«Призыв к оружию»

Призыв к оружию (fb2) - Призыв к оружию (Проклятые - 1) 1585K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алан Дин Фостер

Алан Дин Фостер Призыв к оружию

Глава 1

Тот-Кто-Решает откинулся на спинку своего «серпа» и расслабился. Серп – командирское кресло – покачивался высоко над полом, поддерживаемое лишь тонкой, но крепкой, гибкой трубкой. При простом нажатии на кнопки контроля кресло могло перемещаться вверх и вниз, вправо и влево так, что амплитур получал возможность непосредственно контролировать своих подчинённых, переговариваться, подавать им советы. Того же самого можно было достичь при помощи коммуникативного устройства в виде крючка, которое было удобно закреплено на его голове. Однако амплитур больше ценил непосредственное руководство.

Кресло было обито сверху донизу упругой подушкой, на одном конце которой покоились четыре короткие мясистые ноги амплитура, а на другой – свободно откидывалась его голова. Из головы, – по обе её стороны, – выходили два щупа, каждый из которых на конце был снабжён четырьмя пальцами-манипуляторами. Эти пальцы постоянно находились в движении, подрагивали, совершали вращательные движения в воздухе, сгибались и разгибались. Создавалось впечатление, что амплитур дирижирует оркестру, играющему какой-то причудливый вальс.

Сферические глаза с золотистым отблеском обозревали просторное помещение.

По временам их внимательный взгляд останавливался в том или ином секторе. Расщеплённые зрачки начинали возбуждённо пульсировать, то увеличиваясь, то сокращаясь. Значит, в этом секторе работу подчинённых можно было бы чуть подстегнуть, сделать более эффективной. Обращаясь к тем, кто находился под его командованием. Тот-Кто-Решает всегда говорил ободряющим тоном. От него никогда не слышали резкости, которая была свойственна представителям других рас. Амплитуры никогда не отличались грубостью. Были времена, когда их характерной чертой можно было считать нерешительность… Но всё это было ещё до Назначения. До зрелости. Просто невозможно поверить в то, что было время, когда амплитуры жили без Назначения! Из истории Тот-Кто-Решает знал совершенно точно, что такое время было. Сама мысль об этом с трудом укладывалась в голове, она была чуждой и отторгалась сознанием и разумом, словно лживая и мрачная сказка о каком-то другом времени и каком-то другом пространстве. Исключительно благодаря осознанию Назначения амплитуры пришли к своей зрелости и коренным образом изменились.

Теперь Назначение изменяло Галактику.

До осознания Назначения Амплитур жил и развивался обычно, в пределах своей скромной цивилизации: развивал искусства, овладевал различными сложными вещами, свойственными своему биологическому виду и желал только одного: что бы его никто не трогал, чтобы ему дали жить своей жизнью, разрешили ему остаться самим собой… Потом пришло осознание Назначения. Тот-Кто-Решает мягко нажал кнопку контроля, и серп подался сначала влево, а потом вниз. В сектор навигации. И как только амплитур мог существовать без Назначения?! Чепуха какая-то! В те давние времена эволюцией амплитура двигали инстинкты. Они большую часть времени проводили в спокойных и тёплых водах своей родной планеты, лишь иногда с трудом подползая к береговой линии на своих неуклюжих, – гораздо менее развитых, чем теперь, – конечностях. Ракообразных и съедобных моллюсков, глубоко закопавшихся в ил, амплитуры отыскивали при помощи своих чувствительных щупов с пальцами на концах. В разумности амплитуров уже тогда не приходилось сомневаться, хотя всю свою жизнь они по сути занимались только двумя делами: бессмысленно размножались почкованием, производя на свет подобных себе, да превращали растительный материал и животные протеины в энергию тела посредством сложной системы роговых челюстей и кишечника. Впрочем, это Тот-Кто-Решает ещё мог понять. Сложнее представить было другое: как в те времена, – то есть до Назначения, – могла существовать цивилизация амплитуров?! А она была, о чём убедительно говорила история, старинные руины, легенды о былых триумфах движущейся уверенными шагами вперёд технологии амплитуров.

Всё это не имело ровно никакого значения: технология, искусство… Даже сама жизнь бессмысленна без Назначения, ибо лишь с помощью него обретаются форма и сущность.

Уже одного только размышления об этом было достаточно для того, чтобы аккумулировать в себе силу и уверенность в трудных ситуациях. Тот-Кто-Решает считал для себя большой честью принадлежать к первым служителям Назначения – амплитурам.

Корабельная команда деловито суетилась внизу. До серпа, высоко поднятого в воздух, и его покоящегося пассажира долетал мерный гул созидания. Техники переговаривались друг с другом, не отрываясь от работы, – в воздухе носились слова, произнесённые на самых разных языках, – обменивались жестами, шутками. Последнее амплитуру было особенно трудно понять, но он старался изо всех сил. Амплитурам было свойственно упорство в достижении своих целей, поэтому часто они могли понять шутки, хотя ни в малейшей степени не обладали чувством юмора.

Но это было не важно. Важно было то, что все они служили Назначению.

Это был отличительный признак их цивилизации. Разумеется, не всё шло гладко. Две космические расы остались крепы к благодати Назначения. Беспощадная история не умалчивала об этих прискорбных прецедентах, но освещала их с той же бесстрастностью, с какой повествовала о длинной веренице блестящих побед, торжества Назначения. Те две расы не удалось ни убедить, ни биологически изменить. Не поддавались они и всем остальным способам, при помощи которых их хотели подвести к истине. Характеристиками их были: неиссякаемая враждебность и слепое безумие. Тогда встал вопрос об их устранении, как ни тяжело было об этом говорить. Иначе эти расы серьёзно затормозили бы распространение истины. Когда Тот-Кто-Решает подумал об этом, печаль посетила его сознание. Он жалел об устранении тех рас. Не столько потому, что считал уничтожение целой цивилизации изначально актом аморальным, а потому, что понимал: погибшим уже никогда не суждено быть интегрированными в Назначение. За тысячи лет распространения истины лишь два раза пришлось идти на самые крайние меры. Память о тех отдельных катастрофах лишь плотнее сплачивала между собой амплитуров и их союзников и толкала их на новые усилия и свершения.

Тот-Кто-Решает был уверен, что ему никогда не придётся командовать устранением народов. Его предшественники, имевшие полномочия принимать решения, тогда поступили правильно с двумя непокорными мирами, иного выхода просто не было… Однако печать поражения и неудачи осталась в истории на их именах и передавалась в некоторой степени даже на потомков. С тех пор Амплитур далеко ушёл вперёд. Множество новых миров присоединилось к этой цивилизации для того, чтобы проникнуться благодатью Назначения и помогать в деле его распространения. Сильно продвинулись вперёд общее значение и науки. Каждая раса вносила свой посильный вклад в дело торжества Назначения, предлагала свои знания, философию, новые подходы к старым проблемам… Каждая цивилизация обладала чем-то уникальным, свойственным только ей, но она, не задумываясь, клала это своё богатство на алтарь общей победы.

В этом амплитуры нисколько не возвышали себя над прочими расами. Перед Назначением все были равны. Впрочем, они были первооткрывателями истины и поэтому знали, что на них возложена определённая ответственность. Ответственность, которой они для себя не искали и от которой рады были бы освободиться в тот самый момент, когда нашлась бы раса, способная принять на себя такое бремя. Но такой расы пока не было, и амплитуры продолжали служить Назначению, как руководители и вдохновители других миров и народов.

«Кто-то ведь должен принимать решения», – подумал Тот-Кто-Решает.

Амплитуры руководили и вдохновляли, другие народы вносили свой вклад. Цивилизация криголитов рождала прекрасных солдат, которые взваливали на себя тяжесть войны, когда её не удавалось избежать. Сегуниане славились высокоэффективной промышленностью. Т’ретури спокойно могли прокормить свой небольшой народ и ещё несколько цивилизаций в придачу. Представители мира Молитар, в физиологическом отношении чем-то напоминавшие амплитуров, являлись прекрасными демонстраторами грубой силы и умели внушать по отношению к себе благоговейный страх. Их способности также находили себе применение. Порой убедительная демонстрация силы без её использования оказывалась достаточной мерой для того, чтобы убедить сопротивляющийся народ влиться в ряды осенённых Назначением.

Это было очень эффективно. Война – всеразрушающая акция и к тому же пустая трата времени. Жизнь, утраченная в войне, – это и разум, утраченный для Назначения.

«Не стоит настраиваться на столь серьёзный лад», – подумал Тот-Кто-Решает.

Всё идёт хорошо. Не так давно в Назначение была интегрирована ещё одна цивилизация. Физически мощные, но технологически примитивные ашреганы сопротивлялись лишь поначалу. Им было наглядно показано, что они имеют дело с разумом, который развит неизмеримо больше, чем их доморощенный, что они имеют дело с технологиями, которые находятся на грани их понимания. В результате контакта было выяснено, что по уровню развития они стоят ниже криголитов, но выше молитаров, Назначение нуждалось в них так же, как и в любом другом народе.

В отличие от некоторых прочих цивилизаций они вовремя поняли, что война была бы бессмысленна, и не стали её даже начинать. Они продемонстрировали неожиданную зрелость, когда приняли решение раскрыть свои объятия посланцам Назначения и влить в свои души красоту его и глубокий смысл.

Тот-Кто-Решает полагал, что это неизбежный шаг, который отличает истинную цивилизацию от всех прочих. Его кресло плавно переместилось от сектора навигации в сектор внутренней инженерии. Увидев приближение своего командира, персонал заработал активнее. Такая реакция на своё появление радовала амплитура.

Командир не смог бы этому улыбнуться, даже если бы захотел: его рот не был приспособлен для воспроизведения подобного выражения. Свет бликами упал на его оранжевую кожу, всю в крапинках. Особенно высветились золотая и серебристая полоски на теле, которые отделяли торс от головы и конечностей.

Вся стена напротив инженерии была прозрачной: дань эстетике. Разумеется, для обнаружения наружных объектов больше годились многочисленные экраны и «дальнобойные» детекторы. Корабль был построен одной из рас, союзных амплитурам, где прозрачные поверхности считались наиболее красивыми с эстетической точки зрения. Против этой стены амплитуры не возражали, ибо знали, что эта раса во многом достигла подлинного совершенства. Прозрачная стена была лишь одним малым его проявлением.

Тот-Кто-Решает некоторое время внимательно изучал небо, испещрённое звёздами, персонал, на котором лежала ответственность максимально безопасно провести по невидимой трассе корабль, наполненный живыми существами. Потом амплитур вдруг снова нажал на кнопку контроля. Серп устремился вверх. Многие амплитуры испытывали страх перед высотой. Многие, но только не Тот-Кто-Решает. Вернее, боязнь одно время была, но он сумел её в себе преодолеть. Да и как иначе? Ведь он является командиром целой армады кораблей и не имеет права позволить себе быть одолеваемым индивидуальными слабостями.

Преодоление личной слабости ради достижения цели явилось результатом углублённого самоизучения и решимости. Той абсолютной решимости, которая вознесла Того-Кто-Решает на командирское кресло, – скромная награда за тяжкий труд.

Нужно было всего лишь проникнуться уверенностью к технологии поддерживания грузов в воздухе, к обитому мягкой подушкой серпу, к гибкой трубке из особого волокна, наконец, к приводному механизму, при помощи которого амплитур мог перемещаться в своём кресле по всему командному центру. Тот-Кто-Решает знал, что эта уверенность под силу отнюдь не всем. Расщеплённые зрачки глаз мерцали. Командир с удовлетворением окидывал своими взглядами деловитую суету далеко внизу от его парящего насеста. Только в одном командном помещении плечом к плечу трудились представители десятка разных рас и цивилизаций, а сколько ещё не похожих друг на друга работников осуществляли свои необходимые функции в других частях этого огромного корабля! Никто не испытывал своего превосходства по отношению к соседу. Миниатюрные акарии помогали массивным молитарам. Высокие и тощие сегуниане легко подлаживались под движения текуще-подвижных, как ртуть, ашреганов. Все были объединены Назначением. Все, кроме, может быть, единичных дегенератов, ибо для каждой расы бывают печальные исключения. Команда корабля была крепко сбитым коллективом, все мысли и действия которого были подчинены единой цели. В этом и была сущность Назначения, Единая цель. В этом не было ничего экзотичного или сложного. Ничего такого, что не смогли бы понять даже такие простодушные существа, как вандиры. Назначение заключалось в интеграции: высшая и абсолютная физическая, культурная и духовная интеграция.

Когда раса достигает определённого уровня развития своей технологической и социологической цивилизации, перед ней открываются два пути: либо самоуничтожение, либо долгое и однообразное скольжение в пропасть полной культурной деградации. В некоторых случаях отдельные голоса в защиту прогресса и перспективы, в защиту создания великой мультирасовой цивилизации тонут в грохоте бессмысленных оргий, варварском самолюбовании или атомном жертвоприношении. Там, где это произошло, народы были навсегда утеряны для Назначения.

Когда поступала информация о таких катастрофах, амплитуры правили траур, а вместе с ними правили траур и их союзники по Назначению. В такие моменты ими овладевало грустное осознание того, что космос стал беднее ещё на одну уникальную и ни на что не похожую единицу, которая уже никогда не получит радость от объединения с другими цивилизациями и мирами. Однажды амплитуры лично вмешались в судьбу потерявшей разум расы, которой грозила гибель, хотя та и подавала много надежд. Но взаимная ярость, слепота, безнадёжность и ненависть так глубоко затянули в свой омут этот несчастный народ, что даже амплитуры со всеми своими способностями оказались не в силах остановить надвигавшийся катаклизм. Наплевав на своё будущее, на перспективу, тот биологический род вымер, до конца истребив самое себя и осиротив свою прекрасную планету. Тот-Кто-Решает чуть качнул верхней частью своего туловища, которая называлась головой. Размышляя о столь печальных вещах, он не заметил, как сильно сжались пальцы на его щупах и как больно было их разжимать. Впрочем, он понял, что выбрал неподходящее время для умосозерцаний: ждала работа, которую требовалось исполнить во имя Назначения. Порой логики и разума оказывалось недостаточно. В таких случаях необходимо было применение грубоватых, но наглядных методов демонстрации возможной перспективы непросвещённым. Амплитур всегда жалел об этом, но не так, как бы он жалел оставить очередной народ один на один с неизбежностью его самоуничтожения. Вся нация амплитуров посвятила жизнь делу предотвращения таких глобальных катастроф. И покуда у них хватит воли и сил для оказания помощи, не будет расы, которой не предоставится возможность раскрыть весь свой потенциал.

И за эту жертву Амплитур не собирался требовать для себя никакой награды. Главным было осознание того, что их трудами расширяется сфера Назначения. Уже сама принадлежность к народу амплитуров означала необходимость в нужный момент пожертвовать собой во имя истины. Время от времени представители разных рас спрашивали (спрашивали и некоторые амплитуры): а что же это такое всё-таки – Назначение? В чём его сущность и в чём его венец? В чём цель?

С неослабевающим терпением и логикой сомневающимся и любопытствующим разъяснялось, что Назначение – это и есть цель сама в себе. Когда труд будет окончен, когда все будут объединены, нечто новое заявит о себе, произойдёт рождение чего-то качественно, принципиально нового. Пока же нужно было делать своё дело и согревать свою душу осознанием того, что ты делаешь правильное дело, что ты на верном пути. Разум – замечательная вещь. И Тот-Кто-Решает хорошо это знал.

Но когда всему этому придёт конец? Тогда, когда весь разум в галактике будет поставлен на службу Назначению, о чём заявлялось с непоколебимой уверенностью. Да и после этого конец не наступит. Ибо наука амплитуров и их союзников постепенно сможет отыскать способ, с помощью которого можно было бы преодолевать зияющие бездны межгалактических расстояний. Для того, чтобы и дальше нести свет Назначения. Тот-Кто-Решает не позволял себе углубляться в подобные глобальные размышления. Ведь его ждали гораздо более приближённые по времени и расстоянию проблемы, по которым непосредственно и оперативно требовалось принимать решения. Всё, что ни происходило на борту корабля, докладывалось командиру, и он обязан был решать. Амплитур с честью для себя принимал эту ответственность и справлялся с ней.

Грузное тело качнулось в своём кресле. В этом движении угадывалось раздражение. Скоро наступит время размножения, а амплитур не мог позволить себе предаться этому занятию до тех пор, пока не будет завершено – обязательно с успехом – очередное дело во имя Назначения. Было время, когда исполнение подобных биологических функций полностью диктовалось гормональным балансом и не зависело от воли амплитуров. Но их цивилизация развивалась, и амплитурам наконец удалось взять под контроль свою эндокринную систему… и эндокринную систему рас-союзников. Тот-Кто-Решает не мог позволить себе отрываться от святой миссии ради размножения. Это могло на некоторое время ослабить его способность принимать решения, так что сперва необходимо было закончить дело. Крестить истиной Назначения очередной народ, встретившийся на пути. В крайнем случае можно принять таблетку.

Золотистые глаза устремили изучающий взгляд на изогнутую прозрачную стену, как бы охватывая всю величину пространства, которое открывалось за пределами корабля. Каскады звёзд и миров, радужные пятна туманностей, меняющие цвет так же, как и освещённая кожа амплитуров… Сколько нового ещё ждало впереди… Субпространство искажало вид на звёздное небо. Гигантские светила проносились вдоль борта корабля, как эфирные цветные искры, но это только подчёркивало их красоту. Только будучи обогащённым светом Назначения можно понять и по-настоящему оценить великолепие мироздания.

Тот-Кто-Решает понял, что не сможет объять, охватить всё это глазами. Для этого нужна точная и сложная аппаратура. С лёгким вздохом командир вновь повернулся к контрольной панели своего серпа. Главное – не жалеть потом об этой экспедиции. Большинство новых рас с готовностью принимали логику Назначения и полностью раскрывали ей свой объятия при первой же встрече с посланцами Амплитура. Порой присутствие амплитуров было не обязательно, ибо их союзники вполне могли представить истину своими силами. Иногда восторг новообращённых даже превосходил энергию служителей. С другой стороны, временами эту энергию приходилось ограничивать и заключать в какие-то рамки, ибо благодаря ей у новообращённых могло сложиться неверное впечатление о Назначении.

И всё же бывали случаи, когда оказывалось недостаточно голой логики и чистого разума. Тогда для убеждения непокорных использовалась демонстрация могущества Назначения. Небольшая сила. Скажем, три десятка военных кораблей, неожиданно материализовавшихся из субпространства на орбите планеты, проявляющей нерешительность… Обычно этого было достаточно для того, чтобы убедить местных жителей сделать необходимый и ответственный шаг вверх по лестнице галактической цивилизации. Для того, чтобы однажды они смогли полностью окунуться в благодать и изобилие Назначения. И только в редких случаях приходилось применять настоящую силу. Как сейчас. Подобную работу амплитуры считали для себя тягостной, иссушающей душу, однако совесть не позволяла переложить её на плечи своих друзей. В этом было их предназначение, если угодно, судьба – участие в некоторых акциях, не оглядываясь на свои желания.

Мощная волокнистая трубка дрогнула, чутко отзываясь на посланную ей команду с контрольной панели, и кресло стало быстро, но плавно опускаться вниз, застыв в нескольких футах от зеркального пола. Проходивший мимо офицер-ашреган вздрогнул, приняв мысленный сигнал от командира, и повернулся к нему лицом.

– Каково состояние систем корабля, инженер? обратился к остановившемуся подчинённому Тот-Кто-Решает.

Амплитур примерно и сам знал положение дел, однако задал этот вопрос. Он не хотел допускать, чтобы его подчинённые думали о нём как о мечтателе, зависшем в своём кресле высоко под потолком, который только и знает, что предаваться абстрактным размышлениям, глядя на звёздное небо. Ашреган с готовностью доложил обстановку. Хорошая, способная раса. Пожалуй, ещё не хватает интеллекта и воображения. Тот-Кто-Решает держал их за разнорабочих командного уровня, то есть неспециалистов, которым можно доверять всё понемножку, но не ожидать блестящих результатов. Особенно хороши они были в качестве наблюдателей и интеграторов. Командир до конца выслушал доклад, хотя ему всё стало ясно уже после первых фраз, и слегка кивнул подчинённому. Он знал, что среди ашреганов подобные кивки являются знаком уважения. Затем он отпустил офицера мысленным распоряжением, и тот немедленно удалился. В этом была, пожалуй, главная черта, которая отличала амплитуров от других рас. Даже от коратов, чьи интеллектуальные способности превосходили способности их менторов из числа представителей расы амплитуров. Правда, последние обладали даром внушения. Только им удавалось по мысленным каналам проводить в сознание других свои желания, мысли, всё живописное отражение великолепия Назначения. Остальные расы только принимали внушение амплитуров, причём с разной степенью чувствительности. Те народы, которые от природы оставались глухими к внушению, подвергались биологическому изменению, одарявшему их чувствительностью и восприимчивостью, которая к тому же имела свойство передаваться последующим поколениям. Амплитуры были искусными биоинженерами, поэтому не слышали возражений против этой процедуры. В самом деле, разве логично протестовать против того, чтобы твоя незримая связь с Назначением стала намного крепче? И потом амплитуры могли только внушать. Они не обладали способностью «читать» мысли в чужих головах. Так что нельзя было говорить о покушении на неприкосновенность личности. Амплитуры очень хорошо это понимали и давали прочувствовать другим.

Они обладали многими талантами и всё последнее время стремились направить их в одно русло: путём биологической коррекции передать способность внушения другим расам. Впрочем, пока что им приходилось в одиночестве нести это тяжкое бремя.

«Может быть, именно поэтому амплитурам и выпала судьба открыть Назначение и нести его свет в другие миры непросвещённой галактики», – думал Тот-Кто-Решает.

У кого-то длинные ноги, сильные руки, крепкая мускулатура. Беспозвоночные амплитуры были лишены физической мощи, но это вполне компенсировалось их способностью к внушению. Благодаря этому дару мысленное общение было возможно между народами совершенно разного происхождения, порой совершенно не похожими друг на друга и даже противоположными друг другу. Амплитуры выступали в роли посредников, которые несли в массы смысл и волю Назначения. В рамках Назначения никто не чувствовал себя одиноким или забытым. Все трудились плечом к плечу ради продолжения великой миссии. Может быть, наступит время, когда будет открыта ещё какая-нибудь раса, обладающая способностью к внушению, или учёным-амплитурам удастся наконец передать эту способность кому-нибудь. Для всех народов Назначения это будет великий день. «Пока же это всё находится лишь на уровне гипотез», – размышлял Тот-Кто-Решает.

Ничего, приходится удовольствоваться тем, что внушать можешь лишь ты один и при помощи этого делать свою работу.

Может быть, скоро вообще не придётся применять оружие. Может быть, скоро одного внушения будет достаточно. Кроме приказов, амплитуры хорошо умели внушать добрые чувства. Они умели тушить в душах неуверенность, дискомфорт. Но в определённых ситуациях умели сообщать по мысленным каналам, – это делалось лишь в крайних случаях и во имя Назначения, – и боль. Она адресовалась лидерам нерешительных рас, и порой этого было вполне достаточно для того, чтобы подавить сопротивление. Когда этого не добивались болью, приходилось идти на умерщвление одного-двух индивидуумов. Практиковались также и вооружённые десантные высадки на поверхность планеты, население которой не стремилось познать радость обретения истины.

«Сейчас этого не должно произойти», – твёрдо решил про себя амплитур. Война была самым последним средством для достижения целей. Всё, решительно всё, делалось для того, чтобы не оказаться в положении, когда приходится выбирать войну. Сама мысль о ней вызывала подкожное содрогание испещрённой крапинками кожи амплитура.

Порой командир задавался вопросом: каково это – иметь скелет вместо гибкой и сложной внутренней сети связок и сухожилий, свойственной беспозвоночным амплитурам? Разумеется, костная структура – это анахронизм, пережиток, который ограничивает физическую свободу, является сдерживающим и тормозящим развитие фактором. Существа, обладающие костной системой, обречены больше обращать внимание на своё физическое развитие в ущерб развитию духовному. Все высшие цивилизации были беспозвоночными. Конечно, с некоторыми исключениями, вроде Ашрегана и Криголита. Биоинженеры Амплитура как-то провели удачную операцию по освобождению одного ашрегана от стесняющего его скелета. Результаты, – в функциональном отношении просто блестящие, – показались, однако, эстетически неадекватными позвоночным расам. Поэтому работы в этом направлении пришлось почти свернуть. Ашреганы и их физиологические собратья будут обречены до конца дней своих тащить в себе громоздкие окостеневшие храмины. И тем не менее, позвоночные принимались и принимаются в Назначение на равных со всеми. Пусть биологи считают их эволюционными уродами. Несмотря на такое неудобство, как скелет, они получают возможность развивать свой разум наравне с беспозвоночными. «И развивают!» – подчеркнул про себя Тот-Кто-Решает. В этом-то и состояло подлинное великодушие и красота Назначения: оно принимало в своё лоно всех без исключения! И ашреган стоял рядом с молитаром, а амплитур служил связующим звеном между ними. В этом была главная сущность, и командир это знал. Согласие умов, единство понимания – венец Назначения. Именно это и тянуло противоположные, казалось бы, расы друг к другу. Это – цель. А такая мелочь, как физиологическое различие, нисколько, разумеется, не могло затормозить этот процесс всеобщей интеграции. В голове Того-Кто-Решает пронеслись худшие варианты вступившего в действие Сценария, и это наполнило его внутренней тревогой. И тем не менее сценарий будет решительно и властно доведён до конца, в каком бы варианте он ни предстал в конце концов. Ибо результат – дальнейшее расширение сферы действия Назначения – окупит всё.

Сспари сопротивлялись, отчаянно сопротивлялись. И тем не менее командир решил до последнего не вводить в действие разрушительную силу. Он исполнял свою работу, не пропуская ни единого пункта. Борьба – бессмысленное занятие и сильно отдаёт варварством и отсутствием цивилизованности. Как и необходимость сохранять гигантское количество военного материала, содержать флот для его транспортировки. Победой никто не будет наслаждаться, ибо она будет омрачена мыслью о гибели огромного количества врагов… А точнее, разумных существ, навсегда потерянных для Назначения. И единственным утешением будет осознание того, что оставшиеся в живых сспари смогут интегрироваться в Назначение и вкусить все радостные плоды этой интеграции. Но те, кто погибнет… О надвигающихся смертях сспари Тот-Кто-Решает сожалел больше, чем о потерях среди союзников, ибо последние уже познали благодать, а первые так никогда её и не познают.

Другого выхода не виделось. Все иные способы убеждения уже были опробованы. Немногочисленная, причём не примечательная и физически не выразительная раса сспари проявляла, однако же, удивительное упрямство и неспособность понять ту простую вещь, что только в качестве составной, – равноправной! – частицы интегрированного разума она сможет до конца реализовать свои скромные возможности.

Впрочем, Тот-Кто-Решает прекрасно знал, что немногочисленность народа и его скромные достижения ничего на самом деле не значат. Главное – разум. А сспари были разумными, хотя и их цивилизация была далека от своего взлёта. Достаточно разумными, чтобы заслужить включение в Назначение, начиная с того самого момента, когда к ним придёт понимание того, что сопротивление – это путь в тупик, что они сопротивляются не какому-нибудь захватчику, а своей собственной неизбежной судьбе. В данном случае успеха не имело и традиционное демонстрирование силы. Это только предупредило их о том, что к ним приближается, и дало время для подготовки к отпору. Амплитур догадывался, что демонстрация силы ни к чему не приведёт, но всё же они пошли на этот последний, мирный шаг. Народы Назначения никогда не атакуют, предварительно не израсходовав все мыслимые методы убеждения. Они были интеграторами, а вовсе не покорителями. Следующим способом была попытка нейтрализовать правительство путём всякого рода инсинуаций и взяток. Эту акцию проводила та союзническая раса, которая в физиологическом отношении очень напоминала сспари. Моральная сторона подобных мероприятий всегда вызывала вопросы, но амплитуры делали всё, чтобы избежать военного конфликта, всё, чтобы разум победил над слепотой.

К сожалению, правительство Сспари устояло.

Последующий конфликт длился многие годы, и сспари время от времени удавалось одерживать местный успех, который очень их взбадривал. И хотя они дрались с одержимостью, которая была столь же несгибаема, сколь и глупа, силы были очень уж неравны, и постепенно народы Назначения всё больше и больше оттесняли сспари к их планете, где был последний рубеж их обороны, последняя крепость. Находясь в особенно тяжёлых условиях, сспари крайне редко сдавались и по большей части им удавалось хорошо организовывать планомерные отступления. Но всё-таки отступления… Как они могли, как смели противостоять народам, которые превосходили их как в плане моральном, физическом, так и в интеллектуальном? Расовый и планетарный суверенитет теряли право неприкосновенности, когда непокорные обращали свои силы против всеобъемлющего Назначения! Амплитур намеренно не торопил события, чтобы жертв было поменьше. Ведь ясно было, что победа интегрированного разума над одиночным неизбежна. Весь вопрос был только во времени наступления этой победы.

Тот-Кто-Решает никак не мог понять, почему сспари не осознают этого? Разве им до сих пор не ясно, что интеграция – процесс неизбежный? Это был удел всех разумных миров, за исключением тех двух, уничтожения которых потребовала настоятельная необходимость. Командир поклялся себе, что не допустит подобной развязки в отношении сспари. А когда война закончится, нужно будет провести всего лишь простую биологическую коррекцию для того, чтобы оставшиеся в живых уразумели наконец, что в своём ослеплении отталкивали от себя своё же вечное счастье.

И осознавать то, что за это счастье будет заплачено многими жизнями с той и с другой стороны, было невыразимо тяжело. Устройство, расположенное на голове командира, выдало очередную порцию информации о том, как развивается баталия. Если бы флагманский корабль подошёл к планете ещё на несколько планетарных диаметров, с него можно было бы увидать маленькие вспышки света в районе поля боя. Это означало появление вблизи планеты военных кораблей, которые на космических челноках сбрасывали на поверхность родной планеты сспари свои вооружённые десанты. Как только корабли Назначения вываливались в обычное пространство, на них устремлялись вся мощь и весь огонь сил обороны Сспари. Происходил обмен, – как правило, очень короткий, – ударами мощнейшего оружия, после чего один или несколько кораблей с той и другой стороны вновь исчезали в субпространстве.

Идея продолжения битвы в субпространстве, где возможно развивать скорости, во много раз превосходящие скорость света, была полностью абсурдной. В самом деле, каким образом возможна перестрелка, если корабли передвигаются гораздо быстрее всех наводящих и огневых средств? Никакой заряд просто не угонится за предполагаемой целью. Поэтому битвы и сражения происходили вблизи орбит оспариваемых миров, где стороны внезапно материализовывались в нормальном пространстве. Получив повреждение, тот или иной корабль тут же пропадал в субпространстве, где мог чувствовать себя в безопасности. Конечно, не всем уже удавалось вернуться в спасительное убежище…

Словом, стычки проходили быстро, по времени были очень непродолжительны, и основная задача сводилась к тому, чтобы нанести кораблю противника такое серьёзное повреждение, какое не позволит ему исчезнуть прямо на ваших глазах. Всё решалось в течение секунд, а тактика базировалась во многом на интуиции и догадке. Настоящие сражения поэтому разгорались на земле. Однако там нельзя было применять наиболее мощные вооружения, ибо они грозили нанесением фатального ущерба той планете, которую подразумевалось оборонять или завоёвывать. Поэтому перед кораблями была поставлена простая задача: появиться в обычном пространстве ровно на такое время, какое требуется для сброса на планету десанта или подкрепления. Именно в выполнении этой задачи кораблям Назначения сспари препятствовали особенно ожесточённо. Если атакующим на земле удастся взять под свой контроль основные центры промышленности и узлы коммуникаций, дальнейшее сопротивление станет просто бессмысленным. Собственно, оно является бессмысленным изначально, но в данной ситуации это выразится с наибольшей очевидностью. Дальше – проще. Амплитуры были уверены в том, что вылазки немногочисленных фанатиков уже после победы разума будут подавляться самими сспари, уже прошедшими внушение идей Назначения.

Одно приходилось признать: несмотря на свою немногочисленность и относительную неразвитость, народ Сспари умудряется довольно долго и стойко выдерживать натиск сил, союзных Амплитуру. И всё бесполезно, разумеется. Флот народов Назначения уже достиг собственно той звёздной системы, где находилась Сспари. Последняя серьёзная попытка остановить его была предпринята в районе гигантского газообразного шара с тремя кольцами: именно там союзнические силы показались в обычном пространстве. После короткой схватки сспари были оттеснены непосредственно к своей планете. Командир наблюдал за этим через возвышающуюся перед ним прозрачную стену. Какая красивая у них планета!.. Вся в коричневых и зелёных пятнах – цвета жизни! Вскоре командование армадой получит возможность совершить посадку в этом несчастном мире.

Тот-Кто-Решает считал для себя большой честью возглавлять последний удар по непокорным. Испещрённая крапинами оранжевая кожа его вся так и струилась содроганиями. Предчувствие вхождения в содружество Назначения новой расы… Это всегда был волнующий момент. Поначалу сспари будут грустить по тем, кто пал жертвой в этой войне. Амплитуры были самыми милостивыми победителями из всех, что когда-либо видела Галактика. Они не потребуют ни репараций, ни места. Они будут искать в душах сспари только одного, – чего искали изначально, – понимания.

Мир воцарится вновь, и сспари вдруг с изумлением обнаружат, что продолжают жить точно так же, как жили до всех ужасов планетарной бойни. За исключением того, что они теперь не будут бесполезно тратить время на суетные попытки развивать свою цивилизацию удельно, в отдалении ото всех. Они вольются в новый для них и прекрасный мир всеобщего сотрудничества на благо высшей цели Назначения. Они достигнут таких высот в своём развитии, о каких и мечтать не могли в прежних условиях существования. И тогда они поймут, что правители гнали их на войну против самих себя, заставляли приносить неисчислимые жертвы во имя пустоты… Амплитуры и их союзники, разумеется, приложат все свои силы к тому, чтобы не наступило новое кровопролитие, теперь уже гражданское. Впрочем, пока нужно было думать о последней битве, которая ещё не выиграна, но в которой, разумеется, будет одержана победа. Информация, поступающая с кораблей из обычного и субпространства, свидетельствует о том, что победы ждать недолго.

Тот-Кто-Решает уже позволил себе немного расслабиться, как вдруг перед ним выросли на своих серпах его ближайшие помощники по операции – Суэрн с Кората и Ко’ой с Криголита.

Доклад начал Ко’ой, который передал через свой транслятор, висевший на груди, о том, что десантирующиеся войска союзников вдруг были атакованы неизвестной до сих пор группой кораблей. Атака по мощности превосходила всё, чем к этому времени располагали сспари.

Тот-Кто-Решает не стал предаваться панике. Амплитурам это было несвойственно.

Информационная дуга тут же связала его с другими амплитурами на кораблях, участвовавших в операции. Представителей этой расы здесь было всего двенадцать. Двенадцать среди тысяч представителей прочих рас, разбросанных по кораблям всего флота. Двенадцать амплитуров, которые были в силах принимать решения и подавать необходимые советы. Их предложения были общего характера и касались сугубо стратегии, ибо ещё раньше было решено, что довести до конца сражение вполне смогут кораты и их союзники. Присутствие амплитуров получало первостепенную важность лишь в случае появления признаков неожиданного развития ситуации. Похоже, первый признак этого уже появился.

Глава 2

– Я полагаю, что расположение и количество всех до единого ещё оставшихся у сспари военных кораблей нам известны.

– Мы так думали… – ответил Ко’ой с Криголита, нервно подёргивая одним усиком.

– Успокойтесь, – посоветовал Тот-Кто-Решает и подкрепил это слово мысленным сигналом, в котором содержались понимание и поддержка. Криголит заметно приободрился.

– Объясните мне это явное противоречие.

– Корабли нападавших не принадлежат к силам обороны Сспари, – еле слышно проговорил корат. – Наш флот был вынужден приостановить высадку десанта и вплотную заняться новой угрозой.

– Как много кораблей противника? – спросил Тот-Кто-Решает.

– Точно пока неизвестно, – ответил криголит и чуть помедлил со следующей фразой, прислушиваясь к информации, которая всё это время продолжала поступать к нему через наушное устройство. – Количество кораблей противника, участвовавших одновременно в нападении в рамках обычного пространства, удалось подсчитать лишь приблизительно… Но совершенно ясно, что речь идёт о большой силе.

– Их возможности?

– Вооружение частью новое, неизвестное. Аналитики сейчас разбираются с ним. Взрывчатая плазма: Очень опасна. Уклоняться от ударов чрезвычайно трудно, – озвучивал криголит передаваемые ему сведения.

– Корабли управляются искусственным разумом?

Криголит помедлил с ответом.

– Пока нет возможности установить это с определённостью.

Командир переменил позу на своей подушке, на миг пожалев о том, что не имеет ног, подобно мощным конечностям жителей Молитара.

– Переходите в режим обороны. Высадку десанта прекратить и сосредоточить всё внимание на опасности, исходящей от чужаков.

Услышав это распоряжение, Суэрн с Кората неуверенно проговорил:

– Стоит ли принимать такое радикальное решение, командир? Получается, что мы сами подаём сспари луч надежды. По мне, так уж лучше встретиться лицом к лицу с десятком кораблей неожиданного врага, чем приободрять упорствующих. Именно сейчас, когда до победы рукой подать!

– А по мне, так уж лучше пусть меня зовут нерешительным командиром, чем безрассудным лихачом. Главная моя забота – о наших союзниках и их безопасности. Мы имеем возможность исчезать в субпространство лишь ограниченное число раз, и у меня нет никакого желания быть застигнутым в обычном пространстве в тот момент, когда я не могу укрыться. Тем более я не хочу по доброй воле выставляться напоказ противнику, имеющему на вооружении взрывчатую плазму и терпеливо поджидающему промаха с нашей стороны. – Тот-Кто-Решает мысленно послал в мозг кората свою директиву, и тот, принимая её, характерно вздрогнул. – Если это всего лишь хитрая уловка обессилевших сспари, мы скоро это узнаем. Если же нет, разум диктует нам необходимость соблюдать осторожность. Об эффективном психологическом воздействии на умы сспари мы будем думать позже. Сейчас же мы должны переключить основное наше внимание на нежданного противника. Криголит шевельнул обоими усиками, что означало готовность исполнить распоряжение командира. Ту же готовность выразил и корат, только он это сделал при помощи своих верхних конечностей.

Тот-Кто-Решает твёрдо надавил на кнопку контроля, и серп взмыл на своей гибкой трубке высоко вверх и стремительно, но плавно передвинулся в сектор управления сражением в дальнем конце этого просторного помещения. События развивались не самым лучшим образом. Откуда явилось это внезапное нападение? Откуда сспари, уже было совсем отчаявшиеся и начавшие окончательно сдавать позиции, вдруг получили ощутимую поддержку? Корабли неизвестной модификации и типа, неведомые доселе огневые средства… Всё это указывало на участие в конфликте некой иной цивилизации. На стороне Сспари, разумеется. Но народы Назначения вот уже добрую сотню лет теснят сспари, и с первого дня конфликта вплоть до самых последний событий на поле боя сспари не имели в своём распоряжении никаких посторонних союзников. Это уже давно было установлено с абсолютной точностью. Впрочем, если им удалось привлечь на свою сторону кого-нибудь в самое последнее время…

Искрящиеся многоцветьем, ярко горевшие военные компьютеры снабдили Того-Кто-Решает гораздо более полной информацией, чем та, которой он располагал после доклада своих подчинённых. Амплитур изучающим взглядом окидывал экраны. Вот это, очевидно, сспари, пытающиеся покрыть расстояние между их планетой и флотом. Сам флот безупречно соблюдал свои боевые порядки. То и дело некоторые корабли исчезали в субпространстве, но оттуда сразу же появлялись уже «отдохнувшие». Всё шло по планам и графикам, в точном соответствии с разработанной тактикой действий. Приглядевшись, Тот-Кто-Решает увидел мелькающие красные огоньки. Ага! Это и были те самые корабли неизвестного происхождения. Они появлялись из субпространства на несколько секунд в самых неожиданных местах, – в самой гуще кораблей флота Назначения, – пытаясь застать врасплох союзников Амплитура и расстрелять их с близких расстояний. То и дело отдельные корабли флота покидали свои позиции, чтобы укрыться от врага в безопасности субпространства. Было ясно, что флот несёт потери. Вред нежданный противник наносил умело и устремлённо.

Тот-Кто-Решает скорбел о потерях с обеих сторон. За себя он не боялся. Никто из амплитуров, – ведь они служили Назначению всю свою жизнь! – не страшился своей физической гибели. А только сожалел о том, что его смерть – это явный шаг назад в деле торжества Назначения. Необходимо было принимать оперативные решения, и Тот-Кто-Решает не замедлил предложить их. Его здравый смысл и уверенность благотворно подействовали на всерьёз встревожившихся офицеров и специалистов. Он не терял постоянного контакта со своими соотечественниками-амплитурами, находившимися на других кораблях флота. Непосредственное и персональное руководство обороной было возложено на Того-Кто-Решает и Высокого-Прямоходящего.

Больно была смотреть на экран и видеть, как то и дело ещё минуту назад спокойно мерцавшая точка, – войска Назначения, – обозначались зелёным цветом, сспари – жёлтым и корабли чужаков красным, – вдруг исчезает. Это означало, что на корабль обрушился мощный удар плазмового заряда, термоядерной пушки или ещё какого-нибудь страшного оружия. Всего один удар, а какое от него разрушение! Может быть, он унёс с собой сотни, – кто знает, а вдруг тысячи?! – жизней. Мерцавшие на экране точки тем не менее слабо выражали всю суть и весь трагизм происходящего. Так легко и просто – исчезла с экрана цветная точка! А вместе с ней исчезли целые семьи, мужественные солдаты, их знакомые, друзья… Исчезли надежды, мечты и страхи… Уж не говоря о том, что затормозилось триумфальное шествие Назначения.

Всё это было глупо и бессмысленно. Амплитур всей душой ненавидел и глупость, и отсутствие в чём-нибудь смысла.

Вся оставшаяся часть дня и весь следующий день прошли почти без сна. Амплитур в физическом отношении был неприхотливее представителей других рас, поэтому, когда наступил критический момент, Тот-Кто-Решает был настороже.

Согласно предсказаниям военных компьютеров, без решительных действий войск союзников маленькая группка кораблей умелого и неизвестного противника могла полностью пресечь дальнейший график высадки десанта и тем самым перекрыть кран тем войскам Назначения, которые уже вели бои на поверхности планеты. Собственно, ей это и удалось сделать, что позволило силам Сспари перегруппироваться и перейти от обороны к атаке. В ту самую минуту, когда Тот-Кто-Решает осмысливал сложившуюся ситуацию, непосредственно перед флагманом флота в обычном пространстве материализовался один из кораблей-чужаков. Произошёл короткий обмен ударами мощного оружия, после чего флагман ещё раз укрылся в субпространстве. Повреждения были заметны, хотя корпус корабля выдержал. В эти минуты началась чётко организованная и умелая операция коратов. Вдохновлённые временным успехом, сспари совсем отвлеклись от обороны и основную часть сил и средств выдвинули в атакующие боевые порядки. Неожиданно материализовавшись из субпространства у затенённой части планеты, корабли народов Назначения успели сбросить своим сухопутным войскам мощное подкрепление, прежде чем противник смог засечь место высадки и отреагировать.

Сспари пришлось спешно перегруппировать свои силы, выходить из боя с флотом и лететь обратно к своей планете. Флот открыл ураганный огонь им в спину. Оставшиеся в живых сспари на своих немногочисленных кораблях отчаянно и безуспешно попытались предотвратить высадку десанта, которая была в основном закончена ещё до их появления. Неизвестные союзники Сспари, поняв, видимо, что битва, в которой они участвовали, проиграна, стали бесследно исчезать на своих кораблях в субпространстве. Постепенно спор за планету стал подвигаться к концу. Наземные сражения ещё могли продолжаться даже сотню лет, но было совершенно ясно, что сспари уже надорвались и навсегда утеряли инициативу. Окончательная победа могла быть достигнута криголитами, ашреганами и другими союзными расами. Присутствия амплитуров уже не требовалось, они могли спокойно отправляться домой.

Теперь пришло время подумать о размножении. К тому же совершенно необходимо было установить принадлежность тех кораблей, которые едва не поставили под угрозу победу войск Назначения. Кто бы они ни были, они представляли собой серьёзную силу и были хорошими вояками. Кто знает, появись они немного раньше, и у планеты Сспари войска Назначения могла ожидать страшная катастрофа.

Было совершенно очевидно, что цивилизация чужаков в технологическом отношении развита неплохо. Опаснее было то, что чужаки прекрасно разбирались в правилах ведения войн и умело применяли в своих действиях сложнейшие элементы оперативного искусства и тактики. Большинству рас это не под силу. Они говорят, что цивилизация и война – вещи несовместимые, что война – это примитивный, устаревший способ ведения политики и что они уже давно забыли, как это делается. И только благодаря искусству биоинженеров-амплитуров союзники обрели способность к ведению боевых действий. Но биокоррекция была гордостью цивилизации Амплитур. Каким же способом чужаки заставляют себя воевать столь умело? Амплитуры понимали, что узнать о чужаках как можно больше крайне необходимо. Тот-Кто-Решает разослал по всему флоту директивы на этот счёт. Не все корабли загадочного противника сумели избежать разрушения. Один из них был обнаружен на орбите Сспари. Видимо, повреждения его были столь серьёзными, что он уже не мог скрыться в субпространстве и только безжизненно обращался вокруг планеты, которую защищал вместе с её жителями ещё так недавно.

Это можно было назвать редчайшей удачей! Дело в том, что после коротких, но страшных стычек в космосе бывают, как правило, только победители и мертвецы, а выжившие и побеждённые – большая редкость. В космосе применяется самое мощнейшее оружие, кроме того сама природа безвоздушного космоса безжалостна. Правы те, кто говорит: «Огневой удар оглушает, а космос добивает».

Повреждённый корабль чужаков обнаружили сегуниане. Оставалось ещё установить, не вышли ли из строя герметизация и системы поддержания жизни внутри корабля. Тот-Кто-Решает всей душой надеялся на лучшее. С величайшей осторожностью, не спеша, пленённый военный корабль был отдрейфован к борту флагмана флота союзников, который по размерам значительно превосходил чужака. Очертания пленённого корабля заметно отличались от силуэтов флота Назначения, однако ничего, что оказалось бы выше их понимания, амплитуры не заметили.

Двигатели корабля не работали, хотя результаты внешнего наблюдения были просто поразительны: никаких следов взрыва! Обшивка совершенно не пострадала! Хороши же конструкторы у этих незнакомцев. С помощью тщательного анализа света, изливающегося из нетронутых иллюминаторов корабля-чужака, было с полной определённостью установлено, что зрение команды сопоставимо со зрением большинства рас союзников и эффективно в пределах того же светового спектра. Было отмечено, что содержание в воздухе внутри корабля кислорода и азота находится в обычных для народов Назначения параметрах.

Внешняя разведка не имела возможности судить о физическом сложении, размерах и возможностях обитателей корабля, но этот пробел вскоре был восполнен абордажной партией, которая проникла во внутренние помещения. Разведчики были готовы столкнуться с сопротивлением команды корабля-чужака, но у них был строгий приказ: избегать стрельбы и сохранить жизнь как можно большему числу чужаков.

Без стычки, действительно, не обошлось. Бой был непродолжительным, но яростным. Сопротивление защитников корабля удалось подавить лишь введением наркотических усыпляющих паров в вентиляционную систему помещений. Спустя короткое время союзники уже получили возможность извлечь безжизненные тела спящих чужаков одно за другим. Мёртвых не трогали, но живых брали всех без исключения. Амплитуры уже догадывались, что отныне можно ждать множества сюрпризов. И первым из них была внешность пленников. Вместо того, чтобы найти на корабле представителей одной расы, что было бы естественным, разведчики наткнулись на существ, совершенно не похожих друг на друга. Это было ясно даже неспециалистам, которые имели уже в своей жизни дело с расами-гермафродитами, многополыми и однополыми, как, например, амплитуры.

На пленённом корабле была совершенно другая ситуация. Его команда была составлена из представителей по крайней мере десятка различных миров… Но, поскольку это была одна команда, значит, им как-то удавалось работать плечом к плечу, в союзе и гармонии делать общее дело. Это было многообещающее, но и тревожное открытие. С одной стороны это означало, что теперь амплитурам и их союзникам придётся вступить в борьбу одновременно с несколькими цивилизациями, с другой стороны, как много новых членов сразу вольётся в могучее содружество Назначения! Амплитуры ликовали, но при этом не теряли разума. До сих пор им ещё не приходилось сталкиваться на трассах галактики с таким же союзом разных рас, каким были народы Назначения. Перед ними открылось нечто принципиально новое: Федерация миров, которые существовали вместе, не имея такой объединяющей цели, как великое Назначение. Предстояло долгое и кропотливое изучение этого феномена.

Далеко не все те корабли, которые пришли на выручку Сспари, были уничтожены во время боёв. Многим удалось удрать в субпространство, и они, естественно, предупредят обо всём своих соотечественников. Об этом приходилось только сожалеть, ибо из своего опыта амплитуры прекрасно знали, как важна внезапность. Но расстраиваться из-за этого особенно не стоило – пустая трата протеина. Всё равно победа останется за ними, как это было всегда.

Различия между членами команды пленённого корабля впечатляли. Оказалось, во-первых, что кислородно-азотная атмосфера на корабле-чужаке могла устраивать не всех. Двое пленных дышали метаном, а один извлекал кислород из воды.

Удивительно было и то, что пленники вовсе не испугались и не поразились при виде той могучей силы, с которой им пришлось встретиться в бою. Они верили, что их федерация вполне сравнима по мощи с народами Назначения. В результате восторг амплитуров удесятерился. Свой союз они называли Узором. Амплитуры радостно думали о том, что когда эта федерация присоединится к ним, – а она не может не присоединиться, – могущество народов Назначения удвоится. По случаю такого великого открытия все двенадцать амплитуров решили собраться на совещание на борту флагмана экспедиционного флота. Некоторые высшие офицеры из числа представителей рас-союзников высказались против этой встречи. У них был простой, но веский аргумент: узнав о совещании, Сспари могут предпринять последнюю и самую отчаянную попытку перехватить инициативу – пошлют свои корабли на уничтожение флагмана флота, в результате погибнут все двенадцать амплитуров и войска Назначения останутся без «головы».

Тот-Кто-Решает только отмахнулся от этих возражений. Даже если предположить, что сспари решатся на эту авантюру и добьются в ней успеха, руководство над войсками могут взять на себя молитары или кораты, которые не хуже их, амплитуров, смогут довести конфликт до победного конца. И вообще амплитурам было очень не по душе наблюдать в своих союзниках появление зависимости от них. Разве они не понимают, что в рамках Назначения нет главных и не главных, разве они не понимают, что в рамках Назначения все между собой равны?

Встретиться предложил Быстрый Производитель.

Нужно было обсудить ситуацию с чужаками и отпраздновать победу, которая была уже почти в руках у народов Назначения.

Все они собрались на борту флагмана. Все двенадцать. Долгое время слышался только шелест переплетающихся между собой щупов и клацанье челюстей. Несмотря на все волнения, с которыми были сопряжены последние дни боёв, двое амплитуров были заняты размножением. Вскоре на их спинах набухнут почки, которые через двенадцать месяцев, – таков срок беременности, – будут осторожно удалены и переправлены в специальные учреждения, где из них вскоре появятся юные особи. Пока же развитие почек целиком будет зависеть от тех питательных веществ, которыми их будут обеспечивать родительские организмы. Находящиеся в почках зародыши не будут иметь возможности двигаться, но вполне смогут учиться. Получать информацию о мире они будут посредством собственных наблюдений (стенки почек прозрачны) и посредством телепатического общения со своими родителями. В просторный зал флагманского корабля, где ожидало собрание амплитуров, был введён командир, взятый в плен вместе со своей командой на неприятельском корабле-чужаке. Его привели сюда не для того, чтобы запугать, а для того, чтобы приободрить и успокоить. Вместе с амплитурами в зале находилось несколько специалистов-криголитов и посредники-сегуниане. В дверях, в качестве охраны, стоял величественный гигант-молитар.

Двенадцать амплитуров сидели полукругом на мягких креслах, когда перед ними появился высокий и стройный чужак.Он прихрамывал на одну ногу, которая была, видимо, повреждена в сражении. Было установлено, что в той группе, которая неизвестно откуда явилась на помощь сспари, этот командир занимал не самый последний пост. Конечно, его звание не было эквивалентно Тому-Кто-Решает, но всё же он ценился выше обычного специалиста. Узкое лицо было покрыто волосами, а в полураскрытой пасти посверкивали острые зубы. Это был позвоночный. Мужского пола. Удивительнее было то, что все без исключения члены его команды, несмотря на все различия между ними, были позвоночными существами. В результате предварительного анализа у амплитуров сложилось впечатление, что эта их организация, которую они называют «Узором» – сообщество непрочное, раздираемое нескончаемыми спорами, и тем не менее довольно мощное. Стало известно, – поразительная деталь, – что между членами этого сообщества нередко возникают серьёзные разногласия и порой дело доходит даже до вооружённых конфликтов.

Большого впечатления всё это на амплитуров не произвело. Быть объединённым Назначением – это нечто несравненно более качественное, чем связь посредством примитивных договоров, соглашений и ненадёжных альянсов.

У этой федерации, судя по всему, есть только одна сильная сторона: военная. Познав красоту и неизбежность Назначения, отдельные народы, входящие в союз Узора, несомненно, позабудут о своих распрях, отложат в сторону оружие и постепенно вольются в содружество более зрелых цивилизаций Назначения.

Среди языков, на которых говорила команда пленённого корабля, – включая в язык самого командира, – не было ни одного особенно сложного. Механические трансляторы довольно быстро расшифровали их все и таким образом была обеспечена возможность общения пленников с теми, кто их пленил. Впрочем, амплитуры в трансляторах, разумеется, не нуждались благодаря своим природным способностям.

Капитан пленённого корабля, напрягая зрение смотрел в сторону амплитуров, стараясь различить в красноватом освещении какие-нибудь силуэты. Это ему, по-видимому, не удавалось. Один из наблюдателей уловил эту неловкость и предупредительно спросил:

– Это освещение недостаточно для ваших глаз?

Офицер-пленник покачнулся и рефлекторно ухватился руками за голову.

– Кто это сказал?!

Амплитуры поняли, что пленника смутил их вопрос, потому что он был задан мысленно.

Не дождавшись ответа на свой вопрос, офицер сделал несколько решительных шагов вперёд. У него были длинные мускулистые руки и крепкие, острые зубы. Он мог бы нанести сильные повреждения медлительным и нежным амплитурам, поэтому они выставили заградительное поле. Натолкнувшись на него, офицер споткнулся и попятился назад.

– Он нас видит? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил один из амплитуров.

– Нас заверили, – ответил Быстрый Производитель, – что его зрение по своим параметрам вполне соответствует зрению наших союзников. Оно сдвинуто чуть ближе к ультрафиолету, чем наше, но не очень сильно. Впрочем, если он испытывает затруднения… – В том углу, где сидел Быстрый Производитель, освещение стало заметно ярче.

Чужак наконец увидел сидевших перед ним амплитуров. Их щупы чуть волновались, а пальцы на их кончиках выписывали в воздухе произвольные узоры. Капитан-пленник почувствовал себя скованно. Быстрый Производитель поднял один из своих щупов и растопырил все четыре пальца на нём. Это был знак приветствия.

– Мы не желаем принести вам вред.

– Ваше заявление не согласуется с вашими действиями, – неприветливо ответил пленник.

– Вы напали на нас. Нам пришлось ответить адекватно. Но исключительно в пределах необходимого. Нам известно, что ваше имя Принак и что вы являетесь старшим по званию из всех оставшихся в живых на взятом нами в плен корабле.

– Что вы собираетесь с нами сделать? – резко спросил пленник. Его чёрный нос и уши находились в постоянном нервном движении.

«Грубый и невежливый, – одновременно подумалось всем амплитурам. – Ярчайший признак примитивных рас, только вступивших на путь цивилизации».

– Мы не хотим причинить вам вреда и не причиним, – сообщила Встревоженная. На её спине качалась набухшая почка, откуда с любопытством выглядывал ещё не вполне созревший зародыш. – Мы хотим, чтобы вы присоединились к Назначению.

– Что это такое, это ваше «Назначение»? – раздражённо спросил пленник. – С того самого момента, как мы пришли в себя, нам только и повторяют это слово.

Один из амплитуров объяснил.

– А что, если мы не имеем никакого желания присоединяться к этому вашему Назначению? Как сспари, которые попросили у нас помощи?

– У разумных нет иного выбора. Даже если бы вы сейчас не стояли перед нами, а находились на своём корабле в субпространстве, и тогда бы у вас не было иного выхода, как только присоединение к истине. Пройдёт время, и Назначение всё равно отыщет ваш мир. Это неизбежно.

– Может быть, это не так неизбежно, как вам кажется, – возразил пленник. – Предположим, я отказываюсь, что дальше?

– Вас убедят, – ответил один из амплитуров.

Все двенадцать пришли в недоумение. Почему столь многие поначалу наотрез отказываются увидеть красоту и вечность Назначения? Боятся? Но чего же тут бояться?

Командир пленённого корабля, услышав ответ амплитура, насторожился и принял традиционную оборонительную стойку всех двуногих: ноги расставлены, руки согнуты в локтях. «До чего же примитивная демонстрация, – изумился про себя Тот-Кто-Решает. – Появляется сомнение в истинной разумности этого существа».

– Мой народ не так-то легко «убедить». Как и наших союзников по Узору. Наше содружество крепко.

– Ваше содружество нельзя назвать надёжным, – возразил один из амплитуров. – Вы без конца препираетесь друг с другом. Иногда ссоритесь и воюете.

– От природы нам вовсе не свойственна воинственность, – качнул головой Принак. – Жестокость и воинственность суть признаки нецивилизованных народов.

– В этом мы с вами полностью согласны, – за всех ответил Быстрый Производитель.

– Но если необходимо, мы можем взять в руки оружие и защитить себя от захватчиков, вроде вас.

– Мы не захватчики! – возмущение, овладевшее всеми двенадцатью, вылилось в ответе одного из них. – В рамках Назначения все равны. И вы станете абсолютно равноправными членами содружества.

– Из того, что я уже видел здесь и слышал, – чуть расслабившись, проговорил пленник, – становится ясно, что вы, амплитуры, несколько более «равны», чем ваши друзья.

– Нам первым открылось Назначение. Нам первым суждено было ухватить его смысл, – делая умоляющий жест, ответил Тот-Кто-Решает. Он очень переживал из-за того, что видел обращённое на себя и своих соотечественников настороженное недоверие. – Поймите же наконец, что все ваши возражения и вообще всё, что вы можете нам сейчас сказать, не будет для нас новым. Всё это уже было тысячу раз сказано расами, с которыми мы общались раньше вас. Если бы мы были захватчиками и завоевателями, как вы говорите, так объясните, каким бы образом нам двенадцати, – всего двенадцати числом, – удалось управлять всей этой могучей силой, которая смела все возражения Сспари и которая пленила вас, тех, кто пришёл сспари на помощь?

Это смутило капитана-пленника. Двойные ресницы дрогнули.

– Это правда? Это правда, что вас всего двенадцать на весь флот?

– Мы всегда говорим только правду, – ответил Быстрый Производитель. – Когда ты служишь великой идее Назначения, у тебя не возникает нужды кривить душой. Ложь – вещь бессмысленная и потому не свойственная нам и нашим союзникам.

– Мы не обладаем ни особенной физической силой, ни военными способностями, – сказал другой из двенадцати. – Солдаты, которые служат на флагмане, в любую минуту могли бы нейтрализовать нас, если бы у них возникло такое желание.

– Почему же они этого не делают? – искренне удивился пленник.

– А зачем? Ведь мы все в равной степени разделяем понимание Назначения.

– Отлично, но я-то не разделяю! И не собираюсь разделять. И никто из моей команды не собирается.

– Для этого нужно время. Несмотря на то, что наша Галактика довольно велика, откровение приходит к единицам из всех цивилизаций, населяющих её. И всё же было бы лучше, если бы понимание истины приходило самостоятельно к каждому народу. Через размышления, а не через принуждение. Только этим можно обеспечить истинное понимание. Но поскольку такой картины не наблюдается, мы помогаем ещё не просветившимся. Пленника явно мучили какие-то сомнения.

– Вы сказали, что не будете причинять нам вреда. Что же вы собираетесь всё-таки с нами сделать?

Командиру корабля Узора показалось, что его вопрос застал амплитуров врасплох, ибо они перестали двигать своими щупами, пальцы на их кончиках замерли и вообще создавалось такое впечатление, что все двенадцать руководителей миссии Назначения впали в оцепенение. На самом деле они просто совещались между собой. И делали это уже не в первый раз во время разговора, только пленник раньше не замечал. Только сейчас до него, похоже, действительно дошло, чем именно заняты его противники. Он изумлённо переводил глаза с одного амплитура на другого.

– Телепатия – это фантазия. Непосредственное общение сознания с сознанием – мечта. Это нарушение закона сохранения энергии, насколько мы его правильно понимаем, но… Вы можете это делать! Можете?! Неужели можете?!

– Эта особенность досталась нам от наших предков, – мягко объяснил ему Тот-Кто-Решает. – В древние времена наш мир был очень примитивен и опасен для своих обитателей. Выживали наиболее развитые. Эта способность в настоящее время потеряла свою актуальность для нас, но сохранилась, ничего не поделаешь. Мы не считаем, что можем благодаря ей смотреть на других свысока. Это всего лишь черта, которая отличает нас от прочих рас. У кого-то сильно развита мускулатура, у кого-то интеллект, а мы обладаем нашей природной способностью.

Впервые на лице пленного капитана отобразился страх.

– Вы можете читать мои мысли?..

– Нет, – быстро ответил один из амплитуров. – И помните: мы никогда не лжём.

– Если вы не можете читать мысли других, как же вы…

– Мы внушаем. Это дар, данный нам от природы. А у других есть дар принимать внушение. Практически все разумные изначально обладают этой способностью, которая, как правило, дремлет невостребованной в сознании до конца жизни. Вам никто раньше ничего не внушал, поэтому вы даже не подозревали о том, что вам свойственна восприимчивость к внушению. Если вы приглядитесь повнимательнее, то увидите, что ни у кого из нас не шевелятся ротовые органы, хотя признаем сразу, что мы обладаем способностью общаться и обычными средствами – при помощи модулированных звуковых волн. Как вы. Но предпочитаем внушение. С того самого момента, как вы появились в этом зале, мы общаемся с вами более привычным для нас способом. Но поскольку вы никогда прежде не сталкивались с внушением, вы подумали, что разговариваем с вами в обычной для вас манере. Тем более, что вы, похоже, не приглядывались в нашим ртам. И уж поверьте: в таком способе общения нет ничего вредного для реципиента. И, разумеется, никакого злого умысла.

– Это не ответ на мой вопрос! Что вы собираетесь с нами сделать?

– Для начала, – заговорил Тот-Кто-Решает, высказывая уже согласованную с другими точку зрения, – мы поможем вам в починке вашего корабля.

– Что?! – насторожился Принак.

– Мы приложим все наши силы и возможности к тому, чтобы восстановить ваше судно. Математика – вещь универсальная. Поэтому и принципы движения в субпространстве везде одинаковы. Разница лишь в материалах и дизайне. Мы собираемся отпустить вас вместе с вашей командой домой. Хотя мы не сделали вам ничего злого, вы коварно напали на нас и многих убили. Мы не станем наказывать за это. Это не в наших привычках. Вы послужите своего рода посланцами нашего содружества у себя дома. Расскажите там о нас и о наших намерениях. Ничего не утаивайте, говорите всё. Мы снабдим вас дополнительной информацией и цифрами, которые вы без нашей помощи не смогли бы собрать… Чувствуем ваш страх и тревогу. Не волнуйтесь, мы не собираемся перекраивать ваше сознание средствами биоинженерии и не станем контролировать работу вашего мозга для того, чтобы вы сделали всё именно так, как мы просим. Если пожелаете, можете ничего о нас не рассказывать у себя на родине. Можете извратить суть нашего с вами контакта. Или вообще придумать какие-нибудь небылицы. Мы не будем в силах помешать этому. Всё, что мы в состоянии сделать, это снабдить вас наиболее полной информацией. Делайте с ней, что хотите. Вы разумны и вправе будете выбрать, что пожелаете или что вам покажется целесообразным. Так что, повторяем: опасаться за себя вам нечего.

– Мы не притронемся ни к вам, ни к вашему кораблю, хотя могли бы сделать и то, и другое без особого труда, – сказала Носящая Бремя и чуть подалась вперёд.

В ту же секунду тело офицера войск Узора сломалось пополам, он обхватил обеими руками голову и упал на колени. Это длилось не более секунды, однако потребовалось несколько больше времени на то, чтобы он пришёл в себя.

Когда он поднялся с пола, у него дрожали руки, а язык был высунут изо рта и на его кончике была пена.

– Что… Что это было?! Что вы со мной сделали?!

– Есть много разных способов коммуникации, – подал мысленный сигнал Тот-Кто-Решает. – Вам всё ещё больно? Может, вам требуется врачебная помощь?

– Нет, – слабым голосом ответил Принак. – Не надо. Всё уже прошло. – Он внимательно и настороженно оглядел сидевших перед ним. – Кто из вас это сделал?

– Не важно, – качнул щупом Тот-Кто-Решает. – Каждый из нас способен был мысленно передать вам любую информацию. И болевую, естественно. Принак глубоко и судорожно вдохнул.

– Теперь-то я начинаю понимать, каким образом вы, находясь в явном меньшинстве, можете управлять всем флотом.

Тот-Кто-Решает возмущённо взмахнул обоими щупами.

– Мы не добиваемся этого такими средствами!

– Вам и не требуется. Тем, кто находится у вас в услужении, достаточно просто знать, что вы можете сделать им так больно! Вот чем вам удаётся удерживать их в строю.

– Здесь никто никого не «держит в строю». Все мы служим Назначению. Вместе и каждый в меру своих возможностей. – Тому-Кто-Решает было чрезвычайно трудно сохранять терпение. – Скоро вы сами всё поймёте, и тогда вам будет стыдно за свои слова и подозрения.

– Вы, разумеется, можете выбрать путь силового сопротивления, кто вас от этого удержит? И вам будет известно, что для нас это не явится неожиданностью. А к чему это приведёт? Сначала к бессмысленным и многочисленным жертвам с обеих сторон, а потом? А потом всё равно произойдёт ваша интеграция в содружество Назначения. Когда наступит день просветления, вы перестанете спорить между собой, кинетесь друг другу в объятия, отбросив в сторону оружие, обращённое против нас, и тогда к вам явится понимание подлинной сути вещей, понимание вечной истины! Такие архаические концепции, как межпланетарные конфликты, ведущиеся из-за физиологических различий между расами или духовного взаимонепонимания, навсегда отойдут в историю.

– Но и мы ведь тоже можем хорошенько отлупить вас, вы хоть это понимаете? Вы хоть можете себе представить всю мощь Узора? Допускаю, вы можете вытрясти какие-нибудь сведения из меня, из членов моей команды – все живые существа слабы. Вы даже можете покопаться в корабельном журнале, в библиотеке. Но сразу говорю вам, все эти сведения, вся эта информация расскажут вам лишь о сотой, нет, о тысячной доле возможностей нашего содружества. Никто не в силах представить себе всю реальную мощь Узора. Боюсь, прежде вам не приходилось встречаться с чем-либо подобным.

– Всё это не важно. Сила имеет залогом крепкий союз народов, а без единой, объединяющей идеи крепкого союза никогда не будет. Вы бессильны против истины. С ней невозможно бороться, вернее, её нельзя победить. Вы проживаете свои жизни без разумной цели, впустую тратите время на споры и поэтому не представляете для нас сколько-нибудь серьёзной угрозы. Ведь Назначение – это отнюдь не цивилизация Амплитура. Назначение – это отнюдь не содружество наших союзников. Назначение – это суть и мера всех вещей, причина Вселенной. Разве разумно тратить силы и время на борьбу с такой идеей?

– Посмотрим, – упрямо ответил Принак, впрочем, уже несколько поколебавшийся в своей уверенности и непреклонности. «Ничего. Интеграция этого конгломерата потребует несколько больше времени и только-то», – размышлял Тот-Кто-Решает. Упрямство – свойство примитивных народов. Само по себе, конечно, оно является препятствием и тормозом, но упрямство – это черта, которая даётся только и исключительно в ущерб прочим ценным характеристикам. Мягкое убеждение и уверенность в своей правоте почти всегда давали положительный результат. На крайний случай в запасе имелась сила. Поражений Назначение не знало. Хотя правда и то, что прежде его народы никогда не сталкивались с организацией, подобной Узору. Но, с другой стороны, какие это всё-таки открывало богатые возможности!

Восторг мощной волной прокатился по всем двенадцати. Не одну, не пять, а неизвестное число разумных рас можно обратить на путь истины, на путь вечного Назначения! Это был важнейший момент в истории, и можно было только гордиться тем, что присутствуешь при нём. Тот-Кто-Решает почувствовал вдруг любовь и симпатию по отношению к этому Принаку. Да, он представитель враждебного мира, командир вражеского корабля. Ну и что? Просто ему ещё неведома истина. Внушение любви и симпатии источалось всеми двенадцатью и мощной волной окатило пленника. Вдруг всем амплитурам показалось, что офицер внутренне готов ответить им тем же!

– Да вы спятили! – крикнул пленник, сжав руками голову. – Я не люблю вас! Мне плевать на ваше Назначение! Мне плевать на вас и на всё, что вы делаете! А ваши намерения я нахожу опасными и злодейскими! Все народы, которые пашут на вас, просто помешались, и мне их не жалко! Но мне особенно противно наблюдать за тем, как тонко и ловко вам удалось превратить разумных существ в своих рабов!

– В рабов?.. Как он сказал? В рабов?.. – волной недоумения понеслось от одного амплитура к другому.

– Что это такое? – спросил пленника Тот-Кто-Решает.

Принак не поверил реакции амплитуров, но объяснил. Казалось, его объяснение ошеломило всех в зале. Двенадцать амплитуров недоуменно и возмущённо переглядывались между собой.

– Это понятие нам незнакомо. Мы не можем уяснить себе его суть.

– Могу изложить популярнее, – насмешливо предложил Принак, ожидая, что его гневно оборвут. Но его стали внимательно слушать.

Пришлось вновь объяснять всё, только доступнее. И всё-таки на этот раз амплитуры также не совсем, казалось, поняли пленника.

– В рамках Назначения нет ни малейших признаков рабства, если мы, конечно, правильно поняли этот чудовищный термин, взятый из вашего лексикона. О каком рабстве может идти речь, если мы все разумны и объединились, как равные?

– Про равенство мне не надо рассказывать! Вы, амплитуры, здесь всем заправляете. Уж не знаю, как вам это удалось: благодаря ли тому, что вы изобрели это словечко «Назначение» или благодаря вашей способности внушения. Вы держите всех под своим контролем, и поэтому вам вынуждены повиноваться. Ваши подчинённые не поднимаются против вас всего лишь по одной, но веской причине: они вас боятся!

– Вы проявляете невиданное невежество и душевную глухоту, впрочем, это понятно и извинительно, – переходя на обычную для пленника речь, сказал Тот-Кто-Решает.

– Эй! Скоматт с Криголита, третий офицер! Я Тот-Кто-Решает. Вы боитесь меня?

– Разумеется, нет, – ответил криголит спокойно. – Мы оба работаем во имя и в интересах идеи Назначения. Кроме того, мы друзья. Командир флота удовлетворился ответом и послал соответствующий мысленный импульс командиру-пленнику.

– Эй! Асвен-Сегунианин! Я внушаю вам страх?

Ответ был тот же. Амплитур опросил всех присутствовавших союзников и от всех получил примерно одинаковые ответы. Спросили и молитара, охранявшего вход в зал. Этот великан мог одним ударом сокрушить любого из амплитуров, прежде чем те успели бы пустить в ход оружие, которое превратило бы молитара в бесформенную мясную массу. Быстрый Производитель обратил укоризненный взгляд на пленника.

– Мы не можем понять, в чём вы нас обвиняете и на каком основании?

– Вы делаете вид, что не понимаете. А может, просто глухи к моим словам?

– А вы уверены, что именно мы проявляем глухоту, а не вы на самом деле? Мы предлагаем вам сотрудничество, понимание, любовь, открытость в рамках Назначения. А вы отвечаете на всё упрямыми обвинениями и страхом. Что вам даёт основание думать, что ваша точка зрения более верная, чем наша?

– В самом деле, почему не наоборот? – подал голос другой амплитур.

– Я вам могу сказать только одно. Мой народ никогда не станет частью вашего клана Назначения. И плевать, чем вы занимаетесь и к чему стремитесь. Вы можете ещё раз кольнуть меня сюда, если вам понравилось, – пленник показал пальцем на свой высокий лоб, заросший волосами. – Можете, даже убить. Но это ничего не изменит.

– Мы не собираемся делать ни того, ни тем более другого. – Все двенадцать амплитуров, похоже, были шокированы словами пленника. – Мы вообще никого не желаем лишать жизни.

– Скажите это тем, кто служил на кораблях, которые вы уничтожили!

– Вы атаковали нас, – напомнил пленнику Тот-Кто-Решает. – А ведь мы не ссорились с вашим содружеством. Даже не подозревали о его существовании.

– Сспари прилетели в Узор. Они объяснили, что происходит. Многие в Узоре были склонны не предоставлять помощи, ибо не хотели навлекать грозу на свои планеты. Но другие, а их было большинство, справедливо рассудили, что вы всё равно рано или поздно до нас доберётесь. Решено было прощупать вас, поглядеть, на что вы способны, себя показать, чем сидеть сложа руки и ждать, когда вы обрушитесь на нас внезапно. – Пленник говорил это, высоко подняв голову. В его голосе слышалась гордость за свой народ. – В этом и состоит причина участия Узора в этой войне.

– Значит, у вас всё-таки умеют принимать совместные решения? Это несколько приближает вас к народам Назначения, – заметил один из амплитуров. – Правда, мы в отличие от вас никогда не спорим и тем более не ссоримся между собой.

– Мы ценим свою независимость, – заявил гордо Принак. – Ваши союзники, сдаётся мне, и не подозревают о существовании такого понятия.

– В нашем содружестве каждая раса вольна делать то, что посчитает для себя нужным, – заметил Тот-Кто-Решает. – В рамках Назначения, естественно. Ежедневная жизнь имеет множество различных проявлений. Каждая раса, каждая планета живёт по-своему. Ни мы, ни кто-либо другой, никогда не вмешиваемся во внутренние дела наших союзников, в их жизнь, культуру, искусство или традиции. Это связано с нашими нравственными устоями и, на мой взгляд, общепонятно. Мы стремимся ко всё большей взаимной интеграции, это надо признать. Но, во-первых, сугубо добровольно, а во-вторых, это не идёт в ущерб собственного самостоятельного развития. Мы друзья между собой. У нас нет хозяев, нет рабов, как вы это описали.

– Всё это не для моего народа. И, насколько я понимаю, не для других народов, которые являются членами Узора.

– Разве вы не понимаете, – продолжал уставший уже амплитур, – что вся эта дискуссия, весь этот разговор, как две капли воды, похож на те разговоры, которые велись в этом зале уже великое множество раз в прошлом? Всё то же самое. Ничего нового.

– И что же?

– Вам это может не понравиться, вы можете даже не поверить, но я говорю вам: результат всегда один.

– Может, на этот раз будет другой.

– Нет. Другим он просто не может быть. – Тот-Кто-Решает подался вперёд на своих коротеньких, пухлых ножках. – Либо всё произойдёт быстро, либо займёт продолжительное время, но исход уже предрешён заранее. Назначение – это Назначение. И так было на протяжении сотен лет, тысяч лет. Перемены принципиально невозможны.

– И несмотря на всё то, что я говорил вам, вы до сих пор сохранили желание помочь мне отремонтировать корабль и отпустить со всей командой домой?

– Разве ещё никем не отмечалось, что мы никогда не лжём? Вы будете посланцем, на вас будет возложена миссия, которую вы, если захотите, можете не исполнить, но мы даём вам эту возможность. Будет ужасно, если в общении с вами опять придётся прибегать к силе. Столько бессмысленных жертв! Эти бои с упрямыми сспари… Столько убитых! К счастью, большинству ваших кораблей удалось благополучно исчезнуть.

– И это очень удивило вас? – Пленник и не пытался скрывать свою насмешку и удовлетворение.

– Это нас не удивило, а обрадовало! В мире существуют миллионы заселённых планет. На тысячах из них торжествует разум, цивилизация. Но нам невыразимо жаль, когда погибает хоть один разумный. Одна-единственная смерть обедняет идею Назначения.

– Вы – очень странная компания, – закусив верхнюю губу, задумчиво проговорил пленник. – Если бы не ваш фанатизм, с вами ещё можно было бы поговорить.

– Мы не фанатики, а просто – разумные, преданные идее. Конечно, вы и это можете заклеймить фанатизмом. Будете бесконечно выдвигать в защиту этого свои аргументы, а мы будем бесконечно возражать. Это ни к чему не приведёт. Да, мы преданы идее. Вы нам нравитесь. Мы уже полюбили вас за вашу открытость, честность, смелость.

– Не надо меня любить. Мне так будет спокойнее.

– Нет, уж на этом позвольте нам настаивать, – мягко возразил Тот-Кто-Решает. Его щуп взвился вверх, а пальцы сошлись в одну линию. Пленник не понял этого знака. – Возвращайтесь на свой корабль, к своим соотечественникам, к своим союзникам. Расскажите им о том, что здесь видели. Вас снабдят всей информацией, которая только сможет влезть в ваши картотеки. А вот как с ней поступить – ваше дело. Мы можем только просить вас о том, чтобы вы не извращали ничего. Пусть там у вас получат возможность судить о нас так же свободно, как вы судите. Хотите, передайте всю информацию у себя в Узоре, а хотите: уничтожьте. Но не правьте. Контролировать вас мы не сможем и никак воздействовать на ваш выбор тоже не в силах. Да, мы умеем внушать. Но только на ограниченном расстоянии.

– Как мне быть в этом уверенным? Откуда я знаю, что вы действительно не сможете воздействовать на меня и мою команду в космосе?

– Если бы мы задумали причинить вам вред, попытаться «контролировать» вас, – заметил Быстрый Производитель, – зачем бы мы стали обманывать вас тогда и говорить добрые вещи? Мы бы просто сделали это!

– Не знаю… – Принак шумно выдохнул и присвистнул. – Я не философ. Всего лишь командир небольшого корабля.

– Тогда и не берите на себя ответственность за принятие слишком серьёзных решений и вынесение слишком серьёзных оценок. Дайте и другим рассмотреть, проанализировать, решить. А вы отвечайте только за себя. И в этом можете быть, – хотя амплитур и выражался мысленно, пленник уловил в его сигнале тень насмешки, – совершенно независимым.

– Я признаю, что не в состоянии понять вас, – сказал Принак и двинулся в сторону выхода. Никто его не остановил. – Но могу сказать со всей определённостью: мой народ не будет шестерить ни на вас, ни на ваше Назначение. Никогда.

Тот-Кто-Решает дал знак охраннику-молитару посторониться и пропустить пленника. А на прощанье сказал:

– «Никогда» – это понятие, которое воспринимается нами, на мой взгляд, гораздо более чётко, чем вами.

Глава 3

Чичунту был величественно красивым миром, элегантным и утончённым, как и его обитатели. В физиологическом отношении вейсы были орниторпами, то есть напоминали высоких и спокойных птиц. В них всё было благородно: и внешность, и манеры. Редко когда они приходили в волнение, во всяком случае их вряд ли кто-нибудь видел в этом состоянии. Независимо от окружающей обстановки они всегда чувствовали себя комфортно. Их главной отличительной особенностью было умение держать себя в руках. Размышляя об этом, Кальдак справедливо отметил про себя, что именно этого-то качества и недостаёт его соотечественникам, массудам. Одежда на вейсах всегда была безукоризненно чистой, а передвигались они с грацией профессиональных танцовщиков. В разговоре им свойственно было проявлять исключительную корректность и подчёркнутую вежливость. И при этом они ещё умудрялись не выглядеть приторно-слащавыми. Общество вейсов было, пожалуй, наиболее развитым во всём Узоре. В каждом движении их, жесте, флекции содержалось совершенно умопомрачительное количество смысловых уровней, разобраться в которых было под силу разве что только их соплеменникам. По сравнению с их сложным языком и культурой, языки и культура остальных рас Узора выглядели примитивными, почти детскими.

Вейсы были также прирождёнными имитаторами и подражателями. В сочетании с интеллектом это делало их непревзойдёнными лингвистами. Благодаря всему этому на планетах, населённых вейсами, частенько размещали учреждения регионального командования, не обращая внимания на театральные признаки возмущения и протесты со стороны потеснённых жителей. В ответ небезосновательно заявлялось, что нахождение в эпицентре высочайшей культуры вейсов будет оказывать самый благотворный эффект на представителей менее утончённых рас – членов Узора. Своим гостям вейсы будут передавать свою вежливость, корректность и богатейший опыт мирного общения с ближними. Действительно, каждый разумный с этой планеты жил в постоянном страхе как-нибудь нечаянно обидеть своего соседа. Впрочем, на планете Чичунту споры между представителями разных рас во время общения вскоре стали заметно затухать. Дело в том, что переводчиками в разговорах выступали вейсы. Бесполезно было выкрикивать оскорбления или просто обидные слова в адрес собеседника, ибо в интерпретации посредника-лингвиста всё получалось очень красиво и мягко. Вскоре все поняли, что твой вопрос или, наоборот, ответ, – каким бы резким тоном ни был произнесён, – переведётся автоматически вежливо и округло и не достигнет цели. Вейсы в данном случае походили на нечто вроде пухлой подушки, которая не только приглушает удар, но и вовсе поглощает его. Под конец собеседники уразумели, что правда за переводчиками, и назревавшие в разговоре неприятности стали рассасываться как-то сами собой. Порой даже без участия безупречно галантного переводчика. Центр регионального командования выглядел несколько нелепо в таком месте, как Чичунту. На Массудае, к примеру, его построили бы далеко-далеко от ближайшего городского конгломерата или похоронили бы среди острых скал гранитных гор, чтобы никому не мозолил глаза своими неэстетичными, но функциональными формами. Вейсы же настояли на том, чтобы он был возведён в пределах главного столичного парка, а потом ещё украсили его дополнительными фонтанами и искусственно выращенным ландшафтом. Если уж честно, то весь этот мир можно было назвать сплошным и заповедным парком. Кальдаку это не особенно-то нравилось. Слишком много зелёных изгородей, слишком густо посажены деревья. Он бы предпочёл открытые и широкие пространства, как дома, где деревья либо росли мелкими группами, либо образовывали леса в строго отведённых для этого местах. Либо, наконец, находились далеко друг от друга, возвышаясь над землёй, как часовые. Там массуду было где повернуться, там он мог двигаться, как и его далёкие предки – огромными шагами или прыжками, в полную силу используя свои длинные поджарые ноги. Теперь уже не нужно было делать это для того, чтобы догнать убегавшую дичь. Быстрое передвижение приобрело более почётное, эстетическое значение.

Длинные и долгие пробежки, высокие и дальние прыжки… Это массудам удавалось в жизни лучше всего. И именно благодаря этой традиции, благодаря тому, что спорт на их планете имел необычайно важное значение и пользовался огромной популярностью, вышло так, что массуды стали самой приспособленной к войне расой Узора. Эту честь они приняли с большой неохотой, что и понятно: какой разумный добровольно изберёт профессию убийцы?

Но кому-то ведь надо было уметь сражаться. И цивилизация С’ван, и Гивистам, и Лепар, и даже Вейс в меру своих сил оказывали весьма качественную поддержку, но когда дело доходило до боёв, от этих рас невозможно было требовать многого.

За исключением массудов, наиболее пригодными для исполнения солдатского долга являлись только гиганты-чиринальдо. Но эти мрачноватые создания в силу своей природы могли существовать только в гелийной атмосфере – или в масках – поэтому от них было не так уж много пользы. Кальдак одёрнул свой костюм, чтобы не было излишних складок, и пригладил короткую серую шерсть, выглядывавшую из-под одежды. Радужная оболочка его глаз также отливала светло-серым оттенком, зрачки же выглядели практически чёрными. Одновременно он пытался успокоиться. Впрочем, в отношении его персоны это понятие можно было применять лишь сугубо относительно: массуды физически не могли пребывать в состоянии расслабленности и тем более покоя. К примеру, в пылу боя они вообще теряли над собой контроль, и, кстати, из-за этого своего качества редко кто из них добирался до командных постов. Гораздо более практичным было доверить руководство спокойным и рассудительным с’ванам. Тем больше оснований было у Кальдака гордиться: он получил должность капитана корабля, во-первых, несмотря на то, что является массудом, а во-вторых, несмотря на то, что ещё совсем молод. Нельзя было сказать, что оказание такой чести являлось чем-то беспрецедентным, однако же необычным и нерядовым – это факт. И осознание этого только прибавляло ему сейчас волнения. Аккуратно подстриженные бакенбарды по сторонам его лица машинально подёргивались. Поджав к носу верхнюю губу, он осторожно извлёк из щели между двумя передними зубами застрявший там кусочек пищи. Щипчиков под рукой не оказалось, поэтому он орудовал когтями своей правой руки. Рассеянно глядя на извлечённый комочек, он по временам бросал настороженные взгляды по сторонам: а не увидит ли кто, как он бросит это наземь? Вейсы всё время кричали о своей ухоженной земле и запрещали даже сплёвывать на неё. Это запрещение казалось Кальдаку идиотским, и он никогда не упускал случая нарушить его, испытывая даже при этом какое-то болезненное удовлетворение. Зачем он понадобился командующему? В его мозгу переплелись нити надежды и смутных предчувствий.

Он в последний раз придирчивым взглядом окинул свой внешний вид, который любому бы, – кроме вейса, – показался безупречным, ещё разок пробежался аккуратно подстриженным когтем по линии зубов и на секунду замер, чтобы вдохнуть. Пахло незрелыми плодами и цветами. В этом мире цветы росли повсюду, исключительно везде. Может, вейсам это и нравилось, но у массудов были иные представления о настоящих ароматах. Региональное командование размещалось в строгом здании, окружённом декоративным озерцом. Как-то, давным-давно, он приезжал в похожее место со своими родителями. Они также были солдатами, хотя и не поднимались так высоко, как их сын, по служебной лестнице. Его душу насквозь пронизывало острое чувство ответственности.

Его родители стали воевать, так же как и он, не по доброй воле, но поскольку массуды являлись чуть ли не единственной расой в Узоре, которая не падала в обморок от одного вида поля боя, у них не существовало большого выбора. По крайней мере, массуды никогда не испытывали недостатка в моральной и материальной поддержке со стороны тех миров, которые они защищали. Им не требовалось работать в промышленности или в сельском хозяйстве. И вооружением, и пищей, и предметами быта их снабжали те цивилизации, которые были неспособны принимать участие в боевых действиях. Обычно у Кальдака из ушей торчали пучки волос, но теперь он заметил, что левый пучок не выглядывал. Нервическими движениями двух пальцев ему удалось вытянуть пучок на свет и припушить его. Это был генетический недостаток у Кальдака, подмечаемый обычно лишь соплеменницами. Впрочем, зная, что эти пучки выделяют его из общей толпы, Кальдак был далеко не уверен в том, что они делают его привлекательным. Внутри здания к его лицу тут же подплыл летающий дисплей-гид, за которым он и последовал, не отвлекаясь по сторонам, а глядя только на экран.

«Что же им от меня надо? – думал он. – Эх, лучше пробежаться». Он был прекрасным бегуном. Правда, вот прыгал неважно, что было удивительно при его росте. Однако самые ценные его таланты не лежали на поверхности. Как, например, привычка в нужный момент затормозить и тщательно поразмышлять над своими шансами, прежде чем сломя голову бросаться в бой.

С помощью вмешательства биоинженеров амплитуры изобрели способ «корректировать» представителей союзнических рас и наделять их, может быть, не свойственными им от природы, но необходимыми для амплитуров качествами. Поскольку в Узоре таких возможностей пока не имелось, там вынуждены были извлекать максимальную пользу из того, что было. В трудные времена пригодились физиологические различия между расами – членами Узора. Те самые отличия, которые постоянно грозили разорвать тонкую связь, объединявшую эти миры в единое содружество. Однако перед лицом общей опасности все сплотились и на эти различия стали смотреть уже по-другому. Массуды были далеко не самыми уравновешенными существами в Узоре. От массуда, привыкшего к широким просторам и зажатого убогими размерами корабельной каюты, можно было ожидать всякого. В капитаны массудов старались не производить. В самом деле, что может стрястись с кораблём, если его команда собрана из представителей совсем не похожих одна на другую рас, которые больше всего на свете любят спорить между собой до хрипоты, и если у штурвала стоит капитан-массуд, то есть существо, известное всему Узору своим взрывным нервным характером? И только Кальдаку, который отличался тем, что умел держать себя в руках, повезло занять столь высокий и престижный пост. Да ещё в столь юном возрасте!

Соотечественники-солдаты частенько спрашивали, как ему это удалось. Он в ответ пытался объяснить, что сдерживать характер нужно научиться так же надёжно, как сдерживать свой организм от ожирения. Друзья махали на него руками и, уходя, говорили, что это, мол, легче сказать, чем сделать. Он уже был на высоте нескольких этажей над уровнем озера, когда перед ним вдруг открылась нужная дверь и он, подвергнувшись для начала строгой проверке на установление личности, прошёл вперёд. Дело в том, что всем было хорошо известно: амплитуры без особого труда могли «корректировать» внешность представителей союзнических им рас так, чтобы получалось внешнее сходство с некоторыми цивилизациями Узора. Провокаторов засылали сюда для организации диверсий, саботажа и прочих неприятностей. Например, одна союзная амплитурам раса, на беду, очень напоминала гивистамов. Всякий раз, когда её агенты проникали в миры, населённые этой расой, им удавалось без большого для себя риска приносить ощутимый вред. Гивистамы едва не отчаялись, ибо поймать провокаторов было почти невозможно. У них оставался один выход: обратиться к населению с просьбой о помощи. Фильтрация стала проводиться повсеместно, в самой гуще народной. В самое последнее время борьба с этими скрытыми врагами вроде бы более или менее наладилась.

Но он не особенно-то сочувствовал гивистамам в этом, как и во всём остальном. Про себя он называл их паршивыми нытиками, которые шагу ступить боялись из дома. Правда, нужно было отдать должное им и их виртуозным длинным пальцам: в технике гивистамы были непревзойдёнными мастерами. Гивистам всегда был торжественно грустен, нескончаемо терзался ностальгическим настроением и любил во всём серьёзное отношение к делу, без шуточек. Всё это делало его исключительно нежелательным попутчиком в длительном путешествии. С другой стороны, массуды-солдаты были бы без гивистамов, как без рук. Кто бы делал им корабли, вооружение? Кальдак был рад, что у амплитуров не было расы, похожей на массудов. Его ждал Бран. Как и многие с’ваны, он занимал ответственный пост, поднявшись по служебной лестнице несравнимо быстрее любого массуда. Кальдак не завидовал ему: так уж повелось издавна. К тому же всё было справедливо.

Как и массуды, с’ваны были млекопитающими. На этом сходство заканчивалось. С’ваны были коротышками, вегетарианцами и рафинированными интеллектуалами, в чём приближались к вейсам. Их приземистые, коротенькие фигуры всегда были упакованы в практичные костюмы, лишённые всяких побрякушек и украшений. Они славились исполнением буйных любовных песенок и очень эмоциональным декламированием поэтических произведений. Хотя их нельзя было назвать прекрасными лингвистами, как вейсов, с’ваны, однако же, превосходно, чувствовали себя в компании чужаков, начиная с несдержанных массудов и заканчивая примитивными и подчас непонятными лепарами. Главная причина того, что они с удивительной лёгкостью сходились в общении с представителями самых разных рас содружества, заключалась в том, что у них был до крайности безобидный внешний вид. По поводу развитости их мышления следует сказать то, что они обладали молниеносной умственной реакцией и из множества вариантов выбирали всегда самый верный и самый практичный. Особенно в трудные минуты. И не только во спасение себя, но и во спасение ближних. Так что было совершенно естественным видеть их на руководящих должностях. Если кто-то умнее тебя, следует принять это как факт, а не как чьё-то мнение, с которым можно поспорить. Ты можешь возразить, взять командование на себя и с достоинством погибнешь. А если оставить руководство с’вану, он быстро сориентируется, примет единственно верное решение и все останутся живы. Война – не спорт. Кальдак готов был выслушивать приказы от волосатых, добродушных коротышек с’ванов без тени обиды, как бы он получал приказ от своего брата массуда.

В отношении других рас Кальдак не был таким покладистым. Например, в силу своей природы отдающий распоряжения и директивы вейс был просто невыносим. Он относился ко всем с врождённым и нескрываемым чувством интеллектуального превосходства, и это здорово утомляло. Со с’ванами всё было совершенно по-другому, просто и хорошо. Они были самыми обычными существами, только чуточку умнее других. Если это раздражало вас, вы могли в любую минуту подхватить с’вана и выбросить в ближайшее окошко (фигурально выражаясь, разумеется), и он бы не обиделся. Во многом именно с’ваны, а не вейсы, которые этим кичились на каждом углу, не давали распасться Узору.

Бран был типичным представителем своей расы. По возрасту, – если брать сравнительные возрастные шкалы расы массудов и с’ванов, – он значительно превосходил Кальдака, зато был в два раза меньше ростом. Это было коротенькое, бесхвостое существо с плоским лицом и улыбочкой, обнажающей округлившиеся стёртые временем зубы. Поблёскивавшая на свету чёрная шевелюра низвергалась с головы, как водопад, оставляя открытыми на лице только глаза, ноздри и рот. Борода была похожа на непроходимые джунгли, и было ясно, что если Бран не пострижёт её в ближайшие три дня, дальше ходить с ней будет уже неприлично.

И хотя приветствие с’вана было, как обычно, весёлым и беззаботным, Кальдак уловил в нём на этот раз что-то потаённое, особенное. Кроме его и хозяина офиса в нём больше никого не было. Это с одной стороны льстило самолюбию Кальдака, с другой же стороны, он понял, что назревает нечто важное для него. Хорошее или плохое – он и не догадывался. И хотя Бран был намного короче массуда, впечатления от этой разительной разницы почему-то не создавалось. Видимо, с’ван удачно компенсировал недостаток роста внутренней уверенностью в себе, которая, как у всех с’ванов, через взгляды прорывалась наружу. Ведь это был не просто с’ван, а региональный командующий!

– Какие-то проблемы? – на довольно хорошем языке с’ванов спросил Кальдак. Этот язык, по сравнению с языком тех же вейсов, был очень простым и допускал варианты произношения.

– А как вы сами думаете?

Кальдак нахмурился.

– Ходят слухи, что амплитуры и криголиты во взаимодействии с отрядом т’ретури сосредоточиваются для нанесения главного удара по соседству с Гиджем.

– Словом, вы знаете ровно столько, сколько всякий другой. – Голос у Брана был мягким, текучим. Он чуть отстранился от массуда. Не из страха, нет. Просто для того, чтобы не приходилось закидывать голову далеко назад и не терять из виду лицо молодого капитана.

Командующий прошёл в дальний конец своего кабинета и открыл врезанную в стену особую дверь, за которой открылось… звёздное небо. За дверью находилась проекционная комната, вступление в которую сильно напоминало выход из корабля в открытый космос. Звёзды были, понятно, ненастоящие и поэтому могли увеличиваться или уменьшаться в размерах по желанию оператора.

Одна из хитростей комнаты заключалась в том, что она не имела пола в строгом значении этого слова. Под ногами было тоже звёздное небо, так же, как сверху и по сторонам. Пустота была повсюду, однако ноги не проваливались в бездну, ибо там, где они ступали, тотчас же появлялся небольшой кусочек тверди. Разумеется, невидимый – чтобы не нарушать иллюзию космоса.

Каждая звезда или светило по желанию могла, увеличиваясь в размерах, разрастись в целую звёздную систему с полным набором планет. Кальдак узнал эту часть неба, многие светила были ему знакомы, некоторые не понаслышке и не только по картам. Впрочем, сейчас проекционная комната предоставила своим посетителям для обозрения лишь малую часть галактики. Без «домысливания» непоказанных мест было довольно трудно сразу отыскать месторасположение миров Узора и миров Назначения. Впрочем, здесь можно было увидеть не только звёзды. Еле различимые точки разных цветовых оттенков изображали отдельные корабли и целые флоты, причём они не были статичны, а двигались, что можно было увидеть при достаточном увеличении картинки. Словом, этот участок Галактики был отображён в проекторе наиболее полно: со всеми своими светилами, звёздами, мирами, туманностями и страшными орудиями убийства разумных. С разрешения Брана Кальдак попросил оператора увеличить одно место. Пока оно разрасталось, вытесняя прочие уголки галактики, стало ясно, что это сектор Протана. Вскоре можно было рассмотреть одноместные боты, двигавшиеся по орбите планеты. Всё, что Кальдак сейчас видел в проекционном изображении, из самом деле происходило на расстоянии многих парсеков от центра регионального командования на Чичунту.

Дух захватывало…

И дело было не столько в сногсшибательности идеи управления боевыми действиями в галактическом масштабе, когда по твоему приказу десятки кораблей и тысячи разумных на бешеных скоростях перемещаются в сектора, находящиеся один от другого на расстоянии многих парсеков. И не столько в идее поддержания ошеломляющей картины боя, который проходит по всем правилам технологического и военного искусства рас Узора и Назначения. Глядя на изображение в проекционной комнате, Кальдак поражался даже не способности амплитуров умело вести бой, используя на все сто процентов возможности своих союзников, его больше всего поражало терпение амплитуров, их непоколебимая уверенность в неизбежности их победы. Уже давно было выяснено, что невзирая ни на какие свои неудачи и потери, они не бросают своей затеи и не думают сдаваться. Сотни лет назад было решено, что для окончания войны требуется полное и абсолютное уничтожение их мощи. Впрочем, об этом можно было только мечтать, ибо Узору не известно было месторасположение первопричины всего – родной планеты цивилизации амплитуров. В эту проекционную комнату в разное время приходили сотни высокопоставленных военных Узора. Они окидывали растерянным взглядом картину Вселенной и не могли сказать, где находится искомая планета, не могли даже предположить, в каком направлении её следует искать. Бывали времена, когда хотелось даже опустить руки и плюнуть на всё.

Альтернатива была до страшного проста. Не нужно воевать с амплитурами. Всё, что требуется – это присоединиться к великому таинству Назначения. Требуется стать ещё одним компонентом этой огромной структуры, которой суждено вечно строиться…

Беда была в том, что амплитуры благодаря своим способностям и талантам могли разрастаться союзниками и новообращёнными сколь угодно долго и ничего не терять. Если ты им сдался, – как было уже с двумя мирами Узора, – всё! Возврата к независимости и свободе не будет, как ни рвись. В течение всех тех долгих сотен лет, что Узор вёл войну с народами Назначения, ни одна раса не смогла вырваться из того болота, в которое амплитуры засасывают всех. Ни одной вступающей на стезю Назначения цивилизации не оставляется привилегии неизменности сознания. Амплитуры очень осторожны. Они знают одну простую истину: есть непокорные народы, но нет непокорных генов. Сдайся на милость Амплитуру, сдайся на милость Назначения – тем самим ты позволишь им беспрепятственно рыться в твоих ДНК.

Вот это-то и было самым страшным.

Кальдак вдоволь насмотрелся на увеличенную картинку и поэтому попросил оператора вернуться к первоначальному масштабу. Протан и движущиеся по его орбите космоботы тут же исчезли под давлением вытесненных ими раньше уголков неба, которые возвращались в проекционную комнату.

Бран провёл Кальдака на середину комнаты. Здесь не существовало понятий «верх» и «низ», «впереди» и «сзади». Многим в этом иллюзионном царстве становилось худо, и их приходилось выводить оттуда под руки. В частности очень неважно себя чувствовали в проекционной комнате вейсы. У гигантов чиринальдо была другая проблема: они любили яркое освещение, чего не могло предложить им сумрачное звёздное небо. Они слепли здесь, как котята, и называли это помещение едва ли не пыточной камерой. Кальдаку же было комфортно в окружении сумерек и мерцавших звёзд.

– Вы, видимо, рвётесь воевать, – сказал Бран, поднимаясь вверх по невидимым ступенькам так, чтобы стать вровень с массудом. Кальдаку тоже захотелось подняться по невидимой лестнице, но это было бы невежливо, ибо с’вану вновь пришлось бы задирать голову, чтобы не упираться лбом массуду в живот.

– Никто не рвётся на войну. Это неестественно для цивилизованного существа. Лучше было бы сказать, что мне надоело бездействие и ожидание. Я солдат, так уж вышло, что это моя профессия. Я хочу поскорее приступить к работе.

– Я изучил ваше досье. Ваши коллеги пишут, что вашей основной чертой является удивительная терпеливость. Это мнение у них сложилось после долгого общения с вами. У меня в этом появились некоторые сомнения, но отнесём это на счёт того, что мы ещё не имели удовольствия долго общаться между собой.

Шутка, понял Кальдак.

Его бакенбарды заметно колыхнулись, нос шевельнулся, а кончики пальцев дёрнулись. С’ваны всегда шутили. Они могли сочинять анекдоты даже о планетарных катастрофах и крупных военных поражениях. У массудов тоже было своё чувство юмора. Но над шутками массудов смеялась только Массудай, а над шутками с’ванов – весь Узор. Вся-то и разница. Надо было ещё отметить, что так никто, кажется, никогда и не понимал, что с’ваны на самом деле имеют в виду. Мыслительный процесс в их головах почему-то осуществлялся быстрее, чем у других рас.

– Расслабьтесь. Я пригласил вас вовсе не для того, чтобы отечески пожурить.

Бран устремил серьёзный взгляд на изображение проекционной комнаты. Его взгляд вырывался словно из ущелья, ибо над глазами были космы шевелюры, а под глазами уже начиналась непролазная борода.

– Ваше быстрое восхождение по служебной лестнице и высокая оценка работы дают основания предположить, что вы прекрасно подойдёте для выполнения специальной миссии.

«Собираетесь одарить меня кораблём», – с удовлетворением подумал Кальдак.

Благодаря его «особому темпераменту», как было записано в его характеристике. Нет, конечно, не первого массуда удостаивали такой чести, но Кальдак был самым молодым из капитанов. Его род будет гордиться своим отпрыском.

С’ван внимательно поглядывал на него, чуть слышно пощёлкивая зубами. Ещё один признак важности момента. Кальдаку вспомнилась вдруг ещё одна черта, ярко характеризовавшая с’ванов. Когда они видели, что их интеллект начинает раздражать окружающих, то тут же отпускали какую-нибудь сальную шуточку или просторечное ругательство, чтобы разрядить обстановку. Кальдаку всегда было интересно узнать, зачем они это делают? Потому что сами весёлые и любят видеть вокруг себя весёлые лица? Или потому что опасаются, как бы о них не правильно не подумали. Словом, в общении с представителями рас, менее отягощённых интеллектуальным багажом, с’ваны всегда были предупредительны.

– Корабль проходит по классу э-э… Даже не знаю аналога у массудов и у с’ванов. Построен, разумеется, гивистамами. Всё самое новейшее.

Помещения оборудованы таким образом, что могут удовлетворить требования практически всех рас, входящих в Узор. Конечно, таким великанам, как чиринальдо, там будет немного тесновато, но всё же терпимо. Что скажете?

– Пока ещё не знаю…

– Это не совсем тот военный корабль, который вы планировали получить. Он специально оборудован и приспособлен для длительного полёта в условиях субпространства.

– Диверсионная акция? – высказал догадку Кальдак, тщетно пытаясь скрыть своё волнение. Руки у него стали нервно подрагивать, а зрачки стремительно расширяться. Похоже, ему предоставят шанс навеки прославить себя и свой род. – Куда меня пошлют? Каково будет задание и что за команда?

– О, насчёт команды! Назначения уже получили представители многих рас Узора. Разумеется, будут там массуды и кроме вас. Впрочем, списки по штатному расписанию ещё не заполнены. Вам предоставляется право выбрать самостоятельно достойных и знакомых вам офицеров, только…

– Вот за это спасибо! – вырвалось у Кальдака. В этом были все массуды со своей привычкой говорить что захочется и когда захочется. С’ван имел богатейший опыт общения с представителями этой расы, поэтому не смутился тем, что его так беспардонно прервали.

– Вы можете взять к себе, кого вам заблагорассудится, однако при условии, что эти кандидатуры могут быть отпущены с настоящей работы. У вас будет отличный персонал специалистов-гивистамов с их неразлучными и незаменимыми ассистентами-о’о’йанами, бригада высококвалифицированных рабочих-лепаров, по крайней мере несколько чиринальдо и… Да и парочку вейсов возьмёте.

Кальдак поморщился и поднял на Брана умоляющий взгляд.

– А, может…

Бран отрицательно покачал головой.

– Ну, что вы будете делать, если, скажем, выйдут из строя ваши трансляторы?

– Если необходимо, всегда можно объясниться на языке жестов, – попробовал пошутить массуд, поджав верхнюю губу и обнажив острые зубы.

– Увы, капитан. Вам придётся взять вейсов. Ну, и несколько с’ванов. – Последнюю фразу Бран обронил как-то мимоходом, небрежно. С’ваны никогда не любили заострять на себе внимание. – А также одного турлога. Кальдак удивился. Судя по всему предлагаемый ему корабль будет больше обычного военного крейсера, а миссия поважнее обычного боевого задания… Он подумал о турлоге. Эта раса была очень немногочисленна и коренным образом отличалась от всех рас, входящих в Узор. Поговаривали даже, что у турлогов уж очень много общего с амплитурами, как в физиологии, так и в культуре и мировоззрении. Впрочем, всем было также хорошо известно, что турлоги презирали и ненавидели амплитуров и не хотели иметь ничего общего с Назначением.

Их нельзя было назвать нелюдимыми или асоциальными. Одиночество было образом их жизни, данным от природы. Дело в том, что турлоги были гермафродитами. В отличие от амплитуров они размножались не почкованием, а откладывали яйца. У них не было полов и, стало быть, не было полового влечения между особями. Поэтому они не искали общества, а довольствовались одиночеством.

Жаль, что их было так мало. Турлоги славились своей удивительной способностью концентрировать внимание одновременно на двух или даже трёх объектах изучения. Это качество делало их незаменимыми военными консультантами, когда дело доходило до разработок крупных военных операций с применением одновременно элементов тактики и стратегии. И хотя нельзя было сказать, что они всей душой рвались воевать, опасность, исходящую от амплитуров, они понимали очень хорошо, – возможно, даже лучше других. Собственно, для того они и присоединились к Узору, чтобы помочь уничтожить Назначение и его проповедников. Турлоги являлись долгожителями и размножались крайне медленно. Назначение турлога на военный корабль считалось среди капитанов Узора хорошей приметой и верным залогом успеха.

– Куда именно, – с истинно массудской прямотой спросил Кальдак с’вана, – я должен буду отправиться на этом корабле?

– Я покажу.

Брак повёл Кальдака вперёд. Они шли долго. Подошли почти вплотную к противоположной стене огромной проекционной комнаты, Кальдак понял, что те звёздные системы, которые теперь окружали их, были ему совершенно незнакомы. У него появилось впечатление, что они вообще стоят сейчас на краю света.

Чёрт возьми!

Очнувшись от своего восторженного оцепенения, он услышал тихий стук. Обернувшись, он увидел, что с’ван постукивает костяшками пальцев в одно место на стене.

– Вот куда вы отправитесь.

– Не совсем понимаю…

– Да, да, капитан, именно туда.

– Но там нет войны! Там вообще ничего нет! Это неизвестный нам, неисследованный сектор галактики.

– А вы что же, рассчитывали там ванную увидеть?

Кальдак был слишком потрясён, чтобы воспринимать едкий юмор с’вана.

Тот это понял и продолжал уже серьёзно:

– Вы отправитесь на свободную охоту. Только не за амплитурами и не за криголитами. И не за их сообщниками. Вы полетите отыскивать новые миры, способные и согласные стать нашими союзниками. У Кальдака закружилась голова. Постой, постой!.. Он знал, что лишь в редких случаях власти Узора позволяли себе выводить из боёв один-два военных корабля и посылать их в мирный космос за помощью. Впрочем, основное большинство нынешних их союзников в своё время сами отыскали среди звёзд содружество Узора. Просто им повезло наткнуться именно на этот союз, а не на банду Амплитура.

Собственные же дальние экспедиции обычно не приносили ощутимых результатов. Даже когда капитаны и находили на открытых ими планетах жизнь, она находилась на ранних стадиях своего развития и не напоминала даже отдалённо что-то цивилизованное. Насколько он знал, лишь дважды в подобных экспедициях их организаторам сопутствовала удача и два мира разумных присоединились к борьбе Узора. Но ведь всего два случая за сотни лет!

Другими словами, Кальдак считал подобные путешествия пустой тратой времени.

Нет, не на это он надеялся, спеша на приём к региональному командующему. Вовсе не к этому его готовили и тренировали. Родители и весь его род не этого от него ждали.

Он попытался скрыть свои чувства, но губы предательски раздвинулись, обнажив мрачно сжатые зубы. В комнате было не так темно, чтобы с’ван этого не заметил.

– Вы огорчены. Напрасно. Миссия чрезвычайно важна.

– Может быть, и так, только с этой работой вполне мог бы справиться о,о’йан, или гивистам, или даже лепар! Хотя нет, лепару, пожалуй, это не под силу, но другие сделали бы всё, что требуется! Почему избрали массуда?!

– Любая экспедиция навстречу неизвестному должна быть подготовлена на случай всякой неожиданности. Нам неведомы границы и степень влияния амплитуров. Есть вероятность того, что в том секторе, куда вас отправляют, засели их союзники. Тут ничего заранее не предугадаешь. А вдруг там действительно враг? Необходимо это проверить.

– Пусть кто-нибудь другой проверяет!

Бран не изменил своему спокойствию и после этого. Он знал, что упрекать массуда в несоблюдении субординации было бы всё равно бесполезно.

– А вы, интересно знать, на что надеялись? На командование кораблём из передовой линии? На командование десантной операцией?

– Я надеялся, – раздельно проговорил Кальдак, мрачно глядя на с’вана, – оправдать кое-чьи ожидания.

Командующий вздохнул.

– Мне знакомы традиции массудов. Я знаю, что такое обязательства перед родом. Поверьте! Возглавив эту экспедицию, вы с лихвой оправдаете ожидания ваших близких.

Кальдак хотел на это что-то возразить, но с’ван ещё не закончил:

– Выбор пал на вас, ибо вы известны вашим «особым темпераментом», вашей способностью не потерять самообладание в критические минуты. Именно благодаря этой особенности вашего характера вы и выросли, как солдат, столь стремительно. Конечно, в принципе, экспедицию мог бы возглавить хорошо подготовленный с’ван или гивистам, нам же ничего не известно об этом районе галактики! А вдруг придётся драться?! Кто сможет в подобной ситуации показать себя достойно? Кто, как не массуд? Кальдак терзался сомнениями.

– Значит, вы полагаете, что там можно будет ожидать неприятностей?..

Зубы Брана раздражённо клацнули.

– Если бы мы знали, чего нам следует там ожидать, то не посылали бы корабль! Пока что мы не можем позволить себе рассылать дальние экспедиции во все стороны ради одной забавы.

– Связь?

– Надёжнее не бывает.

– А почему именно туда? Вам удалось принять какие-то неизвестные сигналы?

– Да так… Обычная электромагнитная болтовня. Астрономы уловили, конечно, пульсацию неизвестной природы, но что это конкретно, сказать не можем. Слишком велико расстояние. Галактика, мой юный массуд, штука очень большая. Район, населяемый Узором и народами Назначения, весьма и весьма велик. И опять же: если бы нам удалось расшифровать пульсацию, мы бы не тратились на организацию подобной экспедиции. Кальдак всё ещё не чувствовал себя убеждённым, но постепенно стал успокаиваться. В конце концов, на что он действительно рассчитывал? На то, что его назначат командиром десантной группы, высаживающейся на планету, где сложилась критическая ситуация? Разумеется, простым солдатом он во всяких переделках уже успел побывать. Но между солдатом и командиром есть разница…

Если спокойно подумать, то его назначение выглядит вполне естественно. Им нужно проверить в деле молодого массуда, не по годам рано получившего должность капитана, и его посылают в небоевую, но потенциально опасную экспедицию. Чем не проверка? Лучше и не бывает. Опыт будет для него чрезвычайно полезен. С’ван прав. Чёрт возьми, эти с’ваны всегда правы.

Ему предложили новейший корабль с опытной, хоть и разношёрстной командой. Высококлассных специалистов сколько угодно. И он будет капитаном. Капитаном, который сможет в любой момент отдать приказ какому-нибудь с’вану починить, скажем, вышедший из строя конденсатор. Сможет приказать лепару участвовать в бою. Но – главное! – с ним будет турлог, который всегда поможет в тактических вопросах. С ним будет чиринальдо, который умеет обращаться с тяжёлым оружием, как с ложкой и вилкой. Ему ещё ни разу не приходилось работать с представителями этих двух рас. Но впоследствии, когда он станет командовать крупными операциями, без них никак не обойтись. Так что с этой точки зрения экспедиция даст ему драгоценный опыт.

Одно дело отдавать приказы своему собрату массуду, и совсем другое – чиринальдо. Опыт.

Кальдак согласился и расстался со с’ваном хорошо.

И всё же что-то ему во всём этом не нравилось…

Глава 4

Кальдак ждал челнока, который должен был забрать его на экспедиционный корабль, дрейфовавший в космосе на расстоянии пяти планетарных диаметров. Кальдак ждал и серьёзно подумывал о том, чтобы отказаться от возложенной на него миссии. Это был бы драматический жест, свидетельствовавший однако о его уверенности в себе и независимости. Впрочем, массуд ясно отдавал себе отчёт в том, что его отказ не был бы принят и удовлетворён. Единственным последствием этого шага явилась бы нелицеприятная запись в его личном деле. Не прошёл бы этот номер и со стариками его рода, которые уже благословили его на экспедицию. А если бы и пошли ему навстречу и вернули бы на поле боя, то карьера и звания были бы бесповоротно заморожены, впрочем, как и уважение товарищей. Массуды уважали смелость, когда она не была проявлением глупости и отсутствия здравого смысла.

И всё же он уже наполовину решился на этот отчаянный шаг, когда в грузовом помещении, где он сидел, произошла его встреча с первым заместителем командира экспедиции. Он никак не ожидал, что у него будет такой заместитель.

Она была старше его по возрасту, однако всё ещё не растеряла строгую красоту. Наоборот, боевой опыт и война только закалили и подчеркнули её очарование. Любуясь ею, он мысленно спрашивал себя: «Какой же она была в молодости?!» Её красота была заключена в каркас жизненного опыта и оттого казалась застывшей, ничем не стираемой. Несмотря на существенную разницу в возрасте, он просто не мог не рассматривать её в качестве потенциальной половой партнёрши.

Форма на ней была абсолютно такая же и, похоже, одного размера. Только чуть больше было складок и оборок, которые говорили о том, что это костюм массуда женского пола. Их глаза встретились на мысленной горизонтали. Различия в росте и сложении у взрослых массудов были незначительны.

Её звали Соливик, и всё говорило за то, что она умеет подать добрый совет, а когда нужно – и успокоить. Беседа с нею в грузовом помещении уняла все его внутренние сомнения и метания лучше увещеваний рафинированного интеллигента-с’вана. Именно потому, что он был с’ван, а она, как и Кальдак, массуд. Он поначалу думал, что она выдаст чем-нибудь свою обиду и недовольство тем, что её поставили под начало командиру, который был много моложе её. Этого не произошло. Более того, она и не уклонялась от того, чтобы обсудить этот вопрос непосредственно с ним.

– Мне говорили, что у вас какой-то особенный темперамент.

Кончики его ушей нервно дёрнулись.

– Не знаю. Похоже, я обладаю чувством самоконтроля. Большим, чем у рядового массуда. Им нравится, как я принимаю решения. С этими словами он стал деловито ковыряться в зубах. Эти движения были свойственны представителям его расы и не воспринимались в их сознании как нечто неэтичное. Представителям же других рас казалось, что массудам просто некуда во время разговора девать свои длинные руки с худыми, трехсуставными пальцами. Они никак не могли понять, почему ковыряние в зубах и чистка рта являются столь популярными среди лучших солдат Узора занятиями.

– По крайней мере, они мне это постоянно повторяют. Но сам я, если честно, чувствую себя не так уж и уверенно.

– Это пройдёт. Вам не понравилась миссия, которую вас назначили возглавить. Вы не способны отказаться от неё и в то же время боитесь неудачного исхода. Я просматривала ваше личное дело и знаю ваш род. У вас всё получится, вот увидите.

Эта бесцеремонность взорвала его. Он резко повернулся к ней всем телом, не обращая внимания на окружающие его шепотки на незнакомых языках, косые взгляды мельком и даже на запах, который заполнял грузовое помещение. Его резкость, однако, не произвела на неё никакого впечатления. Она была к этому привычна с рождения. В словаре массудов не было понятия «покой». В их жизни всё было резко и стремительно.

– Мы едва знакомы. С чего это вы сразу прониклись ко мне такой уверенностью?! – раздражённо спросил он.

Его возмутили её слова, хотя в них и была дана ему положительная оценка. Среди массудов было невежливо допускать вольные мысли по поводу характера собеседника и тем более высказывать какие-либо прогнозы. Соливик сохранила прежнюю невозмутимость.

– Мне хорошо известно, как массуды реагируют в подобных ситуациях. Я достаточно за свою жизнь всего повидала, чтобы высказывать суждения, когда мне того захочется и в отношении того, кого мне захочется. Вы будете в полёте слишком заняты улаживанием споров среди членов команды, чтобы иметь время побеспокоиться о том, зачем вы это всё делаете, что вы собственно делаете и должны ли вы вообще это делать.

Сказав это, она поджала верхнюю губу, обнажив крепкие и острые зубы.

– Со мной тоже проводили собеседование перед экспедицией. Нам поручено исследовать огромный, очень удалённый и неизвестный сектор галактики. Кто знает, а вдруг нас ожидает там хорошая драка? Эта миссия не наказание и не проявление недоверия к вашим талантам и способностям. Я полагаю, что на самом деле всё как раз наоборот. Нам надо будет держать уши востро.

Он не спеша обдумал её слова, потом спросил:

– Вы полагаете, что нас могут ждать неприятные неожиданности?

– В этом никому не ведомом секторе неба нас может поджидать всё что угодно. Расстояния между звёздами очень велики… Мы ничего не можем знать заранее, а предполагать, разумеется, разрешено до бесконечности. Ладно. Поглядим.

– Вы правы.

Постепенно его возмущение утихло и его место в сознании заняли более спокойные чувства.

– Даже если мы просто возвратимся из экспедиции живыми-здоровыми и не покалечим корабль – это уже обеспечит нам лёгкое продолжение карьеры и уважение друзей. Я знаю, что вас готовили к войне. Как и меня. Но эта экспедиция предоставляет нам более реальные возможности, чем любое боевое задание.

– Каким это образом, интересно?

– Во-первых, потому, что при выполнении боевой задачи шансов потерпеть неудачу гораздо больше, а во-вторых, потому, что в боях действия одного корабля, какими бы эффективными они ни были, не столь заметны. Тут же всё в наших руках. Мы выполняем ответственнейшую миссию. Нашей возможной неудачи никто не увидит, а в случае успеха мы будем с ног до головы покрыты славой!.. Мы оба ищем приключений. Массуды все таковы, чего скрывать. Перед нами открывается уникальная возможность, которую мы не можем упустить. Даже если не придётся драться. – Она вдруг насмешливо глянула на Кальдака. – А ведь вы подумывали о том, как бы отказаться, а?

 Его глаза сверкнули огнём.

– С чего это вы взяли?

– Ладно, не будем ссориться с самого начала. Я ведь знаю. Ну, что? Права?

Он махнул рукой.

– Конечно, думал…

– Вы не могли отказаться. Массуд никогда ни от чего не отказывается без веской причины. А личное недовольство характером и содержанием возложенной миссии – это не уважительная причина.

– Слушайте, не надо только лекций читать! – вновь начал раздражаться Кальдак.

– Ведь перед нами стоит очень ответственная и важная задача, – продолжала она, игнорируя его реплику. – В Узоре слишком мало способных держать в руках оружие. Только мы, мрачные чиринальдо, да отдельные авантюристы из числа гивистамов и с’ванов. Наши силы ограничены и не позволяют успешно противостоять Амплитуру. Каждый умелый солдат в Узоре потянет за десятерых простых граждан. И если вдруг солдаты начнут отказываться от заданий, которые им поручаются…

– А вот моей подруге нравится это путешествие, – неожиданно проговорился он. – Она мечтает о детёнышах.

– Не понимаю, при чём тут наша экспедиция? спросила Соливик, вскинув на него удивлённый взгляд. – Если она собирается рожать на корабле, то это, прямо скажем, не самое подходящее для этого место.

– Она знает, но уже устала ждать.

Его заместитель вдруг понимающе кивнула.

– Если нам удастся выполнить задачу, то можно будет подумать и об этом. На обратном пути хотя бы. В качестве кого она летит?

– В качестве технического специалиста. У неё будет много работы. Скучать без дела не придётся.

– Очень хотела бы с ней познакомиться.

– Я… Я тоже мечтаю о детёнышах, – вдруг сказал Кальдак с нежностью в голосе. Это признание изумило прежде всего его самого. Он уже давно решил про себя, что не станет предаваться мыслям на эту тему, ибо нельзя отвлекаться от дела. Но… ему вдруг понравилось, что он выразил наконец это своё потаённое желание вслух.

– У меня тоже были роды. Лет двадцать назад, – тихо проговорила Соливик, причём её бакенбарды при этом колыхнулись. – Теперь уже все трое выросли. Был ещё и четвёртый, но он умер почти сразу. Старший – довольно известный прыгун, хотя в наши дни у него почти не остаётся времени на спорт. – Она вытянула свои ноги с определённым намёком. – А я ведь тоже неплохо прыгаю. Только не в высоту, а в длину. Да и вы, наверно, хороший прыгун.

– Бегун, – поправил её Кальдак. – Но теперь жалею о том, что не прыгаю. На корабле быть прыгуном как-то удобнее. Трек для бега, боюсь, на оправдает моих надежд.

– Сочувствую. А ваша подруга?

– Яруселка. Она тоже прыгунья в длину. Может, вы сможете вместе тренироваться.

Ревность была незнакома массудам. Учитывая то обстоятельство, что Соливик уже в своё время рожала, Яруселка, скорее всего, будет очень рада знакомству с ней и они быстро подружатся. На Массудае связи между полами отличались большой крепостью и завязывались, как правило, легко и быстро. Причём это было достижение скорее не социальное, а эволюционное. Издревле так уж повелось у массудов, что взаимное доверие и нежность ведут к совершенствованию и развитию каждой личности. Один исследователь-с’ван назвал это как-то «перспективным ухаживанием». Единственная разница между современными массудами и их предками в этом вопросе заключалась в том, что если последние самоотверженно выбирали вшей из короткой серой шерсти своих избранных, то первые предпочитали поровну разделять между собой радости и горечи.

«Жаль, что нельзя отяжелить её так же, как Яруселку, с сожалением думал Кальдак. – Вместе возились бы с малышами». Тем временем челнок поднялся в воздух и стал выходить на орбиту, занимаемую кораблём. Соливик заняла своё место рядом с Кальдаком, вытянула свои стройные ноги вперёд и тем самым дала ему хорошую возможность полюбоваться ими. Свои ноги ему довольно здорово мешали. Как, впрочем, часто бывало. За исключением чиринальдо, массуды были самыми крупными существами среди всех рас Узора, поэтому на большинстве кораблей, в креслах, рассчитанных на среднего гражданина Узора, им приходилось неуютно.

Когда они вернутся из этой экспедиции, у него появится немного свободного времени и он решил посвятить его без остатка дому и детям. Радостей семейной жизни массудам постоянно не хватало на протяжении вот уже многих сотен лет. Всё это время они вынуждены были в тяжёлых боях замедлять и тормозить неумолимое продвижение Амплитура со своими союзниками. Представительницы слабой половины цивилизации Массудая на самом деле практически не уступали своим соплеменникам ни в размерах, ни в развитости мускулатуры. Поэтому они воевали наравне с ними и почти не имели времени на нормальную семейную жизнь. Если же говорить о взрывоопасном темпераменте и боевом азарте массудов, то им обладали в равной степени представители обоих полов.

Яруселка встречала прибывших на борту челнока в шлюзовой камере корабля экспедиции. Она очень тепло приняла Соливик и сразу расположила строгого заместителя командира к себе. Они тут же сошлись вместе и затеяли свои нескончаемые женские беседы. Глядя на них, Кальдак блаженно улыбался, несмотря на то, что его самого к разговору не пригласили. Следующий день начался с того, что первый заместитель показывала командиру корабль, который оказался на изумление просторным. Было где развернуться и в личных помещениях команды. Всё оказалось гораздо лучше его самых смелых ожиданий, а он ожидал многого с тех самых пор, как услышал о том, что этот корабль будет необычным и приспособлен к длительным перелётам. Всё было самое новейшее и современнейшее, как Бран и обещал.

Пока Соливик представляла членов экипажа, Кальдак внимательно рассматривал каждого и старался запомнить его имя, – или идентификационный символ, – так, чтоб потом не попадать в неловкое положение. Сделать это сразу оказалось чрезвычайно трудно, ибо команда была многочисленна.

Первыми он поприветствовал своих соотечественников, которые специально поджидали его в одном из коридоров. Эти массуды выполняли роль боевого обеспечения экспедиции. Некоторых солдат он узнал по их прославленным именам, – вернее, по прославленным именам их родов, – другие были ему пока не знакомы. Надо было идти дальше, хотя его так и подмывало подзадержаться здесь на часок, поболтать с соплеменниками, обменяться парочкой боевых историй…

После знакомства со штурмовой группой командир в первую очередь попросил, чтобы его проводили к чиринальдо, которые служили на корабле канонирами и отвечали за системы тяжёлого корабельного вооружения. Это была супружеская пара. Два приветливых гиганта, которые вдруг заговорили тонкими, даже писклявыми голосами, что потрясло Кальдака, который раньше никогда не имел дела с этой расой, до глубины души. Обслуживание тяжёлого вооружения было профессией чиринальдо, так что за этот участок своего корабля Кальдак был совершенно спокоен. Применяя в беседе стандартные электронные трансляторы, оба чиринальдо бодро сообщили о том, что они готовы стереть с лица космоса любой корабль со всеми его внутренностями, когда командир изволит это приказать.

Гигантские размеры довольно ощутимо ограничивали их передвижения внутри корабля, о чём они упомянули вскользь, не жалуясь и даже прибавив, что это первый такой просторный корабль, который они видят в своей жизни. Это было правдой. Поговорив с ними, Кальдак нашёл, что у них очень интересный взгляд, к примеру, на проблемы жизни и смерти. Он понял, что беседы с чиринальдо во время полёта всегда будут нести с собой множество сюрпризов и открытий. Вероятность того, что экспедиционному кораблю придётся во время полёта вступить в серьёзный космический бой, была не так уж велика, но если такое случилось бы, помощь чиринальдо оказалась бы просто неоценимой. Они обращались с системами тяжёлого вооружения с непревзойдённым мастерством, что было уже неоднократно проверено в боях с Амплитуром.

Считалось, что в случае ближнего боя они явятся достойными соперниками молитарам, самой крупной расе среди народов Назначения. И хотя было известно, что последние выше и сильнее чиринальдо, солдаты Узора всегда шутили, что чиринальдо с лихвой компенсировали недостачу в мускулах отменными мозгами.

Мимо командира и его первого заместителя прошмыгнула стайка юрких о’о’йанов. Их стройные тела и сухощавые конечности двигались с такой же быстротой, что и у массудов, разве что чуть с большей скоростью. Они были приветливы и даже симпатичны, а внешность имели самую безобидную, хотя и несколько непривычную для глаза командира. Язык у них был не очень сложный, но некоторые обороты в нём порой не давались даже прирождённым переводчикам вейсам. Больше всего о’о’йаны предпочитали проводить время вместе с более интеллектуально развитыми гивистамами, на которых довольно сильно походили внешне.

При первой встрече с командиром ультравежливые вейсы, назначенные для участия в экспедиции на корабль, приветствовали его весьма утончённо, в своём стиле. Несмотря на необычайную комфортность корабля, представитель каждой расы чувствовал, что ему здесь чего-то всё-таки не хватает. И только вейсы, казалось, великолепно устроились. Впрочем, это было ещё одной их примечательной чертой. Кальдак помнил много полуправдивых историй, в которых говорилось о том, что после того, как приходилось оставлять амплитурам очередной разбитый пост обороны, оставшиеся в живых граждане Узора прибывали домой крайне измождёнными, грязными и оборванными. Все… за исключением вейсов. Казалось, что бы ни случилось, на их лицах всегда будет официально вежливая улыбочка, а одежда будет чистой даже без складочки, не считая тех, что предусмотрены модельером. Они говорили на чистейшем языке массудов, хотя Кальдак, всегда немного недолюбливавший этих рафинированных интеллигентов, упрямо считал, что у них неестественное, слишком уж академическое произношение. Он вздохнул с облегчением, когда первое знакомство с ними закончилось и его повели к гивистамам.

Последние образовывали самую многочисленную группу на корабле. В основном это были технические специалисты, на которых лежала ответственность за ежедневное функционирование всех систем экспедиционного корабля. Они значительно уступали в росте массудам, хотя по сравнению со средним о’о’йаном или с’ваном выглядели великанами. Соливик оставила их на несколько минут. По своём возвращении она сообщила, что было бы желательно начать полёт без промедления… разумеется, с соизволения командира экспедиции. Кальдак распорядился дать сигнал к отправлению. Он поручил вести корабль Соливик, будучи уверенным в том, что с помощью ответственного за навигацию с’вана и гивистамских инженеров, обслуживавших двигательные установки, всё у неё пойдёт хорошо. А сам он вернулся к разговору.

У гивистамов особенно бросались в глаза при первом знакомстве их чуть выпуклые раскосые глаза и ярко-зелёная шкура. И вообще внешность у них была колоритная, хотя и совершенно не соответствовала складу характера. У них были длинные, узкие пасти, – гораздо длиннее, чем у массудов, – с полным набором острых зубов. Сухощавые руки и сильные ноги делали их хорошими спортсменами. Бегунами, но не прыгунами. В тех случаях, когда на гивистамах не было одежды, – они носили тонкие, суперпрочные туники, – их крепкая, покрытая чешуёй кожа отливала металлическим оттенком. Накладные карманы, которых было великое множество, оттопыривались всевозможными инструментами и устройствами, без которых не мог обойтись ни один технический специалист, разделяющий со своими коллегами ответственность за нормальную работу всех корабельных систем и инженерное обеспечение полёта. В жизни гивистамы отличались от представителей других рас тем, что большую часть времени что-то без конца недовольно бормотали себе под нос. Пожалуй, это нельзя было назвать конкретными жалобами, а скорее ностальгическим ворчанием, – они постоянно обращались в своих мыслях к покинутому дому, тревожились о нём сверх всякой меры, всячески проклинали разлуку с близкими, – которое, однако, совсем не мешало им проделывать своими ловкими пальцами просто филигранную техническую работу. Это были высококлассные специалисты, тем более ценные, что никогда и ни от кого не брезговали получать приказы. Даже от с’ванов, чьё фривольное поведение и едкие остроты, коробили души гивистамов, воспитанных в условиях строгих и торжественных традиций своего родного мира. Из всех рас, составляющих Узор, гивистамы, пожалуй, больше других отдавали себя борьбе с Амплитуром. Даже больше, чем солдаты-массуды. Ими овладевал панический ужас при мысли о том, что когда-нибудь их могут интегрировать в Назначение, мистическое предначертание которого и результат им были непонятны.

Среди народов Узора было очень распространено присловье, в котором говорилось о том, что если корабль ведёт с’ван или массуд, это судно может достичь больших успехов в боях, сможет совершать немыслимые по сложности манёвры и выполнять любую боевую задачу, если же корабль управляется гивистамом, то такой корабль всегда вернётся домой. И наконец были на экспедиционном судне ещё и лепары. Как обычно, представителей этой уникальной расы Узора, – лепары были амфибиями, – было чрезвычайно сложно разыскать на их рабочем месте. А работали они в тесных, совсем не привлекательных отсеках корабля, где энергия, жара, вода и вонючий воздух создавали такую технологическую атмосферу, которой было не под силу выдержать никому, кроме них.

Наконец Кальдак отыскал их. Вся бригада, включая и своего офицера, развалилась в огромном контейнере с водой, отдыхала, пускала пузыри и наслаждалась тем, что поры их пересохших за время рабочей смены тел вновь освежились влагой. Кальдак, несмотря на эту сцену, не сомневался в трудолюбии лепаров. Он знал их давно и общался с представителями этой расы неоднократно. Нельзя было сказать, что они ему нравились. Лепары вообще никому не нравились. Однако в любом деле их участие оказывалось полезным, ибо они могли выдерживать перепады температур и такую нехватку кислорода в воздухе, которые убили бы любого массуда, гивистама или с’вана прямо на месте. В аварийных ситуациях лепары были просто незаменимы. Их телосложение не отличалось не только красотой, но даже правильностью. Тела были короткие, коренастые. Лица имели широкие и грубоватые черты. Там, где у массудов обычно росли бакенбарды, у всех лепаров находились жабры, чем-то напоминавшие птичьи перья. Глазки были маленькими и чёрными, шкура всегда лоснилась и была неприятно скользкой на ощупь. Цвет, – темноватый, – не добавлял ей привлекательности. Да, они были уродливы. Этого Кальдак не отрицал. Но эта уродливость, если так можно выразиться, была необходима и функциональна. Так создала их природа, ничем не украсила, но и не дала ничего лишнего. Они приветствовали командира корабля на скверном ломаном языке массудов, делая тем самым смелую, но полностью провалившуюся попытку общаться без неудобного для них транслятора. Вообще это было особенностью данной расы: лепары всегда стремились делать то, чего не умеют. Говорить на других языках с беглостью вейсов, обслуживать корабль на уровне гивистамов, хотели даже воевать, как массуды. У них, разумеется, ничего не получалось, и когда это доходило до их несложного сознания, они возвращались к своим непосредственным обязанностям. Их пронзительные взгляды маленьких чёрных глазок смутили его и заставили отвернуться в другую сторону. На них, как правило, было очень мало одежды, что было вполне понятно: трудно ходить в нарядах, если ты амфибия и у тебя постоянно влажная, скользкая кожа. Среди всех рас Узора только у лепаров были длинные хвосты. Предмет всеобщего любопытства и даже нескромных шуточек.

Кальдак напомнил себе, что отныне не должен руководствоваться личными симпатиями и антипатиями. Это члены его команды, и он, как капитан, не может воротить от них глаза. В конце концов лепары исполняли на корабле самую опасную и чёрную работу. При этом делали всё до конца, добросовестно и никогда не жаловались на свою незавидную судьбу. В отличие от гивистамов, например, вклад лепаров в общее дело был равнозначен вкладу представителей других рас.

Он повернулся к ним снова и – в который уже раз – задался мысленным вопросом: о чём они переговариваются постоянно на своём утробном, непевучем языке? Что лежит за взглядами этих глуповатых на первый взгляд чёрных глаз?

Ухватившись за первый попавшийся предлог, он спешно покинул их, чему они, казалось, нимало не огорчились. Им не требовалась любовь или привязанность по отношению к себе со стороны представителей других рас. Им хотелось только одного – чтобы их оставили в покое и не мешали работать. А работали они хорошо. Чего все на корабле от них и ждали. Если честно, то меньше всего оправдывали своё присутствие на корабле солдаты-массуды, соотечественники командира. Поскольку, во-первых, вероятность заварухи была невелика, и поскольку, если заваруха всё-таки случится, то скорее всего это будет космический бой, – для которого потребуется задействование систем тяжёлого корабельного вооружения, которым заправляла чета чиринальдо, – во-вторых. Но Кальдак был рад присутствию на корабле своих соотечественников. Потому что это всё же были его соотечественники.

Официально боевой группой массудов командовала Соливик, но было совершенно ясно: если дело дойдёт до военных действий, командиром будет он, Кальдак. Всё-таки он солдат, а не космонавт. Поэтому и переложил задачи непосредственного управления полётом на двух с’ванов. Их не уязвляло это положение. Если между массудом и гивистамом или массудом и о’о’йаном трения в отношениях порой могли возникнуть, то поссориться со с’ваном было в принципе невозможно. Даже если бы Кальдак этого очень захотел. Назревавший серьёзный спор всегда рассыпался до основания после лёгкой остроты или небрежного шутливого замечания, отпущенного остроумным с’ваном. В юморе эта раса достигла высот настоящего искусства, что, однако, нисколько не мешало быть этому юмору весьма ядовитым.

Кальдаку всегда было интересно выяснить для себя природу этого остроумия. Он хотел узнать, врождённая ли это черта с’ванов или благоприобретённая в целях выживания? Эта раса славилась своим интеллектом и умелой колонизацией новых миров. И, однако, несмотря на это, массудам или гивистамам, при желании, ничего не стоило бы перебить физически всех с’ванов до единого.

Подобные размышления напомнили ему предупреждение Соливик о том, что во время полёта он будет слишком занят улаживанием споров между членами команды и просто не останется времени на что-либо личное. Ну, что ж, по крайней мере с кораблём не возникало никаких проблем. Это было технологическое чудо, вобравшее в себя все самые последние достижения науки Узора. И поскольку судно не строилось специально, как военный корабль узкого назначения, в нём можно было найти много места для отдыха и ниш, в которых удобно было предаваться философским размышлениям. Корабль действительно был необычайно просторный. На нём нашлось немало прохладных и влажных помещений с сумрачным освещением, которое было так по вкусу гивистамам, что при этом ни в коей мере не ущемляло с’ванов, которые не выносили ни холода, ни влажности, ни сумерек. Обычные корабли Узора были рассчитаны на среднего гражданина содружества, – что примерно соответствовало параметрам расы о’о’йанов, – и высокие массуды чувствовали себя там немного не в своей тарелке. На борту экспедиционного корабля и о’о’йанам и массудам было хорошо, ибо каждый имел возможность сесть в кресло, рассчитанное именно на него.

Комфортность, однако, не должна была расслаблять команду, и Кальдак постоянно поддерживал в ней боевой дух. Они не рассчитывали встретить в полёте амплитуров или кого-нибудь из их союзников, но, во-первых, их расчёты могли спокойно не оправдаться, а во-вторых, никто не знал, кого они могут встретить? Может, этот неизвестный сектор Галактики населяют цивилизации, каждая из которых будет пострашнее всех народов Назначения, вместе взятых?.. Готовиться надо было ко всему. Кальдак это хорошо понимал как профессиональный солдат и поэтому не терял бдительности. После того, как корабль вошёл в пределы субпространства, Кальдак обнаружил, – неожиданно для себя, – что работа просто разрывает его на части. Но даже будучи сверхзанятым, он находил свободные минуты для общения со своей подругой. Всё время, отпущенное на отдых, он проводил с Яруселкой. Ему было очень приятно узнать о том, что его подруга очень легко и хорошо сошлась с Соливик. Путешествие обещало выдаться длительным, и он был рад, что у Яруселки, мечтающей о детях, есть подруга, которая старше её и уже в своё время рожала.

Осознавая это обстоятельство, Кальдаку было гораздо легче жить и работать.

Глава 5

По поводу ежедневного распорядка жизни на корабле и задач экспедиции между членами экипажа частенько возникали дискуссии и споры. В такие минуты рядом всегда оказывался кто-нибудь из вейсов, которые в силу своей профессии недолюбливали электронные трансляторы, не доверяли им и считали, что в отличие от этих устройств переводят значительно качественнее, не упуская ни нюансов речи, ни междометий. Не спорили, пожалуй, только об одной вещи – курсе корабля. Он был рассчитан и утверждён лучшими астрономами Узора задолго до отправления экспедиции. Командиру корабля было предписано продвигаться указанным маршрутом и посещать все звёздные системы, которые будут попадаться на пути. Все без исключения, ибо, находясь в своих обсерваториях, астрономы не могли определить с точностью, какое солнце имеет планеты, а какое нет, на какой планете есть жизнь, а на какой нет.

Кальдак не рассуждал, тем более, что из субпространства не мог многое разглядеть. Даже если та или иная планета казалась не приспособленной для жизни, её всё равно требовалось исследовать, ибо сама жизнь – вещь, имеющая всевозможные, в том числе и невероятные проявления. Например, отсутствие кислородно-азотной атмосферы не могло служить доказательством безжизненности мира, ибо учёным Узора были известны цивилизации, прекрасно обходящиеся без кислорода. Таковыми были чиринальдо, которые дышали гелием и представляли собой наиболее яркое исключение из общих правил. Всем было хорошо известно, что лепары являются амфибиями, которым достаточно для жизни того ничтожного количества кислорода, который присутствует в воде. Учёные знали и о существовании жизни, – правда, не разумной, – которой вообще не нужен был кислород, хотя она могла развиваться и в условиях кислородной атмосферы.

Можно было предположить в этом вопросе и нечто более экзотическое. Например, среди рас – союзников Амплитура, была цивилизация, представители которой дышали метаном!

Словом, каждая звёздная система, имевшая планеты, должна была быть обследована, чтобы, чего доброго, не пропустить меж пальцев полезный Узору мир.

Кальдак редко когда внешне выдавал свою неуверенность. Ему было трудно быть командиром экспедиции. А ещё труднее – осознавать, что ты менее опытен, чем те, которыми командуешь. Представители других рас ничего не подозревали о своём капитане, ибо знали, что массуды всегда нервны, всегда у них что-нибудь подёргивается или шевелится. И только соотечественники видели, что что-то неладно. Действительно: конечности массудов всегда находились в движении. Пальцы сжимались и разжимались, мышцы рук сокращались и расслаблялись, ноги не знали покоя. Причём движения были порывистыми, резкими и совсем не походили на плавные манипуляции гивистамов или томно-апатичные жесты вейсов. Впрочем, его приказы всегда были чёткими, строгими и обязательными к выполнению. Так что корабль, не испытывая технических проблем, – так же как команда, погрязшая в проблемах психологических, – уверенно продолжал развивать полёт в непроницаемом субпространстве. Как только впереди появлялся новый мир и экспедиционному судну нужно было материализовываться в обычном пространстве, проводились чётко расписанные по графикам и планам процедуры. Независимо от того, что из себя представлял объект, – будь то газообразный гигант, его луна или просто маленькая планетка, – корабль занимал орбиту, находящуюся на удалении, по крайней мере, нескольких планетарных диаметров. Производилась маскировка, чтобы корабль не был обнаружен с планеты. Для этого вводились в действие специальные устройства, которые обволакивали судно со всех сторон непроницаемым облаком яркого света. Этот свет астрономы на планете могли принимать за новую звезду, за комету или горящий метеорит, словом, за всё что угодно, только не за чужой корабль.

Обычно достаточно было произвести один облёт вокруг экватора и добавочный – от полюса к полюсу, чтобы установить, что мир необитаем. Присутствие низших форм жизни можно было обнаружить с орбиты, не совершая посадки, что Кальдак и распорядился делать, к величайшему возмущению и огорчению биологов-гивистамов, которые рвались собирать коллекции биообразцов в каждой экосистеме.

Кальдак сочувствовал и симпатизировал желаниям учёных, однако разрешения на посадку не давал. Программа полёта была очень загружена, и не следовало от неё увиливать во имя научных изысканий. Если победа будет за Амплитуром, все эти биоколлекции можно будет смело выбрасывать на свалку. Он всегда напоминал, что основной их задачей является поиск потенциальных союзников в войне, какими бы ограниченными их возможности ни оказались. Поиск потенциальных союзников, а не изучение чужой природы. Бывали минуты, когда он углублялся в размышления о себе и той работе, которую выполняет. Он тревожился. Но не потому, что делал не своё дело, – его готовили, как солдата, всю сознательную жизнь, – а потому, что не мог определить: хорошо ли он его делает. На войне оценка приходит сама собой. Либо победил, либо проиграл. Но в новом деле не содержалось таких чётко обозначенных вех успеха или неудачи.

То же самое получалось, если сравнить с любимым бегом. Когда несёшься на скорость, преодолевая силу тяжести и усталость в ногах, мерилом успеха является показание секундомера.

Он также не знал, должным ли образом разнимает возникающие на корабле споры и распри?

Больше всего хлопот доставляли гивистамы и лепары. Гивистамам от природы был присущ критицизм, и они порой вконец донимали медлительных амфибий. Лепары отличались большим терпением, но и их можно было вывести из себя. Споры разгорались всё жарче и в любой миг грозили обернуться дракой. А Кальдак знал, что в стычке приземистому и более крепкому лепару никак не будет удаваться намять бока более ловкому гивистаму. Это разозлит амфибию ещё больше и дальнейшее уже может развиваться по совершенно непредсказуемому сценарию.

Как-то Кальдак обратил своё внимание на то, что в последнее время ему что-то уж слишком часто приходится вставать между спорщиками. Правда, всё заканчивалось, как правило, хоть и шумно, но мирно. Он был солдат и за многие годы тренировок воспитал в себе те качества характера, которые насущно необходимы для солдата. В улаживании же споров ему приходилось отыскивать в себе совершенно другие, незнакомые черты. Чёрт возьми, он с большей охотой согласился бы быть одним из спорщиков, чем рефери. Тем более, когда разнимать приходилось представителей иных рас. Обычно всё заканчивалось тем, что гивистам убегал с поля боя, что-то нечленораздельно и недовольно насвистывая себе под нос. А лепар неспешно удалялся к себе и при этом у него был такой вид, как будто ничего не произошло. Командир же оставался стоять на месте, как последний дурак, и спрашивал себя, дало ли его вмешательство положительный результат или нет. С соплеменниками всё было гораздо проще. По крайней мере, можно было понять, убедил ты его или нет.

Всё чаще и чаще его стала посещать мысль о том, что он не соответствует своей должности. Такие думы были очень опасны. Слава Богу, что Яруселка всегда оказывалась рядом и готова была – нежностью и любовью – отвлечь его от неприятных размышлений. Соливик же всегда могла что-то подсказать, дать хороший совет. Кальдак мог также положиться на поддержку двух других замов – Т’вара и З’мама.

В этой связи, пожалуй, следует отметить в с’ванах ещё одну их особенность. Для того, чтобы они стали тебе настоящими друзьями, нужно было всего лишь почаще являться к ним в угнетённом состоянии духа, выказывать свою неуверенность в чём-то, демонстративно терзаться сомнениями. Они любили всем давать советы. Хлебом не корми, а посоветовать дозволь. Создавалось такое впечатление, что им это присуще от рождения, что это для них физиологическая необходимость, как, например, дыхание. И сносить это можно было только постольку, поскольку их советы, как правило, оказывались верными.

Проблемы, с которыми стала сталкиваться экспедиция в первые дни, все были в пределах предполагаемого и допустимого. Короче, всё шло довольно гладко, и Кальдаку не на что было в этом смысле посетовать. Они исследовали дикое количество мёртвых миров, вымывая из них, как из пустой шлаковой породы, планеты, на которых поддерживалась та или иная форма жизни. Таких планет тоже хватало. В одной звёздной системе экспедиция задержалась чуть дольше обычного. Дело в том, что между внешними двумя газообразными гигантами и двумя внутренними иссушенными скалами вертелись три планеты, и на всех трёх развивалась жизнь! Специалисты в один голос утверждали, что этот факт беспрецедентен. Гивистамы и с’ваны от науки перепробовали все способы, – кроме разве что открытого бунта, – чтобы убедить командира остановиться тут на время и тщательно изучить всё трио. Они говорили, что больше такой возможности им никогда не представится, что сравнить формы жизни на трёх планетах между собой – крайне важная задача, стоящая перед всей наукой Узора и что они готовы перерыть носами все три удивительных мира. И снова – в который уже раз! – Кальдак ответил на эти излияния категорически, но вежливым отказом. Все три планеты были исследованы с орбиты, и пришло время отправляться дальше. Ворчание учёных продолжалось и в субпространстве, хотя по мере удаления от вожделенной системы оно и становилось всё тише и тише. Все знали, что спорить с массудом, что-то ему доказывать – бесполезное занятие. Вот если бы руководителем экспедиции был назначен с’ван, тут можно было бы ещё о чём-то говорить. Кальдак догадывался об этих мыслях и с благодарностью вспоминал Брана, который заявлял, что интересы экспедиции требуют присутствия на руководящем посту именно массуда. Потому что он упрям и не позволит никому отклоняться от главной цели.

Недовольство научного отдела экспедиции окончательно угасло после того, как они наткнулись на новый мир, на котором была не просто жизнь, а разумная жизнь!

Население открытой планеты внешне довольно сильно напоминало гивистамов, хотя цивилизация была ещё настолько незрела, что всем сразу стало ясно: от этих помощи и пользы ждать не следует. Аборигены жили племенными сообществами, занимались самой примитивной охотой и собирательством, и их цивилизация находилась на уровне копий и топоров. В результате предварительных контактов удалось записать их несложный язык, который вейсы расшифровали во всех тонкостях за пару дней. Аборигены встретили пришельцев как богов и упорно отказывались верить в то, что это такие же смертные существа, как и они сами. Кто-то из учёных с убеждением в голосе заявил, что этой цивилизации потребуется ещё несколько тысячелетий развития, прежде чем она станет хоть чем-нибудь полезной народам Узора в их борьбе со злом Назначения. После этого все участники экспедиции заметно приуныли. Особенно гивистамы, у которых в эти дни начался очередной и очень сильный приступ ностальгии. Корабль продолжил полёт, выныривая из субпространства вблизи то одного, то другого мира и ни на йоту не уклоняясь от того маршрута, который был заложен в его навигационные компьютеры лучшими из астрономов Узора. Команда то приободрялась, то сникала. Эти перепады настроения приобрели регулярность и предсказуемость. Кальдак начал всё больше склоняться к мысли о том, что на командирское кресло следовало сажать не его, солдата, а какого-нибудь именитого психолога. Среди всей команды только одно существо никогда не доставляло никаких хлопот командиру. Это был Пасийакилион.

Когда Кальдаку хотелось уединиться ото всех, включая Яруселку и Соливик, – да, да, и такие бывали минуты, – он всегда шёл к турлогу, в его скудно освещённую искусственную нору. Тот всегда сидел в самом дальнем её углу на корточках. Один глаз, чуть колыхавшийся на длинном черенке, был устремлён на входящего, а другой внимательно смотрел в раскрытую книгу. И хотя Кальдаку казалось, что Пасийакилион совершенно игнорирует его, он точно знал, что внимание турлога строго равномерно распределено между его персоной и чтением.

У турлогов были инфлексивные экзоскелеты, как у ракообразных. Этот нелепый каркас весьма и весьма стеснял движения турлога. Большие, неуклюжие клешни были мало приспособлены для совершения самых простейших манипуляций. Как, например, нажатие кнопки, обращение со столовыми приборами. Специальные устройства усиливали и одновременно переводили скрипучий голос Пасийакилиона и то, что он говорил. По сравнению с турлогом самый неуклюжий и неповоротливый лепар из корабельной команды рабочих выглядел самим воплощением грации и изящества. На появление командира турлог, как правило, никак не реагировал. Даже не приветствовал гостя. На минуту в этой берлоге воцарялась пауза, которая только Кальдаку казалась неловкой. Затем командир произносил чётко и раздельно приветственные слова. Только после этого его вознаграждали ответом, лишённым не только воодушевления, но и вообще каких-либо чувств. Командир никогда не мог определить, сколько внимания турлог уделяет его визиту и сколько своим собственным делам. Глаза этого существа обычно были повёрнуты в совершенно разных направлениях. Создавалось впечатление, что Пасийакилион целиком поглощён своим чтением, потому когда он вдруг отвечал на вопросы капитана, того это заставало врасплох. Турлог был самим олицетворением бесстрастности.

Порой Кальдак спрашивал себя: как бы развивались турлоги, имей они более подвижные тела? Наверное, превзошли бы многих из Узора. Но реальность была такова, что турлоги вынуждены были изобретать для себя инструменты, с помощью которых могли есть, отправлять естественные нужды и даже переворачивать страницы книг. А жили они в норах, тускло освещённых бледно-красным светом.

Но здесь было спокойно. Командир мог позволить себе немного расслабиться, отвлечься от своих капитанских забот и поговорить при помощи транслятора с самым незаметным и спокойным членом своей команды. Иногда турлог ему даже отвечал!

Разочарование и скука, владевшие участниками экспедиции, постепенно сменялись возбуждением и ожиданием, по мере того, как корабль приближался к небольшому мирку, оборачивавшемуся вокруг солнца средних размеров. К небольшому мирку, который был родиной не просто разума, но и цивилизации! В результате предварительного наблюдения с орбиты было установлено, что, хотя местная цивилизация ещё и не достигла уровня космических полётов, – уж не говоря об овладении движением в субпространстве, – она была вполне подготовлена для установления космического контакта с экспедицией посредством электромагнитных средств связи. С корабля были засечены самолёты, летавшие невысоко над поверхностью планеты и довольно быстроходные наземные средства передвижения. На появление же челнока экспедиции над одним из крупнейших местных городских центров население отреагировало со смешанным чувством любопытства и робости. С установлением контакта медлить не стали, и вскоре была установлена связь непосредственно с лидерами открытой расы. Для обмена формальными приветствиями, а также для первого очного знакомства решено было отправить на планету с’вана и вейса. Кальдак, – как и Соливик, – не вошли в эту контактную группу, так как опасались, что произведут своей внушающей внешностью устрашающий эффект на местных жителей. По опыту общения с другими расами учёные Узора знали, что легче всего происходит знакомство, если в нём принимают участие безобидные с’ваны и изящные вейсы. Т’вар был безумно рад поручению, ибо на протяжении всего полёта уговаривал капитана совершить где-нибудь посадку.

Кальдак очень беспокоился за судьбу контактной группы. Ведь она была по сути совершенно беззащитна на случай нежелательной крайности. В неё не было включено ни одного солдата, потому что солдатами были великаны массуды. Конечно, командир знал, что с’ван станет драться, если другого выхода не останется, но будет делать это очень неохотно, да и что может сделать один с’ван? Т’вар умён и очень быстро разгадает обман, – если местные жители надумают обмануть пришельцев, – но не будет ли слишком поздно?

К счастью, все его страхи оказались напрасными. Местная раса не замедлила продемонстрировать свою зрелость и дружелюбие. Пришельцев встретили торжественно, как самых дорогих гостей. Вскоре челнок уже совершал регулярные рейсы между кораблём и планетой. Лидеры и учёные открытой планеты побывали на орбите, где получили возможность подивиться достижениям науки Узора и где им была рассказана вся драматическая история конфликта Узора с народами, возглавляемыми Амплитуром. На этой планете не было привычки накапливать закулисные секреты, так что весь рассказ со всеми подробностями был распространён среди самых широких слоёв населения местными средствами массовой коммуникации. Однако этого оказалось недостаточно и Кальдаку, и его товарищам пришлось ещё много рассказывать и объяснять дополнительно. Вознаграждение за труды не заставило себя долго ждать: местная раса с готовностью и единодушно высказалась за то, чтобы присоединиться к Узору в его борьбе с амплитуром. Воодушевление было всеобщим и даже переливалось через край. Значит, долгое путешествие не оказалось напрасным! Кальдак в эти дни был очень взволнован, и было от чего.

Местные жители обнаружили неплохие навыки в механике и способность к прогрессивному обучению. Познакомившись с технологией Узора и немного подучившись, они смогут оказать существенную поддержку в войне против Назначения. Солдаты они, правда, были никакие, но Кальдак понимал, что надеяться на удачу ещё и в этом было бы уже слишком. Когда кораблю пришло время покидать этот мир, и местные жители и участники экспедиции вдруг осознали, как сильно успели привязаться друг к другу. Расставание было торжественным, хотя и грустным. Т’вар обещал своим новым друзьям, что вскоре наладится регулярное сообщение между их планетой и народами Узора. Местные жители с большим воодушевлением восприняли эти слова и заявили, что всегда будут рады гостям из Узора и горят нетерпением внести свой вклад в общую борьбу. Их порыв был очень трогателен. Впрочем, тут была и доля здорового расчёта: местные жители понимали, что если они останутся в стороне и Амплитур одержит победу над Узором, он рано или поздно наткнётся и на их милую маленькую планету. Приобретение долгожданного нового союзника сильно подняло дух и настроение среди участников экспедиции. Появилась вера в успех начатого дела и в то, что экспедиция уже окупила затраты на себя. Её участники вернутся домой героями, покрывшими себя славой первооткрывателей. Кальдак вспомнил слова Соливик, сказанные ею в грузовом помещении перед отправкой на корабль, и теперь уже стал верить в них.

Впрочем, командир понимал, что рано ещё радоваться и собирать чемоданы. Их миссия ещё не окончена. В маршруте, заложенном в бортовой навигационный компьютер, содержалось ещё одиннадцать неисследованных звёздных систем. Мимо них никак нельзя пройти, несмотря на уже достигнутый успех.

На корабле атмосфера стала заметно живей и легче. Гивистамы меньше ныли и перестали дразнить лепаров. С’ваны благодушествовали, даже скучающие солдаты-массуды развеселились. В разговорах они постоянно твердили о своём желании поскорее вернуться на войну. Им не терпелось получать награды, очередные звания, праздновать боевые успехи. Наконец, они долетели практически до конечной точки указанного маршрута. Это был район, в котором светило мало звёзд и безжизненно висели в чёрной бездне многочисленные мёртвые миры. Ко всеобщему удивлению, аппаратура корабля запеленговала нечто, что могло оказаться коммуникативными сигналами.

Ничего особенно примечательного в них не было. Ни мощного диапазона, ни силы, ни конкретной направленности. Самые типичные, напластованные друг на друга электромагнитные пульсации. Ничего, конечно, что заставило бы предположить наличие настоящей цивилизации с высоким уровнем развития. Это была бы слишком уж явная удача, на которую никто не рассчитывал, чтобы попусту не тратить нервные клетки. Но в то же время эти сигналы ясно намекали на существование где-то в этих пределах мира, на котором уже освоены электронные средства коммуникации.

Как только эта планета была вычислена корабельными учёными и корабль стал приближаться к ней, сразу же были введены в действие процедуры маскировки и определена орбита на безопасном удалении от планеты в несколько планетарных диаметров. Возгоревшиеся было в сердцах участников экспедиции надежды быстро угасли, когда стало ясно, что эта цивилизация ещё не достигла уровня активного освоения космического пространства. Кальдак понимал, что все уже устали. Теперь уже далеко не одни гивистамы уединялись для того, чтобы без помех поскучать по оставленной родине. Возбуждение и подъём от встречи с радушной цивилизацией, которая согласилась помочь Узору в его борьбе, сменились предсказуемым, но не менее тяжёлым от этого упадком. Никто, разумеется, не надеялся на то, что новая раса окажется столь же полезной и приветливой, как и предыдущая. Кальдак и сам здорово устал. Несмотря на его двухразовые беговые тренировки на корабельном треке каждый день, он чувствовал, что начинает терять ту мускульную массу, которую накапливал в себе долгими годами непрерывных упражнений.

Этот мир, судя по всему, будет иметь много общего с предыдущим, но он, видимо, менее развит. На обратное лучше не надеяться, чтобы потом разочарование не было очень тяжким. Командир не имел никакого желания совершать посадку в этом мире. С’ваны пусть проведут космический контакт средствами электромагнитной связи с аборигенами. Если они, конечно, окажутся способными на осуществление такого контакта. Когда все приготовления к изучению открытой планеты были закончены, преобладающим на корабле настроением была смесь скуки и потаённой надежды. Словом, осторожный пессимизм.

Предварительное наблюдение принесло по крайней мере один любопытный результат: суша планеты была расколота на части. Корабельные геологи тут же взволновались, у них появился интерес.

На корабле потихоньку стали закипать споры о том, может ли вообще разумная жизнь развиваться в таких нелепых геологических условиях природы. Вопрос был разрешён с поступлением первых конкретных результатов исследования. Впрочем, эти результаты, к сожалению, оказались именно такими, какие и предсказывались, и потому никого не удивили: открытая ими цивилизация располагала многими крупными городскими центрами и разветвлённой сетью сельского хозяйства, а также космическими спутниками связи. Правда, было одно странное обстоятельство, которое заметили даже неспециалисты.

Решено было произвести не только дежурные экваториальный и полюсный облёты планеты, но и один диагональный. Не столько ради изучения открытой цивилизации, насчёт которой участники экспедиции не питали никаких иллюзий, сколько для обследования любопытного геологического строения поверхности планеты.

По мере того, как поступали очередные результаты анализа, становилось ясно, что количество всевозможных отклонений от ожидаемой нормы стремительным образом увеличивается. Кальдака информировали о том странном обстоятельстве, которое привлекло к себе внимание с самого начала. Дело в том, что, на взгляд корабельных учёных, наиболее крупные массы населения и наиболее высокая его плотность были отмечены в тех местах, где, – так во всяком случае казалось с орбиты, – условия для жизни далеко не самые подходящие. И наоборот, наиболее благоприятные для заселения участки планеты казались почти мёртвыми. Подобные вещи не следовало, однако, воспринимать с округлившимися глазами. На каждой планете жизнь развивается, в принципе, по-своему. Этот мир, например, характерен уникальной топографией. Разумеется, он привлечёт живой интерес специалистов и можно будет впоследствии организовать сюда дополнительную экспедицию, перед которой будет поставлена чисто научная задача. Уровень технологического развития, достигнутого аборигенами, и вопрос о том, превышает ли он уровень недавно обретённых союзников, вскоре стали предметами оживлённейших споров между участниками экспедиции. Массуды даже стали заключать между собой пари, будучи склонными к подобного рода развлечениям. К ним никто не присоединился. Гивистамы считали азартные игры пустой тратой времени, лепары не постигали их смысла, а вейсы смотрели на это снисходительно, с обычным для них чувством превосходства. Что же касается с’ванов, то они не играли исключительно потому, что могли выиграть.

Дополнительные результаты исследований явились полной неожиданностью для всех. Никто и представить себе не мог такого, не то что ожидать.

– Действительно, очень странно, – говорил Т’вар задумчиво, обращаясь к учёному совещанию, на которое собрались представители научных отделов экспедиции и все заместители командира. Включая и самого Кальдака, разумеется.

Со своего места поднялась руководитель по науке, – это была представительница расы гивистамов, – и стала что-то насвистывать в микрофон своего транслятора. Присутствующие живо настроились слушать перевод того, что она собиралась сказать.

– С’ван преуменьшает значение открытого явления. Это не просто странно, это потрясающе! На данный момент мы записали на свою аппаратуру… по меньшей мере пятнадцать разных языков этой планеты. Соливик нервно дёрнула носом.

– Не вижу в этом ничего удивительного. На многих известных нам мирах существует сопоставимое количество диалектов.

– Речь сейчас идёт не о диалектах, – возразила руководитель по науке.

Её зелёная шкура отливала металлическим блеском. Она была одета просто и строго, без всяких украшений, если не считать привычные для представителей их расы очки, затенённые так, чтобы не пострадали от света её чувствительные зрачки. – Каждое из записанных нами наречий – есть отдельный и вполне сформировавшийся язык. И различия между ними примерно такие же как между языком с’ванов, например, и языком массудов. Кальдак пришёл на совещание, приготовившись к тому, что услышит обычный, пересыпанный сухими цифрами сверх всякой меры доклад одного из учёных, на чём всё и закончится. Вышло по-другому. Значит, мало того, что у этой планеты немыслимое геологическое строение поверхности, но к тому же ещё и лингвистические проблемы. Он выпрямился в своём кресле с высокой жёсткой спинкой и постарался унять дрожь левого уха, которую только что заметил.

– Вы уверены в том, что это всё же не диалекты?

– Абсолютно, – подал голос с’ван, который был замом руководителя по науке. – Мы не только тщательно проверили полученные нами сведения и для верности прогнали их по нескольким компьютерным программам, но и получили основания, которые заставляют нас приготовиться к тому, что в процессе продолжения изучения этой планеты мы столкнёмся и с новыми языками. Кальдак сглотнул.

– Неужели? Нет, больше пятнадцати быть не может.

– Кто знает? – возразила руководитель по науке. – Мы и пятнадцать-то ещё вчера предположить отказывались. До сих пор считалось, что самой многоязыковой расой среди всех нам известных являются вейсы. А сколько у них отдельных наречий? Шесть! Всего шесть! Сама мысль о существовании на одной планете пятнадцати совершенно разных языков невероятна и фантастична. Но что делать, если таков установленный и достоверный факт?

– Отлично! Но мы здесь вовсе не для того, чтобы заниматься лингвистическими проблемами, – сказал Кальдак и, поморщившись, глянул на экран, где была расписана схема проведения всех исследований. – Галактика очень велика и в ней можно встретить столько исключений, что само их количество может заставить радикально изменить правило. Мы должны быть готовы ко всему, ко всяким неожиданностям и невероятностям. Возможно, где-то дальше существует цивилизация, располагающая ещё большим количеством языков.

Массудам, например, всегда хватало одного основного языка и нескольких диалектов. Кто знает, может, записанные вами языки не равнозначны между собой. Может, не универсальны. Может, это профессиональные арго? Предположим, язык для науки, язык для торговли. Я, конечно, не историк лингвистики, но, по-моему, прецеденты подобному уже случались. – Он поднял глаза на присутствующих. – Что скажут вейсы?

– Мы поставлены в тупик, – сказала главный переводчик, бросив на командира взгляд с оттенком традиционного превосходства. На запястьях её тоненьких рук мелодично бряцали браслеты, а накидка была богато разукрашена диковинными рисунками. Кальдак слышал, что на Чичунту такие накидки – что-то вроде знаков различия. Во всём чувствовался вкус и изящество. Без этого у вейсов не обходилось.

– Ваше замечание, капитан, относительно того, что языки могут использоваться лишь в узкой профессиональной сфере, может оказаться справедливым. Однако работа, проведённая мной и моими коллегами, скорее свидетельствует об обратном.

В последней фразе чувство превосходства вейсов над другими особенно выпятилось. Кальдак стерпел на этот раз, хотя и с трудом.

– Разумеется, это лишь предварительные выводы, но они основаны не на предположениях, а на тщательно проведённом анализе. По крайней мере пять языков из записанных нами полностью отличаются от всех остальных и друг от друга. Они вполне сформировались, обладают богатыми выразительными средствами, сложными правилами… Словом, это самостоятельные языки на сто процентов. Что касается остальных десяти, то в них слишком много общего, чтобы можно было назвать их различными профессиональными арго. Вдобавок могу сказать, что есть поразительные, хотя и редкие «переклички» между первыми пятью языками, которые совершенно отличны один от другого.

– И вы полагаете, что языков может быть и больше? – осведомился Кальдак.

Вейс вновь подняла на него свои уверенные глаза.

– В эту самую минуту мои коллеги продолжают собирать информацию на этот счёт. Но я скажу так: самые верные сведения о языках этой планеты мы сможем получить, лишь начав более близкое изучение её населения.

– Подобные просьбы поступили и из других отделов, – сказал Т’вар.

– Опять начинается! – проговорил Кальдак, безуспешно пытаясь скрыть своё раздражение. – Как подлетаем к очередной планете, тут же просьбы! – Его правая бакенбарда нервно задёргалась. – Мы проведём лишь самые необходимые процедуры и продолжим программу полёта. – Он обвёл глазами присутствующих гивистамов. – Хватит пустых разговоров. Что-нибудь ещё интересное удалось установить об этой планете? Главный геофизик поправила свои затенённые очки.

– В тектоническом отношении планета гораздо активнее, чем ей следует быть. Возможно, следствием этого будет и нестандартная экологическая обстановка. – Она сделала паузу, как будто собираясь с силами, чтобы сказать следующую фразу. – Мы обнаружили действующие вулканы! Также установлена слишком сильная активность в земной коре и мантии.

– О! Неужели? – потрясённо пробормотал Т’вар. – И это на обитаемой-то планете?! Невероятно! У них, видимо, сильно развито мужество… Кальдак сделал знак своему заместителю, чтобы тот замолчал, и потом кивнул главному геофизику, чтобы та продолжала.

– Мы привыкли к мирам, где суша монолитна и окружена водой. Плюс несколько мелких островов. Здесь же мы наблюдаем совершенно иную, непривычную картину. Для того, чтобы испытать чувство крайнего изумления, не нужно специальной аппаратуры: всё отлично видно в иллюминаторы. Этот мир по праву можно называть сокровищницей геологических аномалий. Взять, к примеру, высокие горы, которые растут здесь на краях материков вместо того, чтобы быть расположенными в центре, к чему привыкла наша наука. Первоначально мы предполагали, что суша была расколота в результате мощного воздействия кометы, однако позже мы стали склоняться к тому, чтобы объяснить это с точки зрения тектоники. Кроме того, установлено, что местная луна ненормально приближена к столь малому небесному телу, как эта планета. Впрочем, и этому можно найти объяснение. Если поискать.

 Руководитель по науке кивнула.

– Конечно, всё это лишь самые предварительные выводы, основанные на самых предварительных анализах. Возможно, при очном контакте местные жители сами смогут пролить немного света на загадки своей планеты.

 Кальдак резко повернул к ней голову.

– Мы получим дополнительные сведения по возвращении дистанционного зонда. Нам следует произвести намеченные облёты планеты по трём направлениям… Но на этом, возможно, придётся, закончить. У нас есть программа полёта, которую мы должны выполнять. Ни одному научному отделу не разрешаю проявлять излишнюю активность. Будем помнить о том, что это не чисто научная экспедиция и даже не столько научная, сколько иная. – Он увидел протестующий жест главного геофизика и ответил: – Мы вернёмся к этой планете в последующих полётах. Когда будем располагать и достаточными возможностями и достаточным временем. Но сейчас – нет. Я понимаю, что здесь нас ждёт масса интересных открытий, но мы не имеем права забывать о нашей основной цели. Если облёты корабля вокруг планеты и результаты, доставленные зондом, позволят предположить, что эта цивилизация может стать нашим союзником, значит, мы пойдём на контакт. Но… Мы уже нашли одного союзника, который, увы, ещё не освоил даже полётов в субпространстве. А эта цивилизация, судя по всему, ещё менее развита.

Каждый должен заниматься своим делом строго по временным графикам. Я не допущу, чтобы вы употребляли время на то, что не предусмотрено программой полёта. Это, естественно, касается и меня. – Он глянул на руководителя по науке. – Рассчитываю на то, что гивистамы доведут все процедуры с этой планетой до конца.

Гивистам кивнула.

Кальдак откинулся на спинку стула, поняв, что сопротивление учёных погасло, так и не разразившись бурей.

– Подозревать можно что угодно. Теоретизировать можно сколько угодно.

Но я не дам лингвистам и геологам преимущества перед, скажем, ботаниками и гидрологами. Да и с какой стати? Мы только приступили к изучению этой планеты и пока ещё очень рано говорить о том, к какой области будет относиться самое важное из сделанных нами открытий. Надеюсь, я правильно понят?

Все показали различными жестами, кивками и знаками, что командир понят правильно… Во всяком случае просто понят. Гивистамы в подобных случаях проявляли особую ершистость. Для предотвращения этого он взвалил на них все процедуры по изучению планеты и загрузил их своими распоряжениями и требованиями. У них только головы опустились. Насчёт с’ванов и вейсов он не беспокоился. Эти сами сдадутся. Совещание подошло к концу.

Пятнадцать языков. Пятнадцать совершенно разных и отдельных языков. Его голова склонилась чуть налево, как бывало всегда, когда он о чём-либо крепко задумывался. Зачем расе, населяющей одну планету, изобретать пятнадцать языков для эффективного внутреннего общения? Почему так много? Это казалось такой же бессмыслицей, как и удивительная топография этот мира.

К счастью, скоро должен вернуться дистанционный зонд. Он привезёт с собой самые свежие и конкретные результаты, и многое прояснится. На корабле имелось несколько подобных автономных летательных аппаратов небольших размеров. Зонды были способны осуществлять разведывательные полёты и при хорошей, и очень неблагоприятной погоде. Они были очень эффективными сборщиками интересной информации с поверхности той или иной планеты.

С орбиты удалось засечь воздушное движение над поверхностью планеты.

Но за зонд беспокоиться не стоило. Он никогда не столкнётся с самолётом. Исследует один, – может, даже два – материка планеты и вернётся на корабль. После тщательного анализа принесённых им сведений они смогут решить, как, когда и где посадить челнок для организации первого контакта. Если повезёт, то аборигены смогут предоставить экспедиции много интересного. Помимо наличия у них пятнадцати языков.

Глава 6

Его разбудили в середине ночи. Он ничего не мог сказать Яруселке. Просто соскочил с высокой спальной платформы и стал лихорадочно одеваться под ней. Нет, дело не в том, что он был чем-то встревожен и нервничал. Массуды всё в своей жизни делали быстро и лихорадочно. Он помыл глаза, и как мог привёл себя в порядок.

Т’вар ждал его в коридоре. Едва капитан вышел из своих покоев, как со стороны С’вана на него посыпался целый поток извинений. Кальдак с трудом сдержался, чтобы не раскричаться. Вызов не оторвал массуда от секса, ибо он успел позаниматься им в первую половину ночи и к следующему акту Яруселка была бы готова только под утро. Но всё равно он был огорчён. Сон был жизненно важен для массудов, ибо во время бодрствования, – даже не переживая особенных волнений, – они тратили очень много нервной энергии. Без сна никакой массуд долго не протянет.

Когда они вступили в кабину лифта, чтобы подняться в командный центр, Кальдак заказал себе по дистанционному устройству дополнительный ужин.

Пища в какой-то степени могла компенсировать недостаток в сне. Как только капитан появился из лифта и зашагал по коридору, все сменившиеся с вахты офицеры, чувствуя его нехорошее расположение духа, стали предупредительно освобождать дорогу, прижимаясь к противоположным стенам. С’вану приходилось бежать, чтобы не отстать от командира. Он стал задыхаться. Наконец, Кальдак заметил это и сократил шаги, испытывая смущение за своё пренебрежение к коротконогому коллеге.

– Надеюсь, дело важное? – раздражённо спросил он на ходу.

– Разве я стал бы будить вас, если бы не думал, что это важно? – обиженно ответил вопросом на вопрос с’ван.

– Вы думаете, что дело важное, или оно важное? На мой взгляд, между этими двумя понятиями есть существенная разница! – Кальдак сейчас был не в настроении к восприятию тонкостей языка. – Объясните.

– Речь идёт о дистанционном зонде…

– Уже вернулся? – Губы Кальдака поджались, обнажив острые зубы. – Почему так рано? Решили, что больше там ничего интересного не будет?

– Нет, тут другое…

Они подошли к командному центру. Кальдак сразу обратил внимание на непривычное оживление персонала, состоявшего, главным образом, из гивистамов. Там было несколько с’ванов и его соплеменников массудов. Те тоже выглядели взволнованными. Техники-специалисты о’о’йаны крутились и вертелись вокруг своих более представительных коллег, словно бабочки над цветами.

– Ну и что?

– Нет, не вернулся.

Кальдак остановился. Специалисты были так заняты разговором между собой, что не заметили поначалу приближения командира и его заместителя.

– Что вы имеете в виду, чёрт возьми, говоря, что зонд не вернулся?!

Дистанционные летательные аппараты конструировались специально с тем расчётом, что им придётся находиться в тяжёлых, непредсказуемых условиях неведомых миров. Поэтому все приборы, – в том числе и двигательные, – в них были дублированы. Это казалось надёжной гарантией от любых неожиданностей. Впрочем, пока Кальдак не услышал ничего определённого, если не считать не очень уверенных заявлений работников персонала.

– И для этого вы подняли меня с платформы в такое время?! – изумился и рассердился командир. Он не дал Т’вару возможности ответить и продолжил сам:

– С подобными ситуациями должны уметь справляться мои заместители. Пошлите второй зонд и узнайте, чёрт возьми, что стряслось с первым. Никто из вас ещё не задумывался о том, что это скорее всего связано с механической поломкой?

– Персонал полагает, что дело тут не в простой поломке, командир. Они не уверены, но… Последняя информация, пересланная нам зондом, была очень тревожного характера…

– Тревожная информация?! Какая?

– Визуальная. – Только в эту минуту Кальдак заметил, как сильно преобразился прежде всегда весёлый с’ван. Кадры во многом говорят сами за себя.

Обнажив сомкнутые зубы, Кальдак решительно прошёл вперёд. Офицеры и простые работники расступались перед ним, освобождая место. Он зашёл в самую их гущу и потребовал объяснить ему наконец, что происходит. Т’вар же залопотал что-то на своём языке, обращаясь к З’маму. Кальдак не стал за это упрекать своего заместителя. Не было времени. К тому же он понимал язык с’ванов. Он страстно желал, чтобы всё это наконец закончилось, разъяснилось, чтобы он мог вернуться на спальную платформу, где его ждала подруга.

Офицер кивнул на коммуникационный экран.

– Мы сейчас покажем вам, командир, что передал зонд непосредственно перед тем, как мы потеряли с ним контакт. Кальдак подался вперёд.

На экране появилось изображение. Стало видно, что зонд на высокой скорости летел над почти ровной, заросшей лесом территорией. Земля появлялась урывками из-за плотного облачного слоя. Общий вид был удивительно спокойным и мирным.

Полёт продолжался. Вот зонд пролетел последовательно над несколькими городами. Внизу стали различимы дороги, во все стороны расходившиеся от крупных населённых пунктов. Значит, на планете была довольно хорошо развита примитивная система наземного транспорта… Вдруг, ни с того ни с сего, картинка зарябила и задрожала. Через пару секунд ровное изображение возобновилось.

Не отрывая глаз от экрана, Кальдак обратился к офицеру, который осуществлял просмотр, и к его коллегам, сгрудившимся вокруг командира:

– Что это было?

Между двумя гивистамами на первый план пролез техник о’о’йан. Его транслятор, висевший на груди, загудел:

– Поначалу мы думали, что зонд захлестнул сильный порыв местного ветра. Потом остановились всё-таки на временной неисправности аппаратуры. Как вы можете видеть, зонд автоматически переключился на запасную камеру и продолжает полёт в соответствии с графиком, хотя в высоте чуть потерял…

– Вот тут начинается самое странное, – негромко сказал офицер. – Вот…

Гивистам наклонился вперёд и получше настроил изображение. Картинка замедлилась – офицер переключил аппарат на более низкую скорость, чтобы можно было рассмотреть без помех. Он ткнул в экран пальцем и взволнованно прошептал:

– Смотрите!

В правом верхнем углу экрана показался небольшой объект. Вскоре картинка дико заплясала, перевернулась, затем ещё раз, ещё… После двух-трёх секунд штопора изображение исчезло. Экран погас. Кальдак выпрямился.

– И всё же я по-прежнему полагаю, что всё дело в механической поломке. Эти кадры не разубеждают меня в этой версии. Нетерпеливый офицер, по-видимому, совсем позабыв о том, что командир не с’ван, резко возразил:

– Если бы зонд сам по себе вышел из строя, изображение продолжало бы поступать вплоть до момента удара о землю! Мы тщательно проанализировали всю информацию и пришли к выводу… Словом, вряд ли это механическая поломка.

– Значит, какой-нибудь неизвестный нам местный атмосферный феномен.

– У нас есть основания думать иначе, – подал голос З’мам, выходя вперёд. Кальдак молча следил за тем, как его заместитель проматывает последние кадры зонда назад. Вот он ухватился за один кадр, остановил его и увеличил. Из всего увеличенного кадра он выбрал лишь один сектор, – видеоаппаратура позволяла, – и вывел его отдельно на экран в трёх измерениях. В самом центре экрана неподвижно завис чужой объект: цилиндрической формы, металлического оттенка, с неким подобием крыльев.

– Эта штука летела на высокой скорости, сближаясь с зондом, – объяснил с’ван. – Как только она появилась, изображение исказилось в первый раз. Второе повреждение, как вы сами видели, оказалось для зонда фатальным.

Со своего места подал голос офицер-массуд, который сменился с вахты и зашёл сюда на огонёк:

– Во всех зондах заложена программа манёвра на случай появления чужого летающего аппарата, приблизившегося к зонду на контрольное расстояние.

Кальдак оглянулся на своего соплеменника.

– Неужели ты всерьёз полагаешь, что чужак уничтожил наш зонд?!

Ответа не последовало.

– Я внимательно изучал предварительные результаты осмотра планеты. Даже если принять во внимание встретившиеся многочисленные отклонения от предполагаемой нормы, на мой взгляд, не стоит подозревать за этой цивилизацией такой уровень развития, при котором возможно уничтожение такого совершенного аппарата, каким является дистанционный зонд.

 Т’вар прокашлялся, привлекая к себе внимание, и запустил одну руку в свою густую чёрную бороду.

– Я полагаю, командир, что за этой цивилизацией подозревать теперь можно многое. И побольше обращать внимания на отклонения, о которых вы упомянули. Факты говорят сами за себя…

– Никаких фактов нами пока не установлено с очевидностью, – нетерпеливо прервал его Кальдак. – Пошлите другой зонд. С изменённой программой. Может, всё дело в той территории, над которой пролетал первый зонд? На этот раз пошлите аппарат полетать над другим материком. Кальдак говорил о разных материках и про себя отмечал непривычность и странность подобной постановки вопроса. Впрочем, геологи на то и геологи, чтобы разрешить рано или поздно эту загадку. Вдруг ему пришла в голову страшная мысль…

– По моему, мы кое о чём забыли. Не нарвались ли мы случаем на один из постов Амплитура?

Заговорил один из присутствующих с’ванов:

– Мы проверили эту версию первой. Никаких оснований считать, что это планета союзников Назначения, не нашлось. Спутники, которые крутятся на орбите, довольно сложные и в технологическом отношении, однако неизвестного дизайна и конструкции. У Амплитура и его сообщников таких нет. Насколько нам известно, конечно. Кроме того, нам удалось установить, что эти аппараты используются строго для связи земля – земля. Информация извне не поступает, и ни одной межзвёздной передачи нами не запеленговано, а это значит, что их и не было ни одной. На орбите некоторых других планет этой звёздной системы также расположено несколько исследовательских аппаратов, которые посылают сигналы на эту планету, однако и тут не обнаружено ничего, что указывало бы на причастность народов Назначения.

– Бессмыслица какая-то получается, – риторически заметил Кальдак. – Не задерживайте со стартом второго зонда.

Ему не пришлось вернуться в спальню, на что он ещё недавно так сильно надеялся. Вместо этого он провёл несколько последующих дней, не выходя из командного центра, наблюдая за подготовкой и пуском второго зонда. Тот отделился от корабля и строго по графику начал свой длительный и сложный полёт.

С того момента, как он вошёл в плотные слои атмосферы планеты, на него было обращено внимание всего корабля. Полёт протекал вполне нормально, строго в соответствии с заданной программой. Ободрившись этим, дежурный офицер экспедиции по распоряжению командира сделал запись о первом зонде в судовом журнале. Причиной его потери назвали механическую поломку и поставили в скобках знак вопроса.

Второй аппарат делал своё дело без всяких помех, день за днём обозревая всё новые территории и передавая на корабль подробную информацию. Его уже собирались было отзывать обратно, как вдруг он исчез. Примерно тем же способом, что и первый. Тщательно проведённый анализ вынес безжалостные итоги: зонд был уничтожен искусственными средствами. Непривычно мрачный руководитель по науке собрал всех на совещание.

– Наши зонды запрограммированы на случай, если бы представители местной цивилизации попытались установить с ними контакт. Так вот, если бы они действительно попытались это сделать, то получили бы ответ. Однако никакой видимости контакта не замечено. Я прав?

– Совершенно, – ответил второй помощник руководителя по науке, который осуществлял непосредственное наблюдение за обоими зондами. Его чешуйки блеснули на свету. – Насколько нам удалось установить, ни с одним зондом контакт не устанавливался. Их просто уничтожили.

– Я всё ещё чувствую, что мы кое-что упускаем из нашего внимания, – проговорил Кальдак, обведя строгим взглядом собравшихся за столом специалистов. – А вдруг к этому причастны амплитуры? Он ничего не знал наверняка, и это его бесило. Он так сильно разнервничался, что его губы и кончик носа мелко-мелко задрожали. Кальдак отвернулся, чтобы не смущать аудиторию. Хотя мог этого и не делать: все представители других рас давно привыкли к этой особенности поведения массудов.

Когда контакт со вторым зондом прервался, корабль был приведён в состояние боевой готовности. Но так вечно продолжаться не могло.

– У нас не такой уж богатый выбор. Мы можем продолжать изучение с орбиты. До тех пор, пока не лишимся всех зондов. Потом вернёмся домой, предоставим всю информацию учёным Узора и позволим властям решать, как быть с этой проблемой. Наконец, мы можем остаться здесь и проводить исследование всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами.

Он ровным взглядом обвёл аудиторию. Все его напряжённо слушали.

– Я бы не принял командование экспедицией, если бы знал, что придётся отступать перед трудностями. Мы с вами проделали уже великую работу. И лично я не хочу смазать концовку рейса.

Зонды хороши для наблюдения и считывания информации. Они не могут реагировать на те обстоятельства, которые не были предусмотрены их программой. Значит, это наблюдение в узких, ограниченных рамках, которые требуют, чтобы их расширили. Поскольку аппаратура не в состоянии предоставить нам все интересующие нас сведения, я предлагаю получить их лично.

Комнату тут же наполнил шелест реплик, произнесённых на всех языках Узора. Чувствовалось общее волнение и напряжённость. Поначалу именно командир категорически отказывался совершать где-либо посадку, а персонал уговаривал его пойти на это. Затем пропали два зонда. И участники экспедиции тут же поменялись местами. Это произошло потому, что после последних событий в командире проснулся солдат, а в остальных проснулась справедливая тревога.

Один из гивистамов встал и выразил общее настроение персонала:

– Если уничтожены оба зонда, то спускаемый аппарат с живыми существами на борту будет подвергаться той же опасности.

– Об этом я уже думал.

После этих слов шепотки прекратились и всё внимание обратилось на капитана. Тот продолжил свою мысль:

– Оба зонда совершали полёты на одной и той же высоте и в рамках заданной программы. Мы не будем вилять, как они, а непосредственно спустимся вниз. Если с планеты осуществляется враждебное нам наблюдение, то они просто не успеют нас засечь. Во время посадки челнок будет частично замаскирован. На земле же его можно будет полностью спрятать от нежелательных глаз… Предположим, наши зонды были действительно уничтожены жителями этой планеты. По опыту обоих случаев мы можем заключить, что им требуется какое-то время для того, чтобы засечь цель и сбить её. Значит, у них всё-таки ограничены возможности слежения и реагирования… Наконец, вспомним, что зонды – согласно программе – осуществляли полёты над крупными городскими центрами. Мы будем в этом смысле более осторожны и подберём безопасное место для посадки.

 У Соливик не было возражений. Т’вар и З’мам выразили осторожное одобрение. Руководитель по науке и второй его помощник выразили негативное отношение к плану командира. Но это были гивистамы, стало быть, их реакция была предсказуема. Кальдак мог бы обойтись и без их согласия, но он заговорил снова, желая показать, что заботится о том, чтобы опасность была минимизирована, как только возможно.

– В группу контакта войдут представители разных рас, – объявил он. – С’ваны и гивистамы, на которых будут возложены задачи по наблюдению и накоплению сведений. Отряд массудов на случай осложнений всякого рода на поверхности планеты. И, наконец, вейс в качестве переводчика. Снаряжение и оружие, – в соответствии с целями и характером миссии. И не забывайте о том, что мы всё же можем ошибаться в наших заключениях. Может ещё оказаться, что в аварии зондов на самом деле повинны метеорологические либо ещё какие-нибудь феномены природного происхождения, свойственные этой планете. А то, что мы все видели на экране чужой объект, ничего ещё не значит. Кто знает, может, это живое существо? Да, опасное! Да, летающее! Но живое, а не искусственное.

Даже с’ваны были приятно удивлены обстоятельностью речи командира. Ведь обстоятельность не была присуща массудам, и её можно было ожидать от кого угодно, только не от массуда.

Но у Кальдака не было времени благодарить их за такую реакцию на своё выступление.

– Соливик, вы со З’мамом останетесь на корабле за меня. – Он оглянулся на руководителя по науке. – Посадку следует произвести вблизи одного из тех крупных материков, где пролетали наши зонды, но чтобы наш режим посадки ни в одной точке не пересекался с их курсом. Не станем подставляться. Итак, вблизи материка. Достаточно близко, чтобы можно было проводить наблюдения, достаточно далеко, чтобы не быть замеченными. Это должно быть такое место, где можно было бы без труда замаскировать челнок. Но так, чтобы это не ограничивало наших исследовательских возможностей. Не в пустынном месте. Чтобы было кого изучать.

Главный техник шумно выдохнула.

– Будет очень трудно подыскать место, которое удовлетворит всем вашим требованиям, капитан. Особенно отсюда, с орбиты. Вот если бы подойти к планете ближе… Конечно, идеально было бы в верхних слоях атмосферы…

– Об этом и не мечтайте, – покачал головой Кальдак. – Нам ещё неизвестны возможности аборигенов. Пока не будем иметь достоверной информации, я не разрешу подводить корабль ближе. Неоправданный риск. Техника маскировки несовершенна и действует только на достаточной удалённости.

Он повернулся к Т’вару.

– Составьте список группы посадки и соберите её. С учётом того, что нам придётся взять с собой довольно много всякого снаряжения и оборудования. Мне нужны технические специалисты, которые не испугаются при одном виде аборигенов. – Кальдак перевёл взгляд на Соливик. – И солдаты, которые сначала думают, а потом стреляют.

Несмотря на свой строгий и уверенный тон, в глубине души Кальдак чувствовал неуверенность. Уж больно нестандартной выглядела ситуация. Неуверенность нарастала и среди присутствующих. Поэтому свои приказы он отдавал быстро, чтобы споры не успевали возникать. Он догадывался, что Т’вару и Соливик будет не так-то трудно сколотить подходящую группу. Участники экспедиции слишком долго пробыли на корабле, в условиях искусственной атмосферы и ограниченной территории. Невзирая на опасности, любой из них согласился бы войти в группу. Ведь предоставлялся ни много ни мало шанс размять ноги на твёрдой земле и вдохнуть живого, свежего воздуха.

Другой командир на его месте, возможно, плюнул бы на потерю двух зондов и от греха подальше убрался бы поскорее домой. Но Кальдак на это пойти не мог.

Он объяснил обстановку Яруселке, которая, естественно, попросила взять её с собой и которой он, естественно, отказал. За этим последовала бурная перепалка, обычная среди массудок, которая окончилась торжеством Кальдака, который посоветовал своей подруге использовать время разлуки для серьёзной работы и размышлений об их будущей семейной жизни. Он заверил её в том, что не станет попусту рисковать собой. Он не собирался расставаться со своей мечтой увидеть детей.

Выбор места посадки явился поводом для возникновения жарких споров среди научного персонала. Каждый отдел выдвинул собственные приоритеты и собственный вариант. Для того чтобы покончить с этим вопросом, Кальдаку пришлось напомнить учёным о том, что до тех пор, пока они не будут обладать достоверными данными о планете, вести научные споры просто бессмысленно, и лучше отложить их до лучших времён. Кто-то мимоходом предположил, что эта планета – родной дом сразу для нескольких разных цивилизаций, которым трудно слиться в одну прежде всего из-за множества их языков. Эта версия была опрокинута сразу же, как только были проанализированы телевизионные программы аборигенов. Стало совершенно очевидно, что на этой планете доминирует только одна раса двуногих и, по всей видимости, млекопитающих. Участников экспедиции, – не только учёных, – изумила гениальная простота строения тел аборигенов. Кальдак не раз уже вздыхал с облегчением по этому поводу. Аборигены отнюдь не выглядели чудовищами. У них было что-то общее со с’ванами. Меньше они походили на массудов. Но вообще-то они резко отличались как от первых, так и от вторых.

Рассуждения по вопросу выбора места посадки продолжались. Глубокие океаны выглядели наиболее предпочтительно в смысле маскировки, но были очень неудобны для проведения изучения и контакта с аборигенами. Наконец в результате компромисса между учёными – сторонниками моря и учёными – сторонниками суши место посадки было определено. Оно было расположено к югу от того материка, над которым бесследно пропал первый дистанционный зонд. Не так далеко от оживлённых воздушных трасс аборигенов и их электронных средств коммуникации, однако всё же на безопасном расстоянии. И то, и другое можно было беспрепятственно изучать и анализировать. Кальдак объявил, что место ему нравится. Обычно капитаны кораблей не входили в состав подобных групп контакта, однако нынешняя ситуация была беспрецедентной по многим своим признакам, и Кальдак решил, что кое-какие его способности окажутся на поверхности планеты очень кстати. А корабль он оставил в надёжных руках. Если уж совсем честно, то Соливик и З’мам были гораздо опытнее его в собственно навигационных вопросах. Если что-то непредвиденное и случится с группой на поверхности планеты, его заместители без особого труда завершат полёт и вернутся домой.

Назначение к нему сразу трёх заместителей обеспечивало командиру относительную свободу манёвра. Больше того! Если всё-таки ситуация сложится так, что потребуются специфичные навыки массудов, Кальдак хотел быть вместе со своими соплеменниками и руководить их действиями. В группу контакта входило двенадцать массудов-солдат. Этого было вполне достаточно для того, чтобы ликвидировать любую угрозу малой и средней тяжести. Они решили не приближаться к тем территориям, над которыми исчезли дистанционные зонды, и, если честно, очень надеялись на то, что на поверхности планеты вообще не возникнет осложнений. Посадка была осуществлена в ночное время, когда, – согласно результатам анализов, – активность аборигенов существенно спадала. Челнок на огромной скорости стал падать на поверхность планеты, устремясь в определённое для посадки место, и затормозил лишь у самой земли. Предварительный обзор окружающей обстановки подтвердил правильность выбора места, которое было определено в такой спешке и в таких спорах. Вокруг располагались многочисленные отмели, окружённые более глубокой водой. Места были необитаемые. Активность аборигенов вокруг равнялась нулю, а сигналы местных средств связи долетали редко и слабо. Оставалось выбрать конкретное место для укрытия челнока и создания наблюдательной базы.

Лично Кальдак, – если бы это зависело от него, – совершил бы посадку на твёрдой земле. Массуды не были поклонниками воды, а её здесь было так много, что им даже становилось немного не по себе. В такой местности комфортно себя могли чувствовать только лепары. Однако с другой стороны, в воде легко и быстро можно было замаскировать челнок. Они погрузились прямо в воду, выбрав место, где можно было бы притопить челнок так, чтобы между ним и поверхностью был средний слой воды. Грунт был достаточно твёрдым и надёжным, чтобы спускаемый аппарат не увяз в нём. Это было закрытое от океана, спокойное место, так что им не стоило опасаться ни сильных течений, ни штормов. Окружающие место посадки крохотные островки могли похвалиться довольно скромной растительностью, которая была представлена густым кустарником и высокими деревьями, лишёнными веток. Биологи немедленно приступили к своей работе, и вскоре одним из них уже было установлено со всей определённостью, что эти островки сложены не из твёрдых горных пород, а из разложившихся останков мелких морских организмов. Спустя некоторое время был расшифрован их подробный химический состав. Он выглядел в виде простенькой цепочки символов, которые были тут же переданы на корабль, где группа учёных занималась вопросами маскировки челнока. После получения от них необходимых инструкций технические специалисты из группы контакта, – это были гивистамы и их неразлучные помощники о’о’йаны, – сразу приступили к возведению электрифицированной решётки вокруг погружённого в воду челнока. При помощи эффективных генераторных установок удалось воспроизвести вещество, по химическому составу схожее с породой, из которой были образованы окружающие место посадки островки. Решётка вокруг челнока начала быстро обрастать этим веществом. Все с удовлетворением осознали, что через считанные дни челнок будет полностью окутан этой жёсткой мантией и станет неотличим от окружающей его среды.

Новая информация с корабля подстегнула усилия техников группы контакта. Лепары кромсали снаружи на глазах расцветающий камуфляж, чтобы он больше походил на выветренную рифовую формацию. Многочисленные и разнообразные морские живые организмы тут же стали обживать складки и щели в известняковом каркасе, из глубины неожиданно появляясь вблизи их нового атоллового дома.

С места посадки оказалось возможным принимать все главные передачи местных радио и телевидения на основных языках даже без помощи специальной улавливающей аппаратуры. Вейсы работали как проклятые, разбираясь постепенно в структуре наречий, их грамматике и без конца задавая корабельным компьютерам новые программы. Этого таланта массуды не имели, и сейчас Кальдак с уважением и благодарностью относился к самоотверженному труду интеллектуалов с планеты Чичунту.

Он много размышлял о том новом мире, в котором они оказались. Множество языков… Расколотая суша… Вулканическая активность… Трудно изобрести более изощрённые помехи для успешного развития разумной монолитной цивилизации.

Но всё же это был красивый мир. И эта земля, и небо, и даже вода. Окружающая температура была подходящей для массудов и прочих рас Узора, ветры слабые, количество ультрафиолета, достигающего поверхности планеты, незначительно. Если бы только содержание кислорода и атмосфере было чуть побольше. Кальдаку дышалось здесь несколько труднее, чем дома. И всё же он с нетерпением ждал того момента, когда можно будет покинуть челнок и почувствовать под ногами вновь твёрдую землю. Было трудно удержаться от бега, хотя крохотные островки не обеспечивали желаемого простора. Придётся сдерживать себя.

Он обратил внимание на растительность. Она выглядела довольно безобидно, но, кто знает, что ждёт их за этими непроницаемо густыми кустами? Голодные хищники, ядовитые насекомые… Предполагать можно было всё что угодно. С опаской следовало относиться и к тем разнообразным формам жизни, которые пёстрым ковром кишели вокруг челнока в воде. Одновременно с маскировкой челнока специалисты строили подводный туннель к ближайшему островку, и когда он был закончен, группа контакта наконец-то смогла выходить по ночам на сушу поразмяться. Лепары уже давно освоились с окружающей средой и чувствовали себя в местной тёплой воде вполне комфортно. Кальдак смотрел на них и думал, что им, пожалуй, можно позавидовать в их способности одновременно дышать в воздухе и в воде. Впрочем, это было единственным, в чём им можно было завидовать. В первую ночь он долгое время простоял неподвижно на одном месте, запрокинув голову и любуясь местным небом, искрящимся мириадами незнакомых звёзд. Он не беспокоился о том, что их заметят с самолётов, ибо никаких самолётов здесь ночью не было и в помине.

Остров обладал прекрасным песчаным пляжем. Он побежал вдоль него в противоположную сторону от своего соплеменника-массуда, который сопровождал его в числе других в этот первый выход на твёрдую землю. Кальдак знал, что скоро они встретятся, ибо остров был весьма невелик. Но какое-то время он будет бежать в одиночестве. Подобную роскошь невозможно было позволить себе в условиях экспедиционного корабля, каким бы просторным он ни был. Порой под ногами путались маленькие, обросшие травой кочки, но они не могли испортить массудам удовольствия, радости первой за долгое время хорошей пробежки. Бег имел для этой расы столь же важное значение, как и секс. Т’вар был настороже и в любую минуту готов был оповестить их условным знаком о приближении аборигенов или их машин. Вероятность этого была невелика, ибо, как показали анализы, местное население предпочитало путешествовать при солнечном свете дня. Впрочем, нужно было быть готовыми ко всему и ретироваться в любой момент незамеченными.

Невдалеке от берега, в тихой воде, покачивался Ватолой. Вокруг его талии был укреплён пояс со снаряжением. Он покоился на одном месте и рассеянно наблюдал за массудами, которые неслись вдоль берегов острова, как угорелые. Временами он выпускал изо рта тонкие фонтанчики воды. Он не понимал смысла того, чем занимались на его глазах лучшие солдаты Узора. И вообще многое в них было непонятно Ватолою.

Вообще-то их бег производил впечатление. Ватолой знал, что у него никогда так не получилось бы. Даже приблизительно. Сколько они ещё будут носиться? Всю ночь? Он видел их тренировки на корабле. Массуды носились кругами по маленькому треку до тех пор, пока не начинали падать от изнеможения, высунув длинные подрагивающие языки из угла рта. Бег был для них чем-то жизненно важным, но Ватолой никак не мог понять, почему. Ведь без всякого видимого смысла растрачивается огромное количество энергии. Может, в этом было что-то от шутки, юмора? Массуды любили иногда пошутить, хотя делали это не так часто, как с’ваны. Юмор был ещё одним непонятным, непостижимым для Ватолоя понятием. Да ему и необязательно понимать такие вещи. Зачем они ему? В жизни и там много разных дел: работа, сон, еда, размножение.

Как обычно, его посетило чувство, что он что-то забыл упомянуть. Конечно, этого не было бы, если бы он был такой же умный, как массуды. Или как о’о’йаны. Или, чёрт возьми, как с’ваны! Присутствие представителей других рас всегда смущало лепаров, заставляло осознать собственное своё ничтожество. Но в общении со с’ванами всё проходило мягче. У с’ванов был такой природный дар. От этих дум у Ватолоя началась головная боль, как всегда начиналась в подобных ситуациях. Вот ведь. Даже думать тяжело лепарам. А уж говорить и подавно. Не то, что с’ваны, которые орудуют языком похлёстче, чем массуды ногами.

У лепаров не было ни той, ни другой способности. Не обладали они также и техническими навыками гивистамов или ловкостью о’о’йанов. У них была только одна способность – умение работать, тяжело, без жалоб и столько, сколько от них требуется. Для этого не нужно было обладать оригинальным мышлением.

Ватолой нырнул в тёплую воду, без видимого усилия поменяв режим дыхания. Теперь в дело пошли жабры. Он уже полюбил смотреть на многочисленность и пёстрое разнообразие местных морских форм жизни. Некоторые из них даже светились в сумеречной глубине. Он уже набрал полный мешок образцов, которые заказывали ему учёные с корабля. Они должны по достоинству оценить его работу. Подумав об этом, Ватолой почувствовал, как заметно теплее стало у него на душе.

Впрочем, сейчас не время расслабляться. Необходимо помочь Гаупи, который возводил известняковую защиту вокруг антенны связи над челноком. Ватолой заметил, как в стороне проплыло несколько лепаров. Он приветствовал их знаками, принятыми на родине, и поплыл дальше, плавно двигая своим мощным хвостом.

Гаупи был рад его появлению. Наблюдатель Ватолой всегда был желанным гостем для работяг, ибо мог дать умный совет, когда возникали какие-нибудь затруднения. Наконец работа была закончена. Вовремя. А всё из-за того, что Ватолой оказался настолько умён, что не пришлось даже просить совета у гивистамов. Гаупи знал, что гивистамы всегда нетерпеливы в общении с лепарами и порой грубят и эта грубость подавляет лепаров. Умение принимать решения было самой тяжёлой частью работы наблюдателя, но Ватолой не отказался от этой должности. Да и как он мог отказаться, если его попросили об этом? По крайней мере над наблюдателем никто не смеётся и никто не грубит ему в открытую. Хотя косые взгляды… Они всегда были направлены в сторону лепаров. Всегда. Но к ним можно привыкнуть, как и к прочим неприятным сторонам жизни. Он плыл и размышлял о том, какое это красивое место. Категории красоты удивительно просто приходили на ум в этот раз. И как это хорошо, что они получили возможность вырваться наконец-то из искусственных стен корабля. Лепар предпочитал плавать, чем ходить пешком. Как бы гивистамы не называли это. А они это называли регрессом и де-эволюцией. Он нырнул ещё глубже, изучающим взглядом рассматривая нечто, ползущее по песчаному дну. В первые дни хвост болел, – это от того, что долгое время не использовался, – но теперь вновь налился силой. Они слышали что-то о множественности здешних языков и деформированной, аномальной геологии этой планеты, но всё равно продолжали считать этот мир очень красивым. Гораздо больше внимания они уделили сообщению о двух пропавших дистанционных зондах. Группа контакта для того и спустилась на поверхность планеты, чтобы узнать то, что не смогли донести до них аппараты.

Как и остальные, Ватолой испытывал тревогу и страх за то, что может с ними со всеми случиться здесь. Лепары всегда чего-то боялись и опасались. Для них это было не просто одно из чувств, а состояние души. В этот, – как и в другие миры, – они пришли за тем, чтобы попросить помощи в войне против Амплитура. Амплитуров лепары боялись гораздо больше, чем их союзников. Гораздо больше, чем их сумрачный, покрытий грозными океанами и морями мир.

Они боялись. Потому работали. Круглосуточно. Без жалоб и возражений, ибо это могло сказаться на качестве работы. Они исправно вносили свой небольшой вклад в общее дело борьбы с коварным Амплитуром. Который, если его не остановить, лишит их родины, смысла жизни, души. Лепары работали. Они не отличались умом, но были удивительно выносливы. Для работы, которую они выполняли, не нужен был ум, а выносливость – как раз.

Глава 7

Прошло пять дней. Челнок не сдвигали на другое место. Он прочно стоял на крепком дне лагуны, надёжно укрытый со всех сторон известняковым панцирем. Никто из аборигенов до сих пор не появлялся поблизости. Глядя на челнок со стороны, его можно было принять только за выветренную рифовую формацию. Морские живые существа довольно быстро обосновались в щелях и норках пористой оболочки.

Вейсы достигли значительного прогресса в своём тяжком труде. За прошедшие дни они сумели установить и выделить из общей массы ещё три добавочных наречия, доведя тем самым число уже известных языков до восемнадцати. К тому времени Кальдак и его коллеги уже не удивлялись этому лингвистическому изобилию.

Было решено, что дальнейшего продвижения в изучении планеты не будет, если не остановиться на одном из двух выборов. Во-первых, они могли переместиться вместе с челноком в более заселённые территории.

Во-вторых, они могли захватить «образчик» местной расы и изучать его здесь, в лагуне.

Легко предположить, что последний выбор всем показался предпочтительнее. Им нужно было существенно пополнить уже имевшиеся сведения о местных жителях, и как можно скорее. В этом им мог существенно помочь лишь контакт с живым представителем здешней расы. Общение с ним было бы неизмеримо более полезно, чем просмотр передач телевидения, которые подчас вносили только путаницу.

Тщательный анализ визуальных записей, накопленных за последние дни, подтвердил первоначальное впечатление: доминирующей формой жизни были двуногие млекопитающие, которые, однако, заметно варьировались по размерам и цвету. Исследователи пока не могли сказать точно, в чём тут дело. Предполагали, что подобные биологические варианты необходимы для чёткого разделения аборигенов на рабочих и трутней. Впрочем, тут больше было вопросов, чем ответов.

По крайней мере, хорошо было то, что местные аборигены не так уж радикально отличались от рас Узора. Например, с’ваны и массуды тоже были двуногими млекопитающими. С гивистамами и о’о’йанами схожего было заметно меньше, но всё же они хотя бы смыкались в одной черте – теплокровности. Удивительно всё-таки было то, что аборигены разговаривали на различных языках. Некоторые участники экспедиции вообще отказывались верить в то, что местные жители сколько-нибудь эффективно могут между собой общаться, располагая таким диким количеством совершенно разных наречий.

Кальдак много времени провёл в разговорах с Пасийакилионом, который обозвал это всё одним термином: «геосоциология». Сколько массуд ни пытался, он так и не смог понять, что же кроется за этим странным понятием. Турлог заинтересовался новым миром, по-своему понимал его и стремился каким-нибудь способом донести своё понимание до коллег. Правда, без особого успеха.

Перед ними стояла задача изолировать одного здорового индивидуума, что предполагало в первую очередь крайнюю осторожность и во вторую – везение. Если в этих людях стадно-общественный инстинкт развит столь же сильно, как и у с’ванов, то их акция грозила благополучно провалиться. Изоляция аборигена травмировала бы его сознание и от него было бы очень трудно добиться хоть какой-нибудь пользы. Жаль, что они не были в этом похожи на турлогов, которым было абсолютно всё равно, как близко к ним живут их соплеменники: в километре или в световом годе расстояния. Учёные предупредили массудов, что им не важно: будет пленник мужчиной или женщиной. Биологи хотели изучить оба пола, но изолировать для этого какую-нибудь пару было небезопасно. В экстремальных условиях, например, у четы массудов сильно усиливаются защитные инстинкты и они способны замыкаться друг в друге, не реагируя на окружающий мир. Словом, в этом случае общения также не вышло бы, хотя, разумеется, понаблюдать за супружеской парой аборигенов с научной точки зрения было бы крайне интересно.

Экспедиции же важно было не только установить контакт с аборигеном и изучить его, но и попытаться склонить его к сотрудничеству. Было решено, что пленение будет осуществлено четырьмя массудами под покровом ночи. Сопровождать их должен был переводчик, для чего отмобилизовали самого смелого вейса. Лепар обязывался технически обеспечить операцию. Учёные корабля высказали свой протест в отношении готовящейся акции, но протест весьма нерешительный и слабый. Память о двух исчезнувших дистанционных зондах ещё была свежа у каждого. Для похищения смонтировали маленькую и бесшумную в движении субмарину. Основным её положительным качеством была непотопляемость. Для массудов это было особенно важно, ибо пловцами они были неважными. Мысль же о том, чтобы поручить всю операцию исключительно лепарам, которые чувствовали себя в воде, как дома, естественно, никому не приходила в голову.

Было решено похитить аборигена с одного из судов, которые частенько проплывали неподалёку от той лагуны, где был запрятан челнок. Порой такие суда даже заходили в саму лагуну. Проблема была в том, что чем меньше судно, тем больше вероятность того, что команда быстро обнаружит исчезновение одного из своих членов. Но в конце концов надо же было когда-то рисковать.

Поначалу договорились подстерегать суда с тремя-четырьмя аборигенами на борту. Лично Кальдак очень сомневался в том, что эти надежды оправдаются. В самом деле, ну, какой же дурак поплывёт по морю с таким малым количеством помощников? Впрочем, если судно прибрежное и небольшое… Так или иначе, а нужно было ждать. Дни проходили один за другим. Несколько судов заходило за это время в лагуну. После непродолжительных стоянок они уплывали дальше. На всех судах было не меньше чем по четыре человека. Наблюдать из субмарины за этими примитивными лоханками было гораздо интереснее, чем смотреть передачи местного телевидения.

На аборигенах, как правило, было очень мало одежды. Это облегчило процесс распознавания полов. Их тела были по большей части лишены шерсти, что заставляло массудов брезгливо морщиться в первое время. В чём-то аборигены напоминали лепаров, хотя кожа их не была скользкая и влажная, и у них не было хвостов. Сходство заключалось в плоских лицах. Кстати, у с’ванов тоже были плоские лица.

Надевать утеплённые костюмы не было нужды, ибо здесь было жарко даже по ночам. Кальдак лежал на гладкой поверхности полувсплывшей субмарины и разглядывал в бинокль очередной зашедший в лагуну корабль. Аборигенов на борту было шестеро. Они как-то странно вертелись и крутились по палубе под яркой луной. Из центральной кабины корабля, дверца в которую была открыта, вырывались хриплые и очень сильные звуки. Ухо массуда сразу уловило чёткую ритмику. Кальдак изумлённо смотрел на эти резкие и размашистые движения, гадая о том, что это: просто танец или какой-нибудь ритуал? Танцевали парами, мужчина с женщиной, – которые часто менялись.

С биосоциальной точки зрения всё это было очень впечатляюще. Однако не имело никакого отношения к поставленной перед ними задаче. На следующую ночь им повезло больше.

Обширная лагуна пустовала весь вечер, но в начале ночи в неё вошёл необычный корабль с раздвоенным днищем. Группу массудов привлекло к этому судну не столько его удачное одиночество, сколько та музыка, которая вырывалась из какого-то мощного усилительного устройства и разносилась далеко по воде. Она очень походила на те музыкальные записи, которые экспедиция собрала на этой планете. Однако было и существенное различие. Главное, отсутствие ритма и логичности. Перепады были очень сильными, мелодия менялась непредсказуемо и резко. Варварские, нецивилизованные звуки, которые диссонансом звучали в головах массудов. Впрочем, вчерашняя музыка была немногим лучше. Если не хуже. Громкость не была стабильной, но по большей части музыка гремела сильно, так что к кораблю можно было подобраться практически без риска.

Поскольку в это время в лагуне судов больше не оказалось, было решено тут же начать предварительную разведку.

Визуальное наблюдение принесло только один результат: палуба была пуста. Парус, который обычно использовали аборигены на таких судах, был свёрнут. Якорь был брошен и зарылся в дно лагуны. Искусственное освещение ярко залило центральную кабину корабля.

Кальдак и Денлака плыли вокруг корабля кругами, каждый приближаясь к нему всё больше и больше. Палуба оставалась мёртвой. Это был хороший знак, который свидетельствовал о том, что команда на судне, должно быть, весьма немногочисленна. Массуды заглядывали в ярко освещённые окна и не видели там никаких движений. Их аппаратура продолжала записывать дикую музыку, которая продолжала изливаться с корабля на воды лагуны. Теперь стало ясно, что эта музыка всё же сильно отличается от того, что было записано экспедицией в результате прослушивания радио и телевидения аборигенов. Звуки по-прежнему были очень рваными, на время прекращались. Казалось, музыкант знает, что ему нужно получить, но не знает как ему этого добиться. Кальдак был очень взволнован предстоящим. Настолько взволнован, что не удержался от того, чтобы не поговорить об этом со своим соплеменником-массудом:

– Впервые за много земных дней в лагуне стоит только одно судно. Это предоставляет нам великолепный шанс, но сначала необходимо узнать точно, сколько аборигенов на борту. Если мы будем ждать того времени, когда они сами себя обнаружат, сюда может зайти другой корабль. Между аборигенами завяжется контакт и тем самым разрушится выгодное для нас одиночество первого судна. А учитывая то, что местные жители проявляют активность лишь при свете дня, ожидание для нас – большой риск. Кроме того, как рассветёт, нашу субмарину можно будет без труда разглядеть в такой чистой воде. Словом, я предлагаю нам подняться на борт судна сейчас и попытаться добиться поставленной цели. По возможности скрытно.

Один из солдат, подумав, высказал альтернативное предложение:

– А что, если послать лепаров? Им ничего не стоит подобраться к кораблю незамеченными. Нос Кальдака недовольно дёрнулся.

– Ну, подберутся, а дальше? Иллюминаторы расположены слишком высоко от уровня воды. Они ничего не увидят внутри.

Других предложений не поступало. Кальдак решил показать солдатам пример и первым преодолеть то небольшое расстояние, которое разделяло субмарину и судно землян. Дропак добровольно вызвался плыть вместе с командиром.

Группой контакта было совершенно чётко установлено, что самый крепкий сон у аборигенов наблюдается в самые последние часы перед рассветом. Массуды ждали этого благоприятного времени, сидя на борту субмарины и обсуждая детали плана, предлагая новые варианты, высказывая прогнозы. От самых приятных до катастрофических.

Наконец, подошло время начинать.

Кальдак и Дропак сняли с себя одежду. Каждый повесил на себя тяжёлый пояс, в котором было аварийное снаряжение, коммуникационное устройство, транслятор, в который была в последнее время заложена программа ещё трёх открытых языков, и небольшой пистолет. Последний предназначался не для поражения аборигенов, а для защиты от огромных морских хищников, о которых их предупредил лепар.

Выйдя из субмарины, оба массуды неслышно соскользнули в воду. Плавание было для них непривычным и неестественным занятием. Гивистамы и о’о’йаны вообще не умели этого делать. Стиснув зубы и стараясь не обращать внимания на неприятные ощущения, Кальдак поплыл вперёд. Силуэт судна чётко вырисовывался на фоне неба. Из иллюминаторов лил яркий свет, отчего воды лагуны вокруг судна отливали играющим блеском. Все мускулы тела отчаянно протестовали против этого водного упражнения, но массуды продолжали плыть, ибо судно было уже совсем близко. Наконец, оба солдата ухватились руками за сдвоенную корму судна. В каждой половинке были проделаны восходящие углубления, которые образовывали нечто вроде лестницы. Само судно имело интересный, но не удивительный дизайн. Принципы примитивных моделей надводного транспорта были в общем универсальны для цивилизаций Галактики.

Дропак настоял на том, чтобы подняться на борт судна первым. Он взобрался по лесенке и на пару секунд исчез из виду. Затем Кальдак вновь увидел его лицо, с шерсти которого капала вода. Солдат прошептал:

– Корма пуста и открыта. Я могу заглянуть отсюда в центральную кабину. Там не заметно никакого движения. Музыка идёт откуда-то снизу. С тревогой вспомнив о морских хищниках, которые, может, в эту минуту уже приближались к нему, Кальдак предпочёл быстро подняться на судно. Между двумя корпусами судна располагалась на возвышении большая центральная кабина. За ней находился отсек, где среди всего прочего на первый план выступало колесообразное устройство. Были там и какие-то то ли механизмы, то ли инструменты. Кальдак прошёл вперёд до тех пор, пока не получил возможность обогнуть колесо и заглянуть в кабину. Она была ярко освещена. Невидимый аппарат ровно и приглушённо гудел. Кальдак догадался, что это машина, благодаря которой судно движется. Дверь в кабину была распахнута и действительно откуда-то снизу неслась музыка. Она диссонировала в его непривычных к таким звукам ушах. Впрочем, хотя она была неприятна, всё же терпима и не оказывала на сознание парализующего воздействия, как он поначалу боялся.

Внутри он разглядел ещё одно колесо и механизмы. А также мебель, о назначении которой он мог только догадываться и странного вида украшения. Он обернулся на своего товарища.

– Подойди поближе. Здесь никого нет. Только музыка.

Дропак в несколько шагов присоединился к своему командиру. У него уши были сильно прижаты к голове и даже как бы расплющены. Губы поджались и оголили ровные ряды острых зубов. Бакенбарды мелко подрагивали.

– Какой грохот! У меня голова раскалывается от него.

– У меня тоже. Хотя это легче слушать, чем вчерашний концерт с танцами. – Он, поколебавшись пару секунд, показал на распахнутую дверь. – Надо зайти туда.

– Осторожно, капитан.

Кальдак опасливо глянул на дверь.

– Мы ведь знаем, как они выглядят, – прошептал он. – Физические кондиции не впечатляют.

– Чем меньше существо, тем оно коварнее, – заметил Дропак.

– Я буду осторожен.

С этими словами, сильно пригнувшись, он вошёл внутрь центральной кабины.

Потолки были очень низкие и Кальдаку пришлось очень сильно сгорбиться. Нос подрагивал. Помещение было наполнено чужим запахом. Удивительно сильным и странно приятным. Внутри кабины были ещё две двери, каждая из которых вела в один из двух корпусов судна. Из одной двери доносилась музыка.

Он подошёл к ней и увидел длинную и узкую комнату. При этом Кальдак согнулся почти пополам.

Тут-то он и увидел аборигена. Тот сидел спиной к двери. Руки и ноги у него были обнажены. И он что-то делал пальцами с довольно сложными устройствами, которые располагалась прямо перед ним. Музыка доносилась из двух чёрных коробочек, расставленных в противоположных углах комнаты. Абориген не мог видеть навестившего его пришельца. Первый очный визуальный контакт подтвердил всё, что участники экспедиции узнали о местных жителях из передач телевидения. На каждой руке у аборигена было по пять пальцев, лишённых шерсти. На один больше, чем у массуда, на два меньше, чем у о’о’йана, то есть как раз столько, сколько у гивистамов. В остальном они на гивистамов совсем не походили. Их кожа была практически полностью лишена волос, выглядела очень нежной и мягкой, в отличие от роговых чешуек лучших технических специалистов экспедиции. В такой близи музыка казалась Кальдаку практически невыносимой. Диссонирующие, громкие звуки, казалось, взрывались, лопались в голове массуда. И как только абориген может вот так спокойно сидеть в самом эпицентре этого кошмара?! Очевидно, у этой расы более грубый слух, который в состоянии сносить подобные вещи.

Не будучи в силах дольше выдерживать эту муку, Кальдак вернулся в центральную кабину. В эту же минуту Дропак появился из двери, ведущей в другой корпус судна.

– Пусто, – пробормотал он.

– А я нашёл одного, – ответил Кальдак.

Болезненные аккорды, словно злые насекомые, носились в воздухе, жаля и жаля бедных массудов. Эти дикие звуки заставили Дропака скорчить гримасу отвращения.

– Неужели аборигену всё равно? Как он может выдерживать такое?!

Неудивительно, что он один.

– Он сидит спиной к двери, так что я не смог определить его пол. Передай другим, чтобы поднимались на борт. И переводчика.

Дропак удивлённо вскинул густые брови.

– Разве это так обязательно, капитан? Мы двое наверняка…

– Не будем загадывать и рисковать, – возразил твёрдо Кальдак. – Я хочу, чтобы присутствовали все. Дропак всё ещё колебался.

– А что, если вейс не сможет прийти? Она ведь не умеет плавать.

– Другие смогут переправить её на руках. Нам могут понадобиться её способности. Ватолой поможет.

Наконец, Дропак согласно кивнул и направился к выходу, но у самой двери остановился и спросил:

– А кто присмотрит за субмариной?

– Тот же Ватолой, – ответил капитан и, встретив на себе удивлённый взгляд, добавил:

– Он не будет ничего трогать. Просто посторожит до нашего возвращения.

Нос Дропака дёрнулся, и массуд тут же исчез на палубе. Кальдак даже не слышал, как его товарищ соскользнул в воду. Он вернулся к двери в узкую комнату и заглянул туда. Абориген всё ещё сидел на прежнем месте и, двигая пальцами, генерировал столь дикие и нецивилизованные звуки, что любой разумный не смог бы выдержать их более полуминуты. Но Кальдак крепился, надеясь на скорое возвращение Дропака с остальными.

Уилл Дьюлак вновь вынужден был сделать паузу. Он откинулся на спинку стула и устремил мрачный взгляд на аппаратуру, разложенную перед ним. Синтезатор продолжал тихо гудеть, и это был единственный звук в салоне. Он запустил пальцы левой руки в свои тёмные, вьющиеся волосы. Каждый год они всё больше редели и всё больше отступали со лба на затылок и терялись где-то уже под воротником. Частично именно из-за этого выпадения волос, которое напоминало таяние ледника или морской отлив, он и решил в последнее время отрастить буйные кустистые бакенбарды. Хотя ещё и потому, что всегда хотел отличаться внешностью от других, выпадать из общей массы. Подобное же честолюбие Уилл проявлял и в музыке. Первая половина «Аркадии» была уже закончена, а вторая покоилась в набросках. Требовалось утвердить скерцо, переходящее в сотрясающее, итоговое аллегро энержико. Но именно это-то ему и не давалось, выворачивало наизнанку. Не сама музыка: ноты лежали перед ним чёткими, правильными рядами, введённые в программу портативного компьютера. Всё дело было в оркестровке, которая пытала его похлёстче маститых средневековых мэтров, сводила его с ума.

С самого начала он задумал начать скерцо флейтами с контрапунктом в лице одного-единственного фагота. Результат должен был получиться хоть и комичным, но сильным. Этакий кусочек музыкального чёрного юмора, который по праву оценили бы такие люди, как Берлиоз и Барток. Наверняка оценили бы! Затем вступали вторые скрипки и басы, плавно переходящие в небольшую изящную токкату для духовых инструментов, которые он свёл воедино. Токката вышла просто на диво, но, чёрт возьми, он до сих пор не мог решить, как перейти с конца адажио в начало скерцо! Он находился в творческом тупике и всё из-за этой паршивой оркестровки!

Всё было плохо. Звучало, как в балагане. Флейты совсем где-то потерялись, а фагот вместо того, чтобы вступать временами в их песню печально-торжественным голосом, звучал, как сломанная труба, как будто кто-то спускал воду в уборной или у кого-то крутило в животе. Он с яростью уставился на синтезатор и мотки кабеля, окружавшие инструменты. Что, если плюнуть на фагот и заменить его саксофоном? Оркестровку тогда, пожалуй, удастся закончить достаточно быстро, но… Всё это будет слишком дорого для исполнения! Какой оркестр из маленького городка позволит себе нанимать саксофониста? Вот то-то! Чёрт, дьявол! Равель же нашёл тот звук, который искал. Так же, как и Дебюсси. И Гриффис. Если французы образца начала двадцатого века и болезненный американец создали свои эффекты, почему то же самое не может сделать опытный учёный из Нового Орлеана?!

С самого начала он отгонял от себя мысль о саксофоне, как назойливую муху, ибо дал себе зарок использовать что-либо, имеющее общее с джазовыми обертонами. Ему не повезло с местом проживания. Всю жизнь приходилось бороться с джазом, как с самым злейшим врагом.

«– А, так вы говорите, что вы композитор из Нового Орлеана?! Значит, ваша работа обязательно ориентирована на джаз, не так ли?» Он покачал головой, словно хотел отделаться от наваждения и одновременно возразить. Удивительно! Чудовищно! Как легко люди всё-таки обобщают! Критикам и публике уже всё ясно, когда они слышат, что ты приехал из Луизианы. Им уже не нужно даже ничего слушать. Но у него никогда не было намерения становиться вторым Луисом Готтчелком! Его работа не имеет никакого отношения к джазу! Она имеет отношение только к его каюнской наследственности. Но от последней он не мог отделаться при всём желании. Конечно, для первой крупной оркестровой композиции можно было бы особенно не напрягаться и сочинить что-нибудь простенькое и хорошо знакомое. Сюиту, основанную на народной музыке. Можно было бы активнейше задействовать мелодии и ритмы, среди которых он вырос в своём приходе. Несложная оркестровка – и пожалуйста! – можно записывать и можно играть.

Но этот убогий замысел не имел ничего общего с тем, что кристаллизовалось в его сознании в течение последних пятнадцати лет. Нет, разумеется, он будет использовать каюнские мелодии, без этого не обойтись. Но только в качестве фрагментов, крохотных частичек, от которых можно будет оттолкнуться и въехать в настоящее произведение. Да, его замыслы и стремления были гораздо величественнее, чем фолк-мьюзик. Он жаждал соединить каюнские народные мотивы с современной симфонической традицией. Собственно, такова структура всей современной музыки и особенно американской. Конечно, есть свои идиотские исключения, но в целом американская музыка традиционна от Гансона до Гласса. Возьмите великолепную, восхитительную симфонию Винсента, написанную целиком по велению магического вдохновения. А почему у него вышла именно эта музыка, а не другая? Потому что он родом из Алабамы, а не из Лос-Анджелеса или Нью-Йорка!

Уилл полагал, что поездка на катамаране на несколько недель поможет ему совершить свой музыкальный прорыв, и тогда он выберется из той трясины, в которой сидел уже довольно долго без всяких шансов на спасение. В городе трудно, невозможно работать. Слишком многое отвлекает внимание. Не только в городе, но и на озере, и в заливе. Он знал, что должен забраться гораздо дальше всех этих мест. Подальше от случайных знакомств в букинистических лавках, подальше от университетской болтовни, от ресторанов и лекций. Слишком соблазнительно отставить компьютер в сторону и направиться в «Кафе дю Монд», выпить чашечку кофе с молоком и с пирожными. Слишком соблазнительно выдернуть штепсель из розетки и отправиться на ночь погулять по кварталу, где туристы таращатся на местных жителей, а местные жители на туристов.

В какой-то момент он понял, что, если хочет добиться действительного прогресса в работе, если он на самом деле решил закончить этого музыкального монстра, ему необходимо отправиться в такое место, где бы не было никаких развлечений и интеллектуального общения. Поскольку у него было не так уж много денег, пришлось остановиться на катамаране. Его сильно подстёгивало и то обстоятельство, что в его проекте был заинтересован Дорбачевский. Руководитель оркестра на полном серьёзе пообещал устроить его пьесе премьеру, как только композитор представит её в напечатанном виде. Уилл с замиранием сердца осознавал, что исполнение его вещи филармоническим оркестром – это не просто признание его как большого композитора, но и мощный прорыв вверх по сравнению с тем уровнем, который мог обеспечить университетский оркестр. Уже не однажды Диборн – декан факультета – предлагал Уиллу профессорскую должность. К удивлению его и своих коллег, Дьюлак до сих пор решительно отклонял предложение. Свою независимость он ценил больше всего, поэтому появлялся в университете в качестве вольного охотника, частью читая лекции, частью занимаясь с учениками. Зарабатывал на жизнь он нечастыми, но хорошо оплачиваемыми работами в качестве дирижёра по приглашению, а также халтурой на телевидении. Это не только поддерживало его на плаву, но и позволяло в любой момент начать коллекционировать яйца Фаберже. И дело было не в том, что ему очень нравилась вольная, нештатная жизнь. Просто он очень хотел иметь время для сочинения музыки. Конечно, если он поймёт вдруг, что «Аркадии» ему не закончить, он серьёзно задумается о том, чтобы позвонить Диборну. Но сейчас об этом думать рано. Лучше подумать об обещании Дорбачевского представить зал «Симфони Холла», в котором звучит сонорная рапсодия, а под величественную концовку его окатывает мощная волна аплодисментов со стороны ценителей искусства, которые встают со своих мест и отчаянно вытягивают шеи, стремясь увидеть на сцене его, Уилла Дьюлака! Только бы не капризничали эти паршивые флейты! До сих пор его претензия на славу слабо материализовалась лишь в сорока пяти секундах музыки, которую он написал для отдела новостей местною филиала Эн-Би-Си и композиции для документального фильма о жизни птиц в Луизиане, заказанной «Батон Руж» станции Пи-Би-Эс. Если бы эта картина была о бурении нефтяных скважин или хотя бы об открытии какого-нибудь нового химического соединения, он имел бы хорошие шансы серьёзно подработать, но… Увы, увы…

«Аркадия» обещала стать его прорывом: симфоническая поэма с использованием каюнской темы, богатая на звук, силу восприятия и надежду! Многообещающая вещь! Он выкопал всё полезное из своих детских воспоминаний и с помощью обретённой техники создал произведение! Он мужественно отказывался уклоняться от главной темы и соблазняться на минимализм и шокирующую атональность. Поэма будет современной, но с чёткими корнями. Впрочем, ничего не будет, если он не справится с взбрыкнувшей оркестровкой. Как будто кто-то перемешал у него в голове мозги так, что, на какую кнопку ни нажми – теперь всё плохо!

Так что он вытащил из ангара свой катамаран, повозился немного с лебёдкой, укрепил нужные канаты, проверил машину и поднял паруса на юг. Нет, он не поддался на мишурные соблазны Коцумела и Канкуна, ибо они слишком напоминали его родной город. Он хотел… Ему было необходимо найти место, где ничто не будет его отвлекать от работы. И только достигнув Лайтхауз-Риф, он выбрал подходящее местечко в лагуне и бросил якорь. Похоже, это было то, что нужно. Никто не потревожит его здесь в течение нескольких недель. И только проходящие боты порой навещали эту тихую гавань в шестидесяти милях от погибающей в духоте, непривлекательной Белиз. Удивительно, всё население этой страны насчитывало сто шестьдесят тысяч человек. Половина из них говорила по-английски, так что он не испытывал особых проблем, совершая время от времени налёты на лавки Белиз-сити или Манки-Тауна. Иногда он позволял себе на несколько часов сбросить с себя тяжкое бремя музыкального сочинительства и поплескаться в тёплых водах обширной лагуны. Слава Богу, близлежащие островки были избавлены от москитов, хотя кусающиеся мухи всё же доставляли массу хлопот, заняв освободившуюся после своих хитрых кузенов экологическую нишу.

Погода была чудесная.

Как он и рассчитывал, в первые дни удалось сделать значительный скачок вперёд в замороженной было работе. И вот на тебе! Застрял в скерцо, как в болоте. А он-то раньше думал, что это одна из самых лёгких частей композиции.

Он подавил в себе упрямое желание перепрыгнуть сразу на аллегро. Подавил и соблазн рассеять свою неуверенность включением полного набора литавр. Несколько раз ему приходила в голову мысль вообще выбросить десятистраничный кусок за борт, но ему удалось отделаться и от этой назойливо свербящей в мозгу альтернативы. Ну, почему он не Штраус и не Моцарт?! Ведь вот люди! Без всяких усилий кропали шедевр за шедевром, полностью проделав в уме оркестровку и потом только быстро записывая её в нотах! Почему этот чёртов контрапункт сам по себе не является к нему?! Почему его нужно вытягивать из головы, ценой страшного нервного напряжения и катастрофического упадка душевного настроения?! Ничего! Он рассчитывал на то, что придут лучшие времена и он сможет создать что-нибудь поистине крупное! Он уже был занесён в музыкальный справочник, – как раз между Дюкельским и Дюлкеном, – это его очень радовало. Но он ждал большего от составителей. Он ждал от них выражения восхищения. Он ждал от них подробного комментария… Сносок! «Дьюлак Уильям Л. Родился в Слайделле, Луизиана, в 19… (не так давно)… Семейное положение – холост (пока, разумеется). Основные труды – два струнных квартета, смешанные композиции, песни, музыка для телевидения, увертюра „Джамбалайя“…»

Вспомнив о своём первом успехе, он грустно улыбнулся. У кого, кроме каюна, хватило бы наглости создать музыку на двенадцать минут для целого симфонического оркестра, вдохновлённую… супом?! Он вспомнил окончание записи: «…значительное количество мелких работ».

«Аркадия» всё изменит. В настоящем виде симфоническая поэма уже рассчитана на пятьдесят минут исполнения. Пусть только попробуют игнорировать его после премьеры «Аркадии»! Если он, конечно, когда-нибудь её закончит…

Поджав губы, он следил за своими пальцами, которые проворно забегали по клавиатуре. Фагот исчез, и его заменил саксофон. Чёрт с ними, с правилами!

Он вспомнил слова своих учителей, которые всегда ему советовали полагаться на свои инстинкты и плевать на академические музыкальные правила. Главное, чтоб душа запела; «Вот так! Вот так! Вот это то самое!» Он снова откинулся на спинку стула и на минуту задумался. Постой-ка… А так действительно лучше выглядит. По крайней мере на экране компьютера. Ну его к дьяволу, этот фагот… Он быстро набрал команду:

«Ввод». Прослушал дорожку с цифрового лазерного диска, затем отмотал назад. Закрыв глаза, он прислушался к звукам синтезированного оркестра, которые полились из колонок.

Да, да, именно! Чувствительно… Печально… Словно утренний туман и солнце, поднимающееся над болотами… Исландский мох мягкими и влажными прядями свешивается с веток кипариса… Саксофон красиво вступает в трель флейт. «Гораздо лучше, – сказал он себе. – Гораздо лучше!» Если ему удастся продраться через скерцо, аллегро выйдет без проблем: духовые, бас и струнные для создания общего фона.

Удовлетворённо раздвинув губы в улыбке, он крутанулся на своём стуле и… уставился прямо в глаза чудовищу, которому пришлось согнуться почти вдвое, чтобы пролезть в дверной проём его салона.

Глава 8

Монстр был высок и весь покрыт короткой серой шерстью. Широкие, тёмные глаза с вертикальными зрачками уставились на композитора. Они располагались по разные стороны сильно выдающейся пасти, по бокам которой густели бакенбарды и на конце которой подёргивался чувствительный нос. Руки у монстра были мускулистые, но тонкие в кости. На груди висел небольшой прямоугольный предмет, а в уши было вставлено по золотой кнопке, на манер наушников. Другое снаряжение было прицеплено к поясу, державшемуся на бёдрах чудовища.

Раскрывший рот от изумления и ужаса Уилл рассмотрел и второе существо, выглядывавшее из-за плеча первого. Они были похожи, как близнецы. Ещё дальше стояла какая-то большая птица с цветастым хохолком на голове. Она смотрела на композитора с интеллигентным интересом, как, впрочем, и остальные.

После мёртвой паузы, которая стала что-то уж слишком затягиваться, второй монстр пробрался в салон мимо первого и направился к композитору, протягивая вперёд лапу в каком-то непонятном жесте. Приближаясь к Уиллу, он поджал губы, обнажив сероватые дёсны и два ряда острых клыков. Он выглядел сказочно сильным и злобным волшебником из мультфильмов. Уилл инстинктивно ударил по этой когтистой лапе, стараясь отбросить её от себя подальше. Он ударил быстро, не думая.

К его изумлению, существо издало на редкость тонкий вопль, отшатнулось, рефлекторно выпрямилось и изо всех сил треснулось башкой о потолок салона. Здоровой лапой оно схватило ту, по которой ударил Уилл. Кальдак был шокирован, однако сумел вовремя среагировать. Он выхватил свой пистолет и направил его в грудь аборигена. Он услышал, как за его спиной приглушённо вскрикнула вейс. Ничего! Нестандартная ситуация требует нестандартных решений.

Дальнейшее поведение аборигена показало, что он понял, к чему клонит Кальдак. Он сначала посмотрел на пистолет, затем в лицо Кальдаку, тут же перестал двигаться и замер. Он совершенно правильно разгадал назначение этого продолговатого устройства. Опыт показывал, что даже самые примитивные существа понимают, что следует вести себя потише, если тебе в грудь направили нечто вроде трубки.

Дропак притащился в центральную кабину, где сел на пол, продолжая морщиться от боли и держа на весу повреждённую руку. Кальдак указал пистолетом аборигену на дверь. Он повиновался и тоже прошёл в центральную кабину, где к этому времени, – помимо раненого Дропака, – находились ещё двое массудов и вейс. За аборигеном туда вышел и Кальдак. В помещении было достаточно места для всех.

Абориген стоял в кабине выпрямившись. Он был чуть выше вейс и вообще выше представителей всех других рас, населявших Узор, за исключением массудов и чиринальдо. А лицо его было ещё более плоским, чем у с’вана.

– Я думаю, что он мне её сломал, капитан, – сказал Дропак, подняв на Кальдака глаза. На губах раненого выступила пена. Видимо, боль была очень сильной. – Вы видели, как быстро он двигался?

– Видел, – ответил Кальдак, не спуская глаз с аборигена.

Он не собирался его убивать, но твёрдо решил больше не допустить с его стороны проявления насилия по отношению к участникам экспедиции. Он не мог понять, почему абориген отреагировал столь агрессивно на дружеское приближение Дропака?

– Возможно, воинственность этого индивидуума несвойственна остальным представителям местной расы, – дрожащим голосом проговорила вейс. – И поэтому его вынуждены были изолировать от общества.

– Здесь всё воинственно, – резко заметил Дропак. – Даже музыка.

Кальдак бросил короткий взгляд на раненого солдата.

– Уходи. С повреждённой рукой ты пользы здесь не принесёшь, а в случае новых проблем на тебя набросится на первого именно потому, что у тебя повреждена рука.

Дропак согласно кивнул и вышел. Губы у него мелко дрожали. Четверо оставшихся из группы контакта со всех сторон обступили аборигена, который в результате подался чуть назад. Вейс держалась на заднем плане. Кальдак знал, что если дело дойдёт до драки, ей несдобровать.

– Если он сделает хоть одно движение навстречу, – негромко предупредил Кальдак своих товарищей, – стреляйте. – Он игнорировал их изумлённые взгляды на него. – Мы поищем в другом месте более сговорчивого местного жителя. Мы, к сожалению, не знаем, на что способны эти существа, а я не хочу, чтобы из нас ещё кто-нибудь пострадал. Абориген прислонился спиной к огромному колесообразному устройству.

Он напряжённо смотрел на Кальдака, когда тот отдавал свои распоряжения. Разумеется, ничего не понимая из того, что говорилось в его присутствии и, судя по всему, относилось к нему.

– Я не видела, – проговорила вейс, разглядывая аборигена любопытным взглядом своих нежных, прозрачных глаз. – Вы говорите, что Дропак попытался поприветствовать его, и он просто так ударил и сломал руку? Без предупреждения?

– Если он и предупреждал, то я не слышал, – резко ответил Кальдак. – У него даже губы не шевельнулись.

– Да, я точно видел, – пробормотал один из массудов. – А, может… А вдруг это что-нибудь вроде способности, которой обладают амплитуры?

– Нет, непохоже. Совсем непохоже. Он очень агрессивен. Мы не рассчитывали на столь бурную реакцию аборигенов. Надо как-то выходить из создавшегося дурацкого положения.

– Значит… Как это возможно?! Ударить разумного, даже не сделав попытки вначале узнать, что он хочет?! Просто взять и сломать руку?!

 Кальдак мельком глянул на вейс и понял, что она на грани шока. Дабы предотвратить это, он резко обратился к ней:

– Узнай, что ему надо.

Горячечный блеск тут же погас в глазах орниторпа. Она вздохнула и согласно кивнула. Перед капитаном стоял снова готовый к работе подчинённый. Она неуверенно шагнула вперёд. Кальдак проверил свой транслятор.

Вейс довольно легко дался переход с текучего языка массудов на основной для этой местности язык аборигенов. Он чем-то напоминал язык турлогов и с’ванов. Но совсем немного.

Она сказала, обращаясь к аборигену:

– Не волнуйтесь. Мы не желаем причинить вам вред.

Уилл изумлённо вскинул голову и стал разглядывать большую птицу. Она только что заговорила с ним на великолепном американском варианте английского языка! Без малейшего акцента!.. Уилл пропустил мимо сознания первую её фразу из-за присутствия трёх устрашающих монстров, в пастях которых поблёскивали острые клыки. Каждый направлял в него какое-то устройство с чем-то вроде короткого дула. Может, это какие-нибудь научные приборы, с помощью которых делаются различные замеры состояния атмосферы или измеряется температура его тела… Но Дьюлак больше всё-таки склонялся к иному предположению.

Впрочем, сейчас не это волновало его больше всего. Он понял, что тот чужак, который ушёл на палубу, держа одну лапу на весу, получил травму, и что в этом повинен он, Уилл Дьюлак. Но он бил далеко не в полную силу! Он и не хотел нанести травмы… Просто испугался протянутой к нему когтистой лапы и отпихнул её в сторону, кто же знал… Впрочем, он тогда ничего не соображал и, возможно, переборщил немного с силой удара. Теперь, естественно, эти существа рассматривают его, как своего врага. Но он не был им врагом! Они думают, что он по природе своей так агрессивен, но это не правда! А что же они от него ждали, завалившись на борт катамарана посреди лагуны глубокой ночью?! Да ещё этот их внешний вид…

Откуда они свалились? Воображение у композитора было буйным и уже начало просчитывать возможные варианты. От них пахло лагуной, но не похоже было, что это местные рыбаки, напившись, решили позабавиться. Не походили они также и на студентов из его группы, которые не поленились проделать за ним весь путь до Белиз и теперь сыграли с ним эту до крайности идиотскую и грубую шутку, переодевшись в маскарадные костюмы. Даже если предположить, что это всего лишь пугающие наряды, за которыми скрываются обыкновенные люди, то… кто может скрываться в костюме этой большой птицы? В эти размеры даже ребёнок не влезет!

Он задался вопросом: а почему с ним говорит только она? У неё был приятный голос, в котором слышались явные и, по-видимому, искренние нотки. Она хотела его успокоить. Но как же тут оставаться спокойным?! Она просила его поверить в то, что всё это на самом деле с ним происходит, что всё это самое настоящее… И композитор уже начал склоняться к этому, но… Но он не хотел в это верить!

– Нет, это безумие… Это чёрт знает что такое… – прошептал он, продвигаясь постепенно к двери, ведшей в помещение левого борта.

– Осторожней! – предупредил Кальдак своих подчинённых. – Он пришёл в движение.

Командир чуть выше поднял пистолет, стараясь понять, какая часть этого тела, будучи раненой, не приведёт к смерти всего организма. Вдруг существо резко изменило направление движения и нырнуло в дверь, которая вела в другой корпус. Оно провернуло этот манёвр с такой скоростью, что никто из солдат не успел среагировать.

– Смотрите! – крикнул Вулди. – Он пытается смыться!

Несмотря на этот крик, никто не выстрелил.

Вместо этого массуды пустились в погоню, испытывая ограниченность в движениях в условиях столь тесных помещений. Вейс была позади всех и старалась не отстать. Она что-то кричала, что, по её мнению, должно было звучать для уха аборигена как нечто успокаивающее. Когда нужной реакции не последовало, она автоматически стала переключаться на другие языки:

– Почему вы убегаете?! Ничего не случилось! No problema aqui, senor! Was ist mit ihnen los?

Уилл выскочил через люк второго салона на палубу, тщательно задраил его и стал дико озираться по сторонам. Корма была свободна. Он вступил на качающийся кусок парусины, туго натянутый между частями сдвоенной кормы, – он любил загорать в этом гамаке. Если ему удастся добраться до Гофф-Кея и укрыться там до утра, потом он сможет передать свой тревожный рассказ в Хав-Мун-Кей, где располагался единственный правительственный чиновник, в чьём ведении находится эта территория. «Хав-Мун» был птичьим заповедником, и туда частенько заходят туристические боты.

Конечно, ему никто не поверит. Все будут смеяться над историей о том, как посреди ночи на его катамаран нагрянуло четверо существ, выглядевших как гиббоны и с мордами, как у гигантских крыс. Да ещё в придачу пёстрая эму, без акцента разговаривавшая с ним по-английски. Никто Уиллу, конечно, не поверит, но сейчас ему было на это наплевать. Главное, на данный момент – как можно больше увеличить расстояние, которое разделяет его самого и весь это кошмар.

Он стоял на самой корме, когда на палубе стали появляться эти существа. Только теперь он смог чётко увидеть, какими высоченными они были, если не считать большой птицы.

– Подождите, прошу вас, подождите! – умоляющим голоском вопила птица.

Он глянул на неё в последний раз и подивился: как это у неё получается выговаривать слова своим неудобным тяжёлым клювом? Ближайший в нему монстр вновь поднял своё оружие и направил в сторону композитора. Это решило всё дело.

Кальдак замер в изумлении, увидев, как абориген кинулся в воду. Он и его товарищи осторожно приблизились к борту судна. Аборигена нигде не было видно, вода была, как ровное полотно.

– Неужели они амфибии? Я что-то не заметил у него жабр.

– Нет, – отозвался Вулди и указал на правый борт.

Все перешли туда и увидели аборигена, который вынырнул на поверхности на некотором удалении от судна. Он плыл по направлению к одному, очень далёкому острову.

– Не верю своим глазам! – воскликнул кто-то из солдат. – Глядите, как проворно он загребает!

Кальдак вновь поднял свой пистолет. Аборигена можно было бы несмертельно подстрелить, но вдруг он не умеет дышать в воде? В этом случае он захлебнётся и утонет, прежде чем они вытащат его из воды. Чем больше новых способностей обнаруживали жители этого мира, чем тревожнее становилось на душе у командира экспедиции. Он включил коммуникационное устройство и отдал необходимые распоряжения.

Уилл перестал двигаться в воде, пытаясь перевести дух. За его спиной на тёмном горизонте маячил костлявый силуэт катамарана. Он видел трёх монстров, застывших на куске парусины. Они глядели в его сторону, но не продолжали преследование. Большая птица держалась рядом с ними. Либо они не хотели прыгать за ним в воду, либо не умели плавать. Что ж, тем лучше. Он немного расслабился.

Вода была тёплая и приятно успокаивала напряжённый организм. К тому же Уилл уже преодолел треть расстояния до островка. Из опыта своих купаний в этой лагуне он знал, что впереди лежали острые коралловые рифы, из которых лишь некоторые виднелись на поверхности. Следовало плыть осторожнее. Главное, не разбрасывать широко ноги. Тогда он проскочит мимо них целым и невредимым.

Как только он отвернулся от катамарана, чтобы возобновить свой кроль, он увидел прямо перед собой страшное лицо, показавшееся в воде в футе от него. Оно было выпуклое и лоснящееся. А страшная пасть разрезала его почти наполовину! Нечто похожее на розовые ошмётки морских водорослей располагались по обе стороны шеи этого существа, а пара маленьких чёрных глаз уставилась прямо на композитора. У существа был хвост и задние лапы были снабжены перепонками. На его теле было что-то вроде одежды, а на бёдрах болтался тяжёлый пояс со снаряжением. Уилл сразу подметил, что морское чудище меньше его по размерам, но это обстоятельство нисколько не уменьшило шок от такой встречи.

Испустив какой-то хриплый, нечленораздельный вопль, композитор попытался обогнуть это существо в воде, но не тут-то было! Бесшумно и, казалось, без всяких усилий двигаясь в воде, оно вновь вынырнуло прямо перед Уиллом.

Несмотря на то, что оно было меньше композитора, пасть у него была такая огромная, что могла сразу поглотить целую голову Уилла. И это устрашающего вида отверстие всё время раскрывалось, и из утробы существа доносились какие-то булькающие звуки. Композитор снова предпринял попытку избавиться от попутчика, но это ему не удалось и он понял сразу две вещи: во-первых, что ему не отделаться от существа, во-вторых, что ему не добраться до темнеющего вдали островка. Тогда Уилл отплыл чуть назад и принялся изучать морское чудище.

Итак, оно обладало жабрами, хвостом и перепончатыми лапами, значит, уплыть от него нечего и думать. Оно не нападало на Уилла и даже не казалось враждебно настроенным по отношению к нему. Композитору почудилось, что его просто-напросто с любопытством разглядывают. Огромная пасть существа была лишена зубов. Во всяком случае, их не было видно. И вообще что-то было такое в этих чёрных глазах и во всём облике существа, что говорило о том, что Уиллу не следует его бояться. Оно снова что-то булькнуло. Нет, это, конечно, не домашнее животное. Композитор понял это сразу, как понял и то, что, судя по всему, это вообще не животное. В этом его убеждал пояс со сложным и непонятным снаряжением. Существо вело себя ненавязчиво, но и не равнодушно. Повернувшись в воде, Уилл указал рукой в сторону катамарана и вопросительно взглянул на существо с хвостом. Он не удивился, когда увидел, что оно вытащило из воды одну из передних лап и повторило жест композитора.

– Ну, хорошо, – устало проговорил Уилл. – Намёк понял. На остров ты меня не пустишь, это мне ясно. Я возвращаюсь, только ты не помогай мне, а то ещё утопишь.

И он неохотно поплыл обратно.

Пока он приближался к катамарану, ему в голову пришла обнадёживающая мысль. Чужаки до сих пор не пристрелили его, хотя могли сделать это уже несколько раз. Когда он убежал из кабины, когда он прыгнул за борт и когда он вынырнул и поплыл к острову. Какими бы ни были их намерения, судя по всему, немедленное членовредительство и вивисекция не входили в их планы. Он до конца уверился в этом, когда подплыл к своему катамарану с кормы.

Навстречу ему свесилась длинная, сухощавая рука. Он глянул вверх и увидел над собой бакенбарды, клыки и страшноватые кошачьи глаза. Значит, ему хотят помочь взобраться на борт? Отлично. Уилл ухватился за протянутую ему руку.

– Не могу! – сказал солдат Кальдаку. – Я не думал, что он окажется таким тяжёлым.

Вулди пришёл на помощь своему товарищу. Вдвоём они втащили аборигена на катамаран. Кальдак и Дропак прикрывали своих товарищей на случай неожиданности. Этот абориген мог выкинуть всё, что угодно. Надо было быть ко всему готовыми. Слава Богу, ничего не случилось. Капитан знаком отпустил Ватолоя, и тот уплыл к покинутой на время субмарине. Уилл взобрался в кокпит и стал разглядывать своих пленителей. С него обильно капала на пол вода. Они растянулись полукругом. Не иначе, намеревались этим предотвратить вторую возможную попытку побега.

– Только спокойно! – проговорил Уилл, поднимая вверх обе руки. – Больше в воду не полезу, но здесь холодно. Я весь мокрый и мне нужно достать полотенце.

– Пожалуйста.

Уилл с восхищением глянул на вейс.

– Чёрт возьми, вы отлично говорите по-английски! У меня есть студенты, которых вы смогли бы натаскивать перед экзаменом! Вейс ответила на комплимент аборигена нахальным встряхиванием своего птичьего хохолка. Затем она повернулась к Кальдаку.

– Он говорит на основном местном языке. Значит, мои первые слова были им поняты. Полагаю, он нас испугался, потому и сбежал.

– Не понимаю! – искренне удивился капитан. – Мы не проявляли себя по отношению к нему враждебно.

– Боюсь, его реакция была основана на нашем внешнем виде.

– Чепуха какая-то! Что в нас такого, чего бы абориген мог испугаться?!

– Я переводчик, а не ксенопсихолог. – После этого вейс снова заговорила по-английски:

– Идите и берите своё «полотенце». И верьте, когда я говорю: мы не хотим причинить вам вреда. И незачем вам было убегать.

– Да? Лично мне думается иначе, вот в чём вся штука. – Это выражение «вот в чём вся штука» прилипло к нему с детства. Он сейчас обратил на это внимание, на него нахлынули воспоминания. Но он быстро опомнился и проговорил вдобавок:

– Дайте мне минутку на то, чтоб обсушиться. А потом… Кстати, чего это вашим э-э… друзьям от меня надо-то? Он направился в центральную кабину. Его гости (это слово было лучше «пленителей») последовали за ним.

– Просто поговорить, – ответила вейс.

– А, понятно. Откуда вы явились?

На секунду вейс задумалась над тем, как перевести лучше, потом отыскала в местном языке более или менее эквивалентное понятие:

– С Узора.

– С Узора? М-м… Это что, где-то там? – С этими словами он показал пальцем в небо. Вейс вновь тряхнула своим хохолком, не будучи уверенной в том, что абориген правильно растолкует этот жест.

– И вам всего-то только и надо, что поговорить?

Кальдак больше не мог оставаться в стороне. Он приблизился к аборигену. Тот замер, весь напрягшись… Массуд повесил ему на шею транслятор, закрепил на голове наушники, которые автоматически вжались аборигену в уши. Тот постепенно расслабился и даже обнажил свои мелкие зубы.

– Нам надо очень многое рассказать вам, – сказал массуд.

При этих его словах глаза аборигена широко раскрылись, что, очевидно, следовало понимать как знак того, что транслятор работал исправно. Немного поколебавшись и заинтересованно оглядев прибор, болтавшийся у него на шее, абориген стал отвечать. Транслятор тут же перевёл его слова на текучий язык массудов:

– Не знаю, что вы там хотите мне рассказать. Меня гораздо больше интересует другое… Как бы вы меня не пристрелили.

– Зачем нам стрелять в вас? – спросила вейс, но поймав на себе раздражённый взгляд командира экспедиции, она потупилась и быстро проговорила на массудском:

– Прошу прощения, капитан, я вовсе не собиралась…

– Ладно. Мне важен результат, а не соблюдение протокола, – ответил тот и вновь повернулся к аборигену. – Нам нужно рассказать вам об Узоре. Об амплитуре и о… – командир сделал паузу, решая, стоит ли сразу так волновать аборигена, и давая время транслятору на перевод. Потом добавил:

– И о многом другом.

– Отлично. – Похоже, лаконичность была в природе этого местного жителя. – Всё отлично до тех пор, пока вы не захотите прикончить меня.

– Почему вы так упорствуете в этом некорректном предположении? – спросил Дропак. Он теперь держал пистолет в другой, неповреждённой руке. – Зачем нам убивать вас? Вы разумный. Мы также разумные. Мы только что познакомились. Зачем же мы станем грозить вам оружием?

– Вот и я спрашиваю: зачем? – усмехнулся Уилл и показал Дропаку глазами на его пистолет, всё ещё направленный на композитора. Массуд, казалось, смутился тем, что абориген поймал его.

– Вы в гневе ударили…

– При чём тут гнев? Я просто испугался.

– Но почему?

Уилл вздохнул.

– Нет, так у нас ничего не получится. – Он снова кивнул Дропаку на его пистолет. – До тех пор, пока вы не уберёте куда-нибудь эти свои штуки. Дропак глянул на командира. Нарочито медленно Кальдак прицепил пистолет обратно на пояс. Его подчинённые последовали примеру командира.

– Так-то оно лучше, – удовлетворённо произнёс Уилл.

Он подошёл к бельевому шкафу, вытащил полотенце и наскоро вытерся. Он был в двух шагах от штурвала (одно «колесо», как уже было сказано, находилось на палубе, второе здесь, в центральной кабине). Протяни руку и достанешь радиопередатчик или радиотелефон. Но Уилл не стал производить резких движений. Вот если наступит момент, когда эти существа не станут смотреть в его сторону, а ещё лучше, если они выйдут за чем-нибудь на палубу…

Вытирая голову, он заговорил:

– Слушайте, я извиняюсь, конечно, за то, что травмировал вас. Кто же знал, что всё так выйдет…

Дропак понял, что эти слова адресованы ему.

Кальдак подумал: «Принесение извинений за совершённое насилие! Обнадёживающий знак. Впрочем, выводы делать пока рано».

– Надеюсь, у него будет всё в порядке? – обратился композитор к командиру. – Кстати, меня зовут Уилл Дьюлак.

– Двойное имя? – удивилась вейс.

– Да.

– Дропак поправится. Наш медицинский персонал располагает средствами, которые ускорят его выздоровление. Абориген зачем-то выглянул в иллюминатор.

– Медицинский персонал, говорите? Значит, у вас должен быть вместительный корабль. Вы что же, сели на одном из этих островков?

– Челнок. Экспедиционный корабль расположен на орбите между вашей планетой и вашей непропорционально большой луной. — Кальдак был смущён вопросом аборигена. Как только он начинал думать об этом существе как о восприимчивом, разумном, так тот тут же выдавал своё невежество каким-нибудь глупым вопросом или репликой. Он был сам кладезь противоречий.

– Скажите, – обратился к аборигену Вулди, будучи больше не в силах скрывать свой интерес. – А вы случайно не воин?

– Кто, кто? – улыбаясь, переспросил композитор.

Вулди повторил вопрос, но иначе: транслятор по его просьбе поменял слово «воин», которое абориген, по-видимому, не понял, на его смысловой эквивалент из этого же языка.

– Ах, вы имеете в виду, солдат! – С этими словами абориген опустился на высокий, обитый подушками стул. – Какой там, к чертям собачьим… Интересно, с чего это вы взяли, что я солдат?

– Вы ударили, нанесли повреждение разумному.

– Я же сказал, что испугался. Я не воевал с ним. Когда ваш друг приблизился ко мне, я просто попытался отвести его э-э… руку в сторону. Вот и всё. Может, я сделал это немного резко, но, клянусь, у меня и в мыслях не было наносить ему травму!

– Зачем вам было отбрасывать его руку в сторону? И почему вы сделали это так, как сделал бы только солдат?

 Уилла начал раздражать этот допрос.

– А вы бы что сделали? Скажете, что не стали бы отбрасывать? – ответил он вопросом на вопрос.

– Разумеется, не стал бы, – тут же ответил Вулди. Он был удивлён самой постановкой вопроса.

– Я ещё раз повторяю: я не солдат, – резковато заметил Уилл. – Я музыкант, композитор.

– Мы слышали вашу «музыку», – объявил Кальдак. – Она не пришлась нам по душе.

– Жаль, что ещё могу сказать?

В душе Дьюлак и не думал огорчаться этим заявлением. Что могут понимать в настоящей симфонической музыке эти заросшие шерстью?..

Вулди отодвинул транслятор в сторону и обратился к Кальдаку:

– Я смотрел руку Дропака. Если это раса музыкантов и композиторов, то что же будет, если они вдруг согласятся воевать?

– Тут необходимо всё терпеливо и тщательно продумать, – предупредил его командир. – Не забывай, что мы имеем дело с единичным аборигеном в узко конкретной обстановке.

Впрочем… Тут командир немножко слукавил. Разве можно было забыть о двух пропавших дистанционных зондах? Ведь, собственно, они и явились побудительным мотивом для появления на поверхности планеты группы контакта?

– Согласен, музыка у них воинственная и агрессивная. Но это не значит, что и аборигены, её сочиняющие, сами подготовлены к ведению войны.

– В физическом отношении они вполне подходят, – настаивал Вулди, не желая гасить свой оптимизм. – Дропак может подтвердить, основываясь на личном опыте.

Тропическая ночь вскоре согрела тело Уилла. Он внимательно наблюдал за двумя переговаривающимися чужаками. Несомненно, они представляли для него не меньший интерес, чем он для них. Он всё ещё не был до конца убеждён в том, что их намерения по отношению к нему сугубо мирные, но чувствовал, что непосредственной опасности не подвергается. Изучая их, он вдруг осознал главное внешнее различие между ним и этими существами. По сравнению с ними композитор был беззащитно голый. Его гости были, напротив, с головы до ног покрыты короткой серой шерстью. Что же касается птицы, разговаривавшей на английском языке, то она была вся в перьях, в некоторых местах очень цветастых. Она была чем-то средним между птицей-секретарём и «эйнштейном». В настоящий момент копалась в своём поясе со снаряжением. Её большие нежные глаза отливали зелёным перидотом. В отличие от своих спутников Уиллу она совсем не казалась опасной. Во-первых, у неё были очень мягкие манеры, пистолета своего, если он у ней и был, она не доставала, – медоточивым был и голосок. Почему-то Уиллу казалось, что пришельцы с других миров как раз и должны обладать таким голосом.

Он повесил полотенце себе на шею. Два чужака, один из которых был, судя по всему, главным, продолжали о чём-то спорить. Заметят ли они, если он как бы небрежно коснётся рычажка на радиопередатчике и тем самым включит его? Всё было давно устроено так, что стоило включить передатчик, как с диктофона тут же посылался сигнал о помощи. Его координаты будут переданы также автоматически. Сюда устремятся все яхты и мотоботы, какие только есть поблизости. Это может отпугнуть его посетителей и они сбегут. Впрочем, кто знает, а вдруг они справятся и с подошедшей помощью? К этому времени первоначальный страх уже прошёл и сменился любопытством. Он ещё раз выглянул в иллюминатор, желая узнать, что сталось с тем морским существом, которое перехватило его в воде, когда он пытался сбежать. У него не было трансляторного устройства, но существо всё же пыталось ему что-то сказать.

Теперь уже к спору подключился и третий волосатый гость, а большая птица продолжала всё так же сосредоточенно копаться в своём бардачке. Уилл ни минуты не сомневался в том, что спор идёт вокруг его персоны. Почему умное трансляторное устройство ничего не переводит? Может, оно реагирует только когда говоришь ему прямо в микрофон? А может, они специально выключили машинку на время, чтобы Уилл стоял здесь, как последний дурак, ни черта не понимая и только гадая, что да как. Пользуясь случаем, он стал изучающим взглядом скользить по их снаряжению. Назначение двух предметов он уже знал, – оружие и трансляторы, – но там были и другие. Отбрасывавшие блики. Сделанные из каких-то непрозрачных материалов. Кто его знает, что это такое? Может, пластик, а может, и какой-нибудь металл. Или что-нибудь ещё более экзотическое, вроде металлического стекла. Он мог судить, лишь опираясь на статьи, когда-то прочитанные в научно-популярных изданиях. Вообще-то его осведомлённость в технических науках была весьма и весьма сомнительна. Вдруг они закончили свой разговор, который проходил на необычно высоких, даже писклявых тонах, и все повернулись вновь к нему. Рука композитора, уже потянувшаяся было к радиопередатчику, замерла. Он глуповато улыбнулся, про себя тревожась: догадались ли они? Тот, кто казался среди них главным, сделал шаг вперёд. Его бакенбарды подрагивали довольно комично. Правда, в его острых клыках не было ничего забавного.

– Скажите-ка, – вдруг сказал композитор первое, что пришло ему в голову. Он захотел отвлечь внимание чужаков от своей руки и передатчика. Высокий чужак остановился. Приободрившись этим, Уилл продолжал:

– Вам не случалось бывать у нас раньше? Я хочу сказать: вы уже посещали нашу планету? Так, что мы этого не заметили?

Во взгляде чужака проскользнула тревога. Уилл этого никак не ожидал.

– А почему вы спрашиваете? Вы уже имели дело с разумными, которые прилетали к вам?

– Да нет. Во всяком случае, я в это не особенно-то верю. Я имею в виду слухи о неопознанных летающих объектах. Уже лет двадцать-тридцать эта тема не слезает с газетных полос. Я-то лично не верю, но у нас даже учёные некоторые вроде бы что-то такое отыскали…

Смутившись реакцией на свою речь чужаков, композитор замолчал.

– Никто с Узора, – ответил чужак, напряжённо заглядывая Уиллу в глаза, – здесь прежде не был. Мы открыли вас в настоящей экспедиции. – Чужак говорил раздельно и как-то торжественно. – Значит, вы говорите, что подтверждённых контактов с разумными галактики ваша цивилизация не имела?

– Именно это я и говорю, – ответил Уилл немного растерянно.

Композитор не мог понять, отчего они так взволновались? Ему не нужен был транслятор для того, чтобы прочесть тревогу на волосатых лицах своих гостей.

Впрочем, после его ответа эта тревога почти рассеялась.

– Для нас очень важно быть уверенными в том, что мы являемся первыми инопланетными посланниками в вашем мире, – сказала по-английски большая птица.

Уилл хотел уже было поинтересоваться, а что это вдруг им так важно, но не успел, так как вновь заговорил долговязый командир.

– Меня зовут Кальдак с Массудая. – Трансляторное устройство, разумеется, не стало переводить имя, а только выдало его для слуха землянина в виде согласных и гласных привычного ему алфавита. Собственно, Уиллу показалось, что это слово не произнесли, а просвистели. Транслятор справился с этой задачей, хотя и колебался с пару секунд. – Я командую настоящей экспедицией. По профессии я солдат. По совместительству – капитан. Любимое занятие – бег. Пол – мужской. У меня одна подруга и пока ещё нет детёнышей. Мой род очень известен и уважаем. Я всеяден, но к пище подхожу с позиций аскетизма. Я рассказал вам о себе, теперь ваша очередь.

 Почему бы и нет? Уилл присел на диван. В конце концов он не засекреченный агент.

– Мне тридцать восемь лет, я холост. Преподаю студентам. Пытаюсь завоевать признание как серьёзный композитор. Этот катамаран – мой временный дом. Добровольно изменённый стиль жизни, из-за чего мои более консервативные приятели считают меня чуть ли не преступником. – Он внимательно взглянул на командира чужаков. – Скажите, вы все всегда так нервничаете?

– Не понял? – удивился Кальдак.

– Вот я смотрю на вас и на ваших друзей… Ваши лица находятся в постоянном движении. Рот, губы, уши, баки, нос. И всё это, я извиняюсь, конечно, как-то подёргивается, что ли… Это у вас никогда не прекращается? Что-то вроде тика?

– Это естественная функция нашей физиологии, объяснил Кальдак. – Это вас беспокоит?

– Да нет, при чём тут это! Просто я хотел сказать, что у нас такой функции никогда не было и поэтому трудно сразу привыкнуть.

– Ничего, привыкнете, – подала голос большая птица, – Я вейс. Наши лица, как и ваши, не знают подобной особенности. Уилл взглянул на птицу с интересом. Она только что сделала рукой такой плавный жест, будто одним махом вывела в воздухе большой и сложный цветок.

– У каждой разумной расы, – продолжал Кальдак, – есть свой набор характеристик. И если та или иная из них одной кажется вполне естественной, то для другой выглядит странно и, возможно, даже неприятно.

– Ага! Это к примеру, как я отпихнул в сторону руку вашего друга, а?

Кальдак не хотел возвращаться к этому вопросу. Чем больше они разговаривали с этим аборигеном, тем чаще тот стал извиняться.

– Что ещё вы могли бы рассказать о себе?

Уилл развёл в стороны руки.

– Немного. Раз моя музыка вам не понравилась, о чём тут ещё говорить?

Я наполовину каюн, хотя, боюсь, это вам ничего не объясняет. Мы называем себя землянами.

Он сделал жест рукой в сторону ближайшего иллюминатора, показывая на спокойные воды лагуны и близлежащие необитаемые островки.

– А свою планету мы зовём Землёй. В настоящее время мы находимся недалеко от побережья маленькой центральноамериканской страны Белиз… – Сказав это, композитор вдруг заинтересовался одним моментом. – Кстати, почему вы решили именно здесь совершить посадку? Почему не в Вашингтоне или Москве, или в ещё каком-нибудь важном месте?

 «Знает ли этот абориген что-нибудь о сбитых зондах?» Кальдак в этом очень сильно сомневался и решил пока не поднимать этого вопроса.

– Для изучения открытых миров у нас есть специально разработанная программа. В соответствии с ней мы решили приблизиться к вам тихо, чтобы иметь возможность беспрепятственного изучения и ознакомления с вами до первого официального контакта. Мы так поступаем и с другими мирами. Особенно с теми, где сообщество разумных весьма разнообразно.

– А, понимаю! Намекаете на нашу пёструю компанию? – попытался отгадать мысль чужака Уилл. Смотрите-ка, действительно забавно! Я, вы, вейс, потом ещё то существо, которое перехватило меня в воде. Четыре разумных и все разные! – Он покачал головой. – Мы всегда задавались вопросом: одни ли мы в космосе, во Вселенной? Неужели никого больше нет, кроме нас?

«Какая вздорная точка зрения! – подумал Кальдак. – Какое слепое самомнение!» И сказал:

– В Галактике существуют десятки разумных рас и цивилизаций.

– Понимаю. – Абориген на минуту замолчал. Потом спросил:

– Если миров так много, почему же до сих пор к нам никто не добирался? Раньше вас, я имею в виду?

– Основное большинство зрелых, развитых цивилизаций размещено ближе к центру галактики. Во всяком случае, в стороне от вашей системы. Изучение исторически было направлено на миры, которые лежат близко один от другого. Вы находитесь как бы на отшибе.

Кальдак охотно отвечал на вопросы аборигена. Тот был очень активен, и его можно было изучать, просто наблюдая за ним. Он проявлял любопытство, и это нравилось командиру. Заинтересованность – это признак цивилизации.

– Можно нам будет осмотреть ваш катамаран? – вежливо спросила вейс. – Ваш дом, я хотела сказать?

– Конечно, почему бы и нет? Всё равно я не смогу вам в этом помешать.

Снова он! Только-только абориген начинал вести себя нормально, как вдруг из него прорывалось что-нибудь глупое или подозрительное.

– А почему бы вы стали нам мешать? – спросил его Кальдак.

– Ну… Ведь это мой катамаран, не так ли?

– Да. Но мы не собираемся ломать его или брать что-нибудь.

– Да нет, вы не правильно меня поняли. А вообще я и не хотел сказать, что вы можете что-нибудь украсть. Ну, это просто обычная словесная реакция… Фигура речи, о’кэй? Забудьте.

Уилл внимательно смотрел на транслятор: как бы тот чего не напутал.

– Но это не обычная, не естественная реакция! – ответил Кальдак.

Дропак и Вулди исчезли в правом корпусе судна. Командир жалел, что с ними нет ксенопсихолога. Чем быстрее аборигена осмотрит специалист, тем больше они получат нормальных ответов на свои вопросы. Но пока Кальдак понимал, что ему придётся общаться с аборигеном, исходя из собственных небогатых возможностей. Впервые в жизни он пожалел немного о том, что все годы учился только военному делу.

– Вы выразили предположение о том, что в случае вашего отказа разрешить нам осмотреть ваше судно мы бы всё равно это сделали? С применением против вас силы?

– А что, не сделали бы?

Это автоматически высказанная аборигеном убеждённость в правильности своей точки зрения больше всего поразила Кальдака. А происходит ли между ними настоящее общение? Похоже, пришло время в этом крепко усомниться… Разговаривать – разговаривают, а вот что до общения…

Он вопросительно взглянул на переводчика.

Вейс поняла этот взгляд и провела экспресс-осмотр аппаратуры.

– Трансляторы функционируют нормально, капитан, – наконец уверенно сказала она.

– Может, в программу закралась ошибка и некоторые выражения переводятся неверно?

– Нет, я бы это заметила.

– Вы знаете их язык. Скажите: вы подтверждаете то, что я его правильно услышал?

Тонкая рука вновь сделала плавный жест в спёртом воздухе кабины.

– Моё знание здешних языков ещё далеко от совершенства. Есть целая масса смысловых противоречий, с которыми мне и моим коллегам ещё предстоит разобраться. К примеру, земляне имеют в своём словаре избыточное количество глагольных форм, обозначающих стандартный набор простых действий. Создаётся такое впечатление, что они нарочно перегружают свои языки, изобретая всё новые и новые словесные конструкции для обозначения понятий, которые уже имеют словесное выражение. Не знаю, может, это как-нибудь связано с их эстетическими представлениями… Но так или иначе, хоть мы и не разобрались ещё до конца в тонкостях смысла тех или иных выражений, их первые значения известны и заложены в программу транслятора, так что…

Верхняя губа Кальдака непроизвольно дёрнулась.

– Очень хорошо. Будем из этого исходить и дальше, если вы не снабдите нас новыми сведениями из своей области.

В кабине был один только стул. Кальдак придирчиво осмотрел его, но в конце концов предпочёл сесть прямо на пол, скрестив ноги и опустив руки на колени. Как только он это сделал, уголки рта аборигена дрогнули и поползли вверх. Кальдак удивлённо заметил это, но потом ему пришло в голову, что похожее движение существует у остряков с’ванов.

– Скажите, как следует понимать это движение ваших губ, которые изогнулись дугой? Вам что-то понравилось или нет?

– Да просто улыбаюсь, если вы это хотели узнать, – ответил Уилл. – Ну, это выражение того, что мне приятно… э-э… то, что я вижу перед своими глазами.

Хорошо, что хоть теперь ничего не боится и не подозревает.

– Перед своими глазами вы видите меня. В моей внешности вас что-то позабавило?

– То, как вы сидите. Такое впечатление, что вы сейчас начнёте медитировать или ещё что-нибудь в этом роде.

– Нет. Я просто сижу.

Кальдак слукавил. Он сел на пол не просто так. Поверив в слова землянина о его страхе при виде гостей, командир специально опустился как можно ниже. Из опыта общения с представителями других рас он знал, что страх исчезает, когда ты начинаешь смотреть на источник страха сверху вниз. Командир любезно предоставил землянину эту возможность. Может, теперь общение наладится?

Он наконец примирился с мыслью о том, что сломанная рука Дропака – это результат их действительно внезапного появления на борту катамарана. С того инцидента землянин вёл себя вполне мирно. С точки зрения миссии, возложенной на экспедицию, это было даже плохо. Впрочем, они особо ни на что не надеялись, совершая посадку на этой планете. И всё же они нашли разум и технологии, уровень которых ещё предстояло выяснить. Второй потенциальный союзник Узора. Как ни крути, а экспедиция проходит с большим успехом.

– Вы не будете возражать против дополнительных вопросов?

Уилл откинулся на спинку дивана.

– Если вам нужна сверхважная и сверхсекретная информация, я вам помочь ничем не смогу. Я могу порассказать вам о музыкальных компьютерах, синтезаторах, о моём катамаране… И, пожалуй, всё.

– Отвечайте, как можете. Мы не станем упрекать вас за скудность сообщённых сведений.

– Ещё бы.

Уилл на минуту отвернулся к иллюминатору и тут же унёсся мыслями далеко-далеко от своего катамарана. Он смотрел на искрящуюся воду, на фосфоресцирующие морские организмы. Днём станет видно, как здесь представлен богатый цветовой спектр. Он смотрел на это зрелище, и оно его успокаивало, лаская зрение и душу.

Кальдак оглядел своих подчинённых и увидел, как все они напряглись в ожидании продолжения разговор. Сейчас уже можно говорить о главном. Время подошло.

– Прежде чем мы совершили посадку и встретились с вами, с корабля мы запустили два дистанционных зонда, которые должны были, облетая вашу планету над самой поверхностью, доставить нам первые сведения о ней и о вас. Это предварительная часть той процедуры изучения новых миров, о которой я вам говорил. Дело в том, что оба зонда исчезли. Мы бы хотели знать, что с ними произошло.

Уилл на минуту задумался.

– Где они летали? – спросил он. – Конкретно, над какой местностью? Над США?

– США? К сожалению, я не знаю, что это значит. Они были запрограммированы на то, чтобы изучить два наиболее развитых ваших материка. Один из них расположен к северу от нашего нынешнего местоположения, другой почти на противоположной стороне планеты. Землянин стал скрести у себя в затылке. Участники экспедиции переглянулись: им был незнаком этот жест. К счастью, землянин им не ограничился и пояснил в словах:

– Если ваши зонды не идентифицировали себя, – не знаю, может, это не было заложено в их программу, – то их, боюсь, попросту сбили.

– «Сбили»… – автоматически повторил за землянином Кальдак и оглянулся на большую птицу-вейс. Они о чём-то быстро переговорили, затем командир экспедиции вновь повернулся к землянину:

– Значит, вы предполагаете, что зонды были уничтожены?

– Да, конечно. Видимо, оба вошли в охраняемое пространство. А чего же вы ждали?

– Они никому не причинили вреда. Просто наблюдали.

– Это вы мне сейчас говорите. А откуда же это могли знать те люди на земле, которые отвечают за охрану воздушных границ? Не пойму никак, вы что же думали, что они помахают зондам ручками?

– Они могли провести ответное наблюдение за зондами. По крайней мере, должны были сначала выяснить, имеют ли зонды какие-нибудь враждебные намерения!

– Достаточно им было появиться без опознавательных знаков, чтобы их стали рассматривать как враждебные.

– Почему? – казалось, искренне удивился Кальдак. – Почему их появление должно интерпретироваться непременно так, как вы говорите? Они не несли с собой никакого вооружения и, ещё раз повторяю, никому не причинили вреда.

– И я ещё раз повторяю: люди на земле этого знать не могли.

Кальдак обратил растерянный взгляд на вейс. И несмотря на то, что она утвердительно кивнула, командир экспедиции снова заподозрил во всём ненадёжность трансляторов. Он разговаривал с землянином, но понимания между ними всё не было.

– Тем более они не имели права расценивать миссию зондов как враждебную им.И потом… – Он запнулся.

Нет, бесполезно. Ничего он своими вопросами не добьётся, это совершенно ясно. Тут будет над чем поработать ксенопсихологам и лингвистам.

– Значит, вы серьёзно полагаете, что зонды были уничтожены искусственными средствами? Мы спрашиваем вас, потому что вы местный житель и ваше мнение компетентно по сравнению с нашими догадками.

– Да, я серьёзно полагаю, что всё произошло именно так, как я сказал.

Оба, видимо, залетели туда, куда не следует залетать без спроса. – Взгляд Уилла переместился с командира чужаков на вейс. – Кстати, о зондах. Что вам нужно на нашей планете? Хотите изучить человеческую расу? Кальдак переменил позу, ибо стали затекать ноги. Землянин задал вопрос. Оставалось на него ответить, объясняя всё по порядку.

– Я уже говорил вам, что Галактика – это родной дом для многих разумных цивилизаций и рас. Например, я с Массудая и наша раса – массуды. Вейс вы уже знаете. А в воде вы повстречались с лепаром. На борту экспедиционного корабля есть группа гивистамов, один турлог, о’о’йаны, чиринальдо. Но я перечислил далеко не все расы, составляющие Узор… Но раз я говорю Узор, значит, я отделяю наше сообщество от других рас. Есть и другие расы. Многие до сих пор сохранили независимость, как ваша, например. Многие подчинились влиянию Амплитура. Кальдак сделал паузу, давая землянину время уяснить сказанное.

Тот заинтересованно слушал то, что ему говорил командир. Спросил:

– Судя по вашему тону, с этим самым Амплитуром связано нечто неприятное, я прав?

Кальдаку это понравилось. Интерес, технология, разум. Все три составляющие цивилизации, казалось, присутствовали в этом землянине. Нет, они не покинут этот мир, пока не сделают его союзником Узора.

– Для того, чтобы понять Узор, вы должны знать кое-что об Амплитуре.

А для того, чтобы понять об Амплитуре, вы должны знать кое-что о Войне.

Кальдак опять замолчал, ожидая какой-нибудь реакции на свои слова. Землянин не двигался и не произнёс ни слова. Он слушал. Но капитан не знал, о чём он думал.

«По крайней мере сейчас он уже не улыбается», – с удовлетворением подумал Кальдак.

Глава 9

С помощью транслятора, – и при необходимости вейс, – Кальдак подробно рассказал землянину историю конфликта между Узором и Амплитуром, историю войны, в которой в той или иной степени участвовало до сотни разумных рас галактики в течение более тысячи лет. Он рассказал о сущности всепоглощающего Назначения, которое вдохновляло амплитуров и их союзников, о стремлении многих рас остаться независимыми, о сопротивлении захватчикам и их непомерным требованиям, несмотря на природную способность последних внушением передавать свои желания и свою волю другим разумным. Он рассказал землянину о том, как удалось Амплитуру распространить своё влияние на десятки разумных рас и цивилизаций. Рассказал о способе духовного контроля и биоинженерии. Он объяснил, что на протяжении всего этого затянувшегося конфликта обе стороны с упорством вели поиски новых миров, новых разумных. Амплитуры – для того, чтобы интегрировать их в своё Назначение. Узор – для того, чтобы заручиться их поддержкой и помощью в борьбе против агрессора.

– Редко удаётся отыскать на просторах Галактики достаточно зрелые миры, которые могли бы оказать нам ощутимую помощь в борьбе, – говорил командир экспедиции. – Ещё реже попадаются те расы, которые в состоянии участвовать с нами в этой борьбе бок о бок.

– Почему? – простодушно спросил Уилл.

– Желание воевать, отнимать жизнь у другого разумного, – какой бы необходимостью это ни диктовалось, – проливать чужую кровь и причинять увечья… Всё это противно образу жизни большинства цивилизаций. Это что-то вроде анафемы. Понятие, несовместимое с разумностью и разумом. Видимо, у вас подобное же отношение к проблеме, но дело не в отношении, а… Словом, надежда не покидает нас в путешествии по звёздным системам… Узор очень силён, во многих отношениях просто могуществен, но всего этого недостаточно для того, чтобы успешно вести боевые действия. Непосредственно войну. Та же самая проблема была и у Амплитура, но они смогли совершить биоинженерную революцию и теперь имеют возможность менять генетический код у целого ряда разумных рас, что повышает в них агрессивные качества. Обладание мощным и тяжёлым вооружением – это ещё далеко не всё, что нужно для победы. Военные компьютеры и анализаторы могут многое, но ими войну не выиграешь. Для этого нужны живые солдаты. Мой народ – массуды – находится с самого начала на передовом рубеже большинства битв и сражений. Так было и пятьсот, и тысячу лет назад. Нам не нравится наше ремесло, но мы в нём преуспели. Мы более других пригодны к этому, более всех прочих рас, составляющих Узор. Мы взяли на себя эту ответственность, ибо на наше место практически больше некого поставить. Например, вейсы, – он показал на своего переводчика-птицу, – физически не способны воевать. Та же история с о’о’йанами, юланцами и бир’риморами. Гивистамы и с’ваны могут принимать участие в битвах, если возникает безвыходная ситуация. Но их возможности очень ограниченны. Турлоги могли бы воевать, да не желают. Впрочем, эта раса столь малочисленна, что её участие в боях не играло бы решающего значения. Помимо нас, массудов, только чиринальдо являются боеспособной расой, но из-за своих физиологических особенностей и грузности они малоэффективны в ближнем бою, который является важнейшим видом боевых действий.

– Постойте-ка, – выпрямился на диване Уилл. – Не понимаю, какое отношение имеет обыкновенная рукопашная к войне, которая ведётся целое тысячелетие и охватывает гигантские галактические пространства?

– Война – это всего лишь крайняя форма спора, – начал объяснять Кальдак, очень надеясь на то, что транслятор переведёт всё, как надо. – Если вы убиваете вашего оппонента, он уже не имеет возможности поменять свою точку зрения и стать вашим сторонником. В этом отношении у нас немного больше развязаны руки, чем у Амплитура. Покорив мир и стерилизовав его поверхность тяжёлым вооружением, они, разумеется, уничтожают врага, но одновременно с этим теряют возможность получить в ряды своего Назначения новообращённую расу. Они делают всё, чтобы избежать крупных потерь среди противостоящих им разумных. Хотя, насколько мне известно, за всю историю конфликта им пришлось сделать два исключения. И оба раза они, одержав победу, скорее потеряли, чем приобрели. Что же касается непосредственно вашего замечания, то я могу сказать следующее. Космическое сражение – это редкий случай, это самое последнее средство, ибо, во-первых, победу одержать при этом практически невозможно, а во-вторых, победа может быть достигнута лишь ценой огромных потерь. Корабли совершают перемещения из субпространства в обычный комплекс с непредсказуемыми интервалами. Задерживаться в обычном пространстве долго нельзя, ибо существующие системы тяжёлых вооружений способны разрушать корабли любых модификаций и размеров. Война на поверхности планет – это проще, безопаснее и несравнимо эффективнее в смысле конечного результата.

– Если говорить об амплитурах, – подала голос вейс, щёлкнув клювом для привлечения к себе внимания, – то это для них самая удачная возможность осуществлять свою пропаганду. Амплитур стремится интегрировать в своё Назначение всё новые и новые массы разумных. Мы тоже проводим агитационную работу. Пытаемся убедить союзнические амплитурам войска восстать против своих хозяев и присоединиться к борьбе непокорившихся народов.

Проблема в том, что убедить союзников амплитуров очень трудно. У них создался искажённый образ этой зловещей цивилизации, который очень трудно развеять. Некоторые расы называют амплитуров своими учителями, хотя толком не понимают, чему их учат. Если говорить о старейших союзниках Амплитура, – криголиты, молитары и другие, – то за тысячу лет в результате вмешательства биоинженерии их гены настолько сильно мутировали, что представители этих миров уже неспособны к независимому мышлению. Уилл долго молчал, прежде чем что-то ответить на всё это. Наконец решился:

– Вот, значит, что вам нужно… Вы хотите, чтобы мы присоединились к войне, которую вы ведёте?

– При первом же контакте с любой открытой нами цивилизацией мы искренне выражаем эту надежду, – сказал ему Кальдак. – Ваш вклад в общее дело будет зависеть от ваших способностей и возможностей. А это ещё надо изучить и определить. Например, те сведения о ваших технологиях, которые мы накопили к настоящему моменту, очень противоречивы и вызывают в нас смущение. В некоторых областях вы не смогли уйти далеко вперёд от самого примитивного уровня, в то время как другие отрасли достаточно глубоко развиты и продвинуты. Скажем, мы обнаружили гораздо больше спутников связи на орбите вашей планеты, чем требуется для осуществления их функций. С другой стороны, вы, по-видимому, до сих пор не выбрались за пределы собственного мира.

– Мы были на Луне! – горячо возразил Уилл. – А автоматические аппараты побывали на всех планетах Солнечной системы.

– Мы не обнаружили ни одного факта, который бы подтверждал это.

– Они посылались нерегулярно. Так, от случая к случаю… Сначала к космическим программам возник большой интерес. У нас и у русских. Но потом эта волна спала. А сейчас вроде опять что-то затевается. То ли на Марс полетим, то ли на Венеру… Я-то в этом совсем не разбираюсь, точно ничего сказать не могу.

– Но из ваших слов можно сделать вывод о том, что в этой области у вас не наблюдается стабильного продвижения вперёд?

– Боюсь, не наблюдается.

Кальдак с подозрением – в который уже раз! – покосился на свой транслятор. Потом ему, очевидно, что-то пришло в голову и он спросил композитора:

– Что вы имеете в виду, когда говорите: «Мы и русские?»

– Ну, дело в том, что у нас здесь, в Штатах, я имею в виду, есть своя космическая программа, а у русских – своя. Так же, как у европейцев и японцев.

– Я всё ещё не понимаю, – смущённо проговорил Кальдак, поджав губы, отчего обнажились его острые зубы. – Кто эти «русские», «европейцы»?.. Уилл с полминуты думал, как ответить на этот простой вопрос. Он застал его врасплох.

– Разные народы, – наконец сказал он.

Вейс обратилась к капитану на текучем массудском:

– Полагаю, что землянин имеет в виду местные племена.

– А… – Настроение у Кальдака резко упало. Если, несмотря на достигнутый ими уровень технической цивилизации, который может оказаться довольно высоким, они всё ещё влачат племенное существование, пользы от них Узору конечно же не будет.

– Вы имеете в виду ваши племена?

– Мы называем это странами.

– А скажите. Вот ваши племена… страны, которые имеют отдельные программы развития и прогресса… Они сотрудничают друг с другом?

Уилл вздохнул:

— Как бы не так!

Кальдак ещё раз глянул на вейс. Она высказала свою точку зрения:

– Это уникальная ситуация. Нам так и надо к этому относиться. Уникальное многообразие языков. Уникальная экология. Судя по всему, довольно молодая раса. Общаться трудно. Не всё можно гарантировать, но тем не менее я продолжаю считать, что на общем уровне мы понимаем друг друга правильно. Если он сказал, что не сотрудничают, значит так и есть – не сотрудничают.

Кальдак вздохнул.

Вот и ещё один предмет для обсуждения в кругу узких специалистов, ещё одна тема, которая не далась его пониманию.

– Мы хотим видеть в вас союзников. Если вы действительно посылали исследовательские аппараты к дальним пределам вашей звёздной системы, значит, вы обладаете теми же способностями, что и развитые расы Узора. Просто ваш потенциал ещё не реализован и в жизнь не претворён.

– Ну, кое-что мы уже претворили, – возразил Уилл. – А если вы ничего не заметили, то это ещё ничего не значит.

– Возможно, впоследствии мы столкнёмся с развитыми областями вашей технической цивилизации, – с надеждой в голосе произнёс Кальдак. – Например, нас очень интересуют те средства, которыми были сбиты наши дистанционные зонды. Для рас, которые не заняты в войне с Амплитуром и, следовательно, которые не имели необходимости в течение столетий постоянно повышать свою боеготовность, это большое достижение. Разговор был прерван появлением двух солдат с палубы. Они сразу же оживлённо залопотали на своём текучем языке. Уиллу оставалось только сидеть смирно на своём диване и гадать, о чём идёт речь.

Не выдержав под конец, он спросил:

– Что они нашли?

– В небе над островами пролетел боевой самолёт, – сообщил землянину Кальдак. – Довольно сложной конструкции, хотя в Узоре от неё давно уже отказались. Насколько мы поняли из наших предварительных рассуждений, самолёты для вас – уже обычная вещь. Всё говорит за то, что ваша цивилизация сейчас находится на переломе. На грани технологического скачка. В некоторых областях вы достигли несомненных успехов и настоящего развития, в то время как в других – ещё раннее средневековье. Поясню на примере. Техника, которую вы используете для создания вашей музыки, довольно продвинута в технологическом отношении, а приборы, используемые вами для освещения помещений представляются нам просто примитивными: металлическая нить накала, окружённая стеклянным колпаком.

– Насколько я понял из вашего тона, вы применяете нечто более интересное, чем наши лампочки накаливания?

– Существуют бесконечно более простые и совершенные средства освещения.

– Не сомневаюсь. Но существуют также и бесконечно более простые и совершенные образы жизни. Я очень счастлив был повстречаться с вами, узнать, мы не одни во Вселенной, что там, среди звёзд, живут наши братья по разуму. Но если вы до сих пор ведёте войны, значит, вы не так уж далеко и продвинулись навстречу совершенству. И я уже сейчас могу сказать вам, что мы не хотим иметь к этому никакого отношения. Как и я, большинство моих друзей, ненавидят войну, ибо это есть массовое убийство живых существ. В этом мы будем, пожалуй, ближе к вейсам, чем к вам. Война – это понятие, которому место разве что на страницах учебников по истории. Ваши союзники правы; она несовместима с разумом. Не думаю, чтобы мы оказались в состоянии оказать вам хоть какую-нибудь помощь. Во всяком случае с такими ребятами, как амплитуры, – насколько вы их описали, – мы связываться не станем. Кому охота позволять какой-то там медузе рыться в твоей башке? Да если у тебя хоть немного ещё осталось мозгов – держись от них подальше, и какое для этого нужно оружие. На черта нам это нужно, сами посудите? Что бы вам не собраться и не отчалить отсюда куда-нибудь в другой конец Галактики? Как будто ничего и не было. Пользы-то от нас всё равно никакой.

– Нет ничего зазорного в том, что разумный не умеет воевать, – заверил его Кальдак. – Как я уже упоминал, боеспособными расами являемся только мы и чиринальдо. Для нас важна материально-техническая поддержка. Без неё массудов передавят очень быстро… Если вы согласитесь оказать нам такую не-военную помощь, наша благодарность будет адекватной. Вы будете ознакомлены с технологией Узора, наладим межкультурные обмены…

– И ради этого нам подставляться этим амплитурам? – перебил его Уилл.

– Просто ума не приложу: ну, что мы можем для вас сделать? Ведь вы сами говорили, что наш технический уровень по сравнению с вашим примитивен!

– В некоторых областях. Возможно, далеко не во всех. Через некоторое время всё станет ясно.

– Мы даже корабля для вас построить не сможем.

– А этого от вас никто и не попросит. Наш флот столетиями сходил со стапелей Гивистама, Юлы и О’о’йана. Ваш собственный вклад в общее дело может касаться другой области или сферы.

– Чёрт возьми! – воскликнул Уилл, заметно повысив свой голос. – Мы не желаем делать вклад в войну! Почему бы вам действительно не оставить нас в покое?!

– Мы могли бы это сделать, – торжественно ответил командир чужаков. – Узор может обойтись и без вас. Но Амплитур мимо вас не пройдёт. Он надвигается на миры сплошной волной, которая накрывает всех без исключения. Либо вы добровольно войдёте в Назначение, либо придётся сопротивляться. В последнем случае вас может постигнуть та же судьба, что и судьба тех двух планет, о которых я уже упоминал. Вас сотрут с лица вашей Земли.

– Что, если мы всё-таки не согласимся интегрироваться, а предпочтём сопротивление? Ведь уничтожение – это крайняя мера амплитуров? Что, если мы одержим верх?

– Не удастся. В одиночку Амплитуру сопротивляться нет смысла. Стоит вам только позволить нескольким сотням их миссионеров спуститься на поверхность Земли, как через несколько дней они подчинят себе всю вашу расу. А затем их биоинженеры приступят к работе с вашими генами, чтобы дети были сговорчивее родителей.

– Знаете, что я вам скажу? Вы пытаетесь купить меня на ту же штуку, на которую мы тут друг друга покупаем уже не одну сотню лет. Всё моё знание о злобных амплитурах базируется на том, что вы изволили мне рассказать. А откуда я знаю, что всё так и есть на самом деле? Я ведь не могу вас проверить.

Кальдак увидел, что они застряли на месте и никакого прогресса не ощущается.

– Мы должны ещё поговорить, – сказал он. – Завтра я планирую пригласить сюда специалистов, чтобы они тщательно осмотрели ваш катамаран.

– А заодно и меня, – добавил Уилл, усмехнувшись.

– Анализируя передачи вашего телевидения, непросто собрать необходимую нам информацию. Она подаётся очень противоречиво. Вы будете возражать против вашего осмотра нашими специалистами?

– При чём тут мои возражения? Я ведь всё равно не смогу остановить вас, если вы захотите этого.

Кальдак с трудом подавил в себе раздражение.

– Вы представитель разумной расы. Мы ничего не станем делать против вашей воли. Трудно сделать союзника из разумного, если насильно заставляешь его делать то, что ему не по душе.

 Уилл сидел на своём диване и гадал: сколько правды во всём том, что ему говорил этот чужак с лицом крысы?.. Всё это захлёстывало его пугающей, невероятной волной. Всё это было очень трудно для понимания и принятия. Хуже всего было для композитора осознание того, что если ему повезёт выбраться из этой заварухи целым-невредимым, никто не поверит в то, что с ним случилось. В лучшем случае это станет ещё одной сказкой о пришельцах и Уиллу удастся заработать тысячу баксов на своих рассказах в бульварной прессе.

Он уже несколько раз спрашивал себя: на что похожа их музыка? Эта мысль как-то бодрила и оживляла его. Кстати, если ему удастся с творческой стороны подойти ко всему, что с ним стряслось, может получиться увертюра или симфоническая сюита. Кто знает, может быть, ещё одна симфоническая поэма! Поскольку сбежать всё равно невозможно, следует расслабиться и глянуть на всё с музыкальной точки зрения.

Высокий чужак всё повторял, что им нужно будет только поговорить с ним, осмотреть его катамаран и, может быть, его самого. Если за этими словами скрывается какой-то страшный для него, Уилла, смысл, почему они говорят, что придут завтра? Почему не взять его прямо сейчас в свои космические пыточные?

– Ладно, я и сам планировал устроить себе отдых. Оркестровка окончательно доконала меня, вот в чём вся штука. Приходите завтра и приводите с собой кого хотите, хоть чёрта, хоть дьявола. Я очень хочу взглянуть на представителей новых рас.

– Спасибо, – просто ответил Кальдак.

Уилл проводил гостей до кормы и смотрел на то, как они, один за другим переваливаются через борт. Он оглядел поблёскивавшие, тихие воды, окружавшие судно. Морским существом, которого он повстречал не так давно в воде, и не пахло. Зато он заметил какой-то тёмный, обтекаемой формы силуэт, который быстро продвигался навстречу спрыгнувшим с катамарана чужакам. Они исчезли внутри этого аппарата через что-то вроде люка. И он снова остался совсем один в кокпите своего судна. Лёгкий карибский ветерок навевал прохладу. Уилл высоко в небо задрал голову и стал медленно обозревать иссиня-чёрное полотно, всё сплошь усыпанное блёстками.

Чужаки не отдавали ему никаких своих приказов, ни о чём не предупреждали, не запрещали вступать в контакт с другими землянами. Ничто не мешало ему воспользоваться сейчас передатчиком и вызвать сюда все окрестные суда, большой крейсер, стоявший на якоре у Турнсфских островов, наконец, катер береговой охраны Белиза. Ничто не мешало ему поднять сейчас парус и благополучно смыться из лагуны.

Он спросил себя: а почему пришельцы выбрали именно его? Потому что он был один? Следят ли они сейчас за ним? Попытаются ли остановить, если он запустит машину и направится в Белиз-сити?

Впрочем, мысль об этом городе не вызвала в нём никакого воодушевления.

Воодушевление… Это почти то же, что вдохновение.

Вдохновение – редкая вещь. Купить невозможно, а найти трудно. Почему бы не отправиться в постель и спокойно дождаться там утра и того, что оно с собой принесёт? И плевать на мрачные мысли. При дневном свете мир станет другим и они оставят его.

Поначалу он испугался, что его посудинка налетит на риф. Но потом он увидел, как в этой известняковой скале открылся люк и из него показались его вчерашние знакомые. Он захотел спросить у Кальдака, каким образом им удался это трюк, но не нашёл для этого времени. Прошла минута и пришельцы уже были у него на борту. И все сразу стали говорить. Уилл уже знал вейса-переводчика, Кальдака и ещё двух массудов, но сегодня их полку заметно прибыло. По палубе ходили гибкие существа, напоминавшие рептилий. Их называли гивистамами. У них была ярко-зелёная шкура, огромные глаза, острые зубы и они отличались неуёмным любопытством, обращённым на судно композитора. Уилл заметил также парочку приземистых существ, чьи лица были почти полностью закрыты густыми чёрными волосами. Вся пёстрая компания тут же разбрелась по катамарану, всюду заглядывая и залезая во все углы, обращая особенное внимание на разного рода механизмы и электронную аппаратуру.

Уилл, приглядевшись, обнаружил, что, оказывается, не все рептилии относились к одной расе. Помимо гивистамов, здесь были очень похожие на них внешне, но заметно меньше ростом о’о’йаны. Во всяком случае, их так обозвал капитан Кальдак. Транслятор Уилла не сразу смог произнести это название, два раза запнулся, но ошибки не поправил. Композитор решил, что у землян просто нет некоторых звуков, необходимых для обозначения названия этой расы. О’о’йаны не занимались изучением катамарана самостоятельно, а всюду следовали за гивистамами, исполняя роль помощников. Причём они помогали только им, а на двух волосатых коротышек даже не глядели. Кальдак разделял своё внимание между группой специалистов-гивистамов и землянином, который, стоя неподалёку, наблюдал за их работой. Одновременно командиру приходилось что-то говорить в коммуникационное устройство, которое назойливо зуммерило через каждые пять минут. Это была Соливик. Общение с ней шло через передающую антенну, установленную на челноке.

– Рад говорить с вами, – приветствовал он её. – Как Яруселка?

– Работает, как и все мы, – ответила его первый заместитель. – Она очень занята и не может сейчас переговорить с вами. Просила передать вам, что банальные слова и грудные вздохи всё равно не смогут выразить всю глубину её привязанности к вам.

Тёплая волна окатила сердце Кальдака.

– Капитан! Продолжается изучение визуальных передач электронных средств коммуникации этого мира. Обнаружено ещё семь новых языков. «Ещё семь!» – вскричал про себя командир. Он уже не мог изумляться подобным сообщениям. Предел изумления давно был им пройден.

– В свете открытий, которые мы продолжаем делать каждый день, те специалисты, на которых лежит ответственность за анализ визуальных передач этой планеты, бросили все свои усилия на то, чтобы классифицировать эфир и выделить из общей массы наиболее важные передачи. Научные отделы черпают свою информацию, в основном, из передач телевидения. Но в последнее время прогресс в их областях почти остановился. Дело в том, что местный эфир до крайности противоречив. Некоторые программы шокируют и ставят нас в тупик. Ксенопсихологи работают сутками напролёт. Они не хотели бы навязывать вам преждевременные выводы, но… – Соливик недоговорила. Это было на неё не похоже.

– Что «но»?

Кальдак напряжённо ждал ответа от заместителя и одновременно смотрел на техников-гивистамов, которые решили устроить себе небольшой перерыв, стояли у самого борта катамаран, протирали очки и болтали между собой. Взгляд командира переместился на ближайший островок. Ноги тут же напряглись и приятно заныли в предвкушении вечерней пробежки.

– Скажите, капитан. Вот этот ваш абориген… У него есть на судне телевизионный приёмник?

– Кажется, есть, – ответил Кальдак, глянув в распахнутые двери центральной кабины. – Да, точно. Я вижу его отсюда. На редкость примитивное устройство.

– Это неважно. Попросите его включить приёмник и просмотрите некоторые из местных передач.

– Какие именно?

– Да любые. Не буду вам сейчас передавать предварительные заключения ксенопсихологов, чтобы не нарушать объективность вашей оценки. Мы будем её очень ждать, как ждём всякий свежий взгляд на вещи. Потом они ещё поговорили об обстановке на корабле, которая оставалась стабильной, об обстановке на поверхности планеты, которая начала меняться в обнадёживающем направлении. Затем Кальдак выключил коммуникатор, повесил его обратно на пояс и пошёл в кабину поближе глянуть на приёмник визуальных программ.

– Телевидение, – сообщил ему Уилл. – Хорошая штука.

– Не могли бы вы включить его? Мне хотелось бы взглянуть на то, как он работает.

– Погодите минутку. Я установлю «тарелку».

Кальдак наблюдал за тем, как землянин приспосабливал на крышку приёмника какое-то устройство в форме небольшой коробочки. Выглянув в иллюминатор, он увидел, как Уилл возводит на флагштоке антенну, действительно похожую на плоское блюдо, которое на этой планете принято использовать в виде столовой посуды. На коробочке и приёмнике одновременно зажглось по красной лампочке.

– Ну, вот. Это «Галактика-Шесть», – сказал Уилл. – Один из наших спутников.

Кальдак сделал жест, которым массуды привыкли выражать понимание. Но потом понял, что землянин этого жеста не знает и пояснил его значение на словах. Землянину жест понравился.

К ним присоединился один из технических специалистов-гивистамов. А также вейс, которая всегда была у командира под рукой.

– Что бы вы хотели посмотреть? – спросил их Уилл. – Хотя постойте, я знаю! Сейчас я вам поймаю Си-Эн-Эн.

Он стал нажимать кнопки на пластинке дистанционного управления. Сначала экран никак на это не реагировал, но потом вдруг сразу появилось изображение другого землянина. Кальдак с интересом отметил одну подробность: кожа телевизионного диктора была намного темнее кожи хозяина катамарана. Изображение динамично менялось. То они видели диктора, то – группу землян, сидевших за столом и разговаривавших друг с другом, то – картинки с других участков планеты.

Кальдак смотрел спокойно, даже чуть расслабившись, но вдруг что-то заставило его резко выпрямиться и вскрикнуть:

– Подождите! Остановите и верните назад на пару кадров!

Извиняющимся тоном землянин сказал:

– Увы, не могу. Это же ведь эфирное вещание. Мне не дано его регулировать. Если хотите, я могу потом что-нибудь записать на видеомагнитофон.

Потрясённый капитан взял себя в руки, с полминуты, задрав голову, неподвижно смотрел в потолок, потом резко обратился к стоявшему рядом гивистаму:

– Вы тоже видели? – он спросил это на языке рептилий.

– Видел, – ответил техник. – Мне это показалось очень странным.

– Я тоже всё видела, – подала голос вейс. У неё был ровный и чистый тон, как обычно. Но землянин заметил, что у неё мелко подрагивал клюв. Она нервно провела пальцами по груди и на пол упало два голубых пёрышка. Действительность может коренным образом отличаться от того, что мы здесь увидели.

Удивлённый взгляд Уилла перемещался с одного чужака на другого и с другого на третьего.

– Могу себе представить, что вы чувствуете. Мне тоже новости по больше части не нравятся. – Он вновь повернулся к приёмнику и взял в руки пластину дистанционного управления. – Давайте я вам лучше какой-нибудь фильм поставлю.

Он переключил сразу через несколько фильмов, от старика Джона Уэйна по Ти-Би-Эс до более современных предложений «Шоутайм» и «Синемакса». Реакция его гостей на увиденное была очень подвижна и интересна для стороннего наблюдателя. То их лица были спокойны, то оживлялись, то вновь на них опускалась маска бесстрастности, то вдруг глаза загорались возбуждением.

– Вас что-нибудь конкретно интересует? – наконец спросил Уилл, догадываясь, что интересует.

Пришельцы ещё были под впечатлением увиденного, поэтому никто из них сразу не нашёлся что ответить. Воспользовавшись этим, Уилл уже потянулся к выключателю, как вдруг его остановил возглас Кальдака, который понял, что землянин хочет сделать:

– Нет, не выключайте, мы бы хотели ещё немного посмотреть.

Переключите обратно на «новости».

Уилл исполнил это пожелание и снова отыскал Си-Эн-Эн. Шёл репортаж о проблемах, возникших в Ливии. После нескольких минут просмотра гивистам молча повернулся и вышел из кабины.

Кальдак показал рукой на экран:

– То, что показывают, это необычно для вас?

– Что, новости-то? Или фильмы? Я бы сказал так: всё, что мы успели сейчас проглядеть – очень типично для утреннего эфира по вторникам. Конечно, качество изображения не такое хорошее, какое я желал бы иметь, но на катамаран таких размеров более крупной «тарелки» не поставишь, вот в чём вся штука.

– Я имел в виду содержание сообщений. Мне показалось странным…

– Не знаю, что вы надеялись увидеть, на что рассчитывали… Я попытался прогнать перед вами как можно больше каналов, чтобы вы имели представление…

– Хорошо, – заверил его Кальдак. – Спасибо вам.

Теперь командир понял, что имела в виду Соливик, когда предлагала ему посмотреть программы местного телевидения.

Он отдал распоряжение. Спустя полминуты в кабине появился один из тех двух коротышек, которые взошли сегодня утром на борт катамарана. Издали он больше походил на гуманоида, чем любой другой из чужаков, впрочем, Уилл ничего не мог говорить наверняка, ибо тело коротышки было закрыто костюмом, а лицо – густыми кудряшками чёрных волос. Рост его соответствовал росту среднего о’о’йана, – едва ли три фута от пола, – но коротышка был заметно крепче рептилии.

– Кто это? – недипломатично спросил Уилл.

– Один из моих заместителей. Т’вар является представителем расы с’ванов. Они млекопитающие, как я и, видимо, вы. – Капитан повернулся к своему заместителю. – Посмотрите немного на экран, Т’вар, и потом скажете, что вы обо всём этом думаете. Моё мнение ещё до конца не оформилось. Кальдак отошёл в сторону и дал Т’вару пройти к телевизору. С’ван устремил изучающий взгляд на меняющиеся картинки. Уилл сразу подметил, что он не дёргался и не подрагивал, как массуд, и глаза у него не вертелись с непостижимой скоростью, как у гивистама и о’о’йана. Напротив, он стоял неподвижно, лицо его замерло, а взгляд не сходил с экрана. Он чем-то походил в этой позе на профессионального критика. Прошло не менее получаса, прежде чем с’ван отошёл от телевизора.

– Всё это очень странно, – проговорил он.

– Ещё ничего, по сравнению с тем, что мы видели до вашего прихода, – сообщила ему вейс.

– Моё мнение таково, – сказал Кальдак. – Если эти передачи отражают действительность и репрезентативны для этой планеты – нам не дано будет постичь открытую нами расу.

– Возможно, он специально подсовывает нам всякие аномалии для того, чтобы ввести в заблуждение, – высказала предположение вейс.

– Зачем ему это делать? – возразил командир. – К тому же не думаю, что он настолько умён…

– Согласен, – подал голос с’ван, чем очень порадовал капитана.

Уилл наблюдал за их разговором, который проходил без использования трансляторных устройств.

– Что происходит? – спросил он наконец. – Что-то не так?

Вейс устремила на него внимательный взгляд.

– Насилие. Насилие присутствовало практически во всех программах, которые мы просмотрели.

– Так, понятно, но учтите, что кроме новостей всё остальное было ненастоящее, фильмы… Ну, как бы вам объяснить? Фантастика. Мы… Правдоподобная игра в жизнь, понимаете? – Уилл не готовился к объяснению им таких понятий. – Так вот, значит, что взволновало вас? Что-то я не пойму. Сначала вы говорите, что уже тысячу лет ведёте космическую войну, а потом падаете в обморок от какой-то киношки! Всё это как-то не увязывается друг с другом.

– Насыщенность насилия вызывает удивление, но не это поразило нас больше всего, – осторожно начала объяснять вейс. – Мы не выбирали нашу войну. Она обрушилась на нас с приближением Амплитура. Основную тяжесть боёв и сражений с Назначением вынесли на себе массуды и чиринальдо. Но даже самый воинственный из них был бы до глубины души потрясён тем, что мы только что увидели. Если, конечно, – добавила она на великолепном английском, – всё увиденное нами не следует воспринимать непосредственно. Возможно, это лишь выражение какой-то ещё не ясной нам философской идеи землян?

– Новости – есть новости. Это реальность. Пусть даже она мне не по душе, но это реальность. Что касается фильмов, то их предназначение – развлекать зрителя. – Уилл глянул на птицу-переводчика. – Итак, насилие вас не удивляет. Насыщенность насилия вас удивляет, но не очень. Так что же вас всё-таки больше всего потрясло?

– Направленность насилия, – объяснила вейс. – И в новостях и в развлекательных фильмах показано одно и то же: земляне убивают землян. Уилл нахмурился.

– Ну и что с того?

– Вы воюете друг с другом, – ответил Кальдак, произнося слова медленно и раздельно, чтобы транслятор чего-нибудь не напутал.

– Да, мы это делаем. И не гордимся этим. – Он положил руку на крышку телевизора. – Постойте, что-то я совсем запутался. Вы бьётесь с этим Амплитуром сотни лет. Почему же вы так удивляетесь, когда видите, что мы занимаемся тем же самым?

– Вы не поняли. Вероятность возникновения вооружённою конфликта между разными расами и мирами допустима. Но стоит одной расе достичь хоть какого-то уровня технического развития, как возможность междоусобицы между различными группами, составляющими эту расу, автоматически должна исчезнуть. Сама возможность этого, вы понимаете? Междоусобица – это вызов законам эволюции.

Заговорил Т’вар:

– Теория катастроф неопровержимо свидетельствует о том, что раса, ведущая внутренние войны, обречена на весьма недолгое существование. Она быстро уменьшается, и наступает день, когда количество оставшихся в живых разумных уже недостаточно для того, чтобы поддерживать цивилизацию. Это аксиома.

– Я могу вам ответить на это только одно, – сказал Уилл. – Мы убиваем друг друга на протяжении всей истории человечества и всё ещё никак не можем остановиться.

– Невозможно, – потрясённо проговорила вейс. От волнения она повторила это слово сразу на нескольких языках.

– Боюсь, что это так. Мы до сих пор продолжаем вести междоусобные войны. Хотя лично мне неизвестно, перешли ли мы уже тот минимальный предел, о котором вы сказали, или ещё нет.

Тёплое солнце проникало в кабину через иллюминаторы и уже хорошо прогрело помещение. Уилл стоял у телевизора, смотрел на представителей развитых цивилизаций, родные миры которых находились за тридевять земель от Солнечной системы, и удивлялся тому, что они не в состоянии понять такие простые вещи, о которых он им говорил.

– Навязана вам война с этим вашим Амплитуром или нет, это в конце концов не важно. Вы её ведёте в течение столетий и за это время наверняка поднаторели в убийствах. Будете говорить мне, что никогда ваши цивилизации не знали междоусобных войн и внутренних конфликтов, что вы никогда не ссорились друг с другом и не воевали?

– В масштабе целой расы, нет. Конфликты случались между отдельными индивидуумами. Даже между родовыми кланами порой. Но как только жизнь племён более или менее наладилась, они стали развиваться и увеличиваться, настала эпоха взаимопомощи и сотрудничества. Это настолько естественное понятие, что оно понятно даже самым примитивным существам. Невозможно достигнуть высокого уровня развития цивилизации, если её внутренняя энергия расходуется на междоусобную войну.

Кальдак не понимал, зачем он тратит столько слов и времени, чтобы объяснить очевидные вещи. Да, учёным придётся серьёзно поломать головы над загадками этого мира, и главное – над загадками его странных обитателей.

– Природа цивилизации, которая целенаправленно уничтожает самое себя, очень противоречива и почти недоступна пониманию. Ваше мировоззрение столь же причудливо, как и ваша геология.

– Ну вот! Теперь вам наша геология не нравится! – воскликнул Уилл. – Я так и знал.

Обстановка требовала присутствия учёных профессоров, но их не было, зато был он, Уилл Дьюлак.

– Мир разделён на сушу и воду, – сказал Т’вар. – Это нормально. Мы ожидали это увидеть и увидели. Но попробуйте наше изумление, когда мы обнаружили, что ваша суша расколота на части, которые находятся на большом расстоянии одна от другой!

– Кажется, это связано с какими-то тектоническими процессами, с активностью строения плит… – Уилл напряг свою память, пытаясь припомнить хоть что-нибудь из соответствующей дисциплины, которую он в своё время прослушивал в колледже. – Я думаю, что когда-то – очень-очень давно – наша суша была монолитна. Но потом под влиянием каких-то внутренних сил она раскололась и её осколки отдрейфовали в разные стороны.

– Земля не может «дрейфовать», – твёрдо сказал Т’вар и переглянулся с капитаном. Затем добавил:

– Земля остаётся там, где формировалась. Она не может перемещаться по планете.

– У нас может, – с убеждённостью в голосе заявил Уилл.

– Никогда не приходилось слышать подобной чепухи, – пробормотал с’ван на языке массудов, обращаясь к Кальдаку.

– Как вы думаете, – спросил тот у Т’вара. – Нет ли тут какой-нибудь причинно-следственной связи между странной геологией этой планеты и той враждебностью, с которой местные жители относятся друг к другу с начала истории их расы? Множество языков, открытых нами, только доказывает предположение о том, что их общество расколото точно так же, как и среда обитания. Не является ли это следствием и причиной?

– Культура цивилизации не может иметь существенной зависимости от геологических проблем среды её обитания. Во всяком случае, я не назову вам этому ни одного примера. И вообще я в этих вопросах некомпетентен. Обычно весёлое лицо с’вана было теперь озабоченным. Было видно, что ему неловко и неприятно вести этот разговор.

– В тектоническом строении эта планета очень нестабильна. Ещё действуют вулканы! Какой эффект всё это может оказать на судьбу развивающейся в таких условиях цивилизации? Возможно ли, чтобы общество, зреющее на этой планете, отражало в себе, как в зеркале, эту нестабильность?

– А кто здесь может похвастаться своей компетентностью? – спросил Кальдак. – Вопросы эти никогда нами не изучались, ибо мы не знали прецедента. Необходимо всё передать учёным отделам на экспедиционный корабль. И точку зрения землянина тоже. Возможно, она поможет решить хоть какие-нибудь проблемы, которые встали перед учёными.

Снова заговорила вейс:

– Вы, кажется, что-то хотите у нас спросить?

Уилл выпрямился.

– Будете говорить, что на ваших мирах не существует отдельных континентов? – спросил он.

Транслятор с большим трудом перевёл незнакомые ему понятия.

– На каждой планете есть суша, где может развиваться цивилизация. И океаны. И, может быть, несколько небольших островов, – ответил Т’вар. – Суша представляет собой одну, монолитную массу. Она не может быть разбита на фрагменты. Вашему миру до сих пор не было прецедента.

– Может, это как-то связано с Луной?

– Что?

Кальдак и Т’вар оба опустили глаза на свои трансляторы, полагая, что этот вопрос задал землянин. Никто не ожидал научной догадки от вейс. Ей пришлось выразительно взглянуть на своего капитана и его заместителя и пояснить свою мысль подробнее:

– Масса их Луны заставляет обратить на себя внимание. Она слишком велика для спутника планеты столь незначительных размеров. Скорее уж следует рассматривать эти два небесных тела, как планету-двойню, чем как планету и спутник. Я просто подумала, что размеры и масса Луны имели в далёком прошлом какое-то отношение к расколу суши Земли на фрагменты.

– Интересная гипотеза. Оставим её на съедение геофизикам, которые работают на орбите.

Кальдак вновь обратил всё своё внимание на землянина. Да, он сломал руку Дропаку при первом знакомстве. Но с той самой минуты ведёт себя вполне спокойно и даже охотно идёт на сотрудничество. Командиру предстояло всё же приготовиться к возможности непредсказуемой реакции со стороны землянина на вопрос, который он хотел ему сейчас задать. Выждав паузу, Кальдак чётко и раздельно произнёс:

– Вы не стали бы возражать против вашего медицинского обследования?

– Кого? Меня?! – вскричал Уилл, автоматически выключая спутниковую антенну и телеприёмник. Композитор ощутил страшную сухость во рту. В холодильнике хранилась упаковка с шестью банками ананасового сока. Он достал одну, вскрыл, сунул в дырочку соломинку, сделал жадный глоток и вдруг понял, что он окружён по крайней мере десятком пришельцев. Возможно, Кальдак не соврал насчёт того, что большинство из них не вояки. Всё же композитор ощущал себя в позорном и пугающем меньшинстве. Ведь он сам не был воякой.

Кроме того, ещё вчера стало ясно, что сбежать не удастся.

– Что, если я стану возражать?

Капитан чужаков поджал губы, отчего обнажились острые зубы. Уиллу показалось, что чужак этим движением подавил какое-то поднимавшееся в нём чувство. Хотя, может, Уилл и ошибся.

– Тогда ничего не будет, – ответил спокойно массуд.

– Вы не собираетесь ставить на мне хирургические опыты, а?

– Нет. Вы разумное существо. Зачем бы мы стали причинять вам вред?

Уилл дососал банку.

– Ладно, чёрт с вами. Только если это будет не больно! Где будем заниматься этим? Здесь?

– Если вы не возражаете, то пройдём на борт челнока. Вся аппаратура там.

– Это вы о том корабле, на котором приземлились? С удовольствием посмотрю на него.

– Мы устроим вам экскурсию.

Глава 10

Уилл испытал настоящий восторг, вступив в помещения челнока. Его размеры превзошли все самые смелые ожидания композитора. Некоторые вещи, встретившиеся ему внутри, были понятны. Например, кресла. Форма и размеры у них были, конечно, непривычные для земного глаза, но всё-таки это были кресла. Большинство же других предметов смущали землянина. Ему было неизвестно их назначение.

– Теперь я, кажется, начинаю понимать, что вы имели в виду, когда скептически отзывались о наших бедных лампочках, – сказал он и показал рукой на осветительную гирлянду, которая была протянута вдоль по стене, обеспечивая яркий свет по всему длинному коридору. Он осторожно дотронулся до неё, подбадриваемый кивками пришельцев. Гирлянда была прохладной на ощупь.

– Не стесняйтесь, пожалуйста, задавать вопросы относительно всего, что покажется вам интересным, – сказал Т’вар. Он сопровождал землянина по челноку в качестве гида. Тут же вертелась и вездесущая вейс. Экскурсия закончилась в небольшой зале, которая от потолка до пола была напичкана всевозможной аппаратурой и устройствами, о которых Уилл не имел никакого понятия. Здесь суетилось несколько гивистамов со своими неразлучными о’о’йанами, а также присутствовали два с’вана. В центре зала возвышалась овальной формы платформа. Уилл знал, что если его гости захотели бы причинить ему вред, они силой притащили бы его сюда. Они этого не сделали, а нехорошие предчувствия всё ещё не отпускали землянина.

– Вы уверены, что всё пройдёт для меня безболезненно? – осторожно спросил он.

– Конечно, – заверил его Т’вар. Он, казалось, даже удивился самому вопросу. – Зачем нам причинять вам боль?

– Сразу видно, что вы не знакомы с моим врачом, – пошутил Уилл.

Впрочем, эта острота не убавила в нём нервозности. – Надеюсь, обойдёмся без ремней?

– Какие ремни вы имеете в виду? Сдерживающие? Зачем нам вас сдерживать?

– Вот и я так думаю. – Уилл глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. – Куда мне? Туда, что ли, лезть? Он показал рукой на платформу.

– Если вас не затруднит, – вежливо отозвалась вейс.

Уилл взобрался на платформу и осторожно улёгся на её гладкую, тёплую поверхность. Сверху в глаза бил свет. Он был достаточно яркий, но вместе с тем терпимый. К платформе подошли сразу несколько гивистамов и стали смотреть на Уилла сверху вниз. Он видел нависшие над ним зубастые головы и гадал: какие мысли в них сейчас вертятся? У этой группы медиков очки на были затенены, как у прочих. Рядом суетились юркие о’о’йаны, настраивая исследовательскую аппаратуру.

Ни у кого из них не было на груди транслятора, поэтому общение велось через вейс, которая сразу же передала Уиллу просьбу медиков раздеться. Он исполнил пожелание, на миг задумавшись о том, нет ли среди его экзаменаторов представительниц женского пола. Но потом понял, что всё равно.

Сложная процедура обследования его организма началась. Его тыкали приборами, о назначении которых он ничего не знал, просвечивали аппаратами, о которых он не имел никакого понятия, до него дотрагивались нечеловеческими пальцами. Боли действительно не было. Было немного неприятно, но это можно было легко перетерпеть. Медики осматривали решительно каждую часть его тела, каждый сантиметр кожи. Его просили открыть и закрыть глаза, рот, согнуться и наоборот – вытянуться. Он любезно выполнял их пожелания, задавая всё больше и больше собственных вопросов.

Кальдак стоял неподалёку от платформы вместе с Т’варом и наблюдал за происходящим. Главный медик покинул своих коллег и присоединился к командиру и его заместителю. Поскольку единственный представитель расы вейсов, присутствующий в комнате, был занят переводом переговоров медиков с землянином, Кальдаку, Т’вару и главному медику в разговоре пришлось положиться на электронные трансляторы.

– Чрезвычайно странное строение. Внешне вроде бы ничего примечательного, но сколько сюрпризов для науки таится под столь нежной оболочкой!

– Например? – с любопытством осведомился Кальдак.

Гивистам строго наблюдал за действиями своих подчинённых у платформы. Он подозвал к себе одного о’о’йана и что-то негромко сказал ему. Тот почтительно кивнул и кинулся к платформе исполнять распоряжение. Уилл в это время свистел, шумно дышал, делал глубокие вдохи и выдохи, двигал глазами направо и налево, вверх и вниз.

– Много необычною и интересного связано с черепной коробкой. Но серьёзного исследования мозга мы провести в таких условиях, разумеется, не сможем. Возможности этой аппаратуры весьма ограниченны. К тому же мы не располагаем другими аборигенами, дабы можно было провести сравнительный анализ. На экспедиционном корабле можно добиться значительно больших результатов.

– Возможно, вскоре вам предоставится такая возможность. Что ещё?

– Если исходить из того, что мы видим перед собой репрезентативный образец местной расы, то можно сказать, что земляне обладают очень крепкой костной структурой и мощным мышечным потенциалом. Восприимчивость на внешние раздражители по каналам нервной системы просто исключительна. Возможно, их анатомическое строение каким-то образом связано с революционным развитием в условиях аномальной истории. Конечно, это лишь предварительная гипотеза. Зная о том, что на протяжении многих поколений аборигены убивали друг друга, можно только догадываться, какой отпечаток это наложило на их физическое развитие.

Установлено, что они обладают великолепным зрением в пределах нормального спектра в светлое время суток и довольно эффективным зрением. Конечно, всё зависит от того, с чем сравнивать. К примеру, дневное зрение гивистамов несколько острее, но ночью мы почти ничего не видим. Это характерная черта и множества других известных нам рас. Хорошее ночное зрение землян может оказаться ещё одной защитной реакцией, выработанной в процессе развития в сложных социальных условиях. Кальдак знал, что ночное зрение массудов у учёных Узора пользуется весьма высокой оценкой, поэтому он спросил:

– Вы хотите сказать, что ночью земляне видят лучше нас?

Гивистам невозмутимо ответил:

– Совершенно верно. Скорее всего они превосходят массудов и в дневном зрении. – В ответ на реакцию Кальдака гивистам добавил:

– Но нам удалось выявить нечто гораздо более замечательное. Обследование установило, а сам землянин это подтвердил устно, что его соплеменники обладают способностью ограниченного зрения в воде. В зависимости от её загрязнённости, конечно. Это известие до глубины души потрясло прежде всего Т’вара.

– Без использования искусственных линз?! – воскликнул он.

Медик утвердительно кивнул.

– Они что же, как лепары?

– Нет. Амфибиями их назвать было бы нельзя. Они чувствуют себя в воде достаточно комфортно и очень подвижны в ней, но дыхание приспособлено только к воздуху. Кстати, если верить заявлению землянина, то его соплеменники получают наслаждение от пребывания в воде.

– Нам это уже известно, – сказал Кальдак. Его нос мелко задёргался при воспоминании о попытке землянина сбежать, предпринятой в первый вечер их знакомства.

Медик продолжал:

– К сожалению, пока мы не можем знать, чья тут заслуга: эволюционного или социального развития.

– Итак, подведём первые итоги, – сказал Кальдак, глядя в сторону платформы. – Мы имеем разумное существо, которое видит лучше массуда, сильнее гивистама и бир’римора и плавает лучше всех, за исключением лепара, который чрезвычайно неповоротлив и неуверен на суше.

– В физическом отношении они удивительно гибки и приспособляемы, – согласился главный медик.

– Вы что-то говорили об их восприимчивости к внешним раздражителям?

– На некоторые стимулы абориген проявляет просто поразительную нервную реакцию. Особенно когда что-то приближается к нему.

– Мы уже знакомы с этим, – сказал капитан.

– Их пальцы отличаются подвижностью, однако в этом нет ничего необычного. Норма, как мы говорим. В этом их способности равны примерно способностям массудов и с’ванов и значительно уступают способностям гивистамов и о’о’йанов. Координация по каналу «глаз-рука» удивительно тонко настроена, в то время как другие движения по большей части можно назвать грубыми и неуклюжими. Сила сосредоточена в нетрадиционных для нас частях тела.

Они также обладают хорошо развитой способностью адаптироваться к резкому изменению климатических условий. Рискну предположить, что холод, который будет фатальным для гивистама, и зной, который свалит с ног массуда, они выдержат без особых проблем. Их лёгкие переребатывают кислород с большой эффективностью. Принимая во внимание их мощную костную структуру, гибкую и крепкую мускулатуру, а также многочисленность различных связок и сухожилий, я могу, пожалуй, сказать, что в выносливости они оставят позади любого из нас. По сравнению с нами они способны на поистине великие подвиги выносливости.

– Как криголиты? – спокойно спросил Кальдак.

Главный медик с уверенностью ответил:

– Криголитам они могут дать десять очков вперёд.

Заговорил вновь Т’вар:

– Этот Уилл настаивает на том, что он музыкант, человек искусства, и что он никакого отношения не имеет к воинам и не хочет иметь. При этом он подчеркнул, что его соплеменники придерживаются аналогичного мировоззрения. Но просмотренные нами визуальные программы местных электронных средств массовой коммуникации противоречат этому. Кроме того, повседневная активность землян, формы их искусства и развлечения настолько насыщены насилием, что представителю любой разумной расы просто недостаёт нервной энергии, чтобы выдержать это.

– Я могу говорить о результатах, полученных на основании исследования только одного индивидуума местной расы, – сказал медик. – Я даже подчёркиваю это: именно общая картина может оказаться иной. Но я учёный и строю свои выводы отнюдь не на его заявлениях, – что бы он там ни говорил, – а исключительно на данных, полученных в результате объективных исследований. Так вот я говорю: физиологически земляне приспособлены к насилию. Это-то больше всего меня и интригует. Ведь если разобраться: чиринальдо их сильнее, гивистамы днём видят немного лучше, о’о’йаны гораздо более подвижны, лепары лучше плавают.

– А массуды? – медленно спросил Кальдак.

Медик помедлил с ответом, оглянувшись ещё раз на платформу. Обнажённый землянин совершал приседания и выпрыгивания, доставал локтями до коленей, – подобный трюк мог повторить только массуд и, если брать сторонников Назначения, ашреган – а трое гивистамов и один о’о’йан оперативно регистрировали показания датчиков. Гивистам клацнул зубами.

– Массуды бегают быстрее, – сказал он наконец.

Кальдак облегчённо вздохнул, не понимая почему. Сравнивать расовые особенности с представителями других миров было абсурдом. Этим можно было бы заниматься исключительно в споре с соплеменниками.

– Однако я должен заметить сразу, – вновь привлёк к себе внимание главный медик, поправляя очки. – Только более глубокое обследование и возможность дать сравнительный анализ на основе изучения нескольких особей позволят подтвердить или опровергнуть предварительные выводы, которые я вам изложил.

Т’вар задал очень важный вопрос:

– Что вы можете сказать об их боеспособности?

– Из всего сказанного мной нетрудно вывести заключение о том, что земляне – раса боеспособная в значительной степени. Это, если говорить об их физических кондициях. Но есть ещё духовные. Тут я промолчу. Вы говорили, что земляне презирают войну. Это понимание укладывается в рамки нормы, принятой у известных нам цивилизаций. Впрочем, сразу вспоминаешь о передачах местного телевидения. Они.. действительно вступают в противоречие с заявлениями землян.

То обстоятельство, что они очень много и долго воевали между собой, могло пробудить в них неприятие или страх перед войной с представителями других галактических рас. Они умеют убивать только друг друга и замкнулись в этом добровольно. Может, тут есть что-то и от психического расстройства, не знаю, сказать не могу. Я не ксенопсихолог. Просто предположил одну из версий. Могут быть и другие.

Он снова клацнул зубами.

– Пока что я, – вернее, я и мои коллеги, – сужу, имея на руках данные обследования единичной особи открытой нами расы. Да, мы столкнулись со множеством противоречий. Как физического, так и духовного плана. А противоречия ведут, как известно, к непредсказуемости. Это слово нервирует гивистамов больше других. Он заявляет, что ненавидит войну и просто занимается созданием музыки, намекая нам на то, что противопоставляет эти два понятия: войну и музыку. Но ведь его музыка – это нечто… Словом, трудно себе представить что-нибудь более воинственное.

– Интересно, – вслух подумал заместитель командира. – А что бы он сказал о нашей музыке?

– Любопытная мысль, – ответил медик, водворяя протёртые очки обратно на глаза. – Я бы не отказался провести подобный эксперимент, хотя боюсь, он ничего не прояснит.

– Но надо же как-то продвигаться дальше в наших исследованиях, – возразил с’ван. – Надо пробовать новые способы. Гивистам устало кивнул в знак согласия.

Уилл заявил, что большинство вещей, которые ему были проиграны и которые он с вниманием выслушал, ему показались весьма милыми и красивыми. Словом, понравилось. Когда музыкальное устройство, принесённое пришельцами в кабину катамарана, издало последние аккорды и умолкло, Уилл откинулся на спинку дивана, улыбнулся и стал довольно оглядывать своих гостей.

– Чудесно, однако… В отношении ритма слишком уж всё просто, чтобы не сказать другого слова.

– Оценка, которая даётся искусству, всегда субъективна, – ответил Т’вар. Он не тратил времени на дипломатию, добавив:

– Ваши произведения нам показались откровенно грубыми.

– Это ещё что! По сравнению с тем, что выделывают некоторые так называемые популярные группы, моя музыка – тихий шелест лесного ручейка! Вы бы послушали «Кадмий»! Лично я признаю, что мне нравится сильный ритм и отчётливая дробь ударных, но я не допускаю диссонанса в отличие от других. Что же касается вашей музыки, то она чем-то напоминает мне народную музыку болгар, их песни… Конечно, вам это ничего не говорит. Кстати, зачем вы решили проиграть мне это?

– Вы музыкант, – сказала вейс. – Нам показалось, что вы проявите интерес.

– И проявил! Клянусь, проявил! – Он снова откинулся назад, заложив руки за голову. – Поставьте-ка мне, пожалуйста, ту первую часть… Напоминает звон электрических колокольчиков.

* * *

На борту челнока Кальдак созвал оперативное совещание представителей научных отделов, которые входили в группу контакта. Присутствовали также Т’вар и вейс.

– Время идёт. Нам необходимо принять важное решение. Решение жизненной важности. Я должен наконец узнать, являются ли местные жители нашими потенциальными союзниками, и если являются – в какой степени? Стоит ли их готовить к боям и сражениям? Пусть рассчитывая лишь на их вспомогательное участие. Либо они не в состоянии воевать, но зато могут осуществлять какие-либо иные функции. Наконец, может быть, их нестабильность, которая, возможно, является отпечатком нестабильности геологической, делает их вовсе бесполезными для нас? Хотя представить себе это трудно, ибо мы приветствуем помощь, оказанную нам в любой форме, даже в очень малой.

– Мы сможем получить ответы на интересующие нас вопросы только, получив для исследований дополнительных представителей земной расы, – высказался Т’вар. – Или же, подвергнув уже имеющегося в нашем распоряжении аборигена более глубокому изучению.

Помощник руководителя по медицине выразил свой протест:

– Ещё слишком рано затевать детальное обследование.

– Не согласен, – возразил Т’вар с несвойственной с’ванам драчливой резкостью в голосе. – Смотрите, как охотно он до сих пор сотрудничал с нами.

– Некоторые из вас признавали за ним известную долю полезной нам агрессивности. Я её не заметил, – заговорил Кальдак.

– Но он же сломал Дропаку руку.

– Землянин утверждает, что это случайность. Это происшествие доказывает только его силу и грубость в движениях. Однако это вовсе не значит, что он по характеру агрессивен.

Помощник руководителя по медицине всё ещё выражал озабоченность.

– На настоящий момент мы имеем хороший образчик местной расы, который к тому же охотно идёт на сотрудничество с нами. Разве мы можем рисковать идти на более глубокое обследование, результаты которого мы даже сами не можем с точностью предсказать? Ведь мы можем легко потерять расположение к нам этого землянина.

– Я хочу напомнить забывчивым коллегам одну немаловажную деталь, – заметил Т’вар. – Идёт большая война. Война, которая началась задолго до нашего с вами появления на свет и которая, к сожалению, видимо, будет идти и после нашей кончины. Приблизить её конец – это достойная задача, во имя которой можно пожертвовать расположением одного землянина. Во всяком случае, мне так кажется. Разумеется, все меры предосторожности должны быть приняты, однако без риска не обойтись, и мы обязаны идти на этот риск. Вы сами говорите, что до сих пор он охотно идёт на сотрудничество. Я полагаю, мы вправе надеяться на то, что его настрой не изменится. Слушая эту убедительную речь, произнесённую уверенным тоном, Кальдак думал о том, что с’ванам, пожалуй, удастся склонить на сотрудничество с экспедицией и известняковую скалу, если возникнет в этом необходимость. Если кто и сможет уговорить землянина согласиться на сложное обследование, так это только Т’вар.

– Продолжение исследований на более сложном уровне потребует добровольного согласия землянина.

– Ну, разумеется, – ответил беззаботно Т’вар, глянув на своего капитана. – Мы сделали здесь всё, что смогли, учитывая скромные возможности аппаратуры челнока. Пожалуй, самое время перебираться на экспедиционный корабль.

Уилл Дьюлак сел и перенёс ноги с платформы на пол. Пол слегка подрагивал. Медики, которые суетились вокруг него, продолжали работать, как будто ничего не произошло.

– Что такое, чёрт побери?! Никак, мы движемся?

Помощник руководителя по медицине обратилась к землянину через свой транслятор:

– Перед нами встала необходимость вернуться на корабль.

– Эй, погоди-ка! – вскричал встревоженно Уилл. Он соскочил с платформы и бросился к своей одежде, отшвырнув в сторону оказавшихся на дороге двух о’о’йанов. – Я согласился вам помочь, но только здесь! О другом корабле разговора не было!

Между землянином и испугавшимися врачами тут же оказалась вейс.

– Всё дело в семантическом расхождении наших и ваших терминов, – вежливо пояснила она. – Для нас понятие «корабль» – это вся совокупность летательных средств, имеющихся в распоряжении экспедиции. Челнок является всего лишь одним элементом.

– Значит, я давал согласие только на этот элемент! – Уилл лихорадочно натягивал на себя одежду. – Всё!

К разговору присоединился Т’вар, от которого исходила уверенность и какой-то нарочитый энтузиазм.

– Разве вы не хотели бы взглянуть на наш корабль? Ведь вы никогда не были в космосе, насколько я знаю, а? Только представьте себе: вы получите возможность окинуть одним-единственным взглядом весь ваш красивый мир! Он будет у вас, как на ладони!

Уилл перевёл глаза на приземистого оратора. Густые волосы покрывали большую часть его лица. Несмотря на это, всё же можно было увидеть, что он более других походил на гуманоида, намного больше, чем долговязые раздражительные массуды.

– Всё это так. Я добровольно согласился вам помочь, и мне здесь очень понравилось. Но о полёте на какой-то там корабль и речи не было, вот в чём вся штука! Надеюсь, вы не замыслили в отношении меня похищение?

– Похищение?

Транслятор с полминуты натужно зуммерил, прежде чем смог перевести это слово. Но, видимо, сделал это не очень удачно, ибо Т’вар поднял недоумённые глаза на вейс. Та сделала знак, что сама находится в затруднении. Уилл всё это увидел и пояснил:

– Похищение – это когда кто-то уводит или увозит кого-то без его согласия. Как правило, силой, но, бывает, и обманом.

– Вы одержимы идеей совершения насилия по отношению к вам, – с упрёком и раздражением проговорил с’ван. Он стал нервно перебирать свою бороду. – Возможно, это такая же чёткая характеристика всей вашей расы, как и безволосость. Ну, зачем нам похищать вас?

– Чтобы добиться от меня того, чего вы хотите.

– Мы добивались от вас сотрудничества с нами в первый вечер знакомства и уже добились этого. Поэтому применение силы по отношению к вам сейчас явилось бы излишней мерой. В той же степени излишней, в какой и неприемлемой для нас. Неужели вы так и не уяснили себе те основные принципы, по которым мы живём? – Он перешёл на язык гивистамов и бросил окружавшим его медикам:

– Нет, я уже начинаю приходить в отчаяние! Эти существа либо не имеют возможности, либо не хотят демонстрировать свою цивилизованность.

– Я предупреждала о возможности осложнений, – тихо прошипела помощник руководителя по медицине. – Их поведение остаётся в высшей степени непредсказуемым.

Т’вар показал знаком, что согласен с ремаркой, и вновь повернулся к землянину.

– Я заверяю вас в том, что ничто не будет сделано против вашей воли. Если вы хотите уйти прямо сейчас, никто не будет чинить вам в этом препятствий.

Уилл внимательно посмотрел на него. Этот немигающий взгляд, устремлённый на с’вана, выбил того из внутреннего равновесия. Т’вар не ожидал этого. Этот взгляд смущал его гораздо больше, чем он мог предполагать. Лепары, гивистамы, о’о’йаны и даже массуды не способны смотреть на с’ванов так, чтобы те теряли уверенность в себе. Землянин несколько раз говорил, что сломанная рука Дропака – несчастный случай, что он музыкант и не признаёт насилия, но… Кто знает? Кто разберёт этих аборигенов? Они и впрямь непредсказуемы. С’ван внутренне поёжился, осознав свою уязвимость. «Почему? – спрашивал себя Т’вар. – Почему мне так неудобно?..»

– Значит, я могу уйти? Прямо сейчас? К себе на катамаран?

– Разумеется, – очнулся наконец от смущения Т’вар и продолжал спокойным голосом:

– Конечно, покинув нас, вы потеряете возможность познать тот восторг, которым одаряет разумных безбрежный космос, но это вам решать. Я уверен, что нам не составит большого труда отыскать другого землянина, который не только согласится отправиться с нами на экспедиционный корабль, но даже будет подгонять нас. С’ван очень надеялся на то, что транслятор придаст этой реплике интригующую, а не пренебрежительную тональность. Землянин колебался.

Потом вдруг уголки его рта поползли вверх.

«Удивительно подвижное лицо для позвоночного!» – внутренне поразился Т’вар.

– Ладно, чёрт с вами. Я и так уже далеко зашёл. Один из моих музыкальных наставников часто говаривал: «Вдохновение не приходит к тебе само, надо отрывать задницу от стула и идти искать его». Я полечу с вами. Но только в том случае, если вы дадите обещание вернуть меня на Землю по первому требованию!

– Мы обещаем, – сказал Т’вар.

«Как будто мы можем поступить как-то иначе!» – возмутился про себя с’ван.

Удивительная подозрительность и предубеждённость. Что это? Причудливая особенность характера единичного индивида или болезнь расы? После этого разговора с’ван больше чем когда-либо хотел подвергнуть землянина сложному обследованию.

Землянин остался в восторге от внутренней обстановки и внешней грандиозности экспедиционного корабля, хотя от представителя цивилизации, ещё не вышедшей на настоящие космические просторы, можно было ожидать и большего. Создавалось такое впечатление, что он поражён лишь самим кораблём, а не фактом его существования.

Кальдак завёл специальный банк данных, помеченный одним словом:

«ЗЕМЛЯНЕ».

Члены команды сторонились по стенам и с любопытством глазели на аборигена, когда его водили на экскурсию по кораблю. Наконец они дошли до того помещения, где было намечено провести более глубокое обследование организма землянина. Уилл увидел посреди комнаты низкое, но довольно комфортабельное кресло. Он ожидал, что придётся ложиться на такую же жестковатую платформу, что и на борту челнока. Кресло было обито чем-то мягким, от этого выглядело неофициально и казалось едва ли не по-домашнему уютным.

– Насколько я понял, опять станете щупать меня? – спросил он, уже начиная расстёгивать рубашку. – Хотите, чтоб я снова разделся?

– Нет, это совсем не обязательно, – шипяще проговорила помощник руководителя по медицине. Уилл улыбнулся.

Эта комната как-то настраивала на добрый лад, убаюкивала что ли. Он чувствовал себя здесь гораздо увереннее и спокойнее в сравнении с импровизированной операционной на челноке. Он взобрался на это огромное мягкое кресло, которое могло бы вместить по меньшей мере двух человек, закинул руки за голову и расслабился.

Кальдак пригласил наблюдать за ходом проведения обследования Соливик и Т’вара. З’мам находился на вахте – на нём лежала ответственность за управление кораблём и работу экипажа. Все они собрались в небольшой наблюдательной комнате, которая располагалась над залом, где было назначено обследование, и соединялась с ним стеклянной стеной, через которую всё было отлично видно.

Соливик, как и всегда, говорила прямо и откровенно:

– Что за забавные создания! Впрочем, не смешнее с’ванов.

– Спасибо на добром слове, – сухо отозвался Т’вар.

– Вы только поглядите! Как нелепо смотрится тот клочок волос на черепе! А больше их нигде нет? Невозможно поверить! Какой абсурд! А глаза… Они не больше, чем у лепара. Плоское лицо… Беспомощные зубы… Признаю за ним хорошо развитую мускулатуру, но в остальном – весьма убого.

– Она повернулась к Кальдаку. – Как вы думаете, какая у него будет реакция на сканирование?

– Не знаю, – ответил командир, который стоял почти у самого стекла. – И никто не знает. Руководитель по медицине полагает, что объективные, незамутнённые результаты можно будет получить только в том случае, если землянину не сообщать о том, что сейчас с ним будет происходить. Так что он ничего сам не ведает. Не уверен, что мне это нравится, но я не стал спорить с медиками. Предпочитаю не совать свой нос в те дела, в которых ничего не смыслю. Кстати, у помощника руководителя по медицине тоже имеются кое-какие оговорки, которые она почему-то не может нам объяснить. Впрочем, боюсь, она не может их объяснить даже самой себе. Меня её колебания интересуют гораздо больше, чем мотивы, их вызвавшие. Мозговое сканирование являлось методом, который позволял учёным Узора подвергать пациентов воздействию, схожему с внушением амплитуров. Разработка этого метода считалась триумфом науки и медицины Узора. Ведь за всю историю конфликта Узора с народами Назначения случаи пленения живых представителей расы амплитуров были практически единичными. А изучение таких пленников было по-настоящему опасным и рискованным делом. Оно проводилось на расстоянии вне досягаемости импульсов внушения для того, чтобы обезопасить медиков и учёных. Хотя всегда был риск переступить случайно невидимую черту, и тогда…

Основную часть информации об амплитурах и их удивительной телепатической способности учёные Узора почерпнули из общения с теми, кто в своё время попал в план к врагу, был подчинён ему и отпущен к своим в пропагандистских целях. Бедняги теряли всякую способность к независимому, самостоятельному мышлению после «общения» с представителями Амплитура. Всем было ясно, какое значение могло бы иметь создание технологии, обеспечивающей экранную защиту от влияния врага. Учёные бились над этой проблемой сотни лет, без очевидных успехов, движимые больше надеждой, чем уверенностью. Если бы подобный метод защиты был открыт, это коренным образом изменило бы обстановку в той части галактики, которая столетиями, по сути, находилась на военном положении.

Соливик показала рукой на испытательный зал.

– Кажется, начинается. Землянину что-то не нравится, по-моему…

И в самом деле они видели, что землянин протестует против того, чтобы на него натянули сканирующую сетку. Медики растерялись. До наблюдательной комнаты доносились ругательства аборигена.

– Похоже, я должен вмешаться, – сказал Т’вар и откланялся.

Спустя несколько секунд командир и его первый заместитель увидали, как с’ван бодро вошёл в испытательный зал и сразу же направился к креслу, на котором сидел землянин. Остановившись рядом с вейс и временами поглядывая на неё, он стал разговаривать с аборигеном. Наконец, тот покорно опустил руки и кивнул головой. С’ван сделал знак медикам, которые с опаской вновь стали приближаться к испытуемому. Им удалось-таки натянуть ему на голову требуемую сетку, хотя землянин по инерции и продолжал слабо упираться.

– Удивляюсь скрытности помощника руководителя по медицине, – сказала Соливик, стоя у стеклянной стены. – Обычно у гивистамов все их переживания отражены на лицах.

Похоже, её тревожит спешка, в которой проходит обследование. Но у нас нет выхода. Амплитур ведь не объявит временного перемирия, чтобы дать нам возможность без помех закончить изучение этой расы.

– Не понимаю, чего тут можно опасаться? Какая ценность в этом существе? Из того, что я видела уже и слышала, могу сделать один-единственный вывод: эта раса едва-едва цивилизованна.

– Просто их трудно классифицировать. Как и их планету. Но утверждать сейчас, что они бесполезны в качестве союзников, по меньшей мере преждевременно. Помощник руководителя по медицине, разумеется, имеет право высказывать иное мнение, но насколько я понял, среди своих коллег она в меньшинстве.

– Вы в этом уверены или просто выдаёте желаемое за действительное?

Кальдак устремил на Соливик раздражённый взгляд.

– Вы знаете меня достаточно уже хорошо, чтобы самой дать ответ на подобный вопрос.

Соливик отвернулась и стала смотреть через стекло в зал.

– Пошло дело, – с солдатской непосредственностью объявила она.

Операторы заняли места за своими пультами. Рядом с монитором, на специальном кресле, сидела гивистам. Её голова была накрыта сверху сеткой, очень похожей на ту, которая была на голове землянина. Юркий о’о’йан вертелся у неё под ногами, проверяя уже давно настроенную аппаратуру и датчики.

Сканер заработал. Он послал и землянину, и проводнику-гивистаму импульсы спокойного сна. Оба закрыли глаза и заметно расслабились. Над обеими сетками появился бледный нимб. Сканирование началось. Т’вар стоял в сторонке и о чём-то оживлённо переговаривался с вейс. Медики и технические специалисты разве только не краснели от натуги. Они что-то быстро писали, вводили в компьютеры, в строгом соответствии с установленными временными интервалами делали необходимые переключения режимов работы аппаратуры… Словом, с помощью несовершенной машины и кропотливой длительной работы пытались добиться того же, чего амплитуры без всякого усилия над собой добивались от представителей других рас за несколько минут. Время текло быстро. Ничего не происходило. Постепенно Кальдак отвлёкся от испытательного зала и его внимание переключилось на другие вещи. Он спохватился, когда почувствовал, что колено Соливик толкнуло его колено. Таким образом массуды давали друг другу понять, что пришло время глядеть в оба. Он обернулся к ней. Она показывала рукой на испытательный зал.

– Вы видите?

– Что? – не понимая ещё, о чём идёт речь, спросил он.

– Ну, смотрите же на проводника! Вон!

Кальдак увидел, что гивистам, которая вызвалась быть проводником в проводимом сканировании, мелко подрагивает. Если бы она была массудом, Соливик не обратила бы на это внимания, но это была представительница расы гивистамов. А гивистамы не имеют физиологической потребности подрагивать. Да ещё так долго и по нарастающей!

На лице рептилии была страшная тревога. О’о’йан, который суетился около неё, решил поправить сетку на голове. Он подумал, что сканирующее устройство чуть съехало набок, от чего нарушился покой проводника. Дальнейшее произошло почти молниеносно.

Кальдак отшатнулся от стеклянной стены, увидев, как проводник полоснула по лицу о’о’йана раскрытой лапой с выпущенными когтями. На пол закапала кровь. Стеклянная стена делала тебя участником драмы. О’о’йан рухнул на спину. Датчик, который был у него в руке, покатился по полу. Проводник окончательно потеряла над собой контроль. Она неистовствовала: рвалась на своём кресле из стороны в сторону, молотила по воздуху руками, отчаянно лягалась ногами. Под затенёнными очками зловеще вспыхивали зрачки её глаз.

Недалеко от неё стояло кресло, в котором спал землянин. Вот ему, как будто показалась неудобной его поза, он перевернулся на левый бок, потом почти сразу же на правый. Правая нога подогнулась, а левая стала подёргиваться, как будто он отпихивал от себя какого-то небольшого, но назойливого зверька.

На его лице была написана ярость и ужас. Черты лица были искажены, но глаза по-прежнему закрыты.

Глава 11

Очнувшись от кратковременного паралича, постигшего медиков после увиденного, некоторые из них бросились на помощь окровавленному, шипящему о’о’йану. Другие попытались успокоить проводника, которая злобно шипела и продолжала метаться из стороны в сторону на своём кресле. Самые смелые стали приближаться к землянину. Один из о’о’йанов навалился всей своей скромной тяжестью на левую руку аборигена и… был тотчас же отшвырнут далеко в сторону. Землянин издал глубокий стон. Стоявший тут же гивистам покатился по полу, получив мощный пинок ногой. Ругаясь на чём свет стоит, Кальдак и Соливик покинули наблюдательную комнату и поспешили на помощь своим коллегам. Когда они вбежали в испытательный зал, медикам уже удалось стянуть сканирующую сетку с головы проводника. Та тут же затихла, и её безвольное тело осторожно перенесли на операционную платформу. Сам руководитель по медицине склонился над ней, медленно водя по её руке электронным диагностом. Кровь сочилась у проводника из левой ноздри, обильно заливая нижнюю часть лица.

– Что здесь произошло? – коротко и резко спросил Кальдак.

– Мы не знаем! Правда, не знаем! – ответила помощник руководителя по медицине. Она выглядела какой-то потерянной.

Мимо пробегал один из специалистов с диагностом в руке. Кальдак перехватил его на полдороге и отнял электронное устройство.

– Что здесь происходит?! – крикнул он на массудском. – Я требую объяснений!

В эту минуту на лицо проводника надели респиратор. Послышалось шипенье газа.

– Чёрт возьми, я ничего не понимаю в этих игрушках! – в отчаянии прошептал Кальдак, глядя на экран диагноста.

Помощник руководителя вежливо взяла у него из рук аппарат, нажала какую-то кнопку и стала смотреть на побежавшие строчки информации. Изящные пальцы сноровисто бегали по небольшой клавиатуре.

– Так, слушайте, – сказала она, обращаясь к капитану через свой транслятор. – Вначале всё шло хорошо. Все показатели в пределах нормы. Землянин заснул спокойно и глубоко. – Она опасливо посмотрела через плечо на кресло. Землянин всё ещё спал. Медикам удалось наконец снять с него сетку. Он перестал дрыгать ногой, но на лице было всё ещё озабоченное выражение.

– Поначалу посылались стандартные и довольно слабые импульсы. К тому же широконаправленные. Начали поступать первые данные. Всё шло хорошо. Мы анализировали информацию и продолжали посылать импульсы. Разные расы реагируют на разные импульсы. И по-разному.

Чем дольше продолжалось сканирование и чем более настойчивыми становились посылаемые импульсы, тем непонятнее была та реакция, которую мы регистрировали. Было установлено, что землянин начинает волноваться…

– Только это вы с помощью всей аппаратуры и смогли установить? – насмешливо спросила Соливик.

Гивистам не обиделась на эту реплику, а только укоризненно взглянула на первого заместителя командира экспедиции и пояснила свою мысль:

– Я имела в виду не внешние признаки волнения, которые вы могли наблюдать из-за стекла, а внутренне-мозговые… Активность процессов, происходящих в организме, резко повысилась и вышла за пределы нормы. Например, удивительная по силе активность в коре головного мозга. Электрического характера. Настолько сильная, что у нас зашкалили приборы.

– Это была реакция землянина? – спросил живо Кальдак. – На какой из импульсов?

«Как груб, как несдержан. Одно слово – массуд!» – поморщилась про себя помощник руководителя по медицине. Тонким, изящным пальцем она стала водить вдоль кривой, которая появилась на экране диагноста.

– Импульс мягкого испуга. Видите параллельные линии, данные прибором для сравнения с реакцией землянина. Это реакция гивистама, а это – лепара. А вот эту кривую мы получили от испытуемого.

Кальдак склонился над небольшим экраном, чтобы поближе взглянуть на изогнутую линию. Даже неспециалисту было ясно, что подобные реакции можно получить только от сумасшедшего. Но… Уилла Дьюлака можно было называть по-всякому, но только не психом. А с другой стороны, Кальдак смотрел на бесстрастные показания машины.

– А что с ней случилось? – спросила Соливик, кивнув на проводника, которая неподвижно лежала на платформе и, казалось, спокойно спала.

– Пока ещё не знаем точно, – сказала помощник руководителя по медицине, с жалостью глянув на коллегу, с лица которой вытирали кровь.

– Предварительный диагноз – каталептический шок.

Нос и уши Кальдака нервически подёргивались.

– Причина?

Гивистаму пришлось задрать голову, чтобы взглянуть в глаза нависшему над ней массуду.

– За отсутствием альтернативных объяснений я высказываю предположение, что это следствие обратной связи с землянином. Мы продолжаем выяснять этот вопрос, но уже сейчас почти точно установлено, что дело не в поломке аппаратуры. Какова бы ни была реальная причина, но вспышка агрессивности была невероятна мощной. Руководитель по медицине говорит, что прежде за всю жизнь такого видеть не приходилось.

– Мне тоже, – проговорил мрачно Кальдак, постукивая пальцами по экрану, – хотя я не так-то уж много времени провожу в лабораториях. – Землянин настаивает на том утверждении, что он и ему подобные – исключительно миролюбивые существа. Вы допускаете возможность того, что он нам попросту солгал?

– Возможно, это и так. Только зачем ему было соглашаться на наш тест, если он хотел что-то скрыть?

– Да, вы правы. Возникает противоречие, объяснения которому я не вижу, – мрачно проговорил Кальдак. Гивистам задумалась.

– Знаете, что я думаю… – проговорила она. – Ведь когда случился этот неприятный инцидент, землянин находился в состоянии глубокого сна. Как и сейчас. Значит, логично было бы предположить, что то, что стряслось, явилось отнюдь не результатом его осознанного волевого усилия, а всего лишь инстинктивной защитной реакцией его мозга и тела на настойчивые импульсы.

Она поправила крохотный наушник транслятора тщательно наманикюренным пальцем. Чешуйки её шкуры блеснули в ярком свете испытательного зала.

– И надо признаться, – продолжала она, – что это меня беспокоит гораздо больше, чем как если бы он это всё сделал осознанно. Значит, над каким-то участком своей же собственной нервной системы он не имеет контроля.

– Рад это слышать, – проговорил Кальдак. – Это говорит о том, что землянин вовсе не собирался причинять вред проводнику.

– И тем не менее вред был причинён.

– Значит, с уверенностью вы пока не можете говорить о том, что с ней стряслось.

– Информация продолжает поступать и её ещё надо анализировать. Но самые ценные сведения мы можем получить только от неё самой. С нетерпением будем ждать того времени, когда она придёт в себя.

– Как вы оцениваете серьёзность полученного ею шока? – строго спросила Соливик.

– Это сейчас только выясняется, – ответила гивистам, встревоженно окинув взглядом платформу, на которой лежало безжизненное тело проводника, и медиков, суетившихся вокруг неё. – Но надеюсь, всё обойдётся. Спустя несколько минут проводник пришла в себя от глубокого шокового сна. Её пробуждение сопровождалось отчаянными криками и надсадным шипеньем, как будто на неё напало самое страшное чудовище из гивистамских легенд. Присутствующие медики тут же кинулись её успокаивать нежными словами, медикаментами, ещё большим затенением её очков. Следуя её настояниям, она была перенесена из испытательного зала в противоположную часть корабля.

Спустя два часа Уилл Дьюлак потянулся, зевнул и открыл глаза. Сон освежил и взбодрил его. Теперь он только удивлялся: и зачем было поднимать такой шум из-за такой пустяковой и приятной процедуры? Присутствующие гивистамы и с’ваны обрушились на него с целым градом вопросов. Отвечая на них, он заявил, что спал хорошо, ничего не чувствовал и ничего не помнит. Ни кошмаров, ни прочих неприятностей. Разве что только шея чуть затекла, но в остальном было очень комфортно.

Его удивило, что ему устроили настоящий допрос. Исполняя его пожелания, ему принесли поесть. В основном, пища была та, которую обычно ели с’ваны, но принесли кое-что и из массудской кухни. Проведённые тщательные анализы с большей или меньшей уверенностью позволяли надеяться на то, что еда не повредит организму землянина. Насчёт того, как он отнесётся к её вкусовым качествам, никаких исследований не проводилось, поскольку считалось, что это не главное. В результате те блюда, к которым, – как они полагали, – он отнесётся с восторгом, землянин решительно отставил в сторону. Зато с аппетитом стал поглощать то, до чего массуд не дотронулся бы, даже испытывая сильный голод. Командиру экспедиции наконец удалось договориться с руководителем по медицине о том, чтобы проводника допросили.

Она неподвижна лежала на медицинской платформе, подоткнув под голову подушку и спрятавшись почти полностью под термоодеялом. Из медицинского персонала при разговоре присутствовали руководитель по медицине, его помощник и несколько врачей. А также Кальдак, все три его заместителя и некоторые технические специалисты. Кальдак хотел пригласить и Яруселку, но не сделал этого, поняв, что её присутствие не было необходимым. В крайнем случае, они обсудят это всё позже.

– Вы можете нам рассказать о том, что произошло? – как мог мягко спросил командир экспедиции.

Очки проводника были затенены до черноты, поэтому он не мог видеть её глаз. У неё было прерывистое дыхание, а голос по тембру сильно отличался от нормального голоса гивистамов.

– Я… Я… Я не знаю. Тест начался совершенно нормально. Всё было спокойно, в пределах допустимого. Я не встретила с его стороны сопротивления. Поначалу почувствовала удивление, но это была предсказуемая реакция, к тому же она скоро прошла. Сознание землянина оставалось открытым и вполне доступным. Я ещё подумала: «Как у него всё просто устроено, почти примитивно…»

Она сделала недолгую паузу, чтобы выпить освежающей жидкости, потом продолжала:

– Я стала посылать стандартные импульсы. Всё шло хорошо. Насыщенность импульсов увеличивалась, и вдруг… Наступил хаос… Без всякого предупреждения… У меня было такое впечатление, как будто я была вышвырнута в совершенно незнакомую часть Вселенной… Я… Я тогда ничего не понимала и не соображала, поэтому не могу передать или описать вам то, что чувствовала. – Она умоляющим взглядом уставилась на руководителя по медицине. – Пожалуйста, не заставляйте меня сейчас вспоминать это! Прошу вас! Я ещё не готова…

Проводник заволновалась, из её пасти стали вырываться хриплые звуки.

– Успокойтесь, успокойтесь, – сказал пожилой врач-гивистам. Он склонился к голове больной и стал что-то быстро нашёптывать ей на их языке. Трансляторы не могли уловить смысла, ибо голос звучал очень тихо, шёпотом. Утешая больную словами, врач одновременно медленно провёл своим указательным пальцем между глаз проводника, по лбу, по голове вплоть до шеи. Когда он выпрямился и отошёл в сторону, все увидели, что больная успокоилась и заметно приободрилась.

– Создавалось такое впечатление, как будто мой мозг в огне, – тихо продолжала она. – Ужас! Невыразимый ужас и всепожирающая ненависть! Злоба! Внезапно она села на своей постели и сорвала с лица очки.

– Эти существа одержимы мыслью об убийстве! Это у них заложено в инстинктах… Под личиной цивилизованности они скрывают своё страшное нутро. Если заглянуть в них поглубже, то увидишь, что они столь же кровожадны и примитивны, как стаки!

– Мы всё ещё не знаем точно, что произошло во время теста сканирования, – подал голос один из врачей. – Вы интерпретируете события, исходя из личных переживаний. А личное – всегда субъективное. Эту расу никак нельзя назвать примитивной и сравнивать её в этом смысле со стаками…

– Технологически она, конечно, не примитивна, – нетерпеливо и резко перебила коллегу пострадавшая. – Но вы примите во внимание социальный аспект. Вы… Вы не сидели в том кресле!

Один из технических специалистов решил поддержать больную:

– В самом деле! Ведь они воюют друг с другом. А для расы, которая вышла на такой уровень технологического развития, – он, конечно, невысок, но всё же, – подобный факт беспрецедентен!

– Но не забывайте о показаниях самого землянина, – вмешался Т’вар. – Он даёт согласие на все процедуры, которые мы ему предлагаем. И на сканирование дал. Он говорит только о мире и дружбе, и настаивает на том, что только эти цели стремится достичь его раса. Он осуждает братоубийство и говорит, что их человечество уже начинает отходить от этого.

– Междоусобица знакома нам по другим мирам, – заметил один из специалистов. – Но то были миры, находящиеся в зачаточной стадии развития разума и цивилизации.

– Мы столкнулись с феноменом, так давайте же изучать его! Те исследования, которые мы уже провели, дали серьёзные результаты. Надо продолжать в том же духе. А делать важные заявления и заключения, не имея на руках более или менее полной информации, не так уж и трудно! – выкрикнул кто-то из врачей.

Другой капитан на месте Кальдака уже давно ввернул бы и своё видение проблемы. Но не массуд. Он старался извлечь из этого спора что-то, что помогло бы ему впоследствии принять правильное решение. Но уже в детстве ему открылась простая истина: трудно услышать что-либо, когда сам орёшь громче всех. С другой стороны, он видел, что, если не закруглить разговор, он перерастёт в крупномасштабную дискуссию, которая затянется у постели больной до поздней ночи.

– Сегодня во время проведения теста случилось нечто экстраординарное и выходящее за все мыслимые рамки. Никто из нас ещё не был свидетелем подобного случая. Так вот. Мне не столько интересно, почему и как это произошло с землянином, сколько – можно ли наконец использовать выявленные особенности этой расы каким-либо образом против Амплитура, – веско сказал капитан.

– Нет!!!

Кальдак даже вздрогнул: настолько этот вскрик был громким и неожиданным. Вместе с остальными присутствующими он повернулся к постели потерпевшей. Как бы смутившись своего же поведения, проводник откинулась обратно на подушку и тихо заговорила:

– Нет. Нам не нужны такие союзники, как эта раса. Ни с какой стороны они нам не подойдут!

Она говорила быстро, словно в лихорадочном бреду. Её глаза дико сверкали то на одного, то на другого врача.

– Необходимо избавиться от этого землянина и улетать отсюда, пока нас не заметили. Это моя рекомендация. Я не командую здесь, но на месте капитана поступила бы именно так.

– Вы должны успокоиться, – проговорил руководитель по медицине. – Вы субъективны в своих суждениях. Последствия шока, который вы перенесли, мучают вас. Сейчас вам не стоит напрягать мозг. Лучше поспите и пусть вам приснится дом.

– Не надо меня опекать! – резко возразила пострадавшая и прибавила пару шипящих фраз на языке гивистамов. Транслятор не успел всё перевести, но даже то, что он перевёл, потрясло Кальдака. Грубость и резкость была вообще несвойственна гивистамам, а ведь пострадавшая была к тому же учёным специалистом!

Словно догадавшись о его мыслях, – или просто осознав, что последнее решение принимать всё равно ему, – больная устремила горящий взгляд на командира экспедиции.

– Убейте его! – глухо проговорила она. – И улетайте из этой системы как можно скорее.

– Успокойтесь и поспите, – повторил руководитель по медицине и добавил что-то вполголоса своим ассистентам.

Кальдаку было сказано, что больную больше нельзя сегодня беспокоить, и он вместе с коллегами покинул лазарет. У каждого в голове роилось множество смятенных мыслей. И каждый остался с этими мыслями наедине. В испытательном зале Уилл Дьюлак продолжал проходить обследование. Со стороны казалось, будто он играет в какую-то забавную игру с медиками, которые подавали ему свои просьбы знаками, а он пытался угадать их смысл и исполнить. Медики, – их было двое, – часто переговаривались между собой и поглядывали на дверь, ожидая, что вот-вот принесут трансляторы и они смогут обращаться к землянину на его утробном наречии. И хотя Кальдак не умел читать в душах разумных существ, – тем более землян, – ему показалось, что Уилл раскован, спокоен и даже весел.

– С одной стороны, мы имеем свидетельство пострадавшей, – сказал он, обращаясь к своим заместителям. – А с другой, вот эту картину. С этими словами он показал рукой на стеклянную стену, за которой находился Уилл, продолжавший любезно выполнять просьбы медиков. В сторонке стоял с’ван и делал какие-то записи. Два о’о’йана проверяли исправность использованной во время теста аппаратуры. В углу комнаты суетился уборщик-лепар. Сцена была почти лубочная.

– Я не могу отделаться от сильного ощущения того, что все мы с вами находимся на пороге какого-то очень важного открытия. Я не имею права… Я не покину эту планету, испугавшись истеричных излияний одного специалиста.

 Соливик не спускала глаз с испытательного зала.

– Землянин настойчиво повторяет, что его народ исключительно миролюбив и не примет участия в сопротивлении нашествию Амплитура. И однако, несмотря на все эти убеждённые заверения, опыт показал способность землян реагировать на особые импульсы мощным проявлением физической и душевной агрессивности. Возможно, это ключ ко всему. Землянин не наносит удар первым, он только отвечает на угрозу. Если бы нам удалось доказать ему, убедить его в той несомненной угрозе, которую несёт с собой Амплитур, возможно, мы смогли бы извлечь из этого пользу.

– В какой степени? – осведомился Кальдак.

– Не знаю, – поколебавшись, ответила Соливик и взглянула на командира. – Мой капитан! Я нахожусь на военной службе всю свою жизнь. Навидалась и наслыхалась всякого. Однако никогда прежде я не становилась свидетельницей сцены, подобной той, которая разыгралась несколько часов назад в этом испытательном зале. Я не учёный и не специалист. Я солдат и командую солдатами. И я видела, что произошло с проводником. Причина тут не имеет значения. А важно то, что она перенесла не только физический, но и душевный шок. Вы слышали, с какой настойчивостью и лёгкостью она требовала лишить жизни землянина? Это не похоже на гивистама. Не похоже! Кальдак сделал знак, показывающий, что он соглашается с её точкой зрения. Затем командир посмотрел от себя налево.

– Т’вар? Я заметил, что вы были очень подавлены, когда это случилось.

С’ван подтянулся весь и стал отвечать, аккуратно и осторожно подбирая слова:

– В данный момент я испытываю противоречивые чувства, капитан, и тем не менее склоняюсь к тому, чтобы занять вашу сторону. Сейчас я уже не говорю о моральной стороне предложения пострадавшей, о том, как она рекомендовала вам «избавиться» от землянина, который является, между прочим, разумным существом и представителем какой-никакой, но всё же цивилизации. Я чувствую, что нам ещё предстоит многое узнать. Знание ценно, а в отношении этой расы мы испытываем острый недостаток знания. Мы не имеем права вот так просто свернуть здесь всю работу и улететь. Даже если в результате окажется, что наши усилия не оправдались и эта раса продемонстрирует свою несостоятельность в деле борьбы с Назначением. У меня не было никакого желания забираться так далеко во Вселенной только ради того, чтобы весело провести время и смыться. Соливик абсолютно права, когда говорит о том, что в данном случае мы имеем дело со способностью разумного существа проявлять агрессивность. Гивистамы не способны на это. Лепары не способны на это. Мой народ не способен на это. Агрессивность в разумном существе – великая ценность, которую мы должны искать с неменьшим упорством, чем мы ищем редкие металлы, которую мы должны лелеять с неменьшей заботой, чем мы лелеем наш корабль. Перед нами сейчас стоит одна главная задача: узнать, насколько сильно противоречие между тем, что землянин заявляет, и тем, как себя проявляет во время опытов. Мы, кроме того, должны себе уяснить наконец: есть ли в этой расе для нас хоть какая-нибудь польза или же нет никакой. Мы должны выяснить: удастся ли уговорить этих аборигенов воевать не друг с другом, а против Амплитура в интересах Узора. Потенциал для ведения вооружённой борьбы у этой расы есть. Мне даже кажется, что в испытуемом индивидууме этот потенциал представлен ещё не так ярко, как в других его соплеменниках. Хотя, конечно, это только предположение.

С этими словами с’ван обратил на Кальдака осторожный взгляд.

– Я рискну даже предположить, что этот потенциал равен или даже превосходит тот, которым располагают массуды, – добавил он. Кальдак не рассердился на своего заместителя за это, в общем-то, обидное замечание. Другой массуд такого не потерпел бы, но Кальдак обладал терпимым характером. Собственно, за что его и ценили.

– Серьёзную проблему поставила перед нами догадка помощника руководителя по медицине. Она полагает, что если землянин и обладает нужной нам способностью, он не в состоянии её контролировать. Если выяснится, что так и есть на самом деле, земляне будут для нас абсолютно бесполезны.

– Её наблюдения весьма оригинальны, но и субъективны, – ответил на это Т’вар. – Было бы удивительно, если бы они не являлись таковыми.

– Если эта способность может проявляться у землян только в моменты неожиданности или сна, тогда нам это ничего не даёт, – проговорила Соливик, опираясь рукой о прозрачную стену. – Когда случился тот инцидент, все вы сфокусировали своё внимание на проводнике. Я же внимательно наблюдала за землянином. Так вот… Я не заметила серьёзных проявлений агрессивности. У меня не создалось впечатления, что он защищается от кого-то во сне. Озабоченное выражение лица и несильные подёргивания нижней конечности – вот, пожалуй, и всё. Судя по всему, – конечно, это моё личное мнение, – он не сознавал того, что делает. Как вам известно, проснувшись, он подтвердил это моё предположение.

Кальдак задумался, потом сказал:

– Мы должны выяснить, на что он способен в состоянии бодрствования. Защитные механизмы и реакция, которые проявляются только в те моменты, когда он в бессознательном состоянии, не принесут нам никакой пользы. — Он потянул носом воздух и тихо присвистнул. – Мы не улетим отсюда, пока не узнаем, станут они нашими союзниками или нет. Исследовательская работа будет продолжаться. Нам необходимо систематизировать и обобщить все те данные, которые мы уже собрали об этой расе, и продвигаться дальше. Совершенно очевидно, что они способны проявлять агрессивность по отношению друг к другу. Но мне на это наплевать. Это отклонение от цивилизованной нормы пусть будет предметом исследования других экспедиций. Наша миссия носит сугубо практический характер. И мы должны достигнуть практических результатов. Он вдруг положил свою руку на плечо Т’вара. Соливик удивил этот жест, не свойственный массудам.

– Я поручаю вам, мой заместитель, проследить за тем, чтобы научные отделы занимались практической работой, а не мололи попусту языками. Мне нужны результаты, на которые я мог бы опираться в принятии решений. Хватит теорий!

Он выпрямился и стал смотреть через стекло на землянина.

– Так. Между собой мы этот вопрос обсудили, теперь пришло время обсудить его с аборигеном.

На лице Т’вара была написана неуверенность. Он колебался.

– Стоит ли? Он сразу поймёт, куда мы клоним.

– Мне это и нужно.

Поначалу надежды Кальдака не захотели сбываться. Землянин не только не понял ничего, но и не хотел ничего понимать. Казалось, всё его внимание было поглощено цветистыми растениями, которые были рассажены в комнате отдыха, куда они все пришли для беседы.

Пока они шли по коридорам корабля, лишь некоторые члены команды оборачивались им вслед. Лепары вообще не обращали внимания на маленькую группу, в центре которой находился представитель открытой здесь расы. Скамейки, на которых они сидели, были сделаны из изогнутого пластика. Разные высоты позволяли представителям многих рас отдыхать здесь, свободно откидываясь спиной и вытягивая ноги. Например, с’ван мог спокойно и комфортно усесться рядом с массудом.

Т’вар проявлял чудеса терпимости и вежливо объяснял ситуацию равнодушному землянину:

– Мы уже говорили вам, что лишь малая часть народов, населяющих Узор, обладает способностью к ведению боевых действий. По сути, речь идёт только о массудах и чиринальдо. Сами понимаете: наши усилия против Амплитура резко ограничены таким положением дел. Ни раса массудов, ни раса чиринальдо к тому же не обладают быстрыми темпами воспроизводства. Делалось всё, чтобы стимулировать этот процесс, но…

– Если вы ищете народ, умеющий ловко убивать разумных существ и при этом размножающийся, как какой-нибудь вид мышей, то я советую вам смотреть не на Землю, а в другую сторону, – отозвался Уилл. Выражение лица Т’вара было похоронено под непробиваемо густым слоем волосяного покрова.

– Приношу свои извинения, если чем-нибудь вас обидел, – смиренно проговорил он. Уилл только вздохнул.

– Ну, какие обиды, о чём вы говорите? Дело ведь всё в том, что несмотря на то, что вы о нас думаете, мы не сможем, просто не в состоянии, удовлетворить ваши желания. Понимаю, что наша история говорит об обратном, но вы уж поверьте: когда на Земле мир, нам лучше живётся. Мы шли к этому многие тысячи лет и почти дошли. Люди начинают понимать, что это просто невыгодно сейчас – в эру существования оружия массового уничтожения – затевать войны между собой. Непрактично. Победителей не будет, и всем это уже ясно.

Он грустно улыбнулся, впрочем, нисколько не заботясь о том, какое впечатление на аудиторию произведёт эта улыбка.

– Меньше всего – поймите же наконец: меньше всего! – мы заинтересованы в том, чтобы экспортировать в космос наши прошлые ошибки. Я даже не знаю, почему мы всю историю утопили в собственной же крови. Вы говорили, что это ненормально. И если бы моё мнение что-то значило, я бы охотно согласился с вами. Но я сам не понимаю, почему всё так происходило. У меня у самого этому не находится ни единого объяснения. А может, и не нужно ничего выяснять и объяснять. Да, мы вырезали друг друга на протяжении многих веков, но это просто один из вариантов развития цивилизации. Тернистый путь, но мы его почти прошли.

– Когда та или иная раса стремится к прогрессу, к цивилизации, к зрелости, общепринятой нормой является сплочение её фрагментов и индивидуумов, её составляющих. Сплочение и всемерное сотрудничество. Раса объединяется против мощных природных сил, которые тянут её обратно к первобытному образу жизни. – С этими словами Т’вар небрежно провёл толстенькими, похожими на обрубки, пальцами руки по стеблю росшего поблизости растения с необыкновенно широкими листьями. – Ваш же народ, кажется, пошёл прямо противоположной дорогой. Нам бы очень хотелось узнать – почему?

– Нам тоже хотелось бы это узнать, – с чувством отозвался Уилл.

– Некоторые наши учёные предположили возможность того, что на ваше аномальное историческое развитие каким-то образом повлияла необычная своей активностью геология вашей планеты. На всех других мирах, которые нам известны, разумные живут на монолитной суше. Это способствует возникновению и последовательному укреплению сотрудничества внутри народа. Народ, который живёт кучно на планете, быстрее придёт к цивилизации. Ваша же планета расколота. Так же, как и ваше общество.

– Насчёт этого вы, возможно, правы, – сказал Уилл. – И вообще в отношении нас вы, возможно, во всём правы. Кроме одного. Мы не готовы к участию в вашей войне. Кстати, не вы ли говорили мне о том, что определяющей характеристикой истинной зрелой цивилизации является её отказ от ведения крупномасштабных войн?

– Мы жили мирно вплоть до приближения Амплитура, – вступила в спор Соливик. Она говорила горячо и со свойственной ей прямотой. – Вы думаете, что мы не пробовали решить всё мирными средствами, переговорами, уговорами, прежде чем обратить против них оружие? Поймите же, такое понятие, как «нейтралитет», не принимается расой Амплитура. Либо вы являетесь составным элементом их Назначения, живёте и развиваетесь под их неусыпным наблюдением и контролем, либо вам придётся воевать с ними не на жизнь, а на смерть.

Кошачьи глаза сверлили композитора так, что ему стало не по себе.

– Вы должны поверить нам. По сути, у вас нет выхода. Вы не можете позволить себе и длительную отсрочку с принятием решения. Если вы откажетесь иметь дело с нами и мы улетим, вскоре вас отыщет Амплитур. Они не улетят с Земли, не добившись своего, будьте в этом уверены. Уилл размышлял с минуту над этими словами, потом всплеснул руками и горько воскликнул:

– Ну, почему мы?! Почему мы стали вдруг нарасхват у пришельцев?! У нас столько своих земных проблем… Мы очень разные, вы сами это неоднократно твердили. Мы не понимаем ни черта ни в космических кораблях, ни в межпланетных войнах. Какую пользу мы могли бы вам принести? Какие мы, к чёрту, союзники в необъятном космическом конфликте, который гремит, не утихая, вот уже тысячу лет?!

– Позвольте мне внести некоторые уточнения, чтобы избежать недопонимания, – вмешалась помощник руководителя по медицине. – Судя по всему, о галактической войне вы рассуждаете так: это огромные армады кораблей, напичканных невероятно мощным вооружением, которые дерутся на своеобразной дуэли в глубоком космосе. Всё это не так. Всё это просто невозможно, неосуществимо физически! Корабли двигаются в основном в субпространстве, где их нельзя ни засечь, ни вывести из строя. Когда они материализуются в обычном космосе, то оказываются, как правило, на гигантских расстояниях друг от друга. Настолько далеко, что применение тяжёлых систем корабельного вооружения становится неэффективно. Немногого можно добиться, даже подстрелив в обычном пространстве тот или иной вражеский корабль. Даже если вы повредили его так сильно, что он уже не в состоянии скрыться в безопасном субпространстве. Пользы от этого мало.

– Война – ведь это ещё и пропаганда, уговаривание, убеждение противника, – сказала Соливик. – Главные сражения происходят на поверхности тех миров, которые оспариваются противниками. С обеих сторон предпринимаются максимальные усилия, направленные на то, чтобы уберечь от уничтожения местное население и не нанести непоправимого вреда экологии планеты. Наша цель – избавление от амплитуров, а вовсе не от тех миров, на которых они сейчас господствуют.

Уилл откинулся на удобную спинку скамейки.

– Вы пытаетесь сказать мне, что после тысячи лет войны, после изобретения сложнейшего и мощнейшего оружия и кораблей, способных скрытно покрывать межзвёздные расстояния, вы всё ещё, главным образом, дерётесь врукопашную?

– Воевать в космосе – это непрактично и неэффективно, – сказал Т’вар.

– За что там воевать? Теперь вы начинаете уже понимать, как важно для нас найти в глубинах Вселенной народ, который имеет склонности, – или хотя бы просто возможности, – к ведению настоящих боевых действий. У Амплитура есть выгоднейшее преимущество перед нами. Мы не можем сравняться с ним, исходя из научных соображений и соображений нравственных. Они могут совершенствовать союзнические расы, формируя в них нужные себе черты и способности.

Уилл нахмурился.

– Совершенствовать?..

– Биологически изменять, – уточнил Т’вар, нацелив на композитора сурово-торжественный взгляд. – Разумеется, изменённая раса искренне считает, что продолжает жить по своей собственной свободной воле и вполне самостоятельна. Несмотря на все наши усилия, нам так и не удалось убедить ни один подобный народ в обратном. Да и как возможно убедить ту или иную расу в том, что она биологически изменена, когда её биологически изменяли именно с той целью, чтобы её невозможно было в этом убедить? Сами амплитуры не принимают непосредственного участия в боях в силу своей неприспособленности к этому. Если бы не некоторые их союзнические расы, воспитанные в агрессивности биоинженерами амплитуров, – некоторые народы, признаем, добровольно присоединились к Назначению, – мы смогли бы закончить эту войну в течение нескольких лет. Уилл был потрясён сообщёнными ему сведениями, однако не настолько, чтобы изменить своей прежней точки зрения:

– Я сочувствую вам и вашему Узору. Правда. И все земляне проявили бы к вам сочувствие, если бы узнали об этой беде. Но кроме сочувствия от нас ничего большего ждать не приходится. Земляне не любят воевать. Нас к этому принуждали различные силы. Будь то наша глупость, история или геология. Но нам это не по вкусу! Только теперь мы начинаем потихоньку осознавать, как это было глупо с нашей стороны. Мы прилагаем все усилия к тому, чтобы встать на иной, более прогрессивный путь. Вы говорили, что междоусобица – это отклонение от нормы, проявление нецивилизованности. Мы теперь начали понимать это, начали двигаться к зрелости, как вы выражаетесь. И не думаю, что ваши уговоры что-либо изменят в мозгах у людей.

– А вот это надо проверить, – тихо проговорила Соливик, отворачиваясь от своего транслятора, чтобы её слова не были переведены землянину. Кальдак сделал знак, что согласен, потом обратил взгляд на Уилла.

– Возможно, вы правы. Прошу вас быть по отношению к нам терпимым, хоть мы и кажемся вам назойливыми. Подумайте о том, какой долгий путь мы преодолели. Естественно, нам было бы тяжело улетать разочарованными. Он намеренно опустил упоминание о другой разумной расе, которая была открыта экспедицией до землян и которая с воодушевлением согласилась принять участие в войне на стороне Узора.

– Если ваши слова окажутся правдой, что требует проверки, мы не станем вам больше докучать и без лишних слов улетим. Однако, – вы должны попробовать поставить себя на наше место и понять, – мы не можем покинуть вашу систему до тех пор, пока не удостоверимся в правоте ваших слов.

– Да, это справедливо, – задумчиво разглядывая командира, проговорил Уилл. – Но каким способом вы собираетесь проверить то, что я вам говорил?

– Вы – разумны и наверняка понимаете, что было бы просто ненаучно строить представление о целой цивилизованной расе на основании изучения одного-единственного её представителя. Нам необходимо получить более широкие данные, которые можно получить только лишь в результате изучения репрезентативной группы представителей вашей расы, которым будут заданы те же вопросы, что и вам, которые будут подвергнуты тем же тестам, что и вы. Нам необходимо с точностью определить, как они реагируют или действуют при определённых обстоятельствах.

Уилл задумался. Всё оказывалось сложнее, чем он предполагал. Эти пришельцы лихо закрутили. Не хуже дяди Дэна, который специализировался на сложных танцах «бурэ».

– Насколько я понял, вы хотели бы попросить меня помочь найти вам таких людей? Т’вар кивнул.

– Разумеется, если бы вы согласились стать посредником, дела у нас пошли бы гораздо быстрее.

– Зачем мне вам помогать?

– А затем, – сказал Т’вар, – что чем быстрее мы получим к изучению группу ваших соплеменников и проведём с ними необходимые тесты, тем скорее покинем вашу звёздную систему. Конечно, если результаты проверки подтвердят вашу точку зрения на боеспособность земной расы.

– Ну, хорошо. Я сделаю всё, что смогу. На меня будут смотреть, как на психа, но я попытаюсь. Только одно условие: ни одного профессионального солдата или военного. Ни одного человека, которого тренировали когда-либо убивать себе подобных. Вы просите репрезентативную группу, так сказать, общий срез населения планеты. Вы получите это. Во всяком случае будет сделано всё, что от меня зависит.

– Договорились, – ответил за своих Кальдак. Его уши прижались к голове, а верхняя губа поднялась к носу.

– И ещё одна проблема, – сказал Уилл, поднимая вверх указательный палец. – Я совершенно не понимаю, каким мне образом удастся склонить людей к сотрудничеству с вами.

– Но вы же согласились, – заметила Соливик.

Уилл посмотрел на неё.

– Во-первых, без особой охоты, если вы вспомните. И потом я был совсем один и у меня не ладилась работа…

– Вы хотите сказать, – сказала удивлённая помощник руководителя по медицине, – что будете испытывать трудности с нахождением людей, согласных помочь нам? Представители зрелой расы всегда с охотой идут на сотрудничество…

– Я же говорю вам: мы незрелая раса! Но вы мне не хотите верить, вам нужны другие люди. Отлично. Я просто рассуждаю вслух: как мне сделать так, чтобы они пошли со мной к вам?

– Мы могли бы, в принципе, совершить дополнительную посадку в каком-нибудь городе и обратиться за помощью сами, – сказал задумчиво Кальдак. – Но, похоже, у вас на планете это может быть не так понято?

– Нет, и не вздумайте! Вам нужен я, – проговорил убеждённо Уилл. – Пожалуй, я смог бы найти нескольких людей, желающих познакомиться с пришельцами. Возможность такого контакта уже так давно муссируется в прессе, что многие люди внутренне уже готовы к этому. Но ведь речь идёт о другом, как я понял? Я должен найти людей, которые согласились бы не просто познакомиться, а прилететь сюда, на орбиту, и подвергнуться целому залпу испытаний. Это другое дело. Я даже не знаю, где искать таких смельчаков. С чего начать?

– Ведь ничего плохого в наших тестах нет, – всё ещё не могла отделаться от своего недоумения помощник руководителя по медицине. – Я, конечно, не знаю, но думаю, что у вас отбоя не будет от желающих сотрудничать с представителями иного разума.

– Вам легко говорить. У вас своё определение цивилизованности и вы им руководствуетесь. Но не уверен, что наши определения совпадают. Ну, ладно, допустим, вы оказались правы: я поднял парус, бросил якорь в гавани Белиз-сити и нашёл нужных вам людей. Вы их проверили и улетели. Этот вариант понятен. Что будет, если я всё-таки никого не найду для вас?

– В этом случае нам придётся искать иной способ проверить ваши слова о том, что земляне не готовы к войне, – прямо ответила Соливик. Уилл предпочёл не уточнять, что это будет за «иной» способ. Он продолжал размышлять вслух.

– Если бы я располагал средством убеждения посильнее моих красивых глазок… – Он вдруг что-то вспомнил и испытующе оглядел присутствующих. – А ведь вы знаете, что за просто так просить землян принимать участие в неизвестных им тестах не годится? У нас принято в таких случаях предлагать что-либо взамен.

– Подобная система отношений и сейчас действует среди большинства рас. Идея «оплаты», однако, не применяется в столь узком значении, как вознаграждение индивидуумов в обмен на их согласие подвергнуться испытательным тестам. – Кальдак повернулся к своим коллегам. – Но, учитывая сложившиеся обстоятельства, я полагаю, нам нужно пойти навстречу просьбе землянина. Предложение приобщения к технологии Узора в данном случае, похоже, не сработает. Чем мы могли бы отблагодарить испытуемых?

– Не хотелось бы в таком деле обмана или фальшивок. – Уилл внимательно взглянул на капитана. – Если не очень аккуратно сделать, могут возникнуть неприятности. И прежде всего у меня. Я бы остановился на драгоценных камнях, но здесь простые люди, которые даже чистый бриллиант тут же обзовут осколком от бутылки. Как насчёт золота? Не важно, какой оно будет формы. Главное, чтоб настоящее.

После короткого обсуждения этого варианта был сделан запрос учёному персоналу корабля. Вскоре все смогли вздохнуть с облегчением: необходимый элемент, – в поддающейся выделению форме, – содержался в морской воде планеты. Нужно было только немного усовершенствовать маскировочное устройство, которое обшивало челнок известняком, для того, чтобы оно стало производить чистое золото.

«Когда-нибудь я сочиню обо всём этом симфоническую поэму, – мечтал про себя Уилл Дьюлак. – Я назову её „Контакт“. Если бы они продолжали снабжать его произведениями своей музыки…»

Он был очень удивлён и даже разочарован, когда обнаружил, что мелодии массудов слишком прямолинейны и просты. В отличие от них музыка гивистамов и особенно с’ванов выделялась своей утончённостью, использованием поистине замечательных музыкальных средств, и Уилл был бы рад, если бы ему оставили на память пару-тройку кассет с записями этих произведений. Челнок отделился от туши экспедиционного корабля и стал стремительно падать на голубую планету сквозь безвоздушное пространство. Уилл сидел в кают-компании, держал на коленях неземное устройство, наподобие магнитолы, и слушал контрапунктный песенный цикл с’ванов. Эта музыка помогала ему забыть обо всём происходящем. Она успокаивала, расслабляла, ласкала… Ему казалось, что он прислушивается к отдалённому шуму водопада, который временами заглушается незнакомым лопотанием… Теперь-то ему стало ясно, почему его собственная музыка так шокировала пришельцев. Нет, дело не в диссонансе. Наоборот, в некоторых местах именно музыка пришельцев резала композитору слух. Их неприятно поразила его ритмичная прогрессия. Она показалась им примитивным средством музыкального самовыражения. Чёрт с ними! Уилл гордился своим изобретением. «Что я здесь делаю?!» – подумалось ему вдруг. Он окончательно очнулся. Челнок вошёл в плотные слои атмосферы и стал весь мелко-мелко содрогаться. Он держал курс на поблёскивавшие воды Карибского моря.

Уиллу подумалось о том, что он должен был сейчас сидеть в салоне своего катамарана и разжёвывать оркестровку, а не мотаться по лабораториям пришельцев с орбиты на Землю и наоборот.

С другой стороны, он отлично знал, что если не он, так они найдут кого-нибудь другого. Где гарантия, что этот «другой» не нагородит им чёрт знает какой чепухи о землянах? Где гарантия, что это будет не военный, к тому же дурачина? Своими идиотскими рассказами он может создать ложное представление о человечестве. Нет, этого Уилл не допустит! Он должен быть посредником между людьми и пришельцами. В этом состоял его священный долг. Если всё сделать правильно и без лишней суеты, то Кальдак и его друзья довольно быстро убедятся в том, что они только теряют время в этой звёздной системе. Уиллу просто нужно будет обходить десятой дорогой каждого верзилу в военном кителе и вообще всякого, кто произвёл бы у них своим внешним видом впечатление воинственного существа. Всё внимание Уилла должно быть обращено на самых обычных людей. Людишек. В Белизе это не так уж трудно.

Ему не будут верить. Возможно, даже станут смеяться. Каждый второй будет оборачиваться, смотреть Уиллу в спину и думать, что это – контрабандист. Но у композитора будет достаточно золота, чтобы увлечь за собой нескольких людей. Они пойдут за ним, если и не из любопытства, то из жадности. Если они разбегутся все при одном только виде пришельцев, тем лучше. Это только ещё раз подтвердит его тезис о том, что человечество, состоящее, главным образом, из обывателей, будет бесполезно Узору в качестве союзника в межпланетном конфликте.

Тогда представители Узора наконец улетят из Солнечной системы, он снова сможет вернуться к своей музыке, а человечество, ни о чём не подозревая, будет продолжать нарабатывать опыт мирной жизни. Что же касается одержимых амплитуров и их непостижимого Назначения, то Уилл очень надеялся на то, что народы Узора со всеми своими настоящими союзниками разобьют эту банду гораздо раньше, чем она дотянется своими лапами до Земли. Ведь Кальдак проговорился как-то, что Солнечная система находится далеко в стороне от проторённых трасс Галактики. Нет! Раз они не верят Уиллу на слово, он покажет им всё наглядно. И тогда они оставят человечество в покое, подарив композитору в благодарность за сотрудничество немного золота и пару-тройку кассет с записью своих мелодий. Эта чужая музыка будет обеспечивать Уилла вдохновением и материалом до конца жизни.

Он думал обо всех этих предполагаемых благах без всяких угрызений совести. За преподавательскую работу в университете много не получишь никогда, как ни тужься, зато история музыкального меценатства весьма уважаема и длинна. У Вагнера был свой Людвиг из Баварии, у Уилла Дьюлака будет свой массуд Кальдак.

Глава 12

Две недели понадобилось группе контакта, частично изменившей свой состав, чтобы восстановить скрытность своей базы в лагуне и извлечь из её тёплых вод полный мешок жёлтого металла, который обещал стать более убедительным аргументом для землян, чем все старания Уилла-посредника. Золото имело форму полых толстостенных трубок. Уилл предположил, что его получали путём конденсации вокруг какого-то магического стержня. Мешок оказался достаточно вместительным, чтобы упаковать туда всё богатство. Правда, Уилл опасался за то, что может не выдержать лямка. Ноша была настолько тяжела, что землянину приходилось перекладывать её из руки в руку через каждые двадцать-тридцать шагов.

– И вы доверяете мне всё это? – усмехнувшись, спросил он у Т’вара. – Ведь в мешочке целое состояние. Что, если бы я решил выйти на берег и исчезнуть с золотишком навсегда? И вам тогда пришлось бы начинать всё сначала.

– Зачем вам это делать? – удивился коротенький заместитель командира экспедиции.

– Вы правы: я так не поступлю. У вас своя цель, а у меня своя. С помощью этого мешка я постараюсь добыть для вас доказательства того, что вы зря здесь теряете время.

С’ван внимательным взглядом изучал землянина. Что-то он уж слишком уверенно раздаёт свои заявления. Заявления, которые противоречат всему, что установили ксенопсихологи корабля. Впрочем, и со стороны землянина и со стороны ксенопсихологов пока исходят одни только слова. Всё прояснится лишь в процессе дополнительного и более глубокого изучения землян. С’вану этот мир чем-то напоминал азартную игру. Слишком увлекательную, чтобы отказаться от неё на основании рекомендаций одной-единственной пострадавшей коллеги. И хотя у помощника руководителя по медицине были схожие взгляды на проблему, голоса этих двух гивистамов не смогли перевесить общую чашу весов. Т’вар же был согласен с большинством. Этот мир запутан, но он не таит в себе, по крайней мере, опасности для экспедиции. Необходимо разгадать его тайны, и тогда много интересного откроется исследователям.

На борту челнока находилось небольшое посыльное судно, летавшее на реактивной энергии и предназначенное для спокойного перемещения исследовательских партий по поверхности открытых планет. На нём и было решено доставить Уилла в страну Белиз под покровом ночи.

Композитору прежде никогда не доводилось бывать дальше от побережья, чем Белиз-сити, но он знал, что эта страна совершенно неосвоена промышленностью, представляет собой по большей части сплошные массивы влажных лесов и болот. Обстановка чрезвычайно напоминала то, что описывалось в романах Сомерсета Моэма. Создавалось впечатление, что это кусочек далёких двадцатых годов чудесным образом перенёсся в современность. Воздушное сообщение было неразвитым, впрочем, так же как и дороги, по которым редко кто ездил. Таким образом можно было спокойно приземляться сюда хоть на экспедиционном корабле. Никто бы не заметил. Его высадили неподалёку от главного шоссе и обещали встретить на этом же месте ровно через неделю.

Уилл не сгорал от оптимизма, думая о предстоящей миссии.

– Возможно, через неделю вы увидите здесь меня одного, – сказал он Т’вару. – Как сейчас. Золото ценится высоко, но оно не всесильно. Хотя я повторяю, что сделаю всё от меня зависящее.

– Не забудьте: от вас ждут репрезентативной группы, на основании изучения которой можно было бы строить представление о всей вашей расе в целом.

Вейс говорила это сама, не перепоручая трансляторам, чётко и раздельно, боясь недопонимания в столь ответственный момент. Большая птица, однако, держалась спокойнее и непринуждённее, чем её коллега с’ван.

– Разумеется, – беззаботно ответил Уилл, скрыв лукавую усмешку.

На самом деле он вовсе не собирался подбирать такую «репрезентативную» группу, которая устроила бы пришельцев. Ведь в городе, должно быть, полно бездельничающих солдат. Англичане постоянно держали в своей экс-колонии небольшой вспомогательный гарнизон, чтобы держать в узде шовинистически настроенных гватемальцев. А американцы проводили здесь тренировку своих военнослужащих, которые отрабатывали приёмы ведения боевых действий в тропических условиях. Меньше всего Уиллу хотелось вербовать за золотые слитки воинственных детин, которым к тому же мало платили их начальники и которые с радостью согласились бы на что угодно за хорошее вознаграждение.

Нет, те люди, которых он собирался подобрать, будут репрезентативны именно с его, композитора, точки зрения. Солдат, – даже запасников, – он будет избегать всеми силами, ибо это были представители архаической профессии, вырождающейся на Земле. Так во всяком случае хотел себе представить Уилл.

Корабельные учёные и специалисты просили поначалу несколько десятков человек. Уилл Дьюлак долго и терпеливо объяснял им, что столь многочисленная группа неминуемо привлечёт к себе нежелательное внимание. Даже в такой стране, как Белиз, где всем на всё наплевать. Он не добавил, что чем больше будет группа, тем сильнее вероятность того, что в ней окопается пара-тройка тех, кто удовлетворил бы требованиям пришельцев. Перед Уиллом стояла задача: сколотить немногочисленную группу людей, которые докажут участникам экспедиции бессмысленность их поисков союзнической расы в Солнечной системе.

Если ему удастся уговорить нескольких людишек принять участие в этой акции, пришельцы получат нужную им репрезентативную группу землян… Только она будет тщательно просеяна и отобрана Уильямом Дьюлаком, цель которого была вполне ясна.

Матёрых пацифистов, разумеется, брать не стоит. Это спугнёт пришельцев, которые быстро обнаружат обман. Тогда они перелетят в другой конец планеты и там начнут всё сначала, только более осторожно. Нет, это совсем не отвечало интересам Уилла. Он должен будет не только набрать нужную группу, но и убедить пришельцев в том, что это действительно обобщённый срез всего земного общества.

Отсутствие ночного движения по шоссе, которое позволило посыльному судну совершить посадку незамеченным, грозило обернуться неприятной стороной для ног композитора, который понял, что ему предстоит перспектива тащить тяжёлый мешок пешком до города. Он уже начал было проклинать и свою миссию, и золото, как вдруг подвернулся на дороге белобородый старик на пикапе, – судя по всему, машина и её хозяин были примерно ровесниками, – который любезно предложил Уиллу подвезти его. Благодарности последнего не было границ. Он тут же забрался в кузов, на гору бананов, стараясь не думать о том, что с этими плодами очень любят путешествовать тарантулы. Дорога была скверная, и когда впереди показались городские постройки, Уиллу казалось, что его внутренности уже безнадёжно перемешались. Слава Богу, обошлось без пауков и прочей нечисти. Он соскочил с машины, отблагодарил старика американским долларом, закинул мешок на плечо и зашагал вдоль по узкой грязной улице мимо разноэтажных домов из досок и штукатурного гипса.

Белиз был захудалой страной с бедным, но милым народом, надежды которого в течение всей его истории неизменно уничтожались штормами и равнодушием. Город был до отказа забит гражданами, безуспешно пытающимися получить работу на плантациях, рыболовецких судах и в нарождающемся туристском бизнесе. Несколько викторианских зданий и строгих, бесстрастных церквей, чудом уцелевших в постоянных наводнениях, были настоящими городскими достопримечательностями в сравнении с основной массой полуразвалившихся, ветхих построек.

Небольшой, но чистый отель предлагал клиентам временное укрытие от тропических ночей. Спрятав мешок, насколько это было возможно, усталый композитор повалился ни постель и спал, как убитый, до позднего утра. После завтрака, который состоял из жареной рыбы и бутылки воды, он пошёл на «работу».

Улицы, пустынные ночью, теперь были заполнены самым пёстрым народом, который спешил в разных направлениях, хотя, собственно говоря, спешить ему было некуда.Небольшие кучки безработных распределялись по перекрёсткам. Эти бедняги с умоляющими глазами ждали, пока судьба сама стукнет их по плечу. Женщины улыбались, безостановочно болтали между собой и сновали из одной лавки в другую, жонглируя своими грудными детьми так же ловко, как бакалейными товарами. Среди угрюмой, аморфной массы взрослых, будто шарики ртути, шныряли дети. Они играли в свои детские игры и заливисто смеялись, ибо не понимали, что живут в жестокой бедности. Плескались в грязных лужах и переворачивали мусорные урны.

У входа в лавку, которая была выстроена в стиле мечети, тусовались ливанские эмигранты с густыми чёрными усами, как у с’ванов. На угол улицы вырулил смертельно пьяный растафариец. Он долго пытался преодолеть преграду, которая заключалась в бордюре тротуара, высотой полфута. Ему это не удалось. Никто на него не обращал ни малейшего внимания. На куске расколотого бетона сидел человек, который походил на оживший барельеф индейца-майя. Руки его были скрещены на поднятых коленях и он непонимающим взглядом окидывал кипящую вокруг него современную жизнь. Лица Белиз-сити представляли собой всё человечество в миниатюре. Правда, все эти лица были искажены гримасами страдания от зноя, залиты потом и покрыты пылью. Страна представляла собой некую сливную яму, самое дно жизни, где заканчивали свой жизненный путь авантюристы разных мастей, а также недовольные, которым больше некуда было податься. Да, Белиз-сити был, несомненно, человечеством в миниатюре. Только с явным налётом нищеты. Страна была обязана своим признанием, так же как и распространённостью здесь английского языка, бывшему британскому колониальному правительству, от которого нынешние власти недалеко ушли. Здесь было много англичан и других иностранцев, которые здесь, в Центральной Америке, нашли своё место под солнцем. Американские и немецкие туристы бегали как угорелые по немногочисленным сувенирным лавкам, ибо стремились поскорее укрыться от этой духоты на пляжах или в кондиционированных номерах «Амбергрис Кея». По городу гуляли хорошо загорелые, здоровые скандинавы в высоких армейских ботинках. Они энергично размахивали руками и всему неприятно улыбались. Были здесь и индусы. Потомки маленьких шоколадных человечков, которых привозили в Кариби для работы на сахарных плантациях. Индейцы племени мескито, бежавшие сюда от восстания в Никарагуа. Даже голубоглазые потомки американских конфедератов, которые стали селиться здесь после Гражданской войны. Их потомки теперь надеялись восстановить на новой земле былую славу и великолепие Старого Доброго Юга.

Но в Белизе невозможно было найти ничего величественного, если не считать гор и джунглей, рек и рифов. В Белиз-сити не видно было этой красоты, как, впрочем, и какой-либо другой. Это был город с населением, живущим на такой низкой земле, что высокие приливы перманентно притаскивали на городские улицы всякую дрянь и наносы. Он миновал две лавчонки, в которых ему приходилось покупать припасы для своего житья-битья в лагуне ещё до знакомства с пришельцами, и направился в туристские кварталы города. Золотые слитки были рассованы по карманам и здорово оттягивали штаны. Он дал отдых своим ногам во время обеда в плохоньком китайском ресторанчике. Сидел за угловым столиком и изучал посетителей. Как найти нужных людей? Как приблизиться к людям с такой просьбой? Мимо него то и дело проходили, но он не решался ни к кому обратиться.

Нет, здесь слишком людно. Надо убираться из центра города. Заплатив за обед и надеясь на то, что всё обойдётся без расстройства пищеварения, Уилл направился в портовую зону. Он шёл вдоль старенькой дамбы, которая кое-как ещё сдерживала океан, но уже не могла сдержать те отбросы, которые он с собой тащил в город.

Он сел на гладкий валун и стал смотреть в море. Как хорошо было бы сидеть сейчас в салоне катамарана, мучиться с оркестровкой и не знать никаких массудов и с’ванов, о’о’йанов и лепаров, не знать ни Узора, ни Амплитура, ни их поганой войны.

Но он всё это знал и от нет зависело: быть человечеству втянутым в этот конфликт или нет.

«Нет, это не для нас, – в который раз думал он. – У нас своих-то проблем столько, что и за сто лет не разгребёшь. Нет времени отвлекаться на другое».

– Мистер, дайте десятицентовик, а?

Повернувшись назад, Уилл увидел перед собой мальчишку, которому на вид было лет двенадцать, но на самом деле он подбирался уже, наверное, к пятнадцати. Он был худой, – сразу видно, голодал, – в рубашке с короткими рукавами и потёртых брючках. Босой. За ним стоял другой подросток, чей возраст было определить ещё труднее. Так, вроде лет шестнадцать… А, может, и все двадцать пять. Оба смотрели на Уилла жадными глазами.

– Сейчас, – ответил он, улыбнувшись, и полез в карман. Его рука упёрлась в золотой слиток. – А это твой друг? Мальчишка взмахнул рукой.

– Это мой брат, дядя. Ты хочешь ему тоже дать монету, правда?

– А ваши родители знают, что вы попрошайничаете?

Мальчишка широко улыбнулся.

– Конечно, дядя. Ты думал, что мы сироты, да?

– Ходите в школу?

– Эй, дядя! – Вперёд вышел тот, кто выглядел постарше. – Дай монету, а лекций читать не надо.

– Спокойно, – улыбнулся Уилл. – Я не проповедник. – Он таинственно понизил голос:

– Вы, ребята, кино-то смотрите? В кинотеатр ходите?

– Фильмы? – Парень был озадачен. – Конечно, дядя.

– А что вам нравится?

– Смотри! – крикнул младший и лихорадочно замолотил руками по воздуху. – Чак Норрис, Брюс Ли и всё такое.

– Значит, любите драться?

Ребята переглянулись.

– Да нет, только редко… Чего тебе надо, дядя? Мы с братом в тёмных делишках не участвуем.

– Хотели бы вживую увидеть такое, что бывает только в кино? Как бы вам, к примеру, понравилась встреча… с пришельцами, а? Совсем как в фильмах. Я имею в виду инопланетян.

– А, мы видели фантастику. У нашего друга есть видак. Слушай, дядя, а ты не спятил, часом?

– Я-то? – улыбаясь, переспросил Уилл и достал из кармана один из золотых слитков. В мутном тропическом свете он блеснул, как солнце. Глаза паренька загорелись.

– Эй, дядя, это ведь ненастоящее, правда?..

– Что-то твой братец удалился. Подзови-ка его. У меня будет к вам деловое предложение.

К концу третьего дня Уиллу удалось завербовать не только двух братьев-«сироток», но и их друга, который временами устраивал их у себя на ночлег. Им оказался рыбак с телосложением культуриста. Это был также самый чёрный человек, которого когда-либо приходилось видеть композитору. Такой же чёрный, как вода у дамбы на Миссисипи в безлунную ночь. При этом в нём не было никаких оттенков: ни отлива беж, ни шоколада. Был также один эмигрант средних лет, с которым Уилл познакомился в отеле. Он оказался педагогом, приехавшим в своё время откуда-то с юго-востока Англии. Последнее же время все его перемещения были в пределах одной мили: из одного местного кабака в другой и из другого в третий. Во время первой встречи с композитором он был в «элегантном подпитии», однако не настолько пьян, чтобы не распознать в руках у Уилла настоящее золото. Постоянно подмигивая композитору, он согласился участвовать в удивительном мероприятии, которое «продавал» Уилл.

– Это будет настоящая потеха! – смеясь, настаивал он.

Уилл задавался вопросом: какая реакция будет у этого профессора, когда он лицом к лицу столкнётся, например, с Кальдаком. Этот интеллигентный пьяница приехал в Центральную Америку, чтобы провести как следует профессорский отпуск, да так и остался здесь навсегда, купившись на дешевизну здешних крепких напитков и решив, что его прежняя жизнь в Сюррее ничего не стоит и незачем за неё цепляться. Так что у него было полно свободного времени, которое он мог себе позволить употребить на участие в проказе, которую изобрёл этот сумасшедший американец. Будучи достаточно трезвым, он мог рассказать подробно о сорока четырёх странах, перечислить их столицы и главные города, основные статьи экспорта, важные топографические приметы, достопримечательности и сорок четыре сорта местного пива. Интересное пополнение в группу Уилла? Он был готов отправиться куда угодно, хоть в ад, лишь бы под рукой всегда находилась полная фляжка.

Композитору удалось соблазнить молодого растафарийца с тёмными мешками под глазами. Он был совсем как тот его соплеменник, который безуспешно пытался однажды взобраться на бордюр тротуара. Уиллу достаточно было одного взгляда на этого парня, чтобы безошибочно определить – курильщик конопли.

– Да, дядя, покуриваю, но я ещё не конченый человек.

После того, как Уилл переговорил с ним о своём деле, растафариец сразу же изъявил горячее желание встретиться лицом к лицу с настоящими, а не навеянными дурманом пришельцами. Уилл улыбнулся внутренне, представив себе реакцию Кальдака на встречу с этим примечательным экземпляром человеческой породы. Будет интересно наблюдать за попытками вейс перевести то, что говорит этот растафариец. Ибо каждое второе слово он говорит неразборчиво, а каждое пятое вовсе проглатывает. Уилл был доволен. Его заботила только одна вещь: как бы наркоман не позабыл прийти к отелю в назначенное время.

Следующие кандидаты на встречу с инопланетянами материализовались перед композитором в виде парочки студентов из Сиднея, – будущие интеллектуалы, – которые приехали сюда в рамках своей программы «мир посмотреть и себя показать». Прежде чем вернуться потом домой и всю жизнь заколачивать деньги. И как можно больше. Пока же они произрастали на пляжах Золотого Побережья, полагая, что вносят свой вклад в будущее человечества. Уилл был рад этой встрече, хотя с порога отверг все их общечеловеческие претензии.

Семь – хорошее число. Уиллу хотелось подобрать ещё столько же, но времени на это почти уже не оставалось. Прошло уже шесть дней. Завтра ночью посыльное судно с челнока вернётся на то глухое место в восьмидесяти милях от города, где сбросило Уилла для выполнения миссии. Он должен будет ожидать инопланетян на болоте вместе с подобранным народцем. В последний день в его группе появились ещё двое: Кен Вудс и Тэйми Марковиц. Это была до отвращения серьёзная пара молодых людей, которые, по выражению Марковиц: «подыскиваем место проведения потенциального медового месяца».

– Так, чтобы потом не терять время и деньги на место, где нам не понравится, – прибавил Вудс.

Эти ребята отличались удивительно серьёзным отношением к жизни, скучными лицами и поразительной приземлённостью. Уилл сразу понял: это то, что надо. Правда, уговорить их присоединиться к отобранной группе было непросто, а когда они наконец согласились, то это случилось вовсе не благодаря усилиям Уилла. Их не заинтересовали пришельцы: когда композитор рассказывал им о них, они не поверили ни единому его слову. Не привлекло их и золото. Всё дело в том, что Марковиц готовилась стать профессиональным фотографом и решила поснимать лица людей «во время забавы». Уилл про себя решил, что Марковиц даже не догадывается о том, как ей дико повезло.

Кстати, ему за два дня знакомства так и не удалось увидеть, хороша ли она собой. Создавалось такое впечатление, что выше носа у этой девушки находится только отблеск круглой линзы.

Уиллу казалось, что вся эта компания разбежится в одну секунду при появлении посыльного судна или при виде Кальдака или Т’вара. Но он не заменял их другими, ибо их предполагаемый драп был ему только на руку и служил лишним доказательством его теории небоеготовности человечества. На следующую ночь во дворе отеля собралась вся эта удивительно пёстрая и невероятная даже для Белиз-сити группа людей. Накануне днём Уилл взял в прокате автофургон, хотя с его-то золотом он мог купить, пожалуй, авиарейс до места встречи с посыльным судном. Пока багаж загружали на крышу автофургона, где была устроена специальная полка, Уилл стоял в сторонке. Потом все стали рассаживаться. Композитор сел на водительское место, посадил рядом с собой растафарийца-курильщика, а остальным сказал лезть в кузов. Здоровый рыбак пристроился у двери. К нему тут же полезли двое его юных друзей. Двое австралийцев сели сзади, где они могли бы поболтать с профессором-эмигрантом. Вудс и Марковиц шли на посадку последними. Не успел Уилл завести машину, как вдруг перед ней выросла маленькая фигурка пожилой женщины.

– Прошу прощения, сэр, – проговорила она тихо на хорошем английском.

На ней было чистенькое белое платье и шляпка с широкими полями – будто в церковь собралась. В одной руке она держала небольшую плетёную корзиночку.

– Чем могу помочь, мамаша?

Она слабо улыбнулась, уголки рта неуверенно поползли вверх.

– В городе ходят слухи о белом иностранце, который носит с собой золотые слитки.

Внезапно встревожившись, Уилл опасливо огляделся кругом. Было темно, и хоть машина стояла во дворе отеля, какая-нибудь шайка отчаявшихся бедняков вполне могла бы решиться напасть. Риск оправдывался суммой, которую можно было бы изъять у ошарашенного Уилла. Ошарашенного потому, что композитору за всю неделю ни разу не пришла в голову мысль о том, что его могут ограбить.

– Мало ли что болтают в Белиз-сити.

Даже в неровном свете фар он смог разглядеть, что у старухи не хватает четырёх передних зубов.

– Это ведь не те деньги, которые заработаны на наркотиках, сэр? Это было бы вызовом нашему Господу.

– Я не имею никакого отношения к наркотикам.

«А, может, это полиция?..»

– Хорошо, – удовлетворённо сказала она, перекладывая корзинку в другую руку. – Я слышала также, что этот иностранец ищет людей, которые захотели бы пойти с ним куда-то за город. И за это щедро платит. Она показала рукой на кузов автофургона.

Он не удивился тому, что она знает. Народный телефон в Белиз-сити работал гораздо оперативнее и надёжнее своего электронного собрата.

– У меня уже все вакансии заняты.

– Я не займу много места, – умоляющим голосом проговорила она. – Я хочу поехать с вами! Если вы заплатите мне за это немного денег…

Какая польза будет Узору от этой старушки? Что с ней станут делать врачи-гивистамы? Он колебался, продолжая изучать её внимательным взглядом. А вдруг помрёт во время сканирования? Это будет его грех…

– Простите, что говорю это, но вы не выглядите… – Он поискал такое слово, чтобы фраза в целом не была обидной, –…солидной. Уилл сверился с часами. Время ещё было.

– Я сильнее, чем это кажется, сэр. Не судите по внешности. Я работала всю свою жизнь. Все считают меня хилой, потому что я маленькая и старая, но это всё неверно. Не знаю, что вы затеяли, сэр, для себя и этих людей, но я хочу сказать вам, что я вдова. Мой муж умер два года назад. У меня есть сын, который работает в Сан-Педро. У него жена и, Бог наградил меня внуками: мальчик и девочка. Был ещё третий, но он умер в прошлом году. Они не могут навестить меня, потому что дорога очень дорого стоит. Я в этом городе совсем одна. Я хочу поехать с вами, сэр. Уилл смягчился.

– Вы хоть понимаете, что нам предстоит? Мы собираемся встретиться с пришельцами, обитателями иного мира. Мы собираемся сесть на их корабль и перелететь на нём на ещё большее судно, которое крутится на орбите, расположенной между Землёй и Луной. Там вас будут осматривать их учёные. Вам будут задавать много вопросов.

– Сэр, мне не важно, что вы потребуете от меня, если речь идёт о золоте. За всю свою жизнь я не покидала Белиз-сити, если не считать двух поездок в столицу. Я хочу заработать деньги на то, чтобы переселиться в Сан-Педро и жить рядом с сыном и внучатами. Я сделаю всё, что вы от меня попросите.

«В конце концов что тут такого? – подумал Уилл. – Ведь не сержант же она морской пехоты!»

– Посмотрите, найдётся ли там для вас местечко, – сказал он. – Как насчёт багажа? Она приподняла на руке корзинку.

– Здесь всё, что мне нужно. Или?..

– Да нет, всё нормально.

«В самом деле, чего ей ещё надо?»

Она пошла к кузову, но остановилась, оглянулась на кабину и проговорила:

– Да хранит вас Бог, сэр.

Эти слова придали ему бодрости. Он снова сел на своё место и захлопнул дверцу. «Знали бы, куда идём, не говорили бы таких слов», – подумал он, вставляя ключ зажигания.

Он знал, что она понимает так же мало во всём том, что их ждёт, как растафариец или двое мальчишек-попрошаек.

Включив двигатель и стронув машину с места, он направил её по дороге в сторону главного шоссе. За его спиной сидели выбранные наугад десять представителей всего человечества. Они негромко болтали между собой и даже не подозревали о том, какая важная и благородная задача стоит перед ними: убедить Кальдака и ксенопсихологов-гивистамов в том, что Земля не станет участвовать в галактической войне.

Подвыпивший профессор рассказывал развесившим уши австралийским студентам какие-то немыслимые истории, а Марковиц через каждые тридцать секунд щёлкала своим фотоаппаратом, словно последний день жила на белом свете. Растафариец что-то нечленораздельно бубнил себе под нос, не догадываясь о том, что за его спиной двое юных пересмешников отпускают по его адресу солёные остроты. Чёрный рыбак неподвижно смотрел в окно. Время было позднее, и навстречу машины почти не попадались. В последние полчаса езды по шоссе вокруг вообще не было ни души. Наконец Уилл заметил впереди огромный поваленный тамаринд, который ещё неделю назад избрал наиболее надёжным ориентиром. Здесь автофургон свернул с шоссе и затрясся по грязной дороге в сторону болот. Спустя милю расстояния машина остановилась перед мелким болотцем. Следов посадки посыльного судна уже не осталось. За семь дней здесь всё изменилось. Появились новые упругие водяные растения, нанесло много новой грязи и дряни. Словом, ни один специалист не сказал бы, что здесь неделю назад совершало посадку инопланетное судно.

Уилл выключил движок и вышел из машины.

– Здесь, – сказал он.

Старший из двух попрошаек решил возразить:

– Что-то я здесь ничего не вижу, дядя. Как насчёт золота, которое ты нам обещал?

– Тебе не хочется для начала познакомиться с пришельцами?

К самой кромке воды подошёл его младший брат, который более доверчивым голосом спросил:

– А где же они?

Уилл запрокинул голову и стал смотреть в тёмное, затянутое облаками небо.

– Они прилетят. Потом будет и золото. – Он перевёл взгляд на старшего брата, у которого было такое выражение лица, как будто он чувствовал, что весь мир объединился против него в тот самый лень, когда он появился на свет. – Что бы тебе не помочь мне снять багаж?

– Слушай, дядя, снимай-ка ты свой багаж сам, понял? У нас с братом своих шмоток достаточно.

С этими словами он перекинул через борт автофургона объёмистый свёрток, перетянутый для верности бечёвкой.

Уиллу вызвались помочь Кен Вудс и угрюмый, молчаливый рыбак, чьё тело, казалось, состояло исключительно из одних мускулов, которые жгутами тянулись по параллельным и пересекающимся линиям. Когда весь багаж выгрузили, Уилл снова глянул на свои часы. Ситуация получит интересное развитие, если посыльное судно вдруг по какой-то причине не прилетит. Ему вовсе не улыбалась перспектива провести ночь посреди затхлых болот, выслушивая ежеминутно горячие упрёки и, возможно, оскорбления со всех сторон и опасливо оглядываясь в сторону шоссе. Время шло, и недовольные голоса стали раздаваться всё чаще и чаще. Он понимал, что не сможет удержать их здесь больше часа. Скоро ему придётся раздать своё золото и предоставить автофургон в распоряжение этих людей, чтобы они могли добраться на нём до города. Сам же Уилл останется на месте и скажет опоздавшим пришельцам о том, что его миссия потерпела неудачу, о чём он, собственно, предупреждал их заранее.

Вдруг, без всякого предупреждения, свершилось! В небе над болотом завис массивный чёрный силуэт, который медленно снижался к ним… Звук был какой-то непонятный, походил на сказочную колыбельную, которую леший поёт своему дитяти. Утробный металлический контрапункт к охам и ахам, которые стали раздаваться вокруг композитора.

Глава 13

Профессор-эмигрант как-то неловко споткнулся на ровном месте и потерял с головы свою панамку. Старуха из Белиз-сити неистово перекрестилась. Бормотание растафарийца резко поменяло тембр, стало выше, пронзительнее. Сам наркоман, распялив рот и округлив глаза, смотрел на медленно снижающийся НЛО. Чёрный рыбак стоял неподалёку и молча смотрел вверх. Казалось, он дал обет молчания, который не могло нарушить ничто, даже конец света.

Внезапно протрезвевший английский педагог, шатаясь, приблизился к Уиллу. В одной руке он судорожно сжимал подобранный с земли головной убор, а другой беспрестанно проводил по своим редким седеющим волосам, как бы сердясь откинуть их со лба, куда они падали, судя по всему, в последний раз лет двадцать назад.

– Я… Я думал, всё это шутка… то, что вы говорили. Ну, что-то вроде вечерней забавы, пикника… О чём можно было бы когда-нибудь со смехом рассказать друзьям в Танбридж Уэллсе…

– Полагаю, вам это покажется достаточно забавным, – ответил с улыбкой Уилл. – Только, боюсь, это займёт по времени несколько больше, чем один вечер. Впрочем, я предупреждал об этом с самого начала. – Он внимательно взглянул на растерянного профессора. – Если хотите, можете сбежать. Вас никто не станет удерживать силой.

Англичанин продолжал, не отрываясь, смотреть на спускаемый аппарат пришельцев.

– Нет! Нет, я, пожалуй, останусь…

Посыльное судно наконец приземлилось в вязкий грунт, подняв высокие брызги болотной воды. От корпуса отделился трап и перекинулся на твёрдую землю. Люк над ним открылся, и в проёме показались фигуры пришельцев. Уилл услышал за своей спиной голос австралийской девушки. Он был неуверенным и взволнованным, как у диккенсовских подростков. Веснушчатая, высокая шатенка спрашивала своего спутника:

– Почему они разных размеров?..

– Они не только разных размеров, детка. Похоже, они разных рас. Глянь вон на того долговязого. Морда чистой крысы, а шерсть, как у опоссума! – Он показал на приближающуюся вейс:

– А это что ещё такое?! Не зна-а-ю…

Из корабля появился Кальдак со своим заместителем – с’ваном, который был известен композитору под именем Т’вара. Их сопровождали трое солдат и переводчик-вейс. Пришельцы обменялись с землянином приветствиями. Тут Уилл заметил, что всё внимание капитана обращено не на него, а на тех, что приехали с ним в автофургоне.

Земляне неуверенно мялись около Уилла, тихо перешёптывались друг с другом. К ним наконец начало приходить осознание того, что всё это не шутка и не съёмки фантастического фильма. За окружающими деревьями не было съёмочной бригады, ниоткуда не отсвечивали линзы кинокамер, прожекторов не было и в помине. Свет исходит от бортовых огней корабля пришельцев да от фар автофургона, которые Уилл совсем позабыл выключить. Никто не устроил истерики. Никто не сбежал.

Уилл почему-то нисколько не удивился, увидев, что первый шаг навстречу инопланетянам сделала та старуха из Белиз-сити, которую композитор включил в свою команду в самую последнюю минуту. Она приблизилась осторожно к массуду и протянулся ему свою морщинистую чёрную руку.

– Рада с вами познакомиться, сэр. Меня зовут Анналинда Мейзон. – Чуть обернувшись к композитору, она прошептала встревоженно:

– Это «он» или…

– Это «он», – заверил её Уилл.

Одновременно он вдруг осознал, что, несмотря на все дни общения с пришельцами, он так ни разу и не объяснил им смысл человеческого рукопожатия. Он протолкнулся вперёд, чтобы замять неловкость, но когда подошёл к старушке, с удивлением обнаружил, что длинные и тонкие пальцы командира экспедиции накрыли собой ладошку Анналинды. В то же время взгляд Кальдака продолжал блуждать по головам остальных землян.

– Это всё, что вам удалось сделать? – спросил он композитора.

Уилл готовился к этому вопросу.

– Помните, ведь вы просили меня набрать репрезентативную группу?

Исключая профессиональных военных, даже тех, кто производит впечатление вояк. Обычные люди. Вам нужны были обычные люди, по которым вы могли бы составить обобщённое, но верное представление о всей земной расе. Что ж, получайте. Я привёз вам десять самых обычных землян. Репрезентативнее не найдёте.

Вездесущий Т’вар не выглядел таким разочарованным, как его капитан. Впрочем, это было ещё одной особенностью с’ванов. Каким бы ни было их внутреннее настроение, внешне они всегда почти были весёлыми, бодрыми и жизнерадостными.

– Вы привезли нам именно то, что мы от вас просили. Теперь мы проведём тщательное изучение и выясним, можно ли извлечь из этого какую-нибудь пользу.

Земляне наблюдали приближение к ним с’вана с оживлённым интересом. Поскольку он был по крайней мере на два фута короче самого невысокого из них и вдобавок больше других пришельцев походил на существо гуманоидного типа, его никто не испугался.

– Различия в расцветке кожи очень любопытны. Мы и не догадывались о существовании такого разнообразия, просматривая ваши визуальные программы.

– Наши визуальные программы, – ответил ему Уилл, – весьма и весьма нечасто отражают жизнь, как она есть. Я вам пытался внушить это на протяжении всего времени нашего знакомства.

– Это всё… настоящее? – оторопело таращась на пришельцев, прошептал Кан Вудс.

– Так же реально, как и золото, – ответил Уилл.

Он всё ещё ждал, что кто-нибудь завопит благим матом и бросится бежать в сторону шоссе. Однако интерес к пришельцам, по-видимому, оказался сильнее всех страхов. Уилл решил, что во всём тут виной нескончаемый поток спекулятивной фантастики и фильмов, которые настолько подготовили население Земли к контакту с представителями других цивилизации, что когда этот контакт состоялся, шока не произошло. К тому же высокий и вежливый массуд, а также утончённо изысканная в обращении большая птица-вейс совсем не походили на тех кровожадных чудовищ, которыми пугали зрителей в видеозалах и кинотеатрах.

Т’вар изучающим взглядом рассматривал австралийскую пару. В ответ они разглядывали его. Удивительнее всего в его облике, на их взгляд, показались яркие глаза и медвежья шерсть, которой особенно много было на лице. Молодой австралиец быстро скосил глаза на Уилла и, кривя угол рта, негромко спросил:

– Что этот коротышка вылупился на нас с таким дурацким видом?

Уилл поморщился.

– Это Т’вар. Один из заместителей командира пришельцев.

Ему не стоило беспокоиться. Слова австралийца вызвали в с’ване лишь одно чувство: удивление.

– Я не обижен, – пояснил он через свой транслятор. – С’ванов вообще трудно обидеть. Спокойствие стало одним из основных условий нашего выживания. Многие даже завидуют нам.

– Да? – с вызовом ответил старший брат из дуэта попрошаек. – Чему тут завидовать? – И он откровенно насмешливо оглядел волосатого с’вана с головы до ног.

– Видите, – проговорил один из солдат, сопровождавших выход Кальдака из корабля. – Наши специалисты правы. В манерах и словах эти аборигены воистину агрессивны.

Транслятор Уилла перевёл слова массуда, и тот счёл нужным поправить его:

– Не агрессивны, а любопытны. Только и всего.

– Меня зовут Кальдак, – сказал капитан, выступая на первый план. – Я командую кораблём, который в настоящее время находится на орбите между вашим миром и вашей луной. Если не будете возражать, то скоро сами сможете всё увидеть собственными глазами.

Затем он сжато пересказал землянам всё то, что в своё время слышал Уилл. Об Узоре, об Амплитуре, о великой войне. Капитан объяснил также цель пребывания своей экспедиции на планете Земля.

– На учёном совете экспедиции решено, что для того, чтобы получить наиболее полные и достоверные данные о том, можете ли вы быть полезными Узору, необходимо будет вас переправить за пределы вашей Солнечной системы. О вас будут заботиться и снабдят всем необходимым. По возвращении домой вы получите золото, которое так высоко цените. – Он было замолчал, но вдруг что-то вспомнил и добавил, косясь на композитора:

– Мы ничего не станем требовать от вас силой. Только согласно выраженной вами свободной воле. Если вы решите не отправляться с нами, то можете уйти прямо сейчас. Наступила долгая пауза.

Чёрный рыбак подхватил с земли свой простой рюкзак и, ни слова не говоря, вышел на несколько шагов вперёд. К нему тут же присоединилась старуха из Белиз-сити и австралийские студенты. После некоторого колебания вперёд вышли и остальные земляне.

Уилл глубоко вздохнул, кинул последний взгляд на знакомое ночное небо, кинул ключи на водительское сиденье автофургона и вбежал по трапу на борт посыльного судна.

Они вернулись в лагуну, где не отличимый от окружающих его рифов помещался замаскированный челнок. Начались приготовления к отлёту из Солнечной системы.

Кальдак как-то подошёл к Уиллу и сказал ему:

– Вы не полетите с ними, Уилл Дьюлак.

Композитор понимающе кивнул.

– А я и не собирался.

– Я тоже, – ответил массуд.

Этот ответ удивил Уилла.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вижу ваше смущение. Образ… люди, которых вы предоставили в наше распоряжение, будут переправлены на ближайшую планету, входящую в союз Узора, где будет проходить их всесторонне изучение. Эта работа, однако, должна быть дополнена продолжением исследований здесь. Принимая во внимание противоречивость и необычность вашего мира, а также невыясненность его потенциала, было решено расширить нашу базу здесь. Она будет небольшой, но хорошо оборудованной, и будет состоять из челнока и тех сооружений, которые понадобятся для обеспечения более глубоких исследований, чем те, которые были проведены нами до сих пор. Мне было разрешено выбрать: остаться здесь или улететь вместе с кораблём. Я решил остаться. И… у меня будет к вам личная просьба: продолжайте, пожалуйста, помогать нам в наших наблюдениях.

Уилл покачал головой, над чем-то раздумывая.

– И вы всерьёз рассчитываете воздвигнуть здесь здоровенный комплекс так, чтобы земляне ничего не заметили?

– Всё будет замаскировано так же эффективно, как и челнок.

– Вы собираетесь остаться в лагуне? На мой взгляд, теперь это место уже не подходит. Если вы вознамерились проводить глубокое изучение всего человечества, то стоит переместиться в более населённые районы.

– У нас очень хорошая аппаратура. Мы справимся. Если понадобится приближаться к людям, мы сможем делать это и отсюда. К тому же в нашем распоряжении останется посыльное судно, которое, как вы уже имели возможность убедиться, способно перемещаться с частичной маскировкой. Кошачьи глаза внимательно изучали Уилла.

– Разумеется, продолжение вами сотрудничества с нами будет очень высоко оценено.

Уилл задумался. Он полагал, что его знакомство с пришельцами движется к концу. Он рассчитывал проводить землян, улетающих вместе с пришельцами, затем поднять парус и вернуться в Новый Орлеан, чтобы возобновить работу над «Аркадией». Оставшееся в мешке золото позволит ему взять длительный отпуск от преподавательской работы, о чём он мечтал многие годы. У него появится реальная возможность закончить симфоническую поэму, написать к тому же что-нибудь коротенькое, возможно, пару камерных пьес и начать кантату.

Если он останется и продолжит помогать Кальдаку, на сочинение музыки совсем не будет времени. Зато он сможет лучше изучить музыкальные произведения иных цивилизаций и кое-что почерпнуть из них для себя.

– Подбор исследовательской группы ещё не окончен, – ответил Кальдак на следующий вопрос композитора. – Кроме меня, будет ещё несколько массудов для обеспечения безопасности, специалисты-гивистамы и с’ваны, возможно, несколько лепаров. Чиринальдо не будет.

– Я заметил, – только без обид! – что ваш народ не имеет столь ярко выраженной технической ориентации, как, скажем, гивистамы.

– Зато у тех же гивистамов, – как и у большинства других рас, населяющих Узор, – полностью отсутствует какая бы то ни было боевая ориентация. Массуды воюют, но не потому, что им это нравится, а потому что они способны на этот род деятельности. Мы делаем это во имя Узора. До нашествия Амплитура массуды были таким же мирным народом, как с’ваны.

Уилл почувствовал, что кто-то дёрнул его за ремень на поясе.

– Я тоже попросил, чтобы меня оставили, – сказал ему Т’вар.

– Капитан и заместитель капитана? – удивился композитор. – Кто же поведёт корабль?

– Два других заместителя, – объяснил Кальдак. Соливик, у которой в этой области гораздо больше опыта, и З’мам. В чём, в чём, а уж в деле организации какого-нибудь мероприятия или проекта специалисты Узора преуспели.

– Как долго вы будете изучать землян, которых я привёз?

– До тех пор, пока мы не получим те сведения, которые рассчитываем получить. Меня это уже не касается. Вместе с ними возвращается домой моя подруга. А мы остаёмся, ибо на вашей планете нас ждёт ещё очень много работы.

На его поясе со снаряжением запищал какой-то прибор.

– Пора расходиться. Как только вы вернётесь на свой катамаран, мы взлетим. Через несколько дней я вернусь сюда с новым снаряжением и мы начнём работать.

После паузы капитан добавил:

– Возможно, вы и не умеете воевать, Уилл Дьюлак, но вы сильны в отстаивании своих мнений. Массуды уважают это качество в разумных. Надеюсь, вы ещё будете здесь, когда я вернусь. Мы бы могли продолжить наши исследования и без вас, но мы с вами уже знакомы. Вам известны наши намерения. Было бы гораздо легче продолжать работу с вами, чем искать нового посредника из числа землян, который может оказаться не таким разумным и понимающим.

«Но ведь я решительно против того, на что вы надеетесь на Земле!» – внутренне воскликнул Уилл. Вслух же он только сказал:

– Я подумаю.

Перед самым отправлением профессор передал ему наскоро написанное письмо своим друзьям в Англии. Аналогичное послание ему принесла и молодая пара из Коннектикута. Уилл пообещал им, что отправит почту при первой же возможности.

Находясь в кокпите своего катамарана, он смотрел на то, как тёмная сигара челнока отрывается от земли, отражаясь в воде, чуть поворачивает в воздухе и начинает стремительный подъём в небо. Кальдак смотрел в один из иллюминаторов на катамаран землянина до тех пор, пока он не исчез далеко внизу в дымке облаков. Он знал, что в другой части челнока у иллюминаторов столпились земляне, которые тоже смотрят вниз, оживлённо переговариваются и тяжело вздыхают по мере того, как их родной мир становится всё меньше в размерах.

– Как вы думаете, кто прав? – спросил Кальдак Т’вара. – Землянин Уилл или наши ксенопсихологи?

– Если бы я сейчас мог ответить на этот вопрос, дополнительные исследования не понадобились бы. Но в качестве предварительной гипотезы я рискну предположить, что эта раса не знает и не понимает самой себя.

– Как так? – удивился Кальдак. – Разве подобное возможно с разумными? Это противоречие.

– Правильно. Этот мир основан и действует на противоречиях. В этом его особенность. Можем ли мы сказать, что эти люди цивилизованны? Вряд ли. Но разве можно сказать, что это варвары? Нет. Нам придётся придумать новую категорию для определения этого мира и расы, населяющей его. Наши исследования должны продолжаться на основе принятия следующего тезиса: аномалия здесь является нормой, а противоречие – одной из основных характеристик. Если мы из этого будем исходить, нам суждено будет сделать великие открытия. Но мы должны готовиться к встрече только с неожиданным и аномальным.

В который раз уже пожалел Кальдак о том, что он не наделён таким светлым умом, как с’ван. Если массуд имеет свойство перепрыгивать из точки А сразу в точку В, то только с’ван сможет объяснить ему, что происходит в точке В.

Слова Т’вара запомнились и волновали капитана на протяжении всего полёта на экспедиционный корабль. Они волновали его и тогда, когда он следил за тем, чтобы гостей с Земли устроили по их вкусу, волновали, когда он наблюдал за приготовлениями к дальнему полёту и когда челнок, нагруженный необходимыми для новой базы припасами, отделился от брюха экспедиционного корабля и стал падать обратно на планету. Эти слова волновали его и на протяжении всего обратного пути к голубой планете. Только при приземлении ему удалось отделаться от этих мыслей. Предстояло сделать большую работу, и нельзя было позволить себе отвлекаться.

Он с облегчением, – в котором никому не признался, – вздохнул, когда увидел, что катамаран землянина стоит на том же месте, где они его оставили. Сам Уилл вышел встречать снижающийся челнок. «Чем он занимался эти несколько дней? – думал Кальдак. – Наверно, сочинял свою странную музыку».

Уилл стоял на палубном возвышении, когда Кальдак показался из субмарины, доставившей его с челнока на борт катамарана землянина. Луна стояла яркая, и Уиллу были видны волнующиеся пузырьки, появлявшиеся на поверхности воды в том месте, где в лагуне располагалась субмарина пришельцев. Кальдак как раз вовремя вспомнил значение человеческого рукопожатия, чтобы протянуть свою раскрытую ладонь навстречу руке композитора.

– Я видел челнок, – проговорил Уилл. – Но где же весь материал для строительства базы?

– Строительство уже началось.

Уилл глянул в ту сторону лагуны, где предполагалось расположение притопленного челнока, спрашивая себя: увидит ли он что-нибудь, если включит носовой прожектор? Впрочем, он не собирался этого делать. Сильный и яркий луч света мог привлечь внимание проходящего рыболовецкого катера или яхты.

– Вы же видели, как мы маскировали челнок в предыдущие прилеты, – напомнил ему Кальдак, поправив свисавший с шеи транслятор и надеясь на то, что он правильно переведёт сложный научный термин. – Это называется электрофорез. Лепары уже возводят решётку. Химические элементы будут выделяться из обычной воды. Из них и будут возводиться сооружения, которые будут соединены с челноком. Золото, которое вы столь высоко цените, было получено точно таким же способом. С помощью лепаров, которые строят решётку под водой, работа пойдёт очень быстро.

– Да, лепары. Это те существа, одно из которых преградило мне путь к бегству, когда я хотел вплавь спастись от вас в момент нашего первого знакомства?

– Да. Ваша бойкость в воде явилась для нас полной неожиданностью. Лишь отдельные расы, населяющие Узор, обладают способностью находиться в воде. Наши биологи были потрясены до глубины души, когда узнали, что двуногое млекопитающее с лёгкими, приспособленными для дыхания исключительно воздухом, умеет так хорошо и стремительно плавать.

Уилл кивнул, хотя его в лучшем случае можно было отнести к довольно средним пловцам.

– А лепары?

– Лепары – амфибии. В этом они по-своему уникальны. Это первый и единственный известный нам случай развития цивилизации у амфибий, впрочем, они… – Он сделал паузу, подбирая нужные слова, – до сих пор кое в чём заторможены. Но очень преданны общему делу и хорошо выполняют свою работу. Из-за своих резких отличий от прочих рас Узора они держатся особняком. Даже чиринальдо, которые дышат атмосферой, обогащённой гелием, и которые настолько грузны, что не могут свободно перемещаться по кораблю, даже они более общительны. В сложившейся ситуации способность лепаров долгое время пребывать под водой является для нас настоящим подарком. Значение этой способности трудно переоценить.

– Счастливое совпадение, что несколько этих существ оказались в команде экспедиции?

– Нет. Наш корабль специально готовился как исследовательский и разведывательный. Команда подбиралась из представителей самых разных рас, ибо мы должны были справиться со всеми непредвиденными неожиданностями. Лепары делают что-то лучше, чем массуды. Массуды в свою очередь имеют свои преимущества перед с’ванами. И так далее.

– А мы, как вы думаете, можем делать что-то лучше, чем вы?

– Мы очень надеемся на это. Именно выяснению этого общего вопроса и посвящены все наши исследования здесь.

Уилл много времени провёл в воде, наблюдая за тем, как база пришельцев постепенно обретает свои очертания и форму. Он не ушёл до тех пор, пока челнок вновь не превратился в ничем не отличимую от прочих подводную скалу. Он беспокоился немного за то, как бы не засекли все эти работы с самолётов, летающих на низкой высоте. Впрочем, вероятное движение, которое осуществлялось в этом уголке мира, в основном, пролегало строго по воображаемой линии с севера на юг, вдоль побережья Юкатана к Гондурасу. Лайтхауз Риф располагался в сторонке, и коммерческая авиация также не тревожила его покоя.

Как только была закончена маскировка челнока, – то есть сердце базы, – вокруг него тотчас же стали возводиться прочие необходимые для работы сооружения, которые маскировались под коралловые шельфы, ветви, пещерки, верхушки коралловых рифов. Даже по расцветке никак нельзя было отличить искусственное от настоящего. Омары и морские ежи сразу же приплыли сюда в большом количестве и деловито стали обживать расщелинки и другие укромные уголки искусственных скал.

Уилл приходил и уходил когда хотел, пользуясь специальным рабочим проходом лепаров. По ночам он порой перевозил на надувной лодке к ближайшему острову каких-то беспокойных, дрожащих массудов, которые, выпрыгнув на твёрдую землю, сразу же пускались бежать по пляжу и бегать могли часами без перерыва, выпуская понемногу нервную энергию, саккумулированную за день. Издали казалось, что они летят в нескольких дюймах над землёй, ибо их длинные и стройные ноги двигались без всяких видимых усилий, заставляя их обладателя делать бесконечные круги по острову мимо одних и тех же пальм и жёстких кустарников. Как-то Кальдак объяснил Уиллу, какое значение имеют для всех массудов бег и прыжки, соревнование с силой тяжести. Это было их наследство от далёких предков, глубоко уходящая корнями в историю традиция. Однако вскоре Уилл к своему величайшему удивлению подметил, что хотя массуды могли бегать сколь угодно долго, никто из них не развивал большой скорости, а прыжки их были хоть и нескончаемы, но относительно невысоки. Композитору было далеко за тридцать, и он был не в самой своей лучшей форме, однако всерьёз полагал, что, пожалуй, сможет сравняться в скорости бега с Кальдаком, а то и перегнать его. Проверять он не стал, ибо посчитал, что возможный выигрыш у пришельца будет с его стороны нетактичным поступком. Он также не стал говорить о том, что любой профессиональный спринтер-землянин даст сто очков вперёд самому быстрому массуду.

Гивистамы, о’о’йаны, с’ваны и вейсы вообще не обладали ни одной внешней приметой атлетизма. Это удивляло Уилла. Уилл прикладывал все силы к тому, чтобы убедить специалистов, прикреплённых к базе, в том, что человечество уже слишком далеко продвинулось по дороге мира и благополучия. Безнадёжно далеко. Его заявления полностью противоречили их данным, полученным в результате просмотра стандартных телевизионных программ. Так что Уиллу частенько приходилось объяснять пришельцам разницу между реальностью и фантастикой. Даже если признать, что земляне всю свою историю убивали друг друга, то из этого вовсе не проистекал вывод о том, что они готовы тут же включиться в войну против мощного альянса инопланетных народов, о существовании которых человечество ничего не знает и которые ничего дурного человечеству не сделали.

Нет!

Землянам только-то и хотелось, что развить у себя дома такую цивилизацию, которой располагают те же гивистамы и с’ваны.

Они слушали с внимательным интересом то, что он рассказывал, порой с одобрением и даже с восхищением отмечая успехи Земли в искусстве, музыке, литературе и драматургии. И действительно примеров сотрудничества землян между собой во имя созидания лучшей жизни, примеров гармонии в их взаимоотношениях и понимания было множество.

Впрочем, противоречий тоже хватало. Часть человеческой музыки была зловещей и какой-то порочной. То же самое можно было сказать о некоторых проявлениях в искусстве и драматургии. Некоторые виды спорта на Земле выглядели нисколько не менее жестокими, чем война между Узором и Амплитуром. Даже земной юмор, несмотря на свою тонкость, казался пришельцам излишне едким и наступательным.

Уиллу оставалось только терпеливо разъяснять, толковать, разбирать в деталях. Он доказывал, что целью человеческого юмора является смех не над кем-нибудь, а вместе с кем-нибудь. Он несколько раз подряд повторил железное правило земного спорта: не причинить кому-нибудь увечье, а проверить собственные силы в честном соревновании. Он проводил параллели с бегом массудов.

Пришельцы продолжали активно работать, смотреть, слушать, наблюдать. Получаемые данные всё больше и больше тревожили второго помощника руководителя по науке, который отвечал за работу отдела ксенопсихологии.

– Так что вы всё-таки скажете? – спросил его однажды Кальдак, когда тот пришёл к нему в каюту на разговор. – Вы согласны с той оценкой, которую даёт человеческой породе Уилл, или же не согласны?

– И то, и другое.

Кальдаку не видны были истинные мысли учёного. Гивистамы гораздо больше полагались на жесты, чем на изменение выражения лица, когда им хотелось выразить какие-то свои внутренние чувства. Он стоял перед командиром неподвижно.

Очки его были затенены. Изящные пальцы рук сомкнуты в замок. Гивистам мог находиться в этом покое сколь угодно долго. Во всяком случае достаточно, чтобы любого массуда свести с ума.

– Всё, что говорит землянин, – правда. И всё, что говорит землянин, – ложь.

– Интересное суждение, – саркастически заметил Кальдак. – В итоговом рапорте о проведённой работе будет смотреться очень эффектно. Учёный расцепил пальцы.

– Иначе я не могу определить это. Порой мне и моим коллегам кажется, что этот мир – своеобразная чёрная дыра, куда засасывает противоречия и загадки со всей Вселенной. Даже их погода способна принимать крайне противоположные формы, где такое ещё было?

– Да, я слышал.

В последнее время Уилл отчаянно пытался втолковать пришельцам о том, что надвигается сезон ураганов. Кальдаку было чрезвычайно трудно поверить в слова землянина, ибо он знал, что ураганы происходят, как правило, на газовых гигантах, но никак не на тех планетах, где развивается разумная жизнь.

Вдруг второй помощник руководителя по науке стал нетерпеливо расхаживать по каюте взад-вперёд. Кальдак удивлённо выпрямился. Гивистамам не свойственна была привычка так двигаться. Учёный в эти минуты больше походил на массуда.

– Помните реакцию специалиста, которая была травмирована во время сканирования землянина?

– Да, – ответил Кальдак.

– Эта реакция была слишком резка, но… Каждый новый день вызывает во мне всё больше сомнения в том, что эта реакция является неоправданной, как мы поначалу решили.

Кальдак на сдержал своего неудовольствия.

– И это говорит учёный?!

– Трудно оставаться беспристрастным учёным, попав в этот мир. Меня больше всего беспокоит непредсказуемость землян. И я не одинок в своём мнении. Использовать в боевых действиях непредсказуемых солдат – это значит сознательно накликать на себя несчастье.

– Возможно, они вам кажутся непредсказуемыми, потому что мы их ещё мало знаем и понимаем?

– Возможно, это и так, – сказал учёный и остановился. – Возьмите себя. Вы, массуды, воюете во имя Узора. Мы полагаемся на вас. А почему? Потому что при известных обстоятельствах, мы знаем, как вы себя поведёте. Мы знаем, как вы прореагируете на ту или иную сложную ситуацию. О землянах этого нельзя сказать. Они сами себя не знают! И абориген Уилл всё время повторяет нам эту мысль. Это очень опасное качество. Воевать бок о бок с такими существами – это значит идти на бессмысленный риск. Если люди не знают, как они будут реагировать, что будут делать, каким же образом они впишутся в структуру наших вооружённых сил? Наш первый контакт с землянином, который стал нам другом, только подтверждает мои мысли. Вы посмотрите повнимательнее на Уилла Дьюлака, когда он с горячностью доказывает нам миролюбие и безобидность своего народа. У него дрожит голос, который с течением беседы становится всё выше и выше. Жесты приобретают резкость. Глаза сверкают. – На секунду Кальдаку показалось, что он увидел, как гивистам подмигнул ему под затенёнными стёклами своих очков. – Неужели вы никогда не подмечали этого за ним, капитан? Не поверю! Кальдак отложил в сторону световой рисунок, над которым работал. Гивистамы вообще были способны на иронию, однако расходовали её очень экономно.

– Подмечал.

– Даже если предположить, что землянин Уилл окажется не прав и его раса будет признана годной к ведению боевых действий, зададимся вопросом: нужны ли нам эти существа в качестве военных союзников? Принесёт ли их ментальная нестабильность нам какую-нибудь выгоду и пользу?

– То обстоятельство, что они не знают самих себя, является одной из характеристик, которые делают их уникальными. Давайте сначала всё-таки точно выясним, могут ли они быть полезными Узору, и если могут, то в каком качестве. И только потом мы уже будем разбираться со всеми побочными проблемами. Возможно, нам удастся изобрести способ, при помощи которого мы сможем минимизировать их непредсказуемость.

Кальдак увидел, что гивистам уже хочет что-то возразить, поэтому он только нетерпеливо отмахнулся от учёного.

– Вам и с’ванам решать, можно ли землян как-нибудь использовать в интересах Узора, а вот конкретно: как и где их использовать – эту проблему вы дайте разрешить нам и чиринальдо. Общие вопросы решаете вы, славящиеся последовательностью и дисциплиной в исследованиях, а тактику всё-таки оставьте нам.

Учёный поначалу хотел сказать что-то ещё, но потом передумал. Он натянул широкие сандалии и вышел в коридор, прежде чем второй помощник руководителя по науке почувствовал в себе достаточно уверенности, чтобы ещё раз предстать пред очи капитана.

– Меня беспокоит ещё одно обстоятельство.

Кальдак был не в настроении. Он как раз разбирался с административной работой, которую ненавидел больше всего в жизни.

– Ну, что такое? – недовольно спросил он, поднимая взгляд на гивистама.

– Пока всё идёт к тому… Впрочем, лучше передам очередное высказывание Уилла Дьюлака. Он говорит, что если перед землянами будет выбор, то они предпочтут не участвовать в галактической войне. Так вот, я думаю… Так вот, я думаю… Что, если у них не будет выбора? Бакенбарды Кальдака нервно затрепетали. Он строго взглянул на учёного.

– Что вы это говорите?

– Мы могли бы принять точку зрения землянина о том, что его соплеменники по своей природе чрезвычайно миролюбивы и невоинственны, а убивать друг друга вынуждены были обстоятельствами несчастно сложившейся истории, что сейчас начинают осознавать свои ошибки и искать новый, более прогрессивный способ существования. Мы могли бы улететь с этой планеты, предварительно уничтожив все следы нашего пребывания и не нарушив неведения землян о нашем визите. В этом случае вполне возможно, что земляне найдут свой способ взращения истинной цивилизации и у них всё получится.

– Но они могут уничтожить друг друга, – возразил Кальдак. – Мы же установили, что такая вероятность существует и она не так уж мала.

Гивистам сделал плавный жест рукой.

– Да. Если мы заявим о себе, если примем их в Узор, где им будет предоставлена возможность приобщиться ко всем его цивилизационным достижениям, самоуничтожения разума на Земле, конечно, не произойдёт. Им просто не позволено будет совершить над собой подобное злодейство.

– Не пойму, куда вы клоните?

– Если мы улетим, перед ними будет две дороги: одна к истинной, самобытной цивилизации, другая – к самоуничтожению. Если мы останемся, катастрофы не случится, но и по-настоящему цивилизованными земляне, возможно, не станут. Мы подавим их своим более высоким уровнем, вольно или невольно. Между тем землянин Уилл постоянно твердит нам о том, что его общество неуклонно движется к мирному существованию. Наше присутствие здесь – преграда для землян. Разве наши нужды и нужды Узора дают нам право вмешиваться в жизнь этих существ; возможно, уже начавшую налаживаться жизнь? Имеем ли мы право сталкивать землян с мирной дороги, на которую они уже, возможно, прочно встали, только потому, что интересы войны Узора нам кажутся более важными? Имеем ли мы право вообще на вмешательство в самобытную жизнь иного разума, который стоит на пути к цивилизации? Учёный умолк.

– В общем, я рад, – закончил он как-то странно.

– Рады?! Чему? – осторожно спросил Кальдак.

– Рад тому, что не на мне лежит ответственность за принятие решений такого масштаба.

С этими словами второй помощник руководителя по науке удалился, оставив за спиной погруженного в тяжёлые размышления капитана. Кальдак неподвижно смотрел на искрящийся световой рисунок… и не видел его.

Глава 14

Уилл сидел в кокпите своего катамарана и слушал Т’вара. С’ван говорил и одновременно вытирался полотенцем. Из всех рас Узора композитору легче было общаться со с’ванами. У массудов были интеллигентные манеры, но их лица всё-таки сильно напоминали крысиные морды, увеличенные в несколько раз. К тому же у массудов всё время что-то подёргивалось или подрагивало. Это производило угнетающее впечатление и даже пугало. Что же касается гивистамов и их бессменных ассистентов о’о’йанов, которые составляли основу научного потенциала группы контакта и много трудились на разраставшейся с каждым днём базе, то они слишком походили на рептилий, чтобы их общество согревало.

Вдобавок к тому, что с’ваны были млекопитающими, двуногими и больше других походили на людей, они ещё были чрезвычайно общительны и говорливы. Они также обладали удивительно тонким чувством юмора. Их остроты были всегда понятны представителям иных рас и удавались им с такой ловкостью, о которой Уилл мог только мечтать.

На базе было также несколько лепаров, но они держались всегда в своей среде и были настолько замкнуты, что Уилл не только не знал, как с ними заговорить, но и всегда испытывал неловкое чувство, встречаясь с ними в коридорах базы или в воде.

Уилл не боялся с’ванов. Трудно бояться существа, которое всего трёх футов росту. Порой им овладевал дикий интерес узнать, как выглядят лица с ванов под плотными завитками густых чёрных бород, свойственных представителям как мужского, так и женского пола. Такие же волосы покрывали голову, руки, оставляя лишь смутные просветы кожи кофейного оттенка.

Уилл захлопнул томик «Двенадцатой Симфонии» Джорджа Ллойда и широко улыбнулся: он соскучился по компании. В отличие от Кальдака или гивистамов, которые навещали его только для того, чтобы задать нужные им вопросы и записать его ответы, Т’вар приходил поболтать. Ему, похоже, тоже нравилось общество землянина.

– Вы чем-то взволнованы, – догадался с’ван.

Уилл кивнул.

– Меня пробила важная мысль, Т’вар. До сих пор я делал всё, чтобы только убедить вашего командира и учёных в том, что мои соотечественники никак не приспособлены к участию в вашей войне. Но это не из-за того, что я прав, а их наблюдения неверны. Правы обе стороны. Один из специалистов-гивистамов несколько часов подряд расписывал мне нашу земную непредсказуемость. Он полагает, что это делает нас ещё менее приспособленными к участию в войне, чем если бы мы оказались нацией патологических пацифистов. Раньше я как-то не догадывался смотреть на проблему под этим углом зрения, но теперь чувствую, что в его словах есть правда. Я собираюсь обсудить это с Кальдаком.

– Этот вопрос уже тщательно обдумывается им, – сообщил Т’вар композитору. – Но суть дела от этого не меняется. Мы всё ещё очень надеемся на то, что вы окажетесь способными принести нам пользу.

– Проклятье! Что же вас убедит наконец в том, что мы бесполезны, что нас надо оставить в покое?! Мы пытаемся задвинуть тысячи лет бессмысленного самоистребления в глубокую историю, на странницы учебников, изгнать из жизни! Почему Кальдак не хочет понять этой простой вещи?! Прошу прощения, «вы».

Т’вар стал внимательно изучать коротенькие и толстенькие пальцы своей правой руки.

– С’ваны считают благоразумным не высказывать слишком много серьёзных суждений.

– Да, я это заметил, – сказал Уилл и опустился на стул около штурвала, чтобы его взгляд был вровень со взглядом с’вана. – Кстати, почему это происходит с вашими соплеменниками? Создаётся впечатление, что вы намеренно позволяете массудам, гивистамам и даже о’о’йанам принимать все важные решения, в то время как сами стоите в сторонке и не раскрываете ртов.

Если заместитель командира экспедиции и улыбнулся при этих словах композитора, то Уилл всё равно ничего не увидел за этой непроходимой чащей бороды.

– Вы умны, но почему-то не хотите этим пользоваться и отдаёте всё на откуп другим.

– Я скажу вам одну вещь, Уилл Дьюлак. Вам мне это говорить легче, чем коллегам по экспедиции. Простая истина заключается в том, что с’ваны действительно умнее массудов, гивистамов, вейсов и о’о’йанов.

– Тогда почему же вы не принимаете решений? Почему вы даёте это делать другим?

– Нет, нельзя сказать, что мы стоим в стороне и плывём лишь по течению. Мы предлагаем. Мы влияем. Мы обнародуем наше мнение. Вы должны понять, что даже в рамках цивилизации с высоким уровнем развития роль самого умного не самая благодарная. Особенно, если раса умных немногочисленна, а её представители не отличаются физической статью. Благодаря нашим способностям мы занимаем непропорционально большое количество высоких постов в иерархии Узора, а между тем среди общего населения союза наш процент весьма невелик. Это открывает перед нами широкие возможности оказывать своё влияние. Но одновременно подставляет нас под угрозу примитивных эмоций, которые не исчезли с развитием цивилизации. Поэтому мы предпочитаем быть очень осмотрительными и осторожными. Приведу простой пример: мы не открываем своих колоний на чужих планетах, как это делают гивистамы и бир’риморы. Уилл нахмурился.

– Вы что же, побаиваетесь своих собственных союзников?

– Узор не столь уж монолитен, как вам, вероятно, кажется. Внутри него столько разных конфликтов и непонимания, что вам даже и не снилось. Трещины в нём росли так быстро, что, если бы не общая угроза в лице Амплитура, я голову даю на отсечение, что союз распался бы, как у вас говорят, как карточный домик. Ненадёжность внутрисоюзных связей – это опасность, которая и сейчас существует у нас и которую мы начинаем осознавать.

Нет, вооружённых конфликтов, конечно же, у нас давно нет, если вы об этом подумали. Но существует много других способов выразить своё неудовольствие соседом. Цивилизованные способы. Мы являемся, наверно, наиболее слабой и уязвимой расой из всех других, поэтому позволяем принимать решения гивистамам, о’о’йанам и вейсам. Мы позволяем массудам и чиринальдо воевать и не мешаем им в этом. Только подаём советы. Нам не важно, кому достанутся лавры за принятие правильного решения на основе правильного совета, лишь бы эти решения были приняты. До сих пор он говорил на довольно корявом английском, теперь же перешёл к услугам транслятора.

– Примитивные эмоции, о которых я говорил… Понимаете, есть такими универсальные понятия, которые не проходят у народов с выходом их на высокий цивилизационный уровень. Например, ревность… Где-то зависть… Эти чувства не так уж и редки среди рас, населяющих Узор.

Уилл кивнул.

– Я очень ценю то, что именно передо мной вы пожелали быть откровенным. Но всё это не ответ на мой вопрос: что о нас думают с’ваны?

– Вы восприимчивы и настойчивы.

Уилл нахмурился. Он не понял, что хотел выразить этой репликой Т’вар: упрёк или комплимент.

С’ван продолжал:

– Не буду говорить за всех моих соплеменников, но лично я склоняюсь к тому, чтобы согласиться с мнением второго помощника руководителя по науке. Ваша непредсказуемость, скорее всего, сделает вас бесполезными для задействования в военных операциях. Сделает ли это вас вообще бесполезными – ещё большой вопрос.

– Почему бы вам не пойти в люди? – вдруг спросил Уилл. – Сами бы увидели, что мы такое. И не нужно было бы задавать мне бесконечных вопросов. И сразу бы поняли убогость ваших суждений, основанных на просмотре нашего телевидения. Я могу сопровождать вас.

«Да, именно! Непредсказуемы», – подумал недовольно с’ван. Вслух же удивлённо переспросил:

– Меня?

– Почему бы и нет? Я бы показал вам нашу повседневную жизнь, наши проблемы и заботы. Телевидение намеренно сгущает краски относительно нашей агрессивности. Киношникам нужны сильные чувства, поэтому они специально выуживают из нас насилие и утрируют его. В программе новостей вам не покажут, как мы умеем любить, как нам нравится всё, что нас окружает, как нам хочется обнять весь мир!.. Я дам вам возможность самому прочувствовать всё это. После этого вы первый станете смеяться над доводами ваших коллег. Уилл внимательно вгляделся в лицо пришельца, но, поскольку ничего на смог на нём рассмотреть, продолжил свою мысль:

– Я уже не первый день думаю об этом. Кальдака взять нельзя. Даже если закутать его в какой-нибудь плащ или что-нибудь ещё в том же роде, всё равно массуд будет очень подозрителен. Его лицо, его дикий по нашим меркам рост… О гивистамах и о’о’йанах вообще говорить не приходится. По нашему это рептилии, а рептилий не пускают гулять по городу. Вейс могла бы найти общий язык с кем угодно, но её внешний вид оставляет желать много лучшего. Это, я повторяю, с нашей земной точки зрения. А с’ван… С’ван вполне сгодится. Вы не станете привлекать к себе излишне много внимания из-за вашего…

– Короткого роста, – договорил за него Т’вар. – Лично я не считаю себя низкорослым. Разница чётко видна лишь когда меня ставят рядом с такими гигантами, как массуды и вы. Кроме того, невысокий рост не считается у нас чем-то вроде унизительного дефекта, как это принято у вас.

– Я мог бы вас побрить немного, – задумчиво продолжал Уилл. – Хотя густые волосы сами по себе являются отличной маскировкой. Да к тому же у нас здесь ходят такие бродяги, с такими волосищами!.. Если вас хорошо приодеть, вы вполне сойдёте за низенького землянина. На вас будут обращать внимание, оглядываться, но не больше, уверен.

– А вы не знаете, что земной климат нам не по вкусу? – спросил его Т’вар.

– Но кого ещё я могу взять с собой?

– В самом деле…

– Лепара, что ли?

– Ваша задумка не лишена оригинальности и над ней стоит подумать, но ведь риск…

– Мы приплывём в город на моей надувной лодке, – предложил Уилл. – Ночью. Всем будет плевать на нас, вот увидите. Но зато у вас появится возможность по-настоящему взглянуть на нашу жизнь, а не через ящик.

– Я административный сотрудник, а не наблюдатель. Для подобной миссии нужны подготовленные специалисты.

– Нет, вы что-то не то говорите. Ну, я ещё могу взять второго с’вана, но не больше. Человек, гуляющий в обществе двух карликов, пробудит к себе интерес прохожих. Но если карликов окажется с полдюжины, вокруг нас соберётся толпа!

– Хорошо. Нас будет двое… Неловко, конечно… Так сказать, некомфортно… Но, ладно. Если мне удастся уговорить капитана! Уилл улыбнулся и по-доброму подмигнул с’вану.

– Насколько мне известно, вы обладаете способностью уговаривать кого угодно.

– Ах, если бы, Уилл Дьюлак! – ответил с’ван, проводя рукой по густой бороде. – Тогда мы уговорили бы Амплитур оставить нас в покое. Тогда не было бы войны. Тогда мы могли бы улететь с вашей планеты, предоставив вам самим найти путь к своему миру. Вернее, тогда мы вообще не прилетали бы к вам.

Когда Кальдаку доложили о задумке землянина, она ему поначалу не понравилась. Слишком много риска. Впрочем, как и предполагал Уилл, Т’вару удалось постепенно убедить капитана в том, что это редкий шанс получить интереснейшую информацию.

Было решено, что с Уиллом в город пойдут двое с’ванов. Надо было подготовить «экскурсию» так, чтобы «экскурсанты» привлекали к себе как можно меньше общественного внимания. Была изготовлена особая обувь, которая увеличивала рост пришельцев на несколько дюймов, не мешая, однако, их передвижениям. Свободные широкие шляпы также должны были придать с’ванам солидности, кроме того, хорошо маскировали их буйную растительность на голове и нижней части лица. Когда всё было готово, Уилл тщательно осмотрел обоих и остался ими доволен. Широкие штаны маскировали нижние конечности с’ванов, а длинные перчатки – верхние.

– Это Белиз, – сказал он им. – Людям здесь на всё наплевать. Их с детства воспитывают в одной идее: занимайся своим делом и не суйся в чужие. Не думаю, что возникнут какие-то проблемы.

Под серебряной луной, отражающейся в спокойной воде, моторная лодка доставила всех троих к городу. Уилл привязал её у коммерческого причала, где не было других судов. Яхты предпочитали более широкую гавань Белиз-сити, которая была в полумиле расстояния от коммерческой. Троица и вправду привлекла к себе несколько любопытных взглядов в портовой зоне города, но их никто не останавливал и не доставал идиотскими вопросами. Много было пьяных и наркоманов, но как раз эти две категории населения доставляли Уиллу и пришельцам меньше всего хлопот: первые едва оглядывались на них и тут же забывали об их существовании, вторые, погружённые в свои грёзы, смотрели на них, как на пустое место. Чем дальше, тем больше было людей, но и те были заняты своими делами: молодёжь смеялась и танцевала, влюблённые парочки обнимались в укромных местах, туристы вообще сидели по домам и принимали по пиратским антеннам Майами и Питсбург.

Дети искали приключений на грязных улицах, собаки, заливаясь лаем, гонялись по переулкам за беспризорными кошками. Из забитых битком баров доносилась музыка. Нигде не было видно рукояток пистолетов, выглядывавших из-под пиджаков, не слышалось стрельбы. С’ваны, привыкшие к этим атрибутам насилия по киношкам, которые крутило телевидение, должны были озадачиться. На это Уилл больше всего и рассчитывал.

В Мексике ему было бы труднее что-нибудь доказать пришельцам. В Гватемале – и того хуже. Но здесь был Белиз. Страна, где жизнь вся в бедняцких лохмотьях, но зато мирная и достойная. И с перспективой на лучшее, что немаловажно. Он чувствовал, что Т’вар и Э’вит находятся под впечатлением от увиденного. Пальцы Э’вита хлопотали под плащом над аппаратурой, которая чутко улавливала и записывала всё происходящее вокруг них, чтобы потом пришельцы могли в свободной обстановке прокрутить это и как следует задуматься.

Постепенно они обошли все интересные городские места и вновь оказались на побережье. Уилл указал рукой на две влюблённые парочки, устроившиеся на разных скамейках. Молодые люди шептались между собой, смотрели на море и плевали на весь окружающий их мир.

– Что они делают? – спросил Э’вит, наставляя на землян глазок видеокамеры.

– Ничего. Просто прижимаются друг к другу.

У Уилла сдавило сердце. В его жизни ведь тоже были женщины. А всё последнее время он общается только с пришельцами, сидит на своём катамаране, отрезанный от всего мира.

– Возможно, это супруги, но, скорее всего, просто друзья. Земляне любят находиться среди себе подобных. Нуждаются в обществе себе подобных:

– В этом вы похожи на нас, – пробормотал Т’вар. Он повернул налево. – А это что?

Уилл посмотрел в этом же направлении, вдоль дороги, которая отделяла берег от линии домов.

– Музыка. Пойдём посмотрим?

Возле подъезда прибрежного отеля собралась довольно большая толпа прохожих. Они слушали уличных музыкантов. Их было трое. Один пел, а двое других аккомпанировали ему на барабанах, подвешенных у них на груди. Туристы и местные жители оживлённо аплодировали после того, как заканчивалась очередная песня. Охранник, стоявший в дверях отеля, улыбался и притопывал в такт музыке.

Несмотря на обстановку, которая требовала осторожности и постоянной бдительности, Уилл всё же на минутку отвлёкся от своих спутников, чтобы профессиональным ухом послушать музыку, в которой, возможно, ему послышится что-то новое, что можно будет потом развить у себя в произведениях.

Они оставались до самого конца. Лишь когда музыканты собрали небогатую выручку и ушли, когда разбрелась толпа, они вернулись в коммерческую гавань и сели в поджидавшую их лодку.

* * *

Уилл был занят тем, что пытался выловить мелодию из беспорядочного потока звуков, – это была тема ухаживания, взятая из фольклора о’о’йанов, – когда вдруг загудел коммуникатор, установленный на катамаране пришельцами для Связи со своим посредником-землянином. Уилл ответил. На том конце был Т’вар, ибо только он мог так дико искажать английскую речь.

– Интересные новости, Уилл Дьюлак. Наш корабль вернулся.

– Я рад за вас.

Экспедиционный корабль опаздывал с прибытием на орбиту вокруг Земли, и в группе контакта уже начали было беспокоиться. Конечно, напороться в субпространстве на неприятельское судно он просто физически не мог, но от несчастных случаев и аварии никто не был застрахован. Что же касается Уилла, то за последнее время он выработал для себя чёткий и строгий режим, который не спешил нарушать. Пришельцы стали очень много работать на своей базе, и помощь землянина требовалась довольно редко. Это позволило ему выделить свободное время на главное занятие – создание музыки. Он уже давно закончил «Аркадию» и факсом отправил её домой. Ответ от коллег по факультету пришёл незамедлительно. Он был полон восторгов и поздравлений. К тому же, – что было гораздо важнее, – дирижёр симфонического оркестра прочитал поэму, одобрил и поставил её исполнение на конец сезона.

Успех Уиллу был обеспечен.

Когда дома узнали, что он занят новой серьёзной работой, симфонической поэмой «Иное видение», декан факультета предоставил возможность Уиллу продлевать себе отпуск – насколько потребует сочинение. В конце концов творчество – хрупкая вещь, а иметь «играемого» композитора на факультете было очень престижно для всех южных университетов. «Не нужна ли вам стипендия?» Уилл заверил шефа, что не нужна, ибо его собственные источники ещё не иссякли.

Далеко не иссякли. Спасибо пришельцам и их способности извлекать из морской воды золотые трубки в двадцать четыре карата. Он не только жил гораздо лучше, чем раньше, но и получил возможность оборудовать свой катамаран такой аппаратурой, о которой раньше мог только грезить в сладких снах. Речь шла и о чисто техническом оборудовании, и о новой музыкальной аппаратуре, и о полном водолазном костюме. Словом, всё, что он хотел и даже больше. И всё за то, что отвечал им на несколько новых вопросов каждый день.

И вот теперь устоявшийся график, обеспечивший Уилла комфортом, о котором он раньше мог только мечтать, грозил окончиться. Вернулся экспедиционный корабль. С теми, кто надолго был разлучён с Землёй, со свежими новостями и знакомыми лицами. На поверхности планеты прибывших ждали те, кто нуждался в пополнении снабжения базы, впрочем… Зачем её пополнять? Если экспедиционный корабль привёз с собой не только десятерых землян, но и ответы на важные вопросы…

Уилл вышел на палубу. Его сразу же обдало влажным зноем. Он с хрустом потянулся. Уже темнело, но для короткого заплыва света ещё хватало. Он натянул ласты, взял маску и трубку и спустился по специальной лесенке в воду. Транслятор был надёжно пристроен на груди, наушники глубоко вдавлены в ушные раковины. Мимо него проплыла стайка жёлтых молодых щук. Они искали себе что-нибудь на ужин. Уилл махнул в их сторону рукой, те шарахнулись в сторону, чтобы не попасть под удар, но, казалось, не испугались человека. Спустя несколько минут он понял, что находится в воде не один и поплыл глянуть на лепаров за работой.

Хвостатое существо сразу заметило в воде человека, узнало его, но ничем не показало этого, а продолжало трудиться. Т’вар говорил Уиллу, что даже в те минуты, когда лепарам очень хочется с кем-нибудь поговорить, они предпочитают держаться общества соплеменников. Всё дело было в их ограниченном словарном запасе. Впрочем, они редко терзались этим своим недостатком, ибо им редко было что сказать.

Этот лепар внимательно наблюдал за человеком, который плавал над базой, силуэт которой был чётко очерчен вечерним солнцем, почти у самой поверхности воды, дыша через трубку. Наконец, оно прервало работу, вздрогнуло своими нижними конечностями, повело хвостом и всплыло вверх, навстречу землянину. Широкое лицо лепара показалось из воды рядом с Уиллом. Композитор сдвинул свою маску на лоб и проморгал солёную воду с глаз.

– Вы случайно не Ватолой? Я знаю одного лепара по имени Ватолой.

– Нет. Ватолой – наблюдатель, а я Отили.

Благодаря транслятору нечленораздельное бульканье, исторгавшееся из беззубой пасти лепара, превращалось в довольно сносный английский.

– Чем занимаетесь, Отили? – спросил Уилл, тихонько пошевеливая ластами, чтобы удержаться на одном месте.

– Крепления устанавливаю. В основном под водой. Никто кроме нас не может работать одновременно на воздухе и под водой.

– Я могу. Может, вам помочь?

– Я слышал, что вы хорошо плаваете. Но вы не можете дышать в воде.

Маленькие чёрные глаза лепара затрепетали.

– Из этого не следует, что я не могу находиться под водой, – возразил композитор. Отили дотронулся пальцем до трубки Уилла.

– С вами нет запаса воздуха, а это, очевидно, не является устройством, генерирующим кислород.

– Правильно, обычная трубка. Но я могу задерживать дыхание. Ну, прошу вас. Я бы очень хотел помочь вам. Хотя бы попробовать.

– Если вы будете травмированы, все упрёки обратятся на меня.

– Чепуха! Я независим и за всё своё предпочитаю отвечать сам. К тому же я не собираюсь получать травмы.

– У массуда не получилось бы то, о чём вы просите.

Уилл только улыбнулся на это.

– Но я же не массуд.

Лепар внимательно взглянул на композитора. Выражение лица хвостатого существа невозможно было определить.

– Да, вы не массуд, – наконец подтвердил он и исчез под водой.

Уилл слил из маски излишек воды, надел её снова, выгнул спину и выпрямил ноги, нырнув как можно глубже. Он задержал дыхание и поэтому не мог пользоваться транслятором для общения с лепаром, но хвостатое существо всё показывало жестами, которые были просты и понятны. Время от времени Уилл всплывал на поверхность, чтобы глотнуть свежего воздуха. В перерыве между этими всплывами он всё же оказался в состоянии немного подсобить лепару, держал для него инструменты и кусок пластикового стекла, который потом Отили вставил на нужное место.

Когда работа была закончена, оба одновременно показались на поверхности. Глаза лепара были округлены.

– Вы оказались очень ловким и здорово помогли! Ни один представитель другой расы не смог бы сделать так много!

– Просто мы любим купаться, вот и всё.

– А вас не беспокоило, что вы работаете со мной?

– Нет. Мне понравилось. К тому же хотел размяться. Композиторы ведь ведут сидячий образ жизни и без упражнений быстренько наживают целый набор болезней.

– Вы помогли мне не только потому, что нужно было, но ещё и потому, что хотели?

– Да! И… эй?

Уилл увидел только, как перед его глазами мелькнул матовый хвост и перепончатые нижние конечности лепара, который внезапно исчез с поверхности воды. Уилл быстро погрузился и успел заметить, как торпедообразное тело в одну секунду исчезло за коралловым углом базы. Он пожал плечами, насколько это можно было сделать в его положении, и взял обратный курс на катамаран. Т’вар был прав: лепаров трудно понять. Он надел всё чистое и свежее, желая предстать в своём лучшем виде перед теми, кто спустится по трапу корабля, прилёт которого ожидался этой ночью. Ему было неприятно думать о том, что через день-другой база, наверно, свернётся, а её обитатели перейдут к своим соплеменникам на корабль и улетят, ибо всем уже, кажется, ясно, что земляне оказались совершенно непригодны в качестве военных союзников. Уиллу было жаль, ведь среди пришельцев у него появились друзья: Кальдак, Т’вар, да и другие тоже. В последнее время ему удалось установить что-то вроде приятельских отношений даже с некоторыми из ворчливых ностальгирующих гивистамов. Жизнь будет продолжаться. Ему нужно было писать новую музыку, массудам и с’ванам – вести новые сражения своей великой войны. Он постарается увековечить их визит по мере своих возможностей и способностей. Возможно, когда-нибудь, спустя многие десятилетия, а может, и столетия на Землю вернутся потомки нынешних граждан Узора. И каково же будет их изумление, когда в Земной музыке они услышат аккорды своих далёких предков, переложенные на земные инструменты. Да, это будет лучшая память об их коротком визите на голубую планету.

Глава 15

Кальдак нервно расхаживал из стороны в сторону и не мог заставить себя остановиться. Его нос так отчаянно дрожал, что Уилл при взгляде на командира экспедиции испугался: уж не отвалится ли он? Заострённые, как у рыси, уши трепыхались, будто волосатые семафоры. Рядом стоял Т’вар, изучавший ночной небосвод, руководитель по науке, ещё один гивистам, которого Уилл не узнал, ассистент о’о’йан и вездесущая вейс. Специалист-лепар терпеливо поджидал возле субмарины, которая покачивалась на поверхности воды недалеко от берега. Т’вар приблизился к композитору, и они стали смотреть на звёзды вместе.

– Есть одна вещь, которую вы должны знать, – через свой транслятор сообщил с’ван. – Это связано с событиями, которые произошли на планете Васарих несколько месяцев назад.

Уилл думал сейчас о том, что прошёл почти год с того времени, когда корабль экспедиции покинул Солнечную систему, оставив на Земле группу контакта во главе с командиром Кальдаком. Вроде бы давно это было, но казалось, что время пролетело быстро. Пришельцы узнали много нового о местной жизни, а Уилл помогал им в работе по мере надобности. Да, он будет скучать по ним после расставания. Если не считать тех десятерых землян, которые возвращаются с кораблём, Уилл будет человеком, обладающим уникальным опытом контакта с внеземной цивилизацией. Ему сообщили, что все десятеро вернутся домой. Их, разумеется, за всё это время подвергли немыслимому количеству тестов и проверок, но Уилл был уверен, что учёные Узора не применяли по отношению к своим гостям с далёкого мира грубых методов.

– Васарих – оспариваемый мир, – говорил Т’вар. – Ваши знакомые земляне участвовали в боях за эту планету.

– Что?! – вскричал Уилл.

Картинка звёздного неба в один миг рассыпалась у него перед глазами, как в игрушечном калейдоскопе.

– Они согласились пройти обучение и прошли его.

Уилл потрясённо заглядывал с’вану в глаза.

– Как вы могли?! Как вы могли пойти на это?! Втянуть в кровопролитие группу непрофессионалов, среди которых были дети и пожилые люди.. Я знаю, что вам необходимо было определить уровень военного потенциала земной расы, но…

– Очевидно, – продолжал невозмутимо Т’вар, – когда им объяснили положение вещей, все вызвались участвовать в боевых операциях добровольцами. Никого не принуждали. Неужели по прошествии всего времени нашего знакомства вам ещё нужно объяснять и доказывать это?..

– Добровольцами?! – растерялся Уилл. – Все?

– Да.

Это было очень любопытно – наблюдать за реакцией землянина. Заместителю командира экспедиции прекрасно известно было отношение Уилла Дьюлака по вопросу сотрудничества его народа с народами Узора. Известие, которое принёс ему сейчас с’ван, было для Уилла неприятным. Что ж, ему можно было посочувствовать. Если бы спросить у самих с’ванов, то они больше всего на свете хотели бы выйти из вооружённого конфликта и жить в мире и покое. Но Амплитур продолжал надвигаться, и его необходимо было остановить. И участвовать в этом должны были все, включая и тех, кто, мягко говоря, без энтузиазма относится к войне. Включая с’ванов. Стоило ли сюда включать и человечество? Это ещё было вопросом. Замаскированный челнок появился над лагуной внезапно и неслышно, сразу закрыв своим силуэтом несколько созвездий. Он совершил посадку на мелком месте, неподалёку от притопленной базы пришельцев и едва освещённого катамарана композитора. От корпуса отстегнулся и перекинулся трап. В иллюминаторе у выходного люка зажёгся свет. Из челнока стали появляться безмолвные фигуры, которые направились к встречающим, которые находились на маленьком островке и ожидали их с горячечным нетерпением. Кальдак перестал ходить туда-сюда и остановился у основания трапа. Ему трудно было при свете луны узнать тех, кто шёл ему навстречу, но по крайней мере двое из них были массудами. Яруселка… Их встреча ознаменовалась бурным потоком взаимных ласк, которые выражались как в словах, так и в объятиях. Впрочем, Уилл едва заметил это. Он также мало обратил внимания на приветствия, которыми обменивались прибывшие гивистамы со своими соотечественниками, которые были в группе контакта. В другое время с жадностью наблюдал бы за этим, делал заметки в уме, искал вдохновения… Но не теперь.

Всё его внимание было приковано к цепочке землян, которые сошли с трапа на твёрдую землю пляжа. На фоне белого песка и морского горизонта их фигуры отчётливо выделялись. Все были одинаково одеты. Спустя минуту пристального изучения их силуэтов, он понял, что это модификация обычного одеяния массудов: тёмно-коричневые комбинезоны, перекрещенные на груди жёлтыми лямками.

Группу землян возглавляло трио из Новой Англии. Трио, потому что Тэйми Марковиц несла на руках ребёнка. Уилл потрясённо наблюдал за тем, как она бережно опустила спелёнутого малютку на песок. Её муж присел на корточки рядом с женой и тут же увидел композитора.

– Дьюлак, никак вы? Уильям Дьюлак?

– Да, совершенно верно, Дьюлак.

Кен Вудс обратил ласковый взгляд на сына.

– Это Роберт. Симпатяга, не правда ли? Первый землянин, появившийся на свет за пределами своей родной планеты. – Он улыбнулся. – Если бы мы тогда знали, что Тэйми беременна, то наверняка никуда не поехали бы. Но так получилось даже лучше. Когда гивистамы узнали, что у нас будет малыш, они чуть не обалдели от восторга. Обеспечили нам такие условия, каких мы не имели бы даже в «Маунтин Синай Дженерал»!

Тэйми Марковиц подняла с песка ракушку и сунула её малышу в ладошку.

Маленькие пальчики сомкнулись вокруг раковины.

– Да, маленький, ты прилетел домой. Это твой дом. Земля.

Уилл ещё некоторое время наблюдал за тем, как они что-то ласково шепчут ребёнку, потом переключил своё внимание на остальных землян, которые собрались небольшой группой неподалёку. Перемена, произошедшая в братьях-подростках, которых он подобрал возле трущоб Белиз-сити, была просто поразительной. И дело не в том, что они повзрослели на один год. К ним пришла зрелость и во всех других отношениях. Молодые тела заметно окрепли, обросли мускулатурой. От неуверенности, настороженности и испуга, которые запомнились Уиллу, не осталось и следа. Их движения и жесты были чёткими, уверенными. Спустя минуту они отделились от остальных и направились вдоль пляжа, сопровождаемые третьим, который был чуть постарше их. В нём композитор узнал одного из австралийских студентов. Уилл тут же стал искать глазами его соотечественницу.

И он увидел её… положившей голову на грудь чёрного рыбака. Когда они увидели приближающегося к ним Уилла, рыбак широко улыбнулся и протянул ему свою здоровую ладонь. Куда только подевалась его угрюмая замкнутость и молчаливость?.. Композитор недоумевал.

– Здорово, приятель. Я помню тебя. Всю жизнь буду благодарить тебя за то, что ты для меня сделал. – Ощущая растерянность, композитор неуверенно пожал шишковатую, мощную длань рыбака. – Год назад я мало говорил с тобой, но это прошло и быльём поросло. Вообще не знаю, как я жил-то до этого большого звёздного путешествия?! До ли?..

Молодая женщина улыбнулась и крепче обняла рыбака.

– Мы поженились, друг. Это всё, – его рука сделала широкий жест-дугу по ночному небу, – полностью изменило мою жизнь.

– Да. Мы все изменились, – прибавила его жена.

Уилл оглянулся на пляж. Она проследила направление его взгляда.

– Стивен? О, он счастлив! Мы ведь не жили вместе, не были обручены, даже не были влюблены. Просто путешествовали по миру вместе. Так казалось удобнее. Но когда я поближе познакомилась с Маттиасом… В общем, Стив не возражал. Он больше всех нас работал и учился. У него не оставалось времени на личную жизнь.

– Мне-то всё равно, – пробормотал Уилл.

– Эй, друг, – сказал Маттиас и хлопнул его по спине. – Как тут без нас шарик крутился? Скучал по нам? – Он рассмеялся. – А как ты? Ведь целый год прошёл. У тебя всё так же?

Уилл был застигнут врасплох говорливостью прежде такого молчаливого и угрюмого человека.

– О’кей… У меня всё идёт гладко… А вы, как я погляжу, счастливы?

– Э, друг, что ты можешь знать? – Рыбак вдруг махнул кому-то рукой. – Эй, Элерой, иди сюда, смотри, кто нас встречает! Из темноты выступил растафариец. Лихорадочного взгляда как не бывало, несбалансированности движений как не бывало, тёмных кругов под глазами и шатающейся походки как не бывало!.. У него были коротко острижены волосы, и стоял он так же прямо, как и пальмы, которые его окружали на этом крохотном островке. Он пристально вглядывался с минуту в лицо Уилла, как бы пытаясь определить для себя что это: реальность или обман зрения?

– Я знаю тебя, парень. И обязан тебе жизнью.

У композитора вертелись на языке куча вопросов. Но чувства переполняли его настолько, что он едва мог говорить. Столько вопросов, столько!.. Он совсем не ожидал увидеть то, что увидел. Не верил глазам своим.

– Вы изменились.

– Все изменились, парень, – ответил Элерой и шутливо ткнул рыбака кулаком в грудь. Ли засмеялась и отмахнула руку растафарийца, как бы защищая мужа. – Всю свою жизнь я был ничем, парень. Ничем и никем. Я пошёл с тобой, накурившись по самые уши. Ничего не соображал. Оказалось, что это судьба. А эти ребята переделали меня, понимаешь? Я теперь здоров, как бык. Они помогли мне осознать свою значимость в жизни, дали мне дело, которым бы я мог заниматься. Они хвалили меня, говорили каждый день, что я оказал им неоценимую услугу. Знаешь, как здорово слышать про себя такое? Я почувствовал себя человеком!.. Сначала я попросил у них немного травки. Они ни черта не поняли, и мы поговорили по душам. Они задали мне кучу вопросов. Особенно те большие ящерицы. Из меня выкачали всю кровь и выбросили её на помойку. Я не жалею, потому что взамен мне дали здоровье. Затем мы ещё раз хорошо поговорили, и то, что они мне открыли, было откровением. Я почувствовал, что я человек и что я силён. Я испытывал гордость за то, что мы земляне. Было так здорово! Теперь мне не надо взлетать под облака при помощи травы, чтобы чувствовать себя на высоте. У меня есть кое-что получше.

– Что, интересно? – спросил Уилл.

Растафариец улыбнулся ему и поправил какое-то устройство, болтавшееся у него на поясе.

– Цель, парень. Бороться на стороне Узора. Защищать мою планету, мой дом. И твой тоже.

Широким жестом он показал на островок, прямые пальмы, спокойные воды лагуны.

– Раньше у меня не было ничего, за что бы я желал бороться. Да я и не любил это дело. Но нам всё объяснили, парень. Эти ам… ам… амплитуды долбаные, мать их… Они хотят забрать у нас всё, что делает нас людьми! Всё, что мы любим и чему радуемся.

Заговорила женщина:

– У нас нет выбора, собственно. Либо мы станем воевать, либо принесём в жертву всё человечество. Амплитур придёт и отберёт всё. Это настоящая чума. Только от этой напасти никуда не сбежишь. Надо сопротивляться.

– Но вы не правы! У нас есть выбор! – с отчаянием в голосе воскликнул Уилл. – Мы имеем возможность не вмешиваться! Мы можем… Растафариец обменялся грустным взглядом со своим приятелем чёрным рыбаком.

– Он не знает. Он ничего не понимает, потому что не побывал ТАМ.

– Да, – согласился Маттиас. – Но он поймёт постепенно. – Он огляделся кругом и глубоко вдохнул свежий ночной воздух. – Мне сильно не хватало… этого запаха. – Он потянул носом ветерок, дующий с моря. – Море! Море… – Он вернулся взглядом к композитору. – И не только море. Я скучал по всему этому. По планете, по Земле. Это наш дом. За этот год я много где побывал, много чего повидал, но нигде не было земных запахов, земных ароматов. – Он глянул на жену, на растафарийца и улыбнулся. – Пойдём, подруга, прогуляемся.

Обнявшись, они пошли к пляжу.

Уилл качал им вслед головой.

– Что они с вами сделали?! – повторял он измученным голосом. – Мозги, что ли, промывали?

– Нет, парень, – ответил растафариец. – Просто они показали нам правду. Правда – великая вещь. Когда ты видишь её каждый Божий день в течение многих месяцев, отмахнуться не так-то просто, понимаешь? Они рассказали нам правду обо всём. И о самих себе тоже. Маттиас нашёл через это свою правду. Я нашёл свою. Рано или поздно ты найдёшь свою. Он глянул на материк, отделённый от островка толщей искрящейся под луной воды.

– У меня там сёстры. В Манки Тауне, на побережье. Я найду их и разделю правду между нами поровну. Массудский начальник говорит, что время для этого ещё не пришло, но я подожду.

Он стал уходить в сторону пляжа. Уилл хотел было уже догнать его, но вдруг на его плечо легла крепкая рука, а негромкий, но уверенный голос остановил его:

– Оставьте его, пусть идёт.

Композитор обернулся. Перед ним стоял профессор-эмигрант. Но он был не один. Рядом с ним была та самая пожилая женщина, которую Уилл включил в группу землян последней. Коричнево-жёлтые комбинезоны на обоих сидели удивительно хорошо. На голове профессора чудом удерживалась нелепая, вся помятая панамка. Уилл увидел это и не сдержал улыбки.

– Старый друг! – воскликнул, улыбаясь педагог. – Пойдёмте найдём местечко, где можно было бы присесть. Нам надо о многом поговорить с вами.

– А молодые, – проговорила, кивая самой себе, женщина, – они и есть молодые. Все нетерпеливы, ничего не поделаешь.

– Понимаете, Уильям, ведь вас именно так, кажется, зовут?.. Я столько повидал всего за последний год, что моя старая башка скоро треснет от обилия впечатлений. Поначалу мы все воспринимали это как большой розыгрыш. Потом стало ясно, что речь пойдёт о серьёзных вещах. И мы сами стали серьёзными. События валились на наши головушки сами, нам не нужно было искать приключений. И завертелось, и завертелось… Уилл внимательно слушал профессора, но всё его зрительное внимание было обращено на пожилую леди. Казалось, она помолодела лет на десять, не меньше. Он уже не мог себе представить её морщинистой, согнутой тяжёлой жизнью старухой, которая стояла с корзинкой перед его автофургоном и умоляла взять в свою команду. Сейчас это была крепкая женщина, уже немолодая, но с горделивой осанкой. Выражение, которое всегда бывает на лице у стариков, исчезло и сменилось выражением уверенности и внутренней силы.

Всё это было очень уж неожиданно для композитора. Он был ошарашен, хотя и пытался не показывать этого.

– Каждый из нас имел свои причины согласиться на ваше прошлогоднее предложение, – продолжал профессор. – Каждый из нас считал, что уже знает жизнь, как облупленную. О, да! Вспоминаю себя. Но потом мы столкнулись с вещами, о существовании которых и не подозревали. И дело даже не в космическом полёте и пришельцах. Много нового мы открыли внутри себя.

– О, это правда, – сказала женщина, кладя руку профессору на плечо.

– Понимаете, когда изо дня в день вы встречаетесь с вещами, которые совершенно вам незнакомы, в окружении которых вы не находите себе места… Когда постепенно у вас в мозгах рассеивается туман и вы начинаете кое-что осознавать… Это здорово. С течением времени вы проникаете в самую суть явлений и обнаруживаете, что она, эта суть, совсем не похожа на то, что вы всю жизнь ожидали увидеть. Это интересно. Я всегда знал, что путешествовать интересно, но не ведал, что чем больше путешествуешь, тем интереснее становится.

– Я слышал, что вы были вовлечены в вооружённую борьбу. Как им удалось провернуть с вами такое?

– Никто с нами ничего не проворачивал, поймите, – с упрёком в голосе возразила пожилая леди.

– Когда нам открыли глаза на реальное положение дел, мы сами решили помочь по мере сил и возможностей, – заверил композитора профессор.

– А ваша одежда…

– Ах, да! – воскликнул эмигрант, улыбнувшись. – Неплохо смотрится, да? Нечто похожее я носил во времена службы в армии. Наши костюмы сделаны на основе одежды массудов. Среди нас оказалась талантливая портниха. С её помощью пришельцы сделали нам костюмы, которые и снимать не хочется. И вообще нас везде принимали как почётных гостей. А когда узнали, что мы изъявили желание помочь им, восторгам не было границ.

Уилл молчал, поэтому педагог продолжал:

– Знаете, мне постоянно не хватало в жизни многих вещей. Я был нищим учителем, прозябал в Сюррее, стоял у доски и объяснял прописные истины детинам, которым было наплевать на всё, кроме последних футбольных новостей и музыкальных клипов. Собственно, поэтому я и покинул Англию. Впрочем, непосредственной причиной явились финансовые разногласия со школой, но это неважно. Я хотел спасти остатки самоуважения и поэтому уехал. Пришлось оставить там жену. Милая, порядочная женщина… Без меня ей живётся, должно быть, в сто раз лучше, чем со мной. Я понимаю… Детей нет, слава Богу! Я не общался с ней уже двенадцать лет! Шатался-шатался по свету, да так и осел здесь, как многие мои соотечественники. В Белизе. Тут дикая нехватка учителей, так что на мою характеристику посмотрели сквозь пальцы. Не скажу, что учил здесь лучше, чем в Сюррее. Да и запил. Какое уж тут серьёзное профессорство? Короче, пил я гораздо больше, чем учил, когда вдруг вы материализовались перед моим мутным взором с предложением своей вечерней забавы. Знаете, что интереснее всего? Никогда не думал, что придётся вспоминать далёкие годы высшей школы, когда я студентом сидел за учебниками, чертил на доске уравнения. А вот пришлось же вспомнить! Я ощутимо пополнил свои знания, но кроме этого получил ещё кое-что. Цель. Мотив для дальнейшей жизни. Я буду жить до тех пор, пока передо мной будут маячить зловещие тени амплитуров! Я понял, что могу заниматься настоящим делом и преуспевать в этом. Я уважаю себя теперь, понимаете? Уилл настороженно посмотрел на него.

– Что же это за настоящее дело такое? – спросил он.

– Господи, война, конечно! Вы уже видели Ли? Это воистину амазонка!

Показали себя также её любовник и два его друга. Ребята, что надо! Пара из Коннектикута также неплоха в настоящем деле, а этот парень, Стивен – прирождённый стратег! Не знаю, успели ли вы это заметить, но подавляющее большинство народов Узора вообще не приспособлены к ведению боевых действий. Только массуды – исключение. Да ещё эти чиринальдо. Но они слишком громоздки и заторможены. А массуды… Что ж, они, конечно, выносливы, но у них слабоватая реакция и, несмотря на свой внешний вид, они не так уж сильны физически. С’ваны и гивистамы, ахая и охая, не переставали нам объяснять нашу уникальность. Как и где наша нейромускульная структура подвязана к эндокринной системе! – Он махнул рукой. – Не просите меня рассказывать. Запутаетесь. – Он сунул руку в карман комбинезона и извлёк оттуда знакомую коробочку транслятора. – Когда дело касается научной терминологии, эти штучки не особо помогают. Ох и намучились же мы на занятиях!..

– Лично я сразу поняла, что учёба – это не для меня, – неожиданно проговорила пожилая женщина. – Я поняла только одно: эти пришельцы – хорошие люди. И неважно, какой у них внешний вид и на кого они кажутся похожими. Им нужна наша помощь. И я помогаю им.Это наполняет меня сознанием собственной значимости. Я делаю это с радостью.

– Я ведь, дружище, какое-то время повертелся в армии. Умею планировать операции. У меня и у Анналинды был опыт, в котором нуждались более молодые. Первоначальные успехи вскружили им голову. Стивен понимает это очень хорошо. Он знает, что такое спокойствие и опыт. Поэтому его и назначили командиром.

– Я всю свою жизнь видела войны, – сказала пожилая женщина. – Сама я, конечно, по-пластунски ползать и стрелять не умею. Неспособна. Но я могла рассказать другим, чему сама была свидетельницей. У меня хорошо развита наблюдательность. Те два мальчика, которых вы наняли первыми, стали мне всё равно что родными внучатами. Им всегда нужен добрый совет.

– Вы просто не понимаете, каково на душе, – продолжал учитель, – когда сотни разумных существ постоянно повторяют вам, какой вы неотразимый, великолепный, сверхценный. Как сильно они нуждаются в вашей помощи. Вам сразу становится многое понятно, вы буквально физически ощущаете мощный прилив внутренней энергии. Вам комфортно среди этих чувств. Всё равно как в этой униформе.

– Ладно, пока достаточно, Эдвард, – сказала пожилая женщина, взяла учителя под руку и они отправились в сторону пляжа. – Надо скорее разыскать ребят, пока они не угодили в какую-нибудь неприятность. Уилл онемело повернулся им вслед и стал ошарашенно провожать глазами профессора и пожилую женщину, которые поднялись на песчаный пригорок и стали искать троих молодых людей.

* * *

– Конечно, я очень рад, – сказал Кальдак.

Он сидел прямо на песке, скрестив ноги и свободно положив руки на колени, вдыхая теперь уже привычные ароматы этого мира и глядя на землян, которые смеялись, кидались друг в друга песчаными катышками и бегали по пляжу, как угорелые. Их счастье проявлялось по-детски, казалось, радость распирала их, и они не имели сил сдерживать её внутри себя. Об окружающей реальности они совсем позабыли. Несмотря на некоторые различия в фасоне их коричнево-жёлтых комбинезонов, они все казались братьями-близнецами. Яруселка сидела рядом со своим другом. Песок забился ей в шерсть, но она не обращала на это внимания.

Тут же находилась и руководитель проекта. Это была пожилая дама-гивистам, очень уважаемая среди своих коллег-учёных. Стояла ночь, и она получила возможность снять затенённые до черноты очки, которые при дневном свете предохраняли её слишком чувствительные от возраста зрачки.

– Мы все рады. Эти люди обладают таким мощным потенциалом, о котором мы прежде могли только мечтать. Командование Узора до сих пор пребывает в экзальтации от того немногого, что они успели сделать за год. Кальдак обвёл рассеянным взглядом прямые и стройные пальмы, спокойные воды моря.

– Значит, изоляции этого мира приходит конец?

– Нет. Вам кажется это странным?

– Не понимаю.

– Вас там не было. Вы не видели.

Яруселка поменяла позу, устроившись поближе к своему округу и сказала:

– Мы провели над ними много различных исследований. Результаты колеблются где-то между настораживающими и обнадёживающими. Но уже совершенно ясно, что по боевому потенциалу, – один землянин или группа, – значительно превосходят все расы, населяющие Узор, включая массудов. Это откровение не вызвало в душе Кальдака всплеска раздражения или ревности. Он был достаточно цивилизованным существом, чтобы смотреть в глаза правде.

– Мне очень трудно понять вас. Да, я и не видел многого из того, что вам довелось увидеть. Но я не терял здесь времени даром. Мы продолжали наблюдения, изучения, эксперименты. И я пришёл к выводу, что многое из того, в чём уверял нас наш друг Уилл Дьюлак, является истинной правдой. Они очень любят музыку, искусство, мир, покой… У них такие же идеалы цивилизации, как и у рас Узора.

– Возможно, они любят музыку, но есть дело, которое у них получается гораздо лучше создания музыкальных произведений, – неумолимо проговорила руководитель проекта.

– Мы пришли к выводу, – упрямо продолжил Кальдак, его голос стал жёстче, – что если бы мы оставили их в покое, они в конца концов преодолели бы в себе агрессивность.

– Очень может быть. – Руководитель проекта сделала несколько шагов к воде. Её сандалии оставляли глубокие треугольные вмятины на песке. Острые когти на пальцах сверкали под луной. – Если их не беспокоить, то они, возможно, достигнут уровня цивилизации о’о’йанов, с’ванов и вейсов. Она не упомянула массудов, но Кальдак решил, что это простая забывчивость, которая приходит ко всем с возрастом.

– Очень возможно, что под конец им удастся преодолеть в себе все воинственные наклонности и стать такими же мирными и спокойными, как, скажем… гивистамы.

С этими словами она резко обернулась к двум сидевшим на песке массудам.

– Однако быть уверенным в этом нельзя! С той же степенью допущения мы можем предположить, что эти наклонности продолжат своё развитие и ещё усилятся с развитием технологической цивилизации на этой планете. А теперь рискните сказать: какое направление примет в таком случае развитие этого молодого мира?

Разгневанный Кальдак поднялся с песка. Яруселка встала рядом с ним.

– Я в таких делах не участвую! Слишком отдаёт аморальностью! Человечеству должна быть предоставлена возможность найти свой путь к цивилизации.

– Даже если этот путь приведёт к самоистреблению?

– Не пытайтесь завесить свои истинные стремления туманом альтруизма!

Пожилая гивистам явно чувствовала себя немного не в своей тарелке.

– Я, разумеется, хорошо понимаю, что в этой схеме есть свои изъяны. Если мы позволим этим существам беспрепятственно достичь такого уровня цивилизации, который позволил бы им войти в состав Узора, мы потеряем в их лице мощнейший военный козырь. Для какой надобности землянам будет их цивилизация, если она будет вдруг поглощена Назначением? Если же мы поощрим развитие в них природных агрессивных качеств, которые, однако, будет иметь уже иной вектор, – не против самих себя, а против Амплитура, – в этом случае мы сможем достичь великих побед! Не забывайте, капитан, о том, что на карту поставлено независимое будущее многих разумных рас. В том числе, кстати, и землян. Узор выживет только в том случае, если использует все возможные средства к спасению. Агрессивность землян, их боевой потенциал – одно из таких средств. Впоследствии, – уже после победы над Амплитуром и его Назначением, – нежелательные наклонности землян можно будет как-то погасить. Тогда нам некуда будет спешить, и мы оставим их в покое, давая тем самым возможность достичь уровня цивилизованности, достаточного для принятия в союз Узора. Но поймите же: сейчас мы должны в первую очередь заботиться о спасении Узора. Иначе потом землянам некуда будет входить.

Гнев Кальдака, вызванный явной несправедливостью, стал уже угасать.

– Всё это уже решено?

Яруселка обратила на него сочувственный взгляд.

– Увы, тут решения принимаем не мы. Но я слышала, что даже в Совете этот проект шёл с диким скрипом.

– В Учёном Совете, – уточнил руководитель проекта. – Генеральный Совет ещё даже не знает о существовании землян. Кальдак устало махнул рукой и вновь опустился на песок.

– Они что, действительно уже участвовали в настоящих сражениях? – глухо спросил он.

Руководитель проекта энергично почесала себе бок своими острыми когтями.

– На Васарихе. Это был тщательно продуманный тест и, к тому же, почти безопасный. Иным способом нужных результатов получить было невозможно. Допущены были только молодые и крепкие добровольцы. Впрочем, пожилые земляне во взаимодействии с нашими давали своим соплеменникам очень ценные советы, основанные на большом личном опыте.

Вооружённые силы народов Назначения состоят в основном из криголитов и небольшого числа т’ретури, которых придали для обеспечения первым материально-технического снабжения и организации тыла. Ну и конечно, сами жители Васариха. Некоторые из них уже прошли обработку в центрах Амплитура и готовы были идти во имя Назначения на всё, в том числе на убийства своих же соотечественников. Нация, одним словом, расколота…

– Ну и что случилось? – спросил её Кальдак, питаясь вернуть к главной теме.

Руководитель проекта сделала продолжительную паузу, как бы обдумывая предстоящий ответ.

– Вооружённая борьба преображает этих земных существ до такой степени, что перестаёшь их узнавать. Они рвутся на поле боя, как к наркотику. Их эндокринная и нервная системы работают совершенно по другому. А то обстоятельство, что впервые за всю их историю они имеют возможность воевать с представителями иных цивилизаций, похоже, только ещё больше разжигало их.

Васарих – довольно небольшой театр военных действий, но в том секторе, который достался землянам, их удар принёс войскам амплитуров немедленное и полное уничтожение. Этот успех вскружил головы им, но – главное! – вдохновил тех массудов, которые были приставлены к землянам для опеки, на случай возникновения непредвиденных осложнений.

– Они бились плечом к плечу с массудами? – спросил Кальдак.

– Да, – ответила за гивистама Яруселка, кладя руку своему другу на плечо. – Я сама была тому свидетельницей. Он остро взглянул на неё.

– Ты участвовала?! Но до сих пор ты молчала об э…

– Не хотела тебя беспокоить. А почему бы мне было и не поучаствовать? Я подготовлена не хуже любого другого массуда и к тому же была участницей первого контакта с землянами в лице Уилла Дьюлака. У меня был больший опыт общения с этой расой, чем у любого другого массуда. Руководитель проекта говорит правду. Эта правда неудобна для слуха, может, даже невероятна, но это правда. – Гивистам была рада, что за неё наконец вступились и она обратила на Яруселку поощрительный взгляд, а та продолжала:

– Когда эти существа вступают в бой, создаётся такое впечатление, что они переключаются на какой-то другой уровень сознания. Они полностью преображаются.

– Они дерутся, как машины, – проговорила пожилая гивистам. Она подбирала слова для того, чтобы чётче передать переживаемые чувства капитану. – Нет, нельзя, пожалуй, сказать, что они бесконтрольны, но их состояние резко отличается от состояния наших воинов. Решение воевать они принимают не осознанно, а на инстинктивном уровне. Не знаю, надо обратиться к биопсихологам. Возможно, тут всё дело в каком-то гене… Словом, ни одна зрелая раса не будет вести себя таким образом, окажись она на поле боя. Все заставляют себя воевать. При этом переступают через какие-то внутренние преграды. Это можно сказать даже о массудах. Этим же существам не надо заставлять себя. Они идут в бой легко и свободно. Ничто не сдерживает их. – Лицо гивистама, обычно такое неподвижное, всё исказилось сильными чувствами. – Хуже того! Нам пришлось применить силу, чтобы вернуть их с поля сражения! Они хотели, чтобы мы оставили их в покое! Они хотели воевать дальше! И…

– Это абсурдно, – прервал её Кальдак. – Никто не станет воевать, когда можно отойти в сторону без жертв.

– Сразу видно, что вы не видели землян в бою. Это зрелище ещё поразительнее, чем вы можете себе представить. Самых молодых из них пришлось успокаивать медикаментами. Они рвались драться.

– И подобные наклонности Узор собирается поощрять?! – Кальдак швырнул в воду ракушку. – Ну, хорошо, а вся проведённая здесь работа ничего не стоит? Как насчёт наших выводов о спокойствии и миролюбии землян? Как насчёт того, что они стоят на ближайших подступах к истинной цивилизованности.

– Первая забота должна быть о сохранении и спасении нашей, уже состоявшейся цивилизации. Ведь я же говорю: никого из землян не заставляли воевать. Все пошли добровольно. С воодушевлением!

– Потому что никто не показал им альтернативы. Потому что никто не открыл им двойственности их натуры. Они сами не знают себя. Так надо же объяснять, показывать! – резко возразил Кальдак. Руководитель проекта сменила тон. Теперь её голос звучал прохладно, как будто она давала этим понять, что уже устала обсуждать решённый вопрос.

– Перед нами немного другая задача, капитан. Удивлена, как вы могли так поддаться влиянию этого Уилла Дьюлака.

– При чём здесь Уилл?!

Уже не в первый раз Кальдак испытал сильное желание ударить гивистама. С’ваны умели спорить легко, с юмором, они были обезоруживающе убедительны. Гивистамы же становились во время споров невыносимыми. Атмосфера вокруг них постоянно накалялась. Импульсивным, раздражительным массудам с ними было труднее всего.

Кальдак подавил в себе агрессивное желание и до боли стиснул кулачки.

– Я командир солдат-массудов, начальник экспедиции Узора. У нас есть общий враг и мы боремся против него вместе. Для землян Амплитур не является врагом. Это обстоятельство нельзя сбрасывать со счетов.

– У десятерых землян враг уже существует, – заметила руководитель проекта.

– Десять индивидуумов не представляют собой репрезентативную выборку!

Пожилая гивистам сделала согласительный жест.

– Вот поэтому мы вернулись не просто так, а с необходимым оборудованием и снаряжением. Необходимым для расширения нашей базы на поверхности планеты.

– Для расширения?!.. Но если Совет уже принял решение…

– Только Учёный Совет, – поправила его руководитель проекта. – И не думайте, капитан, что вас одного смущает моральная сторона этого дела. Совету нужна добавочная информация, новые исследования. По причинам, которые мне предпочли не сообщать, они решили пока повременить с официальным запросом к лидерам этой планеты о помощи в войне. Возможно, тут всё дело в свойственной землянам подозрительности, которая может повлечь за собой нежелательные последствия.

– Чего же тогда от нас просят?

Кальдак был сбит с толку. Ровно год назад он приземлился на этой планете, будучи уверенным в своём мнении. Общение с землянином Уиллом Дьюлаком и проведённые исследования заставили его серьёзно пересмотреть прежнюю точку зрения. Теперь от него требуют результатов, которые войдут в противоречие с занятой им позицией. Совет не согласен с выводами командира экспедиции, что ж, это бывает. Но что же им всё-таки надо от этого мира? И от него самого?

Яруселка подошла к нему вплотную, и её близость подействовала на него успокаивающе.

– Я знаю, тебе сейчас трудно. Но мы должны верить в мудрость начальства.

– Начальство не было на планете Земля! Оно не видело землян! А я вот уже год наблюдаю их в естественной среде.

– А кто сказал, что эта среда для них естественна? – насмешливо осведомилась руководитель проекта. К ней снова вернулась уверенность. – В этом глупом мире нет ничего естественного! Возможно, эта их естественная среда лежит где-то совсем в другом конце Галактики.

– Разве мы имеем право, – упрямо продолжал возражать Кальдак, – так грубо и прямо вмешиваться в жизнь этого народа?

– Этот вопрос стоит передать философам, – расслабленно и спокойно парировала гивистам. – А военным он неинтересен. У военных другие заботы. Высший военный Совет состоял в основном из массудов и с’ванов.

Кальдак глянул на свою подругу.

– Что обо всём этом думает наше непосредственное военное руководство?

Она ответила, не колеблясь. При этом бакенбарды у неё взволновано трепыхались.

– Там понимают некоторые нравственные осложнения, возникшие с этим проектом, однако полагают, что вовлечение землян в конфликт в качестве союзников Узора будет отвечать самым насущным интересам как Узора, так и их самих. Военные полагают, что землянам удастся взять на себя часть тяжкого ратного бремени, которое до сих пор выдерживали на своих плечах только массуды и чиринальдо.

– У чиринальдо нет плеч! – угрюмо бросил Кальдак. Кончики его острых ушей ходили ходуном. – Какие бы личные оговорки я не имел, как командир я обязан подчиняться приказам и воле Совета.

Руководитель проекта попыталась уменьшить его тревогу:

– Ничего, капитан. Все мы на службе, и у всех нас есть что-то личное, что не должно мешать делу.

– Я не стану, – резко заявил Кальдак больше для самого себя, чем для руководителя проекта и своей подруги, – не стану делать того, что идёт вразрез с моими нравственными принципами.

– Но никто и не просит от вас таких жертв!

– Тогда что здесь хочет сделать Совет? Как мы можем сделать людей нашими союзниками, не обратившись к ним с официальной просьбой?

– Есть один способ, – сказала руководитель проекта и обратила выразительный взгляд на подругу командира.

– В поведении этих десяти индивидуумов, – начала объяснять та, – довольно часто были замечены те же противоречия, с которыми мы столкнулись на начальной стадии исследований этой планеты. Ещё нужно доказать, что их военный энтузиазм является чем-то постоянным. Если вдруг крупная армия землян в середине сражения потеряет вкус к борьбе, это может обернуться для нас катастрофой. Поэтому и решено продолжить исследования и задействовать всё новых и новых представителей этой расы. – Она слегка ущипнула его за бакенбарды. Он отпихнул её, но – любя. – Обычно мы действительно обращаемся к лидерам народа с официальной просьбой, но здесь обычные установки не работают. У этой расы нет единой столицы, нет единого управляющего центра, с которым можно было бы связаться. Поскольку земляне существуют в фрагментарном обществе, мы станем контактировать с отдельными его фрагментами. На индивидуальной основе. Не тревожа и не задействуя сразу всю нацию. Такого раньше в нашей практике не было, но это необычный мир. Здесь многое приходится делать впервые.

Кальдак обратил на неё взгляд сузившихся глаз.

– Значит, мы станем продолжать изучение, наблюдение, анализ, одновременно вербуя землян на свою военную службу на индивидуальной основе? Почему вы решили, что земляне согласятся воевать за нас?

Заговорила руководитель проекта:

– Некоторые, преодолев свою незрелость, поднимутся до понимания справедливой сути этой войны. Другие станут воевать хотя бы потому, что землянам это, как показал опыт, доставляет удовольствие.

– Это безумие… – пробормотал Кальдак.

– В таком случае это полезное для нас безумие. К тому же многие земляне станут воевать в обмен на тот жёлтый металл, который мы дали первой десятке.

На Кальдака сразу навалилось столько всего… Впору было потерять голову. Но подруга была рядом и подтверждала всё, о чём говорила несносная гивистам.

– Вы хотите сказать, что они выразят своё желание деградировать, как разумные, и подвергнуть свои жизни смертельному риску ради такой чепухи, как…

– Вам кажется это невероятным, немыслимым, но не забывайте, что этому народу ещё далеко до цивилизованной зрелости. Отклонения от нормы являются правилом на этой планете. Они отмечены в самих людях, в их биологии, окружающей среде и даже геологии. Если вы пообещаете землянину достаточно этого жёлтого металла, он, похоже, сделает всё, что угодно. Насколько распространён этот феномен в их обществе – ещё вопрос, который необходимо тщательно изучать. Основываясь на выводах, полученных в результате изучения тех десяти землян, мы можем с большой степенью уверенности высказать такое мнение: этот феномен довольно распространён на планете, однако не всеобъемлющ. Как вы совершенно правильно заметили: выборка оказалась не такой уж репрезентативной, чтобы на основе её изучения делать выводы о земном обществе в целом.

Внезапно с моря подул свежий ветерок. Кальдак поморщился.

– Если они воюют не только по убеждениям, как мы можем быть в них уверенными?

– Мы не можем быть в них уверенными, – строго ответила руководитель проекта и деловито почесала пальцем в ухе. – Всё, что мы можем делать на данном этапе – это использовать их с максимальной пользой и продолжать наблюдение за их активностью и реакцией. Они – воины по инстинкту. Заручиться поддержкой такой силы рискованно, но мы должны быть к этому готовы.

– Я всё ещё не убеждён в ваших выводах.

– Поверь ей, – сказала Яруселка. – Потому что поверило верховное командование. У нас ещё нет ответов на многие вопросы, но мы будем осуществлять вербовку. Такого раньше не бывало, но теперь будет прецедент. Раньше мы не открывали столь невероятных миров с таким необычным населением.

Кальдак молчал.

– До нас дошёл рапорт об одном происшествии, – сказала она, ущипнув его в щёку. – Трое землян, из которых двое были темнокожие и один светлый, взяв оружие, без приказа и разрешения вступили на территорию, контролируемую криголитами. Вопреки всем законам здравого смысла они напали с тыла на превосходящего их по силам противника и без всякой пощады уничтожили целый отряд криголитов! Поняв, что они прозевали врага, криголиты почти не сопротивлялись, полагая, что их не тронут. Да, массуды бы их не тронули. И чиринальдо не тронули бы. И вообще представители любых других зрелых цивилизованных рас их не тронули бы. Но перед ними оказались земляне, а у них иные законы войны.

Но не это самое удивительное. Самое удивительное, как отмечается в рапорте, заключается в том, что земляне остались довольны проведённой операцией.

– Эти существа, – сказала руководитель проекта, – как никто из разумных, не ценят свою личную безопасность.

– Значит, – пробормотал Кальдак, потрясённый услышанным, – им не дорога своя собственная жизнь?!

– Почему же? Дорога. Но в сражении их охватывает настоящая лихорадка. Эндокринный баланс нарушается. Это делает их великолепными солдатами. Однако вместе с тем они теряют над собой контроль. Практически полностью. Словно у них в мозгу происходит электрическое замыкание, в результате чего из стоя выходит логика, здравый смысл, спокойствие, рассудительность. Роль качеств, необходимых для ведения лихорадочного, ожесточённого боя, подчёркивается. Жаль, конечно, что мы заранее не снабдили их аппаратурой, которая бы засекала все нейрохимические изменения, которые происходили в их организмах в то время, когда они находились под огнём. Ну что ж, на ошибках учатся. В следующий раз всё будет предусмотрено.

– Смелость, – задумчиво проговорил Кальдак. – Это полезная черта характера.

– Это нечто большее, чем просто смелость, – сказала ему Яруселка. – Скорее это состояние ближе к контролируемому. Амплитуры научились подавлять инстинкт самосохранения в союзнических расах. Они делают это средствами биоинженерии. Земляне же подавляют в себе этот инстинкт самостоятельно. Другим, воинственным инстинктом.

– Необходимо продолжить исследования, главным образом, по этому вопросу, – сказала руководитель проекта и глянула на спокойное море. – Я должна знать, повлияют ли внутренние оговорки личного характера каким-либо образом на долг, который обязывает вас выполнять приказы Совета? – спросила она. Типичная манера гивистамов: отсутствие такта, прямолинейность…

– Нет. Но наш друг Уилл Дьюлак не согласится со всем этим. Он по-прежнему будет разубеждать нас.

– Пускай разубеждает. Его сотрудничество весьма конструктивно. Как и его возражения и аргументы, которые он выдвигает в защиту своей точки зрения. Продолжение контактов с землянином, который уже хорошо знает нас, было бы полезным. Не порывайте с ним.

– Я – командир корабля!

– Совет просит вас остаться здесь и выполнять работу по руководству группой контакта.

Кальдак поджал губы и обнажил сероватые дёсны с острыми зубами.

– Я вынужден подчиниться, – процедил он шипяще и отмахнулся на этот раз уже серьёзно от Яруселки, которая хотела погладить его рукой по плечу. Он был разгневан и одновременно растерян. И хотел, чтобы руководитель проекта поняла это.

Пожилая гивистам обратила на него пристальный взгляд своих ярких выпуклых глаз.

– Вы, надеюсь, обратили внимание на то, что кое в чём землянам удалось подняться высоко над средним технологическим уровнем.

– В области вооружений. Не беспокойтесь. С нами здесь ничего не должно случиться. Гораздо больше меня заботит мой корабль!

– Мы привезли вам более эффективные маскирующие средства, чем те, которые были у вас до сих пор. Это обеспечит безопасность вашей базы. И корабля тоже.

– Значит, я тревожился напрасно, – неохотно уступил Кальдак.

Итак, решения были приняты за его спиной. И хотя он с самого начала понимал, что так произойдёт, сердце саднило. Впрочем, глупо терзаться неудовлетворённым тщеславием. Да и Совет по большому счёту упрекнуть не в чем. Если хотя бы половина из того, о чём ему рассказали руководитель проекта и подруга, окажется правдой.

* * *

Реакция Уилла Дьюлака на решение Учёного Совета Узора не явилась для Кальдака неожиданностью. Капитан слушал протесты землянина и одновременно подмечал, как Уилл ожесточается в процессе спора, насколько более резкими становятся его реплики и жесты.

Они находились в одном из актовых залов, который был в качестве добавочного сооружения присоединён к базе. Строительство коммуникаций и помещений распространялось во все четыре стороны от центра базы, которым являлся челнок. Постройки уходили вглубь грунта лагуны и даже на окружающие острова. Многочисленные уровни соединялись между собой коридорами, помеченными указательными знаками: как пройти в исследовательский сектор, сектор связи, сектор экспериментов и тренировок. Суетящиеся вокруг рыбы и медлительные ракообразные и не подозревали о том, какая жизнь кипит со всех сторон.

Работы приостанавливались лишь тогда, когда в лагуну входила какая-нибудь яхта или рыбацкий баркас. На этих судах не было и следов даже самых простейших средств слежения и пеленгации, так что пришельцам не приходилось особенно беспокоиться. Когда лагуна вновь пустела, строительство возобновлялось. По ночам возле ничем не примечательного рифа приземлялись челноки, доставлявшие с экспедиционного корабля оборудование и специалистов.

Основную ответственность за исход разговора с землянином командир экспедиции возложил на Т’вара. С’ваны умели договариваться или убеждать, и этому их качеству всегда по-доброму завидовал Кальдак.

– Всё это правда, – говорил Т’вар. – Вам придётся принять нас независимо от того, нравится она вам или нет.

– Я не приму! Я не могу! – резко возразил Уилл и ударил раскрытой ладонью по пузырьку, который покачивался на высоком черенке и источал аромат розы. Пузырёк с треском лопнул и по залу поплыла витиеватая ароматная дымка. – Я не знаю, что произошло с теми десятью в ваших владениях. Не могу себе объяснить их поведение… Может, это как-то связано с тем, что они были слишком далеко от дома. Одни среди пришельцев. Возможно, они решили, что у них нет другого выбора и нужно попытаться умилостивить гостеприимных хозяев. Показать им, что земляне умеют драться, если их заставить.

З’мам также присутствовал при этой беседе, он вернулся с землянами с Васариха.

– Никто никого не заставлял этого делать, Уилл Дьюлак. Когда им показали правду, они увидели мир в его истинном свете и изъявили горячую готовность помочь по мере своих сил.

– Значит, я не тех подбирал!

При прикосновении его ладони пузырьки лопались один за другим. Вскоре в зале смешалось невероятное количество различных ароматов, создав тем самым непередаваемый газовый коктейль.

– Я набирал тех людей, которым нечего было терять в этом предприятии, людей, из-за отсутствия которых никто не стал бы беспокоиться. Людей, которые свободно плыли по течению жизни. Я уже понял, что вы предложили им нечто, пробудившее в них уважение к самим себе…. Хотя я всё-таки не могу в полной мере осознать, почему с ними произошла такая резкая перемена. Так или иначе, а это не были обычные люди. Я их набирал на необычное дело и полагаю… Сам факт того, что они согласились пойти со мной к вам, уже делает их нетипичными представителями человечества. Если бы вы занялись изучением более благополучной части нашего общества, той части, которая вкусила земного счастья, которая преуспевает, которая умеет ценить музыку и искусство… Если бы вы посмотрели на людей, которые любят своё дело, свою работу, себя, свои семьи и прочее, вы бы очень скоро поняли, что этим людям их покой и мирная жизнь на родной планете гораздо дороже участия в каком-то галактическом конфликте против цивилизации, которую они никогда и в глаза не видели.

– Возможно, всё то, что вы нам тут рассказываете, окажется правдой, – успокаивающим тоном ответил Т’вар. – Но именно для того, чтобы проверить это, мы и задумали расширить базу и увеличить наше присутствие здесь.

– Насколько я понял, вашей главной задачей теперь является вербовка землян! – едко возразил Уилл. Резким движением он рассеял по залу сразу целую гроздь пузырьков. Послышалось шипение и сильный, но приятный запах.

– Да, мы надеемся на это, – признал Т’вар. – Но будут продолжаться и обычные исследования. Возможно, и мы наконец придём к твёрдому убеждению, что ваши тезисы верны и человечество не приспособлено для союзничества с нами. Но дайте время и позвольте нам работать. Согласитесь, если бы мы только верили вам на слово… Это был бы ненаучный подход. Если выяснится, что вы во всём правы, мы уничтожим базу или перевезём её на корабль и улетим тихо и мирно, оставив вас в прежней изоляции, которую вы столь горячо отстаиваете.

Оба с’вана обменялись короткими взглядами. Их глаза сверкнули из-под густых волос на лице.

– Ваше участие в исследованиях ускорит получение того или иного результата. Уилл отвернулся в другую сторону.

– Я не стану заниматься вербовкой наёмников.

– Никто вас и не просил об этом, – весело ответил З’мам.

Уилл обратил на него внимательный взгляд прищуренных глаз.

– Не хотите же вы сказать, что сами пойдёте в город и откроете там мобилизационный пункт?

– Зачем нам это делать? Некоторые члены той группы, которая вернулась с экспедиционным кораблём с Васариха, вполне смогут выполнить эту работу. Тем более, что они горят желанием.

Уилл покачал головой.

– Ничего из этого не выйдет. Они недостаточно образованны, чтобы убедить хоть кого-нибудь пойти с ними.

– Боюсь, вы недооцениваете своих соотечественников. Возьмите пожилого землянина с забавным головным убором. Возьмите разноцветную пару, отыскавшую своё счастье среди звёзд. Возьмите наших трёх героев Васариха. Нам они кажутся вполне способными для этой миссии.

– Возможно…

Теперь Уилл ясно осознал, что для того, чтобы остановить это безумие, необходимо переубедить не администраторов Узора, а их учёных. Он просто не имел права сдаваться.

– Хорошо. Я буду помогать вам в ваших исследованиях. Но только потому, что продолжу доказывать вам мою точку зрения, которая не изменилась, несмотря ни на что.

– Мы вам очень благодарны за это…

– Не сомневаюсь в том, что вам удастся найти ещё людей, которые пойдут с вами. Но эти люди – исключение из правил. Одиночки. Возможно супружеские пары. Наконец, вы можете купить тех, кто ничего не имеет. Но есть огромная пропасть между этим ничтожным меньшинством и остальным человечеством.

С’ваны закончили разговор, распрощались и покинули его. Композитор остался сидеть в зале, окружённый ароматными пузырьками, которые появлялись каждую секунду на месте тех, что лопнули. Он рассеянно играл с ними, едва прислушиваясь к звукам, раздававшимся в результате взрыва того или иного пузырька. Уилл размышлял. Сейчас надо чуть побольше заняться музыкой. Это поможет хоть как-то разрядиться. Новости, привезённые кораблём, тяжким грузом давили на сердце. У него не оставалось выбора. Он просто обязан был остаться. Чем чаще он станет встречаться с ними, тем больше возможностей предоставится переубедить их.

Если он откажется, они мало потеряют от этого. Просто начнут всё сначала с другим посредником. Впрочем, теперь у них уже есть в распоряжении целых десять. Поначалу Уилл думал над возможностью довести информацию о пришельцах до сведения властей. Впрочем, позже он понял, что это был бы, мягко говоря, не самый лучший способ убедить их в том, что человечество является сугубо мирной расой. Уилл должен был полагаться на себя и на случай.

Задача, которая стояла перед ним, не выглядела такой уж невозможной.

В конце концов он был профессором, образованным, интеллигентным человеком. Так называемые вербовщики, которых собирались использовать пришельцы, состояли из старого пьяницы, невежественного рыбака и двух нищих подростков, подобранных им в своё время буквально с улицы. Остальные выглядели не лучше. Кому больше поверят: им или всё-таки ему? Наконец, это был Белиз. Центральная Америка. Не самое удачное место вербовки головорезов для уничтожения полумифических амплитуров. Да, пришельцы, конечно, отыщут ещё нескольких неприкаянных, которые выразят желание воевать за них, пойдут на всё ради золота. Но эта готовность будет кратковременной и поверхностной. Скоро им наскучит экзотика звёздных перелётов и особенно наскучит война. Врождённая тяга человека к миру и покою возобладает, и эти бедняги потребуют, чтобы их вернули домой. И тем самым продемонстрируют крайнюю ненадёжность человечества как военного союзника пришельцев. Убедив по крайней мере самого себя, Уилл почувствовал облегчение.

Глава 16

Поток завербованных землян, лившийся на базу, плотнел с каждым днём. Это огорчало Уилла. Сюда шли рубщики сахарного тростника с плантаций Гватемалы, люди очень бедные. Плюс буяны с нефтепромыслов Юкатана, неудачники-фермеры из Гондураса и Эль-Сальвадора, наконец осевшие в Центральной Америке европейцы и туристы.

Впрочем, композитор крепился и продолжал провожать этих рекрутов насмешливыми взглядами. Пройдёт не так уж много времени, и они запросят отставки, потребуют вернуть их вместе с заработанным золотом в тот мир, где они родились, скажут пришельцам, что им хочется жить дома, в мире и покое, и как можно дальше от галактических катаклизмов. «Подождите! Вот будет потеха, когда они откажутся воевать!» – говорил он себе. Тогда они перестанут быть подающими надежды солдатами и покажут себя шумной многоязычной толпой, каковой они, собственно, и являлись с самого начала. Тогда пришельцам надоест и земная эксцентричность, и сама Земля. Его уже не удивляло то обстоятельство, что пришельцы без особого труда вербовали в отряды наёмников бедняков и просто нищих. Настоящим потрясением для композитора ознаменовался тот день, когда ему стало известно, что согласие участвовать в войне дали представители средних классов и даже люди состоятельные и просто очень богатые. Они приехали в Белиз для того, чтобы вдоволь порыбачить, понырять в сверкающих водах и понежиться на песчаных пляжах Амбергрис Кей. Они не нуждались в золоте. Однако к речам вербовщиков, которые звучали в гостиничных барах и на пляжах, они прислушивались. Композитор решил, что, несмотря на обилие денег, их жизнь, очевидно, пуста и скучна. Поэтому-то они и давали вербовщикам своё согласие.

Шли тем не менее не все. Некоторые до самого последнего момента думали, что всё это большая и забавная шутка. Их не убеждал даже внешний и внутренний вид базы и её обитателей. Осознание реальности формировалось в головах таких людей замедленно, но когда их осеняло, они начинали паниковать и требовать, чтобы их отпустили домой. У народов Узора не было таких мощных достижений в медико-биологических науках, как у Амплитура, представители которого обладали способностью влиять на сознание других разумных. Однако учёным Узора удалось создать препарат, – своего рода безвредный наркотик, – вызывавший у разумных частичную, или вернее, выборочную потерю памяти. Рекруты, которые в самый последний момент решали отказаться от войны и от золота, возвращались к себе домой или в отель целыми и невредимыми, однако с признаками явной амнезии. Они напрочь забывали и про пришельцев, и про вербовку. Они чувствовали, что где-то какое-то время отсутствовали, а вот где?.. Память сразу становилась ленивой, заторможенной, подёрнутой плотной дымкой… Вспоминались какие-то яркие цвета, причудливые силуэты, ослепительный песок, вода, отражавшая в себе буйную тропическую растительность. Им припоминалось, что они провели время в каком-то очень привлекательном месте… Не могли только вспомнить, где находится это место. От мучительного напряжения памяти и тяжёлых раздумий таких людей спасала сама жизнь, которая врывалась в их души с наступлением будничных дней, когда нужно было идти на работу или заниматься по хозяйству. Туристы, как люди более беззаботные, плевали на всё ещё с вечера и утром, приняв на всякий случай антипохмельный холодный душ, отправлялись на пляжи и в бары.

По мере того как исследования продолжались и вербовка добровольцев-землян набирала обороты, второго помощника руководителя по науке начинали одолевать всё новые и новые сомнения. По большей части он держал их при себе и спокойно занимался своей работой. Он знал про себя одну неприятную деталь: он был слишком осторожным, слишком большим перестраховщиком. Коллеги давно заметили это и редко упускали случай кольнуть его этим в очередной раз. Несомненно, из-за этих своих качеств он так медленно продвигался вверх по служебной лестнице. Гивистамы не любили расспрашивать и вообще вести допросы. Споры и жаркие словесные схватки были уделом неумолимых с’ванов или темпераментных массудов. Даже миниатюрные о’о’йаны чаще гивистамов участвовали в дебатах и дискуссиях. Большие рептилии мало говорили, да много делали. Тридцать пять колонизированных миров – это цифра!

Для того, чтобы избежать насмешек в свой адрес, второй помощник руководителя по науке решался высказывать свои сомнения и суждения только во время медитаций, на которые собирались все гивистамы, работавшие на базе. Все садились в священный круг, спинами друг к другу и на довольно продолжительное время замирали, погруженные глубоко в себя. Глаза у всех были закрыты. Медитация, однако, не мешала никому вести между собой разговоры.

– Вы зря тревожитесь, – сказал один коллега второму помощнику. – Разве тренировки второй группы землян не подтверждают результаты, полученные от первых десяти?

Второй помощник на это ничего не возразил. К нему поступали те же рапорты и донесения, что и к коллегам.

Другой специалист продолжил:

– Благодаря участию в боевых действиях этих существ Узору удалось уже добиться целого ряда значительных побед. Не только в секторах Васариха, но и на Ш’харуне. Они с лёгкостью и азартом выполняют поставленные перед ними задачи и даже больше этого! Единственная проблема, которая до сих пор вставала перед их массудскими командирами, заключалась в том, как выводить разгорячённых землян из боя.

– Просто поразительно! – признал ещё один. – Чем больше они несут потерь, тем сильнее их желание воевать. Это противоречит логике.

– Зачем вы пытаетесь подчеркнуть проблемы, которые массудское командование уже давно назвало второстепенными и побочными? – спросила главный исследователь. Она сидела на противоположной от второго помощника стороне священного круга и временами поднимала взгляд на стену, которая высилась перед ней. На стене каждую секунду менялись причудливые световые рисунки. Потом главный исследователь закрывала глаза и сравнивала увиденное с тем, что показывало ей собственное сознание. – Сколько же вам можно говорить о том, что идея нанесения поражения Амплитуру перевешивает все прочие, мелкие проблемы?

Второй помощник упрямо качнул головой.

– Я тревожусь за то, что мы положились на расу, которую толком не знаем и не понимаем.

– Нам важнее сейчас как можно эффективнее использовать её, а понять и познать успеем потом.

– В самом деле, – прошептал специалист, сидевший недалеко от второго помощника. – Понимание постепенно придёт само, если мы не станем сворачивать ради вербовки обычных исследований и контактов.

– Меня больше занимает другое, – вновь подала свой невесомый старческий голос главный исследователь. – А именно то, что каждодневное увеличение завербованных землян означает, что теперь меньше гивистамов потребуется для боевых операций. Скоро перестанут привлекать к этому лепаров, о’о’йанов и юланцев. Возможно, придёт день, когда существенно облегчится тяжкое бремя, до сих пор носимое нашими любимыми друзьями массудами. И всё благодаря открытию этого странного мира! Я не спорю с теми, кто заявляет, что земляне олицетворяют собой парадокс. Я просто говорю, что этот парадокс чрезвычайно полезен Узору. В комнате наступила продолжительная тишина. Гивистамы обратились к своим мыслям, погрузились в глубины своего сознания, на время забыв о землянах и обо всём, что с ними связано.

– Раса, которая использует цивилизацию лишь как зонтик для плохой погоды, постепенно может превратиться для Узора в большую угрозу, – наконец вновь подал голос второй помощник, а про себя подумал: «Это я уже установил со всей достоверностью!»

Специалист, сидевший рядом, устало парировал:

– И снова напоминаю вам: на конфликт с Амплитуром затрачены сотни и сотни лет, гигантские усилия, жизни многих наших возлюбленных соплеменников. Как только нам удастся устранить эту угрозу, у нас появится много свободною времени для того, чтобы разобраться с меньшими проблемами и неприятностями. Если, конечно, вы не хотите сказать, что эта нецивилизованная раса представляет собой для Узора большую угрозу, чем Амплитур?..

Вновь наступила тишина, полная сарказма, который свободно витал в воздухе и невидимыми облачками устремлялся в сторону второго помощника.

– Мы едва знаем этих существ! – возразил второй помощник. Он был разгневан, но внешне не показывал этого. – Они подозрительно легко интегрируются в вооружённые силы Узора. Некоторые массуды-командиры уже позволяют землянам в ряде случаев принимать самостоятельные решения. Они сошлись даже с чиринальдо!

– Могу этому только порадоваться, – отозвался специалист, сидевший рядом. – Если они наладят взаимодействие с чиринальдо, то этим не придётся заниматься нам с вами.

Второй помощник продолжил:

– Некоторые земляне соглашаются воевать только в обмен на жёлтый металл. Это признак нецивилизованности.

– Нам-то какое дело? – спросила в ответ главный исследователь, поменяв позу. – Мне неинтересно знать, почему земляне воюют. Лишь бы воевали.

– Они не готовы к вступлению в Узор.

– С этим вашим утверждением никто спорить не станет, – сказала она и на пару секунд отвлеклась от разговора, пропуская к себе в сознание сияющий на стене причудливый рисунок. Он согрел её, позволил дополнительно расслабиться. – Пусть они воюют на оспариваемых мирах. У себя на планете я не хотела бы видеть земную делегацию, честное слово. Ту форму контакта, которую нам пришлось избрать с ними, вы не найдёте в учебных пособиях. Она используется впервые. И используется только потому, что это позволяет нам извлекать из них больше пользы, при этом избегая постановки вопроса о принятии их в члены союза Узора.

Второй помощник был настолько разгорячён, что едва не допустил непростительной ошибки – глянуть на оратора. Впрочем, в последний момент он удержался от этого и процедил сквозь зубы:

– Значит, вы всё-таки согласны с моим тезисом. Хотя бы частично.

– Вовсе нет. Наше поведение здесь диктуется исключительно аномальными местными условиями. В своих действиях нам приходится руководствоваться не свободным выбором, а необходимостью.

– Но насколько я понял, вам это даже нравится.

На этот раз ответа не последовало, и второй помощник продолжил:

– Предположим, мы продолжим использовать землян в своих военных целях. Что случится, когда земляне обнаружат, что их не приняли в Узор – мера, которая автоматически распространяется на всех наших союзников?

– Вы так говорите, как будто совершенно уверены в том, что они хотят вступить в наш союз. Подумайте о том, сколько противоречий заключено в их психологии. У них иной тип мышления, чем у наших союзников, которые воспринимают с радостью принятие в члены Узора. Как благодарность за союзничество. Возможно, земляне вовсе не стремятся к этому. Возможно, они согласятся участвовать в конфликте только на том условии, чтобы оставаться вне рамок Узора, откуда вы знаете? В этом случае, я полагаю, Совет будет уговаривать их изменить это условие. Будет уговаривать, но… не так чтобы уж очень настойчиво.

– Это будет означать обман! – сурово заявил второй помощник. – Вы предлагаете воспользоваться неразвитостью этих существ и обмануть их!

– Чего вы хотите? Чтобы они стали вашими близкими друзьями и компаньонами? А, может, вы просто их боитесь? Я к вам обращаюсь, второй помощник руководителя по науке. Впрочем, можете не отвечать. – Главный исследователь резко поднялась и выпрямилась. – Врачи рекомендовали мне меньше работать и больше медитировать, но вы умудрились даже медитацию превратить в научную дискуссию.

Время медитации подошло к концу.

* * *

Из всех землян, которые находились на базе пришельцев, только один разделял точку зрения второго помощника руководителя по науке. Правда, исходя из совершенно иных мотивов.

На следующий день они вновь встретились и решили поговорить. Они шли по коридорам базы, время от времени проверяя работу своих трансляторов.

– Они решили, – сказал второй помощник, – не предлагать вам членство в союзе Узора.

– Поправьте меня, если я не правильно понял, – ответил Уилл Дьюлак, – но, по-моему, это означает, что вы не планируете переходить на более высокий, так сказать официальный, уровень контакта.

– Пока так.

– Значит, если мы не войдём в ваш союз, Амплитур никогда не доберётся до нас!

Второй помощник почесал роговой выступ над глазами.

– Разумеется, мы приложим все усилия к тому, чтобы местоположение вашего мира осталось для врага неизвестным. Это принцип, которым мы руководствуемся в отношениях со всеми открытыми нами мирами. Впрочем, от Амплитура трудно что-либо скрыть. Наши солдаты ничего не знают о землянах и, попав в плен к амплитурам, просто не смогут вас выдать, даже если бы захотели это сделать. Однако наступит день, – это совершенно неизбежно, – когда в плен будет захвачен кто-либо из ваших соплеменников. Как представителя новой, неизвестной расы его будут допрашивать непосредственно амплитуры. Вот тогда-то для вас и начнётся настоящая трагедия.

– Но ведь вы говорили, что они не способны читать чужие мысли?

– Не способны. Зато они способны на другое. К примеру, пошлют в ваше сознание определённый сигнал, и вам вдруг покажется совершенно обязательным и необходимым погрузить ваши нижние конечности в едкий раствор. Ваше тело будет против вашего сознания. Это ужасное ощущение. Попробуйте представить, если сможете. К подобным мерам они прибегают неохотно, с искренним сожалением и внутренней болью. Но тем не менее прибегают обязательно, если нужной информации не удаётся добиться обычными средствами. Фокус с едким раствором редко кто выдерживает больше некоторых минут. После этого пленник рассказывает всё.

Они повернули за угол коридора. Мимо них юркнула пара о’о’йанов, которые коротко оглянулись на возвышавшегося землянина.

– Впрочем, на вашей стороне ваше же невежество, – продолжал второй помощник. – Ни один человек из завербованных нами до сих пор не смог продемонстрировать хотя бы самых примитивных знаний по астрономии, уж не говоря о межзвёздной навигации. Они не имеют ни малейшего понятия о расположении Земли по отношению к Узору. Даже если бы кто-нибудь из них и захотел, он просто не сумел бы навести на вас Амплитур.

– Как продвигается ваша работа?

– Исследования проходят строго по графику.

– Нет, я не это имел в виду. Ваша личная работа. Личные наблюдения. Насколько мне известно, вы рассказываете своим коллегам на каждом углу о том, что наша раса слишком нестабильна, чтобы ей можно было довериться.

Зубы гивистама дробно застучали. Это был верный признак его волнения.

– Вам не следует знать о подобных вещах.

Уилл улыбнулся.

– Я испытываю здесь большую свободу передвижения, чем большинство из ваших коллег. К тому же всякий рад разговору со мной. Это помогает их исследованиям. Наконец, у меня есть это. – Он показал на коробочку транслятора и потом на наушники. – Я просто хожу по коридорам и много чего слышу.

Второй помощник изогнул свою змеиную шею, чтобы пристально взглянуть на землянина.

– Вы не обижаетесь, выслушивая мою точку зрения?

– Какое там! Мы с вами стоим за одно, вот в чём вся штука. Вы полагаете, что мы опасны. Я же считаю, что ещё немного и мы станем окончательно безобидными. Вы хотите оставить нас в покое, и я хочу того же. Возможно, нам следует помогать друг другу в наших усилиях.

– Понимаю, – сказал, расслабившись, второй помощник. – Как вы думаете, что будет дальше?

– Всё пойдёт так, как я и твержу вашим коллегам уже не первый день.

Вы не знакомы с нашей историей, с нашей психологией. Почитайте на досуге – многое станет ясным. Ваши военные начальники видят в землянах только солдат. Хороших солдат, которые смогут одержать ряд побед. Вы-то хоть знаете, кого вербуете себе в армию? Нищих, во-первых. Тех, кому всё обрыдло в земной жизни, во-вторых. Иконоборцев, в-третьих. Какое-то время вы действительно сможете извлекать из них пользу для себя и выгоду. Но скоро новизна ощущений притупится. Энтузиазм резко пойдёт на убыль. А потом они дружно запросятся домой. Они пошлют этот ваш застарелый, как мозоль на ноге, конфликт далеко-далеко!.. Они по горло наедятся войны и кровопролитий… Ваши военные лидеры, – типа Кальдака и Соливик, – не смогут сладить с этими настроениями. Они будут биться, как рыбы об лёд. Вот тогда-то к ним и их начальникам придёт понимание того, что зря вы тратили на Землю столько сил и времени. Она ненадёжна. Чертыхаясь на чём свет стоит, вы улетите восвояси, а уж мы здесь продолжим строить своё, – доморощенное, согласен, – но мирное будущее.

– Как насчёт тех землян, которые успеют повоевать в Галактике?

– Каждого, кто попытается рассказать об этом, или кто станет продавать эти побасёнки, будут считать сбежавшим из дурдома. Всё равно им ничего не удастся доказать. Через несколько лет об их россказнях вообще забудут, ибо появятся новые, более увлекательные. Жизнь будет идти, как и раньше. Без изменений.

Некоторое время они шли молча. Потом Уилл вдруг остановился, внимательно взглянул на гивистама и заговорил:

– Скажите-ка мне одну вещь, почтенный второй помощник руководителя по науке. Вот я землянин. Композитор. Своего рода художник. Я провёл много времени среди ваших коллег и соплеменников. Мои пожелания просты: оставьте нас в покое и улетайте, откуда прилетели. Вы хотите того же. Но есть одна вещь, которую я хотел бы узнать. Вы боитесь меня или нет? Второй помощник осторожно пожал протянутую ему мягкую и гибкую человеческую руку.

– Нет, – солгал он.

Глава 17

Пришло время, и Уилл поднял парус в сторону Нового Орлеана. После длительного пребывания в прибрежном Белизе жизнь в суетливом, шумном, наполненном всевозможными вонючими парами, космополитическом городе била его, словно пыльным мешком по голове.

Он сразу же посетил всех своих друзей и коллег, присутствовал на триумфальной премьере симфонической поэмы «Аркадия», заверил декана, что, мол, да, вскоре ожидается ещё одна крупная работа. Уилл сошёлся с умеющим держать язык за зубами, жадным дельцом в области операций с драгоценными металлами, а также оплатил все просроченные счета, которых оказалось, как он и ожидал, довольно много. Накупил новых компакт-дисков, просмотрел новые фильмы и приобрёл новые книги. Он активно знакомился с представительницами слабой половины человечества, назначал свидания, но никогда ничего не обещал. Ему льстило быть всегда желанным. Впрочем, приходила минута, когда он заявлял очередной любовнице о том, что у него есть дела и поважнее её привязанности.

Спустя много месяцев он подвязал все концы в своих делах, вывел из эллинга катамаран и на полном парусе и автопилоте вышел из дельты реки, держа курс прямёхонько на юг.

Без проблем он добрался до Лайтхауз-Риф и вошёл в тихие, безмятежные воды лагуны. Невозможно представить, думал он, что здесь кто-либо обитает. Хоть кто-либо, уже не говоря о сотнях пришельцев и землян, оживлённо работавших под спокойной поверхностью искрящейся на солнце воды. Вскоре он повстречался с лепаром, которого послали посмотреть, что за рыбак или турист вторгся на территорию базы. Через полчаса Уилл Дьюлак уже шёл знакомыми, извилистыми коридорами. Кальдак был искренне рад вновь увидеть своего друга-землянина. Гивистамы, о’о’йаны, вейс и остальные были более сдержанны при встрече с композитором и вели себя более официально. Лишь второй помощник руководителя экспедиции по науке явился исключением. Он выразил гораздо больше чувств, чем это было принято среди гивистамов в общении с представителями иных рас. Он объяснил Уиллу, что всё осталось по-прежнему и за время его отсутствия никаких подвижек в отношении пришельцев к землянам не произошло. Уилл был разочарован, но не удивился. Он успокоил гивистама предположением о том, что время ещё не пришло, но скоро рекруты обязательно почувствуют всё увеличивающуюся скуку и душевный разлад и начнут саботаж. «Дайте ещё годик – и лёд тронется.» Впрочем, ему было очень интересно узнать, как налаживается неземная жизнь землян. Ему было это интересно, несмотря на то, что он знал: всё предприятие обречено на неудачу. Подобные же чувства, вероятно, испытывает средний, нефанатичный зритель, когда приближается к рингу боксёров-тяжеловесов. Сама мысль о том, что он заплатил за зрелище, которое будет заключаться в том, что два здоровых негра станут молотить друг друга без всякой жалости ради удовольствия трибун, отвратительна этому зрителю, и всё же он платит за билет и проталкивается поближе к помосту. В таких соревнованиях есть нечто притягивающее к себе людей настолько сильно, что они не могут оторвать от этого глаз. В подобном же положении находился Уилл Дьюлак, которого распирало любопытство относительно судьбы несчастных рекрутов-землян, находившихся на службе у Узора.

Хотя землян отправляли на разные планеты, только на Васарихе они увидели настоящие сражения, только на Васарихе им удалось по-настоящему повоевать. Уиллу рассказали, что это был второстепенный театр военных действий. Несмотря на всю риторику землян-вербовщиков из первой десятки, было ясно, что офицеры Узора далеки от того, чтобы серьёзно доверяться своим новым союзникам.

Кальдак служил ярким примеров подобных сомнений. Пока продолжали поступать очередные результаты и сообщения обнадёживающего характера о проведённых тестах, которые-де указывали на большую эффективность земных солдат в бою, Уилл Дьюлак неустанно проводил свою точку зрения, изощрённо находил трещины и изъяны в приводимых с’ванами данных, продолжал демонстрировать лучшие образцы земного искусства, музыки, литературы, драматургии, доказывая, что только поистине миролюбивому народу под силу достичь таких замечательных вершин. Капитан терзался противоречивыми чувствами относительно землян и их мира. Нет, он был решительно согласен с утверждением Уилла Дьюлака о том, что человечество создало божественные образцы литературы. Это с одной стороны. А с другой, Кальдак указывал композитору на агрессивность, воинственность, которые проглядывали во многих литературных произведениях. Но разве писатели с Массудая никогда не брали за основу своих вещей упоминания о вооружённых конфликтах, никогда не пытались проследить течение войн с нравственной точки зрения? Подобные аргументы приводил Уилл. Он делал это всегда, когда они сами не приходили Кальдаку на ум. Землянин давил на капитана и давил умело. Кальдак вынужден был признавать его правоту всё чаще и чаще.

Одного Кальдак не спускал землянину, когда тот начинал предполагать, что массуды дерутся потому, что им нравится драться. Нет!

Это был тяжкий крест массудов, который навалился на них только потому, что они являлись практически единственной расой среди прочих в составе Узора, которая была способна вести вооружённую борьбу. Про чиринальдо массуды мало что могли сказать, хоть и дрались плечом к плечу с ними в течение столетий. Порой с этими великанами можно было хорошо поговорить, но заглянуть в их мысли было невозможно. Так что тут Кальдак брал верх. Он говорил о том, что сама культура массудов и чиринальдо исключает возникновение каких-либо позитивных чувств в отношении войны в то время, как (уже не раз было подмечено в ряде случаев) только земляне умеют извлекать из бойни удовольствие. Это являлось установленным фактом и оставался только один вопрос: насколько распространено подобное отношение к войне в земном обществе. Тут Уилл Дьюлак ничего не мог поделать, несмотря на всю свою способность убеждать. Он умолкал, когда поднималась эта тема. Она была настолько серьёзна и невероятна, что ксенопсихологи Узора постепенно стали склоняться к мнению о том, что существует как бы два человечества. Одно предпочитает жить в мире и создаёт прекрасные произведения искусства, а другое любит воевать. Трудности возникали лишь тогда, когда учёные пытались отделить одну часть землян от другой. Они почему-то не отделялись. Пришлось лишний раз признать, что человечество – это средоточие всех мыслимых и немыслимых контрастов и противоречий. Оно одновременно является миролюбивым и воинственным, цивилизованным и варварским. Это была совершенно новая форма, – вернее, тип, – разума, параметры которого до сих пор чётко не могли определить пытливые умы учёных гивистамов и с’ванов. Кстати, Уилл утверждал, что само человечество долго и безуспешно пыталось добиться этой же цели.

– А я ещё раз повторяю вам, – сказал в очередную встречу композитор, – что только отдельные люди, у которых не всё в порядке с мозгами, могут получать удовольствие от бойни. Основное большинство ненавидит и презирает войну.

– Возможно, это всё из-за того, что до сих пор им приходилось воевать только между собой, – предположил Кальдак. – Впервые за всю вашу историю ситуация с этим изменилась.

– Это не имеет никакого значения.

– Вы так уж уверенны в своих соплеменниках? Я, например, до сих пор путаюсь в своих сомнениях. Ведь известно же, что существо, получающее удовольствие от драки, нельзя признать не только цивилизованным, но и разумным. Однако ваша раса, определённо, разумна.

– Я понимаю… Мы кажемся вам странными. Мы и себе порой кажемся странными. Не так давно было даже престижно служить в армии, носить форму. Многие мечтали умереть в сражении.

Нос Кальдака нервно дёрнулся.

– Неужели это возможно?! – пробормотал он изумлённо. – Неужели человек в состоянии быть счастливым, добровольно погибая?

– Я же говорил: всё это осталось в истории. Я, например, получаю удовольствие от моей музыки.

– Кстати, хотелось бы послушать что-нибудь новенькое, – тут же зацепился за другую тему Кальдак. – Я знаю, что вы сейчас работаете над какой-то крупной композицией.

– Да, но она пока не готова. Нужно ещё придумать хорошую концовку. Когда всё будет сделано, вы будете первым слушателем новой вещи, обещаю.

– С нетерпением жду.

Кальдак провожал взглядом уходившего землянина. И снова он подивился тому, как сильно колеблется планка роста у представителей этой расы. Некоторые люди были выше массудов, а попадались и такие, по сравнению с которыми средний гивистам выглядел бы великаном. Среди рас Узора только у лепаров наблюдалось нечто подобное.

«Ещё один побочный продукт земной эволюции», – подумал командир экспедиции.

Невозможно было даже предположить, что может существовать какое-то – пусть даже отдалённое – родство между немногословными амфибиями и говорливыми, общительными, живущими на суше землянами. Но тогда возникал вопрос: а к кому из рас Узора эти существа наиболее близки? К массудам? С ванам? Или к представителям иных рас, не включённым в состав экспедиции. Или… к какому-нибудь народу Назначения?

* * *

У помощника руководителя по медицине и второго помощника руководителя по науке были свои причины соглашаться с точкой зрения землянина Уилла Дьюлака. Они считали, что Земля – это тупик, от которого Узору надо держаться подальше. Их аргументы и даже страстные мольбы на полпути к Узору пересекались с летящими в обратную сторону рапортами о землянах-рекрутах. До сих пор обучение было проведено с тремя группами жителей Земли, завербованных Узором. Третья, самая крупная группа, только-только приступила к участию в боевых действиях на участке Васариха. Войска массудов уже открыто выражали горячее желание драться плечом к плечу с новыми союзниками, ибо полагали, что с их помощью удастся отбить у врага те секторы, которые в течение многих лет считались навсегда потерянными. Земляне настаивали на том, чтобы им предоставили право командования теми силами, которые предполагалось бросить в наступление на вражеские позиции. Если верить донесениям, земляне сильно сдружились со своими однополчанами-массудами. Земляне считали соплеменников Кальдака настоящими боевыми товарищами, а те в свою очередь отвечали им восхищением и искренним расположением.

Что касается представителей иных рас Узора, то они имели немного возможностей общаться с новыми союзниками. Впрочем, и сами земляне не выказывали никогда особенно тёплого отношения по адресу гивистамов, о’о йанов или каких-либо других народов Узора. Они шутили и болтали со с’ванами, но те умели поладить со всяким. Это было их защитной реакцией. В то же время с’ваны всегда соблюдали определённую дистанцию. Никому в Узоре и в голову не могла бы прийти мысль о том, что между с’ванами и грубоватыми землянами может существовать какая-то близость. Её и не существовало.

Появление землян в Узоре как-то наэлектризовало внутреннюю атмосферу в союзе. Расы стали относиться друг к другу более осмотрительно, даже с подозрением. Кальдак часто думал об этом и дивился ненадёжности Узора как содружества народов. «И как это мы могли так долго продержаться вместе?» – спрашивал он себя часто.

Уилл пытался научить второго помощника плавать. Всё оказалось гораздо труднее, чем землянин предполагал. Во-первых, лёгкие у гивистамов были удивительно малы по сравнению с пропорциями тела. Во-вторых, они очень худо держались на поверхности воды и тонули сразу же, как только выдыхали. На вдох времени не оставалось.

Только теперь Уилл по-настоящему понял ту неприязнь, которую гивистамы всегда демонстрировали по отношению к воде. Второй помощник, однако, не прекращал попыток научиться это делать, ибо полагал, что чем лучше он познает человечество, тем убедительнее будут звучать его аргументы за то, чтобы улететь из этой звёздной системы навсегда и оставить землян в покое. Уилла Дьюлака он больше не боялся, так как окончательно установил, что единичные представители этой расы реагируют на внешние раздражители относительно спокойно по сравнению с группой. Второй помощник даже сумел вывести уравнение зависимости, которое выглядело очень просто: «5 / / =?». Группа землян вела себя всегда непредсказуемо, поистине угрожающе и воинственно, особенно если испытывала дискомфорт или какое-нибудь недовольство.

Второму помощнику приходилось работать в воде гораздо больше землянина, чтобы удержаться на плаву. Поскольку верхние конечности у рептилиеобразных гивистамов были малы и практически непригодны для выполнения серьёзных физических упражнений, второму помощнику нужно было постоянно отталкиваться более сильными нижними конечностями, чтобы не погрузиться в воду с головой. Он старался изо всех сил недалеко от берега, и кое-что уже начало получаться, как вдруг прямо перед ним на поверхности воды показалось лоснящееся круглое лицо лепара. Транслятор, укреплённый на шее амфибии, передал гивистаму тревогу существа относительно его безопасности. Второй помощник объяснил, что он добровольно вошёл в воду и всё держит под контролем. Взгляд выпуклых глаз перешёл с гивистама на землянина, а уже через секунду лепар исчез под водой. Только лоснящийся торс да кончик хвоста блеснули. Уилл проводил его глазами и вновь лёг у самого берега, откинувшись спиной на тёплый и влажный песок.

– Расскажите мне о лепарах, – попросил он.

– Подозреваю, что вы знаете о них не меньше моего, – ответил второй помощник, присоединяясь к землянину. Гивистам был рад греющему солнышку и возможности расслабиться. Ноги дико ныли. – Вы провели среди нас так много времени.

– Это так, но мне редко когда доводилось видеть хоть одного лепара, – сказал композитор, направляя свой голос в микрофон транслятора.

За месяцы, проведённые среди пришельцев, он уже довольно прилично освоил массудский язык, мог произнести несколько выборочных фраз на языке с’ванов, вот только свист и прищёлкивания гивистамов ему никак не давались. Впрочем, Уилл не видел в этом ничего для себя зазорного. Он хорошо знал, что из представителей других рас гивистамы могли перекинуться словцом на своём собственном языке только с одними вейсами. А вейсы, как известно, могли выучить любой язык, так уж их устроила природа. Кто-то как-то сказал Уиллу, что у больших птиц самым сложно устроенным внутренним органом является горло с голосовыми связками.

– Они предпочитают быть среди своих и держаться от общества представителей других рас подальше, – ответил второй помощник, затеняя очки до максимума, чтобы защитить понадёжней свои чувствительные глаза от яркого солнечного света. – Они являются не только единственной расой амфибий в Узоре, но и расой наименее развитой в цивилизационном отношении и в отношении разума. Это не критика, а просто ответ на ваш вопрос. Надо отдать им должное: есть работа, которую под силу выполнить только им.

– А этого звали Ватолоем?

Гивистам внимательно взглянул на Уилла.

– Вы научились уже различать их?

– Нет. Просто это был первый лепар, которого я встретил среди вас. Он преградил мне дорогу в воде, когда я пытался уплыть от Кальдака и его коллег в первое наше знакомство.

– Сомневаюсь, чтобы это был Ватолой. Он офицер среди них, а это был простой работник, – сказал второй помощник. – Мы не слишком заостряем своё внимание на лепарах. Вся информация, которую мы имеем о них, лежала, так сказать, на поверхности, а глубже проникнуть практически невозможно. Да, возможно, там ничего больше и нет. Хотя считается, что лепары всегда норовят сунуть нос не в своё дело, я с этим не согласен. Мне кажется, что они, наоборот, делают только то, что в пределах их возможностей. И начинают работу только тогда, когда твёрдо знают, что доведут её до конца.

– Интересно, сколько их всего на вашей базе?

– Не могу назвать вам точное число.

Второй помощник начинал внутренне раздражаться. Ему казалось, что он сейчас тратит время впустую на бестолковые разговоры. Каждую встречу с землянином один на один, – а такие встречи выпадали довольно редко, – необходимо было использовать для его изучения.

– Прошу прощения за то, что не оправдал ваших надежд в плавании. Мы, гивистамы, плохо приспособлены для активной физической деятельности. К тому же у меня серьёзные проблемы с плавучестью, как вы сами имели возможность увидеть. Ваши кости, несмотря на их прочность, очень легки. В отличие от моих. В этом вы стоите ближе к вейсам, а мы – к массудам.

– Ничего, для первого раза очень неплохо.

– Благодарю вас.

– Кстати, зачем вам вообще это понадобилось? Учиться плавать?

Второй помощник поудобнее устроился на песке.

– Чтобы лучше понять вас.

– Как врагов?

Гивистам клацнул зубами.

– Да, я считаю, что вы представляете для Узора опасность, но не называю вас врагами. Понятие «враг» автоматически предполагает понятие «враждебность». Я предпочитаю отмечать в вас грубость, чем враждебную настроенность по отношению к нам.

– Думайте о нас всё, что хотите. Только помогите мне убедить Кальдака и остальных в том, что лучше для всех было бы, если бы вы наконец оставили нас в покое.

– В этом состоит наша общая цель, Уилл Дьюлак.

Их взгляды блуждали рассеянно по лагуне, пальмам, кустам. Катамаран стоял на якоре неподалёку, неподвижный в серебристой воде. В песке копошились какие-то жуки. На секунду Уиллу показалось, что под поверхностью блеснуло что-то жёлтое. Очевидно, какая-то рыбина вышла на охоту. Композитор знал, что в каких-нибудь десяти футах прямо под ними своей активной жизнью живёт научно-исследовательская база пришельцев. Пробури в песке скважину и попадёшь прямо в один из многочисленных коридоров, по которым снуют курьеры-о’о’йаны.

– Неужели мы действительно так переполнены противоречиями? – спросил Уилл у гивистама.

– Да. Взять к примеру ваши реакции, связанные с участием в боевых действиях. О которых вы, кстати, говорили, что земляне их презирают. Возьмём массудов. Они временами наступают, временами отступают и спокойно относятся ко всему, что связано с войной. Результаты индивидуальных схваток практически не имеют никакого значения, и массуды, зная это, не обращают на них много внимания. И уж тем более не тратят на размышления о них своей нервной энергии. С вами всё по-другому. Вы готовы целыми сутками терзаться одним каким-нибудь второстепенным эпизодом боя, который уже свершился и который нельзя переиграть. Вот вы убьёте криголита, упадёте перед ним на колени и начинаете мелко содрогаться и издавать какие-то утробные звуки. А из особых мешочков в глазах у вас начинает капать солёная жидкость. Наутро, однако, вы поднимаетесь и рвётесь убить ещё одного криголита, и ещё… Кстати, из всех нам известных рас только одна похожим образом реагирует на гибель врага. Это амплитуры.

– Как так?! – удивлённо воскликнул Уилл, пристально вглядываясь в гивистама: уже не шутит ли?

– Они, конечно, не становятся столь взволнованными, как земляне. По крайней мере, нам это неизвестно. Но смерть противника, который является разумным существом, вызывает в их душах искреннюю скорбь, ибо этот убитый уже никогда не получит возможности вкусить счастья в рамках их Назначения. Солнечный свет блёстками пробежал по изумрудного цвета чешуйкам гивистама.

– Надеюсь, что вы сможете понять источник моей заботы. Коллегам объяснять бесполезно: трудно убедить в чём-нибудь разумных, которые изначально настроены на иное. Мы говорим о противоречиях землян. Их гораздо больше, чем вы себе можете представить. А Узор – организация довольно консервативная. Она не допустит в свои ряды то, что не может понять. Вы сами согласились с тем, что ваша непредсказуемость делает вас бесполезными для нас. Впрочем, это почти одно и то же. Вот на чём основываются мои надежды.

Среди моих коллег есть и те, которые считают вас безумцами. По этому поводу ведутся ожесточённые споры. Но командование Узора интересует даже не это, а одно: сможем ли мы извлечь пользу из вашего безумия или нет?

– Это что же получается?! Выходит, мы к тому же ещё и психи?

С этими словами Уилл подхватил с песка кусок бесцветного коралла и зашвырнул его далеко в воду. Камешек с чавкающим звуком проскакал по поверхности с пару десятков футов и погрузился, чтобы присоединиться к своим родным братьям, усеявшим дно лагуны.

– Возможно, не в том смысле, который вы вкладываете в это понятие. Мы создали специальную научно-лингвистическую группу, которая занимается тем, что придумывает определения, которые мы могли бы отнести к вашему миру. Соответствующий термин сейчас вырабатывается. Назвать ваше общество обезумевшим, вас безумцами, а вашу планету ненормальной было бы слишком просто.

Но с другой стороны, вас нельзя назвать и нормальными. Возьмите, к примеру, проблему вашего многоязычия. Да будет вам известно, что формирование единого планетарного языка рассматривается нами как необходимая предпосылка для развития зрелой цивилизации. Необходимая! Вы же смогли достичь достаточно высокого уровня развития технологической цивилизации, несмотря на множество языков. Для нас это является событием удивительным и беспрецедентным. Развитие вашей расы в каждом своём проявлении имеет просто дикие отклонения от принятой нормы. Возможно, в этом кроется секрет того, что вас так высоко ценят в наших военных штабах. Впрочем, вместе с тем многие военачальники испытывают серьёзную тревогу и озабоченность.

– Тревогу? Озабоченность? Интересно, что это у них может пробудить тревогу и озабоченность? То, что земные солдаты приносят им победу за победой?

– Разумеется, нет, – ответил гивистам, не поняв грустной шутки. – На душе у командира, естественно, будет неспокойно, если он видит, что его солдат обращается с оружием, конструкции которого не знает и не понимает.

– Ага, ясно, – ответил Уилл и перекатился на живот. – А как насчёт меня? – Он попытался заглянуть в затенённые очки и увидеть в них глаза гивистама. – Вы сказали как-то, что не боитесь меня. А тревогу испытываете? А озабоченность? А?

Гивистам ответил не сразу. Это не удивило землянина, но ему стало обидно.

– В отношении лично вас? Нет. Ваша позиция была известна мне с самого начала, и изучение показывает, что вы её не изменили.

Уилл знал, что он являлся объектом их изучения с первого дня, но никогда ещё никто из пришельцев не говорил ему об этом столь прямо и открыто. У с’вана всё вышло бы помягче.

– Вы говорите действительно то, что думаете, продолжал второй помощник. – И вы являетесь не единичным примером, как мы поначалу думали. Некоторые люди по разным причинам уже отказались от вербовки. Среди них попадались и такие, которые заявляли, что с отвращением относятся к войне. Видите, снова противоречие. Массуды ненавидят войну, но они все ведут её, ибо такова необходимость. То же самое с чиринальдо. Отдельно взятый землянин может быть столь же цивилизованным, как вейс, и столь же примитивным, как васарих. Кто-то из землян с охотой отправляется воевать, а кто-то заявляет, что никогда не возьмёт в руки оружие. Ни при каких обстоятельствах. Эта странная двойственность присутствует как в целом в вашем обществе, так и душах отдельных людей. Это уже установлено нами со всей определённостью.

С точки зрения психологии вы свободны. У вас нет в душе якоря. Человек, в своё время отказавшийся от вербовки, потом отыщет нашего посыльного и сам попросит, чтобы его включили в список.

А другой, который добровольно пошёл с вербовщиком, по прошествии определённого времени потребует, чтобы его демобилизовали. – У гивистама снова клацнули зубы. – И ещё будет шумно заявлять о себе, как о пацифисте, не ведая, насколько противоречиво его поведение.

Второй помощник внезапно придвинулся к землянину. Это выглядело так неожиданно, что Уилл чуть отшатнулся. Он знал, что обычно гивистамы предпочитают держаться так далеко от землян, как только возможно.

– Говорю вам прямо, Уилл Дьюлак: вы не знаете сами себя. Вы не знаете, чего хотите, что станете делать в следующую минуту. Вы не знаете даже, кто вы и что вы. Ваша судьба – это тайна, окутанная мраком.

Уилл глянул прямо в лицо второму помощнику.

– Это и меня беспокоит, – пробормотал он.

– И нас тоже. В вас слишком много такого, что непонятно нам. К примеру, эта одержимость жёлтым металлом. Мы знаем, что он пользуется хорошим распространением в качестве обменного средства среди ваших племён. И ценность его, кстати, во многом связана именно с расколотостью вашего общества. В одном секторе люди голодают, а в другом пищи невпроворот. Несколько крупных племён распределили между собой всю искусственную энергию, получаемую на планете. А в других концах её люди не могут даже осветить себе жилища.

Одной из главных характеристик истинной цивилизации является справедливое и пропорциональное распределение по планете всех её энергетических и прочих ресурсов. Богатство отдельных разумных признаётся в рамках Узора. Однако лишь после того, как достигнут необходимый минимум для всего общества. У вас же всё по-другому. Возможно, отсюда и проистекает ваша склонность к агрессии. Это вам не должно льстить. Вы должны понять, что многие мои коллеги вообще не рассматривают вас как цивилизованную расу.

– Я это знаю. Не слепой.

– Вы привыкли к вооружённым конфликтам. Привыкли участвовать в войнах. Именно эта ваша одержимость насилием и беспокоит меня больше всего, и одновременно делает вас такими ценными солдатами в глазах нашего командования. Воинственность проникла во все ваши жизненные проявления, во все сферы деятельности и во все слои общества. Агрессия чувствуется даже в вашей повседневной деятельности, в брачных ритуалах, в том, как вы распределяете пищу и растите детёнышей. Во всём видна хорошо и давно укоренившаяся традиция. И несмотря на всё это, вы имеете довольно высокий уровень технологического развития. В области вооружений вы совершили ряд поистине удивительных прорывов по сравнению с прочими отраслями.

– Я думаю, что вы и ваши коллеги всё-таки переоцениваете нашу воинственность, – ответил Уилл. – Отнимите у нас оружие – и мы перестанем воевать.

– Вы так уверены в этом? Не думаю. Я видел некоторые из систем вашего вооружения. Как правило, в них встроена деталь, которую вы называете «предохранителем». Для того, чтобы заряд не разрядился случайно. Мои коллеги очень сомневаются, что внутри людей есть подобия таких же предохранителей. Может, они не правы. Однако я тоже сомневаюсь.

– Вы очень много рассказываете о мнении ваших коллег-соплеменников. А что думает о нас Кальдак?

Один глаз гивистама повернулся и стал обозревать спокойную лагуну, другой остался обращённым на землянина.

– Кальдак является командиром экспедиции и капитаном экспедиционного корабля. Это военачальник среднего звена. Массуд. Выделяется среди своих соотечественников философским складом ума, рассудительностью и спокойствием. Замечательное исключение из общих массудских правил, если можно так выразиться. Я думаю, что он до сих пор испытывает относительно вас противоречивые чувства. Серьёзные шаги предпринимает только тогда, когда этого требует непреложная необходимость. Это не значит, что он робок или нерешителен. Часто выдвигает предположения, которые мы очень ценим. Впрочем, ему трудно. Вы не можете себе представить, что чувствует массуд, которого назначили на невоенную должность. Как правило, экспедиции, подобные нашей, возглавляются гивистамами, юланцами, с’ванами или вейсами. Данная ситуация необычна.

Уилл взглянул на лагуну и спросил:

– Ну, и как долго всё это ещё будет продолжаться? Что там у вас думают по этому поводу? Здесь относительно тихо, но люди появляются, хоть и редко, но неожиданно. Я имею в виду рыбацкие суда, туристские яхты и так далее. Вы вынуждены в эти часы сворачивать все свои работы. Что, если вас всё-таки заметят и сдадут властям.

– Наша база безупречно замаскирована и до сих пор никем не была замечена. Те, кого мы вербуем и кто потом по той или иной причине отказывается с нами сотрудничать подвергаются действию безвредного препарата, в результате чего у них наступает амнезия и они мало что помнят о базе и о нас.

– Рано или поздно, – предупредил Уилл, – эти ребята встретятся где-нибудь в городе и сравнят свои расплывчатые воспоминания…

– К этому времени, я надеюсь, уже будет окончательно решён вопрос о том, что нам делать дальше: улетать из вашей Звёздной системы навсегда, – за что я всеми силами ратую, – или установить с вашей расой официальный контакт.

– Я рад, что мы работаем на достижение одной цели, – проговорил Уилл. – Пускай и по различным причинам. Когда экспедиция покинет Землю, мне будет многих из вас недоставать.

– Мне тоже, – ответил гивистам.

На этот раз ложь удалась рептилии вполне, будто это не он солгал, а умелый с’ван.

Глава 18

Уилл подружился с одним о’о’йаном, который стал ходить к нему и насвистывать традиционные мелодии своего народа. Уилл как раз записывал их на переносной магнитофон, когда вдруг перед ним появился Кальдак со своей Яруселкой. Несмотря на то, что это была его интимная подруга, Уилл был удивлён, застав их вместе во время рабочего дня: они должны были находиться в разных частях базы, Яруселка – в лабораториях, Кальдак – в своём командирском кабинете.

О’о’йан приветствовал вошедших привычным ему сигналом и незаметно улизнул в коридор. Уилл выключил запись и с любопытством взглянул на массудов.

– Что-то случилось? – спросил он.

Кальдак сел рядом с землянином прямо на пол, поджав колени к самому подбородку. Оба остроконечных уха подрагивали в унисон друг другу.

– Пропали три боекомплекта.

Уилл удивлённо вскинул брови.

– Что значит «пропали»?

– Для наблюдения за вооружением базы создана специальная инвентарная группа, – сказала Яруселка. – Время от времени она проверяет состояние боекомплектов и их число. Для этого каждый боекомплект закодирован таким образом, что его можно обнаружить и присоединить к общему числу на расстоянии. Сигнал посылается источником питания. Несколько часов назад сигналы трёх боекомплектов заметно ослабли. В инвентарной группе решили, что источники питания «сели» и требуют замены. И когда лепар, которой поручили это сделать, пошла выполнять распоряжение, она обнаружила пропажу.

Расследование было тут же проведено и в ходе него мы установили, что ослабление сигналов было вызвано отнюдь не отработанностью источников питания, а… расстоянием. Словом, пропавшее оружие находится на материке.

Уилл задумался, потом сказал:

– У вас же по ночам переправляются туда гивистамы и с’ваны из разведывательно-исследовательской группы. Что, если это они?

– Никто из них не носит с собой оружия. Никто не имеет право выносить с корабля и с базы оружие без разрешения. Даже солдаты-массуды. Но в любом случае весь персонал базы уже отчитался перед нами.

Кальдак мрачно проговорил:

– Это дело рук людей.

– Видимо, да, – согласился Уилл и отставил магнитофон в сторону. – Вы рассчитывали на моё удивление?

– Что вы хотите этим сказать? – не понял Кальдак. – Я знаю только одно и рассчитываю только на одно: что оружие будет возвращено на место. Землянам была предоставлена возможность иметь дело с достижениями технологии Узора исключительно в целях подготовки к борьбе с амплитурами. Ничто иное не подразумевалось.

Кальдаку в лицо упёрся удивлённый взгляд землянина, на что он ответил тяжёлым взглядом своих серых глаз.

– Вы пойдёте с нами и поможете устранить эту проблему.

– Пойти с вами? – ещё больше удивился Уилл, перевёл взгляд на молчавшую Яруселку, потом опять посмотрел на Кальдака. – Вы что же, самолично собираетесь на материк?! Вы разве забыли, что мы решили уж давно: на человека могут более или менее походить, – да и то ночью, – из всех вас только с’ваны!

– Когда речь идёт об оружии, это касается только массудов. Никто из моих солдат не знает землян так хорошо, как я, поэтому идти необходимо именно мне. Если бы было возможно, я бы взял с собой пару чиринальдо. Надеюсь, теперь вы понимаете, насколько всё серьёзно.

– Чиринальдо?! – Уилл чуть не задохнулся. – Да легче было бы слона замаскировать под человека!

– Мы будем признательны за все предложения.

Композитор задумался. Если смотреть в спину массуду с некоторого расстояния и ночью, то его, пожалуй, можно принять за высокого человека, но… Но группа массудов вызовет здесь такие же подозрения, какие бы вызвала команда баскетболистов-профессионалов в Бангкоке. В отличие от лиц с’ванов, их заросшие короткой шерстью крысоподобные морды ничем нельзя будет замаскировать. Оставался единственный выход – держаться всем в тени и передвигаться только нелюдными улочками. Да, они действительно пропадут без его помощи.

К тому же Кальдак предложил ему пойти с ним не в вопросительной форме, а скорее в утвердительно-приказной.

* * *

Он был удивлён, когда безупречно замаскированный челнок, показавшийся на материке к югу от Белиз-сити, не пошёл на посадку, а полетел дальше в глубь материка. Пеленгационное устройство проследило пропавшее оружие вплоть до столицы Бельмопана. Лететь туда было недолго. Страна была настолько мала, что её можно было пересечь за один день на автомобиле. Было решено совершить посадку как можно ближе к месту назначения, в то же время не засвечиваясь перед местными жителями. Огромный пустырь, приспособленный под автомобильное кладбище, особенно приглянулся тем, кто находился внутри челнока. Приборы рассчитали точное посадочное место между ископаемыми скелетами разбитых автобусов и покорёженными и смятыми в лепёшку легковушками.

Как только челнок приземлился, из десантного люка выскочило около десятка солдат-массудов, которые рассредоточились за кузовом сгоревшего грузовика. Осторожно ступил на землю и Уилл. Если бы они приземлились в подобном месте в Штатах, им пришлось бы иметь дело с собаками и сторожами. В Бризе колючая проволока считалась достаточным средством отпугивания воров.

Уилл прошёл вдоль всей колючей ограды и в одном месте увидел, как ветвь дерева пригнула один ряд. Моля Бога о том, чтобы колючая проволока не оказалась подведённой к току, в чём нельзя было быть уверенным, он подпрыгнул, ухватился за толстый сук, подтянулся на руках и перекинул своё тело на другую сторону ограды.

Обернувшись, он махнул рукой массудам. Те осторожно приблизились к проволоке, но остановились и стали негромко переговариваться между собой. Уилл тревожным взглядом окинул кладбище автомобилей.

– Ну, чего вы там. Давайте ко мне.

– Мы не сможем этого сделать, – ответила за всех Яруселка.

– Да чего тут делать-то?!

– Перебраться через проволоку, как вы.

Уилл изумлённо вскинул брови. Пригнутый проволочный ряд и ветка дерева находились от земли едва в семи с половиной футах. Ухватиться и перелезть было проще простого.

Она показала ему свою правую руку.

– У нас не настолько сильные пальцы, чтобы удержать тело на весу и перебросить его на другую сторону.

– Чёрт возьми! – выругался вполголоса Уилл. Вокруг пока всё было тихо и спокойно. Если здесь и был где-то сторож, то, очевидно, напился и спал в своей будке. – Тогда жгите! – сказал он.

Он знал, что при них есть оружие, для которого несколько рядов колючей проволоки – не преграда. Оставалось надеяться только на то, что огня не увидит никто из местных.

Массуды, ещё немного посовещавшись, последовали его совету и прожгли в колючей ограде достаточную дыру для того, чтобы можно было, пригнувшись, выбраться с кладбища машин. Пока Яруселка подстраивала пеленгатор, который указывал им направление дальнейшего движения к месту нахождения похищенного оружия, Уилл обозревал окрестности, сгрудившихся пришельцев и прикидывал, какую ко всей этой сцене можно было бы придумать музыку. Композитор вёл пришельцев по самым глухим улочкам и самым тёмным аллейкам. Только однажды они наткнулись на местного жителя. Слава Богу, это оказался пьяный. Увидев перед собой угрюмое лицо композитора и неясные, но огромные силуэты за его спиной, пьянчуга предпочёл тут же ретироваться в боковой переулок, не издав ни единого звука. Яруселка остановилась у одного забора, показала Уиллу на датчик своего пеленгатора и сказала:

– Где-то здесь.

Узкая аллея вела на задний двор какого-то бесформенного, двухэтажного, деревянного строения. С водосточной трубы на бетонный фундамент стекала вода. Вокруг темнели кучи грязи и мусора. Мелкий моросящий дождь лил с рифлёной крыши вниз, собирался на земле в ручейки и исчезал в ближайшей канаве.

К маленькому заднему крыльцу с козырьком вело несколько деревянных ступенек лестницы. Дальше была дверь с сеткой, сквозь которую просматривался тускло освещённый коридор.

– Позвольте пеленгатор, – попросил Уилл у Яруселки.

Та, немного помедлив и глянув на Кальдака, отдала.

– Видите, свет в коридоре? Если там кто-нибудь есть, вас засекут. Я войду сам и попытаюсь выяснить в чём дело.

– У них оружие, – напомнила она ему.

– Это ещё не значит, что они умеют с ним обращаться. Вообще я думаю, что они спёрли его только для того, чтобы продать технологию.

– Я пойду с вами, – твёрдо прошептал Кальдак.

– Нельзя! А что, если кто-нибудь вас увидит?

– Найти оружие – мой долг. Ставки очень высоки, и я не хочу напрасно рисковать.

– Хорошо. Тут вы командир.

Кальдак перебросился парой фраз со своими. Один из солдат присоединился к нему, остальные отошли в тень у забора. Дверь в дом оказалась незапертой.

«Это же Белиз, – напомнил себе Уилл, – а не Чикаго». Следуя показаниям пеленгатора, они вошли внутрь и повернули к лестнице.

– Ну, что скажете? – услышал он сзади шёпот Кальдака. – Как вы собираетесь приблизиться к ним?

– Зависит от их реакции. Я ведь не вейс.

Голая, на длинном шнуре лампочка слабо освещала площадку второго этажа. Стены были оклеены огромными полосами дешёвых коричневых обоев, которые напомнили Уиллу слой начинки в торте. Пеленгатор провёл их к самой дальней комнате. Дав знак Кальдаку и его подчинённому отойти в тень, Уилл постучался в дверь. Достаточно громко, чтобы услышали, но не так, чтобы встревожились. Ответа не последовало, и композитор постучал ещё раз.

Изнутри послышался осторожный и не очень приветливый голос:

– Вам хоть известно, сколько времени? Мы уже заплатили за эту чёртову комнату!

– Меня зовут Уильям Дьюлак. Я не из администрации отеля, а с базы.

Пауза. Затем:

– С какой ещё базы?

– Шутить уже слишком поздно.

Дверь скрипнула и отворилась. Уилл сделал осторожный шаг внутрь комнаты. Перед ним стоял кряжистый небритый мужчина, который оглядел композитора с головы до ног. В коридор он даже мельком не посмотрел.

– Как вы отыскали нас?

Уилл уловил в комнате какое-то движение. Значит, кроме говорившего здесь находился ещё кто-то. Он взглянул на отворившего дверь мужчину. Нет, этого он не знал. Во всяком случае, он не из той первой десятки землян, которую Уилл набирал лично. Это его порадовало.

– С вами находится оружие с базы. Разве вам не объясняли, что ни одна вещь, произведённая на Узоре, не может быть вынесена за пределы базы?

– Что-то такое слышал, – ответил мужчина, раскрывая дверь шире. – Слушайте, mes amis, почему бы вам не зайти? Мы всё обсудим спокойно? – Усмешка раздвинула его щетинистый рот. – Вы ведь не один?

– Нет, – ответил Уилл и оглянулся на коридор.

Из тени выступили Кальдак и его солдат.

Мужчина непроизвольно отшатнулся, увидев их, но тут же овладел собой.

– Я так и знал, но не думал, что вы доберётесь до нас так скоро. Ганс говорил, что от вас так просто не улизнуть, но я не поверил. О’кей, enter, сколько вас там есть.

Массудам пришлось сильно нагибаться, чтобы пройти в низкую дверь. Внутри также не особенно-то можно было развернуться. Раковина, треснутое зеркало и пара смятых кроватей.

– А это Ганс, – сказал мужчина, открывавший дверь, показывая рукой на долговязого парня, лежавшего на одной из кроватей. – Мийоши в клозете. Меня зовут Жан-Пьер. Садитесь, и я вам всё объясню.

Уилл присел на краешек стула. Массуды остались стоять.

– И снова я спрашиваю: как вы нас отыскали?

– Любой предмет, взятый с базы, можно запеленговать. Вам не нужно знать, как именно.

– Не доверяете, да? Впрочем, не могу вас за это упрекать.

За небольшой боковой дверкой послышался характерный звук спускаемой в бачке воды. Затем дверь раскрылась и в ней появилась невысокая и непривлекательная восточная женщина. В каждой руке у неё было по пистолету. Рука Кальдака автоматически потянулась к поясу, на котором болталось личное оружие, но замерла, когда командир экспедиции увидел, что дуло одного из пистолетов женщины направлено прямо на него. Долговязый тут же скатился со своей лежанки, извлёк из-под неё два ружья, кинул одно своему небритому приятелю, а другое направил в грудь солдату-массуду.

– Нельзя кончать их здесь, – проговорила женщина. – Если утром найдут тела, будет много ненужных вопросов.

– Они будут сотрудничать с нами, – глядя на пришельцев, проговорил Жан-Пьер. – Вы так же заинтересованы в том, чтобы никому не раскрывать ваше присутствие, как и мы.

– Не понимаю, – медленно и раздельно сказал Кальдак. – Почему вы хотите убить нас? Мы не желаем нанести вам вреда. Мы хотим только вернуть назад оружие.

– Но мы-то этого не хотим, – не улыбаясь, ответил небритый. – Раз мы его взяли у вас, значит оно нам зачем-то ведь нужно, ne c’est pas? – Он глянул на женщину. – Пока у нас их пушки, они всегда найдут нас.

– Пусть попробуют найти в Нью-Йорке или Нагое, – усмехнулась она и показала дулом одного из пистолетом на дверь. Уилл инстинктивно поднял вверх обе руки и стал двигаться к выходу.

– Не пойму никак, – пробормотал он. – Что здесь происходит?

Тот, кого звали Жан-Пьером, вначале проверил коридор, прежде чем выйти туда. За ним следовали Ганс и Мийоши, держа на мушке всех трёх пленников.

– Мы слышали о тебе. Ты – тот самый музыкант, который помогает крысам и ящерицам с самого начала. Ты, должно быть, умный парень, а всё ещё тормозишь! Тебе никогда не приходило в голову, что можно сделать, имея на руках ваши энергоружья и маскировку? Можно, например, вскрыть бронированный ящичек без большого шума и без таких глупостей, как отмычки. Понял, друг мой?

«Технологию продать! – с горечью вспомнил своё предположение Уилл. – А здесь всё, оказывается, гораздо проще! Как примитивно! Как по-земному!»

– Эти люди – обыкновенные воры, – сказал он на массудском. – Они украли оружие для того, чтобы с его помощью добывать деньги.

– Деньги? Опять эта ваша идиотская одержимость обменными знаками, – с горечью произнёс Кальдак, начиная спускаться по лестнице. – Может, им нужно ещё золото? Мы могли бы дать…

– Вы не понимаете. Есть такие люди, которым всегда недостаточно. И потом, не думаю чтобы они вам поверили.

– Но почему? С нашей точки зрения это будет выглядеть честным обменом.

– Они не поверят ни единому вашему слову, Кальдак. И мне тоже не поверят, будьте покойны. Они испугаются, что мы их обманем, заманим обратно на базу, а потом напичкаем их лекарством, вызывающим амнезию, и они обо всём забудут, как те рекруты, которые просятся домой! Сейчас мы в их власти, а подобные люди не разменивают власть на обещания.

– Но я сдержу своё обещание! Для нас же это выгодно в той степени, что и для них!

– Они этого не поймут. Вы слишком много требуете от этих людей, капитан.

Жан-Пьер задержался у основания лестницы и пробормотал:

– Пошли через чёрный ход во двор. Найдём машину. Лучше грузовик. Погрузим их, отвезём на ближайшее болото и там замочим. – Он оглянулся на Уилла. – Хорошо, что вы зашли в дом. Если бы пришлось палить на улице, сбежались бы зеваки.

– Почему бы вам не плюнуть на всё это? – пытаясь говорить ровно и совладать с волнением, предложил композитор. – Только и делаете, что рискуете каждую минуту. – Верните оружие на базу и присоединяйтесь к той тренировочной группе, в которую вы были зачислены. Массуды не помнят зла. Пока ещё не поздно, и вы ничего не успели натворить. Решайтесь же!

– Non. Коней на переправе не меняют. Боюсь, мы будем следовать первоначальному плану.

– Тогда просто отпустите нас. Мы не станем вас преследовать. Хищение оружия можно скрепя сердце забыть ради продолжения основной работы на базе. Сами должны понимать, что для нас важнее: гоняться за вами или работать.

– Нам говорили, что у пришельцев идёт какая-то война, – раздался за его спиной женский голос. – У нас тоже есть кое-какие счёты, которые необходимо свести.

Уилл сник. В принципе, во всём этом не было для него ничего неожиданного. Оставалось удивляться только тому, как подобное не стряслось гораздо раньше. Вербовавшиеся рекруты не были альтруистами, но не были и такими жадными, как эти. Среди новых военных союзников пришельцев было много недовольных жизнью, иконоборцев с тёмным прошлым. Просто неудачники и не нашедшие счастья на Земле бедолаги, отшельники и добровольные монахи, наконец, парочки, бегущие от законных супругов. Им предлагали новую дорогу в жизни и новый смысл этой самой жизни в рамках Узора. Этих троих ведь тоже привёл на базу кто-то из вербовщиков. Значит, посчитал, что они подходят Узору по каким-то качествам. Однако они сделали собственный выбор. На свой страх и риск. Решили отказаться от чужой войны и вести свою – среди соотечественников. Из-за денег… Уилл сочувствовал Кальдаку. Он и сам хотел бы оказаться на месте пришельца и, изумлённо озираясь по сторонам, ничего не понимать в происходящем. Но Уилл всё отлично понимал, ибо был землянином. И от осознания этого становилось только тяжелее на сердце. Жан-Пьер открыл дверь с сеткой, выглянул наружу и оглядел улицу от конца до конца. Уилл затаил дыхание. Наконец, небритый дал знак всем двигаться вперёд. Композитор еле удерживался от того, чтобы не глянуть в сторону забора.

– Стой! Надо здесь их кончить, – передумала женщина. – Не нужно никуда везти. Я свалю их в канаву и закрою чем-нибудь, а Ганс пойдёт искать для нас машину.

Немного подумав, Жан-Пьер согласно кивнул и повёл пленников к кустам.

– Надеюсь, без обид, mes amis? У нас ведь нет выбора.

– Нас хватятся, – предупредил его Уилл. – Это Кальдак, командир экспедиции и начальник базы.

Жан-Пьер пристально вгляделся в лицо массуда.

– Commandant, eh, да? Тем хуже для тебя.

– Нас станут искать, – продолжал Уилл. – Вас из-под земли достанут, ребята, клянусь!

– Пусть поторопятся, потому что утром нас ожидает самолёт на Мехико. Не могут же эти крысята гоняться за нами по всему белу свету, а? Вот то-то и оно! Ничего у них не выйдет. Ну, куда им совать свои рыла в приличный огород? Сам посуди, игруля.

– Вы всерьёз думаете, что вам удастся протащить это оружие через таможню?

– А почему бы и нет? Очень красивые игрушки! Они не похожи на настоящее оружие. Мы всем скажем, что выкупили их у киношного декоратора. Говорю тебе: всё пройдёт как по маслу, ты уж за нас не волнуйся! – Они уже почти подошли к забору. – Я скажу, что нам нечего заявлять в декларации. Ты же знаешь здешних таможенников! Они не станут даже открывать наши… Он не закончил фразу. Неожиданно для всех из тени со всех сторон выступили массуды. Послышался неприятный щелчок, похожий на треск молнии. Влажный ночной воздух наполнился запахом горелого мяса. Уилл, который никогда в своей жизни не проходил никакой военной подготовки, сделал самое простое и лучшее, что только мог сделать – бросился ничком на землю. Оружие больше не пускалось в ход. Очевидно, пришельцы сумели вышибить его из рук воров. Закипела рукопашная. В грязи катались, сцепившись и осыпая друг друга ударами, массуды и земляне. Через Уилла со стоном перекатился один из солдат. Послышался характерный хруст сломанной кости, сопровождаемый диким визгом. К ужасу своему Уилл увидел, что трое предателей-рекрутов побеждают! Массудам до этого не разу не приходилось сходиться в рукопашную со своими новыми союзниками и братьями по оружию. Возможно, средний массуд бегал быстрее среднего землянина, однако это качество не имело ровным счётом никакого значения в драке, которая сейчас разгорелась. Крепкие, мускулистые земляне были не только сильнее, но и поворотливее. Кальдаку и двум его солдатам удалось заломить руки Жан-Пьера и сковать его. Остальные пытались прижать к земле неистовствующую женщину. Один массуд, – кажется это была особь женского пола, – лежала у кустов со сломанной ногой. Другой солдат укатился в канаву и не шевелился, очевидно, потеряв сознание. В какую-то секунду третий из воров, которого звали Гансом, понял, что на него никто не нападает. Он бросился к своему энергоружью.

Дико оглядевшись по сторонам,Уилл заметил пистолеты, выбитые солдатами из рук женщины. Инстинктивно композитор подхватил с земли один из них и направил на долговязого немца. Пистолет не производил впечатления мощного оружия. Действительно, он был лёгок, прост в конструкции и больше напоминал игрушку.

– Не смей! – крикнул Уилл. – Игра окончена!

Ганс то ли не слышал этого окрика, то ли сделал вид, что не услышал.

Он взял с земли ружьё и стал разворачиваться. Позже Уилл никак не мог восстановить в памяти последовательность событий, происшедших в эти несколько секунд. Он помнил только, что немец наставил дуло ружья на трёх массудов, сдерживавших вырывавшегося и ругающегося на чём свет стоит Жан-Пьера. Средний и указательный палец правой руки немца отыскали зубец, который выполнял роль спускового крючка… Всё это достаточно ясно говорило о его намерениях. Ждать больше было нечего, и Уилл выстрелил первым. Он был каюном, а значит, с детства знал, как обращаться с оружием. Словом, рука не дрогнула.

Тонкая пурпурная полоска ударила в тело Ганса, который прицеливался из своего ружья. Попадание сопровождалось звуком, похожим на тот, который издают натянутые подтяжки, когда толстяк шлёпает ими по своему пузу. Ганс нелепо дёрнулся всем телом и рухнул на колени. Дуло инопланетного ружья упёрлось в землю и пару секунд не давало упасть уже трупу на землю. Потом тело Ганса качнулось и медленно сползло по ружью вниз. Мертвец лежал, свернувшись комочком вокруг оружия. Уилл стрелял с колена. Теперь он поднялся, не спуская оцепенелого взгляда с тела, скорчившегося перед ним в позе эмбриона. В ушах звенело. Кальдак раскрывал рот. Композитору показалось, что командир экспедиции орёт на него. Затем высокий и стройный пришелец подошёл к землянину. Уилл сразу почувствовал исходящий от вспотевшего Кальдака резкий мускусный запах.

– Благодарю вас, Уилл. – Серые кошачьи глаза и зубастая пасть бегали в нервических подрагиваниях. Неравномерно дёргался и кончик носа. – С вами всё в порядке, друг мой?

Ещё не пришедший в себя, Уилл примерно с минуту переваривал в голове эту фразу пришельца, пытаясь уловить в ней смысл. Наконец он глухо отозвался:

– Да. Вот, возьмите.

С этими словами землянин передал массуду пистолет. Пока сковывали понадёжнее двух взятых в плен воров, они источали страшные ругательства, по крайней мере, на трёх языках. Кальдак отдал короткое приказание, и двое солдат подхватили тело человека, которого убил Уилл. И хотя у сотрудников отдела по борьбе с особо опасными преступлениями полиции Бельмопана могло вряд ли оказаться богатое воображение, всё же нужно было убрать всё, что могло бы навести на странные вопросы.

На обратном пути к кладбищу автомобилей женщина предприняла отчаянную попытку побега. Она неожиданно лягнула идущего впереди массуда по ноге и перескочила через его скорчившееся тело прежде, чем кто-либо успел задержать её. Впрочем, у неё не было шансов по двум причинам. Во-первых, за спиной были связаны руки, а во-вторых, ей следовало бы знать, что в беге с массудами лучше не соревноваться. Вскоре её притащили назад, рвущуюся во все стороны и яростно ругающуюся на площадном японском. Для пострадавшего солдата соорудили временный костыль, как и для тех, кто пострадал во время схватки на заднем дворе отеля. После попытки побега массуды зорко следили за своими пленниками. Те, кто оставался на борту посыльного челнока, никак не ожидали встретить своих коллег такими измученными и избитыми. Пилот нервно смотрел за тем, когда закроется люк за последним пришельцем. Ему не терпелось улететь из этого подозрительного места. На горизонте уже появились первые признаки рассвета, а при дневном свете маскировка судна была малоэффективна.

Массуды без сил повалились в свои кресла. Они были измождены не только физически, но и морально. Всем было ясно, что если бы Уилл не вывел из строя того третьего землянина, их бы одолели, несмотря на численное превосходство. До сегодняшнего дня они ощущали себя лучшими солдатами, первыми и главными защитниками Узора, воинами, на которых полностью полагались гивистамы, вейсы, с’ваны и прочие расы, на которых лежала почётная обязанность не допустить к сердцу союза орды амплитуров. А сегодня… Их едва не заломили земляне, которых было почти втрое меньше! Земляне, не прошедшие даже предварительных тренировок, не имевшие никакого боевого опыта! Что, если бы изменниками оказались прославленные ветераны Васариха? Массудам был преподнесён тяжёлый, унизительный урок. Драка закончилась гибелью разумного. Землянина. И убил его другой землянин. Об этом также мучительно размышляли массуды. Могли ли они поступить так же с соплеменником, даже принимая во внимание сложившуюся обстановку?.. Ведь не могли!

Всю обратную дорогу до базы Уилл был погружён в тяжкие раздумья. Ребёнком он часто охотился в болотах юга США, стрелял «во имя обеда», видел, как свежует и потрошит дичь дедушка.

Он вмешался, чтобы спасти своих друзей, чёрт возьми! Всё произошло так неуловимо быстро. На инстинктивном уровне. Голова болела от этих дум.

В лагуне Лайтхауз-Риф возвращения посыльного судна ожидала группа вооружённых землян. Они весьма нелюбезно встретили своих пленённых собратьев. Те немногие массуды, которым не требовался врач, присоединились к конвою. Они медленно шли по коридорам базы, вдыхая знакомые запахи. Попадавшиеся по пути сотрудники базы с изумлением озирались на них. Вид у массудов был неважный. Возвращение оружия досталось тяжёлой ценой. Им требовалось не только восстановление нервной энергии, а кое-что посерьёзнее.

Уилл шёл вместе со всеми и продолжал размышлять о происшедшем. Необходимо всё держать в большой тайне. Не для того, чтобы предотвратить возможный рецидив, – уже давно было издано распоряжение об усилении охраны оружия, – а для того, чтобы предотвратить возможный обвал доверия среди массудов.

Скамья с шелестом прогнулась и подстроила свои плавные изгибы под контуры тела землянина, когда Уилл сел. Его больше не тошнило, но голова и живот продолжали беспокоить.

Перед его мысленным взором всё никак не бледнела драматическая картина падения долговязого Ганса после его выстрела.

– У вас не было выбора, – послышался над ним голос Кальдака. – Если бы им удалось ускользнуть в крупный городской комплекс, мы ни за что не вернули бы оружие на базу. Более того, продолжать исследования здесь было бы слишком рискованно.

– Я знаю, – шёпотом ответил Уилл.

Командир опустился на скамью рядом с ним, и та тут же подстроилась под новое тело.

– Где вы научились так стрелять? Со времени первой нашей встречи вы только и повторяли, что презираете насилие любого рода. Командир неудачно повернулся и придавил большую ссадину на бедре, которую получил во время драки. С приглушённым стоном он поменял позу. Уилл тяжело вздохнул.

– У нас, каюнов, каждый ребёнок учится обращаться с оружием ещё раньше, чем научится держать в руке ложку.

– Понимаю. – Кальдак глянул в коридор. Пленники и конной исчезли за дальним поворотом. – Если бы вы не убили того человека, со всеми нами произошла бы катастрофа. Трое против восьмерых, не считая вас, и мы всё равно проиграли бы. Вы сделали то, что было необходимо сделать.

Он замолчал на минуту, о чём-то размышляя. Потом продолжил:

– Никто из моих солдат с базы не был на Васарихе. Мы до сих пор не имели возможности видеть землян в бою. Мы не были готовы к… – Он запнулся, подбирая нужное слово и умоляюще глядя на свой транслятор:

– К столь дикому сопротивлению. Мне бы очень хотелось понаблюдать за тем, что может сделать и на что способен хорошо натренированный и подготовленный земной солдат; солдат, который избрал убийство своих соплеменников профессией; солдат, который извлекает удовольствие из убийств, жаждет быть мастером своего дела и добивается этого! Эту мысль я нахожу одновременно волнующей и пугающей.

Губы Кальдака разъехались в стороны, обнажив зубы. Это было подобием грустной улыбки.

– Среди народов Назначения лучшими солдатами считаются криголиты. Они ещё никогда не обманывали надежд Амплитура. Но теперь, я думаю, их ждёт большой сюрприз. Я даже не уверен, что поставил бы на молитара в схватке с подготовленным профессионалом из числа землян. Он спокойно взглянул на Уилла.

– Кстати, угроза подобного происшествия, очевидно, висела над нашими головами с самого начала. Почему же вы не предупредили нас?

– Мне это как-то и в голову не приходило. Я полагал, что с рекрутов будет достаточно золота. Поверьте: земляне далеко не все таковы, как эти трое!

– Да, вы всегда проводили эту мысль.

– Ну, есть, конечно, какой-то жалкий процент… В любом обществе всегда присутствует антисоциальное меньшинство, с которым неприятно иметь дело…

– Далеко не в любом обществе, позволю себе утверждать, – мягко возразил массуд.

У Уилла ёкнуло сердце. Он понял, что из-за одного идиотского случая может рухнуть в грязь вся его сложная аргументация, используя которую вот уже в течение многих и многих месяцев, он пытался доказать пришельцам, что нет во Вселенной более миролюбивых существа, чем земляне. Трое бандитов, возможно, уже свели на нет все его труды!

– Надо было быть последними дураками, чтобы рассчитывать на то, что это сойдёт им с рук, – пробормотал он, едва удержавшись от того, чтобы сплюнуть себе под ноги.

– Их поведение не напоминало поведение умалишённых, – возразил Кальдак, задумчиво глядя на землянина. – Скорее, наоборот: они вели себя вполне рассудительно, расчётливо и уверенно.

«Придётся теперь напрягаться гораздо больше», – с грустью подумал Уилл.

Сегодня его точка зрения пошатнулась, но не обвалилась. Воспоминания об этом неприятном случае вскоре изгладятся. Сосредоточенно разглядывая пришельца, композитор в который раз уже пожалел о том, что в юности занялся музыкой, а не психологией.

Ему было интересно, что думает Кальдак, каковы его мысли и переживания. Уилл спросил об этом пришельца.

– Я думал сейчас о том, что являюсь капитаном корабля и хочу вернуться и исполнению своих непосредственных обязанностей.

– А я бы охотно плюнул на всё и заперся в своём салоне, чтобы сочинять музыку. Обстоятельства, однако, сложились так, что мы оба не имеем возможности заниматься тем, чем хотели бы.

Кальдак с минуту о чём-то сосредоточенно думал. Потом заговорил:

– Интересно было бы понаблюдать за реакцией представителей неразвитых народов на открытие перед их глазами огромных галактических просторов, всей красоты космоса, на приобщение их к высотам, достигнутым зрелыми цивилизациями… Я вот думаю… Вам тоже, наверно, было бы любопытно взглянуть на всё своими глазами, а?

Уилл растерялся.

– Что вы имеете в виду?

Кончик носа у командира замер. Взгляд серых кошачьих глаз пронзил композитора насквозь.

– Хотели бы вы отправиться на Васарих?

Покинуть Землю?! Смотреть на то, как родная планета, родной дом, стремительно уменьшается в размерах и постепенно сливается с многозвездьем космоса? Сотням рекрутов уже знакомы эти чувства. Почему бы и ему не попробовать? Это означало, что ему пришлось бы на время вообще забыть о музыке… Но зато какое вдохновение, какие удивительные темы может он повстречать на космических просторах?..

– Я подумаю над вашим предложением.

– Вы можете вылететь прямо со следующей группой рекрутов, – ответил Кальдак. Ему понравилась реакция землянина.

Глава 19

Уилл довольно быстро покончил со всеми делами на катамаране: закрыл все помещения, задраил все люки, упаковал парус, спрятал солнечные батареи, убедился, что оба якоря надёжно держат судно на месте, и оставил лаконичную записку для особенно любопытных: «Уехал на материк. Буду через несколько дней». Это должно было убедить любого туриста или рыбака в том, что катамаран не покинут, что хозяин где-то рядом и находится в добром здравии. В любом случае бесхозный катамаран не привлечёт здесь столько внимания, как, скажем, в Канкуне.

Ватолой пообещал землянину, что присмотрит за его судном. Полёт челнока в обычном пространстве походил на полёт большого самолёта в немного нелётную погоду. Чувство устойчивого ускорения сопровождалось слабенькой тревогой от каждого виража или резковатого толчка. Полёт же в режиме, который капитан челнока с’ван назвал «субпространством», был ни на что не похож. Уилл вообще не мог понять, движутся ли они в какую-нибудь сторону и если движутся, то с какой скоростью. Ему упорно казалось, что они неподвижно зависли в одной точке. На борту челнока находилось несколько сотен завербованных рекрутов с Земли, которые оживлённо переговаривались между собой, не умолкая ни на секунду. Само путешествие в космосе не повергло их в шок, как полагал композитор. Видимо, после знакомства с базой их уже ничем нельзя было удивить.

Рекрутов набирали из десятков разных стран. Несмотря на это, они не испытывали никаких трудностей в общении между собой, ибо трансляторы справились с испанским, английским и другими земными языками не хуже, чем они справлялись с языком гивистамов или, скажем, с’ванов. К тому же среди них постоянно мелькали вейсы, которые отвечали на возникавшие вопросы и успокаивали внезапно оробевших. Это были фермеры-бедняки из Гватемалы, учителя, студенты, европейские туристы и так далее. Все, собравшись в небольшие группки, оживлённо обсуждали будущее, о котором ещё пару-тройку месяцев назад никто из них и помыслить не мог. С завидной регулярностью проводились тренировки и ориентировочные лекции и собрания. Уилл поприсутствовал на нескольких из них, но вскоре разочаровался: военные темы ему были неинтересны. Впрочем, на что ещё он мог надеяться, сидя за партой с землянином, которого только для того и взяли в космос, чтобы сделать солдатом?

Первая остановка была возле планеты Мотар. Знаком особого уважения, которое пришельцы питали к композитору, явилось то, что они придали ему проводника не из числа гивистамов или о’о’йанов, как остальным, а с’вана. Его звали Ж’хай. Проводник, не дожидаясь расспросов со стороны Уилла, сам объяснил ему причину остановки:

– Здесь рекруты-земляне пройдут предварительную боевую подготовку. Мотариане отличаются высоким уровнем интеллекта, однако темпы их воспроизводства чрезвычайно низки. Если честно, то для нас остаётся загадкой способ, при помощи которого им до сих пор удаётся поддерживать свою цивилизацию и не вымереть. Они млекопитающие и напоминают больше с’ванов, чем вас. Они безволосы и очень тучны. С’ван иронически кашлянул.

– Несмотря на их малочисленность, они являются весьма полезными членами Узора. Главный их вклад заключается в том, что они предоставляют войскам Узора свою планету под учебные плацдармы. Дело в том, что здесь можно встретить все типы рельефа и тем самым создать практически любую боевую ситуацию. Земляне – не единственная раса, представители которой здесь проходят обучение. – Он выглянул в иллюминатор. – Как только ваших соотечественников выгрузят, мы отправимся дальше. Не беспокойтесь, много времени это не займёт.

И снова огромный корабль провалился в субпространство. До Васариха добрались гораздо быстрее, чем до Мотара. Впрочем, Уилл не имел никакого представления о том, как далеко отсюда, – и в какой стороне, – находится родная Земля.

Приближаться к Васариху, однако, пришлось с большей осторожностью, чем входить в орбиту вокруг Мотара.

– Мне говорили, что вы обладаете некоторыми знаниями в области военной тактики, – комментировал композитору происходящее проводник. Уилл кивнул, соглашаясь. – Тогда вы поймёте, почему мы так осторожничаем. Главное: точно знать расположение войск Амплитура вокруг планеты, чтобы не угодить прямо в их скопление. Капитан должен выбрать тот сектор пространства, который редко навещается кораблями противника. Если расчёты окажутся верными, у нас будет неплохой шанс, выйдя из субпространства, не попасть под обстрел. Амплитуры тоже принимают все меры предосторожности возле этой планеты. В принципе весь вопрос в везении и правильном выборе места и времени. Всё на догадках и предположениях, на интуиции, которая составным разделом входит у нас во все пособия по тактике. Малейшая ошибка и – конец. Вход в субпространство и особенно выход из него – это не так-то просто. Нажать кнопку тут – последнее дело. Для произведения всех необходимых расчётов требуется время, а нажать кнопку всегда можно успеть.

– Мне это уже объясняли, – сказал ему Уилл. – Одного только не пойму. Почему корабли, находящиеся в обычном пространстве, не занимаются уничтожением целей на поверхности планеты?

– Ну, во-первых, все важнейшие базы на поверхности тщательно замаскированы. А потом ядерное оружие кораблей может уничтожить вдобавок и те объекты, которые обе стороны изо всех сил стараются сохранить. Наконец, системы поиска и наведения на поверхности планеты настолько совершенны, что корабль может быть испепелён прежде, чем произведёт первый выстрел по планете. Флот не станет атаковать наземные цели. Как подсказывает практика, это слишком дорогое удовольствие. Корабли используются в качестве транспортных средств. Для того, чтобы осуществлять перевозку снаряжения и личного состава. Даже для мощной цивилизации корабль, подобный нашему челноку, является дорогостоящим продуктом, которым нельзя рисковать неосмотрительно.

– Не забывайте также и о том, что амплитуры преследуют цель переманить разумных в свою веру, а вовсе не уничтожить их. Но мир, завоёванный при помощи ядерных вооружений, является, как правило, уже мёртвым миром. Они стараются победить ценой наименьших потерь не только со своей стороны, но и со стороны противника.

– А Узор когда-нибудь побеждал Амплитура? – спросил его Уилл. – Выкидывали когда-нибудь войска Назначения с планеты, которую они продолжительное время контролировали?

– Разумеется, мы имеем на своём счету несколько побед. Чтоб далеко не ходить за примерами, скажу, что последнее крупное поражение Амплитуру мы нанесли какие-то две сотни лет назад.

Это признание не шокировало Уилла. Не первый раз уже ему рассказывали, что эта война похожа на застарелую мозоль, так что он давно смирился с её немыслимыми пространственными и временными масштабами.

– После того мощного удара Амплитуру, однако, удалось перегруппироваться и перестроить свою тактику. С тех пор ни одна сторона не добивалась ощутимых результатов в свою пользу. Каждый из нас периодически находит новых союзников, изобретает новые системы вооружений… Всё это происходит в сопоставимых пропорциях, так что баланс сил за два века практически не изменился. – Ж’хай торжественно глянул на композитора. – Мы очень надеемся на то, что вам удастся в чём-то переломить ситуацию.

«Боюсь, вам придётся разочароваться в своих надеждах», – подумал Уилл, устраиваясь в кресле.

С’ван занял сиденье напротив.

– А на чьей стороне жители Васариха?

– На нашей, – ответил Ж’хай, поворачиваясь на кресле, чтобы лучше видеть собеседника. – Какая-то часть перешла в стан Амплитура, но большинство знать его не желает. Но вы ведь понимаете, что дело тут, как правило, не в свободном выборе. Вам уже говорили, что амплитуры обладают способностью внушения?

– Говорили.

Струйка холодного пота скользнула вниз по позвоночнику. Уилл с ужасом попытался представить себя на месте жертвы, которой передаётся воля неведомых пришельцев. Мысли выстраиваются в строгий ряд и испытуемому страшно хочется погрузить свои ноги в таз с едким раствором. Разумом он понимает, что тут что-то не так, что будет невыразимо больно, но тело не слушается его…

– Сами амплитуры участвуют в конфликте на Васарихе?

– Все секторы конфликта с Узором требуют присутствия представителей этой чудовищной расы. Они осуществляют наблюдение, отдают приказы и распоряжения, контролируют обстановку. Их очень мало. Но достаточно для того, чтобы всегда их подручные имели возможность получить от хозяев нужные «советы».

– Так же, как вы всегда имеете возможность посоветоваться с турлогами?

– Ничего похожего! Турлоги – наши союзники. Каждый у нас занимается тем делом, на которое больше способен. Кто-то воюет, кто-то производит вооружения и продовольствие, а турлоги вносят теоретические предложения, готовят анализы обстановки. Они никогда не стали бы пользоваться таким запрещённым приёмом, как контроль над сознанием разумного, даже если бы обладали способностями, которые позволяли бы им осуществлять это. «Контроль может принимать самые разные формы», – подумал Уилл, а вслух спросил:

– Вот вы говорите, что здесь, на Васарихе, амплитуров очень мало. Кто же воюет от их имени против вас?

– В основном криголиты. Есть также небольшой контингент молитаров. В каждой группе пленных попадается пара-тройка этих великанов. Их могучее сложение и прочие физические характеристики делают их великолепными вояками, но вот интеллект у них слегка подкачал… Это именно то, что надо амплитурам. И криголиты, и молитары являются союзниками Амплитура так долго, что никто не знает, присоединились ли они к Назначению добровольно или их к этому принудили. Впрочем, это неважно. Попав в объятия Назначения, раса уже обречена. Это правило, в котором, к сожалению, не замечено пока ни одного исключения. Для некоторых особых целей держат здесь и группу солдат-ашреганов. – С’ван искоса взглянул на Уилла. Тот инстинктивно вжался в кресло: челнок отделился от корабля-матки. – Вам когда-нибудь приходилось видеть ашрегана?

– Нет. А почему вы спрашиваете?

– Просто так.

Зазвучали дежурные сирены.

С’ван заметно взволновался.

– Готовимся к броску на поверхность планеты. Либо мы сейчас быстро спустимся, либо поблизости будет замечен вражеский корабль – и тогда придётся опять на время окунаться в субпространство. Вы сразу почувствуете…

Уиллу казалось, что они висят в пустоте, поддерживаемые мощным гравитационным полем корабля-матки, уже целую вечность. Словно креветка в супе.

Затем внезапно тьма в иллюминаторах сменилась искрящимся многозвездьем. Челнок устремился к поверхности планеты, словно камень из пращи. Облака, море и суша смешались в диком фейерверке, в котором невозможно было различить отдельные цвета и оттенки. Перед плотными слоями атмосферы челнок резко замедлился и выровнял курс. Напрягая изо всех сил глаза, Уилл тем не менее мало что видел. Разве что облака. Густые, непроницаемые барханы, зазывающие челнок в свои влажные объятия.

Челнок продолжал снижение. Вскоре внизу, в прорывах облаков, стала проглядывать земля. Суша и вода. Ничто не указывало на то, что этот красочный мир является эпицентром вооружённого конфликта между двумя великими союзами цивилизаций. Ж’хай продолжал исправно исполнять свои обязанности проводника-гида и неторопливо вводил композитора в курс дела:

– Уровень технологической цивилизации, которого достигла раса васарихов, на несколько порядков ниже вашего. До сих пор не налажено регулярных контактов между крупнейшими городскими конгломератами. Основное большинство главных городов находится на побережье. Война по существу ведётся в районе, который местные называют южными равнинами. Амплитур старается по возможности не задеть разрушением центры сосредоточения населения. Разумеется, и мы прикладываем к этому все наши усилия. Узор открыл этот мир несколько раньше Амплитура, поэтому основная часть аборигенов васарихов является нашими союзниками. Они участвуют в конфликте по мере своих скромных возможностей. В основном они заняты в службах обеспечения тыла. Это и продовольствие, и прочее подобное. Мы совершим посадку недалеко от северо-западного сектора оспариваемой зоны. В горах. Аборигены, которым повезло не попасть под перекрёстный огонь, уже давно забросили свои жилища здесь и перебрались в безопасное место. У нас здесь главная база. Запрятана в подножии гор. Там-то вы и получите возможность вдоволь наговориться со своими соплеменниками.

– Отлично, – ответил Уилл на языке с’ванов.

Вдруг его пробило осознание того, что в последнее время под влиянием обстоятельств он стал неплохим лингвистом.

Ж’хай глянул в иллюминатор.

– Заход на посадку – чрезвычайно рискованный манёвр. Расчёты должны быть предельно точными, а маскировка максимально эффективной. Вы даже представить себе не можете, насколько проще сбить челнок с земли при снижении, чем в космосе. А корабль-матка, который доставил нас сюда, уже давно укрылся в безопасности субпространства. Война – это в большей степени конфликт умов, чем конфликт вооружений. В этом мы оказываем посильную помощь массудам. Что же касается участия в боях и сражениях, то мы, – как, впрочем, гивистамы, о’о’йаны, вейсы и прочие, – этого просто не перевариваем.

Уилл глянул на с’вана. Выражение его лица было надёжно скрыто под курчавой чёрной бородой.

– Лично я очень счастлив тем, что моё участие в войне ограничивается рамками моей профессии.

– А какая у вас профессия?

Уилл понял, что об этом следовало спросить Ж’хая гораздо раньше.

– Военный разум. Эти два слова несомненно противоречат одно другому и тем не менее составляют определение моего ремесла. Я думал, вы знаете.

– Нет. Мне сказали только, что придают проводника-гида.

Глянув в иллюминатор, Уилл обомлел: челнок лавировал между горными утёсами с такой скоростью, что порой дух захватывало. Наконец показалась посадочная площадка гранитная скала. Однако, к изумлению Уилла, в самый последний миг она вдруг раскрылась и приняла внутрь себя небольшое судно. Загорелись красные лампы. Челнок оказался внутри просторной пещеры. Уилл только стал выбираться из своего кресла, как вдруг всю пещеру и челнок сотрясло от глухого удара, донёсшегося глухой волной от поверхности.

– Вот так! – пробормотал Ж’хай, глядя наверх. – Я так и знал, что у нас на хвосте висел самонаводящийся снаряд. Мы ещё успели скрыться. Очевидно, он взорвался, ударившись о гранитную скалу. Кому-то придётся, засучив рукава, прилично разгребать гранитную крошку. Уилла пробила испарина.

Через несколько минут композитор и его проводник уже входили в суетливый и шумный подземный мир. Всюду сновали пришельцы, – собственно, теперь Уилл не мог называть их этим словом, – и машины. У каждого была какая-то цель, какая-то задача. На первый взгляд складывалось впечатление, что здесь царит излишняя сумятица, – почти паника, – но Уилл воздерживался от характеристик. Некоторые наряды с эмблемами и знаками различия были уже знакомы композитору-землянину, но большинство он видел впервые. По дороге попадались массуды и гивистамы, о’о’йаны и лепары. Он кивал им как добрым знакомым. На представителей иных рас оглядывался, не в силах сдержать любопытство. Ж’хай повторял землянину новые названия, которые тот должен был запомнить. Уилл то и дело теребил транслятор, висевший у него на груди.

Они шли уже довольно долго по этому сложному комплексу, однако до сих пор Уилл не увидел ни одного земного лица.

– Здесь их почти нет, – объяснил Ж’хай. – В основном они на поле боя, где их уникальные таланты можно использовать с наибольшей выгодой.

– Но тогда почему здесь так много массудов? – спросил Уилл и показал рукой на троих долговязых солдат.

– По сравнению с землянами массудов очень много. Ведь пока в нашем распоряжении лишь небольшой контингент ваших соплеменников. А массуды принимают участие в войне всей расой. А раса эта, между прочим, проживает на десяти планетах! Разумеется, массудов много в действующих войсках, но многие служат и здесь, в тылу.

– Но мне обещали, что здесь я увижу землян.

– Увидите, увидите, а как же? – заверил его Ж’хай. – Я же сказал, что они на передней линии. Туда мы и направляемся.

– Прямо в бой?

Ж’хай глянул на него снизу вверх.

– Вы разве не этого хотели? Посмотреть на то, как воюют ваши соплеменники? Если таково ваше желание, то для того, чтобы удовлетворить его, вам придётся подвергнуть себя известному риску быть подстреленным. Вижу, вы колеблетесь, и сочувствую всей душой. Ведь сопровождать вас туда мне позволяет лишь полученная мной специальная подготовка. Другие мои соплеменники не способны на это. Попробуйте себя представить на моём месте хоть на минутку! Я ведь не землянин и не массуд. Впрочем, на самое поле боя мы не пойдём. Это мне не по силам, говорю сразу. Если вы передумали, то мы можем вернуться в порт и улететь на следующем же челноке. В голосе Ж’хая слышалась надежда на то, что землянин именно передумает.

– Нет, – твёрдо ответил Уилл. Взгляд с’вана тут же потух. – Я ненавижу войну не меньше вашего, однако специально прилетел сюда для того, чтобы увидеть, каково здесь завербованным вами рекрутам. Пока я всё не увижу собственными глазами, не улечу отсюда.

– Очень хорошо, – ответил Ж’хай и сострил, от чего Уилл улыбнулся. Когда возникала непростая ситуация, он всегда мог рассчитывать на то, что с’ван разрядит её очередной шуткой или просто остроумной и небрежно брошенной репликой. – Ваши соплеменники дислоцированы на передовой базе, которая находится не так далеко отсюда. Она располагается почти над той самой дорогой, которую используют криголиты для сообщения с одним важным васарихским городом, который находится отсюда на западе. – С’ван показал рукой. – Землян бросили здесь в бой, чтобы посмотреть: удастся ли им внести позитивные изменения в ситуацию.

– Ну и как они действуют?

– Не знаю. Я довольно долго отсутствовал. Ничего, подождите немного. Доберёмся до них, и всё сами увидите. – Голос с’вана становился всё менее уверенным. – Надеюсь, мы заявимся в период затишья.

Уилл поймал себя на том, что завидует с’ванам, гивистамам и прочим миролюбивым расам Узора. Перед ним стояла нелёгкая задача: убедить Кальдака и его начальников в том, что земляне являются столь же миролюбивой цивилизацией.

Они покинули базу через узкий туннель, сидя в бронированной машине, принципом движения которой было отталкивание от земли. Она неслась вперёд в нескольких футах от неровного скалистого пола туннеля. Туннель вскоре закончился. Горы остались позади. Потом они юркнули в продуваемую ветрами ложбину, которая пересекала полупустынную, открытую местность. Стрелок-чиринальдо помещался бесформенной глыбой среди своего вооружения в башне машины. Вдобавок к двум пассажирам он вёз в зону боя медикаменты.

– Ложбина обеспечивает надёжное укрытие от средств слежения дальнего радиуса действий, которыми располагают криголиты, – объяснил Ж’хай. – Наша машина слишком мала, чтобы тащить на себе ещё и маскировку. Воздушного наблюдения мы можем не бояться, ибо оно весьма ограниченно из-за малого числа аппаратов слежения, которые обе стороны имеют возможность держать в воздухе. Выведенные на орбиту планеты спутники наблюдения уничтожаются нами и противником с завидной регулярностью.

Ложбина стала резко сужаться по мере того, как машина приближалась к следующему комплексу сил Узора, который в уменьшенных размерах представлял собой копию главной базы. Здесь было заметно больше военной техники и вооружений, а процент массудов среди представителей иных рас существенно возрос. Однако и здесь Уилл не видел ни одного землянина. Он уже начал было отчаиваться, как вдруг одна соплеменница всё-таки появилась. Она подбежала к машине, из которой вылезали композитор и его проводник, чтобы обменяться парой фраз с чиринальдо, который, коротко кивнув ей на груз медикаментов, торопливо стал перезаряжать свои гелиевые баллоны. Её мундир пересекали две серебристые полоски, начинавшиеся у левого плеча, пробегавшие по груди и заканчивавшиеся под правой рукой. Кожа её отливала шоколадом, волосы и глаза были чёрными. Уилл ожидал увидеть грубость вместо красоты. Впрочем, поразмыслив, он решил, что второе не исключает первое.

– Я слышала, что вы везёте с собой важного гостя, – сказала она, глядя на Уилла, но обращаясь к с’вану.

– Это Уильям Дьюлак, – торжественно объявил Ж’хай.

Она тут же вскинула брови.

– Так, значит, ты и есть легендарный Дьюлак?! – воскликнула она без всяких церемоний.

«Легендарный?! – смущённо подумал Уилл. – Но я пишу музыку. Я композитор, чёрт возьми, а не легенда…»

Она добавила ему смущения, одновременно пожав его безвольную руку и крепко поцеловав в губы. И хотя он рассчитывал на более прохладное приветствие, против поцелуя возражать не стал.

– Я капитан Эчеваррия. Мария Эчеваррия, – сказала она по-английски с сильным акцентом. Энергия и возбуждение так и лезли из неё. – Миу рада познакомиться с тобой, сеньор Дьюлак. Здесь всем знакомо твоё имя. Его вдруг охватило сильное желание взобраться обратно в кабину машины, распорядиться отвезти его назад, на главную базу, там дождаться следующего челнока и убраться на Землю. Подобру-поздорову. Он увидел здесь совсем не то, что хотел увидеть, что ожидал увидеть, что надеялся увидеть… Уверенность, которая подкреплялась до сих пор надеждой, рухнула, и он уже не знал, стоит ли ему разочаровываться дальше.

– Вы капитан? – услышал он свой подрагивающий голос.

Он не был в состоянии отвести от неё онемелого взгляда.

– Si. Тебя это удивляет?

– Откуда вы?

– Из Мехико. Вообще-то я оказалась на Побережье потому, что хотела малость подзаработать, в поисках денег, понимаешь? Как тебе, кстати, мой английский? Говорят, что неплох, verdad?

Прежде чем Уилл успел что-то ответить, она выпалила пару коротких фраз на языке с’ванов. Ж’хай также коротко ответил ей и откланялся. Уилл посмотрел ему вслед, но тут девушка схватила его за руку и потащила в обратную сторону.

– А что? Мне лично нравится. Никогда, конечно, и думать про такое не могла, но… В общем, каждому стоит попробовать. Только со званиями тут всё как-то несерьёзно.

– Значит, вы капитан…

Он словно зациклился на этом слове, настолько оно и весь облик этой землянки его потрясли. Она прижималась к нему. Чувствовалось тепло, исходившее от её тела. Впрочем, чувствовалась и её жёсткость, сила.

– Что-то вроде этого… Мы сами свои звания используем. У них этого нет. Командиры занимают набли… наблюдательные позиции. Это они сами так называют. Так что я что-то вроде капитана-наблюдателя. Мне это не нравится. Слишком сложно.

Коридор, по которому они шли, был забит гивистамами, о’о’йанами и массудами. Уилл увидел даже фигуру одного бир’римора, но землян не было.

– А где остальные? И пожалуйста, не называйте меня легендарным.

– Шутишь? – Она отпустила его и ускорила шаг. – Ведь это ты всё затеял! Ведь это благодаря тебе мы получили такой шанс в жизни! Если бы не ты, никого бы из нас тут не было. Мы сидели бы у себя на Земле и прозябали бы. Как делали это перед тем, как нас отыскали вербовщики. С этими словами она смачно сплюнула на сторону, чем несказанно шокировала Уилла.

– Вы служили в мексиканской армии? – рискнул он продолжая дивиться её бесцеремонности.

В ответ она вдруг во всё горло расхохоталась. Было как-то странно слышать этот знакомый земной звук в такой неземной обстановке.

– Кто, я? Ты что, смеёшься?! – воскликнула она. – Баба в мексиканской армии?! Ты что, никогда не слышал слова «мачизмо»? Откуда ты такой?

– Из Нового Орлеана.

– А, слыхали!.. Большой город. Кто знает, может, когда-нибудь и я там побываю. Но сначала нужно сделать здесь работу. Здесь не так уж и плохо. Они не забывают платить золотом, как и было обещано. Поначалу мы все тут были подозрительны, но потом стало ясно: тут тебя не обманут. И дело не в том, что они тут все наивные. Просто другая мораль. Получше нашей будет, это уж я тебе точно говорю!

– Они заставляют вас лезть под обстрел вместо себя. Не уверен, что это высокоморально…

– Ну, видишь ли… Каждый думает так, как ему нравится, правильно? Но ты не пойми меня превратно. Мы воюем не только за деньги. Из того, что я слышала, эти амплитуры сильно смахивают на банду pendejos grandes. Что до меня, то я пока ещё ни одного не видала. И никто из нас не видал. В основном попадаются эти козлы-криголиты… Так себе ребятишки, кушать можно. Они-то, конечно, думают, что они самые крутые! Вернее, думали, пока с нашими не повстречались. Массуды – хорошие солдаты, но я тебе точно говорю: там, где я выросла, они и недели бы не протянули! Слишком осторожничают. Ты понимаешь, что я имею в виду? Когда видишь, что на тебя прут два клопа с энергопистолетами, времени на стратегию и прочее в том же роде не остаётся. От тебя требуется только одно – реагировать. И по-быстрому. Массуды так не привыкли. Чиринальдо в этом отношении чуть посноровистее, но они слишком большие и их срезают одного за другим за милую душу, если слишком высовываются. Поэтому они в основном сидят за бронёй и орудуют такими пушками, какие нам на Земле и не снились. «И вейсы» и «Флаггеры» называются. У криголитов тоже неплохое оружие. Если бы несколько систем в своё время оказались бы в руках Панчо Вилья, мы, пожалуй, попросили бы у вас Калифорнию обратно. Она хитро глянула на ошарашенного композитора и весело засмеялась.

Тут-то Уиллу наконец удалось ввернуть своё словечко:

– Вы что, сейчас здесь одна?

– Почти все сейчас отстреливают клопов, но и здесь несколько ребят вертится. Меня попросили встретить тебя. Хочешь на передовую? Мы обо всём позаботились, можешь не волноваться. Волосок не колыхнётся, это я тебе обещаю! Мы тебя будем беречь пуще глаза, ведь благодаря твоим усилиям…

– Нет! – вскричал Уилл, дико вращая глазами.

Заметив её изумление, он продолжил уже более спокойно:

– Не знаю, благодаря чему вы здесь находитесь, но только не благодаря мне! Я выступал за то, чтобы сюда не посылали наших людей! Это не наше дело, не наша война! Нам не стоило вмешиваться… Необходимо убраться отсюда побыстрее, пока…

– Пока что, парень?! Что ты тут мелешь?! Платят они что надо. Может, у них забавные рожи и уши, но это классные ребята, пойми! Они… Они влюбились в нас! Никого здесь не волнует, что ты делал на Земле, кем ты там был и гонялась ли за тобой полиция! Здесь каждый из нас получает новый старт, новую жизнь, понимаешь? С самого начала… Для массудов, гивистамов и с’ванов мы всего лишь земляне! Нас попросили пострелять из их окопов, и у нас это хорошо получается. Больше им ничего от нас не надо. Она махнула рукой вперёд по коридору.

– Большинство наших здесь, – во всяком случае те, которыми я командую, – на Земле мало что имели. От рождения и до того дня, когда повстречались с вербовщиками. Они или улицы мели, или вынуждены были делать грязное дело, которое ненавидели, понимаешь? И только здесь они нашли себя, как и я. Только здесь они почувствовали себя стоящими людьми. Вот смотри: у меня под началом три лейтенанта. – Она хохотнула. – Нет, ты не подумай насчёт этого… Compende? Один был страховым агентом в Германии, другой пахал на Красный Крест в Нью-Йорке. Кстати, его бабёнка мыкалась на Земле без работы. Скука была смертная. А теперь и она при деле. Ты бы видел, как она косит клопов из винтовки! Красота одна! А третий… Ему не повезло совсем. Представь: до старости рубил сахарный тростник! И всё! И жизнь так прошла! Это по-людски?! Все трое счастливы здесь, потому что делают почётную работу. Гивистамы суетятся, как бы накормить нас получше. Больше нам и не надо. – Во взгляде её чёрных глаз чувствовался упрёк. – Так что же ты выгоняешь нас отсюда? Ему потребовалось какое-то время, чтобы собраться с мыслями и ответить:

– Может, некоторым людям это и подходит… Но мы не имеем права вовлекать в войну всё человечество…

– Чего-чего?! – воскликнула она, не дав ему закончить фразу. Они завернули за угол. – Тебе никто не говорил, что ты псих, а? Ты что, не знаешь, что эти амплитуры ещё ни от кого не отставали? Уступи им один метр и всё – прощай! Засосёт в это их Назначение и сгниёшь там до конца! Она попыталась даже изобразить этот процесс наглядно, на пальцах. Он заметил, что ногти у неё были выкрашены в ярко-красный цвет.

– Всё это, возможно, является лишь умелой пропагандой Узора. Откуда мы знаем, что амплитуры не захотят оставить нас в покое.

– Ну, я-то, положим, знаю, мистер! Ты-то сам, своими глазами видел хоть раз в жизни криголитов и молитаров, которые пашут на них? А я видела! Особенно молитаров. Ребята здоровые, как быки, но мозгов маловато. Не знаю, как сказать это по-научному, но такое впечатление, будто кто-то основательно помахал граблями у них в башке! Всё перекорёжено вплоть до генов. Что до меня, то я не позволю разным придуркам копаться в моих мозгах! Comprende? Понял? А хотелось бы глянуть на амплитура. Я слышала, что у них большие глазищи, четыре копыта и два длинных щупальца из башки лезут. Говорят, их можно мять, как тесто. Хочешь, колобка сделай, а хочешь – змейку. Ты даже шею свернуть им не можешь, потому что у них нет шеи. Они бес… беспозвоночные! Ого, оказывается, выговорила! В испанском такого и слова-то нет, наверно.

Она снова рассмеялась.

– Всё-таки не пойму, почему здесь нет никого из наших? Неужели всех землян бросили на переднюю линию?

– Не, я же говорила, что кто-то из наших где-то тут вертится. А почему мало?.. Понимаешь… Если не считать массудов, вот эти все ребята нас побаиваются. – Она показала рукой на группу, в которой были о’о’йаны, с’ваны, бир’риморы и ещё кто-то. – А, может, мы им просто не особо нравимся, кто знает? – Она пожала плечами. – Не важно. Если гивистамы, о’о йаны или высокомерные вейсы почему-либо не хотят общаться с нами, мы это не принимаем близко к сердцу. Со с’ванами полегче, но никогда не знаешь, что у этого бородатого коротышки на уме. Тебе это знакомо, а? Я как-то спрашивала одного с’вана, что это, мол, нас так чураются? Знаешь, что он мне ответил? Говорит, многие расы Узора отличаются слишком «тонкой чувствительностью». Словом, я поняла. Мы тут шумим порой… Но, чёрт возьми, чего они бы от нас хотели? Здесь тебе не вечеринка с шампанским, а война! Но я говорю, что всё равно их поняла. Им это дело не по вкусу…

– Нам это дело тоже не по вкусу, – раздражённо заметил Уилл. – Участие в боевых действиях возрождает в людях ту регрессивную черту, от которой человечество только-только вроде бы начало избавляться!

– Ага, это ты избавился, парень, а у меня всю жизнь шли сплошные бои.

– Значит, вы всё-таки были какое-то время в армии!

Уилл решил, что поймал девушку на слове и сейчас всё объяснится.

– Не в том качестве, на которое ты намекаешь… Но вообще то я имела какое-то отношение к солдатам. Видишь ли, дружок, я профессиональная puta. Ну, шлюха, проститутка. А из Мехико я убралась, потому что мой сутенёр решил пустить мне немного крови. Я слышала, что в Канкуне шляется много богатых туристов, поэтому и подалась прямо туда. Однажды ко мне пристал психоватый англичанин и стал задавать мне разные странные вопросы. Затем он показал мне столько золота, сколько я никогда не видела даже в ювелирном. И сказал, что кое-что может перепасть и мне. За такими бабки я готова была сделать ему всё что угодно, но он сказал, что мои услуги ему не потребуются. Потом у нас состоялся длинный разговор. Он всё уговаривал меня. Говорил, почему бы мне не попробовать? Ну, и я тоже мозгами пораскинула. Подумала: а что мне терять-то, собственно? И потом я сказала ему: мол, чёрт с тобой – давай! Мне нужно было как можно дальше убраться от Мехико, потому что наши сутенёры никогда не любили шутить. А Белиз был дальше, чем Канкун. – Она хохотнула. – Тогда я, конечно, ещё не подозревала о том, как далеко я окажусь!

С этими словами она хлопнула его по спине.

– Повезло Марии, да? Ну, а ты?

– Я музыкант. Композитор, – без воодушевления ответил Уилл.

Её лицо осветилось.

– Не шутишь?! Я петь люблю. И вообще собиралась стать певицей. Ты хоть знаешь, сколько бедных девчонок на весь Мехико? Шестнадцать миллионов, не меньше! И половина хотели бы стать певицами. Вот и я тоже. Правда, пела я неважно, зато шлюха из меня вышла классная! Теперь у меня, понятно, работа получше. А недавно меня сделали капитаном. Сказать, почему? Потому что у меня рука отродясь не дрожала. Потому что я говорю всегда прямо и честно. И ничего не боюсь. Ну, что скажешь? Пока что у нас есть один полковник и несколько майоров. Но это только начало. Когда поступит пополнение, нас повысят в званиях. «Майор Эчеваррия». Звучит? Мне тоже нравится! Слушай, хочешь грохнуть парочку криголитов? Это я тебе моментально устрою! И оружие дадим!

– Я не хочу никого у-би-вать, – глухо проговорил Уилл. – Я прилетел только для того, чтобы посмотреть, как у вас тут идут дела.

– Нормально идут дела, парень. Отлично идут! – Она нахмурилась. – Слушай, хочешь поболтать с другими солдатами? Похоже, я тебе не нравлюсь…

– Дело не в этом, – тут же отмахнулся Уилл. – Просто…

– О’кей, нет проблем. Всё ясно, можешь не объяснять. Столько всего на тебя сразу навалилось, да? Ты и не ожидал такого? Понятно… Знаешь что? У нас тут один спецотряд. Ребята уже, наверно, здесь. Могу познакомить.

– Ну, как вообще воюется? – Этот вопрос он не хотел задавать, но его нельзя было избежать. Извращённый интерес. Как у зрителя боксёрских поединков. – На передовой, я имею в виду?

– Ну, это я тебе расскажу. Силы амплитуров уже подобрались к окраинам одного большого местного города, который недалеко отсюда, когда командование решило сбросить нас с массудами. С того времени мы оттеснили противника километров на тысячу, честное слово! А скоро мы вообще скинем их с планеты. Здесь это не так уж трудно сделать. Никакой тебе Европы или Африки, куда можно было бы смыться. Один всего материк. После него только водичка. Мы обойдём с флангов всю их банду и ударим по главной снабженческой базе с тыла. А если они не побегут и повернутся против нас, мы каждого порубим на мелкие кусочки. Никто обо всём этом и не мечтал здесь до нашего прибытия. Массуды хорошо воюют, но они слишком прямолинейны. У нас другое видение обстановки, и мы не любим слишком долго болтать. К тому времени, когда они обычно заканчивают обсуждение плана атаки, мы уже отдыхаем после боя. Всегда приходится подгонять их. И вообще, похоже, мы для них слишком скоры на ногу. Но они нас любят. Ведь наша помощь – это означает уменьшение потерь среди массудов. Нам бы подкинуть ещё пару тысяч ребят с крепкими кулаками. Из тех, кто попроще. Как там на Земле-то?

– Всё то же. – Уилл ответил первое, что попалось на ум.

– Эй, нам бы сюда хороших вояк! Настоящих! Здесь есть уже немного, но маловато пока. Вербовали во время отпусков. Один из наших майоров – русский. Когда он узнал о нас, тут же вместе с женой и детьми вскочил на корабль. Это было на Ямайке. Неплохой парень. По-массудски шпарит похлеще меня.

– Вы говорите на языке массудов? – изумлённо воззрился на неё Уилл.

– А то как же! – ответила она с улыбкой и вдруг издала целую серию отрывистых гортанных звуков. Уилл уловил массудский строй речи, но не понял смысла сказанного. – Язык-то лёгкий, только вот крепких словечек маловато. Мы тут их по мере возможности просвещаем в этой области…

Уилл кивнул самому себе. Межпланетное распространение земной культуры началось…

– Вот и комната отдыха.

Они вошли в помещение, имевшее форму полумесяца. Композитор удивлённо и с тревогой уставился на неуместное вроде бы здесь огромное окно. Капитан успокоила его, объяснив, что оно может выдержать удар любого тактического ядерного оружия и поляризовано так, чтобы рассеять любой тип энергозаряда. Мебель была довольно проста, хотя и экзотических форм и с красивыми изгибами. Сама комната имела несколько опускающихся концентрических уровней и в этом походила на небольшой земной театр. На том уровне, где они оказались, было много массудов и гивистамов, которые непринуждённо разговаривали между собой и временами посасывали неизвестную жидкость из сосудов экзотической формы.

Нижний уровень был заполнен стульями и диванами земных очертаний. Там-то Уилл и увидел наконец своих соотечественников. Некоторые из них держали перед собой плоские экраны, напоминавшие ручные зеркальца, смотрелись в них и смеялись тому, что видели. Эчеваррия повела композитора вниз.

– Какие вы несёте потери? – спросил её Уилл по дороге.

– Кто-то убит, кто-то ранен. Это война, парень. Когда видишь, что падает мёртвым твой друг, то начинаешь давить клопов ещё яростнее. Похоже, массудам это непонятно. Когда у них большие потери, они предпочитают отступить. У нас не так. Чем больше погибших или выбывших из строя по ранению, тем крепче дерутся оставшиеся на ногах. Может, поэтому у нас и дела идут немного получше, чем у союзников.

Они подошли к месту отдыха землян, и капитан весело воскликнула:

– Эй, Джо, Чанг! Хочу познакомить с вами одного человека. Специально прилетел сюда с самой Земли!

Во второй уже раз Уилл испытал смущение от реакции, последовавшей за тем, как было названо его имя. Казалось, что каждый из присутствующих считал для себя большой честью пожать ему руку или поцеловать его. Меньше всего он ожидал встретить такой приём. Он-то рассчитывал увидеть группу несчастных, среди которых свирепствует ностальгия и которые испытали крушение своих иллюзий.

Он никак не планировал становиться объектом поклонения. Впрочем, излияния этих людей нисколько не походили на фальшивое идолопоклонство равнодушных к музыке матрон, которые поддерживали симфонию только потому, что она является довольно сложным произведением. А это была своего рода сборная команда всего человечества, оказавшаяся на бесконечно далёкой от дома планете. Эти люди не кидались пустыми словами.

Среди новых знакомых оказался брокер по имени Дэвис. Он сообщил, что уже успел побывать вербовщиком и внёс в списки рекрутов нескольких своих друзей. И все, не раздумывая долго, согласились плюнуть на свои шестизначные доходы и отправиться воевать за Узор.

– Заколачивать деньги интересно и приятно только в начале, – объяснял он, то и дело вдыхая какой-то газ через узкую трубку странной по форме фляги. – Но постепенно наступает момент, когда к вам приходит понимание того, что этот процесс не имеет никакого отношения к настоящей жизни. И вам становится на душе как-то неуютно. Вы начинаете осознавать, что наращивание капитала превратилось давно в рутину, которую вы повторяли всё это время, повторяете и будете повторять бездумно, и не задавая никаких вопросов. – Он кивнул за окно. – Здесь же всё совсем не так. Ну, набили вы себе оба кармана деньгами, а дальше что? Ну, купили себе отпадную тачку? Курятник попросторнее? Сидите в нём и тупо глядите в экран большого телевизора, на панели которого чуть побольше кнопочек, чем на том, который был у вас раньше. Ну и что? Какое это имеет отношение к жизни? К смыслу существования? Никакого!.. Хорошо! Допустим, вам даже удалось пролезть в Конгресс или в какую-нибудь другую федеральную контору. И что? Вы потеряетесь среди тысяч бюрократов, которые отродясь не делали ничего стоящего. И на это тратить жизнь человеческую?! Скука! А эта война… В ней решаются вопросы будущего всей нашей галактики. Этому можно посвятить свою жизнь. Это достойное дело!

– Точно так же говорят и пришельцы, – ответил Уилл.

Несколько обращённых на него приветливых улыбок исчезло.

– Да вы что? В самом деле не имеете никакого представления о том, что здесь у нас происходит?! – с сочувствием глядя на композитора, воскликнул бывший брокер. Удивительно! Именно благодаря вам мы все здесь находимся, а вы даже не знаете, чем тут занимаются!

Он повернулся к Эчеваррии.

– Мария, Уилл уже видел пленников?

– Нет, он только-только приехал.

Дэвис понимающе кивнул.

– Тебе надо отвести его туда. Пусть посмотрит и послушает. – Он вновь повернулся к почётному гостю. – Каждый из нас верит в то, что делает тут. Независимо от того, из какой страны каждый из нас приехал и чем занимался на Земле. Нас здесь уважают и ценят. Нигде и никогда ещё землян так не уважали и не ценили. Кстати, вы знаете, каким образом Амплитур заставляет своих союзников воевать против нас?

– Мне говорили, что амплитуры обладают способностью к контролю над сознанием разумных.

– Контроль над сознанием, да. Только тут всё гораздо тоньше, чем вам кажется. Неизмеримо тоньше. На поле боя вы не встретите криголитов-зомби. Амплитуры не так вульгарны, чтобы допускать подобное. Всё страшнее. Они изменяют ДНК разумных. Присобачивают им такие черты, каких никогда не знала та или иная раса. И эти черты передаются в потомство! – Он оглянулся на Эчеваррию. – Ты просто должна показать ему кого-нибудь из пленных.

– Да, покажи ему, – сказала восточная женщина, откинувшаяся на спинку тёмно-бордового дивана.

– Покажи ему, – посоветовал смуглый мужчина, сидевший позади всех. – Тех двух ашреганов-кавалеристов, которых захватили на прошлой неделе.

– Кавалеристы? – изумился Уилл.

– Да, мы так их называем. А их машину, которая напоминает десантный скутер, мы называем «лошадкой», – объяснил Дэвис. – Как они работают, хоть убейте – не знаю. Несутся на диких скоростях над поверхностью земли в нескольких футах. Поэтому им не страшна ни вода, ни грязюка, ни скалы. Экипаж состоит из двух солдат: водителя и стрелка. Доставляют нам очень много проблем. Правда, если попал, то скутер и всё, что на нём есть, разлетается вдребезги. Редко когда удаётся вытащить из-под обломков живое существо. Обычно на «лошадках» катаются криголиты, но встречаются и другие. – Он снова глянул на Эчеваррию. – Познакомь его с нашими противниками, Мария. – Брокер от души хлопнул Уилла по плечу. – Потом возвращайтесь, ещё поболтаем. – К нему вернулась его улыбка. – Вы ведь здесь что-то вроде живой легенды. И не только среди нас. Массуды и с’ваны тоже наслышаны о вас и вашей истории.

– Мне всё это не нужно, – упрямо сказал Уилл. – Всё это… Всё это не правильно! Я против!

– Не важно. Можете возражать, сколько вам угодно, но раз уж легенда создана, её трудно разрушить. Понимаю ваше смущение, но помочь ничем не могу.

С этими словами Дэвис снова приложился к своей фляжке.

– Кстати, попробуйте, если хотите. Расслабляет. Вообще у нас здесь не принято нервничать. Всем весело. Кормят – дай Бог каждому так. К тому же постоянно изобретают для нас новые развлечения. Наизнанку из кожи выворачиваются – лишь бы «этим психам» было хорошо. Психи – это мы, земляне.

Дэвис вытащил изо рта узкую трубку фляжки. Уилл глянул на неё… и чуть не задохнулся! Кончик был откусан! Значит, это не стекло?.. Дэвис заметил его изумление.

– Забавно, не правда ли? Это ещё что! Сам газ каков? Абсолютно безвреден, а действует как хорошая порция виски. По запаху чем-то напоминает клубничное мороженое…

– Нюхательное, – сказал кто-то и всё весело рассмеялись.

Мария взяла Уилла за руку и повела на верхние уровни.

– Пока, – бросила она через своё плечо солдатам.

– Береги его, Мария, – шутливо предупредил кто-то.

Подобные же реплики прозвучали ещё по крайней мере на шести земных языках.

Они уже вышли из комнаты отдыха, а Уилл всё никак не мог понять: где это он только что был и что это он только что видел…

Глава 20

В том месте, где коридор расширялся, глазам композитора предстал длинный ряд машин, похожих на спортивные карты, овальной формы и с открытым верхом. Внутри каждой машины размещался пульт и два сиденья. Они сели в один из картов. Эчеваррия тут же нажала несколько кнопок, и машина понеслась вдаль по боковому туннелю. Несмотря на высокую скорость, Уилл не ощущал дуновения ветра в лицо. Видимо, они находились под невидимым защитным колпаком.

– Ты чем-то раздосадован? – спросила капитан, заглядывая в глаза композитору.

– Меня раздражает, что все вы так безумно счастливы!

– Да, мы счастливы, сотрадге. Мы пришли с разных жизненных дорожек, из разных стран, разных культур, но здесь все равны. Все мы – чужаки в этом мире. Но мы делаем стоящее дело и к тому же загребаем обеими руками золото! Почему бы нам не быть счастливыми?

– Я на вашем месте не был бы. Как вы думаете, сколько из вас стали бы воевать не за золото?

– Не знаю. Некоторые бы стали, другие бы нет… Это не важно, потому что золото-то есть.

– А вам не приходило в голову, что гивистамам и с’ванам может не нравиться то, что вы воюете за плату?

– Пусть не нравится, нам-то что? Они и так считают нас психами.

– Когда рекруты начнут возвращаться на Землю, люди станут спрашивать: откуда это у ребят появилось столько золота? Вы никогда об этом не задумывались? Тайное станет явным.

Она пожала плечами.

– Что об этом сейчас думать? Я пока назад не собираюсь. А некоторые из нас даже детей сюда притащили.

– Да, вы говорили о каком-то русском майоре…

– А у других дети появились уже здесь. Нам уже и свой роддом отгрохали, представляешь?

– И родителям наплевать на воспитание и образование своих отпрысков?

– Почему? У нас тут есть парочка учителей, которые отвечают за это. Но ребята учат здесь не совсем земные дисциплины. Возьми сестёр Саки. Они чешут по-массудски лучше самих массудов.

– По отношению к детям всё это нечестно и жестоко. Ведь они даже не подозревают, чего их лишили! Родины! Сколько им сейчас?

– Девять и двенадцать.

– Скоро они вообще забудут о Земле.

– Ну и что? Они счастливы. Когда-нибудь станут хорошими солдатами.

Уилл передёрнул плечами. Нужно было как-то положить конец этому кошмару!

Карт въехал в глубь большой горы и высадил своих пассажиров на движущейся дорожке. Здесь массуды ходили только с оружием и удивлённо оглядывались на гражданское одеяние землянина. Здесь никто не вёл праздных разговоров, как на главной базе. Здесь занимались делом. Порой Эчеваррия останавливала кого-нибудь из солдат и что-то спрашивала у них. Иногда она пользовалась услугами транслятора, но по большей части говорила на грубом массудском. Из представителей других рас здесь можно было встретить лишь немногочисленных гивистамов и о’о’йанов. Один раз мимо композитора и Марии пробежала вейс в изящном наряде. Походка у неё тоже была невесомая и изящная.

– Как вы общаетесь между собой на поле боя? – спросил Уилл.

– В последнее время всё больше переходим на английский. Так легче, чем таскаться с трансляторами.

– И никто не пытается защитить права своего языка?

– Да, нет. Ясно же, что всем учить массудский или гивистамский – замучаешься. А английский лёгок и практичен. К тому же порой среди нас вертятся вейсы. Помогают здорово. И вообще эти птички ничего! Они мне нравятся больше с’ванов. Понимаешь, когда разговариваешь с бородатым коротышкой, он постоянно острит, а ты не знаешь: может, это он над тобой ржёт? А когда вейс что-нибудь говорит, сразу ясно всё. Эчеваррия остановилась перед широкой дверью. Уилл удивился, увидев по обе её стороны гивистамов с оружием.

– Ты не удивляйся. Из этих пушек никого не убьёшь. Парализаторы называются, – объяснила ему капитан. – Не могут отозвать массудов с поля боя для выполнения такой идиотской работёнки. – Она улыбнулась. – Ну, о землянах, как ты понимаешь, вообще речи нет! У кого повернётся язык приказать нам встать здесь охранниками? Так что ставят ящериц. Им всё равно не придётся стрелять даже из парализаторов: никто отсюда никогда не пытался драпануть.

Они прошли в небольшой тамбур, где им была устроена проверка личностей, потом открылась вторая дверь и они вошли в комнату с высокими потолками, заставленную простой мебелью. Эчеваррия вовремя положила Уиллу руку на плечо: тот едва не треснулся лбом о невидимую стену, которая разделяла заключённых от посетителей.

В камере находилось двое пленников. Здесь им было просторно.

– Сюда и четверо вместились бы, – объяснила Эчеваррия. – Вообще здесь не принято сажать в одну камеру больше четверых. А тут видишь, двое пока. Уилл прищурился. Просто одетые пленники посмотрели на него с тем же интересом, что и он на них.

Маленькие глаза выглядывали из-за выдающихся бровей. Ни одна раса Узора не обладала таким пустяком, как брови! Уши были самые что ни на есть земные, только забраны не в хрящевую, а в костную оправу. Нос плоский с двумя ноздревыми отверстиями. Рот был небольшой, но чувствовалось, что раскрываться может широко. Верхние конечности отличались необычной длиной, в то время как нижние были коротки. В остальном пленники… удивительно походили на землян.

– Ашреганы, – с мрачной ухмылкой проговорила Эчеваррия. – Забавные мордочки и короткие лапы, а с другой стороны немногим отличаются от нас с тобой, а? С массудом или там со с’ваном ты никогда их не спутаешь, а вот с землянином можно. Не со мной только – даже в самые плохие времена я не была так уродлива.

Один из пленников приблизился к невидимому барьеру и что-то негромко сказал. Эчеваррия повернулась к Уиллу и проговорила:

– Он хочет знать, кто ты такой.

Композитор изумлённо уставился на капитана.

– Откуда… Вы что, знаете их язык?!

Капитан только улыбнулась и быстро подстроила транслятор Уилла на язык ашреганов.

– На тебе нет военной формы. Его это удивило.

– Это… союзники пресловутых амплитуров?

– Вот уже более шести сотен лет. Время вполне достаточное для того; чтобы тебе промыли хорошенько каждую извилину и обеспечили появление «правильного» потомства. Теперь все мысли их только о служении этому паршивому Назначению.

Уилл нажал кнопку на своём трансляторе и сделал шаг вперёд к барьеру.

– Вы очень похожи на нас, – нейтральным тоном сказал он.

– Нас также удивило сходство, – последовал ответ со стороны одного из пленников. Того, что был, очевидно, мужского пола. У него был приятный и густой голос. – Я простой солдат и не знаком с деталями таких концепций, как, например, параллельная эволюция. Так что со мной не стоит обсуждать эту тему.

И он улыбнулся.

Совсем по-земному, по-человечески!

Это явилось большим шоком для Уилла, однако он сумел ничем себя не выдать.

Откашлявшись, композитор продолжил диалог:

– Для чего вы и амплитуры занимаетесь порабощением миров? Почему вы позволяете амплитурам быть над вами хозяевами? Ашреган обменялся недоумевающим взглядом со своей спутницей.

– В рамках Назначения нет и не может быть хозяев. Мы все слуги истины. Каждая раса делает то, что умеет. Ашреганы воюют. Амплитуры советуют.

Эчеваррия нервно передёрнула плечами. Скулы её побледнели… Только тут Уилл заметил, как сильно пахнут её духи.

– Теперь ты понимаешь, что говорил сеньор Дэвис? Амплитуры поступают очень тонко. Они, видите ли, не приказывают, а лишь «советуют»! Ашреган, видимо, услышал раздражённую реплику землянки.

– О семантическом значении тех или иных слов мы можем с вами спорить в течение месяцев. Безрезультатно, – проговорил он мягко. – Разве земляне не слушаются советов, которые им подают с’ваны? Однако вы же не называете их своими хозяевами.

– На поле боя мы всегда делаем то, что нам кажется более целесообразным, – отпарировала Эчеваррия с задором в голосе.

– На поле боя, в пылу схватки, каждый вынужден импровизировать, чтобы не проиграть, – всё так же мягко ответил ашреган.

– Если вам настолько нравится Назначение, что вы жить без него не можете, – торопливо вмешался Уилл, – отлично! Живите с ним! Служите ему! Но зачем пытаться всучить это другим расам?

– Вы думаете, что мы не понимаем, что было бы гораздо спокойнее для нас оставить вас в покое? Это избавило бы нас от больших трудов и тяжёлых потерь. Но мы, познавшие благодать Назначения, не можем чувствовать себя спокойно и радоваться жизни, когда знаем, что нас окружает ещё множество непосвящённых. Нуждающихся в приобщении к красоте и правде!

– Ну, хорошо, пусть так, – начал всё больше раздражаться Уилл. – Но что, если «непосвящённые» не желают приобщаться к «красоте и правде»? Ашреган снова улыбнулся.

– Посмотрите вокруг себя. Что вы видите? Землян и массудов, гивистамов и с’ванов, объединившихся в неестественный зловещий союз. Для чего? Для того, чтобы противостоять воцарению мира и счастью всеобщего единения! Узор – полностью искусственный организм, созданный не на благо его участников, а для того, чтобы попытаться задержать неизбежное распространение Назначения. Если бы не было этого бездумного и бессмысленного сопротивления, многие расы уже давно прекратили бы вести между собой войны, ссориться, оскорблять одна другую. Там, где существует подобное, отсутствует гармония, истинное удовлетворение. И теперь я спрашиваю тебя, землянин: на чьей стороне логика и правда? Что касается нас, ашреганов, то мы дышим гармонией, вкушаем удовлетворение.

– Это всё потому, что вас хорошенько выпотрошили амплитуры, – со злой усмешкой проговорила Эчеваррия. Ашреган перевёл взгляд на неё.

– Вы постоянно путаете понятия. Я простой солдат, не оратор. Мне трудно с вами спорить, но это вовсе не значит, что правда на вашей стороне. – Затем он вновь обернулся к Уиллу. В его голосе теперь слышались умоляющие нотки:

– Ваш народ рождает великих воинов. Ваш военный талант уникален и могуч. Вы самые сильные противники, которые когда-либо вставали на пути ашреганов. Зачем вам бессмысленно погибать во имя химерического Узора, когда вам предлагают приобщиться к счастью посвящённого в ряды Назначения? Вы изо всех сил отталкиваете от себя свою судьбу. Со стороны это выглядит довольно глупо, но мы понимаем вас. Вы обмануты коварными с’ванами. О, с’ваны – это самые непревзойдённые лжецы во всей галактике! В этом их защитная реакция, которой они компенсируют своё физическое убожество. Их искусство – манипуляция словами, их музыка – извращение первоначального смысла понятий. Они так искушены во лжи, как вы, земляне, в ратных делах.

Попробуйте разубедить своих собратьев. Для их же блага. Ибо амплитуров невозможно победить, а Назначение – забыть. Нельзя перечеркнуть тысячи лет истории. Судьба вашего народа будет такой же, как и судьба всех разумных во Вселенной – присоединение к истине. Бегите от таких примитивных и неестественных альянсов, каким является Узор. Не берите в союзники такой вероломный народец, каким является раса с’ванов. Амплитур раскроет вам свои объятия с радостью и предельной искренностью. Тем более вам, ибо это будет означать прекращение бессмысленной гибели разумных. А между тем даже единичная смерть существенно обедняет Назначение.

Уилл с минуту молчал, будучи погружён в тщательный анализ, разбор, обдумывание речи этого пленного ашрегана, которая была вдохновлена его солдатской искренностью… или программой, заложенной в его сознание, чужими руками.

– Насколько я понял, – проговорил он наконец, целью Назначения является интеграция всех без исключения разумных цивилизаций в одну мощную и всеобъемлющую организацию, так.

– Совершенно верно, – согласился ашреган. Ему понравились слова землянина.

– Но каков же окончательный результат? – тут же спросил Уилл.

– Амплитуры полагают, что как только произойдёт полная интеграция, объединённая цивилизация совершит качественный скачок вперёд. На новую ступень эволюции. Будет ли это создание некоего сверхразума или чего-нибудь ещё в этом же роде, я не знаю. Не знают этого наверняка даже амплитуры.

– Сколько разумных рас должно присоединиться к Назначению, чтобы была достигнута необходимая для скачка критическая масса? Каково количество разумов, требуемое для создания вашего сверхразума?

– Амплитурам неизвестно это количество. На протяжении многих сотен лет они пытаются рассчитать точную цифру, однако пока безуспешно.

– Что, если не произойдёт того чуда, на которое вы все уповаете? Что, если нет никакой следующей ступени эволюции? Что, если нет никакого сверхразума? Что, если амплитуры интегрируют в своё Назначение всё новые народы вовсе не для этой цели.

– Вы хотите сказать, что венца Назначения не будет? Это невозможно.

В эту минуту к разговору присоединилась женщина-ашреган, которая до этого молча наблюдала за землянами со своего дивана.

– Хорошо, каково же ваше представление о смысле развития, землянин? Вы можете предложить более прогрессивную теорию?

Этим вопросом Уилл был застигнут врасплох. Он прилетел сюда для того, чтобы агитировать против войны, а вовсе не для участия в философских диспутах.

– Нет. Мы просто полагаем, что вам было бы лучше оставить нас в покое. Дать нам возможность найти свою собственную судьбу. Без вовлечения в организм некоего стадного сознания.

Женщина всплеснула руками, – какое человеческое движение! – и села на диване.

На её руках было по пять пальцев, как заметил Уилл. Но все они были лишены ногтей, а просто закруглялись к концам.

– Назначение – это всеобщность, полнота разделённого счастья, абсолют единения. Это может быть непонятно только тому, кто ещё не является частью всего этого!

– Некоторые народы, возможно, хотят предпочесть этому независимость мыслей и поступков.

– Но это нелогично! Нецивилизованно! – раздражённо воскликнула пленница. – Разве можно предпочесть междоусобицу сотрудничеству?

– Но таково наше собственное решение. Если мы захотим быть, как вы выражаетесь, «нецивилизованными», значит, мы будет ими, ибо такова наша независимая воля.

– Вы говорите так потому, что не знали ничего лучшего, – спокойным голосом возразил мужчина-ашреган. Вижу, мои аргументы не доходят до вашего сознания. Вот если бы здесь был амплитур…

– Если бы здесь был амплитур, ты бы быстро понял, что такое Назначение, – передразнивая торжественный тон пленника, проговорила Эчеваррия, насмешливо глядя на композитора. До сих пор она только слушала, опираясь плечом о невидимую стену, но теперь решила вмешаться. Её глаза зловеще сузились. – Амплитур обнял бы тебя своими щупальцами и заглянул бы тебе прямо в глаза. И тогда ты почувствовал бы лёгкое покалывание в затылке, так ведь? – Она быстро оглянулась на ашреганов. – Через несколько секунд тебе бы открылся свет истины! Именно это с тобой бы и проделал ненаглядный их амплитур, окажись он в этой комнате. Они уже проделывали то с беднягами массудами и с’ванами, которые попадали к ним в плен. Их отпускали обратно для ведения пропаганды. Не всегда открытие истины легко сходит для организма. Некоторые массуды, например, умирали. Но это ничего! Зато другие приобщались.

Она показала на пленников.

– Вот эти ребята представляют из себя полностью очищенный продукт генной мутации девятого или десятого поколения. Они напрочь лишены способности думать независимо. Им не понять, что это такое. Самостоятельность – чуждое для них понятие.

– Мы и не надеялись на то, что нам удастся убедить вас, – вмешался в монолог землянки ашреган. Его голос был по-прежнему ровен и спокоен. Казалось, он ничуть не был огорчён своей неудачей. – Ведь мы всего лишь простые солдаты. Мы могли предложить вам только искреннее видение нами ситуации. Мы кое-что слышали о вас, землянах. Знайте же, что ашреганы тоже вели на своей планете междоусобные войны. Это было давно. Всё это безвозвратно ушло в историю. Теперь мы счастливы, ибо служим великой идее мира, великому Назначению.

– Ага, счастливы! – передразнила его в очередной раз Эчеваррия. – Вам по-другому и нельзя. А то явится ненаглядный амплитурчик и чуток подремонтирует ваши мозги!

– Невозможно познать счастье, сопротивляясь ему, – заметила пленница.

– Вы с порога отвергаете нашу теорию мира и радости. Это говорит только о том, что ваша раса ещё не вполне созрела для того, чтобы осознать эту концепцию.

– О, концепцию счастья я как раз осознаю! – воскликнула капитан. – Одного не пойму: как можно быть счастливым с трепанированной башкой?! Пошли отсюда!

Она решительно взяла Уилла за руку и потянула к выходу. Он не стал сопротивляться.

– Запомните! – крикнул вдогонку ашреган. – Независимость бывает разная! Одно дело, когда вы независимы в рамках службы Назначению, а другое дело, когда вы независимы в убийствах во имя бессмысленной абстракции! – Голос пленника постепенно затихал, ибо композитор и капитан выходили из зоны действия транслятора. Последние слова до них донеслись уже едва слышно:

– Это нецивилизованно!

В коридоре Эчеваррия вопросительно посмотрела на Уилла.

– Ну, что скажешь?

– Не знаю… – неуверенно произнёс он. – Их речь была осмысленнее, чем я ожидал. И потом… они так похожи на нас.

– Да, здорово смахивают. Параллельная эволюция какая-нибудь… Только мозги у них прочищены. Уилл неуверенно покачал головой.

– Они не были похожими на зомби или роботов…

– В том-то и дело! В том-то и дело, что они вполне самостоятельны, как ты и я, – согласилась она. – Но когда речь заходит об этом их паршивом Назначении – начинается такое впечатление, что их способность мыслить независимо падает и становится похожей на прямую строчку кардиограммы мертвеца! Как только ты меняешь тему, они сразу снова становятся нормальными. Кстати, ты всё-таки надумал глянуть на поле боя? Могу обеспечить тебя оружием. Посмотришь, как мы оттесним ашреганов и криголитов с гор к морю. Как только к нам поступит подкрепление, мы вообще уморим союзничков Амплитура. – Она конспиративно понизила голос. – Массуды всё ещё колеблются, а у нас уже давно кулаки чешутся. Майор говорит, что противнику давно уже надо надавать по заднице. Ты знаешь, как это сказать по-русски? Хоть бы здесь было несколько амплитуров, мы им тоже крепко дадим по заднице. Впрочем, у них и задниц-то нету. Волчья улыбка исказила черты её красивого, хоть и немного потрёпанного лица.

– После того, как мы покончим с клопами на Васарихе, перелетим на другую оспариваемую планету. На какую именно, не знаю. С’ваны не говорят. Но я знаю только одно: мы не собираемся сотнями лет топтаться на одном месте, как это делали массуды до нас.

Она ударила его раскрытой ладонью по спине. По-дружески, разумеется.

Однако он аж подскочил.

– А знаешь… Для композитора ты парень ничего. Раньше мне композиторы никогда не попадались. Если тебе вдруг позже станет скучно и захочется расслабиться в компании с хорошей девчонкой… Сотргеабе? Наверно, приятно заниматься этим не за деньги.

– Я подумаю об этом, – было всё, что он мог ответить, застигнутый врасплох её предложением. – Мне о многом нужно будет подумать… Ж’хай хочет показать мне базу и…

– Понятно, – с этими словами она опять-таки по-дружески ударила его кулаком в бок. – Если я понадоблюсь, спроси у кого угодно. О’кей?

– О’кей.

– Хочешь кое-что покажу?

– Да… – настороженно проговорил Уилл. И подумал: «Что она ещё выкинет?»

Она показала ему свою раскрытую ладонь. Она была маленькая, женская.

– Ну-ка глянь повнимательнее.

Она растопырила пальцы.

– Ничего не вижу, – чувствуя себя последним дураком, ответил он.

– Неужели ничего не замечаешь? Морщин нет.

Осознав, что это правда, он изумлённо поднял брови.

Её ладонь и в самом деле была совершенно гладкой, как щека ребёнка.

– Со с’ванами хорошо советоваться, но когда речь заходит о практической помощи, всегда обращайся к гивистамам. Это ребята что надо. Если бы не были такими трусами, стали бы хорошими солдатами. Гляди, – она сделала отсечное движение по запястью руки в нескольких дюймах от ладони.

– Мне оторвало вот посюда. Ящерицы пообещали регенерировать ладонь, но сразу предупредили, что «линий жизни» больше не будет. Как и отпечатков пальцев. Они говорили, что врачи Амплитура сделали бы всё так, что отпечатки пальцев остались бы. Амплитуры искуснее. Она кивнула на восток.

– Если тебя пристрелят в бою… Разнесёт в клочья, к примеру… Мы принесём тебя на базу к гивистамам, все кусочки, которые сможем найти. Они сошьют тебя заново. Будешь почти как новенький. Даже если будешь всю оставшуюся жизнь громыхать пластмассовыми внутренностями. Они здорово о нас заботятся здесь. Возможно, мы им не нравимся, но они о нас всё равно заботятся.

Они взобрались в кабину небольшой транспортной машины.

– Как насчёт с’ванов? Я полагал, что с’ванам нравится всё и вся.

– Да, по крайней мере они так говорят. Лично я никогда не видела, чтоб коротышки не улыбались. Но о них сложно говорить что-либо определённо. Порой мне кажется, что они улыбаются всем подряд, потому что у них нет другого выбора. Трудно рассердиться на того, кто только и делает, что острит. Даже лепары могли бы прихлопнуть всех с’ванов одной ладошкой. – Она улыбнулась. – Кстати, знаешь, сколько требуется лепаров, чтобы принести в нашу комнату отдыха поднос с ужином?

– Нет, – машинально ответил Уилл.

– Один – чтобы нести сам поднос, второй – чтобы следить, как бы первый не съел всё с подноса, и третий – чтобы следить за вторым. Она рассмеялась.

– А мне нравятся лепары! – вдруг серьёзно проговорил Уилл, обрывая её смех.

– Эй, да ты не правильно меня понял. Они мне тоже нравятся. Они всем нашим нравятся. Хвосты готовы оборвать, лишь бы помочь чем-нибудь. Они какие-то тормозные, и вид у них глуповатый, но разве можно на это сердиться?

Транспортёр замедлил ход.

– Я доставлю тебя прямо к Ж’хаю. Ты уверен, что тебе не нужно оружие?

– Уверен, – твёрдо проговорил Уилл. – Здесь и так его слишком много. В глаза лезет.

Глава 21

Быстро-Исследующий-Мысль ещё работал и был раздражён приближением расчётного времени. Он посмотрел вверх, потом вокруг, правый глаз, вращающийся свободно на короткой ножке выглядывал на две трети внизу пёстрой задней стенки, где неровный выступ прорвался из гладкой поверхности.

– Просыпайся, Новый-Исследователь-Мысли, – потребовал настойчиво амплитур.

Миниатюрные глазные стебли выдвинулись изнутри тела, крошечные глазки влажно светились на их концах. Плод продвинулся немного вперёд, внимательно и выжидающе.

Ещё два временных промежутка, и он полностью оформится, в какой-то момент он отделится от родителя и вступит в жизнь как самостоятельное существо, уже хорошо образованное и зрелое. Успешное развитие нельзя было перехваливать, комплексный процесс всегда требовал к себе повышенного внимания.

Но таким было мастерство Быстро-Исследующего-Мысль, что несмотря на его хрупкое состояние присутствие его на проходившем заседании было потребовано Командованием.

Он был неуклюжим. Вполне развившемуся плоду, вероятно, не следовало мешать, пока его тело находится в чувствительном процессе обладания дыхательными и циркулирующими функциями от родителя. Кровеносные сосуды и нервы родителя и плода будут связаны какое-то время. Быстро-Исследующий-Мысли старался быть оптимистом. Столкновение с действительностью будет носить воспитательный характер для индивидуума… Плод отозвался на мысль, качая своими миниатюрными щупальцами, упражняясь в развитии конечностей, уже способных хватать маленькие предметы. Четыре ноги слегка двигались под закрывающей их кожей. Они будут последней частью новой особи, отделившейся от родительского тела. Комната была переполнена. Быстро-Исследующий-Мысли заметил присутствие большинства членов Командования, которые собрались вместе с некоторым количеством офицеров с Ашрегана, Молитара и Криголита. Они разместились у одной стороны, молча раскланивались с другими, подобными им, которых Приближённый-к-Главнокомандующему переместил вперёд. Немедленно все мысли амплитуров успокоились из уважения к присутствию своих восприимчивых безмолвных союзников.

Приближённый-к-Главнокомандующему говорил громко, изо всех сил стараясь выразить свои мысли посредством невнятных, грубых звуков, которыми пользовались все другие чувствующие расы.

– Вы все знаете, что мы потеряли Васарих. Нам грозит опасность потерять Аурун. Васарих всегда был под вопросом. Что касается Ауруна, мы думали, что победили его. Аурунцы отказались оставить Вив за содействие Назначению. Нынешние обстоятельства враждебно повлияют на их будущее. – Криголиты что-то невнятно забормотали. Несомненно эта последняя информация была для них новостью.

– Узор привлёк нового союзника, необычайно эффективно сражающийся вид, который воплощает в себе прежде не встречавшуюся комбинацию высокой технологии и примитивной дикости. Впервые они были обнаружены в небольшом количестве на Васарихе и сначала было предположено, что таковы, должно быть, новые представители этой цивилизации. Но наличие двух разумных видов в одной и той же цивилизации не имеет прецедента.

– Последующие столкновения и новая информация показали, что эти существа в действительности происходят из другой цивилизации. Их количество, то есть участвующих в действиях Узора, незначительно, но оно увеличивается. Их умеренное присутствие на Васарихе делает наше присутствие там невозможным. Там также имеют место ненормальные действия.

– Примеры? – рассеянно спросил Быстро-Исследующий-Мысли, убеждая плод слушать внимательно.

– Массуду кажется, что бороться лучше, когда рядом эти существа, которые обладают способностью в их компании действовать более эффективно. Может быть, их влияние будет распространяться и дальше и включать такие цивилизации, как С’ван и Гивистам, хотя пока ещё нет доказательств, подтверждающих такую гипотезу. Угроза, исходящая от этого вида, следовательно, в их многочисленности и скученности. Те трупы, которые были анатомированы, не дали особенной информации, хотя, как я и говорил, предлагая предварительное обследование, структура их нервной системы необычно плотна для млекопитающих жизненных форм.

– Как и следовало ожидать, на планете Вив очень защищали их, делая всё возможное, чтобы скрыть их от нашего наблюдения. Однако, это не помешало нам получить несколько живых экземпляров. Предоставим слово тому, кому мы обязаны настоящей информацией.

Приближённый-к-Главнокомандующему уступил место Надзирающему, который принял такую же позу, как и говоривший до него.

– Образцы обнаружили исключительные физические способности, но не устрашающие устройства. Их вооружение – обычное, выпускаемое на Виве. Они не принесли с собой никакого нового сверхоружия, ничего такого, с чем бы мы заранее не могли бороться.

Офицер с Криголита заговорил громко и отчётливо, ни в малейшей степени не более почтительно:

– Удача сопутствовала нам на пути к победе над Васарихом, пока не появились эти существа. Они используют необычные методы борьбы. Массудов мы могли предсказать и стратегически продумать противодействие им, но не этим. Абсурдность и нелогичность – их союзники. Тот, кто нормален, их не поймёт. Желание их жертвовать собой – непредсказуемо. Надзирающий подождал, пока сознание Криголита не прояснилось.

– Ещё мы имеем сформулированные нормы, по которым оцениваем этих существ. Каждое целое проявляется способным к функционированию независимо от высокого надзора. Это делает их крайне трудными для понимания соперничающей стороны. Физически они необыкновенно сильны и проворны. У них есть управляемое оружие Вива, очень эффективное. Другой криголит шагнул вперёд.

– Ясно, что Аурун также потерян. Подскажите, как нам поступить, Учёные. Вы должны приготовить тактические решения.

– Они будут наступать, – пробормотали несколько амплитуров одновременно.

– Наступило время для просвещения, – сказал Приближённый-к-Главнокомандующему. Дверь в задней части комнаты открылась и множество взоров сосредоточенно обернулось. Вошли два огромных молитара, в качестве почётного эскорта сопровождая нечто ненамного короче, но не такое массивное.

Офицер с массуда остановилась в центре залы, прищурившись на свет ламп и окружавших его чужестранцев. Она была удивлена, увидев амплитуров. Один из них был с плодом. Ей страстно захотелось самого простого оружия, хотя не смогла бы непосредственно воспользоваться им – руки её были привязаны к бокам резиновыми жгутами.

Они снабдили её переводчиком-транслятором.

– Почему вы привели меня сюда? Что вы хотите? – Она бросила свирепый взгляд на шестерых амплитуров, которые молча изучали её. – Я не думала, что вы подвергаете свои драгоценные шкуры риску.

– Вы поняли наше отвращение к жестокости, – сказал Надзирающий.

– Вам нравится покорять народы чужими руками.

– Мы помогаем им, если это требуется, – Надзирающий приблизился к пленнице. – Хотя, возможно, чтобы расчленить тебя, мне не потребуется помощник.

Массуд постаралась избежать взгляда тёмных, сверкающих глаз.

– Вы здесь не для того, чтобы умереть, – заверил её Приближённый-к-Главнокомандующему своим странным шелестящим голосом. – Но, конечно, вы обязаны предоставить нам информацию. Массуд постаралась взять себя в руки.

– У нас кое-какие трудности на Васарихе.

– Вы потеряли Васарих, – резко отреагировала пленница, её нос сильно подёргивался, шерсть поднялась дыбом. Серые глаза встретили эти узкие полоски золотистого цвета.

– Не так уж безрассудна оценка ситуации, – согласился амплитур. – Мы потеряли много, но не из-за вас, а из-за этих необычных человеческих существ. Вы нашли чужаков, которых используете для борьбы в своих интересах. Поэтому, прежде чем осуждать за это, выдержите паузу. Офицер-охранник с трудом удержал её.

– Массуды сражаются бок о бок с людьми. Эта война – наша.

Приближённый-к-Главнокомандующему плавно пошевелил щупальцами.

– Дальше так продолжать невозможно. Эти существа разрушительны. Мы можем быть терпеливы и сдержать их, как сдерживали других. Но мы не отступим назад, когда можем наступать. От вас требуется лишь рассказать о них всё, что знаете.

– Я догадываюсь, чего вы хотите, – отозвалась она, но не столь энергично, как прежде. Она стремительно перевела взгляд с одного обращающегося к ней на другого, тихого, немигающего амплитура, стоящего спокойно позади него.

Приближённый-к-Главнокомандующему отступил, уступая своё место Быстро-Исследующему-Мысль. По мере того как он приближался, пленница старалась отступать, пытаясь найти путь, блокированный молитарами. Быстро-Исследующий-Мысль вздохнул тяжело, сконцентрировался, глаза втягивались на своих ножках. Прошла минута.

Пленная, казалось, слегка сгорбилась. Глаза её пристально уставились прямо вперёд, неподвижные в своих впадинах. Нос, уши, губы прекратили естественные подёргивания.

Сознание было достаточно свободным для того, чтобы быть заменённым.

Быстро-Исследующий-Мысль задумался. Информация заложена, указания сделаны. Ни замков, ни барьеров. Офицер отозвалась на мягкое, но непреодолимое зондирование шести, которое направлялось одним. В известном смысле это было проще, чем устный допрос. Не тратилось время в связи с протестами или установлением личности, никаких увёрток. Никаких проклятий, ничего, мешающего непрерывному потоку информации. Они вносили вопросы и записывали словесные ответы. Сознание пленной реагировало открыто и эффективно, как какой-нибудь прибор. Когда всё было сделано, Быстро-Исследующий-Мысль расслабился. Пленница задрожала и упала бы от слабости, если бы её не подхватил молитар. Быстро-Исследующий-Мысль обсуждал завершившуюся процедуру со своим плодом, который вернулся обратно на своё место.

– Поддержите её, обращайтесь с ней помягче, – сказал Приближённый-к-Главнокомандующему. – У неё хороший разум, который теперь может служить Назначению.

– Меньше, чем мы думаем, – отважился сказать один из шести.

– Его достоинства впечатляют, – сказал Быстро-Исследующий-Мысль.

– Эта опасность не может быть недооценена, – бросил Приближённый-к-Главнокомандующему с раздражением, смешанным с тревогой. – На Виве предпримут шаги, чтобы держать в секрете родину такого ценного нового союзника. Этот пленник не знает, где именно они проживают, но ждёт, что они придут из отдалённого района Вселенной. Заговорил самый старший из шестёрки.

– Овладеть необходимой информацией будет непросто.

– Это так, но инфекция опасна, – сказал Приближённый-к-Главнокомандующему. – Она должна быть локализована любой ценой, прежде чем сможет распространиться. Я жду совета. Криголиты, ашреганы и молитары стояли спокойно, в то время как амплитуры сновали между ними. Щупальца сплетались абстрактными узорами в воздухе, глазные стебли извивались внутри защиты. Это безмолвное зрелище впечатляло и даже внушало благоговейный трепет. Не тем, что было явным, а тем, что было скрыто. Не вследствие того, что было продемонстрировано, но тем, что подразумевалось.

Глаза выдвинулись по спирали, разглядывая комнату. Заговорил Приближённый-к-Главнокомандующему.

– Этот вид является новым для технологии Узора. На планете, называемой Мотар, враг содержит главное обучающее оборудование. У нас там минимальный надзор. Он должен быть усилен. Энергия должна быть израсходована для изучения всех, кого мы там обнаружим. Мы должны установить: откуда они появляются и как они борются бок о бок с массудами.

– Все препятствия временны, в конце концов поражения не будет. – Быстро-Исследующий-Мысль высказал своё мнение. – Мы решим этот вопрос, как делали это всю нашу прошлую историю: вторично удвоив все силы для устранения проблемы.

Амплитуры взаимно согласились, сигнализируя вежливо своим союзникам, находившимся в комнате, что конференция приблизилась к концу. Криголиты, молитары и ашреганы признали это и начали выходить шеренгой, обсуждая увиденное. Энтузиазм и энергия вернулись на место появившихся было сомнений. Некоторые из них были искренни, другим это заботливо внушили щупальцевидные четвероногие, которых они оставили позади себя. Амплитуры терпеть не могли видеть своих союзников несчастными.

Глава 22

Уилл закончил последние завершающие штрихи к кантате. Она была лучше, чем «Аркадия», лучше всего того, что он сделал ранее. В ближайший день, когда вивианцы попрощаются с Землёй, он надеялся услышать её исполнение. «Аркадия» принесла ему известность. Кантата укрепит его репутацию. Больше никакого преподавания, никакого репетиторства с бездарными дамочками из семей богатых южан. Последуют массовые заказы. Надо надеяться и молиться об этом. Ещё на одну оперу или другую симфоническую поэму. Жизнь прекрасна.

Сигналы на пульте управления вывели его под яркое карибское солнце, где стоял Кальдак, ожидающий разрешения войти. Т’вар следовал за ним, прячась за грузным массудом. После их приглашения Уилл подошёл к пульту охранной сигнализации, набрал необходимую комбинацию и извлёк транслятор.

– Несколько необычно для вас быть вне дома средь бела дня, – сказал он командиру базы.

– Я не желаю попусту терять время, – отозвался угрюмо Кальдак, усевшись на пол, вытянул ноги и, откинувшись назад, прислонился спиной к навигационному столу. – Мы думаем, что Амплитур может обнаружить Землю.

– Ох. – Все мысли об опере и музыке улетучились, и Уилл тяжело опустился на кушетку напротив массуда. Т’вар изо всех сил старался взобраться на стул. – Как?

– Мы не вполне уверены, но даже не в этом дело. Какое-то время они были необычайно активны в районе, окружающем Мотар. Вы помните, что это цивилизация, где человеческие новобранцы получают первоначальное обучение. В настоящее время Амплитур собирает значительные силы около П’хох. Это неоспоримо отдалённая цивилизация, не заслуживающая нападения Узора, не обладающая оборонительными возможностями. Разумным объяснением для скопления таких сил может быть только объект более современной теории и учения. П’хох, – уточнил он, – самая ближняя к вам цивилизация, на которую прибыли посланцы Амплитура.

– Я знаю, – сказал Уилли медленно. – Что же происходит сейчас?

– Военный Совет обсуждает вопрос с Генеральным Советом. Он собирается информировать ваши многочисленные правительства. Ответственность за решение должна в этом случае лежать на них. Такое решение Узор не может брать на себя.

Уилл прищурился.

– Моя идея состояла в том, чтобы держать всё в секрете до тех пор, пока у меня был шанс убедить вас, что мои люди будут чувствовать себя лучше, не зная о вашей войне, как можно меньше участвуя в ней. Т’вар пренебрежительно потряс своей заросшей головой.

– Дальше это невозможно, Уилл Дьюлак. Если Амплитур придёт сюда, Узор поможет защищать вашу цивилизацию, но не в том случае, если держать её в неведении о том, что происходит. Будучи хорошо знакомы с законами современной войны, вы, по крайней мере, понимаете, что мы, вероятно, не сможем воспрепятствовать высадке войск Амплитура. Как и где-либо в другом месте, решающие битвы и здесь будут происходить на земле. – Уилл молчал. – Несколько тысяч ваших людей получили инструкции от Узора, хорошо знакомы с нашим оружием и тактикой. Мы готовы доставить их назад с Васариха, даже Ауруна, помочь обучить большинство представителей вашей цивилизации. Мы уверены, что ваши профессиональные военные сделают необходимые корректировки гораздо быстрее, чем новички, которых мы уже успешно тренируем. Степень готовности вашей цивилизации может зависеть от того, насколько быстро она сможет подготовиться и как долго Амплитур задержится с нападением.

– Но они могут и не прийти сюда, – возразил Уилл. – Они могут так ничего и не узнать о Земле.

– Они неожиданно столкнулись с вашими соплеменниками на Васарихе и Ауруне, – сказал Т’вар. Амплитур не начал бы такого рода наращивание сил рядом с бесполезной цивилизацией типа П’хох без, – и юмор был успешно отфильтрован через преобразователь-переводчик, – цели. Кальдак внимательно наблюдал за Уилли.

– Есть и другая сопутствующая возможность. Наверху, включая Совет, придают большое значение вашему личному мнению. Если вы пришли к какому-нибудь решению по этому вопросу, сообщите…

– Нет. – Уилл запнулся, слова массуда поразили его сознание. – Я не могу принять такого решения.

– Тогда у нас нет выбора, кроме как информировать тех землян, которые исполняют роль, как это сказать, ваших правителей. Я понимаю ваши чувства, Уилл Дьюлак. Вы можете по-прежнему делать вид, что всё в порядке. Ваше правительство, должно быть, чувствует себя, как и вы, и предпочтёт не готовиться к войне. Решит вместо этого попробовать урезонить Амплитур. Возможно, вам и будет сопутствовать успех там, где все другие цивилизации потерпели неудачу.

В сознании Уилла прокрутились все возможные последствия. В конце концов разбойник был за границей цивилизации, в звёздной, точнее, в межзвёздной ночи. Должно человечество вступать в диалог или взяться за оружие? Его собственный инстинкт был по-прежнему за разговор, за диалог. Хотя, если верить Кальдаку, прецеденты были менее всего похожи на оптимистические.

Т’вар чувствовал то же самое.

– Амплитур понял, что вы из себя представляете, по Ауруну и Васариху.

Они рассматривают вас как серьёзную угрозу. Я не думаю, что они придут для разговора.

Уилл наклонился вперёд, подперев голову руками. Память об успокаивающей, возвышенной музыке, над которой он работает и которую вот-вот завершит, волновала его. Теперь она должна быть отложена в сторону из-за опасности и неизвестности.

– Хорошо. Я предполагаю, что должно быть сделано. Видит Бог, я не хотел этого.

– Вы были вынуждены. – Немигающие кошачьи глаза смотрели на него холодно. – Несколько лет тому назад я говорил вам, что контакт между вашим видом и Амплитуром неизбежен. Мы задержали формальный контакт в значительной степени из-за вас, ваших убеждений. Я должен вам напомнить, что вы ещё уверяли меня в том, что вашему виду присуще миролюбие. Дело не в том, что это будет касаться Амплитура. Всё-таки я не могу представить, что вы не понимаете этого.

– В то же самое время, я в отличие от некоторых других, сомневался в полезности ваших людей как бойцов. Вы говорили об их непредсказуемости и этим вы ещё раз доказали, что вы ошибаетесь. Я хорошо помню случай с кражей оружия. Подобного ещё никогда не случалось с массудами или другими представителями с Узора. Может случиться, что ваше мнение, в конечном счёте, возобладает. Не моё дело говорить. Я только администратор. Но люди, столкнувшиеся с вероятностью атаки Амплитура, заслужили того, чтобы быть предупреждёнными об этой возможности, чтобы они могли предпринять шаги, какие сочтут необходимыми.

– Когда? – печально пробормотал Уилл.

– Как можно скорее. Надеемся, что вы можете сообщить нам о процедуре.

У нас не было прецедента по установлению связи с такой отклонившейся от нормы социально-политической структурой.

Гримаса недовольства исказила лицо Уилла.

– Вы администратор. Я только музыкант. Я не знаю, как связаться с политиками. Дайте мне время подумать.

Кальдак поднялся медленно с пола, машинально сгибаясь так, чтобы не удариться головой о потолок.

– Помните, что каждый день, каждую минуту вооружённые силы Амплитура могут появиться рядом с вашей системой.

– А может, и нет. Я буду помнить об этом.

Кальдак и Т’вар оставили человека наедине с его мыслями.

* * *

По возвращении на базу С’вана принял с большим вниманием высокий массуд.

– Было бы полезно убедить человечество. Вы понимаете, что может случиться. Амплитуры прибудут с достаточными силами, чтобы произвести впечатление на местных жителей, но нападать не будут. Сначала они предложат философию Назначения. Если Уилл Дьюлак прав относительно своего вида, они из тех, кто будет слушать.

– Это не может быть позволено. Если посланцам Амплитура откроют доступ к лидерам человеческой цивилизации, эти люди вскоре проявят себя как некритически поддерживающие Назначение. Так часто случалось и прежде, с другими мирами. Наши исследования здесь показали, что люди часто полностью доверяют своим избираемым лидерам принимать решения за них, за исключением чисто личных забот.

– Я знаю и это. – Командующий был необычайно задумчивым. – Это будет трудным делом.

– Я не думаю, что это выход. Мы делаем, что необходимо, чтобы спасти с’ванов, массудов, гивистамов, а в дальнейшем – и человечество.

– Я это понимаю. Это единственное, что я предпочитаю делать так честно.

– Мы будем правдивы во всех делах, – настаивал Т’вар. – Этот мир в конечном счёте будет втянут в конфликт.

– Я думаю так же.

– И учитывая это, капитан: предполагаете ли вы, что Амплитур обнаружил эту цивилизацию раньше нас? Представьте себе Человечество, сражающееся на стороне молитаров.

– Ни один не сражается за амплитуров. Они бьются только за себя. Но вы правы, мой косматый советник. Идея неприятная. Они разошлись, каждый на свою станцию, каждый со своими мыслями.

– Мне так ничего и не пришло в голову, как это представить правительству? Как мне рассказать о вас? – Уилл сидел в комнате с Кальдаком и Соливик, Т’варом и З’мамом. Он спал очень мало предыдущей ночью. – Может, доказать им вашу силу, посадив ваши корабли-челноки в главных столицах, или что-то в этом роде?

– Наши исследования показали, что люди очень легко психологически травмируются, – сказала Соливик. – Мы бы предпочли, чтобы вы установили первоначальный контакт путём личного представления. – Оба внимательно наклонились вперёд. – Вы должны понять, что идея составных правительств на одной планете, среди одного рода – это всё ещё внове и чуждо для нас.

– Облегчить местные заботы настолько, насколько это возможно, – добавил Кальдак. – Мы будем проводить одновременные представления для двух наиболее сильных сообществ.

– Я слышал о русском офицере на Васарихе, проинформировал их Уилл. – Он, возможно, сделает эту работу лучше, чем я. Я хочу, чтобы мой дядя Эмиль был здесь. Он член городского управления, знает, как разговаривать с политиками.

– Вы знаете нас дольше, чем кто-либо из вам подобных. – Тон Т’вара был успокаивающим, убеждающим. – Вы всё сделаете, как надо.

Так связать себя! Уилл подался вперёд, сложив руки на коленях. Спинка его сиденья послушно согнулась, приспосабливаясь к его позе.

– Как я, по-вашему, смогу убедить людей? Они всё равно не поверят этому-, какого бы вида картины или магнитофонные записи я ни взял с собой.

– Я поеду с вами, – заявил Кальдак, удивив его. – Т’вар тоже поедет, вместе с гивистамом-регистратором и вейс на случай повреждения транслятора. Я думаю, присутствие четверых из нас собственными персонами будет достаточно убедительно, не так ли?

– Не сразу, – сухо ответил Уилли. – Сначала они будут думать, что вы из какого-нибудь кинофильма. Но вы правы: в конце концов они согласятся с очевидным. Тем не менее согласие с вами не означает одобрения. Допустим, что однажды люди замечают, что борьба осложнилась, переросла в большой конфликт, они оглянутся назад и потребуют, чтобы вы ушли. – Он почувствовал большую уверенность. Откровение, решил он, не обязательно означает запутанность. Принимая во внимание, что дела зашли уже далеко, это могло даже быть к лучшему.

– О, вы должны заставить страны укрепить оборону, так как никто не будет торопиться посылать войска помогать сражаться в вашей войне. Вот увидите.

Кальдак готов был возразить, но был прерван З’мамом. Только очень серьёзные обстоятельства заставили командира проигнорировать рамки протокола.

– В настоящее время этого будет достаточно, – проворчал С’ван.

Кальдак пристально посмотрел на коротышку, но промолчал.

– Если бы мы могли где-нибудь выйти на телевидение… – пробормотал Уилл.

– Нет. – Соливик настойчиво потребовала внимания. – Чтобы всё было в порядке и выглядело убедительно, это должно быть сделано при личном контакте. Ваши примитивные визуальные передачи позволяют делать множество электронных хитростей.

– Будьте готовы к тому, что кто бы вам ни встретился, он будет в ужасе от вашего вида, – предостерёг их Уилл. – Люди в этом случае могут быть очень похожи на сумасшедших.

– Ваше дело предупредить, – ответила она на его замечание.

Уилл глубоко вздохнул.

– Может ли один из ваших челноков долететь до Вашингтона? Я покажу вам на глобусе, где он находится.

– Мы знаем, где расположен Вашингтон, – уверенно сказал Т’вар. – Пока вы занимались своей музыкой, мы делали нашу работу. – Он пошевелил своими короткими, похожими на обрубки пальцами. – Я лично могу найти дорогу в Линкольновский мемориал, Смитсоновский центр и в Белый дом.

– Значит, вы знаете город лучше, чем я, – сказал ему Уилл. – Если я заблуждаюсь во всём этом и ваши люди правы, тогда это означает конец всего. Искусства, музыки, культуры, единого спокойного мира. Всего.

– Вы внушаете себе эту мысль, – резко возразил Т’вар. – Если кому-то и следовало бы внушить эту мысль преждевременно, то это следовало бы делать с’вану, но не нам.

Уилл усмехнулся маленькому чужестранцу.

– Ваш род будет смеяться над Апокалипсисом.

– Таков наш путь, – защищался Т’вар. – Вы и сами это хорошо знаете.

Уилл глубоко задумался. – Я не хочу приземлиться на лужайку перед Белым домом. Мы не должны давать повода для паники. Это должно быть такое место, где правительство не сможет посадить нас всех в тюрьму и изучать нас на досуге или использовать в собственных целях.

– Тогда где? – спросил Т’вар.

– Думаю, что я знаю такое место.

Глава 23

– Мистер Бенджамен, сэр?

К.Р.Бенджамен поднял глаза от стола на младшего помощника редактора. Глаза её были широко раскрыты, лицо пылало. Он откинулся на спинку и заложил руки за голову.

– Сейчас я догадаюсь. Это опять Камбоджа, да? Что там сейчас случилось?

– Это не Камбоджа, сэр.

– Надеюсь, что нечто столь же важное. Я занимаюсь окончательной правкой к воскресному выпуску и не потерплю, чтобы меня дёргали каждый раз, когда кто-нибудь пытается выехать на каком-то мини-кризисе, заслуживающем, по их мнению, редакционной статьи. Как, по-вашему, я должен выпускать эту чёртову газету? Я не провожу, как некоторые, всё своё время на приёмах и встречах по сбору денег. В отличие от них, я действительно занимаюсь выпуском газеты.

– Я это знаю, сэр, – она заколебалась. – Но… там на крыше летающая тарелка.

Он наклонился вперёд и рассеянно поглядел на экран компьютера.

– Что ж, неплохо. Скажи тем, кто это придумал, что они скрасили мой день. Видишь, я улыбаюсь, – кончики его губ слегка искривились. – Ещё скажи им, что смешное один раз не будет смешным во второй, и если кто бы то ни было сегодня потревожит меня снова, они остаток своей карьеры проведут, сочиняя некрологи. Надеюсь, это не твоя идея?

– Нет, мистер Бенджамен.

Он вернулся к своей работе, но лишь на минуту.

– Вы всё ещё здесь!

– С-сэр? На крыше, действительно, летающая тарелка. И в ней человек.

Он говорит, что его зовут Уильям Дьюлак и что он из Луизианы.

К.Р.Бенджамен сделал гримасу.

– Разумеется. Это всё объясняет. Не правда ли?

– Это не всё, сэр. С ним трое инопланетян. Он говорит, что ещё больше их ждёт там, в районе Карибского моря.

– Неужели? А что это они там делают сейчас, когда сезон начинается только в ноябре?

В дверях появился крупный лысый человек, и помощница с радостью уступила ему дорогу. Бенджамен покосился на вновь прибывшего.

– Маркус? Только не говори мне, что и тебя в это дело втянули.

Редактор отдела городских новостей боком протиснулся в комнату одновременно с тем, как помощница редактора, издав какой-то сдавленный писк, выскочила в коридор.

Нечто высокое, пригнув голову, чтоб не задеть за притолоку, вошло в комнату. Его угловатая фигура, покрытая коротким серым мехом, была одета в плотно облегающий комбинезон, оставляющий свободными руки до локтей и ноги до колен. В дополнение ко всему на нём был пояс, усаженный какими-то странными приспособлениями. Длинные руки свисали до пола, а зубастая удлинённая морда всё время подёргивалась, принюхиваясь к воздуху. За ним следовало нечто, напоминающее маленького бесхвостого динозаврика, иначе одетого и экипированного, и продвигавшегося вперёд с грацией балетного танцовщика. За ним последовательно появились чрезвычайно волосатый мускулистый карлик, страус, необыкновенно модно одетый, и человек.

– Мне вызвать службу безопасности? – редактор отдела городских новостей топтался у стены.

К.Р.Бенджамен молча разглядывал своих посетителей, полностью игнорируя нарастающий шум в коридоре. В конце концов его взгляд остановился на единственном в этой компании человеке.

– Скажите мне только одно, молодой человек, на крыше моего здания действительно села ваша летающая тарелка?

– Это всего лишь атмосферный челнок, – ответил ему Уилл, – и формой он совсем не похож на тарелку.

– Понятно. Но вы же знаете людей: всегда хватаются за самое простое привычное описание. Вот поэтому всё труднее становится сейчас находить хороших писателей. Все они, как нарочно, пользуются одними и теми же словами и выражениями, – он посмотрел в сторону редактора городских новостей. – Безопасности не надо, Маркус, но будьте недалеко от двери. Редактор кивнул и сделал то, что велено, не обращая внимания на толпу, которая к тому времени плотно забила всё пространство около дверей. К.Р.Бенджамен медленно уселся на своё место.

– У нас здесь не будет никаких неприятностей, а, мистер… как там тебя зовут, сынок?

– Дьюлак. Уильям Дьюлак.

– Если бы ты сейчас был в Наумсе, что бы ты взял на ланч?

Уилл нахмурился, но ответил:

– Устричную похлёбку.

Редактор одобрительно кивнул.

– Тогда ты из Луизианы. Если ты и мошенник, то мошенник с Юга, а они по крайней мере интереснее прочих. Шум в холле становился всё громче.

– Маркус, скажи этим людям, чтобы возвращались к своим столам, а здесь всё под контролем.

Редактор отдела городских новостей отправился выполнять приказание. «С радостью», – подумал Уилл. Хорошенькая помощница редактора последовала за ним без дополнительных указаний.

К.Р.Бенджамен театрально потёр руки.

– Мне нравятся истории, которые сами приходят ко мне в кабинет. Так дешевле, чем платить репортёрам. А теперь, сынок, если это какой-то сложный фокус или трюк, самое время просветить меня. Ты ведь не из команды Фокса? Я знаю, что наши обозреватели вцепились зубами в их последнее шоу и рвут его по-живому.

– Мы не от Фокса, сэр, и это никакой не трюк. Мне бы искренне хотелось, чтобы это был трюк. Эти люди, – показал он на своих молчаливых спутников, – на самом деле из других миров. Каждый из них представитель какого-то вида. Они объединены в организацию, которую называют Узор. Бенджамен помахал рукой.

– Надеюсь, вы дадите мне время и средства удостовериться в том, что вы говорите? Ведь сейчас я могу действовать только на основании того, что вижу и слышу, а журналисты так не поступают.

– Мои друзья согласны подвергнуться физическому осмотру, – успокоил его Уилл. – Они понимают вашу настороженность, потому что сталкивались с подобным раньше, в других мирах, которые им довелось посещать. Бенджамен фыркнул.

– Давайте на какое-то время примем всё, о чём вы говорите, за святую истину. Этот ваш Узор, он что, какое-то подобие нашего ЕЭС?

– Суверенные и независимые миры, объединившиеся в целях торговли, коммерции и совместной защиты, – ошеломила редактора вейс, ответив на безупречном без малейшего акцента английском. Уилл подумал, что старик проявляет в этих обстоятельствах редкое самообладание. Разумеется, было маловероятно, что человек, ставший главным редактором одной из важнейших газет Соединённых Штатов, им не обладал.

– Значит, это и есть долгожданный Первый Контакт… – Бенджамен подумал, что стоит выключить компьютер и задействовать магнитофон в столе.

– И при том не с одной инопланетной расой, а с четырьмя. Не думал я, что их будет четыре.

– Сэр, их сотни, – спокойно сообщил Уилл.

– Сотни… – Бенджамен задумался. – И они решили установить контакт у меня в кабинете. За исключением, разумеется, вас, молодой человек. С вами они, очевидно, установили контакт на день-два раньше.

– Боюсь, что нет, сэр. На самом деле они находятся здесь уже несколько лет, наблюдая за нами, изучая, тайно работая с некоторыми из нас.

– Ясно. Я надеюсь, что в нужное время вы просветите меня относительно причин этой их секретности.

– Да, сэр.

Бенджамен указал на вейс.

– Это чудо с перьями говорит по-английски лучше, чем мои спортивные обозреватели.

– Лингвистика – специальность вейсов, сэр. Но, вообще-то, все здесь присутствующие более или менее говорят на нескольких языках Земли. Я говорю на некоторых их языках. И потом у нас есть эти переводчики. Он приподнял висевший у него на шее транслятор, тронул его раструб.

– Что ж, если это и не первый контакт, то всё равно сенсация. Самая большая за последнюю тысячу лет. И вы её мне подарили. Я очень благодарен вам, мистер Дьюлак. А как получилось, что молодой человек из Луизианы?..

– Всему будет дано объяснение, сэр, – прервал его Уилл. – Сейчас нам надо заняться более важными вещами. И в этом вы не будете единственным.

– А! Что? «Нью-Йорк Таймс»?

– Нет, сэр. Рупор другого великого племени.

– Племени? – недоумевающе нахмурился Бенджамен.

– «Известия», сэр.

– А, понимаю. Ну, не думаю, что это слишком уменьшит мои тиражи. Я не сомневаюсь, что у вас есть основательные причины так поступить, которые, несомненно, вы также в своё время разъясните.

– Да, сэр. Мы здесь потому, что у нас есть информация, которую надо распространить, и притом быстро. Если бы это зависело от меня, она осталась бы в секрете, но, увы, это уже невозможно.

– Очень хорошо. Моя организация будет более чем счастлива вам помочь. Но осмелюсь поинтересоваться, почему здесь и почему таким манером? Я себе это всё как-то не так представлял.

– Нам необходимо высказаться не только быстро, сэр, но без каких-либо сокращений и урезываний, минуя всякие правительственные фокусы.

– Тогда ты выбрал того, кого надо, сынок. Раз это всё взаправду, тебе не придётся выкручивать мне руки, чтобы освободить для вас в завтрашнем номере первую страницу. Завтрашнее утро вас устраивает? Это даст нам какое-то время, чтобы подготовить статьи, мнения экспертов, и сделать некоторые фотографии. Вы не возражаете против фотографий?

– Вовсе нет, – ответила вейс.

– Мы окажем всяческое содействие. Это отвечает нашим целям, – добавил Кальдак на более неуклюжем, но вполне понятном английском.

– Отлично. Разумеется, если окажется, что это чей-то хитроумный розыгрыш, я постараюсь, чтобы все, кто в нём участвует, пожалели, что родились на свет.

– Хотел бы я, чтобы это было розыгрышем, сэр, – мрачно произнёс Уилл.

– Причина нашего присутствия здесь… – начал Кальдак, обращаясь к Уиллу.

– Погодите. Сначала ему нужно удостовериться.

– Простите, не понимаю, – Бенджамен перевёл взгляд с инопланетянина на человека.

– Виноват, – сказал Уилл, сообразив, что говорил на массудском.

– Ты упоминал о сотнях разумных видов. Это, сынок, довольно-таки обескураживающее откровение.

– И что обескураживает ещё больше, сэр, так это то, что далеко не все из них могут быть настроены дружелюбно.

После этих слов Бенджамен сощурил глаза. Чтобы придать своему заявлению больше веса, Уилл дал возможность вейс объяснить историю конфликта Узора с Амплитуром, включая оценку нынешней ситуации. Когда орниторп закончила свою речь, редактор долго молча сидел, откинувшись, пытаясь осмыслить значение того, что услышал. На его настольном пульте мигали все лампочки, требуя его внимания. Он раздражённо отключил их все.

– Нам нет нужды вмешиваться в это, – осторожно произнёс Уилл среди всеобщего молчания. – Это не наша борьба. Мы не члены Узора.

– Это верно, – Бенджамен обратил внимание на ожидающие взгляды четырёх инопланетян. Он не мог понять выражения их лиц, не знал, как отражаются на них те или иные чувства, но ошибиться в напряжённости их взглядов было невозможно.

– Птичка сказала, что этот Амплитур, эти существа, которые им противостоят, хотят, чтобы все другие существа верили только в то, во что верят они. Люди этого Узора считают иначе. Они потихоньку нанимали каких-то землян помогать им в их борьбе, и поэтому теперь Амплитур заявился к нам сюда. Чтобы помешать ещё большему числу землян включиться в этот конфликт.

– Что-то вроде этого, – подтвердил Уилл. – Вопрос состоит в том, придут ли они воевать или разговаривать. И придут ли они сюда вообще?

– Нет, сынок, вопросы стоят не так. Вопрос в том, можем ли мы позволить себе сидеть, разинув рты, и ждать, пока всё это решится, никак не готовясь к этому. Пойми меня правильно: я – один из самых миролюбивых людей, которых ты когда-нибудь видел. Если ты читал мою газету, то должен знать, что не одобряю даже так называемые «очистительные операции», когда мы проводим рейд по ликвидации какого-нибудь наркобарона или что-то в этом роде. С другой стороны мне не очень нравится то, как звучит всё это об Амплитуре. И не уверен, что хотел бы, чтобы они решали, во что должны верить мои внуки, когда вырастут.

– Вы должны присоединиться к нам, – не доверяя своему владению языком, Кальдак полагался на переводчика, – хотя бы для того, чтобы защитить себя.

К.Р.Бенджамен переводил свой острый взгляд с Уилла Дьюлака на командира инопланетян и обратно.

– Мне так кажется, или у нас здесь в самом деле наблюдается разница во мнениях? Не важно. Какое бы окончательное решение ни было принято, я считаю, что нам следует по крайней мере позаботиться о мерах своей защиты. Вы видите в этом что-то не правильное, мистер Дьюлак?

Уилл внезапно почувствовал, что все годы работы с массудами и их союзниками мало чего стоят. Что всего за пару минут его собственную значимость для них перевесило значение этого старика, сидящего за большим столом. И произошло это так быстро, что он только начал это осознавать – этого не требуется.

Уилл ошеломлённо повернулся к Кальдаку.

– Минуточку. Вы говорили, что…

– Мы говорили, – продолжил Кальдак, медленно выговаривая слова, чтобы дать переводчику достаточно времени для выбора самых точных выражений, – что Амплитур может здесь появиться, и раз есть вероятность этого, ваш мир должен быть готов защитить себя. Мы не говорили, что вам придётся участвовать в этой защите. Это была рекомендация, а не требование. Если будет необходимо, Узор сам, один, обеспечит защиту вашего мира.

– Мы не члены вашей организации, – сказал Бенджамен. – Почему вы будете подставлять себя из-за нас?

– На протяжении уже ряда лет несколько тысяч ваших соплеменников воюют на нашей стороне. Это не очень много, но и не мало. Некоторые погибли на службе Узору, если и не ради его целей. Будет очень нецивилизованно бросить их родину на произвол Амплитура.

– Это очень великодушно с вашей стороны.

– Это совсем не великодушно, – Кальдаку приходилось ждать перевода. – Мы сделаем это, потому что некоторые представители вашего вида оказали нам услугу и ещё большее количество смогут послужить нам в будущем. И ещё потому, что считаем опасным позволить Амплитуру вести себя здесь так, как ему хочется.

– А что, если этот крамол прав? – Редактор ткнул пальцем в Уилла. – Допустим, что когда люди услышат о вашем конфликте, они не захотят в него вмешиваться? Допустим, они захотят, чтобы вы и ваши друзья убрались отсюда и оставили их в покое?

– А каково ваше мнение? – впервые прозвучал переводчик гивистама. – Как по-вашему поступит большинство вашего населения?

– Не знаю. Поэтому мы и считаем голоса. И я могу говорить только об этой стране, но ни о каких других. А как вы считаете, что сделают амплитуры, когда придут сюда?

– Сначала они попробуют поговорить, – сказал Кальдак. – Затем попытаются вступить в более тесный контакт с нашими лидерами, чтобы воздействовать на их умы. Если им помешают это сделать, они постараются подчинить вас силой. И в конце концов, если они сочтут, что представляемая вами опасность больше, чем потенциальная польза, которую вы можете им принести, они приложат все силы, чтобы вас полностью истребить.

– Птичка сказала, что в большинстве случаев бои идут на земле, и практически невозможно предотвратить высадку сил противника.

– Совершенно верно, – вмешалась вейс, – капитан-командир Кальдак может дать более профессиональное объяснение. Я просто переводчик и военные дела знаю слабо, – вейс заметно содрогнулась.

– Как вы будете нас защищать? – спросил Бенджамен.

– Мы вернём сюда несколько тысяч ваших парней, которые научились пользоваться техникой Узора, – объяснил Кальдак. – Огромную часть оборонительных сил будут составлять массуды, с соответствующей поддержкой других членов Узора. Силы Амплитура не будут приземляться в городских районах, население которых они постараются сохранить нетронутым. Они будут воевать так, чтобы захватить ваши защитные Сооружения, источники энергии и запасы продовольствия, чтобы вы капитулировали.

– Они хотят уничтожить не вашу жизнь или благосостояние, а вашу личность, индивидуальность, – добавил Т’вар. – Где только возможно, они будут бороться с сопротивлением на открытой местности или в маленьких городах, пока не уничтожат все силы, направленные против них.

– Выглядит очень цивилизованно, – заметил Бенджамен.

– Вот видите! – возбуждённо воскликнул Уилл. – Так кто может утверждать, что нам не удастся уговорить их оставить нас в покое?

 К.Р.Бенджамен почесал в затылке.

– Если хоть часть того, что мне здесь рассказали, правда, не похоже, что они оставят кого-бы то ни было в покое.

– Именно так, – Кальдак, не в силах больше стоять на одном месте, сделал шаг вперёд. Массуд с меньшим самоконтролем уже давно метался бы по комнате. – Вы или за их Назначение, или против него.

– У амплитуров есть своё искусство, своя культура. Почему мы не можем попытаться сотрудничать с ними, а не воевать?

– Но ведь у них всё направлено на почитание их Назначения, верно? – спросил Бенджамен. – По-моему это очень связывает руки. Я люблю редакторов и авторов, которые не соглашаются со мной. Тогда дело идёт веселее. Не думаю, что мне понравится такой выровненный мир, хотя и без войны.

– Мы ведь не знаем точно, что они ограничат разнообразие, – настаивал Уилл. – На протяжении многих лет эти люди говорили мне, что наше общество уникально среди отдельных миров. Если мы убедим в этом Амплитур, я думаю, что имеется достаточная вероятность того, что они оставят нас в покое.

– Может быть. Может быть. Но я не вижу, каким образом мы можем просить ребят Бог знает из какой дали, которые нас даже не знают толком, воевать за нас… если допустить, что воевать придётся, – добавил он, чтобы предупредить возражения Уилла, – в любом случае это решение будет приниматься не мной, не вами, и никем другим в этой комнате.

– Вы слышали нашу историю. Как вы собираетесь действовать? – спросил Т’вар.

– Я позабочусь о том, чтобы вам была предоставлена трибуна. Это моя работа, – наклонившись вперёд, он включил на столе интерком. Немедленно откликнулся взволнованный голос. Уилл услышал и другие голоса, создававшие как бы фон.

– Мистер Бенджамен, с вами всё в порядке?

– Успокойся, Маркус. Всё под контролем.

– Что это за типы?

– Вопросы потом. Нам надо выпускать газету. Скажи Елене, что я хочу, чтобы освободили первую страницу.

– Мистер Бенджамен! Всю первую страницу?

– Всю, вплоть до названия. И ещё мне нужно много места внутри. Нет. Не надо, пусть всё останется, как есть. Мы сделаем специальный вкладыш. Это даст нам нужную гибкость. Когда закончите, позвоните Пректвику в госдепартамент: я у него в долгу. После этого свяжи меня с пресс-секретарём президента. Потом попробуй соединить меня с генералом Максвеллом в Пентагоне, – и он широко улыбнулся своим визитёрам.

– Объединённые начальники штабов. Посмотрим, может, нам удастся провести быструю совместную сессию здесь или у них. Они обычно не любят допускать на свои сессии гостей, но, думаю, в вашем случае сделают исключение, – он снова наклонился над интеркомом.

– Скажи Максвеллу, что это К.Р. из «Пост», и ещё позвони моей жене и скажи, что сегодня я буду работать допоздна.

– Да, сэр, но…

– Пока всё, Мэтти. Позже будет ещё, – он щёлкнул тумблером, откинулся на стуле и сложил руки на животе. – У нас есть несколько минут. Может, мы лучше проговорим, что вы собираетесь сказать брокерам власти? Вы, мистер Дьюлак, знаете, как разговаривать с этими гостями, но я знаю, как разговаривать с политиками. Совершенно разные языки. Мы же не хотим, чтобы говорилось «да», когда кое-кто подразумевает «нет».

– Вы думаете, они  выслушают? – спросил его Уилл, как-то сразу почувствовав себя уставшим. – Думаете, они кому-нибудь из нас поверят?

– Поверят, когда биологи, которых я позову через минуту, обнародуют результаты своего осмотра. Вы насмотрелись слишком многого, старых фильмов 40-х и 50-х годов. Посмотрите, как внимательно они отнесутся к вам, когда вы скажете им, что аналогичная встреча сейчас проходит в Кремле.

Несмотря на всю уверенность старика, Уилл не знал, чего ожидать. Разногласия – безусловно, затем дебаты, сопротивление.

* * *

Было всё это и гораздо больше. Человечество должно было не только принять первый контакт с одной разумной инопланетной расой, но с гроздьями таких рас. И сразу после этого перед человечеством предстало устрашающее откровение, что его вот-вот ввергнут в пучину тысячелетнего конфликта, о котором оно вообще не подозревало.

По всей планете прокатилась волна споров относительно того, как должно реагировать человечество. Начали возвращаться с Визария и Ауруна сотни людей, обученных вейсами. Они не были ни политиками, ни профессиональными солдатами, а просто обычными людьми, завербованными на улицах Центральной Америки.

Они рассыпались по своим родным странам, где каждому довелось испытать мгновенье славы перед телекамерой. Выражений недовольства почти не было. Но обоснования большинства восторженных оценок существенно отличались друг от друга.

Как сказал один сборщик тростника из Тринидада:

– Это же не то, что убивать других людей. Эти криголиты жуть какие уроды. И молитары, и акарии тоже. У ашреганов хоть и забавные мордашки, а мозги у них у всех промыты. Это Амплитур делает со всеми, кого достанет. Промывает мозги, пока в них не останется ничего, кроме их дурацкого Назначения. Ну, и, конечно, плата гораздо лучше, чем за уборку тростника. Уилл и его единомышленники беспомощно наблюдали, с какой потрясающей скоростью поменялось общественное мнение, от парадности к военной лихорадке, и как весь мир занялся мобилизацией для встречи ожидаемой угрозы. Специалисты Узора терпеливо разъясняли, почему они не могут предсказать, где и когда появится враг, и почему они не могут предотвратить высадку его войск. Они могут приземлиться на окраине Манхэттена или в сердце Африки. Этого никак нельзя было знать заранее. По крайней мере Земля не испытает судьбу тех примитивных миров, которым пришлось пережить бомбардировку с орбиты. В течение ближайших месяцев несколько дюжин военных кораблей Узора заняли свои места вокруг голубой планеты. Амплитуру придётся атаковать Землю так же, как любой развитый мир Узора: выйти в обычное космическое пространство, как можно быстрее высадить войска и немедленно улетать в субпространство, пока их не обнаружили и не уничтожили. А ещё им придётся столкнуться без подготовки с уникальным и сбивающим с толку строением Земли. Оказалось, что из-за сильных боёв в другом месте войска массудов могли быть использованы только для помощи в обучении местных жителей, а не в активной войне. Но гивистамы и юли позаботились, чтобы вооружение Узора было во множестве предоставлено многочисленным земным армиям. Громадные транспорты появлялись на орбите и выгружали гигантские количества амуниции и припасов.

Впервые в желчной истории человечества все армии земли действовали заодно против общего врага. Профессионалы Массуда вместе со своими усердными легкообучаемыми земными союзниками разрабатывали множество стратегических планов, предназначенных отразить любую высадку противника. Координация всемирных вооружённых сил осуществлялась весьма и весьма удовлетворительно.

* * *

Уилл находился на базе в очень расширившемся центре связи и исследований, наблюдая за тем, как специалисты Узора управляются одновременно с дюжинами мелких земных телепрограмм. Они записывали все для дальнейшего внеземного изучения от возвышенного до абсурдного.

– Амплитур, когда явится сюда, окажется в очень невыгодном положении, – Кальдак облокотился на перила, наблюдая за деловой суетой инженеров внизу. – Они должны преодолеть чрезвычайно большое расстояние, и об особенностях вашего мира они почти ничего не знают.

– Мы ничто не можем рассчитывать, – заметил Уилл.

– Верно. Но одно дело прослышать, что земной массив этого мира распадается на много частей, и совсем другое решать связанные с этим фактические задачи. Амплитуру придётся учиться на ходу, в бою, – он отвернулся от перил. – Друг Уилл, я читаю на твоём лице разочарование.

– Я думал, что обсуждение будет более долгим, будет больше споров. Я думал, большее число людей не захочет готовиться к войне, – он горько засмеялся. – Я думал, что Америка и Россия, по крайней мере, не сразу решатся довериться друг другу. А эти две сверхвооруженные силы буквально упали в объятия друг другу. После стольких лет взаимного шпионажа они точно знают, как и какие части лучше объединить. Он поднял глаза на Кальдака.

– Я слышал, что президент был очень раздосадован тем, как вы расставили ваши корабли.

– И не он один, – признался Кальдак. – Многие из вождей ваших племён были встревожены тем, что мы сначала не обсудили всё это с ними. В своё время мы просто не поняли, что это вопрос общественных приличий, считая, что это чисто военный вопрос. Наше командование просто не хотело терять времени, – он заколебался. – Я часто ловлю себя на мысли, что ваших людей надо защищать от самих себя.

Амплитуры обнаружат, что им здесь действовать трудно. Возьмём, к примеру, вопрос о безопасности планетарных источников энергии. Обычно высаживающиеся отряды должны обнаружить и попытаться взять под контроль наиболее важные энергопроизводящие станции. Но у вас нет централизованных источников энергии. Ваша энергетическая сеть так же фрагментарна, как и всё ваше общество. Энергия производится на нескольких атомных станциях и множестве мелких неэффективных предприятий, сжигающих ископаемое топливо. Ваше общество основано на неразберихе. Если бы это было придумано каким-нибудь сочинителем, ему бы не поверили. Вообразите любую цивилизацию, достигшую вашего технологического уровня и всё ещё сжигающую невосполнимые запасы углеводородов только для производства энергии. Нелогичность этого ошеломляет. К счастью, так сочтут и амплитуры. Мне говорили, что на всей планете нет ни одной станции слияния.

– У нас с этой проблемой трудности, – Уилл, сам не знал почему, говорил извиняющимся тоном.

– Удивительно. Если бы вы развивались и созревали нормальным путём, то вы давно бы разработали такую технику. Вместо этого ваша энергия рассеивается в бесконечных племенных сварах.

Однако теперь это может обернуться вашим преимуществом. Для Амплитура вы окажетесь такой же загадкой, как для нас, когда мы только начали вас изучать. Мне очень хотелось бы оказаться в их командном центре, когда, вынырнув из субпространства, они перед высадкой своих отрядов обнаружат, что ваше население рассеяно по шести земным материкам, вместо привычного одного. И конечно, нельзя забывать о вашей в высшей степени непредсказуемой погоде. Нет, им это тяжко достанется. Что не гарантирует, – добавил он мрачно, – их поражения. Война может продлиться какое-то время. Но не бойтесь. Узор с вами так же, как некоторые ваши люди были вместе с Узором.

«За золото», – подумал Уилл. Большинству завербованных, которые вернулись с Васариха и Ауруна, было наплевать на Узор, несмотря на все их заверения. Он знал, что указывать на это бесполезно. Люди, готовящиеся к возможной битве, всегда предпочтут ободряющий вымысел неприятной правде.

– Значит, вы никак не можете узнать, когда они могут здесь появиться?

– Именно в вашем мире – нет. Корабль, проходя через субпространство, энергирует вокруг себя чрезвычайно рассеянную волну искажения. В межзвёздном пространстве это незаметно. Но когда она сталкивается с чем-то плотным, вроде солнечной магнитосферы, это искажение можно обнаружить. Этот эффект можно уподобить движению объекта под водой. На глубине оно незаметно, а как только слой воды становится мельче, на поверхности появляются видимые волны. Если в магнитосферу вашего солнца войдёт множество космических кораблей, они вызовут существенное искажение. Если повезёт, мы сможем получить упреждение о появлении противника в одну-две недели.

– Всего пара недель, – пробормотал Уилл. – Не так уж много времени, чтобы привыкнуть к этой мысли.

– По-моему, большинство представителей вашего вида свыклись с вероятностью этого достаточно легко.

Уилл пожал плечами.

– Пожалуй. Большинство обитателей нашего мира уже довольно давно ждали прибытия из космоса кровожадных жукоглазых чудовищ.

Было видно, что Кальдак в недоумении:

– Но амплитуры вовсе не жукоглазые. И не пьют кровь. Если не принимать во внимание тот факт, что они беспозвоночные, так их можно даже назвать физически привлекательными. Это их философия омерзительна… – И он задумался. – Впрочем, я понимаю ход вашей мысли. Это как если бы весь ваш вид целиком тысячи лет ожидал подобного конфликта. Я слыхал, как отдельные представители говорили о необходимости подготовки к встрече с армиями «Сатаны».

Уилл пожал плечами:

– Люди пользуются любыми метафорами, которые их успокаивают. Когда они собираются на войну, им надо кого-то ненавидеть.

– Но мы, члены Узора, мы не испытываем ненависти к Амплитуру.

Ненависть – очень уж чрезмерная эмоция. Несогласие – да, зависть – да, неприязнь – безусловно, но не ненависть. Ненависть зря расходует протеин. Даже примитивные хищники, убивая, не испытывают ненависти к своей добыче.

Ненависть – это так… по-детски.

– Что вы хотите от нас? Мы – не взрослый вид. Ваши специалисты всё время в нас этим тычут. Кстати, говоря об этом, я хотел бы задать вам один вопрос. Дело идёт к тому, что несмотря на то, что мне и другим, думающим так же, как я, в конце концов придётся воевать на стороне Узора. Мы получаем защиту Узора и его помощь. Но никто пока не обсуждал вопрос о нашем вхождении в Узор, – он остро поглядел на высокого массуда. – Почему это так, Кальдак?

– Генеральный Совет считает, – вежливо ответил командир, – что стоящая сейчас перед нами задача – это предотвратить переход вашего мира на сторону врага. Вопрос о социальной интеграции следует отложить до того момента, когда будет решена эта неотложная задача.

– Да, пожалуй, – согласился Уилл, но уклончивость ответа друга его обеспокоила.

Он вгляделся в то, что сделалось за ограждением. Гивистамы и о’о’йаны суетились между установками, укрепляя гроздья с’ванов. Лепары передавали сообщения или топтались в углу этого большого зала. Какой-то вейс прошествовал к выходу, распространился аромат духов.

– А не думаете ли вы, что они могут напасть сюда? В конце концов, ведь здесь до сих пор находился центр операций Узора на Земле.

– Думаю, что здесь мы в достаточной безопасности. Они ведь сначала должны обеспечить себе место высадки, а потом уже думать о войне на воде. И притом ваш мир создаёт такой фон электронного шума, что очень затрудняет работу их детекторов. Но, конечно, я не могу обещать, что они не обратят внимания на это место. У них очень хорошие приборы. Мне очень бы хотелось убедить вас принять личное оружие.

– Я повторю вам то, что уже говорил одной женщине на Васарихе: оружием не интересуюсь. Я его не люблю. Много людей чувствует то же самое, несмотря на всё, что вы видели последние месяцы по телевидению. Отбить вторжение – это одно дело, но как только это закончится, вы увидите, как быстро они предпочтут отложить оружие в сторону. Люди всегда так поступают по окончании каждой войны. Они, не задумываясь, всей душой кидаются в битву только для того, чтобы в конце её испытать общее к ней отвращение. Так было не всегда, но за последние полстолетия мы очень повзрослели. И если вы думаете, что у нас будет постоянное объединённое всепланетное правительство, чтобы всё время держать оборону против Амплитура ради Узора, то, думаю, вас ожидает большое разочарование.

– Вы так уверенны в своём племени, Уилл Дьюлак. Неужели вы забыли, как недавно сами применили оружие против своего же вида? Вы убили человека.

Уилл слегка содрогнулся от этого воспоминания.

– Я сделал это, чтобы спасти жизни своих друзей. Я сделал бы это, чтобы спасти свою семью, если бы она у меня была. Это совсем не то, что поднять оружие против кого-то только из-за того, что ваши философии отличаются друг от друга.

– Но Назначение Амплитура для вас гораздо опаснее любого оружия.

Уилл повернулся к дверям.

– Давайте не будем снова начинать об этом. Я не буду носить сайдарм, и это окончательно.

Кальдак не улыбнулся. Вместо этого его верхняя губа ритмично заколебалась.

– Не надо приходить в такую ярость из-за этого.

– Я не прихожу в ярость, – саркастически ответил он другу. – Иногда я думаю, что ваш вид такой же хитрый, как и с’ваны. Просто вы лучше умеете это скрывать.

– Никто не может быть таким хитрым, как с’ваны, – поправил его Кальдак. – Я просто указал на очевидное.

– Орать на кого-то, если разозлишься, или взять пистолет, решив пристрелить другое разумное существо, это никак не может быть приравнено одно к другому. Это совсем не одно и то же.

– Разве?

– Я не хочу спорить на эту тему.

– Естественно. С момента нашей первой встречи вы сделали ряд благородных заверений от имени всего своего вида, но я боюсь, что они в большей степени отражают ваши личные взгляды, а не человеческую реальную сущность.

– Посмотрим, – двери открылись, чтоб выпустить Уилла. – Когда всё будет кончено, а, может быть, до того, как всё будет кончено, мы посмотрим.

Глава 24

Корабли Узора, следившие за солнечной магнитосферой, отметили приближение флота Амплитура примерно за две недели до предполагаемого появления на земной орбите. Несмотря на интенсивные приготовления человечества, это объявление всё же вызвало в мире шок. Военные корабли Узора на орбите пришли в состояние повышенной готовности. Что до землян, то им оставалось продолжать свои приготовления, наблюдать и ждать. Когда враждебная армада наконец материализовалась над центральной Атлантикой, она начала извергать десантные суда для приземления, вовсе не собираясь начинать переговоры. Последовал ожесточённый и удивительно краткий обмен реактивными снарядами и лучевым оружием высокого напряжения, напомнивший фермерам внизу на Азорах редкие появления в зимнее время полярного сияния.

Массивный обмен ударами принёс, однако, небольшие разрушения. Один из оборонявшихся кораблей был повреждён, один из нападавших – полностью уничтожен.

Наземные силы уничтожили несколько быстро снижавшихся «челноков», подавив их обороноспособность. Остальные достигли поверхности, приземлившись на четырёх из шести континентов. Теперь из почасовых донесений оставалось узнать о победе или поражении. Несмотря на новое официальное назначение ответственным за связь широкого назначения, Уилл чувствовал себя страшно далёким от конфликта. Его чуть ли не главным занятием было отвечать на вопросы случайных журналистов, приходивших на базу, чтобы подцепить какую-нибудь информацию. Уилл мало что знал о сражениях, коммуникациях, международных отношениях, а сочинительство в тот момент не было в цене.

Он бесцельно бродил по разросшейся базе, функции которой во многом дублировались аванпостами Вашингтона, Москвы, Брюсселя, Токио, Рио, Найроби и Сиднея, так как человечество координировало оборону по всей Земле. Международная связь постоянно нарушалась из-за сил вторжения. Битва скоро стала фрагментарной из-за потери центрального контроля. Но это всё же не вызвало деморализации и распада, как ожидали амплитуры.

* * *

Криголитка замедлила ход своего судна, чтобы подождать, пока догонят остальные. Они продвигались по одному, изучая земную поверхность. Индивидуальные сканеры показывали только желтоватые песчаные холмы, почти голые, если не считать рудиментарной растительности. Неприятное место для сражения, но важное, потому что где-то поблизости есть важная гидроэлектростанция.

«Эта в целом жалкая планета – невозможное место для битвы», – подумала она. Насколько она знала, на этой планете не было даже монолитной суши, она была расколота на несколько островов-континентов, нет единой энергетической системы, и – десятки противостоящих племён, вместо центрального правительства, которое Амплитур мог бы безболезненно контролировать. Даже неизвестно, как общаться с противником, говорящим на сотнях языков. Цивилизация безумия.

Считалось, что другие подразделения продвигаются вниз с севера, чтобы предупредить подход подкреплений аборигенов. Конечно, эту электростанцию можно подвергнуть бомбардировке и разрушить, но ведь когда-то её заменят другой. Гораздо практичнее захватить её невредимой. После ухода с базы они пока не сталкивались с противодействием. Может бить, местные силы обороны отправились на север, противодействовать тем, кто снижается. Местные фермеры попрятались после выстрелов, кроме каких-то хулиганов, кидавших камни и палки, которые не могли попасть в цель. Она знала, что амплитуры всё это изменят.

Атаковать, думала она, было бы легче с воздуха, но у местных, оказывается, были поразительно эффективные запасы реактивных снарядов «земля – воздух». Вообще, наличие здесь огромных запасов оружия, притом не импортного, с Узора, было неприятным открытием. Этому никто не мог дать рационального объяснения. На планете вроде не было войн. Словно эти аборигены из эстетического удовольствия создавали запасы оружия массового уничтожения, более сложного и смертоносного, чем можно бы предполагать, исходя из общего уровня развития их техники. Их архитектура, так же, как и сельское хозяйство и искусство, были примитивны. Только в производстве оружия они преуспели. Это несоответствие было загадочным, но прежде всего оно создавало неожиданные проблемы силам местного умиротворения.

Она подсоединила к антенне сканер на голове. Неудивительно, что их тактика должна быть не менее непредсказуема, чем вся их цивилизация. Никогда не знаешь, чего ещё можно от них ожидать. Полевое подразделение должно быть ко всему готово.

Она уже была готова отдать приказ о продвижении вперёд, когда туареги открыли огонь из своих стрелковых ячеек, чтобы уничтожить девяносто процентов захватчиков. Остальные были схвачены при попытке отступить. Распределение недавно созданных стрелковых ячеек с кондиционерами (изготовленных японо-американским консорциумом) началось всего несколько недель назад. Они были непроницаемы для сканеров врага и легко перемещаемы. Сделав своё дело, туареги послали радиосигналы, пока суда взрывались в окружающих песках, принося в жертву сотни криголитов. Пара вояк рылись среди трупов чужаков, как, должно быть, их предки тысячу лет назад, устроив засаду на караван.

* * *

Пора возвращаться на базу, решила командир вспомогательной группы, что бы там ни говорили её чёртовы начальники. Её люди не могут передвигаться по мокрой и грязной почве, угрожающей засосать их в их полевых скафандрах. Нужен воздушный транспорт. Деревья здесь растут так близко друг от друга, а заросли кустов столь густые, что наземные суда не могут свободно маневрировать.

Может быть, местные и могут ходить по грязи, но не её бойцы. Им говорили, что это – хорошее место для передовой базы, с которой можно проникнуть в ближайшие урбанистические концентрации, что её, дескать, можно легко замаскировать с воздуха и свободно расширять. Сопротивление в регионе было любительским и плохо организованным. Понятное дело, подумала она. Кто же добровольно превращает родной дом в ад? Их приземление не встретило сопротивления. Не было воющих, бешено несущихся местных воздушных судов, нанёсших такой урон другим приземлявшимся партиям, не было и этих наземных машин в тяжёлой броне с реактивными снарядами или большими пушками. Кто бы мог представить, что этот мир, вне Назначения или Узора, обременён таким количеством неиспользуемого оружия? Против этого восставали опыт и здравый смысл. Позади разведгруппы пыталась пробить дорогу инженерная группа. Твёрдая почва не давала благоприятных возможностей. Но со временем они преодолеют эти первоначальные трудности и создадут базу, с которой можно будет атаковать главные урбанистические центры на востоке. Тогда будет обеспечен контроль по крайней мере над частью этого разрозненного мира. Спереди прозвучал сигнал. Она пошла вперёд, осторожно маневрируя между огромными деревьями с разросшимися корнями. Дорогу перегородил завал упавших деревьев. Она решила, что проще обойти это препятствие, чем тратить время и энергию на то, чтобы пробивать дорогу. Регулируя поле зрения, она осматривала окрестные джунгли. Глазные сканеры искали пятен или неровностей, которые могли означать наличие снайпера или вражеского лазутчика.

Раздался всплеск, и что-то обдало её скафандр сбоку. Она посмотрела вниз и увидела растекающуюся жидкость там, где разорвался какой-то шарик. Когда она схватилась за оружие, висевшее на боку, её группа стала вязнуть в грязной жиже.

Просто жест презрения, подумала она. Типично для неорганизованных, примитивных существ.

Вдруг она уронила оружие и стала дёргаться на четвереньках со страшным визгом, хлопая себя по боку. Серая жидкость разлагала её скафандр, просачиваясь сквозь гибкий защитный материал. Она пыталась освободиться, пока жидкость не разъела его весь до основания. Вместо помощи её подчинённые вместе с остальной группой бросились к ближайшей бронированной машине. Будучи уже внутри и в безопасности от всего, включая тактический ядерный удар, она устроилась в операционном центре огромной машины.

– Сколько их здесь? – спросила она у дежурного техника.

– Трудно сказать. Регион полон живых существ, много гуманоидов.

Данные противоречивы. Конечно, и здесь кто-то есть. Я…

Вдруг она начала задыхаться. Ординарец нервно обернулся.

– Что? Что случилось?

– Воздуха не хватает, – завопил другой техник. – Вон там, наверху, вентиляционная система закупорена.

Чёрт знает что, думал ординарец, чувствуя себя на грани сумасшествия. В этой одной машине – столько оружия, что можно уничтожить небольшой город. Но тут нет ни города, ни концентрации войск противника, ни низколетающих аппаратов. Только немного аборигенов. Уныние охватило операционщиков в двинувшейся вперёд орудийной установке, переполненной вооружением.

Какая от него польза, если наводчик не может дышать? Система циркуляции очищала воздух внутри в случае радиации, биоатаки или ядовитых газов снаружи, но отдушины должны были быть чистыми. Кашляя и задыхаясь, она пыталась отдавать приказания.

– Используйте арматуру!

Эти механические части были предназначены для разблокирования в подобных случаях, но они почему-то тоже были расплющены. Ординарец понял, что им остаётся теперь только вылезти и попробовать убрать то, что мешает. Когда открылись люки и стали появляться криголиты, их уже ждали бойцы племени банту…

* * *

Ашреганский офицер, возглавлявший экспедицию, как и все его люди, терпеть не мог драться в горах. Было холодно, и хотя скафандры более или менее сохраняли тепло, погода и рельеф делали продвижение затруднительным. Некоторые ущелья, где им приходилось продвигаться, были узкими, и было так ветрено, что это мешало и самым опытным судоводителям. Ведущий дал сигнал, приводя в готовность своё скорострельное орудие.

– Их тут немного, – доложил он, сверяясь со сканером. – Градусов двадцать направо.

– Лучше посмотрим. – Офицер свернул, и остальные машины последовали за ним.

Там было четверо местных, которые жили в каком-то временном маленьком жилище из тонкой и лёгкой материи. Сооружение это держалось на вбитых в землю в середине и по краям кольях. Хотя виден был только один абориген, сканеры без труда обнаружили за стенами из ткани и других. Как только суда показались, младший поднял шум и нырнул внутрь. Только у офицера был транслятор с программами перевода на местный язык. Когда его группа остановилась у палатки, он активировал прибор и стал ждать, когда появятся местные.

Там было двое старших и двое младших. Когда офицер и ещё двое стали осторожно приближаться, они прижались друг к другу. Остальные солдаты ждали внутри судов, нервно сканируя окружающую местность. Взрослые были выше ашреганов и криголитов. За исключением молитаров, аборигены были вообще выше ростом, чем представители цивилизованных народов; Но их размер не испугал офицера. Они были без оружия. Старший самец защищающе положил руку на самку.

– Что такое? – спросил он беспокойно. – Что вам надо от нас?

– Нам известно, что в этом районе есть важная военная база, – сказал офицер через транслятор. – Где-то в этих горах. Приборы рассеяния не позволили нам попасть на неё.

Младший самец с гримасой посмотрел на ашрегана. Офицер проигнорировал его.

– Вы знаете, где это находится?

– Я просто пожарный, – ответил местный. – У меня трёхдневный отпуск.

Мы здесь отдыхаем. У вас же было время, чтобы разобраться, особенно с началом вторжения. – Он посмотрел на суда через голову офицера.

– А откуда эти парни? Кажется, их ведь не должно было быть здесь.

– Почему вы не уйдёте, откуда пришли? – вмешалась женщина прежде чем её партнёр остановил её. – Почему вы не хотите оставить нас в покое? Офицер решил, что здесь не время и не место объяснять природу и прелесть Назначения. Когда прибудут амплитуры, они сделают это гораздо лучше. Пропаганда Назначения – не его задача. Он говорил им то, что, как он надеялся, было доступно их пониманию. У них ведь был ум, пусть их общество и безнадёжно примитивно. Но только не их военная организация, – вспомнил он. В этом мире всё построено на непонятных контрастах.

– Не понимаю, о чём вы говорите, – пробормотал мужчина. – Я пожарный. Мы здесь отдыхаем.

Офицер поднял оружие и прицелился в младшую самку, которая прижалась к матери.

– Если вы не расскажете нам всё, что знаете о расположении этой базы, я убью младшего из ваших отпрысков. – Он знал, что амплитуры не одобрили бы этого, но в этом заброшенном месте их не было, только он и его солдаты. Старшая женщина, прерывисто дыша, сомкнула руки вокруг младшей, которая начала издавать громкие завывающие звуки, и из её глаз текла влага. Местная реакция страха, – подумал офицер. Старший мужчина сделал шаг вперёд и остановился, когда двое сопровождающих прицелились в него.

– Послушайте, это вам ничего не даст. Вы знаете, что такое пожарный? Когда что-нибудь горит, я тушу. Я не военный, даже не резервист. Мне ничего не известно.

– Это ложь. Все ваши люди знакомы с расположением военных объектов. Всё ваше общество организовалось для этого конфликта.

– Только не мы, – настаивал абориген. – Разве здесь кто-нибудь сражается? Разве есть оружие? Можете обыскать нашу палатку.

– Нас интересует информация, а не оружие.

Офицер жестом приказал одному из сопровождающих обыскать убежище. Тот вернулся через минуту.

– Никакого оружия и средств коммуникации, сэр.

Офицер принял это к сведению, снова повернулся к местному.

– Я вижу, вы в походной готовности. Очевидно, вы живёте где-то поблизости. Трудно поверить, чтобы вы ничего не знали о больших военных объектах.

– Почему? Армия не публикует данных о своих базах. Какого чёрта я должен знать об этом?

Офицер выстрелил в землю, обжигая её у ног младшей женщины. Старшая закричала, дико посмотрев на своего партнёра.

– Скажи им! Давай, Джефф! Они же всё равно найдут, рано или поздно! Это не твоё дело. Там есть вооружённые люди, пускай они дерутся.

– Я не могу, Трейс. – Мужчина, очевидно, колебался под влиянием противоположных чувств.

Офицер прицелился в лоб девочки, а старшая женщина принялась умолять мужчину.

Он колебался, глядя вниз, потом сказал тихо:

– Это находится к югу от горы Гарриссон. – Он поднял голову и ожёг взглядом офицера. – Ничего хорошего там для вас не будет. Она хорошо защищена. Там также есть массуды. И они кое-что придумали несколько недель назад, о чём вы, ублюдки, ничего ещё не знаете.

– Гора Гарриссон, – проворчал офицер, глядя на схему местности в своём наблюдательном приборе. – Где это? Быстро! Мужчина отмахнулся от него.

– Примерно в миле на запад. Там, где развилка каньона. Надо идти до конца по северному ответвлению. Оттуда увидите несколько пиков. Гарриссон – самый высокий из них.

Офицеру хотелось пристрелить их всех, но обучение Назначению было против этого. Эти четверо не представляют опасности. Без средств коммуникации они не смогут предупредить и, как понимал офицер из знания района, до ближайшего объекта – несколько дней пути. К тому времени тяжёлые вооружения будут задействованы и смогут уничтожить этот объект. Они быстро достигли развилки и повернули к северу. Скалы были крутыми, но не отвесными, поэтому суда могли более или менее успешно продвигаться. Сканеры давали сведения только о голом камне впереди. Им повезло, что они наткнулись на изолированную семейную группу. Офицер понимал их желание избежать драки. При подобных обстоятельствах и не будь Назначения, он и сам бы вёл себя так же, а из двух младших, может быть, в дальнейшем удастся сделать что-нибудь путное, миролюбивое и понимающее. Не то, что их непросвещённые варвары-родители. Благополучно свернув за угол, они так и не заметили прозрачной сети, преградившей им дорогу. Она была сделана из новейшего паутиноподобного вещества, невидимого для их сканеров. А если учесть скорость, с которой они двигались, то последнее из судов едва успело затормозить, чтобы избежать столкновения.

Но это не помогло. Массивное давление на углы паутины произвело столкновение в каньоне. Растерянные водители судов бессильно пытались вырваться из паутины. Двигатели заклинило. Стрелковое оружие пробило в этом тонком материале неадекватно большие дыры, что привело к падению судов далеко вниз на дно каньона.

В дикой пальбе один из операторов поразил машину товарища. Она взорвалась, загорелись ещё две. Вскоре большое число орущих солдат вместе с машинами, объятые пламенем, ударились о дно каньона. Появившиеся из засады люди подошли к обрывам, глядя вниз на всё ещё горевшие машины и пришельцев. Те, кто стоял над западным склоном, махали руками товарищам на другой стороне; мужчины и женщины, стоявшие с обеих сторон, поздравляли друг друга с успехом засады. Наверху, на восточных скалах, какой-то человек, сняв головной убор и оправляя красно-чёрную рубаху, говорил в крошечный коммуникатор:

– Лука, передайте Генверу, что мы взяли ещё группу.

Где-то вдалеке что-то глухо бухнуло.

– Живых нет. Нет, я не думаю, что у них было время предупредить.

Камуфляжные микроприборы позволяли его словам распространяться в горах незаметно для орбитального Сканирования.

– Да, и ещё одно. Свяжитесь с семьёй Соррелли в горах Кловер и попробуйте уговорить их провести в палатке ещё несколько дней. Они очень хорошо справляются со своим делом.

Глава 25

Матёрый-Без-Ноги не обращал внимания на имя. Один из членов был им потерян из-за несчастного случая в юности и при регенерации во взрослом возрасте необходимости в изменении названия он не почувствовал. К тому же, лучшие амплитурские биоинженеры заверяли его, что регенерировавшая конечность неотличима от трёх собственных.

Постоянно-Присматривающийся стоял рядом, с удовольствием глядя на односторонний защитный экран, разделявший небольшую комнату, и в последние минуты проверял записывающее оборудование. Оба амплитура работали напряжённо, стараясь контролировать свои мысли, но всё же они не смогли полностью подавить предвкушение. В конце концов, это первый случай встречи с аборигеном лицом к лицу.

Членами штаба Матёрого-Без-Ноги высказывались некоторые опасения по поводу решения командира провести встречу, имея всего одного компаньона. Их сомнения удалось преодолеть. Здесь, в субпространстве, они были в безопасности, и это задание нельзя было делегировать. Матёрый-Без-Ноги жадно ожидал будущей встречи. По-видимому, и Постоянно-Присматривающийся тоже.

И вот вошли двое молитаров и ввели представителя этого вида. Он был мужского пола и был одет в стираную, но поношенную форму одной из многих местных армий. Заметив, что он прихрамывает, Матёрый-Без-Ноги почувствовал даже симпатию. Видно было, что абориген не смущён новыми обстоятельствами и своим конвоем.

Постоянно-Присматривающийся отдал мысленный приказ молитарам, которые слегка поклонились и вышли. Абориген проявил некоторое беспокойство в связи с их уходом. Ещё больше озадачило его, когда перед ним вырос стул, а также установка с чистой холодной водой и образцами захваченной трофейной местной еды.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал Матёрый-Без-Ноги. Транслятор усилил тихий голос с помощью скрытой аппаратуры.

Абориген дёрнул головой. Он стал осматриваться в комнате, пока наконец его взгляд не остановился на отражающем экране безопасности, который отделял его от тех, кто его допрашивал.

– Зачем?

«Типичный странный и непредсказуемый ответ местных», – подумал Матёрый-Без-Ноги.

– Потому что нет оснований стоять. Вы, должно быть, устали.

– Я не устал, – выпалил местный. Не услышав ответа, он сел, облегчённо вытянув повреждённую ногу.

– Сейчас я хочу позволить вам увидеть нас. Не пугайтесь.

В ответ на мысль Матёрого-Без-Ноги Постоянно-Присматривающийся снял с экрана затемнение.

Когда абориген увидел амплитуров, его реакция была настороженной, но спокойной.

– Вы знаете, кто мы такие? – спросил командир, стараясь говорить с помощью вытянутых губ и мягких частей рта.

Тот кивнул утвердительно и глаза его сузились. «Должно быть, инстинктивный жест защиты», – подумал Матёрый-Без-Ноги.

– Вы – амплитуры. Наши друзья показывали нам снимки.

– Вместе с большим количеством неверной информации. – Командир надеялся, что перевод звучит успокаивающе и дружески, как он и программировал. – Вам есть чем гордиться. Вы первый из вашего вида, встретившийся с нами лично.

– В самом деле? Ну ладно, посмотрим. – Абориген откинулся на спинку стула.

– Мы уже знакомы с вашей физиологией, внешней и внутренней.

– Вы боитесь? – спросил Постоянно-Присматривающийся.

– Нет, не боюсь. – Он слегка напрягся, и амплитуры поняли, что он говорит не правду. Этого тоже можно было ожидать. Их тенденция отрицать реальность проявилась в сражениях. – Я представлял вас не совсем так. – Он рассматривал их с любопытством. – Мне казалось, что вы должны быть больше.

– Физическая величина не много значит в общем порядке вещей, – заметил Постоянно-Присматривающийся.

– Может быть, и так, но я больше привык к этим молитарам, чем к таким, как вы. Они – самые жёсткие парни из тех, – что на вас работают. Матёрый-Без-Ноги слегка пошевелил четырьмя конечностями, его оранжевая пятнистая кожа переливчато заблестела.

– Они…

– Да, да. Знаю. Они – часть Назначения. – Он обнажил свои белые зубы.

– Все – часть вашего Назначения, кроме массудов, с’ванов и ещё нескольких их друзей. И кроме нас.

– Вы сами могли бы также стать важным компонентом Назначения. – Матёрый-Без-Ноги придвинулся поближе к экрану, при этом усики, идущие по обе стороны его рта, стали двигаться и сокращаться. – Вы могли бы полностью познать для себя красоту, которая открылась нам.

– Нам и своей красоты хватает, спасибо. Ваша нам не нужна. Почему бы вам не убраться туда, откуда вы пришли?

– Мы полагаемся на свою судьбу, которая указывает нам, как и что делать, – ответил командир, игнорируя нежелательный тон. – Если в том, что вам сообщили про нас с’ваны, есть сколько-то правды, вы понимаете, что мы не можем это сделать.

– Да, так они и говорили, но это наша Солнечная система, и если вы собираетесь вмешиваться в дела людей, которые этого не хотят, то мы собираемся вас выбросить.

Подобные примитивные попытки юмора, видимо, служат для подбадривания духа аборигенов – решил Матёрый-Без-Ноги. В конце концов это существо должно понять, что оно в плену на вражеском военном корабле, в субпространстве, и может быть, никогда больше не увидит своих сородичей. Опять это наследственное отрицание реальности с иррациональным ментальным фокусом! Это нигде не приносит пользы за исключением боя. Эти противоречия нужно будет уничтожить, раз эти существа должны быть включены в Назначение. Они познают наслаждение миром, какого не знали никогда прежде. Двое амплитуров обменялись мыслями о дальнейшем. Матёрый-Без-Ноги, конечно, предпочёл бы иметь дело не с этим типом, но когда-то нужно начинать, а был только этот. Постоянно-Присматривающийся сделал попытку ментальной пробы со всеми необходимыми предосторожностями. Так как сам командир не участвовал в этом прямо, а лишь осознавал усилия коллеги, то всё, что произошло потом, он ощутил не со всей силой. Когда потом его просили дать детальное описание, Матёрый-Без-Ноги чувствовал болезненную невозможность точного описания. Касаться мыслей этого аборигена было всё равно что заглянуть в контейнер с высоким давлением, переполненный гневом и ненавистью. Контакт вызвал как бы взрывную волну, смывающую логику и рассудок. Всякая возможность диалога или внушения оказалась затопленной концентрацией боли и тоски. Это была смесь разрушения и анархичности, грубых чувств и животных инстинктов.

Сразу же после начала контакта абориген вытаращил глаза, поражённый, он смотрел на Постоянно-Присматривающегося. Тот был уже в коматозном состоянии. Возбуждение подступило с правой стороны, со стороны пробы, усики его стали беспорядочно дёргаться вокруг рта, глазные центры запали. Рядом стоял Матёрый-Без-Ноги, чувствуя, что конечности его дрожат, в голове стучит, зрение помутилось, хотя он понимал, что реакция этого существа не коснулась его в полную силу.

Как только первая боль утихла и сознание прояснилось, командир, всё ещё неподвижный, начал отчаянно думать. Судя по замешательству этого, ясно, что его защитная реакция была бессознательной. Но в таком случае то, что произошло, ещё страшнее. Это значит, что эти аборигены не просто опасны, но их реакции непредсказуемы и неподконтрольны им самим. А тот в изумлении посмотрел на Матёрого-Без-Ноги, на мгновение командир беспомощно съёжился под этим взглядом, пока не понял, что абориген не умеет концентрированно внушать мысли на манер амплитуров. Он пришёл в себя.

Несчастный Постоянно-Присматривающийся нечаянно натолкнулся на неизвестный компонент нервной системы аборигена, нечто рефлексивное, чем эти существа были наделены от природы. Это невозможно было предвидеть, так как ничего подобного раньше не встречалось.

А абориген встал, указывая на неподвижного Постоянно-Присматривающегося.

– Этот сукин сын пытался влезть в мою голову. Я это почувствовал. – Он посмотрел на Матёрого-Без-Ноги. – Так вот вы, значит, как работаете? Вы влезаете людям в мозги и всё там переворачиваете, пока им не остаётся только поверить в ваше Назначение? Вот что он пытался сделать. Только не смог. Что-то поразило его. – Вдруг его осенило. – Я поразил его! – Растерянность этого типа вдруг сменилась волнением. – Это значит, что вам до нас не добраться, вы не можете нами вертеть. А когда пытаетесь, то что-то внутри нас наносит вам удар! Что-то, с чем вы не можете справиться! Он начал приближаться, затем стал обеими руками барабанить по экрану безопасности. Хотя командир знал, что это существо не способно сломать его, он невольно отстранился от вида этого безволосого и обозлённого типа. Он послал быстрое тревожное внушение. Задняя дверь отворилась и вошли двое молитаров. Оба были вооружены.

Абориген повернулся к ним. Что он сейчас сделает, не мог сказать никто. А он начал смеяться, и слёзы текли по его поцарапанным щекам.

– Вы, несчастные беспозвоночные зомби, вы не можете это с нами сделать! Вы не можете с нами сделать то, что делали со всеми! Погодите теперь!

Ни слова больше не сказав, он бросился на двух молитаров, не обращая внимания на их оружие. На какое-то мгновение Матёрому-Без-Ноги показалось, что он прочёл его мысли. Но потом он понял, что это невозможно. Местные не демонстрировали никаких телепатических способностей. Когда ближайший молитар выстрелил, абориген бросился вперёд, пуля не попала в него и ударила в экран прямо перед командиром, который отклонился, инстинктивно дёрнув глазными центрами. Конечно, экран был предназначен для того, чтобы отражать и более интенсивные потоки энергии. Абориген ударил своего массивного противника в сустав. Молитар как бы нырнул вперёд и тяжко повалился. Его товарищ вывернул местному правую руку и нанёс удар. Тот быстро пригнулся, как-то невероятно вывернулся и, выпрямившись, нанёс противнику молниеносный удар в глаз. Потекла кровь, и раненый молитар разжал хватку.

В ответ на тревожный мысленный приказ командира в комнату вбежали вооружённые криголиты и ашреганы.

– Убейте этого! – в страхе внушал Матёрый-Баз-Ноги. – Убейте!

Нецивилизованная, недостойная, паническая мысль, и всё-таки командир был рад, когда эта тварь наконец умерла, не будучи в состоянии противостоять лучевой энергии с голыми руками. Теперь он лежал без движения на полу, покрытый многими дымящимися ранами, которые потребовались, чтобы его уложить, – просто груда мёртвых клеток, не более опасная, чем мешок с костями или флюид, лишённый мотивационной силы. Убежав как можно скорее из наблюдательной комнаты, Матёрый-Без-Ноги добрался до командного центра, по дороге обдумывая возможные действия. Можно было, конечно, овладеть всей техникой и всеми солдатами, лишив этот мир силы, прежде чем их оборона станет ещё сильнее. Но это значило бы оставить уязвимыми миры, где уже господствует Назначение. Хуже того, атака, подготовленная в спешке и панике, может и провалиться. Амплитуры достигли всего через терпение и тщательное планирование… Прежде чем начать выступление, необходимо понять врага. Во всяком случае, сейчас нельзя начинать боевых действий без углублённого изучения нервной системы аборигенов, чрезвычайно важно заполучить живыми других представителей этого вида.

Всё остальное уже дело непревзойдённых биоинженеров Амплитура. Надо установить, проанализировать, и победить или нейтрализовать природу защитного механизма этих существ. Только тогда они смогут представить собой благоприятную почву для пропаганды Назначения. Прежде всего, нужно будет преобразовать их атавистические характеристики, психические и физическими. В результате можно будет получить счастливую и довольную популяцию.

Сначала реакция Штаба Флота была, мягко говоря, скептической. Однако записи, сделанные во время допроса, их совершенно убедили. Также большое беспокойство представлял всё ещё находящийся в коме Постоянно-Присматривающийся, которого врачи пока не привели в чувство. Один из командиров группы войск, водя усиком по кубической диаграмме записей, заметил:

– Посмотрите на этот взрыв церебральной активности! Что это такое?

– Моя интуиция мне ничего не говорит, – добавил другой, известный специалист по теории биологии.

Старший специалист флота по неврологии чужаков решился на замечание:

– Как заметил тут Матёрый-Без-Ноги, аборигена не меньше удивил его защитный механизм, чем тех, кто его допрашивал. Когда Постоянно-Присматривающийся был поражён, Матёрый-Без-Ноги и абориген были одинаково удивлены.

– Как может развиться механизм защиты против того, чего в их мире нет? – поинтересовался один из членов штаба.

– Природа иногда капризна, но не расточительна. Это могло развиться как реакция на какие-то местные условия, о которых мы ещё не знаем. Я бы сказал, что подобное развитие не более невероятно, чем другие проявления странного мира, с которым мы столкнулись.

 Мысли мешались и путались.

– В свете того, что мы уже знаем за время этого краткого конфликта, ясно, что мы не позаботились об адекватной информации о противнике, поэтому неудивительно, что теперь появились последствия нашей излишней самонадеянности.

– Что бы там ни было, чем больше мы топчемся на месте, тем сильнее становится позиция противника, – сказал специалист по тактике. – Мы столкнулись с чем-то беспрецедентным, поэтому надо создать прецедент. Сделать данную планету необитаемой было бы нежелательно. Эти существа могли бы стать огромной силой в борьбе за Назначение. Я думаю, что мы должны отвести войска, пока не разработаем более эффективные методы, чтобы справиться с этими непредвиденными трудностями, и пока мы ещё сохраняем стратегические позиции, мы можем отвести наши уцелевшие силы.

– Сделать так, – возразил другой член штаба, – значило бы в огромной мере подкрепить решимость и моральный дух Узора.

– Мораль – вещь преходящая и неощутимая, – заявил свои командирские прерогативы Матёрый-Без-Ноги. – А то, что случилось, – это реальность. Давайте вновь планировать, исходя из реальности. Мы ни с чем подобным раньше не сталкивались. Но это не значит, что мы не сможем справиться с этими специфическими трудностями. Требуется только время и анализ, как и со всякой сложной проблемой.

Матёрый-Без-Ноги направил эту мысль специалисту по неврологии.

– Уверены ли вы из вашего изучения записи допроса, что абориген сам не понимает, что случилось с Постоянно-Присматривающимся во время контакта?

– Прямых показателей тут нет. Вы видели, что он понял, что пытался сделать Постоянно-Присматривающийся, но нет указаний на сознательность его метода защиты. Что-то такое есть в нервной системе местных, чего не понимают и они сами. Должен существовать какой-то специфический ген, вопрос только в том, чтобы его выявить. Если у нас будет время, мы даже сможем обратить это в свою пользу. Нам предстоит всего-навсего трудная химическая задача.

– Наше положение осложнится, – заметил военный специалист, – если народам Узора станет известно, что у них появился новый союзник, который иммунен к нашим методам мягкого внушения.

– Мы справимся с возможными сложностями, если это когда-то возникнет, – твёрдо внушил Матёрый-Без-Ноги.

Нейроспециалист быстро вставил:

– Я не уверен, что тут правильно говорить об иммунности, просто в их нервной системе есть нечто, что отвечает насилием на ментальные пробы. Если же проб на происходит, защитный механизм не включается, поэтому для паники оснований нет. Нужны только время и соответствующие интеллектуальные усилия, чтобы решить эту проблему.

– Этого не сделаешь в военной обстановке, – мысленно возразил другой.

Неизбежный вопрос сформулировался сам собой. Не было нужды и в голосовании. Решение было принято единодушно.

– Итак, мы отходим из этой системы, – сформулировал Матёрый-Без-Ноги, напрягая глазные центры. – Лучше всего это сделать, получив для изучения новых представителей этого вида. Если же мы не достанем необходимых экземпляров здесь, мы сделаем это в другое время и в другом месте. Так как мы отступаем, не потерпев поражения, психологический эффект нашего отступления должен быть минимальным. – Последнее заявление должно было уменьшить беспокойство специалиста по тактике. – После полного выздоровления Постоянно-Присматривающийся сможет поделиться с нами своим знанием и помочь в исследованиях.

– Это в том случае, – сказал нейроспециалист, – если психический ущерб не останется навсегда. – Последнее замечание вызвало беспокойные мысли вместе с сочувствующими реакциями.

«Я чувствую сожаление в связи с уничтожением аборигена», – подумал командир.

«Реакция была защитной, – заметил командир группы.Вы не представляли себе ситуации и её последствий. В таких условиях возвращение к инстинктивной самозащите нельзя порицать. Наше согласие относительно этих опасных реактивных механизмов: они по своей природе являются бессознательными. Их нельзя направлять. Или придётся пережить то же, что и Постоянно-Присматривающемуся».

– Это верно, – согласился командир, закрывая собрание. Но, несмотря на эту обнадёживающую мысль и на груз работы впереди, он был не в состоянии полностью подавить болезненные воспоминания об этом жутком допросе.

Глава 26

– Вот и всё. – Уилл поднял голову от рабочего стола, не глядя на пейзаж. Хотя Белиз уже давно не был центром активности Узора на земле, так как эта активность была перехвачена несколькими национальными столицами, здесь всё же был важный научный центр. После того, как уже не было необходимости скрываться, комплекс начал выходить на поверхность: изящные башни устремились в тропическое небо.

– Что значит – всё?

– Кончилась битва за ваш мир. – Т’вар, должно быть, улыбался под густыми зарослями на лице. – Мы победили.

Уилл знал, что сейчас ему следовало бы кричать, хлопать в ладоши и вообще реагировать, как миллиарды других людей, но он был странно спокоен.

– Когда вы получили эти новости?

– Несколько минут назад. Они пришли по закрытому информационному транспорту из места под названием Лондон.

«Его английский стал уже совсем неплох», – подумал Уилл.

– Они все уходят: криголиты, ашреганы, молитары, акарии и сами амплитуры. Все, везде. У вас в Голи, на великих равнинах, на Украине и в Матто Гроссо – даже там, где им удалось сохранить свои базы. Всё утро прилетали и улетали «челноки». Наши силы захватили несколько из них, и по крайней мере один военный корабль, который быстро вышел в субпространство.

– Не понимаю, – спокойно сказал Уилл. – Я слышал, что мы их тесним, но и речи не шло о полной победе. Что заставило их так быстро собраться и отступить?

– Никто не знает. – Т’вар нашёл скамейку себе по росту. – Но ясно, что сегодня вечером на вашей планете не останется ни одного вражеского солдата, а в вашей системе – ни одного вражеского корабля. Гивистамы беспокоятся, что это, должно быть, какой-то трюк с их стороны, но они будут беспокоиться даже если Амплитур завтра запросит мира. Массуды считают, что отступление это настоящее.

– Это будет праздник для многих.

– Уже начался, – сказал Т’вар. – И здесь на базе, и повсюду в вашем мире. Не то чтобы Амплитуру не приходилось уходить из других миров, но всё это произошло гораздо быстрее, чем считалось возможным.

– Может быть, их не заинтересовало то, что они нашли, – проворчал Уилл задумчиво.

– Они встретились с тем, что впервые нашли на Васарихе и позже на Ауруне, только в большей мере. – Т’вар явно очень волновался. – Они увидят ещё многое из того, что не любят, пока наконец мы не выпустим их обратно в их собственный мир, через сколько бы времени это ни случилось.

– Может быть, – протянул Уилл.

Т’вар посмотрел на него с любопытством.

– Я не понимаю вашего настроения.

– Вам и вашим союзникам не следует надеяться, что человечество оправдает ваши ожидания. Теперь, когда амплитуры ушли, человечество будет реагировать по-другому, чем думаете вы. Люди объединились перед общим врагом, а теперь, когда он бежал, не удивляйтесь, если все захотят, чтобы всё было как раньше. Я предупреждал вас и Кальдака об этом всё время.

– Невозможно! – сказал Т’вар. – Вид не может регрессировать.

Уилл скептически усмехнулся.

– Не переоценивайте решимости мира, полного капризных дураков.

Несмотря на все усилия врага сохранить тайну, земляне и Узор проведали о сопротивляемости людей амплитурским внушениям, когда двое земных солдат сопровождали амплитурского пленного офицера. Пытаясь освободиться, он нанёс удар, в результате чего упал в конвульсиях. Изумлённый массуд, наблюдавший за этой сценой, внимательно слушал, как люди докладывали о происшествии.

После серии сложных опытов были сделаны выводы, подтвердившие то, что уже знали и чего боялись амплитуры, хотя было ясно, что защитные механизмы землян заслуживают ещё основательного изучения. Массудов же не интересовали причины. В восторге от этой новости, они отнеслись к своим безволосым товарищам с ещё большим уважением. Поэтому они были поражены, когда население Земли отклонило предложение коллективно войти в войну против Назначения, точно как и предсказывал Уилл Дьюлак.

Представители Узора не ожидали этого. Жители Земли не только показали себя блестяще в сражениях, но и единственные среди сотен других были иммунны к ментальным фокусам и манипуляциям врага. Поэтому было ясно, что нежелание участвовать проистекает не из страха. С’ваны и массуды пытались переубедить человечество. Они встретили непонимание. После того как стало ясно, что амплитуры ушли, временный военно-политический союз, который координировал оборону планеты, быстро распался, и Узор снова должен был иметь дело с десятками племенных правительств. У каждого племени были свои проблемы и свои ценности. Причём глядя по системе и людям, которые там жили, не было двух похожих племён, не было даже согласия внутри племенных границ. Часто согласие на местах зависело от того, какая фракция громче кричит. Пока Вейс занимался сложной игрой с комплексами, Массуд, занимаясь людьми, предпочитал аргументы и спор. Но это было невозможно. Как и казалось Уиллу, временный антиамплитурский союз распался, и всё пошло по-старому. Он не упустил случая напомнить об этом Яруселке, Соливик, Т’вару, З’маму и другим.

– Я предупреждал вас, – говорил он Кальдаку. – Я говорил, что нельзя рассчитывать на их участие в войне за пределами Земли. С уходом врага ушло и желание воевать. Я думаю, что вам удастся набрать здесь тысячи солдат, но вы никогда не вовлечёте целые страны.

– Однако мы всё же будем продолжать попытки, – отвечали массуды.

Ежедневно средства информации сообщали о дебатах, о мнениях различных экспертов, о развитии событий. Все правительства участвовали, и каждая сторона думала о том, как бы приобрести какие-нибудь преимущества перед соседями.

Представители Узора спорили и упрашивали, просвещали и льстили, но всё бесполезно. Верно, амплитуры убрались с Земли, но ведь эта победа непрочная. Раз они не потерпели полного поражения, то когда-то они вернутся, более сильные и решительные, чем прежде. Если человечество не захочет воевать сейчас, ему придётся защищать себя снова в будущем. Все эти доводы и грозные предупреждения были попусту. Правительства отказывались предоставить средства для того, что для большинства было непонятной и страшно далёкой войной.

На планете дела шли хорошо, поскольку в свете знания исчезли региональные конфликты. Глупо бряцать оружием друг перед другом, если однажды, как уже было известно, нужно будет заключить союз, чтобы преподнести новый урок чужому виду. Армии были сохранены, но теперь военные свободно общались друг с другом, обсуждая тактику и продавая идеи. Военно-промышленные корпорации были заняты как всегда, модернизируя оружие для конфликта, который мог никогда и не наступить.

– Вы никогда не добьётесь нужного вам участия, – говорил Уилл Т’вару.

– Люди не согласны между собой даже в мелочах. Тем более нельзя объединить их для такого дела. Вам придётся довольствоваться отдельными добровольцами. Каковы бы ни были ваши аргументы, большинство людей всегда предпочтёт мир и изоляцию.

– А вы, как всегда, видно, довольны ходом событий, Уилл Дьюлак?

– Чёрт возьми, я в восторге. Тут ведь есть ещё одно, о чём не следует забывать. Теперь, после всех этих тревог, Земля стала много лучше. Кроме того, вы даёте выход для людей с воинственными наклонностями, не говоря уже о просто недовольных. Они могут присоединиться к вам, и отработать своё недовольство и злость, не беспокоя своих мирных соседей. А те, кто вернётся, будут хорошо воспитаны благодаря тому, что они переживут. Остальные же смогут расслабиться и заняться семейными делами, проблемами культуры и окружающей среды.

– Не пойти ли вам со мной? – сказал Т’вар, вставая. – Я хочу вас кое с кем познакомить.

– Хорошо. Одну минуту, я выключу эту штуку. – Он проверил свою работу прежде, чем отключить синтезатор.

Т’вар ввёл его в новую секцию всё расширяющегося научного комплекса. В отличие от большинства новых зданий-башен над лагуной, это было очень хорошо приспособлено к рифам.

Через большую круглую дверь они вошли в комнату, не похожую на другие. Уилл прищурился, так как освещение здесь было намного ниже обычного для людей уровня. Дальняя стена представляла собой по сути огромный прозрачный баллон, выходивший в море. Он смотрел на разноцветные стайки рыбок и других морских существ, проплывавших мимо. Пейзаж обрамляли огромные, со слоновое ухо, губчатые существа. От этой захватывающей картины подводной жизни его отвлекло какое-то движение. Что-то огромное и неуклюжее шевелилось в тени. И только когда оно вышло на передний план, он, вспомнив о том, что слышал, смог узнать его.

Житель Турлога. У него перехватило дыхание. Огромную роль сыграл анализ турлогов побед на Васарихе и на Ауруне. Даже с’ваны признавали, что без помощи Турлога Амплитур мог одержать верх над Узором несколько веков назад. Уилл точно знал, что никто из людей в глаза ещё не видел представителей этого крайне замкнутого народа. Значение их в войне против Назначения было обратно пропорционально их незначительному числу. Они активно ненавидели всякое общество, даже общество представителей своего вида.

Уилл знал, что кто-то из них был на корабле, который впервые привели Кальдак и его друзья, но он не слыхал, чтобы они принимали участие в защите Земли. Он не мог удержаться от любопытства. Большое существо в хитоне продолжало проявляться в рассеянном голубом свете, характерном для баллона. Оно двигалось с помощью шести коротких, но гибких ног. Размером с оленя, оно казалось скорее представителем подводного мира, чем имеющим отношение к этой комнате с электронным оборудованием. Снабжённое крепким скелетом, а также тяжёлой внешней оболочкой, это существо двигалось страшно медленно. Два серебристых глаза бесстрастно глядели на него. Конечности представляли собой щупальца с четырьмя развилками и производили неуклюжее впечатление. Т’вар понизил голос, хотя вовсе не из вежливости, как понял Уилл.

– Это Пасийакилион.

Механически Уилл протянул было руку, но остановился. Нет, он не испугался. Это существо не страшило его. Но он понял, что подобные движения и жесты вовсе не нужны. Его просто допустили сюда, так как он зачем-то понадобился. Бледные глаза турлога ничего не выражали. Житель Турлога и человек молча смотрели друг на друга. Уилл понял, что это существо сосредоточится на любой проблеме, будь то дискуссия о субатомных частицах, галактические войны или части цветка. Молчание нарушил резкий скрипучий звук, как будто обыкновенный камень ударился о драгоценный. Вероятно, где-то был транслятор, поскольку этот скрежет преобразовывался в нормальный английский язык.

– Уилл Дьюлак? Я слышал о вас.

– И, кажется, я о вас. Вы не из первой команды Кальдака?

На пустынном побережье волны омывали гальку.

– Мне здесь нравится. Ваш мир заинтересовал меня.

Уилл попытался получше рассмотреть комнату, наполненную, как он понимал, различными удивительными предметами. Он увидел в дальнем углу блестящую кучку какого-то слизистого вещества. Чтобы получше разглядеть его, он сделал шаг к баллону.

– Прошу вас не приближаться, – дребезжащий голос был таким же бесстрастным. – Там отложены мои яйца. Может быть, вы знаете, что мы гермафродитичны.

«Как амплитуры», – с удивлением подумал Уилл.

– Нет, я этого не знал.

– Нас всегда удивлял секс, – проворчал Пасийакилион, – сколько, знаете ли, энергии и сил на обычное воспроизводство. Но и наши собственные усилия по воспроизводству кажутся неадекватными, так что мне трудно судить.

Уилл прошептал притихшему Т’вару:

– Зачем вы меня привели сюда?

– Кое-что вы должны знать, вы – один из тех людей, – тихо ответил Т’вар. – Может быть, я получу выговор за то, что я это сделал, но Пасийакилион объяснит вам лучше. – Настроен он был очень серьёзно, не по-с’вански. В тусклом свете его коренастая фигура казалась съёжившейся.

– Вы – сварливы и большие путаники, – проворчал турлогец, – но вы – замечательные бойцы. Лучше мы пока не встречали.

– Об этом я слышал. – Уилл ждал, что тот скажет дальше.

– Хотя ваше социальное развитие сильно отстало от технического, вы едва смогли создать планетарное правительство, а ведь ваша геология работает против вас. Таким образом, у вас нет способов формального представительства внутри Узора.

– Но мы не хотим ни к кому присоединяться. Мы договорились, что, если какие-то люди хотят сражаться за Узор, они могут это делать, но нет никакой основы для широкого союза.

– Знаю. И это хорошо.

Уилл не ожидал такого, ему показалось, что он ослышался.

– Я думал, что вы хотите включить нас в Узор. Я знаю, что на этот счёт думают гивистамы, массуды, лепары и другие. Если бы всё вышло по их, то всё взрослое население Земли участвовало бы в военной подготовке.

– Мы хотим ваших солдат потому, что это вы делаете лучше всего, – сказал житель Турлога.

– Ну, не то чтобы лучше всего остального. Это так, но не только это…

– Прошу вас дать мне закончить, – перебил Пасийакилион. – Я редко разговариваю и не мастер в этом. Уилл умолк.

– Я сказал вам правду. Вы – лучшие бойцы, больше того, может быть, вы станете поворотным пунктом, хотя ещё очень рано было бы делать такие предсказания, но при всём этом те, кто много думал над проблемой, не хотят вашего вступления в Узор.

– Кальдак считает по-иному.

– Как и многие другие. Но то было бы не в лучших интересах Узора, да и не в ваших собственных.

Уилл понимал, что ему надо бы радоваться, ведь он нашёл единомышленника среди пришельцев. Но он насторожился.

– Ну, я это всегда говорил. Так вы тоже считаете, что мы не должны входить в формальный союз? Это великолепно… Если нас оставить в покое, мы будем такими же мирными, как псисы или о’о’йаны.

– Нет, не можете. Мы хотим, чтобы вы сражались, но не хотим, чтобы вы присоединились. Нам нужна ваша помощь, но не ваше общество. Вы опасны. Опасны для Амплитура, для любой цивилизованной расы, для самих себя. Со временем вы станете другими. Независимо от того, какой будет ваша помощь, амплитуров не победишь ни завтра, ни в ближайшем будущем. Они терпеливы и богаты ресурсами, поскольку они посвящены, хотя и не правильно. Ваш народ не знает терпения. Сегодня они победили в битве, завтра это изменится, или мы ничего не знаем об Амплитуре. Мы не хотим принимать вас в Узор. Не хочет Гивистам, не хочет О’о’йан, не хотят Вейс и Лепар, не хочет даже С’ван.

Уилл остро посмотрел на Т’вара. Тот посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Понятно. Вы хотите, чтобы мы были вашими наёмниками, но не вашими друзьями.

– Вы недостаточно эволюционировали, чтобы быть друзьями, – сказал Пасийакилион безжалостно. – Считается, что помощь и просвещение помогут вам созреть. Но если это произойдёт, вы перестанете быть такими бойцами, как сейчас. Вы более ценны для Узора как бойцы, чем как друзья. Уилл молча ждал.

– Если бы, – продолжал турлогец, – вы и смогли кое-как создать рудиментарное правительство на планете, если бы ваша ООН была достаточно сильной, чтобы представлять ваш народ, вам и тогда не предложили бы стать членами Узора. Ваше присутствие разрушительно, а этого качества и так хватает среди цивилизованных рас. Введение же нецивилизованной может иметь даже взрывные последствия.

– Вы не можете знать этого. Я думаю, вы не правильно полагаете о моём народе. Я боюсь, что вы были не правы с самого начала.

– Мне остаётся только верить вам на слово. Может и так. Но наше дело – быть осторожными. – Он повертел клешнёй в неярком свете внутри баллона.

– Но пока что вы должны понять, почему мы рады, что вы сами не хотите вступать в Узор. Узор не желал бы такого членства, и ему было бы крайне затруднительно отказать вам. А такой поворот дела устроит обе стороны.

– Вы могли бы это объяснить? – пробормотал Уилл.

– Это следствие глубокого изучения мною вашей расовой психологии. От вас трудно ожидать рациональных ответов на результаты исследований, признания ваших слабостей. Вы ответите, как отвечаете на всё, во что не хотите верить: насилием. В Узоре полно художников, философов, музыкантов и инженеров. Бойцов же мало. Если бы был выбор, то даже Массуд предпочёл бы не сражаться. Теперь есть вы. Вы нам нужны.

– А что случится, – спросил Уилл после долгой паузы, – когда вы победите Амплитур вместе с этим самым их Назначением? Что будет с нами?

– Это слишком далёкое будущее, – быстро сказал Т’вар. – Надо сначала их победить.

Серебристые глазки всё смотрели на лицо Уилла.

– Меня самого интересует развитие механизмов, которые защищают психику людей от манипуляций Амплитура. Никто не имеет такого качества.

– Даже турлоги? – вызывающе спросил Уилл.

– Даже турлоги. – Пасийакилион пошевелил своими шестью ногами.

– Вы нас боитесь?

– Не вас, вашей загадки.

– Разрушение, – сказал Т’вар, – разрушение нам больше не нужно. Опасность распасться угрожала Узору с самого начала. Борьба с Амплитуром займёт ещё лет сто, если не тысячу. В любом случае никто из нас в этой комнате этого не увидит. Поэтому мы сейчас должны-позаботиться о том, что мы оставим далёким потомкам. Кроме того, – добавил он уже своим обычным напористым тоном, – разве не к этому вы сами стремились – чтобы ваш мир по возможности ни с кем не был связан?

– Конечно, – ответил Уилл. – Я хотел, чтобы нас оставили в покое. Но не чтобы нас не любили.

– Об этом речь не идёт, – мрачно сказал Пасийакилион. – Вашим народом даже восхищаются по всему Узору.

– Конечно. Потому что никто не хочет воевать. Это не любовь. Можно восхищаться коброй, но разве вы захотите к ней прижаться?

– Ну, вы это могли бы назвать «любовью-ненавистью», – сказал Т’вар, к которому вернулось чувство юмора.

– Разве это имеет такое большое значение, Уильям Дьюлак? – спросил турлог, – ведь вы же, кажется, добились того, к чему давно стремились.

– Не знаю, – пробормотал Уилл. – Мне так всегда казалось, но вы смутили меня.

– У вас что, такое большое желание быть любимыми? Вам недостаточно, чтобы вас ценили?

– Чтобы ценили. Но за достижения в цивилизации, в культуре, а не за умение убивать.

Турлог повернулся к морскому пейзажу в баллоне.

– Прошу прощения. С’ван и я считали, что вы имеете право знать обо всём этом правду.

– Время уходить. – Т’вар потянул Уилла за рукав. – Вы услышали то, что должны были услышать.

– Но у меня ещё есть вопросы.

– В другой раз, – проскрежетал турлог. – Сейчас я должен заняться яйцами.

– Это, должно быть, лестно для вас, – сказал Т’вар, когда они вышли в нормально освещённый коридор. Он оглянулся. – Пасийакилион уделил вам больше времени, чем кому бы то ни было, включая Кальдака. Больше того, он отвечал на ваши вопросы, вместо того, чтобы просто передавать информацию. Он очень хотел, чтобы вы поняли.

Уилл замедлил шаг, пристраиваясь к Т’вару.

– Не думаю, чтобы я ему очень понравился.

– Турлогам не «нравится» никто, даже их сородичи. – Т’вар вошёл в лифт, который должен был поднять их на поверхность. – Но они помогают просто потому, что им ненавистна мысль о подчинении Назначению. И меньшее напряжение для них – сотрудничать с Узором.

– Всё, что он сказал, – правда?

– Я никогда не слышал, чтобы турлоги лгали.

– Никто не хочет, чтобы мы были в Узоре.

Они достигли уровня моря. Уилл с облегчением увидел свет дня и был рад, что не нужно больше разговаривать со странным и грубоватым чужаком.

– Возьмите турлогов, – объяснял Т’вар своему товарищу, – их никто не любит, но их способностями восхищаются. С’ванам скорее завидуют, чем любят. И никто не в особом восторге от лепаров. Так стоит ли вам и вашему народу так об этом беспокоиться? Вы не одиноки.

– Дело не только в нелюбви. Лепар, С’ван, Турлог – считаются цивилизованными, а мы нет. Нас никогда не примут полностью и не пригласят в Узор.

– Это случится.

Уилл посмотрел на второго капитана.

– Когда?

– В своё время. Когда вы станете другими.

– То есть не безмозглыми военными машинами, рисуемыми пропагандой Узора? О, да, я подозревал это! Я много исследовал за последние годы.

– Не при нашей жизни, но это случится.

– Вы уверены?

– Конечно. Ни в чём ещё я не был так уверен, – простодушно улыбнулся с’ван.

Глава 27

После вторжения Узору стало гораздо легче вербовать солдат на Земле. Многие из отражавших атаку Амплитура даже рвались в добровольцы для обучения на Мотаре. Были и те, кто не участвовал в боях, но теперь хотел участвовать, чтобы воплотить свои мечты о путешествиях, о славе или просто – использовать возможность подраться.

Были среди них солдаты и офицеры основных армий, которые после замирения и установления добрососедства между великими державами почувствовали себя не у дел, не имели возможности применять свои навыки. Бедность также давала плодородную почву для вербовщиков Узора. Они использовали также рассказы прежних добровольцев, включая тех, кого Уилл помнил ещё в первый период в Белизе.

Медицина Узора была далеко впереди земной. Даже серьёзные раны быстро залечивались. Если солдат не был убит наповал, то скорее всего он возвращался домой исцелённым, здоровым и довольным. Узор был щедр к друзьям.

Но было много и единомышленников Уилла, считавших, что людям нечего делать в этом тысячелетнем конфликте. Теперь это уже не было вопросом патриотизма, отражения врагов, но вопросом свободного выбора. Кто участвовал, делал это добровольно, кто не участвовал – не чувствовал неловкости.

Уступая науке Узора во многом, людская наука явно преуспела в военной технологии. Это уже не удивляло социологов Узора, так как люди с незапамятных времён прикладывали к этому огромные усилия. Получив доступ к технологиям Узора, учёные Земли рьяно взялись за улучшение и модернизацию стандартных вооружений, на таком уровне, что удивлялись даже с’ваны. Делали они это без сомнений или угрызений совести, часто донимавших учёных Узора. Институты, рассеянные по Земле, оживлённо конкурировали в создании наиболее смертоносных улучшений и убийственных модификаций.

В конце концов, считали они, их продукция не будет направлена против других землян. Наконец возник конфликт, о котором с давних времён люди могли только мечтать. Собрат больше не шёл против собрата, раса – против расы, религия – против религии. Люди и их союзники и друзья были против жуткого головоногого Амплитура и его морально ущербных рабов. Люди всегда предпочитали несложные и понятные объяснения. Мы против Них – это уничтожило раздражающий самоанализ.

Были и такие, кто ставил под вопрос войну с существами, с которыми не было налажено диалога. Против этого лучшим возражением были рассказы солдат, на деле сражавшихся с врагом. Они не имели проблем с сухой моралью. Амплитур желает засосать все народы в своё Назначение. Они не признают нейтральных. Кто не с ними – тот против них. Если вы за них, они обещают вам участие в Назначении, под их контролем, разумеется. Вы будете думать, как они, и делать то, что они считают правильным. Только сопротивляясь, вид сохранит свою независимость и индивидуальность.

Не было нужды раздувать на Земле военный психоз, заниматься пропагандой, чего боялся Уилл. Угрозы Амплитура с его Назначением вполне хватило для работы вербовочных пунктов. Так что люди отправлялись воевать на стороне Массуда и его союзников – С’вана, Гивистама, Юли и других. Они возвращались восторженными, довольными, богатыми, вдохновляя других на подражание. Основная масса человечества не была вовлечена в войну. Уилл был доволен.

* * *

Кальдак бродил по верхним этажам базы, которая заметно расширялась в области рифов. Башни вырастали над ещё не тронутыми водами, господствуя над пальмами и коралловыми островами.

А над рифами по расписанию поднимались и опускались челноки, унося добровольцев, техников и припасы на корабли, недавно появившиеся из субпространства.

Система слежения, расположенная на орбите в пределах солнечной магнитосферы, была современной и эффективной, как и в их собственном мире. Корабли Узора патрулировали внешнюю атмосферу планеты. Человечество чувствовало себя в безопасности, защищённое друзьями, хоть и не захотело участвовать в их организации. Люди чувствовали большое облегчение, когда время шло, а формального приглашения войти в Узор так и не поступало. Это компенсировало смущение землян, связанное с их отказом. Человечество не желало задевать чувства своих друзей.

Никто, кроме Уилла Дьюлака, не знал, что Центральный Совет Узора был более чем доволен таким положением.

Группа парадно одетых земных военных шла по залу. Они были в коричнево-жёлтом камуфляже, разработанном для первых добровольцев, и оживлённо беседовали между собой.

Увидев Кальдака, они приветствовали его особым жестом руки, который считался у них знаком уважения к старшему. Это называлось салютом. Этот жест был неизвестен в армиях Узора. Чисто военные приветствия пусть будут у землян. Самому Уиллу это казалось неестественным. Почему форма приветствия должна быть другой, чем обычно? Это – ещё один пример уникальной милитаристской культуры землян, проявляющейся даже у тех, кто не участвовал в войне.

Он помахал им рукой, понимая, что у него это выходит далеко не так чётко и отработанно, как у них, которые могли это делать, не прерывая беседы. Словно это получалось у них автоматически, как дыхание. Он обернулся, когда они прошли, и увидел двух гивистамских техников, беседовавших с о’о’йанским водителем. Один из гивистамов, увидев приближающихся людей, стал шептать что-то товарищу. Они отошли в сторону, к стене, не прерывая разговора.

Кальдак обратил внимание на позу гивистамов, на то, как они слегка втянули головы в плечи, так что глаза их были наполовину спрятаны за яркими щитками. Маленький о’о’йанец стал за спины своих более высоких собеседников, когда проходили люди. Они выражали неодобрение, если не прямой страх по отношению к людям – не такая уж редкая реакция. Все знали, что сделали люди. Они великолепно сражались. Те, кто не умел этого делать, как вейсы, гивистамы, лепары и другие, были им за это чрезвычайно признательны. Они восхищались делами людей, но не любили их, несмотря ни на что.

Даже среди его сородичей, знал Кальдак, многие недолюбливали людей. Даже тех, которые были окружены легендами. Если на поле нечего было желать лучше однополчан, чем люди, то в другое время массуды предпочитали не общаться с ними. Они не знали, как вести себя в цивилизованном обществе. Они были… невоспитанны.

* * *

Яруселка окликнула его, и он ускорил шаги, чтобы быстрее встретиться с ней. Её общество всегда было наслаждением для него. Само её появление помогало ему прогнать неприятные мысли из головы. Он надеялся на встречу с ней в столовой, но здесь было лучше. Дальше они пойдут вместе. Человеку пришлось бы бежать, чтобы идти вместе с ними. Интересно, что они могут перегнать кого угодно на коротких дистанциях, ещё одна характерная черта, – но на длинные дистанции никто не сравнится с массудом.

Они обменялись тёплыми приветствиями, прильнув друг к другу и говоря только им одним известные слова. Только поглядев на него, она выразила беспокойство:

– Ты выглядишь встревоженным.

– Нет. Я просто задумался.

– Это всегда было для тебя проблемой, – любовно упрекнула она его. – Ты беспокоен как гивистам.

– Не говори так, – сказал он весело. – Хочешь, пообедаем вместе? – Он пристроился к её шагу.

– Да. Для тебя есть новость, друг жизни.

– Насчёт сражения на Кантарии?

– Нет. Ты получил повышение. – Её огромные глаза сияли.

Он замедлил шаг и поглядел на неё. Он был так занят последние годы, что забыл о таких мелочах, как повышения. Массуды не искали личного продвижения так жадно, как, например, люди. Это если и приходит, то приходит естественно, как возраст.

– Меня также наградили.

– Значит, новости совсем хорошие.

– Может быть. Тебе предстоит полевая служба.

При этих словах он нахмурился.

– А что насчёт моей службы здесь?

– Командование считает, что тебя можно сохранить. Другие взяли на себя уже большое бремя. С’ваны гораздо более заинтересованы в работе с людьми, чем мы. Присутствие массудов едва ли необходимо сейчас для простого администрирования, и как всегда стратегические способности отчаянно нужны там, где идёт борьба. Например, на Кантарии.

 Ирония судьбы, подумал он. Он в своё время использовал записи тамошней борьбы для вербовки здесь. Теперь он сам сможет посмотреть, как там успехи.

Кантария была населена незрелым развивающимся народом, мамалитанами, маленькими и тонкими, как о’о’йаны, но без их навыков, умными, но лишь слегка цивилизованными. Их чуть было не покорил Амплитур, но в последний момент о них узнал и вмешался Узор. И ему предстояло участвовать в деле, которым Массуд угрюмо гордился уже несколько столетий. Он был не очень знаком с ситуацией на Кантарии, где Узор присутствовал сравнительно недавно. Он знал только, что амплитуры и их союзники прочно обосновались на планете, и её надо отвоёвывать шаг за шагом.

– Как ты себя чувствуешь, милая? – спросил он спутницу.

– Мне приятно, что я покидаю этот мир. Слишком давно мы здесь. Нам дают отпуск, чтобы побыть дома и посмотреть, как идут дела, оценить, что мы сами сделали. Твои предки в большом почёте. Что до участия в конфликте на Кантарии, то это – тоже честь, учитывая наши там трудности.

– Что там за силы?

– В основном криголиты, под обычным руководством амплитуров, но есть и другие. Туда послали новообращённых в Назначение, мазвеки. По слухам, Амплитур использует их для пробы там, где он уже закрепил свои позиции, чтобы проверить их бойцовские качества. Кантария – не особый подарок, это – не развитой мир. Но там есть потенциал, если только их удастся вырвать у Амплитура.

– Фураж для Назначения, – мрачно заметил Кальдак.

– Вот-вот. – Она оглядела широкий коридор, столь не похожий на тесные комнатки первоначальной базы. – Мне нравятся некоторые из людей здесь, но признаюсь, я могу симпатизировать только отдельным людям, а не виду. Когда они собираются вместе, с ними что-то случается. Они меняются.

– Исследования продолжаются, – ответил он. – Одни учёные полагают, что дело в феромонах. Другие копаются в эзотерике и рьяно ищут объяснений. Но это – не забота массуда. Я с радостью оставляю это толкователям снов из Гивистама и С’вана. Проще идти куда надо и сражаться до победы или поражения. Битва не знает амбивалентности.

– Конечно, кое по кому здесь ты будешь скучать, например, по Уиллу Дьюлаку?

– Вовсе нет.

Она явно была удивлена.

– Вы так долго были вместе.

– Это верно. Я хорошо относился к Уиллу Дьюлаку. Он – первый человек, с которым я столкнулся, и во многих отношениях достоин восхищения. Я бы даже сказал, цивилизованный представитель своего вида, наряду с некоторыми исключительными вождями племён. Но он человек, и мне по-прежнему не очень уютно в его присутствии.

Они прошли большое панорамное окно. За башнями и укреплённой структурой маяка рифов были видны далёкие зелёные горы. Дальше на север были большие города с массой потенциальных солдат. Но много больше было людей, которые не хотели воевать, каждый из которых считал себя центром Вселенной, заботясь больше всего о своём личном благополучии и удобствах. Это было нечто, что, не считая замечательной одарённости на поле боя, не вызывало одобрения среди граждан Узора.

Глава 28

Кальдак был подавлен и огорчён. Воевать везде нелегко, но Кантария сама по себе как нарочно была создана, чтобы сделать жизнь как можно более жалкой.

Это было тяжёлое место, полное огромных гор, отделённых друг от друга узкими ущельями, с быстрыми потоками и постоянными холодными дождями. Здесь до недавнего времени изобиловали ледники, так что ландшафт был варварским. Не лучше был и климат, невыносим везде, кроме узкой полоски вдоль экватора.

Хуже всего, что там некуда было деться. Постоянный дождь деморализовал теплолюбивых массудов, так же, как и снега и льды на вершинах гор. Высокие бойцы хорошо переносили холод, но только не постоянные осадки. Плесень была распространена повсюду, попадая, если за этим не следить, даже на обувь и оборудование. Низенькие двуногие аборигены представляли собой костлявый и менее волосатый вариант с’ванов, но без их цивилизованной грации. Сталкиваясь с чужаками, всё равно с кем, они бежали в свои каменные хибары и боязливо жались у очага. Нарождающиеся города могли похвастать более крупными постройками из камня и грубого цемента.

Меньше чем за год Кальдак понял, что в Кантарии никто не одержит быстрой победы. Ландшафт делал наземные битвы крайне сложными. Хотя кантарийцы и говорили на одном языке с местными диалектами, тут не было центрального правительства, только организованные племена и кланы. Их зародышевые межплеменные связи и торговля росли очень медленно из-за отсутствия должной инфраструктуры. Немудрено, что их прогресс был таким медленным.

Узор мог освободить какой-то регион, но тут же его с флангов начинали теснить войска Амплитура, пробравшиеся по ущельям и горным тропам. Один и тот же клочок земли мог по несколько раз в год переходить из рук в руки. Противник мог хорошо укрепить захваченные города, но полевые коммуникации оставались примитивными, так как орбитальные спутники сбивались сразу, как только развёртывались.

Так что война продолжалась и состояла в основном в разрозненных атаках противников на укреплённые позиции друг друга. Недавняя воздушная атака на главный город потерпела полный крах. Снижавшиеся воздушные суда попали под огонь не только наземных сил, но и тех, кто укрепился в соседних горах и на скалах. С уцелевшими произошло то же самое при попытке приземлиться в котёл.

Как нигде, здесь было немыслимо оставить в покое местных, потому что они всегда занимали долины и горные переходы, где шли сражения. Неудивительно, что они бежали в свои убогие жилища, едва увидев солдат любой стороны.

Единственным утешением было то, что и Амплитуру с его союзниками приходилось здесь не менее тяжело. Но они здесь были дольше и удерживали значительно большую территорию. При большей мобильности это позволяло им постепенно, но неуклонно вытеснять силы Узора с их позиций. Не то чтобы криголиты были лучше подготовлены к войне здесь, чем массуды (хотя их новые союзники с Мазвека переносили отвратительные условия лучше других), но в подобных условиях фанатизм имеет преимущества над простой преданностью. Слепо верящие в своё Назначение амплитуры могли переносить их лучше, чем более созерцательные массуды. Итак, силы Криголита-Мазвека, захватив долину или горную гряду, лучше удерживали её, чем силы Узора. Бесконечное сидение под постылым проливным дождём истощало силы лучших солдат Массуда, подрывало их боевой дух. Они слабели и уставали, и у них было слишком много времени порассуждать, что они вообще делают в таком жалком месте?

Между тем бедные кантарийцы были вынуждены выслушивать притязания обеих сторон, недоумевая, к кому же примкнуть. Они едва ли были достаточно цивилизованы, чтобы понять, из-за каких идей идёт война, не в состоянии даже объединиться.

При таких обстоятельствах у Амплитура было другое органическое преимущество. Они могли захватить деревенского старосту и искусно использовать его мышление, так чтобы он видел только их точку зрения, а затем – оставляли его уговаривать своих людей. В первом полугодии своего второго года на Кантарии Кальдак потерял Яруселку.

Глава 29

Он руководил атакой на горную гряду, занятую мазвеками, загораживавшую путь к одному из важных кантарийских городов. Он сидел в летательном аппарате (единственное надёжное средство передвижения в этом невозможном мире), а наверху шёл поединок патрульных машин, когда с тыла появились два криголитских судна.

Это даже не была запланированная атака. Яруселка в это время была в другом воздушном судне, руководила ведением огня впереди и была в безопасности от прямого огня, так как её машина была защищена горами. Сами криголиты были удивлены не меньше их, когда они очутились среди главных атакующих сил. Они стали стрелять, только чтобы прикрыть их быстрое отступление к ущелью, из которого они появились. Ракета, посланная одним из отступавших пилотов, который, возможно, и не целился, ударилась о гранитную скалу над Яруселкой, отколов от неё большой кусок. Пилот её аппарата не сумел отреагировать, а может быть, так и не понял, что произошло. Средства защиты от поступающих снарядов также не успели отреагировать на несколько тонн камня, обрушившегося на машину, подавив её стабилизаторы и обрушив её на дно ущелья… Кальдак вспоминал это снова и снова: куски гранита, обломки металла и пластика, и наконец всё это, смешавшееся на дне ущелья, за которое шёл бой. Немногое осталось от машины и её обитателей. За это он был даже благодарен судьбе, он мог запомнить свою подругу жизни такой, какой она была, когда была живой, пока этот мир не сгубил её. С тех пор он выполнял свои обязанности механически, как оцепеневший, сражаясь и глядя, как гибнут другие на этой безжалостной земле, в борьбе за мир, обитатели которого даже не могли понять, почему так бьются за контроль над их более чем скромной культурой.

При каждом удобном случае он запрашивал отпуска отсюда. Ценя его боевое искусство, начальство заворачивало его всякий раз, когда он обращался.

В этом забытом Богом мире не было ничего, что стоило бы жизни Яруселки. Ничего, что стоило бы депрессии, которую переживали его солдаты на вечном холоде и дожде. Это отражалось и на их действиях: Узор терял гору за горой, долину за долиной, включая и ту, где погибла его подруга. Их теснили к западному побережью, к скалам и фьордам холодного Кантарийского океана.

Это было похоже на медленное умирание, потому что после очередного успеха Амплитура Узор мог победить в другом месте. Это подтачивало остатки решимости Кальдака и стало уже опасно для его профессионализма. «Видно, придётся уступить им этот мир», – это была болезненная мысль для массудского офицера.

Но такова уж была природа древнего конфликта. Наступления и отступления, победы и поражения. Они могут потерять Кантарию, но завоевать другой мир.

Он пришёл к заключению, что в таком мире, как этот, Узору не победить. Не только превосходящие силы врага, но, казалось, и сама планета воевала с ними. Рано или поздно он, как и другие старшие командиры, выскажется за полный вывод войск, оставив планету для неизбежных генетических манипуляций Амплитура. Бедные аборигены ещё не созрели, чтобы понять, что их ждёт. Тихий, перепуганный народ будет навсегда трансформирован.

На некоторых темах солдату не следует задерживаться, подумал он. Во всяком случае, он сам при жизни этого ещё не увидит. Когда-нибудь в далёком будущем, когда Амплитур будет вытеснен из этой части Галактики, Узор вернётся и освободит этот народ. Это неизбежно. Но сегодня бремя отступления останется в его семейной истории, хотя это определяют силы, не подвластные ему и его товарищам. Они, конечно, могут продолжать войну, могут продержаться здесь ещё лет сто, но лучше сберечь энергию, чтобы использовать её в другом месте более достойно. Лучше смириться с небольшим поражением, в надежде на большую победу в другом мире. Ему придётся пережить это, как пережил он смерть Яруселки.

Но смириться с этой потерей пока не удалось. Немало времени пройдёт, пока он сможет снова найти подругу. Ему не хотелось этого, хотя он и знал, что она желала бы этого для него, как и он желал бы этого для неё, если бы всё случилось наоборот. Он дорого бы дал, чтобы случилось наоборот. Но случившегося он поправить не мог. Ему теперь, кажется, навсегда остаётся сосредоточиться на своих обязанностях командира.

Дождь всё лил и лил, как из ведра. Как всегда, врагу от этого меньше неприятностей, чем его людям. Его командирская машина входила с юга в долину, где кипела битва. Он уже видел, что началось общее отступление, когда криголиты открыли массированный огонь по его войскам, хотя они пытались пощадить деревню и поля в долине. Массуды продолжали драться за участок земли на восточном конце долины. Их яростные усилия кончились крахом, когда отряд мазвеков обрушился на атакующих и уничтожил целое подразделение. Подофицер приказал оставшимся в живых отступить в возможном порядке.

Вот и ещё один клочок земли потерян, устало подумал Кальдак. И эту долину и эти горы, и этих людей придётся отдать амплитурам. Не в первый раз предстояло ему предпринимать подобные акции. Повторяемость притупила его чувствительность. Бесстрастно, как какая-то живая машина, отдавал он заученные приказы.

Подкрепления просить нежелательно, это он знал с самого начала, были и другие сражения, и люди были на счету в других местах, чтобы посылать их сюда ему на помощь.

Сейчас и мне предстоит покинуть этот мир, думал он. В этом горе, больше чем чувство долга, поддерживала его честь семьи. Ещё один год здесь не воскресит Яруселку, и вряд ли он за это время повернёт Амплитур. Он изучал трёхмерную проекцию театра боевых действий. Пора уходить в другие горы, в другие долины. География этого мира также лишает надежды, как и его народ.

Когда-нибудь, пожалуй, не останется долин, в которые отступать. Тогда им придётся отступать к транспортным кораблям, эвакуационные караваны которых будут сновать туда и сюда по субпространству. В надежде избежать атаки амплитуров, которая непременно последует за их бегством. Они оставят жалкий мир, населённый несчастным, растерянным народом. Амплитуры, по крайней мере, сделают их более уверенными.

Подготовка к отступлению почти закончилась, когда на командный пункт вбежал подофицер. Он тяжело дышал, и его броня хранила следы ударов. У него не было левого уха. Полевые госпитали Кантарии не располагают такой роскошью, как установки регенерации.

– Мой командир!

– Что случилось? – на длинных тонких пальцах правой руки Кальдака покачивался передатчик.

– Мы не можем выбраться.

– Объяснитесь. – Спокойствие Кальдака росло от не такой уж неприятной мысли, что его дух может скоро соединиться с духом возлюбленной. «Яруселка, Яруселка, я устал и тоскую по тебе».

– Мониторы установили в ущелье позади неожиданное появление сил Криголита. У них безусловно есть оружие типа «земля – воздух» с сопровождением. Исходя из сложившейся ситуации, я…

– Я знаком с настоящей ситуацией, боец. Запросите тактический удар у Сил поддержки.

– Это – единственный путь, мой командир? Противник уже рядом. Боюсь, что не получится ударить по ним так, чтобы не понести потерь самим.

– Если то, что вы говорите – правда, то у нас нет выбора, – спокойно, почти безразлично сказал Кальдак. – Без этого они с нами разделаются по одной машине. Мы не можем двигаться вперёд, потому что противник энергично наступает и мы не можем двигаться в другом направлении, так как наши летательные аппараты не одолеют пиков, окружающих долину. Может быть, мы и вправду не можем выбраться. По крайней мере, мы сможем захватить с собой много врагов. Хотел бы я знать, как они пробрались сквозь защитный периметр.

– Предполагаю, мой командир, что они давно окопались здесь и ждали только нашего отступления, чтобы выскочить из засады. Или же они только что появились в этом секторе. Некоторые из их новых судов такие скоростные и движутся так близко к поверхности, что их почти невозможно обнаружить обычными средствами.

– Слышал я о них, – устало сказал Кальдак.

Подофицер с беспокойством смотрел на командира. Наконец младший решился напомнить:

– Так как же с ударом?

– Да. Запросите. Скажите им, чтобы они не жертвовали огневой силой ради точности. – Он посмотрел на себя, чтобы убедиться, на месте ли личное оружие. Годами он носил его скорее для формы. Сейчас, наверное, придётся его действительно использовать. Проверка показала, что оно полностью заряжено. Этого нельзя было принимать на веру с тех пор, как амплитуры применили в боях бактерию, выведенную генными инженерами, которая лучше всего размножалась в источниках энергии Узора.

– Скажите всем отрядам, чтобы удерживали свои позиции как можно дольше. Мы попытаемся скоординировать удар с силами поддержки. Я попрошу десятиминутную паузу для ориентировки и связи. Тем временем все отряды попытаются вырваться нижним путём. Если это удастся, криголиты сосредоточатся на защите от удара, и часть наших сможет проскочить прежде, чем они отреагируют.

Просьба нанести удар вызвала некоторые колебания в Службе поддержки. Во время отступления с этим всегда сложно. Кальдак громко объяснил, что чем дольше задержится удар, тем меньше шансов уйти у защитников долины. Успех вражеской тактики не смутил его. В этом проклятом мире не всегда можно сказать, что делают даже собственные войска, не говоря о вражеских. Кто-то допустил ошибку, но сейчас не время выяснять. Сейчас время спасаться.

Командная машина, в которой он находился, была медленнее остальных, но с самой тяжёлой бронёй. Он мало заботился о себе, но очень хотел спасти своих людей. Это хорошо отразится на его семье. Его машина, его аппарат будет представлять для противника большую и соблазнительную мишень. Обычно он заэкранирован и прикрыт с флангов, но у него не так много людей, чтобы позволить себе роскошь прикрывающего огня.

Было бы бессмысленно, спокойно думал он, пытаться замаскировать машину командира, которую можно установить даже с помощью примитивного монитора. Он отошлёт весь лишний персонал. Они смогут присоединиться на атакующие скользящие машины или на транспортные автомобили. Если машина командира будет первой и наскочит на криголитские позиции, это может спутать противника. По крайней мере, отвлечёт внимание. Хорошо защищённая машина могла бы отразить огонь, гибельный для лёгкой. Если вылазка удастся, откроется «окно» для ухода его людей. Удастся ли такая хитрость? За тысячу лет конфликта обе стороны научились представлять себе в известных случаях тактику друг друга. Он был беспощаден к себе. В данной ситуации всегда есть много стратегических вариантов. На нём как на полевом командире лежало бремя анализа и решений. Если в результате вылазки сможет уйти хоть кто-то из его людей, дело стоит усилий.

Скоро он будет опять вместе с Яруселкой в другом существовании, если таковое есть. Это не так плохо – погибнуть, отдавая приказы, спасающие других. По крайней мере, он не погибнет от плесени под нескончаемым дождём.

После его призыва в группу для командирской машины в добровольцах не было недостатка. За короткое время, которое у них оставалось, они сделали все возможные приготовления. Мало было и времени на прощание. Приказы отдавались по тем участкам коммуникаций, которые не были поражены амплитурским вирусом.

Силы поддержки ударили по позициям противника снарядами с фронта и с тыла. Ни слова не было сказано внутри главной машины. Команда на прощание была занята собственными мыслями. Хронометры отсчитывали время. Скоро вперёд.

И вот летательный аппарат поднялся над верхушками деревьев и взял курс на запад, с вооружением и защитными средствами наготове. В ущелье поднимались облака пыли от разбитого гранита и мусора от рассеянных растений. Этого, знал Кальдак, недостаточно, чтобы защитить их от вражеских детекторов. Но отвлечение сил, когда криголиты займутся его машиной, позволит защитить другие транспортные средства с его уцелевшими солдатами.

– Есть реакция? – спросил он.

– Нет, сэр. – Единственная женщина-подофицер делала всё возможное по анализу слежения, хотя в нормальных условиях этим занимались три специалиста.

Кальдак не удивился. Из сообщения было видно, что криголиты хорошо укрепились. Они не спешат появиться, пока не убедятся, что бомбардировка окончена.

Они не заметили первой ракеты. Она ударила сзади, слева, выбив главную ось и сократив примерно на треть манёвренность. Дымясь и кренясь, командирское судно стало описывать кривую по долине.

Кальдак вцепился в стул:

– Приспособьте заднюю правую для компенсации.

– Сэр, это значительно замедлит ход, – сказал старший техник.

– При максимальной нагрузке эта машина и так движется медленно. Выполняйте.

Подчинённый молча кивнул, но не сказал ничего, силясь выполнить приказание.

Странно, должно быть, мы смотримся для противника, медленно маневрируя тут на всём виду, подумал Кальдак. Может быть, это их спутает лучше, чем самая ловкая тактика? И ожидаемый ответ действительно пока не наступал. После долгой паузы последовала точно-посланная ракета, выбившая среднюю опору.

Теперь оставалась только одна ось. Потеряв равновесие и передний ход, машина стала медленно снижаться. Сквозь едкий дым, наполнивший помещение, он видел, что они могут приземлиться тяжело, но невредимыми, если не получат новый удар по пути. Скорее по привычке, чем сознательно, он проверил крепость ремней. Земля быстро приближалась. Получив время подумать, он понял, что среди врагов должны быть амплитуры. Криголиты и мазвеки просто уничтожили бы подбитую командирскую машину, а эти по возможности стараются сохранить жизнь, чтобы эвакуировать выживших из Кантарии для «перевоспитания». Его пальцы погладили оружие. Ему не бывать кандидатом в их школы. Он знал об этих местах, где амплитуры работают с людьми, пока те не перестают понимать, за что они сражались и даже кто они такие. Помнят только, что они должны быть слугами Назначения, и не иначе. У Кальдака не было иллюзий насчёт своей способности сопротивляться такому внушению. Не сопротивляются молнии, землетрясению и амплитурскому вторжению в психику. Психически он не сильнее среднего. После успешного «перевоспитания» они отправляют «перевоспитанных» в их родные миры, сеять раздор и замешательство. Перерождённый массуд нанесёт больше ущерба, чем самое могущественное лучевое оружие.

Уже смутно расслышал он, как подофицер кричит сквозь ветер и пламя:

– Я чист перед моей семьёй! Я сделал всё, что…

Он перестал слышать голос, и свет померк…

Когда сознание вернулось к нему, в ушах звенело. Насмешливо-злая судьба оставила его в синяках и повреждениях, но живым. Кашляя и задыхаясь, он трижды пытался освободиться от ремней, пока это ему не удалось. Освободившись, он упал на пол. С минуту он пытался подняться и наконец смог это сделать. Сквозь густой дым ничего не было видно. Лучше выбраться отсюда и осмотреться. Тогда можно подумать и о помощи другим.

По памяти он нашёл внешнюю дверь. Неудивительно, что электроника отказала, и он отпирал замок вручную. Он с удовольствием вдохнул полной грудью влажный, но незагрязненный воздух. Никого из криголитов или мазвеков здесь не было. Возможно, его машина села в труднодоступном месте. Ещё возможнее, что враги просто не дошли пока сюда, но сейчас появятся. Пошатываясь, он направился к полосе леса и чуть не наткнулся на дымящееся тело своего третьего в расчёте. Тот был ещё жив, но едва дышал. Кальдак стал рвать куски мха и массировать тело зеленью, насыщенной влагой. Только когда форма перестала тлеть, он взвалил подофицера на плечи и пошёл в перелесок.

Тут кто-то на хорошем массудском языке приказал ему остановиться. Деревья росли густо, там вполне можно было укрыться, и так близко! Не в силах удержать равновесие, неся раненого, он схватился за оружие. В это время что-то, подобно острому лезвию, ударило его в бок. Посмотрев туда, он увидел маленькую, дымящуюся, чёрную дырочку в своей форме, под пятнадцатым ребром. Значит, должна быть такая же и сзади. С трудом пробираясь вперёд, он попытался объективно проанализировать рану. Какие важные органы, сосуды, нервы находятся в этом месте, а значит, сколько он ещё сможет идти? Тем интереснее, что для него это было больше, чем теоретическое любопытство.

Первым последствием выстрела было как раз нарушение движения. Он скорее почувствовал, чем увидел, что падает вперёд, а вес тела на плечах ускоряет падение. Раненый застонал, когда они оба свалились. Лишив движения, его, по-видимому, попытались лишить и зрения, подумал он, неподвижно лёжа на мокрой земле. Кровь не шла, ранение было прижигающим. Впрочем, в этом мало что было хорошего. Это могло означать медленную смерть. Пальцы его всё ещё работали, но не в координации с мозгом. Он нащупал оружие, но неизвестно, сколько времени ушло на то, чтобы его снять. К сожалению, плотность компактного прибора кто-то увеличил до уровня нейтронной звезды. И при всей тяжести усилий, он мог поднять его не выше пояса.

Тут сквозь безжалостный дождь он услышал приближающиеся голоса. Резкие, лязгающие звуки характерны для криголитов. Ещё какой-то, потише и противный. Должно – быть, мазвекский. Если бы он мог поднять этот проклятый прибор, то нашёл бы последнее возражение на неуклонное продвижение Назначения. Но он только ощущал его и почти не видел. Голоса приблизились. Криголит явно нервничал. Если ему повезёт, они застрелят его, несмотря на приказ.

Они стали стрелять. Меня увидели, – подумал он устало, пытаясь как-то прицелиться себе в верхнюю часть груди. Если не победы, то хоть ученика не получите. Но предательские пальцы не повиновались. Он выругал их и потерял сознание.

Он очнулся во второй раз. Было темно, и кантарийские звёзды с трудом пробивались сквозь тучи. Снова шёл дождь, и это увеличивало его неприятное положение, так как влага просачивалась под броню. Его держал подофицер, которого он притащил в рощу.

– Слава Роду, – сказал тот. – Я нашёл только одно лучевое ранение. Я так рад, что вы живы, почитаемый командир. Нет, не пытайтесь стоять самостоятельно.

Кальдак почувствовал, что сильные руки подофицера поднимают ею, помогая встать. Он слегка покачивался, оглядываясь. Они были в узком боковом ущелье. Под нависающим валуном было сооружено укрытие из ветвей. Посреди ущелья бежал ручеёк.

– Когда ко мне вернулось сознание, вы лежали рядом. Сначала я подумал, что вас убили, но сердце ваше билось. Я принёс вас сюда.

– А другие? – Кальдаку казалось, что он спит.

– Не знаю. Я слышал пальбу и видел вспышки на западе. Видимо, противник обнаружил отступающую колонну. Скольким нашим удалось проскочить, трудно сказать. Может быть, это отвлекло их от поисков нас.

– Куда-то они девались, – пробормотал Кальдак. Бок его очень болел, постоянно жгло, словно кто-то оставил там ножик. Он не хотел анализировать тяжесть раны. Близость смерти не изменила его амбивалентности по отношению к жизни.

Подофицер, которого он спас и который отплатил ему тем же, был чужд подобных противоречий.

– Битва за долину закончена, сэр. Когда криголиты насладятся победой, они двинутся дальше. Поэтому надо пробираться на центральную базу. У нас есть шанс.

– Конечно. – Кальдак спрятал свой пессимизм ради товарища. Дорога была тяжёлой даже для здоровых массудов. Придётся пробираться среди скал и переходить разлившиеся от дождя реки. Он отёр воду с лица, в тысячный раз проклиная этот несчастный, неблагодарный мир.

– Я всё удивляюсь, как им удалось пробиться в тыл, почитаемый командир.

– Наверно, детектор отказал.

Много легче, подумал Кальдак, обвинять в военной неудаче оборудование, чем людей.

Сквозь дождь и листву он заметил какое-то движение. Теперь подофицеру не придётся беспокоиться о трудном пути на базу.

– Они идут, – прошептал он.

Его портупея лежала рядом, куда подофицер положил её. Он выхватил оружие, как и его товарищ. Они ждали вдвоём в своём протекающем укрытии, благодарные за то, что хоть оно скрывает их. Бежать нечего было и думать. Все силы Кальдака уходили на то, чтобы стоять. Тени передвигались в сумраке, побольше криголитов, поменьше молитаров. Должно быть, мазвеки. Они продвигались с напряжённой грацией. Дождь делал мутными их визоры. Их электроника была приглушена, так что трудно было понять, насколько тяжело они вооружены. Один поглядел в направлении шалаша. Кальдак попытался прицелиться.

Зрение его было неверным, рука дрожала.

Субъект в броне повернулся и громко закричал что-то, пренебрегая коммуникатором. Он, видимо, предлагал спутникам приблизиться. Резкое громкое восклицание перекрыло шум ливня. Даже в своём смутном состоянии Кальдак всё разобрал.

– Тайро, Эфрем, давайте-ка сюда. Там под дождём крысы.

Измождённый Кальдак опустил оружие, прислонившись к камню, служившему стеной. Он не был уверен в словах, но в источнике их не ошибся. Неизвестный в броне повернулся к двум массудам. С лёгким звоном он открыл и настроил свой визор. Кальдак прищурился от яркого света.

– Рад видеть вас в живых, почитаемый командир, – сказал солдат на ломаном массудском. При этих обстоятельствах Кальдака не раздражал его страшный акцент. – Вас тут двое, сэр?

Подофицер пояснил:

– Мы использовали наш полевой ХК как приманку. Криголиты пошли на это.

– Да. Эти клопы любят медленно движущиеся мишени.

Тут к ним присоединились ещё несколько бойцов, образовавших полукруг около их убежища. Кальдак изучал их лица под визорами, плоские и симметричные в шлемах.

Медичка с красной нашивкой опустилась на колени рядом. Она уже настроила полевой компьютер на массудский модус и занималась диагностикой. Гивистамы быстрее сделали бы это, но они эмоционально не справлялись с условиями линии фронта. Кальдак почувствовал укол в боку и боль стала успокаиваться. Он был очень благодарен за облегчение, пусть временное. Часть сил возвращена ему.

– Сожалею, что мы добрались сюда только теперь, сэр, – сказал нашедший их солдат. Это был молодой мужчина с бледным голым лицом и золотистыми волосами.

– Другие, – услышал Кальдак собственное бормотание. – Остальная часть колонны?..

– Вы говорите о ваших солдатах, которые пытались прорваться? Мы появились, когда они были на полпути, сэр. Их ждали амплитуры и криголиты. – У Кальдака упало сердце. – Но они не ждали нас. – В тусклом свете Кальдак разглядел блестящие белые зубы землянина. – Мы набросились на них, как тролли, сэр. Рассеяли их всех к чёрту и ушли. Чёрт возьми, здорово было!

Кальдак в волнении слушал человеческий голос. Они единственные среди бойцов Узора испытывали такое удовольствие от боя. Но эти расовые недостатки спасли его жизнь и Бог знает сколько жизней его товарищей.

– Можете вы нас отсюда вывести?

– Никаких проблем, почитаемый командир. Теперь эта долина наша.

Кальдак расслышал, но не понял.

– Криголиты впереди… Они окопались и контролируют все критические позиции…

– Напряжение позади, сэр. Когда мы напали на их засаду, то стали продвигаться вперёд. Укатали их как следует. И сами потеряли хороших ребят, – добавил он мрачно. – Криголиты – упорные бойцы, но они думают, вместо того, чтобы реагировать, если вы понимаете, о чём я говорю. Они так и не оправились от удивления при нашем появлении. – Он поглядел в темноту. – Хороший дождь сегодня. Напоминает родину.

Землянка-медичка продолжала работать с его боком, болтая при этом:

– Малокалиберное лучевое оружие. Вам повезло, сэр. Немного левее – и попали бы в позвоночник. – Она улыбнулась ему ободряюще, и он вновь подивился способности людей чувствовать теплоту и приязнь в самых жутких обстоятельствах.

– Это пройдёт, фиксировать ничего не надо, – говорила она. – Но могу поклясться, чертовски неприятно. Я предпочла бы, конечно, чтобы этим занялись гивистамские хирурги там, на побережье. Хотела бы я иметь их технику. Никогда этого не будет.

– Я благодарен вам за вашу работу, – сказал ей Кальдак на её родном языке.

Позади подофицер протянул свою руку. Другой земной солдат стиснул длинные массудские пальцы. Пока солдаты обменивались приветствиями и дружелюбно болтали, женщина-медик взглянула в лицо Кальдаку.

– Я дала вам усыпляющее, сэр. Вам пока лучше не ходить. Через несколько минут мы заберём вас отсюда. Я знаю, как нехорошо вы себя чувствуете на этом дожде.

Кальдак почувствовал, что наступает забытьё. На этот раз не от травмы, а от благодетельного успокаивающего средства. Покой разливался по его измученному телу, словно кто-то массировал его изнутри. И ещё один голос дошёл до него. Он смутно различил офицера с нашивками на правом плече.

– Что здесь такое? – спросил тот.

– Пара ползающих крыс, сэр, – сказал нашедший их солдат. – Один – командир.

– Прошу прощения, – пробормотал Кальдак полузасыпая, – я не уверен, что термин «крыса» используется в нужном контексте.

– Ничего личного, сэр, – сказал офицер, – это просто ваши лица. У людей есть тенденция давать прозвища, особенно – у военных. Заверяю вас, это вовсе не обидно.

– Так как я не знаю, что значит «крыса», я не могу обижаться на это сравнение – нос и бакенбарды Кальдака слегка подёргивались под дождём. Офицер поднял глаза.

– Это недалеко отсюда. Когда стали поступать первые рапорты, моё подразделение вызвалось вызволить вас и ваших людей оттуда. Теперь сами криголиты и амплитуры бегут и прячутся. Наши вытаскивают их из темноты. Криголиты не так хорошо справляются с работой ночью под дождём, несмотря на всё их снаряжение.

Он помолчал и наклонился поближе. Почти сонный, Кальдак не обращал внимания на капли дождя, падавшие с поднятого визора землянина.

– Ого, да не знакомы ли мы?

– Не припомню, – сонно пробормотал Кальдак. Лекарство продолжало действовать.

Человек начал тихо насвистывать мелодию. В этом деле они мастера. Уже как в тумане, Кальдак узнал мелодию, хотя много времени прошло с тех пор, как ему резали ухо дребезжащие тона.

– Что скажете, – тихо спросил человек, – не лучше ли она звучит теперь?

– Я рад слышать, – ответил Кальдак, сердясь на свою неспособность правильно произносить согласные, – что вы по-прежнему сочиняете музыку, Уильям Дьюлак. – Погружаясь в здоровый, исцеляющий сон, он испытал противоречивое впечатление, увидев своего друга в полевой броне. – Разве люди теперь отправляют на войну и композиторов?

Глава 30

Потом он заснул. Ему снилось, что их машина была дважды атакована на обратном пути в региональный штаб Узора. Ему снился Уилл Дьюлак, в яростной схватке вместе с другими солдатами, командующий всё новыми контратаками. Каждый толчок или громкий звук перерастал для него в неприятное ночное видение, смягчаемое только процедурами на медицинской койке. Пока он спал, по прозрачным трубкам, напоминавшим какое-то выпотрошенное фантастическое животное, шла энергия, восстанавливавшая и возобновлявшая его телесные силы.

Где-то как будто далеко, сквозь лекарственный туман, ему слышался собственный голос.

– Я думал, что вы не приемлете всё это, что вы всегда выступали против участия в сопротивлении Амплитуру. Вы всегда говорили, что хотите быть цивилизованными, как другие народы Узора, что больше всего хотите, чтобы ваш народ не участвовал в схватке.

– Да. Я всё это говорил. Но в конце концов и я не выдержал. – Уилл улыбнулся этой странной людской улыбкой. – Говоря так, я как бы разрывался на части, так что я не мог работать, сочинять музыку, едва мог думать.

– Что же случилось? – спросил какой-то бесплотный голос, который при этом был его собственным.

– С’ван попросил меня сочинить земную музыку на образы, записанные во время битвы на Васарихе. Я ответил, что не думаю, что смогу, но постараюсь. – Он помолчал. – Оказалось, что это было для меня самое лёгкое, менее всего напряжённое сочинение за всю мою жизнь. Музыка наплывала сама, с полной оркестровкой. Почти не требовалось поправок. Я послал её моему агенту, и на Земле был огромный успех. Люди до сих пор напевают основную тему.

– Я стал продолжать писать в том же духе. Это было легко. Я закончил шестичастную симфонию за час с небольшим. Говорили о Пулитцеровской премии, но я больше не обращал на это внимания. Я хотел работать и дальше в этом смысле, и решил, что должен сам что-то пережить, а не просто сидеть дома и смотреть записи. Быть правдивым в своей работе, писать о том, что знаешь, рисовать то, что видишь, выражать в музыке то, что чувствуешь. Поэтому я решился. И меня продолжали прославлять. Я не просил об этом. Но знаете, у меня это получается. В детстве мой дедушка часто брал меня с собой на охоту на болота. Если не говорить о технологии, это не так ново, как мне казалось. Ведь борьба остаётся не людской. Организация атаки не так уж отличается от построения симфонии. Вы оркеструете ваши силы и планируете стратегию. Не знаю, как сказать. Это лучше почувствовать. И все внутренние конфликты, вся неопределённость теперь ушла. Тело и ум сражаются, но в душе – мир. Может быть, это и есть человеческое бытие. Знаете, споры об этом бесконечны.

– Я не знал, – с трудом прошептал Кальдак.

– Понятно. Вы ведь долго пробыли здесь, на Кантарии. Я больше не знаю смятения, старина. Я здесь, чтобы сражаться и чтобы музыкально интерпретировать этот конфликт. Это теперь нераздельно. Я знаю много других художников, чувствующих то же самое. Всё больше людей приходят сейчас к тому же. В этом есть что-то лёгкое и естественное. Может быть, биологическое. Что-то происходит с человеком на войне, заставляющее его живее чувствовать и больше понимать, чем в другое время. Если бы вы сказали мне, где сейчас Яруселка, то я уверен…

– Погибла. Больше года назад.

Уилл долго молчал.

– Простите, я не знал.

– Здесь, в этом мире, – пробормотал Кальдак. – Я не мог её спасти, не мог ничего поделать, мог только смотреть.

Наступила долгая тишина, потом Уилл опять заговорил.

– Если вы не возражаете, я мог бы сочинить небольшую мемориальную вещь в её честь. Я мог бы использовать массудские тональности, чтобы это было вам более приемлемо.

Люди говорят о своих умерших с воодушевлением, тогда как другие расы – исключительно о живых, это Кальдак знал. Они пишут картины, рассказы, музыку, делают скульптуры о смерти. Это болезненная аффектация, неизвестная народам Узора. Зачем писать о мёртвых, если можно о живых? Но эти особенности людей спасли его жизнь.

Один сон сменился другим. Снова Уилл говорил успокаивающе:

– Сейчас мы вне опасности. Пересекаем юго-западный массив. Скоро будем на центральной базе. Там в госпитале для вас зарезервирована именная койка.

Кальдак видел, что его друг окружён фигурками поменьше и разговаривает с ними на непонятном языке. Вот он оглянулся и настроил свой транслятор на массудский.

– Это – кантарийцы. После того, как мы спасли их деревню, некоторые из них решили идти с нами. Хотели помогать. Мне говорили, что это было что-то вроде прорыва. Знаете, Кальдак, если бы не вы, мы всё также дрались бы между собой, вместо того, чтобы помогать вам.

Кальдак оказался в состоянии повернуть голову и увидел, как маленькие аборигены жмутся к более высокому и крупному человеку. Они были приблизительно того же размера, что гивистамы или лепары. Странно было смотреть, как они толпились вокруг Уилла, который улыбался им сверху вниз, и разговаривали с ним эльфийскими голосами, покуда человек не отослал их. Они почти боготворили его.

«Но ведь так же нельзя, – подумал он. – Разумные существа должны уважать друг друга, как равных».

– Славный народец эти кантарийцы, – Уилл закрыл дверь и вернулся к койке Кальдака. Командиру послышался шум битвы, и Уилл успокоил его.

– Это просто погода. Вы же знаете, какова она здесь.

– Ужасная. Бесконечный дождь и всюду влажность.

– Другие не замечают этого. С’ванские исследователи считают, что она во многом напоминает нашу. Во всяком случае, она менее стабильна, чем в других мирах. Говорят, что в других мирах Узора погода показалась бы нам очень неприятной. Но я думаю, мы везде могли бы чувствовать себя как дома.

– Как цивилизованные существа могут чувствовать себя как дома в таком ужасном месте?

– Кантарийцы же чувствуют.

– Они не цивилизованные.

– Мы – тоже, помните? Может быть, поэтому мы с ними так и ладим.

* * *

Кальдак думал об этом, когда он проснулся на удобной кровати в главном госпитале центральной базы. Боль была гораздо слабее. Гивистамский медик, осматривавший его, щёлкнул зубами от удовольствия, когда командир открыл глаза.

– Сколько прошло, – сразу спросил Кальдак.

– Десять дней, командир. – Медик считывал показания с мониторов. По его команде кровать приняла сидячее положение. Он увидел, что лежит в персональной палате, сообразно рангу.

– Есть ли на базе офицер-землянин, Уилл Дьюлак? Я понимаю, вы можете не знать, но если бы вы навели справки, я был бы признателен.

– В этом нет необходимости, командир. – Он дал Кальдаку пилюлю, которую тот послушно проглотил. – Все знают землянина Дьюлака.

– Разве?

– Естественно, ведь он – региональный командир.

– Региональный командир? – Кальдаку эти слова показались чужими, как будто амплитурскими.

– Да. Много сражений выиграли люди, после того как явились сюда. Они сейчас вытесняют криголитов обратно за континентальную границу. Говорят, что десанты людей уже наносят удары по их складам у подножий восточных гор.

– А что известно о моей группе? Южный сектор, части 2 и 3.

– Те, кто выжил в битве, где вас ранили, сражаются вместе с людьми. Странная всё-таки вещь – война. Верно ли, что ваши воюют лучше в компании людей?

– Не замечал.

Медик, видимо, не расслышал.

– Время ожиданий и надежд. Кое-кто говорит, что люди выгонят криголитов, мазвеков и амплитуров из Кантарии к концу года.

– Невозможно. У врага слишком прочные позиции, он слишком хорошо укрепился. Их линии снабжения безопасны и…

Неожиданно медик перебил его. До сих пор не случалось, чтобы гивистам перебивал массуда.

– Для людей это ничего не значит. Это понятно, ведь они нецивилизованные. Я видел записи. Представьте себе: самые свирепые и агрессивные существа в мире, и при этом – с разумом. Это и есть люди. Хотя, – добавил он после мгновенного колебания, – у них есть хорошая музыка.

Двойные веки моргнули в ровном, мягком больничном свете. Форма медика была украшена значками его специальности.

– Расскажите мне что-нибудь.

– Если смогу, командир. – Он проверил хронометр, и Кальдак отметил длину его пальцев, похожих на когти, слишком большие для его расы. Может быть, они имели какую-то практическую функцию.

– Что вы думаете о людях?

– Лично я?

– Да.

Медик задумался. Гивистамы предпочитают групповой обмен мнениями.

Через минуту он сказал:

– Сам я с ними мало сталкивался. О подлинной культуре и высокоцивилизованном воспитании они мало что знают, вопреки их претензиям. Меня восхищает их цепкость и их боевые качества, хотя я бы сам с ними не общался. Но их присутствию я рад, потому что от меня воевать не требуется. Люди сражаются и умирают за Гивистам и за наших.

– Они сражаются ради собственных целей, – поправил Кальдак.

– Их страсть к странным видам удовлетворения хорошо известна, – гивистам щёлкнул когтями-пальцами. – Это лишь подтверждает их нецивилизованный статус. Меня не волнует, по каким причинам они воюют. Важно, что благодаря этому остальные защищены.

– Нет, я имел в виду, как вы воспринимаете их на личном уровне?

– Я сам знаю немногих людей. Те, с кем я имел дело, всегда очень признательны за хорошее лечение, точно это – особая услуга, а не неотъемлемое право. Они знают цивилизованное поведение, но не очень понимают, и естественное считают необычным. Лично же общаться с ними у меня нет желания. Будь я с ними в одной комнате, я бы, наверное, начал стучать ногами в дверь, стараясь убежать. Но здесь, – он обвёл жестом медицинский комплекс, – я больше всего общаюсь со своими, есть здесь также группы С’ванов, о’о’йанов, даже юла и массуды. В общем, я не одинок среди людей.

– Так что это не беспокоит вас?

– Что – не беспокоит?

– То, что люди так много сражаются, и так успешно, что это получается у них лучше всего?

Пузырчатые глаза вопросительно повернулись к нему.

– Да это нравится мне, как нравится всему моему народу!

Дверь отворилась и вошёл о’о’йанский техник, более миниатюрный, чем гивистамы. Он также отличался цветом, строением черепа, поведением.

– Знаете, сейчас мне нужно заняться другой работой, командир. Вам нужен отдых. Я уверен, что вы отсюда сможете выписаться уже через день или два.

– Благодарю, – сказал Кальдак на сносном гивистамском языке. Врач хорошо говорил по-массудски, но здесь, на Кантарии, занимаясь ранеными солдатами, он, наверное, утратил часть своих навыков. Больше того, он уже видел, что гивистам говорил по-английски. Обычно работая с ранеными людьми, они использовали свои трансляторы. То ли они не имели времени овладеть языком новых союзников, то ли хотели соблюдать дистанцию. Этот уже сказал, что он восхищается людьми, но не любит их. То же самое мог бы сказать о’о’йан. Кажется, только массуды могли разделить какие-то чувства своих земных коллег. С’ваны – хорошие актёры, но такого опытного наблюдателя, как Кальдак, не проведёшь. Они также не в восторге от людей.

Ему было о чём подумать, пока он лежал здесь, восстанавливая силы. Он постепенно обсуждал свои сомнения с теми, кто приходил навестить его. Были среди них и другие массудские офицеры, которые также рады были его спасению, как и гивистамы, с’ваны, о’о’йаны. Он им всем задавал те же вопросы, даже лепару, который убирал палату.

Не приходил только Уилл Дьюлак. Он был в гуще напряжённой борьбы за главные криголитские позиции на востоке. Кальдак довольствовался беседами с теми, кто приходил его навестить.

Он спорил с двумя командирами, которые прибыли засвидетельствовать уважение герою Такиконской долины. Они имели честь сообщить Кальдаку, что он удостоен правительственных почестей. Он как только мог протестовал, говоря, что этого не заслуживает. Он ведь проиграл битву и доблестное отступление не стоило такого признания.

Они шутили, что он слишком слаб, чтобы возражать, и зачитали ему текст наградного свидетельства, которое к его славе войдёт в семейные анналы. Это подавляло его, мешало разобраться с собственными тревогами и опасениями.

– Мы должны перестать использовать земных солдат.

Он пытался говорить как командир, чтобы донести свою мысль до этих двоих офицеров.

Его слова явно произвели впечатление. Гости в удивлении переглянулись и тот, кого звали Гузвемак, в недоумении спросил:

– Почему? Они лучшие бойцы, которых мы знаем! Они уже выиграли много сражений! Здесь они спасли кампанию, которую мы проигрывали. Я видел, как они бросались на укреплённые позиции врага, не думая о собственной безопасности, чтобы спасти массудов.

– Дело не в том, что кажется нам безрассудным поведением. Здесь нет альтруизма. – Кальдак повернулся на своей койке. – Я не сразу это понял. Я был знаком с третьим исследователем с Гивистама, который пытался объяснить мне это. Я не видел многого, будучи ослеплённым перспективой помощи человечества.

– Чего не видели? – спросил второй офицер, стараясь, чтобы это не выглядело покровительственно. Ясно, что достойный командир всё ещё переживает последствия опасного ранения.

– Того, что люди потенциально опасны для нас не меньше, чем для Амплитура.

– Вы, очевидно, устали, Кальдак, – сказал Гузвемак, поднимаясь.

– Я в полной памяти, – твёрдо ответил Кальдак.

После этого офицеру оставалось только сесть.

– Люди бьют нашего врага сколько хватает их сил. Если можно прочитать их мысли, то будет ясно, что они презирают Амплитур, а также за что они стоят. Я не вижу, каким образом они опасны для нас. Он думал о том, оказали ли помощь Кальдаку психотехники? Было известно, что он тяжело перенёс утрату подруги год назад.

– Люди опасны, – повторил Кальдак.

– Да. Для Амплитура и Криголита. – Аренон с удовольствием улыбнулся.

– Я сам видел, как раненый человек напал на молитара и победил его. Этому не поверишь, пока не увидишь сам. – Он повернулся к товарищу. – Может быть, позвать врача?

– Говорю я вам: с моей психикой всё в порядке! – нос и бакенбарды Кальдака стали дёргаться.

– Но вы пережили много ужасного. – Гузвемак поднялся. – Душа, так же, как и тело, может пострадать от травмы. Кальдак выпрямился в кровати.

– Послушайте! Я чувствую себя так же, как и вы. Когда-то я и сам так думал об этом.

– Вы славитесь своей уникальной немассудской способностью анализировать, – сказал Аренон. – Вполне понятно, что у вас недавно было время для размышлений. Такая же проблема часто занимает с’ванов.

Два офицера поднялись и пошли к двери, которая приоткрылась перед ними.

– Из уважения к вам мы сообщим ваши соображения.

– Медицинскому персоналу? – саркастически спросил Кальдак. Ясно, что его слова не произвели должного впечатления.

– Соответствующим группам, – тихо ответил Гузвемак.

Когда они ушли, Кальдак понизил положение кровати и стал глядеть на голубоватый потолок. Бесполезно сообщать свои опасения другим. Они не хотят верить.

Он запомнил слова Аренона: может быть, с’ваны больше прислушиваются к нему? Мало участвуя в битвах, они не так поражены достижениями людей. Может быть, скептически, но выслушают. Если бы ему удалось склонить некоторых из них к размышлениям…

В день выписки к нему с визитом пришёл гивистамский врач. Он ожидал этого, но только не этого врача.

Это была та самая женщина, с его корабля, некогда пострадавшая от реакции Уилла Дьюлака на искусную ментальную пробу. Хотя не ему было судить о здоровье гивистамов, он понял, что прошедшие годы не прошли для неё даром. Слишком много шрамов было на её шее и на грациозной голове. Тени под глазами были тёмными и некрасивыми. На ней была элегантная светло-зелёная форма действительного врача, с нашивками и знаками отличия на плечах. Входя, она проверила воздух в комнате (инстинктивная реакция её расы).

– Почитаемый командир Кальдак! Вы узнаёте меня?

– Да. – Он приподнялся на краю кровати, возвращавшей ему здоровье. – Я не знал, что вы – на Кантарии.

– Я здесь недавно. Но этого достаточно, чтобы узнать о ваших подвигах.

– Кажется, меня прославляют за крупную неудачу. Я не польщён. Может быть, послали того, кто знал меня, чтобы проверить, достаточно ли я пришёл в себя для продолжения работы?

– Сарказм больше подходит с’ванам. Я слышала, что вы говорили. Вы вполне здоровы.

– Кто же, если не вы. И третий исследователь, если вы помните.

– Припоминаю. Он говорил, я слушала. Мне нужно было исцелиться. – Она подошла поближе и посмотрела на него. – Я из первых рук знаю, сколько правды в ваших словах.

– Из-за того, что было с вами?

– Из-за этого, и не только. У меня было время подумать и понаблюдать.

Он резко вдохнул.

– Тогда мы вдвоём, может быть, лучше убедим других в том, что это опасно? Я склонен торопиться с этим. Если надо, доведём до Военного Совета. Поддержка немассудки и врача очень важна. Вы мне поможете?

– Я не буду этого делать, – ответила она.

– Но вы же согласны? – Он был озадачен. – Разве не вы предлагали убить Дьюлака и бежать из его системы? Разве вы забыли?

– Нет. Но помогать вам не буду. Это не играет роли.

– Не понимаю.

– Конечно, не понимаете. Вы солдат. Но по уже известным вам причинам сейчас поздно что-либо менять. Может быть, когда мы только впервые столкнулись с людьми, можно было подарить им изоляцию, которой они хотели. Но сейчас они слишком интегрировались в наши силы, сделавшись неоценимыми на войне. Ваши товарищи-массуды говорили вам это. Другие народы, как мой собственный, держатся на расстоянии от людей, но уважают их за то, что они сделали для Узора.

– Это может измениться. Почему бы вам не помочь мне?

– Потому что, несмотря на мои или ваши личные сомнения и опасения, неоспоримо, что люди повернули ход боёв. Они нарушили статус-кво, складывавшийся столетиями. Их можно назвать новой величиной в уравнении.

– Мы хорошо сражались и без людей. И сможем снова.

– Я уже пыталась сделать то, что вы предлагаете. Спокойно, в манере нашего народа. Мне удалось завязать важные связи, вызвать интерес тех, кто имел влияние в Совете. Я показывала им записи, рассказывала о собственном опыте, хотя для меня это было очень болезненно. Я нажила себе много хлопот. Тогда я узнала кое-что из того, что не всем известно, даже не всем членам Генерального Совета.

– Критическую информацию нельзя утаивать от Генерального Совета, – запротестовал Кальдак. Врач отнеслась к этому с юмором.

– Вы – воин, и вы – массуд. Среди своего народа вы известны как глубокий мыслитель. Но вы – не гивистам, не с’ван. Наивность – черта, желательная среди борцов. Правда в том, что мы проигрывали войну.

– Нет, – сказал Кальдак. – У обеих сторон были победы и поражения.

– Да, но по незаметным признакам Военному Совету было ясно, что через какое-то время Амплитур победит. Поражение можно было сильно отсрочить, но не избежать. Небольшая победа в одном месте оборачивалась большим поражением в другом. Эти сведения не сообщались широкому населению. Это было открытием для меня, и, должно быть, для вас тоже. После этого я склонилась к вовлечению людей в сопротивление, хотя не всё можно было говорить о целях этого. Мне стало понятно, что в последние сто лет Узор начал проигрывать. Со своей сосредоточенностью на Назначении и умением манипулировать союзниками у Амплитура было преимущество, с которым не было надежды совладать по-другому мыслящим членам Узора. Это преимущество начало сказываться.

И тут появились люди. Они действуют по-другому, чем остальные виды. Явно нецивилизованные, они сумели развить высокую технологию. Они – такие, с какими Амплитур ещё не сталкивался, продукт ненормальной эволюции. Посредственные художники и техники, они сочетают кое-какой ум с огромной склонностью к насилию. Их присутствие вдохнуло новые силы в войска и сбило с толку Амплитур. А тут ещё какой-то необъяснимый механизм в их нервной системе, позволяющий им не только сопротивляться амплитурским ментальным пробам, но и бороться с ними. Таким образом, не только было предупреждено неизбежное поражение, но и произошёл перелом в нашу пользу. Я не собираюсь преуменьшать опасность людей для нашей цивилизации, но её прежде следует спасти, а потом уже думать о теоретических угрозах. При этих обстоятельствах у Военного Совета нет иного выхода, как максимально увеличить количество людей-добровольцев. Если можете предложить им замену – пожалуйста.

После долгого молчания он ответил:

– Понимаете ли вы реальную опасность? Не в том же дело, что они – хорошие бойцы или психически независимы. Дело в том, что они любят драться, даже упиваются этим. Тысячелетиями они пытались подавить эту природную склонность, так как им приходилось воевать друг с другом. Теперь у них внеземной противник. Им больше не нужно сопротивляться природным склонностям. – Он помолчал. – Так случилось и с моим другом. Его вы помните.

– Не важно. Как бы там ни развивалась война, ни я, ни вы не сможем разобраться в отношениях с людьми. Историки нас рассудят. Я только хочу сказать вам, что выбора нет.

– Надо попытаться, – настаивал Кальдак.

– Попытаться – что? Люди теперь о нас знают. С каждым днём они всё лучше узнают нашу технику, нашу тактику, нашу стратегию, нашу цивилизацию. Их не вышлешь домой силой. Другого пути нет.

– Да и не требуется крайностей. Достаточно только прекратить транспортную связь с Землёй.

– Да? Вы просто сражались и жили на войне вместе с ними, я же имела возможность изучать их. Вы забыли, что их технические успехи были ограничены военной областью и межплеменными конфликтами. С их концом они впервые в истории освободились для нормального развития. Они проявили большие способности к импровизации и к улучшению существующих технологий, и сейчас наконец получили возможность это использовать.

– О чём вы говорите? – спросил он.

– О том, что знание технологий Узора дало им возможность самим строить космические корабли. Теперь их уже не ограничишь их собственным миром.

Кальдак тяжело опустился на подушку:

– Тогда всё потеряно.

– Совсем нет. Не только мы с вами думали над этим, хотя я знакома с этим глубже других. Все они делали определённые выводы из своих исследований. Хотя публично об этом говорить нельзя, небольшие группы ведут приватные исследования. По результатам войны с Амплитуром информированные группы немилитаристских видов решат, как тут быть. Как люди учатся у Узора, так и он будет учиться у них. Мы даже, может быть, сможем обнаружить секрет их биологической антиамплитурской защиты. Даже ради одного этого стоит иметь такого союзника. Мы можем научиться управлять или и интегрировать их в Узор.

– Управлять? Это звучит слишком по-амплитурски.

Врач спокойно встретила его обвинение.

– Мы не собираемся изменять человечество на их манер. Независимость их психики не будет ограничена. Сделай мы это, это действительно было бы по-амплитурски. Да и они могли бы отреагировать на нас так же, как на амплитур. Нет, речь идёт о переводе энергии людей на полезные цели.

– Если вы и ваши друзья надеетесь на это – вы неисправимые оптимисты.

– Только это и остаётся. У меня есть больше оснований бояться их, чем у вас, но я поняла необходимость их присутствия, хотя и не игнорирую связанных с этими потенциальных трудностей.

Кальдак хотел бы, чтобы с ним рядом была Яруселка. Ему не хватало её спокойной рассудительности. Ему нужна была её помощь.

– Мы никогда не сможем ими управлять. Все виды разума развивались через сотрудничество, и только люди – через постоянные конфликты. Их генетика извращена, как и их общество.

– Мы можем это изменить. Любому народу можно помочь.

– Вы уверены? – спросил Кальдак.

– С’ваны умеют манипулировать нами, когда мы сами этого не замечаем. Я видела, что они то же самое делают по отношению к людям. С’ванское внушение – не то же, что манипуляции Амплитура. Человечество имеет свою судьбу, делая то, что ему надлежит. Они заслуживают сожаления больше, чем страха. Мой народ не общается с ними, также как с’ваны, вейсы и прочие. Они блестящи и грубы в одно и то же время. Но они не безнадёжны. Со временем они могут стать цивилизованными.

– А если нет, это – наша вина, – заметил Кальдак. – Мы попросили их сражаться, снять узду с инстинктов, которые они всегда старались подавить.

– По крайней мере, теперь они не уничтожают друг друга. Дав им общего врага, мы дали им объединиться как виду, чего иначе могло бы не произойти. Вы ведь знали, что они уничтожали свою планету? Они задыхались от собственных извращённых инстинктов. У них и в языке были глупые противоречия, вроде «борьбы за мир». Мы дали им нужный выход. Мы дали им время. Со временем мы можем их цивилизовать. Но не сейчас. Пока они нам нужны такими, как есть. Действительно опасными.

– Это страшная ответственность. – Кальдак поглядел вдаль. – Я видел людей в мире, в покое, на грани настоящей цивилизованности.

– То, что вы видели, – внешняя видимость, изобретённая людьми, живущими в безопасности. Внутри они все одинаковы. Они и сами это начинают понимать. Я врач и знаю, что первый шаг к успеху лечения – когда пациент признаёт, что ему нужна помощь. Но сейчас пока ещё рано говорить им это. Не переменили ли вы своё мнение?

На улице шёл дождь. За окном были видны тёмно-зелёные воды Западного океана.

– Нет. Я боюсь их в их нынешнем состоянии, меня беспокоит, что мы сразу не начинаем их цивилизовать. Чем больше мы позволим им использовать их естественные свойства в нашу пользу, тем труднее потом будет их изменить.

– Верно, но выбора нет. Нужно идти по выбранному пути в надежде на то, что придём, куда хотим. И люди будут идти с нами. – Она поглядела на него:

– Если это поможет, могу вам дать новую пищу для раздумий.

Кальдак устало повернул голову:

– Какую?

Врач произнесла со всей серьёзностью, присущей их роду:

– Подумайте, что было бы, если бы Амплитур нашёл людей первым?

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg