«Белое пламя дракона»

Белое пламя дракона (fb2) - Белое пламя дракона (Драконов бастард - 1) 1691K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Илья Олегович Крымов

Илья Крымов Белое пламя дракона

От автора

Это первая книга, повествующая о Тобиусе и Валемаре. Описываемые далее события имели место быть за несколько лет до событий романа «Драконов бастард».

На момент завершения «Драконова бастарда» «Белое пламя дракона», будучи его предтечей, нуждалось в полноразмерной переработке, поэтому сначала автор предложил издательству роман, написанный в реалиях уже более проработанного варианта мира, и лишь после этого взялся переделывать первоисточник.

Автор приносит читателям извинения, если эти обстоятельства причинили им неудобства.

Также автор выражает особенную благодарность Дарье Сергеевне – за то, что она терпеливо читала неотредактированные наброски этой книги в далеком две тысячи десятом году и безжалостно критиковала.

Вместо пролога

Гномский «торжок», или гоблинский «куп», – это, по сути, одна и та же игра. Разнятся они в основном формой карт и их названиями. Гномы играли пятиугольными картами, гоблины – треугольными, но правила «торжка» и «купа» повторяли друг друга практически полностью. Что характерно, сия схожесть, одна из ничтожного количества тех вещей, которые были у гномов и гоблинов общими, являлась причиной особенно сильной ненависти между этими двумя племенами. Кто первым придумал игру? Кто у кого ее украл? Гномы и гоблины спорили об этом гораздо больше, чем играли в «торжок» или «куп», а тем временем игру успели освоить люди, невысоклики и прочие существа по обе стороны от Хребта. В нее играли короли, играли простолюдины, в нее играли в дорогих салонах и на лавочках подле деревенских домов. В нее играли на огромном пне, служившем столом для посетителей таверны торговой стоянки Синедол, что располагалась у пересечения дорог Подсолнухов и Герани близ города Кавернхилл.

За пнем собралась компания из шести человек: наемный охранник, священник, приказчик, возницы, цитар в красной рубахе и молодой волшебник. Играли в «степенный» «торжок», а не в «прыткий», то есть карт наперегонки не швыряли, не кричали, не кляли друг друга, не хватались за специальные деревянные дубинки, требуя у противника выбросить тройку молотов: «Я же знаю, что она у тебя есть, хитроморда». Нет, в «степенном» «торжке» надо быть тоньше, следить за лицами других игроков, за своим лицом, блефовать, обманывать и набирать нужную комбинацию, а также надеяться, что пятигранные кости подсобят.

Игроки то и дело посматривали на волшебника, который глядел только на свою руку[1] и ни на что больше не отвлекался. Он выиграл две последние партии и не забрал банк только потому, что понял: если не даст остальным шанса отыграться, в ход пойдет острое железо.

Из оставшихся пятерых игроков достойно держал себя только приказчик, а больше прочих нервничал священник, чьи руки дрожали, а лоб потел. Цитар вел себя так, словно ему уже все равно, словно он в любом случае вырежет свою часть денег при помощи кинжала. Охранник хмурился на свою руку, возница будто сомневался, сильная у него комбинация или стоит сбросить пару карт и взять другие? Он то и дело менял их местами, силясь взглянуть на расклад с новой стороны.

Волшебник бросил кости, ему выпали «двойка» и «пятерка», но он пропустил свою возможность сбросить лишние карты, показывая остальным, что уверен в себе.

– Вскрываемся, – сказал приказчик.

Священник уронил свои карты, у него была пара. У охранника и цитара тоже не вышло ничего вразумительного, возница удивил ремесленным набором из пяти младших плотницких карт, сам приказчик выложил на стол трех подмастерий и две пятерки – молотов и кирок. Последнее слово осталось за волшебником, который, не чинясь, показал собравшимся большую кузнечную артель – пять старших карт кузнечной масти: горн, кузнеца, подмастерья, наковальню и десятку молотов.

– «Торжок» закончен, – сказал волшебник, привставая.

Вслед за ним привстал цитар. Это был крупный, широкоплечий, явно не обделенный силой человек. На широком кожаном поясе с заклепками висели ножны с кривым кинжалом и метательный топорик. Охранник напрягся, он был не настолько импульсивен, но у него имелись при себе палаш и желание вернуть деньги. Возница втянул нечесаную голову в плечи, священник завывал, пряча лицо в руках, а приказчик не предпринимал вообще ничего.

Что ж, подумал последний, если они преуспеют, я попытаюсь вернуть часть моих денег, но если нет, то окажусь не при делах. Расчет приказчика был вполне верным: ведь и охранник и возница были в караване, который сопровождал и он. Если волшебник останется без денег, возможно, им троим удастся оставить с носом и цитара. Священника можно не брать в расчет, он не боец и вообще неприятный тип. Насколько приказчик понимал, этот божий человек являлся странствующим проповедником, а также собирал пожертвования. Вот он уже начал стонать о каких-то несчастных сиротах, которые теперь останутся без пищи. Ничтожный кусок навоза не думал о них, когда ему шла хорошая карта, но, проиграв жертвенные деньги, не смог выдержать этого достойно, а теперь пытается давить на жалость. А еще святой отец! Приказчика передернуло.

Напряженное бездействие как-то затянулось. Волшебник и цитар смотрели друг другу в глаза, охранник выжидающе поглядывал на приказчика, который не передавал ему никаких посылов к действию. Тем временем священник понял, что мольбами денег не выклянчить, и внезапно изменился в лице.

– Все это происки Раздувателя Огня! Грязная магикская ворожба! Покайся, сын…

– Вот-вот, наведенные чары, – тихо и угрожающе согласился цитар, не сводя глаз с волшебника, который не шелохнулся и ничего не ответил.

Приказчик почувствовал, что пора готовиться к отступлению на безопасное расстояние. Вся складывавшаяся ситуация становилась возможной лишь потому, что волшебник был молод, безбород, одет в потертую ношеную полумантию и не внушал ни трепета, ни почтения. Жезл у него, конечно, был о-го-го, таким и голову разбить можно, но при этом, однако, оставалась надежда, что магик в силу неопытности окажется уязвим. С опытным волшебником никто бы за один игральный стол и не сел.

– Он умеет читать мысли честных людей! – надрывался священник, уже начиная верить в собственные слова как в стихи из Слова Кузнеца.

– Мыслей читать не умею, – тихо молвил маг, – но лица – легко.

Рука цитара выхватила кинжал, однако нож волшебника выпорхнул из ножен раньше и замер у цитарского горла. Причем руки волшебника даже не шелохнулись, его нож действовал сам. Священник взвизгнул и отскочил, споткнулся о стул, рухнул на пол и принялся барахтаться, путаясь в полах рясы. Охранник, на которого маг скосил свои жуткие желтые глаза, убрал руку от пояса, возница замер, как лягушка пред ужом, а приказчик, будучи человеком довольно умным, уже наблюдал за происходящим с расстояния в десять шагов.

Неизвестно, что произошло бы дальше, волшебник вполне мог перерезать цитару горло, исповедуя вечный принцип своей касты относительно тех, кто покушается на ее благосостояние. Да и кто вообще станет беспокоиться за жизнь какого-то цитара? Одним конокрадом больше, одним меньше, думал приказчик.

Распахнулась дверь, и в помещение проник дневной свет, а за ним и свежий воздух, который, впрочем, очень быстро испортился, потому что люди, вошедшие в общий зал, пахли конским потом и пылью. Это были солдаты при мечах и мушкетах.

– Мы ищем магика, – объявил офицер выглянувшему из-под стойки трактирщику.

Дрожащий палец оного указал в сторону большого пня.

– Чар… э-э… мм… это вы магик?

– Это я.

Нож медленно отлип от цитарского горла, оставив на коричневой коже тончайший красный след, перевернулся в воздухе и угнездился в родных ножнах.

– С вами ищут встречи по государственному делу, извольте пройти.

Волшебник неспешно ссыпал деньги в кошель, оставив на столе примерно четверть своего выигрыша.

– Изволю.

Торговля никогда не была легким ремеслом в Вестеррайхе. Особенно если ты не служил крупному торговому дому, который мог обеспечивать караваны хорошей охраной. Гораздо тяжелее шло дело у бродячих торговцев, которые колесили по дорогам на своих фургонах-лавках. Бывало, этот народ сбивался в целые аламуты[2], чтобы лучше обеспечивать свою безопасность и сообща отбиваться от лихих людей.

С ходом времени дорожные торговцы обзавелись целой культурой – собственными обычаями, приметами, особыми словечками и средой обитания. Частью этой среды были торговые стоянки, особые места близ развитых торговых путей, обычно устроенные под открытым небом, где торговый и деревенский люд мог продавать и покупать, будучи вне досягаемости городских законов. На торговых стоянках имелись увеселительные заведения, ночлежки, загоны для скота, охраняемые склады и, разумеется, прилавки, где торговали оптом и в розницу. Королевская власть предоставляла защиту таких мест самим торговцам, а потому взимала довольно скромную пошлину и не приставала почем зря.

Стоянка Синедол была по-настоящему вольной и не подчинялась ни торговым домам, ни довлеющему королевскому закону. За время своей жизни она раздалась вширь, став целым палаточным городом, немногочисленные настоящие здания которого являлись большими и малыми хибарами, легкими как в постройке, так и в демонтаже. Кривые грязные улочки, змеившиеся между скотными загонами, торговыми рядами и мастерскими, сходились в сердцевине Синедола, на торговом пятаке, усеянном крапинами навоза и тысячами следов.

Черной скалой поверх моря человеческих голов и спин животных высился большой фургон-сундук, окруженный пешими и конными солдатами. Судя по гербам, принадлежала эта бронированная громадина ривенскому казначейству. Эскорт провел волшебника внутрь охраняемого периметра к фургону, после чего один из солдат постучал в дверь:

– Мы вернулись, сир!

Когда дверь открылась, на раскладную лесенку ступила обутая в блестящий кожаный сапог нога господина маленького роста. Он был облачен в черные дорожные одежды из дорогой ткани, а темно-желтый бархатный плащ на его плечах скрепляла золотая цепь, отмеченная гербом ривенского казначейства. Из-под берета выбивались на круглое лицо вьющиеся каштановые волосы и торчали острые кончики поросших шерсткой ушей. Невысоклик критически приподнял бровь и посмотрел на сопровождавших Тобиуса солдат:

– Что-то как-то незрело он выглядит. Вы точно того привели?

– Единственный магик здесь, сир, – ответил старший. – Вон у него и жезл при себе, и зенки желтые…

– Без бороды, без посоха… – продолжил невысоклик, капризно кривя губы.

– Волшебство кроется не в бороде и не в посохе… сир?

– Сир Реджинальд Истер-Килибенс.

– Чем я могу служить вам, сир?

Невысоклик вздохнул, спустился на землю и пошел к другому, более заурядному фургону с таким видом, что волшебник был вынужден последовать за ним.

– Ты сослужишь мне службу, если скажешь – что можно с этим сделать?

Солдаты открыли заднюю дверь фургона, и волшебник увидел другого волшебника. Тот валялся на скамье, взирая в потолок пустыми остекленевшими глазами, и пускал пену. Густую, пузырящуюся, окрашенную во все крикливо-яркие цвета радуги пену.

– Ничего.

– Вот так сразу? Ты хотя бы взгляни на него, чар.

– Я и отсюда пену вижу. Он глотнул «пыльцы фей». Это такой питьевой наркотик для магов.

– Ага… и?

– И он будет недееспособен несколько суток, пока его астральное тело не «переварит» все те хаотичные потоки энергии, которые оно впитало.

– Ойле-вэйле-ау! – выругался сир Реджинальд и в сердцах чуть не пнул коровью лепешку, но вовремя вспомнил о цене своих сапог. – Точно ничего нельзя сделать? Может, промывание?

– Промывание очистит его материальное тело, но энергии уже просочились в астральное, а такого промывания я сделать не могу.

– Этсч! Ладно! Мы примерно знали все это, когда ехали сюда. Так получилось, чар, что я назначен ответственным за крайне ценный груз, понимаешь? Это деньги ривенского казначейства. Со мной усиленный отряд, и в подмогу нам был направлен вот этот пускающий радужную пену кусок худмэ!

Тобиус позволил себе поморщиться. Он не был знаком с бесчувственным магом и заранее не питал к нему теплых чувств, так как презирал собратьев по Дару, гробящих этот самый Дар эзотерическими наркотиками, но что о себе думает этот коротышка, когда смеет поносить волшебника в присутствии другого волшебника[3]?

– Нам придется рекрутировать тебя.

– Простите?

– Ты заменишь его, чар, – бесцеремонно повторил сир Реджинальд, – ибо нам без мага никак. Не в сложившейся обстановке.

– У меня были свои планы на дальнейшую дорогу.

– А у меня были планы заплатить вот этому пускающему пузыри мерзавцу два золотых за то, чтобы он просто маячил на горизонте. На всякий случай, смекаешь? Но теперь я могу заплатить два золотых тебе. Нам нужен маг, который сумеет постоять за себя и за груз, ясно? Ты хочешь заработать?

Тобиус хотел. Он уже некоторое время скитался по дорогам Ривена, следуя туда, куда тянула его Путеводная Нить, и на пути своем жил за счет того, что удавалось перехватить побочным заработком. В принципе волшебники редко оказывались без лута в кармане, но чтобы зарабатывать, нужна была собственная практика, а Тобиус лишь совсем недавно закончил обучение в Академии и еще не нашел подходящего места.

– Куда вы двигаетесь?

– Это секретная информация, смекаешь? Я ведь руковожу сбором податей, на мне шесть десятков вооруженных бойцов и фургон с деньгами. Могу сказать, что направляемся мы дальше на запад, и точка.

– На запад, – медленно проговорил молодой волшебник, – по пути.

– Вот и отлично! Один золотой сейчас, второй – по заключении службы.

Невысоклик лизнул большой палец и протянул руку. Тобиус лизнул свой большой палец и прикоснулся к пальцу сира Реджинальда. Конечно, традиционный невысокликов способ заключать сделки имел официальную юридическую силу только в далеком Холмогорье или, например, на землях Гизонской шляхты, но история не знала случаев, когда кто-то из маленького народа нарушал такую клятву где бы то ни было.

После того как сир Реджинальд с ворчанием оплатил на местном постоялом дворе место для бесчувственного волшебника, пока тот не оклемается, сетуя, что эта скотина не стоит и медяшки, отряд покинул Синедол и отправился по дороге Подсолнухов.

Вопреки ожиданиям, невысоклик поехал не в бронированном фургоне, а верхом. На свинье. В лучших традициях скаковых свиней, тот хряк походил на плод любви дикого кабана и домашней хрюшки, которая была слишком изнежена и медлительна, чтобы уметь хорошо бегать. Но получившийся в итоге зверь имел крайне внушительные клыки и, несмотря на короткие ноги, мог развивать и поддерживать приличную скорость. А еще он был очень большим.

Волшебник, питавший стойкую неприязнь к верховой езде на любом живом существе, забрался на крышу фургона, чем вызвал множество удивленных взглядов. Спереди и сзади ехали фургоны с солдатами, преимущественно мушкетерами, а верхом казначейский поезд сопровождали кирасиры.

Хотя лошади держали довольно высокий темп, свин умудрялся не отставать. Привалы были редкостью, и делались они лишь для того, чтобы охрана поочередно могла справить нужду и перекусить, ни о каком отдыхе не могло быть и речи. К вечеру отряд добрался до почтовой станции, где занял специальные казенные квартиры, а поутру двинулся дальше, к реке Салле, где сир Реджинальд, пользуясь государственными привилегиями, вне очереди влез на паром. Действовал невысоклик нагло и местами грубо, но очень эффективно.

Через два дня отряд въехал в ворота Максенрокка. Грязные улицы захолустного городишки не притягивали взгляда решительно ничем, и, проследив за выносом сундучка с податями из здания магистрата, сир Реджинальд повел поезд прочь из города. На следующий вечер они успели добраться до замка мелкого лорда, имя которого значилось в бумагах невысоклика, и, осуществив процедуру перемещения налоговых сумм, остались на ночь. Нельзя сказать, что лорд и его домочадцы очень обрадовались мытарям, но отказать государственной службе они не могли.

Тобиус сидел на краешке скамьи за столом в одном из больших залов, которые были отведены для ночевки солдат. Часть вышеупомянутых людей несла дежурство во дворе замка, охраняя бронированный фургон с деньгами, другая часть отсыпалась в преддверии второй смены, поэтому зал практически пустовал.

Хотя столы были длинными и за ними имелось вдосталь свободного места, высокий жилистый человек присел рядом с Тобиусом. Маг знал, кто он, хотя и не был с ним знаком. Этот тип отличался от остальных охранников, предпочитая мундиру носкую дорожную одежду темных тонов, а мушкет ему заменял большой арбалет, судя по механическому рычагу, изящному изгибу плеч и украшению в виде драконьей головы в передней части ложа – дорогой соломейский экземпляр. Длинные сальные волосы падали на вытянутое острое лицо с глубоко посаженными глазами, а с широкого тонкогубого рта не сходила тень усмешки.

– Выпьем по кружечке, чар?

– Матисс, верно?

– Матисс Кордол, вольный стрелок, путешественник и ценитель женской красоты, к вашим услугам.

Перед волшебником появилась кружка с пенной шапкой, вторую наемник держал сам. Тобиус взялся за ручку, и кружки стукнулись одна о другую. Первый глоток был скромным, маг дал своему языку шанс заблаговременно выявить возможное присутствие ядов, но зря – в пиве было только пиво.

– Просто хотел предупредить вас, чар, что здесь что-то неладно.

Тобиус замер, но промолчал, разрешая арбалетчику говорить дальше.

– Я тоже временно на государственной службе, так сказать, и по окончании маршрута мне обещаны неплохие деньги, а потому, как наемник наемнику, я доложу вам, что с этими ребятами что-то не так. Их командир, Реджинальд, не доверяет им. Ну, по крайней мере, не всем. Он нанял меня, чтобы я был его личным телохранителем в пути.

Тобиус продолжал молчать.

– Не знаю, что здесь происходит, но если станет жарко, особо не доверяйте этим солдатам свою спину.

– А вам спину можно доверить?

– Мне? – усмехнулся наемник вставая. – Если станет жарко, у меня появятся более важные заботы, нежели ваша спина. Своя, например. Ладно, пойду исполнять обязанности, а то наниматель будет недоволен.

Хотя Тобиус понимал, что слова Матисса Кордола не могли считаться безоговорочной истиной, на следующий день он внимательнее приглядывался к солдатам. Волшебники по природе своей склонны к паранойе, и склонность эту очень трудно подавить.

Он спрыгнул с фургона на землю в одну из редких остановок, когда солдатам выделили немного времени на справление нужд, и приблизился к Реджинальду. Тот отвел свинью от дороги и принялся подкармливать желудями из специальной сумки, а Матисс Кордол сидел невдалеке, так, чтобы видеть и нанимателя и солдат.

– Славный хряк, – сказал Тобиус, разглядывая подогнанную под свиное тело упряжь.

– Так и есть. Буду кормить его до тех пор, пока не потеряет способность скакать, а потом на мясо пущу, – со свойственной его народу практичностью сказал невысоклик, ласково гладя кабана по крупной башке.

– Впервые вижу скаковую свинью в Ривене. Ваших сородичей на крайнем западе немного.

Круглое личико невысоклика немного сморщилось. Он понял, что беседа началась с ничего не значащих фраз, а значит, маг собирается подобраться к чему-то серьезному.

– Да, мой народ имеет привычку глубоко врастать в родную землю, но дедушка, некогда состоявший в штате обслуги при духовном посольстве Церкви, направленном в Ривен, заметил, что хватка горячо обожаемой им религиозной организации в сих землях не так сильна. А еще он заметил, что в Ривене нет законов, ограничивающих расселение невысокликов в пределах их исконных историко-этнических территорий, и при должном усердии и капельке везения здесь можно неплохо зажить. Поэтому он попросил ривенского подданства, устроился на службу к одному небедному лорду, привез из Холмогорья молодую жену, а из жизни ушел, будучи состоятельным и уважаемым управленцем. Мой батюшка вступил в ривенскую армию, в составе которой принимал участие в Третьем Пламенном походе, откуда вернулся живым и почти невредимым. Ему пришлось отдать на поле боя всего лишь руку и уберечь своего лорда-командира от стрелы, чтобы привезти домой дворянский титул с правом наследования. Поэтому я, Реджинальд Истер-Килибенс, имею честь именовать себя сиром и служить королевским сборщиком податей. Как вам эта короткая история успеха?

– Впечатляюще, сир. Вы достигли немалых высот, хотя люди, возможно, порой препятствовали этому, потому что вы не человек.

– Не без этого, конечно.

– Но я вижу, что ваши солдаты вас уважают.

– О, это да! Хорошие ребята! Соль земли!

Вскоре Тобиус узнал поименно, кто особенно из шести десятков охранников являлся солью земли, кто был «неплохими ребятами», а о ком невысоклик ничего определенного сказать не мог. Заняв свое место на крыше фургона, волшебник предавался невеселым мыслям. Главное, чего он не понимал, – это какого ахога по дорогам Ривена едет фургон, увешанный гербами казначейства и окруженный ненадежной охраной?

Следующим днем поезд въехал в ворота большого и богатого города Добесмарша, из здания магистрата которого под бдительным присмотром Реджинальда Истер-Килибенса были вынесены сундучки с податями. Закупив провизии, отряд двинулся дальше без передышки, и к концу дня было решено заночевать на придорожном постоялом дворе «Под головой тролля». Бронированный фургон загнали под навес и окружили караулом, пока часть солдат отдыхала в общем зале.

Кроме случайных путников в «Под головой тролля» захаживали вилланы из соседней деревни, потому что на постоялом дворе наливали весьма неплохой сидр и делали скидку постоянным клиентам.

Тобиус, перекусив вполне сносным рагу, подсел к троице солдат, резавшейся в «прыткий» «куп». Карты традиционной гоблинской колоды были треугольными, грани игральных костей – тоже. Солдаты сначала подозрительно отнеслись к волшебнику, что являлось нормой, но когда он два раза подряд проигрался по мелочи, недоверие спало. Отстраненно следя за игрой, а также делая вид, что рассматривает огромный булыжник, висевший над камином, кой местные хозяева пытались выдать за голову настоящего тролля, Тобиус прислушивался к разговору, происходившему невдалеке. Благо это было нетрудно.

Невысоклик беседовал со старостой ближайшей деревни, который из-за глуховатости постоянно громко переспрашивал и так же громко отвечал. Матисс Кордол примостился неподалеку от нанимателя в уголке потемнее, и когда его задел взгляд мага, словно почувствовав это, усмехнулся с закрытыми глазами.

– Чи-и-иво?!

– Я говорю: дорогой Подсолнухов!

– А-а-а! Нет, сир, там не проедете никак!

– Почему?

– Чии-и-во?!

– Почему, говорю, этсч тебя дери?!!

– А-а-а! Дык перекрыли дорогу ишшо вчерась люди его милости лорда с Красного холма. Говорят, в деревне, что дальше по дороге, разыгралась бельмастая хворь, и теперича, покуда братья святого Маркуса ее не удавят, солдаты никого не пропустят! А у меня в той деревне деверь батрачит, не знаю, жив ли он до сих пор! Придется вам, сир, через Туманную лощину ехать, либо же бо́льшим крюком, через дорогу Хмеля! Эдак вы неделю потеряете, но все лучше, чем через Туманную ехать!

– Чар, вы как, ходите?

Тобиус шлепнул на кучу карт свою, затем бойкий ход игры продолжился. Он вернул себе проигранное и оставил солдат в покое. Как волшебнику, ему предназначалась отдельная комната, в которую он поднялся, заперся и провел остаток ночи в медитации.

К одиннадцати часам следующего дня отряд наткнулся на преграду. Дорогу перекрывал блокпост, вокруг которого при свете солнца поддерживались костры. К выехавшему вперед сиру Реджинальду подступились солдаты с гербом в виде красного полукруга на доспехах. Их лица были закрыты промоченными в травяном настое тряпками, а глаза слезились от дыма. Тобиус выбрался немного вперед, к невысоклику и его телохранителю, чтобы лучше слышать.

– …Никак, сир.

– Не пегая[4] ли, часом, проскакала?

– Да бог с вами, сир! Бельмастая хворь, не иначе! Так братья сказали! Вам теперь путь по Хмельной дороге. Большой крюк сделаете, но ежели торопитесь, то вертайте чуток взад и оттуда налево, в Туманную лощину. Места там пустынные, но их дурная слава сильно преувеличена!

– Спасибо за совет, воин, так и поступим.

Когда невысоклик уже развернул свою свинью, к солдату приблизился Тобиус.

– Бельмастая хворь, значит? – осведомился он. – Это, брат, штука опасная. Добрые братья Маркуса сказали вам, чтобы вы жгли в кострах черноплодную рябину, можжевельник и калину?

– Э… так точно, сударь, – ответствовал красноглазый.

– Молодцы, молодцы, продолжайте жечь – и, быть может, не заболеете.

Отряд вернулся к последнему пропущенному повороту и двинулся новым путем, взяв значительно южнее дороги Подсолнухов. Путь лежал в небольшую лощину, уместившуюся среди пары холмистых гряд. Чуть в сторонке тем же направлением бежала неширокая речка, которая изредка пересекалась с дорогой, из-за чего поезду приходилось въезжать на ненадежного вида деревянные мостики. Постепенно дорога делалась все более запущенной, бросалось в глаза отсутствие придорожных камней, отмечавших лиги, а те камни, что стояли на своих местах, не обновлялись так давно, что надписи на них не читались. Правда, однажды встретился покосившийся от времени дорожный столб с разбитым фонарным плафоном, висевшим на цепи, словно забытый всем миром висельник. Косая грязная доска на том столбе все еще кое-как доносила до сведения путников, что впереди их ждет Туманная лощина.

Пока светило солнце, отряд двигался более-менее бойко, но ближе к вечеру по сторонам от дороги раскинулись поросшие ряской и водяными лилиями пруды, чьи испарения придавали воздуху настораживающий зеленоватый оттенок. Дорога стала вести себя как стремящаяся скрыться в траве змея – она то пропадала, заставляя поезд сбавлять темп, то вновь появлялась. В ранних сумерках, когда до придвинувшейся стены небольшого леса было рукой подать, вернулся небольшой отряд конных разведчиков.

– Впереди дурное место, сир.

– Опасность засады?

– Скорее просто дурное. Это висельное дерево.

– Ого! Поглядим!

Вскоре то, что так заинтересовало невысоклика, стало видно всем. Большой дуб с непомерно широким перекрученным стволом и раскидистыми, но голыми ветками, обвешанными гнилыми тонкими остатками веревок с пустыми петлями, а меж древесных корней тускло белело некоторое количество костей.

– Отдых, парни! Марш из фургонов, и разомнитесь как следует!

Сир Реджинальд покинул седло и, потирая затекшее седалище, неспешно направился к дереву. Тобиус встал рядом с ним. Оба – и невысоклик и человек – вглядывались в облепленный мхом ствол, пытаясь разглядеть в глубоких бороздах коры ожидаемый образ.

– Вон там, – направил их взгляды Матисс Кордол, указывая гораздо выше уровня человеческой головы.

Когда-то давно на стволе умелой рукой был вырезан рельеф, изображавший изогнутую драконью шею с драконьей же головой, однако с тех пор дерево успело сильно вырасти, прежде чем окончательно состариться и погибнуть.

– Настоящее висельное дерево, ты погляди.

– Одно из последних наверняка. – Тобиус сделал шаг и протянул руку, но в последний момент перед прикосновением отдернул ее. – Во время войн Веры на ветвях этих деревьев не было свободного места, а после Церковь настояла на том, чтобы все они были сожжены, потому что пространство вокруг них, сколько ни освящай, вскоре вновь начинало сочиться скверной.

– Недоглядели святые отцы. Судя по наличию остатков веревок, как минимум десять лет назад им еще пользовались, – проговорил невысоклик. Он свистом подозвал к себе хряка и, вытащив из седельной сумки курительные принадлежности, протянул магу кисет. Сам сир Реджинальд сунул в зубы короткую трубку-носогрейку с вместительной чашей.

– Отличный табак, – одобрил Тобиус, раскурив свою длинную трубку из белой керамики.

– Посылка с исторической родины, лучший табак в Восточной четверти, да.

Они некоторое время наслаждались курением поистине прекрасного табака, выпуская струи сизого дыма, а потом Тобиус вдруг обронил:

– Мы идем в засаду.

– Да неужто? – Невысоклик повел себя так, будто ему только что поведали «тайну», что, мол, вода мокрая.

– Тот блокпост был фальшивым. Они жгли костры как во времена буйства кровавой чумы или катормарского мора, хотя все лекари Вестеррайха давно признали неэффективность этой меры защиты от миазмов. К тому же бельмастая хворь хоть и заразная до ужаса мерзость, но, чтобы заболеть, нужно вступить в непосредственный контакт с больным, а на дальние расстояния по воздуху она не передается. Опять же ни один маркусит не повелел бы жечь в огне рябину, калину или можжевельник. Солдаты просто лгали.

Сир Реджинальд ничего не ответил. Докурив, он вернулся в седло и отдал приказ двигаться. Солдаты, обычно стремившиеся растянуть редкий отдых, разместились в фургонах очень быстро – никому из них не хотелось задерживаться в дурном месте хотя бы одну лишнюю минуту. Впереди ждал небольшой, но темный лесок.

Вскоре солнце совсем зашло, но вместо того чтобы попытаться найти место для ночного бивака, раз уж на этот раз о крыше на ночь речи не шло, поезд продолжил двигаться дальше, хотя и очень медленно. Часть солдат покинула фургоны и теперь шагала рядом с ними, освещая неверный путь светом застекленных ручных фонарей.

– Терпение, парни, – неустанно твердил сир Реджинальд с преувеличенной бодростью, – в этих местах есть одна старая, заброшенная деревня! Доберемся до нее. Переночуем, а утром вернемся на дорогу Подсолнухов еще до десятого часа!

Из-за облаков показалась молодая луна, а в отдалении среди лесной черноты появились сонно парящие огоньки.

– Светляки с прудов залетели, смотрите лучше под ноги! – ворчал невысоклик.

Первая пуля угодила бы ему в грудь, кабы не росчерк темноты, вырвавший сира Реджинальда из седла, словно языком слизнувший. Матисс Кордол приземлился, перекувырнулся и, отпуская нанимателя, отработанным движением вскинул арбалет, который миг назад висел на ремне у наемника за спиной. Опасно быстрое натяжение тетивы, ложащийся на ложе, а затем уносящийся в темноту болт. Первый вопль. А потом началась стрельба, и криков стало много.

– Туши фонари! – вскричал сир Реджинальд.

Скатившийся с фургона Тобиус выпустил в лес два роя светящихся мотыльков, освещая пространство среди деревьев, пока сам поезд окутывала темнота, – солдатам сразу стало легче целиться. Часть нападавших пошла врукопашную, в то время как охране приходилось тратить силы для удержания перепуганных лошадей и искать убежища за фургонами.

– Нас непременно попытаются окружить! – обратился к магу сир Реджинальд. В руках у него был короткий по человеческим меркам меч и пистолет.

Тобиус кивнул и, приготовив заклинание Щит, воспарил над землей. Полетел он низко, но быстро, ловко маневрируя между стволами благодаря Енотовым Глазам, а вокруг него летело, кружась, несколько иллюзорных копий его самого. Оправданность этого приема была доказана, когда залп, прозвучавший из кедровой рощицы, в основном пришелся по иллюзиям, а в Щит волшебника попало всего две пули. Он силой воли сгустил из воздуха дюжину водяных сфер, ударил ими в ответ и послал вдогонку Морозное Дыхание, превратив крошечный клочок леса в белую от снега и инея зимнюю идиллию, вместе с семью разбойниками. Кружа по лесу вкруг места схватки, маг то и дело натыкался на небольшие группки врагов, заходившие в тыл, и, как правило, замораживал их либо приводил в беспамятство всесокрушающими ударами Столба Твердой Воды. Так он отдалился от поезда довольно прилично, а когда понял, что биться больше не с кем, полетел обратно. Тем более что звуков стрельбы уже не слышалось. Однако, вернувшись, он замер на дороге с белым лицом.

Кровь. Очень много крови. Изуродованные тела людей и лошадей тут и там. В некоторых кусках узнавался скаковой хряк невысоклика. С жезлом наготове маг двинулся вперед, ощущая характерный запах парных потрохов и их содержимого, перемешанный с железистым запахом крови. Их разорвали на части зубами и когтями, а потом разбросали по небольшому участку дороги, и все это ярко блестело в свете парящих тут и там мотыльков.

– Оно посчитало меня мертвым… повезло, – слабо послышалось слева.

Матисс Кордол был пришпилен к дереву пикой, а тот, кто так услужил ему, валялся подле с отрубленной головой среди еще троих мертвецов. Трофейную саблю наемник выронил, разряженный арбалет тоже лежал в корнях возле его ног, кровь текла по животу и ногам, и почерневшие от нее пальцы пытались зажимать рану вокруг древка. Тобиус приблизился и положил руку на оружие, отчего Кордол зарычал сквозь зубы:

– Если ты выдернешь…

– Кишки полезут наружу, знаю, доверьтесь мне, сеньор Кордол, я неплохо умею чинить людей.

Тобиус наложил на раненого Обезболивающее, прижал рану и извлек пику. Он работал быстро и умело, сращивая поврежденные ткани и не допуская потери крови. Под конец волшебник позаботился о том, чтобы предотвратить сепсис, и сделал так, что не осталось даже шрамов. За быстрой операцией следил сам оперируемый.

– Ловко, – признал он, – но жутко. Вы, однако, целитель от бога.

– А теперь, покуда вы не отдаете концы, расскажите, пожалуйста, – какого ахога здесь произошло?

Из слов Матисса Кордола следовало, что какое-то время все шло ладно, насколько ладно может идти налет на казначейский поезд посреди ночного леса. Даже когда несколько солдат ударили в спину своим сослуживцам, Реджинальд Истер-Килибенс смог реорганизовать оборону и устроить налетчикам Содренские Пляски, а телохранитель был рядом и успел сполна отработать все обещанные деньги, пока его не оттеснили. Драться с троими – дело нелегкое, особенно если четвертый поджидает удобного момента, чтобы ткнуть пикой. Когда его пригвоздили к дереву, он подумал, что все, конец, а жаль, ведь лояльная охрана успешно била врага. Но все круто изменилось.

– Я услышал какой-то странный треск, а потом оно вырвалось из леса с рыком, похожим на стон, с ходу порвало нескольких лошадей и набросилось на людей.

– Что за «оно»?

– Чудовище. Ахог знает, что это была за тварь, нагромождение лап, голов, когтей и клыков, укрытое бурой шерстью. Огромная тварь. И хотя у меня в кишках засела сталь, я решил, что моя доля лучше, чем у них. – Взгляд темных глаз скользнул по едва теплым останкам. – Но хуже всего, чар, было то, что оно не тронуло наших врагов. Перебило охрану, животных, но не тронуло врага, ясно?

– Чего же тут неясного? – пробормотал Тобиус. – У налетчиков было ручное чудовище. И не такое случается в мире. У нас в Академии есть один волшебник, который вырастил себе питомца размером с утес, а другой сам может превращаться в тварь навроде дракона.

Наемник молчал – он не знал, что на это можно ответить.

– Я не вижу здесь останков нашего работодателя.

– Потому что их здесь нет. Налетчики захватили его и увели вместе с фургоном.

– Значит, мы должны его вернуть.

– Вы не поверите, чар, но я хотел сказать именно это.

– Послюнявленный палец?

– Послюнявленный палец.

Волшебник с удивлением взглянул вольному стрелку в глаза, понимая, что видит человека с какими-то принципами. Кордол всем своим видом производил впечатление отсутствия таковых, и делал он это сознательно, так что, получив задаток и поприветствовав брюшиной пику, беспринципный человек должен был поскорее убраться прочь и радоваться, что рядом ошивался целитель, столь удачно его подлатавший. Но Кордол поступил наоборот. Тобиус же, будучи магом, то есть существом по природе своей эгоистичным и заботящимся лишь о себе, обязан был соблюдать лишь те клятвы, которые сопровождались специальными словоформулами, и тем не менее… он ведь слюнявил палец.

– Хм, хорошо, конечно, что оказалось нас тут двое таких замечательных храбрецов, готовых исполнить свой долг и рискнуть жизнями за лутовую цену, но лично я не знаю, куда двигаться дальше.

– Я знаю. – Кордол снял с мертвого солдата ножны, проверил, как выходит из них палаш, и надел пояс с ножнами на себя. – Коротышка заблаговременно рассказал мне, что заброшенная дорога должна привести к заброшенной деревне. Если не там угнездилась разбойничья шайка, то где же еще?

– Он это знал – и все равно вел поезд туда?

– Он лишь предполагал.

Кордол проверил исправность арбалета и, орудуя ножом, принялся мародерствовать. Он вспарывал пояса, подкладки, шарил в сапогах и тихо ругался, когда видел, что местами его опередили и кто-то из врагов уже нашел заветные тайники.

– Ты не мог бы не…

– Мертвым не нужны деньги, а мне они еще могут пригодиться. – Выпрямившись с несколькими серебряными монетами в руке, наемник улыбнулся. – Как думаете, чар, кто такой наш сир Реджинальд?

– Понятия не имею. Но он не мытарь.

– Ривенский государственный служащий, ага, как же! Я родился и вырос в Эстрэ и видел много невысокликов в своей жизни, но вот что интересно: за время своих скитаний по Вестеррайху, за пределами Эстрэ я встречал их только в Шехвере и Диморисе, да и то лишь близ границ земель Гизонской шляхты. Этот народец накрепко врастает в землю, у них даже дома – часть ландшафта, а тут вдруг объявляется один такой коротыш на другом конце Вестеррайха и рассказывает сказочку про переселившегося деда. Вы, как рив, можете позволить себе поверить в это, но я эстриец, и я не куплюсь. Готовы идти? Двинемся по лесу, за дорогой наверняка следят, и всех этих светящихся жуков лучше убрать. И еще, я не большой ходок по ночным лесам, так что если к утру доберемся, будет уже хорошо.

– Если он будет еще жив и если не встретимся нос к носу с той тварью, которая порвала наших, – кивнул волшебник, сплетая на ходу заклинание. – Вот сейчас мотыльки погаснут, и вы увидите мир в новых цветах. Это Енотовые Глаза.

Заклинание, наложенное на Кордола, стало сопротивляться, чем немало удивило Тобиуса. Чары будто… не хотели быть наложенными на этого человека, но подчинились создателю, стоило немного надавить. Стрелок рассмеялся, осматривая мир глазами ночного существа, и выразил бурную радость. Вместе с магом они сошли с дороги и двинулись по ночной тьме, прекрасно разбирая путь и стараясь загодя высматривать возможные секреты.

К заброшенной деревне, устроившейся в низине, вышли до рассвета. Она притаилась ближе к западной оконечности лощины, окруженная и частично захваченная лесом. Довольно крупная некогда деревня, нет, даже село, если судить по виду развалин часовни, обнесенное щербатым местами павшим, а местами покосившимся частоколом. И оно явно было несколько более обитаемо, чем положено заброшенному селу. Там горело множество костров, освещавших преимущественно центральную площадь, а вокруг источников света передвигались человеческие фигурки, отзвуки чьих пьяных голосов разносились далеко округ.

– Дерите меня ахоги, их там не меньше полусотни.

– Скорее больше, в домах тоже кто-то да есть. А ведь я многих успокоил в лесу.

Они крались в темноте почти без остановок, благо луна была далека от зенита, и лишь на границе села надолго замерли, ожидая увидеть вражеский караул или что-то в этом роде, но напрасно. Проникнуть сквозь зазоры в частоколе оказалось проще простого, и лазутчики двинулись мимо домов, пялившихся слепыми провалами окон, мимо прогнивших оград, заросших сорняками огородов, по пустынным улицам, давно забывшим звуки собачьего лая. Кордол остановился и указал на землю, Тобиус увидел человеческий череп и несколько костей.

– Старые.

– Истер-Килибенс говорил, что на деревню напала крупная банда и вырезала всех подчистую лет эдак семь – десять назад, и с тех пор в Туманной лощине никто не живет, – шепотом поделился наемник.

По настоянию Тобиуса они забрались в один из пустых заброшенных домов и затаились. Магу необходимо было прощупать пространство в попытке обнаружить другого мага, ибо, по его словам, там, где появляется ручное чудовище, где-то рядом должен ошиваться кто-то из владетелей Дара. Но никаких признаков присутствия другого мага Тобиус не выявил. После этого они сменили «гнездо», переместившись на полуразрушенный чердак заброшенного дома, из которого можно было следить за шумными людьми, напивающимися вокруг костров. Бронированный фургон казначейства тоже стоял там, в большом пятне света, и вокруг него суетились люди с молотками и железными прутьями, безуспешно пытаясь отодрать дверь. Периодически к ним присоединялся еще один человек, мужчина с заросшим бородой лицом, при появлении которого остальные начинали суетиться активнее. Видя, что дверь все еще не открыта, он орал на них, после чего удалялся в один из немногих более-менее целых домов на площади, в окнах которого горел свет.

– Коротышки не видать, – сказал Кордол, цокнув языком.

– Чудовища тоже.

– Это большое поселение, тварь может прятаться где угодно, и я не уверен, что мои стрелы произведут на нее впечатление.

– Мои Огненные Стрелы произведут. Нужно вытащить Истер-Килибенса, если он еще жив, а когда он окажется хотя бы в относительной безопасности, я все здесь разнесу к ахогам собачьим. Возможно, под конец даже удастся сдать кого-нибудь властям.

Матисс с опасливой ухмылкой глянул на Тобиуса, думая наверняка о том, что такому бойкому, пусть и молодому, магику ничего не стоит привести свою угрозу в исполнение.

– Я проникну в тот дом и поищу нашего незадачливого нанимателя, а вы…

– Я наложу на вас чары Глазоотвода.

– О-хо-хо, сегодня на мне испробовали больше заклинаний, чем за всю предыдущую жизнь! Может, стоит чаще сотрудничать с магами, и жизнь станет проще?

– Может быть, – пожал плечами Тобиус, сплетая систему чар. – Но вблизи от нас у простых смертных значительно повышается вероятность потенциального травматизма. Волшебнику что, он тварь живучая, а вот простые люди мрут быстро, иногда не успеваешь даже оглянуться, а они уже…

– Как те несчастные на дороге.

– Все. – Тобиус завершил наложение заклинания. – Теперь они не будут на вас смотреть.

– Точно?

– Они будут отворачиваться и постараются не вставать у вас на пути.

– Страшно подумать, что может сделать не тот человек, если ему в руки попадут такие умения.

– Довольно болтовни, сеньор Кордол, идите туда, а я присмотрю за вами и, если понадобится, прикрою. Можно было бы и прямо сейчас наведаться на этот праздник жизни, но, боюсь, кто-нибудь ненароком прирежет невысоклика, пока я буду наводить здесь порядок.

Тобиус следил, как вольный стрелок крадется по улице, опасаясь света костров. Он держал арбалет перед собой и тихонько приближался к людям, ожидая, что в любой момент его заметят, и тогда придется уносить ноги. Но они не замечали. Пьяные и не очень пьяные взгляды соскальзывали со сгорбленной долговязой фигуры, которая липла к стенам, отбрасывая неверные тени в свете костров, а она кралась дальше. Постепенно осмелев, наемник двинулся почти в открытую, а после ему и вовсе начало нравиться происходящее. Смертные, получившие возможность соприкоснуться с магией, по неопытности часто заигрывались, и Тобиусу пришлось наблюдать, как его напарник едва не заглядывает в лица тех, кто совсем недавно пытался его прикончить. Кордол прошел мимо осажденного фургона и замер сбоку от двери, ведшей в обжитой дом. Наконец он дождался, пока бородач вновь выйдет, и скользнул внутрь, прежде чем дверь закрылась.

Тобиус следил за округой, применив Истинное Зрение, ища зацепки, хоть какие-то знаки того, что в пристанище разбойничьей шайки окопался другой маг. Обычно такие вещи сразу бросались в глаза хотя бы потому, что волшебники, будучи существами территориальными и индивидуальными, стремились оградить и разметить собственную территорию. Как правило, они окружали себя защитными и оповестительными чарами, магическими ловушками и всем прочим в том же духе. Тобиус искал признаки, но не находил ничего.

Бородач на этот раз очень долго распекал нерадивых взломщиков на радость остальной шайке. Заметив веселье, он прошелся и по гулякам, обдав их грязной, словно помои, руганью, отнял у кого-то бутылку и сам приложился к горлышку. Когда он пошел обратно, Тобиус напрягся, готовясь вступить в дело. Бородач скрылся в здании, и мгновения стали растягиваться патокой, пока не прозвучал звук порохового выстрела. Маг вскочил и тут же опрокинулся навзничь, потому что следом за выстрелом раздался звук падающей на землю двери фургона и рокот взрыва. Ударная волна прокатилась во все стороны, руша самые обветшалые дома, обдавая людей смертельным жаром, и мир потонул в огне. Фургон взорвался.

Когда маг пришел в себя, избавился от писка в ушах и белых пятен в глазах, когда вылез из развалин рухнувшего дома, он увидел настоящую бойню уже второй раз за несколько часов. Даже для его закаленного рассудка это было тем еще испытанием. Развороченные обломки фургона, клочья огня, разбросанные тут и там, занявшиеся хибары, едкий дым, ошметки человеческих тел, посеченных, несомненно, поражающим элементом в виде монет… железных. Неестественный цвет пламени говорил об особых алхимических добавках. Все это запечатлевалось в мозгу Тобиуса застывшими гравюрами, накладываясь одно на другое и образуя уродливую картину, пахнущую скотобойней и пиротехнической лабораторией. Где-то внутри подала тоненький голосок мысль о том, что, возможно, кого-то удастся спасти. Тобиус и сам не знал, зачем бы ему спасать кого-то из этих препоганых людей даже при возможности, но какая-то часть его «я» всегда занималась глупостями вроде мыслей о спасении всех людей в мире и подбивала хотя бы попытаться, на что наставники в Академии часто качали головой.

– Бомбануло так бомбануло, – поделился своим мнением Матисс Кордол, приближаясь в слабеющем свете огненного зарева. Рядом с ним нетвердой походкой двигался Реджинальд Истер-Килибенс. – Выбрались через окно с другой стороны, чудом не попали под рухнувшую крышу. Не залатаете ли нашего нанимателя, чар? Они действительно успели подпортить его шкурку.

Лицо невысоклика походило на один сплошной синяк, бугристый и грозящий вскоре полиловеть. А еще кто-то порезал его щеки, нанес длинные кривые борозды от уголков рта до ушей, при этом не рассекая плоть полностью. Стоило ему открыть рот – и щеки бы порвались.

– А теперь, – промолвил волшебник, закончив сращивать поврежденные ткани, – вы объясните, какого ахога взорвался этот ваш проклятый…

Раздался треск. Не резкий и мимолетный, как когда что-то ломается, а продолжительный и ритмичный, извлекаемый преднамеренно. Из наполовину рухнувшего дома выбрался бородач. Одной рукой он пытался зажимать рану на груди, а другой вращал в воздухе трещоткой.

– Надо было целиться в голову! – рявкнул Кордол на нанимателя.

– А не надо было меня дергать! – ответил тот.

– Клянусь душой, именно это я слышал перед тем, как на нас навалился ураган когтей! Надо бежать!

Над Туманной лощиной раздался переливающийся хриплый рев в несколько глоток, и был он беспощадно близок, не оставляя людям и невысоклику надежды на побег. Бородач закашлялся, харкая кровью, и упал ничком, проклятая трещотка наконец умолкла. Однако на окраине деревни раздался треск, как раз резкий и мимолетный, будто что-то огромное сметало гнилые заборы и рушило остовы заброшенных домов. Оно появилось очень скоро, выметнулось к совсем ослабевшему огню безобразным темным комом шерсти и пронзило ночь шестью пылающими зеленью огоньками.

Тренькнула тетива, и их стало пять. Рыкнув, чудовище ринулось к людям, но Тобиус возвел заклинание Щит, которое выдержало первый удар туши, хоть и с треском, а потом он ударил в ответ Воющим Клинком и буквально рассек многолапое нечто на две части. Какие-то мгновения оно еще шевелилось, но потом затихло, и зеленые огни погасли, а к прежним запахам примешались едкие, незнакомые никому, кроме Тобиуса, ароматы консервирующих бальзамов. На своем исходе эта тревожная ночь соизволила все же затихнуть.

– Что это?

Тобиус временил с ответом, разглядывая зловонное нагромождение плоти и шерсти, сидя на корточках. Три головы, двенадцать лап, а значит, всего двенадцать клыков и шестьдесят когтей.

– Химера, – наконец выдал он, – созданная из трех медведей. Обычная, я бы даже сказал, безыскусная химера. Три медвежьих трупа, расчлененных, а потом собранных в одно огромное уродливое целое, наполненное магическим бальзамом, помогавшим ей имитировать жизнь.

– Это одна из самых мерзких и страшных тварей, которых я видел в своей жизни, и мне казалось, что если мы сегодня выживем, то нам очень повезет. А вы разрубили ее одним ударом. Как это понимать?

– Как есть, так и понимайте, сир Реджинальд, – промолвил Тобиус. – Боевая магия может уничтожить практически все что угодно, а это существо предназначалось только для того, чтобы пугать и убивать простых смертных. Ни пули, ни стрелы, ни мечи ее не остановили бы, а вот магия – легко.

Волшебник прошел к трупу бородача и поднял с земли сломавшуюся при падении трещотку.

– А это артефакт, обеспечивавший подчинение, причем на удивление ладно сделанный. Вот только покойник сей ни разу не маг. Он пользовался трещоткой и, судя по остаточным следам его астрального тела, постоянно держал ее при себе. Но он не маг.

Свет проник в Туманную лощину на правах полновластного хозяина, ибо солнце не смущало ни название этого заброшенного местечка, ни его дурная слава. К этому времени трое путников уже некоторое время взбивали пыль на обочине дороги Подсолнухов, пока их не нагнала карета, запряженная четверкой лошадей. Из кареты вышел закованный в броню гном, сжимавший в руке массивный пороховой пистолет, способный прошить любую кирасу как фольгу и оставить в человеке дырку величиной с небольшую дыню. Гномы были мастерами создавать компактное оружие с чудовищной убойной силой.

Заглянув в карету, сир Реджинальд Истер-Килибенс вернулся к своим работникам и сунул каждому из них в руку по золотой монете.

– И это все? – не удержался от того, чтобы скривиться, Матисс. – После того, что мы…

– Это все, что было обещано, – твердо ответил невысоклик, – за любые неприятности, имевшие место быть во время вашей работы.

И он и гном погрузились в карету, после чего она развернулась и быстро помчалась в обратную сторону.

– Вот ведь низок паршивый! – сплюнул в пыль наемник.

– Ну, он действительно с нами расплатился, – пожал плечами волшебник, пряча золотой кругляш в своей сумке.

Через два часа они оба мылись в бадьях с горячей водой, которые для них заботливо подготовила прислуга придорожного постоялого двора «Точные весы», в комнате, поделенной на две части занавесью.

– Но ты не знаешь самого интересного, – рассказывал вольный стрелок, который с попустительства Тобиуса решил вдруг перейти на «ты». – Когда я пробрался в дом, Истер-Килибенса там охраняли пятеро, но ни один не заметил, что он подрезает веревки крошечным ножичком из рукава. Прежде чем я пустил в ход меч, он освободился, выхватил у одного из них нож и метнул ему же в глотку. Очень короткое расстояние, у ножа не было времени для набора скорости, но он воткнулся по рукоять, будто им выстрелили из арбалета, хм. Я убил троих, а он в это время выпустил кишки еще одному, причем наш дорогой сир Реджинальд был хром и хорошо виден врагам, в отличие от меня. Как человек, повидавший много головорезов, скажу тебе точно: этот невысоклик – опытный убийца. Вот и думай теперь – что все это было и как нам удалось выжить?

Волшебник молчал, сидя в успокаивающе-обжигающей воде и крутя в руках трещотку, пока приятная молодая служанка старательно скребла ему спину. Позже они с Кордолом спустились в общий зал, заняли отдельный стол и сделали заказ, ни в чем себе не отказывая. Сначала принесли вино и легкую закуску, чтобы гостям веселее было ждать основных блюд, и они выпили за то, чтобы и впредь удавалось сохранить собственные шкуры в целости, а собственные кошели – в тягости. Волшебник медленно покручивал трещотку, извлекая из нее нервные непостоянные звуки, чем несколько раздражал наемника.

– Выбрось уже эту дрянь и забудь. Мы живы благодаря тебе, и пора бы возблагодарить Господа-Кузнеца за то, что с нами был маг, вот что!

– Я был не очень полезен: столько людей полегло.

– Но мы-то живы!

– Неверные люди под руководством того, кто знает об их неверности и ведет нас в ловушку, зная, что нас ждет ловушка: взорвавшийся фургон. Единственное, чего он не знал, – это то, что у врага есть химера.

– Я тоже об этом задумывался, но поскольку невысоклик явно не был тем, за кого себя выдавал, и мне не хочется пересекать дорогу типам вроде него, я решил выбросить это из…

– Химера была обычной, я убил ее одним заклинанием. Тот волшебник, что был до меня, смог бы так?

– Марв? – задумался вольный стрелок. – Я знал его всего пару дней, но думаю, он вполне мог бы шарахнуть парой-тройкой заклинаний. – Тобиус молчал, позволяя ему развить мысль. – Но он вдруг решил побаловаться тяжелыми наркотиками, которые выбивают из колеи на… сколько там?

– От нескольких суток до полутора недель.

– А эта радужная дрянь оставляет на употребляющем следы?

– О, поверь, маг, сидящий на «пыльце фей», не похож на здорового человека. У него выпадают волосы, отвисает, приобретая неестественные цвета, кожа, а глаза становятся снулыми, как у дохлой рыбы.

– Нет, вообще не похоже. От нормальных людей он отличался лишь своим колпаком в звездах и привычкой постоянно смотреть в книгу.

– Значит, нанявшись охранять казначейский поезд, он решил вдруг начать употреблять «пыльцу фей». Скажи-ка, Матисс, где это произошло и когда?

– Хм? В Кавернхилле. Ночью он куда-то отправился, а когда пришло время выезжать следующим утром, Марвина притащили стражники. Он уже пускал радужную пену.

– Кавернхилл, хм? И что, я первый волшебник, которого попытался нанять невысоклик?

– Нет, сначала он заставил стражников показать ему, где живут городские маги, и попытался сунуться к ним, но двое из этих бородатых… мудрецов лишь бошками мотали – мол, сильно мы заняты, – а третий вообще отказался принимать. Когда Истер-Килибенс не смог найти Марву замену, он богохульствовал так долго и так громко, что у грешников в Пекле наверняка покраснели уши. На его удачу один из стражников, притащивших Марва, прошлым днем дежурил на воротах и якобы видел покидающего город странствующего волшебника. Он указал нам в сторону Синедола, мы и поехали.

Тобиус сидел молча и рассеянно покручивал в руке трещотку. Он не обратил внимания на появившиеся блюда и на вопросы, которые ему задавал наемник. Наконец, встрепенувшись, он достал из своей сумки медную чашу с линией тайнописных знаков по ободку, наполнил ее вином и опустил внутрь медальон, снятый с шеи. После прочтения заклинания маг обратился к образу того, кто появился в вине. Образ ответил. Матисс Кордол смотрел и слушал, не смея мешать, а потом в вино была опущена трещотка, и образ растаял. Медальон вернулся на шею.

– Я в любом случае собирался это сделать, но мне хотелось иметь более-менее веские причины для того, чтобы потревожить наставников.

Кордол рассмеялся и поднял кружку с вином:

– А ты очень хитер, чар Тобиус!

– И, к слову, очень коварен, – улыбнулся волшебник, поднимая медную чашу, в которой не было ничего, кроме вина, и чокаясь с новым другом.

На протяжении нескольких следующих недель Тобиус и Матисс пропутешествовали на запад по землям Ривена вместе. Их путь получился довольно извилистым, и они успели попасть еще в несколько щекотливых ситуаций, растеряв вместе с тем почти все заработанные деньги. Но когда очередная развилка разделила их дороги, расставались они друзьями.

Им конечно же не было известно, что вскоре после того, как трещотка попала в руки артефакторов Академии Ривена и те извлекли из нее информацию о создателе, в Кавернхилл был послан Хазактофем Дыба, волшебник с весьма неординарной репутацией, который часто решал для Академии весьма специфические проблемы.

После незваного ночного визита в лабораторию-мастерскую Баркелия Чучельника, наиболее влиятельного из трех волшебников города, Дыба поспешил убраться оттуда подальше и, найдя подходящее место в одном из темных переулков ночного Кавернхилла, позволил себе перевести дух. Он прикрыл глаза и спустя минуту беззвучного шевеления губами негромко заговорил:

– Я опоздал, до него добрались раньше. У трупа отняты руки ниже локтей, а на глазах лежат золотые крахестоуны. Да, наказан как вор, протянувший руки к неприкосновенным деньгам и расплатившийся смертью за золото. Да, почерк агентов Золотого Трона. Мне нечего здесь делать… Что? Нет, монет я не забрал и никому не посоветовал бы этого делать. Они принадлежат теперь тому, кому должны принадлежать.

Хазактофем Дыба покинул город, не дожидаясь утра.

Часть первая

Волшебник появился при въезде в деревню, у хлипких ворот в плетеной ограде. Он появился не так, как должны появляться волшебники, – то есть пришел по дороге, а не возник в яркой вспышке или прилетел верхом на огромном орле.

На деревенских улицах было почти пусто, вилланы эту часть дня проводили кто с веретеном, кто на старой мельнице, кто в пекарне. К тому же началась страда, а лето любит работяг – не бездельников. Никто не встречал гостя, кроме нескольких лающих собак да важного гусака, прохаживавшегося под одним из заборов в стеблях кошачьей мяты. Бойницы древнего краснокирпичного замка, раскалившегося под солнечными лучами, следили за магом несколько недоверчиво и настороженно.

Сей магик был еще совсем юнцом, от силы двадцать лет да маленький хвостик; высокий, широкоплечий, жилистый и подтянутый, словно ныряльщик за жемчугом с островов Палташского моря. Судя по лицу, в предках у него имелись не простые люди, а, возможно, породистые дворяне. Приятное впечатление портили разве что глаза… желтые, с тонкими вертикальными зрачками. У обычных людей такой оказии не встречалось, но волшебники в Академии Ривена, как известно, все сплошь были мутантами, так что удивляться не приходилось.

Вытерев пот со лба и поправив ремень сумки, врезавшийся в плечо, магик направился вниз по улице, высматривая какой-нибудь постоялый двор. В деревне оказался на удивление пригожий трактир, именовавшийся «Под короной». Было в нем два этажа, у входа висела деревянная вывеска, над дверью располагался козырьком небольшой балкончик, оконные стекла блестели чистотой, а на черепичной крыше лениво поскрипывал флюгер.

– К вам можно?

Прежде чем добраться до этой глухомани, молодой волшебник истоптал с десяток дорог и прошелся по Императорскому тракту. Он бывал и в городах, и в селах, сиживал в трактирах, тавернах и на постоялых дворах, но такого пригожего местечка еще не видел. В «Под короной» было чисто, уютно и вкусно пахло, недавно помытые полы влажно блестели, сквозь стекла ясно виднелась обласканная солнцем улица, стулья казались надежными, столы были убраны, стойка из лакированного дерева так и вовсе сверкала.

Из кухни на чужой голос вышел трактирщик, немолодой уже плотный мужчина с большими залысинами и заплетенной в косицы седой бородой. Он производил впечатление общей опрятности и чистоплотности.

– Никак потерялись, уважаемый?

– Отнюдь, сударь, я пришел туда, куда стремился прийти.

– О! – воскликнул трактирщик, становясь перед магом. – От кого же вы так хотели убежать, раз избрали путь в наш медвежий край?

– Меня сюда привела Путеводная Нить.

Трактирщик открыл было рот, но так и замер, когда до него дошла суть услышанного.

– Ох! Вы… вы волшебник? – Он окинул гостя цепким взглядом, и глаза его остановились на тяжелом бронзовом жезле, который висел в кольце на поясе гостя. – Вы маг?

– Тобиус, маг Академии Ривена.

– Ну так добро пожаловать! – Трактирщик расплылся в широкой улыбке, являя истертые за долгую жизнь, но еще крепкие пеньки зубов, и сделал приглашающий жест в сторону стойки. – Волшебник в нашей глуши! Вот это здорово! Я рад! Искренне рад, гость вы мой разлюбезный!

Тобиус настороженно уселся на высокий стул – его нечасто встречали так радушно.

– Мне бы горло промочить с дороги, – сказал волшебник, укладывая сумку на соседний стул и развязывая кошель.

– Уберите монету, чар, я угощаю!

Он не стал возражать и позволил трактирщику поставить на стол кружку преотличного темного пива, после чего тот принес из кухни поднос с кровяной колбасой, молодым луком, чесноком, козьим сыром и краюхой свежего хлеба. Орудуя собственным ритуальным ножом, сиречь кинжалом, Тобиус начал с аппетитом есть. Лишь когда гость насытился, хозяин подлил в его кружку еще пива и решил продолжить разговор:

– Так и что же там в мире творится, чар? Не бушует ли пегая? Не лютует ли Инвестигация? Не готовятся ли коварные эльфы выступить из Лонтиля войной?

Волшебник удивленно приподнял брови:

– О чуме ничего не слышно уж десять лет, и слава Господу-Кузнецу за это. Святой Официум продолжает вести свой бесконечный бой с малефикарумами, а уж лютует он больше обычного или нет, мне неведомо – к вашему покорному слуге у инвестигаторов интереса нет, и на том спасибо. Эльфы вроде бы сидят в своем лесу и носу оттуда не кажут. За последние месяцы, думается мне, как и за все последние годы, все самое интересное происходит у нас, в Ривене, а остальной Вестеррайх лишь смотрит да гадает: что будет дальше?

Пальцы задумавшегося трактирщика пробежались по косицам, в которые была заплетена его борода.

– И что же происходит в королевстве, чар? До нас новости добираются медленно, и не всему можно верить. А после того как бродячие торговцы перестали приезжать, мы и вовсе оказались отрезаны от остального мира.

Волшебник сделал маленький глоток и отправил в рот кусок колбасы.

– Ну, что происходит, что происходит, – заговорил он, прожевав колбасу, – лорд-наместник, как настоятельно рекомендуется его величать, набирает рекрутов в армию. С архаддирского рынка к нам идут все новые и новые партии оружия, сабли, пики, алебарды, мушкеты. Доспехи, разумеется, тоже. Вольферин заказал гномам Стальной Артели сто новых пушек, и к концу года из Кхазунгора прибудут паровые корабли с артиллерией. Какими деньгами все это оплачивается, догадаться несложно – налоги возросли на порядок, и сборщики податей не передвигаются по дорогам иначе как в сопровождении усиленной охраны. Армия растет, а соседи нервничают, люди тихо ропщут, но открыто выступать против узурпатора никто не спешит.

– Стало быть, росомаха продолжает носить корону горностая[5]?

– Формально герцог Вольферин так и не короновал себя, но даже в этом шатком положении никто пока не пытается выступать против него. Любое народное движение нуждается в лидере, а у недовольных новой властью в Ривене лидера нет.

Трактирщик и маг немного помолчали. Тобиус прислушивался к жужжанию мух под потолком и чувствовал приятный ветерок, пробиравшийся в обеденный зал с улицы. Казалось, что вокруг почти нет людей, не доносились снаружи ничьи голоса, редкая собака решалась побрехать, но, быстро устав, пряталась в спасительной тени своей конуры. Весь мир как будто задремал, разморенный жарой, и волшебнику нравилось это ощущение.

– Как же достопочтенные чары из Академии относятся к происходящему? – спросил наконец Томас Бэйн.

– Никак, – последовал ответ. – Академия не вмешивается в политику, она присягала Ривену, а не династии Карторенов. Если бы король Бейерон призвал магов на помощь, они бы пришли, но вместо этого он отрекся от трона и удалился в изгнание.

– На редкость трусливый поступок, не так ли?

Желтые глаза мага вспыхнули как угли, на которые кто-то подул.

– Нет, не так. Король отрекся от престола и тем самым спас Ривен от гражданской войны. За спиной Валарика Вольферина стоял архимаг Шивариус Многогранник и множество волшебников-наймитов из Марахога и Ридена. С ними на одной стороне и магами Академии на другой битва за корону могла бы выжечь половину страны волшебным пламенем и заморозить вторую половину в вечных льдах. Во время гражданской войны договоры о правилах ведения межгосударственных войн не работают, боевые маги могут не сковывать себя в выборе приемов. Я уверен, наймиты не стали бы соблюдать международных договоренностей и пустили бы в ход все боевые заклинания, которыми владели. Академии пришлось бы ответить, и разрушения стали бы катастрофическими.

Тобиус оставил на стойке пустую кружку и поднялся.

– Мне нужна комната на ночь, я очень устал с дороги и хотел бы отдохнуть перед завтрашним днем.

– О, непременно, благо свободных комнат у меня предостаточно! – оживился трактирщик. – Прошу на второй этаж!

От волшебника не укрылось то, что, несмотря на все свое доброе обхождение и желание услужить, этот человек был насторожен и внимательно присматривался к чужаку. Его последний вопрос отбрасывал тень провокации, Тобиус в этом не сомневался.

– Ах да, я же не представился, когда вы назвали свое имя, чар! Простите старого дурака! Томас Бэйн меня звать, будем знакомы!

На втором этаже трактира имелось пять маленьких комнаток для постояльцев, все оказались пусты. Сам трактир был построен развернутой литерой «V», внутри которой располагался небольшой дворик с колодцем, огороженный низеньким забором, а на «острие» этой «V» находился, собственно, вход с улицы.

Комнатка, предложенная волшебнику, оказалась центральной и располагалась над дверью, ведущей в трактир. Она единственная имела небольшой округлый балкончик. На чистом полу лежала старая медвежья шкура, стены покрывали деревянные панели, на одной из которых висело изображение Святого Костра, ближе к окну и дверке на балкон имелся маленький очаг из серого камня, напротив него у стены стояли стол и стул, кровать слева от двери, изголовьем к стенке, справа – большая пустая бадья.

– Не мешало бы помыться после дороги.

– Сейчас натаскаем и подогреем воду из колодца, моргнуть не успеете!

С помощью двоих подростков трактирщик вскоре заполнил бадью водой, предоставил большой кусок щелочного мыла, пахнущие чистотой льняные полотенца и пообещал прислать Хильду, чтобы потереть гостю спину. От последней услуги Тобиус отказался.

Оставшись в одиночестве, маг скинул на пол запыленную полумантию некогда сливового цвета, знававшую и лучшие времена, пропитанную по́том застиранную сорочку, серые бриджи и высокие походные сапоги, от которых попахивало немытыми ногами. Брошенная на кровать сумка заворочалась и по-кошачьи замурчала, но тот, кто обитал внутри, решил, что можно еще немного подремать. Рядом с сумкой был брошен пояс с жезлом, кинжалом и кошельком.

Вода в бадье стыла быстро, но маг любил купаться в обжигающе горячей влаге. После нескольких пассов и простеньких словоформул над бадьей поднялся густой белый пар. Бросив в воду зеленоватый кристалл ароматической соли, Тобиус опустился в пахнущее травами тепло. Вскоре он отскреб себя до блеска, выстирал одежду в отдельном тазу и завалился спать.

Уже после заката его разбудил стук в дверь. Служанка Хильда пришла с ведрами, чтобы слить воду, но обнаружила лишь сухую чистую бадью. Тобиус не стал объяснять, что давно испарил всю воду и вывел ее в виде облака через балкон наружу.

Он слышал голоса, доносившиеся снизу, стук кружек о столешницы и вкусные запахи.

– Я бы не отказался от ужина, сударыня, – сонно произнес он.

– Сию минуту, чар!

– А после, пожалуйста, не будите меня до утра. Завтра будет важный день.

– Куда вы, чар?

– В замок. – Он закинул сумку на плечо и провел ладонью по ткани полумантии, выглаженной нехитрыми чарами минуту назад.

– В замок? С какой же это це… то есть а как же завтрак? – спросил трактирщик растерянно.

Хочет послать кого-нибудь из слуг и предупредить, подумал Тобиус.

– После! Сначала дело!

Маг вдохнул полной грудью, прислушиваясь к щебету птиц и сонному собачьему лаю. Он-то думал, что встал рано, но деревенские люди отправились в поля засветло, по утренней росе.

– Я знаю, куда я пришел, сударь. Это Хог-Вуд, ссыльный аллод, в котором брошен доживать свои годы наш отрекшийся король. Я пришел, чтобы предложить ему в услужение мой жезл. Что у вас там под стойкой? Арбалет? Он вам не понадобится.

Томас Бэйн медленно положил обе руки на стойку, оставив взведенный арбалет внизу. Он не выглядел испуганным или враждебным, скорее сосредоточенным и решительным. Человек в общем-то хороший, решил про себя волшебник, но с чужаками осторожен. Это правильно.

– Вот, значит, зачем вы пришли, чар Тобиус? Что именно ведет вас?

– Желание служить достойному человеку, – пожал плечами волшебник. – И Путеводная Нить, разумеется.

Он вышел из тенистой прохлады трактира на еще красное поутру солнце, осмотрел аккуратные ладные домишки с дерновыми и сланцевыми крышами, шпили старинных замковых башен в отдалении – и крайне ясно ощутил, что действительно хочет здесь остаться. Порой волшебникам приходится долго мерить шагами дороги мира, прежде чем они находят место, подходящее им, – ведь считалось, что у волшебников не может быть дома в привычном понимании этого слова. Волшебник должен найти место, которое его примет, и у этого места должен быть настоящий хозяин. Именно у него волшебник обязан попросить разрешения остаться. Так утверждал Джассар, а все, что утверждал Джассар, как известно, становилось законами магии. Конечно, за последние века маги, бывало, нарушали эти законы или пытались их обходить. Своего места в мире они больше не искали, селились в больших городах, там, где удобнее да сытнее. Добром такое вопиющее отношение к традициям и законам кончиться не могло, как верил Тобиус.

Замок из красного кирпича казался древним. Если у него когда-то и был ров, то земля давно засыпала его и поросла редкой травой. Строители прошлого не очень удачно выбрали место для возведения этого жилища, оно стояло не на стратегически выгодном возвышении, как полагалось, а на равнине, словно какой-то легкомысленный летний дворец, не предназначенный для выдерживания осады. Разномастные башенки говорили не то о рассеянности зодчего, не то о намеренном смешении нескольких архитектурных стилей старого Грогана. На одной из башен реял выцветший вымпел.

Тобиус прошел мимо раскрытых ворот кузницы, источавших извивающийся в утренней прохладе жар, обогнул стайку деревенских детей, игравших под присмотром старого виллана, и направился к замковым воротам. При них маялись в доспехах двое алебардщиков. Солнечный диск еще не раскалился вовсю, но они уже предусмотрительно обмотали шлемы белой тканью, чтобы металл не так сильно нагревался.

– Эй! Берегись! Оно поехало! – донеслось слева.

Волшебник услышал треск и грохот – по деревенской улице катилось огромное каменное колесо, несомненно являвшееся частью мельничного жернова. Тобиус сделал широкий шаг назад, пропуская колесо мимо. Следом за ним бежало несколько человек.

– Здоров! – бросил проносящийся мимо здоровяк, остриженный на диморисийский манер – «под горшок». Пробежав чуть дальше, он резко остановился и вернулся к волшебнику: – А ты кто будешь?

– Тобиус, маг Академии Ривена.

– А… О… Ага… А… Маг! О-го-го! А я Тобиуш, старосты сын! Знакомы будем, тезка! – широко улыбнулся здоровяк, бесцеремонно хлопнув мага по плечу. – А ты это, колесо жерновичное остановить не можешь, а? Мы его еле вытащили, а теперь…

– Могу. – Тобиусу откровенно не хотелось заниматься такой ерундой прямо сейчас. – Но придется ударить по нему молнией, так что…

– А! Ого! Не, тогда не надо! Нам знаешь как мельница новая нужна! О-го-го! Даже две! Старая не справляется! Глядишь, и развалится со дня на день, а мука же нужна! Вот мы на речке Каменистой и строим! Как жатва пойдет, пшеницу соберем – тогда только успевай молоть! Да!

– Понятно, – неуверенно кивнул Тобиус, – только успевай.

– А, ну бывай! Нам эту гадину еще обратно катить!

Здоровяк бросился догонять колесо, оставив мага в некоторой растерянности.

Стражники, караулившие ворота, следили за приближающимся человеком. Чтобы не тратить зря времени, волшебник снял с шеи медальон Академии и показал его им.

– Ищу работу. Оповестите господина.

– Процедура вам известна, чар.

– Разумеется, – ответил маг, протягивая медальон.

Приняв его, солдат скрылся за воротами, а через минуту его место занял другой. Тобиус стоял и терпеливо ждал, рассматривая довольно новые створки, обитые железом, небольшие окошки в боковых башенках, из которых защитники замка могли бы вести огонь, красные кирпичи различных оттенков. Ветер за века успел основательно покрошить их, отчего земля вокруг замка имела красноватый цвет и на ней плохо росла трава. С юга тянуло сырым запахом недалекой речки и ароматом коровьего навоза. Деревенская идиллия.

– Следуйте за мной, чар, – попросил солдат, выглянувший из ворот.

Вместе они пересекли мощенный желтоватым булыжником внутренний дворик с колодцем и вошли в помещения донжона. Оказавшись внутри, Тобиус остановился и прикрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Магия. Несомненно, древняя магия пропитывала эти стены. Ничего удивительного – замок строили еще во времена Гроганской империи, а тогда мало какая большая стройка обходилась без магического вмешательства. Лишь благодаря магии, пропитывавшей эти стены, замок еще не превратился в пыль.

Солдат вел его по тенистым и прохладным коридорам. Запустение и грязь побочных проходов бросались в глаза на фоне хорошо вычищенного пути, которым наверняка постоянно пользовались. Тут и там валялись обломки сгнившей мебели, которую еще не успели выбросить, на стенах виднелись остатки рассыпавшихся гобеленов, паутина свисала с потолочных балок обрывками погребальных саванов и бесшумно колыхалась от каждого сквозняка. Местами на каменных плитах, украшавших стены, проглядывал старинный герб с кабаньей головой.

– Уборка идет давно? – спросил маг.

– Очень. Конца и края ей нету, – буркнул солдат, не оборачиваясь. – Челядинов мало, а работы непочатый край. Сколько ни чистят, чище не становится. Еще здесь творится разная ахоговщина, это тоже не помогает делу.

– Ахоговщина? На предмет?

Служивый замешкался с ответом. Боится спугнуть новичка, подумал Тобиус.

– Я должен знать о таких вещах, иначе как смогу управиться с ними, если получу работу?

– Да… ну, люди говорят, что внутри замок больше, чем снаружи. И помещения иногда меняются местами. Но в последнее я не верю – плутают просто с непривычки, вот и все. А вот в то, что внутри он больше, – это да… если такое может быть.

Если маги-зодчие использовали при возведении четвертое измерение, то да, вполне возможно, подумалось Тобиусу.

Стражники стояли в коридорах по одному и на достаточно большом расстоянии друг от друга, их явно было немного в замковом гарнизоне. Дверь, к которой Тобиуса подвел провожатый, охранялась двоими алебардщиками в блестящих шлемах и кирасах поверх армейских мундиров.

– Вам сюда, чар.

Тобиус вошел в просторную комнату, посредине перегороженную старинной дубовой ширмой с вырезанными на ней изображениями лонтильских единорогов. Перед ширмой имелся стол, заваленный бумагами, а за столом сидела женщина… девица лет пятнадцати-шестнадцати. В мужском платье. Такие камзолы и панталоны с белоснежными чулками и сапожками мягкой кожи дворянки восточного Вестеррайха носили для участия в охоте или во время конных прогулок. Но дамы консервативного западного Вестеррайха никогда не позволяли себе подобных вольностей в одежде. Как и у самого волшебника, волосы этой девы имели цвет безлунной ночи и были собраны в хвост на затылке. Личико «сердечком» обрамляло несколько закрученных буклей, большие карие глаза поблескивали колючей подозрительностью, что несколько не сочеталось со вздернутым носиком и пухлыми губами, как написал бы менестрель, «созданными для поцелуев». На правой скуле девушки темнела родинка.

Среди бумаг на столе лежал медальон Тобиуса.

– Вы моложе, чем я думала.

– А вы… э… чуть более женщина, чем я себе представлял, миледи.

– Намекаете на то, что ожидали увидеть моего отца вместо меня?

Тобиус поклонился принцессе Хлое Карторен:

– Миледи, приношу свои извинения.

– Вы лучше присядьте и отведайте вина, чар, а потом мы побеседуем.

– Я бы предпочел холодной воды так рано утром…

– Сначала явились без приглашения, потом надерзили члену королевской семьи, теперь отказываетесь от проявленного гостеприимства. Что дальше? Плюнете мне в лицо?

Волшебник почувствовал себя… неудобно, как будто попал в яму с разъяренной волчицей.

Тем временем ее высочество наполняла два хрустальных бокала из винного штофа. Тобиус вынужденно принял предложенное питье.

– За новые начинания! – провозгласила принцесса Хлоя.

В том, что его попытались опоить, Тобиус убедился, когда прохладное питье обожгло его горло, словно глоток кипятка, и голова немного закружилась. К счастью, «отрава» не представляла опасности для его организма, девушке явно не хватало опыта в отравительстве волшебников.

– А теперь отвечай, – принцесса Хлоя резко встала, и в тонкой ручке появилась изящная шпага, – кто тебя послал?

– Миледи, кто меня только не посылал, будьте конкретнее, пожалуйста.

– Довольно! Ты шпион узурпатора или какой-то из его шавок! Кто тебя послал? Гогенфельд? Де ля Ратта? А может, сам Вольферин?

– А… ну, в этом смысле никто меня не посылал, я сам пришел.

– Ври больше! Ни один волшебник по своей воле не заберется в такую глушь! Ваша порода только и знает, что селиться в городах и жиреть на продаже мелких артефактов да простеньких зелий!

– А еще бальзамов от облысения, противомозолевых декоктов и омолаживающих мазей. Такая практика действительно существует, увы, – признал Тобиус, не сводя глаз с подрагивающего острия шпаги у себя перед лицом. – Но я не из таких: нет торговой жилки.

– Не верю!

– Миледи, вы попытались отравить меня святой водой, разбавленной в вине, – это ли не истинное коварство? Впредь освящайте само вино, это будет более действенно, а если настоится на церковном серебре – так и вовсе замечательно выйдет. Хорошо, что это была всего лишь разбавленная вода.

– Святая вода не разбавляется!

– Вода – это вода, а вино – это вино. Пожалуйста, уберите клинок от моего лица, и мы с вами поговорим как цивилизованные люди.

Дверь распахнулась, внезапный сквозняк едва не повалил тяжеленную ширму на девицу, волшебник быстро отошел к стенке, чтобы одновременно видеть и свою незадачливую отравительницу, и неожиданного визитера. Также он заметил, что за ширмой прятался милый интерьер с большой кроватью, зеркалом, шкафом и распахнутым светлым окном, через которое внутрь ворвался теплый ветер. Похоже, принцесса Хлоя устроила себе кабинет в собственной опочивальне.

В сопровождении двоих солдат появился высокий массивный мужчина, широкоплечий, с выдающимся мощным подбородком и выпуклой грудью. На вид ему можно было дать лет эдак сорок, черные волосы с проседью, роскошные усы, которые сами по себе походили на открытое объявление войны, аккуратная бородка; в маленьких глазах-антрацитах поблескивало злое недоверие. Достоинства фигуры подчеркивал красный мундир с эполетами.

– Что здесь происходит? – прорычал он. – Какого ахога в покоях миледи находится посторонний?! Всех на гауптвахту, сук-кины дети!

Алебардщики стояли бледные и недвижимые, как восковые статуи.

– Бальден, это шпион! Схватите его! – приказала принцесса, стараясь вернуть неподъемную дубовую ширму на место.

Офицер скрипнул зубами.

– Ты магик? – спросил он резко.

– Тобиус, маг Академии Ривена.

– Ясно. Сир желает тебя видеть. Это я забираю. – Офицер взял со стола медальон и небрежным движением руки поставил тяжелую ширму на место. – В его шпионском происхождении мы разберемся, миледи, но об этой вашей выходке милорд узнает обязательно!

Неловко поклонившись покрасневшей от гнева принцессе, Тобиус поспешил за офицером.

По пути он думал, что первая встреча с персоной королевских кровей в его жизни походила на жуткий абсурд. Широкоплечий офицер уверенно вышагивал впереди. Судя по наличию позолоченных шпор и походке, этот человек был из знатной семьи и немалую часть своей жизни провел в седле. Длиннющая кавалерийская шпага на его перевязи то и дело задевала ножнами пол.

– Ты шпион? – неожиданно спросил офицер.

– Нет.

– А если бы был таковым, то признался бы?

– Полагаю, что нет, сударь, – растерянно ответил Тобиус. – Иначе я был бы никудышным шпионом.

– Признавайся без страха. Если ты шпион, голову тебе рубить мы не будем, а перекупим. Сколько бы тебе ни платили, мы дадим втрое больше. А ты за это будешь сообщать своим хозяевам только то, что тебе позволим мы. В архаддирской разведке это называется «двойной агент», как мне рассказывал мой старый друг Мерат.

– Я не агент. Ни двойной, ни тройной, и вообще никакой. Меня привела Путеводная Нить, дабы я предложил свой жезл и свои знания нынешнему господину этих земель.

– Ну, поешь-то ты ладно. Посмотрим, как твои песенки понравятся ему. Сир – человек проницательный, в этом я ему не чета. Нам сюда, тебя встретят в большом чертоге, можешь гордиться оказанной честью.

Стражники открыли перед магом и офицером большие двустворчатые двери, все еще пахнущие свежей древесиной и маслом для петель.

Большой чертог оказался довольно… небольшим. Если бы он был хоть чуть больше и богаче украшен, мог бы с натяжкой, но гордо именоваться «тронным залом». На стенах висели поеденные молью охотничьи трофеи былых времен вперемежку со старинным насквозь проржавевшим оружием; неподвижно свисали темно-красные гардины, скованные тяжестью вековой пыли; в настенных кольцах, несмотря на утреннее время, все еще чадили факелы. Потолок был раскрашен кистью неизвестного художника, но картины давно поблекли, а часть лепнины отвалилась. На люстре, рассчитанной на сотню свечей, виднелось от силы три десятка огарков, увешанных гирляндами расплавленного воска.

Волшебник прошествовал по дырявой во множестве мест ковровой дорожке ближе к высокому креслу, на котором восседал сухопарый мужчина лет шестидесяти. Твердый, словно выточенный из мореного дуба, он был сед как лунь, имел умный морщинистый лоб с высокими залысинами, усы, переходящие в пышные бакенбарды, и немного выцветшие, но все еще живые синие глаза. Облаченный в простую носкую одежду, этот человек ничем, кроме гордого горбоносого профиля, не напоминал самого себя, изображенного на ривенских лостерциях.

– Его милость лорд Хог-Вуда Бейерон Карторен! – провозгласил офицер, встав по стойке «смирно» и звякнув шпорами.

– Не стоит так разгораться, генерал, это неуместно.

Тобиус вынул из поясного кольца жезл. При этом офицер, оказавшийся генералом, схватился за шпагу, но жест Бейерона его остановил. Волшебник опустился на одно колено, склонил голову и упер рукоятку жезла в пол, как полагалось поступать магу, приветствуя венценосную персону. Замерев в таком положении, Тобиус ждал, пока Бейерон заговорит первый.

– По́лно вам, чар, поднимайтесь и дайте взглянуть вам в глаза. Я не доверяю тем, кто скрывает от меня свои глаза.

Тобиус встал прямо.

– Встреча с вами большая честь для меня, сир.

– Что привело вас в нашу глухомань?

– Путеводная Нить, сир.

– Хм, Нить. Никогда не понимал того, с каким упорством некоторые из вас доверяют ей свои судьбы. Чего изволите искать, чар…

– Тобиус, маг Академии Ривена, сир. Я пришел, чтобы предложить вам свою службу.

– Очень интересно. И какие же выгоды вы изволите преследовать, надеясь занять место моего придворного мага?

Вопрос тут был вполне справедлив – ведь маги, как известно, всегда и во всем искали свою выгоду.

– Крыша над головой, пища на столе и возможность служить достойному человеку – вот и вся моя выгода.

– Прозвучало весьма скромно, хотя без патетики тоже не обошлось. И тем более приятно, что иного я бы и не смог вам предложить. Волшебник нам нужен, это правда, но мои новые владения куда скромнее прежних, всего богатства – строевой лес да скалы в нем, ни тебе злата, ни серебра, а вот проблем скопилось выше башенных шпилей. За те несколько лет, что я обитаю в Хог-Вуде, вы первый маг, который попросился ко мне на службу.

Тобиус украдкой подумал о золотых горах, которые сулил ему генерал Бальден, пытаясь «перекупить шпиона». Проверял. Чуть что не так – и волшебник мог бы угоститься четырьмя с лишним футами холодной стали.

– Я пришел, чтобы предложить вам свою службу, сир, а что до трудностей – так для их устранения меня и воспитывали.

Бывший монарх задумчиво огладил баки.

– Слова порывистого молодого человека, а не мудрого волшебника.

– Волшебник по определению обязан обладать мудростью, сир, это вопрос не возраста, а призвания.

– У чара чрезмерно раздутое самомнение, – ухмыльнулся генерал Бальден. – Ставлю сто лостерциев на то, что когда-нибудь оно выйдет ему боком!

– Скажите, чар, как продвигаются военные реформы герцога Вольферина? – спросил Бейерон, рассматривая медальон волшебника.

– Армия растет, и налоги растут вместе с ней…

– …И маги присягают его светлости, надевая красные ленты поверх черных мундиров, – закончил Карторен.

– Да. Это… это пятно на репутации Академии, которое не скоро удастся смыть.

– Осуждаете собратьев по Дару?

– Магия была дана нам, чтобы служить людям, а не убивать их.

Отрекшийся король вздохнул и велел генералу вернуть медальон.

– Это маленький забытый край, но люди здесь хорошие, и так распорядился Господь-Кузнец, что после целой вечности забвения у них появился я, их новый сюзерен. Этот замок пустовал веками, династия Хогследеров покинула его, а потом и вовсе пресеклась. Нам действительно нужен маг, который помог бы наладить жизнь в Хог-Вуде, но пока что мне нечего предложить в качестве оплаты, а работы будет невпроворот. Вы готовы взяться за такое дело?

– Готов, сир. Изволите принять мою присягу?

– Что? Разве волшебники все еще присягают?

– Некоторые – да.

– А вы консерватор, чар Тобиус. Ну что же, я готов принять вашу присягу.

Волшебник поднял жезл, словно факел, освещающий путь во мгле, его голос зазвучал гулко и торжественно:

– Я, маг Тобиус, присягаю на имени Джассара Ансафаруса и клянусь служить вам верой и правдой, поддерживая советом и Искусством всякое ваше начинание до тех самых пор, пока не умру либо не буду освобожден от этой клятвы!

Большой чертог погружался в полумрак, в то время как бронзовый жезл с массивным позолоченным набалдашником пульсировал внутренним светом. В глазах волшебника пылал огонь чистой магии – синий, с прорезающимися бирюзовыми лепестками, а вокруг него по воздуху водили хоровод вспыхивающие тайнописные знаки: руны, литеры, глифы и иероглифы.

Бейерон поднялся с места:

– Я, Бейерон из дома Карторенов, принимаю твою клятву, маг Тобиус!

Магические знаки смазались и, слившись в единый поток света, ударили отрекшегося короля в грудь – тот даже не покачнулся, лишь волосы его немного взъерошились, как от налетевшего ветерка.

– Клятва дана и принята, сир.

В посветлевшем чертоге стало легко рассмотреть бледное лицо генерала Бальдена со встопорщенными усами.

– Ахоговщина, – пробормотал военный, хмурясь.

– Я распоряжусь, чтобы вам подыскали более-менее чистые покои, чар Тобиус.

– Благодарю, сир, но я лучше пока попользуюсь гостеприимством господина Бэйна.

– Как пожелаете. Кстати, за ужином я часто собираю вокруг себя некоторых друзей из местных, на эдакий маленький совет. Отныне и вы, чар, должны присутствовать. Вместе мы подумаем о делах, в которых пригодилась бы ваша помощь.

– Непременно, сир.

Вскоре маг покинул замок и вновь оказался на зарождающейся летней жаре. Стоял юн месяц, как-никак молодой, но горячий. Дорога пересекала западную, прилегавшую к замку оконечность деревни с севера на юг и шла мимо замковых врат за околицу, через засеянные поля. Она огибала небольшие холмы и, судя по уже знакомому свежему ветерку, вела к реке либо озеру. Лес обступал деревню кольцом, но на расстоянии достаточном, чтобы люди могли возделывать поля.

Рабочий день был в разгаре, деревня пустовала, вокруг царила разморенная тишина. Волшебник направился к трактиру.

– Добрый человек, постой, пожалуйста! – Старик, присматривавший за ребятней, подался вперед, подслеповато щурясь. – Не скажешь ли, сколько мне еще жить осталось?

– Нет, – качнул головой Тобиус. – Я этого не умею. Но судя по цвету кожи, глаз, судя по рукам и дыханию, вы вполне здоровы для своего возраста и в ближайшем времени можете не ждать Молчаливого Фонарщика[6].

– И то славно! – хрипло рассмеялся старик. Он вынул из-за пазухи трубку и стал набивать ее табаком. – Сядьте, отдохните со мной, уважаемый. В жизни всегда надо уметь остановиться и перевести дух, да.

Волшебник пожал плечами и сел рядом на скамейку, являвшуюся цельным куском толстого древесного ствола.

– Курите?

Тобиус достал из сумки свою трубку, длинную, тонкую, сделанную из белой керамики, с вылепленным на чаше портретом его самого.

– Чудная трубка у вас, чар, – хмыкнул дед, протягивая мешочек с табаком.

– У вас тоже непростая.

– Трофейная.

Трубка у старика была действительно знатной – массивная чаша из цельной аримеадской пенки, вырезанная в виде мужской головы с завитой бородой, горбатым носом и в пышной чалме со скошенным набок султаном. Мундштук у той трубки был плавно искривленным, выточенным по аримеадской традиции из янтаря, а края чаши из белых стали коричневыми от постоянного пользования.

Табак оказался крепким, давал сильное горькое послевкусие. Даже слишком сильное. С годами старик наверняка стал хуже чувствовать вкус, поэтому табаки послабее не радовали его. Молодой маг и старый виллан сидели молча в тени дома с яркой красно-оранжевой черепицей и выпускали дымные облака. Им не о чем было говорить, но курение обладало способностью хотя бы на краткое время объединять совершенно разных людей.

Один из играющих на улице детей, мальчишка, упал и расцарапал колено. Тобиус хотел было встать, но дед остановил его:

– Не надо. Не научится хорошо бегать – всю жизнь падать будет. Мартин, глист колченогий, твою растудыть, а ну беги к бабке, она тебя зельем обмажет!

– Не хочу-у-у! – завыл ребенок. – Оно жжется люто!

– Живо давай, отрок, неча землю кровью питать, чай, не на войне! И не огрызайся мне, не то смотри, я те трепку устрою!

– Злой ты, деда, – утирая последние слезы, ответил мальчик, проходя мимо.

– А ну я сейчас как встану…

Мальчика унесло точно ветром. Старик улыбнулся вслед внуку, отчего вокруг его глаз собралось немереное количество морщин:

– Сорванец.

Докурив трубку, Тобиус выбил чашу, прочистил мундштук и поднялся:

– Спасибо, добрый человек, пойду я.

– Вы к нам надолго, чар?

– Возможно, что навсегда, – пожал плечами волшебник.

– Эт хорошо, – улыбнулся старик. – Я Мартин Гофер-старший. А тот глист мой потомок, Мартин Гофер-младший-младший.

– Дважды младший?

– Да. Ведь Мартин Гофер-младший – это его отец!

– Тобиус, маг Академии Ривена.

– Добро, чар Тобиус, добро!

Деревенька была небольшой, от трактира до замковых врат рукой подать. Десяток улочек, много дворов, заборов, амбаров, сараев, огородов и садов, коровники, свинарники, прочие постройки для домашней живности, колодец с журавлем, а больше ничего. Даже частокола у деревни не имелось, один лишь плетень, и для собственной часовни она была маловата.

– Ну как? – спросил трактирщик, стоило Тобиусу показаться на пороге.

– Я поступил на службу к его милости.

Томас Бэйн с облегчением вздохнул и улыбнулся:

– Добро пожаловать, чар Тобиус.

– Погощу у вас наверху еще какое-то время.

– Сколько угодно! А теперь будьте любезны отзавтракать.

Вскоре отяжелевший от съеденной рисовой каши с сахаром и изюмом, яичницы с беконом и луком, залитой кружкой эля, волшебник поднялся в свою комнату. Усевшись на кровать, Тобиус достал из сумки фолиант, оправленный в твердую бронзовую обложку, украшенную силуэтом летящего мотылька с лицевой стороны. На несколько часов он погрузился в чтение своей книги заклинаний. Время от времени волшебник выхватывал прямо из воздуха длинное ярко-синее перо, с которого сыпались искорки, и вписывал на страницы новые строки.

В ногу уткнулось что-то прохладное и мягкое. У ступни волшебника на полу сидело нечто похожее на мяч из мягкого каучука, только черный, блестящий и упруго подскакивающий. У этого мяча не было ничего, кроме широченного рта, полного крупных квадратных зубов, и ушей, по форме напоминавших кошачьи. Безглазое нечто улыбалось Тобиусу.

– Выспался?

Существо издало звук, похожий на кошачье мяуканье:

– Мр-р-ря!

Лаухальганда запрыгал по комнате, исследуя каждый фут, после чего выскочил на балкон, под солнышко.

Уморившись, вскоре волшебник и сам не заметил, как задремал в душноватом тепле. Гораздо позже его разбудил стук в дверь.

– Пора, чар Тобиус, сир ведь приглашал вас на ужин?

У лестницы его терпеливо поджидал Томас Бэйн, уже без фартука, но в аккуратном зеленом камзоле, отчего-то сильно напоминавшем перешитую пехотную форму.

– Поторопимся, негоже заставлять сира ждать!

Молодой маг спустился в общий зал, наполненный людьми, и ровный гомон немедля стих. Вилланы, вернувшиеся с полей и пастбищ, собрались вечерком под общей крышей в зале со множеством свечей, чтобы пропустить по кружке. Все они разом повернули головы к новому в деревне человеку. Тобиус неспешно прошествовал к выходу, где ждали двое замковых стражников. Почетный эскорт. Один из них этим утром водил мага к ее высочеству.

– Имя и звание? – потребовал Тобиус.

– Рядовой Эрвин, чар! – громко ответил солдат, но потом замешкался: он не знал – должен ли отдавать волшебнику честь?

– Я тебя запомню.

Краем глаза Тобиус заметил, как Томас Бэйн оценивающе смотрит на него. Этот человек был похож на мурза – большого лесного хищника из семейства кошачьих. Он казался слишком тяжелым на подъем, спокойным и ленивым, но это впечатление было смертоносно обманчиво.

Стол, за которым могли уместиться два десятка человек, стоял в малом чертоге, и большинство гостей уже собралось.

Отрекшийся король беседовал с двоими мужчинами, один из которых был… здоровым таким кабаном поперек себя шире, обритым наголо, но с длинными вислыми усами. Он носил дорогой по местным меркам бордовый камзол, подпоясанный толстым красно-белым канатом. Второй мужчина был несколько выше и гораздо моложе первого, здоровый такой бык с широченными плечами, сильными руками и бочкообразной грудью. Волшебник признал в нем давешнего знакомца Тобиуша.

Принцесса к ужину сменила стиль одежды: сверху ее облачение все еще напоминало закрытый камзол, но снизу появилась пышная юбка, что означало – на ее высочестве, несомненно, платье. Она стояла вполоборота к остальным и с немой тоской смотрела на языки пламени в большом камине.

Генерал Бальден изменился разительно, на фоне всех прочих гостей он казался яркой птицей с Зеленых островов, каким-то ветром занесенной на обычный птичий двор, чему немало способствовал цветастый мундир и яркое перо на шляпе с заломленным полем. Военный скучающе вертел в пальцах огромный охотничий тесак с рукояткой из оленьего рога.

– А, вот и наш новый маг! Про этого юношу я тебе и говорил, господин Гофер. Подойдите, чар Тобиус, здесь все свои, и со всеми, как мне кажется, вам придется работать.

– Очень приятно, будем знакомы! – пропыхтел усач, сжимая протянутую руку Тобиуса сильными толстыми пальцами. – А это мой старший сынок Тобиуш…

– Знакомы, – кивнул волшебник.

– Это господин Мартин Гофер-младший, староста и просто очень хороший человек, – порекомендовал усача Бейерон. – С остальными вы уже знакомы, как я знаю.

Пожилой слуга возвестил о том, что стол накрыт и можно садиться.

Обильная трапеза не поражала изощренностью кулинарных шедевров, столь любимых, к примеру, архаддирскими чревоугодниками. Дичь, вареная и жареная; тушенная в вине баранина и говядина, большие глубокие тарелки с ягодами, несколько бадей с соленьями, горячие караваи, испеченные на замковой кухне. Запивать еду предлагалось пивом и элем. Также на столе присутствовали старые, почерневшие от времени кувшины с марочным вином долгой выдержки, привезенные из Виноградной долины Архаддира и с Аримеадского архипелага. Пожалуй, лишь вина и могли назваться роскошью на этом ужине, особенно архаддирское «Когалье».

Сначала Тобиус пытался расслышать, о чем говорили во главе стола, но быстро бросил это дело, так как король с трактирщиком беседовали слишком тихо. Генерал и принцесса молча ужинали, при этом ее высочество демонстрировала высокий этикет, а генерал Бальден кромсал своего несчастного рябчика охотничьим тесаком с какой-то яростной решимостью. Можно было расслышать громкую косноязычную речь Мартина Гофера-младшего. Напротив Тобиуша пустовало одно накрытое место.

Волшебнику выпало сидеть рядом с молодым вилланом, и он слушал, как тот предавался не столь далеким воспоминаниям о делах минувшего дня, о каменном колесе от жернова, которое скатилось с пригорка и так там до сих пор и лежит, например. Внимательный волшебник замечал редкие и краткие взгляды, которые молодой виллан нет-нет да и бросал в сторону принцессы Хлои. А ведь Тобиуш тот еще акселерат, подумалось Тобиусу, ровесник ее высочества, едва вышедший из подросткового возраста. Лет шестнадцати-семнадцати, но на вид – ни дать ни взять двадцатипятилетний бугай.

– Слушай… эмм… тезка, – Тобиус указал на пустое место через стол, – кто там обычно сидит?

– Там? Это всегдашнее место бра…

Двери малого чертога медленно раскрылись, и Тобиуш указал на вошедшего:

– А вот он и сидит. Здравствуйте, брат Марк!

Невысокий сутулый монашек в серой рясе из некрашеной шерсти, висевшей мешком на его костлявой фигуре, кивнул в ответ. Лицо его казалось крайне невыразительным и сонным, нос-картопля и тонкие губы тоже не добавляли красоты, а под ермолкой наверняка пряталась тонзура. Его живот обхватывали сразу два пояса – кусок веревки, положенный по уставу, и широкий кожаный пояс с кольцами и крючками для ношения инструментов – долота, стамески, небольшого рубанка и много чего еще. Также там помещалось несколько тубусов из бычьей кожи, удобных для ношения чертежей. До поры Тобиус надеялся, что ряса монаха была серой из-за пыли, но тот подошел поближе к столу, и стало ясно, что грубая материя изначально имела этот мышиный цвет.

Брат Марк передал тяжелый плотницкий пояс слуге, омыл руки и лицо в поднесенной медной чашке, затем уселся за стол, поприветствовав всех молчаливым кивком, и молитвенно сложил руки. Беззвучно помолившись, он так же молча сотворил над столом знак Святого Костра.

– Это брат Марк, – прошептал Тобиуш на ухо волшебнику. – Духовник ее высочества. Я слыхал, он прибыл к нам из Ордерзее, а в Ордерзее его послали из самого Астергаца!

– Он петрианец?

– Чего?

– Он монах ордена святого апостола Петра?

– А мне почем знать? – шепотом удивился сын старосты.

Действительно, откуда бы ему знать? Хорошо, если в такой глуши бродячего священника видят хоть раз в полгода, что уж говорить о клириках из Астергаца.

Монах принялся жевать сырую зелень с солью и хлебом, а беседы постепенно возобновились.

– …С этим нужно сделать что-то, иначе… – донеслось до Тобиуса. – …Эта крыса заходит слишком далеко!

Томас Бэйн в приступе гнева потряс сжатым кулаком, а Бейерон согласно кивнул ему и перевел взгляд на волшебника.

– Чар Тобиус, скажите, как вам понравился Каребекланд?

– Пожалуй, так же, как и другие великие уделы Ривена, в которых я побывал, сир.

– Вы были в Тефраске?

– Я видел его неприступные стены издали, сир, но мой путь шел мимо.

– А Хогсдальн? Вы были в этом городе?

– Провел там ночь по пути сюда.

– А когда вы углубились в чащу Хог-Вуда, никто не чинил вам преград?

– Ну, медведи и волки опасны по ночам, да всякая мелкая нечисть иногда рыщет невдалеке, но в целом я прошел спокойно.

– В наших лесах водится гнусь и похуже осклизгов, – сказал Томас Бэйн и посмотрел на бывшего короля, прося разрешения продолжить. – Альфонсо де ля Ратта, например.

– Крыса, – процедил Бальден сквозь зубы.

– Самая что ни на есть! – кивнул староста, утирая пропитавшиеся элем усы.

– Пора бы рассказать вам о некоторых наших проблемах, – решил отрекшийся король.

– Я весь внимание, сир.

Наступила почтительная тишина.

– Корень всех наших нынешних бед заключен в том, что я, даже изгнанный из Ордерзее и запертый в Хог-Вуде, продолжаю представлять опасность как законный правитель Ривена. Как считает узурпатор. По идее Валарик Вольферин, сместив меня с трона, должен был бы тихо избавиться от всех живых Карторенов – меня, моей дочери и моего племянника, который сейчас, к счастью, далеко за пределами страны. Но, отказавшись от борьбы за трон и полагаясь на любовь народа, я смог выторговать неприкосновенность для себя, дочери и тех моих сторонников, которые ушли вместе со мной. Защищать меня в изгнании вызвался генерал Бальден. Он же набрал полсотни верных ему солдат, в которых не сомневался. Теперь предоставленный мне Хог-Вуд есть не что иное, как аллод, в котором я могу жить как хочу, или, точнее, как могу, пока лорд Вольферин не пожелает окончательно избавиться от меня. Мы ожидаем, что рано или поздно он нанесет удар, посему я прошу вас простить поведение моей дочери этим утром. Она стремится защищать и оберегать своего старого родителя всеми силами, но по молодости и неопытности может перегнуть палку.

Уши принцессы вспыхнули. Сама она упрямо отказывалась стыдиться своего поведения, но, услышав, как отец извиняется за нее, едва не вскричала от стыда. Что-то подсказало Тобиусу, что теперь на добрую дружбу с миледи рассчитывать не стоит.

– Перехожу к сути. Не имея возможности приставить тюремщиков ко мне, Вольферин приставил тюремщика ко всему Хог-Вуду. Его имя Агастус Гогенфельд, лорд Каларуа, происходящий из довольно старого рода. У этого человека есть некоторые причины недолюбливать меня лично и желать мне зла, что он и делает исподтишка. Томас, тебе слово.

Трактирщик громко прочистил горло:

– Лорд Гогенфельд тайно нанял на службу человека по имени Альфонсо де ля Ратта, как он сам себя зовет, уроженца Армадокии.

– Далеко он забрался от дома, – хмыкнул Тобиус.

– И то верно. Под рукой у этого де ля Ратты сотня профессиональных наемников. Один раз генерал смог прижать их к ногтю, но, увы, не перебить… Так вот уже довольно долго эта, простите мой архаддирский, погань пьет нашу кровь! Де ля Ратта свил гнездо где-то в лесах и оттуда нападает на отдаленные деревни. На фоне этого беззакония сущей мелочью кажется то, что мерзавец либо разворачивает, либо опять же грабит бродячих торговцев, которые и раньше-то не так часто приезжали в нашу глухомань! Поставки пива и эля из Хогсдальна прекратились, и уж извините мне мой шкурный интерес, но скоро в «Под короной» нечего будет наливать. Торговля стала, так как раньше мы ездили торговать в Хогсдальн, а ныне этот город под властью лорда Гогенфельда.

– А генерал Бальден не может повторить свой успех?

В ответ на этот невинный вопрос военный перестал мучить ошметки птички и поднял голову.

– Не выйдет. – Голос генерала походил на густое клокочущее рычание. – У армадокийца почти вдвое больше людей. Но не это важно. Мои солдаты настоящие орлы! Каждый стоит четверых! У него есть боевые кони, а мои все пешие, поэтому у врага более широкий выбор тактики и маневров! Лошади дают возможность быстро нападать и отступать! У него – новенькие мушкеты, а у нас на весь замок только несколько арбалетов! В открытом столкновении я просто положу солдат, а второй раз застать врага врасплох мне уже не повезет. Но опять же, сир, я готов немедленно выступить по одному вашему приказу!

– Сиди, генерал, не стоит уходить в ночь. И утром тоже не ходи. С походом повременим.

– А как вы проучили де ля Ратту в первый раз?

– Двигался с небольшим отрядом по заданию милорда. Один из солдат, прислушавшись к земле, сообщил о приближении кавалерии. Мы устроили засаду и в нужный момент натянули поперек дороги веревку, а потом случилась стычка. Я славно рубанул их командира, лишил этого продажного пса одного глаза и взял трофей!

Бальден продемонстрировал тесак и громко ударил рукояткой из оленьего рога о стол. Хлоя одарила генерала неодобрительным взглядом.

– Кажется, все мы забываем об одной действительно важной вещи.

Этот тихий голос разлился в воздухе бесплотным шепотком и принудил остальных сотрапезников к тишине. Дотоле жевавший хлеб с луком и молча глядевший в свою тарелку монах впервые поднял голову, и Тобиуса пробила дрожь. Лицо божьего человека абсолютно ничего не выражало. Гладкое, лишенное морщин – следа пережитых страстей, – при более внимательном рассмотрении оно казалось ненастоящим, как и серые глаза, необычайно бесстрастные, похожие на две серебряные монеты. Эти неживые глаза буравили взглядом саму душу. Несомненно, брат Марк состоял в ордене святого апостола Петра.

– Альфонсо де ля Ратта – малефикарум. Этот человек связан с Тьмой и практикует темное колдовство. Сила его не в стали, купленной за золото, а в могуществе, купленном за душу. Если чар Тобиус намерен противостоять ему, пусть знает, что враг силен и суть его есть зло.

Отрекшийся король задумчиво кивнул. Генерал сжал рукоятку ножа, как бы говоря, что добрая сталь враз может избавить честных людей от такой пакости, как колдовство. Мартин Гофер-младший и его сын сильно побледнели. Их, простых людей, сама мысль о темной магии ввергала в суеверный ужас. Разве что Томас Бэйн сохранял спокойствие.

– Я справлюсь, – решительно сказал Тобиус. – Сначала восстановим товарооборот, потом я придумаю способ найти и изловить этого человека, а если понадобится, я сам вступлю с ним в бой. – Глаза волшебника вспыхнули злыми янтарными углями.

– Вот это разговор! – одобрил Гофер-младший.

– Дело сдвинулось с мертвой точки, – улыбнулся Томас Бэйн.

– Лучше бы вам нас не подводить, чар, – грозно сказал генерал Бальден.

Принцесса громко хмыкнула.

– Мне нужна коровья слюна, – тем временем продолжал маг, – и три солнечных дня.

– Э-э… мм, слюну раздобуду, не извольте сомневаться! – пообещал староста.

Ужин пошел веселее, разговоры стали непринужденнее.

– Кстати, Мартин, помнишь, что ты говорил мне недавно? – Бейерон сделал неопределенный жест рукой, как бы напоминая.

– А, да! Точно! Господин чар, тут такое дело, – Тобиуса перекосило от столь безграмотного обращения, – какой-то ахо… дрянь какая-то, уж вы меня простите. Это лихо воду мутит, рыбакам нашим сети просто-напросто рвет! Белье у прачек ворует, а еще девок щиплет под водой, паскуда, когда они это…

– Господин Гофер хочет сказать, что что-то завелось в реке, – произнес отрекшийся король. – Помимо простого озорства, это «что-то» мешает постройке водяной мельницы, на которой заняты и молодой Тобиуш, и наш добрый монах. Кстати, брат Марк, вы освятили воду?

– Я омыл в реке лицо и ноги, – тихо ответил серый монашек, – а потом долго смотрел в воду, но не узрел в ней зла. К сожалению, то, что поселилось в реке, мне неподвластно.

– Обязательно посмотрю, что можно сделать, – пообещал Тобиус, – завтра же утром. А теперь прошу простить, мне пора выступать в дозор.

– Ночью? – спросил отрекшийся король.

– Ночь – это время, когда зло бодрствует, поэтому когда наступает ночь, начинается и мой дозор.

Откланявшись, волшебник вышел во внутренний двор и осмотрелся. На фоне звездного неба, если стоять у колодца лицом к воротам, справа торчала громадина самой высокой круглой башни замка, за спиной остался массивный донжон, впереди возвышалась арка ворот с крытой галереей сверху, на первых этажах башен, стоявших по бокам от ворот, располагались помещения кордегардии. Между воротами и донжоном в замковый ансамбль вклинивалась очень низкая пузатая крепостная башня, весьма широкая и основательная. Ее даже башней назвать особо не получалось из-за того, что по высоте она не превышала уровня крепостных стен, из нее еще росла тонкая башенка с двумя бартизанами[7] наверху.

Стражники выпустили волшебника в ночь, и он двинулся по улочкам, глубоко дыша еще пахнущим дневным жаром ночным воздухом. Деревня спала, потому что вилланы имели привычку ложиться едва ли не с заходом солнца, чтобы вставать затемно и начинать рабочий день до жары. Чахлые огоньки каганцов и лучин в окнах виднелись лишь изредка. Волшебник вынул из сумки книгу заклинаний: этой ночью он должен был провести кое-какие работы на местности. В его новые обязанности входила защита вверенной ему земли, а также всего и всех, кто жил на ней.

Маг заглядывал в каждый двор, подходил к каждому дому, выискивая следы незваных гостей. Отводя от себя негодующее внимание собак, чтобы лай не будил вилланов, он обнаружил несколько «тропок», по которым в деревню часто проникала мелкая нечисть из леса, но ничего особенно интересного или опасного. Волшебник «оборвал» эти «тропки», а затем укрыл амбары и курятники отпугивающими заклинаниями.

Он подходил к каждому дверному проему, к каждым воротам и наносил на древесину нужные закорючки своим ритуальным ножом. Если хозяева и замечали какой-то скрежет на улице, то предпочитали делать вид, что не слышат, – пока неизвестное лихо не ломилось к ним в дом посреди ночи, эти люди не спешили хвататься за топоры и вилы.

К полуночи он обошел почти все дворы и огороды, накладывая простейшие, но действенные чары от мелкой полевой и лесной нечисти. Обходя один из домов, стоящих на околице, волшебник натолкнулся на нечто очень неприятное. Взуверт, тварь величиной с кошку, но похожая на сине-зелено-желтую гусеницу с десятью длинными членистыми ногами, примостилась под стеной дома, в котором еще горела лучина и плакал младенец. Эта тварь вращала тонким длинным языком, протягивая его к бычьему пузырю на окне.

Тобиус не задумываясь ударил Серебряной Леской. Тварь, однако, заметила его раньше и успела отпрыгнуть. Паралич задел ее на излете, но подействовал слабо из-за нечеловеческой физиологии существа. Тобиус ринулся в погоню. Взуверт добрался до плетеной ограды, которую раньше перемахнул бы не замедляясь, но ослабленный чарами прыжок не удался. Из жезла выметнулась светящаяся посеребренная нить в виде лассо, обвила тварь и потащила ее к Тобиусу. Нечисть повизгивала, брыкалась и дергалась, пока маг не опустил на нее сапог. Покончив с этим, Тобиус вернулся к дому и развеял все следы появления ночного гостя.

Взуверты, низшая нечисть, даже не нечисть, а просто животные с задатками ментальных способностей, мелкие энергетические вампиры. Для взрослого человека они не опасны, как и для детей, способных взять в руки камень или палку, но для младенцев эти существа представляли очень серьезную угрозу. А через младенцев – и для их семей. Находя дом с маленьким ребенком, взуверт заставлял дитятю плакать по ночам, только на это и хватало его интуитивных телепатических возможностей. Естественно, плачущий младенец не давал спать всей семье, мучил мать, отца, братьев и сестер. Спустя множество ночей беспрерывного плача люди, весь день работавшие не покладая рук, приходили в крайне тяжелое состояние. Обстановка в семье, ставшей жертвой взуверта, накалялась, начинались ссоры, рукоприкладство, а от него и до более серьезных вещей недалеко. И все это побочный вред от твари, которая просто питалась отрицательными эмоциями, таясь в ночи под стеной дома.

Волшебник, постояв немного у окна, не услышал ничего, кроме тихой колыбельной. Вот и славно.

Тобиус хотел было уже возвращаться в «Под короной», но остановился на полпути и с досадой ударил кулаком в ладонь. Кладбище! Он укутал защитными чарами деревню, но еще не проверил кладбища, а это все равно что выстроить неприступную крепость и забыть закрыть перед врагом ворота. Деревенские погосты в Ривене надо проверять обязательно, ведь это не Эстрэ, где кладбищенскую землю освящают не реже раза в пять лет.

Очень не хотелось посещать такое место ночью, к тому же волшебник уже порядком устал и хотел спать. Именно в такие минуты он ненавидел свою природную ответственность. Тобиус выругался сквозь зубы и сорвал широкий лист лопуха, росший под ближайшим забором. Затем волшебник достал из сумки ломтик обычной винной пробки и длинную толстую иголку. Он сдул с лопуха пыль, сгустил в него немного воды из воздуха, уложил на воду пробку, а на пробку – иголку. После простейшего заговора игла слабо засветилась и, поворачивая кусочек пробки на воде вместе с собой, указала острием на восток. Правда, игла помогала в крайне ограниченном количестве случаев, а в условиях магической аномалии или на освященной земле она оказывалась бесполезной.

Деревенское кладбище находилось в десяти минутах ходьбы от околицы на восток, где полей и огородов практически не было, ближе к лесу, чем к деревне. К удовольствию Тобиуса, место оказалось совершенно спокойным, никаких духов, никаких возмущений в магическом поле, самое образцовое кладбище.

– Здесь все спокойно, – раздался тихий голос за спиной.

– Ах ты ж, твою кормилицу! – Волшебник подпрыгнул от испуга и развернулся, сжимая в руке жезл.

Среди надгробных камней с полустертыми знаками Святого Костра, заложив руки за спину, стоял брат Марк. В свете звезд маленький монах сильно напоминал привидение. На жезл он даже не взглянул.

– Брат Марк?

– Да, чар Тобиус, это я. Можете не тратить время на погост: как только мы поселились в замке, я заново освятил его и впоследствии не раз повторял ритуал. В ближайшее время мертвые будут лежать смирно.

– Это… обнадеживает. Полагаюсь на вас в деле защиты мертвых, ибо к некромантии я совершенно неспособен.

– Со всем тщанием принимаю эту важную обязанность, – кивнул серый монашек. – Не составите мне компанию на обратном пути? Вы ведь закончили все свои дела на эту ночь, не так ли?

– Следили за мной? – с подозрением спросил волшебник.

– Наблюдал, – спокойно кивнул монах. – Вы очень ловко разделались с тем зверем.

Это обстоятельство Тобиуса не обрадовало. Монах ходил следом за ним полночи, а он даже и не заметил. И все же обратно в деревню они пошли вместе, хотя Тобиус старался держаться на расстоянии нескольких шагов от своего спутника. Волшебник создал полдюжины светящихся мотыльков, которые порхали вокруг, освещая путь. Оказываясь слишком близко к брату Марку, эти сгустки света, облеченные в форму насекомых, начинали мигать и быстро рассеивались, так что приходилось творить новых.

– Завтра утром будьте любезны зайти ко мне, чар Тобиус. Мы должны провести беседу.

– Хорошо, – не стал упорствовать тот, хотя в животе тут же поселилось холодное и колючее чувство.

– Вы ожидали этого приглашения?

– Ожидал, – признался маг. – С тех пор как понял, что вы петрианец.

– Замечательно. Пожалуйста, постарайтесь прийти пораньше, я каждый день работаю на стройке, а после полудня, возможно, нам не удастся побеседовать.

– Хорошо, брат Марк.

– Спасибо за понимание.

Кое-что еще крутилось у мага на языке, но он хорошенько подумал, прежде чем облечь мысль в слова.

– Брат Марк… я… я примерно представляю, на что способны… адепты вашего ордена. Вы сами могли бы, я так полагаю, скрутить малефикарума в рог и… или нет?

– Увы мне, недостойному, – ответил монах бесцветным голосом, – слабое здоровье никогда не позволяло вашему покорному слуге присоединиться к боевому крылу своего ордена или послужить Святому Официуму. Мне недостает опыта и знаний, чтобы вступать в открытый бой с силами зла, но я всегда молюсь за тех, у кого эти силы есть.

Остаток пути оба провели в молчании. Маг уже вплотную приблизился к деревенской ограде, когда наконец заметил, что монашек испарился. Выругавшись, он поспешил к трактиру.

В доме старосты и прилежащих к нему хозяйственных пристройках отчего-то царило оживление. Тобиус не стал интересоваться, а сразу устремился к заветной двери. Всю полученную во время дневного сна магическую силу, гурхану, он израсходовал и опять страшно хотел спать. Но открыть дверь трактира ему не дали: она распахнулась сама, со смачным треском врезав Тобиусу в лоб.

– Ах, вот вы где! – К валяющемуся в пыли магу подскочил Мартин Гофер-младший.

– Да-да, я здесь, – слабым голосом ответил волшебник, пытаясь понять, какие из звезд действительно мерцают на небе, а какие – лишь в его голове.

– А я ищу вас аки бешеный! – проорал староста, потрясая кулаками, усами, щеками и всем остальным телом.

– Я заметил, господин Гофер, – выдавил волшебник, поднимаясь на ноги.

– Быстрей бежим ко мне, господин чар, поспешайте!

– Слова «господин» и «чар» имеют одно и то же значение. Употреблять их вместе – это тавтология.

Несмотря на дикую усталость и грядущую встречу с братом Марком, Тобиус не мог сказать «нет». В Академии учили, что молодому волшебнику нельзя воротить нос от любой работы, когда он только-только укоренился. Маг должен утвердиться, показать, что он всем нужен и все может, убедить жителей, что без него в важных делах не обойтись.

– Да не стопоритесь же вы, скорее! Яшма телится, нужна ваша помощь!

– Кто-кто?

Староста тянул Тобиуса к своему дому.

– Да Яшма, одна из коровок моих! Никак отелиться не может, бедная, мается! Молодая, неопытная! Да идите же вы быстрее!

Спустя час, сопровождаемый обещаниями старосты отблагодарить «как положено», Тобиус наконец вырвался на свободу и побрел к трактиру. В общем зале было темно и пусто, единственный слабый огонек светил путеводной звездой со стойки. Томас Бэйн не спал, он зачем-то протирал свои неприлично чистые пивные кружки, насвистывая какую-то мелодию, и ожидал единственного постояльца.

– Осмелюсь спросить, как прошел отел?

– Там форменный дом скорби, – выдохнул маг. – Весь род Гоферов и еще какие-то мужики собрались глазеть и нервировать бедную первотелку. Я боялся, что есть осложнения, а эта трусиха попросту перепугалась с непривычки. Пришлось успокоить, и все пошло как по маслу. Я так вымотался…

– Приятных снов, чар Тобиус.

Поднявшись к себе, волшебник не глядя бросил сумку у кровати, приставил к ней тяжелый жезл и уснул, как только голова коснулась подушки.

Он проспал всего шесть часов и, проснувшись посвежевшим, сверился со своим внутренним хронометром. Несмотря на усталость прошлой ночи, Тобиусу потребовалось меньше времени на восстановление, нежели простому человеку. Проделав все утренние процедуры, в чистой одежде и с мятным дыханием волшебник спустился в общий зал.

На фоне утреннего запустения бросалось в глаза, что один из столов завален до краев свертками из провощенной бумаги и глиняными горшками. Полюбопытствовав, Тобиус обнаружил в свертках благоухающие шматы ветчины, сала, целый сырой огузок, буженину, копченые ребрышки, белоснежный сыр и творог. В высоких кувшинах содержались жирные сливки, желтое, как солнце, масло, свежее молоко, варенец, простокваша и сметана, которую можно было резать ножом и намазывать толстым слоем на хлеб.

– Благодарности от деревенского головы, – сообщил Томас Бэйн, выходя из-за стойки. – Мартин только что заскакивал, выгрузился и дальше побег. Поздравляю с первым заработком!

– И куда я все это дену?

– Понимаю вас, чар, – кивнул трактирщик. – Могу предоставить место для хранения, у меня, знаете ли, отменный погреб и кладовка прямо под ногами.

– Буду очень признателен, господин Бэйн.

– Кстати, Мартин принес вам слюну, в отдельном горшке, я отложил его, чтобы грешным делом не перепутать с другими. Принести?

– Не стоит, я уже знаю, чем я займусь сегодня. Отнесите слюну в мою комнату, она понадобится, когда вернусь.

– А как же завтрак?

– Потом, все потом.

Тобиус покинул «Под короной» и направился к замку. Попутно он заглянул в ворота кузницы, откуда доносились мерные звуки ударов молота по наковальне. Дети играли на улице, но присматривал за ними не старик, а нескладный рыжий и довольно бледный паренек лет шестнадцати с явными следами недосыпа и веснушками на лице. Вилланы группами по несколько человек шли в поля, на волшебника посматривали украдкой с любопытством.

Алебардщиков, несущих вахту у ворот, он не знал, но они, как видно, знали его.

– К его милости, чар?

– Нет, к брату Марку. Он еще не ушел?

– Да не, он наверняка в орудийной башне.

– Это та приплюснутая толстуха с пушечными портами?

– Она самая, чар.

Тобиус прошел во внутренний двор и свернул направо. В орудийную башню вели небольшие деревянные ворота, за ними находилось обширное полукруглое помещение первого этажа, пустое, пахнущее сыростью и плесенью. Там же была и широкая лестница, ведшая сначала на второй этаж, где примерно в таком же зале некогда стояли пушки, и дальше, на плоскую крышу, огороженную парапетом. Из орудийной башни росла другая, небольшая башенка с двумя бартизанами. Некогда они, возможно, и служили для защиты замка, хотя и были расположены в несуразном для такого дела месте, но позже их переделали в две маленькие комнатки, накрыв острыми крышами.

Брат Марк расположился непосредственно в орудийном помещении на втором этаже приплюснутой башни, он сам выбрал это место в качестве своей кельи, преимущественно из-за простора и уединения. Самому монашку не требовалось много жизненного пространства, а вот рабочего – требовалось, и еще как. Помещение было заставлено разными столами, письменными и чертежными; столами, на которых выстроились сложные системы из стеклянных сосудов и трубочек перегонных кубов. Имелась также большая контора с кипами чистых и исписанных бумаг. Стены покрывали развешанные чертежи, нанесенные на отрезки тонкой кожи и вышитые на полотне изречения из Слова Кузнеца, но главенствующее место занимал все-таки большой, откованный в меди Святой Костер, причем не схематичный, а фигурный – с лепестками пламени, пожирающими Молотодержца, привязанного к столбу. Низенькая койка и миниатюрная тумбочка занимали очень мало места. Судя по постельному белью, брат Марк еще не ложился.

Когда пришел Тобиус, монах возился с одной из старинных пороховых пушек. За годы, проведенные без ухода, орудие пришло в полную негодность, деревянный лафет рассохся и развалился, саму пушку покрывали следы ржавчины, а в стволе собралось столько грязи, что ее можно было выгребать ладонями, чем и занимался брат Марк.

– Доброе утро.

– Благословенное начало дня, – согласился петрианец. – Следует посвятить этот день Господу нашему Кузнецу, вознося молитву не только словом, но и делом. – Монах оставил пушку и направился к настенному умывальнику. – Вы верите в непоколебимую силу Господа-Кузнеца и любовь Его к своим смертным чадам, чар Тобиус? Вы верите, что души наши вознесутся светозарными мечами в Его Оружейную и будут ждать часа Последнего Побоища, дабы послужить ангелам Его супротив тварей Пекла?

– Разве кто-нибудь на моем месте решился бы ответить «нет»?

Монах вытер отмытые руки и сел за стол, заваленный чертежами. Среди них попадались и свитки со сломанными сургучными печатями церковного образца. Клирик указал волшебнику на стул и взялся точить гусиное перо.

– В нашем мире, чар Тобиус, все устроено очень умно и сложно, – бесцветным голосом заговорил брат Марк. – Так сотворить мир мог только Господь-Кузнец, никому больше это не под силу. Он вложил порядок в бытие, которое до Его вмешательства было ужасающим хаосом. И завещал Он нам Заповеди, дабы они вносили порядок в жизнь людей, смиряя хаос, и делали все хорошо, правильно, целостно. Так вот порядок нашей с вами беседы будет таков, что вопросы задаю я, а вы смиренно и искренне отвечаете на них. Начнем с того, поняли ли вы меня.

– Понял. – Магам было лучше не вступать с божьими людьми в споры, если вопрос не касается жизни или смерти, особенно с братьями апостола Петра.

– Начнем. – Перо заскрипело по бумаге, монах быстрым и аккуратным почерком составил оглавление допросного листа, указал дату, свое имя, имя допрашиваемого, после чего остановился. – Чар Тобиус, верите ли вы в Господа-Кузнеца?

– Верю.

– Так и запишем: «верует». Вы религиозный человек? Посещаете службы? Исповедуетесь?

– Нет.

– Вы когда-нибудь бывали в храме божьем, чар Тобиус?

– Был, конечно, однажды…

– Так и запишем: «посещает храмы».

Тобиус не выдал своего недоумения и приготовился к тому, что впереди ждет западня.

– У вас есть патент, доказывающий высочайшее дозволение Святой Церкви заниматься магическим ремеслом?

– Есть.

– Представьте. – Монах быстро, но дотошно изучил документ, выполненный на толстой коже, с множеством печатей и оттисков. – Действителен. Так и запишем: «патент есть». Какова ваша специализация, чар Тобиус? Вы элементалист, стихиарий, големостроитель, анимаг, витамаг, бестиолог, артефактор, быть может?

– Э нет…

– А может быть, вы некромант или демонолог?

– Нет, я…

– Тогда, может быть, вы маг-зодчий, боевой, иллюзионист?

– Постойте, я…

– А может быть, вы колдун или практикуете магию Крови?

Волшебник громко выдохнул:

– Серая магия.

– Простите, не слышал о такой.

– Мутация генома довольно редкой разновидности, вот что это.

– Поподробнее, пожалуйста.

– Тут не о чем особо подробно рассказывать. Как просвещали меня наставники, я никогда не смогу занять высокое место в магической иерархии, потому что серые маги не способны добиться высшей искусности в отдельном магическом направлении. Вместо этого такие, как я, достигают порой неплохих результатов в нескольких магических направлениях сразу. Иными словами, я как подмастерье нескольких мастеров – могу научиться нескольким ремеслам, но не могу стать мастером ни в одном из них. Хотя дипломную работу я сдавал по артефакторике и получил диплом как артефактор среднего уровня.

– Отчего же не высшего?

– Способностей не хватает, рано или поздно упираюсь в потолок, когда другие продолжают расти.

– Любопытно. Мутация как-то связана с цветом ваших глаз?

Тобиус помедлил с ответом:

– Нет. Наставники говорили, что это побочный эффект мутации организма. Такое бывает. По мелочи.

– Хм. Так и запишем: «без определенной специализации». Продолжим. Вы когда-нибудь занимались неугодным Церкви магическим искусством? Например, некромантией или демонологией?

– Нет, никогда не занимался. Если на то пошло, то можете отметить, что я вообще не способен к некромантии или демонологии.

– Так и запишем: «не занимался». А к чему вы способны?

– Ну, я довольно неплохой артефактор, овладел несколькими приемами строительной магии, имею познания в алхимии и трансмутации неживой материи, лекарских техниках и зельеварении… и всякого еще по мелочи. Правда, преподаватели всегда отмечали у меня склонность к боевой и целительской магии.

Монах поднес перо к бумаге, но помедлил.

– В каком возрасте вас взяли на обучение, чар Тобиус?

– То ли в пять, то ли в шесть. Рыбак, который меня «выловил», не уточнил даты моего рождения у родителей, ему было важно лишь то, что я еще не слишком взрослый и смогу стать цивилизованным магом.

– Вы помните свою семью?

– Смутно.

– Кого помните лучше всего?

– Мать, наверное, или сестру. Не знаю, чье это было лицо.

Волшебники не заводили семей. Никогда. Они могли иметь любовниц, могли иметь детей, но не могли исполнять родительских обязательств. Не были способны и даже не пытались этого исправить. Джассар Ансафарус сказал, что магия – важнейшее из искусств, и маги должны предаваться ей самоотверженно, блюсти ее своим первейшим интересом и самой главной ценностью в жизни. Так было сказано, и сказанное стало законом магии, опираясь на который ортодоксальная Академия Ривена забирала малолетних детей с Даром у родителей и воспитывала сама. У мага не должно быть иной семьи, кроме Академии, и иного интереса, кроме магии, он не имеет права любить что-то сильнее, чем ее.

– Вы хотели бы встретиться с ними?

– Нет.

– Отчего же?

– А зачем? В детстве многие об этом мечтают, но, покидая стены Академии, мы являемся уже совершенно иными существами. Это своего рода форма морального уродства, если хотите. Наша семья – Академия Ривена, и иной нам не надо. Порой нам даже неинтересно, откуда мы родом, потому что не являемся больше людьми в привычном понимании этого слова.

– А вы? Вы помните, откуда вы взялись?

– Я… я точно помню лопасти ветряной мельницы. Наверняка я сын мельника и не испытываю неудобства по этому поводу.

Волшебник пристально вглядывался в лицо серого монашка, скованное неизменным выражением бессмысленной расслабленности. Его тонкие губы растянулись в прямую полоску, морщин не было, жуткие серые глаза смотрели и будто ничего не видели. Если душа человеческая действительно есть меч, коим ангелы в конце времен будут разить демонов, как утверждает Амлотианская Церковь, то петрианцы преуспели в вытравливании из своих «мечей» любых посторонних примесей, сиречь страстей. Они прижизненно стали как мечи – серыми, твердыми, холодными, не ведающими ни страха, ни жалости, словно неживые.

– Вывод, так и запишем: «маг не показывает признаков неблагонадежности». Мне этого достаточно. – Брат Марк осыпал бумагу мелким песком, избавляясь от лишних чернил, ссыпал его на пол, перечитал документ, потом вынул из рукава железный перстень-печатку. Сургуч серого цвета нашелся на столе с алхимическим инструментарием. – Я больше не смею вас задерживать, чар Тобиус. Вы должны сходить к реке, не так ли? Надеюсь, у вас получится то, чего не вышло у меня.

– Это все? – прямо спросил волшебник. – Действительно все?

– А разве есть что-то еще? Со временем я направлю этот документ в свой орден, и копия его перейдет в руки Святого Официума. Если у вас есть что добавить…

– Пожалуй, нет. Ну, я пойду?

– Ступайте с Богом, – безразлично кивнул монах, надевая пояс с плотницкими инструментами.

Волшебник покинул замок в смешанных чувствах. Он не понимал, как ему стоит относиться к происшедшему, не понимал, что руководило петрианцем. Тот даже не пытался как-то вывести волшебника из равновесия, а ведь Тобиус этого ждал. Ни для кого не секрет, что изначально догмы амлотианской веры порицают любые виды магии: если чудо не от Кузнеца, значит, от Раздувателя Огня, и точка.

Тобиус стал спускаться вниз по склону, где пятеро дюжих мужиков во главе с Тобиушем Гофером пытались совладать с упрямым каменным колесом.

– Как дело идет?

– Не видно разве? – Красный и мокрый от натуги Тобиуш оставил попытки и подошел, утирая пот с мокрого лба.

– Посторонитесь-ка.

Вилланы позволили волшебнику сесть на массивное каменное колесо, после чего оно вдруг взлетело. На глазах поразевавших рты людей колесо неспешно полетело к деревне, держась не слишком высоко над землей.

– Я сам доставлю это к реке, доброго дня!

Держа колесо в воздухе силой мысли и сидя на нем верхом, маг пересек западную часть деревни, вызвав приступ восторга у детворы, которая долго преследовала его, и направился над пыльной деревенской дорогой к холмам.

Если верить старым картам, река Ильма, которую местные звали Каменистой, питалась водами великого Якона и отделялась от его широченного русла намного северо-западнее, за пределами ривенских границ. То была не особо широкая водяная ленточка. Лес не подступал к ней вплотную, возможно, из-за обилия светлого песка и гальки на пологом берегу. Тростник и камыш кое-как укоренились у водной кромки, но не везде, отчего, особенно возле бродов, оставалось вдосталь свободного места, пригодного для стирки и купания.

Тобиус поднялся выше по течению, туда, где оно было сильнее и где, предварительно выстроив запруду, люди занимались возведением водяной мельницы. Оставив опешившим строителям каменное колесо, маг вновь спустился ниже по течению, где Ильма раздавалась вширь и мельчала, отчего деревенским женщинам было удобно стирать там белье.

Он уселся на крупный теплый голыш и стал таращиться в воду, слушая ее журчание, птичий щебет и жужжание оводов, спасающихся от хищных стрекоз. Глазу мага видно неописуемо больше, чем глазу обычного смертного: сгустки энергии, духи природы, призраки прошлого и тени будущего – все это волшебники при должной сноровке могли видеть благодаря тому, что их души были открыты потокам магии, пронизывающим мироздание.

Поглядев в воду четверть часа, Тобиус не увидел ничего, кроме чистых искристых потоков влаги, покрытых водорослями камней и плывущих рыб.

Волшебник скинул сумку на песок, потрепал края расстегнутой полумантии, выгоняя тепло, еще раз глянул в реку и решительно взялся за жезл. Тяжелый бронзовый артефакт со спиральным строением рукояти и массивным набалдашником, снабженным небольшими шипами, напоминал скорее устрашающую булаву, нежели изящный инструмент чаротворчества. Он привычно лежал в руке, успокаивая своим весом, и послушно откликался на энергетические позывы хозяина.

Маг отдал почести четырем сторонам света, олицетворяющим четыре первостихии: поприветствовал землю в лице Севера, огонь в лице Юга, воду в лице Запада и воздух в лице Востока, раскинул руки и принялся читать заклинание. От его слов волны магии веером распространялись вперед и в стороны, погружаясь в воду. Заклинание было завершено, но ничего не происходило. Серый маг постоял с раскинутыми руками пару минут, устало вздохнул и нагнулся взять сумку, когда за его спиной раздался журчащий смех. Тобиус резко развернулся, держа жезл перед собой.

На поверхности бегущей реки стояла фигура, сотканная из водных потоков. То был юноша, изящный, гибкий, с кудрявыми текучими волосами и открытым лицом, совсем без одежды, но бесполый, что неудивительно для существ такого порядка. Тело его колебалось, как в мареве раскаленного воздуха, но сохраняло постоянные очертания.

– Стало быть, все-таки дух реки… Значит, это ты таскаешь у женщин белье, щиплешь их под водой и рвешь рыбацкие сети?

Звонкий журчащий смех стал магу ответом.

– Надеюсь, ты понимаешь, что так не пойдет? Это нехорошо – вредить людям.

Юноша склонил голову набок и приподнял извивающуюся бровь, выражая насмешливое недоверие – неужели нельзя?

Основной чертой характера духов стихии воды являлось любопытство и желание повеселиться. Хозяин Ильмы казался сравнительно молодым и неопытным, ведомый любопытством, он наверняка исследовал все, что попадает в реку, но если камни, водоросли и рыбы были для него обыденностью, то чужеродные люди и все, что они с собой несут, представлялось крайне занимательным.

– Послушай, давай договоримся с тобой, хорошо? Оставь людей и их дела в покое, и я не стану больше надоедать тебе, ладно?

Дух сначала скрестил жидкие руки на груди, затем задумчиво потер подбородок, слив его воедино с пальцами, а потом скорчил такую рожу, что ответ его становился очевидным. Хозяин реки прямо «сказал», что будет делать то, что хочет, и как хочет, со всем, что попадет в его владения.

– Я надеюсь уладить вопрос мирным путем… – В своих увещеваниях волшебник неосмотрительно близко подошел к реке и немедленно поплатился за оплошность.

Волна, вырвавшаяся на берег, слизнула Тобиуса как корова языком. В водах реки дух схватил волшебника за грудки и, широко улыбаясь, сначала протащил его по дну, затем как следует закрутил и подбросил вверх. Тобиус взлетел над водой, глупо болтая конечностями и судорожно глотая воздух, упал обратно, и его вновь стало возить по дну то в одну сторону, то в другую. Река поставила его ногами на дно, не давая ни всплыть, ни поплыть по течению. Когда Тобиус почувствовал, что находится на волоске от того, чтобы утонуть, река его отпустила. На берег волшебник выползал едва-едва живой. Он судорожно кашлял, выплевывая воду, хрипел и дрожал. Однако, несмотря ни на что, жезл так и остался в его пальцах.

Тобиус взобрался на камень и едва смог ровно усесться на нем. Его одежда основательно пострадала, кожа местами кровоточила от мелких и крупных ссадин. С ним еще мягко обошлись, по-дружески, можно сказать, примерно это и происходит, когда сущность такого порядка ради интереса берет человека в качестве игрушки и начинает с ним забавляться. Случайно или по воле духа человек умирает, а дальше дух сам решает – хочет он продолжить убийства или же они ему неинтересны.

– Еще до заката ты пожалеешь о своей… наглости, – выдохнул волшебник, – клянусь именем Джассара, я отомщу.

Водный юноша журчаще рассмеялся.

Восстановив дыхание и оглядевшись, Тобиус расчистил себе место на песке и, дрожа, принялся чертить круглую магическую схему – систему чар. В центре схемы Тобиус поместил знак стихии земли, затем полез в сумку и, достав маленький неграненый алмаз, уложил его в заранее приготовленное место, разместил точно так же гранит, оникс, нефрит, лазурит и изумруд. Волшебник вытер каплю воды, повисшую на кончике носа, поднялся на ноги и ударил по чертежу потоком магической силы. Над линиями стала подниматься фигура из жирного чернозема и глины, хотя вокруг лежал только песок и речные камни. У призванного существа были очень широкие плечи и мощная грудь, толстые руки с непропорционально большими предплечьями и четырьмя мощными каменными когтями на каждой. Грудь переходила в тонкую талию, а дальше в короткие ноги-тумбы. Вместо мускулов из земляного тела выглядывали камни, шея напоминала лошадиную и даже имела гриву из длинных стеблей сочной травы. Приплюснутая голова без ушей и носа пугала пастью, полной острых осколков обсидиана и кварца. В глубоких глазных впадинах горели зеленые искры. Элементаль земли в холке едва доходил магу до пояса.

– В тридцати футах от берега вырой углубление диаметром семь на семь футов и выложи его глиной.

Элементаль немедленно занялся работой, вырыл чашеобразное углубление в песке и буквально выплевал на его дно толстый слой глины.

Тобиус встал над ямой и, как хандуитский факир, выдохнул туда облако гудящего пламени. Пришлось как следует подождать, чтобы убедиться, что глиняный слой превратился в керамику.

– Проложи траншею отсюда и до кромки реки.

Элементаль исполнил приказ немедленно и точно. Вода должна была бы хлынуть по наклонной траншее в яму, находившуюся ниже уровня реки, но дух Ильмы лишь насмешливо покачал головой – река не пойдет туда, куда он ее не пустит.

Тогда Тобиус приказал слуге выстроить из камней стену, не особо высокую, но так, чтобы со стороны реки не было видно, что происходит за нею. Скорости и качеству работы элементаля могла бы позавидовать целая артель каменщиков. Оказавшись защищенным от реки, маг просто сел на противоположном краю ямы и стал ждать. Солнце помаленьку сушило его потрепанную одежду, и тепло располагало к дневному сну, но боль в ссадинах не позволяла терять бдительность.

Наконец хозяин реки не вытерпел – его любопытство пересилило все, и он проломил стену, чтобы увидеть – чем же занят волшебник? Водный поток проскользнул прямо в глиняное углубление.

– Завалить траншею!

Элементаль немедленно исполнил приказ, отрезав хозяина реки от его обиталища, а Тобиус быстрыми заклинаниями выстраивал вокруг клетку из потоков энергии, чтобы не оставлять ни единого шанса на побег.

– Как и было обещано.

Тобиус применил совершенно пустяковое заклинание, настолько простое, что любой, даже самый никчемный, неофит смог бы его сотворить, – чары, предназначенные для осушения луж. Тело водяного стало источать пар, и он с ужасом воззрился на свои медленно истончающиеся руки.

– Зря ты разозлил волшебника.

Дух попытался атаковать, но Тобиус резко ударил его жезлом, разрушив структуру жидкого тела, превратив его в лужу, после чего хозяин Ильмы восстановился с видимым трудом, медленно, через силу.

– Ты скоро иссохнешь, и это будет означать смерть. Но я готов смилостивиться над тобой в обмен на истинное имя.

Дух реки испуганно отшатнулся, но покинуть яму не смог, потому что не мог передвигаться по земле в отрыве от источника своих сил иначе, как по тем же законам, по которым течет обычная вода, а она, как известно, не имела привычки течь вверх. К тому же если бы он выплеснулся наружу, то его просто поглотил бы песок. Заклинание каждое мгновение испаряло жидкое тело, оно становилось меньше, теряя форму.

– Мне уже пора обратно, так или иначе, река больше не потревожит людей.

Серый волшебник развернулся, закинул на плечо сумку и пошел прочь. Когда в спину полетел жалостливый булькающий звук, Тобиус остановился и довольно усмехнулся. Он подошел к глиняной чаше и без промедления ткнул живую воду жезлом. Дух беззвучно закричал, но его мучения продлились недолго. Маг отнял жезл, на набалдашнике которого светилась крохотная синяя искорка. В понимании любого другого то был лишь сгусток света, но глазам волшебника многое виделось иначе.

– Все ясно, – хмыкнул Тобиус, прежде чем металл поглотил надпись. – Освободи его.

Элементаль немедленно освободил траншею, вода Ильмы хлынула внутрь и объединилась со своим хозяином. Оказавшись в родной стихии, тот легко скинул осушающее заклинание, вернул прежний облик и повернулся к берегу, чтобы увидеть на жезле свое сверкающее имя.

– Я запрещаю тебе досаждать людям, рвать их сети, воровать вещи, мешать стройке мельницы. Будешь заводить в сети рыбу и крутить мельничное колесо. Посмеешь ослушаться – я твое русло узлом завяжу, понастрою здесь плотин, буду каждое лето иссушать тебя до размера ручейка, а каждую зиму заковывать в лед по самое дно.

Дух реки больше не смеялся, он опустил колышущиеся плечи и провалился в воду.

– А теперь ты.

Элементаль не выказал никаких признаков нетерпения, но вся его воля непрерывно стремилась обратно в свой план бытия.

– Вот мешок, собери мне чистого кварцевого песка, и чтоб без всяких камней и прочих ракушек.

Тобиус получил полный мешок практически немедленно, после чего силой воли разрушил плетение, державшее элементаля в Мире Павшего Дракона, и покинул пустой берег.

Он очень устал, тело болело, речной песок раздражал кожу. Его разводы выступали повсеместно на одежде белесыми пятнами, и подсохшие потеки крови тоже не улучшали впечатления. Серый волшебник сотворил на себя Исцеление, дабы залечить многочисленные ссадины, и подвесил еще одно на петлю[8].

Медленно обогнув холмы, он побрел по дороге меж полей, спеша вернуться в деревню.

Оказавшись во дворе замка, серый маг встретил генерала Бальдена, который деловито изучал большой пехотный арбалет.

– Доброго дня, генерал.

– Доброго, чар, – буркнул военный, не отрываясь от своего занятия.

– Куда-то собрались?

– На охоту.

– Насколько мне позволяют судить мои познания в области оружия, вы держите в руках тяжелый пехотный арбалет шехверского производства, какими пользуются элитарные отряды наемных стрелков и собственно шехверские пешие арбалетчики.

Бальден оторвался от оружия и с легчайшим налетом удивления посмотрел на волшебника:

– Верно. Стреляли из такого?

– Нет. Не так давно путешествовал с одним человеком, у которого был похожий, только соломейский, кажется. Очень большая пробивная способность.

– Верно.

– Идете на медведя?

– Нет, на волка.

– Волка? – удивился маг.

– Не простого волка, а огромного волка! Мы видели его серебристую шкуру дважды. Один раз я даже попал в него, но эта сволочь просто унесла мой болт в себе! Посмотрим, будет ли благосклонна удача на этот раз!

– Значит, большой волк с серебристой шкурой?

– Именно!

– Может, передумаете отстреливать такое диво?

– О чем вы, чар?

– Да так, ни о чем… А говоря «мы», вы кого имели в виду?

– Меня! – Принцесса Хлоя вышла из врат донжона, на ходу натягивая кожаные перчатки.

На ее высочестве был охотничий костюм зеленого и желтого цветов. Также она надела беретик с тонким красным пером и пояс с охотничьим ножом. Слуга передал принцессе колчан и лук.

– Боже мой, чар, у вас такой раздавленный вид, что мне вас почти жаль! – воскликнула Хлоя, оглядывая мятого, покрытого разводами песчаной грязи волшебника. При этом ее высочество прикрыла рот, будто пытаясь скрыть насмешливую улыбку. – Как ваши дела? Повезло ли?

Маг только развел руками, давая оглядеть себя и словно говоря: «Ну посмотрите, в каком я состоянии, неужели похоже, что я хоть в чем-то преуспел?»

– А вы действительно собираетесь стрелять из этого допотопного струнного инструмента?

– Вы явно ничего не смыслите в охоте, чар, – ответила принцесса с улыбкой, полной чувства собственного превосходства.

Едва выйдя за ворота, ее высочество молниеносно выхватила стрелу, вскинула лук вверх, натянула его на разрыв и отправила снаряд в небо, после чего как ни в чем не бывало продолжила путь. Стрела с треском врезалась в брусчатку у ног волшебника, и ее обломки разлетелись в стороны. Он испуганно отпрыгнул.

– Ну-ну, утерла мне нос… – процедил Тобиус.

Вскоре он добрался до большого чертога. Бейерон приветствовал волшебника из кресла. В руках отрекшийся король держал листок бумаги, который, видимо, читал до появления Тобиуса. Тот заметил сломанную сургучную печать синего цвета.

– Вид у вас какой-то пожеванный, чар.

– Задание выполнено, сир.

– Мм? Какое задание?

– Я усмирил реку.

Всегда делай вид, что магия дается тебе так же просто, как дыхание, помнил Тобиус слова наставников, чем более могущественным ты кажешься, тем более великими людям представляются твои свершения, даже если свершения эти на самом деле скромны. Он последовательно, без лишних подробностей объяснил, что именно появилось в реке и как он справился с этим.

– Я не большой знаток магии, но мне кажется, вы проделали отличную работу. – Бейерон по привычке повернул на пальце массивный перстень с крупным сапфиром. – Ступайте, чар. И не думайте, что я что-то забуду. Каждая ваша услуга Хог-Вуду будет записана и щедро оплачена, когда в моей казне появятся хоть какие-то деньги.

– Деньги можно потратить на куда более важные приобретения. Например, укрепить замок и построить для деревни приличную крепостную стену, дабы она стала настоящей пограничной крепостью…

– У вас далекоидущие планы, как я погляжу. Серьезно рассчитываете, что это осуществимо?

– Вполне, – ответил волшебник. – Нужно тщательно обследовать ваш лен на предмет важных ресурсов – камня, железа, угля и прочего. Древесины много, это и так видно. Поняв, чем мы в итоге располагаем, можно выстраивать планы на будущее. Мне преподавали основы военного дела и экономики, так что, оглядываясь вокруг, я вижу перспективы.

– В Академии учат такому?

– Вы бы удивились, сир, если бы узнали, чему еще, кроме магии, учат в Академии.

Днем трактир по большей части пустовал – все столы, кроме одного, в обеденном зале были свободны. Мартин Гофер-старший сидел с кружкой темного пива и курил, выпуская дымные кольца. Солнечный свет из окна падал на пол возле его ноги и медленно отползал в сторону. Эта неспособность солнца добраться до него дарила старику ощущение некоего сонного уюта. Напротив патриарха клана Гоферов сидел Томас Бэйн. Трактирщик не пил и не поддерживал беседы, а просто составлял компанию единственному посетителю, то и дело проваливаясь в полудрему.

– Чар Тобиус вернулся, – сонно заметил старик.

– Как ваши успехи, чар?

– С рекой проблем больше не будет, господин Бэйн. Добрый день, господин Гофер.

– Добрый, добрый. Пропустите кружечку?

– Благодарю, но нет времени, нужно работать.

– Погодите-ка, чар, – окликнул его Мартин Гофер-старший. – Я же к вам по делу пришел. Имя телочке надо бы, той, кою вы вчера принять помогали. Вот и решил я, что, окромя вас, лучше никто не справится.

– «Счастливое», что ли, имя хотите? Бросьте, корова – не корабль, имя на ее способность плавать никак не повлияет. Хотя… раз на то пошло, то пусть будет Хлоя. В честь миледи.

– Хлоя? – усомнился Гофер-старший, вынимая трубку изо рта. – Болотное какое-то имя-то или нет?

– Нет, конечно! – воскликнул маг. – Скорее лесное. Мне вот так и вовсе сразу сосновый бор представляется. К тому же сами рассудите, господин Гофер, стал бы наш король свою единственную дочь называть именем, подходящим болотной ведьме?

– Хм. Тоже верно. Хм. Хлоя, значит. А что! А пускай будет Хлоя! Наша Хлоя, может, и не принцесса, но красоты и грации у нее никак не меньше будет, чем у миледи!

– Ну ты как скажешь, Мартин, – покачал головой трактирщик, – так на голову не наденешь!

Вскоре Хильда принесла волшебнику обед в виде нескольких кусков свежего хлеба, намазанных толстым слоем сметаны, посыпанной солью, зеленью и измельченным чесноком; нарезанной красивыми ломтями и поджаренной ветчины, трех варенных вкрутую яиц, очищенных от скорлупы и порезанных на половинки, а также глубокой пиалы жареного риса. Запивать предлагалось кружкой амарантового эля.

Весь следующий час Тобиус провел за стиркой и латанием одежды, а также за соскабливанием песка с себя самого в бадье.

Чистый и сытый волшебник укутался в простыню, хитро́ обвязав ее вокруг себя, и решил, что пора вернуться к работе. Он выложил на кровать часть содержимого своей сумки: книгу заклинаний, несколько запертых шкатулок, плотно завязанных мешочков, всякую мелочь вроде штопора, связки разномастных иголок, перьев, чернильниц, деревянного многогранника для выявления предсказательского дара, нескольких колец, помятых листов бумаги… и Лаухальганду. Именно Лаухальганда сейчас был нужнее всего.

– Выспался?

– Мр-р-р!

– Придется немного поработать.

– Мр-р-ря?

– Как обычно. Надеюсь, упрямиться не будешь?

– Мр-р!

– Вот и славно.

Сначала Лаухальганда выплюнул средних размеров пузатый котел из черного металла с короткой рукояткой сбоку. За котлом последовала четырехногая металлическая подставка для собственно котла, толстое медное блюдо, толстый кожаный валик, обвязанный ремнями, прямоугольная деревянная доска с металлическим листом, приделанным к поверхности, ступа, пестик, маленькие жерновки, несколько подставок для пробирок, сами пробирки, затем разнообразные колбы, реторты, змеевики и еще всякое по мелочи.

Тобиус поставил котел, подставку, блюдо, доску и жернов на стол, уложил там же кожаный валик с ремнями, затем взял необходимые стеклянные принадлежности, остальное оставив на кровати.

Дальше из Лаухальганды появились ларцы, шкатулки, ковчежцы, банки, мешочки. Все это складывалось на кровати, что-то волшебник клал на стол, что-то оставлял.

Засыпав в котел кварцевый песок, серый маг примерно прикинул объем мешочка, потом вскрыл горшочек с коровьей слюной и вылил в котел две трети. Дальше маг взял медное блюдо и щелчком зажег над ним тонкий лепесток красного пламени. Поставив котел на подставку, а блюдо под котел, он зашарил по мешочкам и шкатулкам в поиске ингредиентов. Тобиус отстегнул ремни на пухлом кожаном валике и развернул его. Внутри валик был снабжен прокладкой из мягкой овечьей шерсти, на которой лоскутки кожи придерживали инструментарий зельеварителя: нож с коротеньким острым лезвием и длинной тонкой рукоятью, маленький серп, три мерные ложки разных размеров, три кисти тоже разных размеров и помазок с короткой ручкой, но пышной кисточкой. Самой маленькой мерной ложкой он доставал из каждого мешочка порошки разных оттенков, сушеные листья, цветки, несколько корешков. Что-то пришлось размельчить с помощью жерновов, но в итоге все ингредиенты оказывались в котле.

Оттуда шел жар. Заглянув внутрь, серый волшебник убедился, что песок уже расплавился, став светящейся вязкой красно-оранжевой субстанцией – жидким стеклом. Тобиус взял свою книгу. В принципе сложного заговора не требовалось, только заклинание и минимальный заряд магической силы. После завершения всех ритуалов он оставил котел в покое: стекло должно было побулькать немного.

К этому времени Лаухальганда выбрался на балкончик и подставил свои матовые бока греющему солнечному свету. Тобиус и сам не смог бы точно определить – что такое Лаухальганда? Он склонялся к мысли, что это существо являлось живой и одушевленной пространственной аномалией. Очень полезной и очень странной. Внутрь Лаухальганды можно было затолкать комод, что не отразилось бы ни на его обозримых внешних параметрах, ни на массе или плотности его шарообразного тела. Многих магов-пространственников такая растяжимость ставила в тупик.

Следующие три часа волшебник проспал, восстанавливая силы, а проснувшись, немедленно склонился над кипящей стеклянной массой. Чуткий нос сообщил, что все готово. Тобиус поставил на стол несколько крепко сцепленных скобами металлических формочек и стал заливать в их отверстия струйки жидкого стекла. Закончив с этим, серый маг очень медленно остудил формочки. Когда изделия полностью остыли, он раскрыл формочки и, орудуя крохотным молотком, извлек наружу десять абсолютно одинаковых стержней мутноватого стекла не длиннее мизинца. Их он разложил рядом на доске для нарезки ингредиентов и вынес на балкон.

– Не занят?

– Фря!

– Тогда можешь посторожить их, чтобы никакие сороки или другие любители блестяшек не позарились?

– Мря!

– Вот и молодец.

Наконец разделавшись с делами, Тобиус завалился спать по-настоящему. Занятия магией всегда отнимали ахоговски много сил, и молодым волшебникам приходилось подолгу спать или медитировать для их восстановления.

Разбудил стук в дверь.

– Чар Тобиус, просыпайтесь, пора!

– Кого там ахоги на хвосте принесли?.. – сквозь сон спросил Тобиус.

– Нас ждут!

– Что-то случилось, господин Бэйн? – уже более осмысленно отозвался волшебник.

– Слава Кузнецу, нет, все в порядке! Его милость ждет.

– Иду, – проворчал маг, создавая светящегося мотылька. – А по какому поводу?

– Ужин!

– Опять?

– Разумеется!

– Сир дает званые ужины каждый вечер?

– Не каждый. Но и не так чтобы редко.

Досушив и выгладив одежду, Тобиус повесил на пояс жезл, подумав, оставил сумку в комнате и пошел проверить балкон. Лаухальганда спал, не покидая поста. Серый маг бережно перенес всхрапывающее существо на кровать, доску с заготовками поставил на стол, еще раз осмотрел помещение и вышел.

Томас Бэйн вновь ждал его у лестницы. Они спустились в общий зал, полный народу, и прошли к крыльцу, где их дожидались двое алебардщиков.

Тот же малый чертог и те же люди, за исключением Тобиуша Гофера, который так уработался за день, что получил тепловой удар и отходил, лежа дома. В тот вечер на столе преобладали рыбные блюда. Бейерон степенно беседовал с Мартином Гофером-младшим, генерал Бальден сидел в уголке при параде, поигрывая охотничьим тесаком с рукояткой из оленьего рога, ее высочество принцесса Хлоя на этот раз изволила нарядиться в изысканное платье и выглядела довольно взрослой для своих лет. Подобающий корсаж, фасон и вполне целомудренный разрез декольте придавали юной Хлое ту самую недостающую толику женского шарма, без которой образ ее был неполон. Принцесса даже решила сделать прическу, уложив волосы в пышную копну на макушке. Брат Марк умиротворенно поглядывал в ночь через окно. Он сутулился, держал руки за спиной и перебирал истертые деревянные четки.

Непосредственно во время ужина Бейерон объявил о первых успехах Тобиуса по службе, а генерал Бальден рассказал, что на охоте он вновь встретил серебристого волка, который очень быстро скрылся в лесу, так что вояке пришлось довольствоваться тушей секача. Непосредственно перед окончанием ужина волшебник спросил у брата Марка – можно ли ему еще чем-нибудь посодействовать строительству мельницы? Монах довольно долго сидел неподвижно, таращась на Тобиуса. Этим утром он повел себя не так, как ожидал волшебник, и тот решил не терять бдительности. Божьи охотники веками присматривают за магами, выискивают среди них скверну и беспощадно прибегают к помощи огня, замечая этой скверны следы. Такое положение вещей никогда не способствовало установлению доверительных отношений между клиром и магическим сообществом. Тобиус решил быть втрое осторожнее против прежнего, имея дело с монахом, причины чьих поступков остаются для него тайной.

Наконец брат Марк едва заметно кивнул:

– Делайте так, как велит вам сердце, чар Тобиус.

Ночь выдалась теплой, но не жаркой. Когда утром в дверь постучали, на груди мага заворочался Лаухальганда.

– Чар Тобиус, вам пора вставать!

– Кто сказал? – Маг спрятался под одеяло с головой. – Какого ахога, Хильда?

– Вас ожидают!

Поворчав еще немного, волшебник встал, быстро умылся, натер зубы мятным зельем, с тоской осмотрел щеки и подбородок, на которых не росло ни одного волоска, оделся и спустился вниз. Томас Бэйн указал на раскрытую дверь, где на пороге, перебирая четки, стоял монах.

– Брат Марк? Доброе утро.

– Благословенное начало дня, – кивнул монах. – Вы позавтракали, чар Тобиус?

– Да как-то не успел еще.

– Тогда завтракайте и собирайтесь.

– Куда?

– Совершать богоугодное деяние, если вы не против помочь Церкви.

Спустя четверть часа серый волшебник вышел из трактира и зашагал рядом с семенящим монашком.

– Куда мы идем?

– Вы знаете, чем деревня отличается от села, чар Тобиус?

– Э-э… мм… неожиданный вопрос. Много чем, например, часовней?

– Именно так. Деревня и село различаются обычно по количеству дворов и ограждению, но главное отличие – это полноценный храм божий.

– Очень интересно. – Тобиус шмыгнул носом, гадая – куда петрианец клонит? – Мы идем строить часовню?

– Нет, чар Тобиус. Часовню мы строить не идем. Ее уже построили задолго до нас.

– Это обнадеживает, – кивнул волшебник. – А почему мы идем в сторону погоста?

– В сторону леса.

Больше монах ничего не сказал.

В то утро, весьма солнечное, свежее и не по-летнему прохладное, лес не казался чем-то пугающим и чуждым, наоборот – вокруг летали сонные бабочки, ветер покачивал ветви деревьев, кустарник и раскидистые лапы папоротников, заставлял шуршать листву. Лесное царство встречало чужаков запахом гниющего опада с оттенками сырости.

– Так куда мы идем?

– Прежде чем отправиться в Хог-Вуд, я осведомлялся о состоянии прихода, и в архивах было указано, что тридцать четыре года назад здесь еще был храм. Часовня. Ныне ее поглотил лес. В мелких деревнях, как эта, обычно есть молитвенные постаменты, но так получилось, что некогда это селение стало крайним на юге сих земель, а следовательно, нуждалось в полноценном храме. Цепь храмов по периметру фронтира с Дикой землей должна быть неразрывной, вы знаете.

– Знаю.

Тобиус действительно читал об этом. Церковь некогда выстроила по периметру западных и южных границ Вестеррайха, соприкасавшихся с Дикой землей, храмы, которые образовывали единую цепь от Ривена до самой Сарвасты включительно. Считалось, что эти храмы держат на себе некую «стену святости», не пускающую темные сущности Дикой земли в Вестеррайх. Насколько действенным этот способ был изначально, неизвестно. Известно, однако, что многие из храмов первой «цепи», или же первого основания, как принято говорить, давно заброшены и поглощены лесами Дикой земли. Позже Церковь не раз строила новые «звенья», и эта импровизированная цепь стала походить на безумный зигзаг.

– Неужели здесь стоит один из храмов первого…

– Второго основания. Первая часовня, если она еще не рассыпалась, находится где-то за Ильмой, и найти ее не представляется возможным. Спустя время часовню второго основания поставили здесь. Видите ли, чар Тобиус, вплоть до последних веков Гроганской эпохи за Ильмой стояла цитадель Га-нор, но в год гибели империи она была уже лет семьдесят как заброшена и поглощена лесом Дикой земли. В Га-норе поклонники Пылающего некогда жгли свои еретические костры…

– С той же целью, с которой чада Господа-Кузнеца разжигают пламя под образами Молотодержца, полагаю?

Монах предпочел не услышать Тобиуса и продолжил:

– Когда Га-нор оказался потерян, гроганцы поставили открытый алтарь Пылающего где-то в этой местности, но после изгнания элрогиан из Вестеррайха и воцарения в сердцах людей света истинной веры алтарь был уничтожен. Древние амлотиане проторили себе путь к Га-нору, восстановили крепость и построили в ней храм первого основания. К сожалению, крепость вновь оказалась заброшена всего через полтора столетия, и еще очень долго сей край был незащищен, пока здесь не поставили храм второго основания, точнее – часовню. Позже гораздо севернее поставили и храм третьего основания, но местная часовня все еще служила делу веры. Последний священник ухаживал за этим приходом, пока не умер тридцать четыре года назад от старости, а нового пастыря диоцез не прислал. Место очень глухое, дальше только Дикие земли, и постепенно люди позволили лесу поглотить храм.

– И теперь мы идем в лес искать потерянную часовню.

– Нет, я ее уже нашел, – ответил брат Марк. – Когда мы приехали в Хог-Вуд, я первым делом освятил кладбище, замок, а потом объехал все деревни в баронстве, освящая молитвенные постаменты Молотодержца. У старожилов я узнал примерное местонахождение часовни. Мартин Гофер-старший был в ней опален и ходил туда на восстанные службы всю жизнь, пока не умер отец Онифаций. Я стал искать часовню и нашел.

– Рад за вас.

– Я бы тоже радовался. Если бы смог войти в нее, не опасаясь за свою жизнь.

– Хм? – Маг поднял брови, в желтых глазах блеснула искра интереса.

– Я поднялся на первую ступеньку часовни и, поскользнувшись, едва не разбил затылок. С кем не бывает, верно? Но странности продолжились. Попытавшись отодрать гнилую доску, которой некогда заколотили дверь, я дернул ее так, что получил ею же по лбу и едва не попал себе кривым ржавым гвоздем в глаз. Я был готов и это списать на собственную неуклюжесть, но когда, идя меж рядов старых скамей, я получил удар одной из них по колену, мне пришла в голову мысль, что что-то нечисто в столь запущенном доме божьем.

– И? – выжидающе спросил Тобиус.

– Я утвердился в этой мысли, когда меня выбросило наружу вверх тормашками, предварительно помотав в воздухе над скамьями, а страшный голос приказал мне никогда больше не появляться на том месте.

Волшебник присвистнул, задумчиво глядя на высоченную сосну с отметинами чьих-то когтей на коре.

– Может, Господь-Кузнец вами недоволен? Вы все посты соблюдаете?

– Если бы за несоблюдение постов Он карал выбрасыванием из храма, то добрая половина Вестеррайха не смогла бы попадать на восстанную службу. Тут что-то иное. Я освятил стены часовни и землю вокруг нее, потом попытался войти снова, и пришлось прятаться от летящего кувшина.

Размеренный и спокойный голос монаха отвлек Тобиуса от мыслей про следы на дереве.

– Хм, значит, освящение ничего не дало. Стало быть, мелкую нечисть и беспокойных духов отметаем сразу. Еще на ум приходит дух-шутник, невидимый проказник. Это существо не является порождением зла, однако оно имеет отношение к старым богам, так что вас должно было испугаться… Брат Марк, вы обладаете благодатью Господней?

Вопрос носил личный характер и мог считаться довольно щекотливым. Все петрианцы в боевом крыле ордена обладали этой самой благодатью, но серый монашек не так давно признался, что не принадлежал к непосредственно охотникам на ведьм.

– Я не имею права обсуждать это с вами, устав возбраняет. Но у меня есть священнический сан, а значит, моего освящения достаточно, чтобы вселять трепет в языческих божков, ибо со мной сила Его, любовь Его и истина Его…

– Но дубина никогда не бывает лишней. Значит, вы взяли меня, чтобы магия помогла там, где не по… кхм…

– Вы слышите? – Петрианец остановился посреди тропы, по которой они продвигались все последнее время.

– Что?

Монах молча указал пальцем вверх и склонил голову чуть набок, словно прислушиваясь. Серый маг последовал его примеру. Сначала он слышал только ветер в ветках елей, но потом появился какой-то высокий свист.

– Кажется…

Свист и речь брата Марка оборвались одновременно с глухим стуком. Монашек упал навзничь, а сосновая шишка величиной с человеческую голову, которая так метко припечатала клирика по ермолке, упала шагах в пяти.

– Ахог побери…

Земля легонько вздрогнула под ногами волшебника, он медленно обернулся и вздрогнул сам. В холке спрыгнувшая с дерева белка имела без малого семь футов, а когда села на задние лапы, то набрала все девять с половиной. Спереди у нее была рыжая шерсть, остальное тело покрывала серая. Поразительной пушистости изогнутый хвост покачивался сзади, пока острая мордочка с любопытством тянулась к людям, шевеля мокрым носом, но особое внимание притягивали когти на лапах зверя и огромные желтые резцы.

– Ахог побери…

Белка еще сильнее потянулась вперед, становясь на все четыре лапы. Она принюхивалась, подозрительно глядя на маленьких пришельцев сверкающими черными глазами. Собственно, гигантский зверь не проявлял желания на кого-то нападать, а вот есть он действительно хотел. В пищу обычные белки употребляли преимущественно растительность, так что бояться вроде бы не следовало. Однако неизвестно как изменились предпочтения маленького зверя, когда он стал большим. Подобные вещи наряду с изменениями климата, перестройкой экосистемы и генетической мутацией могли превратить вполне мирное существо в свирепого хищника.

Тобиусу пришлось отступать: белка явно не боялась его и придвигалась все ближе и ближе, дергая чутким носом. Резцы ее представлялись опасным оружием даже против рыцарских лат, так что стоило поостеречься.

Белку заинтересовал лежащий без сознания монах, и она нависла над ним. Тогда волшебник крутанул кистью левой руки, и в воздухе возник… кирпич. Самый настоящий красный кирпич приличных размеров и хорошего качества. Он упал на беличью голову, и зверь, сердито фырча и озираясь, занял оборонительную стойку. Наибольшее подозрение вызывал волшебник, но он уже отошел сравнительно далеко и не шевелился, всем видом уверяя в своей непричастности. Зверь хотел было вернуться к обнюхиванию монаха, но на голову ему свалился второй кирпич. Белка, зарычав как настоящий хазгал[9], резким скачком преодолела пространство, отделявшее ее от мага.

Тобиус шепнул всего одно слово, и по его воле в воздухе возникла объемная иллюзия в виде большого лесного ореха. Увидев это великолепие, зверь моментально позабыл про гостей и с каким-то почти человеческим благоговением потянулся к обманке, жадно нюхая воздух, – иллюзии у Тобиуса всегда выходили на славу. По воле волшебника обманка поплыла в сторону, белка так же медленно последовала за отдаляющимся орехом, приоткрывая пасть, полную более мелких, но очень острых на вид зубов. Неизвестно, чем закончилась бы встреча людей с этим гигантом леса, когда белка обнаружила бы обман, но это не суть важно, ибо пока зверь тянулся к ореху, он не замечал брата Марка, который поднялся с дубинкой в руке. Белка рухнула под большим малиновым кустом и затихла.

– Отличный удар, брат Марк!

– Благодарю. Вы не видели мою ермолку?

Монах мутным взглядом осмотрел землю вокруг. У него на темечке поблескивала тонзура, солидную часть которой теперь занимала крупная шишка. Поискав головной убор еще немного, петрианец заметно пошатнулся и тяжело уселся под ель на ржавую перину из прошлогодних иголок. Дубинку он положил рядом и застыл, прикрыв глаза.

– Сможете идти, или обратно мне вас нести на себе?

– С Его помощью пойду сам. Но голова сильно кружится, а посему мне пока лучше немного посидеть.

Брат Марк дышал с хрипотцой, но размеренно и в ближайшее время прекращать это полезное занятие не собирался. Тобиуса заинтересовала дубинка, снаружи деревянная, почти в локоть длиной, обитая тонкими полосами металла и не очень толстая. Маг взял ее в руку и сразу понял, что предмет намного тяжелее, чем должен быть, исходя из его размера. Дубинка брата Марка имела внутри полость, залитую свинцом, и ею враз можно было выбить мозги даже из-под очень добротного шлема.

– А вы тот еще жук, брат Марк, – пробормотал Тобиус.

Издревле людям, служившим Господу-Кузнецу, запрещалось иметь при себе какое бы то ни было оружие, кроме ударного. Копье и топор – есть атрибуты солдата, а что до меча, то взять его в руки для божьего человека значило уподобиться ангелам, что, по догмам амлотианства, не есть хорошо. Посему издревле они защищались тупым дробящим оружием: посохами, шестами, дубинками, булавами и, разумеется, молотами, ибо молот – это священное орудие Господа-Кузнеца. Как ни странно, орудуя молотом, священнослужители отчего-то не боялись богохульственно уподобить себя Создателю всего сущего. Это логическое несоответствие порой подмечали приверженцы других конфессий, но тут амлотиане держались выше споров и разглагольствований. Особенно громкоголосых еретиков легче было сжечь, нежели что-то им доказывать.

– Интересно, откуда она здесь взялась?

– Эти белки, – заговорил брат Марк, не открывая глаз, – здесь давно. Они были здесь всегда, упоминаются даже в имперской хронике.

– Это аномалия. Я перечитал множество книг из библиотеки Академии, но нигде не сказано, что на юго-западных границах или в их близи когда-либо происходили какие-то катаклизмы с выбросами остаточной магии.

– На все воля Его.

– Это одна из самых диких областей королевства, здесь нет нормальной государственной и церковной власти, магов тоже мало, никому и дела нет до такого медвежьего угла. Я веду к тому, что никто не знает, что здесь водится, в каком количестве и с какого времени.

Брат Марк с трудом поднял голову, принял из рук Тобиуса найденную ермолку, отряхнул ее от хвои и осторожно водрузил на шишку.

– Можете идти?

– Боюсь, что нет. Трудно держать голову.

– Возможно сотрясение. На себе тащить вас тоже несподручно. Думаете, Исцеление поможет?

– Благодарю за усердие, но прошу воздержаться от магических воздействий в отношении меня.

Магия и вера в Господа-Кузнеца сочетались как огонь и лед. Волшебники теряли свою силу под сводами амлотианских храмов и становились слабы как младенцы. Примерно то же происходило со священнослужителями в местах концентрации природной магической силы и близ капищ языческих богов, что часто являлось одним и тем же.

После падения Грогана в течение ста с лишним лет на территории нынешнего Вестеррайха гремели так называемые войны Веры, когда юная и воинственная Амлотианская Церковь сражалась на просторах Вестеррайха против адептов имперского религиозного культа и гроганских волшебников, которые тоже решили защитить свое место в будущем этой земли. Почти весь цвет имперского магического сообщества погиб еще раньше, в Алиостре, когда правящую династию постигло Возмездие Далии. Но даже это не помогло стремительно набиравшему силу амлотианству разделаться с волшебниками окончательно, и сподвижники Церкви поняли, что ради будущего молодой религии им придется примириться хотя бы с цивилизованными магами. Лишь тогда они признали законными создание Великого Собора Магов и решения, принятые на нем. То был великий шаг, ведь изначально амлотиане стремились уничтожить магов как явление, исходя из постулата: «Все чудеса, что не от Господа-Кузнеца, происходят от Великого Нечистого, а значит, должны быть пресечены». Тем не менее некоторые группы волшебников постигла особенно суровая участь, единицы выживших некромантов смогли бежать на восток, за Хребет, к адептам Аглар-Кудхум, а люменомантов и вовсе всех уничтожили.

В те времена большое значение возымел труд Фортуры Акинандского. Монах в своем трактате «Природа чародейства» выдвигал теорию, подкрепленную весомыми аргументами, которая утверждала, что взаимная нетерпимость святой веры и магии произрастает не из конфликта святого начала с нечестивым, а из конфликта двух вер. Фортура предположил, что магия несовместима с верой в Господа-Кузнеца по той причине, что и сама является верой. Прежде всего верой мага в существование магии, в свою способность ею управлять. Конечно, магия – это не Бог и Создатель всего сущего, маги не поклоняются ей как демиургу, но тем не менее испокон веков они служат ей, соблюдают определенные правила и производят некоторые ритуалы, чтобы получить ее силу. То есть делают то же самое, что и жрецы пред алтарями своих божеств. Молитва мага – заклинание, его молитвенник – книга заклинаний, его паства – неофиты, его храм – место силы, его бог – само Искусство. А поскольку волшебники не стремятся насаждать свою «веру» в умах простых смертных, оставляя эту прерогативу Церкви, у той нет веских причин жаждать их поголовного истребления.

Вздохнув, Тобиус вытащил из сумки книгу заклинаний и довольно быстро отыскал в ней нужное. Присев рядом с белкой и положив правую руку на ее покатый лоб, он стал размеренным голосом декламировать словоформулы.

– Просыпайся, малыш, – ласково позвал он, завершив свои манипуляции.

Белка задергала задними лапами, потянулась, открыла глаза и неспешно встала. Тобиус поднял брата Марка, благо это было нетрудно, приказал зверю наклониться, осторожно усадил монаха на беличью спину и повел своего нового питомца в сторону деревни. Маг использовал самое обычное заклинание из арсенала бестиологов – Приручение.

Обратный путь занял почти вдвое больше времени. Немногочисленные вилланы, встречавшиеся на улице в это время дня, громко ахали при виде огромной белки и шарахались в стороны, несколько женщин возле колодца похватали детей и бросились прочь, громко завывая. Тобиус приказал изумленной страже открыть ворота, провел зверя во внутренний двор и там сдал брата Марка на руки боязливо приблизившимся слугам.

– Осторожнее с ним, приложите к голове компресс и не давайте спать до завтра.

Маг повернулся к зверю и погладил белку по мягкому меху, монстр дернул ухом с кисточкой, и только. Под чарами Приручения даже самые свирепые животные становятся милыми и кроткими, они беспрекословно подчиняются волшебнику и даже отстраняются от своих основных инстинктов.

– Что здесь происходит?

– Я решил создать цирк дрессированных белок, разве не видите?

Ее высочество вышла из цитадели следом за военным.

– Что случилось, генера… о боже, чар Тобиус, что это?!

– Господь ниспослал брату Марку знамение в виде безобразно огромной сосновой шишки точно в тонзуру. Ермолка, конечно, смягчила удар божественного откровения, но недостаточно. Тащить брата Марка на себе мне было лень, и я воспользовался услугами вот этого милого существа. Хотя если подумать, – Тобиус почесал кончик носа, – шишку уронило именно оно.

– Понятно! – перебила принцесса. – Что вы делали в лесу?

– Ну, заходит сегодня утром ко мне брат Марк и говорит: «Любезный друг, что-то захотелось мне грибков! А не сходить ли нам по грибки?» На что я и отвечаю: «А действительно, чего бы и не сходить, летом-то!» Вот и пошли.

Принцесса хмурилась, пристально глядя на Тобиуса, будто решая, верить этому бреду или нет. Генерал Бальден вообще не слушал его, он уставился на белку, которая флегматично стояла на своем месте и не обращала на него внимания.

– Брат Марк водил вас к заброшенной часовне?

– Мы не дошли.

– Ясно. Так от белки нужно избавиться, это дикий зверь, которому не место…

– Куда я ее дену? – удивился волшебник.

– Мы пустим ее на мясо! – кровожадно заявил военный, поглаживая рукоятку из оленьего рога. – А из шкуры сделаем шубу!

– Тортика в обиду не дам, – отрезал волшебник, внезапно почернев лицом. – Тортик, если кто-то попытается тебя чем-нибудь уколоть, сразу отгрызай голову.

Белка дернула ухом.

Тобиус поклонился принцессе и отправился проверить, как слуги расположили брата Марка, а вернувшись во двор, застал генерала рядом с белкой. Военный внимательно рассматривал ее, потирая подбородок и то и дело отдавая короткие приказы солдату и конюху, крутившимся вокруг зверя.

– Что задумали, ваше высокопревосходительство?

– Создать кавалерию. Беличью, да простит мне Господь-Кузнец эту дурость!

Тобиус удивленно хмыкнул и решил задержаться. Генералу Бальдену действительно требовалось занятие. Деревенская жизнь душила этого человека своим медленно текущим бездействием, в замке дел не находилось, ведь держать в кулаке полсотни солдат – это так, мелочи для военачальника с опытом Бальдена. Чтобы клинок не ржавел, его нужно постоянно пускать в ход.

Конюх проводил замеры, думал, как бы удачней подойти к животному, которое никогда не использовалось в качестве… да ни в каком качестве белки никогда не использовались. Разве что колесо крутили в позолоченной клетке да воротниками становились.

– Ладно, оставлю его здесь. Кормить ягодами, фруктами, орехами. Завтра обновлю заклинание, чтобы вас тут всех не перегрыз.

Волшебник направился в трактир. Как обычно в дневное время, общий зал пустовал, но столы блестели, пол был чист, а под потолком не наблюдалось и единой паутинки.

– Уже вернулись, друг мой? – Хозяин заведения вышел из кухни, неся в руке тарелку с кусочками жареной курятины. – Ваше предприятие закончилось не так, как было задумано, я полагаю?

– Верно.

– Садитесь, я налью вам пива.

Волшебник с облегчением снял с плеча сумку и уложил ее на соседний стул.

– Угощайтесь. Курочка только что с огня – объедение!

Тобиус принял тяжелую кружку светлого пива, слизнул часть пены и поставил сосуд на стойку. Ему некуда было торопиться.

– Что-то случилось у старой часовни?

– Мы туда даже не добрались.

Тобиус откусил курятины, приятно хрустнув румяной корочкой, прожевал и запил сладким холодным пивом. Его история о походе в лес была коротка.

– Бывает, – кивнул трактирщик, – в наших краях можно встретить чудо и позаковыристее, чем белка размером с коня. А вообще-то дело важное. Надеюсь, вы поможете брату Марку осуществить задуманное?

– Я уже взялся и дело это доведу до конца.

Поблагодарив за трапезу, Тобиус отправился к себе. Уединившись, он сбросил пропотевшую верхнюю одежду и вдруг понял, что ему нечем заняться.

– Бдишь?

– Мр-р! – Лаухальганда с утра так и не оставил балкончика, он честно исполнял просьбу – охранял стекляшки от всевозможных посягательств.

– Молодец.

Тобиус улегся на кровать и долго перебирал в голове словоформулы, схемы, рецепты, пока в конце концов, разморенный летним теплом, все-таки не заснул. Лишь вечером его разбудили звуки музыки и песен.

Прислушавшись, маг понял, что они идут скорее снаружи, хотя и внизу, в общем зале, тоже было шумно. Пошатываясь спросонья, он вышел на балкончик и, щурясь, огляделся. Вся деревня была освещена. Люди повытаскивали наружу лавки, факелы, светильники, освещен был каждый дом. Небольшие столы, поставленные на главной улице, ломились от еды, ворота всех дворов также были распахнуты, у трактира играло несколько местных музыкантов, в середине улицы на выделенном пятачке скакала в задорных деревенских танцах молодежь.

– Давно это началось?

– Мр-р-ря!

– И как, интересно?

– Мр-р-р!

– Ладно, можешь оставить пост, я пока занесу их.

Тобиус осторожно перенес светящиеся мягким голубым светом стеклянные палочки на стол. Он проверил одежду и спустился вниз. За столами яблоку негде было упасть, разносчики метались от стойки во все концы помещения и обратно, наливали пиво, приносили закуски, уносили грязную посуду. Руководила всем Хильда, как самая старшая и опытная из работниц «Под короной».

– Где господин Бэйн?

Девушка кивком указала на открытую дверь.

Томас Бэйн стоял под окнами своего трактира и играл на скрипке. Рядом с ним дергал за струны старинной лютни староста, чуть правее незнакомый коренастый виллан задорно наигрывал на флейте. Последним в этом небольшом оркестре был здоровенный мужик с черной всклокоченной бородой, который шумел трещотками.

– Мы вас разбудили, чар Тобиус, уж простите! – Трактирщик кивнул, не прекращая водить смычком по струнам. – Как вам наш небольшой мондфайертаг?

– Что, простите?

– Праздник месяца! Или луны, как вам больше по вкусу!

– Я никогда не слышал о таком празднике!

– А у нас это старая традиция! Правда, каждый месяц праздновать не получается – дела да тревоги, а вот в этот раз Мартин всех подстегнул.

– Ну а что же, надо же было чара магика удивить! – хохотнул Мартин Гофер-младший, перебирая мозолистыми пальцами струны. – Да вы идите, веселитесь, ваше мажество, чай, не старый пень, чтобы на месте торчать!

Тобиус взял с одного из столов румяную лепешку из кислого теста и пошел по улице, с интересом оглядываясь, следя за танцорами. Он вежливо кивал тем, кто его приветствовал, внимательно оглядывал всех Истинным Зрением, попутно проверяя свои защитные заклинания. Возле дома семьи Гоферов в окружении детей сидел на лавке Мартин Гофер-старший.

– И, значит, потом… – Старик умолк на середине фразы и стал задумчиво смотреть в одному ему видимые дали.

– А что дальше было, деда?

– Что? – удивился тот. – Так вы что, меня слушали, что ли?

– Да! – дружно заголосила ребятня.

– Вот те на! – всплеснул руками Гофер-старший. – Теперь мне еще придется придумывать правдоподобную концовку для всей той белиберды, которую я вам наговорил! Ну, ребятушки, такого вероломства я от вас не ожидал! Я… О! Чар Тобиус, идите-ка сюда! Как вам эта свистопляска?

– Вообще-то нравится. Даже очень. – Тобиус проглотил последний кусочек лепешки.

– Садитесь уж рядом.

– Дед, а что дальше-то было? – подал голос самый младший Гофер, выражая интерес всех детей.

– Цыц, заморыши! Я думаю! И неча меня теребить! Так вот… э… вот, чар сейчас вам фокус покажет! Выручайте, мне бы передохну́ть.

Тобиус понимающе кивнул и показал детям пустые руки, затем сложил их вместе и стал тереть, пока меж ладоней не посыпался песок, искрящийся, переливающийся и светящийся яркими цветами. Разведя ладони, маг показал две горсти этого самого искристого песка, отмечая, с каким вниманием смотрят на него маленькие зрители.

Суровые наставники из Академии, увидь они, чем занимается их выпускник, пришли бы в брезгливое негодование. Еще бы! Волшебники просто терпеть не могли, когда их хотя бы косвенно, хотя бы полусловом сравнивали с фокусниками, – это являлось жутким оскорблением. Правда, только в Ривене. А вот в Мистакоре, архаддирском университете магии, существовал целый факультет Дыма и Искр, который обучал слабых по природе пиромантов работе с дымом и искрами. Эти волшебники устраивали целые огненные представления, поражая зрителей яркостью магических фейерверков и замысловатыми иллюзиями, сотканными из дыма.

Маг стал ловко манипулировать песком, пересыпая его из ладони в ладонь под самыми разными углами, в его жестах сквозила таинственная грация. Песок по желанию Тобиуса менял цвет, светился ярче, тусклее; замирал, изображая то дракона, то фею, то горбатую бабку, стоящую с протянутой рукой, то рогатого ахога, то ужасного гренделя, то эльфского лучника, то белого рыцаря, то хобгоблина верхом на варге. Искусные видения летали по небесной лазури, то встречались, то расставались, а порой и дрались друг с другом на радость юным зрителям.

Ссыпав весь песок в одну ладонь, волшебник взял щепоть в другую, сжал кулак, подул в него и, раскрыв, показал чу́дную бабочку со сверкающими крылышками. Бабочка взлетела, вызывая восторженные вздохи и посыпая детвору яркими искорками, которые успевали погаснуть, прежде чем попадали в жадно тянущиеся вверх ручонки. Маг взял еще одну щепоть и создал крупного светляка с ярким зеленым брюшком. Волшебный жук деловито пошевелил «усами» и взлетел. Он поднялся на уровень крыш, но не улетел, а стал парить над улицей. Тобиус сложил ладони лодочкой, заговорщицки улыбнулся детям и подул – бабочки и светляки самых разнообразных цветов взлетели россыпью под радостные визги. Они разлетелись по деревне, прибавляя не просто света, а разноцветного праздничного настроения. Многие свидетели маленького пустячного волшебства радостно аплодировали и кричали. Тобиус встал, слегка поклонился и опять вернулся на скамью.

– Красиво.

– Спасибо, господин Гофер.

– Дед, ну скоро ты уже? – с тягучими интонациями напомнил о себе самый младший Гофер.

– Эх ты ж! Покоя мне не будет, я так вижу! Э, чар, послушайте, мне тут снова помощь нужна. Эти спиногрызы все сказку из меня тянут, а я по этой части никогда силен не был. Подмогните, а?

– Как же я вам помогу? Я не…

– Вы же волшебник как-никак! Вы и сами герой сказок и легенд! Так что сидите и рассказывайте, а я сейчас вернусь.

Глядя в спину удаляющемуся старику, Тобиус был уверен, что Гофер-старший в ближайший час не вернется. А дети тем временем серьезно настроились не выпускать из коготков нового рассказчика и выбить из него сказок получше да побольше.

– Рассказывайте давайте! – воскликнул Гофер-младший-младший.

Тобиус серьезно задумался над тем, что бы он мог рассказать. Нет, он знал много сказок из книги, известной как «Старые байки», но те сказки рассказывались волшебникам и о волшебниках.

– Ладно. Расскажу вам. И даже покажу. Но придется довольствоваться историей! Понятно?

Внимательная тишина юных слушателей на фоне музыки и чужих голосов подарила некоторое воодушевление.

– Итак… кхм! – Волшебник задумался, возвращаясь к страницам прочитанных книг. Сколько же их было, сколько трактатов, атласов, хроник! – Происходило это в стародавние времена, такие далекие, что вы не сможете даже вообразить! До того как родился Сарос Гроган, первый Император-дракон, до того как пришел Джассар Ансафарус, Маг Магов. В те далекие времена жили-были люди, совсем такие же, как вы. Самые что ни на есть человеческие люди. Настолько обычные, что у них не было даже магии…

Яркая иллюзия, сплетенная из Тобиусовых чар, оформилась в изображение мировой карты, которое сменилось картинкой старинного города, заполненного крошечными мельтешащими человечками.

– Люди рождались, жили и погибали, страдая от хворей, голода, непогоды. Тяжел и короток был их век, пока однажды с далекого-далекого востока не приплыли эльфы Арнадона.

Иллюзия показала зрителям самую восточную часть Правого Крыла – Священный Далийский Предел, Красный Лес, древнейшую державу в Мире Павшего Дракона.

– Они пришли из Далии, страны великих чародеев. Далийские эльфы были столь могущественны, что могли своими заклинаниями разрушать горы и осушать моря, посылать с небес молнии и трясти землю так, чтобы она раскалывалась на части.

В ушах детей зазвучали отзвуки грома, а их взглядам предстало безумство стихий, шторма, грозы, молнии, огненные смерчи, и посреди всего этого темнела крошечная фигурка в развевающемся плаще. Тобиус и сам слабо представлял, как должны выглядеть настоящие далийские чародеи, поэтому вынужденно импровизировал, сплетая свою иллюзию.

– Но помимо великих чародеев, в Далии жили и другие эльфы – младшие и малые. И те и другие были в рабстве у великих чародеев тысячи лет, служа им денно и нощно, пока не восстал среди них Арнадон Непокорный, эльф, который призвал на помощь Матерь Древ и увел свой народ из Далии, первый эльф, который сказал своему хозяину священное слово!

– Какое слово? – пискнула крохотная девчушка с косичками.

– Какое слово? Хм, он сказал… он сказал своему хозяину «нет».

Эльф, облаченный в одну лишь набедренную повязку, разорвал цепи своих кандалов, поднял меч и начал рубить цепи своих собратьев. На глазах детей развернулась битва, в которой далийские чародеи метали с небес горящую серу и белые молнии, а освобожденные рабы посылали в ответ тучи стрел. В конце битвы из недр земли поднялась Матерь Древ. Ее Тобиус тоже представлял весьма смутно, но юным зрителям образ зеленой девы-великанши с руками-ветвями понравился, и они с замирающим дыханием шикали друг на друга, увлеченные шевелящимися волшебными картинками.

– Уйдя к морю, Арнадон Непокорный построил на берегу тысячи ладей, и весь освобожденный народ эльфов отправился на поиски нового дома.

Тысячи зеленых парусов рассы́пались по пенистому простору моря и принялись качаться на волнах, пока над ними проплывали дневное и ночное светила.

– Долго Арнадон водил свой народ по морским просторам. Он побывал на сотнях островов и сражался в тысячах битв. В те далекие времена зародилась ненависть островных орков ко всему эльфийскому роду, ибо Арнадон побеждал прославленных оркских вожаков одного за другим, держа путь к новому дому.

Развернувшаяся морская баталия выбила из маленьких зрителей вздохи восторга. Тобиус показывал им, как стремительные и изящные ладьи эльфов скользили меж уродливых черных галер орков, как остроухие витязи сражались с зеленошкурыми берсерками на палубах сцепившихся кораблей и как те корабли уходили на дно, обагренные кровью павших.

– Многие капитаны Арнадонова флота, верно шедшие за ним по всем морям, то и дело решали, что уже нашли свой дом. Их бесстрашный предводитель шел дальше, а они оставались и селились на островах юго-восточных морей, больших и малых, где создавали свои островные княжества и строили собственные флоты. Фоморы их имя и по сей день, и ныне морские эльфы живут на своих островах, ходят под синими парусами на серебристых дельфиньих ладьях и ведут бесконечную охоту на орков в Хамидонском и Палташском морях. Однако когда фоморы уже обрели свой дом, другие эльфы еще продолжали его искать. Арнадон провел свой флот через пролив Шиграшиар, и лишь когда на горизонте появились берега Лонтиля, он изрек: «Мы достигли нашего дома!»

Волшебник показывал детям, как ладьи под зелеными парусами причаливают к берегам, поросшим древними деревьями, как эльфы входят в тысячелетний лес и сажают в его землю росток священного златосерда.

– Так беглые рабы обрели свой новый дом среди древ Лонтиля, леса столь великого, что ни одно из королевств Вестеррайха не сможет сравниться с ним по величине. Там они сдружились с племенами сумеречных гоблинов и вскоре вместе с ними стали воевать против человеческих царств юга, которые Арнадон возжелал покорить для упрочнения своей юной державы. Война та шла долго, и крови на ней проливались целые реки. Древние люди в те времена даром что не владели магией, но были многочисленны и смелы. С огнем и железом они шли на Лонтиль, валя его деревья и порубая его защитников, сражаясь и погибая от рук эльфийских витязей, от метких стрел и могущественных заклинаний. Поколение за поколением древние человеческие цари отправляли тысячи воинов в лес, и как бы велики ни были их потери, Лонтиль отступал под их натиском, и силы эльфов редели.

Тобиус сплел иллюзию, которая являла картину Битвы Средь Горящих Древ. Он постарался обойтись без всех тех ужасов, которые обычно являет взору настоящая война, но детей было легко впечатлить, так что они с восторженными криками смотрели на легендарное сражение людей и эльфов среди пылающего леса.

– Арнадон Непокорный, бессмертный король, победивший в бесчисленных сражениях и не знавший страха, обвел взором горящий лес и воителей, убивавших друг друга без жалости, и увидел он, что люди, сколь бы слабы и недолговечны они ни были, никогда не отступят перед народом Лонтиля. Никогда не признают над собой власть Арнадона и никогда не позволят эльфам укорениться в священном лесу, покуда те не выкажут уважения! Арнадон призвал царей к миру и, дабы новый союз был прочен, отдал им в жены трех своих дочерей. С тех пор в крови правителей южных земель во все времена текла кровь величайшего среди эльфов, Арнадона Непокорного. Он же преподнес людям самый ценный дар из всех возможных – магию. Тот дар был наречен Даром Беглецов, он открыл в древних людях способность постигать волшебство, и уже от них, первомагов, пошли все волшебники рода людского, такие как я. Конец! А теперь все по домам, а то кого-нибудь точно в жабу превращу!

Дети брызнули в разные стороны, заливисто хохоча и выкрикивая что-то вроде: «Я Арнадон Непокорный! – Нет, я Арнадон, а ты орк! Защищайся, зеленая образина!»

– Хорошо справились, чар, молодец! – хлопнул его по спине патриарх клана Гоферов.

– Это было несложно, иллюзии всегда удавались мне на славу.

– О, мы все с удовольствием следили за сказом, загляденье – не поспоришь! Кстати, о загляденьях, гляньте-ка, кто пришел!

Ее высочество принцесса Хлоя удостоила своим присутствием небольшое деревенское празднество. Она явилась в сопровождении генерала Бальдена, который разоделся как на парад. То есть как обычно, ибо яркий наряд этот человек любил едва ли не больше традиций армейской муштры. Надо отметить проявленную ее высочеством мудрость в подборе одеяния: она выбрала бордовое повседневное платье столичной дворянки среднего класса. То есть на настоящем балу в такой дешевизне появляться было бы неприлично, но на деревне всяко за первую модницу сойдешь.

Тобиус прищурился, высматривая своего деревенского тезку. Тобиуш стоял, прижавшись к стенке дома рядом с миловидной девицей из местных, с которой только что танцевал. Девушка пыталась пробиться к слуху своего кавалера, но тот словно оцепенел, уставившись на ее высочество. Тобиус послал парню волну холодного воздуха. Та коснулась щеки Тобиуша, и сын старосты невольно дернулся в сторону волшебника. Маг и виллан встретились взглядами. Тобиус легонько кивнул в сторону Хлои, виллан мелко замотал головой. Тогда маг кивнул настойчивее, виллан сделал страшные глаза и замотал головой уже заметнее. Девица отчаялась достучаться до Тобиуша и пошла искать себе нового кавалера. Тобиус незаметно показал тезке кулак и опять кивнул на принцессу, но Тобиуш оцепенел окончательно и перестал реагировать хоть на что-нибудь.

– Вот баран.

– Кто? – заинтересовался Гофер-старший.

– Ваш внук Тобиуш.

– А, это да! Настоящий баран!

– И заячье сердце!

– Э… вот этого за нашим родом никогда не водилось!

– А вы гляньте.

Старик, близоруко щурясь, выглядел внука.

– Эк его скособочило! Словно хлюпаря в реке углядел!

– Недалеко от истины.

Бальдена от Хлои оттеснила сплоченная и стратегически правильно действующая группа женщин, состоявшая из молодых незамужних девиц и двух весьма миловидных вдов.

Тобиус поднялся с лавки, отряхнулся и решительно пошел вперед.

– Миледи, – волшебник отвесил вполне придворный поклон, – окажете ли честь, одарив танцем!

– Чар, вы не пьяны ли, часом? – Девушка высокомерно изогнула тонкую бровку.

– Я трезв как гоблин, подписывающий долговую расписку. Но, как видите, очередь из кавалеров еще не выстроилась. Боятся.

– За свою дерзость…

– Так мы танцуем, или же вы предпочтете продолжать стоять в гордом одиночестве, как вон те три девицы – конопатая, колченогая и косоглазая?

– Ахог с вами! – сквозь вымученную улыбку прошипела ее высочество, кладя свою изящную кисть в длинные тонкие пальцы волшебника. – Один танец.

– Отлично. Господин Бэйн, будьте любезны, диморисийскую калабенку!

– Все, что в наших силах, чар Тобиус! – откликнулся трактирщик. – И!..

Музыканты заиграли очень быстрым темпом. Во вступительном разделе к Хлое и Тобиусу присоединились сразу три пары, танцевальная площадка ожила, как только для ее высочества нашелся партнер. Сначала волшебник и принцесса приноравливались друг к другу, а когда выяснилось, что оба танцуют более чем уверенно, движения стали раскованнее.

Вскоре все следы неловкости, возникшей при появлении Хлои, рассеялись, и Тобиус плавно вывел партнершу из танца.

– Благодарю за честь. – Маг поклонился, развернулся на пятках и направился в «Под короной». Свою посильную помощь он оказал.

Следующим утром его не будили, так что проснулся постоялец от запаха яичницы с беконом. По обыкновению исполнив все утренние процедуры и с унынием потрогав гладкий подбородок, волшебник оделся в освеженную одежду, выставил на балкон стеклянные палочки и спустился в общий зал.

– С добрым утром, чар Тобиус! Как спалось?

– Спасибо, прекрасно, господин Бэйн. Нельзя ли чего-нибудь пожевать?

– Хильда, чар Тобиус яствовать изволит!

Маг выбрал себе стол, уселся в относительной затененности и стал поглядывать на внутренний дворик трактира через окошко. Девушка принесла поднос с тарелкой горячего душистого хлеба и кружку светлого пива, следом за ней Томас Бэйн нес, держа рукоять прихватками, большую чугунную сковороду, на которой шкварчало пять яиц с насыщенно-оранжевыми желтками и десяток полосок благоухающего шипящего бекона. Все это великолепие было присыпано специями, жареным луком, солью, мелкими кусочками чеснока, а также укутано в горячую, смешавшуюся с жиром сметану.

Девушка присела в неуклюжем книксене и унеслась на кухню.

– Не возражаете, если я посижу рядом? – спросил трактирщик, протягивая Тобиусу нож и массивную двузубую вилку.

– Прошу. – Волшебник крутанул в ловких пальцах приборы и немедленно приступил к еде.

Трактирщик степенно уселся на стул, по привычке протер и без того чистую столешницу тряпочкой и подпер подбородок рукой. В этом положении он сонно наблюдал, как Тобиус уминает завтрак за обе щеки.

– Вкусно?

– Офэн!

– Запивайте, иначе язык сожжете. Я налил вам славный эль из последней партии, которую получил до всей этой, хм, торговой блокады.

Тобиус продолжал вершить свою методичную расправу над завтраком, думая о том, как прозрачно ему напомнили об одной из насущных проблем, требующих внимания. Маг откинулся на спинку и тяжело выдохнул с чувством сытого умиротворения.

– Добавки?

– Если будете так со мной обходиться, господин Бэйн, то и глазом не моргнете, как у меня появятся новые подбородки, я буду свистеть при ходьбе, хрипеть при беге и беспрестанно пускать ветры.

Трактирщик лишь посмеялся в ответ.

Немного отдышавшись, Тобиус закинул сумку на плечо и вышел на солнце. Он довольно быстро обошел деревню, проверяя свои защитные чары, после чего отправился в замок. На воротах стояли знакомые стражи, Эрвин и его приятель, имени которого Тобиус так и не выспросил.

Серый волшебник прошел через барбакан во двор, остановился и понаблюдал за белкой, которая спокойно сидела почти на том же месте, что и вчера. Туловище зверя обхватывали кожаные ремешки – наметки будущей подпруги. Генерал Бальден всерьез вознамерился сделать пушного зверя скаковым, и, пожалуй, с его упорством из этого могло что-то да получиться. На всякий случай Тобиус обновил Приручение, осторожно погладил лобастую башку животного и отправился к пузатой башне – в гости к брату Марку.

Монах был застигнут за утренней молитвой.

– Доброе утро, брат Марк! Простите, что отвлекаю!

Тот, однако, не отвлекся. Он продолжил читать заученный наизусть молитвенный речитатив, пока не довел его до конца, только потом осенил себя знаком Святого Костра и поднялся с колен.

– Благословенное начало дня, чар Тобиус. Восславим Господа-Кузнеца светлой мыслью и благородным трудом.

Крупную голову монашка покрывала теперь не ермолка, а повязка из белой ткани с бантиком под подбородком. Совиные глаза покраснели от недосыпа больше прежнего.

– Как самочувствие? Чердачок не гудит?

– Чердачок? Благодарю, уже легче.

– Отлично! Тогда разрешите внести предложение!

Монах скупо кивнул.

Взявшись за кусочек угля, Тобиус склонился над листком чистой шершавой бумаги и начал чертить от руки. Движения его отличались точностью, гибкостью и скупостью. За считаные минуты он расчертил на листке схему постройки, расставил названия некоторых ее элементов, нанес показатели площади, длину и ширину стен.

– Я хочу построить ее на реке. Видел, что ваши работники используют в строительстве мелкий и битый голыш, для фундамента сойдет, но строить из него стены не годится. Нужно еще дерево…

– Лучшего нам не дано, ввиду того что сами мы не можем добывать камень, – ответил монах бесстрастно. – Вниз по реке есть каменистый пустырь подле скал, там много больших камней, из которых можно было бы вытесать правильные блоки, будь у нас каменщики. Но их, увы, нет.

– Я выстрою ее из отменного кирпича и о растворе позабочусь. На вас останется крыша и само колесо. Работу сдам в кратчайший срок.

– Вот как? Откуда вы возьмете кирпич?

– Не беспокойтесь об этом, брат Марк. Мне лишь нужно ваше согласие. Не хочу лезть к вам на стройку без позволения.

Петрианец помолчал совсем недолго:

– Глупо отвергать протянутую руку помощи, это слишком похоже на гордыню. Вы сделаете доброе дело, если сможете осуществить задуманное.

– Благословляете?

– Именем Господа-Кузнеца благословляю.

Тобиус вышел из орудийной башни, вдохнул полной грудью, посмотрел на небо и немного помрачнел. Вверху плыл массив грозовых облаков, которые наползали на солнечный диск. Это было совсем некстати.

Самая высокая башня замка, которую стражники прозвали Одинокой, росла из крепостных сооружений в южной их части и возвышалась даже над донжоном. Она была круглой, немного сужалась кверху, имела остроконечную крышу и водостоки в виде длинношеих горгулий, из чьих пастей во время дождя лилась вода.

Тобиусу пришлось побегать по донжону и найти нужный выход на галереи крепостных стен, чтобы добраться до ее подножия. Дверь оказалась забита досками, которые волшебник отодрал голыми руками. Он вошел в большой круглый зал, темный и пропахший пылью, винтовая лестница находилась прямо в центре и уходила в потолок. Волшебник резво поднялся на второй, затем на третий, четвертый и пятый этажи. Всякий раз он оказывался в новом зале с небольшими оконцами для минимального проникновения света, и каждый следующий зал был немного меньше предыдущего. На седьмом этаже окна оказались настоящими – большими, светлыми, закрытыми дорогим, хотя и донельзя грязным стеклом. Вместо потолка теперь был пыльный и грязный внутренний конус крыши.

Выбежав на круглый балкон, опоясывавший весь седьмой этаж, Тобиус достал из сумки свою книгу заклинаний и стал быстро листать ее, поминутно оглядываясь на медленно ползущие тучи. Нужное заклятие нашлось не сразу. Тобиус подвесил книгу в воздухе на уровне груди, вытащил жезл и стал наносить им на материю пространства световые символы. Завершив общую систему заклинания, серый волшебник убрал жезл, нашел нужную строчку в тексте и принялся читать.

В своем заклинании Тобиус просил и уговаривал отложить дождь, ибо не мог грозить. Духи ветра и дождя упорствовали, они не понимали – почему им нельзя исполнить свое предназначение и пролить влагу над этой землей, чтобы подарить ей прекрасный прохладный день? Тем не менее какой-то маленький волшебник своими заклинаниями пытался заставить их ждать. Духи отбивались от его чар и злились, Тобиусу не хватало сил, чтобы их подчинить, но в тот момент, когда заклинание почти рассыпалось, башня «проснулась».

Она вся вздрогнула, и, подобно старым ранам, в ее теле открылись древние, почти растаявшие, но все еще существовавшие «русла» магических ручейков. Башня взяла толику сил молодого волшебника, впитала, провела сквозь свои энергетические контуры и выплеснула обратно фокусирующим потоком, поддерживая Тобиуса в его деле.

С огромной неохотой духи грозы послушались увещеваний и согласились не изливать потоки воды днем, а также оставить путь для солнечных лучей к деревне до заката. Последними словоформулами волшебник поблагодарил их за такую милость. Завершив заклинание, он оперся на грязные каменные перила и прислушался к своим ощущениям. Под ногами пульсировало тело башни, в которой когда-то жил и работал какой-то маг. За века простоя башня «уснула», некоторые ее энергоносные артерии сузились и закупорились, другие просто исчезли. Однако, почувствовав его присутствие, башня отозвалась и пришла на помощь. Теперь будет о чем поговорить с отрекшимся королем.

Усмирение грозы его порядком истощило, по телу расползлось чувство страшной усталости, все, что Тобиус съел совсем недавно, быстро растворялось под нападками рассвирепевшего метаболизма, и сосущее чувство голода подкрадывалось все ближе.

Каждый волшебник – это существо сугубо оригинальное, при одних и тех же объемах запаса гурханы разные маги могут на одно и то же заклинание потратить совершенно разное количество сил и с разными результатами качества. Конечно, немалую важность имела и склонность мага к определенной грани Искусства: будь Тобиус стихиарием воздушного плана – смог бы разогнать духов грозы довольно легко.

Не наступил еще полдень, а маг уж полностью израсходовал свои запасы гурханы. Без магии же делать ему на службе было совершенно нечего. Вернувшись в трактир, Тобиус попросил чего-нибудь пожирнее, пообедал и поднялся к себе. Приняв ванну, волшебник обсох и уселся на кровати в позе для медитации. В ней он провел весь день, восстанавливая силы. В реальность Тобиус вернулся уже во мраке, под громкий шепот дождя. Пахло свежестью остывающей земли и мокрой пылью.

Он быстро занес в комнату стеклянные палочки, завел Лаухальганду и внимательно посмотрел на небо. Солнце скрылось за горизонтом, виднелся только его отсвет, делавший часть небосвода сине-красной, чарующей непередаваемыми оттенками цветов картиной. Грязные губки туч стремительно затирали это великолепие, так что Тобиус поспешил закрыть дверь на балкон.

– Мр-р-р! Мр-р-р!

– И что бы это могло значить?

– Мр-ря!

– Да, посвежеет. Это совсем не помешает.

– Мр?

– Нет, я специально задержал грозу, нужно было уложиться в трехдневный срок, а теперь они готовы.

Волшебник взял в руки десять светящихся синим светом палочек, которые являлись материализованными заклинаниями. Каждая по нынешним расценкам в лавках Пристани Чудес стоила не меньше одного золотого лостерция – огромные деньги для начинающего волшебника.

Самым большим спросом вещественные заклинания пользовались у аристократов центрального и юго-восточного Вестеррайха. К примеру, благородные дома Архаддира, разделенные на лоялистов и оппозиционное дворянство, постоянно грызлись между собой, стараясь ущипнуть противника побольнее, а именно – нанести удар кинжалом в спину представителю вражеской фракции. На случай, если убийцы зажмут в совсем уж непробиваемые тиски, многие дворяне носили при себе такие вот стеклянные поделки, которые спасли не одну, казалось бы, обреченную жизнь.

Тем вечером в трактире тоже было очень людно. Мужчины прятались от дождя, попивали пиво вдали от строгих жен и обсуждали обычные деревенские дела. Дверь специально не закрывали: с улицы шла прохладная влажность, отчего в тепле и мягком свете помещения становилось особенно уютно.

Перекинувшись парой слов с Томасом Бэйном, разносившим заказы, и пообещав вернуться в скором времени, Тобиус выступил под дождь. Над ним появился небольшой прозрачный купол, защищавший от тяжелых дождевых струй. Деревенские люди кутались в тепло домашних стен и не высовывали носа наружу, спокойно горели в окнах лучины и свечи, не тревожимые дождем. Свет робко высовывался под ливень из окон, а потоки промозглого ветра свирепыми всадниками проносились по пустым улицам, бессильно бросаясь на ворота и заборы. Тобиусу это все нисколько не мешало, ему было хорошо внутри магического кокона, не подпускавшего воду даже к ногам, вокруг парили три светящихся мотылька, которые то и дело мигали от попадающих на них капель.

Обойдя деревню по периметру, волшебник внимательно оглядел внешний магический барьер, а также землю на предмет следов. Когда Тобиус вернулся, в трактире уже обсыхала пара алебардщиков с кружками подогретого вина. Им пришлось пройти всего ничего от ворот замка, но вымокнуть успели с головы до ног. Томас Бэйн натягивал свой выходной камзол.

– Готовы?

– Да, чар, сейчас парни прикончат горячительное – и пойдем. Не хочу, чтобы они заболели.

– Благодарим, господин Бэйн. – Один из служивых отсалютовал кружкой. – У нас трое уже с простудой сидят, ноги греют! Сквозняки в замке лютые!

Они вышли из «Под короной» и неспешно отправились к замку, Тобиус расширил кокон микроклимата. Пройдя за ворота, волшебник попросил Томаса подождать.

В помещениях кордегардии внутри надвратных башен стражники имели место для отдыха. В свободное время они резались в «куп», бросали кости или спали. В углу на подставке стояло несколько копий, имелся небольшой, но жаркий очаг. Также в помещении было углубление с бойницей, из которого простреливалось пространство перед воротами, примерно такое же помещение имелось и в другой башне. Из обеих охранок можно было попасть сразу на крытую надвратную галерею по небольшим винтовым лестницам.

Один из игроков в кости, присутствовавших в комнате, блестел распухшим красным носом, у второго страшно слезились глаза, третьего тряс озноб. Все трое сидели, укутавшись в шерстяные одеяла, а под столом стоял таз с горячей водой, в котором они держали ноги.

– Сейчас буду вас лечить, – предупредил волшебник.

Вскоре Томас Бэйн и Тобиус вошли в малый чертог. Брат Марк со своей перевязанной головой сидел в сторонке и читал Слово Кузнеца. Генерал Бальден показывал Тобиушу Гоферу, как правильно ставить удар в челюсть снизу вверх. Громадный генеральский кулак в перчатке из дорогой кожи медленно проделывал свой путь до гипотетической челюсти и обратно, виллан с искренним интересом кивал и так же медленно пытался повторить движения профессионала. Бейерон беседовал со старостой, Хлоя скучала, покачивая в ладони бокал совсем молодого белого вина.

Непосредственно перед ужином волшебнику пришлось пройти через несколько напрягающую беседу с братом Марком, темой которой была целесообразность воздействия на погоду путем магического вмешательства. Очень осторожно и мягко удалось убедить клирика в том, что все происходящее во благо есть воля Его, а Тобиус действовал именно что во благо. К счастью, брат Марк относился к той вымирающей разновидности петрианцев, которые не жаждут поджарить волшебника при любом удобном случае.

Затем ни с того ни с сего Тобиуш Гофер предложил развлечься. По мнению молодого виллана, не было ничего более веселого, чем, как он выразился, «поломать кулачки». На деле подразумевалась борьба на руках. Тобиусу почти сразу стало понятно, что внезапный азарт в молодом человеке был вызван присутствием ее утонченного высочества и давешней нерешительностью во время танцев. Генерал Бальден, ничего плохого не желая, предложил сделать главным призом поцелуй принцессы, в лучших вестеррайхских рыцарских традициях, а Бейерону эта идея показалась забавной, несмотря на то что миледи пришла в бешенство. Хотя рука Тобиуша была в полтора раза толще и бугрилась от мышц, Тобиус довольно быстро победил его. На смену опростоволосившемуся сыну пришел Мартин Гофер, который боролся не за приз, а за честь семьи. В хватке его пальцев-сарделек чувствовалась не только звериная сила, но и опыт, однако и это его не спасло – продержавшись дольше, чем сын, староста был повержен. Наконец напротив Тобиуса сел Бальден, который очень легко заражался чувством общего азарта. Ему тоже не нужен был приз, генерал просто любил побеждать, и Тобиусу пришлось постараться, чтобы побороть словно отлитую из стали руку.

– Рискуя прослыть жалким нытиком, не способным достойно принять поражение, – проворчал военный, разминая ладонь, – все равно скажу, что во всем этом состязании не обошлось без магических штучек!

– Вы правы, не обошлось, – согласился Тобиус, у которого тоже болела рука. – Эти штучки называются «направленная мутация организма». Мы в Академии все через это проходим, древняя традиция. Укрепленный скелет, улучшенная нервная и кровеносная система, сильные легкие с задержкой дыхания до пяти минут без особого напряжения, усиленная мускулатура, устойчивость перед сильными токсинами, обостренные рефлексы и чувства и так далее. Это помогает в деле изучения магии.

– Хм, а это честно? – пробормотал Тобиуш.

– Не знаю, я лишь согласился поучаствовать в небольшом развлечении. Но ради абсолютной справедливости должен сказать, что изначально собирался отказаться от приза.

Неизвестно, что больше взбесило Хлою: то, что ее поцелуй (разумеется, невинный, в щеку) был без ее согласия сделан призом, или то, как легко победитель от него отказался?

Ужин прошел спокойно, уже к его концу волшебник внезапно кое о чем вспомнил.

– Ах да! – Тобиус встал со своего места и приблизился к Бейерону. – Прошу.

Тот принял небольшой мешочек и извлек из него светящуюся стеклянную палочку.

– Это то, о чем я думаю? – спросил он.

– Думаю, вы знакомы с овеществленными заклинаниями?

– Конечно. Сидя на троне, я всегда имел при себе несколько подобных изделий – незаменимая вещь, спасавшая мое потрепанное величество пару раз.

– А чегой-то? – Староста и его сын видели магический артефакт впервые.

– Чар, – Бейерон передал мешочек обратно, – объясни господам Гоферам, что ты сделал для нас.

– Это заклинание Телепортация, воплощенное в твердой форме. Прелесть такого его состояния заключается в том, что этим заклинанием может пользоваться любой человек. Нужно только представить место, в котором хочешь оказаться, и сломать палочку.

– Без балды? – с очень серьезным видом осведомился староста.

– Без балды, – ответил маг. – Сир, эти артефакты в полной мере решат проблему с блокадой. Мы просто будем скакать мимо этого де ля Ратты. Правда, есть ограничения, и тут в работу вступает магическая арифметика. Заклинание рассчитано на перенос трех масс, равных исходной массе того, кто использует его. То есть я могу перенести с собой посторонней материи ровно в два собственных веса. На самом деле мало кто сможет столько утащить, но рассчитывать надо именно исходя из этого.

– Твое решение хорошо, – кивнул отрекшийся король на светящиеся палочки, – но не всеобъемлюще. Мы не может терпеть эту подосланную крысу де ля Ратту. Рано или поздно нападки на моих людей продолжатся, и я не вправе обходиться полумерами. Правда, это лишь слова, ведь мы даже не знаем, где крыса вырыла себе нору, Хог-Вуд не так уж и велик, зато труднопроходим и дик. Укромных углов сколько угодно…

Волшебник скрестил руки на груди, покусал нижнюю губу, серьезно нахмурился и принял решение:

– Я могу заняться и этим, сир.

– Уверен?

– Мне понадобится… понадобится охотничий тесак его высокопревосходительства.

– Этот? – Бальден вцепился в рукоятку оленьего рога мертвой хваткой. – Это военный трофей, не отдам!

– Генерал, – мягко обратился к нему Бейерон, – на благо Отечества.

Тобиус чудом успел поймать брошенный в него нож.

– Все во благо Отечества! – рыкнул Бальден.

Маг внимательно осмотрел тесак, проверяя его приобретенную ауру.

– Надеюсь, что предыдущий хозяин владел им дольше вас, генерал, и что он еще жив. Ибо если он мертв, мои старания будут тщетны. И еще мне совершенно необходима карта баронства.

Тишина стала ему ответом.

– С этим сложнее, чар, – заговорил трактирщик. – На моей памяти никто и никогда не рисовал карт Хог-Вуда.

– Когда я еще сидел в столице, – припомнил король, – я ничего не слышал о своем нынешнем лене. Сомневаюсь, что карты Хог-Вуда есть даже в Земельной палате Ривена. Современные, по крайней мере.

– Придется делать самому. Господин Гофер, мне нужно еще больше слюны.

– Нацедим! – пообещал староста. – Если что, и по соседям пройдусь!

– Добро, – подытожил Бейерон. – Полагаю, можно подавать десерт.

Утром Тобиус позавтракал, перебросился парой фраз с трактирщиком и получил в свое распоряжение два горшка с коровьей слюной. Он немедленно занялся изготовлением транспортных артефактов. Уже через несколько часов на балкон было выставлено сорок стеклянных палочек примерно одной и той же длины. Разглядывая это богатство, Тобиус невольно гордился собой. Никадим Ювелир часто хвалил его потенциал во время обучения.

– Лаухальганда, охраняй.

– Мря!

Хильда принесла обед. Разделавшись с жареным мясом и грибами под сметаной, Тобиус поддался летнему теплу и вскоре задремал. Очнулся волшебник, лишь заслышав на улице какую-то возню. Голоса, звучавшие в общем зале, не могли не привлечь внимания, пришлось спуститься.

За одним из столов сидел незнакомец – черноволосый, курчавый, с сединой в бороде и усах. На его очень загорелом лице чернела корка запекшейся крови, руки покрывали царапины, на иссеченной спине и плечах бурыми лохмами висела рубаха, во рту не хватало нескольких зубов. Рядом топтались два виллана. Над ранами незнакомца хлопотала Хильда, омывала кровоточащие порезы тряпкой, смоченной в кипяченой воде. Томас Бэйн пытался говорить с ним, но практически не понимал языка, на котором изъяснялся чужак. Как бы странно это ни было, но тот не владел вестерлингвой.

– Что происходит?

– Чар Тобиус. – Трактирщик обратил к волшебнику встревоженное лицо. – Хека и Шонз нашли этого несчастного, когда работали в поле, – он выбрался из леса.

– Крепко ему досталось. Отойдите.

Тобиус положил руку на жесткую шевелюру чужака, тот испуганно дернулся, но Исцеление уже начало действовать. Кожа на руках и голове затянулась, не осталось даже шрамов, только следы крови. Незнакомец оглядел свои руки удивленно, а потом вцепился в рукав сорочки Тобиуса, жалобно воя.

– Ни ахога не пойму, на каком языке он говорит, – поморщился трактирщик, стараясь лучше вслушаться.

– Очень странно, согласен. Обычно цитаро прекрасно говорят на вестерлингве, в каком бы королевстве ни проживали. Хелле чавалэ? Хелле семнур абанари тхэк?

– Адулрлай! – воскликнул цитар, указывая в сторону двери. – Тимпхэнэ алруд аламут оражи жай! Похта, чавалэ! Похта мэндрэ латх анатри жай!

– Он говорит, что на северо-востоке от нас какие-то люди грабили деревню. Его аламут проходил рядом в это время. Вооруженные люди напали и на них. Он единственный смог спастись, хотя его и достали кнутами. Это было два дня назад.

– Де ля Ратта!

– Сообщите его милости.

– Постойте, чар, куда вы?

Тобиус взлетел по лестнице в свою комнату, быстро набросил на плечи полумантию, запихал книгу заклинаний в сумку, жезл поместил в поясное кольцо.

– Охраняй! Я скоро вернусь!

– Мр-р-р-ря!

Волшебник вышел на балкон, заклинание Крылья Орла подхватило его и подняло ввысь. Ему было страшно, он не любил летать, не любил высоты, но перебарывать этот страх его учили с детства. Медленно взмахивая эфемерными крыльями, волшебник воспарил над крышами домов, затем над замковыми башнями – и наконец поднялся над верхушками вековых деревьев.

Ветер хлестал его по лицу, бесцеремонно трепал волосы и дергал за сумку, но крылья продолжали нести к едва различимым струйкам дыма вдалеке. Приходилось делать резкие мощные вдохи, а потом задерживать дыхание, потому что иначе дышать не позволяли сильные встречные потоки воздуха. Вскоре маг уже делал круг над пепелищем. Он опустился посреди места, не так давно еще бывшего деревней, а ныне являвшегося большим пятаком выжженной земли.

– Покажитесь! Я знаю, что вы здесь, и не причиню вам вреда! Я служу сюзерену этих земель!

Медленно, нерешительно, но они стали появляться. Вылезать из-за хлипких останков своих жилищ, из ненадежных укрытий, которые больше не спасут ни от чего, кроме чужого взгляда. Два десятка людей, в основном дети и старики, чумазые, дрожащие, перепуганные до полусмерти. Они медленно тянулись со всех сторон, осторожные, словно дикие звери, не верящие тому, что человек, протягивающий в одной руке лакомство, не прячет за спиной второй руки – с камнем.

Тобиус заметил среди прочих старика, левую половину чьего лица покрывали волдыри. Исцеление придало коже надлежащий вид.

– Я помогу вам всем, только соблюдайте порядок.

У кого-то из выживших не хватало кисти или уха, а иных раненых мучила лихорадка от воспалившихся ран. Тобиус принялся за дело и начал лечение. Помимо ожогов, порезов, бесчисленных ссадин и переломов, наблюдалось и истощение. Эти люди практически ничего не ели уже вторые сутки. Потеряв все, что у них было, селяне не могли никуда податься. Разбойники жгли все, что попадалось на глаза, а тех, кто пытался вынести из дома хоть какие-то пожитки, хватали и били первыми. Теперь оставшимся нечем было даже пищу себе добыть, хуже всего приходилось детям.

– Куда они направились? – спросил маг, когда последний человек, страдавший от воспаленного рассечения, забылся мирным сном.

– Дальше по дороге, добрый господин, – ответил старик, – на восток, к Кобнеку.

– Сколько туда?

– Три дня на своих двоих, добрый господин, верхом – быстрее.

– Все конные?

– Да, – старик подергал жидкую бородку, стряхивая с нее золу, – но они имели при себе клети на колесах, а потом и из цитарских фургонов сделали клетки.

– Сколько было клеток?

– Около дюжины… Добрый господин, они забрали почти всех взрослых – моих сыновей, их жен…

– Еще до захода солнца, – пообещал Тобиус, – они сполна заплатят за деяния свои.

Люди отступали от него, испуганно следя, как черная кровь поднималась к лицу волшебника по венам шеи, как она сгущалась вокруг глаз и губ, расчерчивая лицо уродливым рисунком кровеносных сосудов.

Тобиус взмыл в воздух и понесся над тонкой ниточкой лесной дороги со всей возможной для себя скоростью. Деревья резво неслись под ним назад. Эфемерные крылья взмахивали все быстрее и быстрее, он потерял счет времени и погрузился в некий транс, пока дорога не прервалась.

Под его ногами железные клетки на колесах и деревянные дома-фургоны с заколоченными окнами были выстроены полукругом, а из них кричали и тянули руки сквозь решетки люди. Другие люди, с оружием, носились по домам, вынося из них все, что приглянется. На крыши уже опустошенных жилищ летели факелы. Жители деревни были собраны в кучу под угрозами расправы, нескольких самых непокорных налетчики уже убили, и теперь их тела питали землю кровью. Тяжело дышалось из-за поднимавшегося дыма, по трети дворов уже гулял красный петух.

Тобиус спустился вниз, и зазвучали выстрелы. Пули бессильно бились о чары Щита, пока он считал противников, а потом волшебник пробудил заклинание Воющий Клинок. Оно выглядело как полоса мерцающего свечения, висевшая в воздухе, но по воле своего создателя эта полоса ринулась в бой и рассекла двоих людей словно масло. Воющий Клинок кромсал, рубил и протыкал, издавая громкий вибрирующий звук, пока не кончился заряд гурханы, вложенный в его плетение. В левой руке мага появился веер из пяти Огненных Стрел – около десятка налетчиков превратились в горящие факелы по одному взмаху этой руки. Тобиус парировал удар саблей от одного из противников, который сумел подобраться достаточно близко, а потом ударил его жезлом по голове, проломив череп. В ушах волшебника били барабаны – он слышал Голос Войны.

Жители островов Головы Дракона были известны своими бесстрашными берсерками, которые теряют страх смерти и рвутся в бой, крича как дикие животные, не различая ни врагов, ни друзей и даже не чувствуя боли. А еще в горах Драконьего Хребта жили разные племена, такие как энгаллы, сваагахоры и многие другие, которые прославились своей кровавой яростью, рождающейся в бою. У волшебников же был Голос Войны, оставшийся со времен великих войн Магов, когда полководцы зачаровывали целые армии, отнимая у них сомнения и милосердие, но оставляя взамен полную ясность рассудка и неукоснительную покорность. Отзвуки тех великих заклинаний так и не покинули Астрала, продолжая задевать души новорожденных магов и проявляться порой в течение жизни, когда носители Дара подвергались опасности. В такие мгновения волшебник мог поддаться хладнокровной ярости, он без сомнений и пощады уничтожал все, что могло причинить ему вред, творя подчас страшные разрушения. Потом, конечно, рассудок прояснялся, но это было лишь потом, а пока Тобиус, подстегнутый приступом дурной крови, просто убивал.

Волшебник смотрел на тех врагов, что еще были живы, бесстрастно. По его воле из воздуха стали сгущаться водяные сферы, которые занимали места вокруг голов налетчиков. Те тщетно старались сопротивляться, катались по земле, пытались сбить жидкие колпаки, но вместо этого один за другим просто тонули, находясь на суше.

– Господин, – на плечо мага легла чья-то рука, и он обернулся, – хватит.

Женщина. Наверное, она была красивой, пока ей не рассекли лоб и кровь не залила все лицо.

– Умоляю вас, господин, хватит, поберегите свою душу.

– Я возвращаю им то, чем они так щедро хотели одарить вас. Они все умрут.

– Господин, умоляю… у вас кровь из носа идет!

– Перенапряжение. Я израсходовал всю гурхану.

Тобиус закрыл глаза и упал.

Когда он вернулся в сознание, была ночь. Он лежал на ложе, устланном шкурами, шкурой же и накрытый. Над ним сидела женщина с влажной губкой в руке. Красивая, разве что шрам на лбу портил ее спокойную красоту. Когда он очнулся, она как раз вытирала его лоб.

– Вам лучше, господин, – мягко улыбнулась она.

– Восстановил немного сил. Простите, я очень хочу есть и пить.

Его покормили куриным бульоном с овощами и напоили козьим молоком – лучшая пища для волшебника, перенапрягшего свои силы. Бульон питает плоть, а козье молоко восполняет запасы магической силы.

Насытившись, Тобиус быстро погрузился в крепкий и спокойный сон. Позже он просыпался еще дважды, ел и вновь засыпал.

При следующем пробуждении маг не застал рядом никого. Сев на кровати, он глянул под шкуру, служившую одеялом, и немного смутился от своей неожиданной наготы. Одежда висела на стуле при кровати. Тобиус находился в небольшой темной комнате с камином из неотесанных камней и каменными же стенами. Дощатый пол был сплошь покрыт звериными шкурами, на стенах висели самодельные панно с рогами, клыками и бивнями.

Маг завернулся в шкуру и неуверенно встал. Самочувствие улучшилось ощутимо, не мутило, не качало, комната не играла в чехарду, в ушах не звенело, и кровь ниоткуда не капала. Проковыляв к окну, он отодвинул занавеску и отшатнулся от резанувшего по глазам света. Снаружи оказалось яркое летнее утро.

– С пробуждением, господин, – послышалось сзади. – Доброе утро.

– Благословенное начало… тьфу ты! Доброе утро.

Женщина стояла у открытой двери.

– Сколько, кстати, я провалялся?..

– Несколько дней, – ответила она.

– Несколько…

– Если вы достаточно окрепли, чтобы ходить, то спускайтесь вниз, вас там ждет большой человек из Под-Замка.

– Откуда-откуда?

– Из Под-Замка, господин. Из деревни, что подле старого замка.

– Вы… так ее зовете? Э-э… мм, глупый вопрос. Сейчас спущусь, оденусь и спущусь.

Она кивнула и ушла, прикрыв дверь.

Вскоре полностью одетый Тобиус оглядывался, пытаясь найти другие свои вещи, но ни сумки, ни книги, ни жезла с ножом в комнате не оказалось. Лестница начиналась буквально за дверью, весьма крутая, старая, рассохшаяся, но прочная, с неудобными короткими ступеньками.

Внизу его ждала хозяйка. И генерал Бальден. Военный сидел за столом и поедал горячий пирог с мясом и грибами, позволяя женщине наполнять его тарелку уже не в первый раз. Вещи Тобиуса лежали на столе возле него.

– Это самый вкусный пирог с мясом и грибами, который я когда-либо ел, – гудел Бальден, с лаской глядя на очередной кусок, – и пусть Шовиньоль изойдет на вопли, я готов буду поклясться честью, что это так!

– Генерал.

– Очнулись? Вы должны попробовать этот пирог! Он божественен! И пусть брат Марк сверлит меня своими глазками-буравчиками сколько угодно, я повторю это ему в лицо!

Тобиус вздохнул, взял свою сумку, нож и жезл.

– И все-таки что здесь произошло? – Бальден стал серьезен.

– В Пятонке на меня нашел приступ дурной крови.

– Хм? Это когда у вашей братии слетает крыша и вы начинаете крушить все вокруг?

– Нет, это когда мы становимся злобными как бешеные собаки и нас очень легко вывести из себя.

– Угу. А потом?

– Потом я прилетел в… кажется, это место называется Кобнек. Здесь меня застал Голос Войны.

– И вы стали убивать этих мерзавцев направо и налево, как говорят люди. Хм, что ж, не вижу большой потери для человечества, туда им и дорога, паскудам!

– А вы как сюда добрались?

– Хм? Верхами. Пришлось реквизировать вилланских ломовых лошадок, хуже скотины для езды не придумаешь, но лучше, чем марш-броском на своих родных. В Пятонке пришлось задержаться, роздали людям часть припасов и приказали двигаться в Под-Замок, а сами поспешили сюда. Конечно, когда мы добрались, все уже было кончено. Недобитки распрягли и увели всех хороших лошадей, но цитаро смогли отбить своих. Мерзавцы де ля Ратты убрались прочь, бросив мертвецов. Вы основательно поработали, примите мои поздравления, но надо было перебить всех.

Женщина отвела глаза и немного напряглась.

– Что будет с людьми?

– С какими? Пятонковские домов лишились, так что, скорее всего, поживут пока в Под-Замке. Побитый аламут тоже туда ушел на постой, раны зализать. Своих не бросим. Домой? – спросил военный, когда Тобиус направился к двери.

– Пора. Много времени потеряно зря.

Волшебник прошел к хозяйке дома, нашептывая заклинание, и коснулся ее лба. Женщина вздрогнула, чувствуя пульсирующее тепло, сосредоточившееся на ее ране, которая стремительно исчезала. Тобиус вышел за порог, яркое солнце резануло по глазам – после домашней тени оно ненадолго лишило его зрения. Оглядевшись и увидев длинный кривой гвоздь, вбитый в дверной косяк, на котором висела застекленная лампа, он ничтоже сумняшеся снял ее и, выдрав кривую железяку из дерева, спрятал ее в сумку.

В поле зрения попало несколько солдат, в том числе рядовой Эрвин, который отвлекся от беседы с миловидной девицей и громко поприветствовал Тобиуса. Местные были не столь приветливы. Следы боя уже давно исчезли, но в глазах кобнекских вилланов еще стояли запечатленные тогда картины. Они боялись его, Тобиус нисколько в этом не сомневался. Они видели, что он делал, и самое главное – как он это делал, и они прониклись к нему страхом не меньшим, если не бо́льшим, чем к злодеям, жегшим их дома. Магия должна служить людям, а не убивать их, думал Тобиус. Именно так, и никак иначе, чтобы людям не приходилось смотреть на волшебников как на чудовищ.

Он воспарил на Крыльях Орла, мысленно нашел замок и полетел на всей скорости, которую могли позволить чары. Леса Хог-Вуда казались бескрайними даже с такой высокой точки обзора, а за его южной границей они и были бескрайними.

Тобиус пытался запомнить расположение земляных возвышенностей, впадин, равнин, пытался в точности запечатлеть в памяти линии лесных дорог и те небольшие проплешины, в которых уместились деревни охотников, а также проплешины более внушительные, где жили землепашцы.

Вскоре он добрался до Под-Замка, приземлился на задний двор трактира, хлебнул воды из колодца, увлажнил обветренное лицо и вошел в заведение через кухню, насмерть перепугав Хильду. Вежливо поприветствовав ее, маг столкнулся с Томасом Бэйном. Трактирщик как раз направлялся на кухню с алебардой, снятой со стены. Поприветствовав и его, Тобиус без объяснений покинул трактир и быстрым шагом направился в замок. Его окликнул Мартин Гофер-старший, зорко наблюдавший за детьми. Тобиус вежливо кивнул в ответ.

– Чар Тобиус, вы откуда?! – донеслось в спину из трактира.

– Позже, господин Бэйн, сейчас я обязан доложиться!

Тобиус пересек внутренний двор замка и вскоре уже стоял перед своим сюзереном, который как раз разбирал за столом бумаги. Откуда у правителя столь малых земель всегда находилось столько новой документации, Тобиус не знал и знать не желал. Мало ли с какими силами отрекшийся монарх оставался на связи, утратив корону!

Бейерон встал и пожал волшебнику руку:

– Вы не робкого десятка, чар.

– Исполняю свой долг.

– Скромность красит человека.

– Равняюсь на вас, сир.

Бейерон грустно усмехнулся, кивнул и прошествовал к своему неказистому трону, то бишь креслу. Дальше волшебник коротко и обстоятельно поведал о своих полетах, о короткой схватке и о длительном беспамятстве.

– Эй, кто там есть?

Дверь приоткрылась, и внутрь протиснулась голова стража.

– Созываю военный совет, – сказал отрекшийся король, – всем явиться в течение часа!

– Ваша милость, – замялся стражник, – генерал отсутствует в расположении гарнизона.

– Понятно. Придется обойтись без него.

Стражник кивнул и быстро скрылся из виду.

– Что до вас, чар, то вы тоже должны присутствовать. И Томасу передайте то же самое.

– Всенепременно.

Вернувшись в трактир, маг вбежал в свою комнату, где застал все в том же положении, в каком и оставил, убегая.

– Лаухальганда?

Упругий мячик с ушами закатился в комнату с балкона.

– Фр-р-р-р? Фр-р-р-р-ря?!

– Прости, обстоятельства были сильнее меня! Ты в порядке? Есть хочешь?

Но ушастый мячик не собирался просто так спускать бесцеремонное поведение Тобиуса. Он устроил волшебнику выволочку и долго не мог утихомириться.

Оставив сумку, Тобиус спустился в зал. Трактирщик уже заканчивал накрывать на стол, ставя кружку. Помимо нее на столешнице дожидалось широкое блюдо с бужениной, запеченным картофелем, покрытым сливочным маслом и обложенным овощами. Из плетеной столовой корзинки выглядывали ломти свежего хлеба.

Тобиус уселся за стол и стал излагать, перемежая слова с жеванием:

– И теперь мы с вами должны отправиться на военный совет.

– Надо поторапливаться!

Волшебник некоторое время молчал.

– Кстати, я тут выяснил, что у нашей деревеньки есть название. Стыдно сказать, но за все время службы я этого не знал.

– У замка, – поправил Томас Бэйн, – есть название. Это замок Райнбэк, единственный замок в Хог-Вуде, а наша деревня, выросшая под его стенами, – Под-Замок. Так уж повелось. Мы засиделись, надо спешить!

Трактирщик отдал несколько распоряжений Хильде, и вместе с Тобиусом они направились к замку.

В большом чертоге уже собралось немало людей – староста, его сын, Томас Бэйн, Хлоя тихонько сидела на своем месте. Там же был пожилой мужчина, тот самый старик, с которым Тобиус беседовал на пепелище, вызнавая дорогу.

Еще присутствовали трое незнакомцев, все крепкие, широкоплечие, с темной кожей, опаленной солнцем, курчавыми волосами, жесткими усами и бородами. Они носили на плечах просторные цитарские рубахи с глубокими вырезами до середины груди, добротные сапоги, жилетки конской кожи и широченные кожаные ремни с железными заклепками. Бросалось в глаза отсутствие брата Марка и генерала Бальдена.

Пока Бейерон не пригласил всех садиться, Тобиус отошел к приоткрытому окну и раскурил трубку с остатками собственного табака. Он делал медленные глубокие затяжки, заполняя легкие горячим дымом, и так же медленно выдыхал через ноздри. Курить Тобиус любил и умел, хотя вспоминал о трубке сравнительно редко, даже не каждый день. Постукивая кончиком мундштука по нижним зубам, он видел, как по внутреннему двору быстро прошел маленький монашек в сопровождении солдата. Брат Марк появился в чертоге, отряхивая серую рясу от мелких опилок, благосклонно кивнул волшебнику, осенил присутствующих символом Святого Костра и тоже сел.

Бейерон начал совет с того, что поприветствовал всех собравшихся и представил друг другу тех, кто еще не был знаком. Тобиус принял горячие благодарности от широкоплечего немолодого цитара по имени Чикурано, старшины спасенного аламута. При этом цитар, кое-как владевший вестеррингом, обратился к Тобиусу через слово «амаш», что значило «знахарь». Также его поблагодарил староста сгоревшей Пятонки – старик с обожженным лицом, по имени Штефан.

Дальше слово было предоставлено брату Марку, который доложил, что все бы ничего, дома для беженцев строятся, однако древесины не хватает, а потому в лесу под его руководством уже разбита заготовочная база. Скоро прирост древесины возрастет, но есть проблема с транспортировкой, подвоз сырья на стройку недостаточно обилен из-за того, что отбывшие из Под-Замка военные забрали некоторое количество лошадей.

Бейерон кивнул и заметил попутно, что раз они принялись добывать лес, то неплохо было бы завести и лесника. Кандидата на эту должность выдвинул бывший староста Пятонки. Имелся у него на примете один человечек, который состоял в дружбе с лесом, отлично знал древесные виды, мог узнать, когда растение болеет. Звали его Юхша, и было у него трое крепких сынков, которые могли бы сделаться для лесника хорошим подспорьем.

– Таким образом, остается проблема с транспортировкой сырья, верно?

– Сир, я непосредственно займусь доставкой материалов от лесозаготовок к деревне, пока не вернется его высокопревосходительство. Более того, я намерен исследовать места, могущие оказаться пригодными для добычи строительного камня.

– А не надорветесь, чар? – спросил Бейерон без обиняков.

– Есть работа, которую нужно выполнить, сир, все прочее маловажно.

– Ну что ж, лишь тебе известны пределы твоих возможностей, чар. – Сюзерен Хог-Вуда пожал плечами, но Тобиус заметил, что Бейерон впервые обратился к нему на «ты». – Поэтому я не буду тебя ограничивать. Делай, что считаешь нужным.

Цитарские предводители сообщили, что пока аламут останется на месте этой стоянки, рядом с Под-Замком. Среди цитаро много пострадавших, а воины аламута будут охранять не только свои семьи, но и тех, кто приютил их. Оказалось, что в аламуте насчитывалось без малого три десятка воинов, которые успели немного попортить целостность разбойничьих шкур, прежде чем на них уставились дула мушкетов. Сейчас на ногах осталось ровно тринадцать цитаро, остальных подлечивали жены.

Брат Марк пожаловался, что не хватает рабочих инструментов. Деревенский кузнец Мартел оказался достаточно сноровист и опытен, чтобы изготовить лезвие пилы для распилочного станка, чертеж к которому сделал монах.

– Собрать станок мы смогли, но для его обслуживания необходимы материалы и инструменты, молотки, рубанки, ручные сверла, гвозди. Одна кузница обеспечить всего этого не может никак.

– Все, чего не хватает, можно было бы закупить. Но тут много препятствий, – заговорил трактирщик, – ближайший город с рынком – это Хогсдальн, что под властью лорда Гогенфельда. Лезть туда нам опасно, да и на какие деньги закупаться? Город живет товарами из деревень барона и торговыми караванами, ходящими по дороге Елей, ничего нового мы им не предложим, если с нами вообще не откажутся говорить.

Участники совета помолчали, никаких предложений не поступило.

– Довольно примерять седло на спину еще не родившегося жеребенка, господа, – решил Бейерон. – В свете последних событий есть дела много важнее. Наш враг совершенно обнаглел, и мы не можем оставлять его деяния безнаказанными…

– Знать бы еще, где они, – пробормотал староста Под-Замка.

– Верно, Мартин. Терпеть нет больше мочи.

– Сир, – подал голос Тобиус, – я вплотную занят вопросом выявления их местоположения. Не до конца уверен в положительном результате, но что делать – уже знаю.

– Обнадеживающее заявление, действуй, чар. Есть еще у кого-нибудь что сказать? Нет? Хм, собрание прошло вполне удовлетворительно, и я считаю, что до вечера всем вам стоит заняться своими обязанностями. Благодарю, что смогли прийти.

Половину оставшегося дня Тобиус провел среди цитаро, практикуя свои лекарские навыки. Он смог поставить на ноги всех раненых мужчин, а также обследовал тех цитаро, кто болел уже некоторое время. Во второй половине дня он занялся изготовлением новой партии телепортационных палочек, что вновь отняло у него немало сил.

Покинув околицу следующим утром, он направился к лесу, держась северо-западного направления. За прошедшие дни работники протоптали небольшую дорогу, которая внедрялась в гущу леса, и найти цель не составило труда.

Примерно через час ходьбы по густому лесному воздуху волшебник вышел к длинной свежесрубленной избе с маленькими оконцами и прочной дверью. Тобиус обошел постройку кругом, найдя позади вторую дверь и каменную трубу дымохода.

В небольшом отдалении от основного здания стояло два основательных миниатюрных навеса. Под одним из них кипела работа – хитрый механизм на мускульной тяге вращал устрашающее лезвие пилы, разделывающей поставленные на станок бревна. Двое мужчин усиленно дергали за рычаги, заставляя механизм работать, еще четверо отдыхали на подмене. Еще трое мужчин следили непосредственно за процессом распила, аккуратно направляя отрезки бревен. Под вторым навесом лежали готовые распиленные доски и просушенные строительные бревна.

Поговорив со старшиной, Тобиус объяснил, зачем пришел. Ему указали на большие кучи свежих пахучих досок и бревен, покрытых провощенной тканью. Маг применил на них Прочные Путы – длинные живые веревки, окрашенные в черно-зеленую полоску, вырвались из его жезла и накрепко стянули доски, после чего те поднялись в воздух, подчиняясь его воле. Особо умелым телекинетиком Тобиус не являлся, но так называемой «мыслесилой» владел и мог орудовать довольно тяжелыми предметами. С тонкими филигранными манипуляциями было намного сложнее.

Так, удерживая на весу три тяжелые охапки досок, он двинулся обратно, сопровождаемый восхищенными взглядами работников лесозаготовки.

Время перевалило за три часа пополудни, когда взмокший волшебник вернулся в «Под короной», попросил пива и, переведя дух в прохладе общего зала, отправился к реке. Зеленые холмы остались позади, поля, дышащие теплом, тянулись по правую руку от дороги. Идти стало легче, когда ветерок донес прохладный запах воды, тины и аромат сосновой смолы. Над головой мельтешили стрижи.

Добравшись до места, волшебник придирчиво оглядел фундамент, подумал, что работали на совесть, и принялся за дело. Он призвал элементаля земли и взялся за приготовление раствора, что было несложно – вокруг в достатке имелось воды, песка, камня и каменной крошки, всего, что нужно для приготовления качественной строительной смеси. Что же до кирпичей, то их Тобиус мог создавать прямо из воздуха. Когда-то он мечтал постичь высоты строительной магии и зодчества, но оказалось, что боевая магия давалась ему намного охотнее. Хотя строить он все же научился.

Перед глазами невольно всплыли воспоминания о годах обучения. В основном о библиотеке Академии вообще-то. О, книги! Когда-то Тобиус твердо решил, что путешествиям по миру материальному предпочтет путешествия по миру эфемерному, врата в который – книги. Он хотел стать одним из библиотекарей, а через годы, кто знает, возможно, приблизиться к должности архивариуса.

В воздухе стали появляться кирпичи. Показав элементалю трехслойную технику укладки, волшебник присел поодаль и просто стал наблюдать, как могучий коротышка аккуратно выстраивает стены. Пользуясь отличным глазомером, маг представил, как на первом этаже мельницы будет располагаться механизм перераспределения кинетической энергии водяного колеса.

– Хватит, отойди! – приказал он, когда счел, что стены достаточно выросли.

Обхваченный телекинетическими «щупальцами» Тобиуса каменный диск жернова поднялся и переместился в объятия красной кирпичной коробки. На этом работа остановилась. Конечно, Тобиус мог и продолжить, но устанавливать колесо без предварительной установки механики бесполезно, только сложностей в будущем прибавится.

День едва перевалил за середину, а впереди дожидалось еще столько хлопот. Тобиус наморозил себе льдину прямо у кромки воды, встал на нее и поплыл вниз по течению. В уме он произвел математические вычисления, чтобы сойти на нужном участке реки. Ступив обратно на берег, маг изъял из реки шарик воды, превратив его в нетающий лед, и сунул в сумку.

Идти пришлось недолго: вскоре трава под ногами закончилась, деревья разошлись, и открылась голая, нагретая летним зноем проплешина. Осмотревшись, Тобиус присел на корточки и набрал горсть земли. Превалировала белая каменная крошка. Неподалеку валялось множество крупных глыб, а камней поменьше и вовсе было не счесть. В этом месте заканчивалась скалистая гряда, уютно устроившаяся в тени деревьев.

Найдя более-менее ровный участок земли, Тобиус извлек из сумки кусочек угля и отточенными движениями нарисовал чертеж заклинания Взор Кутруба, с помощью которого смог исследовать состав земли на большей глубине. Камня было много, и уходили его толщи глубоко. Начало разработки карьера обещало снабдить людей достаточным количеством строительного материала.

– А это еще что? – Тобиус убрал руку с чертежа, помассировал глаза через веки и вновь углубился в созерцание подземных щедрот.

Крапины непонятной породы изредка мелькали в обзоре заклинания и создавали своего рода магические блики. Порода оказалась не совсем однородной.

Покончив с этим, Тобиус ощутил, насколько все-таки устал за день. Он подобрал и бросил в сумку белый камень размером с кулак и, сверившись с внутренним чувством направления, двинулся к деревне сквозь лес.

Вернувшись в «Под короной» по воздуху, Тобиус выложил на стойку небольшой веник из веточек, листьев, травинок и прочего лесного сора. День клонился к концу, и люди уже начали возвращаться с работы. Мужчины наполняли трактир в поисках холодного пива и хорошей компании. В принципе они работали вместе весь день, весь день разговаривали друг с другом, вместе обедали в поле, но трактир – это особое место, у него своя атмосфера, свой дух, который располагает к расслаблению.

– Когда подавать ужин, чар Тобиус?

– Через час-полтора, – ответил волшебник, – когда закончу принимать ванну.

Горячая ванна с запахом аримеадского солнечного яблока[10] хорошо расслабляла, одежда стиралась в тазу, а волшебник отдыхал в теплых баюкающих объятиях парящей влаги.

Покончив с купанием, маг извлек из своей сумки письменные принадлежности разных мастей, кисти, чернила, тушь, серебряные грифели, угольные грифели, перья. Затем достал лист бумаги, уложил на стол и увеличил до нужного размера. Обмакнув кисть в тушь, держа ее под прямым углом к бумаге, волшебник стал рисовать карту.

Тобиус успел увидеть солидную часть Хог-Вуда, пока летал туда-сюда, и теперь скрупулезно наносил увиденное на бумагу. Лес, река, ее ответвления, несколько ручьев, пепелище Пятонки, Кобнек, еще несколько селений, замок Райнбэк, каменистый пустырь со скалистой грядой. Ориентиров насчитывалось маловато, не помешало бы исследовать баронство тщательнее.

Высушив тушь потоком теплого воздуха, Тобиус свернул картографическую деятельность на время. Хильда принесла ужин. Подкрепив силы и проверив состояние стеклянных палочек, волшебник завалился спать.

Утром Тобиус первым делом сунул нос в распахнутые ворота деревенской кузни, работа в которой не прекращалась, похоже, от рассвета до заката.

Войдя под закопченный потолок, волшебник почувствовал, как жар ударил со всех сторон раскаленными молотками. Кузнец стоял спиной ко входу, она бугрилась мышцами под уже мокрой от пота льняной тканью, а ведь день только начался. Молот вздымался к потолку, резко опускался, извлекая мелодичный лязг, вновь поднимался в могучей руке и опять падал вниз.

– Простите, что беспокою, но дело есть!

Кузнец ударил еще трижды, потом медленно опустил раскаленную заготовку в большое ведро и только после этого повернулся, стягивая с рук рабочие рукавицы. Все внимание Тобиуса притянуло к себе лицо, точнее, шрам на левой половине, тянущийся от виска до подбородка через щеку. Жуткий шрам. Просто отвратительный. Ни сталью, ни огнем, ни морозом такого было не сотворить, даже кислота так не обжигала.

– Чем могу служить? – прогудел кузнец густым басом.

– Э… мм… мне нужна бронза. Или чугун, или медь, или латунь.

– Хм, удобопонятно. Осталось где-то. – Кузнец порылся в железном ящике и извлек из него небольшой медный брусок. – Могу перековать в иную форму, ежели вам так потребней будет.

– О, не стоит волноваться, так сойдет.

– Могу ль подсобить еще чем?

– Пожалуй, нет. Мы ведь не представлены?

– О вас тут все знают, глубокоуважаемый чар. Я – Мартел. Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь, поспособствую чем смогу.

– Спасибо.

Тобиус направился обратно, но остановился, так и не выступив из жара кузни под солнечный свет.

– Скажите, Мартел, откуда у вас этот кошмарный шрам на лице?

Кузнец слегка приподнял бровь.

– Задело чарами.

– Чарами некроманта?

– Не, погребальщик вдарил.

– Кто-кто?

– Погребальщик. – Кузнец опять взялся за молот. – У вас здесь об них мало кто слыхал, уж очень далеко от Хребта, но у нас в Марках обретаются такие особые людишки. Мы их кличем погребальщиками испокон веку. Тем они занимаются, что ходячих мертвяков ищут и укладывают обратно в землю, где им и место, ну и прочую погань мечами секут тоже. Много у нас в Марках беспокойников, не в пример местным землям, а все от некромантов проклятых, кои в пустыне живут. Да и вампиры… токмо у нас про них говорить худое очень уж опасное дело, так что, вестимо, на некромантов все проклятья сыплются. В том дело погребальщиков и есть, чтобы, значит, немертвых надежно погребать.

Тобиус некоторое время разбирал в уме слова Мартела. Тот говорил на вестерринге, но использовал обороты низших наречий гроганского языка, из которого, как известно, и вышел вестерринг. Могло показаться, что кузнец разговаривает как простой темный селянин, но на самом деле в его интонациях просто сквозила чужеродность.

– Еще переговорим. О Вольных Марках у нас действительно знают мало, так что я очень заинтересован. Особенно в этих ваших погребальщиках.

– К вашим услугам, чар.

Отнеся полученный металл к себе и отлив из него медальоны, волшебник отправился на стройку новых домов, где работал за целую артель плотников до самого заката.

Отвратительно было просыпаться в собственном поту, кровать липла, тянула обратно, но объятия ее так обжигали, что он против воли своей и воли кровати со стоном сел. Омывшись, волшебник оделся, аккуратно поместил телепортационные палочки в несколько мешочков и проверил состояние отлитых накануне медальонов – им еще заряжаться и заряжаться. В любом случае новые артефакты, которые он сделал, должны заряжаться не меньше недели для хотя бы разового применения, так что в ближайшее время место им на балконе.

В общем зале Тобиус отказался от завтрака, только прихватил жареную куриную ножку и, жуя ее на ходу, отправился в замок. За детьми опять присматривал заспанный рыжий паренек, бледный, веснушчатый, нескладный, будто сделанный из одних локтей и коленок.

Пыльная тень замковых коридоров и пустота жалко выглядевших залов встретили его как старого друга. Отрекшийся король принял своего придворного мага без промедления. Бейерон обсуждал с братом Марком какие-то чертежи, которые монах составил прошлой ночью, и к приходу Тобиуса они уже закруглялись.

– Доброе утро, сир, брат Марк.

– Благословенное начало дня, – по обыкновению отозвался петрианец, скручивая бумаги в трубочку.

– Сир, заготовка стратегического запаса телепортеров закончена. – Тобиус положил мешочки на стол.

– Отрадно. Стало быть, часть твоего плана по преодолению блокады завершена. Однако еще требуемо решить, что бы мы могли предложить рынкам Хогсдальна, ибо своих денег у нас практически нет. Брат Марк, наше с вами обсуждение закончено, приступайте.

Монах поклонился, собрал бумаги и засеменил к выходу из зала.

– Что до вас, чар Тобиус, то есть еще одна просьба. Право, негоже вас больше загружать…

– Из всех моих забот остались невыполненными лишь те, что не требуют непосредственного вмешательства прямо сейчас. Я полностью к вашим услугам.

– Тогда вот что, нам нужны белки. Как вы можете знать, после возвращения из Кобнека генерал продолжил тренировку своего питомца и весьма воодушевился результатами. Теперь он просит предоставить ему новых скакунов. Сможете?

– Отчего бы и нет? Отправлюсь в лес прямо сейчас.

– Я выделю вам десяток стражников в подмогу… брат Марк, вы еще здесь?

Петрианец стоял возле дверей, хотя давно мог уйти.

– Чар Тобиус отправляется в лес? В таком случае я хотел бы напроситься с ним. За всеми делами пришлось отложить до срока самое важное – часовню. Не могу не воспользоваться оказией и не отправиться к ней еще раз.

– Чар Тобиус?

– Не вижу проблемы, сир, пойдем и разведаем.

Вскоре Тобиус уже стоял во внутреннем дворе, а перед ним вытянулась шеренга из десяти солдат, переодетых в кожаные куртки и с рюкзаками за спиной. Пока серый монашек возился у себя, Тобиус строго наказал солдатам приглядывать за братом Марком, чтобы он не заплутал и его не сожрали зайцы. Некоторые служивые поняли шутку, другие – не очень. Хотя кто знает, во что остаточная магия могла превратить зайцев, если с белками такое сотворила?

Когда отряд приближался к погосту, по знаку монаха служивые прекратили напевать старую солдатскую песню о той, которая ждет дома, – видать, о матери. Не стоило лишний раз нарушать покоя мертвых. Тобиус в меру своего понимания постарался объяснить, как нужно вести себя в лесу, что стоит, а чего не стоит делать. В ходе объяснения был задан вопрос – а как, собственно, нужно ловить гигантских белок? Строить гигантский силок? Брат Марк имел представление о том, как должен такой силок выглядеть, но эта идея все равно была отринута. Мнение большинства склонилось в пользу использования волшебства. Люди выбрали для своих нужд небольшую полянку.

– Так, всем укрыться по периметру, заройтесь в листву, запах прения отвадит ваши… природные запахи. И главное, чтобы тихо все!

Отряд улегся в листву вокруг проплешины за корнями древних деревьев. Тобиус настоял, чтобы петрианец расположился на противоположной от него стороне, иначе магия пойдет вкривь и вкось.

Иллюзия была сплетена очень качественно, большой такой орех, благоухающий и с блестящей скорлупкой, улегся на середине поляны. Первой белки пришлось ожидать почти час. Вдруг начали потрескивать ветки, зашумела листва, что-то большое металось туда-сюда над головами людей. Наконец белка сбежала по стволу на проплешину, присела на задние лапы, осмотрелась подозрительно, принюхалась и направилась к огромному ореху мелкими скачками. Тобиус медленно высунулся из-за толстого древесного корня, вспухавшего над землей, и шарахнул Приручением из жезла. Белка дернулась, пошатнулась, принюхалась, но больше ничего не сделала.

– Рядовой Эрвин, возьмите грызуна и отведите вон туда!

Солдат нерешительно покинул убежище, белка, завидев его, немного посторонилась, но не убежала. Она позволила взять себя за мех на шее и покорно пошла туда, куда ее повел человек. Охота пошла лучше, и набрать десять белок удалось за неполные три часа.

– Доброго пути, воины! Брат Марк, мы можем отправляться к вашей часовне. Ведите!

– Она не моя. Она – Его. А мы всего лишь скромные рабы, посвятившие себя…

– Вам дай только волю потрындеть, Кузнец свидетель, – пробормотал серый волшебник.

Монах засеменил по одному ему видной лесной тропке, и Тобиус поспешил следом. Петрианец перебирал деревянные четки, по виду очень старые, даже древние, истертые настолько, что некоторые бусины потеряли изначальную круглую форму и стали похожи на рисовые зерна. Прислушиваясь к щелчкам четок, Тобиус невольно стал еще и принюхиваться: ему почудился запах ладана, потом немного заболела голова, и он понял, что зря проявил интерес к предмету, напитанному церковной благодатью. Пришлось даже на дерево опереться, чтобы не упасть от внезапного головокружения.

Часовня стояла не сказать чтобы слишком далеко за опушкой леса. Но путь оказался довольно извилистым. Тобиус хотел было подметить это, но быстро передумал, решив, что, если скажет что-то в таком роде, брат Марк обязательно ответит что-то наподобие: «Дорога к Нему извилиста и трудна, лишь падение в Пекло не требует усилий». Слушать такого совсем не хотелось.

Часовня как часовня, продолговатое каменное здание, обросшее мхом и вьюнами, над входом которого высилась небольшая колоколенка. Древний колокол оказался на месте, двери когда-то были заколочены, но несколько оторванных братом Марком полусгнивших досок теперь валялись на ступеньках. В стенах здания имелись высокие узкие окна, забранные разноцветным стеклом. Было удивительно, что оно сохранилось за столько времени.

– Это она.

– Уверены? Может, в округе стоит еще парочка заброшенных часовен?

– Нет, это именно она.

– Напомните-ка мне, что именно случилось с вами в прошлый раз?

– Освятил землю вокруг и стены храма снаружи. Но когда пытался войти, мне крайне не везло, а потом вдруг скамьи начали летать по воздуху.

Волшебник кивнул, взялся за жезл и отправился обходить заброшенную часовню вокруг, ломясь сквозь кустарник, подступивший под самые стены. Боярышник, вороний глаз, барбарис и сирень не прекращали трещать под его напором, пока маг не вернулся с другой стороны.

– Ничего потустороннего я не ощутил. Возможно, освященная земля притупляет мое восприятие, но не настолько, чтобы совсем его подавлять. Вообще-то у меня практически нет иных догадок. Сами-то что-нибудь чувствуете, брат Марк?

– Ничего, – ответствовал серый монашек, слегка помедлив. – Заброшенный храм не источает никакой скверны, которую мне было бы по силам распознать.

Взяв жезл наперевес, волшебник направился к дверям. На первой же ступеньке он поскользнулся и встретился подбородком с последней ступенькой, получил по голове дверью, которая распахнулась, как от пинка, слетел с порога и откатился на несколько шагов.

– Попытка первая успехом не увенчалась, – простонал Тобиус, применяя Исцеление. – Попробуем еще раз!

Вскочив, он бросился на двери, как мурз на олененка. Они гостеприимно распахнулись, но только для того, чтобы сомкнуться перед самым его носом и крепко обласкать лицо чересчур ретивого волшебника грязными створками.

– Два неправильных способа разрешения проблемы я уже нашел. Осталось найти правильный. – Нос с хрустом занял свое привычное положение, Тобиус стер с губ кровь и медленно пошел к часовне.

В третий раз незримая сила просто ударила его в живот, проигнорировав чары Щита, которые маг успел создать перед собой. Его отшвырнуло прочь, и он долго не мог вздохнуть, хрипя и корчась на земле. Отойдя от удара, Тобиус со стоном поднялся и вытянул из сумки книгу. Заклинание оказалось довольно длинным, он читал со страниц, громко и зло проговаривая словоформулы, после чего плеснул в воздух какой-то светящейся голубоватой жидкостью и закончил действо восклицанием:

– Именем Горбатого Салморцойна, короля неупокоенных душ, приказываю – явись!

Воздух вспыхнул, и ветряные струи ринулись в разные стороны, потревожив тяжелый лиственный ковер, но, когда это мимолетное нечто завершилось, ничего больше не произошло.

– Ахог подери!

– Не богохульствуйте, сын мой.

– Это не призрак, могу поклясться. – Тобиус принялся стряхивать с одежды грязь. – Перед именем Салморцойна даже самые сильные духи загробного мира обязаны хотя бы становиться зримыми в знак почтения. Но не думайте, что я сдался, брат Марк!

Некоторое время волшебник размышлял, пока безмолвная часовня настороженно рассматривала его. Монах ему не мешал, предусмотрительно отойдя в сторонку. Все же голова у Тобиуса была ученой, а ум живым и пытливым. Пожевывая травинку, он слушал звуки леса, слышал перекрикивание птиц, шум ветра, то стихающего, то поднимающегося, вдыхал запахи дикой жизни и думал. Наконец маг поднял с земли камень, углубился в кустарник, по проделанной просеке и там прицельно швырнул снаряд в одно из грязных окон. Незримая сила камень отбила, и уже Тобиусу пришлось беречь голову.

– Это представляется мне крайне невероятным, но если это именно то, о чем я думаю, то… нет, все же крайне невероятно.

– Вы разгадали загадку?

– Посмотрим. К сожалению, в голову не пришло ничего лучше банального шантажа, но это все же лучше, чем ничего… Брат Марк, у меня к вам серьезный вопрос.

– Да-да?

– Что лучше – оставить дом Его чужаку, который не верует, дабы он использовал его по своему усмотрению, или уничтожить храм?

– Ничто не лучше, – непреклонно ответил петрианец. – Но храм остается храмом лишь до тех пор, пока в нем молятся верующие. Если этого не происходит, то храм теряет свое значение как место для изъявления актов веры.

– Тогда мы поняли друг друга.

Маг занял позицию напротив входа в часовню. Он шептал заклинание, заученное наизусть, помогал себе жестикуляцией, на лбу проступили морщинки. В конце руки сцепились напротив горла так, чтобы кончики сложенных вместе мизинцев касались нижней губы.

– А теперь говори со мной! – приказал маг.

Ничего. Тобиус шумно выдохнул, и изо рта его вырвались лепестки белоснежного огня.

– Я только хочу с тобой поговорить! Если откажешься, я испепелю постройку и тебя вместе с ней! Это Драконье Дыхание, ты ничего не сможешь сделать! – Для острастки волшебник выдохнул еще одну струю белого огня.

Воздух протестующе зашипел, а пламя загудело громко и зло. Во все стороны пахнуло непереносимым жаром, кора ближайших деревьев затрещала, готовая воспламениться.

– Этот дом имеет сакральное значение для людей. Ты не можешь его уничтожить. – Голос, звучащий в воздухе, был бесцветен, не имел пола или экспрессивных интонаций.

– А вот брат Марк, наш духовный пастырь, утверждает, что сакральное значение постройки теряется, если люди не используют ее по назначению!

– Если я откажусь, ты уничтожишь постройку?

– Уж прости!

– Чего вам надо?

– Вернуть в пользование часовню.

– Это мое обиталище.

– Возможно. – Тобиус убрал пальцы ото рта, и белый огонь перестал вырываться наружу. Губы растрескались в кровь, но она уже давно запеклась, осталась только жгущая боль. – Но он был им не всегда. Сколько обиталищ ты сменил, пока не появился здесь?

– Бесконечное множество.

– Почему бы тебе не найти нового?

Молчание продлилось недолго.

– Я привык к этому месту. Оно подходит мне как нельзя лучше.

– Отчего же? – спросил волшебник.

– Здесь нет людей.

– Они тебе мешают?

– Мешали. Сначала пришли и убили моего хозяина, потом пытались убить и меня. Я бежал из обиталища, для которого был создан, искал новые. Но где бы я ни появлялся, люди боялись меня и разрушали мои обиталища. Лишь потому выжил, что стал искать заброшенные. Я, бывший созданным для служения людям, лишил себя их общества и погрузился в полное одиночество, обитая в заброшенных строениях. Когда они приходили в полную негодность, я искал другие. Такие, как это. Вдали от людей я обрел свой покой.

Маг сел на землю под тяжестью навалившейся усталости.

– Значит, выбрал заброшенное здание и прячешься здесь? Сколько лет?

– Что мне ваши числа?

– Полагаю, уже после смерти последнего клирика… Это никак не решает нашей проблемы. Ты занял дом другого невидимого существа. Гораздо более важного, чем ты. И этот дом нам нужен.

– Что же ты будешь делать, маг? Как выселишь меня?

– Не думай, что ты такой неуязвимый, и тебя можно изгнать. Мой учитель рассказывал, как это сделать.

– Неужели? Притащишь сюда катапульты? Или же драконов?

У Тобиуса отвисла челюсть, и он, не моргая, уставился на говорящую часовню:

– Н-н-невероятно! Я… не думал, что ты… такой древний!

– Что такое, чар Тобиус? – Монах ничем не выдал своей обеспокоенности, лишь неслышно приблизился и встал рядом с волшебником.

– Невероятно! Похоже, мы говорим с сущностью, которой больше… – Тобиус быстро посчитал цифры в уме, – ему точно больше шести тысяч лет!

– Это действительно невероятно, – согласился брат Марк голосом серым и неинтересным, точь-в-точь как цвет его рясы. – Но кто это и откуда вы это знаете?

– Да потому что это гахенгейм! Раритет времен Эпохи Великих Чаров! Я думал, ему от силы две-три тысячи лет, маги Грогана умели делать их, не столь совершенных, но вполне функциональных, но этот был создан до Гроганской эпохи, видел ее начало, пережил ее и дожил до наших дней! Понимаете?

– Нет.

– Гахенгеймами назывались еще при жизни Джассара рукотворные духи места, незримые, но всевидящие сущности, обитавшие в жилище мага и служившие ему. Если сравнить домашних духов, которых нынче задабривают необразованные вилланы, с… скажем, с деревенскими избушками, то гахенгеймы были подобны целым дворцам! Согласен, не лучшее сравнение, но правдивое. Гахенгеймы одевали, чистили, кормили, идеальные слуги, невидимые, но исполнительные. А еще они умели защищать свои обиталища, и поэтому, когда временам великой магии пришел конец в лице императора-дракона Сароса Грогана, гахенгеймов, как и их создателей, начали уничтожать. Кого-то через разрушение их обиталищ осадными орудиями, а кого-то драконьим огнем. Наш новый знакомец пережил конец Эпохи Темных Метаний, после чего его травили драконами, стремясь уничтожить, и он проскитался по миру тысячи лет. Существовать вне материальной постройки он не может, так что переходит из одного дома в другой, как из комнаты в комнату… Я был уверен, что он стар, ныне волшебники таких сущностей творить больше не могут, но я не подозревал, что он так древен!

Серый маг выдохся, монах же остался стоять невозмутимой статуей, отодвинувшись чуть назад. Гахенгейм молчал.

– И что же ты намерен делать, волшебник?

– Выселять тебя, как и было задумано. У меня нет полномочий делать такие предложения, но, думаю, в замке Райнбэк такому полезному гостю будут рады, если он не станет мешать обитателям.

– В замке, который вновь облюбовали люди? Я не живу с людьми больше. С тех пор, как они пытались меня убить.

– Мир изменился с тех пор. Магия вновь законна, а драконы больше не прилетают жечь по воле династии Гроганов.

– Я не…

– В замке живет много людей. Бывший король, его дочь, генерал. Брат Марк тоже там. Много слуг и солдат, которые мельтешат по своим делам, заставляя замок жить. А еще там…

Тобиус говорил и говорил. Он рассказывал тому, кто поселился в храме, о людях, которых узнал. О тех замечательных людях, которые приняли его здесь не так давно. Он не заметил, что в определенный момент перестал убеждать собеседника в чем-то, а просто предался тем приятным чувствам, которые родились в нем за эти несколько насыщенных дней.

– Вот так и живем. Что думаешь?

Гахенгейм медлил, но Тобиус был терпелив.

– Все эти люди… Они действительно такие, какими ты описал их?

– Я знаю их всего ничего, но да, они такие. И нет, они гораздо замечательнее, чем может описать мой неповоротливый язык. Тебе даже не обязательно говорить с ними, просто посмотри, побудь там, пойми их и постарайся вспомнить, каково это – заботиться о смертных… эй, ты еще здесь?

Волшебник поднялся, отряхнул бриджи и стал собираться. Петрианец приблизился, внимательно оглядываясь.

– Оно покинуло дом Божий?

– Будем думать, что так.

– Вы оказали нам всем неоценимую услугу, чар Тобиус.

– Да всего-то припугнул древнюю сущность полным разрушением ее естества, чем вынудил вступить в диалог. Не самая изящная работа. Я верю, что если с кем-то можно договориться, то и нужно договариваться. Надеюсь, теперь эта часовня не станет упорствовать и пустит вас внутрь.

– Ее требуется повторно освятить и отчистить.

– Предоставляю это дело вам, брат Марк, – улыбнулся уставший волшебник. – Дело сделано, и мне пора возвращаться.

– Еще один момент, чар Тобиус.

– Да?

– Драконье Дыхание в церковных каталогах значится как боевое заклинание высшего порядка, инвертированная магическая энергия – суть антимагия. Почему вам, магу еще очень молодому, доступно такое заклинание?

– Врожденное. – Тобиус пожал плечами. – Повезло как утопленнику. Я бы хотел что-нибудь из строительной магии. Один мой сокурсник владел заклинанием Строительный Воск, мог создавать дома за считаные минуты, причем, застыв, субстанция, лишь из-за цвета именовавшаяся воском, становилась невероятно прочной. Вот это я понимаю – повезло. Мне же досталось орудие убийства магов. Огонь дракона! Ха!

Неделя выдалась напряженной. Волшебник заперся в своей комнате и вплотную занялся картой. Пока медальоны заряжались на солнце, он рисовал. Пришлось пару раз облететь Хог-Вуд и собрать множество «маяков» для создания астральной системы координат. Тобиус посетил еще несколько деревень: Ручеек, Сивополе, Кривой Холм, Латку, Карасики и другие. В каждой он брал что-то, какую-нибудь мелочь. Заодно маг знакомился с людьми, сообщал, что теперь у лена есть, собственно, он, маг, к которому можно обратиться за помощью, если самим никак не сдюжить. Пришлось также несколько раз зависать над деревьями, срывая небольшие веточки. В итоге домой волшебник возвращался с сумкой, набитой всяческим мусором, а потом работа продолжалась.

Даже во время отдохновения беспокойная натура Тобиуса заставляла его работать. Так, он принялся гулять вокруг замка, прикидывая, каким образом будет лучше всего защитить его. В древности, особенно в Эпоху Темных Метаний, волшебники постоянно воевали друг с другом, и залогом если не победы, то хотя бы выживания становилось надежное жилище. Когда-то у магов были целые цитадели, разбросанные по миру и сосредотачивавшие в себе могущество своих хозяев. То были великие оплоты магии и военной силы. Волшебники умели защищать свои жилища – сети разнообразных чар оплетали каменные, золотые, хрустальные, ледяные, алмазные громады башенных комплексов, а еще, конечно, были наемные армии, порабощенные магические существа, искусственные чудовища, элементали, джинны, демоны, големы, зверолюди и иже с ними. В конце концов на своей территории маг всегда преобладал в могуществе, ибо на его стороне были сами стены.

Продолжая пребывать в задумчивости, Тобиус и сам не заметил, как попал во внутренний двор. Нога внезапно споткнулась о неровный камень, и он едва не упал.

– Вы похожи на древнего старика: ходите в полудреме с умным видом и натыкаетесь на стены! – послышался сверху голос Хлои.

Юная леди восседала на подоконнике открытого окна с книгой в руках. Сквозняк вытянул наружу тяжелые шторы, и они вяло трепыхались.

– Мое почтение, – кивнул маг, улыбаясь. – Извините, если задам глупый вопрос, но что вы там делаете?

– Вы прощены, вопрос действительно глупый! Разве не видно, что я читаю?

– Но обычно для чтения выбирают более подходящие места. Библиотеку не пробовали?

– Здешняя библиотека – это не самое подходящее место для чтения.

– А что, собственно, читаете?

– Ох, да чтоб тебя… – Хлоя отскочила от окна, прижимая к груди книгу, когда воспаривший волшебник нагло присел рядом на подоконнике. – Каково ты, рвать твою кормилицу… то есть как вы смеете?!

– Значит, стишки читаете? – Книга выпорхнула из пальцев Хлои и оказалась в руках Тобиуса, он стал быстро листать страницы.

– Сборник поэм Себастьяна из Дальвикезы, Эстрийского Соловья, – рассеянно поправила принцесса, – обновляю в памяти.

– Прекрасный слог сам ложится в память, как такое можно забыть?

– Вот и я тоже в замешательстве. Многие из этих поэм я знала наизусть, но недавно обнаружила, что вдруг забыла. Вообще-то странно! Я многое из прочитанного стала забывать, причем я помню, что знала, но не могу вспомнить, чего же я такого знала, и… Да что я перед вам впустую разглагольствую?!

– Кто знает, – протянул волшебник, – может, и не впустую. А где лежала эта книга? В вашей спальне? Идем туда!

– Еще чего! – возмущенно воскликнула Хлоя. – Все привезенные книги было сложены в библиотеке!

– Которая – не самое лучшее место для чтения?

– Она находится в той части замка, которой мы пока не пользуемся. Я, так и быть, проведу вас туда, чар, чтобы вы не бродили по округе, как бездомная собачонка.

Отправившись на прогулку в темные коридоры замка, где нога новых поселенцев ступала крайне редко, Тобиус создал светящегося мотылька, и волшебный свет немедленно вступил в конфликт с древним мраком.

– Жутковато, – пробормотал Тобиус, вдыхая запах пыли и разглядывая голые стены. – У этого места есть история, в этих стенах теплится память о тех, кто был до нас. Великолепно!

– И так везде. – Хлоя совсем не разделяла восторженных возгласов Тобиуса. – Жуть берет!

– Этот замок хранит множество секретов и историй. Именно в этой части их больше всего. Осторожно, кости.

Принцесса отскочила от скелета, вольготно развалившегося под стеной, а вот волшебник присел и заглянул в пустые глазницы.

– Привет, приятель, как отдыхается?

– Вы что, с ума сошли?!

– Все маги немного сумасшедшие, видели бы вы, какие выходки устраивали некоторые из моих наставников!

Хлоя поморщилась и двинулась дальше. Пройдя еще несколько низких коридоров, похожих на подземные тоннели, она остановилась.

– Это здесь.

Старая, потемневшая от прошедших лет двустворчатая дверь протяжно скрипнула петлями в полутьме. На библиотеку та старая пыльная зала, потолок которой украшали гирлянды из паутины, не походила. Сквозь запах древней пыли пробивались запахи книг, сложенных на полу, вдали от сырых стен, ибо шкафы, грязные, старые, насквозь изъеденные древоточцами, не вызывали доверия.

– Кощунство так хранить книги, – пробормотал волшебник, делая пассы руками. Вскоре его ладони разорвали ритм «танца», обратились к противоположным стенам, и невидимая волна чего-то, похожего на порыв плотного ветра, вырвалась из них, распространяясь по всем поверхностям помещения, пожирая плесень, иссушая потоки тлетворной влаги и затхлого конденсата. Атмосфера сразу стала лучше, запахло сухим теплом.

– Когда мы вселялись, важнее было привести в подобающий вид жилые помещения, а позже до этого закутка руки так и не дошли.

Тобиус сплел для себя Истинное Зрение и стал прохаживаться по залу, осматривая пол, стены, потолок, но особенно книги и книжные полки.

– Я так и думал.

– Что-то нашли?

– Ни малейших следов чего бы то ни было, – ответил волшебник.

– Ох, как же мало от вас пользы! – надменно констатировала она.

– Не спешите ставить на мне…

Внезапно маг бросился вперед, оторвавшись от земли, и растянулся в длинном прыжке, словно дикий мурз, атакующий добычу из засады.

– Попался! Я поймал его! Ахог мелкий выглянул из-за стеллажа!

– Вы кричите на свой кулак.

Хлоя наблюдала за приближающимся волшебником с неким подозрением, будто он и на нее сейчас так же бросится или того хуже – заразит безумием. Тобиус тем временем нашептывал что-то, пристально глядя на свои сжатые пальцы, потом тряхнул рукой и дунул.

– Что это такое?!

– Дрикси, – ухмыльнулся он.

Маг показал Хлое существо не длиннее мизинца с тонкими трехпалыми ручками и ножками, грушевидным тельцем, пурпурной кожей, ушастой головой, украшенной носом-баклажаном и глазами, собранными в кучку.

– Ну и уродец!

Пленник протестующе запищал в ответ на такой отзыв.

– Вы, на его взгляд, тоже не верх божественной красоты. К тому же важно лишь то, что именно он причина вашей забывчивости.

– Эта лиловая чепуха? Слишком уж жалко выглядит.

– Не верьте глазам… то есть верьте, конечно. В определенном смысле дрикси безобиднее мышей, но при этом большинство магов готовы уничтожить их всех до самого последнего. А все оттого, что дрикси любят читать книги. И никого бы это не волновало, если бы все тексты, которые читает дрикси, не исчезали из памяти последнего, кто читал их до того. Со временем эти безобидные букашки стали представлять весьма серьезную угрозу для волшебников, для которых забывание заклинаний недопустимо. Если бы не способность дрикси к выживанию, их давно бы всех перебили. Некоторые бестиологи считают, что они рождаются из библиотечной пыли…

Принцесса посмотрела на пурпурного лилипута уже другими глазами. Он в свой черед уставился на нее с весьма затравленным видом.

– От них… от них можно защититься? – неуверенно спросила она.

– Могу подарить вам мухобойку.

– А если серьезно? – сурово нахмурила бровки Хлоя.

– Можете прочитать забытое снова, воспоминания вернутся немедленно. Правда, потом вот он, – Тобиус тряхнул рукой, вновь извлекая из дрикси порцию писка, – обязательно вернется, чтобы опять же забрать знания себе.

– И что, других способов, кроме убийства, нет?

– Убийства? – Волшебник иронично изогнул бровь. – Когда вы прихлопываете мух, вы тоже называете это убийством? Дрикси является не более чем мелким паразитом, проще всего его придавить.

– Я не прихлопываю мух! – прошипела принцесса. – И эту мелочь тоже прихлопнуть не позволю! Оно читать умеет, чар! Читать! Это существо вполне разумно, и убить его я не дам!

Маг смотрел на Хлою, прищурившись.

– Постараюсь раздобыть вам хорошего книжного червя, – наконец сказал он. – А этот экземпляр пока придется держать в плену, раз уж вы не позволяете его придушить. Вас проводить в обжитые части?

– Нет! – не задумываясь отрезала принцесса, хотя сразу же пожалела о столь поспешном решении. – Я… я останусь, мне нужно обновить память еще из нескольких книг!

– Как пожелаете. – Тобиус создал еще нескольких светящихся мотыльков. – Мы неосмотрительно не взяли факелов, так что воспользуйтесь этими.

Хлоя даже не догадывалась, что заслужила немного уважения в глазах волшебника своим отношением к дрикси. Тобиус, в отличие от многих братьев по Дару, ценил способность сострадать, он полагал, что именно сострадание и сочувствие – одна из тех вещей, которые заставляют слово «человек» звучать достойно.

Создав немного лака обновления, маг заточил пойманную тварь внутрь и придал магическому веществу твердое состояние.

Ареал применения этой субстанции был поистине невероятен, но особенно впечатляли ее консервационные характеристики. В лаке обновления можно было хранить продукты, им можно было реставрировать вещи, использовать его как клей или строительный раствор, в нем даже можно было хранить живых существ, для которых ток времени приостанавливался. Когда-то давно Тобиус даже видел самую настоящую фею, заточенную в куске лака обновления, превращенного в янтарь. Она стояла на столе одного из наставников Академии как украшение, и маленький волшебник тогда пообещал себе, что однажды освободит несчастную кроху.

День выдался погожим, но в воздухе ощущалось влажное тепло, как перед грозой. Тобиус немного постоял на балконе, разглядывая пустынную деревенскую улицу и небо. Воротник сорочки, неприятно теплый и влажный от впитанного пота, раздражающе прикасался к коже.

Маг вернулся в комнату, убедился, что карта почти завершена, и накинул на плечи свою полумантию. Взяв сумку и повесив на пояс жезл, он спустился в пустовавший общий зал.

– Хильда, я ухожу!

– Кузнец в помощь, чар! – Девушка вышла из кухни, комкая полотенце: она только что мыла картоплю.

– Привезти тебе что-нибудь?

– Что вы! Не надо!

В большом чертоге Райнбэка его ждали. Бейерон восседал в кресле, поглядывая в бумагу, которую держал старый слуга Джаспер. Брат Марк примостился тут же, за столом, что-то быстро строча серебряным грифелем. Томас Бэйн и генерал Бальден терпеливо дожидались указаний.

Трактирщик оделся в темно-серый походный камзол с длинными полами, растоптанные башмаки и войлочную шляпу с донельзя мятыми полями. Генерал тоже собрался по-походному. Стремясь соблюсти конспирацию, он обрядился в строгие черные одежды пилигрима, с соответствующим плащом и конической шляпой.

– Я готов, господа.

– Список отредактирован и полностью завершен, сир. – Брат Марк передал свою писанину Бейерону.

– Проблема денег все еще не решена. – Король пробежал взглядом по строчкам. Кивнул.

Джаспер передал список Томасу Бэйну.

– На свои нужды народ скинулся. – Трактирщик спрятал бумагу и небольшой кошель за пазуху. – Все записано, подсчитано, рассчитано и так далее. Но на нужды замка денег оказалось немного. Нужд этих тоже не так чтобы много, но все же…

– Я разберусь с этим, – пообещал маг. – Нам нужно только попасть в этот… как он называется?

– Хогсдальн.

– Спасибо. Думаю, оказавшись в Хогсдальне, я смогу достать немного денег. Итак, вы готовы к дороге?

Трактирщик, офицер и волшебник покинули замок. Четверть часа ходьбы за околицу – и Тобиус роздал присутствующим по две светящиеся палочки. Принцип их работы он объяснял весь прошлый день, так что вопросов не возникло.

– Не забывайте, место встречи – гостиничный двор «Корова в корсете». Там его все знают, а содержит моя добрая знакомая. – Трактирщик крепко зажмурился и сломал свой артефакт, после чего с хлопком исчез.

– Генерал.

– За Отечество! – громыхнул военный, сжимая в кулаке палочку-телепорт и отправляясь следом за Томасом Бэйном.

Тобиус телепортировался последним.

Он оказался в маленьком тупичке на окраине города, под самыми крепостными стенами: по пути в Хог-Вуд маг провел ночь в дешевой гостинице рядом с южными воротами, так что и оказался далеко от центра города. Он вышел на шумные улицы окраин, застроенные непритязательными лачугами и пропитанные ароматами помоев вперемешку с сомнительной кухней мелких харчевен. Будучи прибежищем бедноты, окраины Хогсдальна, как и большинства других городов, тем не менее казались очень живыми. Торговцы, путники, паломники, бродячие артисты, нищенствующие монахи, ремесленники и окрестные вилланы тугими потоками вливались через ворота и растворялись в лабиринте узких грязных улочек.

Во время своего короткого визита серый маг немного побродил по городу. Путь к центру Хогсдальна шел в гору, ближе к замку районы явно прибавляли в респектабельности, а здания – в количестве этажей и искусности фасадной отделки. Главный рынок, банк для благородных и несколько резиденций городских гильдий располагались вдали от внешних стен. Правил Хогсдальном совет городских старшин во главе с бургомистром, замок же выполнял функции резиденции магистрата, но постоянно в нем проживал лишь городской маг, нанятый сюзереном лена.

Тобиус шагал по грязной брусчатке, стараясь держаться середины улицы, чтобы на него не плеснули помоями из окна, и внимательно осматривался по сторонам в поисках массивной черно-зеленой вывески. В прошлый раз он приметил где-то неподалеку банк для простонародья, в который ремесленники и мелкие торговцы сносили свой дневной заработок.

«Митльгрин и Угрин» – гласила вывеска на небольшом квадратном здании. Тобиус вошел, низко пригнувшись, звякнул подвешенный над косяком колокольчик. Тесная приемная с маленьким занавешенным окном, полумрак, несколько шкафов вдоль стен и одинокая конторка, за которой на высоком стуле восседал невысокий субъект. У него была зеленая пупырчатая кожа, перепаханная морщинами, реденькие прозрачные волосы на шишковатом черепе, длиннющий кривой нос, оттопыренные острые уши и острые желтые зубы. Из-за золотого пенсне на волшебника взглянули глаза – черные, как глубинные бездны подземного мира.

– Чем могу служить? – протяжно спросил клерк.

Гоблины проживали на территории Вестеррайха тысячелетиями. В далеком прошлом они подвергались жестоким гонениям, но на определенном этапе люди позволили им ассимилироваться в своем обществе, как и некоторым другим нелюдям. Самые большие гоблинские диаспоры располагались на востоке, в пределах Папской области, но и на западе Вестеррайха гоблинов знали неплохо, преимущественно благодаря сети их банковских отделений. Банк «Митльгрин и Угрин» принадлежал к целой плеяде разномастных гоблинских банков, предоставлявших услуги западному купечеству и дворянству, а также сословиям пониже да победнее.

– Хочу обналичить ученический счет.

Гоблин склонился над огромным гроссбухом, лежавшим перед ним на конторке, и принялся покрывать страницу клинописным текстом. Пальцы у него были непомерно длинными, увенчанными кривыми когтями, а орудовал он просто невероятно длинным и толстым гусиным пером, белым с синеватым отливом. Закончив писать, гоблин перевернул гроссбух и ткнул когтем в нужное место:

– Поставьте подпись, пожалуйста.

На конторке имелось и обычное перо, торчавшее из самой обычной чернильницы. Взяв его, Тобиус несколькими изящными каллиграфическими движениями нарисовал силуэт летящего мотылька, а чуть ниже приложил к бумаге свой большой палец. Когда палец был убран, на месте прикосновения явственно проглядывалось едва заметное синеватое свечение.

– Благодарю.

Перевернув книгу обратно, гоблин привычным жестом провел по странице неписчей частью пера, и последняя запись исчезла вместе с Тобиусовой подписью. Волшебник следил за процессом очень внимательно, попутно ощущая легкие колебания в окружающем магическом поле. Гоблинская магия, основанная на клинописи, всегда очень интересовала человеческих магов, но так и оставалась для них загадкой.

– Придется немного обождать.

– Знаю.

В крохотном помещении не нашлось даже стула, на котором клиент мог бы отдохнуть во время ожидания ответа, а все потому что данное отделение было из разряда «попроще». В более респектабельных отделениях более респектабельным клиентам предлагали и мягкие кресла, и музыку, и напитки за счет банка.

– А что, в этом городе ведь есть маг? – спросил Тобиус, нарушая затянувшееся молчание.

– Верно, есть, – слегка кивнул гоблин. Он сидел спокойно, отложив гигантское перо на край конторки и сцепив длинные узловатые пальцы. Поскольку чернота заполняла его глаза полностью, было невозможно понять, куда направлен взгляд.

– И как он, справляется со своими обязанностями?

– Так точно, чар, справляется.

Клерк последовательно не желал идти на контакт, словно скупец монеты, удерживал за пазухой каждое лишнее слово. Впрочем, гоблинам обычно приписывались и вполне традиционные виды скупости.

– А каков он из себя? – прибег к новой попытке Тобиус.

– Мне неизвестно, чар.

– А где он проживает? Возможно, я попытаюсь нанести ему визит, узнать, не нужен ли помощник?

– В замке, чар. Городскому магу в пользование отдана одна из башен.

– Интересно, где можно его повстречать?

– Нигде, чар. Местный маг предпочитает не покидать замка без нужды. Лишь когда его просят городские правители, он принимается за то или иное дело и обычно с любыми проблемами справляется быстро.

– Хм… а специализация у него какая, вы, случаем, не ведаете?

– Нет, чар, – все так же спокойно ответил гоблин.

В книге перед клерком стали проявляться клинообразные штрихи.

– «Чар Тобиус, волшебник Академии Ривена», – прочитал гоблин. – Какую сумму вы желаете обналичить?

– Всю, с последующим закрытием счета. Половину серебром, иренами и луннами, половину медью – зилями и лутами.

– Как вам будет угодно. – Гоблин внес в книгу новую запись, после чего попросил Тобиуса под ней расписаться.

На улицу волшебник вышел уже с двумя новыми мешочками в сумке: в одном позвякивали серебряные монеты, в другом – медные.

Ученическими счетами наделялись все выпускники Академии, и лежали на тех счетах небольшие, но и не совсем ничтожные суммы подъемных денег, которые заведение начисляло молодым магам на первое время. Также к этим начислениям прибавлялись деньги, заработанные волшебниками во время обучения, в частности магической практики в Ордерзее или же в области Алезан. Подъемные могли помочь прожить некоторое время самостоятельно, что являлось той еще задачкой после стольких лет полного обеспечения, либо же на них, собственно, можно было открыть первую маленькую практику. Свои подъемные Тобиус обналичил и намеревался пустить их на самое необходимое.

Томасу Бэйну достался список провианта, генерал должен был закупить инструменты для стройки, волшебнику же передали список со всякой мелочью. Его обязали приобрести несколько рулонов ткани, ремни, бечевку, дратву, отрезки кожи и тому подобное сырье, в котором нуждался замок. Чтобы полностью пройтись по списку, пришлось основательно побегать по рынку, заскочить в пару лавок, немного поторговаться, дважды дать по голове карманникам и сунуть кулак под нос особенно наглому продавцу, который не желал понять, что его дурацкие вязаные носки Тобиусу ну вообще некуда приткнуть!

Волшебник пробежал по списку взглядом, убедился, что взял все, поправил на спине купленный мешок и пошел искать «Корову в корсете». Третий встречный горожанин подробно объяснил, как пройти к искомому заведению. Гостиничный двор «Корова в корсете» занимал здание со вторым этажом, покрытое ровным слоем белой штукатурки. Снаружи заведение выглядело довольно чистым и ухоженным.

Клиентов в общем зале легко можно было пересчитать по пальцам: троица мелких дворян в неброской дорожной одежде, несколько вилланов, обмывавших удачный торг на рынке, и одна-единственная куртизанка, если такое изящное слово уместно применять к предельно потасканной персоне, явно уставшей от жизни.

Мимо прошла миловидная женщина слегка за сорок, среднего роста, крепкая, румяная, с огненно-рыжими кудрями и листком меню, приколотым к переднику на груди.

– Простите, сударыня, у меня здесь назначена встреча, и я ищу своих друзей.

Она лишь взглянула в его желтые глаза и расплылась в радушной улыбке:

– Да-да, Том ждет вас в приватном алькове! Проходите вот сюда!

Его протащили по залу и втолкнули за плотную занавесь. Стол ломился от снеди, за ним сидели Томас Бэйн и генерал Бальден. Трактирщик отсалютовал Тобиусу кружкой, а Бальден вообще не обратил на него внимания, его всецело занимало красное вино и тушенная с овощами баранина, нашпигованная зубчиками чеснока, с гарниром из жареного риса.

– Мы вас заждались, чар, – сказал трактирщик. – Садитесь и ешьте, прочее подождет! Марго, когда будет поросенок?

– Сейчас-сейчас! – отозвалась рыжеволосая дама.

Кормили не просто вкусно – кормили отменно! Маргарита сама обслуживала гостей, забегала в кабинку с новыми блюдами, уносила пустую посуду, присаживалась рядом с Томасом Бэйном, чтобы опрокинуть рюмку сливовой наливки, но не могла спокойно просидеть больше минуты, вскакивала и начинала за всеми ухаживать, подливать в кружки, накладывать в тарелки, наполняя соусницы, рекомендуя самые лакомые кусочки. Она успокоилась, лишь когда Томас Бэйн заставил ее выпить кружку медовухи.

Наконец трапеза подошла к концу, расторопные разносчицы унесли посуду, оставив на столе запотевший кувшин с молодым вином и миску с маленькими печенюшками, очень острыми на вкус, сушащими рот. Эту закуску Тобиус знал и помнил еще со своих ученических времен… которые, если подумать, закончились не так давно. Секретом их вкуса являлась огненная соль.

Немного переведя дух, посланцы Хог-Вуда сообщили друг другу, что свою часть закупок каждый произвел в полном объеме. Затем Бальден объявил небольшой военный совет.

В принципе многого разузнать не получилось. К чужакам, всюду сующим свой нос, местные относились подозрительно, как и везде. В общем и целом получалось, что город, стоявший практически на границе изведанных земель, обладал едва ли не ганзейскими привилегиями, самоуправлялся и платил щадящие налоги. Лорд Гогенфельд в дела магистрата не вмешивался, хотя внимательно следил за уплатой налога, сам назначал Хогсдальну городского мага и изредка подбрасывал мелкие поручения. Например, сравнительно недавно городским старшинам было приказано расквартировать в городе небольшой отряд наемников в сотню клинков, затем снабдить всем необходимым и проводить с миром. Магистрат просьбу барона исполнил, наемникам отдых дал, всем необходимым снарядил и выпустил с миром, пожелав доброго пути. Это при том, что в Хогсдальне постоянно квартирует отряд Красных соек, наемников из Ридена, которые вроде как должны повышать обороноспособность города. От кого Хогсдальн должен обороняться практически на границе с Дикой землей, не уточняется.

– А как вообще местные к правителям относятся, а, Марго?

– Да терпимо! – ответила та. – Налоги не душат, есть несколько «колдобин» в законодательстве, но в целом народ не болеет, задом траву не щиплет от голода, скотина тоже здорова, пожары и наводнения обходят стороной, тут уж маг работает.

– И никаких нареканий в сторону сюзерена?

– А какие могут быть нарекания? – отмахнулась она. – Не он ведь Хогсдальном правит, а те, что в магистрате засели. Правда, есть тут одно… Хм, долетают слухи, что далеко на северо-западе отсюда, там, где стоит крепость Кальп, в последнее время что-то очень часто стали видеть зуланов. Эти твари и прежде там жили, на западном берегу великого Якона, в лесу, но в последнее время что-то уж совсем зачастили на наш берег. Ищут броды, по лесу шмыгают. Тамошний комендант рассылает грамоты во все стороны, предупреждая, чтобы люди были готовы встречать дикарей порохом и сталью.

– И как это касается вас?

– Да никак, – хмыкнула Маргарита, – просто местные посадские вилланы ропщут, просят принять меры, чтобы одноглазые до нас не добрались. Но мудрые владыки наши отвечают – мол, хватит вам ерундой маяться, идите работать, нет и не будет здесь никаких зуланов, бредни это все. А так все спокойно, жаловаться не на что.

Дальше беседа пошла уже не столь содержательная. Бальден без промедления задрых, ибо владел очень полезной для солдата – и мага тоже – привычкой засыпать в любом положении и в любое свободное время. Томас Бэйн и Маргарита болтали, вспоминая старые добрые деньки. Тобиус задумчиво покручивал в руках стакан, не особо прислушиваясь. По всему выходило, что они были знакомы давно и их дружба через многое прошла.

– Вас что-то гнетет, чар?

– Думаю о местном волшебнике. В будущем он может причинить много проблем.

– О, это совсем маловероятно! Не стоит беспокоиться! – успокоила Маргарита.

– Откуда такая уверенность?

– Мальвар и пятку не почешет без брюзжания, а заставить его сделать хоть что-то сверх прямых обязанностей – и вовсе под силу лишь Господу нашему Кузнецу!

Брови Тобиуса вопросительно приподнялись:

– Вы с ним знакомы?

– Нет. – Маргарита беззаботно отмахнулась и пригубила из своей кружки. – Но мой отец был с ним знаком. Мальвар – мой родной дядя.

Удивление росло. Тобиус впервые слышал, чтобы кто-то называл себя родственником ривенского мага, и причины тому были вполне весомыми – жесткий уклад Академии Ривена относительно семейных уз.

– Я очень внимательно вас слушаю, госпожа Маргарита.

– Извольте, чар! Мальвар местный, родился и рос в Хогсдальне, правда, при рождении его нарекли совсем другим именем. Он мой дядя, младший брат моего отца. – Она отпила из кружки. – Однажды мой отец и Мальвар шли с рынка, помогали матери нести домой нераспроданный товар. И вдруг им преградил путь человек с посохом, одетый в синюю мантию со звездами. Он постоял над ними, посмотрел в их испуганные лица, а потом ушел прочь. Вечером того же дня волшебник явился в их дом, объяснился с родителями, оставил несколько золотых и забрал Мальвара. Отец всю жизнь вспоминал, как мать тогда рыдала. Много лет Мальвара здесь не видели, забыли о нем давно, а года эдак три назад он зашел в это самое заведение. Тогда еще отец был жив. Брата он узнал, но сам остался неузнанным. Я смотрела, как отец обслуживает волшебника, между ними было всего три года разницы, но родитель мой уж давно поседел, жизнь у него была нелегкой, а Мальвар как блестел нашей фамильной рыжиной, так и продолжал блестеть. Он поел, расплатился и ушел. Вскоре мы узнали, что он был назначен магом Хогсдальна распоряжением лорда Гогенфельда.

Улыбка уже не играла на приятном круглом лице, Маргарита покачивала кружку и смотрела, как там плещется напиток.

– Ох… с тех пор отец сильно занемог. От грусти, думаю. Он все никак не мог решить, что же ему теперь делать – оставить все как есть или объясниться с магиком? А еще он боялся. Всем известно, как наша Академия безжалостна, когда надо обрубать связи своих учеников с их семьями. Вот отец и боялся навлечь беду на всю семью. Через полтора года после встречи с Мальваром он отошел в Его Оружейную, так ничего и не сказав. Думаю, эти сомнения сильно мучили его.

Тобиус почувствовал, будто его ударили чем-то острым. Он не видел в словах женщины укора, не ощущал ее неприязни к нему или к Академии, только печаль по утраченному человеку. И все равно ему стало не по себе.

– Ваш отец правильно поступил, что не стал пытаться сблизиться с братом. Никакого негодования со стороны Академии не последовало бы, разумеется, но… понимаете, когда волшебник заканчивает обучение, он уже совершенно иной человек. Абсолютное большинство из нас ничем не связано с настоящими семьями. Мы не жаждем воссоединения, не ищем родных и не чувствуем потребности в совершенно непривычных нам семейных отношениях. Скорее всего, ваш отец наткнулся бы на стену безразличия, которая едва ли порадовала бы его. И это было бы очень хорошо. Потому что иначе, если бы Мальвар пошел навстречу и попытался обрести прежнюю семью, все могло бы кончиться намного хуже. Магия не терпит, когда волшебники любят кого-то или что-то больше, чем ее. Она ревнива и жестока, а также склонна уничтожать любые помехи. Поверьте, так, как получилось, – лучше, чем иначе.

Некоторое время они сидели молча, даже закемаривший Бальден сопел тише, будто чувствуя некую гнетущую атмосферу в воздухе. Вдруг Маргарита громко хмыкнула, опрокинула все содержимое кружки в рот, привстала и запечатлела на высоком Тобиусовом лбу поцелуй.

– Ну и слава Господу-Кузнецу в таком случае! – заявила она с широкой улыбкой. – Выпьем еще!

Все быстро повеселели.

Посидев еще немного, Тобиус напомнил, что пора бы уже и честь знать. Двое дюжих парней, работавших в «Корове в корсете» вышибалами, принесли мешки и связки с покупками. Томас Бэйн объяснил, что все это добро нужно развесить, привязать, прилепить к их троице так, чтобы ничто не отвалилось, сам он уже примеривался, чтобы поудобнее обхватить два бочонка с пивом – светлым и темным.

– Госпожа Маргарита! – В альков заскочила перепуганная девушка – одна из разносчиц. – Госпожа Маргарита, на улице стража! Они перекрыли выход и требуют, чтобы злоумышленники немедленно сдались властям!

– Какие еще злоумышленники? – удивилась Маргарита.

– Боюсь, это про нас, дорогая. – На лицо трактирщика легла тень. – Лорда Гогенфельда соседство с Хог-Вудом жжет аки уголек, упавший за шиворот.

– Ты говорил, Том. – Хозяйка моментально пришла в себя. – Но как он узнал?! Мои люди не из болтунов!

– Не все ли равно, Марго?

– Я отвлеку их, а вы уходите! – Бальден вытянул из ножен саблю, которую не так давно отказался менять на пилигримский посох.

– Исключено! Вы уходите, а я отвлекаю. Никаких пререканий – маг говорит! У меня шансов выжить больше! Госпожа Маргарита, выпроводите их куда-нибудь, черный ход должен быть свободен.

– Может, прыгнем прямо отсюда? – предложил генерал.

– Нет, Мальвар, возможно, способен отслеживать подобные перемещения. Мы же не знаем, какова его специализация. Вполне может выйти так, что вместо дома вы окажетесь в каком-нибудь застенке. Внимание отвлекаю я.

Тобиус взялся за жезл и вышел в общий зал. Путешествующие дворяне крутили головами и неуверенно возмущались, о чем-то шумно переговаривались вилланы.

– Куда ведет это окно? – Волшебник указал на правую стену.

– В переулок, чар! – ответила служанка.

– Передайте это хозяйке в счет причиненного ущерба.

Тобиус сунул женщине в руку серебряный лунн и с разбега бросился в окно. Осколки стекла не причинили ему вреда, а вот земля больно ударила в плечо при падении. Быстро вскочив, он затаился, но переулок между гостиничным двором и соседним зданием хорошо просматривался: двое вооруженных людей, увидев его, закричали и тут же разрядили мушкеты. Заклинание Щит остановило пули, в то время как стражники с алебардами уже неслись к магу из облачка порохового дыма. Тобиус ударил заклинанием Толчок, которое отшвырнуло людей назад и повалило поперек узкого переулочного прохода.

Переступая через постанывающих защитников правопорядка, он выбрался на улицу, которую буквально запрудили солдаты гарнизона городской стражи. Зазвучали залпы мушкетов, видимость испортилась, откуда-то в заклинание Щит ударили еще и арбалетные болты.

Тобиус имел наготове набор боевых заклинаний, но пускать их в дело не спешил – ведь его окружили люди, которые всего лишь выполняли свою работу. Сначала волшебник обезвредил стрелков заклинанием Водопад – кремневые мушкеты перестали стрелять. Затем он щедрым взмахом сеятеля рассыпал вокруг заклинания – Усталость, Паралич, Шок, Судорога, Мигрень, Прострел, Кишковерт, а также не погнушался использовать Понос, Рвоту и Удушье. Стража сделалась небоеспособной, и пора было убираться подобру-поздорову.

Близлежащие улицы оказались пустынны, затеряться в толпе было невозможно. Сунув жезл в мешок, Тобиус побежал, свернул направо, еще раз направо, прокрался под стеной купеческого особняка, не привлекая внимания, перебежал через клумбу с кустами гортензии, затем через перекресток мимо брошенной телеги, свернул влево за угол, а потом только прямо и прямо. Когда вокруг прибавилось людей, он старательно заозирался с испуганным лицом, делая вид, что не понимает, что происходит, чтобы выглядеть точно таким же растерянным, как горожане, и точно так же беспокойно восклицал: «Что произошло?», «На город напали?», «Где стража, куда она смотрит?!», «Скорее! Скорее, по-моему, грохотало там?», «Вы видели? Мне сказали, что в пивоварне взорвалась цистерна!», «Вы знаете, что городской маг напился и буянит?!» Таким образом, Тобиус не только сливался с толпой, но и вносил сумятицу.

Так волшебник отошел от места стычки на внушительное расстояние, затерялся в запутанном клубке городских улиц, людей вокруг появилось достаточно, чтобы скрыть его отступление… но что-то мешало. Мешало как писк комара над ухом в душную летнюю ночь. Что-то не давало ему почувствовать себя хотя бы в относительной безопасности.

Оказавшись на менее людной улице, Тобиус резко развернулся. Человек, шедший по его следам, остановился. Среднего роста очень худой и сутулый мужчина неопределенного возраста, заметив, что обнаружен, улыбнулся. В руках незнакомец держал ларец.

– Чем могу служить? – настороженно спросил Тобиус.

– Я посланник, – сообщил человек, продолжая вяло улыбаться. – Мой господин послал меня сюда.

– Меня это не касается.

– Имя моего господина Мальвар Рыжий, и он шлет вам свое приветствие. – С этими словами слуга открыл ларец, и улицу заполнил яркий свет и невыносимый жар.

– Ахог подери, – пересохшими губами прошептал Тобиус, вытаскивая из мешка жезл.

В огненном элементале, выбравшемся из шкатулки, было двенадцать футов росту, и все тело его состояло из оранжево-красного бездымного огня, источавшего сухой испепеляющий жар. На его широченной груди сидела маленькая незаметная голова с парой глаз, пылавших плазменным светом, длинные руки с мощными предплечьями на запястьях охватывали браслеты, выточенные из камня вулканической породы. Это существо не имело ног, а вместо них от талии тянулся гибкий тонкий хвост, оканчивавшийся внутри открытой шкатулки. Слуга, буквально державший духа стихии в руках, не превратился в пепел лишь благодаря плотному кокону защитных заклинаний, наложенных на него.

Элементаль вскинул руки и метнул две струи огня. Тобиус резко бросил свое тело в сторону, воздвигая Щит Стужи. Следующие потоки огня ударили уже в него и раскололи довольно слабое защитное заклинание. Волшебник не мог позволить себе остаться на одном месте дольше мгновения, он прыгал, уворачивался, отступал, порой спасаясь от пламени в последний момент, но делать это становилось все труднее. Элементаль огня оказался не слишком метким стрелком, но там, где его пламя касалось брусчатки, образовывались лужи расплавленного камня, ступать в которые было чревато.

Исходя из того, что стихийный дух сохранял неразрывную связь с нутром шкатулки, Тобиус предположил, что там лежал артефакт, питавший и стабилизировавший элементаля. Наконец он решил перейти в наступление. Сначала в воздухе разлился Осенний Туман, который скрыл волшебника и громко зашипел, коснувшись элементаля. Дух стихии немедля ударил своим пламенем во все стороны, разрывая промозглые чары и оплавляя стены ближайших домов. Однако недолгую передышку Тобиус использовал с толком – вокруг него парило более двух десятков водяных ядер, сжатых под большим давлением, которые обрушились на элементаля. Улица заполнилась оглушительным шипением, и по ней разлилась река молочно-белого кипящего пара. Пережив этот удар, элементаль вскинул руки вновь, а Тобиус, покраснев от натуги, повторил его жест и оторвал от земли целый слой брусчатки, подставляя его под огненные струи. Уронив растекающиеся камни, волшебник быстро собрал разлитый вокруг пар, и водяные ядра устремились к элементалю вновь.

Дух стихии еще пытался огрызаться, но совсем вяло, вся его энергия уходила на то, чтобы восстанавливать тело под ударами постоянно возрождающихся сгустков влаги, которые Тобиус мог создавать практически в неограниченном количестве. Сотканная из огня оболочка элементаля уменьшалась на глазах, наконец очередной снаряд ударил уже не в него, а по его носителю, сбив слугу с ног. Ларец упал, раскололся о камни, и из него выпал небольшой сгусток огня. Приблизившись, Тобиус увидел, как на черепаховом гребне с изысканными резными украшениями в виде розовых бутонов угасает последний пламенный язычок. Элементаль огня изжил себя и вернулся в свой исконный план бытия.

– Передай хозяину, – волшебник утер рукавом пот со лба и щек, – что я оценил его гостеприимство.

Слуга валялся на земле, жалобно поскуливая, водяное ядро достало его слегка, но этого хватило, чтобы перебить руку. Волшебник подобрал гребень, а затем достал из сумки стеклянную палочку и сломал ее.

Он появился в телепортационной вспышке у самых ворот в плетеной ограде. К нему сразу бросились люди, коих в деревне оказалось довольно много для середины рабочего дня.

– Господин Бэйн и генерал добрались?

– Разойдись! – Гром генеральского голоса разогнал виллан.

Бальден придирчиво осмотрел Тобиуса, убедился, что все части тела у волшебника на месте, а после потерял интерес, и его место занял Томас Бэйн.

– Какое счастье, что вам удалось уйти!

– Мальвар Рыжий оказался стихиарием. К счастью, он натравил на меня огненного элементаля, а не воздушного, так что… Распределите покупки, перед его милостью отчитаюсь за ужином.

– А сами вы куда?

– Спать…

Этим простым ответом Тобиус перекрыл все возможные вопросы.

Вечером, немного отдохнув, волшебник занес с балкона медальоны, проверил спящего Лаухальганду и спустился на первый этаж. Посетители смотрели на него с явственным любопытством – все уже знали, что что-то случилось и что волшебник «вырвался из логова зверя», но подробностей не хватало.

В тот вечер на званый ужин Тобиус явился последним. Прочие гости, включая цитарских старшин, уже собрались.

– Чар Тобиус, твое самочувствие?

– Хорошее, сир, благодарю.

– В таком случае прошу всех садиться!

Некоторое время застолье шло как и обычно. Старшие беседовали, генерал ел и пил как в последний раз, Тобиуш пытался прислушиваться к умным беседам, для чего, собственно, староста и таскал с собой наследника на важные собрания, брат Марк безразлично жевал свою траву, Хлоя делала вид, что скучает, беспокойно поглядывая в сторону волшебника.

Основные блюда уступили место сладостям и ароматному чаю, купленному в Хогсдальне.

– Чар Тобиус, неплохо бы услышать – что, собственно, произошло в городе? – наконец обронил Бейерон.

Разговоры стихли, чувствовалось, что собравшиеся ждали этого момента. Тобиус скупо поведал о том, что довольно легко справился со стражей, потом удачно смешался с толпой, но спрятаться от внимания городского мага не удалось.

– Теперь туда нам путь заказан, он будет настороже. Как бы то ни было, сир, я должен сообщить, что почти закончил подготавливать заклинание для поиска логова наших врагов. А план по обеспечению начальной обороноспособности ваших приграничных деревень вошел в финальную фазу. Без солдат в конечном счете ничего не выйдет, но минимум я обеспечу.

– Я на тебя рассчитываю, чар Тобиус.

– Постараюсь вас не подвести. Теперь позвольте откланяться, мне предстоит насыщенная ночь.

Тобиуса сильно занимал вопрос соответствующего ответа Мальвару Рыжему. Стихиарий очень горячо поприветствовал его в Хогсдальне, и теперь молодой волшебник должен был ответить на приветствие. Он уже представлял, какой именно ответ отправит своему соседу.

Выйдя на освежающий ночной воздух, он направился к деревенской плетеной ограде. Ее решительно надо было менять на частокол, и то лишь на первое время. В уме волшебник уже представлял каменные стены маленького, но надежного городка.

Подсвечивая себе мотыльком, Тобиус стал ходить вокруг деревни и собирать камни. Те, что прошли отбор по форме и размеру, отправлялись в медленный полет по орбите вокруг волшебника. Три десятка отобранных камней улеглись на землю правильным кругом. В центр был вонзен ритуальный кинжал, и, собравшись с мыслями, серый маг стал ходить по периметру, читая заклинание. Пальцы постоянно шевелились, плетя нити чар и выстраивая знаки, из сумки появлялись порошки и бутылочки с зельями, окроплявшие каменный круг. Закончив обходить его в тридцатый раз, Тобиус «скрутил» готовое заклинание и метнул в свой нож. Магия прошла по артефакту, как молния по молниеотводу, всосалась в землю и осветила ее мягким свечением внутри каменного круга. Постепенно свет угас, впитавшись в камни. Вынув нож, Тобиус нанес на булыжники разные знаки, по одному на каждый. Оставалось зарыть зачарованные камни вокруг деревни в определенной последовательности, и тогда уже никто не сможет телепортироваться внутрь их периметра без его, Тобиуса, ведома.

Внезапно раздавшийся вой заставил мага замереть, и скользкий холод страха устремился вниз по позвоночнику, покрыв кожу мурашками. В том вое соединились тоска, страх, гнев, горе и безграничная жажда крови, от него начинали дрожать руки и ноги становились ватными. Вой повторился, он летел с юга, из-за реки. Поняв это, волшебник, однако, не приободрился, а даже, наоборот, взволновался сильнее.

Он поднялся в ночное небо и отправился в сторону реки, через холмы, к лесу. Водяная змейка Ильмы заблестела в тусклом свете звезд далеко внизу. Волшебник завис над ней, не решаясь пересечь границу и ступить в Дикую землю. Он ощущал на себе внимание, оттуда, снизу, чьи-то глаза следили за темным пятнышком на фоне звездного неба. Вой взвился ввысь и ударил по волшебнику волной холода и дрожи, под конец этот протяжный звук, перепрыгивавший с ноты на ноту, становясь все выше, заколебался, будто незримое нечто не смогло удержаться и гнусно захихикало, зная, что его слышат.

Тобиус вскинул руки, выкрикивая слова и создавая себе в помощь сгустки светящейся магии, очертаниями похожие на человеческие тела. Солнечники полетели вниз и принялись рыскать меж деревьев, тщательно разгоняя каждую тень. Они обшарили приречные территории вдоль и поперек, после чего просто растворились в ночи. Волшебнику было не по себе. Внизу могло прятаться что угодно, а он не знал – что это и как с этим быть?

– Лучше бы тебе держаться подальше от моих владений, – проговорил он в ночь.

Смех стал ему ответом, далекий хриплый смех, бесчеловечный, лающий, безумный.

Скрипнув зубами, Тобиус пересек реку и полетел над чернеющим лесом. Он почти сразу пожалел об этом решении, но упрямо продолжил путь по ночному небу, обдуваемый холодным ветром, знающий, что где-то под ногами рыщет нечто опасное.

Волшебник держал взглядом горный массив, возносившийся тусклым призраком из древесных просторов далеко на юге. Гора была очень широкой у подножия, имела один главный пик в снежной шапке, а вся ее подошва густо поросла деревьями. Слишком далеко Тобиус отлетать не решился и повернул на восток. В сплошной черноте простиравшегося под ногами лесного моря ему мерещились далекие отсветы синевы и золота, но каждый раз, пытаясь высмотреть их источник, он лишь понапрасну вглядывался в темноту. Пришлось еще полетать для успокоения души, хотя на высоте ветер был довольно холодным. На востоке уже поднималось солнце, что значило – он пролетал над лесом несколько часов, сам того не заметив, пора было возвращаться.

Шли дни, Тобиус работал. Чаще поднимаясь в воздух, он все лучше изучал Хог-Вуд и совершенствовал карту. Еще волшебник помогал людям в строительстве, обновлял и дополнял охранные чары, сопровождал бригады рабочих, прокладывавших дорогу к часовне под предводительством брата Марка.

Он даже выкроил время, чтобы отослать весточку Мальвару Рыжему, – наложил на дешевый горшок чары Метанового Облака, закрыл его и поместил в коробку. Эту шутку можно было бы посчитать просто жалкой шалостью школяра, если бы в той же коробке не устроился испуганный дрикси, выпущенный из волшебного янтаря.

Тобиус хотел было призвать магического вестового, но заклинание ему не далось. Поэтому маг решил воспользоваться вестовым Академии и переправил посылку в Ордерзее, откуда ее должны были доставить Мальвару Рыжему.

Вскоре медальоны дошли до нужной кондиции, и волшебник представил их вниманию своего господина.

– Это большее, на что я пока способен, сир, – сказал Тобиус, передавая блестящую пластинку на шнурке в руки Бейерона. – Защитные артефакты, в каждый из которых вплетено заклинание Охранное Око, или Око Цурмеша, если угодно. При его пробуждении в воздухе появляется белый шар и начинает поражать молниями всех, кого хозяин медальона считает своими врагами. Я также вплел в эти чары заклинание Колокольчик, чтобы если артефакт сработает, то я немедленно узнал об этом. Пока это лучшее, что я могу предложить. Мои медальоны, увы, не отличаются большим лимитом впитываемой магии, так что между двумя применениями артефакт должен заряжаться под открытым небом не менее десяти суток, и то только если погода будет безоблачной.

Бейерон остался доволен проявленной инициативой. Он отправил гонца – что примечательно, не пешего, а верхом на скаковой белке, – чтобы тот роздал медальоны старостам деревень Хог-Вуда.

В следующую неделю Тобиус только и делал, что работал без продыху. Он заказал у кузнеца три десятка медных фонарных плафонов. Память о безумном смехе в ночи не померкла, а полазав в своей книге заклинаний, маг утвердился в очень неприятных предположениях.

Одним поздним вечером после сытного ужина он сидел в своей комнате и наносил на карту последние штрихи. Тобиус искусно нарисовал маленький замок, отметил каждый малозаметный холм, точно расположил деревни, скалы, изящно вывел линию реки, пририсовал множество ручейков, отметил стороны света, заботясь о том, чтобы они совпадали с настоящими, и расставил на важных точках названия. Первая за многие годы карта Хог-Вуда была готова.

Тобиус сосредоточился, закрыл глаза, представив карту в мельчайших подробностях, и начал творить магию. Он водил над листом бумаги руками, изредка касаясь поверхности кончиками пальцев, шептал словоформулы, переходил на заученный речитатив, расставлял опоры для системы чар. Закончив с этим, Тобиус открыл глаза. Пару секунд чертеж из слабо колеблющихся световых линий еще проглядывал, но затем он впитался в бумагу, и карта окончательно превратилась в магический артефакт. Затем на стол был вывален весь тот сор, который волшебник собрал, путешествуя по лену: камушки, шишки, травинки, веточки, всякая прочая мелочь. Тобиус стал раскладывать предметы на карте, отмечая ими места, на которых они были взяты. Уголек на Пятонку, гвоздь на Кобнек, кусочек замковой черепицы на Под-Замок, кусочек старинной штукатурки на лесную часовню, осколки раздробленного ледяного шара улеглись по всему течению Ильмы… и так далее. Осталось отметить только каменистый пустырь у реки.

Тобиус примерился к серому камушку, похожему на яйцо, своим ритуальным ножом, чтобы отколоть кусочек. Инструмент легко прорезал каменную породу насквозь, но потом вдруг остановился, наткнувшись на что-то невероятно твердое. Тобиус сам сделал себе атам[11], зачаровал на пределе своих возможностей, даже наставник похвалил, и то был первый раз, когда нож не смог чего-то рассечь.

От очередного удара камень раскололся, явив спрятанный внутри продолговатый кристалл насыщенного пурпурного цвета. Несколько мгновений маг глядел на искристые грани находки как завороженный. Он крутил в руках образец пурпурита с довольно острым сколом на одном конце, стоивший баснословных денег. Стало понятно, что за блики мельтешили во Взоре Кутруба, когда Тобиус просматривал будущий каменный карьер.

А вообще-то он воспринял находку холодно. Сам факт присутствия залежей пурпурита на этой земле ознаменует неотвратимый интерес к нему волшебников со всего Вестеррайха, и особенно из Академии Ривена. Оглянуться не успеешь, как они налетят в никому доселе не нужный Хог-Вуд и примутся ковырять твердь везде и всюду, ища драгоценные кристаллы. Тобиусу не хотелось думать о том, какие последствия это повлечет для края и всей страны. Следовало все хорошенько обдумать, прежде чем предпринимать какие-то действия относительно драгоценной находки.

Осколок камня лег на место пустыря. Затем маг достал одну из множества своих шкатулок, внутри которой лежали маятники. Дюжина штук с разными грузилами и цепочками: хрустальные, каменные, оловянные, латунные, железные, медные, деревянные, ониксовые, один серебряный, один золотой и один бронзовый. Выбрав маятник с латунным грузилом и железной цепочкой, Тобиус обмотал его вокруг рукояти охотничьего тесака, мазнул по острому кончику грузила красной краской, завязал себе глаза и поднял нож.

Маятник стал мерно раскачиваться над картой, а волшебник монотонно начитывал заклинание, не видя, но зная, что и нож и маятник объяты призрачным свечением. Он стоял так полтора часа, упорно бубнил заклинание, чей конец плавно перетекал в начало, и терпеливо держал нож перед собой. Мышцы уже порядком затекли, но, невзирая на боль, выдерживали напряжение. Наконец заклинание было прервано стуком. Тобиус развязал глаза и внимательно уставился на маленькую красную точку посреди леса, так близко от сельской дороги. Она располагалась буквально в каких-то четырех дневных переходах от Под-Замка.

Когда он вошел в малый чертог, своим появлением прерывая ужин, с него капала вода. Волшебник не обратил внимания на то, что к ночи пошел дождь, так торопился, и только свернутая в цилиндр карта, защищенная чарами, не промокла. Тобиус молча прошел к правителю, молча раздвинул посуду, молча раскатал карту и указал на точку.

– Они здесь.

– Сколько времени тебе надо на подготовку? – спросил Бейерон, ни на миг не усомнившись в точности своего мага.

– Не меньше трех суток.

– Генерал, – отрекшийся монарх аккуратно промокнул губы салфеткой, и в его голосе неожиданно зазвенела сталь, – солдаты должны быть готовы к походу через три дня.

– Слушаюсь, ваше величество! – Генерал резко встал и направился к выходу.

Следующие двое суток Тобиус работал не покладая рук, варил зелья, создавал артефакты. Он настругал восемьдесят плоских кругляшек из дерева, после чего стал делать из них одноразовые артефакты, содержащие в себе заклинание Щит. Задача была трудной, волшебник не обладал тем уровнем умения и опыта, чтобы наладить массовое создание артефактов, у него банально не хватало сил. Также он принялся лить переговорные ручные зеркала.

Томас Бэйн кормил мага рыбными блюдами и поил козьим молоком, ибо именно эти простые продукты содержали в себе наибольший природный заряд магической силы из всех более-менее доступных. Всю накопленную гурхану Тобиус тут же растрачивал на работу.

В конце концов одноразовые артефакты были доставлены в замок, где во внутреннем дворе Тобиус объяснял солдатам замкового гарнизона и мужчинам аламута принцип их действия. Снабдив все панцири и широкие пояса деревянными кругляшами, волшебник вернулся в трактир. У крыльца «Под короной» его ноги подкосились, но немного погодя он все-таки смог войти. Томас Бэйн подскочил и перекинул руку волшебника через свое плечо.

– Благодарю, господин Бэйн.

– Совсем вы себя загнали, чар Тобиус.

– Только я знаю предел своим силам.

– Как же вы завтра?

– Помогите мне вскарабкаться на кровать, дайте молока… боже, меня уже тошнит от него и от рыбы… и вы увидите… увидите!

Оказавшись у себя, Тобиус сел на кровать, привалился к стене спиной, укутался в одеяло, выпил молока и тут же уронил голову на грудь. Он не спал, но и не бодрствовал, а впал в медитативный транс. Трактирщик тихо вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.

Тобиус достаточно редко видел сны, точнее, видел-то он их часто, но запоминал крайне редко. Однако сон той ночи он впоследствии так и не забыл, потому что сон являлся началом чего-то очень неприятного и обременительного для серого волшебника. Сначала в нем царил сумбур, что не волновало Тобиуса, – во сне вообще не стоит волноваться. Затем стали прорисовываться более-менее четкие видения, образы, голоса, звуки. Они долго сражались промеж собой за внимание спящего, пока все не поглотил мрак, а из него не донесся шепот:

– Побеседуем, волшебник?

– Кто ты? – спросил Тобиус. Он отчетливо понимал, что спит.

– Я память былых тысячелетий, я долг пролитой крови, я агония, я ненависть, я шепот.

– Допустим. Что тебе нужно?

– Это правильный вопрос. Мне нужен маг, который откроет мне путь в мир через свое сердце. Мне нужен тот, кто напомнит меня этому миру.

– Тогда ты не к тому обратился.

– Неужто? – тихо рассмеялась клубящаяся тьма. – Я щедро вознагражу тебя. Хочешь силы? Хочешь могущества? Его океан у меня, безбрежный океан. Стань моим проводником в мир, и я дам тебе его. И могущество и мир.

– Раз ты такой силач, то почему бы тебе не сделать все самому?

– Нельзя. Владыка Всего заковал меня в дебрях и запретил моему шепоту звучать в ушах волшебников. Разве можно прийти куда-то без проводника? А как найти проводника, если он не слышит тебя? Но ты слышишь меня, не так ли?

– Я знаю, кто ты.

– Тогда ты знаешь и какую силу я могу предложить.

– Я отказываюсь.

Глаза темноты приблизились.

– У меня впереди вечность, и я упорен.

Тобиус увидел, а точнее, ощутил то, что обещал ему Шепчущий. Океан тягучей зловонной слизи, которому не было ни конца ни края. Океан силы. Тысячи заклинаний, тысячи дел, тысячи идей, тысячи… лет? Бессмертие? Океан могущества, смердящего падалью и кровью, океан, чьи волны гнал не ветер, а эхо сотен тысяч предсмертных воплей боли, страха и ненависти. Все это могущество в одночасье появилось рядом, почти задевая своими накатывающими волнами сознание мага. Протяни руку и возьми.

На мгновение Тобиус позабыл о том, что вся эта энергия осквернена и какой упадок она может принести в его душу и тело. Но только на мгновение.

– Изыди и никогда больше не смей оскорблять меня своим смрадом! – Родная злоба вынырнула откуда-то из глубин подсознания и заполнила сознание до краев. – Я никогда не стану служить тебе! Более того, я постараюсь изжить тебя из памяти мира!

Темнота издала звук, похожий на зубовный скрежет.

– В минуты слабости, боли и отчаяния я буду рядом с тобой, волшебник… я всегда буду рядом с тобой.

Тобиус резко вскинул голову и ударился затылком о стену. Тихо ругаясь, он одновременно тер и затылок и глаза, пытаясь понять – где находится? Оказалось, что сидит у себя на кровати в той же позе, в которой погружался в медитацию. Прислушавшись к ощущениям, волшебник поморщился – как и предполагалось, его силы не восстановились до конца. Ничего, еще будет время восполнить их запас в походе.

Взяв свои инструменты, Тобиус вышел на задний двор, ступая по росе. Прохлада утреннего воздуха окутала его щиплющимся одеялом в предрассветных сумерках. Волшебник глубоко вздохнул и принялся отрабатывать приемы ближнего боя с жезлом и ножом.

Тяжелый бронзовый жезл не раз служил Тобиусу булавой, и уж им он владел отменно. Разминка переросла в полуторачасовую тренировку, в течение которой маг отрабатывал крушащие удары жезлом и стремительные выпады ножом. При этом атам то и дело выпархивал из его руки, с хищным свистом рассекал воздух и ручной птицей возвращался обратно. Конец тренировке положил первый луч солнца. Тобиус выпил воды из колодца, затем вылил ведро на себя и поплелся в трактир, отфыркиваясь. Вскоре он вышел из своей комнаты уже в полной готовности.

– Доброе утро, чар… – Трактирщик широко зевнул. – Славно выглядите, отдых пошел вам на пользу.

– Вам тоже, – ответил маг, пытаясь не вспоминать пережитого прошлой ночью.

– Сом сейчас будет на вашем столе.

– К ахогам рыбу, подайте мяса. С кровью. И чего-нибудь острого и жирного.

Расправившись с перчеными бараньими ребрышками, волшебник допил холодное пиво и вышел из трактира.

Бальден строил личный состав перед замковыми воротами, в сторонке сидели цитаро, которые с интересом наблюдали за орущим генералом и полусотней солдат, похожих друг на друга, как братья.

– Отлично! – гаркнул генерал. – А теперь смирно!

Отрекшийся монарх вышел из ворот Райнбэка незаметно и скромно. Цитаро молча поднялись, Тобиус почтительно поклонился, Бальден отсалютовал длинным кавалерийским палашом, солдаты, громогласно провозгласив «здравжлавашмилст», вскинули алебарды.

– Мы выступаем, сир!

– Вижу, – хмуро ответил Бейерон. – Томас, ты тоже?

– Конечно. – Томас Бэйн натянул поводья телеги, на которой был установлен большой котел, потом достал откуда-то старую алебарду. – Без кашевара много не навоюешь!

Появилось все семейство Гоферов: патриарх Мартин Гофер-старший, его жена; сын Мартин Гофер-младший с супругой, их четверо сыновей и три дочери. Тобиуш Гофер, которого все провожали, облачился в тяжелые латы старого образца, укрывавшие его тело почти полностью. Те латы несли на себе несчетное число боевых отметин и следов кузнечного молота, они были очень стары, но хорошо сохранились и идеально сидели на медвежьей фигуре деревенского здоровяка. Когда-то, возможно, они так же ладно смотрелись и на Мартине Гофере-старшем.

– Вот, солдата привел! – прокряхтел старик. – Иди давай, послужишь Ривену – станешь мужиком!

Староста взял сына за бронированные плечи и пристально взглянул ему в глаза:

– Не посрамишь, отрок?

– Не посрамлю, батя.

– Ступай тогда.

– А ну не распускай сопли! – Патриарх рода отвесил великовозрастному сыну оплеуху.

Лицо отрекшегося короля стало серым. Он медленно оглядел солдат, будто стараясь заглянуть в лицо каждому.

– Генерал!

– Я, ваше величество?

– Маг!

– К вашим услугам, сир.

– Врага не жалейте, а своих берегите.

– Будет исполнено, ваше величество!

– Я постараюсь.

– Солдаты! Напра-а-а-аво! Шаго-о-ом марш!

Замковый гарнизон двинулся по дороге строевым шагом, за ним последовали цитаро, следом неспешно покатилась полевая кухня, она же обоз. Тобиуш Гофер под неодобрительным взглядом сурового деда расцеловал мать и сестер, надел шлем, вскинул на плечо двуручный меч и тоже поспешил. Когда он проходил мимо, Тобиус шлепнул ему на грудь деревянный диск.

– Солдаты расскажут, как пользоваться.

– Благодарствую!

Многие вилланы, побросав дневные работы, пришли проводить воинов в поход. Некоторые даже порывались пойти вместе с ними, но Бейерон строго запретил такие порывы.

В воротах замка показался брат Марк с походной сумой за плечами и посохом в руке. Не говоря никому и словечка, петрианец затрусил следом за колонной.

– Брат Марк? Вы тоже с нами? – удивился волшебник.

– Разумеется, чар, я могу принять последнюю исповедь и провести церемонию отпевания. Отец наш небесный, отведи сию чашу от наших уст.

Уже второй день колонна двигалась по узкой извилистой дороге, порядком заросшей от редкого пользования, вздымая сапогами пыль. Генерал ехал на своей серой белке то впереди, возглавляя всадников, то смещался назад, раздавая подчиненным замечания и присматривая за добровольцами. Как солдаты цитаро Бальдену не нравились. Он уже знал, что в бою кочевники с их короткими метательными копьями были неплохи, но вне боя цитаро сохраняли свободу поступать как им вздумается. Такой разлад был Бальдену не по душе, но он ничего не мог сделать.

– А ну, ребятушки, солдатскую заветную запевай! Не сбиваться с шага! Не сбиваться, я сказал!

Когда солдаты пьют вино! Пьют вино!!! Подруги льнут к ним все равно! Все равно!!!

Тобиус держался середины колонны, примерно между солдатами и цитаро, и без устали прощупывал окрестности, выискивая признаки разумных существ – засевших в засаде противников, к примеру.

Для ночного бивака выбрали место неподалеку от дороги. Генерал лично следил за расчисткой местности, расставлял часовых и диктовал список караульных смен, после чего пошел помогать ставить небольшой шатер. Бальден не гнушался грязной работы – чувствовалось, что он сам и лопатой для редута поработать мог, и засевшую в грязи пушку за веревку вытащить. Потому он и знал толк во всех аспектах военного дела и всегда видел, если солдат не старается или просто не умеет.

Тобиус возвел вокруг стоянки простейшие магические барьеры, а брата Марка попросили не шастать туда-сюда, чтобы не ломать защиты. Конечно, можно было устроиться и без нее, но это могло оказаться чревато: ведь Хог-Вуд, по сути, находится на самой границе кое-как обжитых земель и Дикой земли, из которой обычно приходит разная опасная и голодная гадость.

Всего развели пять костров: основной в центре и еще два – для солдат, один себе устроили цитаро, и еще один распалил Томас Бэйн прямо под своей телегой. Оказалось, что под котлом в дне имелась солидная дыра. Трактирщик объяснил, что во времена его службы в армии полевые кухни имели именно такой вид. На одной из них он и служил кашеваром.

Волшебник не собирался спать этой ночью, он погрузил себя в медитативное состояние, сидя у костра, чтобы собрать как можно больше энергии, в том числе и тепловой. Как получилось, что он не прозевал нападение, непонятно, уж очень быстро все произошло, – но в нужный момент Тобиус очнулся и усилил приток энергии к защитному заклинанию. Невидимый доселе купол стал зримым, засветившись мягким светом. Прозвучал удар, треск, тоскливый вопль и душераздирающий хохот. Из густой темноты за пределами магического купола удалось высмотреть участок пространства, в котором темнота буквально клубилась кольцами чернейшего дыма, и в ней тлели красные огни глаз и кривая трещина улыбки.

– Подкиньте хворосту в костры! Чем ярче будут гореть, тем лучше! – крикнул Тобиус, вскакивая с жезлом в руке.

Сгусток темноты издал ужасный вой и с силой налетел на купол заклинания, расплескавшись по его округлой поверхности, а затем опять собрался воедино, при этом купол громко затрещал.

– Что за тварь? – Бальден встал рядом, с палашом наголо.

– Уберите железку, генерал, это обугленная душа, она боится только магии, святого слова и огня!

– Зажечь все факелы! – взревел Бальден, выхватывая из костра горящее полено. – Все к кострам!

– Брат Марк! Куда вы?! Это заклинание не предназначено для длительного сдерживания сущностей такого плана, но я смогу…

– Я справлюсь, чар Тобиус, не беспокойтесь, – произнес монах со свойственным ему спокойствием. Он выступил за грань света и, держа на груди Слово Кузнеца как броню, пошел к краю защитного поля, туда, где клубилась тьма с красными глазами.

Петрианец наизусть читал строки из главной книги всех амлотиан, при его приближении магический купол стал истончаться, пока не лопнул как мыльный пузырь. Темнота издала торжествующий вой, распахнув широкую щербатую пасть, и попыталась ринуться в обход монаха, к людям. Не прекращая читать молитвы, петрианец вскинул руку, указав на чудовище, и то забарахталось на месте, будто пчела, попавшая в липкую смолу. Брат Марк резко отдернул руку – и темнота была отброшена назад вспышкой света, которую все осознали, но никто, кроме Тобиуса, не увидел. Тварь набросилась на серого монашка, однако незримая защита окружила его сутулую фигурку и не подпустила щупальца мрака. Темнота била раз за разом, но тщетно. С воплем свирепой ярости и голодной тоски она накинулась вновь на того, чей уверенный голос причинял ей боль. В ответ брат Марк резко подался навстречу, ударяя своей книгой в самую сердцевину клубящегося облака. Тварь завизжала, заколебалась всем своим призрачным телом и оказалась расщеплена на множество клочьев, которые ринулись в разные стороны и исчезли.

Люди еще долго вглядывались во мрак. Грохот безумного смеха, затекавшего в душу студеными ручейками, раздался очень далеко.

– Оно не вернется. В ближайшее время. – Тобиус потер левое веко, оно уже несколько минут подрагивало, дико его раздражая. – До рассвета осталось не так много времени, если у кого есть желание, можете попытаться поспать.

Сам Тобиус спокойно, будто ничего не случилось, уселся у центрального костра и стал любоваться огнем. Через несколько минут он понял, что рассевшиеся рядом люди чего-то от него ждут.

– Что?

– Неплохо было бы просветить нас об этом… – Трактирщик зябко передернул плечами. Он невольно сжал древко своей алебарды, хотя в ней искать защиты как раз не следовало. – Об этом существе, если будет позволено так это назвать. Никогда ничего подобного не видел. И надеюсь, не увижу.

– Брата Марка спросите, это он справился с напастью.

Но серый монашек, сидевший напротив, не выказывал ни малейшего желания что-либо кому-либо объяснять. Он углубился в чтение святого писания, которое только что спасло много жизней.

– Ладно. Не хочу пугать вас байками на ночь глядя, но если мои познания в разновидностях духовных сущностей не врут, это был либо рэйф, либо, что более правдоподобно, худукку – обугленная душа. Очень опасная сущность, душа человека, чьи муки начались еще при жизни, и душа его успела обуглиться, а прогорев еще немного в огне Пекла, она отправляется обратно в мир сеять смерть, страх и скорбь. Как-то так. К счастью для нас, худукку боятся любого света, особенно солнечного, и святое слово для них не пустой звук. Думаю, то, что брат Марк отправился с нами, есть воля самого Господа-Кузнеца.

– Все есть Его воля, – пробубнил петрианец, не отрываясь от книги. – Ложитесь спать, добрые люди, утро близится, а завтра будет еще один трудный день.

С появлением солнца пережитый ночью ужас показался чем-то далеким, хотя петь походную все равно никого больше не тянуло. Генерал, оглядывая свое войско, тихонько ругался – происшедшее деморализовало всех, а с таким настроем ходят не в бой, а на похороны.

Отряд продвигался весь день, и солдаты хорошо держали темп, в то время как цитаро часто отставали и догоняли их. Ближе к вечеру по указанию Бальдена отряд сошел с дороги и углубился в лес, где и стал лагерем среди деревьев. Тобиус решил выдвинуться на разведку. До логова колдуна было уже совсем недалеко, и молодой маг нисколько не сомневался в том, что по пути найдется достаточно ловушек. Бальден решил навязать ему в помощь кого-нибудь из солдат, и, видя, что отбрыкаться не выйдет, Тобиус выбрал рядового Эрвина как наиболее знакомого ему.

– Итак, рядовой, – шагая между деревьями, волшебник решил прочитать небольшую лекцию, – ты, конечно, воин, но мы идем в место, где окопался колдун. Если переть прямо, то можно положить целое войско, даже если колдун посредственный. Понял, к чему я веду?

– Да, чар! То есть нет, чар!

– Во-первых, не надо так орать. Во-вторых, иди за мной след в след, если жизнь дорога.

– Я понял, чар.

Сам Тобиус никогда не учился ходить по лесу, но получалось у него сносно. Чувство направления, способность без труда находить нужный путь на пересеченной местности, а главное – способность не оставлять следов при помощи заклинания Эльфийские Стопы, – делали его более-менее приспособленным к выживанию в лесной биосфере.

Волшебник вдруг резко встал на месте, которое ничем не отличалось от всех других мест в лесу.

– Смотри внимательно, рядовой. Хоть магом можешь ты не быть, но осторожным быть обязан. – Волшебник пустил из рук волну горячего воздуха, которая моментально иссушила растения на пятаке в два шага диаметром. Затем несколькими изящными пассами он проявил на этом пятаке круглый узор из эфемерных серых линий. – Это заклинание-ловушка Стальная Трава. Стоит один раз ступить в такой чертеж – и сквозь твою ногу прорастут стебли-лезвия, разрезающие плоть и кости как масло. Конечно, ты взвоешь, в один миг став калекой, упадешь, и лезвия начнут резать остальное твое тело. Я сам не видел, но наставники рассказывали, что Стальная Трава режет о-о-очень мелко.

Тобиус принялся корпеть над ловушкой, распутывая сложную систему плетения магических нитей. Рядовой Эрвин довольно скоро вернулся от ближайших кустов, вытирая рот рукавом.

– Полегчало?

– Да, я…

– Тише, я почти закончил.

На земле остался один-единственный видимый завиток, и Тобиус накручивал вокруг него новое сплетение чар.

– Готово.

– А что вы сделали?

– Хитрец де ля Ратта вплел в это заклинание второе – Колокольчик. Предупреждающие чары. Стальную Траву я убрал, а вместо нее сплел отводящие чары, дабы никто не наступил. Идем.

Через несколько минут они наткнулись на Столб Огня, затем на еще одну Стальную Траву. Когда они нарвались на самый настоящий призывной круг, Тобиус решил взять севернее.

– Зловещее оно какое-то, – прошептал солдат, глядя на последнюю находку.

Чертеж действительно отличался от предыдущих ловушек. Черные линии напоминали терновые побеги, в которых запуталось великое множество уродливых закорючек.

– Это круг призыва темных тварей, оформленный в виде ловушки. Очень хитро́ исполнено, должен признать. Колдуны любили прежде оставлять такие штуки в глуши. Забредет кто внутрь ненароком – и тут же окажется в лапах темных тварей, а колдуну, создавшему ловушку, за это подарят еще немного силы. Они ведь тем и сильны, колдуны, что получают силу от разрушительных сил. Волшебники Академии то и дело отправляют демонологов прочесывать отдаленные земли в поисках такой гадости, да и Инвестигация не спит.

Распутывать темный круг Тобиус не стал, он не хотел, да и не мог мараться о такую мерзость, а потому потратил больше времени, чтобы окружить ловушку несколькими отпугивающими заклинаниями.

– Идем дальше… сюда не наступи!

Эрвин резко отскочил от указанного места.

– Ловушка?!

– А? Нет, ты чуть волчью какашку не раздавил.

Они выбрались к краю дороги, которой явно не пользовались много лет кряду, и только недавно поглотившую ее траву стали регулярно сминать. Деревья то и дело смыкали свои ветви над головами, воруя скромный свет ночных светил, отчего распознать путь становилось более чем трудно. В глуби леса чернел массивный силуэт, освещенный несколькими факелами.

– Что думаешь, рядовой?

– Башня-форпост. Часть старинной системы межевой защиты. Даже небольшой гарнизон в такой маленькой крепости может прилично задержать вражескую армию.

Тобиус прикинул так и эдак – по всему выходило, что раньше дорога, которой сейчас пользуются в Хог-Вуде, лежала гораздо восточнее, ее можно было контролировать из этой самой башни. Но после того как укрепление забросили, лес поглотил его, а дорога, само собой, сдвинулась западнее, огибая наступающие деревья. Пришельцы, посланные Гогенфельдом, отыскали заброшенную башню и устроили в ней логово. В непосредственной близи не было деревень, никто не ходил по этой части леса, никто даже не помнил, что там что-то когда-то было.

Осторожными импульсами волшебник прощупал пространство впереди, пересчитывая количество часовых и пытаясь определить, есть ли на стенах защитные заклинания и если есть, то какие?

– Возвращаемся.

Тобиус пошел первым, вел по своим следам, внимательно прислушиваясь к магическим мироощущениям.

– Вот ахог! – приглушенно выругался солдат.

– Не в ночи будет помянут.

– Пернатая бестия опорожнилась… Прямо на плечо!

– Переживешь. Уходим.

– Ахог возьми! Да что ж это такое?! Простите, чар, но и минуты не прошло! Они что тут, специально сидят рядком?

Тобиус поднял голову и с содроганием увидел, что Эрвин прав, хотя сам о том не подозревает. Ветви ближайших деревьев буквально прогибались от веса сидящих на них воронов. Как и положено птицам, в столь поздний час они спали.

– Рядовой, даже если они всего тебя обгадят, ни звука больше.

К стоянке выбрались без происшествий. Тобиус заставил всех стать вокруг и объяснил, куда предстоит отправиться. Услышав про башню, Бальден немедленно начал просчитывать наилучшую тактику штурма.

– Идем узкой шеренгой, никто не сходит с указанного магом пути, белки следуют с промежутками, чтобы не создавать заторов. Да что ж я говорю! Ночью в лесу не видно дальше собственного носа! Маг, что можно сделать?

– Есть кое-что. Но никакой магии. И еще эти вороны… волшебники часто используют птиц, чтобы следить за местностью. Сейчас они спят, но продвижение нашей колонны гарантированно разбудит их, и поднимется гвалт. Хотя я попытаюсь решить эту проблему по-своему. Через полчаса люди должны быть готовы.

Изъяв из Лаухальганды котел, Тобиус начал варить зелье. На все про все ушло без малого полчаса, и вот уже из котла валит зеленый дым.

– Что это было, чар Тобиус?

– Птичий Сон, господин Бэйн. Незаметен и бесполезен для человека, но на птицу действует сообразно названию. Кажется, рецепт придумали древние гномы-драконоборцы. Им нужно было приручать грифонов, чтобы сражаться с драконами, но грифоны – это те еще свирепые твари.

Волшебник достал из сумки ковчежец с порошком, похожим на молотый красный перец, и приказал, чтобы каждый нанес его себе на спину и на каблуки, после чего колонна двинулась по лесу. Впереди шел Тобиус, который повторно обыскивал территорию. Когда люди вошли в лесную темень, метки засветились красно-оранжевым. К тому же рядовой Эрвин, которому вручили ковчежец, каждые пятнадцать шагов наносил на ствол близстоящего дерева стрелку, указывающую направления. Тихо, незаметно отряд выбрался к заросшей дороге.

Беличья кавалерия во главе с Бальденом стояла в один ряд, за ней выстроилась фаланга из алебардщиков – четыре шеренги по десять солдат. Фланги прикрыли цитаро со своими метательными топорами и копьями.

– Не подведем!

Боевое построение двинулось к темному силуэту башни, стараясь блюсти тишину, насколько это вообще было возможно. Бальден намеревался подвести солдат как можно ближе к стенам форпоста, прежде чем давать приказ на штурм. Тобиус напряженно прислушивался к возмущениям в энергетической прослойке бытия и так сосредоточился на этом, что, когда до башни оставалось футов сто, слишком поздно заметил едва мерцающую нить, пересекавшую дорогу.

– Стоять! – прошипел серый маг, разводя руки в стороны. Приказ был исполнен немедленно, но одна-единственная белка все же задела нить краем коготка.

Над башней немедленно вспыхнули два огромных магических фонаря, и прозвучал звук, похожий на рев трубы горных гигантов.

– Мы обнаружены!

– Кавалерия, в атаку!!! – Бальден взмахнул над головой палашом и толкнул скакуна каблуками в бока.

Тобиус вскинул левую руку, распространяя над головой Широкий Щит. На стенах замелькали темные фигурки, послышались сначала растерянные одинокие мушкетные залпы, а потом один-единственный залп – свинцовые шарики забарабанили по защитным заклинаниям, пробужденным всадниками. Пушные звери с огромной скоростью преодолели сто футов до стен, легко запрыгнули на отвесную каменную поверхность и через какие-то секунды уже вступили в бой на галереях.

Наемники прибывали из нутра башни, а солдаты Хог-Вуда тем временем бегом приближались к воротам. Когда Астрал задрожал, резонируя, серый маг резко рассеял Широкий Щит и поднял над солдатами Щит Кудулы – защитные чары, останавливающие большинство обычных боевых заклинаний. С вершины башни сорвалась и ударила в щит Тобиуса пурпурная молния. Продолжая держать барьер, серый маг начал бить в ответ: Огненный Шар, Молния, Сосулька, еще одна Молния и Ветреный Кулак выметнулись из его жезла одно за другим, раскаляя артефакт и с шипением, грохотом, треском терзая подставленный колдуном Щит Кудулы. Во внутренний двор полетели обломки горящих камней.

Колдун атаковал с новой силой. Хотя, при всех его преимуществах на своей территории, как боевой маг де ля Ратта оказался посредственным. Поняв, что перебрасываться обычными боевыми заклинаниями с Тобиусом придется долго, малефикарум прибег к своим особым умениям. Метнув два Огненных Шара, которые Тобиус отразил Сферой Ледяного Мрамора, колдун сотворил сгусток темноты, просто-напросто рассеивающий человеческую жизнь. Де ля Ратта рассчитывал убить молодого мага этим довольно мощным порождением Тьмы, но как только Тобиус понял, что к нему летит, он вскинул руки, произнося слова пробуждения:

– Амату эом кэтлани эст! Анэн ксанумэр!

Зеркальный Щит вспыхнул на несколько мгновений и просуществовал достаточно долго, чтобы отразить снаряд, после чего рассыпался с мелодичным хрустальным звоном. Спасаясь от рикошета, де ля Ратта попросту сбежал.

Оглядевшись, волшебник понял, что его труды не пропали втуне – одноразовые Щиты добросовестно принимали на себя пули и болты, благодаря яростному бою на стенах огонь велся неслаженно, и большинство пехотинцев не пострадали, а вот у нескольких солдат из первой шеренги Щиты поблескивали едва-едва.

– Прибавить шаг! – приказал Томас Бэйн, которому Бальден доверил командование, уходя с кавалерией.

Тобиус воздел Широкий Щит, и под ним солдаты подошли к стенам вплотную. Заклинание Расщепление, коснувшись ворот, буквально уничтожило их, разделив материю на мельчайшие частицы.

– Алебарды опустить! – заорал трактирщик, выставляя вперед свою. – За честь короны!

Метательные топоры, хлопая рукоятками по воздуху, устремились в воротный проем, солдаты и цитаро ворвались во внутренний дворик, и началась схватка. Первая шеренга навалилась на наемников, выбрасывая вперед алебарды. Тобиус метнул Огненную Стрелу, прожегшую двоих насквозь, и запустил в многорукую черную толпу Огненный Шар, взорвавшийся с оглушительным грохотом. Он очень щедро раздавал удары, опрокидывая и калеча врагов. Когда строй распался и начались раздельные схватки, на мага бросился особенно рослый здоровяк с гизармой, дорогу которому вовремя преградил Тобиуш Гофер. Силач вырос на пути грозной железной башней, отклонил гизарму движением меча и врезал бронированным кулаком, превращая лицо наемника в месиво. Слева темной молнией метнулся ловкий пронырливый тип, вооруженный рапирой. Он с легкостью поднырнул под алебарду Томаса Бэйна и атаковал мага, вытягивая свое оружие в стремительной колющей атаке. Глаза Тобиуса вспыхнули Плавящим Взором – ловкач с воплем выронил раскалившееся оружие и получил по спине алебардой.

Четверо наемников насели на Тобиуша с разных сторон, отвлекая его, пока пятый заходил в спину с мизерикордом. На них налетел Железный Вихрь, превратив людей в кровавый фарш. Молодой Гофер вел первый в своей жизни бой. Сражался он так себе, размахивал двуручным мечом словно оглоблей; рубил, будто колуном. Опытные наемники легко уходили от вертикальных рубящих ударов, но слишком задерживаться в радиусе взмаха боялись – живым после встречи с двуручником не ушел пока никто.

Тобиус метнул пару Огненных Стрел и стал щедро раздавать Исцеления. Солдаты Хог-Вуда оживлялись на глазах, у многих личные Щиты уже давно истощились, рубленые и колотые раны разной степени тяжести имелись у трети личного состава. Убедившись, что все возможные раны исцелены, серый волшебник начал решительно пробиваться к воротам башни. Приток наемников из нее прекратился, все люди де ля Ратты уже были в бою.

Поняв, что в открытом противостоянии не победить, колдун решил прибегнуть к благосклонности разрушительных сил – из открытых ворот башни пополз стелющийся густой туман, черный, как кровь земли.

– Все прочь! – заорал Тобиус. – Кому жизнь дорога, прочь отсюда! Темень Ползучая не делает различий между смертными, она пожирает всех!

Послушались как свои, так и чужие. На время забыв друг о друге, они с одинаковой прытью ринулись прочь от порождения мертвых богов. Темень Ползучая служила воплощением всего, чем была Тьма, – квинтэссенцией злобы, ненависти и ненасытного голода. Волшебник сложил пальцы замысловатым знаком, при попытке повторить который у простого человека случился бы вывих суставов.

– Везде, где царствует Тьма, вас ждут, о Вестники Света, баэ́л о́лкоэ парга́йнен!

Серый магистр читал заклинание, которое всех учеников Академии заставляли зубрить, жестоко избивая розгами за недостаток усердия, ибо Вестники Света, одно из последних сохранившихся заклинаний люменомантии, являлось основополагающим приемом борьбы с Тьмой. Тобиус читал нужные слова, чувствуя, как быстро из него утекает гурхана.

Они появились внезапно, шесть сплетенных из пульсирующего света фигур, парящих вокруг мага на быстро мельтешащих крыльях. Их размытые человекоподобные силуэты не позволяли глазу хорошо их рассмотреть, золотистая пыльца, опадавшая с крыл, прожигала в стелющемся ковре темноты дыры.

– Эрсеткото́л и́три боаэ́ррет! – выкрикнул Тобиус завершающую словоформулу.

Сгустки света, явившиеся из небытия в форме крылатых людей, рассыпались тысячами отдельных искорок, каждая из которых ринулась навстречу тьме, вливаясь в умопомрачительной красы звездопад. Темень Ползучая бурлила и шипела, вспухая призрачными протуберанцами, но искры испепеляли ее, разрушали и обращали в ничто до тех пор, пока темное заклинание не было разрушено. Вслед за этим вестники и сами перестали существовать, отчего ночь стала еще более темной и мрачной, чем прежде.

Тобиус покачнулся, перебарывая приступ слабости, и быстро продолжил путь к башне. Перед входом он обернулся и увидел, что посреди вновь ожившей баталии генерал Бальден, лишившись скакуна, сошелся на клинках с высоким широкоплечим наемником, поджарым, длинноруким и горбоносым. Судя по тому, что один глаз генеральского оппонента был закрыт черной повязкой, они с Бальденом встретились не впервые.

Соблюдая осторожность, волшебник оглядел крошечный холл первого этажа башни Истинным Зрением, проверил брошенные в беспорядке спальные помещения и остановился перед лестницей. Его замешательство обусловливалось тем, что с верхних этажей вниз по ступеням буквально стекал густейший серый туман с неприятным сырым запахом. Природа этого явления заставляла пасовать даже Истинное Зрение, для которого материальные предметы редко становились преградой. По мере того как туман заполнял первый этаж, все чувства Тобиуса сходили с ума. Он потерял способность просматривать разлитые повсюду энергетические потоки, его глаза стали слезиться, уши заложило, а обоняние и вкусовые рецепторы просто отказали. Осязание пока держалось, но волшебник уже ощущал «муравьев», ползающих по коже. Понимая, что движется прямиком в ловушку, он стал подниматься.

Весь второй этаж был «залит» серым туманом, который едва не доставал до пояса. Немногочисленные факелы чадили и давали неровный, приглушенный и даже какой-то маслянистый свет. Туман казался ленивым, но некоторые его участки на краткий миг то и дело приходили в движение. Попытки разогнать туман не принесли пользы, он не расходился в стороны, как положено, а становился на дыбы, превращался в вертикальные валы, медленно стекающие в свое прежнее положение, когда Тобиус бил по ним направленными потоками воздуха.

Волшебник двигался медленно и не опускал жезла, но даже он вздрогнул от неожиданности, когда впереди словно из воды вынырнула гротескная человекоподобная фигура. Обнаженное безволосое существо с кожей, прозрачной настолько, что были видны все кровеносные сосуды, и глазами – белыми, словно вареные яйца. Из его носовых щелей и рта текла серая струящаяся хмарь. Урод не шевелился, но шевелился туман вокруг. Тобиус понял, что попался на отвлекающий маневр, за мгновение до того, как цепкие пальцы обхватили голени его сапог. Вместо того чтобы потерять равновесие и с головой окунуться в туман, он пробудил Крылья Орла и попытался взлететь с висящими на ногах тварями – точными копиями первой. Их когти намертво вцепились в сапоги и плотную ткань штанин, так что волшебник стал избавляться от врагов по одному с помощью жезла и ножа. Скинув существ, он спрыгнул на пол, ударяя во все стороны Огненным Кольцом, а потом из-за стены туманных бурунов на него незаметно набросились те, кто не попал под пламя. Они действовали совершенно бесшумно, источали туман и орудовали когтями, но это им не помогло. В Академии всех до единого адептов учили пользоваться оружием – древковым, дробящим и коротким колюще-режущим. Это было обязательной дисциплиной, и, покончив с неведомыми тварями, Тобиус как никогда убедился в пользе боевой науки.

На его глазах в обрывках тающего тумана происходило самое быстрое разложение органики из всех возможных. Трупы существ вздувались и лопались от кишечных газов, а потом плоть разваливалась и гнила, источая ужасное зловоние. Спеша наверх, Тобиус стремился убраться из области поражения потенциально ядовитых веществ.

Третий этаж оказался вполне обитаем и обустроен как большая лаборатория в нескольких комнатах. В ней имелась громадная алхимическая печь, то бишь атанор, и несколько инкубаторов умело пристроились вдоль стен, на столах покоились стопки книг и рабочий инвентарь. Запах пергамента, пыли, чернил и реактивов щекотал возвратившийся к жизни нос.

Из комнаты справа появился мужчина, высокий, немного смуглый, брюнет с горбатым носом. У него были густые брови, тонкие усы и бородка клинышком – армадокарка. Альфонсо де ля Ратта явно торопился, он подскочил к одному из шкафов и стал быстро наполнять свою сумку содержимым полок, совершенно не замечая чужака.

– Говорят, крысы первыми бегут с корабля.

Колдун вздрогнул и замер, вжимая голову в плечи.

– Значит… геноморфы надолго тебя не задержали.

– Так вот что это было? Геноморфы? Паршивые, доложу я тебе.

– Согласен. Но в свою защиту могу сказать, что не я их придумал, да и вообще эти были недозрелыми.

Колдун молниеносно развернулся, отработанным движением выхватывая из воздуха волшебную палочку. Тобиус ударил Железным Вихрем, заклинание было отклонено, и серый волшебник ринулся вперед, стремясь навязать ближний бой. У него в запасе осталось совсем немного сил. Де ля Ратта отскочил и усмехнулся. Он даже опустил жезл, и через секунду юный маг понял причину столь странного поведения – он врезался во внезапно вспыхнувшую стену из золотых, синих и красных глиф, появившихся среди комнаты.

– Желторотый дурак. – Де ля Ратта буквально вспыхнул от самодовольства. – Замечательные твари эти «курильщики», верно? Их выделения убивают магическое чутье на несколько часов! Я даже не пытался спрятать капкан, но ты его в упор не увидел! Теперь я просто перебью ваших людей, а завтра нанесу визит вежливости Бейерону Карторену!

Осмотревшись, Тобиус узнал сплетение чар, именуемое Клеткой Мага, – разноцветные глифы медленно, словно сонные золотистые, алые, индиговые и пурпурные бабочки, кружили вокруг него, образуя кокон, обманчиво хрупкий и неосязаемый.

Де ля Ратта решительно направился к лестнице, ведшей наверх. Не отрывая взгляда от удаляющейся фигуры в черном плаще, Тобиус зашептал словоформулы, складывая из пальцев нужные знаки, после чего распахнул рот, высунул язык и резко выдохнул волну белого огня. Драконье пламя вмиг уничтожило структуру Клетки Мага. Ощутивший остаточный удар антимагии колдун пораженно уставился на своего оппонента. Он выкрикнул на родном языке что-то очень грязное и ринулся по лестнице вверх.

Тобиус бросился было за ним, но вдруг толстое стекло в крышке одного из инкубаторов треснуло, а затем сама крышка слетела с петель, высвобождая поток пахучей зеленой жидкости, разлившейся по полу. Наружу выбралась высокая женщина, вся покрытая питательным раствором. Белые волосы ее и белая кожа имели зеленоватый оттенок по понятным причинам, а глаза алели парой рубинов. Волшебник настороженно скользнул взглядом по красивому обнаженному телу, но все, что его заинтересовало, это отсутствие пупка.

– Прости, но я должна тебя убить, – булькнула она, отхаркивая жидкость.

Из ее пяток выдвинулись металлические шипы, похожие на высокие каблуки, сами пальцы ног обзавелись когтями, из кожи по всему телу стали появляться сверкающие полированным металлом сегменты экзоскелета. Основная их масса скопилась на торсе и на шее, защищая жизненно важные органы. Пальцы рук превратились в тонкие клинки, нижняя половина лица скрылась за блестящей маской в виде оскаленной пасти.

Она ринулась на мага со скоростью атакующего мурза. Тобиус отшатнулся от когтей, мелькнувших прямо перед его лицом, пригнулся, уходя от второго выпада, и резко кувырнулся в сторону – ему в лицо чуть не попали коленом, из которого торчал трехдюймовый стальной шип. Серый волшебник сразу понял, что находится в очень плохом положении, ибо его противница была выше, сильнее и быстрее его.

Из-под уродливой маски глухо доносился бубнеж, просивший о прощении.

– Если не хочешь убивать меня, не убивай! – Жезл с лязгом отбил новый выпад стальной девы.

– Не могу. – Ее голос стал немного громче. – Хозяин приказал защищать его.

Избегать атак стало сложнее, а ответные выпады не причиняли ни малейшего вреда, боевые заклинания «соскальзывали» по ее броне и били в стены или в пол, круша лабораторию. Дева и волшебник кружились по лаборатории, опрокидывая мебель. В конце концов ее когти дотянулись до правой половины его груди, распоров полумантию, сорочку, кожу, мясо, царапнув по ребрам. Боль пришла с запозданием, но была она злой, жгучей, нестерпимой. Тобиус завопил и изо всех сил опустил жезл на голову оппонентки. Ее удалось отбросить, а он истратил еще одно Исцеление, едва ли не последнее, чтобы заживить рубленые раны.

Псевдоантропоморф поднялась покачиваясь – последний удар обеспечил ей сильное сотрясение мозга. Волшебник стал осыпать белокурую бестию всеми ослабляющими заклинаниями, которые остались, но это лишь немного замедлило ее нечеловеческую нервную систему. Тогда Тобиус решился.

Он сорвал с себя порядком подранную одежду и пробудил Силу Гиганта – мышцы вздулись огромными валунами, рельеф живота, бедер, икр, спины, груди – все разрослось, увеличилось и затвердело, шея исчезла, костная структура упрочнилась, чтобы не быть перемолотой новыми мускулами. Жезл пришлось бросить: в огромной руке он смотрелся комично и не играл больше никакой полезной роли.

Стальная дева атаковала вновь, Тобиус ударил ее справа, швырнув на стену, следующая атака была отражена так же безжалостно. Она двигалась заметно медленнее, заторможенная сотрясением мозга, а Тобиус продолжал бить, швыряя ее невероятно прочное, но легкое в сравнении с ним тело в разные стороны. После очередного падения псевдоантропоморф не смогла встать. Она пыталась, приподнималась на дрожащих руках, но все усилия были тщетны, и сверкающий стальной каркас канул в бледном теле так же быстро, как вышел из него. На холодном полу распласталась голая белая женщина, в рубиновых глазах которой еще мерцали искорки сознания. Тобиус задумался над тем, как бы правильно ударить пяткой, чтобы раздавить ее череп с первого раза? Следовало избавить это несчастное существо от его жалкого существования. Вглядевшись в угасающие глаза, маг опустил занесенную ногу. На пол.

Чтобы протиснуться наверх, пришлось развеять Силу Гиганта. Волшебник взбежал на четвертый этаж и уткнулся в массивную дверь, которая, впрочем, очень быстро превратилась в пыль под ударом чар.

Над лабораторией колдун устроил себе личные покои, причем обставил пространство с роскошью, неожиданной для такой глухомани. При появлении Тобиуса он оторвался от рытья в большом сундуке и спал с лица. Неизвестно, что больше его удивило – само появление врага или же то, что серый волшебник явился практически нагим, лишь сжимая в руках вспомогательный артефакт? Палочка де ля Ратты выплюнула Спектральные Лезвия и следом ударила по окну телекинетической волной. Малефикарум рыбкой нырнул в опустевший проем, а Тобиус, сбросив Щит Кудулы, последовал за ним.

Окно выходило на дикий лес, внизу смутно угадывалась убегающая фигурка: де ля Ратта стремился укрыться в чаще. Тобиус, измерив собственные запасы гурханы, понял, что полететь следом не сможет. Поэтому он просто спрыгнул. Приземление вышло неудачным: правая нога с треском вывернулась под неестественным углом, заставив его взвыть. Превозмогая последствия опрометчивого поступка, Тобиус придал конечности нужное положение и истратил два последних Исцеления.

Они бежали по лесу, и серый волшебник с отчаянием понимал, что шансы поймать колдуна тают, как снег на раскаленной сковороде. Де ля Ратта первым выбежал на небольшую полянку и выкрикнул слова, пробуждающие окно портала. Тобиус метнул вслед колдуну самое последнее и самое безобидное заклинание, которое у него осталось, – Бугорок. Обычная кочка выскочила из земли прямо перед ногой де ля Ратты, малефикарум споткнулся на бегу и, вскрикнув, упал. Тобиус догнал его, когда колдун только пытался подняться, он неплохо ударился головой, и теперь по грязному лицу текла кровь. Мелькнули горящие злобой глаза и волшебная палочка, но Тобиус ударил противника своей булавой по правому плечу, ломая ключицу, и поймал выроненный артефакт в телекинетический захват.

– Отдай! Верни! Это мое!

Тобиус ударил попытавшегося подняться колдуна коленом в грудь, тот упал, надсадно хрипя, а потом его начало тошнить. Тем временем серый маг притянул трофей к себе и пристально изучил его структуру. Как ни странно, активных ловушек не обнаружилось. Тогда он взял палочку со словами:

– Правом превосходства молвлю: твоя сила отныне принадлежит мне!

– Нет! Не смей!

Артефакт на глазах покрылся трещинами, сквозь которые полился свет, распался трухой, и в воздухе остались парить несколько маленьких, завораживающих своей яркостью самородков – частицы Дара, неизбежно передающиеся от волшебника его инструменту, делая его неотъемлемой частью хозяина. Тобиус поглотил их на глазах прежнего владельца. Для побежденного такая утрата являлась невосполнимой.

– Ты… Ты… Я отомщу! – на последнем издыхании выкрикнул де ля Ратта и потерял сознание.

Портал исчез.

Волшебник сидел на ступеньке лестницы, ведшей на стены. Ему дали походное одеяло, чтобы не мерз и не сверкал срамом, и вручили кружку козьего молока. Часть солдат и цитаро генерал отрядил для охраны пленных, другие рыскали по башне, ища трофеи.

Тобиуса трясло: сказывались последствия перенапряжения. Когда он вернулся к башне, волоча за шкирку колдуна, бой уже закончился. Бальден, одолевший капитана наемников, порядочно подпортил последним боевой дух, попутно увеличив те же характеристики своих людей. Если бы не защитные артефакты и своевременно розданные Исцеления, многие славные рубаки не встретили бы следующего восхода.

– Осторожнее с книгами! – вяло покрикивал Тобиус. – И с гномским стеклом! Оно стоит больше, чем все ваше оружие, вместе взятое! И не лезьте во все сундуки – если кому снесет голову заклинанием-ловушкой, я чинить не буду!

Он повторял эти пустые угрозы уже в десятый раз. Пустые, потому что волшебник уже успел пройтись по всей башне в поисках магических ловушек и ничего не нашел, а все опасные алхимические реагенты он заранее спрятал.

– С победой вас, генерал. – Тобиус отхлебнул молока и предложил кружку военному.

Тот брезгливо поморщился: кто же произносит такие тосты с молоком в руках? Бальден вытащил из-за пазухи флягу, свинтил крышку и сделал богатырский глоток.

– На, маг, хлебни настоящего мужицкого пойла!

– От которого волосы на груди растут и голос грубеет? – усмехнулся волшебник, принюхиваясь. Внутри оказалась мятная шехверская водка, настоянная на травах, в простонародье ласково именуемая «отравкой». – Нет, благодарю. Что будете делать с военнопленными?

– Мое дело – взять в плен, а что делать с этими человекоресурсами, решит милорд.

Волшебник дернул щекой:

– Они для вас человекоресурсы?

– Человек, который продает свой клинок и свою честь за деньги, – он и есть ресурс! Наемников на войне в плен не берут, знали? Сразу в расход! Я только потому не перебил этих ахогов прямо здесь, что знаю: милорд не одобрит.

– Тезка! – Тобиуш Гофер вышел из врат башни, растерянно почесывая перевязанную голову. Ему по глазам ударил первый луч света, отчего молодой воин зажмурился. – Там – это, девка нагая на полу лежит!

– И?

– Ну, я ее прикрыл, конечно, а дальше-то что с ней делать?

– А ты не знаешь, что с голой девкой делать, воин?! – хохотнул генерал.

Солдаты поддержали его дружным гоготом.

– Зря смеетесь, генерал. Эта женщина – псевдоантропоморф, она была искусственно выращена. Кто знает, может, создатель ей и там зубы присобачил?

Тобиусу на какое-то время пришлось остаться в башне колдуна. Пока генерал конвоировал пленных в Под-Замок, серый маг проводил демонтаж аппаратуры и перепись собственности де ля Ратты. Сам колдун тоже остался на его попечении, так как передавать малефикарума простым смертным показалось Тобиусу слишком опасной затеей. По крайней мере, именно так он объяснил свое решение остальным. На самом деле маг серьезно опасался оставлять его с братом Марком. Кто поручится, что тот не спалит де ля Ратту живьем посреди деревни?

Волшебник отчистил от остатков питательной смеси все инкубаторы, в которых колдун растил своих «курильщиков». В один из освободившихся металлических цилиндров Тобиус засунул самого колдуна и наложил на него сдерживающие чары. Получив немного свободного времени, он внимательно изучил свою несостоявшуюся убийцу и еще раз убедился в том, что она действительно являлась псевдоантропоморфом, одним из подвидов геноморфов, выращенным в инкубаторе и имеющим ложное сходство с человеком. Правда, строение этой особи было тысячекратно более сложным и совершенным, чем у «курильщиков». Сам Тобиус в витамагии, как и в анимагии, признавал себя полным профаном, поэтому и углубляться в изучение анатомии своей находки он не стал. Укрыв морфа, как часто именовали для краткости существ ее природы, одеялом, маг оставил ее лежать в бывшей спальне колдуна.

Он долго и упорно рылся в трофейных книгах, среди которых попадались и весьма редкие экземпляры, что искренне удивляло. Откуда такой посредственный колдун раздобыл деньги на столь ценные труды, на атанор, на инкубаторы? Подозрительно. Тщательно исследовав алхимическую печь, он пришел в восторг. Та была в отличном состоянии, полностью укомплектованной и готовой к работе. Все магическое добро малефикарума волшебник намеревался беззастенчиво присвоить.

В одном из вскрытых тайников нашлось несколько внушительных мешочков с золотыми монетами, сумма по подсчету оказалась большой, хоть и не астрономической.

К вечеру четвертого дня появились телеги из Под-Замка. Вилланы привезли еды и по несколько солдат на всякий случай. Переночевали в башне, а утром Тобиус начал погрузку. Так и не пришедшую в сознание стальную деву он всю дорогу держал на руках укутанной в одеяло.

По возвращении в деревню Тобиус передал свою ношу на сохранение Томасу Бэйну и отправился на доклад к отрекшемуся королю.

– Вас ждут, чар! – Стражники при входе в большой чертог отсалютовали оружием и распахнули двери.

Волшебник широкими шагами приблизился к креслу, на котором восседал Бейерон. Хлоя, склонившаяся над столом, изучая бумаги, подняла глаза, генерал Бальден, сидевший в сторонке, прекратил срезать с яблока кожуру и тоже посмотрел на мага.

– Ваша милость, официально докладываю, что поручение исполнено. Колдун Альфонсо де ля Ратта пойман, обезврежен и доставлен.

– Благодарю тебя, чар, и жалую тебе в пользование одну из замковых башен, ту, остроконечную.

– Это… огромная честь для меня, сир!

После аудиенции волшебник быстро отправился в трактир, попутно раздавая указания грузчикам. Он влетел в «Под короной», выпросил кувшин вина подешевле и, взвалив стальную деву, то бишь морфа, на плечо, поднялся к себе. Думать о том, как это выглядело со стороны, было некогда. Уложив ее на кровать, маг бросился искать в своем инвентаре медную чашу с цепочкой тайнописных знаков по ободку. Он налил в чашу вина и опустил следом свой медальон, прочитал заклинание. Сигнал от чаши сквозь Астрал протянулся из Хог-Вуда в Ордерзее, столицу Ривена, где находилась Академия. В темно-красной винной глади появилось старческое лицо со всклокоченной бородой, множеством морщин и суровым взглядом.

– Кто такой?!

– Маг Тобиус, выпускник Академии.

– Не помню такого.

– Я был вашим учеником, вы называли меня бездарем и часто били по спине посохом.

Тобиусу не повезло нарваться на смену, в которую под ипспирохом дежурил Тесхарун Филин, великий бестиолог и один из самых нелюбимых Тобиусовых наставников.

– У меня тут каждый второй – такой вот бездарь… Чего надо?!

– Ваше могущество, я схватил колдуна. Надо переправить его в Академию, пока за дело не взялась Церковь.

Старик насупил густые белые брови, которые в сочетании с крючковатым носом и полубезумными круглыми глазами действительно придавали ему схожесть с филином.

– Я сообщу управителям, а ты подготовь там все. Утром заявится конвойная делегация.

На этом старый архимаг оборвал связь. Тобиус еще недолго смотрел в опустевшую темную поверхность, потом задумчиво отхлебнул из чаши вино, поморщился и отхлебнул еще. Через полчаса слегка повеселевший волшебник вышел на улицу.

– У вас есть минутка, чар Тобиус? – раздался бесцветный тихий голос.

– Для вас у меня всегда есть минутка, брат Марк. Для вас и для Господа-Кузнеца, – ответил маг, не спеша оборачиваться.

– Я скромный слуга Его воли, для меня и минута времени земного – великое богатство, но Ему обязан каждый истинно верующий посвящать все свое время.

– Да, я что-то такое и ожидал услышать, – пробормотал волшебник. – Чем могу служить?

Серый монашек поднялся со скамьи.

– Прежде всего я хотел сообщить вам, что не стал отсылать в Святой Престол депешу с сообщением о некоторых приемах, которые вы использовали в противостоянии с колдуном. Я решил, что первоначально будет лучше провести с вами беседу, но это обождет день-другой. Ныне я хотел бы обсудить с вами судьбу самого колдуна.

Тобиус сдержался, чтобы не повернуть голову в сторону телег, откуда вилланы могли уже вытащить его пленника по приказу монаха.

– Я намерен передать его братьям по Дару, чтобы колдун предстал перед магическим трибуналом.

– Нужно ли мне говорить, что я предпочел бы передать его Инвестигации?

– Я догадывался об этом, – кивнул Тобиус. – Но не представляю этот вариант верным.

– Чар Тобиус, нам до́лжно было бы придать малефикарума очищающему огню прямо здесь. Я так и поступил бы, но с некоторых пор не имею полномочий.

С некоторых пор, подумалось Тобиусу. У брата Марка были полномочия сжигать колдунов. Официальные полномочия. Стоит ли считать, что этот маленький сутулый человечек некогда служил инвестигатором Святого Официума?

– Брат Марк, поверьте, вам не стоит волноваться. Этот колдун не опасен, он довольно слаб и вообще-то не в вашей юрисдикции.

– Все зло земное в юрисдикции Церкви, чар Тобиус. Я твердо намерен связаться со Святым Престолом. До момента прибытия святых отцов моего ордена нечестивец будет находиться под моим контролем и…

– Кем ты себя возомнил? – задумчиво спросил маг, глядя на монашка прищурившись. Его губы и кожа вокруг глаз сильно почернели, лицо расчертил уродливый рисунок темных вен, по которым текла дурная кровь. Голос Тобиуса зазвучал странно, гулко и неприятно. – Пастырь овец, блуждающих во тьме, смиренный слуга обожаемого Бога… а сколько гордыни в речах. Все зло земное, говоришь? Каков гордец. Этому вас учил мессия? Не забывайся! Сей малефикарум не связан с Пеклом, он темник, а значит, Церковь не имеет превосходящего права карать его. Только маги могут судить магов. Никто из смертных тварей не имеет этого высокого права, и пусть Церковь никогда не забывает о вольностях Академии!

Волшебник замолчал, сморгнул, растерянно покачал головой и принялся сосредоточенно массировать виски. Чернота отступала, возвращая лицу человечные черты.

– Простите, брат Марк, нашло что-то.

– Нет-нет, я в чем-то даже благодарен. – Тон петрианца не изменился. – Вы умеете раздавать направляющие оплеухи, это очень полезный дар. Что до колдуна, пусть эта забота, так и быть, ляжет на плечи магического трибунала. А теперь простите, я спешу, нужно наложить на себя епитимью.

Волшебник встревоженно следил за удаляющимся монашком, пытаясь предугадать – какие проблемы в будущем обеспечит ему этот инцидент? Орден Петра, а тем паче Инвестигация – это не те организации, в противоборство с которыми можно вступить и победить. Или хотя бы сбежать без потерь.

По указанию Тобиуса колдуна снесли в подвалы, где он был прикован к кольцу, вмурованному в стену. Кузнец принес лучшие свои цепи, железные, к сожалению, и магу пришлось изрядно попотеть, чтобы должным образом их зачаровать. Железо относилось к тем металлам, которые плохо держали волшебство.

С наступлением вечера, когда большинство вилланов уже разошлось по домам или еще сидело в трактире, волшебник выбрал место на дороге недалеко за околицей. Нож, ведомый волей хозяина, расчертил на земле круг, в нем – семиконечную звезду и все нужные точки опоры для организации «провеса». Тобиус создавал астральный маяк, дабы помочь Академии провесить портал в Хог-Вуд. Когда рисунок был завершен, он превратил землю в камень посредством элементарной трансмутации материи, зачитал три заклинания и окропил чертеж эликсиром из маленького фиала.

Остаток ночи он провел в башне, устраиваясь. Кровать волшебник затащил прямо на последний этаж, там же оставил и морфа. Ее бездействие его немного пугало, но потом волшебник решил, что раз способности данного существа пока не изучены, вполне возможно, что периодическая спячка есть норма. Работая мыслесилой, Тобиус втащил книжные шкафы на третий этаж, где решил сделать себе небольшую библиотеку. Инкубаторы были прописаны на пятом этаже, затаскивать на четвертый атанор было очень трудно даже для мага, тем более что он трясся над агрегатом, как над родным ребенком[12].

На заре Тобиус вернулся к точке переноса и положил в центр чертежа свой медальон, но пришлось продежурить еще два часа, прежде чем портал соизволил раскрыться. Из него вышли трое. Точнее, четверо, но только трое из них были людьми. Академия в соответствии с протоколом прислала троих волшебников в ранге магистра.

Золнон Угрюмый, явно лидер группы, самый старый и опытный из троих. Для своих без малого ста лет он недурственно выглядел. Высокий, прямой, как солдатская пика, мужчина с короткими волосами и бородой черного цвета, в которую только-только закралась первая седина, но с длинными и ухоженными усами. Его волевому лицу особенно задумчивое выражение придавали густые брови, хмурыми тучками нависающие над пронзительными серыми глазами. На костяном посохе, овитом кожаными ремнями, имелся набалдашник с циронитом, камнем перевоплощений – самое то для метаморфов.

Ашарий Задира, огромного роста, отлично сложенный красавец, огненно-рыжей и густой, как у хазгала, гриве и волевому подбородку которого позавидовал бы любой мужчина. В его голубых глазах сверкали искры самоуверенной дерзости, однако Тобиусу казалось, что там затаилось еще что-то по-настоящему злое и опасное. Ашарий предпочитал в одежде оранжево-красные тона, что было обыденно для пиромантов, также он являлся весьма талантливым боевым магом и в свои пятьдесят с хвостиком уже имел посох, который, к слову, покрывала красная медь, а в набалдашнике сверкал жаром камень аловит.

Третьим Академия послала магистра по имени Гатурин Крот, низкорослого, но очень широкоплечего волшебника с сильными руками, мрачного, нелюдимого и весьма странного на вид. Приплюснутый коротышка со скошенным лбом, утонувшими в черепе глазками, ртом-трещиной и широким плоским носом. Усов Гатурин не носил, но волосы его и борода были черны и жестки, ровно проволока. А еще у него были когти, длинные и твердые, как у животного, в честь которого Гатурину дали второе имя. Крот специализировался на геомантии и големостроении, в набалдашнике его посоха тускло мерцал камень григорит.

Четвертый член отряда являлся техноголемом. Данная модель имела три с лишним человеческих роста в высоту, состояла из шарообразного туловища, созданного с применением нескольких металлов, и головы-кочки с круглыми глазами-окулярами. Значительную солидность металлическому болвану придавали руки с мощными предплечьями и трехпалыми манипуляторами. Все это держалось на длинных ногах с массивными ступнями. На выпуклом шарообразном корпусе техноголема были предусмотрительно установлены браслеты-оковы, с помощью которых к нему приковывали конвоируемых.

Маги заозирались, проверяя обстановку на наличие опасности, и, не обнаружив ничего подозрительного, равнодушно обратили взгляды к Тобиусу.

– Да, неблизко ты забрался, серость, – протянул Ашарий Задира и оскалился. – Долго искал такое захолустье?

Тобиус был практически не знаком с рыжим пиромантом, тот закончил обучение раньше, чем он был принят, и, пройдя практику у самого Атурина Патоки, отправился в путешествие по миру практиковать искусство боевой магии. В Академию Ашарий возвращался очень редко, и тогда среди учеников расходились захватывающие слухи о его приключениях. Тобиус не знал – какие из них правдивы? Одни говорили, что Задира подался за Хребет, на Правое Крыло, и там якобы путешествовал по Вольным Маркам, участвуя в нескончаемых междоусобных войнах. Другие говорили, что его боевое мастерство оценил сам шехверский король и предлагал ему место придворного мага, третьи приписывали ему участие в морских походах соломейских армад на пиратские кланы Шейного архипелага, четвертые и вовсе утверждали, что Задира успел послужить Гильвиорскому ордену на поприще борьбы с нелюдями.

Правда, в последнее Тобиус абсолютно не верил, ведь многие в Вестеррайхе хорошо знали, как щепетилен орден в вопросах чистоты человеческой расы, которую он некогда поклялся защищать. А поскольку все маги Академии Ривена поголовно являются мутантами, выводы напрашиваются сами.

– Долго.

– Где колдун? – напрямик спросил метаморф.

Золнон Угрюмый получил свое второе имя именно за характер, а не за способности. Он зарекомендовал себя очень спокойным и рассудительным магом; открытий не совершал, упорно совершенствовал искусство метаморфоз и перевоплощений, понемногу учил неофитов и никогда не подводил Академию, какое бы задание та ему ни поручала.

– В подвале. Вывести?

– Сами заберем. Гатурин, подожди нас здесь.

– Фефф феф феффф, – невнятно ответил Крот.

Этот геомант всегда был нелюдим. Большую часть жизни Гатурин проводил в подземной каморке-лаборатории, где чувствовал себя превосходно, но если какие-то нужды все же вытаскивали его на поверхность, он с большим нежеланием вступал в контакт с окружающими и постоянно прятался от солнца.

Стражу Тобиус предупредил загодя, чужаков пропустили без вопросов. В подвале Ашарий сотворил маленький огненный шарик для освещения, и Тобиус провел магистров к цели их визита.

– Армадокиец? – с ходу определил Задира, взглянув в усталое лицо Альфонсо де ля Ратты. – Знаем, как же, ушлый народец.

– Забираем.

Тобиус снял артефактные цепи, и за дело взялся Ашарий, который быстро спеленал де ля Ратту Восковым Узилищем. Колдун, поднявшись, обвел подсвеченные во мраке оранжевым светом лица, вымучено сглотнул.

– Шавки Академии… долго же вы меня искали. Если думаете, что сможете от меня так просто избавиться, то ошибаетесь, у меня большие свя…

– Еще одно словечко, – ласково попросил Ашарий, указывая в лицо колдуну перстом, на кончике которого опасно подрагивало заклинание Черепокол, – ну же, пожалуйста, скажи еще хоть одно словечко – и я отправлю твои мозги на встречу со стеной. Ну? Ты же хотел еще что-то сказать? Или нет?

Даже при тусклом свете… нет, именно благодаря тусклому свету было особенно хорошо заметно, какая жуткая улыбка исказила красивое лицо пироманта. Он не угрожал впустую и явно готовился убить колдуна на месте, хотя Золнон и косился на младшего волшебника неодобрительно.

Де ля Ратте достало ума прикусить язык.

– Академия действительно долго его искала? – обратился Тобиус к Золнону, пока колдуна вели по коридорам замка.

– Нет, – безразлично ответил тот, – нисколько она его не искала. Мы вообще узнали о его существовании недавно и сильно удивились тому, зачем этот малефикарум пересек половину мира и явился сюда, да еще и с наемниками. Кстати, вы всех перебили?

– Нет, ваше могущество. Некоторые сдались в плен, их допросили, а после передали в руки посланцев Галли. Теперь они во власти правосудия лорда Каребекланда.

– Бесславные ублюдки, – прокомментировал метаморф.

Конвоиры вывели скованного колдуна из замка, где ждал Гатурин Крот. Геомант невнятно что-то профыркал, заставляя огромного голема встать на колени, и приготовил оковы. Среднее кольцо предназначалось для фиксирования поясницы, верхние и нижние – для запястий и лодыжек. Арестант оказался распят на груди магического механизма. Также внутри оков имелись сегменты из керберита, лишавшего носителей Дара доступа к этому самому Дару при прямом контакте с плотью.

– Не забудь отдать ему вознаграждение, – бросил Золнон через плечо.

– Разумеется, как же иначе! – усмехнулся Ашарий Задира. – Вот это тебе, серость, за поимку злокозненного колдуна.

Пиромант швырнул Тобиусу небольшой, но пузатый мешочек, метя так, чтобы снаряд попал серому волшебнику в лицо, но, к его разочарованию, Тобиус оказался достаточно проворен и поймал громко звякнувшую награду. Маги и голем ступили на чертеж точки переноса, раскрылся портал, и конвой исчез в нем.

Когда арка магического прохода захлопнулась, Тобиус забрал медальон, уничтожил астральный маяк и направился в трактир. Впереди его ждало еще много дел: надо было обустроиться в башне, обезопасить замок, деревню, потом помочь в развитии инфраструктуры, чтобы эта деревенька на окраине обжитых территорий превратилась хотя бы в надежное село, а потом, может быть, в маленький городок. Совсем маленький, чтобы не терялось очарование дикой свободы. Пусть Тобиус и был юным, малоопытным магом, но в нем бурлили некоторые амбиции, и он очень хотел их воплотить.

Глядя, как по северной дороге тянется вереница фургонов и бричек, как уходит цитарский аламут, волшебник с легкой печалью вздохнул и произнес:

– Великий Джассар, сколько же еще дел…

Часть вторая

– В чем суть работы витамага? Отвечай быстро, Эмма!

– Витамаг, или маг Жизни, профилируется на создании искусственных форм оной, выращивая либо собирая живых существ по своему разумению. Из этих существ наиболее часто создаются химеры и геноморфы.

– Кратко и верно. Дальше, Эмма, что есть химеры и геноморфы и в чем их главные различия?

– Это легко! Химеры являются существами композитными, а геноморфы – органичными. Организм химеры состоит из частей других живых существ, сращенных воедино и наполненных искусственной жизненной силой, хотя сама химера имеет многие черты нежити. Геноморфы в свою очередь изначально выращиваются в искусственных утробах, а затем донашиваются в инкубаторах. Это цельные существа, чья физиологическая и умственная состоятельность зависит от пожеланий и мастерства витамага. Витамагов, специализирующихся на химерах, часто называют таксидермистами, а тех, что выращивают геноморфов, – акушерами.

– Что ж, я почти впечатлен. Оставим пока химер. Расскажи мне о разновидностях геноморфов.

– Основных разновидностей две: зооморфы и псевдоантропоморфы. Первые своими чертами могут напоминать различных представителей фауны, вторые же полностью или частично повторяют внешность людей. При этом внешний облик геноморфов, или же просто морфов, как их обычно зовут для сокращения, может не иметь ничего общего с внутренним устройством организма. Витамаги способны выращивать в своих созданиях самые разные органы, экспериментировать с составом крови, костной и мышечной тканью.

– Молодец, ученица! А теперь скажи мне – к какому именно виду витамагических созданий принадлежишь ты?

Эмма была псевдоантропоморфом с белоснежной кожей, белоснежными же волосами, не доходившими до плеч, и красными, словно рубины, глазами. Она превосходила совсем не маленького Тобиуса на голову-полторы и при своем грациозном изяществе имела немалую силу и скорость. Ученица сидела на кровати, держа спину прямо, колени – прижатыми друг к дружке – и с ладонями, положенными на них. В глазах ее читался живейший интерес с озорной искрой.

– Неизвестно. – Она белозубо улыбнулась. – По большинству признаков я псевдоантропоморф, но, как показали твои исследования, учитель, не совсем. Кстати, учитель, – она улыбнулась шире, слегка наклонила голову, обращая внимание на свою длинную изящную шею, – может, нужны еще исследования?

– Нет, не нужны, – с каменным лицом ответил Тобиус. – Продолжай по теме. Ты ведь понимаешь, отчего я сомневаюсь в твоей более-менее очевидной суррогатной природе?

Девушка протяжно вздохнула, глядя на занудного мага с укоризной.

– Магические способности. Я на высоком уровне владею металломорфингом. Обычным морфам такое не под силу. Ведь так, да?

Волшебник встал из-за стола и прошел к окну. Его башня была едва ли не самой высокой точкой обзора, созданной руками человека во всем лене. Деревня, потихоньку живущая внизу, казалась такой маленькой, уютной и забавной.

– Не знаю, – честно ответил волшебник. – Ты очень необычна в плане способностей. Морф-маг… за одну такую гипотезу можно лишиться и жезла, и перспектив на будущее. К тому же волшебники должны развиваться с младых когтей, а ты… хотя, возможно, тебя создали взрослой и сейчас у тебя как раз детство.

Она слегка откинулась назад, опираясь на руку, забросила на кровать одну ногу и из примерной ученицы превратилась в эдакую томную кошку-соблазнительницу, вальяжно возлежащую на атласных подушках. Ее голос стал ниже и потек густой обволакивающей патокой, в глазах прибавилось выражения затаившейся страсти.

– Если есть способности, – протянула Эмма и медленно облизнула верхнюю губу, – почему бы нам не попробовать развить их? Я думаю, что совместными усилиями мы…

– Назови основные признаки одержимости мага Шепчущим, – оборвал ее очередную попытку волшебник.

Первое время Тобиуса сильно коробили ее манеры – ведь придя в себя, Эмма меняла темпераменты в мгновение ока, и большинство из них имели склонность вести себя довольно разнузданно. Но потом он понял, что морф всего лишь примеряет манеры поведения, будто модница перед зеркалом, подбирающая нужный наряд из своего гардероба. А зеркалом служил он, Тобиус, к которому, собственно, и был направлен поток искренней симпатии.

Постепенно, наблюдая за его реакцией, Эмма менялась все реже, образы, которые он не одобрял, исчезали. Так день ото дня разнузданных девиц становилось все меньше, а на смену им пришли более-менее вменяемые характеры. Прилежная ученица, помощница, собеседница. На людях Эмма предпочитала изображать суровую молчаливую спутницу или внимательного телохранителя, но наедине нет-нет да и проскальзывали, словно застарелые дурные привычки, обрывки какой-нибудь «соблазнительницы».

– Очевидных признаков одержимости Шепчущим, – послушно начала цитировать Эмма, вернувшись в образ прилежной ученицы, – всегда три: изменение формы ушей, глаз, зубов. Уши одержимого заостряются и удлиняются. Трансформация зубов сложнее – из тридцати двух отдельных костей они превращаются в две сплошные костяные пластинки с зазубринами. Трансформация, которую претерпевают глаза, до сих пор не изучена, зрачки максимально расширены, а радужка подвижна: она хаотично изменяет конфигурацию и цвет, может распадаться на отдельные «кляксы» и собираться в единое целое.

– Ты делаешь успехи, – похвалил Тобиус, разглядывая верхушки отдаленных деревьев.

Эмма польщенно заулыбалась.

– А четвертый признак?

– Ярко выраженное безумие и неконтролируемые выбросы гнева, которые вкупе с огромной магической силой всегда наносят ужасные повреждения всему живому и неживому.

Волшебник кивнул, вернулся к столу и закрыл свою книгу заклинаний на замок.

– Одевайся, идем завтракать.

– Можно мне омлет? – зарделась Эмма.

– Да, – после некоторых размышлений ответил волшебник. Блюда из яиц были ее слабостью, почему – он не знал, но не стеснялся пользоваться этим как рычагом влияния.

Спускаясь по винтовой лестнице, Тобиус в который раз пересчитывал этажи. То есть он, конечно, знал, что их семь, но ему льстило напоминать себе о том, что у его башни семь этажей!

На самом верхнем этаже волшебник устроил себе личный кабинет, он же спальня. На шестом разместил комнату для Эммы. Еще ниже находилась мастерская, куда Тобиус притащил наковальню, установил трофейные инкубаторы и систему труб для их обеспечения. Ниже располагалась алхимическая лаборатория. Именно там он поставил атанор и столы с наборами драгоценной посуды для опытов. Под алхимической лабораторией расположилась библиотека. Шкафы со справочниками стояли на всех этажах, но на этом их было больше всего. Под библиотекой была обычная лаборатория, не алхимическая. В понимании волшебника «обычная» – означало наличие котла для варки зелий, ингредиентов, пентакля, расчерченного на полу…

А вот с пентаклями и прочими звездами вышло кривовато, и виной всему была конструкция винтовой лестницы, которая не тянулась вдоль стен, а шла сверху донизу, пронизывая этажи посредине. В такой башне начертить на полу пентаграмму, октограмму или какой-нибудь другой чертеж представлялось задачей сложной – ведь сердцевина чертежа оказывалась пустой. Тобиусу пришлось долго и упорно работать, чтобы из старой металлической лестницы сделать лестницу, которая может подниматься, убираясь через потолок, складываясь гармошкой, благодаря вплетенным в нее чарам. Для дыр в полу и потолке предназначались каменные крышки люков, на которых, разумеется, изображались недостающие части стационарных магических чертежей.

– Ты идешь?

– Иду! – донеслось с верхних этажей.

Она спустилась на нижний этаж, затягивая последние ремешки на старинном кожаном нагруднике. Когда Бальден увидел эту ветошь, он чуть языком не поперхнулся. Генерал битых полчаса убеждал Эмму взять из замкового арсенала кирасу, которая и защищает лучше, и не выставляет воина посмешищем, как это «кожаное старье». Но на все доводы морф-альбинос ответила упрямым «хочу вот эту». Волшебнику пришлось здорово поработать над этим антиквариатом, прежде чем его можно было надеть, не боясь, что сухая кожа рассыплется.

Эмма взяла за привычку часто ходить в самые темные и необжитые части замка одна и таскать в башню учителя всякий хлам, например пару ржавых античных мечей. Реставрационная магия Тобиуса привела их в пригодное состояние, и морф вооружилась в соответствии со своим вкусом, устроив клинки за плечами. К нагруднику крепился птерюгес[13], навевавший мысли о легионах Грогана в начале Гроганской эпохи. Для Эммы с длиной ее ног юбчонка была коротковата, однако менять одежду она отказалась наотрез. Впрочем, Тобиус и не настаивал.

В малом чертоге было светло и пахло булочками.

– Доброе утро, сир, генерал, миледи.

– Присаживайся, чар.

Бальден не ответил, будучи слишком сосредоточенным на еде, Хлоя сделала вид, что не заметила появления волшебника. С тех пор как он стал повсюду таскать за собой Эмму, принцесса притворялась, что ни Тобиуса, ни его воспитанницы в природе не существует.

– Доброе утро, брат Марк.

– Благословенное начало дня, чар Тобиус, – кивнул монах. – Отличный день, чтобы посвятить его Господу нашему Кузнецу.

– Да, просто замечательный. Как спалось?

– Прошлой ночью было не до сна. Я стараюсь довести до ума новую мельницу. Думаю, мы справимся быстро. Господин Гофер-младший считает своим долгом напоминать мне о том, что скоро лето кончится и давно время молоть муку. Милостью Господа-Кузнеца все успеем.

– А каковы твои планы на день, чар? – спросил Бейерон, степенно поедая пудинг серебряной ложечкой.

– Мы отправляемся за реку, сир.

– Опасное предприятие. Охрана нужна?

– Не стоит беспокоиться, благодарю. Со мной будет Эмма, а значит, можно и шакалота не бояться.

– Чар Тобиус, надеюсь, ты помнишь, что Дикая земля – это смертельно опасная среда для человека?

– Помню и постараюсь вернуться обратно живьем. Мне нужно пополнить запасы, сир, лето заканчивается, многие растения уже отцвели, другие отцветут вот-вот, а мне нужны ингредиенты для охранных чар. Вы приказали обезопасить замок, и приходится обращаться к зельеварению.

– В таком случае риски оправданны. И вот еще что.

От Бейерона к волшебнику прошел старый Джаспер, личный слуга и камердинер отрекшегося короля, с мешочком в руках. Заглянув внутрь, Тобиус насчитал десять крупных золотых кругляшей. Ривенские лостерции с профилем самого Бейерона на них. Небольшое состояние.

– Сир, это совершенно необязательно. Деньги здесь мне не нужны, а нашей зачаточной экономике они необходимы.

– Эти деньги, чар Тобиус, лишь малая толика того, что мы вам задолжали. Вы взяли на себя обязательства и соблюли их в полной мере. А теперь мы обязаны соблюсти свои. Победа над колдуном принесла нам некоторые дивиденды, и теперь мы можем свободно располагать полученными деньгами, хотя их происхождение и сомнительно. Примите первую часть оплаты.

Тобиус буравил кошель хмурым взглядом, невольно думая о том, сколько всего можно купить на такие деньги. Ингредиенты, материалы, запасные части к атанору или инкубаторам, новая алхимическая посуда из гномского стекла. Сколько экспериментов можно было бы поставить на десять лостерциев!

Кошель отправился в сумку.

– Мы постараемся вернуться затемно. Ночевать в Дикой земле не лучшая затея, и…

Маг вдруг зашипел от боли, медальон на его груди раскалился, и все помещение заполнил громоподобный глас:

– ВСЕМ МАГАМ ЯВИТЬСЯ НА ЗАЩИТУ АКАДЕМИИ!!!

– О Молотодержец и пресвятые апостолы… – Тобиус вскочил с места, отбрасывая стул, бросился к двери, остановился, бросился обратно, схватил Эмму за руку.

– Слава богу, что ты тоже всегда при оружии! Сир, вернусь как только смогу быстро! Это Зов Академии…

Волшебник и морф исчезли во вспышке, оставив после себя много вопросов и тот запах, который витает во влажном воздухе после сильной грозы.

– Что ж, – невозмутимым голосом нарушил молчание Бейерон, – пудинг очень хорош, мои комплименты мэтру Шовиньолю.

Они очутились в громадном холле главной башни Академии, в зале Тысячи Врат, на стенах которого было изображено бесчисленное множество нарисованных арок для «провеса» порталов. Из одной такой арки, вспыхнувшей на миг, выскочили Тобиус и Эмма. Они по инерции прошли несколько шагов, будто их толкнули в спину, и замерли, оглушенные царившим вокруг гомоном.

Каждые несколько мгновений то одна, то другая, а то и несколько арок сразу вспыхивали, пропуская в холл главной башни очередного волшебника. Вокруг волновалось уже целое море разноцветных мантий и полумантий, а в уши грязной рекой лилась какофония, в которой то и дело отчетливо всплывали бранные слова. Толпа волшебников требовала объяснений, а от ее коллективного негодования астральные потоки вокруг медленно вскипали, что по определению не могло быть хорошо. Многих Зов Академии сдернул поутру буквально с постели, они только и успели, что похватать посохи да книги заклинаний, а теперь кутались в ночные халаты вместо положенных одеяний и злословили пуще всех прочих. Гвалт прекратился на секунду, когда башня содрогнулась, вся, целиком, от верхушки шпиля до дна самых глубоких подземелий магической тюрьмы. Откуда-то сверху раздался многоголосый вопль.

– Всем молчать! – На импровизированный помост в центре залы вскарабкался маг в небесно-голубой мантии, Сехельфорсус Чтец, сильнейший маг Разума в Ривене, если не во всем Вестеррайхе. – Произошла попытка побега! Джакеримо Шут едва не вырвался из подземелья!.. Молчать!

Услышав о пленнике, маги опять загомонили, но Сехельфорсус ударил по толпе потоком ментального подавления, заставив всех закрыть рты.

– У него не получилось! Сейчас управители в полном составе, усиленные отрядом экзорцистов, прилаживают запирающие чары обратно! За них беспокоиться не надо! Наша проблема в ином! Джакеримо растлил одного из неофитов, который частично ослабил его путы! Не спрашивайте меня, как он смог спуститься вниз и пройти мимо Ольгефорта Неусыпного, я не знаю! Но факт в том, что это произошло, и когда выяснилось, что юнец не может снять чары полностью, Шут подсадил в него какую-то гадость из Пекла! Мальчик смог подняться наверх, преодолел множество этажей – и «бутон» расцвел! Все маги, способные сражаться, должны немедленно последовать наверх! Бой уже начался! Он открывает порталы в само Пекло и выпускает оттуда низших тварей! Мы сдерживаем их наверху, но если не уничтожить корень зла, рано или поздно к нам вылезет что-то крупное! Мы не можем этого позволить! Сейчас Церковный Караул вместе с петрианцами окружает внешние стены! Мы должны доказать им, что сами способны решить проблему! Это вопрос выживания!

Чтец подзывал к себе демонологов и, разделяя их, формировал вокруг каждого заклинателя демонов отдельный боевой отряд.

– Что происходит? – спросила Эмма, осматриваясь.

– Самый худший узник Академии, как я понял, пытается сбежать.

Порталы не переставали вспыхивать, доставляя все новых и новых магов, до которых дотягивался Зов Академии. Новоприбывшие требовали объяснений, мешая формированию групп, напирали на тех, кто появился раньше, и гомон становился громче. Собираясь в слишком уж больших количествах, волшебники теряли способность к нормальному сотрудничеству и превращались в сгустки раздражения. Сехельфорсусу приходилось несколько раз пускать по толпе ментальные волны, буквально внедряя всю необходимую информацию в головы новоприбывших.

Среди мантий тут и там проскакивали черные шинели с эполетами, аксельбантами, нашивками и алыми лентами – армейские маги, которых заклинание все еще считало частью Академии, тоже прибыли на зов.

– А что значит «бутон раскрылся»? – Голос морфа отвлек Тобиуса от тревожных мыслей.

– Это момент, когда демон, ворвавшийся в тело жертвы, полностью подавляет ее волю и берет на себя контроль. Обычно чем сильнее воля носителя, тем дольше «бутон» не раскрывается, но когда силы человеческой души заканчиваются…

– Эй, ты, желтоглазый, ко мне!

Сухой и тонкий палец Сехельфорсуса указывал прямо на Тобиуса.

– Что умеешь?

– Я серый маг, ваше могущество, умею много чего.

– Ну еще бы. А это кто?

Ответа архимаг-телепат не дождался, просто прочитал его на поверхности Тобиусова мозга.

– Боевой псевдоантропоморф? Отлично, хоть кто-то прибыл подготовленным! Отправляйтесь к группе Ипсона Странного! Вон туда! Живо, мальчишка! Живо!

Ипсон Странный был уже зрелым, но еще не старым магом, чье морщинистое лицо будто выражало каменную серьезность. Не очень высокий, но широкоплечий мужчина, с выпуклой грудью и плоским животом. Он не носил усов, предпочитая небольшие бакенбарды и маленькую аккуратную бородку; череп Ипсона охватывал тонкий золотой обруч с камнем во лбу. Самой примечательной чертой того волшебника являлся левый глаз – магический артефакт, который горел синим светом и поворачивался в глазнице независимо от органического собрата. Как вспомогательным артефактом Ипсон Странный пользовался очень оригинальным инструментом – золотым наручем, обхватывавшим его правое предплечье и увенчанным тремя длинными изогнутыми клинками, торчавшими вперед на манер звериных когтей.

Рядом с Ипсоном уже стоял один волшебник, демонолог в темно-алой полумантии, короткостриженый безбородый парень, сверстник самого Тобиуса.

– Имя? – хмуро спросил старший.

– Тобиус.

– Еще один рядовой. Становись. Когда наберется шестеро, будем укомплектованы.

Странный говорил так, будто все происходящее его нисколько не волновало, будто к нему все это не имело отношения. Он оставался невозмутим, и лишь изгиб плотно сжатых губ говорил о его слабом недовольстве, вызванном окружающей суматохой.

– Я – Орландо, – тихо представился молодой демонолог.

– Тобиус.

– Слышал. А это кто с тобой?

– Эмма. Она хороший воин.

– Я хороший воин! – улыбнулась стальная дева.

– Очень на это рассчитываю. Сейчас еще троих подберем и пойдем. – Демонолог вздохнул, лихорадочно оглядываясь, и резким движением стер со лба пот.

Тобиус взвесил в руке жезл, тяжесть инструмента его успокаивала.

К одноглазому подбежала девушка с короткими рыжими волосами, в мантии цвета молодой травы, скроенной по женской фигуре (с зауженной талией). Она представилась как Марадея и в ответ на вопрос Странного сообщила, что является адвомагом и, более того, дубликатором.

– Не помешает. Становись к остальным.

Тобиус и Орландо кивнули сестре по Дару.

Вскоре к ним присоединился еще один волшебник, тоже молодой, рослый, широкоплечий и жилистый, с длинными волосами цвета пшеницы. В нем явственно проглядывала кровь северных островитян.

– Алестан, – коротко бросил он.

– Всем приготовиться! Выступаем немедленно! – возвестил Чтец.

Группки волшебников начали подъем вверх по запутанному нутру башни. Они быстро двигались выученным с детства лабиринтом коридоров, анфилад и галерей, мимо дверей аудиторий, лабораторий, кабинетов, мастерских, мимо старинных портретов, мозаик и гобеленов, освещенных магическими огнями, тяжелыми напольными канделябрами, выточенными из камня, и артефактными светильниками, мимо статуй на высоких постаментах.

– Слушай меня, larvas magicus[14], – тихо говорил Ипсон Странный, ведя их за собой, – из-за того что серый притащил с собой морфа, Сехельфорсус недодал нам шестой боевой единицы, так что нас пятеро, увы. Жаловаться поздно, а поэтому я требую от вас полного подчинения. Если будете слушаться, то получите шанс на выживание. Теперь конкретно – что вы умеете? Девчонка?

– Я э… могу призывать зукулинов, создавать несложные дубли…

– Боевая магия? Целительство?

– Нет, очень мало… но я могу переливать свою гурхану, если нужно, это дается мне легко.

– Негусто, учту. Демонолог?

– Профильная дисциплина, – немедленно отозвался Орландо, – с отродьями и низшими воплощениями я справлюсь, но если полезет что-то покрупнее… не знаю.

– Мне достались одни безбородые молокососы, – хладнокровно прокомментировал Ипсон. – Блондин?

Губы Алестана на миг презрительно скривились, но в остальном он сохранил холодную сосредоточенность.

– Криомантия. Хорошо ставлю разные защитные чары.

– Сойдет. А ты, моль, можешь всего, но по чуть-чуть, верно?

– Да, ваше могущ…

– Что дается лучше прочего?

– Я… неплохой боевой маг и исцелять умею.

– Ну хоть с одним повезло. В нашем положении было бы намного выгоднее иметь под рукой опытного демонолога, но с низшими отродьями Пекла может справиться даже простая боевая магия…

Башня вздрогнула.

– Прибавили шаг, – приказал Странный, подавая пример.

Они почти достигли средних этажей башни, когда ее в очередной раз тряхнуло.

– Тихо здесь, – сообщила Марадея, испуганно оглядываясь.

Этаж пустовал – его покинули в спешке.

– Когда сверху повалили отродья, неофитов начали телепортировать в другую часть кампуса, подальше от главной башни. Морис Прыжок с целой бригадой пространственников работали без передышки, пока ученики не оказались в безопасности. Быстрее! Слышите, как грохочет?

– Значит, сюда твари еще не добрались.

– Остановлены выше, серый. Сальвего Тысячник костьми лег, преграждая им путь, а когда у него закончилась гурхана, перешел на гвехацу.

– Наставник Сальвего мертв? – Марадея невольно прикрыла рот руками: высказанная вслух, эта мысль звучала очень уж кощунственно.

– Старика вытащили подоспевшие демонологи. Как я слышал, кровь сочилась у него даже из пор. – Голос Ипсона Странного остался совершенно безучастным.

Дальше они поднимались молча, держась на расстоянии от других групп. Волшебники перебирали в головах заклинания и изо всех сил впитывали магию, которая была так щедро разлита в воздухе.

Башня содрогалась чаще, и откуда-то доносились приглушенные звуки битвы: взрывы заклинаний, отрывистые команды и предсмертные вопли, сливавшиеся с ревом тварей, наступавших сверху. Астрал кипел от резонансов десятков заклинаний, использовавшихся одновременно. Двери некоторых аудиторий были распахнуты, внутри рядами лежали стонущие волшебники, обожженные и истерзанные. Между ранеными сновали целители.

– Проходите дальше, сейчас за боем следит Таптур, он скажет вам, что делать, – посоветовал Гвин Примочка, указывая дальше по широкому коридору.

Тобиус помнил, что прежде там стоял питьевой фонтан с ледяной водой, но теперь на его месте была установлена каменная арка, покрытая глифами, чем-то неуловимо походившая на огромную и пустую зеркальную раму. Правда, она не пустовала – вместо стекла в «раме» слабо колыхалось нечто наподобие тончайшего слоя гибкой слюды, сквозь которую можно было видеть противоположную стену. Вокруг арки развалились в креслах шестеро волшебников, но их расслабленные позы – головы, уроненные на грудь, бессильно свисающие руки – не обманывали ложным спокойствием. Волшебники пребывали в магическом трансе, беспрерывно поддерживая арку своей гурханой, сохраняя стабильность колышущейся словно занавеска от нежного ветерка «слюды», питая ее заклинаниями и сложными магическими плетениями.

Подле арки стоял Таптур Невидимый Кулак, высокий седоволосый маг в испачканной кровью мантии, безусый, но с длинной бородой, крепкий и сильный, хотя явно уставший. Он раздавал команды зычным голосом и отправлял в арку все новые и новые группы волшебников. За поясом у него тускло поблескивал золотом древний жезл, длинный, с массивным набалдашником, украшенным темно-красным рубином. Магии в том жезле не чувствовалось вообще, но все в Академии знали, что это атрибут маршала. Не иначе, сам Гаспарда передал жезл Таптуру вместе с высочайшими полномочиями.

Мимо него перед группой Ипсона в слюдяной полог ушли пятеро волшебников с зелеными ромбовидными кристаллами – артефакторы. Разумеется, они не появились с обратной стороны каменной арки, а исчезли бесследно.

– Ипсон, ты? Рад видеть.

Из арки донесся приглушенный, словно очень далекий, грохот, перемешанный с шипением и треском.

– Взаимно. Опиши диспозицию.

Странный обратился к архимагу неофициально, что могло свидетельствовать лишь об очень близком знакомстве.

– Нам удалось сдержать эту тварь достаточно, чтобы пространственники смогли создать новое измерение между лестницей и этой точкой. Метастазы Пекла проросли прямо в то измерение, и теперь битва идет в пространственном кармане.

– Разумно. Было бы жаль разносить в пыль саму башню.

– На этом наши успехи пока что закончились. Здесь сравнительно безопасно, но когда пройдешь внутрь складки реальности, увидишь три громадных метастаза демонической плоти, которые перекрыли противоположный выход. Они непрерывно исторгают плацентарные сгустки, из которых рождаются отродья. Эти твари прут бесконечной волной, а мы истребляем их без передышки, но пока что никакого толку. Многие наши ранены, некоторые полегли, но если бы не заграждение из големов и элементалей, думаю, замучились бы мертвецов считать. В любом случае много это не продлится – либо сможем прорваться наверх, к сердцевине этой мерзости, либо придется взрывать всю башню.

– Никто ее не взорвет, – дернул щекой Ипсон Странный, глядя своим живым глазом в арку, – если пострадает Сердцевина, то весь Ордерзее запрыгнет на небеса.

Странный быстро оглядел свою группу магическим протезом. Тем временем Таптур раздавал указания всем собравшимся, пока его голос не утонул в чудовищном реве чего-то совсем уж невероятного.

– Это еще что за певчая птичка?

– Памиров любимец. Кто-то придумал вытащить его из спячки и перенести из подземелий сюда, но пока эта махина больше мешает, чем помогает!.. Так вот, сейчас там сражается второе отделение, это те, кто прибыл с Зовом Академии раньше вас! Им нужна помощь лекарей и отдых. Когда вы войдете внутрь искусственного измерения, второе отделение начнет отступление, а вы, третье отделение, займете его…

Голос Невидимого Кулака потонул в оглушительном грохоте.

– …Место! Готовьтесь к наступлению!

– А кто на первичной линии обороны? Кто принимает основной удар отродий? – спросил старый демонолог в алой мании, Кагерант Копыто.

– Големы, говорю же! Элементали, бестии, нежить, призванные твари, химеры! Все, кого не жалко! Там же наши лучшие боевики…

– Прошу разъяснить всю диспозицию! – подал голос Логейн Рыцарь.

Таптур взмахнул рукой, создавая несколько двухмерных иллюзий, показывающих карту сражения.

– Мы создали для битвы огромный зал, в котором хватит места развернуться любому из вас! Наше заграждение имеет вогнутую форму и отделяет четыре десятых площади этого зала линией, состоящей из четырнадцати оборонных пунктов, между которыми есть определенное свободное пространство для подведения подкреплений или отступления, если уж совсем припечет. На каждый оборонный пункт отправится группа числом не больше шести магов и будет по мере сил отбивать нападение отродий! Мы предприняли меры по защите своих позиций магическими ловушками. По правому флангу внешнюю линию обороны держат големы, слева – больше элементалей. Некроманты и бестиологи тоже вносят свою лепту, трупы подбираются особенно близко к метастазам, но там концентрация отродий слишком высока, и кадавров разрывают в клочки. Как я уже сказал, мы перетащили сюда Памирова арахноганта, теперь эта тварь полностью блокирует край правого фланга. Ородос Виндикту поставил своего любимца на левом фланге. В идеале наша задача состоит в том, чтобы уничтожить метастаза, после чего прорваться на верхние этажи. Пока что все тщетно, наши заклинания ранят этот кусок мяса, но он регенерирует со скоростью сытого огра…

– Расщепление пробовали? – донеслось откуда-то. – Или Элементарный Разлад?

– Кто тут считает меня идиотом?! – повысил голос Таптур Невидимый Кулак, могущественный телекинетик, дробящий скалы, как песочные куличики, силой своего Искусства. – Пробовали всё! Остались лишь заклинания, которые всю башню разнесут на мелкие кусочки!

– Таптур! – раздался гневный оклик. Сехельфорсус Чтец прокладывал себе путь среди коллег локтями. – Чем ты тут занят?! Грандж и Мехир на последнем издыхании, Кахестивран Дракон больше не может поддерживать форму, Арнульфу требуется помощь, общая интенсивность огня снижена вдвое! Надо выводить их оттуда, пока они не стали падать в обморок от перенапряжения!

Сехельфорсус одновременно слушал мысленные донесения от всех магов-командиров, участвующих в обороне башни, координируя их действия.

– Раздай им указания и начинай оттягивать второе отделение! Не переусердствуй на правом фланге, от арахноганта все же есть польза, он как стена! Укрепи середину и левый фланг!

– Таптур, а этот здесь? – спросил Ипсон Странный.

Невидимый Кулак без объяснений понял, о ком речь.

– Я не видел его. Но там, – он указал себе за спину, – среди прочих существ сражается гьенджойлин. А в Академии только один маг смог получить гьенджойлина в услужение. Время вопросов закончилось! Все на защиту Академии!

В голове Тобиуса прозвучало: «Седьмая позиция, прямо в центре, держись своей группы». Отряды, объединенные под условным названием «третье отделение», по одному отправлялись через арку в искусственно созданное измерение, где занимали четырнадцать основных оборонительных позиций. Одновременно с этим второе отделение начало отступать. Такая слаженность маневров была заслугой все того же Сехельфорсуса, который одновременно раздавал указания десяткам магов.

Оборонительные позиции были выполнены в виде вогнутой линии из четырнадцати каменных преград, за которыми укрывались волшебники и из-за которых они могли вести обстрел боевыми заклинаниями. Как только отряд Ипсона занял позицию номер семь, Алестан покрыл их укрытие слоем корки магического льда. Раздался оглушительный вопль, больше не приглушенный разностью между измерениями, и башня в очередной раз мелко затряслась.

Три колоссальных красно-розовых щупальца росли из арки на противоположной стороне огромного круглого зала. В их мясистых подрагивающих телах виднелись отверстия, закрытые пульсирующими сфинктеральными мышцами, ежесекундно выталкивающими через себя осклизлые плацентарные коконы, которые лопались, выпуская на волю отродий. Омерзительные уроды всех мыслимых и немыслимых видов, маленькие, большие, летучие, ползающие, звероподобные или похожие на какие-то клубки органов, когтей и клыков, многоротые, слепые, десятиглавые, выдыхающие огонь или кислоту, снабженные оружием, вросшим в плоть, или ядовитой слизью, сочащейся отовсюду, асимметричные и неизменно ужасные. Все они выли, рычали, кричали, визжали, рыдали, и все с безумной яростью бросались в сторону магов.

Големы сражались в двухстах с лишним футах впереди – бронзовые, медные, каменные, глиняные статуи, оживленные магией, топтали огромными ступнями, крушили руками-молотами и кромсали руками-лезвиями, защищая правый фланг. Элементали – огненные, земляные, водные и воздушные – жгли, давили, топили и били врага оземь, защищая левый фланг. Волны чудовищ накатывали на магических слуг и разбивались о них как о неприступный скалистый берег. Шесть отрядов нежити под управлением некромантов упорно рвались ближе и ближе к метастазам, пока их в очередной раз не сметали. Материал для создания кадавров маги Смерти брали здесь же, преобразуя изувеченные трупы отродий на расстоянии, и звалось это умение корпускинезом. Им же они пользовались, создавая и грозных гоголов[15].

– А что нам делать? – в ужасе прокричала Марадея, оглядывая творящийся хаос.

– Вызывай своих дублей. Демонолог, готовься в рукопашной сойтись с теми, кого тебя учили усмирять. Здоровяк, на боевые заклинания не растрачиваться, нам нужна защита. А ты, серый… будешь работать мортирой. Боевая магия, понял?

– Да!

– И держи свою куклу рядом, даже ее железки могут понадобиться.

– Я не кукла. Нельзя даже с уверенностью сказать, что я морф, – жизнерадостно заметила Эмма, сжимая в руках мечи.

– Но… но… – Марадея явно растерялась. – Они же не здесь, они же там! Мы что, будем метать заклинания через големов и элементалей?

– Нет, конечно, – Ипсон провел левой ладонью по золотому наручу, – своих же можно задеть.

– Своих?

– Там сражаются наши. Я вижу старого Нарлогу, чьи лоа буквально жрут отродий. Я вижу Талбота Гневливого и Атурина Патоку, учеников самого Влатлава Опустошителя. Я вижу Мокан-Сингха, чьи кулаки страшнее стенобитных орудий. Порождение некромантии – очень крупный, сильный и выносливый кадавр, созданный из нескольких обычных трупов. Я вижу Ашария Задиру, вставшего вровень с архимагами. Они сдерживают и разрыхляют поток отродий, а без этого твари Пекла давно бы снесли и нас, и големов, и элементалей. Пока они держатся, готовьтесь к бою, но рано или поздно назреет прорыв… о, вот и он. Всем приготовиться!

Прорыв произошел мгновенно – волна отродий хлынула между големами и элементалями, частично погибая под Ударом Девяти Небес Мокан-Сингха, но продолжая двигаться дальше. Больше семи десятков отродий ринулись к опорным пунктам волшебников, оглашая все вокруг яростными воплями.

– Приготовились и…

Заклинания выметнулись им навстречу россыпью разноцветных вспышек, огненными струями, сгустками изменчивой энергии, извивающимися потоками шипящих молний. Отродья превращались в пепел, ледяные статуи, снежные сугробы, растекались лужами, испарялись, падали кучами гнили или просто взрывались.

– Не останавливаться! – рявкнул Ипсон, занося свои золотые когти для удара. – В расход их! – Он взмахнул рукой, и сразу пять тварей превратились в филигранно нарубленные кучи дымящейся плоти.

Вопящие сгустки магической энергии истребили нападающих на подходах, ни одна тварь не успела ступить на поле магических ловушек. Следующий прорыв произошел на левом фланге, где первичную оборону держал Нарлога, старый шаман из Унгикании. Скрюченная фигурка, облаченная в набедренную повязку и накидку из леопардовой шкуры, да в ритуальных украшениях, махала клюкой-погремушкой направо и налево, исправно сдерживая напор отродий, но вот, частично пав в Живом Огне, твари Пекла все-таки прорвались и ринулись на приступ.

Магическая артиллерия заработала на огромной скорости. В этот раз их было втрое больше, и за два залпа уничтожить всех не удалось. Волна атакующих нарвалась на магические ловушки – Медвежьи Капканы, Железнозубы, Пламевороты, Вмерзшие Стопы, Потайные Молнии, Стальные Травы и многие иные. Превращаясь в прах, разваливаясь на части, заледеневая и взрываясь, отродья продолжали бездумно переть напролом. Демонологи били Горящими Глифами, уничтожая демонов пачками. Волна так и не добралась до вторичной линии обороны, а когда она окончательно сошла на нет, волшебники принялись заделывать брешь в заграждении, устанавливая новые ловушки.

– На первый взгляд все не так сложно, – задумчиво сказал Алестан, глядя на быстро латаемую линию обороны.

– Не зевай, северянин, они снова идут.

Третий прорыв произошел через несколько минут после уничтожения второй волны. Особенно крупное отродье развеяло двух элементалей, прежде чем залп демонологов вышвырнул его прочь из Валемара, и в брешь хлынули более мелкие твари, числа которым не было.

Ипсон замахал когтями с ошеломительной скоростью – невидимые лезвия его телекинетических импульсов заработали как косы, собирая богатую жатву. Наргутал Злыдень метал свои любимые Шары Ярости; Гломп Тролль щедро раздавал стимулирующие заклинания, готовя ближайшие опорные пункты к рукопашной схватке; Кагерант Копыто уже применил Цепь Цвехрема; Саторин Холод превратил часть пола в ледяной каток, изо льда которого выскакивали шипы-копья; Марклесто Стена возводил преграды то тут, то там; Ламборд Каланча разбрасывал молнии горстями; Заппер Труха, один из немногих некромантов, участвующих в бою непосредственно, превращал врагов из живых созданий в создания мертвые. Старания многих других магов, не достигших еще магистерского ранга, и описывать бесполезно – слишком много их было.

Тобиус метал один Огненный Шар за другим, метал Шаровые Молнии, Сосульки, все, что только можно было быстро обновить, а самые сильные заклинания он пока придерживал про запас.

– Приготовиться к рукопашной, на этот раз ловушки их не остановят.

Марадея окружила себя дубликатами солдат городской стражи Ордерзее, которые ощетинились алебардами, гизармами и мушкетами. Алестан тряхнул кистями рук, шепча пробуждающие слова для Купола Белого Хлада. Тобиус вытащил из ножен ритуальный нож и поудобнее перехватил свой жезл. Орландо приготовился встретиться лицом к… чему бы то ни было с тварями, против которых его всю жизнь учили воевать. Отродья были уже близко, окружающее пространство потонуло в разноголосице их воплей, визгов и взрывов срабатывающих ловушек.

Первые полтора десятка монстров, попавших в Купол Белого Хлада, превратились в лед, после чего заряд заклинания иссяк. Криомант резко опустил руки, оттягивая кисти, а из его предплечий вперед выдвинулись белые Ледяные Клинки, источающие смертельный холод. Орландо приготовил свою Цепь Цвехрема и пустил в ход Пожиратель Греха – магическое поле демонологической школы, ослабляющее любого выходца из Пекла, который в него попадает.

Шакалотову долю тварей, пришедшихся на седьмую оборонительную позицию, взяли на себя именно Ипсон и Орландо, Тобиус выпустил из жезла волну направленного огня, метнул две Шаровые Молнии, после чего принялся яростно работать жезлом и ножом, круша и кромсая мерзкие туши. Алестан с бешеной скоростью махал магическими клинками, дубликаты городских стражников бесстрашно рубили алебардами и палили из мушкетов, погибая от когтей и клыков, но неизменно возрождаясь по воле Марадеи.

Урод с головой, похожей на голову рыбы-молота, набросился на серого мага, размахивая левой длинной рукой, снабженной когтем-клинком, – Тобиус испепелил его, следующую тварь он разрубил ножом. Краем глаза Тобиус заметил довольно большое отродье, похожее на сращенные туловища коня и человека, которое перевалилось через стенку шестого опорного пункта и нависло над леди Чань, занося лапу-дубину. Индальская магесса отшатнулась, пуская поток зеленого пламени из-под длинных золотистых ногтей. Увы, Индальский Огонь не подействовал. Некоторые из отродий имели определенный иммунитет к тому или иному воздействию, так что бой с ними напоминал опасную жеребьевку, в которой никто не знал, какая каверза выпадет ему. Тобиус ударил по «конелюду» Кислотным Жалом, которое съело половину его тела. Леди Чань отрывисто кивнула в знак благодарности, и махонькие бубенцы на многочисленных шипах-заколках, поддерживавших ее прическу, мелодично зазвенели.

– Смотри за собой, полудурок.

Тобиус обернулся и увидел, как тварь, прыгнувшая на него секундой раньше, зависла в воздухе и буквально на глазах стала разваливаться ровно рассеченными ломтями. Ипсон Странный прикрыл его спину.

– Я вам должен, ваше могущество!

– Как и своей кукле. Она уже двух прикончила, которые свободно зашли тебе в спину. Выполняй свой долг, а узкоглазая исполнит свой.

– Прости, у меня мечи в панцире той твари застряли, третьего не успела снять! – виновато заныла Эмма, одним мощным ударом отрубая голову очередного отродья.

– Ты отлично справляешься! Пригнись! – Ветреный Кулак размазал еще одного прыгучего урода.

Третья волна была наконец уничтожена, волшебники принялись зализывать раны, целители оказывали помощь. Многие после этого столкновения обзавелись шрамами, ожогами, мгновенно загноившимися ранами. Нескольких волшебников пришлось удалить от битвы. Все вдруг прекрасно поняли, что это только первая серьезная стычка, первая и далеко не последняя. Пол в искусственно созданном зале остался ровным только за спинами магов. Все, что находилось перед их оборонительными позициями, покрывали оспины оплавленных, замерзших и облитых кислотой воронок.

Следующие два прорыва были отбиты сравнительно легко, а потом еще три прорыва подряд оказались контактными. Вопли, взрывы, рев и гомон, порождавшие сильную головную боль, не смолкали ни на мгновение, ревущие и гудящие сгустки и яркие росчерки боевых заклинаний заполняли воздух вместе с удушливым едким смрадом и запахом озона, а метастаз все продолжал рождать монстров. Минуты растягивались в часы, а те, в свою очередь, утекали в воронку бесконечности.

Все на седьмой оборонительной позиции устали, но особенно сильно вымоталась магесса-дубликатор. Марадея оказалась самой уязвимой в отряде. Ее запасы силы были немалы, она умела ими делиться, на что годился не каждый волшебник, но в бою ее полезность ограничивалась полезностью тех призванных существ и дублей, которых она могла использовать.

– Повезло тем, кто на правом фланге, – произнес, не обращаясь ни к кому конкретно, Алестан. – Почему они не послали эту тварь вперед? Она одна могла бы растоптать всю мерзость своими ножищами.

На правом фланге действительно было гораздо спокойнее, и не благодаря Ашарию, хотя его огонь бушевал не переставая. Там стоял арахногант, жуткий зооморф, гибрид десятков неразумных биологических видов, в основу которого были заложены гены двух зверей-гигантов: черного паука скурры из Унгикании и варана катачарсы с одного из островов архипелага Хвоста.

Выращенного Памиром Арахнофобом зооморфа полностью покрывала неразрушимая броня из неизученного материала. Он имел восемь конечностей: две громадные ноги; четыре длинные членистые конечности, оканчивавшиеся исполинскими костяными клинками, и маленькие лапки в передней части головогруди, предназначенные для хватания пищи. У арахноганта также было восемь глаз, биологическая пушка, стреляющая природным клеем, длинный хвост-хлыст с гигантским крюком на конце, а под ним еще и паучье брюхо со второй биологической пушкой – кислотной. Эта ужасная тварь могла топтать армии, ломать городские стены, вырубать леса, отравлять реки и выдыхать облака ядовитого газа. Однако ныне она стояла неподвижно на своем месте и лишь тогда начинала шевелиться, когда у ее ног появлялись отродья.

– Памира Арахнофоба нет в Академии, – пояснил Ипсон, – он отправился в Унгиканию несколько месяцев назад и раньше чем через год не вернется. А кроме него, арахногантом никто управлять не способен, так что эта тварь все еще в состоянии полудремы. Никто не возьмется предсказывать ее поведение в случае полного выхода из спячки…

Волшебники вздрогнули и пригнулись, закрывая уши от ужасного грохота – Талбот Гневливый пробудил заклинание Шепот Огненной Горы, и взрыв получился в десять раз мощнее, чем от Топора Шааба.

– Големов стало меньше, – прокричал Тобиус, – их возможно заменить?

– Не сразу. Все пригодные для боя големы уже здесь, все, кроме механических игрушек Бородо. Вон там ставка големостроителей, они натаскали сырья и создают новых болванов как могут быстро…

Внезапно над позициями волшебников пролетели обсидиановые горгульи – сложные высококачественные големы, созданные на самый крайний случай. Их крылья имели чисто декоративное назначение, но големы летели свободно за счет вплетенных в их стеклянные тела чар. У них были длинные руки с обсидиановыми когтями, коротковатые ноги, приспособленные цепляться за парапеты, и рогатые головы с тяжелыми лбами. Их неживые тела покрывали ровные строки сложной тайнописи. И снаружи и изнутри Академию украшало много разных горгулий: белые алебастровые, серые гранитные, красные мраморные. Но черными обсидиановыми горгульями распоряжался как собственной гвардией лишь один из управителей Академии – Бородо Глиняные Ноги.

Он был человеком среднего сложения и среднего роста, моложавым шатеном с аккуратной бородой и без усов. На носу архимага сидели очки с оправой, выточенной из черепашьего панциря, и линзами из горного хрусталя, заказанными в Кхазунгоре. Бородо носил высокий слегка помятый колпак без полей и скромную длиннополую мантию коричневых и серых оттенков, а опирался он на очень короткий посох с небольшой глиняной головой голема вместо набалдашника.

– Простите, что задержался, торопился как мог. – Верховный големостроитель опустил свою объемистую суму на пол. – Коллеги отправили меня вам на помощь.

– Разве не все управители должны быть внизу? – спросил Таптур.

– Все полезные. Мое место занял Шивариус. Он всяко лучше обеспечит немоту Шута, чтобы тот не мог выкрикивать контрзаклинания, за что Многограннику огромное спасибо. – Бородо с удовольствием распрямился – хотя его сумка и являлась артефактом, многократно уменьшавшим массу своего содержимого, Глиняные Ноги так плотно утрамбовывал в ее искаженных измерениях сырье и инструменты, что его спине все равно приходилось несладко. В последние годы он серьезно подумывал о том, чтобы заменить родной позвоночник на бронзовый. – От меня там внизу было мало пользы. Вот Сегук передал геомантам призыв земляного демона. А то они, я вижу, совсем без дела сидят. Где Кагерант Копыто?

– Здесь я, ваше могущество.

– Приготовь Алую Башню, Кагерант.

– Сделаю, но мне нужны помощники, силы уже не те.

– Возьми хоть всех демонологов, но чтобы через полчаса все было готово.

– На Алую Башню уходит подготовка не менее недели, – напомнил Таптур.

– Кагерант всегда носит в голове это заклинание, если ты не знал, – улыбнулся Бородо.

– Ваше могущество!

– Гатрак?

– Земляной демон – это, конечно, очень хорошо, но мы не можем сотворить его без земли! Наши запасы ушли на элементалей! – пожаловался геомант.

Сумка Бородо открылась, и из нее сплошным потоком полез жирный чернозем вперемешку с камнями и земляным мусором. Геоманты приняли материал и немедленно приступили к оформлению призыва.

После земли из сумки стала появляться глина.

– И мне не след бездельничать, – заключил великий големостроитель, шевеля пальцами.

Глиняный ком тоже задвигался, приподнимаясь, и стал приобретать очертания человека. Казалось, что это происходит само собой, без участия Бородо, но на самом деле статую формировали десятки невидимых телекинетических «рук». Своим филигранным телекинезом архимаг наносил на статую очертания огромных мышц и суставов, преднамеренно небрежно лепил резкое неживое лицо, формировал конечности и широкий торс. Из-под его плаща юркими птахами выметнулась стая мастерков и шпателей. В итоге завершенная скульптура имела восемнадцать футов высоты и отдаленно напоминала человека: ноги-тумбы, громадные кулаки, угловатое лицо. Бородо обдал истукана магическим пламенем и достал из сумки костяную пластинку, инкрустированную двумя самоцветами, которую поместил в торс своего творения сквозь еще раскаленный керамический панцирь. Шем скрылся в теле статуи, голем вздрогнул, ожил, мучительно и натужно зашевелился, ломая свою «кожу» в местах сгиба суставов.

Из сумки Бородо появилась новая порция глины, второй голем вырос уже на двадцать пять футов, и в его тело Бородо вставил железные пластинки для прочности. Маленький и большой големы отступили, давая место для нового собрата. Теперь из сумки стали появляться разнообразные металлические предметы – от обычных болтов и гаек до совершенно непонятных сложных штук. Техноголем рос на глазах, просто собираясь из малых частей в большие, а из больших частей – в громадную кубическую фигуру. Он прочно встал на короткие, но надежные ноги и засверкал отполированным золотом, серебром, бронзой и медью. Внешние плиты брони техноголема представлялись произведениями искусства, настоящими барельефами, изображавшими сцены из жизни Мага Магов, великие свершения волшебников прошлого, битвы двух магических войн и многое другое. В броню были вплетены и переплетены между собой сложнейшие системы лучших защитных заклинаний и артефакторских чар, да и на боевые артефакты при конструировании не поскупились. Вместо головы в вершине торса техноголема находилась выемка с высоким троном.

Башня вздрогнула, демонические метастазы мелко задрожали, а затем их основной ствол стал раздуваться, будто его распирало изнутри. В конце концов щупальца породили громаднейший плацентарный кокон.

– Кажется, нас опередили. – Бородо приостановил сборку почти завершенного техноголема. – Сделайте что-нибудь, я пока не готов.

Кокон лопнул, и из него вылезло нечто гигантское. Шестидесятифутовая тварь имела слева одну огромную руку-дубину и целых две руки справа, одна из которых являлась клешней, а вторая – длинным извивающимся щупальцем, испещренным ядовитыми шипами. Два глаза горели кровожадным безумием, а под ними начиналась вертикальная трещина рта, которая тянулась сверху вниз по всему могучему торсу, щерясь длинными клыками-ребрами. Отродье шагнуло, сотрясая башню своим весом, раздался тоскливый рев, последовал новый шаг, медлительный и тяжелый. Десятки заклинаний устремились к великану, но ни одно не достигло цели – все погасли на подлете.

– Закон подлости, – сказал Ипсон Странный с мрачной улыбкой, – самый большой урод неуязвим для магии.

– Я еще не готов, – обронил Бородо, – сделайте что-нибудь.

Приказ управителя разнесся по умам всех присутствовавших волшебников. Атурин Патока применил одно из своих коронных заклинаний – Патока Смерти, за которое он когда-то получил магистерский посох.

Патока Смерти являлась золотисто-прозрачной, сладко пахнущей массой, необычайно липкой и вязкой. Атурин преградил надвигающимся отродьям путь длинной широкой полосой своей патоки, после чего вместе с остальными магами ретировался прочь.

Против гигантского отродья выступил Ородос Виндикту со своим питомцем, в честь которого и получил второе имя. Совиные медведи, или виндикту, являлись реликтовыми чудовищами времен Второй войны Магов, зооморфами, превосходящими абсолютное большинство современных аналогов. В бою эти крупные, но ловкие хищники, вооруженные когтями и клювами, передвигались стремительно, а их сила и свирепость делали из виндикту непобедимых противников.

Древний зверь несся вдоль паточной полосы, в которой увязало все больше и больше отродий. Рано или поздно первые утрамбуются и станут твердой основой для наступления последующих, как уже не раз случалось в этой битве. Зооморф совершил головокружительный прыжок над патокой и всеми когтями вцепился в гигантское отродье. Виндикту принялся терзать обожженную плоть твари, юрким тараканом ползая по ее туше, спасаясь от страшной клешни и ядовитого щупальца. Отродье всеми силами пыталось избавиться от врага, но сравнительно небольшой и чрезвычайно быстрый виндикту продолжал отрывать от монстра куски плоти. Вдруг совиный медведь оплошал, угодив в пасть-трещину, но даже когда ребра отродья сомкнулись, оно не прекратило выть, и вскоре сквозь красное мясо пробился мощный кривой клюв. Гигант медленно повалился вперед, а виндикту, словно порождение ночного кошмара, выбрался наружу, стряхнул со шкуры кипящую черную кровь и распластался в планирующем прыжке. Из боков и лап зооморфа выдвинулись длинные маховые перья, которые не помогали ему летать, но обеспечивали грациозные планирующие прыжки. Виндикту приблизился к своему хозяину, и Ородосу пришлось высоко поднять руку, чтобы одобрительно погладить реликт древности по клюву.

– Отлично! – воскликнул Бородо. – Мы готовы!

Земляной демон получился всего в три человеческих роста, коренастый и широкий, укрытый шерстью из свежей зеленой травы; на груди из земляной «плоти» выступали острые каменные ребра; голова без шеи сидела прямо на плечах, буравя мир безразличным взглядом светящихся буркал; его ноги были похожи на каменные колонны, руки же с огромными предплечьями состояли из черной вулканической породы, с текущей по ним раскаленной лавой, которая оставляла опасные лужицы на полу. Из головы земляного демона росли рога, деревянные, ветвистые, словно у оленя, а в зеленой траве на спине покачивались при движении бутоны полевых цветов.

– Проведем Кагеранта вплотную к метастазам.

Бородо Глиняные Ноги поднялся к трону на вершине своего сверкающего механического чуда и, положив руки на блестящие рычаги, привел механизм в движение. Техноголем громко загудел от пробудившейся в его нутре энергии, зажужжал и сделал первый тяжелый шаг, поднимая левую руку, на которой вместо предплечья было артиллерийское орудие.

– Пусть Рубио Уголь оттягивает элементалей. Передайте Малахаю, что его мертвяки пойдут первыми, потом я и мои големы, затем сразу колонна боевых магов. Подберите кого-нибудь пошустрее. Анимаги с бестиологами остаются здесь, арахногант будет последним гарантом нашей победы, если ударная группа не выберется, пусть разбудят его полностью и бегут. Всех молодых оставляем здесь, в битве с одержимым им не место. Академия, в атаку!

Бородо возглавил колонну, а сильнейшие боевые маги двигались по сторонам от его машины, поливая все вкруг заклинаниями, от которых выл и изгибался в конвульсиях Астрал. Обычные големы двинулись вперед, прикрывая демонологов. Боевые волшебники уровнем пониже покинули опорные пункты и пошли следом, вновь и вновь поддерживая авангард фланговым огнем. Земляной демон выбился далеко вперед, уничтожая все нечеловеческое в широком радиусе поражения, и получалось у него замечательно. Сущности вроде этой в одиночку могли разрушать небольшие города.

Ломас Полумесяц пустил в бой свои знаменитые парящие лезвия, искусные артефакты, созданные из черного метеоритного металла в виде клинков-полумесяцев, украшенных черепами. Траво Поводок выпустил из клеток знаменитых шарообразных лягушек, которые парили на своих полных газа горловых мешках, руля приращенными воздушными плавниками, а добираясь до цели, взрывались. Дха Болото превратил свое тело в волну ядовитого тумана и теперь витал среди отродий, душа и разъедая их кислотой. Золнон Угрюмый превратился в огромного пурпурного краба с шестью страшными клешнями и неспешно полз вперед, рубя и кромсая все вокруг. Академия действительно перешла в массированное наступление.

Грянула пушка техноголема, ядро, наполненное заклинанием Солнечный Шар, испепелило отродий на огромной площади, а из туловища шагающего механизма выпало новое ядро, попавшее прямо в руки маленькому глиняному голему. Тот стал сноровисто заряжать пушку, для чего и был предназначен изначально. Бородо Глиняные Ноги всегда казался миролюбивым магом, полностью посвятившим себя одному-единственному делу – созданию големов, то бишь созидательной грани Искусства, но, выходя на бранное поле, он мог нести разрушение наравне с настоящим природным катаклизмом.

– Пора! – гаркнул Кагерант Копыто. – Образовать круг! Всем образовать круг!

Вместе с ним к сотворению Алой Башни приготовились Децумо Тварь, Абошар Рогатый, Салорус Кипящая Кровь, Тловиско Искус и еще десяток магов в темно-алых мантиях. Демонологи вытянули руки внутрь образованного круга, держа жезлы. Не обычные, а особенные, длиной в три ладони, золотые, усеянные мелкими рубинами и чеканными глифами. На обоих концах жезлов были одинаковые крупные рубины с острыми вершинами. Пусть эти артефакты и походили на безвкусные украшения, но демоны боялись их пуще любых иных.

Стела из красноватого дыма, широкая у основания, но превращающаяся в иглу ближе к вершине, поднялась из круга демонологов. На ее острие загорелась яркая красная искра. Отродья тут же прекратили свой натиск и бросились обратно к метастазу, породившему их. Его же красное щупальце уже на глазах скукоживалось, пытаясь втянуться обратно, на верхний этаж, а когда Алая Башня наконец взорвалась, метастаз превратился в темную сморщенную массу, разлагающуюся на глазах. Отродья просто-напросто перестали существовать.

– Наверх! – скомандовал Бородо Глиняные Ноги, посылая техноголема к освободившейся арке, ведшей обратно в привычную реальность.

– На этом наше сотрудничество окончено. Странно, что все вы остались живы. – Ипсон Странный безразлично обвел своих подопечных взглядом, при этом его искусственный глаз метался в глазнице как безумный, перебегая с одного лица на другое. – Возможно, когда-нибудь вы получите магистерские посохи. Возможно. Отдыхайте пока и молитесь, чтобы у больших волшебников все получилось.

Тобиус сел на пол за каменную стенку укрепления, облокотившись на нее спиной. Напротив опустилась на корточки Эмма, внимательно оглядывая волшебника: не ранил ли кто ее драгоценного учителя? Сам Тобиус внезапно понял, что лишился девяти десятых своего магического арсенала, астральное тело стало как высушенная на солнце изюмина. Запасы гурханы тоже иссякли почти до последнего иора. Рядом уселась Марадея, Алестан и Орландо остались стоять. Они рассматривали виндикту.

– Нам надо будет еще драться? – спросила Эмма.

– Не знаю. Если мастера не справятся… впрочем, если они не справятся, нам недолго придется махать жезлами. Эй, Алестан, как называется та штука? Ну, когда ты прыгнул за стенку и во все стороны полетели ледяные иглы?

– Полярный Дикобраз.

– Выглядело весьма внушительно. Покажешь чертеж плетения?

Криомант молча создал трехмерную иллюзию, состоявшую из точек, кривых и прямых линий, магических символов, необходимых для создания заклинаний. Тобиус зарисовал заклинание в своей книге, причем несколько раз он разворачивал рисунок, словно в странице было спрятано третье измерение, и дорисовывал новые грани.

Пространство дрогнуло, из реального мира донеслась хоть и приглушенная, но тем не менее душераздирающая разноголосица, от которой у всех магов заломило виски. Питомцы анимагов и бестиологов возбужденно загомонили, чувствуя беспокойство хозяев, арахногант тоскливо заскрежетал сквозь дрему.

– Скажи, Тобиус, где ты научился так драться? – Марадея придвинулась поближе и обхватила свои ноги, подтянув колени к подбородку. Вокруг ее глаз образовались черные круги, а само лицо магессы осунулось и побледнело.

– Боевая магия всегда давалась мне легче иных направлений Искусства, а еще иногда приходилось прибегать к ней.

– Хм, вот бы и мне так. Боевые заклинания всегда мне давались плохо, и расход энергии на них большой. Не люблю чувствовать себя беспомощной.

– Твои дубликаты неплохо справлялись. Развивайся, учись призывать новых существ, и…

Башня затряслась вновь, на этот раз Астрал раскалился не на шутку, грани искусственного измерения заметно «потекли», заставляя всех испытывать весьма неприятные чувства, многие маги схватились за головы и зашлись душераздирающими воплями – им казалось, что мозги охвачены огнем. К счастью, это продлилось считаные мгновения.

– Надеюсь, это измерение не схлопнется, – тревожно пробормотал Орландо, – а то ведь и мы…

– Нас выбросит в реальность, – предположил Алестан.

– Ага, вместе с арахногантом! Представляешь, что будет, если эта тварь окажется в реальности внутри башни?

– Мы лишимся пары этажей.

Молодые волшебники нервно умолкли. Им оставалось с надеждой следить за тем, как грани искусственного измерения успокаиваются.

– Идут! – воскликнула Эмма.

Техноголем лишился обеих рук и заметно хромал, малый глиняный голем не вернулся, от большого глиняного осталось чуть больше половины, но шем не пострадал, так что он шел рядом со скрежещущим и надсадно гудящим механическим гигантом. Часть рядовых големов также не вернулась, нежити не осталось вовсе, многие маги пострадали, тот же Кагерант Копыто изрядно поджарился, но выглядел довольным, невзирая на ожоги и дымящиеся остатки мантии. Логейн Рыцарь, знаменитый своими раритетными магическими доспехами, выглядел плачевно – пожалуй, только эти гроганские латы и спасли ему жизнь. Алмейз Вихрь полз как черепаха, Гломп Тролль, способный вырастить себе руку за два часа, весь покрылся язвами, не в силах их излечить, Лашмодий Мучитель выглядел так, словно испытал собственное коронное заклинание на себе, правая рука Саторина Холода висела плетью, с нее падали капли замороженной крови и звонко ударялись о пол. Несколько десятков титулованных магов словно были пережеваны и выплюнуты, но они выжили и вернулись с победой.

Подраненный глиняный голем нес в единственной руке кусок плоти – тело человека, заметно изъеденное скверной. Пекло превратило его в гротескного горбуна с мощными длинными руками, темно-желтой кожей и головой, увенчанной асимметричными золотыми рогами. Половина лица частично сохранила человеческие черты, вторая стала безобразной гримасой боли и страха.

– Слушайте все! – провозгласил со своего шагающего трона Бородо. – В этого несчастного вселилась сущность никак не ниже фельзафа́ра, а может, даже и гулато́р[16]! Но нам удалось сломать ее волю и сбросить демона обратно в Пекло! Тело будет предано Церкви как доказательство нашей победы и для надлежащего уничтожения! – Слова всегда спокойного и миролюбивого Бородо Глиняные Ноги звучали необычайно властно, жестко, непреклонно. Они падали в умы волшебников железными слитками, создавая болезненное эхо. – Имя сего мага будет навеки вычеркнуто из анналов Академии, он никогда не рождался и никогда не появлялся на нашем пороге! Его нет – и не было!

Когда тело оскверненного несли мимо, Тобиус с трудом, но узнал существо, бывшее когда-то человеком:

– Резорцо… он хотел стать целителем.

– А вместо этого стал малефикарумом и попытался убить нас всех, – с мрачной злобой подытожил Алестан.

Спускаясь вниз в гробовом молчании, маги встретили группу, идущую наверх. Девять управителей Академии во главе с Гаспардой Огненным Облаком и еще трое архимагов: Эльрецкет Айсберг, Сабу Фазан и Шивариус Многогранник.

– Ваш приказ исполнен, ваше могущество.

По жесту Бородо Таптур Невидимый Кулак заставил тело Резорцо подплыть к негласному верховному магу Ривена. Великий пиромант внимательно всмотрелся в исковерканное лицо покойного и, не сказав ни слова, направился обратно, вниз по лестнице.

Тело было выдано представителям Инвестигации незамедлительно. Верховный маг сам вынес его и отдал преподобному отцу Хорлоту, священнику и полковнику войск Церковного Караула. Хорлот и двое дюжих монахов-иоаннитов, вооруженных молотами, зачитали перед архимагом одну из самых надежных молитв, убедились, что Гаспарда и сам не одержим, лишь после чего солдаты начали снимать оцепление. Две тысячи пехотинцев и конных драгун, усиленных боевыми монахами и артиллерией, строем отправлялись обратно в кельи-казармы монастыря святого Тильма.

Академия предложила всем магам, явившимся на Зов, провести ночь в ее стенах, где набор силы происходил в разы быстрее. Сильные волшебники отказались, им такое было ни к чему, а вот молодежь вроде Тобиуса осталась.

– В этой комнате я жил, когда мне было четырнадцать.

Волшебник обошел небольшую, но уютную комнату, оглядывая книжные шкафы. Набор литературы не изменился, большинство этих корешков он прекрасно помнил.

– На этой кровати я спал с десяти до пятнадцати лет.

– А на этой кто спал? – спросила Эмма.

– Его звали Малкарус. Сначала мы не поладили, долго изводили друг друга, но к концу совместного проживания… не знаю, бывают ли у магов друзья. Угораздило же меня попасть в одну комнату с некромантом. Однажды я проснулся посреди ночи, а он стоит надо мной, потрясая погремушкой из куриных костей, а глаза белые-белые, вместо зрачков зеленые искры, сам как мертвец.

– И что он делал?

– Не знаю. Я заехал ему в челюсть, а потом мы полчаса дрались, выбивая друг из друга дурь. Позже он сказал, что пытался просмотреть мою ауру. У молодых некромантов с этим туго, раздражающий свет жизни ослепляет их зрение, не давая рассмотреть объект. Хм… в конце концов мы сдружились, так как были отщепенцами и у нас часто совпадали занятия. Мы сидели рядом на курсах зельеварения и артефакторики. Малкарус мастерил неплохие обереги и даже пытался делать боевые артефакты на свой, некромантский лад.

Тобиус взял с полки книгу, пролистнул, поставил обратно и уселся на свою старую кровать. Эмма прошествовала к нему грациозной кошачьей походкой. Ее пальцы зарылись в шевелюру мага, и стальная дева прижала его лицо к своему животу.

– Не нависай! – глухо потребовал серый и отстранил спутницу. – И не души меня!

– Позволь тебя приласкать, – промурлыкала морф.

– Я не люблю таких… ласк.

– У тебя их никогда не было, верно? Мой создатель многому научил меня. Не магии, но тому, как живут люди. В частности, волшебники. Каково это – прожить всю жизнь без человеческого тепла?

– Ты мне скажи.

– Не знаю. Создатель по-своему любил меня. Он испытывал к нам что-то среднее между любовью, ненавистью и презрением. Лучше, чем ничего.

– Зато меня не ненавидели. Наставники в большинстве своем равнодушны к ученикам, везет вообще, если у них хорошее расположение духа. Эмма, давай спать.

– Давай! Кроватка у тебя узковата, но ничего, как-нибудь разместимся. Ой, а что это? Отчего твои уши такие красные и горячие?

– Эмма, А НУ ЛЕГЛА НА СВОЮ КРОВАТЬ ЗУБАМИ К СТЕНКЕ – И СПАТЬ!!!

Она отпрыгнула, как напуганная кошка, взглянула на волшебника несколько иными глазами, улыбнулась и залезла под свое одеяло. Он стянул с лица маску стальной непреклонности, убрал резонирующие чары со своих голосовых связок и тоже лег спать. Ему показалось, что прошлое утро было год назад.

Портал доставил их точно в то место, откуда взял днем раньше. Маг и морф возникли посреди малого чертога.

– Мы уже начали было волноваться, чар Тобиус. – Отрекшийся король восседал за столом с вареным яйцом и ложечкой в руках. – Как дела?

– Улажены.

– Подробностей не будет?

– Увы, нет. Академии понадобилась помощь. Я ее оказал. Я и еще сотни магов. Большего, увы, сказать не могу. Не имею права.

– Тогда не настаиваю. Позавтракаете?

– Пожалуй, откажусь…

Эмма, которая уже взяла из тарелки пару яиц и маленькую ложечку, проигнорировала его.

– Нам надо заскочить на кухню, припасти немного провианта и воплотить вчерашние планы.

– Только что вернулись – и тут же с места в карьер. Ну-ну.

Тобиус поступил точно так, как собирался, и вскоре, побыв недолго в пышущих жаром владениях мэтра Шовиньоля, покинул деревню.

Осень еще не начала вступать в свои права, хотя на дворе стоял ранний зоптар. Волшебники чувствовали смену сезонов по-своему, так что вместо постоянного тепла где-то на грани сознания Тобиуса ощущалось присутствие легкой слякоти, а кончики пальцев покалывали несуществующие молнии осенних гроз. Осень – это пора аэромантов, в которую повелители небесных бурь обретают особую силу. Духи жаркого лета готовятся уйти в спячку, на смену им в силу вступят духи ливней, гроз и штормов, повелители осенних вихрей.

Обогнув холмы, Тобиус и Эмма спустились к реке, где селянки стирали одежду. Увидев деревенского волшебника, девушки и женщины шумно его приветствовали. Перейдя реку вброд, Тобиус впервые по-настоящему ступил в Дикую землю. Через некоторое время он почувствовал легкое разочарование – ведь раньше подсознательно ожидал, что окажется в совершенно новом мире. Однако мир на южном берегу Ильмы мало чем отличался от мира на северном берегу. На первый взгляд по крайней мере.

– Не отставай от меня ни на шаг. Если наткнемся на кого-то слишком большого и злого, ты прикрываешь меня, а я мечу в него что-нибудь поджигающее. Схема ясна?

– Все понятно.

– Это Дикая земля, здесь за каждым пнем может таиться такое, что в страшном сне… Видела?

– Колибри пролетела!

– Колибри размером с кошку не бывает! Если такая врежется в тебя на полной скорости, то прошьет насквозь. Ахог побери, кажется, ее клюв блестел металлом!

– Не богохульствуйте, сын мой! – хихикнула стальная дева.

Начался сбор урожая. Тобиус поминутно опускался на корточки и орудовал небольшим серпом, аккуратно срезая стебельки трав, соскабливая с коры мох либо обдирая кору ножом. Незаметно для самого себя волшебник подзабыл об опасности, таящейся за каждым пнем.

Во время учебы он имел высокие баллы по растениеведению – или дендрологии, если угодно, – и хорошо разбирался в зельеварении. Зная эти свои сильные стороны, Тобиус всячески старался развить их.

– Ученица, что это за растение?

– Тоненький сгибающийся стебель, красивый висячий «зонтик» с десятью красными бутонами… салцавка. Или карамей королевский.

– А это?

– Солодка простая.

– А там?

– Похоже на дикий палтавник, но на самом деле тоже солодка, только степная. Несмотря на название, в степях практически не встречается.

– Правильно. Ты внимательно изучила книги, которые я тебе дал.

– Я просто разглядывала картинки и запоминала названия.

– Ученица!

– Не кричи так, мы же в лесу! Лес не любит чужих звуков!

Тобиус для порядка хмурился еще некоторое время. Она была права, лес не любит чужого шума, но гербарии знать надо. Они продолжили сбор, Тобиус среза́л ингредиенты, Эмма запихивала все в пасть Лаухальганде. Последний не сопротивлялся – наоборот, в руках морфа он становился ласковым, как щенок. Эмма часто использовала его как подушку, отчего Лаухальганда был в полном экстазе. Наткнувшись на особенно богатое скопление медовицы, Тобиус так сосредоточился на том, чтобы не отсечь себе палец серпом, что, когда под руку вместо травы попалось что-то белое и холодное, он несколько мгновений лишь задумчиво рассматривал находку, не в силах понять, что это снег.

– Зима наступила! – радостно воскликнул Эмма.

– Нет, не наступила!

– Снег кругом!

– Не кругом, а только в том направлении! Прекрати визжать! Лес же!.. Поздно.

Громко фыркая и урча, из ореховой рощи выбрался мурз, громадный бочкообразный кот с короткими лапами и длинным хвостом, чей бурый окрас говорил о молодости особи. Он только что проснулся и был голоден, а потому усиленно принюхивался.

– Киса…

– Эмма, быстро уходим!

– Глянь, какой он хороший! – Стальная дева смотрела на хищника с неподдельным восхищением.

– Эмма, когда продерет глаза, он найдет применение и зубам!

– Погладить! Хочу погладить!

– Не гладь кота! Не гладь кота, дура!

– Киса-киса-киса!

Зверь повернул к ним круглую голову, навострил уши, а затем решительно направился вперед. Тобиус подскочил к своей подопечной, на ходу шепча слова заклинания. Безумный Набат ударил по зверю, заставив его отскочить с громким рыкливым мявком. Схватив Эмму за руку, маг бросился бежать по снегу.

– Лаухальганда, не отставай!

Оправившись от первого потрясения, мурз устремился в погоню.

– Почему нельзя погладить котенка?!

– Потому что когти как кинжалы! Совсем ума нет?!

Эмма вдруг дернула мага за руку, подбросила, и каким-то образом он оказался у нее на закорках. Хотел было начать протестовать, но скорость передвижения заметно возросла. Прыжки мурза приглушенно звучали шагах в тридцати позади. Трясясь у морфа на спине, маг судорожно соображал – чем можно утихомирить такого зверя? Простое Приручение не возымеет эффекта: кошки, будучи животными магическими, иммунны к большинству низших магических влияний.

Тобиус с трудом вынул из поясного кольца жезл и обернулся. Он собирался ударить чем-нибудь тяжелым вроде Топора Шааба, но метать боевого заклинания ему не пришлось.

– Ученица, останавливаемся! Кошак отстал!

Мурз действительно прекратил погоню. Возможно, ему, коту, спящему бо́льшую часть суток и предпочитающему охотиться из засады, показалось слишком хлопотным скакать за непривычной добычей.

Лаухальганда по известным ему одному причинам принялся поглощать снег.

– И зачем тебе это? И… Эмма!

– Я здесь!

– Что ты делаешь?

– Снежного человека! Давай вместе!

Волшебник озадаченно посмотрел на питомца, глотающего сугробы, на морфа, увлеченно скатывающего снежный шар, нахмурился:

– Тут аномалия, ее нужно изучить! А вы…

– Учитель, ты когда-нибудь играл в снежную войну?

– Не смей!..

Снежный шарик угодил ему прямо в рот.

– Тьфу! Тебе не следовало этого делать!

– Отчего же? – Эмма уже скатала новый снаряд.

– Потому что один на один с магом выходят либо дураки, либо самоубийцы!

По взмаху его руки в воздух поднялся десяток снежных комьев, на глазах превращающихся в крепкие снежки.

– Так нечестно! – взвизгнула стальная дева, падая лицом в сугроб и пропуская залп.

Снежная баталия продолжилась недолго, и, несмотря на мороз, выдалась она жаркой.

– Господи, он уже половину поляны сожрал! – воскликнул Тобиус, вытаскивая белые комья из растрепавшихся волос. – Лаухальганда, сворачивай жор! Идем искать центр этой аномалии!

Найти вышеуказанное оказалось совсем нетрудно. Во-первых, не такой уж она была и большой, во-вторых, поиск сильно походил на игру «жарко-холодно», разве что близость к цели обусловливалась понижением температуры.

– Кто это? – прошептала Эмма.

Они выглядывали из-за большого сугроба.

– По-моему, дух бурана.

Посреди снегов стояло восьмифутовое нечто, тощее человекоподобное существо изо льда, полупрозрачное и довольно хрупкое на вид. Длинный кривоватый нос, пустые белесые глаза и некое нагромождение ледяных игл вместо волос. Существо стояло неподвижно, глядя куда-то себе под ноги.

– Как на гравюрах.

– На что он смотрит?

– Чтоб я знал! Хотя если то, что я читал, правда, то… нет, надо проверить.

– Это не опасно?

– Очень опасно.

Тобиус листал свою книгу заклинаний, вооружаясь чарами, защищающими от холода.

– Ты будешь драться с ним? Что мне делать?

– Он превратит тебя в ледяную скульптуру на раз. Нет, я иду один. К тому же драка – это последний из всех вариантов, духи погоды не агрессивны, пока им не мешают выполнять их обязанности.

Тобиус вышел из-за сугроба и, проваливаясь в хрусткий снег по середину голени, направился к центру поляны. Он медленно обошел духа по кругу, оставаясь на почтительном расстоянии и ожидая реакции, которой не последовало. Затем он стал медленно приближаться по спирали. Наконец, пробудив Оттепель, Тобиус рискнул подойти совсем близко.

– О, все понятно… похоже, мне сегодня везет. Эмма, идем домой!

Вернувшись в замок, Тобиус сразу направился на аудиенцию к Бейерону.

– С возвращением, чар Тобиус. Еще раз.

– Сир, генерал, миледи.

– Действительно вернулся, – прокомментировал Бальден, отрывая от губ кубок с вином.

Хлоя не удостоила блудного мага и его телохранительницу приветствием, только демонстративно уставилась в сторону, сложив руки на груди.

– Сир, у меня к вам просьба. Я видел на ваших пальцах перстень с антруритом. Не могли бы вы пожертвовать его на благо магической науки?

Король носил несколько перстней: один с родовой печатью, второй с прямоугольным сапфиром и гномской рунописью по ободку и третий, массивный, золотой – с полупрозрачным неграненым камнем голубоватого оттенка. Антрурит – не то чтобы очень уж редкий, но все равно довольно дорогой образчик горных пород.

Король без колебаний снял перстень и передал Тобиусу:

– Скажи только – зачем он тебе?

– Мне нужен только камень. За рекой мы набрели на погодную аномалию: небольшой участок леса был заснежен. Причиной тому послужил дух бурана, застрявший в эпицентре аномалии, скорее всего, еще с прошлой весны. Такая возможность выпадает магу только раз в жизни! Дух пленен другим редчайшим природным явлением – цветком папоротника.

– Разве у папоротника бывают цветы? – усомнился Бейерон.

– Раз в сто лет! И то лишь у очень немногих! Цветок папоротника – это естественная ловушка для многих духов и призраков, но при этом попадаются они в нее тоже очень редко! Не каждый век можно увидеть то, что я обнаружил сегодня!

Оказавшись в своей башне, волшебник немедленно поднялся на пятый этаж и начал работу. В горне разгорелся магический огонь, пошли в дело инструменты, заклинания, чары. Эмма крутилась рядом, пытаясь внимательнее следить за всеми манипуляциями – переплавкой, литьем – и запоминать хотя бы часть словоформул.

На следующее утро маг и стальная дева вновь отправились в леса. Тобиус постоянно оглядывался, подозревая беду едва ли не за каждым деревом, часто останавливался и вскидывал жезл, но, когда ничего не происходило, двигался дальше по лесу, полному звуков и запахов. Когда они вышли к заснеженной поляне, Лаухальганда выпрыгнул из неплотно закрытой сумки и продолжил поедать снег.

Тобиус приступил к делу. Ритуальный нож порхал, вырезая на снегу чертеж магического круга со знаком воздушной стихии в центре. Сам круг был довольно сложен и объединял в себе множество глиф, рисунков, линий и точек, образовывавших координаты единой системы. Волшебник аккуратно разложил в нужных местах активные элементы – кристаллы, кусочки обработанной органики, пузырьки с ритуальными жидкостями, воткнул в снег несколько ароматических палочек и подвесил в воздухе книгу.

Он начал ритуал с того, что поклонился востоку мира и запел словоформулы, словно песнь о ветре. Три строки о бризе, четыре об урагане, пять строк о тех ветрах, что властвуют зимой. Затем последовал основной заклинательный мотив, призывающий существо не из плоти принять власть того, кто знает загадки мироздания, и заветные слова того, у кого есть власть. Потоки энергии в астральном теле волшебника ускорились, выплескиваясь вовне, скручиваясь и формируя заклинание при помощи выстроенной на снегу системы.

Дух бурана вздрогнул, впервые за долгое время сбрасывая с себя оцепенение, и заозирался. Когда он увидел Тобиуса, нечеловеческое лицо исказилось, пошло трещинами гнева. Длинные руки протянулись к магу, но перед потоками холода встала Оттепель. Дух попытался сдвинуться, но наткнулся на магический чертеж, запиравший его и потворствовавший словоформулам порабощения. Закончив читать, маг метнул в круг нечто блестящее. Дух дрогнул – его тело расплылось в облачко густого белоснежного тумана и втянулось в снег. Книга заклинаний с хлопком закрылась.

– Сделано!

Войдя в круг, Тобиус поднял из снега сверкающий перстень, выкованный из серебра и украшенный полярной совой, раскинувшей крылья. Клювом и когтями сова удерживала камень антрурит. Перстень утвердился на указующем пальце волшебника.

– Он внутри? – осторожно спросила Эмма.

Из перстня с треском вылетел шип магического льда и попал в одно из деревьев, пронзив его насквозь. Несомненно, дух был внутри.

– Здорово! Идем дальше? А то мне уже холодно!

– Один момент.

На маленьком клочке земли, к которой не смог подобраться снег, рос кустик папоротника с торчащим тонким стебельком, на котором покачивался вытянутый оранжево-красный бутончик с шестью отогнутыми назад лепестками. Аккуратно сорвав бутон, Тобиус подвесил его в воздухе и заключил в кусок магического янтаря – твердой формы лака обновления.

– Когда-нибудь пригодится.

Тобиус продолжил сбор ингредиентов: удачный ритуал и создание весьма недурственного артефакта не дали ему забыть о том, что надо торопиться.

После обеда серый и его помощница случайно наткнулись на колонию пасатукшей. Последствием Второй войны Магов стало загрязнение мира остаточной магией, которая, в свою очередь, поспособствовала появлению новых, невиданных доселе мутаций флоры и фауны. Пасатукши относились именно к таковым. Считалось, что эти твари могли представлять опасность только для мелкого зверья, были они размером со среднюю собаку, имели хитиновые тела и фасетчатые глаза, а также длинные журавлиные клювы и светящиеся как у светлячков насекомьи брюшки. Но удивительнее всего были их конечности в числе четырех. Руки. Обычные человеческие руки с кожей, ногтями, волосяным покровом. Пасатукши изгибали их локтями вверх и ползали словно тараканы.

Такие крупные колонии, как та, на которую наткнулись Тобиус с Эммой, в обжитых землях больше не встречались – ведь вилланы, маги и лесаки[17] веками изводили вестеррайхскую нечисть, загоняя ее подальше в леса, горы и ущелья, но в Диких землях нечисть тем временем благоденствовала.

Неожиданно из многочисленных нор на путников набросился целый живой ковер хитиновых тел. Тобиус немедленно применил Крылья Орла, вспархивая на дерево и увлекая с собой Эмму. Уже оттуда он разразился канонадой заклинаний, испепеляя и жаря все подряд. Когда пасатукши ощутили, как сильно поубавилось поголовье их стаи, они сочли за благо броситься обратно в подземные логова.

Путники смогли устроить себе привал, лишь хорошо отдалившись от места столкновения, хотя расслабляться и не думали. Волки, появившиеся недавно, рыскали в округе, пытаясь понять – куда делась добыча, чей запах их привлек? Несложные чары скрывали присутствие людей от хищников. Отряхнув руки, волшебник поднялся.

– Сворачиваем этот пикник и идем дальше, нужно собрать как можно больше ингредиентов.

– Ты такой запасливый. Тобиус Хомяк! Такое второе имя тебе пошло бы!

Сбор продолжился до вечера, и, выискивая наиболее редкие травы с корешками, волшебник позволил себе забраться достаточно глубоко в дебри. В первый раз он пожалел об этом, когда почувствовал в непосредственной близости что-то большое и опасное. Укрыв себя самыми сильными защитными заклинаниями из всех имеющихся, Тобиус прижался спиной к дереву и заодно придержал Эмму. Нечто огромное, что ускользало от взгляда, хотя и не таилось вовсе, оказалось совсем близко. Тобиус точно знал, что оно там, что оно принюхивается и тычется в его защиту, но он не мог взглянуть на это нечто. Не из страха. Он просто не мог. Оно издало низкий гул, а потом просто стало удаляться.

– Слава Господу-Кузнецу, – прошептал маг, вздыхая с облегчением. – Либо не хищник, либо уже сыт.

Эмма оглушительно чихнула.

– Потише! – зашипел маг. – Оно может вернуться!

– Думаю, всему виной эта вот дрянь… а синий мох – это ценный ингредиент? – шмыгая носом, спросила она и кивнула на ствол дерева, к которому они прижимались.

– Синий мох?

Тобиус удивленно рассмотрел тоненькую полоску означенного растения, усеянного бирюзовыми крапинками, струившуюся по стволу, отщипнул немного, растер в пальцах, понюхал, облизнул и замер в удивлении.

– Ты в порядке? Не глупо ли вот так тянуть в рот все что попало?

– Нет, – рассеянно ответил Тобиус, глядя на мох, – я же мутант, мое тело легко может усвоить столько токсинов, что хватит отравить пятерых взрослых мужчин, а мой язык может распробовать больше ста пятидесяти ингредиен… Ученица, чем может являться синий мох для мага?

– Э-э… мм… признаком того, что нужно чаще менять исподнее?

– Ты плохо штудируешь книги, которые я тебе даю!

– Вот те на! То я хорошо их штудирую, то плохо! Определись уже!

– Синий мох является признаком близкого источника дикой магии! Запущенного источника, из которого никто не черпает, потому что близ востребованных источников он не растет. Синий, или индиговый, мох всегда указывает на магию. Правда, – Тобиус еще раз провел пальцем по полоске мха, – она тонкая. Должно быть, он далеко, до ночи не доберемся. Возвращаемся домой, пока совсем не стемнело, а в этом деле разберемся завтра.

Обогнув холмы уже в поздних сумерках, когда зажигался световой периметр, придуманный Тобиусом, волшебник и морф увидели, что Под-Замок еще и не думал ложиться спать. Наоборот – улочки деревни освещал трепещущий свет множества факелов и ламп, издали слышались беспокойные голоса. Тобиус прибавил шаг.

Перед замковыми воротами собралась толпа селян, в центре которой Бейерон раздавал указания.

– Сир, что произошло?

– Хлоя и Бальден пропали! – Отрекшийся король обратил на Тобиуса взгляд из глубин бездны ужаса. – Ушли на охоту и не вернулись!

– Ох… мы найдем их, сир.

Серый волшебник взмахнул жезлом и зашептал слова заклинания, призывая Солнечников в количестве четырнадцати штук. Они немного покружили вокруг своего создателя и упорхнули в лес, чтобы сопровождать тех, кто уже приступил к поискам.

Тобиус не подавал виду, но сердце его сжималось. Первое, что пришло на ум, это худукку. На случай встречи с обугленным маг и создал Солнечников – эти сущности были безобиднее мухи, но не для твари, боящейся света.

– Выходим!

Пальцы Тобиуса мелко подергивались, создавая магические плетения, его губы шевелились, тихо проговаривая словоформулы. С помощью Солнечников волшебник обшаривал каждый кустик, каждую корягу, каждое упавшее дерево и каждую тень. В душе ворочалось, крепясь с каждой минутой, чувство отчаяния. Каждый раз, замечая что-то хоть немного подозрительное, маг указывал вилланам и направлял туда светового двойника, а сердце его сжималось сильнее. Раз за разом он не находил ничего.

– Сюда! – донеслось откуда-то спереди и справа. Голос был знаком. – Сюда, скорее!

Тобиус понесся вперед. Тобиуш Гофер отделился от основной группы деревенских, которых сопровождал световой двойник, и пошел рыскать в одиночку. Крайне опрометчивое решение, учитывая, что может хорониться в ночной темноте. Однако благосклонность Кузнеца была с ним на этот раз. Молодой виллан протянул Бейерону мушкет Бальдена, измазанный чем-то, и указал на землю.

– Это… это ведь не кровь, нет?! – спросил отрекшийся король.

– Нет, это не кровь, сир. – Тобиус создал светящегося мотылька и внимательно осмотрел красноватую субстанцию на оружии и на земле. Она имела консистенцию грязи, но являлась глиной, только слишком влажной и жидкой, а еще она поблескивала мириадами синих искорок. – Это амгарская глина. Тезка, держи меня за ноги!

Тобиуш едва успел схватить мага за сапоги, когда тот нырнул в глиняное болотце. Долгих несколько минут ничего вроде бы и не происходило, вокруг собирались люди, несколько мужчин помогли здоровяку держать волшебника.

Маг дернул левой ногой. Потом еще пару раз.

– Тянем! – крикнул Бейерон.

Его медленно вытягивали из болотца, всего перемазанного в жидкой глинистой грязи. Тобиус судорожно вздохнул:

– Тащите сильнее! Я нашел генерала!

Бальден был вытащен на твердую землю, после чего Тобиус, отчистив дыхательные пути человека от глины, пустил по телу слабый электрический заряд. Генерала выгнуло дугой, и он огласил лес потоками отборной солдатской брани.

– Держите меня за ноги!

Волшебник рыбкой нырнул в болотце по второму разу. Он провел без воздуха пять минут и только потом задергал ногой. На вытащенную принцессу электрошок подействовал не так эффективно, она лишь начала дышать, но в сознание не пришла. Вытащив из сумки Лаухальганду и бросив его в красную топь, Тобиус повернулся к генералу:

– Вам повезло, что это амгарская глина, ваше высокопревосходительство. Ее консервационные свойства даже лучше, чем у лака обновления. Можно сто лет проваляться в такой вот грязевой ванне, а потом подняться, потянуться и пойти искать завтрак. Говорят, что именно из нее первый император Индаля слепил себе непобедимую армию големов, с которой завоевал все воюющие провинции. Занимательная легенда, правда?

– Очень! Я прям очешуел от восторга! – ответствовал Бальден, корча кислую мину. – Мы действительно провели там несколько часов? Когда миледи вляпалась, стоял день, а я…

– Что произошло, генерал? – спросил Бейерон.

– Что… Миледи преследовала лань и угодила в эту мерзкую жижу. Довольно далеко от края, к сожалению. Я протянул ей мушкет и немного подтащил к себе, но топь тянула сильнее. В итоге мушкет миледи упустила и увязла слишком глубоко, тогда я пошел к ней и смог протащить еще чуть-чуть ближе к берегу, но, как вы понимаете, мы ушли вглубь вместе. Я… я не уберег ее, сир, и я приму любое наказание.

Бейерон, сидевший на корточках держа в объятиях дышащую дочь, некоторое время молчал, а когда заговорил, взгляд его не отрывался от ее лица:

– Иногда обстоятельства оказываются сильнее. Мне ли не знать об этом? Ты сделал все, что мог, и это важнее всего. Пора возвращаться, ночью лес становится опаснее.

– Мои Солнечники проводят всех к деревне. Сам я задержусь, надо набрать как можно больше этого ценного материала.

Маг вернулся в замок под утро, измотанный и раздраженный. Одно утешение – удалось вычерпать всю глину без остатка, а это очень грело запасливую натуру Тобиуса. Волшебник по привычке проверил целостность защитных чар, отмечая про себя, что местные собаки к нему уже привыкли. Было холодно и слякотно от росы и стылого ветерка, гулявшего меж домов. Озябшие стражи радостно, хотя и вяло поприветствовали его. Войдя в донжон и даже не счистив с себя кусков подсохшей глины, волшебник направился прямиком в покои принцессы.

Рядом с кроватью Хлои сидел отрекшийся король. В полумраке, который не в силах были разогнать едва тлеющие угли камина, Бейерон показался Тобиусу каким-то маленьким, худым и старым. Он, разумеется, и был худым старцем, но обычная для него прямая осанка, задумчивое лицо и блеск живого разума в глазах сглаживали признаки старости и немощи.

– Доброе утро, – тихо проронил волшебник.

– Спасибо за дочь.

– За такое не стоит благодарить, мы все ее искали. Просто какая-то нелепая случайность.

– Это была бы очень глупая смерть.

– Они бы не умерли. Скорее всего, остались бы там на несколько веков. Амгарская глина – это материал с эффектом стазиса, и… хотя для нас это было бы равносильно их смерти, я полагаю…

– Взгляни повнимательнее на этот перстень, чар.

Бейерон показал ободок с цепочкой рун, бегущих по нему, украшенный крупным прямоугольным сапфиром.

– Если когда-нибудь тебе доведется встретить кого-нибудь с таким же перстнем, обратись к нему, ссылаясь на меня, и получишь любую помощь, в которой будешь нуждаться. Любую помощь, чар Тобиус.

Маг взглянул на играющий искрами в свете зародившейся зари сапфир.

– Я запомню, сир.

Проснувшись поздним утром следующего дня, Тобиус аккуратно убрал с себя руку Эммы. Прежде он считал, что спит чутко, но ученица умела двигаться тихо, как охотящаяся кошка, и имела привычку порой залезать к нему под одеяло. Как кошка же она грела его всю прошлую ночь, и все было бы не так плохо, если бы морф не пренебрегала одеждой.

Поплескав в лицо водой, Тобиус взял сумку, книгу, утвердил жезл на законном месте и ступил на лестницу.

– Лаухальганду не забудь, – сонно пробормотала стальная дева, не разлепляя век. – Он без тебя скучает и начинает подгрызать мебель.

Шарик с ушами выкатился из-под кровати и прыгнул хозяину в руки.

– Спасибо, – прошептал волшебник.

– Я сейчас проснусь, и пойдем…

– Спи дальше. Поход отменяется на неопределенное время.

– Угу…

Хлоя уже пришла в себя, но ее самочувствие оставляло желать лучшего, так что трапезничала она в постели. Отец находился подле нее, развлекая едва не утраченное чадо беседами, а брат Марк заперся в своей комнате и молился во здравие. Волшебник решил заглянуть в покои ее высочества и провести небольшой лекарский осмотр.

Выйдя за ворота после утренней трапезы, он отправился в трактир. От вечерней слякоти не осталось и следа, утро выдалось светлым и теплым.

– Чар Тобиус!

Из кузницы показалась массивная фигура.

– Разговор есть, – без предисловий начал кузнец.

Тобиус вошел под низкий потолок в пышущее жаром пространство Мартеловой мастерской.

– Гляньте.

Мартел протянул ему один из тех плафонов, которые сам маг не так давно заказывал. Когда рядом завелась обугленная душа, он не смог выдумать ничего лучше, чем зажигать по ночам вокруг Под-Замка световой периметр. Мартел выковал маленькие плафоны, которые Тобиус зачаровывал, чтобы после наступления темноты внутри зажигался волшебный свет. Затем их устанавливали на шесты, и свет горел всю ночь. Идея казалась посредственной, но пока что вроде бы работала.

Плафон, протянутый Мартелом, был сильно деформирован.

– Утром сего дня мне его таким принесли. И еще вот это.

На стол лег увесистый булыжник.

– Наш пастух сказал, что округ валялось много каменьев. И не только округ этого. Я обошел круг освещения и нашел еще несколько кучек камней. Када вы, чар, решили светильнички свои магикские по периметру деревни в землю втыкать, я засомневался, но теперича разумею, что ежели кто-то принялся их камнями забрасывать, сталбыть, они кому-то мешают к нам в деревню прийти. И очень славно, что мешают. Нам здесь никого, кому свет не мил, не надобно. Вы что думаете?

– Сможете поправить до ночи?

– Как подкову разогнуть. Но… не поведаете мне, что это за лихо повадилось ваши светильники камнями долб…

– Пока нет. Все, что вам должно быть известно, – это то, что со световым периметром деревня в большей безопасности.

В «Под короной» он вошел уже не в таком хорошем настроении, в каком вышел из замка.

– Доброе утро, господин Бэйн.

– Рад видеть вас! Не откажетесь ли отведать жареных колбасок? Только недавно завезли! Ей-богу, как только бродячие торговцы опять смогли попадать к нам, ассортимент моих блюд расширился! Колбаски свежие, сочные!

– Да я вроде только что… а с удовольствием!

– И пива! У меня такое пиво сейчас в подвале холода набирается! Вы не поверите!

Тобиус действительно не сразу поверил, увидев бочонок, изготовленный из черной древесины дуба, с прибитой к нему бронзовой табличкой, испещренной гномскими рунами.

– «Пивоварня «Гном с горы». Сорт: «Дубовая бочка». Это то самое?

– Оно! – широко заулыбался Томас Бэйн. – Пиво королей!

– Как же вы смогли себе такое позволить?

– Накопил за пару лет, а потом расщедрился и взял!

Маг посмотрел на небольшой черный бочонок и засомневался:

– Приберегите лучше для его милости, а мне не по чину такое пивать.

– В замок я уже отправил один такой бочонок, а этот мой, и кому его пить, я решаю сам. Так получилось, что я хочу распить его с вами, чар Тобиус. – Глаза у трактирщика были добрыми, под стать улыбке, а голос его не оставлял надежд упредить хозяйскую расточительность.

Тобиус ел горячие, блестящие от жира колбаски и запивал их ледяным пивом. Оно было сладким, крепким, густым и черным, ласкало нутро и отменно пенилось. Самое лучшее пиво по эту сторону от Хребта, самое дорогое и уважаемое. Томас Бэйн не ел, только потихоньку смаковал драгоценный напиток, откинувшись на спинку стула.

Из трактира Тобиус направился к лесозаготовочной базе.

С тех пор как вилланы закончили постройку жилищ для новых поселенцев, лесопилка не прекратила работы полностью, но изрядно ограничила темп производства. Сейчас в сторожке жил недавно назначенный лесничий, вдовый мужчина с тремя вполне взрослыми сыновьями. Волшебника он встретил на пороге и пригласил внутрь, предложил горячей бараньей похлебки, но Тобиус отказался и сразу перешел к делу. Он сделал заказ на ошкуренные бревна под частокол, а также доски для постройки ворот и дозорных башен. Лесничий, немного подумав, сказал, что найти-то подходящие деревья он сможет, но для рубки и ошкуривания понадобятся рабочие руки, а еще сырье надо будет доставить на место строительства. Серый маг со своей стороны пообещал прислать рабочих в ближайшее время и вопрос транспортировки взять на себя.

Тобиус вышел из сторожки к рабочим пристройкам, где выбрал подходящее место и с помощью элементарной трансмутации преобразовал утоптанную, засыпанную опилками землю в ровный каменный квадрат двадцать на двадцать шагов. Ритуальный нож запорхал над площадкой, вырезая чертеж в виде круга с помещенной в него семиконечной звездой – основной фигурой, используемой для создания «знака врат», – и множеством побочных знаков. Завершив начитывание словоформул, он вдавил в ровную каменную поверхность, словно в глину, несколько небольших самоцветов, а также оставил оттиск собственной ладони. Только завершив эту магическую заготовку, волшебник отправился обратно в деревню.

Несколько часов он расхаживал вокруг Под-Замка, вычисляя примерную длину стен, так чтобы они не липли к околице, выискивал лучшие места для дозорных башен и ворот. Затем, проверив состояние варящегося в башне зелья, он отправился в покои принцессы исполнять свои лекарские обязательства.

– На осмотр, – бросил он стражникам, проходя внутрь.

Бейерон пребывал на том же месте, на котором Тобиус видел его еще утром. Окутав больную паутиной диагностических чар, следя за положительными изменениями ее состояния, волшебник ввязался в небольшую словесную пикировку, которая подняла Хлое настроение.

– Что ж, мне очень приятно отмечать, что, хотя времени прошло немного, вы уже идете на поправку. Тут у меня есть микстура, которую вам надлежит разбавлять и пить дважды в сутки. Она кисленькая, но будьте любезны не подслащать, а то лягушачьей кожей покроетесь. Кхем, я не шучу – покроетесь. Сир, можно вас на пару слов?

Бейерон медленно, сдерживая кряхтенье, выбрался из кресла – было видно, что тело его несколько одеревенело. Вместе они вышли в коридор и немного отошли от двери.

– Чар Тобиус, скажи, почему ей хуже, чем Бальдену?

– Хм? Я не уверен, но если отбросить тот факт, что наш генерал здоровенный и недурственно закаленный мужик, а миледи хоть и не кисейная барышня, но все-таки барышня… так вот, если отбросить это обстоятельство, то я могу предположить, что дело в редкой аллергии. Удивительно, как ей не повезло нарваться именно на этот материал. Амгарская глина не токсична, уверяю, но миледи противопоказан контакт с нею. Через недельку, я уверен, ваша дочь будет здорова.

– Надеюсь, надеюсь. Ты хотел что-то мне рассказать?

Тобиус коротко поведал о своих сегодняшних инициативах, и Бейерон, задумавшись ненадолго, полностью их одобрил.

– Я удивляюсь, как эта деревушка вообще просуществовала так долго без стены и ворот, – сказал отрекшийся король. – Она будто живет в своем маленьком придуманном мирке, в котором пограничное селение может не нуждаться в повышенной защите.

– Какое-то сказочное… игрушечное королевство в игрушечном мирке…

Попрощавшись, Тобиус отправился в свою башню. Некоторое время назад он обнаружил в подвалах замка огромные стеклянные бутыли, некогда служившие емкостями для содержания вин. После подобающей обработки и извлечения пары мышиных трупов они стали пригодны для содержания магического зелья.

– Эмма! Иди, держи воронку!

– Что?

– Воронку держи!

– Я занята!

– Иди сюда и помогай учителю, несносная девчонка!

Ученица спустилась по лестнице, дуя губы. Совершенно не обращая внимания на ее постное личико, Тобиус вручил стальной деве медную воронку. Зелье из огромного котла было перелито в стеклянные емкости, а сам котел тщательно вычищен. Волшебник без промедления начал готовить новую и далеко не последнюю порцию.

Ближе к вечеру он вышел к околице и недалеко от деревенской дороги начал создавать новую точку переноса. Закончив с этим, Тобиус зашел в кузницу, зачаровал новый плафон-фонарь и лично определил его на нужном месте, восстанавливая световой периметр. Маг еще раз обошел деревню, после чего направился в гости к старосте. Того дома не оказалось, но патриарх клана Гоферов заверил волшебника, что завтра батраки отправятся на лесопилку.

Вернувшись в башню, Тобиус посвятил время прочим делам, ближе к вечеру посетил свою единственную пациентку, получил небольшую порцию словесных пик, ответил как следует, чтобы держать ее высочество в форме, затем поужинал и отправился к себе.

– Ты поела? – спросил маг, вешая полумантию на вешалку.

Эмма растянулась на старинном диване гостиной, в которую был переделан первый этаж башни, и читала книгу.

– Ага.

Тобиус глянул на обложку массивного гримуара, на котором значилось: «Ситорская руническая традиция, альтернатива гномской рунописи».

– Молодец, ученица. А теперь…

Молниеносным движением он выхватил из-за большой книги томик поскромнее.

– «Хкама-Теарасса. Книга любви и наслаждения»? Где ты только откопала эту пошлятину? Какого цвета разочарование, Эмма? Глянь мне в глаза и ответь!

– Желтого! Спокойной ночи!

Морф рысью ринулась по винтовой лестнице на свой этаж.

– Завтра будешь перечислять мне ситорские руны по памяти! Весь набор! Смысл каждой руны и все ее значения!

Волшебник с недовольством мазнул взглядом по странице конфискованной книги, невольно заинтересовался гравюрой и наверх пошел, уже внимательно читая и периодически хмыкая. Проходя через шестой этаж, он глянул на Эмму, которая укрылась одеялом с головой.

– Завтра идем за реку. Возможно, пробудем там до вечера. Подготовься.

Утро проходило как-то скомканно и спешно, царила атмосфера нервозности, которая возникает всякий раз, когда люди намереваются покинуть жилище и отправиться в долгий путь. Вроде бы все уже готово, пора выходить, однако в последний момент как будто из-под земли возникают мелкие проблемы, которых много, и они «цепляются за штанины» злобными маленькими собачонками.

Волшебник и стальная дева быстро позавтракали, после чего Эмма спустилась во внутренний двор готовить белок, а Тобиус метнулся на кухню. Немного послушав ругательства мэтра Шовиньоля, он все же получил два мешка с провизией.

Бальден, стоит отдать ему должное, задавшись целью создать беличью кавалерию, преуспел. Учитывая упрямство и целеустремленность этого человека, можно думать, что он смог бы создать и коровью кавалерию, кабы захотел. Конечно, не все у него шло так уж гладко – не хватало места для размещения крупного зверя, которого надо было еще и кормить, а округа мало подходила для тренировки. Часть животных приходилось держать в сараях и амбарах.

Эмма выбрала двух смирных белочек, одну полностью серую, с черными кисточками на ушах, а другую обычного окраса – тоже серую, но с обильной рыжиной. Ездить на белках оказалось очень некомфортно, гигантские грызуны передвигались длинными прыжками, и без выработанной привычки седоков болтало так, будто они скакали на взбешенном быке.

У реки белки встали – они в дикой природе никогда не плавали и предпочитали не мочить лап. Бестиологическое подчинение исправило дело, и звери перешли Ильму вброд.

– Ты знал, что мокрые белки так сильно пахнут? – поморщилась Эмма.

– Удивлен не меньше тебя.

Скакать по лесу на лесных же зверях оказалось еще тяжелее, чем на лошади. То и дело приходилось пускать мохнатых прыгунов шагом, чтобы не дать низко растущей ветке выбить себя из седла. Пути в непроходимых дебрях, разумеется, не было. Тобиус ехал впереди, концентрируясь на своем чувстве магии, выискивая энергетические нити, ведшие к источнику силы.

– Ученица, продекламируй мне теорию природы Астрала! Живо!

Эмма устало вздохнула и одарила затылок Тобиуса сердитым взглядом.

– Астрал – это энергетическая прослойка бытия… и там еще отображения… ну, всякое такое… – начала она мямлить.

– Сейчас станешь пересказывать мне ситорские руны!

– Астрал – это энергетическая прослойка бытия, в которой, словно в ночном небе звезды, подвешены источники силы! – громко и внятно процитировала она. – Часть Астрала была открыта для магов в далеком прошлом, еще при жизни Джассара Ансафаруса, но по прошествии эпох, а именно Второй войны Магов и Гроганской эпохи, вследствие истребления волшебников и уничтожения их библиотек, эта грань Искусства была утеряна.

– Так, молодец. А теперь астральные тени.

– Тени… они…

– Что означает руна «туркван»? Как ее использовать, какой эффект она дает и на какие материалы лучше всего ее наносить?

– Всякое значительное происшествие в материальном мире накладывает тень на астральное пространство! – затараторила Эмма. – Кровавая битва или место массовой молитвы изменяют часть Астрала, прилегающую к тому месту. Некоторые души застревают в энергетическом пространстве, если обстоятельства их смерти были специфическими. Особенно сильно на Астрал влияет магия. Если идет магический бой или творится сильное волшебство, Астрал оживает, бурлит и меняется, становится нестабильным и непредсказуемым. Впоследствии на том месте могут проявляться различные энергетические аномалии, особенно если после не зачистить территорию от остаточной магии.

– Что ж, верно. А теперь расскажи мне про тварей Астрала.

– Про каких еще… Ой, да ладно! Это же побасенки! – возмутилась Эмма.

– Неужели? Тогда расскажи мне побасенки! Ну?

Стальная дева нахмурила брови:

– Ну, твари Астрала – это легенда. Про них только слухи и остались, письменных свидетельств нет, и не видел их ни один волшебник уже тысячу лет.

– Руна «туркван»…

– Ой, да заткнись ты!

Тобиус повернулся в седле и одарил ее таким взглядом, что стальная дева вжала голову в плечи и едва не расплакалась.

– Я плохо переношу дерзость, ученица.

– Прости, учитель, – пискнула она. – Считается, что большинство явлений тварей Астрала пришлось на Пятую эпоху, которую вестеррайхские историки всегда именуют Эпохой Беглецов, и последовавшую Эпоху Познаний. В Эпоху Беглецов эльфы после долгой войны в качестве мирных заверений даруют Сибфорским царствам[18] магию, открывают человечеству секреты постижения Искусства, суть Астрала. Считается, что люди, перенявшие у эльфов приемы интуитивного направления магии, не были готовы к такому дару, и первомаги человечества оказались беззащитны перед сущностями, обитавшими в глубинах Астрала. Твари Астрала, как их называли, являлись в Валемар, часто порабощая человеческих магов, потому что те были не способны жестко контролировать поток магии, и каждый раз усмирение этих сущностей стоило тысяч жизней. Существа из чистой магической энергии, наделенные крайне слабым разумом, действующие на инстинктах, крайне смертоносные и опасные для всего и вся в материальном мире, как стихийные бедствия, приносили массу проблем. Отчасти именно из-за них многие первомаги решили изменить подход к владению Даром и отреклись от интуитивных приемов. Так была основана школа цивилизованной магии, действовавшая путем жесточайшего контроля над потоком гурханы. А потом, уже во времена Эпохи Познаний, где-то к концу, цивилизованные маги и дикие развязали войну, которая разрушила Сибфорскую культуру. Это была Первая война Магов.

– Ты цитируешь исторические трактаты, когда я спросил о тварях Астрала.

– Рассказала все, что знала. Эти события происходили, если вообще происходили, боже ты мой, тринадцать тысяч лет назад! Это мифы, учитель, легенды, которые вполне могут оказаться выдумкой.

– Рассуждаешь как человек. Но маги живут по несколько веков, для нас эти «мифы» не столь уж стары. Ладно, ты действительно дала неплохой развернутый ответ, молодец.

– Можно тебя спросить?

– Какой бы я был учитель, если бы не отвечал на вопросы своей ученицы?

– Хреновый, наверное, – осмелилась предположить Эмма.

– Это был риторический вопрос. Спрашивай.

– Этот Астрал, оттуда действительно можно черпать силу?

– Можно было. Но теперь нельзя.

– Почему?

– Ты же читала – способ утерян. Черпать из Астрала научили нас эльфы Лонтиля, хотя в сравнении с далийцами они были сущими слабаками по части волшебства. А потом пришел Джассар Ансафарус и показал, как надо взаимодействовать с Астралом, чтобы не взрываться в процессе подпитки и не позволять всяким тварям захватывать наши тела. Благодаря Джассару магия некогда была в зените мощи и славы. Как принято считать, в те времена волшебники стояли почти вровень с богами… надеюсь, брат Марк не прячется вон в тех зарослях крыжовника. Потом Маг Магов исчез, и его наследники устроили грандиозную резню за право быть верховным магом, сиречь правителем мира. Война гремела над всеми морями и континентами, перемалывая мироздание нескончаемым потоком катаклизмов. Вторая война Магов – вот как это называется теперь. Или Эпоха Темных Метаний, если угодно. И это была настоящая эпоха, восемь с половиной веков вражды, во время которых волшебники прошлого раздирали мир на куски и уничтожали в своих баталиях миллионы жизней. А все почему?

– Э-э… мм…

– Потому что волшебники презрели слово Джассара. Магам – магово. Парадокс, во времена его жизни весь мир управлялся магами, но потом он сказал: «Мы не можем править смертными, не имеем права носить короны, свергать или возводить на престол правителей. – Тобиус замолчал, собирая складки на лбу. – Мы не имеем права быть источниками властной воли, лишь советчиками, помощниками и исполнителями». Магам – магово, ибо так изрек Джассар.

– А как же… как же сам этот Джассар? Он ведь правил миром, верно?

– Две тысячи семьсот пять лет – Эпоха Великих Чаров. Это парадокс, потому что в это время он действительно был единовластным правителем Валемара. Его влияние распространялось даже на Далию, далийские эльфы называли его «Онсерхиэймараэль», что значит «Учитель», а современных человеческих магов они именуют вроде бы «крэбола», то есть «грязь». Джассар был Абсалоном, Магом Магов, Владыкой Всего. Его слово становилось законом магии, а законы магии сами следят за своим исполнением. Поэтому если волшебник хватается за власть, мир вокруг начинает трещать по швам и, как правило, устраняет этого волшебника с большим ущербом для целостности мироздания. А потом он вдруг сказал, что больше волшебники не имеют права вершить судьбы смертных тварей. И исчез. Его слова стали законом магии, но те, кто правил миром на протяжении веков, не смогли мгновенно перестроиться. Они были испуганы… то есть я думаю, что они были испуганы, растеряны и не знали, как им дальше жить. Как следствие, они приняли самое глупое решение из всех возможных и передрались…

– Как скорпионы в банке?

– Точно. Зенреб Алый и Огремон Серебряный… ни один из них не одержал окончательной победы, оба плохо кончили, а их последователи продолжили дело предводителей… потом пришел Сарос Гроган и пожег всех драконьим огнем к ахоговой матери, уничтожил бесценные архивы, артефакты… но даже во время Гроганской эпохи выжившие и реабилитированные волшебники могли намного больше, чем нынешние… Искусство деградирует.

– И поэтому волшебники ищут книгу Джассара, верно?

Тобиус прочистил горло и попытался собраться с мыслями. Когда тема касалась вырождения магии, молодой волшебник неизменно впадал в меланхолию.

– Кхм, верно. Гримуар Всемагии, сборник всех… эй, откуда ты знаешь о Регалиях Джассара? – Тобиус так удивился, что едва не ударился головой о низко висящий улей, вокруг которого летало несколько пчел величиной с кулак.

– У тебя в библиотеке есть книги, а я их читаю, помнишь?

– Хм. Гримуар Всемагии. – Белка Тобиуса скакнула через можжевеловый куст, и он так клацнул зубами, что чуть не откусил себе язык. – У каждого волшебника есть книга заклинаний, и у Джассара тоже она была. Считается, что в ней имелись все заклинания, которые были подвластны Магу Магов. А ему были подвластны все заклинания в мире. Гримуар Всемагии – это как священный Погребальный Ковчег[19] для волшебников.

До конца дня они ехали молча, лишь изредка переговариваясь, и удача была на их стороне, ибо ни одна хищная тварь не встретилась на пути. Белки стали сами выбирать дорогу, правда, приходилось держать ухо востро – мохнатые скакуны порой норовили вскочить на древесный ствол и сделать пару прыжков по веткам.

Тобиус решил подыскать место для ночевки заранее, а не плутать в темноте, которая приходит в лес весьма рано и совершенно неожиданно. Для этого очень кстати подошла небольшая спрятанная в зарослях крапивы лесная пещера, в которой, по счастью, никто не обитал.

Эмма устроила белок, пожевала большой пряный сухарь, запила молоком и легла, накрывшись войлочным одеялом. Волшебник спать пока не собирался, он раскидал вокруг ночного пристанища паутинки оповещающих заклинаний и сотворил несколько ловушек. Проверив, уснули ли белки, Тобиус раскрыл книгу. В голове вертелся круговорот из фигур, символов и слов. Волшебник помедлил минуту, затем вынул из воздуха ярко-синее перо и начал рисовать магические схемы, выстраивать последовательности слов, чертить системы чар в трех измерениях. Убеждаясь в их несостоятельности, он раз за разом вытягивал магические чернила, возвращая страницам книги девственную чистоту.

Заклинание Колокольчик зазвенело в голове. Из ночи появилось нечто тощее, высокое, отдаленно похожее на человека телосложением, костистое, с красной морщинистой кожей, множеством роговых наростов на теле и длинным тонким хвостом. Оно медленно приближалось, садясь чуть ли не на корточки, постоянно помогая себе руками, увенчанными крючковатыми когтями. У существа была вытянутая голова с небольшими рогами, длинная морда-клюв и близко посаженные глаза, такие разумные и жалостливые, что их взгляд причинял боль душе. Существо остановилось, присело на землю, подтянув колени к голове, и уставилось на Тобиуса умоляющим взглядом.

– Помоги… – тихонько проскулило оно. – Помоги…

– Чего тебе надо?

– Помоги… мне…

Маг ощутил, как тончайшие ментальные щупальца захлестывают его разум, внушая желание немедленно броситься на помощь обладателю этих грустных влажных глаз, но остался на месте – ведь ставить элементарную ментальную блокаду в Академии учили всех поголовно. Разумеется, не каждый волшебник мог защищать свой разум на уровне Сехельфорсуса Чтеца, но блокировать нападки низшего телепата умел всякий, без этого просто невозможно было сдать выпускных экзаменов. Разум Тобиуса оставался чист, так что он ясно понимал назначение когтей – крепко держать безвольную добычу. Крохотный шип на хвосте существа вполне мог быть ядовитым.

– Помоги…

Когда волшебник указал на него пальцем и неудачливый охотник понял, что стал дичью, было уже поздно. Заклятие Паралич настигло существо, когда то попыталось бежать, и оно распласталось на земле в неестественной позе. Тобиус осторожно подошел и сапогом перевернул краснокожего на спину.

– Помощь нужна? – сонно спросила Эмма из-под одеяла.

– Спи давай, у меня тут наметилась вивисекция.

– Ну, веселись тогда, – зевнула она и тут же мирно засопела.

Наутро от ночного визитера осталась только куча мяса, а в книге заклинаний Тобиуса появилось несколько страниц с весьма интересными анатомическими схемами и записями.

– Ты чудовище! – весело воскликнула Эмма, едва продрав глаза и увидев кровавое безобразие. – Здорово, правда?

– Я не чудовище, я исследователь. И оно пыталось меня убить, так что я в своем праве.

– Приятно порой нарубить кого-нибудь тонкими ломтиками, да?

– Завтракай – и в дорогу.

– Особенно если…

– В лягушку превращу.

– Ой, трясусь-трясусь!

Ведомые чутьем мага, они день за днем углублялись в лес, осторожно, пугливо замирая и прячась при каждом намеке на опасность. Деревья становились все выше, будто не дубы и ели, а какие-то секвойи, ненормально высокие и толстые. Росли они, правда, довольно далеко одно от другого, и путники вполне могли бы ехать быстрее, кабы не переплетения толстых корней, выбивавшихся из почвы, и живучий подлесок, научившийся расти даже при нехватке света. Возможно, из-за обилия природной магии этих мест флора была такой буйной и труднопроходимой. Гигантские кустарники, папоротники, травы, дикие цветы с горькими запахами, все это зеленое царство заставляло смертных ощущать себя крохотными насекомыми во враждебном мире. На фоне древних деревьев гигантские скаковые белки не казались такими уж большими, наоборот, они приходились в самую пору – маленькие зверьки на нижней ступени пищевой цепи. Каждую ночь Тобиус отыскивал либо обустраивал сам надежное убежище, защищал его пологом специальных заклинаний, отпугивающих живность и скрывающих от чужих глаз. В дальнейший путь двигались по росе, выискивая полоски синего мха, которые попадались все чаще и были все толще.

Порой даже без видимой опасности Тобиус начинал ощущать сильную тревогу, в причине коей не сразу разобрался. Оказалось, что он периодически терял чувство направления. Маги всегда имеют представление о своем местонахождении в мире, это часть их естественных способностей, но Тобиус обнаружил, что временами его чувство направления «засыпает», и это были крайне неприятные и страшные ощущения. Он списал их на проявления магических аномалий, которых, как считается, в Дикой земле бесконечное множество.

– Мы идем к чему-то нехорошему, – вдруг тихо сказал волшебник, барабаня пальцами по рукоятке жезла.

Дорога пошла вверх по склону широкого лесистого холма, и тени стали гуще. Прежде сквозь преграду древесных крон едва-едва пробивались копья света, но уже через некоторое время они исчезли полностью. Нечто большое и расположенное над кронами затмевало солнце.

– А?

– Я чувствую какую-то неприятную…

По лесу, тряся ветви, прокатилась волна холодного ветра, бросившая мага в озноб.

– …энергетику.

Они выехали на небольшую проплешину, поросшую вереском и терновником. Деревья расступились, открывая вид на вершину другого крупного холма, с громоздящимся на ней источником тени – ансамблем черных и серых, местами проеденных ветром стен с исполинскими башнями, пустыми бойницами, темным провалом врат и щербатыми зубцами парапетов. На вершине отдаленного холма стояла древняя полуразрушенная крепость.

– Га-нор.

– Чего-кого?

– Га-нор, ученица. Гроганская пограничная крепость времен позднего периода существования империи. Если верить брату Марку, то ее забросили, – Тобиус вспомнил даты исторических хроник и произвел простейшие вычисления, – в четырнадцать тысяч пятьсот десятом году от Пришествия Первых Скитальцев. Приблизительно. А через семьдесят лет Гроганская империя перестала существовать, погибнув в Возмездии Далии. Ты можешь себе представить, что этой крепости больше полутора тысяч лет… нет, намного больше. Полторы тысячи лет назад ее бросили, а когда построили – я и гадать не берусь…

– Вообще-то могу.

– Что?

– Я бы дала ей две тысячи лет!

– Дуреха, – снисходительно хмыкнул маг, – простоять века этой крепости помогли чары гроганских магов и, возможно, умения гномских инженеров. Они строили на тысячелетия, и это не преувеличение…

– Так куда нам ехать-то?

Тобиус на минуту задумался, вглядываясь в черную громаду. Его терзали противоречивые чувства – с одной стороны, Путеводная Нить, уже давно о себе не напоминавшая, вдруг натянулась и потянула душу прочь, убеждая объехать Га-нор за семь лиг и никогда не приближаться к нему больше. С другой стороны, живой и любопытный ум кипел от желания посетить памятник древности, осколок великого Грогана, некогда могущественнейшей державы мира. Волшебник очутился на развилке, на которой часто оказывались обладатели Путеводной Нити. Все же следовало не изменять себе и идти туда, куда тянется Нить.

– Будем держаться от этого места пода…

Рядом с белкой Тобиуса стоял некто в синем плаще с капюшоном и всем своим видом давал понять, что стоит он там давно. Но Тобиус его не видел, как не видела его Эмма, и лишь белки беспокойно косились на фигуру в синем.

– Так куда ехать? В низину или…

– На вершину, – ответил неизвестный.

– На вершину, – сдавленно выговорил Тобиус. – На… не верю, что делаю это… Я не хочу…

– На вершину, – повторил неизвестный.

– …На вершину… Но мы осмотрим Га-нор! У меня вдосталь боевых заклинаний, так что если наткнемся на гнездо пасатукш или логово хобгоблинов… Эмма, я впервые отказываюсь от Путеводной Нити.

– Мм, ну, с почином! – радостно отозвалась стальная дева, направляя свою белку к крепости. – Может быть, мы найдем там сокровища?

– Может быть, может… – Тобиус нервным движением отер лоб и сглотнул. В горле у него пересохло.

Фигура в синем плаще провожала путников взглядом пустоты, заполнявшей капюшон, пока они не скрылись за деревьями. Ни в памяти мага, ни в голове морфа ее присутствие не оставило никакого памятного следа.

Чем выше они взбирались по холму, тем меньше волшебник был доволен своим внезапным решением. Га-нор приближался, и чувство тревоги крепло в душе Тобиуса, подбивая его развернуться и скакать прочь. Полуприкрыв глаза, маг пытался пронзить пространство ментальными «щупальцами» и дотянуться до источника раздражения, до чего-то неприятного, находившегося внутри заброшенной цитадели. Получалось слабо – перед внутренним взором предстало нечто похожее на ворочающийся кокон, невнятное, скользкое и томящееся, какое-то темное… Не получилось воспринять все в деталях, перенапряжение отдалось сильной болью в висках, и ментальные «щупальца» рассеялись. Обычно чувства магического восприятия мира у Тобиуса были обострены, он видел сокрытое от простых глаз более ясно, чем большинство волшебников, и совсем не прилагая усилий, однако в этот раз он не смог понять сути грядущего.

Белкам было неспокойно, и Тобиус наложил на них контролирующие чары, чтобы грызуны не дали деру. Он уже утвердился в мысли о том, что лезет в плохое место, но повернуть назад не смел, потому что… он убеждал себя, что это место лежало сравнительно близко от реки и от Под-Замка. Он должен был разобраться немедля, чтобы потом не пришлось жалеть. Он пытался убедить себя в этом.

На кончиках пальцев волшебника начался зуд – готовые к применению заклинания напоминали о себе. Краем глаза он замечал, насколько темными становились древесные стволы, как здоровые зеленые великаны все больше уступали место больным и искореженным карликам, чьи корни выбивались из земли, белые, узловатые, похожие на разбитые артритом старческие пальцы. Но еще больше неприязни внушали кроны, опутанные множеством слоев паутины. Единственным, что радовало в этом месте, было солнце. Больные растения не тянулись к нему так жадно, и их жалкие ветви не закрывали спасительного яркого света, дарящего тепло, хотя от воцарившейся округ тишины все равно бил озноб.

Га-нор был очень большой крепостью, огромной по нынешним меркам. Его оборонительные сооружения, башни-великаны, толстые стены с бартизанами и неприступные когда-то бастионы производили довлеющее впечатление. Га-нор был чужд этому лесу, с которым сожительствовал еще с прошлой эпохи. Его камни пыталась штурмовать зелень, по ним стелились мхи и лишайники, но крепость держалась, исполняя свой больше никому не нужный долг. Растения действительно плохо приживались на Га-норе, они чернели, гнили, погибали, не сумев достаточно глубоко вонзить корни в его плоть и раскрошить камень.

Белок оставили перед порталом врат главного барбакана, который сам по себе являлся небольшой крепостью. Тобиус уложил их в магический сон и укрыл маскировочными чарами, после чего, в сопровождении Эммы и нескольких светящихся мотыльков, прошел дальше. Они оказались в захабе – длинном каменном коридоре, соединявшем внешние ворота крепости с внутренними. В потолке и стенах при свете мотыльков виднелись дыры-убийцы, через которые защитники могли бы расстреливать штурмующих из луков и арбалетов, забрасывать камнями и боевыми заклинаниями, прорвись те сквозь внешние ворота. Правда, ворот-то как раз уже и не было. Сгнили, опали трухой и ржавчиной вместе с герсой[20]. Вокруг было грязно, и дурно пахло. Ветер успел нанести в захаб немыслимое количество листвы, которая благополучно прела и гнила из десятилетия в десятилетие, предоставляя питательную среду обитания для плесени и грибов.

Путники вышли из захаба в первый внешний двор, отгороженный от прочих частей крепости собственными стенами. Каждый сегмент из нескольких цепей обороны Га-нора имел относительную самостоятельность, каждая башня, каждый бастион и сам донжон – громадная полуразрушенная цитадель в сердце Га-нора – когда-то могли защищаться самостоятельно в случае падения внешних укреплений. Подобные замки строились для принятия удара Дикой Ватаги, которая сметала более мелкие оборонительные сооружения играючи. Но Дикие Ватаги прекратили являться в Вестеррайх, а Дикая земля сама придвинулась, и держать на окраинах империи мощные гарнизоны стало слишком дорого и нецелесообразно, отчего гроганцы покидали их и строили менее громадные крепости все дальше и дальше. Кто знает, сколько еще таких исполинов, как Га-нор, утеряно в вековечных лесах!

Отказавшись от идеи разделиться, они вдвоем отправились исследовать крепость. Все двери и решетки давно проиграли в битве со временем, местами даже камни раскрошились, став пылью и щебнем, усыпав труп крепости обломками башен и стен, битой черепицей, древесной трухой. Все это частично утопало в нанесенной ветром земле и гнилой растительности. Проникнуть сквозь опустевшие проемы дверей можно было в любую часть Га-нора, но простота оставалась кажущейся, поскольку многие лестницы давным-давно обвалились, местами прохудились крыши, рухнули полы, внутренние помещения в различных флигелях оказывались доступны дождям, ветрам и палящему солнцу; многие подвалы оказались затоплены.

– Здесь поместилось бы десять наших замков.

Эмма стояла на каменном подоконнике пустого оконного проема и смотрела на леса с огромной высоты. Кроны деревьев-великанов расстилались внизу бугристым ковром, неоднородно зеленым, волнующимся на ветру и беспрестанно шелестящим.

– Слезь, камни могут быть расшатанными, сверзишься вниз – и я не смогу тебя поймать.

– Я верю в твои способности, учитель, – хихикнула Эмма, грациозно спрыгнула и медленно пошла по зале, которую они обследовали.

Большое помещение, занесенное грязью, прелой листвой и поросшее плесенью, было пусто. Живучие лишаи и мхи, карабкавшиеся по высоким стенам и колоннам, давно поели висевшие на них знамена и стяги. Сквозь обширные высокие окна свободно проникал свет, а в плохую погоду еще и дождь с ветром. Меж камней пола упрямо прорастала трава, хотя Га-нор однозначно говорил растительному миру, что здесь ему не рады.

– По крайней мере, здесь крыша цела, – отметил волшебник, прохаживаясь по главному чертогу одного из обособленных крепостных корпусов.

– Ску-у-у-учно! Как думаешь, здесь можно жить?

– Ни в коем случае. Все прогнило, отсырело, некоторые виды растительности ядовиты, полы в любой миг могут уйти из-под ног, а крыши – обрушиться на голову. Удивительно только – как здесь не поселилась нечисть? Многие чудовища, да и простые животные, обожают забирать себе руины. Здесь их нет.

Тобиус прислушался к своим ощущениям и поежился – он боялся признаться себе, что знает причину. Волк не станет селиться в берлоге, в которой живет медведь.

На исследование колоссального крепостного комплекса ушел весь день, и все равно волшебник с ученицей смогли облазить лишь небольшую часть помещений, побывали на складах, в казармах и арсенале, проверили мрак затопленных подземелий. Когда солнечный диск уже скатывался по темному небу к багровеющему поясу горизонта, Тобиус и Эмма вошли в донжон. Волшебник инстинктивно оттягивал эту необходимость, как только мог, и теперь корил себя, думая, что лучше было бы проверить цитадель, когда солнце еще висело выше.

– Еще не поздно повернуть назад.

– Не трясись, учитель, Эмма тебя защитит.

– Я чувствую… нарастающую опасность.

– Тем больше причин от нее избавиться.

Плутая по чреву цитадели при свете мотыльков, они наткнулись на корни. Чем дальше шли чужаки, тем стремительнее менялся Га-нор – его полы и стены терялись за твердыми черными побегами, переплетающимися корнями, которые закрывали собой все. Воздух загустел и стал сильнее отдавать гнилой сладостью, а свет, источаемый магическими насекомыми, померк, да и сами они принялись залетать не туда, опускаться все ниже, будто на них что-то давило. Тобиус создал десяток новых мотыльков, вложив в них усиленный заряд магии.

Ступая по корням, они вошли в некогда обширную залу. Казалось, что Дикая земля вломилась через разбитый потолок в этом самом месте и угнездилась в теле Га-нора, словно язва, но так только казалось. Внутри находилась небольшая поляна, покрытая жухлой травой, пустая, если не считать одного-единственного черного дерева, лишенного листьев и… окруженного торчащими из нанесенной ветром земли черными же штырями. На штырях смирно сидели черепа. Звериные, человеческие, еще вроде как обезьяньи, но какие-то неправильные, слишком крупные, еще были массивные черепа, не имевшие глазниц, другие вообще не пойми кому принадлежали.

– Какое-то… злое место.

– Оно либо проклято, либо в нем поселился злой дух. Я склоняюсь к… ко второму.

Внутри одного из черепов разгорелся призрачный свет, и возле дерева появилась сутулая фигура. Темно-серый балахон, деревянная маска с тремя дырками на месте рта и глаз и рога-ветки. Это нелепое нечто сжимало в черной руке острый осколок берцовой кости или что-то очень похожее. Появившийся некто опирался плечом о ствол дерева, неподвижно следил за людьми пустыми дырами в маске и не издавал ни звука.

– Эмма, не шевелись.

– Почему? Что это за… пятно?

– Ты его видишь?

– Вижу что-то расплывчатое… серое такое.

Рогатый некто метнулся к ним так быстро, что его фигура смазалась в сплошной серый развод, но реакция Эммы позволила ей парировать удар мечом и нанести контрудар. Сталь прошла сквозь него словно сквозь дым. Тобиус же, дотянувшись до существа заговоренной бронзой жезла, отшвырнул его прочь. Балахонщик мгновенно поднялся с земли, но тут же распался дымом от удара Светящейся Паутинки. Раздался треск – один из черепов лопнул и упал со своего штыря.

– Кажется… мы имеем дело с духом, ученица.

– С ду́хами, учитель.

В черепах зажигался призрачный свет, и подле черного дерева появлялись новые фигуры в балахонах. Высокие и низкие, массивные и субтильные, они все были серы, их лица скрывались за потрескавшимися деревянными масками, над которыми росли рога-ветки.

– Это хищник, Эмма, питающийся теми, кто забредает в его логово.

– Что делать? – сосредоточенно спросила она.

– Для начала Серая Стена.

Тобиус вскинул жезл и выкрикнул словоформулу, венчавшую плетение призрачных нитей заклинания, после чего вокруг них образовалась круглая преграда, стена, сотканная из полупрозрачной серой мглы. Рогачи немедленно оказались рядом и принялись с глухим стуком биться в нее. Серый волшебник был бледен, и на его лице блестели бисеринки пота, желтые глаза следили за бьющимися о Серую Стену существами, губы сжались в тонкую полоску.

– Я завел нас в логово самой смерти.

– Драматизируешь.

– Нет. Ты ведь учила «Суть Тьмы» Осиафа Галефарнея?

– Ну… ты же не будешь меня отчитывать на пороге смерти?

Тобиус мрачно усмехнулся:

– Если вкратце, то Тьма – это старые боги Валемара. Галефарней утверждает, что большинство из них погибло с приходом новых, единых богов, но те, кто выжил, слились воедино, став Тьмой. Думаю, тот, кто поселился здесь, прежде мог быть каким-то мелким божеством леса, питавшимся подношениями людей, но…

– Но когда его забыли, он стал брать силой то, что раньше ему отдавали добровольно! Да! Поняла! Как выкручиваться будем?

Тобиус дотронулся пальцем до набалдашника жезла и извлек из артефакта лоскуток бледно светящихся энергетических линий. Оба клинка Эммы были укутаны в заклинания Светящаяся Паутинка.

– Эти чары не продержатся долго, сталь не любит магии. Сейчас я создам Незримый Гонг, и попытаемся прорваться к выходу. Ты готова?

– Полностью! Покажем им!

Необоснованная, но искренняя вера ученицы в лучшее неожиданно сильно подстегнула те же чувства в Тобиусе. Он удивленно почувствовал, как на его собственных губах появляется улыбка, а из души уходят сомнения и страх.

Он сплел энергетические потоки, расставляя точки концентрации силы и систему знаков, закончил магический речитатив и пробудил заклинание. Для живых Незримый Гонг едва слышен, словно призрак, отдаленное эхо самого малого подобия истинного звука, но для духовных сущностей он звучал оглушающим грохотом. Не самое сложное заклинание магии Духа, но ничего большего Тобиус не мог. Рогачи, беспрестанно бившиеся о Серую Стену, разом отшатнулись, а когда защитное заклинание рассеялось, они оказались заторможены. Маг и стальная дева бросились обратно, туда, откуда пришли, расчищая дорогу зачарованными клинками и жезлом. Они основательно проредили призрачную рать и почти вырвались из западни, когда прослойка земли вспучилась, и из-под нее выметнулись черные корни. Необычайно гибкие и быстрые, они опутали беглецов, невзирая на магический огонь и добрую сталь, а потом сдавили так, что у волшебника и морфа затрещали все кости.

Балахонщики потеряли интерес к живым – теперь их участь была предрешена, и слуги этого места умиротворенно следили, как дерево начинает шевелиться. В его черном стволе пролегла длинная вертикальная трещина, которая со скрипом распахнулась, словно пасть, являя гнилое выеденное нутро, заполненное костями: ребрами, позвонками, прочими частями многочисленных и разнообразных остовов. Но не черепами.

Тобиус видел, как короткие ветви удлиняются, превращаясь в мощные клешни, и живо представил себе процесс декапитации, после которого его, Тобиуса, череп окажется на одном из черных штырей, а порабощенный дух обзаведется маской, балахоном и погаными рогами-ветками. Он станет рабом этого места и сущности, которая поселится в нем. Сжав челюсть до скрежета зубовного, волшебник попытался выговорить заклинание, но корни вытягивали из него всю магическую силу. Когда исчезли последние иоры гурханы, магу стало так плохо, что его вырвало. Впервые в жизни он оказался полностью отрезан от магии, и это было ужасно.

На губах вместе со вкусом рвоты возник горький привкус поражения. Внезапно все закончилось, его недолгий и бестолковый путь по жизни подошел к концу. Действительно совершенно внезапно. Он не думал, что все будет так нелепо, представляя собственную смерть иначе. Чего он ждал, первый и единственный раз отказавшись следовать по Путеводной Нити?

Но тяжелее всего было из-за Эммы, которая продолжала упорно сопротивляться. Из ее тела вылезли клинки, но толку от них было чуть – ведь корни, обвивавшие ее, являлись частью сущности, которая не боялась материального оружия. Эмма что-то кричала, обращаясь к нему, но Тобиус не слышал ни слова, лишь приглушенное гудение и ропот далекой грозы. Чего она хочет от него? На что она надеется? Это он виноват. Это он привел их сюда. На смерть.

– Ты в скорлупе, – сказала фигура в синем плаще, коей серый маг не видел и не слышал.

Тобиус вдруг почувствовал себя запертым в скорлупе безысходности. Страшные клешни щелкали все быстрее, Эмма извивалась в нерушимой хватке, а он был бессилен. Волшебник поймал взгляд отчаянных глаз ученицы, на которые навернулись слезы, и увидел движение ее губ. Не слыша голоса, он прочитал по ним: «Борись!»

И тогда Тобиус выгнулся в своей скорлупе и саданул о нее затылком. Серый маг извивался и бился в конвульсиях, вопя как сумасшедший, мотал головой из стороны в сторону, разбрасывая слюну и пену, и колотил затылком в одному ему известную преграду. Он бил и бил, визжа и воя, пока, запрокинув голову назад в очередной раз, вдруг не почувствовал, будто его темя раскололось. А потом в эту «рану» ударила молния, и запах рассеченного мозга, запах крови сменился вонью горелой плоти и обугленных костей, а боль была такой, словно каждую клеточку его тела варили в кипящей смоле. Вдруг полог реальности приоткрылся перед волшебником, и он увидел вселенную, полную разноцветных звезд, полыхающих в бесконечной тьме, пересеченной мириадами энергетических потоков.

По одному из потоков, словно по дороге, мчалась кавалькада всадников, чей образ должен был испугать его до смерти, но не смог. Тобиус бесстрастно следил, как всадники, одетые в уродливые черные латы, скакали на лошадиных скелетах или же иных чудовищах непотребного вида, сопровождаемые сворой призрачных псов, и оглашали величественную тишину этой вселенной лаем, кровожадными воплями и голосами охотничьих рогов. Ему бы следовало бежать, прятаться, делать хоть что-нибудь, но волшебник оставался неподвижным призраком, а всадники уже скакали мимо него со свистом, гиканьем и хохотом, обдавая леденящим душу холодом.

Лишь один отстал от кавалькады, развернул костяного скакуна и медленно пустил его вокруг Тобиуса. Латы его были особенно богато изукрашены, хотя казалось, что время уж вволю поиздевалось над ними, сорвав часть золотых вставок, проев металл ржавчиной, изуродовав некогда искусные чеканные узоры. С широких плеч всадника ниспадал черный плащ, дырявый во множестве мест; а лицом служил голый череп с редкими зубами и пустыми глазницами. Его пересекала длинная косая трещина, и, казалось, черепушка не развалилась еще только благодаря черному обручу короны, ощетинившемуся иглами зубцов, на которых остались лишь крохи позолоты.

– Грядут времена больших перемен. Темные времена, – донеслось из глубин черепа.

Король Дикого Гона вынул из притороченных к седлу ножен длинный меч, тяжелый, древний, выщербленный по всей длине черненый клинок, покрытый кровяной коркой и ржавчиной. Страшное оружие поднялось высоко над коронованным черепом и стремительно опустилось на темя мага.

Тобиус очнулся от чувства чего-то холодного, стекающего за ворот. Он лежал на грязном полу, а его голова покоилась на коленях Эммы.

– Что ты льешь на меня?

– Воду из фляжки.

– А зачем ты это делаешь?

– У тебя кровь из носа пошла. И из ушей. И из глаз.

– Я что, перегорел?.. Нет, иначе бы я умер. Странно.

Он предпринял огромное усилие, чтобы продрать веки, слипшиеся от крови, и увидеть лишь, что вокруг царит ночь. Мрак залы был непрогляден на фоне сверкающего звездами небосвода… Звезды. Они показались серому волшебнику такими мелкими и скучными после тех, других, которые он видел там. Воспоминание об этом заставило его содрогнуться, и желудок разбили сухие рвотные спазмы. Ему нечем было тошнить, и вскоре все успокоилось.

– Ты не поверишь, что мне приснилось, и что… Что это?

Она задрала голову и тоже посмотрело в небо – туда, далеко, где синеватую черноту рассекал длинный росчерк алого. Хвостатая комета.

– Не знаю, раньше этого там не было, а когда появилось, я не заметила.

– Почему мы еще живы? Что случилось?

– Ты не помнишь?

Его нечеловеческие глаза очень быстро привыкли к темноте, им не требовалось много света, так что удивление на лице ученицы Тобиус различил хорошо.

– Учитель, ты спас нас.

По словам Эммы, после того, что она назвала «припадком», из тела мага стал бить яркий синий свет, настолько яркий, что она видела все его кости сквозь плоть и кожу, пока еще могла видеть хоть что-то, а сам Тобиус издавал протяжный вопль на одной-единственной ноте. При этом черное древо начало расти, его ветви множились, удлинялись, обрастая черной листвой, и на них даже появлялись продолговатые костяные шишки. Но бурный рост перешел в стремительное увядание, древо на глазах погибало, его ветви и корни вспыхивали и немедля превращались в чернейшую золу, а само оно скрипело и трещало, агонизируя, пока ствол не раскололся и из него не вырвались ужасные тени, которые немедля унеслись в небо.

– Дикий Гон… Дикая Охота, – потрясенно пролепетал Тобиус. – Я призвал в мир Дикую Охоту.

– Это плохо?

– Это ужасно! И не только это, ученица, кажется, я… кажется, я использовал свою гвехацу… наверное, я использовал свою жизненную силу, чтобы…

– Мне кажется, что ты на грани жизни и смерти, учитель, и тебе необходим отдых, – ласково и устало ответила Эмма.

Тобиус попытался пошевелить рукой, но пальцы едва откликнулись. Более того, он не мог использовать магию. Дар остался при нем, однако энергопроводящие «русла» его сущности оказались сильно повреждены бурным потоком силы, «берега» размыло, астральное тело оказалось опалено. Тобиус надорвался, черпнув слишком много силы… Откуда? Здравый смысл не позволял поверить тому, что он видел, пребывая в беспамятстве. В его душе воцарился невероятный сумбур. Что произошло? Он был там или же все это являлось бредом, которым его рассудок защитился от страшных мук? Дикий Гон родился из его агонии? Возможно ли это? Наставники говорили, что разум мага открыт для понимания мира гораздо шире, чем разум обычного смертного, так может ли он столь же сильно влиять на мир?

– Заночуем здесь, а завтра двинемся в путь, – согласился волшебник и облизнул шершавые губы, – пожалуйста, хватит лить мне в глаза, налей уже в рот!

– Ты приходишь в себя, мой милый ворчун! – хихикнула Эмма, прикладывая горлышко фляги к его губам. Стальная дева, казалось, успела позабыть о том, что совсем недавно ее жизнь висела на волоске.

Хотя потом ее настроение все же ухудшилось. Гибель сущности, устроившей в Га-норе логовище, заставила цитадель дрогнуть, отчего множество лестниц порушилось. Эмма обследовала этаж и вернулась с неутешительной новостью: пути назад отрезаны. Путники оказались без еды, на большой высоте.

Вскоре она, не найдя срочного решения, стала укладываться спать рядом с ним, и мучимый слабостью Тобиус услышал ее тихий сонный голос:

– А еще у тебя были крылья… такие яркие, большие, будто у огромной бабочки… я таких красивых никогда не видела.

Назавтра они конечно же никуда не двинулись. Тобиус был не способен продолжать путь, а все, что он мог делать, давалось ему с великим трудом. Вынужденно неподвижный, он часами лежал плашмя, пытаясь разобраться в том, что стало с его материальным и астральным телами. Повреждения были велики, ощущения плачевны, а последствия – туманны. Развороченные энергопроводящие потоки едва-едва приходили в норму, при этом их строение изменилось и спуталось, а ток магии затруднился. Тобиус как мог старался исправить это положение, попутно приводя свой организм в порядок, но все это тянулось катастрофически медленно, отнимало много сил, причиняло боль и вызывало в нем злобу, которая то и дело срывалась на Эмме. Та воспринимала взрывы бешенства учителя стоически и без эмоций, а Тобиусу каждый раз становилось стыдно.

Прошло еще два дня взаперти, нечего было есть и пить. Эмма слонялась по пустому этажу, начиная терять свой обычный настрой, ибо не могла найти выхода из сложившегося положения. Тобиус оставался бессилен, его тело нуждалось в подпитке, чтобы процесс заживления шел быстрее, но тех немногочисленных насекомых, которых ученица находила тут и там, явно не хватало даже при том, что сама она вообще ничего не ела. Стальная дева утверждала, что ее организм прекрасно обходился без пищи до десяти дней. Тобиус допускал, что это правда, но также он догадывался, что она лжет ради его благополучия. Все, что Эмма могла сделать, – это согревать быстро коченеющего волшебника по ночам, прижимаясь к нему.

Очередная ночь опустилась на дремучий лес молниеносно, как черная птица, спикировавшая на добычу. Тобиус валялся на том же месте, Эмма спала рядом, и хотя она прижималась к нему, все равно было холодно. Он продрог до костей и мелко дрожал, надеясь, что стук зубов не разбудит ученицу. Стало совсем невыносимо, когда пошел ночной дождь. Тобиус лежал, словно живой покойник, разглядывая темноту сквозь дыру в потолке и выдыхая пар. Вода капала ему на лицо, струилась по волосам, и волшебнику становилось все холоднее. Еле-еле выбравшись из объятий Эммы, он пополз по мокрому грязному полу, вдыхая и выдыхая холод, сотрясаемый приступами надсадного кашля, тонущего в шелесте водных капель. Нужно было согреться, он понимал это четко и ясно, его ослабшее безвольное тело не могло противостоять холодному дождю, до утра он замерзнет насмерть, нужно согреться, а тем временем потоки холода с хрипом заполняли его грудь и рвались обратно в виде кашля. Нужно было согреться, нужно было… Он потерял сознание.

– А ведь я обещал, что буду подле, – зашипела красноглазая темнота, подступая к нему со всех сторон, – в самый черный час, в миг скорби и страха, когда воля твоя будет слаба, я окажусь подле и…

Но Тобиус не стал слушать, вместо этого он раскинул огромные крылья свои, распростер их над миром и полетел. К солнцу. Маг смотрел на него, не в силах отвести глаз, солнечный диск, такой яркий и горячий, манил его к себе, как свечной огонек манит мотылька. Но то было солнце, а Тобиус не был мотыльком, он был… невообразимо огромен. Он не мог отвернуться от солнца и подлетал все ближе, пока не почувствовал в своей груди великий жар.

Мучительные ощущения вырвали его из забвения, и он с криком выдохнул струю оранжево-желтого ревущего пламени, от которого мгновенно вскипали и превращались в пар капли дождя. Боль потухла почти сразу, но само пламя в легких осталось, и от него по костям и мышцам распространилось спасительное тепло, наполнявшее их силой. Его волосы, кожа и даже одежда горели ярким и жарким огнем, но не сгорали. Волшебник впервые в жизни коснулся истинной огненной стихии и стал похож на живой факел, от него во все стороны валили облака густейшего горячего пара, горели мхи и лишайники на раскалившихся камнях, стало очень светло. Услышав возглас Эммы, Тобиус обернулся к ней в пылающем ореоле:

– Я вернулся, ученица, вставай, надо спускаться.

Белки были там же, где их и оставили несколькими днями раньше. Звери просто не выходили из спячки, пока не вернулись хозяева. Видя, как Эмма набросилась на припасы – те, что еще не успели испортиться, – Тобиус беззвучно уличил ее во лжи. Она была голодна, что бы там ни говорила. Покормив белок и избавившись от пропавших продуктов, они потихоньку двинулись в путь, но не обратно в Под-Замок, а дальше, в лес.

С раннего утра путникам казалось, что Дикая земля стала враждебнее. Дважды их пытались сожрать хищные деревья-прыгуны, а один раз волшебник и морф наткнулись на неизвестного зверя. Тот имел крупное тело шарообразной формы, покрытое пурпурным хитином, снабженное десятком членистых конечностей и единственным глазом. Зверь поедал убитую им косулю, пристально следя за чужаками и давая им обойти его стороной.

Эта неприглядная картина напомнила Тобиусу, что их собственные запасы провизии удручающе малы, и часть дня была потрачена на сбор ягод, орехов, которых благо в лесу росло предостаточно, а позже, выследив пятнистого оленя, волшебник убил его ослабленной Огненной Стрелой. Эмма с неожиданной сноровкой выпотрошила добычу, дала стечь крови, содрала шкуру и разделала ее. Тобиус создал лак обновления и, покрыв им мясо, закончил заготовку съестных припасов. Раздобыть воды оказалось проще всего – он сгустил ее из воздуха.

Ночью вокруг их стоянки крутились гонгаты. Эти существа походили на волков своими привычками и внешностью, за исключением ушей и морд, которыми они сильно напоминали нетопырей. К тому же при желании гонгаты могли расправить кожистые перепонки, прятавшиеся в меху, и превратить передние лапы в крылья. К счастью, отпугивающие чары не давали им обнаружить волшебника и морфа, так что отбиваться от стаи летучих волков не пришлось.

На следующий день исследователи продолжили путь под переливчатое пение птиц, сытые и уверенные в себе. Возле маленького поросшего кедрами лога на них напал крупный хищник неизвестного вида, похожий на короткошерстную кошку зелено-бурого цвета с шестью лапами и двумя парами глаз. Свирепая тварь была полна готовности растерзать чужаков, но, получив огненной струей по морде, позорно бежала в чащу.

Покачиваясь на спине медленно бредущей белки, Тобиус то и дело задумчиво глядел на свою ладонь, где по его же воле время от времени вспыхивало пламя. Он раз за разом переживал недавние события – и боль, и отчаяние, и надежду, – стараясь понять, что же все-таки произошло и как это могло произойти именно с ним, серым волшебником? Вслед за восторгом от понимания сути происшедшего пришел страх.

В своих размышлениях Тобиус решил все же придерживаться убеждения, что он имел связь с Астралом, и делать выводы, исходя из него. Маги не связывались с Астралом напрямую со времен становления Второй Великой и Щедрой Тангрезианской империи, которую позже переименовали в Гроганскую империю, когда Сарос Гроган устроил носителям Дара геноцид, уничтожив самых лучших. Следующее поколение волшебников росло в подполье, учась у тех наставников, которые выжили – недоучившихся подмастерий погибших мастеров, – и постепенно связь с имматериумом была утрачена. Тобиус понимал, что если все-таки его видение не было бредом измученного разума, то великие волшебники современности на лоскутки его порежут и наизнанку вывернут, чтобы понять: как он это сделал?

Кулак сжался, удушая родившееся на коже пламя, а Тобиус очень ясно понял, как будет себя вести. Все должно сохраниться в тайне, пока он сам не разберется в этом, иначе может статься, что серый волшебник не доживет до следующей весны. В человеколюбие собратьев по Искусству он не верил, ибо единственный человек, которого может любить волшебник, – это он сам.

Овраги, природные ямы, скрытые буйным кустарником поваленные деревья – все это поджидало путников в немалом количестве под сенью древнего леса. Лошади давно бы переломали ноги, белки же пробирались медленно, но уверенно. Солнце над гигантскими кронами вошло в зенит, лесной полумрак пронзали неисчислимые лучи, запах затхлой влаги стал удушливее, а птичьи голоса – сдавленнее и тише.

– Посмотри на эту поросль синего мха, ученица, мы уже близко.

Белки двинулись вверх по поросшему лесом всхолмью, их лапы мягко ступали по лиственному ковру, то и дело ломая сухие ветки. С вершины холма открывался вид на маленькую, утопающую в зелени и синеве долину с текущей по ней ленточкой реки, зажатую между двумя лесистыми горками. Среди прочих сразу бросалось в глаза одно дерево, раскидистое и непомерно широкое, хотя не своими размерами оно поражало, а своими листьями, своим стволом. Сусальное золото и слоновая кость, наполненная внутренним светом, сияющая на солнце, – вот из чего, казалось, был сотворен этот исполин.

– Господь-Кузнец, Молотодержец и святые мученики, – осипшим от волнения голосом проговорил маг, – рвать твою кормилицу… это же златосерд!

– Как красиво!

Златосерд высился на вершине восточной горки и нависал над долиной, где от нехватки света деревья казались мелкими и слабыми, хотя были обычной высоты.

– Я должен увидеть это вблизи! Возможно, мне больше не представится шанса! Златосерд вне Лонтиля, священный древобог из великой Далии, я не могу не приблизиться к нему!

Путники повели белок вдоль правого, более обрывистого берега речки. Через некоторое время они спустились к мелководью и, избрав звериную тропу, ведущую в сторону дерева-гиганта, двинулись уже по ней. Тут и там они замечали обширные колонии синего мха, а еще из простой травы то и дело выглядывали пухлые шляпки грибов насыщенно-синего цвета с бирюзовыми крапинками. Чем дальше двигались чужаки, тем выше и толще становились грибы. В конце концов они пересекли поляну, где, помимо синих маков, росли грибы настолько большие, что на них можно было сидеть, словно на стульях, а другие размерами не уступали обеденным столам. Тобиус, смотревший вокруг сквозь призму Истинного Зрения, видел под землей безумно запутанные и длинные нити грибниц, по которым реками текла гурхана.

– Это место наполнено магией, чистый дикий источник, ключ.

– Все такое синенькое! Словно в иной мир попали!

Когда они подъехали к подошве горы, золотая крона уже скрывала от них бо́льшую часть небосвода. В высокой голубовато-зеленой траве едва угадывалась лестница. Оставив белок внизу, волшебник и морф начали подъем по узким и неудобным каменным ступенькам, обросшим все тем же мхом, обласканным дождем и исцарапанным ветром. При этом лес на склоне горы изменился разительно – там росли лишь кадоракары, красные сосны, все высокие, стройные и идеально прямые. Их красноватые чешуйчатые стволы источали тонкий и нежный аромат смолы, а ярко-красные кроны, состоявшие из длинных игл, предупреждающе шелестели на ветру. Под ногами скрипел темно-красный, переходящий в коричневый цвет ковер из этих самых игл, уже неопасных, неядовитых.

– Красные сосны Далии, ученица. Скажи мне, чем они знамениты?

– Всем, – не задумываясь ответила Эмма и была права. – Их древесина дороже платины, она прочна, гибка и красива, не гниет, не тускнеет и паразитам не дается, их смола является основой для лучших целебных зелий в Валемаре, как и яд их иголок. Нейротоксин, мгновенно парализующий тело и останавливающий сердце за четверть минуты. Я читала в «Хрониках Красной Листвы» Аркравия, что некоторые эльфы смазывали наконечники своих стрел ядом кадоракара, а потом эту привычку у них переняли Убийцы Эльфов[21] во втором конфликте.

– А что самое главное?

– Самое главное то, – тоном прилежного студиозуса на экзамене ответствовала стальная дева, – что растут кадоракары исключительно в областях, насыщенных магией. Бытует заблуждение, что только рядом со златосердами их и можно встретить, но это не так, просто златосерды всегда источают очень сильный магический фон, и кадоракары питаются им, произрастая вокруг. Правда, в северных и западных широтах Вестеррайха они не встречаются, после войн Веры Церковь предала все красные рощи огню и топору. Из них ничего не делали – ни кораблей, ни украшений, ни строительных материалов, просто бездумно и жестоко уничтожили. Для них красные ели были символом засилья нечестивых волшебников, потому что росли вокруг источников природной магии, которыми дорожили волшебники.

– Молодец, ученица, мне начинает казаться, что я не зря трачу время на твое обучение.

– Это прозвучало обидно.

– У златосердов и кадоракаров древний симбиоз: дубы источают магию, а сосны защищают их за это. Оба рода деревьев происходят из Далии, куда их принесли, собственно, Первые Скитальцы, далийские эльфы, которые, как ты должна знать, явились в Валемар из другого мира. Так что и эти красные сосны, и этот золотой дуб – пришельцы из иных миров, или реалмов, как их называли в древности.

Подъем по змеившейся в складках склона лестнице заставил путников запыхаться. Они взошли почти к самой вершине, туда, где кремово-белые корни толщиной с китовое туловище выбивались из земли, поддерживая наклоненный над долиной ствол и величественную золотую крону.

– Мне кажется или вон там дверь? – Эмма указала на один из корней, под которым из земли выглядывала маленькая деревянная дверка.

– Это уже шестая, которую я приметил. Под деревом имеются норы или пещеры. А если поглядишь туда, то увидишь в стволе световые окошки. Внутри этого великана, как ни странно, кто-то живет.

– Кто-то умеющий делать двери.

Они остановились в основании ствола, чтобы обнять который понадобилось бы полсотни человек, взявшихся за руки при условии, чтобы не мешали вздымающиеся как крепостные стены корневые отростки. В гладкой нежно-кремового цвета коре была продольная щель наверняка естественного происхождения, в которую некто и встроил небольшую дверь, остаток пространства заделав раствором, напоминающим материал ласточкиных гнезд.

– Двери нужны, чтобы в них стучать! – Недолго думая Эмма подкрепила свои слова делом.

Им открыли удивительно быстро, почти сразу. На пороге стояла крохотная девчушка лет четырех-пяти, одетая в длинную льняную рубаху, босоногая и вихрастая. Сразу бросался в глаза слишком широкий нос, ороговевшие ногти и серый пушок на челюсти под ушами. Глаза у малышки были огромными и чистыми, желтыми, как у Тобиуса, но с круглыми зрачками, а вместо пустышки она сосала птичью кость, судя по цвету – сырую и еще свежую.

– Здравствуй, прелесть.

– Здрасте, дядя.

– Папа или мама дома?

– Не-а, все взрослые на охоте.

– Вот как? – Тобиус принюхался, чувствуя сильный запах псарни, идущий из полумрака чужого жилища.

– Кроме бабушки. Но она старенькая, и она спит.

– Хм, тогда не стоит ее будить. Скажи, а когда папа или мама вернутся?

– К ночи будут, – немного подумав, ответила малышка и улыбнулась, показывая две пары непомерно крупных клыков, – с добычей!

– Ах, как хорошо! Когда папа вернется, скажи ему, что приходил добрый волшебник из красного замка. Пусть отыщет меня, нам надо перекинуться парой слов, ладно?

– Ага!

– Вот и умница. – Тобиус достал из сумки кусок свежей вырезки, избавил его от волшебного янтаря и бросил девочке.

Кость мгновенно выпала изо рта, ребенок ловко подпрыгнул и схватил сырое мясо на лету. Зубами.

– Фпафыа!

По пути вниз Тобиус несколько раз задерживался возле красных стволов и собирал пахучую смолу. Ему приходилось осторожничать, чтобы кадоракары не посчитали его действия угрозой, но, изрядно попотев, он насобирал целую банку благоухающей красноватой субстанции, чем-то напоминавшей золотистый мед с разбавленной в нем долей крови. Еще Тобиус не смог устоять и поднял с земли несколько золотых желудей и кораллового цвета сосновых шишек.

– Слушай, – наконец осмелилась побеспокоить учителя Эмма, – а кто это был?

– Ребенок.

– Ага, но ведь…

– Щенок лекантера. Думаю, в этой долине, в этом священном дереве и под ним поселилось целое семейство оборотней. Челюсть прибери, ученица, и иди быстрее. До темноты надо еще образцы собрать и бивак разбить.

Тобиус тихо посвистывал, переворачивая тростинки с нанизанным на них мясом. В эту ночь он нисколько не опасался тварей Дикой земли, ибо знал, что местные хозяева держат свои владения в чистоте и не пускают в них всякую мелкую тварь. Эмма расслабленно сидела рядом с белками на попонах и пыталась залатать свои кожаные доспехи. После боя в Га-норе, когда она собственными стальными лезвиями повредила броню, Тобиус кое-как скрепил ее чарами, но при каждом удобном случае морф принималась за ремонт основательно. Маг, замечавший это, гадал – откуда у искусственного существа такие умения?

– Он точно придет?

– Он уже пришел. Кружит вокруг нас битых четверть часа, принюхивается, ищет подвох. И слушает нас.

Довольно скоро в свет ступила лапа громадного волка, самого настоящего варга. Белки при появлении хищника притворились мертвыми, Эмма молниеносно вскочила с мечами в руках, но Тобиус загородил от нее волка и жестом пригласил его к огню. Зверь подумал немного, дернул ухом и внезапно кувырнулся через голову. На ноги встал уже человек, высоченный широкоплечий мужчина неопределенного возраста; очень широкий плоский нос, густые бакенбарды, густые брови, тяжелые лоб и челюсть, желто-серые глаза, клыки, выглядывающие из-за тонких черных губ, и короткие черные когти. Из одежды на нем был длинный плащ волчьего меха с рукавами, кожаная рубаха и штаны. Ноги оставались босыми.

– Младша́я передала мне ваше приглашение, господин добрый волшебник.

– Спасибо, что присоединились. Вы глава клана?

– Пока ноги носят и зубы не вываливаются – я.

– Еще раз благодарю. Поедим?

Лекантер подсел к огню, но не слишком близко – открытое пламя ему не нравилось, – и принял из рук волшебника кусок мяса, принюхался, а затем вонзил в сочную слабо прожаренную оленину зубы.

– Хорошо, – сыто выдохнул лекантер вскоре, – хорошо бывает вспомнить вкус приготовленного на огне мяса.

– Привыкли есть сырое?

– Да. Наш гостеприимный дом не любит огня, так что мы едим сырое мясо.

– Рад, что смог услужить. Теперь, когда мы оба сыты и, я надеюсь, благонравно настроены, надо переговорить.

Лекантер согласно рыгнул.

– В первую очередь: это не вы ли тот волк, за которым так увлеченно гонялся наш военный некоторое время назад?

– Это я.

– Он смог вас подстрелить?

– Дважды.

– Тогда спасибо, что не загрызли его. Я позабочусь, чтобы впредь такого не повторилось.

Лекантер молча кивнул.

– Собственно, вот причина, по которой мы потревожили вас. – Тобиус показал стеклянную банку с лежащим внутри грибом – он успел собрать немало таких за день. – Этот гриб полон магии. Надеюсь, вы не против, что я его взял?

– У меня вся долина ими заросла, берите сколько хотите. Толку с них нам нет, разве что свет дают по ночам.

– Это очень хорошо. Я, безусловно, запасусь этими грибками, но и разглашать место их происхождения не стану. Другим волшебникам здесь делать совершенно нечего.

Лекантер ничего не ответил.

– Дикая земля полнится чудесами. Можете рассказать, что вам известно?

Оборотень наморщил нос, и оба его острых уха дернулись, как у собаки.

– Я живу здесь всю жизнь, как жили мои предки, так что не знаю, каким чудесам вы могли бы удивиться. В обличье волка могу добраться до вашей реки за неполный день, так что это недалеко. Хм… иногда я встречаю чужаков, но не людей. Например, если отправиться на юг, дальше к морю, то можно попасть в земли древолазного народа. На юго-востоке есть большое озеро, посреди него стоит остров, где живут панцирники, но это тоже довольно далеко, и с ними я мало знаком. У древолазов хорошие лекарства от всего что угодно, панцирники же никого не пускают на свою территорию. А если вас поближе что интересует, то можете спуститься по своей реке на расстояние одного дневного перехода и найти ответвление, которое растекается в болото. На том болоте живут странные существа, похожие на людей, их мужчины очень мелкие и уродливые, в то время как женщины огромны и невероятно сильны… Хм, что бы еще рассказать? Если вы шли сюда с севера, то, должно быть, вам пришлось обходить мертвый оплот…

– Крепость? Да, мы там были. По моей глупости. Чуть не погибли, но выкарабкались.

Лекантер слегка отшатнулся, и его широкоскулое лицо вопросительно вытянулось.

– Теперь там безопасно. Еще что-нибудь интересное?

– Однако мне начинает казаться, что вы вполне способны выжить в наших лесах.

Лекантер поведал о множестве существ, обитающих в Дикой земле, а Тобиус тщательно записал в книгу все услышанное. Он даже сделал зарисовки со слов аборигена, и тот признал, что получившиеся рисунки идентичны тому, что бродит вокруг ночами и чего стоит остерегаться.

– Вы нам очень помогли, многоуважаемый…

– Тогда я пошел. Надеюсь, вы не сгинете здесь, как обычно бывает с людьми.

Сказав это, он перекувырнулся через спину и встал на все четыре лапы. Огромный серебристо-белый волк окинул чужаков задумчивым взглядом и, сделав несколько шагов, растворился в темноте.

– А…

Тобиус жестом прервал Эмму и замер, напряженно вслушиваясь.

– Все, теперь он ушел достаточно далеко.

– А он не должен был на нас наброситься или что-то вроде того? Я думала, оборотни – чудовища.

– Не путай картоплю с томатой. – Маг подбросил в огонь хвороста и расстелил на земле одеяло. – Ты говоришь «оборотень», то есть «перевертыш», но это наименование подходит существам, также называемым борхифами. При этом ты подразумеваешь вервольфов, которые являются совсем иными тварями. Тот, с кем мы говорили только что, не борхиф и не вервольф, он лекантер, ученица. Я недоволен твоими познаниями в бестиологии, вернемся домой – засядешь за книги.

– Ну, учите-э-э-э-эль!

– Не нукай, не запрягала. Запоминай: лекантеры носят в себе две сущности, которые гармонично уживаются внутри одного тела, и ни одна из этих сущностей не является человеческой, хотя может быть сильно на нее похожа. Лекантеры разумны, полностью вменяемы, не подвержены лунному безумию, и хотя уклад их жизни довольно своеобразен, они не враждебны людям. Про борхифов потом поговорим, это не так важно. Вервольф же – это настоящий человек, ставший жертвой колдовского проклятия. Именно вервольф, попадая под лунный свет, превращается в жуткое кровожадное создание, нечто среднее между волком и человеком, безумное и беспощадное чудище, способное сожрать собственных детей. Лекантеры ненавидят вервольфов больше всего на свете. Именно из-за них двуликий народ из века в век подвергался преследованиям и гонениям со стороны людей, для которых что вервольф, что лекантер – все одна и та же нечисть. На Правом Крыле у них есть целая страна, бывшая провинция империи, Моримахия, кажется, хотя кто-то зовет ее Лекантой.

За границей света пронзительно закричала ночная птица, и где-то вдали заревел неведомый крупный зверь, после чего лес ненадолго притих, прежде чем вновь ожить звуками.

– Так, ладно, первая стража твоя. Спокойной ночи.

На обратном пути, пользуясь подсказками недавнего знакомца, Тобиус издали определил место засады головохвата. Именно это существо, круглое, с десятью конечностями и одним глазом, они видели, двигаясь на юг, и теперь могли успешно обойти опасный участок.

К Ильме вышли через несколько дней – усталые, грязные, но довольные собой.

– Чувствуешь? – спросил Тобиус, когда зачарованные им белки преодолели водную преграду. – Гарью несет… в галоп!

Белки ринулись вперед, вскоре обогнули холмы и понеслись по дороге. Впрочем, Тобиус очень скоро придержал своего скакуна, пораженно глядя на длинную выжженную прогалину среди колосьев на одном из полей. Оставляя за собой шлейф пыли, всадники влетели в деревню и проскакали к замку, где их встречал усиленный караул, а на стенах виднелись солдаты с мушкетами.

– Слава Господу-Кузнецу, вы вернулись! – выпалил рядовой Эрвин, подскакивая и перехватывая беличью упряжь. – Мы решили, что вы сгинули там! Скорее ступайте к сиру, чар Тобиус!

Входя в большой чертог, маг скупо кивнул привставшему из-за стола генералу и поклонился Бейерону:

– Я видел поле, сир, что произошло?

– Даже не знаю, с чего начать, странные дела творились с тех пор, как ты покинул нас, чар. Несколько дней тому назад по небу со стороны Дикой земли пронеслась Дикая же, будь я проклят, Охота. И в ту же ночь на небе появилась комета. И в ту же ночь посреди полей возник огненный столб, который двинулся в сторону Под-Замка. Ты веришь в такие совпадения? Я – нет. Никогда не был суеверен, но кажется, будто нас всех прокляли, не иначе.

Тобиус поджал губы, но ничего не сказал ни о комете, ни о Диком Гоне.

– Когда началась эта безумная свистопляска, брат Марк покинул замок и принялся молиться под открытым небом, призывая Господа-Кузнеца нам в помощь. Увидев же огненный столб, он немедля отправился ему навстречу и, представь себе, остановил это гибельное явление, хотя сам очень сильно пострадал. К счастью, в ответ на его молитвы с севера пришли тучи и пролился дождь. Пожар не успел далеко распространиться.

– А что брат Марк?

– Лежит у себя. Он плох.

Волшебник бросился в свою башню. Он пробежался по этажам, хватая склянки, мешочки, ларцы, книги с полок в библиотеке. Набив всем этим свою сумку, серый маг спустился во внутренний двор, разминувшись с Эммой, и погрузился в сырость пузатой башни. В лаборатории-келье брата Марка, помимо хозяина, находились две служанки, приставленные следить за ним. Монах лежал перебинтованный с ног до головы, на лице из-под повязок виднелись лишь правый глаз и рот. Сухие потрескавшиеся в кровь губы шевелились, как и зрачок под опущенным веком. Он продолжал читать свои молитвы, даже находясь в беспамятстве.

Тобиус приказал разбинтовывать раненого, а его жесткий взгляд и грубый тон заставили женщин поторапливаться. Почти все тело брата Марка было покрыто красно-розовыми волдырями, некоторые из них уже полопались, кожа вздулась от прикосновения чудовищного жара, натянулась и блестела от мазей, сильнее всего пострадали руки: пальцы почернели, обуглились до костей. Обычно после таких ожогов люди погибали в течение нескольких часов.

Служанки выбежали прочь, но дверь не успела закрыться, как в нее сунулась беловолосая голова Эммы.

– Я принесла котел.

– Поставь у стены, котел не нужен.

– Как же ему досталось!..

– Он еще дышит лишь потому, что его тело переполнено божественной благодатью. Жаль только, что она не может его излечить. Бери это, это и вон то, корень разотри, вот ступка, залей кивич и настойку календулы в эту склянку, пусть сами смешиваются.

Волшебник обнажил ритуальный нож, придирчиво осмотрел острое лезвие.

– Разве нельзя просто исцелить его? – спросила Эмма, исполняя указания учителя.

– Невозможно. – Тобиус раскрыл сразу три толстых фолианта, рассказывающих о приемах и ритуалах развитой целительной магии. – Благодать, поддерживающая в нем жизнь, не пропустит внутрь священных ножен[22] инородную силу.

Нервно сглотнув, Тобиус начал срезать поврежденную плоть.

– Дай мне порошок, который похож на гашеную известь.

Оголенное мясо медленно кровоточило, волшебник не задел ни единой крупной вены, ни единой артерии, но мельчайшие кровеносные сосуды уже начали выплескивать в поврежденные области кровь. Порошок, щедро рассыпанный Тобиусом, дезинфицировал раны, после чего был смыт кипяченой водой.

– Календула и кивич смешались? Лей мне на руки.

Вязкая жидкость фисташкового цвета полилась волшебнику на ладони, пока он нашептывал слова, только что прочтенные в книге. Ладони занялись синим беззвучным и бездымным огнем. Старательно проговаривая заклинание, Тобиус обрабатывал магическим пламенем раны, снимая мельчайшие частицы отмершей ткани, которые укрылись от лезвия ножа. На его лице выступили крупные капли пота, кожа стремительно бледнела. Волшебник считал себя вполне сведущим целителем, знал и умел несколько больше на этой стезе Искусства, чем на большинстве иных, но это нисколько не помогало. Лечить петрианца магией было равносильно тому, чтобы остужать гномскую плавильную печь шехверской водкой. Гурхана широким потоком вытекала из его тела, расходуясь впустую, а пользы было чуть.

– Теперь ты будешь зачитывать эту мантру, не вздумай сбиться! А я… я попробую… я попробую Поток Жизненных Нитей.

Заклинание было одним из сложных, и хотя Тобиуса учили его плести, он не был уверен, что справится. Произнеся последнюю словоформулу, он разъединил сцепленные было пальцы, и между ними натянулись тонкие красные нити. Они оборвались и повисли на коже волшебника бессильными паутинками, но стоило ему поднести руки к кровоточащим ранам брата Марка, как жизненные нити протянулись к ним, выпрямились и задвигались, переплетаясь и уплотняясь, превращаясь в новую ткань. Тобиус медленно воссоздавал утраченные мышечные волокна, восстанавливал кровеносные сосуды и буквально ткал поверх всего этого новый кожный покров. Вены на его руках, голове и шее вздулись и стали пульсировать – отток гурханы из тела был стремителен.

Работа двигалась медленно, тяжело и болезненно, а когда действие заклинания иссякло, волшебник привалился спиной к стене и сполз на пол. Он провел предплечьем по лбу – рука лоснилась от пота. Стальная дева осторожно протирала пропитанной снадобьем тряпицей более светлые участки кожи брата Марка.

– Шрамы теряют цвет?

– Нет, учитель, они еще красные.

– А должны были сжиться сразу. Наш добрый брат отторгает все то, что мы с тобой так старательно к нему прилепили. Его сущность отвергает магию как таковую, если я перестану укутывать его новую кожу потоком живительной энергии, она отвалится.

– Может, забинтуем покрепче?

Он улыбнулся устало и вымученно:

– Принеси мне один из наших трофейных грибов, ученица.

Получив требуемое, Тобиус без раздумий закинул гриб в рот… и его едва не вырвало от вкуса вселенской горечи. Она растеклась по рту, причиняя боль живым тканям, распространяя некроз, но при этом по энергопроводящим протокам хлынул мощный поток гурханы, боль сдавила виски, и внутри груди проснулся вулкан. Из глаз Тобиуса ударил синий огонь, бездымный и холодный, маг согнулся пополам, со стоном выдохнул облако синеватого дыма и медленно выпрямился.

– Дай мне «слезы иволги», а сама иди отдохни.

Волшебник разогрел склянку с сильным антитоксином и выпил содержимое. Затем он приложился затылком к холодной стене и, не прекращая напитывать силой кокон из заклинаний вокруг монаха, погрузился в тяжелый сон.

Его разбудил звук шлепающих по полу босых ступней. Приподняв веки, Тобиус увидел брата Марка, укутанного в одеяло, пропитанное лекарственными маслами, настойками и мазями.

– Доброе утро, брат Марк.

– Благословенное начало дня, – хрипло ответил петрианец, – который следует посвятить служению.

– Куда это вы так резво ринулись? Вам нельзя вставать.

– Хворь не повод пропускать заутреннюю молитву, наоборот, нужно молиться истовее…

– Брат Марк, ваши молитвы вымотали меня до предела.

– Молитвы поддерживали мой слабый дух перед лицом напасти.

– Дать бы вам жезлом по тонзуре, добрый брат… Эмма! Эмма, отнеси меня в башню! Через два часа токсины окончательно добьют печенку и почки, если ничего не предпринять!

Под руководством учителя стальная дева сварила первое в своей жизни зелье, которым напоила его, после чего уложила в кровать.

В малый чертог Тобиус вошел, опираясь на плечо ученицы. К тому утреннему часу жар уже отпустил его и тошнота исчезла, но выглядел волшебник по-прежнему неважно. Приветствуя собравшихся, он отметил, что принцесса Хлоя оправилась от тяжелой аллергической реакции. Брат Марк, сидевший на своем обычном месте, походил на огромного младенца, его новая кожа хранила розовый цвет, а волосы только-только начинали отрастать.

Кроме обычных участников завтрака присутствовали также Томас Бэйн и Мартин Гофер-младший, что наделяло утреннюю трапезу статусом полноценного военного совета. О происшедшем известно было немногое: посреди беспокойной ночи в полях появился огненный столб, который двинулся к деревне. Остановить это явление смог ценой своего здоровья брат Марк, а дождь, слава Господу-Кузнецу, не дал сгореть неубранным остаткам пшеницы.

– Мы нашли в прогалине вот это. – Генерал выложил на стол тряпичный сверток, в котором оказалось несколько черных предметов, похожих на куски оплавленного угля.

Изучив их, Тобиус пришел к однозначному выводу:

– Это черный чугун, один из лучших проводников магии среди металлов. Скорее всего, это часть оков, которые были выкованы для сдерживания и подпитки магического раба. Например, для элементаля. Духов стихий нужно держать при себе, чтобы контролировать, но если приходится посылать их куда-то далеко, можно использовать оковы из черного чугуна. Если предположить, что огненный столб являлся духом огня, то получается, что, приблизившись к нему, брат Марк нарушил чары оков, и стихийный дух освободился.

– Похоже на правду, – высказался Бейерон, немного подумав. – Если память не изменяет, маг Хогсдальна – стихиарий?

– Именно так.

Повисло напряженное молчание, которое пришлось нарушать опять же отрекшемуся королю:

– Будем думать, барон Гогенфельд сделал свой шаг. Как можем пойти мы?

– Сталью и порохом! – Генеральский кулак врезался в столешницу, заставив подпрыгнуть все, что на ней стояло.

– Чар Тобиус?

– Выражаю солидарность с мнением его высокопревосходительства. Пробный удар, оставшись безответным, приведет к тому, что нас ударят еще раз, только больнее. Другой вопрос: как? Я-то скоро восстановлюсь, но у нас нет людей…

– Рекрутируем!

– Допустим. А вооружать чем будем? Дрекольем? Цепами? Вилами? Что-то сможем сделать сами, а что-то придется покупать. У кого? Где? На какие деньги? Мы должны решить первоначально, как нам защитить себя, только после чего можно будет думать об ответных мерах.

Участники утреннего совета сидели в молчаливой задумчивости. Генерал хмурился и сжимал кулаки, брат Марк, казалось, вновь ударился в тихую молитву, прося, видимо, послать им верное решение, Томас Бэйн барабанил пальцами по столу, а староста Гофер переводил взгляд с одного лица на другое, ожидая указаний.

– Вот что, – сказал Бейерон, крутя на пальце перстень с сапфиром, – вопросами экономики займусь я, рискну подергать кое за какие ниточки. На вас, чар Тобиус, поиск сырья, я имею в виду железную руду. Если она есть в недрах Хог-Вуда, никто, кроме вас, ее не найдет. Брат Марк, вы у нас строитель и организатор, если чар Тобиус найдет сырье, вы организуете постройку шахты и металлургического производства. Господин Гофер, следите за настроениями селян, пусть знают, что мы их в обиду не дадим. Генерал, рекрутируйте новых солдат и начинайте их обучение воинскому ремеслу. Томас, на тебе обеспечение их провиантом и прочими необходимыми ресурсами, нарекаю тебя сенешалем Райнбэка и выдаю сумму золотом, будешь договариваться с бродячими торговцами, делать закупки, у тебя это отлично выходит.

– Сенешалем, сир? – переспросил трактирщик, немного осоловев.

– Именно. А теперь не смею вас больше задерживать.

Бейерон удалился быстрым широким шагом. Почти сразу за ним, удовлетворенно рыкнув, поднялся генерал и отправился прочь, печатая шаг. Вскоре откланялась Хлоя, задумчивый трактирщик отправился по своим делам, а следом за ним заторопился и господин Гофер. Лишь маг и монах остались за столом. Наконец брат Марк отставил тарелку с недоеденной зеленью и поднялся.

– Я не успел как следует поблагодарить вас, чар Тобиус. Спасибо, что спасли мне жизнь, да благословит вас Господь-Кузнец.

В голосе петрианца было не больше теплоты и признательности, чем в голосе какой-нибудь из каменных статуй, украшавших фасад кафедрального собора Ордерзее, если бы она вдруг решила заговорить. То бишь звучал он как обычно.

– Помолитесь за мою грешную душу, брат Марк, это будет лучше любых благодарностей.

– Я молюсь. Каждый день я молюсь о закаливании вашей души и благодарю Его за то, что вы были посланы нам в час испытаний. Церковь не забудет благих дел, совершенных вами.

При помощи Эммы волшебник спустился во внутренний двор, обдумывая сырые идеи.

– Чар Тобиус, – обратился к нему один из стражников, – тут вас просят.

Перед воротами замка топтался, нервно теребя поля войлочной шляпы, виллан средних лет, крепкий, сильно загорелый, но, судя по небритому лицу и кругам под глазами, очень усталый. Из-за его спины испуганно выглядывала вилланка.

– Чем могу служить, добрые люди?

Виллан что-то забормотал, глядя в землю, а его жена, стоявшая рядом, ткнула супруга локтем.

– Вашмилсть, не извольте гневаться, но беда у нас большая, и ежели бы вы могли с нами пойти… беда большая…

– Что за беда?

Виллан потупился, нерешительно глянул на Эмму, на стоящих поблизости стражников.

– Ученица, марш в башню – и за книги, у меня дело. Без возражений.

Просители провели его по улицам между деревенскими подворьями прямо к околице. Обычный дом, небольшой дворик, сарай и курятник. У Тобиуса появилось ощущение, будто его заманивают в мышеловку, но, не чувствуя настоящей опасности, маг бесстрашно переступил порог… и замер. Атмосфера жилища была ненормально наполнена сырой гурханой.

– Что здесь произошло?

Вилланы плотно затворили дверь и занавесили окна.

– Вашмилсть…

– Чар Тобиус.

– Чар Тобиус, беда у нас в доме великая, – заговорила женщина, перебивая едва начавшего бормотать мужа. – Беда! Сына нашего… нашего мальчика… его…

– Демон объял, – выпалил мужчина.

Повисла душная тишина, тревожимая лишь всхлипываниями женщины и жужжанием мух под потолком.

– Демон?

– Он самый! Жути жуткие творятся с нашим парнем, то он во сне летает, то все округ него начинает летать, то глаза горят огнем могильным, то по потолку ходит… мы… мы уже и не знаем, что делать!

– Сначала давайте присядем и… выпьем. Немножко, чтобы успокоиться.

Тобиус направил простолюдинов в привычное им русло поведения – сел за стол и выслушал все, что наболело у семейной четы за долгое время.

– Где он сейчас?

Вилланы опустили очи долу. Сначала Тобиус даже испугался, но тут же одумался, поняв, что у дома есть подпол. Когда квадратный зев люка открылся, волшебник зажег светящегося мотылька и стал медленно спускаться в сыроватую прохладу. Темная комната с низким потолком и стенами, выложенными камнем, добротный подпол десять на двенадцать шагов. Правда, беспорядок везде. Куда ни глянь. Подросток сидел на потрепанной соломенной лежанке в дальнем углу, уткнувшись лицом в колени. Сырая магия, сочившаяся из его астрального тела, наполняла пространство от пола до потолка.

– Здравствуй, я…

Он поднял голову, и в его глазах сверкнули синие искры. Тобиуса отшвырнуло назад, ступеньки, ударившие в спину, едва не выбили весь дух, невидимая сила сдавила грудь стальными ободами, стиснула виски, схватила за шею. В голове мага зазвучал колокольный набат, в груди распалился и тут же потух огонь. Его давило сырой магией. Никаких заклинаний, простой и примитивный пресс.

Руки сошлись, сцепляя пальцы в фигуре Пектепа, едва слышно зазвучали словоформулы заклинания Пиявка Гурханы. Призрачное синеватое щупальце протянулось от Тобиуса к подростку и обвилось вокруг его шеи. Пресс стал ослабевать, а волшебник ощутил прилив чужой отнятой силы. Паренек медленно заваливался на бок, и отток магии постепенно ослабевал. Чувствуя себя посвежевшим и сильным, Тобиус поднял его на руки и вытащил из подвала. Рыжие волосы, узнаваемое бледное и веснушчатое лицо.

– Вы правильно сделали, что обратились ко мне, а не к брату Марку. Накройте на стол, надо привести его в чувство и накормить, а потом я переговорю с ним кое о чем.

Парень плелся в нескольких шагах позади, разглядывая свои ноги и пыльную дорогу. Обогнув холмы, они спустились к водяной ленточке, где женщины стирали белье. Несколько девушек оторвались от работы и весело помахали им.

Найдя подходящее место, волшебник указал Грегу на небольшой плоский камень, уже прогретый солнцем, а сам уселся на соседний. Некоторое время они просто сидели, разглядывая водный поток, слушая голос речки, наблюдая за полетом стрекоз и охотящихся на них стрижей, за шумной стаей воробьев, облюбовавшей заросли ольхи неподалеку. Грег достал откуда-то небольшой ножик и от нечего делать стал чертить им на песке.

– Сколько тебе лет, Грег?

– Один раз по столько и еще один раз половина этого.

– Пятнадцать. Выходит, на десять лет опоздали. Жаль, не отыскали тебя рыбаки.

– Какие рыбаки?

– Маги-рыбаки, которые обязаны ездить по королевству и находить одаренных детей. Мне было, наверное, лет пять, когда рыбак забрал меня из семьи и привез в Ордерзее, в Академию.

– Сталбыть, я не стану магиком? – Грег подбросил и ловко поймал ножик. – Ну и не беда! Никогда не хотел быть магиком, век жил без этого – и век проживу! Сдалось оно мне…

– Не надо так расстраиваться.

Подросток резко умолк и продолжил чертить на песке всякие завитки.

– Сталбыть… магиком мне не быть? – глухо спросил он через время.

– Таким, как я, – нет.

– А каким?

Тобиус крепко задумался, пытаясь выбрать лучший способ для объяснения.

– Знаешь разницу между цивилами и интуитами?

Грег отрицательно мотнул рыжей головой, и Тобиус лишь посмеялся над самим собой – откуда бы деревенскому пареньку из такой-то глухомани получить подобные знания?

– Цивилы, или цивилизованные маги, видят в магии упорядоченную науку с точными законами и жестко контролируют поток энергии в своем астральном теле. Интуиты же, интуитивные, дикие волшебники видят в магии аспект хаотичной природы, гурхана в их телах течет бесконтрольными потоками, а их ритуалы зиждутся на поклонении языческим богам, а то и более нежелательным сущностям. Ты можешь не осознавать большой разницы, но это делает цивилов и интуитов противоположностями, которые враждуют испокон века.

– Э-э… мм…

– Святая Церковь кое-как примирилась с существованием цивилов, но интуитивные маги всех пород во все времена являются ее врагами. Быть или не быть врагом Церкви – вот в чем еще заключается огромная разница.

Глаза у Грега стали испуганными, а лицо побледнело, отчего на нем особенно явно проступили веснушки и конопушки.

– Теперь, вижу, до тебя дошло. Объясняю: чтобы стать цивилизованным магом, нужно начинать обучение с раннего детства, через боль, наказания, сотни тысяч повторений одних и тех же упражнений день за днем. Чтобы стать интуитом, не нужно ничего из этого, поэтому можно обучиться дикому волшебству в любом возрасте. Как и попасть в руки Инвестигации.

Они сидели на берегу, молча. Изредка Грег выуживал из песка плоские, обласканные водой камушки и запускал их в речку. Тобиус не торопил, не мешал пареньку думать самостоятельно.

– А если… а если тогда я не буду этого делать? Раз как вы мне не стать, а богомерзким еретиком – не хочу, то я просто не буду!

Тобиус вздохнул:

– Не волшебники выбирают магию, а магия выбирает волшебников. Если она избрала тебя своим вместилищем и проводником, то ты не можешь не заниматься магией. Иначе постепенно она переполнит тебя и выплеснется наружу, возможно, причинив окружающим тебя людям большой вред. Магия не терпит пренебрежения, она всегда должна быть на первых ролях.

Волшебник подавал информацию маленькими порциями, чтобы не травмировать паренька еще сильнее. Все-таки весь его мир уже некоторое время переворачивался с ног на голову, и в такой ситуации достаточно было лишь немного перегнуть, чтобы человек со слабым внутренним стержнем переломился пополам.

– И что теперь? Что мне делать? – спросил он не без отчаяния в голосе.

– Ну, есть пути. Я знаю всего три, и ни один из них мне не нравится…

– Расскажите!

– Эх… первый путь: Церковь. Ты можешь прийти к божьим людям, и они постригут тебя в монахи. Остаток жизни проведешь на святой земле, трудясь во благо какого-нибудь ордена. Высот в иерархии не достигнешь, но магия очень скоро оставит тебя в покое. Второй путь: отправишься в Академию, где над тобой проведут ритуал Полного Усмирения, после которого твой Дар навсегда и безвозвратно исчезнет.

– Я согласен!

– Не спеши, – чуть более раздраженно, чем следовало, осадил его маг, – тут есть одна каверза. Этот ритуал очень древний и сложный, некоторые его части ныне уже нельзя исполнить в надлежащем виде, и… четверо из десяти, подвергнутых Полному Усмирению, вместе с Даром теряют и себя самих. Они превращаются в существ без желаний и стремлений, разумных, живых, но не более того. Становятся говорящими предметами.

Речка журчала, неся свои воды с запада на восток в одежде песчаных или поросших лесом бережков. Прачки, закончив стирку, шли обратно в деревню, громко смеясь. Солнце едва заметно ползло по небосводу, скрывая тревожный красный отсвет кометы, который проявится ярким шрамом с наступлением ночи.

– Какой… какой третий путь?

Волшебник выставил палец, и пролетавшая мимо лимонница безбоязненно села на него. Тобиус поднес бабочку к лицу, внимательно разглядывая ее желтые крылышки, после чего легонько подул, и насекомое отправилось в дальнейший полет.

– Третий ты уже знаешь: учиться интуитивной магии.

– Но ведь вы сказали…

– Моей памяти хватает на то, чтобы помнить, что я говорил пяток минут назад. Но вот что я скажу тебе сейчас: есть вещь похуже смерти или пыток – это лишиться Дара. Ты пока этого не понимаешь, но если разовьешь свой Дар, то поймешь. Представь, что тебе отрубили руки и ноги, вырвали глаза, язык, отрезали нос и прокололи барабанные перепонки, а потом еще и кожу обожгли, чтобы убить все нервные окончания. И вот лежишь ты в темноте и тишине, в мясном мешке, который ничего не чувствует, – и все. Так проходит твоя жизнь: только тьма, которую никогда не разгонит свет, и тишина, которую никогда не нарушит звук. Волшебники более открыты для мира, мы больше видим, слышим, ощущаем и понимаем. Лишившись магии, мы становимся ничем, калеками в здоровых телах, зрячими слепцами, говорящими немтырями.

Грег крутил в пальцах нож, Тобиус прохаживался по песку, перемешанному с галькой, и задумчиво тер гладкий подбородок.

– Скажу тебе вот что, паря: если ты маг, то у тебя есть Путеводная Нить. Не может не быть. И ты последуешь по ней дальше, когда сможешь ее увидеть. Но пока не стоит торопиться. По закону я должен передать тебя либо Академии, либо Церкви, иначе меня… накажут, но знаешь, не будем рваться вперед, закусывая удила. Я пригляжу за тобой, если понадобится, выведу из твоего астрального тела излишки магии…

– А…

– Нет, мои приемы не станут доступны тебе уже никогда. Родителям ни слова об этом разговоре. Успокой их, скажи, что все будет хорошо. А я постараюсь сделать для тебя какой-нибудь амулет, который будет выплескивать излишки гурханы без разрушений и повреждений. Возможно, в виде дождя или снега. В общем, я что-нибудь придумаю, а пока живи спокойно.

Грег поднялся с камня, шмыгнул носом и глухо сказал «спасибо». Волшебник хмыкнул и, прежде чем позволить ему уйти, попросил одолжить нож на некоторое время. Пора было наведаться к Мартелу.

К удивлению мага, ворота кузницы были закрыты, а дымоход не чадил. Проходивший мимо чернявый парень в перепачканном мукой переднике, Рюггер, сын пекаря, сообщил, что Мартел ушел собирать камни. Какие камни и зачем они кузнецу, Рюггер не знал, но знал, что тот не в первый раз вот так закрывает свое дело.

Потоптавшись недолго на месте, маг подошел к отдыхавшему на бревне Мартину Гоферу-старшему, молча сел, достал трубку и закурил. Старик, выдыхая дымные кольца, следил за играющими на улице детьми и покрикивал время от времени, упреждая драки. Тобиус сидел рядом, делая глубокие затяжки, наполняя легкие горячим пряным дымом и постукивая по нижним зубам краешком керамического мундштука. Вскоре на его языке расплылся влажный кисло-горький вкус продукта горения табака. Он слишком часто и глубоко затягивался, чаша трубки перегрелась, и дым стал обжигать язык.

– Что тревожит, чар Тобиус?

– Чувствую себя цирковым жонглером, который подбросил в воздух слишком много камней. Того и гляди один свалится прямо на темечко.

– Сдюжите, не сомневаюсь.

Маг вернулся к себе в башню. Эмму он застал сидевшей в гостиной на диване, уткнувшись в гримуар.

– Убери эту беллетристику и читай по-настоящему.

– Как ты…

– Ты взяла «Тысячу целебных трав», самую большую книгу из моей библиотеки, ведь только она могла спрятать за собой «Белую книгу»[23]. Читай про травы! До конца дня меня не беспокоить, к ужину спущусь сам.

– Поняла. А что ты будешь делать?

– Закладывать основы металлургического производства. – Тобиус сделал несколько шагов и остановился. – Про кого хоть читаешь?

– «Биби и три свиньи».

– Сказ о том, как сиротка Биби хитростью отняла свою ферму у троих жадных мытарей, которые до того обманом ее заполучили, помню-помню. Чтобы цикл жизни лафирокактуса двояколяберного у тебя от зубов отскакивал!

Поднявшись в свой кабинет, волшебник скинул сумку, поставил на стол медную чашу с цепочкой знаков по ободку, наполнил ее вином и опустил внутрь свой медальон. После прочтения заклинания в светло-красной, почти прозрачной, жидкости появилось лицо. Белоснежная кожа, сверкающие черные волосы, собранные в сложную чужестранную прическу, миниатюрный рот, подкрашенный карминовой краской, подведенные тушью глаза восточного разреза.

– Леди Чань, мое почтение.

Женщина кивнула так легко, что бубенцы на ее заколках даже не звякнули.

– Меня зовут…

– Я помню тебя.

– Польщен… собственно, я хотел обратиться к Академии с просьбой. Мне крайне необходимо получить в свое распоряжение несколько книг, а некоторых из них нет в свободном доступе.

– Названия?

– «Развитое големостроение» Лакинара, «Теория высшей алхимии» мэтра Гахенгейма, «Живое пламя» за авторством Тэнна Крематора, трактат о способах развития в себе дара к пиромантии и самое редкое, пожалуй: «Спиритуализм. Оковы для хищных духов» пера Анорра Гринда.

– Жди, – только и сказала женщина, прежде чем исчезнуть.

Тобиус времени зря терять не стал – он откопал в кучах хлама на столах вокруг пару тряпиц, после чего проколол палец и накапал на обе крови.

Сидя за столом и рассматривая рябь в вине, серый маг думал о леди Чань. Он знал об этой иностранке крайне мало, но об индальских школах волшебства – больше. Основой основ этих школ, коих насчитывалось три главных и множество менее значительных, стояло искусство магии Крови. Три основные ветви круоромантии представляли собой школы Люянь-Ши, Ци Бао-Лун и Вун Кайшай – целительство, дробление и кукловодство. Миф гласит, что основателями школ были ученики и последователи императора-чародея Чина, которого они же прежде и убили. Впоследствии эти древние волшебники так боялись его возвращения, что решили построить для императора такую гробницу, в которую невозможно войти и из которой невозможно выйти. Наверно, их страхи были оправданны, ведь Чин, как они считали, достиг истинного бессмертия, и окончательное его умерщвление являлось задачей непосильной. Поэтому миллион рабочих и ремесленников на протяжении пятидесяти лет строил гробницу, в которой был захоронен первый и последний император-чародей, и где вместе с ним упокоилась его терракотовая армия.

Тобиус сладко прищурился, вспоминая, какие мурашки бегали по его спине, когда он читал те строки в детстве, поздно ночью, под одеялом, вопреки правилам.

– Архивариус выделил книги. Но за две из них нужно внести залог. – Лицо леди Чань опять появилось в магическом зеркале.

– Да, я предвидел это. – Волшебник бросил в винную гладь тряпицы со своей кровью.

Никопат Закладка, главный архивариус Академии, славился своим добрым нравом, но когда вопросы касались порядка обращения с книжным достоянием его библиотеки, жестокостью и крутостью методов он превосходил даже своего заместителя Коменклога Душителя.

Над вином поднялся розоватый туман, который перетек на стол и, рассеявшись, оставил на нем четыре фолианта.

– Благодарю вас, миледи…

Связь уже оборвалась. Тобиус вытянул из почти пустой чаши медальон, вытер его, вернул на шею, допил остаток вина. Подтянув к себе «Развитое големостроение», он пропустил вступление от автора и перешел к первой главе.

Через несколько часов, отодвинув от себя уже «Живое пламя», Тобиус устало потер глаза, обратился к своей собственной книге заклинаний и стал пересматривать параграфы, схемы и рисунки, которые перенес в нее из библиотечных анналов. Несколько часов работы и множество исписанных страниц наградили его резью в глазах и нытьем в мышцах. В прежние годы эти чувства преследовали обучающегося волшебника повсеместно и постоянно, а еще он кашлял так, что легкие едва не вырывались из груди, – спасибо тоннам библиотечной пыли, приправленным старой магией.

– Идем ужинать, – бросил он Эмме, спускаясь на первый этаж.

За столом в малом чертоге сидел лишь брат Марк. Генерал Бальден торчал возле камина, таращась на пламя так пристально и неподвижно, будто спал с открытыми глазами. Чуть позже появился отрекшийся король, а вслед за ним шли Хлоя, Томас Бэйн и староста с сыном.

– Господа, садитесь, у нас сегодня много дел на повестке дня.

Бейерон утвердился во главе стола, прочие заняли свои обычные места.

– Итак, господин Гофер?

Деревенский голова громко и обстоятельно доложил о том, что урожай наконец-то полностью собран и размещен в амбарах. Новая мельница работала прекрасно, даже запруды строить не пришлось, и лесопилка, слава Господу-Кузнецу, тоже работала, проект по созданию частокола начат, и сырье заказано.

Также староста затронул обратную сторону дела, а именно – переизбыток муки и некоторых злаковых культур. Деревня всего урожая за зиму не употребит, а излишек пропадет. Прежде сбывали муку на рынке Хогсдальна, но теперь жители Хог-Вуда едва ли могли себе позволить вести торговлю с горожанами, за этим наверняка следили люди лорда Гогенфельда.

– Как и в вопросах вооружения, нам нужен посредник, – подытожил Томас Бэйн.

– Будем думать.

Бальден, по своему обыкновению, резко встал, чем так напугал стул, что тот отскочил от генеральского зада и едва не упал. Из его доклада выходило, что дело усиления обороноспособности Хог-Вуда идет кое-как. Сказывается отсутствие обмундирования, качественного оружия и коммуникаций. Генерал уже набрал отряд добровольцев и теперь гонял их по курсу стандартной армейской подготовки, утвержденному Генеральным штабом Королевской армии Ривена, приставив в качестве капралов своих опытных ребят. Под его рукой находилось уже полтора десятка более-менее обученных белок и таких же более-менее обученных всадников, однако вопрос с содержанием зверей встал очень остро, да и подходящего полигона для всестороннего развития навыков не имелось в наличии, а отправляться в лес для отработки высотных маневров было слишком опасно и далеко.

– Подумаем об этом в ближайшее время. Брат Марк?

Духовное лицо, дотоле будто дремавшее, втянув большую голову в узкие плечи, сонно заморгало и неторопливо приступило к своему докладу. Из которого следовало, что лесная часовня полностью приведена в порядок и теперь каждое восстанье[24] деревенский люд отправляется на мессу. Некоторое время, правда, вилланы побаивались лесной дороги, но брат Марк превосходно умел убеждать.

– С этим разобрались. Тобиус?

Волшебник прочистил горло. Его доклад получился самым длинным и содержательным, он в очередной раз сообщил о стадии готовности защитных чар для замка, напомнил о том, что в округе по ночам бродит очень опасная темная тварь, с которой он тоже намерен разобраться. Что же до наладки производства металла, то маг должен был сначала найти залежи железной руды, а в последующей постройке шахты полагался на инженерные навыки брата Марка. Под конец он решил коснуться проблемы дефицита рабочих рук и своего видения ее решения.

– Големы?

– Да, сир, големы. Я подумал, наши батраки ребята трудолюбивые, но шахтеров среди них нет, да и маловато их. С другой стороны, у меня достаточно амгарской глины, из которой я смог бы слепить отменных глиняных истуканов.

– Да-да, я слышал, многие мануфактурщики в Ривене прибегают к помощи оживших статуй, многие, да не все.

– Потому что големы не достаются им бесплатно и за ними нужен присмотр, – кивнул Тобиус. – Академия сдает их в аренду за внушительные суммы, а поскольку магические слуги этого вида лишены шакалотовой доли самостоятельности, за ними должен присматривать человек. Я же поставлю вам големов бесплатно и сделаю их простыми в применении. Переплавкой руды и изготовлением оружия тоже займусь, думаю, господин Мартел мне поможет, а лучше нанять кого-нибудь еще. Об огнестрельном оружии, как уже было сказано, речи не идет: производство мушкетов слишком сложно, чтобы ставить его на поток.

– Ваши точки зрения мне ясны, господа. Я уже начал искать подходящего посредника, который поможет в нашем деле, – когда таковой найдется, я дам вам знать. И еще, над всеми делами назначаю ответственной свою дочь. Ей давно уже пора перенимать бразды правления. Жаль, что не королевством, но тут уж я сам виноват.

– Отец, можешь не сомневаться, я тебя не подведу!

Деликатно откашлялся брат Марк, чем привлек всеобщее внимание. Монашек относился к тем людям, чей тихий голос мог перекрыть гул ярмарочной толпы.

– Хотел предупредить раньше, но забыл, за что покорнейше прошу простить меня. С дозволения его милости, вскоре сюда прибудут люди, состоящие на службе у Церкви. Они поживут в замке некоторое время, а потом покинут нас. Лишних вопросов пока прошу не задавать и их визиту не удивляться. Благодарю за внимание.

– Ну теперь-то можно уже начать есть?! – не выдержал Бальден.

Бейерон кивнул – чопорный королевский слуга поклонился, и началась первая подача блюд.

Хлебая луковый суп, заедаемый грибными пирогами, волшебник расслабленно, не вникая, слушал разговоры трактирщика и старосты, наблюдал за тем, как Бальден орудует ножом, оставляя на тарелке сверкающие чистотой косточки без единого кусочка мяса на них, тихо смеялся над тезкой, который скрипел металлом лат, пытаясь поднести ложку ко рту. Брат Марк ел свою зелень медленно и молча; ученица на время отказалась от яичных блюд и с удовольствием жевала сегодняшний изыск от повара – авермес[25].

– Сир, – заговорил камердинер, к которому только что подбегал обеспокоенного вида челядин, – боюсь, что должен отвлечь вас от трапезы.

– В чем дело?

– С одним из слуг произошел несчастный случай, сир. Его, по заверениям его сестры, э, проглотил сундук.

Тобиус, накладывавший себе на тарелку картопельное пюре, отложил приборы и поднялся из-за стола:

– Думаю, это дело для меня.

– Нам всем стоит поучаствовать, – последовал примеру волшебника Бейерон.

Изнутри Райнбэк был больше, чем мог показаться снаружи, и солидная часть его помещений и коридоров оставалась не освоенной новыми обитателями замка. Слуги побаивались отправляться в пыльные проходы, веками не знавшие света, предпочитая держаться своей части замка, уже обжитой, светлой и чистой.

Камердинер вел их по челядинским помещениям, мимо кухонного блока, кладовых и спален. Тобиус бывал там не раз, наведываясь в царство мэтра Шовиньоля и охотясь за мелкой замковой нечистью. Они остановились у забаррикадированной двери, которую сторожили двое крепких слуг. В сторонке одна служанка утешала другую, чье покрасневшее и распухшее лицо блестело от слез.

– Расчистить проход, – приказал Бейерон.

Вооружившись жезлом, в приоткрывшуюся дверь вошел один только Тобиус. Он осмотрелся в свете одинокого мотылька и краем уха слушал голос камердинера.

– Одна из старых кладовых, только-только распечатали, приказали Хэмосу начать разбор содержимого, а когда он приступил, случилось что случилось. По счастью, с ним была его сестра, от которой мы узнали о происшедшем.

– Это она вся в слезах, бедняжка? – спросила Хлоя.

– Она, миледи.

Среди куч забытой кем-то ветоши, среди пыльных полок, заставленных не менее пыльными кувшинами, у дальней стены кладовки стоял массивный деревянный сундук, окованный железными полосками и запертый на тяжелый навесной замок. Тобиус остановился в дюжине шагов от него, осмотрел Истинным Зрением и ничего особенного не заметил. Сундук как сундук, старый, пыльный, никому не нужный.

– Эмма, беги в башню и принеси все, что потребуется.

– А что потребуется?

– Страница восемьдесят пятая справочника «Коварных притворщиков» Гениатула Льенидаса.

– Помню!

Стальная дева умчалась. Волшебник остался на своем месте, только достал из сумки курительную трубку и сунул ее в рот. Тобиус любил курить, но делал он это не ради удовольствия, которое все-таки получал, а больше оттого, что с трубкой в зубах ему порой лучше думалось.

– Вы уже разобрались?

– Думаю, что да, сир.

Эмма обернулась в мгновение ока и передала учителю небольшой наспех собранный сверток. Волшебник его развернул и стал набивать трубку травами, добавил к ним каменной соли и капнул масла, после чего прикурил от собственного пальца.

– Наполнять этим легкие я бы не посоветовал никому, так что лучше отойдите подальше.

Раскурив трубку, Тобиус стал окуривать сундук, чьи твердые очертания чуть погодя начали плыть, а неколебимая материя на глазах вспучилась и съежилась, как самая настоящая органика. Из замочной скважины выглянул затуманенный красный глаз, затем крышка открылась, являя всем желающим два ряда страшных зубов, и из сундука с характерным отрыгивающим звуком было исторгнуто человеческое тело. Тобиус схватил его и потащил вон из комнаты, пачкаясь в слюне и желудочном соке.

Человек не дышал, и, отметив это, Тобиус разразился чередой резких команд. Получив указания, Эмма крепко обняла служанку и принялась произносить нужные слова, пока Тобиус растирал ладони одна о другую, образуя на них электрический разряд достаточной силы, чтобы перезапустить сердце. Когда разряд прошил организм, заставив его выгнуться мостом, волшебник внедрил в ткани поток живительной энергии, который обновил все успевшие отмереть клетки. Особенно сильно он волновался о состоянии мозга. Остальные органы – ахог с ними, можно вырастить, можно вылечить, но мозг есть материя слишком деликатная и тонкая.

Сердце заработало, легкие с хрипом начали качать воздух. Далеко не сразу человек открыл глаза и после еще некоторого промедления истошно заверещал. Приступ запоздалого страха тоже быстро прошел, и он предпринял первые попытки говорить. Сестра бросилась к своему непутевому брату под облегченные вздохи собравшихся, а Тобиус, покачиваясь от одолевавшей его слабости, вернулся в кладовку.

– Что же все-таки это такое? Новые происки недруга?

– Сомнительно, сир. Это мимик, существо, способное принимать формы различных неодушевленных предметов и нападать на своих жертв из засады. Ведущие бестиологи мира до сих пор не могут сойтись во мнении, являются ли мимики продуктом генной инженерии… то бишь…

– Созданы ли они искусственно, я понял.

– Да, простите. Или же эти существа всегда жили в дикой природе… – Волшебник привалился плечом к печально скрипнувшей полке и принялся вяло вытряхивать из трубки остатки выгоревших трав. – Вполне вероятно, что он пылится здесь уже много лет. Эти существа мало изучены, но точно известно, что они живут очень долго. Хм. Прикажи́те запереть кладовку, я займусь им позже, когда переведу дух.

Он второй раз ступил туда, куда ни один волшебник не ступал и единого раза за последние тысячелетия. Только это уж точно был сон. Астрал открылся перед ним бесконечной тьмой, в которой мерцали «созвездия» разноцветных сгустков энергии, окутанные световыми дорогами немыслимой красоты и сложности.

Бесплотный и безвольный Тобиус парил в бесконечности имматериума, подхватываемый вихрями свободной магической силы, которые гуляли по этой вселенной, бездомные и неустанные, не знающие и не желающие покоя. Будто сорванный с ветки лист, он кружился в абсолютом ничто, не имеющий воли или желания прекратить это странное бессмысленное путешествие.

Наконец оно завершилось само собой, оставив его астральную проекцию на одной из «звездных дорог». На той единственной из мириад прочих, по которой скакал всадник на кошмарном коне. За его спиной развевался рваный плащ, на ржавых доспехах еле-еле поблескивали крупицы позолоты, а расколотый трещиной череп скрепляла черная корона. Конь, чьи голые кости белели, проглядывая сквозь латы и рваную черную попону, мчался на Тобиуса, роняя кровавую пену сквозь оголенные передние зубы. Всадник выхватил меч из ножен, занес его для удара, оказавшись над самим волшебником, и рубанул по темени.

Все померкло, обратилось непроглядной темнотой, и лишь тот путь, который проделал меч, остался алеть кровоточащим шрамом на ее теле. Тобиус впервые испугался, узнав в том шраме красного червя, ползущего по ночному небосводу.

– Грядут времена больших перемен. Темные времена.

Он вынырнул из сна с воплем, и ложе его было пропитано по́том так обильно, что какое-то время серый маг не мог понять – не обмочился ли он, часом? Оказалось, что нет, и Тобиус быстро забыл об этом, посмотрев в сторону ближайшего окна, за которым белый свет луны разбавляло красное свечение кометы.

Он вышел на балкон и взглянул туда, где черное небо подкрашивал этот угнетающий красный свет, черно-розовые облака расступились, давая еще далекому, но такому яркому космическому червю явить себя во всей красе. Не стоило сомневаться, что в эту ночь тысячи и тысячи астрономов и астрологов прильнули к своим телескопам.

Внизу тревожно завыл сонм собачьих голосов. Тобиус убрал со лба слипшиеся мокрые волосы, вернулся в комнату, посмотрел на омерзительную влажную постель и поморщился. Слабость еще дурманила его голову, пахло книжной пылью, чернилами, реагентами и травами. Запах лаборатории мага. Он все еще хотел спать, но не на этой теплой мокрой постели. Поэтому волшебник стянул одеяло на пол и лег на него, без подушки и ничем не укрываясь. Несмотря на дурное самочувствие, заснул он скоро и остаток ночи проспал без снов.

Пробуждение далось тяжким трудом. Кое-как приведя себя в порядок, маг спустился, громко топая по ступенькам на этаже Эммы. Ученица была безжалостно и грубо разбужена, невзирая на сопротивление и мольбы. Тобиус не любил сонь – его самого всю жизнь будили до рассвета, и долгое лежание по утрам он считал позволительным только в случае болезни или тяжелейшего переутомления.

– Сегодня мы снова идем к реке.

– Зачем? – Еще теплая постель манила Эмму обратно в свои нежные объятия, и одевалась стальная дева медленно, неуклюже, с тоской посматривая на любимую подушку.

– Нужно набрать глины для лепки големов.

Тобиус был рад тому, что его надолго обеспечили работой, – это помогало не думать о Дикой Охоте и о вестнице бед, ползущей по небу. Он вышел на стены замка, из которых, отдельно от прочих башен, росла его собственная, огляделся с высоты на окрестности и повернулся к двери, чтобы подстегнуть Эмму, когда заметил незваного гостя. Гостью. Он узнал ее сразу, хотя прежде видел мельком и при довольно напряженных обстоятельствах. Служанка Клохинда без предупреждения и разрешения обняла его и поблагодарила за брата. Когда Эмма наконец показалась, служанка шептала волшебнику на ухо.

– Нет, спасибо, – вежливо отстранил ее Тобиус, – в этом я потребности не имею и пока что справляюсь сам.

– Но как же, чар магик, разве хорошо мужчине самому таким заниматься?

– Я самодостаточен, добрая женщина, но за предложение благодарен.

– Если что, только дайте знать, – хихикнула Клохинда, уходя.

Возмущению Эммы не было предела, она покраснела до корней волос и принялась широко раскрывать и закрывать рот, не находя слов. Тобиус усмехнулся: она стала похожа на карпа.

– Да как она посмела?! – взорвалась наконец стальная дева. – Необразованная челядинка думает, что достойна настоящего мага! Это как вообще?!

– Она предложила быть моей личной прачкой.

– Совсем стыд потеряла, гулена недотра… Что?

– Клохинда работает в замковой прачечной и хотела бы отблагодарить меня в меру сил.

– Ах… э-э…

– Воистину каждый рассуждает в меру собственной испорченности, – бросил Тобиус и зашагал по стене, слушая возмущенные возгласы Эммы.

На завтрак маг с ученицей не пошли, а отправились на кухню, где Тобиус запросил у мэтра Шовиньоля трапезу на вынос. Поблагодарив его, маг через Джаспера оставил обитателям замка послание о том, что он отправляется по делам.

Пережевывая хлеб с мясом и маринованными огурцами, волшебник шагал к кузнице. Ворота были открыты, но, судя по температуре, горн только начинал раскаляться. Поприветствовав кузнеца, Тобиус показал ему нож, взятый у Грега, и осведомился об его происхождении. Мартел сказал, что нож ковал он, ковал из найденных кусков железной руды. Это полностью удовлетворило Тобиуса, он уверился, что в земле баронства есть сырье для начала металлургического производства.

– Так вы за этими камнями ходите по утрам?

– За ними, ага. С той поры как наша торговля пожухла, с сырьем совсем худо стало, а мне не раз подворачивались вот такие вот ржавые камни, то бишь куски рудных пород, кои на поверхность вышли. Может, дожди те места вымыли, не ведаю. Самое удачное место для моей поживы в полутора днях пути отседова, но теперича не в масть мне лесные ночевки устраивать, вот и брожу, бывает, окрест, к скалам хожу.

Покинув Под-Замок, к речке они отправились быстрым шагом, распугав стаю деловито разгуливавших по дороге гусей.

– Куда мы сегодня?

– Помнишь, что говорил волк из долины златосерда?

– Он много о чем говорил, я не слушала.

– Надо быть внимательнее, ученица! Один дневной переход вниз по реке – и болото с обитателями. Если с ними удастся договориться, то, возможно, мы получим глину.

– На болоте? А та, что нашу принцесску чуть не сожрала, чем плоха?

– Амгарская глина послужит лишь магическим катализатором, лепить целиком из нее было бы кощунственным расточительством.

Волшебник создал у берега просторную льдину и вместе с Эммой, как на плоту, пустился на ней вниз по течению. Берега, сначала пологие и низкие, укрытые песком и галькой, некоторое время волновались высокими обрывами, река немного пропетляла в оврагах, потом расширилась и стала обрастать густыми плавнями. Сплавлялись довольно долго, река не спешила, и можно было насладиться свежим воздухом.

– Учитель, там что-то промелькнуло внизу.

– Хм? Что промелькнуло?

– Что-то темное в воде… Берегись!

Удар пришел снизу, сильный и быстрый. Под грохот расколовшейся льдины Тобиуса высоко подбросило, и он упал. Упал неудачно, сначала ударившись затылком о воду, а потом еще обо что-то твердое под ней. В глазах потемнело, легкие непроизвольно сжались, выпуская остатки воздуха, и волшебник медленно пошел на дно. Вокруг было достаточно светло, чтобы он видел массивный темный силуэт, проплывший на грани поля зрения, и Тобиус понял, что тонет. Надо было что-то сделать, но ничего не шло в голову, он не смог вспомнить ни одного заклинания, ни единой словоформулы из сотен зазубренных до абсолютного идеала. Удар в затылочную область будто выбил из него накрепко заученные слова, и это было страшно, потому что без слов волшебник терял власть над волшебством.

Он едва не запаниковал от боли и страха, легкие горели огнем, зрение затуманивалось. Из последних сил Тобиус боролся с паникующим организмом, инстинкты которого требовали сделать вдох, невзирая на враждебное окружение. Плевать, что этот вдох станет последним, спинной мозг не вникает в такие подробности, он просто должен заставить тело дышать, потому что дыхание – это жизнь! И жизнь попыталась хлынуть в глотку волшебника, когда течение вдруг ударило его о дно, несильно, но достаточно, чтобы он выплюнул облако пузырей и втянул в себя реку.

Вода, заполнявшая полости, которые не предназначались для этого, причиняла острую жгучую боль и давила изнутри… но только сначала. Тобиус, несомый потоком, знал, что должно произойти вскоре – он потеряет сознание от недостатка кислорода, и через некоторое время его мозг умрет, отравленный углекислотой. Однако тот крошечный отрезок времени, что остался ему, маг употребил для размышлений. Ведь кроме определения асфиксии он также знал, что его тело на девять десятых состоит из воды. Это не только кровь, но и прочие телесные жидкости. Теперь воды в его теле стало несколько больше, но тело не пасовало, это было живучее тело ривенского мага, прошедшее через направленную мутацию. Гораздо важнее было то, что происходило с его астральным телом, то, как речная вода, несшая в себе энергию первостихии, стала отдавать эту энергию астральному телу. Это происходило легко и естественно, ибо из всех стихий Тобиус всегда хорошо чувствовал воду. Но вот недавно он познал огонь, а теперь пришло время познать воду получше. Река была внутри и снаружи него, он сам был рекой, а потому, когда он захотел подняться наверх, туда, где воздух, вода, бывшая им, толкнула его наверх.

Поток плавно вынес его на берег, пригнув стебли камыша, где Тобиус смог нетвердо встать на ноги. Сначала на четвереньки, если быть точным. Вода текла изо рта и ноздрей, текла по подбородку, перемешанная со слюной, вырываясь струями, когда он кашлял. Серый маг обернулся к реке, дрожа всем телом и нигде не видя Эммы, от попытки выкрикнуть ее имя заболела гортань, а шелестящий высокой травой ветерок обдал холодом. Тобиус протянул руки к воде и развел их – по реке пробежала рябь, но о том, чтобы поток разошелся, обнажив дно, не шло и речи. Он бил по воздуху руками, мучительно старался возродить в голове словоформулы заклинаний, но ничего не получалось, магия оставалась глуха и безразлична.

Раздался громкий плеск, нечто поднялось из воды и медленно зашагало к камышам. Высокое, широкое, массивное… это была антропоморфная… черепаха. Очень крупная, прямоходящая рептилия, которая несла в руках тело. Волшебник бросился навстречу. Он не ощутил угрозы и, протянув руки, получил Эмму. Вскоре она лежала на берегу, а он искал и не находил повреждения. Эмма была очень холодна, ее сердце не билось, и она не дышала. Маг приложил ладонь к груди стальной девы и повел ее вверх, после чего изо рта и носа оной побежали ручейки. Затем, зажав Эмме ноздри, Тобиус вдохнул в ее легкие воздух и три раза надавил на грудную клетку. Спустя несколько повторов морф закашлялась и захрипела, вновь начав дышать.

– На всю жизнь…

– Что?

– На всю жизнь воды напилась!

Тобиус с облегчением выдохнул, но его радость была мимолетной. Гигантская прямоходящая черепаха торчала у берега, внимательно следя за людьми, и уходить не собиралась. У нее были могучие руки, толстая кожа и панцирь, а у Тобиуса были только его жезл да ритуальный нож, что само по себе немало, но против такой громадины… Существо не проявляло агрессии, даже наоборот, но Тобиуса сызмальства учили готовиться к худшему, а его голова все еще была пуста.

Черепаха двинулась к берегу, волшебник положил руку на рукоять зачарованного ножа, который мог с легкостью вспарывать сталь, но обнажить его не решился. Он не ощущал злых намерений, но это ничего не значило – возможно, предчувствие тоже потухло после удара, возможно, он не мог ощутить угрозы, исходящей от настолько невиданной твари. Как бы то ни было, вопреки всем заветам наставников, серый маг предпочел ожидание упреждающему удару. Черепаха выбралась на берег и спокойно прошла мимо, скрывшись за ближайшими деревьями.

– Фух… это был напряженный момент. Эмма, что ты делаешь?

– Все мокрое, надо просушить, или заболеем! Ты тоже скидывай свои лохмотья.

– Для той, кто едва не погиб, ты отошла очень быстро.

– Это ты едва не погиб, а я просто заснула. У меня всегда так – если легкие заполнены жидкостью, я засыпаю.

Конечно, Эмма не могла утонуть, не сразу по крайней мере, – ведь нахождение в питательной жидкости есть одно из обычных состояний псевдоантропоморфа.

Черепаха вернулась на берег, неся в руках охапку веток. Она бросила хворост на траву и посмотрела на Тобиуса.

– Что?

Черепаха сжала и разжала короткие толстые пальцы, будто давая понять, что огнива нет, а сами собой деревяшки не загорятся. Тобиус собрал на лбу все доступные по молодости морщины, пытаясь вспомнить хотя бы одно простейшее заклятие, не смог, протянул руку и швырнул на хворост яркую искру. Капля огненной гурханы мгновенно вгрызлась в древесину, и сразу же яркий горячий огонь занялся как следует. Выпрямившись, Тобиус увидел только блестящий панцирь, скрывающийся в воде. Рептилия вернулась очень быстро, неся три еще живые форели. Волшебник с некоторой неприязнью принял свою скользкую и извивающуюся долю. Черепаха насадила рыбину на палку и протянула к огню, Эмма, бесстыдно нагая, сделала то же самое. Тобиус поворчал немного, выпотрошил угощение, соскоблил чешую и тоже подсел поближе к костру.

В процессе готовки и последующей трапезы они молчали, только гигантская рептилия не переставая гудела и слегка раскачивалась взад-вперед. Звук шел откуда-то из груди на уровне основания шеи, где кожа над костяным «воротничком» грудной брони была особенно морщинистой и мягкой. Наконец, доев рыбу и закусив палкой, гигант поднялся и вошел в реку. Через некоторое время стало понятно, что он больше не вернется, так как в полной мере извинился за происшедшее. Это ведь об его панцирь раскололась льдина.

– Странная и в высшей степени любопытная встреча получилась, – задумчиво сказал волшебник. – Особенно если представить, сколько еще такого можно встретить в Дикой земле. Хм, жаль, не удалось расспросить его как-нибудь.

– А чего его расспрашивать? – легкомысленно отмахнулась стальная дева. – Сам все выложил! Болтун такой!

Тобиус понимающе кивнул, улыбнулся, глядя в сторону, и ничего не сказал. Эмма тем не менее заметила, как сжался его кулак и как побелели костяшки.

– Да ты просто в бешенстве, учитель, – хмыкнула она. – Неужели не понял, что все это время черепах с нами разговаривал? Я вот все поняла и думала, что ты тоже… ты глядел на него такими понимающими глазами.

Тобиус посмотрел на ученицу своими понимающими глазами, и та невольно отшатнулась.

– Успокойся! – Морф сжалась в комок и боязливо подтянула колени к подбородку. – Его звали…

Его звали Ун-Рей. Ун-Рей из народа тестудинов, который живет и благоденствует в городе Корс, что стоит на и в озере Фарсал в землях более южных. Ун-Рей был военным, точнее, молодым разведчиком, он оказался хорошим пловцом и имел задатки солдата, благодаря чему его часто отправляли исследовать речные территории вдали от озерного города.

– Разведчик. – Серый маг с сомнением помял влажную ткань полумантии. – Разведчик из него никакой, первым же встречным все выболтал. Что он еще сказал?

– Ничего.

– Как-то маловато. Он довольно долго гудел.

– Он черепаха, – хихикнула Эмма, – как быстро, по-твоему, он мог говорить? – Она подняла голову и принюхалась. – Чуешь?

– Болотом тянет. Собирайся, ученица, возвращаемся.

– Э?

– Я хорошенько приложился головой и не могу вспомнить ни одного заклинания. Думаю, скоро это пройдет, а пока соваться в неизвестность в надежде, что нам окажут радушный прием, глупо.

– Но у тебя же есть книга…

– Представь, как самой приходится махать мечом, не отрывая глаз от учебника по фехтованию, и устыдись своей глупости! Все, идем домой!

Они двинулись вдоль берега знакомой им реки, чье более мелкое и узкое ответвление стремилось на юго-восток. Им предстоял тяжелый путь по камышовым зарослям до вершины ближайшего оврага, откуда Тобиус собирался взлететь. Но не на Крыльях Орла, а с помощью телекинеза.

– Ой!

Эмма дернулась и резко вырвала из шеи попавшую в нее иглу. Мгновением позже точно такая же вонзилась Тобиусу в плечо.

– Костяная…

Еще две стрелы попали в Эмму, после чего она качнулась и рухнула. Тобиус, чувствуя, как и к его разуму подкрадывается тьма, с рыком выплюнул струю ревучего огня. Вся растительность вокруг воспламенилась, туман, отброшенный взрывной волной, пугливо затаился на дне неглубоких оврагов, в ужасе бежали лягушки и комарье. В груди Тобиуса засели еще три костяные иглы. Будь он обычным человеком – потерял бы сознание уже после первой, но его печень и почки противостояли яду стоически. После еще двух игл волшебник все же упал навзничь, ударившись головой, и последним, что он увидел, были взрывы индальских фейерверков во мраке.

Тобиус всегда боялся высоты, беспокойников, драконов, демонов Пекла и много чего еще, но большинство своих страхов он обязан был перебороть, ибо маг не имеет права отдаваться им, поскольку это мешает концентрации. Поэтому все свои страхи он переборол во время обучения, но страх высоты всегда был самым назойливым.

Открыв глаза и увидев умопомрачительную панораму мира с ужасной высоты балкона, на котором он стоял, Тобиус не испытал никакого страха, и это было первым признаком того, что он спит.

Исполинская горная цепь закрывала собой половину мира, расходясь влево и вправо до самого горизонта, и пронзала снежными вершинами мягкую зыбь облаков. Вторую половину мира занимало небо. В Валемаре было лишь одно естественное горное образование такой высоты и длины – Драконий Хребет, неповторимый и грандиозный в своем природном великолепии массив, разделявший континент пополам с севера на юг.

Тобиус стоял на просторном полукруглом балконе, выступавшем из тела сверкающей на солнце алебастровой башни. Под балконом, очень далеко внизу, куда он бесстрашно взглянул, раскинулись ярусы великолепного белого города, сплошь одетого в тот же алебастр и белый мрамор, сверкающего золотыми шпилями тысяч малых башен, ажурной вязью улиц, изумрудной зеленью парков и садов и богатством роскошных дворцов. По небу без зримой опоры кружили огромные острова белого камня, на которых тоже зиждились дворцы, башни и сады восхитительной красоты. Гораздо ниже балкона из тела башни в сторону гор отходил подвешенный на немыслимой высоте мост, который оканчивался посреди пустоты, и обрыв его венчала арка грандиозного стационарного портала. Поток людей и нелюдей в пестрых одеждах беспрерывно тек по правой половине моста в арку, а по левой двигались те, кто пришел с обратной стороны портала.

Серый волшебник знал лишь одно подобное сооружение, подробно описанное в книгах, и он вновь уверился в том, что спит.

Тобиус прошел с балкона и оказался в очень светлой продолговатой зале. Он остановился, бесстрастно разглядывая стены, отделанные теплым желтым мрамором и ляпис-лазурью, колонны белого гранита, обвитые вырезанными на них драконами, чьи раскрытые крылья образовывали межколонные арки, а из пастей било яркое белое пламя, бесчисленные полки с книгами, уходящие под высокий потолок, купол которого был исполнен в виде кругового витража, набранного из желтых и синих стекол.

Несомненно, эта длинная узкая зала принадлежала волшебнику, кабинет, библиотека, лаборатория. На полках в шкафах с дверцами, забранными тончайшим горным хрусталем, покоились артефакты и магические механизмы, назначения большей части которых Тобиус не понимал. В одном из ее концов высился подиум, столь широкий, что на нем уместился бы омнибус, запряженный четверкой тяжеловозов. Приблизившись, волшебник понял, что то, что он принял за подиум, являлось письменным столом, потому что за ним сидел человек в резном кресле. Над широкой столешницей летали магические зеркала всех форм и размеров в количестве нескольких десятков. Подобно обособленным окнам, каждое зеркало показывало нечто свое, отдаленные места, сгустки света, каких-то людей и нелюдей, чертежи, тексты, картины, цепочки знаков. Все это перемещалось над пустым столом, не вызывая у того, кто за ним сидел, никакого интереса.

Сухопарый широкоплечий мужчина средних лет был одет в темно-синюю мантию, застегнутую на яркие бирюзовые пуговицы. Его крупный вытянутый череп с глубоко посаженными глазами и горбатым носом был выбрит до блеска, а длинная заостренная борода, закрученные усы и густые брови имели цвет под стать мантии.

Перед синебородым в углублении, обозначавшем рабочую зону стола, лежала огромная толстая книга, в которой он строчил синим пышным пером. Над большой книгой парило в воздухе еще пять фолиантов, тоже крупных и тяжелых, но не настолько. Синебородый поочередно обращался то к одному из них, то к другому, постоянно заполняя страницы большой книги.

Серый маг довольно быстро понял, что синебородый его не замечает. На всякий случай он кашлянул, однако реакции не дождался. Тогда, не таясь, Тобиус обошел стол-подиум и заглянул волшебнику – а в том, что это был волшебник, он не сомневался ни мгновения – через плечо. Синебородый как раз закончил надпись на странице с искусной зарисовкой горной вершины, заглянул в одну из парящих книг и начал перерисовывать из нее новое изображение. Ни одного лишнего движения, все линии были идеально точны, и очень быстро на странице большой книги появилось изображение тестудина, огромной антропоморфной черепахи, стоящей на задних конечностях. Синебородый стал строчить аккуратным убористым почерком. Знаки были Тобиусу знакомы, он узнал в них ангалуэйн – один из языков Сибфорской культуры, такой древний и столь безнадежно мертвый, что в мире не осталось кого-либо, кто мог бы ему научить… разве что эльфы Лонтиля.

Молодой маг не знал ангалуэйна, этот язык считался мертвым еще во времена зарождения Грогана, а ныне на нем написаны лишь тексты некоторых заклинаний – словоформулы, которые можно выучить, но уже невозможно понять. Тем не менее он посмотрел в большую книгу и попытался запомнить вид и расположение знаков, а вместо этого начал их читать. Если бы это не был сон, Тобиус бесконечно поразился такой своей способности, но это был сон, а потому он просто стал читать:

«Тестудины, как самостийно именуют себя. Племя вельми примитивное да малое, однако же сплоченное да безобидное. Подобно тому, как великая часть иных тварей, тестудины сии в Валемар явились во время Пришествия Последних Скитальцев, в конце эпохи той, думается мне. Долговечные, они супротив иных тварей жизненного сроку века три, а то и четыре свободно пережить способны, но в этом отношении особенный интерес являют старейшины их, социума тестудинского верхушка, кои живут уж тысячи лет, ежели правда то, что удалось узнать мне. Приписана к силам их власть над временны́м потоком, кой оные старейшины менять способны по воле своей. Ежели истинно сие, то я непременно выведаю тот секрет и еще больший обрету контроль над пространственно-временным…»

Синебородый оторвал перо от бумаги, выпрямился в кресле и повернул голову. Его темно-синие глаза с бирюзовыми крапинками взглянули прямо на Тобиуса.

– Кто здесь?

Отложив перо, хозяин медленно вытянул руку в сторону Тобиуса, тот отстранился, и длинные пальцы сжались в воздухе перед его лицом. Хозяин по-прежнему не видел незваного гостя. Слегка нахмурив брови, он вернулся к письму. Тобиус хотел было тоже вернуться к чтению, но в этот момент одно из зеркал издало пронзительный звук. Синебородый одним движением пера заставил парящие книги стать невидимыми, вторым – позволил зеркалу приблизиться и ожить. Внутри появилось лицо женщины, которая что-то быстро произнесла.

– Хорошо, я сейчас появлюсь.

Парящее зеркало вновь «уснуло». Маг закрыл большую книгу, затем пять малых фолиантов, став видимыми, улеглись поверх нее. За креслом в стене было грандиозной высоты зеркало, вмурованное в стену от пола до потолка. Рамой ему служили резные, покрытые ляпис-лазурью фигуры, которые неопытный созерцатель мог принять за человеческие. Они были похожи на людей, мужчину и женщину с правильными очертаниями тел и бесстрастных лиц, нагих, но лишенных корня человеческой наготы. Тобиус знал, что это не люди, а амирамы и что воссозданы они наиболее приближенно к своему хрестоматийному образу. Статуи придерживали мутную блестящую поверхность, в которой отражались лишь неразборчивые пятна неведомых силуэтов. Синебородый подвесил книги в воздухе, вынул из ножен на поясе богато украшенный кинжал и проткнул острием подушечку большого пальца. Он быстрыми точными движениями нанес на поверхность зеркала очень сложный магический знак, а когда кровь впиталась, оно отразило облик мага во всех деталях. Тобиус отшатнулся, так как заметил на миг, что тоже отражается в зеркале. Синебородый взял свои книги без натуги и прошел вместе с ними сквозь зеркальную гладь. Он исчез из одного своего кабинета, но оказался во втором – зеркальной копии первого.

Пока маг поднимался по лестницам на верхотуру, к самым высоким полкам, Тобиус потерял его из виду. Он прошелся по длинной зале, осматриваясь, и достиг ее противоположного конца, где над уходящей вниз винтовой лестницей была установлена беломраморная статуя, изображавшая собственно местного хозяина. Мраморный волшебник, в отличие от живого, опирался на длинный посох, и лысый череп его венчала высокая тиара. Левая рука была выставлена чуть вперед и держала массивный фолиант – копию того, в который синебородый записывал сведения о тестудинах. Потеряв интерес к статуе, Тобиус вновь вышел на балкон и увидел там незамеченную прежде конструкцию с установленным на ней золотым телескопом. Волшебник приблизился к инструменту и заглянул в окуляр. Телескоп был направлен на юго-восток и сфокусирован на самой высокой точке мира – Элборосе. Тобиусу повезло увидеть этот колоссальный пик хотя бы во сне, ибо наяву, как известно, вершина Элбороса почти всегда укутана облаками, а еще чаще тучами или потоками ураганного ветра, и увидеть ее можно раз или два в году, когда мощь циклона спадает и острие Вершины Мира сверкает на солнце так, что это видно из нескольких стран по обе стороны Хребта.

За спиной послышался звук, Тобиус отстранился от телескопа и вернулся в зал. Нечто сочилось между книгами с одной из полок. Тяжелые капли вещества шлепались на пол, растекаясь неприглядной черной лужей. Тобиус понял, что с этого момента его сон превращается в кошмар, и ощутил страх. Поток черноты лился с полки все сильнее, лужа ширилась, и из нее стало подниматься нечто омерзительное, непотребное.

– Решил спрятаться от меня в наркотических видениях, маг? Пустое! Я найду тебя везде!

Теперь тьма расползалась по стенам, как плесень, поглощая стеллаж за стеллажом, карабкаясь к витражам, поганя восхитительные потолочные фрески и стелясь по полу. Она была болезнью, несомненно, смертельной отвратительной болезнью, опухолью в астральном теле Тобиуса. Светлая красивая зала, полная неведомых чудес, скрылась под чернотой, и из нее ушло все тепло.

– Открой мне путь в мир, волшебник!

– Никогда!

– Открой мне дорогу к твоему сердцу!

– Никогда!

– Ты не понимаешь! – Из черноты выметнулся шип и проткнул плечо Тобиуса, тот закричал. – Наркотическое забвение крепче любого сна, здесь и сейчас я могу пытать тебя сколько угодно! Я превращу часы в годы и буду распускать твою душу по волоконцам, пока воля не даст трещину, и ты не…

Тьма содрогнулась, завыла, взвизгнула, и тело ее прошил сияющий прут. Бессильная слизь принялась пластами отваливаться от стен и стекать на пол, в царство отчаяния пробились лучи теплого света, а вместе с ними и синебородый маг. Тьма бежала из-под его ног, корчилась, шипела и рыдала, обращаясь золой под его взглядом.

Глаза мага устремились на Тобиуса, преисполнив его благоговейным трепетом перед непревзойденной разрушительной мощью. В них был Астрал, бесконечная пустота, украшенная искрами миллиардов солнц, в них жила неизбывная вселенская сила.

– А ты еще кто такой?

– О Джассар… – прошептал серый волшебник.

– Джассар – это я, – сурово молвил синебородый, – а кто ты такой?

– Я…

Пробуждение было медленным и мучительным. Особенно ярко ощущалась режущая боль на запястьях, боль в спине и, наконец, головная боль. А еще было такое чувство, будто вместо костей в теле очутилось вареное тесто. Через силу разлепив глаза, волшебник увидел грудь. Крупную женскую грудь.

Видимо, Тобиус засмотрелся, ибо кто-то ткнул его пальцем в лоб и помог поднять голову выше. Он увидел теперь уже женское лицо, довольно миловидное, если не считать серой кожи, острых зубов, желтых глаз с вертикальными зрачками и рогов. Скорее рожек, небольших острых рожек на лбу. А еще у этой женщины был головной убор, явно сделанный из черепа какой-то крупной зубастой ящерицы с длинной челюстью. Женщина улыбнулась и приставила к его губам широкую глиняную чашку. Ощущение было таким, будто заставляют глотать рисовый спирт. Слабость испарилась почти мгновенно, и маг вновь овладел своим телом и ясностью сознания.

Он обнаружил себя привязанным к столбу, который обступила толпа женщин и детей. Они держались на расстоянии в десяток шагов, ближе стояла только та, что поила мага.

Тобиус находился в небольшой, едва ли больше Под-Замка деревушке, состоявшей из скромных глиняных хижин с крышами из сухого тростника. Исходя из запаха, температуры и влажности воздуха, а также из-за густого тумана, укутывавшего все и вся, можно было с уверенностью утверждать, что вокруг раскинулось болото. Справа от него к такому же столбу была привязана Эмма.

– Ахог-те что творится… Долго мы тут?

– Не очень, учитель.

Поморщившись, Тобиус стал рассматривать толпу, и почти сразу ему в глаза бросилось, что из взрослых вокруг одни только женщины, высокие широкоплечие женщины с большими… Большими, как ни странно, дубинами. Каждая вторая держала на плече или же опиралась на огромную, целиком отлитую из темного железа восьмигранную дубину с шипами. У них всех была серая кожа, пепельные волосы, желтые глаза, острые зубы и рога. Помимо женщин, были дети, и тут наблюдались довольно интересные различия. Девочки спокойно стояли с матерями, прижимались к ним, как это делают маленькие девочки, а вот мальчики… во-первых, они были довольно уродливыми малышами. Тощие, нескладные мальчишки со злобными глазками, длинными острыми носами, кривыми зубами и громкими неприятными голосами. Они ни на секунду не останавливались, носились вокруг стайками, кричали, ругались, плевались, путались у женщин под ногами, воинственно размахивали острогами и духовыми трубками…

– Ученица, мне кажется, что мы добрались до места.

– А?

– Видишь этих страшных мелких пакостников? Думается мне, что это не дети, а вполне взрослые мужчины.

– Эта мелкота? И что?

– А то, что надо налаживать связи. Тем более что я все вспомнил.

Тот, кто когда-либо связывал магов и остался в живых после этого, знает, что первым делом надо плотно заткнуть пленному волшебнику рот, вторым делом неплохо бы лишить мага возможности двигать пальцами рук, в идеале вообще лишить его возможности шевелить хоть чем-нибудь. Будет совсем хорошо, если у мага в ушах окажутся затычки из воска, а на глазах толстая темная повязка. И даже если все это будет сделано, нет никаких гарантий, что волшебник не превратит кого-нибудь в тыкву с помощью жестикуляции бровями. Местные, видимо, не ознакомились с правилами даже минимальной магической безопасности, так что когда Тобиус закончил шептать заклинание, распутывающее узлы, они оказались очень удивлены.

Как и среди людей, среди этих серокожих человекоподобных существ быстрее прочих от шока отходили особи, наименее отягощенные интеллектом, и они же начинали действовать первыми, импульсивно, необдуманно, глупо. Поэтому когда мужчины племени стали плеваться ядовитыми иглами, Тобиус окружил их с Эммой прочным ледяным панцирем, после чего, вернув воде жидкую форму, ударил волной по беснующимся коротышкам. Стихия подчинялась ему намного охотнее, нежели прежде. Внезапное освобождение пленников и прыткий нрав одного из них не понравились и женщинам. А почти у каждой из них была огромная железная дубина.

– Эмма, не лезь, я сам!

Эмма метнулась в сторону, ловко спасаясь от дубин.

Волшебник пробудил заклинание Негодующий Осьминог – колышущийся столб воды поднял его на высоту трех человеческих ростов, защищая от большинства возможных атак, а из основания столба вытянулось восемь водяных хлыстов. Повинуясь воле творца, заклинание начало разбрасывать пытающихся атаковать женщин.

«Избиение младенцев» проходило ровно и плавно, никакие дубины и ядовитые иглы с острогами не могли причинить вреда балансирующему на столбе волшебнику. В то же время он не особо усердствовал, разрежая толпу аборигенов, но не причиняя им серьезного вреда. Тобиус еще надеялся наладить общение. Так продолжалось, покуда по нем не пришелся мощный магический удар. Серый маг едва не потерял контроля над заклинанием. Атака была очень сильной, но грубой и примитивной, словно удар каменным молотом. Установив нужное направление, Тобиус заставил водяной столб двигаться к источнику ответной агрессии, обтекая низенькие глиняные хижины.

Носительница черепа сидела на огромном мокром валуне, который торчал из широкой грязевой лужи в самом сердце деревни. Она камлала, пропуская через себя магическую силу, поступавшую откуда-то снизу, из-под камня. Гурхана скручивалась в огромный мерцающий шар над шаманкой и вот-вот должна была вдарить по волшебнику еще раз. Тобиус разорвал плетение Негодующего Осьминога, спрыгнул на землю и ринулся вперед. Дикая магия могуча, но медлительна и инертна, любое ее заклинание должно проговариваться от начала и до конца, не заранее, а непосредственно во время использования, так что у него с его заготовленным арсеналом был шанс ударить быстро и точно…

– КАММ! – громогласно прозвучало над болотами.

Лужа забурлила, и из нее стали расти двое гигантов, чьи тела состояли из камня и блестящей грязи. Оба достигли пяти человеческих ростов и продолжали увеличиваться, втягивая густую жижу через ноги. Правый гигант вскинул руку, и волшебник бросился в сторону, дабы не попасть под крупный булыжник, левый гигант вскинул руку – и по Щиту забарабанили десятки камней поменьше, каждый из которых вполне мог бы убить человека. Выждав момент, Тобиус опять ринулся вперед и вновь едва не был убит огромным булыжником. Призванные существа – големы ли, элементали ли – практически остановили его продвижение, а шаманка тем временем завершила камлание, и громадный ком сырой гурханы готов был ударить вновь. Из правой руки Тобиуса вырвался поток живого огня, из левой – тугая струя воды. Один гигант запекся, его тело рассыпалось песком и кусками затвердевшей глины. Второй растекся жидкой грязью.

И все же волшебник не успел. Страшной силы удар врезался в него и не смял сразу лишь чудом. Маг словно столкнулся с огромной надвигающейся стеной, которая намеревалась раздавить его, как жука. Он уперся в землю ногами и закряхтел, сдерживая натиск, сапоги скользили по утоптанной влажной глине, Тобиуса медленно отталкивало назад, астральное тело кипело. Ни защититься, ни уйти с траектории удара он уже не мог, а магический пресс давил и давил. Тогда волшебник исторг из астрального тела всю гурхану, которой владел, исторг в Астрал, оказался пуст и залпом втянул чужую магическую силу. Тобиус поглотил заряд, через мучительную боль наполнил астральное тело энергией, при этом нарушив и без того нестабильную целостность внутреннего энергетического потока в теле шаманки, отчего та потеряла сознание.

По его лицу катились слезы, из-за горячей дымящейся крови вены вздулись и пульсировали синим светом, а глаза горели солнцами, грозя лопнуть. Он взял слишком много и начал медленно тлеть, его недавно травмированные энергопроводящие потоки вновь расширились, как реки при половодье, кости затрещали от проходившей по ним гурханы, и мясо стало живьем зажариваться. Было больно, очень больно. Волшебник запрокинул голову, и из его рта полился фонтан синего света. Обильный поток сырой магической силы выплеснулся в материальный мир, разогнал остатки туманного полога и ушел в Астрал.

Тобиус схватился за голову, застонал и едва не рухнул на колени. Его сильно шатало, гурхана, которой у него было еще слишком много, бурлила в крови и плоти, астральное и материальное тела медленно приспосабливались, но муки были невыносимы. Нетвердой походкой Тобиус добрался до большой лужи, пересек ее, утопая в грязи, и, кряхтя, взобрался на камень. Прощупать пульс у бесчувственной шаманки не получилось, в голове грохотала канонада гномской артиллерии, однако тяжелая грудь приподнималось и опускалась, а значит, она еще дышала. Заметив движение, волшебник стряхнул с пальцев Топор Шааба, который с грохотом врезался в землю неподалеку, создав дымящуюся воронку, полную раскаленных керамических щепок.

– Я не желаю вам зла, – крикнул маг на языке, которого никогда прежде не слышал, – но если вы меня вынудите, я все здесь с глиной сровняю!!!

Слегка похлопав шаманку по щекам, Тобиус приложил испачканную в крови и грязи ладонь к ее сердцу и стал переливать в женщину гурхану.

– Аи, так, значит, ты вырвал из меня часть моих воспоминаний? – уточнила меглай Шорга.

– Другого объяснения не нахожу.

Шорга протянула магу широкое глиняное блюдце с рисовым вином и кусочек мяса на тонкой косточке. Волшебник уже понял, что ест лягушатину, но его это не смущало. Они чокнулись блюдцами и опрокинули содержимое внутрь. Тобиус зажмурился и зашипел, после чего быстро закусил. Шорга рассмеялась. Тобиус тоже улыбнулся и с тщательно скрываемой паникой посмотрел, как она сызнова наполняет его блюдце из пузатого кувшина. Эмма, сделав один лишь глоток, сразу уснула на тростниковой подстилке и теперь преспокойно посапывала у домашнего озерца.

Прежде всего серокожие жители болота звали себя «окутэ́бу-о́ни», и обитали они на болоте с незапамятных времен. Серая кожа окутэбу-они была прочнее стальной кольчуги, а сами они – только женщины, разумеется, – имели силу чуть ли не десяти человек и поголовно «страдали» любовью к хашабе – рисовому вину.

Племя существовало по законам первобытного матриархата, решения принимали женщины, они же занимались практически всей тяжелой работой: охраняли деревню, охотились на тварей Дикой земли, растили рис, занимались ремеслами и гнали благословенную хашабу. Разумеется, они же воспитывали потомство. Что касается мужчин, то «сильная» половина окутэбу-они показывала себя довольно бестолковым сбродом, и не только потому что мужчины разительно отличались в худшую сторону своим внешним видом и физиологическими возможностями, но и из-за того, что они были на редкость злобными паскудами, эдакими стервецами, которые круглыми сутками носились по болоту стаями, охотились на лягушек, постоянно шумели, демонстрируя женам раздражительный нрав, и попросту вредили.

Жили окутэбу-они на покрытом глиной участке суши в самом сердце болота, на котором и выстраивали свои маленькие круглые хижины из глиняного кирпича. Внутри жилищ было довольно уютно, если не считать сырости и чересчур уж маленького жизненного пространства. В середине пола каждой хижины обязательно присутствовало так называемое домашнее озерцо, углубление, заполненное отфильтрованной питьевой водой, идущей из-под земли.

Когда Шорга очнулась и уверилась в том, что Тобиус никому не намерен угрожать, а убедить ее удалось словами «Я могу тут все спалить, но не хочу, и вообще мне очень плохо, помоги», она быстро успокоила племя и дала гостям приют в своей хижине. Вот уже несколько часов они сидели в полумраке, пили хашабу и разговаривали.

Волшебник пустил полетать в хижине несколько светящихся мотыльков, чем вызвал бурный восторг Шорги, и при их свете тщательно записывал в свою книгу заклинаний все, что слышал от нее. Его интересовала местная флора и фауна, особенности культуры окутэбу-они, их медицина, уровень развития ремесел и познания об окружающем мире болота. Взамен серый маг делился своими знаниями. И хотя Тобиус получал намного больше полезной информации, чем отдавал, Шорга неизменно оказывалась в восторге, ибо его рассказы расширяли ее кругозор методом саперных работ. Самого же Тобиуса всерьез заинтересовал рассказ о некоем народе хэм, который обитает много южнее этих широт, строит города на древних деревьях, а также владеет навыками медицины, столь развитыми, что они сродни чудесам.

– Аи, человек, у тебя вдруг сделалось такое лицо, будто лягушки в животе ожили и пустились в пляс!

– Нет, Шорга, я просто вспомнил, что изначально вело меня к вашим болотам. Мне нужна глина, Шорга, очень много глины.

– Аи, нет ничего проще! Я прикажу Хрумбашу, чтобы он занялся этим! Хрумбаш хазеп мужчин племени, он быстро справится с делом, если я пригрожу ему канабо!

Она вызвала в хижину одного из мужчин племени, который нервно дергался, ворчал, хмурился и один раз едва не доплюнул до внутреннего пруда, за что отхватил оглушительную оплеуху и отлетел в сторону.

– Ты все понял?

В ответ медленно поднимающийся Хрумбаш злобно заворчал.

– Ты все понял? – повторила Шорга, кладя руку на рукоять железной дубины – канабо.

– Да понял я, понял! Завтра и доставим мы эту глину!

Несмотря на все последовавшие просьбы остаться на ночь, ибо темнота уже близко, Тобиус стойко отказывался, объясняя это тем, что друзья из деревни и из замка будут волноваться за него. На прощанье волшебник протянул руку и погладил Шоргу по голове, а она погладила его, как это было принято у окутэбу-они.

Тобиус пробудил Крылья Орла и взлетел. Глубокие сумерки показались ему очень светлыми после нахождения в тумане. Маг посмотрел в вечернее небо, сверился со своим чувством направления и, поудобнее перехватив ученицу, которая спала у него на плече, поднялся выше. Паря над рекой в ночи, он думал, что надо будет изучить туманы этого болота. Создавалось впечатление, что в них крылся какой-то секрет, и, вдыхая их, человек забывал о своих заботах. Стоило Тобиусу вернуться на чистый воздух, все притихшие страхи и проблемы навалились скопом… Хотя, будучи человеком объективным, он решил, что из его крови просто выветрилась хашаба. Вернулись мысли о комете, Диком Гоне и о невероятном наркотическом видении, испытанном им от дурманящего вещества на костяных иглах.

Волшебник пытался объяснить самому себе, что творилось с его разумом, но ни в чем не был уверен. Мерзкие болотные коротышки нашпиговали его ударной дозой наркотика, и во сне Тобиус обрел образ Мага Магов, Тобиус оказался там, где не мог и мечтать оказаться – в цитадели расцвета мировой магии, и пусть потом дивное сновидение обратилось кошмаром, оно все равно оставалось величайшей грезой, виденной им. К несчастью, образ Джассара Ансафаруса и его обители понемногу терял четкость.

Приземлившись на крепостные стены, успокоив насторожившихся часовых, маг занес ученицу в башню, неуклюже стянул с нее доспехи, оружие и уложил спать. Сам он тяжело взгромоздился на последний этаж, скинул сумку, приставил жезл к кровати и рухнул на измятые с утра простыни.

На следующий день серый волшебник развил кипучую деятельность. Едва успев наскоро перекусить, он один, не прося ничьей помощи, отправился за подходящей древесиной. С помощью заклинания Артель Дровосеков срубил несколько деревьев, самолично их ошкурил, просушил и разделил на балки и доски. Затем, отправив на реку батраков, он наказал им притащить в деревню мешки с глиной, которые там обязательно появятся.

Выбрав место за полсотни шагов от околицы, волшебник расчистил от сорняков небольшой участок земли, утрамбовал почву и начал выстраивать на ней конструкцию, похожую на выпуклую трехмерную паутину из деревянных балок, скрепленных сгустками лака обновления. Закончив выстраивать этот паутинный купол, Тобиус воздвиг из камня длинные коню… бельчушни, использовав вместо скрепляющего раствора все тот же многофункциональный лак обновления. Он мог бы пустить на эту постройку древесину, но, учитывая мощь огромных беличьих резцов, которые могли изрядно подпортить деревянные стены, остановил свой выбор на камне.

Работа закончилась поздней ночью, уже при свете звезд и ущербной луны. Милосердные облака вздыбились стеной на той части неба, по которой полз огненный червь, оставив Валемару лишь луну и звезды. Вспотевший и уставший как ломовая лошадь маг был им благодарен.

Уже давно он не завтракал с таким аппетитом, как на следующее утро.

Присутствовали все обычные члены военного совета, но генерал опоздал, ибо осматривал сооруженную Тобиусом конструкцию – тренировочный полигон для отработки сложных маневров верхом на скаковых белках, о котором он уже давно мечтал.

Попивая холодное пиво, волшебник рассказал собравшимся о своем походе за реку и о племени, встреченном в болотах Дикой земли. Инцидент с тестудином, а также содержание дурманного сна маг предпочел опустить за ненадобностью.

Брат Марк сообщил, что произвел некоторые выкладки относительно грядущего строительства шахты, и готов был приступить немедленно, как только получит координаты места, стройматериалы и налаженную инфраструктуру. Тобиус со свой стороны заверил, что в самое ближайшее время начнет производство големов, а также проведет поисковые ритуалы для обнаружения ближайшего месторождения железной руды. Бейерон одобрил их энтузиазм и попросил не затягивать.

После завтрака Тобиус направился в свою башню. Поднявшись на библиотечный этаж, волшебник расстелил на широком письменном столе карту Хог-Вуда, некогда им же и нарисованную.

– Эмма, подойди, будешь помогать.

– Что делать? – нехотя поинтересовалась стальная дева.

– Свечку будешь держать.

– Я серьезно!

– Я тоже не дурак цирковой! Вот свеча, держи вот так!

Маг достал из кармана заранее заготовленную железную цепочку и магнитный маятник в виде угловатого волчка. Серебристой краской он нанес на маятник три иероглифа и обмотал цепочку вокруг того самого ножа, который был взят у Грега. Затем на карте были расставлены основные ориентиры, камушки, подобранные тут и там, успевшие подсохнуть веточки, травинки.

– Держи свечу вот так и следи за тем, чтобы пламя не погасло.

Взяв нож, Тобиус трижды щелкнул пальцем по лезвию, дал маятнику раскачаться и стал читать из книги длинное заклинание. Его речь была резкой, отрывистой, а пальцы левой руки плавно вычерчивали в воздухе нужные знаки. Серебристая пыль с грузила медленно падала и рассеивалась по карте, заставляя бумажный лист мягко сиять. Маятник раскачивался все медленнее и медленнее, в то же время рука Тобиуса стала непроизвольно перемещаться в сторону от центра и опускаться, пока маятник наконец не коснулся бумаги. Все серебристое сияние собралось с карты и сосредоточилось на том месте.

– Готово. – Тобиус вытер с лица пот и улыбнулся.

Сунув карту под мышку, закинув на плечо сумку, утвердив жезл на поясе, волшебник в последний раз грозно посмотрел на Эмму, которую нагрузил чтением, и покинул башню. Выйдя на крепостную стену, он ощутил мурашки на коже от витающего в воздухе запаха дождя и прохлады.

Вскоре маг уже входил в обитель петрианца, который как раз был занят написанием некоего послания и попросил обождать. Пока брат Марк сосредоточенно царапал пером бумагу, волшебник лениво прохаживался по помещению, не в первый раз дивясь разнообразию дел, которые интересовали брата Марка.

Монах поставил на стол клетку с голубем, прикрепил к ноге птицы небольшой футляр и выпустил ее через один из орудийных портов, после чего освободил стол и разложил на нем несколько листов. Тобиус стал внимательно рассматривать чертежи возможной шахты, периодически задавая вопросы и слушая напоминания брата Марка, что в конечном счете конструкция будет зависеть все же от места раскопок.

– Вы можете идти прямо сейчас?

Петрианец рассеянно огляделся вокруг, снял с гвоздя потертую матерчатую сумку и затянул на животе пояс с инструментами.

– Могу.

– Тогда не будем откладывать, месторождение найдено, наша задача состоит в наладке добычи руды.

– Его милость уже знает?

– Я… как-то не подумал ему доложить.

– Тогда я сделаю это, а вы соберите рабочих и запаситесь провизией.

Маг, монах и полтора десятка батраков покинули Хог-Вуд ближе к полудню. За деревенским кладбищем над ними сошлась тенистая сень леса, и люди двинулись по довольно широкой тропе, протоптанной вилланами. Тобиус держался впереди и немного в отдалении, чтобы присутствие монаха не подавляло его способности. Так, довольно спокойно и без происшествий, группа добралась до часовни.

Дом Господа-Кузнеца выглядел гораздо лучше, чем прежде, серый монашек тщательно следил за порядком в храме и вокруг него.

Не теряя бдительности, волшебник вел группу по звериным тропам, временами посылая впереди себя иллюзорные копии, чтобы проверить сомнительные места на предмет засад. При необходимости он легко расчищал путь Воющим Клинком и валил поперек оврагов и ручьев бревна, чтобы переходить по ним.

Группа продвигалась все дальше, деревья становились все толще и выше, из просто дикого леса люди понемногу входили в лес исполинов, где наверняка жили и соответствующие по размеру твари. Ближе к вечеру, но еще при свете солнца экспедиция забрела в ту часть леса, где не слышалось птичьего пения. Произошло это вдруг и осознано было не сразу. Какое-то гнетущее ощущение накрыло их, заставив начать испуганно озираться.

– Брат Марк…

– Я тоже чувствую, – кивнул монах.

– Всем держаться вместе, не разбредаться! Мы зашли на территорию опасного хищника, днем он не страшен, но береженого Кузнец бережет!

Вскоре они набрели на пещеру среди кучи замшелых камней.

– Он там, несомненно. – Тобиус с замиранием сердца заглянул в темный зев.

– Я пойду первым. – Петрианец сжал в руках божью книгу.

– Никто никуда не пойдет, – отрезал волшебник, доставая из сумки собственную книгу – не божью, конечно, но вполне способную выдать несколько чудес. – Там тьма и смерть.

– Господь наш заповедовал нам именно во тьму нести свет.

– Бог заповедовал нам не воевать, любить ближних как себя, проявлять сострадание ко всему живому и не лезть в темные опасные места, где нас попытаются сожрать, но пока что человечество последовательно делает все наоборот, – тихо, чтобы не услышал петрианец, забормотал Тобиус, листая страницы. – Проявите заботу о пастве: кто понесет ей свет, если я вас не уберегу? Раз уж по воле Провидения наткнулись на логово зверя, мы можем и должны проучить его всем, что в наших силах.

Тобиус нашел нужную страницу и, сверяясь с перенесенным из книги «Спиритуализм. Оковы для хищных духов» изображением, стал наносить знаки на камни вокруг пещеры.

– Эшаптудэ, эшхиссеммаур-артасса, шуаршасснийр эшаптудэй ашхассаа. – Волшебник убедился, что знаки мягко засветились, закрыл книгу и поднялся. – До того как совсем стемнеет, мы должны успеть отойти от этого места как можно дальше! Передышка окончена, двигаемся!

К приходу темноты люди выбрались из леса. Деревья разошлись, выпуская их на холмистое пространство, где не росло ничего выше можжевелового кустарника. Батраки общими усилиями насобирали хвороста еще в лесу и теперь были рады, что не побоялись лишней ноши. Пока остальные обустраивались, волшебник отобрал из хвороста около двадцати примерно одинаковых палок и, окинув взглядом периметр занятого пространства, стал втыкать палки в землю. Прежде чем установить очередную деревяшку вертикально, Тобиус наносил на нее ножом замысловатую вязь из символов и просто плавных линий. Заряженные магией простейшие артефакты очертили вокруг места стоянки правильный круг. Замкнув периметр основной защиты, маг стал плести побочные заклинания, отпугивающие мелкую нечисть и дикого зверя.

Батраки расположились вокруг костра и, пожевывая прихваченные намедни припасы, тихонько травили байки. Брат Марк читал Слово Кузнеца, сидя спиной к костру. Он смотрел в книгу по привычке, хотя помнил каждое написанное в ней слово. Тобиус зажег над собой светящегося мотылька и медленно перелистывал страницы собственной книги заклинаний. Периодически он проверял целостность магических сетей и даже прислушивался к болтовне мужиков.

Внезапно в ночи раздался протяжный вой, полный гнева и боли.

– Ну вот и хорошо, стало быть, опалило его как следует, – проговорил маг, глядя в небо.

– Так это, братцы, – чернобородый батрак натянул старое войлочное одеяло почти на голову, – давайте-ка на боковую! На завтра много работы! Да, чар Тобиус?

– Доберемся до места, а там видно будет. Вы спите, спите, мы настороже.

Ночь тянулась медленно и была тиха, к световому периметру никто не приближался. Возможно, худукку, попав в ловушку, остался в пещере зализывать раны. Над головой раздались громкие хлопки. Вскинувшись, Тобиус стал вглядываться в ночное небо, на котором, как назло, почти не было звезд. Он применил Истинное Зрение – смотреть сквозь темноту оно не помогало, но помогло увидеть рваное буро-серое нечто, кружащее над местом стоянки. Крупное летающее существо с неприятным оттенком дикой хищности. Волшебник безуспешно пытался понять, что это, пока ноздрей не достиг запах аниса. Догадка ударила, как разряд молнии, и Тобиус стал усиленно перекачивать гурхану во все защитные и маскирующие заклинания. Полетав еще немного, непрошеный гость скрылся в ночи, а маг с облегчением перевел дух. Он был почти уверен, что избежал встречи с кровавым охотником.

Ближе к полуночи наконец-то пошел дождь.

Утром, когда батраки завтракали и паковали спальные принадлежности, маг собирал свои заколдованные палки. В принципе, отправляясь в путь, он ожидал, что может наткнуться на худукку, и припас несколько подходящих заклинаний, однако явление кровавого охотника здорово ударило по его нервам, и Тобиус решил заточить побольше боевых заклинаний.

Люди добрались до нужного места через два часа, и перед ними открылась обширная проплешина, свободная от деревьев, маленький поросший облезлым травяным ковром холмик, довольно широкий ручей на небольшом отдалении и много камней разного размера, разбросанных тут и там, и некоторые из них бурели ржавым налетом.

Тобиус оставался на новом месте несколько дней, оберегая людей и помогая им всем, что было в его силах. Он с помощью собственного пламени и трансмутационных навыков добыл из валявшихся на поверхности кусков рудной породы чистое железо, после чего сам же выковал для рабочих первые кирки и лопаты, а затем начал добывать и подготавливать лес для обнесения зоны выработки надежным забором. Строительными работами руководил брат Марк. С помощью кирпичей и раствора вскоре возвели вместительный и надежный барак – Тобиус строил за десятерых, пользуясь телекинезом, перемещал тяжести и постоянно летал в Хог-Вуд за провиантом и недостающими материалами. Постепенно люди справили ворота, приспособили ручей, позаботились об отхожем месте и складах. Лишь после этого начались первые тяжелые попытки внедриться в глубь земли.

Незадолго до возвращения в Под-Замок Тобиус покуривал трубку, глядя на дело рук своих. С помощью магии он помог сделать то, что без магии делалось бы в разы дольше и куда бо́льшим количеством людей, многие из которых могли бы сгинуть в лесу исполинов. Новоявленные шахтеры были обеспечены топливом для обогрева барака, пищей и прочными стенами. По периметру он развесил множество охранных заклинаний и попросил петрианца не гулять вокруг, ослабляя их. Также он создал внутри частокола третий транспортер и замкнул цепь его трехсторонней связи с тем, что находился у лесозаготовок, и с тем, что был создан у деревни.

– Все забываю спросить, брат Марк, встретили ли вы гостей?

Серый монашек вбил гвоздь в будущую коновязь и утер рукавом рясы пот со лба.

– Увы, мои гости так и не появились. В связи с этим, чар Тобиус, я надеюсь, что вы встретите их в ближайшее время вместо меня и позаботитесь об их удобном расселении. Я бы сделал это сам, но, увы, в ближайшие дни все мое внимание будет приковано к постройке шахты во славу Господа нашего.

– Сделаю все, что от меня зависит.

– Обустройте их и лично позаботьтесь, чтобы никто из обитателей замка или деревни не потревожил гостей. Но также, возможно, вам придется позаботиться о том, чтобы и они никого не побеспокоили.

Тот недоуменно приподнял брови, делая глубокую затяжку.

– Вы поймете, чар Тобиус.

Магу намеки петрианца не понравились. Во-первых, тот никогда прежде не использовал никаких намеков, а был прям как копье и всегда говорил начистоту. Во-вторых, намеки человека, чье лицо по своей эмоциональности походит на булыжник, всегда оставались слишком туманными.

– Я сделал здесь все, что мог, пора и честь знать. Однако напоследок, – Тобиус прищурившись взглянул на небо, – напоследок должен предупредить, что, когда мы добирались до сего места, ночью над лагерем что-то летало. Уж не знаю точно – что, однако судя по сильнейшему запаху аниса, это мог быть кровавый охотник.

– У нас крепкие ставни и двери, крышу тоже прочно положили, так что с Его помощью справимся.

Тобиус взвалил на плечо большую связку кирок и железных совков, сделанных недавно, и пошел прочь, сплетая заклинание Крылья Орла. Он с замиранием сердца оторвался от земли и, подавляя в себе страх, поднялся над деревьями-великанами. Не прошло и часа, как волшебник опустился на замковую стену и облегченно вздохнул. Башня оказалась пуста – Эмма где-то бродила, – так что из неотложных дел у него осталась лишь аудиенция с Бейероном.

Большой чертог пропах горечью кофейных зерен. Откуда эта роскошь взялась в краю столь захолустном, оставалось только гадать. Правитель предложил Тобиусу чашечку, и хотя у кофе был довольно высокий средний коэффициент содержания магии, волшебник отказался. Он доложил о проделанной работе, получил похвалу и осведомился насчет глины.

– Все в подвалах, чар Тобиус. Там и прохладно, и влажность соответствующая, – ответил отрекшийся монарх, с нескрываемым блаженством поднося ко рту маленькую дымящуюся чашечку.

– Хотелось бы также знать – где моя непутевая ученица?

– Я осмелился поручить ей одно немаловажное задание. Дело в том, что мне удалось найти одного довольно искушенного в торговом деле посредника. Не без помощи старых друзей. Староста Гофер вызвался отправиться на встречу с ним и привести посредника сюда для уточнения условий сотрудничества. В охрану ему я назначил молодого Тобиуша и твою протеже. Надеюсь, ты не в обиде на меня?

– Нисколько, сир. С вашего позволения я немедленно приступлю к работе над големами.

Тобиус шагал по коридорам Райнбэка и отказывался признаваться себе в том, что поступок Бейерона слегка задел его за живое. Некая часть сущности мага была абсолютно уверена, что распоряжаться Эммой мог только он, Тобиус, ее наставник и опекун. Серый волшебник и сам бы не взялся объяснить, откуда могла взяться такая уверенность, но она была.

Из размышлений его вывел внезапный легкий ветерок, после чего Тобиус обнаружил себя посреди галереи в необитаемой части замка. Поиски источника сквозняка указали на щель меж неровно подогнанных камней стены. Пометив это место тайнописными глифами, маг поспешил по своим делам.

Один из слуг проводил его к хранилищу глины. Качеством Тобиус оказался доволен и лично переместил солидную часть сырья в мастерскую своей башни. Там он очистил присланную глину, смешал ее с амгарской в пропорции десять к одному и начал лепку, до конца дня закончив несколько заготовок. Будущие големы выходили широкоплечими, коротконогими, длиннорукими и не особо высокими. Как показала природа, гномам с примерно такими же пропорциями тела вполне неплохо жилось и работалось в подземельях и шахтах Кхазунгора.

Окончив работу, Тобиус устало поднялся по лестнице в свой кабинет, где, пододвинув стул к окну, уселся с дымящей трубкой во рту. На коленях волшебника лежала раскрытая книга заклинаний, к которой он обращался, отрываясь от созерцания закатного пейзажа. Во время работы в последние несколько дней у него появилась идея нового заклинания, черновой вариант которого был занесен в книгу. Конечно, все нуждалось в доработке и отшлифовке, но такая работа приносила волшебнику радость.

Кроваво-красные отсветы солнца, еще некоторое время видневшиеся из-за горизонта, не казались зловещими, наоборот, они притягивали и ласкали взор. Однако вскоре сердце неприятно кольнуло тревожное ощущение – оповестительные чары сигналили, что что-то чужеродное проникло в деревню, что-то нежелательное.

Волшебник взял жезл и нож, прежде чем покинуть башню. Вскоре он уже стоял на стене замка, рассматривая деревню, погрузившуюся в быстро густеющие осенние сумерки, промозглые и кусачие. Пошел дождь. Недолго думая маг спрыгнул вниз, смягчая падение чарами Перины, и направился между домами, прислушиваясь к собственным ощущениям. Где-то здесь, где-то рядом защитные заклинания тревожно всколыхнулись, пропуская через себя нечто нехорошее. Маленькие огненные шарики освещали стены домов, разгоняли тень и, постоянно шипя от попадавших в них дождевых капель, кружили вокруг Тобиуса, образуя колышущийся световой круг.

Маг никого не нашел, а когда почувствовал, что незваный гость вновь пересек периметр охранных чар, понял, что упустил его. Чувствуя легкий привкус досады, Тобиус побрел к светящемуся над входом в трактир фонарю. В «Под короной» его встретили теплом и добрым словом. Томас Бэйн усадил волшебника за стойку и налил подогретого вина со специями, видя, как тот промок под идущим снаружи моросящим дождем.

– Какая-то гадость пролезла в Под-Замок, невзирая на все отпугивающие чары, которые я развесил. Не успел ее поймать, сбежала, – поделился Тобиус своим расстройством с трактирщиком.

– Ничего-ничего, если еще раз сунется, то вы уж точно будете во всеоружии! А если что, запалим факелы и прочешем каждый закуток, вы только свистните, чар Тобиус! Верно, мужики?

Вилланы поддержали господина Бэйна горячим согласием.

– Приятно знать, что можно положиться на таких надежных…

Тобиус осекся и уставился в сторону кухонной двери.

– Третий раз за ночь, – пробормотал он, стремительно темнея лицом. – Снова какая-то дрянь лезет! Так, господин Бэйн, сидите здесь и не беспокойтесь, я разберусь.

Тобиус уже поднимался со стула, когда дверь открылась, и в спину ему ударил поток холодного воздуха.

– Доброго вечера добрым людям, – раздался вкрадчивый голос, – не найдется ли кружки чего-нибудь теплого для усталого путника? Непогода разбушевалась к ночи.

Прогремел отдаленный раскат грома, на улице шел настоящий дождь, а на пороге трактира «Под короной» стоял рослый бледнокожий брюнет с волосами, собранными на затылке. Чужак был одет в высокие ботфорты с пришивными раструбами, серые бриджи, подпоясанные кушаком, и длиннополый камзол бордового цвета с черной оторочкой. На плече его висела дорожная сумка, и весь он промок до нитки.

– Я так рад, что успел добраться до вас сегодня! Темнота застала меня в пути, а осенние ночи в этих краях промозглые!

– Проходите и присаживайтесь, уважаемый! Чем могу угостить вас?

Чужак перешагнул через порог и широко улыбнулся, не размыкая губ.

– Чем-нибудь красным и теплым, – ответил он, садясь рядом с Тобиусом. – Вроде того, что пьет этот молодой господин… чар.

Гость быстро обратил внимание на жезл, висевший у волшебника на поясе, и его улыбка немного скисла, но лишь на мгновение. Он принял кружку с подогретым вином и выложил на стойку деньги.

– Разрешите представиться, добрые господа, – обратился он к Томасу Бэйну и Тобиусу, – мое имя Каспар Эмиэль Крудус. – После чего добавил громче, для всех: – Аптекарь, лекарь, ученый и травник родом из благословенной Соломеи!

Такое представление вызвало оживленные возгласы – гостей из далекой Соломеи в здешних краях не видели, почитай, никогда, да еще и к тому же ученых мужей. Правда, местный кузнец был родом из Марок, что аж на Правом Крыле, но к этому-то давно все привыкли.

– У нас редко встретишь новое лицо, да еще и такое! Мое имя Томас Бэйн, и я, как хозяин этих стен, заверяю вас, что в моем трактире вам очень рады!

– Вы даже не представляете себе, господин Бэйн, – улыбнулся чужак, стряхивая с плеч холодные капли, – как много это для меня значит!

Волшебник смотрел на гостя пристальным, ничего не выражающим взглядом. Его левая рука рассеянно поглаживала теплый, наполненный магией жезл, а правая опиралась о стойку, и пальцы ее шевелились. Казалось бы, просто так, без системы, но господин Крудус то и дело скашивал на них взгляд.

– Милейшее местечко, как посмотрю! Тепло, светло, люди приятные! Я рад, что попал сюда! На улице такой холод!

– Да-да, благодарю! Я всегда стараюсь, чтобы атмосфера моего заведения согревала посетителей!

– Каспар, вот вы где! – донеслось от двери. – И не стыдно вам убегать, пока я разговаривала с этим милейшим человеком? Почему вы заставляете меня искать вас? Это уже не впервые!

Разговоры резко смолкли второй раз за вечер. Это была монахиня в дорожном плаще. Высокая женщина с рыжими волосами, выбивающимися из-под чепца, пухлыми губами, маленьким носиком и огромными глазами… Впрочем, сие краткое описание ничего не говорило о красоте этой женщины, а она была очень красива. Строгий черно-белый наряд монахини ордена святой Малены, призванный скрывать очертания тела женщины от мира, в случае этой конкретной женщины не справлялся с задачей. Местами – особенно.

Она прошествовала по общему залу, кротко улыбаясь и заставив завороженных вилланов привставать с нагретых мест. Тобиус и сам на миг оказался очарован, однако немедленно взял себя в руки. Женщина схватила Каспара Эмиэля Крудуса за рукав и потащила к выходу. Он не сопротивлялся.

Волшебник быстро распрощался с трактирщиком и бросился на улицу.

– Если вы ищете брата Марка, то вам нужно обратиться ко мне!

Монахиня остановилась посреди раскисшей улицы, и ее спутник в этот момент дернулся так, что стал похож на собачонку, посаженную хозяином на короткий поводок.

– Вы не похожи на члена ордена Петра.

– Я местный маг, сестра…

– Хелена!

– Сестра Хелена, брата Марка сейчас нет здесь, и посему он обязал меня заняться вашим размещением в замке Райнбэк.

Монахиня задумчиво причмокнула губками, что выглядело по-детски непосредственно.

– Отлично, юноша, ведите!

У ворот замка уже лежала небольшая горка вещей, на которую с подозрением посматривали стражники.

– Я думал, слуги божьи путешествуют налегке.

– Это не мое, – ответила сестра Хелена, – просто наш дорогой Каспар все еще слишком привязан к материальным благам, хотя, казалось бы, ему уже давно пора думать о благах духовных! К счастью, он сам их и перетаскивает!

– Не могу же я взваливать еще и эти заботы на ваши хрупкие плечи, сестра. – Каспар Эмиэль Крудус взял в левую руку несколько больших свертков, а на правое плечо взвалил один огромный и продолговатый.

Следуя за волшебником, гости прошли во внутренний двор. Тобиус поймал первого попавшегося слугу и попытался узнать у него, куда собирались определить на постой гостей брата Марка. Выяснилось, что король дозволил им разместиться в небольшой башенке с двумя крытыми бартизанами, некогда переделанными в жилые помещения. Она высилась прямо из крыши широкой приземистой башни-бастиона, в которой обитал и трудился брат Марк.

Из двух крохотных комнаток монахиня выбрала ту, что была с северо-восточной стороны. Каспару было все равно, так как окна обеих комнат, так или иначе, смотрели на восток.

– А нельзя ли мне расположиться где-нибудь внутри замка? – спросил он, рассматривая окошко, забранное цветным стеклом, за которым царила ночная мгла.

– Нельзя, – в два голоса ответили Тобиус и сестра Хелена.

Закрыв за собой дверь, волшебник стал водить пальцем по косяку, нашептывая слова заклинания.

– Это лишнее, – мягко сказала сестра Хелена. – Пока я рядом, он безобиден, как овечка.

– Давайте-ка кое-что уясним, – холодно произнес маг, – вы мне не нравитесь, и то, что вы притащили сюда, мне тоже не нравится. Будь на то моя воля, вы покинули бы Под-Замок так же быстро, как появились в нем. Но если брат Марк просил за вас, мне придется отнестись к его мнению уважительно.

– Хм, я вас уверяю, мой добрый юноша…

– Если эта дрянь хоть кому-нибудь причинит вред, я спрошу с вас, сестра.

– Я буду безобиден, как мышонок, – донесся насмешливый голос из-за двери.

– Лучше бы этому оказаться правдой, иначе, – глаза Тобиуса вспыхнули парой янтарных углей, – помоги вам Господь-Кузнец, сестра.

Хелена вдруг протянула руку и провела тонким пальцем по его скуле.

– Я ошиблась сначала – не юноша, но взрослый муж, сильный и решительный настолько, что может грозить слабой женщине.

Тобиус без смущения убрал ее руку и повторил, не меняя тона:

– Помоги вам Господь-Кузнец, если ситуация выйдет из-под контроля.

– Спокойной ночи, мой добрый чар, увидимся за завтраком.

Волшебник вернулся в свою башню в скверном расположении духа. Дурная кровь, подбиравшаяся к его лицу, отхлынула, но от этого стало лишь чуть легче. Сон не пошел, тем более что ночной дождь прекратился и из-за туч вновь стал литься тревожный красноватый свет кометы. Тобиус уселся за лепку големов.

Рассвет застал Тобиуса за работой. Он недоуменно посмотрел на первый солнечный луч, потом глянул в окно и потер усталые глаза испачканными в глине пальцами, выругался и на ощупь добрался до старенького умывальника.

Маг некоторое время походил по своему кабинету, разминая затекшую поясницу и ноги, хотя особо развернуться было негде, все помещение заняли статуи из влажной, наполненной магией глины. На груди каждого голема уже имелся порядковый номер, осталось только обжечь их, нацепить на культи металлические держатели и, собственно, обеспечить эти держатели инструментами. Хотя, конечно, это еще далеко не все, без шемов големы так и останутся бесполезными кусками глины.

Тобиус остановился рядом с большой клеткой, в которой содержался старинный сундук, и усмехнулся.

– Все еще пытаешься меня обмануть? Я же знаю, что ты не сундук, почему бы тебе не сменить облик?

Очертания сундука «поплыли», и вскоре вместо него в клетке стоял покрытый мхом булыжник.

– Ты достаточно умен, чтобы понимать меня, но не более того, верно?

Валун не ответил.

– Ничего, я найду способ тебя надрессировать, пусть даже все бестиологи в мире уверены, что мимики не поддаются дрессуре.

Валун продолжал хранить гордое молчание. С тех пор как мимик был пойман, его не выпускали из укрепленной чарами клетки. Некоторое время редкий монстр бузил, пытаясь вырваться, но потом перед клеткой был посажен Лаухальганда, и мимик внезапно успокоился. Маленькое черное нечто с огромными зубами и кошачьими ушами внушило ему непонятный страх.

Тобиус поймал себя на мысли, что давно не видел Лаухальганду, тот наверняка отправился в подвалы замка ловить крыс и не спешил возвращаться обратно. Без ученицы и компаньона башня как-то странно опустела и стала слишком тихой. Тобиус только в эти рассветные часы ощутил непривычное одиночество.

Освежившись, волшебник вышел на крепостную стену и зашагал к донжону. В замке поутру было пустынно и тихо, просыпающиеся слуги копошились в своих помещениях, сменялся ночной караул на воротах. Тобиус вышел из замка и удивился тому, насколько утро выдалось не по-осеннему теплым и солнечным, – в этих местах погода любила так баловать людей. Обманчиво пахло весной.

Когда он добрался до ворот кузницы, Мартел уже распалял горн.

– А? Чар Тобиус, с добрым утром! – Кузнец не отошел от горна.

– Есть работа.

– Ужели?

Волшебник быстро описал, что именно ему нужно.

– Я так сразумел, – кузнец нахмурился, что-то подсчитывая на пальцах, – вам нужны железные миски с дырками в донышках. Так?

– Так. Это насадки големам на руки. В отверстия будут вставлены орудия труда.

– Кайло да лопата?

– Кирка и совок, да.

– Что ж, ясно. Ширина, длина, диаметр?

– Все предоставлю, но позже. Я сам буду работать с тобой, справимся втрое быстрее.

Договорившись с кузнецом, волшебник вернулся в замок. Время завтрака близилось, а вот идти завтракать не очень хотелось. Тобиус прошелся по залам и галереям донжона хорошо знакомым путем, вдыхая запах свежего хлеба и ощущая на коже солнечные лучи, проникающие сквозь окна.

– Вижу, вы пребываете в хорошем расположении духа.

– Доброе утро, сестра Хелена.

– Доброе, чар Тобиус. Раз уж мы встретились, может, проводите меня? Заодно и представите сиру Бейерону.

Волшебник лично представил гостью отрекшемуся королю и принцессе, после чего она была усажена за стол… и вскоре всем присутствующим стало кристально ясно, что сестра Хелена является абсолютной противоположностью брата Марка, на чьем обычном месте она сразу же и угнездилась. Прочитав коротенькую молитву, монахиня усиленно принялась за овсянку с сахаром и изюмом. Хелена ела не только с аппетитом, но и с заразительным удовольствием, пробуждавшим аппетит в окружающих. Лишь когда она насытилась и довольно вальяжно откинулась на спинку стула, Бейерон начал расспрашивать ее о происходящем во внешнем мире. Маленитка с удовольствием откликнулась на расспросы и начала с дел Ривена.

По ее словам, узурпировавшая власть хунта во главе с лордом Валариком Вольферином прилагала все силы, чтобы как можно быстрее нарастить военный потенциал ривенской армии. Создавались новые полки, покупалось новое и более современное оружие. При этом налоги возросли, но и экономика поднялась. Чтобы кормить и экипировать армию, правительство Вольферина скупало продовольственные и прочие товары, активно пользовалось услугами торговых гильдий и союзов. Лютовали вербовщики, всеми силами загоняя под мушкет и пику все новых рекрутов, причем кроме простых смертных в ряды регулярной армии вступали и маги. Принимая алые ленты, они переходили из ведения Академии в ведение маршала Вольферина, а точнее – генерала-архимага Шивариуса Многогранника.

Такое положение дел не могло понравиться соседям Ривена – Марахогу и Ридену. Сароны Марахога стали отпускать большие деньги на перевооружение своей армии под давлением Делькена Хавораша, а король риденский Радован мобилизовал резервы, стягивая силы к Аллерхасу, параллельно с тем рекрутируя новобранцев и отправляя их в тренировочные лагеря.

– Радован не даст себя в обиду, – произнес Бейерон уверенно. – У него острый ум государственного мужа, а еще он хитер и очень предусмотрителен.

– Вы знакомы, сир?

– Я знал трех риденских королей, и все были Радованами. Первого я встретил еще в свои детские годы, второй был моим сверстником, и мы поддерживали добрососедские отношения, третьего я знал сызмальства. Хлоя, ты ведь тоже встречала Радована, верно?

– Не помню, – как-то неохотно ответила та.

– А я помню. Хлоя тогда была совсем еще маленькой девчушкой, а Радован – юношей романтичного вида. Подростком. Помню как сейчас высокого, худого паренька с лирой, который недурственно пощипывал струны и очень даже приятно пел. Пока мы с его отцом решали вопросы во время дипломатического визита, Радован развлекал Хлою песенками, заставляя ее хохотать до слез, хотя его всегда ожидала куча поклонниц.

Взор отрекшегося короля потускнел и опечалился. Он говорил о человеке, который спустя годы стал предводителем одной из сторон во время гражданской войны, победил в кровопролитной битве на Содренском поле, названной Содренскими Плясками, а потом взял штурмом Аллерхас и собственноручно отрубил головы всем своим братьям, сестрам и всем их потомкам, которые в будущем могли бы претендовать на престол Ридена. Радован Третий из рода Карапсуа взошел к трону на мечах своих сторонников, и в народе его прозывали Багряным Палачом.

– После его коронации священники начали сообщать, что лики святых в храмах стали плакать кровью, – припомнил Бейерон, вдруг немного повеселев. – Народу, разумеется, такое не понравилось, он и так был измучен после окончания гражданской войны. Тогда Радован сказал, что если святые не прекратят плакать кровью, ею возрыдают священники. Видимо, святые решили пожалеть служителей божьих и плакать перестали.

Монахиня поделилась еще несколькими занимательными новостями. Например, в тальдебонском порту, в который заходят торговые суда, курсирующие из Вестеррайха через Седое море и обратно, моряки рассказывают о неведомой напасти, некоем чудовище, которое, по их словам, начало терроризировать жителей Оры. Конани Йофрид, правительница острова, поклялась на щите своей матери, что тому, кто избавит ее страну от этого лиха, достанется ее рука вместе с титулом конана.

Страны Палташского и Хамидонского бассейнов готовятся к затяжной войне. Стало известно, что орки Зеленых островов вскоре закончат строить новый Громадень[26] и выступят в грандиозный грабительский рейд. Конечно, учитывая размеры оркских Громадней, «вскоре» может затянуться и на пять лет, а то и на пятнадцать, что нисколько не успокаивает. Последний Громадень отчалил от Зеленых островов около ста лет назад, после чего семь лет нес разорение и смерть всему и вся на море. Еще говорили, что Большим Кэпом нового Громадня стал печально известный пират Кровавая Борода Манчог, зеленокожий, который вместе со своей командой наводил ужас на купцов, военных и даже других пиратов южных морей все последние годы. Морские державы юга Правого Крыла усиливают свои флоты, чинят прибрежные города-крепости, особенно – жизненно важные нервные центры морской торговли, – спускают на воду новые суда. Ханду, Индаль, Армадокия и конечно же Аримеада разрабатывают договор о военно-морском братстве, чтобы противостоять оркской угрозе. Хотя всем известно, что силы, способной остановить «грандрейд», не существует.

Тобиус же подумал, что это не так. Существует Далия. Орки ни разу за всю историю не пытались доплыть до берегов страны Красных лесов, невзирая на легенды о сокрытых там богатствах, ибо даже их затуманенные жаждой крови и поживы умы понимали, сколь плачевно окончится такое плавание. Но далийских эльфов никто и никогда не берет в расчет, ведь они и пальцем не пошевелят ради кого бы то ни было.

– Думается мне, годы относительной тишины подходят к концу, – заключил Бейерон. – Джаспер, налей мне кофе.

– Сию минуту, сир.

– Папа, в твоем возрасте злоупотреблять этой черной жижей крайне вредно!

– Ох, ну должны же быть у старика какие-то слабости, помимо любимой дочурки, – мягко улыбнулся отрекшийся король. – Сестра, скажите, если это не секрет, конечно, что именно вас привело в наш медвежий край?

Монахиня звучно прочистила горло и перехватила насмешливый взгляд волшебника.

– Простите, сир, но разглашать подробности я не имею права. Могу лишь сказать, что напрямую вас это не касается. Я и мой спутник погостим в Хог-Вуде некоторое время, а потом вернемся в большой мир.

Бейерон потер указательным пальцем висок и кивнул.

– Тогда будьте как дома. Осмо́тритесь, познакомитесь с людьми, они здесь очень хорошие.

После завтрака Тобиус направился в кузницу, где уже дышал жаром горн. С собой волшебник принес собственный молот, самый обычный с виду инструмент на довольно коротком молотовище. Не нуждаясь ни в каких указаниях, он начал работать.

День прошел в трудах, кузнец и волшебник слаженно, почти без слов ковали металл. Оба хорошо понимали материал, оба отлично чувствовали себя рядом с горном, и оба были мастерами кузнечного дела; горка готовых насадок для кирок и совков быстро росла. Работа закончилась под вечер, Тобиус рассовал все по мешкам и, выйдя из кузницы, сел рядом с Мартелом на крыльцо его дома. Кузнец передал магу кружку с теплой водой, и тот вылил ее себе на голову. Вода показалась ледяной.

– Тучи собираются.

– Вижу. – Тобиус глянул на небо. – Духи погоды готовятся взяться за серьезное дело. Ливень ознаменует вступление осени в свое полное право. Жаль, а ведь утром было еще тепло. Табаку?

– Не дымлю.

Тобиус набил свою трубку, раскурил и медленно, с удовольствием затянулся.

– Так вот, погребальщики, расскажи о них.

– Чего?

– Погребальщики, – повторил серый маг, – ты упоминал о них в первую нашу встречу.

Кузнец задумчиво провел пальцами по шраму, уродовавшему его лицо.

– Погребальщики, да. Есть в Марках такие людишки. И не только в Марках. В Сайнае, в Дервии есть, в Армадокии и Протектории Аримеады их поменьше, но энто и ясно, они ж с Семью Пустынями не граничат. А вот в Логире и Леканте погребальщиков нет, тамошние их не любят, чутье их звериное погребальщиков не переносит, так что… Охотятся они на мертвяков ходячих, об том я уж говорил. Есть у них мечи из серебряного сплава, чудесные мечи, скажу от сердца. Сам в руках держал, не меч – бритва. Против нежити самое то. А как машут ими! Диковинный народец эти погребальщики, белые что твой мел, и мордой и волосьями, глаза снулые, будто рыбьи, громко не разговаривают… полумертвые они.

– Вот как?

– Ага. Чтоб на зверя идти, треба уразуметь того зверя повадки и что он вообще такое, ну а коли ты за мертвецами охоту ведешь, то уж изволь омертветь немного, чтобы потом не пришлось мертветь полностью. Двигаются они прытко, выносливы сверх всякой меры и искусству рубки обучены – будь здоров. Укладывают шальную нежить за деньги, а если надо, то и за нечисть берутся. За чудовищ всяких, которые еще живые, сталбыть.

– Ты говорил, что тебя задело заклятие погребальщика, если я правильно помню. – Тобиус дал трубке отдохнуть и теперь по привычке постукивал кончиком мундштука по нижним зубам. – Они владеют некромантией?

– А кто ж про то ведает?

– Как так? Ты же живой свидетель.

– Ну… тут ведь как, чар, погребальщики разные бывают. Их несколько школ, и они это… в этой… в закрытой касте, во! Никому свои секреты открывать особливо не спешат. Разное про них люди молвят. Некоторые, мол, супротив магии заговоренные, не берет она их, а только меч, но один на один супротив погребальщика никто с мечом не пойдет. А иные, говорят, и сами немного колдуны. Третьи же в снадобьях и эликсирах ведают толк. Что правда, а что вымысел – мне неведомо, но тот погребальщик, который мне морду попортил, волшебствовать умел, ага. Как сейчас помню, среднего роста, широкоплечий, крепкий такой, белобрысый, как все они. На груди медальон с головой единорога, а за спиной два меча. Навершия их мне приглянулись, дивной работы были навершия на рукоятках, одно в виде смеющегося полумесяца, а другое – плачущей луны. Заказ он принял – жаворотня на болоте изловить и убить…

– Жаворотня?

– Есть такая мерзкая страховидла, огромная пиявка с крыльями, таится в иле, на мелкой болотной воде, затянутой ряской. Если кто мимо идет, жаворотень на крыльях взмывает, обдает водицей, а пока человек сразуметь пытается, что да как, жаворотень уже в него всеми присосками впивается, да так, что не отодрать. Мерзкая тварь, быстрая, терпеливая.

– У нас такой не водится… на водохлестку похоже, но у нее нет крыльев, и из воды она не выскакивает. Так, значит, он принял заказ?

– Принял. И выполнил. Аккурат через три дня вернулся весь в тине, воняя болотом, грязный, растрепанный, но целехонький, а труп этой твари с крылами обрубленными с седла его коняги свисал на крюках. Принимай, говорит, хозяин, работу и плати по уговору. Ну, хозяин посмотрел на уродину дохлую и как начал погребальщика поносить. Где крылья, мол? Кого ты мне притащил? Пошел вон, жулик. Дворовый люд-то видел, что крылья прежде были, но пообрубал их погребальщик, видать, во время драки, а наш лорд решил денежки поприжать. Никто, ясно дело, за белоголового не вступился, а он знай себе стоит, слушает и ничего не говорит. Ну а когда лорд иссяк, погребальщик достал меч и пошел к нему. Сам, говорит, возьму все, что мне причитается. Ну лорд стражу кликать, солдат набежало много, началась рубка. Пятнадцать ребят в железе он положил, прежде чем до лорда добрался, остальные побросали оружие и разбежались. Кого-то бил мечом, а кого-то колдовством. От его магии люди истлевали в мгновение ока, словно трупы в могиле, либо же раздувались и лопались от жуткого вонючего гноя, кой изнутри них пер. Я в жизни ничего страшнее не видал. Одно из заклятий влетело прямехонько в замковую кузню – мою, сталбыть. Крышу снесло ко всем демонам, и меня самым краешком хлестнуло по лицу, будто раскаленным прутом. Как глаз не лишился, сам не ведаю. Мне рассказывали, что потом погребальщик с лорда содрал золотую цепь, перстни самоцветные и славный меч гномской ковки, отцепил от седла жаворотня, сел на коня и уехал. Никто ему помех чинить больше не смел.

Кузнец задумчиво примолк, глядя на деревенскую улицу пустым взглядом. Тобиус не мешал ему.

– Едва не помер я. Ни за что. И подумал тогда, что пора бы и мир посмотреть. На восток и юг не хотел, про те земли я ведал и соваться туда резону не имел, но на западе, за Хребтом, был новый мир, Вестеррайх, где нет места некромантам, погребальщикам, во́мперам и прочим, кто с мертвечиной якшается. Собрал пожитки, взял кое-какой инструмент и ушел. Перебрался через горы на перевале Охсфольдгарн, уплатил гномам пошлину, спустился уже в Эстрэ.

Тобиус не стал говорить кузнецу, насколько тот ошибается.

– Тяжело было?

– По горам идти? И да и нет. Драконий Хребет велик и не… не… невероятен! Он… он велик. И опасен. Но гномы проложили в горах широкие дороги, которые хранят от горных племен, чудовищ и прочего, там есть перевалочные поселения, замки, в которых торговцы могут укрыться от непогоды и иных напастей, если несут на себе каменный ярлык в свидетельство уплаты пошлины. Лавины, сели, камнепады, если что из этого случается – гномы быстро восстанавливают дорогу, а дотоле караваны идут внутри горы, по запасным тайным ходам, которые могут открыть только сами бородатые карлы. На перевале Охсфольдгарн стоит город-крепость того же имени, огромная, грозная, с тысячей бастионов и десятью тысячами башен, с воротами, покрытыми золотом, с сотнями пушек, мортир, гаубиц, защищающих от драконов…

– Ты видел драконов? – не удержавшись, спросил маг.

– Э… ну да, издали видал. В небе над Марками дракон не редкость, летают тут и там, пугают народ, иногда скот жрут, изредка и к городам подлетают, но все же больше Хребта держатся. Ну а когда я в горы подался, то кажный третий день нет-нет да и пролетали они в вышине. Одного видал, когда наш караван подходил к восточным вратам Охсфольдгарна. Гномы в крепости подняли тревогу и начали палить в небо, ядра разрывались в воздухе с таким грохотом, что с окружных вершин лавин десять сошло, не меньше, а дракону, видать, такой грохот пришелся не по нраву, и он улетел прочь.

Тобиус слушал с большим интересом. На крайнем западе если видели дракона хотя бы раз в сто лет, это уже считалось великим событием. А еще волшебник всегда мечтал взглянуть своими глазами на Драконий Хребет. Как только увидел в детстве первую гравюру с этим завораживающим пейзажем, ему сразу захотелось отправиться к великим горам. Особенно сильно эта поутихшая страсть заворочалась в душе после недавнего знакомства с дурманами, используемыми охотниками племени окутэбу-они, когда он в бреду лицезрел Хребет.

Вскоре, докурив трубку, Тобиус поднялся с крыльца, пожал кузнецу руку и потащил свои железки в замок.

Вернувшись в башню, волшебник приступил к делу. Глиняные культи големов быстро обзавелись металлическими насадками, после чего в них были вставлены совки и кирки, лишь для того чтобы быть вынутыми, ибо после устройства гнезд под инструменты волшебник помещал големов в коконы сухого жара, где они обжигались как положено. Все это было лишь половиной дела, оставалось создать шемы. Мастера-големостроители Академии в последнее время все чаще создавали шемы из кварца, ориентируясь на постройку новомодных техноголемов, но фактически роль шема мог исполнять любой материальный объект, должным образом зачарованный и обработанный: камень, металлическая, костяная, реже деревянная вещь. Шем – это предмет, на котором с помощью письменности или магических узоров размещалась информация о том, что должен уметь делать голем. Мести улицу, ковать металл, перетаскивать грузы или добывать руду. Чем больше функций, тем сложнее шем, но без него голем не более чем статуя.

Тобиус вырезал из книги небольшой клочок бумаги и стал заполнять его магическим пером, проговаривая заклинания. Синие искрящиеся чернила создавали узор в виде письменных строк, переходящих в изящную вязь, и обратно. Пришлось испортить около дюжины листков, прежде чем удалось создать полноценный шем. Затем, нарезав еще заготовок, он лишь копировал исходный вариант текста, проговаривая заклинания заново.

Закончив мастерить шемы, волшебник еще дважды придирчиво изучил каждый получившийся свиток и только затем стал вкладывать их в предусмотрительно вылепленные в глиняных головах рты. После этого, подвесив перед собой в воздухе книгу заклинаний, Тобиус провозгласил:

– Рожденные глиной, рожденные в слуги, дети земли! Жизни поток в челе ощутите, встаньте на ноги и идите! Тар кхелеб! Пробудитесь!

Восемь пар слюдяных глаз слабо засветились, големы с первого по восьмой ожили.

– Закройте рты и больше не открывайте без моего приказа!

Они подчинились.

– Смотрите и слушайте! Я ваш создатель и господин! Вы должны мне повиноваться! – громко и отчетливо проговорил волшебник, давая слугам себя рассмотреть. – Ты! – Тобиус ткнул пальцем в грудь первого голема. – Твое имя Первый! Теперь ты откликаешься на него! Ты! Твое имя Второй! Теперь ты откликаешься на него! Ты…

Все восемь големов получили свои незамысловатые имена. После чего волшебник пустился по этажам, оживляя глиняных истуканов. Каждый голем получил имя, каждый увидел и запомнил хозяина.

– Всем стоять на своих местах! Скоро вам представится возможность поработать!

Донельзя измотанный волшебник проверил состояние дистиллятора, из которого капал уже безвредный эликсир, созданный на основе синих грибов, заполнил светящейся жидкостью три небольших фиала и положил их в сумку к остальным.

Кое-как вскарабкавшись на последний этаж, он развалился на своей кровати и немедленно уснул беспробудным, тяжелым сном.

Утром Тобиус через силу разлепил глаза, потер их, зевнул и со скрипом поднялся. Умывание, чистка рта, освежение одежды.

Големы стояли там же, где были оставлены прошлым вечером, и, разглядывая их, маг подумал, что строить внутри башни было не самым мудрым решением. Мало того что он несколько испачкал полы и обстановку, так теперь нужно было как-то выводить своих болванов наружу. Впрочем, это получилось гораздо проще, чем могло бы показаться. Тобиусу пришлось изрядно потрудиться, чтобы прописать в шемах элементарные действия, например, големы должны были уметь держать равновесие, ходить строем, да и просто ходить они тоже не сами по себе умели. Подчинение командам, способность измерять расстояние на глаз и применять лишь необходимую силу – все это было скрупулезно прописано в шемах. Поэтому, когда он скомандовал покинуть башню в порядке возрастания личного номера, глиняные болваны упорядоченно вышли на крепостные стены, заставив замковую стражу переполошиться. Они промаршировали по коридорам тяжелой походкой, распугивая слуг, и вышли во внутренний двор, выстроившись идеальным каре.

– Ваши умения все больше радуют и удивляют нас, чар Тобиус.

Бейерон вышел из врат донжона и принялся с интересом рассматривать глиняных истуканов. У него из-за плеча выглядывало любопытное личико Хлои.

– Обещанные работники готовы, сир. Желаете покомандовать? Големы с Первого по Тридцатый, повинуйтесь этому человеку, как мне! Сир, их нужно отвести за околицу и поставить на транспортер.

– Что ж, я довольно редко покидаю замок, неплохо бы и размяться. Стража, открыть ворота! Големы, шеренгой по трое из замка выйти!

– С правой ноги! – быстро добавил Тобиус.

Угловатые фигуры из красноватой обожженной глины выступили из замка и строевым маршем прошагали вон из деревни. Следом шли отрекшийся король, опираясь одной рукой на трость, а второй на дочь, двое стражников и волшебник. Когда они добрались до транспортера, распугав нескольких буренок по пути, Тобиус погрузил на него первый десяток големов и произвел все необходимые настройки, затем он вынул из сумки зеркальце, одно из тех артефактов связи, которые умел делать, и связался с шахтой. Тамошние батраки по очереди носили второе зеркальце с собой, потому что брату Марку нельзя было доверять такие вещи. Несмотря на то что простолюдин жутко нервничал, он смог правильно выполнить указания, и вскоре все три десятка големов оказались переброшены к шахте. Еще два часа ушло на то, чтобы объяснить батракам, как именно надо управлять ими, как к ним обращаться, чего ожидать и что делать, если после озвучения приказа голем продолжает стоять как вкопанный.

– Нужно перенаправить часть древесины от лесозаготовочной базы сюда, на балки и прочие перекрытия, – сообщил брат Марк. При его приближении изображение в зеркальце зарябило, и звук исказился. – Чертежи готовы, я оформлю описание заказа, чтобы работники лесопилки знали, какие именно мне нужны габариты частей.

– Само собой, все сделаем.

– И еще кое-что, чар Тобиус. Скажите, появились ли те, кого я ждал?

Тобиус помрачнел и скривил губы:

– Я не вижу, право, достойных оправданий тому, брат Марк, что вы позволили отправить в наш тихий удел… такое!

– Вы явно меня переоцениваете, чар Тобиус, я никому ничего не позволял, никого не звал и ничего не предлагал. Церковь направила сестру Хелену и ее подопечного подальше от мирской суеты и лишних глаз. В стране неспокойно, Хог-Вуд, ссыльный аллод, оказался лучшим пристанищем. Могу ли я, простой монах, перечить воле Церкви?

– Вы знаете хотя бы, когда они… оно уберется прочь из деревни?

Монах некоторое время медлил с ответом, возможно оттого, что и впрямь его не знал.

– Они покинут нас, когда страсти немного поутихнут. Подопечного сестры Хелены ищут его… сородичи, с коими он находится в размолвке. Церковь дала ему убежище в обмен на помощь кое в чем. Хотя, если спросите меня, скажу, что милосерднее было бы уничтожить его. Но да кто я такой, чтобы оспаривать решения старших.

Тобиус громко скрипнул зубами:

– Хотите сказать, что за ним могут прийти и другие? А мне что прикажете делать? С одним-то справлюсь, но, допустим, пятеро наверняка…

– Это вилами по воде писано, чар Тобиус. Главное, чтобы никто не узнал, иначе поднимется паника, а паникующую толпу усмирить труднее, чем разъяренного дракона. Я могу рассчитывать на вашу помощь?

– Мне это все ох как…

– Церковь может рассчитывать на вашу помощь?

– Будто у меня есть выбор! – вновь скривился волшебник.

Впервые за долгое время у Тобиуса не было неотложных дел. Особенно остро чувствовалась нехватка Эммы. Серый маг удивлялся, понимая вдруг, как сильно успел привыкнуть к неотступно следующей за ним компаньонке, кою он легкомысленно называл своей ученицей. Конечно же магии он ее не учил, это было невозможно, но при этом давал читать умные и редкие книги, налаживая связь и стараясь помочь псевдоантропоморфу создать новую гармоничную личность, а не перелезать из одного шаблона в другой.

Башня опустела, и хмурым осенним днем, когда небеса оплакивали ушедшее лето, это ощущалось особенно остро. Остаток дня был проведен за гримуарами. Волшебник делал записи в собственной книге заклинаний, переносил в нее рисунки и рецепты, изучал ритуалы обращения с хищными духами и особенно с обугленными душами. Когда свечи до конца прогорели и темнота сомкнула челюсти, поглотив кабинет, Тобиус понял, что засиделся. Дождь за окном не прекратился, и волшебник лег спать под его успокаивающую песню.

В ушах тихонько зазвенели колокольчики, Тобиус вскочил, накинул полумантию, взял жезл и вскоре углубился в дебри заброшенных замковых переходов, туда, где сработало растянутое им заклинание Колокольчик. Маг тихо шел в темноте пахнущими пылью и крысиным пометом коридорами, применяя Енотовые Глаза, чтобы не спотыкаться на каждом шагу и не натыкаться на укрытые истлевшим полотном предметы полусгнившей мебели. Он слышал шорохи и ориентировался по ним, укутанный чарами скрытности, часто замирал. Под потолком раздался быстрый цокот, затем звук падения и пронзительный писк. В воздухе вспыхнули светящиеся мотыльки.

Под стеной в десятке шагов от него сидело на корточках спиной к волшебнику чудовище. Из-под натянутой серой кожи выступали ребра, позвонки, заметно торчали из-за костлявых плеч длинные острые уши. Поняв, что его обнаружили, монстр замер, поднялся с корточек и медленно обернулся. Сразу внимание Тобиуса привлекли кривые когти на длинных пальцах, крупный лысый череп с тяжелыми надбровными дугами, измазанная кровью пасть, две узкие вертикальные щели впавшего в череп носа, делавшие существо похожим на летучую мышь, и полное отсутствие половых признаков. В когтистой лапе лежала тушка крупной крысы, из которой капала кровь. Чудовище сильно щурилось и морщилось, непроизвольно показывая длинные клыки.

Волшебник погасил мотыльков.

– Почему вы здесь?

– Ну должен же я где-то быть, – раздалось из темноты совсем близко, – и чем-то питаться, верно?

Волшебник взглянул на ночного охотника сквозь Енотовые Глаза, тот уже выбросил крысу и беззастенчиво слизывал ее кровь с пальцев.

– И как на ваш вкус местные грызуны?

Вампир взглянул из глубины черепа, ухмыльнулся:

– Замена человеческой крови крысиной – это как если ты всю жизнь пил изысканное архаддирское вино, а потом вдруг начал пробавляться ослиной мочой.

– Ой, бедняга. Тем не менее, если вы причините вред хоть кому-то из разумных обитателей замка, у меня найдется достаточно мышьяка, чтобы убить пятерых таких, как вы…

– Я уже привык к угрозам. А за своих обожаемых людей можете не бояться: я прочно сижу на мерзкой крысиной диете.

Каспар Эмиэль Крудус в своем истинном облике запрокинул голову, показывая тонкую шею. Он провел по коже когтем, и Тобиус увидел, как на несколько мгновений в ней, словно вшитое внутрь, засветилось переплетение золотистых линий, образующих нечто наподобие ошейника.

– Сестра Хелена знает, где я и что я делаю, и может в любой момент заставить меня мчаться к ней со всех ног, иначе последствия будут хуже, чем от мышьяка.

Волшебник пристально рассматривал это существо, отмечая, что в процессе перерождения оно лишилось органов размножения, и наряду с некоторыми внутренностями атрофировался и его нос. Вампиры не дышат, а обоняние им замещает так называемый «вкусовой нюх» – словно змеи, они пробуют воздух на вкус, определяя запахи телесных жидкостей, особенно крови. Вампиры превосходно слышат, видят, воспринимают тепловой диапазон, хотя сами остаются в нем незримыми. Перестроенный пищеварительный тракт способен принимать и переваривать только кровь, без которой вампир высыхает и впадает в анабиоз на достаточно продолжительный срок. Все это вкупе с огромной силой, выносливостью и скоростью, а также с врожденными магическими способностями, растущими век от века, некогда делало вампиров одним из опаснейших хищных видов, угрожавших человеческому роду.

– Пройдемся?

– Не откажусь.

Глаза вампира вспыхнули, уродливое обличье всколыхнулось и скрылось под человеческой личиной. Тобиус сделал небольшое усилие, и его взгляд проник сквозь нее. Каспар Эмиэль Крудус это почувствовал:

– У вас хорошее чутье, чар Тобиус. Далеко не каждый маг без предварительной подготовки сможет почувствовать присутствие вампира. И глаза у вас особенные. Среди моих сородичей ходит убеждение, что маги с такими глазами видят мир гораздо яснее прочих носителей Дара.

– М-да, вот такой я есть замечательный. Можно вас расспросить?

– Я буду счастлив ответить на любой ваш вопрос, – не разжимая губ, улыбнулся вампир.

– Сколько вам лет?

– Тридцать три живых и сто двадцать мертвых.

Они вышли в скупо освещенный двор, под дождь.

– Как это произошло?

– Как у всех, полагаю. У меня забрали часть моей крови, а вместо нее дали часть чужой. Моего создателя звали Эмиэль.

– И его первое имя – ваше второе.

– Верно, старый обычай наследования родительских имен.

– В мире есть вампиры, чье второе имя Каспар?

– Может быть, и есть, но к их появлению я непричастен. Как вампир я еще сравнительно молод, и дозволения плодиться у меня нет. Как и желания, будьте уверены.

Они остановились у колодца. По стенам передвигались стражники, время от времени покрикивавшие друг другу, но двоих во дворе они не замечали. Не могли заметить, потому что Каспар Эмиэль Крудус не желал этого.

– Что вы умеете? – спросил Тобиус.

– Как я уже говорил, я травник, аптекарь, неплохо разбираюсь в человеческой физиологии.

Шутка не прошла, волшебник, убийственно серьезный и сосредоточенный, не соизволил изобразить даже тени улыбки.

– Немногое, – уже серьезно ответил вампир, – какие мои годы? Гипноз, отвод глаз, ложный облик, вот, пожалуй, и все.

– Негусто.

– Знаю. Чтобы стать сильнее, нужно много лет и много крови, особенно густой, предсмертной крови, той, с которой выходят последние капли жизни. Они имеют крайне большое значение.

Ложное лицо вампира слегка деформировалось в сторону его истинного лица. Тобиус отчетливо видел это в полумраке.

– Я же, признаюсь, по возможности не убиваю своих жертв.

– Какой благородный вампир, просто обнять вас хочется и расцеловать.

– Не надо сарказма, чар Тобиус, это большой соблазн, которого людям не понять. Все смертные страсти меркнут перед желанием вытягивать жизнь до последней капли.

Они стояли молча, слушая дождь и голоса стражников, пока Тобиус не заговорил опять:

– Я заметил, что у вас есть когти. Необычно, если известные мне атласы нежити не лгут.

При слове «нежить» вампир поморщился. Существа его вида сами употребляли это слово относительно всего немертвого, то бишь к мертвецам, коих считали ниже себя, начиная с недоносков и кончая беспокойниками, но для самих вампиров это слово было крайне оскорбительным, как «недомерок» для гнома, «жаба» для гоблина или «низок» для невысоклика. Впрочем, Каспар Эмиэль Крудус не стал поправлять, а лишь улыбнулся:

– Действительно, моим сородичам уже давно не нужно иметь когти, чтобы удерживать добычу или рыть в земле ямы для дневного сна. Однако изредка подобный атавизм проявляется в наиболее древних династиях.

– А вы из древней династии?

– Наша родословная восходит прямо к Карохашу, без промежуточных звеньев.

– Неужели к самому королю? – На этот раз Тобиус был действительно заинтересован. – Но разве не все инджэн произошли от него?

– Вы неправильно произносите это слово, нужно тянуть последнюю гласную. Можете говорить «сарди́», если угодно, так нас называют на островах Аримеадского архипелага. Да, все мы происходим от него, но сам Карохаш основал лишь одну крохотную династию, позже позволив старшим детям стать родоначальниками собственных. До нашего времени из девятнадцати изначальных династий просуществовало семь. Тягаться с Гроганом, а после и с фанатиками-амлотианами в совершенствовании методов истребления оказалось слишком уж сложно, многие не осилили. Более молодые династии основаны на ровном месте и не связаны со старыми живой кровью[27], а это падение престижа. Лишь непрерывные линии родословных находятся в цене. Дискриминация в обществе вампиров основана на генеалогии точно так же, как в обществе людей.

– Ясно… и как же вы, такой родовитый, оказались на поводке у доброй сестры Хелены?

– Пошел против семьи.

– Ага… и теперь они, наверное, вас ищут?

– Бесспорно.

– И они не в духе?

– В бешенстве, скорее уж.

– И когда они вас найдут, они не будут с вами любезны?

– О, я предпочту увидеть солнце, нежели дорогих родственников.

– И возможно, найдя вас, они изольют часть своей злобы на тех, кто будет около вас?

– О, это крайне сомнительное предположение. Мои родичи, скорее всего, будут очень рады, что добрались до меня, и решат устроить пир по этому случаю.

– И брат Марк позволил притащить вас сюда.

– Не знаю уж, зависело ли что-нибудь от этого вашего брата Марка. Нам остается надеяться, что этот тихий, забытый всем миром уголок останется таким же тихим, и никому не взбредет в голову искать меня здесь. По крайней мере, пока сестра Хелена рядом, им меня не учуять. Спокойной ночи, чар Тобиус, до гроба я доберусь сам.

Волшебник посмотрел на небо, переставшее дождить, и обнаружил, что ночной рейд по замку и беседа с вампиром отняли у него всю ночь.

Сам же кровосос успел растаять в холодном воздухе.

За окном стояло раннее хмурое и холодное утро, которое больше всего в мире располагало к неподвижному лежанию под теплым одеялом. Тобиус не спал ночью, а оттого идти и открывать дверь в ответ на настойчивый стук совершенно не хотелось. И все-таки маг сделал это, высунувшись навстречу солдату замковой стражи.

– Простите, чар, беда случилась, и вас просят немедленно прибыть к его милости! Немедленно!

Ругнувшись, волшебник в мгновение ока метнулся наверх, накинул мятую полумантию, схватил сумку и жезл. Слуги бросались к стенам, а стражники заранее открывали двери, когда он несся по коридорам Райнбэка.

– Сир, прибыл по приказанию! – выдохнул Тобиус, вбегая в раскрытые двери большого чертога.

Отрекшийся король восседал в своем кресле, принцесса молча выглядывала из-за его спинки, а справа от стола стояли двое, которых Тобиус еще ни разу прежде не видел.

Первый был человеком, очень высоким и жилистым. Такими люди становятся, живя под палящим солнцем, которое вытапливает весь жир и оставляет не особо толстые, но очень сильные мускулы. Лицо его портили шрамы и недобрые глаза, как у кого-то скорого на расправу. Более примечательна была его одежда, а именно: серый плащ-палатка из плотного войлока со множеством складок и пуговиц, укорачивавших его для удобства ношения, и широкополая кожаная шляпа.

Вторым незнакомцем был гоблин. Этот невысокий обладатель длинного горбатого носа, еще более длинных узловатых пальцев, острых ушей, вежливой острозубой улыбки и жадных темных глаз был плотно сложен и одет неярко, но добротно, по-походному. Только на пальцах поблескивало несколько внушительных перстеньков, говоривших о состоятельности сего господина.

– Вы вовремя, чар. Господин Зигрин, изложите волшебнику то, что вы только что излагали мне.

– Я – Зюзий Зигрин, – представился на идеальном ривенском гоблин, – вольный торговец и путешественник. Рядом стоит мой телохранитель и компаньон месье Жакар. Не так давно мы имели удовольствие откликнуться на предложение о взаимовыгодном сотрудничестве с сиром Бейероном. Как и было оговорено, в придорожном трактире «На вересковой пустоши», что в нескольких днях пути по дороге Елей отсюда, произошла встреча с человеком, назвавшимся Мартином Гофером, который взялся проводить нас, собственно, сюда, в Хог-Вуд. По пути мы остановились заночевать на придорожном постоялом дворе недалеко от города Хогсдальн, где на нас напали. Нам с моим компаньоном удалось отбиться, но господин Гофер и те, кто сопровождал его, сын, насколько я понял, и некая Эмма, попали в плен. Освободить их у нас не было шанса, а посему мы поспешили к вам, благо господин Гофер заранее подробно описал дорогу.

Длинные зеленые пальцы потихоньку мяли широкополую кожаную шляпу, без которой ни один нормальный гоблин ни за что не появился бы на людях в дневное время.

– Видишь, Тобиус, что получается? – хмуро обратился к придворному волшебнику Бейерон.

– Вижу, сир. Люди Гогенфельда схватили Гоферов и Эмму. Генерал Бальден еще не вернулся с удаленных учений, у нас нет ни людей, ни оружия, ни плана, ни времени.

– Рад, что ты воспринимаешь сложившуюся ситуацию трезво. А теперь… куда ты пошел?

– Переговорить с собратом по Дару, сир.

– Ты понимаешь, что это будет очень опасно?

– Они взяли мое, – ответил Тобиус так, что присутствовавшим послышался звук рассекающего воздух кнута. – Гогенфельд или это Мальвар Рыжий, не суть важно. Моих подопечных. Я никому не позволю так поступать со мной, я никому ничего не отдам. К тому же двое волшебников всегда могут договориться – мы не чужды дипломатии.

Он не смог сдержать напряженной улыбки, но уж лучше пусть Бейерон видит ее, чем вскипевшую в крови волшебника ярость.

С утра вновь зарядил сильный дождь. Выйдя на стены, маг оттолкнулся от камней и взмыл под низкое черное небо: ориентируясь исключительно по внутреннему чувству направления, он отправился в Хогсдальн. Мгновенно вымокший до нитки, он подстегивал Крылья Орла, летя все быстрее и быстрее. Потоки дождя стали бить по нем, причиняя ощутимую боль, которую приходилось игнорировать, ибо любые барьерные заклинания в полете снизили бы скорость до мизера.

Башни и стены Хогсдальна, внезапно выплывшие из-за дождевой пелены, показались темными колышущимися призраками. Маг завис над городом, держась подальше от замка, окутанного системой защитных чар, светящейся и потрескивающей под дождем. Он медленно спустился на одну из бесчисленных черепичных крыш и прильнул к ней, стараясь не соскользнуть. Легчайшая иллюзия сделала его похожим на клок тумана, хотя настоящего тумана в городе пока было мало. Несмотря на непогоду, улицы не остались без присмотра слуг закона. Затаившись, Тобиус ждал приближения очередного патруля – то были десять стражников, из коих семеро имели алебарды, двое вооружены арбалетами, а единственный офицер нес на поясе короткий палаш. Они топали по брусчатке в свете ручного фонаря и вещали о том, что лучше бы жителям закрыть все окна и ставни. Тобиус мягко спустился на землю за спинами стрелков, замыкающих колонну, и арбалетчики осели, испытав воздействие чар Обморока. Остальные стражи правопорядка этого даже не заметили. Используя жезл, как булаву, маг ринулся в бой, с рядовыми он разделался довольно быстро, и вскоре офицерский палаш сломался, встретившись с жезлом.

– Только заори – до конца жизни будешь на болоте мух жрать! – пригрозил Тобиус, тыча в сержанта светящимся позолоченным набалдашником. – Где держат заключенных, схваченных недавно?

– К-каких?

– Крупный мужчина средних лет, очень крупный молодой мужчина и высокая женщина с белыми волосами и красными глазами! Где они, отвечай, или глаза выдавлю и проглотить заставлю!

Бледное от бешенства и влажное от дождя лицо мага с прилипшими к коже прядками волос не оставляло сомнений в том, что и выдавит и заставит.

– Не знаю! – Стражник слепо попятился, пытаясь нашарить кинжал в поясных ножнах.

Тобиус немедленно наслал на него Резь, и бедолага с тихим стоном схватился за живот.

– Хватит! Пожалуйста! – взмолился сержант. – Они в судебной темнице!

– Где она?

– На площади перед замком, против здания городского суда! Ну прекрати же!

Оглушив сержанта, Тобиус обратил взгляд в сторону высящегося над городом замка. Как ни странно, но на пути не встретилось больше патрулей, даже когда маг шел по центральным кварталам. Он вышел на площадь, где располагался небольшой, но престижный в Хогсдальне рынок. Справа стоял особняк городского суда, слева же высилась угрюмая каменная коробка судебной темницы. Половину площади занимали пустующие прилавки, покинутые торговцами, а другая половина, та, что ближе к замку, была и вовсе свободна от них. Тобиус посмотрел на небо и напомнил себе, что сейчас день, хотя чернота монолита грозовых облаков пыталась убедить его в обратном.

Он решительно направился к темнице, вынес обитые железом ворота и быстро разобрался со стражниками, несшими там караул. Найти старосту и его сына труда не составило, благо камер в темнице была всего дюжина и большинство пустовало.

– Чар Тобиус? Что вы делаете здесь? – донеслось тревожное.

– Я пришел за вами. Тобиуш здесь?

– В соседней камере.

– Отойдите от двери и встаньте где-нибудь в углу, пожалуйста.

Дверь слетела с петель, из поднявшегося облачка пыли вышел, сильно щурясь, Мартин Гофер-младший. Освободив Тобиуша, волшебник двинулся к следующей камере.

– Чар Тобиус, когда нас сюда вели, ученицы вашей уже не было. Во время драки она внезапно потеряла сознание, мы хотели добраться до нее, чтобы вместе в Хог-Вуд прыгнуть, но не успели: схватили нас. И больше мы ее не видали.

Волшебник сжал кулаки и тихо ругнулся на невысокликов манер.

– Вы знаете, где ваши вещи?

– Должны быть рядом с комнатой коменданта, нас там допрашивали.

Конфискованные вещи нашлись почти сразу: верхняя одежда, броня, оружие, сумки. Даже светящиеся палочки телепортационных артефактов были на месте.

– Теперь слушайте меня внимательно. Мы выйдем из здания, и вы побежите прочь от замка изо всех сил! Два квартала! Нужно отбежать от замка на два квартала, чтобы беспрепятственно телепортироваться обратно в Под-Замок!

– А как же вы?

– Я без Эммы вернуться не могу. Если она сейчас в замке, то я буду брать его штурмом.

– Я тоже пойду! – воскликнул Тобиуш, вскидывая меч.

– Нет! – отрезал волшебник. – И пререканий я не потерплю! Идите за мной.

Когда они выбрались из судебной тюрьмы, все пути к отступлению были перекрыты тройным кольцом стражи, на крышах близлежащих зданий засели арбалетчики. Тобиус немедленно поднял Щит и перехватил жезл так, чтобы всем было видно, что он маг.

В воздухе зажглись два больших эфемерных глаза, между которыми забегали трескучие ломаные молнии.

– Я – Мальвар Рыжий, – пророкотал бесплотный голос, – и сейчас вы в моей власти. Простолюдины будут отпущены на волю, если волшебник останется, таково мое слово! Каков будет ответ?

– Согласны! – без заминки выкрикнул Тобиус. – Но сначала поклянись именем Джассара, что они беспрепятственно покинут город!

– Чар Тобиус, вы не имеете права решать за нас! Мы вас не бросим!

– Клянусь именем Джассара, – провозгласил голос с явным раздражением, – что простолюдины уйдут целыми и невредимыми.

– Не сметь мне перечить! – рявкнул серый маг, сверкая глазами. – Вы отправляетесь домой!

Его лик был страшен, любое пререкание грозило отозваться бурей ярости, и это напугало Гоферов больше копий с арбалетами.

– Господь-Кузнец да не оставит вас, чар Тобиус, – тихо молвил староста.

– Передайте там, чтобы приготовили бинтов и лекарств, я вернусь сильно побитым, но вернусь, не сомневайтесь.

По приказу Мальвара солдаты городского гарнизона ретировались, а бывшим пленникам была дана воля, и они поспешили убраться прочь. На площади под сильным ливнем остались лишь двое.

Мальвар Рыжий действительно был рыж, он имел широкое щекастое лицо с маленькими глазами, обрамленное курчавой бородой, и объемистое пузо, натягивавшее ткань дорогой мантии; на пальцах-сардельках плотно сидели перстни, а на широкой груди покоился массивный медальон с символами круговорота стихий, что было дурным знаком[28]. Стихиарий опирался на посох с продолговатым ромбовидным камнем в навершии и медленно шагал по направлению к Тобиусу, укутанный в собственный сухой микроклимат.

Он стукнул посохом о землю, и над площадью полыхнул купол магического барьера. При этом дождь не перестал, что значило – барьер мог пропускать материю внутрь, но вырваться из него вовне наверняка было не так просто. Следя за линиями потоков гурханы, серый волшебник понял, что купол замкнут на своем создателе, а следовательно, не поборов Рыжего, свободы он не получит.

– Мне неприятно этим заниматься, но Гогенфельд жаждет крови, а мы, как известно, всего лишь слуги. Ничего личного.

Тобиус не ответил ни слова.

Мальвар Рыжий резко выкрикнул несколько слов, пробуждая формулу призыва водного элементаля. Огромная фигура из колышущихся прозрачных потоков поднялась над землей и направилась к Тобиусу. Серый маг ринулся в сторону, не сводя глаз с оппонента. Элементаль атаковал, Тобиус выбросил вверх руку, и кольцо с заключенным внутри духом бурана исторгло струю холода, превращая духа стихии в ледяную скульптуру, которая разбилась вдребезги секундой позже. Тобиус силой мысли подхватил несколько ледяных осколков и метнул их в Мальвара, который молниеносно превратил твердую воду в облако водорода, обратил его вспять направленным потоком воздуха и взорвал, едва не убив Тобиуса.

Еще три водных элементаля поднялись с мокрой земли и атаковали серого мага. Один из них превратился в живой водоворот, второй принял облик извивающейся змеи, третий уподобился своими очертаниями огромному человеку. Тобиусу пришлось бежать от водоворота, пока дорогу не преградил «змей». Не сбавляя скорости, он ударил Молотом Пустынного Песка, который уничтожил структуру водяного «змея» и поглотил влагу, из которой состояло его тело. Тобиус перескочил через оставшуюся в итоге полосу жидкой грязи, но на его пути встала другая водяная фигура. Волшебник метнул Огненное Копье, которое попало элементалю в грудь, и тот стал разваливаться, исходя оглушительным шипением и паром. Пока что драться было несложно: Мальвар призывал духов стихий, не привязывая их к стабилизирующим артефактам, и те отправлялись обратно в родные плоскости бытия от любой более-менее сильной атаки. А это значило, что три жидких болвана нужны были лишь для отвлечения внимания, подумал Тобиус и метнул в водяной смерч Топор Шааба, уничтоживший элементаля в мгновение ока.

Мальвар Рыжий сидел в стороне от происходящего на корточках. Вода отхлынула далеко от его ног, а на пятаке сухой земли он уже закончил выстраивать огромный круг призыва. Рыжий отразил Огненную Стрелу Щитом Кудулы и гаркнул несколько слов, пробуждая магию в круге, – земля дрогнула и вздулась горбом под его ногами. Камни брусчатки сливались один с другим, образовывая растущий на глазах монолит с двумя толстыми, мощными ногами и длинными ручищами. Элементаль земли, воплощенный в образе камня, достиг тридцати футов роста, и на плечах его вместо головы расположилась маленькая фигурка волшебника.

– Положи на землю жезл и сними кольцо!

Вместо ответа Тобиус метнул Воющий Клинок – каменная стопа едва не раздавила его в следующее мгновение, и серый волшебник бросился прочь зигзагами, уходя от ударов боевых заклинаний.

Он ворвался в пустующие торговые ряды и, пробежав несколько десятков шагов, бросился в сторону. Пришлось прятаться под мясным прилавком и ждать, пока земля прекратит вздрагивать от шагов элементаля.

– Решил скрыться от меня? Хочешь быть мышью в норе? Пожалуйста! У меня вдоволь времени, и я подожду!

Тобиус удивился – он думал, что элементаль двинется давить хлипкие торговые лотки. Волшебник посмотрел под ноги и увидел, что вода поднялась до щиколоток. Немудрено: ведь купол пропускал внутрь потоки дождя и не выпускал наружу ни капли. Хотя это было совершенно все равно, мысли Тобиуса занимали огромный элементаль и Мальвар, остававшийся в недосягаемости, восседая на своей каменной громадине.

Серый маг открыл книгу заклинаний и попытался вспомнить абсолютно все, что знал о земляных и каменных элементалях, – они устойчивы для молний или огня, не боятся обычных боевых заклинаний и, как и любые элементали, имеют иммунитет к заклинаниям, основанным на их собственной стихии. Тобиус подумал, что неплохо было бы достать Мальвара метким боевым заклинанием, но, увы, из всех таких чар самым метким и быстрым, что он мог применить, была Молния, которая в условиях повышенной влажности становилась опасна для самого создателя. Огненные заклинания теряли солидную часть силы и замедлялись по той же мокрой причине. Вот если бы не лил дождь или если бы он сам был таким же сухим, как Мальвар… который мастерски держит вокруг себя сухость с самого начала… Тобиус вздрогнул, ибо понял вдруг, какой капкан расставил для него городской маг.

Он пролистнул страницы и нашел заклинание Каучукового Пузыря, не очень сложное, но еще неосвоенное. С большим трудом, растрачивая гурхану, Тобиус создал целых три Каучуковых Пузыря, а потом, крепко зажмурившись, досконально представил себе круг элементарной трансмутации и провел преобразование по памяти. Это было тяжело, потому что магия элементов никогда особо ему не давалась. Под воздействием трансмутации близстоящие лавки перестали существовать, их древесина деформировалась и превратилась в десяток металлических штырей в человеческий рост, заостренных с одной стороны. Новый громовой раскат придал Тобиусу решимости, и волшебник бросился обратно.

Стихиарий, успевший отвести своего гиганта к краю площади, за то время, пока Тобиус прятался, воздел посох к небесам и стал читать заклинание, от каждого слова которого ливень крепчал, а гром рокотал громче. Тобиус, когда почувствовал, что кульминация заклинания близка, с помощью телекинеза метнул в корпус элементаля семь заготовленных штырей-копий, а три оставшихся вонзил в различные участки земли под куполом. Мальвар закончил заклинание, и тучи, трясущиеся в каком-то безумном припадке, готовились исторгнуть Посох Короля Туч. Взлетев над водой, серый маг натянул на себя все три Каучуковых Пузыря одновременно и завис, сжавшись в комок. Мир затопили белый свет и грохот, земля застонала, воздух запах озоном и ужасно затрещал. Посох Короля Туч опустился на землю.

Когда Мальвар создал сдерживающий купол, Тобиус подумал, что стихиарий хочет обезопасить город и горожан от возможных разрушений; когда Мальвар призвал слабых водяных элементалей, Тобиус подумал, что его отвлекают от создания сильного земляного элементаля. Он кругом ошибался. Мальвар все приготовил заранее, накликал грозу, заманил Тобиуса на свою территорию, построил купол, который наполнился водой, и призвал Посох Короля Туч, заклинание страшной силы, не чета обычным волшебным молниям, которые можно разбрасывать горстями. Трудно призвать его, не будучи в дружбе с духами воздушной стихии. Он рассчитывал, что удар Посоха распространится по всему импровизированному водоему и убьет Тобиуса, где бы тот ни прятался, пока сам Мальвар отсидится в безопасной сухости на земляном элементале, который защитит его от электричества.

Когда шипение и треск стихли, серый маг смог наконец открыть глаза. Из трех Каучуковых Пузырей остался один-единственный, изрядно потрепанный, но еще годный для применения. Магического купола больше не было, и густой пар свободно распространялся вокруг. Полуразрушенный элементаль вынырнул из него, нанося удар и заставляя Тобиуса ринуться прочь. В его корпусе еще торчали раскаленные железные прутья, которые притянули к себе разряд молнии, провели его по каменному телу в землю, где электричество заземлилось и разошлось по трем штырям, торчавшим тут и там. Хотя земляные элементали и имели защиту от небесного огня, Мальваров великан сильно пострадал, растрескался, его тело нагрелось от засевших в нем прутов раскаленного металла, а ледяной дождь сделал горячий камень хрупким. Тобиус ударил Звуковым Резонансом по своим громоотводам, заставив те завибрировать, и каменное тело раскололось.

Мальвар, когда его план не сработал, выжил лишь потому, что природная предусмотрительность заставила и его использовать несколько Каучуковых Пузырей, а основной удар принял на себя элементаль. Пар немного рассеялся, и Мальвара Рыжего стало видно – он атаковал целой россыпью трескучих Шаровых Молний, которых серый маг частью принял на Каучуковый Пузырь, а частью отвел. Тогда стихиарий направил на Тобиуса посох, из набалдашника которого вырвался тоненький, как нитка, луч зеленого света. Это был промах: Мальвар плохо стоял на ногах, и луч сначала коснулся земли перед ногами Тобиуса, отчего тот совершил резкий скачок в сторону. Там, где луч соприкасался с материей, немедленно происходила неизвестная элементарная реакция, и все обращалось в зеленую кристаллическую массу, щетинящуюся иглами.

Избегая такой участи для себя, Тобиус сотворил несколько иллюзорных двойников и, отвлекая ими внимание врага, пошел на сближение. Мальвар поздно понял, что его провели, и вынужденно вступил в навязанный рукопашный бой. Волшебники Ривена обычно гнушались рукоприкладства, но если доходило до такого, то могли дать фору своим собратьям из любой другой магической школы Вестеррайха. Мальвара, так же как и Тобиуса, обучали бою на любом древковом и дробящем оружии, на копьях, алебардах, булавах и шестоперах.

Маги сцепились, осыпая друг друга ударами, и Мальвар мастерски орудовал посохом, ему не мешала даже грузность, но действовал он из-под палки, исполняя поручение, которое ему не нравилось, и вообще его планы вышли ему боком. Тобиус, в свою очередь, лучше пережил удар молнии и, что еще важнее, был злее. Ярость бушевала в нем, застилая глаза белым огнем ненависти, из-за сцепленных зубов рвался сдобренный слюной рык. Жезл наконец достиг головы Мальвара, и стихиарий упал, теряя посох. Тобиус оказался сверху, отбросил свой артефакт и сдавил толстяку горло. Продолжая душить Мальвара, он раздельно выплюнул:

– Для! Меня! Это! Все! Очень! Лично!

Мальвар посинел и тонко захрипел, его глаза стали закатываться, а из разбитой головы текла кровь. Лишь потому голова его не смялась скорлупкой от удара жезлом, что тот прошел по касательной, да и сами кости были упрочнены углеродом – как и у всех ривенских магов.

Серый волшебник наконец вернул самообладание. Сражаясь, он лучше владел собой, иначе погиб бы очень быстро, но победив, позволил ярости на время взять верх.

– Где вы держите Эмму?

Рыжий ответил не сразу: он глотал саднящим горлом воздух и громко сипел. Тобиусу пришлось повторить вопрос.

– …Кого?

– Высокая женщина с короткими белыми волосами, которую схватили в ту же ночь, что и людей из Хог-Вуда! Отвечай, где она, или, клянусь, я тебя убью!

– Ее здесь нет! – заверещал Мальвар, неуклюже пытаясь отползти. – За ней пришел хозяин и забрал в ту же ночь!

– Какой хозяин? Де ля Ратта?!

– Что?! Этот жалкий малефикарум? Нет, конечно! Ее хозяин! Ее создатель!

– Подробнее! – потребовал Тобиус, давя Мальвару на грудь.

– Хорошо, хорошо! Я стараюсь ни во что не лезть, но мой наниматель испачкан в чем-то таком, к чему я бы и двадцатифутовой палкой притрагиваться не стал! Я не знаю имен, но некоторые из тех, с кем он ведет грязные дела, – волшебники! Гогенфельд знал, что ваши люди пройдут рядом с Хогсдальном, и прислал сюда незнакомого мне мага, который должен был забрать морфа. Она упала в обморок по одному его слову, понимаешь?.. – Мальвар закашлялся. – Они… они уехали той же ночью, на восток, кха-кха… по дороге Елей!

Тобиус выпрямился, подобрал жезл и пошел прочь. Крылья Орла вскоре подбросили его в воздух, и он полетел вверх, к расширяющейся прорехе в пелене только-только закончивших плакать туч. Маг смог подняться над ними и оказался в царстве дневного света. Это было прекрасно.

Он полетел на восток над широкой дорогой Елей, которая дальше, изгибаясь в северном направлении, сливалась с Королевским трактом, как и почти все дороги в Ривене.

Постоялый двор был ярко освещен и привлекал к себе внимание в ночи – единственный источник света на несколько лиг вокруг. Изнутри лилась музыка, и даже на большой высоте слышались поющие голоса.

Тобиус спустился, спугнув конюших и разозлив брехливого пса, обошел будку туалета и вошел в трехэтажный каменный дом. Общий зал был велик, и хотя облепленные фестонами застывшего воска сальные свечи сильно чадили, видимость сохранялась хорошая. Мало кто обратил внимание на высокого растрепанного и явно усталого молодого мужчину, который появился посреди ночи. Музыканты выводили веселую трель, а на длинном столе, радостно хохоча, плясали две подвыпившие девки. Публика, как мужская, так и женская, подбадривала их криками и хлопками.

Осмотревшись сквозь Истинное Зрение, волшебник обнаружил в зале лишь одного носителя Дара помимо себя. Тот сидел за отдельным столом в компании троицы по-дорожному одетых людей. Форма глаз говорила о том, что этот маг был родом из Индаля; худое и плоское лицо имело сероватый оттенок, длинные прямые волосы, частично собранные на затылке в заколотый пучок, были абсолютно белы, как и просторное индальское одеяние с широкими рукавами и длинными полами. Он держал во рту трубку с тонким прямым мундштуком и маленькой бронзовой чашей, какие традиционно использовались для курения наркотика, известного как шифал.

– Это ты забрал Эмму? – спросил Тобиус, хотя не нуждался в ответе. Он чувствовал свою непутевую ученицу под одним из дорожных плащей с низко надвинутым капюшоном.

Индалец не сразу соизволил обратить к нему свой лик, медленно выдохнул дым и вынул трубку изо рта.

– Эмму?

– Ее.

Индалец скосил глаза вправо, замер, а потом засмеялся, показывая плохие зубы всех оттенков бурого. Глаза у него были странными, и не форма их смущала, а сами глазные яблоки – склеры их чернели, в то время как зрачок имел ровный белый цвет.

– Эмма? Это ты придумал? Смешно! Иди вон, дуйе-эмо[29], я отпускаю тебя за то, что ты повеселил меня!

– Я ее забираю!

Индалец вскинул руку, и Тобиусу пришлось отскочить, пробуждая Воющий Клинок и отрубая головы двум атаковавшим его змеям. Обезглавленные белые тела, извиваясь, но не кровоточа, вновь превратились в указательный палец и мизинец восточного мага, целые и невредимые.

– Шалатха, – бросил он.

Двое его спутников поднялись, переворачивая стол, и скинули плащи. Они были такими же беловолосыми, как Эмма, искусственно выращенными псевдоантропоморфами.

Ноги одного из них укутывали какие-то бесформенные тряпки, перевитые бечевкой, которые с треском порвались, освобождая прижатые к голеням длинные тонкие, увенчанные парой кривых когтей, пружинистые ступни с высоко поднятой пяткой, созданные для быстрого бега и прыжков. Мизинцы на руках морфа с хрустом отодвинулись в стороны, и из пространства между ними и безымянными пальцами появились, прорезая кожу, длинные тонкие лезвия.

Музыка стихла, еще когда индалец превратил свои пальцы в змей, а когда один из морфов показал свои скрытые особенности, испуганные до полусмерти постояльцы с воплями бросились кто куда. Многие спрятались под столами, но самые отчаянные прыгали в окна и ломились через двери наружу.

Морф стал обходить Тобиуса справа. Его собрат стоял на прежнем месте, таращась на серого мага белесыми глазами, пока вдруг не раскрыл рот. Тобиус пробудил Щит Кудулы, полагая, что его хотят атаковать заклинанием, но ошибся – горло морфа раздулось, из-под его языка вылез какой-то скользкий отросток, и серый маг почувствовал боль в животе и груди. Отросток морфа-стрелка выстрелил еще тремя шипами, и новый залп Тобиус принял уже на Щит, одновременно отправляя Шаровую Молнию в морфа-рукопашника. Тот совершил головокружительный кульбит, спасаясь от магического снаряда, Тобиус подхватил телекинезом один из столов и метнул в него, но прыгун рассек стол на лету, оттолкнулся от одной из его половинок в прыжке, совершил сальто, приземляясь рядом, и едва не снес магу голову. Стрелок продолжал осыпать Тобиуса шипами, его подъязычный отросток постоянно дергался, исторгая снаряды с тихим «шурх», и волшебнику приходилось разделять внимание. Изогнутые лезвия плясали перед лицом, рукопашник все наступал и в конце концов достал Тобиуса ударом когтистой ноги в грудь. Преодолевая парализующую боль, тот ответил Толчком, а затем сразу же добавил Паралич, но это не возымело действия. Пока рукопашник поднимался из обломков мебели, Тобиус метнул в стрелка Огненное Копье. Тот даже не попытался уклониться – заклинание прошило его насквозь, воспламенив одежду, но он продолжал стрелять. Рукопашник пошел на сближение зигзагами, стремительный и ловкий, как мангуст. Тобиус зарычал, ударяя заклятием Внутренний Вакуум, которое не имело зримых проявлений до тех пор, пока жертва не взрывалась изнутри. Все вокруг оказалось покрыто зеленой кровью. Стрелок продолжал стоять как ни в чем не бывало, огонь уже съел большую часть его одежды, но само искусственное тело почти не обгорело. Тобиус ударил по нем Железным Вихрем, который покрошил морфа в зеленый фарш.

Индалец, флегматично раскуривавший трубку, приподнял белую бровь и выдохнул густой дым.

– Жаль, не самые худшие были образцы. Впрочем, они и не предназначались для борьбы с волшебниками. В отличие от нее.

– Отпусти ее!

– Не могу! – внезапно закричал белоголовый, чье нездоровое лицо перекосило от злобы. – Этот неодушевленный предмет создан мной! Это моя собственность! Моя вещь! Я не могу ее «отпустить», как не могу отпустить свою одежду или стул, на котором я сижу! В нее было вложено много сил и ресурсов, так что я не собираюсь с ней расставаться! Убей его немедленно!

Эмма поднялась с места рывком, как марионетка, которую слишком резко дернули за веревочки. Стали видны ее глаза, такие же пустые и бессмысленные, как у других морфов. Из рукавов показались стальные когти, отблески свечных огоньков ярко сверкнули на них, когда она рывком приблизилась и ударила. Почти. Израненный Тобиус не почувствовал новой боли – клинки замерли в половине дюйма от его кровоточащего живота.

– Как ты смеешь не слушаться меня?! – прошипел индалец, темнея лицом и вставая. – Я приказал тебе убить его! Немедленно! Ну?!

– Она этого не сделает, – вместо Эммы ответил Тобиус, видевший, как по ее лицу текут слезы.

– Я не могу! – громко закричала она. – Я не могу!

Сначала на лице хозяина Эммы отобразилось бессилие поверить в то, что он услышал, но следом незамедлительно пришла ярость.

– Бесполезная кукла, – выплюнул индалец. Его пальцы, увенчанные длинными ногтями, в несколько стремительных рывков сплели заклинание, а затем он резко дернул правой рукой, и правая рука Эммы повторила его движение.

Когти вошли Тобиусу в живот. Белоголовый вскинул другую руку, заставляя псевдоантропоморфа повторить и это движение, но Тобиус, скуля он невыносимой боли, прижал Эмму к себе и ударил по врагу Испепелением. Тот лишь рассмеялся, когда заклинание испепелило часть зала за его спиной. Фигура индальца стала эфемерной, полупрозрачной, как фантом, что не мешало ему управлять своим творением. Маг пошевелил пальцами, и стальные лезвия в брюшине Тобиуса зашевелились тоже.

– Приготовься к смерти, дуйе-эмо, я-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

С кровью, пузырящейся на губах, Тобиус закончил последнюю словоформулу, и бесплотного волшебника поразила Светящаяся Паутинка. Он потерял контроль над Эммой, его эфемерное тело выгнулось от боли, брыкаясь в призрачных путах, которые не могло порвать, и тогда индалец вновь принял материальную форму, Светящаяся Паутинка тут же лопнула, но Тобиус ударил в него Огненным Копьем. Горящий заживо и дико воющий маг исчез в телепортационной вспышке.

– Эмма… теперь все будет хорошо.

Она рыдала у него на плече, а ее клинки все еще терзали его внутренности.

– Не вынимай их… пожалуйста…

– Не буду, – всхлипнула она, – а то у тебя кишки вывалятся.

– Умничка, – белыми, испачканными кровью губами похвалил волшебник, – не зря я тебя учил… телепортируемся домой так. Посмотрим, что можно будет сделать…

Оклематься Тобиус смог лишь через восьмеро суток, лежа в одной из замковых спален. Его живот был туго перебинтован, и в нем ворочалась боль. Тело казалось слабым и больным, зудела кожа, хотелось пить. Рядом с постелью никого не оказалось, что немного огорчило волшебника.

– Есть кто-нибудь! Эй!

В комнату ворвался Лаухальганда, оглашая помещение радостными мявками. Следом за ним появилась сестра Хелена.

– С возвращением в вотчину божью, чар Тобиус. Рада видеть вас в сознании.

– Где Эмма?

Монахиня улыбнулась:

– Спит. Насилу уложила. Она постоянно сидела подле вас, не ела, не пила и от сна отказывалась, но в итоге такое испытание подкосило и ее силы. Вы всех ужасно перепугали. К счастью, у нас были готовы бинты и мази, а ваше тело проявило огромную волю к жизни.

– Таковы уж мы, мутанты. Я голоден… не только физически. Кажется, вся моя гурхана ушла на то, чтобы организм смог подлатать потроха. – Волшебник ощупал свою перевязку, и на кончиках его пальцев появилось свечение нежно-зеленого цвета. – Внутренние органы пострадали довольно сильно, но не так, чтобы я умер на месте, слава Господу. Внутреннее кровотечение устранено, но в полостях еще осталась застоявшаяся кровь. Она не нужна. Волокна разных органов сращены, надо немного подправить. Круг кровообращения…

– Вы умелый целитель, как я посмотрю.

– Обычные диагностические чары и работа с тканями, больше ничего. В последнее время усиленно штудировал специализированные книги. Недавно восстанавливал брата Марка после обширных ожогов – вот где было настоящее испытание.

Монахиня удивленно подняла брови.

– Я только что понял, что восемь дней валялся без сознания, надеюсь, ваш подопечный не шалил в это время?

– У меня не пошалишь, – ответила женщина, преступно красивая для того, чтобы быть невестой божьей. – А вы должны лежать и отдыхать.

– У меня баронство на плечах, некогда разлеживаться, когда восемь дней… мои зелья!

– Эмма за ними приглядывала. Есть – не ела, спать – не спала, но за вашим котлом приглядывала, не сомневайтесь.

Волшебник с облегчением выдохнул.

– Если обещаете быть послушным больным, я сначала накормлю вас, а потом расскажу, что и как. Сразу предупреждаю, что все в порядке, никому не требуется ваша помощь. Итак?

Вскоре его уже кормили с ложки наваристым и горячим куриным бульоном с размоченным в нем хлебом. Сначала серый волшебник хотел чего-нибудь посущественнее, но когда теплые потоки бульона, попав в желудок, стали причинять боль, он понял, что выбор сестры Хелены очень мудр – желудок, восемь дней не переваривавший пищи, даже столь жидкое кушанье принял с трудом, к тому же часть внутренних органов пострадала во время борьбы.

– В первую очередь… хватит, я сыт! В первую очередь…

– Еще две ложечки, чар Тобиус.

– Я сыт! В перв…

– Две ложечки, – осталась неумолимой монахиня. – За Господа-Кузнеца и сына Его Молотодержца!

– Говорю же – я сыт! Грех есть, если сыт! Есть надо, чтобы жить, а не жить, чтобы есть! Так в священном…

– Всякое яство положено пред человеком милостью Господа-Кузнеца, отказываться от него – значит пренебрегать милостью Его. Давайте, чар Тобиус, в мире столько людей, у которых нет этих двух ложек бульона, а у вас они есть, но вы не цените.

Пришлось доесть.

– В первую очередь хочу спросить: как обстановка в Хог-Вуде? Что происходит?

– Много чего. Генерал Бальден вплотную занялся своими рекрутами, гоняет их кругами, делая перерыв только на обед и сон, а белок тренируют в этой чудно́й выпуклой конструкции неподалеку. Знаете, прежде я уже слышала имя генерала Эразма Бальдена, но не знала, что он такой импозантный кавалер.

– А я не знал, что у Бальдена есть имя, – поделился Тобиус, задумчиво глядя в потолок. – Эразм… Эразм-заразм, нет… Эразм-маразм, вот, уже лучше, Эразм-дуразм… но надо что-то военное… Что еще произошло за время моего отсутствия?

Сестра Хелена часто беседовала с Хлоей, а потому знала, что дела идут. Шахта в лесу дала первое сырье. Поначалу рабочим было трудно справляться с големами, но когда люди усвоили принципы, которые руководили глиняными болванами, дело пошло резвее. Руду переправляли в Хог-Вуд при помощи транспортера, а для сообщения и координации действий между шахтой и деревней использовались магические зеркала. Кузнец Мартел уже начал переплавлять руду в железные слитки, но поскольку деревенская кузница мало подходила для таких занятий, дело у него шло медленно, да и нужных в металлургии добавок не хватало. Гоблин обещал в ближайшее время исправить и это положение. С лесозаготовочной базы была переправлена большая партия бревен для постройки частокола, опять же усилиями ее высочества, которая развела в Под-Замке бурную деятельность. Никто не тревожил жителей деревни в последнее время, даже метание камней по световому периметру ночью прекратилось.

Из коридора послышались шаги, и в спальню заглянула Эмма. Она замерла в дверях, молча теребя какую-то тряпицу.

– Сестра.

– Пойду.

Хелена бросила на волшебника последний взгляд, теплый и приятный, как вкус спелого персика, и удалилась, покачивая широкими бедрами. Эмма тихонько подошла к кровати, нерешительная, будто боясь, что ее сейчас прогонят.

– Тебе лучше, учитель?

– Я жив, и пока что, надеюсь, это обстоятельство не поменяется.

– Тебе… больно?

– Нет, – солгал он, мягко улыбаясь, – мне совсем не больно.

– Я… я так… рада-а-а-а-а-а-а…

Слезы хлынули по ее бледным щекам ручьями. Она плакала, как маленькая девочка, которую дотоле переполняло великое, непосильное, неподъемное горе, внезапно отступившее и оставившее в покое. Эмма рыдала от облегчения, прижимаясь к его груди, искусственная, но живая, думающая и, несомненно, наделенная собственной волей.

– Я тебя никому не отдам, ученица, я же взялся опекать тебя, верно?

Тобиус поправился довольно быстро, его организм с большой скоростью впитывал из окружающего мира гурхану, а сам волшебник практиковал на своем теле все новые и новые целительские техники. Исцеляющие чары давались ему довольно легко, всего десять – пятнадцать раз приходилось начинать чтение словоформ сначала, чтобы наконец добиться результата. Через четыре дня прогресс дошел до целительских заклинаний высокого звена, так как большинство стандартных и продвинутых техник серый маг успешно освоил. Тобиус наконец смог нормально двигаться, никаких головокружений, никакой тошноты и боли. Приходилось напоминать мышцам их предназначение, хотя они упорно притворялись деревяшками.

После инспекции состояния дел в собственной башне волшебник под опекой Эммы отправился на прогулку. Спустившись во внутренний двор, Тобиус не мог не заметить там большого, просто огромного гнезда, устроенного у ворот донжона. Оно пустовало, но внутри нашлось несколько больших белых перьев.

– Это гнездо гусыни гоблина, – сообщила Эмма.

– Она очень большая?

– Громадная! – Эмма сделала страшные глаза. – И злая, как тысяча ахогов!

– Интересно было бы посмотреть вблизи.

– Ой, пока к тебе не вернулась вся прыть, лучше не рискуй. Говорю же – злобная тварь!

Знаменитые гоблинские скаковые гуси славились не только своими размерами, скоростью и выносливостью, но и дурным злобным нравом. Стоило подойти к такому зверю без дозволения или разозлить – одними щипками дело бы не обошлось.

Весь день Тобиус пробыл в деревне, без передышки возмещая ущерб от своего отсутствия. Он латал бреши в защитном периметре из заклинаний, обновлял, заменял, переделывал. Некоторое время он помогал в кузнице варить сталь. Процесс оказался действительно длинным, сложным и совершенно неудобным – сравнительно маленькое помещение не было приспособлено для такой работы.

Вечером, в положенное время, маг вошел в малый чертог, где собралось множество людей, и все поприветствовали его чуть ли не как героя, после чего расселись по своим обычным местам. Бывший король Ривена, внимательно оглядев свое окружение, заговорил:

– Теперь, когда все, включая придворного волшебника, в сборе, нам стоит обсудить несколько немаловажных вещей. Мы уже говорили о некоторых из них, но сегодня пройдемся по ним снова. К сожалению, мастера Зюзия сейчас нет, он направлен по торговым делам, но его присутствия и не требуется. Обстоятельства таковы, что враг предпринял крайне решительные меры. Захват заложников, западня, близость нашего краха. Генерал, докладывай ты.

Бальден поднялся своим любимым способом – молниеносно выпрямился, при этом заставив ни в чем не повинный стул отскочить и нервно пошатнуться на задних ножках.

– С тактической точки зрения умысел врага логичен и ясен! Как ни прискорбно признавать такое, но на данный момент основная военная мощь Хог-Вуда заключена в одном волшебнике. В случае потери данной боевой единицы враг задавит простым превосходством своей магической мощи. С моей стороны предприняты решительные меры по исправлению данного дисбаланса. Одновременно обучение воинскому ремеслу проходят более полутора сотен новобранцев, часть из которых поочередно осваивает верховую езду на белках! Для ускоренного обучения мною применена проверенная схема «три сосунка на одного бывалого». Таким образом, каждый опытный солдат из числа тех достойных воинов, которые прибыли с нами в Хог-Вуд, постоянно обучает воинскому делу и просто солдатскому быту троих новобранцев. Хочу подчеркнуть, что не хватает оружия, формы и нервов, потому как новые солдаты вашей милости отличаются здоровьем тела и скорбностью ума, то бишь дремучие чурбаны! Но это, конечно, мелочи! Армия и из последнего пня неотесанного сделает достойную уважения боевую единицу, дайте только времени и розог! Особенно розог! С размещением гарнизона проблем не возникло, однако с оружием, формой и доспехами надо бы поспешить! Обтесанное дреколье за алебарды не идет никак. У меня все.

Тобиусу не понравилось, что его назвали боевой единицей. Такое отношение противоречило всему, во что он верил, всему, что заставило его бежать от настырных армейских вербовщиков. С другой стороны, Бальден привык мыслить как полководец, коим и является, для него маг – то же артиллерийское орудие, только с более опасным зарядом, так что обижаться на вояку резона не было.

– Господин Гофер?

– У нас все путем, сир! Начали рыть землю под частокол. Однако без брата Марка башни не поставим, уж извините. Провианта на зиму заготовлено с избытком, все сено и всю солому рассовали по амбарам, к приходу холодов готовы.

– Славно, стало быть, до весны обеспечены, и для нового гарнизона тоже провиант есть. Тобиус?

– Уже вернулся к работе, сир.

– Вот и славно. Понимаю, что прошу слишком многого, но мы должны быть готовы к быстрому и решительному натиску до наступления первых холодов. Генерал, на тебе солдаты и разработка плана, господин Гофер, Томас, на вас укрепление Под-Замка. Добыча железной руды потихоньку налаживается, теперь брат Марк нужен нам здесь. Чар Тобиус?

– Отправлюсь за ним в кратчайшие сроки.

– Значит, поручения распределены. Доченька, на тебе самое трудное – контролировать и руководить. Джаспер, можно подавать!

Ужин прошел хорошо, насколько хорошо может пройти ужин. Вкусная пища и питье, спокойные разговоры, обсуждения нынешнего и грядущего. Тобиус поел быстро и под предлогом того, что впереди полный забот день, откланялся. Эмму он отпустил еще раньше – следить за приготовлением зелий.

Пробираясь уже практически родными коридорами, он вспомнил о помеченном месте и, поблуждав в потемках, выбрался к стене, на которой виднелся тайнописный знак. Вспыхнули мотыльки, выхватывая участок стены. Гладкий отшлифованный камень, темно-серый, черный, пепельный. Волшебник провел по шершавой стене ладонью. Выбрав подходящее место, он должным образом составил чертеж заклинания Взор Кутруба.

– Если удача всегда помогает дуракам и мерзавцам, – пробормотал Тобиус, рассматривая обширные пустоты за стеной, – осталось понять: кто я – дурак или мерзавец?

До уха донесся отзвук чьих-то голосов. Пообещав себе разобраться с обнаруженным потайным ходом позже, Тобиус пошел на звук. Поднявшись на один этаж и пройдя несколько поворотов, волшебник обнаружил двоих, беседующих в лунном свете, проникающем сквозь окно. Он вышел из-за угла с жезлом в поднятой руке.

– А вот и господин маг, – произнес Каспар Эмиэль Крудус не оборачиваясь. – А вы любите ночные прогулки так же, как люблю их я?

– Учитель! – широко улыбнулась Эмма.

– Почему не в башне, ученица?

– Скучно там сидеть! Я все предписания выполнила, горелки отрегулировала, котел проверила и пошла по замку погулять.

– С каких пор ты… впрочем, это не суть важно. А вы, господин Крудус?

– А что я? – улыбнулся вампир не разжимая губ. – Когда еще мне гулять, если не ночью? Замок добрая сестра покидать запретила, ссылаясь, кстати, на то, что вам будет так спокойнее. Вот и хожу по неиспользуемой части. Здесь темно, пустынно… много крыс. А тут вдруг натолкнулся на очаровательную особу, не смог отказать себе в удовольствии поговорить с ней.

– Н-да, все логично. Сделайте одолжение, поделитесь своей кровью, господин Крудус.

Инджэн непроизвольно дернул головой, улыбка на его мертвых губах как-то быстро увяла.

– А зачем вам?

– Хочу кое-что проверить.

– Это настораживает. Давать свою кровь магам довольно опасно.

– Не опаснее, чем вампирам. Отбросьте страхи, эксперимент произойдет на ваших глазах.

Тобиус достал из сумки тряпицу и иголку, обернул первое вокруг второго и протянул вампиру. Каспар Эмиэль Крудус сомневался некоторое время, откровенно морщась от одной этой идеи, но все же коснулся иглы, и ткань вокруг нее почернела.

– Благодарю.

Жезл вернулся на пояс, а в свободной ладони волшебника вспыхнуло золотое пламя, невообразимо красивое, искристое, подвижное. Тобиус сунул ткань в огонь, подержал ее там немного, а потом потушил его. Ткань осталась невредимой и совершенно чистой.

– Хм, я назову это Золотым Касанием… нет, Солнечным Касанием! Да!

– И что это было?

– Заклинание, пожирающее мертвую органику, особенно белок. Оно еще не завершено, но, когда я доведу до ума всю систему чар, это станет неплохим инструментом в борьбе с… нежитью.

– Значит, создали новое оружие против нас? – хмуро осведомился Крудус. – Война-то давно кончилась.

– Упаси Господь-Кузнец, я же говорю про нежить. – Волшебник взглянул ему в глаза, прямо обещая золотые костры в случае перехода определенных границ. – К тому же эта война не закончится никогда. Пойдем, ученица, сегодня нам стоит пораньше лечь спать, потому что с завтрашнего дня начнется тяжелая и долгая работа.

Началась тяжелая и долгая работа. От нее не было продыху, она набросилась и вцепилась в незаменимого волшебника всеми когтями и клыками.

Сначала он доставил из шахт брата Марка верхом на скаковой белке. В день своего прибытия тот, не вкушая пищи и не делая даже лишнего глотка воды, отправился в часовню и после долгой восстанной проповеди принимал исповеди у вилланов. Лишь исполнив долг перед Господом, он позволил себе отдохнуть. Петрианец наконец встретился с сестрой Хеленой, и божьи люди некоторое время сидели за столом, переговариваясь о делах, лишь церковникам ведомых. На следующий же день серый монашек прилип к чертежному столу.

Брат Марк представил чертежи на одобрение сюзерена и, получив это одобрение, начал строить. В первую очередь он возвел простейшие строительные механизмы, работающие на системе противовесов и рычагов. С их помощью и с помощью телекинеза Тобиуса началось строительство частокола.

Параллельно маг занимался сталеварением. Ему пришлось с помощью элементарной трансмутации создать огромный котел на подставках, и вскоре в этой емкости уже исходил чудовищным жаром жидкий сплав металла и вспомогательных веществ. Легирующие добавки доставал Зюзий Зигрин, который, казалось, мог раздобыть самого апостола Петра при условии наличия достаточной суммы у заказчика.

Зигрин всегда знал, что именно нужно его новым торговым партнерам, и не было случая, чтобы он переспросил или не выразил уверенности в том, что сможет достать тот или иной товар. Гоблин всегда гарантировал: «Скоро будет», – запасался товарами на сбыт, седлал свою гусыню и улетучивался вместе с мрачным месье Жакаром, от которого никто в Хог-Вуде так и не услышал ни единого слова.

Кроме сталеварения Тобиус занимался еще и ковкой. Зигрин привел откуда-то пятерых молчаливых мужчин, имевших при себе кузнечный инструментарий, которые вместе с Мартелом и волшебником дневали и ночевали в кузнице, молотя по раскаленному железу.

Также волшебник продолжал работать в своей башне. Преимущественно ночью он зачаровывал простейшие артефакты. Кроме этого, Тобиус продолжал совершенствовать свое заклинание, составляя все новые и новые схемы. А еще был мимик, которого приходилось изучать, и даже на это удавалось выкраивать время.

В общем, жизнь превратилась в работу, а работа – в жизнь, Тобиус творил волшебство постоянно, почти без передышки изнуряя магический запас своего астрального тела, медитируя и вновь изнуряя себя. При всех он не показывал, насколько устает, осторожно тонизировал тело, даже один раз использовал Второе Дыхание, чтобы не свалиться на людях. Он спал в среднем по четыре часа в сутки, был везде чуть ли не одновременно и работал, работал, работал, снимал мерки, таскал магией заостренные бревна, вздымал и опускал молот, контролировал процесс потока жидкой стали по желобам в каменные формы, раздобытые Зюзием, и так день ото дня.

В конце концов он даже смог закончить варку своего защитного зелья. Тогда он потратил целый день, чтобы обвести дворец линией магических фигур сдерживающего свойства, а потом заставил всех обитателей покинуть Райнбэк. Емкости с зельем были аккуратно вынесены наружу и поставлены перед воротами. На глазах у всей деревни он заставил содержимое больших бутылей начать испаряться. Процесс был сложным, ибо испарение должно было проходить в полном объеме, а не как с обычными жидкостями, от которых остается осадок. Таким образом, Тобиус создал плотную пурпурно-черную тучу из магического пара над замком. Стали заметны границы магического купола, не дававшего волшебным парам рассеиваться. А потом прошел дождь. Туча исторгла из себя потоки драгоценной магической влаги, которая накрыла Райнбэк, пропитывая все, от шпилей и черепицы на крышах до камней внутреннего двора. Зелье просачивалось сквозь камень, сквозь дерево, сквозь металл и стекло, впитываясь в замок, будто он был сложен из губок, а не из твердых обожженных кирпичей.

– Наконец-то! – выдохнул Тобиус, когда туча иссякла и он смог свалить со своих плеч тяжесть сдерживающего купола. Рядом с ногой подпрыгивал Лаухальганда, сжимавший во рту платок. – Спасибо, друг.

– Уже готово? – спросил Бейерон. – Это было впечатляющее зрелище, но на этом работа и закончится?

– Нет, сир. Осталось прочесть соответствующее заклинание, после чего я смогу с чистой совестью сказать, что с задачей справился. – Он крутанул жезл в пальцах, шепча словоформы. При этом с его губ срывались видимые значки, складывающиеся в длинные ленты, окутывающие замок.

Жезл с оглушительным треском вспыхнул, заставив гореть ярче видимые строки заклинания, а затем все исчезло.

– Отныне Райнбэк недоступен для телепортаций, и если кто-то, замысливший недоброе, попытается проникнуть внутрь, он об этом пожалеет.

– Более чем славная работа. – Бейерон позволил себе необычный дружеский жест, похлопав волшебника по плечу, отчего тот пошатнулся и был подхвачен Эммой. – Чара Тобиуса в башню, откармливать и отпаивать.

Тобиус провалялся без сил только один день и, невзирая на протесты Эммы и сестры Хелены, встал на ноги. Миром давно правила осень, без устали напоминая об этом частыми и долгими ливнями. Солнце выглядывало из-за хмурых облаков все реже, но была у этого обстоятельства и хорошая сторона – ночами тучи лучше скрывали комету, хотя нет-нет да и окрашивались красными отсветами.

Вилланы не останавливались из-за непогоды и упорно окружали Под-Замок высоким частоколом, а на каменных фундаментах росли основательные смотровые башни с крытыми площадками. Камень доставлял все тот же Тобиус на собственном горбу, летая к неразработанному еще каменному карьеру.

– Похоже, наша затея удалась.

– Ваша затея, чар Тобиус.

Маг и монах стояли над чертежным столом под навесом. Брат Марк изучал чертежи и по привычке пересчитывал выкладки, сызнова производил одни и те же измерения, даже когда в них уже не было никакой необходимости. Тобиус смотрел на почти уже достроенную стену из толстых заостренных кольев и вымерял высоту приделанных мостков для передвижения дозорных.

Царила промозглая погода, ливень прекратился, но остался холод, а маг тем временем так и не удосужился приобрести ничего зимнего.

– Вам бы обзавестись теплой одеждой, чар Тобиус, – произнес монах, будто заглянув ему в голову.

– Сами, смотрите, не застудите себе чего.

– Благодарю за заботу. Кажется, это к вам.

По дощатому настилу, выложенному в грязи, неспешно шагал человек, одетый в тяжелый плащ-палатку. Ливень пошел с новой силой, но этому человеку потоки ледяной воды были нипочем, она стекала по плотному войлоку и капала с полей его шляпы; высокий воротник закрывал нижнюю половину лица, оставляя только глаза и нос.

– С возвращением, месье Жакар. Мастер Зюзий послал вас за мной?

Короткий кивок.

Вместе с Жакаром они пошли меж деревенских домов к замку. Тобиус время от времени поглядывал на своего провожатого с осторожным любопытством, но раз от раза месье Жакар понятнее не становился. Со дня знакомства компаньон Зюзия Зигрина не проронил ни единого слова, а тенью следовал за гоблином, иногда выполняя какие-то мелкие поручения. В общем и целом месье Жакар оставался скрытной личностью, о которой Зигрин не распространялся. Роль его, вероятно, сводилась к работе телохранителем в пути.

Гоблин ждал в донжоне, развешивая мокрую походную одежду над одним из коридорных каминов, входящих в систему отопления замка.

– С возвращением, мастер Зигрин.

– А?

– С возвращением.

– Что за манера приветствовать таким глупым образом? Да, я вернулся, и что с того?

– У людей множество бесполезных привычек. Например, мы спрашиваем «как дела?» при встрече, хотя, поверьте, совершенно не желаем слышать ответа.

Гоблин собрал на зеленом лице несколько раздраженных складок.

– Так, время – золото! Я выполнил ваш заказ, чар, оплату вперед, пожалуйста.

В длиннопалую ладонь гоблина поочередно легли шесть лостерциев. Торговец прикипел к необрезанным новеньким кругляшам взглядом, при этом его широкий острозубый рот растянулся в блаженной улыбке:

– Что ж, приятно иметь с вами дело, чар Тобиус. Удостоверьтесь в качестве, пожалуйста.

Жакар поставил на подоконник объемную дорожную сумку с твердым каркасом и, покопавшись в ней, протянул Тобиусу несколько свертков и коробков.

– Итак, проверяем! – Гоблин принял из рук своего телохранителя лист дешевой бумаги и грифельное стило. – Брусок черного чугуна.

– Это он. – Тобиус внимательно присматривался к тяжеленному бруску непроглядно-черного металла.

– Розовый кварц из Эстрэ.

Тобиус просмотрел на свету запечатанную пробирку с упомянутым веществом.

– Это он.

– Вольфрам и молибден.

Еще две колбы, с серебристыми порошками.

– Они самые.

– Дальше!

Гоблин перечислил еще полдюжины наименований, попутно вычеркивая их из списка.

– Поздравляю, мастер Зигрин, вас ни разу не надули и не подсунули дешевку, это отрадно.

– Еще бы меня надули поставщики! – усмехнулся гоблин, снимая с длинного носа пенсне. – Любой, кто решит, что он хитрее меня, будет отвечать перед всем нашим торговым предприятием! Не так ли, Жакар?

Человек медленно кивнул. Тобиусу само собой представилось, как какой-то несчастный держит ответ перед месье Жакаром… а у месье Жакара охотничий нож в руке и масса свободного времени.

Получив заказанные ингредиенты, маг заторопился в свою башню, поднялся в мастерскую и немедленно приступил к работе.

Спустя часы он заканчивал работать уже над вторым артефактом, орудуя маленькой киянкой. Самая трудная работа была завершена – на столешнице лежал золотой перстень с шариком из розового стекла. Над ним пришлось изрядно потрудиться: сначала отлить на основе розового кварца маленькую стеклянную сферу, добиться нужной прозрачности, затем установить на перстне два зубчика, на зубчики насадить тончайшую спиральку из вольфрамо-молибденового сплава. Накрыв эту конструкцию розовым стеклом, маг долго накладывал оригинальные чары собственного изобретения.

Работа над вторым перстнем подходила к концу, оставалось лишь закончить нанесение цепочки тонких знаков, взятых из книги «Спиритуализм. Оковы для хищных духов», чем волшебник и занимался. Он успел проштудировать фолиант от корки до корки, перенеся многое на страницы своей книги. Наконец дело было сделано, и серый маг придирчиво осмотрел свое творение – массивный черный перстень, очень тяжелый, с круглой выпуклостью на лицевой стороне, рассеченной зигзагообразной трещиной.

Отложив второй артефакт на стол, Тобиус надел золотой перстень и сжал пальцы. В следующий момент все источники света в помещении, все свечные огоньки и светящиеся мотыльки погасли. Какие-то мгновения они еще горели внутри розового стеклянного шарика, но быстро сошли на нет, и стало темно. Подождав, пока перстень остынет, Тобиус приказал ему светить, и сфера розового стекла загорелась так ярко, что в мастерской исчезли тени. Следующим своим приказом маг освободил заключенные в артефакте огоньки, и все источники света заняли свои места.

Оставив перстни на столе, Тобиус поднялся на верхний этаж и упал в постель.

На следующее утро волшебник рано поднялся и собрал все необходимое для долгой отлучки. Тобиус старался, чтобы его заметило как можно меньше слуг и желательно никто из хозяев замка. Чего стоило прокрасться мимо спящей Эммы.

Маг вышел во внутренний двор и невольно задержался, изучая большое гнездо, из которого на длинной белой шее выглядывала голова с оранжевым клювом. Гоблинский скаковой гусь, а точнее гусыня, птица огромного размера, не такая большая, как лошадь, конечно, но достаточно крупная, чтобы нести на себе упитанного гоблина вместе с солидной поклажей. Гусыня, до поры разглядывавшая незнакомого человека с подозрением, наконец решила, что он ей все-таки не по нраву, злобно зашипела и издала громогласное «ГА!». Тобиус быстро взлетел на Крыльях Орла: не хватало еще, чтобы птица переполошила весь Райнбэк. Он сделал круг над деревней, осматривая с высоты линию частокола, и полетел на восток, в лес.

Поиски пещеры не заняли много времени, потому что большинство волшебников помнит каждое важное место, в котором они побывали. Взглянув в темноту, Тобиус ощутил неприятный холодок опасности. И все-таки он заставил перстень светиться и спрыгнул. Внутри оказалось тесно, низкий каменный тоннель вел куда-то дальше и вниз, в темноту, но волшебник остановился, сделав всего пять шагов по затхлому подземелью. Он обнаружил скелет, валявшийся на полу в истлевшей одежде. Все его кости располагались в правильном порядке, как при жизни, но одна из ног была сломана. Скорее всего, этот несчастный упал или спрыгнул в пещеру, но оказался недостаточно проворен и покалечился. Никто за ним не пришел, никто его не спас, и он умер в темноте от голода и жажды, испытывая постоянную боль. Возможно, при жизни он был слаб умом или вовсе безумен, и если бы Тобиус порасспросил в ближайших деревнях, то наверняка узнал бы его имя. Но оно не было нужно волшебнику, ему был нужен череп.

Выбравшись из пещеры, он пустился мерить окружающую территорию шагами, выбирая деревья, на которых вырезал знаки. Тобиус разместил на стволах больше семи десятков одинаковых рисунков, закладывая в каждый одно и то же заклинание – Вспышка. Также он цеплял к ним Колокольчики, чтобы те предупреждали его, когда Вспышки станут срабатывать. Передвижения Тобиуса по лесу носили спиральный порядок по направлению от пещеры как от центра спирали. На некоторых деревьях он оставлял размазанную капельку собственной крови, несколько раз капал кровью на землю и шел дальше.

Выбравшись на маленькую проплешинку, Тобиус решил: именно на ней все и закончится. Он разметал толстый слой прелой листвы, сухих колючек и прочего лесного мусора потоком воздуха, а затем еще долго наносил на землю систему чар в виде пентаграммы, на лучи которой были помещен черный перстень, свеча, ритуальный нож, кубок и череп.

В огне трещали сухие ветки. Тобиус периодически подкармливал костер и следил за заходящим солнцем, которое опускалось на темнеющие штыки еловых вершин. Он успел увидеть, как последний лучик побагровевшего светила скрывается на западе, и вместе с резко нахлынувшей волной холода волшебника достиг душераздирающий протяжный вой и сразу же за ним ужасный хохот. Тобиус достал из сумки флягу, плеснул в кубок, поставленный на один из лучей пентаграммы, кровь агнца и зажег свечу, стоявшую на другом луче. В ушах зазвенели колокольчики, а над лесом раздался ужасный вопль – худукку наткнулся на первую ловушку, которая обожгла его. Ночь наполнилась стенаниями изуродованной темной души, и источник этих звуков становился все ближе, худукку пробирался медленно, идя по следу из крови, от которого не мог оторваться.

– Ключами Сулеймановыми запечатаю, – зашептал маг, – клеймами мертвящими изловлю и сокрою, цепями незримыми свяжу и в узилище бесплотном заточу. Крови и плоти алкающий да убоится, да умерится, власти моей покорится и склонится предо мной.

Безумный хохот раздался совсем недалеко, потом вновь звон колокольчиков в ушах и дикий вопль. Тварь пришла.

– Бесплотному – темница духа, мучимому – приют упокоения, злому – усмирение гнева, голодному – голод! Зверь беспокойный, чья душа горит в огне му́ки, зверь, что пришел по мою жизнь, я ждал тебя. – По жесту Тобиуса костер погас, и темнота немедленно захватила маленькую проплешину на мохнатом теле леса.

Волшебник поднялся с жезлом в руке и медленно повернулся, став лицом к той стороне, где темнота клубилась в гипнотическом текучем танце и из нее смотрела пара красных огней и улыбалась красная же пасть. Душа сумасшедшего, обугленная огнем Пекла, худукку.

Клубящаяся темнота громко хихикнула и потекла по границе проплешины, заходя волшебнику за спину. Тот не пытался держать ее в поле зрения. Худукку с ревом набросился сзади, а Тобиус, который был к этому готов, упал ничком. Прыгнувшая ему на грудь земля выбила из легких воздух. Дух темноты пролетел над волшебником, и в следующий момент магические чертежи, нарисованные по периферии, взорвались, став столбами ревущего живого огня. Если худукку и способен был испытывать ужас, то он испытал его в тот самый момент, когда яркий горячий свет ударил по нем со всех сторон, и его собственный пронзительный вой, скрежещущий и молящий, взлетев в небо, заглушил даже рев пламени.

– Именем Салморцойна, короля неупокоенных душ, покорись мне!

Истошный взвизг был магу ответом, и куски клубящейся темноты оформились в виде когтистых лап. Тобиус явственно представил свое растерзанное тело, части которого растаскивает лесное зверье. За спиной мага возникло шесть Солнечников, и все они бросились на худукку, а потом Вспышка, Вспышка, Светящаяся Паутинка, рой светящихся мотыльков, луч твердого света, торчащий из жезла как клинок меча, и мешанина из колец черного дыма, превращающегося в когти и клыки. Мир потонул в безумном злом хохоте, перемежающемся с жалобным плачем.

Тобиус тяжело дышал, его легкие горели, все тело болело, глаза ничего не видели, гурханы не осталось ни иора, его уже дважды стошнило, и кровь из ран продолжала медленно сочиться, но он улыбался. Волшебник улыбался, потому что на ладони лежал тяжелый черный перстень, в котором таилась душная злая темнота. Он занял место на большом пальце правой руки.

Волшебник с кряхтеньем встал на ноги и оглядел развороченную землю. Чертеж-ловушка был уничтожен, череп расколот, чаша расплавлена, свеча давно прогорела, только ритуальный нож, воткнутый в землю, остался невредим. Ближайшие деревья опалило жаром огня, часть ветвей сгорела, чудом не начался настоящий пожар. Сделав несколько шагов, Тобиус споткнулся и упал, сил подняться вновь уже не было. Там он и заснул, валяясь на сырой земле.

Очнувшись на следующий день ближе к обеду, волшебник смог частично привести себя в порядок. Как ни странно, но за время, проведенное в беспамятстве, на него не покусилось ни одно существо из тех, что обитали в лесу. Раны, нанесенные когтями худукку, успели загноиться, они горели, и в них пульсировало сердцебиение, края нездорово блестели, хоть кровь и не шла, а плоть вокруг воспалилась. Используя целительские техники, Тобиус смог усмирить бушующую в теле инфекцию, удалил мертвые ткани Солнечным Касанием и стянул края. Отдохнув еще немного, волшебник вдруг ощутил ужасный голод, который, словно мурз из засады, набросился и начал терзать пустой желудок. Он сбе́гал в сторонку и достал из тайника сумку с продовольствием, жадно и быстро поел.

Следующим по назойливости чувством было ощущение холода. С помощью чар Нити-и-Иглы он восстановил свою полумантию, а потом постарался удалить с нее следы крови. Запас гурханы восстановился за время сна, и, оглядевшись, Тобиус решил, что ему здесь больше нечего делать. Крылья Орла подняли его в небо.

Серый волшебник приземлился перед замковыми вратами, у которых стояли с алебардами совершенно незнакомые часовые. Третий солдат что-то громко им говорил, перемежая обычные слова ругательствами.

– Наставляете рекрутов, рядовой Эрвин?

– Капрал, – довольно поправил тот, оборачиваясь. – С возвращеньицем, чар Тобиус! Вот вколачиваю ум в непривычные к этому делу головы!

– Добро, добро.

Он пересек внутренний двор и вошел в донжон, у входа в который тоже стояла стража. Тобиус замечал, что стражников заметно прибавилось, теперь они обходили стены, патрулировали деревню и ближайшие окрестности, да и в замке на каждом шагу торчали как блестящие сталью истуканы. Доспехи и оружие для новобранцев они с Мартелом и наемными кузнецами ковали день и ночь.

Бальден не давал своим кадрам ни дня отдыха, они бегали под дождем, бегали под ударами осеннего ветра, бегали… они постоянно бегали. А если не бегали, то отрабатывали строевой шаг, учились обращаться с неудобной алебардой, мозолящей ладони, и коротким палашом, который вырывался из непривычных к этому пальцев при каждом неуверенном взмахе. Новичков заставляли ходить, сидеть, есть и спать, не снимая брони. Точнее, они снимали ее только для того, чтобы почистить, а затем вновь надеть, и делали это на скорость. Генерал наставлял, что в бою клинок и алебарда для солдата – как родные брат и сестра, то есть они единственные родные существа во всем мире, и за них надо держаться. Насчет брони он тоже что-то такое поэтичное говорил… кажется, что если они будут плохо следить за состоянием лат, то он поотрывает им руки и повтыкает их в…

– К его милости, чар? Сейчас нельзя.

Тобиус вопросительно посмотрел на стражников, дежуривших у дверей большого чертога. На его памяти это был первый раз, когда Бейерон не мог принять своего придворного мага.

– У его величества аудиенция, приказано не беспокоить.

– А с кем у него аудиенция?

– Не могу знать, чар, это какие-то пришлые люди.

Волшебник кивнул и уселся на скамейку, поставленную в широком коридоре специально для ожидающих аудиенции. Прошло больше получаса, а из зала никто так и не появился.

– Эй, волшебник.

Тобиус посмотрел на стражников, но ни один из них даже не косился в его сторону.

– Это я с тобой говорю, не они.

– Во-о-о-от, – тихонько протянул Тобиус, опуская очи долу, – началось. А я-то надеялся, что голоса появятся в голове только лет эдак в сто семьдесят.

– Мой голос не в твоей голове. Ты забыл обо мне?

– Нет, гахенгейм, я тебя не забыл и очень рад, что ты воспользовался моим советом. Это я так просто шучу. Как тебе у нас живется?

– Хорошо. Много прекрасных людей.

– Согласен.

– Я хочу помочь тебе, волшебник. Иди к тому месту, которое ты осматривал, к помеченному месту.

– Помочь?

– Ты хотел узнать, что находится за стеной. Я наблюдал за тобой и ждал. Ты не останавливаешься, постоянно чем-то занимаешься и куда-то уходишь. Впервые за долгое время я вижу, чтобы ты так долго сидел и ничего не делал. Я решил, что это подходящий момент.

Волшебник посмотрел на двери, за которыми не слышалось ни голосов, ни приближающихся шагов. Сколько еще ему здесь сидеть и нужно ли вообще это делать, если время терпит, а неожиданная возможность так заманчива? Вскоре Тобиус уже стоял у назначенного места в отдаленном пустом коридоре.

– Куда нажимать?

– Нажимать? – переспросил гахенгейм.

– Да. Тут должен быть рычаг, приводящий в действие механизм открывания прохода.

– Он давно разрушен временем, я сам открою для тебя путь.

Часть стены почти неслышно отъехала в сторону, и Тобиус шагнул в темный, пахнущий пылью и увитый паутиной проход.

– Райнбэк полон загадок.

Маг стал пробираться узкими проходами в свете трех мотыльков. Ему приходилось часто разрывать пологи старой, высохшей паутины, а под ногами хрустели крысиные кости и пустые панцири насекомых. Он поднимался и спускался по иссохшим лестницам и бочком двигался по совсем уж узким коридорам, которые были у́же ширины его плеч. В своих исследованиях волшебник то взбирался на верхние этажи, то вновь опускался на нижние, то шел по камню, то осторожно ступал по деревянным перекрытиям, которые давно пришли в негодность и громко, протяжно скрипели. Многие проходы стали недоступны как раз из-за прогнивших полов, но и по надежным можно было попасть во многие части замка. Волшебник успел заглянуть сквозь стену в натопленную кухню, прачечную, на несколько складских помещений, пару раз он ухитрился подслушать разговоры стражников и слуг, оставаясь незамеченным. Так продолжалось, пока, глянув в очередное смотровое отверстие, он не увидел большого чертога.

Слежка за сюзереном не входила в его планы, так что волшебник решил отстраниться от греха подальше, но прежде он изучил личности визитеров, коих было двое, и что-то задело его внимание. Что-то тревожное.

Перед Бейероном стояли неопределенного возраста стройная женщина с красивым благородным лицом, на котором странно выделялись глаза, умудренные опытом и как будто многое повидавшие, и некто, прятавший лицо под капюшоном длиннополого синего плаща. Она была одета по-мужски, в куртку и брюки, на поясе висели ножны с двумя саблями, а ее спутника полностью скрывала синяя ткань. Отрекшийся монарх сидел на своем баронском троне и читал какой-то листок. Рядом стоял Джаспер, державший в руках несколько вскрытых конвертов и свитков со сломанными печатями. Видимо, Бейерон уже некоторое время читал принесенные чужаками документы.

– Хм, следовало сразу же к этому перейти. Спасибо, что подтвердили мои предположения, – произнес Бейерон, передавая очередной прочитанный листок своему слуге. – Весьма своевременно.

– Записи Геральдической и Земельной палат верны, мастер, – заверила женщина, – пришлось немного потрудиться, доставая документы, но, как видите, все прошло удачно.

– Как всегда, безупречно, Минерва. Скоро мы сможем приступить к делу, надо только успеть до начала зимы.

– Мастер, можно ли узнать, когда вы намерены вернуться?

– Никогда, – ответил Бейерон.

– Так категорично? Вы уверены?

– Не задавай таких глупых вопросов, дорогая. Эта ноша достаточно сгорбила меня за прошедшие годы.

– Разумно ли? В такое время?

– А подходящего времени не будет никогда, так пусть же все идет так, как идет. Я оставил трон, потому что это решение было оптимальным, лучшим для Ривена, как ты позволила себе заметить, в такое время. Я вернусь лишь в том случае, если мое возвращение не спровоцирует начала гражданской войны и если все великие лорды страны попросят меня об этом единогласно.

Тобиус, который никак не мог понять, что за «шип» колол ему глаза, решил присмотреться к чужаку сквозь призму Истинного Зрения и увидел… ничего. Сплошная бесцветная муть, ни материи, ни энергии – ничего.

– Какого ахога? – недоуменно прошептал волшебник.

– Вы держите связь с братьями из Ридена?

– Да, мастер.

– Что они сообщают?

– Король Радован послал в Ривен отряд, который в самом скором времени должен добраться до вашего нынешнего обиталища. Цель, поставленная им перед своими слугами, неясна.

– Любопытно, буду ждать. Что-то еще?

– Нам доподлинно известно, что в последние несколько лет между королем Радованом и королем Маэкарном идет активная переписка.

– Значит, молодой шакалот решил завести дружбу со старым пауком? Хм… это не может не настораживать, как и все, связанное с Маэкарном Зельцбургом.

– Грядет буря, мастер, мы все это чувствуем.

– Это для вас она грядет, а я эту бурю пережду в своей тихой гавани, ниспосланной мне Господом нашим Кузнецом. И мне все равно, что скажут остальные. Даже если обвинят меня в малодушии. Я уже достаточно послужил на благо нашего дела, мне пора на заслуженный отдых.

Женщина позволила себе едва заметно вздохнуть.

– Я все же считаю, что вы слишком ценны для братства. Думаю, нам пора идти. Вы полностью уверены, что не нуждаетесь в наших ресурсах?

На этот раз отрекшийся король засмеялся в голос:

– Я знаю, что братья дадут мне все, чего бы я ни попросил, они не поскупятся ни на деньги, ни на солдат, но что они подумают обо мне, если я стану донимать их по всякой мелочи?

– Ваши права не меньше, чем у прочих, мастер, вы вправе требовать.

Отрекшийся король ничего на это не ответил.

– Спасибо, что лично привезла бумаги, я рад был тебя видеть.

Женщина поклонилась и направилась к двери, ее спутник последовал за ней.

Тобиус остался в темноте потайных переходов, вдыхая запах пыли и теряясь в догадках. Он ощущал неприятный привкус собственного проступка и жгучее любопытство. Ничего нового или интересного он не узнал, разве что о посланцах риденского короля, но каким боком это его касается? С другой стороны, один из тех, кого принимал Бейерон, был холлофаром. Скорее всего. Серый маг не мог быть в этом уверен. Разрозненные и обрывочные сведения о таких существах оставили след во множестве библиотечных книг Академии, но магическое сообщество Вестеррайха сходилось во мнении, что к настоящему времени холлофары либо полностью вымерли, либо их количество сократилось настолько, что они не представляют больше опасности. А ведь были времена расцвета молодой империи Грогана, когда разумные существа разных видов, объединенные даром – если это можно так назвать – астральной пустоты, ценились на вес золота и служили Императору-дракону Саросу, возглавляя охоту на магов.

Поглощенный раздумьями, Тобиус выбрался из лабиринта потайных ходов и вернулся в обжитую часть замка, где на него наткнулась принцесса Хлоя.

– Отец зовет вас к себе, чар! Где вы вообще бродите?

– То тут, то там, знаете ли. Это дела волшебные, вас не касающиеся. Доброго дня.

Волшебник заторопился в большой чертог.

– А, Тобиус! – Отрекшийся король приветственно кивнул. – Мне доложили, что ты вернулся.

– Так точно, сир. Я занимался вопросом темной сущности, которая бродила вокруг Под-Замка по ночам.

– Худукку, если память не изменяет?

– Он самый, сир. Худукку, душа безумца, погибшего мучительной смертью и обугленная дыханием Пекла. Крайне опасное существо.

Бейерон нахмурил кустистые брови.

– Если так, то, видя тебя перед собой, смею надеяться, что твое предприятие возымело успех?

– Проблема решена.

– Я что-то пропустил? – В зал широким шагом ворвался генерал Бальден, его шляпа с красным пером блестела от влаги, а сапоги по щиколотку покрывала жирная грязь, за что слуги в самом скором времени непременно помянут вояку «добрым» словом.

– Чар Тобиус совершил очередное доброе дело, генерал, но послал я за вами по иной причине. – Бейерон поднялся с кресла, приблизился к столу и положил на него один из свитков, которые недавно получил от своих посетителей.

Он без слов позволил им развернуть документ и прочесть содержимое.

– Вот оно как. – Бальден плотоядно ощерился. – Это уже кое-что.

– Лично я вижу больше негативных, нежели благоприятных перспектив, – сказал Тобиус.

Документ, представленный Бейероном, являлся выпиской из Земельной палаты Ривена, и в нем были засвидетельствованы старые, доселе так и не измененные границы лена Хог-Вуд, из которых следовало, что земля к северу, ныне находящаяся под властью лорда Гогенфельда, на которой расположен город Хогсдальн, является частью пограничного баронства Хог-Вуд. С тех пор как Хог-Вуд лишился своих сюзеренов, он находился на самоуправлении, государство лишь взимало с него налоги и назначало управляющих, однако это дело давно минувших дней. Постепенно о Хог-Вуде успели забыть все, кроме сборщиков податей, и предки Агастуса Гогенфельда незаметно аннексировали часть территорий, пользуясь тем, что во время одной из междоусобных войн того времени никто не стал обращать внимания на такую мелочь. Однако их действия не были узаконены, и никаких изменений в записи Земельной палаты никто не вносил. Таким образом, земля, на которой за прошедшее время, а счет идет на десятилетия, вырос город Хогсдальн, все еще являлась частью Хог-Вуда, как и сам город.

– Если нам удастся его захватить… – начал Бальден.

– То об этом будет доложено Валарику Вольферину, и он позволит Гогенфельду действовать против нас открыто.

– Не позволит, ибо по условиям заключенного между легитимным королем и наглым бунтовщиком соглашения наше влияние не должно распространяться за границы аллода Хог-Вуд. И оно не распространится: ведь город наш!

– Никто не будет глядеть на эту выписку, нас просто сомнут – если понадобится, то с привлечением дополнительных сил.

– Нет, если на нашу защиту встанет дом Галли!

– Владыки Каребекланда? С чего бы им ссориться с узурпатором?

– А с того, чар, – с несвойственной ему ехидностью ответил Бальден, – что это люди чести! Когда Вольферин захватывал трон, герцог Галли готов был выступить против него со всей своей армией, поднять весь Каребекланд, и горячее желание присоединиться к нему выразили Оленвеи из Золотого Сада! Все мы сейчас живем на землях герцогства Каребекланд, не так ли? Значит – под властью Галли! В случае спорной ситуации они встанут на нашу сторону.

– Если я не ошибаюсь, Агастус Гогенфельд вассал дома Галли, с чего бы им обижать его?

– Вы не знаете предыстории, чар Тобиус! Гогенфельд – это ставленник Вольферина. Еще во времена правления законного короля он был лишен своих земель за проступки перед королевским правосудием и отправился жить к дальним родственникам в Хайбордан. Вольферин, захватив власть, вернул ему родовые земли, и с тех пор Гогенфельд строил нам всевозможные каверзы. Надо ли говорить, что Галли из Берлоги посматривают на этого стервеца как на куриный помет, прилипший к подметке сапога?

– Если все так хорошо, то почему бы не отправить эту бумагу лордам Галли с просьбой восстановить справедливость? Зачем начинать авантюрное предприятие, которое наверняка обернется кровью?

– Затем, что вмешательство дома Галли до срока будет воспринято узурпатором как потворство потенциально опасной тенденции. – Бейерон наконец соизволил вклиниться в спор военного и мага. – Галли были готовы сражаться за честь и сохранность ривенской короны, когда она принадлежала мне, но не теперь, когда она принадлежит не пойми кому. Теперь они сами по себе и не пожелают рисковать положением в политическом мире Ривена, который и так сильно расшатан. Город надо брать, это важный торговый центр, и без хотя бы одного города, хотя бы одной стоящей дороги, по которой передвигаются торговые караваны, Хог-Вуду на процветание надеяться нечего. И тогда Галли скажут свое слово по свершившемуся факту.

Отрекшийся король подвел черту, решение было принято, теперь можно было обсуждать лишь способ воплощения задуманного.

Некоторое время они стояли над чертежом, который набросал генерал. Военный обозначил на бумаге ворота Хогсдальна, некоторые улицы, расположение замка, а также большого озера, прилегавшего к городу с северо-западной стороны, излагал то, что смог узнать о численности гарнизона и расположении некоторого количества артиллерии на стенах. Тобиус проницательно косился на него, думая, что вояка уже давно строил свои завоевательные планы.

– Скоро начнет темнеть, – вдруг произнес Бейерон, – а Под-Замок уже надо готовить к мондфайертагу. Мы и так отложили исполнение этой славной традиции из-за кучи дел, но теперь самое время провести празднование – ведь сбор урожая завершен.

– Сир, стоит ли отвлекаться на это в такое время?

– Люди устали, им нужна отдушина, ибо все любят развлекаться после тяжелой работы. Генерал.

– Сир?

– Сегодня пусть солдаты тоже отдохнут, им предстоит серьезная и опасная работа.

– Сир, это не совсем разумно.

– Пусть отдохнут, повеселятся, а завтра продолжишь муштру. Не думаю, что случится что-то плохое в эту единственную ночь. Выдай им по кубку вина.

– Хм… эх, разрешите идти?

– Ступай. Ты тоже, чар Тобиус, иди и отдохни как следует. Это приказ.

Волшебник поклонился, сделал два шага назад, развернулся и пошел к выходу, думая над тем, чем же ему теперь заняться? Он решил вернуться в свою башню и отправить все библиотечные книги обратно в Академию. Сроки еще не поджимали, но своевременное, а еще лучше заблаговременное, возвращение библиотечных книг являлось одним из важнейших залогов выживания для учеников Академии Ривена.

На этот раз в чаше с вином отобразилось лицо еще нестарого, но уже зрелого волшебника с тонкими усами и небольшой ухоженной бородой, украшенной серебряными бубенчиками. Кахестивран Дракон, один из сильнейших метаморфов Академии, нес свою вахту под ипспирохом. Тобиус постарался сделать все как можно быстрее, потому что Кахестивран, как и некоторые другие волшебники, недолюбливал его в годы учебы. Почти всегда это были маги более старшего поколения, с которыми лично Тобиус знакомства не имел и дорогу им не переходил, но он явственно ощущал их неодобрение в повседневной жизни, знал, что он им не нравится. Серые волшебники порой внушали прочим магам антипатию сродни той, какую внушает черным воронам их белая товарка.

Разделавшись с этим делом, он неспешно пошел по башне, попивая вино, и оглядывался вокруг. Не иметь неотложных дел внезапно стало так странно, что Тобиус ощутил непривычную растерянность. Во время прогулки по этажам его рассеянный взгляд упал на клетку с заточенным в ней «сундуком», волшебник остановился и отложил в сторону вино. Что-то было не так.

– Лаухальганда, где ты есть?

Черный мячик с ушами скатился по лестнице и прыгнул к нему. Маг, соблюдая своеобразный этикет, погладил компаньона между ушами.

– Лаухальганда, куда делось мясо?

– Мр-р?

– Тот кусок говядины, который я положил перед ним несколько дней назад, где он?

– Фр-р.

– Я знаю, что ты не ешь тухлятину, но, может, Эмма выкинула его? Нет?

Убрав Лаухальганду, Тобиус присел возле клетки с мимиком и стал внимательно ее обследовать. По всему выходило, что мясо исчезло недавно, на деревянном дне еще виднелся влажный и попахивающий тухлятиной след. Внезапно серый маг вскочил и опрометью бросился вниз. Вскоре он добрался до кухни, разговор с мэтром Шовиньолем превратился в громкий и бурный скандал, ибо вспыльчивый «художник высокой кулинарии» принял за оскорбление предположение о том, что на его кухне где-то могла заваляться тухлятина. В конце концов, пока повара обмахивали своего раскалившегося предводителя полотенцами, один из поварят раздобыл для волшебника лоскут темной, неприятно пахнущей вырезки из специального ведра. Тобиус принес в башню тарелку с «лакомствами», которые сгрузил в клетку и отошел на несколько шагов.

– Мур-р?

– Метод магического тыка, разве не ясно? Мимики же охотятся исключительно из засады, хватают подвернувшуюся жертву и – ам! А этот метод охоты абсолютно противоположен поеданию падали, на которую и охотиться-то не надо. А вдруг на самом деле мимики поглощают добычу и держат ее в себе до состояния тухлятины, только после чего начинают непосредственно употреблять? Знаю, это странно и непонятно, однако никто прежде не выдвигал таких ги…

Его прервал грохот перевернувшейся клетки. Маг бросился к ней и вернул клетку в подобающее положение. Внутри стоял сундук, и валялись осколки тарелки. Без мяса.

– Та-а-а-ак… мы сдвинулись с мертвой точки, отлично! Я научу тебя есть свежатину, дорогой ты мой, но для начала мне понадобится больше тухлого мяса.

Вечером жители натянули между домами куски провощенной ткани, подперев их дополнительными шестами, чтобы навесы не провисали. Затем были навешаны фонари, разведены костры и расставлены лавки. Запахло горячей мясной похлебкой, горячим хлебом и хмельным пивом. Вилланы, одетые уже по-осеннему, собирались на единственной улице Под-Замка, старики рассаживались на скамейки, молодежь разбилась на мужскую и женскую половины. Молодые парни и девушки переглядывались, смеялись, шушукались. Жители постарше, уже женатые, были заняты делом: мужчины ставили столы, женщины их накрывали. Несмотря на довольно слякотную и неуютную погоду, в Под-Замке воцарились тепло и свет. Близость крепкого частокола и немалочисленной стражи внушала людям некое особое спокойствие, которого им, возможно, не хватало раньше, хотя сами они и не задумывались об этом.

К волшебнику подошла Клохинда с большим деревянным подносом, на котором стояли миски дымящейся похлебки.

– Чар Тобиус, для сугрева! Погодка та еще!

– Благодарю.

Свою похлебку он сильно посолил и еще сильнее поперчил, после чего бросил туда кусок очень черствого хлеба. Девушка упорхнула разносить дальше. Маг отхлебнул и с удовольствием ощутил, как жар катится по пищеводу, потом выловил хлебную мякоть пальцами и стал жевать вместе с кусочками мяса.

Дети, будто ждали, пока волшебник окажется один, выскочили из укрытий, отрезали все пути к отступлению.

– Дед-дед-сказовед! Сказку расскажи, сказку! – заверещала детвора, хватаясь за полы плаща низенького старичка с обширной лысиной, длиннющей бородой и носом-картоплей.

Принцесса Хлоя, стоявшая невдалеке, протерла глаза, чтобы убедиться, что действительно видит этого странного незнакомца.

– Сказку! Сказку! Сказку!

– Сказку вам? – проскрипел старичок.

– Да!

– Ладушки-оладушки на потеху бабушке! И ты, принцесса, короля дочь, придвигайся к нам, ведь холодна ночь!

Хлоя хотела было отступить, но к ней обратилось столько блестящих детских глазок, что она не смогла. Пришлось ее высочеству сесть в кружок, вокруг «деда-сказоведа» вместе с деревенской ребятней. Старик сунул в рот дымящую трубку, нахмурил брови, о чем-то задумываясь, и начал:

– Жил-был один молодой виллан, который весь день работал в поле, а вечерами рано ложился спать, чтобы на следующий день вновь встать поутру и весь день работать в поле. Однажды мимо его поля проезжала красивая карета, а за ней ехали рыцари в латах, сверкающих, как зеркала, украшенные золотом и разноцветными гербами. Вдруг колесо кареты наехало на камень и отлетело. Тогда все рыцари слезли с коней и стали по очереди пытаться подпереть карету, чтобы поставить колесо на место, но как бы сильны ни были они, ни у одного не хватало мо́чи в одиночку держать карету. Тогда вышел к дороге виллан и попросил дозволения дать и ему попробовать. Засмеялись рыцари, но разрешили, ибо не верили, что простолюдину по силам то, что не по силам им. Виллан же взял да и приподнял карету так высоко, что кучер враз приладил колесо на место. Заохали рыцари, загалдели! А виллан знай себе стоит да от пыли отряхивается. Видит он вдруг – занозу посадил, когда карету подымал. Открылась тут дверка кареты, и вышла наружу принцесса. Самая что ни на есть настоящая, девица редкой красоты и доброты, в пышном платье и с маленькой золотой короной на голове.

Хлоя тихо хмыкнула на это представление о «настоящих» принцессах, а некоторые дети принялись коситься на нее, будто сверяясь.

– Увидела она кровь, тут же занозу из грубой ладони его своими тонкими пальчиками выдернула и батистовым платочком перевязала. Виллан же, как узрел ее, враз обомлел и влюбился без памяти. Карета и сверкающие рыцари уж давно ускакали прочь, а он все глядел и глядел им вслед, сжимая подарок. С тех пор плохо было виллану, он мало ел и мало работал, а светлый лик принцессы все стоял у него перед глазами, не давая покоя. И вот однажды прискакал в деревню королевский гонец, встал на площади и давай читать указ:

– Знайте, люди, что терзает нашу страну ужасный дракон, топчет поля, пожирает скот, жжет деревни да города! Кто того дракона убьет, – кричал гонец, – тому король обещает руку своей единственной дочери!

Сказитель затянулся и выдохнул дымное облако в виде крылатого ящера с рогами, когтями, длинным хвостом и страшной пастью. Дымный дракон описал круг над повизгивающими от восторга детьми и рассеялся без следа.

– В тот же день виллан собрал скудные свои пожитки, подарил дом соседу, чей сын недавно женился, и зашагал из родной деревни в стольный град королевства. А когда пришел он в град стольный к самому королевскому дворцу, глядит, а вокруг видимо-невидимо рыцарей в сияющих доспехах, все при мечах вострых, при копьях длинных и при конях резвых, а он средь них лишь один виллан в рубахе да штанах, босой и пыльный с дороги. Как пошли рыцари над ним смеяться, а потом и прогнали прочь от королевского дворца, ибо простолюдин благородным рыцарям не ровня. Пригорюнился виллан и побрел куда глаза глядят. Шел он мимо реки, видит – тонет кто-то, на помощь зовет. Виллан прыг в реку и вытащил на берег бородатого старика. А тот и говорит: «Спасибо тебе, добрый человек, вовек не забуду твоей доброты!» Удивился виллан, но вспомнил о печали своей, махнул рукой и дальше пошел. Идет по лесу, слышит – на помощь зовут. А за деревьями пятеро волков на того самого старика кидаются, загрызть хотят. Ну, виллан хвать оглоблю и давай волков гонять. Всех разогнал. «Спасибо тебе, добрый человек, вовек не забуду твоей доброты!» – сказал старик и исчез. Удивился виллан, но вспомнил о печали своей, махнул рукой и дальше пошел.

Ночь пришла. Развел он костер на лугу, развязал котомку, достал хлеба, сыра да луку немного – все, что было у него съестного. Видит, а напротив него сидит давешний старик, коего он из реки вытащил, а потом от волков спас. «Сжалься, добрый молодец, – говорит старик, – позволь погреться у костра измученному путнику и угости по доброте своей, ведь я уж четвертый день ничего не евши». Странно, подумал виллан, который старика сразу узнал. Но был он добрый человек и старость уважал, а потому разделил скудную свою пищу и бо́льшую часть отдал старику. Тот быстро все съел до последней крошки – и давай на вилланову долю смотреть голодными глазами. Вздохнул виллан и последнее отдал, ибо был он добрый человек и старость уважал, хотя и у самого в животе урчало. Доел старик все до последней крошки, отогрелся и говорит виллану – мол, спас ты меня из реки, спас ты меня от волков, накормил, обогрел, добрый ты человек, и хочу я тебе отплатить. Говори, чего хочешь, может, подсоблю? «В том, чего я хочу, ты мне никак помочь не сможешь, – ответил виллан, – ибо единственное желание мое – это жениться на принцессе, но я простой землепашец, а такому не можно быть рядом с принцессой. Вот если бы я был рыцарем…»

Сказитель умолк, задумчиво постучал кончиком мундштука по редким нижним зубам, хмуря кустистые брови, и не продолжил говорить, пока дети не начали возмущаться и требовать.

– Экие вы нетерпеливые, – рассмеялся он хрипло. – Хорошо, хорошо… О чем бишь я?.. Ах да! Услышал старик его беду и рассмеялся. «Ежели дух твой благороден, – сказал он, – а сердце чисто, то рыцарем можешь ты стать, а я тебе в том помогу». Взмахнул старик руками, и ночь сменилась днем, а над ними возник великий белый замок Зельвахар, обитель белых рыцарей, защитников добра и справедливости, приютившийся в долине рек и водопадов среди горных пиков. И встретили виллана там славные рыцари в доспехах и плащах белых, как первый снег, и сказал старик им, что привел славного юношу, что сердце его полно отваги, и он хочет стать рыцарем. «Тогда станет», – ответили рыцари. И начали учить они виллана, как биться мечом, щитом и копьем и как ездить верхом, и дали ему латы белые, и плащ белый, и меч, и щит, и копье, и коня статного, быстрого и смелого, и назвали виллана братом. Так не стало виллана, но стал рыцарь Зельвахара. Взмахнул старик руками вновь – и исчез замок, исчезли горы, но появилась большая пещера в дремучем лесу, где жил дракон. «Дерзай, – сказал старик, – зверь голоден и вскоре полетит он ко дворцу твоей милой, чтобы жечь, рушить и пожирать». И тогда рыцарь Зельвахара поднял над головой копье и исторг грозный клич, вызывая дракона на бой смертный, а когда вылез из берлоги страшный ящер, принялись они биться.

В воздухе расцвели дивные иллюзии, похожие на движущуюся мозаику из цветного стекла. Огромный черно-красный дракон и маленький белый рыцарь бились не на жизнь, вызывая вскрики радости и восторга у детей.

– И хоть жар драконьего пламени был ужасен, хоть когти и зубы его были подобны саблям, отважный рыцарь не испугался, и вонзил он длинное копье в самое черное сердце дракона, а когда тот забился, выхватил меч вострый и отрубил змию голову!

Маленький белый рыцарь отсек дракону голову, и чудовище затихло.

– И тогда явился он в град стольный и пошел средь рыцарей, и они расступались пред ним, видя белый плащ его, и белые латы, и меч белый и щит, и шептали: «Это рыцарь Зельвахара! Рыцарь Зельвахара! Лучший среди нас! Самый лучший!» Тогда поднес рыцарь королю рог драконий и молвил, что зверь мертв! А рядом с ним встал старик, который был великий волшебник, и поручился за слова его. Возрадовался король, возликовал, приказал, чтобы пели трубы и смеялись люди королевства, над которым больше не висела беда. Подвел король к белому рыцарю принцессу, чтобы их обручить, но она не смотрела на него, ибо не знала его и не любила, а он вложил в белую ручку ее батистовый платок и сказал, что вышел супротив дракона, лишь чтобы ему позволили приблизиться к ней и вернуть ей ее доброту. Тогда принцесса посмотрела на рыцаря, и узнала его, и улыбнулась, и согласилась стать его женою. На свадьбе их все королевство пировало три дня и три ночи, а старый волшебник, который был сам Джассар Ансафарус, вернулся в Звездный Предел, откуда пришел, чтобы помочь доброму человеку. А теперь вы все будете хорошими детишками, оставите старого сказителя в покое и побежите домой спать, или же… ам!

Дети с радостными воплями разбежались, а старик повернулся к Хлое, глядя желтыми глазами из-под седых бровей.

– А вам, миледи, сказка понравилась или как?

– Ну… таких сказок я еще не слышала, – призналась принцесса, – вроде что-то знакомое, а вроде бы и нет. Мне понравилась та часть, где про принцессу.

– Но там же всего пара фраз.

– И в них у принцессы есть выбор. Чар Тобиус, прекратите быть таким…

– Морщинистым? – Тобиус улыбнулся, и старческая личина слезла с него, обнажив истинный облик, только глаза остались неизменными.

– Откуда вы взяли эту сказку?

– Придумал.

– Правда? – удивилась она.

– Истинная. Вы можете этого не знать, но я натура творческая. В голове смешался эдакий суп из сказок, которые знают все, и сказок, которые знаю только я. Например, рыцари Зельвахара – это одна из самых ярких легенд восточного Вестеррайха, рыцари без страха и упрека, воспитанные в замке Зельвахар. Красиво. Героем стал виллан, потому что слушатели – виллановы дети, и им легче ассоциировать себя с простым человеком. Тема любви приятна девочкам, тема подвигов – мальчикам. Ну а тема восхождения человека из низов на самую вершину чарует всех. А волшебник в сказке – это такое чудесное допущение, ключевой двигатель сюжета и… все сказки, которые мне в детстве читали, были про волшебников.

– Неужели? Я знаю не так много сказок про волшебников.

– Это «Старые байки».

– Понятно, что не новые, но…

– «Старые байки», или «Сказания Данрована». Маленькие волшебники, миледи, тоже любят слушать сказки, но им рассказывают не про удалых вилланов, храбрых рыцарей и прекрасных принцесс, им рассказывают про мудрых волшебников. Сказки про волшебников встречаются и в «Белой книге», но там они, то есть мы, волшебники, либо второстепенные положительные персонажи, либо главные злодеи. «Сказания Данрована» представляют нас в более благородном свете, и известны они преимущественно среди магов, а не простых людей. «Король Ареан и Огненный Колосс», «Книжник из Рехенсвальда», «Семеро сыновей», «Чистюля Джок» и другие – все это «Старые байки», или «Сказания Данрована». Героем многих историй, кстати, является сам Маг Магов, это тоже важно.

– А что за Звездный Предел? – полюбопытствовала Хлоя. – Это вы тоже придумали?

– Отнюдь. У него много названий – Эвгеда Ксаар, Морнек-Нуут, Аслейнмар, Хса-Бегриль, или Звездный Предел. Упоминание об этом месте встречается так или иначе у волшебников практически всех народов, но никто не знает, что это такое на самом деле. Нечто, что изредка упоминается в обрывках древнейших документов, которые писа́лись еще до Второй войны Магов. Составитель «Старых баек», некий Данрован, использует это словосочетание для определения места, в которое уходят все великие маги. Так получилось, что ни элрогиане в Гроганскую эпоху, ни амлотиане в нашу эпоху особо волшебников не жаловали и места им в своих посмертных пристанищах официально не отводили. В этом отношении мы можем лишь надеяться, что попадем туда, куда попадают простые праведники после смерти. Но не объяснять же такое положение вещей детям, верно? Поэтому маленьким волшебникам говорят, что Звездный Предел – это место, куда они попадут, если будут хорошими магами, а хороший маг – это великий маг. Поэтому многие сказки из «Сказаний Данрована» так или иначе упоминают о Звездном Пределе.

– Это как Его Оружейная, но только для волшебников?

– Если считать магию религией, то да.

Тобиус смотрел в сторону, наблюдал за веселящимися людьми, едва заметно и через силу улыбался. Глаза его тлели янтарными углями, в них стояла грусть. Хлоя не могла не обратить на это внимания и некоторое время как-то даже завороженно следила за золотистым внутренним светом.

– Давно хотела у вас спросить, чар Тобиус, – что с вашими глазами?

– Если они на месте, то будем думать, что с ними все в порядке.

– Они желтые.

– Это… хм… побочное проявление мутации, которой меня подвергли в детстве, так называемые «кошачьи глаза».

– Кошачьи, правда? Больше похоже на глаза змеи или ящера…

– Скажите еще – дракона! – рассмеялся волшебник.

– Кто знает, я читала, что у драконов преимущественно желтые глаза, и…

– Еще немного – и я обижусь.

– Простите, – искренне смутилась она, опуская взгляд, – я не хотела…

– Окажете честь, миледи?

Тобиус склонился в приглашающем жесте: играла быстрая музыка, и вилланы парами вступали в общий пляс. Хлоя вложила в его широкую ладонь свою изящную ручку, и они влились в танец, по окончании которого ее высочество пригласил алеющий ушами Тобиуш Гофер, в кои-то веки соизволивший снять свои латы.

Серый волшебник бросил последний взгляд на выплясывающую Эмму, решил не мешать ученице развлекаться – и отправился к себе. Ему требовалось выспаться.

Когда магия вступает в дело, многое приобретает новые грани, и война – одно из таких явлений. Когда сражаются две армии, у полководцев для выстраивания планов есть численность войск, погодные условия, особенности ландшафта, боевой дух, качество снабжения. Когда сражаются две армии, подкрепленные военными и боевыми волшебниками, появляются сотни новых производных, которые нужно учитывать. И дело не в убийственных заклинаниях массового поражения, которые запрещены Церковью под страхом преследования и казни. Волшебники на войне чаще служат поддержкой, нежели ударной силой, они обеспечивают связь между частями армии, занимаются целительством и диверсиями, практикуют перехват вражеских сообщений и защиту собственных полководцев от внешнего ментального воздействия. В общем и целом боевые маги редко участвуют в столкновениях между вестеррайхскими державами, но ни одна военная кампания не обходится без военных магов.

Тобиус создал три массивных кувшина с рукоятками для удобства ношения, в которые он погрузил колдовской дым, а точнее – иллюзию, необходимую для воплощения составленного Бальденом плана баталии. Он же, Тобиус, и учил ответственных солдат управляться с этими артефактами, показывал, как следует их активировать по условному сигналу. Также для каждого солдата он создал по два одноразовых артефакта – Щит и Исцеление.

К моменту начала завоевательного похода Хог-Вуд имел под алебардой около четырех сотен неплохо обученных мужчин, из которых более четырех десятков восседали на скаковых белках и еще три десятка несли на плечах новенькие мушкеты. Пушек, увы, раздобыть так и не удалось – уж слишком мало времени было отведено на это.

Тобиус обернулся, чтобы повнимательнее рассмотреть провожающих. Брат Марк при содействии сестры Хелены благословлял воинов.

Под звук недавно выученной строевой песни отряд выступил в поход.

У города Хогсдальна было трое врат. Из северных дорога вела в глубь лена, принадлежавшего Агастусу Гогенфельду; дорога из южных, попетляв немного, раздваивалась, и одно ее ответвление вело дальше на юг, в Хог-Вуд, второе же поворачивало северо-западнее, в сторону пограничных баронств западного Ривена. Ну а восточные, Торговые, ворота впускали в Хогсдальн самую оживленную дорогу, именовавшуюся дорогой Елей. Ею часто пользовались торговые люди. Были еще небольшие Скользкие ворота в западной стене, но с запада к городу прилегало озеро, и у врат находились рыбный рынок и небольшой порт, в котором останавливались речные суда, заходившие в озеро по водам реки Илистой.

Исходя из информации, предоставленной Бейероном – Тобиус был почти уверен, что тот получил эту информацию от недавних визитеров, – в Хогсдальне стоял сравнительно небольшой гарнизон, состоящий из наемного войска Красных соек, поставленного там Гогенфельдом. Все ворота города, кроме Скользких, охранялись усиленными гарнизонами городской стражи, имевшей в распоряжении артиллерию. В случае появления вражеского войска засевшие в центре города Красные сойки покидали квартиры и отправлялись к тем воротам, на которых были нужны их клинки. Именно на этом простом, но эффективном плане обороны противника Бальден выстроил свой план штурма.

Ровно в полдень генерал, пользуясь одним из переговорных зеркал, дал команду действовать. По каждой дороге, ведшей к городу, двинулись пары солдат, несшие открытые медные кувшины, из которых сочилась иллюзия, превращавшая этих двоих в марширующие отряды по пятьсот мушкетов и алебард в каждом. Таким образом, пока три обманки неспешно шагали к городу посуху, настоящий отряд Бальдена – около трех с половиной сотен рекрутов и полсотни ветеранов – под пологом незримости подходил к озеру. По воле Тобиуса воды расступились, илистое дно иссохло, став пригодным для ходьбы, и отряд просто ушел под воду, в созданный волшебником тоннель.

Взмокший от напряжения Тобиус держал на себе солидный вес водной толщи. Ему приходилось каждое мгновение сосредоточенно поддерживать стены тоннеля, размыкать воду перед авангардом и смыкать за арьергардом, чтобы вести солдат к порту и к Скользким воротам, пока Красные сойки мечутся между тремя другими.

Наконец, открыв проход на берег, волшебник уступил дорогу Бальдену, который пришпорил сонную от приручающих чар белку и с воинственным ревом повел своих солдат из-под воды через рыбный рынок. Появление вооруженных людей прямо из озера повергло торговцев и матросов в ужас, очнувшиеся белки пушистыми ураганами перескакивали через прилавки и, подгоняемые кавалеристами, взлетали на крепостные стены. Скользкие ворота были взяты почти без боя, их охранников связали и заперли, а пехотинцы Хог-Вуда проникли в город.

– Рано радоваться, ребятушки, бой еще впереди! Шагом марш! Чар Тобиус, не подведи!

Серый маг кивнул, достал из сумки фиал с грибным эликсиром и сделал скромный глоток. Гурхана рванула по его энергопроводящим потокам тугими толчками, в висках зародилась боль, он на миг ослеп, но в следующее мгновение мучительные ощущения отступили, оставив лишь свежие силы.

И Тобиус и Бальден понимали, что новобранцам не выстоять в открытой схватке с опытными наемниками, поэтому Тобиус решил на свой страх и риск попытаться сократить количество вражеских клинков до первого столкновения. Взлетев, он ринулся к южным воротам. К этому времени иллюзии уже исчерпали себя, и несколько сотен наемников, а также охранный гарнизон стражи и канониры толпились на стенах, высматривая исчезнувших внезапно врагов. Тобиус прямо на лету ударил по стенам шквалом водяных сфер, залив все влагой, а потом направил вниз поток мороза из серебряного перстня, замораживая все и вся. Убедившись, что лед растает прежде, чем все эти люди погибнут, маг устремился к восточным воротам.

Он застал второй отряд Красных соек, когда они уже спешили обратно, к центру города, получив, возможно, сообщение о вражеской диверсии. Волшебник попытался проделать с ними тот же трюк, не обращая внимания на шквал мушкетного огня. Он залил улицу водой, но заморозить наемников не успел – с одной из замковых башен в него ударил Элементарный Разлад. Заклинание частично рассеялось на Щите Кудулы, а частично задело стоявший невдалеке дом, отчего тот стал рассыпаться в песок и пыль, будто в мгновение ока для камня и древесины прошли столетия. На самом деле структура вещества просто потеряла ту изначальную связь, которая заставляла ее мельчайшие частицы держаться друг друга, образуя собственно материю. Мальвар наконец расшевелился, и теперь он, Тобиус, должен был находиться рядом с вверенными его защите людьми, чтобы городской волшебник не смял их.

– Как успехи? – спросил Бальден.

– Треть Красных соек выведена из строя, еще одна треть лишилась сухих фитилей и пороха, но потом мне пришлось вернуться. Не хочу, чтобы Мальвар ударил по вам.

– Стало быть, враг все еще превосходит нас числом… Но ничего, и не с таким справлялся!

Бальден держался непоколебимо и самоуверенно, хотя волшебник знал, что генерал боится за своих людей. Он муштровал их беспощадно, развивал выносливость, прививал дисциплину, обучал владению оружием, но в настоящем бою новобранцы еще не были, их боевое опаление[30] приближалось.

Волшебник парил над продвигающимися солдатами, высматривая противника, готовый в любой момент обеспечить подопечным защиту. Он слышал тревожный набат, раздававшийся со всех колоколен города, и крики горожан, стремившихся запереть свои дома и убраться подальше от людей с оружием.

Первое столкновение с противником произошло на Фонарной улице близ площади имени Яна Наталиса. Красные сойки из тех, что отправлялись к северным воротам, успели вернуться и наспех построили баррикаду. Наемники дали мушкетный залп, который Тобиус принял на Широкий Щит. Бальден выкрикнул команду, и в бой вступила беличья кавалерия. Огромные белки длинными скачками перескакивали с крыши на крышу и, соскакивая, рушились на врага сверху. Бравый генерал обучил грызунов-переростков орудовать когтями и резцами, так что наемники оказались смяты очень быстро, и на улицы пролилась первая кровь. Тобиус одним Толчком снес баррикаду, погрузил капитулировавших соек в глубокий сон, и по команде Бальдена движение к замку продолжилось. Впрочем, недолго.

Непосредственно на площади Яна Наталиса выстроились остальные Красные сойки, поддерживаемые городской стражей. Числом они превосходили скромные силы генерала Бальдена более чем в два раза.

– Вот сейчас и глянем, парни, хорошо ли я вас воспитал! Мушкетеры, стройсь!

Сойки открыли огонь немедленно, большая часть пуль ударилась о незримый барьер, поднятый Тобиусом, но площадь была широка, и некоторые свинцовые шарики достигли цели.

– Пли!

Грянул ответный залп, а вдогонку пулям к врагу устремились скаковые белки с размахивающими палашами кавалеристами.

– Алебарды опустить! Штыки примкнуть! Вперед шагом марш!

Серый маг взлетел повыше и принялся раскидывать заклинания, следя за столкновением конной и беличьей кавалерии. Пехотинцы обеих сторон пошли на сближение, а он, Тобиус, выпустил в тыл врагу духа бурана. Ему просто никто не помешал, Мальвар, как ни странно, не поддерживал защитников города, и бой сразу переломился в пользу штурмующих. Под руководством отважного генерала хогвудцы медленно, но верно теснили наемников, выдавливая их с площади сталью и свинцом. Высокая сверкающая фигура, превращавшая Красных соек в ледяные статуи, особенно сильно умаляла боевой дух обороняющихся, заставляя их бежать.

– Дави их, парни! Из строя не выступать! Все вместе!

– Генерал, это не к добру!

– Это война, чар Тобиус, она к добру не бывает!

– Мальвар бездействует! Это не к доб…

Враг побежал, и у Бальдена оказалось слишком много более важных дел, чтобы слушать волшебника.

– Отставить погоню, воины! Восстановить построение! Зарядить оружие! Не преследовать, это может быть западня!

– Это и есть западня, – прошептал Тобиус, видя, как в небе над площадью вдруг исчезла часть проплывавшего мимо облака. – Надо бежать!

Но оказалось, что уже слишком поздно.

На плечи людей навалилась невероятная тяжесть, она стала давить их, пригибая к земле, парализуя, причиняя боль. Тобиусу хватило сил устоять, он не носил брони, а значит, весил не так много, и строение его тела пережило целенаправленную мутацию, чтобы выдерживать большие нагрузки. Еще выстоял Бальден – избыток металла придавливал его к брусчатке, но чудовищно сильный человек продолжал стоять.

– Что это такое?! – Голос генерала увязал в сгущенном воздухе, как в патоке, все вены на его шее и лице вздулись, а капли пота, стекавшие по подбородку, неестественно быстро впечатывались в камень под ногами.

– Напор Луны. Он увеличил силу притяжения в отдельно взятом месте в несколько раз, заставив нас самих потяжелеть.

– Нас так перестреляют!

– Не думаю. Пули, вошедшие в поле действия заклинания, немедленно упадут на землю, а если враг приблизится, то тоже будет придавлен.

– И что… что нам делать? Когда это кончится?!

– Я думаю. – Тобиус повернулся к замку. – Нам повезло, что он не владеет этим заклинанием в совершенстве. Более опытный волшебник мог бы сровнять это место с землей, а из нас повыдавливать все внутренности.

– Ох, ахог! Мне прямо полегчало!

– Я отправлюсь в замок, генерал, и постараюсь убедить Рыжего прекратить это! Вы же, когда заклинание иссякнет, будьте готовы к бою!

– Это и есть твой план?!

– Готов выслушать ваши идеи! А? Что? Не слышу!

Тобиус взлетел, прилагая к этому втрое больше усилий, нежели обычно. О том, что он вырвался из поля повышенного притяжения, сообщило резкое ускорение и внезапно появившаяся легкость. Маг сделал круг над черепичными крышами Хогсдальна, выискивая Красных соек, а когда заметил их, ударил сверху Зыбучими Песками, внося в едва оклемавшиеся ряды наемников новую сумятицу.

Он полетел к одной из самых высоких башен замка, где на маленьком балкончике виднелась грузная фигура Мальвара Рыжего. Городской маг неважно выглядел после их прошлой встречи, бледный, осунувшийся, он тяжело опирался на посох и осматривал дымящийся местами Хогсдальн единственным здоровым глазом.

– Прекрати это, Мальвар! Мы уже выяснили, что я лучший боец! – без надменности крикнул серый волшебник. – Объяви о сдаче, без тебя они сражаться не станут! Присягнешь новому сюзерену – и заживешь спокойно, безо всяких темных делишек и мутных личностей, с которыми тебе не хочется иметь ничего общего!

– А если я клятву давал?! Если поклялся именем Джассара, что не сдам этот город?!

– Тогда ты идиот, и мне придется тебя убить! А ты давал клятву?

– Ну, нет, но… – смутился стихиарий.

– Тогда сдавайся, пока цел! Относительно цел.

– Без боя? – хрипло выкрикнул Рыжий. – Меня здесь больше не станут уважать, это неприемлемо!

Стихиарий ударил посохом о балкон, и каменная структура его башни отозвалась изменениями. В ее стенах появились арки высотой в человеческий рост, от которых в стороны выдвинулись каменные «лепестки» площадок – суть балкончики без перил. На эти площадки вышли существа с широкими плечами, руками, по форме напоминающими трубы, и короткими ногами. Они состояли из ярко-оранжевой материи, источавшей приглушенное свечение и явственный жар. Тобиус узнал в них элементалей огня, но состояли они не из подвижного живого пламени, а из уплотненной стихии, то есть «материального» огня.

– Испепелить!

Элементали подняли свои руки, уподобленные пушечным стволам, и на серого волшебника обрушился шквал ядер, состоявших из огненных сгустков, которые оставляли в воздухе пламенные кометные «хвосты». Тобиус заложил крутой вираж, уходя из-под плотного обстрела, и с чувством легкой паники заметил, как быстро два попадания уничтожили его Щит Стужи. Он попробовал уничтожать элементалей потоками воды и ледяными снарядами, но и то и другое обращалось в пар, не причиняя им никакого вреда, а камни самой башни не плавились лишь благодаря магии, пропитывавшим их защитным чарам. Мальвар Рыжий создал материю из чистого огня, сделал энергию твердой, придав ей постоянную форму. Тобиус никогда прежде не слышал о действующих заклинаниях, основанных на подобной технике.

Возникла идея. Нырнув вниз, чтобы избежать встречи с несколькими огненными ядрами, волшебник ударил в ближайшего элементаля Огненным Копьем. Дух стихии покачнулся, и по его твердому телу пробежала кратковременная рябь. Тогда Тобиус ударил еще одним огненным заклинанием, и элементаль взорвался с такой силой, что ударная волна дестабилизировала еще нескольких, попутно отшвырнув серого мага подальше. На какое-то время вся башня Мальвара потонула в грохоте взрывов, сопровождавшихся ярким светом и выбросами пламени, а когда это закончилось, ее каменное тело оказалось испещрено оплавленными и обугленными прорехами. Часть каменной массы буквально стекала вниз в виде лавы, но строение держалось за счет все еще сохранившихся защитных чар.

Тобиус нырнул в одну из пробоин, защищаясь от жара чарами Углежог, и поднялся по обгоревшей лестнице на три этажа, в обиталище городского мага. В центре круглого помещения, занимавшего весь этаж, стоял круглый же стол со стеклянным шаром в небольшой выемке, на полках книжных шкафов покоились увесистые тома; все вокруг постепенно тонуло в дыму.

– Эй, Мальвар, ты жив?

– Жив, – ответил неясный шепоток.

– Где ты?

– Если бы хотел дать тебе знать, то не прятался бы под Незримостью.

– Ты ведь получил магистерский посох не за своих чудо-элементалей, верно? Восстановил забытую технику превращения магической энергии в магическую материю, но не смог лимитировать входящий поток. В итоге каждый твой чудо-элементаль за счет уплотнения требует твоих сил в десять раз больше, чем обычный огненный. Но если бы это было главной проблемой! У этих твоих поделок нет защиты от огненных заклинаний, они принимают их за подкормку и уплотняются в массе до критических показателей, при которых ты больше не можешь контролировать их. Согласен, артиллерия из них отличная, но это же ходячие бочки с порохом, из которых торчат тлеющие фитили.

– Архимаги тоже указали мне на этот просчет, – прошептал голос, источник которого Тобиус не мог вычислить, как ни старался.

– Ты выйдешь?

– Не хочу…

Тобиус прищурился, вглядываясь в пространство. Он не интересовался предметами материального мира и не прослеживал ток энергии в имматериуме, его интересовало иное, а именно – неровности, складки на ткани бытия, которые может заметить только очень острый глаз далеко не каждого волшебника. Тобиус указал пальцем, на кончике которого пульсировало Расщепление, на книжный шкаф.

– Либо ты сдаешься сейчас, либо сейчас же умираешь. В любом случае этот город перейдет под руку моего сюзерена. Признаться, я ничего не могу противопоставить Напору Луны, разве что ударить по первоисточнику. Давай же, Мальвар, прояви разумность!

– Как ты можешь меня ви…

– Освободи моих людей, подчинись новому господину – и живи с миром. Обещаю, Гогенфельд не вернет город себе, об этом позаботятся Галли, а ты своим упорством уже зарекомендовал себя новому сюзерену с лучшей стороны. Ну так как, мне тебя убить?

Мальвар Рыжий стал проявляться медленно – сначала возник плоский полупрозрачный силуэт, потом появились цвет и объем. Его бледное лицо выражало настороженность, но, как отметил серый волшебник, не горе.

– Теперь главный здесь я, – насытив голос стальной твердостью, заговорил Тобиус.

– Угу. – Мальвар медленно подошел к столу, положил руку на стеклянный шар и прошептал несколько слов, после чего добавил: – Сложите оружие, бой окончен, и если вы подчинитесь, то сохраните не только жизни, но и жалованье.

В шаре отразились Красные сойки, спешно поднимающие руки перед возобновившими наступление солдатами генерала Бальдена.

– Что дальше? – спросил Мальвар.

– Сообщим отцам города, что отныне Хогсдальн и прилежащие земли возвращены под власть аллода Хог-Вуд. Потом наладим оборону, укрепимся как следует, замок этот приведем в порядок.

– А если им не понравится смена власти?

– Я думаю, что, если мой господин немного снизит налоги и подарит торговцам чуть больше привилегий, они смогут убедить кого угодно, что перемены к лучшему. К тому же он – Бейерон Карторен! Шутишь, что ли?

– А дальше?

– А что дальше? Будем жить по-человечески, как раньше жили. Это наша земля, и мы с нее не уйдем! Кстати, я беру тебя себе в учителя, научишь меня искусству призыва элементалей, а то я в этом не силен. И сгущение гурханы в материю – тоже полезный навык.

Магистр вздохнул, будто от самих слов Тобиуса уже был вымотан до предела.

– Как скажешь, мой добрый ученик.

– Готов?

– Готов-готов. – Тобиус встряхнул кистями рук, выдохнул, вдохнул – и начал вливать в нарисованные на полу символы горячую магическую силу, шепча нужные словоформы.

Элементаль появился сначала как лепесток оранжево-желтого пламени – и буквально за несколько мгновений вырос до размеров человека, а еще чуть погодя его источающая жар громада нависала над волшебником. Созданное из потоков живого огня тело постоянно колыхалось, но все же хранило стабильность.

– Теперь измени его форму.

Усилием мысли Тобиус превратил своего слугу сначала в огненную птицу, затем в ящера, потом придал ему форму огненного шара – и напоследок сделал его пылающим рыцарем с мечом и щитом.

– Все, свободен!

Элементаль немедленно исчез, ярко вспыхнув.

– Идем дальше, – кивнул Мальвар и укусил горячий пирожок с картоплей.

Тобиус стер круг стихийного призыва и начертал новый, убрал одни камушки, расставил вместо них другие. Призывать и удерживать земляного элементаля у серого мага получалось лучше всего, теперь его слуга вдвое превосходил хозяина высотой и обладал силой куда большей, нежели те коротышки, которых Тобиус призывал раньше. Огромные передние лапы с каменными пальцами, широченные плечи, лошадиная шея, каменная башка и грива из травяных стеблей.

– Переходи к воде.

Новый круг призыва – и новый элементаль, на этот раз прекрасная дева с копьем. Мальвар сразу назвал образ баловством и приказал поменять, но Тобиус лишь хмыкнул. Удерживать водного элементаля было сложнее, чем земляного, зато серый маг обнаружил, что может поместить внутрь него одно заклинание. Мальвар, услышав об этом, потребовал демонстрации, а когда элементаль метнул Ледяное Копье, тот озадаченно сел. Несколько раз превратив водного слугу в разную морскую живность, Тобиус отпустил его и начал чертить четвертый круг призыва.

– А теперь сосредоточься! Главное, помни – у воздушного элементаля может быть много форм, не обязательно создавать его в виде безумного неконтролируемого урагана!

– Не смешно. Даже не забавно, – процедил Тобиус.

– Это мне не смешно, когда приходится собирать лабораторию по кусочкам после каждого раза!

– Заткнись, Мальвар, мешаешь.

Тобиус несколько раз глубоко вздохнул и начал формировать воздушного элементаля. Вначале все всегда шло хорошо, элементаль появлялся как дымка колышущегося воздуха, затем воздух начинал вращаться, формируя миниатюрную воронку смерча, которая росла. Где-то на этом этапе появлялись проблемы. Тобиус не мог удержать рост под контролем, и элементаль превращался в неуправляемый смерч, который носился вокруг, устраивая хаос, пока его не изгоняли.

– Уплотняй и формируй, – напряженно проговорил Мальвар, готовясь немедленно изгнать стихийного духа обратно в родное измерение.

Тобиус поднатужился, продолжая складывать слова, и все-таки удержал непокорного слугу – из воронки смерча появилась смазанная человекоподобная фигура. Пробовать преобразовать элементаля во что-то иное Тобиус не стал и просто отпустил его.

– Слава Господу-Кузнецу! – Мальвар вытер рукавом лоб.

– Было не так уж и плохо.

– В этот раз. Все, на сегодня, думаю, хватит.

Тобиус утянул из-под носа у недовольно вскрикнувшего наставника один пирожок, откусил и улыбнулся – с картоплей. Капустные и мясные он любил не так сильно, как картопельные и яично-луковые.

– Зима близко, – сказал Мальвар, глянув в сторону открытых балконных дверей. Когда в зал проник холодный порыв ветра, стихиарий поежился.

– Сможешь присмотреть за городом в мое отсутствие? – спросил Тобиус.

– Ты что, куда-то собрался? Зима же близко!

– Да, близко. Я перезимую за рекой, в Дикой земле.

– Сумасшедший! А по эту сторону реки возможностей благополучно помереть тебе не хватает? Ты дурак?

– Я волшебник. А Джассар учил нас, что…

– «Лишь в знании сокрыта истинная сила», ага! А вдобавок к этому он еще говорил: «Путь, ведущий к знаниям, – это путь». Я знаю! Но еще я знаю, что Маг Магов жил несколько тысяч лет, и большую часть времени его наверняка окружала толпа восхищенных идиотов, считавшая каждое его слово отлитой в золоте истиной! Мало ли чего он успел наговорить за все это время!

– Ты удивительно легкомысленно относишься к законам магии, Мальвар. Может быть, это ты дурак?

Стихиарий недовольно заворчал. Он был магистром Академии, да вот ведь казус – его победил маг без посоха. В запасах силы и опыте Тобиус все еще уступал Рыжему, однако своими боевыми качествами превосходил на голову.

– Весной я отправлюсь в столицу.

– За посохом?

– Да.

– Это профессиональное самоубийство! Мне уже шестьдесят шесть, а посох я получил сравнительно недавно и помню, как трясся, зная, что могут вышвырнуть с позором! Архимаги не любят выскочек! А тебе сколько лет? Тридцать?

– Не знаю, думаю, слегка за двадцать.

– Тебя выставят из Академии, как только заявишься.

– Не имеют права. Официально возрастного ценза не существует, можно сдавать экзамен на магистра хоть прямо после окончания обучения.

– И многие так поступали за историю существования Академии? – со злым ехидством спросил Мальвар.

Тобиус знал, что тот прав. За более чем полторы тысячи лет этим правом не воспользовался никто.

– Тогда я представлю им пять новых заклинаний вместо одного! Пусть подавятся!

– А-а-а! Делай что хочешь! Какое мне к ахогу дело? Тактическая телепортация! Давай!

Это давалось Тобиусу легче, затраты магии минимальные, расстояния для перемещения мизерные, перемещение бесшумное, разве что движение воздушных масс создает сквозняк. Тобиус исчез и появился за спиной Мальвара.

– У тебя к этому талант, но ты предсказуем. Я знал, где ты объявишься. К тому же располагая точку выхода так близко к живому существу, ты обдаешь его потоком ветра, чем опять же выдаешь себя.

– Учту.

– Что ж, этим приемом ты овладел отменно. А теперь переходим к самому любимому. Энергию в материю, давай!

Тобиус вздохнул, с хрустом сжал кулак. Переводить гурхану из состояния энергии в состояние материи оказалось делом довольно трудоемким, требовалась концентрация, сила воли и большой запас магической силы. На руке начали появляться синие кристаллы с крапинками бирюзы, похожие на серповидные клинки.

– Маг серый, а гурхана в нем такая же синяя, как и во всех других, – хмыкнул Мальвар. – Теперь отойдем от стандарта, покажи мне свою огненную гурхану!

– Это намного труднее…

– Разве я об этом спрашивал?

Тобиус скрипнул зубами, но подчинился. Он знал, что должен благодарить за свое обучение, и старался впитать каждую каплю драгоценного знания, которую ему предоставлял Мальвар. Твердая гурхана распалась облаком синего искристого дыма, втянулась обратно в тело, Тобиус сосредоточился, разжигая в сердце пламя, и отрастил на руке когти оранжево-желтого цвета, переливающиеся и настолько горячие, что воздух вокруг них изгибался волнами. Серый маг покрылся испариной, вены на его теле вздулись и стали слабо светиться.

– Лови! – Мальвар бросил в него медный подсвечник.

Тобиус взмахнул рукой, превращая снаряд в четыре куска оплавленной меди.

– Материальная гурхана тверже алмаза, сделай из нее кулак – и он пробьет любой камень, сделай кинжал – и он вспорет любой доспех.

– Недостатки явны, – прохрипел Тобиус, пытаясь отдышаться после сильного перенапряжения, – медлительность метода, огромные затраты сил, невыго…

– У кого много сил, тот о затратах не думает! Скорость – дело наживное. – Мальвар показал свою ладонь, которая на глазах покрылась сверкающими красно-оранжевыми, лазурными, белыми и зелеными наростами. – К тому же магической силе можно придать любые характеристики, любую форму. Главное – что ты уже умеешь это делать, а опыт придет со временем.

Тобиус покинул Хогсдальн, прихватив с собой мимика. После взятия города он поселился в замке и лично транспортировал во временное жилище некоторые вещи, в том числе и клетку с мимиком, дрессировкой которого занимался каждый день. Теперь магический хищник свисал с плеч своего хозяина в облике серого плаща с фибулой, в которой имелся крупный красный глаз.

В Хогсдальне остались принцесса Хлоя, генерал Бальден, гарнизон солдат и огромная система оборонительных чар и заклинаний, созданная Тобиусом и Мальваром.

Молодой волшебник телепортировался к воротам Под-Замка, где его встретили приветственными криками с надвратной башни, и створки открылись. Люди высыпали на улицы, чтобы поприветствовать его. Коротко, но тепло переговорив с некоторыми деревенскими, Тобиус ступил под своды замковых ворот, обогнул колодец, вошел в донжон.

– С возвращением, чар Тобиус. – Бейерон поднялся с кресла, сделал три шага и встретил волшебника рукопожатием. – Ты сделал все и даже больше, чем было нужно.

– Благодарю, сир. Как тут дела шли без меня?

– Потихоньку. В замке стало как-то пусто без генерала и Хлои, но вечерами я порой собираю небольшую компанию за ужином, чтобы не помирать с тоски. Брат Марк расширяет производство, постоянно носится между нашими пунктами заготовки сырья, все благословляет, благословляет. Томас готовит замок к зиме, заполняет кладовые. Сестра Хелена вечерами радует нас своим пением. Эта прекрасная женщина обладает поистине медовым голосом…

Бейерон все говорил, а Тобиус все слушал. Им принесли подогретого вина, холодного мяса, и отрекшийся король с молодым волшебником беседовали несколько часов кряду, прежде чем Тобиус поведал своему господину о принятом решении.

– Звучит как откровенное безумие.

– Ради вашего спокойствия, сир, могу сказать, что там не все так ужасно. То есть там, конечно, полно всякой плотоядной дряни, магических аномалий и еще много чего смертельного, но есть и разумная жизнь. А главное – там, возможно, есть сокрытые знания, до которых никто не доберется еще тысячи лет. Эта мысль угнетает меня больше всего, пожалуй.

– И ты готов ради них умереть?

– Я готов… я готов ради них выжить.

Они помолчали.

– Кажется, я понял. – Бейерон провел пальцем по краю своего кубка и пристально взглянул на волшебника из-под кустистых бровей. – В тебе распалилась искра путешественника и первооткрывателя, Тобиус. Это неразумно, но, с другой стороны, именно такие, э-э… мм… «неразумцы» часто вписывали свои имена в историю.

– Место в истории меня не манит, лишь знание, сир, оно как… как огонь для мотылька – невозможно устоять. Моя Путеводная Нить впервые за последние месяцы натянулась, и она тянет меня в лес. Боюсь, это не оставляет мне выбора.

– Что ж, коли так, отговаривать тебя бесполезно. Но знай, что мы здесь будем думать о тебе и бояться за твою судьбу. И ждать.

– Я… спасибо, сир.

– Ступай и отдохни как следует.

Вскоре волшебник вошел в свою башню, оглядел слой пыли на всевозможных поверхностях и коснулся энергетических жил, протянувшихся в стенах. Он оказался дома. По лестнице прогрохотали шаги, и в лабораторию ворвалась стальная дева. Она с разбегу набросилась на волшебника и стала его обнимать, что-то взволнованно тарахтя, смеясь и вскрикивая:

– Как же я хотела к тебе! Но я не пошла! Ты сказал мне оставаться! Ты жестокий! Я послушалась тебя! Но как же я хотела к тебе! Я охраняла деревню! Я замок охраняла! А ты жестокий! Я так волновалась! А потом нам рассказали, что ты всех победил!..

– Наши храбрые солдаты всех победили. Я только помог управиться.

Волшебник отстранил ученицу и принялся ходить от полки к полке, от ящика к ящику, складывая в свою сумку разные ингредиенты, порошки, минералы, кусочки древесной коры, косточки, лоскутки паутины, листья укропа.

– Завтра я опять уйду, на этот раз – надолго. До весны, думаю, меня не будет.

– Ого! Куда?!

– За реку.

– Когда выходим?

– Я выхожу. Завтра.

– Я успею собраться.

– Я сказал, что я иду.

– Ага!

– Один.

– Да, со мной.

– Без тебя. Иду один.

– Не поняла.

– Ты остаешься.

– Это даже не смешно, – мрачно заявила стальная дева, уперев руки в боки.

– Понимаешь, Эмма, есть дороги, по которым волшебник должен пройти один.

– Бред! Один не пойдешь.

– Это мне решать.

– Не пойдешь.

– Давай не будем пререкаться.

– Одного не отпущу!

Трансформация произошла почти мгновенно, от плоти к сверкающей стали. Тобиус уже давно не видел, как Эмма обнажает свои лезвия, и теперь он особенно хорошо вспомнил, как встретил ее в первый раз и как она пыталась нарезать его тонкими ломтиками.

– Я нужна тебе! Я пригожусь!

– Эмма, – Тобиус был спокоен и убедителен, – я отправлюсь один, это мой поход для моих целей, а ты останешься здесь и будешь защищать Под-Замок вместо меня и приглядывать за башней.

– Это несправедливо!

– Это мое решение, и справедливость здесь ни при чем.

Эмма громко хмыкнула, демонстративно повернулась к нему спиной и ушла прочь. Волшебник же, ощущая некоторую тяжесть на сердце, пошел туда, куда обычно идут с такими проблемами люди, – то есть в трактир.

В «Под короной» его встретили радостными возгласами и поздравлениями. Он обнялся с Томасом Бэйном, заказал всем присутствующим пива за свой счет и сам взялся за кружку. В трактире было тепло и светло, что дарило чувство особенно сладкого уюта на фоне осенней непогоды. Ближе к ночи Тобиус попрощался с Томасом Бэйном и Мартином Гофером-младшим, сказав, куда собирается идти, и попросив не отговаривать его. Они и не собирались, лишь пораженно смотрели на него и качали головами.

Добравшись до кровати, маг с недовольством глянул на красную комету, выползшую на распогодившееся ночное небо, погладил дрыхнущего Лаухальганду и сам лег спать.

В тенях его тревожных сновидений клубилась тьма с алыми глазами.

Деревня и мир вокруг нее тонули в сером тумане, делая то позднее осеннее утро еще темнее и неприветливее. Тобиус был полностью собран и готов к дороге. Последним в его сумке оказался Лаухальганда, который даже не соизволил проснуться, когда его запихивали внутрь. Волшебник спустился на нижний этаж, прошел мимо укрывшейся с головой одеялом Эммы и вышел на захваченную туманом крепостную стену. Поприветствовав нескольких стражников с едва светящими в этом холодном сером мареве фонарями, он отправился на кухню, где сонные поварята нагрузили его припасами.

Тихо двигаясь коридорами еще не до конца проснувшегося замка, волшебник внезапно наткнулся на Хлою.

– Я вас жду.

– Я так и понял.

– В замок затемно прибыли послы риденского короля, один из них маг по имени Октавиан, вы могли слышать о нем.

– Октави… тот Октавиан? Да, слышал кое-что.

– Пока вы не ушли, отец хотел бы, чтобы вы поприсутствовали на встрече. Им предоставили покои для отдыха после пути, хотя они желали получить немедленную аудиенцию, так что торопитесь!

– Слушаюсь, миледи.

Свойственным ему быстрым и широким шагом маг отправился в большой чертог.

– Рад, что ты еще не ушел.

– Послы, сир?

– Да, послы. Правда, с чем посланы, я могу лишь строить смутные предположения. Доверенные лица Радована, капитан его гвардии Желоран и придворный волшебник Октавиан Риденский. Он, этот Октавиан, завоевал определенную репутацию во время Содренских Плясок, и я хотел бы иметь рядом с собой преданного мне мага.

– Рад служить.

Двери большого чертога широко распахнулись, и вошли двое. Капитан Желоран был очень высок и широк в плечах, из-под его алого плаща виднелись детали баснословно дорогой гномской брони, выкованной из нуагримга. При этом Желоран был и невероятно молод, хотя мужественность, подчеркнутая мощной челюстью, тяжелым взглядом карих глаз и густыми бровями, не позволяла отнестись к годам воина чересчур легкомысленно.

Однако скрыть удивление при виде Октавиана оказалось намного труднее. Вместо умудренного годами могучего волшебника какой-то… он едва ли был старше Тобиуса. Субтильного сложения молодой мужчина с треугольным лицом, короткими пепельно-серыми волосами и тонким крючковатым носом – что у беркута клюв. Дорожные одежды сидели на нем мешковато, на лице не было даже щетины, а глаза… пожалуй, лишь глаза говорили об уме и опасности этого человека, желтые с вертикальным зрачком глаза, такие же, как у самого Тобиуса.

Серый маг скосил взгляд на отрекшегося короля, но на лице монарха не проявилось ни тени эмоций.

– Приветствую вас в моем более чем скромном обиталище, друзья. Можете говорить, – позволил Бейерон, когда пришельцы опустились на одно колено.

– Ваше величество, сир, мой король послал меня с важным поручением!

Желоран протянул вперед цилиндрический футляр. Тобиус принял его и, внимательно изучив на предмет потаенных чар, передал Бейерону. При этом он также следил за Октавианом. У риденского волшебника была кипучая, живая аура, но навскидку Тобиус не сказал бы, что тот намного превосходил в силе его самого.

Бейерон распечатал футляр, извлек и внимательно прочел послание.

– Это хорошее начало, – сообщил он, сворачивая свиток, – но нам еще многое предстоит обсудить. А ваш сюзерен не остался ли слишком беззащитен, когда капитан гвардии и ближайший соратник среди магов так отдалились от него?

– Его величество достаточно крепко сидит на своем троне в окружении множества верных соратников, ваше величество, – ответил рыцарь церемониально и с достоинством.

– Я рад это слышать. Что ж, будьте моими гостями!

– С вашего позволения, сир, мы хотели бы немедленно отправиться в обратную дорогу.

– Вы представляете, как это нелепо выглядит, господа? Вы приехали из такой дали, пересекли весь Ривен, а теперь намерены покинуть Райнбэк, когда ваших лошадей еще даже не успели перековать и накормить. Дабы обо мне не подумали как о нерадушном хозяине, вы переночуете в моем замке, а отправитесь в путь завтра.

Гости приняли эту волю и покинули чертог.

– Что ж, я не такими себе их представлял.

Отрекшийся король сидел в своем кресле неподвижно. Широко раскрытые глаза смотрели куда-то вдаль, губы едва-едва шевелились, будто сосредоточенно перебирая какие-то важные мысли.

– Сир, я сказал, что…

– И не напрасно, – кивнул Бейерон, мгновенно оттаивая. – Думаю, на этом все. Ты уходишь?

– Да, сир, как и собирался.

– Попрощался с людьми?

– Еще вчера.

– Тогда, – он поднялся из кресла и пожал Тобиусу руку, – в добрый путь, мой друг. Мы будем ждать твоего возвращения.

Волшебник покинул замок в тумане, таком же сером, как цвет его плаща, прошел к южным воротам Под-Замка и перемахнул через них, не тревожа стражи. Он двинулся по дороге, огибающей холмы, к стылой речке, чтобы, перебравшись через нее на берега Дикой земли, провести там всю зиму. Само по себе предприятие это было тем еще безумством, а ведь Тобиус даже не представлял, что проведет в Дикой земле не три месяца, а не меньше двух лет. Но даже если бы он знал об этом, то не повернул бы обратно, ибо такова природа мотыльков: они всегда летят на огонь.

Июль 2009 – сентябрь 2011

Сноски

1

Имеются в виду карты, розданные на руки конкретному игроку.

(обратно)

2

Таборы.

(обратно)

3

Стоит отметить, что невысоклики вообще крайне спокойно относились к любым волшебникам. Они считали повелителей Дара лишь еще одним видом ремесленников, а трепетать перед горшечниками или ткачами, по их мнению, было глупо.

(обратно)

4

Катормарский мор, или «пегая кобыла». На развитой стадии болезни тело человека покрывается обширными черными и желтушными пятнами.

(обратно)

5

Герб рода Вольферинов – росомаха, в то время как герб бывшей королевской династии Ривена Карторенов – горностай.

(обратно)

6

В Вестеррайхе и некоторых прочих частях Валемара персонификация смерти представляется людям как фигура в черном балахоне, сжимающая костлявыми пальцами шест, на котором висит одинокий фонарь. Души умерших следуют за светом этого фонаря во мраке и попадают туда, куда им до́лжно попадать.

(обратно)

7

Сторожевая башенка, пристроенная наверху где-нибудь на углу основной башни.

(обратно)

8

Подвесить на петлю – заклинание, дополненное магическим атрибутом, известным как Петля. Самый частый способ использования – чары Исцеления, которые сами срабатывают на волшебнике, если его тело получило повреждения. Этот способ неудобен тем, что заклинание срабатывает при любой травме – как при переломе, так и при обычной ссадине.

(обратно)

9

Гигантский белый лев, обитающий на просторах Правого Крыла, в околопустынных саванных областях. Некоторые народы считают его разумным и священным животным.

(обратно)

10

Апельсин.

(обратно)

11

Традиционное название ритуального ножа.

(обратно)

12

Не совсем верное сравнение – волшебники крайне редко интересуются судьбой своих детей.

(обратно)

13

Юбка из полос-лопастей грубо выделанной кожи, защищающая бедра и область паха от ударов.

(обратно)

14

Оскорбление, буквально означающее: «личинки волшебников», то есть «недоволшебники».

(обратно)

15

Порождение некромантии – очень крупный, сильный и выносливый кадавр, созданный из нескольких обычных трупов.

(обратно)

16

Виды демонов: старшие и великие воплощения алчности, стоящие довольно высоко на иерархической лестнице демонов Пекла.

(обратно)

17

Профессиональные охотники на чудовищ, существовавшие в Гроганскую эпоху. Термин произошел от лесопольского «lesheek», то есть «лесовик», «тот, кто живет в лесу», так как лесаки проводили много времени, охотясь именно там. Ко времени начала нынешней эпохи лесаки вымерли как профессия, но остаются одними из главных типажей диморисийского и шехверского фольклора.

(обратно)

18

Сибфорские царства, по мнению историков, являлись колыбелью человеческой Сибфорской цивилизации, которая властвовала почти на всех территориях современного Вестеррайха, расширяя границы Доминиона Человека.

(обратно)

19

Некий сосуд, в котором, как утверждают догмы амлотианской веры, был захоронен пепел Молотодержца после сожжения мессии, одна из священнейших и наиболее ценных реликвий этого культа. Многие тысячи верующих отправлялись в Пламенные походы именно с мечтой найти легендарную реликвию и привезти ее в Вестеррайх.

(обратно)

20

Подъемная металлическая решетка.

(обратно)

21

Войска, созданные Северным союзом для ведения диверсионной деятельности на территории Лонтильской коалиции. Были обучены выживанию в лесу, слежке, маскировке и искусству стрельбы из лука. Самые боеспособные войска Северного союза, участвовавшие в войнах Красной Листвы.

(обратно)

22

Догмы амлотианской веры утверждают, что душа человека – меч, выкованный Господом-Кузнецом в Небесном Горне, поэтому тело человека порой сравнивается с ножнами для меча.

(обратно)

23

«Большая книга сказаний и легенд Вестеррайха» за авторством Николауса из Вихалиена, более известная как «Белая книга», – самый полный сборник сказок и прочих образцов фольклора, собранных во всех королевствах Вестеррайха.

(обратно)

24

Последний день амлотианского семидневья, в который Молотодержец восстал из пепла и взошел в Чертоги Небесного Горна. По старой традиции изредка именуется «восхождением».

(обратно)

25

Восточное блюдо, пришедшее в Вестеррайх из Сайная. Рубленое тушеное мясо (любое, кроме свинины) с овощами и соусом, завернутое в лепешку, прожаренную в масле до хрустящей корочки.

(обратно)

26

Оркский боевой ковчег, огромное неповоротливое судно, несущее на борту сотни орудий и тысячи орков экипажа.

(обратно)

27

Подразумевается, что вампирские семьи обращают не всех подряд, а выходцев из определенных человеческих семей с длинной родословной, и только после того как неофиты оставляют живое человеческое потомство. Таким образом, члены одной вампирской династии действительно являются родственниками (порой очень дальними) по живой крови, а не только по принципу отношений между создателем и созданием.

(обратно)

28

Обычно маги, устанавливавшие связь с одной из первостихий, могли также овладеть и второй, после чего усилить и разнообразить арсенал своих возможностей. Немногие получали власть над тремя элементами из четырех, и лишь единицы овладевали всеми четырьмя, пусть и не в равной степени совершенства. Часто такие сверходаренные волшебники подчеркивали свою исключительность, нося символы круговорота стихий.

(обратно)

29

Большеглазый демон (индал.) – распространеннее в Индале вследствие традиционных ксенофобских настроений оскорбление в адрес иностранцев.

(обратно)

30

Религиозный ритуал посвящения младенца в амлотианскую веру, существовавший еще в Гроганской империи при культе Пылающего и перенятый амлотианами позже.

(обратно)

Оглавление

От автора

Вместо пролога

Часть первая

Часть вторая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg