению, что у меня появилась невеста, и обещала присмотреть за ней, особенно не показываясь на глаза. Кроме того, мама подробно рассказала о Саре и о том, что ее братишка поступил учиться в военное училище.

Тут я удивленно присвистнул. Нет, я понимал, что отец Сары вряд ли спустит ее братцу с рук стрельбу в пьяном виде, точнее, попытку стрельбы. Того, что тогда сотворил этот пьяный балбес, достаточно для двадцатилетней каторги, а если бы он меня убил – то и для виселицы. Но таких радикальных и оперативных действий я не ожидал. Тем более поступить в военку. Военных училищ, подготавливающих офицеров для нашей армии, всего пять на весь Северный Союз, и поступить в них очень и очень непросто. Хотя этот мелкий балбес – парень неглупый.

Мама весь этот рейс по своей инициативе отсылала мне информацию о Саре в очередной порт прибытия, до восстребования. Да и я ей, после того как все-таки решил жениться на Варе, сразу отослал телеграмму. Коротко рассказал, что и как, и попросил присмотреть за невестой. Пусть Варя сто раз права, но так мне будет намного спокойнее. У мамы хватает подруг в городе, в том числе и среди тех, кто служит в управе или преподает в школе. А моя мама очень умная дама, сумеет вызнать все и при этом не вызовет подозрений. Как будто ее специально этому учили.

26 августа 2241 года, четверг

Ростов-на-Синей

Анастасия Ромашкина

– Хозяева, к вам можно? – послышалось у калитки.

Приятный женский голос, причем какой-то смутно знакомый. А в ментале тишина. От соседских кур шума больше. Это кто, интересно?

– Хозяйка, там к тебе гостья, одна. Но учти, она тоже сильная ведьма! – предупредил на мгновение материализовавшийся Каспер и снова исчез. Он обычно вечером видимым для всех становится.

Удивил, можно сказать. Я это уже поняла. Кто у нас в городе сильная ведьма с таким голосом? Кедмина или Смирнова? Но их я знаю прекрасно. Кто-то из молодых девочек? Снова Васька набарагозил? Интересно, мне в подоле внука или внучку не принесли?

– Сейчас иду, иду! – громко крикнула в ответ, отмывая руки от теста. Ну захотелось пирогов с рыбой, Женька утром с десяток ровненьких, грамм по семьсот, судачков принес. Вот и стряпаю. – Минутку.

Около калитки стояла, опираясь на костыли, черноволосая женщина годов явно поболее тридцати. Одна нога в гипсе, замотанном снизу пластиковым пакетом от грязи – дождь хороший ночью прошел. Но нога ногой, а дама-то с отличной фигурой, великолепно сохранившаяся. И со смутно знакомым лицом… очень знакомым… очень-очень!

– Настя? – не веря своим глазам, удивленно спросила гостья. – Настя Симонова? Настёнка, ты ли это?!! То-то я никого уловить не смогла, кроме кота на крыше.

– Аленка! Вот так встреча! – Я распахнула калитку и, выскочив на улицу, обняла свою однокашницу. С Аленой Шушкиной мы учились в Новодевичьем монастыре, сидели рядом и жили в одной келье. – Привет, красавица! Никогда бы не подумала, что снова увидимся! Ты как сюда попала, какими ветрами?

– Я? Я из больницы вышла, шла к одному из моих спасителей. Хотела стребовать «долг жизни». Настя, а ты что, живешь в этом доме? – Алена, отдышавшись, поглядела на меня со своей вечной ехидной усмешкой. – И погаси фаербол, подружка. Что ты так разозлилась?

– Заходи, поговорим. – Я постаралась немного успокоиться и потушила пылающий шар в левой руке, после чего открыла перед случайно встреченной подругой калитку. – К какому это ты спасителю шла? Чем он так зацепил тебя, что ты ребенка решила от него зачать?

«Долг жизни» старый обычай. Мужчина, спасший женщину, мог потребовать родить ему ребенка. И наоборот, спасенная женщина могла потребовать от спасителя зачать ей ребенка. Времена после Катастрофы были сложные, страшные, так иногда поступали и мужчины, и женщины. Не обязательно потом они жили вместе, но, по крайней мере, у женщин имелся выбор. Да и мужики были не прочь расплодиться, особых обязательств это на них не накладывало. А учитывая, что недавно Васька в старом городе спас какую-то женщину (ведь он говорил, что спасли Алену Шушкину, я просто мимо ушей пропустила!), мне совершенно не понравилось то, о чем сказала спасенная. Если точнее, я страшно разозлилась.

– Настёнка! – снова сжала меня в объятиях однокашница, совершенно не обращая внимания на мой хмурый вид. – Как же я рада тебя видеть!

– Я тоже. – Не смогла не улыбнуться я, открывая дверь дома и придерживая его перед однокашницей. – А ты знаешь, что Юля Симонова тут же живет? Моя однофамилица, на курс позже нас поступила. Помнишь, нас постоянно сестрами считали?

– Да ты что? – Алена всплеснула обеими руками, уронив при этом один из своих костылей. – Ой, опять упал, зараза! – подняла и плавно притянула его к себе.

Шушкина была обладательницей редчайшего для девушек таланта – она была телекинетиком. Среди парней телекинетиков хватает, пусть в большинстве и не очень сильных, а вот среди девушек это большая, очень большая редкость. Таким даром могут обладать только сильные пироманки. Ну, по силе я и Алена примерно равны, но я еще сильная менталистка, так что мне способности двигать предметы не достались.

– Только она теперь Кедмина, у нее дочь и сын. Кстати, мой сынок на ее дочку запал, и, похоже, дело к свадьбе. – Я усмехнулась, глядя в глаза подруге, и, проведя ее на кухню, усадила за стол. – Садись, сейчас будем пить чай, есть пироги и болтать. И еще раз спрашиваю: от какого спасителя ты хотела потребовать «долг жизни»?

– От Василия Ромашкина, – усмехнулась Шушкина, поудобнее усаживаясь на лавке. Поглядела на нахмурившуюся меня и засмеялась. – Настена, неужто это твой сын?

– Мой. – Хмуро кивнула я. Нет, я понимаю, что этот обычай хоть и древний, но нужный. Но вот так сталкиваться с ним мне не хотелось.

– Тогда чего ты переживаешь? Это мне огорчаться надо. Забыла, нам еще на втором курсе Верка гадала на совместимость? Ну, всем девушкам на курсе!

Опаньки, а ведь точно. Вера, сильнейшая евгеничка, как-то всем нам, девчонкам с нашего курса, сделала карты совместимости. И вышло, что у меня и у Шушкиной потомкам лучше совместных детей не заводить, выйдет нечто крайне агрессивное и злобное, при этом чудовищно сильное. В том числе это касалось и нас самих, нашей возможности иметь детей от сыновей Алены или моих.

– Успокоила, называется! – фыркнула я, ставя на стол большой фарфоровый чайник и стеклянные кружки. Кружки сделаны еще в той Франции, сынок нашел их в одном из старых городов, когда после армии пару раз ходил в свободный поиск по развалинам прошлой цивилизации. – Аленка, а сколько мы не виделись? Лет двадцать пять, наверное?

– Ну да, – кивнула подруга, принимая от меня тарелку со вчерашним сметанником. – Как тогда мы с тобой и Юлькой поехали гульнуть в тот городок после выпуска, так ты и пропала с тем здоровенным лейтехой из егерей. У него еще фамилия такая смешная была. Ой! Настя! Его же звали Слава Ромашкин!!! Ну ты даешь!

– Что я даю? Ну влюбилась, вышла замуж. Потом мотались по гарнизонам, пока здесь не осели, – засмеялась я, регулируя температуру духовки. – Сейчас, погоди, пирог в печь посажу и продолжим.

Какое-то время я возилась, отправляя в горячую духовку хорошо подошедший пирог. После чего уселась напротив подруги и отхлебнула чуть остывший травяной сбор.

– Знаешь, поверить не могу. Ты, Мастер Огня и Менталистики, обычная домохозяйка! – Алена покачала головой. – А кто-нибудь в городе об этом знает, кроме Юльки?

– Знают те, кому положено. Мэр, начальник полиции, он же командир ополчения, Кедмин, как старший инквизитор. Ну, еще этот несносный призрак. – Я кивнула на возникшего за плечом гостьи Каспера.

Однокашница обернулась и хмыкнула, оценивающе поглядев на неупокоя.

– Неплохо, совсем неплохо. И кто вас привел и «заякорил», уважаемый? – Подруга даже обернулась, чтобы не сидеть к Касперу спиной.

– Сын моей глубокоуважаемой хозяйки. – Призрак снял внезапно появившуюся шляпу, поклонился и пару раз взмахнул ею, подняв самый настоящий ветер и взметнув с пола веранды несколько пушинок.

– Надо же! Кучеряво живете! – уважительно покачала головой Шушкина. – И сколько у тебя детей, Настёна? Наверное, наделали с этим лейтехой целый грузовичок?

– Два сына, Ален. Вася, и младший, Женька. А Славик… – Я почувствовала, как горло опять сжал спазм. Сглотнула ставшую вязкой слюну и продолжила: – Ярослав пропал семь лет назад, еще до того, как Василий на срочку ушел. Дирижабль так и не нашли, но я знаю, что Слава погиб. Я почувствовала его смерть, Алена. Вот так.

На кухне повисла густая тишина, которую нарушил голос старой подруги:

– Прости, Насть. Я не знала. – Она перегнулась через стол и положила свою ладонь мне на руку.

Я аккуратно промокнула глаза платочком, чтобы тушь не растереть. Надо же, опять чуть не разревелась, мало слез выплакала за эти годы.

– А ты знала, что мой сын с товарищами полезли в тот банк упокаивать твоих спутников и едва не погибли от пожирателя душ? А? Алена, вот скажи мне, что может делать в старом городе разведывательная группа Церкви, а? Ты же еще в монастыре решила идти на службу в Церковь? Что вы забыли около нас, ради чего погиб сержант?

Я снова разозлилась. Нет, я благодарна Церкви за то, что меня обучили и воспитали, но это, как я сейчас понимаю, вполне могла организовать и администрация нашего поселка. Не бросили бы в любом случае, нашли бы и семью, и дом. Конечно, для них легче было отправить маленькую девчонку с задатками сильнейшей пироманки в Новодевичий монастырь, где Церковь создала учебно-реабилитационный центр для девочек-сирот. Но не бросили бы, это точно.

– Настя, то, ради чего мы полезли в этот банк, уже увезли отсюда. Ваш мэр был уведомлен об экспедиции в городе, мы никому не хотели мешать, должны были просто изъять и отвезти. Сама знаешь, иногда такие экспедиции выходят из-под контроля. Ты думаешь, этот пожиратель завелся там просто так? Нет, подружка. То, что мы изъяли, – не должно лежать вот так, в старом городе. Мне безумно жаль и моих ребят, и вашего сержанта, я очень благодарна за то, что ваши спасатели и твой сын меня выручили. Но мы были обязаны это сделать, Настя. – Алена выпрямилась, сверкнула глазами.

На меня сейчас смотрела не просто моя старая подруга, а монахиня Церкви. Та, которая, не раздумывая, бросится навстречу любой опасности, если она угрожает людям.

– Да, а я уже забыла о твоем выборе, Алена. Или как тебя правильно называть? Сестра Олимпия? – Я припомнила ее имя после принятия сана.

– Нет, Настя. Я попросила расстричь меня. И настоятельница согласилась, точнее, она меня чуть ли не пинком под зад спровадила. Прислала телеграмму, в которой сказала, что, пока троих не рожу и не воспитаю, на порог монастыря не пустит. – Алена усмехнулась. – Мне уже сорок лет, Настя. И я тоже хочу стать матерью. И так подзадержалась в монахинях, обычно после тридцати пяти нас расстригают. Если доживаем, конечно.

М-да. Тут подруга права. Церковь после Катастрофы очень многое потеряла, а с другой стороны – и многое приобрела. Те же некроманты, способные видеть души, явственно ощущающие святые, намоленные места, старые церкви и храмы – это один из аргументов Церкви. Кроме того, Катастрофа принесла то, о чем и не мечтали церковники прошлого – все христианские течения объединились и стали просто Церковью. Любой христианин мог зайти в любой христианский храм мира и не быть отвергнутым. Хотя в принципе особо это людей не волновало, Церковь не лезла в политику и мирские дела.

Но Церковь создала, точнее, воссоздала пару рыцарских орденов, куда набирала послушников и послушниц из своих монастырей. И всячески боролась с тем, что считала богомерзким и недостойным рода человеческого. Причем нечисть, нелюдь и прочие порождения Катастрофы в этом списке не фигурировали, Церковь считала их очередным испытанием Господним, не больше и не меньше. На тех же кицунэ она вообще внимания не обращала, оставила их инквизиторам и судебным властям, конечно, в случаях, когда оборотни нарушали законы.

И если Алена с отрядом была вынуждена пройти в старый город и что-то изъять из банка – там на самом деле было нечто необычное. В прошлой цивилизации хватало всякого, в том числе и далеко не самого хорошего. Так что лучше не спрашивать, все едино не скажет. И то, что ее отправили в отставку, – не повод распускать язык. Зато повод найти ей мужа, чтобы она на молодых парней не заглядывалась.

– Ладно, Ален. Я рада, что встретила тебя! – улыбнувшись, похлопала подругу по руке. – Я надеюсь, ты у нас задержишься? А? Не хотелось бы снова тебя терять. Это плохо – терять близких, куда лучше их находить.

– Я тоже рада, Настён, – светло улыбнулась уже бывшая монахиня. – Я вообще думаю тут остаться, неплохой городок у вас. Тем более что мне хватило взятого из банка для отвода глаз золота, чтобы расплатиться с городом, и еще осталось немного, на домик хватит и даже немножко на пенсию останется. Жаль, что Василий твой сыночек, уж больно хорош парень. Как его до сих пор не окрутили?

– Уже, Ален. Уже есть невеста, причем не одна. – Я покачала головой. Нашел Василий головную боль и мне, и Юльке. – И одна из них – дочь Юли, а вторая – какая-то девчонка-иномирянка. Я с ней пока не знакома, она сюда только едет. Вася прислал фотки – очень красивая девочка.

– А чего так недовольна, Насть? – чуть усмехнувшись, спросила Шушкина, ставя на стол кружку с остывшим чаем. – Синдром тещи?

– Свекрови, а не тещи, – поправила я ее, вытаскивая на экран планшета фотографии Варвары и Сары и передвигая планшет к подруге. – Вот. Погляди.

– Красавицы и умницы, – поставила диагноз Алена, поглядев на фотки смеющихся девчонок. – Я не прорицательница, Насть, но, похоже, скоро тебе быть бабушкой. Завидую, честное слово.

– Не завидуй. Крестной будешь! – Я забрала переносной компьютер, подаренный мне сыном на день рождения, и поглядела на девушек. – Главное, чтобы все у них было хорошо. Пусть порой и очень весело. Ваське веселая жизнь с этими красотками точно гарантирована.

29 августа 2241 года, воскресенье

На борту сухогруза «Тюлень»

Варвара Белова

– Варь, смотри! – Слава ткнула рукой в сторону близкой отмели. – Медведи! Снова!

– Слав, не кричи! – усмехнулась девушка, поднимая к глазам тяжелый бинокль. Как Вася рассказывал, для гражданских оптика делается в бронзовых и латунных корпусах, дюраль и титан идут только в армию, полицию, авиацию и флот. И качество оптики в гражданских биноклях чуть хуже, чем в биноклях для спецслужб. – Привыкнуть уже надо, мы сколько раз медведей видели за эту поездку, семнадцать? Всего пять дней идем, а кого только не встретили – и лосей, и медведей, и олени стадом через реку переправлялись, а мы ждали, пока пройдут.

Точнее, ждал кораблик с пассажирами, а вот матросы спустили шлюпку и застрелили пяток молодых оленей, плывущих в воде, после чего затащили их на борт при помощи лебедки. Девчата и представить не могли, что тут так просто добывают мясо. Так что два дня им была обеспечена сплошная мясная диета – оленина жареная, тушеная, запеченная. Котлеты, тефтели, так называемые стейки. Вкусно, но уже надоело, лучше бы картошечки жареной. А то гора мяса на тарелке и чуть-чуть каши или макарон.

На отмели крупная медведица внимательно смотрела на небольшой колесный теплоходик, неторопливо шлепающий против течения. Пестун-двухлетка отогнал маленьких медвежат подальше от воды, к опушке леса, и явно ждал команды матери. Впрочем, Варя заметила, что тут медведей особо не трогают. Как сказал ей один из здешних матросов, тут места ненаселенные, а с медведями меньше падали, да и волков мишки гоняют.

Вот и сейчас медведи явно пировали на чьей-то туше, выброшенной течением на отмель. И потому не торопились отсюда убираться.

– Ого, какая чудо-юдо была! – Варя с огромным удивлением опознала в частично съеденной туше огромную рыбину. От разломанной башки остались только чудовищные челюсти. – Это кто, интересно?

– Акула заплыла и блуданула. Видимо, ее медведица подкараулила и зашибла. – Мельком глянув на берег, информировал Варю и Славу проходящий боцман, кряжистый седой мужичина. – Они от пресной воды постепенно ослабевают, даже сдохнуть могут.

– А откуда здесь, в Северной Двине, акулы? – здорово удивившись, спросила Варя, а Слава поддержала ее энергичным кивком.

– Не знаю, барышни. А что, у вас их не бывает в таких реках? – остановившись, солидно прогудел боцман и поглядел на исчезающее за кормой медвежье семейство. Кораблик шел вроде как неторопливо, но достаточно шустро. – Ну, удивляться тут особо нечему, вон вы иномирянки, и то мы этому не удивляемся. Просто когда в результате Катастрофы Волга стала впадать сюда, в Северную Двину, тут прилично многоводнее стало. Да и, как говорят ученые мужи, что-то сдвинулось, то ли ось земная, то ли течения. Я особо не разбирался, мне тут с матросами, палубными работами, лоциями и прочим забот хватает. Но то, что сейчас можно большую белую встретить тут или еще южнее – факт.

– Интересные дела. – Слава вытащила из сумочки толстую тетрадь, в которую записывала различия между своим и этим мирами. Между прочим, таких вроде как мелочей накопилось уже больше чем на половину фолианта. – Варь, ты чего искришь? Никак не набалуешься?

Белова на самом деле искрила, играя крохотными молниями на своей руке. С легким треском электрические разряды перелетали с одного пальца на другой.

– Не то что не наигралась, Слав. Я вообще до сих пор в огромном шоке от этого. – Варя смущенно стряхнула молнии за борт. Как будто пригоршню шелухи выкинула. – Мне в НИИ сказали, что я пока не смогу развивать большие мощности, но могу ударом тока отогнать собаку или волка, да и ночью у меня посветить получается. – Тут Варя зажгла крохотную, едва слышно гудящую и медленно вращающуюся шаровую молнию на поднятом вверх указательном пальце.

– Ты бы не шутила с этим в такую погоду, девонька, – хмыкнул боцман, возвращаясь с бака. – Особенно с шаровыми. Не дай бог, шарахнет из тучи настоящей молнией, мало не покажется даже тебе, несмотря на то что ты электра.

– Извините! – Варя погасила крохотный плазмоид и спрятала руки за спину. – А до Новоярославска нам долго еще идти?

– К вечеру к Вельску подойдем, разгрузка-погрузка, дозаправка и дальше в дорогу. Примерно семь суток ходу с тремя короткими остановками. Это если непогоды не будет, дело к осени уже. Запросто на неделю ливни могут зарядить, тогда, считайте, вдвое дольше. – Боцман кивнул девчонкам и вроде как неторопливо, но при этом довольно быстро потопал по своим делам. А дел-то у него хватало.

– Да уж, какая жуткая катастрофа была, если Волга в Северную Двину впадать стала? Знаешь, Слав, когда над этой Пустошью летели, я все понять не могла, как это – Волга и Кама изменили свои русла? А тут новые тектонические разломы, оказывается. – Варя поглядела на быстро строчащую и фиксирующую в своей тетрадке все новые и новые различия Славу и покачала головой. Вот вроде все как там, дома – и говорят все по-русски, и пишут так же, но все разное. Но так даже интереснее.

30 августа 2241 года, понедельник

Вельск

Варвара Белова

Вельск оказался почти таким же, каким его помнила Слава, – небольшим рабочим городом, расположенным в великолепнейшем месте. Но, в отличие от Вельска советского, этот был как бы пошустрее. Такое впечатление, что к промышленному советскому городу добавилось старое, еще царское, купеческое. И этот сплав получился на удивление симпатичным и жизнеспособным.

В Вельском порту кипела и бурлила жизнь. Приезжали грубые, угловатые грузовики-лесовозы, битком набитые неошкуренным лесом, а уходили, нагруженные скругленными бревнами и ровными досками. Матюкались мужики-работяги, как наскипидаренное носилось небольшое начальство в белых касках, о чем-то разговаривая на бегу по крохотным рациям. Загружались баржи-лесовозы, которые уходили на юг, на новостройки.

В городе дымились трубы заводов, визжали и звенели пилы, все спешило и гудело.

Пока кораблик перегружался и заправлялся, пассажиры вышли в город, чуть размять ноги и осмотреться. Варя и Слава зашли в небольшую столовую, которую тут называли «таверна». Заказав пару овощных салатов и жареную картошку, девушки уселись за столик около окна и стали смотреть на торопливую жизнь города.

– Комсомольская стройка. На БАМе такого нет, – удивленно покачал головой Евгений Витальевич, пожилой мужчина, живущий в соседней с девушками каюте. Сейчас он с молодой супругой и двумя сыновьями-погодками сидел за соседним столиком. – Знаете, мне здесь начинает нравиться. Интересно, а тут инженеры-химики нужны?

– Тут все нужны! – весело ответила принесшая заказ Варе и Славе официантка в коротенькой юбке, открывающей длинные красивые ноги. – Если хотите узнать точнее, то я могу вам принести телефон, позвоните в администрацию, в отдел занятости.

– Если вас не затруднит, то буду вам благодарен, – кивнул Евгений Витальевич, провожая взглядом девушку, за что получил толчок локтем от нахмурившейся жены, мрачной, хоть и очень симпатичной женщины.

За то время, что девушки обедали, сосед успел позвонить в администрацию и получить аж три предложения на разных заводах и местном химкомбинате, производящем деготь и тротил. А к концу обеда около столовки остановился кургузый вездеход на мощных колесах, откуда выскочил взлохмаченный мужик в белой каске и как-то быстро утащил соседа с собой, как раз на химкомбинат. Буквально через пять минут на том же месте остановилась знакомая по старому миру уазовская «буханка», вышедший оттуда молодой парень усадил в машину супругу и сыновей инженера и рванул в сторону порта, забирать вещи с теплохода.

– Вот это да! – Слава растерянно повернулась к подруге. – Варь, а может, и нам тут остаться? А, вспомнила, у тебя любовь ведь. Ладно-ладно, тогда едем в этот самый Ростов-на-Синей. Слушай, но ведь это далеко, за Пустошью, около Урала. Мне вот интересно, если все так пойдет, доберется хоть кто-то, кроме нас, до этого города?

– Вот уж не знаю. – Варя рассчиталась с подошедшей официанткой и встала из-за стола, уже привычно поправив кобуру с пистолетом и подсумки с магазинами на плечевой системе. Конечно, она отрегулировала ее за это время так, что система была практически незаметна под курткой. Но все-таки тяжелый пистолет приходилось все время поправлять, одно дело сидеть за столом и другое – из-за стола вставать. Тут кофточку поправлять приходится, не то что оружие. Надо будет что-то полегче купить для ношения, вроде «дерринджера» на пояске у официантки. – Пошли, пройдемся по магазинам, у нас еще три часа есть. Поглядим, что здесь почем.

30 августа 2241 года, понедельник

На борту дирижабля «Горнорудный»

Василий Ромашкин

Тяжелые, как будто свинцом налитые воды Балтики. Мрачное, изрезанное речушками и испятнанное озерами и болотцами городище старого Питера. Тяжелая аура смерти, нависшая над когда-то прекрасным городом, как и абсолютное большинство мегаполисов той эпохи, разрушенным мощным подземным толчком и вдобавок залитым водами Балтийского моря. Ржавеющий среди высоких осин остов старого артиллерийского крейсера «Аврора», бывшего когда-то кораблем-музеем. Казематные установки правого борта задрали свои длинные шестидюймовые стволы вверх, как будто хотели сбить наш дирижабль.

Развалины Кронштадтской крепости. Рухнувшее Адмиралтейство, разрушенные дворцы. Руины на месте спальных районов и больших заводов. Вроде как уже привычное и все равно жуткое зрелище. Блин, и когда уже мы сможем убрать руины старых городов и отстроить на их местах новые? Хм, двусмысленно звучит. Хотя в принципе срок известен – еще около двухсот – трехсот лет, не менее, только тогда человечество сумеет достичь численности, позволяющей разобрать все руины старых городов, отстроить промышленность и восстановить былое могущество. Разумеется, если не проспим и мы какую-нибудь летающую каменюку. Извержения суперпупервулканов нам уже не грозят долгие века, отызвергались они в свое удовольствие. Да еще бы при этом не повторить дурной опыт прошлой цивилизации и не опуститься до повального потребительства. Нужны мегапроекты вроде старта к звездам, только тогда мы сможем по-настоящему преодолеть земное притяжение.

– Ходовая – ответь второй установке. – Я вызвал дежурного офицера. – Правый борт, семнадцать, угол места семь – четыре самолета на удалении примерно в двадцать километров.

Странно, заходят со стороны моря, сразу четыре. Обычно самолеты у нас летают поодиночке, а вояки давно обозначились бы.

Неожиданно по кораблю разнесся сигнал ревуна, и охрипшим от волнения голосом второго помощника заголосила трансляшка:

– Боевая тревога! Приготовиться к отражению воздушной атаки!

Под перекличку постов наш корабль начал разворот влево, чтобы встретить пиратов огнем самой мощной кормовой установки, а также максимальным количеством стволов. Сейчас на смотровой галерее устанавливали на шкворни еще четыре браунинга со стороны иллюминаторов правого борта.

Прогрохотав балясинами, на пост вломился Витька, коротко мне кивнул и кинулся к противоположным пулеметам, торопливо навьючивая на себя сбрую парашюта. Глянув на него, я потянулся к микрофону.

– Ходовая – второй установке. Расчет по местам, к бою готовы. – После чего мы с Витькой вытащили из постоянных креплений запасные коробки с лентами и установили рядышком с пулеметами. Так, если что, времени меньше тратится.

– Есть вторая! – отозвался старпом и отключился. Что сейчас творится в ходовой – представить сложно, но можно. Вообще, скорее всего, кэп сжал зубами чубук своей трубки и, сдавив ручищами поручни ограждения, отрывисто бросает команды. Старпом как командир нашей БЧ-2 лихорадочно чертит на прозрачном планшете сектора вероятных атак самолетов, что, как назойливые мухи, крутятся километрах в трех, не решаясь напасть, и то ли ждут подкрепления, то ли собираются свалить, так как внезапная атака у них явно не вышла. Здорово, кстати, выкрашены самолеты, над Балтикой их еле видно. Чуть я зевни, и они вполне могли бы внезапно навернуть.

Пропеллеры левого борта сначала замедлились, превратившись из прозрачного марева во вполне наблюдаемый круг, потом остановились и, разогнавшись, начали вращаться в другую сторону, реверсом помогая поскорее развернуть наш немалый дирижабль «на пятачке», отчего корабль здорово накренился, а в трюмах и в каютах посыпалось все, что не закреплено. Сразу после этого двигатели по новой заработали в обычном режиме, разгоняя корабль в противоположном от бандитов направлении. Кроме того, они чуть развернули дирижабль, прижали корабль к земле, ограничивая вражеским самолетам сектор атак только верхней полусферой, да и в случае аварийной посадки меньшая высота значительно выгодней. С другой стороны, сверху могут сыпануть небольшие самодельные ежи из арматуры, каждый самолетик вполне способен нести по паре сотен килограммов. Такая штука здорово рвет обшивку и баллонеты.

– Командир, там впереди зенитки! – рядом со мной материализовался политрук. Я уже забывать стал, что неупокоев «заякорил». – Три штуки, семидесятишестимиллиметровые.

– Блин! Где? – Я ткнул пальцем в клавишу боевой связи. Она до сих пор у нас не была включена, обычно ее включают с ходовой. – Ходовая – ответь второй установке. Прямо по курсу зенитная батарея среднего калибра! Где, политрук?

– Ты почуешь, там сержант и красноармеец рядом с позициями. Обозначать себя нельзя, рядом очень сильный некромант. Но ты же «якорь»! – Политрук переместился ко мне и ткнул пальцем в приближающиеся развалины какого-то завода. – Там! И я туда, буду «маяком» на третьей пушке!

– Вторая установка, командуй!

Оба-на, кэп мне управление передал. Во рту пересохло от волнения, никогда я не командовал кораблем.

– Так! Левый борт – дизеля реверс! Правый борт – самый полный вперед! Всем огневым точкам – огонь по моим трассам! Внимание, там три орудия!

Несколько секунд ничего не происходило, и за это время я успел «выцепить» внизу своих подопечных, причем очень точно. Кстати, насколько должен быть силен некромант, чтобы его стали опасаться эти самые подопечные? Они ведь очень сильные товарищи, я совсем не уверен, что справился бы одновременно с тремя, коли дошло бы до драки.

А потом стало не до размышлений. Двиглы левого борта изо всех сил потянули наш корабль назад, а правый борт толкал вперед. И дирижабль плавно начал разворачиваться на месте, при этом опять нехило накренившись и предоставив великолепный сектор для огня из моей установки.

И я долбанул короткими очередями по ближайшей из пушек. А за мной заговорили все установки правого борта, обрушив вниз шквал свинца и устроив там настоящий ад. Корпус корабля вибрировал, стоял грохот, латунным градом сыпались вниз стреляные гильзы.

Я успел перекинуть огонь на вторую зенитку, и следом за мной ударили остальные, когда вторая и третья плюнули в нас длинными вспышками пламени из своих трехдюймовых стволов. И кормовой дизель правого борта разлетелся в огненном шаре, оставив огромную дыру в обшивке. Второй снаряд прошел мимо дирижабля и расцвел под хмурым небом черной кляксой взрыва.

Старичок «Горнорудный» содрогнулся, охнул, застонал всеми стрингерами и шпангоутами, но продолжал поливать свинцовым ливнем обнаруженные зенитки и превратил их огневые позиции в небольшие торнадо. Тем более что вторая и третья пушки сами себя обнаружили. Но два пулемета в смотровой галерее молчали, а из пробоины вырывались дымные и чадные языки пламени, стекая по внешней обшивке горящей соляркой.

Снаряд, который мы словили в двигло, все-таки сделал одну положительную вещь. Он замедлил вращение корабля вокруг своей оси. И потому, хоть дирижабль и стал выравниваться вертикально, по оставшимся зениткам все еще работали установки правого борта, две казематные, моя верхняя правая и еще две на смотровой галерее. Соответственно установки левого борта помалкивали, но недолго. Пиратские самолеты решили, что пришла их смена.

Сзади меня рявкнули пулеметы Витьки, прогрохотала кормовая счетверенка, заработал левый носовой каземат. Что-то щелкнуло, как кнутом; тренькнуло, лопнуло, вылетело оргстекло надо мной, получившее рядок кругленьких аккуратных пробоин. Сзади вскрикнул Витька, и что-то грузно упало на палубу поста.

А надо мной, затенив на пару мгновений боевой пост, пролетел небольшой двухмоторный самолет, сверкая вспышками в открытом бортовом люке.

И получил от меня навскидку кроме нескольких простых трассеров пару десятков тяжелых МДЗ в борт и крыло. После чего резво полетел вниз, вращаясь и бултыхая на страховочной лонже выпавшим из люка стрелком. Отдельно летело отрубленное очередью левое крыло со все еще работающим двигателем.

Обернувшись, я сквозь пороховую гарь на боевом посту оглядел небосвод в поисках противника, но нет, никого. Только счетверенка продолжала увлеченно долбить длиннющими, на расплав стволов, очередями.

А посреди ставшего тесным поста лежал, раскинув руки и булькая кровью изо рта и дыр в груди, Витька.

3 сентября 2241 года, вторник

Новая Астрахань

Варвара Белова

– Вай, красавицы, зачем так говорите? – Невысокий казах, уже старый, с хитрыми узенькими глазами на загорелом дочерна лице, сверкнул вставными зубами в улыбке. – Отличные арбузы! Сладкие, как любовь таких девушек!

– С чего это вы взяли, что наша любовь сладкая? – засмеялась Варя, подбрасывая довольно увесистый плод в руках. Вообще-то она очень сильная девушка, на тренировках спокойно приседала со стокилограммовой штангой на плечах, да и гири в полтора пуда весом ей не казались особо тяжелыми. – Вдруг она наоборот, жгучая, как горький перец?

– Вах, она еще точно обжигает как огонь и ласкает как волна! – Дедок засмеялся, с удовольствием глядя на русскую красавицу. – Слушай, дочка, тебе жених не нужен, а? У меня племянник такой батыр, всех на поясах борет. Но глупый, жениться не хочет, а еще офицер, старпомом служит на мониторе.

– Нет, дедушка, спасибо, у меня есть жених. – Варя еще раз подкинула арбуз и, приложив к уху, слегка постучала пальцами. Огромная ягода гулко зазвенела. – Этот берем!

Расплатившись с довольным дедком, Варя и Слава неторопливо отошли от немаленькой кучи арбузов и встали на крытой остановке. Тут хоть солнышко так сильно не пекло.

– Слушай, ну здесь жарища! – Слава обмахивалась здоровенным веером. – То ли дело на северах было, прохладно, свежо, морем пахнет.

– Слав, тут тоже морем пахнет. Вон до Каспия рукой подать, – засмеялась Белова, перекладывая сумку с арбузом из одной руки в другую. – Сейчас приедем в гостиницу, залезем в душ, ополоснемся и слопаем этот арбузик.

– Ага, арбузик. – Слава покосилась на простую брезентовую сумку. – Всего-то девять килограмм. Потом бегать будем с тобой ночью.

– Ничего, добежим. Главное – арбуз! Ты же знаешь, как я их люблю. – Варя подошла к киоску рядом с остановкой и принялась читать передовицы выставленных газет и журналов. Вдруг она побледнела и выронила сумку из рук. Арбуз звонко лопнул, развалившись ровно на две части, но Варя на это не обратила ни малейшего внимания.

На первой полосе газеты «Воздушный Флот» была большая фотография поврежденного и обгоревшего дирижабля. Передовица называлась: «Дирижабль «Горнорудный» принял неравный бой с пиратами».

– Варька, ты чего? – подскочила к подруге Слава и, увидев заголовок, кинулась к окошку киоска.

– «Воздушный Флот», пожалуйста! – Получив газету, Слава быстро перечитала статью и нашла список погибших авиаторов.

– Жив твой Ромашкин, Варь! Вот, смотри, тут на второй странице есть его фотка и подпись: «Бортстрелок Василий Ромашкин неподалеку от сбитого им пиратского самолета». Так, а вот «Командир и старпом «Горнорудного» на позициях уничтоженной зенитной батареи». А вот «Спецназ егерей выходит преследовать отступивших бандитов», «Коронеры собирают трупы уничтоженных бандитов для опознания и следственных действий», «Коронеры извлекают тела пиратов из разбитого самолета», «Начальник Следственного комитета осматривает самодельную зенитку». Так что Васька жив! Чего ревешь? – Слава обняла Белову и усадила ее на скамейку, кивком поблагодарив вставшую пожилую женщину. Та достала из сумочки серебряную фляжку и, открыв, протянула Варе.

– Выпей-ка чайку холодного, дочка! Выпей и успокойся. Видишь, жив твой парень.

Вокруг Вари захлопотали и остальные женщины, стоявшие на остановке, а пацаненок лет семи с трудом поднял сумку с лопнувшим арбузом и подтащил ее к скамейке.

– Вот, тетенька, вы уронили, – отдуваясь, важно произнес он, протягивая свою ношу зареванной, но уже счастливо улыбающейся девушке.

30 августа 2241 года, понедельник

На борту дирижабля «Горнорудный»

Василий Ромашкин

«Горнорудный» горел, внутри аварийная команда сумела потушить пожар, но внешняя обшивка, пропитанная соляркой, все еще горела. И потому командир увел корабль к морю и сумел посадить корабль кормой на воду, прижав реверсом уцелевших дизелей, слегка развернутых относительно горизонта. Сейчас мы были как паленая курица, зад в воде, все остальное в воздухе. Слава всем богам, что баллонеты наполнены гелием, а не водородом.

Дизеля взвыли, отрывая дирижабль от воды, из прогоревших дыр во внешней обшивке лились потоки воды, которую мы набрали за время этого смертельного трюка. Но пожар был потушен. И корабль, завалившись на один бок, с трудом набрал высоту в тысячу метров и медленно пошел от места боя. Сильный порывистый ветер, ставший для нас немалой помехой, завывал в пробоинах, хлопал обрывками обшивки, порой отрывая от нее куски. Но мы ползли на юго-запад, к ближайшему городку.

– Внимание экипажу! Отбой боевой тревоги. Корабль вышел из зоны устойчивых радиопомех, пиратов в воздухе и на земле не наблюдается. По постам – доложить о повреждениях и потерях! – прохрипела поврежденным динамиком трансляшка.

Интересные дела, его пулей порвало, что ли? Как же меня не зацепило?

Я поглядел на тело Витьки. Тогда, сразу после того как сбил одного из пиратов, я просто не мог помочь другу. Нельзя бросать пулеметы, по крайней мере, когда есть угроза повторной атаки. И так ровно до тех пор, пока я не отсканировал воздушное пространство и не убедился в том, что пара уцелевших вражеских самолетов уходит на север, исчезая над Балтикой. Потом мои призраки доложили, что вражеская батарея уничтожена огнем с дирижабля. Точнее, одна пушка повреждена огнем, один расчет почти полностью выбит нашими пулеметами, а с третьей пушки бандиты просто сбежали, потеряв двоих убитыми. Ну да, пули из крупнокалиберных пулеметов легких ран не наносят, обычно сразу бьют наповал, куда бы ни попали. Только тогда я, доложившись на КП, бросился к истекающему кровью Витьке. Ровно семьдесят две секунды, я засек это по часам, но какими длинными они мне показались!

И, возможно, именно этих секунд не хватило Виктору, потому что, когда я начал его бинтовать, он умер. У меня на руках, на залитых кровью дюралевых пайолах поста. Под молчание призраков. Странно, они давно умерли, но они тут, а Витька только что был здесь, живой, и его уже нет. Ушел мой друг, я это четко почуял.

– Сволочи, уроды! Я отомщу, Вить! Найду и убью…

Я стянул с головы шлемофон и вытер слезы тыльной стороной руки. Зря, кстати, потому что руки все в Витькиной крови, так что я по своему лицу кровь размазал. К моему удивлению, призраки тоже сняли головные уборы. Политрук фуражку, сержант пилотку, а вот красноармеец стянул стальной шлем древнего образца. Тоже странно, но не назвали они мне своих имен. Только звания и фамилии. Так и звал, по званиям. И им это нравилось, похоже, они и друг друга по званиям называли.

– Ходовая – ответь второй установке. Зотов погиб, повреждено остекление поста, оружие цело и боеспособно. Прошу провести эвакуацию тела Зотова. – Я отключил микрофон и поглядел на напарника. Эх, Витька, Витька. По спине прошел ледяной ветер, ведь и я мог бы так же лежать.

– Вторая – ответь ходовой. Пока нет возможности, ведутся аварийные работы. – И, щелкнув, трансляшка отключилась.

После этого я молча сидел на своем месте и пас воздух на случай, не вернутся ли пираты. Так до отбоя и просидел.

На юге появились новые самолеты, резко, рывком.

– Ходовая – ответь второй. На юге множественные воздушные цели, идут двумя группами на большой скорости. – Я поглядел на свежие ленты, заправленные в пулеметы. Ну, по крайней мере, есть чем встретить.

– Внимание по постам! С юга идут истребители! Это наши, огня не открывать! – снова прохрипела трансляшка. Блин, динамику кранты, с каждым словом все хуже и хуже слышно. – Повторяю – огня не открывать!

– Вот и кавалерия. – Я сел, так как внезапно ослабевшие ноги не держали. – Как всегда – после шапочного разбора.

Со свистящим ревом мимо корабля пролетела четверка реактивных Як-130 с полным подвесным вооружением. Ведущий, ярко-красный штурмовик, пару раз качнул крыльями, и звено улетело на север. Кто знает, может, и нагонят те пиратские самолеты, ориентировки им наверняка сбросили, у «яков» электронное оборудование мощное, радар сильный, да и со спутниками работать умеют. Глядишь, и покарают.

Следом за Як-130 подошли две пары Ла-9, темно-серых, с красными коками, и стали барражировать вокруг «Горнорудного». Может, и бесполезно, но очень приятно. Я расслабленно откинулся на жесткую, из стального листа, бронеспинку кресла.

Пусть «лавочкины» не несут сейчас подвесного, только дополнительные топливные баки, но у каждого по четыре пушки. Врезать могут так, что чертям тошно станет. Хорошо чувствовать себя в безопасности.

Снова глянув на часы, я усмехнулся зло и грустно одновременно. Тридцать восемь минут. Всего прошло – чуть больше получаса. И нет семи отличных парней. Раненых у нас в этой заварухе не оказалось. Погибли три бортстрелка – Витек и двое на галерее – и трое трюмных из аварийной партии. Операторы загрузки и старший трюма как раз попали под влетевший от взрыва в трюм дизель. По частям ребят до сих пор по всему трюму собирают, вернее, то, что от них осталось. Еще один механик поймал три пули с какого-то самолета.

А Илью и Жору Ахмедова осколками достало, так и остались на галерее. И Виктор.

30 августа 2241 года, понедельник

Старая Русса

Василий Ромашкин

Вот уже два часа как мы сели в Старой Руссе, сейчас довольно большом городе. Старая Русса уцелела во времена Катастрофы и резко увеличилась в размерах и числе населения из-за беженцев. Было около тридцати тысяч, стало почти сто. Сейчас в ней проживает около ста пятидесяти тысяч человек, это крупный промышленный центр и вообще один из главных городов Северо-Запада. Потому тут и достаточно сильная армейская группировка. Ну, для нынешних времен. Две эскадрильи «лавочкиных», эскадрилья Як-130, причем для реактивных сделана бетонная ВПП. Редкость по нынешним временам огромная, потому винтовые истребители и нужны. Уж грунтовые полосы для легкомоторников есть в каждом уважающем себя поселке. Плюс в городе квартируются рота егерей и пара батальонов гренадеров. И целая рота гренадеров плюс два взвода егерей-разведчиков грузятся в два дирижабля, которые мобилизовали на время. Ну и часть нашего экипажа тоже, в том числе и я, уже экипированный для пеших прогулок в старом городе. Пойду волонтером с егерями по следам пиратов, вопрос решен. И хрен меня кто остановит. Впрочем, никто меня останавливать и не подумал, кэп покачал головой и дал добро. Все едино, тут минимум неделю торчать, пока заплатки поставят. Командир тоже собирается на место боя поглядеть, что там и как. Да и половина экипажа.

А сейчас мы провожали наших парней, которые погибли в этой заварухе. Ребят погрузили в три микроавтобуса, и в данный момент замыкающий этой колонны выезжал с территории аэродрома, медленно продвигаясь между двух шеренг авиаторов, гражданских и военных, стоящих в молчаливом карауле со снятыми головными уборами. И только ветер свистел в проводах антенного поля.

Кстати, «яки» нашли те пиратские самолеты. Причем неподалеку от побережья. Сели на мель, на брюхо, около какого-то островка, явные пустышки. Слиняли пираты, бросив самолеты, причем, на чем и как ушли, непонятно. Командир звена сказал, что дальше искать бесполезно, там таких островков сотни, на соседнем могут в пещере или среди скал отсиживаться. Сейчас туда вылетают четыре Ла-9, менять поисковую пару, но, похоже, бесполезно.

31 августа 2241 года, вторник

Ростов-на-Синей

Анастасия Ромашкина

Неподалеку от дома со скрежетом затормозил УАЗ, взметнув из-под зубастых покрышек мелкий гравий.

– Интересно, кто там? – Я вслушалась, сканируя пространство. А, сыновья зазноба, точнее, одна из зазноб. Вася не ищет легких путей, выбирает самых красивых. Интересно будет поглядеть на Варвару, что за девушка? Скоро приедет, через недельку-другую, надо обязательно посмотреть. Может, вертихвостка какая.

А Сара молодец девочка, хоть и нервничает, но отлично экранируется. Ничего не считать, кроме верхних эмоций.

– Анастасия Александровна, что с Васей? – Сара ворвалась на веранду, взмахнув роскошной гривой волос. – Он жив?

– Жив-здоров, Сара. Не переживай. – Я улыбнулась, глядя на взъерошенную черноволосую красавицу. – Садись. Чаем напою, пирогами накормлю. С вишней и абрикосами.

– Анастасия Александровна, но я… – Девушка замялась и застыла около перил. – Мне на работу надо, я ни у кого не отпрашивалась, только услышала от Ленки, и сразу сюда.

– Ничего, я позвоню Якову. Тебе сейчас точно за руль нельзя, успокойся. Пара кусочков совершенно не повредят твоей фигуре. Да, а ты с Каспером знакома? – На веранду выплыл наш домовой призрак, заинтересовавшийся гостьей.

– Я нет, но мой брат очень хорошо знаком, – смутилась девушка, усаживаясь на лакированную скамейку. – Извините, я виновата перед Васей.

– Сара, мы все в городе знаем, как ты относишься к своему братишке и сколько ночей ты дежурила в больнице после той операции. Так что не извиняйся передо мной. Это ты с Василием разбирайся. – Я улыбнулась, разливая душистый травяной сбор и пододвигая дочери своей однокашницы розеточку с вареньем из винограда и тарелку с пирогами. – Пей чай, кушай, успокаивайся.

Интересно, как девушки отнесутся друг к другу, а? Варю я еще не видела, но Вася сказал, что она высокая, сильная, только что инициировавшаяся менталистка и электра. А Сара очень сильная менталистка, мать ее неплохо научила, и на годичных курсах хорошо поднатаскали. М-да, переживет ли наш город встречу этих двух красавиц? Я про себя усмехнулась.

– Анастасия Александровна, вы что-то утаиваете. – Сара внимательно посмотрела на меня и попыталась считать хотя бы эмоции.

Но, девочка, тебе пока рановато, почитай Каспера, я умею перенаправлять внимание мозголомок. А интуиция у тебя хорошая, бесспорно.

– Сара, ну что ты, с Василием все хорошо. Ребят жалко до слез, но с сыном все нормально. Он даже с егерями пошел на поиски, но нашли только следы катеров, на которых сбежали бандиты. Пока они в поиске, но, скорее всего, это бесполезно. – Ну да, с сыном все хорошо, и то, что он нашел еще одну девушку, пока не его проблемы, а твои, Сара. Ты же в него втрескалась по уши, это я хорошо вижу. Расслабилась ты, дочка, защита ослабела. – Экипаж сидит в Старой Руссе, ждут, пока корабль хоть немного подлатают.

31 августа 2241 года, вторник

Ростов-на-Синей

Сара Кедмина

Выйдя из дома Ромашкиных, девушка попрощалась с потенциальной свекровью и уселась в машину. Сейчас она успокоилась, по крайней мере, внешне. Потому и тронулась неторопливо, без рывков. И отъехала от дома Ромашкиных так же спокойно, глядя в зеркало на стройную фигуру матери Василия.

Остановилась на следующем перекрестке, с силой потерла лицо руками.

– Ну, Вася, интересно, что ты там снова учудил, если твоя мама об этом не хочет рассказывать? А, любимый? – Брюнетка зло усмехнулась, глядя в зеркало заднего вида. Потом подмигнула сама себе. – Что, подруга, не подумала, нашла себе проблемы, а? Ведь кто мешал сначала подумать и только потом лупить парня по морде? И нет чтобы извиниться после да залюбить Ваську до потери соображаловки, колечко у него взять? Нет, Сара, ты не еврейка, ты дура!

Девушка зло ударила кулаками по рулю и задумалась.

– Так дело не пойдет. Я работник аналитического отдела инквизиции или нет? Ну, любимый, я сейчас землю рогом рыть буду. Но все о тебе узнаю! – И Сара зло, со скрежетом, врубила передачу. После чего газанула и бросила сцепление.

Вездеход, не менее вредный, чем хозяйка, рванулся и заглох.

– Врешь, довезешь! – Сара уже спокойнее завела машину и плавно тронулась. Ей предстояла бессонная ночка, основную-то работу папа не отменял, и спрос с дочери был даже посерьезнее, чем с остальных сотрудников.

Поздней ночью уставшая девушка протерла глаза и зевнула. Потом поглядела на фотографию красивой блондинки на экране компьютера.

– Так вот ты какой, северный олень. Точнее, оленуха. Варвара краса – длинная коса. Ну-ну. Я тебе косы точно выдеру. Чтобы моего парня не уводила!

31 августа 2241 года, вторник

Руины Санкт-Петербурга

Василий Ромашкин

– Ну, Василий, отличная работа! – Кэп обошел груды цветного лома, когда-то бывшего двухмоторным самолетом, и пнул кусок оторванного дюраля. – Молодец! Заслужил свою звездочку!

Егеря помогли коронерам вытащить тела из разбитого самолета, и молчаливые мужики из следственного комитета сейчас грузили их в пластиковые черные мешки. Туда же были упакованы тела семи убитых при огневом налете на дирижабль бандитов-зенитчиков. Пушки у бандюков, кстати, оказались так себе. Переделка древних трехдюймовок, двух полковушек и одной дивизионки. Но, пройди мы еще чуть, и эти самодельные зенитки могли нам устроить встречу с землицей. Совершенно точно, мы немного не дошли до той точки, откуда пушечный огонь был бы смертельным, и, что самое страшное, пушки находились бы в мертвой зоне для наших пулеметов. От дивизионки нам и так досталось досыта, мало не показалось.

– Василий, там тебе егеря трофеи отобрали, – позвал меня старпом, отвлекая от сканирования тел в черных мешках. Что-то они мне напоминают по остаточным следам аур. Точно ведь!

– Командир, это ведь одержимые были! Не простые пираты, а одержимые! Все пушкари, которые убиты, – были одержимы! А пилоты и тот бортстрелок – нет, обычные люди. – Я обернулся к своему командиру. Следаки тут есть, но они мне не начальство. Нужно будет – переспросят.

– Извините, молодой человек, вы утверждаете, что все погибшие на земле бандиты были одержимы?

Помяни следака, он появится. Вежливый такой лысый грузинистый дядя в отменном костюме и сверкающих туфельках. Круглые очки, усики. «Пенсне» вроде как такие очочки называются. И на лацкане скромный такой поплавочек, «Знак Академии Юстиции». В серьезных чинах товарищ, минимум полковник юстиции. Не важно, кто закончил эту академию, шериф из американской глубинки или прокурор из Тобольска, нашей новой столицы, – все на выходе получают звание полковника юстиции. И не зря, отсев жуткий, чтобы полностью закончить это учебное заведение – надо быть гением. Даже если человек закончил первый курс и был отчислен со второго – он уже прыгнет на следующую ступеньку по карьерной лестнице. Или получит следующую звездочку на погоны, следующую должность, а может, будет выбран шерифом округа или города.

– Вы настолько сильный некромант, что способны определить это по остаточным признакам?

– Да. Я уже сталкивался с таким, недавно. Отличия очень незначительные, но они есть. – Я серьезно кивнул, глядя в глаза этого человека. Интереснейший дяденька, кстати. Кого-то он мне напоминает. Вспомнил, видел как-то статейку. – А вы что, специально нарядились под Берию?

– Да. – Не менее серьезно ответил этот товарищ в штатском. – Я считаю Лаврентия Берию одним из величайших министров внутренних дел России. Я прокурор Северо-Востока, Иосиф Гергедава. Вы зайдите ко мне после вашей пробежки с егерями, молодой человек, вам выпишут пропуск. Зайдите обязательно, нам надо много о чем поговорить. Отказ не принимается, молодой человек.

И Гергедава ушел к дирижаблю, оставив меня в легком недоумении. Что надо такому большому начальнику от меня, простого бортстрелка?

– Василий, по прибытии в порт обязательно выполнишь распоряжение прокурора, ясно? – Командир внимательно поглядел на меня и, решив, что я достаточно проникся, продолжил: – Это приказ по команде, Вась, не вздумай его игнорировать!

– Есть по прибытии в порт совершить вояж до прокурора! – Я вытянулся и отдал честь кэпу. – Разрешите совершить пробежку с егерями?

– Разрешаю, шутовская морда. Но будь осторожен, не лезь туда, куда пес носа не сует, ясно? Ни пуха ни пера!

– К черту, командир!

И я рванул к ожидающим меня егерям. Сзади снова полыхнули фотовспышки, репортеры из «Воздушного транспорта» и «Вестей Старой Руссы» зверствовали. Заставляли меня стоять с умной мордой лица неподалеку от сбитого самолета и держать в руках трофейный СГМБ, тот самый, из которого убили Витьку. Хороший ротный пулемет под тяжелый патрон 8х63, мощный и надежный, но попал не в те руки и наделал дел. Продам его, а деньги перегоню на счет фонда, который помогает сиротам. Не хочу такой памяти о друге, мне и хороших воспоминаний достаточно.

31 августа 2241 года, вторник

В лесах на севере России

Мария Демидова, одержимая

По чистому, уже почти осеннему северному лесу с желтеющими и алеющими листьями кустарников и деревьев и яркой зеленью елей бежала молодая темноволосая девушка в джинсовом костюме. Бежала легко, с удовольствием, не замечая расстояний, наслаждаясь каждым мгновением. Около небольшого ручья девушка остановилась, сняла с себя рюкзачок, бросила его на большой мшистый камень. Аккуратно сняла куртку, рубашку, осталась в лифчике и замерла на берегу, превратившись в живую статую. Замерла надолго, совершенно не двигаясь и, кажется, не дыша. Потом внезапно резко наклонилась и выдернула из воды крупного хариуса.

Коротким ударом разбив рыбине голову о камень, девушка быстро и ловко выпотрошила тушку и тут же, на валуне, распластала вдоль хребта. Потом, щурясь от удовольствия, начала поедать свежеприсоленное жирное мясо.

– Красота! – облизывая полные губы, произнесла девушка, прислушиваясь к своему голосу и наслаждаясь им. – Хорошо быть живой!

И пару раз плеснула воды из ручья в лицо. Взвизгнула от ледяной воды и сунулась в рюкзачок за полотенцем. Растерев лицо и плечи, девушка приспустила лифчик и помассировала груди.

– Надо поскорее найти себе парня. Надоело уже саму себя удовлетворять! – хмыкнула она, еще раз проведя ладонями по возбужденным соскам. – Нет, надо парня, помоложе, пободрее. Затрахать его до потери сознания. А там погляжу, что с ним делать дальше. Может, убью. А может, и нет.

И звонко засмеялась, как будто сказала что-то очень веселое.

Из соседних кустов раздалось приглушенное рычание.

– Да помню я про тебя, красавица. Иди сюда, вот тебе вкусненькое. – На траву около кустов упали рыбьи потроха и голова. – Кушай, моя дорогая.

Вылезшая из укрытия молодая росомаха с удовольствием захрустела угощением. Скоро две недели, как эта странная парочка бежала по северным лесам: молодая девица-одержимая и молодая же росомаха, незнамо почему привязавшаяся к этой девчонке.

31 августа 2241 года, вторник

Развалины Санкт-Петербурга

Василий Ромашкин

– Ну что, шпак гражданский, отпустили тебя? – Мне в плечо ткнул своим немалым кулачищем командир егерей, лейтенант Коломанский, Лешка по имени и «Крошка» по позывному. – Так, бойцы, это Василий Ромашкин. Позывной «Комарик», сержант артиллерийской разведки гренадерской орденов Суворова и Красного Знамени Энской дивизии. Мы вместе срочку тянули. Так, Вась, идешь под командование к сержанту Зимину, во второе отделение. Ты все так же некромантишь? Кто ты сейчас по уровню – магистр?

– Я давно квалификацию не проверял, командир, – становясь в строй по указке сержанта, ответил я. – Но, наверное, гросса уже перешагнул.

– Ну ты ваще! И до сих пор просто бортстрелок? – Леха покрутил пальцем у виска.

Ну да, Леха всегда был четко мотивирован – служить честно, делать карьеру по максимуму. Я на срочке изо всех сил не напрягался, сержанта получил не по своей воле, можно сказать. Просто мое отделение, временно данное мне под командование, загнало и обезвредило небольшую банду отморозков, пришедших с юга Пустоши. Вот командование и повесило мне лычки в качестве поощрения, зачтя за сержантскую школу мое среднее специальное.

А Коломанский пер буром, учился изо всех своих немалых сил и сумел выбить направление на офицерские курсы. Выпуститься должен был младлеем, курсы это не высшее командное. А сейчас уже лейтеха, командует взводом егерей. Молодец, парень!

– Налево. Взвод, бегом – марш!

И егеря-разведчики неторопливой вроде бы, но ходкой рысью потянулись по едва видимым следам отступающих бандитов. Впереди бежали два бойца с небольшими песиками, карликовыми пинчерами. Собачки и мины унюхают, и о возможной засаде предупредить смогут. А не предупредят песики – у меня есть своя разведка, ветераны РККА уже впереди, идут по следу.

Я шел среди своих и был своим. Удивительное ощущение общности опытных головорезов. Ой, не зря мы, разведка (я среди гренадеров службу начал, закончил в разведвзводе), считаемся элитой армии, в нас такое вколачивают, что некоторым даже и не снилось. И жутко не хватает порой именно такого – быть волком в стае волков. Вот вроде бы служба моя в Воздушном Флоте не самая мирная, с тяжелыми пулеметами связана, со смертоносными машинками – но я просто охранник. Бортстрелок гражданского дирижабля. Эх, если бы не моя дикая нелюбовь к армейской дисциплине – тоже остался бы служить дальше! Но не могу, надоело жить по уставу. Срочку я обязан был отслужить как здоровый мужчина. А вот оставаться в армии дольше положенного не стал, не мое это.

Через двенадцать часов мы остановились на берегу озера. Преследование прошло спокойно, ни мин, ни засад. Нашли двух добитых бандитов, видимо, не потянули общего темпа отступающего отряда. У обоих – остаточные следы одержимости. Ой и не нравится мне все это!

– Ну вот. Седой, разворачивай станцию, отстучись на базу: «Преследование вывело к озеру, есть следы четырех лодок. Предположительно бандиты продолжили бегство по воде. Нужна авиаразведка. Готовы дать наземное целеуказание». Остальным – привал! Дежурство по графику, организовать помывку личного состава и приготовление завтрака. – Леха широко зевнул. Ну да, мы все спать хотим, бежали всю ноченьку. Хорошо, что луна светила так, что можно иголки собирать.

– Командир, рыбалку разрешишь? – Не то чтобы я был против сухого пайка. Но когда вот так, в паре сотен метров, бьет крупный окунь – грех не попробовать натягать. Это у разведки удочек нет, а у меня в сидоре два телескопических спиннинга всегда лежат.

– Давай. Хорошая жареха не помешает. О, так у тебя и второй спиннинг есть? Тогда пошли, на пару поблесним, да и поболтаем. – Коломанский выцепил у меня одну из удочек, получил коробочку с блеснами, и вскоре мы на пару чертили лесой окуневый «котел», вытягивая на берег здоровых, килограмма по полтора-два, горбачей.

– Вот так и живу, Вась. С удовольствием служу, заодно учусь сейчас на третьем курсе Новосаратовского политеха, на заочно-дистанционном физмате. Женился, дочке три года, сына с Настеной ждем. А ты как? – Леха подсек очередного окуня и потащил его к берегу.

– Да нормально. Пока не женат, хотя уже активно думаю на эту тему. Служу в Гражданском Воздушном Флоте, дома, в авиаотряде Ростова-на-Синей. Хочу вылетать стаж и поступить в Военно-воздушную академию учиться на офицера-воздухоплавателя. – Я задумчиво поглядел на бочажок с двумя дюжинами горбачей. Еще десятка три жарились на углях длинного костра, вокруг которого расселись отдыхающие егеря. – Хватит рыбы, пожалуй? А то обожремся.

– Хватит, ты прав. Надо приказать старшине распорядиться, чтобы на каждое отделение по такой раскладушке было. Мы в озерном краю служим, выходов хватает. Иногда можно и свежатинки поесть. Иванов, принимай добычу. – Леха начал собирать свой спиннинг.

Я тоже собрался, пара егерей шустро повытаскивала добычу из бочажка, нанизала рыбьи жабры на срезанные ивовые прутья и утащила разделывать. Чистить крепкую окуневую чешую никто не собирался, просто потрошили, снимали шкуру и, насадив на ошкуренный сучок, устраивали около тлеющих углей. Проще некуда, но запах над озером шел – обалдеть!

– Командир, тут мы такое нашли! – Около меня неожиданно материализовался политрук, заставив лейтенанта отшатнуться. – В семнадцати километрах отсюда, на северо-западе. Около тридцати девушек и женщин в самодельной тюрьме. Там руины поселка, и какая-то банда силком девок держит. Не пираты, это точно, но тоже бандиты. Какие-то белоказаки, что ли. Сорок семь бойцов, вооружены винтовками и пулеметами. Как с картинки про Гражданскую. С шашками, в папахах, черкесках. Кони у них и три большие лодки.

– Точно девок силком держат? – Леха при упоминании о банде резко подобрался, и сейчас передо мной стоял не старый приятель, а жесткий профи – егерь, командир. – Взвод, подъем, боевая тревога! Костры залить, проверить снаряжение, выход через пять минут. Мартын, собери рыбу, в темпе наделай бутеров. На ходу поедим, не помешает.

Это точно, никто пока трапезничать не начинал, ждали командира. Ну разве кто отщипнул кусочек попробовать. Хлеба и лука нарезали да пакеты с майонезом и кетчупом повытаскивали. Выход-то ближний, егеря кроме аварийного сухпая немного нормальной кормежки взяли. Эх, а утром хотели кашу варить. Блин, и не отдохнуть, придется на ночь глядя маршбросок завершать, семнадцать кэмэ по здешним пересеченкам – то еще удовольствие.

– Вась, ты чего промолчал про своего разведчика, а? – тихо спросил у меня Леха, когда мы встали на тропу и пошли за едва видимым политруком.

Собачки, кстати, за ним хоть и с опаской, но бежали. А егеря на неупокоя с большим интересом поглядывали. Ну да, не в каждом выходе такие проводники.

– Леш, сам знаешь, не обо всем надо говорить. Ты своих парней потом предупреди, чтобы особо не распространялись, кто его знает, как судьба вывернет. Мне эти товарищи уже разок жизнь спасли. – Я догрыз бутер и со вздохом покосился на набрюшную сумку. Там лежала еще парочка бутербродов, но обжираться на ходу совсем не дело. Это сейчас, на пустой желудок, жратва сгорит как в топке, а переешь малость, и идти-бежать тяжело станет, мешать будет. Надо до привала потерпеть, а это минимум пара часов хода.

Через шесть часов мы с Лехой и его замом, невысоким, сухим, будто из одних сухожилий свитым старшиной, лежали на опушке леса и из-под кустов разглядывали старый поселок. Похоже, люди его порой использовали после Катастрофы, так как несколько зданий находились в относительном порядке. В одном точно сидели девицы и женщины, которых вежливо охранял пяток казаков. По крайней мере, они на наших глазах позволили им готовить ужин на дворовой кухне. И сами казаки тоже ели из этого котла.

Казаков насчитывалась как раз полусотня, а вот коней было под сотню, и человек двадцать сейчас вели табун на водопой к небольшой чистой речушке. Идиллия, чтобы ее!

– Леш, я с вами туда не ходок! – положив бинокль, зло сорвал былинку и разгрыз сладковатый стебель. – Ну что это за такое невезучее везение!

– Вась, ты чего? – опасливо покосился на меня лейтенант. – Чего барагозишь?

– Ты не понял еще? Иномиряне это! А мне неохота снова в карантин! Меня дома две невесты ждут! – Я стукнул кулаком по земле. – Глянь, винтовки какие антикварные. На снарягу глянь, одна кожа, латунь и сукно. А девушки? Какие-то гимназистки, как с картинки. И пара учительниц да пара служанок-поварих. И пулемет… ты когда видел картечницу Гатлинга? Ну, кроме как на картинках в книжках или в Интернете, или в старых фильмах? А тут вот она, стоит себе. Похоже, мои щуры-неупокои маху дали. – Как-то само собой получилось у меня называть ветеранов сначала пращурами, а потом и щурами. Ну а что, предки они и есть предки, пусть не мои. Но эти мужики погибли в той войне, в том числе и за меня. Так что я к ним постепенно стал относиться как к своим родственникам. Ну и что, что неживые? У меня вообще сложное отношение к жизни. Слишком я четко понимаю, что после смерти физической оболочки, то есть тела, далеко не все заканчивается для души. Хотя жизнь – это прекрасно! – Погоди, сейчас я политрука позову, спрошу.

И я слегка сосредоточился, вызывая к себе политрука. Нет, я могу его выдернуть, как морковку из грядки, с любой дистанции, он же на меня «заякорен». Но опять-таки, к щурам относятся вежливо.

Вместо политрука прибыл призрак сержанта.

– Чего звал, командир? – присев неподалеку от меня на склонившуюся ветку кустарника и даже не качнув ее, спросил он. – Политрука пока не тревожь, там девки умываются-переодеваются, спать готовятся. Пусть поглядит.

Ну да. По воинскому званию политрук старший. А так пацан пацаном, убили совсем молодым. Вот и пристрастился он на голых девок заглядываться. А что? Им точно не повредит, а человеку, точнее призраку, приятно. У каждого свои слабости. Те призраки, при помощи которых мы девчонок освободили в подземельях борделя, неделю не вылезали из постелей, всех проституток перепробовали. Ну а что, те им премию пообещали и честно отрабатывали по очереди.

– Да и ты пойдешь, старший. Слушай, с чего вы решили, что эти казаки – бандиты? – Я показал на крохотные фигурки в поселке.

– Ну, что ты хочешь, младший политрук, практически сразу из училища и на фронт. Раз погоны и казаки – значит беляки и бандиты. – Старший сержант хитро усмехнулся в пышные усы. А потом посерьезнел. – Я хоть и кадровый, воевать на Халхин-Голе начал, но сам из казаков, просто помалкивал об этом. Слишком не любят донцов НКВД и особый отдел. Но служил честно, это именно казачье дело – стране служить. Так вот – там казачий взвод и приписанные к нему – выздоравливающие из уланов под командованием вахмистра. Десять человек из ветеранов. Кроме того, профессор Панфилов и инженер Знаменский. Они просто вместе с казаками путешествовали от города к городу, попутчики. Плюс казачья полубатарея картечниц, причем без офицеров. Плюс охраняемые девицы-турчанки, их учительница и две служанки из какого-то пансионата. Похоже, казачков сюда занесло с русско-турецкой войны, про осаду Плевны разговоры ведут и про форсирование Дуная. Большинство раненых как раз на дунайской переправе и словили ранения. Казаки в большинстве молодые, но старший урядник, командир взвода, урядник, командир полубатареи, все уланы, пятеро приказных и семь казаков – люди бывалые и умелые, не в первом походе. Так что осторожнее. Вы хоть и те еще волки, но и тамошние ребята, – сержант кивнул на поселок, – не лаптем щи хлебают.

– Что будем делать, командир? – повернулся к лейтенанту внимательно выслушавший доклад нашего разведчика старшина.

– Сначала свяжемся со штабом, доложимся. Казаки девиц не режут и не насилуют, так ведь? – Леха оторвался от бинокля и повернулся к щуру.

– Так, обходятся со всем уважением, хоть и строго, – кивнул призрак. – Я так понял из разговоров среди казачков, дело в том, что девиц приказали вывести из какого-то румынского городишки. Ну, чтобы толпа не растерзала, и охранять до особого распоряжения, сам Скобелев команду дал. На пути вместе с картечницами и артиллеристами сюда и провалились, вроде как шальная пуля в телегу со взрывчаткой попала. А может, и не шальная. Не очень верю я в такие шалости – в полусотне километров от передовой боеприпасы рвутся. Да еще и гроза в тот момент была, молнии так и шарашили. Казачки с девицами здесь уже пару месяцев, собираются на юга идти, зимовать-то страшно.

– Раз они тут целых два месяца и до сих пор девок не тронули, а приказ выполняют – тем более торопиться некуда. Вызовем специалистов-переговорщиков, вирусологов, прочий люд, который начальство пришлет, а сами попытаемся в кустах отсидеться. Мне тоже совершенно не улыбается карантин. Меня дома ждут. – И Леха неторопливо, не качнув ни одной былинкой, отполз назад, за кусты. Ну а мы следом за ним – команда-то прозвучала. Хотя не отвертеться нам от карантина, ну никак.

1 сентября 2241 года, среда

Окрестности Санкт-Петербурга

Василий Ромашкин

В общем, дождались небольшого дирижбомбеля, который пролетел низенько-низенько и привез спецов и аппаратуру. Помогли ее разгрузить и разместить, намаялись в ночных зарослях. В конце концов я плюнул на все, тихонько свалил в сторону и завалился под кустом. Благо у меня термополог и тяжелый плед приторочены к сидору, есть что подстелить и во что завернуться. Осень на носу, прохладно становится.

Как оказалось, спецы не собирались волновать иномирян ранней побудкой, дали выспаться и девушкам, и казакам, свободным от службы. Кстати, казаки охраняли лагерь не по-детски, посты и секреты у них были грамотно расположены. Да еще лошадей навалом. А лошадка слышит и видит намного лучше человека.

Вообще же мне интересно, как они относятся к дирижаблям? Тут рядом воздушный коридор расположен, пусть и летаем мы с точностью плюс-минус пара десятков километров. Но вчера я видел один прошедший восточнее дирижабль, так что и иномиряне наверняка его заметили. Хотя вроде как в девятнадцатом веке все и появилось, воздушные шары и аэростаты.

…Ну а в десять часов по местному времени началось…

– Внимание, господа иномиряне. Приветствуем вас на нашей земле от имени правительства Северного Союза. – Мощные динамики разнесли на несколько километров приветствие старшего переговорщика.

10 сентября 2241 года, пятница

Ростов-на-Синей

Варвара Белова

– Вот, красавица, и твоя квартира. – Приветливая седая женщина, владелица доходных домов, открыла дверь ключом и пропустила Варю вперед. Кстати, по представлениям Беловой она совершенно не была похожа на капиталистку. – Проходи, осматривайся. Ремонт сделали на той неделе, сантехника вся новая. Плитка, телевизор, правда, не новые, поработавшие, но хорошие, еще не один год послужат. Стиральные машинки две, стоят в подвале, вход в прачечную с той стороны. График пользования там же. Стиральный порошок покупаешь сама, учти, самую дешевку не покупай. Печки «Булерьяны» к зиме проверим еще раз. Как, нравится?

– Да, очень! – честно ответила девушка, проходя и осматриваясь. – Очень нравится.

Варя на самом деле была поражена чистой, светлой и просторной квартирой. Она думала, что ее ждут скромная комнатка, крохотная кухня и такая же крохотная ванная комната.

А тут большая комната, отделенная от такой же большой кухни невысокой перегородкой, исполняющей роль барной стойки. Две двери, ведущие в ванную комнату, туалет, короткий коридорчик вместо прихожей.

– Очень нравится. – Еще раз повторила Варя, поворачиваясь к хозяйке.

– Тогда живи с удовольствием. Оплата в конце месяца, после получки. Могу принимать плату раз в квартал, подумай. Парней можешь водить, но после одиннадцати сильно не шуметь. Не забывай, тут три соседние квартиры. Машина есть?

– Нет, – покачала головой девушка.

– Как купишь, можешь ставить на стоянку с той стороны дома, там есть табличка с номером твоей квартиры. Или около калитки, на обочине. Ну, обживайся, красавица, добро пожаловать в Ростов-на-Синей. – И хозяйка вышла, улыбнувшись новенькой постоялице.

А Варя еще раз обошла квартирку, провела рукой по столу и подоконнику, посидела на чуть промятой тахте, которая должна была раскладываться в полноценную кровать. Поглядела на свою сумку у входа, на прислоненный к стене автомат, потом, махнув рукой на все, сбросила туфли и завалилась на простенькое покрывало. Отдохнет пару часиков, а потом займется уборкой. А завтра – уже на работу. Сегодня она в мэрии была (как непривычно звучит!), в отделе образования, получила подтверждение направления в школу и была отправлена сюда после предварительного звонка домохозяйке.

А вот завтра уже в школу. Пусть суббота, но надо представиться директору, а там он решит, что и как. Наверное, познакомит ее с классом. Страшно, право слово. Но это завтра. И завтра же вечером – в тот самый бар «Три тополя», к бармену Борису. Надо узнать насчет Васи. Где он, как он?

Варя почувствовала, что ей здорово не хватает этого несносного парня и она с огромным удовольствием оказалась бы на пару с ним на этой самой тахте. Слегка покраснев от этих мыслей, девушка подумала, что ей необходимо много чего купить, от посуды до постельного белья. А пока – нужно отдохнуть, но сначала – надо со Славкой связаться.

Варя встала и вытащила из одной из сумок коробку с купленным на остановке приемопередатчиком. Точнее, раций было две, одна домашняя, вторая носимая, так называемая «уоки-токи». Взбаламутила ее Славка, тем более что рации были не новые и потому дешевые. Славка – радиоманьячка, за то время, что они поднимались вверх по Синей на небольшом винтовом кораблике, сумела настроить антенны и рации и друг на друга, и вообще. И больше не расставалась с маленькой коробочкой носимой рации.

– Слава, ответь Беловой. – Варя отпустила кнопку тангенты и вслушалась в шипение эфира. Крякнув, тангента ответила:

– Слава на связи. Как у тебя дела, подруга? Прием.

– Заселилась. Слушай адрес – Абрикосовая, семнадцать, квартира три. А ты как? Прием! – Варя снова вслушалась.

– Нормуль, подруга. Тоже заселяюсь. Слушай, это дело надо отметить, я тут такой торт купила! Звони в частный извоз, вызывай такси и приезжай. Посидим, чуть отметим и чай попьем. Как думаешь? Кстати, тут такие летуны – красавчики! Прием.

– Давай адрес, Слава. Через пару часов подъеду, только вещи раскидаю и себя в порядок приведу. Адрес какой? Прием.

– Авиагородок, семнадцатый проезд, дом шесть, квартира шесть. Приезжай. Подтверди? Прием.

– Подтверждаю, Слав. Конец связи. – И Варя, положив на подоконник тангенту, отключила рацию. Потом она приведет сюда Славку, подруга сделает ей внешнюю антенну и вообще поможет. А так – рация удобнейшая вещь!

11 сентября 2241 года, суббота

Ростов-на-Синей

Варвара Белова

Варя сидела на открытой веранде бара и пила безалкогольный коктейль «мохито». Много мяты, лайм, лед и еще что-то. Вкусно и красиво, и вид с веранды роскошный. Фактически это не веранда, а дебаркадер, приспособленный под веранду бара. Вокруг пьяных нет, на том конце за столиком парочка никого не замечает. А Варя села за столик, который зарезервирован за Василием. Вот так, оказывается, у Васи есть личный столик в баре. За что такие почести ее любимому, бармен не стал говорить, только скромно потупился. А Варя не настаивала, потом у Васи выспросит.

Плохо то, что Василий снова загремел в карантин. С егерями нашли еще одну группу иномирян, и вот, пожалуйста. Он снова на том же острове. С другой стороны, «Горнорудный» встал на достаточно серьезный ремонт, и кто раньше освободится, жених или его дирижабль – еще неизвестно.

Дальний берег Синей заливало закатное солнце, вызолотившее начинающие желтеть леса. Тремя ярко-зелеными языками к воде спускались хвойные массивы. Красотища!

Сзади хлопнула дверь, и чьи-то каблучки четко и звонко, как будто гвозди вколачивая в палубу веранды, отсчитали шаги. Хозяйка каблучков, очень красивая высокая брюнетка в ярко-красном платье чуть выше колена, сверху вниз посмотрела на Варвару и вызывающе хмыкнула. Варя ее сразу же узнала – это Сара Кедмина, она даже красивее, чем на тех фотографиях в ноутбуке у Васи.

– А ты ничего, красивая. Не зря Василий слюни распустил. Но учти, блондинка, я тебе его не отдам! – Темно-карие глаза евреечки метали молнии. Варя почувствовала было давление на свой разум, но сумела его быстро стряхнуть. Она тоже менталистка, пусть и плохо обученная. К счастью, защищать свой разум ее научили в НИИ Иномирья, да и Василий дал пару своих некромантских уроков. Некромант, не умеющий экранировать разум, живет недолго.

Сара еще раз хмыкнула, на этот раз недоуменно. Еще бы, такая мощная атака прошла мимо.

– Ты тоже ничего, красивая. – Варя встала, чтобы преодолеть психологическое преимущество Кедминой, и поправила блузку. Ну пусть она не в красивом платье, но ее светло-синие брючки и блузка смотрятся не хуже, чем у соперницы. Единственное, чего жаль, она не решилась надеть туфли на высоких каблуках, а Сара была на высоченных шпильках, и оттого казалась чуть повыше ее. – Только чем ты докажешь, что Василий твой?

Парочка за соседним столом с интересом наблюдала за бесплатным представлением, но Варе уже было все равно. Она должна выстоять, это ее жизнь, это ее парень. Вероятно, она готова делить его даже с этой бешеной кошкой, но потерять не готова категорически!

– Я его еще со школы знаю! Мы с ним пожениться хотели! – вспылила Сара, повысив голос и чуть отступив от Беловой. Варя казалась чуть ниже, но Сара, опытный боксер, успела оценить развитую мускулатуру рук и плеч соперницы.

Варя вытянула правую руку и крутнула на пальце простое колечко из белого золота.

– Ах ты, дрянная кошка! А сейчас драной кошкой станешь! – И Сара бросила свою сумочку на столик. Тяжелый пистолет в ней глухо брякнул. Варя, пожав плечами, неторопливо положила свою сумку на этот же столик и вышла на свободную часть веранды. Если предстоит драка, незачем столы крушить.

– Ну что, готова получить? – Сара скинула туфли и сразу стала ниже Вари на полголовы. Но все же попыталась достать соперницу аккуратным ударом в челюсть. Но Варвара не собиралась особо церемониться, поймала кулак девушки, чуть продернула, продолжая движение, и, когда Сара попыталась отпрянуть, сделала четкую подсечку.

Брюнетка шмякнулась на задницу и какое-то время ошалело сидела, хлопая глазами. Она ожидала совершенно не этого. Насмешливый взгляд Вари окончательно взбесил Сару.

Вскочив, она четко раскачала Белову из своей любимой правосторонней стойки и провела отменную серию ударов корпус – голова – голова – корпус, сбив на пол Варю с разбитыми губами, девушка к тому же судорожно пыталась вздохнуть из-за пропущенного удара в солнечное сплетение. Да еще второй удар в голову, пришедшийся в левую сторону нижней челюсти, отправил ее в состояние серьезного нокаута. Если бы дело происходило на ринге или девушки дрались насмерть, Варвара уже проиграла бы. Но соперницы неосознанно соблюдали правила, потому Сара дождалась, пока Варя, покачиваясь, встанет. Кивнув и выразив этим уважение к сопернице, она решила поставить точку в споре и сделала было поскок к Беловой.

Но Варя не стала уворачиваться или защищаться. Вместо этого она ударила руку приблизившейся к ней боксерши пучком молний, а следом ошеломленная и шокированная Сара получила великолепную плюху справа открытой ладонью – от всей широты Вариной души и со всего размаху.

Сару как ветром снесло в угол веранды, она улетела туда, свалив пару столов и пяток стульев. А Варя осела на том месте, где стояла. У нее жутко кружилась и болела голова, ее тошнило.

– Где она? – на веранду ворвались две женщины. Обе статные и красивые, хоть и изрядно напуганные и взъерошенные. Матери Сары и Василия, которым позвонил обеспокоенный бармен. Третья, их темноволосая ровесница, лихо скача на костылях, едва не врезалась в застывших подруг.

– Ни фига себе побоище! – присвистнула она, оглядывая снесенные столы и стулья, сидящую посреди веранды Варвару, заливающую кровью из разбитого рта блузку и пол, Сару, едва начавшую шевелиться под опрокинутым столом. – Вот это я понимаю – дележ парня!

– Алена, замолчи! Ну, я своей устрою!

Матери переглянулись, и Анастасия кинулась к блондинистой невесте сына, а Юлия к своей дочери, брюнетистой невесте Василия. Обе дамы знали о желании парня жениться на обеих и почти одинаково сложно относились к этому. Мать Василия, Анастасия, считала, что сын торопится. А мать Сары, Юлия, считала, что ее дочери стоит очень серьезно подумать. Не то чтобы она что-то имела против Васи, нет, она прекрасно понимала, что ее собственный сын жив и на свободе благодаря парню ее дочери. Но она понимала, что Сара наломала дров и может наломать еще больше. Впрочем, уже наломала.

– Сарочка, ты что натворила, доченька?

При помощи чуть отошедшего от шока парня, сидевшего за чудом устоявшим соседним столиком, Сара была извлечена из-под стола, ей сунули под нос ампулу с нашатырем. Другую ампулу сунули под нос усаженной на стул Варваре. Но толку от этого было чуть, у Вари кровь еще и носом пошла. Видимо, какой-то сосуд лопнул. Так что пришлось бармену пожертвовать еще одним полотенцем. Да и тазик со льдом притащить, его поделили поровну между Варей и Сарой.

– Что скажешь, Саш? – Анастасия присела около Вари, которая держала пакет со льдом на шее. Хотелось бы приложить его к голове, но роскошные волосы мешали. Точно такая же проблема была у Сары, она приложила лед к чудовищно опухшей правой шеке. Судя по всему, у евреечки образуется огромная гематома. Да и у Вари видок был еще тот. Плюс потери в одежде. У Вари оказались безнадежно залиты кровью блузка и брюки, а у Сары разорвано ее любимое платье, да так, что штопать бесполезно.

– У обеих сотрясение мозга. Ну, если мозги у обеих вообще существуют. Им надо недельку полежать, как минимум. Постельный режим, обезболивающее, успокоительное, витамины.

Мать заставила Сару еще раз посчитать количество пальцев, которые держала прямо перед ее носом. И Сара опять ошиблась. Нахмурившись, доктор перешла к Варе и повторила процедуру. И у Вари со счетом были проблемы.

– Так. Давайте обеих ко мне. У Сары в комнате есть еще одна кровать, она эту кашу заварила, пусть и расхлебывает. Нет, девочка, или в больницу, или дома под присмотром врача. – Юлия в ответ на возражения Вари покачала головой. – Твоя съемная квартира для этого подошла бы, если бы не одно но – не для чего мне или другому врачу мотаться через весь город. Нет, твоя подруга не сможет толком проследить за тобой. А вот я и моя свекровь сможем. Да и с моей дочерью познакомишься получше. Хотя вы и так ну очень здорово познакомились, город будет как минимум неделю над вами ржать. Устроили шоу с мордобитием.

Девушек под руки вывели из бара, усадили на заднее сиденье вездехода Сары. Вообще около бара скопилось несколько машин, принадлежащих участникам этого переполоха. Уазик Сары, «додж-полуторка» Василия (на нем приехала его мать), «москвичок» Юлии Кедминой. Но сейчас о том, чтобы все разъехались на своих машинах, можно было и не мечтать. Хотя какие проблемы? Заберут позднее, угон автотранспорта в городах остался в той эпохе, докатастрофной. Слишком серьезное это сейчас преступление, судья спокойно десять лет каторги даст за любую попытку угона машины, даже просто если возьмешь покататься. Конечно, в городе многие знают многих, но чужое авто брать без спроса никто не станет.

С боков девушек подперли мать Васи и Шушкина, Юлия Андреевна села за баранку агрегата и уверенно повела дочкин внедорожник.

Вскоре девушек под охи и ахи древней, но шустрой как электровеник старушки раздевали, вытирали влажными полотенцами, мазали йодом синяки и ссадины.

После чего уложили голышом на кровати кверху попами, и мать Сары принялась зловеще брякать шприцами в боксе.

– Да взяла бы ты одноразовые, Юль, – хмыкнула Анастасия, глядя на приготовления подруги. Ну да, подруги, поглядишь, как общаются между собой Юлия, Анастасия и Алена, – сразу становится ясно, что они давнишние, причем очень хорошие подруги. Странно, а Сара этого не замечала, Васина мама особенно часто около ее матери не мелькала.

– Не то удовольствие, Настена. То ли дело сталь и стекло. Тяжелые, берешь в руку – понимаешь, что это серьезно. Хотя этим обеим ремня бы хорошего! – и доктор начала смазывать спиртом задницу своей дочери.

– Юлечка, лупить этих девушек – портить произведения искусства! Погляди, какие фигуры роскошные. Личики они себе, правда, подпортили, но сзади вполне шикарно! – дробно засмеялась старушка. – Сара, деточка, а из-за чего сей гигантский кипеш?

– Василий ей кольцо подарил! – всхлипнула и наконец подала голос брюнетка. – А я, дура, не взяла, когда он мне предлагал!

– Точно, дура! – откликнулась очнувшаяся Варя.

– А ну, цыц! – скомандовала Анастасия. – Я как будущая свекровь приказываю угомониться!

– Ай, мама, ну больно же! – вскрикнула Сара от неожиданности во время второго укола. – Что это?

– Обезболивающее и легкое снотворное. Поспите хоть спокойно. – Юлия принялась готовить шприцы для Вари.

– Дочка, ты поосторожнее с задницей своей дочки. Да и этой красавице она тоже пригодится. Я прямо-таки вижу, как твой, Анастасия, сыночек ставит обеих этих зараз на край кровати кверху задом и с удовольствием делает с ними то, что и должен делать молодой парень с такими очаровательными негодницами, – хихикнула старушенция, присаживаясь на кровать к внучке и поглаживая ее по волосам.

– Что ты сказала, баб Зеля? – сонно вскинулась девушка. Но снотворное уже подействовало, и скоро Сара спала, да и Варя тоже заснула, сладко посапывая.

– Ну вот, когда спят – просто ангелочки! – улыбнулась Алена, глядя на спящих девушек. – У твоего Васи губа не дура, Настен.

– Пошли чай пить, девочки. – Юлия собрала свои медицинские причиндалы, подождала, пока все выйдут из комнаты, и выключила свет. Притворив дверь, она поглядела на спящую дочь, на ее «соперницу» и печально усмехнулась. Вот и стала дочка взрослой, вернется Василий, придется играть свадьбу.

Хотя, улыбнулась она, даст бог, внуки пойдут. А это будет здорово, детский смех в доме – всегда прекрасно. Пусть только в гости почаще приходят.

12 сентября 2241 года, воскресенье

Ростов-на-Синей

Сара Кедмина и Варвара Белова

Варя со стоном потрогала скулу и открыла глаза.

– Проснулась? – ехидно и шепеляво поинтересовался кто-то рядом. – Давай вставай, только аккуратно.

Проморгавшись, Варвара увидела вчерашнюю обидчицу.

– Ты? – Варя вспомнила все, даже то, что лежит на кровати абсолютно голая, только прикрытая простынкой.

Попытавшись рывком сесть, она снова чуть не упала на пол от головокружения. Пришлось схватиться за спинку кровати.

– Осторожнее, подруга. Я сама едва сижу, мозги в голове бултыхаются! – хмыкнула брюнетка и протянула ей руку. – Давай знакомиться, что ли? Сара Кедмина.

– Варвара Белова. – Варя осторожно протянула руку, евреечка крепко ее пожала и кивнула на аккуратно сложенный на стуле около кровати белый халат.

– Душ и туалет там, там же найдешь все остальное – зубную щетку, мыло, шампунь. Расческу здесь возьмешь, у меня есть пара запасных. – Сара кивнула на трельяж в углу комнаты.

– А с чего такая перемена? Ты же вчера меня готова была убить? – недоверчиво спросила Варя, прикрываясь простыней.

– Ты слышала, что баба Зеля сказала? Что Васька будет трахать нас обеих и одновременно. – Сара с трудом встала, придерживаясь за стенку, прошла к музыкальному центру и включила его. Легкая и быстрая музыка тихонько полилась из выносных колонок. – А баба Зеля, чтобы ты знала, – провидица. Она порой такое углядит – никто не верит. До тех самых пор, пока не сбудется. Так что нам лучше быть подругами, Варя. А еще лучше – стать сестрами.

– Ага, сестрами. – Варю несколько смутили слова Сары о том, что Василий будет заниматься с ними любовью одновременно. Ей как-то казалось, что это все должно происходить по расписанию, в разных спальнях. А тут такое… Варя попыталась представить и вспыхнула от смущения и возбуждения. – Знаешь, у нас вообще-то многоженство считается атавизмом и пережитком дикого прошлого.

– Откуда мне знать? – искренне удивилась брюнетка. – Варя, кто мне докладывал о том, что принято в твоем бывшем мире? Я, чтобы про тебя узнать, и то изрядно потрудилась. – Тут евреечка замолчала и нерешительно спросила у Вари: – Слушай, Белова, а правда, что Васька и на мне жениться хочет, не передумал?

– Правда, – уверенно кивнула Варя и охнула. Подождав, когда перестанет кружиться голова, стала разглядывать изрядно деформированное, опухшее кроваво-синее лицо Сары, точнее, его левую сторону. – Слушай. Я так же страшно выгляжу?

– Ну, немного по-другому, но тоже круто. Погляди в зеркало. А лучше топай в душевую, там посмотришься, у меня там зеркало во весь рост. Только иди неторопливо, по стеночке. Не дай бог, упадешь еще, расшибешься. Дуры мы с тобой. И это, Варь… у тебя роскошная фигура. Небось девяносто шесть – шестьдесят пять – девяносто шесть?

– Почти угадала, Сара. Девяносто семь – шестьдесят пять – девяносто шесть. А у тебя? – Белова с тудом выпрямилась, на самом деле упасть она могла запросто, голова кружилась, шатало. Хорошо Сара ей приложила. Впрочем, она тоже капитально ответила.

– Девяносто четыре – шестьдесят три – девяносто четыре. Но я и пониже тебя. – Кедмина устало откинулась на спинку кровати. – Иди уж, купайся, скоро мама с бабушкой придут, завтраком нас кормить будут. Ты как, творожники со сметаной и смородиновым вареньем любишь?

– Очень, – кивнула Варя и открыла дверь в небольшую уютную душевую комнату.

Позже, чистенькие, одетые в махровые халаты, девушки сидели на уютной кухне и с максимально возможной скоростью трескали свежеприготовленные, слегка охлажденные творожники, залитые сметаной и вареньем, умудряясь при этом переговариваться с Юлией Андреевной и бабой Зелей.

– Да, Варь, тебя девушка искала. Красивая такая, чуть полненькая. Славой зовут. – Баба Зеля оглянулась и, нацепив очки, открыла старый потрепанный блокнот. – Ага, просила позвонить в гидромет аэродрома. Сегодня она стажером дежурит. Подруга?

– Да, баба Зеля. Очень хорошая подруга, почти сестра. Мы вместе служили. И попали сюда вместе, на одном самолете. – Варя вытерла губы салфеткой и попросила у хозяйки: – А мне можно позвонить? Слава волнуется, наверное.

– Не переживай, я с ней говорила, объяснила все. А вообще, девочки, про вас такие интересные слухи по Ростову пошли. Говорят, что вы устроили настоящее побоище, молниями почти сожгли бар и сейчас обе в реанимации. Мол, вас обеих духи, призванные Василием, из-за Грани вытащили, и вы сейчас обе одержимые. Короче, чего только не болтают. Бар Борис переименовать хочет, назвать в вашу честь. Как именно, никто пока не знает. Варя, не переживай из-за работы в школе. Директор – наш хороший знакомый, мой и Насти. Он знает, что ты как минимум неделю будешь на больничном. Кстати, я в поликлинике открыла больничный вам обеим. Но вы, как оклемаетесь, должны будете зайти к гинекологу. Не мне же за вас на кресло садиться? – Мать Сары насмешливо фыркнула и сняла со здоровенной сковороды еще пяток творожников.

17 сентября 2241 года, пятница

Ростов-на-Синей

Сара Кедмина и Варвара Белова

– Сара, ты уверена, что нам необходимо заходить в этот бар? Стыдно ведь! – Варя вслед за брюнеткой вылезла из внедорожника. Хотя… зато о чистоте платья можно не переживать, да и на каблуках не устанешь. Все-таки ехать – это не идти. В принципе тут и мототакси есть, и автотакси. Но везде на такси не накатаешься.

– Ах он же сволочь! Варя, ты только глянь! – Сара, остолбенев от удивления, смотрела на новую вывеску над входом, на ней брюнетка в ярко-красном платье вцепилась в волосы блондинке в синем брючном костюме. В весьма аппетитных силуэтах при желании вполне можно было найти сходство с фигурами Варвары и Сары.

– А что это у меня в руке? – удивленно спросила Варя, глядя на какую-то корягу голубого цвета.

– Молния это, неужто не ясно? – раздраженно бросила брюнетка, очнувшаяся от шока. – Пойдем-ка, подруга, разберемся с этим чудиком. Нет, надо же, без спроса меня рисовать, да еще так коряво!

– Пошли, – неуверенно ответила блондинка, еще раз глянув на вывеску и пожав плечами. Ну да, без спроса. Но ведь они подрались? Подрались. А девушки на картинке получились весьма живенькие и фигуристые. Только Сару одну оставлять не стоит, мало ли, опять что-нибудь натворит!

И Белова шагнула в полумрак бара…

– Не уберу! Это моя собственность, и не ты мне указывать будешь, что делать в моем баре! – Борис стратегически отступил за стойку, держась подальше от разъяренной евреечки. – И вообще, Сара, могла бы мне спасибо сказать за то, что полицию от вас отвел!

– Правда? – Варя не хотела вступать в спор, но явная ложь, причем неумелая, ее возмутила. – А что тогда у нас делал тот офицер, снявший с меня и с Сары показания и заставивший написать заявление о том, что мы не имеем друг к другу претензий?

– На самом деле, Боря. Ты кому лапшу на уши вешаешь? – Сара, почувствовав поддержку, усилила натиск. – А еще тот сержантик нам сказал, что ты потому не выдвигаешь материальных претензий, что за разбитую мебель тебе платит Василий! И ты еще заикаешься о благодарности?

– Девушки, отстаньте от меня. Я ничего менять не буду! – Бармен, поняв, что его отмазки не прошли, перешел в наступление. – И вы ничего не сделаете, у меня хорошо поставлена защита от воздействия менталисток!

– Правда? – удивилась Варя и поиграла молниями на пальцах. – А от удара электрическим током у вас защита имеется? Ну, заземление там или молниеотвод?

– Девушки! Может, договоримся? – Слегка сбледнувший с лица Борис отступил к заставленной бутылками стенке. – Год бизнес-ланчи за мой счет – и вы не трогаете вывеску?

– Варя, он нас пытается купить за миску супа и жареного судака! – Сара, почуяв слабину, решила дожать бармена: – Нет, не годится. Утренний кофе и по три пирожных каждый будний день в течение года! И сейчас пирожные и кофе, мы подождем на веранде, за тем самым столиком. Да-да, Васиным. Мы еще ему о тебе все расскажем! – припечатала девушка и, подхватив под руку Варю, пошла с ней на место недавнего побоища.

– Уф! – Борис вытер вспотевший лоб и повернулся к выглянувшей с кухни кондитерше, которая по совместительству была его любовницей. – Ты слышала, а? Нет, я Ваське не завидую. Ты у меня змеюка еще та, а это просто королевские кобры!

– Я змеюка? – ласково-ласково переспросила девушка, снимая фартук.

– Люся, я иносказательно ведь! – испуганно попятился бармен, прижимаясь спиной к барной стойке.

– Правда? – все так же ласково переспросила Люся, накладывая на большую тарелку свежую выпечку и ставя на тележку большой кофейник и три чашки. – Ну, тогда я пошла. Посижу с девочками, попью кофе и подожду, какую еще иносказательную чушь ты придумаешь. И учти, Борь, я умею ждать!

– Уф! Серпентарий, ешкин кот. Ну, девки, в дрожь вогнали. И как Василий с ними справляться будет? – Бармен поглядел сквозь стеклянную стену (знал бы кто-то, во что она ему обошлась!) на столик, за которым весело щебетали три девушки, и вздохнул. Ну, куда без них, со своей вон поругался – и на душе грусть-печаль. Ай, давно решаться надо было! Ну а сейчас сам бог велел, вряд ли лучше момент найдется.

Борис вытащил из-под прилавка, из тайника, красную бархатную коробочку и вышел на чуть качнувшийся «дебаркадер».

– Люся, будь моей женой! – Он картинно преклонил колено, протягивая своей любимой открытую коробочку с обручальным кольцом, поблескивающим бриллиантом.

9 сентября 2241 года, воскресенье

Около развалин какого-то старого города

Мария Демидова, одержимая

– Ты погляди на них, какая это наглость, так себя вести! – Маша, точнее, та, которая заняла тело Маши, запустила пальцы в густую шерсть росомахи. Зверюга заурчала и положила голову на колени девушки. – Что мы с ними будем делать, а? Мне нужна зимняя одежда, понимаешь, Мадлен?

Относительно неподалеку, примерно в двух километрах от них, на небольшом острове был разбит лагерь копателей. Уже неделю Маша наблюдала за ними, держась за границей сканирования молодого некроманта.

Три парня и две девушки увлеченно раскапывали что-то в развалинах старого города. Судя по всему, овчинка стоила выделки, археологи выглядели возмутительно довольными. И Маше все больше и больше нравилось их имущество – небольшой ладный моторный баркас, точнее, самоходная баржа, одежда, оружие. Слишком уж легко для дальнего путешествия была снаряжена одержимая, те же кроссовки вот-вот прикажут долго жить, да и ночные заморозки совершенно не добавят здоровья слабому человеческому телу.

– Ну что, Мадлен? Завтра утром, на рассвете. Как тогда, двадцать второго июня, в четыре утра. – Девушка нахмурилась. Как тогда все хорошо начиналось! Громкие победы, вереницы пленных, взятые города.

И ожесточенное сопротивление русских, с каждым шагом все более злое. Впрочем, с тех пор как взрывом тяжелого снаряда русского эсминца убило ее тело и стерло ее имя, прошли века. Но ненависть осталась.

– Грамотно они обустроились все-таки. Почти молодцы. – Маша усмехнулась, опуская небольшой бинокль. Обычный театральный бинокль, который всегда лежал в сумочке у завзятой театралки Демидовой. Сейчас он здорово выручил одержимую, позволив с безопасного расстояния разглядеть и лагерь, и его обитателей. – Ты уже собралась бежать, красавица? Тогда осторожнее, олени – они с рогами и копытами. А эти, на острове, – с винтовками.

И даже с пулеметом, тяжелый станковый пулемет стоял на треноге на носу небольшого кораблика. Другое дело, что сейчас он был закрыт брезентом и, судя по всему, редко использовался.

– Беги, моя красавица.

Одержимая чмокнула росомаху в макушку, и та быстрой, обманчиво неуклюжей рысью рванула в сторону небольшого лесочка между развалинами старых зданий.

А Маша снова устроилась под раскидистыми лапами старой ели, разглядывая лагерь копателей. На самом деле неплохой лагерь, грамотно устроенный на островке, отделенном узкой протокой от пригорода. И отсеченный полоской воды от основной нежити. А от тех же расквыр лагерь защищало гнездовье грайворонов, расположенное неподалеку. Грайвороны хоть и те еще хулиганы, способные любого довести до нервного срыва своими шуточками и любовью к блестящим побрякушкам, но мимо них мало кто пройдет. А к некроманту в гости они по доброй воле не полезут.

Маша, зло усмехнувшись, отложила бинокль. Опять двадцать пять, снова телячьи нежности. Сидят, целуются. Среди копателей была одна влюбленная парочка, которая частенько отрывалась на острове. И если для членов команды то, что происходит по ночам в небольшой палатке, являлось частной жизнью друзей, то для одержимой это было маловыносимо. Чужая любовь и нежность вызывали лютую зависть и ненависть. И Маша едва сдерживалась, чтобы не ринуться на островок и не вырвать сердца у влюбленных. Только едва ощутимая сторожевая паутинка некроманта сдерживала ее. Кстати, кавалер той дылды, Беловой, бортстрелок, был неощутим. При этом она точно знала, что этот парень уверенно контролирует намного большее пространство, чем копатель с острова.

20 сентября 2241 года, понедельник

Около развалин какого-то старого города

Мария Демидова, одержимая

Проснувшись посреди ночи, Мария поглядела на чуть светящийся циферблат дамских часиков. Два часа. Пора собираться. Зря, что ли, она три дня разведывала течения, бросая в воду сухие ветки?

Через полтора часа одержимая бесшумно столкнула в реку заранее приготовленное, сваленное ветром сухое дерево и быстро забралась на него. Легла так, чтобы ее не было видно, и замерла, практически застыла. Потом плавно остановила поток сознания, превратившись в часть коряги. Теперь нужно ждать, когда течение через полчасика прибьет сухостоину к берегу острова.

Ее расчеты оправдались, через полчаса, показавшиеся длиннее ее нежизни на Соловецком острове, коряга уткнулась в песчаный берег.

И примерно в этот же момент на берегу раздались топот, треск ломаемых веток, и на бережок напротив острова выскочило немалое стадо косуль, голов семьдесят, не меньше. Тревожно оглянувшись, вожак длинным прыжком скакнул в воду и поплыл к острову. Все стадо двинулось за ним под удивленные вскрики проснувшихся копателей, выскочивших к берегу в нижнем белье и с оружием.

Пока девушки спорили с парнями, стрелять косуль или нет, вожак достиг мели и рванул на остров. Следом за ним метнулись другие косули, едва не сбив с ног растерянных людей.

В этот момент Мария плавно поднялась с коряги и четыре раза выстрелила. А потом еще один раз, раздробив плечевой сустав девушке, все-таки оставленной в живых. Карабин неизвестной брякнулся на камни, девушка со вскриком осела на песок пляжа. Еще бы, первым выстрелом Мария раздробила ей ступню.

Торжествующая одержимая встала и направилась к жертве, но была вынуждена стремительным прыжком метнуться в сторону от огненной волны, рванувшейся от раненой в ее сторону.

Еще раз грохнул ТТ, дробя второе плечо пироманке и опрокидывая ее на песок. Еще один выстрел – на этот раз в запутавшуюся в палатке косулю.

– Ну вот, ужин есть, – довольно улыбнулась Мария, подходя к пытающейся отползти в ужасе девушке, гребущей песок здоровой ногой. – Да ты не бойся, я тебя есть не собираюсь. Так, попытаю, узнаю, что надо, и просто убью.

Внимательно рассмотрев раненую, Мария грустно спросила саму себя:

– Ну почему вот так получается, а? – и рывком, за волосы, задрала голову вскрикнувшей жертве. – Какое лицо, настоящая арийка! Каноническая красавица! – после чего, нагнувшись, грубо поцеловала в губы теряющую от боли сознание девушку, укусив ее напоследок до крови. Грубо рванула клетчатую рубашку, оголив высокие груди. – Какое тело, и не мое! Не везет! – сильно сжала грудь, ухватив пальцами, как клещами, сосок и с нечеловеческой силой повернув его.

Над рекой полетел женский крик, поднявший с сосен стаю грайворонов, успокоившихся было после выстрелов.

Мария долго пытала раненую, добывая нужную информацию. Во время коротких перерывов она развела костер, освежевала косулю, накормила росомаху лучшими кусками.

– Ну вот, я все, что мне нужно, узнала. Прощай, Елена. – Мария подняла ТТ, грохнул выстрел. Истерзанное тело несчастной копательницы дернулось и замерло. – Это был неправильный выбор профессии, красавица. Надо было идти в бухгалтеры. Теперь их похоронить надо бы, а, Мадлен? – Одержимая поглядела на росомаху, которая рассматривала тела убитых явно с гастрономической стороны. – Нет, дорогая моя, некоторых вещей я делать никогда не буду. Пусть я сейчас разбойница и убийца, но людоедкой не стану. Это, знаешь ли, точно закрывает дорогу к возрождению. Так что кушай косулю, хотя ты и так обожралась. – Хлопнув зверюгу по битком набитому пузу, Демидова встала и пошла к убитым ею людям.

Легко, будто это не тела здоровенных парней и взрослых девушек, она побросала трупы в моторную лодку. Долго ходила по берегу, собирая камни в узлы, сделанные из изрезанной палатки, и изготавливая самодельные якоря. Ворча на свою глупость, обыскала в лодке тела, привязала к ногам своих жертв грузы, разобравшись с управлением, вывезла тела на середину реки, после чего сбросила их в воду. Совершенно спокойно, буднично, ополоснула руки в реке и повернула к берегу.

Мария пару дней спокойно разбирала доставшееся ей имущество. Оружие, лодка, баржа, личные вещи, деньги копателей и их трофеи из старого города. В основном стеклянная посуда, посуда из нержавейки, немного фарфора, электроника в неповрежденной упаковке, толстые прутики алюминия и титана, металла, известного ей только со слов убитой ею Елены, но весьма ценного, по ее же словам. Инструментальная сталь, измерительный инструмент, связка толстой стальной арматуры, практически нержавой. И книги в ненарушенной пластиковой упаковке. Много книг. Трюм был забит основательно, телекинетик из копателей потрудился немало. В конце концов удовлетворенная добычей Маша закрыла тяжелые створки трюма и старательно обвязала их брезентом. Не для того она старалась, чтобы потерять все из-за какого-то дождика.

– Смотри, как похожа! – С фотографии в паспорте на Демидову смотрела молодая брюнетка. Только с длинными волосами. После сверки с зеркалом одержимая решила, что вполне сойдет для не особо тщательной проверки. А особо тщательную проводить в Иннополисе никто не будет, по собранным еще на Соловецком острове данным, тамошняя полиция работает только по совершенным именно в Иннополисе преступлениям. – Свиридова Евгения Игнатьевна. Ну, Свиридовой и побудем какое-то время. Мадлен, давай на борт. Поплыли в Иннополис, деньги тратить! – И с силой оттолкнула шестом баржу от берега. То, что обычно с трудом делали три парня, спокойно сделала одна одержимая, кораблик медленно отодвинулся от скалистого обрыва.

Мария завела дизель и немного потренировалась управлять баржей. Маневренность у нее была примерно как у утюга, но одержимая приноровилась, и вскоре судно скрылось за поворотом.

Через три дня Мария и Мадлен, вставшая на задние лапы и опершаяся передними на леера, смотрели на дымок, вьющийся из трубы небольшого зимовья.

– Интересно, кто там? – задумчиво протянула одержимая. Поглядела на зимовье в тяжелый бинокль, хмыкнула. – Дед какой-то и молодой парень. Скорее даже молоденький. Но здоровенный парнишка. Знаешь, Мадлен, а загляну-ка я на огонек, посмотрю, что и как. Может, даже трахнусь несколько раз. А ты, солнце мое, меня на берегу подожди, хорошо? Заодно порыбачишь, смотри, сколько рыбы. – Мария кивнула на кипевшую от рыбьих спин воду небольшого заливчика.

Росомаха рявкнула, грациозным прыжком плюхнулась за борт и вскоре уже отряхивалась на берегу, поднимая облако брызг.

25 сентября 2241 года, суббота

Ростов-на-Синей

Варвара Белова

– Варь, ты уверена? Ну что, хочешь стать названой сестрой этой красавицы? – Слава поглядела вслед исчезающим огонькам мототакси, на котором они приехали на большую поляну за городом на берегу Синей. Здесь в броуновском движении туда-суда сновала молодежь, горел десяток костров, доносился запах жареного мяса со специями. Играли скрипки и гитара, кто-то танцевал.

– Да. И твоей сестрой тоже, Слава. Ты мне уже давно родная, с тех самых пор, как погибли мои родители. И даже раньше. Станешь? – Варя расправила, точнее, поправила джинсы под широким ремнем и, подхватив под руку немного ошалевшую от такого предложения подругу, пошла к дальнему костру.

Девушки проталкивались сквозь смеющихся и о чем-то болтающих парней и девчонок. Разок Славу увлек в круг танца здоровенный как медведь брюнет и вернул подруге только после того, как танцующие отблагодарили аплодисментами музыкантов. Смачно чмокнув раскрасневшуюся девушку в губы, он приподнял ее за талию и поставил перед Варей.

– Вот, возвращаю в целости и сохранности. Пока! Жди сватов, рыжая! – и повернулся было к своему костру.

– Эй, погоди! Я даже не знаю, как тебя зовут?!! – окликнула смущенная Слава удаляющегося симпатичного громилу.

– Валя я. Валентин Семенов. А тебя я знаю, тебя Славой кличут, видел тебя в гидромете аэродрома. – Парень усмехнулся, блеснул зубами. – Жди сватов, красавица!

– И кто это, Слава? – удивленно-насмешливо спросила Белова, снова подхватывая подругу под руку.

– Это? Какой-то пилот-частник, у него двухмоторная летающая амфибия «Гурман». Ну, которая поменьше «Каталины». – Слава тайком облизнула губы и счастливо засмеялась. – А вообще интересный парень, Варь. И танцует отлично, неожиданно для такого громилы. Он ведь здоровее твоего Василия.

– Да, Вася чуть поменьше, – кивнула Варя, глядя на легкий парок, вылетающий изо рта. – Пришли, Слава. Сара, привет! – приветливо помахала блондинка обернувшейся Кедминой.

– Приветик, девчонки. Садитесь рядышком. – Сара похлопала по толстому бревну, служащему ограждением кораля, в котором фыркало с десяток лошадей. – Скоро шашлыки поспеют!

– Добрый вечер, Сара. – Слава присела рядышком с евреечкой, оглянулась. – Не скажешь, что за праздник?

– Просто хороший осенний день, Слава. Мы осенью частенько по субботам вот так вот здесь собираемся. Кто-то утром с друзьями решит, что стоит отличная погода и было бы неплохо собраться, – к вечеру весь город, ну, молодежь, конечно, тут. По крайней мере, те, кто считают себя молодежью.

– Привет, Сара. Здравствуйте, прекрасная незнакомка. – Перед девушками остановился паренек из проезжавшей мимо на великах компании. – А что это вы тут делаете?

– Женька, привет. И почему это тебя интересует? – Сара взлохматила выгоревшие волосы Васькиного братишки.

– Но-но! – Женька отстранился и с важным видом пригладил чуб. – Должен же кто-то приглядеть за невестами брата. А где Варя? Ай-яй, больно! Варя отпусти, я больше не буду! – Евгений привстал на цыпочки, пытаясь освободить левое ухо, за которое его слегка потянула тихонько подошедшая сзади Варвара.

– И тебе привет, надсмотрщик за невестами. – Варя, усмехнувшись, отпустила его и, подпрыгнув, уселась на бревно рядышком с подругами. – Девочки, а может, женим его? Смотрите, какой видный парень, что ему за чужими невестами приглядывать? Слава, как, пойдешь за него? Смотри, какой гарный жених!

– Тю на вас! – Женька запрыгнул на велик и поспешил свалить от греха подальше. А то вдруг на самом деле женят. – Нужен буду, так мы неподалеку.

– Мать хоть знает, что ты тут? Волноваться не будет? – спросила Сара паренька, пока тот не отъехал.

– Знает, отпустила! – фыркнул Женька и укатил к своей компашке подростков, которые расположились чуть подальше.

Гулянье разрасталось, все веселились. Ели жареное и копченое мясо, благо дичины набили с запасом, танцевали, пели и, к удивлению иномирянок, почти не пьянствовали, так, чуть-чуть.

Сама Сара не пила и запретила пить Варе и Славе. Мол, такой обряд проводят на трезвую голову.

– Ну, не передумали? – спросила она через какое-то время, когда гулянка не то чтобы затихла, а несколько утихомирилась и народ чуть успокоился. – Тогда пошли, самое время. Смотрите, луна какая!

– На самом деле огромная, – восхищенно сказала Варя, задрав голову. – А что, луна обязательно нужна?

– Ну, между женщинами так принято, луна-то считается женской богиней. Геката там, или Селена, или Диана. Это у баб Зели уточнять надо. – Сара с девушками подошла к небольшому оврагу, на дне которого горел костер. – Пришли, Варя. Ты точно хочешь стать моей сестрой? Я ведь девушка сложная и вредная.

– Я тоже, Сара. – Варвара помолчала и продолжила: – У меня в этом мире никого нет, кроме Славы, тебя и Василия. А так у меня будет сестра, а если и Слава согласится, то две сестры. Тогда и замуж не страшно, да и делить мужа с сестрой – не то что с чужой девушкой.

– Ты только учти, что я за вашего Васю замуж не собираюсь, – хмыкнула Слава, спускаясь по крутой тропинке. – А насчет сестры ты права, у меня на самом деле никого роднее тебя здесь нет. Ну, если Сара не против.

– Не было ни гроша, да вдруг алтын. Не было ни одной сестрицы, а тут сразу две. Девочки, я согласна. Варя, ты на самом деле умеешь убеждать. Ай!

Любовь к высоким каблукам едва не подвела оступившуюся на крутом склоне евреечку, но Варя успела подхватить ее под локоть. Хотя эти ковбойские сапожки ей самой очень нравились, надо будет купить подобные.

Да, Варя потратила немало времени, убеждая и Сару, и Славу стать ее сестрами, пусть назваными. Точнее, Сара предложила Варе, а та решила, так сказать, расширить список. Во-первых, она уцепилась за сказанные тогда, в первое утро после приснопамятной драки, слова Сары о том, что им желательно стать сестрами. Обдумав это, Варя не обнаружила в себе душевного надрыва из-за того, что придется делить мужа с сестрой. Хотя до сих пор возможность заниматься любовью с Васей на одной постели с Сарой приводила ее в смущение.

Во-вторых, Слава – она и так родная, старая подруга, товарищ по экипажу, умница и красавица. И то, что она станет пусть названой, но родственницей – здорово.

– Едва не навернулась. Бабуль, вы бы место подоступнее выбрали, для чего в овраг лезть? – усмехнулась брюнетка, подходя к костру. – Доброй ночи вам, ведуньи.

У костра сидели три немолодые женщины. Точнее было бы сказать – старые женщины, но уж очень ясными были их глаза и уверенными движения.

– Здравствуйте, девочки. Таки решились? – К своему удивлению, в одной из женщин Варя узнала бабушку Зелю. – Все трое? Тогда не будем тянуть, подходите, подставляйте ладони. – В руке у бабушки появились серебряная чаша и небольшой, но даже на вид острый нож.

Поставив чашу на камень, бабушка Зеля плеснула на белый платок из фляги, и в овраге резко запахло чистым спиртом. Отерев ножик платком, старушка крепко взяла внучку за руку и сделала небольшой надрез на ладони, предварительно также обтерев ее спиртом.

Даже не ойкнувшая Сара позволила сцедить немного крови в чашку и отошла в сторону. Еще одна из бабушек встала и чуть поколдовала, по-другому и не скажешь, над ладошкой девушки. Короткий порез перестал кровоточить, после чего ладонь обтерли марлевым тампоном и перевязали.

А бабушка Зеля уже взяла за руку Варю и, усмехнувшись, поглядела ей в глаза.

– Не бойся, внучка. – Ладонь девушки чуть обожгло болью, и кровь начала капать в подставленную чашу. – Вот и хватит, иди к Светлане. А теперь ты. – Баба Зеля обернулась к чуть побледневшей Славе. – Иди сюда, девонька. Твой черед.

Слава глубоко вздохнула и решительно протянула руку вещунье.

– Готовы? Тогда клянитесь, девчата. – Старшая из троицы старушек, до сих пор сидевшая молча и спокойно наблюдавшая за происходящим, встала и подошла к тлеющим углям костра. Приняла от бабы Зели чашу с кровью девушек, щедро разбавленной спиртом.

– Я, Сара, беру в названые и породненные кровью сестры Варю и Славу, клянусь не предавать родства. Моя кровь – их кровь, моя семья – их семья. – Побледневшая от волнения Сара выпрямилась.

Варя тоже чувствовала себя странно. Вроде как и дикость первобытная, а мороз по спине, и порой кажется, что кто-то следит за происходящим.

– Я, Вячеслава, беру в названые и породненные кровью сестры Сару и Варвару. Клянусь не предавать родства, моя кровь и семья – их кровь и семья. – К удивлению Вари, Слава вышла к костру чуть раньше ее.

– Я, Варвара, беру в названые и породненные сестры Сару и Вячеславу. Клянусь не предавать родства, моя кровь и семья – кровь и семья моих сестер. – Слова сами слетели с губ взволнованной Вари. И она сжала протянутые руки девушек.

– Да будет так. Свидетельствую об этом! – Старшая из ведуний опрокинула чашу над костром, кровь пролилась на угли и вспыхнула синим спиртовым пламенем.

– Свидетельствую! – Это та, которую баба Зеля назвала Светланой, встала около старшей подруги.

– Свидетельствую! – Бабушка Зеля кивнула, подходя к кострищу.

И Варе вдруг послышалось в налетевшем ветре:

– Да будет так!

Переливаясь язычками пламени, рдели угли…

25 сентября 2241 года, суббота

Соловецкий остров

Василий Ромашкин

Рдели угли длиннющего костра, над которым были расположены решетки с напластованными рыбинами. Решетки делал я, благо что в институте завхоз был знакомый и не пожалел арматуры-восьмерки. Ее у него целая вязанка, тонн восемь, еще со строительства одного из корпусов осталась. Да и я пообещал решетки для гриля у него оставить.

Вот и засел на денек в мастерской, резал, варил. Для нашей гоп-компании, состоящей из меня, взвода Лехи, казаков, уланов и профа с инженером Знаменским. Не наобум, а по нашим с Лехой расчетам и с небольшим запасом. Все едино от скуки с ума схожу, хоть и тренируюсь вместе с разведкой. А тут занятие, и достаточно интересное. Люблю повозиться с железом, тем более – для себя.

После того как нас на самоходной барже перевезли сюда, я опять попал в свою палату, и опять все та же медсестричка начала надо мной издеваться, подсовывая пижамы с розовыми слониками и утятами. Слава богу, что на сей раз ей достался целый взвод молодых парней, и среди егерей я смотрелся не так дико.

И это при том, что казаков, улан, профессора Панфилова и инженера Знаменского одели во вполне себе приличные серо-голубые пижамы.

Две недели мы сидели взаперти, а потом нам резко сменили режим. Тесты показали, что незнакомых бактерий и вирусов в иномирянах не обнаружено. И сейчас мы просто дохаживали месяц. Иномирянам сделали курс профилактических прививок, всем, и мужикам, и девушкам. Девчонок мы почти не видели, все-таки девушки из мусульманской страны конца девятнадцатого века здорово отличаются от нас мировоззрением. Сейчас с ними жил и учил их имам Северо-Запада, специально оставивший прочие дела и прилетевший сюда на собственном самолете. Да-да, здешний имам вполне себе управляет небольшим одномоторником, перелетая из одного города в другой для совершения обрядов.

Ну а я, как уже говорил, чтобы не свихнуться со скуки, начал ловить рыбу. На острове пара крупных озер и несколько речушек. На удивление здоровенный окунь и немалые щуки ловились регулярно, плюс здешняя форель, которая пусть и относительно редко, но встречалась.

Все изменилось, когда я вышел на небольшой моторной шлюпке в море. На одну и ту же донку попались два здоровенных палтуса, один за другим. И я возился с ними почти четыре часа, пока вывел и забагрил. Больше двух центнеров великолепной палтусятины заставили меня пересмотреть свое отношение к здешнему времяпрепровождению.

Сейчас на моем счету двенадцать палтусов и около сотни роскошных, за десяток килограмм, экземпляров трески и пикши. Мелочовку весом в два-три кило я и не считал. За выход «обрыбливался» на пару сотен кило, сдавал добычу на склад завхозу. Разве что себе со товарищи на уху оставлял.

А сейчас вот, учитывая, что наш карантин закончился, решили забацать жарехи и чуть выпить. Мои ветераны подсказали отличный распадок, укрытый от большинства ветров, и вот мы здесь. Мы – это егеря, казаки, уланы, профессор, оказавшийся интереснейшим собеседником, и инженер. Ему, кстати, пришлось очень плохо. В том мире осталась его молодая и любимая супруга, причем на восьмом месяце беременности. Судя по всему, особым финансовым благополучием семья Знаменских не отличалась, и из-за этого инженер, оказавшийся хоть и бородатым, но совсем молодым мужиком, здорово переживал. Настолько сильно, что психологи и институтский поп почти три недели приводили его в хоть немного приемлемое состояние.

– Вашбродь, снимать? – От раздумий меня оторвал голос молодого казака Матвея Жудина. Он следил за жарящейся рыбой на том конце костра, периодически переворачивая пласты рыбьего мяса деревянными лопатками.

– Снимай. – Я сам начал снимать шкварчащую рыбу с решеток, укладывая горкой на чистые струганые доски. – Так, Леш, как думаешь, сразу следующую порцию закладываем или сначала стоит выпить и закусить?

– Я думаю, что сначала надо выпить и закусить. А то раздразнил запахом, скоро все валуны слюной закапаем. Так ведь, Афанасий Илларионович? – Лейтенант обратился к задумчиво сидящему профессору.

– А? Да-да, вы правы, определенно. Свежий воздух и такой аромат способствуют аппетиту, и не стоит откладывать трапезу. Тем более что мы никуда не торопимся. – Кивнул массивной головой в великолепном котелке профессор, очнувшись от размышлений. – Господа, стоит выпить, определенно.

– Тогда разливайте!

Леха как старший по званию кивнул старшине, вахмистру и уряднику. Те в свою очередь кивнули назначенным виночерпиями, и вскоре стоящие на недавно сколоченном столе стаканчики из нержавейки наполнились сорокаградусной. Рядом мы поставили доски с горами жареной рыбы, тут же лежали нарезанный хлеб, свежие огурчики и зеленый лучок из институтской теплицы. Это тоже завхоз расщедрился, презентовал как старому знакомому.

Старый улан аккуратно поставил на стол литровую бутылку, по слогам прочитал название и восхищенно прищелкнул языком.

– «Столичная»! Это что же, ее в самом Санкт-Петербурге делали?

– Нет. – Я отрицательно качнул головой. – В самом Питере сейчас ничего не делают, вам же рассказывали. Просто старое название, старый рецепт. Но раз на бутылке стоит «ГОСТ», то это очень хорошая водка, надзорные органы следят за тем, чтобы самозванцы не портили известные марки.

– За знакомство, товарищи! – Командир поднял свой стаканчик, за ним последовали и остальные.

Соприкоснувшись краями, легко звякнула тонкая нержавейка, и все дружно выпили. Все-таки армия – она всегда армия, на все времена, и всегда солдаты ценили такие вот мероприятия. Да и пара гражданских постаралась не отстать. Впрочем, я тоже гражданский, но я также сержант резерва первой линии. Так что здесь я среди своих.

Какое-то время все просто с удовольствием закусывали. Рыбка-то замечательная, да и погодка соответствовала – около ноля градусов, ясно и звездно. Скоро тут серьезные шторма начнутся, а пока нам повезло, и особенно мне – в штормягу не порыбачишь.

Первая партия рыбки ушла влет, да и вторая сильно не задержалась. Только третью пришлось по новой выкладывать на решетку и чуть подогревать. Все уже наелись, разбились по интересам на несколько групп, играли гитара и две балалайки, казаки пошли вприсядку, а от егерей выступил один паренек, закрутивший силовой брейк-данс на плоской каменюке.

Ну а я и Леха снова разговаривали с профессором и инженером.

– Нет, господа, вы не понимаете, что именно сделали. Да-да, именно все вы, начиная от ваших предков, переживших Катастрофу, и заканчивая вами, восстанавливающими величие цивилизации. Вы знаете, меня это поразило до глубины души – суметь пережить чудовищное бедствие и не быть отброшенными в каменный век. Ваши дирижабли, самолеты – это неимоверно, невозможно. Я уже не говорю про то, что вы освоили ближний, как вы его называете, космос. Спутники в околоземном пространстве, способные поразить астероиды-ракетоносцы на боевом дежурстве – это фантастика, это невероятно. Жюль Верн о таком даже не задумывался. – Слегка захмелевший профессор эмоционально взмахнул зажатым в руке стаканчиком из нержавейки.

– Ну, дальше этим будете заниматься и вы, Афанасий Илларионович, математика – она совершенно не изменилась за эти века, да и основы физики тоже.

Я усмехнулся, поджаривая кусок хлеба над углями. Охота что-то поесть жареного хлебца. Вообще, не мешало бы рыбу жарить в тесте, но на такую толпу – возня большая, так что просто в муке обваливали.

– Василий Ярославович, если насчет математики вы правы, то насчет физики я с вами категорически не соглашусь. – Ко мне профессор почему-то относился с немалым уважением. И все из-за того, что я бортстрелок на дирижабле. Проф ко всему летающему относился с немалым трепетом. – Столько всего нового, особенно электро- и ядерная физика. Гидро- и аэродинамика. Новые элементы, новые законы. За те времена, что прошли, сделано немало открытий. И мне придется самому учиться и учиться. Те же ваши приборы – компьютеры, например. Они меня ставят в тупик одним своим существованием. Нет, я научился ими пользоваться. Но вот программирование, устройство этого прибора – для меня загадка, и мне хочется ее разрешить.

– Хороший преподаватель и инженер учится всю жизнь, – хмыкнул Коломанский, пристраивая кусок хлеба рядом с моим. – Да и любой настоящий профи тоже, не важно, в какой сфере. Так что не переживайте. Насчет компов – поступите на курсы программирования, постепенно освоите. У вас ясная голова, профессор, вы точно справитесь. Тем более что там именно математика.

– Командир, ты просил сказать, когда киты появятся на горизонте. – Рядом со мной возник неупокой-политрук. – Они скоро будут около берега, можете посмотреть. Похоже, косяк планктона к берегу подошел, за ним киты плывут, и много.

– Спасибо. – Я поблагодарил своего подопечного и, встав, обратился к сотрапезникам: – Не хотите поглядеть на китовье стадо?

– Это было бы интересно! – кивнул профессор, проводив взглядом исчезающего призрака. – Знаете, Василий Ярославович, я никак не привыкну к тому, что вы способны договариваться с призраками. Нет, в принципе я допускал, что призраки существуют, слишком много было свидетельств, но вот так, воочию получить подтверждение существования замогильной жизни – это слишком серьезно.

– Не совсем правильно, Афанасий Илларионович. Мы считаем, что жизнь – это биологическое существование. То, как существуют неупокои, – это посмертие. После смерти биологического тела далеко не все обретают такое посмертие, как мои ветераны. Многие просто уходят на перерождение или в те субстанции, которые в религиях называют адом или раем. Кто-то становится нежитью, кто-то нелюдью. Знаете, после Катастрофы многие старые сказки вдруг стали явью. – Я поднял свою винтовку и забросил ее на плечо.

Кстати, то, что казакам и уланам оставили их оружие, здорово помогло. Да, винтовки и револьверы старые, дымнопороховые, но от этого они не стали менее смертоносными. Так что оказанное доверие иномиряне оценили.

– Ну, вам виднее, Василий Ярославович. Вы же ведьмак, это ваше поприще. – Профессор качнулся, вставая, и чуть придержался за стол.

– Василий не ведьмак. Точнее, его можно назвать ведьмаком, но это слово сейчас не используется. Он мощнейший некромант, может быть, один из самых сильных на континенте. И да, он может не только договариваться, но и эффективно бороться с агрессивными неупокоями, – поправил Леха, тоже вставая и поправляя ремень с кобурой. – Пойдемте, поглядим на китов. Ночью я их еще никогда не видел.

Зрелище было еще то, потрясающее по красоте и могучести, по-другому и не скажешь. Огромные, сверкающие под луной туши охотились, разевая огромные пасти и выбрасывая процеженную воду высокими фонтанами. Низкое уханье, свист, буханье, всплески. Обалденная картинка!

– Василий Ярославович, ваше предложение остается в силе? – придержал меня за рукав профессор на обратном пути. – Знаете, обдумав все, я решил согласиться. На Северо-Западе, как вы называете столицу и близлежащие земли, все будет слишком напоминать о прошлом. А у вас, в Предуралье, у меня просто начнется новая, очень интересная жизнь.

– Я рад, профессор! – кивнул я. Ну еще бы, профессор значился в старых справочниках как один из лучших преподавателей математики и физики в Санкт-Петербурге, и я совершенно не ожидал, что он примет предложение от нашего института. – Тогда завтра к вечеру будьте готовы. Нас довезут на гидросамолете до Старой Руссы. И вообще, будем добираться по воздуху, я же служу в Гражданском Воздушном Флоте. Не уверен, что нам повезет с дирижаблями, но на перекладных, почтовыми самолетами, вполне доберемся.

– Это замечательно! – Панфилов восторженно зажмурился. – Это то, о чем я боялся вас попросить!

– Зря, Афанасий Илларионович. – Я усмехнулся и начал собирать решетки. Нужно их сдать старому татарину, точнее, отнести на склад. Просто положим около дверей, завхоза сейчас точно нет, уже два часа после полуночи. Но и бросать так не стоит, кто его знает, как жизнь повернется. Не стоит портить отношения с хорошим дядькой. – Воздушные перелеты часть нашей жизни, будьте готовы к этому. Да и вообще, частный самолет – это недешево, но вполне возможно. А уж купить билет на самолет местных рейсов или на дальний рейс на дирижабле – вообще никаких проблем. Но если честно, то я думал, что вы останетесь со Знаменским, профессор.

– Нет, – отрицательно мотнул головой Панфилов, присаживаясь на грубую скамью. – Он хочет, очень хочет вернуться домой. Настолько, что готов поступить в НИИ Иномирья и работать в экспедициях. И знаете, я думаю, что так будет лучше. У Самсона Тимофеевича светлая голова, он молод, силен и приложит все усилия для достижения своей цели.

– Хм. – Я кивнул молодым казакам, которые подняли решетки и понесли их к складам. – Тогда передайте ему вот эту записку.

И я, вытащив из кармана куртки блокнот и ручку, быстро написал десяток строк. Сложив лист пополам, отложил его в сторону, на новом листе написал координаты, указал местные ориентиры, нарисовал кроки.

– Если он хочет попробовать связаться со своими, то пусть съездит сюда. Это около развалин Москвы, в районе Сергиева Посада. Именно сюда, здесь живет старый лис-оборотень. Эти создания умеют ходить между мирами, не все, но этот старик может. Он и пришел откуда-то из-за Грани, как и вы. Я как-то спас его от очень сильного неупокоя и отпустил. Так что он может помочь. Хоть весточку передаст, и то дело. – Я протянул записку и карту удивленному профессору. – Разумеется, это очень опасно, Подмосковье вообще один из самых опасных регионов в нашем мире. Ну, на нашей территории, естественно.

27 сентября 2241 года, понедельник

Ростов-на-Синей

Сара Кедмина

Поздним вечером Сара, недавно пришедшая со службы, надела на себя теплый свитер и с кружкой крепкого чая уселась на крытой веранде на свою любимую скамью-качалку. Она долго сидела, понемногу отпивая горячий чай, и молча смотрела на четко отпечатавшиеся на фоне звездного неба горы за городом.

– Сидишь, дочка? О чем мечтаешь? – Кедмин-старший вышел на веранду, держа в руке стакан с местным вискарем. Пара американцев, когда-то давно переехавших в эти места, организовала свою фабрику, и их потомки обеспечивали выпивкой немало желающих.

– Думаю, пап. Варька отличная девчонка, мы с ней породнились, но как мы с Василием жить будем? Знаешь, пап, мне порой страшно, хотя я и очень замуж хочу. – Сара смущенно глянула на отца.

– Уж замуж невтерпеж… – усмехнулся отец, усаживаясь на скамью рядом с дочерью и обнимая ее. – Василий – отличный парень. Умный, сильный, когда надо – жесткий. Но к своим всегда добрый. А Варя… знаешь ли ты, что она не просто менталистка? Нет? Ее без разговоров приняли на работу с малышами потому, что она пестунья. А теперь подумай о том, как тебе повезло, что твоя названая сестрица пестунья. Ведь это снимает если не все, то большинство проблем с вашими будущими детишками. Которые, как ты сама понимаешь, будут одаренными, и, скорее всего, очень сильно одаренными. Подумай об этом, дочка, и не бойся. Мы с мамой всегда поможем. Да и мать Василия, если надо, быстро мозги ему вправит, Анастасия правильная женщина. А пока просто отдыхай. – Кедмин чмокнул дочку в макушку и, одним глотком допив виски, встал с качалки. Поглядел на осенний лес, пробормотал: «Унылая пора, очей очарованье…» – и зашел в дом.

А девушка еще долго сидела на качалке, зябко ежась и пряча подбородок в теплый воротник свитера.

26 сентября 2241 года, воскресенье

Старая Русса

Василий Ромашкин

– Ну как, профессор? – спросил я спустившегося с трапа амфибии Афанасия Илларионовича.

– Это потрясающе! Василий, вы не понимаете, я всю жизнь завидовал птицам, хотел полетать на воздушном шаре, и тут такой подарок. Ради этого стоило попасть в иной мир, право слово.

Восторженность этого крепкого, одетого в добротный костюм бородатого дядьки с котелком на голове поражала. Выражение детского счастья прямо светилось у него в глазах. И тяжеленный русский «Смит-Вессон» сорок четвертого калибра под полой сюртука этому совершенно не мешал. Кстати, я самолично снарядил профу пяток патронов серебром, и теперь в барабане его пистолета четыре обычных и два серебряных. На всякий случай.

– Правда? – Я улыбнулся, глядя на профессора. – Тогда, если вы не против, посидите здесь, под навесом, поглядите на самолеты и дирижабли, а я до диспетчерской сбегаю, узнаю, что и как. Может, еще сегодня отсюда вылетим. Если повезет, конечно.

И я оставил профессора с нашими вещами неподалеку от стоянки самолетов, на крытой площадке, где обычно отдыхали пилоты и прочий летучий люд. Как раз для него компания, с его-то восторженным отношением к авиации.

– Приветствую. – Я постучал пальцами по открытой двери. – Машенька, красавица, не скажешь, на каком борту можно в сторону Ростова-на-Синей поскорее отвалить? – И, подойдя к столу, чмокнул в подставленную щечку очень красивую яркую шатенку.

– Приветик, герой. Садись, буду поглядеть. – Молодая женщина кивнула мне на стул около стены и на какое-то время уткнулась в экран компьютера. После чего сняла телефонную трубку и набрала номер. – Алло. Товарищ майор? Тут ваши ребята «яки» перегонять будут до Нового Воронежа, на профилактику и ремонт. Не возьмете зайца? Из ГВФ. Что, Вась? – прикрыв трубку ладонью, спросила она меня.

– Нас двое, Маш. Я и иномирянин. – Я показал два пальца.

– Двух зайцев, Дмитрий Сергеевич. Про одного вы знаете, это тот бортстрелок с «Горнорудного», что пиратский борт снес. Да-да, он с товарищем домой летит. Хорошо, спасибо. Даже так? Это вообще прекрасно, Дмитрий Сергеевич. Спасибо вам огромное, – и улыбнувшаяся девушка положила трубку на рычаг.

– В общем, так, Вась. Отсюда через пять часов вылетят четыре сто тридцатых «яка» до ремзавода в Новом Воронеже. А там вы с ними сядете на «Аннушку» и долетите до Новой Астрахани. Ну а там уж сам как-нибудь. – Маша мне улыбнулась, поворачиваясь к компьютеру.

– Спасибо, красавица! – Я положил на стол коробочку с ее любимым зефиром, который по дороге купил в буфете. – Мужу привет.

– Передам, – кивнула мне диспетчер, убирая лакомство в ящик стола. – Рада была повидать, Вась.

– Я тоже, Машенька. – Я не отказал себе в удовольствии еще разок чмокнуть ее в бархатную щечку и пошел к профессору. Надо его обрадовать. Полет на реактивном – это не на старой амфибии трястись.

26 сентября 2241 года, воскресенье

Новый Воронеж

Василий Ромашкин

Полет на реактивном истребителе-штурмовике – это наслаждение. Ну, если только он не кувыркается в высшем пилотаже и не ведет бой. А вот так, из точки «А» в точку «Б», на крейсерской скорости, на высоте в семь тысяч метров – сказка. Профессор, насколько я мог видеть кабину соседнего самолета, крутил головой в сверкающем очками шлеме, что-то строчил в блокноте, правда, руками не махал. На этот счет его строго проинструктировали – руками ничего не трогать и вообще не махать.

Дольше всего его учили управляться с кислородной маской, кабина у штурмовиков хоть и герметичная, но береженого Бог бережет. Но опять же, слава богу, полет шел по плану, то есть подлетали к Новому Воронежу. Старый прошли краем, штурмовик это не дирижабль, не дай бог та же расквыра в воздухозаборник попадет. Ничего хорошего от этого не будет, а эта нечисть хоть и мелкая, но агрессивная до невозможности. Хотя чего еще ждать от детей? Эх, была бы моя воля, специально предпринял бы экспедиции по их упокоению. Но сложно это, очень сложно.

Штурмовик плавно коснулся бетонки заводского аэродрома, качнулся на шасси и через двадцать секунд уже выруливал по разметке вслед за трициклом-указателем. За нами сели остальные штурмовики, и вскоре я и проф вместе с летунами ехали на аэродромной «буханке». Летуны сейчас доложатся и будут сдавать машины, после чего они и мы на Ан-2 полетим утром в Астрахань. У пилотов курсы, а мы по пути – до дома.

– Андрей Игоревич, господин капитан! Позвольте высказать вам мою огромную благодарность. Этот полет – он был невероятен! – Профессор, слезший на землю, радовался как ребенок, громко и чисто. – Вы настоящие покорители неба! Мне невероятно жаль, что я не смогу выучиться летать, как вы. К сожалению, я уже немолод, мне сорок два года.

– Профессор, для нашего времени сорок два года – время расцвета, – засмеялся капитан Стерхов, придерживаясь за поручень. – Так что, если пожелаете, вполне выучитесь на пилота-легкомоторника. В Ростове-на-Синей есть авиашкола, все в ваших руках. Это нелегко, но вполне возможно. Правда, боевые вылеты на таких машинах уже будут противопоказаны, молодежь подсиживает. – Он с любовью похлопал по темно-зеленому крылу штурмовика.

Вообще «яки» красят целиком одним тоном, но каждый самолет в свой цвет, одинаковых нет. Красные, зеленые, серые, синие – всех оттенков. В нашем Северном Союзе всего около двухсот таких машин, не больше. Ну, постоянно на крыле. И около шестисот девятых «лавочкиных», не больше. Хватает на все границы, контрабандистов гонять, пиратов.

– Я понимаю, но до сих пор не могу поверить! – Панфилов восторженно погладил борт штурмовика. – И вы говорите, что эта машина – просто отблеск былой мощи авиации?

– Ну да. По сравнению со стратегическими ракетоносцами прошлого наш штурмовичок маленький, слабенький и недалеко летающий. Но нам он в самый раз. Противостояния сверхдержав сейчас нет. А на случай простой войны, на всякий случай, у нас готовы технологические линии для старых реактивных истребителей МиГ-15. И двигатели, и самолеты освоены, но линии заморожены и законсервированы. Не надо нам столько боевых машин, просто не надо. Лучше меньше, да классом лучше. Ну как лучше, «яки» – это четвертое поколение реактивных боевых машин, а пятнадцатые первое. Правда, не совсем так. Те же истребители Лавочкина – на них совершенно новая электронная начинка. Но еще раз повторяю, Афанасий Илларионович, нам просто не надо столько боевых машин. Винтовые истребители вполне достаточны, а реактивные просто сверхоружие, противостоять им не может ни один пиратский самолет, ни одна банда. – Капитан обожал авиацию и мог рассказывать о ней бесконечно. А в лице Панфилова он нашел благодарнейшего слушателя.

А мне с ними трепаться было особо некогда, мне еще требовалось на телеграф сбегать, домой позвонить. Позвонить бы девчонкам, Саре да Варе, да звонить на домашний Саре как-то не с руки, мы еще не помирились. А телефона Варвары я пока не знал.

Надо скорее до дому добираться, аж в дрожь нервенную бросало, когда о своих девчонках думал. Надо же, угораздило втрескаться по уши!

Тут я себя стукнул по лбу. Екарный бабай, у меня же лисы-оборотни до сих пор во фляге сидят! Хотя ничего с ними не будет, у кицунэ со временем и пространством хитрые отношения. Да и я ничего не нарушил. Просто рейс затянулся, экипаж-то уже дома. Сдали «Горнорудного» на капиталку, теперь не раньше чем через полгода аппарат к нам в порт вернется. И то счастье, что признали годным для ремонта и последующей эксплуатации, могли и на иголки пустить. Жалко мне такие корабли, до слез жалко. Они как старые кони, которых на кладбище ведут. Не знаю, кто как, а я считаю, что каждый корабль имеет душу.

28 сентября 2241 года, вторник

Новая Астрахань

Василий Ромашкин

– Вы знаете, Василий Ярославович, меня очень заинтересовало устройство вашего общества. У вас силен авторитет христианской церкви, мусульманства, и вместе с тем вы спокойно относитесь к духам, призракам и многому прочему, что обычный священнослужитель примет за происки врага рода человеческого. У вас спокойно относятся к многоженству, у вас каждый мужчина, как это вы говорите, военнообязанный? То есть каждый мужчина воин и гражданин. Знаете, мне это напоминает языческую Русь и ранний Рим. – Профессор отвлекся и проводил восхищенным взглядом красивую яркую шатенку в броском черно-красном платье. Здесь, около Каспия, пока еще просто ушла жара, и наступила прохлада. Потому молодые женщины и девушки с удовольствием носили короткие платья и юбки. – И мода здесь – как в Древней Греции, люди не стесняются своего тела.

– Это все интересно, профессор, но будьте добры, пересядьте за стену. – Я напрягся, увидев, как в местный банк зашла троица мужиков. И еще трое остановились напротив входа, под навесом. Каждый из этой шестерки был одержимым. – Помните, вы рассказывали, как были свидетелем ограбления банка боевиками-народовольцами? Боюсь, вам снова предстоит увидеть что-то подобное. Только без пламенных революционеров.

Встав, я подошел к стойке и попросил у молоденькой огненно-рыжей продавщицы телефон.

– А ты, красавица, присела бы за стойку, сейчас ваш банк грабить будут! – набирая номер полиции, посоветовал я ей.

Доложив о своих подозрениях дежурному и получив от него указание не лезть в разборку ни при каких обстоятельствах (почему все менты такие?), я вызвал своих ветеранов.

– Здравия желаю, товарищи. Слушайте боевой приказ! Напротив, в помещении банка, готовится преступление. – Я в этом уже не сомневался. К троице одержимых около входа добавилась еще парочка в неприметных внедорожниках, запарковавшихся неподалеку. – Приказываю – провести разведку. Доложить. Не светиться, не предпринимать никаких действий без моего прямого приказа. Выполнять. – Я коротко бросил руку к козырьку своей фуражки-восьмиуголки.

Вытянувшийся по стойке «смирно» неупокой-политрук ответил мне тем же и, повернувшись к короткому строю красноармейцев, беззвучно отдал команду. Я ее смог понять только потому, что эти парни «заякорены» на меня, и за прошедшие недели я сумел поймать волну, на которой общались мои призраки.

Заглянув за стойку, ободряюще улыбнулся девчушке, вооружившейся тяжелым дробовиком. И сам, вытащив из кобуры наган, присел на колено около профессора, сжимающего «смит-вессон».

– Что будем делать, Василий? – Профессор попытался выглянуть из-за угла, но был невежливо оттянут мною за полу сюртука.

– Не лезьте под пули, Афанасий Илларионович. Если хотите поглядеть, что там – вон на стене зеркало висит. И вообще… – Я посмотрел на стойку, за которой спряталась наша барменша. – Красавица, а ты не можешь вывести изображение с вашей внешней камеры на этот телевизор?

Здоровенный пузатый новодел горделиво стоял на массивной подставке из темно-красного бука. Сейчас он, накрытый кружевной салфеточкой, помалкивал.

– Можно, хозяин порой смотрит. Но я не умею. – Девчонка выглянула из-за своего укрытия и снова спряталась.

– У тебя имя есть, рыжая? А то как-то неудобно общаться. – Я сунулся к пульту, несколько секунд соображал, что там написано жутко корявым почерком, и перещелкнул тумблер. Потом врубил стабилизатор напряжения, и только после этого включил телик. Ну да, сейчас не конец двадцатого и уж тем более не начало двадцать первого века. Вся электроника строго через стабилизаторы подключается, иначе свободно может сгореть от прыжка напряжения.

– Киган. Киган Трейси. – Девчонка снова выглянула, посмотрела на мою самодеятельность. – Босс на третьем канале смотрел.

– Интересно, что может быть такого интересного на улице, если для этого специально к телевизору подключили видеокамеру? – хмыкнул я, перещелкивая каналы. – Ага, вот и улица.

– Мы здесь вечерами с девчонками на байках гоняем, – снова выглянула из-за стойки Киган, похоже, потомок американских или канадских переселенцев. – Ну, знаете, спортивных таких?

– А, понял, – усмехнулся я. – И одеваетесь как Прошлые, в шортики и топики, так?

Девчонка кивнула, соглашаясь, и снова нырнула за стойку. В принципе правильно, не ее дело бандитов гонять.

– А полиция свое дело тут знает, – усаживаясь на пол рядом с Панфиловым, заметил я. – Обратили внимание на то, что улица опустела? Только одержимые на крыльце банка и в машинах.

– Внимание, в баре. Не стреляйте, ОМОН! – В приоткрывшуюся дверь заглянула широкая морда лица в кажущемся маленьким шлеме. – Лейтенант Рокотов со товарищи.

– Добро пожаловать, товарищи омоновцы. – У меня с души спал здоровенный булыжник. – Вы каким ветром здесь оказались? – Насколько мне известно, ОМОНа обычно в таких сонных городках и не бывает, он бандитов гоняет, и работе этой конца и края нет.

– Мимолетным, так, просто мимо пролетали. – Лейтенант выпрямился и оказался здоровенным парнишей. На полголовы выше меня, точно. Да и подчиненные были ему под стать.

– Прям богатыри былинные! – Профессор восхищенно покачал головой. – Никак не привыкну, что в этом мире такие высокие люди.

– Иномирянин? – хмыкнул командир омоновцев. – После Соловецкого острова? Тогда ладно. Что там у нас с захватом банка? Не зря улицу чистили?

Ну да, я уже заметил, что улица полностью обезлюдела, даже парочка собак, раньше валявшихся напротив бара, с нее ушла. Только несколько каких-то забытых журналов перелистывал любопытный ветер да гнал через площадь большой бумажный пакет из-под чипсов.

– Смотри, командир. В этих машинах трое одержимых, трое мужчин на крыльце банка – тоже одержимые. Плюс еще как минимум трое одержимых внутри банка. Я уже дважды сталкивался с неизвестным программистом-некромантом и его одержимыми, и оба раза были жутко неприятными. Первый раз они ограбили банк у нас в Ростове-на-Синей, второй раз попытались завалить наш дирижабль. Оба раза большая часть его бойцов сумела уйти от погони, оба раза он пользовался тяжелым вооружением. Надо дождаться разведки из банка, потом решать, что и как.

– Какая разведка? – Командир омоновцев, хмуро разглядывающий кадры улицы на экране телевизора, удивленно повернулся ко мне. – Кого ты туда послал? Ты что, с ума сошел, кто их оттуда выпустит?

– Этих выпустят. – Я позвал своих ветеранов.

На этот раз посреди бара материализовался старший сержант. Это уже стало входить в традицию.

– Здравия желаю, товарищи командиры, – четко бросил он руку к пилотке. – Докладываю – трое бандитов захватили здание банка и семнадцать человек служащих и посетителей внутри. Сейчас они укладывают деньги в вещевые мешки и сумки.

– Как трое могли захватить семнадцать? – поднял брови командир омоновцев, не особо удивившийся такому разведчику. Впрочем, он мой коллега, тоже из некромантов, и неслабый.

– Динамит. У них с собой около шестидесяти килограмм динамита, угрожают взорвать. Управляющий решил не рисковать жизнью сотрудников и сотрудниц. Там одна девчонка беременная, ее бандиты хотят отправить к вам – со списком требований. Так что ждите. Я пошел, командир? – И после моего кивка призрак исчез.

– Шестьдесят кило динамита! – Лейтеха схватил было рацию с пояса, но потом передумал и взялся за телефон. В принципе правильно, бандиты вполне могут слушать радиоэфир.

– Алло, дежурный! Лейтенант Рокотов докладывает! У бандитов в банке семнадцать заложников и шестьдесят кило динамита. Необходимо срочно провести эвакуацию народа из домов вокруг площади, но незаметно. Да, товарищ капитан, так точно. Да, именно это и передайте мэру. Повторяю еще раз – по достоверным разведданным бандиты захватили банк и заложников, заминировали здание шестьюдесятью килограммами динамита. Сейчас они грузят денежные средства и собираются отправить к нам одну из заложниц, вероятно, со списком требований.

– Извините, я плохо разбираюсь в новомодных взрывчатках. Просто не интересовался. Шестьдесят килограмм динамита – это чуть меньше четырех пудов. Это много или мало? – шепотом спросил меня проф, наблюдая за разговаривающим по телефону Рокотовым.

– Это очень много, профессор. Достаточно, чтобы разнести здание банка в мелкие клочья, и всей улице мало не покажется. Вообще обломки метров на триста раскидает. – Я покачал головой, сканируя окрестности. Мало ли, может, где-то еще одержимые прячутся, группа быстрого реагирования, так сказать. Хотя с такой немалой кучей динамита им и особо дергаться не надо. Мы все должны через раз дышать, чтобы бандитам рвануть его не вздумалось. С другой стороны, они же не просто так в банк полезли. Наверняка там что-то ценное есть, стоящее риска.

– Командир, заложница вышла из банка. Ей плохо, она идти не может, – позвал наблюдатель лейтенанта. – Стоит на крыльце около трех бандитов. Держится за колонну.

– Надо помочь. Ордынцев, Звягин, осторожно подойдите к ней и приведите сюда. – Омоновцы стали было снимать сбрую, но я их остановил.

– Не стоит, командир. Вы в форме, мало ли что эти бандиты подумают. Я схожу за девчонкой. – Расстегнув оружейный ремень, передал свой револьвер выглянувшей из-за стойки Киган. – Присмотри, рыжая, хорошо?

– Я с вами, Василий. – Профессор тоже начал было снимать с себя ремень с кобурой и патронташем, но его остановил Рокотов. И правильно, не стоит лишние козыри давать одержимым.

– Так, держи, командир! – Я протянул лейтенанту свои ножи и, глубоко вздохнув, вышел на улицу. Сразу поднял руки. Потом медленно двинулся в сторону банка.

– Я за женщиной. Я безоружен. – Громко повторяя это, добрался до крыльца. Поглядел на бледную, совсем молоденькую, жутко зареванную барышню, на равнодушные лица одержимых. Точнее, на скрытые наполовину повязками лица. Вестерн, блин его, Джона Уэйна не хватает.

– Вы как? – подойдя к беременной, спросил я. – Идти сможете?

– Не знаю. Ноги отнимаются, – едва слышно ответила она.

– Это плохо, но хорошо, что вас отпустили. Я забираю ее? – Ближайший одержимый коротко кивнул.

Подхватив молодую женщину на руки, развернулся и пошел в сторону бара. Затылок буравили тяжелые взгляды. И хотя я старался не бежать, до спасительных стен добрался очень быстро.

– Врача надо бы. – Я аккуратно сгрузил женщину на подставленное Киган кресло. – Беременность – штука тонкая.

– Скорее – пузатая, – попыталась пошутить бывшая заложница. – Меня зовут Вера Конева. Вот, главный из бандитов передал. – И она протянула простой конверт из белой бумаги. Такой на любой почте купить можно.

Старший омоновец быстро пробежал глазами письмо и снова пододвинул к себе телефон.

– Дежурный? Товарищ капитан, зачитываю текст из банка. «Не преследуйте нас, здание банка заминировано радиоуправляемой бомбой. В случае беспрепятственного отхода бомба будет отключена. Программист». Да-да, подписано – «Программист». Набрано, похоже, на компьютере и отпечатано на принтере. Да, больше ничего. – Лейтенант выслушал нервный монолог и ответил: – Господин мэр, мы сделаем все для спасения заложников. Сами понимаете, деньги вторичны. Да, я понял, там десять миллионов, пожертвования для строительства собора. Но вы тоже поймите, там люди и бомба. И потому буду делать все по уставу. Честь имею! – И в сердцах брякнул трубкой по звякнувшему телефону. – Крохобор.

– Мэр хороший, просто город пятнадцать лет деньги на собор копил, – вступилась за своего градоначальника Киган, взявшаяся опекать Коневу.

– Так! Мадам, вы как, успокоились? Идти можете? Сергей, отведешь гражданских к месту сбора эвакуированных. Вас это тоже касается. – Лейтенант повернулся к нам.

– Профессора отправляйте, а я вам еще пригожусь. Разведка, лейтенант. И кой-какие соображения. – Подождав, пока девушек и профессора выведут из бара через заднюю дверь, я продолжил: – Динамит, лейтенант. Он гигроскопичный. А у меня один товарищ с водой здорово дружит.

Политрук во время этого нашего пребывания на Соловецком острове отмочил одну шуточку. Поспорил с десятком девушек, что заставит их завизжать. Служащие института решили было, что он хочет их напугать, и согласились. Ну да, напугать девушек, большая часть из которых – неслабые менталистки, не так-то просто. Но политрук не стал мудрствовать лукаво и просто окатил девчонок ледяной водой. Визгу было немало, и девушкам пришлось сдержать слово и устроить вечер стриптиза для политработника. И это потребовал бывший человек, воспитанный в Советском Союзе!

– Но сначала надо проверить эти машины насчет взрывчатки, чем сейчас мои ветераны и занимаются. И учти, командир, – я, усмехнувшись, поглядел на лейтенанта, – этот Программист мужик умный и коварный. Хрен его знает, как он думает отступать, тут же аэродром рядышком. Как ты считаешь, для чего на девять мужиков три такие здоровенные тачки? В них же можно всех заложников затолкать, если битком набить на задние сиденья. Я так думаю, что есть еще какой-то поганый сюрприз. Или зенитки, или фугасы, или еще какая-нибудь подобная хреновина. Короче, нельзя выпускать одержимых из города.

– И что ты предлагаешь? – внимательно поглядел на меня командир омоновцев и хмыкнул, когда я молча положил на стол свои ножи. – Вот оно как. А мы сумеем до банка незаметно добраться?

– Не надо незаметно. Твои снайперы пусть в крайнем случае отработают серебром по троице на крыльце и водятлам. – Ну да, я уже давно засек семь стрелков на крышах. – Но это только если у меня не получится. А пока, после того как я подойду к зданию и войду внутрь, – ждите. У меня есть поддержка. Один я пройду, отведу глаза неупокоям запросто. – Я выслушал доклад подоспевшего сержанта. – В машинах по полцентнера взрывчатки. Вероятно, с дистанционным подрывом. Тоже динамит. Так что ждем, по моей команде политрук ее как следует намочит. Тогда работайте. А пока не мешайте одержимым.

– Идет, – помолчав, кивнул Рокотов. – Только я с тобой, бортстрелок. На мне операция, и отвечать в любом случае мне. А если два центнера динамита рванут, нас всех здесь в любом случае похоронят. Так что хоть и времени на слаживание нет, но идем парой. Сумеешь на нас обоих отвод глаз наложить? Ведущий ты.

– Договорились. Отвод организуем. – Я заменил на серебро все патроны в барабане нагана и вложил его в кобуру. Эх, в этот раз наш отступничек как-то хитро неупокоев к своим жертвам привязал, не получится дистанционно путы взрезать. А жаль. – Ну, с богом? Идешь в шаге от меня, в ногу. Тогда я смогу нас обоих прикрыть. В колонну по одному – становись! Левой, шагом – марш!

И мы с лейтенантом строевым шагом двинулись к банку. Казалось, что это авантюра. Но только казалось. Мне политрук доложил, что в машинах динамит уже промочен, а в банке он его пропитает водой при нашем приближении. Тогда против нас только стрелковка в руках неупокоев играть будет. И то если я лажанусь с маскировкой.

А пока все шло чин чинарем, мы с Рокотовым уже практически стояли на крыльце. И тут лейтенант зацепился за ступеньку, сбив синхронность. Все-таки мы не парадный расчет.

– Бей молча!

Я длинным выпадом пронзил живот одному из одержимых, разрушая неупокоя, и едва успел метнуть потайной нож в горло второму, который уже вскидывал винтовку к плечу. Грамотно вскидывал, видно, хозяин тела прошел неплохую срочку. Лейтенант успел упокоить своего духа, не убив тело носителя. Впрочем, мои тоже оба остались живы, хоть и в тяжелом состоянии.

С сожалением глянув на трофейную винтовку, я достал из кобуры пистолет. Блин, идти на штурм с одним ножом и пистолетом – неприятно. Лейтехе все попроще, у него пистолет-пулемет, «Хеклер и Кох» сорок пятого калибра, да и рожки патронами с серебром набиты.

– Так, вроде как не нашумели. – Я выдохнул, посылая запрос насчет динамита политруку.

Вместо ответа входная дверь распахнулась, и из банка мимо нас потоком хлынула вода, вынося одного из одержимых. Его без долгих раздумий ткнул своим кинжалом в живот Рокотов.

– Вперед! – Прижав к плечу свой «хеклер», лейтенант шагнул в холл банка.

Следом за ним, обеими руками подняв пистолет на уровень глаз, шагнул и я. И встал рядом с Рокотовым, удивленный и восхищенный увиденным.

Оба оставшихся в живых бандита были распяты на стенах банка – пригвождены офисными стульями. Ой, не зря мне тогда эти ветераны понравились и я сумел с ними договориться! Если нет некроманта, справиться с одержимыми маловероятно. А тут – надо же! – суметь швырнуть здоровенных мужиков на стены и пришпилить! Это какой мощью надо обладать, чтобы вогнать практически до конца в толстенные каменные стены ножки обычных офисных стульев? Причем вогнать аккуратно, не покалечив, но при этом полностью лишив пленников возможности двигаться.

– Ну вот, будет вам кого расспросить. – Я заблокировал попытку одного неупокоя слинять, бросив тело одержимого. После чего наложил поверх привязки Программиста еще и свою. Блин, я этого неизвестного мало того что пристрелил бы с удовольствием, я его здорово и откровенно зауважал как сильного и умелого противника.

– А ты не собираешься поучаствовать? – иронично хмыкнул Рокотов, глядя на это живописное настенное полотно.

– Нет. Не мое это дело, вам помог, и хватит. Домой пора. Мотаюсь уже четыре месяца по свету, соскучился по матери, по братишке и невестам. Хочу домой, лейтенант. – Я развязал рыдающую девушку в насквозь мокром деловом костюме и помог ей подняться с пола, на котором прыгали небольшие рыбешки.

М-да. Политрук не мелочился, заливая бомбы. В вездеходах тоже воды под крышу, я видел, как из одного вывалился водила вместе с хлынувшей в открытую дверь водой. Но молодцы ветераны, молодцы!

28 сентября 2241 года, вторник

Новая Астрахань

Василий Ромашкин

Банк наполнился суетой, которую принесли с собой люди. Врачи, полиция, еще кто-то непонятный. Короче, слинял я оттуда тихонько и снова уселся в баре. До отлета нашего дирижабля оставалось еще восемь часов.

Ко мне присоединился профессор, и мы долгонько сидели, попивая отменный кофе, который сварила Киган. Девчонка успевала все – и сгонять в банк, и поговорить по телефону с подружками, и отчитаться перед зашедшим в бар хозяином, и пожарить отменные стейки – мелькала везде и повсюду огненно-рыжей кометой. Вот и сейчас, поставив перед нами тарелки с жареной говядиной, она языком пламени сквознула на улицу и очень вежливо встретила грузного, представительного такого дядьку. Кстати, я его в банке видел. Тогда был мокрый, но счастливый.

– Василий, профессор, здравствуйте. Я управляющий нашим банком и его совладелец Мустафа-Карим Ибрагимов. Василий, позвольте мне выразить вам огромную признательность от имени нашего города. Я совершенно случайно слышал, что вы говорили о невестах. Сколько их у вас? – Управляющий благодарно кивнул Киган, принесшей ему чашку кофе и вазочку с мороженым. Перехватив мой взгляд, он усмехнулся. – Люблю сладкое, с самого детства. Потому в банк работать и пошел, чтобы была возможность пожить сладко. Василий, так что насчет невест? Или вы не хотите об этом говорить? Тогда простите мое любопытство.

– Да нет. – Почему-то мне этот интерес к моим девчонкам не показался навязчивым или бестактным. – У меня две невесты, очень красивые и умные девушки.

– Блондинки, рыжие или брюнетки? Может, русые или шатенки? – Управляющий зачерпнул ложечку мороженого и с огромным удовольствием, чуть ли не жмуря глаза и мурча, съел.

– Блондинка с синими глазами и брюнетка с темно-карими, – уже примерно догадываясь, о чем пойдет речь, ответил я.

– Какие кольца вы им подарили? Ну, я имею в виду, на помолвку?

Профессор с немалым интересом слушал наш разговор. Для него вообще все было интересно в нашем мире.

– Варе, блондинке, – из белого золота. А Саре, брюнетке, – из красного. – Ну, точнее, Саре я не успел колечко на палец надеть, но буду надеяться, что оно не зря у меня дома в сейфе лежит.

– Сколько еще времни вы здесь пробудете и примерно какой размер пальцев у девушек? – Управляющий вытащил ежедневник и раскрыл его на сегодняшнем числе. – Я запишу, потому что лучшая память – это когда на бумажке написано.

29 сентября 2241 года, среда

На борту дирижабля «Дакота»

Василий Ромашкин

– Господи, как это великолепно! – Профессор едва не прыгал на решетчатой палубе обзорной галереи «Дакоты», одноклассника и почти одногодка «Горнорудного», но при этом недавно хорошо откапиталенного дирижабля. – Это потрясающе!

– Да, – согласился я, глядя на проплывающую снизу землю. – Проф, если вы не против, я пойду отосплюсь. Уж очень бурной получилась наша стоянка в этом городке.

– Да-да, идите, Василий. А я еще здесь постою, полюбуюсь. – И профессор снова повернулся к открытым иллюминаторам. Хорошо, что они расположены высоко, чтобы народ случайно не вывалился. То есть смотреть можно сколько угодно, а вот вниз перегнуться мне проблематично, а профессору вообще невозможно. Вроде бы.

– Только снова на табурет не лезьте. А то меня рядом не будет. – Час назад я буквально поймал за ногу уже почти вывалившегося ученого. Того, видишь ли, не устраивал способ наблюдения, так он притащил из буфета дюралевый табурет и едва не выпал наружу. Тоже мне, сумасшедший ученый, вроде и на Паганеля совершенно не похож.

Профессор клятвенно заверил меня в своем благоразумии, и я отправился спать. А что? Проф умный, очень умный сорокапятилетний дядька, и, скорее всего, он скоро научится умерять свои порывы, вызванные попаданием в другой мир. А я на самом деле спать хочу, откат наступил.

Уже в каюте я открыл небольшую бархатную коробочку и поглядел на два обручальных кольца. Одно из белого золота с чистым ярко-синим сапфиром, а второе из красного с темно-красным рубином. Камни были огранены под бриллианты, и кольца смотрелись классно. Угодил мне подарком Ибрагимов, говорить нечего.

– Никак не наглядишься? – возникли рядом мои ветераны. – Слушай, командир, мы тут подумали и решили – хотим с тобой остаться. Интересная у тебя жизнь, путешествия, приключения. Ты не против?

– Нет, я не против. Наоборот, я буду очень этому рад! – совершенно искренне ответил я. – Я к вам уже привык, если честно.

– Поэтому чуть морду мэру не набил? Надо же, какой ты горячий! – укоризненно покачал головой старший сержант. – Надо было просто отказаться, а не хватать его за шиворот и грозить открутить голову.

– Он предложил продать вас, а я родней не торгую. У меня такое впечатление, что вы – пращуры. Мои пращуры. – Я громко зевнул, чем смазал окончание своей пафосной речи.

– Спи давай. Потомок. – Ветераны исчезли, а я закрыл коробочку, убрал ее в свою разгрузку и завалился спать.

29 сентября 2241 года, среда

Ростов-на-Синей

Варвара Белова и Сара Кедмина

– Варя, Василий скоро приедет! Его сюда попутный дирижабль завезет. Правда, приземляться дирижабль не будет, он с троса десантируется. С каким-то профессором. – В комнату Вари ворвалась взбудораженная Сара. – О, привет, Слава!

– Привет. – Слава подозрительно оглядела раскрасневшихся улыбающихся девушек и продолжила: – А чего вы радуетесь? Василий приедет, замуж будет звать, грудь мять, на кровать потащит. Тоже мне, удовольствие.

– Да, ты права. Точно замуж звать будет, – попыталась нахмуриться Варвара. Но не слишком успешно.

– Вы, сеструхи, по лимону съешьте. Давайте-ка по-быстрому. – Слава вытащила из холодильника упомянутые фрукты и, нарезав крупными дольками, пододвинула названым сестрам. – Ешьте давайте.

– А для чего? – Варя, морщась, съела одну дольку, то же проделала и Сара.

– Да хоть морды лица у вас такими довольными не будут, – со смехом ответила Слава и попыталась сбежать.

Но возмущенные и смеющиеся девушки поймали ее на улице и, повалив на лужайке, принялись щекотать.

– Все. Девчонки, хорош, сейчас кусаться начну! – с хохотом вывернулась Слава и встала на колени. – Ну смотрите, что вы с моим платьем сделали, из него теперь только тряпка хорошая получится!

– Ай, Слав, перестань, – фыркнула Сара, тоже вставая на ноги. – Отведу тебя к дяде Изе, он тебе пяток отменных платьев сошьет, по фигуре. А то такая куколка – и нормального платья нет. Сколько тебе говорить, что платья надо заказывать у хорошего портного!

– Не привыкну никак, сестрица. У нас к хорошей портнихе тяжело пробиться было. Покупали то, что есть в магазинах. А в этом случае многое зависит от фабрики, на которой шилось. Некоторые платья или костюмы были не хуже французских, честное слово. А на некоторые без слез не посмотришь. – Слава замолчала, отгоняя от себя тени прошлого. – А тут раздолье. Сложно привыкнуть, еще сложнее сдержаться и не накупить того, что совершенно не нужно.

Мимо, тренькнув звонком, проехал соседский парнишка, приветственно помахав рукой. Паренек решил воспользоваться теплым деньком и от души накататься. А то скоро дожди зарядят, а там и до белых мух рукой подать. Лыжи и коньки – здорово, но велик – это велик.

– Надо тоже велосипед купить, – пробормотала Варя, поглядев вслед пареньку.

– Это надо зимой сделать, Варь. И купить лучше в хорошей мастерской, тут надо Женьку, младшего брата Василия, напрячь. Пацаны все фирмы знают, плюсы и минусы. – Сара тоже поглядела вслед мальчишке и подумала про себя, что вполне может статься, что они с Варей залетят, и весной-летом им точно будет не до великов. Девушка почувствовала, как к щекам приливает кровь от остро вспыхнувшего желания поскорее добраться до Василия.

– Ваську-то встречать пойдете? – Слава наконец задала воспрос, ради которого зашла к сестрам на посиделки. – «Дакота» скоро прийти должна, девочки. – Как любой авиатор, Слава была немного суеверна и никогда не говорила утвердительно. Оставляла возможность маневра.

– Это Варя может идти встречать, она официальная невеста. А я… я дура… – неожиданно припечатала Кедмина, отряхивая круглый зад подруги от прилипшей травы.

– Ты наша сестра. А Василия я сама временами поколотить хотела, умеет доводить до белого каления! – Варя фыркнула. – Слава, передашь ему нашу записку, мы его в баре встретим. Вечерком. Как раз с мамой поговорит, немного отдохнет. А там мы его… – Варя тоже покраснела.

– А там вы его к себе затащите и займетесь любимым делом миллионов, – закончила ее мысль Слава.

– Вроде как, – хором ответили Варя и Сара, поглядели друг на друга и засмеялись. Слава засмеялась вместе с ними.

– Ну вы и спелись, сестрицы. Ой, я Ваське не завидую, будете крутить им, как захотите.

– Ну да, порулишь таким! – фыркнула Сара. – Нет, крутить-то им мы будем пытаться, но стоить это нам будет… спину сотрем, Васька лосяра здоровый. Ладно, хоть добрый и нежный. Только, Варь, не надо встречи в баре. Пусть сразу сюда приезжает. Не будем время терять, накормить мы его и сами сможем.

30 сентября 2241 года, четверг

На борту дирижабля «Дакота»

Василий Ромашкин

– Вот так, профессор. Запасов сверхплотной ткани хватило на первые три жестких дирижабля, а потом снова запустили производство. И с тех пор по нашим небесам летают эти корабли. – Я ласково погладил силовую переборку, сверкающую анодированным дюралюминием.

– Надо же, как много я пока не знаю. – Панфилов покачал головой. – Молекулы, способные просачиваться сквозь металлы, сверхплотные ткани, газовые смеси. А для чего вы аммиак в смесь добавляете? Нашатырь – это же настоящие казни Господни!

– А чтобы при утечке газа сразу понять, проф. Тогда газоанализаторы жутким дефицитом были, а потом просто стало традицией. Я разок находился рядом со вскрытым баллонетом, так все вокруг поняли, что произошло, мгновенно. – Усмехнувшись, попытался поправить на поясе коробку с изолирующим противогазом, но вспомнил, что мы на борту пассажиры. – А второй раз, как раз перед тем, как мы вас нашли, пираты так нам приложили, что четверть баллонетов накрылась. И знаете, не до вони было. Так, слегка поморщились пару раз.

– Интересная у вас жизнь. Небесные пираты, трансконтинентальные путешествия, воздушные бои, иномиряне, призраки, нежить, как в самых жутких сказках. – Панфилов задумчиво покачал головой, туша сигару. Мы с ним сейчас находились на курительной палубе, в специальном закутке в кормовой части дирижабля позади ходовой рубки. В широкие проемы врывался свежий, уже холодный ветер. Впрочем, тут и летом не сильно жарко, особенно когда на пять-шесть тысяч забираемся.

– Пойдемте собираться, Афанасий Илларионович? Через пару часов должны быть дома, Синяя появилась. – Я кивнул на блеснувшую внизу реку. – Вы уверены, что сумеете десантироваться по тросу? Может, попросить, чтобы люльку выделили?

– Василий Ярославович, я по вантам линейного корабля в юности бегал и сейчас форму поддерживаю, занимаюсь фехтованием, борьбой и атлетикой. – Профессор гордо поднял голову. – Не смотрите, что я почти старик, силушкой Господь не обидел. Тем более что саквояжи спустят на веревках. А уж соскользнуть по троссу с пары дюжин саженей – не велика наука.

– Только учтите, что дирижабль движется. Не отпускайте тросс сразу, нужно немного пробежать, придерживаясь за него. – Я открыл дверь в кормовой отсек и пропустил Панфилова. Оглянувшись, посмотрел на реку. Скоро буду дома!

Через сорок минут дирижабль замедлился и снизился над нашим аэродромом. Вниз ушли саквояжи профессора.

Ну а у меня при себе практически ничего не было, только походный рюкзак и оружие. Пара гражданских джинсов и рубашек спокойно влезли в полупустой сидор, так что все свое я нес с собой.

– Пошел! – Боцман хлопнул меня по плечу широкой ладонью, и я скользнул вниз по троссу, обхватив его ногами. И вот я снова на земле родного города, по которому здорово соскучился. Рядом достаточно неплохо приземлился профессор.

30 сентября 2241 года, четверг

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

– Пока, воздухоходы! – крикнули сверху, и махина дирижабля пошла вверх.

– Вась, здорово! – обнял меня Сергей Шанов, водила дежурного аэродромного грузовика. – С возвращением!

– Спасибо, Серег. Что-то я долгонько в этот раз. – С удовольствием хлопнув по могучему плечу бывшего боцмана с «Неугомонного», я с огромной радостью огляделся. Глубоко вздохнул и заявил: – Дома и воздух слаще!

– Ага, особенно если рядом баллонеты дозаправляют. Запах нашатыря на аэродроме нам сладок и приятен, – засмеялся Шанов и протянул руку профессору. – Сергей Шанов, служащий аэродрома.

– Афанасий Панфилов, профессор, – не чинясь, пожал широченную ладонь иномирянин.

Вообще, я уже знал, что профессор выбился в верха снизу, огромным трудом и с помощью своего очень и очень немалого интеллекта. В общем, прежде чем занять свою должность, пахал профессор, как папа Карло, и днем и ночью.

– Очень приятно. Василий, погоди, сейчас вызову разгонную тачку, довезет вас до проходной. – Шанов вытянул из кабины оранжевый микрофон и вызвал дежурного по полю. – Будка – ответь Шанову. Геннадий, будь добр, пришли таратайку. Тут мужиков до проходной добросить надо бы. Ага, те самые, Панфилов и Ромашкин, десантировались с дирижабля. Хорошо, ждем. – После чего повернулся к нам. – Сейчас таратайка приедет, подождите пару минут.

– Это хорошо. – Я плюхнулся на подножку кабины и прислонил винтовку к ноге. – Лучше ехать, чем идти.

– Вась, ты поосторожнее с нашими девками, – усмехнулся Шанов. – Их ну очень волнует, чем ты так своих невест заинтересовал. Вот почему они из-за тебя эротическую битву в баре устроили?

– Могли бы проверить, пока я свободен был, – хмыкнул я, чувствуя, как жаркая волна заливает шеки и шею. – Какую такую битву устроили Варя и Сара?

– Э нет. Не хватало мне еще сплетни повторять. Сам у них спросишь. Тем более что недолго осталось, – засмеялся Сергей и показал на приближающийся трехколесный мотороллер технической службы. – Видите, за вами. Ладно, бывайте.

– Пока, боцман. – Я пожал ему руку и закинул свой сидор в кузов трехколесника. Профессор повторил все за мной и тоже залез в покачнувшуюся кабину.

– А почему боцман? – поинтересовался он, хватаясь рукой за ручку на торпеде из-за резкого старта колымаги. Ну да, я этого товарища знаю, мой тезка погонять любит.

– Шанов был боцманом на дирижабле. Несчастный случай, сломал ногу в семи местах, сейчас она у него практически не гнется. Летать может, пассажиром, а служить, летая, нет. Вот и устроился на дежурный грузовик, поближе к авиации. – Я нахмурился. – Серега отличный парень, но ему не повезло.

Оставшуюся дорогу мы молчали, тем более что профессору хватало новых впечатлений – редкое умение радоваться новому. А сразу пять крупных дирижаблей на привязи он еще не видел.

Около проходной нас ждали. Вездеход из мэрии и ответственный за образование в нашем городе.

– Профессор Панфилов? Я Ильхом Расимович Шаймиев, заведующий городским отделом народного образования. Счастлив, просто не передать словами, как я счастлив, что вы согласились работать в нашем институте. Очень надеюсь, что вы возьмете на себя сложное, но благородное дело обучения молодежи главной и самой фундаментальной науке. – Шаймиев суетился вокруг растерянного профессора, совершенно не ожидавшего такого приема. – Сейчас мы поедем, я покажу вам два дома и пару апартаментов, выберете, что вам по душе. Потом в мэрию, мэр очень желает познакомиться. К сожалению, он не смог приехать вас встретить и просил передать, что сильно об этом сожалеет. Но что поделать – служба.

Между делом саквояжи профессора уже были погружены в багажник, а сам он усажен на заднее сиденье вездехода.

Я пожал ему руку, прощаясь:

– До свидания, Афанасий Илларионович. Вы не пугайтесь Ильхома Расимовича, он просто кажется суетливым, а на самом деле свое дело знает туго. Отличный профессионал, все образование нашего города на нем держится. – Я подмигнул татарину. – Я вам по секрету скажу, Афанасий Илларионович, он у меня в начальных классах был учителем по математике. Так что он ваш коллега. И я ему очень благодарен. Потому что он научил меня любить математику. Хорошая наука, помогает деньги считать.

– Что-то ты в бухгалтеры не пошел. – Усмехнулся наш главный по образованию и увез профессора.

А ко мне подбежала пухленькая, но очень симпатичная девушка в форме Гражданского Воздушного Флота. О, да это старая знакомая!

– Привет, Слава! – Я улыбнулся иномирянке, пытающейся отдышаться. – Ты чего тут бегом на средние дистанции занимаешься?

– Да сюда пока от метеоцентра доберешься – запыхаешься. Вот, Вась, держи, – торжественно вручила мне конверт девушка. – Варя и Сара будут ждать тебя на квартире у Вари, после семи. Сегодня. Не обижай девчонок, они тебя каждое мгновение ждали. И подари Саре колечко. Она об этом мечтает. Ладно. Мне пора, меня на пять минут отпустили. – И, чмокнув ошалевшего меня в щеку, эта симпапуля убежала.

– Надо же. Страсти какие! – Покачав головой, я вскрыл конверт. На белом листе бумаги стояло всего три слова: «Скучаем. Ждем. Любим».

И два отпечатка губной помады, ярко-красный и нежно-розовый. Как раз любимые цвета Сары и Вари.

– Ох, девчонки. А как я соскучился! Но сначала надо домой зайти, к маме. – Я закинул за спину винтовку и потопал к остановке. На стоянке, как назло, вообще никого, так что поеду на автобусе. Давненько я на нашем тарантасе не катался.

Скоро около навеса, покрытого многочисленными слоями облупившейся краски, остановился старенький аппарат. Ну что поделать, небогато мы пока живем, автопарк меняется не часто. Служат автобусы десятилетиями. Это школьные автобусы как священные коровы, а общественный транспорт ездит, и хорошо. Ну как, следят за ним, ремонтируют, никто неисправный автобус на линию не выпустит, но машины старенькие.

Хотя, если по мне, эти автобусы какие-то уютные. Я до службы еще на вот этом катался, сюда, на аэродром, в клуб. Прыгали с парашютом, летали на планерах. Тут же, просто с другой стороны, спецкурсы, куда я каждодневно, зимой и летом, а также весной и осенью, ходил в старших классах. Некромантов готовят серьезно. Начиная с восьмого класса как минимум два часа в день теории и час практики. Не сказать, что всех гоняли одинаково, малосильных не особо напрягали. Все равно особого толку от них нет, некоторые даже обычного призрака отогнать не могут. Так, что-то видят, да и то только то, что не особо скрывается. Но начиная с середнячков, с некромантами уже работали всерьез. А меня вообще на усиленную подготовку направили. В десятом классе по четыре-пять часов в день гоняли. Куда денешься, положено. Мир такой.

Бросив мелочь в кассовый аппарат, я открутил и оторвал билетик. После чего уселся на сиденье напротив двери. И долго смотрел на спокойную жизнь города. Автобус основательно покрутился по улицам, прежде чем довезти меня до моей остановки.

– Пока, Михалыч! – попрощался я с пожилым шофером, которого тоже помнил с мальчишечьих времен, и соскочил на плотный гравий обочины. Успокоившись, тщательно экранировался. Надо матери сюрприз сделать, давненько я так не появлялся. Вдохнул, выдохнул и неторопливо пошел вдоль невысоких заборов, за которыми росли кусты японской айвы. Наша улица вся этой айвой засажена. А что, отличный кустарник, и цветет на загляденье, и плоды вполне себе идут в дело. Кислючие, правда, но и варенье из них отменное, и вместо лимона в чай положить можно. Хотя только у нас в Ростове-на-Синей три крупных лимонария. Так что кислючестью мы обеспечены.

Тихонько войдя в калитку, я так же тихо зашел в дом и на цыпочках, едва дыша, ступил на кухню. Мама сидела на своем любимом месте, около окна в сад, и читала.

– Привет, мам! – ставя в угол винтовку и бросая туда же свой сидор, тихонько сказал я. – Не скучала?

– Васенька! Сыночек! – Уронив книгу, мама всплеснула руками, вскочила из-за стола и не по-женски сильно обняла меня. – Вернулся!

– Ну, мам. Я же позавчера звонил, – попытался я воспротивиться осматриванию и ощупыванию, но, как всегда, безрезультатно.

– Ишь, звонил он. А мать тут волнуется. Вот женишься, пусть жены волнуются. А пока я побеспокоюсь, – не совсем логично высказалась мама и, отправив меня в баню, развила кипучую деятельность по готовке-кормежке. Мол, в летний душ сейчас уже холодно, а дома нечего сырость разводить, не зима еще. Баня – самое дело. Там подтоплено, вода почти горячая, мойся – не хочу.

Ну и хорошо, я оттащил свои шмотки в комнату, поставил винтовку в пирамиду, мимоходом поглядел на флягу с лисами-оборотнями. Томятся, бедолаги. Хотя, как я уже говорил, у кицунэ с пространством и временем свои отношения.

Через час отвалился от стола, чтобы не переобожраться.

– Все, мамуль. Я могу еще съесть, но потом меня надо краном поднимать, а…

– А тебя ждут твои девчонки, – закончила за меня мама и, сев напротив, оперлась подбородком на сцепленные ладони. – Надо же, у меня сынок надумал жениться и нашел себе сразу двух потрясных красоток. Вот еще бы ума твоим невестам добавить, вообще не девочки были бы, а чудо. Ты хоть знаешь, как они из-за тебя передрались в баре у Борьки?

– Знаю, что передрались, а вот как – не знаю. Мама, ну оставь меня в счастливом неведении насчет этого случая, а? Пускай они мне сами расскажут, – попросил я, вставая, подходя к матери и целуя в подставленную щеку. – Спасибо, мам, все потрясающе вкусно.

– Так, Василий Ярославович! – Мама тоже встала. Ой-ей, такое официальное обращение – что-то серьезное грядет. – Ты, насколько я поняла, уже не передумаешь насчет женитьбы? Нет? Молодец! – неожиданно похвалила она. – Тогда запомни – не вздумай обижать девчонок не по делу! Жизнь – она жизнь, и ругань будет, и обиды. Но не обижай девочек просто так. И учти, если за Сару могут вступиться папа с мамой, то за Варю всегда вступлюсь я. Понял? Я всегда о дочке мечтала, вот и будет у меня дочка. Отличные девочки Варвара и Сара, тебе неимоверно повезло.

– Спасибо, мам! – На душе у меня потеплело. Когда мать так говорит о выборе сына – это дорогого стоит. – Спасибо. Ты же знаешь, что я девушек не обижаю.

– Знаю, – кивнула мама. – Но это пока они незамужние девушки, а потом женами станут. А это – совсем другое.

Я хотел было уточнить, какое это другое дело, но тут на кухню ворвался Женька.

– Вася, приехал! Ура!!! А когда будем оружие новое перебирать? – обнял меня братишка и тут же стащил со стола пирожок с рыбой и грибами, за что получил от матери по мозгам полотенцем. Но, сунув пирожок в рот и продемонстрировав готовность им подавиться, но не отдать, убежал мыть руки.

После чего вернулся и вывалил мне на голову ворох новостей. Быстро. Сумбурно. И как ни удивительно, точно и по делу. Даже про драку Вари и Сары рассказал, хоть и с чужих слов, но четко и красочно. Можно не сомневаться, что, скорее всего, этот рассказ процентов на восемьдесят соответствует истине, у Женьки нехилые способности аналитика.

– Ну вот, я потом за твоими невестами приглядывал. Ну, чтобы ничего не случилось, Вась. Они девушки такие, импульсивные, – абсолютно серьезно сказал Женька, не обращая внимания на хихикающую маму.

– Спасибо, брат, – так же совершенно серьезно ответил я ему и пожал руку. – А пулеметы и винтовки на следующей неделе разбирать будем, там работы много. И да, познакомьтесь. Мама, Женя, это политрук, сержант и боец. – На кухне материализовались мои щуры. – Это мои товарищи, мам, – ответил я на недоуменный взгляд матери. – Очень сильные сущности, погибли на той, Великой войне. Жень, посмотришь за ними, познакомишь с Каспером? А мне уже пора. – Я глянул на настенные часы. Время подходило к шести вечера. А мне еще надо было мой вездеход проверить да принарядиться. И подарки. Балбес я!

– Мама, подожди минутку. – Я сорвался со стула и бегом рванул в свою комнату. Я же не зря на Балтике был, купил там и маме, и девчонкам украшения с янтарем. – Вот, мам, это тебе.

И протянул ей бархатный мешочек с серьгами и ожерельем. Я долго бродил по кварталу ювелиров, подбирая украшения. Не знаю, как им понравятся, но мне они очень пришлись по душе.

– Какая красота! – Мама разглядывала переливающиеся, сверкающие золотыми искорками темно-зеленые камешки, подобранные мною в тон ее глаз. – Сынок, спасибо. А девочкам купил?

– Да, мам. Варе из золотого янтаря, а Саре из красного. Мама, понравилось? – Я смотрел на подошедшую к зеркалу и приложившую к ушам сережки очень красивую женщину.

– Да. – Меня обняли и поцеловали, после чего развернули и шлепком под зад выставили с кухни. – Иди уж. Проверяй машину. Завтра привезешь девчонок официально знакомиться! Да, и Саре колечко не забудь. Кстати, а насчет обручальных позаботился?

30 сентября 2241 года, четверг

Ростов-на-Синей

Анастасия Ромашкина

Я стояла и смотрела вслед уезжающей машине сына, держа в руках коробочку с очень красивыми обручальными кольцами для невесток. Женька застыл рядом, жуя очередной пирожок. Вот ведь проглот растет, пока все не стрескает – не успокоится. Неподалеку висели призраки, служащие сыну, и Каспер. У Женьки явно родилась какая-то очередная шальная мысль. Вот сейчас, дожевав пирожок, он вытащил у меня из рук коробочку и, открыв, поглядел на кольца.

– Красивые! Но мне больше бриллианты и изумруды нравятся. Ну, ладно, сапфир туда-сюда, – важно произнес он и вернул мне драгоценности.

– Это что? Ты мне трех невесток приведешь? – усмехнулась я и шлепнула его полотенцем по макушке. – Иди уж, герой-любовничек!

30 сентября 2241 года, четверг

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

Остановившись у нужного дома, я сглотнул внезапно ставшую густой слюну. Поглядел на стоящий на стоянке напротив дома уазик Сары и аккуратно поставил свой «додж» рядышком. Глянув в зеркало, пригладил короткий ежик и вылез из вездехода. Еще раз глубоко вздохнул, усмехнулся своему отражению в боковом зеркале.

– Перед смертью не надышишься, а, Вась?

Забрал с заднего сиденья два букета, купленных у знакомого торговца, и, выдохнув, чуть ли не строевым шагом направился к крыльцу.

М-да, если честно, то страшновато.

Только поднял руку к звонку, как широкая дверь распахнулась и две девичьи руки рывком затащили меня внутрь.

И Сара, и Варя здорово принарядились, да еще прически сделали. Сара была в коротком белом, а Варя в черном платье, роскошные волосы девушки закрутили во французские косы, обе в туфельках на каблуках.

Но мне, если честно, было не до нарядов девчонок, не до брошенных на широкий подоконник цветов, не до накрытого стола. Я, потеряв голову, целовался с любимыми девушками, постепенно передвигаясь к широкой кровати.

– Ох, Вась, я так скучала! – прошептала Сара и снова впилась в мои губы, сменив оторвавшуюся для вздоха Варю. – Я люблю тебя, Вась.

– А как я скучала! – Варя крепко прижалась ко мне, положила голову на плечо. – Васенька, любимый, как я соскучилась!

– Варя, Сара, девочки! Я люблю вас. – Я наконец сумел оторваться от сводящих с ума губ. – Любимые, вы выйдете за меня замуж?

– Да! Да! – хором ответили мои красавицы.

Я схватил их обеих в охапку и закружил по комнате. Поставив около кровати (это получилось совершенно случайно, ну, почти!), я вытащил из нагрудного кармана колечко и надел на палец Сары. Потом поцеловал руки девушек. После чего началось настоящее сумасшествие, закончившееся нашим падением на кровать. Куда-то в угол улетело белое платье, на люстре повисло черное. Казалось, что сердце выскочит из груди.

Потом совершенно неожиданно Сара привстала и совершенно серьезно заявила:

– Так, Варя с тобой трахалась в прошлый раз, так что сейчас меня – первую!

– Еще чего! – возмутилась Варвара, отбрасывая в сторону случайно оставшуюся на ноге туфельку. – Я тоже хочу до умопомрачения!

– Так, – встала с кровати Сара, повела плечами, качнув великолепной грудью. – Это серьезно. Бросаем жребий, а потом начинаем по порядку.

– Девки, вы чего? – чуть отдышавшись, я удивленно поглядел на стоящих около кровати девушек. Потрясающе красивых, почти обнаженных девушек. – А у меня спросить?

– Спросим. Ты будешь решать как, сколько и так далее. А вот кого из нас ты первой сегодня возьмешь, решит этот старый рубль. – Сара показала большую монету. – Так, Варь, если решка, то меня первую, если орел, то ты вторая. Идет?

– Идет! – согласилась сгоряча Варя и замерла. – Ну ты, Сара, и клизма! А я – блондинка в квадрате!

– Варь, ты согласилась, и чем дольше будем ругаться, тем дольше и тебя, и меня он не будет… – Сара замялась, а потом выпалила: – Короче, бросаю!

Рубль со звоном взлетел в воздух, коротко крутанулся и завис над полом. После чего плавненько встал на ребро.

– Не поняла.

И у Сары, и у Вари были огромные, ясные и чистые глаза. Но сейчас глаза евреечки вообще в прямом смысле слова из орбит полезли. Смешно, если честно.

Варя хоть и удивилась, но не особо. Подумаешь, рубль в воздухе завис. Она за это время такого насмотрелась. А вот Сара нахмурилась и внимательно поглядела на довольно ухмыляющегося меня.

– Это что значит, Василий? Ты – биталант? – Брюнетка осторожно подняла монету с пола и подбросила еще раз. И снова она встала на ребро, на этот раз на подоконник, подальше от нас.

– Сара, Варя, ваш спор закончился ничем. Так что решаю я, – совершенно серьезно сказал я, вставая с кровати. – И, девушки, я вас люблю, обожаю, но главный в доме все-таки буду я. Запомните это.

После чего шагнул к нахмурившейся Саре и посерьезневшей Варваре. Рывком обняв, приподнял взвизгнувших девчонок и шагнул к кровати. После чего поставил кверху попой на край этой самой кровати. Избавляя девушек от узких кружевных полосок, я с удивлением услышал голос Сары:

– Видишь, сестренка, не зря баб Зеля тогда об этом говорила.

– Вы это о чем, красавицы? – поймав в ладони тяжелые, упругие груди девушек, спросил я. – У меня сейчас от возбуждения, того и гляди, задымится, а они о баб Зеле.

– Да так, Вась. Мы о своем, о девичьем! – улыбнулась обернувшаяся Сара. – Ну, так давай, сколько мы ждать должны?! Ох, любимый!

1 октября 2241 года, пятница

Ростов-на-Синей

Сара Кедмина и Варвара Белова

– Тихо, разбудешь Васю! – зашипела Сара на неосторожно брякнувшую кастрюлькой Варю. Потом улыбнулась и чмокнула названую сестру в щеку. – Хотя, Варь, у меня порой у самой голова кругом и из рук все сыплется. Ох и ночка была…

– Ага, – согласилась Варя. И покраснела от воспоминаний. Что они ночью с Василием вытворяли! Как только кровать выдержала!

– И какая ночка была хорошая или так себе? – донесся с кровати довольный голос Василия. Он уже не спал, а, закинув руки за голову, сидел, опершись на подушки. И с удовольствием разглядывал девушек, одетых только в трусики и короткие топики. Сара еще узлом под грудью майку завязала, чтобы не мешала готовить.

– Вася! – практически одновременно воскликнули девушки и, бросив стряпню, кинулись к своему жениху.

– Это было великолепно, Вась! – целуя довольного парня, сказала Сара.

А Варя добавила:

– Это было восхитительно, нежно и страстно. Спасибо, Вась.

1 октября 2241 года, пятница

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

– Это было великолепно, нежно и страстно. Спасибо, Вась. Я как в сказке побывала! – На этот раз меня поцеловала Варя и жутко смутилась. Все-таки она пока еще такая девочка.

– О, цветочки живы, оказывается. – Я с удивлением увидел оба букета в пластиковых ведрах. – Девчонки, а я вам подарки привез. Вот только куртку найти надо. Или брюки, куда я их дел?

– Куртка и брюки в шкафу, сейчас принесу. Интересный ты парень, Вась, пистолет с парой магазинов не забыл на столик выложить, а подарок для любимых девушек забыл, – засмеялась Варвара, вставая с кровати и подходя к немаленькому платяному шкафу, похожему, скорее, на небольшую комнату.

– Варь, пистолет это оружие, а оружие должно быть под рукой. Даже когда любишь девушек. Потому что, возможно, придется этих самых девушек спасать. Вы-то свои пистолеты в сумочках оставили, наверное? – Я с удовольствием потянулся. Да уж, оторвались мы этой ноченькой.

– Мой пистолек, тот ТТ, что ты мне подарил, в прикроватной тумбочке. А двуствольный, тот да. В сумочке. Он полегче. Правда, патронов всего два, приходится оба ствола серебром заряжать! – показала мне язык моя иномирная невеста.

– Мой на месте, в сумочке, – кивнула Сара. И еще раз кивнула, указав подбородком на простой шкаф в углу кухни. – А вот там у Вари два автомата, «Солотурн» и ППС, который ей в школе выдали. Так что мы вооружены, Вась, можешь лекцию нам не читать. Хотя вчера я про все на свете забыла. Повторим сегодня?

– Не уверен. – Я любовался девушками, снова занявшимися приготовлением пищи, точнее, разогревом вчерашнего ужина. – Сегодня я вас к нам домой поведу. Буду официально представлять вас моей маме в качестве невест. Там будут и твои папа с мамой, Сара, так что попрошу у них твоей руки. А твоей руки, Варь, я буду просить у твоих сестер. Рад я за вас, девчонки, что вы так породнились. Да, а что у вас в баре у Бориса было, а? – засмеялся я, глядя на смущенных невест.

Эпилог

Вася, Варя и Сара, смеясь, завтракали. Мать Василия и будущая теща готовились к встрече на высшем уровне, так сказать.

Кедмин, главный инквизитор, несмотря на воскресенье и предстоящее мероприятие, сидел в офисе и, хмурясь, читал о новом налете одержимых во злаве с Программистом.

Кицунэ сидели во фляге и ждали решения судьи. Впрочем, их беспокоили будущий суд и его решение, теснота и отсутствие воздуха им не мешали.

А в это время где-то далеко-далеко, в ином мире, грузный пятидесятилетний мужчина метался по кровати в тяжелом забытьи, которое и сном-то назвать было нельзя. И слушал, в который раз слушал просьбу дочери.

– Папа, спаси меня! Папочка, ты сможешь, я где-то тут, в ином мире. Пожалуйста, спаси меня!

Глоссарий

«Додж» – вездеход, производится в Северном Союзе на двух заводах.

«СЕТМЕ модель В» – армейская винтовка одного из миров за Мембраной.

«Утес» – крупнокалиберный пулемет.

«Шательро» – французский ручной пулемет.

«Штайер Солотурн» – австрийский автомат, пистолет-пулемет.

FN-FAL – автоматическая винтовка калибра 7,62 на 51 мм. Производится фирмой FN для европейских анклавов.

FR-8 – испанская магазинная винтовка калибра 7,62 на 51 мм.

АКМ – автомат Калашникова модернизированный, основной автомат СССР, одного из миров за Мембраной.

Ан-10 – пассажирский самолет. Ан-2 – «Аннушка», одномоторный самолет, модернизированный.

Армейский автомат конструкции Людвига Форгримлера – автомат образца 1950 года, основное оружие армии и полиции Северного Союза.

«Брен» – пулемет времен Второй мировой войны. Обычно выбрасывается на рынок военными после обнаружения и вскрытия очередной хронокапсулы на месте старых войсковых складов.

Винчестер – общее название многочисленных моделей винтовок с рычаговым и болтовым затворами.

«Владимиров» – КПВ, крупнокалиберный пулемет Владимирова.

Грайвороны – неупокои, псевдоврановые. Обычно обитают в городах Прошлых. К людям относятся в общем нормально, но склонны к различным, часто жестоким шуткам. Враждуют с расквырами.

Дирижабль – управляемый летательный корабль легче воздуха. Чаще всего имеет внушительные размеры, несколько мощных двигателей, позволяющих развивать скорость свыше ста километров в час.

Дирижбомбель – прикольное название дирижабля.

«Дерринджер» двуствольный – пистолет с откидными стволами, очень популярен среди женщин из-за простоты, надежности, мощности и малого веса.

ДП-26, ДП-30 – ручной пулемет системы Дегтярева калибра 6,5 на 50 мм.

Зброевка-Брно – чешский ручной пулемет.

Зомби – неупокои, которые кратковременно управляют только что погибшим телом.

Иномиряне, иномирцы – люди из иных миров, попавшие к нам в результате прорыва Мембраны.

Катастрофа – падение астероида на Землю и последовавшие за этим цунами, извержения вулканов и длительные мощные землетрясения.

Кицунэ – Лиса Патрикеевна. Нелюдь. Лисы-оборотни, хитрые, любопытные, очень опасные создания. Но для людей в большинстве своем малоопасны. Мощь Лисы Патрикеевны можно узнать по количеству хвостов. Чем больше хвостов, тем сильнее оборотень. Оборотень, убивший живого человека, обретает ярко-рыжий окрас и называется «огневка». Таких оборотней люди обязаны или уничтожать, или судить.

Ла-9, «Лавочкин» – поршневой истребитель-штурмовик, основной самолет ВВС Северного Союза.

«Левер» – винтовка с рычаговым затвором.

Ледяное цунами – огромные ледяные массы, выбрасываемые на сушу северными морями.

«Марголин» – малокалиберный пистолет.

Мембрана – общее название границы между мирами.

Менталистки – женщины, обладающие способностью к мыслечтению, мыслеобщению (телепатии). У мужчин такие способности не встречаются.

МиГ-15 – реактивный истребитель ВВС Северного Союза. Не состоит на вооружении, но пилоты запаса обучаются летать на учебных истребителях-спарках, а на авиазаводах на всякий случай готово оборудование для массового производства машин.

«Мосинка» – магазинная винтовка Мосина.

Некроманты, ведьмаки – люди, способные видеть неупокоев и влиять на них. В абсолютном большинстве это мужчины. Подозревают, что единичные женщины, способные к некромантии, – бывшие мужчины, подвергшиеся операции по смене пола.

Неупокои – общее название всевозможных видов нежити, нелюди, призраков и прочих явлений, связанных с послесмертием, которые появились после Катастрофы.

Одержимые – люди, чье тело захвачено и управляется неупокоями.

Пестуньи – менталистки, прекрасные детские воспитательницы.

Пироманки – женщины, способные управлять огнем.

ПМ – пистолет Макарова.

Пожиратели душ – крайне опасные неупокои. Обычно обитают в определенных зданиях, благодаря чему встреча с ними для обывателей маловероятна. Но для искателей в старых городах смертельно опасны. При обнаружении инквизицией подлежат ликвидации.

ППД – пистолет-пулемет Дегтярева.

ППС – пистолет-пулемет Судаева.

Прорыв Мембраны – перемещение между мирами.

Пустынный (песчаный) дэв – нелюдь. Гуманоид, рост около двух с половиной метров. Стремителен, очень силен, крайне опасен. Необычайно агрессивен. Подлежит уничтожению.

Ракетоносцы противоастероидной обороны – тяжелые дирижабли, вооруженные ракетами с ядерной боеголовкой. Ракеты способны поражать астероиды, выходящие на опасную для Земли орбиту.

Расквыры – неупокои, псевдоврановые. Обитают в городах Прошлых. Отличаются мерзким характером, крайней ненавистью к людям. Днем обычно малоопасны, но ночью активизируются и выходят на охоту. Обязательно нападают на людей вне надежных ночевок.

«Ремингтон» – охотничья винтовка.

СВТ, СВТ-40 – самозарядная винтовка Токарева, автоматический карабин АКТ-40. «Токаревки», «Светки» – различные названия винтовки Токарева.

СГМБ – станковый Горюнова модернизированный бронетранспортерный пулемет.

Северный Союз – государственное образование на месте Российской Федерации, республик Средней Азии, Финляндии, Швеции и Норвегии.

Симонова винтовка – АВС-38. Автоматическая винтовка калибра 6,5 на 50 мм. Производилась массово до Великой войны. До сих пор часто встречается среди гражданских стрелков.

СКС – самозарядный карабин Симонова калибра 6,5 на 50 мм.

Средняя Пустошь – образовавшаяся в бывшем Среднем Поволжье крайне опасная аномальная местность.

Старые Штаты – земли на территории бывших Соединенных Штатов Америки.

Старый город, город древних, прошлый город – общие названия руин больших городов, существовавших до Катастрофы. Часто бывшие мегаполисы образуют целые пустоши, например, на восточных и западных побережьях Старых Штатов. Чрезвычайно опасные места из-за высокой концентрации всевозможных неупокоев. Но из-за сокровищ прошлой цивилизации до сих пор привлекательны для поисковиков.

Т-55 – основной танк. На вооружении Северного Союза остались танки, производившиеся до Катастрофы.

Телекинетики – люди, обладающие способностями к телекинезу. В большинстве своем мужчины, но встречаются и женщины.

«Томми-ган» – американский пистолет-пулемет Томпсона.

ТТ – Тульский Токарева пистолет, тэтэшник. ТТ производятся на многих заводах и арсеналах в различных калибрах.

Фроги – водные неупокои.

«Хеклер и Кох» – пистолеты и пистолеты-пулеметы сорок пятого калибра, состоят на вооружении полиции, обычно частей ОМОНа.

Хронокапсула – появившаяся в результате Катастрофы аномалия, зона, в которой время течет медленнее, чем в остальном мире. Очень часто проявляется в городах Прошлых.

Электры – женщины, способные управлять электричеством.

Як-130 – реактивный истребитель-бомбардировщик, основной истребитель Северного Союза.

Оглавление

Пролог

Эпилог

Глоссарий Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg