«Сокровища наместника»

Сокровища наместника (fb2) - Сокровища наместника 1214K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алекс Орлов

Алекс Орлов Сокровища наместника

1

Дела у Мартина шли неплохо. Давно ему не везло так ровно, без никаких погонь и побоев. Неделю назад он выиграл в кости сто золотых терциев у пьяного инворского купца, при этом почти не мухлевал и отдал небольшую долю портовому вору, который время от времени отвлекал купца, чтобы Мартин мог подправить кубики пальцем.

Третьего дня у менялы на Солевом рынке удалось стащить мешочек с серебром, и тот не сразу его хватился, а когда хватился, Мартин был за три улицы, однако и оттуда слышал возмущенные крики.

И вот теперь, пока удача сама шла в руки, он решил сорвать большой куш, о котором давно думал, к которому давно примерялся. Ему даже снилось, как он проделывает этот фокус, спускаясь по волосяной веревке, привязанной к ветке старого каштана.

А там и заветное окошко, в которое, Мартин это знал точно, он обязательно пролезет. Хотя вот Скат, который легко мог пролезать в какие угодно щели, отчего и получил свою кличку, уверял, что окошко узковато.

— Тут дело другое, — говорил он. — Тут боком лезть придется, ребра разопрут, и застрянешь. Вот если б ровно.

— Или если б померить, — вторил ему Джонни-Зигзаг. — Отсюда трудно прикидывать, Мартин.

Такие беседы происходили всякий раз, когда Мартин с приятелями проходил мимо сада королевского наместника. Лорд Ширли был немало озабочен охраной своего дома с обширным садом и не жалел на это средств, нанимая сторожей из отставных матросов, которые были неподкупны и весьма свирепы. Попадавшиеся к ним в руки воры редко добивались свиданий с городским судьей. Крепко избитые, они занимали камеры с гнилой соломой в загородной тюрьме лорда, и никто не помнит, чтобы оттуда кто-то возвращался.

И все же это не мешало Мартину мечтать, ведь воры говорили, будто в высокой башенке наместник хранил все свое золото.

Но почему именно в башне, если лучшее место — глубокий подвал?

Так и было в городе прежде, пока семь лет назад с торгового судна в Лиссабоне не сошла бригада из двенадцати фингийцев, которые выдавали себя за каменщиков-строителей. Дела в Лиссабоне шли хорошо, город развивался и прирастал новыми кварталами в сторону холмов, поэтому фингийцы быстро нашли себе работу и какое-то время прилежно тесали камни и клали на раствор.

А потом случилось непредвиденное — из подвалов купца Афансана, владевшего торговой флотилией из полусотни кораблей, умыкнули все сундуки с золотыми терциями и старыми бурбонскими гинеями. Золота взяли столько, что серебро ворам пришлось оставить — не смогли унести.

И не помогла Афансану целая армия из сторожей с алебардами, стрелков-арбалетчиков и следопытов с собаками, поскольку воры сделали подкоп в ста шагах от места строительства, где работали, до золотых хранилищ купца и отчалили на фингийской посудине за два дня до того, как владелец хватился своей пропажи.

Скандал случился небывалый, дело дошло до короля, и он приказал своему флоту искать воров вдоль побережья, однако по истечении месяца не было найдено даже свидетелей, и все решили, что фингийцы уплыли за океан.

Якобы даже имел место обмен письмами короля с фингийским фронунгом, где его величество выдвигал соседям ультиматум, подозревая в покрытии аферы высокопоставленных лиц Фингийского края, но скорее всего это были слухи, поскольку воевать из-за обиды одного, пусть и очень богатого купца никто не собирался.

Воевать не стали, но выводы богатыми подданными короля были сделаны, и все свои сокровища они стали переносить в башни, где в стародавние времена размещались дозорные.

Те, у кого дома были поновее и башен не имели, срочно их строили, и это начинание поддерживал даже королевский прокурор, приезжавший из столицы посмотреть на это новшество в Лиссабоне. Он сказал что-то вроде: раз воров в портовом городе как блох на собаке и всех их не вывести, строить башни дело самое верное.

С точки зрения воров, это, конечно, затрудняло их работу, хотя прежде в Лиссабоне никто делать подкопы не пытался. Дело это трудоемкое, а здешние воры утруждать себя не любили.

2

Не оставался в стороне от новшеств и королевский наместник. Мартин был еще мальчишкой и бегал смотреть, как надстраивали на два этажа башню, стоявшую возле дома лорда Ширли.

Мартин тогда жил у тетки на полном пансионе, но уже смотрел в сторону порта, завидуя беззаботности беспризорных ватаг, которые, по его мнению, олицетворяли настоящую волю.

А у тетки ему приходилось ежедневно выпасать двух коз и убираться в свинарнике. И, кроме того, в конце недели приходил старик Волынжер, служивший когда-то писарем в торговой палате, и за пять куриных яиц проводил урок по арифметике или грамматике, а когда Мартин отвлекался, бил его по голове желтым от табака пальцем, и Мартину еще сильнее хотелось сбежать в порт.

Тогда он и не помышлял о карьере настоящего вора и на строительство башни в саду наместника смотрел лишь с мальчишеским любопытством. Позже его любопытство приобрело профессиональный оттенок, да и дерево возле башни подросло достаточно, чтобы у Мартина постепенно сложился подходящий план.

В башне имелось единственное окно, оставшееся от прежнего верхнего этажа. Его сильно сузили вертикальной кладкой, но, по мнению Мартина, ширина его все же была достаточной, чтобы в него пролез молодой, не обремененный лишним весом вор.

Мало того, если окно оставили, значит, под ним находилась главная дверь с замками и дневной свет был нужен, чтобы попадать ключами в замочные скважины.

С замками Мартин был на короткой ноге и, если позволяло время, мог любой из них вскрыть кривой «косичкой», купленной у заезжего вора за двести серебряных терций. Сумма была огромной даже для Счастливчика Мартина, но инструмент того стоил. Случалось, что «косичка» застревала в плохо смазанном замке, и, высвобождая ее, Мартин сворачивал в замке язычок или ломал пружину, однако кривое жало «косички» ничуть не страдало, она действительно стоила заплаченных денег.

И вот в одну из темных летних ночей Мартин поднялся с кровати по нужде. Он зажег лампу и вышел из комнаты в коридор, пугая разыгравшихся крыс, которые подбирали объедки, остававшиеся от жильцов — моряков, проституток, воров и разных скользких субъектов, вроде тех, что обирали по темным углам свалившихся пьяниц.

По вечерам коридоры доходного дома бывали завалены разным мусором, вроде картофельных очисток и яичной скорлупы, но уже к утру ничего не оставалось — крысы подбирали все.

Владелица дома — полная пятидесятилетняя дама по кличке Морячка Джейн — терпела крыс именно по этой причине, они помогали ей экономить на уборке, хотя, случалось, забирались и на кухню.

Кроме писка крыс и их торопливого топота, никаких других звуков слышно не было, беспокойные съемщики уже спали.

Мартин прошел по коридору, открыл дощатую дверь и подождал, давая возможность заметавшейся крысе выскочить в коридор. Затем зашел в нужник, поставил лампу на специальную полку и, подняв обитую сыромятной кожей крышку, задержал дыхание, пока зловонный ветер из отхожего туннеля не успокоится и не выскочит в узкое окошко.

— Стой, сволочь, стой!.. — донеслось с улицы, и мимо дома, один за другим, пробежали несколько человек. Особенно громко стучали башмаки портовых грузчиков на деревянной подошве.

«Должно быть, шерсть разгрузили», — подумал Мартин, отливая в туннель. Три дня в порту стояло судно с грузом шерсти, и его круглосуточно разгружали — в работу взяли всех, кто просился, хозяин очень спешил, а судно было немалое — три мачты. Почти как королевский «Дромадер». Шерсть разгрузили, грузчики получили расчет и теперь пьянствовали. А где пьянство, там игра в кости, жульничество и поножовщина.

Справив нужду, Мартин слил в туннель кувшин воды, потом зачерпнул его из бочки и поставил на прежнее место наполненным.

Эту моду завела в доме Морячка Джейн, а до нее, при другом хозяине, здесь часто мочились прямо в коридоре. Новые правила приживались трудно, моряки не понимали, почему нельзя просто «отлить за борт», но у Морячки были крепкие кулаки, а для особо непонятливых она носила на поясе под фартуком дубовую колотушку со скотобойни.

Одним словом, мода прижилась, и в доходном доме стало лучше пахнуть.

3

Уже добравшись до своей комнаты и погасив лампу, Мартин лег в койку и, натянув одеяло до подбородка, стал смотреть в темноту. Ему в голову пришла мысль, которая постепенно приобретала законченные очертания. Теперь он знал, как точно измерить ширину того самого окошка.

Улыбнувшись в темноту, Мартин повернулся на бок и уснул, а утром, когда все другие постояльцы еще спали, закрыл комнату на висячий замок и спустился со второго этажа во двор, где шаркала метлой сама Морячка Джейн.

— Куда так рано, Мартин? — спросила она, не переставая работать.

— Делишки, мадам, — на ходу бросил Мартин, поеживаясь от утренней свежести и запахиваясь в пижонскую короткую курточку.

— Делишки… — с неопределенной интонацией повторила Морячка Джейн и принялась еще резче махать метлой.

Мартин выскочил на улицу и заспешил в сторону Мелового рынка, где торговали щебнем и тесаным камнем. Располагался он за городом, и идти предстояло через неблагополучные районы, где даже прилично одетым ворам ходить было небезопасно. Но это ночью, а сейчас с первыми лучами солнца на улицы выходили стражники.

От скорой ходьбы Мартин пришел в себя и согрелся. Идти по мостовой было удобно, она здесь сохранилась в полном порядке, не считая отдельных вздувшихся участков. Прежде это был центр города, но по мере того, как берег поднимался, а море отступало, за ним тянулся порт и весь город. Богатые домовладельцы съезжали, продавая дома, или разбирали их на материал и возводили на новом месте. Но многие постройки были сделаны еще из сланца и разборке не подлежали, поэтому район в основном остался таким, как прежде.

Работала не чиненная много лет канализация, что позволяло на здешних улицах свободно дышать. Тут не было сточных канав, куда жители сливали содержимое помойных ведер и ночных горшков, и все уходило по скрытым туннелям. Правда, мусора хватало, уборкой здесь занимались немногие, озабочиваясь только видом из собственных окон.

Постепенно мостовая становилась все хуже и вскоре превратилась в перемешанную с красноватой землей щебенку, кое-как накатанную проезжими телегами. В дождь все это превращалось в наполненные жидкой грязью ямы-ловушки, куда возы проваливались по самую ступицу.

Именно здесь, в районе небогатых ремесленников, не входивших в большие цеха и не имевших пока средств, чтобы переехать в слободской район, заканчивались сливные туннели более благополучных районов, и все нечистоты выливались в сточные канавы, которые в дожди выходили из берегов, превращая узкие улочки в настоящие реки — от стены до стены.

Однако и тут имелись лавки, по пыльным тротуарам спешили с заказами прачки, подмастерья тащили на тележках штуки с отбеленными холстами на покраску, а пьяный зеленщик раскладывал на дощечке петрушку и лук.

Поскольку утром погода была безветренной, запах здесь стоял тяжелый, но к полудню появлялся бриз, и тогда жильцы открывали окна.

Выйдя на торговую площадь, где воздуха было больше, Мартин перевел дух и зашагал дальше, обходя тележки с товаром и привычно поглядывая на пояса торговцев, где висели пока еще тощие кошельки.

К концу дня в них набивалось меди и серебра, и тогда кошелек привлекал внимание воров. Но пока их здесь не было — воры спали и появлялись, когда кошельки становились потолще, а людей набиралось побольше, так было проще работать.

4

За площадью начиналась Речная слобода, хотя до реки было десять миль. Сам Мартин в те места не совался, там были каменистые пустоши и голые холмы до самой реки, а вот другой берег был покрыт буйной растительностью. На нем зеленели луга, рощи, вдалеке, если смотреть с холмов, виднелись каменные домики, утопавшие в садах, и разделенные на квадраты земляные наделы, где трудились заречные жители.

Выйдя на Рыбную улицу, Мартин остановился, пропуская колонну заречного народа. Это были невысокого роста широкоплечие мужчины с приплюснутыми лицами. Они хмуро смотрели из-под кустистых бровей и тянули пустые повозки, в которых до рассвета доставляли в город зелень и овощи.

Свой товар они отдавали местным торговцам оптом и сами розницей не занимались, хотя могли бы получать за нее втрое больше.

За мужчинами, впряженными в повозки по двое, следовали женщины заречных. Они были закутаны в серые мешковатые одежды и отличались от мужчин лишь тем, что не носили бород. Их длинные волосы были собраны в пучки и подвязаны тряпицами, а за собой они тащили повозки поменьше.

— Ну и красотки, — хмыкнул какой-то человек из собравшейся группы зевак, которые смотрели на заречных.

— Переваливаются, как кнехты, — добавил другой, отмечая походку низкорослых пришельцев.

— И откуда силы берутся, столько топать? — вмешалась торговка канифолью, от которой пахло древесной смолой. — Десять миль до речки, потом еще до переправы своей чухать будут и ждать до ночи.

— А чего же ждать? — спросил ее кто-то.

— Дык ночью переправу они наводят.

— А чего же не днем?

— Не знаю, говорят, днем их река наказать может, поэтому им ночью сподручнее.

— Могли бы лучше лошадей запрячь, чего сами-то тянут?

— Они лошадей боятся, — пояснил тот, который и начал это обсуждение, рыжеватый небритый мужчина без двух передних зубов. — У них все без лошадей — сами впрягаются.

Перейдя через улицу, Мартин продолжил движение к Меловому рынку. Заречные, конечно, чудные, что по виду, что по повадкам. Он несколько раз видел их в городе по утрам, но никогда не замечал, чтобы они с кем-то разговаривали. С закупщиком овощей общался лишь один из них и почти всегда какими-то знаками. Даже между собой они не разговаривали, по крайней мере Мартин этого не видел.

На дороге показались стражники, усатый сержант в потертой кожаной шляпе и латаном мундире и двое солдат-монгийцев, ростом на две головы выше него, в шлемах и старых помятых кирасах. Развитые надбровные дуги и выпирающие скулы придавали им свирепый вид, а богатырское сложение и оливковая кожа лишь добавляли видимой мощи.

Широкие алебарды в их руках выглядели словно игрушечные топорики.

По понятным причинам Мартин стражников не любил, а уж от таких и вовсе старался держаться подальше. Монгийцы были неутомимыми бойцами и хорошо бегали. Уйти от них можно было лишь за счет лучшего знания города.

Посторонившись, Мартин остановился, сделав вид, что рассматривает собственные башмаки. Сержант подозрительно на него покосился — дорогая одежда не могла ввести его в заблуждение. И вполне благополучные с виду воры попадали на недельку-другую в городскую тюрьму, но то ли у сержанта не было настроения, то ли тюрьма была переполнена, но, подавив вздох, он прошел мимо, а за ними и пара плечистых монгийцев, готовых выполнить любой приказ начальника.

5

Белая пыль над Меловым рынком стояла столбом. Мартин поспел к началу отправки штабелей с камнем и известью.

Лошади-тяжеловозы били копытами и недовольно трясли длинными гривами, а возчики ругались с грузчиками, грозя кулаками. Но до драк не доходило, это были всего лишь здешние манеры.

Мартин отметил, что среди грузчиков много монгийцев, а раньше он видел их здесь не больше полудюжины.

В накидках из мешковины, присыпанные белой пылью, они выглядели еще необычнее, чем те стражники в побитых кирасах.

Стараясь держаться подальше от вздымаемых телегами известковых облаков, Мартин вышел к относительно чистой, мощенной досками территории, где крупные оптовики вели переговоры с солидными покупателями, прибывшими не ради пары сотен камней для пристройки, а претендовавшие на десятки тысяч, доставка которых производилась не с рынка, а прямиком из каменоломен.

Заметив скучающего приказчика, Мартин подошел к нему и поздоровался.

— Доброго вам утречка, хозяин!..

Приказчик, конечно, был здесь не хозяин, но такое обращение ему понравилось.

— И вам доброго утречка, господин хороший, — ответил он, окидывая Мартина быстрым взглядом, чтобы понять, что перед ним за покупатель. — По какому интересу к нам прибыли?

— Ремонт нужен. Не так чтобы большой, но камни требуются особые, чтобы смотрелись как старые.

— Это понятно, тут тонкий подход нужен. Проходите к забору, у нас тут всякого камня понемногу выставлено, — сказал приказчик и, указав на сложенную из ракушечника стену, зашагал к штабелям. Мартин поспешил следом.

— Вам пиленый камень нужен или какой? — на ходу спросил приказчик.

— А какие бывают?

— Дык, вот они, — приказчик остановился и стал показывать на штабеля, перечисляя их названия. — Вот пиленый, вот тесаный, а вот этот самый дешевый — колотый. Пиленый — мягкий, почти меловой. Тесаный и такой, и такой бывает, а колотый — гранит и кудельник. Их тесать — лишь зубила переводить.

— Меня интересует вот эти, — сказал Мартин, подходя к штабелю с тесаным камнем. — Какой размер, к примеру, вот у этого?

— Ширина — четырнадцать дюймов.

— А других размеров тесаные камни не бывают?

— Нет, все по четырнадцать. Больше только плита идет, но плита она и есть плита.

— А меньше четырнадцати быть не может?

— Не может, — уверенно заявил приказчик.

— Почему?

— Потому, что несподручно рубить и несподручно грузить.

— Понятно. Спасибо вам большое, хозяин, я пока пойду мерить, сколько мне такого камня понадобится, и вам, вот, пять денимов за услугу. Теперь мне окончательно все понятно.

— Премного благодарен, — улыбнулся приказчик и быстро спрятал монетки, пока не увидел хозяин.

Башмаки Мартин порядком подпортил, и теперь их нужно было чистить с водой, а потом заново смазывать салом или чернить дорогой ваксой, только его это уже не беспокоило, поскольку он знал точный размер окна в башне наместника и был уверен, что обязательно в него пролезет. А все почему? Потому, что прошлой ночью он еще раз думал про это дело и вспомнил, как выглядят положенные под окно камни — на них были заметны следы от зубила, причем вполне характерные. Можно было, конечно, и по городу походить и где-то найти в стене такой же камень и самолично его померить. По крайней мере не испортил бы башмаки, но поскольку дело было нешуточное, Мартин рассудил, что лучше спросить знатока.

6

Мартин не шел, он будто летел на крыльях. Дело оставалось за подходящим инструментом и веревкой. Веревка у него была своя, новая волосяная — тридцать футов длиной. А вот инструмент еще требовалось найти, поскольку одной «косички» здесь могло оказаться мало.

На купеческих складах замки были массивными, крепкими, но одинаково простыми, а вот у людей важных, вроде наместника или даже у менял, хватало денег и ума приобрести игрушку из-за моря. И Мартин видел такие замки. Пружинка и язычок там были укрыты за винтовым каналом, который «косичке» было не преодолеть, а хороший италийский набор отмычек был большой редкостью и стоил огромных денег.

Правда, Мартин знал одного человека, у которого такой набор имелся, хотя связываться с ним Мартину не очень хотелось. Это был Харпер, в прошлом дорожный разбойник, который устал от кровавого ремесла и осел в Лиссабоне. Поначалу он занимался понятной ему работой, выбивая долги и устраняя конкурентов, но позже перешел на скупку краденого и стал давать в пользование воровской инструмент.

И хотя отдавал он инструмент дорого, на него все равно находился спрос, поскольку инструмент у Харпера был самый лучший.

Жил он в самом конце Валяльной слободы, где всегда пахло «паленым козлом», как говаривал сам Харпер. Почти все здешние жители занимались валянием шерсти в грубое сукно, из которого шили куртки на зиму и шкиперские плащи с покрытием из кожи.

После валяния готовые изделия обжигали на пламени, и оттого над слободой постоянно витал запах паленой жести, а по заиленным сточным канавам стекал мутный кипяток.

Мартин без отдыха отмахал до дома Харпера через весь город. Остановился возле мутного окошка, огляделся и только потом негромко постучал.

За стеклом дернулась занавеска — хозяин выглянул в окно и пошел открывать. Лязгнули засовы, и много повидавшая дубовая дверь приоткрылась.

— Чего тебе? — неприветливо спросил Харпер, не увидев у гостя никакой сумки или мешка с добычей. Мартин знал, что одну руку хозяин держал за спиной и в ней был нож — Харпер никому не доверял.

— Насчет инструмента, — сказал Мартин.

Харпер выдержал паузу, буравя гостя взглядом, потом открыл дверь пошире и отступил внутрь.

Мартин вошел, дверь захлопнулась, и стало темно. Хозяин не зажигал здесь огня, чтобы посетители оставались скованны и не смогли напасть на него, пока он закрывает задвижки.

Лишь закончив с замками, Харпер скомандовал:

— Два шага вперед и толкай дверь.

Мартин так и сделал и оказался в комнате с небольшим окошком, которое выводило в дровяной тупик.

— Садись, — буркнул Харпер, и Мартин сел на единственный расшатанный стул. Сам хозяин примостился у стены на лавке. Его нож уже был в ножнах на поясе. Широкий разбойничий нож, в городе таких не носили.

— Какие дела сейчас ведешь? — спросил Харпер.

— Разные дела, — пожал плечами Мартин.

— Слышал, тебе везет.

— Везет.

— Чего теперь задумал?

— Кое-чего, — пожал плечами Мартин. — Пока только подумываю.

— Инструмент на подумывание взять хочешь или на работу?

— А тебе какая разница? Я плачу деньги, а там пусть хоть под койкой валяется.

— Это так, — согласился Харпер. — Ну ладно, инструмент так инструмент.

Он поднялся, подошел к скособоченному комоду и, выдвинув скрипучий ящик, достал увязанную кожаным шнурком сумку, которую подал Мартину.

Тот развязал шнурок, разложил сумку на коленях, несколько мгновений смотрел на торчавшие из кармашков отмычки и, не дотронувшись до них, свернул сумку и возвратил Харперу.

— Это не тот инструмент.

— Почему не тот? — сыграл удивление хозяин. — Чем он тебе плох?

— Инструмент весь битый и поцарапанный, значит, металл плохой. Мне в работе сырое железо не нужно, а если понадобится, я гвоздей куплю.

— А если другого у меня нет?

— Тогда пойду искать дальше, Лиссабон город большой.

Харпер размышлял недолго и, выдвинув очередной ящик, достал тот инструмент, который был нужен Мартину. Уже по одному виду сумки тот понял, что это набор от италийских мастеров, и, приняв его у Харпера, сначала взвесил в руке — сумка весила заметно больше, чем предыдущая.

Развернув ее на коленях, Мартин без спешки перебрал весь набор, ощупывая каждую спицу и винт. Все было в полном порядке, и стоил такой набор двести, а то и триста золотых терций, в зависимости от места покупки. Но Мартину не верилось, что Харпер покупал такой дорогой инструмент для себя, скорее у кого-то отнял.

Поймав на себе взгляд гостя, Харпер ухмыльнулся и сказал:

— Десять золотых монет, и отдам на неделю.

— Четыре терции, и возьму на пять дней.

— Идет, — кивнул Харпер, и Мартин поднялся. Теперь от сокровищницы королевского наместника его отделяло совсем немного.

7

О том, как охранялся дом и сад лорда Ширли, Мартин знал давно. Он начал следить за этим, когда еще только присматривался к башне.

Вот и теперь, проходя по другой стороне улицы, он сквозь ограду и подстриженные кусты видел, как двое охранников прохаживаются вдоль дома, позевывая и почесываясь. За те несколько лет, что они служили у наместника, никаких особых потрясений не происходило, поэтому сторожа размякли и изредка развлекали себя стравливанием собак, которых держали только для виду, а на ночь запирали в подвал, иначе они лаяли и мешали спать супруге наместника. Мартин знал об этом, и его это устраивало.

Уже уходя с улицы, где стояли самые богатые дома города, Мартин приметил за собой слежку. Какой-то оборванец в лохмотьях, припадая на правую ногу, ковылял за ним на расстоянии шагов тридцати, останавливаясь, когда останавливался Мартин, и разгоняясь вприпрыжку, когда Мартин переходил очередную улицу.

Что ж, этого следовало ожидать, Харпер был жаден до чужой добычи.

Несколько удачливых воров, бравших у него инструмент или приносивших на скупку дорогие вещи, бесследно исчезли. Расспрашивать о том, куда они делись, у Харпера, разумеется, никто не решался. Но выводы были сделаны — серьезные воры перестали носить ему золото, ограничиваясь мелочью, и вскоре основной клиентурой разбойника стали барахольщики, не брезгавшие даже бельем с веревок.

Делая вид, что не замечает следившего за ним оборванца, Мартин оправился к себе домой и, запершись в комнате, спрятал драгоценный инструмент под выдвижной кирпич. Затем нашел в сундуке тряпицу, похожую по цвету на сумочку от инструмента, и выгреб из столового ящика дюжину чайных посеребренных ложек, оставленных для себя после одного дельца. Завернув их в тряпку и перетянув подходящим шнурком, Мартин взвесил сверток в руке и улыбнулся. Теперь тот выглядел, как сумка с инструментом, и можно было переходить к следующей стадии плана. Однако, выйдя в коридор, Мартин увидел двух соседей-моряков, которые сцепились в который раз за неделю и били другу друга уже по старым синякам.

Подождав, пока оба свалились на замусоренный пол, Мартин спустился во двор и сразу увидел своего провожающего, тот сидел у стены за тележкой с дровами.

Пройдя мимо него, Мартин вышел на улицу и поспешил в сторону порта, к харчевне «Веселое бревно», где собирались воры и жулики со всего города.

Идти приходилось через населенные районы, где людей было, как муравьев в лесу, но «хвост» держался цепко, и Мартин благополучно притащил его к заведению.

Но в харчевню оборванец не сунулся, поскольку ее хозяин, Свирепый Билли, вполне соответствовал своему прозвищу и отваживал грязнуль и оборванцев от своего заведения.

«У нас тут, конечно, не ресторация и паштетов не подают, но блохоносов я не потерплю!» — говаривал он, грозя с крыльца дубинкой.

Понимая, в какой ситуации оказался «хвост», Мартин вошел в харчевню, перекинулся парой слов с разносчиком и подсел к одному из знакомых, который расположился недалеко от окна, к которому тотчас прилип лбом вертлявый оборванец.

— Здорово, Костыль!

— Здорово, Мартин, — ответил Костыль, прозванный так за привычку таскать инструмент для взлома под видом клюки. Таким образом, он был готов сломать замок в любую минуту, а если надо, то и отбиться тяжелой клюкой. Правда, и стражники на такой костыль реагировали неодобрительно, и Костылю случалось получать от них за подобное вооружение.

— Как делишки?

— Ничего, шкондыбаем понемногу, — улыбнулся Костыль, потягивая из деревянной кружки кислое пиво. — Третьего дня у купчишки мешок с мелочью дернул, на пиво хватает.

— Давно сидишь?

— С утра. А до этого — весь день и до вечера. Я бы и спать тут лег, но Билли не позволил, у него тут порядки, ты знаешь.

— Да уж знаю, пацаном получал от него пару раз дубиной.

— А ты, я слышал, нынче на волне?

— Да вроде, — пожал плечами Мартин. Он действительно был в порядке и кое-что прикопал за городом в развалинах на черный день. Завяжи он сейчас, мог бы купить домик где-нибудь в захолустье и открыть какую-никакую торговлю — например, холстом. Или работников нанять и шить что-нибудь.

Мартина не раз посещали такие мысли, но спокойную, лишенную опасностей и риска жизнь он себе пока не представлял, ведь ему было только двадцать пять лет — для вора самый расцвет. Ему было только двадцать пять, а он уже мастерски работал и по карманам, и по замкам, и дверь мог снять с петель без особого шума — спасибо Гарцу Седому, который научил. Правда, теперь он сидел в городской тюрьме, и говорили, что уже бессрочно.

Мартину принесли пиво и тарелку с бобами, которые в харчевне готовили со свиными шкварками.

— Хочешь бобов? Могу угостить, — предложил он Костылю.

— Не, — отмахнулся тот. — Я уже пойду.

— Ты же вроде празднуешь?

— Кореша из порта новое дельце мозгуют, приглашали подойти.

— Это правильно, — улыбнулся Мартин. — Дела прежде всего, а допраздновать всегда успеешь.

— Успею, — согласился Костыль и единым махом допил свое пиво.

— Ты вот что, можешь подержать у себя пустяковину одну?

— Какую?

— Да вот, мелочишка — ложки серебряные, мне их с собой сейчас не хочется таскать, побегу на площадь, там сегодня кошельки сами в руки просятся.

— Ну давай, — согласился Костыль, и Мартин подал ему сверток, так похожий на сумку с италийским инструментом.

— Пустяковина, — сказал Костыль, взвесив сверток, и сунул в карман куртки. — Пропью — не взыщи.

— Хорошо, только не сегодня, — усмехнулся Мартин, замечая, как оборванец за окном сделал стойку при виде свертка.

«Харпер, морда…» — подумал Мартин, вспоминая, как разбойник раздумывал, прежде чем отдать инструмент. Видимо, сразу спланировал, кого пошлет по следу.

Забрав толстую трость с упрятанной в ней фомкой, Костыль ушел, утянув за собой оборванца. А Мартин с удовольствием пообедал, допил пиво и пошел домой. Сегодня он хотел отдохнуть и собраться с мыслями. Откладывать дело смысла не было, и этой ночью, если не будет дождя, он намеревался вскрыть сокровищницу наместника.

8

Мартин досконально знал свою улицу, поэтому даже в полной темноте обходил выбоины в мостовой и где нужно перешагивал через кучи лошадиного навоза.

Через три здания от его дома стояла заброшенная постройка, междуэтажные деревянные балки которой сгнили, отчего она стала непригодна для жилья, но для тайника подходила в самый раз. Мартин давно понял, что таскаться с воровскими инструментами домой было рискованно, случалось, что приходившие по доносу стражники обшаривали жилища воров и находили достаточно вещей, за которые городской судья сразу давал срок. Вот поэтому веревку с крючьями, шапку из толстого войлока и башмаки из сыромятной кожи Мартин никогда не приносил домой и хранил под крышей заброшенного дома, куда прятал также плотный плащ для завешивания окон, огарок свечи в жестяной коробке с кресалом, ну и остатки добычи — серебряные статуэтки, бронзовые подсвечники, шитую золотом мебельную обивку и медные деньги, если удавалось взять много.

Добравшись до развалин, Мартин постоял, прислушиваясь, однако ничего подозрительного не услышал. Вокруг сновали только крысы, а кое-где из окон доносились пьяные голоса, но здесь это было не редкость, в отличие от рабочих слободок, где люди ложились рано.

Ориентируясь на ощупь, Мартин поднялся по остаткам полуразрушенных лестниц на третий этаж, где в полной темноте переобулся, захватил плащ и войлочную шапку, после чего поднялся на крышу и по коньку прошелся на другую сторону дома. Там, снова на ощупь, добрался до лестницы и спустился на соседнюю улицу.

Теперь у него с собой было все необходимое и оставалось лишь пройти по ночным улицам до дома наместника.

На случай стычки с грабителями у Мартина был нож, а вот от встречи со стражниками могло помочь только бегство.

Обычно патрули шли с фонарями и видно их было издалека, но иногда случались облавы, и тогда стражники тихо стояли в углах, поджидая, когда ночные визитеры сами попадут к ним в руки.

Мартину случалось попадаться в ночные засады, но один раз по молодости он лишь получил зуботычину за спрятанную в кармане брошку, а в другой раз успел сбросить сумку с двумя срезанными кошельками.

Стражники ее тогда все же нашли, но Мартина на радостях отпустили, отправившись пропивать добычу.

Кошки, крысы, запоздалые гуляки. Мартин видел всех и, затаив дыхание, прижимался к стенам, дожидаясь, когда очередной прохожий пройдет мимо.

Дело мог испортить какой угодно пустяк, и рисковать было нельзя.

Примерно через час с испариной на лбу из-за душной погоды Мартин вышел на нужную улицу.

Окна здесь ярко светились, богатые не жалели ни масла, ни свечей.

Мартин выбрал угол потемнее и затаился в нем, привыкая к месту.

Где-то лаяли собаки, слышались голоса слуг, унимавших их. Все обычно, все как всегда.

Сняв шапку, Мартин рукавом отер вспотевший лоб. Он бы эту шапку и вовсе не надел, но в таком деле, спускаясь по веревке, случалось опираться о стену головой — двух рук не хватало, и тут толстая шапка была очень кстати.

«Пора», — скомандовал себе Мартин и, перейдя улицу, снял с пояса веревку. Еще раз огляделся и забросил крюк на каменную стену.

Тот встал крепко и почти беззвучно из-за намотанной на него тряпки. Дернув веревку пару раз для проверки, Мартин начал карабкаться, быстро перебирая руками. Вот и верх стены — гладкий и ровный, не то что заточенные пики железной ограды. Это лишь казалось, что подниматься по ним проще, ведь не понадобилось бы даже веревки, но воровская история знала немало случаев, когда воры оставались на этих пиках, совершая впопыхах ошибку.

Стена, пусть и высокая, все же надежнее.

Полежав на ней и удостоверившись, что его никто не заметил, Мартин переставил крюк и спустился в сад, испытывая при этом знакомое возбуждение от предстоящего погружения в неведомое.

Оставив крюк на стене, чтобы облегчить отход, Мартин рассмотрел белеющий массив башни и двинулся к нему, стараясь быть предельно внимательным.

Идти следовало только по траве — гравийные дорожки слишком шуршали. Добравшись наконец до каштана, Мартин ощупал его ствол и проверил, все ли на месте — инструменты и приспособления. Ничего не пропало, не отвалилось, не осталось на траве, значит, можно было лезть на дерево.

9

Память Мартина не подвела — он помнил, куда ведет та или иная ветка и какой она толщины. Могучий каштан принял его вес, даже не вздрогнув. Чем выше Мартин поднимался, тем больше запахов примешивалось к горьковатому запаху листвы. Вот господская кухня, а вот конюшня, хотя и далеко до нее. А это прачка кипятит белье — всю ночь до утра. Как бы не вышла в сад подышать, хотя это и не в привычках у прачек.

Наконец Мартин оказался на той самой ветке, нависавшей над единственным окном башни, и, остановившись, перевел дух, чтобы не спеша прицелиться и привязать веревку правильно, ведь исправить будет уже невозможно. Но воровской навык не подвел, и скоро Мартин уже медленно скользил по волосяной веревке, притормаживая намотанным на руку плащом.

Вот и окно. Мартин остановился и, сунув ногу в петлю, потянулся рукой и дотронулся до стекла. Потом ощупал раму и удостоверился, что действительно сможет пролезть внутрь.

Вынув из-за пояса медную палочку с алмазным кристаллом, он уверенно провел ею вдоль свинцовой обвязки, убрал резак и, развернув тряпицу, пропитанную засахаренным медом, наложил на стекло. Потом аккуратно прокатал рукоятью ножа и, выждав мгновение, шлепнул раскрытой ладонью.

Стекло вывалилось внутрь, повиснув на медовой тряпке.

Слыша, как бьется сердце, Мартин подождал, пока придет в себя. Нельзя было работать, когда ты в запале, а он действительно волновался, ведь столько лет думал об этом деле — как подобраться да как влезть. И вот это окно — открыто!

Мартин аккуратно снял плащ и кинул на край свинцовой оплетки, затем чуть подтянулся и сумел немного протиснуться, опираясь на правый бок.

Еще немного, еще. Извиваясь, словно змея, он постепенно перемещался внутрь, при этом его нога все еще была в веревочной петле.

В башне пахло мышами и сыростью. Жестяная коробка застряла, и Мартину пришлось не дышать с минуту, чтобы втянуть живот, поэтому, уже перевалившись внутрь, он увидел в темноте расходящиеся фиолетовые круги.

Не хватало еще лишиться чувств, то-то охранники посмеются.

Понемногу стравливая веревку, Мартин спускался вниз и вскоре коснулся головой ступенек. Потом перевернулся и, наконец, коснулся лестницы ногами и скинул тугую петлю.

После этого, не долго думая, он пошел по лестнице вниз, чтобы выяснить — не выходит ли она в открытую галерею. Но обошлось, и он уперся в обитую железом дверь, которая, без сомнения, была заперта снаружи на большой замок.

Это Мартину было на руку, поскольку такие замки открывались с изрядным шумом, что в его случае могло предупредить об опасности.

Поднявшись обратно к окну, Мартин завесил его плащом, затем снял с пояса жестянку и, щелкнув кресалом, зажег огарок свечи. Теперь он увидел ту самую дверь, за которой находились сокровища лорда Ширли, в этом не было сомнения, поскольку на ней висело целых три замка и все они были винтовыми, самыми дорогими и сложными для взлома, однако все три оказались одинаковыми.

«Деньги есть, а ума нету», — подумал Мартин и начал раскладывать на ступенях инструменты.

10

Он справился с замками примерно за полчаса, затратив даже меньше времени, чем рассчитывал. Сложив их в угол, он потянул за кованую ручку, и дверь беззвучно открылась — петли были хорошо смазаны, а свет колыхнувшегося пламени упал на уходящие вверх ступени винтовой лестницы.

Подхватив свечу и инструмент, Мартин стал подниматься, но больше дверей на его пути не оказалось, и он пришел прямиком в хранилище — круглое помещение на самом верху башни со стоявшими в нем сундуками.

Мартин подошел к одному из них и, приподняв крышку, увидел тускло блеснувшую сталь. Это были доспехи наместника. Дорогие, с золотой и серебряной отделкой, совсем новые, без единой царапины.

Мартин перешел к соседнему сундуку и заглянул в него, обнаружив огромные запасы серебра, состоящие из старых гинзейских монет шириной в ладонь и чеканных кубков, местами битых и смятых, как видно, бывших чьими-то военными трофеями.

Это была первая сокровищница, в которую Мартину удалось пробраться. Добывать золото и драгоценные камни ему удавалось и раньше, но только из шкафов жилых комнат, хозяева которых ненадолго отлучались или даже спали.

Там тоже было щекотание в ноздрях от риска и легкое волнение, но сокровищница — совсем другое дело! Мартин открывал один сундук за другим, натыкаясь на стопки старинного фарфора, россыпи нешлифованного янтаря, запасы яшмы и драгоценных эмалевых миниатюр на бронзовом основании.

Было здесь и золото, однако выглядело оно не так эффектно, как другие драгоценности, поскольку монеты были уложены в замшевые мешочки, которые в свете свечи выглядели как крупная картошка. Лишь когда Мартин в нетерпении рассек ножом один из мешочков, оттуда золотым ручейком потекли полновесные терции.

Насмотревшись вдоволь, Мартин стал раздумывать — как, сколько и чего он заберет с собой. Прежде всего — золото. Всего ему не забрать, но три мешочка он бы смог увязать на пояс. Хотя нет, такой тяжести не выдержит никакой пояс.

Мартин взвесил в руке один из мешочков — слишком тяжело. Он решил взять только пару, примерно с тремя тысячами терций, совсем неплохая добыча.

Но не успел он привязать первый мешок к поясу, как ему на голову обрушился удар, от которого он повалился вперед, прямо на распахнутый сундук, успев при этом краем ускользающего сознания подумать, что это Харпер выследил его.

На лестнице послышался топот, и на стенах заплясали тени от света факелов.

— Ну? Что тут?! — спросил старший охранник, расталкивая остальных.

— Ворюга пробрался, — ответил ему один из подчиненных.

— Это ты его приложил?

— Я легонько. Скоро очухается.

— Ключника позвали?

— Я позвал! — сказал от лестницы один из сторожей. — Он едва с койки не свалился — испугался очень!

— Ну и где он?

— Вроде идет… Пыхтит внизу где-то.

— Ладно, берите этого и вытаскивайте… Чего набежали? И смотрите не суньте чего в карманы, а ты, Рурт, — обыщи всех внизу!

— А почему я?

— Потому, что я так сказал! Еще поговорить хочешь или сразу в морду?

— Ладно, понял.

— Не ладно, а так точно, господин сержант!

— Так точно, господин сержант, — выдавил из себя Рурт. С сержантом в отставке Гроунфельдом лучше было не спорить.

Позвякивая ключами, в ночном колпаке и рубашке, в башмаках на босу ногу, появился ключник домовладения — господин Клапс. Фонарь в его руке дрожал от волнения, и он то и дело повторял:

— Ох напасть-то какая! Ох напасть!..

Когда мимо проносили пойманного вора, он остановил охранников и посветил в лицо злоумышленнику.

— Ох злодей! Ох злодей какой!.. — произнес он и продолжил подъем, пока не очутился в хранилище, где его ждал сержант в отставке Гроунфельд.

— Ну как здоровьице, господин Клапс? — прохрипел сержант.

— О чем ты говоришь, Манфред, разве не видишь, напасть какая?!

Ключник открыл стекло светильника, прибавил фитиль и затем взгромоздил фонарь на специальную полку.

— Подумать только, столько лет ни одного воришки даже на конюшне, а тут на казну замахнулись! — произнес он срывающимся голосом. — На казну!

На лестнице снова послышались шаги — неторопливые и решительные.

— Его светлость идут, — пролепетал ключник и вздрогнул всем телом, отчего его ключи снова звякнули.

На лестнице появился лорд Ширли в сопровождении гросскассира Лейбница и слуги с двумя фонарями.

Лорд был облачен в шелковый халат, обут в охотничьи сапоги, а в руках держал большой кинжал в ножнах.

— Что здесь случилось? — спросил он, останавливаясь напротив распахнутых сундуков.

— Злодея взяли на месте, ваше сиятельство! Вдарили по башке, так что сразу повалился! — доложил ключник, хотя спрашивали не его.

— На посту дежурили Рурт и Бонси, ваша светлость! — доложил сержант. — Когда упал тревожный мешок, Бонси побежал извещать остальных, а Рурт поднялся в башню и шарахнул вора дубинкой. Он бывший охотник, может ходить, как кошка.

— Молодец, дашь ему от меня терцию серебром.

— Слушаюсь, ваша светлость! — щелкнул каблуками сержант.

— Где это случилось?

— А вот сюда, ваша светлость, он свалился прямо на крышку сундука!

Сержант подскочил к сундуку и одним движением очертил место, где располагался упавший вор.

— Так, ну все понятно, — сказал лорд. — А вам, Лейбниц, все понятно?

— Все будет понятно только после детального пересчета, — прогундосил гросскассир, который страдал хроническим насморком.

В длинном одеянии, то ли ночной рубашке, то ли осеннем камзоле с чужого плеча, он был похож на сумасшедшего, и его взлохмаченные седые волосы лишь усиливали это сходство.

— Хорошо, договаривайтесь тут с Клапсом, а я пойду досыпать, мне еще завтра в Пронсвилль ехать.

— А что прикажете делать со злодеем, ваша светлость? — спросил сержант.

— А что с ним делать?

— Нужно ли проводить дознание или пусть в городской тюрьме проводят?

— Какое дознание, сержант? И так все ясно. И пусть город занимается карманниками с базарной площади, а этого везите в Дарнур, пусть посидит в подвале. Когда вернусь, решим, что с ним сделать.

11

Мартин очнулся в подвале на грязной, слежавшейся соломе. Во рту было сухо, волосы оказались чем-то склеены, а правый глаз едва открывался из-за рассеченной брови.

Под самым потолком имелось окно, затянутое снаружи бычьим пузырем, из чего Мартин сделал вывод, что он где-то за городом — в Лиссабоне все окна давно были стеклянные, даже у городской бедноты. Попадавшего в подвал света хватило, чтобы осмотреться, и Мартин заметил у стены кувшин, в котором оказалась свежая вода, которую, видимо, принесли вместе с бесчувственным пленником.

Немного попив, он почувствовал себя лучше. Попробовал подняться, но сразу оставил эти попытки, поскольку был еще слишком слаб. Мартин лег на грязную солому, постарался расслабиться и закрыл глаза, чтобы вернуть хоть какие-то воспоминания.

Где он? Что с ним произошло и как он здесь очутился?

Все, что он помнил, так это то, что сумел забраться в башню. Помнил, как, пролезая в окно, передвинул на поясе жестянку, чтобы не мешалась. И все, больше никаких воспоминаний.

Но, как бы там ни было, его схватили. Мартин осторожно дотронулся до правой стороны головы и понял, что волосы слиплись от запекшейся крови. Его огрели палкой и притащили сюда. Но кто это сделал, неужели сторожа, ведь он действовал так осторожно?

И еще Харпер. Может, он приложил к этому руку? Но зачем? Теперь его инструмент потерян, и Мартину придется отдавать немалые деньги. Золотом!

Он вздохнул. Только этого ему сейчас не хватало — связываться с Харпером.

Лязгнул засов, и Мартин вернулся к реальности. Какой Харпер, какой инструмент? Он попался охранникам наместника, тут уж не до инструмента.

Дверь открылась, и в подвал вошел бородатый человек в простой рубахе, штанах и растоптанных башмаках. От него сильно пахло конюшней.

— Живой? — спросил конюх.

— Живой, — ответил Мартин.

— Воды попил?

— Попил.

— Ну тогда пожри…

И он бросил пленнику шматок жирной ветчины, который упал на грязную солому.

— Я… сейчас не хочу… — выдавил из себя Мартин.

— Пожри, другого раза, может, уже не будет. Мне тебя велено вывести отсюда.

— Куда?

— На дознание. Господа сами велели накормить, чтобы от слабости не свалился.

Мартин вздохнул, потом дотянулся до ветчины и, обобрав с нее налипшую солому, стал есть, поначалу даже не чувствуя вкуса. Но постепенно он стал жевать бодрее и, когда закончил с едой, действительно почувствовал в себе какие-то силы.

— Вязать будешь? — спросил он конюха, поднимаясь на ноги.

— Чего тебя вязать? Тут бежать некуда. Давай выходи, а то уж поди заждались, ругаться станут.

Когда Мартин поравнялся с конюхом, тот остановил его и, оглядев кругом, добавил:

— Оно, конечно, хорошо бы тебя умыть, уж больно страшен ты в таком обличье. А с другой стороны, так даже лучше, на тебя смотреть жальче.

Мартин поднялся на три ступени и вышел в коридор, в котором гулял легкий сквозняк. За поворотом сильно пахло кошками, их следы имелись во всех углах. Поднявшись еще на несколько ступеней, он вышел в широкую галерею, где воздух был посвежее. Но не успел Мартин надышаться, как заметил большую крашеную дверь и, дойдя до нее, остановился, ожидая распоряжений конюха.

— Ну, иди, — сказал тот и вздохнул.

— Иду, — отозвался Мартин и потянул за ручку.

12

Несмотря на теплую погоду, в помещении топился камин, и это было совсем не лишним — камни старого замка всегда оставались холодными.

На потемневших стенах висело несколько выцветших от времени гобеленов, в углу стояло чучело оленя, а неподалеку — кабана и лисы. Видимо, раньше здесь размещался охотничий зал с трофеями. Но это было давно.

Мартина взяли под руки двое охранников и подвели к длинному столу, по центру которого сидел лорд, а по обе стороны от него стояли какие-то люди в казенных и гражданских платьях. Писцы, садовники? Мартин почти ничего не соображал из-за вернувшейся слабости и, как ни странно, от ощущения сытости после ветчины. Его отчаянно клонило ко сну.

Поставив пленника перед столом, охранники отступили на шаг.

— Кто ты таков, назови себя? — пророкотал лорд, и Мартин с трудом навел на него резкость — с правой стороны поле зрения закрывала красноватая пелена.

— Меня зовут Мартин.

— А фамилия у тебя имеется? Какого ты роду-племени?

— У воров нет фамилий, — пожал плечами Мартин. — Только клички.

— Значит, ты признаешь, что вор?

— Как не признать, меня же схватили… — Мартин вздохнул. — В башне.

Ему этот разговор казался бессмысленным. Скорее уж пусть ведут к судье и все такое прочее. Он не раз слышал об этой карусели и не исключал, что когда-то и сам через нее пройдет — не могло же ему всегда везти?

Пусть везут, пусть запирают. В этом даже имелись свои плюсы, он мог повидать множество дружков, которые уже давно тянули лямку.

— Ты знаешь, кто я такой? — снова пророкотал лорд.

— Лорд Ширли, королевский наместник.

— И зная, что это дом наместника, ты тем не менее посмел вломиться в него?

Лорд улыбнулся и недоумевающе покачал головой.

— Воры об этом не думают, ваша светлость, нас интересует добыча.

— Ну что же, ты не проявил уважения к королевскому наместнику и сам в этом признался. А значит — не взыщи.

Лорд Ширли поднялся во весь свой немалый рост, поправил берет с пером и громко объявил:

— Мартин без роду и племени, тебя повесят во дворе на твоей же воровской веревке, и этот приговор будет приведен в исполнение немедленно! Выводите его!..

Мартин не успел даже удивиться. Как? За что? Его же нужно отвести к городскому судье — так положено! Но охранники уже заломили ему руки, мигом стянули кожаным шнурком и потащили Мартина к выходу.

— Но как же так?.. Что же это?.. — лепетал он, и бессвязные мысли метались в его голове.

Уже во дворе Мартин замолчал, увидев посреди двора разборную виселицу, а перед ней дощатые мостки для зрителей.

На первых, лучших местах восседали члены семьи лорда, его супруга — благородная Фангисса фон Хольн, сын Адольф и тетка по материнской линии старая графиня из Голфгарта.

Позади них размещались старшие служащие из департамента наместника, богатые арендаторы с его обширных земель, старосты деревень с напомаженными волосами и в начищенных по такому случаю башмаках.

А на помосте ожидал палач — обычный мужик, может, чуть более угрюмый, чем другие. На нем не было никаких красных нарядов, только старый охотничий костюм, должно быть, доставшийся ему от кого-то из загонщиков.

Мартин взошел по скрипучим ступеням, и охранники поднялись вместе с ним, на тот случай, если он вздумает сопротивляться. Но Мартин даже не собирался, им овладела апатия — пусть делают что хотят.

Вспомнилась Гретта, горничная купца Балтера. Мартин как-то забрался к нему в дом, пока Балтер с семьей ездили к морю. Он незаметно пролез в окно, удачно миновав старого седого сторожа, и уже надеялся на богатую добычу, когда вдруг столкнулся с девушкой.

Она не сразу поняла, кто он, но, даже разобравшись, не запаниковала. В тот раз они расстались почти влюбленными и потом встречались целый год.

Мартин носил ей ворованные побрякушки и золотые монеты, а она принимала это, как само собой разумеющееся. Потом они проводили ночь во флигеле для слуг, где у Гретты имелась собственная комната.

Утром Мартин незаметно выскальзывал в окно, и никто об их романе не догадывался. Неизвестно, сколько бы это еще длилось и чем закончилось, но вездесущая воровская братва как-то заметила Гретту в обществе ее хозяина в одной из загородных гостиниц.

Девушка была разодета под госпожу и провела с хозяином на отдыхе трое суток. Но не успел Мартин что-то предпринять, как-то объясниться с Греттой, как услышал, что она сбежала от хозяина с молодым приказчиком, который не забыл прихватить часть хозяйской выручки.

Вот так все и закончилось, а ведь Мартин составлял планы на будущее. Гретта ему очень нравилась, хотя позже, вспоминая ее, он находил в ней черты, которые указывали на ее жадность и коварство. Она брала золото у Мартина, она брала подарки у хозяина, а сбежала с приказчиком, и неизвестно, что с этим беднягой стало, но украденную казну она точно держала у себя.

Горькая улыбка тронула разбитые губы Мартина, когда его вывели на помост, но эта улыбка все еще относилась к воспоминаниям о Гретте.

Палач накинул петлю и несильно затянул, а Мартин отстраненно подумал, что это действительно его веревка.

Публика замерла, а палач взялся за рычаг, ожидая команды лорда.

— Смотри, Альдольф, вот так совершается правосудие!.. — сказал лорд своему сыну, и Мартин вспомнил, что раньше видел этого мальчишку. Пару месяцев назад тот пускал в заливе кораблики, с ним была няня и двое слуг-охранников. Потом ветер посвежел и волны стали загонять маленький парусник под деревянный настил. Казалось, никто уже не мог помочь плачущему ребенку, но проходивший мимо Мартин поднял неприбитую доску и спас парусник.

Вот откуда он помнил ребенка, только тогда тот был счастлив, а теперь выглядел перепуганным. Неужели обязательно было тащить его сюда?

Лорд махнул рукой, и палач дернул рычаг.

13

Помост сложился, и Мартин должен был повиснуть в петле, но веревка с треском лопнула, и он свалился на мостовую с обрывком на шее. Публика повскакивала с мест и дружно выдохнула, а лорд снова взмахнул рукой и закричал:

— Подайте новую веревку! Немедленно!..

Слуги бросились за веревкой, гости зашушукались, и посреди этого смятения раздался голос мальчика:

— Но веревка оборвалась, папенька, этот человек заслуживает помилования!

— Что ты говоришь, Адольф? Это же вор! Злодей! Его нужно вздернуть в любом случае!..

— Нет, папенька… — Адольф поднялся. — Это уже будет не правосудие, это будет убийство.

Лорд Ширли тоже поднялся и одернул мундир. Мальчик был прав, хотя, возможно, вел себя слишком дерзко. Впрочем, для отучения детей от дерзости существовали розги, но это потом, а сейчас он, главный человек провинции, должен был принять решение. Мудрое и справедливое.

— Хорошо, Адольф, я соглашусь с тобой, хотя ты еще мал. Мы будем держаться обычаев наших предков, поэтому я повелеваю… Я повелеваю отправить злодея в тюрьму и держать его там бессрочно!..

Все сразу зааплодировали, стали выкрикивать имя лорда и прославлять его мудрость. А охранники подняли Мартина, находившегося в полуобморочном состоянии, и потащили прочь со двора, в сторону вздымающейся серым гигантом старой крепости, которая уже двести лет использовалась как собственная тюрьма семейства Моринджеров.

Со связанными руками Мартина бросили на телегу, и она покатила по подновленной, мощеной дороге. Мартин с трудом осознавал, что он все еще жив. Он чувствовал боль во всем теле и слышал будто только что произнесенную фразу: «Это уже будет не правосудие, это будет убийство!»

Мартин ненадолго лишился чувств, а когда очнулся, телега въезжала во двор замка, который с телеги казался глубоким колодцем.

Лязгнули тяжелые засовы ворот, и сразу куда-то исчез ветер, прекратилось движение воздуха, померк свет. Пленника сдернули с телеги, и он едва не упал, в последний момент его подхватил здешний смотритель.

— Поосторожней с арестантом, рыло! — выругался он, развязывая ремень на руках Мартина.

— А чего ты о нем так печешься? Это же злодей! — возразил охранник, который хотел сбросить Мартина на мостовую.

— Это теперь арестант, за которым я должен приглядывать и за которого несу ответственность перед его светлостью, понял, морда ты коровья?!

Охранник промолчал, старший смотритель был повыше чином, да и здоровее. Одни кулаки чего стоили.

— Штырц! Принимай свеженького! — крикнул надзиратель и дохнул на Мартина едким табаком. — Штырц, где ты там?

— Здесь я, здесь, господин Моккли! — отозвался тюремный писарь, сбегая по ступенькам своей будки. За ним, тяжело переваливаясь, словно медведь, вышел еще один надзиратель. Он что-то торопливо жевал, от чего двигались его уши и брови. Он волок кандалы с замком, и Мартин подумал, что мог бы легко открыть такой замок любым гвоздем. Вот только стены здесь были такие, что одним гвоздем не управиться.

— Руки давай… Сюда просовывай… — продолжая жевать, приказал надзиратель.

Мартин послушно подставил руки, и планка закрылась. Затем надзиратель со скрипом провернул ключ, что привлекло внимание главного надзирателя.

— А ты чего, морда коровья, замки не смазываешь?! Сожрал все масло?!

— Никак нет, — пряча глаза, пробубнил тот.

— Все, ведите его! — махнул рукой старший надзиратель, и его подчиненный потащил Мартина на цепи.

— А как записывать, господин Моккли? — спросил писарь.

— Запиши как-нибудь, потом поправим.

— Слушаюсь, господин Моккли! — подобострастно вытянулся писарь и шмыгнул носом, а старший надзиратель пошел прочь, у него еще было много работы.

— Так как твое имя-прозвище? — забегая перед Мартином, спросил Штырц.

— Не суетись, — пробубнил надзиратель, державший конец цепи от кандалов.

Штырц поотстал, и у Мартина перестала кружиться голова. Он наконец полностью почувствовал руки, до этого сильно перетянутые ремнями.

14

Запись прошла быстро, хватило одного имени. Потом жующий надзиратель поволок Мартина по лестнице, и тот сбился со счету, преодолевая темные лестничные пролеты. Наконец они вышли в коридор и двинулись вдоль грубо сложенных стен, вдоль которых была рассыпана труха от сгнившей соломы.

Должно быть, ее здесь никто не убирал или делали это очень редко.

В темных и глубоких стенных проемах едва различались двери, но были за ними узники или темницы оставались пустыми, было неизвестно. Кроме шума шагов и позвякивания цепи, на которой вели Мартина, никаких других звуков слышно не было. Света в коридоре не хватало, и попадал он сюда сквозь узкие оконца, больше похожие на бойницы. Скорее всего, это они и были, а тюрьму сделали уже позже, разгородив пространство кладкой из колотого камня.

Кое-где на стенах угадывались держаки для факелов, но они были пусты, масло и смолу здесь экономили.

По мере приближения к концу коридора становилось светлее, и вскоре Мартин с надзирателем вышли в некое подобие холла, где за деревянным столом сидел еще один надзиратель — маленький и щуплый, похожий на писаря Штырца.

Заслышав шум, он вышел из-за стола и, подняв повыше масляный фонарь, пошел гостям навстречу.

— Привет, Борц!.. — с деланым радушием поздоровался приведший Мартина надзиратель.

— Привет, Долбунтин, — отозвался тот и посветил на избитое лицо Мартина.

— Мы же договорились, что ты зовешь меня просто Дилмо, по-дружески.

— Как долг отдашь, так будешь Дилмо, а пока ты мне никто.

— Да чего там этого долга, Борц? Десять денимов!

— Долг есть долг. Проиграл — отдавай, не можешь, не маячь тут.

— Я только по службе.

— Ну и вали. Я арестанта принял, ты — отдал.

С этими словами Борц выхватил конец цепи у Долбундина и потащил Мартина к темной нише в стене, где располагался вход в темницу, а сопровождавший пошел прочь.

Распахнув тяжелую скрипучую дверь, Борц подождал, когда Мартин войдет внутрь, и потом с помощью своего ключа снял с него кандалы и замок.

— Осматривайся, парень, — сказал он и, захлопнув дверь, с трудом задвинул заржавевший засов.

Мартин последовал этому совету, ему больше ничего не оставалось.

В просторной камере, примерно семь на восемь шагов, под самым потолком имелось сквозное окно, света от которого было больше, чем в коридоре у Борца, да и воздуха тоже. Правда, зимой здесь наверняка было холодно, а из утепления имелась лишь прелая солома вдоль стены, давно превратившаяся в труху.

Еще из удобств имелась дыра в дальнем углу и тянувшаяся через все помещение деревянная балка с кольцами, на которых когда-то подвешивали узников, чтобы выбивать подробности какого-нибудь заговора.

Дверь снова загрохотала, но на этот раз в ней открылось лишь небольшое окошко.

— Принимай суп, парень!

Мартин подошел к двери и взял кувшин с отбитой рукояткой, в котором была вода. Она давно протухла и имела болотный запах, но другую здесь вряд ли подавали.

— Спасибо.

— С новосельем!.. — поздравил его Борц и засмеялся.

— Да уж, — вздохнул Мартин.

— Тебя за что так отделали? Морда как старый башмак!

— Я не помню, как били, сначала дали по голове, а дальше не помню.

— Но было ведь за что, парень, просто так мордой по стене не возят и в Угол не запирают. Ты злодей? Убивал, грабил?

— Вор, — коротко ответил Мартин.

— Во-о-ор? — протянул Борц и понимающе кивнул. — У моего соседа в прошлый праздник на базаре кошелек сперли. Может быть, даже ты.

— Нет, в этот раз не я.

— Неважно. По-хорошему, всех вас надо взять да перевешать.

— Было уже, — грустно улыбнулся Мартин, но его улыбка вышла кривой.

— Что значит было?

— Сегодня вешали, да веревка оборвалась.

— Правда?

Борц снял форменный картуз и почесал макушку.

— Повезло тебе, парень.

— Ну, если можно так сказать, — пожал плечами Мартин и, не удержавшись, обвел взглядом свое узилище. — А что, подолгу у вас тут сидят?

— Не всегда. До тебя тут один три года протянул. И все. От воды задристал, но он еще долго продержался, другие и того не выдерживали.

— И все из-за воды?

— Нет, к воде многие привыкают. А вот зиму пережить трудновато. Холодно здесь, отопления нету.

— А как же вы?

— Мы угли в ведерке приносим. Поставишь под стол, и вроде ничего. А вот арестантам худо приходится.

— Ну, а те, кто не помирает от воды и холода, подолгу сидят? — осторожно осведомился Мартин, все еще лелея какую-то надежду.

— Не то чтобы долго, но — бессрочно. У нас в Углу других не держат. Угол — это Угол.

— А как насчет соломы, господин Борц?

— Я тебе не Борц, я друзьям Борц. Долбундину и прочим — Беренцборц, а тебе — господин надзиратель. Понял, крыса тюремная?

— Очень даже понял, господин надзиратель, — ответил Мартин, верно выбирая тон.

— Молодец. Тогда первый совет — если будешь пить воду как есть, по осени тебя закопаем.

— А как же быть?

— Совет второй — поссы в нее, и пусть постоит полдня. Как даст осадок, можно пить. При такой воде полгода запросто вытянешь. Есть другой способ — для брезгливых. Просто взбивать палочкой — я тебе принесу, если захочешь. Когда гнилую воду долго взбиваешь, они пеной отходит и тоже дает осадок. И тоже полгода протянешь по-любому.

— А как же тот, который три года прожил?

— Молодец, арестант! — расплылся в улыбке Борц. — Все-то вы, ворюги, примечаете. Так вот, тот бросал в кувшин камешки. Вон от той стенки небольшие отламывал и бросал. Говорил, будто они гадость опрелую из воды вытягивают, вроде даже вкус меняется. Сам-то я не пробовал, поэтому только с его слов и передаю.

— Спасибо за совет, господин надзиратель. Этот способ получше других будет.

— Я тоже так думаю.

— Так как насчет соломы?

— Солому меняют раз в год осенью.

— Так ее здесь, считай, совсем нет, — указал рукой Мартин.

— Ну как же нет? Там она, у стенки. Ты ее в кучку собери, и будет тебе подушка. До осени и так дотянешь, одежку-то на тебе оставили, а других, бывает, в одних усах и бороде притаскивают, да еще крепко битыми. Так что тебе, считай, очень даже повезло. Соломы нет, зато и блох в ней не имеется. На южной стороне камеры потеплее, так там блохи арестантов до смерти заедают.

— А почему блох нету?

— Так ведь — свежо! Сам разве не чувствуешь? А зимой еще как свежо, все блохи разом вымерзают, сколько ни заводи. Вот так-то.

Видно было, что надзиратель соскучился по общению, и Мартин подумал, что он тут на этаже единственный узник.

— Здесь, наверное, мало арестантов, господин надзиратель?

— Почему же мало? С тобой пятнадцать будет.

— Стало быть, есть с кем поговорить?

— Да о чем говорить-то? Это ты пока свежий да здоровый говорить будешь, а потом… — надзиратель махнул рукой. — Ладно, располагайся пока. Привыкай. Сегодня жратвы тебе не будет, ты пока сам по себе, а уже завтра получишь баланду.

— На завтрак? — спросил наивный Мартин.

— На завтрак, обед и ужин. Здесь один раз кормят.

15

Прошел год, в котором у Мартина случилось мало чего хорошего.

Кое-как он освоился с местной водой, научившись улучшать ее с помощью камешков, и это работало, хотя первые три месяца его мучил понос.

Он научился, не морщась, есть баланду, которая часто напоминала вкусом воду от вымоченных старых ботинок. Правда, в ней было достаточно соли и обязательно лежал кусок хряща или жилы, и их можно было пожевать, размяв зубы. Однако основным калорийным блюдом был кусок хлеба — обычного крестьянского с добавлением проса. Его Мартин растягивал на весь день, создавая, таким образом, иллюзию трехразового питания.

Кое-что подбрасывал надзиратель Беренцборц, с которым Мартин научился ладить. Это оказалось совсем несложно, нужно было лишь вызвать его на разговор и слушать.

Надзиратель рассказывал о своем детстве, о жене и двух детях. Об этой службе, которая прямиком вела к ревматизму. А еще он принес Мартину свежей соломы — значительно раньше осени. И это было очень кстати, поскольку от холодного пола понос, вызванный гнилой водой, только усиливался. А так Мартин связал себе матрас, а потом даже крышку для отхожей ямы, и в его узилище появился какой-то уют.

А уж когда он связал из соломы ставню, которой, если забраться на балку, можно было закрыть окно, он почувствовал себя по-настоящему готовым к зиме и благополучно ее пережил, хотя несколько раз по утрам находил в кувшине кристаллики льда.

По совету того же Борца Мартин стал приучать себя цепляться за балку руками или ногами, выдумывая разные упражнения.

— Тебе надо разгонять кровь, парень. Так ты протянешь дольше.

— Ты всем даешь этот совет?

— Всем.

— И что, помогает?

— Не знаю. Если фильтровать воду кто-то пытается, то лезть на балку не хотят, поэтому мы их тут быстро выносим.

После того, как отношения Мартина с Борцем более-менее наладились, надзиратель стал интересоваться жизнью арестанта, выяснять, как он дошел до такой жизни. А когда Мартин начинал рассказывать, увлеченно его слушал, опершись подбородком в сложенные в раздаточном окошке руки.

Одним словом, к концу своего годичного пребывания Мартин уже хорошо ориентировался в тюремной обстановке, знал, сколько в замке этажей, примерное количество узников и количество лет, которое они здесь выдерживали. Перспективы были безрадостными, и он часто думал о побеге. Однако как тут сбежишь, если через единственное окошко можно выбраться только на отвесную стену на высоте пятого этажа. В Лиссабоне даже доходные дома не были такими высокими — только три этажа и чердак.

Вырваться через дверь ему тоже не светило, поскольку ее не открывали, пока не приходило время выносить узника вперед ногами. Но даже это не торопились делать сразу, случалось, тело валялось на соломе несколько дней, пока находили возможность его унести.

И все же, как и любого узника, мысли о побеге не покидали Мартина, и надзиратель Борц прекрасно это понимал, ведь он служил здесь более десяти лет.

— Смирись, парень, тоска изводит не хуже холеры. Цепляйся за балку, пересчитывай солому на полу, заготавливай для кувшина камешки. Ищи себе дело, и все будет в порядке, ведь снаружи жизнь не намного лучше.

— Снаружи воля.

— Воля — неволя. Пока ты молодой и холостой, тогда воля, а вот когда семейный да с детьми…

16

Это было что-то вроде дня рождения. День в день, когда Мартина, год назад, притащили на этаж и назначили жить в узилище, Борц принес ему белую тряпицу — слишком белую для его теперешнего мира, поскольку его нательное белье уже напоминало пропитанную маслом бумагу.

— Что это? — спросил Мартин, принимая небольшой сверток.

— Подарок, парень. Ты провел здесь год, а это, поверь, немало. Ты доказал, что можешь выживать.

— И что?

— А то, что десны у тебя уже кровоточат и только молодость еще удерживает тебя на этом свете. Размотай платок и посмотри.

Мартин размотал и увидел какую-то то ли кору от дерева, то ли кусок грязи.

— Ты издеваешься надо мной, Борц? — воскликнул он в отчаянии.

Приближение годовщины сидения в застенке нервировало его. Она казалась каким-то страшным рубежом его окончательного падения. Что здесь годы? Что здесь жизненный опыт и воровское мастерство?

— Прекрати истерику, парень. То, что я тебе принес, дорогого стоит. Это мох-багровник, который может расти на камнях. Все, что ему нужно, лишь пара капель воды каждый день, а взамен он даст тебе жизнь.

— Я… не понимаю, Борц.

— Вся северная сторона у тебя сырая, прилепи к ней этот кусок мха, и он разрастется. А раз в три дня ты будешь отламывать по кусочку величиной с ноготь и съедать его, отчего у тебя перестанут кровоточить десны и ты проживешь еще лет пять.

— А… Вон оно что… — произнес слегка озадаченный Мартин. Борода и усы, отросшие за год, мешали ему говорить, хотя и прежде он брился довольно редко.

— Я принес тебе приборы и мыло, ты побреешься.

— Спасибо, Борц. А постричься?

— Сначала побрейся, а потом принесу ножницы. Спешить нам некуда, ведь так?

— Так, приятель, — согласился Мартин и улыбнулся.

Мох он попробовал в этот же день, и тот оказался горьким, однако Борц успел предупредить об этом.

— Раньше у нас ягод не собирали и репу в бочках не квасили, поэтому к весне у всех кровоточили десны. Потом кто-то прознал про этот мох, и его стали присаживать в подвалах и погребах. У тех, кто его ел, все было в порядке, поэтому зиму переживали легко, а летом снова были ягоды и щавель.

Мох прижился уже через сутки. Сырая холодная стена ему понравилась, и он стал разрастаться, а через две недели после употребления этого горького лекарства десны у Джека зажили. Еще через неделю они настолько окрепли, что он стал без боли жевать жилы и хрящи, которыми его снабжала тюремная кухня.

Продолжая следовать советам Борца, Мартин по три раза в день подпрыгивал и хватался за деревянную балку, чтобы подтягиваться на руках. В день выходило по сорок подтягиваний, и Мартин заметил, что эти упражнения на какое-то время заставляли его смириться с его состоянием и не чувствовать этой изнуряющей тоски.

— Молодец, — говорил ему Борц. — А другие считают надзирателя своим главным врагом.

— Дураки, — сказал Мартин, хотя все еще испытывал к Борцу остаточное чувство неприязни.

17

Минуло семь лет, таких однообразных и таких не похожих друг на друга. В них были и моменты прозрения, когда Мартину вдруг казалось, что он полностью соединился с тюремной жизнью и не желает ничего другого, и минуты отчаяния, когда хотелось удавить мерзкого гада Борца, и… и что делать потом, Мартин не знал. Хотелось лишь выместить на ком-то постоянно копившуюся обиду. Он даже не был уверен, попытается ли бежать, расправившись с надзирателем.

Все чувства были так перемешаны, что нельзя было определить, где же начало прозрений и отчаяний, в чем их смысл.

Все это было, но все прошло. Борц поседел и обрюзг от сидячей работы. Его дочь вышла замуж и подарила ему двух внуков, а младший сын поступил на службу к лорду в охотничью команду и уже думал о возможности перейти из загонщиков в солайдеры.

— Я смотрю на них и не понимаю, дети ли они мне или кто? — делился впечатлениями Борц. — Они говорят — «деда». И все, понимаешь? Слов-то у них не больно много.

Мартин его слушал и кивал. Это была другая жизнь, иные люди, другой воздух, которым они дышали, однако он чувствовал к ним какую-то сопричастность, даже, если угодно, он осознавал себя частью семьи надзирателя, ведь никаких иных сведений о внешнем мире он не получал, кроме как через восприятие надзирателя Беренцборца.

— Может, наплевать на этого сокольничьего Гогеля, Борц? Ну кто он такой? Пусть твой парень немного потерпит, побегает по снегу, зато по весне, когда Гогелю работы не будет, покажет работу борзых, как положено, тут его уже никто не обойдет.

— А ведь ты прав, Мартин, экая воровская химера! Прав трижды, так тебя и эдак! Завтра же ему втолкую, а то он уперся как баран — пойду на поклон к лорду.

К слову, предложенное Мартином дело состоялось, и сын Борца, Тегель, получил хорошее повышение. По такому случаю Борц подал в окошко стопочку виноградной перегонки, и Мартин с удовольствием ее выпил, хотя в прежние времена больше обходился пивом.

— Ну и как тебе, дружочек?

— Ай, хорошо… — признался Мартин, погружаясь в мир без проблем и переживаний. Там они с Борцем были как братья и бродили по дивному саду, обнявшись и глазея на восходящий восток.

За седьмым годом пришел восьмой, время большого испытания для Мартина. Лорд Ширли ни с того ни с сего вдруг вспомнил об узнике и решил прийти с инспекцией, дескать, почему тот так зажился: или кормят хорошо, или жизнь в заточении так уж мила оказалась?

Не ожидая от такого визита ничего хорошего, Мартин и Борц стали готовиться. Мартин прикинул, как ему лечь и где, и какие издавать стоны, чтобы ублажить слух его светлости, а Борц принес грязного тряпья, отвоеванного в будке своей собаки.

— Пальцы, сука, покусала! Ну никакого понятия у животины!.. — жаловался он, пропихивая в окошко блохастое тряпье. — И ведь не просто так забрал, поменял на кацавейную накидку тещи! Чистый волиандр, пуговицы — алмаз, даже глаза режет!..

Все было готово к визиту, но его светлость медлил и, вопреки ожиданиям, появился лишь спустя неделю после намеченного срока.

За лордом тянулась колонна прихлебателей из полусотни человек, которые разом остановились, едва их господин достиг сумрачного холла, где ежедневно с восьми утра до восьми вечера обитал страдавший болью в коленях надзиратель Луи Беренцборц из деревни Карсатмуил.

— Премного благодарен за ваш визит, ваше многопиршттвующее сиятельство! — пролаял Борц, выдумав заумный титул для самого главного хозяина.

— Я не все понял из твоего приветствия, солдат, но вижу, что ты рад, — милостиво ответил лорд Ширли. — Где твой живучий пленник? Показывай!..

— Сохнет он, ваше сиятельство! Который день стонет, должно, скоро окочурится!..

— Да ну?

— Так точно, ваша светлость! — заверил Борц и даже попытался щелкнуть каблуком, однако не вышло из-за мягкости гражданских башмаков.

— Где он? — спросил лорд, и Борц указал место заточения узника, а затем распахнул раздаточное окошко.

— Ага, вот оно, теплое местечко…

Лорд ожидал увидеть в темнице упитанного человека, деревянную добротную кровать, окно с занавесками, но увиденное было намного проще и страшнее. Забросанный тряпьем, в углу тяжело дышал заключенный, должно быть, переживая свои последние часы.

— И что же, давно он так? — спросил лорд Ширли.

— Пятый день, и с каждым днем все хуже. Врагу бы не пожелал, ваша светлость, — отчеканил Борц и даже сам удивился той безупречной игре, в которую оказался втянут.

18

Прошло двадцать лет. Двадцать длинных, безумных, однообразных лет. С разными зимами, с холодными летами и дождливой осенью. А еще с ранней весной, поздней весной — в-прошлом-году-было-лучше и еще по-всякому. И однажды июльским утром Мартин увидел в раздаточном окне какую-то рожу.

— Ты кто такой?! — воскликнул он, удивляясь такой неожиданной перемене.

— Не шибко ори тут… — недовольно пробурчала морда, и только теперь Мартин смог разглядеть оливковую кожу и резкие рубленые черты монгийца.

— Да что ты тут делаешь? — не удержался он.

— Служу, чего еще мне тут делать?! — в свою очередь удивился монгиец.

— А где Борц, что с ним случилось?

— Не знаю я никакого Борца, меня из похоронной команды направили, сказали, будет новая служба.

— А Борц?

— Да кто такой этот Борц?

— Но ты же пришел на его место!..

— Не знаю ничего. Мне сказали: иди и будешь там служить, даже обеда не выдали. У тебя, кстати, ничего пожрать не найдется?

Монгиец просунул голову в раздаточное окно и так взглянул на Мартина, словно прикидывал, какую руку или ногу у него сожрать.

— Я же арестант, какая у меня тут жратва?! — в отчаянии воскликнул он, все еще не веря, что уже не увидится с Борцем, с которым провел вместе столько лет и практически стал частью его семьи.

Даже внуки надзирателя знали о Мартине и передавали ему приветы, а его жена каждый год отправляла подарки.

Они ни разу его не видели, но много о нем знали, как о родственнике или хорошем соседе, который живет неподалеку. И вот весь этот мир разом рухнул, оставив только эту морду с голодным блеском в глазах.

— Ты вообще кто? Как тебя звать?

— Я Рунхо, и я думал, что эта служба получше будет.

— Но где Борц, где твой предшественник?

— Ты что, тупой?! — рявкнул монгиец. — Я же тебе сказал — я из похоронной команды и знать не знаю, где тут какой-то Борц!..

— Ладно, Рунхо, забыли. Давай знакомиться, — предложил Мартин, поняв, что условия изменились и к ним нужно приспосабливаться заново.

— Давай, — вздохнул новый надзиратель. — Но пожрать у тебя все равно нет. Как, ты говоришь, тебя зовут?

— Мартин.

— Ну ничего, нормальная фамилия. Давно сидишь?

— Двадцать лет.

— Да? — удивился Рунхо. — А мне говорили, здесь больше трех лет никто не выдерживает.

— Ну вот, так вышло, — пожал плечами Мартин.

— Да-а, — покачал головой Рунхо. — А пожрать-то, значит, нету, а у меня брюхо с утра подводит.

— Сухарик есть один. Маленький.

— Правда? — оживился Рунхо. — Давай!..

Мартин принес небольшой кусок засохшего хлеба, который оставил себе на ужин, и Рунхо с удовольствием его проглотил, казалось, даже не прожевав.

— А попить есть что?

— Так у тебя возле стены бочка стоит, только в ней вода гнилая…

— А, точно.

Рунхо отошел от раздаточного окошка, оставив его открытым, что делать категорически запрещалось. Вылезти через него ни один узник не мог, но правила есть правила, и когда Рунхо вернулся, отдуваясь и рыгая после гнилой воды, Мартин ему сказал:

— Ты должен закрывать окошко, когда отходишь от двери. Если старший надзиратель увидит, тебя выгонят.

— Ха! Да куда они выгонят, снова в похоронную команду? Так я там нормально жил, мог весь день дурака валять, когда работы не было. И выпивку можно было достать, и рыбки в озере наловить.

Рунхо вздохнул, должно быть, жалея, что променял одну службу на другую.

— И червивки здесь тоже достать негде. Ведь негде?

— Борц не пил, у него семья.

— А я холостой, пока. Мне с вашими бабами нельзя якшаться, а нашенские далеко, — Рунхо снова вздохнул.

— Ты один приехал?

— Народ понемногу бежит из Ронги, там что ни год — моровое поветрие.

— Ронги далеко, и я слышал, там живут только орки, — заметил Мартин.

— Что ты такое говоришь?! — вскинулся вдруг Рунхо. — Нельзя говорить «орки»! Надо говорить — монгийцы.

— Правда? А я не знал…

— Не знал, теперь знаешь. Меня на рынке в Самотяре однажды заречные едва оглоблями не отходили, и все потому, что я просто сказал «хороший гном», представляешь?

— Значит, и так нельзя говорить? — начал понимать Мартин, почесывая бороду.

— Выходит, нельзя, — согласился Рунхо. — Ну, то есть мы с тобой можем говорить «гном-гном-гном», и ничего страшного, ведь рядом их нет, но если будут, говори просто — заречные.

— Я понял. Но знаешь что, я слышал, как твои земляки между собой называли друг друга этим словом…

— В каком смысле?

— Ну, они камни грузили, понимаешь? И один другому говорил: «Эй, это самое слово, хватит отдыхать, иди работать». А второй ему ответил: «Ладно, это самое слово, иду».

— Это они между собой, а между собой можно.

19

Примерно неделю Рунхо входил в роль надзирателя, и Мартину приходилось обучать его всем премудростям службы.

Заочно через Борца он был знаком со всеми узниками на этаже и все, что знал о них, рассказывал Рунхо: кто как себя ведет, за что сидит и как с ним нужно разговаривать. Инструктаж получался не только подробным, но и художественным, и Рунхо часами простаивал у двери в камеру, с интересом слушая историю про очередного узника.

Однажды он пришел несколько озадаченный и сразу стукнул в раздаточное окошко — это был жест уважения перед более старшим и знающим, ведь Мартин провел в этой тюрьме двадцать лет и, хотя выглядел в своей бороде и длинных космах как старик, мог перебираться по балке через всю камеру на руках, да еще потом «вставал на пальцы» и снова перебирал руками, поражая этим новичка-надзирателя.

— Привет, Рунхо! — отозвался Мартин.

— Привет, Мартин. Слушай, по всему Углу такой переполох поднялся, говорят, старый лорд заболел.

— Заболел? — переспросил Мартин, почесывая бороду.

— Да, говорят, лежит и не поднимается.

— И что же тебя так беспокоит, там ведь еще молодой лорд Адольф имеется. Без наместника край не останется.

— Я не об этом. Как бы не спихнули меня с этого места.

— Тебе же вроде не нравилось поначалу.

— Не нравилось, но ты меня образумил, все растолковал, и теперь я вижу, что такая служба мне по силам. А жалованье здесь побольше дают. И вот, посмотри, какую обновку вчера выдали.

Рунхо отошел от окошка и повернулся кругом, демонстрируя суконный мундир с королевским гербом на плече и короткие сапоги из свиной кожи.

— Видал?

— Хорошая обновка, долго продержится.

— Да, долго. А старую я тебе принесу. Главный ее забрать хотел, но я ее с телеги стащил и в кусты сунул — завтра доставлю, а то твоя дерюжка совсем износилась.

Мартин кивнул. Всю свою одежду он шил сам из принесенных Борцем мешков и парусины. Стирать ее возможности не было, поэтому она просто истиралась на теле.

Весь день до вечера Мартин вспоминал старого лорда — тогда еще крепкого и властного, от которого и получил эту бессрочную путевку в Угол.

Все эти годы Мартин, конечно, не переставал мечтать о воле, но в последнее время уже без прежней яркости картин и боли, которую эти картины приносили.

Проведав всех узников, Рунхо попрощался с Мартином и ушел домой, а тот еще долго лежал на соломе и смотрел в темноту — сегодня ему не спалось. Он не изводил себя пустыми мечтами, не размышлял о своей жизни, половину которой провел в узилище, он просто лежал в темноте, тревожно глядя перед собой и ожидая чего-то — сам не зная чего.

В конце концов ему удалось уснуть, однако тревожное состояние не отпускало даже во сне, где перед Мартином проносились какие-то неясные образы.

20

Утром узников никто специально не будил, обычно их подзывали к моменту раздачи воды, а потом еще раз в обед, когда выдавали единственную чашку баланды и ломоть хлеба.

Мартин поздоровался с Рунхо, принял воду и умылся, привычно пригладив мокрой рукой длинные волосы и бороду, которые он брил раз в три месяца — так было заведено распорядком. И хотя Мартин мог получать бритву чаще, он не делал этого, поскольку иногда старший надзиратель проводил проверки, и если замечалось, что у надсмотрщиков с узниками имелись неформальные взаимоотношения, надсмотрщика могли оштрафовать, а то и выгнать со службы.

— Сегодня у нас беготня, — сообщил Рунхо, привычно пристраиваясь у раздаточного окошка. — Телеги гоняют, двор метут. Должно, будет инспекция.

— А что говорит старший надзиратель Курх?

— Он не говорит, он носится как угорелый и на всех орет. Обозвал меня за винный запах, приказал жевать листья.

— Что, такой сильный запах?

— Не, запах обычный, — отмахнулся Рунхо. — Это мне дружок долг вернул, четыре меры браги, ну мы вместе ее и прикончили. А Курх говорит — листья жуй.

— А какие же листья?

— Я жую вишневые — во!

И Рунхо показал большущий кулак, в котором был зажат целый букет листьев, сорванных вместе с тонкими ветками.

Они поговорили с полчаса, и Рунхо вернулся за надзирательский стол, чтобы подремать, ведь бражку, как оказалось, они пили едва ли не до рассвета.

Мартин привычно собрал пучок соломы и подмел в узилище, потом поупражнялся на деревянной балке, пройдя на руках туда и обратно по двадцать раз — по количеству проведенных тут лет.

Присев на солому отдохнуть, он неожиданно для себя тоже уснул, а проснулся от непонятного шума, который разносился по тюремной галерее.

Зычные команды, звон шпор.

«Что это?!» — спросил себя Мартин, вскакивая.

В дверь ударили, потом снова раздались команды — или кто-то кого-то распекал?

Наконец с хрустом отошел засов, в дверь снова ударили, и в узилище ворвался старший надзиратель Курх.

Он был при полном параде, в мундире с начищенными до блеска пуговицами и в смазанных салом сапогах. Заскочив, он прижался к стене и замер, как будто его заморозили.

Мартин удивился еще больше. Он стоял, нервно оглаживая бороду, и гадал, кто же появится вслед за старшим надзирателем, ведь дверь была распахнута.

И вот этот гость появился — высокий, стройный дворянин, в сапогах со шпорами, с мечом на поясе и в шляпе с пером.

Его камзол из ленного бархата слева направо украшала перевязь с шитым золотом королевским гербом и гербами двенадцати графств королевства.

Мартин уже понял, кто это, ведь черты молодого дворянина выдавали в нем родственника лорда Ширли.

— Ну что, арестант, узнаешь меня? — спросил дворянин, разглядывая Мартина и его обитель.

— Узнаю, ваша светлость.

— А я тебя — с трудом.

— Прошло много лет, ваша светлость.

— Да, лет прошло немало, но я все еще помню, как ты вызволял из-под пристани мой кораблик.

На лице дворянина появилась кривоватая улыбка, но он тотчас ее погасил.

— Когда-то ты совершил ошибку, и мой отец был на тебя очень зол.

— Я знаю, что вы заступились за меня, ваша светлость, — с поклоном произнес Мартин.

— Да, и получил за это двадцать розг.

— Правда? Я не знал! — поразился Мартин.

— Ничего, это послужило для меня уроком. Для меня двадцать розг, для тебя — твои двадцать лет. Я считаю, что этого тебе более чем достаточно, и дарую тебе свободу, полагая, что ты распорядишься ею правильно.

— Ваша светлость!.. — воскликнул Мартин, прижимая руки к груди.

— Понимаю-понимаю, но не нужно лишних слов.

Лорд Адольф прошелся по узилищу, огляделся и покачал головой.

— Неужели ты провел здесь двадцать лет, не выходя за дверь?

— Так точно, ваше сиятельство. Но я видел небо вон в то окошко. Там часто бывали облака, а изредка мелькали птицы.

— Жуть, — поежился лорд и направился к выходу. Потом еще немного задержался и напомнил: — Ты можешь покинуть эту тюрьму в любой момент, хоть сию минуту, хоть через час.

— Спасибо, ваше сиятельство… Не забуду вашей милости… Не забуду…

Мартин хотел сказать что-то еще, но его душили слезы.

— И это… как вас там? — обратился лорд Адольф к старшему надзирателю.

— Курх, ваша светлость! — рявкнул тот и щелкнул каблуками.

— Найдите ему какую-то одежду, а то его платье совсем худое.

— Слушаюсь, ваша светлость!

21

После ухода лорда дверь в камеру не только не заперли, а лишь чуть прикрыли, оставив большую щель, в которую худощавый узник мог запросто выскользнуть наружу. Но он оставался на месте, не чуя под собой ног и не до конца осознавая, что с ним происходит. Наступило какие-то непонятное безвременье.

Вдруг дверь скрипнула, и в помещение осторожно заглянул Рунхо.

— Мартин, ты как?

Мартин посмотрел на него, вздохнул и сказал:

— Как-то непонятно пока. Можно я за твоим столом на стуле посижу?

— Дык, о чем ты говоришь, иди, конечно. Ты ж двадцать лет ни на чем, кроме соломы, не сидел.

— А и правда, — улыбнулся Мартин и, пригладив бороду, как перед большим и важным делом, подошел к распахнутой надзирателем двери и выглянул в коридор, робея перед таким просторным миром.

— Да ладно, это же всего лишь коридор.

— Я понимаю, Рунхо, и если бы меня переводили в другую камеру, я бы прошел по нему и не удивился, но теперь все иначе, понимаешь?

Надзиратель пожал плечами, он не понимал.

Далеко на лестнице послышался топот, и в коридор выскочил запыхавшийся старший надзиратель в сопровождении одного из своих подчиненных.

Надзиратель нес узелок с едой, а подчиненный — мешок с одеждой.

— Вот, господин Мартин, это от нашей, так сказать, конторы, — со льстивой улыбкой произнес старший надзиратель и поставил узелок на стол. — Ничего особенного, немного хлебца и мясца, но вам нужно привыкать к новой пище — двадцать лет на баланде, это не шутки.

— Спасибо вам, господин Курх, — сказал Мартин.

— Не за что благодарить, господин Мартин, вы здесь у нас старожилом были! Давай, Броун, ставь мешок и пойдем, пусть господин Мартин отдыхает.

Броун поставил мешок возле стола и поклонился Мартину с легкой робостью, как какому-нибудь королевскому прокурору.

— Там и обувка, и из вещей кое-чего. Надеюсь, все придется впору.

Курх с помощником ушли, и Рунхо стал развязывать узелок.

— Они и зелени положили, и кувшинчик с пивом!

— До чего же хорошие люди, — с чувством произнес Мартин.

— Да ты что, серьезно? — уставился на него надзиратель. — Да если бы не визит самого лорда, они бы тебя, когда захотели, в порошок перетерли.

— Я понимаю, Рунхо, но очень хочется верить в такую вот простую доброту.

— Ай, Мартин… — отмахнулся Рунхо и, расставив угощение на столе, вывалил на пол содержимое мешка.

— Как много всего, — слегка растерялся Мартин.

— Просто они навалили все, что нашлось, но вещи добротные, и твой размер вроде имеется. Вот это твой?

Рунхо приложил к Мартину плотные штаны из парусины.

— Вроде.

— А вот целый набор цирюльника! Посмотри!..

Рунхо протянул Мартину кожаную раскладку, наподобие той, в которой держат воровской инструмент, однако здесь были ножницы, бритва и пара расчесок. А еще помазок из свиной щетины и мыльный порошок в круглой костяной коробочке.

— Здорово, — произнес Мартин и невольно провел рукой по бороде. Интересно, откуда они все это взяли?

— Лучше не заморачивайся, — посоветовал Рунхо. — Вот еще мыльный порошок в отдельной банке, а воды у нас полно — ты можешь помыться.

— Но сначала постригусь и побреюсь.

— У вас с этим морока. У нас только у баб прически имеются, а у мужиков, — Рунхо снял форменный картуз и провел по лысой голове ладонью, — полный штиль, как говорят ваши портовые.

— И бриться не надо, — добавил Мартин.

— Да, и это тоже.

На лестнице снова послышались шаги и позвякивание железа.

— О, баланду принесли! Пойду раздавать, а ты пока отдыхай.

Рунхо надел картуз и поспешил к раздатчикам, которые притащили кастрюлю с едой для заключенных.

Мартин опустился на стул и попытался понять — голоден он или нет. И странное дело, он не смог определить это точно, даже вид хлеба и копченого мяса рядом с пучком петрушки и кувшином пива не добавил ему определенности.

Тем временем Рунхо и двое раздатчиков продолжали обходить камеры. Слышался стук падающей крышки раздаточного окошка, потом скребущий звук черпака по дну кастрюли, и очередной узник получал свою баланду.

Потом снова тот же однообразный набор звуков, и в полной тишине заключенный уходил куда-нибудь в угол и там, вытерев о расползавшиеся штаны ложку, приступал к еде.

Мартин впервые видел процесс раздачи снаружи.

22

Ночь Мартин снова провел в своей камере, но уже совсем в другом качестве. Разумеется, он мог бы уйти еще накануне, но боялся, что ноги откажут ему от волнения — это было слишком большим потрясением, и само понимание случившегося пришло к нему только вечером.

Ночью он дважды просыпался, чтобы проверить — не заперта ли дверь, но нет, засов оставался открытым, а на всем этаже, кроме него, не было ни одного вольного человека.

Рано утром, еще до прихода Рунхо, Мартин за его столом еще раз посмотрел на себя, постриженного и выбритого, в небольшое зеркальце из полированной бронзы, которое также находилось среди подарков от главного надзирателя.

Затем было прощание с Рунхо, спуск по осклизлой лестнице со сбитыми ступенями, эхо шагов во дворе-колодце — все осталось позади. Часовой у ворот пожелал Мартину счастливого пути, и тот зашагал прочь от мрачного, возвышавшегося над округой Угла, из которого, как утверждалось, никого еще не выпускали.

До вечера Мартин шагал по дороге в сторону Лиссабона. Потом свернул в лес, поужинал оставшимися хлебом с мясом и, сунув узелок под голову, заночевал под кустом.

Спать в таком месте было непривычно, и Мартин то и дело просыпался, однако вспоминал, где находится, и снова засыпал с улыбкой на лице, под крики ночных птиц и шорохи полевых мышей.

Поднявшись до рассвета, Мартин, поеживаясь, спустился к протекавшему неподалеку ручью, умылся и потом еще долго смотрел, как туман течет поверх быстрой воды.

Все ему было в диковинку, и Мартин видел каждую травинку, каждый листик на дереве, а вот прежде ничего такого не замечал.

Зато кошелек замечал сразу и даже просто оттопыренный карман. Мог по едва заметному звону определить, какие в карманах жертвы монеты — сколько серебра, сколько меди и есть ли золото.

Мартин вздохнул, ему было неприятно вспоминать о таких вещах, двадцать лет в тюрьме изменили его. Он еще не знал, чем будет зарабатывать на жизнь, но возвращаться к старому ремеслу не собирался.

Уже к полудню он наконец выбрался на старую дорогу до Лиссабона.

Теперь здесь все изменилось — вдоль дороги выросли тополя, а на обочинах, то тут, то там, попадались небольшие кузни и лавочки, в которых торговали заречные.

На дороге стало больше подвод, чем прежде, и временами они двигались нескончаемой вереницей, поднимая белесую пыль. Подводы, запряженные волами, в основном управлялись заречными, а телегами с лошадьми правили люди, реже — монгийцы.

Одну из телег Мартин нагнал — у нее сломалась ось, и на дорогу выпало несколько мешков, но к тому времени, когда он подошел, поломка была исправлена, и Мартину оставалось лишь помочь вознице положить на телегу мешки.

— Спасибо, приятель. Садись, подвезу до Лиссабона, ты ведь туда идешь?

— Почти, — ответил Мартин, запрыгивая на край телеги.

— А я видишь чего — два часа тут прокуковал, вместо того чтобы ехать, — пожаловался возница. — И все из-за них, из-за заречных. Понаехали тут на своих арбах, дороги поразбивали, а мы теперь мучайся.

— Да уж, — согласился Мартин, всем телом ощущая тряску от езды по кочкам. — Раньше их было значительно меньше.

— Так ты местный? — повернулся к нему возница.

— Местный.

— А по виду не скажешь.

— Я долго отсутствовал.

— И сколь же? — приставал любопытный возница.

— Двадцать лет.

— О! Это давнее давного! Это ты еще застал закон и порядок, а теперь что? Одни только безобразия!..

— Что за безобразия?

— Бандитов и воров развелось — ужас просто! Кошельки срезают, с ножами по улицам шастают — тюрьма переполнена, а их все не убавляется. Третьего дня украли шкатулку с драгоценностями у самого королевского прокурора — куда уж дальше то?

— А у нас в городе теперь есть королевский прокурор?

— Нет, был проездом в Инзи. Вроде сам король его послом отправил, а оно вон как выдалось — прямо в порту и ограбили.

23

Мартин расстался с возницей в пригороде, который был теперь сильно застроен. Новые дома стояли вдоль дороги, рядом с ними росли фруктовые деревья — все выглядело настолько основательно, что Мартину казалось, будто это какой-то другой город.

Однако съезд с дороги на местную, менее избитую, все еще был на месте, и Мартин свернул на нее.

Разговор с возницей утомил его, за много лет он разучился говорить с кем-то, кроме привычных надзирателей. Ближайшей целью Мартина был его старый тайник, в который он складывал излишки от богатой добычи. Другие воры все просаживали, а он всегда думал о том, что запас может когда-то пригодиться.

Идти пришлось вдоль небольших возделанных участков, на которых работали люди и заречные. Прежде здесь были только пустыри, но теперь разросшийся город нуждался в продуктах и все распахали огородники.

Спустившись в меловой овраг, теперь наполовину заваленный мусором, Мартин прошел по нему полмили и, выйдя по натоптанной тропинке наверх, увидел сигнальное дерево на прежнем месте.

За двадцать лет могучий дуб почти не изменился, для него это был не срок.

Мартин огляделся и направился к дереву, а подойдя, похлопал его по стволу и обошел кругом.

— Давно не виделись, приятель, — сказал он, и дерево тревожно зашумело листвой.

Сунув руку в узелок, Мартин достал заранее подобранную дощечку и, встав на колено, принялся копать под одним из разошедшихся по земле корневищ.

Это было умно, закопать не под самим деревом, а под корневищем, где никто никогда не станет копаться ни при какой нужде. Даже дикие свиньи. Мартин улыбнулся. В свое время он долго раздумывал, какое место выбрать для тайника.

«Молодец, Мартин», — похвалил он себя, замечая каменную пуговицу, к которой был привязал шелковый шнурок. Потянув за него, он без труда вытащил кожаный кошель, который выглядел слегка скукоженным, из-за того что провел в земле двадцать лет. Мартин встряхнул его и услышал тихий звон золота.

— Ах, какая приятная встреча! — раздался за спиной Мартина хриплый голос. Он резко повернулся и увидел трех человек, вид которых однозначно говорил об их занятии — это были грабители.

Мартин поднялся. Стоящий в центре был сед, его лицо сморщилось от возраста и болезней, но в нем без труда узнавался тот самый Харпер.

— Харпер? — слегка удивленно произнес Мартин.

— А ты, Счастливчик, думал отвертеться от долга? Где мой инструмент?

— Ты знаешь где.

— А еще я знаю, что у тебя в руках кошелек с моим золотом, я ждал его двадцать долгих лет. Сколько там?

Мартин не ответил, прикидывая, как поступить, но по всему выходило, что сила не на его стороне, к тому же он действительно был должен Харперу.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Ты же знаешь меня, Счастливчик, — расплылся в улыбке Харпер, обнажая сильно прореженные зубы, что придавало ему еще более разбойничий вид. — У меня главное — пригляд за всеми. Кто все знает, тому и денежки сами в руки идут.

— У тебя в Угле были сообщники?

— Не то чтобы сообщники, но за две меры пива рассказали, что да как, так что я тебя от самого Угла веду.

— Я ничего не заметил.

— За двадцать лет твое чутье притупилось, такое случается. Помнишь, как ты моего соглядатая обмишулил и пустил по следу Костыля?.. Отличная работа, да. А теперь, Счастливчик, давай сюда денежки, не заставляй моих ребят пускать в дело ножи.

После этих слов Харпера его сообщники достали из-за поясов портовые ножи, которые рубили, как хороший меч. Раньше Мартину приходилось видеть следы такой работы.

Он бросил Харперу кошель, тот его поймал и, присев на корточки, высыпал монеты на расстеленный носовой платок.

— Денежки счет любят, так, Счастливчик? — ухмыльнулся он, не скрывая своей радости при виде золота. Но потом словно позабыл про Мартина, весь поглощенный пересчитыванием добычи, однако оба его солдата не спускали с Мартина глаз.

Наконец подсчет был закончен, Харпер ссыпал золото обратно в кошель и, затянув шнурок, сказал:

— Триста двадцать терциев, Счастливчик. Куш неплохой, но этого все же маловато. Ну-ка, Скрилл, забери у него мешок, слишком много пожиток у этого доходяги.

— Узелок я не отдам, — возразил Мартин и, подняв пожитки, спрятал за спиной.

Один из подручных Харпера ухмыльнулся и, подойдя к Мартину, протянул руку.

— Лучше отдай, а то я тебе здесь закопаю… Ну!.. — прикрикнул он и попытался схватить Мартина за грудки, однако тот перехватил руку громилы и так сжал ее, что послышался треск. Солдат Харпера свалился на землю и принялся орать, а Мартин стоял над ним, продолжая удерживать одной рукой.

— Ладно-ладно! — поднял руки Харпер. — Отпусти его, приятель, считай, что мы в расчете.

Мартин отпустил громилу и сделал шаг назад, чтобы видеть Харпера и его бойцов.

— Еще увидимся, — сказал тот, криво улыбнувшись, и зашагал в сторону оврага, откуда и появился неожиданно со своими подручными.

Когда они убрались, Мартин порылся в ямке и вытащил еще один кошелек, в котором была медь — денимов сорок. Тогда у него было достаточно золота, и этот кошелек он бросил сюда, чтобы не мешался в кармане. А теперь он пригодился, и это были все его наличные.

Куда теперь идти, что делать? После того, как Мартин потерял золото, его возможности сократились, однако он все еще хотел посмотреть город.

24

Солнце вышло в зенит, крыши домов раскалились, как кузнечная наковальня, однако на узких улицах было прохладно, хотя местами и попахивало отхожим местом.

Но помимо этого пахло выпечкой из булочных, подгоревшим жиром из харчевен и канифолью из полировочной мастерской.

Мартин шел по улицам, вдыхал почти забытые запахи, и на лице его сама собой появлялась улыбка. Когда на него начинали коситься прохожие, он спохватывался и придавал лицу обычное выражение, однако через двадцать шагов снова начинал улыбаться, ведь он, как в детстве, заново постигал красоту этого города, яркость его волшебных красок.

Так он дошагал до базарной площади, такой же шумной, как и прежде, правда, лотки, по новой моде, были теперь с навесами из крашеной парусины, и это придавало площади нарядный вид.

Несмотря на жару, народу здесь толкалось много, и Мартин в который раз удивился количеству представителей заречного народа, невысоких и коренастых, которые, против прежних времен, легко разговаривали с местными жителями и даже, случалось, перебрасывались парой слов с рослыми монгийцами, которые хоть и не торговали, но выполняли много погрузочной работы, а также стояли городскими охранниками по всей площади.

И заречные, и монгийцы, те, что не были на службе, одевались теперь как и прочие горожане. Единственное, что их отличало друг от друга, — приземистость одних и огромный рост других, в сочетании с оливково-зеленоватой кожей. И если в прежние времена чужаков провожали взглядами, то теперь на них не обращали внимания даже впечатлительные дети.

— Как же все переменилось, — покачал головой Мартин, пробираясь вдоль рядов и поглядывая на товары.

Теперь тут не было грязных бочек с маслом, его разливали в аккуратные кувшинчики. Над мясными рядами не вились тучи мух и не пахло дохлятиной — везде имелся тающий лед, на котором, поверх подстилки из зеленой травы, лежали куски свежего мяса.

В творог не лазили пальцами, чтобы, облизав их, определить вкус, продавец подавал чистые щепочки. Многое здесь поменялось, и больше в лучшую сторону.

В конце каждого ряда стояли стражники, грозно поглядывая на толпу. На них никто не обращал внимания, хотя ворам, по мнению Мартина, работать в такой обстановке было неудобно. Он несколько раз оглядывался, пытаясь на глаз определить бывший коллег, но ничего такого не замечал. То ли их на площади теперь не было, то ли, как сказал Харпер, — притупилось чутье.

Продолжая удивляться изменениям на рыночной площади, Мартин вышел в гужевой ряд, где стояли повозки — новые и не очень, а также продавались хомуты, седла, стремена и россыпи подков на любую цену.

— Эй ты, подойди сюда! — строго произнес кто-то, и Мартин сразу решил, что обращаются к нему.

Опершись на новую телегу, у стены дома стоял сержант городской стражи и рядом с ним двое монгийцев. Невольно пришла мысль о Харпере с его подручными. Картина была очень похожа.

Мартен подошел и, вежливо поклонившись, сказал:

— Здравия желаю, добрые люди.

— Кто таков?

— Зовут Мартин.

— Где живешь?

— Пока нигде.

— Забирайте его, — вяло махнул рукой сержант и сразу потерял к Мартину интерес, а монгийцы его подхватили и потащили с площади в сторону ворот в высоком заборе, за которым, Мартин это помнил, находился двор купеческого дома.

Однажды он даже хотел поучаствовать в налете на этот дом, но по болезни не получилось и, как оказалось, к лучшему. Шайку воров захватили сторожа и переломали им кости, а потом выбросили за городом в овраг, обойдясь без помощи стражников и городского суда.

С тех пор Мартина и стали называть Счастливчиком.

25

Поскольку многое изменилось, Мартин подумал, что, возможно, во дворе теперь новый околоток. Это было вполне удобно, чтобы пойманных воров и жуликов было недалеко тащить на суд. С этим Мартин был согласен.

Поначалу его предположения как будто оправдывались: за воротами оказались двое часовых с алебардами, а на окнах больше не было богато расшитых занавесок.

Во дворе стояли две кареты, одна пустая с поднятыми оглоблями, а в другую была запряжена четверка вороных лошадей, слишком красивых и породистых для этого городка. На дверце кареты имелся королевский герб, покрашенный в серый тон экипажа, а чуть ниже кандалы и ключ к ним, что определяло принадлежность к тайной канцелярии.

Кучер, широкоплечий детина в сдвинутой набок шляпе, о чем-то беседовал с военным в мундире, державшим на поводке двух здоровых собак, которые дремали, развалившись на прохладной мостовой.

Одна из них прикрыла глаза, покосившись на Мартина, и снова стала дремать, не заинтересовавшись очередным арестантом.

Мартина завели в одну из просторных комнат полуподвального этажа, где из всей обстановки был лишь старый массивный стол и несколько стульев, на которых сидели трое военных в серых мундирах с золотыми орлами на правом плече.

Увидев нового арестанта, они разом поднялись и уставили на Мартина застывшие взгляды, от которых ему сделалось жутковато. Эти люди выглядели как псы, натасканные на травле людей.

— Кто это? Где взяли? — спросил один из военных, выходя вперед и внимательно разглядывая Мартина.

— Подозрительный, господин капитан! С площади!.. — доложил один из монгийцев.

— Хорошо, идите.

— Есть, господин капитан! — воскликнул монгиец, и оба стражника, как показалось Мартину, торопливо выскочили вон, а он остался.

— Итак, кто ты такой?

— Зовут Мартин, господин капитан.

— Почему морда бледная? С каторги сбежал?

— Вышел из тюрьмы, господин капитан.

— Из какой тюрьмы?

— Из Угла.

— Из Угла? — переспросил капитан и обернулся к двум другим офицерам, на лицах которых появились недоверчивые улыбки.

— Так точно, господин капитан. Освободили из Угла по приказу молодого лорда.

— Угол — тюрьма особая, там держат бессрочно. Это личная тюрьма королевского наместника, и арестанты там живут не более трех лет. А сколько пробыл ты?

— Двадцать лет, господин капитан.

— Двадцать лет?

Капитан снова посмотрел в сторону коллег, и те сдержанно засмеялись.

— Я не вру, господин капитан. Мои слова могут подтвердить в самой тюрьме или канцелярии королевского наместника. Они записывают каждое его распоряжение.

— Ты двадцать лет провел в Угле, и у тебя все зубы целые. И это на баланде? На гнилой воде?..

— Я ел красный мох, господин капитан.

— А кто тебе его приносил? Сторговались с надзирателем?

— Нет, господин капитан, этот мох растет на сырой стене, его там много — до самого потолка.

— Хорошо, проходи, клади на стол узелок и выкладывай все из карманов.

Мартин прошел к столу и, положив узелок, развязал его. Потом добавил сверху кошелек с медью.

— За что был посажен в Угол? — спросил капитан, перебирая пожитки Мартина.

— Забрался в башню, хотел украсть золото у его светлости.

— Вот как? А разве он не должен был тебя за это повесить?

— Он приказал повесить, но веревка оборвалась, тогда заменили виселицу тюрьмой.

Капитан и его коллеги снова переглянулись.

— Значит, вешать стали — веревка оборвалась, в Угол посадили — двадцать лет просидел и вышел здоровым. Да ты просто счастливчик, Мартин!

Вдруг где-то рядом раздался жуткий душераздирающий вопль, заставивший Мартина замереть.

— А вот у нас здоровыми никто не выходит, — сообщил капитан, развязывая кошелек. — Где деньги взял, украл?

— На дороге нашел, господин капитан.

— Так, кошелек пыльный, медь позеленевшая… Похоже на правду…

Капитан затянул кошелек и бросил в общую кучу барахла, где не нашлось ничего, что бы его заинтересовало.

— Ты мне вот что скажи, Мартин…

В этот момент за стеной снова закричали, а затем послышались рыдания.

Капитан недовольно взглянул на коллег, и один из них подошел к соседней двери и, распахнув ее, крикнул:

— Прервись на минутку, Курт, мы тут тебе новенького подготавливаем.

— Ладно… — раздалось из сумрачной комнаты, и Мартин увидел раскачивающееся на цепи обвисшее тело.

Дверь в пыточную закрыли, и капитан спросил:

— Скажи мне, Мартин, кого из своих старых дружков ты навещал?

— Никого не навещал, господин капитан. Я только сейчас в город пришел, а из дружков едва ли кто-то остался — двадцать лет срок немалый.

— Двадцать лет срок немалый, — согласился капитан. В этот момент из коридора послышался шум, дверь распахнулась, и трое офицеров вытянулись в струнку.

Мимо Мартина, обдав его волной заграничных духов, прошел высокий человек в таком же сером, как и у офицеров, мундире и в шляпе с огромной брошью в виде королевского герба. Оружия на нем не было, только изящная трость с круглой серебряной рукояткой.

— Итак, ван Гульц! Какие у вас успехи?! — раздраженно спросил незнакомец.

— Допрашиваем подозреваемого, ваше сиятельство! — ответил капитан.

— Я спросил, как успехи, а не что вы сейчас делаете.

— Пока успехов нет, — сник капитан.

— Успехов нет, — повторил незнакомец и стукнул тростью об пол. — Делайте что хотите, капитан, бейте их, жгите, рубите, но чтобы через сутки королевская…

Тут королевский вельможа осекся, вспомнив, что в помещении находится посторонний, и, еще раз ударив тростью об пол, добавил:

— Одним словом, вы меня поняли.

После чего вышел, хлопнул дверью и сердито затопал по коридору, а за ним засеменила поджидавшая за дверью свита.

Капитан взъерошил коротко остриженные волосы и вздохнул, потом посмотрел усталыми глазами на Мартина и сказал:

— Слышал господина королевского прокурора?

— А это был он? — удивился Мартин.

— Да, приятель, королевский прокурор, его сиятельство Бриан Монроль.

— Зачем ты ему это говоришь, ван Гульц? — спросил один из офицеров.

— А что мне ему еще говорить? Все уже сказано…

И, снова обращаясь к арестованному, капитан добавил:

— Сейчас мы станем тебя жечь и рубить, как приказал его сиятельство.

— Но за что же, господин капитан?

— Не за что, а для чего. Ты должен рассказать нам обо всех дружках, которые у тебя оставались. А мы их найдем, притащим сюда и будем…

— Жечь?

— Там посмотрим. Не будешь помогать, мы сожжем тебя там, за дверью.

И капитан кивнул на дверь пыточной.

26

Мартин был близок к отчаянию. Он только что вернулся после отсидки в страшнейшей тюрьме всего королевства и сразу же попался, сначала Харперу, а теперь тайной канцелярии, и что самое страшное — он понятия не имел, чего от него требовали.

— Господин капитан, может, если бы вы мне хоть что-то объяснили, я бы вам смог помочь.

— А чего тебе непонятно? Сейчас подгоним бричку с решеткой и поедем по всем адресам, которые ты помнишь.

— Но двадцать лет прошло, из пары десятков моих знакомых вы можете найти полтора инвалида, от которых никакого толку — они давно не в деле.

Капитан посмотрел на Мартина, словно оценивая его, потом почесал в затылке.

— Нельзя, ван Гульц! Это строго секретно! — напомнил ему один из коллег.

— А что мы теряем? И потом, не обязательно говорить ему все, — возразил капитан и, повернувшись к Мартину, указал на один из стульев. — Садись, попробуем поговорить.

Мартин прошел и сел. Стоявшие у стола два лейтенанта переглянулись и тоже устроились на стульях, не спуская с Мартина настороженных взглядов.

— Говори, что ты хотел бы знать, — сказал капитан, присаживаясь на край стола, чтобы все это выглядело не слишком официально.

— Насколько я понял, господин капитан, у вас что-то пропало.

— Не у нас, но это неважно. Да, были украдены ценности у супруги королевского прокурора.

— Много?

— А это имеет значение?

— Имеет, господин капитан. В зависимости от размера добычи похитители будут вести себя по-разному.

— Что ты имеешь в виду?

— Одно колечко можно продать кому угодно — даже мяснику в его лавке, а вот десяток перстней с камнями — это уже другое дело. Тут будут искать значительных покупателей, поскольку не каждый скупщик возьмется за такое дело.

— Почему не каждый?

— Потому что такой куш становится опасным для самого вора или скупщика — свои могут прирезать.

— То есть ты хочешь сказать, что тогда нужно искать других скупщиков?

— Так точно, господин капитан. И там уже могут оказаться не воры и не барыги-тряпочники, а вполне приличные с виду люди.

— Кто, например? Чиновники? Крупные арендаторы?

— Нет, чиновники слишком бедны, и даже того, что они подворовывают, едва хватает на развлечения. Арендаторы тоже далеки от подобных афер, их дело выжимать деньгу из зерна или картошки. А вот менялы за такое возьмутся легко.

— Обоснуй.

— Они часто дают в долг под залоги, поэтому у них всегда имеется запас золота с камнями. У них хорошие связи, если здесь трудно продать большое количество колец, они всегда могут переправить их куда-нибудь за море, у нас же портовый город, плыви куда хочешь.

— Мы не можем трясти менял по всему городу, у них, как ты сам понимаешь, хорошие связи не только за морем, но и в нашей столице. Вот если бы ты дал имя одного, мы бы могли его взять. И потом, откуда у тебя информация, что менялы такие дела проворачивают?

— Когда я был вором, господин капитан, я пару раз сбрасывал менялам золотые украшения.

— И много?

— Отдавал золота с камнями тысяч на пять, а они платили полторы.

— Понятно. Что дальше?

— Теперь расскажите, сколько там всего было.

Капитан посмотрел на лейтенантов, и те ничего не сказали. Все находились в затруднительном положении, а королевский прокурор не обещал им легкой жизни.

— Ладно, там было два колье, десяток перстней и… брошь. Брошь, Фернстоп?

— Да, брошь с розовым бриллиантом, — подтвердил один из лейтенантов.

— Это все? — уточнил Мартин.

— Это все, — с нажимом произнес лейтенант.

— Мне показалось, что вы не все перечислили, господин капитан, или какая-то из вещей была особенно важной.

— Да с чего ты взял?! — воскликнул Фернстоп, вскакивая, но, наткнувшись на строгий взгляд капитана, опустился на место.

— Там все вещи были особенными, Мартин, потому что принадлежали супруге королевского прокурора. Теперь говори, что будешь делать дальше.

— Где это произошло?

— В порту.

— А когда хватились?

— Сразу. Кучер заметил, как от кареты метнулся оборванец, за ним сразу бросилась охрана, но он спрятался среди шаланд, и найти его не смогли.

— В чем были драгоценности и в чем их унесли?

— В коробке из палисандрового дерева, в ней их и утащили.

— Коробку не нашли?

— Не нашли. Ни коробки, ни оборванца, там столько мусора среди шаланд плавает, что не разберешься. Некоторые уже утонули, и только мачты торчат.

— А за причалами вы потом не следили?

— Да не то что следили, а даже оцепление поставили. Оно до сих пор там.

— Господин капитан, тогда, может, мы туда съездим?

Капитан посмотрел на лейтенантов, те уже успокоились и только пожали плечами, дескать, почему нет. Ровная речь и вопросы Мартина по существу заставили их отнестись к нему внимательнее.

— Ну, а что мы теряем? Дадим арестанту шанс, пусть поработает, — сказал ван Гульц.

27

Уже через пять минут легкая карета, запряженная парой лошадей, несла троих офицеров и Мартина по улицам города. Возница громко кричал на прохожих, щелкал бичом, и люди в страхе прижимались к стенам, когда экипаж проносился мимо.

До порта было недалеко, и скоро разогретый воздух наполнился ароматами гнилых водорослей и рыбьей чешуи. Лейтенанты стали морщиться, а Мартин, напротив, вдыхал эти запахи с удовольствием. Для людей приезжих это казалось просто вонью, а для него, выросшего на берегу, это был запах соленого ветра и свободы.

В порту также многое переменилось. Причалов стало больше, и они обновились. Старые — частью снесли, а частью оставили догнивать в пользовании у рыбаков и контрабандистов. Именно там, у прогнивших досок, и теснились шаланды, среди которых укрылся злополучный вор. Но теперь подход к ним преграждала цепь солдат из гарнизона городской крепости, которых дополнили городской стражей и несколькими серомундирниками из тайной канцелярии.

Дверцу распахнул подбежавший сержант, и офицеры вместе с Мартином сошли на засыпанную чешуей землю.

— Что тут у вас, Фриц?

— Все тихо, господин капитан. Никого не пускаем, никого не выпускаем. Они пробовали было шуметь, но я, знаете ли, быстро их утихомирил. Теперь сидят возле своих лодок и перебирают чего-то.

— Ты проверил, что именно?

— Поплавки, говорят, сушат.

— Сушат?

— Да. Говорят, чтобы сети лучше держали.

— Так, — капитан повернулся к Мартину. — Что скажешь?

— Сначала стоило бы подойти к шаландам.

— Ну пойдем к шаландам, — вздохнул капитан, на лице которого были написаны досада и тоска. Ну что здесь за работа? То ли дело в столице — шпионы, любовные амуры, то да се.

И они пошли мимо новых причалов к старым, с почерневшими досками. Мартин вспоминал, как когда-то учился здесь воровать, смешиваясь с грузчиками, когда прибывали целые караваны грузовых судов.

Купцы хотели быстрей разгрузиться и продать товар, пока цена была на уровне, а потому набирали для работы всех, кто попадался. Начиналась беготня, путаница, и стоило сбросить с мостков мешок с просом, как эта путаница усиливалась и можно было утащить с воза штуку крашеной шерсти. В ту пору это была огромная добыча.

Они добрались до края старых причалов, оставив позади цепь солдат. Те держались подальше от гнилых досок, но офицерам тайной канцелярии бояться не полагалось, а Мартин просто знал, как ходить по таким доскам, чтобы не провалиться.

— И что же, господин капитан, никто не видел, куда подевался оборванец? — спросил Мартин.

— Он ушел в воду! — ответил за капитана сержант. — Пробежал по палубе, а потом плюхнулся.

— И что, даже не всплыл?

— Не всплыл.

— А кто-нибудь видел, как он плюхнулся?

— Нет, слышали только, как нырнул, но никто не видел.

Мартин огляделся и вздохнул. По всему выходило, что воришка охрану провел, но если они действительно вовремя закрыли порт, украденная шкатулка должна была остаться здесь.

— А кто это на лодках? — спросил Мартин, кивнув на копошащихся людей, который сержант Фриц не выпускал из порта.

— Это рыбаки здешние.

— А давайте на них посмотрим, господин капитан.

— Хорошо, иди первым.

28

У соседнего причала на волнах покачивались лодки, принадлежавшие местным рыбакам, которых солдаты не пускали в море, но лишь на паре посудин находились команды — четверо человек в одной, трое в другой.

Мартин прошел мимо них, потом вернулся к стоящим поодаль офицерам.

— Ну и что скажешь? — спросил капитан.

— Это не рыбаки.

— А кто же это?

— Двое похожи на грабителей, а остальные воры.

— Как ты определил, что они не рыбаки?

— Они эти сети только издали видели. Поплавки перекладывают, а мотня комом. Башмаки у них на кожаной подошве, а у рыбаков подошва деревянная, из бука. Ну и вообще, по ним видно — не рыбаки они.

— Понятно. А кто грабители? Те, что поздоровее?

— Вон тот, сутулый, и тот, который здоровый. Они точно не воры.

— Так, сержант, ты все слышал? — спросил капитан.

— Так точно. Что прикажете предпринять?

— Сейчас решим. А что ты, Мартин, думаешь про воришку? Он сбежал?

— Нет, господин капитан, думаю, он что-то сбросил в воду, чтобы показать, будто нырнул. А на самом деле отсиделся на шаланде, оставил где-то там шкатулку и потом ночью тихо доплыл до своих.

— А точно шкатулку не взял с собой? — спросил лейтенант Фернстоп.

— Думаю, не взял, ее ведь и выронить можно.

— Так, спасибо, приятель. Если все сложится, мы тебя отблагодарим. А пока, сержант, слушай мою команду…

— Слушаю, сэр.

— Берешь пятерых наших, местных не трогай и подгоняй сюда. Потом выволочем этих из лодки и свяжем.

— А развязывать языки им станет Курт, — добавил второй лейтенант.

— Да, они у него запоют сразу.

— Господин капитан, у меня есть еще одно соображение, — сказал Мартин, продолжая смотреть на лжерыбаков.

— Говори.

— Вон тот, самый молодой по виду, у него одежка тряпкой висит и на плечах соль. Скорее всего, это он плавал.

— Думаешь, его первым скрутить нужно?

— Не знаю, это вам решать, но куртка на нем добротная, с подкладкой. В этой подкладке можно поискать колечко.

— Колечко?

— Ну, или цепочку. Ему пришлось до ночи сидеть наедине со шкатулкой, такого испытания ни один вор не выдержит. Что-то он наверняка оставил для себя и спрятал. Что-нибудь небольшое.

— Но их всех обыскивали. Хотя, конечно, колечко в подкладке могли и не заметить.

Подошли вызванные сержантом солдаты, и капитан приказал им встать полукругом, чтобы «рыбаки» из лодки не сумели прорваться с пристани.

Потом он приказал сидевшим в лодках выйти на пристань.

— Нам сети сушить надо, господин офицер! — прокричал ему сутулый.

— Выходить, я сказал!

Делать было нечего, выдававшие себя за рыбаков люди стали подниматься на пристань, где их обыскивали и тут же связывали. Неожиданно сутулый выхватил узкий нож, полоснул им солдата и помчался в сторону складов, однако бросившиеся наперерез стражники сбили его на землю и начали избивать древками алебард.

К раненому солдату подбежал цирюльник, умевший останавливать кровь, и пара стражников.

Тем временем оставшихся воров связали, а у того, на которого указал Мартин, за подкладкой нашли цепочку с кулоном. После этого его отвели к шаландам, и капитан ван Гульц, вынув кинжал из ножен, сказал воришке, что будет резать его на куски, пока тот не скажет, где остальное.

Вор запираться не стал, капитан выглядел более чем убедительно.

29

Обратно в купеческий дом у торговой площади приехали все вместе — Мартин и трое офицеров в той же карете, а на тюремной бричке позади них везли под охраной шестерых связанных арестантов.

Седьмого, избитого стражниками, везли на отдельной бричке, капитан заподозрил в нем организатора похищения.

По прибытии на место арестантов рассовали по карцерам, которых в подвале оказалось достаточно. Поначалу и Мартина тоже хотели сунуть в один из этих погребков, по сравнению с которыми его огромная камера в Углах выглядела королевскими апартаментами, но в последний момент капитан передумал и велел вести Мартина в допросную.

Но лейтенантам возвращение Мартина не понравилось.

— Зачем вы привели его, ван Гульц? — воскликнул Фернстоп, вскакивая.

— Затем, что он нам помог, — ответил капитан.

— Прокурору это не понравится, — заметил второй лейтенант.

— Мы этого еще не знаем, — возразил капитан и бросил Мартину его узел. — Держи, может, еще отобьемся.

«От кого, господин капитан?» — хотел было спросил Мартин, но, увидев, как смотрят на него оба лейтенанта, воздержался. Поймал узелок и присел на корточки у стены.

— Может, он еще остынет, — сказал капитан и, взяв шляпу, сел напротив своих оппонентов.

— Вы плохо знаете графа, ван Гульц, — заметил один из лейтенантов.

— Возможно, — сказал тот и стал ждать.

За дверью снова закричал какой-то несчастный. Потом еще раз.

— Да что он там делает?! — возмутился ван Гульц. — Дело же закрыто!.. Давай, Фернстоп, скажи, чтобы прекратил!..

Лейтенант поднялся и, распахнув дверь в пыточную, сказал:

— Заканчивай с ним, Курт, мы уже распутали это дело.

— Извиниться и отпустить? — спросил хриплый голос и, не дождавшись ответа, захохотал, от чего у Мартина по спине побежали мурашки.

— Нет, просто добей. Ты нам мешаешь.

Лейтенант закрыл дверь и вернулся за стол, бросив на сидящего у стены Мартина неприязненный взгляд.

Скоро в коридоре послышался знакомый шум, дверь распахнулась, и в помещение снова влетел королевский прокурор.

Офицеры и Мартин вскочили и замерли, ожидая реакции его сиятельства.

— Итак, капитан, я слышал, есть новости?

— Так точно, ваше сиятельство, — ответил ван Гульц. Затем достал из холщового мешка шкатулку и передал королевскому прокурору. Тот мгновение подержал ее в руках, словно гипнотизируя крышку ларца взглядом, а затем отрыл.

Пару мгновений было непонятно, доволен он возвращению пропажи или нет, но затем лицо прокурора просветлело, и он вздохнул полной грудью.

— Как видите, ваша светлость, перстень на месте.

— Да, капитан, вижу. Вы меня сегодня обрадовали.

Прокурор захлопнул шкатулку и, подняв глаза, увидел Мартина.

— А этот… почему он здесь? Почему он еще жив?

— Ну, он ни при чем, ваше сиятельство. Мало того, он помог нам найти этот ларец и вообще не знает, в чем смысл этих поисков. Для него это только кража и ничего более.

— Капитан, вы не первый год на службе, неужели мне нужно вам что-то объяснять?

Прокурор снова сердито ударил тростью об пол и вышел вон, где в коридоре его ожидала многочисленная свита, а лейтенант Фернстоп бросил шляпу на стол и сказал:

— Ну вот, ван Гульц, теперь вы попали в глупое положение.

Капитан посмотрел на Мартина, потом сел за стол.

— Вот что, Фернстоп, ты пойдешь со мной конвоировать это субъекта до окраины города.

— Зачем так далеко? — удивился лейтенант.

— Затем, что здесь и так все забито трупами. Ночная команда едва успевает их вывозить. Идемте.

Капитан встал, и вместе с ним вынужденно поднялся лейтенант Фернстоп, со вздохом надевая шляпу.

— Ну что, Мартин, готов с нами прогуляться? — спросил капитан и подмигнул арестанту.

— Как скажете, господин капитан, — ответил Мартин, понимая, что капитан пытается ему что-то сказать втайне от своих коллег.

— Тогда — на выход.

Через минуту они уже были на прохладном дворе, в тени разросшихся каштанов. Собаки дремали на мостовой, несколько солдат, ослабив поясные ремни, вели неспешные беседы. Лошади вздрагивали, отгоняя мух, и позвякивали упряжью.

— Давай туда, — сказал капитан, указывая Мартину на длинный забор, вдоль которого можно было добраться до ворот.

— А какой экипаж возьмем? — спросил Фернстоп, не подозревая о намерениях капитана.

— Рыжего возьмем, он быстрее других соображает, — сказал ван Гульц.

— Да, по сравнению с другими Рыжий просто шторм.

30

Мартин шел первым, сжимая в руках свой драгоценный узелок, где были пара сменных штанов, бритвенные принадлежности и кошелек с позеленевшими от времени медными монетами.

Он догадывался, что капитан что-то задумал, чтобы спасти его, ведь королевский прокурор был значимой величиной и противиться ему было смерти подобно.

Лейтенант Фернстоп ни о чем не догадывался, он был уверен, что сейчас капитан ударит бедолагу кинжалом, а потом останется лишь призвать служебный экипаж, чтобы те отвезли труп и сбросили на окраине города. Обычное дело, ничего нового.

Но неожиданно капитан остановился и сказал:

— Ну что, Мартин, можешь заехать мне в морду?

— Прошу прощения, господин капитан, я не понял, — ответил Мартин с удивлением поглядывая на капитана и стоявшего позади него лейтенанта Фернстопа.

— Твой последний шанс, приятель, это дать мне в морду и прыгнуть через забор.

— Я… я не могу, господин капитан, — признался Мартин.

— Тогда я зарежу тебя через две минуты возле экипажа, дурак. Ты этого хочешь?

— В таком случае — прошу прощения, — сказал Мартин и врезал капитану что было сил. Ван Гульц опрокинулся навзничь, а Мартин вскочил на высокий забор и был таков.

— Да что же тут происходит?! — воскликнул Фернстоп, бросаясь к капитану и помогая ему подняться, а тот посмотрел лейтенанту в глаза и спросил:

— А ты что думаешь?

— Арестованный сбежал, господин капитан! Он дал вам в лицо!

— Он не только мне дал, лейтенант, он и тебе немного отвесил, — произнес капитан и ударил лейтенанта в переносицу.

— О-о-о! Господин капитан! — простонал лейтенант, заваливаясь на забор и держась за лицо.

— Это для твоей же пользы, Фернстоп, не то получится, что он сбил меня с ног, а ты ему ничем не помешал.

И оставив лейтенанта, ван Гульц стал кричать, призывая солдат в погоню, чтобы «немедленно настичь мерзавца».

Несколько из них выскочили на улицу, но спустя полчаса вернулись ни с чем.

— Исчез, господин капитан! — развел руками посланный с ними сержант. — Растворился в толпе, как его и не было!..

— Закройте ворота, — махнул рукой капитан и направился к дому.

— Глупая какая затея была, — сказал догнавший его лейтенант, все еще проверяя нос — не сломан ли?

— Нормальная затея. Справедливая.

— Да кто он вам, этот каторжник, господин капитан, чтобы так стараться?

— Он выложил нам этот ларец на блюдечке, без него мы бы обделались перед прокурором и тот позаботился бы о нашем будущем и о твоей карьере в частности, лейтенант Фернстоп.

Лейтенант вздохнул, ведь капитан был прав. Если бы не нашлась шкатулка, где находилась печать его королевского величества, дело стало бы дрянь, ведь печать королевский прокурор вез инзийскому владыке, чтобы подтвердить свои полномочия для дипломатических переговоров.

Между Карнейским королевством и Инзи уже пять лет шла война, которая отнимала у них силы, при том что повод был смехотворный — скалистый остров в океане. Эта война была очень выгодна прибрежной державе Ингландии, тайные эмиссары которой работали в обеих воюющих странах и делали все, чтобы эта война не прекращалась.

Через свою агентуру ингландцам удалось узнать о готовящейся миссии королевского прокурора, и они предприняли ряд мер, чтобы помешать этому.

Прокурор подозревал, что и это похищение королевской печати было из ряда тех же враждебных действий.

31

Пробираясь между наставленных вдоль домов повозок, по улице торопливо шел человек. На нем была смятая шляпа, видавший виды сюртук с чужого плеча, пара серебряных колец на пальцах, которые он не слишком часто мыл. Штаны в латках, зато башмаки совсем новые — он снял их недавно с пьяного лавочника и решил не пропивать, оставив добычу себе, — уж больно хорошо они пришлись по ноге.

Юркнув в немощеный двор, субъект перемахнул через заболоченную лужу и, пройдя вдоль обшарпанной стены, остановился возле узкой, но основательной двери, которую не смогли бы выбить даже дюжие стражники-монгийцы.

Оглядевшись, субъект взялся за кольцо и трижды стукнул им в дверь. Потом выдержал паузу и ударил еще два раза.

Дверь приоткрылась, и на пришедшего взглянули в узкую щель.

— Черпак? Ты почему один?!

— Открывай, дело срочное.

Дверь открылась шире, пропуская Черпака внутрь, а тот, кто встречал гостя, выглянул во двор и, убедившись, что посторонних нет, закрыл дверь на засов.

В подвале было сумрачно, немного света попадало лишь через окошко под самым потолком, защищенное к тому же кованой решеткой.

За большим замызганным столом сидели несколько воров и лениво перебрасывались в кости по небольшим ставкам. Это была резервная команда, которую богатый покровитель выдвигал в случае крайней необходимости. Или вообще не трогал, и тогда они сутками сидели, бросая кости.

Впрочем, даже за пустое сидение им выдавалось по терции серебром, чего потом хватало на целый вечер безудержного веселья в грязном кабачке на окраине города.

Кто-то из воров считал такой способ заработка ниже собственного достоинства и предпочитал рисковать на улице между клиентом и стражником, зато оставаясь себе полным хозяином, но некоторым гарантированное жалованье нравилось. При том, что даже работа была не сложной — пришить кого-то, на кого покажет старший, и никаких тебе гонок со стражниками или драк с конкурирующими группировками.

Встретивший Черпака человек провел его через комнату и открыл еще одну дверь в чистый коридор с побеленными стенами и горящим масляным фонарем на полке.

В конце коридора была приемная с ленивым на вид ингландцем, носившим простое платье и говорившим с акцентом.

Ингландец сидел за пустым столом и, казалось, не страдал от вынужденного безделья. В углу приемной стояли два арбалета с вложенными болтами и приготовленной «козьей ножкой», а за поясом у охранника имелось полдюжины трехгранных кинжалов, которые он метал на двадцать шагов с отклонением в пару дюймов.

— Докладчик к мистеру Бейбу, — сообщил сопровождавший Черпака человек, служивший ингландцам не первый год, но так и не ставший для них своим.

Ингландец по имени Трей прибавил стоявшему на столе фонарю яркости, еще раз взглянул на посетителей, а затем сказал:

— Давайтте, вперред. Но недолгго, ты понимаешь меня?

— Да, мы мигом, — заверил провожатый, бывший фартовый вор Балануста, ставший для ингландцев «человекком», «месттным» и даже получивший новое имя — Лоттар.

Лоттар стукнул в дверь и, открыв ее, вошел внутрь, за ним вошел Черпак, который впервые оказался так глубоко в конспиративных апартаментах.

32

Комната, в которую они вошли, оказалась залита дневным светом, хотя это было невозможно, ведь подвал находился на пять локтей ниже уровня земли. Тем не менее из окон лился свет, спроектированный системой зеркал из настоящей амальгамы — безумно дорогой в Лиссабоне и любом другом городе Карнейского королевства.

Навстречу гостям вышел Бейб, невысокий человек с волосами до плеч, носивший платье, похожее на мундир казенного чиновника и сельского учителя одновременно. У Бейба никогда при себе не было оружия, но всегда имелся кошель с золотыми и серебряными терциями, которые работали получше иного кинжала.

— Это Черпак, Бейб, он сидел в схроне в порту и принес новые известия.

— Говвори, Черпакк… — разрешил Бейб, складывая руки на груди.

— Там это, ваша милость… Серые мундиры налетели. Всех заарестовали и забрали ящик. Это с цацками который. Со всеми цацками.

— Шкатуллку с персттнями? — переспросил Бейб, опуская руки.

— Так точно, ваша милость. Прям как по писаному — пришли, наших из лодок повытягивали, ваш сутулый хотел убежать и порезал одного солдата.

— Леггойн вступилл в скваттку?

— Так точно, вступил. Но его уделали в дерьмо, прошу прощения.

— Схватилли?

— Не то слово, ваша милость. Завязали в сто узлов, он как кукла был запеленутый, когда в хохолок забросили.

— Но как таккое могло приключитться, все же шло хорошшо?

— Они привезли какого-то стриженого, ваша милость. Стриженый и бледный. Он им все и указал, я со стороны хорошо видел. Как он указал, так их и взяли, и на этом все закончилось.

— Но кто этто?

— Не могу знать, ваша милость, но обнаружить его можно, он очень заметный. Тормозной, это самое, на каждый вопрос думает долго — его в толпе сразу распознать можно.

— Хорошо, можетте быть свободдны.

Когда гости ушли, в углу отдернулась занавеска и вышел еще один персонаж — седой мужчина лет шестидесяти в черном камзоле с расшитом серебром поясом.

— Ну и что нам теперь следует предпринять, Бейб? — спросил он.

— Вы сами все слышали, ваша светлость. Полагаю, прежде всего следует избавиться от этого наводчика.

— Стукача?

— Стукача.

— Да, именно так. Но убрать его нужно тихо, так, чтобы это выглядело как несчастный случай или неудачное ограбление.

— Для нас это основной метод.

— Разумеется. Однако это лишь часть задачи, майор. Теперь, когда королевская печать вернулась к королевскому прокурору, мы вынуждены переходить к следующему этапу.

— Я немедленно пошлю курьера во Фрондби, чтобы информировать его величество.

— Это само собой, однако нужно придумать нечто такое, что затормозит деятельность королевского прокурора. Может быть, сжечь его корабль или что-то в этом роде.

— Прошу меня простить, ваша светлость, а какой смысл в этих задержках, если карнейцы с инзийцами решили заключить мирный договор?

— Все просто. Нам нужно сорвать переговоры до осени, потом начнутся зимние шторма и никакой связи не будет до весны. А за это время мы что-нибудь предпримем, например подготовим нападение карнейского корабля на флотилию инзийской принцессы. Ее отец очень привязан к дочери и не потерпит такого варварства. Тогда война разгорится с новой силой.

— О, благодарю, ваше сиятельство, вы открыли мне перспективу. А сейчас я пойду, распоряжусь насчет этого полицейского помощника.

— Да, Бейб, и еще одно, пусть это сделает кто-то из местных, однако за ними нужно проследить, чтобы не было досадных оплошностей.

33

Бейб уже знал, кого отправит на охоту за помощником тайной канцелярии, это был восемнадцатилетний Ронни по кличке Циркач. Он получил эту кличку за умение пробираться в дома по бельевым веревкам, но теперь претендовал на переход в категорию более важных воров, которым доверяли не только добывать кошельки или корзинки с продуктами, но и разбираться с неугодными.

Бейб знал о своих наемниках больше, чем они сами, однако лично он редко направлял того или иного вора на задание, предпочитая перепоручать это авторитетным преступникам. В противном случае это могло стать политической проблемой, а разговор с дознавателями из тайной канцелярии в его планы не входил.

— Черпак, Циркач, айда прогуляемся, — сказал Балануста, он же Лоттар.

Циркач поднялся и натянул босяцкую шапку, а Черпак еще раз бросил кости и обрадованно сгреб с кона несколько мелких монет.

— Мне сегодня везет, Балануста!

— Заткнись, — оборвал его тот и направился к выходу.

Выйдя во двор, похожий на узкий колодец, они прошли в угол, который не просматривался из окон верхних этажей, и Балануста сказал:

— Все, Циркач, детство закончилось. Инструмент у тебя с собой?

— Вот, — ответил Циркач, приподнимая куртку и демонстрируя торчавший из-за пояса кинжал.

— Переложи в штанину.

— Понял.

— Сейчас пойдете с Черпаком по улицам искать стукача. Как только Черпак его опознает, уходит. Ты понял, Черпак?

— Чего не понять? — пожал тот плечами, продолжая подбрасывать на ладони выигранные монеты. — Показал и свалил.

— Черпак идет сюда, а ты за стукачом. В темном уголке его валишь и выворачиваешь карманы, чтобы все выглядело, как будто его грабанули.

— Понял, — кивнул Циркач.

— Ну тогда вперед, — скомандовал Балануста, и воры отправились на улицу, где их уже ждал Трей. Он вышел через другую дверь и маскировался за возом с кислыми яблоками, ожидая, когда появятся отряженные для работы воры.

Обычно подобные задания поручали ему, он знал, как сделать все правильно и незаметно. Но майор Бейб считал, что нужно обкатывать местную агентуру, поэтому теперь Трею чаще всего приходилось выступать контролером, ведь случалось, что воры в последний момент тушевались — не все из них занимались кровавым ремеслом.

Тогда Трею приходилось доделывать их работу, а потом решать вопрос с ними.

— О, братишка, сколько сегодня страху было, я чуть не обделался! — радостно сообщил Черпак, когда они с Циркачом оказались на улице.

— А чего так? — без особого любопытства поинтересовался Циркач, поглядывая по сторонам. Он не разделял восторгов Черпака, поскольку ему предстояла нелегкая работа. Раньше он не бросался на людей с кинжалом, не считая драк, но драка другое дело.

— Они, прям, почти по голове ходили, а я под старыми сетями лежал возле Гнилого дока!..

— Ну да?

— А когда господин Леггойн одного подрезал и попробовал сорваться, его так гасить начали, что я думал — все уже.

— А на самом деле?

— Серые мундиры его спасли, хотя он, как раз, одного из них и подрезал. Эй, смотри-ка, баба отрез тащит… Выдернем?

— Нельзя, мы здесь по другому делу.

— Да ладно, я рвану и за угол, отрез небольшой, под рубахой спрячу, — не унимался Черпак, глаза которого загорелись при виде легкой добычи.

— А вот этого не боишься? — поинтересовался Циркач, когда на другой стороне улицы появился стражник-монгиец. Он был без алебарды, но с колотушкой, а колотушка в руках монгийца была пострашнее кинжала.

— Старший околотошный, — прошептал в ответ Черпак, замечая на плече стражника серебряную пряжку. — Ладно, притихли и не дергаемся.

— Я и не дергался, это ты тут бузу развел. Смотри лучше, может, твой стукач попадется.

— Нету его здесь, он седой, бледный и ходит, как на ходулях.

— А что за человек?

— Понятия не имею. Но, должно, из наших, такие воров за милю чуют, оттого и опасны.

— Так он крепок?

— Нет, я же сказал, как на ходулях ходит — доходяга.

— А может, его серомундирники к себе увезли?

— Может, и увезли. Мы так до завтра его искать будем и хрен чего найдем.

— Можно шпану приспособить…

— Шпане платить надо.

— Но ты же в выигрыше, — усмехнулся Циркач.

— Мой выигрыш — только мой, — возразил Черпак.

— Ладно, давай вместе. У меня двадцать денимов выигрышных, могу дать десять.

— У меня пять выигрышных, могу дать три.

— Годится, пойдем на площадь, там Синяй обретается, а у него самая большая банда.

— Господин Лоттар не обрадуется от такой циативности.

— Инициативности, — поправил Черпака коллега.

— Ишь ты, откуда такая грамотность, Циркач? Слышал, ты даже читать выучился — на хрена такая канитель?

— И читать, и писать, — добавил Циркач, поглядывая по сторонам, в том числе и на оставшегося позади околотошного, который выбирал что-то среди развалов молодой капусты и свеклы.

— А вору это зачем? Вору от этого сплошное расстройство брюха. Ой, смотри, какая баба!..

— Черпак, околотошный все еще посматривает нам в спины.

— Да я не в этом смысле, смотри, как юбки-то поддерживает! Эх, так бы и впился зубами — хороша баба!..

34

На площади перед домом городского головы торговля шла вяло. Немного овощей, немного прошлогодних яблок и картошки, а в остальном деревянные ложки, деревянные башмаки и немного жестяной посуды.

Здесь не шумели зазывалы, не шел коромыслом дым от жаровен и публика, в основном, была чистая и благопристойная, а потому и за кошельки держалась не так крепко, как на базарной площади.

Этим пользовались оборванцы-беспризорники, которые мастерски срезали кошельки и, передавая друг другу, становились ни при чем, когда их хватали стражники.

Пойманных тащили в местный околоток, где секли розгами и отпускали, а срезанный кошелек переходил к Синяю, пятнадцатилетнему главарю банды малолетних воров.

Синяй «косил» под калеку и сидел на углу улицы, опираясь на костыли, окруженный телохранителями из таких же оборванцев.

Случалось, ему даже подавали за уродство, и тогда подавший становился защищенным от воровства. И если он ронял кошелек или рассыпал монеты, ему тут же все возвращали до последнего денима. У Синяя тоже были свои принципы.

— Вон он, — указал Черпак на владельца площади, когда они с Циркачом вышли к дому городского головы.

— Вижу.

— А охраны-то, как у королевского прокурора!..

— Бобер мечтает посадить его на нож, — напомнил Циркач.

— Ну, это конечно, — согласился Черпак. Бобер был командиром другой подростковой банды, которая контролировала другую часть города и враждовала с бандой Синяя.

— Здорова, Синяй, — сказал Черпак, когда они с Циркачом остановились напротив «уродца» на костылях.

— Здарова, урки. Какие дела?

— Хотим за твое здоровье выпить.

— Пейте, мне не жалко, — улыбнулся Синяй.

— На самом деле нужно человечка найти, — перешел на деловой тон Циркач.

— О, Циркач! Радость-то какая! — воскликнул Синяй, как будто только что увидел Ронни. Стоявшие рядом с ним полдюжины оборванцев засмеялись.

— Лобызаться не будем, — сказал Циркач. — Даем тринадцать денимов за помощь.

С этими словами он высыпал монеты в рваную шляпу Синяя.

— Копейки, конечно, совсем никакие, но для старых друзей постараемся, — пообещал Синяй и улыбнулся Ронни.

Когда-то давно Синяй был принят в подростковую банду, но его невзлюбили некоторые из старших. Синяя забили бы, как забивали множество других не понравившихся старшим новичков, но тогда за него, полуживого, вступился Ронни. Он получил шрам на руке, но двое его оппонентов пострадали сильнее, и Синяя оставили в покое.

Циркач подтолкнул напарника, и тот начал расписывать, как выглядит стукач, а спустя полчаса по городу разбежались посыльные и началось просеивание всей городской публики. Циркачу с Черпаком оставалось лишь гулять, зная, что теперь на их стороне несколько десятков помощников.

Дело практически было сделано, и они не спеша шли в сторону базарной площади, самой шумной и насыщенной ворами. Купив у торговки вареного сахара, они жевали тянучки и обсуждали молоденьких служанок, которые в этот час отправлялись перед обедом за зеленью для своих господ.

Неожиданно перед ворами появился Харпер. Он всегда возникал словно из ниоткуда и немало этим пугал окружающих.

— Здорово, воры.

— Здорово, Харпер, — ответил Ронни, убирая руку от штанины, где прятал кинжал.

— Какого хрена ты так выныриваешь, Харпер?! Я тебя чуть на нож не посадил!.. — воскликнул Черпак, но Харпер только усмехнулся.

— На охоту собрались, урки? Кого ловите?

— Не твое дело, — ответил Черпак, но Харпер на него не обратил внимания. Его интересовал только Циркач.

— На мокруху подписался, Ронни?

— А тебе какое дело? — угрюмо спросил Циркач. Ему не нравилось, что этот мерзкий старик читает его, словно книгу.

— Для кого-то мокруха дело обычное, но только не для тебя. Запачкаешься, в тоску провалишься и сопьешься в доках.

— Тебе ли говорить, Харпер? За тобой река кровавая.

Харпер вздохнул и сделался серьезным.

— Ладно, кто старое помянет… Одним словом, повторяю свое предложение — пойдем ко мне работать. У меня не серебро дают, а золото.

— У меня своя банда, ты мне без надобности, — покачал головой Циркач.

— Понятно, на том и распрощаемся. Но напоследок подскажу, что охотитесь вы не на шакала облезлого, а на тигра. Его зовут Счастливчик Мартин, он двадцать лет отмотал в Угле и вышел вполне себе бодренький. Руки как клещи — каленую подкову переломят, так что, урки, опасайтеся.

И сделав это предупреждение, Харпер нырнул в толпу, как лягушка в тину, и был таков.

— Вот ведь зараза, — покачал головой оробевший Черпак. — Брешет он все, зря ты его слушал.

— Я его и не слушал, пойдем дальше, — сказал Циркач и, обойдя сбившихся возле телег людей, направился в сторону Рыбной улицы.

— А откуда знает, кого мы ищем? Он колдун, что ли? — забеспокоился Черпак, догоняя Ронни.

— Может, колдун, а может, у него в порту люди свои. Видели, как наши против серомундирников пластались.

— Видеть, может, и видели, за погляд денег не берут, но как он узнал, кто нам понадобился?

— Про это не ведаю, — развел руками Ронни. — Давай, что ли, рыбки соленой прикупим?

— После сахара-то?

— А чего? Я всегда люблю сладенькое, а потом чтобы солененькое.

— Это как баб с перегонкой мешать. Отличное получается свойство.

— Ну тогда по рыбке. Я угощаю.

35

Купив на один деним полдюжины янтарных коржеек, Циркач и Черпак двинулись по Рыбной улице, чтобы потом свернуть на Канатную — поскольку эту улицу стражники не жаловали, а на Рыбной приходилось через каждые сто шагов нырять во двор, чтобы не попасться.

— Ты что-нибудь слышал про этого Счастливчика? — спросил Черпак, когда они свернули на Канатную.

— Слышал кое-что.

— Ну и как он?

— Обычный вор, — пожал плечами Циркач. — Просто дело свое знал хорошо, приносил то, что другим не удавалось.

— Фартовый, значит, был?

— Фартовый.

— Но не стоппер же, правильно? Значит, тебе бояться нечего.

— Не стоппер. Но если бы и стоппером был, я бы от работы не отказался.

Черпак остановился и стал смотреть вверх по улице.

— Ты чего? — спросил Циркач.

— Сдается мне, кто-то по нашем следу шлямает.

— С чего вдруг? — повернулся Циркач, надкусывая рыбу. — Может, ребята Синявого?

— Может, и ребята.

— Так что ты там увидел?

— Ничего не увидел, а только по спине как-то холодком дает.

— Страшно? — усмехнулся Циркач.

— Вроде того.

Они прошли еще шагов пятьдесят, когда из-за ближайшего угла выскочили двое беспризорников.

— Эй, Циркач! — крикнул один из них и подошел к знакомому вору.

— Привет, Поползень. Чего нарыли?

— Нашли вашего клиента, он в корме у заречных сидит. Поспеши, а то он уже похлебку доедает.

— Уже идем, — сказал Циркач. — Держи рыбку.

И он отдал мальчишке двух коржеек.

Беспризорники побежали вперед, чтобы, если что, не упустить клиента, а Циркач стал немного волноваться, ведь, возможно, совсем скоро ему придется ударить человека кинжалом.

Через пять минут скорого шага они вышли в переулок, где стояли дома, принадлежавшие заречным. Здесь были недорогие харчевни, в которые заходила разная публика.

На дощатом настиле под навесом стояли два длинных стола, за которыми сидело несколько посетителей заведения, и среди них был тот, на которого указали мальчишки.

— Ну что, этот? — спросил Циркач.

— Ага, он самый, — кивнул Черпак. — Ишь как жрет, никуда не торопится.

— Ну что, Циркач, работу принял? — спросил беспризорник Пополозень, терзая зубами вяленую рыбу.

— Да, можете уходить, Синяю наш привет.

Мальчишки убежали, и Черпак с Циркачом остались возле бочки, откуда местные брали воду.

Собиравший тарелки заречный покосился в их сторону, и Черпак сказал:

— Ну ладно, пойду я. Нечего тут рисоваться.

— Давай, дальше я сам, — согласился Циркач, и когда Черпак как ни в чем не бывало прошел мимо обедающих и вышел через арку на улицу, отступил за угол и решил дожидаться, когда его жертва покинет людное место.

Часа через три начнет темнеть, однако так долго Циркач ждать не собирался. Хотелось поскорее сделать эту неприятную работу и победителем вернуться в подвал.

В переулке, где он стоял, было тихо, прохожие появлялись редко. Пробежала дворняга и, остановив на Циркаче взгляд, тут же потеряла к нему интерес и завернула за угол, где ей иногда перепадало косточек.

Циркач выглянул, чтобы посмотреть, что делает его клиент, но за столом его не обнаружил.

Тогда он побежал к заведению, заскочил внутрь, но и там не нашел своего клиента. В отчаянии Циркач сунулся на кухню, вызвав удивление хозяина и двух женщин-заречных, стоявших у плиты.

— Чего надо? — спросил хозяин, но Циркач уже выбежал на улицу.

Это был провал. Ему дали дело, от которого зависело, как к нему будут относиться старшие воры, и такой конфуз!

Циркач пробежался до перекрестка и с глухо колотящимся сердцем пристроился позади полной молочницы, переваливающейся с двумя бидонами.

Прячась за ней, Циркач наконец обнаружил пропажу, его клиент не спеша шел по улице и с интересом посматривал по сторонам.

— Прочь с дороги! — крикнул возница, и Циркач отскочил в сторону, пропуская воз, груженный резко пахнувшими кожами.

36

Он шел за клиентом целый час, то приближаясь, то отставая. Казалось, Счастливчик был ничем не озабочен и вел себя, как приехавший на выходные батрак.

На таких городские воры особенно любили охотиться. Впервые попав в город, деревенские восхищались, терялись, и в таком восторженном состоянии у них было проще увести кошелек, хотя они, по деревенской моде, прятали его в зашитом кармане.

В ход шли всякие розыгрыши, вроде случайного столкновения, улыбнувшейся девушки или самого простого: это не вы уронили золотой?

Холщовые штаны, такая же рубаха, куртка поверх — добротная, с подкладкой. Башмаки тоже хорошие, такие шьют богатым лавочникам.

«Надо не замарать обувку и куртку», — подумал Циркач, в очередной раз подходя к клиенту совсем близко, когда впереди образовался затор.

Напротив богатой лавки, торговавшей серебряной посудой и дорогой, шитой золотом одежды, с ломовой телеги сгружали привезенный комод с медными ручками. Комод был дорогой, и вокруг него суетились с десяток столярных подмастерьев со старыми овчинами на подстилку.

Лошадь дергала, хозяин лавки нервничал и бегал вокруг комода, мешая подмастерьям, а под его большим животом на вышитом поясе болтался кошель, набитый за день торговли золотыми терциями.

Заметив это биение под полой бархатного сюртука, Циркач почувствовал, что во рту у него сделалось сладко от желания немедленно срезать сумку. Однако сейчас он был при другом деле и никак не мог отвлечься на кошелек.

Вдруг из толпы выскочил пройдоха и быстрым движением срезал бритвой шнурок золотой сумки.

Не успел кошель упасть на брусчатку, как пройдоха подхватил его и бросился бежать — прямо навстречу Циркачу и его клиенту.

Циркач сразу узнал пройдоху, это был вор из предместий, который не должен был тут появляться, ведь за нарушение границ били. Но сейчас Циркач не мог призвать мерзавца к ответу, ведь ему предстояло сделать куда более важную и серьезную работу.

Когда вор поравнялся с клиентом Циркача, тот резко ударил его в грудь, заставив остановиться, а вторым ударом выбил из рук кошелек. Вор на мгновение опешил и бросился бежать, а Счастливчик поднял кошель с золотом и направился к голосящему лавочнику.

— Вот, хозяин, держи сумку и больше не плошай.

Толпа ахнула. Кто-то стал звать стражников, и они вскоре объявились — усатый сержант и два монгийцы. От сержанта пахло спиртным, монгийцы были трезвыми.

— Что за шум, кто звал стражу?! — строго спросил сержант.

— Все в порядке, господин Лурдик, вор убежал, а казну мне вернули!.. — обрадованно сообщил лавочник и сунул сержанту медную монету в десять денимов.

— Хорошо, что вернули, — сказал сержант и поправил съехавшую набок шляпу. — А то бывает… не того…

Он выразительно посмотрел на лавочника, и тот добавил монетку в пять денимов.

— Другое дело, это самое. А это кто, злодей?

Сержант уставился на Мартина в упор и даже коснулся его носа своими усами.

— Что вы, сержант, это наш благодетель, герой! Честный человек, он казну вернул! Я его теперь не отпущу, милости просим ко мне в апартамент, господин хороший!..

И лавочник потащил Мартина за собой, разом потеряв интерес к драгоценному комоду, и разгрузка продолжилась без него.

37

Благодарный хозяин провел Мартина через торговую комнату, и они оказались в помещении, заставленном ящиками с товаром. Но свободного места здесь было предостаточно, а из загороженных решетками окон в помещение попадал свет.

— Мой дом, знаете ли, находится на другой улице, однако здесь у меня есть все, чтобы отблагодарить и угостить хорошего человека. Присаживайтесь за стол, господин хороший. Как ваше имя, кстати? Меня зовут Бомур, я здесь давно живу и уже всем известен. А вы?

— Я Мартин.

— Вот и прекрасно, Мартин, — с чувством произнес лавочник, все еще сжимая в руке срезанный кошелек.

— Самюэль, дружок, пойди-ка сюда!.. — крикнул лавочник, обращаясь к двери, и в комнату заглянул сонный служащий, должно быть, спавший прямо за конторкой.

— Слушаю, господин Бомур.

— Неси из кладовки паштет и вино.

— Сейчас?

— Сейчас и сюда, соня! Паштет, вино и фрукты! А еще пирог, там ведь должен был остаться пирог — восемь кусков!

— Пять кусков, господин Бомур, вы ошибаетесь.

— Как я ошибаюсь, если я пересчитывал? Ладно, неси пять, потом разберемся.

Служащий исчез, а Бомур сел за стол напротив Мартина и сказал:

— Перед гостями стыдно. Тащат все, что я не успею пересчитать, и та же история с пирогом.

— Некоторые люди не упускают случая сунуть в карман чужое, — согласился Мартин. — Особенно когда никто не видит.

— Но вот вы сегодня вовремя поспели!.. Вы даже не представляете, сколько золота в этом кошельке!..

Лавочник подбросил на руке кошель, и тот звякнул золотыми монетами.

— Почему же не представляю? Там примерно двести пятьдесят терций.

— Да? Ну вообще-то — двести сорок три.

Открылась дверь, и на пороге возник Самюэль с огромным деревянным подносом. Он что-то жевал на ходу, видимо, уничтожая улики.

— Ага, вот и он, — произнес Бомур, принимая поднос и ставя на стол. — Иди уже, наказание, да не забудь, чтобы к поясу для господина Рокстама пришили эту бабочку! Коза ее задери…

— Я помню, господин Бомур, вы мне этим поясом уже все уши прожужжали, — огрызнулся служащий и захлопнул дверь, прежде чем Бомур успел поставить его на место.

— Нет, вы слышали? И это мне тычет человек, которому я как отец родной, если не больше!..

Мартин в ответ только улыбнулся. Он не знал, как себя вести в таких ситуациях.

— А как же вы, дорогой Мартин, сумели точно определить, сколько терций в сумке? — спросил Бомур, разливая наливку по глиняным стаканчикам.

— Я не угадал, я ошибся на семь монет.

— Это пустяк, ведь там могли оказаться и серебряные… Будем!

Они подняли стаканчики и выпили.

— Отличная наливка. Груша, вроде бы?

— Груша с клубникой, старый мамин рецепт, — признался лавочник, выдыхая. — Попробуйте пирог, это нам гномы поставляют.

— Заречные. Я слышал, гномами их называть нельзя.

— Можно, если вы друзья, — ответил Бомур, подцепляя кусок яблочного пирога. — У нас с ними взаимопонимание, это мои партнеры. Так как вы узнали цену этой сумочки, прошу прощения за любопытство? Ведь там действительно могли быть серебряные монетки.

— Там не могли быть серебряные монетки, господин Бомур, потому что вы не боитесь держать серебро у себя в конторке. А вот золото — только при себе, а позже отвозите в банк к менялам. Так спокойнее.

— Тут вы меня удивили, — признался Бомур, наливая еще по одной. — Но откуда такие познания, вы что, много работали с деньгами? Горбились на жадных менял? Я не знаю других людей, которые на вес золото определяют.

— В прошлом я был вор, господин Бомур, отсюда и навыки. Я могу на глаз определить количество денег в болтающемся на поясе кошельке, даже если там будет медь, серебро и золото.

— Вор?!

Бомур вскочил из-за стола, прижимая к себе кошель с золотом, но потом вернулся на место, испытывая неловкость от своего поступка.

— А почему… вы были вором? Сейчас вы не вор? — спросил он, и было видно, что только расслабленное после наливки состояние не позволяло ему немедленно прервать эту встречу.

— Теперь — нет, я отсидел двадцать лет в Угле и больше не хочу этим заниматься.

— Почему? Мне кажется, все привычки у вас остались!

— Не знаю, — пожал плечами Мартин. — Мне теперь мерзко от самой мысли, что я украду что-нибудь. Что-то изменилось.

— Ну да, все-таки двадцать лет, — закивал лавочник и выпустил наконец кошелек, положив на стол. — Но вы могли им завладеть, правильно? Могли сделать это так, что никто бы ничего не заметил и все бы подумали на этого воришку.

— Да, мог бы. Но вернуть вам золото мне было приятнее.

— А уж как мне было приятно! — признался лавочник и поднял стакан. — Выпьем за бывших воров, иногда они очень нужны.

— Выпьем, — согласился Мартин, и они выпили.

— Давно вы на воле? — закусывая яблоком, спросил Бомур.

— Вторые сутки.

— Подумать только! — покачал головой лавочник. — А чем собираетесь зарабатывать на жизнь, если не хотите больше воровать?

— Еще не придумал, но сила в руках есть, думаю, подамся в пригород — батрачить буду.

— Батрачить дело хорошее, можно даже семью прокормить, сейчас хороший спрос на овощи, народу в городе все больше, но… — Бомур сдвинул на затылок бархатную шапочку и почесал темя. — Но не хотите ли вы получить работу поближе к прежней, но вполне честную?

— Я не очень понимаю, господин Бомур, — признался Мартин.

— Тут такое дело, господин Мартин, я бы в вашу историю ни за что не поверил, если бы сегодня все это не увидел собственными глазами.

Мартин кивнул, давая понять, что слушает.

— Но скажите мне, вы знаете, как противостоять ограблениям?

— Не показывайте деньги при посторонних, вот и все. Тогда вам не нужно бояться воров — их внимание привлекают неосторожные люди.

— Ну, на самом деле я не так уж боюсь воров, они не украдут больше одного кошелька, а вот менялы — с ними нужно держать ухо востро. Там даже один неверный шаг может привести к разорению. Обчистят так, как ни одному карманнику не снилось, вот как.

— Ну так не работайте с ними.

— Это самое простое, что приходит в голову, но иногда без них нельзя. Вот и сейчас у моих партнеров возникла проблема, здешние менялы просят за перевод большие деньги — одну пятую от суммы, а в соседнем портовом городке — Пронсвилль, знаете такой?

— Знаю, туда три дня на лошади ехать.

— Вот именно. Тамошние менялы переведут золото за десять процентов.

— И что? — не понял Мартин.

— А то, что золото перевозить нужно.

— Да, если много золота, дело серьезное. Пусть наймут дюжину охранников, будет надежно.

Бомур вздохнул.

— Вы давно не были в наших краях, господин Мартин, а здесь многое поменялось. И если раньше дюжина охранников считалось много, то сейчас это же количество считается мало. Полгода назад обоз из пятидесяти телег с сукном и пангийским шелком охраняли двадцать вооруженных солдат, и их перестреляли из арбалетов, а весь груз погрузили на корабль — и привет.

— Пятьдесят телег? — не поверил Мартин.

— Да, и это были не какие-нибудь бандиты и воры, вроде нашенских городских, это настоящие заграничные шайки, которые проделывают такие фокусы во многих местах.

Мартин помолчал, осмысливая услышанное. Раньше о таких масштабах воровства и о заграничных грабителях он не слыхивал.

— Ну хорошо, а я-то чем могу помочь? Это ведь не кошелек у пройдохи выхватить.

— Так-то оно так, но вы ведь этого пройдоху сразу определили, ловко вышибли кошелек и даже не стали с ним связываться — он побежал своей дорогой.

— А зачем с ним связываться? Кошелек вернули, а драку затевать себе дороже, там ведь могут находится его дружки. Вдарят сзади ножом — мало не покажется.

— Вот! — обрадованно произнес лавочник и налил себе и гостю еще наливки. — Вот это нам и интересно! Вы все знаете, все понимаете, все что нужно прикидываете и узнаете — можно ехать через деревню, скажем, или лучше каждый раз ночевать в лесу.

— Один раз можно и в лесу заночевать, чтобы в деревне лишний раз не рисоваться.

— Это если один раз, а тут придется попетлять по местности, чтобы воры не вычислили.

— М-да, — Мартин поскреб непривычно бритый подбородок. — Ну, а с чего вы решили, что ваших дружков там будут ожидать?

— Партнеров, — поправил его лавочник. — Давайте выпьем. За новых партнеров.

Они выпили и закусили. Пирог и впрямь был хорош, тем более что такой еды Мартин не пробовал лет двадцать.

— Мартин, а хорошо, если бы вы завтра снова пришли ко мне, скажем, в обед. Прямо сюда. Я приглашу Ламтотула и Тинлуба, это мои партнеры, и вы с ними все обговорите. Они, конечно, народ прижимистый, но в таких обстоятельствах экономить не принято. Уф!..

Бомур вытер лицо тканой салфеткой и добавил:

— Я вам за услуги дам сегодня терцию серебром, а когда вы завтра придете — дам еще одну, что бы вы там ни решили с братцами.

С этими словами Бомур поднялся и, выдвинув ящик конторки, открыл небольшой ящичек с расходными монетами, где были и серебро, и медь.

— Вот, — он подал Мартину серебро.

— Спасибо, господин Бомур.

— Это еще не все. Сейчас я напишу вам записочку… — Бомур достал из конторки тонкий карандаш, каких Мартину видеть не приходилось. Дешевые делались из олова и были грубыми, а этот — угольный. Писал жирно и отчетливо.

Мартин вспомнил, как одно время у преуспевающих воров было модно носить карандаши в чехольчиках на цепочке. Стоили они немалых денег, но определяли статус и уровень преуспевания вора, хотя большинство из них не умело писать и карандашики эти совсем не расходовались.

— Вот, возьмите, господин Мартин, и пойдите по этому адресу. Это моя гостиница. Там вам дадут комнатку и обслуживание по высшему разряду — кровать с подушкой и бельем, кувшин горячей воды, трехразовое питание с мясом.

— Благодарю вас, — сказал Мартин, поднимаясь. После двух кусков пирога он чувствовал себя отяжелевшим и почти счастливым.

38

И снова клиент заставлял Циркача нервничать. Ушел с лавочником и как в воду канул. Подмастерья втащили комод и убрались восвояси вместе с ломовой телегой, толпа разошлась, ожидавшие экипажи проехали, и на улице стало пустовато, а клиент все не появлялся.

В какой-то момент Циркачу показалось, что Счастливчик снова сбежал, и он понесся к перекрестку, чтобы выглянуть из-за угла — не воспользовался ли клиент черным ходом? С другой стороны дома дверей не было, однако этот факт не принес Циркачу успокоения, и он подумал, что теперь клиент может ускользнуть по фасадной лестнице.

И снова бег, испарина, а болтавшийся в штанине кинжал стал натирать ляжку.

Понаблюдав еще за крыльцом, Циркач сдернул с головы хулиганскую шапку и, пригладив волосы, решился выяснить, куда подевался Счастливчик. Дело-то нешуточное!

— Тут мой товарищ к вам заходил, не скажете, куда подевался? — спросил он у приказчика, стоявшего за прилавком.

Тот покосился на охранника, у которого за спиной был спрятан арбалет.

— Там у хозяина вроде кто-то сидит в кладовке.

— Седоватый такой? — уточнил Циркач. — С торбой?

— С торбой, — кивнул приказчик. — Позвать?

— Не надо, главное, чтобы не потерялся, он первый раз в городе. Спасибо, я его на улице подожду, — сказал Циркач и выскочил наружу, очень недовольный собой.

Теперь его запомнили эти двое и могли засвидетельствовать сержанту городской стражи, если начнутся разбирательства.

Пока Циркач ругал себя, из лавки вышел его клиент, и, похоже, в хорошем настроении.

Мартин был приятно удивлен. Он только два дня как из застенков, а ему предлагают заработать. Правда, способ заработка пока казался ему непонятным. Впрочем, главное — ничего не нужно красть, а завтра все окончательно прояснится. В любом случае, у него будет две терции серебром, да еще хороший ночлег на простынях и кувшин горячей воды. Неплохо для бывшего арестанта, промаринованного за решеткой два десятка лет.

«Так, теперь о насущном», — напомнил себе Мартин. Перед выходом Самюэль предупредил, что его искал «какой-то змееныш». Мартин его поблагодарил, но не удивился, этого хвоста он приметил еще возле зареченской харчевни. Смотрел тот, как волчонок, а значит, был послан на серьезное дело. Разумеется, знать его такой малец не мог и никаких дел у него с ним не было, но то, как Мартин помогал офицерам королевской службы, видели многие. Тут и лазутчик не нужен, некоторые из стражников за деньги доносили ворам любые сведения, такое и раньше случалось.

«Значит, подписался», — подумал Мартин, краем глаза ловя торопливую фигуру. Пора было развязать этот узел, чтобы не тащить его назавтра к новой работе и, возможно, новой жизни.

39

Мартин свернул в переулок и пошел по нему с целью выбрать как можно более безлюдное место.

Вот одинокий прохожий с мешком через плечо, вот девочка, прижимающая к себе котенка, — ее ничто не беспокоит, котенок занимает все ее внимание.

А сзади топает охотник. Слишком громко топает, потому что устал ждать. Мартин слышал его шаги, хотя тот и старался ступать тише. Вскоре нашлось подходящее место — двор с двумя дровяными сараями. Все что нужно для быстрой завязки.

Замедлив шаг, чтобы дать преследователю возможность спрятаться, Мартин стал оглядываться, показывая, что осторожен, и прошел во двор, где быстро юркнул в один из сараев.

Как он и планировал, преследователь заметил его маневр и стал медленно подбираться к сараю, старательно перешагивая через черепки от битых горшков.

Где-то залаяла собака, Мартин подумал, что сейчас она примчится сюда и все испортит, но собака перестала лаять и стали слышны только звуки с большой улицы да стук кастрюль где-то в доме неподалеку.

Мартин встал к стене у входа в сарай и, сняв котомку, отложил ее в сторону. Потом выглянул в узкую щель и увидел силуэт охотника, который уже держал кинжал, прикрывая его рукавом, и крался вдоль стены.

Вон он встал в проходе, прикидывая, где может скрываться жертва, сделал шаг в темноту, и его плечо попало в зажим стальных пальцев Мартина. О сопротивлении не могло быть и речи, Мартин мог поломать Циркачу кости.

— Ай! Ой-ей! — взвыл горе-охотник, роняя кинжал. Потом упал на заваленный щепками пол и отполз в угол.

А Мартин как будто сразу потерял к Циркачу интерес и снова встал к стене, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам.

— Ты был один?

— Ч… что? — не понял Циркач, все еще морщась от боли и растирая плечо. Ему казалось странным, что этот человек заговорил с ним. В таких случаях с охотником разбирались быстро — без затей.

— Ты пришел один?

— Да, один.

— За тобой не следили?

Циркач задумался. Да, пару раз ему казалось, что вроде был хвост, но навскидку он никого не заметил.

— Я не знаю, — простонал он. — Я ничего не знаю.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не заплакать, ведь вор не должен плакать.

— Ну ладно, — сказал Мартин и шагнул в проем, а потом резко присел. Пролетевший над ним кинжал с треском вошел в дощатую стену, затем послышался топот убегающего человека и снова лай собаки.

— У тебя был напарник, ты знал? — спросил Мартин и выдернул из стены кинжал.

— Нет, — покачал головой Циркач и, подтянув ноги, сел. Боль в плече все не унималась.

— Чей инструмент, знаешь?

— Нет, такого инструмента ни разу не видел.

— Значит, не доверяли тебе, послали тайного помощника.

Мартин подобрал кинжал Циркача и улыбнулся. Когда-то он носил похожий. Узкий клинок, длинная рукоятка. Для боя не подойдет, а на один удар сгодится.

— Первый раз на мокруху подписался?

— Да, — вздохнул Циркач.

— Как кличут?

— Циркачом.

— За что такое погоняло?

— По малолетству по бельевым веревкам в окна забирался.

— Понятно. А лет сколько?

— Скоро двадцать будет.

— Скоро — это когда?

— Через два года. Чего ты все расспрашиваешь, думаешь, я не знаю, что дальше будет?

Циркач хотел это произнести твердо, но его голос сорвался. О том, чтобы выскочить из сарая, не могло быть и речи, руки у этого Мартина были стальными. А говорили — вор! Какой он вор — он хуже стоппера!

— Что дальше с тобой будет, зависит только от тебя…

— Я… я никого не сдам, — глухо произнес Циркач.

— А мне никто и не нужен. Из всех, кто меня знал, уцелел только Харпер, но ему до меня теперь нет дела, мы с ним рассчитались. А тебя могли послать лишь те, кого оскорбило мое участие в захвате шайки в порту.

— Ну, а зачем ты это сделал? Ты же вор, про тебя до сих пор легенды рассказывают.

— Я был вором, но это в прошлом. И чтобы мои мозги прочистились, потребовалось двадцать лет в Угле. Ты хочешь поумнеть за такую цену?

— Я тебя не понимаю, Счастливчик.

— Зови меня Мартином.

— Ладно, Мартин.

Циркач пошевелил рукой и снова сморщился.

— Ох и пальцы у тебя, страшное дело. Неужели в тюряге так хорошо кормили? Вон и зубы целые.

— Потом как-нибудь расскажу. А теперь о деле. Ты прокололся, и я имею право удавить тебя здесь и отправиться восвояси.

Циркач вздохнул.

— Но я даю тебе шанс. Завтра мне предлагают работу, как бывшему вору, но работа честная. Скорее всего, там будет не все так просто, поэтому помощник мне не помешает.

— А что скажут воры?

— Если ты перестанешь быть вором, тебе будет все равно, что скажут воры. Ведь тебе же не интересно, что говорят о тебе пекари, валяльщики или кузнецы?

— Но ведь ты знаешь порядки, Мартин, за такое могут и подрезать. Уйти просто так нельзя.

— Знаю. Поэтому мы поедем по деловой надобности, а сюда можем больше не возвращаться, попытаем счастья в других местах.

— А если я… сбегу от тебя?

— Зачем сбегать? Я сделал тебе предложение, если ты не согласен — путь свободен, иди, я тебе даже железку верну.

И Мартин подбросил к Циркачу его кинжал.

— И что, вот так прямо отпустишь? — недоверчиво спросил Циркач и медленно потянулся к кинжалу, подозревая какую-то ловушку.

— Конечно, отпущу. Марать руки об тебя не стану.

Циркач схватил кинжал и быстро сунул в кармашек в штанине, потом поднялся и сделал несколько разминочных движений, не спуская глаз с Мартина.

— Все? Я пойду?

— Конечно, иди, — Мартин посторонился и взял узелок, показывая, что тоже собирается уходить.

— Это кто там, в сарае, — выходи! — послышался строгий женский голос.

— Мы сдаемся, убирай собак! — шутливо откликнулся Мартин и вышел первым.

Караулившая его пожилая женщина отскочила в сторону, подняв над головой полено.

— Дрова воруете?!

— Извини, бабка, не успели, — ответил ей Циркач, выходя следом.

Тем временем Мартин ускорил шаг и вышел со двора в переулок. Оглядевшись, на случай, если где-то еще прятался метатель кинжалов, он выбрал направление и пошел дальше.

40

Не сказать, что Мартин сразу выкинул из головы этого паренька-вора, было бы неправильно. Мартин чувствовал некоторую досаду оттого, что не получилось убедить Циркача. Он знал, что разговаривать дальше бесполезно, ведь и его когда-то пытались переубедить хорошие люди, однако он был юным удачливым вором, ему ли было думать о совести, о правильном пути?

— Эй, Мартин! Постой!..

Мартин остановился, Циркач бежал за ним. Подбежав, он одернул куртку, поправил шапку и еще раз спросил:

— Объясни, почему ты меня отпустил? Я чувствую, что ты понимаешь что-то, что мне пока непонятно. И я не хочу просидеть двадцать лет в Угле, чтобы понять это.

— Это в лучшем случае, Циркач. После того, как ты вернешься к своим, они спросят тебя: как получилось, что ты выжил, после того, как угодил в ловушку Счастливчика.

— Я могу рассказать им все, как есть, братва мне поверит.

— Братва может и поверить, но не вся братва. Ты останешься с червоточиной, сам знаешь, как это бывает. На доходные дела не берут, шуточки отпускают, да и рыло бьют ни за что. Но это если повезет. Скорее всего, тебя пришьют сегодня к вечеру, не поможет даже то, о чем ты думал совсем недавно.

— О чем я думал совсем недавно? — спросил Циркач и отвел глаза под взглядом Мартина.

— Ты сам все знаешь, парень, не будем это обсуждать.

Циркач вздохнул и согласно закивал, глядя в мостовую. Да, он подумывал подобраться к Мартину, прикинувшись раскаявшимся, а потом ударить его кинжалом. За такой подвиг ему должны были списать неудачу в начале, но даже на взгляд вора это было подло.

— Проблема в том, что твоя шайка — это не просто воры, Циркач, вы впутались в какую-то нехорошую историю. Очень нехорошую.

— Как это?

— А очень просто, вот посмотри…

Мартин достал трофейный кинжал и показал Циркачу.

— Что скажешь?

— Ну что? — тот пожал плечами. — Трехгранный, такие редко встречаются.

— Такой удобнее метать. Что еще видишь?

— Ну, буквы «ЕК» и корона. Это вензель, что ли, чей-то?

— Не чей-то, это старое клеймо Ингландского королевства. Набор из точно таких же кинжалов однажды украл мой напарник Бычок. Стянул чисто, пока его хозяин в купели прохлаждался. Дело было летом, и на озерах стояли деревянные купели, а одежду замыкали в деревянные ящики на замок. Так вот Бычок вскрыл такой замок и стащил пояс с пятью клинками. И знаешь, что было дальше?

— Что?

— Старые воры Бычка чуть не удавили на месте. Сказали, делай что хочешь, но верни кинжалы хозяину, пока он сам за ними не пришел.

— А что же это за хозяин такой?

— Я тогда совсем молодой был, мне особенно не рассказывали, но по их разговорам и со временем я понял, что у ингландцев здесь своя игра, в которую они приводят своих убийц — подчищать тех, кто мешается. Я еще тогда подумал, что хорошо бы их сдать тайной канцелярии, однако у старых воров была своя политика, они не считали себя должниками нашего короля, и шпионы ингландцев их не интересовали.

— Но почему они испугались?

— Потому, что однажды шайка, обокравшая такого же владельца кинжалов, перестала существовать. Их всех перекололи за одну ночь.

— И ты думаешь, что этот кинжал…

— Да, это такой же кинжал, и как его бросили, ты сам видел. Воры могут порезать друг друга, кольнуть кого-то из-за угла — тебя ведь на это и подписывали. А этот умелец, натасканный на убийство, это его ремесло. И поверь, с каким бы результатом ты к ним ни пришел, ты уже списан. Вы все там расходный материал, местные для них — никто.

41

К тому времени, когда они дошли до гостиницы лавочника Бомура, солнце начало клониться к закату. На улицах стало меньше прохожих, последние возницы подгоняли лошадей, чтобы убраться из города до темноты.

Горожане предпочитали не жечь масло и ложились с темнотой, а приезжие спешили из города, чтобы не попасть в лапы ночным грабителям — стопперам.

Приказчик из гостиницы, встретив посетителей на пороге заведения, внимательно прочитал написанное в бумажке, потом убрал ее в карман и сказал:

— Господин Бомур написал только про одного человека, а вас тут двое.

— Ничего страшного, дай что положено одному постояльцу, нам и так сгодится, — ответил Мартин.

Приказчик немного подумал, потом согласился:

— Хорошо, господа, следуйте за мной. У нас как раз имеется комната с кроватью и широкой лавкой, на случай если постояльцам требуется рядом слуга. Еще одного белья на лавку я вам, конечно, не постелю, но соломенный тюфяк дам, поскольку хозяин написал, что гость его друг. Это ведь вы Мартин, правильно?

— Да, Мартин — это я.

Они прошли по чистому коридору, выстеленному деревенскими ковриками.

— Вот сюда, пожалуйста.

Приказчик отворил дубовую дверь, за которой оказалась комната приличных размеров. Имелось окно с кованой решеткой, прикрытое льняными занавесками, шкаф из некрашеных досок, такая же кровать и большая лавка у стены напротив — все как обещал приказчик.

— Таз и кувшин с горячей водой для бритья и умывания приносят утром, а вечером можно освежиться из бочки возле конюшни, там всегда чистая вода, мы ею лошадей поим.

— А насчет покушать? — спросил Мартин.

— Ужин принесут через час или даже пораньше. Если за деньги, можете заказать дополнительную еду.

— Какую?

— Есть пшенная каша, вчерашняя. Чечевичная похлебка, тоже не свежая, но мы прокипятим.

— И сколько все это будет стоить?

— За пять денимов будет большая горка каши с толоконным маслом и полмеры чечевичной похлебки.

— Кипяченой, — напомнил Мартин.

— Кипяченой.

— Она у них несоленая, так много не съешь, — заметил Циркач.

— Сколько у вас соль стоит? — спросил Мартин.

— Ну, если на все блюда — два денима.

— Хорошо, как принесете, я буду готов рассчитаться. Кстати, как насчет фонаря?

— Ну, про фонарь ничего не было написано, но ненадолго могу принести.

— Принесите, а то в темноте плохо кушается.

— В темноте только воровать хорошо, — добавил Циркач и хихикнул. Его настроение начало улучшаться. Он сел на лавку, проверил ее надежность и вздохнул.

— Не переживай, если ты принял решение, то уже неважно, что они о тебе думают, — сказал Мартин, присаживаясь на кровать. Потом провел по покрывалу ладонью и улыбнулся.

— Отвык за двадцать лет? — спросил Циркач.

— Отвык. Если солома была свежей, а не трухой с насекомыми, то это уже было хорошо.

— Двадцать лет, — Циркач покачал головой. — Такое даже представить невозможно.

— После виселицы даже Угол казался удачей.

— После виселицы?

— Да, сначала приговор наместника был таким. Но веревка оборвалась, и согласно старому обычаю смертную казнь отменили, но заменили бессрочным содержание в Угле.

В дверь постучали, и Мартин с Циркачом одновременную положили руки на кинжалы, но это был приказчик с деревянным ящиком для переноски горячей еды.

— А вот и я, господа. Принес вам полный набор — угощение от хозяина, а также добавку. Приготовьте семь денимов, пожалуйста.

И приказчик начал раскладывать ящик, отчего по комнате поплыли аппетитные ароматы, а сам ящик превратился в небольшой стол.

— Вот, извольте! — произнес он, довольный произведенным эффектом. — Это наш плотник придумал — Лаубин, из заречных.

Мартин отдал семь денимов, и приказчик ушел.

— Эх, а хозяйское-то угощение смотри какое!.. — сказал Мартин, приоткрывая крышку над блюдом с картошкой и бараниной. — Двигай сюда лавку.

Помимо еды, здесь оказалось одно непонятное блюдце со сложенной вчетверо мокрой тряпочкой.

— Что за дело такое? — спросил Циркач, ткнув тряпочку пальцем, который потом лизнул.

— Ну и как? — спросил Мартин.

— Никак. Что это может быть?

— Это, наверное, руки вытирать.

— Думаешь?

— Ну жрать-то ее точно нельзя, — сказал Мартин, разворачивая тряпочку. — Я тут у хозяина пирогом угощался, так он такой же штукой рот вытирал и руки, но та тряпка была сухая.

— Может, высохла просто?

— Может, высохла. Значит, и мы будем вытирать руки и рот.

— Ага.

Начали они с чечевичной похлебки, присаливая ее из крохотной солонки — озерная соль в городе стоила дорого. Можно было, конечно, попросить простую, выпаренную из морской воды, но она имела другой вкус.

Не привыкший много есть Мартин вскоре сдался, а Циркач не переставал сменять тарелку за тарелкой, пока все они не оказались пусты. В конце он выпил оставленную ему восьмушку кислого пива и, сытно рыгнув, признался:

— Знаешь, Мартин, я хоть и фартовым вором был, но вот так еще никогда не обжирался.

— А что так, жадничал?

— Нет. Ты же знаешь, как у воров бывает, ты все время на стреме, все время ноги в руках держишь. Если даже деньга в кармане звенит, опасаешься, что выскочат стражники или там шайка Носатого налет сделает.

— А здесь ты ничего не боишься?

— А кого мне здесь бояться? Ты мог меня убить, но не сделал этого. Стражники сюда не прибегут, Носатый не прорвется. Я первый раз чувствую себя спокойно, даже не верится. И вот что, Мартин, спать уже хочется — сил нет. Передрейфил я перед нашим знакомством, а потому умаялся. Вот, возьми мой кинжал и спрячь подальше.

— Я тебе доверяю.

— А я хочу, чтобы ты не просто доверял, но и спал спокойно.

— Ну хорошо, — сказал Мартин, принимая у Циркача его оружие. — Спокойной ночи, Циркач.

— Я вообще-то Ронни.

— Спокойной ночи, Ронни.

В дверь снова постучали.

— Кто там? — спросил Мартин.

— Это я, — отозвался приказчик и зашел в комнату. — Посуду забрать и поставить ночной горшок. Вам все понравилось?

— Да, очень даже довольны, — сказал Мартин и, взяв солонку, вытряс на ладонь остатки соли и забросил в рот.

42

Утром Мартин с Ронни вставать не торопились, спешить им было некуда. Поочередно справив малую нужду в горшок, они дождались прихода работника, который принес горячую воду с пучком мыльной травы и забрал горшок.

— Погода нынче хорошая, — сказал Ронни, выглядывая в окно.

— Ты умываться будешь?

— Не, я непривычный. Мне бы пожрать.

— Я тоже непривычный, но раз воду принесли, надо использовать. Пожалуй, я побреюсь.

— А бритва?

— У меня есть хороший набор. Могу одолжить — ты бреешься?

Ронни провел ладонью по своему еще юношескому подбородку и сказал:

— Раз в месяц пока хватает.

— Ну, тогда я один.

И он начал раскладывать бритвенные принадлежности.

— Ух ты! — поразился Ронни, увидев инструменты с красивыми медными ручками. — Это ты спер где-то?

— Нет, главный надзиратель подарил, — ответил Мартин, растирая в специальной чашечке мыльный порошок с горячей водой.

— Ишь ты! С городской-то тюрьмы пинками выгоняют, а то и штаны отбирают после срока.

— Знаю, — сказал Мартин, намыливая подбородок помазком перед маленьким бронзовым зеркальцем.

— Ишь ты, как все продумано, — заметил Ронни, поражаясь тому, как много в наборе инструментов и каждому находится какое-то применение.

— Дык не нашей выделки, заграничной.

— Вот и я думаю, что из-за моря привезли. У нас все делают как-то по-мужиковски.

В дверь постучали, и Мартин быстро передал Ронни его кинжал.

— Проверь, кто там.

Ронни проверил, и оказалось, что это работник с пустым горшком и каким-то свертком в руках.

— Господа помывкой рта не интересуются? — спросил он, поставив горшок под кровать.

— Это еще что такое? — отвлекся от бритья Мартин.

— А вот, пожалуйста…

Работник развернул тряпицу и продемонстрировал постояльцам крохотную щеточку на конце ручки из соснового дерева.

— Это еще что за диковина? — удивился Мартин.

— Заграничное приспособление, чтобы мыть рот и зубы.

— Так у нас рот и так чистый, чай, мы не землю кушаем.

— А для освежения? — не сдавался работник, от которого попахивало горшком.

— Ну и как щеткой рот освежать, сам-то понимаешь?

— Конечно. К этому прилагается баночка из белой глины с мятной травой — вот, пожалуйста.

И работник продемонстрировал аккуратную глиняную баночку с крышкой из бычьей кожи на тонком шнурке.

— Зачерпнете глины, наложите на щеточку и жик-жик по зубам. И во рту будет появляться удивительная свежесть.

Мартин пожал плечами и вернулся к бритве.

— Не, нам такое устройство не нужно, уноси его, приятель.

— Постой! — остановил работника Ронни. — А сколько стоит твоя приблуда?

— Щетка — десять денимов, баночка с глиной — восемнадцать.

— Экая дороговизна! — покачал головой Мартин.

— А я, пожалуй, возьму, если скинешь до двадцати за все, — сказал Ронни, пристально глядя работнику в глаза.

— Отдам за двадцать два, — согласился тот.

— Идет.

— Да зачем ты деньги-то выбрасываешь? — воскликнул Мартин, которому этот рассказ про щеточки и глину показался каким-то бредом.

Но Ронни уже отсчитал деньги и принял от работника еще пахнувшую смолой щетку и баночку с глиной.

— Вот у тебя, Мартин, имеется бритва и все эти штуковины, а у меня теперь эта вот щеточка. С виду вполне красивая, а деньги у меня есть, так что не тебе одному за харчи платить придется.

— Посмею заметить, господа, что для двоих требуется две щеточки, — напомнил о себе работник и продемонстрировал еще одну щетку.

— Как это две? — не понял Мартин, снова прекращая бритье.

— А так. Два лица — две щетки.

— И зачем такое расточительство? Мы что, две щетки для башмаков брать должны, что ли?

— Башмаки одно дело, а свежесть во рту и поверх зубов — совершенно другое.

— Во дает, разводящий, да?! — засмеялся Ронни, и Мартин его поддержал. Работник гостиницы вел себя, как профессиональный жулик-разводчик с рыночной площади.

— Иди уже, умелец! — посоветовал ему Ронни и, когда работник ушел, закрыл за ним дверь на засов.

— Ты тут даже шнурок, я гляжу, приспособил, — сказал Ронни, замечая хитрую оснастку, привязанную к засову.

— Ну, а то, — кивнул Мартин, подчищая последний островок мыла на щеке. — В нас под вечер кинжалом пуляли, а мы что, будем ждать, чтобы засов шилом сдвинули? Не, лохов тут не имеется.

— Не имеется, — огласился Ронни. — Хорошо мне с тобой, спокойно.

— Никто на понт не берет…

— Во-во, только сейчас я это понял. Никто не караулит, когда лоханешься, даже диковинно как-то.

Ронни развел руки и вздохнул. Потом прикрыл глаза и стоял так какое-то время. Затем опустил руки, посмотрел на Мартина и сказал:

— Я пойду место отхожее поищу, а потом испробуем глину со щеткой.

— Твоя щетка, как скажешь.

— Нет, Мартин эта щетка наша, поэтому ты будешь освежать рот и зубы, когда захочешь.

43

Ждать Ронни пришлось недолго, и, по большому счету, Мартин о нем не волновался, однако, когда тот вернулся, испытал облегчение.

— Ну и где отхожее место?

— Слева от крыльца — в двадцати шагах. Там у них чистенько, даже стены побелены.

— Ну и славно, пора нам готовиться к выходу. Немного пошляемся и к лавочнику.

— А глину ты не пробовал?

— А чего ее пробовать?

— Ну как же, я же для этого и купил, — засуетился Ронни, разворачивая сверток с обновкой.

— Ну ладно, все равно воды еще полкувшина осталось. Заодно ты умоешься.

— Да чего мне умываться-то?

— Пока вода бесплатная, надо умываться. Ну, не мне же по второму разу?

— Ну хорошо, — нехотя согласился Ронни, для которого умывание представлялось совершенно глупой затеей. Из воров он знал только одного, который придерживаться этого обычая, но над ним все посмеивались.

Открыв баночку с ароматной глиной, он зачерпнул немного пальцем и сунул в рот.

— Ну и как? — спросил Мартин, с интересом глядя на Ронни.

— Ничего, холодненькая… давай, ты первый на щетку клади.

— Думаешь, я должен? — несколько неуверенно спросил Мартин.

— Да, по старшинству, — схитрил Ронни, едва сдерживаясь, чтобы не скривиться от горькой глины.

Мартин пальцем зачерпнул из баночки глину, положил на щетку и сунул ее в рот.

— Ну и как? — сразу спросил Ронни.

— Терпимо, — ответил Мартин и, прикрыв глаза, принялся водить щеткой по зубам, однако недолго, поскольку вскоре начал давиться и выплюнул белую пену в таз, а потом торопливо сполоснул рот водой.

— Ну и чего теперь? — поинтересовался Ронни.

— О!.. О-о-о-о! — воскликнул Мартин и подышал, сделав губы дудочкой. — Как будто зимней ночью в северной Аптарии, честное слово! Прямо колдовство!..

Заинтригованный Ронни решил последовать его примеру и тоже с минуту честно возил по зубам щеткой с глиной, потом сполоснул рот и даже головой замотал.

— Ох и горькая зараза! — пожаловался он. — Пожалуй, я еще и умоюсь…

— И то верно, давай я солью, вода-то осталась.

Спустя полчаса, умытые, побритые и освеженные глиной с горькими травами, они вышли из гостиницы и, осмотревшись, направились по улице в сторону лавки господина Бомура, поскольку положение солнца указывало на приближавшееся обеденное время.

Вокруг ходили люди, проезжали подводы, пробегали бродячие собаки, и все происходило как обычно, но Мартин с Ронни знали, что в любой момент из-за угла или из-за медленно ползущего воза с поклажей мог выскочить вор с кинжалом, и об этом следовало помнить.

44

Прихода Мартина ждали, на крыльце лавки дежурил вчерашний знакомый Самюэль — служащий лавочника Бомура.

— Добрый день, господин Мартин. Хозяин с партнерами уже ждут вас.

— Добрый день. Так мы можем пройти?

— А этот человек с вами — он кто?

— Это мой помощник в деле, которое мы обсуждали с вашим хозяином, одному мне будет трудно справиться.

— Ну, если он тоже по делу — проходите.

— Робею я, — прошептал в коридоре Ронни.

— Да ладно, — усмехнулся Мартин.

— Правда робею, это же не кошелек сдернуть, тут дело серьезное. Разговоры требуются, то да се.

— Никаких разговоров, сиди и молчи с важным видом. Если что нужно говорить, я сам скажу.

— Это хорошо, — облегченно вздохнул Ронни. В этот момент Самюэль открыл перед ними дверь, и Мартин с Ронни вошли в просторную комнату с креслами и диваном, а не в ту, где Мартин разговаривал с Бомуром прошлый раз.

— Добрый день, господин Мартин, — вышел навстречу хозяин и пожал ему руку. — А кого вы привели к нам?

— Это мой помощник Ронни.

— Здравствуй, Ронни, — сказал Бомур, пожимая молодому человеку руку и внимательно его оглядывая. — Он из вашего цеха, насколько я понимаю?

— От вас ничего не скроешь, господин Борн. Он из бывшего нашего с ним цеха.

— Очень хорошо, а вот это мои партнеры.

Бомур повернулся к дивану, указывая на двух сидящих рядом заречных. Они были широки в плечах, с подстриженными бородами и имели лохматые брови, из-под которых выглядывали, как разбойники из кустов.

Заречные не спешили подавать руки и даже подниматься с дивана и пока лишь наблюдали, внимательно изучая Мартина и его спутника.

— Тинлуб и Ламтотул, — продолжал Бомур. — В городе они известные ювелиры, занимаются торговлей в Лиссабоне и его пригороде. У них восемь лавок и заказы от всех главных лиц в городе и даже от самого наместника.

— Даже от самого наместника, — повторил один из заречных и со значением поднял вверх палец, унизанный перстнями.

— Присаживайтесь, — предложил Бомур, указывая на крепкие простые стулья. — Сначала поговорим, а потом будем обедать. Вы не против?

— Мы не против, господин Бомур, — ответил Мартин, а Ронни, как и было договорено, промолчал. Он интуитивно повторял манеру заречных и молча их разглядывал.

Гости сели и придвинулись к столу. Мартин положил руки на столешницу, и Ронни сделал так же, а лавочник Бомур занял место во главе стола, принимая на себя роль посредника.

— Господа Тинлуб и Ламтотул хотят предложить вам работу. Пока разовую, — сказал Бомур, и оба заречных утвердительно кивнули.

— Они собираются перевезти казну в другой город — в Пронсвилль, и им нужны люди, которые, хорошо зная воровские привычки, будут прокладывать путь.

Заречные снова кивнули.

— Что вы на это скажете?

— Это предлежание кажется мне подходящим, — ответил Мартин, стараясь выглядеть спокойным.

— Хорошо. Какую плату вы потребуете за вашу работу?

— Мы не собираемся ничего требовать, — сказал Мартин и выдержал паузу, в течение которой Тинлуб и Ламтотул задвигали бровями и зашевелились, как птицы на ветке. — Мы предоставляем этим уважаемым господам самим определить наше вознаграждение.

Бомур покосился на партнеров, те выразительно посмотрели на него.

— Это очень необычный подход, у нас так не делают.

— А как же у вас делают, господин Бомур?

— Вы должны назвать свою цену, Тинлуб и Ламтотул назовут свою, и вы станете торговаться. В конце концов появится правильная цена.

— Я понимаю, что у вас так принято, господин Бомур, однако мы не принадлежим к миру торговцев, мы бывшие воры — именно этим мы вам и можем пригодиться, а у воров торговаться не принято. Но если вашим партнерам сейчас неловко называть цену нашего жалованья, мы не напираем — пусть подумают, хоть и до самого Пронсвилля, а перед походом лишь выдадут нам небольшой аванс.

Бомур посмотрел на партнеров, и те кивнули, это им подходило.

— Ну, вот и отлично. Теперь перейдем к деталям. Знаете ли вы дорогу до Пронсвилля?

— Я хорошо знал дорогу до Пронсвилля, но это было двадцать лет назад.

— Я хорошо знаю эту дорогу, — подал голос Ронни. — Особенно хорошо — до Ринстоля. За прошлый год три раза чапал.

Бомур снова посмотрел на партнеров, и те кивнули.

— А могу я задать вопрос? — спросил Мартин.

— Конечно.

— А почему ваши партнеры вот так сразу решили довериться бывшему вору и тюремному узнику?

— Ну не сразу. Во-первых, я подробно рассказал им о нашей встрече, и во-вторых, нам удалось выяснить, что вы тот, за кого себя выдаете, и что вас отпустили из страшной тюрьмы распоряжением самого наместника, а это, знаете ли, наилучшая рекомендация.

Тинлуб и Ламтотул снова кивнули.

— Тогда еще один вопрос. Сколько будет возов, сколько охраны и кто эти охранники?

Бомур снова посмотрел на своих партнеров, однако в этот раз они не пошевелились.

— Ага, — сказал тот. — Точно пока сказать не могу, господин Мартин. Но возов будет несколько, охраны будет достаточно и людей не будет вовсе, только заречный народ.

— А как они будут вооружены?

— Хорошо будут вооружены.

— Вы не хотите ничего говорить, чтобы сохранить все это в тайне до отправления? — спросил Мартин, и тут оба заречных кивнули.

— Еще один вопрос — чем будут запряжены возы? Я слышал, что у заречных непростые отношения с лошадьми.

Тут Тинлуб и Ламтотул переглянулись между собой.

— Вы, Мартин, можете говорить нам — гномы, — сказал один из них — Тинлуб или Ламтотул. Мартин еще не знал, кто из них кто.

— Но я слышал, что…

— Да, мы не любим, когда незнакомые люди говорят «гном». Или того хуже — уродливые монгийцы говорят «гном». Но вы можете говорить «гном», и мы не обидимся. Вас освободил сам наместник.

— Сам наместник, — повторил второй гном-ювелир. — Но ваш молодой помощник говорить «гном» не может. Он должен говорить «заречный».

— Да, он должен говорить так, — подтвердил первый гном. — Пока мы не узнаем о нем больше.

— Так как насчет лошадей, господа гномы?

— Насчет лошадей никак. Мы запряжем мулов. Это молодые и крепкие мулы, они тянут не хуже лошадей.

— И уши у них больше, — вдруг добавил второй гном.

— А при чем здесь уши? — удивился Мартин.

— Мы пойдем через Приморскую низменность, там есть болота и гнус. У лошади только хвост, а у мула — хвост и длинные уши, так от гнуса лучше отмахиваться.

— Ну да, это конечно, — согласился Мартин и посмотрел на лавочника Бомура, который довольно улыбался, ведь гномы теперь беседовали с Мартином напрямую, а стало быть, прониклись к нему доверием. Это сулило лавочнику хороший процент, если вся эта затея с перевозкой золота не закончится провалом.

45

Дом мессира Тордлава стоял на окраине города, но не той окраине в северной стороне, где бродяги с дорог воровали со дворов еду и даже собак с кошками, а на той, что упиралась в море и была застроена десятками покосившихся рыбных сараев. Раньше труженики моря из рыбацкой деревни сушили в них сети и развешивали для вяленья рыбу, но это было давно и за последние годы многое изменилось.

В свое время это место приглянулось мессиру Тордлаву, и он открыл поблизости от деревни кабачок с самой дешевой выпивкой в округе. Но дешево ее продавали только местным, и не какое-нибудь кислое пиво, а самую лучшую перегонку по цене кислого пива.

За пару лет такой щедрости вся деревня — даже рыбачки — стали постоянными посетителями кабачка, где так же дешево подавали закуску. И не какую-то рыбу, которой тут было навалом, а настоящую говядину по цене рыбы.

В море выходили все реже, заработки рыбаков падали, но и цены в кабачке тоже падали, оставаясь доступными для жителей рыбацкой деревни.

Вскоре для них открыли кредит, и спившееся население быстро влезло в кабалу, а потом расплатилось за долги своим жилищем и землей.

На все это у мессира Тордлава ушло пять с половиной лет, и теперь он был единственным владельцем всей земли на побережье с юго-западной стороны. А позже с немалой выгодой перепродал несколько участков своим подельникам — мессиру Квордаму и эйнару Пангани, приехавшему в Лиссабон из водной республики Ренвеции.

Став его соседями, они часто навещали мессира Тордлава, чтобы обсудить новые дела, гешефты и вообще потрепаться за жизнь.

— Хороший у вас дом, милейший Тордлав, мне бы такой дом, я бы даже в контору не ходил, — выдал комплимент мессир Квордам, когда они с эйнаром Пангани вернулись после купальни на террасу, где хозяин дома уже пил шоколад с белыми сливками.

— У вас дом не хуже, драгоценнейший, он мне даже море загораживает.

— Так уж и загораживает?

— Слегка.

— А что здесь было раньше? — спросил Пангани, указывая на покосившиеся постройки.

— Рыбацкая деревня. Еще ребенком я любил смотреть, как на рассвете шаланды поднимали паруса и уходили в море. Это была великолепная картина, но теперь ее уже не увидишь.

— Вы вставали зачем так рано ребенком?

— Рано вставал папаша, и я тоже вставал рано, потому что он гремел бидонами и спать было просто невозможно. Однажды я даже сказал ему: «Папаша, вы нарушаете мой сон, не могли бы вы делать это тише?»

— И что же он?

— Он дал мне в лицо бидоном и пошел прочь, правда, потом вернулся и обнял меня. Даже заплакал.

— Кем был ваша папа?

— Молочником. Он скупал молоко в двух деревнях неподалеку и возил в город. На это разницу жила вся наш семья.

— Вы таки сделали большой шаг, мессир Тордлав, — заметил эйнар Пангани, устраиваясь прямо в простынях в большом кресле. — Мне было легко, мой отец менял деньги и дед менял деньги. И на этот процент жила вся семья.

— Но вы сбежали из Ренвеции. Почему? — спросил Квордам, вытирая полотенцем свою окладистую бороду.

— Мои партнеры посчитали меня неправым, когда я расторг с ними договор.

— Догадываюсь, что в одностороннем порядке, — заметил мессир Тордлав, потягивая из хрустальной рюмки охлажденную вишневую наливку.

— Примерно так, но известил я их об этом уже с борта военного ингландского корабля — пришлось подбросить капитан-офицеру золотых монет.

— И ваши партнеры не преследовали вас?

— Преследовали. Но что они могли поделать против трехмачтового военного корабля? Одного выстрела из катапульты с огненным снарядом хватило, чтобы одна фелюга загорелась, а остальные сбавили ход. Так мы и расстались.

— Непростой вы партнер, эйнар Пангани, — покачал головой Квордам.

— Я действовал согласно правилам и послал им письмо, еще находясь в водах Ренвеции.

— Удобное правило, скажу я вам. Это относится ко всем менялам Ренвеции?

— Нет, только имеющим звание эйнара.

— Должно быть, они сто раз пожалели, что дали вам это звание.

— Скорее всего, но меня это не интересует, это теперь их проблемы.

— Какое счастье, эйнар Пангани, что в наших краях ваше звание не дает вам подобных привилегий, — добавил Тордлав, и все трое засмеялись. Потом успокоились и молча любовались морем поверх крыш скособоченных рыбных сараев.

— Тишина, — произнес Квордам, смежив веки. — А ведь когда-то здесь был муравейник, рыбаки тащили из моря сети, перебирали ее по ящикам и отвозили на рынок. Город очень нуждался в рыбе.

— Он и сейчас нуждается, только теперь ее завозят с Пунзии и Марагдона, — сказал Тордлав.

— Островов, принадлежавших Ингландии. Но уже втридорога, я прав?

— Вы всегда правы, Квордам. Но приходится платить пошлину королю, как за иностранный товар.

— Но пошлина всего одна восьмая, вы же берете цену втрое.

— А кто мне помешает делать это? — усмехнулся Тордлав. — Не для того я поил их пшеничной перегонкой, чтобы потом гроши вымаливать. Город нуждается в рыбе, ну так я ему ее дал, чего же еще?

— Удивляюсь вам, драгоценный Тордлав, как вы умеете взять в руки чужое дело и даже икота вас не замучает, — сказал Квордам, и в его голосе прозвучали нотки зависти.

— Пусть она мучает тех, кто не знает, куда приложить руки, а я знаю. И не вам мне выговаривать за такие фокусы, мессир Квордам, ведь это вы закрыли контору мессира Фирша. Как говорится — без дыма и огня. И теперь бывшие его баржи возят в город дрова, а вам — золото.

46

Какое-то время хозяин дома и Квордам пикировались по-свойски, почти беззлобно, а Пангани кутался в простыни и потягивал наливку.

— Давайте уже поговорим о деле, господа, — сказал он и взял с тарелки персик.

— А о каком именно, о соляном? — уточнил Квордам. — Мы вроде уже решили, солеварни могут неожиданно сгореть, летом это случается. Ну, а потом мы все честно поделим.

— Честно — это как? — спросил Тордлав.

— Мне пять девятых, вам по две. Ведь это я найму поджигателей и все организую.

— Поджигателей найти нетрудно, драгоценный Квордам, — возразил Пангани. — Такие связи имеются у всякой уважающей себя меняльной конторы. Поэтому предлагаю разделить поровно, а десятый остаток продать кому-то еще.

— Поровну, — поправил его Тордлав.

— А я как сказал?

— Поровно.

— С солью нужно не затягивать, — напомнил Квордам. — Скоро засол рыбы и осенние заготовки — квашеная капуста, огурцы и репа. Самый сезон.

— Сжечь солеварни недолго — в один день управимся, — возразил Тордлав.

— Так-то оно так, но у нас еще поставки озерной соли имеются, самой дорогой, между прочим.

— А что там думать? Это даже проще — поставим молодцев на дороге, будем останавливать соляные обозы и перекупать по своей цене.

— Ну не так чтобы по своей, дорогой мессир Тордлав, так вы поставщиков распогубите, — сказал Пангани.

— Распугаете, — снова поправил его Тордлав.

— Да. Сначала будем давать приличную цену, а свое возьмем уже в городе.

— Но потом надо выйти к этим озерам! — добавил Квордам, выбирая с блюда клубнику покрупнее.

— Выйдем и к озерам, дайте срок, — пообещал Тордлав.

— Давайте вернемся к соляному делу позже, — предложил Пангани. — У нас на носах хороший гешефт намечается — золото ювелиров Тинлуба и Ламтотула. Тридцать тысяч терциев, между прочим.

Тордлав хотел поправить гостя в очередной раз, указав, что правильно говорить «на носу», но передумал, представляя себе, как выглядит короб с десятками тысяч золотых монет. Нет, он, конечно, знал, как это выглядит, — Тордлав регулярно проверял собственные активы, однако тут было другое — короб следовало сделать из дуба с железными скобами, а поверх хорошо бы обить клепаными листами железа.

— Тридцать тысяч терциев — хороший гешефт, хотя и разовый, — заметил Квордам. — И на трое хорошо делится.

— А я-то полагал, что они согласятся на наши двадцать процентов за перевод золота в Руммель, — сказал Тордлав. — Думал, побегают между конторами и согласятся. А они вон какую подлость задумали.

— Да уж, податься к пронсвилльским менялам — подлое предательство, — подвел итог Квордам. — Решили десять процентов сэкономить, так профукают все тридцать тысяч.

— А точно у них тридцать тысяч? Обмануть не могли? — спросил Пангани.

Тордлав и Квордум переглянулись.

— Заказывали вообще-то перевоз на тридцать тысяч, — сказал Тордлав.

— Но, возможно, только почву прощупывали, — прошептал Кворум, пораженный посетившей его догадкой. — Они могли только для разведки тридцать тысяч назвать, а по факту хотели везти больше, правильно?!

— Правильно, — спокойно произнес Пангани. — А совсем запросто всю сотню тысяч.

Все трое помолчали, мысленно взвешивая новый грозящий им куш.

— А мы-то, дураки, про соль говорили! — произнес Кворум, и все засмеялись.

— Надо собрать столько бандитов, сколько сможем найти, — сказал Тордлав, когда все успокоились.

— И сколько это будет? — уточнил Пангани.

— Двести воров. Все будут с ножами и дубинками. Против такой орды не устоит никакая охрана.

— А как потом с ними рассчитываться?

— Да, как с ними рассчитываться? — повторил вопрос Квордам, глядя на хозяина дома. — Что вы им скажете, мессир Тордлав? «Захватите мне сотню тысяч золотом, а я вам потом по серебряной терции выдам»?

— Значит, нужно две команды. Одни захватывают золото и тащат его к условленному месту, где ящик якобы вскроют и разделят на всех. А вот там их ждет бочка с отравленным вином и десяток стрелков, для верности.

— Занятную сеть вы плетете, мессир Тордлав, — кивнул Пангани. — Занятную. Только сложновато очень и рисков много.

— А как в нашем деле без риска? И потом — предложите свой план, эйнар Пангани, может, заграничный ум работает лучше здешнего.

Тордлав с Квордамом переглянулись и заулыбались. Эйнар Пангани часто намекал, что в Ренвеции и нравы потоньше, и люди поумнее.

— Нет нужды составлять новый план, мессир Тордлав, сгодится и ваш, но тут одна заковырка. Кто будет гарантировать лояльность второго отряда — тех убийц, которые порешат бандитов, которых не возьмет отравленное вино?

— Можно придумать и третью группу, — предложил Квордам, отдавая должное спелой черешне и сплевывая косточку в плетеную корзинку. — Найдем еще пару молодцев, которые закончат оставшуюся работу. С ними и рассчитаемся — пару сотен золотом им будет достаточно.

— Уфу-фу-фу-фу! — выдохнул Пангани, поднимаясь с кресла и делая круг по террасе. — Это уже совсем громоздкий план, а значит, если где-то будет прокол, вся работа коту под хвостом.

— Что же тогда? Излагайте свое предложение, эйнар Пангани, я же вижу, что вы что-то приготовили.

Пангани остановился, затем наклонился над столом и выбрал с блюда красное яблоко, однако, взвесив его в руке, положил обратно и вернулся в кресло.

— Можно решить вопрос со второй командой проще. У меня в городе есть знакомый, у которого под рукой найдется десяток верных бойцов, и они все сделают, а потом не попросят для себя ни одного денима сверх оговоренного.

— Это что ж за сказочные и благородные рыцари, эйнар Пангани? Почему они не потребуют сверх меры?

— Потому, что они связаны со своим начальником присягой. Это не воры.

— И уж точно не городские стражники, — угрюмо добавил Квордам, который начинал понимать, к чему клонит заграничный партнер.

— Городские стражники — пфу! — отмахнулся Пангани. — Воры и взяточники. А я предлагаю лучших солдат…

— …ингланского короля, — добавил Квордам и нервно захихикал.

— Вы водите дружбу с этим герцогом? — сморщился Тордлав.

— Его светлость воспитанный человек, и он держит слово, свидетелем чему я являюсь. Не ведите себя как провинциальные девицы, господа. Ну не станете же вы меня уверять, что вы патриоты Карнейского королевства?

— Нет, эйнар Пангани, мы не станем вас в этом уверять. Для всякого менялы родина там, где его гешефт, но позволю себе сообщить вам, что уважаемый мессир Каткомб был прихвачен тайной канцелярией и обожжен раскаленным железом в живот за то, что с этим вашим герцогом готовил какую-то интригу. Я не хочу попасть в разработку к тайной канцелярии.

— И я не хочу, — сказал Квордам. — Мне неинтересна политика. Мне интересен гешефт.

— А если сама политика хороший гешефт?

— Нет уж, лучше обойтись процентами с обмена, кредитами и какой-нибудь там рыбой, зато живот никто жечь не станет.

— Согласен с мессиром Тордлавом, — кивнул Квордам. — Король уважает наши интересы, мы уважаем интересы короля.

Пангани пожал плечами и стал с обиженным видом перемешивать в чашке остывший шоколад. Возникла неловкая пауза.

— Вы можете поговорить с вашим другом, не вплетая политику? — спросил Тордлав.

— А кто вообще говорил про политику? — снова пожал плечами Пангани и отхлебнул из чашки. — Ваш шоколад клопами воняет!..

— Выпейте еще наливки, она без клопов, — предложил Тордлав.

— Хорошо, я решу этот вопрос коммерчески, но нам придется раскошелиться, — сказал Пангани.

— В пределах разумного.

— Это герцог! Менее десяти тысяч ему предлагать нельзя!..

— Глупости какие, — возразил Квордам. — Герцог и тысячу возьмет с удовольствием. Тем более что их сейчас по городу тайная канцелярия гоняет.

— Вы-то откуда знаете? — удивился Пангани.

— Все торговки на площади только об этом и говорят.

— Шутить изволите?

— Да уж какие шутки? Увольте! Моя кухарка как с лукошком возвращается, так и ну трещать, только успевай слушай.

— К вам что же, ваша кухарка на доклад приходит?

— Зачем же на доклад? Я сам под дверью кухни подслушиваю, чтобы она там продукты не воровала с прислугой.

— И тем не менее герцогу надо дать хотя бы семь.

— Пять и не денима больше, — подвел итог Тордлав. — И с этих же денег пусть заплатит своим зуботыкам.

— Я, право, не знаю… — развел руками Пангани.

— Да полно вам, эйнар Пангани. Все вы знаете. Уменьшились ваши комиссионные, вот и двигаете эдак руками.

И Тордлав повторил это движение, передразнивая коллегу. Квордам засмеялся, но, видя, что Пангани обиделся, хлопнул его по спине и сказал:

— Нечего обижаться, обиженным скидок не дают. Итак, вы, эйнар Пангани, готовите вторую команду, а мы с мессиром Тордлавом набираем первую. Вот такой расклад. Вы согласны?

— Согласен, — кивнул Пангани и улыбнулся, показывая, что не обижается.

47

Уже третий день Мартин с Ронни жили в домике за городом, недалеко от моря, вместе с еще тридцатью гномами, которые ютились в бывшей кошаре.

Гномы были в основном приезжие, лиссабонской речи почти не понимали, и с ними, по большей части, приходилось общаться с помощью знаков.

Командовал ими гном по имени Ламтак, квадратный, с длинной бородой и изуродованным шрамами лицом. Он носил при себе широкий меч в кожаных ножнах и даже, казалось, спал с ним в обнимку. Ламтак поднимал свой отряд с первыми лучами солнца, и они отправлялись к морю умываться и качать силу — маршировать в гору, нагруженные большими булыжниками.

Потом, там же на горе, он заставлял гномов сражаться длинными палками, потом они переходили на дубинки и уходили с ними за гору, а чем занимались там, Мартин с Ронни не видели.

Их самих никто не беспокоил. К ним относились с почтением и позволяли спать, сколько захочется, а потом кормили за отдельным столом.

Меню Мартин с Ронни также могли заказывать, и хотя выбор был невелик — рыба, мясо, картофель или фасоль, но и это было весьма неплохо.

А еще они ходили купаться на море — по три раза на дню, и Мартина это очень радовало, ведь он так долго был лишен этого удовольствия.

По возвращении с моря приходило время чистки зубов. К этому времени из-за горы, для раннего обеда, возвращались гномы и с интересом и удивлением следили за странными манипуляциями двух людей.

Первым зубы чистил Мартин, который уже начал получать от этой процедуры какое-то удовольствие. Не то чтобы во время нее, когда щетина лезла в горло и язык щипала горькая глина, а после, когда рот наполняла холодная свежесть и даже слегка шибало в нос.

После него щетку брал Ронни, ополаскивал ее в горшке с водой, снова добавлял белой глины, и действие возобновлялось. Лишь после того, как Ронни заканчивал процедуры, гномы, переговариваясь и покачивая головами, шли в кошару обедать, а Ронни возвращался в домик, чувствуя себя, как какая-нибудь знаменитость.

— Эх и житуха у нас, Мартин! А я поначалу думал сбежать от тебя.

— Я знаю, — усмехнулся тот. — Только житуха такая, пока наши наниматели планы обдумывают, а как закончат, начнется работа.

— Ну и что за работа? Дороги я хорошо знаю, где может засада прятаться, тоже соображу. Ты видел, какие у этого Ламтака руки? А рожа? Одной такой рожей можно две засады разогнать, без всякой стрельбы.

— Кстати о стрельбе, они носят с собой за гору арбалеты — три штуки.

— Ты как заметил?

— В мешке носят. Первым посылают гнома с арбалетами, а потом идут к морю за камнями.

— Ну ты глазастый, Мартин, — покачал головой Ронни.

— Не глазастей тебя, просто поопытней.

— А я пока не на работе, больше на жратву гляжу. А еще о девках думаю. Как думаешь, будет у нас время на девок, а? Я девок страсть как обожаю!..

Они помолчали, глядя в незастекленные окна, сквозь которые с воем пролетали оводы в поисках овец, которые здесь когда-то были. К вечеру появлялись и мухи, но не так много, чтобы сильно мешать.

— Но вообще-то скучно уже, третий день сидим, — признался Ронни.

— Ничего, мы сегодня с Ламтаком поговорим, он по-нашему хорошо разговаривает.

— Это да, но рожа у него… — снова вспомнил Ронни.

Вскоре после обеда отряд гномов залег на полчаса отдохнуть — такой у них был порядок, а Мартин пригласил в домик Ламтака, побеседовать о предстоящем деле.

Предводитель гномов принял приглашение с готовностью и вскоре пришел в гости, едва протиснувшись в узковатый для него дверной проем.

— Присаживайтесь, господин Ламтак, — сказал Мартин, указывая на единственный добротный стул, однако гном выбрал небольшую табуретку, с которой мог достать ногами до пола.

— Хороший у вас дом, — сказал он, оглядевшись. — Только доски гнилые, перебрать нужно.

— Да, согласен, — кивнул Мартин, поглядывая на дощатые стены. — А у вас в кошаре как?

— Хорошо. Но мышей много, а кошек нет. Совсем нету кошек.

И гном вздохнул, как будто отсутствие кошек угнетало его больше всего.

— А скажите, Ламтак, что там слышно от хозяев — когда тронемся?

— Ничего не слышно. Слышно только, чтобы сидели, спали и гномов чтобы гонял, а то отожрутся и отяжелеют, а в дороге всяко бывает.

— А мы уже устали тут кушать да спать.

— Кушать да спать — дело хорошее, — кивнул Ламтак и провел по бороде короткопалой ладонью. — Я как покушаю — всегда сплю.

— А что ваши бойцы делать умеют, господин Ламтак?

— У меня нету бойцов. У меня гномы.

— Хорошо, что умеют ваши гномы?

— С камнями хорошо в гору ходят. И с горы потом. Очень хорошо ходят гномы.

Мартин с Ронни переглянулись, но смеяться или даже улыбаться было нельзя, ведь с этим гномом им предстояло отправиться в трудный переход.

— Ладно, я спрошу иначе: стрелять из арбалетов ваши гномы умеют?

— Умеют.

— А драться на мечах?

— Конечно. Каждый день мои гномы дерутся на мечах, обмотанных веревками.

— А зачем обматывать мечи веревками?

— Чтобы шуму не было, чтобы никто не услышал.

— Но я ни разу не видел, чтобы вы дрались на мечах, вы на горе только палками деретесь и дубинками.

— Правильно, — кивнул Ламтак. — На горе дубинками, а под горой — мечами. Пусть враг думает, что гномы совсем глупые и только дубинками драться могут. А гномы не глупые.

— Про каких же вы врагов говорите, господин Ламтак?

— Там, — гном махнул рукой в сторону моря. — Прячется какой-то лазутчик, который каждый день следит за гномами и даже что-то записывает.

— Так схватите его! — загорелся Ронни, вскакивая. — Давайте поедем вместе, я могу догнать любого на этом побережье!

Гном внимательно на него посмотрел, оценивая, словно лошадь, и кивнул:

— Да, бегать дело хорошее, но тогда враги не узнают, что мы готовим. Пусть думают, что мы глупые.

— Ага, — кивнул Мартин и сел на табуретке ровнее, сложив руки на коленях. — То есть вы, Ламтак, намеренно показываете им свои возможности, но не все.

— Да, как и вы для гномов, — согласился Ламтак.

Мартин посмотрел на Ронни, тот пожал плечами.

— А что мы такое делаем для гномов?

— Вы показываете, как изо рта идет пена. Гномы очень удивляются. Гномы такого никогда не видели.

— Мы просто чистим зубы по новой заграничной моде, — вмешался Ронни.

— Я знаю, — кивнул Ламтак и погладил бороду. — Но гномы думают, что вы колдуны.

— Но вы-то, Ламтак, ничего такого не думаете? — уточнил озадаченный Мартин.

— Я тоже гном.

Мартин вздохнул, больше говорить было не о чем.

— Хорошо, последний вопрос — когда мы сможем еще раз поговорить с нашими нанимателями?

— Можете сейчас поговорить.

— Как это? — не понял Мартин.

— Они вон, на бричке приехали.

48

Тинлуб и Ламтотул прибыли в сопровождении возницы и двух слуг-гномов, которые больше походили на охранников. Оставив бричку, братья поднялись на крыльцо, и Ламтак выскочил им навстречу, однако хозяева едва удостоили его вниманием и прошли в дом.

Мартин с Ронни встали, приветствуя нанимателей, и те поочередно пожали руки обоим, видимо, и Ронни принимая в круг приближенных. Затем гномы уселись на короткие табуретки и положили руки на колени — четко и одновременно, как цирковые артисты.

— Как вам тут спится? — спросил один из них, тот, что был справа.

— Спасибо, спится хорошо, — ответил Мартин. — Но можно я задам нескромный вопрос?

— Про то, как гномы делают гномов?

— Нет, это мне неинтересно. Просто вас представили, как Тинлуба и Ламтотула, но кто из вас кто, мы до сих пор не знаем.

— Ах, это! — улыбнулся тот гном, что сидел справа. — Я Ламтотул, а мой брат — Тинлуб.

— И наоборот, — сказал Тинлуб.

— Отлично, господа, теперь мы знакомы окончательно, — сказал Мартин. — Давайте теперь определимся, когда мы выступим в дорогу?

Гномы переглянулись, и Ламтотул сказал:

— Скоро, совсем скоро.

— Пусть так, — согласился Мартин. — Сколько будет главных мешков или чем вы там будете везти свой груз?

— Главным будет сундук.

— Отлично, сундук. Он будет один?

— Конечно, один. Если все помещается в один сундук, зачем помещать в два?

— Видите ли, господа, учитывая, что дело предстоит нешуточное и вы везете немалый капитал, я бы предложил не два, а даже три груза на одинаковых подводах.

Гномы переглянулись и стали оглаживать бороды, сосредоточенно соображая, но, видимо, ни до чего путного не додумались и снова посмотрели на Мартина. Тот продолжил:

— Если, как утверждает Ламтак, за нами присматривает вражеский лазутчик, неприятель попытается вычислить наш путь и набросится всеми силами своих разбойников.

— У нас много гномов, — сказал Тинлуб и посмотрел на брата, тот кивнул.

— У вас не много гномов, у вас их три десятка, а на ваше золото могут покуситься сто разбойников, а может, даже триста.

Взгляды гномов заметались между Мартином и его напарником.

— Да-да, — подтвердил Ронни. — Собрать три сотни воров и стопперов совсем нетрудно, когда речь идет о золотых монетах.

— Вы хотите сказать, что нужно искать еще гномов?

— Я хочу сказать, что нужно сделать три похожих воза с сундуками и отправить по трем разным дорогам, — сказал Мартин.

— А дорог там много, за всеми не уследишь! — добавил Ронни.

— Таким образом, врагам придется разделять свои силы натрое.

— Но и нам тоже! — воскликнул Тинлуб и снова покосился на брата.

— Нет. Главные силы мы оставим возле золота, а на ложные приставим по пять гномов — больше не нужно, но пустим эти телеги дальними окольными путями, чтобы враги решили, что именно они везут главное золото, а самый видный обоз с большой охраной — только обманка.

— Очень быстро это… Очень быстро говорите.

Мартин выдержал паузу, позволив своим работодателям обдумать его предложение и перекинуться фразами на непонятном ему языке.

Ронни заскучал и стал смотреть в окно.

«Совсем еще ребенок», — подумал Мартин.

— Я понял, — кивнул наконец Тинлуб.

— И я понял, — сказал Ламтотул. — Вы хотите, чтобы бандиты бросились за всеми сундуками сразу.

— Именно так, — согласился Мартин.

— Но разве они не понимают, что главным является тот, который мы лучше всего охраняем?

— Нет, они решат, что раз мы сделали три сундука, мы хотим их обмануть и именно ради обмана охраняем заведомо пустой сундук, в то время как настоящие сундуки с малой охраной отходят через болотистые дороги.

— А там есть и болотистые дороги? — удивился Тинлуб, и они с братом переглянулись.

— Есть там болотистые дороги, — подтвердил Ронни. — По ним контрабандисты соль возят, чтобы королю пошлину не платить.

Гномы еще раз переглянулись, и Ламтотул сказал:

— Вы говорите умные вещи.

— И даже хитрые, — поддержал его Тинлуб. — Мы сделаем три сундука, только как быть с гномами, которые пойдут на болото, ведь их всех перебьют — они будут защищать наше добро, как настоящее.

— Как настоящее, — подтвердил Ламтотул, поправляя бороду. — Может сказать им, что в сундуке камни?

— Нет, лучше сказать им, чтобы они сразу уходили, как только на них нападут. Тогда вы сбережете людей… в смысле — гномов и отвлечете разбойников. Кстати, замки на все сундуки нужно ставить одинаково хорошие.

— Но зачем хорошие замки на ненастоящих сундуках?

— Затем, чтобы их пришлось открывать очень долго. Пока разбойники не узнают, что в сундуках камни, они будут находиться возле сундуков. Когда поймут, что это обман, побегут за следующими.

— Замки нынче дороги! — покачал головой Ламтотул.

— А вы просто забейте сундуки кривыми гвоздями! — посоветовал Ронни. — Гвозди-то куда дешевле замков будут.

— Ай, какой умный, да? — всплеснул руками Тинлуб и посмотрел на брата.

— Да, — произнес тот после паузы. — Теперь и ты тоже можешь называть нас гномами.

— Спасибо, — пожал плечами Ронни, который не оценил этой привилегии.

— Сегодня мы привезли вам первую часть жалованья, — сказал Ламтотул и, сунув руку в карман камзола, достал увесистый кошелек. — Мы много думали, мы смотрели на вас и решили, что вы полностью нам подходите. Оба.

С этими словами Ламтотул передал кошелек Мартину, и тот так же молча убрал его в карман.

— И вы не спросите, сколько там? — удивился Тинлуб.

— От этого в кошельке не убудет и не прибудет, господин Тинлуб.

Почему-то это рассмешило гномов, и они поднялись.

Мартин и Ронни встали тоже.

— Вторую часть жалованья вы получите, когда сундуки окажутся в Пронсвилле.

— Разумно, господа. Нас это устраивает.

— Очень хорошо, в ближайшие три дня мы сообщим вам день и час, когда отправимся в дорогу, — пообещал Ламтотул. Потом они с братом снова пожали Мартину с Ронни руки и вышли из домика.

Возле крыльца их ждал старшина Ламтак, внимательно глядя на своих хозяев. Бричка стояла в десяти шагах, возница натягивал вожжи, а телохранители стояли на закорках, пряча за голенищами сапог широкие ножи.

— Как все прошло, хозяин? — спросил Ламтак.

— Это правильные браксы, оставь их в живых, — обронил Ламтотул.

— А что насчет разговора?

— Поговори, хуже не будет. Может, что выгорит.

— Что-то наверняка выгорит, — поддержал брата Тинлуб, и гномы стали подниматься в бричку.

Возница дернул вожжи, ударил бич, и экипаж понесся прочь, а старшина Ламтак постоял еще немного, потом сказал:

— Ну, однако…

И поднялся в дом.

49

Поскольку жильцы были заняты, Ламтак отошел от двери и решил подождать — ситуация это позволяла.

А тем временем Мартин с Ронни вслух пересчитали золотые монеты из кошелька, и чем выше поднимался счет, тем больше восторга слышалось в их голосах.

Всего получилось девяносто золотых терциев, и это было здорово, ведь Мартин был готов и на десяток терциев серебром.

— Слушай, я столько золота в жизни в руках не держал! Однажды хапнули на рынке кошель с двадцатью золотыми — купец попался пьяненький, но об этом потом вся братва полгода вспоминала. А тут — девяносто! Как делить будем, а? Давай тридцать на шестьдесят — ты старшой, я понимаю.

— Ну почему же тридцать на шестьдесят? Мы товарищи, Ронни, поэтому поровну, — возразил Мартин.

— Поровну? У воров так не принято.

— Но мы с тобой уже не воры, правильно?

— Правильно! — обрадовался Ронни и стал лихорадочно отсчитывать свою половину, но потом вдруг спохватился и отодвинул монеты к Мартину.

— Знаешь, держи лучше эти деньги в своем кошельке.

— Ты не хочешь носить свои деньги сам?

— У меня есть один терций серебром и немного меди, этого пока хватит, а нашу общую казну будешь носить ты.

— Хорошо, Ронни. Договорились.

Мартин убрал монеты, завязал кошелек и спрятал за пояс.

В дверь постучали.

— Входите, мы не спим! — крикнул Ронни и захихикал, все еще не отойдя от возбуждения, вызванного пересчетом золота.

Хлипкая дверца приоткрылась, и в проем снова протиснулся Ламтак.

— Не помешаю, господа начальники?

— Нет, Ламтак, не помешаешь. Давай уже на «ты», что ли… — предложил Мартин.

— Как скажете, господа начальники.

Ламтак прошел в комнату и, внимательно осмотрев все табуретки, выбрал ту, на которой сидел в прошлый раз.

— Она мне хорошо подходит, — пояснил он. — Мне бывает сидеть туготно, нога побаливает.

И он похлопал себя по колену.

— Ранение? — спросил Ронни.

— Да, удар копьем.

— Ты воевал?

— Да, много где пришлось. Только здесь и дохнул свободного воздуха. Тихо тут у вас, у браксов. Мирно.

— А там, откуда ты родом, идут войны? — спросил Мартин.

— Войны идут везде, даже ваш король воюет с Инзи за острова.

— И что, жестоко у вас воюют?

Ламтак вздохнул и коснулся рукояти меча.

— Да, очень жестоко.

— А где ты получил удар копьем? — уточнил Ронни.

— В битве при Биль-Роме, пятнадцать лет назад.

— Никогда не слышал про такой город.

— Это не город. Это небольшая деревушка, возле которой на холмах сошлись легионы ордингов и войска короля веспов Нордика Четвертого. Страшная была битва.

— А кто такие ординги?

— Ординги — отъявленные мерзавцы, они всех рубят на куски и слизывают кровь.

— А кто их король?

— У них нет короля, они кочуют вдоль побережья океана и приходят каждые пять-шесть лет собирать свою кровавую жатву.

— И что, от них нет никакого спасения?

— Есть спасение. Часть народа с побережья уплывают на другие берега — пересидеть, другие уходят в горы, ну а королю Нордику бежать некуда, и он принимает бой.

— Нордик — король гномов? — спросил Ронни, очень заинтригованный этой историей.

— Нет, у гномов нет короля. Нордик — король веспов.

— Веспы? — повторил Мартин и посмотрел на Ронни. — Кажется, я слышал про них. Это псоголовые чудовища, которые нападают на людей и перегрызают им глотки.

— Кто тебе такое сказал?! — воскликнул Ламтак, соскакивая с табурета.

— Мой надзиратель — монгиец Рунхо.

— Монгиец! — воскликнул Ламтак. — Вон оно! Говори уже прямо — злобный орк!

— Дык, вроде… — Мартин развел руками. — Так говорить нельзя.

— Можно, Мартин, можно! Ты же говоришь мне — гном, а я тебе — бракс! И твой знакомый орк — всего лишь прихвостень ордингов! Это в их рядах орки спустились в долину Пафа-Нутта и уничтожили самую большую в королевстве колонию гномов!..

— Сожалею, Ламтак, но мы ни о чем таком здесь не слыхивали. Должно быть, все это происходило очень далеко.

— Далеко, — согласился гном и вернулся на табуретку. — Но твой знакомый орк все еще сеет ложь про благородного Нордика.

— А как далеко твоя страна, Ламтак? — спросил Ронни.

— Очень далеко. На корабле плыть — целый месяц. Пешком идти — пять месяцев. На лошади ехать — два месяца.

— Но ведь вы не ездите на лошадях.

— Тогда — три месяца. Если верхом на муле.

— Что же получается, Ламтак, что все те монгийцы, что ходят у нас повсюду, твои враги? — уточнил Мартин.

— И это меня очень печалит, — вздохнул гном. — Они здесь повсюду, на каждом шагу, а вы ведете себя так, как будто это ничего не значит.

Мартин покачал головой, он впервые так глубоко окунулся в глобальную политику. Прежде, до тюрьмы, он интересовался лишь тем, что происходило в его городе. Ну, может, иногда было интересно послушать про воровские или разбойничьи рейды где-то неподалеку на побережье, и совсем уж редко приходили вести из столицы. И то лишь благодаря большим событиям — то измену пресекли, то у короля наследник родился.

— Странно даже представить, что где-то далеко живут еще другие народы, — сказал Мартин.

— Месяц на корабле, даже представить страшно, — согласился с ним Ронни. — И там что же, тоже есть города и воры в них?

— А как же? Воры, они повсюду имеются. Если какая деревня появилась, там сейчас же воры образуются, — сказал Ламтак.

— Это так, — кивнул Ронни, пытаясь представить, как выглядят воры с песьими головами.

— Так, значит, все наши монгийцы, то есть орки, тоже считают тебя врагом, Ламтак? — спросил Мартин, продолжая свое разбирательство. Он хотел получше сориентироваться во всем предложенном гномом разнообразии окружающего мира.

— Нет, они нас не жалуют, но вовсе не враги. Наши враги — черные орки, а эти — зеленые.

— А черные — черные лицом?

— Они на полголовы пониже, пожилистее и, да, немного чернее лицом. Но еще у них клыки наружу торчат, и они с зелеными не всегда ладят.

— А чего же ты на зеленых катишь, если у тебя с черными затыка? — на свой лад поинтересовался Ронни.

— Но ведь черных тут нет, только зеленые, — пожал плечами Ламтак.

50

Чем больше Мартин расспрашивал гнома, тем больше запутывался в деталях, но в целом стал понимать, что все вокруг происходило не так, как ему раньше представлялось, и, видимо, их с Ронни работа тоже будет отличаться от того, что они себе навыдумывали. Решив взять перерыв, чтобы обдумать все на досуге и разобраться окончательно, он сказал «ага» на очередной ответ Ламтака и больше вопросов не задавал.

Молчал и Ронни, как будто понял стратегию старшего товарища. Но гном не думал уходить, он откашлялся и спросил:

— А что, ребята, знаете вы шайки, которые могут пойти по нашему следу?

Мартин посмотрел на Ронни, тот пожал плечами и уточнил:

— Тебе все шайки интересны или только по нашей дороге?

— Давай пока по нашей.

— В городе, в бывшей Рыбацкой слободке, живет Кенир Рябой, у него полторы дюжины лихих ребят. Бывшие воры, но теперь грабят на дороге.

— А где живут?

— Да там, в сарае у Кенира, и обитают. У него здоровый сарай, там раньше рыбу сушили и весла складывали.

— Еще кто?

— В трех милях от города деревня Весенба, в ней семья контрабандистов Идлисов, при них кодла человек двадцать пять. Все какие-то шальные, немытые. Живут у Идлисов в садах — там сады большие, должно быть, шалаши ставят или так спят.

— Очень хорошо, дорогой Рон. Продолжай, пожалуйста, кто еще?

— Есть еще шайка разбойника Тойга, они живут прямо в лесу, в семи милях по основной дороге, но чуть влево на горе, откуда они всю добычу и замечают.

— И сколько их?

— Да дюжины две наберется.

— Очень хорошо, дорогой Рон. Говори дальше.

Ободренный вниманием бывалого бойца Ронни все говорил и говорил, стараясь не пропустить ни одной детали, и примерно за полчаса рассказал об одиннадцати бандах. После чего Ламтак поднялся и, поблагодарив Мартина с Ронни, пошел к себе, поскольку отдых его команды и так затянулся.

Вскоре весь отряд гномов промаршировал под окнами домика и направился к горе.

Мартин посмотрел им вслед и сказал:

— А давай поедим и на море, а?

— Конечно, пойдем, больше здесь все равно делать нечего, — вздохнул Ронни.

— Ладно тебе кукситься, скоро дело начнется, там не заскучаешь.

— Это так, но вот чего я не понял — зачем ему про эти шайки знать нужно?

— Ну как же? Он ведь должен представлять, с кем ему иметь дело придется. Ведь, скорее всего, именно они и пойдут по следу золота гномов.

— Золото гномов — хорошо сказал.

— Как есть, так и сказал.

Тем временем, достигнув вершины горы, гномы сложили в кучу принесенные тренировочные камни и построились перед Ламтаком, чтобы выслушать очередное задание.

— Рормун, выйди сюда!

Названный гном вышел из шеренги.

— Рормун, здесь в городе, в бывшей Рыбацкой слободе, живет некий Кенир Рябой, у которого полторы дюжины лихих ребят. Это бывшие воры, очень жестокие. Живут в сарае у Кенира. Сарай большой, там раньше рыбу сушили, вы его сразу найдете. Возьмешь с собой пять бойцов. На этом все, встать в строй.

— Капидай!

Из шеренги вышел другой гном, чуть выше других ростом.

— Капидай, в трех милях от города прямо по приморской дороге имеется деревня Весенба, в ней живет семья контрабандистов Идлисов. У них квартирует кодла, примерно из двадцати пяти браксов. Думаю, от них будет сильно пахнуть. Живут они в саду или в шалашах, поставленных в саду. Возьмешь семерых — двоих наших, остальных из запасной команды. Все, встань в строй.

— Парпай!

Парпай был самым маленьким в отряде, однако это был очень проворный боец, которого Ламтак привез с собой и вместе с которым когда-то участвовал в битве при Биль-Роме.

— Парпай, тебе достается шайка разбойника Тойга. Они живут прямо в лесу, а точнее, на горе, что находится в семи милях по приморской дороге. С этой горы они видят все вокруг, так что будьте осторожны. Их две дюжины, поэтому возьмешь десятерых из запасного отряда.

У Ламтака была отличная память, и он перечислил все шайки, о которых узнал от молодого вора, и на каждую шайку назначил ответственного.

— Начинать через три часа после полуночи, когда спят даже часовые, а до этого сидеть тихо.

— Это после вторых петухов, господин Ламтак? — уточнил кто-то.

— Именно так.

51

Внизу раздался стук в дверь — торопливый и испуганный. Герцог Лоринджер терпеть не мог такой стук, он сулил ему новые проблемы и, случалось, совершенно неразрешимые задачи.

В комнату вошел Трей и остановился возле двери. Он ждал распоряжения его светлости — как поступить с пришедшим.

— Кто это? — спросил герцог.

— Агент вашей светлости, меняла Пангани.

— Да что ему нужно? Вчера вроде обо всем договорились.

— Хотите, я брошу его в колодец, сэр?

— Хочу, Трей, но это не решит наших проблем. Впусти его, я сейчас спущусь. И дай ему чего-нибудь выпить — влей полпинты даплинга, не то полчаса истерического визга нам будут обеспечены.

— О да, сэр, все сделаю.

Трей ушел, а герцог подошел к дорогому амальгамному зеркалу и, внимательно посмотрев на себя, похлопал по бледным щекам ладонями. Как быстро уходит молодость и как дорого стоит продлить ее. Сорок тысяч терций золотом за два года.

Он всегда думал, что главным для него будет служение отечеству, но вот теперь годы брали свое, и хотелось продлить это бурление сил и эмоций, тратить-тратить-тратить, но не терять.

Сорок тысяч. По двадцать за год. Это было почти все его жалованье, а ведь еще нужно было на что-то жить. Не ему, он обходился малым, но в Гландоме у него была семья. Они привыкли к определенному уровню и не согласятся экономить. Ни жена, ни двое крошек, ни горничная Мэри, с которой у него когда-то было нечто романтическое, ни даже лакеи и конюх, покупавшие на праздники не самый дешевый даплинг.

Было время, когда герцоги Арвейнские владели землями почти в четверть всей Ингландии, но потом были три войны с королями, и в конце концов один из предков был вынужден согласиться лишь на службу королю, спасая свою жизнь. И вот уже несколько поколений герцоги Арвейнские имели лишь высокие должности, но ничего более. Их договор с королями Ингландии действовал до сих пор.

Усилием воли герцог вернулся мыслями к государственным делам и спустился на первый этаж, где Трей накачивал незадачливого гостя моряцким плохо очищенным пойлом.

— Оставь нас, — сказал герцог, проходя к остывшему камину и садясь в потертое кресло, напротив которого сидел на стуле его агент.

У эйнара Пангани были выпучены глаза, и он с трудом переводил дух после того, как выпил положенную дозу. Это был очень эффективный метод, который герцог практиковал уже полгода. А выпив, агенты переставали паниковать и излагали дело немногословно, самими короткими емкими фразами. Правда, потом часто начинали плакать, но это уже было не важно.

— Итак, Пангани, вы в порядке?

— Эйнар Пангани, — поправил герцога банкир.

— Сойдемся на мессире, размазня. Что случилось?

— Ваша светлость, они всех убили!..

Эйнар икнул и, поискав глазами, взял со столика недопитый даплинг. Однако, понюхав его, отставил кружку и, сдвинувшись на край стула, повторил:

— Они всех убили, мы пришли нанимать подонков, а те мертвы, представляете?

— Давайте еще раз, мессир Пангани. Вы — это кто?

— Я и мой слуга Гугсток… Я заранее договаривался с несколькими вожаками подонков, что для них будет работа, и те восприняли это с… — тут Пангани снова икнул. — С энтузиазмом восприняли.

— Рад за вас. Что дальше?

— Ну вот, мы с Гугстоком на бричке прилетели к Рарги Вонючему, а в его пещере одни только мертвецы, представляете? Всех перерезали!..

— Да кто перерезал?! — вскочил с кресла герцог. — Что вы несете?!

— Не знаю, ваша светлость, но Рарги вышел из игры, и еще Вотум Пяжистый, Кенир Рябой и разбойники с горы! Все уничтожены!..

— То есть ты хочешь сказать, что твои гномы оказались не жалкой добычей, не сдобными булками в корзинке, а самыми настоящими пауками?! — произнес герцог, чувствуя, как внутри него закипает дремавшее предвкушение драки. О, как приятно к ней готовиться — монотонно, долго или очень быстро. Потом, получив по морде или одержав победу, остается лишь отдышаться, но теперь…

— Гномы перебили ваших призывников, и ты пришел искать помощи?

— Так точно, ваша светлость. Все, на кого мы рассчитывали, или убиты, или отказываются делать работу. Даже авансы вернули! Бандиты вернули авансы!..

— Да уж, если подонки возвращают авансы, дело действительно дрянь.

Герцог вздохнул. Ему вдруг сделалось скучно. А может, ну их, этих менял с их золотом? Хотя нет, сейчас, когда им подпалили задницы, они готовы сделать самое лучшее из возможных предложений, а ему нужны сорок тысяч для колдуна, меньше тот не берет. Очень хочется стать моложе — очень хочется! Чтобы не было этих складок возле губ, этих морщин на лбу и седины на висках. Еще два года назад он выглядел иначе, именно эти два года — именно они нужны ему!..

— Значит, первой команды у вас теперь нет?

— Нет, ваша светлость, — шмыгнул носом Пангани.

— Ну так давайте все отменим, пусть себе едут в этот глупый Пронсвилль, у вас здесь и своего гешефта хватает.

— Нет, ваша светлость, этого допустить никак невозможно, ведь если гномы перевезут золото в Пронсвилль, другие тоже захотят переправлять его дешевле. А это уже не гешефт, это — катастрофа!

— Значит, так, мессир, мне нужны сорок тысяч терциев золотом. Другие деньги меня не устроят.

— Хорошо, ваша светлость. Сделайте нам первую и вторую команду, и вам будет эта сумма.

— Но, послушай, для вас же совсем копейки останутся. Зачем тогда браться?

— Да пусть это золото хоть в болоте утонет, главное, чтобы гномы не довезли его до Пронсвилля!

— Ну, как знаешь, мессир Пангани. Тогда считай, что договорились. Дело за малым — мне нужны самые свежие сведения о том, что делают гномы. Если они скоро уйдут в дорогу, я не смогу вам помочь, понимаешь?

— Понимаю, ваша светлость. Наши соглядатаи прибыли со мной, они ждут в переулке.

Из-за занавески вышел Трей.

Герцог, не поворачиваясь, приказал:

— Доставь их сюда, только не всех разом. Распредели так, чтобы сообщения были поочередными и без соплей.

— Понял, ваша светлость, сейчас доставлю.

52

Вскоре герцог начал принимать информаторов, которые работали на менял. В основном это были обедневшие крестьяне и спившиеся рыбаки, которых те же менялы оставили без средств к существованию. Была и парочка воров, но с ними пришлось держать ухо востро, их глаза так и шарили по углам комнаты.

Информаторы говорили, а герцог слушал.

Получалось, что у гномов был небольшой отряд, который они тренировали для предстоящего сопровождения обоза в Пронсвилль. Тридцати солдат никак не хватило бы для одновременного удара по всем разбойничьим гнездам, и тем не менее это случилось, а значит, господа Тинлуб и Ламтотул были не так безобидны, какими казались на первый взгляд.

— Ладно, можете быть свободны, — махнул рукой герцог, выслушав последнюю пару, которые не сообщили ничего нового.

Гномы готовили сундуки, покупали листовое железо, дорогие замки, мулов и телеги. Все, как и должно быть. Но теперь им нечего было бояться, если только он, Ричард Лоринджер, не придумает что-то, что может спасти задницы жадных менял. И заработать себе на пару лет омоложения.

Когда посторонние разошлись, герцог помассировал шею и сказал Трею:

— Доставь сюда майора Бейба.

— Слушаюсь, сэр.

— Да, и пока он сюда идет, пусть у меня приберутся.

— Слушаюсь, сэр, — кивнул Трей и пошел на другую половину дома, а герцог поднялся к себе в спальню.

Вскоре появился Трей и принес вчерашний пирог с яблоками, банку ингландского джема и подсвечник с новыми свечами. Затем поставил бутылку сладкого вина и вышел. Герцог сделал вид, что ничего этого не заметил, и встал у окна, посматривая во двор, где ничего не происходило. Если не считать кудлатой дворняги, мочившейся на угол уже пятый раз за день.

Скрипнула дверь, и герцог обернулся. Это была она — его горничная, кухарка и мастерица прочих услуг, в которых нуждались мужчины, пусть уже и немолодые.

— Что здесь нужно прибрать, ваша светлость?

— Полно притворяться, Зельда, у меня сегодня мало времени. Хочешь вина?

— Не откажусь, ваша светлость.

Они выпили вина, и она стала раздеваться, а герцог любовался ее прекрасным телом со стороны и приговаривал:

— Ах, Зельда-Зельда, если бы не ты, я бы давно устроил в этом гадючнике какой-нибудь переворот и вернулся домой.

— Я всего лишь кухарка, ваша светлость. Но кухарка я хорошая.

53

Бейб прибыл вовремя, не потревожив краткого досуга его светлости, но, как подозревал герцог, майор дожидался во дворе за углом, пока Трей не подал ему сигнал.

— Ваша светлость! — щелкнул каблуками гражданских башмаков Бейб и коротко кивнул.

— Приветствую вас, майор, не очень-то вы спешили.

— Бросился со всех ног, ваша светлость!

— Хорошо, верю.

Герцог прошел к камину и по привычке протянул к нему руки, словно согреваясь. Мягкое и теплое тело Зельды странным образом вызывало у него дрожь, но уже после свидания. И хотя в этих местах было жарко и камины летом не топили, по старой ингландской традиции герцог приказывал ставить кресло не у окна, как было принято в Лиссабоне, а возле камина.

Герцог сел и перевел дух. Бейб остался стоять.

— Нужно собрать отряд примерно из тридцати местных воров и прочих мерзавцев, но публику брать отъявленную.

— Подлецы будут самые лучшие, ваше светлость! — снова щелкнул каблуками Бейб.

— Хорошо, но это лишь часть задания. Нужно подать знак на остров, пусть лейтенант Рудвель вышлет нам пятьдесят корабельных пехотинцев.

— Пятьдесят, ваша светлость? Их там всего шестьдесят.

— Ну и что с того? Что они охраняют на этой скале?

— Штандарт нашего короля.

— Полноте, Бейб, я не люблю этого лизоблюдства. Вызовите мне пятьдесят человек, и пусть переоденутся в гражданское платье.

— Я могу поинтересоваться у вашей светлости, зачем они нужны?

— Поинтересоваться ты можешь, морда дубовая, но я не обязан тебе отвечать. Однако скажу — мы должны оказать большую услугу нашим высокопоставленным агентам, а в этом деле экономить не принято.

— Понял, ваша светлость! Разрешите выполнять?

— Выполняй, да только людей пусть подберут эдаких молодцов и чтобы… — тут герцог замешкался, подбирая подходящее слово.

— Тех, кто хорошо говорит на карнейском?

— Хотя бы так.

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость, там много таких, кто говорит по-карнейски лучше нас с вами.

Оставив герцога, Бейб выскочил во двор и, подмигнув скучавшему возле калитки Трею, выбежал на улицу, где стояла его бричка с постоянным возницей.

— Куда прикажете? — глухо спросил тот, когда седок оказался на диване.

— Гони на Косу.

— Куда-куда?! — переспросил тот, удивленно поворачиваясь к Бейбу.

— Да не крути башкой, скотина, — прошипел тот. — На Косу, я сказал.

— Да это ж двадцать миль, ваша милость!..

— Я плачу, гони давай, да сделай крюк через порт, а потом вдоль Валяльной слободы.

— Понимаю, ваша милость! — кивнул возница и дернул вожжи. — Так следы запетляем, что ни одна рожа не зацепится!

«Кажется, что-то завертелось», — подумал майор Бейб, когда бричка покатилась по улице и кожаные рессоры стали напевать свою однообразную песню, отчаянно гудя в местах, где с мостовой были украдены камни.

За сапожным рынком вслед увязался другой экипаж, и Бейб было подумал, что это тайная канцелярия, но вскоре экипаж свернул в сторону, и они спокойно направились к Валяльной слободе и там поехали быстрее, поскольку народу по слободе шлялось мало, правда, зловонных луж было больше и воняло паленой шерстью.

Недовольно фыркая, лошадь бодро преодолела зловонную дистанцию, и, миновав два заваленных нечистотами пруда, они выехали на пыльную загородную дорогу, которая бежала вдоль побережья, мимо возделанных участков, где огородники выращивали зелень для городских рынков.

Погода была ясная, ветер с юго-востока — очень слабый, так что для дыма было самое лучшее время.

У переезда через быструю речку из кустов неожиданно выскочили трое солдат и двое стражников-монгийцев с алебардами.

— Стой! — закричали они и выставили вперед пики, так что вознице пришлось придержать лошадь.

— Кто такие, куда спешите?

— Я нанял этого человека, чтобы доехать в деревню Чинвудь, я покупаю там морковь, выращенную на меловых землях, — заявил Бейб, поднимаясь в бричке.

— Да ты, никак, чужеземец. По-нашему говоришь с хвостиками, — заметил один из солдат.

— Я из представительской миссии ингландского короля. И если вы сейчас дадите мне проехать, я не стану жаловаться господину наместнику.

Солдаты переглянулись и опустили пики. Ингландец им был не нужен, они караулили телегу с ворованной пенькой, которую утром увели с причала.

— Проезжай, ваша милость, привет своему королю, — сказал солдат, бывший за старшего. Остальные засмеялись.

Возница дернул вожжи, и бричка соскочила в балку, омыв колеса в ледяных струях.

54

До Косы добрались довольно быстро, но Бейба порядком растрясло. Заметив хозяев, из побеленной лачуги вышел смотритель старого маяка — бывший солдат ингландской армии.

— Здравия желаю, ваша милость.

— И тебе того же, Клинсманн, — ответил Бейб и соскочил с брички, скривившись от боли и потирая бока.

— Чего спешили, ваша милость?

— Дрова для костра в порядке?

— А как же? И дрова в порядке, и смола, и опахало. Все как заказано, только огня поднести.

— Хорошо, идем прямо туда, — сказал Бейб и заковылял к скале, одиноко торчавшей из белого песка. На ней был заготовлены дрова для получения сигнального дыма, который можно было увидеть на десять миль.

За четверть часа Бейб и смотритель Клинсманн сумели подняться на площадку по выбитым в скале ступеням и добавленным кое-где деревянным лестницам. Казавшаяся небольшой со стороны, скала поднималась почти на пятьдесят футов, и у Бейба, когда он смотрел вниз, слегка кружилась голова.

— Ветер слабый, это хорошо, — сказал Клинсманн и, сняв с заготовленных дров просмоленный полог, стал щелкать кресалом.

— Что, не загорается? — начал нервничать Бейб.

— Все в порядке, ваша милость, это грубый мох, его с одной искры не зажечь.

И действительно, сделав около десятка ударов, смотритель все же сумел зажечь кусок мха, а затем раздул его до открытого пламени и сунул под дрова.

— Сами будете сигналить?

— Сам, — сказал Бейб, принимая у Клинсманна большой лоскут воловьей кожи, который раньше был фартуком.

Пламя затрещало и рванулось вверх, но Клинсманн плеснул на него воды из большого кувшина, который стоял здесь же, и огонь, обиженно зашипев, уступил место густому белому дыму.

— Можно начинать, — сказал Клинсманн.

— Ага, я сейчас, — кивнул Бейб, мысленно переводя донесение на язык дымового сигнала. — Все, поехали.

И он начал «делать вызовы», пускать дым прерывающимися облаками, чтобы на острове заметили и разожгли собственный сигнальный костер.

— Да что же они там, спят, что ли? — начал ругаться Бейб через десять минут, когда дым начал есть глаза и сбивать дыхание.

— Не спешите, ваша милость, давайте я водички полью, а вы дух переведите, — сказал Клинсманн, брызгая водой и не давая костру разгореться. — Сигналы дело затейливое, нужно, чтобы их разглядели, разобрались, а у нас солнце-то вон оно, прямо в глаза наблюдателям светит. Потому они и не уверены.

— Думаешь?

— Ну конечно. Сейчас ответят.

Смотритель оказался прав, вскоре над горизонтом стали подниматься такие же прерывистые облака дыма, хотя ветер относил их в сторону.

— Ветер там посильнее будет, — прокомментировал Клинсманн. — Но все равно я все разбираю.

— Я и сам все разбираю! — сказал Бейб, радуясь, что им ответили, и, сделав небольшую паузу, начал передавать само сообщение. Опахало вверх, опахало вниз, задержка, два раза прервать и снова повторить. Ничего сложного. «Пятьдесят человек в гражданском платье на шлюпе в ближайшее время».

С острова отмахали, что все поняли, и Клинсманн с разрешения Бейба залил костер.

Спустя два часа из закрытой бухты острова вышел двухмачтовый шлюп, а еще через час с крыши домика Клинсманна Бейб заметил его маневры уже возле берега — прибывший десант искал подходящие глубины, чтобы не выбрасываться в морскую пучину.

Со шлюпа тоже видели дом смотрителя, однако командовавший корабельной пехотой офицер вдруг заметил, что с юга к ним правит шаланда, флаг которой рассмотреть было пока невозможно.

— Сержант Старлот!

— Слушаю, сэр! — подскочил к капитану сержант в рыбацкой рубахе, накинутой поверх кирасы.

— Вон шаланда, видишь?

— Так точно, сэр, пограничный департамент.

— Ты разглядел флаг?

— Так точно, сэр. Карнейцы, два якоря им в задницу! Они нас как нарочно караулили!

— Может, и нарочно, — произнес капитан. — Отдать якорь!.. Принять на борт офицеров досмотра!..

— А что нам с ними делать, сэр?

— Все, что нужно, сержант. Возьмешь на себя рулевого, который останется на шаланде.

— Понял, сэр! Будет исполнено!

— И, внимание, это относится ко всем — никаких ножей, палуба должна быть чистой!

Шаланда шла точно по ветру, перепрыгивая с волны на волну. На носу стоял офицер, державший небольшой флаг — герб карнейского короля на синем поле, обозначавший департамент морских границ.

Капитан посмотрел наверх, где развевался флаг небольшого королевства Инзи. Это был лучший выбор флага, учитывая предстоящую миссию.

Шаланда подошла совсем близко, и двое матросов стали убавлять парус. С шлюпа скинули трап, давая понять, что не боятся проверки. Суда соприкоснулись бортами, и на шлюп поднялись загорелый лейтенант и двое матросов.

— Кто здесь капитан? — спросил лейтенант, оглядывая столпившихся на палубе солдат в гражданском платье, которых было намного больше, чем полагалось команде такого судна.

— Я здесь главный, лейтенант, — вышел к нему ингландский офицер. — Какие у вас вопросы?

— Кто вы и как оказались в водах карнейского королевства?

— Мы идем с Инзи, у нас в трюмах груз хлопка.

— Кто возит хлопок на шлюпе? И почему у вас ингландский акцент?

— Да уж какой есть, — развел руками капитан. — Душите их, ребята…

На карнейцев тотчас набросились пехотинцы и накинули им на шеи веревочные удавки, а сержант Старлот, встав у борта, поднял арбалет и выстрелил в рулевого шаланды. Тот раскинул руки и вывалился за борт.

— Двое на шаланду! — скомандовал капитан. — Крепите ее и начинай в нее грузиться. Сержант, проверьте, чтобы загрузка была полной, но чтобы они не черпали бортами.

— Слушаюсь, сэр, но, думаю, в три ходки управимся!

— Я тоже так думаю. А этих… — капитан кивнул на тела пограничников, — выбросьте за борт.

55

Мулы неспешно брели по дороге, изредка отмахиваясь хвостами от приставучих оводов, и встряхивали головами, отчего Мартину казалось, что он вот-вот свалится.

— Ты раньше ездил верхом? — спросил Ронни, который тоже с трудом держался в седле.

— Ну, может, раза три или четыре — еще ребенком, — признался Мартин. — Но это был пони или жеребенок, я уже точно не помню.

— А мы раз лошадей умыкнули, хотели продать, но мужики нагнали, и мы едва ноги унесли.

— Эти да, народ суровый. Это в городе можно прощение вымолить, а деревенские прибьют.

Мартин попытался сесть как-то иначе, чтобы не так натирало седло, но за два часа, что они проехали верхом, он натер уже все свободные места, поэтому пришло время пройтись пешком.

— Давай спешимся, — предложил он.

— Давай, — согласился Ронни. — А то я уже задницу не чувствую.

И, обхватив шею мула, он неловко съехал на землю, а животное, почуяв свободу, рвануло повод, пытаясь сбежать, однако Ронни успел перехватить его другой рукой и повис на нем всем телом.

Мул недовольно всхрапнул, но остановился.

— В следующий раз я дам тебе в морду, — серьезно пообещал Ронни и поднес к глазам мула кулак, однако тот отвернулся, как будто это относилось не к нему.

— Коварный он у тебя, — усмехнулся Мартин. Его мул был более покладист, а может, просто чувствовал опытного человека.

Не выпуская повода, Мартин потоптался, проверяя, как ходят ноги. Ноги ходили хорошо и потертости на ягодицах пока не давали о себе знать, но все удовольствие от этой поездки они должны были почувствовать завтра утром, и на этот случай основательный старшина Ламтак положил в седельную сумку Мартина баночку со специальным маслом.

— Вечером натрете задницы и полежите, пока впитается, а потом можете спать.

— И не будет болеть? — с надеждой спросил тогда Ронни.

— Болеть все равно будет, но не будет кровоточить. Натереть в дороге задницу до крови — самое страшное. Солдат с натертой задницей уже не солдат.

Помимо этой фаянсовой склянки у Мартина с Ронни был полный дорожный набор с провизией, водой и даже запасом овса для мулов, на тот случай, если они заплутают или будут ехать в стороне от обжитых мест.

В качестве оружия напарники намеревались обойтись своими ножами, но старшина Ламтак настоял на усилении вооружения и дал им на пробу короткие абордажные мечи, однако, посмотрев, как Мартин с Ронни с ними обращаются, вздохнул и мечи забрал. Потом сходил к обозной телеге и вернулся с парой морских кортиков в деревянных ножнах, обшитых кожей.

— Вот, попробуйте эти, они даже детям по силам.

Мартин с Ронни взялись за удобные длинные рукоятки и вытащили кортики из ножен. Это было то, что нужно. Неширокие, в полтора пальца, лезвия клинков были длиной в локоть с четвертью.

Видно было, что оружие это прошло большой путь, на клинках имелись зазубрины и рубцы от встречи с другими клинками, и напарники ими остались довольны.

— Ладно, пошли дальше, — сказал Мартин и потянул мула за уздечку. — Тут до постоялого двора мили четыре осталось.

— Мы там заночуем?

— Скорее всего. Места пока тихие, нужно осмотреться, да и задницы полечить, если мы в ночь тронемся — толку с этого не будет.

— Это да, согласен. Слушай, подержи моего игривого, я в кусты отлучусь.

— Вяжи его к луке моего седла и беги. Я немного пройдусь, а то стоять больно.

— А как вязать-то?

— Ну как веревки вязал, помнишь?

— Морскими узлами…

— Вот и тут так же, — Мартин вытер с лица пот и остановился, ожидая, пока Ронни привяжет повод. Тот быстро сделал знакомый узел, выхватил из своей сумки кортик и с ним побежал в сторону кустов.

— Ну конечно, по нужде только с оружием, — засмеялся Мартин и снова потащил за собой мула, а за ним и второго скакуна.

Тем временем Ронни зашел под деревья, выискивая подходящее место, чтобы присесть. Он уже положил на землю кортик, чтобы не мешал, как вдруг увидел человека. Тот был в затертой моряцкой робе, вроде той, какая доставалась грузчикам в порту почти даром «на доноску». И в моряцких башмаках с высоким рантом, чищенных жиром со скипидарным маслом.

Одного мгновения хватило, чтобы разглядеть незнакомца, который наполовину был скрыт деревом, однако, потянувшись за кортиком, Ронни выдал себя шорохом, и на него из-за дерева уставились выпученные глаза чужака.

Затем тот зарычал и бросился на Ронни, замахиваясь тяжелым абордажным мечом.

Ронни проскочил под кустом, выдернул из ножен кортик, но прежде чем сообразил позвать Мартина, незнакомец рубанул по ветке над головой Ронни, однако тот присел и, сделав быстрый выпад, ударил злодея кортиком.

Узкий клинок звякнул о спрятанную кольчугу, и незнакомец отпрянул от неожиданности, а потом развернулся и умчался в чащу.

Тяжело дыша и оглядываясь, Ронни вышел из леса, а ему навстречу уже бежал Мартин с кортиком в руке.

— Что случилось? Кто кричал? — спросил он.

— Там моряк какой-то на меня напал…

— Чего он хотел?

— Прибить, чего же еще?!

— Он был один? — спросил Мартин, приседая и вглядываясь в заросли.

— Вроде один. Я его в живот кортиком ткнул, представляешь?

— Он ранен?

— Нет, на нем была кольчуга.

— Ты же сказал — моряк. Пойдем-ка отсюда…

Мартин взял Ронни за рукав и потащил к ожидавшим на дороге мулам, которые тянулись к траве.

— Он выглядел, как моряк, но под рубахой у него оказалась кольчуга, — продолжал Ронни, все еще оглядываясь и не убирая кортик в ножны.

— Хреново это, — сказал Мартин, приходя в себя после этого нежданного происшествия. — Если моряк в кольчуге, то это не моряк.

Он подобрал повод своего мула и потащил его по дороге, оглядываясь и не выпуская из рук кортика.

— Так ты и нужду не справил? — спросил он.

— Нет, — покачал головой Ронни. — Но мне как-то расхотелось, я об этом и думать забыл.

Усталости у путников как не бывало, они бодро шагали по дороге, готовые к немедленной обороне, если кто-то снова на них нападет.

Они не замечали птичьего пения, лесных цветов на обочине и хорошей погоды, зато вздрагивали от каждого шороха в чаще и снова убыстряли шаг.

— Как думаешь, он за нами следил? — спросил Ронни, когда они в таком темпе отшагали около мили.

— Не знаю, — вздохнул Мартин. — Может, просто разбойник.

— Он был в кольчуге, с коротким мечом, Мартин! Я никогда не слышал, чтобы разбойники и воры отправлялись на дело в кольчугах. А ты?

— И я тоже, — вынужденно согласился Мартин.

— Значит, они уже все знают.

— Ты про лазутчиков?

— Да. Должно быть, это тоже был лазутчик, и они ждут обоз с золотом гномов. Если бы я не шел по лесу так тихо, он бы спрятался, и мы ничего бы не узнали, а потом… Мы им точно не нужны, правда, Мартин?

— Не нужны, конечно, — отмахнувшись от овода, ответил Мартин и демонстративно сунул кортик в ножны.

— Думаешь, все уже? — оглядываясь, спросил Ронни.

— Думаю, все. Если это был лазутчик, он давно удрал, а против большой банды нам все равно не выстоять.

— Это верно, — согласился Ронни, убирая в ножны свой кортик. — Но я его, считай, уделал, если бы не его кольчуга.

— Ты молодец, Ронни, другого бы удавили, как цыпленка, а ты настоящий боец, — поддержал напарника Мартин.

— Когда они выступят, как ты думаешь? — спросил Ронни спустя какое-то время.

— Гномы-то? Думаю, сегодня к вечеру.

— Экие продуманные, да?

— Да, осторожные.

56

Временный штаб ингландцев был организован в заброшенном домике лесничего, который наскоро вычистили от мусора и выстелили полы ветками.

Нашлось что-то из мебели — старый кухонный стол и два стула, а в качестве скамьи сгодилась доска, положенная на два камня.

— Сэр, прибыл разведчик! — доложил Бейбу один из пехотинцев.

— Давай его в дом, — сказал майор и прошел внутрь, а герцог, по обыкновению, спрятался за занавеской.

Вошел разведчик, но Бейб не дал ему представляться, а просто сказал:

— Что видел? Говори.

— Сэр, я видел на дороге двух человек из лагеря гномов.

— Откуда ты их знаешь, ты же только вчера с острова прибыл?

— Узнал по описанию, сэр. Тот кудрявый лазутчик описал их очень хорошо — седой и мальчишка. Он даже сказал, что они воры.

— Воры? — не понял Бейб.

— Ну да, будто бы гномы наняли воров, как проводников.

— Да ты глупости какие-то говоришь!

— Я так этому кудрявому и сказал, но он и объяснять ничего не стал. Пожал плечами и заткнулся.

— Так… Я вижу, у тебя роба рассечена и на штанах кровь. Что случилось, поранился о сучок?

— Сэр, один из них зашел ко мне с тыла, даже понять не могу, чем я себя выдал. Но он подошел совсем неслышно, а когда я его заметил, то хотел снести ему башку.

— Но он оказался проворнее? — угадал Бейб.

— Так точно, сэр, — вздохнул разведчик и потупил взгляд.

— Чем они вооружены?

— У них старые морские кортики. И там просто ветка попалась — дело было в кустах, поэтому…

— Ладно, я все понял, — оборвал его майор. — Хорошо, что уцелел. Подойди к столу, покажи на карте, где это было.

Солдат подошел и, немного подумав, указал пальцем место.

— Вот тут, сэр, в пяти милях от постоялого двора.

— Думаешь, они идут туда?

— Туда ведет эта дорога, сэр, больше им деться некуда.

— Хорошо, иди.

Солдат ушел, герцог Лоринджер вышел из-за занавески.

— Вы все слышали, ваша светлость, что будем делать? — спросил Бейб.

— А что делать? Этих двоих нужно убрать, никакие они не проводники, а разведчики.

— Слушаюсь, ваша светлость.

— Отправь семерых.

— А не слишком для двух бродяг, сэр?

— Не слишком, а то, не ровен час, кто-то из них окажется скор на руку, и это осложнит нам задачу. Я не хочу сейчас терять людей, у нас не слишком глубокие резервы.

— А банда Лоттара?

— Их мы бросим на главный обоз, когда придет время. Вот там будет рубка, и я бы не хотел тратить ингландских солдат.

Герцог подошел к выбитому окну и осторожно выглянул наружу. Он старался не афишировать здесь свое появление, а солдатам Бейб сказал, что всем руководит некий «капитан Горн».

— Что с дозорными Лоттара?

— Мы ожидаем их ближе к ночи или раньше, если гномы выступят.

— Каков порядок их дежурства?

— Работают парами. О всяком изменении один немедленно бежит докладывать, а второй остается в карауле.

— Разумно. Лишь бы ничего не напутали.

Бейб посмотрел на герцога, размышляя, стоит ли задавать вопрос, который его мучил.

— Ваша светлость…

— Спрашивай, — не оборачиваясь разрешил герцог. — Я же чувствую, что этот вопрос не дает тебе покоя.

— Ваше сиятельство, а что везут эти гномы?

— Золото, Бейб, — сказал герцог, поворачиваясь, чтобы видеть реакцию майора.

— Я так и думал.

— А что еще ты думал? — уточнил герцог, подходя к Бейбу вплотную и заглядывая ему в глаза.

— Ничего особенного, сэр, может, рассчитывал на какие-то премиальные, но в пределах разумного. Как всегда.

— Как всегда, — кивнул герцог и улыбнулся, но улыбка его была совсем не доброй.

Он оставил Бейба и вернулся к окну.

— Они везут много золота, гораздо больше, чем ты когда-либо видел, да и я тоже. Ты захочешь спросить, чье это золото и что мы будем с ним делать, когда его захватим?

— Отдадим в казну?

— Нет. — Герцог снова улыбнулся. — Нет, до казны нам его не довезти, мы отдадим его местным банкирам, а они будут действовать в наших интересах.

— А если сначала перевезти его на остров, а потом под охраной переправить в Ингландию?

— За этим золотом слишком много глаз. Когда мы перевезем его на остров, король Август сейчас же бросит туда войска, ведь до него всего несколько миль. А потом, возможно, даже отторгнет у нас этот остров, который является отличным лагерем для организации шпионажа и вот таких быстрых операций, как наша. Если бы не этот островок, майор Бейб, нам бы не удалось получить никакой помощи со стороны, а тут раз — и пожалуйста — полсотни корабельных пехотинцев его величества. Нет, этот остров стоит дороже золота гномов.

— Странно, что карнейский король мирится с таким соседством.

— А что поделаешь? Это воля его отца — Августа Первого Охотника. Он отдал этот островок нашему тогдашнему королю Редрику за двенадцать роншнедских борзых. И посчитал это отличной сделкой за несколько скал в море.

В лагере возникло какое-то беспокойство, майор вышел из дому и увидел человека, которого сопровождал один из часовых.

— Вот, сэр, сказался нашим лазутчиком! — доложил солдат.

— Лазутчик? А пароль знаешь? — спросил сержант.

— Кот и бот.

— Хорошо, — кивнул сержант и отпустил часового. Поднявшиеся было со своих мест солдаты снова стали укладываться на траву, убирая оружие в ножны.

Сержант завел лазутчика в дом, где герцог уже спрятался за занавеской.

— Итак, как тебя зовут?

— Том, ваше благородие, — ответил вор, комкая войлочную шляпу и по привычке шаря глазами по углам.

— Что видел, Том? Рассказывай.

— Мне было велено смотреть, когда заречные тронутся обозом. Чтобы потом сразу к вам, а Картавого оставить — дальше глядеть.

— Значит, Картавый остался на месте?

— Так точно, ваше благородие. Там остался, дурак.

— Почему дурак?

— Потому, что его очередь была бежать, а он сказал: «Давай ты». Ну я и пошел, потому как там рядом болото, а от него комары злющие.

— Замечательно, а что с обозом?

— С обозом непорядок, ваше благородие, заречные разделились — было шесть телег, а стало по две три раза. И поехали в разные стороны.

Занавеска, за которой прятался герцог, дрогнула.

— Куда именно поехали, сказать можешь?

— На то и послан, ваше благородие. Две со всеми заречными покатили по главной дороге на Пронсвилль, а еще две по две тронулись попозже и эдак кустами к морю, а уже там пошли к соленым болотам.

— В дельту, что ли?

— Чего?

— Ну… к устью реки?

— Так точно, ваше благородие, туда, в камыши и там обратно разделились.

— А разве там есть дорога?

— Да там, ваше благородие, этих дорог прорва великая! Только грязные они, по ним только контрабандисты соль возят.

— Хорошо, Том. И еще вопрос — охрана тоже разделилась?

— Заречные-то? Да, разделились, но не поровну. Те телеги, что к камышам поехали, у них по пять заречных к каждой паре мулов, а эти по главной — всей ордой тронулись.

— Понятно. А за кем Картавый побежит и как вы с ним потом встретитесь?

— Картавый ленивый, в болото не полезет, стало быть, на дорогу попрется. А встречаться — сойкой кричать будем, у нас у пригородной братвы сойкой кричать получается.

— Спасибо за службу, Том. Можешь возвращаться.

— Благодарствую, ваше благородие, — поклонился лазутчик и, попятившись, выскользнул за дверь.

Из-за занавески появился герцог.

— Они разделились, Бейб, но этого и следовало ожидать.

Герцог подошел к столу и, сняв перчатку, ткнул указательным пальцем в обширный район дельты, где не было указано никаких дорог, поскольку их заново накатывали каждую весну после схода большой воды.

— Вот тут и придется их искать.

— Можно выяснить, кто из наших пехотинцев ориентируется в плавнях, сэр.

— Хорошая мысль, майор, — кивнул герцог, постукивая по карте пальцем. — И в деревнях нужно поискать, возможно, найдутся проводники, которые водят караваны контрабандистов, ведь не городские же тут по болотам лазят.

— Так точно, сэр, в самое яблочко. Однако как мы будет делить людей, так же как и гномы?

— М-да, — граф надел перчатку и снова подошел к окну. — Задача еще та. Как думаешь, могли они разложить золото по всем телегам?

— Гномы народ прижимистый, упрямый. Навряд ли они захотят потерять даже треть, полагаю, все держат в одном месте, а если придется, будут драться за него до последнего.

— Соглашусь с тобой. Что драться будут, это и так ясно, но вот по какому тогда маршруту они пустят золото? По дороге, на что указывает самая большая охрана? Или это отвлечение внимания и эти гномы идут без золота, чтобы вытянуть на себя все наши силы?

— Они пораньше отправились на главную дорогу, а к болотам вышли с задержкой и меньшей охраной, что тоже указывает на такой расклад, сэр.

— Значит, золото везут через болото, а на дороге только для отвлечения внимания, правильно?

— Выходит так, сэр.

— Но ты ведь сам говорил, что рисковать они не будут? Что драться будут до последнего?

Герцог посмотрел на майора и усмехнулся.

— Так точно, ваше сиятельство, — смутился тот. — И как бы то ни было, они основательно помозговали. Чтобы и мы запутались.

— Да, хитрость первосортная, — вздохнул герцог. — Тогда начнем с простого, отправим отряд из семи человек к постоялому двору, пусть решат вопрос с этими ворами-разведчиками, но сначала пусть вытрясут из них все, что можно. Понятно?

— Понятно, сэр. Я Брунвица пошлю, он мастер языки развязывать.

— Вот и отлично. Прямо сейчас отправляй Брунвица, а потом будем ждать второго лазутчика с главной дороги, может, он принесет новые сведения.

57

К тому моменту, когда добрались до постоялого двора, Мартин с Ронни уже окончательно успокоились и не боялись внезапного нападения из леса. Но снова садиться в седла больше не решались, полагая, что привыкать нужно постепенно.

Придорожная гостиница представляла собой огороженный невысоким заборчиком просторный, немощеный двор, все постройки которого были соединены.

Видно, когда-то здесь стоял лишь бревенчатый домик, но по мере того, как дела хозяина шли в гору, он добавлял к домику пристройки, так что все последующие выглядели новее и больше предыдущих.

Пристройку с кухней заметно было сразу, там имелись две трубы — одна для печи и широкая — для жаровни.

Где находилась конюшня, тоже было понятно, возле нее стояли четыре пустые телеги с подсохшей грязью на колесах, а из широких ворот доносилось ржание и стук легкого молотка — конюх подправлял упряжь.

Впритык к конюшне находилась рубленая пристройка без окон с воротами, перекрытыми железной полосой с большим висячим замком. У стены, привалившись спиной, сидя спал работник. По правую руку от него лежала дубина, это был часовой, охранявший товар, который на ночь сгружали с торговых телег под замок.

— Хорошо здесь, основательно, — сказал Ронни. — И мясом жареным пахнет, ты чуешь, Мартин?

— Да как не чуять? Отдадим должное хорошему обеду, мы с тобой заслужили.

Они зашли во двор и направились к конюшне, отчего их мулы радостно закивали головами, предчувствуя скорый отдых и торбу с овсом.

Навстречу им вышел лохматый конюх, который молча оглядел прибывших, ожесточенно почесал голову и сказал:

— Ну чего же? Прите, напирайте, а мне что же — разорваться?

Мартин с Ронни переглянулись, затем Мартин достал два денима и подал конюху.

Тот еще раз с удовольствием почесался и сказал:

— У нас хозяину платят вообще-то.

И вздохнул.

— Хозяину мы заплатим, а это для тебя.

— Ну и договорилися, — расцвел в улыбке конюх, демонстрируя отсутствие передних зубов, и сразу принял поводья. — Куда ваших ушастых ставить будем — подальше или поближе? Вы когда уезжаете?

— Планируем завтра.

— Значит, подальше. А в сумках чего ценное есть?

— Хлеб, вода, овес. Ну и пара кортиков.

— Кортики заберите — сопрут, а овса тут и так хватает, как и воды с хлебом.

Передав мулов конюху, Мартин с Ронни прицепили кортики к поясам и направились к входу в главное строение, предвкушая сытный и разнообразный обед. Они были при деньгах и могли себе позволить многое.

В нескольких шагах от крыльца, перегородив вытянутыми ногами деревянные мостки, по которым ходили гости, дремал здоровенный монгиец.

За его спиной находился сплющенный солдатский ранец, а одет он был в кожаную подкладку под доспехи и грубые полотняные штаны, забранные в солдатские сапоги с оторванными защитными бляшками, от которых в голенищах остались дырки.

Кожаная подкладка от шлема играла роль шапки. Монгиец надвинул ее на глаза и, сложив руки на животе, делал вид, что спит.

Дойдя до этого препятствия, Мартин с Ронни сошли с мостков, чтобы обойти спящего, но он открыл глаза, сдвинул кожаную шапку на затылок и сказал:

— Ну-ка, стоять!

— Добрый день, господин монгиец, — сказал ему Мартин, улыбнувшись.

— А вот это пока неизвестно, — ответил тот и, поднявшись во весь богатырский рост, посмотрел сверху вниз на путешественников. — Деньги есть?

— Вряд ли найдутся, — развел руками Мартин.

— А если найду?

— Если поискать, то и у тебя найдутся, — заметил ему Ронни, отходя в сторону, чтобы зайти монгийцу в тыл.

— У меня нет, — ухмыльнулся тот, давая понять, что можно все решить миром, если прохожие не окажутся жадными.

— У тебя за поясом спрятан тощий кошелек и в нем пять монет по пять денимов и серебряный терций, — сообщил Ронни.

— И еще два денима в кармане штанов, — добавил Мартин.

— Ха! Тоже мне, специалисты! Ну-ка, быстро помогли солдату на бедность, а не то…

— Ты не солдат, дружок, ты стоппер, — подвел итог Ронни, сделав еще шаг в тыл монгийцу и положив руку на рукоять кортика.

— Так вы воры, что ли? — стал догадываться тот.

— Мы бывшие воры, — сказал Мартин. — Но угостить тебя можем, ты-то, похоже, жадина.

— Станешь тут жадиной, когда неизвестно, где и куда, когда и зачем, кто и где…

— Потрафит или жди выделки, — продолжил Мартин воровскую поговорку. — Ладно, товарищ, пойдем, мы сегодня в порядке.

— А вот это правильно! — обрадовался монгиец, поправляя сползавший с плеча ремень, на котором висел тяжелый меч в ножнах. — А серебро я сегодня утром с купца стряс, он даже к хозяину бегал жаловаться.

— А хозяин чего? — спросил Ронни.

— А что хозяин? Ему-то жаловаться бежать некуда!..

Все трое засмеялись и вошли в обеденный зал, большой и чистый, с выскобленными полами и побеленными стенами.

Навстречу выбежал работник с полотенцем на руке, но, увидев монгийца, опешил.

— Но вы сказали, что уйдете? Что это был последний обед?! — воскликнул он в отчаянии.

— Не переживай, приятель, мы заплатим за себя и за него, — пообещал Мартин, и на лицо работника вернулся румянец.

— Как скажете, господа! Будьте добры к лучшему столику возле окошка!..

58

Компания уселась за указанный столик, и Мартин, зная порядки, показал работнику золотой терций, что подтверждало его платежеспособность.

— Сей минут, господа! — подпрыгнул работник и убежал на кухню, а монгиец снял ранец и меч, прислонив их к стене.

— Хорошо живете, братки, золото показываете.

— Бывает, что и нам фартит, — сказал Ронни.

— А я вот второй месяц пешком чухаю. Все деньги давно проел и прохожих трясу, хотя временами и стыдно.

— А чего стыдно-то? — спросил Мартин.

— Пока воевал, отвык от ремесла — настрой не тот.

— А где воевал?

— Далеко, отсюда не видать. За Нордика выступал, короля веспов.

— Что-то мы про этого Нордика слышали, да, Ронни?

— Слышали вроде, — кивнул младший партнер.

Прибежал работник и поставил на стол блюдо с квашеной капустой и диким луком, потом сбегал на кухню и добавил большое блюдо с чищеным вареным картофелем.

— Мясо уже на жаровне — полчаса как! — сообщил он напоследок и убежал.

Монгиец воткнул пальцы в капусту и, забросив в рот едва ли не целую копну, зажмурился от удовольствия.

— Лучшая капуста на всем пути, — сообщил он после паузы. — Колдует он с ней, что ли?

— А как ты с вора на солдата переехал? — спросил Ронни, чередуя картошку и капусту.

— Сначала стоппером промышлял в городе Тунстоне, это в Ингландии. Но потом сторожа повязали и под замок.

— Это какие же там сторожа были, если тебя повязать смогли? — спросил Мартин.

— Сторожа были обыкновенные, но из арбалетов стреляли без промаха. Всадили болт в спину, а когда очнулся, уже в каталажке. Хорошо, не добили, и на том спасибо.

Монгиец принялся за картошку и по примеру Ронни стал чередовать ее с капустой.

— Пять лет в замке Лаудер отбарабанил, — сказал он, прервавшись, и посмотрел сверху вниз на Мартина. — Вы-то хоть знаете, что такое пять лет на одной баланде и соленых огурцах? Когда тюфяки сбитые, так что не выспишься на них, топят в камерах только под вечер, а вода гвоздями отдает — такое вы знаете?

— Я не знаю, — честно признался Ронни, — а вот Мартин двадцать лет отбарабанил, может, он и знает.

— Правда? — поразился монгиец, уставившись на Мартина, который неторопливо кушал картошку.

— Да, было дело.

— И давно вышел?

— Чуть больше недели.

— А где сидел?

— В Угле.

— В Угле?! — еще больше удивился монгиец. — Я слышал про этот Угол. Говорили, будто там больше трех лет никто не выдерживал.

— Ну, мне повезло — прижился. Тебя-то как зовут, а то мы за одним столом, а твоего имени не знаем. Я Мартин, а он — Ронни.

— А я Бурраш! — обрадованно сообщил монгиец и протянул свою лапу Мартину, а потом Ронни, пожимая их ладошки с особой деликатностью. — Вот же повезло, каких людей хороших встретил!..

Снова прибежал работник и, предупредив, чтобы посторонились, поставил на стол огромную сковороду с жареной бараниной.

— Ох, вот это подарочек! — обрадовался монгиец. — А вообще-то, Бурраш — это прозвище мне такое в полку дали, а на самом деле я Малмук.

— А как же ты в полк попал из тюрьмы-то? — спросил Мартин, срезая ножом мясо с бараньих ребрышек.

— А, ну да! — кивнул Бурраш, который так увлекся жареным мясом, что забыл про свой рассказ. — Ну так дали-то десять лет! А уж как пять отсидел, хотел хоть на крыльях улететь, так эти ингландцы замучили. Что ни день на прогулке насмешки.

— И ты не мог за себя постоять?

— Дык, покалечил нескольких, так меня в карцер — на хлеб и воду, а надзиратели, тоже ингландцы, ночью карцер водой заполняли, мне до пояса было. И крыс в дырку забрасывали десятка два. Вот и посиди в таких условиях. До того довели, морды поганые, что хотел перебить их там всех и будь что будет, но тут приехал в тюрьму какой-то хлыщ рыжий, весь напомаженный, как баба, да еще в парике. И зачитал указ, что, если кто захочет вступить в армию его величества короля Роджера Двенадцатого, ему срок скостят один год к пяти. То есть мне оставалось прослужить годик, да и дело с концом. Я подумал, что это самое лучшее, и записался прямо из карцера! Вышел весь мокрый и в крысином дерьме. Стою обтекаю, а надзиратели скалятся, глядя, как напомаженный от меня пятится. Я говорю, давай, милорд, где расписаться нужно, но он ничего, опомнился, подошел ближе и подал бумагу, показал, куда каракуль ставить.

— Да уж, оттянулись они на тебе, — покачал головой Мартин.

— А то… — вздохнул монгиец. — А знаете, как они меня все время обзывали?

Мартин с Ронни переглянулись, пожимая плечами.

— Может, орком? — предположил Мартин.

— Да ну, ты чего, разве это оскорбление? Да вы, ребята, можете звать меня орком, мне так даже привычнее. А вот ингландцы называли «морда зеленая». И вот с тех пор, как они мне на дороге попадаются…

Договаривать орк не стал, а только сжал перед собой кулак так, что щелкнули костяшки. Потом вздохнул и вернулся к трапезе.

59

Обед шел своим чередом, и работник продолжал подносить новые блюда. Он сменил блюдо с картофелем, потом принес еще капусты, соленых грибов и моркови, а затем Мартин заказал яичницу из тридцати яиц, и работник убежал передавать кухарям заказ.

— Любишь яйца? — спросил его орк, с треском разгрызая хрящи и прожаренные кости. Он сразу предупредил, что любит погрызть, однако, к удивлению Мартина с Ронни, подметал все, кроме совсем уже толстой хребтины, которая не была по зубам даже собакам.

— Двадцать лет мечтал о настоящей яичнице с зеленым лучком и чтобы поверх солью была присыпана, крупного помола.

— Соль нынче дороже яиц, — заметил орк и вздохнул, ощупывая брюхо.

— Это да, но мы за этим обедом столько отмахали, что можно и на соль потратиться, — сказал Мартин.

— А я слышал, есть еще такое — мороженое, — сообщил Ронни.

— Чего? — переспросил орк, который уважал темы, связанные с едой.

— Ну, мне один браток рассказывал, что его родственник был пиратом…

— Чем был? — не понял орк, запихивая в рот здоровенную картофелину.

— Пиратом. Это такое морские стопперы.

— Ага, — кивнул орк.

— И вот раз они захватили судно с каким-то барчиком с Инзи. Обобрали его до нитки, а потом спустились в продуктовый трюм, а там — лед, представляете? Настоящий лед кусками лежит и меж него горшки фаянсовые расставлены, а в них — непонятно что.

— И что же там было? — спросил заинтригованный Мартин.

— Мороженое! Это им барчик этот разъяснил и даже сказал, что кушать его нужно ложечкой, но немного, а то будет кашель и за борт вывалишься.

— А почему за борт? — не понял орк.

— А вот про то никому не ведомо, но будто если пережрать этого мороженого ложкой, то и за борт сыграть можно, — сказал Ронни, пожимая плечами.

— Должно, в нем колдовство какое-то есть, в этом мороженом, — предположил орк.

— А что же оно собой представляет? — спросил Мартин.

— Знакомый моего кореша сказывал, что это удивительного вкуса продукт. А сделан он из сливок и ванильной соли. А еще там сахара с медом намешано — пропасть! И добавлено немного рому.

Орк с Мартином перестали жевать, пытаясь представить себе такое сочетание, но потом оба сошлись, что продукт должен быть хороший.

— Ромом никакую еду не испортишь, — подвел итог Бурраш.

— Это да, — согласился Мартин. — А сливки я раньше любил, нам их на квартиру рябая молочница приносила. Спустишься поутру к хозяйке, а у нее уже горшочек на окошке стоит. Я всегда восьмушку брал в свою собственную посуду, по четыре денима обходилось.

— Расскажи, Бурраш, как ты воевал, — попросил Ронни.

— По-разному, — признался орк. — Меня как в казенное одели, я сразу для себя решил, что за ингландцев воевать не хочу, не по нутру они мне. Думал, улучу момент и сбегу, главное было первого жалованья дождаться.

— Мудро, — кивнул Мартин.

— Ну так вот. Поставили на марш, мечи, щиты и кольчуги погрузили на телеги и двинулись на погрузку в порт. Оттуда морем три недели добирались, и, мама родная, что там происходило! Орки, люди, все блевали, пайка в горло не лезла, а тут, как по заказу, не шторм, так буря. Пять кораблей вышли, четыре прибыли, один на рифы сел, так и не знаю, чем у них там все закончилось.

— А ты-то как, тоже мучился от качки?

— С неделю всего, а потом ничего, привык. Даже команде помогал, канат там какой дернуть или парус свернуть.

— А кормили как?

— Хреново кормили. Каждый день одна и та же каша и кусок вареной рыбы, которая совсем протухла и горькая от морской соли. Но воды давали от пуза, запас воды был большой.

— Вода в море — первое дело, — заметил Ронни, вылавливая на блюде самую маленькую картофелину.

— Добрались до места и поразились, места дикие, кругом скалы и деревья непонятные — высокие, выше гор. А на верху кисточка, будто трава укропная. И звери странные — единороги стадами ходят, а медведи в серебряной шкуре к самому лагерю подходят и не мяса просят, а каши.

— Медведи?! — поразился Мартин.

— Так точно! — заверил его Бурраш. — Их там в скалах сотни великие, если не тыщи. По ночам к прибою приходят водоросли собирать и рыбу, штормом битую. Так и ходят, как привидения, страшно даже.

Орк вздохнул, вспоминая пережитое, и вернулся к еде, но даже с набитым ртом продолжил рассказ.

— Три дня прожили в палатках из шкур, кто отъедался, кто в себя после качки приходил. Тут только орки от людей стали отличаться, а то все были зеленые. И вот приходит офицер, как сейчас помню — капитан Дилинджер. Всегда в перчатках ходил — до обеда в одних, а после обеда менял, дескать, запачкались уже. Нас всех построили, набралось сотни четыре бойцов, и он разъяснил, что предстоит схватка с чудовищами — веспами. Потом двое ингландских моряков бросили перед нами труп веспа — совсем раздетого. Тело в шерсти, собачья голова, чудо-юдо, вот и все дела.

— Страшно, — покачал головой Ронни.

— Многие испугались, и я тоже струхнул, очень уж тело неприглядно выглядело, тем более что ему более недели было и мухи уже вились. Одним словом, сказали рубить чудовищ нещадно, вместе с нашими блистательными союзниками. Потом всех распустили, и наши стали гадать, кто такие эти блистательные союзники и когда их поджидать. Оказалось, недолго, на другой день к вечеру приказали надевать амуницию, брать с обоза оружие и защиту, а потом маршем в темноте к лагерю этих самых союзников. Дилинджер обещал за пять часов довести.

60

Работник принес яичницу и огромный кувшин с пивом, по запаху которого было понятно, что оно сварено на ячмене, а не на корках заплесневелого хлеба — такое подавали в самых дешевых харчевнях.

— Сейчас кружечки будут! — пообещал работник и убежал с блюдом из-под жаркого, а после вернулся с высокими пивными кружками из обожженной глины.

Орк схватил кувшин и, держа его одной рукой, стал разливать пиво.

— Ну, за знакомство! — провозгласил он тост и, чокнувшись с новыми друзьями, выпил всю кружку разом, в то время как Мартин с Ронни одолели только по одной трети.

— Так я продолжу, — утерев рукой рот, сказал орк.

— Да, ты не прерывайся. Твоя история очень поучительная, — заметил Мартин.

— Ужас как интересно, — поддержал его Ронни.

— Ну, прибыли мы в ночь к новому лагерю, развели нас по другим палаткам, а над лагерем вонь стоит — костью жженой воняет, но мы, понятное дело, в подробности не лезем и ложимся спать. А поутру капитан Дилинджер снова нас построил, и, мама моя, что мы там узрели!

— Что вы узрели? — завороженно повторил Ронни.

— Союзники наши оказались еще теми чудовищами, до которых веспам прыгать и прыгать! Там я первый раз увидел черных орков! И не говорите, что они нам родственники, эти твари жарили на кострах пленных веспов, а рядом на вертеле готовили двух кабанов, в потом жрали все это разом, представляете?

Мартин с Ронни переглянулись. Картина, которую рисовал Бурраш, действительно выглядела ужасно.

— Дальше — больше, братишки. Оказалось, что наши союзники — ордунги, это толпы всякой нечисти, что живет удивительным образом на этой земле. Веспы с собачьими головищами были по сравнению с ними просто пушистыми котятами. Безглазые глостеры, синие прозрачные морлинги, все эти твари желали только одного — вдоволь напиться крови.

— Да где живет вся эта нечисть? — не удержался Мартин, забыв про яичницу и пиво.

— Я и сам не понял, не было случая разобраться, слышал лишь про бездонные пещеры, где они обитают. Трудно придумать, где и в чем с ними король Роджер сошелся, но ингландцы такая сволочь, что с любой дрянью обнимутся, лишь бы соседям нагадить.

Вдруг со двора послышался какой-то шум, а затем входная дверь распахнулась, и в харчевню ввалилась группа людей в рыбацких робах и шкиперских шляпах. Их было семеро, и все были при оружии с полуторными мечами в ножнах.

Ронни тревожно взглянул на Мартина, тот обернулся на вошедших, а орк развернулся к ним всем телом и сказал:

— Не поминай сволочь за обедом, иначе обязательно явится. Что-то здесь ингландским дерьмом попахивает, вы не чувствуете, господа?

Вошедшие опешили, но главный в группе дал понять, что драка с орком им не нужна.

— Мы здесь только для того, чтобы пообедать! — громко сказал он, обращаясь и к своим солдатам, и к орку одновременно, а потом прошел к ближайшему столу, и остальные последовали его примеру. При этом у двоих Мартин заметил сложенные арбалеты, которые висели на ремнях.

Не хотелось думать, что эта шайка прибыла за ними, слишком хорошо было сидеть за обеденным столом, вытянув натруженные ноги, однако Ронни уже держал свой кортик на коленях, а орк, похоже, был серьезно настроен на ссору.

— Ну что, свиньи ингландские? Как поживает ваш Роджер, все так же ходит в юбке?

Стерпеть такое ингландцы уже не могли.

— Ах ты сволочь! — закричали старший, выхватывая меч. — За короля!

— За короля! — закричали остальные, тоже обнажая оружие.

Появившийся было работник бросился обратно на кухню, а ингландцы, отшвыривая стулья и столы, первыми атаковали орка, у которого в руках уже оказался меч.

Зазвенела сталь, ингландцы стали дружно теснить орка в угол — их было больше, и они отлично владели своим полуторными мечами.

Тем временем двое стрелков, краснея от натуги, взводили «козьими ножками» тугие арбалеты, а еще один свободный бросился к Ронни и Мартину, рыча словно зверь и размахивая помимо меча еще и кривым трофейным ножом.

Мартин опешил, ему пришлось вспомнить все, что он прошел в воровских драках, и если Ронни, отбиваясь, держал кортик по-солдатски, пытаясь как-то им фехтовать, Мартин ничего с собой поделать не мог и орудовал кортиком, как воровской заточкой, делая быстрые выпады и отскакивая, когда противник пытался его рубить.

Один из ударов орка достиг цели, и сбитый мечом ингландец покатился по полу, однако его кираса выдержала. Трое других ингландцев взвыли от досады и усилили напор — их мечи засверкали словно молнии, но орк, несмотря на сытную трапезу и свой большой рост, ухитрялся сдерживать врага и время от времени подбрасывал носком сапога попадавшийся стул, который ингландцы рубили в щепу, бездарно тратя силы.

— Давай, воры! — закричал Бурраш. — У них короткое дыхание!

Этот крик на мгновение отвлек противника Мартина и Ронни, и младший напарник, проскочив на фланг, что есть силы ткнул кинжалом ингландца в бедро.

Жало прошло навылет, ингландец охнул и, отмахнувшись мечом, стал отступать, орошая полы кровью. Увидевший это орк заревел и страшным ударом переломил меч одного из врагов, а следующим прошил его насквозь вместе с кирасой.

Со второй линии закричали стрелки, успевшие изготовить арбалеты к стрельбе. Атаковавшие орка ингландцы отхлынули, но тот подцепил ногой стол и подбросил его под выстрел из арбалета. Каленый болт с треском вошел в доски, а орк расхохотался и, перепрыгнув через пострадавший стол, яростно обрушился на врагов.

— Мартин! — крикнул Ронни. Мартин пригнулся, и посланный в него болт врезался в бревенчатую стену.

— Убью, с-сука! — взвыл Ронни и бросился на стрелка, который начал обороняться мечом. На помощь напарнику пришел Мартин и быстрым выпадом поразил противника в шею.

Орк довершил разгром врага, и ингландцы, подхватывая раненых и убитых, срочно ретировались, захлопнув за собой дверь и удерживая ее, пока основные силы не отступили к лесу.

Впрочем, ни Мартин с Ронни, ни Бурраш выскочить наружу не пытались. Поле боя осталось за ними.

Через минуту орк выглянул во двор — ингландцев не было.

— Сбежали, свиньи, — сказал он, закрывая дверь, потом подошел к оброненному работником полотенцу и, подняв его, отер кровь с меча и вложил его в ножны.

— Эй, кто там? Приберитесь здесь, да принесите нам… горячего отвара малины.

— Я думал, ты потребуешь пива или даже перегонки, — сказал Мартин, возвращаясь на место и слыша, как гулко колотится сердце.

Ронни нервно хихикнул и тем же полотенцем отер свой клинок, а потом и кортик Мартина.

— Спасибо, — сказал тот, все еще приходя в себя.

— А вы отлично дрались, ребята! Настоящая воровская манера! Та ингландская свинья, что напала на вас, была чрезвычайно удивлена. Ни намека на правила!.. Молодцы!..

Вопреки ожиданиям, скоро из кухни появился работник в сопровождении еще двух кухарок и лакея непонятного возраста. Работник принес кастрюлю с заказанным ягодным отваром, пар от которого поднимался к потолку, а остальные принялись расставлять поваленную мебель, смывать пол мокрыми тряпками и выносить расщепленные мечами стулья.

— Очень неожиданно для нас! — пожаловался работник, ставя медную кастрюлю на стол. — Очень неожиданно.

Затем снял с пояса еще один набор кружек и поварскую ложку, которой стал разливать горячий напиток по кружкам.

— А чей это кошелек, господа? — спросил вдруг лакей, подбросив на ладони найденный кошель.

Бурраш, Мартин и Ронни разом повернулись в его сторону, и Ронни прикинул:

— Четыре серебра, никак не меньше.

— И двадцать денимов, — добавил Мартин, вдыхая исходящий из кружки аромат.

— Ай! — махнул рукой орк. — Забирайте за потраву урожая. Стулья новые купите!

Работник тотчас подскочил к лакею и забрал кошелек для хозяина, который, судя по всему, наблюдал за происходящим из кухни, не решаясь показаться скандальным гостям.

— А с чего ты решил, что малиновый отвар лучше пива? — спросил Ронни, когда у них после горячего появилась испарина.

— Потому что, если мы будем пьяными, они вернутся и всех переколют. А малиновый отвар, он и на вкус приятный, и здоровье спрямляет. Я всегда его пью, когда денежки заводятся.

— Ну и куда ты теперь двигаешь, Бурраш? — спросил Мартин, отодвигая кружку и расстегивая куртку, чтобы не было жарко. — У тебя дом какой-то имеется или как?

— Это самый больной вопрос, Мартин, — вздохнул орк, и впервые в его глазах появилась тоска. — Я не иду, а дрейфую, как сорвавшийся с якоря корабль. Может, куда и пристану, а может, все закончится в какой-нибудь яме во время бури.

— Я так и думал, — сказал Мартин, поглядывая на Ронни, который уже понимал, куда клонит его старший компаньон. — А давай с нами, приятель! Жратвой будешь обеспечен, работы твоему мечу всегда найдется — ты ее не боишься, как я заметил. Ну и несколько золотых в кошельке заведется, такое никому не помешает.

— Дык, почему нет-то? — улыбнулся орк. — В моем положении хоть какая-то служба счастье, а уж с товарищами, с которыми в бою побывал, — только в удовольствие.

— А ведь и правда, — удивленно произнес Ронни. — Мы теперь боевые товарищи.

61

Первые два часа обоз из двух телег двигался без особой спешки, и тому было две причины. Один из хозяев, господин Тинлуб, тоже отправился в составе этого обоза, и ему требовалось время, чтобы размяться. Однако маршировал он вместе с другими гномами и был одет соответствующе, чтобы по его виду враги не поняли, где находится главное лицо.

Второй причиной, по которой они не спешили, был лазутчик, который пока осторожничал и все время отставал. По словам гнома Свирсела, ведавшего контрнаблюдением, у лазутчика были длинные ноги, и, спугнув его, догнать потом было бы трудно.

Пока от города отошли недалеко, и навстречу то и дело попадались телеги, возницы которых и редкие пассажиры смотрели на гномов кто с удивлением, а кто и с подозрением. Куда маршировал этот вооруженный отряд с двумя нагруженными возами?

Одни только мулы равнодушно тянули телеги с толстыми осями и широкими колесами, на каких обычно возили тяжелую поклажу.

Старшина Ламтак переходил с одной стороны дороги на другую, присматриваясь, принюхиваясь, привыкая к обстановке. Кустарник на обочине постепенно сменился лесом, но пока было светло, нападений старшина не ожидал. По крайней мере, не так близко к городу. А потом он надеялся на то, что от двух отправленных в разведку браксов будет какой-то толк.

В гномах Ламтак разбирался, но что касалось браксов, можно было сильно ошибиться, и хорошо, что их нанимали хозяева, сам бы он на такое никогда не решился.

К полудню миновали просеку, которая вела к болотам. Господин Тинлуб шел как все и не проявлял признаков усталости. Они заранее договорились, что если он устанет, то вместе с кем-то из других гномов будет садиться на телегу, чтобы не бросаться в глаза.

К Ламтаку в очередной раз подошел Свирсел.

— Ну что там? — спросил старшина, не поворачиваясь.

Свирсел смахнул с плеча лесную паутину и сказал:

— Он подошел совсем близко, он по-прежнему один, и сойка пока не кричала.

— Понятно. До развилки еще пара миль, там его и отцепим.

— Дайте только знак, господин старшина.

— Один справишься?

— Справлюсь.

Над дорогой пролетела птица, оба гнома подняли головы, и каждый подумал о своем.

Ламтак перешел на другую сторону дороги, догнал отряд охранников и, поравнявшись с господином Тинлубом, сказал:

— Через две мили будет перекресток. Вы не изменили намерений, господин Тинлуб?

— Нет, старшина, — сказал хозяин. — Сворачиваем на Швингейн.

— Очень хорошо.

Свирсел исчез с дороги, как всегда, незаметно. Ламтак усмехнулся, когда заметил его пропажу, этот гном знал, что делал.

Какими бы хитрыми ни были лазутчики, Свирсел всегда вычислял их и появлялся у них за спиной, хотя приходилось противостоять бывалым следопытам.

Однажды под Орсондой, городом западных веспов, их отряд преследовали лазутчики-морлинги. Этих полупризрачных существ нельзя было различить уже в сумерках, но даже ночью Свирсел сумел обнаружить их и пересчитать.

Когда Ламтак потом спросил, как ему это удалось, Свирсел сказал: «Я внимательно слушаю, а морлинги тоже наступают на сучки и задевают ветки».

Впереди показался перекресток. Направо был Швингейн, налево маленький Бусс, а за ним болота речной дельты.

Кравшийся по лесу лазутчик стал подбираться к обочине, он хотел услышать, о чем говорят гномы, но надеялся, что они двинутся прямо, иначе ему с напарником было бы трудно встретиться. Сверни гномы направо или налево, сколько ни кричи сойкой, никто тебя не услышит.

— А и хрен с ними, — сказал себе лазутчик и сплюнул в сторону, едва не попав на сапоги стоявшего за деревом Свирсела. — Нет жратвы, нет и работы.

Он твердо решил, что отследит поворот обоза или движение прямо и вернется обратно. И так уже отмахал будь здоров, а договаривались сидеть на месте.

Сплюнув еще раз, он двинулся дальше, а Свирсел выглянул из-за дерева и, поудобнее перехватив кинжал, с силой его метнул.

Послышался удар, и лазутчик упал лицом вниз.

Гном подошел к нему, выдернул из тела клинок и вытер об одежду жертвы. Затем сунул кинжал в ножны и зашагал к дороге.

Ламтак заметил его, когда Свирсел пошел рядом.

— Ну что там?

— Все сделал.

— Молодец, — сказал Ламтак и поправил на поясе меч. — Эй, Лундлиб! Сворачивай направо! Вожжи тяни, кому говорят!..

62

Над шалашом вились комары, и специально отряженный солдат с дымарем из старой травы то и дело проходил мимо, чтобы «капитану Горну» и майору Бейбу было проще руководить операцией.

Но сейчас Бейб бегал в расположении десанта, проверяя посты и отдавая группам разведки очередные приказы, а герцог Лоринджер спал и видел сон, где он приходит к колдуну Огюсту, чтобы получить два года молодости, а Огюст сообщает ему, что теперь его работа стоит дешевле и герцог может получить за то же золото не два, а целых пять лет назад.

— Спасибо… мессир… Спасибо… — пробормотал во сне герцог, и, услышав его бормотание, ходивший кругами солдат с дымарем остановился, прислушиваясь, но не услышав ничего, кроме брани игравших в кости товарищей, двинулся по кругу дальше, вызывая своим дымом возмущенный звон комаров.

Вскоре к шалашу вернулся Бейб, у него были скверные новости.

— Ваша светлость, — негромко произнес он, приваливаясь спиной к шалашу. — Ваша светлость, вы меня слышите?

— Уф-ф… — выдохнул герцог и, помассировав лицо, стал выбираться из шалаша. — Комары просто ужасные, даже дым их не берет. Такое ощущение, что лицо обсидели гигантские мухи. Ну, что там, рассказывай.

— Отряд из семи человек попал в передрягу.

— Это которые за разведчиками побежали?

— Так точно. Там оказался какой-то орк, по виду солдат, и вместе с разведчиками дал нашим отпор. Двоих потеряли, трое ранены.

— Что ж они его не подстрелили?

— Сказали, хорошо защищался — стол подставил.

— Ну да, если бывалый, такого легко не подстрелишь, — кивнул герцог. — Что слышно от нашей разведки?

— Пока никто ниоткуда не возвращался, сэр. Найти обозы в болотах не так просто.

— Не просто, майор, но если мы этого не сделаем… — герцог вспомнил о своем сне и вздохнул. — Если мы этого не сделаем, не будет никакого вознаграждения, тебе понятно?

— Понятно, сэр, как не понять. А может, нам двинуть чуть дальше — к Версондалю и там перекрыть дороги, где горлышко у бутылки поуже?

— Где поуже, майор, там и лишних глаз побольше, а здесь у нас оперативный простор. Отправляйся с группой на главную дорогу, да выбери следопыта получше, чтобы мы точно знали, куда подевались эти гномы.

— Думаете, они свернули с дороги, сэр?

— Я теперь в этом просто уверен. Они слишком хорошо нас запутали с самого начала, поэтому будут стараться делать это и дальше.

Со стороны опушки появился человек в сопровождении двух солдат.

— Оставь его! Я его знаю!.. — крикнул им Бейб, а герцог укрылся в шалаше.

— Здравствуйте, ваша милость, — кивнул вор и снял шапку. — Я от Лоттара к вам бегом бег!

— Что он сказал?

— На юге мы взяли две дороги, по ним он послал наших людей. А еще нашли нашего лазутчика — Черпака, в него кинжал вогнали.

— Стало быть, обнаружили?

— Обнаружили, ваша милость. И прибрали, чтобы непонятно было, куда дальше пошли, это в аккурат возле перекрестка случилось.

— На Швингейн пошли?

— Лоттар сказал — может быть, потому туда людей направил.

— Пеших?

— У нас все пешие, но скорые. Большинство тех, кого гномы не перебили. Эти теперь с ними посчитаться хотят, бегом бегут.

— Значит, Швингейн вы взяли, а вторую дорогу, которая к морю?

— К морю на Бусс, ваша милость, им идти никакого резону нет, там в болотах два других обоза пробиваются, если уж сначала разошлись, значит, больше собираться не будут.

— Согласен с тобой, — кивнул Бейб. — Значит, вы по главной дороге пойдете?

— Так точно, ваша милость, заглянем в таверну на разъезде, поспрашиваем и поищем деревенских, тех, кто чего видел. Там кругом глушь, поэтому любой скрип телеги заметен сразу.

— Хорошо. И вот что передай Лоттару — там в таверне драка случилась, я посылал людей прощупать разведчиков гномовских.

— И чего?

— А то, что при этих разведчиках какой-то орк-солдат образовался и наши пострадали.

— И что надо, убить их? Мы ведь можем без драки, в окошко пролезть и по-тихому.

— Хорошо бы их сначала потрясти, может, они чего знают?

— Ладно, постараемся взять живьем, ваша милость, но с орком так не получится.

— С ним разделайтесь, как сумеете, мне сведения нужны, а то уж больно хитро гномы следы заметают.

Вор ушел, и герцог выбрался из шалаша.

— Однако Лоттар дело знает.

— Так точно, сэр, сразу видно, старается.

— А ведь был обычным вором.

— Так точно, сэр, еще и стоппером, с ножом на людей бросался из-за медной монеты.

— Твой воспитательный подход оправдался, Бейб. Но теперь ты на главную дорогу не ходи, там у Лоттара людей много, а отправляйся к болотам, там твой талант будет не лишним, я опасаюсь, что наши солдаты растеряются в такой ситуации.

— Понял, сэр, отправлюсь сейчас же.

63

Мартин заснул только за полночь, его беспокоило действие лечебной мази, которой они с Ронни намазались. К тому же по коридору все время кто-то ходил. К вечеру прибыла большая компания новых постояльцев, и они не сразу успокоились, все топали и топали, перекликаясь на улице под окнами. Но потом Мартин перестал их слышать и уснул.

Неизвестно, сколько он проспал, но проснулся от знакомого звука.

Была ночь, в незадернутое окно светила луна на три четвертушки.

Мартин протер глаза и огляделся. Он не мог понять, что его разбудило, и тут звук снова повторился — это было негромкий скрежет по стальному крюку на двери. Закрывая его, Бурраш еще жаловался, что дверь просела и крючок закрывается трудно. Теперь с ним возился кто-то за дверью, пытаясь вскрыть самым простым способом, поддевая крючок ножом.

Мартин потянулся за кортиком.

Шевельнулся Ронни и тоже поднял голову.

— Обувайтесь, ребята, — прошептал орк. — И манатки берите в кучу.

— А чего будем делать? — так же шепотом спросил Ронни.

— Переезжать.

И все начали деловито собираться, поглядывая на дверь и стараясь не шуметь.

Скоро Ронни был готов и, подойдя к окну, осторожно выглянул.

— Что там? — спросил Мартин.

— Вроде суетятся какие-то.

— Это воры, — сказал орк, надевая ранец.

— Почему так решил?

— Я слышал, как они с хозяином разговаривали и он просил их ничего не пожечь. Ясное дело, что грабить его они не собирались — воры не грабят придорожные трактиры, а вот затею какую-то придумали.

— Вот незадача, — вздохнул Мартин. — Чего делать-то будем?

— Пробиваться. Через дверь не получилось, так они сейчас в окно полезут.

— Выбьют оплетку оглоблей и вперед, — предположил Ронни.

— Не думаю. Они по-тихому попытаются, ведь про драку им уже известно. Кстати, кто из вас Циркач?

Мартин с Ронни переглянулись.

— Это мое погоняло, — сказал Ронни.

— А Лоттара ты знаешь?

Тут Ронни вздохнул и покачал головой.

— Это моя банда, Бурраш. И если они знают, что я здесь…

— Можешь не рассказывать, эти порядки я хорошо знаю. Будем прорываться через коридор.

— Как скажешь, приятель, по дракам ты у нас главный, — заметил ему Мартин, поудобнее перехватывая кортик.

Орк подошел к двери и стал прислушиваться, отведя в сторону руку с мечом.

Под окном послышались шорохи.

— Лезут уже… — прошептал Ронни, пятясь в угол.

— Вроде кто-то ходит, но не возле двери, а у лестницы, — сообщил орк. — Ну что, готовы?

— Готовы, — сказал Ронни, натягивая шапку на самые уши.

— Я иду первым, за мной Мартин. Ронни, ты идешь последним и следишь, чтобы сзади никто не напал, понятно?

— Уразумел, — кивнул Ронни, чувствуя, что его начинает колотить предательская дрожь.

Орк распахнул дверь и шагнул в темноту. Мартин тотчас шагнул следом, и едва Ронни проскочил за ними, раскрылась поддетая ножом рама и в комнату через окно стали забираться незваные гости, однако в темноте они не сразу разобрались, что там уже никого нет.

Беглецы уже добрались до лестницы, на которой горел масляный фонарь, когда послышались крики:

— Они ушли, Лоттар!

— Тут никого нет, они смылись!..

В коридоре затопали, и беглецы стали торопливо спускаться, но уже и спереди к ним стали выбегать воры, сверкая ножами и воя от желания подраться.

— Циркач, где ты, сука продажная?! Выходи!.. — закричал кто-то, но его сшиб ногой орк и затем достал следующего мечом, однако пробиться дальше ему не дали. В воздухе засвистели воровские пики, одна попала в Бурраша и еще две вонзились в стену рядом с Мартином, а сзади атаковали Ронни, который стал отчаянно отбиваться кортиком и рычать, как зверь, решив, что пришел его последний час.

— Режь их!.. Коли тварей!.. — орали воры, напирая с обеих сторон лестницы, их здесь было не меньше двух десятков.

Мартин вскочил на перила и, дотянувшись, сдернул масляный фонарь с крючка, а потом швырнул его вниз, под ноги напиравшим ворам и закричал что было сил:

— Пожа-а-ар! Гори-и-им! Пожа-а-ар!

Воры разразились ругательствами, отпрыгивая в стороны от разбитого фонаря и разливающегося горящего масла. Их это не напугало, зато напугало хозяина и его многочисленных работников, которые, числом не меньше дюжины, уже стояли за углом с наполненными бадьями.

Крики Мартина послужили командой, и они бросились к разгоравшемуся пламени, сшибая и подминая воров, и принялись опрокидывать ведра и кадушки на пол, продолжая кричать: «Пожар, пожар!»

Когда вода загасила огонь и стало темно, Ронни перемахнул через перила, а следом прыгнул и Мартин.

Орк также воспользовался суматохой и, отбросив закрывавших проход воров, соскочил к своим, бросив на ходу:

— В зал давайте, а там — на кухню…

— Да уходят же!.. Колите их, режьте! — истерично закричали с лестницы.

— А, вон он, сука, вон он!..

— Аа-а! — взвыл бедняга, которому достался удар ножом. — Своих бьешь, сволочь! Получи!..

В коридоре было темно, лишь из обеденного зала пробивался через щель лучик света.

Орк остановился, прижавшись к стене, рядом встали Ронни и Мартин. А возле лестницы все еще продолжалась свалка, и воры продолжали оскорблять и бить друг друга.

— Стойте, — сказал Ронни. — Лоттара нет.

— И что это значит? — спросил Мартин.

— Лоттар, он хитрый.

— Я тебя понял, — сказал орк. — Двигайтесь за мной, но не обгоняйте.

И он ударил ногой дверь — та распахнулась, и стал виден огонек висевшего на стене фонаря.

Щелкнул арбалет, и, пролетев через проем, арбалетный болт вонзился в стену.

Орк пригнулся и заскочил в зал, за ним последовали Мартин и Ронни. Они полагали, что Бурраш решил проскочить до кухни, однако он начал швырять по углам зала стулья, и пару раз там взвыли пришибленные стрелки. Лишь после этого орк бросился на кухню, а по пятам уже мчались пришедшие в себя воры.

— Циркач, сука, стой! — вопили одни, им вторили другие. Все хотели немедленно с ним поквитаться.

Бурраш оказался прав, у кухни была еще одна дверь, которая вела в закоулок со свинарником и курами. Последние подняли жуткий шум, когда беглецы перебегали по крыше курятника, тем самым снова себя обнаруживая. Однако ночь была им в помощь, и они держались стен, чтобы их не выдал свет яркой луны.

Мартин на ходу подобрал камень — никакое оружие здесь не было лишним. Беглецы снова затаились у стены, напротив леса, и вскоре с обеих сторон стали выбегать преследователи.

Мартин размахнулся и швырнул камень в лес. Послышался шум и треск.

— Ах ты, Циркач, мы до тебе еще доберемся! — крикнул один из воров с факелом в руке и погрозил в сторону леса.

64

Воры успокоились спустя полчаса, и несколько раз к ним выходил Лоттар, однако все, кто был здесь, смотрели только в лес, и им в голову не приходило, что беглецы все еще были рядом и, затаив дыхание, сидели у темной стены постоялого двора.

— Ну что? — произнес шепотом Ронни, когда последний из воров, помочившись на изгородь, убрался восвояси.

— Давайте потихоньку вперед, — сказал орк. — Ронни, давай первым, Мартин, ты за ним, а я прикрою.

Беглецы перебрались через ограду и стали уходить в лес, стараясь при свете луны аккуратнее выбирать тропу, чтобы не наступить на сухие ветки.

Но сухих веток не было, все забрали на растопку печей. Удалившись от таверны шагов на двести, беглецы смогли наконец перевести дух и стали разговаривать в полный голос.

— Ну что, все целы? — спросил Бурраш.

— Я в порядке, — отозвался Ронни. — Пара порезов, но это пустяк.

— У меня тоже только царапины и синяк будет на скуле. Я даже не заметил, кто кулаком подсветил, — доложил Мартин.

— Учитывая, что там пики, как осы, жужжали, мы еще хорошо отделались, — сказал орк и, дернув, высвободил застрявшую в кожаных накладках пику.

— Что это у тебя? — спросил Мартин.

Орк показал трофей.

— Ух ты! На ней вроде кровь!

— Немного есть, но даже до ребер не достала, спасибо накладкам — помогли. Они меня не раз спасали даже без железа.

И орк похлопал себя по груди.

— Какие у вас планы, куда пойдем? — спросил он, когда они прошли еще немного.

— Нам нужна деревня Красные Холмы, только теперь я не знаю, где она находится, — сказал Мартин. — Но Ронни там был как-то…

— Как-то был, едва ноги унес, — усмехнулся тот.

— Я тоже проходил через Красные Холмы, так что найдем. А сейчас пройдем еще четверть мили и остановимся у ручья. До утра там побудем.

Орк оказался прав, и действительно, немного проплутав в ночном лесу, они вышли к ручью с песчаными берегами, куда дотягивался свет луны.

— Вот здесь давайте останемся, на песочке, — предложил Мартин.

— Ну, не знаю, — сказал орк со странной интонацией.

— А чем тебе здесь не нравится? Кругом по берегам кусты, там всякой гадости полно — змеи, пауки. Их возле ручьев навалом, а здесь чисто, как на скатерти новой.

— Это так, — согласился орк и первым присел на холодный песок, однако затем поднялся и, вытащив из кустов сухую ветку, тщательно ее очистил и, подойдя к берегу, стал промерять дно.

— Зачем ты это делаешь? — спросил Ронни.

— Глубоко очень для ручья.

— Просто здесь омут, вода закручивается, потому и песок по берегам — это он с весны оседает, когда воды много.

— Откуда ты про это знаешь, ты же был городским вором? — удивился Мартин.

— Ну так мы же наведывались по этой стороне и по всей дороге. Я еще тогда совсем мальчишкой был, а один в банде — из местных, вот он мне все и рассказывал. Очень любил потрепаться про лес, про реки, про рыбалку. Интересно рассказывал, его и другие воры с удовольствием слушали.

— Ронни, а ты котомку сохранил?

— Да, хотя они ее, похоже, порезали. А ты?

— И я сохранил, к поясу подвязал. А вот скакуны наши врагу достались.

— Да ладно, они теперь только в тягость были бы, — сказал орк и, положив меч под правую руку, прилег головой на ранец.

Мартин с Ронни тоже стали укладываться, подгребая песка, чтобы сделать нечто вроде подушек.

— Эй, ребята, головой к воде спать нельзя, — сказал Бурраш, приподнимаясь.

— Почему это? — удивился Мартин.

— Ты, Бурраш… Ты договаривай, а то страшно делается, — сказал Ронни.

— Ну, я всего не могу рассказать, вы не поймете. Сон может плохой присниться.

Мартин с Ронни не особенно поняли, что имел в виду орк, но совета послушались.

65

На новом месте Мартину не спалось, но следовало дождаться рассвета и уйти подальше, ведь неизвестно, что придет в голову этому Лоттару и его ворам, вдруг пойдут искать? А может, уже ищут?

Мартин стал прислушиваться, но ничего такого, что показалось бы в лесу странным, не услышал.

Где-то тявкала лисица, должно быть, брюхом маялась, гугукал филин, а в траве шуршали мыши и, наверное, змеи, которые за ними охотились. Однако о змеях думать не хотелось, Мартин предпочел думать о том, что удалось сохранить свои даренные в тюрьме пожитки и кошель с золотом. А мулы — что ж, они казенные и в таких непростых делах материал вполне себе расходный.

Зато мазь осталась. А мулов, если что, снова добыть можно, однако пока ходить пешком им было удобнее.

«Бульк!» — послышалось совсем рядом, как будто гальку в воду бросили.

«Лягушки», — подумал Мартин, чувствуя, что засыпает. Снова затявкала лисица, но уже где-то совсем далеко. И опять — бульк! И снова — бульк!

«Да сколько же тут этих лягушек?» — уже совсем проваливаясь в сон, подумал Мартин.

«И холодно. Очень холодно…»

«Ничего, скоро покушаем… Скоро покушаем…»

Сон Мартину не понравился, и он сморщился, словно его кормили прокисшей похлебкой. Небось в Угле и такую бы съел, но теперь он свободный человек, и запросы у него другие.

«Скоро покушаем, потом поспим…»

«Не шуми, ступай мягко. За ножки его, за ножки…»

Мартин недовольно хмыкнул. Этот непонятный глупый сон его изводил.

«Бульк!» — прозвучало совсем рядом, и он открыл глаза, увидев перед собой луну в обрамлении чернеющих крон деревьев.

А потом другой звук — сск-сск, как будто что-то подтягивали по песку. Мартин приподнял голову и увидел, как несколько сгорбленных существ тащили спящего Ронни к воде.

— Эй! — воскликнул он, не понимая, спит или это наяву.

От его крика Бурраш подскочил на месте и, рявкнув, бросился к ночным визитерам.

Они шарахнулись по сторонам, но орк изловчился и разрубил одного страшным ударом, однако странное существо вдруг развалилось на два десятка дергающихся фрагментов, которые, подпрыгивая, добрались до воды и исчезли в ней со знакомыми Мартину звуками: бульк-бульк-бульк.

— Что это было, Бурраш?! — воскликнул Мартин, уже оказываясь на ногах.

— Буди его, — не ответил орк и кивнул на Ронни, который продолжал спать. Следы на песке показывали, что похитители протащили его несколько ярдов и почти закончили свое дело, когда Мартина разбудил странный сон.

— Ронни, вставай! Ронни! — начал трясти напарника Мартин.

— Ронни, не вставай… Ронни, не вставай… — донеслось из ручья, и едва орк снова шагнул к воде, что-то темное ушло под воду, а на поверхности разошлись круги.

— Что случилось? — отозвался наконец Ронни, приподнимаясь.

— Вставай, мы уходим.

— Уже сейчас? — спросил он, еще не отойдя ото сна и потягиваясь.

— Да, сейчас.

— А где моя котомка?

— Вот она, — сказал орк, подбирая котомку там, где первоначально лежал Ронни.

Вскоре они уже шагали по лесу вдоль ручья, однако теперь держались от него подальше.

66

Спустя час они вышли на опушку леса, где оказалось большое поваленное дерево, на которое они присели отдохнуть, однако перед этим орк обошел дерево по всей длине, постукивая по нему сапогом и проверяя, не выползет ли змея.

— Уф, я подремлю, — сказал Ронни, укладываясь на дереве, что при его сложении было несложно. Мартин тоже мог так улечься, но спать ему не хотелось, его не отпускали подробности, которые он разглядел у ручья при лунном свете.

— А чего мы ушли-то? — пробормотал Ронни, не открывая глаз. — Мне там такой сон хороший снился, как будто я плыву на лодке по озеру с лилиями, а за ее борта держатся русалки… Очень красивые… И лодка слегка раскачивается…

— Это были не русалки, Ронни, — сказал Мартин.

— А ты почем знаешь? Ты их не видел.

— Видел, Ронни, тебя к воде чудища тащили, а не русалки.

— Какие еще чудища? — открыл глаза Ронни и сел.

— Я только видел, а Бурраш, похоже, знает, кто они такие.

— Морлинги это, — вздохнул орк, опираясь на рукоятку меча, как на костыль. — Я их и раньше видел нос к носу, но там они здоровые были, в чешуйчатой броне из голубой стали. И пиками орудовали, никаких тебе мечей или щитов. Мы, кто попроворнее, между пиками проскакивали и в ближнем бою им головы сносили. Кровь у них — синяя, как краска купоросная, а одного удара меча бывало мало, они как деревянные, из жил сплетенные.

— Постойте, — спохватился Ронни, увлеченный рассказом орка. — Вы чего про меня-то говорили — почему мы ушли?

— Бурраш недаром сказал нам ложиться к лесу.

— Если бы головой к воде легли, они бы вас утащили.

— Так, выходит, меня куда-то тащили?

— Не куда-то, а к воде, — сказал Мартин. — И приговаривали: «Сейчас покушаем, сейчас покушаем»…

— Ужас какой, — покачал головой Ронни и невольно начал себя ощупывать.

— А что, Бурраш, когда ты морлингов рубил, они тоже на прыгающие куски разваливались? — спросил Мартин.

Орк помолчал и отрицательно покачал головой.

— Нет, такого я раньше не видел. Но эти морлинги речные, они и поменьше размером, чем морские. Может, в этом все дело?

Когда стал намечаться рассвет, группа снялась и направилась в сторону деревни Красные Холмы, где Мартин должен был встретиться со старшиной гномов Ламтаком и получить от него новые распоряжения работодателей.

Мартин не исключал, что от их услуг могут теперь отказаться, ведь они ничего не сумели выяснить и даже, не отъехав далеко от Лиссабона, попали в приключения.

Когда взошло солнце, шагать стало веселее, к тому же начали попадаться тропинки, что свидетельствовало о том, что путники приближались к селению.

— Бурраш, а что у тебя за пряжки на поясе болтаются? — спросил Ронни, который шел вторым — сразу за орком. Он давно приметил эти украшения, но не находил случая поинтересоваться.

— Ты об этих? — переспросил орк, поддевая пятерней связку выточенных из камня талисманов.

— О них самых. Что это?

— Это трофейные амулеты, мы снимали их с убитых врагов.

— Ух ты, видать, немало ты их положил, правда?

— Товарищей потерял тоже немало…

— А к каким народностям принадлежали враги, которых ты убил?

— В основном это были черные орки.

— А ты и про морлингов рассказывал, — напомнил Мартин. — Про морлингов с пиками.

— Они не носили никаких украшений. А железо с них забирали солдаты короля Нордика. Им это важнее было, чем нам. Мы ушли, а им еще воевать и воевать, ордунги всегда возвращаются.

Тут орк остановился, и вместе с ним остановились Ронни и Мартин.

— Чего? — тихо спросил Ронни.

— Собаки лают.

Они прислушались, и сквозь пение птиц, радующихся появлению солнца, стал слышен собачий лай и мычание коров, которых в это время выгоняли на пастбища.

— До деревни не больше мили, — сказал орк. Потом огляделся и добавил: — Хорошо здесь. И деревня, видать, спокойная. Жить бы в такой да жить и не шляться по солдатской надобности. Ну, пойдем.

И они зашагали дальше.

— Кстати, — вспомнил Мартин. — Ты не рассказал тогда, как к веспам перебежал.

— Его тогда ингландцы прервали, — добавил Ронни. — Раньше я и не знал, что они такое фуфло, пока ты, Бурраш, про них не рассказал. Как сбежал-то от них?

— Все просто получилось. Нас таких удивленных порядками набралось немало, меж солдат пошли разговоры. Одни только ингландцы не удивлялись, они обо всем давно знали и некоторые не первый раз участвовали в походах ордунгов. А уж когда мясо к ужину принесли, народ и вовсе смутился: что там за мясо, говядина или веспы порубленные? В общем, похлебали пустой похлебки с щавелем и спать легли. Ночь уже наступила, а вся эта нечисть все никак уняться не может — крики, визги, так что мурашки по коже.

— Жуть просто, — встряхнул головой Мартин, невольно вспоминая события минувшей ночи.

— Вот и я говорю — жуть. А как наутро снова мясо привезли, тут все и заполыхало. Ингландских сержантов погнали пинками, те вызвали подмогу со всего лагеря, а мы побежали к лесу, там всего-то было шагов триста. Но за нами сразу черные орки увязались, и первая драка у нас случилась именно с ними.

Они напористые, злые, отряды у них сбитые в боях, а мы — только прибыли. Крепко они нас тогда пощипали, те, кто уцелел, по всему лесу разбежались. Я потом еще с тремя нашими встретился, двумя людьми и орком. Вот с ними к веспам и вышли, рассказали им, что да как. Они нам сказали: «Хотите, мы вам дорогу домой покажем», но мы отказались, стали за них воевать, очень уж хотелось с черными орками поквитаться.

За разговором они вышли на небольшую возвышенность с рябиновой рощей, откуда была видна вся деревня.

— Ну что, вот вам и Красные Холмы, — сказал орк, останавливаясь.

— Да, — сказал Мартин. — Деревня большая.

— Полгода назад было семьдесят хозяйств, — добавил Ронни. — А вон в том доме, где крыша свежей дранкой покрыта, мы мимоходом гуся сперли. Хороший был гусь, жирный.

67

После упоминания Ронни жирного гуся все ощутили голод. Мартин даже пожалел, что отказался накануне от ужина, поскольку вечером их животы были еще полны поздним обедом, который, правда, закончился дракой с ингландцами.

Они с Ронни уже тогда подумывали уехать, но орк сказал, что если и ждать неприятностей, то лучше под защитой постоялого двора, поскольку столкнуться с ингландцами на ночной дороге будет куда хуже. Да и хозяин, получив серебро за обед и трофейный кошелек за побитую мебель, тоже уговаривал Мартина остаться, уверяя, что у него в заведении дважды за день драк не бывает.

— Когда у вас встреча назначена? — спросил орк.

— После полудня, — сказал Мартин.

— А где?

— Полагаю, вон там, за крайними домами справа. Сказали — за старым колодцем.

Орк из-под руки посмотрел на то место и кивнул.

— Да, что-то похожее на колодец там имеется. Но до полудня еще далеко, давайте я схожу в деревню, выясню, что и как.

— Сходи, — согласился Мартин. — Может, пожрать чего раздобудешь.

— А чего, например?

— Сейчас утро, ничего еще не сготовлено, — вмешался Ронни. — Сыру возьми.

— Да, на вот тебе… — Мартин достал из кармана для медных денег десять денимов. — Хватит?

— Хватит с избытком, только — можно я из этих денег три денима одному хозяину отдам?

— Задолжал?

Орк вздохнул.

— Ну, можно и так сказать. Я его подкараулил и весь кошелек поначалу забрал, а там было всего семь денимов, но потом увидел в телеге детишек кучу и взял только два денима, но пообещал вернуть три.

— Но соврал? — уточнил Ронни.

— На тот момент соврал, конечно. Я думал, что теперь уже далеко уйду, но вот снова вернулся, да и от себе не убежишь.

— Чего ты так расчувствовался, ты же вон у купчины серебряный терций отнял?

— Купчина — что? У него в другом кармане еще сотня этих терциев. Он поест-попьет, да и забудет досаду, а у этого хозяина каждая медяшка на счету. Я знаю его дом, зайду, да и отдам долг с приплатой. А потом у него еще сыр куплю, вот и будет хорошее дело.

Мартин с Ронни переглянулись. Ронни был немного удивлен, а вот Мартину размышления орка были понятны.

— Хорошо, Бурраш, иди и так все и сделай.

Орк поправил ранец, меч на ремне и пошел в деревню, а Мартин с Ронни сели под дерево — отдохнуть в надежде на скорый завтрак.

Орк быстро спустился с возвышенности и двинулся вдоль заборов, чтобы его не было видно. Однако собаки почувствовали чужого и провожали его хриплым лаем, отчего было нетрудно проследить маршрут орка.

— Ну вот, кажется, он пришел, — сказал Ронни, из-под руки глядя на деревню.

— Где? — спросил Мартин.

— А вон, дом под большой грушей.

— Это груша разве?

— А разве нет?

68

С улицы орк заходить не стал и постучал в ворота черного хода, через который завозили дрова и вывозили навоз на огород, который находился за пределами деревни.

Первой на стук отозвалась хозяйская собака, но вскоре хозяин и сам вышел из коровника и, прикрикнув на нее, подошел к забору.

— Кто там? — спросил он.

— Должник твой, — ответил орк.

— Какой такой должник?

Хозяин подтащил к забору короткую лесенку и, взобравшись на нее, выглянул из-за забора.

— Ты?! — поразился он и едва не упал, схватившись за край забора.

— Я, — подтвердил орк. — Долг принес. Брал два денима, обещал принести три и вот принес.

Бурраш подбросил на широкой ладони три монеты.

— Да какой ты должник, ты — грабитель! Я вот сейчас мужиков позову!.. — пригрозил хозяин, правда, без особого напора.

— А я убегу, и не видать тебе трех денимов.

— Я тебе ворота не открою, ты опять ограбишь.

— Не открывай, вот возьми сначала долг… — орк подошел к забору и двумя пальцами подал монеты.

— Ишь, лапищи у тебя, — продолжал ворчать мужик и быстро выхватил монеты. Затем повертел их, удостоверяясь, что чеканка правильная и никакого обмана нет. — Ну ладно, принес долг, и хорошо. И иди себе с миром.

— Подожди…

— Чего еще? — насторожился мужик.

— Мне бы сыру купить и хлебца.

— Купить? — уточнил мужик.

— Купить. Сколько дашь сыра и хлеба за два денима?

Бурраш показал хозяину подворья еще две монеты.

Тот подумал, почесал в затылке и сказал:

— Дам фунт жирного сыра и свежий каравай. Горячий еще, жена до света вставала и в печь ставила.

— Дай лучше полтора фунта сыра, а хлеб можно вчерашний.

— Ну… — хозяин снова поскреб в затылке. — Ладно, только хлеб тот на столе побывал и порезали его на краюхи.

— Не страшно, давай неси, я здесь подожду.

— Ты с кем там болтаешь, старый?! — послышался недовольный женский голос. — Я тебе сказала, воду бычку принеси, а ты куда подевался? С кем болтаешь?!

— Сейчас, подожди… — отмахнулся мужик и исчез. — Чего разоралась, как на базаре? С человеком я говорил, с путником.

— Какие путники с утра пораньше?

— Знакомец мой деньгу занимал, вот вернул с ростом.

— Это когда ты кому деньгу давал взаймы, что-то я не помню?

— Ай, отстань, — сказал мужик, и было слышно, как он затопал по крыльцу в дом. Хлопнула дверь, и стало слышно лишь, как по двору ходит женщина, продолжая делать какую-то работу и одновременно бурчать про непутевого мужа.

Орк вздохнул. Может, не такая уж спокойная и красивая эта оседлая жизнь в Красных Холмах?

По крыльцу снова протопали сапоги, и опять жена хозяина не удержалась от замечания:

— Ты куда сыр-то попер? Куда, я тебя спрашиваю?!

Мужик взобрался на лесенку и, недовольно сопя, протянул орку продукты, тот отдал два денима.

— Нелегко приходится, да? — улыбнулся Бурраш.

— Ой, — мужик отмахнулся. — Иногда прям хоть из дому беги, честное слово.

— Подожди, у меня к тебе еще вопрос… — сказал орк, убирая продукты в ранец.

— Какой вопрос?

— У вас тут по лесу никакой нечисти не бывает?

— Что ты, что ты? — замахал мужик и стал оглядываться.

— Ага, значит, бывает, — понял орк, закидывая ранец на плечи. — Морлинги, что ли?

— Да, — выдавил мужик. — По ночам к речке даже и не подходи. Мы детям и к колодцам подходить запрещаем.

— А к колодцам почему?

— Дык, сосед разок опустил ведро, а обратно — никак, он заглянул, а там рожа синяя щерится и когтями ведро держит… Вот такие дела… Ну все, пошел я, а то баба моя сейчас начнет доски на щепу распускать.

69

Когда орк вернулся, Мартин с Ронни все так же сидели под деревом и были удивлены тем, как быстро он вернулся.

— Что, уже и жратвы достал? — спросил Мартин, поднимаясь.

— А как без жратвы возвращаться? Без жратвы нам нельзя, — сказал орк, снимая ранец.

— Ну ты хват, Бурраш! — похвалил его Ронни, вставая рядом и глядя, что за гостиницы тот принес.

— А чего там рассусоливать? Долг отдал, за сыр немного поторговался, и все дела. Вот, Мартин, возьми сдачу.

— Оставь у себя, может, еще когда пойдешь на промысел.

Сыр с хлебом съели быстро, но все остались сыты — продуктов хватило как раз. Потом Мартин с Ронни уснули под деревом, а орк остался караулить, принявшись расхаживать между рябинами.

На холме он чувствовал себя в порядке, не то что в чаще, а особенно возле воды. А еще он проникся толикой уважения к морским морлингам, которые не чурались открытого боя по сравнению с речными. Эти были просто змеи какие-то, а вспомнив, как распался на прыгающие куски один из этих уродов, орк даже повел плечами и сплюнул в сторону.

— Вот же гадость какая, — обронил он вполголоса и, подняв голову, подумал, что, когда созреет рябина, а листья по осени опадут, весь холм будет красный. И соседний тоже, и тот — на другой стороне деревни.

— Так вот почему Красные Холмы… — сказал он себе и улыбнулся, решив поделиться этим со своими товарищами.

Так он расхаживал в задумчивости около трех часов, и за это время Мартин с Ронни выспались, а он, напротив, был готов залечь под куст часа на четыре. Но тут у старого колодца, куда орк поглядывал время от времени, стало заметно какое-то движение.

— Смена, подъем! — скомандовал орк, и Мартин с Ронни стали потягиваться.

— Ох, выспались! — сказал Мартин, садясь, и принялся растирать щеку, на которой отпечатался рисунок из трав, на которых он спал. А Ронни вскочил и, отбежав к кусту, начал отливать.

— Вы знаете, что мне пришло в голову, когда я спал?

— Может, приснилось? — уточнил орк.

— Может, и приснилось… Короче, эта деревня называется Красные Холмы потому, что вокруг холмы, а на них рябиновые рощи. Врубаешься, Бурраш?

— Да уж врубаюсь, — вздохнул тот.

— Ну ладно, укладывайся, а мы покараулим, — предложил ему Мартин и широко зевнул.

— Я бы поспал часов несколько, конечно, но, похоже, ваши друзья уже прибыли, там у колодца.

Мартин выпрямился, чтобы стать чуточку выше, и, приглядевшись, согласился:

— Да, вроде прибыли.

— Значит, лучше сделать все дела сейчас, а потом располагать собой, как заблагорассудится.

— Ох, Бурраш, ты говоришь, как учитель из гимназии. Что, все воры в Ингландии такие умные? — спросил Ронни, завязывая шнурок на штанах.

— Я не особо умный, но в тюрьме сидел напротив камеры одного профессора из тамошнего университета…

— А что такое ниверситет этот?

— Вроде гимназии, только для учеников постарше.

— Ну и ладно. А в чем фишка?

— Он говорил ровно и по-господски. И все меня научивал, говорит: «Вы, Бурраш, говорите грубо и омерзительно. Давайте, — говорит, — я научу вас правильным словам и великолепному произношению».

— И научил?

— Вроде немного научил, пока его дальше не повезли.

— Куда дальше?

— На скалистый остров в холодном море. Он надзирателя покалечил. Зубами.

— За что?

— Нам про то не сказали. Но одного надзирателя не стало, рыжего такого, Равером звали. Его и покалечил.

— А знаешь, Бурраш, ложись-ка ты спать, Ронни останется караулить, а я сгоняю поговорить, — предложил Мартин. — Чего толпой-то шарашиться?

— Нет, — покачал головой орк. — Так не пойдет. Никто не знает, что тебя там ждет, свернут башку, и дело с концом, у меня на твой кошелек далекие планы.

— В каком смысле?

— В смысле пожрать еще хотя бы недельку. Со своих доходов я дальше краюхи хлеба не продвигался, а тут такой случай. Нет, я пойду с тобой.

— А один я тут не останусь, — сразу предупредил Ронни.

— Хорошо, — согласился Мартин. Он понимал Бурраша, а еще больше — Ронни, которого едва не утащили в ручей какие-то твари.

— Хорошо, пошли все вместе, только Ронни пусть идет рядом, а ты, Бурраш, держись за кустами. Если надо — выйдешь, а если все хорошо, так и не показывайся.

— Договорились. Я и сам на такое рассчитывал.

70

Идти к старому колодцу пришлось в обход деревни. Ронни все радовало — солнце, птицы и голоса девиц, переговаривавшихся через высокие заборы.

Бурраш думал о том, что скоро сможет залечь под сосной и выспаться. Под сосной он спал особенно хорошо, а Мартин размышлял о том, что им удалось сделать и что не удалось. Получалось, что больше не удалось, чем удалось.

«Ну и хрен с ними, золото уже в кошельке — пойди отбери», — подвел он итог и оглянулся на Бурраша, который выглядел надежным, хоть и клевал носом.

У старого колодца расхаживали два гнома, которые были знакомы Мартину, однако Ламтака он не увидел.

Заметив связного, эти двое подали какие-то знаки, и из кустов появился сам старшина, а гномы-помощники скрылись в зарослях, как и Ронни с Буррашем минуту назад.

— Здорово, колдун, а где твой напарник? — спросил старшина. — Убили?

— Почему убили?

— Но ты же один?

— Нет, не один. Ронни там прячется, на всякий случай, и с ним еще один человек. Вернее — боец.

— Ну-ка, стоп! Какой еще боец? — насторожился старшина, кладя руку на ножны широкого, как лопата, меча. — Пусть покажется.

— Никто тебе не покажется, пока не разберемся, — сказал Мартин, чувствуя спиной поддержку своего войска.

— В чем разберемся?

— В том, что мы потеряли мулов — на нас напали дважды, в поздний обед и после полуночи.

— Это где? — уточнил Ламтак.

— На постоялом дворе. Ты знаешь этот разъезд?

— Знаю. А кто напал?

— Первый раз — ингландцы, по виду матросы.

— Сколько их было?

— Семеро.

— Арбалеты?

— Два арбалета.

— И как же вы сумели отбиться?

Гном схватился за рукоять меча, готовый выхватить его в любой момент.

— Нам помог хороший человек… Добрый товарищ…

— Так «человек» или «товарищ»?

— Ты дерзишь мне, старшина! — одернул его Мартин, даже не собираясь хвататься за свой кортик. Это на Ламтака подействовало. Он убрал руку от меча и огляделся. Если где-то прятался арбалетчик, меч был бессилен.

— Ладно, Мартин, покажи мне своего товарища.

— А зачем? Мы потеряли мулов, мы не успели предупредить вас ни о чем, хотя хозяева договаривались с нами о продолжении безопасного пути. Мы его не продолжили, Ламтак.

— Наплюй на это, все изменилось, и хозяева довольны тем, что вы там наработали.

— А мулы?

— Забудь и про мулов, это пустяк. Вы дрались, как храбрецы, и этого достаточно.

— Правда? — не поверил Мартин.

— Правда.

— Ну хорошо, — Мартин огляделся и позвал: — Бурраш, выходи…

Орк вышел из-за кустов и направился к Мартину и гному.

Старшина Ламтак отошел в сторону и снова положил руку на рукоять меча.

— Это что за зеленая морда? — произнес он с вызовом.

— Ба! Да это пенек с глазами! — в тон ему ответил орк, выхватывая из ножен длинный меч.

— Посмотрим, какого цвета у тебя кишки, морда зеленая…

— Пенек без глаз и головы — дело интересное.

— Эй, постойте! — попытался вмешаться Мартин. — Мы все свои, постойте!

Однако эти двое его не слушали, находясь под влиянием старой, не всегда понятной ненависти.

Противники стали сходиться. Ронни сидел в кустах, разинув рот, а Мартин закрыл лицо ладонями, понимая, что ничего не может сделать, но неожиданно гном опустил меч и спросил:

— А что это у тебя на поясе… морда зеленая?

— Ну… — орк невольно обратил внимание на пояс гнома и увидел похожие украшения. — А что у тебя… пенек с глазами?

— Эй, да ты, наверное, был при Сализмане? — воскликнул гном, убирая меч в ножны.

— А ты стоял на правом фланге, так? Крыло лапланцев и чуфареев?.. — воскликнул орк, улыбаясь и тоже убирая меч.

— Экая неожиданная встреча!

Гном подошел к орку, и они крепко пожали друг другу руки.

— А вы хорошо тогда подоспели… э-э…

— Ламтак, — подсказал гном.

— Спасибо за помощь, Ламтак, черные орки тогда просто смяли наш центр, все вокруг была сплошная мясорубка!..

— А мы боялись, что не успеем, ведь вы приняли на себя главный удар… э-э…

— Бурраш.

— Спасибо, Бурраш, что выстояли.

— Мы были по одну сторону, Ламтак, мы были обязаны стоять.

— Эх, вот денечки были, и радость, и горе, — вздохнул гном.

— Да. Ты-то как устроился?

— Хозяина нашел из наших, ему такой, с битой рожей, как раз понадобился. А ты?

— А меня вот ребята приняли, у нас все сложилось, пару раз отмахнулись от ингландской сволочи.

— Наслышан, Бурраш, наслышан, — кивнул Ламтак и повернулся к Мартину: — Что не похвастаешь новым солдатом в вашем отряде?

— Дык я, это… только спросить хотел, а вы за мечи.

— Ну, все наладилось, ты же видишь. Мы товарищи по оружию, вместе дрались против ордунгов. Что у вас нового?

— Ничего нового, — пожал плечами Мартин. — По дороге на Ронни напали — он пошел по малой нужде, а пришлось кортиком орудовать.

— Хорошее дело, — пожал плечами гном. — Чего ты смущаешься?

— Но мы еще не добыли для хозяев никаких полезных сведений. На постоялом дворе на нас снова напали ингландцы, и только благодаря Буррашу сумели от них отбиться.

— А точно они не на Бурраша напали? — уточнил орк.

— Поначалу я так и подумал, но на Ронни в кустах накинулся именно такой человек — в моряцкой робе, как были одеты те, другие.

— Ну вот и польза от вас: вы отбились от наемных бандитов, соблюдая интерес наших хозяев. У меня есть полномочия и вот, пожалуйста, — небольшая добавка.

С этими словами Ламтак отцепил от пояса небольшой кошелек и передал Мартину.

«Двенадцать терциев серебром», — мысленно определил он, принимая вознаграждение.

— А что нам теперь делать?

— Идите на Делвейтский разъезд, он часах в двадцати от вас, если пешими. А в деревне Самакнюй встретимся — у старого колодца.

— Там тоже есть старый колодец?

— Старые колодцы повсюду имеются. Через тридцать часов в Самакнюе…

Гном еще раз пожал руку Баррашу и скрылся в кустах, где к нему присоединились еще двое.

Из зарослей показался Ронни, отряхивая со штанов муравьев.

— Я так и не понял, этот гном нам враг или друг? Разъясни, Мартин?

— Однозначно друг, ты что, не узнал старшину Ламтака?

— Мне показалось, он сложно говорил.

— Бурраш, ты заметил, что он говорил сложно? — обратился Мартин к орку, полагая, что тот окончательно расставит все по местам.

— Ну… — Бурраш пожал плечами и вздохнул. — Этот Ламтак хороший солдат, вот и все, что я могу сказать.

— А как насчет доверия?

— Какого доверия? Он — наемник. Кто ему хозяин, тому и его доверие.

— Получается, что он нас продать может?

— Продать не продаст… Но обойти может.

— Но ты же ему руку жал.

— На том поле боя он бы за меня жизнь отдал, но тут мы свободные наемники. Ты дашь мне монетку из кошелька? Все же я тут поучаствовал с вами.

Мартин открыл новый кошель и, выбрав два серебряных терция, бросил Буррашу. Орк поймал их двумя руками и засмеялся.

— Чего тут смешного?

— Это первые деньги за последние полгода, которые я заработал честно.

— Ну и куда нам теперь? — спросил Ронни.

— Сказано на Делвейтский разъезд выдвигаться.

— Ух ты, это далеко.

— Бурраш, ты на Делвейтском разъезде никому не задолжал? — спросил Мартин, и они с Ронни рассмеялись.

— Не, я там полный шел. Жрал на свои сколько хотелось, это уж позже подсчитывать стал — чего и на сколько хватит.

— Так что, пойдем дальше или передохнем у речки?

— Давай передохнем, мне хоть пару часиков поспать нужно. А то стану никудышным солдатом.

— Ладно, пойдем на стремнину, где глубина поменьше и солнышка побольше. Мы с Ронни выкупаемся, а ты поспишь.

71

От деревни до речки было минут пятнадцать ходу по извилистой тропинке.

Река оказалась быстрой, но, как подозревал Мартин, неширокой — шагов двадцать, и что самое приятное, ее песчаное дно хорошо просматривалось, поэтому он не ожидал жутких сюрпризов, вроде тех, с которыми столкнулся этой ночью.

— Хорошее место, — сказал орк, оглядев с невысокого берега реку и окружающее пространство, однако в его голосе слышалось напряжение.

— Ты чего-то опасаешься? — спросил Мартин.

— Нет, просто привычка такая. Мы недалеко от деревни, где-то здесь может скрываться твой связной гном.

— И твой боевой товарищ.

— Да, — усмехнулся орк. — Боевой товарищ.

— Давайте уже купаться! — напомнил Ронни.

— Можно пройти дальше, там хороший уклон и не нужно будет прыгать с берега, — сказал Мартин. — Вон, еще пятьдесят шагов, и можно будет спуститься к воде.

— Ну хорошо, — согласился Ронни, которому не терпелось забраться в речку.

А орк, между тем, продолжал оглядываться, подолгу задерживая взгляд то на кустах, то на притаившемся между деревьев валуне.

В тот момент, когда Мартин с Ронни, наконец, подошли к месту предстоящего купания, сзади раздался рев Бурраша и зазвенела сталь, а затем из леса к реке выбежали разбойники — не менее двух дюжин, которые так быстро атаковали ускользнувшую с постоялого двора добычу, что Мартин с Ронни не успели оказать им должного сопротивления.

Мартин отбросил кинувшегося на него разбойника ударом ноги, но, получив от другого дубинкой, свалился без чувств, а Ронни еще поборолся, пуская в ход кулаки и даже зубы, когда его почти сосем спеленали.

Справиться с орком у разбойников не получалось, хотя они молотили мечами не останавливаясь и их было двадцать на одного. Бурраш лягался, неожиданно бил свободной рукой, а когда к бандитам прибыло новое подкрепление из десятка человек и они все разом бросились на орка, тот обхватил шестерых — самых дерзких и вместе с ними свалился с берега в быструю речку.

На этом битва закончилась, и река потащила тонущих разбойников, а их товарищи бросились вдоль берега, крича и разматывая пояса, чтобы вызволить своих на ближайшем повороте.

Мартину в лицо плеснули водой, и он очнулся.

Ронни оставался в сознании и только шипел и плевался кровью, когда его, связанного, в очередной раз били ногами под ребра.

— Что, Циркач, не думал, что так скоро встретимся? — спросил один из бандитов и, схватив Ронни за ворот, рывком поднял на ноги. — Вижу, что не думал. Но я тебе, помнится, десять монет задолжал, помнишь?

— И ты, Солт, из-за десяти монет хочешь от меня избавиться? — спросил Ронни и хрипло засмеялся. — А отыграться не думал?

Бандит ударил Ронни в живот, придерживая за ворот, чтобы тот не упал.

— Сейчас старшой придет — и отыграюсь. По полной отыграюсь.

С этими словами Солт достал из-за пояса кривой нож и поднес к лицу Ронни.

— Могу прямо сейчас начать, старшой будет не в обиде…

— Эй, Солт, не борзей!

Из-за ряда столпившихся вокруг пленников бандитов вышел на голову выше других — старшой, пригородный бандит по кличке Колесо.

Солт с сожалением убрал нож и посторонился.

— Что, знакомец твой? — спросил Колесо.

— Да, бывший корешок. В кости меня постоянно обламывал.

— Везучий, значит, — сказал Колесо, и все засмеялись, глядя на избитого бывшего вора.

— Я бы его тебе отдал, но мне с ним еще поговорить нужно.

— И Лоттару тоже.

— И Лоттару, — вынужденно согласился Колесо, которому не нравилось, что на его территории распоряжаются городские воры. Но у них были деньги и поддержка на стороне, и с этим приходилось мириться.

— Так куда их теперь, Колесо? — спросил один из бандитов.

— Сделаем все как надо. Вкопайте два столба и привяжите их, а там посмотрим, как карта ляжет, — огоньку им подкинем или с муравьями познакомим. — Что скажешь, Счастливчик? В Угле-то небось поспокойнее было?

Державший Мартина бандит встряхнул его, чтобы тот ответил.

— Да, — согласился Мартин. — Вы тут орете громко, а там было тихо…

— Двадцать лет, а? Вы только посмотрите на него — двадцать лет сидел в этой гнилухе и был живой, а на воле — попался.

Бандиты засмеялись.

— Скажу тебе честно, Счастливчик, жалко тебя после такого, можно сказать, подвига у столба сжигать, но ничего не поделаешь.

Закончив речь, Колесо махнул рукой и сказал:

— Тащите их на поляну и вяжите к столбам, а я сейчас подойду.

72

Дождавшись, пока гомонящая толпа бандитов отойдет от старшого, к нему подошел один из приближенных.

— Ну что там? — спросил Колесо, сдвигая шляпу на затылок.

— Четверых завалил на месте, еще пятеро — не в порядке. Но, может, кто-то выживет.

— А эти?

Колесо посмотрел на реку.

— Троих вытащили, остальных река унесла, может, где сами выберутся.

— Если орк их не утопит. Пойду на поляну, а раненых пусть в деревню отнесут, к мельнику. Он мне должен остался, пусть расстарается.

Когда Колесо пришел на поляну, там уже были готовы две ямки, в которые разбойники устанавливали столбы. Проще, конечно, было обойтись простыми деревьями, но часто в своих дознаниях разбойники использовали огонь, а поджигать лес в их планы не входило.

При появлении вожака ему поднесли котомки с пожитками пленников, кортики и ножи уже были поделены между бандитами.

— Ну и чего тут? — спросил Колесо, брезгливо перебирая небогатые пожитки.

— Дрянь в основном, — пожал плечами один из поднесших котомку и с удовольствием почесался. — Вот эта фигня непонятная…

Он развернул раскладку из кожи, в которой были приборы для бритья.

— Это для бритья. Это я себе возьму, но пока потаскай с собой.

— Понял, Колесо, потаскаю. Чего не потаскать?

— Деньги были?

— Вот! — шагнул к Колесу второй разбойник и протянул два кошелька. — Этот Циркача, а этот — Счастливчика.

— И это все, что у них было? — удивился Колесо и строго посмотрел на подавшего кошельки бандита.

— Ну, еще вот в кармане у него было немного меди…

— Ладно, оставь себе, — отмахнулся Колесо, который надеялся раздобыть немного золота, ведь даже захваченную пару мулов забрал Лоттар.

«Сучонок городской», — неприязненно подумал Колесо. Когда он заметил Лоттару, что эта пара мулов была захвачена на его территории, тот спросил:

— А они тебе что, очень нужны?

Колесо попался на уловку и сказал:

— Да, нужны.

— Ну тогда купи их у меня, я тебе скидку дам, как давнишнему корешу.

Колесо тогда только улыбнулся, в то время как прибывшие с Лоттаром воры ржали, как жеребцы. Вот и теперь от меча орка полегли бойцы из банды Колеса, а посланный лазутчиком Солт благополучно избежал неприятностей и «воевал» только со связанным Циркачом.

— А здесь что? — спросил Колесо, открывая деревянную коробку, в которой оказалась баночка с кожаной крышкой и какая-то узкая щетка вроде тех, которыми ювелиры чистили серебро.

— Я и сам не понял, Колесо, мы с братвой нюхали, она в нос дает, а по виду — белая глина.

— А на вкус не пробовали?

— Да ты чего? А вдруг там отрава?

— Ладно. Давай этих спросим, — сказал Колесо и с коробочкой в руках направился к вкопанным посреди поляны столбам с привязанными к ним пленниками.

— Колесо, ну что нам — дровишки собирать или как? — спросил разбойник, руководивший установкой столбов.

— Не торопитесь, — ответил вожак, подходя ближе. Помимо прочего его интересовало, как чувствуют себя приговоренные. Он любил заглядывать в глаза тем, чей рассудок еще не был помутнен болью, но кто уже осознавал, что предстоит пережить.

73

Подождав, когда пленники обратят на него внимание, Колесо открыл коробочку и спросил:

— Что это такое?

— Это мое… — сказал Ронни.

— Пусть твое, — улыбнулся Колесо. — Но что это?

— А ты попробуй на язык.

— А может, лучше ты попробуешь? Может, это яд?

— Нет, это не яд, — вмешался Мартин. — Попробуй, старшой, тебе понравится.

Приговоренные переглянулись и, заметив замешательство на лице вожака бандитов, стали смеяться. Теперь им терять было нечего.

— Ладно, вот как мы поступим. Рунявый, Волк! Держите голову Циркача, чтобы не дернулся, сейчас мы проверим, что это за дрянь такая.

Разбойники подскочили к привязанному пленнику и разжали ему ножом зубы, а затем Колесо, подцепив своим ножом изрядную порцию белой глины, забросил Циркачу в рот, приказав не давать ее выплевывать.

И судя по реакции Циркача, который бился и тряс головой, ни Колесо, ни его подручные уже не сомневались, что пахучая белая глина ядовита.

Накормив «ядом» одного пленника, они взялись за другого, и Мартин тоже принялся колотиться, всем видом показывая, что противится кормлению белой глиной. Подскочивший было Солт начал заступаться за пленников, напоминая, что Лоттар должен допросить их, но Колесо посоветовал ему заткнуться, и Солт отступил, он знал, что между Колесом и его командиром не все гладко.

А пленники между тем тряслись, кашляли, из их ртов шла обильная пена. Они хрипели, пучили глаза, их лица и шеи стали багровыми.

Все говорило о том, что яд начал действовать и этот яд очень сильный.

— Эй, кто-нибудь, слейте мне на руки, а то на пальцы немного попало!.. — приказал Колесо, и ему тут же полили водой из походного кожаного мешка.

— Все, уходим, — стряхнув воду с рук, скомандовал Колесо. — С этими мы закончили, пора бы уже и пожрать.

— Пора пожрать, Колесо! — поддержали командира разбойники.

— Пожрать и выпить, а, Колесо?

— Там поглядим, — пробурчал тот, снова вспоминая про двух мулов, которых зажал Лоттар.

Лишь увидев, как понуро шагает Солт, Колесо злорадно ощерился и крикнул:

— Ты чего понурился, Солт? Беги к своему конюху, пусть чешет на поляну! Может, еще успеет с ними переговорить!..

Разбойники заржали, поддерживая своего вожака, а Солт поиграл желваками и прибавил ходу. В этой насмешке был смысл, может, Лоттар действительно успеет выжать из них хоть слово? Яды по-разному действуют.

Когда бандиты удалились и вокруг стали петь успокоившиеся птицы, Мартин наконец пришел в себя, совсем не чувствуя языка от горечи.

— Ох… — выдохнул он и обрадовался, что услышал собственный голос. Потом повернул голову и увидел, что Ронни тяжело поводит боками, словно загнанная лошадь.

— Ронни… ты… жив?..

Тот кивнул и что-то прохрипел. Потом отплевался пеной и спросил:

— Что делать будем?.. Тфу…

— Давай попробуем раскачать столбы, они неглубоко закопаны.

— Давай.

Они начали свои попытки, кряхтя и напрягая жилы. Столбы раскачивались, но не настолько, чтобы их можно было свалить. Ну, а если бы это удалось, как потом с ними передвигаться?

— Если свалим, я могу подкатиться к тебе… и перегрызу веревку, — предложил Ронни во время передышки.

— Хорошая мысль… А ты что, сумеешь перекусить веревку-семижилку?

— Разом — нет. А по одно жиле — запросто.

— Да, по одной жиле проще, — согласился Мартин и пошевелил стянутыми за столбом руками. Пока они пытались раскачать столбы, веревки чуть ослабли. Не так, чтобы можно было высвободиться, но достаточно, чтобы кисти смогли двигаться.

Мартин стал на ощупь распускать веревку, чтобы ухватиться за жилу. Вскоре у него получилось подцепить одну и, поудобнее ухватив ее пальцами, он рванул веревку. Жила лопнула, и Мартин, переведя дух, стал подцеплять следующую.

— Эй, да у тебя получается! — обрадовался Ронни и стал осматриваться. Ему показалось, что он услышал голоса. Было бы обидно потерять такой шанс к спасению, когда Мартин уже наладился рвать веревку и у него это выходило все быстрее. Вскоре он освободил свои руки, развязал путы на ногах и на них, слегка ослабших, добрался до Ронни и стал развязывать его.

— Ну у тебя и пальцы, Мартин! Железо прямо какое-то! — восхищался он, помогая разматывать веревку.

— Хоть на что-то сгодились эти тюремные развлечения, — усмехнулся Мартин, оглядываясь и переводя дух. — Ты знаешь, какая у меня мысль появилась?

— Бежать надо, как еще мысль?

— Давай столбы спрячем.

— Зачем это? — удивился Ронни.

— Еще не знаю, но давай сделаем так — сбросим столбы в речку, а ямы заровняем, вон они даже дерн срезали аккуратно.

— Ну давай, столбы из сушняка, не тяжелые, — согласился Ронни, все еще не понимая, что задумал старший товарищ.

Так они и поступили — быстро отволокли столбы к реке, сбросили в воду, потом вернулись на поляну и засыпали землю назад в ямы, заложив сверху дерном.

Потом полюбовались своей работой, и Мартин сказал:

— Хорошо получилось. Мы как будто испарились вместе со столбами.

— Думаешь, они вернутся посмотреть?

— Теперь я даже надеюсь на это. А теперь пойдем золото подберем, — сказал Мартин и зашагал к реке, по памяти восстанавливая направление.

— Эй, да ты успел его сбросить, да? — забегая наперед, поинтересовался Ронни.

— Ну неужели ты думал, что я отдам им золото, путь даже мы с тобой им и не попользуемся?

— Ты молодец, Мартин! А то они нас так обобрали, что… Даже глиной накормили, сволочи. Нам бы теперь отмыться, а то мы в этих белых пятнах, как в курятнике ночевали.

Они засмеялись. Было в этом что-то новое, в этих шутках, в этом воздухе, которым они снова могли дышать.

— Вот только куда Бурраш подевался?

— Он в реку упал вместе с ними.

— В реку упал? А я не видел.

— Тебя шарахнули дубиной, вот ты и не видел, а он заорал, схватил их в охапку и прыгнул в воду.

— И что потом?

— Не знаю, меня так месили, что я зажмурился и морду берег — закрывался. Как я сейчас выгляжу, кстати? Ты бы меня узнал?

— Зубы целы, значит, и морда будет в порядке. Отойдем подальше и умоемся.

74

Колесо не отказал себе в удовольствии наблюдать, как Солт, подбежав к своему командиру и поминутно оглядываясь, стал докладывать о случившемся.

Колесо знал, как разъярится Лоттар, однако был не против драки, поскольку давно искал повода вцепиться в морду этому хитрюге.

— Слышь, Колесо? Смотри, сейчас городской ножик доставать будет!.. — с ехидцей сообщил Рунявый, сидя на колоде возле конюшни и потягивая кислое пиво.

— Пужать будет! — добавил Волк, и они захихикали, а Колесо расплылся в мстительной самодовольной улыбке.

Разумеется, Лоттар не мог сейчас затеять свару, поскольку силы были не на его стороне, к тому же он имел обязательства перед своими хозяевами, поэтому лишь удостоил Колесо испепеляющим взглядом, поднялся с лавки у гостиничной пристройки и зашагал прочь со двора.

Солт, забегая ему наперед, продолжал что-то объяснять, но Лоттар его, казалось, не замечал.

За ними увязались еще пара городских, и Колесо, поглядев им вслед, сказал:

— Вот что, ребята, давайте и вы с ними. Приглядите там, что да как.

— Потаясь? — спросил Рунявый, поднимаясь с колоды и допивая пиво.

— Зачем потаясь? Мы же тут эти… дружеские союзники и все такое прочее. В открытую идите, для поддержки, так сказать, и взаимопонимания.

— Да, едрен корень, я потом тебе все расскажу, — пообещал Волк, и они с Рунявым вприпрыжку побежали догонять союзников, чтобы насладиться их позором и досадой.

Лоттар был вне себя. Он давно привык к тому, что в городе никто из воров не смел ему перечить, даже авторитеты в портовых шайках. Разумеется, приказывать он им не мог, но к его мнению прислушивались.

И все благодаря поддержке его новых друзей, которым он верно служил последние четыре года.

Тем неожиданнее для него было поведение Колеса, провинциального бандита, которых в городе дальше ремесленного квартала не пускали. А тут, поди ж ты, он требовал к себе уважения и устроил скандал из-за пары мулов. Из-за пары мулов — скандал! Да Лоттар и забрал-то этих мулов лишь для того, чтобы показать этому Колесу его место, а этот мужичонка решил, что у него отнимают кормление.

Местные дороги кусок вполне достаточный, здесь можно процветать, если не грабить по-тупому, а облагать проезжающих налогом. Доступным налогом. Но разве объяснить такое деревенскому громиле вроде Колеса? Он грабил, грабит и будет грабить, и наплевать, что купчины обходят его дорогу стороной, пользуясь морскими путями, или нанимают большую охрану.

Решив отомстить за мулов, этот деревенщина уморил двух гномовских разведчиков, один из которых недавно был бойцом банды Лоттара. Циркач! Талантливый вор, который мог снять вещички с бельевых веревок с высоты четвертого этажа! Ну кому такое удается? Его послали заколоть не ко времени вышедшего из тюрьмы старого вора, и что в результате? Эти двое спелись. Старый вор не только не дал себя убить, но и смутил молодого. А Лоттар возлагал на Циркача немалые надежды, он видел, как тот выделялся из остальной массы, и надеялся сделать его своей правой рукой. Но не задалось, и теперь он спешил к месту казни этих бедолаг, в надежде услышать от них хоть пару полезных слов на последнем издыхании.

— Изо рта у них пошла пена, Лоттар! Их трясло, бросало в холод и жар!.. — продолжал рассказывать Солт, который присутствовал при этой казни. — А Колесо все подавал и подавал им этого яду, пока морды их не сделались красными и они не задохнулись.

— Ты же сказал, что они могут быть живы! — напомнил Лоттар и, обернувшись, увидел, что помимо его людей за ними увязались шавки Колеса.

Что ж, это их территория, они имели право знать и видеть, что здесь происходит, но Лоттар уже прикидывал, кто из банды Колеса мог бы ему пригодиться. Он собирался начать войну против деревенского грабителя, чтобы захватить его территорию. Но не прямую войну вора против вора, где ничего нельзя было сказать заранее, а ту войну, которой он научился у своих новых хозяев — ингландцев. Эта война была куда интереснее, в ней не нужно было назначать противнику «стрелок» и выставлять собственное войско из воров с заточками. Достаточно было пожаловаться Бейбу, и безотказный Трей решал такие вопросы быстро и качественно.

Лоттар служил ингландцам четыре года и еще ни разу не пожалел об этом.

75

Раздраженный болтовней Солта и глупыми вопросами еще двух своих бойцов, Лоттар вышел на поляну и стал вертеть головой, силясь разглядеть те самые столбы, к которым были привязаны казненные. Однако на поляне оказалось пусто, не считая пары ворон, которые делили останки околевшего с зимы суслика.

— Ну и где они?! — воскликнул Лоттар и остановился, а вместе с ним остановились и остальные.

— Ох ты ж, зараза какая… — обронил Солт, вертя головой и также не видя столбов с пленниками. — Ох ты ж зараза.

— Что, заплутал? — спросил его Лоттар, готовясь выслушать долгое покаяние за невнимательность, но Солт сказал:

— Нет, это та поляна, а вон там, напротив кленов, столбы стояли!..

Лоттар обернулся, надеясь в реакции посланных Колесом соглядатаев разгадать причину произошедшего, но и те выглядели удивленными, разводя руками и почесывая в затылках.

— И что же не так? — спросил Лоттар Солта.

— Столбы стояли, а теперь нету…

Солт поспешил вперед, потом перешел на рысь, и за ними побежали Рунявый и Волк. Все трое остановились на месте, где и следов-то почти не было, не то что столбов с пленниками.

— И что? — грозно спросил подошедший Лоттар. — Колесо их отпустил, да? Они откупились от него золотом?

— Да каким золотом?! — возмутился Рунявый. — Я эти столбы вот этими руками вкапывал!..

И он потряс ладонями и оборванными обшлагами на своей куртке.

— Сбежали, — подвел итог Волк и покачал головой. — Отвязались и сбежали.

— А столбы с собой забрали, дурья ты голова? — зло возразил ему Солт.

— Да, если бы они просто отвязались, здесь валялись бы веревки и стояли столбы, — согласился Лоттар.

— Я это… вот чего скажу: столбы немного шатались, — вспомнил Рунявый. — Ну, а чего было глубоко их закапывать, если им жить немного оставалось? Скажи, Волк?

— А чего я скажу? Ну повалили они столбы, но со столбами не шибко побегаешь. А тут вон — ничего не осталось!

И он пнул сапогом кусок дерна.

— Все прибрано!

— А могли они отвязаться и столбы с собой унести? — спросил Рунявый. — Могли?

— Начнем с того, что их отравили, — напомнил Лоттар. — Это все видели?

— Все видели! Все! — закричали Волк, Рунявый и Солт.

— Колесо их так накормил ядом, что они перхали и душились, глаза на лоб лезли и морды красные были. Когда мы уходили, они уж не дышали, — доложил Солт.

Лоттар подозрительно на него покосился. Мог Солт продаться и выдумать всю эту историю? Мог, конечно. И эти двое увязались за ними, чтобы подтвердить его вранье. Вот только чем его могли подкупить — золотом? Но Колесо не особо шикует, из-за пары мулов такую бучу поднял. Нет, Солта не подкупали, да и знал его Лоттар слишком хорошо и прекрасно видел, когда тот пытался обманывать даже по мелочи.

— Допустим, их недотравили или это дурман был, который сил прибавляет, — начал рассуждать Волк. — Помнишь, Рунявый, как Жук и Маланчик такой штуки нажрались? Они вдвоем бревенчатый дом развалили одними руками.

— Так-то оно так, — согласился Рунявый. — Только тогда бы здесь валялись и столбы поваленные, и земля была бы разбросана. А тут чисто. Ну не могли же они нажраться дурмана, отвязаться, унести столбы, к примеру, в речку сбросить и вернуться, чтобы за собой прибрать? Ну дурь же.

— Дурь, — кивнул Волк. — Или колдовство.

— Похоже на то, — неожиданно поддержал его Лоттар. — Пойдем сходим до реки, если и там никаких следов, то и думать больше нечего.

— А какие следы, там же все нами истоптано! — развел руками Волк.

— Можешь не ходить, а мне надо убедиться.

В результате к реке сходили все вместе, но, как и следовало ожидать, ничего особенного не обнаружили, кроме следов пребывания самих же бандитов.

76

От реки направились к постоялому двору, и всю дорогу Лоттар прикидывал, на руку ему такое развитие событий или нет. С одной стороны, он предвкушал удовольствие, которое получит, увидев вытянувшуюся рожу Колеса, когда тому сообщат о произошедшем. С другой, примерно такая же физиономия будет и у майора Бейба. Его эта новость также не обрадует.

Тем временем воры и разбойники двух банд ожидали на постоялом дворе возвращения Лоттара.

— Ну что, навестил своих знакомцев?! — закричал Колесо издали, заметив появление соперника. Он уже был слегка навеселе.

— Не получилось свидеться, — обронил Лоттар и направился к своим, которые вели себя куда тише местных.

— Ай-ай-ай!.. — комично заламывая руки, прокричал Колесо, и его братва принялась громко ржать. Они смеялись до тех пор, пока к ним не приблизились Рунявый и Волк с кислыми физиономиями.

— Вы чего, как опилок объелись? — спросил их посерьезневший Колесо.

Бойцы стали вполголоса рассказывать ему что и как, то и дело пожимая плечами и указывая то на Лоттара, то в сторону поляны. Когда они закончили, воцарилась тишина. Стало слышно, как в лесу поют птицы, а в конюшне перебирают ногами лошади.

Поначалу Колесо хотел сейчас же бежать на место, чтобы увидеть все собственными глазами, но не стал демонстрировать свою слабость. Сходить на место никогда не поздно.

— И что, ты думаешь, это колдовство? — спросил Колесо, подойдя к Лоттару.

— Я думаю, Колесо, что мне ихние мулы больше не нужны. Можешь их забрать прямо сейчас.

Бандиты обоих отрядов зароптали, теперь уже все были в курсе случившегося.

— Эй, Ранц, выводи сюда мулов! — приказал конюху Колесо.

— А на кой тебе? Поедешь куда? — высунувшись из ворот конюшни, уточнил конюх.

— Тебе кнутом повторить? — поинтересовался Колесо.

— Нет, Колесо, кнутом не надо, сейчас выведу обоих.

Пока конюх возился с животными, Колесо стоял посреди двора, мысленно разбирая ситуацию. Может, тут какой-то обман? Могли Волк с Рунявым продаться? Колесо посмотрел в их сторону и вздохнул. Рунявый точно не мог, у него на предательство мозгов бы не хватило.

Появился конюх, ведя под уздцы двух мулов. Они выглядели ухоженными и довольными жизнью. Стеганые седла и седельные сумки остались при них.

— Нет-нет, не подводи их ко мне, — остановил его Колесо жестом.

— А чего так? — не понял конюх.

— Заткнись и стой, — приказал Колесо, потом повернулся к своей банде и добавил: — Братва, у кого что от них осталось — сюда давайте. Ножи, кортики, монеты, барахло. Бамбас, давай сюда бритвенные раскладки и коробку с ядом.

Все уже поняли, что дело нешуточное, и никто не противился, поскольку всем было известно про банду Большого Кирка, который держал здешние места тридцать лет назад.

Однажды его банде попался скиталец в черной накидке, которого они по дурости своей обобрали и крепко избили, потому что были навеселе. А через несколько дней отправились всей кодлой в засаду, ожидая богатый обоз, который охраняло всего двадцать наемных солдат, а в банде было больше полусотни.

Обычно наемные сторожа избегали подставлять шкуру и сразу сдавались, зная, что разбойникам нужен только товар, но в этот раз охранники заартачились, а после того, как бандиты убили двоих из них, так ожесточились, что устроили страшную сечу и, хотя потеряли половину своих, банду вырезали полностью.

Эту историю знали все разбойники, о ней слыхали даже пришлые, поэтому все, что касалось колдовства, старались обходить стороной.

Вот и в этот раз быстро собрали поделенные монетки, сложили в те же кошельки и бросили в сумки. Туда же вернулись ножи и кортики. Но вдруг один из разбойников едва не расплакался, признавшись, что уже пропил медный деним, отобранный у пленников.

— Чего делать, Колесо? Я пустой был, а выпить хотелось! Путь хозяин отдаст монетку, а? Пусть поищет!..

— Ладно, — сказал Колесо, которому не хотелось еще и хозяина постоялого двора посвящать в эту историю. — Вот тебе деним — положи от себя, и дело с концом.

— А сработает?

— Ну ты же не по злобе деньгу пропил, просто так вышло. А теперь вернешь, и все в порядке.

— Спасибо, Колесо, — всхлипнул расчувствовавшийся разбойник и, подойдя к одному из мулов, опустил монетку в его сумку.

— Все! Выгоняй их на дорогу и вдарь, чтоб бежали! — приказал Колесо.

— Что, одних? — не понял конюх, почесав бороду.

— Да. Выведи, и пусть бегут прочь.

— Дык, если одних бросить — волки задерут.

— А это уж дело волков, пусть сами решают, что им дороже. Гони, давай.

Конюх так и поступил, он давно был знаком с разбойниками и уже не удивлялся разным их прихотям.

Привязав уздечку одного мула к седлу другого, он шлепнул по крупу ведущего, и тот побежал по дороге, а за ним, вытянув голову, нехотя засеменил ведомый.

77

Тяжело опираясь на палку, Бейб опустился на заросшую мхом корягу, чтобы отдышаться.

Зря они пошли напрямик, надеясь перехватить обоз. В результате завязли и разминулись с двумя посланными вперед солдатами. Где они теперь находились, было неясно, на крик сойки, который использовали солдаты, никто не отзывался.

Бейб оглянулся. Двое бойцов еще тащились по пояс в грязной жиже, однако они были в порядке. Им стоило лишь ополоснуться в чистой воде, а потом, Бейб знал, у солдат его величества появятся силы.

Еще двое уже находились на сухом месте — в пятидесяти ярдах впереди. Они сняли тяжелые ранцы, сушили башмаки и выжимали робу, а Бейбу предстояло снова погрузиться в болото и совершить еще один рывок, чтобы отдохнуть и попить воды из фляги — ее они набирали еще в ручье, на другой стороне соленого болота.

Отогнав мошкару, Бейб поднялся и, воткнув в болотную жижу костыль, нащупал дно. Потом оттолкнулся от коряги и побрел дальше, ставя костыль, делая два шага и снова ставя костыль на новое место.

Тропа здесь оказалась еще более непроходимой, чем он думал. С одной стороны, это создавало его группе большие трудности, а с другой, те же трудности испытывали и гномы с одним из болотных обозов, ведь им приходилось не просто идти, а перегонять две тяжелые подводы, которых хорошо держал только песок. А где здесь был песок? Только на старых отмелях. Теперь они заросли лесом, и именно там проходили контрабандистские пути, по которым те переправляли огромное количество товара, минуя королевские налоги.

Одну такую дорогу Бейб уже видел, они прошли ее три часа назад, но она была замусорена, и было видно, что в этом году ею не пользовались.

Ожидая товарищей, которые еще брели по болоту, двое добравшихся до сухого берега уже расчистили место для купания, убрав водоросли и ряску.

— Как вы, сэр? — спросил один из них, когда майору до берега оставалось десяток шагов.

— Получаю удовольствие, Ригс, разве не видишь? — ответил тот, желая, чтобы это прозвучало весело. Однако хриплое дыхание выдавало настоящее положение дел.

Наконец Бейбу подали длинную палку, ухватившись за которую он сделал последние несколько шагов и смог наконец почувствовать под ногами землю, а не подрагивающее дно, державшееся на плотном ковре из корней и водорослей.

Сняв ранец, Бейб поставил его к ближайшему дереву. Затем снял рубаху и скрывавшуюся под ней кольчугу, но исподнее оставил на себе.

— Ты смотришь, Ригс? — уточнил он, имея в виду наблюдение за обстановкой — здесь было редколесье и приближение врага можно было обнаружить загодя.

— Да, сэр, я присматриваю.

К тому времени, когда двое последних солдат выбрались на берег, Бейб уже выжал всю свою одежду и, развесив ее на ветках, отдыхал, сидя на траве и шевеля пальцами босых ног. Он дал себе полчаса — не больше, и он дал бы вдвое меньше, однако солдат было жалко. Эти двое пришли последними не потому, что были слабаками, им приходилось тащить с собой арбалеты, по две дюжины стальных болтов к ним и устройство для зарядки — «козьи ножки».

— Что думаешь, Трауб, куда могли подеваться наши парни? — спросил Бейб одного из вышедших на берег.

Тот снял ранец, бросил рядом забрызганную грязью шляпу и сказал:

— Думаю, просто заплутали, сэр…

— Ты же говорил, они в болотах не новички.

— Да, оба с рисвордских торфяных разработок. Выросли там. Но здесь слишком пересеченная местность. Болото — отмель, болото — отмель. Видимо, они пытаются идти посуху, чтобы не застрять окончательно.

Бейб кивнул. Пока двое последних приводили себя в порядок, двое других достали хлеб и порезали флотский шпик с черным перцем.

— Сэр, ваш сэндвич, — сказал один из солдат, подавая сержанту хлеб со шпиком.

— Спасибо, Ригс, — поблагодарил Бейб, но начинать есть не торопился, это было неприлично. Сначала должны были начать есть подчиненные, а уж потом командиры.

Ригс не стал мучить майора и сразу принялся за свою долю.

Вскоре к «столу» подошла и запоздавшая часть отряда. Они брякнули сырые башмаки под дерево и расселись на траве.

Несколько минут все молчали, наслаждаясь едой, затем Ригс вдруг перестал жевать и, поднявшись, схватился за меч.

Его примеру последовали остальные, а стрелки бросились к арбалетам и уже выдернули заготовленные болты, но тут Ригс опустил меч и заулыбался.

— Это наши, сэр.

— О! — произнес майор, облегченно переводя дух. — Нашлись наконец.

Разведчики бежали рысью, но не так, будто их преследовали. А когда увидели своих, перешли на шаг.

— По вам не видно, парни, чтобы вы купались, как мы, — заметил им Бейб, когда разведчики подошли ближе.

— Обошлось, сэр, — сказал один из них, снимая шляпу и вытирая пот. Эти двое тоже промокли, но не от болотной воды, а от бега.

— Какие результаты?

— Мы нашли их.

— Правда?! И где?

— Там, — неопределенно махнул рукой первый разведчик. — Так сразу направление не определишь, нам пришлось все время петлять, чтобы болота обходить.

— И долго вы сюда петляли?

— Миль семь пробежали, да, Джон?

— Где-то так, — ответил второй разведчик, скидывая куртку.

Ригс тотчас выдал обоим по большому сэндвичу, и они стали есть, одновременно рассказывая о том, что удалось узнать.

— Оказалось, что они идут по затопленной дороге, сэр. Мы один раз наткнулись на их следы и пошли по ним, а потом те вдруг пропали. Мы все облазили, пока Джон не заметил, что вода в болотце рядом — мутная. Побрели по воде следом и вскоре увидели их, когда они уже с затопленной части на песчаный участок выбирались.

— Сколько их?

— Пятеро.

— Всего пять гномов?

— Так точно, сэр. Две телеги, четыре мула и пятеро гномов.

— Ну, что же, все соответствует сообщениям лазутчиков. Давайте, ешьте, посидите четверть часа и пойдем догонять их. Сегодня этот обоз нужно взять. Как они вооружены?

— Все время идут в кольчугах, мечи в ножнах. На телегах возле сундуков — щиты и пара арбалетов. Это все, что мы видели издали, ближе подойти не решились, чтобы не спугнуть.

— Правильно сделали. Молодцы.

78

Спустя полчаса группа из семи подданных ингландского короля уже бежала сквозь редколесье, перепрыгивая через поваленные деревья и огибая лужи с резвившимися в них головастиками.

Бейбу приходилось несладко — он редко упражнялся, в городе в этом не было необходимости, а вот солдаты на острове бегали на берег регулярно. Это были отборные, рослые бойцы, которых натаскивали на действия вдали от собственных фортов и крепостей — в тылу врага.

Когда-то Бейб и сам служил в таком же подразделении, но потом за особые заслуги его взяли в дипломатическую службу, сначала просто охранником для курьерской службы. Он сопровождал кареты, перевозившие секретные депеши, стоя в качестве лакея на закорках.

У него даже имелись белые рейтузы — три пары! Он был обязан выглядеть красиво. Шляпа из лучшего войлока с пером павлина — не хуже чем у господ, но на крыше кареты в специальных ремнях у него имелся под руками целый арсенал — кинжалы, метательные ножи, палаши и два двухлучных арбалета, один из которых, по правилам, всегда должен быть взведен.

О, скольких незадачливых разбойников, пытавшихся перехватить почту его величества, Бейбу случилось огорчить. Ну что мог видеть противник в расфуфыренном лакее в белоснежных рейтузах и почти дамской шляпке?

В его сторону даже не смотрели, пытаясь подстрелить кучера, который тоже был готов к сюрпризам и под просторным камзолом скрывал две кольчуги — с широкой и мелкой ячеей.

В те времена Бейбу случалось бежать рядом с каретой по двадцать миль, убегая вперед перед поворотом — чтобы разведать обстановку или отставая, чтобы подстрелить главаря севшей на хвост шайки.

Точный выстрел, а потом снова в кусты и догонять ушедший вперед экипаж, который его не дожидался!.. А сколько раз он оставался один и брел вдоль дороги, полагаясь лишь на собственное везение? Ох! И весело, и горько одновременно бывало в такой ситуации.

Но теперь он уже седьмой год на самой лучшей службе из всех, что были. У него давно другие чины и другие доходы. Здесь реже приходилось пускать в ход меч и стрелять из лука, но мороки хватало, и бывало, что майор Бейб даже тосковал по прежней беспокойной, но куда более понятной службе.

Когда выбрались на сухое и болота остались позади, Бейб взял перерыв, который требовался только ему. Стараясь не дышать слишком громко, он отошел в кусты, делая вид, что желает справить малую нужду, а на самом деле ловил ртом воздух до тех пор, пока перед глазами перестали плыть красные круги.

Ноги вроде еще помнили лошадиные нагрузки и не гудели, а вот легкие давали сбой, видимо оттого, что вечерами он пристрастился к курению ароматных и табачных трав.

С небольшими остановками группе пришлось бежать три часа, и к тому времени, как они настигли обоз гномов, до наступления сумерек оставалось всего пара часов.

О том, чтобы напасть неожиданно, не могло быть и речи. Редколесье хорошо просматривалось, и даже выбор позиции для выстрела из арбалета требовал некоторого везения, ведь болт мог задеть ветку и улететь в сторону.

— Что скажешь? — спросил Бейб солдата, который то и дело прикладывался к арбалету с дистанции в пятьдесят шагов. Это был отличный стрелок, который мог попасть в яблоко даже с восьмидесяти шагов, но здесь его мишени двигались и их со стрелком разделял молодой лес.

— Я могу выстрелить и скорее всего попаду, сэр, но что это даст?

— Ничего, — вынужденно согласился Бейб. Арбалеты у них были легкие — почти кавалерийские. С пятидесяти шагов он лишь потревожит защищенного кольчугой гнома. Если бы стреляли из тяжелого — пехотного, где приходилось крутить ручки, чтобы натянуть стальную струну, то да — не помешали бы даже ветки и двухфунтовый болт пробил бы кольчугу и щит вместе взятые, однако и доставить такой арбалет на болота стало бы еще той задачей.

— Ну что скажете, камрады? — спросил майор Бейб у солдат, чтобы своим вниманием поднять их боевой дух перед началом схватки.

Он и сам понимал, что им оставалась лишь атака «волной», но это должны были сказать солдаты.

79

Видимо, гномы заметили их раньше, чем планировал Бейб, потому что, едва они рванули через лес, стараясь как можно скорее преодолеть эти пятьдесят шагов, как один из гномов что-то выкрикнул, и почти тотчас по наступающей группе ударили из арбалетов.

Один из болтов пролетел рядом с Бейбом, заставив его вспомнить забытые ощущения. Свист, удар, легкий мандраж — пронесло!

Второй болт тоже ни в кого не попал, а когда Ригс, не удержавшись, крикнул: «За короля, за Ингландию!», у гномов сработала еще одна машинка, и Ригс получил болт в плечо. Он грохнулся на землю с ругательствами, однако остановить остальных это уже не могло.

Гномы не стали держаться за телеги и организовали круг, лихо орудуя широкими мечами и не боясь принимать на щиты мощные удары ингландских корабельных пехотинцев.

Солдаты его величества были сильнее гномов и количеством их превосходили, но квадратные бойцы в надежной защите упрямо отмахивались и даже делали отдельные выпады, заставляя ингландцев отступать и снова бросаться в атаку.

Из леса с болтом в плече вышел Ригс. Он перебросил меч в левую руку и попросил Джона отдохнуть, а сам занял его место и стал яростно атаковать, желая отомстить за свое ранение.

Гномы сражались молча, изредка обмениваясь фразами на неведомом языке, но это не были насмешки, которыми иногда подбадривали себя солдаты в других армиях, гномы выглядели сосредоточенными, как какие-нибудь ремесленники, ответственно починявшие башмаки или лудившие прохудившиеся кастрюли.

Бейб со своего края дважды пытался поднимать темп, чтобы опрокинуть врага и смять его порядок, но гномы держали удар и, даже получая легкие ранения, не обращали на это внимание, продолжая держать строй и не уступая противнику ни фута.

Стоило стрелку-ингландцу попытаться зарядить арбалет, как гномы резко атаковали. Да так, что отогнали ингландцев за телеги и заставили их обороняться. Арбалетчик был вынужден взяться за меч и забыть про свое ремесло — гномы действовали профессионально и решительно, хотя понемногу сдавали темп и было видно, что тоже уставали, ведь их защита была вдвое тяжелее, чем у ингландцев.

Эта странная битва длилась полчаса, и Бейб уже отчаянно выдумывал средство, чтобы пусть и с потерями, но сломить упрямых гномов, как вдруг они стали отходить в лес, а затем и вовсе побежали, и скоро их не стало видно среди деревьев.

— Фу… Твари… — выругался Ригс и, бросив на землю меч, схватился за конец торчащего болта и выдернул его.

— Я сейчас тебя перевяжу, — сказал Джон и побежал к тому месту, где оставил ранец.

Остальные остались на дороге, отдыхая и переводя дух после затянувшейся схватки.

— Сэр, вам не кажется, что они вели себя слишком спокойно? — спросил Ремюар, второй стрелок группы.

— Да, Рем, кажется… — согласился Бейб. — Они не боялись потерять свой груз, это ясно. Дрались, пока были силы, а когда устали, по команде ушли в лес. Похоже, это пустышка.

— А что там должно быть, в лучшем случае?

Бейб вздохнул. Он старался избегать разговоров о том, что должно находиться в этих огромных сундуках, стянутых сыромятными ремнями, однако вечно избегать этих разговоров было невозможно.

— Полагаю, золото, Рем. Золото, которое мы надеемся вернуть в казну нашего короля.

— Во как! Золото!.. — покачал головой солдат, в то время как другие только усмехнулись. Вернулся Джон. Ригс снял рубаху и кольчугу, и Джон стал прикладывать к его ране высушенный мох, пропитанный красной солью. Бейб знал, что жжение от нее страшное, сам испытал несколько раз. Зато рана будет чистая и быстро затянется. Даже осколки костей становились на место, если вытерпеть часовое жжение самым жарким из огней — огнем красной соли.

После того, как Ригса перевязали, взялись за сундуки. Их было три на одной телеге и три на другой. Удерживающие их сыромятные ремни удалось перерезать быстро, после чего солдаты попытались сбросить сундуки на землю, и это оказалось непросто, оба были неподъемными.

Все это не понравилось запряженным в телеги мулам, они дергали возы и громко кричали, выказывая свое возмущение. Пришлось их успокаивать.

С замками возились до темноты. Били найденными булыжниками, ковыряли шкворнями. В конце концов собрали в перелеске огромные камни, которые вдвоем сбрасывали с телеги на крышку сундука, пока та в конце концов не проломилась. Но когда крышку сорвали, оказалось, что в сундуке аккуратно проложенные войлоком булыжники.

Остальные сундуки открыли быстрее, но результат был тот же. Теперь становилось ясно, почему гномы вели себя столь расчетливо.

Утомившись от этой бессмысленной работы, Бейб оперся спиной о колесо и стал смотреть на катившееся к закату солнце. Все зря, все эти усилия, схватка, ранение Ригса — зря.

— Сэр! Тут есть тайник! — закричал один из солдат, отдирая узкую доску под днищем телеги.

— Что там?! — вскочил на ноги Бейб.

— Тоже камни, сэр, — ответил разочарованный голос. Такой же тайник был найден и на второй телеге, он также был наполнен вымытыми и, возможно, тщательно протертыми булыжниками. Гномы были весьма основательны.

Тайники в обеих телегах содержали только камни. Это было плохо, но это также было хорошо. Один из обозов можно было исключить из этой головоломки, и теперь оставались только два, при том что ко второму болотному обозу также были посланы бойцы отряда, и Бейб надеялся, что им повезет больше.

80

Герцог вышел из шалаша, укрываясь накидкой из парусины. Это был третий переезд штаба, и его светлость выглядел не очень хорошо.

— Комары, Бейб, они преследуют нас повсюду, но более всего любят пить голубую кровь благородных людей, — сообщил он, едва майор предстал перед ним после условно удачного рейда по болотам.

— Ваша светлость, нам удалось перехватить один из обозов.

— Что, прости?

Герцог протер лицо влажным полотенцем, которое висело на ветке рядом с его убежищем.

— Очень помогает, когда нужно срочно понять, что тебе говорят. Так что ты сказал?

— Мы перехватили обоз в болоте, сэр.

— Отлично. И что в нем?

— Там оказались только камни, сэр.

— Очень хорошо.

— Что же хорошего, сэр? Золота нет!

— Не ори так.

При слове «золото» герцог быстро пришел в себя и, оглядевшись, подошел к Бейбу ближе и взял его под локоть.

— Так ты говоришь, нет золота?

— Нет золота, сэр, ни в сундуках, ни в тайнике под днищами телег.

— Под днищами телег, — повторил герцог. — То же мне сказали и ребята из другой команды, они тоже перехватили болотный обоз.

— Тоже перехватили? — удивился Бейб. Ему казалось, что его личное участие в операции значительно повысит его успешность, ведь он быстро принимал решения, сам бросался в болото, не задумываясь о последствиях, и вдруг какой-то там второй отряд скорее отыскал свой обоз и быстрее его вскрыл?

— Не удивляйся. Они наткнулись на обоз случайно, если тебе это интересно.

— Мне это интересно, сэр, — сказал Бейб, с опозданием осознавая, что герцог угадал его мысли.

— Им повезло, Бейб. Ты отработал по полной, бросаясь в дерьмо и не жалея себя. Но эти ребята просто вышли к ближайшей дороге, а там — обоз. Потом у них была битва, и только трое пришли на своих ногах, трое раненными ехали на телеге, а двоих потеряли совсем. При этом гномы ушли с двумя убитыми. Вот так. Теперь тебе легче?

Бейб вздохнул, но старался не подавать виду, что озадачен. Кто же выиграл — те, что пришли быстрее, но с потерями, или он, сберегший людей, но вернувшийся на шесть часов позже?

— Все хорошо, майор, ты вернулся целым — что еще нужно? А мы получили гарантию, что золото находится в основном обозе. Это ли не стоит всей этой беготни по лесам, Бейб?

— О да, сэр. Без этой беготни не было бы уверенности.

— Вот именно. Поэтому отдохни немного, собери большой отряд и… послушай этого Лоттара, кажется он что-то нащупал. Я слушал его, но он рассказывает крайне сбивчиво и совсем не то, что я хотел от него услышать.

— Лоттар в лагере?

— Лоттар в лагере. Он греется там, возле кухонного очага. Понятия не имею, что он там задумал, треплет о каких-то колдунах. Тебе близка эта тема, Бейб?

— О нет, сэр. Я бы воздержался.

— Вот и я тоже, а он не понимает полунамеков и все порет эту свою тему… Я увильнул от нее, а теперь приказываю тебе выслушать его и выбрать какое-то рациональное зерно. Противник ушел с главной дороги — это главный посыл, и теперь золото нужно искать на каких-то лесных тропках, если угодно. Или не искать и вернуться в Лиссабон, прозябать. Ты согласен на такой вариант?

— Я не согласен, сэр.

— Вот за это, Бейб, я тебя и люблю. И терплю тоже только из-за этого.

81

Ночь пришлось провести под деревом, другого места для ночлега Мартин с Ронни себе не нашли, да и не старались, пока еще были на территории, где в любой момент из-за кустов могли появиться их преследователи.

— Эх, жрать-то как хочется — даже ночью просыпался… — сообщил Ронни, наблюдая, как солнце играет в струях водного потока.

— Я тоже просыпался, только от холода, — ответил Мартин, тоже глядя на воду. Они пришли умыться после тревожной ночи и оставались здесь еще какое-то время, собираясь с мыслями.

Им предстояло двигаться дальше, чтобы встретиться с Ламтаком в другой деревне и сообщить ему какие-то полезные сведения. Но какие сведения они могут получить, скрываясь в лесу?

— Как думаешь, Бурраш выжил? — спросил Ронни.

— Вполне мог, — пожал плечами Мартин. — Он здоровый и хваткий орк, а речка неглубокая.

— Но его могли ранить.

— Могли и ранить.

Они еще немного помолчали, потом Мартин поднялся и сказал:

— Нужно идти дальше. Дойдем до деревни, купим еды, и ты сразу повеселеешь.

— Бусынга называется.

— Что?

— Деревня, которая самая близкая, — Бусынга.

— Хорошее название для деревни. Ты что, все здесь облазил?

— Не все, конечно, но вдоль дороги мы старались не пропускать ни одной деревни — обмануть деревенского проще, чем городского.

— Это конечно.

Они поднялись на невысокий берег и уже собрались двинуться вдоль реки в направлении известной деревни, как вдруг на дереве неподалеку застрекотала сорока, а среди кустарника под чьей-то ногой хрустнула ветка.

Мартин с Ронни нырнули под защиту высокой травы, которая раскачивалась под напором свежего ветерка.

Они припали к земле и затаили дыхание, надеясь, что их не заметят, однако их надежды оказались напрасными.

— Я знаю, что вы в траве, потому что здесь спрятаться больше негде, — прозвучал знакомый им голос.

Ронни первым приподнял голову и увидел ухмылявшегося орка, нагруженного какой-то ношей поверх своего постоянного ранца.

— Бурраш, живой! — воскликнул Ронни и бросился в объятия орка. Они крепко обнялись, как будто расставались надолго, потом подошел Мартин, который тоже не скрывал радости.

— Мы думали, ты сгинул, Бурраш, — сказал он.

— Неправда, ты же недавно говорил, что Бурраш ухватистый! — заметил ему Ронни.

— Говорил, — вздохнул Мартин. — Но я старше всех, мне положено поддерживать надежду. Как ты здесь оказался, приятель? Ты нас напугал!..

— Да, ты нас напугал, мы думали, это погоня из людей Лоттара! — подтвердил Ронни.

— Так вы сбежали?

— Мы не сбежали. Ушли с места, где нас оставили.

— Вас оставили? — не понял орк и, сняв с плеч ранец, стал отвязывать от него какое-то трофейное барахло.

— Что это? — удивился Мартин, замечая среди вещей подаренную ему в тюрьме раскладку с бритвенными принадлежностями.

— Сначала расскажите вы, а уже потом я, — поставил условие Бурраш, раскладывая на траве свои трофеи.

— Ну, чего рассказывать, нас скрутили возле речки, а ты свалился в воду.

— А чего же вы оборону не держали? — возмутился орк.

— Мы держали.

— Да видел я, как вы держали. Когда понял, что вам не уйти, схватил в охапку несколько этих засранцев и с ними полетел в реку. Другого выхода тогда не видел.

— Их было много, Бурраш, — вступился за Мартина Ронни. — Они налетели толпой, Мартин получил колотушкой по голове, а потом и меня связали.

— Вот буду я вас теперь сечи обучать. Потому что вы хотя и были с длинными клинками, а ни хрена не смогли дать отпор каким-то засранцам с дороги, — нравоучительным тоном произнес орк и, достав грязный платок, промокнул свою лысую голову.

— Сам-то в воду упал, — напомнил ему Мартин.

— Упал, потому что сам так решил. А если бы вы оборону держали, так я бы их разметал просто. Завтра же начнете учиться, дальше я такого позора в баталии просто не вынесу.

Мартин с Ронни переглянулись.

— Я слишком старый для обучения, — сказал Мартин.

— Разбойники не спрашивают, старый или молодой, они зарубят тебя и заберут твое золото. Так как вам удалось сбежать?

— Они нас к столбам привязали, — начал рассказывать Ронни. — Должно, спалить хотели, но их вожак Колесо вдруг решил нас отравить.

— Отравить? — удивился Бурраш.

— Нашей же мятной глиной, — добавил Мартин. — Но, признаться, я думал, ему это удастся. Дыхание перехватило, меня перекосило всего, а еще — подавился! Ведь он ту глину нам насильно впихивал!..

— Я тоже думал, он нас добьет, — признался Ронни. — Ведь мы этой глиной только зубы чистили.

— Чего чистили? — не понял орк.

— Зубы чистили щеточкой специальной.

— А зачем?

— Чтобы дыхание чувствовать — легкое и холодное.

— Ну, мне этих ваших городских лиссабонских шуточек не понять. Что дальше было?

— А дальше мы очнулись, а никого вокруг нету, — сообщил Мартин, напряженно соображая, откуда у орка его бритвенный набор, который забрали разбойники.

— А вас привязывали?

— Привязывали! — вмешался Ронни. — И хорошо перевязывали, но Мартин порвал веревки. А потом отвязал меня, так мы и сбежали!..

— Мартин веревки порвал? — удивился орк. — А как это порвал, руками, что ли?

— Нет, ну я не целиком рвал, а по одной жиле, — поправил Ронни Мартин. — Так и получилось.

— Гнилые, что ли, веревки были?

— Нет, не гнилые, просто у Мартина пальцы крепкие! — тут же пояснил Ронни.

— Ну-ка, сделай это сейчас, — сказал орк, доставая клочок веревки в три фута длиной. — Вот эта сгодится?

— Эта пятижильная, а у нас была — семи жил веревка, — сообщил Ронни.

— Сгодится, — сказал Мартин, забирая обрывок. — Ну вот так мы делали. Расплетали…

Он показал, крутя веревку против связок, как та разделялась на отдельные жилы.

— Вот и все, а дальше просто порвать нужно…

И Мартин легко, на глазах изумленного орка, порвал пять жил хорошей, не гнилой веревки.

— Подожди-подожди, я не понял, — сказал Бурраш и замотал головой. Потом достал обрывок сухой веревки в десять жил, которую держал для особых случаев, но и эту веревку Мартин пожильно порвал за минуту. Теперь, когда его руки не были завернуты за спину, он делал это куда легче.

— Вот! — произнес орк, поднимая кверху палец. — Вот! Это даже тем более!

— Да чего же тем более? — не понял Ронни.

— Тем более оттого, что Мартин рвет веревки, как паутинку, а меч держит, как баба! Причем — той же великой рукой! Я с вас живых не слезу, пока не станете искры из клинков вышибать! Даже страшно сделалось и слов нету.

— Это еще не все, Бурраш, Мартин потом настоял, чтобы мы столбы из ям повыдергали и в речку побросали.

— Вот еще… А это зачем?

— И столбы побросали, и ямы заровняли, я его спрашивал — он не сказал.

— Я почувствовал просто, и все, — признался Мартин. — Почувствовал, что так надо.

Они с Ронни замолчали, глядя на Бурраша, который своим оркским умом что-то там раздумывал. А что — понять было невозможно.

Наконец орк всплеснул руками и сказал:

— Так вот почему я ваши котомки добыл! И даже — кошельки с медью, заметьте!..

82

Собственно, то, о чем говорил орк, и так было очевидно. Мартин видел свою котомку, с которой давно распрощался, и Ронни тоже видел собственную сумку и лежащий рядом кошелек.

— Сейчас расскажу, — пообещал орк и, оглядевшись, присел на траву. Вместе ним присели и Мартин с Ронни.

— Со мной плыли еще два разбойника — те, которых я сразу не зашиб. Глотали воду, как зайцы, и я им сказал: кто меч обронит — утоплю. И они за них крепко держались, пока я обоих на отмель не выволок. Там, в двух милях ниже.

Орк указал направление, но Ронни с Мартином на это не обратили внимания.

— И вот они, эти мечи.

С этими словами он положил два полуторных меча, хорошо почищенных песком, и было видно, что это работа Бурраша, а не прежних владельцев. Разбойники уходом за оружием себя не утомляли.

— А уже потом, когда наддал пинка этим поганцам и они убежали в лес, я пошел к дороге, чтобы пересидеть там, пока меня тут искать будут. Часов пять топал, да все кругами, чтоб ни на кого не наткнуться. А как вышел, встал за кустом и начал соображать, что дальше делать, вас увидеть уже не чаял, я-то порядки воровские хорошо знаю. Слышу, цокает чего-то по дороге, выглянул, а там какой-то бродяга чикиляет и ведет на поводу двух мулов. Я пригляделся — ваши скакунки, я же помню, как вы их через двор проводили. Я, понятное дело, вышел, бродяга перепугался и говорит: подобрал их, когда на дороге травку щипали.

— Как же так? — удивился Мартин. — Они должны были в конюшне остаться. Я их на бандитов уже списал.

— Это понятно, — согласился Ронни. — А вот откуда сумки наши взялись, их-то воры точно поделили — прямо при нас, пока мы привязанными стояли.

— Вот. А я нашел все вместе — и мулов ваших, и седельные сумки в полном порядке. Бродягу трогать не стал, он был готов от всего отказаться, лишь бы отпустили, а мне эти мулы никуда. Я забрал ваши мешки, да и в лес обратно. Решил, что неспроста ваши вещички мне на дороге попались. Пойду, думаю, пройдусь, может, какая оказия полезная приключилась — всяко же случается.

— Случается всяко, — согласился Ронни.

— Ну и вот, шел вдоль реки, по кустам шарил, выискивал следы и набрел на вашу лежанку — совсем свежую.

— А это все как объяснить? — указал на свою сумку Мартин, уже проверяя, целы ли его бритвенные принадлежности.

— Уж коли вернули все до последнего денима, вот он, на дне седельной сумки болтался, — Бурраш продемонстрировал найденную монетку, — значит, очень боялись себе что-то оставить — за колдунов они вас приняли, по-другому и быть не может.

— Это все из-за твоей придумки про столбы, Мартин, — засмеялся Ронни. — Я-то думал, зачем нам такое мученье ко всему, что уже было, но думать тогда некогда было — взяли да и потащили.

Поговорив еще немного, все сошлись на мысли, что пора продолжить путь до деревни, чтобы отметить чудесное воссоединение хорошим обедом.

Орк настоял, чтобы Мартин с Ронни прицепили на пояса ножны с мечами и немного привыкли к их весу.

— Ножны намокли и пока не высохнут — клинки плохо выходить будут, но вы будете вытаскивать их каждый час — это самое правильное.

83

Колонна гномов шла весь день без остановки, если не считать небольшого перерыва возле переправы. Поначалу не могли найти брода, поскольку речка, прежде больше похожая на ручей, вдруг поднялась втрое и теперь с ревом проносила мимо сорванные с берегов деревья, волочила сорванные с болотистых берегов колоды и замшелые пни.

— Должно быть, где-то плотину прорвало! — стараясь перекричать шум потока, сообщил Ламтак.

Хозяин Тинлуб кивнул. Он и сам видел, что вода в реке черная — из болота. Но болота тут были повсюду, они питали сотни ручьев и небольших речушек, однако такое половодье, как сейчас, наступало весной, после проливных дождей.

Мулы дремали, пользуясь передышкой, и вяло встряхивали головами, когда их начинали донимать кусачие мошки. Солдаты расселись кругом, охраняя драгоценный груз. Он был прикрыт одеялами, которые использовали во время ночлега. Отряд не расслаблялся, все понимали, что враг может напасть в любой момент, поэтому в лесу стояли парные дозоры, охранявшие временный лагерь во время отдыха.

Еще две группы по пять гномов были посланы в разведку в обе стороны реки, чтобы отыскать брод. И хотя в их успех верилось с трудом, слишком уж могучим казался поток в переполненной речке, вскоре посланная вверх по течению группа вернулась.

Заметив их, Ламтак поспешил навстречу, выслушал короткий доклад и, кивнув, начал отдавать команды, чтобы отряд становился на марш.

Солдаты стали быстро подниматься, возницы подтянули ослабленную для отдыха упряжь мулов и начали понукать их, разворачивая оглобли на новую дорогу, которую теперь указывали разведчики.

Хозяин Тинлуб, продолжая играть роль простого солдата, встал в строй, и колонна двинулась вдоль реки. Впереди, подминая кустарник, ехали телеги, которые сзади подталкивали солдаты, поскольку мулам продираться через заросли было не по силам.

— Поднажмем, ребята! Скоро привал! — обещал солдатам Ламтак, хотя и сам пока мало верил в свои обещания. Идти до места предполагаемой переправы было недалеко, всего полторы мили, однако это не был брод в обычном понимании этого слова, отряду предстояло перебраться по баррикаде, наваленной взбунтовавшейся рекой, которая сорвала выше по течению несколько слабеньких мостов и прибила весь этот мусор к каменным сваям, оставшимся от некогда стоявшего здесь большого моста.

Ламтак отдал необходимые распоряжения, и его сержанты начали руководить солдатами, которые, оставив на берегу снаряжение, принялись выправлять переправу, насколько это было возможно.

Где-то вытаскивали торчавшее бревно, в другое место его прилаживали, закрывая яму. На всю работу ушло не более часа, а затем, поддерживаемые с двух сторон, на шаткие мостки начали ступать мулы. Они противились, как могли, шарахались из стороны в сторону и угрожали сорваться в бурлящий поток и стащить туда драгоценный груз, поэтому гномы страховали их, как могли, наваливаясь на края телег и не давая мулам сделать неверного шага.

Однако в какой-то момент копыто одного из животных поехало по скользкому бревну, мул дико заорал и попытался встать на дыбы, однако помешал его собрат, впряженный рядом. Ему передалось беспокойство коллеги, и они стали орать вместе, дергая телегу и поднимая в воздух гномов, повисших на удилах и постромках.

В конце концов мул, что был справа, ударил копытом мимо моста, и обе его передние ноги оказались в воде.

Гномы закричали, видя, как накренилась телега и натянулись удерживавшие груз ремни. Напрягая все силы, солдаты, рыча от досады, старались втянуть сорвавшегося мула обратно, однако мощный водоворот затягивал его под бревенчатую баррикаду. Мул орал, пытаясь держать голову над водой, однако было очевидно, что эту битву гномы проигрывают.

— Режьте упряжь! Упряжь режьте, пеньки с глазами! — закричал Ламтак, потрясая кулаками. Он был бы рад лично помочь своему войску, но места на переправе было совсем мало — едва помещались телеги. Неясно было, услышали ли его солдаты сквозь шум бурлящей воды, однако двое гномов ухитрились перерубить ремни, и вода получила свою жертву. Мул напоследок взревел, а затем его закрутило в пенном водовороте, и он исчез.

Вопреки ожиданиям оставшийся запряженным мул перестал орать и хотя подрагивал всей шкурой и вращал глазами, однако беспрекословно выполнял команды, поэтому первую телегу перевели на другой берег, а потом взялись за вторую.

С ней все прошло гладко, и скоро второй воз тоже оказался на другом берегу.

Пришло время перебираться остававшимся.

— Пошли, ребята! — скомандовал Ламтак и посторонился, пропуская на мост солдат, в том числе и хозяина Тинлуба, от которого уже попахивало настойкой.

Время от времени, по наблюдением Ламтака, Тинлуб прикладывался к солдатской фляжке, какие были у всего отряда, однако у Тинлуба там была не вода, а настойка из мирандового корня.

Сок миранды бодрил, придавал сил и позволял не замечать разных пустяков, вроде укуса черной мошки или ссадины.

Не успел Ламтак дать оценку запаху настойки от хозяина, когда на берегу появились разведчики в сопровождении оставленного для них дозора. Это была группа, которую посылали вниз по течению, и они, судя по всему, ничего подходящего для переправы не обнаружили.

Впрочем, теперь это было не нужно.

84

По скрипучей лестнице Ламтак поднялся на чердак сенного сарая и сгрузил перед хозяином Тинлубом целый мешок съестных припасов.

— Вот, господин Тинлуб, по всей деревне пробежался. Браксы здесь черствые и обидные слова говорить могут, но когда видят деньги, разом меняются.

— Что ты принес, старшина? — спросил Тинлуб, не открывая глаз. В деревню они пришли два часа назад, а сейчас солнце уже клонилось к горизонту, и он успел отоспаться после принятой накануне полфляжки настойки.

Прискорбный факт, конечно, и брат Тинлуба, Ламтотул, такого поведения не одобрил бы, но что оставалось делать, когда все висело на волоске? Как держаться без настойки, пережив момент, когда первая телега начала переворачиваться и все стоявшие на берегу гномы в ужасе закрывали глаза?

Что там настойка миранды, он бы глотнул и чистой перегонки и ничего не почувствовал, настолько ужасным был этот момент.

Но постромки обрезали вовремя, и несчастный мул ушел на глубину. Все обошлось, и Ламтак уже купил здесь подходящего мула, однако немного этого страха осталось. Предательского страха, ведь Тинлуб знал об этой миссии куда больше, чем рассказывал даже самому приближенному из гномов — Ламтаку.

— Вы спали с мечом на поясе, господин Тинлуб.

— Я знаю, старшина, — ответил Тинлуб и поднялся. Он не хотел выглядеть странным, поскольку тогда у старшины и всего отряда могли возникнуть какие-то подозрения.

— Вам следует снимать меч, хозяин, с ним спать очень неудобно.

— Хорошо, возможно, в следующий раз я его сниму, — пообещал Тинлуб. — Что ты принес?

— Тут всего понемногу — копченые куры, вяленая говядина, овечий сыр, а вот обратите внимание — моченые яблоки! Думали ли вы, хозяин, когда-нибудь испробовать такое?

— С удовольствием испробую, хотя раньше о таком не слышал.

Тинлуб взял из кожаной шайки сморщенное яблоко и осторожно надкусил.

— Хм… Вкус весьма своеобразный. Эти браксы те еще выдумщики.

— Смею заметить, хозяин, что ваш меч выглядит неубедительным, что ли. Это больше похоже на клинок, несмотря на изысканную рукоять и вязь на эфесе.

— Рукоять обыкновенная, замотана кожаной строчкой… — пожал плечами Тинлуб, однако сделал это слишком уж нарочито. Возможно, Ламтак заметил его смущение. — А этот сыр… К нему имеется масло?

— Да, масло обыкновенное — коровье, — старшина подал Тинлубу кусок бересты, на которой стояла пирамидка охлажденного масла.

Тинлуб ножом подцепил вершинку пирамидки и намазал на кусок сыра, потом положил все это в рот и улыбнулся.

— Прекрасно! Нам в Лиссабоне поставляют лучшее масло в городе, но и оно не настолько хорошее, как здесь.

— Все дело в травах, хозяин. Тамошние коровы питаются с выжженных солнцем холмов, а здесь у них заливные луга.

— Скорее всего, ты прав.

— Господин Тинлуб, а вы не хотите получить меч полегче и поудобнее? У нас имеется небольшой арсенал — так, на всякий случай. Вам бы с ним было удобнее.

Тинлуб вздохнул. Впечатления от масла как не бывало, осталась только досада.

— Старшина, давай ты сделаешь вид, что не замечаешь моего меча и того, что он необыкновенный — не такой, какие у всех.

— Я… — Ламтак пожал плечами. — Как вы скажете, хозяин, так я и буду думать и делать. Вот только…

— Что?

— Солдаты обратили внимание на ваши странные ножны.

— Значит, придумай для солдат подходящую историю, чтобы они на мои ножны даже не смотрели.

— Хорошо, хозяин, я что-нибудь придумаю.

— Ладно, давай поговорим о другом.

— Давайте, хозяин, — сразу согласился Ламтак. Он не думал, что все так обернется и дойдет до каких-то обид, хотя надеялся выведать у хозяина больше, прежде чем тот хватится. Этот меч давно привлекал к себе внимание Ламтака. Трехгранный, с большой рукоятью и коротким жалом. Ну зачем такие глупости в походе, где каждый воин может оказаться нужным?

А еще старшину удивило, что в поход пошел хозяин Тинлуб, а не хозяин Ламтотул, который и внешне выглядел покрепче, и имел кое-какую практику во владении мечом. Ламтак служил с его дядей в охране у одного богатого гнома, и тот отзывался о племяннике как об отличном фехтовальщике. Однако в поход отправился Тинлуб, да еще с этим странным мечом. Ну и что теперь Ламтаку думать обо всем этом? А ведь он обязан был думать, на нем висела ответственность за охрану обоза.

— Этот твой орк…

— Он не мой, хозяин, его наняли Мартин и Ронни.

— Хорошо. Что ты о нем думаешь?

— Я уже докладывал, хозяин, он бывший мой камрад, вместе воевали, но это уже в прошлом.

— Он не может помогать нашим врагам?

— Пока этого понять нельзя, хозяин. Он спас наших браксов от ингландских пехотинцев.

— Спас — это хорошо. Главное, чтобы он потом, когда мы будем подходить к Пронсвиллю, не оказался одним из них.

— Да… вроде не похож он на этих, хозяин. Морда битая, меч в зазубринах, к тому же знает, что и почем было при Сализмане.

— Ты же понимаешь, старшина, что все может перемениться, и даже Мартин с этим молодым воришкой могут оказаться не теми, за кого себя выдают. Куш очень большой, понимаешь?

— Я убью их, как только вы прикажете, хозяин.

— Хорошо, старшина. Сколько мы будем ждать их в деревне… как там она называется?

— Пересня, хозяин.

— Да, Пересня.

— Два дня. Если не придут, пойдем дальше.

— Хорошо.

— Однако в прошлый раз они не принесли ничего интересного, а о том, что за нами вышли отряды воров, мы и без них знали. Нужны ли вам, хозяин, такие траты?

— Нужны, старшина, нужны. Пусть они не приносят нам никаких новостей, зато они очень активны и привлекают к себе большое количество тех, кто мог бы охотиться за нами.

— Я понял, хозяин.

— Вот и хорошо. Что это такое, в туесочке?

— Пироги с клюквой.

— Очень интересно. Ну дай мне один, любопытно, что на этот раз придумали эти браксы.

85

Мартин стоял над ручьем и активно орудовал зубной щеткой. Ронни, почесываясь, зевал, дожидаясь своей очереди, а Бурраш находился позади них и наблюдал за действиями Мартина, время от времени морщась и встряхивая головой.

Накануне вечером, поддавшись любопытству после рассказа товарищей о приключениях в плену у разбойников, он решился попробовать белую глину на язык. Ну, как-то же они сумели обмануть бывалых бандитов?

Поначалу Бурраш списывал это на их актерские таланты, но, разжевав глину, признал ее силу и потом плевался до ночи — вот до чего горькой оказалась.

И теперь он смотрел на Мартина с пониманием дела, хотя и не переставал удивляться, зачем по своей воле скоблить зубы ядовитой глиной, пена от которой падала в ручей и, должно быть, поражала множество лягушек и рыбы.

Закончив с этим занятием, Мартин сполоснул щетку в проточной воде и отдал Ронни, который сейчас же зачерпнул из банки еще глины и принялся чистить зубы, а Мартин прополоскал рот, обмылся по пояс и, заметив Бурраша, сказал:

— Ну что, попробуешь щеткой? Ощущения, я тебе скажу, — освежающие!

— Не, я на такое не пойду, разве только к столбу меня примотаете и силой кормите станете! — ответил Бурраш, и Мартин засмеялся. А потом они пошли резать сыр и мясо, купленные накануне, чтобы организовать приличный завтрак.

Давно у них не было хороших завтраков, но теперь все наладилось.

Ронни даже попытался вскипятить в медном котелке чай, но у него не загорелся костер. На помощь пришел Бурраш, и у того все запылало, горели даже сырые ветки.

— Как ты это делаешь? — удивились Ронни и Мартин.

— Все запросто. Первые сто раз, конечно, не получается, но потом налаживается.

Когда пили кипяток со смородиновым листом, Мартин дал всем попробовать бугровника — красноватого и чуть кислого на вкус мха, который собрал на больших камнях возле ручья.

— Не очень-то он вкусный, — сморщился Ронни и сплюнул.

— Может, и так, — согласился Мартин. — Но благодаря ему я прожил в Угле двадцать лет, а те, кто не знал такого фокуса, едва вытягивали три года.

— А как же ты его из леса доставлял? — удивился Бурраш.

— Он у меня на стене рос в камере. Там сыро было, он прижился и разросся до потолка. А принес мне его мой надзиратель, хороший был человек.

— Ну что, покушали? — спросил Бурраш, когда все допили смородиновый отвар.

— А что? — осторожно поинтересовался Ронни, которому не хотелось прямо сейчас вставать на марш.

— Нет, я не про дорогу. Во-первых, солдату после еды полагается получасовой отдых. А во-вторых, времени у нас навалом, до деревни десять часов ходу, а в запасе у нас двое суток.

— Значит, спим?

— Да вот ни хрена. После испытанного на речке позорного отступления нужно выправлять боевое обучение.

— Прямо сейчас?

— Нет, я же сказал — полчаса отдых, поэтому дреми и не болтай.

86

После отдыха Бурраш построил Мартина с Ронни в шеренгу из двух человек и выдал дубинки, которые накануне вырезал из ивы.

Дубинки были не простые, а сбалансированные так, чтобы по весу ничем не отличаться от мечей. Проводить тренировки сразу с боевым оружием Бурраш не стал.

— Итак, сегодня будем учиться вращать меч в руке, перекидывать его из руки в руку и… И хватит на сегодня. А теперь — показываю.

Орк достал из ножен собственный меч и начал вращать его в правой руке, потом перекинул в левую и продолжил вращение, не снижая темпа. Клинок разрезал воздух, издавая низкое гудение, а орк смотрел прямо перед собой, ничуть не боясь пораниться этим гудящим железом.

— Видели? — спросил он, останавливаясь.

— Видели, — подтвердил Мартин.

— Да, здорово, — согласился с ним Ронни.

— Тогда делайте то же, но медленнее. Руки у вас крепкие, жилы не потянете, но движение нужно поймать и к нему привыкнуть. Давай, поехали!..

Ученики стали выполнять упражнение, и поначалу у них ничего не получалось. Дубинки вылетали из рук, и за ними приходилось бегать. Потом Мартин заехал себе по уху, а Ронни свез кожу на костяшках пальцев. Однако, совершая ошибки, исправляя их, они постепенно приучались держать оружие правильно. Перестали спешить и перекидывали дубинки из руки в руку все более точно.

— Ладно, перерыв! — объявил Бурраш, когда ученики уже втянулись и стали получать от упражнения какое-то вымученное удовольствие.

Ронни бросил дубинку на траву и повалился навзничь, раскинув руки и глядя на кроны колышущихся под ветром деревьев.

Мартин последовал его примеру.

— Вот выучит нас Бурраш, и мы в следующий раз этим уродам морды начистим, — сказал Ронни, вспоминая, как его вязали, утыкая лицом в землю.

— Еще пару часов поупражняемся и сходим на болото за клюквой, — пообещал орк.

— А ее там много? — осведомился Мартин.

— Да, болото старое, тут этого добра навалом.

— А если бы было не старое? — уточнил Ронни.

— Тогда мы могли бы набрать только кувшинок и ничего больше.

— А их едят?

— Едят, если больше нечего.

Время отдыха пролетело быстро, и Бурраш скомандовал остановиться. Мартин с Ронни подняли свои тренировочные дубинки, и вдруг пологий склон горы содрогнулся, раздался грохот, словно обрушилась лавина, а потом в ручье зашумела вода. Она стала течь со всех направлений, собираясь со всего старого болота.

Потоки становились сильнее, унося пласты мха и высохшие деревья, стоявшие на болотах десятки лет. Птицы взмыли в небо и не решались вернуться на ветки.

— Да что это такое? — удивился Мартин, ногами ощущая, как где-то в глубинах продолжает двигаться земля.

— Побегу погляжу! — сказал Ронни и помчался к ходившему волнами болоту, где вздымались кочки, годами стоявшие в полном покое. А воды все прибывало, вдоль берегов ручья крутилась в водоворотах пена, а волны стягивали в русло старые ветки и опавшие листья.

Удивленные лягушки карабкались выше по берегу, не понимая, что происходит, а седой зимородок забрался на ветку сосны и запел по-весеннему.

Старое болото вздыхало и кряхтело. Кувшинки в промоинах вздрагивали и раскачивались, со дна промоин поднимались пузыри, а затем вдруг из-под старого пня ударила струя пара, выбросив ошметки слежавшегося торфа.

— Ух ты!.. — поразился Ронни и неожиданно выше по склону заметил темную фигуру, как будто кто-то перескочил от дерева к дереву.

Ронни оглянулся: может, это Мартин или Бурраш? Но они не стали бы прятаться и не успели бы так быстро подняться на гору.

— Эй, кто там?! — крикнул Ронни и стал подниматься.

— Ронни, ты чего кричишь? — отозвался с места стоянки Мартин.

Ронни не ответил и побежал в гору, снова и снова замечая кутавшуюся в черный балахон фигуру.

Мартин опять закричал, но уже где-то внизу, а в Ронни стал разгораться азарт преследователя, и он все гнал и гнал незнакомца, постепенно его настигая.

— Стой, гад! Стой! — крикнул Ронни, когда до незнакомца в черном покрывале оставалось шагов тридцать, однако тот раздвинул кусты и скрылся в открывшейся пещере. Ронни бросился следом, но был перехвачен прыгнувшим Буррашем. Вместе они упали на землю, за мгновение до того, как из пещеры вылетел огненный шар и, врезавшись в дерево, полыхнул ярким пламенем, разбросав белую щепу и обрушив верхнюю половину перебитого дерева.

Мартин упал на склоне, закрыв голову руками. Какое-то время эхо страшного грохота носилось по лесу, пока совсем не затихло, поглощенное стонами старого болота, которое продолжало ходить волнами, выдавливая в русло ручья все новые порции черной болотной воды.

Пока сыпалась хвоя и кусочки сосновой коры, Ронни, Бурраш и Мартин не поднимали головы, а когда все прекратилось, орк поднялся первым и с обнаженным мечом подошел к кустам, за которыми скрывался вход в пещеру.

Он осторожно раздвинул их и стоявший позади Ронни выглянул у него из-под руки.

— Что же это такое? — удивился он. — Куда все подевалось?

За кустами оказалась лишь каменная стена, покрытая мхом, и не было никакой пещеры.

— Нужно прямо сейчас уходить отсюда, — сказал Бурраш и поспешил к месту, где у них были сложены пожитки.

Мартин с Ронни прибежали следом, а орк уже торопливо застегивал свой ранец.

— Вы идете? — спросил он таким тоном, как будто случайно встретился с ними пару часов назад.

— Конечно, идем, — поспешно согласились Мартин и Ронни.

После случившегося они еще пребывали в состоянии шока. При этом Мартин знал меньше других и был свидетелем лишь взрыва странного огненного шара.

Торопливо собравшись, они двинулись быстрым маршем и не останавливались примерно с час. Бурраш шагал первым, решительно раздвигая ветки, и изредка оглядывался, но не на спутников — он глядел через их головы, и перепуганные Мартин с Ронни не решались спросить о причинах такого поведения.

Вскоре на опушке он снял ранец, бросил на траву и сел.

— Привал, солдаты, — сказал орк и улыбнулся, вновь становясь похожим на их знакомого Бурраша.

— Бурраш, что это было? — спросил Ронни, сбрасывая сумку и кладя поверх меч. А Мартин огляделся и только потом присел, не снимая с плеча сумку и держа меч в ножнах поближе к правой руке.

— Просто я сдрейфил, ребята, — виновато улыбнулся орк и вздохнул.

— Я думал, ты ничего не боишься, — удивился Ронни.

— А ты, Мартин, тоже так думал?

Мартин пожал плечами.

— Мы все имеем собственную планку, Бурраш, выше которой не прыгнешь. И потом, я почти ничего не видел, все произошло слишком быстро.

— Ронни увидел тень колдуна…

— Как это?

— Ну, сами-то они не путешествуют, а вот тени свои выпускают, чтобы те разведали, что да как.

— Они что же, и колдовать этими тенями могут?

— Вот именно, для этого их и выпускают. Если колдун силен, он может послать целый отряд теней.

— И они могут напасть на кого-то, как настоящие солдаты? — уточнил Ронни.

— О да, — кивнул орк.

— А куда потом эта тень подевалась? — спросил Мартин.

— Так в скалу он убежал, Мартин! — воскликнул Ронни. — Я-то думал, там пещера, а оказалось, что нету.

— А почему огонь был?

— Огонь был потому, что колдун хотел замести следы, — пояснил орк. — Если бы я не задержал Ронни, он бы попал под удар.

— Ты как будто наперед знал, что делаешь, — сказал Мартин.

— Получается, что знал. Теперь точно не скажешь.

87

Когда солнце уже клонилось к закату, они пришли к деревне, которая находилась милях в пяти от главной дороги на Пронсвилль. Деревня была небольшая — пятьдесят окруженных лесом домов. Никаких огородов, высоких заборов. Не было слышно собак, только отдельные голоса звучали где-то за вторым рядом построек.

— Как деревня называется, Ронни? — спросил Мартин.

— Не знаю, я здесь не был, — ответил тот.

— А чем, интересно, они кормятся? — спросил Бурраш.

— Кажется, там, на карте, которую показывал Ламтак, имелось большое озеро.

Бурраш привстал на носки, как будто это могло ему помочь, но затем уверенно махнул рукой вправо.

— Вот, видите макушки сосен далекие, нет? Солнцем освещенные! Значит, перед ними простор этого самого озера.

— Я не вижу, — признался Мартин.

— Я тоже, — сказал Ронни. — Но раз ты увидел, значит, озеро. Думаете, они рыбу ловят и тем живут?

— Еще могут ягоды собирать, — предположил Мартин. — У нас в Лиссабоне часто продают на рынках лесную ягоду.

— Когда это ты такое видел? — удивился Ронни.

— А что, уже не продают?

— Никогда никто не попадался, я в торговых рядах всех наперечет знаю, ну ты понимаешь.

— Понимаю, — кивнул Мартин. — И что, даже сушеной черники нету?

— Сушеной чего? — еще раз искренне удивился Ронни.

— Ты прямо как я после войны — шел и диву давался, как все поменялось, — заметил Бурраш.

— Да, — сказал Мартин. — А рыбу-то здесь, видать, еще и сушат.

— Сушат и возят к дороге продавать, — поддержал его Ронни. — Вон рыбные сараи какие высокие.

— А кто там купит столько рыбы-то? Проезжие купцы? — спросил Бурраш.

— Но сараи-то имеются.

— Сараи имеются.

С запада налетел ветерок. Сосны зашумели, напомнив путникам, что они тут только гости и не мешало бы позаботиться о ночлеге.

— Давайте уже зайдем в деревню, — предложил Мартин. — Может, кто-то пустит на ночлег.

— В рыбном сарае воняет рыбой, — напомнил Ронни.

— Зато там есть стены и крыша, — добавил орк.

Прислушиваясь к доносившимся из деревни голосам, они вышли на первую из улиц и остановились. Дорога была накатана, на ней имелись следы башмаков, но на улице никого не было. Заросшие травой дворы были открыты взору, на них имелись протоптанные тропинки к рыбным сараям и отхожему месту. Никаких курятников, свинарников или коровников не было.

Откуда-то из центра деревни донесся раскатистый смех. Путники остановились, слышно было, как одновременно разговаривают несколько десятков человек, смеясь и перебивая друг друга. Так бывало при большом застолье, когда большая компания уже изрядно выпила.

— Трактир у них там, что ли? — удивился Ронни.

— В такой маленькой деревне трактира быть не может, — возразил Мартин. — Он здесь прогорит.

— Вон кто-то идет с ведром, — указал вперед Бурраш. — К колодцу свернул! Пошли быстрее!..

88

Они поспешили по единственной в деревне улице и застали возле колодца бородатого босого мужика в просторной рубахе и домотканых штанах. Он крутил барабан, поднимая ведро с водой.

Мартин с Буррашем переглянулись, поняв, что сейчас не время его окликать, следовало подождать, пока он подхватит ведро. А с середины деревни продолжали доноситься голоса участников гулянки.

Сняв с крюка ведро, мужик развернулся и направился к своему дому, дорогу к которому перекрыли широкоплечий орк и Мартин, вставший с ним рядом. Деревенский почти ткнулся носом в Бурраша и лишь потом поднял голову и увидел помешавшее ему препятствие.

— Ох ты и новости у нас! — громко произнес мужик и поставил ведро на землю. — Надолго к нам или проездом?

— Нам бы переночевать, хозяин, — сказал орк.

— Вам бы переночевать, а нам бы перезимовать.

Орк посмотрел на Мартина, тот пожал плечами, дескать — сам не понимаю.

— Ты бы пригласил нас к себе, хозяин, а мы тебе заплатим.

— А если вы меня к себе пригласите, я вас золотом осыплю, — серьезно заявил деревенский.

Мартин с Буррашем недоуменно переглянулись, а Ронни из-за их спин предложил:

— А может, ему в морду дать? А то он как будто спит еще.

— Я не сплю. Милости просим к моему двору, — неожиданно сказал деревенский. Орк посторонился, и мужик, подняв ведро, направился к воротам дома, а самозваные гости пошли следом, подозревая, что у ворот опять произойдет заминка — мужик вел себя будто на третий день пьянки, когда начинает мерещиться всякая ерунда и небо становится ниже, а облака гуще. Но нет, хозяин открыл ворота и придержал створку, сделав приглашающий жест.

— Извольте, господа, мы гостям завсегда рады.

Путники прошли на заросший травой двор и остановились, ожидая, когда мужик закроет ворота.

В окошке дома появились пара детишек, которые прилипли носами к дорогому тянутому стеклу, наблюдая за тем, что происходило во дворе.

— Как вам нравится в наших краях? — спросил мужик, проходя мимо, но пока Мартин и Бурраш готовились ответить, он вошел с ведром в дом и захлопнул дверь.

— Может, уйдем? — предложил Ронни, держась за рукоятку подаренного Буррашем меча.

— Подожди, еще ничего не понятно, — возразил Мартин.

Бурраш вообще запутался, подобное поведение местного мужика могло значить что угодно, и что тут нужно было делать — бежать или оставаться, он не знал.

Дверь дома снова открылась, и вышел хозяин, и не босой, а в новых лаптях.

— Извольте, гости дорогие, в сенной сарай. Там и запах пряный, и сон глубокий.

И он указал на рыбный сарай, которого так хотел избежать Ронни.

— Ну, может, он не так уж и воняет, — пожал тот плечами.

Делать было нечего, солнце все ниже склонялось к горизонту, и нужно было найти ночлег. Поминутно оглядываясь, все трое проследовали за хозяином к сараю и вошли под высокие своды, где было достаточно светло из-за прорубленного в торце окна.

— А что это такое? — спросил Мартин, чувствуя, как перехватывает дыхание от настоявшегося травяного аромата.

— Мы сушим метелку, медовик и красную ромашку. Тем и живем — хорошо живем.

И хозяин обвел помещение сарая щедрым жестом, словно предлагая отведать высушенных трав, пучки которых ярус за ярусом поднимались до самой крыши.

— И что, вся деревня сушит эти веники? — вырвалось у Ронни.

— Это не веники, это чистое золото! — возразил хозяин.

— И кто-то у вас это покупает? — спросил орк.

— О да, повелитель тучи, все забирают всадники на золотистых конях. Они проносятся через деревню, забирают сушеную траву и разбрасывают золото. А мы собираем его и складываем в мешки и глиняные горшки! Кто во что!..

Гости стали переглядываться. Похоже, хозяин был не совсем в порядке.

— Вы не верите мне? Смотрите — вот оно, золото! Оно повсюду!

Хозяин шагнул к стене, взял стоящий на дощатом полу горшок и протянул Мартину, чтобы тот удостоверился. Мартин заглянул в посудину и увидел на дне полсотни денимов и больше ничего.

— Это медь, приятель. Это медные монеты, не золотые.

— Вот! — горько усмехнулся хозяин и покачал головой. — И вы туда же! Нам в деревнях на ярмарке то же самое говорят: у вас медь! Обмануть хотят, понимаете? Подороже содрать. Ведь все знают, что в Леговице все богачи. Но мы и не обижаемся. Пусть берут с нас золото вместо меди, ведь меди у нас действительно нету!..

— Стало быть, вы торгуете сушеной травой, — подвел итог Бурраш, осматриваясь в сарае, где было довольно чисто и дощатые полы выглядели недавно перестеленными.

— Торгуем, повелитель тучи, торгуем. И замечательно себя чувствуем.

— А почему ты называешь меня повелителем тучи?

— Это не я, это вы сами себя так называете…

— Кто это «вы»?

— Сабинсеры…

— Вот те на! А откуда ты знаешь о сабинсерах? — удивился Бурраш.

— Что значит откуда? Они часто наезжают в нашу деревню, вот сейчас гуляют в кабаке у Рива.

— То есть это их голоса там слышны? — понижая голос, уточнил орк, одновременно вынимая из ножен меч.

— Ну конечно!.. А разве ты не один из них?

— Что не так, Бурраш? — спросил Мартин.

— Нам нужно уходить отсюда.

— Опять уходить? — недовольно спросил Ронни.

— Опять, — буркнул орк и, распахнув дверь, вышел на заросший травой двор. Вышел и остановился, прислушиваясь к голосам.

— Что там такое? — спросил Мартин, который теперь тоже стоял с обнаженным мечом, как, впрочем, и Ронни.

— Перед тем как уйти, я должен это проверить, — сказал орк и направился к воротам.

— Что проверить?

— Ждите меня на улице, я лишь взгляну из-за забора и сразу обратно.

— Да на что ты смотреть собрался?! — воскликнул Ронни, совершенно запутавшись в ситуации.

— Пусть посмотрит, — сказал Мартин, и все вместе они вышли на улицу, а хозяин дома остался на своей стороне забора.

— Там, у Рива… — повторил он вслед уходящему орку. — На площади.

Ронни посмотрел по сторонам — приближались сумерки, а они все еще не могли найти ночлег, к тому же все в этой пустой деревне выглядело жутковато. И еще эти голоса — теперь они пели, но слов было не разобрать.

— Не по-нашему вроде, да, Ронни?

— Не по-нашему, Мартин.

— Пойдем за ним. Он из-за забора посмотрит, и мы посмотрим, а потом все вернемся.

— Давай так и сделаем! — обрадовался Ронни и, повернувшись к хозяину, сказал: — А ты домой иди.

По стеклу ударил ладошкой ребенок — совсем маленький, в короткой распашонке. Звук был таким внезапным, что Мартин с Ронни вздрогнули и тут же, сорвавшись с места, побежали догонять Бурраша.

89

Уже вечерело, и они так разбежались, что едва не налетели на прятавшегося за забором Бурраша, который напряженно вглядывался в пустую площадь, на которой должно было стоять набитое гуляками заведение трактирщика Рива. Но ничего подобного здесь не было. Только дома, частокол сосен за околицей и крик какой-то птицы со стороны озера.

— Ну что? — спросил Мартин шепотом.

— Ничего, — хрипло ответил орк и вздохнул. А потом снова зазвучали голоса, и совершенно точно можно было разобрать, что отрывистые фразы не имеют с лиссабонским наречием ничего общего.

— Да кто там кричит, если нету никого? — спросил Ронни дрогнувшим голосом.

Сзади послышался кашель, все трое обернулись и увидели знакомого мужика.

— Там они все, — сказал он. — Прямо у Рива и остались.

— Но тут ничего нет, приятель, — возразил Мартин.

— Есть, — вздохнул Бурраш. — Старые головешки еще виднеются.

— А, — улыбнулся мужик. — Разглядел-таки? Это они дела свои разбойничьи отпраздновать решили, две деревни сожгли, людей побили…

— Что за деревни? — поинтересовался Ронни.

— Давно это было. Там уже и деревень этих нету, все лесом заросло…

Мужик шмыгнул носом и посмотрел в сторону озера, где все еще кричала потерявшаяся в сумерках птица. А шум веселья снова проносился, как морская волна, то удаляясь и становясь едва слышимым, то возвращаясь обратно, и тогда казалось, что до гостей вечеринки можно дотянуться рукой.

— Рива к стене гвоздями прибили, что-то он им не так сказал или просто им так показалось, — продолжал деревенский, глядя в сторону озера. — Когда сильно перепились, мужики, те, кто уцелел, вышли из леса, законопатили двери и подожгли трактир. Ох и пламя было!..

Мужик посмотрел на небо, где стали проявляться первые звездочки.

— Всю ночь горело и потом до обеда. Потом еще остывало дня три, и все это время мужики в лесу сидели, боязно было. А когда остыло, пришли разгребать головешки, а костей-то и нету. От Рива кой-чего нашли, а от этой ватаги ни косточки, ни медной пряжки, ни клинков закопченных — ничего. Как будто и не было их в том трактире.

— Так были или не были? — свистящим шепотом уточнил Ронни.

— Может, и не было. Слышь, как песни горланят? О чем песни-то, повелитель туч?

— Не знаю, я их наречие плохо понимаю.

— Да кто они, Бурраш? — спросил Мартин.

— Черные орки.

— Точно, — подтвердил мужик. — Так их называл тот, который потом несколько раз появлялся. «Черные орки, — говорит. — Но вас, — говорит, — они больше не побеспокоят. Селитесь тут, будете цветы сушить, а я вам торговлю налажу». Мужики так и сделали и вот эту деревню поставили, а раньше-то только пара рыбных сараев была, да вот этот трактир в лесу. Мужиков из соседних деревень всегда интересовало, кто же сюда в такую глушь с большой дороги поедет, однако ехали, дела у Рива хорошо шли, но, видать, просчитался.

Мужик неожиданно замолчал и опустил голову, словно задремал.

— Уходить вам надо, — сказал он, словно ни к кому не обращаясь.

— Да уж, — буркнул орк и зашагал по улице вон из деревни, и за ним, поминутно оглядываясь и держась за мечи, поспешили Мартин и Ронни.

Хоть и неприятно было уходить в лес на ночь гладя, однако оставаться в такой деревне точно никому не хотелось.

90

Яркий месяц мешал спать, и как Мартин ни ложился, лунный свет пробирался между крон деревьев и падал ему на лицо. Решив, что уже не заснет, Мартин пролежал так примерно час, прислушиваясь к звукам леса и полагая, что его товарищи уже спят.

«Ну и ладно, покараулю пока», — подумал он и вздохнул.

— Как думаешь, кто и зачем покупает у них эту сушеную траву?

— Что? — приподнялся Мартин. — Я думал, ты спишь.

— Как же, заснешь тут, — Ронни вздохнул и почесался. — Такого страху нагнали, как тут заснешь. И, кстати, комаров нету. Это хорошо или не очень?

— Не очень, — пробурчал орк, поднимаясь.

— Бурраш, ты-то чего не спишь? — спросил Мартин.

— Месяц ясный — прямо в глаза.

— Накройся вон тряпкой какой-нибудь и заснешь.

— Из всех тряпок у меня только портянки остались несвежие, под ними не покемаришь. Пойду лучше прогуляюсь до балки.

Орк поднялся, затянул шнурки на сапогах и, сунув под мышку меч, пошел в чащу.

— Что это с ним? — спросил Ронни.

— Нервничает, как и ты.

— Ну я-то понятно, кроме городских беспризорных собак ничего страшнее не видел.

— Стражники еще, — напомнил Мартин.

— Ну, те-то хоть уважение проявляют, в морду не бьют, если не наглеешь.

— А собаки?

— Один раз в порту чуть не сжевали живьем, хорошо, нож был хороший. А бывали случаи, бродяг напрочь загрызали. Такие вот дела.

— Я думал, они только чешую жрут.

— Ну, может, в твои времена чешую жрали, но теперь и бродяг иногда на клык бросают.

Они помолчали, потом Ронни сказал:

— Слушай, ты бы пошел за ним, а то как-то неспокойно.

— А тебе в лесу одному будет спокойно?

— Я вор, Мартин, хоть и бывший. У меня чутье будь здоров, если что, на дерево залезу, и хрен меня кто достанет.

— Это дело хорошее, только задницу смотри не занози, — предупредил Мартин, поднимаясь. Он вынул из ножен меч и, оглядевшись, направился в сторону балки, куда ушел орк.

Балка эта Мартину была немного знакома, прежде чем нашли место для ночлега, они шагали вдоль нее мили полторы.

Балки и балка. Заросли ежевики, крапива в рост — ничего особенного.

Мартин шел не спеша, сон не шел, можно было и прогуляться. А зверей он не боялся, ему казалось, что его и не тронет никто.

Скоро он обнаружил орка. Тот сидел в развилке деревьев и смотрел куда-то в темноту.

— Что, воспоминания спать не дают? — спросил Мартин, садясь рядом.

— Да, — признался Бурраш и вздохнул. — Бывает, так подтыкает, что не вздохнуть. А у тебя как?

— А у меня нормально. Все мои дни были похожи один на другой. Если я вспомню что-то, я не смогу понять, когда это было — десять лет назад или пятнадцать.

— Может, это и лучше?

— Подожди…

Мартин привстал и прислушался.

— Ты чего?

— Как будто полыхнуло где-то.

— Чего полыхнуло?

— Ну, как тогда на болоте, помнишь?

— На болоте не полыхнуло, а ударило, — поправил его орк.

— Нет, ударило потом, а сначала полыхнуло.

— Да как полыхнуло-то? — повернулся к Мартину орк.

— А вот сейчас ударило.

— Да, сейчас как будто встряхнуло, — согласился орк, вставая и приготавливая меч, как будто это могло чем-то помочь.

После первого раза встряхнуло еще раз.

— Да что же это такое, Бурраш? Нас опять эта напасть преследует!..

— Может, минует?

— Похоже — нет.

И Мартин оказался прав. Вслед за подземными ударами всколыхнулись старые болота в окрестностях, и спустя некоторое время по старой балке понеслись грязные потоки болотной воды.

Бурраш едва успел поджать ноги, чтобы его не окатило брызгами.

— Я побегу к Ронни! — прокричал Мартин сквозь шум. — Чтобы не перепугался!..

— Беги! — ответил орк, но Мартин его уже не слышал. Он мчался через лес, боясь, что Ронни перепугается или, чего доброго, опять увяжется в какую-нибудь погоню — как прошлый раз.

Однако добежать до Ронни Мартину не удалось, неожиданно перед ним возник силуэт в черных одеждах.

— Снова ты?! — спросил неизвестный и клацнул длинными, костлявыми пальцами.

— Я, — растерянно ответил Мартин.

— Сдохни, тварь! — прохрипел незнакомец, и его длинные руки протянулись к горлу Мартина.

Все могло быть кончено за пару мгновений, но Мартин перехватил костлявые руки незнакомца и одним движением сломал их.

Раздался рев и свист ветра, по голове Мартина замолотили огромные крылья. Он присел, закрываясь руками, а потом рванулся прочь — обратно к Буррашу, но скоро наткнулся на непреодолимую разлившуюся преграду.

Вода ревела и неслась по руслу, переворачивая деревья с корневищами и старые отяжелевшие пни. Откуда-то появился Бурраш и, дернув Мартина за плечо, подтащил к дереву.

— Мартин, посмотри на воду…

— А что там?

Бурраш не ответил, и вскоре Мартин смог разглядеть, что после первой волны, протащившей по балке мусор, в потоке появились тела, которые раскачивались, словно бревна, и плыли вереницей — одно за другим. Это было жутковатое зрелище и Мартин несколько раз встряхивал головой и закрывал глаза, полагая, что наваждение пройдет, как и этот незнакомец с птичьими крыльями. Просто выдался плохой день и плохая ночь, такое случалось и в Угле, когда его сутками преследовали ночные кошмары. Но наваждение не уходило.

91

Ветер трепал верхушки деревьев, волны накатывались на берег, и это продолжалось еще какое-то время, но потом все стало затихать, вода отступила от берегов, ветер ослабел.

— Что это было, Бурраш? — спросил Мартин, когда стало совсем тихо.

— Я не все понял, но ничего хорошего, приятель.

— Но кто там плыл по воде, ведь это были чьи-то тела, я не ошибся?

— Не ошибся. Я насчитал пятьдесят две штуки.

— Ты считал? — поразился Мартин.

— А что я должен был делать?

— Не знаю, — после паузы ответил Мартин. — Может, пойдем посмотрим?

— Да на что там смотреть? Лягушки да тина. А тел этих уже нет.

— Уплыли?

— Уплыли.

— А что это были за тела, Бурраш? На трупы не очень похожи. Как будто на спине плыли и спали, тебе не показалось?

— Как ты рассмотрел?

— Да никак не рассмотрел, просто покачивались они так, как будто спали.

— Не знаю, не могу ничего сказать, — вздохнул орк. — Пойдем лучше на место, может, вздремнем еще перед рассветом.

— Вздремнем? — переспросил Мартин и нервно хохотнул. — Ну ты скажешь.

— Тихо, ты это слышишь?

— Иволга поет, утро скоро.

— Иволга? Ну тогда ладно. Пойдем, а то Ронни небось уже обделался со страху.

И они пошли к месту ночлега, устроенного в развилке между пятью большими каштанами.

Мартин предлагал выбрать березовые развилки, но Бурраш возразил, сказав, что березы слишком будоражат и под ними толком не заснешь.

Мартин тогда согласился, а Ронни было все равно. Однако луна не дала спать никому.

— Стой! — скомандовал Бурраш, уставясь в темноту, словно какой-нибудь филин, заметивший мышь.

— Что?! — испуганно спросил Мартин, хотя казалось, в эту ночь его уже ничем нельзя было удивить.

Орк сделал еще несколько шагов и поднял с разворошенного мха большое крыло с торчавшей из него кровоточащий костью.

— Ты это видел? Кто-то птицу покалечил!..

— Брось эту дрянь, пожалуйста, а то меня сейчас стошнит.

Орк бросил крыло, но тут же поддал ногой еще одно.

— Как будто зверь какой-то птицу добил. И перья кругом…

— Это не птица была, Бурраш, — начал приходить в себя Мартин. Все его воспоминания этой ночи оказались так спрессованы, что с трудом отделялись одно от другого. — У тебя нет ничего выпить?

— Выпить нет, к сожалению. Если бы знать, как все пойдет, обязательно взяли бы перегонки. В такую ночь без перегонки нельзя.

— Нельзя, — согласился Мартин. — Ну, в общем, я когда обратно побежал, тут он на меня и выпрыгнул. Ты говорил, это тень?

— Тень.

— Вот это он самый и был.

— Страшный? — уточнил орк, присаживаясь на корточки и при свете месяца пытаясь рассмотреть рассыпанные перья.

— Ну, как страшный… Не красавец, морда бритая, неприятная…

— Зубы видел?

— Зубы?

Мартин попытался вспомнить.

— Вроде не видел. Только он спросил, кто я, а я…

— Что значит «спросил»? Словами, что ли?

— Ну да. А потом в глотку вцепился, а я ему руки и обломал.

— Крылья.

— Нет, тогда это были руки, честное слово.

Орк поднялся и обернулся в сторону балки, где еще шумела оставшаяся на дне вода.

— В неловкую мы попали ситуацию. Болота ходуном ходят, ручьи переполняются.

— И деревня еще, — напомнил Мартин.

— Но тебя-то ведь этим не проймешь, Мартин? Ты же много чего повидал, правда?

— Я буду в порядке, Бурраш. Не беспокойся.

— Ну и славно. Главное, дотерпеть до утра, а там что-нибудь придумаем.

Они вернулся к развилке и обнаружили Ронни мирно спящим на сбитой из мха подушке.

— Давай не станем его будить, — предложил Мартин.

— Давай, — согласился орк, опускаясь возле своего ранца и пристраивая рядом меч. — И завтра не будем ничего говорить, если сам не спросит.

— Ты прямо мысли мои читаешь, — сказал Мартин, пристраиваясь спиной к дереву.

— Ложиться не будешь? — спросил орк.

— Если сон придет, я и так подремлю.

— Это правильно.

Орк зевнул и повернулся на бок.

— А я, может, еще прихвачу… Прихвачу часиков…

Мартину показалось, что он только прикрыл глаза, но не заснул. Он слышал все лесные звуки: шорох мышей, уханье филина и деловитое сопение ежа, добывавшего в земле сонных червей, но в какой-то момент вдруг проснулся оттого, что в глаза ему светило солнце.

Мартин чихнул и, проснувшись окончательно, огляделся.

— О, ты проснулся! — поприветствовал его Ронни. — Держи щетку, я уже ходил к балке зубы чистить. Там за ночь воды привалило — пропасть!.. Даже пена по берегу. Мутноватая, конечно, водичка, но нам не привыкать.

— Спасибо, друг, — поблагодарил Мартин и взял у Ронни влажную щетку.

Неподалеку на пне сидел Бурраш и, щурясь, грелся на солнце.

— Что, ночью был дождь? — спросил Мартин.

— О да, но только местами, — ответил Бурраш. — Сны видел?

— А ты думаешь, это были сны?

— Вы о чем, ребята? — спросил Ронни. — Как насчет костерка, а? Тут у нас сахарок остался. Мясо и хлеб черствый. Можно поджарить мясо, чаек в травах настоять.

— Нет, съедим так, на ходу, — сказал Мартин.

— А куда спешим? — не понял Ронни.

— Пойду щеткой по зубам пройдусь, авось совсем проснусь. А ты пока с Буррашем побеседуй.

И Мартин направился к балке, но в обход того места, где ночью столкнулся с тенью.

— Куда мы так спешим? — спросил у Бурраша Ронни. — Погода хорошая, время еще есть.

— Места здесь тревожные, Ронни, — сказал Бурраш, убирая меч в ножны. — Лучше нам перебраться дальше, а мясца мы и в другом месте поджарим.

— Это все из-за вчерашней деревни?

— Из-за деревни тоже.

91

Телеги стояли под высокими березами в самом центре рощи. Три мула из первой смены дремали, а вновь приобретенный взамен пропавшего на переправе не переставая жевал траву.

Ламтак уже приказывал давать ему больше овса, чтобы тот вел себя поспокойнее, но это не помогало. Мул исправно работал в упряжке, однако не пропускал ни одной возможности сорвать с обочины травы или дотянуться до зеленой ветки.

— Почему он все время ест, старшина? — спросил Тинлуб, поглядывая на мула из-под дерева, где отдыхал, заложив руки за голову. Рядом, привалившись к березе, сидел старшина. Они уже расставил все посты, распорядился о сменах охраны и теперь мог немного отдохнуть, скинув сапоги и сняв шлем с подшлемником.

— Он крупнее их, господин Тинлуб. Может, поэтому. Или прошлый хозяин плохо его кормил.

— Вряд ли, он выглядит упитанным.

— О да. Ну тогда не знаю. Возможно, он просто обжора.

— Возможно.

В роще пели птицы, с лугов залетали беспокойные пчелы, а в кронах шелестел легкий ветерок.

Ламтак слушал музыку природы и улыбался. Это была одна из немногих минут покоя на протяжении затянувшегося путешествия.

Он предполагал, что придется попетлять, однако они все больше удалялись от главной дороги, при том что проходить удавалось не более восьми миль за день и следовать по непроезжим местам.

Вдруг какой-то посторонний звук вмешался в гармонию природы, и Ламтак тотчас вскочил, сунув ноги в сапоги.

Через луг к нему бежал один из оставленных у выхода в долину часовых.

— Что там? — забеспокоился Тинлуб.

— Сейчас узнаю, господин…

И Ламтак поспешил навстречу часовому, а от групп, отдыхавших в роще, подбежали еще двое сержантов.

— Ну что там? — спросил Ламтак немного резковато из-за возникшего вдруг раздражения. Часовой выглядел радостным, а значит, зря напугал старшину и встревожил господина Тинлуба.

— Господин старшина, наши вернулись! — выпалил часовой.

— О чем ты?

— Сержанты Пантак и Буслат со своими солдатами. Правда, с ними не все.

— Понятно. Где они?

— Там, на опушке сидят — отдыхают. Я решил, что сразу к вам не нужно.

— Правильно решил, иди, и пусть придут сюда, а сам оставайся на месте.

— Слушаюсь! — ответил часовой и, развернувшись, побежал обратно. Два сержанта, стоя в стороне, замялись, не зная, спрашивать о чем-то или идти обратно к своим солдатам.

Ламтак махнул им рукой, чтобы не мешались, и поспешил к господину Тинлубу. Тот уже привел себя в порядок и, как показалось Ламтаку, снова отпил из своей фляжки — запах был знакомый.

— Это наши вернулись, господин Тинлуб. Сейчас придут, и мы их обо всем расспросим.

— Ты их обо все расспросишь, — поправил старшину Тинлуб.

— Так точно, господин Тинлуб.

— Но, раз пришли, значит, свою работу выполнили.

— Так точно, господин Тинлуб, и похоже, некоторые выполнили и свой долг.

— Сколько?

— Часовой сказал, что отсутствуют двое.

91

Бойцы вернувшихся групп выглядели потрепанными, видно было, что гномам пришлось несладко, однако оружие никто не потерял, и кольчуги, пусть даже продырявленные, также остались на них.

— Как долго вы шли за нами, Пантак? — спросил старшина.

— Сначала сутки шли сами, потом встретили Буслата и вместе добирались четверо суток и сегодня полдня.

— Вы быстро шли.

— Мы спешили. Следы скоро исчезали, а зарубки не везде можно было заметить.

— Понятно. Как у тебе все прошло? Когда они на тебя вышли?

— На четвертые сутки, господин старшина. Дело было на песчаной дороге в редких соснах, поэтому мы их увидели издалека. Это были ингландцы во флотских робах, крепкие, хорошо обученные.

— Сколько вы держались?

— Бой начался с арбалетной дуэли, они выстрелили дважды и промахнулись, мы стреляли три раза и ранили одного в плечо. Помня о приказе, мы держались, пока не начали исходить потом. Потом ушли.

— Сколько их было?

— Семеро, господин старшина.

— Хорошо. Что было у вас, Буслат? — спросил Ламтак, обращаясь ко второму сержанту, вся роба которого была иссечена и испачкана кровью. Меч у сержанта остался, но кинжал свой он потерял в бою или сломал, зато добыл у противника флотский кортик из голубоватой ингландской стали. Правда, без ножен, но это было не важно.

— Нас выследили на третьи сутки, господин старшина. В болоте. Мы подошли к засаде совсем близко, и они ударили из арбалетов. Сразу одного наповал, а Рофин получил болт в бедро. Я оставил его обороняться на задней линии, но его добили. Мы втроем приняли бой, не хотели уходить так быстро, но пришлось. Их было восемь, двое заплатили за наших товарищей.

— Честь и слава нашим героям, — вздохнул Ламтак.

— Это еще не все, господин старшина, — заметил Пантак, и они с Буслатом переглянулись.

— Говори.

— Около полутора суток назад мы пересекли тропу, по которой прошел большой отряд. Примерно полсотни бойцов. Они идут по нашему следу.

— Ингландцы?

Пантак с Буслатом переглянулись снова.

— Мы обсуждали это, следы сильно затоптаны, песок почти сухой, но кое-где просматривался весь каблук или носок. Это не флотские башмаки ингландцев, это кто-то другой.

— Подошва шитая или как?

— Мы не смогли определить это, господин старшина. Мы спешили пройти долину у деревни Гунн.

— А почему вы решили, что они идут за нами?

— Мы еще дважды пересекали их тропу. Они едут по следам телег, но не видят зарубок.

— Ладно, найдите место в роще и отдыхайте или возьмите у Фаркота еды сколько хотите.

— Благодарю, господин старшина! — козырнули Пантак и Буслат, но голоса последнего Ламтак не услышал. Должно быть, сержант был ранен и скрывал это. Что ж, придется учитывать и это.

Солдаты ушли, и Тинлуб подошел к старшине.

— Это провал, Ламтак, ты понимаешь?

— Еще не провал, господин Тинлуб.

— Они вышли на наш след, через сутки догонят.

— Догонят, если мы ничего не предпримем.

— А что мы можем предпринять с двумя тяжелыми телегами?

Ламтак не ответил, почесывая под шлемом затылок.

— А скажите, господин Тинлуб, кто еще, кроме ингландцев, может позариться на золото гномов?

— Кто?

— Это я спросил у вас — кто?

— Ты странный, Ламтак. Золото — это золото.

— Золото — это золото, тут я с вами согласен, но как отряд из пятидесяти бойцов мог оказаться у нас на хвосте так, что этого отряда никто не заметил?

— Ты это у меня спрашиваешь, старшина?

— Это я у себя спрашиваю, господин Тинлуб, прошу меня простить. О том, что и как делают разбойники, мы имели почти полное представление. Их видели десятки деревенских, которые охотно нам об этом рассказывали. О том, что в дело, возможно, вмешаются ингландцы, меня предупреждали вы.

— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, откуда мне это стало известно?

— Нет, господин Тинлуб, я бы не посмел.

— И тем не менее, Ламтак, я скажу, что мне об этом рассказал один из офицеров тайной канцелярии кармейского короля.

— Карнейского, господин Тинлуб.

— Карнейского?

— Так точно.

— Да, точно, карнейского, — согласился Тинлуб. — У этих браксов все запутанно.

Тинлуб вздохнул и облокотился на дерево. Ему снова хотелось отхлебнуть из фляжки, но делать это при Ламтаке было стыдно, он-то обходился без настоек, хотя забот в походе у него хватало.

«Если все обойдется, дам ему пятьдесят терций золотом», — подумал Тинлуб и после этого смело отпил из фляжки в то время, как старшина отвернулся, сделав вид, что наблюдает за солдатами из отдыхающей смены.

— Я вот что подумал, господин Тинлуб, — начал Ламтак, когда хозяин убрал фляжку.

— Говори, я слушаю.

— Если за нами идет большой отряд, придется перехватить его встречным боем.

— Это как?

— Мы выставим тридцать бойцов, которые атакуют из засады. Сначала мы ударим из арбалетов, а потом с флангов. Победа останется за нами.

— А если не останется?

— При такой постановке определенно останется, господин Тинлуб, — удивленно пожал плечами Ламтак.

— Старшина, ты даже не знаешь, кто они и точно ли их пятьдесят. А если сто пятьдесят? Тогда вы проиграете, а мы здесь останемся вдесятером с двумя телегами, понимаешь?

— Понимаю, господин Тинлуб. Но если мы отправим тридцать пять…

— Двадцать!..

— Если только двадцать, то у них не останется никаких шансов нанести противнику поражение.

— Мы идем по этому трудному пути не ради побед, старшина, мы должны добраться до Пронсвилля, даже если все наши гномы выполнят свой долг до конца.

— Я понял, господин Тинлуб. Я сейчас пойду и соберу отряд, уверен, что они выполнят свой долг, как надо.

— Вот и славно, старшина. Вот и славно.

— Не могу не спросить в таком случае…

— Спрашивай.

— Завтра встречаемся с ворами в деревне.

— С бывшими ворами, Ламтак.

— Прошу прощения, господин Тинлуб, конечно, с бывшими. Так вот тут у меня вопрос — они нам еще нужны или отправить их восвояси?

— Что значит «еще нужны», старшина?

— От них толку, как от козла молока. Они что-то блеют про то, что видели, но сами давно сбежали с главной дороги и только занимаются собственными персонами.

— А что не так с их персонами?

— Жалуются, что их преследуют. Но разве это сведения? Что мы с этого поимеем?

Тинлуб улыбнулся. Ламтак был хорошим солдатом, неплохим тактиком и никаким стратегом, впрочем, он ведь не знал всего расклада этого дела.

— Послушай, Ламтак, когда эти ребята шлепают по болотам, они производят много шума, и по их следу идут разные мерзавцы, понимаешь?

— Мерзавцы, которые могли бы идти по нашему следу?

— Вот именно. Возьми двадцать золотых монет и передай им. Пусть продолжают двигать на восток, задай им какую-нибудь деревню поближе к болотам.

— А почему к болотам, господин Тинлуб?

— Я не знаю, но в здешних местах возле болот скапливается всякая дрянь. Пусть их заметят еще больше, пусть им на хвост сядут двадцать отрядов, появившихся невесть откуда. Ты меня понимаешь?

— Не совсем, господин Тинлуб, — честно признался Ламтак.

— Тогда просто исполняй.

94

Деревня была не то чтобы большая, но какая-то жизнерадостная, после скитаний по лесам так показалось и Мартину с Ронни, и Буррашу.

— Здорово, пришлый народ! Работы какой ищете или как? — обратился к ним проезжавший на телеге мужик. И, не дожидаясь ответа, натянул вожжи и соскочил с телеги.

— Чего молчите, думаете, обижу?

Он оглянулся и почесал под рубахой живот.

— Не переживайте, с этим порядок. Десять терций серебром и половину вперед.

— А что за работа? — спросил Бурраш.

— Во! — оценил его стать местный. — Вот это хороший работник, хочешь — косить, хочешь — жать. А хочешь — башки откручивать, правда?

— Неправда, — возразил орк. — Убийц, что ли, ищешь?

— А вы не по этому делу?

Мужик повернулся к Мартину с Ронни, стараясь рассмотреть в них жуткие наклонности.

— Нет, приятель, мы просто путешествуем.

— Мы птичек наблюдаем, — добавил Ронни, а Мартин промолчал. Он уже привык к тому, что в здешней местности каждая деревня преподносит собственные сюрпризы.

— А рожи вполне себе подходящие.

— И у меня? — удивился Ронни.

— Нет, ты вроде как на подхвате.

— Ну спасибо.

— Так что, не возьметесь? Вам серебра мало или как?

— А кого, позвольте спросить, грохнуть нужно? — уточнил Мартин.

— Тестя, прошу прощения. Вон тот дом с синими воротами и занавесочками на окнах. Если устроите сегодня, с меня выпивка и закуска, давно уже в погребе стоит, вас дожидается.

— Предложение, конечно, хорошее. Прямо скажем — лестное предложение, — заметил Бурраш, выходя на первый план. — Но мы тут проездом и очень коротко.

— О, вы прямо как эти — возле старого колодца… — сказал мужик и, вернувшись на телегу, продолжил путь, понукая кобылу, а троица двинулись дальше по улице.

Лаяли собаки, стучали топоры — или молотки, издалека понять было трудно, из-за забора на Ронни посматривала юная девица, смеясь всякий раз, когда он замечал ее появление.

— Должно быть, мы его здесь женим, — предположил Бурраш, шагая вдоль улицы.

— А и пусть, надоел он мне, — в тон ему ответил Мартин, что застало врасплох Ронни, улыбавшегося девице и посылавшего ей, по городскому обычаю, воздушный поцелуй.

Они прошли через публичное место деревни, где стояла пара торговых лавок и полдюжины покупателей, которые тотчас уставились на чужаков, и тем пришлось скорее свернуть в переулок.

— Вон и старый колодец, — заметил Ронни, указывая на заросший лебедой сруб. — Только я там никого не вижу.

— Кто-то появится, — убежденно произнес Бурраш, и действительно, из-под молодой черемухи появился гном, смахнувший с колен скорлупки прошлогодних орехов.

— Эй, вы где так долго ходите? — спросил он.

— Что значит долго? — удивился Мартин. — Все согласно договору. Это мы еще в лесу не спешили — с запасом шли.

— Да вы двое суток проштрафили!

— Что ты такое говоришь?

— А то, смотри где месяц! А договаривались на неделе!..

Мартин поднял голову, глядя на бледный серп луны и по его размеру определяя, который сегодня день со времени переговоров с Ламтаком. Получалось, что они действительно опоздали на пару дней. Но как такое могло случиться?

— Как такое могло случиться, Бурраш? — удивился он.

— Мы в место зашли поганое, — пояснил орк ему и гному-связному. — Должно быть, там было не все чисто.

— А что было нечисто? — уточнил гном.

— А тебе интересно знать?

— Мне, может, и неинтересно, а только господин старшина сказал выспросить все подробности. И запомнить.

— Ну хорошо, — кивнул Бурраш. — Мартин, я буду говорить или ты?

— Говори ты, если что, я добавлю.

— Ладно. Короче так, служивый, видели мы два болота. Они от удара грома поднялись водой и все ручьи в реки превратили. Оба раза видели там тень, один раз нашего юного камрада чуть шаром не разорвало, а во второй раз тень напала на Мартина. Спасибо его кузнецким пальцам, он постоял за себя.

— Это все?

— Все.

— Нет, не все, — заметил Мартин. — Во второй раз, как ручьи поднялись, по воде бревна плыли. А только не бревна, а как будто тела. И не мертвые, а как будто спящие. Теперь все.

Гном похлопал глазами, переваривая услышанное, потом забросил в рот несколько оставшихся орехов и пережевал их вместе со скорлупой.

— Много рассказали.

— Ты думаешь, много?

— Да. Только что такое «тень»?

— Скажи своему старшине — он знает, — заверил Бурраш.

— А что за шар?

— Огненный шар. Наверняка Ламтаку и это видеть приходилось.

— Ага, понятно, — кивнул гном. — Ну тогда, думаю, я могу отдать Мартину вот это.

И он подал небольшой кошелек.

— Старшина велел отдать, если вы расскажете много. А вы рассказали много.

— Ну, хорошо, — сказал Мартин, принимая кошелек. — А что сами-то? Как у вас дела и все ли в порядке?

— У нас всегда полный порядок, — заверил гном. — Следующая встреча через два дня в деревне Мулгум, это по другую сторону долины.

— Да, я помню по карте.

— А я о ней слышал! — подал голос Ронни.

— А я мимо нее проходил. Там собаки очень злые, — сообщил Бурраш.

Гном повернулся и ушел в заросли. Было слышно, как он перекинулся парой слов с напарником, ожидавшим его в кустах, и они ушли.

— Сколько там в кошельке? — спросил Ронни, заинтересовавшись.

Мартин развязал шнурок и высыпал на ладонь два десятка золотых терций.

— Ух ты! Оценил нас гномский царь! — воскликнул Бурраш.

— Вот, дружище, это твоя доля, — сказал Мартин, подавая орку семь монет.

Тот осторожно принял их и, подержав на ладони, сказал:

— Семь — это больше чем одна третья.

— Ты хорошо поработал.

— Надеюсь, что это так, только мы ведь еще и питаемся с одной казны, так что вот…

И он вернул Мартину две монеты.

— Это за мой прокорм. Теперь будет верно.

— Ну хорошо, — согласился Мартин и, смахнув две монетки в кошелек, незаметным движением спрятал его за пояс. Даже Ронни не заметил.

95

Дорога шла все по буеракам, оврагам и сырым балкам, заросшим где-то высокой травой, а где-то низким мхом. Последний воз пришлось бросить вчера, перед внезапно вспучившейся рекой.

Впрочем, отряду ингландцев к такому было не привыкать. У себя на острове они ежедневно форсировали лагуну, чтобы в будущих войнах или небольших десантных высадках не бояться таких пустяков. А вот его светлости герцогу Лоринджеру вспенившиеся ручьи не нравились. Стиснув зубы, он преодолевал холодные потоки, менял в кустах сапоги на сухую пару, но потом следовали новые и новые ручьи, и в конце концов все сапоги и даже штаны герцога оказались сырыми, и он невольно стал чувствовать себя таким же солдатом, как и любой ингландский десантник.

Майор Бейб крепился. Он тоже поотвык от условий маршей под открытым воздухом, однако его статус не позволял ему менять штаны после каждого ручья. Приходилось терпеть, внимательно следя за настроениями герцога.

Бейб уже жалел, что герцог пошел с ними в экспедицию. Майору проще было взять на себя больше ответственности, чем терпеть бесконечные вмешательства его светлости. Иногда тот давал указания, касавшиеся даже способа приготовления походной каши.

А в другой раз от него было не добиться принятия важного решения — через деревню идти или в обход через лес. Его светлость пожимал плечами, менял тему разговора и в конце концов ссылался на скверное самочувствие.

Зачем, спрашивается, поперся из города в лес, если не способен контролировать ослабшее брюхо?

Нет, Бейб, конечно, понимал, что герцог в делах шпионства и вредной для соседей дипломатии был вне конкуренции. Но все же в лес ему соваться не стоило.

Возможно, в военной кампании, в которой герцог принимал участие двадцать пять лет назад, он и не жаловался на мокрые штаны и не бегал каждые полчаса в кусты. Но когда это было?

— Привал! — скомандовал Бейб, когда отряд прошел очерненную речушку, вода в которой спала, однако лесной мусор, торф и наслоения ила на берегах заставили людей немало помучиться, чтобы выбраться из этого месива.

Опираясь на вырезанный солдатами посох, герцог выбрался из тины и, подойдя к дубу без сил, опустился на траву.

— Может, ну ее, эту погоню, ваша светлость? — пришел на помощь Бейб. — Я прикажу двоим остаться с вами, они соорудят шалаш, и вы переведете дух. Это будет не отступление, лишь небольшой отдых. А потом вы снова двинетесь по нашему следу.

— Кстати… О следах… — хрипло произнес герцог. — Это точно следы гномов, Бейб?

— Разумеется, ваша светлость, две телеги. Следы глубокие, сразу видно, телеги ломовые под тяжелый груз. И большое количество пеших следов, стало быть — войско.

— Да, это так, — кивнул герцог. — Но следов слишком много, тебе не кажется?

— Может быть, и много, — пожал плечами Бейб, уставившись на перемолоченную почву, по которой прошлись не только гномы, но теперь и ингландцы. Понимал Бейб и то, что несколько раненых и герцог сильно сковывали отряд, который мог бы двигаться вдвое быстрее.

— Знаете что, ваша светлость, а давайте отрядим ударную группу из двадцати лучших бойцов, и пусть они настигнут гномов, нанесут беспокоящий удар и остановят их. Отбиваться и уходить одновременно они не смогут.

Лоринджер вздохнул. С одной стороны, мысль была интересная, но что, если гномы перебьют большую часть лучших его воинов? На что тогда придется рассчитывать? Всего их там теперь почти пятьдесят, а ингландцев в случае неудачи будет только тридцать. Лоринджер прекрасно понимал, что гномы хотя и были почти вдвое ниже ростом его отборных ингландцев, но зато и шире их в плечах раза в полтора. Когда-то он лично был свидетелем атаки тяжелой панцирной пехоты гномов, которых было невозможно свалить ударом сверху, а их калечащие удары пиками и мечами в ноги быстро выводили из строя солдат и даже лошадей.

Когда гномы становились в каре, их могучие плечи выдерживали даже падение на них подрубленного всадника с лошадью.

Единственная возможность опрокинуть ряды пехоты гномов появилась лишь с применением специальных крюков, которыми гномов поддевали снизу и переворачивали, словно черепах.

Лоринджер подумал и сказал:

— Хорошо, Бейб, мне нравится твоя идея. Отбери двадцать человек, и пусть идут, но только налегке. Харчи, арбалеты, тяжелые щиты пусть оставят своим товарищам, теперь мы будем играть роль обоза.

— А сколько им надевать кольчуг? Может, верхнюю тоже оставить?

Герцог задумался на мгновение и отрицательно покачал головой.

— Нет, Бейб, если гномы заметят их раньше и дружно встретят из арбалетов, ни о каком удержании разговор уже не пойдет. А две кольчуги — это две кольчуги.

— Понял, ваша светлость, — козырнул Бейб и, тяжело переваливаясь с налипшей на сапоги грязью, позвал: — Сержант Лайфон! Ко мне!..

96

Отобрать двадцать лучших бойцов удалось быстро. Сержант Лайфон хорошо знал возможности каждого и, указывая на отдыхавших на траве солдат, быстро говорил:

— Ты! Ты и ты, Паркер! А еще Гуффлин и Малаец.

Бейб стоял в стороне, наблюдая, как называемые передают знакомым лишнюю амуницию, пожитки, в том числе деньги.

— А где Райфер? Я его тоже хотел взять!..

— Вы же его в разведку отправили, сэр. Его и Кули. Они теперь в полутора милях впереди валандаются.

— А, точно, — кивнул сержант. — Ну тогда мы его там и подхватим. Отряд, становись!..

Отобранные бойцы с одними только мечами стали выстраиваться на берегу ручья, и тут со стороны лесной чащи послышался треск сучьев, а затем над деревьями взлетело несколько перепуганных птиц.

— Отряд, внимание! — скомандовал Бейб. — Развернуться!..

И тотчас все, кто еще сидел на траве, начали вскакивать и разбегаться, занимая свое положенное в оборонительном порядке место.

Отряд еще не успел построиться, как из леса один за другим выскочили оба разведчика.

— Что такое, Райфер? — строго спросил сержант Лайфон.

— Они там, сэр! Они уже идут!..

— Кто идет?

— Мы не успели понять, должно быть, разведка. Но их достаточно много, больше десятка, и они пытались захватить нас!..

— Зарядить арбалеты! — скомандовал Лайфон, однако стрелки уже щелкали замками, закрывая положенные в шток болты.

Разведчики заняли свои места на фланге, а из глубины лесной чащи стал доноситься шум приближающегося вражеского отряда. Ингландцы подняли щиты.

За вторым рядом стоял Бейб, готовый принять командование, если сержант Лайфон выйдет из строя. К нему подошел Лоринджер с мечом в руке.

— Ваша светлость, зачем вы здесь? Встаньте за дерево.

— Это всегда успеется, Бейб. Не обращай на меня внимания.

Герцог вышел не для того, чтобы показать свое бесстрашие. Он не искал ничьего одобрения и действовал так, как считал нужным, однако ему хотелось самому увидеть — кто и зачем решил атаковать их отряд. Неужели гномы? Неужели он так плохо знает их или гномы за последние двадцать пять лет переменились и превратились в авантюристов?

Топот в лесу неожиданно стих, но на открытом пространстве никто не появился. Солдаты напряженно ждали, а затем в зарослях защелкали арбалеты, и раненые ингландцы стали падать на землю.

— Атакуйте их! — приказал Бейб, и солдаты бросились к лесу, но пока преодолевали эти тридцать шагов, в траву упали еще несколько раненых, а когда до зарослей оставалось совсем немного, навстречу ингландцам выскочили солдаты противника, и возле кромки леса закипела яростная битва.

Крики, треск сминаемого кустарника, звон мечей. От момента обнаружения неизвестного врага до начала схватки прошло лишь мгновение, и Бейб, а вместе с ним и герцог Лоринджер слегка опешили, стоя в одиночестве с оружием в руках.

Вдруг схватка прекратилась так же неожиданно, как и началась, враг откатился обратно в лес, и сержант Лайфон запретил его преследовать.

Он выставил в зарослях легкий заслон, чтобы возвращение противника не стало неожиданностью, и поспешил к герцогу и майору Бейбу, которые ожидали на прежнем месте.

Тем временем легкораненые и те, кто отделался ссадинами и синяками, стали помогать товарищам, получившим более серьезные ранения. Из разбросанных ранцев начали доставать чистые тряпицы и присыпки.

Лайфон подошел к герцогу и показал трофейный топор — узкую легкую секиру из черненого металла с длинной рукояткой из дерева, залитого рыбьим клеем.

— Вот, сэр. Там еще пара таких топоров и кинжалы. А еще арбалет…

Лайфон оглянулся на прихрамывающего солдата, который подошел следом и подал арбалет майору Бейбу.

— Отличный двулучный инструмент, сэр, — заметил Бейб, проверяя натяжение обоих тетив. — Легкие кованые луки. Получше наших будут.

— Да, этот арбалет легче и мощнее нашего, при том что стреляет два раза кряду, — согласился герцог. — Что у нас с потерями?

— Четверо, сэр, — ответил Лайфон. — Десять раненых, но в основном легко.

— То есть продолжать преследование мы не можем?

— Да, сэр, пока не можем.

— А что с потерями у противника?

— У них тоже немалые — пять-шесть тел они унесли с собой — и раненых, и убитых.

— Что это были за бойцы?

— Я… — сержант пожал плечами. — Сэр, я пока затрудняюсь сказать. Они были страшными на лицо, но подробностей я не разглядел, они рубились в таком темпе, что я видел только искры.

Герцог вздохнул и сказал:

— Хорошо, сержант, я понимаю вас. Идите, занимайтесь своей работой.

97

Бейб с Лоринджером вернулись к дереву, возле которого отдыхали совсем недавно, и опустились на траву. Герцог не мог расстаться с трофейным арбалетом, отмечая тонкую работу каждой его детали и то, как искусно был выбран лишний металл и дерево, чтобы уменьшить вес оружия без вреда для его прочности.

— Удивительно умная обработка, а у нас мастера прямолинейнее. Все норовят побольше железа навалить, и это не всегда правильно.

— Вы знаете, чья это работа, сэр? — спросил Бейб, пробуя пальцем жало такого же изящного, как и арбалет, топора.

— Увы, Бейб, знаю.

— Почему «увы»?

— Потому что предпочел бы столкнуться все же с гномами, хотя они очень неудобны в качестве противника.

— А это были…

— Черные орки, Бейб. Наш бравый Лайфон не смог опознать их, поскольку прежде никогда не видел.

— Неужели вам случалось воевать против них, сэр?

— Нет, Бейб. Наш король неоднократно посылал войска в помощь ордунгам.

— Ах вот как.

— Можно подумать, ты об этом не знал.

— Знал, сэр.

— Так вот в войске ордунгов мы стояли бок о бок с черными орками. Очень хорошая опора в бою, скажу я тебе. Они никогда не отступают без команды, а когда атаковали, мы всегда отставали от них. Они даже в тяжелых доспехах бегали быстрее нас.

— Но как они могли здесь очутиться, сэр? И самое главное — как они могли добраться сюда, не показавшись нигде в округе? Местность здесь довольно населенная, а они должны быть приметными.

— Очень приметными, — подтвердил герцог.

— Но зачем они нас атаковали, сэр?

— Хотели приостановить наш марш.

— Они что же, на стороне гномов? Могли гномы нанять их для защиты?

— Едва ли. Гномы всегда выступали на стороне веспов, против ордунгов, и схватки гномов с черными орками всегда были особенно ожесточенными.

— Значит, черные орки тоже охотятся за золотом гномов, сэр?

— Выходит, что так, но что-то тут не складывается, Бейб.

— Что же не складывается, сэр?

— Не складывается вот что: мы узнали об этом золотом обозе от очень важных секретных источников в городе. А от кого это могли узнать черные орки, находясь в сотнях миль отсюда? Я уже не говорю о том, как они сюда добрались.

— Как же нам теперь поступить, ваша светлость?

— Мы примем наилучшее решение, Бейб, — улыбнулся герцог и положил трофейный арбалет рядом с собой.

— Вернемся, пока не случилось худшего?

— Да ты что?! Слишком много поставлено на главный приз! Теперь мы не станем возвращаться. Мы пойдем медленнее и станем действовать осмотрительнее. Что сделают черные орки теперь, когда им удалось нас приостановить и они знают об этом?

— Постараются поскорее выпотрошить золотой обоз.

— Правильно, Бейб. Но гномы будут против. Гномы будут очень против, и, зная тех и других, там развернется нешуточная схватка, в результате которой — либо гномы перебьют орков, либо орки гномов. В любом случае они крепко ослабят друг друга, и тогда нам лишь останется выйти и взять положенное. А еще мы подтянем Лоттара, хватит тратить солдат его величества.

98

Уже целые сутки на море не стихал шторм, и рыбаки Пронсвилля не могли приступить к привычной работе, сидя под навесами рыбных сараев и почесывая в затылках.

Сезон штормов закончился два месяца назад, однако волны упрямо бились о берег, вздымая брызги и рисуя радугу над скалами, когда солнце ненадолго выглядывало между тучами и исчезло снова, предоставляя морской стихии показывать свою силу.

А на высоком холме в пяти милях от Пронсвилля, среди запущенных садов, стоял замок, который некогда принадлежал основателю города.

Было время, когда на холмах вызревали виноград, яблоки и персики, и сотни крестьян из окрестных деревень зарабатывали себе на жизнь, ухаживая за посадками, выжимая виноградный сок для вина и вываривая яблоки для джема. Дары приморских садов ценились на севере, а внизу, у моря, расцветала рыбацкая слобода и небольшой торговый порт.

Но прошли десятилетия, и что-то нарушилось в этом отлаженном механизме. Жильцы большого белоснежного дома на холме исчезли, сады заросли, крестьяне ушли из деревень и спустились жить в слободу. Пронсвилль начал разрастаться и захватывать новые территории, а с белых стен дома осыпалась известь, и он стал серым, как камни скал, из которых он был построен.

Теперь ветры вольно гуляли между холмов, гонялись друг за другом вдоль скал и обрывали побеги одичавшего винограда.

В сады забегали волки, птицы слетались поклевать кислых ягод, но случалось, что в доме появлялись постояльцы. Не часто, но всегда заметно, потому что море тогда начинало волноваться и вздымалось брызгами волн.

Одичалость здешних мест устраивала постояльца. Он смотрел сквозь треснутое италийское стекло и, сосредоточившись на образах, ждал возвращения всех своих теней. Его звали Фрейн, Фрейн-император, и у него было блистательное прошлое, которое он хотел вернуть.

Фрейн был готов сражаться, и для этого у него имелись силы.

Вдруг старый дом сотрясся от глухого удара, и Фрейн направился к лестнице. Придерживая полы просторного одеяния, он спустился на первый этаж, затем в подвал и, распахнув тяжелую дверь со скрипучими петлями, увидел бьющуюся на каменном полу большую птицу.

— Поднимайся, расскажи, что ты видел, — приказал Фрейн. Птица тотчас сложила крылья и замерла, а через мгновение перед Фрейном уже стоял его двойник, полупрозрачное подобие.

— Змеевольд уже нашел их… Змеевольд и его отряд идут по следу… Но ему мешают…

— Кто?

— За Змеевольдом идут другие…

— Кто они, говори? Ну не тянуть же из тебя каждое слово клещами?

— Я вижу их, как союзников ордингов в войне против веспов.

Внезапно тень начала таять, но Фрейн резким пассом заставил ее стать отчетливее.

— Ты еще не все рассказал, потерпи и тогда отдохнешь. Итак, кто они, слуги ингландского короля?

— Да. Матросы.

— Матросы? Так далеко от моря?

— Их вызвал с острова жадный старик.

— Как его имя?

— Имени нет. Но он уже дважды был в Пронсвилле.

— Ах вон ты о ком! — усмехнулся Фрейн. — Герцог Лоринджер, который меняет золото на молодость. Странные они существа. Сейчас он меняет деньги на молодость, а когда был молод, делал наоборот. Стой, не уходи!

Фрейн повторил жест, заставляя тень оставаться на месте.

— Зачем герцог идет за гномами? Что он знает?

— Он знает про золото.

— Какое золото?

— Не могу сказать… Но когда он представляет обоз гномов, он видит в сундуках золото.

— Жадный, жадный старик, — покачал головой Фрейн и засмеялся. — Ладно, отдыхай.

Тень начала таять и невесомым облаком двигаться к стене, в которой и исчезла.

99

Фрейн не уходил, он ждал. Он чувствовал, что скоро вернется тень, которой он доверял больше других, которой давал больше полномочий, больше сил.

Гарфельд был представителем Фрейна везде, куда добиралась тень, чтобы свершить волю хозяина.

Он возвращался с воем волков в окрестных садах, с грохотом грома над морем, с порывами ветра и сотрясением заброшенного дома, отчего с потолка сыпались глина и старая известь.

И снова на каменный пол рухнула птица, и снова забилась, как это случалось и прежде, но яркие пятна крови на камнях заставили Фрейна насторожиться.

— Что с тобой, Гарфельд?! — воскликнул он, принуждая тень подняться в полный рост. Но вместо бодрого, привычно деловитого Гарфельда он увидел трясущегося калеку с окровавленными обрубками рук.

— Что случилось?!

— О, Фрейн! Я видел его дважды!.. — воскликнул Гарфельд, и голос его был похож на стон.

— Кого ты видел дважды?

— Сначала там, у Большого болота, я тебе докладывал.

— Там, где тебя преследовал какой-то мальчишка?

— Это не мальчишка и не орк, это другой, он крался позади них, и тогда я не придал этому значения, тем более что все получилось.

— Но кто это с тобой сделал?!

— В этот раз мы столкнулись лицом к лицу. Возле оврага, где морлинги сплавляли войско Змеевольда.

— Он выследил тебя?

— Возможно. Мы схватились, и я полагал, что легко сверну ему шею, но его руки словно клещи, одно движение, и вот…

Гарфельд приподнял свои изуродованные конечности, и Фрейн вздохнул. Такая тень уже не могла принести пользы.

— Он колдун?

— Я не смог определить этого — не успел. Все, что удалось увидеть, это узилище, где он жил очень долго.

— Что за узилище?

— Тюрьма в Дарнуре.

— Это владение лорда Ширли, я знаю ее. Страшное место. Теперь ты можешь отдохнуть, Гарфельд.

— Эта боль…

— Ничего, мы тебя подлечим.

С этими словами Фрейн зажмурился и сжал кулаки, отчего раздался треск и на месте страдающего Гарфельда осталось облачко копоти.

Теперь Фрейну предстояло создать новую тень, на обучение которой уходило немало времени. Может, сто, а может, двести лет. Но известие, которое добыл Гарфельд, было важным. Кто таков этот субъект, который так легко расправился с сильной тенью, и где границы его возможностей?

Можно было послать за выяснением еще одну тень или даже две, но если незнакомец сладил с Гарфельдом, какой смысл продолжать тратить тени?

Был и другой способ — просочиться в эфир и увидеть весь путь этого колдуна от самого рождения, но в эфире Фрейн был уязвим, а у него хватало врагов, которые не упустили бы случая тотчас по нему ударить.

Оставалось одно — вызвать одного из должников, и Фрейн сразу подумал о Вояджере. Тот был убийцей, а это как раз то, что и требовалось.

100

Фрейн сложил руки на груди и представил себе Вояджера. Тот был зол и не хотел проявляться, тогда Фрейн поднял с пола камешек и бросил его на середину подвала, строго приказав:

— Вояджер, появись!

Тот на мгновение блеснул клинками, которыми были утыканы его доспехи, и снова исчез, не желая повиноваться.

Фрейн повторил фокус с камешком и добавил два пасса силы. Огненный протуберанец выхватил Вояджера из воздуха и, протащив по стене, швырнул на середину подвала так, что несколько лезвий от его костюма отлетели, сломавшись о камни.

— О-о! — простонал Вояджер и с трудом перевернулся на спину.

— Ты сам виноват. Ты заставил своего господина рассердиться.

— Ты… Ты мне не господин! — прорычал Вояджер, поднимаясь и хрипло дыша через узкие жабры стального шлема.

— Пока ты мой должник — ты мой раб.

— Я не твой должник, я твой пленник! — в отчаянии проревел Вояджер, и от ярости по жалам его костюма пробежали фиолетовые огни.

— Выполнишь это задание и останешься должен только одну треть, — усмехнулся Фрейн.

— Точно?

— Точно. Ты знаешь, что это так, ведь в договоре это упоминается.

— Это не твой договор! Это был договор с Ургаем и его глостерами!..

— Он отдал мне этот договор за свои собственные долги, поэтому теперь этот договор между нами.

— Подтверждаешь?

— Подтверждаю, — сказал Фрейн, одновременно показывая Вояджеру раскрытые ладони, чтобы тот не думал, будто он, обещая, сгибал пальцы, делая обещание недействительным.

— Что толку от твоих ладоней, ты можешь создать иллюзию.

— Тогда зачем ты задаешь эти вопросы?

— Я уйду от тебя на другой уровень, — прорычал Вояджер.

— Не уйдешь. На другом уровне полно своих убийц, и работы на всех не хватает. А здесь ты при деле.

— Ты мне ничего не даешь!

— А теперь дам. В этот раз возьмешь жертву и получишь всю ее силу.

— Правда?

— Да, и перестань все время требовать подтверждений! — сердито произнес Фрейн и всплеснул руками, от чего по углам разбежались огненные шарики, которые стали с треском лопаться, выбрасывая снопы разноцветных искр.

— Там кто-то есть? — обернулся Вояджер.

— Может, никого, а может, кто-то и притаился. Я лишь упреждаю своих врагов.

— Они сами тебя боятся.

— Это хорошо. Когда все друг друга боятся, наш круг не зарастает камнем, как руины. Шквалы носятся над морем, эфир клокочет. Свободная сила перетекает с уровня на уровень.

— От этого только ты и выигрываешь, — пробурчал Вояджер, впрочем, уже совершенно спокойно.

— Итак. Твоя цель — человек.

— Человек? — не поверил Вояджер. Это выглядело слишком просто.

— Пока других сведений нет. Человек, но, возможно, не совсем обыкновенный.

— Значит, колдун.

— Я бы не стал этого исключать, Вояджер, — с неохотой согласился Фрейн. — Возможно, у него есть какие-то знания.

— Какие знания?

— У меня о нем мало сведений. Он был в узилище. Долго был.

— В каком узилище?

— Ты знаешь все узилища? — усмехнулся Фрейн. Беседа с этим монстром его забавляла.

— Некоторые знаю. В них иногда прячутся объявленные жертвы.

— Ты думаешь, он мог там от кого-то прятаться?

— Колдун Бикантир, за которым господин Эван охотился триста лет, был найден в Заполье, в рудниках тамошних царей. Он предпочитал громить кайлом железную руду, не видя света, чем попасться к господину Эвану.

— А кто его нашел, ты?

— Ургай. Тогда мы еще не были врагами.

— Ну хорошо, — кивнул Фрейн. — Это владения лорда Ширли, лиссабонского наместника. Его личная тюрьма для тех, кому уже никогда не выбраться. Бессрочная.

— Но как же он вышел, если он просто человек? Я слышал про эту тюрьму, люди называют ее Угол.

— Не самое неприятное место. Но если хочешь узнать об этом человеке больше, загляни в эфир.

— Если я загляну в эфир, Ургай тотчас узнает, где я.

— И что? С каких пор ты стал бояться Ургая?

— Я не боюсь Ургая. Но если он мне помешает, я не смогу от тебя откупиться. А мне это надоело, ты даешь мне крохи.

По голосу Вояджера было слышно, что он снова «заводится». Убийцы приходили в ярость очень быстро.

— Но я слышал, ты заметно поднял свой меч.

— Что?

— А ты хотел скрыть это от меня, Вояджер?

Фрейн пристально посмотрел в темное пространство за решеткой шлема, там, где у Вояджера были глаза, когда он был человеком.

— Я не собирался ничего скрывать и не намеревался ни о чем тебе докладывать. В договоре этого нет.

— Мог бы просто поделиться. Все же два уровня — это не пустяк.

— Не пустяк, — со вздохом согласился Вояджер, осознавая, что теперь его возможный козырь перед Фрейном переставал быть таковым.

— Ну, продемонстрируй, будет интересно.

— Что, просто помахать? — проскрипел Вояджер.

— Зачем же? Так неинтересно. Вон, справа старая дверь, мореный дуб.

Вояджер с неохотой достал из ножен семифутовый меч, при этом клинок запел, словно по нему водили смычком. Сталь сама просилась в работу.

Вояджер подошел к двери и просто ткнул мечом в четырехдюймовую доску, и клинок легко прошел насквозь. А затем Вояджер сделал быстрый росчерк, словно пером на пергаменте, и огромные куски дерева осыпались на пол.

— Впечатляет. А теперь вон тот угол каменной стены.

— Камень может не взять, — закапризничал Вояджер, но Фрейн недоверчиво покачал головой.

Вояджер подошел к указанному Фрейном углу и быстрым ударом срезал несколько кусков камня, обойдясь без пыли и каменной крошки.

Фрейн с улыбкой смотрел, как Вояджер убирает меч, понимая, что, добавь Вояджер своем мечу еще один уровень, и он мог бы реально угрожать Фрейну.

— Отменный инструмент, Вояджер.

— Спасибо, — сухо ответил тот, не в состоянии скрыть своего разочарования.

— Чем же ты расплачивался, если говоришь, что у тебя ничего нет?

— Отдал охотничьи угодья, — выдавил Вояджер и вздохнул.

— Ты — дышишь? — удивился Фрейн.

— Лишь иногда. Это привычка.

— Понимаю, — кивнул Фрейн. Сам-то он дышал, хотя вполне мог обойтись без этого. — И не жалко было угодий?

— А зачем они, если ты меня к себе привязал этим договором.

— Понятно, а когда отвяжешься от договора, вернешь угодья этим же мечом?

— Давай уже о деле. Ты хоть что-то покажешь?

— Конечно. Смотри.

Фрейн подался назад, и перед Вояджером появились воспоминания Гарфильда. Лес, деревья, гора и какие-то силуэты, преследовавшие его. Потом снова лес, но уже ночью, при свете месяца. Потоки грязной воды, покачивающиеся на волнах черные, словно головешки, тела и оскаленные зубы морлингов, сопровождавших этот сплав.

Потом лицо человека с лихорадочно горящими глазами, и все.

— Значит, это он?

— Он.

Вояджер снова вздохнул.

— Ладно, я займусь этим прямо сейчас.

— Займись, — пожал плечами Фрейн.

Вояджер исчез, и стало тихо. Где-то на лестнице капала вода, Фрейн обернулся и позвал:

— Луиджи, входи.

На лестнице послышались шаги, однако пока видно никого не было, и лишь в дверном проеме Луиджи проявился во всей красе: в кремовых панталонах, шелковых чулках с подвязками, с кружевным жабо, пышном, словно взбитые сливки, и в камзоле из красного атласа.

— Не надоело еще таскать эти тряпки?

— Не надоело.

Луиджи вышел на середину подвала и поправил присыпанный мукой белоснежный парик.

— Ты все слышал?

— Только то, что ты позволил услышать, хозяин.

— Одним словом, я не могу надеяться только на монстра, мне нужна и твоя поддержка.

— Да что такого в этом человеке? Ведь это человек, правильно?

— Ты заглянул в эфир? — угадал Фрейн.

— Заглянул. И получил удар от заморской братии. Не улыбайся, хозяин, это было больно.

— Что ты узнал?

— Зовут Мартин. Седой такой человечишка, двадцать лет отсидел в Угле. Или в Углу, как правильно?

— Неважно. Как же он смог вытянуть эти двадцать лет? Там многие и года не выдерживают.

— Это не ко мне, я больше по альковным делам.

Луиджи достал из кармана камзола бронзовое зеркальце и посмотрелся в него. Впрочем, это было лишь позерство, поскольку Луиджи в зеркале не отражался.

— Разумеется. Просто я опасаюсь, что Вояджер может наворочать дел, понимаешь? Он пойдет напролом, а у этого человечишки, как ты сказал, имеется какое-то прикрытие. Пара друзей или что-то в этом роде. Если у них есть какое-то умение, ну ты меня понимаешь…

— Да, этот урод к нему не пробьется.

— Вот именно. Поэтому ты должен обеспечить к нему подход, понимаешь?

— Сам я этого делать не буду, — скривил накрашенные губы Луиджи. — Он старый и седой.

— На твое усмотрение. Но сначала выпотроши все сведения, мне нужно знать, где гномы с их телегами. И что у них на уме.

— Это будет последняя выплата, хозяин?

— Ну, может быть, предпоследняя. Зато потом ты вернешься к себе за море.

— Ты поможешь?

— Я пошлю туда Вояджера или кого такого же.

— Хорошо! — расплылся в улыбке Луиджи. — Уж он-то там наворотит. Ладно, я ухожу прямо сейчас.

Луиджи поправил брошку и, пройдя мимо Фрейна, вернулся на лестницу. И снова послышались его шаги, но самого видно уже не было.

Больше Фрейну ничего в подвале не было нужно, и он пошел наверх, чтобы смотреть из зала на бушующее море — это было его любимое занятие.

Луиджи не спросил, зачем ему золото гномов. Догадался или не стал даже пытаться?

Разумеется, золото Фрейну было не нужно. К его услугам имелось множество заброшенных домов с пропавшими жильцами, где оставались мебель, ковры, портьеры. Потускневшие зеркала, шкатулки с драгоценностями, сундучки с серебром для ежедневных расходов, окаменевшие от времени кожаные кошельки, в которых хранились старые монеты.

Фрейн мог взять все это, но не мог потратить.

Нет, не золото ему было нужно. Ему требовалась власть над гномами, которую он когда-то потерял. Сотни тысяч гномов были ему подвластны и признавали его своим владыкой. Силы подземного народа стекались к нему рекой, а он тратил их, как считал нужным, и это было лучше всякого золота.

Легенды о его могуществе приводили в ужас многих, кто был сведущ. Его владения обходили стороной. Но все осталось в прошлом, и теперь он не рисковал даже заглянуть в эфир, чтобы лишний раз не показываться своим врагам.

101

После предобеденного урока все тренировочные дубинки были избиты и расщеплены, поэтому Бурраш выстругал новые и вскоре после обеда, когда закончился набежавший вдруг короткий дождик, потребовал продолжить урок, хотя Мартин с Ронни были склонны подремать.

— Ладно-ладно, вы меня еще благодарить станете, когда отобьетесь вдвоем против десяти.

— Так уж и десяти? — не поверил Ронни, принимая новую колотушку и взвешивая в руке. Он, конечно, умел драться, мог заехать одному, лягнуть другого, но чтобы по-настоящему — на мечах, — это казалось недостижимым.

— Хорошо тебе, ты вон какой здоровый. Сверху хряснешь, и дело с концом.

— Для здорового и прокорм нужен немалый, — заметил ему Мартин, выходя из-под сосны и проверяя рукой, не идет ли еще дождь.

— То-то и оно, — вздохнул орк. — А в бою особая сила ни к чему, главное — умение. Но то, что высокому сверху бить удобно, это ты правильно заметил.

Орк сделал своим мечом несколько проходов, перебрасывая меч справа налево и рубя невидимого врага.

— Но у невысокого бойца тоже есть возможность себя показать. Вот я на тебя иду, что нужно делать?

И орк, замахиваясь мечом, двинулся на Ронни.

— Бежать надо, чего еще? — попятился тот, закрываясь ученической дубинкой.

— Может, когда и надо, но не всегда. У тебя запястье крепкое, покрути дубинкой вот эдак…

И орк показал, как крутится в его руке меч, при том, что локоть оставался неподвижным.

— Давай и ты, Мартин.

Оказалось, что у Ронни с Мартином это упражнение выходит очень хорошо, это отметил не только орк, но и бурундук на соседнем дереве. Он удивленно свистнул и скрылся в дупле.

— Ишь ты, должно быть, у него там гнездо, — заметил Ронни.

— Не отвлекайся. Вспоминай, что было вчера.

— Ударил, закрылся, отступил, снова ударил, — вспомнил Ронни слова Бурраша и повторил движение, на котором они с Мартином все дубинки на щепу извели.

— Молодец. А теперь давайте с Мартином то же самое, только бить будете не сверху, а сбоку. Два удара слева, два справа, понятно?

— Понятно.

— Тогда встали и вперед, — скомандовал Бурраш и, отойдя, начал со стороны смотреть, как справляются его ученики.

Буб-бум, трам-там, буб-бум, трам-там, буб-бум, трам-там. Они работали как часы, четко следуя заученной схеме.

— А ну-ка, теперь лево-право и всякий раз по-разному делайте! — потребовал Бурраш и принялся отрабатывать упражнения на силу и стандартные комбинации. Это лишь в сказках добры молодцы обходились без тренировки, а Бурраш всегда выгадывал часик, чтобы помахать мечом, и ему это здорово помогало, когда против него на дороге выходили трое, пятеро, а то и двадцать разбойников.

Взять с него было нечего, денег немного, да и те медные, а башмаки стертые. Но разбойники издалека примечали его меч, который он пристегивал к ранцу.

Меч привлекал многих, и они сразу говорили об этом:

— Оставь клинок, зеленый, и вали себе дальше.

— А ты возьми, — предлагал орк, снимая ранец.

И многие пытались, но разбойник не солдат, и скольких Бурраш оттащил к обочине, он считать перестал. Однако случалось и убегать, когда выходило не десять, а пятьдесят.

— Хорошо у вас получается, — заметил Бурраш. — А давайте теперь с железом, а?

— Да мы это… — Мартин вытер пот и перевел дух. — Страшновато с железом.

— А вы попробуйте. Вон ваши мечи, возле ранца. Я шнурок на твоей рукоятке перетянул, Мартин, теперь даже не шелохнется.

— Спасибо, — пожал плечами Мартин, и они с Ронни подошли к ранцу, отстегивая свои клинки.

Спустя какое-то время ученики возобновили упражнения, однако сказывалась их робость перед настоящей сталью с острыми кромками, и темп упражнения был гораздо медленнее, чем с дубинками.

Бурраш наблюдал это несколько минут, потом потребовал прекратить безобразие и вернуться к тренировочному оружию.

— Я поспешил, извините меня. Давайте, ребята, все то же самое, но в конце добавьте выпад и отбой выпада. Вы меня поняли? Вот так, смотрите…

И он показал стремительный выпад, когда жало его меча неслось вперед быстрее самой мысли об этом мече.

— Ух ты! Здорово! — заметил Ронни.

— Красиво, — поддержал его Мартин. — Я не уверен, что получится, но мы попробуем.

Бурраш внимательно следил за действиями своих учеников и отметил, что с деревяшками они справляются прекрасно.

— Ну-ка, стойте, ребята.

Орк подобрал свою не использованную с позапрошлого раза дубинку и вышел к ученикам.

— Теперь вас двое, а я нападаю. Вы должны отбить все мои удары, иначе буду бить по башке, поняли?

Он ожидал, что они потребуют новых сроков для такого сурового испытания, но оба кивнули.

Бурраш атаковал свирепо, рыча и щелкая клыками, он бил слева и справа, делал выпады, сначала тренировочные, а потом и боевые, но его ученики отбивались, позабыв обо всем. В воздух летела щепа, грохотали дубинки, но спустя полчаса Бурраш опустил свое тренировочное орудие и сказал:

— Вы удивительные ребята. Вы отлично машете дубинками, но боитесь железа.

— И что? — спросил Мартин, вытирая со лба пот.

— Дубинки тоже оружие, и пока вы не освоите железо, я буду носить клинки на своем ранце, а вы дубинки — на своих поясах. Так будет правильно.

102

Городок Хорь показался впереди через три дня после марша по равнинному редколесью. Сначала была деревенька охотников-пушников из десяти дворов с навесами, под которыми раскачивались планки с натянутыми шкурками куниц, белок и, возможно, каких-то сусликов, а после деревни мили через четыре показался Хорь.

— А ведь мы уже вышли на северную дорогу, — заметил орк, когда они остановились на небольшой возвышенности над городком, чтобы передохнуть.

— Я тут никогда не был, но кое-что слышал, — сказал Ронни.

— А чего слышал? — спросил Мартин.

— Ничего особенного. Просто через этот городок возили добычу с северной дороги на приморскую.

— А почему именно здесь? — спросил орк. — Там дальше Меловая долина и дорог целая тыща, и все ровные.

— Там имеется Горлышко, как называли его старые контрабандисты, — сказал Мартин. — Я тоже здесь не был, но, по слухам, там стояла королевская таможня. Вроде небольшой крепости.

— Форт?

— Ну наверное. Так вот этот форт запирал всю Меловую долину, а выбраться из нее, кроме как через перевал Горлышко, нельзя, вокруг скалы.

— Ага. Уже понял: в Хоре таможенного форта не было.

— Видимо, не было, вот и перебрасывали добычу, чтобы поскорее к морю, к портам и куда-нибудь к ингландцам — они воров всегда привечали. Особенно удачливых.

С возвышенности город выглядел большой деревней, двухэтажных построек было мало, улицы казались кривыми и местами непроходимыми, однако вблизи все выглядело не так плохо.

Дороги вились между кустарников, дома стояли как придется, однако были ухожены и не имели высоких заборов. Во дворах росла трава, по которой были протоптаны тропинки на улицу, к сараям и банным постройкам, о которых орк, как оказалось, никогда не слыхивал.

— Как ты сказал, Ронни? Чего там делают? — уточнил он, когда Мартин с Ронни заговорили о высоте крыш здешних бань, определяя, по-черному их топят или же закрытыми печами. А также какая в парилках от этого могла быть температура — «так себе», «горячая» или «жуть». Для орка эта обширная тема оказалась полным откровением.

— Тело моют, Бурраш. Мочалом и щелоком, а потом растираются сушеной ромашкой или даже просто ржаной соломой.

— Эй, дорогу! — раздалось спереди, и троица встала к забору, пропуская четырех пятнистых коров и рыжего быка, которого пастух вел на веревке, привязанной к продетому в нос кольцу.

— Такому попробуй не уступить дорогу, — прокомментировал орк, которому понравился бык своими размерами и мощью. — Вот это зверюга! Ему был кольчугу хорошую да рога наточить и пускать на цепи! Любое каре сомнет!..

— Кстати о коровах, молочка бы попить парного. Ну или любого молочка, — заметил Ронни. — Я в городе раза по три в неделю молочко покупал, потому как работа была нервная, а от нервов всякие болезни.

— Это что-то новое из жизни воров — молоко и все такое прочее, — заметил Мартин. — В наше время воры только пиво пили и перегонку. Да еще такую скверную, что просто жуть.

— А чего его мыть, тело-то? — вернулся орк к прерванной теме. — Грязи в городе немного, почва песчаная, а стало быть, и в дождь тут вполне себе чисто. Или они по болотам шляются?

— Моют тело не для того, чтобы чистым было, а чтобы облегчение получить, понимаешь? — поделился с ним Ронни. — Это как перегонку пить, только без похмелья. Мы раньше с приятелем одним бегали к старому порту, там года четыре назад один с севера баню поставил, и можно было ходить мыться за два денима. За это еще давали пучок свежей ржаной соломы, которую можно было в кипящем котле замачивать. Я сначала думал — глупости, зачем вору париться? Но приятель постарше меня был, показал, что и как. Я после паренья этого неделю по веревкам лазил, как обизьян какой. Так мы раз в месяц туда забегали.

— Небось морской водой мылись? — уточнил Мартин.

— Мылись морской, но споласкиваться давали пресной.

— В мою бытность лиссабонским вором у нас была не баня, а банные апартаменты в плотницкой слободке, ее сейчас не стало — всю скупили да застроили. И вот там приходилось платить за парилку по серебряному терцию.

— Ничего себе развлечение! — возмущенно воскликнул орк, и от его голоса за соседним забором зашлась лаем собака. — Я вон пойду в озеро упаду и не заплачу ни монеты, а бывают еще канавы проточные — ныряй сколько хочешь. А тут — серебро платить!..

— Эх, Бурраш, — вздохнул Мартин, умиленно глядя на проезжающие мимо возы, груженные прошлогодней свеклой. — За это серебро тебя мыли чистым настенным щелоком специальные люди, потом растирали куском овчины, смоченным в кунжутном масле с добавкой полыни, и после того, как ты посидишь в предбаннике, заводили на полку и давай тереть распаренными травами. Потом холодной водой окатят, еще раз теплой и на выход, а там закутают в простынку и отваром угостят — на сушеной вишне.

— Эй! — воскликнул Ронни, живо представив себе всю эту картину. — И часто ты туда ходил, Мартин?

— Нет, только три раза и получилось. Всегда что-то мешало, то дела воровские, то к девкам ходить наладишься. Тут уж не до мытья.

— Все это баловство и только, — категорично заметил орк, поправляя лямки ранца. — Как и все ваши щеточки и белая глина, от которой пена изо рта и аж в уши стреляет.

— Так ты попробовал? — засмеялся Ронни.

— Ну, а как не попробовать, если вы каждый день ею травитесь, да еще нахваливаете? Конечно, попробовал, не сдержался. Едва отплевался потом. Но зато теперь точно знаю — баловство.

103

Так, за разговором, они вышли на небольшую площадь, где торговали дровами и дублеными шкурами. Видимо, с утра торговля была пошире, о чем свидетельствовали ямки от встававших в ряд возов, но сейчас уже был разгар дня, и народу на площади набиралось не больше двух десятков, включая торговцев.

— Может, спросить кого, где тут пожрать можно? — предложил Ронни.

— А и спрашивать не надо, вон там и пожрать, и переночевать можно, — сказал Мартин, указывая на квадратный двухэтажный дом с высоким крыльцом, над которым на цепи висели большая медная тарелка и ложка.

— Очень вовремя, а то в брюхе уже музыка начинается, — высказал Бурраш, и они направились в сторону гостиницы, у коновязи которой стояла одна-единственная лошадь.

Путники поднялись на крыльцо и зашли в заведение, которое начиналось с большого обеденного зала человек на сорок, но сейчас здесь было меньше полдюжины посетителей, да и те экономили, как могли, заказывая вчерашние закуски и кислое пиво, а хлеб доставали из котомок свой. На таких много не заработаешь, и хозяйка, высокая дама лет тридцати и с хорошими формами, поднялась из-за конторки и поспешила навстречу гостям, которые, по всему было видно, прибыли издалека, а значит, могли и поесть хорошо, и остаться на ночлег.

Особенно много надежд было связано с орком, хозяйка знала, что они иное ели.

— Прошу вот сюда, гости дорогие, к самому окошку. Этот столик только вчера скоблили, видите — совсем белый! — заворковала хозяйка.

Гости прошли к указанному месту и стали снимать ранцы.

— Ой, да вы с дубинками — ну чисто разбойники! — пошутила владелица заведения и засмеялась низким волнующим смехом, и Ронни задержал взгляд на ее колышущейся груди.

— Нам бы покушать, — пробасил орк, больше сосредоточенный на запахах, которые доносились из кухни.

— Все самое лучшее, только…

— С этим у нас порядок, — сказал Мартин, показав серебряный терций.

— Я и не сомневалась, господа хорошие, — обрадовалась хозяйка. — Что будете заказывать?

— А давайте нам всего, что есть, понемногу, — предложил Мартин. — Супы, запеканки, мясо, соленья. Несите все из расчета на троих.

И перехватив обеспокоенный взгляд орка, Мартин поправился:

— То есть я хотел сказать — на четверых.

С прибытием новых гостей на кухне забегали, застучали сковородками и кастрюлями, аппетитных запахов стало больше, и в них появились сладкие медовые нотки. Наконец стали выносить еду.

Гости не торопились, чтобы не объесться, ведь на следующий день им предстояло снова идти пешком.

Дольше всех, как и следовало ожидать, держался Бурраш. Он сменил двенадцать блюд и дошел до каши со сливками и изюмом. К этому времени Мартин с Ронни уже сошли с дистанции и вяло потягивали клюквенный морс.

— Хозяйка, а приготовьте нам просторную комнату, — попросил Мартин, когда хозяйка с кухаркой прибежали забрать посуду.

— Ой, да я уже догадалась, господа хорошие! Милости просим на второй этаж, там у нас самые чистые комнаты.

Отяжелевшие от еды гости поднялись наверх, волоча за собой ранцы. Им предложили две комнаты на выбор, и они взяли ту, которая выходила окнами во внутренний двор, поскольку хозяйка сказала, что на площади из-за торговли по утрам бывает шумно.

Она также сообщила, что и нужник располагался во внутреннем дворе, а еще там стояли бочки с дождевой водой, которую использовали для мытья и умываний.

За дополнительную плату было предложено деревянное корыто и два кувшина с горячей водой, но гости отказались.

104

Немного утомленная этой суетой, владелица заведения спустилась в обеденный зал и, окинув его взглядом, отметила, что кухарка с работницей пока справляются, а значит, можно сесть за конторку и немного отдохнуть.

Пододвинув к себе учетную книгу, сшитую из старого пожелтевшего пергамента, хозяйка взялась за оловянный карандаш, чтобы внести кое-какие записи, и в какой-то момент, неожиданно для себя, обнаружила нового посетителя, который стоял в трех шагах от ее конторки и улыбался.

Это был господин из благородных, в нарядном камзоле, чулках и башмаках с пряжками. А еще на нем был парик и треугольная шляпа по моде столетней давности.

— Э… ваша милость… — произнесла хозяйка, поднимаясь.

— Сидите, прекрасная дама, сидите, — произнес незнакомец с придыханием и взмахнул кружевным манжетом. Потом взял стул и поставил к конторке.

— Прошу прощения, ваша милость, я даже не заметила, как вы вошли, — призналась хозяйка. Она не понимала, как такое могло случиться, ведь крыльцо у них гулкое, да и дверь скрипит, однако этот гость появился совершенно неслышно.

— Вы очаровательны, Марго.

— Откуда вы знаете, как меня зовут? — поразилась хозяйка, инстинктивно прикрывая рукой вырез кофточки.

— Не делайте этого, Марго, у вас все красиво, — все с тем же придыханием повторил гость и снял наконец треуголку.

Присмотревшись, Марго заметила, что его губы подведены краской, а на щеки, поверх толстого слоя пудры, наложены румяна.

— Изволите заказать обед? — попыталась угадать Марго, поскольку улыбка гостя пугала ее.

— Вы давно живете одна, Марго?

— Семь лет, ваша милость, а почему вы спрашиваете?

— Столь красивая женщина и без мужчины?

— Вы это к чему?

— Я оплачу свое любопытство. Щедро оплачу, — сказал незнакомец и положил на конторку золотой терций.

— Ну я… — Марго невольно поправила волосы. — Один бил, другой бездельничал, а мне заведение от отца осталось.

— И вы решили сами выбирать мужчин, когда потребуется?

— А хоть и так.

Марго покосилась на золотую монету, догадываясь, что одними расспросами дело не ограничится. В какой-то момент ей показалось, что этот расфуфыренный подбивает к ней клинья, однако потом разобралась, что она ему неинтересна. Он только играл интерес к ее прелестям.

— Вы практичная женщина, Марго, вам нужны деньги на развитие этого прекрасного заведения, и я могу вам их дать. Заберите монетку. Ее вы уже отработали.

Марго пожала плечами и смахнула золотой в ящик конторки.

— Идем дальше, — сказал гость, снова улыбаясь, и поставил на край конторки кошелек. — Здесь еще двадцать золотых.

— И чего вы хотите? — спросила Марго, чувствуя, как заколотилась сердце.

— Я хочу, чтобы вы забрали эти двадцать, а после работы получили еще тридцать.

— Да что делать-то? — хрипло произнесла трактирщица.

— У вас сегодня трое постояльцев.

— Да, окна во двор выбрали.

— Я бы хотел, чтобы вы приласкали одного из них.

— Ой, только не орка! — отпрянула Марго, чем вызвала у гостя беззвучный смех. Успокоившись, он выдернул из рукава кружевной платочек и промокнул невидимые проступившие слезы.

— Нет-нет, Марго, я бы не посмел предлагать вам такое.

— Тогда кто?

— Тот, который седой.

— Седой?

Марго задумалась. С одной стороны, он ей совсем не приглянулся, а с другой — какие капризы за такие деньги?

— Ладно, ваша милость, можно сделать. Но вы что, под дверью стоять будете, чтобы слышать, как все проходит?

— Нет, достаточно результата.

— Какого?

— Хотелось бы, чтобы вы выяснили, куда он идет и по каким делам. Ну вы понимаете, так, ненавязчиво.

Гость пошевелил в воздухе худыми бледными пальцами.

— Я поняла, ваша милость.

— А потом он должен уснуть, — произнес гость, не отводя от Марго взгляда и ставя рядом с кошельком маленький фаянсовый пузырек.

— То есть это ему нужно выпить? — уточнила Марго, стараясь гнать от себя страшную догадку.

— Да, он уснет, и вы получите оставшуюся часть вашего золота, — сказал гость и подвинул к Марго кошелек и пузырек.

105

Комната попалась хорошая — просторная и чистая, с высоким подшитым потолком. В ней стояли четыре деревянные кровати под вязаными покрывалами и имелось два окна, к которым Ронни с Буррашем тотчас прильнули, чтобы рассмотреть территорию внутреннего двора.

— А вон нужник! — определил Бурраш. — С тремя дверцами, ишь чего выдумали!

— А вон бочки с водой и конюшня.

— Лучше окна не открывать, а то комары налетят, — предупредил Мартин и, выбрав кровать, сел на нее и поерзал, вспоминая, на чем спал последние двадцать лет. А тут перина, простыни, покрывало.

Случалось, что в камере он приходил к осознанию, что все свои дни проведет в каменном мешке, и ему от этого становилось даже легче — уходила тоска по воле. А теперь он на этой самой воле — ест сколько хочет, спит на чистых простынях, бреется, когда пожелает, и даже чистит зубы белой глиной. Об этом он не мог даже мечтать! Чего же более?

В дверь постучали.

— Кто там? Входите! — крикнул от окна Ронни. Дверь приоткрылась, и показалась хозяйка.

— Ну, как вы тут устроились? — спросила она, заглядывая в комнату. — Вот ты, мил человек, не выйдешь ли на минутку мне помочь?

И она поманила пальцем Мартина.

— Чего? — не понял он.

— Она помочь просит, — повторил Ронни.

— А! Конечно! Сейчас иду, — засуетился Мартин и, соскочив с кровати, поспешил на выход.

Он вышел в коридор, и хозяйка закрыла за ним дверь.

— Что делать? — спросил Мартин, однако женщина как-то странно на него посмотрела и коснулась плеча.

— Меня зовут Марго, а тебя?

— Мартин.

— Мартин, ты… — Марго положила ему на плечо руку и улыбнулась. — Ты мне приглянулся, понимаешь?

— Ну, бывает, — пожал плечами Мартин. Он не знал, как истолковать поведение хозяйки.

— Ты зайди вон в ту комнату, с красной обивкой на двери, видишь?

— Сейчас?

— Нет, Мартин.

Марго потянула за шнурок, чтобы вырез на кофточке стал заметнее.

— Не сейчас, а через полчасика, понял?

— Понял, а что делать-то?

— Мы там с тобой заночуем, — произнесла Марго с придыханием, теряя надежду, что ей удастся заинтересовать этого проезжего дурачка. Но, кажется, он начал понимать.

— Ах вон вы о чем, хозяйка! — кивнул он, и глаза его заблестели. — Извините великодушно, просто ну никак не мог подумать.

— Через полчаса, Мартин, — повторила Марго и, улыбнувшись, пошла прочь по своим делам.

— Через полчаса, я понял! — обрадованно закивал Мартин и, постояв еще немного, вернулся в комнату.

— Ну и чего она хотела? — спросил Ронни.

Мартин развел руками.

— Хочет ночевать со мной.

— Что, прямо так и сказала?! — поразился Ронни, которому хозяйка очень приглянулась.

— Да. Говорит, понравился, приходи на свидание через полчасика.

— Ты серьезно? — спросил орк, отходя от окна.

— Конечно. Зачем мне врать?

Мартин прошел к своей кровати и сел.

— Повезло ему, да? — сказал Ронни.

— Это еще как сказать, — не согласился орк. — Мартин, она на тебя даже не посмотрела — там, внизу, а теперь в койку зовет. Это непонятно.

— А ты что, следил, на кого она смотрит, а на кого нет? — спросил Ронни.

— Следил. Я с бабами всегда начеку, тем более с такими — одинокими.

— Ну, может, у нее так сложилось.

— Может, и сложилось, но если одинокая, то может быть ведьма.

— Да брось ты, — отмахнулся Мартин и, вспомнив, как Марго развязывала шнурок на кофточке, мечтательно улыбнулся.

— Ну что она ему сделает, Бурраш, чего ты переполошился? Да любой мужик о такой женщине только мечтать может, а Мартин после двадцати лет отсидки имеет полное право. Это ж везение какое, а ты пугаешь.

Орк поскреб темя и сказал:

— Ладно, это его дело, пусть идет, но подстрахуется.

— От чего?

— От того, чтобы не опоила его, чтобы не сделала слугой вечным.

— Как это?

— А очень просто. Если она его сломает, Мартин останется тут навсегда бесплатным работником.

Услышав это, Мартин усмехнулся и покачал головой:

— Ну ты скажешь, Бурраш. Ну, допустим, я бы хотел подстраховаться, хотя и не верю, что такая женщина способна на то, что ты сказал.

— Да почему не способна-то? — недоумевал Бурраш. Для него это было дело очевидное.

— Ну, она же красавица, ты разве не заметил?

— Для меня все ваши бабы на одно лицо.

— Это если только на лицо смотреть, — заметил Ронни и засмеялся.

— Хорошо, допустим, я с тобой соглашусь, а чего делать надо?

— Шип березовый у тебя есть?

— Шип березовый? — переспросил Мартин, и они с Ронни переглянулись. — Первый раз слышу.

— Ладно, у меня на такой случай припасен, — добавил Бурраш и, порывшись в ранце, достал двухдюймовую иголку, выструганную из дерева. — Вот, держи.

Мартин взял иголку и потрогал острие.

— Колется.

— На то и шип, чтобы кололся.

— А что с ним делать?

— Когда в койку с ней ляжешь, шип положи недалеко, чтобы рукой дотянуться, и потом, когда между вами все произойдет, возьми шип и уколи ее.

— А куда колоть?

— Куда хочешь. Можешь в ногу или в живот, чтобы она ойкнула.

— А что она обо мне потом подумает?

— Да пусть что угодно думает, главное, чтобы ты ее колдовство перебил и сорвал ведьмины козни.

106

Получив иголку, Мартин снова сел на кровать, невольно начав задумываться, зачем хозяйка позвала его на свидание. Поначалу он не понимал ее, потом, когда понял, был в восторге, а теперь пришло время обдумать предупреждение Бурраша, который, похоже, знал что говорил.

Нет, от свидания Мартин отказываться не собирался, ведь все, что говорил орк, это на тот случай, если Марго действительно окажется не просто женщиной. Ну правда, почему она живет одна? Ведь такая красавица.

— Бурраш, а откуда ты знаешь про эти иголки и все такое? — спросил Мартин. — У тебя что-то такое случалось?

— Нет, не у меня, у моего боевого товарища, — ответил Бурраш и вздохнул. — Мы вместе бежали из Арсильвании, когда войско разогнали.

— А его разогнали? — тут же спросил Ронни.

— Об этом после расскажу. А бежали мы с боевым товарищем, он тоже был орк. Скитались по лесам с неделю, потом выбрались ближе к жилью и продали кое-чего из амуниции одному местному жучку. Вернее, сменяли. Он нам за пару кинжалов из черненой стали дал здоровый мешок с хлебом и соленой свининой. Так мы на этой жратве дотопали до города Чонпель, хотели место поискать, чтобы заработать. Сначала повезло, взял нас один хозяин канаву копать и платил деньгами, а еще разрешал спать на прошлогоднем сене за коровником. За неделю скопили двадцать денимов, решили выпить немного, а там имелось местечко одно непуганое, где были ронши — оркские бабы. Штук пять. Они еду разносили, работу всякую делали. Посетители — в основном орки, но и людей навалом. Пиво по цене было почти дармовое, так что народ валом валил.

— Я про Чонпель даже не слышал, — перебил орка Ронни.

— Потом, Ронни, — махнул рукой Мартин, которому было важно услышать весь рассказ, ведь это было что-то вроде напутствия. — Продолжай, Бурраш.

— Ну вот, дальше как у тебя было. Одна красотка ему поулыбалась, задом повиляла, потом еще подсела, и они поговорили. При этом я вижу, что хозяин заведения проходит мимо и ни слова не говорит своей работнице, а вместо нее плошки и бокалы сгребает.

— Странно, — заметил Ронни.

— Странно, — согласился орк. — Но я тогда уже пива надулся, оно же дешевое. Ну подумал и подумал, а эти двое уже сговорились и пошли наверх, там еще лесенка была винтовая.

— На свидание, стало быть? — уточнил Мартин.

— На свидание. Их не было больше часа, потом спустилась только эта побрякушка и заявляет, что Ламбаруш останется у нее. Я сначала не понял, решил, что он с ней еще помиловаться хочет, может, и целую ночь. Ну расплатился и ушел, чтобы не мешать. На другой день после канавы снова зашел, посидел, выпил пива, но той ронши там не было. Я поднялся, стал по комнатам разыскивать и нашел Ламбаруша, но только уже внизу на кухне, где он сидел и чистил картошку, представляете?

— А что в этом страшного? — спросил Мартин.

— Страшно то, что он все время улыбался, как будто его опоили. Он выглядел счастливейшим из орков.

— Он не узнал тебя?

— В том-то и дело, что узнал. Он сказал: «Привет, Бурраш, как дела?» Я ему говорю — пойдем отсюда, ты загостился, а он мне — все в порядке, приятель, мне здесь хорошо, здесь Рамбуя. Это подавальщицу так звали. Я попытался его утащить, а он ни в какую, едва не подрались с ним. Сбежалась обслуга, на меня начали орать, и я ушел. Стал один работать и между делом расспрашивал местных. Они мне указали на одного торговца травами и порошками, который обитал в пропахшей валерьяновым корнем лавочке.

— Хотел лекарство, что ли, от колдовства получить? — уточнил Ронни.

— Что-то вроде этого. Ну я стал спрашивать, как мне поступить, дескать, друг меня не признает, что делать? А этот старичок сказал: купи сначала пучок травы. Пришлось купить, только тогда он сказал: ничего не получится, баба его надежно привязала, так что поезжай дальше один. Я спросил: как же быть, если такие вещи случаются? Как защититься? Тогда он достал из ящичка вот такую похожую иголку и говорит: вот березовый шип, уколи ее после свидания, и ничего с тобой ведьма не сделает.

— То есть это все же была ведьма? — спросил Мартин.

— Слушай дальше. Еще неделю я копал канаву, а когда работа закончилась, получил расчет и решил еще раз зайти в эту забегаловку, увидеть Ламбаруша. Пришел, сел, заказал пиво. И скоро вместо незнакомой разносчицы, которая пиво мне подносила, выплывает эта Рамбуя, представляете? Она как ни в чем не бывало стала крутить свои шуры-муры, тереться об меня. Я спросил про Ламбаруша, а она сказала: не знаю, уехал куда-то. Но я ей не поверил, решил притвориться, что меня все устраивает. И скоро мы договорились к ней в комнату подняться. Я решил пойти до конца, чтобы выяснить, что же там приключилось. И вот мы приходим, а там уже все приготовлено — мера пива, орехи. Перина на койке взбита. Приступаем к делу, и она такие коленца выделывает, о каких мне даже слышать не приходилось. Мастерица, одним словом. Но я настороженности не теряю и вижу, берет она какой-то веничек, держит его над свечой, а потом снова меня седлает и пытается этим веничком дымящимся в нос сунуть, тут я ее березовым шипом в задницу и кольнул. Вы бы видели, как она подпрыгнула!

— Как? — сразу спросил Ронни, которого по молодости подобные темы очень интересовали.

— Да чуть башкой потолок не вышибла, а потом слетела на пол и стала кататься и шипеть, как будто ее душили. Пеной, сволочь, исходить стала. Я даже одеться успел, а потом пиво ей на морду вылил, кинжал к горлу приставил и говорю: «Где Ламбаруш?»

— А она чего?! — не выдержал Ронни и даже привстал со стула.

— Она говорит: не убивай. Жив, говорит, твой друг, только его уже не вернешь, его хозяин продал. Беги, говорит, если сможешь, потому что, если хозяин узнает, что ты тут выясняешь, прибьют прямо на улице среди бела дня. Еще рассказала, что это главное прибыльное дело их хозяина, который обучал их колдовству, чтобы делать клиентов покорными. А прелюбодеяния были нужны, чтобы мужчин совсем обессиливать и они сопротивляться не могли. Вот так и опаивали да заморачивали тех, на кого хозяин указывал, а потом как скот тягловый продавали, а куда — неведомо. Так я и ушел, хорошо хоть сам березовым шипом оборонился, а то бы тоже оказался где-нибудь в шахте, там ведь неподалеку олово добывали.

В дверь тихонько постучали.

— Ой, это меня! — сказал Мартин, вскочил и выбежал в коридор, где его ждала немного удивленная Марго.

— А ты чего же, красавчик, еще не в комнате, как условились? — спросила она.

— Дык, это… Замечтался, не заметил, как и время пролетело! — выкрутился Мартин. — Ну так пойдем?

— Пойдем, коли не передумал, — сказала Марго, и ее голос снова сделался медовым.

107

В комнате был полумрак, если не сказать, что совсем темно. На печной полке горели свечи на дорогой бронзовой подставке. На широкой кровати, поверх красного покрывала, лежали две взбитые подушки, как будто приглашавшие любовников поскорее заняться делом.

Рядом с кроватью, возле окна, стоял небольшой столик, на котором громоздился кувшин с пивом. Он был только из погреба, отчего на его боках проступила роса.

— Ну что остановился? — спросила Марго, проходя к кровати, и вдруг уронила с себя юбки, под которыми совсем ничего не оказалось.

— Я… — Мартин судорожно сглотнул, он еще никогда не видел таких манящих форм.

Выскочил распущенный шнурок, и по телу Марго скользнула блузка, обнажив ее большую грудь.

Мартин задохнулся от чувств. Наставления орка сразу унеслись прочь, и он шагнул к этой красавице, которая с уверенной улыбкой стала развязывать ленту на волосах — последнее из ее одежды.

Мартин не посмел первым прикоснуться к этой королеве, и Марго сама швырнула его на кровать.

— Я вообще-то с дороги, я пыльный… — промямлил он, когда она сдергивала с него рубаху и штаны.

— Ничего, я люблю, чтобы мужик был настоящий, с дороги или сразу после колки дров, понимаешь?

В свете свечи Мартин видел оседлавшую его хищницу с распущенными волосами и подумал, что пропал, потому что она его держала очень крепко.

«Мастерица, одним словом», — пронеслись в его голове слова Бурраша. Орк как будто наперед знал, как будет себя вести Марго.

А она скакала на Мартине и даже что-то выкрикивала, эта свирепая фурия. Она требовала, чтобы он был настоящим мужиком, а он просто не поспевал за ее силой и безумной энергией. Он старался, он пытался, но все закончилось как-то само собой и совсем бесславно.

— Ты что, уже все? — спросила она удивленно.

— Все, — ответил Мартин, стараясь не смотреть Марго в глаза.

— Ну… — она слезла с него и легла рядом. — Бывает, не переживай.

«Бывает-бывает-бывает-бывает», — пронеслось в мозгу Мартина. Он чувствовал, что постепенно начинает прогреваться, он видел себя изнутри, как кровь бежит по жилам, как сердце начинает разгоняться и уверенно отбивать ритм. Он увидел эту комнату как будто ярко освещенной и эту полную сил женщину, какие редко попадаются на дороге. Особенно на такой провинциальной дороге.

— Тогда, может, тебе пивка налить? — спросила Марго, скучая.

— Нет, — сказал Мартин, поднимаясь. — Пивко потом, сначала дело…

— О, ну наконец-то разошелся!.. Разошелся!.. — прерывисто залепетала Марго. — Ох… Разо… шелся…

А Мартин действительно разошелся не на шутку и спустя четверть часа после начала все ускорялся и ускорялся, вспоминая себя молодого, вспоминая свою прежнюю жизнь, страшный нависающий над округой Угол и наставительные слова надзирателя, дескать, смирись — и подольше протянешь в этом узилище. Ну и что? Он-то протянул, а сам Борц — исчез!.. И что теперь, кто из них выиграл? Эх ты, Борц. Ведь двадцать лет Мартин продержался и о женщинах даже думать забыл. А что толку думать, если двадцать лет все мысли только о выживании?

«Двадцать лет… Двадцать лет… — проносилось в голове Мартина. — Двадцать лет…»

— Что?! Что двадцать лет?! — закричала вдруг Марго. — Выпусти меня! Отпусти меня, я больше не могу!..

Но Мартин ее не слышал, он все плыл и плыл по волнам своих воспоминаний, и лишь стрекот сверчка, вдруг проснувшегося за холодной печкой, заставил его выйти из этого состояния.

— Что? — спросил он.

— То!!! — почти прорыдала Марго и столкнула его с себя. — С ума, что ли, сошел?!

— Я… сделал тебе больно? — спросил Мартин, с трудом возвращаясь к реальности. — Ну извини. Ты вообще-то мне нравишься, честное слово…

— Да пошел ты!.. — отмахнулась Марго обидчиво, однако вспомнив, зачем она здесь, тотчас сменила тон. — Ты просто молодец, Мартин. Ты настоящий мужик, я такого ни разу не встречала! Я тебе сейчас пивка холодного налью…

И она потянулась с кровати к столу, чтобы налить пенный напиток в кружку и плеснуть туда из фаянсового пузырька.

«Чтобы он уснул…» — вспомнила Марго слова заказчика. Весьма странного на вид, но платившего настоящим золотом.

«Чтобы уснул, как же…» — ухмыльнулась Марго, с ожесточением тряся пузырек, чтобы весь яд вылился в кружку. Теперь она настолько ненавидела этого урода, который едва не загнал ее, словно лошадь на дистанции, что готова была задушить, не то что отравить.

А Мартин, ни о чем не подозревая, вдруг вспомнил про шип, который обронил на пол возле кровати — на всякий случай. Заряженный рассказами и страшилками Бурраша, дальше он действовал механически. Шип оказался под рукой, Мартин повернулся к Марго и сразу увидел ее большой обольстительный зад. «Ах, как же она хороша!» — подумал Мартин и вонзил ей в ягодицу деревянную иглу.

Марго завопила и, выгнувшись, сшибла головой столик вместе с кувшином, бокалом и влитым в него ядом.

Мартин вскочил с кровати и стал искать штаны, а его любовница свалилась на пол, продолжая стонать от боли.

— Ты это, Марго… Извини, пожалуйста, это дураки меня надоумили, сам бы я не стал, честное слово! — оправдывался Мартин, натягивая штаны, потом рубаху и, наконец, подхватывая сапоги и обмотки. — Извини, я вроде как старался, так что…

И, не договорив, Мартин выскочил в коридор. Он испытывал желание дать Буррашу в морду за такие вот советы. Ну как так можно? А с другой стороны — своя-то голова зачем на плечах?

Из-за красной двери «любовного гнездышка» выбежал мужчина с сапогами в одной руке и обмотками в другой. Он пробежал по коридору и не сразу нашел свою дверь, а когда нашел, заскочил в нее и с силой захлопнул. В тот же миг на лестнице послышались шаги, как будто кто-то поднимался, но никого видно не было. Лишь когда красная дверь открылась, в ее проеме проявился сначала силуэт, а потом и сам Луиджи собственной персоной.

Он прошел в комнату, отметил скомканное покрывало на широкой кровати и, заглянув за нее, увидел черепки кувшина, поваленный столик и прекрасное тело Марго, уткнувшейся лицом в разлитое отравленное пиво.

— М-да, не получилось, — с сожалением произнес призрак и уже собрался уйти, но задержался еще, снова взглянул на поверженную королеву трактира и добавил:

— А корма-то тяжеловаты.

108

Фрам Турсиней был известен в городе Тюсле как лекарь, поставлявший клиентам лечебные порошки и травяные отвары, которые, как считалось, помогали от всех болезней. И хотя снадобья Фрама не всегда помогали и его часто ругали и обзывали шарлатаном, но к нему в конце концов возвращались, поскольку только он мог внимательно выслушать, дать совет и продать хоть какие-то лекарства.

Одним словом, репутация у него была сомнительная, и лекарь это осознавал, но не унывал. А то, что его считали шарлатаном, Фрама Турсинея вполне устраивало. Это было лучшим для него прикрытием, ведь на самом деле Фрам колдовал и много работал над тем, чтобы подняться на очередную ступень могущества.

Вот и теперь, проводив пациента и убрав в шкатулку пару заработанных денимов, Турсиней прошел в самую большую комнату своего жилища, в которой были задернуты шторы, чтобы начать очередной сеанс приобретения силы.

Он закрыл дверь, постоял в тишине, настраиваясь, а потом прикрыл глаза и тронул руками первые ворота. Они быстро открылись — Фрам проходил через них сотни раз. За первыми стали открываться вторые, третьи, четвертые, у которых когда-то его подкараулили призраки из нижних миров. Они оказались слабы, но их было много. Это стало его первым боем, и он его выиграл.

Ворота раскрывались и раскрывались, пропуская Фрама дальше, но теперь все с большим противодействием, и ему приходилось прилагать все больше усилий.

На одиннадцатых он приостановился, ему показалось, что он слышит далекий гул, от которого вибрировал пол. Гул приближался, и Фрам понял, что нечто движется через ворота, поднимаясь из нижних миров.

Такие гости никогда не приходили с хорошими новостями, и Фрам стал пятиться, захлопывая перед собой ворота. Он выходил из коридоров так быстро, как только мог, но тот, кто двигался ему навстречу, был быстрее.

Где-то на третьих воротах гул прекратился, и Фрам уже подумал, что угроза миновала, однако едва он полностью вышел из галереи, как перед ним поднялся самый страшный из призраков, которые ему только встречались.

Это был сверкающий сотнями лезвий Вояджер, убийца, блуждавший по нижним мирам в поисках своих жертв.

Увидев это чудовище, почти достававшее шлемом до потолка, Фрам потерял дар речи. Он смотрел на искрящегося, покрытого туманом призрака и не знал, что предпринять.

Вояджер тоже молчал, никак себя не проявляя, и на какое-то мгновение Фрам подумал, что это заплутавшая тень Вояджера, которая не так уж опасна.

— Вояджер, это ты? — спросил он, и тотчас туман вокруг чудовища рассеялся, Вояджер хрипло рассмеялся, и эхо его смеха заметалось по комнате.

Только тут Фрам понял свою ошибку: Вояджер проявился, не пройдя всех ворот, чтобы Фрам не успел захлопнуть первые, через которые убийце было бы не пройти. Выдержи он паузу подольше, и монстру пришлось бы убраться, однако, назвав его имя, Фрам тем самым открыл для него ворота.

— Правда, остроумно, Фрам? — спросил Вояджер. — А ведь про меня любят говорить, что недалекий, что тупой. Ну и пусть говорят, как видишь, это дает свою выгоду.

— Но, Вояджер, ты продал эти земли и не можешь здесь больше хозяйничать.

— Продал?

Вояджер снова засмеялся так, что зазвенели лезвия на его доспехах.

— Да, кажется, припоминаю. Я действительно продал эти земли, но я и не охочусь здесь, понимаешь?

— То… Тогда зачем ты здесь? — спросил колдун, чувствуя, что язык с трудом ему повинуется.

— Затем, что мне нужна твоя услуга.

— Какая?

— Ты должен поискать для меня одного человечка.

— Человечка? Не призрака?

— Да, живого человека.

— Но тогда мне придется заглянуть в эфир.

— Ну и загляни, — пожал плечами Вояджер, отчего звякнули сочленения его стального костюма.

— Заглянуть ты и сам можешь, зачем тебе Фрам?

— Сам я не могу, там меня Ургай поджидает. Ты ведь знаешь, у нас с ним разногласия.

— Но если я выгляну, Вояджер, меня сразу засекут! За мной пришлют морлингов, глостеров, еще кого-нибудь!

От представившейся перспективы у Фрама затряслись руки, а из глаз покатились слезы.

— Уволь меня от этой работы, Вояджер! — заламывая руки, заголосил колдун. — Фрам слабый, Фрама сразу сомнут!

— Заканчивай эту пьесу, колдун, тебе не перехитрить Вояджера, — произнес убийца и сделал к Фраму шаг, от чего содрогнулся весь дом.

— Ладно! — вытянул руку колдун, на лице которого уже не было никаких слез, а только расчет и решительность. — Ладно, Вояджер, ты сказал свои слова, теперь я скажу свои.

109

Колдун свел и развел руки, и перед ним засиял огненный шар размером с большой арбуз. Фрам повторил пасс, и шар увеличился почти вдвое. Он начал потрескивать и рассыпать молнии, некоторые из них устремлялись в сторону Вояджера.

— О, да ты не терял времени даром, Фрам! — произнес Вояджер, как будто поменяв свои намерения. — До каких ворот ты теперь доходишь? До десятых?

Колдун усмехнулся, впрочем, концентрации не потерял, и его шар все так же угрожающе потрескивал.

— Может быть, уже до двенадцатых? — продолжал гадать Вояджер.

— А до четырнадцатых не хочешь?! — воскликнул Фрам и делано расхохотался, пытаясь скопировать смех Вояджера.

— Ну что же, тогда придется преподать тебе урок, — сказал убийца, и по лезвиям его доспехов пробежали фиолетовые искры. Затем он выхватил из ножен меч, и колдун увидел, как заалели кромки оружия.

— Как думаешь, какого уровня этот меч? — спросил Вояджер.

— Не знаю, — ответил Фрам, и его огненный шар дрогнул, а молнии, исходящие от него, укоротились.

— А если я скажу, что семнадцатого, ты поверишь?

— Да, — сказал колдун и сделал два обратных пасса, после чего огненный шар превратился в красную точку и погас. Стало тихо, и Фрам услышал, как гудит меч Вояджера, словно рой потревоженных ос.

— Итак, Фрам, ты окажешь услугу своему бывшему товарищу?

— Ты никогда не был мне товарищем, ты… Ты всегда преследовал свою выгоду.

— А ты свою. Итак, мне вложить меч в ножны?

— Да, я посмотрю в эфире, но что нужно искать?

— Смотри сюда…

Вояджер мечом с огненными кромками нарисовал в воздухе окно, которое тотчас замутилось, на нем заметались какие-то тени, которые вскоре приняли вполне определенные очертания. Фрам разглядел деревья и бегущих людей. Ночь, яркий месяц, гудящие потоки грязной воды и морлингов, тащивших куда-то свои жертвы. Затем, на мгновение, высветилось лицо человека с выпученными глазами, в которых читались и страх, и решимость одновременно.

Окно погасло, и в комнате повисла тишина.

— Ты не дышишь, Вояджер.

— А ты только узнал?

— Я понял, что нужно сделать. Ты хочешь узнать, кто это.

— Это не обязательно, мне важнее знать, где он.

— Полагаю это не твоя прихоть, ты выполняешь заказ Фрейна?

— Еще одно лишнее слово, и я разрублю тебя надвое.

Фрам вздохнул, он как мог оттягивал этот момент почти неконтролируемой болтовней, но все было напрасно. Следовало выполнить требования Вояджера, и тогда, быть может… Впрочем, Фрам решил не загадывать.

Он вздохнул и, подняв глаза, посмотрел на потолок, где сразу возник красноватый вихрь, пока что не слишком заметный, поскольку Фрам только собирался с силами. Заглянуть в эфир было не сложно, но вынести всю ту боль, которую влекло это любопытство, — совсем другое дело. И хорошо, если бы он утолял любопытство собственное, но приходилось бесплатно работать на безжалостного убийцу.

— Ты тянешь время! — рявкнул Вояджер.

— Да-да, я уже начинаю, — сказал Фрам, однако вдруг его обуял страх: что, если Вояджер изрубит его тело, пока он будет в эфире? Но кто тогда расскажет ему, где незнакомец с седыми волосами? Нет, пока Вояджер будет вести себя хорошо. Пока.

Фрам закрыл глаза, воронка завертелась быстрее и начала его засасывать. Еще немного, еще. Вот прошли его голова, плечи, пояс, ноги и — первый удар: злобная горгулья впилась в его плечо и стала бить крыльями, пытаясь вырвать кусок плоти. Фрам вскрикнул, отмахнулся от нее, но тут же привлек еще десяток тварей. Они жили в эфире, словно гиены, поджидая таких одиночек, как он. Фрам стал отмахиваться, вертя головой в поисках заказанного человека и его следов на земле.

— Да где же он! — взвыл Фрам, отбиваясь от наседавших горгулий. Да, он мог ударить по ним, он мог их испепелить, но тогда на вспышку силы явятся монстры покрупнее.

Но и этих тварей все прибывало, и они вновь и вновь вонзали в него зубы. Они рвали его и били крыльями, и он мог не вернуться из эфира, навсегда застряв в мире призраков.

В конце концов Фраму пришлось раскрыться, и он ударил по полчищам визжащих горгулий пассами красного огня.

Он был настолько зол на них, что ударил сильнее, чем нужно, отчего в стороны полетели обугленные кости, обрывки перепончатых крыльев и оторванные головы с оскаленными клыками. Гигантская стая горгулий превратилась в омерзительный мусор, однако этот удар услышали те, кого Фрам совсем не хотел потревожить. Один, другой, третий. Силуэты, похожие на безмолвные столбы, стали проявляться в опасной близости. Эти не довольствовались кусками, любой из них мог проглотить Фрама целиком.

— Есть! — воскликнул он, увидев наконец нужного человека, и нырнул в сужающийся коридор за мгновение до того, как над ним лязгнули гигантские челюсти.

Выскользнув из эфира, Фрам ударился ногами об пол и упал.

Выглядел он скверно, весь в ранах от зубов горгулий, и эти раны дымились, медленно затягиваясь на глазах.

— Что ты узнал? — спросил Вояджер, которому казалось, что он слишком задержался у этого колдуна.

— Сейчас-сейчас, дай отдышаться, — попросил Фрам и попытался подняться.

— Говори! — потребовал Вояджер, поднимая меч, который, в предчувствии работы, загудел громче, и ярче засветились его хищные кромки.

— Мартин! Его зовут Счастливчик Мартин, он отсидел двадцать лет в тюрьме в одиночной камере, а сейчас находится в гостевых комнатах в безымянной гостинице в городке Хорь.

— Хорь, ты сказал?

— Да, так и сказал.

— Ну хорошо, вроде похоже на правду, — пророкотал Вояджер. — Однако такие дела любят секретность, понимаешь? А ты болтал про Фрейна…

— Я буду молчать, Вояджер! Я буду молчать!

— Конечно, будешь… — согласился тот и одним ударом рассек колдуна надвое.

Через мгновение он исчез, но почти сразу в комнате проявился другой гость, столь же ужасный убийца — Ургай.

Он носил доспехи красного рыцаря и безжалостный меч в пять локтей, однако часто пользовался силой колдовства, даже не обнажая оружие.

Ургай с лязгом сомкнул ладони в боевых перчатках, и обе половины рассеченного колдуна вновь соединились. Фрам открыл глаза и увидел красного рыцаря.

— Вояджер… он…

— Говори, я для этого сюда и пришел. Говори, куда пошел Вояджер.

— Помоги…

— Уже помогаю, ты же видишь. Но ты должен посчитаться с Вояджером, разве не так?

— Так…

— Тогда говори, я слушаю.

— Счастливчик Мартин… в гостевых комнатах… Хорь…

— Чудесно, — сказал Ургай и улыбнулся под оскалом красной маски. А потом он исчез, больше не соединяя две половины рассеченного колдуна.

110

Как более старший и опытный, Бурраш сразу предупредил Ронни, чтобы тот не бросался к Мартину с расспросами, когда тот вернется.

— А почему? — спросил Ронни.

— Потому что неприлично. Ты подожди, дай человеку прийти в себя, а потом он сам тебе все расскажет.

— А долго он будет приходить в себя? — сразу спросил нетерпеливый Ронни.

— Не знаю. Но ты лучше помалкивай.

Поскольку заняться Ронни было нечем, Бурраш заставил его тереть друг о друга тренировочные дубинки, чтобы они стали гладкими.

— А зачем? Мы же их за следующий раз все равно расщепим и выбросим.

— Затем, что мы здесь как военный отряд. А у военных, если что приказали, надо выполнять и не задавать вопросов.

— А почему не задавать вопросов?

— Потому что сержант может этой же колотушкой отвесить разок.

— Это у всех военных так? — усомнился Ронни.

— У всех.

Не успел Ронни войти во вкус от новой работы, как в коридоре послышался какой-то шум, потом дверь в комнату распахнулась и вбежал Мартин — с красным лицом, потный, одетый кое-как и босой — держа сапоги и обмотки в руках.

— Чего случилось, приятель? — спросил Бурраш, поднимаясь. А Мартин постоял у двери, прислушиваясь, потом прошел к койке, сел и принялся обуваться.

— Короче, ребята, похоже, я того — перестарался…

— В каком плане? В койке с бабой или иголкой ткнул сильно?

— Да, похоже, в обоих направлениях, — сказал Мартин и, глядя на сапоги, никак не мог понять, на ту ли ногу он их надел.

— Ну и как она? Горяча? — не сдержался Ронни, и глаза его заблестели в предчувствии подробностей.

— Ронни, мы же договаривались, — напомнил орк.

— Да ладно, он уже сам начал рассказывать!

— Она-то горячая, а вот я поначалу был как колода. Тюрьма меня держала, понимаете? Двадцать лет на гнилой соломе, под каменной стеной.

— Ты чего мелешь? — не понял Ронни.

— Он не мелет, это ты не понимаешь, стригунок, — возразил орк.

— Потом вроде разошелся, но опять как в беспамятство впал, и похоже…

Мартин повертел пальцами, пытаясь подобрать подходящее слово.

— Наверное, ты доставил бабе неудобство, — подсказал орк.

— Чего? — спросил Мартин.

— Ну, ты, наверное, чересчур помял ее, забылся.

— Во! — обрадовался Мартин. — Забылся, самое это слово! Короче, обидел, и даже стыдно стало.

— Но кольнул? — уточнил орк.

— Дык, кольнул, конечно. Она как повернулась ко мне, так я сразу про тебя вспомнил, и иголка рядом оказалась. Но, похоже, я в запале слишком сильно кольнул, она прямо с койки вниз, и столик перевернула с кувшином. Так что нам теперь еще и за черепки придется доплачивать.

Где-то громко ударило, да так сильно, словно из стены бревно вышибли.

— Ух ты! — произнес Мартин, привставая, и в этот момент посреди их комнаты вдруг закрутился холодный туман, а затем среди этого вихря вдруг вырос до потолка огромный воин в красных доспехах.

Орк бросился за мечом, но незнакомец сказал:

— Не спеши, все равно не успеешь…

И показал играющий алым пламенем меч длиной в пять локтей.

— Но я здесь не за этим.

— Кто ты? — спросил Мартин, невольно вспоминая дуэль с птицей или человеком.

— Я Ургай, враг Вояджера. Скоро он появится здесь, чтобы уничтожить тебя, Мартин.

— Да за что? — поразился тот. — Если из-за бабы, так она сама ко мне полезла — честное слово!

— Он уже близко, но знайте одно: Вояджер боится кипятка. И совсем последнее: если удастся его сбить, передайте привет от Ургая. Ему будет приятно.

Красный рыцарь исчез, но почти в тот же момент на его месте грохнул сапогами другой, еще более страшный.

— Постойте, господин хороший, — снова обратился Мартин, даже не заметив, что гость поменялся.

— Кто из вас Мартин?! — прогрохотал Вояджер, замахиваясь мечом, чтобы разом решить проблему.

— Я Мартин! — вмешался орк.

— Мама! — заорал Ронни и, упав на пол, заполз под дубовый стол.

— Какой ты Мартин, морда зеленая! Мартин — человек! — возразил монстр, сверкая торчавшими по сторонам лезвиями.

В другой раз орк наверняка бы внял собственному опыту и промолчал, но на «морду зеленую» не ответить не мог и бросился на огромного призрака, от души рубанув мечом, да так, что посыпались искры и в угол отлетели два сломанных лезвия от доспехов.

— Ах ты тварь! — сразу разозлился Вояджер и ударил по Буррашу, однако его на месте уже не было. Раскаленный меч разнес стул в щепки, и те вспыхнули ярким пламенем, сгорев еще в воздухе.

— Мама!.. — еще громче заголосил под столом Ронни, снова отвлекая Вояджера.

В этом мире все двигались слишком быстро, и монстр немного не поспевал за ними. То ли дело сумрачные миры, где он исполнял свои заказы быстро и без проблем.

— Седой, беги! — крикнул Бурраш и снова атаковал Вояджера.

— А-а-а-а! — заорал тот и принялся размахивать мечом, разрубая стены и дырявя потолок до самых стропил. Посыпалась побелка, Ронни стал кричать громче, а Мартин, поняв, что от него требовалось, выскочил в коридор, едва не вынеся дверь.

За ним выбежал орк, а следом, снеся перегородку, в коридор вывалился Вояджер, ревя как подраненный зверь и продолжая рубить налево и направо.

От пола летели щепки, стены разлетались на бревна, и весь сруб заходил ходуном, когда Вояджер запрыгал по лестнице в погоне за Мартином и Буррашем.

Убийца уже точно знал, кто ему нужен, и понимал, что рубить Мартина правильнее, однако досаждавший ему орк вызывал у Вояджера такой гнев, что он то и дело бросался на него, снося своим мечом углы и перила, но шустрый орк ухитряться уворачиваться, а Вояджер все рубил и рубил, временами совсем забывая, зачем он сюда явился.

— Морда зеленая! — ревел он, гоняясь за орком, который не упускал возможности дать сдачи.

— Мартин! Мартин! Где же этот Мартин?! — ревел Вояджер, вспоминая о цели своего задания и срывая с окон занавески, испепеляя мощными ударами стулья, столы, камодики и стойки с посудой.

В воздухе стоял запах гари, однако открытого огня видно не было.

— Убью! Всех изничтожу! — продолжал орать Вояджер, впав в состояние бессмысленного гнева.

Мартин было попытался выскочить из заведения на площадь, но орк его удержал.

— Нельзя, приятель, там он настигнет тебя в мгновение ока, с его-то мечом.

Мартин не понял, но от затеи отказался.

— Я здесь, вонючий призрак!.. — закричал орк, выскакивая из-за скамеек у выхода в обеденный зал, но едва Вояджер, полыхнув искрами, вознамерился броситься за «зеленой мордой», из-за стола с посудой выскочил Мартин.

— Я здесь, осклизлая сопля!..

Оскорбление было настолько неожиданным и новым, что Вояджер потерял нить действий. Он зарычал, махнул мечом, снова зарычал и лишь потом бросился на Мартина.

Тот помчался к противоположной стене, прикидывая, сколько еще бросков сможет вынести, прежде чем упадет без сил, но неожиданно все вокруг окуталось клокочущим паром, и Вояджер с грохотом обрушился на пол, весь в потеках горячей молочной каши.

— Что это? Что? — спросил он спустя несколько мгновений, глядя на залитую кашей боевую перчатку.

— Пшенная каша, господин хороший, с сахаром и гвоздикой, я думаю. По крайней мере пахнет гвоздикой, — сообщил Ронни, стоявший неподалеку с двухведерной медной кастрюлей.

— Пшенную кашу я любил, но, знаешь ли, с гвоздикой все же перебор, я бы предпочел ванильный порошок.

— Соглашусь с вами, господин хороший. Однажды мы с Хенриком Бздюком, таково было его погоняло, отправились грабить приют для рыбацких вдов, так нам на головы вылили кашу с ванильным порошком, и мы с Бздюком оба сошлись, что он весьма приятен. Правда, задница долго заживала. Задницу ошпарили как надо.

Появился Бурраш. Он вышел из облака пара, поднявшегося от горячей каши, и, опершись руками на рукоять меча, спросил:

— Ты ведь призрак, Вояджер?

— Призрак. Но призрак силы.

— Да я вижу. Но неужели призрак боится кипятка? Что станет призраку от кипящей воды?

— Ничего не станет, — ответил Вояджер и закашлялся. — Но они варили меня четыре часа, представляешь? Если бы просто убили — это одно, но они варили четыре часа, и я поклялся им отомстить, задержавшись в поясе призраков. И что ты думаешь?

— Что?

— Их давно нет. Они умерли. Кто своей смертью, кого добили грабители на дороге. Но они ушли, и больше нет никакой мести. А я остался здесь навсегда, понимаешь? Мне некуда идти. Осталась только злоба и желание отомстить тем, кого давно нет. Нельзя объяснить, почему призрак боится кипятка, но это сильнее призрака, как вот эта каша…

Вояджер поднес к несуществующим глазам боевую перчатку, испачканную в горячей каше.

— Чудесный запах. Я его не чувствую, но я его помню. А сейчас я поднимусь и убью вас всех. Понимаете?

— Едва ли ты сможешь, — сказал Бурраш.

— Да, едва ли у тебя получится, — подтвердил Мартин, выходя из укрытия.

— Почему это? — не понял Вояджер.

— Потому что Ургай передавал тебе привет.

— Ургай? — переспросил Вояджер, и всем показалось, что он впервые услышал это имя.

— Ургай? — повторил он еще раз, но на этот раз не так отстраненно. И страшный вопль, изданный покрытым лезвиями чудовищем, вызвал ужас у всех, кто его слышал. Вояджер простер руки к потолку и страшно затрясся, когда гнев внутри него стал нарастать. Еще мгновение, и он провалился сквозь пол, и вместе с ним унесся в пропасть его страшный крик.

На минуту стало тихо, а затем в колодец обрушились обломки половых досок и обломки стола.

— Я вот что думаю, ребята, пора нам бежать отсюда, — предложил Бурраш, и Мартин с Ронни тотчас бросились к дверям.

— Нет! — воскликнул орк. — Вещи нужно забрать. Без имущества мы на дороге только попрошайки.

111

Гонка длилась уже трое суток и порядком вымотала обе стороны. Гномы едва стояли на ногах, но и преследователи из плотной группы теперь растягивались в длинную подрагивающую колонну — об этом сообщали разведчики из арьергарда.

В конце концов противник встал на отдых, и Ламтак тоже приказал своим встать лагерем.

— Да что ты, глупец, делаешь? Один бросок, и они будут здесь! — воскликнул господин Тинлуб. В другой раз старшина покорно бы все стерпел, но сейчас на нем лежала слишком большая ответственность, и эта ответственность была выше преданности господину Тинлубу, у которого от недосыпания глаза стали красными, а лицо бледным и одутловатым от чрезмерного употребления настойки.

— Полноте, ваша милость, поспите лучше. Мы не сможем сделать лишнего шага и скоро упадем, понимаете?

Но господин Тинлуб уже не понимал. Услышав долгожданное разрешение поспать, он сполз на землю рядом с тележным колесом и почти сразу захрапел. А Ламтак нашел в себе силы пойти вдоль границ временного лагеря, чтобы будить часовых.

Он выбрал самый короткий интервал — полчаса от смены до смены, но и этого времени они не выдерживали и засыпали, обнявши меч или секиру. И никакие угрозы лагерю или им лично не казались им значимыми. Спать, спать, спать.

— Ну и ладно, — махнул рукой Ламтак, понимая, что и противник находился не в лучшем положении.

Поначалу те напирали, желая вызвать гномов на генеральное сражение, но это в планы Ламтака никак не входило, и он выпускал небольшие беспокоящие отряды, которые сталкивались с авангардом преследователей и, обстреляв их из арбалетов, подтягивались к своим.

И хотя количество потерь от таких столкновений было не в пользу гномов — семь против четырех, преследователи крепко получили по носу, сбавили темп и стали вести себя куда осмотрительнее. Но на это ушло двое суток непрерывных стычек.

С одной стороны подпирал враг, а с другой — скорость движения очень замедляли раненые, которых у гномов набралось с десяток. Однако собственные раненые замедляли движение и их врагов.

В присутствии двух сержантов он уснул. Всего на пару часов, а потом поднялся и отправил их отдыхать, а сам направился к границе, где недреманным караулом стояли пятеро бойцов арьергарда.

— Поспали? — спросил он их первым делом.

— Да, сменяемся через час. Двое караулят, трое спят.

— Хорошо. Я у вас еще покемарю пару часов, а потом сыграем подъем. Если не уйдем к рассвету, они нас прищучат.

— Вы серьезно, старшина?

— Серьезно.

Ламтак лег на траву, и она показалась ему мягче всех перин вместе взятых. Он находился рядом с испытанными бойцами, а стало быть, мог позволить себе провалиться в беспамятство и видеть какие-то хорошие сны с цветами, озерами и прекрасными девами. Если чего-то боишься, таких красот никогда не увидеть, а Ламтак видел.

Он проснулся, когда первые лучи солнца коснулись облаков на горизонте.

— Что? Где?! — воскликнул он.

— Тихо, старшина. Гултек приказал разбудить вас на час позже, сказал, что иначе нельзя, вы выглядели очень плохо.

— Правда? — спросил Ламтак, мазнув по лицу короткопалой ладонью.

— Так точно.

— Что наши неприятели?

— Спят, старшина. Вы уже сказали Тинлубу, что это черные орки?

— А зачем пугать начальство? Пусть еще немного побудет в неведении. Хотя…

— Что?

— Если он и не знает наверняка, то уже догадывается.

— Что думаете, старшина?

— Думаю, что отоспятся и атакуют всеми силами. Они уже поняли, что играть с нами на истощение не очень интересно. Они будут брать нахрапом, поэтому нужно готовиться.

— Мы готовы, старшина.

— Вот и славно. Наваляем им по полной, пусть узнают, что значит пехота гномов.

112

С восходом поднялся весь отряд, в том числе и господин Тинлуб. Он сразу понял, что спал больше, чем рассчитывал, а значит, его намеренно никто не будил.

— Ламтак, ко мне! Ко мне, старшина! — завопил он, вскакивая и пугая запряженных в телеги мулов.

— Я здесь, господин Тинлуб, — отозвался старшина.

— Что происходит, почему мы еще не на марше?!

— Мы готовимся к бою, господин Тинлуб.

— К какому бою? Мы должны двигаться, понимаешь?!

Тинлуб почти кричал на Ламтака, но тот был спокоен, он знал, что хозяин будет ругаться, но сейчас это не имело значения.

— Мы должны принять бой здесь, господин Тинлуб, потому что это выгодно. Мы расставим стрелков, мы будем ждать, а они наступать. Если же встанем на дорогу, они быстро перебьют нас, когда мы вытянемся в колонну.

— То есть… все произойдет здесь? — спросил Тинлуб уже спокойнее и обвел опушку, кусты и большой луг растерянным взглядом, остановившись на низине, где сейчас располагался неприятель.

— Так точно, господин Тинлуб. Наши бойцы уже распределяются по позиции.

— Хорошо, — кивнул Тинлуб, смиряясь с ситуацией. Потом ощупал рукоять своего странного меча. Чуть выдернул его из ножен, но, опомнившись, загнал обратно. — Где мне нужно находиться?

— Оставайтесь возле возов, господин Тинлуб. Ведь груз — это самое важное.

— Да, груз — это самое важное. И, старшина, ты знаешь, что в этих сундуках?

— Конечно, хозяин. В сундуках — золото.

— Да, конечно. Только ты это… Ты не обращай на меня внимания и занимайся всеми делами, какими нужно. Как будто меня здесь нет.

— Спасибо, господин Тинлуб. Тогда я пойду.

— Иди, Ламтак, иди.

И старшина ушел. У него в распоряжении было двадцать семь боеспособных солдат, тех, кто мог передвигаться сам, хотя и среди них были легко раненные.

Отряд располагал двенадцатью арбалетами, что было немалым количеством, если стрелять из засады, но совсем небольшим, если противник знал об этом, когда шел в атаку.

Пройдя по линии готовящейся обороны, старшина спустился в канаву и по ней добрался до кустов на правом фланге. Отсюда должны были работать арбалетчики, но и противник мог дать хороший ответ. Ламтак уже знал, что у черных орков были арбалеты, по его прикидкам — не менее десятка. Учитывая, что эти машинки были двулучными, преимущество полностью переходило на сторону врага.

— Ну что, сплели стенку? — спросил старшина у двух гномов, которые укрепляли позицию для стрельбы.

Чтобы кусты не прошивало болтами вражеских арбалетов, решено было поставить плетеную стенку, которую нельзя было рассмотреть в зарослях. Старшина рассчитывал, что черные орки выпустят по кустарнику немало болтов, прежде чем поймут, что те не достигают цели.

— Сплели, господин старшина, — ответил гном, который в отряде славился плетением корзин и всякой оснастки для переноски тяжестей, которую мастерил из ивовых прутьев.

— Выдержит болт? — осведомился Ламтак, на ощупь пробуя плотную вязку стенки.

— Выдержит, проверено, — отозвался второй гном и, показав старшине трофейный болт, сильным ударом вогнал его с наружной стороны укрепления. Видно было, что болт прошел недалеко. По крайней мере, сквозного выхода не было.

— Молодцы, хорошая работа, — похвалил старшина и, выдернув болт, повертел его в руках. Тонкий, стальной, пятигранный. Ну как можно отковать такой? Если количество граней четное, то понятно, клади да бей, если мастер с молотком дружит, а вот как отковать пять граней? И главное — зачем?

Ламтак не первый раз видел такие болты, однажды самолично выдергивал из собственных ребер — хорошо, кираса спасла, болт вошел только на дюйм.

— Ну что, сладим мы с ними, господин Ламтак?

— Сладим, конечно. Они хороши в драке, но и наши ребята не подкачают. Их побольше наших, но ведь они пойдут в атаку, а тут и арбалетчики сработают, и пики у нас припасены.

— Не в первый раз, господин старшина.

— Вот именно, братцы, не в первый.

113

Вернулась тень, синяя, как морская глубина. Пока у нее не было собственного имени, и Фрейн хотел его дать, когда тень проявит себя и докажет, что имеет право на имя.

Случалось, что тени жили считаные дни, а иногда и часы. Гибель теней доставляла Фрейну боль, ведь они были его частью, однако самому заглядывать в эфир было опасно, а отправлять тени для связи с агентами Фрейн мог.

И вот синяя тень вернулась с первого задания. Она дрожала, то и дело теряла форму и распадалась, вновь восстанавливаясь то в силуэте человека, то в виде птицы с распростертыми крыльями.

— Успокойся, ты дома, ты под защитой. Просто соберись и успокойся, — приказал Фрейн.

Это помогло. Тень выдержала форму человека и даже набрала густоты цвета, превратившись из неустойчивой светло-синей в темно-синюю.

— Итак, вижу, что ты готов. Видел Змеевольда?

— Видел… — не слишком уверенно ответила тень и колыхнулась.

— Говорил с ним?

— Говорил.

— Хорошо. Покажи мне это, я должен видеть и слышать все сам. Сможешь?

Тень не ответила и начала рябить, угрожая превратиться в бесформенное облако тумана.

— Стоять! Держать форму!.. — прикрикнул Фрейн, но не слишком грозно, боясь, что этим может вовсе распылить тень.

Тень снова собралась, и Фрейн подпитал ее иллюзиями, отчего тень настолько укрепилась, что обрела объем. Конечно, до Гарфельда ей было далеко, но, возможно, со временем она могла бы дотянуть до его уровня.

— Я готов показать Змеевольда, хозяин! — отчетливо произнесла тень, и Фрейн удовлетворенно кивнул: подпитка иллюзиями пошла ей на пользу.

— Раз, два, три! — сосчитал Фрейн, и между ним и тенью появилось изображение Змеевольда, предводителя отряда черных орков.

— Нам нужна поддержка, — сказал черный орк, с некоторой подозрительностью посматривая на новую тень, ведь прежде он имел дело с Гарфельдом, который выглядел как второй Фрейн. — Нам нужна поддержка, мессир Фрейн, иначе все может сорваться. Гномы хорошо укрепились и решили принять бой. Я ваш должник и буду атаковать в любом случае, но гарантировать успеха не могу. Жду два часа, если не будет помощи, попробую обойтись собственными силами.

Фрейн вздохнул. Гномы всеми силами пытались отстоять свою независимость, а он хотел эту независимость у них отобрать. Ему нужен был этот народ, он нуждался в его силе.

— В стену, тень! — приказал Фрейн, и тень, попятившись, исчезла в стене. А Фрейн сделал несколько пассов, и перед ним раскрылось окно с горящими, рассыпающими искры краями. В окне появилась странная маска, которая могла повергнуть в ужас любого, кто прежде не видел глостеров.

Это был подземный народ, который, однако, не думал и не мечтал о жизни на поверхности. Их стихией были подземные реки, угольные полости и торфяные ямы. Обычно глостерам хватало своих дел в глубине земли, однако они не отказывались, если их звали на разбой, в особенности если звал Фрейн, который, хотя и потерял часть своего влияния, все еще являлся для глостеров авторитетом.

— Я слушаю вас, мессир Фрейн, — отозвался Онтакс, являвшийся лидером этого района обитаемых недр.

— Как ты понял, что это я, ведь ты не видишь? — задал Фрейн никчемный вопрос, чтобы не сразу переходить к приказам и угрозам.

— Я чувствую силу вашего вызова, мессир.

— А чем же он отличается от других вызовов?

— Другие вызовы не такие категоричные.

— Какие-то особые ощущения?

— Мне бы не хотелось это обсуждать, мессир. Нельзя ли сразу к делу?

— С тобой приятно говорить, Онтакс, недолго получается. Мне нужны двадцать твоих бойцов.

— Навсегда?

— Почему сразу навсегда?

— Потому что обычно, мессир, вы берете навсегда.

— Нет, на этот раз не навсегда, если только они сумеют постоять за себя.

— Эти сумеют. Что они должны сделать?

— Помочь союзникам по борьбе с веспами.

— Черным оркам?

— Да.

— Как они попадут на место?

Фрейн вздохнул. Ему предстояло совершить почти что подвиг. Когда-то давно он переносил сотни воинов, но те времена ушли.

— Об этом не беспокойся, Онтакс, все, что от тебя потребуется, — назвать имена этих воинов. И пусть они будут готовы.

114

Мартин, Ронни и Бурраш шли по установленному маршруту, чтобы снова встретиться со связным гномов. Они почти оттаяли после битвы со страшным Вояджером, встреча с которым оказалась для них полной неожиданностью.

Спасибо безвестному Ургаю, который наверняка был таким же злодеем, как и Вояджер, но, на счастье путешественников, оказался его врагом.

Первые пару часов они молчали и лишь потом стали обсуждать произошедшее.

Бурраша настораживало, что чем дальше они шли по этому пути, тем с большими неприятностями им приходилось сталкиваться. Мартин признался, что подумывает отказаться от дальнейшего участия в этом странном путешествии, ведь ни о каком сопровождении или разведке уже не могло быть речи, гномы шли своим путем, а Мартин с товарищами своим.

А Ронни думал о Марго, она ему очень понравилась. Он несколько раз пытался вызвать Мартина на разговор, с целью выяснить подробности их свидания, однако того это не интересовало, а свидание, как оказалось, ему пришлось не по вкусу.

Объясняя это, Мартин высказал мысль, что за двадцать лет с ним произошел какой-то надлом, и, возможно, теперь он не сможет иметь с женщинами близких отношений.

Так, размышляя каждый о своем и изредка переговариваясь, они вдруг пересекли следы отряда с обозами. Следы тянулись вдоль засохшего ручья, по промытой песчаной балке, а потом неизвестным путешественникам пришлось пересекать русло, и, присмотревшись, Бурраш сделал заключение, что следы принадлежали гномам.

— Нога маленькая, широкая, а вот тут руками приложились, видимо, телеги подсаживали.

— А вон дерьмо! — заметил Ронни.

— Не трогай, — сказал Мартин.

— Я и не трогаю, — пожал плечами Ронни и, заметив, что Мартин с Буррашем улыбаются, тоже засмеялся. Он понял, что они над ним подшучивают.

— Дерьмо-то чье, разобрался? — спросил орк.

— Мулов.

— Правда, что ли? — удивился Мартин. — Ты же вроде городской, откуда знаешь?

— Просто рассказывали. Это дерьмо мула, в нем ветки непереваренные, потому что мул жадней лошади. Та только листочки может прихватить, если хочется, а этот вместе с веткой срывает.

— Правильно, — похвалил Ронни Бурраш. — Тебя по лесам поводить, из тебя хороший следопыт выйдет.

Немного отдохнув и отвлекшись от переживаний, они двинулись дальше, однако Бурраш предложил свернуть с тропы, проложенной гномами.

— Мало ли кого они там встретят, нам и своих приключений хватает. Придем в деревню, там и повидаемся, а пока не нужно.

Мартин с Ронни с ним согласились, и они ушли левее, на тропу, по которой, по мнению Бурраша, раньше ходили кабаны.

— А они на нас не нападут? — осведомился Ронни, который слышал про вепрей много страшных историй.

— Не нападут, здесь даже следов их нет. Тропа осталась, а следов нет, значит, больше года здесь не бегают.

— А следы отряда свежие? — спросил Мартин через какое-то время.

— Ну как… Вчерашние.

— Значит, далеко ушли.

— Может, и недалеко. По следам видно, что устали гномы очень.

— С чего ты взял?

— С того, что следы тянутые, — вмешался Ронни. — Они ноги еле волокли. Когда путник отдохнувший, у него след четкий, как купеческая печатка.

— Молодец, — снова похвалил его Бурраш.

Так, с небольшими остановками, они преодолели еще около пяти миль и заночевали возле заброшенного стога сена, предварительно выгнав из него несколько мышей и одну змею.

Ночь прошла спокойно, поднялись они до рассвета и, ежась от утренней прохлады, позавтракали остатками хлеба и вяленого мяса.

— Немного же нам досталось, — вздохнул Бурраш, пока Ронни чистил возле небольшого озерца зубы.

— Ничего, главное, кошелек при нас. Уже сегодня доберемся до деревни, там и оттянешься, как захочешь. Только в гостиницу больше не пойдем.

— Не пойдем, — согласился Бурраш, и они засмеялись.

— Чего смеетесь? — спросил Ронни, возвращаясь и благоухая мятной глиной. — Держи щетку, вода там, правда, болотом попахивает, но ничего.

Мартин взял щетку и коробку с глиной, а Бурраш посмотрел ему вслед и неодобрительно покачал головой, в который раз сказав:

— Баловство это. Столько дел вокруг нас происходит, а вы все одно глиной зубы скребете. Небось из озера теперь все лягушки поубегают.

— Да ладно тебе, ты потом еще сам пристрастишься.

— Когда потом?

— Ну, доберемся до Пронсвилля, осядем там или в пригороде, я куплю тебе такую же щетку, или нет, наверное, побольше, вон у тебя какие зубищи, и ты тоже будешь по утрам глиной начищаться.

— А вот и нет, — покачал головой орк. — И почему именно Пронсвилль?

— Потому что в Лиссабон нам ходу нет. Я из банды ушел, а на Мартина они тоже теперь клык имеют. Так что в Пронсвилль.

115

Двинулись в путь без раскачки, надеясь согреться в дороге. Когда рассвело, снова пересекли тропу гномов, а через полчаса неожиданно перешли еще одну, но там уже не было никаких следов от колес.

— Кто это может быть, а, следопыты? — спросил Мартин.

Ронни посмотрел, но ничего конкретного сказать не смог.

— Тяжелые, вроде высокие. Я прав, Бурраш?

— М-да, — неопределенно ответил орк. — Не нравятся мне эти следы, ребята.

— Думаешь, это за ними разбойники топают? Или, может, ингландцы?

— У ингландцев башмаки пошире, а тут нога узкая, — сказал Ронни.

— Вот именно, — согласился Бурраш. — Шаг широкий, быстрый, все идут примерно одинаково. Это солдаты, и это могут быть черные орки.

— Черные орки? — переспросил Мартин и сдвинул мятую шляпу на затылок. — Это вроде как не очень здорово, я правильно понял?

— Хуже некуда, — подвел черту Бурраш.

— Так что, может, развернемся и смоемся? — предложил Ронни.

— С одной стороны, ты прав, — сказал Мартин, — но как-то неловко получается. Нам только премию выдали в золоте, а мы хозяев побоку пустим. Неловко как-то.

— Соглашусь с тобой, Мартин, — поддержал его орк. — Мы двинемся дальше потаясь, а там что-нибудь выяснится.

— Может, гномы еще отобьются, а?

— Едва ли, — покачал головой Бурраш. — Черные орки своих потерь не считают, да и бойцы они жесткие и умелые.

— Бурраш, а вот ты один на один побьешь черного орка? — тут же спросил Ронни.

— Ну, это смотря какой черный орк попадется. Но одного мы точно не испугаемся. Ладно, пойдем вперед. Идти будем чуть быстрее, но осторожнее. Ногами пружинить, ветки отгибать и не бросать. Понятно?

— Понятно, — сказал Ронни.

И они пошли дальше, ускорив шаг и прислушиваясь, чтобы не пропустить ни одного постороннего звука.

Примерно через час, уже запыхавшись, остановились на краю леса — дальше, за поясом из разросшегося кустарника, начинался заливной луг с высокой травой, и выходить туда сразу было опасно.

— Разведать надо, — сказал Мартин.

— Давай лучше слева по лесу обойдем и вон там выберемся на заросший холм, — предложил Бурраш, показывая куда-то поверх деревьев.

— Тебе хорошо, ты высокий, а мы ничего не видим, — пожаловался Ронни.

— Неважно, топайте за мной, тут меньше мили осталось.

И они свернули налево, чтобы избежать встречи с разведчиками гномов или черных орков, если те и другие находились неподалеку.

Где-то застрекотала сорока, потом еще одна. По деревьям зашмыгали белки.

— Что там? — спросил Мартин у остановившегося Бурраша.

— Пока непонятно, — ответил тот, и вскоре они уже карабкались по крутому, заросшему лесом склону, так что из долины путников было не разглядеть.

На вершину холма взошли сильно запыхавшись, потому что спешили, предчувствуя какое-то событие. Это не обсуждалось, но все говорили отрывисто и только шепотом.

— Вон, смотрите, — выглядывая из-за ствола сосны, указал рукой Бурраш.

— Где? — спросил Ронни, но уже и сам в четырех сотнях шагов разглядел гномов, которые перебегали к линии кустарника. А позади них, под деревом, стояли запряженные мулами возы.

— Ну и кого они ожидают? — спросил Мартин.

— А вон, посмотри на луг, — сказал Бурраш. Мартин присмотрелся и увидел рассеянные среди травы черные точки. Это и были преследователи гномов.

— И что теперь будет?

— Черные орки атакуют, гномы, если повезет, первый раз отобьются.

— А потом? — спросил Ронни.

— Потом увидим, — ответил Бурраш, и в этот момент раздались пронзительные крики — черные орки рванулись в атаку.

Частым перестуком ударили арбалетные замки, выпуская быстрые болты. Крики стали громче, а потом зазвенели мечи.

— Ну вот и началось, — обронил Бурраш.

Ожесточение битвы нарастало с каждым мгновением. Теперь уже были видны отдельные группы и пары сражавшихся. Черные орки были полны решимости опрокинуть гномов, но те были упрямы и отступать не приучены. В какой-то момент первоначальный азарт черных орков стал спадать, возможно, они понесли большие потери, чем рассчитывали.

— Ну!.. Ну!.. — подгонял гномов Бурраш. — Еще немного, братцы, и вы удержитесь!..

Неожиданно рядом с возами из земли ударили фонтаны коричневой грязи, а потом из образовавшихся скважин выскочили какие-то то ли люди, то ли звери. Они стали заливисто свистеть и мгновение спустя бросились рубить всех, кто попадался под руку. Это был удар в спины гномам, которые едва сдерживали напор черных орков.

— Что это, Бурраш?! Что это?! — спросил пораженный Мартин, глядя на уничтожение героически сопротивлявшихся гномов, которые, даже истекая кровью, пытались до последнего отвечать ударом на удар.

— Это глостеры, — хрипло ответил Бурраш. — Мне приходилось сталкиваться с ними в бою, но я никогда не видел, как они выпрыгивают из земли.

— Меня сейчас стошнит, — пожаловался Ронни.

Скоро все было кончено. Черные орки прорвались на территорию лагеря гномов и стали добивать раненых, и вскоре там сновали только черные фигуры.

— Вот и все, — произнес Бурраш с горечью. — Похоже, работы больше не будет.

И в этот момент откуда-то со стороны возов в толпу ликующих победителей ударила белая молния, а затем, посреди ясного неба, на лагерь обрушился грохочущий дождь из фиолетовых молний, который прекратился уже через несколько мгновений, но Бурраш, Ронни и Мартин успели упасть на землю, прикрывая головы руками.

Когда же они поднялись, то увидели, что над лагерем поднимается дым и повсюду валяются тела не только гномов, но и их врагов.

Несколько уцелевших после страшного дождя глостеров с визгами стали прыгать в свои ямы-колодцы, которые снова извергли фонтаны грязи и закрылись, а оставшиеся в живых черные орки, ничуть не смутившись огромными потерями, бросились к обозам, скинули с них сундуки и принялись молотить по ним секирами.

Мартин смотрел на это широко раскрытыми глазами и поражался тому, что черных орков не беспокоила гибель их товарищей, которые теперь лежали среди дымящихся тел. Они рубили сундуки не останавливаясь, и вскоре первая крышка была сорвана. Сундук опрокинули, и в нем оказались камни.

— Ух ты! — поразился Ронни, а вот Мартина с Буррашем это не удивило. Вскоре за первым сундуком последовали и остальные, но во всех оказались только камни.

— Надул их хозяин, — заметил Мартин, догадываясь, что это не конец спектакля.

— Они упорные, — сказал Бурраш, — вон, за возы принялись.

И действительно, теперь топоры застучали по дереву, полетели щепки и скоро оба воза были разломаны до основания, и в этот раз, кажется, черным оркам улыбнулась удача. Они разом бросились к одному из своих, загомонили, но старший одернул их окриком, и все притихли. Потом прозвучала отрывистая команда, и группа стала собираться.

Черные орки похватали пожитки, трофеи, а потом прикончили четырех мулов и пошли в лес, даже не оглядываясь на остывающее поле битвы.

— Ты их пересчитал? — спросил Мартин.

— Десять, — ответил Бурраш.

— Чем же их так приложили? Это ведь пострашнее того — в гостинице, с огненным мечом, правда?

— Боевая магия. Наверное, была припасена у главного гнома.

— Но на всех не хватило, — заметил Ронни и вздохнул.

— Хорошо, что нам не перепало, — добавил Бурраш. — Какие будут распоряжения, командир?

— Это ты меня, что ли, спрашиваешь? — удивился Мартин.

— Гномов больше нет, ты теперь у нас самый старший из начальников.

— Да, — подтвердил Ронни и вздохнул. — Надеюсь, ты не скомандуешь возвращаться в Лиссабон?

— В Лиссабон? Да что мы там забыли? Нет, в Лиссабон мы не пойдем в любом случае, но вот о чем я подумал, братцы. Премию мы получили, а отработать не довелось. Мы даже не знаем, чего эти разбойники утащили.

— Можем догнать и спросить, — сказал Бурраш, и Мартин с Ронни удивленно на него уставились.

— Да шучу я. Догнать можем и тихонько подсмотреть, а спрашивать, конечно, не будем.

116

И, недолго раздумывая, они снова пустились в путь, но теперь это уже была почти погоня.

Черные орки шли ходко, и приходилось держать такой же темп. При этом Бурраш напрочь забыл о недостатке продуктов или делал вид, что забыл, поскольку сейчас были дела и поважнее.

— Мы идем в трех сотнях шагов позади них, — на ходу сообщил он. — Нам нужно держаться такого порядка и вставать на отдых, когда будут отдыхать они.

— А скоро они будут отдыхать? — поинтересовался Ронни.

— Ты устал?

— Еще нет, но при такой скачке все может случиться.

— Следи за птицами, так будет лучше.

— Понял, — ответил Ронни. А Мартин повертел головой, не понимая, о чем они говорят. А между тем Бурраш доверил Ронни следить за перепуганными птицами, ведь по тому, как и куда они летели, можно было определить, идет ли отряд впереди или уже встал на отдых.

— Давайте-ка прибавим, — сказал Бурраш, переходя на еще более скорый шаг, при том что помимо своей поклажи он тащил мечи Мартина и Ронни, в то время как они пока довольствовались дубинками, которые висели у них на поясах.

Такая гонка продолжалась еще час, потом черные орки остановились передохнуть, и Бурраш это вовремя заметил, подав знак своим товарищам.

— Что там? — шепотом спросил Мартин.

— Передохнуть встали, — так же шепотом ответил Бурраш.

— А я по-малому хотел, да перехотел, — признался Ронни. — Видно, с потом вышло.

Он сел на траву и, сняв шапку, вытер с лица пот, но вещмешок с плеча снимать не стал.

Тем временем черные орки тоже порядком устали, ведь до этого марша им пришлось пережить кровавую схватку с гномами, которые оказались совсем не легкой добычей, и если бы не помощь глостеров, неизвестно, какими жертвами пришлось бы заплатить за победу над неуступчивым противником.

А потом еще этот магический удар, за которым последовал дождь из молний. Выжили немногие, только те, кому здорово повезло.

Впрочем, ни к потерям, ни к магии черным оркам было не привыкать, ведь они происходили из тех мест, где сражения были жестокими, пленных не брали и при этом в сражениях часто использовали колдунов.

Поэтому дождь из молний посреди ясной погоды никого из выживших не удивил. Он видали смерчи и шквалы, которые вырывали с корнем деревья и разбрасывали солдат, словно мусор.

Однако в этот раз рядовым бойцам была непонятна цель экспедиции. Поначалу говорили об охоте на золото гномов, но, не найдя золота, командир черных орков ничуть не расстроился, а вот коробочку из темного дерева размером всего-то с кулак он вытащил из тайника в телеге с подчеркнутым благоговением.

Вот и теперь Змеевольд любовался на нее, не замечая ожога на щеке и нескольких порезов.

— Мангус, иди проследи — не идет ли кто за нами.

— Ты что-то почувствовал, Змеевольд? — спросил Мангус, с неохотой поднимаясь с земли.

— Почувствовал — не почувствовал. Приказал, значит, пойди и посмотри. С этих гномов станется, если кто-то выжил, они хоть вдвоем устроят погоню.

Мангус ушел, а спустя несколько минут Змеевольд поднялся и сказал:

— Все, пора двигаться. Позже отдохнем. Дайте знак Мангусу.

Один из бойцов ударил плашмя секирой по стволу дерева, и оно тревожно загудело. Змеевольд сунул коробочку в сумку и быстро зашагал прочь, за ним поспешили его солдаты.

Вскоре их догнал Мангус и, пробежав вдоль колонны, пошел рядом с командиром.

— Ну что там? — спросил тот.

— Трое каких-то бродяг…

— Не гномы? — слегка удивился Змеевольд.

— Нет. Один высокий, два поменьше.

— Человеки?

— Похоже.

— Чего же они привязались?

Мангус в ответ лишь пожал плечами, тогда Змеевольд резко остановился, и за ним встал его отряд.

— Ярру и Свон! Останьтесь и встретьте тех троих, кто сел нам на хвост!

— Сделаем, Змеевольд! — пообещал Ярру, один из лучших бойцов отряда. Змеевольд был рад, что после магического удара Ярру уцелел. Свон был не так хорош, но тоже стоил десяти простых пехотинцев из войск приморских королей.

117

Черные орки были абсолютно уверены в своих силах, поэтому шли в полный рост и даже мечи держали в ножнах. Они любили посмотреть противнику в глаза, нагнать на него страха, а уже потом добить его, подавленного и деморализованного.

Бурраш заметил их шагов с пятидесяти и быстро сбросил ранец.

Мартин с Ронни, еще толком не разобравшись, сделали со своими котомками то же самое. Орк вытащил меч и кинжал — они сняли с поясов дубинки.

— Значит, так, — сказал Бурраш. — Их двое. Я беру того, который покрепче. А вам нужно продержаться, пока я его не уберу.

— Но мы даже мечом не можем пользоваться, Бурраш, только палками!.. — возразил Мартин. Ему от такой перспективы сделалось еще жарче.

— Действуйте палками. У вас хорошо выходит, и не вступайте с ним в честную драку. Просто изводите. Вы же бывшие воры, помните, как пьяного клиента раздергивают?

— Ага! Хорошо!.. — обрадовался Ронни, это была понятная тактика. Заметив подгулявшего купца, молодые воры, иногда даже мальчишки, начинали его преследовать, дергая за рукава, передразнивая, чтобы он разозлился и начал за ними гоняться, и тогда оставалось лишь выхватить на ходу кошелек или подождать, пока он споткнется и упадет. В таком случае с него срывали даже одежду. Затем все разбегались.

Когда Ярру и Свон поняли, что перед ними орк, они сразу выхватили мечи.

Бурраш двинулся на Ярру, поскольку увидел, что тот покрепче и на его поясе болтается с десяток трофейных амулетов. У самого Бурраша их было поменьше, зато два принадлежали офицерам.

Заметив его трофеи, Ярру усмехнулся.

— Возможно, мы даже встречались, морда зеленая?

— Если бы встречались, ты бы тут не стоял, — ответил Бурраш, идя по кругу, чтобы отвести выбранного противника в сторону и предотвратить свалку, в которой его неопытные товарищи могли пострадать.

Для их тактики требовался простор, а такой, как выбранный Буррашем, соперник мог мгновенно метнуться в сторону и достать мечом одного из них.

Буррашу следовало держать его на расстоянии, чтобы не позволить внезапно атаковать себя, но и не отпускать далеко, чтобы тот не напал на Мартина с Ронни. И на этот случай Бурраш готов был метнуть кинжал левой рукой.

Схватку начали Бурраш и его соперник. Они стали обмениваться быстрыми легкими ударами. Пока это была лишь демонстрация владения оружием, но когда соперник выхватил из сапога кинжал, Бурраш сразу атаковал, не давая тому бросить.

Второй черный орк тоже попытался встать против Бурраша, поскольку тот был главной фигурой, а человеки с палками вызывали только смех. Однако, едва он сделал движение в сторону, как Ронни нанес ему молниеносный удар дубинкой по плечу.

— Ах-х-х-с-с-с-с! — словно змея зашипел черный орк, разминая плечо. Тем временем первая пара уже работала в среднем темпе, допуская выпады не только мечами, но и кинжалами.

Решившись взяться за этих двоих основательно, Свон вытащил кинжал, и теперь у него было две вооруженные руки. Затем он сделал выпад в сторону Мартина, который показался ему не слишком подвижным, однако он ударил противника по руке, в которой тот держал меч. Черный орк завелся и продолжил атаку, надеясь выбить дубинку у Мартина, но тот просто отбежал на несколько шагов, забегая в сторону от Ронни, так чтобы противник подставлял ему спину.

Черный орк зарычал, поняв, что играть честно с ним не собираются, и бросился в сторону Ронни, погнав его к канаве. Однако тот был очень быстр, иначе бы его давно покалечили те, у кого он таскал монеты.

Мартин рванулся вперед, держа палку наготове, и противник сделал вид, что разворачивается к нему. Ронни тотчас стал наступать со своей стороны, и черный орк с разворота быстро ударил мечом.

Палка вылетела из рук Ронни, а сам он свалился, так силен был удар. Черный орк бросился его добивать, и Мартин громко крикнул, чтобы отвлечь внимание.

Свон на мгновение замедлился, и Ронни швырнул ему в лицо горсть земли, а Мартин что было силы огрел врага дубиной и повис на нем сзади, чтобы не дать размахивать опасным мечом.

Но искусный в бою противник резко откинул голову, ударив Мартина шлемом в лицо, и его хватка ослабла. Но спереди уже бросился Ронни и схватил черного орка за руку, вооруженную кинжалом.

Тот попытался ударить сверху рукоятью меча, но Мартин тряс его как мог, чтобы помешать добить Ронни. Свон яростно ревел, пытаясь сбросил Мартина, — он был сильнее этих человеков и выше на целую голову. Но те оказались на редкость цепкими.

Тем временем Ронни лягал черного орка в пах, пытался укусить за руку. Он, как и Мартин, понимал, что дай кто-то из них слабину, и черный орк с ними мгновенно покончит.

Не зная, что еще можно предпринять, Мартин в отчаянии оттолкнулся от земли, запрыгнул на врага повыше и сумел сомкнуть на его шее свои пальцы.

Раздался треск, и поверженный враг свалился, а из-под него, еще живой, выбрался Ронни.

— Как вы там? — спросил Бурраш, гоняя своего противника от дерева к дереву. Видно было, что у него полное преимущество и он уже дважды сбивал черного орка на землю.

Наконец тот пропустил удар кинжалом в бедро, замешкался, и Бурраш прошил его мечом, попав точно между накладок из стали.

Черный орк постоял еще мгновение, казалось, не веря, что с ним это случилось, а потом упал, выронив кинжал, меч и потеряв шлем, откатившийся в сторону.

— Так, братцы, у вас ранений нет? — спросил Бурраш, сдергивая с шеи убитого врага его амулет и подвязывая к своей коллекции на поясе.

— Нормально, — немного гнусаво ответил Мартин, прижимая к разбитому носу найденный булыжник.

— Это хорошо, — сказал Бурраш и пучком травы стал очищать меч и кинжал. — А что у тебя с лицом, Ронни?

— Он меня почикал немного мечом. Я даже не сразу заметил.

— Ну ничего, у меня тряпицы есть, пропитанные морской солью, кровь хорошо останавливают. Возьми там, справа в углу под рубахой скрученной.

Пока Ронни рылся в ранце Бурраша, тот подошел ко второму черному орку и, заметив, как скособочена его шея, спросил:

— Это ты его руками, так?

— Да. Сам даже не ожидал. А палки он у нас сразу повыбивал.

— Ну, не все сразу. Зато работали вы, как одна команда, а это очень хорошо. Они искусные бойцы, но нам повезло, что они измотались.

— Эй, она очень жжется! — пожаловался Ронни, подходя с прижатой к щеке тряпицей.

— Жжется — это хорошо, значит, кровь сейчас остановится и потом даже шрама не будет.

— Бурраш, а ты с этого медальон снимешь? — спросил Ронни.

— Нет, это ваш трофей.

— Тогда мы с Мартином можем взять его себе и тоже повесить на пояс и носить по очереди.

— Нет, спасибо, — усмехнулся Мартин. — Уступаю его тебе.

— Не стоит, ребята. Такая штука на поясе — повод для черных орков вас убить, даже если для этого придется очень постараться. А вот когда вы станете хорошими бойцами и сможете вызывать таких же бойцов на поединок, тогда пожалуйста.

— Таким, как ты, стать трудно, я видел, как ты его гонял.

— Пока я научился таких гонять, Ронни, они положили очень многих их тех, кто стоял со мной в одной шеренге. У нас с ними давнишние счеты, и мне приятно было видеть, как изменилось лицо этого мерзавца, когда он увидел мою коллекцию. Черные орки считают, что их боятся все, а они никого, но это не так.

— Я так понимаю, что их кинжалы тоже лучше не брать? — догадался Мартин.

— Да, это почти то же, что вешать на пояс их амулеты.

118

Переведя дух, маленький отряд снова двинулся по следу черных орков, однако уже без прежней спешки.

— Они теперь далеко ушли, поэтому торопиться смысла нету, — пояснил Бурраш.

— Вот только пожрать мы не добыли, — пожаловался Ронни.

— Ничего, мы сыты победой. А насчет пожрать — есть хороший способ сбить голод: пожуй мха, чем больше, тем лучше. Он по первости вяжет очень, но второй пучок уже с кислинкой идет.

— А не отравишься?

— Наоборот, брюхо как молотилка работать станет, все выбрасывает, только успевай под дерево садиться.

— А какой же тогда смысл? Может, лучше ягодок поискать?

— Когда на ходу да на марше — ягодок искать некогда, а мох, он повсюду. Знающие следопыты и змею со мхом едят, и головастиков.

— Фу! — затряс головой Ронни.

— Не нравится мох и головастики, жди, когда на деревню выйдем.

Они шли еще с час, миновали ручей, потом перебрались через сопку, надеясь с ее вершины увидеть уходящих черных орков, но внизу снова расстилался густой лес, и пришлось двигаться, ориентируясь только по следам, скрыть которые черные орки были не в силах.

Уже спустившись в лесную долину, Ронни вдруг предложил остановиться.

— Стойте, — сказал он и стал прислушиваться.

— Что там? — обернулся Бурраш.

— Сороки вроде побеспокоились. Похоже, за нами кто-то идет.

Они постояли еще пару минут и заметили пролетевших мимо клестов, а потом пару кедровок.

— Подождем, — сказал Бурраш и прислонился к дереву, однако ранец снимать не стал.

Мартин с Ронни тоже прислонились к стволам, чтобы немного передохнуть.

Скоро среди деревьев что-то промелькнуло, потом угадался силуэт.

— Это гном, — сказал Бурраш. — Идет очень быстро. Торопится.

Вскоре Мартин с Ронни тоже распознали знакомую бороду. Тяжело переваливаясь и даже отталкиваясь руками от деревьев, по тропе не то что шел — бежал их старый знакомый.

— Старшина Ламтак! — обрадовался Мартин. Вот уж кого он не ожидал здесь увидеть.

Из-под скособочившегося шлема старшины торчал пучок смятых лечебных трав, пропитавшихся свернувшейся кровью. Видно было, что от изнурительного марша раненый ослаб.

— Приветствую вас, камрады, — криво улыбнулся Ламтак и опустился на траву. — Водички нету?

— Нет, мы из ручьев пьем, — ответил Бурраш. — Тебя как уцелеть угораздило, старшина?

— Кто-то же должен отомстить им, вот и уцелел.

Ламтак снял шлем, а потом аккуратно попытался снять пучок со спекшейся кровью, но тот прилип к волосам, и Бурраш пришел на помощь. Он отрезал кинжалом компресс из травы и отбросил в сторону.

— Ронни, спустись в низинку, принеси мокрого мха. Только не тряси сильно.

Ронни тотчас сбегал и доставил пучок самого нежного мха. Ламтак забросил в рот несколько стеблей и стал жевать. Потом орк выжал ему остальное в пригоршни, и Ламтак получил глоток воды, а выжатый мох приложили к ране.

— Крепко тебя уделали, — заметил орк, накладывая компресс. — До черепушки.

— Эта черепушка видала удары и пострашнее, — усмехнулся Ламтак, прилаживая рассеченный шлем поверх компресса из мха.

— Кто тебя так?

— Повезло, — ответил гном. — Глостер выскочил из-за спины и рубанул сослепу не так, как надо. Был бы черный орк, тот бы не промахнулся.

— А чего там огнем шарахнуло? — спросил Ронни. — Мы так перепугались — жуть просто.

— Похоже, хозяин применил свой странный меч. Но теперь-то я понял, что это был жезл. Наверное, надеялся им всех врагов положить, но не вышло.

— А что за жезл? — спросил Мартин.

— Вот этого не знаю, боевая магия, и все тут. Я с самого начала на его ножны внимание обратил. Короткие да толстые, как будто там щипцы лежат. Предложил ему поменять эту игрушку на достойное оружие, так он обругал, сказал, не твое дело.

— А еще молнии сверху были, — добавил Ронни.

— Да, молнии я тоже видел. Но стрелял хозяин в ворогов, а досталось всем. Наши раненые тоже сгорели, а с другой стороны — черные орки их все равно бы добили, они даже мулов прикончили.

— А что они унесли и почему в сундуках золота не оказалось? — спросил Бурраш.

— А нам, может, уже идти надобно? — спросил старшина, поднимаясь.

— Сиди отдыхай, ты у нас в гостях. И докладывать тебе теперь некому, так что давай — расскажи, что можно, секретов твоих нам знать не обязательно.

Ламтак вздохнул и притронулся к шлему, ощупывая рубец на рассеченной стали.

— Ну, я через сутки после выхода из города стал догадываться, что нету в сундуках золота, по тому, как они постукивали на кочках. Камни были войлоком проложены, поэтому стучали гулко, но все равно было понятно, что это не золото. И в одной телеге, и в другой. Потом к самим телегам стал приглядываться, рамы у них слишком мощные были, даже для ломовой телеги великоваты. Улучил минуту, простукал и понял, что там пустота и если чего и везут в телеге, то только в рамах.

— И что там было?

— Я могу только догадываться…

Ламтак вздохнул, и Мартин поразился тому, как гном сразу постарел и ссутулился, вернувшись к той трагической тайне, за которую воевали гномы.

— Черные орки забрали из тайника «медаль солнца», которой когда-то владел один бывший человек. Наверно, когда-то он был колдуном, но потом превратился в оборотня, что ли. Те гномы, кто его видел, описывали его по-разному. Кому-то он являлся как человек, кому-то как король черных орков, другим и вовсе драконом. Он любил наводить на гномов ужас, и это осталось в рассказах стариков, которые тоже слышали это от своих дедов. Его называли Мессир, все гномы были его рабами и жили глубоко под землей.

— Как глостеры? — тотчас спросил Ронни.

— Нет, глостеры живут в водоносных слоях, а гномы жили значительно выше и занимались лишь тем, что добывали для Мессира золото, драгоценные камни, еще какие-то руды. И куда он все это девал, было неизвестно. Выходить на воздух можно было лишь по ночам, поскольку солнце наносило гномам сильнейшие ожоги. Потом якобы Мессир поссорился с кем-то равным по силе, была битва, и Мессира ранили. Он исчез на некоторое время, а те, кто знал про «медаль солнца», принялись ее искать, потому что на протяжении столетий гномы знали об этой медали и пытались узнать, где она. А когда наконец узнали, стали ждать подходящего случая, чтобы до нее добраться. Как только медаль нашли и вынесли на воздух, заклятие перестало действовать, и гномы вышли на солнце безбоязненно. И вот уже несколько поколений выросли на солнце, а теперь выяснилось, что Мессир узнал, где спрятана медаль, и ее решили перевезти в безопасное место.

— Понятно, — кивнул Бурраш и вздохнул.

— Вот я и помчался, чтобы отбить ее. Как только в себя пришел, так и побежал.

— Один против десяти черных орков?

— Это был мой шанс, дело правое, разве не так? Потом наткнулся на ваш подарок и сразу понял, чей это был мастерский удар, а когда увидел оборванный шнурок на его шее, только утвердился, что это ты его свалил. А вот со вторым непонятно.

— Это они, — кивнул Бурраш на своих спутников.

— Да? Что ж, поздравляю. Не знаю, что вы там своими дубинками могли сделать, но я бы сказал, что его смял медведь.

— Это все Мартин, его волшебные руки, — сказал Ронни, и Мартин смутился, спрятав руки под курткой.

— Мои поздравления, Мартин. Не знал, что у тебя такие таланты, — сказал Ламтак, настроение которого улучшилось.

— Похоже, у этого Мессира какие-то претензии к Мартину, — сообщил Бурраш. — Мы тут вчера решили в деревенской гостинице переночевать, это в городке Хорь.

— Хорь знаю по карте, — кивнул Ламтак.

— И у нас в комнате прямо из-под пола вырос гигантский варлок с огненным мечом. Признаться, я подобного не видел со времен Барстоуна.

— Да, Барстоун, — снова вздохнул гном. — На этом закончилась моя карьера в войске веспов.

— И моя тоже. Так вот, уйти-то мы ушли, но этот варлок разворотил всю гостиницу.

— Я тогда со страху пожалел, что из банды сбежал, — признался Ронни.

— Ты был в банде? — удивился гном.

— Все уже в прошлом, — заверил его Мартин и похлопал Ронни по плечу. — Ну что, мы отдохнули, поэтому как командир отряда даю приказ — двигаться по следу. Если все получится, мы отвоюем эту медаль, правда, Бурраш?

— Ну уж попытаться точно обязаны.

— Да мы просто сделаем это, и все! — категорично заявил гном, и все разом поднялись, но вдруг, всего в пятнадцати шагах от места, где они отдыхали, сорвало дерн, и вверх ударил фонтан из жидкой глины и торфа, а затем на поверхность вылетел глостер.

Все остолбенели, ожидая выхода целого отряда, однако глостер повел подвижным, как у крысы, носом, покрутил головой с безглазым лицом и, квакнув по-лягушачьи, прыгнул в свою яму и исчез, а ее края схлопнулись, снова взметнув небольшой фонтан грязи.

— Заблудился просто, — сказал Бурраш.

— Ну ничего себе, — выдохнул Ронни.

— А вблизи-то он совсем на человека не похож, — заметил Мартин.

119

Отряд черных орков продолжал быстро двигаться через лес, не дожидаясь тех, кто был послан на ликвидацию «хвоста». Минуло два часа с тех пор, как Змеевольд послал Ярру и Свона, но они так и не догнали отряд. Правда, и «хвост» поотстал и уже не наступал на пятки, значит, схватка все же состоялась.

— Привал! — скомандовал Змеевольд, отходя к болотцу, чтобы попить воды. Его бойцы тотчас разбрелись по берегу, ловя ужей и лягушек, чтобы утолить голод.

В еде черные орки были непривередливы и ели любую живность, даже тела врагов. Из-за этого их боялись еще больше.

— Змеевольд, Ярру и Свон не вернулись, — сказал Мангус, останавливаясь рядом с командиром и посматривая на коробочку, с которой тот не расставался.

— И что ты хочешь — пойти поискать их? — недовольным голосом спросил Змеевольд.

— Нет, но если они не справились, те, кто их убил, снова встанут на тропу и догонят нас. Давай посадим в кустах Ларго, он отлично стреляет из арбалета и хорошо бегает. Он перещелкает их и догонит нас.

— Мангус, нас осталось восемь, а сплавлялось пятьдесят. Пятьдесят здоровых черных орков, безупречных воинов. И четыре пятых уже растворились в этих лесах.

— Это все магический жезл, ты же видел.

— Без помощи глостеров после боя с гномами было бы то же самое.

— Ну, наверное. А ты еще не сказал про Фрамкада, что ему два пальца на ноге морлинги отъели, пока сплавляли нас по ручьям.

— А зачем говорить про Фрамкада? Он погиб в бою с ингландцами, тут и считать нечего. И вообще, Мангус, перестань приставать с глупыми разговорами.

— Извини, Змеевольд. Рака хочешь?

И Мангус поднес к лицу командира здорового рака, который щелкал клешнями у самого его носа. В другой раз Змеевольд принял бы подарок, он любил раков даже сырыми, но сейчас он был зол на Мангуса.

— Если мы отправим на тропу Ларго, мы лишимся еще одной бойца.

— Ты это чувствуешь?

— Да, я это чувствую.

— Да неужто это гномы?

— Сначала казалось, что это не гномы, а теперь я уже сомневаюсь.

Где-то впереди, куда направлялись черные орки, вдруг залаяла собака. Все бойцы тотчас замерли, прислушиваясь, а потом быстро собрались вокруг командира.

— Так, дожирайте свою дрянь, а ты, Мангус, беги и разузнай, что это за собака.

— А может, она просто заблудилась?

— Вот иди и выясни! Бегом!..

120

Собака тявкнула еще пару раз, и Лоттар поддал ей ногой, так что она заскулила.

— Пинчер, если ты не заткнешь свою шавку, я удавлю вас обоих!..

— Прошу прощения, начальник, она из ошейника выскочила… — начал оправдываться Пинчер, отвечавший в отряде за приготовление еды.

— Ты что, не понимаешь, что мы должны соблюдать тишину, придурок?!

— Я все понимаю, ваша милость, больше песик не скажет ни слова. Все, я его увожу.

Пинчер ушел, а с Лоттаром остались два его доверенных лица из числа городских воров. Они неплохо научились ориентироваться в лесу и немного читали карты.

Один из них, Леон-Коготь, все еще был в болотной грязи, поскольку именно ему принадлежала заслуга в том, что отряд так быстро вышел на перехват черных орков. Это он, узнав о результатах сражения, на юрком каноэ добрался по ручью быстрее, чем черные орки топали по земле.

А перед этим Коготь с еще четырьмя братишками и разбойником из здешних мест шли по следам обоза гномов и едва не стали свидетелями битвы. Но они явились, когда тела еще не остыли, и по виду сундуков поняли, что золота в них не было, зато в разбитых телегах имелись тайники, из которых уцелевшие черные орки что-то забрали, и наверняка не менее ценное, чем шесть сундуков золота.

С каноэ Коготь умел управляться с детства, он вырос на реке. Поэтому, припрятанное в лесу местными рыбаками, оно сразу бросилось ему в глаза, и Коготь запомнил место. А потом оставалось лишь столкнуть лодку в ручей и начать работать веслом, а его команда двинулась обратно пешком.

— Так сколько, ты говоришь, их там на тропе будет? — еще раз спросил Лоттар.

— С десяток. Я пересчитал всех побитых и обгоревших, да еще вычел тех, кого, по мнению господина Бейба, они положили.

— Да-да, ты уже говорил, — кивнул Лоттар. — Ну что ж, давайте расставлять людей. Сначала ударим из арбалетов, а потом навалимся все разом. Сегодня нужно с этим закончить.

Подгоняемые бригадирами, разбойники стали нехотя выходить на позиции. Настоящего боевого опыта у них не было, и только местные знали, как нападать на охрану обозов из засады.

Посланный Змеевольдом Мангус хорошо рассмотрел это разношерстное войско и поспешил обратно. Командира он застал сидящим под деревом, все с той же коробочкой в руках. Остальные расположились широким кругом, чтобы, отдыхая, одновременно следить за тем, что происходило вокруг.

— Ну что там, Мангус? — спросил Змеевольд.

— Человеки, больше тридцати. Судя по всему — разбойники.

— Хорошо вооружены?

— Я приметил с полдюжины арбалетов, несколько пик, остальные — кто во что горазд.

— Понятно. Вопрос в другом — они поджидают кого-нибудь или охотятся именно за нами?

— Этого я не знаю, — пожал плечами Мангус.

— Ладно, — сказал предводитель, поднимаясь, и убрал коробочку в сумку. — Всем подъем! Разобьемся на две группы, обойдем их сзади и ударим по флангам, если они у них есть. И давайте спешить, чтобы те «хвосты», что за нами бежали, не присоединились к этой драке.

121

Не нужно было обладать тонким слухом, чтобы услышать раздавшиеся вдруг душераздирающие крики, сквозь которые изредка пробивался звон мечей.

Шедший первым Бурраш остановился и оглянулся на Ламтака, который замыкал строй. Они вдвоем здесь были самыми опытными.

— Не похоже, чтобы орали черные орки, а, старшина?

— Не похоже, — согласился тот.

— А может, мы пойдем скорее и поможем тем, кто с ними дерется? — предложил Ронни, который был готов к новым подвигам.

— В неразберихе по нам могут садануть из арбалетов, — сказал гном. — А судя по шуму, там сейчас свалка. Лучше мы обойдем кругом без спешки, возможно, получится узнать побольше. К тому же неизвестно, с кем дерутся черные орки, может, это разбойники, которые охотились за нашим обозом.

— Значит, обходим, начальник? — спросил у Мартина Бурраш.

— Ясное дело — обходим, — улыбнулся тот, никак не привыкнув, что такой боец, как Бурраш, обращается к нему за разрешением, причем совершенно серьезно.

И они пошли в обход, сойдя с песчаной гривы на болото, воды в котором не было, однако мох на кочках был глубоким и влажным.

Скоро крики прекратились, а группа, пройдя с полмили, вернулась на гриву неподалеку от места схватки.

Склон заросшего пригорка оказался завален телами, и было видно, что люди, противостоящие черным оркам, не дрались с ними, а пытались спастись.

— Это разбойники, ты был прав, Ламтак, — сказал Бурраш. — Похоже, здесь остался весь отряд разбойников.

— А они мне раньше такими грозными казались, — невольно обронил Ронни.

— Раненых нет, — сказал Мартин.

— Да, — подтвердил Бурраш. — Они добивают всех.

— Но неужели такую большую банду уничтожили без потерь?

— Может, и были потери, — сказал Бурраш и, подойдя к дереву, выдернул арбалетный болт. — Стреляли впопыхах и не в ту сторону. Должно быть, черные орки обошли их с тыла.

— Эй, смотрите!.. — указал на пригорок Ронни, где в развилке под сломанной веткой лежал один из черных орков. Несмотря на стальные накладки, он был пробит насквозь огромным арбалетным болтом. Такими обычно стреляли по тяжело защищенной пехоте, чтобы пробивать их щиты. Но носили такие машинки только по двое.

Держа меч наготове, Бурраш взобрался на пригорок, а остальные остались ждать внизу. Было видно, как он сначала пригибался, опасаясь какого-нибудь стрелка в кустах, но потом распрямился.

— Тут еще один имеется, секирой уложили, — сообщил он и стал спускаться.

— Итак, их теперь шестеро, — подвел итог Мартин.

— И, возможно, кто-то из них еще ранен, — добавил Бурраш.

— Сколько у нас времени до темноты?

Бурраш посмотрел на небо и сказал:

— Еще два часа можно топать, а потом станет темнеть, и можно нарваться на засаду.

— Значит, два часа идем, а потом ищем ночлег.

— Годится.

— Очень даже годится, — подтвердил гном и, сняв шлем, сбросил с головы компресс из мха.

— Что, выздоровел? — спросил Бурраш.

— Можно и так сказать. Рука у тебя легкая, хотя по виду впечатление другое.

Они посмеялись, а Ронни лишь нервно улыбнулся, продолжая озираться. Когда группа наконец тронулась, он испытал облегчение.

Пройдя по гриве шагов двадцать, они увидели того, кто стрелял из огромного арбалета, — рослого разбойника, которому было под силу справиться с таким оружием. Рядом с ним лежали арбалет и зарубленная собака.

— Почему они даже скотину не щадят? — спросил Мартин.

— Черные орки ненавидят все живое, — пояснил Бурраш. — Один из них мне так и сказал, когда я задал ему этот вопрос.

— Постой, дай угадаю, теперь его медальон на твоем поясе, — сказал Ламтак.

— Ну да.

122

В доме было жарко натоплено — его светлость любил тепло, тем более что ему наконец удалось принять ванну. Не настоящую, конечно, однако в доме, где он остановился, нашелся большой деревянный ушат, в который налили горячей воды, и герцог Лоринджер испытал настоящее блаженство, учитывая условия, в которых ему в последние время пришлось находиться.

С операцией все никак не ладилось, появлялись конкуренты, а под ногами мешались какие-то агенты гномов из числа бывших уголовников.

Бейб начинал понемногу роптать, уже забыв, как стремился добыть это золото, да и солдаты с каждым днем выглядели все угрюмее, ведь они не знали о цели этой экспедиции.

А герцог знал, и ему по-прежнему требовались эти деньги. Правда, теперь он считал, что пострадал куда больше, чем рассчитывал, и намеревался увеличить размер вознаграждения.

Его светлость сидел закутавшись в простыни, на столе горела свеча. За окном в темноте раздавались голоса солдат, которые расквартировались во дворе дома. Особенно выделялся голос Бейба, который, по мнению герцога, был слишком шумен. Мог бы и потише.

Его светлость уже подумал, что нужно перейти в постель и уснуть, но уходить из удобного кресла не хотелось.

«И откуда в деревне такое хорошее кресло?» — подумал он. И еще подумал, что обязательно бы забрал это кресло с собой, не будь дорога до Лиссабона такой длинной.

Герцог уже начал погружаться в сон, когда в дверь громко стукнули, и он от испуга даже подпрыгнул.

— Что такое?! Кто здесь?! Бейб, что ты себе позволяешь?! — воскликнул перепуганный герцог, но, увидев, что майор не один, замолчал.

— Прошу прощения, сэр, я подумал, что дело срочное, — сказал Бейб. — Вот Лоттар вернулся.

— Вижу, что вернулся. Пусть присядет там у порога, а то замажет всю комнату. И пусть ему принесут выпить. Ты слышишь нас, Лоттар? — спросил герцог, видя, что тот едва держится. Рука у бедняги висела на наскоро сделанной перевязи, от куртки остались клочья, а рубашка была залита кровью. И еще он весь был в засохшей болотной грязи, должно быть, ему крепко досталось.

Бейб помог раненому усесться на скамью, потом выбежал из комнаты и через минуту вернулся с бутылкой мутноватой перегонки, добытой у хозяина.

— Выпьешь? — спросил он.

— Давай… — кивнул Лоттар и прямо из горла сделал несколько глотков. Бейб подал ему половинку сахарного пряника, и Лоттар благодарно кивнул. Пока он жевал, Бейб и герцог переглянулись.

— Больше никого? — спросил его светлость.

— Никого, — покачал головой Бейб.

К тому времени, как Лоттар прожевал пряник, на него начала оказывать действие перегонка.

— Возможно, кто-то еще по лесу бегает, — сказал он. — Кто-то еще наверняка выжил, но большинство остались там.

— Что это было, кто на вас напал? — спросил герцог.

— Это мы напали, ваша светлость…

— Откуда ты знаешь, кто я? — насторожился герцог Лоринджер, ведь его личность они держали в секрете.

— Ну, я же видел вас в Лиссабоне. Не в самой хате, где мы собираемся, там меня дальше Трея не пропускали, но на улице пару раз видел, как вы садились в карету.

— Почему ты не сказал раньше?

— Повода не было, — пожал плечами Лоттар. Он потерял много крови и сил, поэтому опьянел от нескольких глотков перегонки.

— Ладно, с этим потом разберемся, — сказал герцог. — Итак, что там было?

— Мы шли по следу обоза и черных орков, о которых вы меня предупреждали, и следуя вашему приказу, все время прощупывали обстановку. Для этого я отправлял группы на поиски гномов и черных орков, чтобы не шляться всей толпой.

— Умно.

— Поначалу ничего не находили, только старые следы. А когда стали подбираться, я отправил Леона-Когтя с людьми и дал им одного из местных, который неплохо знал эти места. Ну и они скоро пришли на место, где была битва.

— Какая битва?

— Какая битва? — сам себя переспросил Лоттар. Его язык заплетался. — Битва гномов и черных орков.

— Они что, поубивали друг друга?

— Нет, — покачал головой Лоттар и едва не свалился со скамейки, однако Бейб вовремя его подхватил.

— Спасибо, дружище, — поблагодарил Лоттар. — Короче, начальник, была крепкая драка, черные орки всех порубили в капусту и сожгли, но и сами получили по морде. С десяток их осталось всего. И они поломали сундуки…

Тут Лоттар сделал паузу, заставив герцога вскочить с кресла.

— И что? Что было в сундуках?! Там что-нибудь осталось?!

— Дык, там все осталось, ваша светлость! — радостно сообщил Лоттар и икнул. — Все камни остались, а золота никакого не было.

— Как не было? — воскликнул герцог.

— Как это не было? — повторил за ним Бейб.

— Золота не было, но в днище телеги был тайник. Черные орки его разломали и вещицу утащили. Видать, недешевая вещица, если из-за нее весь этот театр устроили…

Лоттар пьяно подмигнул герцогу и погрозил ему пальцем.

— Не-де-ше-вая.

— Так, — произнес герцог, беря себя в руки. — Что ты предпринял?

— Леон-Коготь на своей лодке быстренько проскочил до лагеря, и мы ломанулись перехватывать этих злодеев, нас-то вон сколько, а их всего десяток. Думали — перестреляем, и дело с концом, а они нас перехитрили, и там такое началось… В одной руке меч, в другой кинжал и как мельницы. Вот так — туда-сюда…

Лоттар попытался дернуть раненой рукой и тут же застонал.

— А все из-за суки этой… Разгавкалась, понимаешь… И откуда только они взялись?

— Когда это было, сказать можешь? — спросил герцог.

— А выпить еще дадите? Рука болит.

Лоттар скривился и покачал головой, демонстрируя свои страдания.

— Еще пара вопросов, и получишь выпивку. Итак, когда это случилось и где?

— Случилось? Случилось… Случилось это за три или четыре часа до захода солнца.

— На карте показать сможешь? — спросил Бейб и взял со стола пергамент ингландского картографического департамента.

— Во… Вот тут, — уверенно ткнул пальцем Лоттар. — Тут вот грива идет песчаная, а с обеих сторон болото — деться там некуда.

Придерживая простыни, герцог тоже подошел к карте. Пламя свечи колыхнулось.

— Итак, что тут за деревня, Бейб? Найти сможешь?

— Хотите напасть ночью?

— Ты с ума сошел? На черных орков? Они видят в темноте, как кошки, но в ночь залягут в деревне, потому что у них была сеча с гномами. Потом бегство, потом битва с этими…

Герцог презрительно покосился на Лоттара.

— Отпусти его, пусть ему окажут помощь, что ли.

Бейб вызвал часового и перепоручил ему Лоттара. Когда того увели и дверь закрылась, герцог вернулся в кресло и с минуту смотрел на пламя свечи.

— В общем, так, Бейб, дай нашим солдатам поспать часа три, потом отбери двадцать человек и всем выдай арбалеты. Засаду поставите на выходе из деревни, понял меня? Не в миле от деревни, а в сотне шагов. Они хорошие бойцы, но после отдыха никто не может сразу вступить в дело. Они еще не проснутся, когда вы начнете стрелять.

— Я понял, сэр.

— Ну, и если удастся убрать всех, возьми то, что они доставляют с таким особым вниманием и что гномы защищали с таким отчаянием. Видимо, это действительно стоит немало.

— А точно они в ту сторону выходить будут, ваша светлость?

— В ту, Бейб, в ту. Они идут в город, чтобы передать эту добычу кому-то, кто их на эту работу нанял. И помни, для нас это едва ли не последний шанс сделать нашу экспедицию не полной пустышкой, понимаешь меня?

— Понимаю, сэр.

— Хорошо, если понимаешь. Тогда иди и тоже отдохни. Пусть часовой тебя разбудит.

123

Уходить из деревни пришлось чуть свет. Но ее и деревней-то назвать было трудно — четыре двора, жильцы — беднота, кормившаяся лишь тем, что ловили в озерах да собирали в лесу. Не в обычаях черных орков было оставлять после себя живых, но Змеевольд приказал никого не трогать.

— Но почему, командир? Давай пустим кровь, давай обагрим наши мечи! — требовал Кесчин, который, Змеевольд видел это не раз, упивался убийствами, как пьяница вином. Над ним даже подшучивали, что и своих блох он убивает с особым пристрастием.

Прежде Змеевольд никогда не возражал, но сегодня что-то пошло не так. Что-то вдруг почудилось, и он ощутил какой-то предел и понял, что убивать бесконечно невозможно даже черным оркам. И самое забавное — он неожиданно понял, что за все это придется отвечать.

— Как это? — вслух произнес он посреди ночи, когда это прояснение прозвучало столь же ясно, как чей-то голос. — Как это — отвечать?

Но потом благополучно уснул, несмотря на то, что в сеннике, где разместился отряд, бегали крысы.

Черные орки никогда не заходили в дом, если собирались убить тех, у кого ночевали. Но не сегодня, поскольку Змеевольд что-то почувствовал.

— А почему? Что не так в этот раз? — спрашивали друг друга его бойцы.

— Он что-то почувствовал, — отвечали другие, и это являлось достаточным объяснением, потому что все знали — Змеевольд слышит и видит больше, чем другие.

Как бы там ни было, впервые во время экспедиции в чужих землях черные орки уходили из деревни, не убив там ни одного жителя.

«Все правильно», — сказал себе Змеевольд, когда они вышли за околицу и даже прикрыли за собой ворота-волокушу. Но вдруг в ближайшем дворе завизжала дворняга, а потом ее визг резко оборвался.

Змеевольд обернулся и увидел бежавшего Кесчина, который размахивал отрубленной собачьей головой.

«Вот мразь», — подумал предводитель. В другой раз он зарубил бы Кесчина, однако сейчас их и так было мало, а впереди ожидала полная неизвестность.

Кесчин перепрыгнул через ворота и зашвырнул собачью голову в траву.

— Ты что, не слышал моего приказа, урод? Ну-ка, вперед и чтобы все кусты обнюхал!.. — дал волю своему гневу Змеевольд, и Кесчин, знакомый с нравом командира, послушно побежал вперед и, обогнав колонну, затрусил вдоль дороги, заглядывая под кусты.

Но не успел предводитель перевести дух, как раздался щелчок арбалета, и Кесчин вскрикнул, получив болт с близкого расстояния. А затем в кустах часто защелкали замки, и черные орки стали валиться на дорогу.

— В лес! Все в лес!.. — крикнул Змеевольд, пригибаясь. Арбалетный болт шваркнул по его кирасе и ушел в сторону. Предводитель бросился в чащу, а с другой стороны, с мечами наперевес, уже выбегали враги. Послышался звон стали, подстреленные черные орки пытались нанести врагу хоть какой-то урон, но было слишком поздно, и с ними быстро покончили.

Змеевольд мчался через лес, перепрыгивая через канавы и поваленные деревья, и слышал, что за ним бежит кто-то из своих. Лишь промчавшись с милю, он сбавил темп и, оглянувшись, увидел Мангуса.

— Ты?

— Я, командир, — ответил тот, тяжело дыша.

— Не ранен?

— Обошлось.

Змеевольд остановился, прикидывая, куда идти дальше.

— В город пойдем? — спросил Мангус.

— В город, — кивнул Змеевольд и двинулся дальше, на ходу выбирая направление.

Вот и все, был отряд и его не стало. Никогда еще его экспедиция не оборачивалась столь неудачно. Да, он добыл то, что требовалось, но стоил ли этот приз такой платы?

С другой стороны, мессир Фрейн не раз помогал черным оркам, правда, небескорыстно, но в конце концов долг Змеевольда стал таким, что он был вынужден отдать его. И, может, хорошо, что с ним остался Мангус, а не Рарп, например, который был отличным рубакой, но не умел ходить по лесу незаметно. Мангус, может, не так хорош в бою, зато отличный разведчик.

— Командир, ты думаешь, это из-за Кесчина? — спросил Мангус через какое-то время.

— Полагаешь, он плохо смотрел?

— Нет. Он убил собаку, а ты сказал никого не трогать. Наверное, ты что-то почувствовал?

— Я не хочу об этом говорить, Мангус. Доберемся до города и там все обсудим. Ты, кстати, заметил, кто это был?

— Союзники, — криво усмехнулся Мангус. — Ингландцы.

— Что ж, мы первые перешли им дорогу, они этого не забыли. Но и мы теперь не забудем.

— Не забудем, командир.

124

После ухода отряда ночью герцог Лоринджер не находил себе места, поскольку слишком разволновался, чтобы уснуть. Он даже снизошел до деревенской перегонки и выпил ее из принесенной рюмки — наверное, единственной во всей деревне. Но кроме изжоги ничего не получил и, устроившись в так понравившемся ему кресле, дремал до рассвета, а затем оделся и вышел, надеясь развеяться в прохладе предутренних сумерек.

Во дворе на колоде сидел часовой и при виде герцога тотчас вскочил, но тот махнул рукой, дескать, не дергайся.

Часовой снова сел, а Лоринджер подошел к забору и, встав на лежавшие вдоль него бревна, выглянул наружу. Улица еще спала, но во дворах были слышны звуки, свидетельствовавшие о том, что в деревне вставали рано. Хлопали двери сараев, сонно мычали коровы. Где-то пели петухи, поскуливал пес и звенели цепи.

Стало светать, и Лоринджер полной грудью вдохнул свежий воздух, он уже забыл, когда мог наслаждаться такой красотой — вдали от городской суеты, в глубокой провинции, в чужой стране. А восход, он везде прекрасен.

Увлекшись созерцанием провинциальных красот, герцог проводил взглядом коров, которых выгнали хозяйки, и те сами послушно двинулись за деревню на луг. Потом прислушался к стуку топора где-то в соседнем дворе.

На крыльцо вышел хозяин дома и, широко зевнув, направился в отхожее место. Его жена уже вовсю гремела чугунками в кухонной пристройке, а двое работников переговаривались в коровнике. Потом Лоринджер услышал звон упряжи и увидел, как в деревню въезжает телега с поклажей, а за ней браво вышагивают его палубные пехотинцы.

«Золото! — пронеслось в голове Лоринджера. — Они нашли золото!»

Но в следующее мгновение вспомнил, что никакого золота нет, вместо него во всех сундуках были камни. Но что тогда везли на телеге?

— Эй, часовой, открывай ворота! — крикнул герцог, и стоявший на часах солдат стал выдергивать воротный засов. К тому времени, как телега подъехала, ворота были открыты и Бейб лично под уздцы завел лошадь во двор, и только теперь Лоринджер увидел трупы четырех черных орков, которые были нашпигованы арбалетными болтами.

Солдаты, заходя во двор, с облегчением валились на траву, а хозяин уже спешил к ним с ведром воды и кружкой, со страхом поглядывая на привезенный груз.

В воротах мялся мужичок, владелец телеги. Он ждал, когда ее освободят и дадут обещанные пять денимов.

— Без потерь? — спросил Лоринджер, пересчитывая солдат.

— Так точно, сэр, — кивнул Бейб. Он выглядел усталым, но довольным.

— Сколько их было всего?

— Шестеро. Главный и еще один успели броситься в лес. В них стреляли, но болт лишь чиркнул по доспехам.

— У них были сумки?

— У предводителя была кожаная котомка с ремнем. У остальных, вот извольте посмотреть, только поясные сумки для харчей и мелочи.

— Значит, это осталось у него, — задумчиво произнес герцог. — Ты, вот что, Бейб, отпусти мужичка. И скажи хозяину, чтобы подавали завтрак. После завтрака — час на отдых и потом идем маршем на Пронсвилль.

— Думаете перехватить их там, сэр?

— А почему нет? Город небольшой, что-нибудь придумаем.

125

Несмотря на немалую дистанцию в пятнадцать верст, лошадка неслась, не сбавляя шагу. Мартин, Ронни, Бурраш и Ламтак подпрыгивали на щедро выстеленной сеном телеге, стараясь не открывать рот, чтобы не прикусить язык, а возница меж тем подпрыгивал вместе с толстой войлочной шапкой.

Он, не переставая, улыбался с того самого момента, когда Мартин посулил ему серебро и даже дал вперед серебряный терций за быструю доставку к Пронсвиллю.

А перед этим они до темноты шагали по песчаной гриве, надеясь, по возможности, догнать противника, но засветло не получилось и пришлось заночевать. Но еще до рассвета продолжили марш и около полудня вышли к крохотной деревеньке на четыре двора, как раз в тот момент, когда к одному из домов подъезжал мужик на телеге.

— Хорошо бы их на транспорте обогнать, а? — предложил Бурраш.

— Сейчас решим вопрос, — пообещал Мартин и, поторопившись, перехватил владельца телеги, когда тот уже открывал ворота.

— Эй, приятель, заработать не хочешь?

— Не хочу, — буркнул мужик. — От вас одни убытки.

— Какие от нас убытки? — не понял Мартин. — Доставь нас в город, я тебе заплачу.

— Да ты знаешь, где этот город? Иди себе, у нас тут и так приключеньев выше крыши. За год меньше было, — огрызнулся мужик, а на крыльцо его дома вышли жена и старший сын, лет восемнадцати. Оба с дубинами.

Тем временем, подхватив лошадь под уздцы, мужик стал заводить ее в ворота.

— Плачу серебро и вперед! — громко объявил Мартин, прикинув по виду мужика и его хозяйства, что такие деньги здесь редко водились.

— Тпру, окаянная! — крикнул мужик, осаживая лошадь, которая с охотой шла во двор, чтобы ее распрягли и поставили в сарай к овсу и колодезной воде.

— Чего сказал, мил человек? — переспросил мужик.

— Вот тебе серебряный терций, доставь нас в город, — сказал Мартин, передавая мужичку монету. Тот мигом ее схватил, подбросил и снова поймал, потом хохотнул и стал толкать лошадь в морду, чтобы та пятилась на улицу, однако лошадь сопротивлялась, понимая, что ее после возвращения с одной работы хотят поставить на другую.

Животное мотало головой, стало недовольно ржать, но мужик что-то пошептал ей на ухо, похлопал по шее, и лошадь прекратила сопротивление и дала вывести себя на улицу.

— А за скорость ничего не добавишь, барин?! — завелся мужик. Его лицо раскраснелось, глаза блестели.

— А добавлю! — принял правила игры Мартин. — Еще одно серебро!

— А не врешь?! — заорал мужик.

— Будешь быстро ехать — на полдороге отдам.

— Ай-ай! — закричал мужик и, сорвав шапку, шлепнул ею об землю, а затем повернулся к дому и крикнул: — Ну чего выставились? Давайте в дом, перед людями стыдно!..

Жена и сын поспешили убраться, но мужик переменил намерения.

— Куда пошла? Водички господам вынеси!.. Да побыстрее, отправляемся уже!.. Анабрик, а ты чего ухи развесил? Сена давай на телегу, неужто господа на жестком сидеть будут?!

Таким образом, пока несколько удивленные этим спектаклем товарищи Мартина подходили к воротам, там уже были и свежая вода, чтобы попить, и сено на телеге, чтобы мягко сидеть, и даже вполне готовая к рыси лошадка, которой хозяин скормил какой-то травы и от нее лошадка стала прыткой и не уставала всю дорогу до самого места.

— Стой! — крикнул Бурраш, когда до города оставалось мили три, и возница натянул вожжи.

— Здесь сойдем. Если они по лесу идут, мы их уже обогнали, а здесь к городу они на дорогу выйдут даже днем. Я так думаю.

— Правильно думаешь, — сказал Ламтак, спрыгивая с высокой для него телеги. — Ох мы и наломались!

Ронни с Мартином тоже спустились, возница развернул экипаж и умчался прочь, исчезнув в клубах поднятой пыли.

— Ты думаешь, они тут появятся? — спросил Мартин и стал разминать ноги, отбитые во время этой скачки.

— Да, они идут в этом направлении, — сказал Бурраш. — Сначала будут прятаться по лесу, а подходя к городу, выйдут на дорогу. А чего им бояться? Засады здесь никакой быть не может, это же город. Вон, смотри, и спереди, и сзади едут возы, полно экипажей, одиноких путников и перегонщиков скота.

— А вот насчет жратвы мы не подумали, — заметил Ламтак. — А хорошему воину нужна еда.

— Я доставлю тебе еды, — пообещал Бурраш.

— Вешенки небось? — скривился тот.

— Может, и вешенки.

Орк спустился с дороги в густые заросли и стал лазать в низинке. Вскоре он вернулся с завернутыми в большой лопух гостинцами. Там были грибы и десятка три крупных улиток.

— О, я это есть не буду, — сразу отказался Ронни.

— Я тоже не настолько голодный, — поддержал его Мартин.

— Как хотите, — пожал плечами Бурраш, — старшине выбирать не приходится, ему после ранения сил нужно набираться.

— Да, придется есть, — со вздохом согласился гном. — Хоть я это и не люблю.

Орк с гномом присели на обочине и стали есть, а Мартин с Ронни расположились подальше, чтобы не видеть и не слышать этой трапезы.

Мимо проезжали возы — то в одну строну, то в другую. Возницы и седоки, кто со страхом, а кто с интересом смотрели на странную компанию. Так прошла пара часов, и Мартин уже подумывал купить снеди у проезжающих, но вдруг Ронни сильно толкнул его в бок, и Мартин, еще не разглядев, что увидел напарник, сам уже догадался.

Сидевшие на обочине гном с орком поднялись, хотя минуту назад, казалось, мирно дремали. Стоя рядом, они выглядели забавно, однако двум черным оркам, сидевшим пассажирами на приближавшейся телеге, так не казалось.

Они спрыгнули на дорогу, а их возница, сразу смекнув, что тут затевается, стал нахлестывать лошадь вожжами, и его телега прогрохотала в сторону города.

— Мартин, будете в резерве, — сказал Бурраш. — Что делать, вы уже знаете.

— Ага, — кивнул Мартин, и они с Ронни сразу вытащили дубинки, на которых уже имелись рубцы от встречи с мечами.

На дороге было пусто, никто не мешал. Черные орки не думали отступать, они достали мечи и уверенно двинулись на преграждавшую им путь пару.

Бурраш стал выходить на предводителя, Ламтаку достался второй черный орк.

— Ага, вот оно что, — сказал черный орк, который по виду и повадкам отличался от своего товарища. — Значит, встречались уже?

Второй орк тоже заметил на поясе Бурраша богатую коллекцию, при том, что у него было только два амулета.

У предводителя на поясе болтались полтора десятка трофеев, однако только у Бурраша в наборе были офицерские амулеты.

— Ты помнишь меня, Змеевольд? — неожиданно спросил Бурраш, поигрывая мечом.

— Ты? Ты тот зеленомордый, которого мы не добили? — начал вспоминать Змеевольд. — Я думал, ты утонул со стрелой в брюхе.

— Как видишь, не утонул, чтобы за моих товарищей поквитаться. Помнишь, как ты их резал?

— Черные орки не берут пленных, ты знаешь.

Бурраш достал из-за пояса кинжал, Змеевольд выдернул свой из-за голенища. Это послужило сигналом к схватке, и Ламтак бросился на противника, нанося удары мечом и маленьким круглым щитом, размером с крышку от кастрюли.

Пары дуэлянтов разошлись и уже не мешали друг другу.

Бурраш действовал очень внимательно и экономно. Он не делал обводных ударов, а бил сверху, заставляя противника проседать от удара, поэтому Змеевольд не имел возможности быстро контратаковать, а когда выходил на дистанцию обводных ударов, Бурраш легко парировал их кинжалом и снова наносил тяжелый удар сверху.

Ламтак, в отличие от него, атаковал яростно, нанося противнику множество ударов и вынуждая того вести бой в неудобной для него позиции, ведь гном был едва ли не вполовину ниже ростом.

Эта пара скоро разгорячилась, они стали рычать и скалились, но гном, казалось, совсем не уставал и только начинал сбавлять темп, как тут же взрывался новой атакой.

Бешеный обмен ударами этой пары заглушал бой Бурраша со Змеевольдом, которые по-прежнему не меняли ритм, ожидая, когда противник ошибется.

Неожиданно в паре гнома с черным орком произошло изменение, Ламтак ухитрился заехать противнику щитом в грудь, и тот слегка замедлился. Тогда гном очередной шквальной атакой смял его и двумя ударами прикончил на земле.

Змеевольд не смотрел в их сторону, но понял, что случилось, и как только на его лице появилась гримаса гнева, Бурраш бросился на него в стремительной атаке в манере Ламтака. Его клинки замелькали в воздухе, и Змеевольд стал пятиться, уже не успевая за всеми ударами. Он шипел, как кошка, вскрикивал, как ворон, получая очередной порез или колотую рану, и в конце концов повис на мече Бурраша, получив еще кинжалом в шею.

Оружие выпало из рук черного орка, Бурраш подержал его так мгновение и сбросил на землю, как какую-то гадость. А потом нагнулся и сорвал амулет.

Подошел Ламтак, и они какое-то время смотрели вдвоем на тело поверженного предводителя черных орков.

Между тем очередной ехавший в город возница натянул поводья и принялся торопливо разворачивать телегу.

— Это должен сделать ты, Ламтак, ведь это касается твоего народа.

— Думаешь, оно там?

— Думаю, да. Какая-то коробка в его сумке лежит, они била меня по ногам, когда я атаковал его.

Подошли Мартин и Ронни, они понимали, что сейчас должно произойти.

Ламтак вытер меч об одежду Змеевольда и убрал в ножны. Затем развязал сумку черного орка и, помедлив, дрожащей рукой достал из нее квадратную коробку.

Она была сделана из темно-красного дерева, имела матовую поверхность, сквозь которую проступали полустершиеся письмена.

Ламтак поднял крышку, под ней, на бархате, лежало что-то вроде монеты.

От избытка чувств гном едва не потерял сознание, но Мартин с Ронни успели его подхватить. Однако коробку Ламтак не выронил.

— Все в порядке, ребята, все в порядке, — прошептал он, выпрямляясь, и по его раскрасневшимся щекам, поверх боевых шрамов, покатились слезы. — Все в порядке, ребята.

Затем Ламтак убрал коробку в свою сумку, тут же схватил Змеевольда за ноги и, подтащив к краю дороги, сбросил вниз. Потом так же поступил со вторым черным орком и туда же зашвырнул их оружие.

— Теперь порядок, Ламтак? — улыбнулся Бурраш.

— Теперь порядок, камрад, — улыбнулся гном. — Мы очистили дорогу, и можно спокойно идти в город. Командир, командуй!..

Мартин пожал плечами и сказал:

— Ну, шагом марш.

И они зашагали в сторону города, возвращаясь к делам насущным. Им очень хотелось есть, а Ламтаку требовалась хорошая перевязка для его открывшейся раны на голове.

— Это он меня рукоятью саданул — все же достал. Кто бы мог подумать!

— Но ты его достал крепче, — заметил Мартин.

126

Свой отряд герцог Лоринджер рассредоточил в предместье Пронсвилля, откуда до центра было менее получаса пешком. Солдатам приказали не носить оружие на виду, и большей частью они прятались по заброшенным сараям, ожидая новых распоряжений.

Сам герцог Лоринджер в сопровождении трех солдат и Бейба вышел в город с разведывательной целью. Его светлость надеялся сойти за иностранного торговца со свитой, в портовых городах это была не редкость.

Несмотря на ясную погоду, в воздухе стоял запах морских водорослей, которых на берегу скопились целые горы после двухнедельных неурочных штормов.

Лоринджер бродил по улочкам, сверяя их с имевшимися неточными картами, и они с Бейбом прикидывали, где будет правильнее расставить тайные посты из ингландцев, чтобы те смогли обнаружить черных орков, если те придут в город.

Впрочем, едва ли те рискнули бы сунуться в Пронсвилль днем в собственном обличье. Первый же стражник остановит их, чтобы отвести в околоток, а те возьмутся за мечи, и в городе начнется облава. Одним словом, либо они придут ночью, либо место, где они станут искать своего заказчика, находится где-то в пригороде.

— Думаете, мы найдем их тут, сэр? Двоих черных орков в большом городе? — спросил Бейб без энтузиазма. Вся эта затея казалась ему глупой.

— Но мы все равно уже здесь, почему не попробовать?

Вдруг отходивший в сторону солдат, проверявший узкий проулок, подошел к герцогу и сказал:

— Сэр, там какой субъект хочет с вами поговорить.

— Где там? — вмешался Бейб, хватаясь за рукоять кинжала.

— В проулке ниша, там стоит какой-то бродяга. Но лохмотья у него какие-то нарочитые, что ли.

— И что он сказал? — спросил герцог, поглядывая на тенистый вход в проулок. Остальные телохранители встали рядом с герцогом, готовые к любому развитию ситуации.

— Он сказал, чтобы я передал вам, сэр, что он хочет что-то сообщить о том, что вы ищете.

— Не ходите, ваша светлость, — прошептал Бейб. — Это может быть опасно. Что мы будем без вас делать?

— Я пойду, — после паузы ответил Лоринджер и даже сам поразился своей храбрости. Кто-то, кто знал, что он ищет, желал поделиться с ним сведениями. Кто-то знающий.

— Вот ты, — Лоринджер указал на солдата, который принес эту весть, — пройдешь первым мимо этой ниши, скажешь, что я уже иду, и остановишься в пяти шагах впереди.

— Понятно, сэр.

— Ну тогда — вперед.

— А мы, сэр? — спросил Бейб.

— Страхуйте тылы.

Так они и пошли. Первым — солдат, в нескольких шагах позади него — герцог и еще через несколько шагов — Бейб и двое солдат.

Первый заглянул в нишу, обронил пару слов и, оглянувшись, утвердительно кивнул Лоринджеру. Затем, как и было приказано, прошел еще немного и остановился. Теперь, если бы незнакомец замыслил злодейский поступок, уйти ему было некуда.

Стараясь выглядеть уверенно, Лоринджер заглянул в нишу и увидел в полумраке человека в длинном одеянии. Он стоял в смиренной позе, держа руки на виду, а накинутый капюшон скрывал половину лица незнакомца. Впрочем, герцога это не удивило, особая осведомленность незнакомца подразумевала некоторую тайну.

— Итак, я здесь, — сказал Лоринджер.

— Рад встрече, ваша светлость.

— Откуда вы меня знаете?

— Это к делу не относится, поверьте.

— А что относится?

— Я хочу сделать вам предложение о сотрудничестве. Мне известно, что вам нужны деньги. Золото гномов оказалось пустышкой, а то ценное, что лежало в тайнике, забрали черные орки.

— Вы хотите, чтобы я отобрал это у черных орков и отдал вам?

— Не совсем так, потому что они уничтожены и ценностью завладели другие.

— Вот как?

— К сожалению, ваша светлость.

— И вы скажете мне, кто они?

— Разумеется, ваша светлость. Я скажу вам, кто это и где их можно найти. У вас большой отряд и храбрые солдаты, им не составит труда поставить точку в приключениях этой группы и доставить предмет мне.

— А что взамен?

— Вы ожидали получить сорок тысяч золотом, вы их получите.

— М-да. Ну, а что же мешает вам самому заняться этим, ведь вы совсем не простой, э-э… — Лоринджер едва не сказал «человек», но понял, что в этом совсем не уверен.

— Дело в том, что не все могут касаться этого предмета. Но ваши солдаты и вы — могут.

— Понятно. Кто же эти… люди? Они люди?

— Два человека, орк и гном.

— Как мило. Где-то я это уже слышал. Не они ли встречались моим солдатам в харчевне недалеко от Лиссабона?

— Они. Вот вам прекрасный способ рассчитаться.

— Хорошо, говорите, где их искать.

Стороны обо всем договорились и расстались. Лоринджер со свитой ушел организовывать засаду, а Фрейн исчез прямо в нише.

Когда герцог со своими людьми завернул за угол, с улицы в узкий проулок зашел прохожий, по виду ремесленник, несший несколько штук крашеного холста. Проходя проулок, он внимательно в нем осмотрелся и, выйдя с другой стороны, поспешил дальше. На нем была валяная шапка, простые рубаха и штаны, из-под которых торчали добротные казенные сапоги со шпорами.

127

Пообедать решили в первой же попавшейся харчевне, дольше терпеть голод было невозможно. Тем не менее Бурраш потребовал у хозяина воды, и на заднем дворе, поснимав рубахи, они хорошенько умылись, в то время как трактирщик с помощником на выданные вперед восемь денимов накрывали стол.

— Мы теперь тут осядем, — в который раз озвучил свои планы Ронни, усаживаясь за стол с простой едой — чесночной похлебкой, жареной рыбой и кашей с маслом.

— Да уж, возвращаться не будем, — подтвердил Мартин, вытирая руки поданным разносчиком полотенцем.

— Я тоже где-нибудь здесь прислонюсь, — согласился с ними Бурраш. — Кроме вас у меня знакомых нету.

— А я не знаю даже, — признался гном. — Надо что-то делать, куда-то спрятать все… Ох, я даже есть не могу, так меня трясет, ведь это же надежда всего моего народа! Если Мессир снова заберет медаль, нам снова придется лезть под землю!.. Вы понимаете?

Его товарищи понимали, но что тут можно предложить?

— А если ты погрузишься на корабль и уедешь далеко-далеко? — предложил Ронни.

— Они все равно найдут, — возразил Бурраш, хлебая чесночный суп.

— А ты почем знаешь? — уточнил Мартин.

— Так ведь мы с чего из войска-то разбежались? Вон, Ламтак знает. Мечом взять не смогли, нагнали колдунов, подняли великанов и повели на нас. Но мы и их не испугались, били по ним стрелами со смолой. Стрела ударит, сломается, а смола горящая прилипает. Так и сожгли их, они ведь деревянными были. А уж потом, когда их главные силы вступили, тьма накатилась, земля под ногами загорелась, пропасти разверзались… Ужас просто.

Орк вздохнул, задумчиво помешивая похлебку.

— А тех, кто уцелел, горгульи гнали, мясо из живых кусками выхватывали. И никак от них нельзя было спрятаться, всюду находили. И даже те, кто миль на двадцать убегал, и до них добирались дня через два.

— Спать приходилось в погребах, чтоб без окон, — добавил Ламтак.

— Вот-вот. А от тебя как отстали?

— Я на соколятников случайно вышел — бежал через поле, за спиной уже горгулья кричит, но я щит не бросил, думаю, начнет нападать, так щитом прикроюсь, щит-то у меня тогда большой был.

— И чего, прикрылся? — спросил Ронни.

— Нет, горгулью эту сокол сбил. Так врезал, что она колом в землю и пыхнула, как гриб дождевой перезрелый. Больше они и не гонялись.

— А меня не отпускали, житья не давали. Но один хороший человек, у которого я ночевал в погребе, сказал мне: напейся, парень. Пока ты думаешь, пока ты соображаешь, они тебя слышат и находят, как гончие зайца. Если ты напьешься, они тебя потеряют.

— И ты напился?

— Да, я накупил премерзкой перегонки на все оставшиеся деньги и пил целую неделю. Когда выпивка кончилась, еще двое суток приходил в себя, отпивался родниковой водой и ел щавель. И действительно, это сбило горгулий со следа, и больше я их не видел.

— Что-то в твоем рассказе есть, Бурраш, — сказал Мартин, когда они, отобедав, уже выходили из трактира. — Что именно, я еще не понял, но немного покумекаю, и мы решим проблему Ламтака.

— Теперь куда? — спросил Ронни.

— Думаю, нужно найти постоялый двор в самом городе, чтобы не как в прошлый раз.

— Да, в прошлый раз мне не понравилось, — серьезно заметил Бурраш, и они двинулись по дороге из пригорода в Пронсвилль, переговариваясь и выстраивая планы на ближайшее будущее.

За поясом садов и огородов, протянувшимся на полмили, начинались городские постройки — одно— и двухэтажные каменные дома, словно приклеенные друг к другу. Они образовывали улицы, не везде ровные, но по сравнению с окраинами Лиссабона здесь было значительно чище и не так многолюдно, возможно, потому, что и сам город был поменьше.

Лишь на одной из небольших площадей, где возле лавки стояло несколько мулов, груженных тюками, людей оказалось заметно больше. Едва Мартин подумал, что здесь чем-то торгуют, как в следующее мгновение казавшиеся обычными горожанами люди сбросили накидки, под которыми оказались заряженные арбалеты.

Бурраш и Ламтак тотчас выхватили мечи, Мартин и Ронни свои дубинки.

Перед ними полукругом стояло около двадцати человек — дюжина с заряженными арбалетами, остальные с мечами.

— Сдается мне, что это ингландские свиньи! — с вызовом произнес Бурраш. Впрочем, на этот раз даже его мастерства и силы явно было недостаточно.

— Не будем скандалить, господа! — произнес голос из-за живой стены, ощетинившейся мечами и арбалетами. — У вас есть то, что нужно мне, — медальон. Оставьте его и можете идти, вас никто не тронет.

— Врет, — прошептал Ронни. — Он уже все решил. И где-то этот голос я уже слышал.

— Ясное дело, что врет, — вздохнул Мартин. Он не видел никакого выхода.

— Я последний раз повторяю, — произнес голос. — Считаю до трех, и тогда…

Вдруг на ближайших крышах появились солдаты в серых матовых кирасах и тоже с арбалетами. Их было значительно больше ингландцев, и тут зазвучал другой голос, более молодой и решительный:

— Именем карнейского короля предлагаю ингландским солдатам сдаться! Вы окружены, сопротивление бессмысленно!

Ингландские стрелки резко повернулись, чтобы ответить по-своему, но арбалетчики тайной канцелярии ударили залпом, и половина ингландцев повалилась раненными. Те же, кто попытался броситься в переулки, натолкнулись на офицеров тайной канцелярии. Завязался короткий бой, ингландцы были мужественны и упрямы, но у них не было никаких шансов. Они потеряли еще нескольких солдат, и только тогда их предводитель крикнул:

— Прекратить сопротивление! Я приказываю сдаться!..

Остававшиеся на ногах ингландцы побросали мечи и угрюмо склонили головы.

Все случилось так быстро, что окруженная четверка не успела ничего понять. Солдаты тайной канцелярии наводнили площадь и стали деловито растаскивать легкораненых и вязать их, а капитан в легком шлеме и с двумя узкими мечами в руках подошел к обомлевшему предводителю ингландцев и сказал:

— К вашей светлости у нас никаких претензий не имеется, вы находитесь на нашей территории по разрешению карнейского короля. Остальные же подданные ингландской короны нарушили границу с оружием в руках и по правилам будут взяты в плен.

Герцог Лоринджер покосился на окровавленные клинки в руках капитана, коротко кивнул и пошел прочь — его никто не задерживал. А капитан усмехнулся и, подняв с земли оброненную ингландцами шапку, начисто вытер клинки и вложил в ножны, висевшие на поясе по обеим сторонам.

Потом подошел к Мартину и улыбнулся, как старому знакомому.

— Вот уж не ожидал так быстро свидеться.

— Спасибо, что выручили, господин капитан.

— Пожалуйста. Хорошо, что так получилось. Ты, случайно, не знаешь, что они замышляли?

— Хотели нас ограбить, — развел руками Мартин, и офицер улыбнулся, заметив его колотушку.

— Господин офицер, того человека, что вы отпустили, я видел в Лиссабоне! — сообщил Ронни, вмешавшись очень кстати. — Он водит дружбу с бандитской шайкой!

— Спасибо, молодой человек. Ну, а это, Мартин, тоже твои друзья? — спросил капитан, кивая на Бурраша и Ламтака.

— Так точно, господин капитан. Мы вместе обоз сопровождали, но на него напали черные орки и почти всех перебили.

— Да, мы нашли тут парочку неподалеку, — задумчиво произнес капитан.

— Ван Гульц, вы идете? — крикнули капитану.

— Иду, Фернстоп, иду! — отозвался тот. И, козырнув Мартину и его друзьям, поспешил прочь, туда, где раненых и убитых грузили на подогнанные к месту телеги.

— Хорошие у тебя знакомые, — заметил Ламтак.

— Да, этот хороший, — кивнул Мартин. — А знаешь что, старшина, мне кажется, я кое-что придумал. Ведь главное, чтобы этот медальон не нашли, правильно?

— Правильно. Но тот, кто его спрячет, будет о нем знать, и даже если его убьют, колдуны все равно смогут выяснить, где спрятано.

— Непростая задача.

— В этом вся и засада, — вздохнул гном.

— А если мы отдадим медальон Буррашу, напоим его до звона, и пусть себе идет за город да прячет. Что скажешь, Бурраш?

— Я не против, — убирая меч в ножны, сказал тот. — Только об одном прошу — купите перегонки почище, чтобы в нос не шибала, а то после того раза мне этот запах две недели снился.

128

На город Пронсвилль спустилась ночь, но в порту допоздна работали рыбаки, разбирая улов, привезенный из ближней бухты. Торговец льдом потирал руки, его товар вновь стал нужным, чтобы до утренней торговли сохранить рыбу свежей.

По улицам, стуча подковками, ходили стражники, и воры при виде них прятались в темных закоулках.

Ремесленные кварталы уже спали, чтобы завтра начать работу чуть свет, спали и пригороды, набираясь сил перед выходом на поля и огороды. Пронсвилль требовал еды, и им предстояло каждый день поставлять ее на городские рынки.

Лишь в одном из домов, стоявшем на отшибе, было неспокойно. Его хозяин принимал важного гостя, отказать которому в услуге был не в силах.

В доме было темно, гость и хозяин находись в подвале. В сыром углу горел масляный фонарь, важный гость высился черным силуэтом до самых потолочных сводов, а несчастный гость висел в воздухе и, подчиняясь воле гостя, пытался разглядеть в эфире следы потерянной печати.

— Я ничего не вижу, мессир! — стонал он.

— Смотри, Гриндберг, смотри! Это произошло всего несколько часов назад!..

— Но они рвут, мне они не дают настроиться, мессир!

— Постарайся, Гриндберг, иначе я заброшу тебя в эфир целиком!.. — пригрозил Фрейн. Он пребывал в отчаянии, ведь все, что он предпринимал для возвращения печати, удивительным и досадным образом срывалось.

В битве за эту печать погибла его лучшая тень — ее уничтожил этот невесть откуда взявшийся Мартин. Подозревая в нем тайного волшебника, Фрейн отправил против него Луиджи, одного из лучших интриганов и мастера соблазнений. Но тонкая игра не увенчалась успехом, и тогда в ход пошла безудержная сила Вояджера, также не справившегося с заданием и провалившегося куда-то на два уровня.

Благородные черные орки до конца выполняли его приказ. Они перебили гномов, вынесли печать, но вновь попали под жесткую руку этого Мартина.

Обессиленный Гриндберг вывалился из эфира, и его тело рухнуло на пол. Оно дымилось и было покрыто рваными ранами от зубов горгулий.

— Говори, что узнал! — потребовал Фрейн.

— О, мессир… Этот Мартин, он дал огромному орку какой-то совет…

— Какой совет?

— Орк… Орк взял эту печать и пошел в лес… С лопатой.

— С лопатой? И что дальше?

— Там он достал из сумки большую бутыль перументико аколкелиус, почти совершенно чистого, и выпил всю, вы представляете?!

— Что за глупости тебя заботят, Гринберг?! Куда он пошел потом?

— Я не знаю, он растворился, мессир! Выпил эту гадость и растворился вместе с лопатой!.. С того момента на последующие четыре часа в эфире нет никаких его следов! Потом он снова проявился на окраине города с лопатой, но уже без печати!..

Фрейн вздохнул и, повернувшись, пошел прочь через стену.

Они снова обманули его, эти гномы, их друзья, друзья друзей. И теперь придется все начинать сначала и, возможно, потратить на это сотню лет. Но власть над гномами манила, и Фрейну вновь хотелось стать их повелителем.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

77

78

79

80

81

82

83

84

85

86

87

88

89

90

91

91

91

94

95

96

97

98

99

100

101

102

103

104

105

106

107

108

109

110

111

112

113

114

115

116

117

118

119

120

121

122

123

124

125

126

127

128 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg