«Младшие братья»

Младшие братья (fb2) - Младшие братья 1171K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Вереснев

Игорь Вереснев Младшие братья Хроники Максима Волгина

© Игорь Вереснев, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Пролог, в котором ещё ничего непонятно

Это был не Саракш, однозначно.

Максим больно ударился пальцами о колдобину, чертыхнулся. Дорога едва угадывалась в сгущающейся темноте. Если на кургане асфальт ещё уцелел, то дальше, в овраге, от него остались одни ошмётки. Страшно представить, во что шоссейка превращается к концу осени, когда пойдут затяжные дожди.

Ни осенью, ни зимой, ни весной Максиму бывать здесь не доводилось. Зато каждое лето гостить у бабушки считалось священной обязанностью. И «гостить» — это такой эвфемизм. В действительности приходилось и сорняки полоть, и картошку копать, и воду из колодца таскать — водопровод в Антракопе отродясь не водился. Смешно: двадцать первый век на дворе, адронный коллайдер построили, а канализации и водопровода нет!

Впрочем, это ему жизнь в захолустном посёлке казалась смешной и нелепой, потому как мог сравнивать с родным Ростовом. Димке Мёрзлому, единственному сверстнику, а потому и единственному приятелю Максима здесь, Антракоп сравнивать было не с чем. И пилить пешком четыре километра в соседнюю Луначарку, чтобы посмотреть в клубе новый «фильмец», казалось вполне обыденным.

Сегодня крутили вторую часть «Обитаемого острова». Первая произвела на Мёрзлого впечатление неизгладимое, потому и продолжение пропустить он никак не мог. Максим уже смотрел фильм весной, когда шёл тот в нормальных городских кинотеатрах. Смотрел, как положено, с долби-звуком и стаканом попкорна. Во второй раз пошёл за компанию, рассудив, что прогуляться летним вечером всяко лучше, чем огород поливать. Не учёл одного — возвращаться по темноте придётся, спотыкаясь о колдобины.

Мёрзлый на сгустившиеся сумерки и плохую дорогу внимания не обращал. Он весь был на далёком Саракше:

— Классный фильмец! Жалко, про космос ничего нету. Я про космос больше люблю. Самый зачётный — «Звёздные войны». Вот там мочилово! Бах — и нету планеты! Бабах! Бабах! Фьють-фьють-фьють! Круто! И этот, как его… Ну, где наши с жучилами воевали?

Он вопросительно посмотрел на Максима, но тот ничего не ответил. Фильм «о войне с жучилами» он либо не смотрел, либо забыл его начисто. Тогда Димка вздохнул, задрал голову к небу, где сквозь сгущающуюся черноту проступали россыпи звёзд. Остановился:

— Интересно, где этот Саракш находится?

— Нигде он не находится, придумали его.

— Да ладно тебе, «придумали». Планета такая ж есть где-то, а, Макс? Где? Я вон ту знаю, Венеру. А по астрономии какие учат?

В Луначарской школе учителя астрономии не было, и Димка об этом очень жалел. А Максим, наоборот, жалел, что ему с астрономией не повезло так, как приятелю. Вообще-то на везение ему грех было жаловаться — и в лотереи сколько раз выигрывал, и в футбольный тотализатор. Но на школу оно почему-то не распространялось.

— Большую Медведицу, — буркнул первое, что смог вспомнить.

— А где она, покажешь?

— На севере. Пошли, нефик стоять посреди степи.

Но Мёрзлый никуда не торопился.

— Слушай, а что ты бы делал, если б попал на этот Саракш? А, Мак-Сим? — и противно гыгыкнул. — Хотел бы такое приключение?

— Блин, ты прямо как малой! — не выдержал Максим. Димка иногда бывал наивным до опупения, не скажешь, что через год школу заканчивает. Деревня, одним словом. — «Что делал», «что делал» — это кино, понимаешь? Его придумали. Нет никаких «саракшей», и «звёздных войн». Это малышня верит во всякую фантастику. И ты.

— Чё сразу «малой»? По шее дать, да? Я, между прочим, на полголовы тебя выше и на полгода старше. «Малой»… Не, я б не отказался туда попасть.

— Да пошли уже! Жрать же охота, реально. С обеда ничего не хавали!

— И чтоб я там крутым был, как твой тёзка, и неуязвимым. И тёлки красивые чтоб западали…

Да, это был не Саракш.

Когда они добрались до оврага и начали спускаться, стемнело окончательно, дорога угадывалась единственно по зарослям жёлтой акации вдоль обочины. И Димка наконец вернулся на землю:

— Вот я дурак! Новолуние же на этой неделе! Фонарь взять надо было!

Максим оглянулся на него.

— Ты хотел сказать — полнолуние? Ну и толку? Ничего эта луна не освещает, разве что себя саму.

— Гонишь? Я чё, по-твоему, новолуние от полнолуния не отличу? Была б полная луна, сейчас бы шли, как днём. А так… вон она, только-только народилась.

Волгин посмотрел на тоненький серпик над оврагом, спросил неуверенно:

— А там тогда что светится?

— Где? — Димка оглянулся. Большой жёлтый диск висел прямо за их спинами.

С минуту друзья стояли молча, переводили взгляд с одной «луны» на другую. Было тихо, лишь трещали сверчки в степи, да журчал ручеёк на дне оврага.

— Может, на моцике кто едет? Сверху, над обрывом?

— Не, не едет он, на месте стоит.

— И какого чёрта стоит?

— На нас смотрит.

— Думаешь, ему нас видно? Нифига, тут темно, как в заднице.

Они подождали ещё. Глаза, успевшие привыкнуть к темноте, различали кроны деревьев, кустарник.

— Край оврага глянь где, — прошептал Максим. — Это штука выше светится. Что там, башня?

— Ага, противобаллистическая…

Шутка получилась не смешной. Димке сделалось как-то неуютно, зябко. Он поёжился невольно… и вдруг жёлтый диск перестал быть диском, превратился в мощный прожектор! Луч, яркий, не рассеивающийся, пронзил черноту ночи, унёсся куда-то в степь, в сторону Антракопа. Провернулся, чиркнул по склону оврага, высветил каждую колдобину на дороге. И замер, поймав в фокус две человеческие фигурки.

Димка присел от неожиданности. Тут же опомнился:

— Мотаем отсюда! Быстро! — и показывая пример, рванул вниз, в темноту.

Луч не хотел отпускать, упрямо цеплялся за спину. Он держал в перекрестье света и ужаса — ужаса перед неизвестным и непонятным — так что волосы поднимались дыбом, а ноги делались ватными. Что это, Димка не знал. Но понимал, что если не улизнёт, не спрячется немедленно — да хотя бы не закричит! — то обмочится постыднейшим образом. Но напудить в штаны со страху — это было бы не самое плохое. О самом плохом не стоило и думать.

Он дико взвизгнул и сиганул в сторону, прямо в густые, увенчанные двухсантиметровыми колючками заросли. Проломил их, словно ослепший, не чувствующий боли носорог. Колючки рвали рубаху и джинсы, в кровь раздирали кожу, но он не замечал этого. И уж тем более не думал, что влетит от родителей за безнадёжно испорченную одежду. Он вообще ни о чём не думал. Подчинялся инстинкту — спастись, выжить. И когда толстая коряга схватила за ногу, опрокинула наземь, он сжался в клубок, накрыл голову руками, зажмурился. Старался не то что не двигаться, а и не дышать.

Когда он осмелился открыть глаза, приподнять голову, вокруг было темно. Димка полежал немного, потом встал, медленно, осторожно, кривясь от боли в исцарапанном теле, выбрался из зарослей. Жёлтый диск исчез.

— Макс? — несмело окликнул он.

Никто не ответил. Только трещали сверчки, и шумел ручей на дне. Димка набрался смелости, позвал во весь голос:

— Макс! Макс, ты где?!

Часть I. Самое большое приключение

Глава 1, в которой Максим не верит своим глазам

— Он спит, вы пришли слишком рано!

— Я пришёл вовремя. Он спал достаточно, пусть просыпается.

— Будить его — это неправильно. В церемонии первого пробуждения…

— Меня не интересуют ваши белые церемонии! Лучше скажите честно, магистр надеется, что уговорит криссов отдать этого дикаря вашему ордену? Ничего не выйдет! Я записал его во все геральдические списки. Он наш! Пусть просыпается. У меня всё готово для церемонии приобщения.

Слова были понятными, но смысл дискуссии Максим уловить не мог. Ясно, что обсуждали, спит он или нет. И от результатов обсуждения зависело… Чёрт его знает, что от этого зависело! Поэтому он открыл левый глаз. А правый оставил закрытым.

Он лежал на кровати в незнакомой комнате с белыми стенами и потолком. Больничная палата? Мотоциклист их всё-таки сбил, козёл. Интересно, что с Мёрзлым?

Максим подумал о друге… и тут же забыл о нём. Потому что посмотрел на людей, стоявших возле его кровати.

Пожилая женщина — врач? — была одета в белую блузу без рукавов и смешные, будто надутые изнутри штанишки, тоже белые. Дополняла её наряд белая шапочка, но не больничная, а какую одевают пловцы во время соревнования.

Одежда докторши была странной. Но стоявший рядом с ней высокий, черноволосый мужчина с длинным, крючковатым носом одет был ещё забавней: оранжевая майка и короткая, выше колен, красно-оранжевая, словно пламя, юбка. Из-под юбки выглядывали голые волосатые ноги. Босые.

И докторша стояла босиком. Ногти накрашены белым, серебристые татуировки на лодыжках. Такие же оказались у неё на тыльной стороне кистей. В сочетании с выкрашенными в серебристый цвет бровями эффект был ещё тот. Максим не решался определить, кто из этой парочки выглядел более странным. Нет, это не больница, а цирк. Или больница, в которой вместо врачей клоуны.

— Пробудился, — заметил его открытый глаз носатый. — Я, старший геральд-мастер славного Оранжевого Ордена, Пиаррадо Савай, приветствую тебя, юноша!

И уже менее торжественным тоном добавил:

— Вставай и одевайся. Пора приступать к церемонии.

Максим открыл второй глаз. И сообразил, что лежит абсолютно голый. Поспешно сел, схватил обнаружившийся у изголовья свёрток — футболка и юбка, точно такие, как у носатого. Он хотел спросить, где трусы, но почему-то постеснялся. Не только люди, но и правила в этой больнице были странными.

— Так как же тебя зовут, юноша? — спросил Савай, едва с одеванием было покончено.

— Максим. Максим Волгин.

Он стоял, переминаясь с ноги на ногу. Футболка была впору, носить же юбки ему прежде не доводилось, потому казалось, что та вот-вот сползёт. Или задерётся, обнажая чего не надо.

— Мак-Сим-Вол-Гин, — повторил Савай, растягивая слова и не следя за ударением. — Неблагозвучно и примитивно. Сократим до Мак-Гин.

— С какой радости? — возмутился Максим, обиженный за свои имя и фамилию. Мало того, что юбку заставили напялить, так вдобавок Макгином каким-то называться требуют. Что он им, шотландец, что ли? — Меня Максим зовут. Ну, Макс можно.

— Маакс, — попробовал на зуб и это слово носатый. — Это не имя, а дикарское прозвище. Ладно, пусть останется пока. Позже подберём тебе хорошее, достойное члена славного Оранжевого Ордена имя. Пошли, нам пора.

Лишь теперь Максим заметил, что разговаривает Савай странно. Он слышал звук его голоса, видел, как шевелятся губы, но слова не попадали им в такт. Такое бывает в дублированных фильмах. Причём дубляж наложили поверх оригинальной звуковой дорожки.

Обдумать это странное свойство как следует, Максим не успел. Он вообще не успевал думать — слишком много непонятного валилось на голову. А носатый схватил его под локоть и потянул за собой.

— Счастливой тебе жизни! — пожелала на прощанье врачиха. И серебряные татуировки её вдруг вспыхнули золотом.

— Ага, спасибо, — машинально кивнул Максим, уже не в силах удивляться.

Через минуту он понял, что ошибся в своих способностях. Всё, что происходило в палате, было так, цветочки. Ягодки поджидали снаружи. Они вышли прямо сквозь окно, одновременно оказавшееся и дверью на широкую террасу с белыми — может быть мраморными? — колонами. За террасой начиналась изумрудно-зелёная лужайка и дальше — парк. Деревья, какие прежде Максим видел разве что в кино, да и то твёрдой уверенности не было, цветочные клумбы, такие огромные, что весь Антракоп поместился бы на любой из них, бассейны, похожие на озёра, впадающие и вытекающие из них ручьи и речушки со скалистыми гротами и водопадами. Но самым странным было не это. Самое странное находилось вверху. Максим как поднял голову, так и застыл. И рот сам собой раззявился.

Небо тоже было ярко-зелёным, изумрудным. Не голубым!

— Это… где это? — только и смог спросить он у носатого.

Тот самодовольно улыбнулся, вскинул руку, обвёл широким жестом всё вокруг:

— Этот прекрасный мир, мой юный Маакс, называется Вирия. Ты проснулся в Рекреационном Центре Белого Ордена. Там, — он указал на юг — находятся Радужные Фонтаны, Галерея Фантазмов, Ристалища. Напротив — Дворцы Церемоний, самое изумительное место, которое можно представить… Впрочем, ты и представить не сможешь. Ничего, скоро ты уподобишься всё это лицезреть.

Максим поворачивался вслед за рукой Савая на север, восток и запад. Потом сообразил, что стороны света он придумал. Где на самом деле находятся восток и запад, было не понять — ярко-жёлтое солнце висело в зените, посреди изумрудного неба. Он видел это собственными глазами, но поверить в такое не мог.

— Это Америка, да? — спросил первое, что пришло на ум.

Савай запнулся на полуслове, снисходительная улыбка медленно сползла с его лица. Помолчав недолго, он признался:

— Я не знаю, что ты называешь этим варварским словом. Никогда его не слышал. Возможно, в твоём мире наш именно так и зовут. Но это — Вирия! Запомни, юноша.

Откуда-то сверху и сбоку к их ногам упал низкий удобный диванчик с подлокотниками. Нет, не упал — завис в дециметре от пола. Савай плюхнулся на него, похлопал по сидению рядом:

— Присаживайся!

Максим подчинился, уже и вовсе ничего не соображая. И в следующую секунду диванчик рванул с места! Проскользнул между колонами, понёсся над лужайками, над цветниками, то приподнимаясь на пару метров, то прижимаясь к земле. От скорости перехватило дыхание. Главное, было непонятно, как носатый управлял этой штукой? Он даже пальцами не шевелил.

— Послушайте, — Максим постарался, чтобы голос звучал твёрдо. Это нелегко сделать, когда летишь верхом на диване со скоростью пятьдесят километров в час! — Я не знаю, зачем меня сюда привезли, но я хочу вернуться домой. Я требую встречи с российским консулом!

Савай покосился на него удивлённо.

— Юноша, даже я не смею «требовать» встречи с консулом. Зачем тебе это? Хочешь, чтобы тебя записали в другой орден? Вряд ли ты добьёшься успеха. Что в тебе такого особенного, что консул станет хлопотать перед криссами об исправлении всех свитков? И, вдобавок, ордена с таким смешным названием в Вирии нет. Поверь, я знаю, о чём говорю. Кроме Оранжевого и Белого, имеются Красный, Жёлтый, Зелёный…

Максим не понял ни слова из этого пространного объяснения. Потому упрямо тряхнул головой:

— Я не хочу ни в Красный, ни в Жёлтый, ни в серо-буро-малиновый! Я хочу домой, в Ростов! Ростов-на-Дону, вы слышали о таком городе? Это в России! А мы сейчас где?!

Носатый засмеялся.

— Маакс, там, откуда тебя привезли, нет никаких городов, только дикарские стойбища. Город — это Вирия! Похож твой Рос-тоу на Вирию?

— Нет, но…

Договорить он не успел. Земля внизу вдруг оборвалась, и диван рухнул вниз, заставив испуганно охнуть. И вновь раскрыть рот от изумления.

Оказывается, все цветники, деревья, дворцы, озёра и водопады находились… на террасе огромного, невообразимо огромного здания! И ниже был следующий ярус. Диван развернулся, нырнул под его своды, в прохладный рассеянный свет невидимых фонарей. Понёсся по бесконечным коридорам, сквозь залы с уходящими на десятки метров вверх потолками, сквозь колоннады, сквозь живую драпировку зелёных, алых, разноцветных лиан. Всё было настолько грандиозно и… невозможно! Подозрение, что его выкрали и вывезли за границу, начинало улетучиваться. Какая там Америка…

— Я домой хочу, — заикаясь, прошептал Максим.

— Конечно, я и везу тебя домой, — не спорил Савай.

Диван замедлил скорость, приземлился. Носатый тут же вскочил, поднял театральным жестом руку:

— Прошу!

Часть стены коридора мгновенно сделалась прозрачной. Нет, она исчезла, открывая внутренности помещения!

Это были настоящие апартаменты, вся их трёхкомнатная ростовская квартира уместилась бы здесь с лёгкостью. Максим осторожно прошлёпал босыми ногами через всю комнату. Пол был устлан чем-то гладким, мягким, похожим на линолеум. Но идти по нему было куда приятней, чем по линолеуму. И пол был тёплым…

— Отныне это твой дом. Осваивай, изучай, — посоветовал ему Савай. — Понимаю, за последний час ты увидел больше чудес, чем за всю предыдущую жизнь. Тебе нужно привыкнуть. Потому оставлю тебя ненадолго. Скажем… на десять часов. Затем я вернусь, и приступим к обучению.

Он пошёл назад, к своему дивану. Но, не дойдя до стены, остановился, хлопнул себя по лбу, быстро вернулся назад. Улыбнулся Максиму:

— Чуть не забыл! Ты ведь наверняка голоден. Дикари всегда хотят есть!

Едва сказал, и на столе в углу комнаты возникло блюдо с непонятными оранжевыми шариками, политыми густым жёлто-прозрачным соусом. Максим отпрянул от неожиданности.

— Ешь! — предложил Савай. — Это роклераны под музкарой, вкусно. У вас в лесу такого нет. Разумеется, цивилизованному человеку не пристало жрать, как животному. Но ты пока не знаком с обеденной церемонией, и даже с правилами быстрой еды, так что тебе можно.

— Откуда они взялись? Их же не было?

— Ты совсем дикий, Маакс! — удивился Савай. — Когда человек голоден, он зовёт кормителя, когда нужна одежда — одевателя, когда требуется лететь — летателя. Для этого в голове каждого человека есть пониматель. Только у маленьких детей их нет и у дикарей. Но тебе криссы его вживили, не беспокойся.

Последняя фраза Максиму не понравилась. Он быстро провёл рукой по голове, но никаких шрамов не нащупал, и волосы были на месте. Хотя, вживлять можно по разному.

Решив разобраться с этим позже, он подошёл к столу, разглядывая невесть откуда появившееся угощение. Он и в самом деле проголодался, пора было перекусить.

— И чем его есть можно? — полюбопытствовал.

— Пальцами, чем же ещё. Ешь, как ты привык у себя в… Рос-Тоэ.

Спорить и рассказывать о ложках и вилках Максим не захотел, потянулся к тарелке. Но Савай вдруг закричал, брезгливо замахал руками:

— Постой, не сразу же! Как так можно, на тебя ведь смотрят? Дождись хотя бы, пока я тебя покину, — и поспешно метнулся к выходу.

— Сам сказал — «как привык», — пробубнил ему в спину Максим.

Но всё же дождался, пока стена комнаты «зарастёт», отделяя его от усаживающегося на летающий диван Савая. Лишь после этого пододвинул к столу удобное кресло — нормальное, не летающее, — подтянул к себе блюдо, и, подцепив крайний шарик, отправил его в рот.

В первый миг он не понял, на что это похоже по вкусу, слишком необычными оказались ощущения. Потом понял: печёночный паштет приправленный сладким до невозможности сгущённым молоком. Максим терпеть не мог печёнку во всех её видах, и не любил сгущённое молоко. А уж одновременно…

Он скривился от отвращения, готовясь выплюнуть полупережёванный шарик. Но куда выплёвывать? Не на пол же, блистающий первозданной чистотой! Он попытался протолкнуть сладкий комок вниз по пищеводу. Желудок сжался, не желая принимать отвратную пищу. И Максим понял, что если проглотит, то в следующее мгновение выблюет. Нет, следовало выплёвывать, пока не поздно!

Он не видел, откуда появилась стайка мелких серых мошек. Будто прямо из воздуха сгустились и принялись виться перед носом. Он отмахнулся, и, не в силах больше держать во рту печёночно-сладкий ком, сплюнул под стол.

Мошки устремились вслед за плевком. Несколько секунд — и тот исчез.

— Ничего себе! — изумился Максим. Повелительно указал на тарелку: — Тогда и это уберите, я таким не питаюсь.

Мошки подчинились. Две минуты — и тарелка блестела, как вымытая. Ещё через минуту не осталось и самой тарелки. Мошки покружили-покружили над столом, и растаяли в воздухе.

— Здорово у вас здесь уборка организована, — похвалил неизвестно кого Максим.

Однако есть хотелось всё сильнее. И он прикинул, чего бы возжелать? Хотелось всего и много, но… неизвестно ведь, как работает этот их «кормитель». В конце концов он решил не рисковать, остановиться на самом простом — бутерброде. С сыром. И большой красный помидор в придачу.

Подумано — сделано. О тарелке Максим забыл, бутерброд с помидором возникли прямо на столе. Ерунда! Бутерброд был большущий, аппетитный, пах свежим сливочным маслом. И вкус у него был правильный! Именно такой Максим себе и представил.

Он с наслаждением проглотил пол куска и взялся за помидор. У помидора тоже были правильные вкус и запах. Но, впившись в него зубами, Максим сообразил — что-то не так. Сок не брызнул. Вкусный спелый помидор, но без сока. Однородная плотная внутренность, только корочка настоящая… Похожая на настоящую.

Он опасливо отложил помидор, посмотрел на остатки бутерброда. Нет, в бутерброде как будто всё правильно — хлеб, масло, сыр. Бутерброды на грядках не растут, их делают, хоть в Ростове, хоть в Рио-де-Жанейро. Максим запихнул кусок в рот — чтобы не разглядывать, — начал быстро жевать. Когда носатый объяснял фокус с «роклеранами», Максим решил было, что всё дело в телепортации. Но теперь, посмотрев на помидор и вспомнив, как работают мушки, он в своей догадке очень сильно усомнился. Что, если этот «кормитель» не только «кормитель», но и «делатель» продуктов? Запросто! Если мошки умеют разбирать еду на молекулы, то почему бы не уметь и собирать? Хоть печёночный паштет, хоть бутерброд, хоть помидор, хоть арбуз.

Пробовать собранный мошками арбуз Максиму не хотелось категорически. Вместо этого он возжелал на сладкое «Кока-колу». Сок, конечно, полезнее с любой точки зрения, но пусть уж здешние умельцы химию делают, чем фрукты. И он не ошибся в выборе — «Кока-кола» ничем не отличалась от «настоящей».

Покончив с «обедом» Максим встал, прошёлся по комнатам. Заглянул в шкафчики, на полки, прикинул, где здесь могут быть ванная и туалет. Видимо, «удобства» тоже надо возжелать. Но ни первого, ни второго пока не требовалось, поэтому он направился к стене, сквозь которую попал в комнату. Упёрся в неё взглядом, возжелал дверь.

Он был почти уверен, что с дверью ничего не получится. Но та мгновенно «нарисовалась»! В точности такая, как была в их квартире: прямоугольная, коричневая, с золотистой ручкой. Максим нажал на ручку — взвизгнули давно не смазываемые петли, дверь отворилась. «Ты б ещё замок с защёлкой возжелал!». Затем выглянул в коридор, где бесконечные анфилады уходили в обе стороны. Сразу ясно, что без летателя здесь не обойтись. Никаких сил не хватит пешкодралом выйти из этого «домика».

Летатель «возжеланиям» не подчинился. Отчаявшись вызвать самодвижущийся диван, Максим вернулся в комнату и повалился на широченную мягкую кровать под балдахином. Пришло время хорошенько всё обдумать.

Итак, это была не больница, однозначно. Секретный институт? Лаборатория? Его похитили, чтобы ставить какие-то опыты? Логично, но… увиденные чудеса зашкаливали даже по меркам самой наисекретной лаборатории. Хоть американской, хоть японской, хоть какой.

Разобраться, где он находится, — и как отсюда сбежать! — с нахрапа не получалось. Следовало попытаться вспомнить, как он сюда попал. Что было после столкновения с мотоциклистом?

Вдруг его осенило: а был ли мотоциклист?! Что он помнит? Они с Мёрзлым возвращались поздно вечером из кино. В овраге их догнал… фиг знает кто. Димка заорал «бежим!», и… бежать Максим не смог. Прожектор не только ослепил, но и парализовал его. И когда свет приблизился, он вырубился. А проснулся уже здесь, и услышал, как носатый Савай разговаривает с врачихой-клоунессой…

«Нет, стоп!» — оборвал себя Максим. Было ещё кое-что. Помещение без стен, без потолка, как будто состоящее из яркого белого света. Он лежал там… или висел в воздухе? Не вспомнить, но это неважно. Рядом с ним были… не люди, хоть и похожие на людей. Существа с зеленоватой кожей, огромными выпуклыми глазами. И они что-то с ним делали, но больно не было, только щекотно в голове. А Савай сказал, что ему вживили «пониматель». Не тогда ли? Нет, бред! Такого не может быть!

Неожиданно Максим заметил, что освещение в комнате изменилось, и у предметов появились тени. Он рывком сел, оглянулся. Противоположная стена стала прозрачной. Вся целиком превратилась в громадное, многометровое окно. Он вскочил, подбежал к нему. Откуда окно?! Он ведь уверен был, что находится глубоко под землёй…

Панорама, открывшаяся за окном, была величественна и… невообразима. Внизу лежала долина, прорезанная ручьями и речушками, усеянная небольшими рощами тёмно-зелёных деревьев, похожих то ли на ели, то ли на кипарисы. Долина тянулась далеко, на многие километры. Но не исчезала за горизонтом, а упиралась в отвесную стену, с еле различимыми на таком расстоянии циклопическими колоннадами, арками уходящих вглубь коридоров. В стену монументального здания, подобного тому, в каком находился Максим. И крыша того здания тоже была частью покрытой зеленью долины. Какая уж тут секретная лаборатория! Он словно смотрел фантастический фильм в 3D. И поставлен этот фильм был куда круче, чем «Обитаемый остров».

Внезапно сверху свалился летатель. В первый миг Максим подумал, что это Савай передумал и вернулся раньше назначенного срока. Но на диване сидел не носатый. Вообще не человек.

Как бы подтверждая, что всё происходит на киноэкране, к окну подлетело зеленокожее лупоглазое существо. Замерло, не мигая (или оно и мигать не умело?) уставилось на отпрянувшего Максима. И лишь когда тот начал медленно пятиться к противоположной стене, так же резко взмыло вверх и исчезло над кромкой этажа-террасы.

Да, это был фантастический 3D фильм. Единственная неувязка — Максим не сидел в зрительном зале. Он был по ту сторону экрана.

Савай вернулся ровно десять часов спустя, как и обещал. Снисходительно улыбаясь, подошёл к скорчившемуся в углу комнаты Максиму.

— И что, юноша, ты освоился в своём новом жилище? Отдохнул?

— Там… — Максим мотнул головой в сторону стены-окна, — … зелёный такой прилетал, с глазами…

— Это крисс, — не удивился Савай. — Ты что, прежде не видел криссов? Криссы построили всё, что ты видишь и чем ты пользуешься. Они сделали нашу жизнь удобной и безопасной, достойной цивилизованного человека. Криссы заботятся о нас.

— Так это и правда… это не Земля, да? Конечно не Земля! Прошло десять часов, а солнце так и стоит в зените! И небо зелёное! На Земле такого не бывает!

— Разумеется это никакая не «земля», не «песок» и не «болото». Это Вирия, я же тебе говорил, Маакс. В ваших диких лесах…

— Я жил не «в диких лесах», а на Земле! Понимаете, на Земле — это такая планета! Небо там голубое, а не зелёное. А ночью — чёрное, с луной и звёздами! И я хочу туда вернуться, — Максим чуть не всхлипнул. — Пожалуйста, отпустите меня!

Савай помолчал, разглядывая его. Затем произнёс задумчиво, как будто размышлял вслух:

— Я мог бы подумать, что ты болен. Но я лично забрал тебя из рекреационного центра, а Белый Орден чрезвычайно скрупулёзен в своих церемониях. Значит, ты здоров, просто у тебя слишком развито воображение. Что ж, это неплохо! Я вижу, чем ты сможешь заняться на Вирии. Галерея Фантазмов — ты рождён для неё! Вполне вероятно, ты станешь мастером-творцом иллюзий, — весьма почтенное занятие. Только Маакс, мой совет — никогда не путай свои фантазии и реальность.

Он вновь улыбнулся. Уже не насмешливо, а вполне по-дружески. И Максим понял — не сон. Не бред, не фантазия, не иллюзия. И даже не 3D — фильм. Всё, что с ним происходит сейчас — взаправду! Он никогда не верил во всех этих «нло», «пришельцев» и «контактёров». Не верил в «потусторонние чудеса». Но оказывается, они случаются и с теми, кто в них не верит. И глупо плакать, просить, что-то доказывать, требовать «немедленно вызвать консула Земли». Глупо и смешно. Он влип в приключение, о котором не мечтал, и которое не заказывал. Его, Максима Волгина, похитили и увезли на другую планету, на эту проклятую Вирию! Зачем, почему, с какой стати именно он попался? Пусть бы забирали Димку Мёрзлого! Тот же хотел приключений, вот и попробовал бы. А Максиму это нафиг не надо! Ему за глаза хватало приключений в компьютерных играх и кино. Он не просил…

— Что, Маакс, — голос Савая разом оборвал мечущиеся в голове мысли, — займёмся изучением церемонии облачения в одежды?

Солнце в Вирии не заходило никогда. Это было странно — видеть его над головой и ложась спать, и просыпаясь. Вернее, выполняя церемонию отхода ко сну и церемонию пробуждения. Здесь и шагу нельзя было ступить без церемоний. Чихнуть или кашлянуть — и то не вздумай! Максима это начало раздражать уже через несколько дней. И раздражал Савай, обучающий всем этим премудростям. Хотелось послать его подальше… Но куда уж дальше?! Поэтому он терпеливо, час за часом, выполнял предписанные ритуалы.

А часы на Вирии тоже были странные. В каждом — сто минут, в минуте — сто секунд. И в дне часов было сто, и в году — сто дней. Короче здешние секунды или длиннее земных, Максим определить не смог, их отсчитывал сидящий в голове пониматель. Очень удобно, не запутаешься в мире, где нет утра, ночи и вечера, нет весны, осени и зимы. В мире, где тянется бесконечный летний полдень. Из года в год, из тысячелетия в тысячелетие.

Савай не докучал историей и географией, хоть Максим не отказался бы узнать, откуда взялись на этой Вирии люди, в точности такие, как на Земле. Но нет, так нет. В их занятиях вообще не было ничего от привычной школы. Зачем зубрить, если пониматель подскажет всё, что пожелаешь? Цивилизованному человеку достаточно знать церемонии своего Ордена, чтобы занять подобающее место. Но зато церемонии нужно было знать в совершенстве.

Иногда Савай делал перерывы в занятиях и устраивал для своего подопечного экскурсии верхом на диванчике. Максим пытался прикинуть расстояние, но мир вокруг был так необычен! Пониматель твердил о десятках, сотнях километров, а город всё не заканчивался. Разве подобное возможно? Или вся Вирия — один сплошной город? Точнее, та половина планеты, что обращена к солнцу. Однако должна же быть и другая? Если с одной стороны всё время день, то с другой должна быть сплошная ночь.

Что такое «ночь» Савай не понимал. Он никогда не видел чёрного неба, звёзд. Он даже не слышал о них!

Чаще всего целью их экскурсий были Фантазмы, эдакие «художественные галереи». Попавший туда человек оказывался пленником иллюзий, неотличимых от реальности. Одни из них смешили, другие забавляли, удивляли, восхищали. Были и такие, что пугали до дрожи. Савай твердил, что предаваться Фантазмам — самое достойное занятие для цивилизованного человека, после церемоний, разумеется. Но для полноты картины познакомил своего подопечного и с другим развлечением вирийцев — Ристалищами, спортивными состязаниями. Состязания тоже были самые разнообразные: для детей и взрослых, для мужчин и женщин, для быстрых и неторопливых, для азартных и сосредоточенных. Некоторые казались такими жестокими, что напоминали бои гладиаторов. Впрочем, до смертоубийства здесь не доходило. Белый Орден тут же увозил раненых в свои рекреационные центры, наверняка на попечение какого-нибудь «лечителя».

А вот кроме Церемоний, Фантазмов и Ристалищ вирийцы больше не занимались ни чем. То есть, абсолютно ни чем! Никто! Когда Максим понял это, то был ошарашен — не может существовать целая планета бездельников. Потом убедился — может. Ни работать, ни учиться местным не требовалось, они всё получали на халяву. Им даже посуду мыть и полы подметать не приходилось! Единственной заботой было не вымереть со скуки, но с ней они справлялись успешно. Максиму стоило поучиться этому искусству — если он собирался примазаться к здешней халяве.

Примазываться он не собирался. Он хотел одного — вернуться на Землю. Но придумать, как это сделать, не получалось.

Пока на четырнадцатый день своего пребывания в Вирии он не познакомился с Гоэльтом и Тальдой.

Глава 2, в которой Максим узнаёт, что такое двери

Максим как раз сидел у прозрачной стены-окна, смотрел на белеющую вдалеке границу долины, на крохотные, еле различимые деревца верхнего яруса. Мечтал угнать диван и лететь, лететь… Почему-то казалось, что как только увидит над головой звёзды, мигом найдёт способ вернуться на Землю…

— Приветствуем тебя, Маакс!

Летатель свалился ему едва не на голову. Максим дёрнулся от неожиданности, вскочил. Хотел было высказать всё, что думает о таком вопиющем нарушение церемонии знакомства. И улыбнулся. Парень и девушка, русоволосые, широколицые, похожие друг на друга, как брат и сестра, одеты были необычно: рубахи с длинными рукавами, вместо опостылевших юбок — шорты ниже колен. Спортивная форма — немедленно подсказал пониматель. Однако носить её за пределами Ристалищ считалось неприличным. Увидел бы этих двоих Савай, скривился бы как от кислого. Но они плевать хотели и на Савая, и на его церемонии. Так же, как и Максим!

Он кивнул им в ответ:

— Привет!

— Разрешишь войти в твоё жилище?

— Заваливайте.

Окно растаяло, превращаясь в проём. Парень, а за ним и девушка ловко впрыгнули в комнату прямо с дивана, заставив тот укоризненно пискнуть и опрокинуться. Но на него никто внимания не обратил.

Визитёры были не на много старше Максима, но куда здоровее — и ростом и в плечах.

— Разреши представить… — начал было парень.

Максим не дал ему договорить. Пониматель уже сообщил имена и «представления» были всего лишь данью опостылевшим церемониям.

— Да ладно тебе! Ты — Гоэльт, капитан руббольной команды, она — Тальда, центрфорвард. А меня, кстати, Максом зовут, а не Ма-а-а-аксом.

— Как скажешь, — парень ухмыльнулся, прошёл в глубь комнаты, плюхнулся в кресло. — У нас к тебе дело. Не хочешь поиграть в команде? Есть место запасного.

Максим недоверчиво хмыкнул. Демонстративно смерил взглядом фигуры гостей, затем согнул руку в локте, потрогал свой хилый бицепс.

— Думаешь, у меня подходящая комплекция для этого?

Гости переглянулись. И захохотали.

— Понимаешь, — отсмеявшись, объяснил Гоэльт, — сила, ловкость, скорость — это, конечно, важно. Но главное в игре — упрямство и злость.

— Характер, — подсказала Тальда.

— Да. Ты родился в свободном мире, потому нам подходишь. А это, — Гоэльт тоже согнул руку и щёлкнул по вздувшемуся бицепсу, отчего тот чуть ли не зазвенел, — дело наживное. Потренируешься и такие же накачаешь.

Максим пожал плечами.

— Спасибо, но меня руббол не интересует. Я собираюсь вернуться домой.

Визитёры вновь переглянулись. Тальда подошла к столу, опёрлась об него задницей. Тут же завела руку за спину, вынула из воздуха что-то жёлто-зелёное, продолговатое, откусила, принялась жевать. Поинтересовалась:

— Макс, а как ты собираешься вернуться домой?

— Пока не знаю.

— Путь, которым ты сюда попал, не устраивает?

Максим нахмурился. Издеваются они, что ли? Может, не нужно было им признаваться, что он хочет сбежать?

— Я не помню, как меня сюда привезли, — признался он нехотя.

Гоэльт кивнул, ничуть не удивившись его словам. И объяснил:

— Четыре года назад меня точно также похитили и притащили сюда. А Тальду украли, когда ей было всего девять лет. Мы с ней с одного мира, хоть наши селения стояли и далеко друг от друга. Мы все — «дикари», Макс. И мы хотим вернуться домой так же, как и ты. — Помедлив, он процедил сквозь зубы: — Назло проклятым криссам!

— Проклятым криссам! — повторила за ним Тальда с набитым ртом.

Это было даже не нарушением церемонии, это было… Криссы — спасители и благодетели, твердил Савай каждый день. Отзываться о них так грубо, было кощунством, святотатством. Преступлением!

Максим изумлённо уставился на новых приятелей. А они смотрели на него. И ждали. Он никак не мог понять, чего они ждут? Потом сообразил.

— Проклятые криссы! — произнёс громко и чётко. И добавил: — Жабы!

Вообще-то говоря, обзывать так зелёных человечков было не справедливо. На Вирии они построили настоящий рай для людей. Или коммунизм — Максим не уверен был, в чём эти две вещи различаются. Не исключено, и его они привезли сюда с благими намерениями, и ждёт его здесь жизнь лучшая, чем на Земле. Наверняка лучшая! Он уже успел оценить и кормителя, и мошек-уборщиц, и многое другое. А когда станет членом дурацкого «апельсинового» Ордена, и вовсе будет как сыр в масле кататься.

Однако была во всём этом райском житье-бытье одна заковыка. Если криссы такие великодушные-сердобольные, то почему честно всё не объяснят людям на Земле? Многие бы с радостью согласились переселиться. Это ж мечта — отхватить пожизненную халяву! Так зачем они тайком действуют, исподтишка? Похищают людей, словно бандиты какие. Нехорошо это, неправильно.

— Жабы? — удивлённо переспросил Гоэльт. Захохотал: — Точно, зелёные жабы! Как я сам не додумался? Будем их называть между собой жабами. Местные всё равно не поймут, жабы здесь не водятся. Не то, что у нас — в каждом болоте. Зелёные, прыгучие, лупоглазые. Как криссы!

— У вас на планете жабы водятся? — Максим чуть не подпрыгнул. — Так вы тоже с Земли?! Ваш мир называется Земля?

Гоэльт перестал смеяться, недоумённо посмотрел на подругу. Та лишь плечами пожала.

— Мы называем его «наш мир» или «мир людей», — как бы извиняясь, объяснил парень. — «Планета», «Земля» — таких слов я не слышал. Может, в каком-нибудь селении его и так называют. Наш мир большой, больше, чем Вирия.

— А какого цвета у вас небо? Ночь у вас бывает?

— Что такое ночь? — удивилась Тальда.

Максим сокрушённо вздохнул. Нет, они были не с Земли.

Минуту в комнате царило молчание. Наконец девушка оттолкнулась от стола, подошла к Максиму. И неожиданно погладила его по голове.

— Не сокрушайся ты так. Раз криссы привели тебя сюда, значит, и в твой мир есть дверь.

— Какая дверь? — не понял он.

— Ну дверь, как в стене. Только те двери — между мирами. Криссы шастают в них и воруют людей. И меня так украли, и Гоэльта, и тебя. Многих! Они уверены, что мы глупые, сами не найдём дорогу назад. Но мы не глупее этих… жаб!

У Максима дух захватило. Двери между мирами?! Как он сам не догадался!

— Где?! Где они находятся?

— Не всё так легко, — покачал головой Гоэльт. — Мы уже два года их ищем. Иди ко мне в команду, будешь и ты искать.

Руббольная команда Гоэльта состояла из пятнадцати человек, — одиннадцать парней и четыре девушки, все без исключения бывшие «дикари». И все, без исключения — участники заговора. Свободное от тренировок и соревнований время они посвящали не церемониям, как подобает добропорядочным жителям Вирии, а рыскали по окрестностям в поисках «известно чего». Они прочёсывали леса и долины, заглядывали в каждый грот и туннель, шныряли по террасам и жилым ярусам всех Орденов. Они вели себя более чем подозрительно!

Первое время Максима пугала такая беспечность. Их тайная организация скорее походила на детскую игру в сыщиков и шпионов. На Земле их в два счёта раскрыла бы любая, самая завалящая спецслужба. Но потом он успокоился: на Вирии спецслужб не существовало, а криссам, похоже, было безразлично, как проводят досуг подопечные.

Пока Максим не стал полноправным членом Ордена, летатель ему не подчинялся, так что искать дверь приходилось в паре с Тальдой. По началу он немного робел. Кто не оробеет рядом с девушкой на голову тебя выше и едва ли не вдвое шире в плечах, с эдаким женским вариантом Шварценеггера? Затем привык. Тальда не умничала и строить из себя «старшую» не пыталась, не нудела по каждому пустяку. Она любила поболтать, но это Максим недостатком в данных обстоятельствах не считал и вскоре знал о Вирии всё, что знала девушка.

Солнце висело всё же не в самом зените, потому предметы отбрасывали коротенькие тени, позволявшие судить о сторонах света в этом мире. На «юг» город простирался на добрых две сотни километров до тёплого, спокойного моря. Или ещё одного озера, но очень большого? Тальда не знала — никто никогда не пытался преодолеть его. И не знала, как далеко тянутся ярусы зданий и разделяющие их долины на «западе», «севере» и «востоке». По её словам, летатель натыкался на невидимую границу и везти дальше отказывался. Максим подозревал, что именно за этой чертой и находятся двери в другие миры. Но рубболисты упрямо твердили, что там не только дверей, а вообще ничего нет, потому летатели и не летают. Понять и принять такое объяснение Максим не мог. Оставалось ждать, когда он станет полноправным членом Ордена, получит власть над диваном и сможет организовать собственную «экспедицию». Ждать, к сожалению, было ещё долго.

Если поиски двери занимали большую часть времени, то большая часть сил уходила на тренировки. Руббол чем-то напоминал американский футбол. Матч длился десять раундов, каждый продолжался до тех пора, пока одна из команд не опустит тяжёлый скользкий мяч в свою лузу. Кто сколько мячей насобирает, тот столько очков и заработает, за исключением последнего раунда, победа в котором давала два очка. Всё просто и понятно. Вдобавок у игроков не было защитного снаряжения, потому иногда матч перерастал в свалку и потасовку. Да, Димке Мёрзлому такое развлечение понравилось бы. Не хуже, чем с «заводскими» после дискотеки махаться.

Максим драться не любил. Да и какое удовольствие драться, когда все участники матча — хоть соперники, хоть товарищи по команде — в два-три раза сильнее тебя? Вдобавок, куда выше ростом. Гоэльт это прекрасно понимал. С ростом Максима он сделать ничего не мог, зато его бицепсами-трицепсами занялся всерьёз. Каких только тренировок не напридумывал! Бегать вокруг поля с мечом под мышкой, отжиматься с сидящей на загривке Тальдой — это были самые лёгкие из упражнений.

Пятьдесят седьмой день на Вирии начинался, как обычно. Максим повалялся в мягкой, повторяющей каждый изгиб тела постели, заказал сюда же завтрак: «колу» и огромную, размером с ляжку поросёнка, сосиску, запечённую в не менее огромной булке — это не обжорство, организму калории требуются! Потом ещё повалялся. Быстренько «переделал» постель в жёсткое ложе, предписанное Гоэльтом, принял душ, и к тому времени, когда в окно заглянула восседающая на летателе Тальда, был свежим и бодрым, готовым к утренней тренировке.

— Привет, Макс! — встретил их в дверях Оранжевого Зала Ристалищ Гоэльт. — Как настроение?

— Лучше всех!

Максим — это сделалось традицией — продемонстрировал бицепсы и уже проступающие сквозь кожу квадратики пресса. Капитан улыбнулся, и вдруг, без предупреждения, резким выпадом саданул ему в живот. Максим ухнул, но удар выдержал, умудрился даже не скривиться от боли.

Гоэльт одобрительно похлопал его по плечу:

— Молодца! Почти готовый. Сегодня и опробуем тебя. На Синих.

— Что ж ты раньше не сказал? — Максим чуть не поперхнулся. — Хотя бы вчера предупредил!

— Зачем? Ты бы волновался, спал плохо, не отдохнул бы. А так — ты в отличной форме. На весь матч силы у тебя пока не хватит, выпущу в десятом раунде. К тому времени мы их умотаем, но Синие — они упрямые, до последнего бьются. Так что не расслабляйся.

— Да, они злые будут, когда мы у них все мячи заберём, — подтвердила Тальда. И заспешила к столикам в дальнем углу зала: — Ой, пойду, зажую чего-нибудь. А то в животе урчит перед матчем.

Поле для руббола не походило на футбольное: сильно вытянутый равнобедренный треугольник, огороженный трёхметровым прозрачным забором. Вдоль длинных боковых сторон тянулись ряды зрительских лож. Сегодня свободных мест осталось мало: команда Синего Ордена, одна из самых слабых в Вирии, в этом сезоне выступала более чем успешно. Она даже пыталась конкурировать с признанными фаворитами Оранжевыми.

Начался матч как обычно. Вспыхнул свет в вершине треугольника, выкатился первый мяч, и построенные в шеренги команды ринулись в атаку. Короткая свалка, Оранжевые захватили мяч, погнали всей толпой к своей лузе, не позволяя соперникам вклиниться, помешать. Есть! Хронометр в голове Макса тикнул — первый раунд продлился одну минуту и семь секунд. Отлично! Это была тактика Гоэльта — не дать противнику опомниться, разгромить его сразу, обескуражить быстро растущим разрывом в счёте. А потом добивать. Тактика эта действовала безотказно. Она должна была подействовать и в этот раз — против Синих-то!

Не подействовала. Во втором раунде Синие перехитрили. В рубболе никаких особенных правил не было, каждый играл так, как хотел, лишь бы мячи попадали в лузу. И едва вспыхнул свет, половина Синих кинулась не к мячу, а наперерез Оранжевым. Гоэльт без труда завладел мячом, но непробиваемой стены из соратников вокруг него не было! Быстро прорваться к лузе не получилось. Раунд затянулся на добрых пять минут, и Синие его в конце концов выиграли.

Третий раунд стал точной копией второго. И закончился тем же. В четвёртом Гоэльт смог приспособиться к манере соперника и сравнять счёт. Но в пятом Синие поступили ещё вероломней. Половина их команды ринулась через всё поле к оранжевой лузе! И когда Гоэльт с товарищами принёс туда мяч, на пути у них стояла стена.

В перерыве после пятого раунда Гоэльт провёл первую замену. Вынужденную замену — у одного из их команды треснуло ребро.

В шестом раунде Синие затеяли драку у вершины треугольника, перегородив путь мячу. И хоть этот раунд они проиграли, но сумели выбить трёх лучших игроков команды противника. В том числе самого Гоэльта: капитану Оранжевых сломали челюсть.

К девятому раунду счёт был пять три в пользу Оранжевых, а на скамейке запасных остался один Максим.

— Макс, нужно выйти на замену сейчас, а не в десятом, — попросила Тальда, ставшая на время капитаном команды. — Ильма выдохлась совсем, ей перерыв нужен. Если у нас потерь больше не будет, в последнем раунде она тебя опять заменит.

Выходить на поле было боязно. В рубболе ничего не защищало от детин в синей форме — ни маска, ни шлем, ни судья, ни жёсткие правила. Ничего, только собственные кулаки. И плечи товарищей.

Яркая вспышка заставила Максима на миг растеряться. А в следующий свирепая, разрисованная синими полосами и синим же бланшем рожа оказалась в полуметре от него. И ещё ближе — кулак, смахивающий на кувалду. Бац!

У Максима из глаз искры посыпались. Всё вокруг потемнело, верх, низ, право, лево — поменялись местами. Потом он увидел серый пол и понял, что стоит на четвереньках. Ожесточённо замотал головой, вскочил, оглянулся. Оранжево-синяя куча мала медленно катилась по полю, дёргаясь то влево, то вправо. И надо было бежать к ней, вламываться внутрь, пытаться добраться до мяча, валить синие кегли… И отгребать по полной.

Кучу Максим догнал. Но вломиться в её середину… Он так и прыгал вокруг, хватая противников за плечи, пытаясь отдёрнуть их назад. Пока куча не замерла у синей лузы. Этот раунд они проиграли. Без Гоэльта схема игры у Оранжевых рассыпалась. У Тальды не получалось видеть всё поле целиком, распоряжаться товарищами по команде. Она бросалась в самую гущу, словно носорог, но её силы и мощи не доставало для победы.

В десятом раунде Максима не заменили. И раунд этот был похож на предыдущий, как брат близнец. За исключением того, что от первого удара Максим сумел увернуться и сам двинул Синему в ухо. Но куча мала опять поползла к лузе соперников, и он только прыгал вокруг да лупил по спинам. И вдруг…

Он увидел, как сверкнул у самой земли золотистый бок мяча, и понял, что необходимо сделать! Упал на четвереньки, затем и вовсе прижался к полу и, изгибаясь, будто уж, пополз в самую гущу. По нему тут же прошлись, но он терпел, мяч — вот он! Дотянулся, уцепился, вырвал из чьих-то — то ли синих, то ли оранжевых — рук. Закатил к себе под живот, обнял крепко. И так же по-пластунски попятился прочь из кучи.

О том, что мяча в свалке нет, рубболисты сообразили не сразу. Максим успел подняться на ноги и, согнувшись в три погибели, чтобы не уронить — скользкий, чёрт! — ринулся вдоль основания треугольника к оранжевой лузе.

Уйти далеко он не успел. Его двинули по спине так, что еле на ногах удержался. Всё, — понял, — теперь повалят и отберут. Но тут за спиной влажно шмякнуло, охнуло, кто-то повалился на пол. И голос Тальды у самого уха проорал:

— Макс, беги, я их задержу!

Расстояние от лузы до лузы — пятьдесят шагов. Но пробежать его первым Максим не успел. Путь заступили двое — здоровые, плечистые, синие. Перегородили дорогу, выставили вперёд кулаки. Максим сбавил шаг, не зная, что делать. Пять метров, четыре, три…

— А-а-а! — во всё горло завопила Тальда и, обогнав его, ринулась на противников.

Она смела их одним махом. Все трое, они врезались в забор, отлетели назад, повалились на пол. Смотреть, что было дальше, Максим не мог. Сзади, с гиканьем и уханьем неслась толпа. Но когда его догнали, повалили, грубо и больно ударив по ноге, золотой мяч вкатывался в лузу.

Вспыхнул всеми цветами радуги сигнал окончания матча, победно загремел гимн Оранжевого Ордена, куча мала начала распадаться, превращаясь в людей. Лишь один человек не шевельнулся. Тальда лежала ничком, уткнувшись лицом в серое покрытие пола. Из-под её головы медленно расплывалась густая, тёмно-алая лужа.

— Тальда?! — Максим бросился к девушке, протянул руки. И не решился притронуться.

А минуту спустя на поле появились женщины в смешных белых одеждах, сверху опустился летатель, похожий не на диван, а на широкие носилки. Максима оттеснили в сторону, принялись радостно хлопать по спине, поздравляя с победой, с добытыми для команды решающими очками. Потом подхватили на руки, понесли. Сегодня он был герой, сегодня следовало радоваться и праздновать. Горевать о павших товарищах время ещё будет. Что ж это за порядки такие идиотские?!

Максим едва успел переодеться, как в Оранжевый Зал вошёл сам магистр Ордена в сопровождении свиты.

— И где наш герой? — сочный бас его вмиг заполнил помещение. Он так не вязался с внешностью этого невысокого, почти одного роста с Максимом, лысеющего человечка. — Где новичок?

Максима вытолкнули вперёд. Магистр осмотрел его и остался доволен осмотром.

— Молодчина! А дай-ка я тебя обниму.

И в самом деле обнял. Ни мало не обращая внимания на то, что Максим засипел от боли в помятых боках.

— Сразу видно — наш цвет, наш Орден! Поздравляю! И с победой, и со… — магистр сделал многозначительную паузу — … вступление в полноправные члены Ордена!

Друзья по команде взревели одобрительно. Подскочил кто-то из свиты, опустил на плечи Максиму бархатную попону всё того же, успевшего опостылеть оранжевого цвета. Магистр самодовольно улыбался, тряс ему руку. Кажется, ждал слов благодарности?

Благодарить Максиму не хотелось. Хотелось сорвать с плеч регалию, бросить под ноги. Крикнуть магистру и всем прочим: «Да мне плевать на ваш цвет, на ваш Орден и на ваши игры! Только и делаете, что церемонии идиотские устраиваете, фигню всякую придумываете или смотрите, как такие же идиоты друг другу рожи бьют. Вам что, заняться нечем?! Лучше бы учились чему-нибудь — у тех же криссов! Вы хоть знаете, как их машины устроены?! Да вы тут дармоеды все! Дебилы!»

Ничего этого он не сказал. Ему и времени высказаться не дали. Магистр потрепал его по плечу и удалился, а Максима окружили успевшие набиться в зал болельщики. Его опять тискали, шлёпали по спине, поздравляли. Он улыбался в ответ деревянной улыбкой. И ждал, когда это всё закончится?!

А потом его осенило. Если он теперь полноправный член Ордена, то означает это ни много, ни мало, что он получил свободу передвижения?! И едва эта мысль блеснула в голове, Максим вырвался из объятий, растолкал всех, выскочил наружу, завопил:

— Летатель мне! Хочу летатель!

Разумеется, вопить не требовалось, можно было просто захотеть. Пять секунд — и диванчик опустился рядом с ним. Максим в который раз удивился — где же они прячутся, пока их не позовёшь? — плюхнулся на мягкое сидение и пожелал лететь как можно быстрее в рекреационный центр.

«Лететь как можно быстрее» с первого раза не получилось. Но всё равно, добрался он достаточно быстро. Куда больше времени заняли поиски Тальды. Узнать девушку было не легко. Чуть ли не с головы до ног она была укутана в толстый белый кокон. Лишь глаза снаружи, часть лба и одно ухо. Ну и кое-что ещё, на что Максим старательно не смотрел. Хотя по размерам этого «кое-чего» он, собственно, Тальду и узнал.

Он подскочил к кровати.

— Тальда, ты как, живая?! А то я испугался, когда увидел, что ты лежишь и не двигаешься. Ты меня слышишь хоть? Тебе больно?

Ответить она не могла, так вся нижняя часть лица была залеплена белым. Только смотрела на Максима широко открытыми глазами.

— Говорить не можешь, да? Тогда я буду спрашивать, если «да» — ты моргай, «нет» — не моргай, — подсказал он. — Поняла?

Тальда моргнула.

— Отлично! Знаешь, а мы выиграли, наказали этих синих уродов! Магистр приходил, принял меня в Орден. А нафиг мне их Орден? Выздоровеешь, и смотаемся отсюда.

Тальда радостно заморгала.

— Ага! Полетим с тобой далеко-далеко. Куда летатель довезти сможет. А дальше пойдём пешком.

Девушка перестала моргать.

— Почему ты не хочешь? Вот увидишь — двери там! Не веришь? Я тебе точно го…

— Юноша, что вы здесь делаете? — внезапно оборвала их «диалог» невесть откуда нарисовавшаяся «докторша». — Кто вам разрешил сюда являться?

Максим испугался было, но тут же опомнился — чего он собственно боится? Кто ему что сделает? Вспомнил, как разговаривал с Белыми Сёстрами Савай. Подбоченился, вздёрнул повыше нос:

— До ваших запретов мне дела нет! Лучше расскажите, что с моей подругой?

Докторша нахмурилась. Белые брови её вмиг налились синевой, татуировки на руках нехорошо замерцали.

— С вашей подругой ничего страшного не случилось — сотрясение мозга, несколько переломов, ушибы внутренних органов. Когда мы её починим, она вернётся домой, и сможете беседовать сколько захотите. А пока разговаривать ей вредно для здоровья. И ваше присутствие здесь вредно для здоровья. Особенно — для вашего. Если вы немедленно не удалитесь, то останетесь здесь надолго. На очень долго.

Голос врачиха не повышала, и угрозу её Максим не понял. Но хватило тона, каким та была произнесена. И он сообразил вдруг, что не так уж много знает об этом мире. Крайне недостаточно, чтобы наглеть и лезть на рожон.

— Извините. Я не хотел…

Он попятился к прозрачной стене. Он таки струхнул. И чуть не забыл пожелать, чтобы в стене появился проём. Или забыл, и это врачиха пожелала за него? А ещё она пожелала вышибить Максима пинком из палаты, так, чтобы он с размаху шлёпнулся на свой диван. Тот кувыркнулся и что есть духу понёсся прочь от рекреационного центра.

Только тогда Максим опомнился, перехватил управление. Мысленно почесал макушку и спросил сам себя: «А что это было?!» Ответа на этот вопрос он не знал. Но, кажется, за нарушение правил в здешних играх могли наказать гораздо строже, чем он думал.

Спустя пять дней, когда синяки почти сошли, а от царапин и ссадин не осталось и следа, Максима разбудили в неурочное время. Солнце всё так же светило с изумрудного неба, но часики в голове подсказывали — «Ещё ночь, до утренней тренировки три часа с гаком». Тем не менее Гоэльт стоял рядом с кроватью и бесцеремонно тряс его за плечо:

— Вштавай, вштавай быштрей! — челюсть восстановилась пока не полностью, и капитан команды смешно шепелявил.

— Что стряслось?

— Дверь нашли.

— Чего? — смысл не сразу дошёл до Максима. А когда дошёл, он подскочил на кровати, словно выстреленный: — Где?!

— Недалеко штесь, как я и говорил. А ты — в леш лететь! — он самодовольно оскалился. И снова поторопил: — Вштавай! Наши уше вше там.

Дверь и в самом деле оказалась недалеко — пятнадцать минут лёта от Оранжевого Зала. Беседка посреди небольшого парка, рядом — живописная горка камней, озерцо с фонтанчиком, игрушечный грот. Здесь не было места для двери в другой мир!

Места не было, а дверь была.

— Шмелей, шмелей!

Гоэльт призывно махнул рукой, и первым полез в грот. Ему пришлось согнуться, чтобы не задеть головой низкий свод. Максим огляделся по сторонам. Что-то не сходилось. Гоэльт сказал, что вся команда их ждёт. Но возле беседки никого не было, а внутри грота им и вдвоём не развернуться. Но спорить не стал, покорно шагнул следом.

В гроте было тесно и темно. Гоэльт убедился, что Максим идёт за ним, протиснулся между сужающимися выступами скалы в самую дальнюю его часть… и исчез. Максим протёр глаза. Что за наваждение? Детина двухметрового роста не мог спрятаться в этой пещерке. Здесь негде было прятаться!

Он шёл, стараясь в точности повторить каждое движение Гоэльта. И стоило коснуться противоположной стены…

Максим не коснулся — потому что её не было! Грот переходил в длинный, достаточно просторный коридор. И здесь, в коридоре, действительно собралась вся их команда. Сидели вдоль стен, ждали.

— Я ше говорил — шдесь она! — радостно улыбнулся Гоэльт.

Максим смотрел и глазам своим не верил. Этот коридор не мог существовать! Толщина каменной стены грота — от силы три метра. А за ней опять был парк, и они должны были идти по его дорожке! Но они шли по сумрачному туннелю.

— Ну и где дверь? — буркнул он.

— Ты што, шлепой? — Гоэльт вытянул руку вперёд. — Не видишь?

То, что он называл дверью, дверью не было. Наткнись Максим на подобное во время поисков, никогда бы не догадался, что это дверь. Дальняя часть коридора тонула в лазоревом мерцании. Будто громадная спираль висела в воздухе, едва заметно вращаясь.

— Пошли, пошли! — вновь поторопил Гоэльт. — Там швобода! Ни одной шапы нету.

— Стой, — опомнился Максим, схватил его за ворот. — А Тальда где?

— Так её Белые не выпуштили.

— Ты хочешь бросить Тальду?! — Максим не верил своим ушам.

— Шдать нельша, — Гоэльт набычился. — Ешли шабы ушнают, што мы дверь нашли, они наш ешо куда-то увешут…

Максим оглянулся на товарищей по команде, но те отворачивались или опускали глаза. Встречаться взглядом не хотел никто. Они спешили поскорее сбежать отсюда в свои миры. Максим понимал их нетерпение. Он и сам хотел очутиться на Земле. Но бросить Тальду было нельзя. Друзей в беде не бросают!

И тут он понял, что нужно делать. Что сейчас сделает.

— До рекреации отсюда минут двадцать лёта? Я смотаюсь туда, заберу Тальду и вернусь. Мы быстро!

Гоэльт с сомнением покачал головой.

— Опашно… Ладно, ешли хочешь, ришкни. Мы шдём ваш не больше получаса, потом шматывемся!

— Я успею! — пообещал Максим и выскочил из туннеля в грот и дальше — под зелёное небо парка.

Хорошо, что он навестил Тальду после матча, — теперь искать её палату не пришлось. Максим влетел в неё прямо на диванчике, посадив его в шаге от кровати.

Тальда не спала. Охнула удивлённо, приподнялась, плотнее закутываясь в лёгкое как пух одеяло. Кокон с неё убрали, только повреждённое ухо было залеплено, и шею скрывал широкий белый обруч.

— Макс, ты что?! Сюда нельзя без…

— Пошли скорее, нас ждут, — он не дал ей договорить. — Гоэльт дверь нашёл!

Глаза у девушки сделались по пять копеек.

— Где?!

— Увидишь! Вставай, времени нет!

Тальда высунула из-под одеяла ногу. И замялась.

— Ты можешь ходить? — обеспокоено спросил Максим, заметив, что лодыжка тоже облеплена белым.

— Могу. Но я…

До него дошло — конечно же, она голая лежит под одеялом! В этой «больнице» пижама или ночная сорочка не полагались.

— Так потребуй одежду!

— Нельзя, пока Белые Сёстры не разрешат.

— Что значит «нельзя»? — возмутился Максим. И вслух «пожелал»: — Хочу одежду для Тальды! Быстро!

Не тут-то было: полочка у изголовья кровати оставалась пустой. Ах, так?! Мысленные команды действуют не всегда и не везде? Ну и чёрт с вами! Отступать из-за таких мелочей, как одежда, он не собирался.

— Обернись одеялом, и сматываемся! — скомандовал.

Тальда густо покраснела, попыталась привстать, прижимая одеяло к груди. Максим отвернулся, чтобы её не смущать. И стоял так, пялясь в стену-окно, пока за спиной не плюхнулись шумно на диван.

— Готова?

Он уселся рядом с туго завёрнутой в одеяло девушкой. И погнал летатель назад к заветному гроту.

Они пролетели половину пути, и времени, отведённого Гоэльтом, оставалось вполне достаточно. Максим уверен был, что успеет. Когда Тальда тихонько толкнула его в бок и спросила, он даже не понял, о чём она:

— Ты не один за мной прилетал?

— Один, а что?

В нескольких десятках метров позади них и немного выше летел второй диванчик. А стоило покрутить головой, как выявились ещё три. Их умело брали в «коробочку». И, разумеется, это не Гоэльт передумал и полетел вызволять подругу. Преследователи носили синюю одежду…

Неожиданный эскорт Максиму не понравился. Он резко повернул на девяносто градусов, ещё раз — преследователи не отставали. Лететь к гроту означало выдать местонахождение двери. Неизвестно ведь, что эти синие замыслили.

— Спросим, что они от нас хотят? — Максим посмотрел на спутницу. А что она могла посоветовать? Только плечами пожала.

Они опустились на верхнем ярусе огромного, уходящего вниз тремя широкими уступами здания. Позади, в нескольких метрах, был край террасы, впереди — парк, постепенно переходящий в лес. Не очень удобное место, если хочешь сбежать. Но сбегать Максим не собирался. Что он такого преступного совершил?

Три из четырёх летателей опустились неподалёку, последний завис над головой. Да уж, не случайные это попутчики. Максим встал навстречу Синим. Двое против восьми — плохой расклад. Окружившие его парни не походили на игроков в руббол, но всё же были достаточно крепкими, а Тальда не успела оправиться от травм. Силой ничего не решить, потому на рожон лезть не стоило.

— Ребята, вы что-то хотели?

Максим старался, чтобы голос звучал миролюбиво. Но толку от этого оказалось чуть. Один из парней выступил вперёд. «Форма» Синего Ордена не походила на одежду оранжевых: широкие брюки-галифе, стянутые на лодыжках резинкой, тужурка с крючками вместо пуговиц и «тюбетейка» со свисающими к ушам кисточками. У того, кто шёл к Максиму, на тюбетейке красовалась узорчатая бляха.

— Куда вы направляетесь? — спросил он.

— Никуда. Просто решили полетать.

Синий презрительно скривился:

— Тогда «полетаете», куда мы прикажем.

— Это почему?! — возмутиться Максим. С чего бы ему, члену Оранжевого Ордена, указывали синие? Он в своём праве — может гулять, где заблагорассудится. И с кем заблагорассудится.

Но синий не собирался ни уговаривать его, ни угрожать. Он вынул из-под тужурки короткую трубку с рукоятью, навёл её на Максима, и… всё кончилось, как будто телевизор выключили.

Очнулся Максим в тот самый миг, когда хронометр в голове отщёлкнул последнюю из отведённых Гоэльтом минут. «Блин, опоздали!» — подумал с досадой. И лишь после этого вспомнил, что случилось. Изумлённо огляделся по сторонам.

Они с Тальдой попали в мрачную, без окон и дверей, с низким — подпрыгни, достанешь, — потолком комнату. Стояли друг напротив друга, прислонённые к тускло поблёскивающим прямоугольным щитам, вжимались в них затылками, лопатками и ягодицами. А между ними прохаживался некто плотный, коренастый, с множеством серебряных блях на тужурке. Пониматель услужливо «представил» незнакомца: старший консул-надзиратель Синего Ордена Рен-Рендук. Но куда их притащили и зачем, пониматель сообщать отказывался.

Стоять было неудобно. Максим попробовал шевельнуться, сменить позу — как бы не так! Его словно пришпилила к щиту неведомая сила, хоть никаких пут на руках и ногах не было.

Увидев, что он начал дёргаться, консул ухмыльнулся:

— Ага, вот и второй ожил. Замечательно! Значит, поговорим. Объясните-ка Рен-Рендуку, куда вы летели?

— Почему вы нас схватили?! — вместо ответа возмутился Максим. — По какому праву вы…

Лицо консула, с тоненькими, точно нарисованными чёрточками усиков над верхней губой, и такой же «нарисованной» чёрточкой-бородкой под нижней, расплылось в улыбке:

— Право? Сразу видно, что ты недавно поселился в Вирии. Ты так мало знаешь о здешних обычаях. Разумеется, у тебя есть «право»! Но и у Рен-Рендука оно есть. Право поймать подозрительного мальчишку и учинить дознание. Как видишь, его право оказалось сильнее.

Он рассмеялся своей шутке. А отсмеявшись, продолжил:

— Итак, что мы имеем? Травмированная рубболистка сбежала из рекреации на три дня раньше установленного Белыми Сёстрами срока. Ради чего? Неужели ради прогулки со своим дружком?

— Почему бы и нет?!

— Почему бы и нет, ты верно сказал, Маакс! Всё дело в том, куда вы намеревались «прогуляться». А?

Максим сжал губы. Отвернулся бы от этой наглой, лоснящейся удовольствием рожи. Но отвернуться он не мог.

— Рен-Рендук тебе подскажет. Вы нашли дверь в другой мир!

Тальда вздрогнула при этих словах. Консул стоял к ней спиной, но тем не менее уловил движение. Оглянулся, вновь засмеялся:

— Угадал! Видишь, Рен-Рендук раскусил ваш план. Глупый мальчишка, ты в самом деле вообразил, что в Вирии никто ни за кем не следит? Даже за теми, кто нарушает правила, уклоняется от церемоний? Ладно, не будем терять время, у нас его и так не много. Где дверь?

Максим чуть не застонал от досады. Представления о том, что в Вирии никаких спецслужб не существует, что жители её только тем и занимаются, что играют в придуманные ими же игры, оказались наивными. Может, они и играли, но игры бывают разными.

Рен-Рендуку надоело ждать ответ. Он подошёл ближе, положил Максиму руку на плечо. Приблизил своё лицо к его лицу. Пахло от него чем-то неприятным. Тухлятиной какой-то.

— Послушай, парень, не ты один хочешь сбежать отсюда. Рен-Рендуку надоело перебиваться подачками. Он двадцать лет ищет эту дверь. Покажи, и мы уйдём туда вместе. И подружку твою захватим, естественно. Такой боец в диком мире пригодится Рен-Рендуку. Ты представляешь, кем там можно стать? Диктатором, властелином! Абсолютная власть, ты понимаешь, что это такое?

Теперь Максим уяснил, чего добивается синий консул. Очень хорошо уяснил. И признаваться этому вонючему «гитлеру», где находится дверь, он не хотел. Что, если за ней и правда Земля?! Рен-Рендук не один ведь туда полезет, наверняка прихватит банду своих головорезов. Да ещё технику, оружие — хотя бы ту штуку, которой их вырубили в парке. Нет, пускать их на Землю Максим не собирался.

— Я не знаю, где дверь, — упрямо произнёс он.

С минуту Рен-Рендук рассматривал его. Затем резко отстранился, повернулся, пошёл к Тальде. Оглядел её с головы до ног и быстрым движением сдёрнул одеяло. Тальда охнула, попыталась прикрыться, но невидимые путы не позволяли.

Консул бросил одеяло на пол, повернулся к Максиму:

— Не желаешь помогать Рен-Рендуку, значит. Что ж, поступим иначе. Не хотелось калечить такого замечательного бойца, но придётся.

Он замолчал, лицо его расплылось в улыбке. И Тальда внезапно дёрнулась всем телом, вскрикнула. Задрожала, завыла по-звериному. Это было непонятно и страшно. Её ведь никто не трогал? Или… щиты были чем-то вреде электрических стульев?!

— Ты, козёл! — заорал Максим на ухмыляющегося консула. — А ну прекрати, немедленно!

— Это ты делаешь больно своей подружке. Тем, что упрямишься.

— Не имеешь права…

— Не тяни время, Маакс. Она хоть и дебелая, а долго такой боли не выдержит, сердце лопнет. Неужели не жалко?

Максиму сделалось нехорошо. Это было невозможно, немыслимо! Но это происходило — Тальду пытали на его глазах. Ничего себе рай! Да они здесь хуже, чем фашисты! Он зажмурился, замотал насколько позволяли путы, головой. Так он не видел страшную пытку, но не слышать жуткий вой девушки и злорадный голос Рен-Рендука не мог:

— Что, не хочешь смотреть, как у неё глаза на лоб вылезут? Как пена изо рта потечёт? А, Маакс?

И Максим не выдержал:

— Всё, не надо больше! Прекрати! Я покажу дверь!

Вскоре вся банда Рен-Рендука неслась к заветному гроту. Тальду тоже взяли с собой. Её отпаивали какими-то лекарствами, но очухаться после жуткой пытки девушка пока не успела. И Максим то и дело оглядывался, проверял, не вывалилась ли она со своего летателя.

Они не успели самую малость. Не зря Гоэльт беспокоился, что криссы узнают о находке. Максим уже различал белеющую среди зелени парка беседку, когда диванчик под ним начал терять скорость и плавно покачиваясь, поплыл к земле.

— Что случилось? — он удивлённо повернулся к сидящему рядом «сержанту». Тому самому, что вырубил его недавно.

«Сержант» не ответил, лишь выругался зло. Зло и испуганно. И Максим понял, что летатель ему не повинуется. И остальные диваны вышли из подчинения. Один за другим они приземлялись, мягко, но настойчиво «высаживали» пассажиров. Синие переругивались, сновали между деревьями, нервно озирались. А со стороны солнца к ним приближался рой больших зелёных мух.

Не мух — это летели криссы. Им не требовались диваны-летатели, у них было куда более эффективное средство передвижения — большие квадратные ранцы за плечами. А в длинных шестипалых руках-лапах каждый держал трубку, наподобие той, какими были вооружёны синие — станнер. Только у криссов они были покруче и наверняка помощней. Станнер не убивал, не калечил, единственно отключал сознание минут на пятнадцать-двадцать. Но чтобы помешать побегу этого было достаточно.

Нельзя было терять ни секунды. Максим бросился туда, где приземлился диванчик с Тальдой. Девушка сидела на траве, прислонившись к толстому гладкому стволу дерева, смахивающего на берёзу. Взамен одеяла ей выдали синюю униформу, но размер явно не угадали: тужурка не сходилась на широкой груди, нижний крючок еле удерживал её полы. Но Тальде было слишком плохо, чтобы обращать внимание на беспорядок в одежде. Она сжимала руками голову и медленно покачивалась из стороны в стороны.

— Бежим, здесь недалеко! — Максим подскочил к ней, подхватил, помогая подняться на ноги…

— Очень кстати, что недалеко, — Рен-Рендук стоял в двух шагах от них. — И правильно ты сказал, Маакс, — бежим!

Вокруг затрещало. Не страшно, будто ломались под ногами тонкие сухие ветки. Но люди посыпались на землю, как подкошенные. Те, у кого было оружие, принялись палить в ответ.

— Бегом, бегом я сказал! — бесновался Рен-Рендук.

Максим и хотел бы «бегом», но Тальда едва ноги переставляла. Если бы он её не поддерживал, рухнула бы на землю. Её всю трясло, из носа сочилась кровь. Вряд ли она соображала, что происходит.

Криссы атаковали снова и снова, Синих оставалось всё меньше. Консул вертел головой, втягивал её в плечи, стоило очередной тени мелькнуть над кронами деревьев. Он был напуган. Ого, как он был напуган! Видно, знал, какое его ждёт наказание.

— Брось её! — не выдержал он, наконец. — Брось её здесь!

— Да пошёл ты! У нас на Земле друзей в беде не бросают.

— Тупой дикарь! Не бросают, значит? Живых не бросают или мёртвых?

Он внезапно подскочил к ним, оттянул голову Тальды назад… Максим не понял — где он это прятал?! В горло девушки упирался острый длинный клинок.

— Брось её или сейчас потащишь мёртвую!

Максим замер, не зная, что делать.

— Макс, оставь меня здесь… — прошептала девушка. — Беги сам. Криссы мне ничего ведь страшного не сделают, правда?

— Конечно, — поспешно кивнул Рен-Рендук. — Криссы никого не обижают… без надобности.

Максим скрипнул зубами. Как он ненавидел этого гада! Как бы хотел с ним посчитаться! Оставалось надеяться, что такая возможность когда-нибудь представится.

Он кивнул Тальде:

— Ладно. Но я обязательно за тобой вернусь!

Он и впрямь верил, что так и поступит. Главное ведь — разведать дорогу между мирами.

До грота добежали лишь пятеро из шайки Рен-Рендука. Одного из них криссы уложили в самой пещере, ещё один попал под выстрел станнера в «нигдейном» коридоре. Максим этого не видел. Он бежал первым, бежал быстро, не оглядываясь. Он боялся не столько криссов, сколько несущегося по пятам консула. Чёрт его знает, что у этого садиста на уме! Право Рен-Рендука всё ещё было сильнее его права. По эту сторону двери ничего не изменишь. А по другую….

Меньше всего вращающаяся в воздухе спираль походила на дверь. Это было… Максим не смог бы описать своих ощущений, даже если бы вошёл в неё медленно и аккуратно, а не влетел сломя голову. В глазах потемнело, к горлу подкатила тошнота, всё перевернулось…

И ещё раз перевернулось. А когда он смог видеть, вокруг него была не Вирия.

Глава 3, в которой Максим попадает туда, куда лучше бы не попадать

Первое, что Максим понял — он стоит на потолке вниз головой. Или висит — как правильно назвать это положение? На размышление ему дали ровно три секунды, слишком мало, чтобы успеть удивиться неожиданному фокусу. А потом сила тяжести, как ей и положено, оторвала ноги от потолка. Он завопил испуганно, кувыркнулся на пол. К счастью, мягкий и упругий.

Всё вышло так быстро и неожиданно, что сообразить, откуда вывалился он сам, Рен-Рендук и двое его подручных, Максим не успел. Хорошо, что додумался отползти в сторону, а то бывший консул-надзиратель шмякнулся бы прямо на голову.

Место, где они очутились, выглядело более чем странно. Оно походило на внутренность сплюснутой сферы диаметром метров в пятьдесят, с беспорядочно натыканными отверстиями уходящих куда-то туннелей. Границ, где «пол» переходил в «стены», а «стены» — в «потолок», не существовало. Поверхность везде была одинаково упругой, чуть шершавой, тёплой. И она светилась! Источала рассеянный розоватый свет.

И тут Максим понял главное: дверь, сквозь которую они вошли в этот мир, исчезла!

Какое-то время они сидели, оглядываясь по сторонам, вслушиваясь в непонятные шорохи, всплески, бульканье и чавканье, долетавшие из глубин туннелей. Затем Рен-Рендук осторожно поднялся на ноги, хмуро уставился на Максима:

— Куда ты нас привёл?

— Не знаю, — честно признался тот.

В самом деле, откуда он мог знать, куда ведут двери? Но на Землю это не походило, однозначно.

Рен-Рендук помолчал, сверля его взглядом. Обвёл взглядом похожие, словно близнецы, двухметровые дыры, ткнул пальцем в одну из них, находящуюся почти на «экваторе»:

— Туда! — И добавил для Максима: — Ты пойдёшь первым! Улизнуть не вздумай, мы тебя на прицеле держать будем.

Максим не возражал: первым, так первым, какая разница? И сбегать он пока не собирался. Непонятно ведь, куда тут бежать.

Внутренности туннеля тоже светились, но структура его поверхности оказалась иной. Пол здесь застилали толстые, плотно прижатые друг к другу складки. Идти было не сложно, но стоило остановиться, как ступни погружались в него. Там, между складками, было горячо и влажно. И воздух был влажным. А ещё он пах — чем-то приторным, неприятным. Сначала это было едва заметно, но чем дальше, тем запах делался ощутимее, резче.

Они шли и шли, а туннель тянулся и тянулся. Если бы не хронометр, исправно тикающий в голове, могло показаться, что время замерло. Минут через десять Максим сообразил, что туннель вовсе не прямой, как стрела. Он плавно закруглялся и уходил под уклон. Затем туннель стал изгибаться то в одну сторону, то в другую, то вверх, то вниз. В боковых стенах его появились длинные продольные отверстия шириной в две-три ладони. Несло оттуда таким зловоньем, что не только заглянуть, но и приближаться к этим щелям не хотелось.

А затем они увидели оранжевое пятно на полу. Чем это может быть, Максим догадался сразу. Но не хотел верить своей догадке, пока не подошли, не склонились над находкой. На полу лежала, наполовину вдавленная в его складки, оранжевая рубаха рубболиста. Кому именно она принадлежала, определить было невозможно — в мире, где пониматель называет имя каждого, на кого посмотришь, рисовать номера на спортивной форме ни к чему. Но то, что это был кто-то из их команды — несомненно.

Максим осторожно приподнял рубаху. И тут же выронил, отдёрнул руку. Разумеется, хозяин мог зачем-то снять её и выбросить. Но… это никак не объясняло тёмные липкие пятна на ней. Пятна крови! И вряд ли человек по собственной воле пожелал остаться голым — под рубахой лежали и шорты. Вернее, недавно лежали, а теперь были почти полностью поглощены складками пола, лишь краешек штанины торчал.

— Кто ж его так? — спросил один из охранников.

Голос у него был глухой и дрожал. Ему никто не ответил. Зато все, как по команде, принялись оглядываться, вслушиваться в бульканье и чавканье, доносившееся из-за стен туннеля.

— Гоэльт? — несмело позвал Максим. Как ему хотелось, чтобы одежда принадлежала не Гоэльту!

Рен-Рендук крепко сдавил его плечо:

— Тихо! Хочешь, чтобы оно и за нами вернулось?

Нет, Максим не хотел. Чем бы ни было это «оно».

Внезапно ему сделалось страшно. Так страшно, как никогда прежде не было. Даже когда он первый раз вышел на поле в руббольном матче или когда бежал по лесу под выстрелами криссов. Даже в коридоре перед дверью, когда спиной ощущал лезвие кинжала Рен-Рендука. Все те разы было страшно от понятной опасности. А сейчас…

— Гляньте, что это там?! — снова спросил охранник.

Он показывал вглубь туннеля, откуда они пришли. Там ничего не было, пустота. Только непонятное, нехорошее бульканье. И оно приближалось…

Наконец Максим увидел. Или «увидел» — не совсем верное слово? Скорее ощутил, уловил едва различимое дрожание в воздухе. Так бывает в жаркий летний день над перегретым асфальтом. Что-то невидимое приближалось к ним. Быстро приближалось. Очень быстро!

За спиной сдавленно охнули, зашлёпали босыми ногами — Синие бросились наутёк. Это было единственно правильным решением. Максим больше не медлил. Вскочил и кинулся за ними.

Как же ему повезло, что Гоэльт заставлял наматывать круги вокруг руббольного поля! Он нёсся, словно ветер. В минуту догнал и обогнал тучного Рен-Рендука, затем остальных. Он вырвался далеко вперёд и мчал, мчал, мчал по бесконечному туннелю. Бежал, представления не имея, будет ли из него выход.

— Стойте! — завопил сзади бывший консул. — Стойте, стрелять буду!

Максим оглянулся. И оглянулся один из бегущих за ним охранников. Весьма неудачно — ступня угодила между складок пола. Синий взмахнул руками, попытался удержать равновесие, не смог. С разгону грохнулся на колени, мгновенно утопая в складках ладонями. Рен-Рендук догнал его, перескочил… А следом к не успевшему подняться парню подкатило марево.

Это был шар. Большой, двухметрового диаметра, как и сам туннель, так что не оставалось зазора между ним и стенами. Он стал видимым, окрасился в ярко алый цвет в тот самый миг, когда коснулся человека.

И вдруг шар начал съёживаться, опадать. Будто сдувался, будто из него выпускали воздух. Секунда, другая — и оболочка втянулась в стены, пропала. Осталась только синяя, перепачканная кровью форма на полу. Складки, которых она касалась, еле заметно шевелились.

Форма осталась. А человек исчез.

Только теперь Максим сообразил, что стоит на месте. Его ноги не могли больше двигаться, сделались ватными. Он первый раз видел смерть. Жуткую, леденящую кровь. Хотя, наверное, любая смерть жуткая?

Его начал бить озноб. Всё сильнее, сильнее. Его трясло так, что на ногах не устоишь. Он сам не заметил, как опустился на пол, схватился руками за голову. Да нафиг такие приключения! Он не хочет никаких приключений! Он домой хочет, немедленно, сию минуту! И чтобы всё кончилось! Чтобы исчез этот туннель, эти невидимые шары, и чтобы вонючий Рен-Рендук исчез! Выключить их! Выдернуть из розетки!

Ни туннель, ни Рен-Рендук «выключаться» не собирались.

— А если оно опять вернётся? — тихо просипел уцелевший охранник.

Бывший консул выругался вместо ответа. Максим прекрасно понимал, о чём он думает: какое там «если»? Эта штука обязательно вернётся!

Рен-Рендук медленно подошёл к Максиму, поднял станнер, направил ему в лицо. Ощерился, так что усики торчком встали. Он так и сочился ненавистью!

— Из-за тебя всё! Ты специально нас сюда заманил? Отвечай! — и резко ударил!

Максим охнул, схватился за разбитый рот. За что?! Он ведь не знал, куда ведёт дверь! Он и сам с радостью убрался бы отсюда, если бы знал как! Куда угодно убрался бы! Хоть обратно в Вирию!

Происходящее становилось полным бредом. Его вынудили показать дорогу сюда, и его же в этом обвиняют. Хорошенькие дела! А глаза консула наливались дурной, бешеной кровью:

— Ты выведешь наш назад, понял? Туда, откуда мы пришли! И ты будешь идти первым! А если он появится сзади — последним! Понял?! — Ребристый ствол станнера ткнул в лицо, так, что правая щека засаднила: — Вставай!

Рен-Рендук уцепился ему в плечо, дёрнул, заставляя подняться. Оружие плясало перед глазами Максима. Не оставалось ничего другого, как подчиниться.

Назад они шли долго. Гораздо дольше, чем следовало — хронометр понимателя не позволял ошибиться. Они давным-давно должны были выйти в сферический зал. Но туннель всё тянулся и тянулся, медленно поворачивая то влево, то вправо. Заляпанной кровью оранжевой рубболки на обратном пути они не нашли. Максим не удивился этому. Сперва решил, что её засосало в складки пола, потом — что они заблудились, сбились с пути. Повернули не туда. Вот только поворачивать было негде, развилок им не попадалось.

Зато сам туннель чем дальше, тем больше казался Максиму живым. Он едва заметно вздрагивал, вибрировал. Шевелился? Максим спросил бы у спутников, ощущают ли они то же самое. Но разговаривать с тем, кто направляет дуло станнера тебе в затылок, не очень то хочется. Он молчал. И Рен-Рендук молчал большей частью. Лишь изредка огрызался на робкие вопросы своего охранника. Хотя, от чего тот мог его «охранить»? От невидимого шара? Да — ценой своей жизни, и то на один раз. Одноразовый охранник.

Они бреди час, два, три. Устраивали недолгие привалы и снова шли. Максим уже понимал — всё бессмысленно, им не выбраться отсюда. Закончиться это путешествие может одним. И когда впереди из-за изгиба туннеля выплыло струящееся марево, он не удивился.

Охранник бросился наутёк сразу же. Максим тоже развернулся, готовясь бежать. Скорее автоматически — усталость и апатия притупили страх, но разум понимал: спасаться всё равно нужно. И другого способа, кроме как бегство, нет.

Но убежать ему не позволили.

— Стоять! — зашипел консул, медленно пятясь от него. — Стоять на месте! Шаг — и Рен-Рендук выстрелит! Если этой твари нужна добыча, то на этот раз нею будешь ты, понял?

А чего ж тут непонятного? От шара не убежишь, одного он обязательно догонит — последнего. И последним будет Максим. По любому! Хоть стоять на месте и ждать, хоть прыгнуть на консула и отгрести заряд из станнера.

Наверное, пришло время испугаться как следует? Завопить от отчаяния? Попросить пощады? (У кого? Разве что у шара.) Но страха не было, апатия достигла предела. Максим понимал, что умрёт. Ну и ладно, зато всё закончится. Этот туннель выключат наконец!

Он медленно повернулся к накатывающей смерти. Дрожание воздуха, бульканье были всё ближе. Совсем близко. Стоять и ждать становилось невыносимо. Лучше уж зажмуриться и прямо туда, ласточкой!

Он всхлипнул, закрыл глаза и дёрнулся навстречу. Прыгнул, не зная, почувствует ли что-нибудь. Сзади сухо треснуло — Рен-Рендук выстрелил.

— Ай!

Максим то ли проснулся, то ли очнулся от резкой боли в правой икре. Мгновенно сел, заставив чёрную блестящую тварь отскочить на добрый метр. Тварь была размером с котёнка, приплюснутая по бокам, с шестью длинными, согнутыми в суставах лапками и маленькой мордочкой. Тварь не выглядела опасной.

— Ты чё, офигела? — спросил её Максим, потирая укушенную ногу.

В самом деле офигела — кожу прокусила до крови. Но это было мелочью! Главное — он жив, и шара нигде не видно. И Рен-Рендука тоже!

Неожиданно Максим понял, что перед ним сидит не одна, а две твари. Нет, три. Четыре? Шесть?! Он протёр глаза, испугавшись, что у него начались галлюцинации. А когда вновь посмотрел, тварей было куда более десятка. Они возникали словно из воздуха. Словно размножались «копипастом».

Теперь твари казались крысами, а не котятами. Когда число их перевалило за полусотню, он заметил таки, откуда они выпрыгивают — из отверстия в стене. Подумал, что точно такое же находится… Быстро обернулся — и под ложечкой нехорошо заныло. Позади него «крыс» было ещё больше! Он поспешно прижался спиной к стенке туннеля — повезло, что над головой дырки нет. И тут одна из тварей прыгнула на него. Прямо с места, не двинувшись, не пошевелившись перед этим. Максим отбросил её ногой. Тут же прыгнула вторая, третья! Это были не крысы, а блохи. Огромные свирепые блохи. Он едва успевал отбиваться, а они прыгали и прыгали, всё быстрей. Если додумаются прыгнуть одновременно — пусть не все, хотя бы половина, хотя бы четверть! — с ним будет покончено. Они его загрызут своими маленькими острыми зубками.

Такая смерть казалась ещё страшней, чем наткнуться на невидимый шар. И противней. И наверняка больнее! Если бы он сразу вскочил, была бы надежда убежать. А сейчас — поздно. Ему не прорваться сквозь сотни хищно оскаленных пастей.

Внезапно правая рука провалилась между складок пола — он неосторожно перенёс на неё тяжесть тела. Максим выдернул её брезгливо. Но за секунду, пока его пальцы были в утробе стенок туннеля, они успели ощутить… Они прикоснулись к чему-то твёрдому, ребристому. Похожему на…

Он с силой втиснул руку между складками. Лишь бы найти то самое место! Есть! Он ухватился, дёрнул… Да! В его руке был станнер, оброненный то ли Рен-Рендуком, то ли охранником. Оброненный или…

Думать, откуда взялся станнер, времени не оставалось. Блохи ринулись на него стаей, и Максим еле успел поднять оружие. Хорошо, что есть пониматель — не надо разбираться, как им пользоваться.

Блохи посыпались на пол огромными чёрными градинами. Максим вскочил, принялся поливать самых ближних короткими злыми очередями. Он думал, что остальные кинутся врассыпную. Не тут то было! Уцелевшие вцепились в обездвиженных сородичей, начали кромсать их. Тупые твари!

Он прорубил себе путь и брезгливо кривясь, шагнул на чёрные, скользкие, хрустящие под ногами тушки. Быстрее отсюда, ещё быстрее!

Остановился он, когда блошиное побоище скрылось за изгибом туннеля. Бежать дальше было бессмысленно — его никто не преследовал, а впереди мог ждать только шар-убийца. Выхода всё равно не было.

А собственно, почему не было? Блохи в туннель как-то попали? Не «как-то» — Максим своими глазами видел, как. Через отверстия в стенах. И тем же путём наверняка намеривались туннель покинуть, а не дожидаться, пока их «расплющит».

Он осторожно подошёл к дыре. Воняло оттуда омерзительно, и напороться там можно было на что угодно. Но это был выход. Возможно, единственный. Он несколько раз вздохнул полной грудью, сжал покрепче станнер и полез в дыру.

Этот туннель был не круглый, а приплюснутый, так что даже на четвереньках Максим то и дело задевал головой за потолок. И стенки его были не складчатыми, а гладкими, лоснящимися. Они не светились, и вскоре всё утонуло в полумраке. Отличное место для засады!

Однако никакая засада его не поджидала. Он прополз метров пятьдесят и… вывалился! Отросток туннеля оборвался, закончился рыхлой, похожей на бахрому «манжетой». А по ту сторону её находился…

Наверное, это было огромное-преогромное помещение. Ни потолка, ни стен, ни пола его Максим не видел. А видел такое, что дух захватывало: переплетение громадных труб, свисающих откуда-то шлангов, верёвок, канатов соединяющих замысловатые разноцветные штуковины, собранных из шаров, эллипсов, и чёрт знает чего ещё, горизонтальные и наклонные площадки, платформы, мостики, плавающие прямо в воздухе. Шланги шипели, внутри округлых штуковин булькало и хлюпало, канаты шевелились без всякого ветра. И всё это заливал рассеянный серый свет. Одно и то же во все стороны, на сотни и сотни метров.

Несколько минут Максим сидел и смотрел, раскрыв рот. Картинка выглядела ещё невероятнее, фантастичнее титанических террас Вирии. Он будто оказался внутри колоссальной машины. И вдобавок ко всему, машина была живой. Или почти живой.

Он вывалился на одну из площадок, полого уходящую вниз, под гроздь огромных шаров. Ни поручней, ни чего-либо на них смахивающего видно не было. Казалось, что удержаться на площадке невозможно, один неверный шаг — и сорвёшься, полетишь невесть куда. Он инстинктивно присел, упёрся в пол всеми четырьмя конечностями. Но никуда не сорвался, не упал. Здесь нельзя было упасть! В середине площадки сила тяжести была привычная, земная, но стоило подползти к её краю, перегнуться, и притяжение ослабевало. За пределами площадки была невесомость!

Максим облизнул сохнущие от ужаса и восторга губы. Потом оттолкнулся посильнее от края площадки, перепрыгнул на тянущуюся сквозь пустоту узенькую дорожку. Постоял на ней, выбирая направление, и отправился на поиски неизвестно чего.

Да нет, почему неизвестно? Он вновь искал дверь, ведущую на Землю.

Дорожка оборвалась, так никуда и не приведя. Максим перебрался на другую, затем ещё на одну. Он бродил в этом лабиринте час за часом, и ничего не изменялось, никаких намёков на выход. И с каждым часом становилось всё страшней и страшней. Да, Гоэльт искал свою дверь два года, Рен-Рендук — и того дольше. Но они жили в Вирии, где можно получить всё, что захочешь, только возжелай. А здесь было иначе. Пониматель в голове продолжал работать, исправно отсчитывал время, переводил речь — когда Максиму было с кем разговаривать. Но желаний он больше не выполнял. Не то, что накормить, он и глотка воды не давал. А пить хотелось неимоверно. Разбитые губы запеклись, во рту пересохло, перед глазами начинал плыть розоватый туман. Спастись от шара, спастись от блох, — даже от Рен-Рендука! — и умереть от жажды? Что может быть глупее? Нет, с такой участью он смириться не мог. Ни при каком раскладе!

Воду он не увидел и не услышал, а унюхал. Оказывается, вода пахнет! И запах этот был самым приятным из всех, что Максим встречал в своей жизни. Вода сочилась тонкой струйкой по поверхности огромного, чуть приплюснутого шара. Вода была так близко — сделай два десятка шагов до противоположного края платформы и пей! Но… претендовал на этот водопой не один Максим.

Двухметровый ярко-алый богомол стоял, упершись двумя задними конечностями в платформу, двумя средними — в шар, а оставшейся парой яростно скрёб по мягкой, податливой поверхности, словно пытался выдавить из неё воду. Лапы у него были крепкие, покрытые прочным хитином, все в острых, похожих на когти зазубринах. В рукопашную с такой тварью не справиться. А в рукопашную и не нужно! Максим медленно, осторожно, чтобы не выдать своего присутствия, вытащил из-за пояса станнер, поднял, прицелился… И вдруг чьи-то руки ухватились за край платформы. В следующий миг из-под неё высунулась голова, плечи, торс. Оп, и на платформу вскарабкался маленький человечек в светлой распашонке и коричневых штанишках на лямочках. Ребёнок?! Да эта тварь ему сейчас голову откусит!

Богомол медленно повернул морду к мальчонке, заскрипел надсадно. И пониматель тут же перевёл его речь. Максим остолбенел.

— Принёс? Гундарин-Т’адин, тебя за смертью посылать!

— Чиво за смертью… Я ж её, заразу, пока нашёл. Эта девка, новенькая, засунула и сама забыла куда. На!

Мальчишка протянул богомолу сумку. Тот схватил её, быстро подставил под струйку воды. И зло выругался:

— Да она течёт, чтоб гвых тебя съел! Ты порвал её, пока донёс. Ты понимаешь, что наделал?!

— Эвона… Я это… Мож, зацепился где?

Мальчишка попятился, отступая. Богомол швырнул сумку под ноги, обернулся, сразу навис над ним. Хищно повёл челюстью, готовясь то ли заговорить, то ли цапнуть собеседника… И увидел Максима. Секунду помедлил, предупредил:

— Стрелять не вздумай. А то я тебе пальцы пообкусываю.

Мальчишка обернулся, тоже уставился на него. Только был это вовсе не мальчишка. Маленький лысый человечек с морщинистым, цвета печёного яблока лицом и поросячьим пятаком вместо носа. Он сунул в этот пятак палец, ковырнул там. Глубокомысленно изрёк:

— О, ещё одна. Теперь у нас их три штуки.

— Дурень, это самец, — поправил его богомол.

— А чиво такой мелкий? В детстве питался плохо?

— Трижды дурень. В их расе самцы уступают самкам в размере и интеллекте, как и у нас. Ты людей никогда не видел?

— Не, не сподобился. — Коротышка смерил Максима взглядом и поманил пальцем, вынутым из ноздри: — А поди-ка сюда, малец.

Больше всего Максиму хотелось ущипнуть себя за руку. Персонажи из мультика не только ожили и заговорили. Они вдобавок обсуждали его внешность! Что это, вызванный жаждой бред? Галлюцинация?

— Чего ты стоишь, будто столб? Опусти стрелялку и иди сюда, — велел ему богомол. — Мы тебе ничего худого не сделаем.

Максим медлил. Подчиняться распоряжениям собственного бреда было глупо. Но вода! Она стекала капля за каплей по боку шара, она пропадала зря, эта драгоценная влага. Он убрал станнер и пошёл к своим чудным собеседникам.

— ТырТрРа, да он пить хочет! — сообразил коротышка, заметив, куда направлен взгляд Максима.

— Хочет. А ты бурдюк разорвал. Ладно, теперь это дело поправимое.

Богомол, вернее, богомолиха, с непроизносимым именем ТырТрРа внезапно протянула одну из пар лап, вцепилась в рукав Максимовой рубахи, рванула. Плотная материя жалобно затрещала. И раньше, чем опешивший Максим успел возмутиться, оторванный рукав стащили с его руки.

— Это… — начал было он.

— Новый бурдюк, — ТырТрРа ловко завязала оборванный край узлом, протянула рукав Максиму. — На, подставляй.

И повернувшись к шару, принялась ожесточённо скрести по нему. Да, она в самом деле добывала воду! Капли соединились в струйку, маленький ручеёк устремился вниз. И Максим не мешкая подставил под неё самодельный бурдюк.

Долго терпеть, пока вода наберётся, он не смог. Первые два глотка проглотил, не заметив. Потом набрал ещё и выпил. Потом ещё. И лишь когда жажда отпустила, он вновь поглядел на стоящих рядом существ. Спросил:

— А вы кто? Откуда вы здесь взялись?

Потому спросил, что пониматель ничего, кроме имён ТырТрРы и Гундарин-Т’адина объяснять не хотел.

Коротышка задумчиво почесал здоровущее, оттопыренное как у Чебурашки ухо. Ответил многозначительно:

— Я так понимаю, мы оттудава, откуда и ты.

— Из Вирии? Нет, там таких, как вы, не бывает. Там только люди живут. И криссы.

ТырТрРа скрипнула раздражённо:

— Криссы везде есть! То место, где они меня держали, называлось СкрРтер.

— А мы из Думт’айта сбежали, — закивал Гундарин. — Только, выходит, зря.

— Почему зря? — удивился Максим.

— Ты не понял? — снова скрипнула ТырТрРа. — Все двери из миров криссов ведут сюда, в Отстойник. А отсюда выхода нет.

Максима точно током шарахнуло. Отстойник?! Нет выхода?!

Коротышка опять почесал ухо, попробовал возразить своей компаньонке:

— Так сразу и нету? Можа, мы их пока не нашли?

— Ты сколько лет здесь прожил? — сердито скрипнула на него богомолиха. — Я — почти пять. Эй, как там тебя? М’кс… Дурацкое имя, не могу произнести… Хватит бурдюком в стенку тыкать, вода уже не течёт. Пошли в наше гнездо, там тебя сюрприз ждёт.

К «гнезду» пришлось спускаться чуть ли не на самое дно этого мира. Всю дорогу Гундарин болтал без умолку, рассказывал об Отстойнике, о Думт’айте, весьма напоминавшем Вирию, о проклятых криссах. И о племени беженцев, мечтавших вернуться в родные миры, но по злой иронии судьбы застрявших в этом лабиринте полуживых механизмов. Он так увлекался рассказом, что ТырТрРе то и дело приходилось скрипеть на него, чтобы не выдал раньше времени обещанный «сюрприз». Но коротышка тут же забывал о предупреждениях, и вскоре Максим начал догадываться, в чём там дело. К тому же порванный бурдюк оказался рукавом от оранжевой рубахи, такой же, как его собственная.

Едва они спрыгнули на широченную платформу, края которой терялись в переплетениях труб, едва Гундарин запищал: «А глядите, кого мы поймали!», как два оранжевых вихря метнулись им навстречу.

— Макс!!!

Две пары рук облапили Максима, заставив затрещать рёбра, две пары губ впились в его щёки. Ильма и Зира, рубболистки из его команды! Девчонки обнимали его, целовали, плакали, а он вертел головой, надеясь увидеть остальных товарищей. Но знакомых лиц вокруг больше не было. Вообще человеческих лиц не было.

— А где Гоэльт? Где все?

— Мы… — девушки переглянулись. — В том большом зале, куда открывается дверь, мы разделились, чтобы разведать.

Они рассказали, как втроём шли по туннелю. Как появился шар, убивший Микона, как они бежали назад, как заблудились. Наверное, тоже погибли бы, если бы не наткнулись на смешного коротышку, показавшего им выход через отверстие в стене. Что случилось с другими членами команды, они не знали.

Потом девушки отвели его в свой закуток, рассказали о жизни в племени, о новых знакомых. Снова поили его водой, кормили запечённым мясом, настоящим, а не синтетическим — какому зверью оно принадлежало, Максим предпочёл не думать. Потом уложили отдыхать. Они так хлопотали над ним, так заботились, особенно Зира! Это было немного смешно, но приятно.

Потом Максим заснул. На удивление крепко и спокойно.

Верховодил в племени некто по имени Гвых. Огромный детина двух с половиной метров ростом и почти такой же в поперечнике, заросший от макушки до пяток длинной палево-чёрной шерстью, с маленькими злыми глазками и мощными челюстями. Он походил то ли на гориллу, то ли на орка из «Властелина Колец». В племени было ещё три сородича Гвыха, но и среди них вожак выделялся шириной плеч и свирепостью. Себя эти существа именовали «народом Двона», но остальные — за глаза, конечно — называли их всех «гвыхами». У гвыхов была сила и власть. Перечить им не смел никто, даже олли, соплеменники Гундарина, численностью превосходившие гвыхов чуть ли не втрое. Коротышки все как на подбор были лысые и морщинистые, так что и не поймёшь сразу, кто из них какого пола. Кроме коротышек и гвыхов в племени жили пара белокожих тонкоруких тиолейнелей-лупоглазов и похожая на огромного богомола кррса ТырТрРа. А теперь в этот «космический зверинец» добавилась троица людей. Если разобраться, существ не менее странных, чем прочие.

Скоро Максим убедился, что имеется нечто, объединяющее всех обитателей племени. «Утро» и «вечер», «времена года», «звёзды» — таких слов будто и не было в их языках. «Небо должно быть зелёным, солнце — висеть на месте, а не кататься туды-сюды, как пончик по тарелке с мёдом» — дружно утверждали они, едва Максим начинал рассказывать о Земле. Но почему?! Ладно Вирия и её обитатели. Но этих-то существ криссы собирали с самых разных планет галактики. Как же так получалось, что никто из них не видел звёзд? Такого же не могло быть! Или могло? Что, если звёзд и впрямь не существует? Они ему приснились, как говорил Савай. Ага, и Земля плоская и стоит на трёх китах…

С племенем жил ещё один тип. Именно так — жил рядом с племенем, но сам по себе. Максим увидел его лишь на второй день, а рассмотреть смог и того позже. Высокий, гибкий, с огромными зеленоватыми глазами на почти человеческом высоколобом лице. Но больше ничего человеческого в его облике не было. Зато была короткая плотная шерсть по всему телу и грива густых песочно-жёлтых волос, ложащихся на плечи. Гвыхи его демонстративно игнорировали, олли побаивались, а имя этого существа пониматель произносил так неуверенно и неразборчиво, что Максим не смог запомнить, как ни старался. И сам себя этот тип никак не называл. Он вообще мало разговаривал. Настоящий сфинкс, таинственный и загадочный.

Отстойник оправдывал своё название хотя бы тем, что сюда «стекались» существа, не желавшие жить в мирах, построенных для них криссами. Отстойник был огромен. Никто из новых знакомых Максима не доходил до его края, никто не поднимался до самого верхнего яруса, не видел солнца и неба. Несомненно, все эти хитросплетения труб, шлангов, канатов, сосудов всевозможных форм и цветов были единым механизмом, собранным не из металла и пластика, а из чего-то, весьма напоминающего живую плоть, кожу и кости. Но всё же это была машина, что-то производящая, что-то перерабатывающая. Понять, для чего она предназначена, кто и когда её создал, а главное — где находится Отстойник, было невозможно. Оставалось только догадываться. И догадки эти Максиму не нравились с каждым днём всё сильнее. Он сумел сбежать из Вирии, но оказалось, что он поменял одну тюрьму, на другую. Комфортабельную, благоустроенную, полную развлечений — на непонятную и опасную.

Да, жизнь в Отстойнике кишела опасностями. Главной из них были сами «внутренности» этого мира. Как они растворяют органику, Максим видел собственными глазами. Кроме того, антигравитационные площадки могли внезапно «сломаться» и расплющить ступившего на них бедолагу, «верёвки» и «канаты» — пропустить ток в миллионы ампер. И даже излучающие микроволны керамические лепестки с одинаковым успехом поджаривали и кусок мяса и того, кто это мясо планировал съесть. Очень скоро Максим понял, что любой шаг, любое неверное движение в этом лабиринте могут стоить жизни. Особенно новичку. А он был новичком, ничего не знающим, ничего пока не умеющим. К тому же опасности таил не только сам лабиринт, но и его обитатели — стаи разнообразных паразитов, питающихся либо выделениями полуживых машин, либо друг другом. И разумные существа ничем не отличались от всех прочих, были точно такими же паразитами.

Племя жило по законам каменного века, то есть боролось за существование сто часов в сутки. Каждый его член обязан был вносить свою лепту: охотиться, искать водопои, готовить пищу, защищать гнездо или поддерживать его в чистоте. Максим был достаточно силён, у него имелось оружие, — естественно, что он стал охотником, как Ильма и Зира. Его такая работа вполне устроила. Но не дичь он искал в каждодневных походах по Отстойнику. Он искал дверь. Благо, как та должна выглядеть, он теперь знал.

И на девятый день он нашёл… Но к сожалению, нечто совсем иное.

На охоту в тот день они шли втроём: Максим, Зира и Гундарин, — кто-то их коротышек всегда сопровождал новичков-людей, чтобы те не потерялись и не сунулись, куда не следует. Отчасти это было хорошо, отчасти — наоборот. Гундарин сперва болтал без умолку, распугивая добычу. А когда устал, начал скулить.

— Макс, ну давай передохнём? Ну хоть немножечко! Вот, вот — гляди, какое хорошее место для привала. Замечательное место. Мягкое, тёплое, безопасное. Попа сама собой сесть хочет. Вот, смотри, уже села!

Не дожидаясь разрешения, он спрыгнул с мостика на висящую в нескольких метрах под ним громадную розовую «дыню».

— Идите сюда, не пожалеете!

Максим оглянулся на Зиру, та лишь руками развела. Спорить с коротышкой — только время терять. Пришлось подчиниться, спрыгнуть на действительно мягкую и упругую, как резиновый матрац, поверхность «дыни».

— С тобой не охота, а суета одна получается.

— Не боись, Макс, я тебя в самые охотничьи места проведу. Там зверья — стрелять не перестрелять!

— И где это?

— А вот сейчас посидим и пойдём. Прямо по мосту, потом вниз…

— Вниз?! Какого же мы сюда карабкались?.. — Максим хотел было высказать всё, что думает о проводнике, но только рукой махнул. Спросил: — Гуня, а вверх ты высоко поднимался?

— Ещё бы! Да я… — коротышка осёкся. Сердито уставился на Максима: — Как ты меня назвал? Моё имя — Гундарин-Т’адин! Знаешь, сколько мне лет, малец?

— Во-первых, я не малец, а на две головы тебя выше. Во-вторых, я же не требую, чтобы меня называли Максимом Волгиным. Раз я Макс, то ты — Гуня.

— Да ежели ты ещё раз посмеешь назвать меня этим прозвищем… — коротышка вскочил, подбежал к нему. Глаза выпучил, уши встопорщил, ударил себя кулаком в грудь: — … то я, я…

— Гуня, — улыбаясь, повторил Максим.

Коротышка глубоко вдохнул. Постоял, почесал ухо. Выдохнул и кивнул:

— Так и быть, разрешаю.

И тут где-то неподалёку сухо треснуло.

Звук был тихий и не казался опасным. Но он не походил на шорохи и бульканье Отстойника. Только одна вещь могла издавать такой звук. И эта вещь покоилась за поясом у Максима.

Он быстро переглянулся с Зирой. Опустился на четвереньки, пополз туда, где бок «дыни» круто уходил вниз.

Снизу штуковина, на которой они сидели, густо обросла шарами, «сосисками», шлангами разной толщины и формы. И в самой гуще этого хитросплетения шевелилось существо. Рассмотреть его в таком ракурсе Максим не мог. Но цвет существа был ему хорошо знаком. Синий.

— О, ещё одна! — радостно воскликнул Гуня. Покосился на Максима, спросил: — Или самец? Как вы по цвету-то различаетесь?

Существо услышало возглас, резко выпрямилось, запрокинуло голову. Толстая усатая харя расплылась в улыбке:

— Кого я вижу — наш друг Маакс! Да не один, а с девушкой. — Он поднял из-под ног только что подстреленного мясного слизня: — Приглашаю отобедать. Рен-Рендук угощает.

Максим скривился, как от кислого.

Появление в племени Рен-Рендука сразу же поломало устоявшийся порядок вещей.

Во-первых, у него был станнер. Причём не полупустой, как у Максима, а заряженный под завязку. Как у бывшего консула получилось выжить в одиночку девять дней в Отстойнике, охотиться и не растратить заряд — непонятно, но это было так. А станнер куда более действенный аргумент в любой драке, чем кулаки, зубы и когти.

Во-вторых, Рен-Рендук оказался метким стрелком и отличным охотником. И он не спешил отдавать добычу гвыхам. Он сам делил её, причём справедливо, в отличие от вожака и его прихвостней. Через несколько дней все коротышки числились в его приятелях.

В-третьих, кинжалом Рен-Рендука ковырять водопои оказалось куда сподручнее, чем когтями. Племя начало забывать, что такое голод и жажда.

И в-четвёртых: Рен-Рендук объявил сперва Ильму, а затем и Зиру своими жёнами. К удивлению Максима, девушки согласились изменить семейный статус. К несчастью гвыхов в племени не оказалось ни одной женщины народа Двона. Голокожие человеческие самки по их меркам считались безобразными уродинами. Но уж лучше взять в жёны уродину, чем остаться вовсе без женщины. Теперь и эта надежда уплывала у волосатых из-под носа.

Максим понимал, что долго так продолжаться не может, гвыхам и Рен-Рендуку вместе не ужиться. Но чем это обернётся, он не знал.

Семнадцатый день жизни в Отстойнике прошёл, как обычно: охота, безуспешные поиски двери. И закончился, как обычно — Максим съел ужин и улёгся спать.

Однако заснуть не успел: к нему подползла Зира. Осторожно потрогала за плечо:

— Макс, слушай. Мы не хотим больше подчиняться Гвыху. Хватит этим волосатым командовать.

— Думаешь, Рен-Рендук лучше? Он только притворяется добреньким. Видела бы ты…

— Какая разница, притворяется он или нет? Рен-Рендук конечно же лучше Гвыха. Он — человек!

— Фашист он, а не человек. А, ты всё равно не поймёшь…

Но Зира не спешила уползать в свой «семейный» закуток:

— Макс, если Рен-Рендук станет магистром племени, ты будешь его первым консулом. И тебе будет положена жена. Ты согласишься взять меня в жёны?

— Ты ж вроде замужем? — Максим даже повернулся к ней, так его удивил этот вопрос.

— Это не по-настоящему было. Это «политика», против гвыхов. Так что? Ты не ответил, хотел бы взять меня в жёны?

Максим не знал, что и сказать. Зира не походила на девушек, которые ему нравились на Земле. Рослая, почти на пол головы выше его самого, крепкая, мускулы под кожей так и играют, живот в квадратиках пресса. Но, при всём том, Зира была красивой. Куда привлекательнее, чем Ильма или тем более Тальда! Кареглазая, тёмноволосая, с тонкими, правильны чертами лица, с ямочкой на подбородке. И родинка на щеке её ничуть не портила, скорее наоборот, добавляла… Как это правильно сказать? Сексуальности, да? Зира была самой красивой девушкой в их команде, да что там! — самой красивой рубболисткой Вирии.

Он вдруг подумал: как это будет, если прижать её к себе и поцеловать в губы? Никогда не целовался с девчонками по-настоящему. Да, он хотел бы… хочет… уже сейчас хочет!

Сообразив, что желание становится слишком очевидным, Максим поспешно перевернулся на другой бок. Проворчал, стараясь, чтобы голос не зазвенел предательски:

— Не мешай, я спать буду.

— Спи и думай. А я рядом с тобой полежу.

Она придвинулась ближе, приобняла. Мягкая и в то же время упругая грудь её прижалась к спине Максима. Он хотел отодвинуться, но прикосновения были такими приятными. Хотя заснуть, когда к тебе так прижимаются, вряд ли получится…

Но он всё-таки заснул.

…А проснулся от громкого спора. Недовольно приоткрыл глаза, огляделся — какой козёл орёт над ухом? Впрочем, и так понятно. Голос Гвыха громыхал на пол-Отстойника:

— Ты кто такой?! Мы взяли тебя под свою защиту, а ты…

Все четыре гвыха стояли рядом с Максимом, чуть ли не в лицо тыкали волосатыми когтистыми ступнями. Но вождь кричал не на него. Немного дальше, в облюбованном Рен-Рендуком закутке сбилось в тесную кучу остальное племя. Впереди — бывший консул, по обе стороны от него, словно телохранители, — Ильма и Зира. За их спинами — лупоглазы и коротышки. Всё было ясно с одного взгляда. Давно зреющий нарыв конфликта прорвался.

— Племя не желает, чтобы ты оставался вождём, Гвых, — голос Рен-Рендука звучал громко и уверенно. Он не боялся стоявшего в пяти метрах от него чудовища, хоть и был тому едва по грудь. — Ты несправедливо делишь добычу и обязанности.

— Чиво?! — Гвых дёрнулся при этих словах. — Ладно, если ты хочешь справедливости, пусть будет справедливость во всём. Ты присвоил себе двух самок, а у нас на четверых нет ни одной. Поделись!

— Женщины не добыча, чтобы с ней делиться. Они сами решают, с кем жить.

— По законам народа Двона женщина — добыча!

— Мы не из твоего народа! — возразила Зира.

— Заткнись, голокожая! Если б не мы, ты давно б была слизью! И тебя я пока не хочу, ты слишком мелкая. — Он резко вскинул руку, выставил толстый корявый палец в сторону долговязой, смахивающей на ломовую лошадь Ильмы: — Её! Или заберу обеих, а тебе, Синие Штаны, вышибу мозги!

— Побереги свои, Гвых.

Рен-Рендук сделал еле уловимый жест, и в руках у троицы появилось оружие. У самого консула и Зиры — станнеры, у Ильмы — кинжал.

Максим моргнул, не понимая, откуда у них второй станнер. А затем понял! Зира не спроста улеглась спать рядом с ним. Не ради удовольствия обнимала. Она стащила его оружие, стерва! А он чуть было не влюбился в неё!

Стволы и лезвие остудили пыл гвыхов. Но не надолго. Все четверо злобно зарычали, кулаки их сжались, когти на ногах царапали пол. Миг — и начнётся драка не на жизнь, а на смерть. А Максим до сих пор не решил, на чьей стороне он должен быть. Может, Зира права? Да, Рен-Рендук гад, фашист и подлый убийца. Но он же человек, значит, свой. Свои всегда лучше…

Он не успел додумать. Откуда-то сверху рухнула огромная чёрная тень. Ещё одна! Ещё! И вдруг рядом громко, отчаянно завизжали. Пониматель не сумел перевести этот скрежет и треск, но и так понятно: ТырТрРа кричала от ужаса и боли. А в следующее мгновение её крик потонул в целом хоре воплей.

Гвыхов сбили с ног сразу. Они буквально утонули под чёрной шевелящейся кучей. Что случилось с остальным племенем, Максим не увидел: одна из тварей приземлилась прямо перед ним. Больше всего это существо походило на гиену с десятью щетинистыми длинными лапами. Или на паука с мордой гиены. В выпученных глазах светился красноватый огонь, в оскаленной пасти белели два ряда тонких, острых, как иглы, зубов. Но самым страшным отчего-то показалась большая, тягучая капля слюны, прилипшая к подбородку. Чудовище смотрело на Максима, и ясно было — сейчас прыгнет! И он не успевал ни вскочить, ни откатиться в сторону. Только схватить станнер и выстрелить в морду! Но оружия у него теперь не было.

Прыгнуть чудовище не успело. Что-то мелькнуло между ним и Максимом. Жилистая, покрытая короткой шерстью рука ухватила тварь за шиворот, вздёрнула вверх, оторвав от земли. Тут же другая вцепилась в морду, из-под пальцев брызнула тёмная кровь. Тварь хрюкнула, отлетела назад. А жилистая рука ухватила Максима за локоть:

— Бежим! Вверх, за мной!

Его заставили подпрыгнуть, вцепиться в толстый канат, — на счастье, сегодня тот был не под напряжением, — подтянуться, вскарабкаться. Потом они перепрыгнули на узенькую площадку. На перерез метнулся ещё один гиено-паук. Но прежде, чем Максим успел отклониться, сильная нога ударила чудовище в грудь, распорола, оставив четыре глубокие борозды. И вновь они неслись всё дальше и выше, карабкались, перепрыгивали с площадки на площадку.

Остановились, когда бульканье и клёкот Отстойника заглушил звуки побоища. Максима била дрожь, ноги подкашивались. Пришлось сесть, чтобы отдышаться, успокоиться. Сфинкс опустился рядом. Он дышал ровно и размеренно, будто не нёсся во весь опор, на ходу отбиваясь от врагов.

— Спасибо, — Максим посмотрел на спутника. — Ур… извини, никак не запомню твоё имя.

— Урммршшрм. Для твоего голосового аппарата невоспроизводимо, потому можешь называть меня Шур.

— Ага. Я и не знал, что у тебя такие когти.

Шур приподнял ладонь, посмотрел на неё. И пальцы словно удлинились вдвое. Острые, чуть загнутые когти выдвинулись из-под покрытой шерстью кожи.

— Иногда они бывают полезны. Холодное оружие наша цивилизация не изобретала. Надобности не было.

— Слушай, — ухватился за его слова Максим, — ты никогда не рассказывал о себе, о своём мире. Тебя тоже криссы похитили?

— Естественно. О своём мире я не рассказывал, потому что никто не поверит. Тебе ведь не верят.

— Ты хочешь сказать…

— Да. Звёзды. Тысячи звёзд на чёрном ночном небе. Алые закаты над безбрежной саванной. Восход красного карлика, — спутника нашего солнца, — над океаном. Разноцветные луны… Таков мой мир. Прекрасный.

Максим облизнул вмиг пересохшие губы. И радостно засмеялся:

— Значит, они всё-таки есть! А я уж подумал, что они мне приснились. Слушай, но почему другие о них ничего не знают?

Шур помедлил, пристально глядя ему в глаза. Затем спросил:

— А ты сам как полагаешь?

Максим задумался. И выпалил то, что давно сидело в голове:

— Я думаю, на Вирии живут не только люди, но и другие народы, — все, кого похитили криссы. Для каждого есть свой город, выйти за его пределы нельзя, даже летатели не летают. Планета всегда повёрнута к солнцу одной стороной, поэтому те, кто здесь родились, никогда ночи и не видели. А те, кого похитили… Может, они были маленькими и забыли? Или врут, что родились не здесь, откуда мне знать! А ещё я думаю, что Отстойник — это и есть обратная сторона той планеты! Это фабрика, на которой криссы делают еду и разные вещи.

— Неплохое объяснение, — уважительно согласился Шур. — Есть несколько логических нестыковок, но в первом приближении подойдёт. В любом случае мы должны как можно скорее выбраться из Отстойника. Я не хочу стать полуфабрикатом.

— Угу, выбраться. Если отсюда вообще есть выход.

— Обязательно есть. Посмотри — зачем все эти площадки и мостики? Не для нас же. Да и не оставят криссы такой важный объект без присмотра. Если есть двери сюда, обязательно должны быть и отсюда.

— Так что, идём искать? — Максим вскочил, готовый немедленно отправиться на поиски… И обратно сел. — Постой, а как же наши? Я не могу их бросить. Может, они ранены, им нужна помощь? Мы должны вернуться, узнать.

Шур подумал, моргнул, соглашаясь.

Возвращение заняло больше часа. Максим и не предполагал, что они так далеко убежали. И когда спустились, наконец, сражение с гиено-пауками было закончено. Коротышки деловито отволакивали туши тварей подальше от гнезда, лупоглазы перевязывали раненых разноцветными полосами распоротой одежды. Рен-Рендук сумел защитить своих сторонников. Потери среди них ограничились несколькими укусами и царапинами, пусть глубокими, но не слишком опасными. Зато его противникам досталось куда сильнее. Самого Гвыха твари загрызли на месте, ещё одного из его сородичей изодрали так, что тот лежал при смерти. Двое оставшихся тоже были серьёзно ранены. Так что спор, кому быть вожаком племени, решился сам собой.

Гвыхов Максим не жалел — сами виноваты, что не сумели за себя постоять с такими то кулаками. Но вместе с ними погибла и ТырТрРа. Когда он увидел искромсанное тело кррсы…

Шур понял, о чём он подумал, положил руку на плечо:

— Мы не успели бы ей помочь. Она держалась в стороне, потому на неё набросились в первую очередь. Отбиваться от стаи опасно. Принимать сторону сильных полезнее для здоровья.

Максим резко повернулся к нему, хотел возразить… Но тут их заметил Рен-Рендук:

— А, Маакс вернулся! Жаль, что ты упустил возможность стать первым консулом при магистре и получить в жёны эту красавицу. — Он обнял за талию подошедшую следом Зиру. Та поморщилась, но высвободиться не пыталась. — Но Рен-Рендук рад, что ты уцелел.

— Станнер отдайте, — хмуро потребовал Максим.

— Он тебе не понадобится, — ухмыльнулся самопровозглашённый магистр. — Рен-Рендук освобождает тебя от охоты. У тебя будет новая обязанность. Оставаться в этой дыре глупо и опасно. Ты найдёшь для нас выход отсюда. Ты же сам об этом мечтаешь, правильно?

У Максима челюсть отвисла от неожиданности.

— Почему вы решили, что я смогу?

— Одну дверь ты уже нашёл, — магистр взмахнул рукой, не давая возразить. — И здесь сумел выбраться из внутренностей Отстойника. И в сегодняшней заварушке вывернулся. Ты ловкий парень, Рен-Рендук сразу это понял. Если кто и найдёт дверь, то только ты.

Максим не мог понять, Рен-Рендук издевается над ним, или говорит серьёзно. И в туннеле, и сегодня ему просто везло.

— Оружие всё равно отдайте, — повторил он. — Если хотите, чтобы я нашёл дверь, а не меня — какой-нибудь паучара.

— Нет. Но кое-что Рен-Рендук тебе подарит. Протяни руку. Да не бойся, не бойся.

Магистр взял его левую руку, приподнял. И неожиданно нацепил на запястье блестящий широкий браслет, прокрутил несколько раз, отчего тот плотно прилип к коже.

Максим испуганно отпрянул, но магистр и не собирался его удерживать. Засмеялся и продемонстрировал у себя на руке такой же.

— Это «говоритель», очень полезная вещь. Где бы ты не находился, всегда сможешь поговорить с Рен-Рендуком. И наоборот, мы всегда будем знать, где ты находишься.

Максим покосился на браслет. Осторожно потрогал «подарок».

— Снять не получится, — продолжал объяснять магистр. — И если ты найдёшь выход, но забудешь сообщить об этом своему другу Рен-Рендуку, а попробуешь улизнуть сам, мы всё равно узнаем. Так что не рискуй.

Шур, стоявший поодаль пока они разговаривали, шагнул ближе:

— Я буду искать дверь вместе с Максом. Я буду его оружием.

Он приподнял верхнюю губу, демонстрируя ровные белые зубы. У сфинкса это означало улыбку, но выглядело жутковато. Рен-Рендук поспешно отступил за спину Зиры:

— Вот и замечательно. Можете отправляться немедленно.

Максим тоже улыбнулся невольно. Шур в качестве напарника — это не какой-нибудь Гундарин! Единомышленник и оружие в одном лице — шансы найти выход из Отстойника, раньше, чем их тут сожрут, резко увеличивались.

Но и вдвоём они не успели.

В тот день они добрались до крыши Отстойника. Неизвестно, что скрывалось за ней. Может, и правда, звёзды? Они много часов искали люк, окно, какую-то отдушину. Хоть маленькое отверстие! Тщетно. В конце концов Рен-Рендук забеспокоился, потребовал немедленно возвращаться. Решив, что смысла в очередной раз ссориться с «магистром» нет никакого, они подчинились распоряжению. И где-то на половине пути наткнулись на Ильму.

Точнее, это она на них наткнулась. Вылетела из-за угла оранжевой торпедой, чуть не сбила с ног. Волосы дыбом, глаза выпучены. Увидеть белую от ужаса Ильму — да, это было страшно.

— Ильма, что?! — только и успел крикнуть ей Максим.

Девушка уставилась на него, будто не узнавая. Грудь ходила ходуном под рубахой.

— Макс? Там… там… мухи, как в Вирии!

— Мусорные мошки? — не понял Максим. — Ну и что?

— Они… кусают… коротышки…

Она задыхалась, захлёбывалась словами. Понять что-то из её воплей казалось немыслимым. Но раз коротышек рядом с ней не было…

— Дай! — Максим выдернул станнер у неё из руки, бросился назад по вздрагивающему под ногами мостику.

Двух коротышек он увидел, едва обогнул огромную, волдыристую «грушу». Те бежали прямо на него, спотыкались, падали, снова вскакивали. А буквально по пятам за ними неслось невиданное, косматое, серо-стальное чудовище. Максим вскинул станнер… и застыл, ошеломлённый не меньше Ильмы. За сородичами бежал ещё один коротышка! Мошки облепили его с ног до головы, огромный рой их вился позади длинным шлейфом.

Коротышка споткнулся, упал, на секунду освободившись от своего жуткого одеяния. От него мало что осталось — кроваво-красный огрызок.

Максим опомнился, выстрелил в самую гущу роя. Но разряд станнера мошкам оказался не страшен. Облако колыхнулось недовольно, малая часть его опустилась на добычу, большая — устремилась к Максиму! Нет, с этим противником бесполезно было сражаться. От него нужно драпать!

В пять шагов Максим догнал и обогнал олли. Коротышки пискнули жалобно, но он не услышал. И лишь когда налетел на стоящего неподвижно Шура, сообразил: мелкие бегством не спасутся. Но чем он им поможет?!

Шур подсказал: подхватил одного коротышку, кинул трясущейся от страха Ильме — «Держи!», — второго зажал под мышкой. Взглянул на Максима: «Прикрывай!» Прикрывай… Это означало, что надо бежать последним, то и дело останавливаться, стрелять в серое, мерно звенящее облако. А оно ведь не отступало, только расплёскивалось по сторонам, обходило слева и справа, сверху и снизу. И это уже был не один рой. Он делился, множился, он словно стремился вычистить, вылизать весь Отстойник!

Они неслись, перепрыгивая с площадки на площадку, с мостика на мостик, с трубы на трубу. Они не разбирали направления. Только не дать облаку догнать их, не оступиться!

Оступился не Максим, Ильма. Девушка вскрикнула, не удержалась на слишком круто уходящей вниз трубе, опрокинулась, падая в пустоту… Нет, она не расшиблась, «антигравитаторы» работали исправно. Она медленно парила, опускаясь на висящую тридцатью метрами ниже платформу. Но рой тут же устремился за ней, в один миг накрыл и девушку, и олли, которого та держала в руках. Максим вскинул станнер… Но какой смысл стрелять? Разве что избавить их от боли?

— Макс, сюда! — закричал Шур. — Быстрее!

Сфинкс уже карабкался по свисающему сверху канату. Спрашивать, что он задумал, было некогда. Максим подпрыгнул, ухватился за канат и полез следом.

Остановились они у самого купола Отстойника. Только здесь Шур выпустил спасённого коротышку. Приказал коротко:

— Рассказывай!

Олли — это был Гуня-Гундарин — плаксиво фыркнул, запричитал:

— Они сбесились! Они ж мусор должны…

— Конкретней! — оборвал причитания Шур.

Рассказ получился недолгим. Ильма и трое коротышек выследили небольшую стаю блохо-крыс. Всё шло как обычно: стаю обложили, Ильма подстрелила с десяток. Но когда олли побежали, чтобы подобрать добычу…

— Тут эти мухи и налетели, откудава-то! Сперва на блох накинулись, мы отогнать хотели, тогда они — на нас! Почему, Макс? Мы ж разви мусор?

Максим тоже не мог понять, что случилось. Ясно ведь, что мошки эти не настоящие, не живые. Что это роботы. В Вирии никто и подумать не мог, что они на людей нападать станут.

На живых людей — внезапно блеснула догадка. А что в Вирии делают с мёртвыми? Он никогда не задумывался об этом…

— Мусор, — не дал ему додумать Шур. — Здесь мы мусор. Криссы чистят Отстойник. Дезинфицируют.

Максим невольно поёжился. Звучало зловеще. Но очень сильно походило на правду. Он посмотрел на сфинкса.

— Думаешь, сюда они не доберутся?

— Доберутся. Но не сразу. Нижние ярусы заселены густо. Сначала мошки зачистят там. Потом прилетят сюда.

— И что нам делать?

— Искать дверь.

Максим даже зубами скрипнул. Где ж её искать, и так всё переискали?! И вдруг — осенило!

Он резко повернулся к Гуне, сгрёб его в охапку:

— Откуда мошки взялись?

— Не знаю… — испуганно съёжился тот. — А, вспомнил, из «кишки» вылетели.

— А там рядом был водопойный шар?

— Нет… Да.

— Я понял, кажется, — Максим быстро переводил взгляд с Гуни на Шура. — Все двери — во внутренностях Отстойника, а не между ними! Я сюда вывалился внутри здоровенной жёлтой сферы. И ты, и ты, правильно? А снаружи эти сферы — водопойные шары! Когда из них вода сочится, они в одну сторону работают, когда нет — в другую.

Шур смотрел на него пристально и недоверчиво.

— Макс, я не улавливаю логику твоего рассуждения.

— При чём здесь логика? Бежим, нужно шар найти!

Наверное, уверенность в правоте заразительна. Ни Шур, ни Гуня больше не пытались с ним спорить. Но едва вскочив, Максим остановился.

— А как же наши? Мошки вот-вот доберутся до «гнезда»! — Сжал браслет-говоритель, заставляя включиться. Закричал: — Магистр, магистр! Ты меня слышишь?

— Рен-Рендук слышит тебя, Маакс, — мгновенно отозвался тот. — Что у тебя случилось?

— Мусорные мошки в Отстойнике! Криссы решили чистоту навести — мошки всех подряд жрут. Но я нашёл, как отсюда выбраться! Веди народ по маяку!

Что-что, но соображал Рен-Рендук молниеносно. Ни уточнять, ни переспрашивать он не стал:

— Понятно. Мы идём.

«Сухой» шар они нашли минут через двадцать. А ещё через пять сюда же добрались Рен-Рендук и Зира.

— Остальные где?! — заорал на них Максим, догадываясь, каким будет ответ.

Рен-Рендук скорчил гримасу, трагично воздел руки:

— Проклятые криссы! Никто не спасся. — И совсем другим, деловитым голосом спросил: — Дверь где?

— Здесь! — Максим ударил кулаком по лоснящейся, упругой поверхности шара. — Внутри.

Рен-Рендук нахмурился:

— И как туда попасть?

Максим кивнул на кинжал в руке у девушки:

— Резать?!

Связываться с внутренностями Отстойника не решился бы ни один из его обитателей. Рен-Рендук и Зира даже попятились от такого предложения. Тогда Максим выхватил у девчонки кинжал и резко вонзил его в бок шара.

Шар басовито загудел, завибрировал. Ему явно не понравилось такое надругательство. Возможно, он угрожал? Или просил пощады? Максим не останавливался. Выдернул клинок, вновь ударил. Шур подскочил к нему, с размаху запустил в упругую поверхность когти, аж затрещало.

Они безжалостно кромсали шар, пытаясь прорвать толстую, рыхлую оболочку. Тот вибрировал всё сильнее, гудел громче. Возмущался так, что слышно было во всех уголках Отстойника. И его услышали.

— Мухи! — истошно заверещал Гуня.

Максим оглянулся на миг — серое, звенящее облако поднималось снизу. Оно поглощало мостики и платформы, канаты и шланги. Оно словно вспухало, вскипало. Ещё несколько секунд и оно захлестнёт всё вокруг!

— Сюда! — он рванул кинжалом податливую плоть шара, и…

Шар обиженно булькнул, съёжился, будто выпустил раздувающий его газ. Потом резко вывернулся, хлёстко ударил наглых тварей, прилепившихся к его оболочке. Отшвырнул их навстречу рою. Максим почувствовал, что летит…

И тут же лазоревая спираль завертелась перед глазами.

Глава 4, в которой всё только начинается

Шёл тёплый весенний дождь. Низкие тяжёлые облака закрыли весь небосвод от горизонта до горизонта. Нет, на самом-то деле горизонта видно не было. Максим лежал в густой зелёной траве посреди круглой поляны, окружённой дубками. На самой обыкновенной лесной поляне.

Помедлив, он сел. Огляделся, боясь поверить своим глазам. И встретился взглядом с Шуром.

Сфинкс понял его немой вопрос, отрицательно тряхнул головой:

— Нет, это не мой мир.

— А я и не знаю, ежели по правде, — пискнул, осторожно приподнимаясь, Гуня, — Мож, это Од’дом. А мож, и не Од’дом?

Рен-Рендук и Зира ничего не сказали. Они стояли на четвереньках, и затравленно озирались по сторонам. У «магистра» мелко тряслась отвисшая челюсть.

Максим посмотрел на своих спутников снисходительно и засмеялся. Радостно, заливисто засмеялся.

— Так я вам скажу, что это за мир. Это Земля! — Он быстро сорвал пушистый жёлтый цветок на длинном, пустотелом стебле: — Вот! Это растение называется одуванчик. Цветёт, значит сейчас весна, начало мая! С праздником, дорогие товарищи!

И захохотал ещё громче.

Зира поднялась на ноги, помогла выпрямиться своему «мужу». Кисть Рен-Рендука побелела, так крепко он сжимал рукоять станнера. Максим взглянул на оружие… и смеяться перехотелось. Всё-таки допустил он этого гада на Землю. Ничего, в одиночку тот беды натворить не сможет. Сдать его в милицию, а лучше — в ФСБ, и все дела. И «жену» его сдать за компанию. Предательница!

Зира будто услышала мысли Максима, посмотрела на него. Робко улыбнулась. Подлизывается, стерва. Лучше б её мошки съели, чем Ильму!

Он испугался такого пожелания. Нет, это уж слишком. Он вовсе не хотел, чтобы с Зирой случилось такое. Он просто злился на неё. И на себя — за те фантазии, когда они лежали вдвоём. Надо же, он и правда поверил, что нравится ей. А ведь знал, что такие красивые девчонки только сами себя любят…

— А от твоей Земли далеко до Од’дома? — неожиданно пискнул Гуня.

Максим взглянул на него непонимающе. И вдруг сообразил, что главной заботой станут не Рен-Рендук и Зира, а сфинкс и олли. Куда их-то девать? Тоже в ФСБ? Ну не в цирк же.

Однако все эти проблемы были уже домашними, земными. Думать о них было приятно и спокойно. А не думать — ещё приятней. Куда спешить? Приключение закончилось, торопиться больше некуда. Как-то оно всё утрясётся, не может не утрястись. Прежде следовало понять, где они «придверились», найти человеческое жильё… Нет, прежде всего нужно было сходить по-маленькому.

Он встал, обвёл взглядом спутников. Спросил:

— Никому не надо… ну, в кусты? «Мальчики налево, девочки направо»? Физиологическая потребность, а? И не тряситесь вы так! У нас на Земле безопасно.

— Да, да! — Гуня даже подпрыгнул. — У меня очень большая физилагическая потребность! Давно!

Он рванул налево раньше, чем Максим шаг сделать успел. Шур обнажил зубы в улыбке, тоже поднялся.

— Пошли налево, — согласился.

Зира хмыкнула, молча повернулась в противоположную сторону, поспешила к высоким кустам, покрытым жёлтыми цветочками и гроздьями чёрных шариков. И только Рен-Рендук остался на месте. Он вертел головой, видно, не мог решить, к кому присоединиться. И лишь когда Максим, наклонившись, шагнул под ветви дубков, выбрал:

— Подождите!

Забираться далеко в лес Максим не хотел. К тому же за первым рядом дубков начинались заросли ежевики. Крупные чёрные ягоды, омытые дождём, аппетитно поблёскивали, манили к себе. Он не удержался от соблазна, и покончив с «потребностью», нарвал пригоршню. Ягоды были сладкие, спелые.

— Попробуй, — протянул он остаток Шуру, — вкусно.

Сфинкс недоверчиво взял одну ягоду, сунул в рот. Разжевал, потом выплюнул. Объяснил:

— Мне не вкусно. Предпочитаю белковую пищу углеродной.

Максим насмешливо улыбнулся.

— А как же витами…

Истошный женский визг перебил его на полуслове. Короткий, страшный. Полоснул по ушам и оборвался. Кричали близко, на другом краю поляны. Зира!

В цветущий кустарник они вломились одновременно со сфинксом. Максим раздвинул ветви… и почувствовал, как зашевелились волосы на затылке.

Зира лежала на земле, поджав одну ногу и выпростав другую. Вернее, лежало то, что прежде было Зирой. Голова и левая рука вместе с надплечьем исчезли, кровь заливала остатки рубашки и шорты. Кровь выплёскивалась из страшных ран, растекалась лужей, не успевала впитаться во влажную землю. Комок дурноты рванул вверх по пищеводу… И тут же замёрз от ужаса, сковавшего мышцы.

По подбородку зверя, склонившегося над телом, тоже скатывались капли крови. Это был не волк и не медведь, не лев и не тигр. Приземистый, широкогрудый, с мощными лапами, сплюснутой головой на короткой шее, покрытый бурой, пятнистой шерстью. Скошенный лоб, уши, прижатые к голове, глубоко спрятанные маленькие глаза. Зато клыки — огромные, словно два клинка! Чудовище как раз заканчивало смаковать откушенную руку. Услышало шум в кустах, вскинуло голову, рыкнуло, присело, мгновенно приготовившись прыгнуть. Сбросив оцепенение, Максим лапнул по поясу, спеша выхватить станнера…

Оружия на месте не было. Мгновенная растерянность — и ужас, ударивший с новой силой. Он же потерял станнер в Отстойнике! А с кинжалом против таких зубов…

Где-то в стороне рыкнули в ответ. Затрещали ветви, сородич зверя выскочил из-за деревьев. Запах крови и вид разодранной жертвы опьянил его. Не глядя на кусты, он прыгнул к распластанному телу, вцепился зубами и когтями в тёплую плоть. Первый зверь возмущённо взревел, ударил наглеца лапой по загривку. Максим и Шур, не дожидаясь, чем закончится разборка, рванули прочь.

Далеко бежать не пришлось. Посреди поляны стоял Гуня, белый как снег, и жалобно причитал:

— Мамочка моя родная, забери меня отсюда… Хоть куда-нибудь забери!

Максиму хватило одного взгляда, чтобы и у него на спине выступила испарина. Из лесу выходили… одно, два, три, четыре чудовища. Стая обкладывала их. А Рен-Рендук с единственным теперь у них станнером исчез!

— Рен-Рендук! Магистр! — заорал Максим. Вспомнил о браслете, крутанул выключатель, снова закричал: — Рен-Рендук! Ты где?!

Бесполезно. Бывший консул Вирии сбежал, едва услышал предсмертный вопль Зиры.

Шур тронул Максима за плечо:

— Ты сказал, что на Земле не опасно?

И Максим вынужден был признать:

— Это не Земля.

Не Земля! На Земле не бывает одновременно одуванчиков и спелой ежевики! На Земле смородина сперва цветёт, а потом плодоносит! А главное — на Земле не водятся такие чудовища! И будто подтверждая его слова, пелена облаков над головой прорвалась, обнажая лоскут изумрудно-зелёного неба.

— Не Земля? Тогда — бежим! — рыкнул Шур.

Они неслись сквозь этот, так похожий на земной, но неземной лес. Неслись сквозь заросли ежевики и кусты смородины, неслись, обламывая ветви дубов и осин, неслись, в кровь раздирая босые ноги. По очереди тащили на загривках Гуню, съёжившегося, непривычно молчаливого, не решающегося даже пискнуть. Бежали, сами не зная куда. Здесь было страшней, чем в Отстойнике!

Стая саблезубых гнала их, оцепив полукольцом. Гнала всё дальше и дальше, стараясь вымотать силы жертв, заставить тех упасть бездыханными. Чудовища могли бы покончить с погоней в несколько минут, но почему-то не решались нападать в открытую. Зиру они убили сзади, исподтишка. Саблезубые словно боялись чего-то. Но размышлять над этим не было ни сил, ни времени.

Закончилось всё в один миг. Максим зацепился ногой за корягу, вскрикнул, понимая, что падает. Свалившийся с его загривка Гуня завопил, кубарем покатился в кусты. Шур обернулся, бросился на подмогу. Но что он мог сделать со своими когтями против двадцатисантиметровых кинжалов? Бурая темь метнулась между деревьями, саблезубая пасть распахнулась. Максим зажмурился, представив, что сейчас ему оторвут голову, как Зире…

Потом осторожно открыл один глаз. Позади, метрах в трёх, тихо скулил коротышка. Впереди, тоже метрах в трёх, стоял в боевой стойке Шур. А дальше лежала огромная пятнистая туша. И больше ни одного саблезубого ни видно, ни слышно не было.

— Как это ты его? — не поверил своим глазам Максим.

— Я? — Шур обернулся. — Это не я. Похоже, его станнером сняли.

— Рен-Рендук?

Максим быстро вскочил, оглядываясь по сторонам. И тотчас кусты, нависавшие над Гундарином, колыхнулись, расступились, пропуская… ясное дело, не бывшего консула.

— О, а короткий откуда тут взялся?

— Не иначе шпионит, гадёныш.

Из кустов вышли двое. Высокие, крепко сложенные, бородатые, с длинными гривами тёмно-русых волос, заплетёнными в косы. И бороды, и причёски, и одежда — буро-зелёные, похожие на камуфляж куртки, повязанные кушаками, такого же цвета брюки, — и мягкая, похожая на индейские мокасины обувь, — у них всё было одинаково. Оттого и сами они казались похожими, как браться. Всего и отличий: у одного в руках был лук, а у другого на поясе болтался длинный, широкий тесак и багровел шрам в полщеки.

Максим понятия не имел, кто они. Но это были люди. И не такие уж дикари, если судить по одежде.

Лучник смерил его взглядом. Затем посмотрел на Шура, и брови его удивлённо приподнялись.

— А это что за тип? Никогда таких не видел. — Он повернулся к кустам, окликнул: — Огница, ты глянь, что тут делается.

Кусты снова вздрогнули, и оттуда вышла девушка. Волосы у неё действительно были огненно-рыжими. Сама — высокая, стройная, длинноногая. На чуть вытянутом лице — тонкий прямой нос, маленький рот и большие, зеленоватые глаза. Девушка была красивой, несмотря на веснушки, густо усеявшие её лоб и щёки. Совсем другой красотой, чем Зира, но красивая. Однако куда важнее было другое — за кушаком у неё торчал станнер. Теперь Максим точно знал, кто спас их от стаи саблезубых.

Впрочем, настроены спасители были не очень-то дружелюбно.

— Мож, этого прямо здесь вздёрнем? — лучник, указал на Гуню. — Чтоб знали короткие, как договор нарушать.

Гуня испуганно пополз прочь от него, замахал руками:

— Я не нарушал! Я не знаю никакого договора!

— Мы ничего плохого не сделали, — поспешил поддержать его Максим. — Мы случайно сюда попали.

— Гляди-ка, и пацан не по-нашему бормочет, — уставился на него меченный. — Ты вообще кто такой?

— Я Макс, Максим Волгин. Я из Вирии убежал. А родился я на Земле. Меня криссы похитили! И их тоже.

Незнакомцы быстро переглянулись.

— Кажись, он зелёных помянул, — в голосе лучника появилась тревога. — И говорит непонятно. Что делать-то? Может, всех их, того? На ближайшей осине? Пока беды не случилось.

Максим вдруг сообразил, что они не понимают его речь. Сразу не додумался, потому как привык, что все друг друга понимают, на каком бы языке не разговаривали. И имён этих дядек он не знал. Он бы и девушки имя не узнал, если бы её не назвали! Пониматель больше не работает?! Да нет, не так, он же «перевод» их разговора слышит. Значит…

Шур произнёс это вслух:

— Макс, у них нет имплантатов. Это мир свободных людей. Но о криссах они знают.

Да, так и есть! Максим прикинул: похоже, они попали в мир Гоэльта и Тальды? Тогда не удивительно, что здесь не любят жаб. Он поспешно ткнул себя в грудь:

— Я — Макс. — Показал на девушку: — Ты — Огница. Мы — друзья. Криссы — враги.

— Мне почудилось, или он твоё имя назвал? — повернулся к девушке лучник. — Откуда он тебя знает? Если толмач, то почему говорит не по-людски?

Огница прищурилась, губы её зловеще скривились.

— Разберёмся. Вяжите его, в город поведём, допросим. И короткого вяжите.

— Мож, короткого всё-таки вздёрнем? — не хотел соглашаться лучник. — У князя сердце мягкое, ждать решения Совета станет. А эта дрянь сбежит между тем. Они ж как кроты землю роют!

— А с шерстяным что? — встрял в спор и меченный. — Глянь, как смотрит недобро. И когти, когти-то какие! Мож, он саблезубым родич?

— Так пусть с ними и остаётся. Оглушу его, и всех дел, — девушка пожала плечами. Приказала: — Падуб, присмотри за мальчишкой, чтобы не рыпался.

Лучник неторопливо вынул стрелу из колчана. Его приятель шагнул к Гуне, на ходу вытаскивая верёвку из сумки. А девушка повернулась к Шуру, положила ладонь на рукоять станнера. Что она собиралась сделать, было понятно любому.

И было понято, что переговоры не получились. Времени доказывать, убеждать, нет. Ещё секунда, и его не останется ни для чего!

Максим прыгнул раньше, чем лучник положил стрелу на тетиву. Сбил девушку с ног, подмял под себя, перехватил рукой её руку, сжимавшую станнер, другой прижал кинжал к горлу. Тело у Огницы было крепким и сильным. И она была чересчур ловкая для девчонки. Если бы не руббольные тренировки, он бы, пожалуй, с ней не справился.

Шур тоже времени не терял. Бросился на лучника, обезоружил, повалил, прижал к земле когтистыми лапами. Третий охотник, успевший схватить Гуню и набросить ему петлю за шею, изумлённо выпучил глаза.

— Ну ты! — заорал на него Максим. — Отпусти малого! А то порежу твою командиршу!

Он вовсе не был уверен, что способен выполнить такую угрозу: резануть девчонку ножом даже чуть-чуть. Но пусть эти охотники поверят. Пусть поверят!

Шур рыкнул, поддерживая его угрозу. Чиркнул когтем по щеке лучника, и струйка крови тотчас побежала на палую листву. Увидеть пять лезвий-когтей у своего лица, должно быть, очень страшно. Лучник зажмурился, замер, опасаясь вздохнуть лишний раз.

Зато Огница не испугалась и, кажется, не поверила страшным рожам, которые корчил Максим. Напряглась, что было силы дёрнулась, попыталась вывернуться. Пришлось прижать её всей своей тяжестью, вдавить в землю. Он ощущал каждый изгиб её тела, и глаза её, полные ненависти, были так близко. И губы, чуть приоткрытые, маленькие. Вот блин, нашёл, о чём думать!

Оставшийся на свободе охотник не понимал его слов. Но смысл происходящего он понял прекрасно. Зло сверкая глазами, разжал хватку, выпустил конец верёвки из рук. Помедлив, отступил на два шага.

— Молодец, — похвалил его Максим. И тут же прикрикнул на коротышку: — Гуня, чего ты расселся?! Забери оружие у этой!

Он побольней сжал запястье девушки, ударил об землю:

— А ты не дёргайся! И пистолет брось, быстро!

Гундарин вскочил, снял петлю, подбежал, принялся разгибать пальцы девушке. Огница зарычала, не хуже чем Шур, но удержать рукоять станнера не смогла.

Убедившись, что она обезоружена, Максим резко оттолкнулся, вскочил. И Шур освободил своего противника, быстро отпрыгнул в сторону. Лук он предусмотрительно захватил с собой.

— Так-то лучше, — Максим отобрал станнер у Гуни, улыбнулся, глядя, как девушка и её спутник поднимаются с земли. — Теперь можно и побеседовать.

— Говорил же, сразу надо было их утихомирить, — хмуро пробубнил лучник. — Всех.

— Как бы они нас не того… — ответил ему приятель. — Огница, что делать-то будем?

Девушка молчала. Только покусывала губы и смотрела на Максима. Он улыбнулся ей, как можно радушней, мол, не сердись, ничего личного. Бросил станнер Шуру, отдал кинжал Гуне. Поднял вверх руки, демонстрируя охотникам пустые ладони.

— Мы не хотим с вами воевать. Мы ваши друзья. Макс и Огница — друзья.

— Что ж он белькочет-то? Не понять! — меченный сплюнул с досады. — Эх, толмача бы сюда…

— Друзья, вам нужен толмач? Так он к вашим услугам.

Все шестеро разом повернули головы. К ним шёл, улыбаясь во всю свою необъятную рожу, Рен-Рендук.

Да, это была не Земля. Добрия — называли свой мир его обитатели. Вернее, так называлась небольшая, заселённая людьми часть его — несколько десятков городов и посёлков, расположившихся на берегах широкой медленной реки и её притоков. Когда люди пришли сюда и откуда, неизвестно. Много поколений назад. Здесь не вели летописей и хроник, и время было таким же условным, как в Вирии. Только там его отмеряли пониматели в головах жителей с точностью до секунды, а здесь — гулкие удары колоколов на городских звонницах возвещали каждый десятый час. Такой промежуток времени здесь и считался часом. Десять часов — день, десять дней — большой день, десять больших дней — год, десять годов — большой год. А дальше никто не считал, дальше было «много». Потому время в Добрии текло медленно, да и то лишь там, где слышен был колокольный звон. Солнце стояло в зените вечного весенне-летне-осеннего полдня.

По государственному устройству Добрия была то ли племенным союзом, то ли феодальной республикой, но что такое власть, здесь знали хорошо. Власть — это Союз князей, у каждого — собственный удел, свой город или посёлок, своя дружина. Власть — это стража, оберегающая Добрию от незваных гостей извне. Наконец, власть — это хранители, тиуны и толмачи, люди, когда-то сбежавшие от криссов и носящие в головах имплантаты-пониматели. Такие, как Максим. Нет, такие, как Рен-Рендук.

Власть первых была основана на традициях, кровных и семейных узах, на богатстве, естественно. Власть вторых держалась на силе, сплочённости, и оружии криссов, которым стража владела. В чём власть третьих, Максим не понимал, пока тот же Рен-Рендук не объяснил ему. Жители Добрии занимались охотой и ремёслами, собирали ягоды, выращивали овощи, разводили домашний скот. Но это лишь в малой мере обеспечивало их пищей, жильём и одеждой. Остальное они получали из Задвери! Задверь — мир за дверью, копия Вирии, пустующий и неподконтрольный криссам. Кормители, одеватели и прочие поставщики халявы работали там исправно, обеспечивая потребителей. Но исключительно тех, кто мог «возжелать».

Всем хороша была Задверь. Одна беда — попасть в неё можно было не только из Добрии. Соперниками людей оказались коротышки-олли. Дверь из их мира открывались неподалёку от входа из Добрии. Многие годы люди и олли вели войну за богатства Задвери. Потом заключили перемирие, прочертили границу, каждый из народов начал пользоваться своими кормителями и одевателями. Память о войне была слишком свежа, потому любая, пусть нечаянная попытка нарушить границу пресекалась беспощадно. А уж о том, чтобы забраться в чужой мир, не было и речи. Незадачливый Гуня сделался военным преступником, шпионом и диверсантом потому, что оказался не в том месте, не в то время.

Неизвестно, была ли Добрия родиной Гоэльта и Тальды, но люди здесь говорили на том же языке, что и вирийцы. Потому Рен-Рендука посчитали своим, и самочинно присвоенное им звание толмача никто не оспаривал. Максиму не так повезло. Во-первых, оказалось, что обезоружили они не простых охотников, а стражу двери. Во-вторых, Огница была младшей дочерью князя ближайшего городка — Древца. В-третьих, Максим сам заявил, что Гуня его друг. А друзья наших врагов… Понятно, в общем. И кому какое дело, что они защищались? Стражи были при исполнении, чужакам шастать по Добрии не полагалось. А уж валять по траве княжьих дочек — и подавно. В общем, для смертного приговора преступлений хватало.

Однако народ в Добрии был хоть и жёсткий, но справедливый. И законопослушный. Болтать стражники могли всё, что угодно, но повесить без суда и следствия вряд ли осмелились бы. А после того, как Рен-Рендук разъяснил, что спутники его — беглецы от криссов, дело и вовсе запуталось. Как быть с незваными гостями, мог решить только Совет князей. Пока суд да дело, пленников поселили в доме на окраине Древца. Стены у дома были крепкими, окна — маленькими. И весь он чрезвычайно смахивал на тюрьму. К тому же обнесён двухметровым бревенчатым забором, за которым постоянно дежурила парочка стражников. Шуру и Гуне выходить за забор запрещалось, «для их же безопасности». Максиму разрешили гулять по городу, но косились на него крайне подозрительно. Потому выходил он редко, а сведения о Добрии черпал в основном из рассказов Рен-Рендука, исправно навещавшего бывших «соплеменников».

На десятый день с их появления в Добрии, как раз, когда колокол возвестил, что пришло время последней трапезы, бывший консул заявился с известием о своём новом назначении. Лицо его прямо-таки светилось от удовольствия и усики торжествующе топорщились. Радоваться было чему: князь пожаловал ему титул тиуна, то бишь сборщика халявы в Задвери.

— Сегодня не требуется! — новоявленный тиун захлопнул дверь перед носом у стражника, тащившего заключённым котелок с «ужином». — Сегодня у нас праздник. Рен-Рендук угощает!

Пусть был он гадом и мерзавцем, каких поискать, но жадности за ним не водилось. Минута — и на столе стояли жареное мясо с грибной подливой, гора толстых, широких, как тарелка, оладьей, миска сметаны, туески с малиной, ежевикой, смородиной. И последним мазком в натюрморте — графин с тёмно-рубиновым напитком.

У Гуни слюнки потекли от вида стольких лакомств.

— Ах ты ж, лепота! Нас так не кормят. Всё суп да каша, никто не знает, из чего сделанная, — не дожидаясь остальных, он схватил верхнюю оладью, макнул в сметану, сунул в рот.

Угощение в самом деле было знатное. У Максима рот начал наполняться слюной. Он взял вилку, наколол кусок мяса, отправил в рот. Да, это вам не блошатина из Отстойника и не синтетическая еда Вирии.

— Вкусно? — тиун самодовольно улыбнулся. — Давайте выпьем за Рен-Рендука.

Он плеснул в хрустальные, как и графин, стопки себе, затем Максиму. Помедлив, налил третью, подвинул Шуру. Коротышку демонстративно проигнорировал.

Максим поднёс стопку ко рту, пригубил. Жидкость напоминала коньяк если не вкусом то градусами — точно. На Земле ему доводилось пару раз коньяк попробовать — не понравился. А тут он и подавно пить его не собирался.

Он поставил стопку, посмотрел на Шура. Сфинкс сидел, не притрагиваясь ни к еде, ни к питью. Зато Рен-Рендук лихо опрокинул в себя жидкость, крякнул от удовольствия. Зачерпнул горсть красной смородины, высыпал в рот, принялся жевать, громко чавкая. Затем посмотрел на стопки Максима и Шура, усмехнулся.

— Что, не хотите радоваться за Рен-Рендука? Ваше дело. Между прочим, Маакс, мог бы и ты пойти в Задверь, а не прозябать в этой дыре. Не умеешь друзей выбирать, в этом твоя беда. Посмотри сам, с кем ты водишься?

Шур на выпад никак не прореагировал, а мысли Гуни и подавно были заняты другим. Он уже расправлялся со второй оладьей, миска сметаны как-то незаметно переместилась к нему на край стола и успела на половину опустеть. Теперь олли с вожделением смотрел на стопки с наливкой. И лишь почувствовав направленные на него взгляды, встрепенулся:

— А я чё? Я ничё. Не наливаете, и ладно. Ещё не известно, чиво вы там пьёте. Вот у нас в Од’доме наливка…

Он потянулся за очередной оладьей, но Рен-Рендук вдруг стукнул рукой по столу:

— А ну, недоросток, брысь отсюда! Булки слопал, и хватит с тебя! Нечего взрослые разговоры слушать. Спать иди. Од’дом ему, видишь ли, подавай.

Олли вздохнул, слез с табурета, побрёл в спальню. Максим хотел возмутиться вопиющей дискриминацией, но перехватил взгляд Шура и промолчал. Сфинкс поднялся из-за стола и ушёл следом за товарищем.

— Да уж, приятелей ты себе выбрал, — хохотнул им в спины Рен-Рендук. Подцепил вилкой кус мяса, сунул в рот. — Эх, Маакс, Маакс! Угораздило тебя и со стражей поссориться, и дочь местного князя обидеть.

Он жевал, но кус был слишком большим, не помещался целиком во рту. Подлива текла по подбородку, капала на новенький пурпурный жилет.

— За такие дела казнить вас всех следовало. Благодари Рен-Рендука, что живой. Не знаю, как ты и выкрутишься. Держался бы за Рен-Рендука…

— За вас?! — Максим наконец не вытерпел. — Вы же меня убить хотели, и в Вирии, и в Отстойнике, забыли? Да вы… вы… Вон, Зира за вас держалась. И где она?

Тиун засмеялся ему в лицо:

— Ты ничего не понимаешь, мальчишка. Победителей не судят. А Рен-Рендук побеждает всегда!

Он выпил ещё одну рюмку, потом ещё. Он смеялся и пил, хвалил себя и пил, хвастался и пил. Рен-Рендук праздновал. Максиму оставалось сидеть рядом с ним, слушать и мысленно просить, чтобы этот «праздник» быстрее закончился.

Когда гость поднялся из-за стола, от пиршества осталась только грязная посуда, да несколько раздавленных ягод на дне туесков.

— Всё, пора. Лодья в первом часу отплывает, вздремнуть ещё надо. — Тиун пошатываясь, двинулся к двери. Уже схватившись за ручку, обернулся: — Ты удрать не вздумай! Понадобишься ещё, понял? Э-э-эх, привязать бы тебя…

Икнул, погрозил Максиму пальцем и вышел.

Когда громко хлопнула калитка забора, в гостиную вернулся Шур.

— Он ушёл? — поинтересовался.

— Да. Он в Задверь уплывает.

— Хорошо. Я тоже собираюсь уходить отсюда. И Гундарин. А ты?

— Разумеется! Это же не Земля. Я готов сбежать хоть сейчас!

— Не сейчас, — Шур тряхнул гривой. — Гундарин враг здесь, я — чужой. И ты чужой, хоть и человек. Но ты можешь выучить язык. Разговаривай с ними, слушай, запоминай. Стань своим.

— Угу. — Максим помедлил. Спросил осторожно: — Шур, как ты думаешь, мы до сих пор на Вирии? Ну, на той самой планете? Или уже на другой?

Сфинкс ответил не сразу. Долго смотрел на него и лишь затем произнёс:

— Не знаю. Недостаточно информации.

Легко Шуру было предлагать — «разговаривай с ними»! Максим никогда не любил лезть к незнакомым людям с расспросами. Да что там, «не любил», — терпеть этого не мог! Характер такой, интроверт. Чтобы с кем-нибудь сойтись, сдружиться, ему требовалось не мало времени. Например, Димку Мёрзлого он с детства знал. С одноклассниками, опять же, десять лет на соседних партах сидели. С дворовыми уже сложнее: с одними дружишь, а с другими и связываться не хочется. Со взрослыми — и того хуже. Нет, не умел Максим вот так запросто заводить себе новых знакомых. Даже на Земле, в родном городе не умел. А здесь и подавно! Но Шур был прав — пока не выучил язык, о поисках двери в этом мире можно и не мечтать. И Максим принялся за работу.

Сперва он попытался разговорить стражников. Но те косились на то ли пленника, то ли… неизвестно кого, с явным подозрением. Пришлось заняться горожанами.

Древец городком был небольшим. На берегу реки — каменная крепость с княжеским дворцом, звонницей, сторожевыми башнями и казармами дружинников. Рядом — пристань, от которой тянулись вдоль берега многочисленные амбары, лабазы, ремесленные мастерские. От пристани и крепости расходились узкие городские улочки. Дома у местных жителей были самые разные. Рядом с пристанью и крепостными воротами — добротные, каменные, двухэтажные. Дальше — попроще, до совсем уж покосившихся хибарок на околице. Жители городка занимались в основном рыболовством да собирательством. Также промышляли резьбой по дереву, охотились, выделывали и кроили кожи, возили товар вниз и вверх по реке. В качестве денег в Добрии ходили деревянные плашки с выжженной на них княжеской печатью.

Всё это Максим узнавал постепенно, пока шнырял на пристани и у меняльных лавок. Первое время большей частью слушал, запоминал странные звуки, слова. Потом и сам расспрашивал. И чем лучше овладевал он местным наречием, тем охотней с ним разговаривали, тем добрей становились лица.

За околицу города Максим выходить поначалу опасался — что в лесу водится, повидать успел. Но каша, которой их кормили, опротивела до чёртиков, а здешние ягоды были сочными, вкусными. В конце концов он решился, взял туесок и отправился в лес. Недалеко — деревья росли в трёх сотнях шагов от крайнего дома.

Деревья-то росли, но не один он был таким умным. В ближнем лесу горожане всё съедобное выбрали подчистую, пришлось идти дальше, дальше и дальше, пока не увидел малинник с краснеющими на кустах ягодками. Бросился к нему бегом, и тотчас — бзынн!..

Короткий метательный нож вонзился в ствол дерева в ладони от уха Максима. Он присел от неожиданности, резко обернулся.

— А не заблудишься, шпион?

На этот раз Огница была одна. Станнер за поясом, в руке нож, такой же, как тот, что пролетел мимо уха. Девчонка подбросила его, поймала небрежно, а Максим вдруг представил, как она этим ножом — в него! И во второй раз не промахнётся. Место безлюдное, свидетелей нет. Поквитается за обиду, и ничего ей за это не будет. В городе Огницу он видел всего пару раз, и то издали. Княжья дочь вдобавок оказалась офицером стражи, жила за крепостной стеной, толкаться среди простого люда ей было не за чем. И он ей старался на глаза не попадаться. Рад был бы, чтобы она и вовсе забыла о его существовании. Похоже, не забыла.

Девушка улыбнулась насмешливо, подошла ближе.

— И куда ты собрался? Никакой двери в той стороне нет вроде.

— Я ягод нарвать хотел, — Максим показал туесок. — А ты что, следишь за мной?

— О, правду говорят, что ты людскому языку обучился, — вопрос Огница пропустила мимо ушей. — Скоро допросить тебя можно будет. Откуда ты явился, и что ищешь у нас.

— Я уже объяснял! — не выдержав, психанул Максим. Почему ему никто не хочет верить?! — Я из Вирии сбежал!

— Мало ли что, из Вирии. К нам приходили люди из Вирии, да. Но все они по-человечески говорить умеют. И нелюдей в друзьях не числят, между прочим.

— Шур вам ничего плохого не сделал. И Гуня тем более. Что из того, что они не люди? Они тоже братья по разуму.

Девушка удивлённо приподняла брови. Подошла вплотную к нему, рассматривая, словно диковинку.

— Братья… ну ты и сказал. Этот шерстяной, что ли брат? Может, саблезубым он и брат. Или камышовым котам. Но не мне! Нет, ты точно не из Вирии. Или ты вообще не человек, а только притворяешься?

— На Вирию меня криссы привезли, я же говорил. А родился я на Земле! Планета такая, похожа на Добрию, только лучше. У нас зима бывает. И ночь! Звёзды, понимаешь? Светлячки такие на чёрном небе. Только не светлячки это, а другие солнца, далеко!

Огница вздрогнула, отшатнулась. Потом резко подалась вперёд, так что Максиму пришлось отступить, вжаться спиной в дерево.

— Никому не рассказывай о звёздах, понял? Никому, даже князю!

Максим опешил. Девушка была так близко, почти как в тот раз, у двери. И смотрела она теперь сверху вниз, так как была на добрых пол головы выше. Рыжий локон касался его щеки. А пахло от неё чем-то свежим, вкусным…

— Почему? — растерянно спросил он.

— Потому! Никаких звёзд не существует, это сказка. А раз ты веришь, что видел их, значит, у тебя мозгач испортился.

— Какой мозгач?

— Тот, что тебе зелёные в башку вставили. А ты знаешь, как у нас поступают с порченными? — Она вдруг подняла руку, выдернула из дерева нож и прижала его к горлу Максима. — Чик, и нету!

Она и правду взмахнула рукой, так, что у парня оборвалось всё внутри. Захохотала ему в лицо, резко отстранилась.

— Штаны не намочил?

Сунула оба ножа в сумку на боку, развернулась и пошла прочь.

— Дура, — буркнул ей вслед Максим. Впрочем, так, чтобы Огница не расслышала.

Подождал, пока спина её скроется между деревьями, и побрёл к городу. Собирать ягоды перехотелось.

На третий день после встречи в лесу Максима неожиданно повели во дворец.

Князь Лестовиц оказался видным, широкоплечим мужчиной с круглым лицом, обрамлённым курчавой, изрядно тронутой сединой бородой. В тёмно-русых волосах же седины не было вовсе. И голос звучал молодо, звонко:

— Здравствуй, Маакс! Наконец-то нашлось время поговорить нам.

Чем таким срочным князь был занят те пять больших дней, что пришельцы «гостили» в его городе, Максим, ясное дело, спрашивать не стал. Слово — серебро, а молчание — золото. Для чего этот «приём» затеян, пока неизвестно.

А приём был самый, что ни на есть настоящий, как в кино. Князь в клетчатом, жёлто-лиловом, таком ярком, что глазам больно смотреть, камзоле, в синих штанах, заправленных в алые ботфорты, восседает на троне. По правую руку — советники в разноцветных нарядах, по левую — дружинники в кирасах, похожих на бронежилеты. Перед троном ковёр расстелен, над головой светильники с потолка свешиваются. Стены залы шпалерами драпированы, то ли шёлковыми, то ли нейлоновыми. В общем, всё блестит и переливается. Кроме Максима в его затёрханной, с оборванными рукавами оранжевой форме рубболиста — с одеждой для пленников добрийцы поскупились. Хорошо хоть обувь выделили, кожаные тапки-мокасины.

— Тиун Рен-Рендук сообщил, — продолжал между тем князь, — что познакомился с тобой в Вирии. А прежде ты жил в ином месте. Мне приходилось встречаться с несколькими людьми, прибившимися к нам из других миров, и они разговаривали на нашем языке. Я прежде думал, что все люди говорят на одном языке. Кое-кто из моих советников сомневается, что ты человек.

— Я человек! — обиженно возмутился Максим.

— Да, теперь я это слышу. Но твой мир, должно быть, необычный. Поведай о нём.

Максим раскрыл рот, готовясь в который раз описывать Землю… и замер. В углу, за портьерой стояла Огница. «Ничего не говори князю о звёздах!»

Он облизнул вмиг пересохшие губы. Кто их знает, что в этой «доброй» Добрии за порядки. Нет, лучше помалкивать. Пожал плечами:

— Что особенного… Саблезубые у нас не водятся. Когда-то водились, но давно вымерли. Ещё — города у нас большие, людей много.

Он внезапно осознал, что не сумеет рассказать князю о Земле. Он не знал слов добрийского языка, подходящих для описания земной жизни. Если бы он мог говорить по-русски! Наверняка ведь среди княжьих советников был толмач. Но — нельзя. Не хватало, чтобы его и впрямь за нелюдь приняли. Потому рассказ получался бестолковым. Будто пытаешься детсадовцу учебник физики за десятый класс пересказывать. И малышня ничего не поймёт, и сам себя дураком чувствуешь.

Именно так и вышло. Советники начали кривить губы в усмешках, переглядываться, дружинники зевали украдкой. В конце концов князь приподнял руку, заставив замолчать на полуслове.

— Достаточно, Маакс. — Князь обвёл взглядом вельмож. Те многозначительно покачали головами в ответ на невысказанный вопрос. — Мы собирались предложить тебе службу в Задвери. Каждый человек, умеющий управлять вещами зелёных, ценность для нас. Но, послушав тебя, мы убедились, что ты слишком любишь свой мир, чтобы жить в нашем. Мы отпускаем тебя. Мы не знаем, какая из дверей ведёт в твой мир. Выбирай любую.

Максим стоял, выпучив глаза от изумления. Такого поворота он не ожидал. Думал, как бы сбежать, как выбраться из Добрии. А сбегать и не требовалось. Его выпроваживают отсюда под белые ручки.

— А мои друзья? — решился спросить он. — Что будет с ними?

— Твой покрытый шерстью спутник тоже пусть уходит. У нас нет оснований задерживать его. Что же касается коротышки… С ним сложнее. Что если он найдёт обходной путь к своим собратьям, живущим по ту строну Задвери? Тогда он волей-неволей окажется шпионом. Боюсь, его судьбу решить сможет только высокий Совет.

В зале повисла тишина. Максим не знал, что делать. Отказаться от предложенной свободы или оставить Гуню одного в темнице? Но чем он поможет коротышке? Устроить побег? Стать преступником? Ради чего, спрашивается? Кто для него этот Гундарин? Ой, да ничего с коротышкой не сделают! Кормят, поят, вот пусть и радуется. Добрия по всем меркам лучше, чем Отстойник. И Максим не нанимался его спасать. Ему давно пора домой возвращаться, на Землю. Он и так тут…

Он вдруг понял, что не может подсчитать, сколько дней прошло, как его похитили. А если бы и знал — как перевёл бы время из вирийского в земное? Нет, хватит приключений! Пора домой.

Он открыл рот, чтобы поблагодарить князя. Но сказать ничего не успел.

— Я не согласна с таким решением! — Огница рванулась к трону. Стала перед князем, поклонилась: — Светлейший князь, нельзя отпускать этого человека. Стража дверей пока не задала ему всех вопросов, какие необходимо задать.

Советники зашушукались, дружинники подобрались. И князь нахмурился, уставившись на дочь.

— Так задавайте, — буркнул.

Огница сердито взмахнула рукой:

— Ещё не время. Он недостаточно изучил человеческий язык, чтобы ответить на них.

— Мне кажется, стража лезет в чужие дела. И моя дочь лезет в чужие дела! Этот человек находится в моём городе, на моей земле. Я решаю, как с ним поступить.

— Этого человека и его спутников-нелюдей, которых он отчего-то называет друзьями, задержала стража дверей, а не княжья дружина. Потому они наши пленники! А чтобы не злоупотреблять гостеприимством светлейшего князя, я завтра же увезу их всех из Древца.

— Куда? — не сдержал удивлённый возглас Максим.

— Куда?! — заглушил его княжеский бас.

— Мы уплываем в Окрест.

— Что делать страже в Окресте? Там нет ни одной двери, насколько мне известно.

— Кто знает, — девушка позволила себе усмехнуться.

Ждать терпеливо, пока за него решают судьбу, Максим больше не желал. Он ступил к трону, стал рядом со стражницей.

— Господин князь, я не хочу ехать с ней. Она меня убить собирается.

Советники зашушукались во весь голос, зашевелились дружинники, бряцая оружием. Князь недоверчиво приподнял бровь:

— Убить? Маакс, ты плохо знаешь наши законы. Никто не имеет права убить человека без суда и следствия, даже офицер стражи. Даже моя дочь. Даже моя дочь — офицер стражи! Я надеюсь.

На последней фразе он перевёл взгляд на Огницу. Та быстро кивнула.

— Разумеется, я не собираюсь его убивать! Я готова поклясться, что ни один волос не упадёт с головы этого юноши, пока он находится под моей охраной.

— Что ж, пусть будет так… — князь забарабанил пальцем по подлокотнику трона. Но тут же спохватился: — Я не считаю это решение верным. Но и не желаю начинать глупую ссору со стражей дверей! На ближайшем Совете я буду говорить об этом.

— Конечно. Благодарю вас, светлейший князь.

Огница вновь поклонилась. Повернулась к выходу, схватила Максима за руку, потянула за собой, приказав:

— Пошли!

Он попытался вырваться, но она удержала. Шепнула на ухо: «Не дёргайся! Не силой же тебя волочь».

Лишь когда они вышли из дворца, спустились по его широким каменным ступеням, Максим выдернул свою ладонь из её руки. Крикнул в лицо повернувшейся девушке:

— Что ты ко мне прицепилась?! Чего тебе надо вообще?

Огница улыбнулась. Чуть насмешливо и снисходительно, будто поддразнивала:

— Я же твои интересы блюду. Сам сказал, что коротышка — твой братик по разуму. Не хочешь же ты, чтобы он всю жизнь в темнице промаялся, ожидая, пока Совет о нём вспомнит? А теперь вы в моей власти. Я решу, что с вами делать, куда быстрее, чем князья.

О, в этом Максим не сомневался. Весь вопрос в том, каким будет решение.

— Крутую из себя строишь, да? — просипел он зло. — А я всё равно убегу. От жаб убежал, а от тебя и подавно!

Огница засмеялась. Потом небрежно закатала левый рукав куртки, и Максим обомлел. На запястье у неё радужно переливался браслет. Тот самый…

— Откуда?.. — только и нашёлся, что спросить.

— Тиун Рен-Рендук мне этого пискуна подарил, перед тем, как в Задверь уплыть. Чтобы я на привязи тебя держала. Так что никуда ты, Макс-Маакс, не убежишь.

Максима аж затрясло всего. Ясно, как она его в лесу выследила. Она о каждом шаге его знала. А может, и каждое слово слышала? И кто знает, что ещё эта криссовская штука делать умеет.

— Ты… ты… — Он наконец подобрал подходящее слово: — Стерва!

Стоило и похлеще эпитет ввернуть, он знал его перевод на добрийский. Но язык почему-то не повернулся произнести ругательство.

Огница подумала немного. Затем кивнула:

— Да, я стерва. Привыкай.

Глава 5, в которой Максим получает ответы на незаданные вопросы

Лодья отчалила от пристани Древца, едва колокол на звоннице отбил десять ударов, возвещая начало нового дня. Собственно, это не корабль был, а большая лодка с квадратным парусом, шестью парами вёсел, лавками для гребцов и пассажиров да навесом из плотной, смахивающей на брезент ткани. Товар для обмена и княжью долю добычи из Задвери в город привозили куда более крупные посудины. Но на этом судне никакого товара вести не предполагалось. Только команда да пассажиры — троица пленников и Огница с четырьмя стражниками.

Сидеть на жёсткой деревянной лавке было тесно и неудобно. Вдобавок пленникам не позволили занять места рядом. Гуню и Шура стражники зажимали с двух сторон. Максиму повезло больше, он оказался на самой последней, коротенькой лавке — за спиной один кормчий с веслом. Но, естественно, рядом с ним уселась эта девчонка! Не оставалось ничего другого, как отвернуться и смотреть на воду, на берег вдали.

Плыли против течения, ветра не было, матросы экономили силы, загребали вёслами неторопливо, размеренно. Потому лодья двигалась медленно. Час прошёл, прежде чем Древец исчез за поворотом реки. Река была полноводная, широкая. Она напоминала Дон, родной, домашний, знакомый с детства. Если не поворачивать голову и не прислушиваться к разговорам спутников, казалось, что и правда, плывёшь на лодке по Дону, и за очередной излучиной откроется какое-нибудь знакомое, приметное место. Вот сейчас должен быть мост или завиднеются трубы завода вдалеке…

Излучина оставалась позади, и наваждение отступало. Ни мостов, ни заводских труб здесь не было. Столбов с проводами или шоссейных дорог — не было. Только лес. Он то подступал вплотную к реке, то прятался за рыжими глинистыми обрывами. Густой, непролазный, первобытный лес, какого на Земле Максим никогда не видел. Река эта была не Дон. Она звалась странным именем Мотеца.

Этот мир вообще был странным, неправильным каким-то. С одной стороны: фантастическое оружие — пусть и мало, но оно же здесь было! — вполне современная одежда, снаряжение, посуда, прочие полезные в быту мелочи. С другой: лодьи, луки, копья, сабли, примитивные инструменты. Какое там электричество, здесь даже порох не изобрели! Ни паровых, ни каких других двигателей строить не умели. Землю пахать не научились… хотя, на чём пахать, если трактора нет, а лошадей в Добрии не водилось? Конечно, Максим прекрасно понимал, в чём тут суть. Все блага цивилизации, включая пищевые концентраты, которыми простонародье питалось, попадали в этот мир из Задвери. А криссовских машин и инструментов в Задвери не существовало, лишь халява, ими производимая. Если что и было полезного, вроде диванов-летателей, наверняка сквозь двери оно не проходило. То ли из-за размера, то ли ещё из-за чего.

Сидеть на лавке было не только жёстко и неудобно, но и чертовски тесно. Ноги вытянуть не всегда получалось, а уж о том, чтобы прилечь, и речи не заходило. Разве что Гуня мог бы воспользоваться своим росточком, да и ему пришлось бы согнуться в три погибели. Максим сначала недоумевал — как же они спать будут? Потом сообразил — не по морю плывут, в любое время к берегу пристать могут! Обрадовался. Сбежать во время привала — раз плюнуть. Места по берегам Мотецы дикие, безлюдные, прочёсывать лес некому. Естественно, браслет спрятаться не позволит… но только от того, у кого вторая половинка находится. А девчонку можно заложницей взять, пока до двери уводящей доберутся. А когда они из Добрии сбегут, пользы от браслета ноль будет.

Но не один Максим догадливым оказался. Едва Огница скомандовала, и нос лодьи повернул к берегу, как стражи набросили на руки Гуни и Шура серебристые тесёмочки. С виду нитка ниткой, но держит не хуже наручников. А как на берег сошли — и на ноги такие же нацепили, только длинней. И стало ясно — не сбежать. Свободу самого Максима никто ограничивать не собирался, но толку от такой свободы?

В Добрии принято было любое дело приурочивать к ударам колокола — будь то охотничья вылазка, трапеза или отход ко сну. Ни механических, ни солнечных, ни каких других часов здесь не существовало — зачем, если в каждом городе есть советники-толмачи, всегда знающие точное время и возвещающие о нём согражданам? Но едва Древец исчез за излучиной, едва умолк гул колокола на его звоннице, время на лодье остановилось. Когда причаливать к берегу для трапезы, когда устраиваться «на спание» — смешное слово, но не ночлегом же называть это занятие в мире, где и ночи-то не было? — решала Огница. Она старалась угадать, который час, но выходило у неё скверно. На второй день плавания это сделалось очевидным для всех: время трапезы подошло и минуло, не только матросы, но и стражники зароптали недовольно, а девушка молчала. Задумалась о чём-то, глядя на песчаные отмели, тянущиеся вдоль берега?

В конце концов Максим не выдержал. Хоть на обед опять суп-пюре обрыдлый будет, криссовскими машинами невесть из чего и где сделанный — не в Отстойнике ли?! — а в животе-то бурчит! Он повернулся, толкнул локтем в бок соседку. Буркнул:

— Ты что, народ кормить не собираешься?

Огница оторвалась от своих дум-фантазий, смерила его насмешливым взглядом.

— Проголодался?

— Не я один. Ты время просрочила, о-го-го на сколько! Я же его чувствую, а ты нет.

Огница перестала улыбаться. Нахмурилась, посмотрела на спины стражников впереди, на матросов. Помолчав, тихо спросила:

— И сколько я просрочила?

— Два часа и ещё половину. Я могу в минутах и секундах сказать, но ты всё равно не поймёшь.

— Вот незадача… А вчера? Вчера я вовремя лодью останавливала?

— Почти.

Огница приподнялась, крикнула сидящему на носу шкиперу:

— Причаливаем! Трапезничать пора.

По лодье прошёл удовлетворённый гул. «Давно бы так, а то кишки к спине прилипают», — донеслось с матросских лавок. Лицо Огницы стало пунцовым. Будто оправдываясь, она шепнула Максиму:

— Я первый раз старшей плыву. Не думала, что время считать так трудно.

Максим покосился на неё. И вдруг предложил, сам не зная почему:

— Если хочешь, я тебе подсказывать буду.

Девушка отвернулась. Но когда он решил уже, что это отказ, кивнула. Тихо произнесла:

— Хочу.

Для второго спания они причалили у небольшой заводи с широким песчаным пляжем. Едва выгрузились на берег, как матросы принялись сбрасывать с себя одежду, полезли купаться. Вода в заводи была тёплая и прозрачная-прозрачная, дно видно до самого киля лодьи.

Огница посмотрела на плещущихся матросов, подумала. И приказала Максиму:

— Пошли со мной!

— Куда? — удивился он.

— Пошли, здесь недалеко.

Они в самом деле недалеко отошли. Так, чтобы прибрежные кусты да заросли камыша скрыли их от купающихся матросов и стражников, присматривающих за Шуром и Гуней. В этом месте тоже был песчаный пляж, только узенький. Огница подошла к воде, присела, тронула её рукой. Объявила неожиданно:

— И мы искупаемся, а то уже чешется всё.

И прежде, чем Максим успел удивиться, развязала кушак, сняла куртку. Он не знал, что и делать. Отвернулся, потом покосился на неё, снова отвернулся. Нижнее бельё в Добрии не носили.

— Ты чего стоишь? Купаться не собираешься? — поторопила Огница.

Окунуться хотелось. Пусть криссовская одежда действовала получше дезодоранта, убивая запах пота и дезинфицируя кожу, но заменить купание она не могла. Но так, вдвоём с девчонкой…

Максим нехотя стащил рубаху, начал развязывать шнуровку на мокасинах.

— Что ты так долго возишься?

Огница уже стояла по грудь в воде, внимательно разглядывала его. Снять штаны под её взглядом казалось немыслимым. И тут она поняла причину его медлительности, рассмеялась:

— Ты что, голых женщин никогда не видел?

Максим почувствовал, что краснеет.

— Вот ещё… Конечно видел!

Конечно видел. В интернете и в кино. Но в реальности, тем более, близко — не приходилось. Подумаешь!

Максим решительно сдёрнул штаны, побежал к воде, прикрываясь ладонями. Огница захохотала пуще прежнего. Он попытался отплыть от неё подальше, но девчонка бросилась наперерез, стала в двух шагах перед ним. В этом месте ей было по шею, а Максим еле пальцами дна доставал.

— Макс, а сколько тебе лет?

— Шестнадцать… семнадцать, — вполне возможно, что день рождения он пропустил со всеми этими приключениями.

— Семнадцать? — удивилась девушка. — Я думала, ты младше. И мне семнадцать исполнилось два больших дня назад.

Максим тоже уверен был, что младше её. Хотя, может так и есть? Как сравнить, если он возраст меряет земными годами, а она — добрийскими?

— Что жены у тебя не было, это понятно, — продолжала рассуждать Огница. — А невеста была?

Он старался не смотреть, но вода была такая прозрачная! Веснушки у девчонки были не только на лице, но и на руках, на плечах. Даже на груди! На маленьких, упрямо торчащих в разные стороны грудках с розовыми сосками…

Он оттолкнулся от дна, поплыл в сторону. Девушка тут же последовала за ним:

— Почему ты не отвечаешь?

— Тебе не всё равно? Чего привязалась?

— Интересно. А что в этом такого? Я вот могу сказать — у меня жениха нет. Не нашла пока подходящего.

— Ну и радуйся! — рявкнул сердито.

Было ясно, что поплавать всласть не получится. Рыжая прилипла со своими вопросами, хуже липучки. Это во-первых. А во-вторых: как тут поплаваешь, когда она крутится перед самым носом, а на тебе плавок нет!

Максим выбрался на берег. И вдруг сообразил, что одежда девушки прямо у него под ногами! И оружие. Схватить станнер, припугнуть эту «купальщицу», затем уложить стражу, освободить Гуню и Шура…

Станнер с собой Огница не взяла, а ножи — это разве оружие? Максим вздохнул и побрёл к кустам, возле которых раздевался.

У криссовской одежды было ещё одно приятное свойство — влагу она впитывала лучше, чем махровое полотенце. А если под дождь попадёшь, то наоборот, не промокала. Он размышлял об этом, натягивая шорты, завязывая мокасины. И когда за рубахой потянулся, об этом думал. Приподнял…

Под рубахой лежала, свернувшись в клубок, змея. Длинная, зелёная, почти не различимая в траве. Стоило взять одежду, как она вздрогнула, приподняла свою маленькую головку, зашипела, показывая язычок. Круглые, жёлто-коричневые глаза уставились на Максима. И он понял мгновенно — сейчас бросится!

Всё совершилось в долю секунды. Змея не успела сделать бросок, Максим не успел испугаться. Свистнул, рассекая воздух, нож, вонзился в землю. Отрубленная зелёная головка упала в траву, хвост змеи дёрнулся, выпрямился, вновь свился в кольцо. Несколько раз вздрогнул в предсмертных конвульсиях, но уже вяло.

Огница стояла в десяти шагах. Одеться она не успела. Тело её, влажное, бело-золотистое, светилось в лучах пробивающегося сквозь листву солнца.

— Зелёная мамба, — кивнула она на змею. — Опасная. Противоядия нет, только в Задвери можно вылечить. Но отсюда в Задверь добраться не успеешь, раньше дух испустишь. Так что в следующий раз будь осторожней.

Улыбнулась, резко дёрнула головой, отбрасывая с лица мокрые рыжие волосы. Максим поспешно отвернулся. Как будто он уже не разглядел её всю, до самых пальчиков.

На следующий день для третьей, как принято в Добрии, самой обильной трапезы, лодья причалила у подножья крутого косогора, поросшего редким невысоким кустарником, с жёлтыми проплешинами обнажившейся скальной породы. Такого высокого холма Максим здесь прежде не видел. Захотелось немедленно забраться на самую вершину, узнать, что там, за ним? Не дожидаясь, пока спутники выгрузятся на берег, он бросился к склону, начал карабкаться вверх.

— Макс, ты куда?! — закричала встревожено Огница.

Он ухмыльнулся злорадно. Ага, испугалась! Что теперь будешь делать? Стрелять в спину? Подумал, что с этой стервозы станется. Оглянулся, крикнул в ответ:

— Я не далеко! Хочу поглядеть сверху!

Вид с вершины холма открывался такой, что дух захватывало. Прямо под ногами текла река, у берега стояла крошечная, точно игрушка, лодья, копошились муравьи-люди. Да и сама река не казалась с высоты такой уж широкой. Вон он, противоположный берег. Весь зарос лесом, ничего не разглядеть, сколько ни старайся.

По другую строну вид был иной. Холм полого уходил вниз, к узкой речушке, вливающейся в Мотецу, к маленькому посёлку на её берегу. Весь этот склон до самого посёлка был одним громадным зелёным лугом с торчащими кое-где маленькими светлыми рощицами. На лугу, в полусотне шагов от Максима, паслось стадо коз в три десятка голов. Мальчишка лет десяти-одиннадцати, сидел под невысокой осинкой, вырезал какую-то деревяшку. Увидел пришельца, уставился на него с интересом. Но тот смотрел не на пастуха, не на коз, не на посёлок. На то, что было гораздо дальше. Он смотрел на горизонт, к которому уходила равнина. Вернее, на то, что было вместо горизонта. Далеко-далеко, так, что пониматель в голове отказывался сообщить расстояние, тянулась размытая, словно растворяющаяся в небе сине-зелёная полоса. Она не была похожа ни на горы, ни на далёкие тучи. Она вообще ни на что не была похожа!

Максим смотрел на полосу, поглотившую горизонт, открыв рот. Лишь когда мальчишка-пастух окликнул его, опомнился:

— Доброго дня! Там лодья приплыла, да?

— Ага, — Максим оглянулся на него. Спросил, показывая на полосу: — А это что такое?

— Где? — мальчишка даже встал, пытаясь понять, на что ему показывают. Понял, пожал плечами: — Так это же океан!

— Океан? — не понял Максим. — Какой океан?

— Обычный. Из какого Мотеца вытекает.

— А-а-а… А почему он вверху, на небе?

Мальчишка рассмеялся.

— Он не вверху. Это так кажется, потому что мир плоский. Ты, наверное, не здешний? Разве у вас не так?

— У нас не так, — неуверенно кивнул Максим. — Земля круглая, а не плоская.

— Может, Земля и круглая, но Добрия — плоская, это точно. Потому горизонта у нас не бывает. Вот!

Максим не знал, что и возразить. Планеты не плоские, а круглые, это каждому известно… Или некоторые всё-таки плоские? Или, скажем, квадратные?..

Внезапно будто щёлкнуло в голове, отодвигая эти размышления в сторону. Он уставился на мальчишку:

— А ты откуда знаешь о горизонте, если его не бывает? И о Земле?!

Лицо пастушка расплылось в самодовольной улыбке:

— Мне дедушка рассказывал. Знаешь, кто мой дедушка? Инженер!

— Какой инженер?

Теперь пришёл черёд удивиться мальчишке:

— Ты не слышал об Инженере?! Откуда же ты приплыл? Инженер родился на Земле, там бывает эта, как её… ночь! Когда темно везде и на небе не одно солнце, а много, только маленькие.

У Максима дыхание перехватило от такой новости.

— Где… где твой дед?! Мне нужно с ним поговорить, срочно!

— Понятно, где, — мальчишка снова пожал плечами. — У себя в Задвери. Он же Главный Хранитель! Ты можешь пойти туда, если у тебя в голове…

Он не успел договорить — по косогору поднялась Огница. И с налёта накинулась на пацана:

— Ты что языком тут треплешь?! Марш своих коз пасти, пока я тебе уши не пообрывала!

У неё аж искры из глаз сыпались, так она разозлилась. Мальчишка мигом съёжился, подхватил свою котомку, деревяшку, побежал к козам. А Огница развернулась к Максиму, приказала:

— Пошли к лодье!

Но Максим был разгневан не меньше, чем она. Сжал кулаки, подступил к девушке:

— Так значит, звёзд нет? Так значит, у меня мозгач в голове испортился?! Почему ты мне не сказала об Инженере?!

— Да, нет никаких звёзд, это сказки! А Инженер такой же умалишённый, как и ты!

— Умалишённый? Главный Хранитель Задвери?

Они стояли набычившись, сжав кулаки, словно собирались хорошенько отмутузить друг друга.

— Да, умалишённый! Ты знаешь, что он сделал? Он тоже пришёл в Добрию из мира, где зелёные командуют. Очень давно, ещё когда мой отец грудь кормилицы сосал. Пожил у нас немного, жену взял. И всё время сказки свои рассказывал! Ему многие поверили. Три десятка мужчин за ним ушло, когда он звёзды искать отправился. И все сгинули! И Инженер этот сгинул… думали, что он сгинул. Времени-то сколько минуло! Его сын сам отцом стал, внуки вон выросли. Но в прошлом году он вдруг в Задвери объявился.

— Если так всё было, как он Главным Хранителем сделался?!

— Потому что он Инженер! Он такие секреты знает, о каких никому другому не ведомо. Мы с коротышками много лет воевали — они хоть и мелкие, но упёртые. И много их! Мы почти проиграли, как тут Инженер объявился, и заставил их перемирие заключить. Понял, кто он такой?

Она замолчала, перевела дыхание. Но кулаки не разжимала. И Максим не разжимал.

— Мне нужно с ним поговорить, — буркнул упрямо.

— Нет!

— Почему? Твой отец хотел разрешить мне в Задверь идти.

— А я не разрешу!

— Да почему?!

— Я не хочу, чтобы ты сгинул как те, кто Инженеру поверили!

— Тебе что до того, сгину я или нет? И вообще, отвяжись от меня, поняла? Дура!

Огница скривила губы, собираясь в ответ бросить что-нибудь резкое и обидное. Но вместо этого… Максим не сразу поверил: из глаз девушки брызнули слёзы!

— Сам дурак!

Она закрыла лицо рукавом, отвернулась и начала поспешно спускаться к лагерю.

Когда они причалили следующий раз — для последней трапезы и спания, — Максим украдкой, чтобы стражники не обратили внимания, рассказал Шуру и об океане, и об Инженере. Лишь о том, что Огница ревела, как обычная земная девчонка, умолчал.

Шур выслушал не перебивая, не переспрашивая. На лице сфинкса эмоции не отражались, потому понять, о чём он думает, было невозможно. Но когда Максим закончил рассказ, он тряхнул гривой и сообщил:

— Завтра, во время первого же перехода, мы с Гундарином уходим с лодьи. Ты идёшь с нами?

— Да… А стражники?

— С четырьмя кинжалами я справлюсь. Ты сможешь отобрать станнер у девушки?

— Смогу, — поспешно кивнул Максим. — Но её придётся увести с собой. У неё же браслет Рен-Рендука, она меня выследит.

— Девушку с собой не надо. Браслет заставим отдать.

— А если она не отдаст? Насильно же не снимешь?

Шур не ответил и так посмотрел, что повторять вопрос Максим не осмелился. Даже представить, как сфинкс будет снимать говоритель с руки Огницы, не осмелился.

Но Шур был прав — если они решили сбежать, то откладывать некуда. Лодья уносила их дальше и дальше от уводящих дверей, и что их ждёт в Окресте, неизвестно. Гуню в любом случае ничего хорошего там не ждало. Нет, Максим не колебался в своём решении бежать вместе с друзьями… если бы не этот таинственный Инженер! Однако в том, что Огницу удастся переубедить, он очень сильно сомневался. Судя по всему, в Задверь ему не попасть.

Он ошибался.

Глава 6, в которой выясняется, кто такие настоящие герои

— Макс, просыпайся! Война!

Максим открыл глаза, затем рывком сел. Переспросил, подумав, что ослышался:

— Война? С кем?

— Война в Задвери! На нас зелёные напали.

Новость догнала путешественников в виде гонца из посёлка, который они миновали накануне. А туда она прилетела, привязанная к лапке почтового голубя. Потому подробностей не знал никто. Но приказ был: всем стражам, свободным от караульной службы, всем князьям со своими дружинами, всем толмачам — немедленно прибыть в Главец, ближайший к Задвери город. Для Огницы сей приказ означал, что плавание в Окрест отменяется.

— Возвращаетесь в Древец, — сообщила она Максиму. — Я вас высажу по дороге. Не до вас теперь.

— А война долго продлится?

— Да откуда я знаю?! Мы с зелёными прежде не воевали. Я их и не видела никогда! — Огница развернулась, пошла к сходням.

Тут же к Максиму шагнул Шур, положил руку на плечо:

— Наши планы меняются. Война — это хорошо. Стражей будет мало, убежать легче. К двери подойти легче.

Максим хотел возразить, что война — это вовсе не хорошо. Но им не позволили продолжить разговор. Стражи подступили, вынуждая идти на лодью.

Его усадили на привычное место — рядом с Огницей. Та была хмурая, сердитая. И, кажется, испуганная. Прошёл час, прежде чем он решился заговорить с ней:

— Скажи, а раньше криссы в Задвери появлялись? Или в Добрии?

— Я же тебе говорила — нет! Ума не приложу, что им понадобилось!

— Так может, они ничего плохого не хотят?

— В послании было — «война»! Ты знаешь, что такое война? Я знаю. Мы много больших годов воевали с коротышками. А зелёные — не коротышки, они в Задвери всё знают. Да они её и построили! Теперь каждый человек, умеющий повелевать их вещами, на счету будет. Каждый тиун, каждый толмач…

Максима осенило. Вот она, законная возможность попасть в Задверь, увидеться с Инженером! Он поспешил напомнить:

— Я тоже толмач.

— Какой ты толмач! — отмахнулась Огница. — Ты половины человеческих слов не знаешь.

— Зато вещами криссов я управлять умею. У меня же в голове мозгач! И у Шура, и у Гуни…

Огница продолжала хмуриться.

— Нелюдям в Задвери делать нечего. Может, они шпионят для зелёных? Может, и ты шпион?

Но уверенности в её голосе не было.

— Тогда и Рен-Рендук может шпионом оказаться! — парировал Максим. — А вы ему сразу поверили.

Девушка помолчала немного, нехотя кивнула:

— Ладно, поплывём вместе в Главец. Там решат, как с вами быть.

О том, что судьбой пленников она будет распоряжаться сама, Огница более не заикалась.

Течение, напряжённая работа гребцов, а под конец и попутный ветер помогли добраться до цели за девять дней.

Город был раз в пять больше Древца и выглядел куда солидней. Крепость из белого камня, мощённые брусчаткой улицы, тянущиеся на добрых полкилометра причалы — и везде сновали дружинники в бронежилетах и кольчугах, с палашами, копьями, арбалетами. Они делали город похожим на встревоженный улей. Местные жители, напротив, предпочитали отсиживаться по домам. Тревога, страх, непонимание происходящего буквально витали в воздухе.

Первоначально криссы объявились на территории, принадлежащей олли. Налетели, словно рой больших зелёных мух, вытеснили коротышек из Задвери, заставили бежать в свой мир. Затем принялись за людей. Хранители были готовы к нападению, послали в Добрию за подмогой. Первые отряды стражников вошли в Задверь, хранители и самые умелые из тиунов добыли для них оружие. Так что криссов встретило умело организованное сопротивление. Первые их рои были рассеяны, отброшены назад.

Но криссы — не олли, с ними не договоришься о перемирии. Они вообще не вели переговоров. Они поставили ультиматум: люди должны подчиниться, сложить оружие, доверить им свою жизнь и судьбу, — и не хотели от него отказываться. Естественно, люди подчиняться отказались. Война обещала стать затяжной, тяжёлой, хоть и не такой кровопролитной, как война с коротышками — ни ножей, ни арбалетов у криссов не было. А станнер отбивает мозги лишь на время. Если враги не доберутся до подстреленного, не утащат, то он очнётся, как ни в чём не бывало.

Однако затяжной войны не получилось. Когда к двери подтянулись основные силы стражи, люди решили контратаковать. Девять сотен вошло в Задверь, и… бесследно там сгинуло. Уже три дня никто не возвращался. Чем закончилось контрнаступление, что творилось по ту строну спирали, не знал никто. С каждым днём в Добрии становилось всё тревожней.

Если Главец напомнил Максиму растревоженный улей, то военный лагерь, расположившийся в пяти километрах от города, походил на муравейник. Шатры, шатры, шатры — в глазах рябило от всевозможных княжеских гербов и штандартов. Самые большие и богато разукрашенные — для князей, поменьше и скромнее — для советников, обычные — для дружины. Большой Совет Добрии собрался в полном составе. И день за днём, почти непрерывно князья обсуждали: как быть? Вести войско в Задверь или строить оборонительные сооружения? Или ждать вестей от хранителей? Прежде всего, от Главного Хранителя Задвери, от Инженера. Большинство склонялось к третьему варианту. Потому войско томилось в ожидании и бездействии, проедало исправно подвозимый провиант. И с каждым днём всё сильнее страшилось неизвестной опасности.

Отряд Огницы прибыл в лагерь последним, все остальные стражники, призванные в Главец, ушли в Задверь. И получилось, что Огница владела единственным в лагере глушилом, а Максим был единственным толмачом. Совету доложили об этом раньше, чем они высадились из причалившей к пристани лодьи. И Совет немедленно затребовал их пред свои очи, так что ни умыться, ни потрапезничать они не успели. Чуть ли не бегом бежали от города до лагеря.

Совет заседал в просторном, кумачово-красном с чёрными разводами шатре. Снаружи тройным плотным кольцом стояли охранники, внутри дозволено было присутствовать только князьям. Огницу и Максима обыскали на входе, втолкнули в шатёр.

После яркого изумрудного полдня багряный сумрак показался темнотой, ни многочисленные прорези-окна, ни светильники не помогали. Максиму пришлось щуриться, чтобы сообразить, кто именно из сидящих вокруг него людей говорит. А Огница так и вовсе растерялась, оказавшись посреди такого знатного собрания. Сжалась, голову в плечи втянула, точно и ростом меньше сделалась. И вперёд не лезла, против обыкновения.

— Юноша и девица? — с сомнением произнёс сидящий напротив Максима бородатый мужчина в тёмном атласном камзоле с пухлыми, будто надутыми рукавами. — Как им доверить такое важное дело?

— Если у мальчика мозгач, то выбора у нас нет, — возразил ему человек с длинными, лежащими на плечах светлыми — или седыми? — волосами. — А вот девушку заменить мы можем.

Глаза начали привыкать к полутьме, теперь Максим различал лица и одежды людей. Меньше всего это собрание походило на княжеский совет, как он себе его представлял по картинкам в учебнике истории. Одежда собравшихся в шатре людей была самая разнообразная: жакеты и френчи, джемперы и безрукавки, рубахи и туники. Пожалуй, такое скорее ожидаешь увидеть на трибунах стадиона во время футбольного матча, но никак не на княжеском совете. Максиму стало смешно, и страх перед людьми, решающими его судьбу, улетучился.

— Да, я думаю, в лагере можно найти человека, обученного пользоваться оружием зелёных, — поддержал длинноволосого ещё один князь, во френче, с вытянутым, похожим на лошадиную морду лицом.

— Зачем кого-то искать? — поторопился предложить свой вариант Максим. — Я умею пользоваться глушилом. Давайте я схожу в Задверь и всё разведаю. — «А заодно расспрошу Инженера», добавил мысленно.

По шатру пронёсся лёгкий шум. Длинноволосый снисходительно ответил:

— Мальчик, это задание слишком ответственное, чтобы мы пустили тебя одного. Разумеется, тебя будут сопровождать прибывшие с тобой стражи, — мы надеемся, что хотя бы один из них сумеет вернуться. Вопрос в том, кому из них доверить оружие. Луки и арбалеты, к сожалению, не действенны против доспехов наших противников.

Спорить было глупо и бессмысленно, Максиму осталось лишь кивнуть, соглашаясь с такими доводами. Сопровождающие делали его задачу труднее. Но главное — попасть в Задверь. А там он от охранников сбежит!

Он пропустил мимо ушей несколько фраз, которыми обменялись князья. Но тут вдруг заговорила Огница:

— Почему вы не доверяете мне? Я сумею защитить этого мальчика от зелёных.

Максим фыркнул от неожиданности: тоже мне, защитница выискалась! Презрительно выпятил губу, обернулся к девушке. Но на его красноречивую гримасу внимания не обратили. Вновь заговорил князь с «надутыми» рукавами:

— Твоя самоотверженность похвальна, страж. Думаю, высокородный Совет не станет возражать, если я выскажусь откровенно? — он обвёл взглядом присутствующих. Не возразил никто. — Судя по всему, в Задвери сейчас очень опасно. Надежда, что ты вернёшься оттуда, невелика. Нам не хотелось бы, чтобы князь Лестовиц потерял дочь, такую юную и красивую.

— Я офицер стражи! — щёки Огницы зарделись. — И я поклялась, что ни один волос не упадёт с головы этого мальчика.

Снова по шатру пронёсся тихий гул. Князь кивнул.

— Хорошо, девица, мы слышали твоё пожелание. Ждите наше решение снаружи.

Едва они вышли из шатра, Максим не удержался, схватил спутницу за локоть:

— Слушай, чего ты меня «мальчиком» обзывала? Сама говорила, что мы ровесники.

Девушка хмыкнула, высвободила локоть, смерила его взглядом:

— Я офицер стражи, а ты кто? Что ты умеешь?

Максиму захотелось напомнить, как он этого «офицера стражи» валял по земле. Не напомнил. Только пообещал:

— Скоро увидишь, что я умею.

Ждать решения Совета долго не пришлось — князья доверили им разведку в Задвери.

В третий раз Максим видел двери между мирами. Теперь это был не сумрачный подземный коридор, не огромный вибрирующий шар. Этот вход выглядел вполне благопристойно: небольшая выемка в склоне оврага, тянущегося по краю поля. За годы использования подходы к двери обустроили навесами для товаров, сторожками для караульных, выложили диким камнем дорогу до самого Главца. Но сама дверь была точно такой же — медленно вращающаяся прямо в воздухе спираль.

Нет, это сначала Максиму показалось, что дверь такая же, как в Вирии и в Отстойнике. Здесь было две спирали! Ближняя, лазоревая, вращалась по часовой стрелке, дальняя, пурпурная — против. Голубые и сиреневые рукава переплетались, складывались в узор. Да, именно узор! Спирали вращались, но искорки на пересечениях их рукавов оставались неподвижными. Они напоминали…

Максим так увлёкся, рассматривая спирали, что даже вздрогнул, когда Огница подтолкнула его:

— Ты чего застрял? Идём!

Оказывается, все четверо её подручных успели пройти в дверь, а Максим и не заметил! Теперь и девушка вынула из-за пояса оружие и шагнула туда. Ему не оставалось ничего другого, как последовать за ней.

Прежде, чем что-то увидеть, он почувствовал запах. Гарь и смрад. В Вирии таких запахов не было, и быть не могло. И не могло быть чёрных жирных шлейфов дыма, застилающих солнце. И не могло быть внезапного грохота камнепада, заставившего вздрогнуть, присесть. Потом схватить в охапку застывшую истуканом Огницу, отпрыгнуть вместе с ней в сторону.

В небе расцвела радуга. Нет, не в небе — радуга была рядом, протяни руку и достанешь. Один край её упирался в террасу, поднимающуюся в полукилометре от них, второй — в то место, где они только что стояли. В каменную площадку, засыпанную битым щебнем, оплавленными блоками, пеплом и какой-то трухой. Туда, где висела в полуметре от земли сдвоенная лазорево-пурпурная спираль.

Стражники оставались на площадке. Стояли, оглядывались по сторонам, ошеломлённые увиденным. Радуга коснулась их, окрасила куртки во все свои цвета и оттенки. Погасла.

А в следующий миг стражники лопнули! Разлетелись четырьмя беззвучными взрывами, зависли ненадолго серо-алыми облачками. Затем облачка осыпались, и трухи на площадке стало чуть больше.

— Бежим! — заорал Максим.

Вряд ли Огница его услышала, поняла. Она всё таращилась и таращилась на своих неожиданно и страшно сгинувших товарищей. Пришлось хватать её за руку и тянуть за собой.

Они бежали сквозь пожухлые, местами выгоревшие дотла заросли, мимо непонятных строений, тоже выгоревших, полуразрушенных. А в глазах всё стояла яркая семицветная радуга.

— Сюда! Сюда быстрее! — закричал кто-то.

Максим не видел, кто кричит и откуда. Но Огница уже успела очухаться. Рванула в сторону, увлекая его за собой. Они свалились в какую-то дыру, потом снова бежали по длинному коридору, сквозь анфилады комнат, ныряли в проёмы, возникающие прямо в стенах. Остановились и перевели дыхание, лишь когда остановились люди, которые их вели.

Это была комната, похожая на жилище Максима в Вирии. Такая же просторная, с высоким потолком, с окном во всю стену. И картина за этим окном открывалась похожая. Ярко-жёлтое солнце на изумрудном небе, широкая долина-парк, ярусы монументальных строений вдали. Почти точная копия Вирии… какой бы та стала после налёта бомбардировщиков или ракетного обстрела.

Только сейчас Максим смог разглядеть всё в подробностях. Долина, расстилающаяся пред его взором, совсем недавно была полем боя. Дымились, а кое-где и догорали ещё деревья, кустарники. Некогда сплошной зелёный ковёр зиял чёрными прорехами ожогов. И на беломраморной стене террасы, обрамляющей долину, виднелись такие же подпалины, столб жирного чёрного дыма поднимался из-за её кромки. Максим смотрел на всё это, и не мог поверить в реальность увиденного. Радуга, в мгновение ока превратившая четырёх человек в труху, и та казалась приснившейся. Да что же здесь происходит?!

— Кто такие? — прервал его размышления незнакомый голос.

Максим оглянулся. Голос принадлежал высокому сухощавому человеку в форме офицера стражи. За поясом у него торчал станнер, сквозь бинты на левой руке проступали красно-бурые пятна.

— Нас послал Совет, узнать, что здесь творится, — выступила вперёд девушка.

— Узнать, что творится… — процедил офицер. — Хотел бы я знать, что здесь творится. Зелёные радуги пускают издалека — бац, и нет человека. А по домам, где мы прячемся, они из огнебоев лупят. Самое обидное, достать мы их не можем! Наши глушилы не добивают до…

— Так это криссы наделали?! — Максим был настолько поражён этой новостью, что перебил офицера. — Но они же людей не…

И замолчал, обломался. Сразу вспомнились рои мусорных мошек в Отстойнике. Получается, все рассказы носатого Савая о великодушных благодетелях, построивших рай для людей — сказки?

Додумывать эту мысль было некогда. Он спросил:

— Что им нужно? Зачем они всех убивают?

Офицер смерил его взглядом. Процедил:

— Что нужно, известно — чтобы подчинялись их воле. И убивают не всех, а тех, кто подчиняться не желает. К двери в Добрию мы их не подпускаем пока, но долго нам не выстоять. Эта долина, — он кивнул на окно, — последняя из всех наших владений здесь. За три дня боёв от моего отряда едва половина уцелела. Так что ещё столько же, и всех перебьют. Обидно, что за зря!

— А криссов много? — не унимался Максим. — Откуда они пришли в Задверь?

— Да почём нам знать, сколько их, и откуда они пришли?! — гаркнул на него офицер, всё сильнее раздражаясь. — Они нам не сообщали!

— Но вы же сбили нескольких? Разве вы их не допросили?

Стражники переглянулись.

— Мальчик, — наставительно произнёс офицер, кривя губы в невесёлой улыбке, — это людей или, скажем, коротышек глушило лишает чувств на время. А зелёным он мозги выжигает начисто! Так что допрашивать было некого.

Он повернулся к Огнице, давая понять, кого из посыльных он считает старшим:

— Такие новости у нас, офицер. Но вряд ли ты передашь их Совету. В Добрию не пробиться: зелёные свой радужник поставили на верхней террасе. Враз сметают каждого, кто к двери сунется. Хочешь — рискни, хочешь — иную смерть выбери.

Он отвернулся, махнул рукой, давая понять, что разговор окончен. Один из его людей указал разведчикам на выход. Огница помедлила, глядя в спину командира, повернулась, готовая уйти. Максим тоже повернулся. И тут вспомнил, зачем, он собственно, напросился в Задверь!

— А Инженер? Инженер где?

Офицер удивлённо обернулся.

— Инженера ранили в самом начале, когда он попытался договориться с зелёными. Зачем он тебе?

— Мне надо спросить… — Максим принялся судорожно придумывать вескую причину для встречи с Инженером. — Он должен передать мне секреты Задвери! Я буду новым хранителем.

Максим слышал, как возмущённо фыркнула за спиной Огница, но не обернулся. Он во все глаза смотрел на командира стражей. Тот недоверчиво приподнял бровь.

— Вряд ли кому теперь будет польза от этих секретов. Но в любом случае, до Инженера тебе не добраться. Хранители увезли его в лечебницу. Это далеко отсюда, зелёные ещё два дня назад отрезали туда путь. И пискуны не работают. Мы не знаем, есть ли там кто живой, — он качнул головой и вновь отвернулся. Больше говорить было не о чем.

В коридор Максим и Огница вышли одновременно. Едва зарос проём в стене за спиной, Максим обернулся к девушке:

— Мне нужно навестить Инженера.

Девушка пренебрежительно смерила его взглядом.

— Хранитель выискался… Ты же слышал — туда не добраться. Да ты даже не знаешь, где эта лечебница находится!

— Положим, где находится, я знаю. И как туда добраться, представляю. У меня ведь «мозгач» в голове, не забывай, — Максим постучал себя пальцем по лбу.

Он в самом деле уже знал, где расположен рекреационный центр Задвери. Пониматель проснулся, ощутив привычную обстановку. Информация так и сыпалась в мозги, только успевай по сторонам глядеть. Точно, как в Вирии!

Летатель подчинился, не артачась. Стоило «возжелать», и жёлто-палевый двухместный диванчик свалился с потолка, хотя Максим мог поклясться, что на потолке коридора его не было.

Он плюхнулся на сидение. Смерил взглядом девушку, старательно копируя её пренебрежительную гримасу. Спросил:

— Летишь со мной или здесь останешься?

Огница чуть помедлила. Затем примостилась рядом.

— Раз отсюда не выбраться, то всё равно, где умирать. Лишь бы достойно!

Вот умирать в планы Максима не входило. Но объяснять этого он не стал — времени нет. Каждая минута дорога! Он зажмурился на миг, и… возжелал.

Ох, и сильное получилось желание! Подгоняемый ним летатель рванул так, что в ушах заложило, спиной в мягкую обивку вдавило. Промелькнула анфилада комнат, навстречу распахнулось зелёное небо, земля провалилась далеко-далеко вниз. Огница обречённо взвизгнула, вцепилась обеими руками в руку Максима. Потом и вовсе прижалась всем телом. «Тоже мне, стрелок-радист!» — усмехнулся он. Но вслух ничего не сказал. Вместо этого, повинуясь неожиданному порыву, коснулся пальцами рыжих прядей, провёл по ним. Волосы Огницы оказались жёсткими и упрямыми.

Летать с такой скоростью прежде Максиму не доводилось. Но страшно не было. Диванчик словно прилип к спине и заднице. Он безропотно подчинялся каждому пожеланию. Оставалось придерживать Огницу, чтобы та не свалилась, и смотреть, что творится внизу.

До рекреации диванчик донёс их за семь минут. То, что это именно рекреационный центр, Максим знал заранее. Но он всё равно не поверил своим глазам. Вместо прекрасного здания с мраморной колоннадой вдоль всего фасада — груда развалин, закопчённых, оплавленных, кое-где ещё дымящихся. Сердце ёкнуло — опоздал! Здесь сражение закончено, и кто в нём победил, сомневаться не приходилось.

Но в следующую секунду Максим понял, что ошибся. В дальнем крыле здания что-то происходило, какие-то отблески, вспышки. Маленькие огненные шары то и дело летели к развалинам, вспухали беззвучными взрывами, заставляя разлетаться в пыль и щебень огромные каменные плиты. Уцелеть под таким обстрелом казалось немыслимым. Но раз стреляют, значит, пока есть в кого?!

Максим успел подумать о том, как бы подобраться поближе. И тут увидел: справа, над кромкой нависающей над долиной террасы, вспыхнула радуга. Радуга разворачивалась медленно-медленно, будто нехотя. Радуга была яркой, красивой и совсем не страшной. Радуга целилась прямо в их диванчик.

— Вниз!!!

Максим сам не понял, заорал он это вслух или только подумал. Летатель подчинился, но тоже медленно, нехотя. Однако Огницу отчего-то сорвало с сиденья, бросило вперёд и вверх. Он едва успел вцепиться в её руки, сжать пальцы, не давая чудовищной силе вырвать девушку. Та вытаращила глаза, открыла рот в беззвучном вопле. Но Максим смотрел не на неё — на радугу.

Медленно опускался летатель, и медленно разворачивалась радуга. И с каждым мгновением становилось всё очевидней, что они встретятся. Не могут не встретиться!

— Быстрее!

Радуга коснулась развевающихся рыжих кудрей. Окрасила их в фиолетовый цвет — цвет своей нижней полосы. Коснулась и точно прилипла к ним. Летатель снижался, и радуга снижалась вместе с ним. Сначала кончики рыжих волос сделались фиолетовыми, затем — пряди до середины. Затем — почти до самых корней.

— Быстрее!

Радуга не добралась до головы девушки самую малость. Нет, она не отпустила летатель. Она погасла.

А в следующий миг Максима ударило снизу! Подбросило навстречу Огнице, не уклониться, не удержаться. Бац! Прямо лбом в лоб, так, что искры из глаз посыпались, и всё вокруг потемнело. Разноцветные звёзды закружились хороводом… Звёзды, ночь… Как на Земле…

Максим помотал головой, отгоняя наваждение. Он стоял на четвереньках, упираясь ногами и руками в сочную, густую, изрядно помятую ним же траву. Весь спуск — точнее, падение, — занял секунды три, не больше. Это лишь казалось, что всё происходит медленно. Словно хронометр в голове сбился с ритма, а теперь снова защёлкал с прежней скоростью.

Максим огляделся. Летатель рассыпался от удара, но «обязанности» свои выполнил до конца — защитил пассажиров. Приземлились они, можно сказать, удачно — на небольшую полянку среди густых зарослей сирени. Сирень, как всегда в Вирии — тьфу ты, в Задвери! — цвела. Белые, розовые, ну и сиреневые, естественно, соцветия наполняли воздух нежными ароматами. Как будто и не было войны вокруг!

Нет, война всё же была. Метрах в трёх от Максима, на самом краю поляны, лежала, скорчившись, обхватив голову руками, Огница и тихо скулила. Не поднимаясь с четверенек, он рванулся к ней.

— Огница, что? Ты ранена, да?

Девушка перестала качаться по земле, села. Кривясь от боли, посмотрела на него. Сказала укоризненно:

— Вот у тебя башка крепкая-то!

И убрала руки, демонстрируя вспухающую посреди лба огромную гулю. Максим потрогал собственную, ничуть не меньшую.

— А у тебя, думаешь, мягкая?

Огница фыркнула, вытирая рукавом слёзы. Максим тоже улыбнулся. И опомнился:

— Волосы! Твои волосы в радугу попали!

Он схватил её пряди, испугавшись, что они сейчас же рассыплются серой трухой. Но волосы были рыжими и жёсткими, как и прежде.

Приземлились они удачно ещё и тем, что сиреневая аллея тянулась до самой колоннады, опоясывающей здание. До того, во что колоннада превратилась.

Мраморная, толстенная — метр в поперечнике — колонна рухнула прямо в кусты, сломав и подмяв их под себя. «Сюда!» — скомандовал Максим, едва заметил сквозь зелень её белеющий обломанный торец. Пригнувшись, они прошли вдоль колонны по открытому месту. А дальше, в нагромождениях обломков стен и гор щебня, в лабиринте развалин, можно было не бояться, что их заметят. Здесь перемешалось всё: остатки мебели и аппаратуры; осколки разноцветного блестящего камня, похожего на пластик, и оплавленный, вздувшийся и покорёженный пластик, некогда прозрачный, как стекло; застывшие лужи бело-жёлтой пены, вытекшей из «лечителей»; оборванные нити тончайших трубок; тряпки, прежний вид и назначение которых нельзя было и угадать. Не доставало одного — трупов.

Вообще эта война не походила на войны, какие Максиму доводилось видеть в кино. Она была тихой. Ни воя сыплющихся с неба бомб, ни рёва ракет, ни грохота канонады, ни треска автоматных и пулемётных очередей. Только время от времени — глухие удары, заставляющие развалины вздрагивать, и сразу после этого — стук и шорох осыпающегося щебня. Лишь однажды послышался приглушённый вскрик.

Где засели уцелевшие хранители, Максим запомнить успел, и откуда летели огненные шары — тоже. Но знать, где находятся криссы, вовсе не означало, что теперь их можно обойти незаметно. Во-первых, потому, что криссы вполне могли позиции поменять, пока Максим и Огница щупали шишки на лбах. А во-вторых — как прошмыгнуть беззвучно по хрустящему щебню?

Обойти незаметно не получилось, они напоролись на осаждающих чуть ли не нос к носу. И те их заметили первыми…

Заметили бы. Максим сам не понял, зачем схватил за рукав идущую следом девушку, толкнул прямо в гору щебня, прошипел одними губами: «Справа!»

Криссы в самом деле были справа. Двое. Зелёнокожие, в серо-стальных плотно облегающих комбинезонах, большеголовые и пучеглазые. Один сидел на корточках, колдовал с похожим на страусинное яйцо прибором. Второй то ли услышал шорох гравия, то ли почувствовал, то ли унюхал людей. Резко повернул голову почти на сто восемьдесят градусов, встретился взглядом с Максимом.

Развернуться полностью и вскинуть станнер крисс не успел. Сухо щёлкнуло оружие Огницы. Раз, второй, третий. Крисс завалился навзничь как деревянный истукан, а разряды всё били и били в него. Наверное, хватило бы и одного выстрела, но девушка никак не могла остановиться. Ей хотелось отомстить, развеять пучеглазого в прах.

Но станнер не радужник, в прах не развеивает. Опомнилась Огница, лишь когда второй крисс попытался развернуть свой прибор. Этого она «заморозила» одним выстрелом.

— Пошли!

Максим выскочил из-за укрытия, схватил её за руку. Потащил в ту сторону, куда стреляли криссы, где высились оплавленные, закопчённые, но пока не разрушенные до основания стены.

Больше криссов на их пути не встретилось. Но едва они добежали до первой стены, едва сунулись в свежий пролом, как рядом вспыхнуло, ухнуло… И стена вдруг исчезла, вспучилась каменным облаком. Максима толкнуло, опрокинуло. Он полетел куда-то вниз — хорошо, падать не высоко пришлось. Но всё равно больно ударился ладонями об острые осколки. Сверху навалилось мягкое и тяжёлое, вокруг застучал сыплющийся с неба гравий.

Когда пыль немного улеглась, Максим выплюнул набившуюся в рот каменную крошку, пошевелился, пытаясь высвободиться. Сверху завозились, сдвинулись в сторону.

— Огница? Ты там целая? — спросил встревожено.

— Угу. Слушай, а задница у тебя помягче, чем голова будет. Может, и поумнее?

— Не смешно! — только и нашёлся, что сказать.

Они свалились в яму метра два глубиной. Максим сел, посмотрел на набухающую кровью царапину на щеке девушки.

— Больно?

Ответить она не успела. Гравий под стеной зашевелился, посыпался, открывая лаз. И перемазанную сажей и грязью рожу, выглядывающую оттуда:

— Вы откуда взялись?!

Это был человек, несомненно. Не дожидаясь, пока Огница объяснит, Максим кинулся к нему:

— Инженер здесь? Он жив?

— Пока да. А за…

— Мне нужно с ним поговорить, срочно! Веди к Инженеру!

Он потребовал это так напористо, что человек не посмел возразить. Посторонился, давая возможность неожиданным визитёрам протиснуться в лаз.

Это были то ли подвалы, то ли цокольный этаж рекреационного центра. После яркого солнечного света глаза ничего не различали в полумраке, вокруг шуршало, потрескивало, осыпалось. Сверху снова глухо бухнуло, шуршание и потрескивание стало громче.

— Сюда! — позвал незнакомец.

Если бы не он, Максим в два счёта заблудился бы в лабиринтах тёмных, полуразрушенных комнат. И уж точно, не нашёл бы ту, где в углу на сломанной кровати лежал Инженер.

Это был старик с остатками седых редких волос, обрамлявших обширную лысину. Грудь и живот его были обмазаны восстанавливающей пеной. Пена была не снежно-белой, как положено, а вся покрыта тёмными пятнами. Сперва Максим подумал, что это копоть и грязь, но когда глаза привыкли к полумраку, понял, — кровь.

Старик был жив, дышал мелко и часто. Правая рука его лежала неподвижно, левая то и дело судорожно вздрагивала. Максим подошёл к постели, опустился на колени.

— Вы Инженер? Вы меня слышите? Я с Земли, как и вы. Мне надо у вас спросить кое-что, обязательно!

Веки Инженера дрогнули, он медленно, словно с огромным трудом открыл глаза. Посмотрел на Максима. Затем так же медленно дрогнули губы:

— Мальчик… с Земли… не обманули… значит… правильно…

Разумеется, он говорил не по-русски. Но и не на языке Добрии и Вирии. Максиму показалось, что он узнаёт некоторые слова.

— Вы нашли дорогу на Землю?

— Да…

Губы старика произнесли это слово, и Максим его понял. Не понимателем, собственным умом и памятью. Это слово звучало: «Йес».

К горлу подступил солёный комок. Да, это человек с Земли! И он знает туда дорогу!

— Вы… — начал он, но старик не дал договорить. Рука его поползла в сторону, пытаясь что-то нащупать.

— Подай…

Максим окинул взглядом комнату, увидел лежащую в изголовье сумку, схватил, подвинул старику. Но правая рука у того не действовала, а левая так дрожала, что сам он не справился.

— Карта…

Карта?! Максим вытряхнул сумку, схватил выпавший свиток, развернул.

Да, это была карта! «Dobriya» — аккуратно выведено вверху листика. Тоненькие змейки Мотецы и её притоков, точки городов. И маленькая спираль в левом нижнем углу. Но стоило коснуться спирали пальцем, картинка изменилась! Возникла ещё одна карта, ещё один мир. И ещё одна спираль! Он пролистнул снова, снова, снова. «Переворачивал страницы» не разглядывая, не считая даже, находил очередную спиральку и жал её пальцем.

На последней карте спирали не было. Вместо неё — крохотные звёздочки. Но они показались Максиму огромными. Это же ясно как дважды два: звёздочками могла быть обозначена только дверь на Землю.

Он готов был разрыдаться от радости как девчонка. Ни разу не плакал чуть ли не с детсадовского возраста, а здесь — готов был! И не капельки этого не стыдился.

— Почему вы вернулись? — склонился он к старику. — Почему не ушли на Землю?

— Эй… вы…

— Мы здесь, здесь!

— Позови… эй…

— Кого позвать?

— … вы…

Рука старика вздрогнула последний раз и замерла.

— Так кого звать?

Максим склонился к самому лицу Инженера. И понял, что тот не дышит.

С минуту он стоял на коленях. Потом поднялся, спрятал карту-свиток назад в сумку, сумку повесил на плечо. Обернулся к Огнице.

— Пошли. Нам пора возвращаться в Добрию.

— В Добрию? — недоверчиво переспросила та. — О чём ты говоришь? Нам отсюда не выбраться, Макс!

И будто подтверждая её слова, глухо ухнуло прямо над головой. Посыпался щебень, потолок громко и страшно захрустел…

— Бежим!

Они едва успели выскочить из комнаты, как перекрытия начали проседать, всё быстрее, быстрее. И рухнули, навсегда погребая под собой человека со странным именем Инженер.

Сквозь тучу пыли ничего нельзя было разглядеть, но стало значительно светлее, это однозначно. Каменного свода над головой больше не было. Рядом, в каком-то десятке метров сверкнуло, ухнуло, кто-то громко, отчаянно завопил. Огница и Максим как по команде упали на землю, зарылись носами в каменную крошку.

— И как ты отсюда выбраться собираешься? — быстро зашептала девушка. — Опять свою летающую скамью вызовешь? Во второй раз нас наверняка собьют.

— А ты что предлагаешь?

— Драться! Всё равно мы здесь умрём, так хоть побольше врагов с собой прихватим.

— Смысл? — Максим дёрнул плечом.

— Что?! — Огница подалась к нему, негодуя. — Так только трус может сказать!

— Толку от твоей смелости… Ну убьёшь несколько зелёных, что изменится? Кому от этого польза? Ни тебе, ни мне. Ни Добрии.

Девушка скрипнула зубами.

— Так что, лежать и ждать, пока они нас радугами своими распылят?

— Не знаю… Знаю!

Он и правда понял, что нужно делать. Пока не поздно, пока не развеялись тучи пыли и дыма над развалинами. Да, на летателе отсюда не выбраться, криссы сразу заметят чужих. Потому что они летателями не пользуются, у них ранцы антигравитационные или какие там есть! А кто сказал, что люди ими управлять не смогут?

Вновь ухнуло, затрещало, зашуршало, поднимая новый столб пыли. Максим вскочил, схватил девушки за руку:

— Бегом, за мной!

— Ты что затеял?!

Отвечать было некогда. Главное, не заблудиться в развалинах, найти подстреленных криссов. И надеяться, что туда не подоспели их сородичи.

Им повезло. Криссы лежали, как две колоды, и рядом — никого. Максим быстро содрал с одного ранец, попытался приладить к себе на спину. Крепления были вроде липучек, сами натягиваются, фиксируют, ничего подгонять не надо. Здорово! Скомандовал Огнице:

— Чего ждёшь? Надевай! Сейчас полетим.

Приладить и ей ранец оказалось делом плёвым. Но дальше…

Ранец подчинялся почти так же легко, как диванчик. Стоило пожелать, и ноги оторвались от земли, могучая сила потянула вверх, готовая швырнуть вперёд с такой скоростью, какая летателю и не снилась. Максим поторопил топчущуюся внизу девушку:

— Давай же! Чего застряла?

Огница задрала голову, растерянно посмотрела на него.

— Я не могу. Я не знаю, как им управлять.

— Да чего там управлять?! Пожелай…

Сказал и осёкся. Лишь теперь сообразил, что пожелать-то у неё и не получится! Нет у неё мозгача в голове.

Максим опустился на землю. Медлить было нельзя ни секунды: криссы заканчивали добивать хранителей, с минуты на минуту начнут прочёсывать окрестности. Да и для того, чтобы за небом следить, у них времени больше появится. Оставалось одно.

— Стань у меня за спиной и обними покрепче, чтобы не свалиться.

Она подчинилась. Просунула руки под мышками у Максима, сцепила в замок.

— Приготовься, — предупредил он. И медленно взлетел.

Ранец запросто поднимал и двоих. Огница сжала руки крепче, чтобы не выпустить, обхватила ногами его ноги. Максим подался вперёд, ложась в воздухе горизонтально. Он уже готов был лететь, когда взгляд его упал на серое яйцо, лежащее рядом с убитыми криссами. Это ведь оружие! Кто знает, вдруг понадобится? Опустился чуть ниже, подхватил прибор. И рванул прочь от развалин так быстро, как только мог. Огница ойкнула прямо в ухо.

Да, он всё рассчитал верно, жабы не заметили беглецов. Или заметили, но не обратили внимания? Пониматель ведь подсказывает, если сосредоточишься на чём-то. Может, и мозги у зеленокожих так же устроены?

Чтобы вернуться, времени понадобилось меньше, чем на полёт до рекреации. В долине у двери ничего не изменилось за это время. А сколько там прошло того времени! Полчаса.

Пересекать «линию фронта» было опаснее всего, могут подстрелить и чужие, и свои. Максим на лету сформировал проём в стене террасного здания, влетел, затормозив в последний миг. Тактика сработала, выстрелить в них никто не успел. Но ранец, оказывается, не обладал функциями диванчика — защищать пассажира до последней возможности. Хочешь жёсткую посадку? Получи! Максим с размаху вмазался коленями и ладонями в пол. Хорошо, что выстелен тот был криссовским материалом, а не обычный линолеум, иначе пара-тройка переломов была бы обеспечена. Но удар всё равно был так силён, что слёзы из глаз брызнули. Огницу сорвало с его спины, кувыркнуло через голову — аж хекнула, припечатавшись. И тут же в дальней стене прорезалась дверь.

Максим зажмурился, ожидая полновесный разряд станнера в загривок. Но вместо этого услышал знакомый голос:

— Вот так встреча. Тебя тоже сюда отправили, Маакс? Не повезло.

Пурпурный жакет Рен-Рендука был разодран в нескольких местах и перемазан сажей. Но лицо казалось таким же лоснящимся и самодовольным, как в их последнюю встречу. И усики воинственно топорщились. Подумалось, что получить разряд станнера было бы приятней, чем встретить этого гада.

Тиун подошёл к Максиму.

— В Добрию тебе теперь не выбраться. Даже на ранце, который ты притащил, не выбраться.

— Я принёс не только ранец, — Максим встал, поднял с пола яйцевидный прибор. — Знаете, что это?

Лицо у Рен-Рендука вытянулась от изумления. Он знал.

— Да это же огнебой… Где ты его взял? — Он подался было вперёд, но передумал, досадливо махнул рукой: — Бесполезно. Пониматель не скажет, как пользоваться таким оружием. Оно предназначено для криссов.

— Подумаешь, «не скажет»! Добрийцы стреляют из станнеров без всяких понимателей. А эта штука ничем не сложнее. Я видел, как зелёный ней управлял.

— Покажи, — потребовал Рен-Рендук.

Отворить проём в окне, развернуть в его сторону огнебой было делом нескольких секунд. Максим коснулся пальцами выемок на ободе оружия, в точности как это делал зеленокожий. Прибор завибрировал, зажужжал едва слышно. С острой его оконечности сорвалось ярко-белое колечко, превратилось в шар, шар понёсся в окно, разрастаясь, темнея, из белого становясь огненно-жёлтым, оранжевым. Глухо ухнуло, в стене по ту сторону долины появилась новая дыра.

Тиун шумно перевёл дыхание. Подскочил к Максиму, протянул руки:

— Дай, дай Рен-Рендуку попробовать!

— Не давай этому предателю! — крикнула очухавшаяся после удара об пол Огница.

Но поздно, тиун буквально вырвал оружие. Бережно прижал к себе добычу, погладил обод. И проворно развернувшись, бахнул в окно. Его шар получился куда больше и мощней чем у Максима. По дальней террасе долбануло так, что две колонны надломились и рухнули. А тиун вдруг захохотал:

— Предатель? Нет, девочка, Рен-Рендук не предатель. Рен-Рендук никогда не предавал того, кому служит. А служит он исключительно себе самому!

Продолжая хохотать, он выскочил в коридор. Максим бросились следом. Чёрт его знает, что на уме у этого психа!

Рен-Рендук мчался сквозь анфиладу комнат, орал так, что слышно было во всём здании:

— К двери! Все к двери! Уходим в Добрию! У меня огнебой! Прорвёмся!

Его услышали. Из комнат — впереди, позади — начали выскакивать стражники. Они тоже кричали: радостно, недоверчиво, испуганно — слов было не разобрать. И бежали за тиуном.

Так, всей толпой, они и вылетели наружу, в парк, превращённый в пепелище, к тому месту, где некогда стояла ажурная беседка с укромным, незаметным постороннему глазу альковом, и где сейчас была лишь оплавленная, устланная трухой каменная площадка. А кто-то и прямо к спиралям рванул. Вспыхнула, развернулась радуга, словно семицветным языком слизнула храбрецов. И тут Рен-Рендук ударил в ответ.

Огненные шары понеслись к кромке террасы, к основанию радуги. Заухало, посыпался камнепад. Радуга разом погасла, в небо потянулся новый столб жирного чёрного дыма. Путь в Добрию был свободен.

Стражники прыгали в лазоревую спираль один за другим. Все, сколько их уцелело, не разбирая званий, офицеры и рядовые, раненые и здоровые. А Рен-Рендук стоял, крепко уперев ноги в каменные плиты, задрав подбородок, и лупил огненными шарами во всё, что могло послужить укрытием для криссов. Сейчас он почему-то был похож не на подлого гада и фашиста, а на… героя? Даже смешной наряд и отвисший животик не мешали этому.

Максим и Огница стали за его спиной. Вертели головами, высматривая любое движение, любой отблеск, готовые предупредить. Их никто не просил помогать. Но они не могли так запросто взять и уйти.

Когда последний из стражников исчез в спирали, Рен-Рендук молча развернулся, зажал огнебой под мышку и рванул к двери. В двух шагах от неё оглянулся на опешивших от такого пренебрежения Максима и Огницу, осклабился:

— Не отставайте, детишки! Рен-Рендуку вы ещё нужны.

Первые из вернувшихся в Добрию успели поведать о герое-спасителе, и стоило тиуну вывалиться из двери, как навстречу ему двинулись не только советники и командиры дружин, но и кое-кто из князей вышел из шатров. Однако Рен-Рендук миссию свою законченной пока не считал. Так же громогласно, как в Задвери, гаркнул:

— Прочь отсюда! Бегом из оврага!

От него попятились, испуганные и голосом, и грозным видом. А особенно невиданным оружием, что Рен-Рендук прижимал к животу. Не дожидаясь, пока толпа отхлынет на безопасное расстояние, он вскарабкался вверх по противоположному от двери склону, обернулся, навёл огнебой и бахнул. Гравий, куски засохшей глины взлетели в воздух, превратились в грязно-бурую непроглядную тучу, посыпались на головы разбегающихся людей. Тиун выстрелил снова, кромсая нависающий над дверью склон. А когда туча развеялась, посветлела, никакой двери не было. Спирали похоронила под собой гора глины и щебня.

Рен-Рендук обессиленно уронил огнебой. Вытер рукавом пот и грязь с лица.

— Всё. Теперь пучеглазым дорога сюда заказана.

Он улыбнулся, нашёл в толпе Максима, подмигнул ему. Потом обвёл взглядом остальных. И Максим оглянулся.

На героя больше никто не смотрел. Взгляды были прикованы к тому месту, где минуту назад светилась дверь. И на лицах вовсе не было радости и облегчения. Ужас, оторопь, тоска — вот что там было!

Максим понял. Только что эти люди потеряли Задверь. Потеряли халяву, которой пользовались многие поколения. Пусть их жизнь была не такой комфортной, как у обитателей Вирии, но тоже вполне сытой и благоустроенной. А теперь всё это кончилось. И Добрия превратилась в то, чем она и была по большому счёту — первобытная страна, едва-едва вступившая в железный век.

Несчастье, свалившееся на Добрию, было так велико, что даже Совет не собирался. Князья были обескуражены не меньше, чем их подданные. Они не знали, что предпринять и поспешили быстрее разъехаться по своим уделам. До бывших пленников никому не было дела. Максима и Шура такой поворот вполне устраивал, Гуню — частично. Обретённая свобода означала, что опять нужно самому заботиться о пропитании. А пропитание стало неимоверно дорогим. На Добрию надвигался голод, уходить отсюда следовало как можно скорее. К тому же Максим уже знал, через какую дверь начинать свой путь. Очень долгий и далёкий путь к Земле.

После войны в Задвери всё изменилось. Приключения в Вирии, в Отстойнике, в Добрии были пугающими, опасными. Но это были приключения! Как в компьютерной игре: нужно найти дверь, чтобы перейти на следующий уровень, замочить врагов, увернуться от опасности. Но когда игра закончится, ты окажешься дома, в своей комнате, рядом с любимым компьютером. Кот Филька будет тереться об ноги, мурлыкать, требуя, чтобы взяли на руки, на кухне будет звенеть посудой мама, а из динамиков звучать тихая мелодия «Високосного года». И можно будет улыбнуться, вспоминая недавние страхи и опасности.

Да, он боялся. Не кретин же, чтобы не бояться! Когда на твоих глазах, — в нескольких шагах от тебя! — гибнут люди, это страшно. Это жутко! Кровь стынет в жилах от ужаса. Но до конца поверить в то, что и тебя могут так же… Нет, невозможно! Наверняка в последнюю секунду, в последний миг ты спасёшься. Как в кино!

Ни приключений, ни игр, ни кино больше не было. В Задвери Максим встретил человека, родившегося на Земле, выросшего на Земле, похищенного с Земли… и на Землю не вернувшегося. И значило это, что и он, Максим, может не-вер-нуть-ся. Никогда не увидеть ни маму, ни отца, ни Фильку, никого из друзей. Даже голубое небо и ночные звёзды не увидеть!

Игра закончилась. Не надо искать двери — вот они все, на карте Инженера! Да только хватит ли жизни — одной-единственной, настоящей, не игровой жизни, — чтобы пройти сквозь этот лабиринт миров? А если и пройдёшь — что ждёт в конце? Почему Инженер вернулся? Кто такие криссы? Ясно, что не из-за альтруизма они похищают людей, увозят за тысячи световых километров — или правильнее говорить, световых лет? — и запихивают в свой рай. Но ради чего?! Что собой представляют Вирия, Добрия, Задверь? Планеты? Плоские, квадратные, треугольные, — но не круглые, это точно! — планеты?

У Максима не было ответа ни на один из этих вопросов. И у Шура не было. Впрочем, Шуру он их и не задавал.

Огница догнала их у крайних домиков Главца.

— Макс, постой!

Максим удивлённо обернулся. Девушка подбежала, остановилась. Запыхавшаяся, испарина бисеринками выступила на лбу. Неужто от самой пристани гналась?

— Что нужно?

Вопрос позвучал грубо, и Максиму сделалось неловко из-за этого. Хотя, не обязан он перед ней жеманиться!

Огница потупилась, затем упрямо вскинула подбородок:

— Я с вами пойду!

— Это ещё зачем? Ты же говорила, что звёзды только в сказках бывают?

— Говорила, — кивнула девушка. — Но, вдруг я найду мир вроде Задвери? Тогда моему народу не придётся голодать… И я поклялась тебя защищать!

Максим даже руками всплеснул. Защитница выискалась!

— Это ещё посмотреть нужно, кто кого защищает. Если бы не я, тебя бы радугой распылили или огнебоем взорвали.

— А если бы не я, тебя бы саблезубый загрыз, и мамба укусила!

Крыть было нечем. Что-что, а оружием девчонка владела здорово и трусихой не была. В Задвери она это продемонстрировала.

Максим покосился на спутников.

— Решать тебе, — понял его взгляд Шур. — Но я не буду возражать, если она пойдёт с нами.

Гуня скривился от этих слов.

— Да зачем она нам?! Была б ещё росточка нормального, куда ни шло! А от дылды такой какая польза? На неё ж провианта скока понадобится!

— Вряд ли она ест больше, чем ты, — тряхнул гривой Шур. — И хороший воин в экспедиции никогда не помешает. Хороший и преданный.

— Эт кому она преданная? Наплачемся мы с этой рыжей, вот попомните мои слова. — Коротышка смерил девушки взглядом. И добавил мрачно: — Тоже мне, красотку нашёл. Ни сисек, ни задницы. Ещё и шерсть на голове отрастила.

У Максима рука сама собой потянулась, что отвесить коротышке подзатыльник. Но тот увернулся, погрозил пальцем:

— Но-но, малолетний, руки придерживай! Не забывай, что перед тобой Гундарин-Т’адин!

— А ты язык придерживай! — огрызнулся Максим.

Он повернулся к девушке, чтобы извиниться за грубость приятеля. Но никакого гнева или обиды во взгляде Огницы увидел. Она смотрела на него так, словно ждала приговора. Да она же не поняла ни слова из их перепалки! — сообразил Максим. И от этого почувствовал себя старше и взрослее Огницы.

Он снисходительно улыбнулся, кивнул.

— Ладно, так и быть, возьмём тебя с собой. Но смотри, будешь выпендриваться, высадим на первой же остановке!

Часть II. В поисках Земли

Глава 7, в которой Максим и его спутники преимущественно убегают

Это была не Земля. Теперь Максим заранее знал, что это будет ещё один чужой мир, но всё-таки… Карта картой, однако крохотная надежда сидела где-то внутри. Но это была не Земля.

На Добрию мир, лежащий за дверью, тоже не походил. Спираль висела прямо в воздухе посреди абсолютно плоской равнины. Под ногами — раскисшая рыжеватая земля, с редко торчащими пучками былинок, над головой — зелёное небо, вокруг — низкие, едва ли выше человеческого роста, кривенькие деревца. И здесь было холодно. Так холодно, что Максим невольно передёрнул плечами.

— Бррр… — поёжился Гуня. Подозрительно глянул на Максима: — Слушай, недоросль, а ты ничё не перепутал? Нам точно в эту дверь надо было?

— Смотря кто тут недоросль, — хмыкнул Максим. — И ничего я не перепутал. Сейчас пойдём на… северо-восток, пока не выйдем к реке.

— Это куда это? — коротышка недоумённо завертел головой.

— А вон туда! — Максим повернулся спиной к солнцу и махнул рукой.

— Да нет там никакой реки.

— Должна быть. — И прекращая бессмысленные препирательства, зашагал по чавкающей грязи.

Идти по раскисшей равнине было тяжело. Глинистая земля липла к подошвам, не желала отпускать ноги, рассерженно чавкала, когда добыча всё же выдиралась из её объятий. И ни фига это путешествие не согревало! Уже через полчаса Огница начала стучать зубами, за ней и Максим, и Гуня. Лишь одному Шуру холод был ни по чём, хоть всю его одежду и составляла повязка на бёдрах, бандана на голове да собственная шкура.

Ещё через час стало понятно, что тёмная полоса впереди — это лёс. Не такой, как в Добрии, просто деревца росли гуще, и были повыше. Когда путешественники, наконец, доковыляли до опушки, Гундарин рухнул на землю.

— Всё, привал! Обедать давайте. Я есть хочу!

Максим и Шур переглянулись. Судя по карте, до реки было идти и идти. Но в чём-то коротышка был прав — следовало передохнуть, подкрепить силы.

Размоченные в воде сухари они проглотили, не заметив. Гуня помолчал немного, будто ожидая, что на подстилке, заменяющей им стол, появятся настоящие яства. Спросил неуверенно:

— Это чё было?

— Обед — невозмутимо ответил Шур. — Ты есть просил.

— Это не обед. Это… — подходящего слова Гундарин не нашёл, заменил его гримасой. — Да нас, когда в тюрьме держали, лучше кормили! Даже в Отстойнике…

— Ты сожалеешь, что мы не оставили тебя в Отстойнике? — оборвал его причитания сфинкс.

Коротышка запнулся. Затем горестно вздохнул, посмотрел на Максима.

— Макс, в сумке ещё еда есть, я видел. Вкусная, из Задвери.

— Есть, — согласился Максим. — Но нам далеко идти. Если всё за один раз слопаем, то потом что? Зубы на полку?

— Синтетическая каша стала для тебя вкусной? — вставил и свой вопрос Шур. — В Добрии ты называл её отвратительной.

Гуня не удостоил их ответом. Повернулся к Огнице.

— Уважаемая княжна, хоть ты объясни этим олухам, что нельзя так мало кушать. Мы потеряем силы и не дойдём до уводящей двери.

Огница неуверенно пожала плечами. Естественно, она ничего не поняла в адресованной к ней просьбе. Гуня смерил её взглядом, покачал головой.

— Чурка, ни разу ни грамотная. Голова вроде есть, а мозгов…

— Я переведу, — пообещал Максим.

— «Переведу-переведу»! — передразнил его коротышка. — Ты лучше скажи, зачем еду впрок держать?! Вот же лес! Сейчас мы здесь чего-нибудь насобираем. Или дичь подстрелим.

Шур оскалил зубы.

— Ты сначала найди, что собирать и подстреливать.

— Найду!

— Найди.

— Найду, найду, найду! Кто сравнится с олли в искусстве находить съестное?! И ежели найду, тогда ты, Макс, отдашь мне мешок с едой, понял?!

Гундарин вскочил, и прежде чем спутники успели остановить его, засеменил в лес.

— А и правда, здесь можно найти что-нибудь съедобное? — Максим вопросительно посмотрел Шура.

— Главное, чтобы мы здесь съедобными не оказались.

Ох, как сфинкс был прав!

Путешественники успели закинуть сумки на плечи и сделать два десятка шагов, когда из лесу донёсся радостный вопль коротышки:

— Нашёл! Я грибочки нашёл!

Друзья ускорили шаг.

— Да большие какие, мясистые! — продолжал радоваться где-то впереди Гундарин.

Шур, а за ним и Максим перешли на бег.

— Вот я вас… Иди-ка сюда ты, увалень…

Шур рванул, не разбирая дороги. Максим оглянулся на приотставшую, явно не понимающую причины такой спешки Огницу, и тут…

— А-а-а!!! А-а-а!!! Отпусти, отпусти, кому говорю!

На секунду Максим застыл, как вкопанный. Потом снова ринулся вперёд, сквозь кусты, достающие едва до груди, сквозь деревья, больше смахивающие на кусты… И чуть не налетел на затаившегося на краю поляны Шура. Тот перехватил его, прижал палец к губам, заставляя молчать. Действо, разыгрывающееся на поляне, в самом деле заслуживало, чтобы его увидели. Гундарин-Т’адин собирал грибы. Или… грибы намеревались «собрать» коротышку?

Грибочки и впрямь были мясистые, аппетитные, с толстыми ножками, круглыми тёмно-жёлтыми шляпками, каждая размером с берет, которым коротышка обзавёлся в Добрии. И отправляться в сумку к незадачливому грибнику грибы не собирались.

— Ай! Отпусти! Кому говорю — отпусти! — коротышка пятился, не поднимаясь с четверенек, а земля вокруг него шевелилась, тут и там вспухала горбиками, осыпалась, обнажая белые… наверное, это тоже были ножки грибов? В отличие от верхних, что служили приманкой, у этих шляпок не было. Зато были маленькие, но очень голодные ротики. Ротики хватали коротышку за штанины, норовили добраться до тела.

К парочке друзей, затаившейся в кустах, подбежала Огница. Прыснула. Да, зрелище было забавным… Оно казалось забавным, пока Максим не посмотрел себе под ноги. В каком-то метре от них земля шевелилась. Грибница расползлась под всей поляной. Она пока что примеривалась, как лучше схватить добычу. Настоящая охота ещё не началась.

— Гундарин, беги оттуда! Быстро! — гаркнул Шур.

И будто услышав его крик, поляна вздыбилась сотнями белых отростков. Ближе к кустам они были маленькие, тонкие, но там, где ползал Гуня, из земли лезли настоящие гиганты. Коротышка заверещал, вскочил… тут же упал, схваченный за ногу… попытался опять вскочить…

Вряд ли грибы позволили бы ему это сделать. Но Шур не ждал, чем закончиться «гриболовля». В два прыжка вылетел на середину поляны, подхватил приятеля, закинул на плечо.

— Бегите! — заорал на Максима и Огницу.

И сам дал дёру, только пятки засверкали.

Они бежали, пока грибная поляна не осталась далеко позади. Потом, запыхавшиеся, упали на землю. На мокрую, холодную землю, но теперь на такие мелочи никто внимания не обращал.

— Покушал грибочков? — язвительно поинтересовался Шур. — Я думаю, в этом лесу добычи для нас нет.

Гуня засопел огорчённо, почесал макушку — берет его таки достался грибочкам. И покосился на сумку с провиантом. Максим предусмотрительно переложил её подальше. И услышал вдруг, как в животе у кого-то из спутников громко заурчало.

— Гуня, это ты кишками марш играешь?

— Мои кишки ничего играть не могут. Они в обморок упали от голода.

— Это у меня… — смутившись, призналась Огница. — Давайте быстрее уйдём из этого мира. Он мне не нравится.

— А уж как мне здесь не нравится, — фыркнул коротышка. — Рыжая кукла верно сказала, хоть и безмозглая: уйдём побыстрее отсюда.

— Правильное предложение, — поддержал и сфинкс. И добавил задумчиво: — Если мы знаем, в какую сторону идти.

Максим удивлённо посмотрел на него. О чём речь? Карта же никуда не исчезла. Потом задрал голову вверх… и понял. Пока они бегали туда-сюда, наползла туча, большущая, плотная. Теперь и не определить, где именно должно находиться светило. «Идти на северо-восток, пока не выйдешь к реке». Северо-восток — это направо, если стать к солнцу спиной. Вот именно, к солнцу…

Посыпался мелкий колючий снежок. Такой холодный, зараза! Гундарин ёжился, втягивал голову в плечи, прятал руки под мышками от кусачих белых мух. И Огница вновь дрожала. Это был слишком холодный мир для них.

— Макс, что это? — стуча зубами, спросила девушка. — Ты такое видел когда-нибудь?

— Конечно видел. У нас каждую зиму так бывает. Это снег… ну, та же самая вода, только замёрзшая. — Он поймал снежинку, сжал её в ладони. Показал капельку: — Видишь.

— Я думала, это сказки.

— Дура набитая, — буркнул под нос себе коротышка. — Я и то знаю, что такое снег, хоть никогда его не видел. Это мир гвыхов! Такой же злющий, как и они сами.

— Если это мир народа Двона, то нам лучше убраться из него как можно скорее, — вымолвил Шур. — Очень агрессивная раса.

С этим утверждением Максим был полностью согласен. Только куда убираться, непонятно.

— Не, лучше сидеть, — просипел коротышка. — Тепло экономить. Солнышко подождём.

— Нет, давай посидим. Прижмёмся друг к другу, чтобы тепло не уходило, — поддержала Огница. Хоть речь Гундарина, она, ясное дело не поняла.

Максим хотел было согласиться с этими двумя, подвинулся ближе. Но Шур резко вскочил.

— Если сидеть — вы замёрзнете. Нужно идти. Или бежать.

Бежать, ясное дело, никто не стал. Максиму и Шуру стоило труда заставить спутников хотя бы подняться и побрести дальше.

Лес вокруг становился гуще и выше. Сперва Максиму казалось, что деревья стоят голые, что они попали в мир вечной зимы. Но нет. Малюсенькие, тонкие, бурые, как кора деревьев, листики плотно прижимались к ветвям, оттого казалось, что их и нет вовсе. Впрочем, всё чаще среди корявых бурых деревьев попадались другие, с настоящей зелёной хвоей, пахнущие смолой почти по земному.

Под одной из таких «ёлок», опустившей лапы чуть ли не к самой земле, Гуня и заметил дыру.

— Нора… — затаив дыхание, сообщил он спутникам. Как будто те сами не видели!

— Ну нора, и что с того? — буркнул Максим.

— Это нора, ты что, не понимаешь?! Там тепло, там сухо. Мы заберёмся туда, и никакой снег нам не страшен. На Од’доме олли живут в норках. В глубоких, просторных, замечательных подземных домиках! Уютных, выстланных мягкой пахучей хвоей. Вот хвоя, вот нора. Сейчас наломаем веток, такой домик себе устроим!

— Я не советовал бы… — начал Шур.

Но коротышка его не слушал. Никто не успел и глазом моргнуть, как он юркнул под ветви дерева и скрылся в норе. А вскоре оттуда донёсся его радостный голосок:

— Отличная нора! Чистая, сухая. Гладенькая.

Шур посмотрел на Максима, Максим посмотрел на Шура. Они одновременно подумали об одном и том же. И в следующую секунду Максим рванул к дыре.

Шур перехватил его, остановил:

— Нет, лучше я пойду.

Лаз был узковат для сфинкса, он с трудом протиснул в него своё гибкое тонкое тело. Прошла минута, другая… И вдруг из-под земли донёсся приглушённый расстоянием вопль: «А-а-а! Помогите!» Сомневаться не приходилось, так вопить мог только коротышка. А миг спустя к воплям присоединился грозный рык сфинкса.

Что происходило под землёй, Максим не знал, мог лишь догадываться. Нет, он не хотел догадываться! Он выхватил станнер, и ждал, не отводя глаз от чёрного отверстия. Огница подошла к нему, взяла за руку, крепко сжала. «Страшно», — шепнула на ухо. Страшно? Да, Максиму было страшно — за друзей, нарвавшихся на непонятное и оттого жуткое. А за себя? Разве ему здесь, на поверхности, что-то грозило? Внезапно представилось, как земля вокруг вспухает белыми выростами…

Додумать он не успел. В отверстии зашуршало, Максим дёрнулся, едва не нажав на кнопку спуска… Из норы вывалился Гундарин. Трясущийся от ужаса, перемазанный грязью, но вполне целый и невредимый.

Коротышка вскочил на ноги и драпанул бы, только его и видели. Но Максим уже опомнился, схватил за руку, удержал.

— Что там было?

— Нне… знай… йю… — Гуня стучал зубами, и отнюдь не от холода. — Большое, с зубами, с когтями. Темно там! Ничиво не видать…

— Шур где? — не отпускал его Максим.

Гуня помолчал немного, опасливо оглянулся на дыру. Предположил:

— А-а… наверно, его этава,… разорвали.

— Что?!

Максима обдало холодом. Шур погиб?! Нет, не может такого быть! Он рванул к норе, не думая, как протиснется в лаз, не думая, что поджидает его там, в абсолютной темноте. Он спешил на помощь другу!

Но и Огница сообразила, о чём идёт речь.

— Нет!

Схватила за руки, повисла, не пуская к норе. Силы и веса у неё было достаточно, чтобы удержать. Максим зло зашипел, крутанулся, пытаясь вырваться из цепких рук девушки.

— Пусти! Там Шур погибает!

— Не пущу! Ты тоже погибнешь!

Она норовила оттянуть Максима подальше от норы, от дерева, под которым та скрывалась. А он старался отцепить её руки, оттолкнуть от себя. Но силы были примерно равны, ни одному не удавалось задуманное.

Они боролись, натужно сопя, разбрасывая по сторонам комья грязи из-под ног, пока спокойный голос за спиной Максима не сообщил:

— Всё, можешь его отпускать.

Слов Огница не поняла, потому продолжала держать парня. А тот резко развернулся, заорал радостно:

— Шур?! Ты живой!

— Почти.

Сфинкс выпростался из норы и тут же скривился от боли. Правый бок у него был разодран до крови.

— Ты ранен?! Что там было? А то от короткого толку никакого. Лепечет: «зубы, когти».

— Он правильно говорит, — согласился сфинкс. — Зубы, когти — кроты там живут. Большие. С тебя ростом.

Заметив, как Максим быстро навёл станнер на отверстие, добавил:

— Нет, сюда не полезут. Они слепые. Боятся солнца.

Максим облегчённо выдохнул. Потом снова посмотрел на разодранный бок друга. Кровь продолжала сочиться из раны, густыми каплями стекала по шерсти. Крови было много.

— Тебе же рану нужно… обработать как-то?

— Да, не мешало бы, — согласился тот. — И развести костёр, чтобы вы согрелись. Я видел сухое дерево, дрова. У девушки есть, чем поджечь.

Костёр они развели за две сотни шагов от злополучной норы. Гундарин хотел бы отойти подальше, но раны Шура были слишком глубокие, чтобы продолжать путь. Найти сухие дрова не удалось, но криссовская зажигалка прекрасно справилась и с влажными. Спустя четверть часа костерок уже весело потрескивал, стало теплее и веселее. А когда умяли миску разогретой на костре каши, — пусть и синтетической, — и вовсе разомлели. Максим прилёг возле костра на минутку и… сам не заметил, как задремал.

Разбудил его солнечный луч, нагло лезущий в глаза. Он чихнул, просыпаясь окончательно, сел. Их костерок догорел, рядом на подстилке ворочалась Огница, немного дальше похрапывал Гуня. Шур исчез.

Максим осмотрелся по сторонам. В первый миг показалось, что во сне его перенесли в совершенно иное место. Но это была та самая полянка, окружённая сучковатыми бурыми деревьями. Нет, не бурыми. Деревья вокруг были ярко-зелёными! Под лучами солнца листики выпрямились, развернулись перпендикулярно ветвям, и главное, поменяли цвет. Выпавший снег растаял, лес вокруг больше не выглядел зимним и унылым. Теперь здесь была весна.

Огница зевнула, протёрла глаза. И выпучила их, оглядываясь по сторонам.

— Ух ты, красота какая…

Максим недоумённо пожал плечами. Чего-то особенно красивого он не наблюдал. Всё та же грязь под ногами, вместо травы — жалкие былинки, ни одного цветочка нет. С земными лесами не сравнить. Хотя на человека, жившего в мире, где не бывает настоящей весны, эта зелень могла произвести впечатление.

— Ты не видела, куда Шур делся? — спросил он у девушки.

— А? Кажется, туда пошёл, — Огница махнула рукой. — Может, ему одному побыть захотелось?

Желание друга «побыть одному», Максиму не понравилось — вспомнились раны на его боку. И то, что сам завалился дрыхнуть, даже не предложив… что там с рваными ранами делать нужно? В голове крутился только один способ лечения: залить йодом и забинтовать. Правда, в Вирии поступали иначе — отправляли раненого в рекреационный центр к Белым Сёстрам. Но тут этот метод не годился. Не было поблизости ни рекреации, ни белых сестёр. И йода не было.

Шура он нашёл неподалёку от костра, за кустиками с такой же ярко-зелёной мелкой листвой. Сфинкс сидел, облокотившись на ствол более-менее крепкого дерева, руки его были расслабленно опущены, глаза закрыты, грудь поднималась ровно и высоко. А через секунду Максиму захотелось протереть глаза — рана на боку сфинкса затянулась, сквозь короткую шерсть видна была свежая розовая кожица шрама.

Он осторожно шагнул ближе, и Шур тут же открыл глаза.

— Туча ушла, можно продолжать путь, — произнёс он, внимательно глядя на друга. — Но я бы дал Гундарину и девушке часа три на отдых и сон.

— Ага, ладно, — неуверенно пробормотал Максим. — А твоя рана… Как ты это сделал?

Сфинкс обнажил зубы в улыбке. Затем проворно вскочил на ноги, будто это не он два часа назад с трудом доковылял сюда.

— Рана зажила, не беспокойся.

— Но… — переспрашивать второй раз Максим не решился. У его друга была тайна, болтать о которой он не хотел. Что ж, его право.

Как ни странно, Гундарин и Огница в этом происшествии ничего особенного не углядели. Девушка пожала плечами, буркнула в полголоса: «Заживает, как на саблезубом. Сразу видно, чей он родич…». А коротышка так и вообще заявил пренебрежительно: «Подумаешь, невидаль — царапину себе вылечил. Вот у нас в Од’доме ведуны руку или ногу заново отращивать умеют!»

Идти по весеннему лесу было приятнее, чем по зимней тундре. Под лучами яркого солнца земля стремительно подсыхала, уже не чавкала липкой рыжей грязью. И воздух становился теплее, не заставлял стучать зубами от холода. С каждой сотней пройденных шагов лес менялся, делался гуще, деревья — выше, листики на них — больше. Трава под ногами постепенно превращалась в сплошной зелёный ковёр, вначале едва достающий до щиколоток, потом — до лодыжек, а на полянках — чуть ли не до колен. Словно шли они не на северо-восток, а на юг. Хотя в этих странных мирах с неподвижным солнцем, разве разберёшь, что есть юг, а что — север?

В лесу обитали не только плотоядные грибы и кроты-гиганты. В траве и кронах деревьев шуршало, попискивало, покрякивало. Этот мир уже не казался мёртвым и угрюмым. И зловещим он тоже не казался. Конечно, Максим держал станнер под рукой. Но воздух, наполненный весенней свежестью и ароматом молодой листвы, пьянил, кружил головы. Не верилось, что здесь их могут подстерегать настоящие опасности. И Гундарину не верилось, и Огнице. Пожалуй, один Шур сохранял настороженность. Именно он первым заметил движущуюся с севера тучу.

— Эх, вот ведь незадача, — удручённо почесал макушку Гундарин. — Опять эти ваши белые мухи прилетят, этот ваш снег. Только-только согрелся, и на тебе. Мож, она мимо пройдёт?

Он с надеждой посмотрел на Шура, на Максима. Даже на Огницу.

— Может и пройдёт, — задумчиво произнёс Шур. — Но это странная туча.

И впрямь, туча была необычной. Редкие облачка медленно плыли на северо-восток, туда же, куда шли путешественники. Туча двигалась куда быстрее. И почти им навстречу!

Максиму стало не по себе. Наверное, он в лице переменился, потому что и Огница заметила его беспокойство. Встревожено спросила:

— Макс, что случилось?

Он не ответил, только плечом дёрнул. Пока что ничего не случилось. Но эта туча — она очень напоминала… Но откуда им здесь взяться?!

Наверняка Шур думал о том же самом. Зато коротышка пока ни о чём не догадывался, только настороженно вертел головой.

— Так и чего? Убегать от неё будем, да?

— Убежать не получится, — возразил сфинкс. — Лучше сделаем наоборот. Проскочим под ней, как можно быстрее.

Идея была не плоха. Но проскочить у них не получилось. Чем ближе подползала туча, тем ниже она опускалась. Уже и Гундарин, и Огница поняли, что она странная. И лесные обитатели это почувствовали — замолкли, притаились. А затем у Максима дыхание перехватило от увиденного — листики на деревьях блекли, сворачивались, прижимались к ветвям. Лишь трава под ногами оставалась зелёной. Но было в этой яркой зелени ощущение обречённости…

Туча внезапно расслоилась, точно пролилась на лес чёрным дождём. Но это был не дождь и не снег.

— Мухи! — заверещал коротышка, наконец догадавшийся, что происходит. — Мусорные мухи!

Развернулся, рванул прочь.

— Стой, ты куда?! Назад!

Шур кинулся за ним. А у Максима ноги сделались ватными. Он стоял и смотрел на планирующих сверху, сквозь ставшие прозрачными кроны деревьев, существ.

Нет, это были не мусорные мошки криссов. Существа походили то ли на бабочек, то ли на маленьких птичек с полупрозрачными, как листики слюды, крылышками. Вот одна из них задела ветку и мгновенно приклеилась к ней, вторая…

Огница тоже не убегала. Она не понимала, что происходит, стояла, задрав голову, рассматривала невиданных зверушек, чуть ли рот не открыла. Потом протянула руку навстречу «листику»… И вскрикнула от боли, отдёрнула руку, зажала ладонь пальцами. Сквозь них сочилась кровь.

Онемение в ногах прошло в тот же миг.

— Пригнись! На землю! — заорал Максим. И полоснул длинным лучом над головой присевшей девушки.

С полдесятка «бабочек» осыпалось на землю. Повезло, это были не роботы, живые существа. Но на этом везение и закончилось. Ухо Максима обожгло. Он вскрикнул, схватился за него — болью полоснуло по пальцам. Крылышки «бабочек» были острыми, как лезвия бритв.

— Макс, убегайте! Быстро! — донёсся из лесу голос Шура.

Да, бежать — это единственное спасение сейчас. Живые лезвия парили со всех сторон, некоторые уже опустились на траву, выкашивали её, словно крохотные газонокосилки. И листики с веток они тоже соскабливали. И жрали, жрали, жрали…

— Пошли!

Максим схватил девушку за руку, потянул. Это оказалась именно та, раненая ладонь, и Огница зашипела от боли. Но обращать внимание на такие мелочи времени не оставалось. Максим саданул лучом впереди себя, пробивая проход в смертоносном облаке, метнулся в него, стараясь не думать, что будет, если крылышко пропорет подошву тапка.

Бабочки были повсюду — в воздухе, на ветвях, в траве. Они осыпались слюдяным мусором под выстрелами станнера, но тут же на их место устремлялись новые. И нужно было бежать не останавливаясь, не оглядываясь по сторонам, не обращая внимания на рвущие одежду сучья. Бежать и тянуть за собой Огницу — если та отстанет хоть на пару шагов, проход сомкнётся, лезвия исполосуют её.

Сколько продолжалась эта гонка, Максим не знал. Часы в голове будто заклинило от перенапряжения. Он даже не заметил, что лес вокруг снова начинает зеленеть, хоть и зияли в траве и листве проплешины…

— Макс, стой! Там… — заорала вдруг Огница, дёрнула назад, пытаясь остановить. Но не остановила, лишь ладонь выдернула из его пальцев.

— Что?..

Он быстро обернулся… и в ту же секунду земля исчезла из-под ног. Не успев испугаться, со всей силы ударился грудью, аж дух вышибло и в глазах потемнело…

— Макс, ты живой?

Максим помотал головой, стараясь отогнать морок. Он лежал на дне ямы, метра три глубиной и около двух в поперечнике. Огница осторожно заглядывала через край.

— Живой, — ответил не очень уверенно.

Сел, пошевелил руками и ногами. Кажется, ничего не сломано, только в груди болит. Будем надеяться, что просто ушибся, а не рёбра треснули.

— Я тебе кричала, что яма впереди, а ты не услышал. Как теперь оттуда вылезешь?

Максим поднялся на ноги, вытянул вверх руки. Попрыгал. Высоковато, без посторонней помощи не выбраться.

— А Шура там нигде не видно?

Огница отрицательно покачала головой. Максим попробовал крикнуть. И закашлялся от боли в груди. Попросил:

— Позови его!

Девушка удивлённо моргнула:

— Я же не умею говорить по-вашему. Как он поймёт, что я его зову?

— Ничего, зови, как умеешь, — он постарался, чтобы в совете не прозвучало сарказма. Она что, до сих пор не сообразила, что каждое её слово спутники понимают прекрасно?

— Ау! Ау! Э-ге-гей! Сюда! Макс здесь!

Что ж, «ау» и «э-ге-гей» у неё получалось весьма выразительно. Без перевода понятно, кто это глотку дерёт.

Вскоре Шур был на месте. И естественно, он запросто придумал, как вытащить Максима: принёс прочную длинную ветку и опустил в яму. Вернее, это оказалось целое деревце, так как подходящего размера ветвей в здешнем лесу не было. Чтобы вскарабкаться по этой импровизированной лестнице, времени потребовалось больше. Но в конце концов Максим выбрался из ловушки и, чертыхаясь, принялся выковыривать занозы из ладоней.

— Карнаухий, — тут же объявил Гундарин.

Максим тронул всё ещё саднящее ухо. Кончика мочки и правда не было. Вот же блин! И не отрастёт, наверное? Так всю жизнь и ходить «подрезанным».

На счастье это оказалось самой крупной их потерей после налёта бритвиннокрылых бабочек. Остальные участники экспедиции отделались неглубокими порезами, ссадинами, да коротышка умудрился разорвать штаны точнёхонько посреди задницы. Можно было порадоваться и продолжить путь к реке.

Однако Шур радоваться не спешил. Во взгляде его явно проглядывала тревога.

— Яма, — коротко ответил он на немой вопрос друга.

Яма? Максим взглянул себе под ноги, и тоже понял. Глубокая, с ровными вертикальными стенками, это была не обычная яма — охотничья ловушка! Причём вырытая недавно. И означала она, во-первых, что в лесу водились те, на кого охотились. Во-вторых — по близости жили те, кто охотился. Ни с первыми, ни со вторыми встречаться не хотелось. Поэтому, как ни утомило путников бегство, отдыхать никто не пожелал.

К реке они вышли спустя пять часов, и только там устроили привал.

Огница первой пробралась к берегу сквозь заросли высокой густой травы, смахивающей на камыш. На ходу сбросила с ног мокасины, осторожно ступила в воду. Наклонилась, зачерпнула воды, плеснула в лицо. И обернувшись, сообщила:

— Вода холодная.

Да, вода была холодная, зато чистая и свежая. Они напились от пуза прямо из реки, наполнили фляги. Потом уселись обедать, предусмотрительно укрывшись за стеной камыша. Костёр разводить не осмелились, жевали синтетическую кашу холодной. В таком виде эта пища более всего напоминала застывший клейстер. Зато с калориями у неё всё было в порядке, а это уже хорошо.

— Макс, там ещё много осталось? — жалобно поинтересовался Гундарин, первым расправившийся со своей порцией.

— На три раза хватит.

— А пусть лучше на два раза хватит? Но с добавкой. А то я совсем не наелся.

— Нет, — жёстко отрезал Максим.

А Шур добавил:

— И не вздумай на грибы охотиться.

— Интересно, ту ловушку на кого вырыли? Может, на вепря? Я охотилась на вепря, — вдруг со вздохом произнесла Огница. И добавила мечтательно: — Сюда бы сейчас жаркое…

Максим чуть слюной не подавился. А Гуня так и подавился. Когда откашлялся, сердито посоветовал ему:

— Скажи рыжей, чтоб она при мне о еде не вспоминала. А то я такой голодный, что её саму съем. Даже без специй!

Идти вдоль реки сделалось труднее. То и дело приходилось огибать заводи и болотца, подёрнутые бурой вонючей тиной, спотыкаться о гнилые пни, перебираться через стволы упавших деревьев. Час проходил за часом, они дважды останавливались на короткий отдых, а чёрной скалы на противоположном берегу всё не было и не было. И Максим уже подумывал, не пора ли искать место для «спания»…

— Макс, — тихо окликнул его Шур и, догнав, шепнул: — Что-то случилось с Гундарином.

Максим удивлённо посмотрел на коротышку. Тот шёл следом за ними, мурлыча под нос незамысловатый мотивчик, размахивал подобранной веткой, словно отгонял невидимых мошек.

— Он есть не просит, — пояснил сфинкс в ответ на немой вопрос друга. — С последнего привала — ни разу. Он у тебя провизию не стащил?

Максим пощупал сумку, развязал тесёмки, сунул руку внутрь. Нет, упакованная в кожаные туески каша была на месте. Кулёчек с сухарями тоже.

Друзья переглянулись, стали, перегораживая коротышке дорогу. Гуня остановился, лишь когда ткнулся головой Шуру в живот. Посмотрел на невесть откуда возникшее препятствие, поинтересовался:

— Мы уже пришли, да?

— Гундарин, что ты ел? — вопросом на вопрос ответил Шур.

Коротышка постоял, почесал макушку. И расплылся в хитрой улыбке.

— Извечно, чиво — кашу криссовскую. Этот недоросль её в мешке несёт, а добавки не дал.

— Что ты ел кроме каши? На последнем привале ты куда-то ходил. Сказал: «по нужде». Что ты нашёл и съел?

Коротышка молчал, продолжая радостно лыбиться. Тогда Шур сдёрнул у него с плеча сумку, и прежде чем Гуня успел запротестовать, вывернул её содержимое.

На землю посыпались нехитрые пожитки: подстилка, она же одеяло, моток бечёвки, какие-то лоскуты, ножик, пара пуговиц, заколка для волос. И две пригоршни бледно жёлтых пушистых шариков.

— Это что? — тут же присел рядом с находкой Шур. — Ты это ел, да?

Но ответить коротышка не успел. Ушедшая далеко вперёд Огница окликнула:

— Макс, иди сюда! Смотри, это тот самый камень, да?

Не дожидаясь, чем закончатся «ягодные» разборки, Максим побежал на зов.

Да, это было то самое место, отмеченное на карте. Река делала излучину, круто поворачивала на север, и сразу за излучиной из воды торчал агатово-чёрный камень. Скорее, небольшая скала — метра три высотой, не меньше.

Максим отметил, что противоположный берег такой же пологий, как и тот, вдоль которого они шли. И в Добрии у рек берега были пологими. Вроде бы из школьных уроков помнилось, что должно быть по-другому: один берег пологий, другой — крутой. Даже объяснение этому учили. Но в памяти удержалось единственно хитрое словечко «кориолис». Потому и сейчас Максим поспешил выкинуть наблюдение из головы. Главное, чёрный камень с карты Инженера нашли. Теперь от него нужно повернуть точно на восток, и через час пути они увидят дверь. Там и «ночёвку» устроят. А «утром», с новыми силами, отправятся в следующий мир.

— Гундарин ел почки с какого-то кустарника, но, кажется, ничего опасного, — сообщил подоспевший Шур. Внимательно осмотрел скалу, и неожиданно шикнул: — Тихо! Не двигайся.

Максим удивлённо взглянул на него. Медленно, очень медленно обернулся к реке.

Гундарин не ошибся, они действительно попали в мир народа Двона. На противоположном берегу реки, чуть правее чёрной скалы стоял гвых. Стоял и внимательно вглядывался в камыши, где прятались путники. Река в этом месте была узкая, метров двадцать, не больше. Казалось, маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели прямо в лицо Максима.

Мгновение спустя он понял, что гвых не один. Его соплеменник выбрался из зелёных зарослей на берегу, затем — второй. А вон и ещё один вскарабкался на скалу.

— Что это за уроды? — прошептала Огница.

Шур взглянул на неё. Также тихо произнёс:

— Лучше, чтобы они нас не видели. Уходим отсюда тихо.

Вряд ли девушка поняла слова, но интонацию — наверняка. Внимательно посмотрела на сфинкса и стала выбираться из камышей. Получалось у неё это здорово, ничего не хрустнуло, даже торчащие над головами метёлки не колыхнулись. Максим полез следом. Пожалуй, у него это тоже получилось довольно ловко. Получилось бы… если бы не Гундарин.

— Чиво вы там углядели? — коротышка вынырнул из кустов. — Чиво пятитесь вперёд сраками?

И не дожидаясь ответа, рванулся к берегу. Максим попытался его перехватить. Куда там! С неожиданной проворностью Гуня проскользнул под его рукой, и вломился в заросли с таким шумом и треском, словно дорогу себе прокладывал небольшой носорог. И вывалившись на открытое место, радостно заорал:

— Ух ты, гвыхи! Счас я с ними поздороваюсь. Эге-гей!

Пятерня Шура схватила его за шиворот, втащила обратно в камыши. Но было уже поздно. Гвыхи присели от неожиданности, напряглись. И вдруг тот, что стоял на скале, издал пронзительный клич. Это был короткий вопль, что-то вроде: «Хыгхых!!!», но пониматель услужливо перевёл. И перевод этот Максиму не понравился. Ибо означал он: «Чужаки! Ловите их!»

И Шуру перевод не понравился. Разъярённо рыкнув, он забросил коротышку на спину, так что тот квакнул, скомандовал:

— Бежим! — показывая пример, рванул прочь от берега.

У самых их ног громко булькнуло. Максим удивлённо оглянулся… и едва успел присесть. Над головой просвистел увесистый булыжник. Самые нетерпеливые из гвыхов пёрли через реку, поднимая фонтаны брызг, другие стояли по колено в воде, раскручивали пращи. И было их не три и не четыре, а десятка полтора. Мохнатые, здоровенные. И свирепые.

— Блин… — только и нашёл, что пробормотать Максим.

Он быстро выдернул станнер из-за пояса, прицелился в ближайшего, выстрелил. Гвых жалобно вякнул, обмяк, заваливаясь в воду. Остальные благоразумно поспешили назад на берег. Но и Максиму пришлось отпрыгнуть в сторону. Увесистая каменюка, круша стебли, чвакнула как раз в то место, где он только что сидел.

— Макс, уходи оттуда! — рявкнул Шур. — Они сейчас окружить попытаются.

Сфинкс был прав. С одним станнером против банды головорезов им не выстоять. Чтобы на расстоянии двадцати метров такую махину вырубить, нужно прицельно стрелять, узким лучом. Широкий действенным будет метра на три-четыре, пять от силы. Гвыхи окружат их и зашвыряют камнями. Бежать — единственно правильное решение. Дверь уже близко, успеют.

Максим пальнул ещё разок — особо не целясь, для острастки, — и выскочил из зарослей.

— Макс, быстрее, быстрее! — Огница чуть ли не подпрыгивала от нетерпения.

И Шур с коротышкой на плече стоял на полусогнутых, готовый начать кросс по пересечённой местности. Максим бросился к ним, юркнул в спасительную гущу деревьев, подальше от то и дело свистящих над головой булыжников… и тут же огнём полыхнуло по голени. Максим охнул, присел. Но так получалось ещё больнее. И страшно — нога вздувалась, багровела прямо на глазах, ступни он не чувствовал, будто её и не было.

— Что?! — Шур свалил с плеча коротышку, подскочил к юноше. Не раздумывая, схватился за рану.

— А! — Максим не выдержал таки, вскрикнул. Показалось — одно неверное движение сфинкса, и нога отвалится!

— Перелома нет, — успокоил тот. — Ушиб, сильный. Рикошетом задело. Не бойся, я тебя смогу донести. Забирайся на спину. Гундарин, ты…

Сфинкс оглянулся на коротышку и осёкся. Тот спал, выводя носом заковыристые рулады. Этого только не хватало… Шур потряс Гуню за плечи, потом отвесил две звонкие пощёчины. Без толку, коротышка спал, как убитый. Вернее, как обдолбанный. Каким он, собственно, и был.

— Плохо, я не смогу нести вас обоих, — тряхнул гривой Шур. Посмотрел в сторону речки. Камни оттуда больше не летели, но опять плюхало по воде, выше и ниже по течению — гвыхи окружали. Медлить нельзя было ни минуты. — Макс, переведи девушке: олли не тяжёлый, она сможет его донести.

Ох, догадывался Максим, что услышит в ответ на такое предложение. Но перевёл, разумеется.

— Что?! Я должна тащить этого недоделанного? Сам виноват, пусть сам и отдувается!

Логично. Только неправильно: бросать беспомощного коротышку на растерзание дикарям. С друзьями так не поступают, даже если они виноваты. Максим начал было подыскивать добрийские слова, чтобы объяснить всё это девушке.

Но для объяснений времени не было. Тогда он поднял станнер, процедил хмуро:

— Берёшь коротышку и несёшь. Быстро! Или остаёшься здесь.

Упрямство в глазах девушки сменилось недоверием, изумлением, злостью. Она хотела что-то сказать в ответ, но Максим шевельнул пальцем на кнопке, и Огница подчинилась. Фыркнула многообещающе, взвалила коротышку на плечо и поспешила в чащу. Повезло, что дочь у князя выросла такой сильной и здоровой. Ни одна из одноклассниц Максима не допёрла бы подобную ношу. Тем более бегом, через лес, когда по пятам несутся разъярённые дикари.

Гвыхи их всё-таки обошли. Лес заканчивался над невысоким обрывом, а внизу стелилась уже знакомая тундра. Отличная позиция для пращников. И когда беглецы выскочили из-за деревьев, их ждали. Пять гвыхов с радостным воем закрутили пращами…

Прямо перед обрывом, в двух метрах от кромки, в воздухе весела лазорево-пурпурная спираль. Она походила на ту, что вела из Добрии в Задверь, лишь спиц здесь было куда меньше.

Посчитать спицы Максим не успел. Шур, взревев, как раненый лев, швырнул его в самую середину спирали.

Глава 8, в которой ни зги не видно

Максим заорал от мгновенного ужаса, от понимания, что упадёт с двухметровой высоты на больную ногу… и проглотил собственный крик. По другую сторону спираль висела на уровне пола. Гладкого скользкого пола. Такого скользкого, что он проехал по нему на пузе.

Рядом мягко шмякнулось: Гуня прошёл в дверь тем же способом. Правда, приземлился он жёстче, пролетев то расстояние, которое Максим проехал. Впрочем, жёсткое приземление коротышку не разбудило. Максим поспешно схватил его за шиворот, оттянул в сторону от спирали. И вовремя: сквозь свет вывалилась Огница. Распласталась на полу, ошалело уставилась на юношу.

— Отползи в сторону! — шепнул он ей.

Почему не решался говорить во весь голос, он и сам не понимал. А девушка не поняла, что от неё хотят, Максим в горячке забыл перевести на добрийский… И тут из двери выпрыгнул Шур. Ловко, успев сгруппироваться, будто заранее знал, что падать никуда не придётся. Только лежащую на полу девушку он не предусмотрел.

Сфинкс приземлился прямо на княжну, придавил её к полу. Мгновенно отпрыгнул в сторону, вскочил, виновато разводя руками в ответ на злой взгляд. И распорядился, обернувшись к Максиму:

— Надо отойти подальше от двери. Гвыхи.

Максим прикусил губу. Мог бы и сам догадаться! Дверь двусторонняя, а гвыхи не настолько глупы, чтобы не понимать этого. Они не остановят погоню на границе своего мира, сунутся сюда. Да они уже здесь бывали! Вон те тёмные кучи на полу — не иначе засохшие экскременты. И запашок стоит соответственный. Повезло, что не вляпался.

Максим начал осматривать мир, в который они попали. Нет, «осматривать мир» — это было сильно сказано. Помещение было таким тёмным, что даже размеры его не определишь. Лазорево-пурпурные блики отражались от гладкого пола, множились, растекались во все стороны. Но ничего не освещали! Только в ближайшей стене угадывался тёмный проём выхода.

— Пошли, пошли! — Шур взвалил Гундарина на спину, заставив того сменить храп на свист. — Пусть девушка тебе поможет. Опирайся на её плечо.

Максим кивнул, повернулся к Огнице, перевёл приказание. Та послушно помогла ему подняться. Но когда увидела, что Шур направился к проёму в стене, испуганно прошептала:

— Макс, там темно!

— Не бойся, сейчас свет зажжётся, — поспешил он её успокоить. — У криссов так заведено, чтобы энергию не тратить попусту.

Но свет не зажёгся. Сфинкс сделал несколько шагов и растворился во мраке. Девушка замерла у порога.

— Макс, я… я не могу туда идти. Я ничего не вижу! Я не…

За спиной глухо шмякнулось. Не требовалось и оборачиваться, чтобы понять — гвыхи полезли в спираль. Максим шагнул здоровой ногой, вынуждая Огницу сдвинуться с места. Та икнула затравлено, но подчинилась.

В коридоре было темно, хоть глаз выколи. Максим протянул в сторону свободную руку, нащупал стену, такую же гладкую и скользкую, как пол. Это чуть успокоило. Однако не гарантировало отсутствие распахнутых люков в полу, а то и чего похуже.

Максим чувствовал, как девушка дрожит от озноба, слышал, как прорываются сквозь стиснутые зубы повизгивания. Она еле сдерживалась, чтобы не заорать от ужаса и не броситься назад, к лазорево-пурпурным бликам. Но возвращаться было некуда, путь к отступлению им отрезали. За спиной раздался леденящий кровь вой, разнёсся по коридорам, отразился гулким многоголосым эхом. «Убью!» — услужливо перевёл пониматель. Если гвыхи видят в темноте, они без труда разглядят силуэты крадущихся по коридору беглецов…

Внезапно его схватили за штанину, потянули. Он едва не заорал от ужаса, но тут же услышал шёпот Шура: «Сюда! Пригнитесь». В боковой стене коридора было отверстие, круглое, около метра в диаметре. Слишком большое — гвыхи в такое тоже пролезут! Максим хотел объяснить сфинксу, что оставаться так близко от двери опасно, что нужно уходить дальше. Но когда втащил в дыру трясущуюся от ужаса девушку, понял — Шур знает, что делает. Гвыхи не могли видеть в темноте, потому что в их мире темноты не бывает! Как не бывает её в Добрии. Все обитатели миров вечного полдня боятся темноты. Гвыхи не рискнут сунуться в коридор. Самое большее, швырнут в него камни.

Словно подтверждая его правоту, в темноте просвистел камень, загрохотал вдалеке. Затем ещё один. И снова вопль, «Убью!!!» Огница заскулила вслух, так что пришлось зажать ей рот ладонью. Против ожидания, руку она не оттолкнула. Наоборот, вцепилась в Максима, прижалась — не оторвать. Нет, не сунутся гвыхи в темноту!

Терпения — или выдержки? — у преследователей хватило на полчаса. Огласив напоследок темноту жутким воплем, они убрались в свой мир.

— Боятся, — подытожил Шур. — Устроили засаду снаружи. Будут ждать, когда мы проголодаемся и вернёмся. Они уверенны, что деваться нам некуда. И они правы. Если бы не карта, другой выход отсюда мы бы не нашли.

Максим осторожно выглянул в коридор. Глаза успели привыкнуть к темноте, но что делалось в противоположной от комнаты со спиралью стороне, он всё равно разглядеть не мог.

— Фонарь бы, — подумал вслух. Спросил у сфинкса: — Как думаешь, куда это мы попали?

— Не знаю. Но здесь давно никто не ходил. Пыль. В воздухе её очень мало, но на полу собрался слой. Как минимум, несколько столетий.

Максим хмыкнул недоверчиво. Рассмотреть слой пыли на полу он не смог бы при всём желании. А уж определить его возраст — и подавно.

— Хочешь сказать, что здесь везде такая темень?

— Возможно.

Максим поёжился от подобного предположения. Слишком хорошо он помнил Отстойник с его висячими мостиками, лесенками и платформами. Конечно, этот мир был непохож на тот. Но кто знает, какие опасности поджидали в нём? И темно вдобавок…

— Макс, говори по-человечески, — заскулила Огница. — Мне и так страшно.

Она протянула руки, пытаясь нащупать его в темноте. Но только хватала пустоту, хоть и смотрела в упор. Она была совершенно слепая здесь! Максим вздохнул, придвинулся, обнял её. И подумал, что ни фига они не смогут пройти этот мир. Одноногий, обдолбанный и слепая — они попадут в первую же ловушку.

И Шур это понял. Предложил:

— Дорога может оказаться опасной. Я разведаю, а вы ждите меня здесь.

Предложение было правильным, и Максим кивнул. Спохватился, принялся расшнуровывать сумку.

— Постой, карта! Надо свериться, в какую сторону идти.

— Я помню дорогу до уводящей двери.

— Да? — Максим замер. — Ты запомнил дорогу в этом мире?

— Во всех мирах.

— Во всех?! В двадцати мирах? Когда ты успел?

— Ты показывал. И миров двадцать два. Этот — второй.

— Я показывал? — изумился Максим. — Ты же едва пролистал её!

— Макс, я же просила, говори по-человечески! — вновь заныла Огница.

Максим мысленно выругался. Он не успевал переводить всё на добрийский. Нет, всё-таки пониматель в голове, это не так уж и плохо.

— Шур собирается сходить на разведку, — объяснил он. — Посмотреть, что впереди.

— Посмотреть?! — изумилась княжна. — Хочешь сказать, он что-то видит здесь?

— Почти всё, — ответил Шур. — Мои предки вели ночной образ жизни.

И не дожидаясь, пока Максим переведёт, выскользнул в коридор.

Сначала Огница сидела молча, переваривала услышанное. Затем недоверчиво уточнила:

— Получается, этот Урмшур пришёл из твоего мира со звёздами?

— Нет, он из другого. Просто большинство планет круглые и вращаются вокруг своих солнц. Поэтому на них чередуются день и ночь, зима и лето… Во всяком случае, в нашей галактике так.

— Это сказки, — прошептала девушка. Но уверенности в её голосе заметно поубавилось.

— Да? В ваших мирах ночи нет, поэтому вы боитесь темноты и ничего в ней не видите. Шур бы тоже не видел, если бы родился в таком мире. И я.

— Ты видишь? — не поверила Огница.

— Ну… немножко. Мои предки ночами спали, а не…

— А-а-а!!!

Максим так дёрнулся, что чуть затылком о стену не припечатался. И Огница отпрянула в противоположную сторону. Но руку его при этом не отпустила.

— А-а-а! — визжал очнувшийся коротышка. — Где мои глаза?! Я ослеп! Помогите, хоть кто-нибудь!

— Не ори! — Максим тряхнул его за плечо. — Ничего с твоими глазами не случилось. Пока ты дрых, мы в следующий мир перешли. Здесь темно.

— Я тебе не верю! — не унимался тот. — Ты нарочно меня обманываешь. Я ослеп, я знаю, что ослеп!

Максим сплюнул в сердцах. Хотел было выволочь Гуню в коридор, показать сполохи вращающейся спирали, но тут же придумал кое-что получше. Нащупал сумку, вытащил из неё свиток карты. Изображение слабо светилось в темноте.

— Гляди, видишь? — сунул коротышке под нос.

Тот разом прекратил всхлипывать. Шморкнул носом, разглядывая картинку.

— Вижу… Макс, а ты не перепутал? Мож, вы не в ту дверь залезли? Здесь же никто не пройдёт, в такой темени!

Максим хмыкнул, пряча свиток назад в сумку.

— Ты что, темноты боишься? Ты же рассказывал, что олли живут под землёй. И к кротам в нору ты лазил, не боялся.

— Я темноты не боюсь, я потеряться боюсь. Норки же узенькие, в ней всегда стенки и потолок чувствуешь. В норках не страшно.

— Как так узкие? Ты говорил, что на Од’доме норы большие? Целые подземные дома! Врал, что ли?

Гундарин засопел громче. И тихо пробубнил:

— Откуда я знаю, какие дома на Од’доме… Мож, и нет никакого Од’дома. Мож, это сказки, как твой мир со звёздами…

— Мой мир — не сказка! — возмутился Максим. — Мой мир…

И замер на полуслове. В дальнем углу каморки, где они прятались, зашуршало. Звук был тихий, но вполне отчётливый, будто что-то увесистое, но мягкое проволокли по полу. Огница это тоже услышала, крепче вцепилась в его руку. Только Гуня не расслышал, переспросил:

— Так что твой мир?

В темноте грюкнуло. Этого звука не мог не услышать и коротышка. Он дёрнулся всем телом, подвинулся ближе к людям.

— Макс, что там? — срывающимся голосом прошептала Огница.

Максиму и самому это хотелось бы знать! Но мрак был таким плотным, что дальний угол не разглядишь. Даже непонятно, где он, этот дальний угол.

— Там кто-то ползёт. Большой, страшный, — залепетал Гундарин, продолжая пятиться, расталкивая задницей спутников. — Давайте уйдём отсюда, пока не поздно.

— Нет! — остановил его Максим. — Никуда мы не уйдём. Шур здесь нас будет искать.

Говорил, а у самого сердце в груди прыгало. Ну почему, почему он не прихватил с собой какой-нибудь светильник?! Привык, что в этих мирах всегда светло. Но никто же не обещал, что так везде будет! Недотёпа…

— Макс, — зашептала Огница, — может, гвыхи ушли от двери? Давай выберемся отсюда. Здесь мы точно умрём…

— Да, рыжая правильно говорит, — поддержал её коротышка. — Давайте убежим отсюда. А Шур умный, он нас найдёт.

Максим вдруг разозлился — и на ужас спутников перед темнотой, и на собственный страх. Вытащил станнер, помедлив, крикнул в темноту:

— Эй, здесь есть кто-нибудь?

Ответом была тишина. Ничего больше не шуршало, не стукало. Минута шла за минутой, а ничего не происходило. Послышалось?

Может, и послышалось. Но если не знать наверняка, то так и будешь таращиться в темноту, зубами стучать от страха.

— Пойду взгляну, что там такое, — громко сказал он. Поколебавшись, сунул в руку девушки станнер: — На, держи. Я и кинжалом управлюсь, в случае чего.

Он не стал фантазировать на тему «в случае чего» понадобится кинжал, и так мурашки по спине бегали. Осторожно, придерживаясь за стену, поднялся на ноги. Потолок оказался не таким и низким, как представлялось, не то что головой, а и вытянутой вверх рукой не дотянешься. Он попробовал стать на ушибленную ногу. Больно, но терпимо. Медленно, опираясь одной рукой на стену, а в другой сжимая кинжал, заковылял в темноту.

Он ошибся, предположив, что они сидели в маленькой коморке. Он проковылял десять метров, двадцать, тридцать, а стена не заканчивалась. То ли это был коридор, то ли зал. И не проверишь — отойти от стены Максим не решался, а глаза ничего не видели. Зря хвастался перед Огницей, — он был таким же слепым в темноте, как и девчонка. Всего и отличие, что темноты не боится…

Едва подумал так, как нога зацепилась за что-то. Сердце подпрыгнуло чуть ли не до макушки, Максим отпрянул, выставил вперёд кинжал… Но то, под ногами, не двигалось.

Не меньше минуты понадобилось, чтобы перевести дыхание. Он шагнул вперёд, осторожно пнул ногой. Мягкое, похожее на набитый трухлявой соломой матрац. Только откуда в подземельях криссов соломе взяться? Максим понимал, что надо бы присесть, ощупать находку. Но не лежала к этому душа.

Он переступил препятствие — не исключено, что именно оно и шуршало, свалившись невесть откуда, — пошёл дальше.

— Макс, ты где? — донёсся из темноты срывающийся шёпот Огницы.

— Я здесь, всё в порядке!

Он старался говорить бодро. Но голос невольно понизил.

Стена начала плавно закругляться, однако не в ту сторону, как Максим ожидал. Ничего не поделаешь, пришлось идти вслед за изгибом. И он оказался не единственным. Странная тут была планировка — стены помещения походили на поставленные вертикально громадные морские волны.

— Макс, ты скоро? — вновь долетел голос Огницы. Очень издалека.

Максим подумал, что пора возвращаться, что обойти их «каморку» по периметру не удастся… и охнул от боли, налетев на новую преграду.

На пути стояло нечто твёрдое, достававшее Максиму как раз до подбородка. Он отскочил, поднял кинжал. Выждал, шагнул вперёд. Кончик лезвия упёрся в преграду. По форме эта штука напоминала спинку кресла, если к нему подойти сзади. С замиранием сердце Максим провёл рукой, ощупал его противоположную сторону. Пальцы ткнулись в мягкое, весьма похожее на «соломенный матрац», встреченный прежде. Если найденная им штука действительно была креслом, то матрац лежал в ней. Или сидел. Пальцы коснулись маленького, твёрдого, выпуклого, как бы пришитого к «матрацу». Вполне возможно, что это были застёжки… Или знаки различия на мундире.

Максим почти не сомневался, что ощупывает превратившийся в труху труп. Но провести рукой выше, к лицу, не посмел. Опустил руку, отступил. И тут же упёрся ещё во что-то. Вот это было пультом, точно! Ряды сенсорных кнопок, панели, разъёмы. И всё мёртвое, заброшенное, покрытое толстым мягким слоем пыли.

Это был центр управления, превратившийся в кладбище, в склеп. Максим шёл сквозь него, и ощущение, что разгадка рядом, руку протяни и возьми, делалось всё сильнее. Только не видно, куда именно протягивать! Ни зги не видно.

Неподалёку опять зашуршало. Представилось неожиданно, как мертвецы поднимаются из кресел-ложементов, тянут высохшие руки. Максим попятился, отмахнулся кинжалом. Будто и впрямь готов был отбиваться от невидимых зомби.

Кинжал распорол пустоту. Зато сзади опрокинулось, загрохотало.

— Макс?! — донёсся еле слышный крик Огницы. Совсем не с той стороны, откуда он ожидал его услышать.

Максим затравленно завертел головой. Надо возвращаться, немедленно. Но куда?! Минуту назад он был уверен, что помнит дорогу. Но теперь эта уверенность дала трещину.

— Огница, вы где? — закричал. И эхо разлетелось вокруг.

— Макс-Макс-Макс-Макс…

Эхо металось по утонувшим во мраке бесконечным коридорам и многоярусным залам. Эхо разбивалось о стены, множилось. Эхо заманивало в ловушки.

Он сделал неуверенный шаг, второй, снова налетел на кресло. Но было ли это то самое кресло, с тем самым мертвецом? Он не знал.

— Огница?!

— Макс? — тотчас отозвалось откуда-то сверху.

— Макс?! — задребезжал древний пульт.

— Макс?!!! — завибрировал пол под ногами.

Максим втянул голову в плечи. Он больше не знал, где выход из лабиринта. Шагнул прямо, и через десяток шагов упёрся в стену. Быстро, забыв даже о боли в лодыжке, пошёл вдоль неё. Но стена начала закругляться, возвращать назад к мёртвому пульту, словно издевалась над незадачливым разведчиком. Он поспешил в другую сторону. Тот же результат! Он блуждал в темноте, натыкаясь на кресла-ложементы, на шкафы-колонны, на треклятый пульт. Но выхода нигде не было! Каждая попытка найти его заканчивалась гладкой на ощупь, но, несомненно, твёрдой стеной.

«Макс!» — доносился время от времени голос Огницы. Максиму казалось, что с каждым разом он звучит всё дальше и дальше. Он пытался прогнать наваждение, и не мог.

В конце концов он сдался. Остановился, облокотился на стену, потом медленно сполз по ней на пол. Нужно было передохнуть, успокоиться, собраться с мыслями. Если он зашёл в этот лабиринт, то и выход должен быть.

Рассуждение было правильным, логичным. Но одновременно имелся в нём какой-то незаметный изъян. Максим ощущал, что он есть, но уловить не мог. Эх, если бы не темнота вокруг!

Неподалёку вновь зашуршало. Он мгновенно напрягся. Вглядываться было бесполезно, поэтому он попробовал вслушиваться. Но и вслушивание не помогло, звук не повторялся. Осторожно, не вставая с четверенек, Максим двинулся в ту сторону, откуда он донёсся. Десять шагов, двадцать, тридцать…

Справа мигнул огонёк. Галлюцинация?! Он быстро зажмурился, моргнул. Не помогло, огонёк не исчезал. Ущипнул себя за руку — этот метод и подавно не действовал. Он крепче сжал кинжал, привстал… И саданулся макушкой о потолок.

Ударился несильно, просто не ожидал, что свод будет так низко. Максим быстро ощупал руками вокруг себя. Это было невероятно, невозможно! Он сидел у круглого отверстия, в точности такого, сквозь которое они забрались в каморку. И огонёк светился в дальнем конце коридора.

Максим подумал было, что видит отблески спирали. Но нет, этот свет был белым, ровным. И он приближался! По коридору кто-то шёл, освещая фонарём дорогу.

Холодный озноб пробежал по спине. Максим перехватил кинжал, приготовился к прыжку. Свет был всё ближе и ближе, он уже освещал стены и пол коридора. Однако тот, кто его держал, предусмотрительно оставался в тени. Сейчас он поравняется с дырой…

Максим вскочил, замахнулся кинжалом. Световое пятно тут же дёрнулось назад. И голос Шура произнёс:

— Макс, это я.

Сфинкс опустил фонарь, позволяя убедиться, что это в самом деле он. Максим ошарашено замер. Понадобилось сглотнуть, облизнуть губы, прежде чем удалось выговорить:

— Как ты сюда попал?

— Я запомнил дорогу и вернулся. Светильники нашёл. Мы расстались с тобой в ста шагах отсюда. Что-то случилось?

— Нет. Там…

Он обернулся, чтобы показать на дыру в стене коридора. Но дыры не было! Даже намёка на дыру не было. Максим таращился на стену и молчал, слов подходящих подобрать не мог. Как рассказать о том, чего не видел, а скорее, нафантазировал?

Шур, не дождавшись продолжения начатой фразы, спросил:

— Я вижу, ты не хромаешь. Нога больше не болит?

— Нога?

Максим не сразу сообразил, о чём идёт речь. Он и думать забыл о том злосчастном гвыховском голыше, только теперь вспомнилось. Наклонился, осмотрел голень. На месте недавней опухоли темнел едва заметный синяк. Не синяк, а так, «желтяк». Осторожно ткнул в него пальцем. Боли не было.

— Странно, — произнёс наблюдавший за его манипуляциями сфинкс. И добавил не в тему: — Я был не прав, когда сказал, что здесь сотни лет никто не ходил.

— Ты кого-то увидел? — встрепенулся Максим.

Шур удивлённо взглянул на него.

— Нет, наоборот. Здесь не сотни, а тысячи лет никого не было. Многие тысячи. Или десятки тысяч.

— Что? — Максим не поверил своим ушам. — Но Инженер ведь проходил здесь несколько лет… ну, десятков лет назад! Он должен был оставить следы! Как иначе он смог бы нарисовать карту?

Сфинкс не ответил. Поднял свой светильник повыше и пошёл по коридору.

Фонарь — похожая на толстый карандаш палочка, — создавал вокруг себя световую полусферу радиусом метра три. Тьма за её пределами оставалась непроглядно-густой, но внутри было светло, как днём. Через сто шагов, как Шур и обещал, свет выхватил из темноты ровный круг на стене туннеля. По ту сторону отверстия зашуршали, заворочались, чьё-то бледное лицо, щурясь на свет, показалось в нём.

— Макс?!

Огница радостно взвизгнула, попыталась сунуться в коридор, но Шур её опередил. Подтолкнул Максима вперёд и следом сам протиснулись в их укрытие. В свете фонаря можно было разглядеть хотя бы часть помещения. Огница и Гундарин сидели под стенкой у самого выхода, тесно прижавшись друг к другу, разве что не обнявшись. Девушка сжимала обеими руками станнер, коротышка притискивал к пузу две сумки: свою и Максима.

— Наконец-то! — Огница укоризненно посмотрела на юношу. — Я тебя звала-звала. Почему ты не отвечал?

— Во-во, — поддакнул Гундарин. — Радые, что видите в этой темени, да? А нас значит можно бросать на погибель? Друзья называются. Где вы так долго шлялись?

— Долго? — удивился сфинкс. — Меня не было немногим более часа.

— Будет врать-то! — возмутился коротышка. — Не забывай, у меня в голове пониматель. Четыре часа вас не было. Я так проголодался со страху, что если б не рыжая, всю кашу бы слопал.

Шур задумчиво посмотрел на него. Потом перевёл глаза на Максима.

— Макс, по твоим ощущениям, сколько времени прошло?

Максим с удивлением понял, что не знает, сколько он слонялся по тёмным лабиринтам. Может быть час. А может быть… сто часов?! Если судить по синяку на ноге, то скорее второе, чем первое. Но проголодаться он не успел…

— Кстати, у вас есть приборы связи, — продолжал сфинкс. — Почему вы ими не воспользовались?

Максим уставился на запястье. В самом деле! Как он мог забыть о «подарке» Рен-Рендука? Отправившись на поиски Земли, они с Огницей так и не сняли браслеты-говорители. А ведь эти вещицы могли быть не только вредными, но и полезными. Не орать нужно было, вслушиваясь в эхо, а включить прибор, запеленговать маячок и… в очередной раз наткнуться на преграду?

Он взял световую палочку, пошёл вдоль стены. Сделал три шага вдоль — и стена начала закругляться, всё сильнее, сильнее. Пока не вернулась к ведущей в коридор дыре. Никакого прохода, двери, не было. Для верности Максим простучал едва ли не каждый дециметр. Каморка, в которой они укрылись от гвыхов, была именно каморкой. Так что же получается: «центр управления» — это бред, галлюцинация?

Всё это было слишком странно и непонятно, потому рассказывать о своём открытии Максим не решился. Лишь когда они снова отправились в путь и отошли достаточно далеко от таинственного места, он шепнул Шуру, стараясь, чтобы спутники не расслышали:

— Знаешь, мне показалось, здесь что-то не так…

— Мне тоже, — тот понял с полуслова. — Когда мы уходили, бликов от спирали не было. Думаю, этот коридор больше не ведёт к двери в мир народа Двона.

Максим чуть не охнул от такой новости. Сам он на блики — вернее, на их отсутствие, — внимания не обратил.

— Будем надеяться на карту, — успокоил его Шур.

Тёмный мир они прошли за неполные двое суток. Никаких ловушек, неожиданных и ненужных приключений на пути не встретилось. Бесконечные коридоры, слой пыли на полу, хорошо различимый в ярком белом свете. И тишина. Лишь иногда, когда они устраивали привал, вдали слышались тихие стук и шуршание. Однажды Максим решился — взял фонарь и пошёл назад, туда, откуда долетел звук. Он предчувствовал, что увидит, но мурашки всё равно поползли по коже: в сотне шагов коридор, по которому они недавно прошли, заканчивался тупиком. Явственно отпечатавшиеся на пыли следы выходили прямо из прочной монолитной стены. Делиться своим открытием со спутниками Максим не стал. Шур прав, им следовало надеяться на карту. Раз ничего другого не оставалось.

Спираль уводящей двери была похожа на ту, что вела в мир народа Двона: двойная, лазорево-пурпурная. Они единственно количеством рукавов различались, и кажется, скоростью вращения. Что ждало путешественников на другой стороне, не знал никто. Но все вздохнули с облегчением — не может ведь быть, что и там стоит такая же темень? Шур предлагал задержаться в тёмном мире, уверял, что здесь можно найти много полезных в путешествии вещей. Однако Огница и Гундарин не желали и слушать об этом. Они не могли дождаться, когда вновь увидят солнце и небо над головой. Да и запас провианта исчерпался. А Шур при всём своём энтузиазме исследователя не обещал, что в тёмном мире найдутся кормители, и тем более, какая-нибудь дичь. Так что поразмыслив немного, Максим поддержал девушку и коротышку. Задерживаться в тёмном лабиринте, то и дело меняющем свою конфигурацию, было жутко. Возможно, следующий мир окажется гостеприимнее?

Глава 9, в которой Максиму приходится краснеть

Место, где открывалась дверь между мирами, было восхитительным. Спираль висела в крошечном гроте, отгороженном звонкими струями водопада. Солнце играло на брызгах воды, взбивало их в весёлую яркую радугу. А лазорево-пурпурные сполохи придавали гроту прямо-таки сказочный, волшебный вид.

Грот был настолько маленьким, что шагнувший в него последним Шур буквально выдавил коротышку под струи воды. Гундарин недовольно пискнул, но отступать назад было некуда. Пришлось идти вперёд.

Водопад срывался с невысокой скалы в круглое озерце, напоминавшее большую каменную чашу. В одном месте вода проточила её край и выливалась быстрой речушкой. Вокруг озерца, по берегам речки, вдоль скалистого обрыва — везде, куда не кинь взгляд, поднимались высокие толстостволые деревья. Их мощные длинные ветви тянулись во все стороны, переплетались, образуя над головой сплошной зелёный шатёр. Но сумрака джунглей здесь не было, несмотря на гирлянды воздушных корней, на занавеси из переплетённых лиан. Листва на деревьях была ярко-зелёной, она словно светилась в лучах солнца. И ярко-зелёной была трава на полянах. Зелёный был основным цветом здесь. Основным, но единственным. Трава, деревья, лианы пестрели тысячами цветов всех мыслимых и немыслимых оттенков. Даже воздух пестрел… не цветами, конечно, — мириадами крошечных бабочек. И ещё он звенел от птичьих трелей. Вот это и впрямь был мир летнего полдня! Куда прекраснее, чем ухоженная, чопорная Вирия.

Путешественники вышли из-под водопада, и застыли, раззявив рты от изумления. Максиму вдруг мучительно захотелось, чтобы небо этого мира было голубым! Но сквозь шатёр листвы не пробивалось ни капельки синевы.

Огница тихонько засмеялась. Быстро зачерпнула воды из озерца, брызнула на Максима. Он вздрогнул, хоть вода была не холодной.

— Ты чего? — спросил удивлённо.

Девушка не ответила, засмеялась громче. Коротышка покосился на неё, вздохнул. И спросил невпопад:

— Интересно, а эти птички, которые чирикают, съедобные?

— Тебе б только пузо набить, — хмыкнул Максим.

— Кушать хочется. Сам говорил, что криссовская каша закончилась.

Он спрыгнул с камней, окружавших озеро-чашу, побрёл в сторону леса.

— Гундарин, осторожней! — окликнул его Шур. — Мы не знаем, что здесь водится.

Он не успел закончить фразу, как занавесь из лиан дрогнула. Отодвинулась в сторону, пропуская… Существо было чем-то средним между козой и ланью. Маленькая, пятнистая, тонконогая козочка с глупой мордочкой и большущими чёрными глазищами. Существо постояло, посмотрело на пришельцев. Вильнуло беленьким хвостиком-метёлкой и принялось щипать траву.

— Мясо… — захлёбываясь слюной, прошептал Гундарин. Обернулся к спутникам, и во взгляде его была мольба.

— Оно не боится, — произнёс Шур. — Значит, на него никто не охотится.

— Макс, стреляй! — зашипела Огница. — Это же дичь! Стреляй, пока не убежала!

Максим повертел в руке станнер, нерешительно взглянул на сфинкса. Тот опустил веки, соглашаясь с девушкой:

— Стреляй, Макс. Нам нужна пища.

Максим навёл оружие на козочку. Ту это нисколько не обеспокоило, продолжала неторопливо пастись. Лучше бы она почуяла опасность, попыталась сбежать! Она выглядела такой беззащитной, что палец не хотел подчиняться. Да, в Отстойнике ему приходилось охотиться. Но то был совсем другой мир, и твари там жили другие. А здесь они словно попали в добрую красивую сказку. И он не мог эту сказку разрушить.

— Чего ты ждёшь? — Огница взмахнула кулачками. Подскочила к нему, протянула руку: — Дай я!

Он безропотно отдал оружие. Сухо хрустнул разряд, козочка удивлённо вскинула голову, посмотрела на обидчиков глупыми чёрными глазами. И повалилась на траву.

— И всех делов! — княжна вернула станнер, достала из чехла охотничий нож. Посмотрела на Гуню, на Шура. Спросила: — Кто мне поможет тушу освежевать и разделать?

Гундарин вызвался сразу же, но толку от него оказалось чуть, только в крови весь перемазался. Шур отогнал его и сам взялся за дело. А Максим предпочитал вообще не видеть, что там происходит. Уселся, опершись спиной о ствол дерева, и смотрел в противоположную сторону. На озерце, на водопад, на пробивающиеся сквозь его струи пурпурные и лазоревые сполохи, на кромку обрыва, покрытую высокой травой. Обернулся, лишь когда Огница позвала:

— Эй, «сказочник»! Хватит отлынивать, дрова для костра собирай.

Жаркое из козлятины получилось сочным и ароматным. Сготовила его Огница сама, без помощи «всяких там». Гундарин хрюкал от удовольствия, поглощая кусок за куском. Он даже снизошёл до того, что признал: «Гля, не думал, что от рыжей польза будет. Жаль, специй нету». Шур благодарил много и витиевато, но его неожиданное красноречие пропало втуне, — Максим не смог подобрать соответствующих слов на добрийском. И в который раз пожалел, что у Огницы в голове нет понимателя.

А ещё он чувствовал себя виноватым. Сидит, жрёт мясо, как ни в чём не бывало, и вегетарианцем становиться не собирается. А когда надо это мясо добыть, тем более разделать, то на попятный. Получается, что он слабак? Слабее девчонки?

Конечно, можно было придумать кучу оправданий. Вспомнить, что девчонка с детства к охоте приучена, он же, горожанин до мозга костей, даже курицу у бабушки зарубать не мог. Но здесь оправдания никого не интересовали.

Шур будто почувствовал, о чём он думает. Подсел ближе, улыбнулся:

— Не переживай. В твоём возрасте и я не смог бы убить беззащитное существо. В этом нет ничего зазорного. Это не слабость, скорее наоборот.

— В моём возрасте? А сейчас тебе сколько?

Шур задумался. Неожиданно надолго для такого простого вопроса. Но всё же ответил:

— Можешь считать, что мне тридцать пять. Но количество прожитых лет — это не показатель биологического возраста. Я думаю, что продолжительность жизни у наших с тобой рас не одинаковая.

Почему он сказал «можешь считать», Максим не задумался. Поспешил уточнить другое:

— А по-вашему, тридцать пять — это много?

Шур снова оскалил зубы в улыбке.

— Я уже не юноша, но ещё очень молод. Я был самым молодым в… — он осёкся. И добавил другим голосом: — Среди тех, кого похитили криссы.

Максим помолчал, не зная, как утешить друга. Неуверенно предположил:

— Ты их ещё встретишь…

— Они все умерли, — холодно отрезал сфинкс. — Иначе они бы нашли меня. Не будем больше говорить об этом.

После вкусного сытного обеда всех разморило. Да и мягкая трава, тенистые деревья, настоянный ароматом неведомых цветов воздух, мелодичные птичьи трели способствовали. И путешественники решили не торопиться, отдохнуть, отоспаться, как следует. Наконец-то на их пути встретился дружелюбный, приветливый мир.

Остатки мяса нарезали тонкими ломтиками, повесили коптиться над костерком. Огница и шкуру «козы» собиралась вычистить и просушить — в хозяйстве пригодится! На этот раз Гундарин в помощники не набивался. Он даже не дождался, пока с работой будет покончено: набил брюхо и завалился дрыхнуть. А когда Максим вызвался караулить первым, и Шур лёг спать. Лишь девушка не спешила укладываться. Всё возилась и возилась у костра, нарочито медленно и неторопливо. В конце концов Максиму начало казаться, что она специально тянет время.

И он не ошибся. Убедившись, что сфинкс и коротышка заснули, княжна заговорщицки предложила:

— Макс, я хочу искупаться. А то я вся грязная, прокопчённая. Пойдёшь со мной? Как в Добрии, помнишь? Здесь вода не холодная, не то, что у волосатых.

Максим не ожидал такого предложения. Поплавать как в Добрии? Это значит голыми? От одной мысли внутри стало жарко и волнительно. Он прекрасно помнил те ощущения. Купаться вдвоём с девушкой было одновременно неловко, но испытать это вновь хотелось ужасно!

— Я же караулю, — он развёл руками. — Мало ли что в этом мире водится.

— Карауль, кто тебе мешает? Озеро вон оно, в двадцати шагах. Успеешь предупредить, если что-то случится.

Максим прикинул, что с одной стороны она права. С другой — лучше было бы подождать, когда Шур его сменит… Не лучше! При посторонних Огница не полезет купаться голой. А он с ней вдвоём — и подавно.

Он кивнул, соглашаясь.

Вода в озере была отменной, как и всё здесь. В меру тёплая, в меру прохладная, как раз чтобы освежиться в жаркий летний день. В самом глубоком месте — под водопадом — она едва доходила до груди, а большей частью так и вовсе было по пояс. Не поныряешь, не поплаваешь, разве что бултыхаться, как малышня. Да и то сильно не порезвишься — Шур спит чутко. Но всё равно было здорово. Максим краснел, смущался, а голова сама собой поворачивалась в сторону обнажённой девичьей груди. Казалось бы, ничего особенного в ней нет, сколько раз видел и крупнее, и округлее — в кино и на картинках! А вот подишь ты, тянет, словно магнитом, не удержаться. И оставалось притворяться, что случайно взглянул. И ещё раз случайно. И ещё. Огница прикрываться от его взглядов не пыталась, только хихикала каждый раз, когда их перехватывала.

А потом Максим заметил, что не он один разглядывает девушку — из листвы простёршейся над озером ветви таращились два круглых выпуклых глаза. Он остолбенел на мгновение. И бросился к берегу, к одежде и лежащему поверх неё станнеру.

Он не успел. Сверху упала лиана с висевшим на ней существом, смахивающим на безволосую, бесхвостую обезьяну. Одной рукой-лапой оно цеплялось за лиану, другой придерживало у рта длинную узкую трубку. В том, что это оружие, Максим не усомнился ни на секунду.

— Шур! — заорал он.

Сфинкс проснулся и вскочил почти мгновенно. Но так же быстро сверху свесились ещё трое с трубками.

— Лупоглазы… — неожиданно хихикнул тоже проснувшийся от крика коротышка. — Да ить это лупоглазы! Чего вы всполошились? Они драться не умеют. Вы чё, забыли?

Только тут Максим сообразил, что, и правда, существа, окружившие их — сородичи той парочки — как их там? тиолейнелей! — с которой они познакомились в Отстойнике. Не признал он их сразу из-за одежды: те кутались в длинные иссиня-чёрные плащи, а на этих были короткие ярко-зелёные туники. Что ж, те двое из Отстойника в самом деле производили впечатление существ мирных. Но оружие в руках у этих заставляло усомниться в их безобидности.

Гундарин на трубки внимания не обратил. Вскочил на ноги, бросился к костру, выговаривая:

— Вы бы лучше за мясом следили, чем в воде голяком скакать. Ладно у рыжей мозгов нету, но ты ж, Макс, вроде умным считаешься!

Он бежал прямо на одного из лупоглазов. Максим отчётливо представил, как из трубки вылетит игла и вонзится коротышке прямо в лоб. Ничуть не бывало! Лупоглаз лишь подтянулся, пропуская Гуню у себя под задницей.

— Не надо беспокоиться! — вдруг заговорил тот, что сидел на ветке над озером. — Мы не причиним вреда уважаемым путникам.

Он проворно перебежал к стволу, спустился на землю. И учтиво поклонился. По очереди: Гундарину, Шуру, в завершении — Максиму и Огнице. Или последний поклон предназначался исключительно Максиму?

— Но мы не хотим, чтобы случилось недоразумение, — продолжал лупоглаз— тиолейнель. — Потому настоятельно просим, чтобы вы не брали в руки оружие.

Да, просил он очень настоятельно. В том смысле, что его спрыгнувшие из ветвей сородичи в миг похватала и станнер и кинжал, и метательные ножи Огницы. Другие, — те, что держали путников под прицелом, — трубки после этого опустили. Но ручаться, что в ветвях не прячется ещё кто-нибудь, Максим бы не стал. Утешало, что у лупоглазов нашлись «толмачи».

— Одеться нам можно? — хмуро спросил он.

— Разумеется!

Одеваться под внимательными взглядами по крайней мере пяти пар глаз было неловко. Тем более, когда рядом одевается девушка. Максим чувствовал, что не только уши, но весь он, от пяток до макушки делается пунцовым.

— Разрешите назвать нас, — между тем продолжал разглагольствовать «толмач». — Наше имя — Коолайнель.

Выглядел он немного иначе, чем его соплеменники: ростом выше, голова крупнее. И одет был не в тунику, а в некое подобие комбинезона. Такого же лиственно-зелёного цвета.

Гундарин, Шур и Максим по очереди представились.

— А это Огница, — добавил юноша. — У неё нет… э-э-э… она общего языка не понимает.

— Да, мы это заметили, — согласился толмач. И поинтересовался: — Дозволено ли нам будет спросить, что уважаемые путники ищут в Коолайнель?

— А? — Максим моргнул, не поняв вопроса.

— Ничего мы у тебя не ищем, — влез с ответом Гуня. Удостоверившись, что мясо благополучно коптится, он плюхнулся рядом с костром и добавил: — Идём себе и идём. А куда, это ты у недоросля…

— Уважаемый тиолейнель Коолайнель, — быстро перебил его Шур, — мы ищем своих соплеменников. Вы разрешите пройти по вашим владениям?

Лупоглаз почтительно поклонился.

— О, вот они досадные недоразумения! Здесь нет ничьих владений, каждый путник волен идти, куда ему заблагорассудится. Мы, Коолайнель, имеем счастье жить в этом дивном месте, а кто такие Тиолейнель, мы не ведаем. Но прошу вас, не говорите «уважаемый Коолайнель» в единственном числе. Это… это неприлично! Надо говорить: «уважаемые». Я сын Коолайнель. А эти, — он кивнул на своих молчаливых спутников, — младшие и самые младшие сыновья.

Максим понял наконец, в чём дело. Коолайнель — вовсе не имя, а название племени или народности, точно так же, как Тиолейнель. Общего самоназвания у этой расы не было, значит, пусть остаются лупоглазами. Но не это важно. Главное, препятствий им, кажется, чинить не намерены. Этот мир, и правда, оказался вполне дружественным. Трубки же — разумная предосторожность. Мало ли кто может позариться на такую планету! Гвыхи, например.

Он подошёл к костру, сел. Огница опустилась рядом. Теперь один лишь сфинкс оставался на ногах. И лупоглазы. Или как их там? Коолайнели.

— Нам было приятно познакомиться с вами, — заговорил Шур. — Но мы хотели бы продолжить путь…

Он жестом остановил возмущённо тычущего на недокоптившееся мясо Гундарина. Добавил:

— Пожалуйста, верните наше оружие. Оно нам понадобится в других мирах.

— Конечно-конечно! — поспешил поклониться «средний сын». Но смотрел он при этом не на сфинкса, а на растянутую на траве шкуру козы. — Однако имеется ещё одно досадное недоразумение. Вы умертвили лейель.

Шур и Максим быстро переглянулись. На пальцах сфинкса выдвинулись кончики когтей. И Максиму такой поворот в разговоре не понравился.

— Козу? — хмыкнул Гундарин. — Ну да, мы её съели. Кушать очень хотелось. Мы же не знали, что она ваша. На ней никакого ошейника не было.

— Мы приносим извинения… — начал было Шур. Но лупоглаз быстро поклонился и затараторил:

— Не надо извинений! Вы были голодными, мы понимаем. Ах, если бы это был самец! Мы бы только пожелали вам приятного аппетита. Но это была самка, понимаете?

— И что с того? — пожал плечами Максим. — В чём принципиальная разница?

— Она приводила детёнышей, маленьких лейель. Мама Коолайнель любит малышей. О, она так огорчится, когда узнает, что больше не будет маленьких лейель. Весь Коолайнель огорчится!

Максим решительно не представлял, о чём идёт разговор. Смысл тонул в витиеватом словоизвержении толмача. А Шур хмурился всё сильнее и сильнее. Нет, на лице сфинкса никакие эмоции не отражались, но Максим научился угадывать настроение товарища. Хотя и не понимал причину беспокойства.

— Макс, чего он от нас хочет? — дёрнула его за рукав Огница.

И замолчала под пристальным, изучающим взглядом лупоглаза.

— Можем ли мы компенсировать причинённый ущерб? — тихо спросил Шур.

— Э, какой там ущерб! — возмутился Гундарин. — Наверняка у них тут целые стада таких коз пасутся. Съели и съели.

Лупоглаз вновь поклонился. Произнёс задумчиво, словно размышлял над предложением:

— Компенсировать… Я не знаю, что и ответить вам, уважаемый Урмшур. Разве что спросить у мамы Коолайнель… Да, мы так и поступим! Мы с вами пойдём к маме Коолайнель и спросим, как компенсировать.

— А если мы не захотим никуда идти? — быстро спросил Шур.

— Вы же сами предложили компенсировать? — удивился «средний сын». — О, мы опять теряем взаимопонимание!

Он часто-часто закланялся, и точно по команде «младшие сыновья» приподняли трубки. Видно, расстроились, что взаимопонимания не получается.

— Гы, а почему сразу не к папе? — хмыкнул коротышка, не уловивший ни малейшей угрозы в этом движении. И пожал плечами: — А чего ж? Пойдём, поговорим с вашей мамой.

Он проворно вскочил, будто вознамерился немедленно отправиться в путь. И тут же с сомнением почесал лысину:

— Тока вот незадача: у нас мясцо коптится. Нужно, чтоб за ним кто-нить приглядывал.

— Если уважаемый Урмшур, — лупоглаз поклонился с особой почтительностью, — возьмёт на себя эту заботу…

— Нет, — перебил его сфинкс. — Эту заботу возьмёт на себя уважаемый Гундарин-Т’один.

И когти на его пальцах показали свои кончики.

Максим по-прежнему не понимал, чем до такой степени обеспокоен его друг. Лупоглазы даже с их трубками не выглядели кровожадными. Убили они их козу, что ж теперь? Заставят отработать? Или потребуют что-то взамен? Из ценного у путешественников были лишь карта и станнер. О карте лупоглазы не знали и не узнают. А станнер… Да, без него придётся туговато. Но в крайнем случае… Ладно, договорятся как-нибудь. Может, лупоглазы согласятся на отработку?

Вели их достаточно долго. И непонятно куда — едва отошли от озера, как на глаза всем троим нацепили непрозрачные повязки. Проделали это вежливо и аккуратно, с бесконечными извинениями и раскланиваниями, но всё равно Максиму сделалось не по себе. Непонятно, кем себя считать: гостями или всё же пленниками? Хорошо хоть руки связывать не стали.

Потом их поднимали вверх на скрипучей деревянной платформе. Снова вели, теперь по мостикам, лесенкам, таким же деревянным и скрипучим. Максиму мучительно хотелось приподнять повязку, но он не осмелился. А когда глаза наконец развязали, увиденное ему совсем не понравилось.

Они стояли в комнате с дощатыми полом и стенами. Сильнее всего она напоминала тюремную камеру, потому как была перегорожена деревянной решёткой. Максим и Шур оказались по одну строну от неё, Огница — по другую. И вместо потолка в комнате тоже была решётка. Над ней тихо шелестела густая листва.

Долго «мариновать» пленников — в своём статусе Максим больше не сомневался — лупоглазы не собирались. Сверху, из кроны дерева начала опускаться квадратная платформа, подвешенная на толстых канатах-лианах. Зависла метрах в трёх над решёткой, мерно поскрипывая. Посередине неё восседала огромная, безобразно толстая лупоглазиха. Складки жира выпирали из-под длинного зелёного платья, безволосую голову венчала зелёная же шапка, украшенная разноцветными цветочками. Сложенные на брюхе руки теребили чётки из зелёных камешков. Максим сразу догадался — это и есть местная «мама».

По краям от «мамаши» сидели четыре лупоглазихи помельче, но тоже упитанные и в таких же нарядах. Вся эта пятёрка с интересом разглядывала пленников. Разглядывала долго, пристально, не мигая. Ну, мигать-то они при всём желании не могли — лупоглазов оттого так и зовут, что век у них нет. Не закрывают они глаза, даже когда спят.

— Чего вылупились? — первой не выдержала Огница.

Одна из младших лупоглазих брякнула чётками и заговорила. Голосок у неё был тоненький, и в общем-то приятный:

— Уважаемые путники, Коолайнель сожалеет, что прервал ваши странствия. Но мы настоятельно просим возместить потерю несчастной лейель, умерщвлённой вами по недоразумению.

— У нас нет ничего ценного! — поспешил заверить её Максим. — Если мы можем что-нибудь сделать для вас…

Шур схватил его за руку. Но поздно, все четыре дочки уже кланялись, не вставая. Затем одна из них взглянула на «маму», произнесла:

— Да, уважаемые путники. Возместите потерю и продолжайте ваше странствие. Сыновья Коолайнель с удовольствием проводят вас до любой уводящей двери, какую вы укажите.

— Где же мы вам найдём… эту, как её… лейель? — удивился Максим.

— О, нет нужды искать лейель! Мама Коолайнель согласна взять взамен ту очаровательную самочку, которую вы ведёте с собой.

— Ведём с собой?.. — Максим вдруг сообразил, о ком они говорят. Быстро повернулся, посмотрел на княжну. — Да вы что?! Сравниваете человека с какой-то козой? Мы же разумные существа, как и вы!

Третья из дочек миролюбиво поклонилась:

— Да, уважаемый Маакс — разумный человек. Но в голове этой самочки разума нет, вы сами так сказали.

— Кто сказал?

— И уважаемый Гундарин-Т’адин, и уважаемый Маакс. Мы и сами видим, что от неё не идёт понимание.

— У неё просто понимателя нет! — возмутился Максим. — Это ничего не значит. Что, вам всем криссы пониматели вставили?

Лупоглазихи переглянулись. Последняя из дочек ответила:

— Зеленокожие оборотни — это сказка, чтобы пугать младших внуков. Понимание Коолайнель никто не вставляет, оно даётся нам от рождения. Все разумные способны понимать друг друга. Кто не понимает — тот не разумен. Неразумность этой самочки легко проверить.

Она поклонилась Огнице, пропела елейным голоском:

— Уважаемая путница! Подтверди, что ты разумна, и мы тут же отпустим тебя. Ты ведь понимаешь Коолайнель, правда?

— Соглашайся! — рявкнул Максим на девушку, хмуро наблюдающую за происходящим.

— С чем это я должна согласиться?

— С тем, что ты их понимаешь.

— Да ничуть я их не понимаю! Блеют на своём козьем языке, уродины жирные.

Максим задохнулся от возмущения. Чуть не крикнул: «Да замолчи ты, дура!» Сдержался. Но это не помогло.

Лупоглазиха поклонилась в его сторону.

— Уважаемый Маакс убедился, что эта самочка не разумна. Иначе она не назвала бы маму Коолайнель, давшую жизнь сотням дочерей и сыновей, уродливой. Мы согласны принять её взамен лейель. Мы надеемся, что она приведёт много очаровательных детишек. Не беспокойтесь, мы будем заботиться о них, будем их холить и лелеять. Коолайнель благодарит уважаемых путников за взаимопонимание!

«Дочки» дружно поклонились, и платформа, заскрипев, поехала вверх. Максим смотрел ей вслед, раззявив рот. Потом опомнился, вцепился в решётку на потолке, закричал:

— Эй, так не пойдёт! Я Огницу у вас не оставлю…

Шур сжал его плечо неожиданно сильно, заставив охнуть и замолчать.

— Уважаемые Коолайнель! — сфинкс быстро заговорил, обращаясь к перегнувшимся через край платформы «дочкам». — Мой друг не может оставить эту девушку одну. Он долгие годы заботился о ней и очень привязался. Он хочет убедиться, что за ней будут ухаживать должным образом.

Покосился на приятеля и добавил:

— И разумеется, его интересует, кто станет отцом детишек.

Максиму показалось, что в глазах сфинкса блеснула хитрая искорка. Он возмущённо уставился на него, открыл рот, пытаясь подобрать подходящие слова. Но Шур сдавил плечо сильнее, и он промолчал.

Платформа остановилась. На несколько минут повисла тишина, только шелестели листья, да чирикали невидимые в кроне пичуги. Затем подъёмник вновь заскрипел. Коолайнель возвращались.

— О, какая похвальная заботливость! — заблеяла одна из дочерей. — Вы правы, у Коолайнель нет человеков-самцов. Нам придётся вести самочку за много-много дней пути. Не будет ли уважаемый Маакс так великодушен, что сам позаботится о приплоде?

У Максима уши полыхнули огнём. Он готов был провалиться не только сквозь пол этого «скворечника», но и сквозь землю. На счастье, Огница не понимала ни слова.

А Шур продолжал, как ни в чём ни бывало:

— Мой друг принимает ваше предложение. Но для этого ему требуется постоянно находиться рядом с девушкой. И чтобы ему никто не мешал!

— Мы сделаем всё, что в наших силах!

— Хорошо. На прощанье я хочу попросить у друга амулет.

Все замолчали, продолжая смотреть на юношу. А он только сопел, чувствуя, что из ушей начинает валить дым.

Не дождавшись, Шур поторопил его:

— Макс, дай мне браслет, которым ты отметил свою девушку.

Тут до Максима дошло, что от него требуется! Энергично кивнув, он бросился к решётке.

— Отдай пискуна Шуру. И ни о чём не спрашивай. Пожалуйста!

Огница с недоумением посмотрела на друзей, помедлила. Но подчинилась. Браслет еле слышно щёлкнул под её пальцами, разошёлся. Когда-то Максим мечтал отобрать его у девушки. Кто бы мог подумать, что случится это при таких обстоятельствах!

Платформа поплыла вверх, аудиенция с мамой Коолайнель закончилась. А затем открылся люк в полу. «Младшие сыновья» завязали Шуру глаза, увели. Следом пришла очередь Максима. Впрочем, его путешествие оказалось недолгим. Его лишь перевели из одного «скворечника» в другой.

Это помещение мало отличалось от предыдущего. Такой же пол, такие же стены. Даже размеры почти такие же. Разве что потолок сплошной, а не решётчатый. Но это была не тюремная камера, а жилище, лесная хижина. В углу лежал широкий, туго набитый мягким ароматным сеном тюфяк, рядом стоял жбан с чистой водой. И пахло здесь травой, цветами, чуть-чуть — нагретой солнцем древесной пылью. Узкие окна, более похожие на щели, оставляли комнату погружённой в полумрак. Должно быть, здесь приятно спать… и заниматься тем, на что намекали толстухи.

Через несколько минут в хижину спустили Огницу. Именно спустили, так как люк здесь был не в полу, а в потолке. И едва он захлопнулся, девушка бросилась к Максиму:

— Макс, объясни наконец, что происходит!

Легко сказать, «объясни»! У него язык не поворачивался перевести ей всё, о чём болтали толстопузые «дочки». Да он сгорел бы со стыда раньше, чем дошёл до середины!

Максим постарался быстренько придумать какую-нибудь нейтральную версию. Например, о том, что их удерживают в качестве заложников, но Шур обязательно что-то придумает и придёт на выручку. Может, уже придумал? Не спроста ведь говоритель попросил!

Он раскрыл рот, готовый успокоить подругу… и закрыл. Потому что сообразил: нельзя гнать отсебятину. Шур затеял хитрый спектакль, в котором ему, Максиму, отведена определённая роль. Если он с ней не справится, всё пропало! Не исключено, что лупоглазы подслушивают каждое его слово, следят за каждым шагом.

— Не волнуйся, всё хорошо, — только и нашёлся, что сказать девушке. — Доверься мне.

Та чуть не подпрыгнула от таких слов.

— Довериться?! А ты что же, не доверяешь мне? Почему нас держат в этой клетке? Чего от нас хотят?

Он постарался улыбнуться как можно естественней.

— Это не клетка. Это… комната для гостей. Правительница Коолайнель пригласила нас отдохнуть. Смотри, какой удобный матрац. Не хочешь прилечь?

— Прилечь?!

Огница подскочила к тюфяку, зло пнула его ногой. Потом передумала, резко опустилась на него, легла, отвернулась к стене. Буркнула:

— Не хочешь говорить, так и я с тобой разговаривать не буду!

Максим вздохнул обречённо. И принялся осматривать хижину.

Двенадцать шагов в длину, восемь в ширину. Стены крепкие, собранные из толстых гладко струганных досок. И хоть ни одного гвоздя видно не было, но подогнаны доски так плотно, что расшатать, выбить — и мечтать нечего. В дальнем углу имелось отверстие в полу (понятного предназначения), слишком маленькое, чтобы его использовать для побега. Собственно, о таком и думать было противно. Дальше — потолок и пол. Пол ещё крепче, чем стены. Наверняка под верхним слоем досок второй имеется. До потолка высоко, допрыгнуть и то не каждый раз получалось. Можно было допрыгнуть до окошек-щелей, подтянуться, выглянуть. Ну и что? Ветки да листья, больше ничего не разглядеть. Нет, не выбраться из этой «комнаты для гостей». А если бы и выбрались, пользы мало. Пол хижины еле заметно покачивался, как будто была это каюта плывущего по морю корабля. Ясное дело, никуда хижина не плыла — висела высоко на ветвях гигантского дерева. Как спуститься — непонятно, куда бежать — непонятно. Да и «сынки» с духовыми трубками наверняка караулят. Значит, оставалось запастись терпением и ждать весточки от Шура. Максим посмотрел на браслет-говоритель, ничего пока не говорящий, тихонько вздохнул и опустился на пол рядом с тюфяком.

Однако просто сидеть и ждать не получилось. Не прошло и часа, как люк в потолке вновь открылся. Сначала в хижину опустилась корзина с фруктами. А следом за ней свесилась башка «среднего сына». Кланяться в таком положении казалось решительно невозможным, но лупоглаз всё равно умудрился это сделать.

— Уважаемый Маакс! Если вы передумали ухаживать за самочкой, то мы не смеем задерживать…

— Ничего я не передумал! — Максим покосился на девушку. — Она спит, не видите, что ли? Вы обещали не мешать!

— О, простите великодушно!

Люк захлопнулся.

Но отмазка получилась никуда не годящаяся, потому что Огница приподнялась, разглядывая корзину. Затем и вовсе села.

— Чего он хотел? — требовательно уставилась на Максима. О своей угрозе не разговаривать она успела забыть.

— Угощение принёс.

Он встал, подтащил корзину поближе. Была та тяжёленькая, хозяева не скупились с кормёжкой. И хоть есть после жаркого из козлятины-лейятины пока не хотелось, но аромат от корзины исходил такой завлекательный, что он не удержался. Протянул руку за жёлтым круглым плодом, смахивающим на яблоко.

Впрочем, пах плод совсем не как яблоко. И вкус у него был другой, и консистенция. Под тонкой кожицей пряталась рассыпчатая сочная мякоть, напоминающая дыню.

— И как? — заинтересовалась Огница.

— … хусно, — просипел набитым ртом Максим.

Хотел подобрать сравнение и не смог. Дыня или яблоко тут не годились — не росли они в Добрии. А на лесные ягоды, знакомые девушке, здоровенные ароматные плоды в корзине не походили ни чем.

Внутри яблоко-дыни пряталась маленькая продолговатая косточка. Максим выплюнул ею и тут же потянулся за следующим фруктом — тёмно-синей «сосиской» в ладонь длинной. Этот плод был сладким, как патока, потому он не останавливаясь, схватит следующий — гроздь крупных малиново-красных полупрозрачных пирамидок.

— Смотри, обожрёшься, — хмыкнула Огница, наблюдавшая за процессом неудержимого поглощения.

Но, как говорится, дурной пример заразительный. Не дожидаясь, пока Максим перепробует все виды фруктов, девушка и сама взяла длинную бледно зелёную кочерыжку. Куснула. И ту же сморщилась.

— Фу, мерзость!

Максим недоверчиво посмотрел на фрукт. Предположил:

— Может, его очистить нужно?

Огница колупнула ногтём. И точно, кожица тотчас поддалась, отслоилась, обнажая ярко-оранжевую мякоть с выступившими на ней бисеринками сока. Аромат по хижине пошёл такой, что Максим невольно сглотнул слюну. Девушка лизнула мякоть, потом откусила самый кончик. Подержала во рту, проглотила осторожно. И вторым заходом оттяпала добрую половину.

— Да, недурно. Хорошо эти уродцы устроились. Вкуснее и в Задвери не найдёшь. — Она мечтательно прикрыла глаза. — Эх, если б у нас всё это росло… А ещё лучше — жить тут.

Максим, как раз выудивший из корзины такую же кочерыжку, застыл. С удивлением посмотрел на княжну. А собственно, с чего он решил, что её следует спасать от лупоглазов? С чего он вообще за неё решать вздумал?

— Послушай… — придвинулся ближе.

Он коротко, не вдаваясь в подробности спора о критериях разумности, пересказал разговор с «дочками». Но и всего остального хватало. Огница вытаращила глаза, даже жевать забыла.

— Не поняла, о каких-таких детёнышах они хотят заботиться?

— Ну… у тебя же будут когда-нибудь дети.

Княжна икнула, насилу проглотив то, что было во рту. И отодвинулась.

— Ты… ты это специально придумал, признайся? Чтобы меня…

Она попыталась вскочить, Максим едва успел схватить её за руки:

— Тише! Я ничего не придумывал. И не дёргайся, пожалуйста! Я ещё не всё рассказал. Мне разрешили остаться с тобой только потому, что я им сказал, что мы… жених и невеста, — он перешёл на шёпот. — Но они наверняка подслушивают и подсматривают. Если поймут, что их обманули, меня выгонят из этого мира.

Огница хмыкнула натянуто. Но придвинулась к нему вплотную.

— И что нам делать?

— Нужно усыпить их бдительность. А Шур тем временем…

Максим осёкся. Девушка смотрела на него. Не дождавшись окончания фразы, поторопила:

— Что должен сделать твой Урмшур?

— Не знаю. Он не сказал. Они же смотрели на нас, ты сама видела! И они понимают каждое слово.

В хижине повисла нехорошая тишина. И выражение лица у Огницы сделалось нехорошим. Она презрительно хмыкнула.

— Макс, ты наивный, как ребёнок. С чего ты взял, что этот шерстяной явится тебя выручать? Он же не человек! Он бросил тебя и сбежал. Где твоя карта?

— В сумке. Гуня сторожит…

— «Гуня сторожит»! — передразнила девушка. — Они забрали твою карту и смотали отсюда.

— Нет, Шур не мог так поступить, — помотал головой Максим. — Он верный друг. И зачем бы он твоего пискуна брал, если бы удрать собирался?

— Чтобы тебя, дурака, обмануть. Не веришь? Так позови его, попробуй.

Связаться с Шуром — это была, конечно, дельная мысль. Максим отвернулся к стене, сдавил пальцами выступ на браслете. Вызов не шёл. И могло это означать лишь одно: парного говорителя больше не существовало. Либо его больше не существовало в этом мире…

— Вот видишь, — торжествующе зашипела Огница, — сбежали они! А я тебя предупреждала — не водись с нелюдями.

Максим сидел ошарашенный. Шур сбежал?! Нет, нет и ещё раз нет! Он не мог в такое поверить. Не хотел верить!

С минуту они молчали. Затем княжна снисходительно ухмыльнулась, тронула Максима за руку.

— Ладно, чего уж теперь. Давай думать, как нам отсюда выбираться. Если ты не хочешь забавлять лупоглазых, словно зверушка в клетке. Пожалуй, у меня есть план. В следующий раз, когда они сюда заглянут, уговори одного спуститься вниз. И как только он это сделает — бросайся на него. Ты справишься, они хлипкие, хоть и проворные. А я по верёвке залезу наверх, утихомирю остальных караульных. Главное, всё сделать быстро, чтобы они не успели свои трубки похватать.

Она замолчала, явно ожидая одобрения и восхищения. Но вместо этого Максим спросил:

— А дальше что? Предположим, мы выбрались из клетки. Дальше что делать? Мы же на дереве висим. На очень высоком дереве.

— Ой, там видно будет! В любом случае, я здесь не останусь. Я им не курица-несушка! Лучше погибнуть, чем…

Она шмыгнула носом, отвернулась, не закончив фразу.

План, предложенный Огницей, никуда не годился, это Максим понял сразу. Вряд ли они сумеют из клетки выбраться. А если и сумеют? В незнакомом месте, без оружия, не на земле даже, а чёрт знает как высоко, в самом логове тварей, которые по деревьям скачут не хуже обезьян. Не сбежать им. Разве что зажмуриться и вниз головой…

От подобной перспективы его передёрнуло. И тут же вспомнилось, что сам-то он не пленник. Позвать сейчас караульных, сказать, что передумал, и можно продолжать путь. А Огница… Он попробовал представить себя на её месте, и его вновь передёрнуло. Посильнее, чем в первый раз. Зато она живой останется. И кормят здесь неплохо.

Девушка опять посмотрела на него:

— Так что, мы вместе? Или ты боишься?

Максиму сделалось совсем скверно. Это что же получается? Ему нужно сделать выбор: предать или рискнуть жизнью? Нет, он бы рискнул, если бы вероятность успеха была хотя бы пятьдесят на пятьдесят. Но у них-то вряд ли более одного процента имеется. Значит, предать, бросить её одну? Или это не предательство? Он ей ничего не обещал, девчонка сама навязалась. Наоборот, он её честно предупредил: «Высадим на первой же остановке». Вот эта остановка и приключилась. Да здесь вовсе не плохо! Не у гвыхов же он её оставляет.

Всё было правильно… и неправильно!

Молчание затягивалось. Взгляд Огницы становился всё подозрительнее.

— Почему ты не отвечаешь? — наконец не выдержала она.

А что он ей должен ответить? Признаться, что не готов рисковать жизнью ради её свободы? Наверное тогда она поймёт, что выхода отсюда нет, смирится со своей участью… Но если признаться, то это и будет выбор! После такого он не сможет оставаться рядом с ней. Потому что он окажется человеком, разумным существом, а она… забавной зверушкой, домашней любимицей.

Не в силах сидеть, Максим вскочил, принялся ходить по хижине взад-вперёд. Ходить — всегда лучше, чем сидеть. Умные мысли в голове появляются.

На этот раз мысль была лишь одна: существовал и третий выход — ждать. Вдруг что-нибудь изменится? Например, мама-лупоглазиха передумает. Или… Шур вернётся?

Третий вариант ему понравился куда больше, чем второй! Он снова плюхнулся на тюфяк.

— Конечно мы вместе.

Девушка расцвела в улыбке. И быстро наклонившись, чмокнула его в щёку. Хихикнула:

— Мы же жених и невеста, хоть и понарошку. А я придумала, как лупоглазов сюда заманить. Надо съесть все фрукты! Тогда им придётся забирать пустую корзину.

Максим уставился на гору сочных фруктов. Съесть их — занятие на много-много часов. Как раз то, что нужно.

— Хорошо, только попозже, и так живот полный, — кивнул, соглашаясь. Подумав, добавил: — А пока давай спать. А то отдохнуть нам так и не дали.

— Ты что, сможешь заснуть здесь? — изумлённо уставилась на него девушка. — В клетке?!

— Ну… хотя бы полежим. Заодно усыпим их бдительность.

Огница подумала, кивнула.

— Если так, то ладно. Чур, я у стенки!

И не дожидаясь согласия, вытянулась на тюфяке. Уже почти успокоившись, Максим прилёг рядом.

Однако надежда, что удалось получить несколько часов отсрочки, не оправдалась. Едва он задремал, как Огница легонько толкнула локтем в бок:

— Макс!

Максим протёр глаза, приподнял голову. Как раз в тот самый миг, когда из открытого люка соскользнул по верёвке «средний сын». Под мышкой у него был свёрток.

— Уважаемый Маакс, прости великодушно, что мы тебя разбудили. — Лупоглаз подобострастно поклонился. — Мы не знали, что твой сон так чуток. Прими этот скромный дар. Дочери Коолайнель сшили удобное одеяние для нашей новой любимицы.

Он взмахнул руками и свёрток скользнул вниз, превращаясь в короткое ярко-зелёное платье.

В фасонах женской одежды Максим не разбирался, но этот был совсем уж прост. И в то же время платье выглядело куда симпатичнее, чем охотничьи куртка и штаны, которые носила девушка. Он хмыкнул, представив, как будет смотреться ярко-зелёное рядом с её рыжими волосами…

— Макс! — Огница толкнула его со всей силы. — Действуй!

И разбудила окончательно. Максим с ужасом понял, что решение принимать надо немедленно. Ещё не соображая, как быть, он встал… И тут тихонько запищал браслет на руке. Шур вернулся!

Он чуть зубами не скрипнул с досады. Сейчас бы ответить на вызов, обсудить с другом план побега — наверняка тот предложит что-то дельное! Но как обсудишь, когда на тебя пялятся?!

Сзади зашуршало — девушка поднялась с тюфяка. Максим буквально затылком ощущал, как она неторопливо обходит его, приближаясь к верёвке. На толстогубой морде лупоглаза застыла вечная улыбка, но что он думал на самом деле, было не понять. Стоит, держит в четырёхпалых лапах-руках платье. Ручки у него, и правда, хлипкие. Прыгнуть, подмять под себя — вякнуть не успеет. А Огница сильная, по верёвке в две секунды на крышу выскочит. И, пожалуй, справится с караульными… если их там один или двое. Но потом всё кодло навалится, и когда Шур подоспеет, будет поздно. Нет, нельзя бунтовать. Нужно время тянуть!

Княжна тихо кашлянула: поторапливает. Максим понял — если он не бросится на лупоглаза, она сама это сделает. И никак эту дуру набитую не остановишь! Разве что… Он шагнул вперёд, заслоняя «среднего сына» от охотницы. Стараясь, чтобы голос звучал спокойно и обыденно, заговорил:

— Я прошу помощи у Коолайнель. Моя девушка слишком взволнована, она нервничает. И потому я не могу… ухаживать за ней должным образом, — уши начали наливаться багрянцем. Ох как хорошо, что девчонка не додумалась учить русский! — Помогите связать ей руки, пожалуйста.

Лупоглаз поклонился, ничуть не удивлённый подобной просьбой.

— О, мы с удовольствием поможем уважаемому Мааксу! Коолайнель слышали, что брачные ритуалы человеков хитроумны и разнообразны.

Максим мог поклясться, что ни жеста, ни звука, адресованного караульным, не было. Лупоглаз сделал маленький шажок вперёд, вынуждая его принять платье. И в ту же секунду из люка свесилась голова одного из «младших сынов» с духовой трубкой у рта. «Плюх!» Максим и охнуть не успел.

И Огница не охнула. Изумлённо захлопала ресницами, разглядывая длинную тонкую иглу, впившуюся в грудь. А затем пошатнулась, опустилась на колени. Легла. Не упала, а именно прилегла на пол.

Максим стоял, будто соляной столб. Отвесив челюсть, смотрел, как скользнула в хижину парочка «младших сынов», как они подхватили девушку, бережно перенесли на тюфяк. И так же не проронив ни звука, вскарабкались по верёвке наверх.

Лишь когда «средний сын» шагнул к девушке, к Максиму вернулся дар речи:

— В… вы что сделали?!

Лупоглаз обернулся, отвесил поклон.

— О, не следует беспокоиться! Нашей любимице мы не причинили вреда. Она только обездвижена, и уважаемый Маакс сможет ухаживать за ней должным образом.

С этими словами он подошёл к тюфяку, присел на корточки. И принялся расстёгивать крючки на куртке Огницы.

— А это зачем?!

Максим бросился к нему, схватил за плечо, отдёрнул, чуть не повалив на пол. Лупоглаз поспешно отпрянул в сторону, не забыв, впрочем, поклониться.

— Я хотел заменить одеяние нашей любимицы. Это, неудобное для ухаживания, дочери Коолайнель выстирают и вернут уважаемому Мааксу.

— А-а-а… — Максим вдруг сообразил, что по-прежнему держит зелёное платье. Решительно замотал головой: — Не нужно, я сам всё сделаю! И не мешайте!

Лупоглаз ретировался мгновенно. Лишь оказавшись под самым потолком, обернулся, спросив учтиво:

— Не нужна ли уважаемому Мааксу ещё какая-нибудь…

— Нет!

Люк громко хлопнул. Максим тотчас присел, положил платье у изголовья, взял Огницу за руку. Рука обвисла, как неживая. Разумеется, она была живая. И пульс был на месте, вполне сильный и ровный. Девушка даже сознание не потеряла. Хотя лучше бы потеряла! В глазах её была такая злость, что Максим поёжился.

— Извини, я не хотел, — попытался он оправдаться. — Я не думал, что они так.

Губы Огницы шевельнулись, наверняка пытаясь выдавить ругательства. Но язык ей тоже не подчинялся. Не теряя больше времени, Максим включил браслет.

Шур откликнулся в тот же миг:

— Макс, девушка с тобой? У вас всё в порядке?

— Да! Нас перевели в другую клетку. Я не знаю, где она находится…

Ляпнул и тут же сообразил — маячок! Шур уже определил их местоположение. Именно для этого он и попросил говоритель.

— Я вижу твой сигнал, — подтвердил его догадку сфинкс. — Ждите, я подлетаю. Постарайся отвлечь караульных через… шесть минут.

— Подлетаешь? Как это? — глупо переспросил Максим, но сфинкс уже отключился. Тогда он повернулся к Огнице: — Через шесть минут Шур будет здесь.

Естественно, она ничего ответить не могла. Но глаза её метали такие молнии, словно княжна собиралась испепелить юношу. Максим вздохнул обречённо. Ладно, объясняться он будет позже. Пока надо помочь Шуру, отвлечь внимание лупоглазых. Что же такое придумать, чтобы они не всполошились раньше времени?

Взгляд скользнул по корзине, на три четверти заполненной фруктами. Ага, подходяще!

— Эй, там! Уважаемые Коолайнель! Нужна ваша помощь!

Люк тотчас распахнулся, «младший сын» вопросительно уставился на Максима. Тот крякнул раздосадовано. Он то надеялся, что «толмач» тоже здесь. Неизвестно ведь, понимают ли эти смысл его слов. Но делать нечего, нужно попытаться.

— Заберите фрукты! Мне не нравится, как они пахнут.

«Младший» помедлил, разглядывая корзину. Максим уже почти смирился, что ничего из его просьбы не выйдет. Но тут вниз упала верёвка, и лупоглаз соскользнул по ней. Есть! Ровно шесть минут.

«Младший» понимал, что от него требовалось, хоть и не разговаривал. Он проворно подскочил к корзине, схватил её… Где же Шур?

— Подожди! — Максим остановил направившегося к верёвке лупоглаза. — Кое-что я оставлю. Дай сюда корзину! (Семь минут. Где Шур?!)

Он неторопливо выбрал парочку «кочерыжек», яблоко-дыню… Восемь минут!

Над головой зашуршало, тихо шмякнулось. Лупоглаз заинтересованно посмотрел на потолок, перевёл взгляд на распахнутый люк. И в ту же секунду в отверстии показалась голова сфинкса. И рука, сжимающая станнер. Коротко треснул разряд, «младший сын» осел на пол.

— Готов? — уточнил сфинкс. И едва Максим кивнул, из отверстия бесчувственным мешком свалился и второй караульный. — Прими!

Максим рот открыл от изумления, когда Шур спустил ему ранец-гравилёт. Второй был у сфинкса на спине.

— Где ты взял?!

— Потом всё расскажу. Сейчас необходимо спешить, — Шур спрыгнул на пол. — Улетаем немедленно.

— Огница… — Максим кивнул на неподвижно лежащую девушку.

Сфинкс быстро подошёл к ней, пощупал пульс, оттянул веко, рассматривая зрачок.

— Яд блокировал синапсы двигательных нейронов. Для жизни опасности нет, но некоторое время она останется парализованной. — Он посмотрел на вытянувшееся лицо юноши. — Она всё равно не смогла бы управлять гравилётом. Ты её понесёшь.

Пока он отвязывал висящую в люке верёвку, Максим высыпал содержимое корзины в принесённые сумки. Подумал немного, сунул в одну из них и платье. Мало ли, вдруг девушке понадобится?

Надеть ранец было делом не сложным, хоть по конструкции он и отличались от виденных в Задвери — тяжёлый, гад! Провозиться с девушкой пришлось куда дольше. А когда Шур привязал её, наконец, Максим даже выпрямиться не смог. Так, стоя на четвереньках, и стартовал. Чертовски неудобная поза для полёта, особенно когда вокруг стены и потолок. Ясное дело, об потолок он головой приложился. И лучше бы своей, но досталось голове девушки. И ещё раз досталось, когда Максим протискивался в люк. Хорошо, что она пока была неподвижной и бессловесной. А после… эх, семь бед, один ответ!

Хижина стояла на развилке ветвей, это Максим правильно предположил. И находилась так высоко, что землю было не разглядеть сквозь густую листву. Над головой тоже листвы хватало. Зато ни одного лупоглаза видно не было — молодцы ребята, сдержали обещание не мешать.

Друзья поспешно выбрались из кроны дерева, поднялись повыше, так, чтобы иголка из духовой трубки не долетела.

— Лети по карте! — скомандовал Шур. — Я заберу Гундарина и догоню!

Максим закивал. И засмеялся, не в силах удерживать переполнявшую его радость. Ему и впрямь было хорошо. Очень хорошо! «Заботливые» Коолайнель остались с носом, он выбрался из их ловушки и вытащил Огницу. Вдобавок за плечами у него гравилёт, а значит, этот мир, такой гостеприимный и красивый на первый взгляд, но как и прочие, приготовивший для путешественников свои опасности, они минуют за считанные часы. И никто им больше не помешает. Никому не устоять против техники криссов!..

Разве что самим криссам.

Глава 10, в которой много загадок, но нет разгадок

Летели они прямо на юг, навстречу яркому солнцу. Внизу проносились полноводные реки и сверкающие кляксы озёр, луга с торчащими тут и там зубьями скал, рощи, вроде бы маленькие с высоты, но в действительности тянущиеся на десятки километров. Мир был неизменно прекрасен, куда ни глянь, до самого горизонта. Нет, куда дальше, чем до горизонта! Потому что горизонта у этого мира не было. Он был бесконечным и плоским.

А затем идиллия кончилась. Потому что кончилось действие яда.

— Гад! Мерзавец! А ну опусти меня на землю, немедленно! И развяжи!

— Послушай, я тебе всё объясню…

Какой там! Огница не желала слушать объяснения. Она хотела одного — выплеснуть всю злость, что накопилась. Злость на виновника своей беспомощности.

— Ты сговорился с этими тварями, да? Ты хотел меня…

Если бы она могла, она бы кинулась драться. Но руки её были связаны на животе у Максима, ноги прикручены к его ногам. Ни лягнуть как следует, ни ущипнуть. Она свободна была только ругаться, придумывать самые изощрённые эпитеты. Пониматель услужливо переводил, ничуть не утруждая себя цензурой. И Максиму, половину этих слов произносить вслух не решавшемуся, оставалось пунцоветь от смущения.

Слов для Огницы оказалось недостаточно. Исчерпав запас красноречия, она вдруг впилась зубами в ухо, в уцелевшую мочку. Максим завопил от боли и неожиданности. И тут же потерял управление гравилётом, камнем провалился на добрых два десятка метров.

— Прекрати! Мы упадём, разобьёмся! — завопил.

— И пусть! И поделом тебе!

Однако кусаться девчонка перестала, снова перешла на вербальное избиение. Но и ругаться, когда ты летишь, связанная по рукам и ногам, — занятие не из простых. К тому времени, когда Шур распорядился сделать привал, она уже достаточно выдохлась. И когда её поставили на землю, развязали, сил даже на пощёчину не нашлось. Лишь буркнула:

— Гад… Не подходи ко мне больше!

Привал Шур устроил на берегу речки, прорезающей бескрайний, идеально ровный луг. Трава, едва поднимающаяся до колен, не позволяла подкрасться незаметно, а до ближайшей рощи было километров двадцать. Правда, жариться под лучами яркого солнца — удовольствие сомнительное. Но всяко лучше, чем отдыхать в тенёчке — на мягком тюфяке в клетке у лупоглазов.

Гуня первым делом озаботился накрыть «стол» — копчёного мяса и фруктов у них теперь было в достатке. А Шур рассказал, что случилось за то время, пока Максим сидел в клетке. Собственно, рассказ получился недолгим. Сфинкс потребовал, чтобы лупоглазы проводили их с Гуней до двери за водопадом. О, как коротышка не хотел идти в тёмный мир! Он так и сидел рядом со спиралью, пока Шур рыскал по лабиринту в поисках чего-нибудь подходящего. Хорошо, что гравилёты довольно быстро подвернулись.

— Затем мы возвратились в мир Коолайнель. Я определил по маяку, где вас держат, прилетел и подстрелил караульных, — закончил рассказ сфинкс. — Кстати, станнер мне вернули, когда выпроваживали из своего мира. Я думаю, они не знают, как им пользоваться.

— Не знают? — удивился Максим. — Но разве у них нет понимателей?

— Хватит болтать, ешьте быстрее, — прикрикнул на них Гуня. Подвинул кусок мяса Огнице: — И ты, рыжая, ешь.

— Может я и рыжая, а ты вообще лысый! — огрызнулась на него девушка. И застыла с открытым ртом и вытаращенными глазами.

Повисла тишина, даже Гуня прекратил жевать. Потом девушка сглотнула, испуганно повернулась к Максиму:

— Макс, я понимаю, о чём они говорят. И этот, и этот. У меня что, мозгач в голове? Откуда он взялся?

Случившееся было невозможным. Максим вопросительно посмотрел на сфинкса.

— У девушки включилось «понимание», потому что она разумна. Без всякого имплантата. Всё в точности, как утверждали Коолайнель, — задумчиво произнёс тот. — Это не может быть побочным эффектом действия яда. Ещё одна загадка.

— И криссов в этом мире нет, вроде, — добавил Максим. — И никогда не было, раз лупоглазы в них не верят.

— Этот мир выглядит открытым и понятным, — мигнул сфинкс. — Но тайн и загадок в нём много.

— Макс, так ты, правда, не хотел… — вдруг невпопад спросила Огница.

— Да нет же! Это была игра, чтобы обмануть лупоглазов.

— А чё отказываешься-то? — хмыкнул Гуня. — Ты, рыжая, сама мозгой пошевели: не хотел бы, с собой не взял бы. Тока он молодой, неопытный. Вот у нас в Од’доме…

Шур протянул руку и отвесил коротышке подзатыльник. А Максим и Огница словно по команде отвернулись друг от друга, похватали со «стола» что попало под руку, и принялись ожесточённо жевать.

Находить ориентиры с высоты птичьего полёта труда не составляло. Но когда Максим увидел последний из них, то не сразу поверил своим глазам. Вернее, сначала не поверила им Огница, зрение у которой было куда острее.

— Макс, Макс, что это?! — закричала она над ухом.

И Шур, летевший чуть впереди и внизу, оглянулся, замедлил движение. Поравнявшись с Максимом, уточнил:

— Это оно, я правильно понял?

«Высокая белая башня» — гласила подпись на карте. Когда она появится впереди, значит, цель достигнута. А сама цель — это одиноко торчащая посреди равнины двузубая скала. Как раз между «зубами» — уводящая дверь.

Но они увидели башню куда раньше, чем добрались до этой долины. Тонкая, белая, как снег, башня поднималась над исполинскими деревьями, росшими вокруг неё. Она способна была поразить воображение, даже окажись в Вирии или в Задвери. А уж здесь она и подавно казалась неуместной. Башня была сказочной, фантастической. Нереальной. Как будто огромная игла вонзилась в зелёную подушку леса.

Чем ближе они подлетали, тем выше казалась башня. Они бы заметили её куда раньше, если бы она не была такой тонкой. Башня наверняка скрывала в себе очередную загадку этого мира. Или наоборот — в ней заключались разгадки? Когда внизу показалась долина с одиноко торчащей скалой, с такой высоты и правда выглядевшей гнилым сломанным зубом, Максим твёрдо решил — белая башня стоит того, чтобы потратить на мир лупоглазов лишний день. Огница не возражала прокататься на его спине туда и обратно. Шур же предложил добраться до двери, и там принимать решения без спешки и суеты.

Но до двери они не долетели.

Гравилёты работали беззвучно, потому в первый миг Максим не понял, что случилось, лишь удивился незнакомому ощущению. Потом сообразил, что это такое — невесомость! А потом завизжала Огница.

Они падали. Камнем летели вниз, с каждой секундой быстрее и быстрее. Всё происходило так стремительно, что испугаться Максим не успел. Удивился — да. И попытался вернуть управление гравилётом. Но ничего не получалось, гравилёт отказывался подчиняться. Нет, не так — гравилёта будто бы больше не существовало. Ранец за спиной был, а гравилёта в нём не было.

И только когда Максим взглянул вниз и увидел несущуюся навстречу — уже очень близкую! — землю, пришёл ужас. Нет, он не завизжал как Огница. Глупо визжать! Он представил себя впечатанного, вмятого в эту землю, в густую зелённую траву. Зажмурился, чтобы не видеть собственную неотвратимую смерть.

И тут руки девушки рванули его вверх. Сильно рванули, так, что он едва не вывалился из её объятий. Не понимая, что происходит, он открыл глаза. Земля продолжала нестись навстречу, но не так быстро, как прежде. Затем его ещё раз дёрнули, и полёт вновь замедлился. А потом он ударился оземь.

Он успел сгруппироваться, но получилось всё равно больно. Охнул, не удержался на четвереньках, упал на бок. Огница с воплем перекувыркнулась, растянулась в траве. И рядом упал Шур.

Впрочем, Шур, единственный из всех, не упал, а приземлился. Мягко, пружинисто, как кот. И стало понятно, что вовсе не княжна научилась каким-то фантастическим способом летать и замедлила падение, а именно сфинкс успел перехватить их у самой поверхности.

Он вскочил, сбросил оседлавшего его плечи коротышку, закричал на Максима:

— Ранец снимай! Бежим отсюда, быстро!

В команде звучало столько уверенности, что медлить, переспрашивать, Максим не посмел. Отцепил застёжки, сбросил с плеч лямки, отскочил в сторону, позволяя гравилёту тяжело свалиться в траву. Зачем бежать, тем более быстро — а когда ноги гудят от удара, это ох как больно! — он не знал. Но чувствовал — Шур прав, им грозит опасность.

Что это была за опасность, выяснилось, когда они отбежали метров на двести. Громыхнуло так, что уши заложило, взрывная волна ударила в спину, сбила с ног. И над долиной, клубясь, поднялось огненное облако, точно в кино о ядерной войне. Разве что это облако было не таким большим.

— Это… это мой гравилёт? — Максим изумлённо уставился на поднимающегося из травы сфинкса. — Кто его взорвал?

— Он самоликвидировался. Срок годности давно истёк.

— Эх ты ж… — жалобно вздохнул Гуня, потирая ушибленный зад. И как он умудрялся всё время падать на задницу? — А хорошие леталки были. Чиво, опять пешкодралом?

— До двери не больше часа пешего хода, — успокоил его Шур.

— А как же башня? — Максим обвёл взглядом товарищей.

Шур тряхнул гривой:

— Пешком до башни — дня три пути. Это первое. Второе: идти предстоит через лес, и кто в нём живёт, неизвестно. Третье — кто бы в лесу не жил, взрыв они видели и слышали. Значит, нас будут встречать. Потому давайте решать, пойдём мы туда или нет?

— Макс, а что в той башне? — поинтересовалась Огница.

— Не знаю. На карте написано — «высокая белая башня». Думаю, Инженер в ней не был.

— Мож, и нам туды соваться нужды нет? — усомнился коротышка.

— Я бы посмотрела, — пожала плечами девушка. — Но если в лесу эти уродцы лупоглазые живут… Может, в самом деле, не пойдём?

— Путешествие к башне — риск, излишний для решения той задачи, которую мы перед собой поставили. — Сфинкс посмотрел ему прямо в глаза: — Возможно, в другой раз?

Максим нахмурился. «В другой раз!» Шур сомневается, что карта Инженера приведёт их на Землю? Хотя… а кто, собственно, сказал, что сфинкс собирается идти с ним до самого конца?

Решению большинства он подчинился. Но всю дорогу до зубчатой скалы не мог думать ни о чём, кроме как о загадке белой башни. И когда увидел лазоревую спираль, думал, и когда шагнул в неё первым.

Никогда прежде Максиму не доводилось видеть двери между мирами, расположенные горизонтально. Выходить из них — и подавно. Он растерялся, обнаружив, что лежит на пурпурной спирали и вращается вместе с ней. Если бы скорость была такая же, как по ту сторону двери, голова мигом бы закружилась. Но и так было не очень приятно. Невидимые пружины подталкивали снизу, норовя перекатить то на один бок, то на другой, приподнимали и опускали. Не успев разглядеть, что творится вокруг, он поспешил отползти в сторону. И свалился на твёрдый гладкий пол.

Впрочем, твёрдого пола было не много — зазор в полметра между краем спирали и отвесной гладкой стеной ярко-синего цвета. Сильнее всего это напоминало колодец, выдолбленный в каменном монолите, только цвет для камня был необычный.

Максим задрал голову вверх, и сравнение с колодцем перестало ему нравиться. Потому что до верхней кромки было метров двадцать, не меньше. И если выемки в стене как-то могли претендовать на название ступеней, то о поручнях никто не позаботился…

— Ох!

Он обернулся на звук. Огница вращалась, словно на юле, крутила головой с широко распахнутыми глазами.

— Ух ты… Макс, где это мы?

Он лишь плечами пожал в ответ. Хотел посоветовать перебираться ближе к стене, но не успел — Гундарин выткнулся почти на том же самом месте, что и девушка. Отпихнул её в сторону, потёр ушибленную макушку, злобно уставился на княжну.

— Ты чего тут расселась?! А ну брысь!

Проворно соскочил со спирали, постучал костяшками пальцев по стене колодца. Потом смахнул со лба выступивший пот.

— Душно у вас тут, прям как в духовке. Сразу пить захотелось.

— Макс, а я опять не понимаю, о чём он говорит, — растерянно сообщила Огница.

— Во как! — Гуня покосился на неё. — У рыжей духота мозги отшибла

Максим переводил взгляд с одного на другую и всё отчётливее понимал, что поторопился покинуть мир лупоглазов. И ладно загадку белой башни не разгадал. Но он и кое-что куда более насущное выпустил из памяти. Расслабился, путешествуя на гравилётах.

С Шуром Огница не столкнулась, успела отползти в сторону. И когда сфинкс ловко отпрыгнул к стене, Максим признался:

— Ребята, я вас предупредить забыл. На карте возле отметки двери надпись была: «Иметь запас воды и продовольствия на 8 суток».

Сказал и потупился виновато.

Несколько секунд все молчали. Коротышка почесал макушку, пнул пару раз вращающуюся у его ног спираль. Вздохнул:

— А ты вовремя вспомнил, однако.

Максим говорил на добрийском, чтобы и Огница поняла. Потому она тоже испуганно уставилась на него:

— И что теперь делать?

— Выбираться из этого колодца, — ответил вместо него Шур. — Припасы растянуть на восемь дней мы сможем, с голоду не умрём. С водой будет хуже. Но здесь её всё равно не найдём, так что полезли наверх.

— Как же мы туда выберемся? — недоверчиво уставился на него Гуня. — Олли летать не умеют, по стенкам бегать тожить.

— Есть лестница, — сфинкс подошёл к ступеням, стал на нижнюю. — Прочно, не скользко, выберемся.

У Максима такой уверенности не было, но Шур правильно сказал — сидеть на дне колодца бессмысленно. Нужно выбраться, оглядеться. И уже там принимать решения.

Карабкаться по отвесной стене было тяжело, долго и ужасно жарко. Пот заливал глаза, взмокшие пальцы не хотели держать, и с каждым метром усиливалось ощущение пустоты за спиной. Максим поднимался первым, и от этого становилось ещё страшнее. Оступится, упадёт, и товарищи, что карабкаются следом, не удержатся. А край колодца, казалось, застыл на месте. Всё время хотелось оглянуться, проверить, — может, на самом деле так? Но оглядываться, смотреть вниз было нельзя.

К счастью, даже самое трудное и утомительное занятие рано или поздно заканчивается. Настала всё-таки минута, когда Максим ухватился за последнюю ступень, затем — за кромку, поднялся ещё, перевалился через край. Отполз от колодца, сел, огляделся. И понял — решение принимать с тем же успехом можно было и на дне.

Во все стороны стелилась ярко-синяя каменная равнина, покрытая сетью белых линий, разбегающихся от колодца. Идеально гладкая, идеально плоская равнина. Она даже у горизонта не заканчивалась! Постепенно размывалась, её синь смешивалась с небесным изумрудом. Оттого казалось, что сидишь внутри огромной сферы, и стоит подняться — оторвёшься и будешь лететь вверх, пока не шмякнешься на солнце.

Максим протёр глаза от заливающего их пота. Сфера — это, конечно, иллюзия. Они попали в очередной плоский мир. Пустой, девственно чистый мир. Ни животных, ни растений, ни холмов, ни рек. Лишь бесконечная синяя пустыня, расчерченная белыми линиями.

Ему показалось внезапно, что в этой мысли скрыта разгадка. Или очень близко к разгадке. Но тут над краем колодца показалась рыжая макушка Огницы. Девушка выкарабкалась, буркнула, хмуро глянув на него: «Мог бы и руку подать!» Не вставая с четверенек, подползла, села. Погладила синюю поверхность, поинтересовалась:

— Это что, камень? Никогда б не поверила, что камни бывают такого цвета. — Посмотрела по сторонам, добавила: — Как океан.

Разгадка, крутившаяся где-то рядом, ускользнула. Максим досадливо вздохнул, встал, и пошёл к Шуру, вытягивающему привязанного верёвкой Гуню.

Идти по гладкой равнине вдоль прочерченной по ней полосы оказалось легко… первые несколько часов. Ещё бы — ноги в грязи не вязнут, об камни не спотыкаешься, за корни и кусты не цепляешься. Если бы не духота. Криссовская одежда охлаждала кожу, но только те участки, которые прикрывала. А уж воздух она и подавно не кондиционировала. В самом лучшем положении оказалась Огница со своей курткой с длинными рукавами, брюками, стянутыми тесёмками на щиколотках. В самом худшем — Шур с набедренной повязкой и банданой. Хотя сфинкс духоту переносил на удивление стойко. Зато Гуня ныл беспрестанно, просил разрешение выпить воды. Шур не разрешал — воду следовало экономить.

Первый привал они устроили, когда идти сил не осталось. Соорудили какой-никакой навес из подстилок и одеял, забрались под него, Гуня целиком, прочие — сколько поместится, выпили по глотку воды и постарались заснуть. Впрочем, у Максима заснуть не получилось. Потом начали останавливаться чаще. Они превратили это в ритуал: соорудить навес, глотнуть воды, лечь. Автоматизм движений заставлял не думать, сколь таких отрезков пути их ждёт. Каждую третью остановку старались немного поесть и поспать. Хоть и прикрывали головы конфискованными у запасливого Гундарина тряпичными лоскутами, но от жары всё равно мутило. А может быть не от жары, а от одуряющего однообразия синей плоскости, перечёркнутой белой линией? Словно мелком на школьной доске…

На седьмом привале у коротышки закончилась вода во фляге. Закончилась она, очевидно, гораздо раньше, но выяснилось это, когда Гуня, жалобно наблюдавший, как товарищи полезли в сумки за флягами, не выдержал:

— Шур, а дай и мне глоточек хлебнуть.

— У тебя же ещё оставалось?

— Мож, я закупорил неплотно? Вытекла…

От одной мысли, что драгоценная влага могла вытечь зря, во рту у Максима стало ещё суше, хоть суше уже невозможно. Он поспешно сделал свой законный глоток. На счастье, не последний.

Огница просьбу коротышки, естественно не поняла, переспросила. А когда Максим перевёл, гневно свела брови:

— Врёт он! Вылакал всю воду. Я видела, он специально отставал.

Против ожидания, Гуня не спорил. Он весь сжался, сморщился, сделался ещё меньше, чем был.

— Это правда, Гундарин-Т’один? — строго спросил Шур. — Ты выпил всю воду?

Коротышка шмыгнул носом.

— Шур, я бы умер, если бы не глотнул. Правда.

— Вылакал свою долю, пускай теперь что хочет, то и делает, — торжествующе объявила Огница. Приложила флягу к губам, отпила. Принялась тщательно закупоривать горлышко, будто издевалась над коротышкой.

Шур помедлил, разглядывая её. Тряхнул гривой, объяснил:

— Мы поделимся с ним водой. Он виноват, и будет наказан. Но не сейчас. Сейчас надо выжить. Всем. Переведи, Макс, — и протянул коротышке флягу.

Максим перевёл, хоть шевелить растрескавшимися губами было чертовски больно. Огница аж вскинулась:

— Делиться?! С какой радости? Если у шерстяного вода лишняя, пусть делится. А мы свою не дадим!

Максим начал было переводить на русский, потом сообразил, что этого от него не требуется. Надо же, как в голове шумит — совсем соображать перестал. Мало одного глотка воды, мало. Девчонка права, куда же тут делиться? Фляга и так почти пустая, на оставшиеся шесть дней никак не хватит. И если коротышка не дойдёт, то сам виноват…

Голова сама собой качнулась. Отрицательно. И спёкшиеся губы сами собой прошептали:

— Я поделюсь.

На пятнадцатом привале они доели последнюю яблоко-дыню. Плод сморщился, усох, влаги в нём уцелело едва ли половина, но всё равно, это была влага. И калории, чтобы поддержать силы. В котомках оставалось несколько ломтей копчёного мяса, но от самой мысли положить это в рот становилось дурно.

На двадцатом привале у Максима закончилась вода во фляге. Он знал, что это случится, но когда последняя капля выкатилась из горлышка, сделалось страшно. Шур взглянул на него, но ничего не сказал. Его последний глоток только что допил Гундарин.

А во время следующего «спания» Максиму приснился сон. Приснились Земля, дом, родная ростовская квартира — впервые с той самой ночи, когда его похитили криссы.

Их квартира выглядела странно пустой. Нет, вся мебель, вещи, знакомые с детства, были на месте. Но ощущение пустоты не уходило. Не из-за того ли, что комнаты были слишком велики? Он бесконечно долго бежал по коридору, оскальзываясь на ярко-синем линолеуме. И кухня была огромной, и старенький холодильник «Атлант», разросся до невероятных размеров. Максим распахнул его дверцу и зачаровано замер.

Холодильник весь был завален бутылками с минералкой, даже в морозилке притаилось несколько штук. Вода была холодная, прозрачная, манила прилипшими к стенкам пузырьками. Но… она не хотела выливаться! Максим хватал бутылки одну за другой, откручивал пробки, опрокидывал, прижимая горлышко к пересохшим губам, — вода не текла! Она была там, внутри, шипела, пенилась… и не хотела выливаться.

Отчаявшись, он бросился к мойке. Пить воду из-под крана негигиенично — это каждый знает. Но Максиму было плевать. Он хотел пить!

Вода ударила тугой звонкой струёй. Он радостно засмеялся, подставил под неё лицо, рот… и не почувствовал влаги. Вода была ненастоящей, так, мираж, иллюзия. Вода издевалась над ним, и он ничего не мог с ней поделать.

Он заплакал. Заплакал без слёз — слёзы тоже не желали течь. Всхлипывал и шептал еле слышно: «Ну пожалуйста, хоть капельку!»

За спиной тихо зашуршало, хлюпнуло. Максим резко обернулся. Одна из бутылок упала, выплеснула лужицу воды. Он опустился на четвереньки, коснулся лужи губами. Это была вода, настоящая! Он принялся жадно лакать.

Лужица оказалась крохотной, Максим вылакал её досуха. И попросил ещё. Сам не знал у кого.

— Больше нет. Это была последняя.

Он с трудом разлепил веки. Разумеется, он лежал не на полу ростовской квартиры. Под ним была всё та же пустыня из синего камня. Прямо на белой полосе сидела Огница, сжимала в руках пустую флягу.

— Больше воды нет, — повторила она.

Медленно, очень медленно, Максим сел.

— Ты отдала мне последнюю воду…

— Ты просил пить и плакал…

— Мне снился дом… там, на Земле. — Он помолчал, добавил: — Наверное потому, что я его никогда не…

— Макс, нужно вставать — не дал договорить Шур. — Нужно идти, пока у нас есть силы.

Потом они встретили Инженера. Старик сидел на белой полосе, укоризненно качал головой.

— Я забыл про воду, — честно признался Максим.

— Впредь будь внимательнее. Не зря же я дал тебе карту!

— Зря. Мы все здесь умрём.

— Глупости. Рановато тебе думать о смерти, ты и половину пути не прошёл.

— Не пройдёт он, не пройдёт! Слабак он! — заверещали криссы. Они порхали на диванчиках-летателях, болтали в воздухе босыми ногами, корчили рожи.

— И вовсе он не слабак! Он самый лучший игрок в нашей команде.

Ильма и Зира сидели в большой круглой ванне, до краёв заполненной густой, чуть маслянистой жидкостью. Оранжевые майки их намокли, прилипли к телу. И волосы у девушек были мокрые.

— Он пройдёт весь путь, и вы его не остановите, понятно? — Зира презрительно выпятила губу, разглядывая кружащих над ванной криссов. Вскинула руку, показывая жабам «фак».

Криссы рассвирепели. Завизжали пуще прежнего, в лапках у них невесть откуда появились короткие широкие трубки с раструбами, похожие на старинные репродукторы. Криссы прикладывали их к губам, и из раструбов вылетали маленькие радуги, сыпались на ванну. Девушки отбивались от них, затем дружно, словно по команде, зажали пальцами носы, нырнули… И растворились вместе с майками.

— Ильма! Зира!

Максим кинулся к ванной. Но путь ему заступил Рен-Рендук. Бывший консул потирал отвисшее брюхо, насмешливо смотрел на юношу.

— Забудь о них! Думай о важном — как выжить и победить. Ты ещё понадобишься Рен-Рендуку, Маакс.

— Да пошёл ты… — Максим не хотел и смотреть на него. — Захочу, и умру. Моё дело!

— Что?! — завопил Рен-Рендук. — Сбежать надумал? Тогда получай!

Он вдруг схватил тяжёлый руббольный мяч и что есть силы запулил им Максиму в голову. Уклониться тот не успел. Мяч ударил прямо в висок, голова треснула, взорвалась, разлетаясь тысячами осколков. Криссы радостно засмеялись, принялись ловить осколки, засовывать их в карманы штанишек на лямочках.

— Стойте! — завопил Максим. — Отдайте мою голову!

Он хотел бежать за криссами, но верёвка не пускала. Она натянулась, дёрнула, заставив упасть на колени.

— Вставай, Макс. Нужно идти.

Он открыл глаза. Ни Рен-Рендука, ни летателей с криссами, ни ванны с рубболистками вокруг не было. Только синяя пустыня под зелёным небом.

И ещё был Шур, волочащий на плече Огницу. Вокруг пояса сфинкс обвязался верёвкой, она же опоясывала Максима и тянулась дальше, к Гундарину. Коротышка стоял пошатываясь, закрыв глаза. Но стоял.

— Вставай, Макс, — повторил Шур. — Недолго осталось.

Максим кивнул. Оттолкнулся ладонями, выпрямился. Сделал шаг, ещё один. Это ведь не трудно, просто идти? По ровной, гладкой поверхности, когда ноги не вязнут в грязи, не спотыкаются о коряги, не путаются в траве. Идти, выдерживая направление по идеально прямой линии. Идти и не оглядываться.

Он всё же оглянулся. За ними по пятам шёл Инженер. Придерживал коротышку за шиворот, хмурился. Встретившись с юношей взглядом, напомнил:

— Не забывай о моих словах, Максим!

Глава 11, в которой открываются новые обстоятельства

— Ааах!..

Максим едва не захлебнулся. Глотнул, ещё. Это была влага, вода, настоящая. Он принялся хлебать её, вбирать в себя. Он боялся остановиться, боялся, что влага вновь обернётся миражём.

Вкус у воды был странный: чуть маслянистый, железистый. И сытный, что ли? Но всё равно это была вода!

— Достаточно, обопьёшься!

Чья-то сильная рука схватила за шиворот, поволокла прочь из воды. Максим зарычал, отбиваясь, норовя уцепиться за ускользающую воду. Его приподняли, опустили на влажный упругий пол. Максим начал было слизывать влагу с пола. Но тут же прекратил — понял, что напился.

Рядом кто-то громко фыркнул, закашлялся, забарахтался. На Максима полетели тяжёлые крупные брызги. Он открыл глаза.

Да, он не ошибся. Он лежал на упругом влажном полу, совсем не похожем на синий камень пустыни. И зелёного неба над головой не было. Ничего не было, одна темнота.

Потом он понял, что ошибается. Вокруг была не темнота, а подсвеченный зеленоватыми бликами полумрак. Глаза утомились от яркого света пустыни, потому привыкали медленно. Он с трудом различил лежащего рядом коротышку. Далее — небольшой бассейн, похожий на круглую ванну, в которой сидели Ильма и Зира. Может, тот самый? Вон же они в нём болтыхаются… Затем он сообразил, что девушки давно погибли, и видел он их в бреду, а этот бассейн — настоящий. И на бровке его сидит Шур, макает Огницу головой в воду. Девушка шумно фыркала, размахивала руками, пыталась вырваться. Наконец сфинкс отпустил её, позволил припасть к воде губами, вволю напиться. Нестерпимо захотелось и самому кинуться туда и пить, пить, пить… Но живот был уже полон.

Огница напилась. Не поднимаясь с четверенек, подползла к Максиму, посмотрела на него недоверчиво. Спросила:

— Макс, мы живые или умерли?

Он снова огляделся по сторонам. Глаза теперь различали стены и потолок, сделанные из полупрозрачного материала. За стенами — или внутри них? — переливались тёмно-зелёные сполохи. В их неверном свечении разглядеть что-либо не удавалось.

Он повернулся к сфинксу:

— Шур, где это мы?

— Добро пожаловать в следующий мир.

— Мы дошли, да? Я помню, ты тащил нас на верёвке. А Огницу нёс.

— У девушки оказалось достаточно силы, но мало выносливости. Меньше, чем у Гундарина. Я не сразу это понял. Не запретил отдавать тебе воду.

— А-а… А как мы спустились в колодец?

— Мы не спускались. Я не доглядел — ты подполз к краю и свалился прямо в спираль. И Гундарина утащил на верёвке. Пришлось и мне с девушкой прыгать. Ты знал, что здесь бассейн?

— Нет… Не помню.

Максим и в самом деле не помнил, была ли такая надпись на карте. Скорее всего, он упал нечаянно. Хорошо, что двери расположены горизонтально. Об каменный пол он бы наверняка расшибся.

Двое суток они провели у бассейна: отдыхали, восстанавливали силы. Жидкость оказалось не только питьём, но и пищей — холодный, очень редкий бульон. «Раствор протоплазмы» — уточнил Шур. После такого объяснения глотать эту субстанцию сделалось противно. Но другой снеди в этом мире не предвиделось, а остатки копчённой лоелятины они решили сохранить как НЗ.

Этот мир не похож был ни на один из предыдущих. Здесь тоже пришлось идти сквозь лабиринт коридоров, как в тёмном мире, но стены не двигались, проходы не оборачивались внезапно тупиками. Зато и мёртвенной тишины не было — за стенами булькало, клокотало, шипело, иногда громко трещало. Звуки чем-то походили на те, что Максим слышал в Отстойнике, чем-то — нет. И запахи отличались от «ароматов» Отстойника. Мир пах чистотой, весенней свежестью и… талым снегом?

Они шли по длинным пустым коридорам, поворачивали, пересекали круглые залы с неизменным бассейном посередине, снова шли. Иногда коридор превращался в пологий спуск или подъём, иногда оборачивался террасой, нависающей над пропастью. Подойти к краю, проверить, работает ли здесь антигравитация, Максим не решился. Иногда в стенах коридоров они видели двери с меняющими цвет и форму знаками, смахивающими на экзотические цветки. Но двери были заперты, карта о них не упоминала, потому путешественники, не задерживаясь, проходили мимо.

На третий день пути они впервые наткнулись на открытую комнату. То, что она открыта, обнаружил Гуня. Он шёл последним, от нечего делать пинал ногой стенку, и вдруг окликнул товарищей:

— Этава… стойте! Открыта туточки!

Комната оказалась длинной и узкой. На одной из стен нарисованы двуногие безголовые существа. Перед каждым — низенькая ступенька.

— Это чиво?! — вытаращился Гундарин.

— Может, орнамент? — предположил Максим. — Картина такая?

— А башки им зачем пооткручивали, ежели они картины? — коротышка потянул руку к стене.

— Гундарин, осторожно! — предупредил его Шур.

Но коротышка всё же коснулся. Чуть-чуть, одним пальчиком.

«Чпок!» — сказало изображение. И всосало в себя олли. Максим щёлкнул зубами от неожиданности. А в следующую секунду стена вспучилась, силуэт перестал быть плоским, двумерным. И безголовым.

Гуня стоял на постаменте, раззявив рот, блымая вытаращенными глазами. Изображение рядом с ним исчезло. Зато самого его обтягивал плотный комбинезон серо-стального цвета. Шур подскочил к нему, отдёрнул в сторону. Затем принялся озабоченно щупать.

— Эт… чиво это они, а? — наконец-то испугавшийся Гундарин начал трястись. — Чиво они хватают, а?

— Макс, на нём одежда криссов, — ошеломлённо прошептала Огница. — Мы их в Задвери видели, помнишь?

Ещё бы! Криссов Максим видел не только в Задвери, но и в Вирии. И униформу их запомнил отлично. Он подошёл к коротышке, опасливо провёл пальцами по комбинезону. Материал был шелковистым на ощупь, прохладным. И наверняка очень прочным.

— Снимите с меня это, а? — Гуня чуть не плакал.

Сфинкс что-то подковырнул у затылка коротышки, потянул. И комбинезон послушно стёк на пол, словно лужица металла. Распашонка и штанишки на лямочках оставались там, где им быть положено. Гуня быстро ощупал одежду и себя под ней, облегчённо вздохнул:

— Фух, пронесло…

В противоположной стене комнаты была ещё одна дверь со светящимся знаком. И она тоже оказалась не заперта. Помещение за ней было шире, но и короче предыдущего. И шеренга комбинезонов на стене отсутствовала. Вместо них зияли углубления.

Друзья прошли комнату из конца в конец, внимательно разглядывая находку, пытаясь определить, что бы это могло быть. Когда двинулись назад, Гуня вдруг хихикнул, и задом запрыгнул в отверстие.

— Это ж лавки! — сообщил он остолбеневшим спутникам. — Ничё так, удобно. Тока заднице жестковато.

Углубление в самом деле походило на встроенное в стену кресло. Сидение, подлокотник, и стена выгнута полукругом, чтобы спиной упираться… Максим не успел разглядеть всё в подробностях — перед глазами внезапно полыхнуло багрянцем. Пронзительно взвизгнув, коротышка вывалился на пол, проворно отполз в сторону. Сидение светилось и, кажется, тихонько жужжало.

Для Гуни это было уж слишком! Он вскочил на ноги, опрометью вылетел из помещения. И остальные попятились к выходу.

— Я бы рекомендовал вести себя осторожней, — посоветовал Шур, когда дверь в странную комнату закрылась за незадачливыми исследователями. — И внимательно изучить карту этого места.

Однако карта помогла мало — никакой пометки, обозначающей их находку, на ней не было. Оставалось строить догадки, для чего предназначены светящиеся кресла. И продолжать путь.

Когда они вновь проходили мимо комбинезонов, Максиму пришла в голову неожиданная идея.

— Подождите! — остановил он друзей. И добавил, персонально для Огницы: — Отвернись!

Девушка удивлённо посмотрела на него, но просьбу выполнила. Максим сбросил оранжевые лохмотья и, затаив дыхание, шагнул в серый силуэт.

Ничего неприятного он не ощутил — чмокнуло плотоядно, и тут же обволокло мягкой прохладной тканью. Вначале легонько, потом ткань натянулась, будто старалась повторить каждый изгиб его тела. Да так оно, собственно и было. Серый комбинезон сидел, как влитой. Нигде не жал, не сковывал движений, но и не болтался. Умеют криссы «шить под заказ».

Максим едва успел подумать об этом, как обнаружил, что стоит на возвышении перед стеной, и друзья с интересом разглядывают его.

— Это может оказаться полезным, — задумчиво произнёс Шур.

Быстро развязал повязку на бёдрах и шагнул в стену. Огница возмущённо фыркнула, отворачивая голову. Но когда сфинкс вернулся, такой же серо-стальной, как Максим, неожиданно заявила:

— И я такое хочу! Отвернитесь! Все!

Максим послушно отошёл в сторону, повернулся к двери. Шур стал рядом. Но девушка снова грозно скомандовала:

— Все, я сказала! И короткий тоже!

Шур протянул руку за спину, нащупал коротышку, развернул.

— Было б на чё любоваться… — обиженно буркнул тот.

А три минуты спустя он уже прохаживался перед шеренгой закованных в одинаковую униформу товарищей. Разглагольствовал:

— Не, всё равно на криссов вы не похожие. Вот ежели б лупоглазов в это нарядить…

И Максима вдруг осенило. Если лупоглазов нарядить в серые комбинезоны, они станут похожи на криссов, словно братья! Только кожа у одних зеленоватая, как у лягушек, а у других — нормальная.

Не он один сообразил это — и Шур, и Гуня подумали о том же. Переглянулись.

— Мож, они родичи? — предположил коротышка.

— Сомневаюсь. Скорее уж одни прототипы других, — возразил Шур. Поторопил, не давая Максиму переспросить, что он имеет ввиду: — Нам пора идти.

— Ежели вы теперя серые, мож, я тоже возьму? — Гуня опасливо поднял отброшенный комбинезон, повертел в руках. — А надевать его как?

— Он сам тебя оденет, только приложи к телу, — посоветовал Шур. — Штаны снять не забудь!

— Штаны?.. А, ладно, и так сойдёт!

Ещё через день они добрались до места, отмеченного на карте Инженера. Это была дверь в стене коридора, не отличимая от виденных прежде. Лишь по форме ярко-опалового цветка, мерцавшего в её середине, Максим и догадался, что она — та самая. Изображение неуловимо меняло цвет, и от этого казалось, что лепестки вздрагивают под порывами волшебного ветра.

— Здесь? — уточнил Шур.

— Угу, — на всякий случай Максим полез в сумку за свитком — свериться.

— Так чиво ждать? Проверить нужно, а то вдруг заперто! — Гуня проскочил между ними и с разбегу пнул дверь ногой.

Та послушно отодвинулась. За ней оказался коротенький, метра три, коридорчик-тамбур. И заканчивался он такой же дверью с таким же цветком. Но тот был лимонно-жёлтым. Коротышка хмыкнул, почесал макушку. Шагнул внутрь…

Максим рассматривал карту, потому не увидел, что случилось. Громко ойкнула Огница, ярко вспыхнуло — и Гуня вылетел из коридорчика, точно торпеда. Именно вылетел — пронёсся мимо Максима, едва не сбил с ног Шура и врезался в противоположную стену.

Впрочем, головой он не ударился, потому как её окружала прозрачная искрящаяся сфера. Соприкоснувшись со стеной, коротышка отлетел назад резиновым мячиком, шмякнулся задницей на пол. Только после этого сфера вокруг его головы погасла.

— Эт… чиво это? — Гуня ошарашено посмотрел на друзей. Принялся шарить вокруг: — А сумка моя где?

Максим и Шур переглянулись, посмотрели на дверь с цветком, бесшумно вернувшуюся на место.

— Думаю, сумки больше не существует, — тихо произнёс сфинкс. — Если бы не комбинезон, и Гундарина дезинтегрировало бы.

— Как эта, «не существует»? В сумке ж все мои пожитки были…

— Выходит, сумки мы пронести не сможем. Интересно, хотя бы станнер оно пропустит? А карту? Или её можно в карман спрятать?

— Нет, здесь что-то не так, — Шур тряхнул гривой. — Инженер не отметил комнату с комбинезонами. Следовательно, можно пройти и без них. Сделаем привал. Может быть, что-нибудь придумаем.

Но ничего не придумывалось. Несколько раз они заставляли дверь открыться и бросали внутрь какую-нибудь мелочь — последствия всегда были одни и те же. В конце концов Гуня проголодался и предложил сходить к ближайшему бассейну с «бульоном» — перекусить. Так как других предложений всё равно не было, с ним согласились.

Но далеко отойти от злополучной двери они не успели.

— Ух ты, красота-то какая!

Максим обернулся на восторженный возглас Огницы. Оказывается, цветок сделался аквамариновым и с каждой секундой добирал пронзительной синевы. Ничего особо красивого в этом не было, но… Он поспешно выхватил карту из сумки. Так и есть! Теперь совпадали не только форма значков, но и цвет.

— Стойте! — закричал он ушедшим вперёд Шуру и Гундарину. — Я понял, в чём дело!

И не дожидаясь, пока те вернутся, подскочил к двери, распахнул, бросил внутрь первое, что нащупал в сумке — полоску вяленого мяса.

— Ты чем кидаешься?! — возмущённо завопил коротышка. — Это же НЗ!

Мясо шмякнулось на пол и осталось лежать посреди комнатки-тамбура. Вспышки не было.

Минуту спустя все четверо стояли перед следующей дверью… цветок на которой сиял тёмно-коричневым.

Им пришлось просидеть почти полчаса под второй дверью, дожидаясь нужного оттенка. Потом ещё столько же — под третьей. На счастье, дезинтегратор — или как там эта штука называется? — срабатывал, лишь пока дверь была открыта. После того, как она возвращалась на своё место, цветок на ней мог выделывать какие угодно кульбиты. Однако сидеть и ждать, зная, что в стенах и потолке скрыты направленные на тебя жерла смертоносного оружия, всё равно жутко.

Зато едва они миновали третью преграду, как были вознаграждены.

— Выход! — радостно завопил Гуня.

И точно — в дальнем конце зала мерцала медленно вращающаяся лазоревая спираль. Коротышка хотел помчать к ней сломя голову, но Шур поймал его за шиворот:

— Я думаю, здесь нам следует вести себя особенно тихо и незаметно.

Максим вгляделся в зеленоватый полумрак и понял, что друг прав. Ох, как прав!

Весь зал был уставлен стеклянными — хотя вряд ли это было стекло — прозрачными колоннами-колбами. Цилиндрические сосуды метр в диаметре и не меньше трёх в высоту заполняла жидкость с плавающими в ней… Максим не мог понять, что это за существа, пока Огница не охнула, не схватила его за руку:

— Зелёные! Сколько же их здесь…

В колбах и в самом деле находились криссы! От крошечных, смахивающих на головастиков зародышей до вполне сформировавшихся, двуногих, двуруких, большеголовых и пучеглазых. Максим шёл по залу, открыв рот от изумления. Вертел головой по сторонам, пытаясь понять — что это, как это? Кто и зачем собрал этот паноптикум?

Справа, в нескольких метрах от прохода, по которому они шагали, тихо зашуршало. Нет, скорее забулькало. Друзья замерли. В одной из колб-колонн уровень жидкости начал быстро снижаться. Голова крисса показалась над её поверхностью, плечи, грудь, живот, бёдра. Затем и вся жидкость с тихим журчанием исчезла в отверстии на полу, напоследок завертевшись водоворотом. Оказывается, крисс не висел и не плавал в ней. Он стоял. И выглядел вполне настоящим. Только серо-стального комбинезона недоставало.

Колба мелодично звякнула… и исчезла. Максим не понял, куда она делась — то ли мгновенно в пол ушла, то ли в воздухе растворилась. Но удивиться такому обстоятельству он не успел. Потому что крисс ожил! Вздрогнул, повёл плечами и открыл глаза.

— Ик!

Гуня икнул на весь зал. Медленно попятился, стараясь укрыться за спиной Шура. А Максим, опомнившись, выхватил станнер. Крисс смотрел прямо на них, однако ничего не предпринимал, и взгляд его казался бессмысленным.

Пауза тянулась минуты две. А затем сверху, с невидимого потолка, на крисса упал световой обруч. Вернее, это сначала он выглядел обручем, но едва достиг головы зелёного, как растянулся, превращаясь в цилиндр. Крисс продолжал неподвижно стоять внутри световой колонны. И так же неподвижно стояли путешественники, завороженные действом.

Внезапно световой цилиндр погас. И тотчас сверху ударила ослепительная молния. Крисс вздрогнул… и оплыл, переставая существовать, растёкся по полу густой лужей. Жерло отверстия зачмокало, всасывая жидкость, похожую на протоплазмовый бульон в ваннах-бассейнах.

— За что ж его так, бедолагу? — не выдержал повисшей тишины Гуня.

— Видимо, выявлен скрытый дефект, — предположил Шур. — Бракованный экземпляр.

— Бракованный? — с недоумением переспросил Максим.

— Завод. Цех по производству криссов. В других цехах их одевают, заполняют мозг информацией. Возможно, есть и другие процессы.

— Ты хочешь сказать, что криссы — роботы?! Биокиберы?

— Да, ты сам это видишь, — вновь мигнул сфинкс.

Максим ошеломлённо посмотрел на бесконечные шеренги колб, теряющиеся в полумраке. Прошептал:

— Но если они роботы… кто тогда их сделал? Кто это всё построил? Кто всем управляет?

— Хотел бы и я это знать, — тихо промолвил сфинкс. И уже громче добавил: — Только не в этот раз. Думаю, нам следует быстрее убираться отсюда.

В подтверждение его слов невдалеке опять забулькало, зашуршало. Не оглядываясь больше, друзья поспешили к выходу.

Глава 12, в которой всё становится на свои места, то есть с ног на голову

Максим шагнул в дверь и… не смог из неё выйти. В первое мгновение он не понял, что происходит. Он ничего не видел, не мог пошевелить ни ногой, ни рукой. Он будто завяз в густом чёрном тесте.

В спину сильно толкнули, вминая ещё глубже в «тесто» — Огница вошла в спираль. Максим попытался развернуться, предупредить, чтобы остальные сюда не совались. Тут же вспомнил — предупредить не получится, эта дверь действует в одном направлении. И ещё сообразил — вокруг никакое ни тесто, а грунт. Что означало очень простую вещь. И очень неприятную для путешественников: выход засыпало. Из-за чего, неизвестно — то ли природный катаклизм, то ли местные жители проделали здесь то же, что Рен-Рендук в Добрии с выходом из Задвери. Но причина Максима не интересовала, потому как дышать тоже не получалось. И если они немедленно не выберутся из ловушки, то не выберутся вообще. Останутся погребёнными в безымянной могиле.

Он бы задохнулся, если бы не комбинезон криссов. Там, в коридоре перед смертоносным «шлюзом», им не показалось — вокруг головы коротышки и правда возникала прозрачная сфера. Сейчас точно такая же мерцала перед лицом Максима. Она позволяла не задохнуться. Но с каждой секундой справлялась с этим всё хуже и хуже.

Огница судорожно забарахталась, что-то забормотала, не разберёшь. Потом толкнули снова — Гуня. Максим принялся поспешно врываться в землю, стараясь отодвинуться, пока они не передавили друг друга.

Грунт был не спрессованный, не каменистый, его вполне можно было копать руками, раздвигать, вминать, прокладывая туннель. Но скоро Максим сообразил, что не может определить направление — где здесь верх, а где низ?! Даже сидевший в мозгах пониматель оказался бессильным. А когда барахтанье позади прекратилось, он и вовсе растерялся. Что делать? Ползти неизвестно куда, или возвращаться, пытаться нащупать друзей? Вдобавок накатывающее всё сильнее удушье… Он отчаянно заработал руками, задрыгался, забился, как пойманная в сеть рыба. Захотелось кричать — дико, во всё горло. Но кричать было глупо и бесполезно. Да и нельзя кричать, нужно экономить силы и воздух!

Время словно завязло, не могло двигаться, как ему положено. Прошло всего пять минут, как они угодили в ловушку, а казалось — целый час. От удушья, от ужаса голова начинала кружиться, в глазах темнело… нет, это прежде было темно, а теперь поплыли алые кровяные пятна. Руки больше не хотели слушаться, пальцы не сгибались. Максим дёрнулся из последних сил…

Он мгновенно понял, на что наткнулся. Это была нога, лодыжка кого-то, одетого в комбинезон, — ощущение гладкого и скользкого материала под пальцами не оставляло сомнения. И нога принадлежала явно не коротышке и не сфинксу. Огница? Он потянул девушку за ногу, дёрнул. Нога покорно подчинялась всему, что он с ней делал. Нога не пыталась сопротивляться. Нога была неживой.

К горлу подкатил колючий комок. Выходит, Огница уже задохнулась? И теперь пришёл его черёд. Ему не выбраться из этой могилы, не вернуться на Землю! Никто не узнает, что с ним стряслось — пропал без вести. Он заскулил едва слышно. Нельзя, невозможно пройти через эту анфиладу миров! Нечего было и пытаться. Лучше бы он остался в Вирии или в Добрии — там ведь тоже люди живут! Огница, например, жила.

Комок в горле сделался ещё жёстче, ещё колючей. Максим вдруг осознал, что все, кто был его спутниками в путешествиях между мирами, погибли: Гоэльт, Ильма и Зира, Шур и Гундарин, Огница. Один Рен-Рендук выжил! Потому что хитрый. И умный. А умный не станет ловить журавля в небе. Он поймает синицу и будет раскармливать её до размеров страуса.

Комок в горле внезапно растаял. На смену жалости к себе самому, к друзьям, которые погибли так глупо и нелепо, пришла злость. Ну нет, он так легко не сдастся! Он не собирается умирать!

Максим грозно зарычал, отпустил лодыжку девушки, и вновь вонзился в землю. Он знал, в какую сторону надо рыть. Совсем не туда, куда карабкалась Огница. Прямо, прямо, всё время прямо…

Грунт под рукой поддался, исчез. Сквозь алую пелену проник свет. Максим дёрнулся к нему… и вывалился наружу.

Голова кружилась, и не получалось рассмотреть, что делается вокруг. Он видел только довольно крутой склон, поросший редкими пучками травы. Он торчал из этого склона, высунувшись по пояс, и вокруг громоздились комья свежевывороченной земли.

А воздух здесь был таким замечательным! Максим набрал его полную грудь. Выдохнул, снова вдохнул. Он мог бы заниматься этим бесконечно. Оказывается, самое приятное занятие на свете — дышать!

И тут же вспомнилась неподвижная нога. Нельзя медлить, ни секунды нельзя! Максим выпростался из норы, развернулся и обратно пополз в неё. Он вовсе не был уверен, что успеет спасти хотя бы кого-то из друзей. Но он должен был попытаться!

Ногу он нащупал довольно быстро. Затем откопал и вторую, попытался тянуть, но тело девушки было впрессовано в грунт накрепко, не сдвинешь. Пришлось копать выше, освобождая его. Тело было мёртвым, сомневаться не приходилось. Наверное, следовало оставить его, искать остальных… На что он надеялся?!

Воздух внутри призрачного гермошлема закончился. Нужно отступить, выползти наружу, чтобы отдышаться…

— Макс!

Голос был приглушён толщью земли, но Максим всё равно узнал его. Значит, он ошибся? Она жива?! Он закричал в ответ:

— Огница, я сейчас!

С криком ничего не получилось, стенки туннеля глушили его. Но как тогда девушка умудрилась докричаться из-под земли? Или…

Не додумав мысль до конца, он попятился так быстро, как мог. Выбрался из дыры, приподнялся. И тут на него съехала Огница.

— Макс, ты живой!

Он и ответить ничего не успел. Девушка навалилась, обняла, прижалась всем телом. Мерцающая сфера вокруг головы погасла как раз вовремя, чтобы она смогла ткнуться носом в его щёку. И губами.

— Ты… ты откуда взялась? — он насилу вывернулся, уставился на неё.

— Оттуда! — она махнула рукой вверх. — Мы с этим… с Урмшуром только что выбрались. Я думала, что это ты рядом. А вылезла, глядь — не ты. Знаешь, как я испугалась? Думала, ты внизу остался. И тут гляжу — ниже по склону кто-то ковыряется. Я сразу поняла, что это ты! Закричала, но ты уже назад под землю залез. Ты меня спасать хотел, да?

— Ага… — признался Максим. Он никак не мог прийти в себя, от такого неожиданного поворота. — Так Шур жив?

Он вскочил на ноги, посмотрел вверх. Никого видно не было.

— Где же он?

— Коротышку полез доставать. А ты сильно…

Дальше Максим не слушал. Склон хоть и был не так, чтобы крутой, но и не так, чтобы пологий, потому взбираться на него лучше всего получалось на четвереньках. Там, где склон выгибался округлым бараньим лбом, в земле зияла дыра. Раньше, чем он подскочил к ней, из дыры показались ноги, потом спина. Потом и весь Шур.

Сфинкс выдернул из земли коротышку, словно репку из грядки, повернулся, увидел Максима. И улыбнулся. И Максим улыбнулся. Всё обошлось, Шур жив, Огница жива, и даже Гуня уцелел. Вдруг захотелось броситься к ним, обнять всех скопом… Конечно, он так не сделал, не девчонка, чтобы зажиматься.

— Как ты сумел выбраться? — спросил сфинкс.

Максим пожал плечами.

— Так же, как и вы. Копал…

— Мы пробивали туннель вдвоём с девушкой. Я — когтями, она — ножами. Чередовались: один роет, второй вниз сдвигает, уминает. И Гундарин помогал уминать.

— Эт точно, я помогал, — важно подтвердил коротышка. Он успел немного отдышаться, и из лежачего перешёл в сидячее положение.

— В одиночку я бы не справился, — продолжал Шур. — Не успел бы десять метров пробить, задохнулся. Кислородом комбинезоны обеспечивают, но с углекислым газом плохо. Наверное, у криссов метаболизм иной.

Он помолчал, посмотрел внимательно на Максима, на подошедшую следом за ним девушку, и добавил:

— Человек оттуда не выбрался бы. Тем более, в одиночку.

— Я же не вверх копал, как вы. У меня там десяти метров не было.

Шур помолчал, прикидывая. Затем мигнул, согласился:

— Да, ты копал почти горизонтально, по кратчайшему пути к поверхности. Но для этого ты должен был знать, в какой стороне склон. И что он вообще есть.

Максим развёл руками.

— Я просто угадал. Повезло.

— Повезло…

— Это здорово, что ты угадал! — Огница, не удержавшись, вновь схватила его за руку.

А Максим внезапно вспомнил…

— Постой, а кого же я вытаскивал? Там, в земле, кто-то зарытый!

— Криссы, — объяснил Шур. — Их тут много. Мы на двух наткнулись. Криссы прошли в дверь и застряли.

— Что же у них инструментов с собой не было? Взорвали бы этот холм нафиг.

— У тех, которых мы нашли, взрывать и копать было не чем. К тому же криссы мыслят иначе, чем мы. Задача у них была не туннель копать, а совсем другая. Я забрал «инструменты». Пригодятся.

Он вынул из карманов два станнера, повертел в руках, протянул один Максиму. Спохватившись, тот быстро ощупал собственный комбинезон. Понимал, что зря, не прятал он оружие, в руке держал, когда сквозь спираль шагнул. А когда в землю встрял, и думать о нём забыл.

— А я свой потерял, — признался.

И тут же будто бревном по башке огрело. Не только станнер он под землёй оставил…

— Сумка! Там же карта!

Максиму показалось, что он не устоит на ногах. Как же это?! Что же теперь делать? Он растерянно смотрел на друзей. А те смотрели на него. Но сочувствия в их взглядах почему-то не было.

Коротышка фыркнул.

— Эвона, карта! У тебя в сумке харч был, козлятинка — вот чиво жалко. Что ж я её зря коптил? — Он пошарил у себя за спиной. И достал измятую, перепачканную землёй сумку! — На, не теряй в другой раз.

Максим поспешно схватил, развязал тесёмку, сунул внутрь руку. Карта была на месте. Фляга с водой, вернее, с протоплазмовым бульоном, миска и ложка из небьющейся криссовской керамики, нож, подстилка, оставленная на всякий случай руббольная форма. Единственное, чего недоставало…

— НЗ куда-то подевалось.

— Я его в надёжное место перепрятал, чтобы ты больше не разбрасывался, — хмыкнул коротышка, потирая пузо. — Нужно ж мне было силы подкреплять, пока я грунт утрамбовывал.

— Ты умудрился под землёй мясо сжевать? — изумился Шур. — Как?! На тебе же силовой гермошлем был?

— И чиво?

Судя по всему, требовать объяснений такому чуду было бесполезно. Да и не до объяснений пока было. Они пробились в новый мир, и пришла пора с ним познакомиться.

Шур с Огницей «выкопались» почти на самой верхушке склона, там, где он переставал быть склоном, превращался в бескрайнюю, поросшую низкой, серебристо-зелёной травой равнину. Нора Максима чернела ближе к основанию, где склон оборачивался неширокой лощиной. По дну лощины тёк ручей, вокруг него поднимались кусты и невысокие деревья с округлыми кронами. И над всем этим посреди изумрудного неба висело неподвижное солнце.

Максим взглянул на небо, вздохнул. Поймал себя на мысли, — а точно ли на Земле небо было синим? Стопроцентной уверенности в этом уже не было. Ещё несколько таких же миров, и он начнёт сомневаться, что звёзды видел.

Он пролистнул карту на нужную страницу, сверился.

— Нам на северо-восток, как раз вдоль этой лощины. Дойдём до реки, и будем подниматься вверх по течению, до самой двери. Меток там нет, значит, мы её сразу увидеть должны. Она прямо на берегу расположена.

— Увидим, если её не засыпали, — возразил сфинкс. — Спираль двойная?

— Двойная, — подтвердил Максим. — Думаешь, двери специально закопали?

Можно было и не спрашивать. Не с неба же упали эти тонны грунта? Кто-то тщательно и целенаправленно наращивал холм. Причём довольно давно — склон густо порос травой.

— Давай спустимся к ручью, — вдруг предложила Огница. — Помыться хочется.

Максим оглянулся на неё, потом осмотрел себя, сфинкса, коротышку. Комбинезоны обладали многими полезными качествами. Кроме того, что силовыми гермошлемами головы своих владельцев защищали и кислородом снабжали, они ещё и не пачкались. Даже ладони остались чистыми! Видно, «силовые рукавицы» комбинезон тоже наращивал. А то, что в любой криссовской одежде не потеешь, давно известно. Так что предложение Огницы Максиму показалось обычной девчоночьей блажью.

Но Шур неожиданно поддержал её:

— Хорошая мысль. Мы пока не знаем, кто здесь обитает. Маячить на открытом месте не целесообразно. Лучше идти по лощине.

Спорить с этим доводом никто не стал. Правда, склон под конец оказался настолько крут, что единственным способом спуститься по нему, было съехать на заднице. У Максима это получилось нечаянно — поскользнулся, шлёпнулся и поехал. Но Гуня нечаянности не заметил, и пока Шур и Огница встревожено замерли, плюхнулся и себе на пятую точку, и с весёлым гиканьем помчался вниз.

На дне лощины их встретила густая упругая трава, в которой Гуня мгновенно застрял. Максим проехался чуть дальше, до самого ручья. А когда примеру друзей последовала Огница, то она умудрилась в этот ручей и бултыхнуться с разгона. Впрочем, девушка ничуть таким обстоятельством не огорчилась.

Ручей был слишком мелким, чтобы в нём купаться. Зато вода оказалась прохладной, кристально-чистой, вкусной. Шур снял станнером несколько пичуг, сидевших на ветвях ближайшего дерева, и пока Максим с Гуней ломали и стаскивали в кучу дрова, выпотрошил и ощипал добычу. Птички хоть и были невелики и костлявы, но зажаренные на вертеле вкус имели отменный. Не сговариваясь, друзья вылили из фляг опротивевший бульон, прополоскали их, наполнили чистой водой. Этот мир обещал не оставить их голодными.

Мир выглядел чем-то средним между Добрией и Коолайнелем. Он не был таким красочным и приторно-прекрасным, как мир лупоглазов. И одновременно в нём не было вечного добрийского увядания. Максим попробовал придумать шкалу для пройденных миров. Коолайнель несомненно был июлем, Вирия — июнем, Добрия походила на август, «Гвыхия» — на март. А теперь они попали в май. Тепло, но не жарко, свежая зелень вокруг, в воздухе нет запаха пыли. Ему очень нравилось это время года. Учёба в школе заканчивается, ещё немного — и каникулы, куча свободного времени, море, солнце, отдых. Сейчас он снова попал в май. Только это была не Земля. Похожее, но другое. Максим не смог узнать ни одного дерева, росшего в лощине, ни одного кустика, ни одной былинки. Даже пичуги, которых они зажарили и съели, даже многочисленные жучки и козявки, снующие в траве, не походили на тех, что ему доводилось видеть на Земле. Конечно, можно убеждать себя, что и в ботанике ты не силён, и мест посетил на родной планете не так уж много. Убеждать можно, но ненужно.

К реке они вышли спустя три часа. Была та широкая, полноводная, как Мотеца у Главца. И так же оба берега оказались пологими. Хотя, не совсем пологими — с этой стороны вплотную к воде подступал склон холма, поросший всё теми же похожими на пушистые зелёные шары деревьями.

Шур подошёл к воде, прищурился, вглядываясь в противоположный берег. Произнёс:

— Это цивилизованный мир. На той стороне — возделанные поля.

Коротышка хмыкнул, почесал макушку.

— Нам же на ту строну не надо, а?

— Как раз надо, — возразил Максим. — Давайте решать: здесь будем переправляться, или выше по течению?

— А чиво решать? Я плавать не умею, а дальше мож мелко будет.

— Может и мелко, — задумчиво произнёс сфинкс. — Но переправиться стоит здесь. Иначе местные жители решат, что мы прячемся. Кто прячется, у того враждебные намерения. Лучше сразу установить контакт.

— Эвона, контакт! А ежели здесь гвыхи какие-нибудь живут? Лучше не высовываться, пока не заметили.

— Уже заметили.

— Почём знаешь?

— Смотри.

Он повёл головой влево и все повернулись вслед за ним. Неподалёку от места, где они стояли, на берегу лежали две лодки. Чуть далее угадывались туго натянутые лески, тянущиеся к разноцветным поплавкам на воде.

— Гы, рыбачат, — удивлённо хмыкнул Гуня. — А хозяева где?

— Хозяева увидели нас и спрятались. Если мы уйдём, они оповестят сородичей. До двери нас могут не допустить. Если она ещё…

Он не договорил, Максим и так понял: «если она ещё существует». Но произносить вслух подобное ему тоже не хотелось. Если и та дверь закопана, то чтобы найти её, чтобы разрыть целый холм, им понадобится много дней работы… А то и месяцев! Инструменты вдобавок. И, главное, чтобы никто не мешал.

Коротышка покосился на спутников, пошёл к лодкам. Отбросил палку в сторону, сложил руки рупором, закричал, повернувшись к покрытому лесом склону:

— Эгей, вы где? Мы друзья, мы тоже криссов не любим! Мы от них сбежали!

— Не старайся, они боятся. Возможно это дети рыбу ловят, — остановил его Шур. — Нужно переправиться на другой берег.

Он подошёл к лодкам, начал их внимательно осматривать. Огница и Максим подошли следом.

— Макс, тут люди живут, — шепнула девушка. — Смотри, лодки как у нас в Добрии. И вёсла.

Сфинкс посмотрел на неё, затем перевёл взгляд на топчущегося поблизости коротышку. Заметил:

— Размеры отличаются.

— Точно, — согласился Гуня. — В одну не поместимся, нужна обе брать.

— Если заберём обе, как рыбаки назад вернутся? — возразил сфинкс. — Это будет недружественный поступок.

Он повернулся к лесу, громко и внятно произнёс:

— Мы возьмём вашу лодку, чтобы переправиться через реку. Мы оставим её на берегу. Мы не присвоим ваше имущество.

— Думаешь, они тебя поняли? — с сомнением спросил Максим.

— Надеюсь. — И столкнув одну из лодок в воду, скомандовал: — Гундарин и девушка садятся в лодку. Мы переправимся вплавь.

Едва Огница услышала перевод распоряжения, как запротестовала:

— Почему это? Макс, я лучше тебя плаваю. Давай ты залезай в лодку.

В предложении её была и логика и какая-то непонятная на первый взгляд правильность. Максим ощущал эту правильность, но признать не мог. Что же получается, он будет в лодке рассиживать, веслом помахивать, а девчонке вплавь перебираться? Как будто он слабее её! Шур эти умозаключения понимал прекрасно, потому и предложил в лодку посадить девушку. И в этом тоже была логика… Только правильности не было.

Гуня над всеми этими сложностями не раздумывал и повторных приглашений не ждал. Запрыгнул на борт, схватил весло, рявкнул на Огницу:

— Рыжая, ты чего там застряла? Ну-ка иди сюда! На вёсла сядешь, раз такая дылда здоровенная вымахала! А в водичке плескаться любой сумеет.

Плыть, придерживаясь рукой за борт, оказалось не тяжело. И пусть река была широкая, но зато медленная. Огница легко справлялась с течением, лодку почти не сносило, поперёк реки она шла ходко. Да и то сказать — лодка маленькая, лёгкая, с такой и ребёнок справится. Если бы не Гуня, ёрзавший на носу, то и дело вскакивавший, чтобы лучше рассмотреть противоположный берег, было бы совсем хорошо.

Заметили их, когда они миновали середину реки. Не исключено, что заметили и раньше, но теперь на берегу собиралась толпа. Двуногие, двурукие, в штанах и рубашках — Максим решил было, что княжна права, и они попали в человеческий мир. Но тут Шур, плывший рядом, проронил:

— Так я и думал…

А Гуня радостно завопил из лодки:

— Глядите, это ж мои сородичи! Это ж Од’дом! Уря!!!

И Максим наконец понял — по берегу снуют не люди, а олли. Целая толпа коротышек.

Однако настроена эта толпа была отнюдь не дружелюбно. Какое-то дреколье, вилы, лопаты, топоры в руках — это ещё пол беды. Но двое держали нечто, весьма смахивающее на арбалеты. И когда в нескольких метрах от лодки в воду ушла, громко булькнув, стрела, Максим удостоверился, что не ошибся. Точно, арбалеты.

Вторая упала куда ближе, прямо перед носом лодки. Третья — ещё ближе. Гуня испуганно оглянулся на друзей:

— Они чиво там, ополоумели? — Он замахал руками, закричал: — Эгей, тута свои! Хватит пулять-то!

Неизвестно, поняли его стоявшие на берегу или нет. Но если и поняли, то на их действиях это никак не сказалось. Стрелы продолжали падать в воду, а когда одна из них, стукнулась о борт лодки, да так и осталась торчать в дыре, Максиму сделалось неуютно. Стрела была короткая и толстая, но всё же это была именно стрела, а никакой не болт, как называли эти штуковины в книжках.

— Чиво они? Чиво они? — Гуня чуть ли не плакал. Потом начал просить: — Шур, мож, давай лучше обратно поплывём? Ну их, дурней безголовых!

— Комбинезоны! — догадался сфинкс.

И Максим сообразил одновременно с ним, — может, на секундочку позже, — всё дело в комбинезонах! Местные криссов так боятся, что стрелять принялись, едва серо-стальные «доспехи» разглядели. А кто там в них одет — дело десятое. Не стоило здесь переправляться, надо разворачивать пока не поздно.

Он открыл рот, готовый крикнуть это продолжавшей грести девушке. Но неожиданно в голову пришла другая идея:

— Огница, снимай с Гундарина комбинезон, быстро! И с себя тоже!

— Что?! — та чуть весло не уронила от такого предложения. — Макс, что ты такое говоришь? Раздеваться при всех? На мне же под низом нет ничего, ты что, не соображаешь!

И Максим понял, отчего её предложение поменяться местами показалось ему правильным. Предчувствовал, что этим закончится! Но теперь поздно переигрывать. Пока она будет спорить и кочевряжиться, коротышки их на дно пустят. Олли хоть стрелки и аховые, но в конце концов попадут. А если самому попытаться в лодку забраться, хлипкая посудина перевернётся…

— Макс, ты что? — удивлённо выглянул из-за борта лодки Шур. — Комбинезоны криссов — это защита. Нельзя сейчас их снимать.

И как бы подтверждая его слова, очередная стрела достигла таки цели — долбанула коротышку прямо в живот. Материал комбинезона она пробить не смогла, но ударила дай бог, так что Гуня заверещал от боли, опрокинулся под лавку. Уверенность, что идея с раздеванием правильная, выветрилась в миг. Если бы Огница продолжала упрямиться, Максим не настаивал бы, — убегать, так убегать.

Но девушка вдруг передумала. Зло ругнувшись, подхватила коротышку, дёрнула за воротник на затылке. Затем поднялась во весь рост, заставив лодку покачнуться, завела руку за спину, нащупывая застёжку и у себя. Серая материя с тихим шелестом стекла на пол. Ох как не рад был Максим, что вообще заговорил об этом! Один меткий выстрел и…

— Эй, не стреляйте! — Девушка наклонилась, подхватила Гуню под мышки, приподняла. — Смотрите, он один из вас! Даже штаны такие же дурацкие.

Лодка качалась так, что Максиму и Шуру приходилось держать её с двух сторон. Но стрелы булькать в воду перестали.

— Да, я один из вас! — Гуня закричал благим матом. — Я свой! И эта девка — наша, хоть и дылда. Видите, она рыжая во всех местах, а не зелёная!

Коротышки в них больше не стреляли, опустили арбалеты с дрекольем. Стояли и глазели, пока Максим и Шур не дотолкали лодку до берега — грести Огница не могла, у неё руки дрожали. Впрочем, переодеться в добрийский костюм и не вывалиться в воду при этом она сумела.

Гуня же о былом страхе и думать забыл. Едва лодка ткнулась носом в песок, он выпрыгнул на берег, бросился к арбалетчикам.

— Вы чиво, дурные совсем? Зачем пулялись? Который из вас мне в живот попал, а? Знаешь, как больно!

Толпа обступила лодку полукругом, но подходить близко никто не решался. Прятались за спину друг друга и таращились на нежданных пришельцев. А те рассматривали их.

Когда Максим впервые увидел Гундарина, одежда коротышки ему показалась смешной до невозможности. Куцые штанишки на лямочках, распашонка — словно с малыша детсадовского сняли. Но оказывается, у олли это было общепринятое мужское одеяние. И женское от него не сильно отличалось — единственно, штанины стягивали резинки на лодыжках, вместо двух лямочек была одна, наискосок, да распашонку заменяла «косоворотка» без рукавов. И на головах у женщин красовались разноцветные тюбетейки. На абсолютно лысых головах, кстати.

Арбалетчик, на которого Гуня наседал особенно рьяно, попятился.

— Чиво? Не понимаю я тебя…

— Я тебе дам «не понимаю»! У тебя, остолопа, глаза повылазили? Не видал, кто в лодке сидит?

— Дык… тепереча докумекал, — улыбнулся арбалетчик. — Слов у тебя много непонятных.

— Во-во! Чиво ты гуторишь, будто не наш? — поспешил на помощь товарищу второй. — И вырядились как попрыгуны!

У Максима рот сам собой открылся. Оказывается, Гундарин не только одеждой, но и речью походил на своих соплеменников. Или… всё дело в понимателе?

Он с сомнением посмотрел на сфинкса, спросил:

— Шур, они что, все как Гуня разговаривают?

— Язык у них один и тот же. Произношение различается. Видимо, диалекты разные.

— Нет, я не о том. У них у всех одинаково забавно получается. Ну… как у пародистов на эстраде.

Сфинкс недоумённо уставился на него. Произнёс:

— Забавно? Мне речь олли кажется не более забавной, чем человеческая.

— А-а…

Максим покосился на сидевшую в лодке Огницу. У неё и подавно спрашивать пользы нет.

— Олухи вы, вот чиво! — между тем продолжал разоряться Гуня. — Сбёгли мы от энтих ваших попрыгунов, неужто непонятно? Потому и язык родной я подзабыл. А одёжку мы стибрили.

— Дык… откуда ж нам знать.

— Гляделками глядеть надо было! Разве я зелёного цвета? Или девка эта зелёная? Эх вы, деревенщина!

Он обернулся, и увидев, что Максим и Шур всё ещё стоят по колено в воде, велел своим соплеменникам:

— Значитца, слушайте теперя: мне и моим друзьям жильё обеспечить, чтоб передохнуть было где, отоспаться. А то у криссов… ну у этих, у попрыгунов, знаете как оно? У-у-у! Обсохнуть, опять же, надо. И еды, самой какая есть вкусной! Понятно излагаю или повторить?

Олли с ним не спорили. Чесали лысые макушки и дружно «дыкали».

Обеспечить путников достойным жильём олли не смогли, как ни старались. Селение оказалось маленькой деревушкой в полтора десятка домов. Скорее не домов даже, домишек. Олли и так были невелики ростом, а вдобавок не любили просторных помещений, предпочитали потолки, до которых рукой дотянуться можно. Огнице, Шуру и Максиму вползти в такое жилище можно было исключительно на четвереньках. Да так и стоять согнувшись, подпирая плечами потолок. Ясное дело, что от предложенного домика — пусть и самого лучшего в деревне! — друзья отказались. Чем немало обрадовали его хозяев.

Взамен им спешно начали возводить шатёр прямо на берегу реки. Шатром его обозвал Гуня, всё-таки это был шалаш, пусть и сложенный довольно умело и старательно.

— Что ж ты врал, что олли в подземных домах живут? — не удержавшись, подколол коротышку Максим, пока они сидели, наблюдая за строительством. — Никакие не подземные, а самые обычные, деревянные. С соломенными крышами. У нас на Земле в древности такие же строили. Только покрупнее.

— Эх ты, голова — два уха! Не соображаешь, что ли? Грунт здесь песчаный, как ты в нём копать станешь? Засыпит же!

Но если с жильём для негабаритных гостей вышла промашка, то с угощением местные расстарались. В отличие от лупоглазов, вегетарианцами-сыроедами олли не были. К столу подали и тушёную птицу, и копчёную рыбу, и молочную кашу из местных злаков, и салат из варёных овощей. Но какими же сладкими оказались все эти блюда! Сладкую молочную кашу, сладкие овощи Максим так-сяк мог вытерпеть. Но сладкая рыба! Сладкое мясо! Миски с джемом, мёдом, цукатами и пастилой, поданными не «на десерт», а в качестве приправ— «специй» к основным блюдам, выглядели и вовсе издевательски.

Зато Гуня блаженствовал, дорвавшись до привычной кухни. Максим смотрел, как тот макает в мёд птичьи ножки, а потом грызёт их, закусывая пастилой, и ему становилось нехорошо. А когда в довершении ко всему, коротышка накрошил себе в тарелку копчёной рыбы, полил её джемом, посыпал сверху цукатами и принялся всё это перемешивать ложкой, он не выдержал, спросил с сарказмом:

— Не боишься, что слипнется?

— Ежели и слипнется, не беда. Речка ж под боком! А ты чего так плохо кушаешь? Не вкусно разве? Глянь, всем нравится.

И Максим вынужден был согласиться, что оказался самым привередливым едоком. Шур ел мясо и не кривился. Конечно, в мёд он его не макал, наоборот, то и дело прикладывался к фляге с водой. Но ел же! И Огница ела. Правда, мяса она отщипнула чуть-чуть, зато сладкая рыба ей вроде понравилась. И сладкие овощи. А также пастила, цукаты, мёд и джем. Кто бы мог подумать, что бывшая стражница такая сластёна!

Пока гости обедали, олли закончили строительство шалаша. Прибрали всё и умотали восвояси, чтобы не мешать отдыху. Это было очень кстати, Максиму и Шуру требовалось обсудить ситуацию и понять, что делать дальше.

Итак, этот мир населяли вольные сородичи Гундарина. Это было хорошо — олли слыли существами беззлобными и покладистыми, хоть и несколько суетными. Обычаи и законы у них мало отличались от людских, не то, что у лупоглазов из Коолайнеля. Жили они небольшими деревеньками, пропитание добывали земледелием и рыболовством. Была у них и кой-какая прирученная животинка: и мясная, и молочная, и гужевая. В общем, на первый взгляд в этом мире Максиму и его друзьям не угрожало ничего. А, учитывая, что с ними в компании был Гундарин, путешественников ожидало гостеприимство и всяческая поддержка. Но на второй…

Да, этот мир мог бы оказаться аналогом Добрии, если бы не одно отличие. Добрия была первобытным миром, получившим доступ к благам цивилизации криссов или их создателей. Од’дмер — так его называли местные жители, что весьма огорчило Гундарина, надеявшегося, что он добрёл таки до легендарного Од’дома — был первобытным миром, отказавшимся от благ чужой сверхцивилизации. Полностью игнорировавшем само существование этой цивилизации. Настолько, что вещи, созданные криссами, здесь подпадали под строгое табу. Нарушителей наказывали сурово, вплоть до… Нет, смертной казни в Од’дмере не практиковалось, но изгнание и полная обструкция — да. А это, пожалуй, ещё страшнее, так как выжить в одиночку ни один коротышка не сумел бы.

Это была первая неприятная новость. Станнеры, карту, браслеты-говорители, другие вещи можно было спрятать в котомки. Но вся одежда путешественников тоже подпадала под табу. Даже набедренная повязка и бандана Шура, даже материал, из которого был сшит пятнистый костюм Огницы. Поэтому выпускать их из шатра иначе как в голом виде олли отказывались наотрез.

Впрочем, ходить голыми гостей не принуждали. Им быстренько скроили и сшили «правильную» одежду. Правильной она была, разумеется, по местным понятиям. На Гуне новые штанишки и распашонка смотрелись ничуть не хуже прежних. Но едва Максим переоделся в такое же, как ощутил себя клоуном. Штаны непомерно широки, лямки норовят сползти с плеч, а рубашка без рукавов и пуговиц — вообще песня!

Но огорчался Максим не долго. Пока не увидел, во что коротышечья одежда превратила Шура. На узком, вытянутом торсе сфинкса распашонка болталась, как на вешалке. Лямки не хотели держаться на покатых плечах, и Шур вынужден был придерживать штаны руками, чтобы те не сползли на пол. Это было так смешно, что Максим не удержался, фыркнул. А Гуня и удерживаться не пытался, загоготал так, что за живот схватился. Огница выглянула из-за шторки, отгораживавшей в шатре её угол, и тоже прыснула.

Шур постоял, с философским видом дожидаясь, пока у друзей закончится приступ веселья. Затем сел на пол, достал из сумки нож и принялся перекраивать одежду. Получалось это у него на удивление ловко. Распашонка пошла на новую бандану, лямки он обрезал и сделал из них пояс, штанины укоротил вдвое. Не прошло и пяти минут, как его наряд преобразился кардинально. Шур был одет в шорты-боксёрки и выглядел в них не смешным, а скорее… умеющим за себя постоять. Собственно, таким, каким и был на самом деле. Максим лишь вздохнул с завистью, Гуня почесал макушку, а Огница, вновь высунувшаяся из-за шторы, одобрительно цокнула языком. И вышла продемонстрировать свой наряд.

Теперь почесать макушку захотелось Максиму.

— Эвона… — раззявил рот Гуня.

— Что-то не так? — сдвинув брови, глянула на него девушка. — Эту одежду не зелёные делали, насколько я знаю. А те мешки, что твои сородичи притащили, я надевать не стану. И не уговаривайте!

Коротышка беспомощно развёл руками. Крыть и впрямь было нечем. Потому что Огница переоделась… в подаренное коолайнелями платье!

Какими бы странными не выглядели обычаи лупоглазов, но чувство прекрасного у них было врождённым. Когда Максим держал это платье в руках, оно показалось ему совсем простеньким. Но при том оно удивительно точно подчёркивало красоту женского тела. Короткое, выше колен, оставляющее открытыми руки и шею, платье туго обтягивало узкую талию девушки и её маленькую крепкую грудь. А зелёное с рыжим, оказывается, отлично гармонирует.

Гуня махнул рукой:

— Ну носи это, ежели нравится. — Подумав, добавил: — Тока оно не практичное.

Огница замечание о непрактичности одеяния всё равно не поняла. А Шур взглянул на Максима и, неожиданно оскалив зубы в улыбке, произнёс:

— Она очень красивая.

Как будто тот сам не видел! Под просторным охотничьим костюмом это не так бросалось в глаза, а в серых криссовских комбинезонах они все выглядели какими-то роботами. Ну а те два раза, когда…

Максим понял, что краснеет, и поспешил отвернуться. Но как бы там ни было, вопрос одежды разрешился.

Однако табу на всё криссовское означало и ещё одну, куда более неприятную для путешественников особенность этого мира. Шур правильно предположил — олли давным-давно похоронили входы в свой мир. И выходы в придачу. Хуже того, попытайся друзья раскопать нужную им спираль, коротышки не только не помогли, они бы все силы приложили, чтобы не допустить этого. Табу есть табу. И что делать, было непонятно. Не воевать же с целым народом?

Да, это была проблемка заковыристее, чем «неправильная» одежда. Посоветовать, как её решить, жители деревеньки, естественно, не могли. И в конце концов предложили единственно разумное решение: ехать в столичный город, где живёт великий и мудрый правитель

Путешествие по Од’дмеру оказалось самым быстрым и лёгким участком пути — если не считать полёт на гравилётах в Коолайнеле, прервавшийся на самом интересном месте. И уж конечно он был самым безопасным. Средством передвижения здесь служили четырёхколёсные повозки с двумя лавками для пассажиров, козлами для возницы и холщёвым тентом, который можно было поднимать при необходимости. Тянула повозку пара животинок, по внешнему виду напоминающих то ли маленьких осликов, то ли длинноухих пони. Хоть транспорт этот и был рассчитан на четверых, а то и шестерых пассажиров, но на пассажиров-олли. Для людей и сфинкса пришлось снаряжать две повозки и срочно их переделывать: убирать лишние сидения, поднимать выше тент. В первой разместились Шур с Гуней и корзины сладостей, во второй — Максим и Огница.

Ехали медленно, неторопливо — возницы берегли своих «лошадок», и те бежали лёгкой трусцой. Рессоры у повозок были хорошие, подушки на лавках — мягкие, поэтому путешествие не утомляло. А мерное тарахтение колёс, покачивание и поскрипывание навевали дрёму. Огница и дремала. Максим же всматривался в разворачивавшийся пейзаж.

Од’дмер оказался миром на удивление однообразным. Они ехали час за часом, делали остановки, ели, спали, снова ехали, а вокруг было одно и то же. Рощицы невысоких деревьев с круглыми кронами — все как на подбор светлые, чистые, ухоженные. Ручьи и речушки с обязательными мостиками. Деревеньки, как две капли воды похожие на ту, где путникам довелось погостить. Ровные прямоугольники полей и огородов с копошащимися на них коротышками. Луга, где паслись либо сородичи «лошадок», либо животинки размером поменьше, те, кого олли разводили для молока. Од’дмер жил чинно и размеренно. И очень неторопливо. Теперь Максим поверил, что Гуня во много раз старше его, а продолжительность жизни олли не ровня человеческой.

Здешних обитателей однообразие не угнетало, но и любопытства они лишены не были. Когда повозки проезжали мимо очередной деревеньки, местные высыпали на обочину, глазели на необычных пассажиров. Причём если людей рассматривали с интересом, но без удивления, то стоило им перевести взгляд на сфинкса, как глаза у них выпучивались, рты раззевались, а руки сами собой тянулись к макушкам. «Эй, дядя, кого это ты везёшь?» — самые смелые отваживались окликать возницу либо Гундарина. Первый только обречённо «дыкал», зато второй пыжился и с важным видом сообщал, что они сбежали от «попрыгунов» и теперь являются почётными гостями Од’дмера. Он бы много чего порассказывал, но повозка катилась дальше, а бежать вслед за ней деревенские ленились.

Максим не прочь был бы порасспросить зевак. Или хотя бы сидевшего на козлах возницу! Но понимателей ни у кого из тех, кто им пока что встретился в этом мире, не было. А без понимателей какой разговор? Оставалось смотреть и слушать.

С Огницей они тоже почти не разговаривали. Вернее, разговаривали — во время остановок. Но когда оставались вдвоём, когда вынуждены были сидеть, прижавшись друг к другу на тесной по человеческим меркам лавке, княжна смущалась, отворачивалась в сторону. И Максим смущался. Ни к селу, ни к городу вспоминалось, как они купались голыми, как он прижимал её к земле в их самую первую встречу. Он старался усмирить эти мысли, загнать поглубже, но те не подчинялись. Приходилось тоже отворачиваться, глазеть на пейзаж и думать о чём-нибудь постороннем. Какой уж тут разговор!

Лишь в самый первый день их путешествия Огница спросила:

— Макс, скажи, когда ты помешал мне убежать от лупоглазых… Почему ты был уверен, что этот Урмшур вернётся за тобой?

— Потому что он мой друг, а друзей в беде не бросают. Разве у вас в Добрии не так?

— В Добрии так, но у нас живут люди. А это — не человек! Как он может быть другом?

— Какая разница? Шур нёс тебя, когда ты лишилась чувств в синей пустыне. Если бы не он, ты бы умерла там.

— И я унесла коротышку от волосатых. Но это ничего не значит! Они другие, понимаешь? Не люди. Они думают по-другому, потому я не могу им доверять.

— Люди разные бывают. Могут быть люди — враги, и не люди — друзья.

— Ты странно говоришь, я этого не понимаю, — призналась Огница. Помолчала немного, и неожиданно спросила: — А меня ты кем считаешь?

— Конечно ты тоже мой друг! — поспешил заверить Максим. И заметил с изумлением, что щёки девушки краснеют.

Она поджала губы, быстро отвернулась. Прошептала:

— Друг? Жаль…

Он недоумённо уставился на её затылок. Хотел переспросить — почему жаль? — но что-то помешало. Кажется, очередной возглас Гундарина из соседней повозки.

Поездка заняла полных шесть дней по добрийскому исчислению. В Од’дмере время считали иначе, что и не удивительно — ни толмачей, ни звонниц с часовыми колоколами здесь не было. Как именно — Максим разобраться так и не смог. Подозревал, что возницы ориентировались по кучевым облакам, с завидной регулярностью приходившим с востока и поливавшим землю короткими тёплыми дождями. Но облака приходили один раз за од’дмерские сутки, так что возможно, существовали и другие приметы.

На седьмой день, когда корзины с провизией опустели, а однообразие пейзажей начало утомлять, путешественники добрались до столицы. Гладкая, хорошо наезженная дорога сделала очередной поворот, выбежала из рощи, и… Максим не сразу понял, что видит перед собой.

Это был холм. Большой зелёный холм, весь, от подножия до макушки уставленный… нет, застроенный разноцветными кубиками, башенками, пирамидками. Изрытый тысячами норок, обвитый лесенками и дорожками, мостиками и виадуками, украшенный флажками, транспарантами и цветочными клумбами. Словно кукольный городок невероятных размеров спрятался внутри холма, выставив наружи крыши, крылечки, балкончики и террасы.

Передняя повозка остановилась. Гуня выпрыгнул из неё, пробежал несколько шагов к удивительному городу. И вдруг опустился на колени, воздел руки к небу, запричитал:

— Это Од’дом! Он мне снился точь-в-точь таким!

Возницы только чесали макушки, глядя на него.

Максим выбрался из повозки, медленно подошёл к коротышке. Тот заметил, вскочил, бросился к нему. В глазах у него блестели слёзы.

— Макс, это Од’дом, я его разыскал! Я так благодарен, что ты привёл меня сюда. Теперя сделаю для тебя всё, что ни попросишь!

Максим натянуто улыбнулся. Он понимал, что никакой это не Од’дом, а один из странных плоских миров с изумрудным небом и неподвижным солнцем. Когда-то его заселили олли, сбежавшие из-под власти криссов, точно так же, как предки Огницы заселили Добрию. Потому что ни те, ни другие не смогли разыскать дорогу в свой родной мир! На свою собственную круглую планету под чёрным звёздным небом.

Шур подошёл, стал рядом с ними. Задумчиво оглядел кукольный город, предложил:

— Думаю, будет правильно нам ждать здесь. Гундарин, ты пойдёшь к правителю. Это мир твоих сородичей, поэтому ты сейчас главный у нас. Будешь вести переговоры.

Максим не возражал. Соваться в подземный город-дом было боязно. При всей его «игрушечности».

Гуня посмотрел на них, поразмыслил. Кивнул:

— А чиво, схожу. Поговорю с тутошними начальниками.

Максим ожидал, что возницы будут сопровождать Гундарина. Но те лишь потолковали с ним, видимо, разъясняя, куда какой вход ведёт, затем разгрузили повозки, развернули «конячек» и споро укатили к себе в деревню. А Гуня так же споро засеменил к холму.

Проводив его, Максим, Огница и Шур расположились в тени росших на опушке деревьев. Трава здесь была густая, мягкая, она уже успела просохнуть после дождика, но сохраняла аромат свежести, какой бывает только весной. На ней было так удобно сидеть и ждать.

Хотя нет, сидеть было удобно, а вот ждать — тревожно. Минута сменяла минуту, потом и час прошёл. Огница успела сжевать три ломтика пастилы, Шур догрыз последнее «куриное» крылышко, а коротышка не возвращался. Максим вспомнил о браслетах и пожалел, что не дал один Гуне. Но хорошая мысля, как водится, приходит опосля.

В конце концов, он не выдержал, спросил у сфинкса:

— Как думаешь, чем закончатся переговоры с правителем? Что он скажет?

— Возможны два варианта. Либо он разрешает раскопать выход, и мы раскапываем. Либо не разрешает. Тогда мы раскапываем без разрешения. Это плохой вариант. Самый худший.

Шур не угадал.

Гуня вернулся через два часа. Вернулся не один, но и не в сопровождении процессии придворных или отряда стражников. Рядом с ним шёл всего один человек. Вернее, один олли. В таких же куцых штанишках на лямочках и распашонке песочного цвета. На голове у него красовалась широкополая соломенная шляпа. А когда они подошли ближе, Максим разглядел, что лицо у незнакомца гораздо темнее и морщинистее, чем у Гундарина. Лицо выдавало его почтенный возраст.

— Этава… — неуверенно промямлил Гуня. — Вот, мудрый правитель Андирон-Т’урон. Собственнолично, как бы…

При этих словах незнакомец снял шляпу и учтиво поклонился. Максим удивлённо взглянул на Шура. Не верилось, что правитель целого мира причапает встречать чужеземцев, да и ещё на своих двоих, без свиты и охраны. Он уточнил у Гуни:

— Ты уверен, что он правитель? Он сам тебе это сказал?

— Пусть уважаемые гости не сомневаются, — улыбнулся пришелец. — Моё имя, и правда, Андирон-Т’урон. И я в самом деле ношу этот титул. Лучше сказать, занимаю эту должность.

Заметив, как вытянулось лицо юноши, он поспешил добавить:

— Мои детство и юность прошли во владениях тех, кого вы называете криссами. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, — и постучал себя по лбу.

Максим и Шур вновь переглянулись. Начали подниматься, но олли остановил их взмахом руки:

— Нет-нет, не вставайте! Лучше и я присяду, если вы не возражаете. Простите, что не приглашаю вас в город. Но думаю, прежде нам надо обсудить с глазу на глаз нечто важное.

Нет, этот коротышка Максиму не казался забавным. Да и слово «коротышка» к нему не подходило.

— Энтова… — встрял в разговор Гуня, нерешительно топчущийся за спиной правителя. — Я рассказал о том, куда вы… то бишь мы… идёте. Об энтом Инженере. И о карте.

Сказал и голову в плечи втянул, как нашкодивший ребёнок. Отчитать за чересчур длинный язык его бы следовало, но ведь сами поручили переговоры вести, назначили главным. Так чего уж теперь!

— Кстати, не позволите ли взглянуть на неё? — Андирон вопросительно посмотрел на юношу.

Делать нечего, Максим развязал сумку, достал свиток, протянул. Правитель бережно принял карту, уверенно и умело пролистнул несколько страниц. Кивнул удовлетворённо:

— Да, это писал Инженер. Узнаю его почерк.

Максим приподнял брови.

— Вы были знакомы с Инженером?

— Много десятков лет назад я сбежал из сектора, называемого Думт’айт…

— Думт’айт?! И я оттудава… — перебил его Гуня и тут же прикусил язык.

Правитель и бровью не повёл на эту реплику. Впрочем, бровей у него, как у всех олли, не было. Он продолжал фразу с того слова, на котором его оборвали:

— … и скитался по бесконечным мирам Сферы в поисках дверей, ведущих на родину наших предков Од’дом. Также и Инженер искал свою родину — планету с названием Земля. К тому времени, когда мы с ним встретились, мы потеряли всех наших спутников. Путешествовать же в одиночку тяжело и тоскливо, потому мы объединили наши усилия. Многие годы мы шли от одной спирали к другой, изучали сектор за сектором. Этой карты тогда у Инженера не было, но была феноменальная память. Он запоминал всё, что видел. Никто не знал Сферу так хорошо, как он.

Максим слушал рассказ, приоткрыв рот. Затем, опомнившись, выпалил:

— Подождите, подождите! Я не понял, что вы называете сферой?

— Сфера, — правитель сделал широкий жест, будто стараясь обвести всё вокруг себя. — Мы находимся внутри огромной сферы, десятки тысяч лет назад построенной вокруг жёлтой звезды. Её внутренняя поверхность состоит из множества отдельных секторов. Каждый копирует реально существующий мир своим климатом, фауной, флорой. Квазиразумные искусственные существа — КРИсСы — собрали в Сферу представителей всех галактических рас, заселили ими соответствующие сектора. Но потом переселение прекратилось, большинство секторов остались незаселёнными, дикими. В них начали сбегать те, кто не желал подчиняться установленному порядку. Теперь они пытаются основать собственные цивилизации. Как Од’дмер, например…

— Вы хотите сказать, что мы не снаружи, а внутри? Что мы ходим вверх ногами?! — не удержавшись, Максим опять перебил его. — Но это невозможно! Мы бы свалились на солнце!

Он взглянул на сфинкса, ожидая поддержки. Но тот тряхнул гривой, произнёс:

— Да, Макс, это правда. Мы находимся на внутренней поверхности околозвёздной сферы. Существуют по крайней мере два способа удержать находящиеся на ней предметы от падения на центральное светило. Нужно или раскрутить сферу так, чтобы центробежная сила компенсировала силу тяжести, или…

— Или?

— Или научиться управлять гравитацией. Создатели сферы применили второй способ.

— Так ты знал?! — Максим не верил своим ушам. — С самого начала знал всё это?! Почему же ты мне ничего не сказал?

— Что бы это изменило? Тебе было приятней верить, что путешествуешь по «галактическим нуль-каналам» между планетами, а не по транспортным туннелям в пределах одной-единственной звёздной системы.

Максим не знал, что и ответить на это. Оглянулся на Огницу, но та ни слова не понимала из всего разговора, равнодушно смотрела на собеседников, жевала пастилку.

Он снова повернулся к правителю Од’дмера:

— Кто же это всё построил? И зачем?

— Не знаю. Внутри Сферы её создателей больше нет. Во всяком случае, мы с Инженером не нашли их следов. Может быть, они живут на внешней поверхности? Но туда всё равно не выбраться.

— Почему?

— Сфера надёжно замкнута. Все порталы транспортной системы находятся исключительно внутри неё.

Максим натянуто засмеялся:

— Глупости какие! Я же сюда попал как-то. А если есть вход, то должен быть и выход.

Правитель кивнул.

— Несомненно, когда-то входы были. Не только ты, предки всех обитающих в Сфере существ — и разумных и неразумных — попали сюда извне. Но было это десятки тысяч лет назад. Позже входы были закрыты.

— Что вы такое говорите?! — возмутился Максим. — Какие десятки тысяч лет? Мне всего семнадцать!

— Охотно верю, что тебе семнадцать биологических лет. Но ты ведь не знаешь, сколько криссы продержали тебя в анабиозе?

Это было как удар по голове. Когда Максим услышал о Сфере, когда узнал, что не существует никаких «нуль-порталов», пронизывающих галактику — это, наверное, тоже было страшно. Но чтобы испугаться по настоящему, требовалось время, требовалось как следует осмыслить услышанное. А десятки тысяч лет в анабиозе били наповал. Его увезли с Земли целую вечность назад! Ни мамы, ни отца давно нет в живых. Вообще никого из его знакомых! А то и самой Земли уже не существует…

Колючий комок подкатил к горлу. Он завертел головой, пытаясь найти поддержку у друзей. Но Огница ничего не понимала, Гуня хоть и понимал слова, но вряд ли осознавал их. А лицо Шура было непроницаемым.

И тогда Максим сделал единственное, что мог сделать, чтобы не заплакать. Он закричал на правителя:

— Вы врёте! Вы всё врёте! — Выхватил у него из рук карту, быстро пролистнул на последнюю страницу, ткнул пальцем: — А это что тогда?! Звёзды, понимаете?! Звёзды!

Правитель Андирон внимательно посмотрел на рисунок, развёл руками:

— Я никогда не вру, юноша, я слишком стар для этого. Что означает этот рисунок, можно только догадываться. Мы расстались с Инженером раньше, чем он добрался до изображённого здесь сектора. Я утомился от долгих лет бесполезных скитаний, и когда мы оказались в Од’дмере, решил остаться здесь. А Инженер ушёл дальше — тогда уводящие двери ещё не были заблокированы. Ответы на какие вопросы он нашёл в конце своего пути, я не знаю. Но наверняка не дорогу к Земле. Он ведь вернулся в свою Добрию, правильно?

Крыть было нечем.

Над опушкой повисла тишина. Лишь чирикали птички в роще за спиной, да от кукольного города долетал гомон высыпавшей на лужайки детворы. Потом правитель заговорил снова:

— Понимаю, мой рассказ нарушил ваши планы. Вы сейчас пытаетесь понять, что делать дальше. Если вам нужно время для размышления, я распоряжусь поставить для вас шатёр, снабжать провиантом. Кстати, этот сектор достаточно обширен и населяют его не только олли. В шестидесяти днях пути отсюда по степям кочует человеческое племя. Правда, их кожа более смуглая, чем ваша, но они однозначно люди. — Он взглянул на сфинкса: — Сожалею, но ваших соплеменников я в Сфере не встречал.

Они вновь помолчали. Затем Гуня несмело предложил:

— Этава… мож, и правда, останемся? Ежели до Од’дома не добраться, то чего ж? Здеся неплохо вроде…

— А если мы решим продолжить путь? — перебил его Шур. — Вы позволите раскопать нужную нам дверь?

Правитель покачал головой.

— Я установил запрет на использование любых вещей, изготовленных криссами, ради того, чтобы цивилизация олли смогла нормально развиваться. А запреты устанавливают не для того, чтобы их нарушать. Это посеет смуту в головах… — он поспешно вскинул руки, заметив, как подобрались его собеседники. — Но запрет можно обойти. Не весь сектор контролируется олли, не все двери можно заблокировать, к сожалению. Я покажу вам другую дверь, и другой путь. Позвольте…

Он взял карту, полистал её.

— Вы выйдете в этот сектор, но через другую дверь. А после сможете продолжить путь, нарисованный Инженером. Если решите его продолжить. — Он вопросительно посмотрел на собеседников.

Шур мигнул.

— Мы подумаем над вашими словами. Недолго. И сообщим о решении.

Едва правитель ушёл, Огница подсела к Максиму. Потребовала:

— Рассказывай! О чём вы так долго разговаривали? Он сказал что-то плохое? На тебе лица нет.

Максим взглянул на Шура, но тот молчал. Пришлось рассказывать. Всё.

— Я не хочу здесь оставаться! — вскинулась девушка, едва он закончил. — И к смуглокожим не хочу! Если дороги на твою Землю больше нет, давай вернёмся в Добрию.

— Боюсь, это будет нелегко, — заметил Шур.

— А ты? — тут же спросил его Максим. — Ты что собираешься делать?

— Какой у меня выбор? Моих соплеменников здесь никто не встречал. Пройду весь путь до конца. Там решу, что делать дальше.

— Правильно, — подержала Огница. — Инженер ведь смог вернуться в Добрию. Значит, в том мире он узнал короткий путь назад.

Максим даже скривился от подобной логики. Но как бы там ни было, его друзья приняли решение, очередь за ним. Хотя, что тут особо решать? Не оставаться же одному с коротышками…

Он кивнул:

— И я дойду до конца.

— Хорошо, — мигнул Шур. — Теперь осталось понять, каким путём мы выйдем из этого сектора. Тем, что отмечен на карте, или доверимся правителю Андирону. Макс, что скажешь? Мы можем ему доверять?

— Почему я? — растерялся Максим. Смутился под неотрывными взглядами товарищей, понял, что краснеет. Пожал плечами: — Может он и правда никогда не врёт?

Это был не тот ответ, которого от него ждали. Это была скорее попытка уклониться от ответа. Но это же нечестно! Шур старше, опытнее, почему он не хочет сам принять решение?

Максим понуро кивнул.

— Давайте ему поверим. Я не хочу воевать с коротышками.

Гуня громко выдохнул, и только тут друзья вспомнили о ещё одном члене их отряда.

— Гундарин, а ты как поступишь? — спросил его Шур.

— Мож, немного погостим тута?

Он смотрел на товарищей с такой убитой гримасой, что догадаться, о чём он думает, было несложно.

Шур оскалил зубы в улыбке:

— Гундарин, говори прямо. Тебе не обязательно делать то же, что и мы. Ты можешь никуда не уходить, остаться с сородичами.

— Энтова… нечестна же получитца? Макс, вона, ушёл от своих.

— Мы с Максом родились вне Сферы, — начал объяснять ему Шур. — Мы хотим вернуться на родные планеты. Ты — другое дело. Для тебя родиной вполне может стать Од’дмер, а не Од’дом.

С минуту коротышка недоверчиво глядел на него. Затем печёное личико его расплылось в улыбке.

— А вы… этава… не обидитесь?

— Нет! — дружно заверили его Шур и Максим.

— Так чиво, мне снова за правителем бежать?

Сфинкс, прищурившись, посмотрел на город.

— Далеко бежать не потребуется. Вон он сидит, ждёт. Думаю, он догадывался, какое решение мы примем.

Часть III. Мир вверх тормашками

Глава 13, в которой Максиму предстоит сделать выбор

Всё же им пришлось ненадолго задержаться в Од’дмере. Дверь, о которой сообщил правитель Андирон, находилась на небольшом островке, затерянном в океане, и требовалась какая-нибудь посудина, чтобы к нему доплыть. Жившие на побережье олли промышляли рыбной ловлей, и подходящие кораблики у них имелись. Правитель распорядился переоборудовать один под габариты путешественников, что заняло пять дней. Да ещё пять — доехать от столицы до побережья.

Гуня вызвался проводить друзей. Видно было, как не хочется ему расставаться. Всю дорогу он был грустным, необычно молчаливым и услужливым. А когда ялик отшвартовался от пирса, по его морщинистым щекам потекли слезинки.

— Энтова… удачи вам!

— И тебе удачи, Гундарин! — Шур оскалил зубы в улыбке, но голос у него предательски задрожал.

— Ежели чиво не так будет, возвращайтесь! Я вас тута ждать…

Не договорил, удручённо понурился. Куда-куда, а в Од’дмер им не попасть. Вряд ли второй раз повезёт выкопаться из ловушки-могилы. И значит, маленького смешного человечка они больше никогда не увидят.

Максим почувствовал, что и у него в глазах щиплет. Махнул на прощанье рукой и поспешил отвернуться.

Оказывается, чтобы плыть под парусом, попутный ветер не обязателен. Шур пытался объяснить Максиму, как взаимодействуют возникающие при движении парусника потоки воздуха, но тот ничего не понял. Получалась какая-то высшая аэродинамика, а он и с элементарной механикой в школе не дружил. Зато Огница, хоть в аэродинамике не разбиралась, но ставить и убирать парус, менять галс научилась быстро. Так что заботы о кораблике друзья взяли на себя, и у Максима образовалась уйма свободного времени. Вернее, всё его время оказалось свободным — следить за лесками, по мере необходимости выуживать из воды рыбину, менять наживку на крючках — это разве работа! Так что он мог не спеша изучать карты. И ту, что нарисовал для них правитель Андирон на куске обычной холстины, и электронный свиток, подаренный Инженером. Вторую, после того как стало понятно, что именно на ней изображено, Максим изучал особенно досконально.

Андирон не только нарисовал карту секторов, он много интересного и полезного рассказал о Сфере за те дни, пока они гостили в столице. Например, оказалось, что не только цвет спирали на уводящих-приводящих дверях имеет значение. Скорость вращения указывала, как далеко сектор расположен от экватора Сферы, а количество спиралей — его меридиональный номер. Также правитель объяснил, какие изделия криссов можно пронести сквозь спираль, какие нет. Рассказал об обычаях и повадках народов, населяющих Сферу, — пока что Максим повстречал едва ли десятую часть из них. Правитель Андирон знал многое об этом странном мире.

Многое, но далеко не всё. В своих скитаниях он трижды видел белые башни, но так и не понял, для чего они предназначены. Он знал, что лупоглазы способны проникать в смысл чужой речи без мозговых имплантатов, но не знал, почему. Он ничего не слышал о тёмном секторе и его тайнах. И главное — он так и не разобрался, с какой целью было затеяно грандиозное строительство и переселение. Но в том, что Сфера наглухо изолирована от внешнего мира, он был уверен. Более того — этой своей дурацкой уверенностью сумел таки заразить Максима.

Настроение, один раз испортившись, лучше не становилось. Одно дело идти к цели, преодолевать трудности, терпеть лишения и опасности, зная, что в конечном счёте победа зависит от твоей стойкости, мужества, ловкости и сообразительности. И совсем другое, когда оказывается, что и сама цель призрачная. Что даже если ты всё преодолеешь, всё пройдёшь, награда за это окажется не той, на какую ты рассчитывал. Пусть Андирон ошибся, и не было никаких тысячелетий в анабиозе, но нуль-порталы и правда не существуют! Есть огромная сфера, построенная неизвестно когда и кем, пронизанная сетью сверхскоростных «эскалаторов». И хоть всю жизнь мотайся по ним, ближе к Земле от этого не станешь. Чтобы вернуться, нужно найти кое-что иное. Максим догадывался, что, но даже мысленно произнести такие слова не решался. Если Шур скажет, что и это невозможно, тогда придётся поверить в анабиоз, навсегда оказаться от надежды… как отказался Инженер. Надежда — последнее, что оставалось Максиму. Вот дойдут они до заветного сектора, посмотрят, что там, а уж потом… А пока оставалось плыть на ялике по безбрежному океану, удить рыбу, загорать под ласковым «майским» солнцем. И стараться не думать впрок.

Прежде местные океаны Максиму доводилось видеть лишь издали. Оказывается, на земные они походили разве что величиной. Во-первых, бесконечная водная гладь была не аквамариновой, а оливково-серой. И не сливалась она с изумрудным небом на горизонте, а постепенно растворялась в нём. Во-вторых, этот океан был мелким, не на много глубже, чем Азовское море, например. В-третьих, вода в нём была пресная. В-четвёртых, никаких штормов, ураганов, и прочих природных катаклизмов в Сфере предусмотрено не было. Путешествовать по такому океану — одно удовольствие. Снарядил корабли, и плыви куда хочешь, открывай новые земли. Тем не менее, и в Добрии, и в Од’дмере мореплавание было не в чести. Так, рыбачили, не отходя далеко от берега. Поразительная «домоседливость» аборигенов казалась Максиму странной. Но на шестой день плавания он понял её причину.

«Утро» началось с того, что стоявшая на вахте Огница принялась его тормошить:

— Макс, проснись. Да проснись же! Глянь, что это там, впереди?

Вдоль горизонта тянулась сплошная серая полоса. Тонкая, как линия на чертеже. Но тонкость эта объяснялась исключительно расстоянием. На самом деле высота «линии» исчислялась многими километрами.

Сон улетучился окончательно, и Максим сообразил — какой ещё горизонт?! Нет здесь горизонта. Вчера не было. Никогда не было! А теперь появился, разделил оливковое полотно моря и изумрудное неба ровно, будто по линеечке.

— Это берег? — продолжала допытываться девушка.

Если бы они были на Земле, он бы ответил утвердительно. Да, это высокие горы на невидимом из-за горизонта берегу. Или грозовой фронт, наплывающий опять-таки из-за горизонта. Но здесь ничего не могло появляться из-за горизонта! Поверхность океана была вогнутой, а не выпуклой.

Несколько минут Максим всматривался в таинственную полосу. Затем оглянулся, выискивая глазами сфинкса. Тот спал, по-кошачьи свернувшись на юте. Будить его не хотелось, но очень уж тревожно выглядела надвигающаяся полоса без единого просвета, без конца и без края.

— Шур! — окликнул он. Сфинкс проснулся по-звериному мгновенно. Быстро взглянул на Максима и Огницу, сел. — Посмотри, что это? Берег?

Шур прищурился. Бинокль был бы весьма кстати или подзорная труба, но в Од’дмере такие штуки пока не изобрели. Что ж, глаза у сфинкса — тоже своего рода бинокль, Максим в этом не раз убеждался.

— Думаю, у океана есть только один берег, — проговорил Шур наконец.

— В каком смысле один?

— В прямом. То, что мы видим — это энергетический барьер, огораживающий сектор.

— А-а-а… зачем они нужны, эти барьеры?

— Одно из назначений очевидно — контролировать изолированные плоские мирки легко, даже если их несколько миллионов. Контролировать огромную Сферу — трудно. Но я не исключаю, что это назначение не единственное. Мы ведь не знаем, как Сфера устроена.

Максим понимающе кивнул. Если бы жители этого странного мира объединились, криссы против них не устояли бы со всеми своими гравилётами, радужниками и прочей техникой. Энергетические барьеры — их главное оружие. И промывка мозгов вдобавок. Это ещё надо разобраться, что там «пониматель» в голове делает.

Огница слушала их разговор с тревогой в глазах. И когда Максим ей перевёл объяснение Шура, спросила испуганно:

— А как же мы через этот барьер переберёмся?

— Мы не будем перебираться, — улыбнулся ей сфинкс. — Я думаю, вон то и есть нужный нам остров.

И правда, впереди по левому борту на оливково-серой глади океана темнело пятнышко.

Им понадобилось почти шесть часов, чтобы добраться до одиноко торчащей посреди океана скалы. Ни травы, ни деревьев, — здесь даже бухты приличной не было, чтобы причалить к берегу! Но причаливать не требовалось. Они обогнули островок и не успели замкнуть круг, как увидели дверь. Лазоревые блики играли на волнах, пробиваясь сквозь толщу воды.

Максим растянулся на палубе, вглядываясь в спираль. Теперь он не только рассматривал её — пытался определить местонахождение сектора, в который они направлялись. Но получалось не очень.

— Макс, — тронул его за плечо Шур, — надеваем комбинезоны.

— Думаешь, не донырнём? — удивился такому предложению Максим. — Здесь мелко, два метра от силы.

— Здесь — донырнём. Неизвестно, где вынырнем.

— Андирон обещал, что следующий сектор безопасный.

— Ты веришь каждому его слову?

Максим сел, пожал плечами. Пожалуй, он и впрямь верил всему, что говорил правитель Од’дмера. Не имея на то, по сути, никаких оснований.

— Хорошо, — кивнул. И уже на добрийском, чтобы и Огница поняла, подтвердил: — Переодеваемся в комбинезоны!

По ту сторону двери их ждала небольшая комнатка — идеальный цилиндр трёхметровой высоты и такого же диаметра. Пол, потолок, боковая поверхность комнатки были того же серо-стального цвета, что и комбинезоны. Пурпурная спираль медленно вращалась в самой её середине. И было в её очертаниях что-то знакомое.

— Правитель Андирон не обманул, — произнёс Шур, как только вышел из неё. — Во всяком случае, в этом. Дверь, уводящая из сектора-завода в сектор-Од’дмер, была обозначена таким же знаком лазоревого цвета. Если форма спирали идентифицирует сектор, то все двери в него и из него должны быть обозначены одинаковы.

Максим удивился — как он сам не додумался до такой очевидной мысли? И ещё ему показалось, что спираль, в которую они нырнули, он тоже где-то видел. Только не вспомнить, где.

— Ладно, посмотрим, куда дальше идти.

Он вынул из водонепроницаемого кармана комбинезона карту Андирона, присел, расстелил её на полу.

— Вон то, — оглядевшись, указал на две небольшие выемки в стене. — Нужно приложить ладонь к правой.

Шур мигнул, протянул руку. Осторожно, но решительно ткнул пятернёй в выемку. Около секунды ничего не происходило, разве что пол едва уловимо вздрогнул. А затем цилиндрическая комната просто-напросто исчезла. Они стояли посреди бесконечной синей пустыни.

Огница сдавленно охнула, отпрянула в сторону. Потом, опомнившись, шагнула назад, поближе к Максиму. А он единственно и смог, что пробормотать: «Блин…» Если Андирон обманом заманил их в ловушку, то живыми им отсюда не выбраться. Дверь, сквозь которую они прошли, односторонняя, а пока найдут другую — умрут от жажды. И никакие комбинезоны не спасут!

— Зачем мы сюда пришли?! Мы здесь погибнем!

Огница смотрела на него не отрываясь, и во взгляде её надежда боролась с отчаянием. Надежда, что она ошибается, что ничего страшного не случилось, и Максим сейчас это чётко и внятно объяснит. Но что он мог объяснить?

— Беспокоиться не о чем, — внезапно вместо него ответил Шур. — У нас есть достаточный запас воды и пищи, комбинезоны обеспечивают климат-контроль. И это не тот сектор, где мы страдали от жажды.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво уставился на него Максим.

— Рисунок спирали другой, я запомнил. Это, во-первых. Во-вторых, нет линий разметки. И главное: тот сектор располагался на экваторе. А этот — далеко от него. — Он ткнул ногой в свою тень. Пояснил: — На самом деле Сфера имеет форму эллипсоида. Иначе светило находилось бы точно в зените в любом секторе.

Максим нерешительно кивнул. Эту особенность здешних миров он заметил, но не придал ей значения. А вот сфинкс всё учитывал. И всё запоминал.

— Куда нам, на юго-запад? — уточнил Шур, разглядывая карту. — Пойдёмте.

Андирон обещал, что дорога через этот сектор будет недолгой: шестьдесят тысяч двойных человеческих шагов. Гораздо труднее выдержать направление, так как на всём пути им встретится всего один ориентир — «прозрачный участок».

Заметили они этот самый «участок» издалека. Но что он собой представляет, поняли, только когда ступили на него. Однотонная синяя поверхность сменилась полупрозрачной, смахивающей на толстое мутноватое стекло. За ним можно было различить разноцветные кляксы, но понять, что они собой представляют, не удавалось.

Они шли по этому «стеклу» без малого два часа, делали привал, сидели на нём, лежали, снова шли. И лишь когда впереди опять замаячила синяя равнина, Максим сообразил, что под ними!

Вернее, сначала он вспомнил, где видел точно такую спираль, как в воде у островка. Это было давно, чуть ли не в прошлой жизни, удивительно, как вообще запомнилось. Ни одну другую он бы наверняка не узнал, у него ведь память самая обыкновенная, не феноменальная, как у Шура или Инженера. Но та спираль была первой, какую он повстречал.

— Шур, подожди! Там, внизу — Отстойник!

Сфинкс резко остановился, посмотрел на него.

— Помнишь, мы поднимались к самому верху, смотрели на купол, гадали, что за ним? А теперь мы идём по куполу! Я вспомнил спираль! Ты её тоже должен вспомнить! Ну?!

Шур молчал.

Зато Огница подскочила к Максиму, схватила за руку:

— Ты сказал «Отстойник», да?! Я правильно поняла? Это место, о котором ты рассказывал, да? Откуда ты пришёл в Добрию?

Он покосился на Шура. Кивнул.

— Макс, отведи меня в Добрию! — девушка вцепилась в его плечи. — Или хотя бы покажи туда дверь, я сама доберусь! Я не хочу больше скитаться по этим гнусным мирам! Я домой хочу!

Она чуть ли не плакала. О, как он хорошо её понимал. Если бы ему показали Землю — за каким угодно наитолстеннейшим стеклом! — он бы рванулся к ней, не раздумывая. Лбом бы это стекло прошиб! Или разбил бы лоб.

— Но… я не знаю, как туда спуститься, — признался он девушке.

Несколько секунд та всматривалась в его глаза, будто пыталась убедиться — не врёт ли. Затем метнулась к сфинксу.

— Урмшур, ты же понимаешь, что я говорю, да? Отведи меня к выходу в Добрию, я прошу!

Сфинкс тряхнул гривой.

— Здесь пути вниз нет. Я думаю, нам нужно дойти до двери, а уже там решать.

Огница выслушала перевод, помедлила. Потом вдруг опустилась на колени, припала лицом к полупрозрачной поверхности. Что она пыталась там разглядеть? Неужто дверь в Добрию? Но когда Шур тронул её за плечо, призывая встать и идти, она подчинилась.

Андирон рассчитал верно — шестьдесят тысяч двойных человеческих шагов. Если быть совсем точным — шестьдесят одна тысяча двести двадцать семь, но это уже погрешности округления. Маленький серый цилиндрик они увидели издалека, и Огница бросилась к нему бегом. Они поспешили за ней, но всё равно не успели перехватить. Девушка с разгона вцепилась в круглую стенку и… утонула в ней! У Максима сердце ёкнуло. Почти уверен был, что внутри её не окажется, что её выбросило в следующий сектор.

На счастье — или к сожалению? — предчувствие не сбылось. Огница ждала их внутри цилиндрической комнаты. Стояла и рассматривала лазоревую спираль.

Однако лезть в неё она не собиралась. Едва друзья вошли, спросила:

— Если сюда шагнуть, попадёшь в другой мир, правильно? Когда на правую ямку нажмёшь, то выйдешь наружу, да? А что будет, если нажать на левую?

Максим пожал плечами — правитель Андирон этого не сказал, а он не спросил. Не дождавшись ответа, девушка быстро подошла к стене и ткнула ладонью в левое углубление.

Всё повторилось в точности, как и прошлый раз. Около секунды ничего не происходило, а затем кабинка исчезла. Только теперь они стояли не посреди синей пустыни, а на гулкой металлической плите.

Это был Отстойник, несомненно! Разноцветные ёмкости, переплетения шлангов, кабелей, труб, висящие прямо в воздухе мостики, лесенки, спиралями разбегающиеся в разные стороны, а особенно запахи и звуки, ни с чем не сравнимые, — Максим узнал их сразу. Цилиндрическая комнатка оказалась кабиной лифта. И если первый раз они в нём поднялись «на крышу», то сейчас спустились «в подвал». На самое дно Отстойника.

— Ух ты… — Огница рот приоткрыла, изумлённо оглядываясь по сторонам. — А зачем…

— Ты рот сильно не раскрывай, — осадил её Максим. — Под ноги лучше смотри. Это место очень коварное и опасное. И нам здесь бродить и бродить, пока нужный чан найдём.

Но долго бродить по Отстойнику им не пришлось. Через полчаса Шур начал узнавать места, где он побывал во время своих странствий по этому сектору Сферы. Сориентировался и повёл друзей короткой дорогой. Конечно, короткой она была относительно и заняла без малого сутки. Так что пришлось и на отдых останавливаться, и одну «ночёвку» устроить, после которой и Максиму стало казаться, что он узнаёт свои бывшие «охотничьи угодья». Дважды он «узнавал» и приплюснутые шары. Но Шур каждый раз отрицательно встряхивал гривой и вёл дальше. И когда подходящий шар попался им в третий раз, уже сам Максим усомнился. Этот чан ничем не отличался от предыдущих. Платформы, лестница, шланги, обвивающие его со всех сторон, тоже были в точности такими, как у его предшественников.

— Ты уверен, что этот тот самый? — он осторожно потрогал бок шара. Тот был сухим. Работал «на выход».

— Да, я уверен, — мигнул сфинкс. — На девяносто девять процентов.

— Ага, значит, на один процент не уверен? А если по ту строну не Добрия? Вернуться-то не получит…

— Макс, смотри! — перебила его Огница. — Вон там, внизу, между ступеньками глушило лежит!

Максим проследил, куда показывает палец девушки, и обрадовано вскрикнул:

— Так это же я уронил, когда мы убегали отсюда!

Он рванул к вьющейся вдоль бока шара лестнице…

— Стой! — неожиданно рыкнул Шур, выхватывая оружие. — Опасность!

В чём именно состоит опасность, Максим не понял. Но не переспросил, инстинктивно подчинился приказу. Выдернул из кармана и свой станнер, прыгнул за спину друга, чтобы прикрыть. А бывшей стражнице и слов не понадобилось, хватило одной интонации. Не мешкая, она придвинулась к ним, сжала в руках метательные ножи. И только потом на них напали.

Бой получился коротким и бессмысленным для нападавших. Три гиено-паука осталось лежать на платформе, ещё несколько рухнули вниз. Остатки стаи, визгливо пощёлкивая челюстями-жвалами, ретировались. Пяти минут хватило, чтобы объяснить им, кто здесь охотник, а кто дичь.

Выждав немного, Максим подошёл к одной из тварей, шевельнул её ногой. Включенный на полную мощность луч, да ещё на таком коротком расстоянии, выбил дух надолго. Если не навсегда.

— Шур, откуда они взялись? Мусорщики же здесь всю живность подчистили.

— Возможно, не всю. Или новые пришли.

— Новые?! Откуда?

— Из других секторов, как и мы.

— Но они же не разумные. Зачем они в спираль полезли?

— Может быть случайно забрели.

— Так скоро?

— Почему скоро? Природа времени таинственна и загадочна. Особенно когда дело касается Сферы. Откуда ты знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как мы покинули Отстойник? От имплантата? Ты уверен, что он не лукавит? А в том, что во всех секторах время идёт с одинаковой скоростью?

Максим удивлённо уставился на него. Подобное в голову не приходило. А ведь в самом деле…

Огница к их разговору не прислушивалась, у неё были свои заботы. Она вытащила метательный нож из шеи убитой гиены, осторожно подошла к краю платформы, заглянула вниз. Вздохнула расстроено.

— Два ножа пропало. Теперь не найдёшь, наверное? Жалко, хорошая сталь. Макс, можно я то глушило взамен возьму?

— А? — обернулся к ней Максим. — Да, бери. Только осторожно спускайся!

Он вновь обернулся к Шуру.

— Андирон ничего такого не рассказывал…

Сфинкс оскалился в улыбке.

— Правитель Од’дмера много путешествовал по Сфере, много видел. Но все его знания эмпирические. Он не способен понять, что управляет процессами, за которыми наблюдает. Глупец, его посадили в отдельный загончик, а он нагрёб кучку песка у входа, и думает, что обеспечил независимость своему народу.

— Так ты считаешь, что он ошибся? Насчёт тысячи лет в анабиозе? — осторожно уточнил Максим.

— Это маловероятное предположение.

— Значит, у нас есть надежда вернуться?

— Пока мы живы, надежда есть всегда.

Максим хмыкнул. Как бы пренебрежительно, свысока. Мол, «не успокаивай, я же не маленький!» Но в действительности от этих слов на душе вдруг сделалось так легко! Как будто тащил в одиночку неподъёмный груз, а сейчас его перехватили, подставили плечо.

Он тихонько засмеялся. Шагнул к другу, ткнул его в бок.

— Что ж ты мне раньше этого не сказал? Знаешь, как мне муторно было? Специально испытывал, да?

— Вы чего дерётесь? — удивилась, подходя к ним, Огница. Показала «добытый» станнер: — Смотри, как новенький! И заряд почти полный.

Шур взглянул на неё. И ответил Максиму:

— Я не хотел вселять в тебя преждевременную надежду. Я думал, мы и так пройдём путь вместе до конца. Но тебе предстоит сделать выбор. Он должен быть осмысленным.

— Какой выбор? — не понял тот.

Шур молчал, продолжал смотреть на девушку. Она смутилась под его взглядом, отвернулась к жёлтому, лоснящемуся боку шара. Произнесла неуверенно:

— Ну я пойду? Где здесь дверь?

— Ножом нужно разрезать.

— Ага. — Она спрятала станнер в карман комбинезона, вынула из чехла нож. Коснулась им поверхности шара. Потом быстро обернулась: — Макс, удачи тебе! Желаю поскорее добраться до твоего мира со звёздами!

Глаза у неё заблестели от накатывающих слезинок. Не дожидаясь, пока они побегут по щекам, она отвернулась, ударила ножом по тугой поверхности. Воздух завибрировал от низкого, утробного гула.

— Подожди! — крикнул Максим. — Ты… может, всё-таки пойдёшь со мной? Тебе понравится на Земле, вот увидишь!

Не оборачиваясь, девушка покачала головой.

— Нет. Я думала, что смогу помочь тебе в пути, защитить. Но оказывается, я ничего не знаю и не умею. Обуза, а не подмога. Лучше я вернусь в Добрию, там от меня больше пользы.

И явственно шмыгнула носом.

— Но…

Подходящий аргумент не придумывался. Нет, если бы он знал, что в конце пути его ждёт дверь на Землю, если хотя бы надеялся на это, он бы придумал, как её уговорить идти с ним. Но в конце пути ждали неизвестность и крохотный шанс на удачу. Он не мог, не имел права заставлять её навсегда бросить родину ради этого шанса.

Огница кромсала и кромсала бок шара ножом. По нему уже бежали судороги, гул делался всё громче, всё басовитей. Пора было отступить подальше, если не хочешь, чтобы и тебя втянуло в его утробу. Вон, Шур отошёл на самый край платформы.

Максим беспомощно оглянулся на сфинкса, но лицо у того, как обычно, было непроницаемым.

— Подожди, я говорю! — отчаянно закричал он.

Огница не подчинялась, только плечи вздрагивали от всхлипываний. Девчонка! В самом деле слабая и беспомощная. В одиночку она погибла бы в любом из миров, сквозь которые они прошли. А там, за дверью, что её ждёт? Вдруг саблезубые опять устроили засаду? Или кое-кто пострашнее и опаснее саблезубых. И он никогда не узнает, добралась ли она живой и здоровой до своих соплеменников…

Он повернулся к Шуру. Закричал, теперь уже на него:

— Я не могу её отпустить туда одну! Я должен её проводить, понимаешь?

Сфинкс безмолвно мигнул.

— Я… вдруг там, в конце пути и нет ничего? А если она погибнет? Из-за меня! Я же разрешил ей идти с нами!

Сфинкс снова мигнул. Произнёс:

— Отказаться от собственной мечты ради друга — это хороший выбор, Макс.

Он начал снимать с запястья браслет, но Максим остановил его:

— Нет, пусть будет у тебя! Может, мы ещё встретимся?

— Я буду рад этому, — улыбнулся Шур. — Иди, тебе пора.

Максим хотел подбежать к нему, обнять, — и пусть это по-девчоночьи! — но времени совсем не осталось, шар готов был вывернуться наизнанку. Тогда он развернулся, закричал Огнице:

— Да постой же! Я иду с тобой!

И прыгнул навстречу лазоревому сиянию. Он успел вовремя.

Глава 14, в которой Максим ловит на живца

Добрия встретила их белыми шарами одуванчиков, мокнущими под мелким осенним дождём. На этот раз Максим не упал, удержался на ногах. Быстро обернулся и успел увидеть, как гаснет в воздухе пурпурный отблеск. Дверь «закрывалась»! Нигде в других местах он ничего подобного не встречал.

Он повернулся к сидевшей на траве девушке, протянул руку, чтобы помочь встать. Но та вскочила сама — возможно потому, что руки у неё были заняты ножами? Спрятала оружие в чехлы, вытерла мокрые, зелёные от травяного сока ладони о комбинезон. Улыбнулась виновато, спросила:

— А как же ты вернёшься?

— Никак, наверное. Или эта дверь и синей бывает?

— Неа. Отсюда только приходят.

Она вдруг нахмурилась, огляделась по сторонам. Потянула из кармана станнер. Максим насторожился:

— Что такое?

— Саблезубые. Они чуют, когда дверь открывается, — прошептала девушка, не отрывая взгляд от кустов. — Прибегают охотиться. Мы потому здесь постоянный пост и не держим. Саблезубые — лучшая стража. Не было случая, чтобы какую тварь живой пропустили.

У Максима холодок пробежал по спине. Он и сам поспешно вынул оружие, уставился на кусты. Тихо, мирно, спокойно, только капли шуршат по листве. И от этой тишины и спокойствия ещё страшнее. Мерещится, что сзади кто-то подкрадывается, вот-вот прыгнет на спину…

Он не удержался, обернулся резко. Никого.

— Пошли отсюда быстрее, — предложила Огница.

Пошли? Да он бежать был готов! Но как раз бежать не годилось. Нужно быстро идти и внимательно смотреть по сторонам.

Зато под ноги он смотреть забыл. И едва не упал, наступив на что-то твёрдое и округлое, скользкое от дождя. Недостаточно твёрдое, впрочем, — наступил, и хрустнуло, ломаясь.

— Блин!

Из густой травы таращил пустые глазницы человеческий череп с остатками спутавшихся в ком тёмных волос. Кому он принадлежал, догадаться было не трудно.

— Блин… — снова пробормотал Максим, невольно остановившись. Пояснил удивлённо обернувшейся Огнице: — Это Зира. Девушка, убежавшая со мной из Вирии и Отстойника.

Кроме нескольких клочков волос на черепе ничего не уцелело: ни кожи, ни мяса. Как будто пролежал он здесь не… Максим с удивлением осознал, что пониматель не спешит услужливо подсчитать время. А если прикинуть самому, что получается? Месяца не прошло…

— У неё тоже мозгач был, да? — оборвала его размышления княжна.

Не дожидаясь ответа, подошла, перекатила череп носком мокасина на бок — правая височная часть его тут же отвалилась. Присела, разглядывая. И внезапно протянула руку к костям.

— Ты что делаешь? — изумился Максим.

Вместо ответа Огница выпрямилась, протянула ладонь. Там лежало маленькая, не больше десятикопеечной монеты, штуковина, чуть вытянутая и выпуклая. И не твёрдой, как металл, она выглядела, а упругой, словно ластик. Но самым странным был цвет — тёмно-зелёный, идущий из глубины, пульсирующий. Тот самый, что они видели в секторе-заводе.

Что это, Максим понял сразу. Имплантат, «мозгач» криссовский! Прочный, гад. Вон, мозгов не осталось, а он целый и невредимый.

— Зачем ты взяла? Брось, — попросил он, брезгливо морщась.

Огница выпучилась на него, быстро сжала ладонь, спрятала за спину.

— Ты что?! Нельзя! У нас, когда толмач или хранитель умирает, мозгач у него из головы вынимают и в сокровищнице берегут.

— Для чего? — пришла очередь Максиму изумлённо выпучиться.

— Не знаю. Так всегда делали! Значит так надо. — И чтобы прекратить спор, сняла с плеча сумку, спрятала находку на самое её дно. Поторопила: — Пошли, пошли!

Максим оглянулся на расколотый череп. Подумал, что надо бы похоронить Зиру… то, что от неё осталось. Это была правильная мысль, он открыл рот, чтобы её высказать. Но тут в кустах захрустело, и мысль перестала казаться правильной. Он поспешил вслед за девушкой.

Патруль стражников они так и не встретили. А когда сквозь редкие деревья опушки впереди замаячили башенки княжеского замка в Древце, Огница вдруг предложила:

— Макс, наверное, нам лучше переодеться? Нехорошо в этих костюмах к людям идти. У нас же война с зелёными была.

Он пожал плечами. Резон в её словах был. После бойни в Задвери мозолить глаза вражескими комбинезонами не стоило. Кивнул, соглашаясь.

— Тогда отвернись! — распорядилась девушка. — И чур, не подглядывать!

Максим фыркнул, — с чего бы такая стеснительность? — но спорить не захотел. Отвернулся, развязал сумку. Вытащил вирийскую одежду, осмотрел. Ясное дело, она была не только не пачкающейся, но и не мнущейся. Однако «не рвущаяся» в перечень её свойств не входило. Рвалась, ещё и как! И вид когда-то яркая руббольная форма теперь имела весьма затрапезный. Но делать нечего. Он дотянулся до хитроумной застёжки на вороте, дёрнул. Серая ткань стекла на землю. Приподнял ногу, целясь нею в оранжевую штанину…

— Так и стойте! И не шевелитесь, если стрелу словить не хотите.

Максим дёрнулся от неожиданности, не устоял, разумеется, на одной ноге, уронил одежду. Опасливо покосился в сторону незнакомого голоса.

Возле высоких кустов жёлтой акации стояли двое. Один сухощавый, горбоносый, с глубокими залысинами на лбу. Второй помоложе и плотнее. Пятнистой формы стражников ни на одном из них не было, так, рваньё непонятного цвета. Зато луки, вполне настоящие, боевые, были у обоих. Молодой целил в Максима, его напарник — в Огницу.

Девушке повезло больше: штаны она надеть успела и сейчас прижимала к груди куртку, укрываясь от любопытных взглядов незнакомцев. А вот Максим стоял перед ними в полном неглиже. И чувствовал себя из-за этого по-идиотски.

Он посмотрел на лежащую под ногами одежду. Попробовать наклониться, поднять? А если у этих придурков и правда ума хватит выстрелить? О том, чтобы добраться до спрятанных в карманы комбинезонов станнеров, нечего было и мечтать.

— Кто вы такие? — Огница наконец обрела дар речи.

— Это вы кто такие? Мы караульные!

— Караульные? — девушка презрительно выпятила губу. — Опустите оружие! Я офицер стражи…

— Но-но! — оборвал её горбоносый. Его пальцы на тетиве дрогнули, напряглись, готовясь отпустить. — Выдели мы, какие вы офицеры стражи! На людей эта змеиная кожа не налазит!

Огница приоткрыла рот, готовая возразить, но не успела. Кусты колыхнулись, из-за них выступил ещё один стражник. Этот был правильным — в пятнистой форме, бородатый, со станнером в руке.

— Что у вас за шум тут? — хмуро глянул он на приятелей.

— Вот, поймали! — радостно сообщил горбоносый. — Людьми притворяются, тварюги! Почти как настоящие, в человечью одежду переодеть, так и не отличишь. Мы за ними от самой дверной поляны следили. Да только сделать ничего не могли — на них кожа змеиная была, а её ж стрела не прошибает. Ждали, когда ты с глушилом придёшь. А тут, бац — они сами её посбрасывали. Наверное, в Древец идти собирались, маскировались.

— Зачем им в Древец? — усомнился бородач. — Если шпионить, так…

— Букарь! — закричала вдруг девушка. — Ты что, меня не узнаёшь?!

Стражник удивлённо уставился на неё. Моргнул. Приоткрыл рот.

— Огница?! Ты откуда взялась тут? Ты же ушла с тем пацаном пришлёпнутым и чужаками…

Он перевёл взгляд на Максима и замолчал. Узнал, видно. И Максим его узнал. Особенно после того, как стражник повернулся, демонстрируя застарелый шрам в полщеки. Один из тех, кто встречал их в Добрии прошлый раз.

— Да, ушла, — подтвердила Огница. — А теперь мы с Максом вернулись.

Она взглянула на Максима, нахмурилась.

— Одеться нам хоть можно? Что это за оборванцы с тобой? Кто из офицеров командир патруля?

Букарь вздохнул, неуверенно улыбнулся.

— Одевайтесь, конечно. А за командира я здесь. Офицеров никого не осталось.

Он махнул рукой на подчинённых, заставляя опустить луки. И сам сунул станнер за пояс. Но когда Максим наклонился за одеждой, предупредил:

— Только штуки эти серые уберите с глаз подальше. Вы что, и впрямь их на себя натянуть умудрились? А мы пробовали — ничего не выходит.

Пока Максим натягивал свои оранжевые лохмотья, Огница успела накинуть куртку, застегнуться, даже кушак подвязала. И продолжала допытываться у бывшего подчинённого:

— Что у вас тут случилось? Нас же… — замолчала на секунду, — месяц в Добрии не было.

— Какой месяц? Два года без малого. Никто и не чаял, что ты вернёшься. Отец твой горевал сильно.

— Как он? Здоров?

— Три месяца назад здоров был, когда с дружиной уходил. А больше мы его и не видели.

— Как?! Да что происходит? Рассказывай, рассказывай!

Букарь рассказывал. Команда его сначала помалкивала, настороженно косясь на недавних пленников, но потом и они расхрабрились, принялись встревать в разговор, подсказывать. Оттого рассказ получился долгим и невнятным. За время его можно было дважды сходить в Древец и обратно. Но в Древец они не пошли. Нечего было там делать.

Худшие из предчувствий Максима подтвердились. И Шур не ошибся, назвав глупостью попытку правителя Андирона засыпать двери и тем самым обезопасить свой Од’дмер от вторжения. Точно такой же глупостью была затея Рен-Рендука. И выстроенная вокруг оврага с запрятанной под землю спиралью крепость, и полк стражников, нёсший круглосуточное дежурство — всё это оказалось глупостью. Потому что криссы могли войти в любой сектор Сферы не только через спиральные двери. На жителей Добрии они свалились прямо с неба.

— Штуки такие у них летающие, — размахивал руками горбоносый. — Вроде как две тарели, одна на другую кверху дном положенные…

«Летающие тарелки»?! Максим слушал во все уши. А перед мысленным взором разворачивалось: ночная дорога, овраг перед Антракопом, фонарь таинственного «мотоциклиста». Почему он так и не смог вспомнить, что с ним тогда случилось? Неподвижный свет, ужас, взявшийся неизвестно откуда… И ещё что-то. Непонятная сила оторвала его от земли, повлекла… и всё отключилось. Но заметить то он успел! Не было там никакой спирали. Летающая тарелка висела над оврагом!

— Стрелы это игрушки зряшные, если с зелёными воевать, — рассказывал Букарь. — А глушило только вблизи действует. Так они ж хитрые, близко не подпускают. Летают на своих штуках над городом, да людей к себе внутрь — хвать и утягивают. Нет, ты не подумай, не верёвкой или сетью, или ещё чем понятным. Невидимой силой утягивают!

Так и есть! Значит, с Земли его увезли на летающей тарелке. Существуют, существуют у криссов космические корабли! Зря он боялся об этом Шуру сказать. Бегал, как дурак, по Сфере, «путь домой» искал. А искать надо было космодром.

— Долго мы не продержались. Кто уцелел, в леса подался, в самые наиглухие… — продолжал рассказывать стражник. — В норы позабивались, словно не люди мы, а кроты какие или коротышки.

Максим невольно вспомнил столицу Од’дмера. Пожалуй, «человеческому» Древцу было ох как далеко до той «норы»!

Поселение, к которому они добрались два часа спустя, на опрятный «кукольный домик» правителя Андирона не походил ни чем. Землянки с перекрытиями из плохо подогнанных нетёсаных брёвен, а то и самые настоящие норы, вырытые в рыжеватой глинистой земле, выглядели удручающе. Понятно, что сооружалось всё это в спешке, с единственной целью, — укрыться от глаз вездесущих криссов. А после уже не было ни сил, ни возможности обустраиваться. Да и есть ли смысл обустраиваться, не знал никто.

Летающие тарелки появились над всеми городами Добрии одновременно. Прилетали невесть откуда, шныряли над улицами, ловили людей, улетали. Опять прилетали — те самые, или другие, не различишь. Попытка отбиться провалилась стразу же. Потом провалилась и попытка отсидеться, укрывшись под крышами домов, за крепкими стенами замков. Стены оказались вовсе не крепкими против огнебоев. Зелёные рушили их и выуживали людей из развалин. Получалась никакая не война, а самая настоящая охота. Нет, пленников зелёные не убивали — утаскивали живьём. Зачем? Кто ж их поймёт!

Когда стало понятно, что Древец обречён, князь увёл своих подданных в леса. Но и здесь зелёные не оставили людей в покое. Потому сидели на деревьях дозорные, готовые в любую минуту подать сигнал о приближающейся тарелке. Потому ходили по окрестностям караульные — на случай, если зелёные начнут прочёсывать лес.

Что творилось в других местах Добрии, здесь долгое время не ведали, — с тех пор, как прервалось речное сообщение. Но три месяца назад лесное поселение нашли посланцы короля. Князя, дружинников и уцелевших толмачей король вызывал в свою резиденцию — посланцы сообщили, что где-то в горах построен настоящий пещерный город. И зелёные к нему подступиться пока не могут: вынесенный королём из Задвери огнебой сшибает их «тарелки» на раз.

— Король?! — в один голос ахнули Максим и Огница, едва стражник дошёл до этого места. — Какой ещё король?

Впрочем, Максим догадывался, кто мог присвоить себе этот титул. И не удивлялся такому повороту.

— Король Рен-Рендук, правитель Добрии, — тут же подтвердил Букарь. — Да он давно правителем у нас, ещё с войны в Задвери!

Итак, три месяца назад князь с дружинниками отбыли из земляночного городка, и больше о них ни слуху, ни духу не было. А толмачей здесь ещё раньше не осталось — пониматели в человеческих головах криссы чуяли издалека, ни стены замка, ни норы не спасали.

Букарь закончил рассказ, когда они уже были в самом центре посёлка. И вдруг оторопело уставился на юношу.

— Слушай, паря, а тебе, пожалуй, нельзя к нам. У тебя ж мозгач сидит!

Его подручные переглянулись. И попятились от Максима, как от зачумлённого.

— Маху я дал, — принялся сокрушаться Букарь. — Запамятовал, что ты толмачом был.

— Он же не виноват, что ему мозгач вставили! — накинулась на него Огница.

— Э! Виноват — не виноват, какая сейчас разница? Мы хорониться стараемся, а он мигом сюда зелёных накличёт. Уходить ему надо, по любому. К королю, или ещё куда, не знаю. Но отсюда — подальше!

Краем глаза Максим заметил, как стражники снова взялись за луки. Да и не они одни. С десяток жителей лесного посёлка собралось вокруг, лица у всех были суровые и в то же время испуганные. Такие пристрелят не задумываясь. Не от злости — со страху. Да только от этого не легче.

— Трусы! — Огница даже слюной брызгала, так возмущена была. — Среди вас хоть один офицер есть? Вы долго по норам отсиживаться собираетесь? Рано или поздно зелёные вас всё равно найдут. Лучше биться с ними и умереть в честном бою!

— Не, Огница, — покачал головой Букарь. — Драться мы уже пробовали, лучше прятаться. Может, и найдут они нас, но пусть поздно, чем рано. Смерти я не боюсь, но в тарелку ихнюю, когда ни рукой, ни ногой пошевелить не можешь — не хочу. Кто их знает, что они там с людьми делают? Может, едят живьём? А то и похуже…

— Трусы!..

— Не нужно, — остановил её Максим. — Я лучше пойду. Тут криссы меня всё равно засекут.

Он обернулся к Букарю:

— Где «королевский» город находится?

— Да кто ж его знает? Тайна!

— А горы хоть где у вас?

— Там где-то. Кажется…

— «Кажется»! — передразнила стражника Огница. Повернулась к Максиму: — Я с тобой пойду, а то ты заблудишься.

— Нельзя со мной, опасно. Я для криссов как приманка.

— И что? Я тоже приманка, у меня тоже мозгач есть. Пусть прилетают, пусть сунутся!

— Какой ещё… — начал возмущаться Максим и осёкся. Да, есть у неё мозгач. Не в голове, правда, а в сумке лежит. Но что если для криссов это без разницы?

Из посёлка они ушли не мешкая. Уже когда минули крайний дозор, Букарь догнал их — неужто, совесть замучила? — сунул в руки узелок с провиантом: жареный перепел, несколько ломтей солонины, буханка чёрствого хлеба. О «задверской» еде в Добрии успели позабыть.

Спустя три часа, на берегу небольшой речушки они устроили привал — следовало отдохнуть и перекусить. Пока грызли честно разрезанного пополам перепелёнка, Огница болтала не умолкая. Строила планы, как дать отпор захватчикам, как выгнать их из Добрии — один нелепей другого. Максим не спорил, лишь снисходительно кривил губы и помалкивал. В конце концов девушка его взгляд заметила, умолкла на полуслове. Неожиданно покраснев, опустила глаза.

— Макс, прости меня, если можешь. Не надо было в Добрию возвращаться. Лучше бы ты с этим Урмшуром пошёл. А тут… какая от меня польза? — Не дождавшись ответа, предложила: — В следующий раз, когда я какую-нибудь глупость попрошу, ты меня не слушай. Надавай оплеух и скажи, что всё по-твоему будет. Потому как ты всегда правильно делаешь и правильно говоришь.

— Это что я правильно сделал? — не понял Максим.

— Земля твоя на самом деле существует, и звёзды. А Добрия — никакой не мир, а так, закуток какой-то. И в Задвери ты всё правильно делал, и у волосатых, и у лупоглазых. И в пустыне, и там, где зелёных мастерят! И как с коротышками поладить сразу догадался. Я раньше себя умной считала, куда умнее тебя. А оказывается, я ничего не знаю, ничего не умею, только охотиться и драться немножко… Но это даже волосатые умеют! Да что там волосатые, даже саблезубые. На это ума много не надо. Вот и получается, что никакая я не умная, а самая настоящая дура, ни на что не годящаяся, кроме как… Наверное и на это не гожусь, раз ты…

Она стала совсем пунцовой и поспешно отвернулась. С полминуты они так и сидели: Огница пялилась неизвестно куда, и Максим пялился, но куда — известно. На её маленькое ухо с гладенькой, не испорченной никакими дырками от серёжек мочкой, и на рыжую прядь на виске. И думал, что она и правда дура. А он то себя наивным считал кое в каких делах!

Затем, повинуясь внезапному порыву, он взял её за руку. Придвинулся ближе, обнял. Осторожно потянул к себе.

— И никакая ты не дура. И ты мне… ну, в общем, я…

— Макс… — не поворачиваясь к нему, прошептала девушка. И он почувствовал, как напряглось её тело. — Смотри, там, вверху. Над речкой.

На изумрудно-зелёном небе блестела серебристая искорка. Ошибиться было невозможно. Криссы!

Огница вскочила — Максим поспешно разжал объятия, — подхватила сумку.

— Бежим! В лес, пока не заметили! — Она рванулась к ближайшим деревьям. И замерла, уставившись на продолжавшего сидеть Максима. — Ты чего?!

— Бесполезно прятаться, они меня запеленговали. А ты уходи. И сумку брось! Говорил же, не нужно ту дрянь подбирать!

Но девушка убегать не спешила. Топталась на месте, поглядывая то на него, то на приближающуюся искорку.

— А как же ты?

— А я хочу к ним в «тарелку» попасть. Знаешь, теперь я вспомнил — на такой же они меня с Земли увезли.

— Что толку-то? Слышал, как Букарь рассказывал: они обездвиживают всех.

— Всех, да не всех. Таких как я им ещё не попадалось. И с мозгачом, и в их комбинезоне. — Он вынул из сумки серо-стальную одежду, разложил перед собой, достал станнер. — Посмотрим, кто кого.

В глазах девушки сверкнули азартные огоньки. Она тоже выдернула из сумки комбинезон и станнер, кругляш понимателя.

— Да! Мы им не коротышки, чтобы по норам прятаться!

На этот раз они и отворачиваться друг от друга не стали, переодеваясь, — не до того. Хорошо, серая ткань обволакивает тело почти мгновенно, раз — и готово! Плюхнулись на траву, сжимая в подогнутых под живот руках станнеры. Огница в левом кулаке ещё и пониматель зажала.

— Не двигайся! — напомнил ей Максим. И приготовился… сам пока не знал, к чему.

Рассмотреть «нло» в деталях не получилось, двигалось оно слишком быстро. Потом зависло сверху, вне поля зрения — голову ведь не повернёшь. Абсолютно беззвучно зависло. Только по огромной круглой тени, накрывшей две распластанные на берегу речки фигуры, и можно было понять, что оно здесь.

Минуту ничего не происходило. А потом Максим понял, что уже не лежит, прижимаясь щекой к траве. Парит в воздухе! Речка медленно и неудержимо уходит вниз. И их с Огницей одежда, брошенная в спешке. И его сумка, блин!

По спине пробежал холодный озноб ужаса — карту потерял! Но тут же отлегло: карта на месте, он её ещё в Отстойнике в один из безразмерных карманов комбинезона засунул. Конечно, жалко было полбуханки недоеденного хлеба и солонину. И кинжал отличный, ещё вирийский. Да и всего прочего, пожалуй… Зато сумки Огницы внизу видно не было. Значит, она её повесила на плечо, не забыла. А говорит, что дура.

Максим сообразил, что думает о вещах, неуместных сейчас. Через несколько секунд он будет внутри «тарелки», и пора собраться, подготовиться к этому. Он осторожно пошевелил пальцами рук, ног. Двигались те превосходно. Выходит, удалось? Рыбка клюнула! Заглотит наживку, и тогда действовать нужно будет очень быстро. Нет, очень быстро не годится. Действовать нужно молниеносно, как это умеет Шур. Эх, его бы сюда. Втроём они бы запросто…

Додумать он не успел. Берег речки внизу исчез, на миг сменившись опаловым светом, а затем полной темнотой. И ощущением твёрдого пола под рёбрами. Приехали!

Глава 15, в которой Максим узнаёт кое-что о криссах

На мгновение стало страшно. До жути, до озноба, до занемевших, ставших ватными рук и ног. Глупость он полную придумал! Что можно сделать в незнакомом, непонятном месте, да ещё в темноте?! Захотелось назад, к речке, и чтобы всё это оказалось сном!..

Рядом зашуршало. Огница вскочила на ноги, чувствительно толкнув в бок:

— На, получай!

Максим не сразу сообразил, что возглас девушки относится вовсе не к нему. Лишь когда рядом опять зашуршало, и что-то грузно повалилось на пол, он сбросил оцепенение. Вскочил, открывая глаза.

Вокруг было совсем не темно, он просто зажмурился и сам этого не понял. А небольшое овальное помещение, куда они попали, заполнял приглушённый рассеянный свет. Серый какой-то свет, в нём трудно было различить комбинезоны криссов.

Впрочем, криссов здесь было всего двое. И оба лежали неподвижно на пороге двери, ведущей вглубь корабля. Один упал ничком, головой вперёд, другой опрокинулся на спину, прямо в проём. И, кажется, заклинил дверь, не позволяя закрыться. Весьма кстати!

Огница стояла у поверженных тел, внимательно рассматривала их. Обернулась, бросила коротко:

— Готовы! Что дальше?

Если бы он знал! Никакого плана у Максима не было, действовал по наитию. А теперь наитие выключилось. Но главное они сделали. На борт корабля пробрались, охрану шлюза сняли. Огница сняла, без его участия.

Он снова, более внимательно, осмотрел помещение. В противоположной от проёма стене была ещё одна дверь — а чем иным мог оказаться очерченный на стене округлый контур?

Он осторожно подошёл к ней. Никакого намёка на ручку, на замок, сенсорный или какой другой. Помедлив, коснулся двери. Не ожидал от этого особого эффекта… но дверь подчинилась! Бесшумно ушла в переборку, открывая ещё одно помещение. То ли замка в ней не было, то ли комбинезон с ним взаимодействовал. Размышлять об устройстве запоров на корабле было некогда — Максим разглядел, что именно находилось в том помещении.

Там лежали люди, много! Оно всё было заполнено людьми, от пола до потолка — с полсотни человек, а то и больше. Сначала ему показалось, что люди свалены в многоэтажный штабель. Но тут же понял, что ошибся — комната походила на соты с невидимыми перегородками. И в каждой ячейке то ли лежало, то ли висело тело. Они не были абсолютно неподвижными — чуть вздрагивали, дышали. Добыча, захваченная криссами в очередном рейде.

Помещение заливал пронзительный синеватый свет. Нехороший, зловещий, потому соваться туда, проверять, что с людьми, Максиму мгновенно перехотелось. Живы и ладно, позже с ними разберёмся. Сейчас главное — захватить корабль. Они ведь даже не знают, сколько криссов на его борту!

Он отступил на шаг, и дверь вернулась на место.

— Что там? — спросила Огница.

Максим удивлённо взглянул на неё — неужели со своего места не разглядела? Ответил:

— Добыча. Люди. — И пресекая дальнейшие расспросы, махнул рукой на выход: — Пошли!

За этой дверью был коридор. Только почему-то вертикальный. Не колодец со ступеньками, а именно коридор. Максим удивился такому обстоятельству, но всё же рискнул поднять ногу и ступить на уходящий вверх серый пол. И тот перестал быть вертикальным. Максим поспешно выпрямился, чтобы не ткнуться в него носом. Огница охнула, вцепилась ему в плечи, не позволяя до конца разогнуться. Теперь она стояла на стене, приклеившись к ней ногами и отчего-то не падая.

Он нетерпеливо повёл плечами.

— Становись сюда, как я. Быстрее!

Девушка подчинилась, но слишком уж осторожно, не перенося всей тяжести. Громко ойкнула, потеряла равновесие. Максим едва успел поддержать её, чтобы не растянулась во всю длину.

— Тише ты! — шикнул.

Коридор был не длинным — двадцать шагов всего. И заканчивался небольшой, трёхметрового диаметра сферой, сплошь испещрённой контурами дверей. Овалы были натыканы вкривь и вкось, некоторые даже пересекались. Непонятно, как такие двери могли функционировать. Да что там функционировать — как могли вообще существовать, куда вести?

На несколько секунд он задумался, разглядывая это безобразие. А потом решительно пересёк сферу, ткнул пятернёй в самую «верхнюю» дверь. В отличие от прочих она была не овальной, а круглой. И ни с какой другой не пересекалась.

Дверь не ушла в переборку, она исчезла. Максим рванул внутрь, и в тот же миг в голове поплыло — чёртова гравитация опять меняла направление. Он упал на колени, зажмурился, пытаясь отогнать накатывающую тошноту. Огница тоже не удержалась на ногах, ухватилась за его плечо, чтобы не упасть. И всё равно упала, но прежде успела в кого-то выстрелить.

— Прекратите стрельбу! Если пилот будет деактивирован, ваши соплеменники могут пострадать во время нештатного приземления.

Максим наконец справился с головокружением, смог рассмотреть, где они оказались. И кто с ними разговаривает.

Он угадал верно. По всем признакам это была кабина пилота или ходовая рубка, или как там оно называется на летающих тарелках? Огромное окно-иллюминатор по периметру, ниже — панели с миллионами разноцветных огоньков. Единственное, чего здесь недоставало — ложементов.

А разговаривал с ними крисс, разумеется. Самый настоящий, зелёный, с круглыми навыкате глазами, шестипалый. В серо-стальном комбинезоне.

Огница вновь подняла оружие.

— Не стреляй! — остановил её Максим. Тут же сообразил, что слова крисса девушка и без его перевода поймёт — говорил зелёный на добрийском.

Он поднялся на ноги.

— Не двигайся и отвечай на мои вопросы! Сколько вас на борту?

— Один квазиразумный. Остальных вы деактивировали.

— Отлично. Если не хочешь, чтобы мы и тебя прикончили, выполняй мои команды беспрекословно. Понял, «квазиразумный»?

Крисс какое-то время смотрел на него. Размышлял, что ли? Затем вдруг отвернулся, шагнул к панелям. Вернее, лишь отвернулся, а шагать ему не потребовалось. Он поплыл вдоль панелей, совершая руками пассы. От этого прямо в воздухе вспыхивали разноцветные узоры, одни из них гасли, другие опускались на панель, и запечатлевались на ней россыпями огоньков. И картинка на обзорном экране перестала быть неподвижной, дёрнулась, поплыла, всё быстрее и быстрее. Корабль пришёл в движение.

— Э-э-э! — ошеломлённо окликнул его Максим. — Ты что делаешь?! Не понял, что я сказал?

— Я пилот. Моя обязанность — заботиться о полёте.

— А-а-а…

Максим чуть расслабился. Осторожно подошёл к пульту, окинул взглядом непонятные узоры. Стоило сосредоточиться на одном, и его потянуло в ту сторону, даже перебирать ногами не требовалось. Здорово конечно, но сидеть в пилотском кресле было бы удобней. А за иллюминатором — или на обзорном экране, не важно, — расстилалась бескрайняя плоскость Добрии.

— Предупредил бы, а то пристрелим тебя ненароком. Или ты смерти не боишься?

— Я не могу бояться невозможного, — бесстрастным голосом произнёс крисс. — Смерть — удел живущих. Квазиразумные не умирают. Нашу психоматрицу можно отключить от физической оболочки, но от этого она не перестанет существовать. Её можно использовать неограниченное количество раз.

— Ты хочешь сказать, что вы бессмертные? И что твоих приятелей мы не убили?

— Да, бессмертные. И вы не причинили вреда членам экипажа.

Такое известие Максиму не понравилось. Огница по-прежнему держала зелёного на прицеле, но что в этом толку, если тот и правда не боится смерти? Пристрелишь, а он улизнёт из этого тела, как те, кого в Од’дмере «похоронили».

— Куда вы везёте людей? — наконец спросил он. — Зачем их похищаете? Чем вам Добрия помешала?

— Популяция этого сектора созрела, и квазиразумные готовят её к посеву согласно Плана. В этом наша миссия в Сфере.

Максим наморщил лоб. Смысл фразы ускользал, поэтому он решил зайти с другой стороны:

— А кто ваши хозяева? Кто вас создал и зачем?

— Мы принадлежим Сфере. Мы часть Пути. Мы были всегда. По мере необходимости Сфера изготавливает физические оболочки и…

Он замолчал на полуслове, замер, будто остолбенел. Потом быстро переместился вдоль пульта, заработал руками с удвоенной скоростью. Лазоревый орнамент на панели перед ним потускнел, затем и вовсе погас. На смену ему возник иной, незнакомый. Странная мысль, точно прежний был знакомым! Но, тем не менее, верная. Максим вдруг осознал, что за картинку он видит — те же спиральные узоры, что и на дверях секторов!

— Ты что это сделал? — спросил он подозрительно.

— Поступила новая вводная от управляющего интеллекта Сферы. Информация о тебе, Максим Волгин. Пункт назначения изменился.

На лбу у Максима выступил холодный пот. Не только потому, что крисс назвал его по имени и фамилии. Он обращался к нему по-русски!

— Макс, зелёный не по-нашему заговорил! — испуганно закричала Огница. — Мне стрелять?

Максим отрицательно покачал головой. Ему и самому ох как хотелось «деактивировать» крисса! Но после как быть?

— И куда теперь мы летим? — он придвинулся ближе к пилоту.

— Новый пункт назначения — Вирия. Ты высадишься в секторе, затем корабль продолжит выполнение прежней задачи.

— А это вряд ли! Если ты такой осведомлённый, то должен знать, что Вирия — не мой сектор. Я вообще не из вашей чёртовой Сферы. Я с планеты Земля! Если хочешь доставить меня домой, то отвези, будь добр, туда!

— Я знаю, где ты был рождён, но доставить тебя туда не представляется возможным. Этот корабль не может пробивать пространство.

Пробивать пространство, значит! Максим напрягся, чувствуя, что разгадка рядом:

— Этот не может. А где находятся те, что могут?

— Информация предназначена для квазиразумных. Для тебя она бесполезна. Ты не вернёшься на планету Земля, ты часть Плана. Ты получил приглашение ступить на Путь Сферы…

— Приглашение?! У вас это так называется? Вы похитили меня, притащили сюда, не спрашивая согласия, ничего не объясняя…

— Ты получил бы разъяснения и компенсации в должное время. Но ты слишком рано покинул назначенный на период адаптации сектор…

— Да пошли вы!

Максим чувствовал, что теряет контроль над собой. Это ж надо — заявлять прямо в глаза, что они его «пригласили», что у них на него какие-то планы. И что назад на Землю они его поэтому не отпустят. Жабы зелёные! Так бы и размозжил этой твари башку! Хотя размозжить было, пожалуй, и не чем. Разве что рукоятью станнера.

— … Если ты будешь следовать по Пути, не требуя пока разъяснений, — как ни в чём не бывало продолжал крисс, — интеллект Сферы увеличит назначенные тебе компенсации. Вдобавок к запланированным благам будет изменено предназначение твоей спутницы. Она получит имплантат, позволяющий ей находиться с тобой в Вирии и во всех остальных секторах, куда тебя поведёт Путь. В знак согласия добровольно сообщи, как ты и твоя спутница попали в сектор репродукции квазиразумных. Согласие не является критическим — по прибытию в сектор Вирия необходимая информация будет считана с твоего имплантата. Рассказать сейчас — знак доброй воли.

Всё это крисс произнёс снова на добрийском, в явном расчёте, что Огница тоже поймёт. Она и поняла. Стояла, приоткрыв рот, выпучив глаза. И ствол станнера в её руках опустился. То ли устала держать его, то ли неуверенна уже была, что хочет стрелять. Пожалуй, и Максим в этом усомнился. Информации свалилось на голову столько, что даже злость отступила.

— С чего ты взял, что мы были в этом «секторе репродукции»?

— На вас защитные скафандры. Их можно получить только в секторе репродукции.

На смену злости пришло злорадство. Оказывается, о карте жабы не знают! И он им для чего-то нужен, просто-таки крайне необходим, раз сулят «блага». Выходит, можно поторговаться, постараться ещё что-нибудь вытянуть из этой твари.

— Я подумаю над твоим предложением… — протянул он.

— Думай не долго. Полёт до сектора «Вирия» займёт один час тринадцать минут восемьдесят восемь секунд… восемьдесят семь… восемьдесят шесть…

— Хватит-хватит! — остановил его Максим. — Я понял.

Подчиняться зелёнокожим он, разумеется, не собирался, но и что предпринять пока не решил. Оставалось наблюдать, как крисс управляет «тарелкой» и смотреть на обзорный экран.

Корабль летел так высоко, что подробностей внизу было не различить. Возможно, они по-прежнему были над Добрией, возможно — нет. Зелёные пятна лесов, рассечённые ниточками рек, серые каменистые пустоши. Дальше расстилалась бесконечная оливковая гладь океана. Если посмотреть в другую строну — можно было различить серую полосу энергетического барьера. А за ним — всё то же: леса, пустоши, океан. И так до бесконечности. Если бы они летели на такой высоте над Землёй, уже заметна была бы её шарообразная форма. Но здесь поверхность внизу оставалась плоской. Радиус Сферы был слишком велик.

Огница осторожно подошла к нему.

— Макс, что мы будем делать?

Он не ответил. Внизу как раз промелькнул барьер. Он пересекал океан, но по другую сторону от него ничего не поменялось. Зато пурпурный узор на пульте слева от Максима поменялся. Значит, это обозначение сектора, над которым они пролетают. Очень удобно! Он подождал, пока внизу промелькнул следующий барьер, и картинка опять поменялась. Так и есть!

— Макс, — вновь зашептала девушка, — мы что, полетим в эту Вирию? Я не хочу, чтобы мне мозгач ставили! Я боюсь.

Ему показалось, что крисс чуть заметно ухмыльнулся. Скорее всего именно показалось.

— Не бойся, это не больно. Зато знать будешь, как эти штуки действуют, — он ответил не шёпотом, а в полный голос — пусть зелёный поверит, что он поддался уговорам.

Энергетический барьер будто обрубил очередной океан. Теперь внизу расстелилась синяя пустыня. Крисс плавно провёл рукой вверх, затем влево, и корабль, повинуясь этому жесту, полетел быстрее. Судя по всему, управлять им было не так уж и сложно. Вела машину автоматика, а пилот лишь вводил корректировки в программу.

В голове внезапно возникла безумная идея. Максим попытался отогнать её, придумать что-то другое. Но идея возвращалась снова и снова. Слишком уж это было заманчиво — скоростной корабль, несущийся высоко над поверхностью Сферы в любую её точку, куда пожелаешь. Ему не страшны никакие препятствия и ловушки, это не блуждание по лазорево-пурпурным лабиринтам! В конце концов, почему бы и не попробовать? Не получится, так не получится.

— Глаз с него не своди, — приказал он девушке. — И не разговаривай ни о чём! Мне отлучиться надо. Ненадолго.

И быстро шмыгнул к люку.

Проход тут же услужливо отверзся, пропуская в «перпендикулярно-гравитационный» коридор. Максим сделал несколько шагов и, убедившись, что из рубки его не видно, вынул из кармана карту, пролистал до предпоследней страницы. Вот она, спиралька заветного сектора! Он постарался намертво запечатлеть её в памяти. Потом спрятал свиток и пошёл назад.

За время его отсутствия в рубке ничего не изменилось. Крисс стоял у пульта, безмятежно вглядываясь в расстилающуюся до самой бесконечности синюю плоскость, Огница не отводила от него глаз, готовая по первому знаку пустить в дело оружие.

— И долго ещё до Вирии? — осведомился Максим.

— Тридцать семь минут пятьдесят…

— А могу я выбрать другой сектор на период этой вашей адаптации?

Вопрос вогнал зелёного в ступор. Он медленно повернулся к юноше, уставился на него. Да так и застыл. Опять размышлял? Или обменивался информацией со своим «управляющим интеллектом»?

— Так как же? — поторопил его Максим.

— Да, такой вариант приемлем. Но если сектор окажется непригодным для жизнедеятельности человеческого организма…

— А это не твоё жабье дело, пригодный он или непригодный! — Максим решительно подошёл к пульту. — А ну подвинься! Дай и мне порулить.

— Разумным не следует утруждать себя…

— Цыц! Как эту картинку подредактировать? — он ткнул пальцем в лазоревую спираль.

Крисс покорно взмахнул рукой, и картинка отделилась от панели, поднялась в воздух.

— А как добавить спиц в это колёсико? Ага, понял…

Максим дочертил недостающие рукава. Взмывшая в воздух картинка сразу же начала вращаться, пришлось её притормозить. Это тоже получилось без помощи зелёного, хоть и не с первой попытки.

— Так как? — он гордо посмотрел на пилота. — Слетаем туда, глянем, годится «для жизнедеятельности» или нет?

— Неверный идентификатор сектора, — бесстрастно ответил тот.

— Почему неверный? — оторопел юноша.

— В Сфере не существует сектора с таким идентификатором.

Максим с сомнением уставился на своё творение. Вроде всё точно, как запомнил: и количество рукавов в спирали, и скорость. Хотя скорости там почти и не было, спираль практически не вращалась. Он снова взглянул на крисса.

— В Сфере не существует сектора с таким идентификатором, — уловив его взгляд, монотонно повторил тот.

Максим окончательно растерялся. И что теперь делать? Опять бежать в коридор, подсматривать в шпаргалку? Здесь ведь карту не достанешь, нельзя, чтобы зелёные о ней узнали.

— А давай попробуем, — предложил он. — Вводи её в автопилот, или куда там.

— Нельзя. Корабль не воспримет несуществующий идентификатор.

— Ты даже не пытался!

— В моей памяти — идентификаторы всех секторов Сферы. Такого не суще…

— Делай, что тебе говорят! — Огница рявкнула так, что Максим вздрогнул. — А не то выжгу твои глупые мозги!

Хе-хе, зря зелёный заговорил на добрийском. Хотел, чтобы девушка его понимала? Вот и получил.

Крисс повернулся к Огнице.

— Не советую деактивировать пилота…

— Засунь свои советы себе в задницу! И делай, что велят.

Крисс покорно склонил голову, что, видимо, означало: «Сейчас вы сами убедитесь, что ваш приказ не имеет смысла». Потом вскинул руки, резко опустил, будто вдавливая картинку спирали в панель. И она в самом деле вдавилась, приросла. Изображение на экране-иллюминаторе остановилось. Затем вновь двинулось, но в другую сторону. Корабль поменял курс!

— В Сфере не существует сектора с таким идентификатором… — пробормотал крисс. В голосе его явно слышалась растерянность. Значит, и роботы умеют удивляться?

— А мы слетаем туда и проверим, — хмыкнул Максим. — Можешь определить, сколько это времени займёт?

— В Сфере не существует…

— Ну и ладно. Мимо не пролетим, надеюсь.

Всё оставалось по-прежнему. Светились, время от времени меняя узор, огоньки на панелях, едва заметно вращалась лазоревая спиралька, на экране неторопливо проплывали разноцветные пятна секторов. Лишь крисс время от времени принимался бубнить под нос своё заклинание, но Максим к этому быстро привык. И даже ощущал что-то вроде удовольствия: кое в чём люди обставили кибероидов. Выходит, не всё зелёные о своей Сфере знали, Инженер сумел узнать больше. А скоро и он, Максим, узнает. И там уж разберёмся, есть из этой мышеловки выход или нет. «Пригласили» они, видишь ли!

Судя по тому, как быстро мелькали полоски энергетических барьеров, скорость у корабля была громадной. Окажись за бортом нормальная планета, они бы пару витков намотать успели. Но Сфера была куда больше любой планеты. Она была невообразимо огромной! Проходили минуты, десятки минут, затем и час, как корабль поменял курс, а всё оставалось по-прежнему. Максим устал стоять на месте, таращась на экран, где всё равно ничего не разглядишь из-за расстояния. И не он один устал. Огница давно опустила оружие, переминалась с ноги на ногу. Только крисс оставался неподвижным, не отводил взгляд от то и дело меняющихся пурпурных идентификаторов. И бормотал: «в Сфере не существует…»

…И вдруг всё изменилось. Крисс оборвал бормотание на полуслове, вскинул голову, задрав глаза к потолку. Максим проследил за его взглядом скорее машинально, ещё не осознав изменений.

Прямо над головой пилота светилось опаловое кольцо, точь-в-точь нимб. Светилось не долго, затем упало вниз, окутав того прозрачным цилиндром. В точности, как на заводе! Там ещё была молния, которая кибера и расплавила.

Однако на этот раз вышло иначе. Световой цилиндр погас и крисс шагнул к панели управления, протянул руки. Принялся быстро перебирать пальцами, поплыл вдоль пульта. И в такт его движениям огоньки заплясали, сменили цвет на лимонно-жёлтый, яркий. А лазоревая спираль, наоборот, потускнела.

— Ты что творишь?! — опомнился наконец Максим. — Отойди от…

— Получена новая вводная, — крисс повернул голову, уставился на него ничего не выражающими глазами. Теперь он и правда походил на бездушного робота. — План изменяется. Утечка информации о корневом секторе недопустима ни при каких обстоятельствах. Все, получившие доступ, подлежат необратимой деактивации…

— Макс, что он бормочет?

Огница запоздало вскинула станнер. Речь крисса она не понимала, — тот вновь говорил не на добрийском, а на… чёрт его знает, на каком! Если бы не имплантат, Максим бы тоже не понял. Да он и так ни черта не понял! Кроме последнего слова…

Корабль чуть заметно вздрогнул, и тут же погасла одна из панелей. На экране было видно, как корпус треснул, разделившись на две не равные половины. И нижняя по плавной дуге заскользила к поверхности. Секунда понадобилась Максиму, чтобы сообразить — отстыковался «трюм» со спящими в нём людьми.

— Противоречие устранено. На борту остались подлежащие необратимой деактивации объекты, — невозмутимо пояснил крисс. И попросил: — Прошу снять скафандры. Это позволит вам избежать болевых ощущений.

— Ах ты ж тварь…

Максим задохнулся от возмущения. У жабы хватало наглости предлагать им такое! Он ринулся на крисса, намереваясь отшвырнуть его от пульта управления… и будто на стену каменную напоролся. Отлетел назад, врезался в Огницу, сбил и её с ног.

— Прошу не сопротивляться деактивации.

Невесть откуда в руке пилота появился станнер. Неужто он всё это время был вооружён? И в любой миг мог вырубить угонщиков, а не пытаться их уговаривать?..

Сухо щёлкнул разряд. Максим ойкнул мысленно, готовый упасть в темноту, чтобы никогда из неё не вынырнуть. Но темнота не наваливалась. Зато крисс выронил оружие и сам грохнулся на пол неуклюжей сломанной куклой.

— Макс, что случилось?! Ты что-нибудь объяснить можешь? — заорала в самое ухо Огница.

Максим сообразил — это она стреляла. Успела таки опередить зелёного! Облегчённо выдохнул, вскочил на ноги.

— Ага, могу. Этой твари нас убить приказали. Тот сектор, с карты, засекреченный! Но только жабы облажались. Теперь-то помешать нам у них не получится. Теперь я точно знаю, куда надо лететь!

Он зло пнул бездыханное тело ногой, переступил через него, подскочил к пульту. И зубами заскрежетал от досады — лазоревая спираль погасла окончательно. И как её снова ввести?

Он попытался делать острожные пассы руками. Вот так, и ещё так. И так, кажется, жаба выделывала. Он старательно воспроизводил все движения, какие запомнил. Но ничего не менялось. То есть, совсем ничего! Никакой спирали в воздухе над пультом не появлялось.

— Макс, — тихо позвала Огница. — Макс, что-то не так.

Максим и сам это осознавал. Разноцветных светлячков, сплетающихся в замысловатые узоры, на панелях больше не было. Всё пылало сплошным морем ярко-лимонного огня. И не только внутри! Корабль неподвижно висел над океаном и светился, словно маленькая звезда. Ничего хорошего это предвещать не могло. Чёртова жаба запустила таки программу самоликвидации!

Он беспомощно обвёл взглядом рубку. Нет, здесь ничего исправить не получится. Остаётся… Да ни хрена не остаётся! Сгореть заживо или…

Времени размышлять не было. Только действовать, надеясь на интуицию, надеясь, что повезёт ещё хотя бы разочек.

— Пошли! — он схватил девушку за руку, потянул к люку.

«Кривогравитация» не работала. Они так и ухнули вниз, в колодец с гладкими отвесными стенами. Хорошо, хоть дверь в самом его низу функционировала. Ткни пальцем и…

По ту сторону двери разверзлась пустота. Далеко внизу, — сколько ж тут километров, мамочки мои?! — серело пятно океана. И туда — прыгать?! Без парашюта? Да хоть бы и с парашютом — Максим прекрасно понимал, что ни в жизнь не осмелится прыгнуть с такой высоты. Умер бы лучше, а не прыгнул.

Рядом высунулась Огница, охнула испуганно, отпрянула назад. Да только куда там отпрянешь? Вверх, в рубку не вскарабкаться. И нечего наверху делать. Жара вокруг не ощущалась, но обшивка корабля светилась всё ярче и ярче.

— Пошли, говорю!

Стараясь не думать, что он делает, Максим схватил девушку за руку, — крепко, чтобы не вырвалась, — и шагнул вперёд. Зажмурился в самый последний миг.

Первое время никаких особых ощущений не было, лишь исчезла опора под ногами. Потом повеяло ветром, снизу. Сперва слабо, затем сильнее и сильнее. Очень сильно! Максим осмелился открыть один глаз, второй. Они неподвижно висели над бесконечной плоскостью, поддерживаемые потоком бьющего в ноги воздуха. Он отвёл свободную руку в сторону, загрёб густой, плотный воздух. Покосился на девушку. Та наблюдала за его движениями, старалась повторить их. И у них получилось! Оказывается, летать не так и трудно, почти как плавать, только медленно. Сколько ж времени нужно, чтобы доплыть до земли?

Максим задрал голову. Он был уверен, что корабль рядом, в нескольких метрах, и что необходимо как можно скорее «отплывать» от него. И был ошарашен — светящаяся точка стремительно удалялась, была уже едва различимой.

А в следующую секунду он понял — нет, не так. Корабль по-прежнему неподвижно висел на своём месте. Это они удалялись от него — падали с огромной скоростью.

Огница тоже это поняла. Глаза её округлились, рот приоткрылся, готовый выплеснуть отчаянный вопль. И от этого страх Максима чуть-чуть уменьшился, он даже постарался улыбнуться ободряюще. И ещё крепче сжал её руку.

Поверхность Сферы приближалась. Оливково-серое пятно океана, все берега которого они могли разглядеть с корабля, расползалось по плоскости, постепенно заполняя её всю. Теперь внизу не было ничего, кроме этого океана. Потом океан перестал быть пятном, превратился в безбрежную водную гладь. Потом на этой глади проявились зазубринки волн, белые барашки пены. Потом Максим различил точку, куда он врежется. В последний миг опомнился, перевернулся вниз головой, вытянул вперёд руки, прикрываясь…

Он ожидал, что удар будет сокрушительным. В принципе, так и случилось, просто скафандр защитил в очередной раз. Тело не расплескалось медузой, а вошло в воду, словно металлический болт. И так же твёрдо пронзило всю её толщу насквозь.

Да, океаны Сферы были не глубокими. Несколько десятков метров Максим пронзил за секунды. Врезался в гладкое, совершенно неправильное дно, припал к нему, — скафандр опять-таки погасил инерцию удара, — оттолкнулся, начал всплывать. Сквозь сероватую муть он видел силуэт девушки, проделывавший то же самое. Страшно не было. Весь страх остался вверху, у распахнутого люка «летающей тарелки».

Всплытие заняло времени куда больше, чем погружение. Если бы не энергетическая сфера, окутавшая голову, Максим наверняка захлебнулся бы, но и так перед глазами круги пошли. И когда вынырнул — ничего не видел, ничего не слышал, только дышал.

— Макс, мы живые, живые!

Огница очухалась быстрее, подплыла в три гребка, радостно засмеялась.

— Я думала — мы разобьёмся. Разве можно прыгать с такой высоты?! Думала, зачем мы прыгнули, это же глупо! Но ты ничего глупо не делаешь. Ты… ты… ты самый лучший, Макс! Ты опять спас нам жизнь!

— Ага, спас, — кисло усмехнулся Максим, глядя на бесконечную водную гладь. — Скажи лучше, что теперь делать?

— Как что? — удивилась девушка. — Поплыли к берегу.

— К какому берегу? Где он?

— Да вон же! Рядом совсем!

Она схватила его за плечо, заставляя развернуться. И точно! Над серой поверхностью океана тянулась отчётливая тёмно-зелёная полоса. Была она вовсе не «рядом», но в скафандрах доплыть туда труда не составит.

Максим снова улыбнулся. В этот раз по-настоящему.

Глава 16, в которой пора вспомнить слова Инженера

Плыть шесть часов подряд — хоть по земному времени, хоть по вирийскому, — задача чертовски утомительная. Даже не плыть, держаться на воде, и то нелегко. Максим никогда бы с этим не справился, если бы не комбинезон. Но и в нём он утомился, и когда ноги коснулись дна — мягкого, и вместе с тем прочного песчаного дна, — устоять не смог. Продолжал то ли плыть, то ли ползти, загребая песок сначала ступнями, потом коленями. Потом и локтями. А потом ткнулся носом в тёплую, шипящую, как газировка, пену. Пена прокатилась по лбу, по щекам, по шее. Отступила куда-то. А он так и остался лежать на влажном прибрежном песке.

— Макс, ты чего?

Его ухватили за шиворот, поволокли на сухое. Он попытался привстать, но получилось опять всё то же — вялые гребки.

— Макс, тебе плохо?

Его перевернули на спину, и яркое полуденное солнце ударило в глаза. Солнце вечного полдня.

Он отрицательно покачал головой. «Нормально», — попытался шевельнуть губами. Сил и на это не было.

— У тебя что-то болит? — Огница склонилась к самому его лицу.

Ещё спрашивает! Болело всё тело, каждый мускул — от усталости, от бесконечных однообразных движений. Он вновь отрицательно покачал головой.

— Ладно, полежим, — смилостивилась девушка и растянулась рядом.

Максим благодарно улыбнулся, закрыл глаза…

— … Макс, Макс, просыпайся!

Да что ты будешь делать! Ему показалось, что секунду назад глаза зажмурил, а уже за плечо трясут. Но на самом деле это было не так. Бесстрастный хронометр в голове подсказывал — три часа продрых. Боль в плечах если и не прошла, то притупилась.

Он открыл глаза, болезненно щурясь от яркого солнца. Сел.

— Что случилось?

— Там люди! Те, кого зелёные в летающем корабле везли. Я пошла вдоль берега, разведать. Смотрю, а там эта штука лежит, и люди вокруг ходят. Пошли к ним скорее! — И кинулась его поднимать.

Максим поморщился — что он, больной или немощный? Уморился немного, подумаешь! Но девушку всё же не оттолкнул.

Далеко идти не пришлось. Они обогнули небольшой мыс, поросший густым, высоким, в два человеческих роста, папоротником, и увидели: на берегу, зарывшись одним боком в песок, лежал здоровенная серая оладья с чернеющим в боку отверстием. А рядом сновали люди, живые и вроде бы, вполне здоровые. Заметили Максима и Огницу, и мельтешение ускорилось, сделалось целенаправленным — люди рванули к лесу, поднимающемуся за широкой песчаной полосой пляжа.

— Не бойтесь, мы свои! — закричала Огница, призывно размахивая руками над головой.

Максим иронично хмыкнул. Костюмчики-то на них криссовские. Он хорошо помнил, как встретила их стража в Добрии. Так то в Добрии! А эти ведь недавно очухались, понятия не имеют, куда их занесло. И наверняка последние воспоминания у них — «тарелка» над головой. А тут вдруг парочка киберов приближается с наглым заявлением, что они, мол, «свои».

Пока они бежали к посадочному модулю, — Огница бежала, Максим ковылял, стараясь поспеть за ней, но всё равно не поспевал, — почти все скрылись в лесу. На берегу осталась лишь кучка мужчин, сгрудившаяся вокруг высокого широкоплечего человека с седой бородой. Оружия у них не было, но, судя по позам, по напряжённым лицам, драться они готовы были до последнего. И не верили ни фига, что двое бегущие к ним — такие же люди, как они сами.

Огница внезапно остановилась, как вкопанная.

— Отец?

Седобородый растерянно уставился на неё. Взглянул на Максима, снова вернулся к девушке. И недоверчиво спросил:

— Огница?

Помедлил… и шагнул вперёд.

— Отец!

Девушка рванула к нему навстречу, не останавливаясь, бросилась на шею, заставила пошатнуться. Князь Лестовиц — а это был именно он, Максим его тоже узнал, — несмело развёл руки, словно очень хотел сжать дочь в объятиях, но боялся прикоснуться к тому серо-стальному, во что она была одета. Только шептал: «Огница… А я думал, что никогда тебя больше не увижу…»

Максим улыбнулся. И поймал себя на мысли, что совсем не рад этой семейной встрече. Предчувствие какое-то недоброе.

Свою историю князь Лестовиц излагал долго, с массой неинтересных Максиму подробностей. О том, как голодно было первый год после утраты Задвери. О смуте в Добрии, подавленной твёрдой и беспощадной дланью Рен-Рендука, за что тот и удостоился королевского титула. О неожиданно появившихся летающих кораблях зелёных, о попытке — к сожалению безуспешной — отстоять Древец, о бегстве в леса, о королевских посланниках. И далее уже о том, о чём прежде Максиму и Огнице слышать не доводилось: о долгом, изнурительном и опасном походе к пещерному городу. О самом городе, о планах Рен-Рендука изгнать захватчиков, о битвах, в которых довелось участвовать князю. Огница слушала всё это, не отрывая взгляд от отца, чуть ли в рот к нему не залазила. Но Максиму было скучно. Захватили жабы Добрию, что поделаешь? Куда сильнее его интересовало другое — как быть дальше? Они буквально с неба свалились в неведомый сектор, — «мир», как его называли добрийцы. И для начала в этом мире надо было постараться выжить. Дружинников князя среди бывших пленников всего две дюжины набиралось, да и от тех, безоружных, не много пользы. Остальные — женщины и дети, отловленные криссами во время рейда.

Улучив, когда в разговоре наметится пауза, Максим брякнул не в тему:

— А может, я на разведку схожу? Посмотрю, что в лесу обитает. И вообще.

Дружинники, сидевшие вокруг него, нахмурились. Мол, наглый пацан лезет вперёд старших. Но князь к предложению отнёсся благосклонно:

— Сходи юноша, разведай, в какой мир мы попали.

Максим вскочил, открыл было рот, готовый звать девушку с собой. Но князь тут же остудил его пыл:

— А Огница здесь останется. Другого оружия, кроме ваших глушил, у нас нет пока. А случится что? Как женщин и детей защитить?

Максим захлопнул рот. Формально князь был прав, нельзя оставлять людей без защиты. Но ох как не хотелось идти в незнакомый лес одному!

Князь будто прочитал его мысли:

— Не беспокойся, юноша. С тобой пойдут два моих воина… Нет, лучше три! Валуй, бери своих хлопцев, пойдёте с парнем.

Максим ничего не сказал. Молча кивнул Огнице на прощанье. И она ему кивнула, радостно улыбаясь.

Этот мир уж никак нельзя было спутать с Землёй, даже если не поднимать голову к небу. Разве что полный профан и двоечник мог бы усомниться, что попал на другую планету. Деревья с густыми мягкими хвоинками вместо листьев, смахивающие на заросли плауна кусты, среди травы незаметно ни одного цветочка. Да и сама трава странная, колючая и хрупкая. Фауна под стать флоре: у добытой пичуги перья скорее походили на тонкие чешуйки, а в клюве обнаружились ряды мелких, как в лобзике, зубчиков — эдакий миниатюрный птеродактиль. Да, лес в этом секторе не походил ни на один из тех, где Максиму довелось побывать. И наверняка скрывал в себе новые пакости.

Впрочем, особых опасностей разведчики не заметили. Плохо лишь, что ни ягод, ни грибов в здешнем лесу не отыскалось, а вся живность была мелкой, костлявой и чешуйчатой. И ужасно проворной! Даже станнером подбить кого-нибудь было не легко, а камнем или палкой — и подавно. Так они и прошли весь лес насквозь, постепенно поднимаясь по склону невысокой гряды, добыли двух пичуг и что-то смахивающее то ли на крупную мышь, то ли на мелковатую крысу.

Лес закончился у самой вершины гряды. Закончился резко, как обрубленный, сменился каменистой пустошью, поросшей синеватым мхом.

— Что, назад потопали? — спросил Валуй (Максим уже знал, что он приходится дядькой двум другим его спутникам). Повернулся к океану, приставил ладонь козырьком ко лбу. — Ого, далеко как забрались! Вона, наши на берегу!

Максим тоже оглянулся. Потом посмотрел на гряду, предложил:

— Давайте ещё пройдём. Глянем, что дальше.

Валуй вздохнул недовольно, но перечить не посмел. И они прошли ещё полкилометра, до самой гряды. И не зря.

Если повёрнутый к океану склон был пологим, то противоположный обрывался скалистыми уступами к огромной живописной долине. Она вся была пронизана ниточками рек и ручьёв, сверкала зеркалами озёр, переливалась радугами в брызгах бесчисленных водопадов. Обрамляющие долину скалы — жёлтые, кирпично-красные, тёмно-коричневые, бардовые — делали её зелёные оттенки ещё насыщеннее, ярче.

— Ух, здорово! — восхищённо воскликнул один из парней. — Почти как у нас в Добрии.

Максим хотел спросить, что похожего на Добрию он умудрился разглядеть, но не успел. Второй парень присвистнул удивлённо:

— Дядь, глянь-ка! Там, справа, что это?

Валуй повернул голову в указанном племянником направлении, и Максим повернул. И тоже едва не присвистнул.

Справа, километрах в двух от того места, где они стояли, раскинулся скальный город. Именно город, с фасадами зданий, башнями и шпилями, вытесанными в отвесных скальных уступах, с узенькими чёрточками окошек, с террасами и балконами. Лестниц, мостов, по которым можно было бы спуститься в долину или взобраться наверх, на гряду, там, наоборот, не было. Город не нуждался в крепостных стенах, он сам себе был крепостной стеной. Он выглядел неприступным, и оставалось дивиться, как его обитатели попадали внутрь. Не сидели же они в нём безвылазно?

Что обитатели в городе есть, Максим понял быстро. Вначале он принял парящие над скалами силуэты за больших птиц, собратьев той пары, что подстрелил в лесу. Но затем сообразил — никакие это не птицы! Только по воздуху в город и можно попасть. Значит, у его обитателей должны быть крылья.

Крылья были. О-го-го какие крылья! Перепончатые, широкие, под три метра в размахе.

— Дядя, они сюда летят!

— Уходим, быстро!

Спутники кинулись через гряду, через пустошь, к спасительному лесу, где можно укрыться от крылатой напасти. А Максим остался. Он почему-то не испугался летящей к нему стаи. Может, верно, что все его страхи сгорели вместе с «тарелкой»?

Где-то на полпути Валуй обернулся, хотел было окликнуть. Да лишь рукой махнул и припустил за племянниками. Максим не винил их за трусость. Пугаться было чего: крылья, безносые, безгубые морды, чешуя вместо кожи. И вдобавок ко всему они пронзительно верещали и свистели, так что в ушах закладывало, и кровь холодела в жилах. Словно ногтем по стеклу, но куда противнее. От одного этого визга можно было наделать в штаны.

Но как раз из-за визга Максим и остался стоять на месте. «Пониматель» добросовестно переводил его содержание, потому что никакой это был не визг — речь летунов!

— Ходуны снова пришли! Сколько можно, Ссса? Они хотят отобрать у нас и эту долину!

— Да, Ссса, это разведчики. Они ищут подступы к городу. Может быть, нам нужно схватить их?

— Ты хочешь схватить их, Зззу? Посмотри, что надето на том ходуне.

— Это похоже на одежду пастухов… Если ходуны призвали их на помощь, нам не сдобровать.

— Нет, ходуны боятся пастухов не меньше, чем мы…

— Но тогда кто это такой? Ссса, нужно начать эвакуацию города, пока не поздно!

Уши Максима болели от свиста кружащих над головой существ. Он замахал им руками:

— Эй, не бойтесь! Мы не собираемся нападать на ваш город! — И на всякий случай спросил: — Кто-то из вас понимает мои слова?

При первом же взмахе его рук существа поднялись выше и загалдели пронзительней:

— Ссса, что он делает?! Почему он машет руками?

— Он раскрывает пасть! Ссса, они нас всех сожрут!

Тот, кого называли Ссса, молчал. Кружил, пристально разглядывая юношу. А потом вдруг спикировал чуть не к самой земле, просвистел:

— Я понимаю твои слова. А ты мои понимаешь?

— Конечно! Только разговаривай тише, у меня уши болят!

Летун свечой взмыл вверх, крикнул своим соплеменникам, чтобы возвращались в город. И сразу же спланировал вниз. Упал на землю в трёх метрах от Максима.

Не упал, опустился на ноги. Они у него были короткие и кривые, не приспособленные для бега. И руки короткие, но в отличие от ног, мускулистые, сильные. А крылья ловко свернулись за спиной, превратившись в большущий рюкзак.

Летун, переваливаясь с ноги на ногу, подошёл к Максиму. Просвистел, старательно регулируя децибелы:

— Я Ссса, страж Города Радужной Долины.

— А я Макс, Странник по мирам. Можно тебя кое о чём спросить?

— Я слушаю.

Летун внезапно опустился на колени. Максим растерялся было, но тут же сообразил — сидеть в другой позе ему крылья за спиной не позволяют. Улыбнулся и сам присел на тёплый, нагретый солнцем камень.

Ссса оказался очень удачным собеседником. На вопросы отвечал точно и умно, не пытался юлить. Сам же, узнав, что Максим и его спутники попали в его мир лишь несколько часов назад, расспросами не докучал. Единственным недостатком беседы было то, что от чересчур высоких звуков в висках ломило. Но с этим можно было мириться. Зато за полчаса Максим услышал о секторе столько полезного, сколько вряд ли узнал бы любым другим способом.

Крылатые существа называли себя вранами. А вот для своего мира название они никогда не придумывали. Для них он был «Наш мир», зачем же название? Разумеется, они прекрасно знали, что за лазоревыми и пурпурными спиралями находятся другие миры, одни почти как их собственный, другие — абсолютно не похожие. И уж подавно это знал Ссса, сбежавший когда-то от криссов— «пастухов». Но такой уж характер был у этих существ — не любопытны, довольствуются своим миром, никого не трогают, и хотят одного — чтобы их тоже не трогали.

Пять поколений назад вранов тронули. Да ещё и как тронули! В их мир пришли другие разумные. Бескрылые, несуразные, способные передвигаться только на двух нижних конечностях. Ходуны, одним словом. Но при том — свирепые и кровожадные.

Сначала их было немного — не более тысячи особей. Откуда они взялись, враны не знали. Просто однажды обнаружили у себя под боком неожиданных пришельцев, но значения этому не придали. Ходуны построили собственный город, сгубив для этого много деревьев. Враны не пытались им помешать. Мир велик, в нём хватит места для всех.

Но ходуны думали иначе. Они не желали питаться личинками насекомых, кореньями, древесной корой, как испокон веков поступали враны. Они жили охотой, и в поисках добычи шли всё дальше и дальше. К тому же они оказались достаточно плодовитыми, утраивая, а то и учетверяя своё поголовье в каждом новом поколении. Им требовалось всё больше пищи. И однажды они поняли, что детёныши и яйца вранов — тоже пища. И тогда разразилась война.

Вернее, это была не совсем война. Ходуны охотились, добывая пропитание своим детёнышам, заодно вытесняя исконных обитателей этого мира. Враны отбивались, защищая своих детей и свои жилища. Но суть от этого не менялась. Уже несколько поколений две разумные расы истребляли друг друга.

— И вы ни разу не пытались договориться?! — не выдержал Максим.

— Трудно договориться, когда враны не способны слышать издаваемые ходунами звуки, а для ходунов голос вранов страшен и омерзителен.

— Но пониматели…

— За пять поколений я первый из вранов, кому посчастливилось сбежать от пастухов. А ты — первый среди своих соплеменников.

— Да нет, я не первый… — возразил было Максим. И осёкся.

Слушая рассказ Ссса, он вылепил для себя образ кровожадных ходунов: видел их похожими на гвыхов. А сейчас с безжалостной ясностью понял: да нет же, никакие ходуны не гвыхи! Это люди! Люди пришли в этот мир и принялись переделывать его по своим законам. Но ведь люди не свирепые и не кровожадные? Если они, и правда, всё это творят, то исключительно потому, что не понимают смысла своих поступков!

— Нет, нет, подожди! Это наверняка ошибка. Если бы они знали, что вы — разумные существа, они бы не стали на вас охотиться.

— Они видели наши города…

— Всё равно! Я им объясню, и эта дурацкая война закончится. Где живут люди?

— В той стороне, — Ссса показал рукой вдоль береговой линии. — Если ты сможешь умиротворить своих соплеменников, враны будут чтить тебя, как величайшего мудреца. Ты можешь просить у нас любую награду за этот труд.

— Да ничего мне от вас не надо… — запротестовал Максим.

И спохватился. Кое-что ему было надо от крылатых обитателей этого мира. Они ведь наверняка знали его вдоль и поперёк — в отличие от пришельцев-людей.

Ссса выслушал его просьбу и согласился не раздумывая. Разумеется, враны облетят свой мир, найдут все лазоревые и пурпурные спирали, подробно опишут их великому миротворцу. Максим осознавал, что вся эта информация может оказаться бесполезной, — что толку знать, в какую часть Сферы открывается та или иная дверь? Но если среди этих дверей окажется хоть одна, отмеченная на карте, то это всё меняет! Конечно, шанс был мизерным. Но он был!

К лагерю беглецов Максим возвращался в настроении приподнятом. Долететь до заветного сектора на «тарелке» не вышло, но зато повезло с местом, куда они «катапультировались». Во-первых, мир оказался безопасным: ни криссовских ловушек здесь не было, ни хищников не водилось. Во-вторых, в этом мире жили люди, а значит, вопрос, как быть с князем и его спутниками отпадал сам собой. В-третьих, враны обеспечат информацией о дверях в другие сектора, и кто знает, возможно с этим его тоже ждёт удача? В том, что он сможет помирить летунов и людей, Максим не сомневался. Смог же Инженер договориться с коротышками и закончить войну в Задвери. А он что, глупее? Главное, помнить: разумные с разумными всегда могут договориться. Они же не роботы запрограммированные!

Сквозь лес он продирался, почти не разглядывая по сторонам. Что там разглядывать, когда и так ясно — опасности нет, особых интересностей тоже нет. Он спешил поделиться информацией с подругой. А когда выскочил на пляж, застыл, будто вкопанный. Потому что в лагере были чужие.

Впрочем, заметили его быстро. Первая — Огница.

— Макс, ты где был?! — она сорвалась с места. — Валуй сказал, на тебя какие-то крылатые твари напали, а у нас оружия кроме моего глушила и ножей, нет. Хорошо, тут как раз Орсия со своими охотниками подоспел. Мы уже собирались идти тебя выручать.

— Какой ещё Орсия? — угрюмо переспросил Максим. Хотя и сам догадался, какой.

Рядом с князем и его дружинниками сидело десяток смуглых, черноволосых незнакомцев. Из одежды на них были только сшитые из шкур набедренные повязки. Да другой одежды здесь и не требовалось — этот мир был куда теплее, чем Добрия. Зато все при оружии: луки, колчаны со стрелами, копья. И у каждого на перевязи — длинный охотничий нож.

— А вот и наш юноша вернулся, — довольно улыбнулся князь, когда они подошли к кругу. — Я же говорил, ничего с ним не случится. Глушило у него при себе, и одёжка не простая. Он нас у зелёных отбил, а с вашими ящерицами и подавно справится.

Пришельцы отнеслись к словам князя равнодушно. Все, кроме одного — того самого Орсии, молодого парня, крепкого, плечистого, с рельефно выпирающей из-под кожи мускулатурой. И красивого, надо признать. Обычая отпускать бороды здесь не водилось, поэтому лицо его Максим рассмотрел досконально. И оно ему не понравилось. На Земле он знавал парней с такими лицами. Те все как один нравились девчонкам. И все как один были мерзавцами.

— Глушило? А что это? — переспросил Орсия, внимательно разглядывая Максима. Внимательно и как-то настороженно. — Дашь взглянуть?

Максим потянулся к карману комбинезона, но тут же передумал, отрицательно покачал головой.

— Нет. Слишком опасная штука в неумелых руках.

Парень посмотрел на свои ладони, широкие, сильные. Хмыкнул, но настаивать не стал. Лишь взгляд его сделался жёстче.

А Максим вдруг сообразил, что местные говорят на том же языке, что и добрийцы, хоть ни о Добрии, ни о Вирии никто из жителей Брехи не слышал, — это Огница тоже сообщила, как и название, придуманное людьми для нового мира. Произношение чуть-чуть отличалось, но понимали они друг друга превосходно. Означать это могло всё, что угодно, или вообще ничего не означать. Но Максим был уверен — создатели Сферы позаботились, чтобы у каждой разумной расы был один общий язык. Зачем, если пониматели в головы вставляют?

Размышлять об этом сейчас было не время. Пока Максим разговаривал с враном, на берегу тоже шли переговоры. Весьма успешные — во всяком случае, князь Лестовиц так считал. Орсия оказался не только предводителем ватаги охотников, но ещё и сыном правителя ближайшего городка, Брехи-Урии. И на правах «наследника престола» приглашал погостить и обещал всяческое покровительство, если пришельцы решат обосноваться здесь. Мол, мир большой, а людей в нём живёт пока мало. Потому они рады любому пополнению. Всяко-лучше иметь соседями людей, а не крылатых тварей, от одних криков которых у беременных женщин случаются выкидыши, а дети на всю жизнь заиками остаются.

— Нет, это не… — попытался возразить Максим, едва сообразил, куда клонится разговор.

Но момент он выбрал неудачный — князь Лестовиц как раз открыл рот, собираясь благодарить за приглашение. На юношу зацыкали, зашикали со всех сторон. Пришлось прикусить язык. А потом уже не получалось вставить ни словечка. Пока Орсия сам не обратился к нему:

— Ты разглядел подступы к гнездовью летунов? Хочу взять побольше людей и сходить туда на охоту. — Он повернулся к князю и пояснил уже для него: — Печёные яйца летунов — лучшее лакомство, какое можно представить. Как доберёмся до города, обещаю пир в вашу честь, уважаемый правитель Лестовиц…

— Нет, их нельзя есть! — заорал, перебивая его, Максим. — Вы же ничего не знаете! Враны — разумные существа, как и люди. Они хотят…

Ему не дали договорить. Брехи захохотали, раскачиваясь со стороны в сторону, звонко шлёпая себя по голым ляжкам, будто услышали забавную шутку. Добрийцы улыбались за компанию, не понимая пока, в чём этой шутки соль.

Наконец отсмеявшийся первым Орсия объяснил:

— Конечно мы знаем, что они умные и хитрые, бестии. Если бы ни это, мы бы их давно приструнили. Но почему на них нельзя охотиться? Почему нас должно заботить, что там они хотят? Они же не люди!

Тут и добрийцы дружно закивали головами. А Валуй, дотянувшись, хлопнул Максима по плечу:

— Парень, чего ты этих тварей защищать взялся? Я же их видел — страшилища, ни чуть на людей не походят. Ещё хуже, чем коротышки.

А Лестовиц улыбнулся и подытожил, заканчивая разговор:

— Не удивляйся, княжич. Этот юноша странный, всё время ищет себе друзей среди нелюдей. Даже моя дочь не смогла его от этой глупости вылечить.

Орсия снова посмотрел на Максима, совсем уж не по-доброму. Затем перевёл взгляд на Огницу. Да как мерзко, точно ощупывал её всю с ног до головы. И Максим вдруг подумал, что облегающий комбинезон повторяет чуть ли не каждый изгиб тела девушки. Раньше он не обращал на это внимания, так как на Земле подобная одежда была в порядке вещей. Но что себе нафантазирует этот дикарь?

Дорога до Брехи-Урии заняла полный добрийский день. Дошли бы быстрее, но женщины с малышнёй сильно замедляли движение. Многие из них оказались непривычными к лесным переходам, да и здешний лес мало походил на добрийский: густой, тёмный, пропитанный незнакомыми запахами, с топкими, никогда не просыхающими низинами и неожиданными каменистыми кручами. И живности в этом лесу почти не встречалось, так что к городу путники подошли не только уставшими, но и голодными.

Название города не случайно включало в себя название всего мира. Урия было именем его правителя, отца Орсии, потому оно означало ни много, ни мало, как: «часть Брехи, принадлежащая Урии». Такая расшифровка Максима покоробила. Город походил на небольшую крепость. Трёхметровый забор из толстенных тёсаных брёвен. За забором — такие же сложенные на совесть башни. За башнями — ещё один забор. Вернее, не забор, а стена громадного павильона, внутри которого и располагались собственно хижинки горожан. Сверху город был защищён так же надёжно, как и по периметру, ни одному летуну не прорваться. Хотя… если вранам известно о зажигательных смесях, то долго этой крепости не простоять.

Вновь прибывших разместили прямо под навесом, лишь князю, его дочери и Максиму отвели «апартаменты» в одной из башен — каждому отдельную комнату. Комнатки были маленькие, но вполне благоустроенные. Кровати и сундуки для одежды там, во всяком случае, имелись. И окно, крохотное, больше походящее на бойницу. За окном лежала широкая полоса чёрной выжженной земли, обрамляющая город, и от этого ощущение крепости, стоящей посреди вражеской территории, только усиливалось.

И порядки в Брехе были суровые, дисциплина — воинской, если не похлеще. Максим ощутил это «на собственной шкуре»: едва массивные, обшитые кованым железом ворота захлопнулись за спинами пришельцев, старший из стражников шагнул к ним, ткнул пальцем в серебристые комбинезоны: «Это носить не разрешается!» Максим попытался бы оспорить подобное самоуправство. Но князь Лестовиц хотел подружиться с местным правителем. Он надавил на дочь, Огница подчинилась, и ничего не оставалось, как последовать её примеру: снять серый комбинезон, а взамен нацепить тряпку, в точности такую, как носили аборигены. И чувствовал он себя в этом одеянии ещё неуютней, чем в вирийской юбке.

Бреха-Урия Максиму не понравилась с первого дня. С первого часа, с первой минуты! Ему не нравилось деревянное «небо» над головой, вечный сумрак, теснота и духота её улочек, смрад сотен человеческих тел, запертых в её стенах. Ему не нравились люди, живущие здесь. Крикливые, надменные, пытающиеся безо всякого на то основания свысока смотреть на светлокожих пришельцев, и одновременно трусливые и завистливые. А уж как ему не нравился Орсия!

Молодой «княжич» не прихвастнул, его отец и впрямь устроил пиршество в честь гостей. Правда, не сразу, а на третий день — дал им возможность как следует отдохнуть, освоиться на новом месте, привыкнуть. Как будто можно привыкнуть жить в громадном хлеву! Да и угощение на этом пиру, — по меркам прежней Добрии, — было скудным и однообразным. Жители Брехи не знали земледелия и рыбной ловли, а в окрестных лесах не росло ничего съедобного для человеческого желудка. Гостей угощали жареным мясом, тушёным мясом, мясным бульоном, рубленым мясом, отбивными из мяса. И конечно же на столе было коронное блюдо — печёные летуньи яйца.

— Очень вкусно! Угощайтесь, господин! — одна из девушек, прислуживавших на пиру, попробовала положить это Максиму на тарелку.

Едва он понял, что именно так смачно чавкают аборигены, как ему сделалось нехорошо. И не исключено ведь, что и к остальным блюдам сородичи Ссса имеют самое непосредственное отношение. Как, спрашивается, можно есть тех, с кем несколько дней назад разговаривал?! Не то, что проглотить хоть кусочек, но и сидеть за этим столом Максим не мог. Молча поднялся и пошёл к двери. Его никто не останавливал, только Огница попыталась окликнуть, но он не оглянулся.

Зато у себя в каморке он дал волю чувствам. О, он высказал всё, что думал, — сундуку и стенам, сколоченным из толстых, сучковатых досок. Да как так можно: убивать и есть разумных существ?! Здесь выродки живут, а не люди! Положим Ссса ему никто. А если бы этот мир не вранам принадлежал, а, скажем, коротышкам? Гуню тоже могли бы на котлеты пустить? И Шура? Запросто, они ведь не люди! Нелюди. А с нелюдями можно делать всё, что угодно.

Злости хватило не на долго. А потом Максим сообразил вдруг — да, так и получается: можно и убивать, и есть. На Земле люди охотились на всё, что могло стать дичью, просто других разумных существ там никогда не было. А если бы были, остановило бы это охотников? Вряд ли. Например, возможно, что у дельфинов есть зачатки разума. Тем не менее, в той же «цивилизованной» Японии на них до сих пор продолжают охотиться. Э, да что там дельфины! Бывало, люди и друг на друга охотились.

И когда Максим дошёл до этого — такого тривиального! — открытия в своих умопостроениях, злость ушла окончательно, уступила место досаде. Кажется, он совершил большую глупость, сбежав из трапезной. И как её поправить, и можно ли поправить — непонятно. Остаётся упасть на топчан, отвернуться к стене, и снова злиться — уже на себя.

Прошло часа три, прежде чем о нём вспомнили.

— Макс, ты тут? — Огница заглянула в щёлку, и убедившись, что он на месте, юркнула внутрь. Затворила за собой дверь. — Зачем ты ушёл с пира?

Он только плечами пожал. Когда уходил, у него бы нашлось немало слов для объяснения своего поступка. Но теперь понятно, что объяснения эти никуда не годятся.

Не дождавшись ответа, девушка сообщила:

— Отец и правитель Урия заключили союз. Брехи уступают нам… я хотела сказать, добрийцам, долину, которую ты видел, когда поднимался на холмы.

— Уступают?! — Максим вскочил. — Как они могут «уступать» то, что им не принадлежит? В Радужной Долине живут враны, я же рассказывал!

— Правитель Урия обещает помочь выкурить летунов из их гнездовий. Отец считает, что это будет нетрудно — у нас ведь два глушила есть.

— Что?! Твой отец собирается воевать с вранами? Но это же…

Максим растерялся. Когда он давал обещание Ссса, то был уверен, что помирить людей и вранов не сложно. Но его планы рассыпались в труху.

— Я поговорю с князем!

Он метнулся к двери. Огница еле успела перехватить его:

— Постой! Макс, что ты собираешься сказать отцу?

— Что разумные не должны убивать разумных. Что можно договориться…

— Ты это уже говорил.

— Тогда… тогда я скажу, что шиш они получат наше оружие! И пусть попробуют взять приступом скальный город. Скорее уж враны сожгут этот сарай!

— Макс, с правителями так нельзя разговаривать. На тебя уже косо смотрят. После таких слов тебя запрут в какое-нибудь подземелье. А то и казнят! Знаешь, как они расправляются с преступниками? Они их зарывают в землю живьём, представляешь? — Ноздри девушки мелко подрагивали. Шутить она не собиралась. — А меня… Отец и правитель Урия решили скрепить свой союз женитьбой. Орсия возьмёт меня в жёны.

Такого поворота Максим не ожидал. Так и застыл на месте, беспомощно приоткрыв рот. К горлу подкатило что-то нехорошее, колкое. Он насилу вытолкнул из себя:

— И что ты?

— Я лучше умру, чем стану жить с ним!

Она упрямо сжала губы, а в глазах вспыхнули огоньки. «Неужели ты мог подумать, что я соглашусь?» — говорило её лицо. На душе у Максима чуть отлегло. Но совсем чуть.

Девушка молчала, ждала его решения. Конечно, он же умный, он всё знает! Даже звёзды видел, блин… Вот и чеши репу, ищи выход из положения.

Максим в самом деле почесал затылок. Повернулся, прошёлся по комнате. А что там ходить — пять шагов от двери до окна-амбразуры, три — от кровати до сундука. В шалаше коротышек или в клетке у лупоглазов попросторней было. И куда веселей! Там ему не грозили закопать живьём, там ведь не люди обитают.

Он резко развернулся, посмотрел на девушку.

— Ты права, не о чем здесь разговаривать. Нужно идти к вранам, предупредить, что на них собираются напасть.

Глаза княжны округлились.

— Макс, ты собираешься воевать с моими родичами? С людьми?!

Воевать с людьми? На Земле люди тысячи лет воюют друг с другом и ничего ненормального в этом не находят. Но там у них нет других врагов. А здесь? Неужели враны враги? Коротышки? Лупоглазы? Гвыхи, наконец? Может быть, врагами нужно считать роботов-криссов, запрограммированных действовать по какому-то Плану? Или их создателей, которых вообще никто не видел? Кого люди должны выбрать себе во враги? Кого он, Максим Волгин, должен назначить себе врагом?!

Он не знал, что ответить на эти вопросы. Он не хотел на них отвечать! Потому лишь покачал головой:

— Нет. Мы просто уйдём. Пускай сами разбираются между собой. Если Ссса согласится помочь искать двери — хорошо, нет — без него обойдёмся…

Он осёкся. Почему, собственно, он говорит во множественном числе? Если Огница не хочет выходить замуж за князёнка, то это вовсе не означает, что она вновь бросит отца, бросит своих соплеменников.

Девушка наморщила лоб.

— А как мы выберемся из города? У них ворота всегда на запоре, и стража караулит.

Она сказала «мы»! Сначала Максим услышал только это, и не сдержал радостную улыбку. А потом — все остальные слова. Пришлось тоже морщить лоб.

— Ну… скажем, что нам надо выйти.

— Куда? Просто так никого не выпускают.

— А если не просто так? Орсия регулярно в лес шастает.

— Орсия — охотник.

— Так и мы на охоту пойдём… — Максим прикусил губу, нерешительно взглянул на девушку: — Попроси, чтобы он нас взял с собой. Он тебе не откажет. Ты же, как бы, его невеста?

В её глазах снова сверкнул огонь, и ноздри хищно задрожали. Но, помедлив, она кивнула:

— Ладно.

Орсию удалось уговорить на третий день. Он сам окликнул Максима, когда тот возвращался к себе в башню:

— Эй, если желаешь поохотиться, собираемся у малых ворот после шестого колокола. Не проспи, ждать не будем!

Время в Брёхе отмеряли по ударам колокола, подобно тому, как это делали в Добрии. Но если там колокольный звон отмерял часы, то здесь — какие-то условные промежутки. Звонарь колотил в бронзовый котёл, подвешенный к балке под самой крышей города, когда ему заблагорассудится. Иногда сбивался, и за «третьим часом» сразу шёл «пятый». Впрочем, за подобное разгильдяйство звонарей нещадно пороли, так что «провалы во времени» случались не часто.

Из коморки Максима удары колокола были почти не слышны, потому он заблаговременно перебрался поближе к малым воротам. Караульные на него внимания не обращали, сидит парень, и пусть сидит. От местных он отличался русыми волосами да светлой кожей, но издалека, в сумраке города, это в глаза не бросалось. Мохнатая повязка на бёдрах — как у всех, сумка на плече — как у всех. Сумку эту он раздобыл уже здесь, в Брехе, взамен той, что потерял, когда ловил на живца «летающую тарелку». Сумка была сшита из кожаных лоскутков, как и набедренная повязка. Сумка Максиму не нравилась, но другую где взять? Зато вместительная, и лямки крепкие. А что в этой сумке припрятаны станнер, комбинезон и карта — откуда стражникам знать?

К воротам он вышел загодя, потому ждать пришлось долго. Но наконец-то под крышей города поплыл тягучий, отдающий в ушах звон. Бом…, бом…, бом…, бом…, бом…, бом… Всё верно, шестой! И тут же из проулка-коридора, ведущего к «их» башне, вынырнула Огница. Увидела Максима, подошла, присела рядом. Её рыжие волосы были заметны издалека. Единственная рыжая девушка на всю Бреху.

— Молодец, что уговорила Орсию, — похвалил её Максим.

Княжна хмыкнула неопределённо. Процедила сквозь зубы:

— Он заставил целовать себя. В губы, как жениха.

С минуту они сидели молча. Пока Максим не спохватился:

— Ты что, сумку забыла?! Мы же не вернёмся сюда.

— Не забыла. Мне нечего в неё класть.

— Нечего? А…

— У меня глушило украли. И комбинезон.

Максима холодом обдало.

— Как украли?! Кто?

— Почём я знаю! У них же запоров нет ни на дверях, ни на сундуках. Внутри города всё общее, заходи и бери, кому что нужно. Вот и забрали. Даже то платье зелёное, что лупоглазы для меня пошили! Только это не взяли. — Она сунула пальцы за кожаную повязку, какие женщины Брехи использовали вместо бюстгальтеров. Показала Максиму краешек мерцающего тёмной зеленью имплантата. — Да и то потому, наверное, что я его в сундуке не оставляла.

— Но… ты сообщила стражникам, Орсии?

— Сообщила. А толку?! Орсия смеётся, говорит: «Зачем тебе оружие? У нас женщины не охотятся. В городе сидят, еду готовят, детей рожают». Гад. Думаю, это он и забрал.

Максим не знал, что предпринять. Опять его планы рушились. Если станнер попал в руки брехов, то вранам точно не выстоять в предстоящей войне…

— Не переживай, — попыталась успокоить его Огница. — В глушиле зарядов осталось — раз пять стрельнуть как следует. Я ещё на летающем корабле это заметила. Думала, что пополнить надо бы, да всё так завертелось. А здесь пополнять негде. Вот одежду жалко. Да что ж теперь поделаешь.

— Ага… — только и смог протянуть Максим. И подивился: почему на его экипировку никто не покусился? Ну ладно, он из комнаты почти не выходил после того «банкета». Но когда спал? Не рискнули?

Вскоре к воротам начали подходить охотники. Орсия, как подобает вожаку, явился последним. Обвёл взглядом команду, задержался на Огнице, улыбнулся. Протянул ей лук.

— На! Ты говорила, что недурно стреляешь. Интересно будет взглянуть. Ни разу не видел женщину, умеющую натянуть тетиву. Впрочем, чему удивляться, если у тебя огонь вместо волос!

Видимо, это был комплимент. Огница хмыкнула, но лук и колчан взяла. Максим презрительно скривил губу, выказывая своё отношение к подобным комплементам. Потом сообразил, что ему охотничий экипировки никто не предлагает, возмутился:

— А где мой лук?

Орсия смерил его взглядом.

— Лук — слишком опасная штука в неумелых руках. Да и зачем он тебе? У тебя же есть оружие понадёжней?

И недвусмысленно покосился на сумку у Максима за плечом. Ответить было нечего.

Лес Брехи не походил на леса Добрии или Земли. Даже вблизи города это была непроходимая чаща. Едва крайние деревья заслонили полосу выжженной земли и темнеющий в отдалении город, как отряд охотников будто утонул, растворился. Максим вдруг обнаружил, что рядом никого нет, и непонятно в какую сторону идти. Разумеется, заблудиться он не заблудится, имплантат в голове служил заодно и компасом. Но как раз возвращаться он не собирался. Они с Огницей планировали отойти подальше, отстать от остальных, и — фьють! Ищи ветра в поле. Вернее, в джунглях. Что ж, отстать и затеряться в таком лесу будет нетрудно. Куда тяжелее не отстать — от Огницы, которая никак не могла избавиться от компании назойливого князёнка.

Уже через полчаса Максим радовался, что лук ему не дали. Какой там лук, какая охота! Тут ежеминутно требовалось следить за тем, чтобы не споткнуться о корягу, не напороться на острые, словно клыки саблезубого, сучья, не свалиться в какую-нибудь колдобину. И жутковато становилось от мысли, что переться сквозь эти буреломы предстоит до Радужной Долины одним, без провожатого. К городу брехи вели гостей только им известными тропками, да и то непривычные к подобным джунглям добрийцы умаялись. А, оказывается, в стороне от троп и вовсе чаща непроходимая.

Пот заливал глаза, воздух был такой влажный и горячий, что дышать им казалось невозможно. А ещё что-то клейкое и противное — то ли слизни, то ли мелкие червяки — сыпалось на голову, на плечи, липло к рукам. Да, в этом мире людей не подстерегали опасности. Но как же в нём было противно!

В конце концов терпение у Максима иссякло. Да к чёртовой матери! Он не дикарь какой-нибудь, не папуас, не тарзан, чтобы в набедренной повязке по джунглям скакать. Он цивилизованный человек, и плевать хотел на здешние обычаи! Юноша воровато огляделся по сторонам, развязал повязку, размахнувшись, зашвырнул её подальше. Быстро расшнуровал сумку, вытащил комбинезон, приложил его к саднящему от бесчисленных царапин и ссадин, грязному и липкому телу. Чмок! С тихим плотоядным звуком серо-стальная материя облила кожу. И сразу ветерком повеяло. Свежим прохладным ветром. Точно в жаркий летний полдень добрался наконец до кондиционера. Да так оно и есть, по большому счёту.

Он постоял, дыша медленно и глубоко, наслаждаясь приятными ощущениями. А потом закинул сумку за спину и двинулся напрямик. Теперь никакая чащоба ему была не страшна, теперь он готов был идти, куда угодно. Нет, не дураки такую одёжку для киберов придумали.

Спустя час он вышел на поляну, поросшую невысокой упругой травой, больше смахивающей на мох. Точнее, это была полуполяна — потому как деревья окружали её с одной стороны. А с другой был обрыв. Отвесная скала метров пятнадцать высотой, внизу камни, маленькое озерцо, ручей, вытекающий из него и теряющийся среди деревьев леса, такого же тёмного и непролазного, как верхний.

Максим замер. И дальше куда? Он был уверен, что идёт следом за Огницей и Орсией. Ждал, когда девушка улизнёт от своего спутника — неужто предлог нельзя найти?! — чуть отстанет, тут то они и встретятся. А получилось иначе. Он отклонился куда-то в сторону. Не могли же они пройти здесь?

Он подошёл к самому краю обрыва, осторожно заглянул вниз. Нет, не могли. Никак здесь не спустишься, разве что на верёвке. Огляделся по сторонам, прислушался. Тихо. Лишь далеко справа крякают какие-то пичуги. Наверное, именно там ватага брехов охотится? Сейчас бы самое время сматывать удочки. Но как Огницу найти?! Эх, зря он говорителя Шуру отдал. Знал бы, что так понадобится…

Кусты в десяти шагах от Максима беззвучно раздвинулись. Он вздрогнул от неожиданности, схватился за сумку, жалея, что вместе с комбинезоном не достал станнер. Тут же одёрнул себя — что ему может грозить в защитном скафандре? А затем и совсем успокоился: на поляну вышел Орсия. И лук у него был за спиной, в чехле. Он придерживал его рукой.

— Что-то случилось? — княжич насмешливо посмотрел на юношу. — Почему ты нацепил эту одежду?

— Где Огница? — вместо ответа хмуро спросил Максим.

— Зачем она тебе?

Княжич оскалил зубы. Медленно вынул руку из-за спины. Он не чехол с луком придерживал! В руке он сжимал станнер. И нацеливал его Максиму в лоб.

— Ты что…

Ни испугаться, ни возмутиться Максим не успел. Хрустнул разряд, и тело будто исчезло, парализованное. Если бы Орсия выстрелил в него из лука, или метнул нож, или камнем запустил… да хоть бы из крупнокалиберного пулемёта расстрелять попытался! — ничего бы у него не вышло, скафандр защитил бы. Но против станнера защита не действовала. Почему, неизвестно. Да и не было времени разбираться с этой загадкой. Максим грохнулся наземь.

С настройкой луча княжич, видимо, не разобрался. Сознание Максим не потерял, но каждый мускул, каждая мышца занемели, отказываясь повиноваться. Или так и было задумано?

Орсия неторопливо подошёл к нему, приподнял, осматривая. Снова оскалил зубы.

— Хорошее оружие, ваш князь правду говорил. Ран никаких не оставляет, и ты жив, а двигаться не можешь. Никто не поймёт, что с тобой случилось. Решат, что свалился с обрыва из-за собственной неуклюжести.

И приговаривая это, потянул Максима к краю.

— Думаешь, я не понимаю, почему рыжеволосая не хочет становиться моей женой? Из-за тебя, молокосос! Поэтому я и не мог прикончить тебя в городе. Но ты, дурак, сам в лес напросился. А здесь свои законы. Никто не удивится, что такой слабак не вернулся с охоты. И никто не будет стоять между мной и моей невестой.

Максиму сделалось жутко. От собственной беспомощности, от понимания, что через минуту его не станет. Что он умрёт так глупо, по-дурацки, от рук какого-то кретина, дикаря. И человека вдобавок. Нет, не зря ему все эти «мужественные» красавцы ещё на Земле не нравились. Словно предчувствовал. Да толку от всех этих предчувствий!

— Не бойся, больно не будет. Я тебя аккуратно сброшу. Там камни внизу, хряснешься башкой, и конец. Если бы тебя живьём закопали, как следовало, гораздо больнее бы было. Так что можешь поблагодарить меня.

Голова Максима уже свешивалась над краем обрыва. Озерце было чуть поодаль, а прямо внизу — гладкая плоская глыба. Он представил, как разбрызгаются по ней мозги, вылетевшие из размозжённого черепа. Однажды он видел такое, давно, ещё в пятом классе. Они с отцом тогда поехали на рыбалку, на Дон, а на трассе как раз случилось ДТП. Мотоциклист влетел в самосвал — лихач, или пьяный, или обдолбанный. Без шлема ехал, мозги разбрызгало по асфальту. Максима, когда он увидел, когда понял, что это такое, стошнило прямо в салоне. Но сейчас, когда представил свои собственные, ничего не почувствовал. Только подумал, что надо бы глаза закрыть, чтобы не увидеть. Но веки тоже не подчинялись!

Орсия заелозил пальцами у него по затылку:

— Эту штуку я с тебя сниму, пригодится ещё. Как она расстёгивается? Где-то здесь, правильно? Я внимательно смотрел, когда ты её снимал.

Вот странно, думал Максим. Он всё видит, всё слышит, кожа не потеряла чувствительности. А пошевелить даже пальцем, даже моргнуть — не может. Уж лучше бы он сознание потерял. Р-раз, и всё. Точно заснул… И никогда больше не проснулся.

— Я тебя специально на эти скалы вывел. Слышал, как ты следом ломишься. Затаился, выждал, пока ты мимо пройдёшь и…

Орсия вдруг громко икнул и… упал рядом. Нет, не рядом! Он стоял на коленях у самого обрыва, и теперь перевалился через край. Сначала медленно, будто сам не веря в происходящее, а потом всё быстрее и быстрее полетел вниз. Он судорожно дёргал руками в воздухе, сучил ногами, но перевернуться всё равно не успевал. Он падал именно так, как собирался сбросить Максима — вниз головой. И об каменную плиту хряснулся именно так, как представлялось — забрызгав её мозгами. Но если бы он и не свалился с обрыва, это бы его не спасло. Из-под левой лопатки у княжича торчала стрела.

— Убедился, что женщина может натянуть тетиву? — зло крикнула ему вдогонку Огница, подбегая к обрыву. Плюнула вниз в сердцах, затем, спохватившись, присела возле Максима. Перевернула его на спину.

— Макс, ты живой? Вижу, живой! Он тебя из глушила, да? Гад! — Она положила на землю лук, сняла колчан. — Ничего, это скоро пройдёт. Ты полежи пока, а я вниз слазаю. Сумка этого гада свалилась, а там оружие и костюм, наверное. И стрелу вытащить нужно, чтобы когда найдут, не сразу поняли, что с ним стряслось. Я мигом, здесь не высоко!

Ого, «не высоко!» С пятиэтажный дом будет. И крутизна. Максим хотел удержать её, не пустить. Но как?! Тело не подчинялось.

Огница вскочила, прошла вдоль кромки, выбирая место для спуска. Выбрала. Присела, обернулась к обрыву спиной, опустила туда ноги. Потом и вовсе исчезла за кромкой. Повернуть голову Максим не мог, потому не видел, что происходило дальше.

Зато слышал он всё прекрасно.

— Глядите, там Орсия! Орсия разбился!

— Не разбился, ты что, стрелу не видишь?! Наверняка та рыжая сука его убила. Зря мы их всех не прикончили!

— Вон там, на скале! Это же она!

— А, дрянь, не уйдёшь!

Максим застонал от ужаса и бессилия. Он думал, что это страшно — когда княжич волок его к обрыву. Или когда в Отстойнике за ним гнались мошки, когда камень гвыха попал в ногу, когда никак не мог выбраться из-под земли в Од’дмере. Но теперь понял — на самом деле умирать не страшно. Страшно, когда рядом убивают дорогого тебе человека, а ты ничего, — ровным счётом ничего! — не можешь с этим поделать.

Он зарычал, напрягся, заставляя хоть какие-то мышцы подчиниться. И они подчинились! Максим перевернулся на живот.

Огница лежала внизу, рядом с трупом княжича. Нет, она не разбилась, видно, падала с небольшой высоты. Одна стрела попала ей в бедро, вторая — в спину, чуть выше поясницы. Девушка была жива и сознание не потеряла. Она тянулась к сумке, она уже дотянулась, расшнуровывала тесёмки.

— Стойте! — заорали из лесу. Максим не видел охотников за кронами деревьев, но и так было понятно — они там. — Не подходите! У рыжей суки оружие!

Огница приподнялась, опираясь на локоть, потянула из сумки станнер… Но выстрелить она не успела. Вжикнула ещё одна стрела. Ох и метко стреляли брехи! Огница дёрнулась, выгнулась, вцепившись пальцами в древко торчащей из груди стрелы.

— Есть! Сейчас я ей голову отрежу.

— Не ходи! Я лучше отсюда добью суку.

Охотники выступили из-под деревьев, и Максим увидел их. Трое, из ватаги Орсии. С такой позиции он мог срезать их одним выстрелом — шевельнуть стволом, и готово. Но вынуть станнер из сумки, прицелиться — сил не было.

Сил хватало лишь для одного: самому упасть вниз. Скафандр удар выдержит, вон с какой высоты они в воду сигали! И он сможет прикрыть Огницу собственным телом от следующей стрелы, которая её наверняка добьёт. А потом… о «потом» он не думал. Он летел вниз.

Удар получился громкий и звонкий, будто не человеческое тело упало на камень, а металл. И странно, он словно подключив разомкнутые контакты внутри. Нет, полностью онемение в мускулах не прошло, но беспомощной неподвижности больше не было. Максим дотянулся, вынул станнер из ладони девушки, полоснул лучом по нападавшим.

Прицелиться как следует он не смог, но задел чувствительно. Натягивавший тетиву брех заверещал, выронил лук, замахал руками. А Максим всё бил и бил в их сторону.

Потом заряд кончился — Огница не ошиблась в расчётах. Но к тому времени от охотников и след простыл.

Огница была жива. Пока жива. Максим не тешил себя иллюзиями — в ватаге у Орсии было не трое приятелей, а дюжина, так что противник вполне мог вернуться с подкреплением. Следовало уходить немедленно и уносить девушку. Но как нести, если и сам на ногах пока устоять не можешь?!

И тут он увидел — прямо за спиной, под обрывом, откуда он падал, зияла расщелина. Тёмная, наверняка глубокая. Настоящая пещера. Забиться туда и отсидеться, пока ноги и руки не начнут нормально двигаться. Если затаиться, то может, брехи и не найдут? Решат, что они сбежали, отправятся в погоню? В любом случае, у него ещё один станнер есть, заряженный. В пещере можно будет долго отбиваться. Пока не… И об этом думать не хотелось.

Максим встал на четвереньки, попытался аккуратно волочь девушку. Стрелы в спине и груди мешали, правильнее было бы вынуть их, перебинтовать. Но ни сил, ни умения для такой операции у него не было.

Затащить Огницу в пещеру он смог. И увидел кровавую дорожку, тянущуюся за ней. Широкая, ярко-алая, хорошо заметная издали. Он подумал, что надо бы вернуться, смыть кровь водой из озерца. Но полоса была слишком широкой. Слишком алой.

Огница дышала мелко, прерывисто, всхлипывая и посвистывая при каждом вдохе. Всхлипывало и свистело у неё внутри, а на губах пузырилась пена, тёмная в полумраке пещеры. Шерсть на лифе, прикрывающем грудь, скомкалась, сделалась липкой. И юбка была влажной и липкой. И липкими были руки у Максима, по самый локоть. Липкими и солёными.

На Земле он знал, что нужно делать, если кто-то попал в беду, — вызывать неотложку. И в Вирии сёстры Белого Ордена всегда были начеку, потому несчастный случай никогда не заканчивался смертью. И в Добрии были свои лекари, и наверняка они что-то умели, знали какие-то лекарства. Неизвестно, смогли бы они вылечить Огницу или нет, но попытались бы! И в Од’дмере, и в Коолайнеле кто-то пришёл бы на помощь. В крайнем случае, рядом был Шур, всё знающий и всё умеющий. Здесь ждать помощи было не от кого. А значит, надежды не оставалось. И единственное, что он мог — это ползти всё дальше в пещеру. Пока та не сошла на нет, и он не ткнулся носом в холодный скользкий камень.

Максим сел рядом со всё ещё всхлипывающей и булькающей, но теперь совсем тихо, девушкой и заплакал беззвучно. Сфера подловила его, поймала в ловушку. Наказала за неподчинение. А он так радовался, что ускользнул, что перехитрил её хозяев! Лучше бы подчинился тогда, на корабле. Подумаешь, вернули бы его в Вирию, отобрали бы карту. Зато Огница осталась бы живая! А после они бы что-нибудь снова придумали. Пока живой, всегда можно что-то придумать. Вот когда жизни не остаётся, — совсем-совсем не остаётся, даже капельку! — вот тогда…

Он вспомнил последние, предсмертные слова Инженера. И закричал, сам не понимая, к кому обращается:

— Эй вы! Эй вы! Вы меня слышите?!

Эхо, неожиданно гулкое и громкое разнеслось по пещере: «Эйвы! Эйвы! Эйвы!» Оно должно было давно затихнуть, но оно не затихало. Билось в стены пещеры и будто отслаивало от них…

Максим не понимал, что он видит, и видит ли что-то вообще. То ли дрожание воздуха, то ли полупрозрачные силуэты. У них не было лиц, не было формы. Лишь голоса, зазвучавшие в его голове:

«Да, мальчик, мы тебя слышим».

— Эйвы? Вас зовут эйвы?!

«Нас зовут эйвы».

— Это вы построили Сферу? Вы это всё придумали?

«Мы это всё придумали».

— Зачем?! Зачем вы похитили меня, Шура, всех остальных? Чего вы хотели?

«Мы хотели…»

Десятки тысяч лет назад эйвы научились путешествовать между звёздами. И первое, что они сделали — принялись искать себе подобных. Разумных существ, жаждущих познавать Вселенную. Вернее, искали они и за сотни лет до этого: шарили телескопами по небосклону, отправляли сигналы в его звёздную бесконечность. Но не получили ответа. Ни одного.

Когда они добрались до звёзд, то поняли, в чём причина молчания. Подобных им в галактике не было. Да, изредка им везло — разведчики находили планеты с разумными существами. Пусть примитивными, дикими, но потенциально способными построить собственную цивилизацию. К сожалению, только потенциально. Потому что гораздо чаще разведчики находили руины и пепелища. Цивилизации гибли, не добравшись до звёзд. Вымирали от эпидемий и катаклизмов, уничтожали себя войнами и необдуманными экспериментами. Причины могли быть самыми разными, итог — всегда один. Очередной росток разума погибал безвозвратно.

И тогда эйвы поняли, что они должны сделать. В центре галактики они построили Сферу. Окружили прочной, невидимой снаружи оболочкой жёлтый карлик — идеальное светило для органической жизни, — разделили сооружение на сектора, заполнили их самой различной флорой и фауной. И начали переселять сюда разумных. Конечно, не всех подряд! С родных планет забирали тех, кому там грозила неминуемая гибель, постепенно создавая устойчивые популяции. Сфера — это огромный галактический заповедник, теплица, где хранятся до поры до времени ростки разума. И если случится трагедия, и где-то погибнет очередная цивилизация — не страшно. Теперь безвозвратной потери не будет. Ростки высадят в благоприятную почву иной планеты, и раса разумных начнёт свою историю заново.

Десятки тысяч лет миновали. Эйвы давно перешагнули ступеньку органической жизни. Им стало тесно в трёх измерениях, они шагнули дальше. Но начатое ими не закончится никогда. Сфера и её придатки-криссы наделены собственным интеллектом, достаточным для автономного существования — пока не найдут себе новых хозяев. Тех, для кого содержимое важнее, чем форма, а нация, раса, видовая принадлежность — не имеют значения…

— Вы врёте! — не выдержав, закричал на зыбкие силуэты Максим. — Мне ничего на Земле не угрожало, когда ваши киберы меня похитили! И значит…

«Угрожало. Через полгода ты бы умер от глиомы».

— Гли… Я не верю! И если даже так, всё равно! Если вы — старшие братья по разуму, то почему ни с кем не считаетесь? Разве можно младших заставлять что-то делать против их воли? Что, вы умные, а мы тут дураки, да? А пошли бы вы куда подальше! Мы сами знаем, как нам жить. И с вашей Сферой мы сможем разобраться, вот посмотрите!

«Мы смотрим».

— Я…

Максим зацепился взглядом за тело Огницы. Блин, он и забыл! Совсем забыл, ввязавшись в спор. А времени-то на споры и нет.

Он нехотя кивнул:

— Ладно, я подчиняюсь. Говорите, что я должен сделать. Но взамен вы обязаны вылечить Огницу! Слышите?! Сейчас же, немедленно вылечить!

«Взамен…, взамен…, взамен…» — эхо отчего-то разносило по пещере лишь одно это слово. И Максим вдруг понял, что разговаривает сам с собой. Никаких теней, призрачных силуэтов, голосов не было. Бред, галлюцинация.

Затем он сообразил, что и пещеры-то никакой нет. А что есть — понять не успел. Поверхность, на которой он сидел, поддалась, и Максим ухнул в бездну, где и подавно не было ни звуков, ни теней.

Глава 17, в которой происходят события, совершенно неожиданные

Впрочем, падение оказалось коротким и мягким. Зажмурившийся было Максим открыл глаза и увидел… Ничего он не увидел, кроме белесой пелены тумана, такой густой, что вытяни руку и кончиков пальцев не разглядишь. Туман висел над озером. Огромным, необъятным, таким же белесым, не имеющим очертаний. Максим плавал в этом озере. Или лучше сказать, лежал на поверхности, чуть продавливая её весом своего тела. И рядом лежала Огница.

Его прошиб озноб мгновенного ужаса. И тут же отпустил. Спина, ноги, затылок не ощущали ни холода, ни тепла жидкости, такой плотной, что стоило труда вдавить в неё пальцы, но не вязкой и не тягучей.

Максим перевернулся на живот, попутно отметив, что онемение прошло окончательно, попробовал плыть. Плыть, естественно, не получалось. Зато получалось ползти, причём, гораздо легче и быстрее, чем по песку. Только непонятно, в какую сторону? Где здесь берег, и есть ли он вообще? Вдобавок, он не мог бросить Огницу.

Он подполз к девушке. Кровь из её ран больше не текла, и на губах не пузырилась. И ничего не клокотало внутри… наверное оттого, что она не дышала. Он поспешно схватил её за запястье, принялся искать пульс. Вот здесь нужно прижать, отец когда-то учил. Нащупать толчки под пальцем и считать. Но сейчас хотя бы нащупать, и то хорошо!

Под пальцем слабо, едва уловимо пульсировало. Живая! Значит, надо поскорее вытащить её из этого странного озера. Максим подхватил Огницу за плечи, попытался тащить волоком. Но если его собственным движениям ничего не препятствовало, то тело девушки завязло в этой жидкости куда глубже. Жидкость сопротивлялась, не хотела его отдавать, тянула вглубь, с каждым рывком плотоядно чмокала.

Оказывается, озеро было вовсе не безграничным. Пониматель в голове барахлил, но и без него Максим был уверен, что прополз не более десятка метров, когда ткнулся в берег — идеально ровный, гладкий бордюр. Пришлось оставить Огницу и вскарабкиваться на него, затем свеситься вниз, подхватить девушку за руки и втаскивать к себе. Жидкость обезумела, ни в какую не хотела отпускать добычу, наоборот, пыталась всосать её в себя: щиколотки Огницы провалились, будто плотность «воды» внезапно уменьшилась, потом и колени скрылись под белёсой поверхностью, бёдра. Максим рванул что было силы. Озеро обиженно чмокнуло, но он его победил. Дёрнул ещё раз, перехватил тело девушки под мышки, потянул. Скомканный лиф совсем сбился, обнажая грудь. И вдруг… из него вывалилось маленькое, чёрно-зелёное. Максим замер испуганно. Потом сообразил — имплантат! Ну и чёрт с ним, не велика потеря. Кругляш сразу же пошёл ко дну, точно был тяжелее свинца. Но утонуть не успел — расплылся грязным пятнышком, растворился. Не мешкая, Максим выволок девушку на берег. Внизу, на плотной упругой поверхности остались лежать два вывалившихся из ран обломка с блестящими наконечниками.

Он оттянул её подальше от озера, словно опасался, что то выплеснется из берегов, бросится вслед за добычей. Положил на пол — да, берегами этого озера была не земля, не песок и не камни, а гладкий пол, полупрозрачный, призрачно-белёсый, как туман вокруг. Огница лежала неподвижная, бледная, не тёплая и не холодная, никакая. Даже волосы, слипшиеся в бесформенный ком, были теперь не огненно-рыжими, а бесцветными. Девушка казалась деталью интерьера, а не живым человеком. Живым?!

Он вновь уцепился в запястье. Вновь давил пальцами, сначала осторожно, затем сильнее, сильнее. Заветная жилка не хотела нащупываться.

— Нет, так нельзя… — пробормотал он беззвучно. — Так нельзя, слышите?

Не слышали. Никто не слышал! Отчаявшись, он вскочил, озираясь по сторонам. С чего он решил, что над озером висит туман? Никакой не туман! В воздухе не было сырости, мелких капель, это сам он был почти непрозрачным, белёсым. Лучи света вязли в нём, застревали, и невозможно было понять, что находится там, дальше. «Дальше» не существовало. Крошечная, сжавшаяся до расстояния вытянутой руки бесконечность.

Впрочем, уже не такая крошечная. Может быть воздух сделался прозрачней, или глаза научились видеть в нём? Сфера, окутывавшая Максима, увеличила свой диаметр метров до десяти. Проступил и бордюр, обрамляющий «озеро», наполненное таким же «туманом», лишь более плотным, осязаемым. Максим поспешно отодвинул тело девушки подальше и снова принялся нащупывать пульс. Тщетно.

Тогда он вскочил, закричал в призрачную пустоту:

— Вы же обещали! Вы обещали её вылечить, эйвы!

Ни эха, ни отклика. Ему хотелось плакать, рыдать по-девчоночьи. И одновременно — бить рожи, в кровь, в липкую кашу размазывать носы и губы. Вот только кому?!

— Макс?

Он развернулся так резко, что чуть не упал. Он ожидал увидеть кого угодно. Он…

— Ты чего кричишь?

Он моргнул. Потом ещё раз моргнул, ещё. Спохватился, закрыл рот. Больно ущипнул себя за локоть, опять проморгался. Галлюцинация не исчезала. А ничем иным, кроме как галлюцинацией, это быть не могло.

В десяти шага, на границе видимости, стояла девушка в коротеньком зелёном платье. Разумеется, это была не Огница. Тёмные, коротко стриженые волосы, нос с горбинкой, узкие губы, родинка на щеке. Он знал эту девушку. Очень хорошо знал когда-то!

Она смущённо хихикнула, провела руками, расправляя несуществующие складки на боках.

— Ты чего меня так рассматриваешь? Давно не виделись, что ли?

Максим сглотнул, но с первого раза выдавить звук изо рта всё равно не получилось. Поэтому он попробовал снова:

— Зира?

— А кто же ещё?

Девушка подошла ближе, остановилась в метре, неуверенно улыбнулась. Она была одного роста с Огницей, но заметно шире в плечах и бёдрах. Да и грудь у неё была по крайней мере на размер больше. Тем не менее, платье и на ней сидело, точно сшитое по мерке. Одежда Коолайнель умела приноравливаться к формам того, кто её носил. Но это было такой мелочью сейчас, что Максим выбросил её из головы.

— Но ты же…

Он передумал спрашивать. Решившись, шагнул к девушке, протянул руку, коснулся её запястья.

— Ты чего?

Зира снова хихикнула, но кисть приподнять позволила. Под тёплой гладкой кожей бился уверенный ровный пульс. Если это и была галлюцинация, то она ничем не отличалась от реальности.

— Как ты сюда попала?

Глаза у девушки округлились.

— Я думала, ты мне расскажешь. Мы же сбежали из Отстойника и оказались в твоём мире. А после я будто провалилась куда-то. Открываю глаза — лежу в каком-то бассейне, вокруг туман. Вылезла, вокруг никого. Даже струхнула слегка. И тут ты закричал.

— А… а почему на тебе это платье? — задал он совсем не тот вопрос, что собирался.

— Я же голой очнулась. А рядом чья-то сумка плавала. Я её выловила посмотреть, там это платье было и серый комбинезон. Но как комбинезон одевать, я не разобралась. — Она помолчала немного, спросила: — Макс, а почему я голая была?

Максим не отвечал. Он старался понять, что происходит. Зира никак не могла оказаться здесь. Она умерла, растерзанная саблезубыми, два года назад в Добрии. Он своими глазами видел её тело без головы, а позже — её череп. Череп до сих пор, наверное, там лежит…

А ещё они нашли её имплантат и принесли сюда. Имплантат упал в бассейн и растворился. Или не растворился? Он ведь не присматривался, что случилось с той штукой. И что она вообще из себя представляет. Единственно помнил ощущение упругого ластика на ладони. Выходит, имплантат упал в бассейн, и затем на том самом месте очнулась Зира, живая и здоровая. А если предположить, что она не только очнулась, но и возникла? Может, не одни сэндвичи с кока-колой или, там, роклераны под музкарой здесь делать умеют, а и людей?!

Он попытался отмахнуться от подобного предположения: чушь полнейшая, фантастика! Но тут же подумал: а сама Сфера — не фантастика?

— Макс, ты мне хоть что-нибудь объяснишь? — Зира от нетерпения притопнула босой ногой. — Что со мной случилось?

Нет, объяснять он пока был не готов. Но бредовая догадка укоренилась в голове, не хотела уходить. Что, если имплантат не просто инструмент, расширяющий возможности мозга? Что, если он содержит полную информацию о своём владельце? А «бассейн» по этой матрице воссоздаёт человека заново. Но если он способен на такое, то оживить умершего неужели труднее?

Максим повернулся, шагнул в белое марево, туда, где лежала Огница. Махнул Зире рукой, подзывая.

— А это кто? — удивилась та, заметив тело.

— Помоги! — вместо ответа попросил он. Наклонился, приподнял Огницу за плечи.

Зира подхватила за ноги. Удивлённо пробормотала:

— Макс, эта девушка мёртвая! Её…

— Я знаю! — оборвал он, не желая ничего слышать. Хотя бы до тех пор, пока не убедится, что идея была таки бредовой…

Они отнесли тело назад к бассейну, аккуратно опустили. Жидкость удовлетворённо чмокнула, принимая добычу. И сразу втянула её в себя. Огница начала медленно погружаться в глубь, и как бы таять в этой белесой бездне. Затем что-то тёмное устремилось вверх, всплыло: лиф, юбка, обломок третьей, смертельной стрелы.

Максим не выдержал. Отвернулся, отступил от края бассейна. Сел, обхватил голову руками. А Зира осталась у бордюра, наблюдала за происходящим. И комментировала всё, что видела. Ему хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать, крикнуть на неё — пусть замолчит! И в то же время он жадно вслушивался в каждое слово, выискивал в них подтверждение своим надеждам:

— Ох ты, вокруг неё бурлит всё. Макс, она растворяется! Ничего себе… Я же там была! Меня могло… Нет, целая вроде. А рана на груди куда делась? Не может быть… Ерунда какая. Макс, посмотри… Ох ты…

Зира вдруг подскочила, тряхнула его за плечо:

— Макс, что происходит, ты можешь объяснить? Что это за место?!

— Что? — он непонимающе уставился на неё.

— Она же мёртвая была, я видела! Мы её мёртвую в бассейн скинули! Макс… — губы у неё задрожали. Но она всё равно пересилила себя, спросила: — Макс, значит, и я? Я тоже умерла, и ты меня оживил?

Ответить он не успел, сзади громко булькнуло. И голос Огницы рассерженно заявил:

— Эй ты, это моё платье!

Зира и Максим обернулись одновременно. Огница, голая и мокрая, стояла на краю бассейна и, поджав губы, рассматривала незнакомку. Никаких ран у неё на груди не было.

— Макс, ты что, отдал ей моё платье? — спросила, и в голосе её звенел так хорошо знакомый Максиму металл.

Зира хмыкнула, развела руками:

— Ну извини! Не знала, что оно тебе понадобится. Могу вернуть, если настаиваешь. Кстати, — она кивнула в сторону, где на полу лежала сумка Орсии с разбросанными вокруг вещами, — вон там ещё какая-то одежда есть. Не твоя?

Огница смерила её взглядом от макушки до пяток. Неторопливо прошла, подняла с пола комбинезон, встряхнула, приложила к себе. Чпок! И уже одета.

— Здорово! — восхитилась Зира. — А я не сообразила, что с ним делать.

Она критично осмотрела Огницу. Похвалила:

— Ничего, тебе серый цвет идёт. И фасончик подходящий, по фигуре. Увеличивает то, что стоило бы увеличить.

Огница хмыкнула. Но тоже не удержалась от колкости:

— И тебе моё платье идёт. Стройнит. — Повернулась к Максиму: — Макс, это кто такая?

— Вот именно, — Зира последовала её примеру: — Макс, кто это такая?

Максим вскочил на ноги. И не, удержавшись, расплылся в счастливой улыбке. Всё получилось даже лучше, чем он надеялся!

— Да, конечно, познакомьтесь. Это Зира, мы с ней сбежали из Вирии, а потом из Отстойника. А это Огница, мы с ней встретились в Добрии. Это тот мир, в который мы из Отстойника попали. Я обознался, это оказалась не Земля. Я рад, что вы обе снова… — он не решился сказать «живы». Заменил на нейтральное: — … здоровы.

Девушки внимательно осмотрели друг друга, выискивая изъяны. Но изъянов как раз и не было. Одна — рыжеволосая, стройная, длинноногая, другая — тёмненькая, крутобёдрая, высокогрудая. И обе чертовски красивые!

Максиму неожиданно подумалось, что на Земле у него никогда не было таких красивых девушек. Откровенно говоря, никаких девушек не было. Тут же отмахнулся от глупых мыслей — кто сказал, что здесь это его девушки? Всего лишь знакомые.

— А ты не говорил, что у тебя в Вирии была подружка, — первой нарушила молчание Огница.

— Зира не моя подружка… Нет, она моя подруга, но не в том смысле! Мы с ней в одной команде играли…

Зира фыркнула:

— Вообще-то я надеялась когда-нибудь выйти за тебя замуж, только…

— … саблезубый тебя сожрал! — мстительно закончила за неё Огница. И добавила: — Теперь я знаю, для чего мозгачи собирают. Чтобы можно было человека заново сделать. Почти как настоящие получаются.

Зира бросила быстрый взгляд на Максима, будто умоляла: «Скажи, что это не правда!» Но это было правдой, и он промолчал. Тогда она презрительно скривила губы, процедила:

— А ты думаешь, мы с Максом тебя живую в бассейн бросили?

Пришла очередь Огнице перемениться в лице:

— Макс, так меня что, убили в Брехе?

— Убили, убили! Стрелой прямо сюда попали! — Зира ткнула её пальцем в грудь. — Но ничего, здесь тебя разобрали и заново собрали. Тоже почти как настоящая получилась.

И чтобы окончательно добить соперницу повернулась к Максиму, предложила:

— Макс, может, ты проверить хочешь, как её починили? Так проверяй, не стесняйся. Я вам мешать не буду.

Столько злости и ревности было в её голосе, что Максим растерялся. И у Огницы грудь заходила ходуном, а из глаз прямо снопы искр посыпались. Ещё секунда и кинется на обидчицу. Силёнок у неё хватало, ловкости и проворности — тем более. Но против рубболистки ей было не выстоять.

На Земле Максиму приходилось бывать свидетелем девчоночьих разборок. Зрелище отвратительное! А уж самому оказаться причиной — хуже не придумаешь. Это же глупо — пытаться что-то выяснять кулаками. И что выяснять, собственно? И вдруг понял, что выяснять-то и есть чего. Да, ему нравилась Огница, он хотел бы считать её своей девушкой. И сердце замирало, когда вспоминал, как они купались вдвоём, как сидели, прижавшись друг к другу… Но и Зира ему нравилась! И обниматься с ней тогда, в Отстойнике, было приятно. Он и на большее надеялся… Потом, когда решил, что она предательница, выбросил те фантазии из головы. Но за предательство Зира расплатилась с лихвой, чего уж вспоминать! Это же нехорошо, неправильно — когда нравятся две сразу! Он должен выбрать немедленно. Но в том-то и дело, что выбирать не хотелось. А хотелось, чтобы они обе были его подругами. И… не только подругами. Почему это плохо? Они ведь не на Земле! Да и на Земле, у мусульман, например, разрешается же…

Максим понял, что щёки и уши неудержимо краснеют, и спина взмокла, несмотря на криссовский комбинезон. А нужно было не краснеть и не потеть, а сказать что-нибудь умное, значимое. Чтобы девчонки поняли, что они обе красивые, и обе ему нравятся — каждая по-своему. Причём так сказать, чтобы ни одна не обиделась, а наоборот, чтобы они подружились.

И тут вспомнилось — а что там говорил пилот «нло» о положенных ему компенсациях, о дополнительных благах? Как-то слишком удачно всё вышло с этими оживлениями. Ладно, он просил эйвов вылечить Огницу, и они это сделали. Но возвращение Зиры! Он должен считать чередой совпадений то, что имплантат девушки попался ему буквально под ноги, что Огница подобрала его и сберегла даже в Брехе, где княжёнок украл у неё всё, что мог украсть? И что в конце концов имплантат вывалился в этот бассейн и превратился в Зиру? Заодно подсказав, как реанимировать Огницу. А если это не совпадение, тогда что получается? А получается, что Огница — это и есть дополнительное «благо» для него. А Зира, значит, запланированное. В качестве компенсации за похищение ему подсунули девчонок, о каких на Земле он и думать не смел…

Именно, что не думал! Это не он, это Димка Мёрзлый мечтал, чтобы на него красивые девчонки западали. И о приключениях мечтал Димка, а Максим отхватил их по полной программе. И суперменом тоже Мёрзлый хотел стать, и руббол бы ему понравился. Все эти «компенсации» на Мёрзлого рассчитаны — вот в чём загвоздка! Выходит, их перепутали?! Криссы следили за их разговором по дороге от Луначарки, но перепутали. Потому что ничего из этих благ Максиму и даром не надо! У него совсем другая мечта — домой вернуться, на Землю. И жить там тихо-мирно, не высовываясь. Неужели её исполнить так трудно?..

Где-то рядом негромко зазвенело. Максим не сразу понял, что это. Пока Зира не уставилась удивлённо на его руку, не спросила:

— Тебя что, Рен-Рендук вызывает?

— Рен-Рендук?

Тут только он сообразил, что звенит — браслет! Он так привык к говорителю, что напрочь забыл о его существовании. Тот зуммерил и слабо мерцал, сообщая о вызове. Но, разумеется, на другом конце был не бывший консул.

Боясь спугнуть удачу неловким движением, Максим коснулся сенсора подключения.

— Шур?

— Макс, это ты? Ты можешь оставаться там, где сейчас находишься? Тебе ничего не угрожает?

— Нет, не угрожает…

— Хорошо, я тебя запеленговал. Приду… через два с половиной часа.

Добрую минуту все трое молчали. Затем Зира решительно заявила:

— Два с половиной часа — слишком долго, чтобы провести их на ногах. — Села, кивнула, приглашая остальных последовать её примеру: — Макс, пока Урмшур не пришёл, расскажи, как меня… убили в этой вашей Добрии. И всё, что было потом. Мне интересно!

— Да, — поддержала её Огница. — И мне интересно, чем всё закончилось в Брехе.

Двух с половиной часов как раз хватило, чтобы вкратце пересказать историю карты Инженера и поисков Земли. Когда Максим дошёл до объяснений, — что из себя представляют «миры» и кто такие криссы, — глаза у Зиры округлились от изумления. Но она продолжала слушать не перебивая. Лишь охнула дважды — когда Максима затянули в «летающую тарелку», и когда он из неё выпрыгнул. А едва он заговорил о пещере и эйвах, тут уж и Огница рот приоткрыла.

В отличие от Зиры, добрийке выдержки не хватило:

— Так я не поняла, эти эйвы и правда существуют, или они тебе привиделись?

— Я не знаю.

— Но это же очень важно, Макс! Если ты это придумал…

— Нет, не придумал, — неожиданно раздался знакомый рыкающий голос. — Сфера — это в самом деле галактический заповедник для разумных существ.

— Шур!

Максим вскочил навстречу выступившему из белой мглы сфинксу. Он готов был броситься к нему на шею от радости. Сфинкс оскалил зубы в улыбке, перехватил его, крепко сжал руку.

— Я рад, что снова вижу тебя, Макс. — Он повернулся к девушкам. — И вас рад видеть, Огница, Зира.

Ни нотки удивления или недоумения в голосе. Разуметься, это же сфинкс!

— Я слышал самый конец твоего рассказа. Значит, эти существа называют себя эйвами. И до сих пор присутствуют в Сфере, хоть и в бестелесном виде. Мы не знали.

— Ага. А ты как здесь оказался?

Шур опять улыбнулся.

— Я же говорил тебе, что запомнил карту наизусть. И прошёл её до конца.

— При чём здесь карта? — не понял Максим.

Наконец то ему удалось удивить сфинкса! Хотя он и не ожидал, что добьётся этого таким простым вопросом.

— Это последний сектор. Ты не узнал спираль на двери?

— Я не видел спираль. Я попал сюда не через дверь… — Максим спохватился, переспросил осторожно: — Ты сказал, что это — последний сектор с карты? Тот, со звёздочками?

Сфинкс мигнул, подтверждая. И Максим ощутил, как по спине прошёлся озноб. Выходит, правда, никакая это не случайность, не совпадение. Всё подстроено, от начала и до конца! Эйвы и карту ему подсунули, когда он по ней идти не захотел — «тарелку» подогнали, а когда он и её грохнуть умудрился, плюнули на секретность и переправили прямиком сюда из пещеры в Брехе. Они всё о нём знали. И уверены были, что не сбежит он из их Сферы. Ну это мы ещё посмотрим!

— И что… что в этом секторе? — вцепился он в руку сфинкса. Хотелось спросить: «Ты нашёл дверь на Землю?» Но разумеется это было глупостью. Он уже знал, что дверей, ведущих сквозь космическое пространство, не существует. И всё-таки…

— Ты сам скоро увидишь. — Сфинкс повернулся к девушкам: — Вы пойдёте с нами?

— Да!

Они ответили хором и вскочили одновременно. Тут же грозно уставились друг на друга, будто каждая пыталась взглядом оттолкнуть соперницу. Но Максим только отмахнулся. Потом, потом! Сейчас есть кое-что поважнее, чем девчоночьи разборки.

Шур повернулся и пошёл в белое марево, приглашая людей следовать за собой.

— Макс, куда он идёт? Там же озеро! — Огница подскочила к Максиму, зашептала удивлённо на ухо.

Он взглянул направо, налево. Но сказать со стопроцентной уверенностью, в какой стороне был бассейн, теперь не мог, потому только плечом дёрнул. Зато Зира, тоже услышавшая вопрос, ехидно заметила:

— Если эти эйвы людей оживлять умеют, то что им стоит какое-то «озеро» передвинуть.

Может, она была и права. Но Максим всё же надеялся, что в могуществе эйвов есть изъян. И они с Шуром его найдут.

Да, бассейна в том месте, куда вёл их сфинкс, не было. Ничего не было, только белесый полупрозрачный пол и такое же белесое марево вместо стен и потолка. Максим понять не мог, как Шур умудряется ориентироваться. Не по запаху же! Хотя, почему не по запаху? Он так мало знал о своём друге. Лишь то, что тот сам о себе рассказал. А болтливостью сфинкс не отличался.

Вскоре стало понятно, что именно они искали: круглый люк в полу, метра полтора в диаметре. Шур присел, упёрся в край люка, и крышка послушно задвинулась в стену, открывая неглубокий колодец. С одной стороны на стене его заметны были выемки, точь-в-точь как в синей пустыне.

Спускались молча. Первым Максим, за ним девушки, Шур — замыкающий. Оказавшись в колодце, он нажал еле заметный зазор, и крышка вернулась на место. Освещение в тот же миг изменилось, воздух вернул свою привычную прозрачность.

Стены колодца, все, кроме той, по которой шла лестница, обрывались в двух метрах от пола, врезаясь в потолок туннеля, больше смахивающего на трубу. Максим попытался понять, куда он ведёт, но вряд ли здесь можно было что-то разглядеть. Стены светились тусклым зеленоватым светом, и от этого туннель казался бесконечным.

Шур уверенно махнул рукой направо. Максима так и подмывало спросить, что там, но он догадывался, каким будет ответ: «Ты сам увидишь», — потому помалкивал. И девчонки держали языки за зубами, тревожно оглядывались назад, туда, где исчезла в зелёном полумраке дыра в потолке и уходящая в неё лестница.

Туннель не только казался бесконечным, он таким и был: они шли по кольцу. Диаметр его был так велик, что Максим не сразу заметил изгиб. Через каждые двадцать шагов в стенах зияли боковые ответвления такого же круглого сечения, но диаметром поменьше и совсем короткие. И каждое закачивалось дверью-спиралью! Сначала у всех спиралей было по три рукава, затем пошли четырёхрукавные, затем — пятирукавные. Несомненно, это был главный транспортный узел Сферы, большая развязка. Поэтому сектор называли корневым, поэтому информацию о нём криссы так тщательно хранили — даже от самих себя! Лишь одно не вписывалось в схему: если по правую руку спирали были привычные, лазоревые, то по левую, против ожидания, — не пурпурные, а белые.

— Шур, белые спирали, что они означают? Ты знаешь?

— Это заблокированные двери. В этот сектор невозможно попасть извне.

— Заблокированные? А как же ты…

— Одна дверь была не закрыта. Инженер нашёл её. Или сам сумел разблокировать, не знаю. — Он махнул рукой куда-то вперёд: — Она там, далеко. Два с половиной часа энергичного бега.

Максим кивнул понимающе. Шур заметил сигнал на браслете, едва вошёл в этот сектор, и поспешил на помощь, не успев ничего рассмотреть здесь. Но тогда…

Он не успел спросить, куда всё-таки они идут. Шур неожиданно остановился и нырнул в проём, открывшийся в боковой стене туннеля. Вот это был настоящий лаз. Нора, уводящая куда-то вглубь. Да, она светилась так же, как коридор, стенки её были такими же гладкими и ровными. Но, тем не менее, это была нора. Пришлось стать на четвереньки, чтобы ползти по ней. Зира недовольно заворчала — её коленки не прикрывала сверхпрочная ткань комбинезона.

На счастье, ползти пришлось не долго: туннель закончился тупиком. Вернее, это казалось, что впереди тупик. А когда приблизились, выяснилось: пол впереди обрывался ещё одним колодцем. Ни крышки, ни заграждения в этом месте не было — тёмная дыра и за ней — стена. Максим заглянул в отверстие и невольно попятился: дна там не было. И не было никаких намёков на лестницу. Да если б и были ступеньки, вырезанные в стене, — какая от них польза? Кто посмел бы спускаться в эту зеленоватую бездну?

— И дальше куда? — первой решилась спросить Зира, тоже протиснувшаяся к колодцу и заглянувшая в его зев.

— Туда, — невозмутимо ответил сфинкс.

И махнул рукой внизу, чтобы и Огница поняла.

Да, Огница поняла. И махать рукой не требовалось, потому как Зира нервно засмеялась и переспросила:

— Туда? И какая же там глубина? Я дна не вижу.

— Не далеко, десять километров. За два часа доберёмся до противоположного края.

— За два часа? Думаю, куда быстрее

Зира продолжала натянуто улыбаться, старалась понять, в чём соль шутки. Шур задумчиво взглянул не неё… и вместо ответа спрыгнул вниз. Как стоял на четвереньках, так и сиганул — оттолкнулся всеми конечностями и полетел вниз.

Девчонки охнули. Это у них тоже получилось хором. Но коситься друг на друга они не стали. Приоткрыв рты, таращились на происходящее у них под ногами.

Шур пролетел метров десять, коснулся одной из стен, развернулся поперёк колодца… и завис. Призывно махнул рукой.

— Я поняла! — обрадовано воскликнула Огница. — Это как на летающем корабле. Стенка превращается в пол.

И не раздумывая, прыгнула следом.

Приземлиться так же ловко у неё не получилось, но сфинкс вовремя подхватил, не дал упасть. Вскоре они уже вдвоём махали руками, звали присоединяться.

Зира, хоть и видела, что происходит, прыгать боялась. Даже попятилась, когда Максим поторопил:

— Ну, что же ты? Давай!

— Н… нет, я не смогу. Может быть, тут как-то иначе можно?

Она собиралась развернуться и сползать в колодец по-пластунски, но Максим заподозрил, что так получится только хуже.

— Не бойся, пошли вместе, — он обхватил её за талию и дёрнул за собой.

— Я не… Ай!

В первый миг это и впрямь было падением. Но тут же скорость замедлилась, будто невидимая сила потянула в бок. К горлу подкатила тошнота, в глазах потемнело. В общем, Огница правильно сказала: почти как на «летающей тарелке», только сильнее.

Наверное из-за тошноты Максим не успел сгруппироваться и когда опомнился, понял, что на ноги никак не приземлиться. Он ещё мог усесться на «пятую точку»… если бы не Зира! Вирийка вцепилась в него обеими руками, и когда вектор гравитации изменился, навалилась на него всей тяжестью. Хлоп! Максим прилип спиной к стене колодца, — вернее, теперь это был пол туннеля, — и Зира оказалась сверху. Она ещё раз испуганно айкнула… и улыбнулась. А ему было не до улыбок — потому что прямо над ними стояла Огница и глядела так… Нехорошо глядела.

— Вы не ушиблись? — ощерился в улыбке Шур.

— Нет, всё в порядке, — Зира неторопливо — очень уж неторопливо! — поднялась. — Макс, я же тебя не придавила?

И обернувшись к круглой дыре за спиной, добавила:

— В самом деле, когда вдвоём, не страшно.

Этот туннель был в точности таким, как верхний, круговой — такая же труба двухметрового диаметра. Но в отличие от предыдущей, эта не изгибалась, была идеально прямой, и боковых ответвлений у неё не имелось. И светилась она значительно слабей, так что уже в двух десятках шагов ничего не было видно. Впрочем, Шур вёл спутников, не опасаясь, что можно наткнуться на ловушку или засаду. А Максим ему доверял, потому тоже не беспокоился.

Видимо, человеческий мозг имеет некий предел, за которым не способен адекватно воспринимать действительность. А на Максима столько всего свалилось — чудесное возвращение Зиры, гибель и воскрешение Огницы, появление Шура, перемещение в заветный сектор — что в итоге он мог думать о чём угодно, кроме по-настоящему важного. Например, после нечаянных «зажималок» с вирийкой — о том, как объясниться с Огницей. Чуть позже — об антигравитации и о том, как действуют бассейны-оживители. Так и не заданный вопрос «Куда мы идём?» отступил на второй план. Шур ведь сказал «сам увидишь», так зачем торопить события? Максим словно провалился в бесконечно долгий, как туннель, по которому они шли, сон. А кто же во сне требует объяснений? Он даже не расспрашивал друга о его приключениях. И тот ни о чём не расспрашивал. Значит, так и надо.

И лишь когда Зира, не выдержав тягостного молчания, окликнула сфинкса: «Урмшур, мы что, так и протопаем эти десять километров без остановок?», в мозгу у Максима что-то щёлкнуло. Да так громко, что он споткнулся на ровном месте, вытаращившись на идущих впереди товарищей.

Шур оглянулся, спросил всех сразу:

— Устали? Хотите сделать привал?

— Не мешало бы, — кивнула рубболистка. — Да и пожевать чего-нибудь не лишне. Но пожевать, наверное, не получится?

— Сейчас выясним.

Сфинкс уселся прямо посреди коридора, принялся развязывать сумку. Зира плюхнулась рядом. Огница, помедлив, присела по другую сторону от него.

— Шур, послушай… — начал Максим.

Но как раз в этот момент тот извлёк из сумки несколько серых шариков, каждый с грецкий орех величиной. Сунул по одному девушкам:

— Попробуйте, подойдёт ли вам эта пища. Другой у меня нет.

— Шур! — снова позвал Максим. — Откуда ты знаешь…

— А что это такое? — Зира осторожно раскусила. — Это ты от кормителя получил?

— Нет. Вряд ли кормители Сферы настроены на вкусы моей расы.

— Почему? И что это тогда такое?

— Судя по вкусу, это фарш из сырого мяса, — снисходительно проинформировала соперницу Огница. — Его с чем-то смешали и высушили.

— Сырое мясо?!

Зира мгновенно прекратила жевать. Кажется, ей очень хотелось выплюнуть всё, что не успела проглотить. И выплюнула бы, но её останавливала усмешка на губах соперницы.

— Этим способом обработки пищи издревле пользовались мои предки, — пояснил Шур. — Мясо не теряет свои полезные качества и сохраняется долгое время. Но пригодно ли оно для человеческих желудков, я не знаю.

Разумеется, Огница его объяснений не поняла. Но шарик дожевала и проглотила. И протянула руку за следующим, тем самым подтверждая, что и для людей такая пища годится. Во всяком случае, для «дикарей» Добрии. А «цивилизованные» вирийцы пусть сами решают, что им есть. Зира поморщилась, но тоже начала жевать.

— Макс, садись! — Огница, сообразившая, что этот маленький поединок она у соперницы выиграла, перестала хмуриться, протянула угощение. — Бери, ешь. Вкус странный, но зато сытно.

Максим сел рядом с ними. Но вместо того, чтобы принять угощение, быстро развязал сумку, вынул карту, отлистал в самый конец.

— Шур, откуда ты знаешь, какая длина у этого туннеля? — Он торжествующе ткнул пальцем в изображение: — Здесь нет ничего подобного, сам можешь взглянуть! Здесь обозначено совсем другое. Дверь со звёздочками!

Сфинкс мигнул, соглашаясь.

— На карте обозначен лифт, соединяющий поверхности Сферы. Видимо, Инженер воспользовался им, чтобы выйти наружу. Но мы не можем повторить его путь. Выход из лифта теперь наверняка охраняется криссами. Поэтому мы пройдём по техническому туннелю. Дольше, но наверняка.

— Откуда ты знаешь?! Ты ходил здесь? Когда? Ты же сам сказал, что бежал от незаблокированной двери…

— Не в этот раз, раньше. — Сфинкс помедлил, признался: — По этому туннелю я вошёл в Сферу.

— Что?!

Максим чуть не подпрыгнул от такой новости. Быстро оглянулся на девушек. Но те, похоже, не понимали, что его заставило всполошиться. Слова «вошёл в Сферу» для них ничего не значили. Конечно, они обе родились на плоских мирах её внутренней поверхности. Их куда больше занимали мясные шарики!

— Ты с самого начала знал, что это за сектор? — срывающимся голосом спросил он. — Как только увидел его на карте Инженера? Поэтому ты согласился идти со мной? И о Сфере ты всё знал?

— Да.

— Почему же ты ничего не сказал мне?! Я думал, мы друзья!

— Мы друзья. Я хотел помочь тебе выбраться на внешнюю поверхность. Но Макс, выбраться из Сферы — не то же самое, что вернуться на родную планету.

Максим моргнул. Фраза сфинкса будто наотмашь ударила. Ведь в самом деле, их путешествие может оказаться бессмысленным. Вон, Инженер дошёл, увидел звёзды. И вернулся.

Наверное, выражение лица у него стало таким жалобным, что Шур взял за руку, сжал крепко:

— Макс, давай доберёмся до конца туннеля и посмотрим, что там сейчас делается. А после будем принимать решения. Я надеюсь, что он ещё там.

«Кто „он“?» — хотел спросить Максим. Но во взгляде Шура было столько невысказанной боли, что он не решился.

Туннель закончился неожиданно. Сила тяжести вдруг стремительно уменьшилась, сошла на нет, опять тошнотой накатила невесомость. Последние метры пришлось преодолевать чуть ли не ползком. Шур, как обычно, оказался самым ловким. Первым добрался до торцевой стенки, надавил на выступы, и едва круглый люк открылся, вывалился наружу. Развернулся, поймал Зиру, втянул вслед за собой. Затем — Огницу. Максим сумел выкарабкаться самостоятельно. Крышка люка вернулась на место, и невесомость тут же исчезла.

Путешественники стояли в небольшой цилиндрической комнатке. Вошли они сюда снизу, значит, вектор гравитации снова изменился. Значит… Максим не решился додумывать фразу до конца. Покрутил головой, разглядывая место, где они очутились. Но разглядывать было нечего. Голые серо-стальные стены, голый пол, голый потолок. И освещение самое обыкновенное, ровное, в меру яркое. В его основательно подзабытой вирийской квартире такое же было.

Он повернулся к сфинксу:

— И куда это мы вышли? Здесь ничего нет. Пусто!

Шур тряхнул гривой.

— Ты ошибаешься, Макс. Здесь есть то, что ты ищешь. Что так давно хотел увидеть.

Он подошёл к стене, приложил ладонь к выступу. Свет тотчас погас, погружая комнату-цилиндр в темноту. Верхняя грань его сделалась прозрачной, и Максим увидел…

Глава 18, в которой Максим вновь видит звёзды

Над их головами сверкали звёзды. Миллионы, миллиарды звёзд! Абсолютно не земных, больших, пронзительно ярких, так, что больно становилось на них смотреть.

Зира тихо ойкнула. И Огница бы ойкнула, если бы не соперница рядом. Но теперь она удержалась. Только прошептала:

— Красота какая… Макс, это твой мир, да?

О нет, это был не его мир! Это было…

— Сфера расположена в центральной части галактики, — пояснил Шур. — Интенсивность излучения здесь настолько велика, что на поверхности планет не может развиться органическая жизнь. Наверняка это дополнительный уровень защиты.

И улыбнулся, абсолютно неожиданно и неуместно.

Но Максим не смотрел на него. И на звёзды он больше не смотрел. Он смотрел на корабль, звёздный корабль, прекрасный и огромный, чем-то похожий на своих собратьев из «Звёздных войн», чем-то — совсем иной. Но в отличие от киношных, этот был настоящим!

— Шур, это же космодром. Мы попали на космодром!

— Да, это космодром. Нам повезло, Макс. Он всё ещё здесь, — в голосе сфинкса была неподдельная радость. И гордость. — Мой корабль здесь.

— Твой корабль?! — У Максима глаза на лоб полезли от неожиданного известия. — А где же…

Он хотел спросить: «Где же звездолёты криссов? Те, что летают по всей Галактике и привозят в Сферу похищенных?» И его, Максима Волгина, привезли. Он не успел спросить, сам увидел. Вернее, угадал, так как увидеть их было почти невозможно. Гроздья чёрных шаров, различимые лишь потому, что они заслоняли собой звёзды. Невзрачные и неказистые рядом с акулоподобным гигантом. Но сколько же их тут было! Не счесть.

Он перевёл взгляд с кораблей на радостно улыбающегося Шура, потом — на девушек. Огница ничего не понимала из их разговора, потому губки дула обиженно. Он ведь давал обещание при ней говорить на добрийском, и опять его нарушил. Но что поделать, не было в языке Добрии слова «космодром»!

Зато Зира понимала всё. Именно она произнесла вопрос, который Максим давно должен был задать:

— Урмшур, если это — твой летающий корабль, то кто ты такой?

Когда-то Максим придумал объяснение: мол, Шур такая же жертва похищения, как и он сам. Это была очень удобная версия, в неё так хорошо верилось, когда они скитались по секторам Сферы. Вот только она не имела ничего общего с действительностью! Это давно можно было заподозрить, просто Максим не хотел подозревать. Шур ведь его друг. Самый лучший, самый надёжный друг здесь. А разве можно подозревать друзей в обмане? Но теперь пришло время услышать правду. И Максим повторил вслед за Зирой:

— Шур, так кто же ты на самом деле?

Сфинкс помедлил, неотрывно глядя на него. Мигнул, соглашаясь ответить:

— Имею честь представиться: Урммршшр Эш-Рауррм, офицер косморазведки, младший навигатор рейдера свободного поиска «Слава Урршра», урр, прайм-гражданин Галактического Содружества.

— К… какого содружества? — у Максима отвисла челюсть от изумления.

— Галактическое Содружество, моя родина.

Рассказ Шура получился коротким, но ёмким. Галактическое Содружество объединяло восемнадцать разумных рас заселяющих сто шестьдесят три звёздные системы во втором рукаве галактической спирали. Сотни лет учёные обитаемых миров фиксировали появление «нло» в атмосфере своих планет, вели учёт таинственных исчезновений, сопутствовавших этому феномену. Когда развитие технологий позволило преодолеть межзвёздные расстояния, когда, собственно, и возникло Содружество, эта информация была сопоставлена с наблюдениями за «чёрными шарами» — космическими кораблями неизвестной цивилизации, появляющимися и пропадающими, словно призраки. Родилась гипотеза о Предтечах, обитающих в центральной части галактики и пытающихся контролировать все проявления разумной жизни. Более двух сотен лет разведчики Содружества вели поиск мест дислокации кораблей-призраков либо иных артефактов Предтеч. Рейдеру «Слава Урршра» повезло.

Скорее всего это было случайностью, что прокол пространства они закончили вблизи гравитационной аномалии, не привязанной ни к одному видимому объекту. Изучение природных феноменов галактики не входило в список задач, решаемых рейдером. Но командор заинтересовался, приказал идти на сближение. Слишком поздно они засекли космическую станцию и пришвартованные к ней чёрные шары. Их заметили раньше.

Рейдер дал бой. Но противник оказался несравнимо могущественнее. Когда стало ясно, что оторваться, вновь проколоть пространство не получится, командор принял решение — идти на абордаж станции. Такой наглости противник не ожидал. Рейдеру удалось состыковаться, высадить десант. И здесь экипаж лицом к лицу столкнулся с зеленокожими существами. Теми самыми, что пилотировали таинственные «нло» на планетах Содружества. Квазиразумными киберами Предтеч. Криссами.

Сначала станция была почти пустой, урры решили было, что им удастся захватить её без труда. Но с каждой минутой криссов становилось всё больше. Подкрепление приходило как бы ниоткуда, из мерцающих звёздочками туманностей — дверей, открывавшихся прямо в межзвёздное пространство, а их оружие не оставляло шансов уцелеть. Нападавших рассеяли и принялись методично уничтожать.

Чем закончился бой, Шур не знал. Потому что неожиданно для себя оказался здесь, в этом самом шлюзе. Отпрыгнул, когда в него плеснули радугой, и случайно схватился за выступ. А в следующую секунду криссы потеряли его. Перестали замечать, хоть он находился в двух десятках шагов от них. Тогда он нажал на второй выступ, уже сознательно, догадавшись, что нашёл тайник. Стены и потолок утратили прозрачность, в полу обозначился люк. В горячке боя он думал об одном: оторваться от преследования, уцелеть. Но то, что он увидел… Бездонный колодец не мог существовать внутри станции! И гравитационная аномалия… И двери лифтов, поднимающихся из ниоткуда. Он сопоставил всё это и понял — они нашли именно то, что искали. Прямо перед ним — дорога к артефакту Предтеч. Долг косморазведчика, долг прайм-гражданина, честь урра обязывали пройти её до конца даже ценой своей жизни. И он прыгнул в колодец…

В шлюзе повисло молчание. Естественно, первой не выдержала Огница. Потребовала:

— Макс, переведи и мне. Что он говорит?

Максим не успел ответить, Зира сделала это за него:

— Говорит, что прилетел со звёзд на этом самом корабле. — Она вновь повернулась к сфинксу: — А потом что было? Ты дошёл до того коридора с цветными спиралями, сунулся в первую попавшуюся, и это оказалась дверь в Отстойник, да?

— Нет. Я тогда не знал, что собой представляют спирали. Я долго шёл по кольцевому коридору. Я обогнул его весь, я надеялся встретить кого-то из товарищей. Но в коридоре было пусто. Только тысячи лазоревых и белых спиралей и одна туманность — та самая, с карты Инженера. Я подозревал, что она может вывести меня обратно, на станцию. Но там были криссы, и я поспешил уйти от неё подальше. Ещё в коридоре были уходящие вверх колодцы. В конце концов я взобрался по одному из них. И…

Он опять замолчал.

— И?! — поторопил Максим. — Ты оказался в зале туманов? Что ты там нашёл?

— Я ничего не успел там найти. Меня взяли за шкирку и зашвырнули в Отстойник.

— Кто? — изумилась Зира.

— Эйвы. — Сфинкс улыбнулся. — Вот и вся моя история. Что было дальше, вы знаете.

Да, что было дальше, Максим знал. Но кое-что в рассказе Шура не сходилось. Как говорится, было шито белыми нитками.

— Получается, криссы тебя так и не поймали? А откуда же тогда у тебя имплантат в голове?

Шур сунул палец в ухо, что-то ковырнул. И вытащил жёлтенький шарик, чуть больше горошины.

— У меня нет имплантата, и никогда не было. Это авто-лингвист, разработанный учёными Содружества. Пусть он не такой универсальный, как «пониматели» эйвов, но со своей работой справляется.

Он снова улыбнулся и поспешно вернул приборчик на место. Он будто ждал новых возражений, новых вопросов. И они были, были! Авто-лингвист убрал лишь один шов на истории сфинкса, прочие никуда не делись. Но сформулировать их, облечь в слова, никак не получалось. Вместо этого Максим спросил совсем о другом:

— А зачем вашему Содружеству понадобилась Сфера? Зачем вы её искали?

— Знания эйвов огромны, и все они сосредоточены здесь. Миры Содружества сэкономят тысячелетия в своём развитии, если смогут их получить. Кто владеет Сферой, тот владеет галактикой. Хотя бы одной.

Он помедлил и, не дождавшись новых вопросов, предложил:

— А теперь нам надо пробраться на корабль. Криссы не ожидают вторжения на станцию изнутри Сферы. Если будем действовать быстро и решительно, то успеем стартовать и проколоть пространство раньше, чем нас перехватят.

— И куда мы полетим? В Содружество?

— Мой долг — сообщить о местонахождении Сферы. Но сначала я отвезу тебя на Землю. Рейдеру для этого понадобится значительно больше времени, чем кораблям криссов. Но в анабиозе месяцы полёта покажутся тебе минутами. Ты проснёшься в своей Солнечной системе.

Максим улыбнулся. Вначале несмело, одними уголками губ. Потом всё радостнее, всё шире. Фиг с ними, с несоответствиями! Главное он угадал: этот прекрасный корабль доставит его домой. И это же здорово, что его друг сам оказался звездолётчиком, что они не зависят от причуд зеленокожих. А уж на Земле он постарается, чтобы ни одна жаба до него не добралась. Да он о них всем расскажет! И в ООН, и вообще! Неужто у землян не хватит ракет и боевых лазеров, чтобы посбивать все эти чёрные шары нафиг?

— Ты правда отвезёшь меня… — он быстро оглянулся на девушек, — нас на Землю?

— Да. Мы друзья, а дружба превыше всего. Так что, пойдём?

— Ага! Конечно пойдём!

Шур протянул руку к выемке на стене:

— Ещё раз напоминаю: мы сможем победить, только если опередим криссов. Если будем стрелять первыми, не раздумывая. Макс, приготовь оружие.

— Ага.

Максим вытащил станнер из кармана комбинезона. Шур коснулся выступа, и в ту же секунду стены шлюза растаяли. Они будто оплавились, истлели сверху донизу, от потолка до пола. Затем растворился и пол. Остался лишь Космос, бесконечный, безбрежный, пылающий миллиардами звёзд.

Голова закружилась, ноги сделались ватными. Стоять посреди открытого космоса, — ну то есть совершенно открытого, никакой планеты и близко не видно! — любому дурно станет. Зира ойкнула, попятилась, норовя опереться спиной о плечо Максима. Огница и вовсе вцепилась в руку, хорошо, не в ту, в которой оружие.

Разумеется, они по-прежнему находились внутри станции. Но стены, пол, потолок — всё было настолько прозрачным, что иллюзия открытого пространства оказывалась полной. И чёрные силуэты шаров-звездолётов её только усиливали. Единственно надёжной, прочной и основательной вещью поблизости был корпус рейдера. Единственной…

Максим обеспокоено огляделся. Да, звёздное небо окружало его со всех сторон. Но это же невозможно! Они только что вышли из длиннющего коридора!

— Шур, а где Сфера?

— Не знаю, — признался тот. — Эйвы умеют искривлять пространство и время.

И уже властно скомандовал:

— За мной, быстро!

Космическая станция более всего походила на велосипедное колесо со скрещивающимися спицами. В одной из таких спиц они и оказались, а рейдер был пристыкован к внешней стороне обода. Им требовалось пересечь по крайней мере половину станции и остаться незамеченными.

Первого крисса Максим увидел в том месте, где перекрещивались две спицы.

— Макс! — коротко выдохнула Огница.

Он вскинул оружие… но стрелять уже не требовалось. Квазиразумный заваливался навзничь, сражённый разрядом из станнера сфинкса. Кажется, он и понять не успел, что с ним случилось.

Шур переступил через тело, проскользнул в смежный коридор. Оказывается, в точках соприкосновения спиц были переходы. Максим плечами пожал: он бы поступил по-другому. Добрался бы до обода и по нему бежал к кораблю. Пусть так выходило дальше, зато наверняка. Не заблудишься в почти невидимых лабиринтах. Но Шур выбирал самый короткий путь, предпочитая как можно дольше оставаться в спицах, не доверял широкому и просторному ободу. Что ж, ему виднее!

Следующий крисс свалился Максиму едва не на голову. Он всё же выстрелил, но это было уже излишне — Шур опять успел первым. И в третий раз, и в четвёртый. Лишь один из зелёных, встреченных на пути, сумел выхватить оружие, но поздно, поздно!

Максим тоже стрелял. Попал или нет — не важно! Главное, охрана так и не смогла сообщать о неожиданных визитёрах, о том, что на станции появились посторонние, не вызвала подкрепление. А обод был всё ближе и ближе. Максим уже различал непонятные надстройки на корпусе рейдера, видел оспины и вмятины в рыжевато-бурой обшивке.

Спица закончилась, как оборвалась. Карауливший у выхода крисс обернулся, то ли услышав шаги, то ли почувствовав неладное… И повалился на пол, так же, как его предшественники. Дорога была свободна. Им осталось двадцать шагов, чтобы пересечь обод. Десять… Пять… И вот он: раструб стыковочного рукава, соединяющего станцию с рейдером. Шур нырнул в него первым, не останавливаясь, не раздумывая. За ним — Огница. Зира метнулась следом…

— Ай!

Максим чуть не споткнулся об опрокинувшуюся на спину вирийку. Резко развернулся, пытаясь понять, откуда стреляли, где засада. Коридор-обод был пуст.

— Что случилось?! Ты ранена?

— Нет, — Зира вскочила на ноги, болезненно кривясь и потирая ушибленное плечо. И кивнула на раструб: — Там что-то есть, не пускает.

— Где?

Он ещё раз подозрительно огляделся. Потом заглянул внутрь раструба. Проход был свободен, и внутри рукава никакой засады: Шур и Огница успели добраться до его середины.

— Ты просто поскользнулась. Пошли быстрее!

Зира осторожно шагнула за ним. И упёрлась в невидимую преграду.

— Не могу. Я же говорю, не пускает!

Максим окончательно растерялся. Протянул руку, взял её под локоть:

— Да пошли же!

Девушка словно упиралась. Он не мог сдвинуть её с места!

— Ай! Макс, больно! Не тяни так!

Что за ерунда?! Он отпустил, пощупал руками воздух на стыке шланга и обода. Да нет там ничего! Он готов был подхватить Зиру на руки и пронести к кораблю, но тут за спиной рыкнул голос вернувшегося Шура:

— Мембрана. Криссы заблокировали шлюз, чтобы чужие не смогли пройти на корабль.

— Но мы же прошли?

— Комбинезоны. Видимо, управляющая программа квазиразумных не учитывает, что надев комбинезоны, мы станем для Сферы неотличимыми от «своих».

Да, такое объяснение было вполне логичным. Но беспощадным — для Зиры.

— А если я надену одежду вон того? — девушка кивнула на труп крисса.

— Не сможешь. Комбинезоны знают своих владельцев — импринтинг при формировании. Они ведь тоже квази-живые.

Максим прикусил губу. Чёрт бы побрал этих эйвов с их квазиразумными, квазиживыми созданиями! Спросил беспомощно, точно сам не понимал, каким будет ответ:

— И что теперь делать?

Шур тряхнул головой:

— Девушка не попадёт на корабль. Я сожалею.

Зира молчала несколько секунд. Затем тряхнула головой, точь-в-точь как сфинкс. Будто стремилась отбросить подальше глупые, несбыточные надежды.

— Ладно, я остаюсь. Только станнер дайте! Постараюсь задержать жаб, пока вы не улетите. В конце концов, что они мне сделать смогут? Убьют? Подумаешь! Один раз меня уже убивали, и ничего, живая. Может, кому-то снова понадобится воскресить… А, ерунда всё! Уходите быстрее! Счастливо добраться домой!

Сфинкс улыбнулся ей на прощанье, и побежал к кораблю. И Максим, отдав станнер, и пожав руку, хотел уходить. Молча, не прощаясь. Он не знал, что надо говорить в таком случае. И нужно ли говорить?

Но молча уйти не получилось, Зира остановила.

— Макс! — она быстро облизнула губы. — Эта девушка, Огница, она вроде ничего… Надеюсь, ты будешь с ней счастлив.

И вдруг быстро подалась к нему, коснулась губами губ. Поцелуй был такой… такой… настоящий! Максима как жаром обдало. Захотелось крикнуть: «Да никуда я не полечу! Я тут останусь, с тобой. Я друзей не бросаю!» Но в следующую — девушка отстранилась, оттолкнула его, крикнула: «Беги!» И он с удивлением понял, что бежит по узкому рукаву-коридору к двум серо-стальным фигурам, ждущим его у входного шлюза рейдера. А третья осталась позади, застыла на фоне звёздного неба. Черноволосая девушка в коротком ярко-зелёном платье со станнером в опущенной руке. Он оглянулся и решил, что именно такой её и запомнит навсегда.

Он ещё не знал, что ошибается.

Максим опасался, что попасть на борт рейдера окажется не так легко, что мембрана на раструбе — не единственное препятствие. Что криссы заблокировали вход, и здесь то и ждут угонщиков основные трудности. Но корабль впустил их без малейшей заминки, и внутри никакой засады не обнаружилось. Едва тяжёлая плита внешнего шлюза опустилась за их спинами, Шур заявил уверенно, что на борту никого из посторонних нет и не было. Как он это определил, Максим уточнять не стал. Не исключено, нюхом почуял.

Внутри рейдера урров всё выглядело знакомо, можно сказать, привычно. Именно таким и должен быть настоящий космический корабль. Узкие коридоры, массивные переборки, облицованные пластиковыми панелями, тяжёлые двери-люки между отсеками, утопленные в потолок плафоны светильников, вполне реальные и осязаемые. И запах внутри корабля стоял знакомый. Пахло металлом, пластиком и ещё чем-то… электричеством, что ли?

— Для начала поднимаемся в ходовую рубку, — распорядился Шур.

Он и прежде умел командовать, умел быть старшим. А здесь, на родном корабле, его авторитет и подавно был непререкаемым. Максим даже спрашивать не решался, зачем да почему, молча подчинялся командам. Огница же, как ухватилась за его руку, едва они шагнули во внешний створ шлюза, так и превратилась в бессловесный придаток.

К рубке они поднимались в кабинке корабельного лифта. Разумеется, тот не скрипел натужно тросами, не лязгал и не дёргался, как его доисторические собратья, живущие в ростовских многоэтажках. Но это был лифт, самый настоящий. И шуршание за стенкой, и ощущение движения — всё было правильным.

И правильной оказалась рубка. Обзорный экран, пульт, ложементы пилотов — всё как в кино. Максим неожиданно вспомнил «центр управления» в тёмном секторе. Но там он ничего не видел, так мог ли с уверенностью сказать, что эти два помещения походили друг на друга, словно братья? Лишь ощущение, на которое и внимание обращать не стоит.

Корабль был жив. Едва Шур опустился в кресло, нацепил на голову металлический обруч, как пульт вспыхнул роями светляков, а обзорный экран из белого сделался прозрачным. Пылающее звёздами небо, еле различимые контуры «колеса» с прилипшими к нему гроздьями чёрных шаров. Максим непроизвольно напрягся, ожидая, что из динамиков загрохочет голос бортового компьютера. Может, он и загрохотал. Но слышимый лишь тем, у кого на голове был обруч-шлем.

— Макс, говори координаты, — оклик Шура застал его врасплох.

— Координаты?

— Да, координаты твоей звёздной системы. Мне нужно ввести их в навигационную лоцию, чтобы проложить курс.

Максиму мучительно захотелось почесать макушку, как это делал Гуня-Гундарин.

— Ну… Земля, это третья планета от Солнца. После Венеры и перед…

— Местонахождение планеты сообщишь, когда окажемся в вашей системе, — перебил его сфинкс. — Сейчас мне нужны координаты самой звезды.

— А-а! Она находится в созвездии… — Максим таки вцепился пятернёй в макушку, принялся усердно чесать, будто стремился выковырять застрявшие где-то воспоминания об уроках астрономии. — Самая яркая звезда у нас Сириус. И ещё эта, как её… Вега! И Альтаир!

Сфинкс укоризненно нахмурился.

— Макс, эти названия придуманы на вашей планете. Мне они ничего не говорят. Мне нужны галактические координаты. Угловое расстояние вашего светила над галактической плоскостью, угловое расстояние вдоль галактического экватора от какой-либо его точки, метрическое расстояние до галактического центра.

Рука Максима безвольно опустилась. Зато волосы на голове зашевелились, а ноги сделались ватными. Это был полный крах. Он слыхом не слыхал ни о чём подобном. Кто ж мог знать, что будущему экономисту понадобится астрономия?! Да не обычная астрономия, а какие-то галактические экваторы. Он сильно сомневался, что даже Марфушка — то бишь, Марина Фёдоровна, учительница астрономии, — помнила всю эту белиберду наизусть.

Но эта белиберда оказывалась всё равно, что название улицы и адрес собственного дома, когда вызываешь такси глухой ночью в незнакомом месте. Не скажешь ведь таксисту: «У меня в прихожей коврик такой, синенький лежит. Как раз напротив двери». Вот вам и Сириус, блин!

— Я не знаю, — только и сумел выдавить он.

— Ваша цивилизация не знакома с астрономией? — недоверчиво переспросил Шур.

— Цивилизация знакома,… а вот я — нет. Я её в школе плохо учил.

Несколько секунд они молчали. Даже Огница не требовала перевода и объяснений. Наверное, чувствовала, что происходит ужасное.

Шур неуверенно улыбнулся.

— Макс, не отчаивайся. Мы что-нибудь придумаем.

Он пробежался пальцами по пульту, и картинка на экране сменилась. Теперь там была звёздная спираль, смахивающая на те, что красовались на дверях Сферы. Только эта была огромной, составленной из миллионов звёзд-светлячков.

— Это наша галактика! — догадался Максим.

— Верно. Знаешь, в каком её месте находится твоя планета?

— Вон там… кажется, — Максим неуверенно ткнул пальцем в самый краёшек спирального рукава.

Улыбка сошла с лица Шура.

— Периферия… Наши разведчики пока туда не добрались.

Он вновь коснулся сенсоров управления, заставляя спираль исчезнуть с экрана. Снял обруч.

— Макс, я не смогу доставить тебя на родину, потому что нашим лоциям ничего не известно о твоей планете. Я отвезу тебя в Содружество. Ты волен выбрать любой из наших миров, прожить жизнь там, узнавая много нового и интересного. Или, если пожелаешь, оставайся в анабиозе. Когда-нибудь Содружество найдёт твою Землю. Стать его первым послом на родной планете — что может быть почётнее?

Максим молчал. «Всё кончено», — мысль была такой страшной, что начало ломить в висках. Да, предложения Шура были заманчивыми, оба. Увидеть новые миры, настоящие планеты, а не псевдо-мирки эйвов, песочницы для несостоявшихся пока цивилизаций. Жить, узнавая столько нового, что и представить трудно, по-настоящему жить и по-настоящему узнавать, а не воровать крохи знаний у тех, кто и сам оказался квазиразумным. Или попасть в далёкое будущее Земли. Заявиться туда самым могущественным человеком, послом Галактического Содружества! Несомненно, Огница выбрала бы второй вариант, тут и спрашивать нечего. А он…

— Макс, нет времени на раздумья, — Шур поднялся из кресла. — Каждая минута промедления может оказаться лишней. Я не жду твоего немедленного ответа. Ты сможешь выбрать позже. Я разбужу тебя, когда рейдер выйдет к Содружеству. А сейчас вам пора в анабиозные ванны.

Из рубки они спускались тем же самым лифтом, шли узкими коридорами, открывали люки в массивных переборках. А в голове Максима по-прежнему стучало: «Всё кончено, всё кончено». Да, это был правильный, осязаемый и реальный звездолёт, почти знакомый по фантастическим фильмам. И будет совсем не страшно лететь на нём. Заснуть, а проснуться за сотни парсеков от этой непонятной Сферы.

Оба предложения Шура были заманчивыми. Но что бы он не выбрал, итог будет один и тот же: к прежней жизни ему никогда не вернуться. Не стать снова Максимом Волгиным, обычным мальчишкой, десятиклассником. А он так надеялся, что вернуться всё же удастся! И в Вирии, и в Отстойнике, и в Добрии, и когда блуждал по мирам-секторам, ведомый волшебной картой Инженера. И даже когда узнал правду о Сфере — продолжал надеяться.

А теперь надежды нет. Он прошёл путь до конца. Он отыскал корабль, настоящий межзвёздный рейдер, способный доставить его на Землю. Но и этого оказалось мало. Жизнь — прежняя жизнь Максима Волгина — закончилась бесповоротно. Она закончилась ещё в овраге под Антракопом, но тогда он не понимал этого. И теперь ему, Максу-Мааксу, космическому робинзону, предстояло выбрать новую. Кем он должен стать? Учеником — вечным учеником! — чужой цивилизации? Вечным «младшим братишкой» прославленного косморазведчика Урмшура? Или послом к своим далёким потомкам, таким же вечным «младшим братьям по разуму» прайм-граждан Содружества? Или…

Шур отворил очередной люк. Обернулся к Максиму:

— Пришли. Анабиозный отсек. Анабиоз похож на кому. В первый раз будет страшно. Объясни это девушке, чтобы не испугалась.

Максим взглянул на Огницу, но объяснять ничего не стал. Вместо этого повернулся к Шуру и произнёс. По добрийски, чтобы подруга тоже поняла:

— Мы никуда не летим. Мы остаёмся в Сфере.

Удивить сфинкса — или как там они себя называют? урра? — задача не из лёгких. Максиму удалось это только однажды. И вот сейчас — снова.

— Почему?!

— Эйвы хотели, чтобы я остался. Взамен я просил спасти Огницу, и они это сделали. Обещания нужно выполнять.

— Макс, это глупо. Их киберы незаконно увезли тебя с родной планеты, поэтому подобные договорённости не имеют ни юридической, ни моральной силы. Зачем тебе оставаться в Сфере?

— Не знаю, — Максим пожал плечами. — Может быть затем, чтобы оберегать её?

— От кого? Не от криссов, надеюсь?

— Не от криссов. — Он секунду помедлил. Сомнения и предчувствия, давно роившиеся в голове, наконец оформились в чёткие, беспощадные фразы. И тогда он добавил: — От тех, кто слишком настойчиво её разыскивает. «Кто владеет Сферой, тот владеет галактикой, хотя бы одной!» — правильно, прайм-гражданин Эш-Раур? Ты был уверен, что не встретишь здесь сородичей. Почему? Не потому ли, что предки урров никогда не жили в нашей галактике? И нет никакого Содружества! Есть сто шестьдесят три звёздные системы, завоёванные чужаками. Вами, Шур! Ты мне опять соврал!

Урр вздрогнул. Тряхнул гривой.

— Из верных предпосылок ты сделал неверные выводы Макс. Но времени для объяснений у нас больше нет. Если ты решил остаться, оставайся. Я уважаю твой выбор и подчиняюсь ему.

Он повернулся к Огнице, протянул ей станнер.

— Возьми. Защищай того, кого любишь.

Вряд ли девушка поняла смысл фразы. Но оружие взяла, и кивнула на всякий случай. И она улыбалась! Она радовалась, что не придётся лететь к непонятным мирам с чёрными небесами, изгвазданными тысячами светляков. Огница радовалась, что они останутся в Сфере.

Шур вновь посмотрел на Максима. И медленно, с расстановкой произнёс:

— И я надеюсь, что когда наши корабли вернутся сюда, — а они обязательно вернутся! — ты поймёшь, что мы не враги.

Он протянул руку. И Максим, не раздумывая, пожал её.

Эпилог, в котором…

К раструбу, соединяющему шлюзовой рукав и обод станции, Максим и Огница подоспели как раз вовремя. Целая ватага криссов рвалась сюда с обеих сторон кольцевого коридора. Зира распласталась на полу, палила по ним, успев уложить парочку. Но в одиночку под перекрёстным огнём ей было не удержаться. Огница подскочила, упала рядом, скомандовала:

— Бей тех, что справа! А я этими займусь!

Зира оглянулась, изумлённо уставилась на Максима.

— Почему вы вернулись?!

Придумать, что ей ответить, он не успел, Огница снова опередила:

— Мы не полетим с Урмшуром, мы здесь остаёмся. Макс будет правителем всех миров, самым главным! Так ему эйвы сказали. А я буду ему помогать и защищать. — Милостиво добавила: — И ты, если захочешь.

Брови у Зиры полезли вверх, под самую чёлку.

— Правителем?! Думаешь, жабы позволят?

— Зелёными мы тоже будем править. Да стреляй же!

Зира поспешно развернулась, выстрелила в осмелевших криссов. Но всё же буркнула язвительно:

— Самое время начать ими править. Пока они нас не прищёлкнули.

Максим и без подсказок понимал, что да, самое время сделать что-то важное и умное. Но что именно — не знал. Так всегда бывает. И остаётся только злиться на собственную тупость и беспомощность. Разве это правильно? Девчонки ведут бой с превосходящими силами противника, а он спрятался за их спинами, нос не высовывает из раструба рукава. Вместо того чтобы этого самого противника подчинить, превратить в свою армию. Возможно, он должен встать, выйти к криссам с поднятыми руками, произнести речь, склонить на свою сторону? Но он слишком хорошо помнил, чем закончилась попытка примирить людей и вранов в Брехе. И больше не питал иллюзий о своих способностях миротворца…

Пол под ним вздрогнул, выгнулся, пошёл волнами. Максим вдруг увидел залёгших в коридоре девчонок сверху, потом их фигуры поплыли в сторону. И тут же шарахнуло понимание: Шур экстренно отстыковывает рейдер! Сейчас рукав шлюза разорвётся, и на месте раструба окажется брешь. Дыра в открытый космос!

Он вскочил на ноги. Не удержался на танцующей поверхности, упал на четвереньки. Так же на четвереньках выкатился в круговой коридор, заорал:

— Уходим, быстрее!

— Макс, ты что?! Ложись! — крикнул кто-то из девчонок, он даже не разобрал, кто. А может быть, обе, хором?

Он не оглядывался, нёсся к спасительному отверстию «спицы» и лишь спиной чувствовал, что девчонки подчинились, тоже бегут, отстреливаясь на ходу. Криссы стреляли им вслед, воздух вокруг звенел от озона, руки немели от «рикошетов». И левая нога занемела, он выбрасывал её вперёд не чувствуя, как культю. Но это было мелочью. Главное — уйти подальше.

Он успел пробежать метров сто, когда станция взорвалась пронзительным, неимоверно высоким визгом сирены, мгновенно заложившим уши. И сразу перестала быть невидимой, вспыхнула лилово-алым. А в следующую секунду ураганный ветер ударил в грудь. Неминуемо опрокинул бы, подхватил и унёс, если бы Максим не рухнул ничком, вцепившись пальцами в пол. Но пол был слишком гладким, не удержаться, и его всё равно поволокло прочь из радиального коридора. И хорошо, что уши заложило, а то бы он оглох от свиста и рёва уходящего в пространство воздуха…

Ураган оборвался так же внезапно, как и возник: станция зарастила дыру в своём корпусе. Но сирена продолжала завывать, и лилово-алые блики на стенах становились зловещими. Что происходит за пределами станции, Максим теперь видеть не мог. Успел ли Шур проколоть пространство прежде, чем чёрные шары сорвались с насиженных мест и рванули на перехват? Он не знал. Но искренне желал сфинксу-урру удачи. В конце концов, Шур был верным, надёжным другом. Независимо от того, какие на самом деле замыслы у его пресловутого «содружества».

Максим приподнялся, посмотрел назад. Девчонки лежали в нескольких метрах от него, вцепившись скрюченными пальцами в пол, ошеломлённо вертели головами. Но преследователи исчезли, путь к спасению был свободен. По крайней мере, на несколько минут свободен. И они должны были воспользоваться этими минутами по полной программе. То бишь, удирать отсюда сломя голову!

— Бежим! — закричал он.

Ох, как они бежали! Никогда, даже в школе на зачётах по физкультуре, даже когда в детстве забрёл с приятелями на стройку, охраняемую сворой собак, Максиму не приходилось так бегать. Лёгким не хватало воздуха, разноцветные круги плясали перед глазами, а он всё бежал, и бежал, и бежал вперёд. «Макс, не туда! Направо нужно было!» — орала сзади Зира. Он и сам помнил, что надо было свернуть на перекрёстке. А потом ещё раз и ещё, плутая по хитрому лабиринту. Помнил, но бежал прямо, потому что туда несли его ноги.

Они промчались вдоль искривлённой спицы почти до самой оси станционного колеса. И впереди уже виднелась…

— Макс, стой! Назад!!! — завопила Огница.

А Зира завизжала ей невпопад:

— Ложись!!!

Путь был перекрыт полудюжиной криссов. И в руках у них были вовсе не станнеры. Вернее, станнеры у них тоже были, но это мелочь. Они разворачивали вдоль коридора короткий широкий раструб радужника. Целили прямо в грудь бегущим, не оставляя никакой надежды на спасение.

Но за мгновение до того, как коридор-спица полыхнул семицветной радугой, Максим обернулся направо. Там, в прежде незаметной нише, мерцала звёздочками маленькая туманность, дверь лифта, ведущего назад в Сферу. Он понятия не имел, что за сектор ожидал на другом конце. Не важно! Раз он пошёл по этой дороге, значит, она верная. Именно за умение угадывать правильный путь эйвы выбрали его среди миллиардов мальчишек, живущих в Галактике.

Спасать Сферу неведомо от чего — та ещё работёнка! «Как раз для меня», — решил Максим. Схватил девчонок за руки и прыгнул.

Конец первой книги

Оглавление

Пролог, в котором ещё ничего непонятно

Часть I. Самое большое приключение

  Глава 1, в которой Максим не верит своим глазам

  Глава 2, в которой Максим узнаёт, что такое двери

  Глава 3, в которой Максим попадает туда, куда лучше бы не попадать

  Глава 4, в которой всё только начинается

  Глава 5, в которой Максим получает ответы на незаданные вопросы

  Глава 6, в которой выясняется, кто такие настоящие герои

Часть II. В поисках Земли

  Глава 7, в которой Максим и его спутники преимущественно убегают

  Глава 8, в которой ни зги не видно

  Глава 9, в которой Максиму приходится краснеть

  Глава 10, в которой много загадок, но нет разгадок

  Глава 11, в которой открываются новые обстоятельства

  Глава 12, в которой всё становится на свои места, то есть с ног на голову

Часть III. Мир вверх тормашками

  Глава 13, в которой Максиму предстоит сделать выбор

  Глава 14, в которой Максим ловит на живца

  Глава 15, в которой Максим узнаёт кое-что о криссах

  Глава 16, в которой пора вспомнить слова Инженера

  Глава 17, в которой происходят события, совершенно неожиданные

  Глава 18, в которой Максим вновь видит звёзды

  Эпилог, в котором… Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg