«Весь цикл «Десант «попаданцев» (6 книг в одном томе)»

Весь цикл «Десант «попаданцев» (6 книг в одном томе) (fb2) - Весь цикл «Десант «попаданцев» (6 книг в одном томе) (Десант «попаданцев») 3684K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Сергеевич Конторович

Александр Конторович Десант «попаданцев» (6 книг в одном томе)

Предисловие

Памяти Сергея Клюева

ПОСВЯЩАЕТСЯ.

Уважаемые читатели!

Предлагаемую вам сегодня книгу можно одновременно назвать самой обычной (кого сейчас удивишь АИ с попаданцами из нашего времени, пытающимися перекроить историю по их собственному разумению) и в то же время отличающейся от множества других, заполняющих прилавки книжных магазинов. Сколько ни пытался, так и не получилось вспомнить издание, написанное и тем более выпущенное в привычном для нас виде (не электронном, лежащем на одном из ресурсов Мировой паутины) сразу целым коллективом авторов.

Не секрет, что многие произведения, особенно в таком серьезном жанре (что бы там ни говорили критики и литературоведы), как альтернативная история, последнее время создаются фактически не одним человеком. Чтобы выпустить в свет грамотную, не страдающую шапкозакидательскими лозунгами и досадными пробелами в знании реалий тех времен, куда по воле писателей попадают их герои, книгу, необходимо как минимум знать историю своей страны и, что не менее важно, уметь отслеживать и правильно интерпретировать те политические, экономические и множество других взаимосвязей, из которых и складывалась писаная история. Без серьезной работы с источниками ни у кого не получится создать цельную и логически непротиворечивую картину той новой исторической последовательности, которую начинают создавать попаданцы одним только фактом своего появления в «там» и в «тогда».

Хотелось бы сразу предупредить всех читателей, как принимающих книгу, так и считающих ее очередной легковесной попыткой поностальгировать над прошлым нашей страны, той самой, которая называлась СССР. Никто не обещает, что у попаданцев все получится и уже в середине XIX века космические корабли Всемирной Директории полетят завоевывать планеты в центре Галактики. И легкой жизни у наших детей и внуков тоже не предвидится.

Благодарим всех участников форума «В вихре времен, оказавших нам помощь в работе над книгой.

С уважением, авторский коллектив проекта «1790: Десант «попаданцев».

Книга I. Десант «попаданцев». Второй шанс для человечества

Цивилизация пала под ударами межконтинентальных ракет, планета агонизирует, человечество на грани полного вымирания. Но судьба дает людям второй шанс… Отряд наших современников переброшен на два столетия назад, в Северную Америку 1790 года. Сбылась мечта «попаданцев» – сохранив собственные тела и все современные знания, обеспеченные оружием и снаряжением XXI века они вольны преобразовывать прошлое по собственному разумению.

Удастся ли самым обычным людям, среди которых нет ни великих воинов, ни матерых спецназовцев, ни выдающихся ученых, изменить ход истории? Смогут ли они преодолеть инерцию времени? Как они используют второй шанс, подаренный человечеству?

Пролог

Помнишь тот край Земли,

Где нашла на камень ее коса?

Но, уходя,

Она не стала прощаться.

Что ж, рядового Райана

Поздновато уже спасать:

Просто ему больше

Некуда возвращаться.

Наша эпоха дымом

Ушла в осенние облака

Тающий эшелон

Грозового фронта

Мы можем только смотреть,

Как в кулаке сминает закат

Тонкую красную линию

Горизонта.

Это как если бы Бог, решив

Расставить все по местам,

Мир располосовал

На две половины

Тонкая красная нить,

Элементарная красота

Тоньше струны,

Краснее гемоглобина.

Это как сны, оставленные

На рваной, как флаг, заре

С запахом пороха,

Снега и креозота

Росчерк драгунской сабли

Над ревом вздыбленных батарей

Тонкая красная линия

Горизонта.

Д. Корогодов

Говорят, каждой вещи есть свое время и место в этом мире.

Говорят, что сам мир – тоже вещь, которой рано или поздно настанет конец.

Те, кто исповедует это, забывают: мир способен меняться.

И эти перемены они, наивные, воспринимают как апокалипсис…

Радиация рано или поздно снизится до нормы.

Пустыни на месте стран, именовавших себя (и только себя!) цивилизованными, заполнятся новой жизнью.

Безжалостное время сотрет с лица планеты следы деятельности тех, кто когда-то звался людьми, а их жалкое, выродившееся потомство, сохранившееся в самых дальних уголках, разделится на несколько враждующих видов и окончательно утратит память о былом величии.

Что для Земли несколько тысяч лет?

В ее долгой истории бывали эпизоды и похуже.

Пережила, переварила, переиначила по-своему…

Земле снилось то, чему суждено было вот-вот сбыться.

Способны ли испытывать страх планеты?

Не знаю. Может быть, и способны, это еще никто не проверял.

Земле приснилась боль, которую вот-вот причинят своей матери – и друг другу – неразумные дети, и ей стало страшно.

Почему?

Разве нельзя было сделать совсем иначе?

Ведь можно же, она точно знает!

Пусть сбудется сон.

Неразумные, маленькие дети добрались до спичек и развели в доме костер?

Пусть. Этот костер поможет ей сделать одно усилие.

Одно маленькое усилие, которое на фоне начинающегося адского безумия пройдет совсем незамеченным.

Земле приснился новый сон.

Сон, который уже не был страшен.

Записка, найденная в бутылке

Нашедшего эту записку прошу немедленно передать ее дежурному в ближайшее отделение милиции.

Уважаемые сотрудники милиции!

Тринадцатого июня сего года я был похищен с участка Горьковского шоссе в Балашихе между универсамом домашней еды и «Макдоналдсом» и против своей воли участвую в качестве подопытного в эксперименте над людьми.

К моменту похищения я на принадлежащем мне технически исправном автомобиле стоял в пробке в направлении в область во второй справа полосе. Момента похищения описать не могу, так как потерял сознание.

Очнувшись, я обнаружил себя в автомобиле, стоящем на холме, и не увидел ни дороги, ни других автомобилей. Проверив свое состояние всеми известными мне средствами (щипание, зажмуривание глаз, поза Ромберга), я установил, что нахожусь в сознании в незнакомом мне месте.

Предполагаю, что имеет место создание виртуальной реальности, потому что растения и животные, которых мне удалось разглядеть, незнакомы и непохожи на те, что присутствуют у нас в Средней полосе.

Передвигаясь по местности, я нашел других людей, которых насчитал свыше тридцати. Некоторые из них, видимо, также подопытные, находятся в подавленном состоянии и малообщительны. Однако несколько человек, видимо, проводящие эксперимент, пытаются убедить нас в том, что мы «заброшены» в другое время и место.

Нас содержат в плохих бытовых условиях, не позволяют отходить от лагеря, ограничивают в пище и сне, объясняя это опасностью нападения индейцев, испанцев и англичан. Днем нас заставляют работать, как правило, копать землю, и оказывают психологическое давление громким голосом и нецензурной бранью.

Также экспериментаторы отбирают у подопытных мобильные телефоны и радиостанции и препятствуют попыткам установить связь с родственниками и милицией, мотивируя это необходимостью беречь батарейки.

Считаю своим долгом предупредить, что экспериментаторы вооружены автоматическим оружием отечественного и иностранного производства и вооружили подопытных. Я видел две снайперские винтовки, не менее четырех автоматов Калашникова и много охотничьих ружей, двустволок и карабинов «Сайга».

Пулеметов, вообще тяжелого вооружения и техники не видел, но они могут быть спрятаны в находящемся рядом с лагерем лесу.

Прошу вас принять меры по прекращению незаконного эксперимента и возвращению мне отобранного у меня имущества в виде автомобиля «УАЗ» (госномер…) с грузом.

С уважением, Александр…, паспорт №… серия… выдан… 20…

Часть первая

Пусть капелью ржавых минут

Точит наши сны неизбежность,

Атомный сверхновый завет.

Грозовые улицы ждут:

Вспомнишь ли свою принадлежность

Группу крови на рукаве?

Д. Корогодов

Свойство этого пушного зверька подкрадываться   незаметно, увы, проявилось в полной мере. Ну, нах янкесам надо было лезть в Иран? Ираком не наелись? Так нет же, устроили шоу с концентрацией войск на ирано-иракской границе. Раструбили на весь мир. И огребли. И весь мир вместе с ними.

Ахмадинеджад Иранский, он ведь не дурак был. Юлил-крутил, вешал лапшу на уши всем, начиная от МАГАТЭ и кончая Китаем, и так, тихой сапой умудрился-таки заиметь четыре атомных бомбы. Точнее, боеголовки. И применить. Когда американцы заявили, что завтра в восемь ноль-ноль они начинают устанавливать демократию на иранской территории, их сгубили собственная наглость и упоение своей крутизной. Когда в семь утра Иран произвел массированный запуск ракет по скоплениям американских войск, их ПВО отработала на «отлично». Только вот запущены были две волны. В первой шли неуправляемые «Зелалы» и «Назеаты» и антикварные «Скады». По ним-то и отработали «Пэтриоты». И успешно так отстрелялись. А следом долетели запущенные чуть позже пара «Шихаб-3» с ядерной начинкой. Одну успели сбить, видно, какая-то из батарей «Пэтриот» успела перезарядиться, но второй хватило на всех. Две дивизии исчезли в пламени ядерного взрыва. Пострадало так или иначе множество танков и прочей техники. А ту или иную дозу радиации хватануло тысяч семьдесят американских солдат. Это был шок.

Следом Иран нанес удар и по израильской территории – помирать, так с музыкой. Оставшиеся «Шихабы-3» следующей волной пересекли Ирак, Иорданию и… не долетели. Часть ракет была сбита израильской ПВО, однако обе ядерных рванули на территории Западного берега реки Иордан, частично решив израильтянам палестинскую проблему. Но Израиль не мог стерпеть ядерные удары даже по этой части своей территории. И на месте Ирана на карте мира образовалась радиоактивная пустыня.

Мир был в шоке, однако происшедшее оказалось только началом. Исламская истерия стала набирать обороты. В Пакистане произошел очередной переворот, на этот раз с фундаментал-мусульманским уклоном. А еще через день пакистанские ядерные ракеты полетели в сторону Индии. Индусы к такому повороту событий были готовы и большую часть ракет перехватили. На их территории сработали только две боеголовки. Еще несколько штук упали, но не взорвались. А потом прилетело и Пакистану. Сначала от Индии, потом, чуть погодя, от Китая. Почему китайцы вписались в эти разборки, я не знаю, но итог – еще одна дырка на карте мира. Впрочем, у них наверняка были свои планы относительно исламского мира. Наконец, опомнились и США. И влепили по Китаю, наверное, чтоб не встревал в чужие разборки. Или их китайский ширпотреб задолбал… И понеслось.

На фоне этого западные вопли на тему «надо делиться» по поводу открытия российских ученых в Сарове прошли особо не замеченными, хотя напряг уже чувствовался. По крайней мере, на границах с Прибалтикой началось какое-то нехорошее шевеление. На это наложилось очередное антироссийское обострение в Эстонии, где сконцентрировалась пара натовских дивизий. В ответ на это Россия начала какое-то подобие мобилизации, что выразилось в усилении постов ДПС военными.

2010 год.

Котозавр

Для меня лично эта история началась с повестки в почтовом ящике, которую я вытащил, вернувшись домой с вылазки «в пампасы». Отпуск? Нет, гораздо проще. В достаточно дурацком графике моей работы есть несомненный плюс: если неким образом освободиться на две ночные смены, то они в сборе с двумя группами выходных дают шесть «дней свободы от забот». Цена вопроса – пара сотен в стол участкового терапевта.

Моя нелюбовь к СМИ, печатным и электронным, привела к тому, что симптомы приближающейся грозы я принял за обычную тучку. Ну да, в Сарове произошел какой-то инцидент – так ведь ни один день без происшествий не обходится. НАТО в очередной раз вякает на Россию – видать, время пришло для выборов или распила оборонных бюджетов. Наши вожди опять грозно заявляли в прямом эфире, гарантируя «не допустить и пресечь», – работа у них такая. Просторы Интернетов были традиционно заполнены кучей бреда «из достоверных источников» и доморощенной конспирологии.

Информация о том, что НАТО требует контроля над разработками одного-единственного научного центра под предлогом их важности для всего человечества, прошла в категории бреда и приличными блогерами не обсуждалась.

Шесть дней отсутствия в реальности вернули меня не в ту страну, из которой я уходил. Североатланты в унисон с дядей Сэмом не просто орали про попирающую демократические ценности Империю зла, а уже бряцали оружием по полной программе. В Польшу и Прибалтику перебрасывались войска! Не батальонами, чтоб обозначить присутствие, а бригадами. Наши гаранты, оба-двое, вещали по очереди про: «не допустим, национальное достояние, суверенитет», и что-то про «асимметричный ответ» враждебным проискам. Малость охреневши от увиденного по зомбоящику, я полез на Ганзу, в «палату параноиков», за информацией и попрощаться с обитателями.

151-й раздел встретил блудного сына закрытыми топиками и единственной работающей темой: «Мобилизация». В стартовом сообщении модератор предупреждал о запрете писать свой ВУС и подробности, кого-куда-когда забирают. Военная тайна. В постскриптуме мудрый Громозека предупреждал всех: «Сопалатники, все ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНО, зверушка уже здесь. Беркема фтопку, желаю всем не только выжить, но и остаться людьми».

Хваля себя за хомячество, начал собираться. «Кружка, ложка, мыльно-рыльное и еды на трое суток» – не самый лучший стандарт для сборов в армию. Призывнику в мирное время пойдет. А вот прослуживший десяток лет прапорщик, то есть я, ни разу не сумел послужить в той Российской армии, про которую рассказывали в передаче «Армейский магазин». Автомат мне, конечно, выдадут, и на том спасибо, но в нормальную обувь, форму и снаряжение не верилось совсем. Понадобилась Первая чеченская, чтобы генералы признали некоторое несовершенство стандартных калашниковских подсумков и допустимость ношения солдатом свитера зимой. До нее – «вшивники» беспощадно истреблялись, а ношение приравнивалось к измене Родине. Понадобилась Вторая чеченская, чтоб армия начала закупать разгрузочные жилеты, свитера и вязаные шапочки. Дешевые донельзя и соответственного качества, они оказались шагом вперед по сравнению с тем, что было раньше. Но даже этот прогресс в условиях всеобщей мобилизации мне не светил. Увольняясь из рядов, всю свою «навеску» я раздарил парням в Ханкале, увозя домой только сумочку с сувенирами. А уже дома купил комок, разгрузку, комплект подсумков и «кэмел-бэг». Люди, подскажите, зачем эта фигня гражданскому человеку? Я – не знаю. После трехлетней выдержки в шкафу снаряга пригодилась для тактического пейнтбола. Так что у меня в наличии испытанный и подогнанный комплект, в котором можно прослужить до морозов, а там… или ишак помрет, или падишах, или я. Ножи, котелок, китайский бинокль, огниво, презервативы (куда ж без них), несессер, пара ипэпэ-шек, аптечка-минимум, скомплектованная по заветам «палаты 151», иголки, нитки и еще куча мелочей, без которых жизнь служивого становится грустна и печальна. Уже немало набралось, докинуть тушняка и сухарей до носимого веса, и… берегись, пиндосы, прапор на тропу войны вышел.

Утро, гнуснейшая часть суток. Какая сволочь придумала просыпаться раньше полудня, если вчера-сегодня трое мужиков устроили сами себе «отвальную»? Женька и Борис отслужили срочную в разные года и в разных частях, но – связистами. Так что повестки им пришли одновременно. Сколько же пива можно употребить под разговор о судьбах мира? Много. Ушли парни своими ногами, но на контрольные звонки отвечали уже жены, независимо друг от друга сообщив мне, что мы, мужики, – козлы, которым нужен лишь повод нажраться.

В коридорах и кабинетах военкомата перманентный бедлам. И в мирное время добиться толку от его обитателей сложно. Мне пришлось зае… утомить своей настойчивостью многих, прежде чем замвоенкома прочел мои документы.

– Старший прапорщик, погранвойска? Тогда вам не сюда, а в отдел ФСБ по нашему району.

– А какого хрена в повестке прибытие сюда? Я полдня торчу там, где меня не надо!

– Идите на хрен, Константин Валерьевич, мои канцеляристки могли вас вообще в эскадрилью конных водолазов определить, у них это запросто.

– Есть идти на хрен, товарищ майор!

Отдел ФСБ встретил относительным порядком, народу все ж поменьше, и несколькими знакомыми физиономиями бывших погранцов, с которыми вместе купались в фонтане на День пограничника. А чем мы хуже десантуры?

Красноглазый и осунувшийся начальник отдела, осмотрев нашу бравую команду (два майора, прапорщик, пятеро старшин и рядовой), выказал одобрение: ну хоть с чего-то начнем. Военкомат такой подарочек подкинул – не приведи господи. Значит, так. Формируем отряд пролетарского гнева, в смысле – роту охраны тыла, командиры есть, личный состав… познакомитесь.

Познакомились. Стала понятна фраза про подарочек из военкомата. Двадцать пять «партизан» похмельной наружности. Столько же «духов», только что с учебного центра. У партизан профессиональные мозоли операторов мыши, или скороговорка «манагера по продаже», более пяти раз не подтянулся никто.

Молодняк – весеннего призыва, дети реформ. Тощие, мелкие, приклад от ствола отличают, лейтенанта от капитана тоже, посчитать в уме два трехзначных числа уже не могут. Подтянуться, кстати, смогли не более половины. Гроза НАТО, блин!

Веселая задача – формировать подразделение с нуля. Разместились в спортзале второй школы, встали на довольствие в ней же. В пищеблоке уже командовал пузатый колобок по фамилии Лобко, гоняя персонал в хвост и гриву с воплями «я здесь наведу нормальный флотский порядок! И по хрену, что мы на суше». Офицеры занялись перетасовкой бойцов в два взвода, пусть пока и без оружия. Ротный, Андрей Сердаров, на «Газели» командира первого взвода уехал доставать оружие своему подразделению, ибо никто не мог сказать точно, кто нас обязан вооружить. Немного поторопился. Волею мобилизационной тыловой мысли к нам приехал «КамАЗ» с имуществом, и тут я поверил в неизбежность войны. Кто не служил в армии, тому трудно понять всю силу моего потрясения: сержант-водитель, он же старший машины, передал прапорщику(!) 100 автоматов АК-74 м, 4 СВД, 4 ПКМ, 4 РПГ-7, боеприпасы ко всей этой красоте, кучу имущества просто под роспись в ведомости! Без сверки номеров и комплектности. Ему, видите ли, было некогда ждать нашего командира! Причем, когда я нагло обсчитался на ящик патронов в свою пользу, водила спокойно подписал с пометкой «утрачено при транспортировке».

На прямой вопрос, что думает прокуратура по поводу таких вольностей, он только невесело ухмыльнулся и ответил:

– Приказ командования, главное – доставить груз и вернуться. Несколько машин уже потеряно, с завтрашнего дня переходим на систему конвоев.

Ого! Еще наши мародеры или уже ИХ диверсанты? А мы ни сном ни духом. Все веселее и веселее… Скинув на замполита заботы по выдаче и закреплению оружия, я побежал домой, где со скандалом и призывами к здравому смыслу вручил маме винчестер с отсканированными семейными фотками, собаку, документы и, не давая опомниться, отправил к отцу: деревня в лесу безопаснее города с химкомбинатом на стратегической дороге в Европу. А хороший медик и там нужен. Отдраив «калаш» от консервационной смазки, я вспомнил про ружье: жалко будет, если его сопрет уродец, залезший в бесхозную квартиру. Милиция уже превентивно прессовала свой подопечный контингент, но это дерьмо сколько ни черпай – все равно не кончится.

Перед домом меня поджидал в машине Сердаров, матерящийся на погранвойска, ФСБ, мобилизацию и свою незавидную судьбу: рулить в этом бардаке. Как будто в его любимых ВДВ порядка больше. Хоттабыч добыл 4 CКСа, патроны, каски, лопаты и лопатки и тут узнал, что тыловики нас уже снабдили. Куда девать сверхштатное вооружение? Пошевелив мозгами, мы приняли нормальное хомяческое решение: пока рота дислоцирована в городе – держим все у себя, «моошет быть, пригодитцаа…». Не дай бог, еще ополченцев вооружать припрет, как в Дагестане-99.

– Андрей, как думаешь, нас сразу ядрён-батоном накроют или сначала эстонские танки проедут? Инфа есть?

– Не будут атланты свой маршрут травить. В Таллине 82-я бронекопытная высаживается и британцы какие-то. Прыгнут к нашим мостам SASовцы и зеленые береты, пойдем мы их ловить и очень быстро кончимся, мля… Повоюешь, Рембо доморощенный, у тебя до сих пор детство в заднице играет. На фига еще ружье потащил? С двух рук палить собрался?

– Тестю бывшему отдам, он непризывной, а шваль вокруг дома бегать будет, по-любому.

Подхватив сумку с заднего сиденья, я протянул руку к калитке… Вокруг все залило ослепительно яркой чернотой… и пинок в спину отправил меня в кусты. Колючие, мля!

Зануда

Истинно говорю вам: большой город – это большая ловушка. В самое мирное и спокойное субботнее утро с восьми утра до двух пополудни на выезде из Москвы многочасовые пробки. А уж сегодня – какое-то безумие. Железная толпа и, кажется, даже со стрельбой. Тоже, кстати, признак надвигающейся катастрофы – подрихтовавшие друг другу крылья и борта не ждут ГАИ и не оформляют протоколы. Драки и битье стекол бывают, сам видел, но у всех, застрявших в этой пробке, самое сильное желание – удрать из города. Включаю первую, проползаю еще метр и снова ставлю машину на ручник.

Военным хорошо – у них связь, командиры и приказы. Вот пронеслась в город колонна бронетранспортеров. Еще, пожалуй, повезло тем, кого эвакуируют по железной дороге. А вот эгоисты и индивидуалисты вроде меня давят сейчас друг друга в прямом и переносном смысле. За разделительным барьером из города проносится колонна автобусов. Стоящие в пробке возмущенно гудят. Обидно, конечно, – они летят по пустой трассе, а нам ползти в шесть рядов, включая обочину и кювет. Но, с другой стороны, это значит, что порядок еще поддерживается. Но все равно тревожно. Слишком резко отпускаю сцепление, машина дергается и продвигается еще на метр.

Не заезжал бы в гараж – может, и успел бы проскочить до пробки. К черту «бы». Без инструмента я «манагер» и офисный планктон, работник задницы и языка, а с инструментом круче вареного яйца. Только вот стою в пробке, как последний дурак. Слева – волосатый мужик на джипе, справа дамочка, которой приятно заглянуть в декольте, спереди – просевшая «жигулятина» с полосатыми тюками на крыше, сзади – что сзади, не видно, ящики и мешки накиданы до потолка.

Не спать, не спать, тем более с ногой на сцеплении. Жарко, воняет дизельным выхлопом. Может, и к лучшему, что подружка не поехала. У них в клинике кондиционер. А сменится с дежурства – я за ней заеду, в город-то дороги свободные. Кажется, в этот момент я все-таки задремал, потому что ничего не увидел, только кожей ощутил жар и боль.

Ирина

Сидела я в столовой и малевала клумбу с «цвяточками» разноцветными карандашами в большом альбоме. При мне был цветастенький рюкзачок с рабочими шмотками и десятком любимых книжек научной, юмористической и прочих фантастик. Рисуя, попивала клюквенный чаек из стакана с чеканенным подстаканником, поставленного на поднос с комплексным обедом, к которому я пока еще не притронулась.

НикТо

«Только-только начал наклевываться вариант с новым местом работы, а тут эта заварушка. И чего пиндосам свербит? У них стратегический интерес по всему шарику, а другим – сидеть под стулом и не рыпаться? И нефть эта… Как в том анекдоте: «Над нашими стратегическими запасами топлива обнаружены какие-то страны». А может, дело было вовсе не в нефти? Бродили ведь какие-то слухи… И понеслось. Под откос, кувырком и с песнями.

Именно с такими мыслями еще несколько дней назад шел я в магазин, торгующий охотничье-рыбачьими принадлежностями. Ввиду всех этих мировых неясностей и взаимного бряцания оружием на семейном совете было решено принять меры к самоспасению. И крайняя зарплата вместе с отпускными были потрачены на покупку «Сайги», полусотни патронов, двух комплектов камуфляжа для себя и жены. (На всякий случай, а то мало ли…) Ну и всякой полезной мелочовки. Вот только не успел еще дома разобраться со всеми этими мужскими игрушками и съездить за город опробовать «ружжо», как по всем каналам прошло обращение президента. Это было еще не военное положение, но… «Песец приближается».

Городской военкомат недавно отремонтировали. Так что и в обычном-то состоянии разобраться с бумагами лейтенанта запаса было бы толком некому, а уж теперь – тем более. Я толкнулся в несколько дверей, пытаясь выяснить, куда направляться, но ответа не было. Только в одном кабинете замотанная миловидная женщина средних лет с усталыми глазами, в полевой форме с майорскими погонами, покопавшись в ящиках с ярлычками «ТГТУ 2000–2005 гг.», нашла какой-то формуляр. Успел увидеть на нем свою старую, еще студенческую фотографию. Женщина посмотрела на нее, потом на меня, что-то записала у себя в блокноте и ненадолго вышла. Вернулась она минут через двадцать.

– В общем, так, молодой человек. С документами вашими разобрались. В списках вы были, только не первой очереди. Но раз уж пришли, то… Знаете, как говорят в армии?

– Ага. Инициатива любит инициатора.

– Вот-вот. Завтра в восемь ноль-ноль вам надлежит прибыть в здание военкомата. Соберете личные вещи, с родными пообщаетесь… Пока и здесь в городе для «партизан» работа найдется. Ну а там видно будет.

– Ясно. Можно идти?

– Идите. И пора вам уже отвыкать от гражданской жизни, Николай. Не «ага», а «так точно»…

– Не «можно», а – разрешите. Я понял, товарищ майор. Разрешите идти?

– Идите. И побриться не забудьте. Усы в армии для офицера еще куда ни шло, а вот бородка эта ваша…

– Ясно. Сделаю.

Дома было холодное молчание жены, прятавшей за ним свою растерянность и слезы, неловкая суета тестя и тяжело вздыхающая теща, накрывающая на стол. Я подошел было к Марине, но та убежала в соседнюю комнату, из которой почти тут же раздался приглушенный плач.

Немного постояв перед закрывшейся дверью, сел за кухонный стол.

– Не поспешил, Коля? Вон родственники уже в деревню уехали. Может, стоит с ними? Место хорошее, огород тоже имеется, и ружье у тебя теперь тоже есть…

– Нет, Наталья Петровна. Мне стыдно будет. Не будем больше об этом.

Доели в молчании. После обеда прошел в комнату, где на диване все еще лежала жена. Плакать Марина уже перестала и теперь молча смотрела в потолок покрасневшими глазами. Присел рядом.

– Мне завтра в военкомат надо будет прибыть с вещами. Соберешь? Ну там мыло, полотенце, то-се…

– Хорошо. А ты сам-то чего, не можешь?

– Марин, я к сыну хочу сейчас съездить.

– Понятно… Когда вернешься?

– Не знаю пока. Вы дома сидите, не ходите никуда. Я быстро.

– Хорошо.

Помолчали. Марина села на диване, обняв меня за плечи.

– Ты к ним поедешь, скажи Маше… Ну, если вдруг что – пусть мне звонит или приходит. Телефоны наши дай, адрес напиши. Все ж таки легче будет, куда ей с пацаном одной-то?

– Спасибо.

Обнял жену и поцеловал ее в заплаканные глаза.

– Я быстро, ты не волнуйся. Сходи, кстати, в «Служивый», говорят, он еще работает, звездочек купи. Муж теперь офицером будет. И – не запаса!

Прощание с сыном вышло тяжелым… Я понимал, что шансы вновь увидеться в случае начала серьезной заварушки весьма условны. Это при мирной жизни «бывшая», работая хорошо оплачиваемым инженером в офисе, могла бы обеспечить и себя, и пацана. А если подкрадется пушистый лесной зверь, то… Слишком уж она не приспособлена к обычной жизни. А помощь других родственников будут мешать принять пресловутый шляхетский гонор и нежно лелеемая обида. Хорошо хоть все контакты и адреса родичей записать изволила.

Поспать удалось немного. Все пытались сообразить, что делать дальше и как выживать. Город хоть и небольшой, но все ж таки областной, кое-что заслуживающее небольшого «ядрён-батона» имеется. Поэтому было решено, что на следующее утро родители жены вместе с ней отправляются в деревню к моему отцу. Вместе с недавно купленным оружием и всем, что может оказаться полезным. А таких вещей у запасливого тестя оказалась немало. Вот пока готовились – почти вся ночь и прошла.

Проснулись все рано. Даже жена – заслуженная сова – и то вскочила ни свет ни заря, хотя до назначенного времени оставалось еще пара часов. Новый камуфляж был выглажен, а рядом с выключенным компьютером лежали четыре маленьких звездочки защитного цвета.

Маетно было… Все ж таки не каждый день «на войну» уходить приходится. Чтобы отвлечь себя от тяжелых мыслей, взялся перебирать собранные вчера в дорогу вещи. А вышло немало. Хорошо хоть у тестя нашелся старый рюкзак, с которым он в свое время выбирался по грибы и на рыбалку. В нем, кроме обычного набора «бритва-мыло-полотенце и сменное белье», нашлось место и для четырех банок домашнего консервированного мяса и трех пластиковых полулитровых бутылок со спиртом. Пригодилось и мое сувенирное увлечение. Многие, когда путешествуют, собирают памятные вещи о местах, где побывали. Брелки, магнитики на холодильник с местной символикой и тому подобную мелочовку. Жена набирала колокольчики, а я – ножи. Причем старался брать не декоративные, а такие, которым бы нашлось реальное применение. Мультитул «из Воронежа», например, так вообще постоянно с собой носил, уже даже не чувствуя его на поясном ремне. Из трех десятков имеющихся сувенирным можно было бы назвать только нефритовый, привезенный из недавней командировки в Иркутск. Так что, немного подумав, засунул в боковой карман рюкзака три метательных ножа-пластины с оплетенными шнуром ручками и пару небольших охотничьих. «И для себя пригодится, а там, глядишь, с военными на что-нибудь полезное махнусь». По другим карманам распихал соль и перец в пластиковых коробочках из-под витаминов. Хорошо, что ночью распотрошили все домашние «стратегические» запасы и все, что может испортиться, переложили в такие баночки.

…Оставшееся до выхода время пролетело как-то незаметно. Последние слезы жены, объятия и поцелуи, прощальный подарок тестя, заметившего, что зять уходит без нормальных часов («Привыкли, понимаешь, все к сотовому. А в поле или лесу? А без зарядки и электричества? Держи, держи, не сомневайся, не подведут. Тебе они по-любому нужнее, чем нам, будут») – механические «Командирские» часы. И вот уже все вместе стоят в коридоре, провожая.

– Присядем на дорожку?

– Наталья Петровна, ну какая дорожка? Тут до военкомата всего минут пятнадцать идти. Вот увидите, сегодня еще и на обед припрусь.

– Это всегда пожалуйста… Если не придешь, то там поесть не забудь, миску и кружку тебе положили, ложку тоже… Ты сообщи, если вдруг куда-то отправят.

– Обязательно. Марин, ты не реви, все нормально будет. Пошипим друг на друга, железками побрякаем, да и разойдемся по домам.

– Тебе-то легко так говорить. А мне… – Она провела рукой по округлившемуся животу.

– Ладно. Живы будем – не помрем. – Резко встал, забросил рюкзак на одно плечо и обратился к теще:

– Можно мне кваску на дорожку?

Наталья Петровна достала из холодильника полторашку мучного кваса собственного изготовления. Я протянул руку и, скручивая пробку, улыбнулся жене. В этот мгновение кухню и коридор залил ослепительный СВЕТ.

Динго

Еще когда началась заварушка в Пакистане, я подумал: «Надо валить из города. И желательно подальше». Для начала, запасшись продуктами, рванул на дачу. К сожалению, мою жену начальство две недели назад отправило на некие курсы повышения квалификации куда-то под Нижний Новгород. За день до моего отъезда она позвонила и обрадовала тем, что их вывезли в какой-то удаленный детский лагерь и выбраться оттуда нет никакой возможности.

На даче было кое-что, правда, не у меня, а у соседа. Соседушка мой по имени Витя (относительно, конечно, соседушка – участок через два дома и ручей) был слегка сдвинут на идеях выживания и, когда у него находились время, деньги и начиналось очередное обострение, усердно готовился к встрече Большого Песца. По крайней мере, купив тот участок, он приволок на него здоровенный железный гараж и выкопал под ним натуральный бункер. Все чин чином, забетонированный, с вентиляцией, генератором и прочими атрибутами убежища. Правда, как потом оказалось, запасов в него Витек натащить еще не успел. Самое смешное, что они ему уже, скорее всего, и не понадобятся. Неделю назад он отправился с женой отдыхать в Израиль на Мертвое море. Как раз туда и прилетело. Считай, я вроде как наследство получил. К тому же и помогал ему кое в чем.

Так что наведался в гараж вечером, при первой же возможности. Благо знал, где ключи. Они были спрятаны весьма оригинально. Столбик из вбитой в землю трехчетвертной водопроводной трубы завинчивался самой обыкновенной заглушкой. Все покрыто слоем застарелой ржавчины, и не подумаешь, что она легко отворачивается по заботливо смазанной резьбе. Труба забита деревяшками почти под самый верх, сантиметров пять-шесть оставлено. Там ключики и лежат. В гараже стоял потрепанный «уазик», купленный Витькой с полгода назад. За это время он успел полностью перебрать ходовую, трансмиссию и отдать двигатель на капремонт. Машина, несмотря на свой потрепанный вид, находилась в полной боевой готовности. А то, что ржавчина наждачкой зачищена и кисточкой закрашена, – так и фиг с ним. Но интересовал меня в первую очередь не транспорт.

Забравшись в смотровую яму, я залез в боковой отнорок, поднял крышку и спустился по узкой металлической лесенке в сам бункер. Пощелкал выключателем, но где там. Аккумулятор подсветки уже разрядился. Пришлось доставать фонарик. А искал я ружье. Точнее говоря, обрез. В прошлом году Витек приволок откуда-то искалеченный ТОЗ-34. На него упало что-то очень тяжелое, изуродовав стволы где-то в сорока сантиметрах от казенника. Когда он тихонько позвал меня посмотреть на это приобретение и спросить совета, мы после недолгих размышлений аккуратно обрезали измятое, оставив стволы длиной в тридцать пять сантиметров. Приклад тоже отпилили, а вместо него сделали и прикрутили складной плечевой упор по типу как на АКМС. А в остальном механизмы ружья были в отличном состоянии. Тем более что исполнение было явно штучное, а не валовое серийное. Получился такой двуствольный мегапистолет-карабин. Мечта кулака, одним словом.

Обшарил я весь бункер, но не нашел ничего интересного, вылез наружу и стал думать. И припомнилось мне, что лазал-то Витек за ружьем не так долго. Значит, оно где-то в яме смотровой, но вот где? И я снова полез под машину. Простукал стенки – ничего. В полу тоже никаких скрытых тайников не нашлось. Остается потолок. А потолок в подвале шикарный. Старые рельсы вдоль уложены, а у краев смотровой ямы трубой двухсотмиллиметровой окантованы. Трубой? А что это у нее за дырочки? Оказалось, что, если вставить в них рычаг, трубу можно повернуть. А в ней прорезь широченная. А там ништяки.

Кроме обреза, в тайнике нашлось еще одно ружье – «Итака-37», последний помповик, разработанный лично дядькой Браунингом. Крепкая, надежная система. Никаких легких сплавов, кругом добротная оружейная сталь. Кроме того, там лежали две пачки капсюлей, несколько пакетов латунных гильз, початая банка пороха, банка дроби «Тайга № 3», пакет картечи, около сотни патронов и принадлежности для перезарядки. В коробке с принадлежностями имелась табличка, чего и сколько сыпать, наклеенная на картонку и заламинированная скотчем. Оружие я пока засунул обратно, а гильзы, принадлежности и прочую амуницию забрал – что это все в рассыпуху лежит. Патроны, они нужнее.

Весь вечер и следующий день занимался снаряжением патронов. Умаялся прилично, но оно того стоило. Накрутил полторы сотни – кончился порох. Гильзы, дробь и прочее еще остались. Под вечер на соседней дорожке нарисовались какие-то мутные личности, и я на всякий случай перетащил оба ружья к себе и спал вполуха, не раздеваясь. Однако все обошлось, под утро эти типы завели свое ведро с дырявым глушителем и испарились. Часов в десять обзвонилась жена, сообщив, что их загоняют в бомбоубежище и чтоб я не волновался. А около полудня по радио передали – Китай нанес удар по Новосибирску, Омску и Владивостоку. Большой Песец начался.

Я снова рванул в соседский гараж, собрал в «уазик» все инструменты, какие там нашел, поставил две канистры с бензином, прихватил два баула с одеждой Витькиной, после чего перегнал машину к себе на участок. Там покидал в нее оставшиеся продукты, собрал все, что может пригодиться, и, прихватив свой походный рюкзачок, выехал на Угличское шоссе. Бункер – это, конечно, хорошо, но одиннадцать кэмэ – не то расстояние, на котором можно чувствовать себя спокойно при ракетно-ядерном ударе. В том, что Ярославль будет одной из приоритетных целей, я не сомневался.

За час отмотал где-то километров шестьдесят. С учетом того, что водительский стаж у меня никакой, да и прав, вообще-то, нет, это было неплохо. Всю дорогу приходилось старательно прислушиваться к сообщениям по радио, и сразу после того, как показался поворот на Пестово, передали предупреждение о ракетном нападении. Я немедленно свернул с шоссе и, осматриваясь по сторонам, поехал по неширокому разбитому асфальту. Ага, вот что мне надо: накатанный съезд и следы колеи, ведущие в овраг за лесополосой. Там можно и укрыться. Подключив передний мост – хабы были включены еще при выезде с дачи, – аккуратно спустился в овраг и не спеша двинулся по нему вглубь. По дну оврага тек ручеек, и нужно было соблюдать осторожность, чтоб не застрять. Вспышку увидел, когда забрался километра на полтора. Инстинктивно нажав на тормоз и заглушив двигатель, выскочил из машины. Бамс. Искры из глаз. Этого дерева тут только что не было. Мать. Мать! Мать… Куда же я попал?..

Елена

«Правильно мы сделали, что свалили из Харькова».

Мыслей в голове у меня всегда немало, но эта, назойливая, словно муха, никак не желала отцепляться. А ведь и в самом деле, могли бы оказаться в эпицентре большой толстой ж… Что такое Днепропетровск? Днепропетровск – это Южмаш. А что такое Южмаш? Это ракеты стратегического назначения. Троллейбусы и загубленные пиндосами «Морские старты» – так, побочный приработок как бы ни из отходов производства тех же ракет. Ну и ударили по нему, по одному из первых… Сссуки лагерные… По нейтральной стране. У меня в Днепре куча родни… была…

Сотни тысяч человек в один момент. Одним «ядрён-батоном»…

При одном воспоминании об этом я чувствовала, что закипаю. Я была готова растерзать врага, дай только удостовериться, что это именно враг.

Я знаю, что могу убить, хотя никогда в жизни не отнимала человеческой жизни. И пусть либерастогуманисты клеймят меня как хотят. Я готова убить ради тех, кого люблю.

Дом – длинная «хрущоба» – почти пуст. Света нет вторые сутки, воды – чуть менее двух суток. Про газ вообще помолчу, подачу «голубого топлива» прекратили как бы ни раньше всего. На улицах стоит брошенный транспорт, бродят понурые собаки, потерявшие хозяев, во дворах снуют стремительно дичающие кошки… Ночью я слышала отдаленные крики. Мародеры. Не гнушаются убивать, если застают хозяев дома… Люди уходят отсюда любыми способами. Ветер, конечно, отнес радиоактивное облако куда-то в херсонские степи, но харьковчан это не радовало. Говорили, будто второй «подарочек» был адресован именно сюда, но его сбили российские ПРО. Отсюда до границы километров сорок, достали – и слава богу. Значит, у нас есть небольшая отсрочка. Пока пиндосы не подавят ПРО и не повторят «месседж»… Под окном стоит неприметная грязно-зеленого цвета маршрутка. Кто-то бросил, сочтя неисправной, а там всего-то надо было свечи нормальные поставить. Что я и проделала. Потом ограбила бензозаправку, откачав ручной помпой в канистры все, что не успели выгрести уезжающие. Потом наведалась в супермаркет. Конечно, после мародеров там мало чем можно было поживиться, но не везде у грабителей хватало ума порыться. А я, видимо, оказалась грабительницей с мозгами, мля… Словом, микроавтобус был затарен до упора, только нам с Толиком погрузиться – и осторожно, минуя проспекты, выруливать на трассу. Да и там должно быть опасно. Если в огромном городе творится полнейший беспредел, то что говорить за трассу, где любая одиночная машина – это верная пожива?

Впрочем, на окружную мы выскочили на редкость гладко. Только разок нам наперерез дернулся изрядно поюзаный «Опель», но я, обозлившись, форсанула движок, при этом демонстративно добыла из-за пояса трофейный «макар» (а не хрен было к нам вчера в окно лезть, у нас для вооруженных гостей припасены незабываемые сюрпризы), и «Опель» оперативно слинял с нашего курса. Повезло. Видимо, мы нарвались на не особо крутых. Тех, что с игрушечными стволами наперевес берут на понт мирных тружеников. Увы. Я труженица, но отнюдь не мирная, а очень даже злобная.

Теперь – миновать Бабаевский лес, потом налево и в сторону границы (ага, чешем левое ухо правой ногой). Не знаю, как там насчет блокпостов и прочего, но буду я не я, если не найду тропинку. Дай бог, чтобы рессоры этого старенького «мерина» выдержали, не на наши дороги они рассчитаны.

На вспышку первыми отреагировали кошки. Запертые в переносках, они нервничали, но сидели более-менее спокойно. И вдруг разом заметались, норовя упрятаться подальше. Затем в зеркале заднего обзора, над почерневшей вдруг стеной насаженного соснового леса я увидела… второе солнце. В тысячу раз ярче первого. Вернее, увидела-то я только мелкий краешек, но и этого хватило, чтобы зажмуриться. Все было ясно. Второй «подарочек» явился по наши души. Скорее, на инстинктах, чем на рассудке, я сбросила скорость и постаралась съехать как можно глубже в кювет. Шанс один на десять миллионов…

– Леночка… – Толик не хуже меня знал, что сейчас будет.

– Да, любимый.

И все. Мы не смогли сказать больше ни слова. Сперва потому, что они нам и не требовались, все, что нужно, сжалось в три слова. А потом… Потом воздух стал стеной, и эта стена снесла «мерин», как пылинку…

Лорд д'Арт

– Друг, вы скоро? А то я задолбался уже тут сидеть, – дозвонившись с тридцатого раза на телефон своего лучшего друга, с кем мы были неразлейвода еще со школы, я раздраженно выругался. Дело в том, что на дворе было довольно жарко, а ждать приходилось в автомобиле означенного товарища – в последние дни народ совсем взбесился. Грядущее вторжение, вполне однозначно приводящее к тому самому, Большому Северному Лису, срывало людям крыши и заставляло делать различные глупости. Вот и приходилось нам в магазин ездить только тройками – двое закупаются, один караулит машину.

Сегодня караулил я. Причем уже довольно долго – очереди в магазинах напоминали не виденное нами позднесоветское время, когда огромный хвост несколько раз оборачивался вокруг здания.

– Сейчас уже к выходу топаем. Мне только что батя звонил. В общем, это наш последний выход – так что закупались мы по полной – Голос старого товарища был полон напряжения.

Последний выход? Черт, видать, все действительно хреново – батя у моего другана человек серьезный, многих больших личностей знает. Да и действительно – подзадержались мы в родном городе. Пора валить. Куда? Да есть одно местечко…

Вот уже почти полгода – с самого начала иранской заварушки – несколько семей строили на купленном в складчину подальше от стратегических объектов участке нечто вроде бункера, куда свозили продукты, патроны, солярку и прочие ресурсы – стандартные действия огромного количества «сюрвейеров». Черт, я даже в тир походил, хоть стрелять научился. Не фонтан, конечно, но что делать. Уж лучше так, чем никак.

Взвывшая невдалеке сигнализация прервала мысль – оглянувшись, я увидел, как несколько здоровенных типов без всякого стеснения, посреди белого дня угоняют машину. Видать, очень уж им хочется хоть немножко покататься на «БМВ Х6».

Сжав в руке «Осу» и выложив дополнительно еще парочку патронов, я взмолился, чтобы милиция не обратила на меня внимания, – угоняемая машина была неподалеку, а от здания гипермаркета уже мчался патруль с автоматами наперевес.

Не то чтобы у меня было что-то незаконное. Так, фигня. Купленный дедом другого моего товарища дробовик. Полуавтоматический. С кучей, мать его, патронов. «Оружие последнего шанса», как сказал батя. На случай, если «Осы», которыми была вооружена поголовно вся наша компания, уже не помогут.

Внимательно наблюдая за лицами милиционеров, – а не бросят ли они на меня взгляд, я в то же время косил глазом на угонщиков – ибо те последнее время пошли вооруженные и вполне могли ответить. А оно мне надо?

Ядерного взрыва я не увидел – заметил блеснувшие нестерпимым светом стеклянные поверхности супермаркета и исказившую лицо сержанта с АКСУ гримасу – после чего пришла тьма.

Старый Империалист

В школе было много шума и беготни. Я сидел на подоконнике и курил. И даже завуч не делал мне замечания, впрочем, так как бегали взрослые люди, то завуч, наверное, тоже участвовал в гонках, и ему было не до замечаний. Занятий в школе не было, а была мобилизация. У меня в военном билете мобпредписания не было, но была совесть. Поэтому, прихватив старый рюкзак, собрав по старой памяти санитарию и подкупив консервов в магазине по дороге, я добровольцем заявился на мобилизационный пункт. Здесь меня не ждали, впрочем, не ждали никого. Бардак верхом на бардаке и бардаком погоняет. Нормально. Только широко используя идиоматические выражения и периодически рявкая на прапорщиков, я добился выдачи военной формы еще советского образца. Облачившись в китель ПШ и гордо затянув ремень, уселся на подоконник и закурил. Об оружии только ходили слухи, гарант и защитник, объявив мобилизацию, в последний момент решил поторговаться с обеими сторонами. Сугубо гражданский человек, он никак не мог понять, что мобилизация половинной не бывает, и то, что по тем, кто в середине, бьют со всех сторон!

Впрочем, сейчас меня больше волновало, куда же меня пристроят. Хотя и не сильно. Как говорили гордецы гусары: «Наше дело воевать и умирать! А когда и за что, господин полковник знает!» Так что мне, с тремя звездочками на погоне, не стоит беспокоиться о высокой политике, а стоит подумать о вещах прозаических. Об оружии, о еде и о должности. Докурив, ткнул бычок в заботливо поставленную кем-то консервную банку и пошел на поиски. Оружие я себе нашел. Мда-а, «Стечкин» с деревянной кобурой! Хорошо, что оружие Второй мировой наконец-то списали в конце девяностых, а то прикольно бы я выглядел с «наганом». Потом я стал искать кого-нибудь старше себя по званию, но кто-то милосердный избавил меня от этой муки.

Свет был ослепителен настолько, что выглядел черным. Я не успел ни о чем подумать, как просто перестал быть. А потом вновь ощутил незнакомый влажный запах, ветерок, обдувающий голову, и травинку, коловшую меня в щеку.

Цинни

Думается мне, что ежели приключится армагеддон со всеми признаками рагнарека, то всем нам настанет полный рагнарек, в пасть его Фенриру… за исключением тараканов, крыс и чиновников от образования, заблаговременно занявших удобную экологическую нишу между первыми и последними.

Неудачная, скажете, шутка? Да какие тут шутки!

На днях, значит, собрали областное совещание директоров детских оздоровительных учреждений, накачали по самое не хочу рекомендациями и инструкциями – и отправили восвояси. Наш Иван Анатольевич вернулся весь такой глубокомысленный – и час спустя наш дружный коллектив в полном составе, от зама и зава до бабы Тани-технички, был собран в кабинете директора лагеря. В жаркой тесноте слова директора звучали как-то по-особенному весомо… и неубедительно. Когда он в десятый раз вернулся к мысли, что все будет хорошо (на лице явственно читалось: даже если все будет плохо), потому что так сказали в «области», умудренная жизненным опытом баба Таня не выдержала:

– А делать-то нам чего?

– Ничего, – ответил Иван Анатольевич. – То есть работать согласно утвержденному плану деятельности.

– Кому мы, на фиг, нужны?.. – вставил свои пять копеек наш боевой зам, любитель подискутировать на околополитические темы.

Но директор не дал ему разгуляться.

– А вы, Дмитрий Григорьевич, проверьте бомбоубежище… ну, как там чего. На следующем совещании доложите. Если чего надо, составим официальную бумагу, отправим в область. Короче, обычным порядком.

А завхозу поручили посчитать противогазы. Угу, и доложить.

Наступление армагеддона наш лагерь уже отрепетировал: в первой половине 90-х его прикрыли (за ненадобностью), через десять лет открыли снова (потому как – приоритет). За десять лет лагерь превратился в живописные руины. Сколько-то средств в него вложили, сколько-то средств через него отмыли, потом торжественно открыли, показали в местных новостях, опубликовали фотки с открытия в местной газете. «Обычным порядком», – как любит говорить наш директор. Статья в полторы сотни слов наполовину состояла из славословия благодетелям нашим, двадцать раз в тексте встретилось словечко «новый», столько же раз «современный» (ну да, я считала), а один раз – даже «европейский». В сочетании с «уровень», как несложно догадаться. Но из «евро» у нас были только всякие евродоски-еврорейки, использованные в облицовке по-азиатски практично (чтобы прорабу хватило ванную и санузел в квартире облицевать), ну и болты в директорской мебели. В нашем директоре сто двадцать кило, евростулу быстро настал простой азиатский каюк, и штатный плотник говорил много-много плохих слов, запоздало выяснив, что эта (пи-и-и…) – под шестигранник (пип-пип-пип). Под окном, заслушавшись, застыли младшие воспитанники. У старших-то лексикон побогаче, чем у нашего плотника, – плотник только телик смотрит, а эти в Сети ориентируются лучше, чем в родном лагере. Ну да не о том речь. Половину из того, что мертвым грузом висело на балансе, вызывая у завхоза приступы агрессии, составили пособия, игрушки и прочие вещи, списанные в других образовательных учреждениях. По пути к нам они обрели астрономическую остаточную стоимость и стали вполне реальной материальной ценностью. Были среди прочего барахла и противогазы, помнящие еще учения по гражданской обороне времен Леонида Ильича. Эти вот противогазы и отправился инспектировать наш завхоз. А замдиректора, стребовав у завхоза рабочий халат, со вздохами полез в бомбоубежище.

– Винни – в гости к Кролику, – незамедлительно прокомментировала Лелька, моя коллега-воспитательница. – Ну что, Лесь, мы-то куда теперь?

– Не знаю, куда ты, а я к своим архаровцам, проводить эту… как ее?… интеллектуальную игру. Согласно утвержденному плану деятельности.

Интересно, директор хотя бы раз прочитал то, что он утверждает? Как мы планы-то пишем – левой пяткой. Вчера была спортивная игра, значит, сегодня – интеллектуальная, а завтра – какая-нибудь творческая. У малышей план кое-как выполняется, что же до моих подростков – дохлый номер. У них на уме амуры-гламуры, их устремление – потусоваться и нализаться. Последнее – не дай бог; вроде бы пока благополучно избегаю, памятуя, что ЧП приходит, когда не ждешь.

Кое-как расселись.

То-то и оно, что кое-как. Смирнов опять на Машке виснет, а у нее и губки сердечком сложились. Надо будет с ней поговорить тет-а-тет. Со Смирновым уже пыталась – глухо… В дальнем уголке девчонки примагнитились к глянцевому журналу, веселые картинки разглядывают, ага. Квасов дремлет, уткнувшись носом в стол, Ермилов качается на стуле.

– Ермилов, не ломай мебель, она пережила и перестройку, и реформы, и просто мечтает дожить до радостных дней!

– О, Елена Валерьевна, а у вас юбка новая, да? Дайте адресок секонд-хенда, – не остается в долгу Ермилов. Девчонки поднимают глаза от журнала, хихикают. В коллективе, как всегда, царит атмосфера дружелюбия и взаимопонимания.

– Ну что, господа, сообщаю вам пренеприятнейшее известие… то есть – наиприятнейшее: у нас с вами игра. Интеллектуальная. С призами.

– Опять ва-афли? – дремотно тянет Квасов.

– Нет, дорогой, на этот раз петушки на палочке.

Привычно пережидаю гогот, с тоской вспоминая, что во времена моего детства… ну, не ассоциировалось.

– Итак, разделимся на команды. Точнее, я разделю в целях недопущения анархии. Девочки, берете к себе Ермилова.

– Не-ет, мы Ермилова не хоти-им!

– Не обсуждается. Все остальные – команда номер два. Вопросы задаю командам попеременно. К каждому вопросу – три подсказки. С каждой подсказкой количество баллов, которые вы можете получить за правильный ответ, уменьшается.

– Хоть да обеда-то закончим? – Квасов вздыхает.

– Если ты проснешься и продемонстрируешь мощь своего интеллекта. Начали. Вопрос команде номер один – простенький, для разогрева: кто из богатырей победил Соловья-разбойника?

– Стоп-стоп-стоп! Я знаю! – кричит Ермилов. – Я мультик смотрел, прикольный такой, там этот чувак еще на слоне ездил!

– Какой чувак, Сережа?

– Ну, этот, богатырь!

Краем глаза замечаю на подоконнике голубя. Белый… кажется, породистый. Вторая мысль – только бы в комнату не залетел, такое начнется!..

Дядя Саша

– Сергеич!

Громкий голос из-за окна враз вырвал меня из сладкого сна. Мысленно обматерив кричавшего, я приподнялся с кровати и кое-как доковылял до окна.

– Ну? Чего тебе?

– Давай собирайся! Машина пришла!

– И что? Это повод для радости? Только я, понимаешь, задремал, так уже и будить надо? Мало ли этих машин тут ходит, что, каждую встречать теперь необходимо?

– Ну что ты такой сердитый? – Андрей укоризненно покачал головой. – Мину в городе нашли, кто-то к зданию УВД чемодан подбросил. Говорят – мина там. Вот тебя и вызвали.

– Другого времени не нашли, чтобы мины подбрасывать? Засунуть бы ее им в…

– Эт точно! Вот и займись!

– Ага, как снимать – так это я. А вот как засовывать, так тут от желающих не протолкнешься… Вечно вы самое вкусное себе оставляете. Ладно, сейчас иду.

Продолжая ворчать, я быстро зашнуровал на ногах «Маттерхорны», надел разгрузку, пояс с пистолетами. Прихватил из шкафа «ВСС». Задумчиво посмотрел на кейс с боезапасом к винтовке. Тащить – не тащить? А, хрена ли тут думать, не на горбу же! Я снова дотопал до окна. Андрей сидел на лавочке и курил.

– Бросай свою коптильню и топай сюда!

– За каким хреном?

– Кейс с патронами возьмешь.

– Ну хоть до двери-то донеси, а? Я уж во дворе тебе и помогу, хорошо?

– Вот черт ленивый! Ладно, отольются вам мои слезки…

Злорадно хмыкнув, я вместе с кейсом прихватил еще и ящик с теми же патронами, пускай теперь все это волокет! За спину повесил футляр с «Блесной», став сразу похожим на вокзального носильщика. Ладно, вниз по лестнице спущусь, а дальше уже не моя забота.

Спустившись по лестнице, в сердцах пнул дверь со всей силы…

Сергей-Дог

Частая дробь стружки фрезера сменилась противным зуммером бесперебойника. Опять погас свет. В районе пошаливают. И откуда только таких ловких взялось… Беру телефон, звоню в электросбыт – их ли это деяния? Черт, не отвечают. Значит, одно из двух. Или это выключили электрики, или… Или народец тырит провода. А если провода уйдут, по времени нынешнему, восстановят их после войны, которая, кажется, собирается, иль как кризис закончится. Ну, или как мы новые купим, что вернее. Потому хоть линия не наша, беречь ее будем мы.

Хватит беллетристики, снимаю фартук, очки и, щелкая автоматами электрощитка, поднимаюсь в дом. Придется ехать. Ну что ж, поеду. Так, домашне-рабочие штаны долой, галифе, тренькнули шпорами сапоги, теперь сбрую, в основном для устрашения, но если что, и не только. Придерживая ножны, немного задумался перед неприметной полкой с оружием. Супруге тут и помпы достаточно, «сайгу» возьму себе. Там много народа может быть. А вот на то есть в бывшем АК на месте все детали и пара бубнов в сумке. Нарушение, конечно, но где та милиция, а где супостаты?

Чмокнув жену в щечку и проверив, как работает рация, выхожу во двор. Так, где эта лошадь? Ору во всю глотку: «Болгария!!! Иди сюда, прелесть моя…» Хм, действительно прелесть. Даже залюбовался. Вон она несется, увидев, что на нее смотрят, высоко взбрыкивая и швыряя выше головы комья земли. Вороная англобуденновка, от которой и конногвардеец не отказался бы. Блин, фокусница, еле успел увернуться от фонтана земли. Игрунья, как обычно, за два метра с галопа тормозит всеми четырьмя. Ладно, хоть догадывается на мягком. Но все равно отряхивайся потом.

Работать тебе придется. Смахиваю щеткой пыль и опилки, вальтрап… Ой! Я же со вчерашнего вьюк не разобрал. А, пусть его, съезжу с полным вьюком, отстегивать некогда. Подпруги, подперсье… Ага, помню, оголовье забыл. Ну а мы и так можем. Так, скажи «ааа». Звякнув мундштуком, оголовье встает на место. Да, знаю, ездить в колхозе на мундштуке – пижонство. А кто сказал, что мы не пижоны и не стиляги?

К делу. Опускаю левое стремя. Ну, вы, может, и вспрыгнете на эту гору, 182 сантиметров в холке. Выше меня, кстати. А мы по-стариковски. Так, в седле, стремя на место, штаны вроде без складок, все в порядке. Поехали. Шенкель привычно чуть сдавил бока. Кобыла пошла со двора широким шагом, схватив на пути яблоко.

Так, вот линия, пошли-ка рысью, а то к шапочному разбору приедем. Не надо сильно на дорогу лезть, люди всякие быть могут, поэтому – по кустикам, вдоль линии. Это что за… Рука вперед мыслей направляет в кювет, заворот головы и шпора роняют кобылу в овраг. Лежи, девочка, лежи, кладу руку на голову, не давая подняться. Стало светло сквозь закрытые веки…

Всеслав

Я вылез из автобуса и пошел на рыбалку. Так, покидать спиннинг, написать кое-что, отдохнуть от окружающих. Ибо достали. Инет в трансе, англоязычные сервера наполовину отрублены, родной сайт объявлен фашистским. Все одно к одному. И работы толком нету. Какие на фиг компьютеры ломаные и скотина полудохлая, когда вот-вот сломается вообще все?

До реки было недалеко – километра полтора. Устье Большого Зангинсана. Порог, скала, хариус. Благодать. В городах оно, конечно, паника – все тупо затариваются чем попало и линяют в туман. А смысл? Все равно случись что – выживанию лишний килограмм гречки поможет мало. Шибанет так, что дешевле сразу застрелиться. Если партизанить – так, слава богу, кой-какие заначки есть. И сейчас вот – с виду обычная тулка 16-го калибра с собой, а в рюкзаке вкладыш на 7,62 и три патрона. Больше все равно в этом месте не выстрелишь, а потом и на трофейное перейти можно…

В кармане зазвонил телефон.

– Да, алло, Смольный на проводе. Слушаю, дед. Да, понял, утром буду. Не волнуйся.

И тут ГРЯНУЛО…

Русский не умирает. Он кончается. Заканчивается, Как роман о любви. Вот они еще танцуют На террасе отеля, Но ты понимаешь Осталось три страницы, И все. Русский не умирает. Он подходит к концу, Как боеприпасы У защитников форта. Кто-то говорит слово все. Достаются финки И все. Русский не умирает. Он просто выходит Из дома, окопа, из тела, И растворяется. Все-таки лучше, Если в метели.         Юрий Смирнов, ака begle

Часть вторая

Все мы дети окопных баллад

Партизанской страны,

Дети мглистых широт,

Горький северный эксперимент.

Мы учились любить

По учебникам прошлой войны,

И на западном фронте

По-прежнему без перемен.

В полночь ливень блицкригом

Сминает полки тополей,

Слышишь, осень нажала

На кнопку звонка у двери?

Мы остались одни

На огромной холодной Земле,

Значит – все, теперь можно…

Д. Корогодов

Глава 1

29 октября 1790 года, Северная Америка, Калифорния.

Форт «В вихре времен».

Из дневника Сергея Акимова

Когда-нибудь я, наверное, подробно расскажу о днях, предшествующих Большому Песцу. Хотя кому, кроме меня самого, будет интересно читать о том беспросветном чувстве надвигающейся беды, которой ты не способен ничего противопоставить? Да и лишний раз бередить все еще не зажившие раны не очень хочется. В самом начале после переноса здорово помогала необходимость что-то делать, выживать, да и практически новое тело справлялось с приступами тоски и меланхолии собственными средствами. И только вот сегодня, когда мы преодолели очередной этап в своей эпопее выживания, что-то подсказывает мне – пусть эти записки прочтут нескоро и, скорее всего, лишь очень немногие, решение описать первые дни нашего пребывания в этом времени вполне оправдано. Пусть моих будущих читателей не удивляет форма повествования, слишком много событий на берегу бухты Хорсшу 15 мая 1790 года происходило почти одновременно в разных местах. Поэтому я буду вставлять в свой дневник не только личные воспоминания, но и эпизоды, рассказанные моими товарищами. Тем более что они достаточно красноречиво описали последний день цивилизации-2010, и сам момент прибытия в прошлое для многих из них обернулся драматичнее, чем для меня. Судьба в очередной раз решила показать свой изменчивый нрав, и нас забросило в 1790-й сразу троих в одно место. Несколько минут растерянности и не самое удачное приземление в колючий кустарник не идут ни в какое сравнение с теми переживаниями, которые достались на долю многих других попаданцев.

Выписка из штабных документов начальника штаба форта ВВВ.

Список личного состава.

1. Александр Конторович aka Дядя Саша, майор запаса, снайпер, СпН, криминалист, топограф, чертежник-конструктор.

2. Александр Кулькин aka Старый Империалист, ст. лейтенант запаса, инженер-экономист.

3. Сергей Акимов aka Кобра, майор запаса, инженер-технолог молочной промышленности.

4. Артем Рыбаков aka Артоф, сержант погранвойск, инженер-химик, кузнец, рукопашник.

5. Елена Спесивцева, химик-неорганик, кузнец, интриганка (в хорошем смысле этого слова).

6. Анатолий Спесивцев, дипломат, бухгалтер, изучал военную историю XVII–XVIII веков.

7. Константин aka Рысенок, юрист, охотник, выживальщик.

8. Александр Ершов aka Зубрилка, сержант м/п, сварщик, слесарь, торговля.

9. Сергей aka Клим, боевой пловец ТОФ, электромеханик.

10. Константин Валерьевич Мысловский aka Котозавр, ст. прапорщик ПВ ФСБ, сапер, снайпер.

11. Андрей Сердаров aka Курбаши, он же Белый Бык, майор ПС ФСБ, ветеран Афгана.

12. Ирина aka Чердак13, озеленитель, работа с глиной, стеклом, выращивание растений, рисование.

13. Екатерина Чердаклиева aka Катя – навыки электрика, умеет бренчать на пианино и немного на гитаре, неплохо готовит, самую чуточку рисует, любит домашних животных.

14. Вадим Артурович Мельников aka Спасск, инженер-ремонтник ЖД.

15. Сергей aka Змей, егерь, геолог, инструктор-собаковод.

16. Анатолий Логинов, электрик, связист, двигателист.

17. Кямиль aka Шоно, лейтенант медицинской службы, специализация челюстно-лицевая хирургия.

18. Сергей aka Сет Север, экономист, практическое сельское хозяйство, астрономия.

19. Николай aka НикТо, лейтенант запаса, артиллерист, моряк, химик.

20. Александр aka Зануда, по образованию физик, долгий навык практических столярной и плотницкой работ.

21. Евгений aka Динго, инженер-физик, столяр, механик-ремонтник.

22. Быстроногая Антилопа – Лопа, все навыки североамериканской индианки.

23. Серебренников Евгений Михайловичaka Всеслав, лейтенант РБХЗ запаса, биолог-консультант, казак.

24. Сергей aka Дог, специалист по коневодству.

25. Сергей aka Лорд д’Арт, инженер-конструктор, экономист.

26. Марина aka Котенок, СпН.

27. Елена aka Цинни, учитель, переводчик, идеологическая работа.

28. Гибкая Ива – Кэй, все навыки североамериканской индианки.

15 мая 1790 года.

Ирина

Внезапно стало очень жарко, в окна столовой ярко полыхнул свет, мигнуло и… в следующее мгновение я обнаружила себя сидящей все за тем же столовским столиком, намертво спаянным с четырьмя стульями вокруг него системой труб – но уже не в столовой, а на каком-то пустынном песчаном пляже! И странно как-то смотрелся на этом фоне комплексный обед на столе, исходящий умопомрачительными ароматами, и лежащий отдельно на одном из стульев большой пакет с овощами-фруктами и прочими съедобностями, купленными Ириной специально к папиному юбилею…

Ошалев от увиденного вокруг себя, попыталась было встать – но тут же уселась обратно. Одежда, надетая ею этим утром, висела на ней мешком. Да и вообще она вся стала какой-то более мелкой, что ли… Не доверяя своим глазам, зажмурилась и с силой ущипнула себя за руку. Ай!

Боль в руке и звук собственного голоса красноречиво доказывали, что все вокруг – не сон, не бред, а самая что ни на есть реальность! И что я действительно оказалась внезапно неведомо где – как в самом завиральном фантастическом романе из всех ею читанных.

Усиленно покрутилась на сиденье – никого и ничего вокруг, что говорило бы о наличии цивилизации поблизости. «Надо бы осмотреться получше, – пришла в голову трезвая мысль. – Только вот сперва надо что-то сделать с одеждой… Вроде бы у меня в рюкзаке были веревочки для подвязки кустов. Используем!»

Сказано – сделано. Полезла в свой рюкзачок – там, на самом дне, действительно валялся клубочек, смотанный из веревочек разной длины. Немножко фантазии – и через несколько минут сиреневая футболка с разноцветным дракончиком из блесток спереди была прихвачена веревочками на плечах во что-то похожее на «букетики», а подвернутые несколько раз штанины держались на своеобразном «ремешке», сплетенном из нескольких веревочек сразу…

Теперь – оглядеться! Вон там, сбоку, вроде бы виднеется группа деревьев – сбегаем и посмотрим, что там есть… Может быть, даже удастся залезть и оглядеться. Но сперва немножко поедим. Быстренько съела то, что было на тарелках, и даже выхлебала половину борща из горшочка, оставив вторую «на ужин».

«Экспедиция» к деревьям чуть не оборвалась, едва успев начаться – она заметила приближающихся людей. На первых порах лучше понаблюдать за ними из укрытия!.. Цапнув свой рюкзак и пакет с покупками, прижимая к себе горшок с борщом, Иришка пробежалась до группы каких-то деревьев.

НикТо

Несколько следующих секунд я провел на спине, съезжая по песчаному обрыву куда-то вниз. Наконец движение прекратилось, и перед моим изумленным взглядом раскинулась синева морского простора.

«Такого не может быть, потому что не может быть никогда!»

Нет, в принципе, с самого раннего детства, как только научился читать, я мечтал о приключениях, о том, чтобы попасть в какой-нибудь интересный исторический момент и кэ-эк совершить что-то необыкновенное. Такие мечты под влиянием гормонов и растущего организма меняли направленность. Поначалу после этого героического было – «все девки мои, а особенно вон та…», а затем такие книги и их обсуждения были хорошим способом для того, чтобы отдохнуть душой от окружающего «россиянства». Но, будучи довольно здравомыслящим человеком, я понимал, что в реальности шанс такому случиться очень мал, а уж именно со мной – величина практически отрицательная.

Но раскинувшийся передо мной морской пейзаж был настолько реален, что сомнений в своем «попаданстве» не осталось. «Ну а если это глюк сознания в последние мгновения, перед тем как я испаряюсь в огне ядерного взрыва, то надо насладиться им по полной». С такими мыслями я подошел к лежащему неподалеку рюкзаку, подобрал выпавшую из рук бутылку с квасом («вот у меня и фляжка будет»). Забираться на немаленький песчаный холм, с которого только что скатился, пришлось недолго, хотя было чертовски неудобно из-за набивающегося в обувь песка. Но открывшаяся картина того стоила. Справа от него, на расстоянии около километра, волны грызли застрявшее в камнях судно. Хоть моряком я и не был, но все ж таки понял, что это далеко не «Крузенштерн». Оно было небольшим и очень старым. Точнее, не так. Оно было старинным. Больше всего на тот момент в этом меня убедили тяжело обвисшие желтовато-серые, в потеках и грубо зашитых прорехах, простыни парусов. На палубе никого не было видно, но, несмотря на это, судно (раз такое маленькое, да и мачты без рей, то буду называть его шхуной) еще не было разбитым волнами в хлам. Я перевел взгляд на берег. Стоящий прямо напротив «шхуны» яркий столик из тех, что обычно бывают в придорожных кафе, заставил меня усомниться в мелькнувшей при виде старинного судна мысли о попадании в прошлое. Тем более что рядом со столиком виднелись несколько фигур в камуфляже и современных одеждах. На всякий случай присел за куст, росший на вершине холма, и, продолжая рассматривать привлекшую мое внимание компанию, расстегнул рюкзак.

«Вот это повезло, так повезло. Ноутбука у меня нет, а вот ножи, которые прихватил из дома, тут мне офигенно пригодятся». Ножны с небольшим «витязем» повесил на ремень и прикрыл полой кителя, а одну из метательных пластин вместе с ножнами, закрепив их на левой руке, спрятал под рукав. Понаблюдав еще несколько минут, мне удалось заметить, что камуфляж на мужчинах российский, а за столиком расположилась молодая девушка.

– Ну что ж, все равно знакомиться надо будет, то чего тянуть-то?!

С этими словами закинул рюкзак на плечи и неспешным шагом двинулся по направлению к «потерпевшим кораблекрушение»…

А этот парень с «ксюхой» и в старой солдатской панаме меня не заметил, проходя мимо. Правда, и сам я его увидел случайно. Надумал маленько у кустика постоять, а тот в нескольких метрах в стороне как лось проломился. Что интересно – в сторону той же шхуны и белого столика. «Ну что ж, значит, и мне туда дорога. Только надо не напугать мужика, а то шарахнет по кустам, и поминай, как звали. Хотя это, возможно, и выход – глядишь, опять куда-нибудь перенесет». Стараясь не шуметь, двинулся вслед за автоматчиком. Появившаяся спустя пару минут с другой стороны поляны парочка – мужик в камуфляже, рядом с которым неспешно вышагивала здоровенная черная псина, – меня уже почти не удивила.

Я молча двинулся к столику, на котором стояла пара тарелок с нетронутой и вкусно пахнущей едой. Поставил на стол початую полторашку с квасом, распустил завязки рюкзака и, покопавшись в нем, выставил на стол одну из емкостей со спиртом, а потом и буквально навязанную мне заботливой тещей железную кружку. Повернувшись к удивленно наблюдавшим за ним людям, крикнул:

– Привет, мужики! Хлеб у кого есть? А то я не захватил.

Клим

Есть ли жизнь после смерти? Похоже, теперь я знаю ответ на этот вопрос. По крайней мере, в своем случае. Ведь вероятность выживания в эпицентре атомного фейерверка гораздо ниже нуля. А я явно жив, об этом усиленно напоминает боль в левом боку. Ладно, посмотрим, куда меня занесло. Темновато только. Похлопал по рукам и ногам, все носимое имущество на месте – пистолет СПП-1М, выстрелы к нему, два ножа, фонарик, фальшфейеры, навигатор. Фонарик сейчас и нужен. Да будет свет!

Какой-то склад, бочки, мешки, куча досок у стенки сложена. А сама стенка уж очень мне что-то напоминает. Хм, да ведь это корабельный трюм! Все чудесатей становится. Попробовать поорать? Или лучше самому поискать выход? На вопли никто не отзывается, значит, второй вариант. Тьфу, чуть не грохнулся. Посветил под ноги. Ага, моя дежурная сумочка. А к ней пристегнуты ласты с маской и трубкой. Сумку на плечо, и дальше в путь.

Вот и трюмный люк. Сейчас подтащим ближайшую бочку и осчастливим владельцев этого лайнера своим появлением. Надо будет не забыть сказать им спасибо за открытую крышку люка. Поднимаюсь на палубу. Странное суденышко. Какое-то антикварное. На палубе бардак. Кроме плеска волн, скрипа рангоута и воплей чаек, никаких звуков. Прошелся по этому транспортному средству. Никого. Глянул за борт, похоже, искать здесь кого-то бесполезно. Судно сидит аккурат между скал, экипаж просто смылся, спасая свои шкуры. До берега чуть побольше ста метров, вот там скорей всего они и торчат. Сейчас достанем из сумочки бинокль и рассмотрим все повнимательней.

Так, что мы имеем? А имеем мы скалистый берег, соваться туда без нужды будет только псих. А вот чуть левее небольшой пляж, там и шлюпка перевернутая лежит. Рассмотрим пляж.

Оба-на! От открывшегося зрелища чуть не выронил бинокль. Уж больно дико смотрелся стоящий посреди пляжа стол с какой-то посудой на нем. Хотя, по крайней мере, один человек там точно есть. А нет. Вон еще нарисовались. Вооруженные. Морды вроде русские. Ладно, сплаваем, посмотрим, кто такие. Только для начала надо какую-нибудь веревку подлинней найти.

Интересно, где местный боцман свое имущество хранил? В носовом трюме точно ничего подходящего нет, поэтому пойдем искать кормовой. А жарковато в костюмчике становится. Хорошо еще, что он из триламината поклеен, в неопреновом давно бы уже дым из ушей валил. Надо будет какую-нибудь одежку поискать. Посмотрел скептически вниз. И про обувку не забыть, в китайских резиновых тапочках по берегу не побегаешь. Вот и люк кормового трюма. И тут замка нет. Ну и бардак же тут на борту творился! Хотя здесь в отличие от носового трюма даже деревянный трап есть.

А вот это я удачно зашел. Искомые веревочки аккуратно сложены вдоль борта. Два десятка бухт канатов различной толщины. Ну да, это ж парусник, веревок много надо. Выкинул наверх четыре бухты, надеюсь, хватит. А то ведь тяжелые, заразы. Натуральная пенька. Интересно, на этой барже зеленые ходили, что ли? Нигде ни синтетики, ни пластиков не видно. Пойдем, посмотрим дальше, что тут есть интересного. Бочки дубовые, подписанные по-английски, однако… «Gunpowder» – оружейный порох. Интересно. На палубе четыре древние пушчонки стоят. А тут порох. Надо будет поближе рассмотреть их. Если у владельцев этой посудины хватило дурости построить точную копию старого парусника, вполне вероятно, что и пушки не игрушечные. Явно психи. Мои друзья с подобными увлечениями свои копии старых кораблей хоть из современных материалов делали.

Дальнейшие находки были в том же стиле. Вскрыл один из ящиков возле левого борта, а там древние мушкеты. И если я хоть что-то понимаю в оружии, явно настоящие. Блин, какой-то музей плавучий. Последней каплей стала открытая бочка с чем-то съедобным. Пошевелив мозгами, пришел к выводу, что это называется солонина. Да уж. Вопросов накопилось, еще бы у кого ответы получить. Надо на берег плыть.

Когда, связав канаты в одно целое и выкинув за борт найденный штормтрап, начал перелезать за борт, в голову постучалась мысль. Да, совсем старый стал. Даже каюты не осмотрел. А ведь в той же капитанской каюте можно найти некоторые ответы. Да и про одежку совсем забыл.

Охренеть! В первой же каюте на полу валялось зеркальце. Подобрал, а в зеркале!!! Ну и рожа! Минут десять пытался понять, кого я в зеркале увидел. Потом дошло. Это же я, только лет двадцать назад. Вот дела! Прислушался к организму, вроде все в порядке. Поприседал, хм, и колено не скрипит. Весело. Вопрос только в том, кому и сколько за это чудо платить придется.

В той же каюте в шкафчике нашел бутылку. Судя по запаху, что-то алкогольное. Вмазать, что ли? Сделал глоток и закашлялся. Какая-то самогонка из опилок. Только один плюс, от этого мерзкого вкуса лишние вопросы из башки убежали. Хватит думать о глобальном, надо найти капитанскую каюту, может, какие-нибудь бумаги или судовой журнал в наличии есть. А потом на берег. По крайней мере, у тех парней на берегу оружие современное было.

Тут явно не так. Капитанской каюты нету, по крайней мере, в этой части кораблика. Скорей, это помещения для экипажа и каюты для местных туристов. А я идиот, с большой буквы. Двигателя нет, а значит, самая комфортная часть корабля – корма. Пойдем, посмотрим там. Добрался до кормовой надстройки – а неплохо тут капитан устроился. Шикарные апартаменты. Все стенки задрапированы какой-то тканью приятного салатового цвета, массивный стол у кормовых иллюминаторов, пара больших мягких кресел. На левой стенке гобелен с двумя рыцарями, занимающимися мордобоем. Под гобеленом огромный сундук. Красивый сундук, вот только запертый. Ладно, пока ломать ничего не будем. На другой стороне каюты есть и более интересные вещи. Надо полагать, местный вариант штурманского столика. Точно, вот и карта.

Да уж! Карту тоже из какого-то музея сперли. Не хватает только рисунков и надписей в стиле «Здесь водятся драконы». Над столиком полка с десятком тубусов. Наугад открыл один, тоже карты, и в таком же схематичном стиле. Со следующим тубусом история повторилась. Убрал обратно вскрытые тубусы. На закрепленной на столе карте есть несколько отметок, еще бы понять, к чему они относятся. Хотя кое-что стало известно. Судя по рисунку береговой черты, это явно не Приморье. Но что-то знакомое. Очень знакомое, если прочитать все надписи на карте. И в результате получается следующее. Занесло меня в Америку, в Северную Америку, если быть точным. Где-то в районе Калифорнии. Еще веселей жить стало.

Еще раз обозвал себя идиотом. Затем достал из кармана навигатор. Посмотрим, что это чудо враждебной техники скажет. Чудо оповестило о своей готовности работать и принялось искать спутники. Пусть ищет, а я пока капитанский стол осмотрю.

Пару минут потратил на изучение резной шкатулки, прикрученной к крышке стола. Оказался набор для письма. Круто! Чернильница, маленький ножик, отделение для мелкого песка и перья. Гусиные!!! Хрен с ними, займемся ящиками. И здесь закрыто. Ломать или искать ключи? Сломать всегда успеем, а значит, продолжаем осмотр. Интересно, а где владелец этих самых ключей спал? Не на кресле же, да и сундук на роль лежбища плохо подходит. Внимательно пригляделся к стенам. Ага, вон там грязное пятно. Точно, еще одно отделение каюты, кровать, а в изголовье на гвоздике висит связка ключей разного калибра. А что у нас под кроватью? Еще один сундучок.

Тут запищал навигатор. Ну и что ты хочешь мне сказать? Спутников нет? Вспомнил зрелище атомного гриба над Золотым Рогом. Так что есть вероятность, что и спутникам пришла хана. На всякий случай запустил тест-проверку. Устроился в капитанском кресле, поставив маленький сундучок перед собой. Нужный ключ попался с первой попытки. Так, куча бумаги, некоторые листы даже с печатями. Все на английском. Под бумагами несколько мешочков. Офигеть, золотые монеты! Правда, только в одном мешочке. В двух серебро, еще в одном медные монетки. В последнем большое жемчужное ожерелье довольно неплохого качества. Сложил все обратно, толку от всего этого пока нет.

Повозившись с ключами, открыл один из ящиков под капитанским столом. Моей добычей стала толстая книга в кожаном переплете. Ага, судовой журнал. Быстро пролистал до последних записей. Не знаю, сколько я просидел, уставившись на эту запись. Может, минуту, может, гораздо больше. Да и было с чего впасть в ступор. 14 мая 1790 года. Именно эта дата стояла перед последней записью в судовом журнале. Очухался от противного писка навигатора. Перелистнул несколько листов журнала, в датах отличаются только дни, год тот же. Вот я попал! Стоп, у людей на берегу было явно оружие не XVIII века. Похоже, коллеги по несчастью. Или, наоборот, те, кому очень повезло. У любой палки есть два конца.

Черт, у этого капитана почерк как у той курицы. С читками придется обождать. Навигатор, устав пищать, обиженно хрюкнул и затих. Посмотрел данные теста, все нормально. Проверил компас, альтиметр – все работает, за исключением джипиэски. Посмотрел на штурманский столик. Калифорния, говорите? Ладно, где моя сумка? Высыпал все ее содержимое на стол. Нашел пакет с картами памяти. Так, вот и нужная. Сейчас поменяем карточки в навигаторе, хоть приличная карта акватории будет. Хотя сначала надо к местности привязаться.

Сложил все вещи обратно в сумку, добавив к ним судовой журнал. Продолжим обыск капитанского стола, там ведь еще два ящичка есть. Еще одна толстая книга, деревянная коробка и пара запечатанных бумажных пакетов. На обоих пакетах надписи на незнакомом языке, их в сторону. А вот название книги очень знакомое. Навигационный альманах. Отлично, кажется, даже догадываюсь, что в деревянной коробке. Угадал. В коробке секстант. Отличная находка. Альманах и секстант в сумке, карту со штурманского столика туда же.

Осталось осмотреть большой сундук. Клацнул замок. Сверху лежит пара кремниевых пистолетов пушечного калибра. Явно подарочные, если судить по отделке. А вот и одежка. Померить сразу? Уже взявшись за клапан гидрокостюма, опять выругался. Примерку придется отложить. И первое, что придется придумать, какой-нибудь насос для поддува костюмчика. Чем технологичней вещь, тем больше проблем в ее обслуживании. Все, хватит, пора на берег.

Оказавшись в воде, сделал круг почета вокруг шхуны. Удачно они сюда вылетели! Повезло. Шхуне повезло, насчет экипажа не знаю. Но, несмотря на это везение, надо стаскивать корыто на чистую воду. Сейчас она сидит на скальном выступе, и, судя по положению корпуса, морячки пытались в последний момент обогнуть вон тот здоровый камешек. Но не хватило скорости и, пройдясь по нему бортом, шхуна развернулась градусов на тридцать, залезла на площадку и окончательно затормозила, ткнувшись носом в гребень скалы. Да, если бы у кораблика хватило сил перевалить через этот гребень, то при отливе он лег бы на борт и превратился в хлам при первом же приливе. А так, крен всего градусов пятнадцать на правый борт, дальше свалиться не дает еще один выступ скалы, с левого борта шхуну поддерживает целая россыпь крупных булыжников. Если их разобрать… Мечты, мечты. Тут кран нужен либо взрывчатка. Крана нет, а гидроудара после взрыва может не пережить деревянный корпус.

Еще несколько раз нырнув, прикинул угол скоса гранитного основания. Ну что ж, шанс есть, и очень неплохой. Нужны люди разгрузить носовой трюм, частично разгрузить кормовой, пушки можно и в воду. Жаль, конечно, но придется их утопить, потом подымем, возможно. Ага, вон в ту щель запихаем один из якорей и используем кабестан для протяжки. Второй якорь можно в ту расщелину закинуть, все равно он нужен только для оттяжки, чтоб шхуна поползла в нужном направлении. Еще раз осмотрел днище судна. Нормально, пока держится. Единственно, перо руля сколото – придется новое строгать.

Привязав конец каната к поясу, оглядел пляж в бинокль. Кажется, народу там прибавилось. Пока добрался до песчаной отмели, перебрал свой запас матов раз пять. Чертова пенька. Такое чувство, как будто всю шхуну буксирую. Надо постараться выйти на берег незамеченным, а то с этой веревкой я, как черепаха на привязи.

Угу, вышел незамеченным. Как же. Не, народ-то не заметил, а вот собачка углядела. Да не просто собачка, алабай азиатский. Встречался я с такими в далеком детстве. Так что лучше постоять и подождать, пока люди на меня внимание обратят.

Дядя Саша

М-м-да… Если это двор отряда, то я – папа римский… Нет, море-то присутствовало, но вот было оно каким-то ненашенским. Да и небо вдруг как-то посерело, солнце скрылось за тучами. Обернувшись, я не обнаружил также и самого здания отряда. Двухэтажное строение испарилось в мгновение ока. Я стоял посередине пустынного пляжа, озираясь по сторонам. Кусты, лес вдали. А где все? А сам я где? Что это за место?

Бросив на землю патронный ящик, я положил рядом «Блесну» и прочий полезный хабар. Уселся на ящик и вытащил GPS.

Так.

Включение, поиск спутников… нету… ни одного. Дорогущая прибамбасина враз стала бесполезной игрушкой. И куда меня черти занесли? Так, что, даже спутников тут нет?

Кстати, о чертях. Перекинув на грудь ВСС, я загнал патрон в патронник. Проверил оба пистолета, поставил на предохранитель. Надо осмотреться, что ли? Чего тут в округе есть и кто тут вокруг гуляет?

GPS не пашет, какой ориентир выберем? А вот он – рядышком. Море. Его отсюда не спереть, от него и оттолкнемся. Обозрев в оптику побережье, я удовлетворенно хмыкнул. Есть еще один ориентир. Мачты. И совсем недалеко. Раз есть мачты, то и корабль к ним прилагается. А где корабль, там и люди. Значит, надобно с ними потолковать. И выяснить – где это я нахожусь. Тогда и ясно будет, что дальше делать. Надеюсь, люди тут не слишком суровые и нормальный язык разумеют.

Вскочив на ноги… Именно что вскочив… Вот вскакивать-то я как раз и не собирался. Собрался не торопясь встать, потянуться… А вот тебе нате – вскочил! Это откуда столько силы взялось-то? Кстати… Форма что-то обвисла, да и поясной ремень подтянуть надо, а то брюки, как у рэпера, на задницу сползли.

Пяток минут ушел на подгонку снаряжения. Хм, а лишний вес я сбросил! Вместо привычных девяносто килограммов на первый взгляд было кил семьдесят с хвостиком. Прямо как в далекую молодость! Знать бы, как это вышло, так можно бизнес по похудению открывать. Ага, ты еще выясни – куда попал, одернул я себя мысленно. Бизнес…

Вот привычка к ворчанию никуда не делась. Продолжая про себя ворчать, я поднялся на пригорок.

Что тут у нас?

Корабль. Какой – хрен его поймет, ясно одно – это парусник. И весь какой-то из себя старый. Трубы не вижу, хотя это может быть и дизель. Ладно, пусть парусник, мне-то что? Гораздо интереснее были люди на песке возле него.

Оптика. Смотрим.

Российский камуфляж. Уже лучше. Хотя как сказать. На мне – «флектарн», явно не российская армия. Разве что за десантуру из сорок пятого полка сойду? Нашивки на моих рукавах тоже непривычные – «Вооруженные силы Абхазии», «АТЦ РА». Ну, хоть не натовские, и то хлеб.

Ладно, думать можно долго, голод от этого не убавляется. Надо идти. Приняв это решение, я встал, отряхнул форму, перекинул ВСС за спину и начал спускаться с холма…

По пути я прикидывал различные варианты развития событий. Стрелять будут? Маловероятно. Хотя в этом случае я противник неприятный и зубастый. Только к ВСС у меня кейс с патронами и еще на месте старта ящик лежит. Чуть меньше двух тысяч – дорого я им дамся! Два пистолета. АПС с сотней патронов и П6Б – тут, правда, всего два магазина, но и это сойдет. Гранат мало, всего четыре штуки, кто ж знал, что надо больше брать? Вот для «Блесны» боезапасу можно хоть в лесу настрогать, стрелы, они не только металлические бывают. Главное, наконечник примастырить хоть какой-нибудь – и дело сделано!

Мысли мои перепрыгнули к делам житейским, и я вздохнул. А вот жрать хотелось сильно! Утром я только и успел, что позавтракать со всеми вместе. С собой ничего нет, не таблетками же из аптечки питаться?

Хотя – толпящиеся на песке люди доходягами не выглядели. Значит, от голода не страдают. Уже плюс, сытый человек всегда благодушнее. Стало быть, первый контакт облегчается.

Тем временем меня, похоже, что заметили. От толпы отделилось два человека и неслабых размеров собакин. Ого, вот это зверюга! На ходу я сбросил предохранители у обоих пистолетов. Кто его знает, почешется хозяин как-нибудь не так…

– Здорово, мужики! – приветственно помахал я рукой. – У вас тут что – субботник?

– Типа того, – ответил один из них. – Помочь хотите?

– Грузчиком поработать?

– У нас дел много. Можно и грузчиком. Хотя, как я посмотрю, вам другие инструменты привычнее. На охоту собрались?

– И так можно сказать.

– Ну, таких зверей у нас тут пока не наблюдалось. Форма на вас интересная, откуда вы?

– Форма немецкая, у нас в отряде в ней старшие офицеры ходят.

– И что же это за отряд такой?

Я повернул руку, чтобы говоривший мог прочитать нашивку на рукаве.

– «АТЦ РА»?

– Антитеррористический центр Республики Абхазия.

– О как! Вас не Александром, случаем, зовут?

– Случаем, именно так и зовут. А вы откуда знаете?

– Да так… Совпадений много. На форуме у вас похожее фото было. Опять же – Абхазия… Только вот лицо у вас моложе стало, лет этак на тридцать. Дядя Саша, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. Форум? Какой?

– ВВВ.

– Во как? – Тут я неслабо удивился. Бывает же такое в жизни!

НикТо

Недолгую процедуру знакомства прервал негромкий рык собаки, Гарма, как представил ее хозяин. Пес напрягся и смотрел в сторону моря. Все разом обернулись туда же.

Неподалеку от них на берег выбирался из воды человек в плотно облегающем тело гидрокостюме, за которым уходила в воду промокшая веревка. Заметив их интерес, парень помахал рукой и крикнул, что он свой, русский и чтобы ему помогли. Подбежавшие к выходящему из воды Ихтиандру Николай и парень в солдатской панаме, назвавшийся Александром, подхватили мокрую веревку и потащили ее вместе с пловцом.

– За нее конец потолще закреплен. Вытянем, а потом у нас и дорога на шхуну будет. Меня Сергеем зовут. Но можно и по прозвищу, Клим.

– Николай.

– Саня.

Тем временем к ним присоединился и хозяин собаки, успевший по дороге дать ей команду охранять.

Спустя некоторое время Клим, пошабашив, сказал, что вроде как все вытянули.

– Ну, теперь жить можно. Вопрос только, где и как?

– Точнее – когда, ребята. Мы ж попали, и теперь мы попаданцы.

– Оба-на! Это как мы на форуме обсуждали…

– Постой, постой, Серег! На каком форуме?!

– Ну «В вихре времен»! Там…

Продолжить Клим не успел, прерванный дружным ревом:

– Что?!

Задумчиво глядя на очередную приближающуюся фигуру в камуфляже, я спросил:

– Интересно, а здесь все полторы тысячи человек с нашего форума соберутся или как? Что ж мы есть-то будем? Шхуна у нас маленькая и грузовая, а не круизный лайнер с рестораном…

Клим в ответ на это сказал:

– Да и еды там особо нет. И времени у нас, кстати, тоже немного.

В ответ на вопросительные взгляды окружающих он пояснил:

– Еще день-другой, и ее размолотит о камни. И нам ничего не достанется.

– Тогда чего стоим? Трясти надо! Давайте поплывем и перетащим все, что можно.

Но Клим тут же остудил трудовой энтузиазм, сказав, что шлюпки там нет, а по дну много не утащишь, а дядя Саша добавил, что нельзя оставлять лагерь – он обвел рукой скопище беспорядочно сваленных вокруг пластикового столика вещей – без присмотра и охраны.

– Клим, сколько у нас времени до того, как ее о камни разобьет?

– Не знаю точно, но чем быстрее мы ее с камней снимем и разгрузим, тем лучше будет. А работы там немало найдется для этого.

Старый Империалист

Вырвав и отбросив назойливое растение, я приподнялся на руках и огляделся. Передо мной раскинулась степь. Ох, раскудрить твою в коромысло! Куда же меня закинуло за грехи мои человеческие? На ад вроде не похоже, а в рай – не по чину. Стоп! А с чего это я такой сильный, и ПШ подозрительно свободное в области трудовых накоплений. Неожиданно легко вскочив на ноги, я принялся инспектировать самого себя. Эй, где мои тридцать лет? Впрочем, я слишком оптимистичен. Этому телу приблизительно лет двадцать пять, не старше. Впрочем, возраст – это не срочно. А срочно нужно собрать вещички и определиться со своим местом в этом мире. Подтянув ремень, я прихватил рюкзак, подумал, и расстегнул застежку на кобуре. А куда идти? Солнце стояло почти в зените. Пытаясь вспомнить что-нибудь об ориентировании на местности, я уже не обращал внимания ни на что, механически передвигая ноги, и даже незнакомый запах не насторожил меня. Вероятно, тело решило позаботиться о себе само, так что я вовремя остановился на самом краю обрыва. Вот это да! Море, настоящее море! И даже корабль какой-то. Странно, парусник. И что-то с ним неладно, по-моему. Ой, а это что за чудо? Белый пластиковый столик, криво стоящий на песке, выглядел здесь абсолютно неуместно. А вот мужчина, сидевший за ним, был явно свой. Какая-то забытая еще с каменного века система распознавания четко идентифицировала – «свой». Тем более, прозвучавшая русская речь подтвердила выводы. Ну что же, будем спускаться к людям, к морю, к жизни.

На установленной им самим границе меня встретил большой черный пес, молча и внимательно обнюхавший протянутую ему тыльную сторону ладони. Но так как полномочий на «ам!» у него, очевидно, не было, то он препроводил меня до уже хохочущей компании. Мое появление встретили радостными криками:

– Ура! Российская армия прибыла на подмогу! Даешь олигархию в отдельно взятом племени! А ты кто, бродяга?

– Шиш вам, российская! Устанавливать имперскую власть прибыла белорусская армия!

– Маска, я тебя знаю! – с энтузиазмом заорал молодой худощавый парень. – Ты – Старый Империалист! Здорово, тезка!

Обалдев от такого приветствия, я уронил рюкзак на песок:

– Ти-и-ихо!! А теперь по порядку, по-русски и помедленнее…

Не получилось ни медленно, ни быстро. Выстрел! И не так уж далеко от нас. Спутать характерный звук от «калаша» с чем-то другим трудно, так что явно кто-то из «наших» попал в переделку!

Быстрее всех отреагировал Дядя Саша.

– Стоп всем! Внимание! Ты, который в бронике. Ты на форуме Зубрилка?

Высокий худощавый парень, назвавший меня тезкой, кивнул, сноровисто откидывая приклад на «ксюхе» и смещаясь чуть в сторону от толпы, открывая себе сектор обстрела в сторону спуска с холмов к морю.

– Отдай жилет девушке, закидайте ее шмотками и прикрывайте. Клим!

– Я!

– Организуй тут оборону. Змей, со мной!

И они вдвоем, сопровождаемые собакой, бросились вверх по склону.

НикТо

Мне относительно повезло. Вернувшись и приведя на берег сразу пять новых наших коллег, Дядя Саша тут же развил бурную командирскую деятельность. Лагерь начал быстро приобретать черты нормального армейского лагеря, назначен дежурный, которому пришлось составить опись имевшихся у народа продуктов, сразу же появился и наряд по кухне, которому надо было сообразить обед для всей гоп-компании. В тени под деревьями появился небольшой медпункт. На расстеленном куске брезента молодой человек азиатской внешности начал вдумчиво перебирать баулы с доставшимися ему при призыве медицинскими принадлежностями. Змей с Гармом вызвались патрулировать окрестности. Группа мужчин с оружием обступила «аборигена» (да-да! Настоящий индеец, без акцента говорящий по-русски, зрелище то еще!), затеяли разговор о перспективах охоты и рыбалки в этих местах. Тема быстро стала актуальной, когда кто-то из них обратил внимание на скромную кучку продуктов, сложенную у намечающегося «достархана».

Клим был озадачен измышлением способа снятия шхуны с камней. Ну а поскольку серьезного оружия у меня не было, желания готовить тоже, а необходимость избавиться от тяжелых мыслей активным трудом имелась, то напросился в группу, набираемую для работ на судне.

– Это реально, если удастся максимально облегчить судно и в момент прилива… – здесь он сделал волнообразное движение рукой, а когда мы уже предвкушающе заулыбались, он закончил:

– … мы встанем и будем стоять до утра!

– Почему? – Мы недоумевающе прокричали почти хором.

– Прилив будет ночью. Вот так-то вот. Ну а что вы думали? В сказку попали?! Ну а с утра мы еще и понырять попробуем. Хотя…

Он скептически посмотрел на нас, потом на стоящее в сотне метров от берега судно.

– Понырять попробую я. А вы будете вытягивать все, что за борт выбросить придется. Поэтому особенно далеко не швыряйте. Доплыть все сможете?

Мы согласно закивали головами.

– Ну, тогда готовьтесь. А я сейчас командиру доложусь. Пусть, кстати, Ирину озадачит за нами наблюдать. А то ведь понадобится знак подать, так не докричимся. Да и она при деле будет.

Он быстрым шагом двинулся к дяде Саше. Тем временем, покопавшись в своих вещах, я вытащил приготовленную для службы камуфляжную косынку и засунул ее в наколенный карман штанов, снял китель и майку, разулся, аккуратно сложил все свое барахло и, завернув штанины, не спеша двинулся в воду. Почти тут же позади меня раздалось фырканье и плеск поплывших следом парней. Держась тесной группой, мы уже одолели больше трети расстояния, когда услышали за спиной командирский рык Клима, успевшего зайти в воду спиной (а как иначе это делать в ластах?), и буквально через несколько секунд он пронесся мимо нас.

Уважительно цвиркнув водой ему вслед, я сказал:

– Специалист, однако. Пока мы догребем – он уже и обсохнуть успеет.

– Ага, а вот если еще и трюм разберет, то вообще цены ему не будет…

Трюм он, конечно же, к нашему приплытию еще не разобрал, но фронт работ подготовил. Люки, ведущие в кормовой и носовой трюмы, были гостеприимно распахнуты, а сам Клим что-то привязывал к бухте нетолстой веревки, лежащей у одного из бортов. Не дожидаясь наших вопросов, он сказал, что вначале замерим глубину, а потом туда, где она поменьше будет – буй выставим. У него пока лишнее и притопим, чтобы потом не мучиться, по всему побережью собирая. Мы в ответ глубокомысленно покачали головами и начали с интересом осматриваться на судне. До этого на подобном маломерном водоплавающем средстве мне довелось побывать лишь единожды, и то в качестве пассажира во время получасовой прогулки по бухтам Севастополя. На той «пиратской посудине» все эти «реи-мачты-концы» были лишь антуражем, а здесь… казалось нереальным и странным, что эти шершавые веревки – скатанные рулоны тяжелых парусов. Видно, команда не успела убрать те, что привлекли мое внимание. Или так нужно было по их морскому разумению? В одной из крохотных кают, скорее даже закутков, в корме шхуны мне удалось найти небольшой топор – нужную вещь в свете предстоящего мародерского труда. «То ли плотник корабельный забыл, то ли еще что. В общем, одно из двух». Так прокомментировал мое первое материальное приобретение в новом мире Клим. Как старожил, очнувшийся после переноса именно на этом судне и в принципе имеющий на него все права, он мог бы поднять вопрос, что все вокруг как бы его, но великодушно не стал этого делать, а повел нас оценивать масштаб работ.

Масштабы впечатляли. Даже при отсутствии нормального освещения. Свет лился только из люка, и похоже, что других источников освещения тут не предусматривалось. Само судно вроде маленькое, а сколько же в него бочонков, сундуков и ящиков оказалось понапихано! В одном из вскрытых ящиков тускло поблескивали стволы старинных мушкетов, а от нескольких просмоленных бочек тянуло не самым приятным запахом.

Пока мы вдумчиво комментировали нашу предстоящую работу и тихо офигевали от того, что в бочках была, оказывается, «та самая солонина!» и что «это, оказывается, едят!», Клим закончил возиться на палубе и сказал, что готов к приемке груза. Вдвоем с Сергеем мы начали разбирать штабеля ящиков и подтаскивать их к опускаемым сверху веревочным петлям, с помощью одного из Александров крепили ящики, а Клим вместе с другим Александром принимал их наверху. Проделать такой финт ушами с тяжеленными бочками не получилось и все найденные в этом трюме шесть бочек мы, по указанию нашего капитана и одновременно суперкарго, откатили к одной из стенок трюма. Возня в этом тесном и пропахшем разными непривычными запахами помещении продолжалась почти два часа. И с непривычки умаялись сильно. А ведь был еще один трюм, да и с наваленными на палубе вещами тоже надо было что-то делать. Кстати, с усталости и под настроение с желанием пресловутая солонина с довольно свежей водой, найденной в нескольких бочонках, пошли, что называется, «на ура!». После легкого перекуса и перекура со вторым трюмом, вооруженные опытом, мы справились быстрее. Что-то из вещей Клим с нашей помощью растаскивал по судну по пока одному ведомой ему системе, что-то мы по его указанию, не теряя времени, сбрасывали за борт к качающемуся на волнах буйку. И к тому моменту, когда солнце уже клонилось к закату, шхуну, до того крепко и без движения сидевшую на камнях, начало ощутимо покачивать на волнах.

Сергей-Дог

Мокро. В сапоги наливается вода, это холодно и мокро. А когда вас вдруг швыряют в холодный ручей – это еще более холодно и мокро. Барахтаюсь от неожиданности, встаю на ноги. Выясняется, что не только мокро, еще и грязно. На дне. Стоп, откуда тут ручей? Хотя потом, сначала на берег, и что эта кобылища делает? Ест травку? С затянутым по скаковому седлом? А заподпружиться она не хочет? И поводья заодно порвать? С хорошим оголовьем?

Эти мысли заставляют быстро выбарахтаться из тины и донных отложений и поспешить к кобыле, которая невозмутимо с аппетитом начала стричь местную растительность. Прежде всего голову вверх, так, теперь подпруги, подперсье, седло долой. Подбородник, оголовье – долой. Вот теперь ешь и сохни. Да, и далеко не уходи. А кстати, где мы? Стоп, где линия, по которой мы ехали? И где вообще дорога? Тропинка какая-то. Ладно, все потом. А пока вот хорошая лесина, сюда ее. Эти веточки ломаем, эти… А на что я такую мечеобразную селедку себе на заказ покупал? Ну, головы рубить не довелось, и слава всем богам, а вот лесины…

Через полчаса костер весело трещал сушняком, на ветках причудливо развешана сбруя… Хорошо все-таки, что вьюк не снял, есть чем костер развести. Ладно, теперь автоматик почистим и баиньки. Стоп, только не у костра. Так, вот в сторонке кустик, листьев побольше, попонку, хорошо была свернута и сверху, не намокла, так, ну можно и спать.

Спасск

Нет, все-таки жарковато, но по сравнению с прошлым годом, когда столбик подскакивал до сорока, еще ничего. Судя по солнцу, сейчас часов десять, хотя на мобильнике было полчетвертого и ноль покрытия, как говорится, «вне зоны действия сети». Хоть джипиэски в аппарате и нет, а она мне и на фиг не сдалась, но что-то мне подсказывает, что спутников будет столько же, сколько и вышек джеэсэмовских вокруг. Пока вокруг ничего интересного наблюдать не удалось, то есть ни самолетов, ни автомобилей и вообще никаких следов человеческой деятельности, в общем, какая-то прерия вокруг. Были какие-то странные птицы, какие, не знаю, ну не орнитолог я, но, по крайней мере, сорок, воробьев и прочих ворон с голубями не наблюдалось, даже в бинокль, точнее, в то, что биноклем назвали китайцы, что-то слабо верится, что он шестикратный, максимум четырех.

Гремучим змеям не удивился, а вот попавшийся на пути скорпион навел на мысль, что я где-то в Средней Азии, да и крупный птиц, уже полчаса круживший над головой, и которого я обозвал беркутом, намекал на то же. Еще когда он появился, я скинул оба рюкзака, уже успевшие здорово оттянуть мне плечи, и попытался прицелиться в него из СКСа. Что удивительно, особого тремора не наблюдалось, но стрелять, естественно, не стал, во-первых, я не Сухэбатор, а во-вторых, если бы этот беркут даже специально подставился, то что бы я с его тушкой делал? То, что птиц не улетел, отнюдь не значило, что он никогда не видел охотников, вполне возможно, он просто не в грош меня как охотника не ставил, что неплохо охарактеризовывало его наблюдательность и мыслительные способности. Я плюнул, мысленно, на наглеца, выжал от пота футболку, приспособленную вместо банданы, снова, в который раз, провел рукой по бывшей лысине, теперь превратившейся в нередкую шевелюру, и потопал дальше. Нет, с рюкзаками надо что-то придумывать, может, повесить один на спину, а другой на грудь? И что мне это даст, будет, как с Чебурашкой, который «понесет вещи». Пот опять начал заливать глаза, даже в ушах шуметь начало. Пришлось опять остановиться, сбросить рюкзаки, осторожно положить карабин сверху и, оглянувшись на всякий случай, зарыться в рюкзак с провизией. Литровая бутылка «Славяновской» опустела больше чем на две трети, поэтому ограничился одним глотком, правда, жадность сдержать не удалось, и глоток получился большим. Снова достал бинокль из футляра и осмотрел окрестности, ничего не изменилось, но что-то было не так, как раньше. Вот, шум в ушах не пропал, да и воздух изменился на вкус и стал каким-то свежим, что ли, и йодистый запах. Неужто! Пока убирал бинокль, еще раз глянулся, как в зеркало, в большие линзы, на меня уставилась до безобразия молодая и радостная физиономия. Тьфу на тебя, глюк мухоморный! Рюкзаки будто полегчали вдвое, я чуть ли не бегом преодолел две сотни метров и остановился на песчаном обрыве. Моим глазам предстала безграничная синяя даль океана. Снял солнцезащитные очки, блеск стал почти нестерпим, пришлось одеть обратно, повернул голову налево и примерно в километре увидел накренившийся парусник, сидящий на прибрежной скале, и людей на берегу. Ну, Вадим Артурович, вот тебе и дети капитана Гранта, и пятнадцатилетний капитан в придачу.

Пришлось в который раз доставать чудо китайского оптикостроения. Пошарил взглядом по близлежащим окрестностям – подводной лодки нигде не видно, значит, капитан Немо либо еще не прибыл, либо уже убыл. Интересно, это хорошо или плохо? Подумал, решил, что плохо. Так, теперь прикинем, на берег чего меня могло занести. Итак, Аральское море – может быть? Может. Сам его никогда не видел, но то, что показывали по зомбоящику, этот вид никак не напоминало. Будем считать, что не Арал. Что у нас следующее на очереди? Каспий. Что-то сомнительно. Во-первых, нет Волги, уж ее бы я заметил. А так как каждый третьеклассник знает, что Волга впадает в Каспийское море, то какой вывод? Правильно – неправильный. У Сухова в Педженте тоже Волги не было, а море было. Так, этот вопрос надо рассмотреть поподробнее. Положим, парусник – это баркас, правда, тот на песчаной отмели был, ну да ладно – отметем как несущественное. Тогда должны быть таможня и Верещагин. Пришлось внимательно осмотреть группу местных на берегу. Несколько здоровых вооруженных молодых мужиков, девушка и здоровущая псина. На роль Верещагина не подходит никто. Таможни вообще не было, как и других строений, только стол. Пикник у них, что ли? Нет, не Каспий. Тогда Черное море. А что – подходит. Степь, обрыв, парусник – Крым! А это контрабандисты, про них еще Багрицкий писал:

По рыбам, по звездам

Проносит шаланду:

Три грека в Одессу

Везут контрабанду.

На греков не похожи,

Да и больше их.

А вот может ли быть

Парусник шаландой?

Теоретически может, а вот практически… Шаланды вроде поменьше, но и контрабандистов больше, значит, будем считать, что это большая шаланда. Все, не будем умножать сущности, а то получим бритвой по… ну, в общем, нам по пояс будет. Итак – я в Крыму. Теперь следующий вопрос – стоит ли спускаться к этим контрабандистам, тем более что они меня уже заметили и машут руками? Сразу вспомнилось незабвенное: «Не советую, молодой человек. Съедят-с». Что-то очень радостно машут, особенно пигалица, аж на месте подпрыгивает – самая голодная наверно. Только одна собака замерла и смотрит – внимательно так. Как говорил Быков: «Ну это уже хамство, это вам не сорок первый». Так спускаться или продолжать стоять здесь, как памятник Большому Поцу?

Тяжело вздохнув, начал спускаться, но не спеша. Шел минут десять, не меньше. Ажиотаж среди контрабандистов закончился, и теперь они просто ждали, о чем-то активно переговариваясь. На подходе меня встретила псина. Ну и здорова! Мимо прошел почти на полусогнутых, но та просто громко втянула воздух, а потом просто отвернулась. Подошел к группе мужчин, скинул рюкзаки и представился по всей форме:

– Мельников Вадим Артурович, тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, холост. Последнее время и место дислокации – двадцать пятое мая две тысячи одиннадцатого года, Россия, Земля, галактика Млечный Путь в Спирале. Номер в тентуре не знаю.

Затем устало сел на рюкзак и спросил:

– Ну что у нас плохого?

Ирина

– …Нас вечер встречает прохладой… – напевала я, набирая воду из ручья в большую пластиковую бутыль. – Нас ветром… Ой!

Из-за деревьев, окружавших небольшой родничок с вытекающим из него ручьем, показалась страшно знакомая кругленькая физиономия. Которую она помнила столько же, сколько саму себя. Только эта – гораздо моложе!

– Катя! Живая! Целенькая!

Я бросилась к сестре, обронив бутылку с водой.

– Ну, скажи же что-нибудь, не молчи! – затрясла она сестричку за плечи. – Катюшка!

Сестра обалдело хлопала глазами. Наконец высказалась:

– Не тряси, уронишь… – Затем, немного постояв: – А мы вообще где – я в поезде ехала, потом тряхнуло, а я уже тут. – И показала свою большую сумку в одной руке, а в другой – зажатые в ней простыню с подушкой, явно из купе поезда – настолько они были «типичные».

– А! Мы, похоже, «попали», – говорю, отвечая на вопрос сестры. – В смысле, «перенеслись» – каждая из своего места в момент ядерного взрыва. Сперва там, дальше на пляже, появилась я – сидела в столовой за столом с обедом. Затем стали появляться и другие – угадай, откуда оказались все? Ладно, сама скажу! С нашего форума «В Вихре Времен»! А теперь смотрю – и ты появилась!

– А как же мама и папа? – Глаза Кати наполнились слезами. – Может, они еще появятся?

В голосе сестры была слышна надежда.

– Я не знаю, Кать! Правда! Хорошо бы, конечно, хотя вряд ли… Может, они и попали сюда – но… Тут некоторые перенеслись не в своих телах, а только сознанием… Может, и с родителями так же вот. Так что если мы их не встретим, то и не узнаем никогда, что с ними случилось. Давай не будем загадывать наперед, ладно?

– Угу! – Катюша героически шмыгнула носом.

Я подобрала упавшую бутыль, вылила из нее воду, сполоснула и набрала воду снова.

– Давай, пошли в лагерь – у меня там палатка!

Мы пошли по тропинке по направлению к морю и людям. Я бодро шагала впереди, прихватив у Кати ее сумку, а сестричка семенила следом, повесив длинную простыню на шею и обмотав ее конец вокруг тела. В одной руке у нее была зажата подушка, а в другой она несла ставшие великоватыми для ее ног туфли…

За несколько минут мы добрались до лагеря, где были встречены настороженным ворчанием Гарма и возгласами «с прибытием!» со стороны людей…

Котозавр

Вжавшись в землю, я ожидал положенной по уставу ударной волны ядерного взрыва, не понимая, в какую сторону должны быть ноги, – а нету ее! Не пришла, обманула. Тишина, лес, птички поют… Вашу мать!!! А где поселок? Где Сердаров на «Газели»? Что-то мне это напоминает. Первый тест на попаданчество. Мобильник честно доложил об отсутствии сети. Плохой симптом. Солнце стоит в зените, хотя только что было на три лаптя ниже. Тревожный симптом! Артиллерия не грохочет, черный «мессер» не вьется над моею головой – хорошо. Тиранозавр в кустах не рычит – очень хорошо! В кустах человек говорит. Говорит о том, что он – человек, очень удивлен, обескуражен, крайне недоволен и желает произвести над виновниками происходящего, их родней и друзьями физическое и сексуальное насилие непременно с мучительной смертью потерпевших в финале. Незнакомый голос, но крайне знакомые интонации.

Человек с автоматом осторожно выглянул из куртинки, в которую его закинула судьба. Невдалеке под деревом сидел индеец и ощупывал себя. Печатными в его темпераментной речи были только знаки препинания. Под ногой автоматчика хрустнул сучок, и чингачгук-матерщинник схватил из травы ружье, но, даже не прицелившись, замер…

– Рембо, ты когда побриться успел?!

– Командир?!

По прошествии десятка минут, в течение которых я объяснял шокированному Андрею теорию множественности миров, индеец мне – устройство кремниевого замка на мушкете, а вместе они пытались понять: почему называется батарейным замок, батарейки не имеющий, Андрей Сердаров остался привыкать к новому телу и памяти, а я пошел за брошенной сумкой с подарками для тестя. Как всякий порядочный попаданец, я знал о ценности каждой мелочи в условиях робинзонады. Идти по лесу, размышляя о высоком, – чревато неприятностями. А если думать одновременно о выросших зубах – без пломб, спадающих штанах – разожрались вы, товарищ прапорщик, и руке, что лишилась почти всех шрамов из бурной молодости, то шанс на неприятности возрастает многократно. Грубая действительность вторглась в мечты мушкетным выстрелом сзади. Оборачиваюсь, вскидывая автомат как раз вовремя, чтобы ОЧЕНЬ БЛИЗКО увидеть двух индейцев, несущихся в атаку. Судорожно сдернул предохранитель автомата, три раза стреляю в ближайшего врага – одиночный огонь, черт его побери! – и меня сбивают с ног, но я успеваю в последний момент подставить автомат под удар топора. Индеец, навалившись сверху и что-то рыча, ударил меня головой в лицо, еще и еще раз, но, кроме первого, удары были медленными, а горлом уже пошла кровь и начали закатываться глаза. Скинув с себя тушку первого агрессора, вижу торжествующую рожу второго: белого надо только добить! Замах и вскидывание пошли навстречу. Автомат встретился с томагавком, выбил его из руки индейца, но и сам кинул магазин в траву, а пуля ушла в небо. Краснокожий схватился за нож, но я уже озверел – полусидя перехватываю «калаш» за ствол и со всей возможной в такой позе дури вколачиваю врагу по коленке. Тот, хромая, отскочил на пару шагов, держа перед собой нож, и дальнейшее стало делом элементарным: разорвать дистанцию еще на несколько метров, воткнуть новый магазин и одиночным в ногу положить недоумевающего дикаря: бледнолицый стрелял и не заряжался, чего пугает?

– Костя! Ты живой?

В кусты вломился забрызганный кровью Андрей. Увидев раненого индейца, он походя воткнул нож ему в горло и так же «проконтролировал» второго.

– Допросить надо было!

– На фиг. Ничего интересного не скажет. Крысоеды с севера, за подвигом пошли, пока не воин – жениться нельзя. Не то что у вас, бледнолицых: папа дебилу «девятку» подарил – уже мущщина. Блин, я об этих уродов мушкет поломал!

Я полез в здоровую сумку и, немного порывшись, вытащил оттуда переломку и пачку патронов.

– Держи «ижика», Курбаши. По-любому лучше местных карамультуков будет.

– Жмот ты, Костя, на двудулку денег зажал? – наморщился Белый Бык, скептически рассматривая ружье, которое в его лапах смотрелось игрушкой. Хотел сказать еще что-то, но вдруг насторожился и заорал в лес:

– Стой, мля! Стрелять буду!

Отпрыгиваю в сторону, за дерево, но фраза по-русски вводит в легкий ступор.

– Парни, вы продаете славянский шкаф?

Елена

Боль.

Нет, не так.

БОЛЬ.

И страх.

Мало кому довелось испытать на своей шкуре, что такое смерть, и после этого еще хоть что-то чувствовать. Хм… Как шутил мой знакомый врач, если у вас болит, значит, вы еще живы.

А это очень странно, между прочим. Если «ядрён-батон» шарахнул по центру Харькова, а бомбочка там была никак не меньше двадцати мегатонн, то в радиусе двадцати-тридцати кэмэ от эпицентра не должно было остаться ничего живого. Ну, или не покалеченного до состояния мясного фарша… Блин, все тело болит…

Пробую разлепить один глаз.

Песочек. Ага: уже мордой в песок валяюсь.

Пробую, разлепляя второй глаз, приподняться…

Так-с, приехали.

ГДЕ Я, МАТЬ ВАШУ?!!

Когда перед глазами наконец перестало плыть и двоиться, я окончательно убедилась, что мне все-таки нужен доктор. Желательно, психиатр. Черт, читать альтернативки с попаданцами, самой сваять такую альтернативку – и нате вам. Попала.

Это явно не Бабаевка с ее искусственным сосновым лесом. И уж точно не дорога на Белгород, куда я пыталась прорваться десятой тропинкой. Это что-то куда более южное. И теплое. Ладно, потом разберемся. Это еще не самое страшное. Хуже всего то, что тело точно не мое. То есть ощущается как родное, но таких пухлых холеных ручек у меня сроду не было. Всегда были в кошачьих царапинах, старых и свежих, а тут… Найду зеркало – присмотрюсь к физиономии, но уверена, что с моей персоной эта дама имеет мало общего. Дама… Лимон на ножках. Тут или липосакцию с ходу делать, или заниматься хорошим физическим трудом не меньше трех месяцев. Заплыла дурным жиром, понимаешь…

Я поймала себя на мысли, что стараюсь отвлечься от случившегося. Толик… Господи, сделай так, чтобы он тоже оказался здесь. Полжизни отдам…

Не было больше ни боли, ни страха. Я брела по берегу, тупо глядя себе под ноги. В голове и желудке было одинаково пусто, но мне все равно.

Одна.

Господи, что плохого я тебе сделала?..

Нет, не совсем одна. Вон там кто-то лежит на песке.

Дамочка-«донорша», видимо, за всю жизнь и знать не знала, что такое стометровка по песку в тяжелых, явно походных ботинках и в длинной, до пяток, юбке. Ничего, я тебе жирок растрясу, Сара-Энн Годдард… Откуда я знаю твое имя? Теперь ты – это я, не удивляйся. Но рулить своим телом тебе уже не придется никогда. Не позволю. Да, я эгоистка. Но поверь, дорогуша, твоим телом я распоряжусь куда лучше, чем ты сама… Так, а вот и… Стоп: это же мистер Годдард! Боже, кто его так?

Затылок не разбит, уже хорошо, хотя там чувствуется большая шишка. Если потеря сознания – значит, гарантированное сотрясение. Переворачиваем, суем под голову свернутый сюртук. Ага, стонет. Значит, тоже жив, пусть и не совсем здоров. На лицо типичный англичанин, каким его принято представлять. Мужик не старый, но и молодым его назвать я бы затруднилась. На мой взгляд, где-то за тридцать… Какие тридцать! Джонасу двадцать четыре всего, и мы почти пять лет женаты!.. Заткнись, Сара-Энн, не то пожалеешь… Ага, походный сундучок у мистера под рукой и не выпотрошен. Значит, это не грабители постарались. Так, где там нюхательная соль?.. Ну же, мистер Годдард, извольте прийти в себя и объяснить, что за херня тут происходит!

Откачиваемый с явным усилием приоткрыл один глаз, второй… Зажмурился от яркого света, встряхнул головой. Покривился, щупая шишку на затылке. Потом, заметив нечто интересное у себя на рукаве, принялся пристально разглядывать локоть. Потом вообще отмочил номер: ущипнул себя за бок.

– Больно… – хрипло прошептал он.

По-русски.

Голос был чужой, лицо чужое, но меня словно насквозь прострелили…

– Солнышко, ты?

– Лена?

Где-то с минуту длился ступор. Мы попросту переваривали свалившееся на наши головы… то ли несчастье, то ли, наоборот, счастье. А потом я разревелась и классически повисла у Толика на шее.

Вот за это точно полжизни не жаль.

– Ни о чем не жалею, кроме одного: наших хвостатых не хватает.

– Особенно Шпану жалко. Такая золотая кошечка была…

Мы шли по берегу, по утрамбованной волнами полосе влажного песка, широкой из-за отлива. Шли… Кто бы только знал, какое это было счастье! За неполный час пережить ядерную бомбардировку, умереть, очнуться в чужих телах, обряженных в какие-то музейные тряпки… А в случае Толика – еще и нормально ходить. Аналогия с главгероем «Аватара» неуместна: бравый морпех до ранения ходил нормально, тогда как Толик всю жизнь провел на костылях. Он и здоровыми ногами мистера Годдарда (чересчур здоровыми – на взгляд его благоверной, которую он иногда «учил») поначалу пытался пользоваться, как раньше. Ну, с помощью… нет, не кувалды и какой-то матери, но к тому близко – все же пошел. Ладно, Бог с ними. Надо благодарить Его уже за то, что попали мы в молодые и относительно здоровые тела. То есть Толику придется избавляться от брюшка, курения и нажитой мистером Годдардом одышки (двадцать четыре года, блин, и уже песочек сыплется!), а миссис Годдард придется стапливать около двадцати кило сала. Если, конечно, у нас будет возможность это сделать.

От тяжелых раздумий стоит если не избавляться, то отвлекаться. Иначе недолго впасть в грех уныния.

– Любимый. – Я изобразила лукавую улыбку, хотя на душе было удивительно пасмурно.

– Что, роднулька? – Толик понял и принял эту игру. Что-что, а чувство юмора у него в полном порядке.

– А ведь это Сара-Энн своего муженька по темечку приложила.

– О, женщины, коварство – ваше имя… За что, если не секрет?

– Да, понимаешь, он на нее начал валить вину за ссору с кэпом – типа, юбкой вертела, и тэ дэ. Побил. А она за всю поездку только раз на палубу вышла и сочла себя оскорбленной. Стоило супругу повернуться… Кстати, как у этой англичанки с физиономией, все в порядке, или можно сразу топиться? Зеркала-то под рукой нет.

– Вполне симпатичная мордашка, Леночка, хоть и не очень на тебя настоящую похожа. Я-то хоть перестал выглядеть небритым боровом?

– Опять ты на себя наговариваешь… Нет, любимый, в новом амплуа ты стал похож на английского бульдога.

– Ужас. – Во взгляде Толика – в водянисто-серых глазах мистера Годдарда – промелькнула веселая искорка. Я добилась своего. – Человека с такой мордой грех не стукнуть при первой же возможно… Лена, смотри!

Дым. Черный, коптящий. Такой бывает не от костра, а от пожара. Но что может гореть в ложбинке между двумя холмами, поросшими какой-то подозрительно незнакомой растительностью? Не самолет же туда свалился, в самом-то деле? Почему-то стало страшновато. Мало ли… Но человек – тварь полюбопытнее кошки. Желание узнать, что там такое и с чем это можно схарчить, пересилило подспудный страх перед неизвестным, доставшийся нам в наследство от животных предков. Мы с Толиком – в мало приспособленных для такого дела телах мистера и миссис Годдард – продрались сквозь прибрежный кустарник и полезли выяснять, что горит.

Горел микроавтобус. Наш. Вернее, жирно чадя, догорала та куча искореженного железа, которая когда-то микроавтобусом была. Мля, апокалиптичная картина. Ведь всего пару часов назад заливала в его бак краденый бензин и затаривала салон мешками с барахлом и продуктами… Удар, судя по степени механических повреждений, был страшный. Такое ощущение, будто «мерин» на скорости под сотню въехал в бетонную стену, а потом его сверху приложило башенным краном. При этом из открывшейся задней дверцы на землю высыпалась куча добра, половина которого сгорела вместе с машиной. Я же канистр пять еще припасла, вот они и бахнули, вместе с полным баком… Вон там что-то знакомое… Да это же кошачьи клетки! С разломанными пластиковыми замками и пустые. Пушистых трупов не видно, крови тоже. Так, значит, наши котяшки вполне могли спастись. Уже хорошо. Но вот что там касаемо… гм… нас?

– Мне кажется, – сказал Толик, – не стоит нам подходить к машине слишком близко.

Я только молча кивнула: разглядывать собственные обгоревшие трупы как-то не хотелось… Мало кому приходилось стоять у своего погребального костра. Осмелюсь утверждать, что мы с Толиком как бы вовсе не единственные с подобным жизненным опытом, и – честно вам скажу – злейшему врагу не пожелаю это пережить.

– Надо собрать все, что только можно, – тихо сказала я. – Хоть какой-то шанс будет…

Уцелело, к сожалению, немного, но среди этого «немного» оказались консервы, сумка с личными вещами, большая картонная коробка, гремевшая разнообразным заточенным железом, и чемоданчик с ноутом. Ноут, к величайшему сожалению, от удара просто раскололся пополам. Только винчестер выдернуть осталось. Зато прилагавшаяся к ноуту сумка с дисками уцелела. Не представляя, когда, где и куда я буду эти диски вставлять, все же уложила их к вещам. Потом, подумав, затолкала все это плюс обломки ноута – мало ли, может пригодиться – в короб с холодным оружием и принялась сооружать волокушу. Толик упаковал консервы и бутылки с водой. И в результате мы получили совершенно неподъемные тюки, которые пришлось на жердях оттаскивать к берегу по частям.

Что ж, продовольственный вопрос, по крайней мере на ближайшее время, как-то решен. Осталось решить другой, самый главный: вопрос безопасности. Ведь если верить памяти «доноров», мы на побережье Калифорнии. А это в 1790 году от Рождества Христова – опять же если верить памяти супругов Годдард – не самое приятное местечко обитаемого мира. Ибо здешние обитатели не очень-то любят людей с белой кожей.

Спать нам не придется, однозначно. Ну и ладно. Я кофе сварю.

Если бы не кофе… Да здравствует Бразилия и все, кто подделывает один из главных продуктов ее экспорта!

Всю ночь мы с Толиком только тем и занимались, что:

а) проводили ревизию уцелевшего от «той» жизни имущества;

б) пили крепкий кофе без сахара и налегали на консервы;

в) уясняли, кто и что мы теперь;

г) пили кофе с сахаром;

д) пытались понять, что нам теперь делать;

е) пили кофе с сахаром и сгущенкой.

Кстати, господа Годдарды в своей «независимой» от нас житухи ну очень «не любили» поесть. Насколько я себя помню, банки консервов мне всегда бывало много. А тут Сара-Энн, вылизав баночку и вытершись бумажной салфеткой (это – не ее, моя привычка! Настоящие леди утираются салфеточками матерчатыми!), голодно облизнулась на следующую. Блин! У нас не так много жратвы уцелело, чтобы тешить желудки привыкших к излишествам купчиков и купчих! Что ж, придется нам доводить эти «тушки» до нужной кондиции.

Пришлось накачиваться кофием, благо, баклаг с водой хватило бы на целый полк, а весь кофе, что я из супермаркета зацепила, каким-то образом избежал гибели в огне. Лучше бы крупы избежали… Ну, да ладно, какой смысл жалеть о том, чего уже не вернуть. Надо пользоваться тем, что имеем. А что мы имеем? Сломанный ноут с дисками – раз. Ружье и два пистоля мистера Годдарда – два. Мою коллекцию холодного оружия – три. Некий запас продовольствия – четыре. Память уроженцев XVIII века – пять. Желание выжить… Нет, это, пожалуй, надо ставить даже выше первой строчки. Потому как при первой же возможности хорошенько поразмыслить у нас возник вполне резонный вопрос.

Если мы здесь, то ЗАЧЕМ?

– Давай рассуждать логически, – сказал Толик, допивая пятую кружку кофе. – Случилась всеобщая ядерная война. Думаю, человечеству как цивилизации пришел финиш. Ну, или на самый крайний случай – долгий постапокалиптец. Не самое лучшее завершение истории. И я почему-то думаю, что нам просто дали второй шанс. Если мы с тобой что-то изменим в этом мире, ядерная уже война не случится.

– А что могут изменить в мире английский фактор и его жена? – Я «подумала вслух». – Если честно, солнышко, мы тут никто и звать никак. Максимум, что мы можем – это построить факторию, как твой… персонаж задумывал, только не выживать отсюда испанцев, а задружиться с ними. Но и это вполне могут исправить. Приедет мой… точнее, Сарочкин братик на фрегате, и конец дружбе.

– Твоя героиня создала государство на Карибах.

– Ей для этого понадобилось шесть лет, гора денег и три километра нервов.

– Вот и мы с тобой так же – будем начинать с малого. Завтра посмотрим, что тут к чему…

От шестой чашки кофе Толик благоразумно отказался. Мистер Годдард, конечно, бугай здоровый, но не стоит искушать судьбу. Эта чашка, уже поостывшая, досталась мне. Спать – почему-то мы были в этом уверены – здесь было просто нельзя. Почему? Вот нельзя, и все. Чутье, блин… Заряженный музейный арсенал мы распределили совсем не так, как это сделали бы на нашем месте супруги Годдард. То есть я, как имеющая некоторый опыт обращения с длинностволом, взяла ружье, а Толик заткнул пистоли за пояс. Кроме того, мы оба прибарахлились из моей коллекции – саблями и кинжалами – и выглядели теперь записными флибустьерами, хоть картинку рисуй. Настороженное чутье, несмотря на милитаристские приготовления, не утихало, внятно сообщая о некоей опасности, и мы, прекратив обсуждения, дружно отвернулись от костерка.

Когда зрение привыкло к темноте, я увидела. Человека, приближавшегося к нам тихим скрадом, в полусогнутом состоянии. Кто это – бог его знает, но вряд ли друг, если крадется.

– Лена, там кто-то есть. – Я расслышала встревоженный шепот Толика.

– Вижу, – так же тихо прошелестела я. – С моей стороны – один.

– С моей тоже.

«Друзья или враги? Как говорил принц Гамлет – вот в чем вопрос…»

Вопрос этот гамлетовский разрешился довольно быстро. Сообразив, что они обнаружены, неизвестные с улюлюканьем бросились на нас.

Первое, что сделала бы Сара-Энн в такой ситуации – оглушила бы супостата своим визгом. Но я не Сара-Энн. У меня другое имя, другая память, другая душа, в конце концов. Первое, что сделала я (Елена, а не Сара-Энн) – заняла позицию «стрельба из положения лежа», взвела кремниевый курок, выцелила силуэт и плавно отжала собачку. Ч-черт, отдача нехилая, на рыхлом теле англичанки точно синяк будет. Нападавший взвыл, скорчился. Сзади – еще один выстрел. Толик, в отличие от меня, дал волю своему «донору», и тот, достав из ножен кавалерийский палаш (сталь там хреновая, правда, это ж новодел), уж постарался на совесть… «Мой» вражина тем временем поднялся – ну, надо же, с такой дыркой! – и, что-то проорав в мой адрес (навряд ли комплимент), прыгнул. Чем-то замахнулся. Блин, это же топорик! Сара-Энн, чтоб тебя и твою любовь к пудингам!.. От этого действительно звериного прыжка я еле ушла – перекатом влево. Потом, путаясь в юбке, с грехом пополам поднялась. Враг, лица которого я не видела – стоял спиной к костерку, – снова взвыл и снова прыгнул. Типа, добить меня, подлую… Тело Сары-Энн, абсолютно не имевшее моих навыков, реагировало на мои приказы с удивительными тормозами. Но хотя бы вообще реагировало, и это был плюс. Шаг влево и вперед. Ружье – прикладом вперед и вверх, со всей дури… Хрясть! А-а-атлично. Что там сломалось, сейчас хотя бы проверить можно: нападавший упал. Ага. Все сломалось. И шейные позвонки супостата, и приклад ружья. Что ж мы теперь без ружья-то делать будем?.. А Толик там как?

А Толик был очень даже неплохо. Вытирал клинок палаша какой-то тряпкой, а у его ног лежал еще один жмурик. Только сейчас я разглядела «своего» убитого. Ёлки тресни, это же индеец!

«Я была готова убивать, но никогда не убивала…»

От осознания факта убийства себе подобного (хотя тот сам напросился, если честно) меня замутило. И не только меня. Мы с Толиком, тяжело дышащие, обменявшись тяжелыми затравленными взглядами, синхронно склонились в разные стороны, выдав наружу весь свой ужин с кофием в придачу.

Мы победили, блин…

Мальчишки.

Блин горелый, так мы, получается, пацанов пятнадцати-шестнадцати лет завалили. Ну, еперный бабай…

И без того хреновое настроение стало вовсе… гм… В общем, тоже на букву «х», но не подумайте, что «хорошее». Если быть честными, то нам просто повезло. С взрослыми индейскими воинами у нас шансов было бы как бы не меньше, чем при сбросе «ядрёнбатона» прямо нам на головы: мистер Годдард умел работать саблей ничуть не лучше меня в «прошлой жизни», то есть уровень клуба исторического фехтования, а про Сару-Энн я вообще помолчу. До сих пор пальцы не чувствую – ружье при ударе попросту вывернулось из беленьких ухоженных ручек. Мои бы ей лапы – с зажившим переломом, со следами давних царапин, порезов, ожогов от искр металла и шершавыми от работы с оружием ладонями… С другой стороны – мы прибили малолеток. Конечно, эти малолетки (что услужливо подсказала память Сары-Энн) наверняка шли за скальпами белых людей, дабы отличиться перед своим вождем. А расставаться со скальпом не желали ни я, ни донорша. Тут уже а ля гер ком а ля гер: или они меня, или я их… «Жестокий мир, жестокие сердца». Оно самое.

Минута слабости прошла, слава богу, что в окрестностях нашей стоянки не оказалось еще одного индейца. В тот момент нас смог бы прирезать даже десятилетний сопляк.

Опомнившись, мы принялись молча осматривать трупы на предмет трофеев. В нашем положении хорошее оружие могло оказаться подспорьем. Увы, наличием действительно хорошего оружия убитые нами индейцы похвастать не могли. Ножи хреновые. Тщательно отточенные, но из такого говенного железа… Кто салагам хороший ножик доверит? Топорики тоже годились разве что в коллекцию любителей экзотики, не более: кремниевые лезвия, хитро закрепленные ремешками и сухожилиями в расщепленной палке. Здравствуй, каменный век… Ремешки и прочие веревочки не в счет, равно как и кожаные мешочки с какими-то травками. Лекарства, что ли? На всякий случай приватизируем…

Тихий жалобный мяв я услышала только потому, что с той стороны дунул ветерок. Сразу же вернулась мысль о кошках, переживших… э-э-э… перемещение гораздо успешнее нас.

– Толик, слышишь?

– Слышу. – Толик, выпрямившись, положил ладонь на рукоять заткнутого за пояс пистоля.

Шпана?

– Шпана. Машка орет громче. Сходить?

– Я тебе схожу! Давно никто на тебя с топором не набрасывался?

– Если бы тут кто-то еще был, – я кивнула на убитого индейца, – он бы уже на выстрелы примчался.

Звук повторился, на этот раз чуточку громче.

– Тут близко! – пискнула я и, не дожидаясь одобряма, ринулась вверх по склону. Вслед мне понеслись междометия, коими Толик обычно заменял непечатные словеса.

Тут действительно было близко. Метров с полсотни. Но попробуйте преодолеть эти метры в длинной юбке, да вверх, да сквозь кусты – я посмотрю, какими словами вы прокомментируете свое восхождение. Я – молчала. Ругалась мысленно, но от души. Не стоит привлекать к себе внимание потенциального противника. А вдруг я ошиблась, и здесь в кустах еще парочка краснокожих воинов засела? Младшие братья убитых нами, жаждущие мести? Проверять это почему-то сильно не хотелось. Потому я постаралась как можно быстрее определить, откуда доносится кошачий призыв. А мяв доносится во-он от того куста… Что это? Блин, фонарика нет. Даже мобилы нет, чтобы подсветить. Кажется, кожаный мешок. Перетянутый ремешком в горловине и привязанный к толстой ветке. Шевелится. Мяучит.

– Шпана! – наугад позвала я. – Шпануська!

Мешок в ответ буквально запрыгал по земле, а жалобное мяуканье сделалось истерично-радостным. Шпанка! Узнала! Перехватив ремешок ножом, я тут же сдернула с места и рванула назад, к костру. Лучше там кошку освобождать, чем здесь, в темнотище. Кажется, порвала подол, ну да фиг с ним. Главное, что уже через пару минут мы с Толиком разрезали крепкие ремешки и выпустили на свободу нашу сибирячку… Незнакомые лица и запахи сперва перепугали бедную кошку еще больше, но она все же нас узнала. По интонациям, что ли? Надо было видеть последовавшие за этим пять минут. Мы были облизаны и обтерты пушистыми боками со всех сторон, а также заставлены чесать еще более пушистое брюшко. Бедная зверюшка, невесть сколько просидевшая в кожаном мешке, даже на консервы внимания не обратила. И только потом, дрожа и давясь, прихватилась за еду, будто голодала не меньше недели. Честное слово, мы даже забыли о трупах индейцев, которые после обыска оттащили под ближайший куст.

Не успела наша пушистая хоть немного утолить голод, как с юга показался огонек.

– Люди, – сказала я, не зная, радоваться мне или нет.

– Если это испанцы, – проговорил Толик, доставая разряженный во время стычки с индейцами пистоль, – то встретят нас без большой радости. Я бы даже сказал – прием может оказаться слишком горячим… Держи.

Пистоль пришлось дозаряжать мне, благо, имелся соответствующий опыт. Да, я неправильная женщина. Я не смотрю сериалы, не обсуждаю моды и рецепты, зато обожаю компы, мобилки, отточенные железяки и всякие убойные штучки, коими баловались пращуры. Бог свидетель, даже в страшном сне не могло присниться, что однажды это пригодится мне на практике… Шпанку пришлось привязать трофейным ремешком к тяжелому тюку, чтобы котяшка, испугавшись, не убежала.

Мы засели с заряженным оружием за импровизированными «баррикадами», сооруженными из мешков и веток. Кто бы там ни был, предосторожность не лишняя. Мало ли… Индейцы вряд ли будут шастать с огнем. Испанцы – эти точно не обрадуются двум англичанам. Убить не убьют, но приятного все равно будет мало. Обчистят и выкинут. Англичане… Не думаю, что, если тут есть еще фактории, их хозяева сильно обрадуются новому конкуренту. Но эти хотя бы своих примут, накормят и спать уложат. А потом будут разбираться, кто кому и сколько за это должен… Огонек приближался. Я услышала, как зашипела, задергалась на импровизированном поводке Шпана. Ага. Значит, вон та тень размером с откормленного теленка – собака? Это что за порода такая? И почему двигается молча?

Толик взвел курок, отчетливо щелкнувший в ночной тишине.

– Hey, ladies and gentlemen! Do not shoot! Our dog does not like shots! (Эй, дамы и господа! Не стреляйте! Наша собачка не любит выстрелов!)

– Who are you? (Кто вы такие?) – немедленно поинтересовался Толик.

– We are… Russian missionaries! (Мы… русские миссионеры!)

– Чего? Какие на фиг миссионеры? – расслышала я «оттудова».

– Эй, народ! – крикнула я по-русски, проверяя совершенно бредовую мысль, которая пришла мне в голову вот только что. – Вы, часом, славянский шкаф не продаете?

Там – то есть на бережку – сперва кто-то явно выпал в осадок. В нерастворимый. Потому как тишина воцарилась воистину гробовая. А потом… Потом грянул смех.

– Продаем, продаем, – заржал кто-то. – И слоны у нас на север ходют! Вы кто? Махровцы?

– Одни из самых махровых, – теперь смеялись уже мы с Толиком. Тяжесть, давившая на нас последние часы… Да что там часы – все дни с того момента, как мы узнали о гибели Днепропетровска – отпустила. Действительно, будто гора с плеч. – Казак и пиратка – прошу любить и жаловать!

Шоно

Сказать, что я был в шоке, – это ничего не сказать. Я был не просто в шоке. Я был в супершоке. Нет, не так. Я был в СУПЕРШОКЕ!!! Ну и что, что я зачитывал от корки до корки любую литературу про попаданцев, вселенцев, засланцев и т. д. Ну и что, что я воображал себя ГГ, представляя, как бы я, такой умный, эрудированный и т. д., действовал бы на его месте. НО!!! Одно дело – голая теория, и совсем другое дело – реальная жизнь. И что мне делать – дитю каменных джунглей в этом лесу не то средней полосы России, не то Европы, не то Северной Америки. Магазинов-то здесь нет, когда появятся, и появятся ли здесь вообще, один Аллах ведает (в которого я не верю). Хотя, после случившегося, попробуй не поверить. Хорошо хоть, не одного меня сюда забросило, а с коллегами по форуму. Не представляю, что было бы, попади я сюда один-одинешенек. Загнулся бы, как пить дать. Но оставим наконец эти грустные мысли и пойдем дело делать. С этими мыслями я встал и пошел искать нашего завхоза, зампотылу и пр., и пр., и пр. – Зубрилку. (Ну не успел я разобраться, кого и куда назначили, а этот попаданец ходил с задумчивым видом и поглядывал на кучку вещей, что-то прикидывая в уме.)

– Коллега, у нас маленькая проблема.

– Маленькая? Таки я вас огорчу, любезный вы наш дохтур. Ваша маленькая проблема имеет полный шанс потеряться среди огромного числа проблем – и маленьких, и не очень.

– Я серьезно. Эта маленькая проблема скоро станет очень даже не маленькой. Вы посмотрите, что делается. Народ, как приспичит, под кустики идет.

Вокруг лагеря скоро МКАД из экскрементов будет. Если срочно не построим туалет типа «выгребная яма», скоро у нас будут холера, тиф, а то и чума до кучи. И строить надо так, чтобы от него до кухни и столовой было не ближе семидесяти метров, а лучше еще дальше.

– Ладно, посмотрим, что можно сделать.

Из дневника Сергея Акимова

Солнце уже почти свалилось за горизонт, близилась первая ночь нашего «попаданства». Если мы не ошиблись в определении места и времени провала, то темное время суток, должное наступать по команде «Отбой!», в этих широтах ожидалось довольно рано, часов в девятнадцать, плюс-минус несколько минут. Встретив поисковую группу, которую практически моментально сформировал и повел на звуки выстрелов, обозначившие присутствие в здешних местах еще кого-то из XXI века, Дядя Саша, мы в темпе распределили груз, оказавшийся в нашем распоряжении, и быстрой рысцой выдвинулись на общую точку сбора, саму собой организовавшуюся на месте «десантирования» Ирины. После первых, довольно бурных минут встречи у кафешного столика, бывшего ориентиром для пришельцев из будущего, времени на рефлексию и обсуждение извечных русских вопросов у нас не оказалось.

Оказывается, пока нас искали, ребята на берегу тоже не прохлаждались без дела. Клим, боевой пловец с ТОФа, по каким-то своим приметам определил, что высшая точка прилива приходится примерно на два часа местной ночи. И если мы хотим получить в свое распоряжение шхуну, застрявшую в рифах совсем рядом с берегом, то лучше не тянуть. Даже без всяких штормов ее могло расколотить о скалы прибоем, а в нашем положении упускать шанс весьма неплохо прибарахлиться за счет бесхозного имущества было бы верхом расточительства.

Немного определившись с порядком действий, все дружно принялись за дело. Клим опять уплыл на шхуну, налаживать канатную переправу для разгрузки судна, с ним отправились еще два человека, хоть что-то соображавшие в морском деле. Остальные обеспечивали прием груза на берег, заводку якорей для вытягивания кораблика со скалы, складирование вещей в более-менее подходящем месте и создание хоть какой-то системы обороны. Утренняя стычка с местным населением подсказала, что щелканье клювом здесь и сейчас чревато весьма печальными последствиями.

Было понятно, что спать в эту ночь никому не придется, попытка устроить «мертвый час» для Ирины и ее сестры ни к чему не привела. Они вели себя не очень адекватно, хотя на общем фоне толпы мужиков, оказавшихся в телах молодых парней черт знает где и когда, это не так бросалось в глаза. Мы и сами иногда вели себя не лучшим образом, даже с учетом того, что постоянным общением на ВВВ вроде бы приобрели некоторый иммунитет к возможному повороту судьбы. Но об этом легко рассуждать перед экраном монитора, потягивая пиво и выискивая «заклепки» в опусах своих коллег по форуму. Так что нервная веселость девушек, сменявшаяся резкими переходами к мрачной задумчивости, никого особо не удивляла.

Мы не успели еще толком перезнакомиться по новой со своими ранее виртуальными коллегами, как от этого довольно шумного процесса нас отвлекла Ирина. Она сделал круглые глаза и совершенно по-детски, пальцем, показала куда-то за спины Котозавра и Курбаши. Да уж… Там было на что посмотреть, хотя, казалось бы, куда еще дальше. Из ближайшей рощицы к нам направлялся очередной попаданец, вот только в отличие от всех остальных, одетых и нагруженных достаточно разнообразно, с пустыми руками никто в это время не провалился, одеждой и вещами он был не обременен. Конечно, нельзя сказать, что он был в костюме Адама и с голыми руками, но семейные трусы, майка явно меньшего размера, чем требовалось на такую атлетическую фигуру, на костюм для раута явно не тянули. Одной рукой он поддергивал свои труселя, во второй держал большую кружку с легкомысленными цветочками на боках, из которой машинально отхлебывал через каждые два-три шага. Даже на таком расстоянии было заметно, что человеку явно нехорошо после вчерашнего.

Но последний штрих в образе незнакомца доводил картину до полного абсурда. Он был в летных унтах! И как раз эта деталь сразу навела меня на одну, не сказать чтобы слишком сложную, аналогию. Когда пришелец приблизился к нам почти вплотную, я уже совсем уверенно представил его остальным:

– А теперь, дамы и господа, разрешите вам представить Анатолия Логинова, нашего собрата по не знаю уж чему, несчастью или подарку Фортуны.

– Что… Кто… Где…

Старый Империалист

Очередная картина русского художника Иванова «Явление хм… народу» меня как-то не тронула. Боксом не увлекался никогда, но по морде лица в юности получал. Вот и сейчас я «плыл», как после пропущенного удара. Хотя, приглядевшись внимательней, понял, что Иванов здесь не рисует, только Дали мог создать такую картину. После торжественного объявления о явлении товарища Логинова и его рассказа я сдуру озвучил глупейший вопрос:

– А бинокль где? Авиационный.

Из дневника Сергея Акимова

Трудно было ожидать от новичка нормальной речи. Мы все-таки успели хоть чуть ознакомиться с обстановкой, да и в одиночестве каждому из нас пришлось побыть совсем недолго. Анатолий же, как можно было предположить, перенесся сюда в один из моментов утреннего просветления, знакомого каждому, кто переживал последствия бурного застолья накануне. Как это иногда бывает, он успел сделать что-то осмысленное, кружка с кофе говорила о том, что на приготовление допинга у него сил хватило. А дальше понятно, отхлебнул глоточек, присел чуть-чуть оклематься и опять впал в нирвану.

После его рассказа все примерно так и оказалось, заодно открылась тайна поставившей нас в недоумение обуви.

– Военкомат наконец решил, что авиационные специалисты нужны поближе к самолетам, а не в тылу, прислали повестку. Жену заранее отправил подальше от Москвы, вот и собрались с друзьями на «отходную». А они давно уже подначивали меня с обложкой книги «СССР – ответный удар», намекали, что я постоянно одет не по форме. Где-то достали и притащили эти унты. Не помню, кто и как вечером расходился, утром сил хватило встать, натянуть на ноги то, что первое попалось под руку, и добрести до кухни. Дальше опять не помню, когда чуть прочухался – сижу у какого-то развесистого дерева, места совершенно незнакомые, подумал, что вот она, белая и совсем горячая догнала! Сделал пару глоточков, а кофе я с коньяком сготовил, так снова придремал. Потом услышал сквозь сон – вроде где-то стрельнули, кое-как поднялся, стал бродить по округе, увидел в просветах между деревьями море, пошел – а тут вы. Так что на самом деле случилось, кто вы и где я?

Долго размышлять над превратностями судьбы нам не пришлось. Сразу с двух сторон пляжа к месту сбора приближались два новых персонажа. Если первый был одет в более-менее привычный нам полувоенный камуфляж, то второй как будто сошел со страниц романа Фенимора Купера. Именно таким я представлял его знаменитого Соколиного Глаза – высокие ботинки, длинная куртка, под которой виднелись штаны из грубого сукна с кожаными вставками и, самое колоритное, – на плече он нес знаменитое «длинное ружье», именно такое рисовали на иллюстрациях в книгах. Поскольку он приближался к нам совершенно спокойно, можно было предположить, что перед нами еще один попаданец, неведомыми путями попавший в тело местного жителя. Знакомство с нашими новыми коллегами состоялось уже почти буднично. Крепкий, среднего роста парень в комке оказался Артемом Рыбаковым, более известным под ником Артоф, трапер предложил называть себя Константином или Рысенком. Рассказы о событиях, предшествующих «провалу», и своих блужданиях до выхода к нам они решили отложить до более спокойных времен. Тем более что, судя по уже известным нам историям остальных ребят и девушек, практически у всех процесс попадалова выглядел одинаково, без особых эффектов – вот наш мир и время – бах, и уже тут, в совершенно незнакомом месте и времени. Решили отложить обмен впечатлениями на потом, а сейчас заняться более актуальными проблемами.

Командирство Дяди Саши сложилось как бы само собой, а он уже своей властью назначил парня в форме армии Беларуси и тремя звездочками на погонах начальником штаба. Было видно, что возражения у Старого Империалиста против такого назначения были, но недостаточно веские, чтобы сразу отказаться. Я пока решил не светить звание и действительный род занятий, назвался честно (ну записали ВУС начпродом, кто же виноват теперь) тыловым офицером, хотя это мало помогло избежать назначения замом по МТО. Хотя что тут сетовать, выживать надо, а не отлынивать. Для начала приодел Логинова, в тюках, которыми был нагружен во время переноса Сет Север, оказались форма и снаряжение для звена морпехов. Как он рассказал, готовился десант на какой-то остров, вот их и припахали как носильщиков для настоящих солдат, которые в то время расконсервировали тяжелую технику.

Глава 2

Из дневника Сергея Акимова

Здесь я опять сделаю отступление и дам слово нашим коллегам, «попавшим» в XVIII век достаточно далеко от остальных и вынужденных бродить в одиночестве, пока сами не вышли к побережью или их не нашли наши поисковые группы.

Всеслав

– И исчезла тут супруга. Это был большой облом, – прокомментировал я вслух, очухавшись. Жаль, никто не смог оценить моего искрометного юмора. Встав с земли (как-то подозрительно легко), осмотрелся. Ну ни хрена себе! Такого леса у нас в Сибири точно нет, как биолог говорю. Это… или побережье Тихого океана, или вообще Америка. Во, сейчас пойду и наваляю пиндостанской арму – с тремя-то патронами. Ладно, спишем на шоковое состояние. Благо имеет место быть. Итак, похоже, нам всем суровый зверек, я или в раю, или еще где. Но на ад не похоже. А похоже… ну-ка, ну-ка. Мозг, однако, хорошо работает. Биологический факультет, препод Зудова Мария Львовна: «А еще в Калифорнии растет такой чапараль. Это растение похоже на наш кедровый стланик, но на самом деле оно дуб. Примерно такой же, как вы». Женщина легкого поведения, я в Калифорнии. Или в Мексике. Ну, окромя всего прочего – звиздец Голливуду!

Следующие полчаса вспоминать не буду – схватило за нервы. Матерился, орал что-то, катался по земле, кажется. Потом успокоился – раз уж всему хана, надо как-то определяться.

Для начала – инвентаризация имущества. Ну, во-первых, на правой ноге снова пять пальцев и отсутствует шрам на коленной чашечке. Во-вторых, куда-то пропало килограмм 20 лишнего веса. В-третьих… посмотрел на себя в отполированное лезвие ножа. Лицо 20-летнего парня. Ну, это в плюс, потом разберемся, за что такое счастье. Так, рюкзак. Соль, спички, зажигалка, три пачки красного «Бонда» (блин, курить не тянет. Но если мне 20, то это вполне объяснимо – курить я начал в 28, после развода, организм не приучен), спальник, три патрона картечь, три патрона 7,62 от трехлинейки. Булка хлеба. Банка тушенки. Топор. Нож. Котелок армейский с крышкой. Нетбук и зарядник к нему. Мобильник. USB-модем. Стоп. Втыкаем его в ноут, смотрим… ошибка 678, не удается установить соединение. Интересно, где это я? В роуминге по умолчанию должен гавкнуть. И на мобиле – «Сеть отсутствует»… все страньше и страньше. В упор не поверю, чтобы наши люлей не выписали в оборотку. Здесь, по идее, горячий снег должен падать на лысые головы, а губернатор-терминатор – вспоминать молодость и айл би бэк. Однако же ничего подобного. Ладно, не суть пока. Далее – спиннинг, коробка с рыболовной снастью. Ну, это всяко пригодится.

…Если не знаешь, куда идти, – иди вниз. Выйдешь на речку, а по речке – всяко к людям. Иду вот уже часа три. Над головой ни одна живая падла не пролетала. Зверь непуганый, сшиб топором какого-то бурундука, на ходу снял шкурку и выпотрошил. Змей до фига, как бы не гремучих. Надо бы тоже одну хлопнуть, все мясо. Видел следы медведя и какой-то большой кошки. Ночью стоит заныкаться как следует…

Зануда

Ой, что это? Я инстинктивно нажал на тормоз и позорно заглох. Приснится же такое. Вместо забитой машинами дороги – поросшие травой холмы. Ручник, передача – теперь машина не поедет. Надеюсь. Пытаюсь проснуться, щиплю себя, протираю глаза – все то же. Холмы, покрытые то ли кочками, то ли кустами, между которых проглядывают светлые камни. Может, это я на солнце перегрелся? Поливаю голову водой из бутылки, ложусь, потом встаю – голова мокрая, футболка неприятно липнет к телу, но трава перед капотом не исчезает, а задок «Жигулей» не появляется. Слегка жму пальцем на веко. Холмы двоятся – значит, не галлюцинация. Только ведь если я знаю о такой проверке, то могу неосознанно ее обойти. Доктора мне, доктора. И сразу психиатра.

Господи, за что? Ведь я никогда в жизни не мучил животных и не ставил над ними опыты. По крайней мере, теплокровных животных. Или это такое наказание за лягушек и аквариумных рыбок? Или корова – действительно священное животное? Кришна и Рама, простите меня – я стану вегетарианцем, обрею голову и стану носить оранжевый балахон. Только верните мне Горьковское шоссе, очки и пивной животик! Харе Кришна, Ave Mater Dei и десять тысяч лет жизни императору!

Впрочем, будем мыслить логически. Какие возможны гипотезы? Я брежу – неконструктивно. Я попал в загробный мир. Этакую Вальхаллу для джиперов. Проверять, восстают ли здесь сраженные, коснувшись земли, на себе не хочется, а больше не на ком. Надо мной проводят эксперимент с виртуальной реальностью. Правдоподобно. Там (почему-то я был уверен, что Москва, Горьковское шоссе и вся привычная жизнь остались «там», а не «тогда») как раз по обе стороны дороги были бетонные заборы еще советской постройки. То ли воинские части, то ли «почтовые ящики». По какому праву?! Я пулей вылетел из машины, обежал ее спереди и долго выкрикивал самые обидные слова и показывал неприличные жесты туда, где по моим предположениям находились неизвестные мне экспериментаторы. Безрезультатно. Все то же небо над головой, поросшие лесом горы, трава и камни…

За следующие несколько часов я удостоверился, что реальность вокруг меня очень похожа на настоящую. Светило в небе движется как настоящее Солнце, на пятнадцать градусов в час. Килограмм весит ровно килограмм, кровь красная, трава зеленая, на елках растут шишки. Эфир чистый и пустой – ни радиопередач, ни индустриальных помех. GPS не работает, часы показывают что угодно, но не местное время. Но идут, и в согласии с движением светил. Растительность и животные в общем незнакомые, но не фантастические. Хотя вблизи я никого не разглядел. Боятся человека? Значит, здесь за ними охотятся. Дорог не видно, да и направлений не просматривается. Похоже, меня выбросило (или высадили) на водораздел – сглаженный миллионами лет эрозии хребет, слишком сухой и ветреный для того, чтобы на нем росли деревья. На север и юг он тянулся насколько хватало глаз, к востоку поднимался, загораживая обзор, а к западу довольно круто спускался в заросшую лесом долину.

Отходить далеко от машины я не решился. Ориентир и для меня, и для спасателей. Если они будут. Воображение услужливо нарисовало мне красно-белый вертолет, опускающийся рядом с грудой ржавого металла, несколько десятков лет назад бывшей автомобилем. Зато вспомнил про пожары в прериях и долго выпалывал траву, чтобы сделать защитную полосу. Окончательно удостоверился в том, что это не Вальхалла: руки пачкаются, царапины не заживают, мозоли вздуваются. Когда сгустились вечерние сумерки, поужинал печеньем и остатками минералки. Долго смотрел на небо, ища отсветы от городов. Видел несколько метеоров, знакомые звезды Северного полушария и непривычно яркий Млечный Путь. Полярная звезда была необычно низко, пожалуй, как в Крыму. Но была. И Большая Медведица, и Кассиопея, и летний треугольник поднимался на востоке. Похоже, это все-таки Земля. И мне не надо бояться Стобора. С этой мыслью я заперся в машине и провалился в сон.

Динго

Вот это да! Окружающий пейзаж радикально изменился. Вместо чахлого лесопосадочного сосняка, разбавленного осинами, меня окружал вековой смешанный лес. «Уазик» стоял очень «удачно», ничего не скажешь. Передний бампер упирался в могучий дуб, метра полтора в обхвате, задний подпирал здоровенный валун. Точнее, скала. Справа от машины был обрыв метров десять минимум, слева ель, в которую я вписался башкой. В общем, ни вперед, ни назад, ни в стороны. Собственно, если ель спилить, то в сторону-то можно. Но вот сдвинуть машину поперек хода – нужна мощная лебедка или что-то подобное. А нету ничего такого. Приехали. А куда, собственно, приехали. Нет, ну это явный перенос, только вот куда? В прошлое, в будущее – если хомо сапиенс давно вымер, то такие леса в самый раз – или еще куда. Может, на другую планету? В любом случае, «поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны». Иными словами, дальше только ножками, ножками, как там у Киплинга: «И только пыль, пыль, пыль из-под шагающих сапог». Кстати, насчет пыли, таковой пока не предвидится. Травка кругом, лес смешанный, дубы с елками. Но какой-то не такой лес. Ну есть какие-то неуловимые отличия от елок-березок средней полосы.

Вытащил мобильник – нет сети МТС. На втором коммуникаторе с симкой мегафоновской то же самое. О, в коме же есть GPS. Запускаем «Навитель» – спутников не наблюдается. Что-то меня это не удивило. Для очистки совести покрутил ручки приемника – ничего, нет даже несущих частот – я глянул на себя в зеркало заднего вида и обомлел. Во-первых, мою рожу украшала замечательная шишка, не спеша наливающаяся синевой. Во-вторых, это была не моя рожа. То есть моя, но лет эдак на двадцать моложе. И в-третьих, где мои очки?!! Вот они валяются, под той самой елкой, совершенно целые, лишь дужка слегка погнута. Ну, это дело поправимое. Оба-на! Надев очки, обнаружил, что они мне не нужны. То-то я о них сразу и не вспомнил. А ведь со второго класса в очках хожу. И самочувствие какое-то… легкость во всем теле. Легкость?! Неудивительно. Если учесть, что джинсы держатся только за счет подтяжек, ремень обвис. Непорядок. Подтянул ремень, проковыряв пару дополнительных дырок. Как-никак шестьдесят второй размер. А похудел до пятьдесят четвертого – пятьдесят шестого. Кстати, а что у нас в баулах, которые я покидал у соседа? Вроде какая-то одежда была, ну-ка, ну-ка…

Так, а у Витька-то размер как раз пятьдесят шестой был. Так и есть. В сумке нашлись двое брюк, из тех, что называют «тактическими», одни песочного, другие зелено-коричневого цвета. Вторые вроде покрепче выглядят, с накладками на нужных местах. Их и наденем. Что дальше? Рубашки фланелевые две штуки, цвета «китайский камуфляж». Тоже дело, одну на себя, вторая в рюкзак пойдет. Куртка бундесовская из секонд-хенда. Это на себя. Эх, знал Витек местечко, где фрицевским (и не только) армейским секондом торговали. Причем, в основном, не ношенным, а тем что на складах сроки хранения вылежал. Там он как-то целую пачку брюк отхватил. Форменных, штатовских ВМФ. Правда, потом складки разглаживать затрахался. Пара футболок сплавовских. Тоже в рюкзак. А в баул отправятся мои джинсы, куртка, жилетка, подтяжки. Вместо последних у Витька нашлась отличная портупея, подвесная с кобурой под мышку. Кобуру долой ввиду отсутствия пистолета, и длину отрегулировать – отлично. К подвесной еще две пары подсумков прилагаются, только вот подо что? По размеру – магазин от СВД или «Сайги» десятиместный. Ладно, посмотрим, пойдет – приспособим, нет – оставим. Теперь все из карманов жилетки изымаем. Зачем нам Китай, если имеется отличная охотничья разгрузка. Паспорт в левый нагрудный карман, ниже него, в боковой, всякую мелочовку, ключи от квартиры. Хотя, по трезвому размышлению, нужны они? Фиг его знает. Значит, в рюкзак. Кошелек тоже в рюкзак. В правый нагрудный ИПП (хорошо, прикупил давеча пару штук), рулон лейкопластыря. В правый боковой – лизермановский мультитул. Еще два кармана на пузе – патронташи с петлями под двенадцатый калибр – потом набью. А ботинки у меня и так походные коркорановские.

Теперь рюкзак, он у меня тактический тридцатилитровый с дополнительными боковыми подсумками. Вниз самое тяжелое – четыре банки с тушенкой. Их у меня вообще-то шесть, но одну слопаю перед выходом, еще одну положу поближе, чтоб не распаковываться сильно на привале. Пенистый коврик – беру однозначно. В тугой рулон и на крышку рюкзака подвесить. Палатку одноместную – на фиг. Не потащу еще где-то два кило. Возьму только тент – кусок легкой ткани два на два метра. Он и весит граммов триста всего. Оснастку для переснаряжения патронов тоже вниз – на ходу переснаряжаться не буду, да и нечем. Туда же капсюля. Коробки предварительно обмотать лентой для труб – считай та же синяя изолента, только широкая и серая, – чтоб не промокли. И два рулона ленты следом. КПК завернуть в футболку, затем в рубашку, затем во вторые брюки и в рюкзак. За ним батарейки с «вампирчиком». Это на всякий случай – зря, что ли, на карточку целый гиг справочников скинул. А вот ноутбук, несмотря на его полезность, не возьму. ASUS A6KM машина могучая и в смысле производительности, и в смысле веса. Четыре кило, если не больше. Так что завернуть сумку с ним поплотнее, батарею вынуть – и под сиденье. Если получится вернуться – заберу. Далее в рюкзак вторую майку и трусы-носки. Одни запасные носки в малый подсумок рюкзака – мало ли, потребуется срочно переобуться. Потом всякую гигиену запасную: мыло, тюбик «Бледного мента», шампунь, зубщетку запасную. У меня каждой твари по паре, окромя шампуня. Соответственно, запас вниз, а расходное наверх. Дальше сверху хлебцы, чай, пачка макарон, полпакета гречки. На самый верх литровую бутылку с водой. Фляжки ни у меня, ни у Витька не нашлось, упустил я как-то это дело, точнее, фляжка есть, но маленькая и с коньяком, так что пластиковая «сиська» не хуже. Вторая – в левый верхний подсумок, так, чтоб доставать удобно. Туда же чай, пара сникерсов и сахар в кусках. И набор ложка-вилка-нож в тот же подсумок пойдет. Следом, в основной отсек, полотенце и выпотрошить в него аптечку из «уазика». Туда же и свои лекарства: аспирин, анальгин, уголь, несколько упаковок «Энап-Н», сорок таблеток темпалгина. Хорошая вещь пакетики застегивающиеся. В них лекарства не промокнут. В отдельный пакет йод-зеленку и еще раз в пакет – протекут, мало не покажется. Еще в один пакет по тюбику синтомициновой и метилурациловой мази, а также гель «Спасатель» и крем «Долгит». Всю аптеку еще раз в пакет и в нижний левый подсумок. Две большие зажигалки, одну – в рюкзак, другую – в карман брюк. Ну все, вроде упаковались. Осталось проверить, нет ли еще чего ценного в Витькиных баулах – нашелся еще комплект зимней одежды, но ее сейчас не потащу. Я ведь вернуться планирую сюда. Либо машину вытащить, либо что. А вот в бардачке нашлась пара отличных ништяков: еще один светодиодный фонарик, на этот раз на лоб, компас, выполненный в виде глобуса, плавающего в прозрачном шарике, и маленький китайский бинокль 7´21. Последний отлично влез в подсумок для «сайговского» магазина.

Теперь набить патронташи на пузе. По здравому размышлению утиную дробь на фиг, пару патронов в левый карман, и хватит. Да и ружбайка для охоты на утей не слишком удобна – вариант military&police с винтовочным прицелом и без чока. Основное у меня картечь, метров до тридцати мало никому не покажется, а в лесу большую дистанцию еще и поискать надо. Поэтому забиваем все гнезда картечными патронами и не мучаемся. Теперь патронташ на приклад – вот туда пулевые. Три «полевы» и парочку Блондо. «Блондинок» я сам Витьке точил из латунного прутка. Два десятка имеем. И штук тридцать пять «полевок». Теперь ружье. У «Итаки» в магазин четыре патрона влезает, пятый в ствол. Так что четыре картечных зарядим, цевье передернем и на предохранитель поставим. А пятый патрончик в магазин добивать не будем. Если потребуется пуля – добью ее, и останется только затвор передернуть. У «Итаки» верхнего окна нет. Выброс идет вниз, в то же окно, через которое заряжают, так что по-другому оперативно патрон не сменишь. В обрез же по пуле в каждый ствол. Это на крайний случай. Теперь его стволом вверх под петлю «молле» на правый подсумок и петелькой-липучкой прихватить за рукоятку. И не выпадет, и выхватить быстро можно. Хорошую я некогда идею подсмотрел. Покупается метр текстильной липучки и сшиваются тыльной стороной «репейник» и бархотка. Нарезается это все кусками по пятнадцать-двадцать сантиметров, и готов универсальный крепеж.

Все, к выходу я готов. Идти, по-любому, придется. В одиночку машину мне не вызволить, по крайней мере в разумное время. Я могу протрахаться с этим и неделю, и десять дней. А жратвы дней на пять, если заниматься тяжелой работой. Так что вперед и с песней. Время, судя по солнцу, к полудню, хотя часы показывают половину четвертого. Да, у часов все пикалки надо вырубить – еще сработают когда не надо. Осталось что? Правильно, пожрать перед выходом.

Костерок развел метрах в двадцати от машины, в удобной ложбинке. Снял дерн лопаткой, накидал сушняка, поджег, поставил рядом с огнем кружку с водой, открыл банку тушняка и поместил рядышком. Тушенка прогрелась быстрее. Как раз, когда я вычищал банку остатками батона, закипела вода. Чай стал достойным завершением трапезы. Ликвидировав следы костра, отнес лопатку в «уазик», достал кусок маскировочной сетки, и тут меня осенило, как мне потом искать машину. Нужны какие-то метки. Пришлось пожертвовать своей старой курткой, точнее, ее подкладкой. Снаружи куртка была неброской серо-зеленой, а изнутри ядовито-оранжевой. Вот эту подкладку я и порвал на ленточки. Первые несколько ленточек навязал, пройдясь по кругу метрах в полста от машины. Потом закрепил масксеть и, не торопясь, обошел вокруг машины, не забыл ли чего. Ну точно, забыл. Пришлось снимать маскировку и лезть под капот, чтобы скинуть массовую клемму с аккумулятора. Вот теперь можно и идти.

Куда идти? Выбор невелик: или на север, вдоль обрыва, или на юг, вдоль него же. Ну и на запад можно. Но что-то меня на север тянет, припекать уже начало, да и «а мы пойдем на север» в мозгах застряло. Решено, на север, так на север. И не прогадал. Протопав пару километров, привязывая через каждую сотню метров оранжевую ленточку, вышел к реке. Сначала я услышал характерный шум, потом оказался на высоком берегу, над порогами. Река, прихотливо изгибаясь, текла практически строго на запад. Как известно, одно из правил выживания гласит: иди вдоль реки вниз по течению – встретишь людей. Ну и пошел.

По берегу идти было неудобно, он весь зарос кустарником и высокой травой. Лишь местами заросли прерывались проходами, ведущими к воде. Однако мне удалось найти звериную тропу, идущую параллельно реке, и я двинулся по ней. После выхода к реке я перестал вязать метки, поэтому двигался несколько быстрее. Солнце жарило вовсю, и, отмотав километров пять, почувствовал, что утоптался. Хотел уже сделать привал, увидев небольшую рощицу в стороне от тропы. Однако, сунувшись в нее, услышал странные звуки, как будто кто-то точил когти об дерево. Кто-то большой. Я плавно, стараясь не щелкнуть, сдвинул кнопку предохранителя и медленно выглянул из-за дерева. Все чудесатее и чудесатее, как говорила небезызвестная Алиса. Этого медведа точно не должно наблюдаться в средней полосе. Черный, с белым пятном на морде. Барибал, услужливо подсказала память, он же черный медведь, обитает по всей Северной Америке, от Канады до Мексики. Топтыгин, закончив царапать дерево, спрыгнул с камешка под ним и, принюхавшись, ветер был сбоку, не спеша удалился. Я в этот момент осознал, что инстинктивно засовываю в магазин пулевой патрон. На фиг мне такое соседство. Пришлось перенести привал в заросли кустарника через километр. Теперь все стало на свои места – я не в России. Северная Америка, но вот только где. Ладно, поживем – увидим.

Отдохнув, двинулся дальше, не спеша обходя холмы, стараясь не вылезать на открытое пространство. Лес постепенно сменился густым кустарником, перемежающимся то участками степи, то, наоборот, небольшими рощицами. С непривычки к долгим походам по такой местности начал выдыхаться, удалившись от машины, общим счетом, километров на двадцать. Это по дороге полтора-два десятка кэмэ можно пройти часа за три-четыре, а мне приходилось петлять вслед звериным тропам, то обходя холмы, то форсируя ручьи. У одного из таких ручейков и решил устроить большой привал, переходящий в ночлег. Кстати, за исключением двух-трех мест, «уазик» досюда дошел бы без проблем. Да и в тех местах спилить пару деревьев да мостик через ручей организовать получится. Была б еще одна пара рук. Впрочем, две или три тоже лишними не будут. А место для ночлега попалось – загляденье. Нашел в стороне от тропы подходящие заросли какого-то колючего кустарника, в середине которых имелась полянка метра эдак два на два. Чтобы попасть туда, в одном месте пришлось ползти, таща за собой рюкзак. Самое главное, что ручеек протекал прямо через кусты, так что можно быть уверенным, что никто незаметно ко мне не подберется. Или ломиться сквозь кустарник, или топать по воде.

Развел небольшой костерок, благо сухих веток было хоть отбавляй, зачерпнул котелком воды, повесил над огнем. Когда она закипела, бросил туда две горсти макарон, а минут через пятнадцать вывалил банку тушняка. В итоге получились не макароны с тушенкой, а тушенка с макаронами, а если учесть, что в атрусовской «Свинине в белом соусе» мяса процентов семьдесят пять, то главное было не привлечь к себе вкусным запахом каких-нибудь хищников. Так что, слопав половину, закрыл котелок и стал готовиться к ночевке.

Лорд

– Твою мать! – Голова болела адски. Оторвав свою обиженно гудящую черепушку от панели, я осмотрелся.

Черт, что это вообще было? Вот это жахнуло, так жахнуло – какая-то самка собаки в зад влетела, что ли?

«Машина!» – Страшная мысль о поломке «Аутлэндэра» молнией сверкнула сквозь боль, заставив буквально вылететь из салона. Вылететь – и застыть. Ибо вокруг не было асфальтированного паркинга при гипермаркете, не было толпы людей, стремящихся накупить товаров перед Армагеддоном, не было орущих милиционеров и неровно гудящих машин. Вокруг была трава – и неподалеку плескался океан. Или море. Или большое озеро. В общем – очень много воды.

– Мать моя женщина!!! Какого?! Что за?! Это же…!!!!! – ругался я минуты три, наверное. Потом, успокоившись, попытался понять – что за херь вообще происходит? Я что, умер?

В колонку «за» идет увиденная в отражении вспышка – я, конечно, не специалист и ядерные взрывы видел только по телику и на компе, но догадаться, что это был именно он, большой ядерный звиздец, несложно. В эту же колонку внесем тот факт, что я вполне однозначно не в Волгограде… хм, а что – местность вокруг вполне похожа на рай. Красивая трава, красивое море (или океан?) и прекрасное самочувствие. Лес вон еще вдалеке.

С другой стороны, стоящий передо мной «Мицубиси» подвергал сию идею сомнению, однозначно просясь в колонку «против». Машины с собою вроде как в рай не берут. Тем более что она и не моя совсем. Я пассажир, а не водитель.

Хм. А достаточно ли я хорош для рая? Так, подумаем. Ну, особой религиозностью не отличаюсь… это с одной стороны. С другой стороны – перед сном молитву читаю всегда. А то, что к церкви плохо отношусь, ну уж извините. Получилось так. Грехи? Больших вроде нет… это если по десяти заповедям считать. Если по семерке от греческого монаха – там, конечно, побольше наберется. Ладно, этот пункт вносить не будем.

Итак, два «за», один «против». Мертв? А если совместить?

Точно, так и сделаю – пока приму гипотезу о «новой жизни после смерти» рабочей.

Внимательно осмотревшись, я краем глаза заметил что-то, выпадающее из общей картины безмятежного Эдема. Что-то было не так, но что именно?

Море сочной зеленой травы с одной стороны, пляж и океан с другой – и больше ничего. Единственной лишней вещью в картине был я. И машина.

Чертыхнувшись, я полез в салон и вытащил из тайника под сиденьем «Вепрь». На всякий случай – интуиция меня редко подводила. Мельком отметил, что бензина в баке еще полно – в случае чего докуда-нибудь доехать смогу… Правда, куда ехать-то?

Но что все-таки не так… бензин!!!! Точнее, показатели на панели! Я увидел их почти с метра! Без, мать их, очков!

Молнией кинувшись к своему недавно купленному нетбуку, я трясущимися руками извлек его из сумки и, включив, затаил дыхание.

С трудом дождавшись загрузки операционки, врубил программу для проверки зрения, скачанную буквально неделю назад.

А еще пять минут спустя я рыдал, орал, смеялся, пел и прыгал одновременно. Честно говоря, если бы кто-нибудь меня в этот момент видел – то наверняка решил бы, что перед ним больной на всю голову человек. Но мне было по фигу. В этот момент мое состояние однозначно можно было бы описать словом «счастье».

Человеку с хорошим зрением сложно такое понять. Всю жизнь ходить с более чем приличным «минусом» и разом заполучить стопроцентное зрение – это для близорукого значило действительно много.

– Спасибо, Господи! Спасибо! Спасибо! Не знаю, какое испытание Ты мне подготовил – но я не подведу! – ваш покорный слуга это уже не прокричал, а обессиленно прошептал.

Солнце пряталось за океан…

Освещаемый заходящим солнцем океан выглядел фантастически. Привалившись к машине и наблюдая это прекрасное, без всякого сомнения, зрелище, я напряженно раздумывал над своими дальнейшими действиями.

С одной стороны, до сих пор непонятно, где я и даже, что не менее важно, когда. С другой, я жив, здоров – и даже очень здоров, – у меня есть оружие, немного еды и машина.

Куда идти – решительно непонятно. Очевидно, что двигаться следует вдоль берега. Но в какую сторону? Воды, опять же, немного. Несколько бутылок с минералкой да почти допитая емкость с квасом. Съестные припасы тоже проблема – имевшаяся пачка чипсов была съедена на ужин, а оставшиеся несколько сникерсов и пара пакетов с орехами серьезно не выглядели. Ситуация – не фонтан.

Может, лечь спать? Все-таки не зря предки говорили: «Утро вечера мудренее». Бросив последний взгляд на уже почти черную водную гладь, я завалился дрыхнуть, положив дробовик рядом.

Уже проваливаясь в сон, неожиданно что-то почувствовал. Ну, знаете, бывает такое – кажется, что что-то не так. Что надо что-нибудь сделать или будет очень плохо.

– Что «за»? – Честно говоря, ложиться спать посреди неизвестности было несколько, э-э, страшновато. Поэтому, поборовшись с паранойей пару минут, я все же вывалился из авто, нервно сжимая в руках «Вепря».

Встал, сделал несколько глубоких вдохов. Может, пройтись по ночному пляжу? Жалко, луны только нет – по ходу новолуние.

– Ладно, – глубоко вздохнув, потопал к берегу, надеясь, что плеск воды меня успокоит.

Уже подходя к воде, вдруг заметил сидящего на песке человека, смотрящего на освещенный светом звезд океан.

– Ээээ, здрасьте? – поприветствовал я девушку. Ее принадлежность к прекрасному полу я смог определить, подойдя почти вплотную – все-таки ночь, как известно, время темное.

Незнакомка испуганно вскочила и обернулась.

Мама дорогая! Предупреждать же надо, а то ведь так и инфаркт недолго получить!

Девушка была красива. Очень. Но это было не самое, так сказать, важное. Ее одежда была весьма… э-э-э… эротична, скажем так. Ибо заключалась в набедренной повязке и красивой ленте, вплетенной в длиннющие волосы. И больше ничего.

– Не подскажете, как пройти в библиотеку? – ляпнул я первое, что пришло на ум.

Ответа она, видимо, не знала, потому что ничего не ответила и так и стояла, прижав руки к груди – весьма красивой груди, должен заметить, – и испуганно смотрела на мою футболку.

Обычная футболка – череп, дракон и огонь. Купил по случаю на рынке. Чего она на нее так смотрит?

– М-м, собственно, я Сергей. – Надо же представиться, правильно?

Девушка все так же молчала. Может, не понимает? Мало ли куда меня закинуло – тем более что я понятия не имею, как и «в когда»?

– Сергей, – повторил, показывая рукой на себя. Интернациональный метод знакомства, однако. Повторил процедуру еще раз:

– Я – Сергей. Ты?

Подействовало. Ибо, немножко поколебавшись, красавица тихо произнесла:

– Кэй.

– Красивое имя, – улыбнулся я. Та ничего не ответила.

– Я тут посижу, рядом? – И почему диалог превращается в монолог? Причем говорю я! Мои женатые товарищи рассказывали, что обычно происходит наоборот.

Усевшись на песок, похлопал рукой рядом. Индианка, странно на меня посмотрев, присоединилась.

– Хороший у вас тут воздух. Не такой, как у нас. Да и звезды тоже ничего. – И я, улыбнувшись еще раз, показал ей на усыпанное бриллиантами светил ночное небо.

Как ни странно, общий язык – если смесь жестов и непонятных слов можно так назвать – мы нашли достаточно быстро. Я даже угостил ее шоколадкой. Ей понравилось.

– А ты чего здесь сидишь? Любишь на звезды смотреть? – Такая девушка, ночью, на пляже, одна…

В общем, через несколько минут ее сбивчивых объяснений с активным размахиванием руками я осознал, что по ходу взвалил на себя нехилую такую обузу. В дополнение к имеющейся.

В общем, девочке не повезло. Точнее как. Шаман их племени считал ее подходящей кандидатурой на место очередной своей скво. Она так не считала.

Не то чтобы он ее гнобил, но проблем доставлял. А пару месяцев назад она огрызнулась на его очередную придирку и прилюдно послала. Шаман пообещал ей это припомнить. Учитывая, что Кэй была сиротой – защищать ее никто не собирался.

Ну а на той неделе ее выследил отряд из вражеского племени – и вышел к стойбищу. «Наши» победили, но народу полегло достаточно.

В общем, пошедший «в полную Луну» камлать – или как там это называется у индейцев – шаман по обкурке заявил, что «эта женщина племени не принадлежит». Ну, как я понял из жестов и рисунков на песке, освещенных моим фонарем, это звучало скорее как «этот лист более не крепится на ветви нашего дерева и должен быть унесен ветром судьбы». Бред, а?

Ну, как бы то ни было, ее турнули из племени – и после нынешнего вечернего обряда отправили «на выход с вещами». Учитывая, что своего у нее и так было немного, а еще часть быстро была разобрана другими членами колхоза, то, собственно, все ее вещи на ней и были. Плюс еще нечто вроде остроги. И вот она пошла на берег подумать о жизни, так сказать. Порыдать, подождать знаков от старого доброго Маниту. Мало ли…

Мда. Это я, что ли, получается, знак? Фигасе. Я вообще-то контракт на бытие знаком не подписывал… с другой стороны, девочка очень даже ничего. А альтернатива – сгореть в ядерном пламени или сдохнуть от радиации несколько позже. И даже если бы наш проект с бункером удался – насколько этого хватило бы? На год? На два? На пять?

А тут вроде вполне можно жить… тем более что моя замечательная спутница наверняка разбирается в местных травах и различных методах добычи пищи. У Карла Мая, если мне не изменяет память, разбирались.

– Собственно, уже поздно, красавица. Спать пора. – Вставая с остывающего песка, я протянул своей новообретенной подруге руку. Та уже почти без колебаний ее взяла.

– У меня тут машина в двух шагах. В ней проведем ночь. Заодно я тебе что-нибудь из одежды выдам. Футболку какую-нибудь. Там всякого барахла хватает, уж поверь.

Несмотря на то что уходили мы от берега, а меня Кэй знала от силы часа два – причем знала это, пожалуй, сильное выражение, – девушка спокойно шла, даже не пытаясь убежать. Или ткнуть меня острогой в почку.

– Вот и пришли, – сказал я, поднимая руку с брелоком.

Мда. Кое-чего, однако, не рассчитал. Мигнувший фарами «Аутлэндэр» напугал Кэй до ужаса. Испуганно вскрикнув, она замахнулась острогой, явно намереваясь поцарапать дорогое авто. Черт, да я еле успел перехватить ее руку.

– Эй, ты чего! Нормально все. Автомобиль. Безопасен, если ездить по правилам и трезвым. Ничего сверхъестественного.

Не знаю – то ли спокойный тон моего голоса так подействовал, то ли то, что «Мицубиси» не нападал, но девушка явно успокоилась.

– Так, сейчас мы тебе что-нибудь подберем… о, точно, вот это подойдет. Ты же у нас не модница, верно? – Нашел отличную жилетку жены моего товарища – того, что владел машиной. Жилетка была старой, кожаной и не застегивалась. Но, судя по загоревшимся глазам индианки, была для нее чем-то вроде Версаче.

– Классно, да? Смотрю, понравилось. – Рассматривающая себя в свете фар девушка подняла на меня глаза и, подойдя, чмокнула в щеку.

– Опаньки. Мы не слишком торопимся? Не то чтобы я против…

Что-то пробормотав на своем языке, Кэй начала укладываться на траву с явным намерением вздремнуть.

– Э-э… Кэй? – Та открыла глаза.

– Тут как бы удобные сиденья… ну, знаешь, машина, все дела. – Видя, что девушка не понимает, я подошел и поднял ее на ноги. – Нам внутрь, о’кей?

Да что ж такое… Внутрь красотка лезть отказалась наотрез. И что прикажете делать?

О! Объясню ей, что это такой вигвам.

На это ушло удивительно мало времени – достаточно было сделать всего несколько рисунков. Подействовало. Уже внутри, засыпая, подумал, что потерял последние остатки разума. А если она меня ночью прирежет? Хотя бы и своею острогой… С другой стороны, не знаю, кто меня отправил сюда, от атомной войны подальше – но вряд ли он хотел, чтобы меня прирезала первая встречная. От судьбы не уйдешь, мля.

Как заснул – даже не заметил…

Цинни

Додумать не успеваю. То есть – вообще. Вспышка. Странное ощущение – вроде бы себя сознаешь, а мыслей – ну ни одной. Через мгновение – а может, триллионы и триллионы мгновений – соображаю, что сижу, неловко подвернув ногу, посреди какого-то двора, в теплой пыли, а вокруг – странного вида ребятня… М-да, декорации и костюмы – в стиле любимых мною когда-то книг-фильмов о пионерах… Не тех пионерах, которые с горнами и барабанами, хотя тоже любила…

– Сеньорита Долорес, что с вами? Вам плохо, да?

Не-а, мне хорошо. Хорошо, что не какая-нибудь «просто Мария». И вообще все классно – солнышко вот, птички на карнизе, куст роз у забора притулился. Можно, я еще немножко так посижу, а? И не надо на меня так смотреть, а то растрогаюсь и заплачу.

– Сеньорита Долорес! Может, вашего дядю позвать?

Кого позвать?

И тут я начинаю вспоминать…

…Минут через энцать (на чувство времени у меня раньше не было повода жаловаться, но после… после переноса, так, наверное, надо называть то, что со мной приключилось, оно стало меня подводить) пришел-таки дядя Хосе. То есть я без труда идентифицировала вновь прибывшего со своим (своим?) дядюшкой, но сама понимала, что давно знакомого человека так не разглядывают. Как-то само собой вспомнилось и имя мальчонки, который его привел, – Мануэль. Очень способный, за две недели выучился читать…

К этому моменту я успела встать, отряхнуть юбку (интересно, что сказали бы мои ученики, увидев меня в таком вот наряде – кирпичного оттенка юбка до пят и коричневая кофта с широкими рукавами?), еще раз осмотреться – и увидеть входящего во двор дядюшку.

К счастью, мой родственник ничуть не напоминал комедийных монахов с брюшком и красным носом. А вот для дамского романа о любви рокового красавца-церковнослужителя, связанного целибатом, и прекрасной герцогини, связанной нежеланным браком, он бы весьма-весьма…

Мне стало неловко. Потому что я вспомнила. Вспомнила то, о чем знала давным-давно, даже и не припомню, кто рассказал: постригу моего дяди предшествовала история, способная вышибить слезу даже из грубой базарной торговки. С грустью подумала: а ведь дядя мой еще молод, едва перевалило за сорок.

Почему-то захотелось плакать.

К счастью, дядюшка не обратил внимания на то, как внимательно я его разглядываю, будто бы впервые вижу (будто бы?), – он был обеспокоен.

– Лола, Мануэль сказал, что у тебя обморок. Опять?

Почему «опять»? Вроде бы я никогда…

– Нет… Нет, я просто…

Что «просто»? Села мимо стула? Ногу подвернула на ровном месте? Или решила принять пылевую ванну?..

– Сегодня немножко душно… вы не находите, дядя?

Да, придется привыкать, что я теперь – она. Лола. Мария-Долорес-Гиацинта Гарсиа. Сейчас ей… мне двадцать два, Старый Свет я покинула десятилетним ребенком, с единственным своим родственником и опекуном дядей Хосе, незадолго до этого принявшим постриг. И в пути, и в Новом Свете всякое с нами приключалось, воспоминаний хватило бы на несколько книжек в духе очень любимого мною в детстве Фенимора Купера… Мною – то есть Лесей; в мире Лолы он, если память мне (то есть Лесе) не изменяет, только родился, а до первого романа – еще лет тридцать. М-да-а, а ты-то думала, что если никаких голосов в голове, то раздвоение личности тебя миновало! Ты уж как-нибудь определись, Леся ты или Лола!

Легко сказать – определись.

Я сознаю себя Лесей. Рожденной в ХХ веке и жившей в XXI. Помню свою квартиру, свой двор, свою школу, где сначала училась, а потом работала. Помню пионерский лагерь, где подрабатывала вожатой. Помню родных и друзей… только вот даже представлять не хочу, что с ними сейчас. Это Леся не так давно прикидывала, какой «комплект попаданца» собрала бы с собой, возникни фантастическая перспектива перенестись назад на полвека… на век… на полтора. Наряду с такими нужными вещами, как аптечка, одежда, удобная и достаточно «нейтральная» в приложении к эпохе, и блокноты с информацией, почерпнутой в умных книжках, в комплект неизменно включались совершенно бесполезные, но греющие душу и – мне почему-то казалось – вселяющие надежду на возвращение вещи, как любимые бусики, которые неизменно приносили удачу на экзаменах, и плюшевая собачка, всегда и везде сопровождавшая меня с детсадовских лет.

Бусики тебе? Собачку плюшевую? Убейся об стену, идиотка!

А вот шторм, после которого я, казалось, навсегда возненавидела любую воду, кроме той, что в кружке, бесконечная дорога, ощущение постоянной опасности – уже не столько страх, сколько неизбывная, какая-то звериная, тоска, заболевший и умерший младенец нашей попутчицы – дядя едва успел его окрестить – эти воспоминания принадлежат Лоле. Написать книгу – да запросто! Только вот вряд ли получится увлекательное повествование, скорее – очень грустная история, которая никому не будет интересна, для тех, кто меня окружает, это такая же реальность, как для тех, кто меня окружал раньше… то есть позже… ежедневные походы на работу-с работы, готовка, смотрение телевизора, воскресные походы в парк с детьми. Сознаю я себя Лолой? Да, определенно. С десяти лет – и почти до шестнадцати – у Лолы – то есть у меня – приключались обмороки, которые дядя, вслед за доктором, называл следствием пережитых потрясений. Потом – все реже и реже, а теперь вот, надо полагать… Неудивительно, что дядя так встревожился. И ребятишки обступили, смотрят печально-выжидательно.

– Все в порядке. Правда. Мы можем… можем продолжать занятия.

Действительно, можем. Я помню все, о чем мы говорили до того, как со мной приключился «обморок». И каждого из ребят могу назвать по имени – как тех, из двадцать первого века…

– Нет. На сегодня достаточно. Тебе необходимо отдохнуть, – мягко говорит дядя.

Но я-то хорошо знаю эту его интонацию. Спорить бесполезно. Ладно, оно и к лучшему. «Сеньорита Долорес нездорова», – наилучшая формулировка для тех, кто попытается меня побеспокоить в ближайшие насколько часов. А значит, у меня будет возможность поразмыслить в тишине.

…И уже на пороге своей комнаты я вдруг сообразила, что одно из многочисленных имен Долорес – «Гиацинта».

Уменьшительным от «гиацинт» или от «глициния» (по настроению) был мой форумный ник – Цинни.

Ну и что прикажете – плакать или смеяться?

Давно заметила, что если уж начинать себя жалеть, то в сочувственно настроенной компании. Тогда получается психотерапия. А если вот так, наедине с зеркалом, то и рехнуться недолго.

Из дневника Сергея Акимова

Вечер первого дня оказался не менее суматошным, чем день. Управившись с разгрузкой до наступления темноты, мы только расположились на отдых, что было не так уж и просто, учитывая полное отсутствие крыши над головой и скорый подъем для проведений судоподъемных работ, как опять невдалеке послышались выстрелы! Хорошо, что Сергеич заранее расписал действия личного состава на случай тревоги. Двое часовых были усилены Климом и Котозавром, а сам Дядя Саша, в сопровождении Курбаши и Змея с его собакой, отправился в сторону очередной заварушки.

Вернулись они примерно через час, с очередным пополнением. Хорошо, что вчерашнее появление одного из попаданцев в личине местного индейца подготовило нас к сюрпризам, потому что присутствие в группе парочки англичан-колонистов, оказавшихся на самом деле еще двумя заочно знакомыми нам форумчанами, могло оказаться довольно сильным шоком. Ребята представились как Елена и Анатолий, рассказали о мытарствах первых часов после провала, поведали о своих «донорах». Обнаруженная чета оказалась той самой, запись о которой нашел Клим в судовом журнале шхуны. Капитан упоминал о высадке совсем недалеко от нашего местонахождения каких-то слишком, по его мнению, строптивых пассажиров, собиравшихся открывать факторию как раз в этих краях. Мы как раз собирались поискать их, заодно было интересно глянуть: «а что у вас, ребята, в рюкзаках?» Оказавшаяся в этой компании сибирка чувствовала себя весьма некомфортно, тут и собака, которая, правда, не обращала на кошку никакого специального внимания, что уж говорить о заточении в дурно пахнущий мешок, в котором кошатина, по словам Елены, провела несколько неприятных часов.

Глава 3

16 мая 1790 года.

Из дневника Сергея Акимова

Ночная операция по снятию шхуны с рифа прошла, всем на удивление, удачно, без каких-либо накладок. Как сами потом решили, дело оказалось в том, что мы все, за исключением Клима, даже не представляли сложности предстоящей работы, ну и что-то можно было списать на пресловутое «новичкам везет». Клим поставил кораблик на якорь совсем недалеко от берега, дальнейшее освоение нашего «линкора» решили отложить до более спокойных времен, не откладывая это дело, впрочем, в слишком дальний ящик.

Суточные ритмы у всех сбились, поэтому ранний рассвет для многих не стал сигналом к подъему, кто-то собирался спать после работы в море, кто-то только проснулся.

А наш командир сидел и ломал голову, как нагрузить меня заботой о кормежке людей завтра и в будущем, чем озадачить начштаба, то есть занимался главной работой командира – подчиненные не должны сидеть без дела. В результате мне поступила вводная – выбрать место под будущий форт, обеспечить транспортировку имущества с последующей инвентаризацией оного. Для Александра, нашего штабиста, тоже нашлось занятие – кроме участия в общих работах, начинать составлять штатное расписание и список первоочередных задач. То еще занятие, учитывая, что задач было явно слишком много, а личного состава – гораздо меньше желаемого.

После быстрой рекогносцировки с местом определились. Большая поляна, километрах в полутора к северо-востоку от нашего нынешнего временного пункта дислокации. Вполне удобно с многих точек зрения, не слишком густой лес оставлял свободное пространство как для построек, так и для оборудования защитного периметра, без лишней работы по корчеванию или выжиганию деревьев, очень даже полноводный ручей снимал вопрос с обеспечением питьевой водой.

Дядя Саша еще вечером нанес на переписанную с климовского навигатора Garmin GPSMAP 76 CSx карту в ноуте места обнаружения наших коллег, попавших в XVIII век несколько в стороне от основной компании. Только ему ведомо, что и как он вычислял, но, собрав усиленную (для наших условий слово совершенно без тени юмора) поисковую группу из пяти человек, через час после восхода солнца повел отряд ПСС, как немедленно окрестили наших вояк остальные попаданцы, на разведку предполагаемых мест финиша наших «современников».

Для охраны лагеря остался опытный в разных военных делах Клим с «ксюхой» в качестве основной огневой силы, а мне вручили резервную «Сайгу», так что совсем беззащитным лагерь не оставался.

Теперь передо мной встала классическая задачка о волке, козе и капусте. В лагере осталось тринадцать потенциальных носильщиков. Да и две девушки тоже. Мдя… Надо было обеспечить переноску достаточно большого количества самого разнообразного груза, в том числе и весьма тяжелого и габаритного. На шхуне оказались весьма полезные вещи, но мало приспособленные для таскания на большое расстояние, вроде бочонков пороха, грубоватой материи в тюках, ящиков с примитивными ружьями. Оставлять без наблюдения подходы к маршруту переноски, начальный и конечный пункты этого «Шелкового пути», шхуну, стоящую на якоре – тут поломаешь голову, как лучше распределить людей. Свалить эту работу на начальника штаба не вышло, пусть он и был младше по званию, но формально, по должности, старше, чем зам по МТО. Попал бы на берег раньше него, почти наверняка расклад бы вышел другой, да что теперь гадать, будем играть теми картами, которые сданы.

Сестер лучше пока усадить в одном бронике на двоих у места будущего форта, под присмотром, естественно. Заодно понаблюдают за окрестностями, кричать они умеют громко, уже проверено. Остается одиннадцать человек, двое с оружием на точках погрузки и разгрузки, один сопровождает караван, восемь носят барахло, обязательно кучкой, не устраивая длинной цепочки, а то одному охраннику за всеми не уследить. Вроде нормальный план, должны уложиться до вечера. Вот блин, чуть не забыл! Надо будет часа через три выделить двоих начинать строить нормальную печку для кухни, на костре толком на столько людей не сготовить, хорошо, что на шхуне котел как раз для кухни оказался и даже заготовки для дымовой трубы. Можно приниматься за постановку задачи личному составу…

Вернулась поисковая группа перед самым заходом солнца, опять с «уловом».

Котозавр

– Вставай, проклятьем заклейменный!

– Весь мир голодных и рабов!

Гнусавая песня в две глотки разносилась по берегу, и даже привыкшие за прошлый день к мату чайки, возмущенно загалдев, отлетали подальше.

– Эй, народ! Начинается завтрак первый, и он же единственный!

Народ, как водится, комментировал подъем нецензурно, певцам желал нехорошего, но волшебное слово «еда» действовало безотказно.

– Кормильцы, огласите меню, пожалуйста, весь список.

– Легко. Первое – перловка с солониной. Второе – вода кипяченая с э… м… с какой-то травой, Курбаши говорит, настоящим индейцам от нее всегда ништяк. Все проверено на добровольцах, эффект положительный. На десерт – вода кипяченая без ничего.

Дядя Саша

Вот ведь свалилось на меня… даже и не знаю, как сказать… командирство это… Не было печали, так черти, то есть софорумники, накачали. Ну да ладно! Отольются вам еще мои слезки… Так. Задача первая – где жить? Спать на берегу – до первого дождя, опосля которого можно треть присутствующих списывать в лазарет. Которого, кстати, тоже еще нет. Есть только зачатки импровизированного медпункта. Ну, на безрыбье…

Ладно, пора на охоту. Так сказать, на отлов жертв…

Первой моей жертвой стал зам по МТО.

– Слушай сюда! Выше, примерно в километре от береговой черты, есть нормальное место. Сначала обеспечиваешь транспортировку ништяков со шхуны и нашего барахла туда. Потом вот здесь и вот тут роем ямы!

– Чем?

– Ты зам по МТО, стало быть – это твоя проблема! Не отвлекай меня от мысли! Ямы рыть квадратом пятнадцать на пятнадцать метров. Вот, смотри, – вытащив из ножен тяжелый клинок, я начертил на песке план. – По углам, в центре каждой стороны, вот здесь и вот тут, уже внутри, ставим туры из обрезков бревен. Основание тура – квадрат метр на метр, в вершине сужается до семидесяти сантиметров. Внутреннее пространство заполняем камнями. На туры сверху накатываем бревна потоньше – перекрытие. Сверху лапник, потом засыпаем землей. Уже после постройки отсыпать брустверы и амбразуры.

– Сколь толстые?

– Проникся? Не толстые, местное оружие пробивает максимум полметра земляной насыпи, да и то – в упор. Так что полуметра нам хватит. Песок сверху – чтобы индейцы стрелами не зажгли. У входа насыпаем углом насыпь, чтобы нельзя было прямо внутрь стрелять. Кстати, я тут где-то пилу видел, реквизируй, будет, чем пилить бревна. Вместо топора могу свой тесак отдать, береги. Могу также и цепную пилу отдать, только она у меня одна, сам понимаешь…

– Учтем. Будем беречь, инструментов – пока кот наплакал. Хотя груз с кораблика как следует еще не разбирали.

– Угу. В землянках этих пока размещаем народ. Все могут и не влезть, так что надо рассчитать очередность спанья. Палаток у нас только две, к сожалению, сегодня обошлись кое-как, но это не дело. Потом, когда дома построим, будем эти землянки использовать как дзоты обороны, тут до такого еще не додумались. Как временные склады можно будет использовать, до тех пор, пока не обживемся по-людски.

– Принято.

– Отлично! Вон там ставим вышку. Невысокую, метров на шесть-семь. Там холмик есть, вот на нем и ставим. Наружные стороны обшить лесом, да хоть бы и лапником, лишь бы от чужих глаз закрывал. Лестницу внутрь, чтобы не простреливалась снаружи. Борта площадки обить досками или бревнами, чтобы были не менее десяти сантиметров толщиной. И чтобы человека по шею закрывали. Прорезать наблюдательные щели. График дежурства на ней – это уж моя работа. Посмотрю, кто тут самые глазастые – туда их и загоним.

– Это уж после, нам бы с бункерами успеть…

– Жить захочешь – еще и не так раскорячишься! Надо успеть! Сам-то где спать собрался?

– Хм…

– То-то! С кухней у нас что?

– Ничего. Нету кухни.

– Надо сделать. Найдите там откос – роем топку, метра на полтора глубиной. Сверху пробиваем дымоход и яму под котел.

– Где ж его взять-то?

– На шхуне должен быть. Клима поспрошай. Их двое на шхуне осталось разбираться, там кормить пока некого, а тут уже к вечеру все жрать захотят – только свистни! Надо, кстати, еще собрать парочку ружей и на охоту наладить бригаду. Авось, да угрохают кого-нибудь. Вот и свежее мясо будет.

– Это сделаем. Есть у нас тут охотники неслабые. Им только волю дай…

– Вот и дай! Кстати, надо у всех плащи собрать и непромокайки всякие. Их на посты и охотникам. Не знаю, каков тут дождик, но я уже заранее его не люблю. Со связью у нас что?

– А хрен его знает…

– У меня в кейсе – солнечная батарея с аккумулятором. Рация есть одна. Пошукай, может, еще у кого отыщется?

– Добро.

– Ну, так и с богом!

Озадачив первую жертву командирского произвола, я осмотрелся по сторонам. Так, кто у нас тут еще не загружен полезным делом? Да и пора в очередной поиск отправлять пары, вдруг еще кто из наших отыщется?

Ирина

Девушки выглянули наружу из своей палатки на разбудившие их возгласы. Они удивленно смотрели на мужчин, которые поднимали людей «революционной» песенкой, обещая завтрак, как выразилась позже Катя, «без никто». На шум вышли на свет божий Зубрилка и Старый Империалист, которые, разобравшись в проблеме, сразу стали озадачивать всех, кто им попался под руку, разными работами, пока будет готовиться настоящий завтрак…

За готовку же они взялись сами, «припахав» к этому и нас – в основном для «подай-принеси». Сперва притащили большой котел, а к нему два котелка под готовку чая. Затем в него и в котелки наносили воды – и поставили все кипятиться. На костре, который разожгли пожарче.

Затем озадачились кашей. Взяли гречку, прочистили, промыли и, когда вода вскипела, отправили вариться, в раздобытой на камбузе сковородке разогрели тушенку с луком из банки и, когда каша начала доходить до готовности, добавили к ней… Мы с Катей в это время раздобыли досочку, почистили ее и нарезали хлеб и колбасу – на бутерброды…

Наконец, народ собрался на завтрак – и, хотя многие ворчали на кашу, все смели на ура…

Утро. Завтрак закончился, и нас определили драить котелки с песочком и мылом в речной водичке. Я сгрузила маленькие котелки в большой, Катя прихватила мыло, завернутое в полотенце – и вместе потащили котел к воде, неравномерно дергая его из стороны в сторону за ручки.

– Как мы его мыть будем? – пробурчала Катя. – Он же весь внутри прилипшей к дну гречкой заляпан!

– Как-как! Ручками и речным песочком! А потом еще и мылом! – отозвалась я. – Сперва немного травы нарвем и отчистим стенки у котла, потом песком отдраим остальное, сполоснем, наберем туда водички и потрем немного мылом…

– А потом?

– А потом – суп с котом! Потом снова сполоснем и протрем полотенчиком. Ладно, мы вон уже пришли! Давай, ты нарвешь травы, а я пока выгружу и промою маленькие котелки.

Работа по отмыванию котла и котелочков затянулась на целых полчаса – и все это время со стороны речушки слышался скрип песка, которым отскребали со дна котла кашу, плеск воды и недовольные возгласы младшей из сестер… Типа: «Ай! Не плещись на меня! Она холоднущая!»

Елена

Состояние нестояния – вот примерно так можно было описать наше состояние по прибытии в лагерь. Не помог даже кофе, коего мы употребили сверх всякой меры. Просто вырубились – и все. Зато по пробуждении нас ждал сюрприз. Большой.

То есть что попали мы в компанию давно известных (заочно) форумчан, но суть происшедшего дошла только на следующий день, когда мы окончательно проснулись. Точнее, нас разбудила Шпана, возжелавшая пообедать. Когда по тебе прыгает четырехкилограммовая котяшка, сон как рукой снимает, будьте уверены… Первым моим впечатлением стал страх: неужели это был не бред? Точно – не бред. Мужчина, что смотрит на меня, – однозначно не мой муж, но у него взгляд Толика. И выражение лица совсем не то, что вдруг всплыло в чужой памяти…

– Леночка, доброго дня.

ДНЯ?!!

– А который час, солнышко?

– Если верить солнцу – полдень.

Да. Часам, даже если бы они у нас сохранились, верить было бы немного легкомысленно… С немалым трудом поднявшись с одеяла, расстеленного прямо на земляном полу, я обнаружила, что тело-то болит. От макушки до пяток. И ведь никаких особых нагрузок вчера не наблюдалось, все вчерашнее – в своем прежнем теле – я бы пережила максимум с небольшой усталостью. А тут… Словом, будут тебе, Сара-Энн, занятия физкультурой. По полной программе.

Итак, встаю. Поправляю измятую и порванную юбку из плотного сукна (а под ней – еще две или три нижние, охренеть). Вылазим из палатки… Мля, сладкий сон туриста. Неширокая лужаечка, упирающаяся в лесок, по другую сторону – пляж и море. Парочка палаток, одну из которых любезно предоставили нам с Толиком. Пластиковый столик (охренеть два раза!). Как ни странно, каша в голове не образовалась. Что значит – гибкая психика. Наоборот – все словно рассовалось по нужным полочкам…

То есть я попросту смирилась с тем, что мы попали. Причем конкретно. И не мы одни.

Шпанке достался пакетик чудом уцелевшего кошачьего корма из наших запасов, и кошка на время оставила нас в покое. Надо бы не забыть предупредить народ насчет ее склонности к жеванию проводков. У народа, судя по тому, что я вижу, даже ноут затесался. Жалко будет, если Шпануха испортит такую полезную в XVIII веке вещицу. С ней выжить будет легче, чем без нее.

– Что ж, если так получилось, будем выживать… – сказал Толик, словно отвечая на мои мысли.

И мы принялись выживать. Впрочем, на ближайшее время это, пожалуй, станет нашим единственным занятием и смыслом жизни…

Для начала Кобра постарался оперативно определить нашу профпригодность. Ну, со мной-то все ясно: химик. И отправилась я инвентаризировать реактивы, оказавшиеся в пределах нашей досягаемости. А вот Толику выпало кое-что посерьезнее.

– …Вообще-то мой… э-э-э… персонаж, – он развел руками, демонстрируя персону мистера Годдарда, – ехал сюда не только факторию ставить. Ему вменялось в обязанность перекупить местных вождей и… э-э-э…

– Я понял, – ответил наш зам по МТО (это нам уже вечером рассказали, как тут Дядя Саша волевым решением должности распределял). – Натравить на местных испанцев. Старая добрая английская стратегия.

– Которую можно использовать себе во благо.

– То есть?

– То есть я мог бы провести переговоры с теми же вождями, но уже ради наших интересов.

– Вы предлагаете переиграть сценарий? Логично… Курите?

– Нет, спасибо.

– И правильно, курящим больше останется… Ладно, шутки в сторону. Вы как мистер…

– Годдард.

– …мистер Годдард – какой конкретной информацией располагаете по поводу местных индейцев?

– Мне называли несколько имен, но в первую очередь – это вождь Большой Медведь, племя пайют.

– Вот с него и начнем…

Сергей-Дог

Утро встретило ярким солнцем и пронзительным визгом. Кобылу воровали. Двое полуголых товарищей тянули за накинутую на шею веревку. Э, да их трое было! Третий, очевидно, пытался запрыгнуть верхом. Ловок. И легок. Ну не любит моя лошадь чужих да еще и резких. А вот сейчас… Между тем двое подтянулись по веревке поближе, и… Удар задними ногами лошади – страшен. Удар передними – смертелен. Череп для кованого копыта – он ведь как арбуз. Ой, а что это они за топоры схватились? Эй, мужики!

Мужики споро побежали ко мне. Быстро бегут. Рука нащупала эфес… Ну не подведи! Нет, не зря я заказал и таскал такую дуру, один клинок больше метра. Человек с разбегу наткнулся на острие, и гарда с сердитым звоном приняла удар топора. А вот и второй. Выпад. Увернулся. Ловок. А вот так? Вместо второго выпада отскок назад-вправо и широкое круговое движение. Уфф. Фонтан. Кровищи… Знаете, оказывается, когда рубят голову – тело очень брызгается. Ну со стороны, наверное, и картинка – голый с палашом.

Ладно, давай-ка возьмем саежку, вдруг не одни тут, да и посмотрим, кто это? Вот именно, кто? По виду очень уж на индейцев смахивают. А топоры, значит, на томагавки? Нет, ну я ладно, помесь казака с ковбоем, но это-то у нас откуда? Булка, ты в порядке? Ладно, одеваемся. Сапоги немного сыроваты, но терпимо. И вообще пора отсюда ходу. А то превышение иль убийство, а нам «сто пятую» не надо.

О, вещички. Так, что тут у нас? Реконструкторы, однако. Аутентичный набор настоящего индейца. Вот это карамультук! Кремневый! Пригодится, хотя как им пользоваться – думать надо. Ладно, это вроде к нему припас, это не знаю что, а вот еда. Так, полезное берем, тела за ноги и под куст, авось не сразу найдут, ничего не забыли? Забыли, попону на место, седлаем и ходу отсюда, ходу.

Лесок оказался совсем невелик, через час-два неторопливой рыси тропинка или дорога (хотя какая дорога – ни следа колеса) вывела на открытое место. Солнце, висящее высоко, легкий ветерок, шум моря… Моря? Так, всем стой. Я вообще где? Ну как всегда – рацию выключил. Вообще-то это болезнь моей супруги, пренебрежение связью, хотя вроде было не до нее. Странно, работает. И тишина, даже ни шороха. Ладно, что «асус» скажет? Сети нет. Бывает, а спутники? Включив программу навигации, еду, не торопясь, на шум моря. А надо ли торопиться, когда тут с топорами бегают? Совсем не надо. Так, посмотрим, что там спутники…

Сказав это, замер на полуслове, ибо из-за пригорка… Нет, я точно не сошел с ума? Во-первых, на берегу моря стоял стол. Совершенно общепитовской системы. С прилагающимися к нему стульями. Во-вторых, люди разных народов, вернее, разных армий сновали между берегом и пригорком, устроив что-то вроде караванной тропы. В море качался на волнах старинный парусник, и, кажется, совсем не бутафорский. И что это за рры? Черный алабай стоял метрах в пяти и скалил зубы. Какие увлекательные глюки! Переведя наконец глаза на коммуникатор, отсутствию спутников совсем не удивился. В глюках спутников не предусмотрено. Булка, ты видишь то же, что и я? Собачка, скажи честно, ты глюк? Булка, ты тоже глюк, или мы сошли с ума вместе? А где Алиса? А крикну-ка я громко: «Алиса!»

Зануда

Картина маслом «Приехали». Черным, хожалым трансмиссионным маслом по белому известняку. Спрятавшаяся в траве каменная плита, косо выступавшая навстречу моему движению, пришлась точно по дифференциалу переднего моста. Оба передних колеса в воздухе. Мда. Неприятно. Но не смертельно. Лезу на крышу, где на багажник навьючены домкрат, трос и ваги. И вижу в траве еще несколько камней, правильным кольцом окружающих машину. Трава между ними опускается и расходится, открывая бездонный провал. «Уазик» подо мной опускает зад и сползает в пропасть. Я в оцепенении держусь за прутья багажника и чувствую, что падаю…

Проснулся в поту и с бьющимся сердцем. Болел правый бок, которым я во сне навалился на кожух двигателя. Болела затекшая шея. Окна машины изнутри запотели так, что вода стекала каплями и виден был только серый предрассветный сумрак. Потягиваясь и зевая, вылез из машины, оправился и размялся. Покрытая росой трава сразу же намочила туфли и брюки по колено. Сон был неприятный. По Фрейду, автомобиль, проваливающийся в яму, символизирует… Впрочем, по Фрейду все символизирует это самое. Хорошо, что аватар мне достался молодой и здоровый. И голодный. Задрав голову к небу, я заорал:

– Эй, экспериментаторы хреновы, когда подопытных кормить будете?

И осекся. В рассветной тишине откуда-то издалека доносился едва слышный, но такой узнаваемый волчий вой.

Соседство с волками почему-то не способствовало спокойному сну. Я закрылся в машине и стал составлять план дальнейших действий. В первую очередь надо было исследовать окружающую действительность с целью изучения ее свойств и поискать, во-первых, отличия от известной мне (базовой) реальности, а во-вторых и в-главных – чего бы пожрать. Пока роса не сошла, провел ревизию наличествующего имущества. Мда. Робинзон Крузо, наверное, был бы счастлив, если бы хотел провести в свою хижину электричество или водопровод.

В общем, в нескольких пластиковых инструментальных ящиках хранилось все, чем я ремонтировал квартиру, строил дачу и чинил машину. Также в салоне было свалено то, что копил для устройства в доме водопровода и смены электропроводки: медная труба и сантехническая фурнитура, несколько десятков метров электрического кабеля, жесткого и гибкого, дюймовая водопроводная труба (да, я параноик и не выношу открытой проводки в деревянном доме), заботливо нарезанная согласно проекту, и много других полезных в хозяйстве вещей. На самом полу лежали предметы моего давнего вожделения – токарный и фрезерный станки. Маленькие, для моделистов и часовщиков, но хорошей фирмы, новые, и к ним разнообразная оснастка и расходники.

Честно скажу – если бы не угроза ядерной войны, я бы их не купил. Зачем собственные станки живущему между «Салютом» и «Компрессором» и имеющему знакомых и там, и там? А вот когда нынешние промышленные центры превратятся в радиоактивные руины, даже задрипанная совхозная мастерская станет гигантом индустрии. Были уже прецеденты в истории. Так что пока потные толпы сметали с полок магазинов крупы и консервы, я отправился в фирменный магазин с длинным списком в руках и долго гонял продавца, опустошая подсобки и выставочные стенды.

Но «хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах». Запасы на черный день были на даче, оказавшейся теперь то ли на другом континенте, то ли вообще в другом измерении. Все съестное, оказавшееся в машине (две пачки печенья), я смолотил в первый же вечер. Из оружия имел только травматический пистолет, мушку у которого заботливые конструктора удалили еще на стадии проектирования.

Долго перекладывал барахло, надеясь найти что-нибудь съедобное. Но когда тяжелый и круглый предмет в черном пластиковом пакете, возбудивший надежду на банку консервов, оказался четырехкулачковым патроном к токарному станку, нервы не выдержали – я заразительно захохотал и стал ритмично биться головой о ближайший угол.

Голод, впрочем, не тетка, не медсестра и не добрый доктор-психиатр. Успокоившись, вооружился короткой солдатской лопатой, откопал в запасах початую коробочку петард и отправился исследовать окрестности. Пока недалеко, не теряя из вида машину. Дошел до опушки леса. Нашел родничок и что-то вроде малинника. Крапива, по крайней мере, была узнаваемая, а вот ягод пока не было, да и прутья какие-то уж слишком шипастые. Ежевика?

В общем, к ужину я сумел приготовить в жестянке из-под кофе зеленые щи из крапивы с таком. И, обманув желудок теплой бурдой, лег спать.

Динго

Ночь неожиданно прошла спокойно. Лишь однажды я проснулся, услышав вдалеке вой волка. Однако, судя по всему, серый хищник нашел добычу попроще и больше не напоминал о себе. Проснулся я уже прилично после рассвета, хорошо отдохнувшим и голодным. Разогрел на костре и доел остатки макарон, запил это крепким чаем. Потом тщательно промыл посуду и стал собираться двигаться дальше. Протиснувшись через лаз, приготовился навьючить на себя рюкзак, когда услышал рядом на тропе чей-то негромкий всхлип, голоса и глухой удар.

На тропе что-то происходило. Ни голоса, ни язык не выглядели знакомыми. Я аккуратно выглянул из-за дерева, сжимая в руках «Итаку». По тропе двигались четверо. Трое парней и девушка. Индейцы. Бросалось в глаза, что вокруг талии девушки затянута веревка и привязана к поясу одного из парней. Похоже, пленница. Пропустив их и переждав минут двадцать, не спеша тронулся за ними. Встревать в индейские разборки мне не хотелось, хотя огнестрельного оружия у них и не наблюдалось, только лук, копья и дубинки, но нам оказалось по пути. Я старался идти медленно, чтоб отпустить их подальше от себя, однако они или что-то заметили, или почуяли. Все-таки городской житель не может тягаться в лесу с аборигенами в части бесшумности и маскировки.

Когда, шагах в двадцати впереди, тропа сделала резкий поворот, мне что-то не понравилось, и я остановился, шагнув в сторону ближайшего дерева. В этот момент из-за куста выступил индеец, вскинул натянутый лук и пустил стрелу. Я был уже возле дерева и успел укрыться за ним. Стрела прошла совсем рядом. Выстрел в сторону куста, за которым укрывался индеец – картечи хватило и кусту, и лучнику. Перезарядка. Сразу же после выстрела из-за поворота, из-за кустов с воплем выскочил второй индеец с копьем наперевес. И согнулся, словив пулю, которая оставалась в магазине со вчерашнего дня после встречи с медведем. Он же был уверен, что у меня только один выстрел. Я снова укрылся за деревом и пополнил магазин. Потом двинулся в обход, стараясь держаться справа от тропы. Увы, двигаться бесшумно мне не дано. Когда сзади на меня набросился с ножом индейский воин, я только и успел отвести клинок стволом и, падая на колено, впечатать кулак снизу вверх в самое чувствительное место противника, после чего откатился в сторону и вскочил, всаживая в него заряд картечи. Индеец уткнулся лицом в траву. Черт возьми, я впервые стрелял в человека в упор. Да и в людей вообще.

Но размазывать сопли было некогда. Кто знает, не бродят ли здесь еще охотники на одиноких путников. Нашумел я изрядно. И, кстати, где пленница. Девушка нашлась неподалеку. Ей связали руки кожаным ремешком, а второй конец его привязали к дереву. К этому моменту она уже почти сумела освободиться, развязав и разгрызя зубами веревку. Я подошел к ней и осторожно разрезал узел. Девушка посмотрела на меня удивленно, потрясла головой…

– Женя, ты?

У меня отпала челюсть. Индианка, которую вижу впервые в жизни, мало того что говорит по-русски, так еще и называет меня по имени. Потом было все, и слезы, и улыбки, и объятия. Такого я не ожидал никак: сознание моей жены перенеслось в тело молодой девушки из племени пайютов. Но перенеслось как-то отрывочно, с купюрами. Свое русское имя она не помнила, как и что произошло, тоже. Помнила лишь мое имя – имя любимого человека, да несколько случаев из нашей жизни, благодаря которым я ее признал. Еще помнила вспышку, удар и последние сутки в образе Быстроногой Антилопы, которую, оглушив дубинкой, похитили из стойбища юные воины племени Медвежьей Реки в жены одному из них, ну и репутацию чтоб заработать, куда ж без этого.

Слегка успокоившись, мы приготовились оттащить тела в кусты, когда нас остановил оклик из-за них:

– Эй, камрад, славянский шкаф продаешь?

Я оттолкнул Антилопу за спину, одновременно падая на колено, беря на прицел кусты и снимая «Итаку» с предохранителя.

– Нет, только утюги с подоконника. Сорок восемь штуков! Вы кто такие?

– Попаданцы в кожаных… с роялями. Стрелять не будешь?

– Выходите! – Я слегка опустил ствол ружья и перенес палец со спуска на скобу.

Из-за кустов появился парень с «калашом» на плече, в камуфляже с погонами без просветов и с тремя звездочками в ряд. Старший прапорщик, если мне не изменяет память. Следом подтянулся еще один. Вполне такой себе индеец с современной одноствольной ружбайкой. При виде его слегка расслабившаяся было Антилопа шмыгнула обратно мне за спину, вцепившись в трофейное индейское копье.

– Спокойно, – произнес прапор, – я – Котозавр, а это Курбаши, в миру Андрей Сердаров, он же Белый Бык. Ты тоже с форума? Давно идешь? Издалека?

– Со вчерашнего дня. А что ты про форум спрашивал?

– Да наших тут, считай, уже почти взвод набрался. Все с «Вихрей». Кто в своих телах, только помолодели сильно, а у кого и сознание в местных жителей перенеслось. Вон Андрей тому пример, правда, он не совсем форумчанин.

– С полным сохранением? Без потерь, без амнезии?

– Да вроде без, – удивился Андрей-Курбаши-Белый Бык. – А почему ты спрашиваешь?

– Да вот, – я обнял свою индианочку, – моя жена. Но перенос сознания не полный. Своего старого имени не помнит и многого другого тоже. Сейчас ее зовут Быстроногая Антилопа, но меня она узнала сразу. В общем, непонятки… Да еще ее тут Бэр Риверы украсть пытались.

– Очень приятно, сударыня, – церемонно поклонился моей супруге старший прапор, – я Кот. Константин, Котозавр – это официальный вариант.

– Андрей, рад знакомству! – последовал за ним Курбаши. – Я бы такую красавицу тоже украл.

– Спасибо, одного раза достаточно, – мягко, но категорично остановила его поползновения осмелевшая Антилопа.

– Кстати, далеко до общего лагеря? – поинтересовался я.

– С километр, может, чуть больше. Пойдемте, что ли?

Взгляд со стороны Котозавра

Двое человек с интересом подглядывали из кустов за колоритной парочкой. Парень с ружьем в левой руке, правой рукой обнимал (и оглаживал!) молоденькую индианку, одновременно озираясь почти во все стороны. Почти – ибо девушка вцепилась в белого и, что-то ему рассказывая, вертеться сильно мешала. На местности присутствовала также парочка трупов в индейской одежде.

– Кот, это, кажется, ваш человек. Из-за дерева позовем, вдруг палить начнет.

– Эй, камрад! Славянский шкаф продаешь?

Парень отбросил индианку за спину и, присев в траве, прицелился на голос.

– Нет, только утюги с подоконника… Вы кто такие?!

– Попаданцы в кожаных э… с роялями. Стрелять не будешь?

– Выходите!

Напряжение несколько спало, но, увидев Курбаши, индианка покрепче перехватила подобранное копье и опять спряталась за своего кавалера.

– Спокойно, я Котозавр, а это наш Курбаши, в миру Андрей Сердаров, в этом миру – Белый Бык. А ты тоже с форума? Давно идешь? Издалека?

– Со вчерашнего дня. А что ты про форум спрашивал?

– Да наших тут уже почти взвод набрался, и все с «Вихрей». Кто в своих телах, только помолодели сильно, а у кого и сознание в местных жителей перенеслось. Вон Андрей тому пример, правда, он не форумчанин.

– С полным сохранением? Это моя супруга, познакомьтесь, Быстроногая Антилопа. Своего старого имени не помнит и многого другого тоже, но меня узнала сразу. В общем, непонятки…

– Очень приятно, сударыня, я Кот. Константин ака Котозавр – это официозный вариант.

– Андрей, рад знакомству, я бы такую красавицу тоже украл.

Быстроногая мило покраснела:

– Спасибо, одного раза достаточно.

– Кстати, далеко до общего лагеря?

Динго

– Погодите! – чуть ли не хором взвились и моя жена, и Белый Бык. – А эти? – Андрей показал на трупы индейцев.

– Точно, надо бы прибраться, – кивнул я.

– Да не про то, – рассердилась Антилопа, – скальпы.

– А что скальпы?

– Ну, ты ж их убил, – начал объяснять Белый Бык, – так скальпы сними.

– Вам надо, вы и снимайте!

– Н-е-е-е-ет, – ехидно ухмыльнулась Антилопа, – это нужно тебе. Мой муж великий воин, убил троих врагов, должен взять три скальпа. – И она протянула мне нож одного из убитых индейцев.

– У меня свой есть. – И потянул из ножен «Катран».

Снятие скальпов, это только в книжках про индейцев просто, взял и снял. А тут тоже есть целая наука. Оказалось, надо начинать и заканчивать на затылке, спасибо советам Белого Быка. Бляааа… Меня чуть не вывернуло, когда снимал первый.

– Ничего, – одобрительно похлопал меня по плечу Андрей, когда я продышался, – если б ты его рукой коснулся, то был бы еще круче подвиг.

– А кулаком по помидорам считается?

– Правда? Отличное ку.

– Это что, мне теперь красные штаны полагаются? – нашел в себе силы пошутить я.

– Ну нет, это уже из другой оперы, – рассмеялся Белый Бык.

С остальными скальпами у меня прошло проще. Когда я аккуратно прицепил их волосами за рюкзак – пусть подсохнут, мы собрали трофеи и гильзы. Что удивительно, последние умудрился никто не потоптать. С индейцев нам досталось два ножа, один вполне приличный, второй редкое г…, у третьего клинок был кремниевым; лук со стрелами и два копья. Каменные наконечники стрел были великолепно выточены в виде изящных лавровых листьев, однако примерно половина стрел имела железные острия. Также у Бэр-Риверов нашлось килограмма три вяленого мяса и мешочек каких-то ягод. Лук забрала Быстроногая Антилопа и на мой вопрос: «Умеешь пользоваться?» – вбила две стрелы рядом друг с другом в дерево шагах в тридцати от нас.

Поскольку Котозавр с Белым Быком были поисково-спасательным отрядом, то мы не пошли к лагерю, а продолжили обследовать район вместе, надеясь встретить еще кого-нибудь из «попаданцев». Двинулись следующим порядком. Впереди шел Курбаши, полагаясь на свое индейское чутье и навыки следопыта, следом, отстав метров на десять, – Кот, осматривая правый фланг. На несколько шагов позади шагал я, контролируя левую сторону. Замыкала нашу мини-колонну Антилопа, тоже навострив ушки, следящая за тылом. Двигались довольно быстро, то немного расходясь ромбом, где было можно, то гуськом, преодолевая препятствия или проходя через преграждающие путь рощицы. Солнце, потихоньку поднимаясь к зениту, начинало жарить вовсю. Разок мы уже сделали небольшой привал, просто присели минут на десять, дав отдохнуть ногам. А теперь подумывали, где бы передохнуть подольше, может, даже с костерком и чаем. Тем более, место нашлось ну очень подходящее – родниковый ручеек, сбегающий по склону каменистого холма. Только решили подняться повыше, к его истокам, найти сам родник, и вода почище будет, и укрытие, деревья, по крайней мере, там росли. Не хотелось сидеть посреди склона как прыщ на заднице. Однако, не доходя до рощицы метров ста, Белый Бык завертел головой, принюхался.

– Дымом пахнет, и как раз оттуда.

– Андрей, пойдем посмотрим, что там. Ты впереди, я прикрываю, – шепотом скомандовал Кот. – Динго и Антилопа на месте. Следите за окрестностями.

– Погодите, – остановил их я, отстегнул обрез, откинул и зафиксировал приклад. Потом протянул его Курбаши, два ствола лучше, чем один. – Патроны пулевые, левый Полева, правый Блондо.

Тот кивнул, протянул мне одностволку и, переломив стволы, поменял патроны на свои. Я показал на лежащий метрах в пяти валун, напоминающий свеклину.

– Мы укроемся там.

– Добро, – кивнул Кот, и они практически бесшумно скрылись в траве.

Ждать пришлось недолго. Через несколько минут в рощице началась стрельба. Сначала треснул одиночный выстрел, потом несколько очередей-троек и, наконец, длинная, заполошная, на весь остаток магазина. Стреляли из чего-то мне незнакомого. Не «калаш» и не ППШ точно. Затем гулко бухнул обрез, и оттуда появился Котозавр, помахав нам рукой. На полянке, у родника, к которому мы стремились, сидел, привалившись к дереву, еще один персонаж в цифровом камуфляже натовского образца и уже остывал. Немудрено, по крайней мере ползаряда картечи в грудь он словил. Рядом с ним лежал Хеклер-Коховский МР-5 и два здоровенных рюкзака-даффла. К одному из них был приторочен полужесткий оружейный чехол. На третий рюкзак покойный опирался спиной. А чуть в стороне от него валялся не слишком свежий труп здоровенной змеи с разбитой головой. Рядом с ней дымился почти затухший костер. По поляне были разбросаны остатки распотрошенной упаковки от какого-то сухпайка.

– Похоже, его эта змеюка укусила. Он наложил жгут, пытался оказать себе какую-то помощь, вон аптечка валяется, но, похоже, уже поплыл, – рассказывал Курбаши, – когда я его окликнул, он схватился за автомат, стал лупить на расплав ствола. Чуть не завалил меня, гаденыш. Пришлось бить на поражение. А то он магазин успел сменить, даром что полудохлый был.

На левом плече Андрея кровила глубокая царапина от пули. Я протянул ему пластырь.

– Спасибо! Кстати, твоя бабахалка бьет неплохо, но легковата для полноценного патрона. Отдача негуманная получается. Хорошо бы к ней ослабленных зарядов накрутить.

– Знакомый персонаж, – вмешался Кот. – Смотрите.

Он протянул нам сорванный с покойного измазанный кровью бейджик. Надпись гласила: «Sgt. A.Vilkat».

– Поздравляю, Андрей! – хохотнул я. – Ты исполнил давнюю мечту форума, Вискаса завалил.

– Ну, всего лишь прикончил, – прокомментировал Кот. – Это скорее мизерикордия была. После укуса такой змеюки он вряд ли бы выжил. Жутко большой змей просто.

– Неужели они друг друга не узнали? – хмыкнул я.

– Кого? – удивились Андрей и Котозавр.

– Почему бы не быть Жутко большому змею. – И, глядя в непонимающие лица, добавил: – Ну был у нас когда-то некий Великий Пейсатель Земли Русской.

Шутку ребята оценили. Антилопа к тому времени оттащила подальше от трупа один из даффлов и возилась с застежкой. Мы дружно присоединились к ней. В рюкзаке оказалось семь комплектов американских армейских раций AN/PRC-148 MBITR со всей приблудой – гарнитурами, запасными батареями и прочим. Там же лежал запаянный пакет с пятью сотнями патронов 9х19 и такой же вскрытый, а также какие-то принадлежности к «Хеклеру». И магазинов шесть штук. Да плюс те, что в автомате, сцепленные каплером, итого восемь. Во втором даффле нашлись два десятка натовских армейских суточных рационов и восемь пачек патронов Lapua Scenar.308. Не хилые такие патрончики, судя по ценнику на одной из коробок. А в прикрепленном к нему ружейном чехле лежала вкусняшка – целевая версия FN FAL с неплохим обвесом, оптикой Schmidt & Bender 3-12x50 PMII, сошками и десятью снаряженными магазинами. В общем, набор для стрельбы по мишеням, как бумажным, так и двуногим.

В третьем рюкзаке нашлась еще одна рация, посерьезней – SINCGARS PRC-119. Это не считая личных вещей. Похоже, наш Вискас был радистом. Получил на отделение радиосвязь, жрачку на три дня, тут-то ему и привалило. А «Фалик», как я думал, его собственный был. Похоже, мечталось ему поснайперить, русских поотстреливать. Не давала покоя слава «белых колготок». Ну и, до кучи, три гранаты М67 с него взяли. Так, навскидку, килограммчиков полста с хвостиком всякого полезного барахла. А тащить придется, нычку делать не стоит. Не такие уж мы крутые рейнджеры. Курбаши с Антилопой, конечно, смогут пройти, не оставляя следов, но Кот и тем более я никак не индейцы. А их тут хватает. Пойдут по следам – найдут. Даже если и не украдут, так перебьют-перепортят. Так что работаем верблюдами, никуда не деться.

Труп Вилката оттащили чуть подальше от родника и привалили камнями. Все-таки какая-никакая, а могила. Похоронили. Правда, перед этим слегка повертели и раздели. Кот сначала щупал покойника, потом приложил к нему винт и вынес вердикт: ни фига не снайпер. ФАЛ под более крупного парня заточен. Потому ни маскхалата, ни дальномера в багаже не оказалось. Тушку обобрали полностью. Подвесную сняли, ее только от крови отмыть немного да заштопать один подсумок, картечиной пробитый. Штаны целые, куртка с дырами и в крови, но в дело пойдет. Даже кепарь приголубили, который рядом валялся. Добротная обувь и снаряжение в нашей ситуации ой как не лишними будут.

Перераспределили груз. Сто девятнадцатую рацию из малого рюкзака вытащили, и я ее за чехол к своему РМ-2 привесил, всякую приблуду по подсумкам распихал, килограммов семь-восемь добавилось, приемлемо. Одну литровую бутылку вынул, Антилопе отдал, пусть у нее будет в качестве фляжки. В освободившийся рюкзак часть сухпаев сложили и патроны к МП-5, предварительно набив все магазины. Килограммов пятнадцать получилось, это Антилопе, все равно потихоньку пойдем, дотащит. «Хеклер» ей же. Показали, как менять магазины, затвор передергивать. Как переводчик на предохранитель и «тройку» ставить. Для девушки вполне ствол, и легкий, и отдача небольшая.

Остальные рации и рационы разделили поровну по двум даффлам, килограммов по двадцать на рыло получилось. Курбаши FAL-ом вооружился, обрез я тоже ему пока оставил, у меня и так за спиной к тридцатнику подбирается, не считая разгрузки. Ну да ничего. И он и Кот боевики всяко лучше меня, так что я лучше мулом поработаю. Омолодившийся организм нагрузку держит. Так и потопали, по словам ребят, к вечеру дойдем.

Котозавр

– Вилкас! Гад! Штоб тебе сковородка с турбонаддувом попалась… – шипел Кот в ботинках, нагруженный на манер Осла. Трофеев было очень много, а бросить хоть что-то не позволяла жаба.

– Не мог на джипе провалиться, крохобор… И дальномера нет, и патронов мало, и куртку прострелить пришлось, нет, чтобы сдохнуть от укуса, как нормальному человеку, уродец криворукий…

Маленький караван пробирался по лесу со скоростью в пару километров в час, Антилопа в голове, Курбаши тыловым дозором, а мы, двое белых, не сильно соображающие в лесных делах, нагрузились основным грузом. На каждого ходока приходилось не сильно много, но продвигаться по пересеченной местности – не совсем то, что катить отпускной чемоданище по аэропорту. Здоровья в молодых тушках хватало, а вот массы – не очень.

Океанский берег появился только к закату, я помахал рукой дозорному и торжественно объявил: «Добро пожаловать на Шиз-Бич! Туристическая компания «Ядрен-батон» приветствует Вас в Вихревом остроге. – И уже тише, чтоб шагающая вперед Антилопа не услышала: – На ужин успели, жрать охота сильней, чем трахаться… А хочется сильно…»

Клим

Рассвет. Первые робкие лучики нарождающегося света пытаются заглянуть в мутное стекло капитанской каюты. Откинувшись на спинку кресла, вздохнул. Поспать этой ночью так и не удалось – слишком уж много всего навалилось. Хорошо хоть, что ночной аврал по снятию шхуны завершился без накладок. Успели и снять лишний груз, и якоря завести. Пока разгружали, успел и еще одно дело сделать. Точней, точку на карте поставить. С помощью секстана и какой-то матери. Надо будет не забыть величину магнитного склонения в навигатор забить. Увы, но про автопоправки можно забыть, все придется считать и записывать. У старого капитана весь навигационный альманах в пометках.

После определения координат пришлось еще одним мазохизмом заняться. Якоря в нужные места бросить. То еще веселье было, якорьки-то не по десять килограммов весят. Большой явно больше центнера. Одна радость, после укладки большого вес малого якоря пушинкой показался. Как бы то ни было, но к ночи успели все нужные процедуры закончить. Ну а дальше все просто – посчитали по навигационному альманаху время прилива, затем поиграли в традиционную морскую забаву с перетягиванием канатов. Заморачиваться с перетаскиванием суденышка ближе к берегу не стал, народ и так с ног валился. Сдвинули подальше от скальной платформы, заякорили, и пусть стоит пока. Если не ошибся с нашими координатами и мы в бухте Хорсшу, то ближе к берегу нам и не надо. Излишняя близость к берегу может закончиться плачевно при фактическом отсутствии экипажа.

Ладно, несколько дней протянем, за это время осмотрим окрестности и будем думать, что дальше делать. Все равно перо руля еще делать надо. Может получится перегнать судно в саму гавань Бодега. Проход там должен быть, надо только будет фарватер наметить. Хочешь не хочешь, а надо будет заняться натаскиванием тех, кто решит попробовать себя в роли моряков. Ведь как ни крути, а эта шхуна наш единственный транспорт дальнего действия.

Судя по картам, ближе всего к нам находятся испанцы. Их и надо будет навестить при первой же возможности. Посмотреть на других, себя показать. Небольшая модернизация нашему корыту не повредит. Да и испанцам можно будет некоторые идеи подбросить, моряки они хорошие, должны оценить. Хотя еще рано загадывать, вот доберемся до них, тогда и будем умничать.

А пока надо идти. Навести порядок на борту, внимательно проверить корпус, такелаж и миллион других мелочей. Отдыхать потом будем.

Котенок

– Сэр! – Рыжий Джеймс обернулся к старшему отряда.

– Ну чего тебе?

– Посмотрите, тут кто-то прошел. Совсем недавно!

Эдуард нехотя наклонился и посмотрел туда, куда указывал Джеймс. Да, действительно, на песке отпечатались чьи-то следы.

– Ну и кто это, разрази его гром?

– Судя по следам, это какой-то мальчишка. Зачем-то изрезал ножом подошвы своей обуви. Маленький, видите, сэр, следы совсем неглубокие.

– И куда его черти несут?

– Непонятно. Видимо, он заблудился и зачем-то идет к морю.

– Зачем?

– Непонятно. Там нет поселений, и скорее он встретит там индейцев, чем найдет какую-то помощь. Но это точно не кто-то из наших.

– Ну и черт с ним! У нас есть о чем думать и без этого парня!

– Но если его заметят испанцы? Тут, совсем недалеко, есть их миссия. Наверняка он отбился от своих, ибо что делать мальчишке одному в диком лесу? Они могут отправить людей на их поиски, и те заметят уже наши следы…

– Проклятие! И они пойдут за нами…

– Да, сэр.

– Этого нельзя допустить! Сэр Роберт прямо сказал, что испанцы не должны о нас ничего знать! Поймайте этого глупого парня! И… сделайте так, чтобы он ничего и никому уже не рассказал!

Отряд свернул с курса и пошел по следам неизвестного мальчишки. Было ясно, что преследование не будет слишком долгим. Парень явно не знал дороги. Часто останавливался, видимо, осматривался по сторонам. Пару раз отдыхал. На месте одного такого отдыха Майкл подобрал яркую бумажку, в которую что-то было раньше завернуто. От нее шел слабый запах чего-то вкусного.

– По-видимому, он тут ел. Только что?

– Черт его знает! Поймаем и выясним.

Через час отряд поднялся на небольшую горку, и глазастый Джеймс торжествующе протянул руку, указывая вперед.

Около большого упавшего дерева сидел невысокий парнишка в странной пятнистой одежде. Пятнистые мешковатые штаны и накинутая на плечи куртка. Его трудно было бы заметить сразу, если бы позади него был лес. А вот на фоне белеющего свежесодраной бобрами корой ствола он выделялся неплохо. Мальчишка сидел на камне и что-то делал со своей обувью. Рядом на земле лежал такой же пятнистый вещмешок. Никакого оружия у него заметно не было, только чуть ниже пояса, почти на бедрах было укреплено что-то, напоминающее кавалерийские хольстеры для пистолетов. Справа на ремне висел нож в ножнах, и это было все его снаряжение. Да еще на мешке лежала какая-то гнутая железка странного вида.

– Давайте, Джеймс. Не задерживайтесь и не стреляйте. Мало ли кто тут шатается поблизости…

– Есть, сэр! Эй, парень!

Мальчишка поднял голову и, прищурившись, посмотрел на приближающегося к нему Джеймса. Чуть подотстав от него, шел Майкл. В руках у него была свернутая кольцом тонкая веревка. Остальная группа, все четверо, не торопясь, следовали за ними.

Парень не высказал никакого удивления, разве что глаза его удивленно осматривали приближающихся людей. Было видно, что он несколько озадачен встречей. Ну, еще бы! Места тут были не то чтобы совсем глухие, но, можно сказать, не очень-то обжитые. Во всяком случае, шанс встретить тут белого человека был маловероятен.

– Ты откуда тут? – подходя ближе, спросил Джеймс.

Мальчишка отрицательно покачал головой: «Не говорю по-английски». Он сказал это с акцентом, видно было, что язык он действительно не знает.

– Так это парень из их миссии! Что он тут делает один? – спросил Эдуард. – Впрочем, все равно. Он нас видел и не должен об этом никому рассказать.

Парнишка встал, и при этом его куртка сползла на землю.

– Лопни мои глаза! – Джеймс обернулся назад. – Это девка! Сэр… разрешите, мы… ну, вы меня понимаете…

– Ладно… – поморщился Эдуард. – Только не очень затягивайте.

Оба головореза рывком бросились вперед. За ними поспешила оставшаяся часть отряда. Только командир остался на месте. Он недовольно морщился и нетерпеливо притоптывал ногой. Угораздило же появиться тут девчонке! А эти… с позволения сказать, солдаты… впрочем, чего ожидать от вчерашних преступников? Да и с женщинами тут не слишком уж хорошо. В кои-то веки парни сумеют оторваться по полной? Ладно, пускай, зато потом будут послушными и благодарными. Если бы не важная миссия, с которой его направили к индейцам, то не пришлось бы сейчас топтать этот лес. Это не занятие для джентльмена. Но в одиночку к этим дикарям не дойти. Да и не стоит уж слишком их искушать, появляясь без охраны. Договоренности договоренностями – а пяток ружей никогда не будут лишними. Да и в драке эти молодцы тоже стоили многих.

Подбежав к девчонке, Джеймс протянул руки, намереваясь ее схватить. Никакого сопротивления он не опасался. Что может сделать тоненькая девица против пяти здоровенных мужчин? Разве что заорать? На здоровье, тут лес. Можно орать хоть во все горло.

Отпрыгнув в сторону, девка наподдала ногой по земле, и взлетевший от удара песок щедро осыпал рыжего.

– Черт! Стерва! – схватился он за глаза. – Держите ее, парни!

Она снова отпрыгнула, на этот раз взобравшись на поваленное дерево. Почему-то она не попробовала убежать в лес. Хотя и это можно понять. До леса около ста ярдов – не успеть. Да и толку с этого? Догонят и там. Остановилась и опустила руки на бедра, на хольстеры. Сопящие от возбуждения солдаты окружили дерево.

– Слышь, сеньорита, слезай сама! – облизнулся Эдуард. – Хуже будет!

Она отрицательно покачала головой. Лицо ее побледнело, и было видно, как заострился ее нос. Руки напряглись, девчонка чуть-чуть присела на одну ногу.

– Да что с ней говорить! Она человеческого языка не понимает! – Гарри взмахнул ружьем, взятым за ствол. – Пустите меня, я сейчас сшибу ее с насеста!

И он взмахнул своим оружием. Все взгляды переместились на него, и никто не заметил, как девчонка вскинула руки.

Ках! Ках!

Гарри выронил ружье. Ноги его подогнулись, и он попятился назад.

– Черт… Проклятая ведьма…

Камзол на его груди стремительно набухал кровью. Он пошатнулся и грузно рухнул на землю. Взгляды солдат переместились на девчонку. В каждой руке она держала по пистолету. Странное это было оружие. Непривычно прямые рукояти, маленький калибр. Однако и это оружие могло быть опасным. Наилучшим свидетельством этого являлся умирающий на земле солдат.

– Ага… – прохрипел Майкл. – Так ты, значит? Ножом, поди, тоже махать обучена? Аккуратнее, ребята, с нас и одной могилы хватит. А ты, стерва, долго теперь помирать будешь…

Эдуард в сердцах топнул ногой и стал быстро спускаться с холма. Нет, ну надо же! Сопливая девчонка – а туда же! С пистолетом, да еще и не с одним! Нет, тысячу раз правы пославшие его люди – этим чертовым испанцам надо дать укорот! Чужими ли руками, своими ли – терпеть их тут более ни к чему!

Солдаты разошлись кругом, охватывая девицу со всех сторон. На пистолеты в ее руках никто не смотрел, все взгляды были прикованы к ножу. Перезарядиться она уже не успеет, значит, скоро бросит ненужное более железо и возьмется за нож. Вот тут и надо успеть вовремя. То, что она не сумеет как-то навредить ветеранам кабацких драк, никто и не сомневался. Но вот себя порезать до смерти она могла свободно. У испанок это запросто. И все удовольствие побоку.

– Стоп! – внезапно крикнула она. – Стоять! Буду стрелять!

Ага, как же! Из пальца? Несмотря на акцент, понять ее было можно.

Еще шаг…

Ках!

Фонтанчик земли взлетел у ног Майкла!

Тот невольно остановился. И было от чего удивляться. Проклятая девчонка не перезаряжала оружие!

Подошедший командир недовольно нахмурил брови. Это что еще за фокусы? Девицу упускать нельзя. Таким оружием наверняка заинтересуются господа из форта.

– Джеймс!

– Да, сэр!

– Подстрелите ее, только аккуратнее, не до смерти. Чтобы смогла идти, но не смогла стрелять.

– Слушаюсь, сэр! – И он вскинул ружье.

Бух!

Девчонка резко ушла в сторону, насколько это позволил ей древесный ствол, и пуля просвистела мимо. Она вскинула руки…

К-р-р-р… Выстрелы слились в одну непрерывную трескотню, словно кто-то провел по частоколу палкой.

Джеймс выронил оружие и схватился руками за лицо. Между пальцами его появились ручейки крови. Майкл рухнул на песок рядом с ним. Он так и не успел понять – что произошло? Молчун Вилли и в этот раз не издал ни звука. Пуля отбросила его на камень, и он умер, как и жил, – молча. Долговязый Джон кинулся бежать, так что пуля догнала его уже на бегу. Он сунулся лицом в землю, подрыгал ногами и затих.

Эдуард, схватившийся было за пистолет, замер. Оба пистолетных ствола в руках этой ведьмы смотрели прямо ему в лицо. Черт… Не успеть, она выстрелит раньше. Сколько еще у нее зарядов в этом диковинном оружии? Девчонка легко спрыгнула с дерева, обошла тела солдат и подошла к командиру.

– Брось оружие!

А у нее, оказывается, красивый голос! Когда она говорит тихо…

Дядя Саша

Утро было для меня мрачным. Как, впрочем, и всегда. Ну не люблю я это время дня! Не люблю вставать и вылезать из теплой постели на улицу. Даже из-под одеяла не люблю высовывать нос.

Но пришлось. Ибо ничто так не расхолаживает личный состав, как спящее не вовремя начальство. Вот и вылез на улицу, увы, не из-под теплого одеяла, а всего лишь из-под запасного паруса, который Клим с ребятами притащили со шхуны.

Почесав небритую морду, я напомнил себе озадачить зама по МТО на предмет бритвенных принадлежностей. А то такими темпами скоро буду напоминать неведомо чьего боевика. Во всяком случае, раньше меня за него принимали. Особенно – с двухнедельной щетиной.

Так.

Что у нас на сегодня?

Разведка местности. Лично, ибо по рассказам ребят полной картины не составлю. Тут где-то есть поселения – как далеко? Степень угрозы с их стороны? Наши возможные защитные мероприятия? Подходы к нашему лагерю – сколь удобные? И т. д. и т. п. Идем со Змеем, вдвоем. Лучше, конечно, втроем. Но пока сколочу тройку, пока научу… Да и людей у нас мало, а работы – чуток, что ни до хрена!

Наскоро перекусив, чем бог послал (а послал он нынче немного), мы со Змеем тронулись в путь. Мрачное мое настроение в полной мере передалось и ему, поэтому около часа мы топали молча, зорко озираясь по сторонам. Здоровенный собак бежал впереди нас, осматривая каждую ямку и оставляя свои метки на наиболее интересных ему местах.

Левую сторону мы осмотрели достаточно быстро, время только к обеду и подошло. Настроение мое испортилось еще больше. Тут только что асфальта не доставало! Никаких тебе преград, хоть стены возводи. Лес да кусты – вот тебе и весь ландшафт! Приходи, кума, любоваться! С такими дорогами гостей у нас будет… Поделился этой мыслью со Змеем. Он согласно кивнул головой: «И где ж мы их всех хоронить-то будем?»

– Да черт их не знает! Там придумаем что-нибудь.

– Смотря сколько их зараз припрется.

– Ну, народу тут много быть не должно. Хоть поселенцев, хоть местных. Отряд в двадцать рыл – уже событие. А уж больше собрать… Не всякое племя потянет. Тут, насколько я помню историю, крупных племенных союзов не было. На русских поселенцев напали как-то отрядом в пятьсот человек, так это даже в писаную историю вошло! Там союз индейский был какой-то, сейчас и не вспомню даже. Только вот просуществовал он опосля этого полгода и распался. Сам по себе. Да и у белых в этом плане не намного лучше…

Потихоньку-полегоньку у нас завязался разговор. Под него и шагалось как-то легче. Так прошли еще около двух часов, и я уже собирался командовать привал, как вдруг бегущий пес остановился. Шерсть на затылке у него вздыбилась.

– Чего это он? – останавливаясь, спросил я. – Зверя учуял?

– Нет, – покачал головой Змей. – Это не зверь, Гарм бы так не реагировал.

– Человек?

– Возможно…

Мы быстро рассредоточились по сторонам, пес нырнул в траву. Отсюда я видел только его вздыбленную холку, он явно был наготове.

Прошло пять минут. Еще пять… еще десять… вокруг было тихо. Стоп! Тихо? А это что тут лязгнуло? Металл в лесу? Кто-то его сюда принес… Ну-ну… я сделал Змею знак оставаться на месте, а сам скользнул в сторону, снимая с плеча «ВСС».

Ага… провал в густом лесу, пес смотрит в ту сторону… Идут оттуда, собачье чутье не обмануть.

На опушке леса колыхнулись ветки, и на прогалину шагнул крепкий мужик в расшитом камзоле. Офицер? Похоже… Один? Вот это вряд ли…

Офицер тащил аж три ружья зараз. Не считая подсумков, ремней и каких-то мешочков за спиной. Однако… Неслабый дядя, уважаю! И куда ж его черти несут?

В оптику рассмотрел, что руки у офицера были стянуты веревкой спереди. Так, чтобы он мог на них опереться при возможном падении. Нелогично, в это время таким гуманизмом никто еще не страдал.

Когда из леска появился второй, я заметил не сразу. Пятнистая фигурка скользила вдоль кустов, не выходя на прогалину. Знакомая походка… форма… Флек?! Ну, не фига ж себе! Рост невысокий… КТО ЭТО?!

Ударившая ветка сбила капюшон с головы второго гостя. Русые волосы, короткая стрижка… Прицел метнулся к моему глазу… Опа!

Махнув рукой Змею, чтобы он пока оставался на месте, я приподнялся из кустов и ножом постучал по ствольной коробке «ВСС». Раз. Раз-два. Раз-два-три. Сигнал опознания.

Минута тишины… Только дядька в камзоле, не получая более указаний, вертелся на месте, силясь понять – куда пропал его провожатый?

Ответный сигнал!

Раз-два-три. Раз. Раз-два. Свои!

Выйдя из кустов, я крикнул: «И кто это у нас тут такой знакомый?»

Закидывая за спину «ППС», ко мне во всю мочь неслась по траве знакомая фигурка…

Котенок…

Я обессиленно присел прямо на землю.

Бывает же…

Вечер 16 мая 1790 года

– Присаживайтесь. – Я пододвинул пленному обрубок бревна. Хоть мой английский был весьма далек от совершенства, он меня понял и облегченно плюхнулся на него. – Руки давайте, развяжу.

– Ну, наконец-то! Хоть один нормальный человек отыскался! Я должен выразить вам свой самый энергичный протест, сэр!

– Это по поводу?

– Возмутительного поведения вашей э-э-э… этой женщины!

– И что же вас так в этом возмутило?

– Она убила пятерых моих солдат! И самым возмутительным образом заставила меня тащить их вещи! Я, между прочим, офицер! И это унизительно для меня!

– Ваши солдаты пытались ее изнасиловать. И вы, как их командир, несете за это полную ответственность. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Э-э-э… это наглая ложь! Она открыла стрельбу, когда мы хотели помочь ей…

– Прервать ее утомительное путешествие по незнакомой местности. Навсегда.

– Но, сэр, это не так! Простите, не знаю вашего звания.

– Майор.

– Простите, сэр, но я самым решительным образом вынужден отклонить эти обвинения! Не думаю, что Его Величество останется безучастным к столь наглому нападению на британских солдат!

– Вот что, любезный, давайте-ка для начала расставим все точки над «i». Не возражаете?

– Буду только рад, сэр!

– Отлично. Первое. Я, безусловно, верю всему, что мне рассказала моя, как вы выражаетесь, женщина. Вам, кстати, крупно повезло, что она вас прямо там и не отправила в мир иной. Имела на это полное право. Второе. Король останется абсолютно безучастным к вашей участи. Хотя бы и потому, что даже и не подозревает о ней. Ибо ваше местонахождение ему совершенно неизвестно. Третье. Не следует испытывать мое терпение, оно небезгранично. У меня также есть все основания застрелить вас прямо здесь. Без всякого суда и следствия. Мне достаточно показаний моего офицера.

– Офицера? Э-э-э… Какого офицера?

– Того, кто взял вас в плен.

– Вы шутите, сэр? Эта женщина…

– Офицер, как и вы. Кстати, ваше звание?

– Лейтенант, сэр.

– Ну, так вы приблизительно одного уровня с ней.

– Но, сэр, это невозможно…

– Что возможно у нас, а что нет – не вам судить. Сейчас я возвращаюсь к третьему вопросу. Назовите мне причину, по которой я не должен расстрелять вас немедленно. Байки о всезнающем монархе можете оставить для своих внуков. Если они у вас еще будут. В чем лично я сильно сомневаюсь…

– Но, сэр…

– Время пошло, лейтенант. У вас есть три минуты. По истечении этого времени я дам приказ вас расстрелять. Как военного преступника.

– Как кого?

– Две минуты.

– Но что я должен сделать?! Что я могу вам сказать?

– Минута. Ваше задание, лейтенант, куда и к кому вы шли? У вас не было никакого специального груза, значит, солдаты сопровождали именно вас. Зачем и куда?

– Э-э-э, но…

– Время истекло, лейтенант.

– Постойте! Я направлялся в… не могу правильно выговорить эти индейские названия… короче, я шел к Белому Волку.

– Кто это такой?

– Вы не знаете?

– Отвечайте на вопрос.

– Это вождь одного из самых крупных племен. Я должен был уговорить его напасть на испанскую миссию.

– Зачем?

– Они… они мешают нам.

– Это ваша идея?

– Нет. Это приказ капитана Роджерса. Он начальник форта и старший офицер армии короля в этой местности.

– Вы должны были словесно уговорить вождя? Или у вас были аргументы для этого?

– Были, сэр…

Сдав обалдевшего англичанина для дальнейшего разбирательства зампотылу (против чего он энергично возражал), я поспешил к Котенку.

Нашел ее на берегу, где она вместе с другими нашими женщинами занималась инвентаризацией хабара.

– Так, Котена, иди сюда. Будем дознание проводить.

– На предмет?

– Ты вообще как тут оказалась? Откуда?

– Если честно – то и сама не знаю. У нас вчера стрельбы проводились, вот я и вызвалась Степанычу помочь. Заодно и пистолет себе подобрать для стрельбы. А то дадут какой ни попадя – показывай с ним результат! Только из оружейки вышла, взяла там два АПСа с магазинами и кобурами, ППС с магазинами. Степаныч мне в рюкзак свалил весь запас патронов для стрельб, сказал, что оружие мне тащить, а рюкзак он сам потом понесет. Благо, что недалеко мне его волочь было, только до машины и допереть. На улицу вышла – бац! Вспышка. Пришла в себя только тут, в лесу. Еды нет никакой, только пара сникерсов да еще бутерброды, что я утром сделала. Зато патронов – хоть заешься! Пистолетные и к ППС, можно войну начинать. Четыре цинка пистолетных и к автомату шесть. Только тащить их тяжело было, вот я так медленно и шла. И есть хотелось очень…

– Ну ты даешь! Как ты вообще все это унесла? А чего к морю пошла?

– А куда еще? Где море – там и люди. Что тут вообще происходит?

– Бардак. А если точнее, то все сюда попали похожим образом. Кто-то так вообще почти без всего. Чуть ли не в трусах и шлепанцах. Я прямо с Очамчиры влетел, только на выезд собрался. Вот и оказался здесь старшим.

– Сочувствую…

– Спасибо! Вот что, ты уж не дуйся, но надо и тебя к делу пристраивать.

– Да не вопрос. Только вот поспать бы пару часиков?

– Спи хоть до утра! Вон шалаш видишь? Там и дрыхни, мешать тебе не будут. А я пойду, мешок твой оприходую, у нас для этого заместитель по МТО имеется. Себе что из стволов оставишь?

– Тут ведь лес в основном?

– Пока да, насколько мы успели рассмотреть.

– Тогда пистолеты ППС забери, у вас тут как с оружием?

– Плохо. Разносортица, серьезных стволов почти что и нет. Снайперка одна, мой ВСС. Кстати, твой любимый ствол! Бесшумка одна. В общем, на всех не хватит. Правда АПСов, считая твои, штуки четыре наберется. Для боя в лесу и в зданиях – самое то! Так что один я у тебя, может, потом и зажму. Есть еще протяжки для самодельных стволов, но это еще когда мы их тут сделаем… С гранатами так вообще – выпуклая часть спины полная, всего несколько штук есть. С едой, правда, пока не бедствуем, вон на шхуне запасец какой-никакой был. Подожди, ты ведь у нас шить-кроить можешь?

– Могу, а что, надо?

– Пока, слава богу, ничего. Но вот в будущем это нас серьезно припрет.

– Значит, так, родные вы мои, присаживайтесь. Место себе сами отыщете, мебели у нас пока нет, – этими словами я начал наш первый военный совет.

Присутствовали оба моих заместителя: Клим, как самый сведущий по морской части, Арт, Змей и Курбаши. Я бы с удовольствием притащил бы в эту компанию еще пару-тройку человек, но увы – обстановка не позволяла.

– На повестке дня у нас стоит один вопрос – как жить? Не в смысле, как жить дальше. А в смысле, как нам жить вообще? Народу мало, снаряжения – кот наплакал, продуктов тоже не очень. Крыши над головой нет. Какие у кого будут соображения по этому поводу? Экзотические идеи, типа пиратства, обсуждаемы, но малореализуемы – тут особо не развернешься, флота у нас нет, а здесь грабить некого. Данный вопрос решать надо СРОЧНО! Я бы сказал – вчера!

Наступило молчание – народ переваривал мои вступительные слова.

Первым прервал молчание Старый Империалист.

– Своих ресурсов надолго не хватит. Резюме – нужен союз с местными.

– С кем? Англичане отпадают, эта сволота нас сожрет и не поморщится. Индейцы? Слабо. Да и аргументов для этого у нас маловато.

– Тогда – только с испанцами.

– Возражения есть?

Ребята дружно промолчали.

– Так… Кобра, что в тайниках англичанина?

– Ружья, штук пятьдесят. Порох, свинец. Шанцевый инструмент – топоры, ножи, несколько пил и заступов. Сколько – он точно не знает.

– Сами унесем?

– Трудно будет…

– А за две ходки?

– За четыре. Народу мало.

– Добро. В таком разе – слушай мою команду! Англичанина отдать испанцам. Не сразу, промурыжить его тут пару дней. Взамен попросить у испанцев на время рабсилу, индейцев человек пятьдесят. Со своим продовольствием.

– Плату могут потребовать, – покачал головой Сергей. – Они такие, выгоды не упустят.

– А совесть у них есть? Сохраненная миссия – мало им? Будут упираться рогом – скажи, денег дадим. Твоя задача – дать им фронт работ. Форт, по моему плану, дома. Остальное сам определишь.

– Где денег возьмем?

– Будут тебе деньги. Артем, твоя задача организовать штурмовую группу. Человек пять-шесть. Меня тоже пиши. В прикрытие и конвой столько же примерно.

– Задачи?

– Будем облагать контрибуцией наглов. Выясни у офицера план форта. Наличие в нем лошадей, повозок, тяжелого вооружения. Место хранения казны, наверняка она там есть.

– Сделаю.

– Хм-м… Сергеич, а войны мы с ними не накликаем? Силов у нас для этого… я бы сказал, маловато… – начштаба покачал головой.

– Не будет никакой войны. С Испанией они воевать не станут, а про нас никто и не знает пока.

– А офицер этот?

– Вот пускай они его сначала назад получат, потом уже и слушают его россказни. Думаете, он расскажет им о том, как и кто его в плен взял? На карьере можно смело крест ставить. Да и не поверят ему, я уж позабочусь об этом…

Всеслав

Вышел к берегу моря. Явно прошлое. На пляже – ни одной бутылки и много черепах. Видать, к дождю. Поужинал черепахой, стал ждать ночи. Если я не один в этом мире – явно кто-то должен поселиться у берега. Увижу огонь, пойду на него. Хотя бы поменяю что-нибудь на соль. А то кончается. Вариант – по чукотскому методу, если меняться не захотят.

Не ошибся. Жгут костер совсем близко, километров шесть-восемь. Причем демонстративно так – типа приходите, гости дорогие. Явно силу чувствуют, я не палился, жег в яме и сухое. Ибо не фиг, пока не знаешь, что к чему, – любой в тайге злой татарин. Или добрый якут, в принципе без разницы.

К лагерю явно таких же, как я, попаданцев (дообщался… как говорится, нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется – сказал попугай, отправляясь в суп) тихо подошел вечером. Люди в современной одежде, явно свои, говорят по-русски. Надо выходить. Вспоминаю подходящее по настроению, хуже не будет, вешаю ружье за спину, руки не расставлены, ладони открыты… иду по пляжу и ору:

Союз нерушимый республик свободных

Сплотила навеки Великая Русь…

Из дневника Сергея Акимова

К вечеру шестнадцатого мая нас набралось почти взвод – двадцать шесть человек, хотя среди попаданцев оказалась и местная девушка-индианка. Ее привез(!) на своей машине Сергей, которого из-за явного избытка среди нас попаданцев с таким же именем решили называть по форумному нику – Лорд д’Арт, сократив его до Лорда. Парень, смешно щуривший глаза, все еще не привыкший, что очки ему больше не нужны и теперь он может смело конкурировать по остроте зрения с местными Зоркими Соколами и остальными пернатыми. Как он умудрился проехать по местному бездорожью на «японце» – это отдельный рассказ, но оценить его смогут еще очень не скоро. Уж не знаю, как Лорд смог с ней объясниться, но ее история, пересказанная нам Курбаши и женой Динго, оказалась близка к той версии, что изложил нам при встрече Сергей. Что-то подсказывало мне: не миновать нам вскоре устраивать, кроме новоселья, еще и свадьбу, уж очень недвусмысленно поглядывали эти двое друг на друга – Кей и Лорд. Так что на голову нашего начштаба скоро свалятся новые заботы, мало того, что придется думать о жилье для молодых, так еще и вопрос с религией подкрался совсем незаметно, как тот недоброй памяти пушной зверек, по милости которого мы все здесь и оказались.

Завершая совещание, Дядя Саша предложил отправить, кроме разведки к форту англичан, «дипломатические миссии» в родные племена Андрея-Курбаши-Белого Быка и Кэй. Испанцы испанцами, но про индейцев тоже забывать не следовало. Нам сейчас лишние друзья не помешают, да и когда они бывали лишние? Это врагов у России всегда хватало.

Глава 4

17 мая 1790 года.

Из дневника Сергея Акимова

Утро встретило личный состав пробежкой, которую наш командир пообещал превратить в полноценную тренировку. «Нам не нужны павшие герои, надо выжить и победить, а с такими здоровенными лосями, половина из которых не умеет озадачить противника нестандартным ходом, нам лучше самим себе похороны устроить! Все будет, как у взрослых, и не думайте, что в сказку попали!» Одним словом, помолодевший майор решил с самого начала загрузить всех по самое не могу. И с этим нельзя было не согласиться. Обычным форумным трынденьем нам не обойтись, если желаем что-то изменить.

На такой бодрой ноте мы и начали новый день.

Старый Империалист

Свои заботы по созданию штаба, хм… неполного взвода, я начал с изъятия всего запаса бумаги. Заняться планированием будущих операций, впрочем, не удалось.

Захомячив бумагу и ласково посоветовав девушкам рисовать на песке, я вполне добровольно стал показывать пример по разгрузке шхуны. Хотя кому это было показывать? Все пахали не за страх, а за свое будущее.

Когда мы закончили любимую армейскую забаву, «круглое таскать, а квадратное катать», замучился вопросом продовольствия. Конечно, начальник МТО, царь и бог в своем деле, но нужно найти охотников и хоть одного ботаника! На одном мясе жить, конечно, можно, но салаты там разные, каши тоже необходимы. И… я внимательно посмотрел на океан, рыба тоже. Сушеная, вяленая, соленая… Где взять соль?!! Черт! Я оглянулся, не бегают ли рядом девушки, нет, слава богу. Не помню, можно ли употреблять в пищу морскую соль? Что-то я о ней слышал, не очень хорошее. Ладно, спросим у мореманов. Отбросив окурок сигареты в сторону, направился к очень красиво горевшему костру. По плавнику, потрескивающему в костре, переливались голубенькие струйки пламени.

Котозавр

– Вашу маму… – Народ с кряхтением рассаживался вокруг костров. День обещал быть насыщенным. Работы было настолько много, что она удовлетворяла. В том смысле, что не оставляла сил даже на грешные мысли, а ведь с утра тех мыслей было. У каждого и в количестве. И командир, и сменившиеся часовые, и даже девушки в меру девичьих сил таскали, копали, рубили, в общем – обустраивались. Маленькая колония попаданцев вгрызалась в чужой берег, чтоб никто не мог попросить их отсюда удалиться. Особую актуальность фортификация получила, когда Курбаши объяснил причины необычной враждебности местного населения: оно было не местное. Живущее в этих краях племя Ваппо, как их называли испанцы, по индейским меркам достаточно мирное: чужака сначала кормили-поили, и только потом спрашивали, как тот помереть желает, и желает ли вообще. Молодежь, пошедшая за подвигом, могла и сразу напасть, но неужели мы попали на «сезон охоты»? Оказалось, что пришедший с севера, через земли Паютов, род каких-то отморозков второй год как обосновался в трех переходах от бухты, и это те самые кровники рода Одноухого Вепря, из которого происходил Белый Бык. В переводе на русский – мы с первых минут двумя ногами вляпались в войну с племенем, перебив поисковую группу, которая шла по следу нахального вора. Ночью Годдарды-Спесивцевы увеличили счет, и теперь в любой момент можно было ожидать предъявления счета к оплате. Не отягощенные догматом всепрощения (хотя кому и когда он мешал мстить?), аборигены считали смерть своего причиной для обязательной мести, вне зависимости от того, как и почему убит соплеменник. На импровизированном военном совете, совмещенном с обедом, было решено искать союзников, не могли же местные беспредельщики только клану Вепря нагадить? После короткой дискуссии утвердили состав посольства. Переводчик, проводник, атташе по культуре – Курбаши, посол, военный атташе – Котозавр, консультант и торгпред – Годдард-Спесивцев, для солидности еще добавим Змея. Малодушные попытки Кота взять самоотвод были на корню пресечены командиром:

– Вождь с кем попало договариваться не будет. Или вождь – или воины. Я туда не пойду, Динго с женой не пущу, а у вас двоих пока что самая добротная коллекция скальпов.

– Нагеройствовали на свою голову… – прошипел Кот под довольный ржач Андрея. – Мстя моя будет страшна: пока мы собираем обменный фонд и подарки, блесните, товарищи форумчане, мощью коллективного разума и на одной стороне тетрадного листочка выдайте мои полномочия, а на второй – наши требования и предложения к возможным союзникам. Сразу предупреждаю: будет многа букаф – напутаю безбожно.

Белый Бык поднялся с места и усадил Константина на место легким нажимом лапы на плечо.

– Вот сидите и пишите бумажку, белые теоретики. А я пойду пока наберу ништяков на подарки родне и в другие кланы. Вы все равно не знаете, что нам больше всего нужно.

Обсуждение было бурным, почти даже с переходом на личности, но через некоторое время искомый документ все-таки родили, перепортив предварительно несколько черновиков. Вкратце получился почти карт-бланш: колония обещала аборигенам дружбу и ненападение, обучение военному делу, ремеслам, земледелию и медицину, в обмен на дружбу, военную помощь, людские резервы. Полномочия выдали тоже широчайшие – действовать по обстановке. Как хочешь. Главная задача – привести к форту побольше людей, желающих поработать на постройке и охране. И вернуться не позже завтрашнего утра, поскольку, кроме мирных переговоров, у нас уже наметилась войнушка, да не с кем-либо, а с англичанами!

Анатолий

«Нелегка ты, доля дипломата. Всяк норовит куда-нибудь послать. Причем во всех смыслах сразу».

Меня сопровождали три человека – Кот, Андрей и Змей – и одна большая собака. Разумеется, речь идет о Гарме. Честно говоря, предпочитал держать кошек из-за их неприхотливости. Ума не приложу, что бы я делал с этим волкодавом, будучи инвалидом первой группы. И даже сейчас, «вселившись» в более-менее здоровое тело этого англичанина («Черт, все время на пиво тянет! Придется отвыкать, мистер Годдард!»), я не уверен, что рискнул бы завести такую «собаку Баскервилей». Покойный Максик, помнится, габаритами уступал даже кошке… Итак, мы идем уговаривать Большого Медведя, вождя паютов. Хотелось бы произвести впечатление.

Леночка постирала и вычистила мою одежду, и теперь я выгляжу модным пугалом – рубашка тонкого полотна, камзол, треуголка, чулки с жуткими на вид подвязками, кюлоты, кожаные башмаки с пряжками. Все тесное и крайне неудобное. Восемнадцатый век на дворе как-никак. А я – важная персона, надо полагать. Пивное брюшко бы спрятать, а так вроде ничего. Сойду за третий сорт. В сельской местности…

– …мы никому не причиним вреда, если на нас не нападут.

– Воины говорили – вас мало, – степенно проговорил Большой Медведь (и правда, здоровенный мужик). – Что сможет сделать горстка людей, если вы поссоритесь с сильным племенем?

– Наши женщины – тоже воины, вождь. Любая из них способна убить врага, кто бы тот ни был.

«Вот только уточнять, что Лена прикладом сломала шею краснокожему воину, не стоит…»

– Но у вас и женщин мало, – резонно возразил индеец. – Хорошо, белый человек, я принимаю приглашение. Завтра я буду вашим гостем, как ты сегодня был моим.

Змей

Посольство – это очень скучно. Стой и делай морду кирпичом. И Гарма придерживай.

Побаиваются его индейцы. Толик им чего-то втирает, а я глазами по окрестностям шарю.

Гарм нервничает, сильно. Это с ним редко бывает. Значит, сейчас что-то будет.

Точно, слева, от зарослей кустов раздался пронзительный визг. Народ разом обернулся туда, совершенно рефлекторно. Я ждал от индейцев какой-нибудь пакости, стал оглядываться по сторонам, думал, что это нас отвлекают так. Поэтому бросок Гарма пропустил. К тому моменту, когда сообразил, что на самом деле что-то происходит, пес уже был далеко. Там, куда он летел, пятеро ребятишек и молоденькая индианка пытались убежать от здоровенной желто-палевой кошки.

– Хромая пума, – закричал кто-то из индейцев.

До детей пума достать не успела – в нее прилетел азиат.

Пума умела расправляться с собаками и драться с волками, но в нее никогда не влетала на полной скорости тушка весом побольше ее самой. Кошка отлетела в сторону и даже сумела встать на ноги. Впрочем, больше она ничего не успела. Гарм упал на нее сверху, втрамбовывая в землю и ломая шею. Потом встал, отряхнулся и с гордым видом двинулся ко мне. Большой Медведь сделал титаническое усилие, дабы не уронить челюсть на землю и сохранить типичную индейскую невозмутимость.

– Собака убила пуму. Хорошо. Хорошая собака. Сильная. Так о чем мы говорили?

Дальше переговоры шли без эксцессов, поэтому для меня особого интереса не представляли. Если не считать конечного результата, естественно. Так о них я и потом мог узнать. Поэтому, когда Кот предложил мне отправляться обратно в лагерь, чтобы заранее предупредить ребят (во как быстро привык, что еще вчерашние взрослые мужики, с которыми общался на форуме, превратились в молодых парней!) о завтрашнем визите вождя, я немедленно согласился. Как оказалось, очень вовремя, поскольку на обратном пути встретил еще одного нашего коллегу. Тем более что пришлось выручать его из весьма непростой ситуации.

Зануда

Свинья – мерзкое, грязное, вонючее и кусачее животное. Прикосновение к коже мертвой свиньи оскверняет. Прикосновение к зубам живой – тоже очень нехорошо. Подробностей из священных книг не помню, но проверять на своей шкуре все равно не хочется. Поэтому уже сорок пять минут сижу на ветке дерева, похожего на дуб, и предаюсь воспоминаниям, а подо мной семейство животных, похожих на кабанов, перепахивает почву в поисках предметов, похожих на еду.

Утро началось хорошо. Наученный первой ночью, я соорудил себе царское ложе из ящиков и коробок, а под голову положил пакет с кабелями и гофротрубой. И проснулся с одним желанием. Точнее, двумя. Или даже лучше сказать, тремя. Но все естественные и потому непостыдные.

План строительства империи на сегодня предусматривал экспедицию на Дальний Восток с целью поиска земель для колонизации и туземцев для торговых и иных сношений. Ну а если серьезно – дойти до ручья, который должен был протекать в восточной долине из соображений симметрии с западной, и пройти вниз по течению в поисках еды и людей. Червячка в желудке этого тела я терпел легче, чем в прежнем, но изнурять себя голодом не собирался.

С ботинками и штанами вопросов не было – мои мокасины были хороши для вождения, но не для ходьбы по камням и корням. Поэтому надел свои старые и заляпанные краской рабочие берцы и штаны от армейского камуфляжа. А вот сверху – Сетон-Томсон писал, что индейцы, отправляясь на охоту, одеваются ярко. Потому что спугнуть зверя – это полбеды, а вот когда тебя самого примут за оленя или кабана – настоящая беда. К тому же неизвестно – вдруг в этом мире идет война и мой камуфляж похож на вражеский. Так что сверху натянул вишневую водолазку без надписей. Волосы без затей повязал оливковой банданой, а вот над снаряжением задумался.

Логично было бы вооружиться по самое не могу, но оставалось полусомнение-полунадежда на то, что этот мир – все-таки наш, и за мной внимательно и, возможно, недоброжелательно наблюдают. Да и опыт хождения по лесу у меня туристический, а не охотничий и не военный. В общем, надо взять что-нибудь такое, что помогало бы отмахаться от гопников, не мешало бы убежать и не возбуждало бы желание докопаться у милиционеров. Несколько минут колебался между топором и саперной лопаткой и выбрал топор. А чтобы замотивировать его наличие, взял плотницкий ящик и сунул туда пилу-ножовку, набор стамесок, горсть гвоздей-сотки и рубанок. Если что – никого не трогаю, починяю примус.

Поясная сумочка на случай пешего похода у меня была готова. К имеющимся там маленькой аптечке (бинт, пластырь, зеленка и кое-какие таблетки), фонарику и компасу я, подумав, добавил фальшфейер. От зверей, говорят, пользительно. Из документов взял паспорт, разрешение на пистолет, запаковал их в пластиковую папку на «молнии» и долго искал, куда приткнуть. В карманы не лезет, за пояс не сунешь. В конце концов, сунул в плотницкий ящик.

Сделав несколько шагов по высокой траве, вспомнил про клещей. Что-то надо было сделать с одеждой так, чтобы они под нее не забрались. Будем рассуждать логически. Клещи сидят на ветвях деревьев и кустов и прыгают, точнее, падают на добычу сверху. Значит, брюки и рубашку надо носить навыпуск. Или наоборот? Я принял соломоново решение: брюки выпустил из ботинок, а вот водолазку оставил заправленной. И зашагал к лесу, напевая о том, что-де «иду-шагаю по Москве».

До леса добрался быстро и без приключений. Войдя в тень, пошел медленно и осторожно, иногда замирая и прислушиваясь. Деревья росли сначала редко, потом, через несколько сотен метров вниз по склону, сомкнулись кронами. Подлесок тоже постепенно густел, но ручей оказался совсем недалеко. Пить из него я не стал, хотя уже хотелось. Осмотревшись и прислушавшись, поднялся по склону туда, где заросли не мешали идти, и двинулся вниз по течению. Через несколько сотен метров путь мне пересек ручеек, начинавшийся из маленького родника. Из него я с удовольствием напился, умылся и наполнил флягу и бутылки.

Лес вокруг был проработан великолепно. Я видел птиц, порхающих в ветвях, бабочек на цветах, муравьев, ползающих по стволам деревьев между лишайниками. Но и деревья, и птицы были незнакомы. Это укрепляло меня в мысли о том, что вокруг – виртуальная реальность. Окончательно утвердился в этом, когда увидел черно-белого зверька с пышным черным хвостом, важно идущего мне наперерез. Дизайнер определенно делал скунса, но промахнулся с раскраской. Я погрозил кулаком в небо:

– Небось купили у американцев скины и модели и залили без изменений, а деньги попилили. Нет, чтобы нарисовать русскую березу…

Впрочем, проверять качество моделирования вонючих желез не стал.

Вскоре после полудня я вышел к месту впадения ручья в речку побольше. Здесь лес сменился высоким пойменным разнотравьем. В воздухе вились комары и другие надоедливые насекомые, которых я давил не рассматривая. От жары, духоты и усталости глаза начали слипаться, а ноги заплетаться, и тут на меня, с треском ломая подлесок, бросилась огромная черная туша, размером чуть поменьше акулы из фильма «Челюсти». Что было дальше – прыжок с места или game over & restore – сказать не могу, но вновь осознал себя уже сидящим на ветке дерева в трех метрах над землей.

А подо мной ходил, фыркая и хрюкая, здоровенный кабан. Брошенные инструменты его не привлекли, но и не отпугнули – он спокойно ходил рядом с ящиком. Спустя несколько минут стали понятны причины его мизантропии: из кустов появились маленькие полосатые поросята. Свинское семейство ходило подо мной, попискивая и похрюкивая, и рыло землю носом в буквальном смысле.

А я сидел на дереве и дурачился: приказывал им покориться воле Императора, справлял малую нужду, целясь свинье в голову, уговаривал лечь спать, как положено порядочным кабанам, но слезть на землю не решался.

Солнце уже заметно склонялось к западу, а я размышлял о ночевке на дереве, когда свинья забеспокоилась, повернулась к реке и замерла, насторожив уши. Потом взвизгнула – и поросята бросились в заросли. Через секунду опушка совершенно опустела, и только треск, затихающий вдали, напоминал о кабанах. Там, куда они смотрели, в высокой траве появилось какое-то шевеление. Тот, кого боятся кабаны, может быть опасен. Поэтому я, стараясь не шуметь, поднялся на сук повыше со стороны леса и, чуть высунувшись из-за ствола, смотрел на луг одним глазом.

Вскоре уже можно было различить мелькающую в траве темную спину и иногда поднимавшуюся голову. В походке и общей манере движений чувствовалось что-то знакомое. По крайней мере, это не кошка и не лошадь. На волка тоже не похоже – не видно торчащих ушей. Он явно что-то искал, но не механически правильным зигзагом подружейной легавой, его движения были больше похожи на свободные движения кисти художника, несимметричные и непредсказуемые, но в то же время целенаправленные и систематические.

Зверь был уже совсем близко, когда у меня в голове что-то щелкнуло: массивная голова, короткий хвост, манера бегать и нюхать… Собака. Крупная черная собака. Среднеазиатская овчарка. Пес выбежал на вытоптанную кабанами полянку, потянул носом, строго посмотрел мне прямо в глаза и внятно сказал: «Ав!» Я смутился и опустил взгляд. Алабай, похоже, этого ожидал. С достоинством он подошел к дереву, обнюхал и пометил его.

Сзади кто-то вежливо кашлянул. Я вздрогнул и обернулся. В десяти шагах от меня в тени дерева стоял парень в камуфляже, с ружьем подозрительно знакомых очертаний, висевшим стволом вниз на правом плече. Я почувствовал, что краснею, и преувеличенно-наглым голосом сказал:

– Где вы столько времени бродили? Меня тут чуть не съели!

Мое предположение об эксперименте на людях подтверждалось новыми и новыми фактами. Сергей (так звали моего нового знакомого) объяснил, что подобных мне попаданцев много. Причем попали мы во многих смыслах, в частности – в дикую местность и дикое время. А хроноаборигены злые и жестокие, и хотя среди наших убитых и раненых пока нет, если мы будем хлопать ушами, обязательно будут. Подтверждение тому – реальные трупы наших оппонентов.

Похоже, от участия в эксперименте мне не уклониться. По крайней мере, совершенно непонятно, как можно было бы уклониться или сбежать (воображение услужливо подсказало карту, замкнутую в тор). Это вам не кружок по рисованию прогуливать. С другой стороны – Сергей повел меня в лагерь, не спросив моего согласия. Другое дело, что я, услышав про столовую, отказываться не собирался, но все же это настораживало. С третьей…

Впрочем, размышлять особо не получалось – в километре-двух от реки лес кончился, и мы шли по неровной каменистой равнине. Приходилось смотреть под ноги, по сторонам и на Гарма. Как все-таки хорошо идти не в одиночестве, а с уверенными в себе спутниками… Если бы они еще не неслись, как на пожар.

После нескольких часов пути вечер уже не казался мне томным. Ноги гудели, в животе сосало, заходящее солнце било в глаза. А Сергей шагал и шагал с размеренностью и равнодушием паровоза. Наконец, когда я уже был готов взбунтоваться, он указал на группу низких деревьев или высоких кустов и сказал, что мы устроим там привал. Разумеется, никакого отдыха на привале не было. Пришлось лазать в зарослях, собирая хворост для костра, устраивать подстилки для ночлега и жарить какого-то грызуна, которого Сергей заохотил и освежевал так быстро, что я увидел уже выпотрошенную тушку. Свежее, еще кровящее мясо как-то не возбуждало аппетит. Впрочем, голод и усталость притупили чувства, да и самая грязная работа была сделана без меня, так что свою треть (да-да, Сергей считал свою собаку равной человеку, в том числе и в еде) я съел не задумываясь…

Ночь мы провели по очереди дежуря у костра. В кустах шныряли мыши и зверушки покрупнее, сквозь листву проглядывали звезды, под утро стало совсем холодно, я согревался изометрической гимнастикой и нагулял зверский аппетит. Увы – на завтрак был облом. В смысле – завтрака совсем не было. Мы встали и пошли, ворча и бурча животами. Оно, конечно, до лагеря было всего два часа ходу, но как же грустно замерзшему, невыспавшемуся и голодному человеку!

Лагерь меня разочаровал. Примятая трава, какие-то полотнища на жердях, на несколько десятков человек – всего три нормальные палатки. Поесть, должен признать, нам дали сразу же и горячее, но вот что – описанное Джеромом ирландское рагу по сравнению с этим варевом было образцом изысканной кухни. Хлеба не было. Чай налили в ту же миску, отчего он стал похож на бульон. Впрочем, сладкий. Кстати, миска и ложка были вполне аутентичными – оловянными. Я проникся уважением к неведомым экспериментаторам – такое внимание к мелочам, создающим историческую достоверность, в наше время редкость. Хотя если они так же тщательно организовали охрану…

На этом месте мои размышления прервали фырканье и топот копыт. К лагерю подъезжал всадник на рослой вороной лошади чистокровной породы (или, по крайней мере, с большой долей чистой крови). Ну какой XVIII век! Не было тогда таких красавцев! Точнее, как я рассмотрел, подойдя поближе, красавиц. Опа, а кобыла-то знакомая. И всадник…

Следующие полчаса мы с Сергеем (другим, под ником Дог) вываживали Болгарию и обсуждали наши скорбные дела. Скорбел, впрочем, больше я. Сергей чувствовал себя как рыба в воде, пусть и незнакомого пруда, противоречий и несообразностей в окружающем мире не замечал и на высказанные мной предположения об эксперименте не отреагировал. Тут-то меня и поймал командир всего этого сборища. В пять минут я был опрошен, занесен в списки, поставлен на довольствие и зачислен в состав штурмовой группы в качестве водителя кобылы. Какой – командир сказать не смог, но гарантировал, что лошадь будет. Про себя я усомнился в существовании как группы, так и объекта штурма, но спорить не стал. И тут черт дернул меня за язык – я вслух озаботился сохранностью своих инструментов. Немедленно они были национализированы, а я мобилизован. Как плотник. Три раза ха-ха.

Всеслав

Вернулся из разведки, доложился командиру и сразу был озадачен новым поручением. Только перекусить успел. А что делать? Все остальные тоже носятся, как наскипидаренные.

Кямиля, он же Шоно (по-бурятски – волк – много все же тюркских заимствований в языках монгольской группы), еле нашел. Он сидел у одинокого чапараля, лицо его было опечалено мыслью.

– Сайн байна, Шоно, би буряад шара нохой. – Кямиль даже немного встрепенулся, услышав нечто родное, из степи навеянное. – Я Всеслав (ну, раз уж здесь форум, то проще по никам – потом, конечно, возникнут прозвища, но пока – лучше так), прислали к тебе. Что делать?

– Стеллаж в палатку. Лекарства сложить.

– С деревом работать умеем? И что есть?

– Я врач, такое дело. Даже не представляю, как.

Я огляделся и проникся. Сосны нет, с досками вилы полные, растут дубки корявые и ива, что радует, – толстая достаточно. Ладно, не самый большой геморрой в этой жизни – не такое мутили. Сейчас… так, значит, метр на тридцать см, высота полки сантиметров сорок. Минут пятнадцать выбираю четыре подходящих по корявости и сучкам дубка, от более-менее ровной ивы режу прутья в нужном количестве. Обстругиваю ножом, режу пазы, где надо, вяжу леской, благо ее много. Так, на первое время сойдет, по крайней мере, свалиться не должно в ближайшие месяца два-три. Да и лекарств не так много. На всякий случай немного прикапываю ножки шкафчика. На все про все – час. Шоно смотрел первые минут десять, потом я неосторожно сообщил, что у меня в ноуте справочник по лекарственным растениям есть, и он унесся в сторону штаба. Дисциплина превыше всего, информация – это наше все. Особенно в XVIII веке, спасибо добрым людям, объяснили, куда попал.

Обустроил палатку медицинскую (остальной народ почти не видел, все на удивление здоровые, и подольше бы так), немного, правда, накосячил, на что коллеги указали, леска, она не резиновая. Выпросил у Клима парусины и старую шкуру, еще две, волчью и оленью, которые кто-то добыл, бросил в море до вечера отмокать, потом на ремни пущу… убодался, как негр на плантации, надеюсь, их здесь не будет. Негров. Вечером на берегу засыпал золой из костра шкуры эти, залил водой, камнями придавил, утром (переночевал, кстати, в своем спальнике около берега, товарищ Шоно давил ухо в кровати для пациентов, вроде нормально) вычистил кое-как от шерсти, растянул, сушиться повесил. К обеду надо ремни нарезать, сыромятина – незаменимая вещь для скрепления всего на свете. Намочил, связал, на солнышко выставил – намертво схватывает. Cожрал что-то мясное и без травы. Однако надо огород разводить. После того как обезопасимся. Вокруг одни доисторические отморозки. Индейцы с тропой войны, испанцы с инквизицией, англичане с Господом Богом и господом ромом, а нас и тридцати не наберется. И я по части снаряги – самый бедный. Остальные как будто специально готовились. Раздолбайство плюс надежда на топор да нож меня когда-нибудь погубят, лет этак через семьдесят, спасибо неведомо кому за молодость, у нас в семье меньше 90 не живут.

В общем, закончил со шкурами и пошел за новыми заданиями. Как говорится, нам солнца не надо, нам партия светит, нам хлеба не надо, работу давай.

Обрадовали… завтра в рейд на форт оборзевших англичан, а потом – на лесозаготовки. Сейчас, пока завтра не наступило, делаю нужное дело – строю мостки для стирки на ручье. Змеюку какую-то все-таки пришиб, чтобы рядом не ползала. Вечером надо пожарить на палочке, не хуже курятины… релаксация называется. Вбиваю топором в дно ручья стойки и пою, голос прорезался:

– Износились тяжелые бродни, почернело младое лицо. И сосватанный вечной каторгой на тюремное лег он крыльцо. То не море-окиян, Стонут души россиян Навсегда повенчанных С каторгою нерчинской!

Цинни

За прошедшие полтора дня успела пораскинуть мозгами, всплакнуть, вздремнуть (последующее понравилось мне еще меньше, чем предыдущее; не сны, а какие-то американские горки: поворот – и я Леся, еще поворот – и Лола… бр-р-р). Теперь сижу вот, глупо таращусь на себя в зеркало и пытаюсь понять, нравится ли мне то, что я в нем вижу, или нет. Свечу зажгла, потому как уже смеркается. И опять гляжу, испытующе, пристально – ведьма ведьмой. Это я про антураж и про выражение лица. Ну а само лицо – очень даже ничего. Точнее, Лоле оно всегда казалось невыразительно-заурядным. А вот Леся время от времени задумывалась (после основательной встряски или просто от нечего делать) – а не поменять ли имидж самым ортодоксальным образом? Сиречь из пепельной блондинки превратиться в брюнетку, такую жгучую, чтобы коллеги, когда она войдет в учительскую, попадали со стульев. В сочетании со светлыми глазами черные-пречерные волосы – экзотика. Увы, экзотического сочетания не получилось – Лола не только черноволоса, но и черноглаза. А вообще – все на месте и в меру. И на том спасибо, могло быть куда хуже, правда ведь?

Думаю о пустяках? Ну да, о чем же еще? – все серьезные думы передуманы, выводы сделаны (самый отвратительный ответ на вопрос «что делать?» – «ничего», но в данном случае это еще и самое разумное решение), на душе тоска, из книг – одна Библия. Вот и думаю о пустяках, тренируюсь в самовнушении, пытаясь примирить Лолу и Лесю. Не то чтобы они объявили друг другу войну, но… мало ли что? Девушки-то обе – с характером. У Лолы жизненный опыт, которому Леся могла бы позавидовать – хотя вряд ли позавидовала бы. Если что, Лола и пострелять может, и на коня взгромоздиться, и на языке местных аборигенов худо-бедно изъясняется. Нрав у нее, соответственно, далек от идеала воспитанной сеньориты, хотя прикинуться может – чтобы дядюшку лишний раз не расстраивать. Леся – дитя цивилизации, ее внутренний маятник колеблется от мизантропии до филантропии, и никогда не предугадаешь наверняка, куда он качнется в следующую минуту…

Порешив так, принялась коротать время, перебирая одежки-обувку сеньориты, и прикидывать, в чем лучше всего отправиться в путь. Обе дамы во мне не желали пренебрегать ни удобством, ни эстетикой. Куда я собралась? Вчера прискакал один из индейцев, работник при миссии, и наговорил дядюшке таких невероятных новостей, что он, против своего обыкновения, счел нужным поделиться ими со мной. Не так далеко от нас появились таинственные белые, которые, по словам индейца, мало того, что расправились с напавшими на них пришлыми, как он их назвал – дикими, индейцами, так еще и взяли в плен английского офицера! На мой вопрос, как же этот работник смог узнать такие подробности, дядюшка, уже в своей обычной манере, быстро перевел разговор на другую тему. А именно о том, что язык, на котором говорили пришельцы, совершенно не знаком его человеку (ага, вот в чем дело, явно не просто так он у него работает, надо запомнить на всякий случай), и поэтому сейчас требуется моя помощь. Даже не хочу загадывать, кем окажутся эти незнакомцы, но какая-то надежда у меня появилась…

«Ни фига ты не экстремалка. Просто дура – и все», – думала я, выезжая из ворот поселения. Моя смирная лошадка привычно трусила в середине кавалькады. Так пожелал дядя. Точнее, таково было его условие. Одно из многих условий, на которых он согласился взять меня с собой. И все они, все до единого, были продиктованы соображениями безопасности. Относительной, конечно. Здесь безопасность вообще понятие ве-есьма относительное. Тем не менее пришлось наобещать с три короба, в том числе и то, что на лагерь таинственных поселенцев я буду глядеть издали, не пытаясь приблизиться. Лола, наверное, слово сдержала бы, а вот Леся… Да и о первом своем порыве я тоже благоразумно умолчала. Похоже, сочетание двух личностей во мне породило какую-то новую. Конкретно безбашенную. Ни у Лолы, ни у Леси даже мысли не возникло бы в одиночку ехать невесть куда. Потом состоялся очень непростой для меня разговор. Потом мы собирались в путь – правда, не слишком долго, потому что большую часть пути надо было проделать при свете дня. А потом… Потом я увидела во дворике, в том самом, где обычно занималась со своими учениками, полдюжины солдат и трех вооруженных слуг. Среди последних, к моему – то есть к Лолиному – неудовольствию – Диего, крещеный молодой индеец-олони… ну да, тайно (это он так думает – тайно!) влюбленный в сеньориту. Кстати, Леся тоже не в восторге – в жизни неопределенность полнейшая, разброд и раздрай, а тут еще – на тебе! – мылодрама в прямом эфире!

Когда садилась на коня, Диего бросился помогать, ну а я упрямо смотрела в сторону. В результате чуть не сверзилась и уж совсем еле-еле удержалась от крепкого словца. Поздравляю вас, дорогая Цинни, приключения начинаются! Головокружительные… будем надеяться, не головоломные.

К счастью, я ошиблась. До лагеря таинственных поселенцев мы доехали без приключений. То есть вообще. Опять же, к счастью, Лола чувствовала себя в седле достаточно уверенно, а потому можно было глазеть по сторонам. И размышлять. Громко сказано! Мысль была всего одна. И я ее думала, ага. Все та же – о совпадениях. Короче говоря, я не удивлюсь, если поселенцы говорят по-русски (причем русский – отнюдь не образца тысяча семьсот лохматого года!), а буквосочетание «СКВО» расшифровывают не как «индейская жинка», а как «Северокавказский военный округ»…

Впрочем, обо всем по порядку. Едва завидев костры, дядя велел мне остановиться и не сходить с этого места. И оставил при мне двоих солдат и – о ужас! – Диего. Причем Диего получил в сторонке какие-то персональные указания. Я так понимаю, улизнуть мне не удастся. Равно как и увидеть-услышать что-то определенное на расстоянии три сотни шагов.

И почему-то захотелось плакать – то ли с досады, то ли от усталости, то ли… А что, мало поводов, скажете? Это у меня-то?..

…Нет, все-таки я дура. Но и экстремалка, одно другому, оказывается, не противоречит. Шлепаю – со всей дури – свою коняшку ногами по бокам, она послушно переходит в галоп… Одним словом, к финишу мы с дядей пришли одновременно, Диего еле догнал меня. Не ожидал, бедняга, от сеньориты такой шустрости. Вот и дядя волком смотрит, но – не время и не место для семейной сцены.

Облом! В лагерь я так и не попадаю. Дядя, прежде чем уйти, делает страшные глаза. И коротко взглядывает на Диего. Теперь Диего не сводит с меня глаз, и взгляд такой преданный-преданный… Убила бы на фиг!

Шагах в пяти – еще двое. Поселенцы. В камуфле (что и требовалось доказать?). Выражения лиц официальные такие, пресные. Говорят между собой, не понижая голоса. Кого стесняться, индеец и сеньорита по-русски ни бум-бум.

Слушаю – и удивляюсь. Нет, не так! – медленно выпадаю в труднорастворимый осадок. Я, конечно, читала, что в мужском обществе, как правило, говорят о женщинах, да и друзья по приколу признавались. Но чтобы ТАК!..

– Ы-ыы! Сиськи!

– Ага. Я бы ей отдался. Раз несколько.

– Ничо, задружимся с испанцами, я к ней подкачу, с непристойным предложением.

– На фига? Мешок на голову, через седло – и в гарем. Видишь, уже заинтересовалась, назначишь ее любимой женой?

Улыбаюсь в ответ улыбкой анекдотической блондинки (хотя сейчас я – радикальная брюнетка, ну да не будем буквоедами) и вежливо так спрашиваю:

– Граждане, не подскажете, где тут ближайший райотдел милиции?

И наслаждаюсь эффектом.

Все-таки правду люди говорят: бабы – стервы. Без вариантов.

Из дневника Сергея Акимова

Заканчивался третий день нашего пребывания в прошлом. Естественно, точно знать, наше это прошлое или еще какие заморочки, мы не могли. Да и на всей Земле того, нашего прошло-будущего, никто толком не мог сказать – «есть ли жизнь на Марсе?». Во как, почти цитата! Любил я этот фильм раньше, и только вот сейчас подумал, что теперь и не увижу больше никогда. Кстати, надо не забыть сделать пометочку в свой «поминальник», который я завел по старой привычке. Пишем – «Поручить составление списка имеющихся у л/с на ноутах и других носителях фильмов». В нужный момент они, пусть даже самые дубовые голливудские боевички категории «В», могут оказаться очень в тему. С книгами и базами данных народ уже сам заморочился, а вот кино – это в наших условиях такой инструмент, что забывать его ни в коем случае нельзя.

Но я слегка отвлекся от более интересных событий, которыми нас нагрузила окружающая среда. Мля… – Это я скоро философом стану, по каждому поводу аллегории и ассоциации выскакивают, надо следить за собой, иначе с бумагой возникнет напряженка все мои «мудрые» мысли записывать. Тем более что и без этого поводов для размышлений хватает.

Визит испанца из миссии, представившегося как дон Хосе-фиг-запомнишь-как-там-дальше, кроме самого факта первого нормального контакта (то есть без немедленного смертоубийства) с местными жителями, насторожил еще и своей оперативностью. В ходе переговоров, а по-другому нашу беседу и не назовешь, мы по обмолвкам узнали, что до миссии около двадцати километров. Даже если факт нашего появления засекли в первый же день, то ведь надо было сообразить, что к чему, принять решение о визите, продумать вопрос с собственной охраной. То есть приходить во главе роты пикинеров-мушкетеров, или вот как он сделал на самом деле – пара то ли доверенных слуг, то ли порученцев, десяток индейцев более-менее цивильного вида с допотопными ружьями, да еще и молодую девушку с собой приволок! Тут одно из двух – или человек слишком глуп и высокомерен, чего даже на первый взгляд о нашем госте сказать нельзя, или, наоборот, – слишком умный и хитрый. И есть вполне большая вероятность, что сейчас нашу стоянку окружают превосходящие силы вероятного противника. Ладно, знать наши возможности и способности дон не может. И не подозревает, что уже с момента обнаружения кавалькады, появившейся из-за холма на юго-западе, четверо наших ребят осуществляют поиск возможной засады, причем не только в той стороне, откуда прибыл дон Хосе. Пока никаких тревожных сигналов они не подавали. Очень нам сейчас пригодились те рации, которые нашлись в рюкзаках у Вилкаса.

Обе высокие договаривающиеся стороны были очень осторожны, и не только в ответах. Любой неосторожно заданный вопрос мог создать и нам, и испанцам проблемы в будущем. Дон Хосе, какой бы глухоманью ни оказались эти места, явно прошел хорошую школу ведения бесед «на грани фола». Что-то очень знакомое проскальзывало в его манере говорить и слушать. Кто работал в соответствующей системе, тот может узнать о собеседнике достаточно много, если знать, на что обращать внимание.

«Иезуит! Точно! Вдобавок не самого низкого ранга. Тут и думать нечего, пусть время их явного влияния на мировую политику и прошло, но сама организация никуда не делась. Ушла в подполье, но от своих планов и методов они никогда не отказывались. Место для себя он выбрал вполне удачное, кому нужно это глухое захолустье, но в чем всегда были сильны представители этого ордена, так это в создании хорошо законспирированных разведывательных сетей. Всегда имеющих своих людей в самых неожиданных на первый взгляд местах. Так что будем помнить, с кем имеем дело!»

Хорошо, что к моменту визита мы успели скрыть от любопытных глаз самое вопиющее свидетельство нашего происхождения не от мира сего – автомобиль Лорда. Наша одежда была, конечно, весьма непривычна для местных, но для нее придумать объяснение было бы гораздо легче, задай испанец прямой вопрос. Хотя вот этого можно было и не опасаться, слишком он осторожен для примитивных ходов. Так мы и общались почти три часа. Уже стемнело, люди дона Хосе поставили три палатки неподалеку от нашего лагеря. Судя по всему, одна предназначалась ему, вторая для девушки (странно, почему она без сопровождения разных дуэний-служанок, вроде в этом времени такое поведение весьма нетипично для дамы из общества?), а в последней разместилась отдыхающая смена охраны. Итоги нашей встречи пока подводить было рано, мы успели только наметить некоторые точки, имеющие взаимный интерес. Как нельзя кстати оказалось наличие у нас пленного англичанина и краткий пересказ результатов его допроса. Пришли к согласию, что через несколько дней мы передадим лейтенанта испанцам, а продолжим переговоры немного погодя, сославшись при этом на предстоящую встречу с индейским вождем и другие неотложные дела по обустройству нашего жилья. Было заметно, что не все дона устраивает, но настаивать на другом решении он не стал, да и с чего бы вдруг? Наши дозорные сообщили, что никаких признаков наличия рядом других отрядов испанцев нет, так что наш гость явно делал ставку на демонстрацию своих мирных намерений. Ну что тут скажешь – мастерство не пропьешь, умеет человек в совершенно непредсказуемой ситуации сделать правильный выбор. На такой многообещающей ноте мы с ним и расстались. До завтра.

После ухода испанца и наши стали расходиться, пора и на боковую, в ближайшие дни работы выше головы, отдых никому не помешает. Я тоже было поднялся, но командир притормозил меня классической фразой:

– А вас я попрошу остаться!

Дождавшись, когда мы останемся одни, спрашиваю:

– И за каким?..

– За тем самым. Вот что, тезка моего отца… Ищи себе заместителя, который и будет на самом деле тянуть МТО. Ты мне нужен будешь по основной специальности.

Угу… ясное дело. Ведь начштаба мало того, что успевал и в общей работе поучаствовать, он и свои штабные дела не забывал. Переговорил с каждым из нас, записал в свой талмуд результаты таких собеседований, ну и, ясное дело, доложил по команде, что уж тут гадать…

– И как ты себе представляешь мою деятельность по этой самой специальности?

– А что тут представлять? Налаживаешь разведку и контрразведку. Список личного состава, тот самый, который с пометкой ДСП, я тебе выдам. Там гораздо подробнее данные о каждом из наших, чем в том, который мы как бы для всех имеем. Учить тебя не собираюсь, экземпляр единственный, вместо сейфа – капитанский сундучок, а это, сам понимаешь, немного не то. Почитай, поговори с людьми, кого себе в помощники наметишь – обговорим кандидатуры. Экспромт с замом по МТО получился нормальный, на тебя долго никто не подумает, что ты не просто кладовщик. Хотя я и доверяю нашим, но сам посуди, не все из них служили, про девчонок я вообще молчу. Ляпнут что-то где и кому не надо, потом нам же расхлебывать. Так что с утра и начинай голову ломать. А то у меня еще эти индейцы в перспективе, да и дона нашего не мешало бы пораньше из лагеря спровадить, с выходом к форту тянуть мы не можем, к завтрашней ночи все уже должно быть готово к атаке.

Со стороны наш разговор наверняка выглядел слегка сюрреалистично. Представьте – сидят два парня лет по двадцать, одежда хоть и подогнана уже немного, но заметно, что не по размеру. Да еще рассуждают как Штирлиц с Мюллером, комбинации строят. Будущие авторы детективов уже слюни пускают от зависти. Да и фиг с ними, мы, глядишь, сами еще таких деФективов накрутим, Джеймс Бонд рак легких от нервического курения заработает…

Глава 5

Утро 18 мая 1790 года.

Из дневника Сергея Акимова

Утро, как и ожидалось, закрутило всех и каждого в ставший уже немного привычным аврал. Дядя Саша приказал группе бойцов, выделяемых для рейда к наглам, паковать оружие и снаряжение, выдвигаться к месту сосредоточения и ждать его. Сам он был вынужден задержаться. Перекладывать на кого-то роль нашего предводителя во время встречи с вождем индейцев было бы неразумно. Да и с испанцем нужно было уточнить некоторые вопросы до его возвращения в миссию. Остальные парни и девушки занялись текущими делами.

Дядя Саша

– Как его зовут? – Я уселся на бревно напротив живописно разодетого индейца.

– Большой Медведь. Он спрашивает, как он должен называть вождя белых? – перевела мне Кэй.

– Ну… Большой Кот. Не по имени-отчеству ему же представляться, не поймет…

Кэй кивнула головой и начала что-то объяснять вождю. Что-то долго она ему там переводит, явно не просто имя называет. Впрочем, ей виднее, как тут полагается переговоры вести. А то, что шли они нелегко, было видно. Вся наша команда переговорщиков выглядела как после хорошей попойки – раскрасневшиеся, взъерошенные, но довольные. Что-то они уже успели у вождя оттяпать… Сам вождь выглядел монументально. Спокойный и невозмутимый, он сидел на бревне, как на троне. Как мне сказал Арт, выдернувший меня из командирской палатки (мы уже начали осваивать английские трофеи), вождь требует равного себе. Без этого говорить не будет. А чем тогда они уже три часа как занимаются?

– Вождь спрашивает, зачем вы сюда пришли?

– Не понял? А ему что – не пояснили до сих пор?

– Говорили, что мы хотим тут жить. Дружить с соседями.

– Не поверил, значит? Или ваньку валяет?

– Тут так принято. Последнее слово всегда за вождем.

– Это за мной, что ли? Скажи – я подтверждаю все, что ему сказали раньше.

Черт, знать бы, что ему тут за три часа понарассказывали…

– Вождь спрашивает – почему здесь? Дальше есть другие хорошие места.

– А тут миссия рядом. Нам так удобнее. И бухта хорошая.

– Он говорит – вас слишком мало, чтобы жить в мире.

– Крышу предлагает? Перетопчется. Скажи ему… а, черт с ним, хреновый из меня дипломат! Значит, так. Скажи – мы ссыльные воины. Нас отослали из своей страны за чрезмерную жестокость в бою. И впредь на это место будут присылать таких же. Это чтобы он не обольщался на будущее.

Краем глаза я увидел, что Анатолий схватился за сердце. Ох, что-то я ляпнул! Вождь заинтересованно приподнял бровь – ага, проняло!

– Вождь удивлен. Он сам воин, много раз был в бою и не понимает, как это – за чрезмерную жестокость? Война и так достаточно жестокое дело. Дело настоящих мужчин.

– Скажи ему, что он крупно заблуждается. Настоящей войны он и не видел еще. Спроси – сколько врагов он убил сам?

– Он говорит – много.

– Если их тут всех рядышком положить, сколько земли они займут?

– Они заполнят всю большую палатку.

– Пусть добавит к этой палатке еще десяток – может быть, мои покойники туда и влезут. Скажи ему – тут у всех так.

Кэй долго объясняла вождю размеры моего виртуального кладбища. Похоже, он усомнился.

– Как это – чрезмерная жестокость?

– Они в бою что делают? Сошлись и режут друг друга?

– Не только, еще стреляют.

– Я не это имел в виду. Если враг побежал, его догонять будут?

– Зачем? Он убежал, признал твою силу. Он трус и не достоин внимания мужчины.

– Ага. А потом он соберет десяток таких же трусливых и нападет на тебя одного. Каким бы ты ни был сильным – десять всегда задавят одного.

– Так не бывает. Таких воинов нет.

– Пусть до английского лагеря прогуляется и посмотрит. Может даже потрогать, если дадут.

– Большой Медведь спрашивает – что делаете вы в таком случае?

– Придет десяток воинов – будет десять могил. Придет сто – будет сто. Если кто-то из них убежал, надо его поймать и убить. Как бы далеко он не убежал и сколько бы времени после этого не прошло.

– Но так можно уничтожить все племя!

– Зато потом никто не нападет на мое.

– Так никто не воюет! Таких бойцов не бывает!

– Тут их вокруг полно, можем продемонстрировать. Спроси, кто из воинов, пришедших с ним, самый сильный?

По знаку вождя встал один из его сопровождающих. Крепкий и мощный парень, такого любой спецназ взял бы не глядя.

– Арт! Уделаешь этого? Только, чтоб не насмерть, нам с ними еще дружить опосля. А то я, боюсь, не сумею. У нас вся борьба под смертоубийство заточена.

– Попытаюсь.

– В смысле побороть или в смысле не убить?

– Не убить.

Он скинул куртку. По телосложению индеец мог бы дать ему фору. И не слабую. Рядом с бревнами была небольшая площадка. На ней и произошел этот поединок. Индеец вышел на бой с ножом, у Артема в руках не было ничего. Они смерили друг друга взглядами и закружились…

Длилась схватка недолго и закончилась закономерной победой Рыбакова, соперник не то что ножом, рукой не смог его коснуться. Положим, я этого ожидал, чего нельзя сказать о «предводителе команчей».

– Вождь спрашивает – у женщин тоже так?

– Хуже.

Большой Медведь удивленно приподнял брови.

– У нас все женщины – тоже воины. Но они слабее мужчин и поэтому стараются убить врага сразу, чтобы избежать долгой схватки, где они могут устать.

Некоторое время вождь переваривал услышанное.

– Как это?

– Кто из его воинов самый меткий стрелок?

– Из чего?

– Из всего.

Встали двое воинов. Один с луком – ну, это мой клиент. Второй держал в руках мушкет. Взглянув на него, я повернулся к Кобре.

– Слушай, пускай нам Котенок чаю принесет. И прямо сейчас. Пусть у меня из палатки ВСС возьмет. И «Блесну» мне притащите, я тут с этим Робин Гудом потягаюсь.

Вождь внимательно вслушивался в наш разговор. Я повернулся к Кэй. Она что-то объясняла Большому Медведю.

– Спроси вождя, как стрелять будем?

– А как это делают у вас на родине?

А ты, дядя, хитрый! Ну ничего, мы тоже не пальцем деланные.

– Пусть сначала стреляет лучник. Из лука умеют стрелять все, даже женщины, так что это нетрудно.

Большой Медведь согласно кивнул головой.

– Невелика доблесть – выпустить быстро десяток стрел. Труднее попасть.

– Но можно и не убить противника? Он может быть ранен и убежит.

– Так тоже бывает.

Я повернулся к ребятам и попросил их принести доску. Мы сгрузили с корабля некоторый запас, так что одной можно было и пожертвовать. Ее быстро притащили, и я предложил поставить ее метрах в пятидесяти. Насколько я знаю эти луки, которыми тут все пользуются, предельная дальность стрельбы из него где-то около сотни метров, может, чуть больше. Длинных английских луков, тех, что в рост человека, тут нет. Да и «рогатых» монгольских тоже не водится. Так что стрелять на три-четыре сотни шагов тут некому и не из чего. Вот и славно. «Блесна» прицельным боем лупит приблизительно так же, как и индейские луки. А вот по точности и мощности превосходит их существенно! Да и неизвестно тут такое оружие. Это в Южной Америке – еще может быть. Там у испанцев, насколько я помню, еще бывали когда-то отряды арбалетчиков. А здесь поселенцы почти все с огнестрелом шастают. Мне принесли футляр с «Блесной», и я неторопливо стал ее собирать. Собрал дуги и поставил их на место, приладил оптический прицел.

Доску воткнули в щель между камнями, и я повернулся к вождю. Тот с интересом рассматривал арбалет.

– Кэй, спроси вождя, пользуются ли здесь щитами?

– Здесь нет, но вождь знает такие племена.

– Можно ли пробить щит из лука?

– Нет. Если только стрелять совсем близко, но и то навряд ли.

– Его стрелок сможет пробить вот эту доску?

Вождь скептически на нее посмотрел. Доска была почти дюймовой толщины.

– Нет. Если только из мушкета. Или копьем.

– А попробовать?

Большой Медведь сделал знак стрелку. Тот вскинул лук.

Вж-ж-ж! Щелк!

Молодец парень, попал почти что в центр. Естественно, доску не пробил. Стрела чуть наискосок воткнулась в доску.

– Меткий стрелок, – кивнул я головой.

Кэй перевела мои слова, и вождь довольно улыбнулся.

Так… Где-то у нас тут лежал ножевидный наконечник… ага, вот он. Привинтив его к стреле, я приподнял арбалет.

Щелк!

В-ж-ж!

Перерубленное древко стрелы упало на землю.

– Кэй, скажи вождю, что это я так. Пошутил… Настоящий выстрел будет сейчас.

Достать разрывную стрелу… Патрон уже вставлен. Взвести механизм, стрелу на место. Она тяжелее обычной, так что делаем поправку на три деления. Так? Да вроде бы так. Ветер? Боковой, слабый. На всякий случай возьмем левее…

Щелк!

В-ж-ж!

Бух!

Доска, разбитая выхлопом трех с половиной литров раскаленных пороховых газов, зараз закачанных внутрь нее через полый наконечник, разлетелась на куски!

Большой Медведь аж привстал в изумлении…

– Ну вот, примерно таким образом. Если даже у врага будет с собой щит, то это мало ему поможет…

По знаку вождя один из индейцев притащил обломки доски. Большой Медведь повертел их так и сяк, попытался сложить. В середине зияла внушительная дыра сантиметров восьми в диаметре. Видел бы он, как такая стрела чемодан разносит! Еще больше впечатлился бы…

– Но это несерьезно. Так, для слабых женщин… Мы не пользуемся таким оружием, мало чести разорвать врага на куски, не приближаясь к нему.

Подошедший Котенок принесла нам всем чаю. За спиной у нее болталась моя ВСС. Вождю налили первому, потом мне. Он попробовал чай, удовлетворенно кивнул. Понравилось!

– Большой Медведь спрашивает – из ружья ваши женщины тоже стреляют?

– Ах, да! – Я хлопнул себя по лбу. – Вот что бывает, когда говоришь с умным и достойным собеседником! Забываешь обо всем на свете! Пусть его воин попадет… ну… еще доску давайте. И поставьте ее метров за сто. Спроси вождя, попадет ли его воин в нее?

– Он спрашивает – в какое место попасть?

– В центр.

Воин выслушал вождя и кивнул головой. Осмотрел мушкет, прицелился…

Бабах!

Вот это жахнул!

Сколько пороха он туда засыпает?

Доска качнулась на месте – попал!

Воин осклабился. Имеет право! Из этакой пушки да еще с таким зарядом… я бы, наверное, и вообще в доску не попал.

– Впечатляет! – уважительно покивал я головой. – А кто у нас тут есть из женщин? Кэй занята, она переводит, остальные по хозяйству… А! Да вот же, чай-то нам кто принес? Котенок, иди сюда!

Большой Медведь удивленно смерил ее взглядом. Рядом с массивной фигурой вождя она вообще терялась. Сидящий, он был почти с нее ростом.

– Прошу меня простить, но все наши женщины сейчас далеко, делают свою работу. Пусть моя… племянница попробует выстрелить.

Вождь безразлично пожал плечами. Ему-то что?

– Давай, Котенок, нарисуй ему крестик.

Она одним плавным движением вскинула винтовку.

Пах!

Выстрел щелкнул чуть слышно. Она сместилась на шаг вправо.

Пах!

Присела на колено.

Пах!

Крутанулась вокруг себя…

Пах!

Все.

Индеец бегом принес доску.

Вокруг внушительной центральной дыры накрест расположились четыре аккуратные пробоины…

– Ну, вот как-то так…

– Вождь говорит, что для него большая честь дружить со столь могучими воинами… Давно бы так!

Лорд

С самого утра я нервничал. Сегодня Кэй должна была работать переводчиком на переговорах с ее родным племенем – и это мне активно не нравилось. И хотя моя красотка убеждала, что племя на нее обиды не держит – я в это не слишком-то верил. Ага, не держит. Выпнули только практически в чем мать родила – но это не со зла. Как же. Негодяи.

Тем не менее протестов я не подавал, понимая, что нашему обществу нужны союзники. И вариант с племенем Кэй был совсем не так плох – по крайней мере, по ее рассказам, в большинстве своем ребята они были неплохие. Ну что ж, поживем – увидим.

Появление делегации я пропустил, занятый настройкой синтезатора – еще один метод развеяться. А потому, когда снаружи начали слышаться выстрелы – я был несколько… не готов.

Так и выскочил, с арбалетом наперевес, в майке, шортах и сшитых мне Кэй мокасинах. Чингачкук – или как там этого вождя звали – уставился на меня с удивлением. Потом ткнул в мою сторону пальцем и что-то спросил.

– А это наш… эээ… шаман. Так страшен в битве, что ему только музицировать разрешают. Его больше всех боялись, когда изгоняли. Почему? Так он не тело убивает. Душу. Хочет – убьет, хочет – вылечит. – Мне показалось или Дядя Саша едва удерживал серьезное выражение на лице?

Кэй начала что-то втолковывать товарищу Медведю, увешанному перьями по самое не хочу и больше похожему на взбесившегося петуха-переростка, чем на лесного властелина. В процессе она показывала рукой на темнеющее небо, где уже были видны огоньки звезд, на океан, на горящий ярким пламенем костер.

Дело это подзатянулось, и наш народ уже начал было нервничать, когда мое Солнце, устало откинув прядь красивых волос со лба, сказала:

– Большой Медведь хочет услышать, как Сергей играть музыка. Не верить, что звуки могут повредить или вылечить душу. Особенно, если нет барабан.

Ну, не знаю – на мой неискушенный взгляд этой проверки точно хотел их шаман, злобно косящий глазом на Кэй, а вовсе не вождь.

– Давай, Серега, продемонстрируй им что-нибудь наподобие вчерашнего. Сможешь? – Серьезный взгляд нашего лидера буквально заставил меня кивнуть. Вот так вот, хотел быть ученым-инженером, а все больше превращаюсь в музыканта. Так ведь можно и интеллигентом заделаться, не приведи Создатель.

– Ладно. В смысле – так точно. Сейчас мы им чего-нибудь сбацаем, – последнюю фразу я произносил уже на ходу, топая за своим музыкальным инструментом.

Идя за синтезатором, я напряженно раздумывал – что именно им сыграть. Классику? Того же Пуччини или Верди – ну или Морриконе на худой конец? Или, наоборот, что-нибудь посовременнее?

Ладно, надеюсь, Создатель сегодня нас не оставит, подскажет, что мне исполнять. Я вообще стал последнее время замечать, что играю гораздо лучше, чем там, в сгоревшем в атомном пламени мире. Побочный эффект улучшившегося здоровья – зрения, слуха, координации движений? Да фиг его знает – но факт есть факт.

Уух, принес. Вождь – и его банда тоже – внимательно смотрят за моими действиями. Шаман так вообще сейчас из кожи выпрыгнет от любопытства. Перестал косить глазом на Кэй – теперь основной объект я. И мой синтезатор, конечно же.

Что ж, все вроде настроено, подключено. Понеслась…

18 мая 1790 года.

Динго

С походом за машинами решили не тянуть. За моим «уазиком» отправились Лорд, Сет Север, Антилопа и я. За «буханкой» Зануды должны были сходить завтра уже другие ребята. Поход обещал быть не то чтобы легким, но полегче, чем когда притащились с барахлом имени Вискаса. Мы несли два блока, позаимствованные со шхуны, бухту каната (по словам Клима, то и другое тонну выдержит, а то и больше) и несколько мотков тонкого пенькового троса, привязать-подвязать что-нибудь. Все равно, килограммов по двадцать на рыло мужикам получилось, Антилопе десять. Ведь, кроме оснастки, несли еще и оружие, и патроны, и кормежку – по паре сухпайков на человека.

Вышли рано утром, сразу после рассвета, с таким расчетом, чтобы успеть добраться до машины засветло. С утра попытался побрызгать дождик, но по-серьезному намочить ничего не успел и быстро скис. Так что идти нам было поначалу даже приятно, по прохладе такой. А когда солнышко поднялось повыше, начало припекать. Лишь когда стало совсем жарко, сделали привал. Благо, ручеек подвернулся. Заодно прикинули, где и как его форсировать лучше будет. Нашли местечко с удобным спуском и въездом, но с илистым дном. Ну, да ничего, накидаем бревнышек в ручей и проедем.

Передохнув, двинулись дальше и вскоре добрались до второй речушки. Тут все было просто – каменистое дно, натоптанный копытными брод. Проехать можно, только аккуратненько надо, чтоб на валун не сесть. А после речки я лажанулся как проводник, дал блуда. Свернул не на ту тропку и начал забирать вправо. Хорошо, вовремя заметил, что места какие-то не такие, да и Антилопа подсказала, что река значительно севернее. В общем, километра на три наш путь удлинил. Зато свежатинка на ужин образовалась. Когда у меня за спиной ширкнул лук Антилопы, мы дружно взяли на прицел место, куда ушла стрела. Однако моя девочка, ехидно улыбаясь и покачивая бедрами, пошла туда и вытащила из кустов зайца, насаженного на древко. Косой, которому железный наконечник пробил грудь и вышел из спины, уже не трепыхался.

– Ужин будет, – прокомментировала она.

Тушку быстренько выпотрошили, чтоб не завоняла, пошагали дальше и, в конце концов, вышли куда надо. Часов около трех наткнулись на первую метку. Ну а дальше проблем не составило: иди и иди себе по вязочкам.

Когда добрались до места, сразу к машине не пошли. Оставив Антилопу охранять рюкзаки, мы втроем, прикрывая друг друга, обошли вокруг поляны в поисках посторонних следов, но ничего заслуживающего внимания не обнаружили. Так что, когда все собрались возле машины и стащили маскировочную сетку, «уазик» предстал во всей красе, пыльными, крашенными кисточкой в военно-зеленый цвет бортами. Я залез под передний бампер и достал ключи, где они держались на магнитике.

Первое, что нужно сделать – забраться под капот и накинуть клемму аккумулятора. Разумеется, для начала уронил ключ. Пришлось лезть под машину. Теперь можно было завести машину, стоило проверить, а поедет ли она куда-нибудь в принципе. Движок завелся со второго захода – очевидно, бензин в карбюраторе из-за жары испарился. Я дал ему поработать минут пять, чтоб подзарядить аккумулятор, и заглушил. Теперь можно было начинать операцию по вызволению машины. Самое неудобное заключалось в том, что валун, подпиравший машину сзади, не позволял открыть заднюю дверь, а с учетом того, что и задние сиденья, и все, что за ними, было основательно завалено барахлом, которого я набрал в Витькином гараже и на своей даче немало.

Естественно, наиболее нужное в данный момент – бензопила, топоры, лопата – оказалось закопанным в самом низу. Пришлось разгружаться, перегибаясь через заднее сиденье. Поляна возле машины украсилась приличной коллекцией электроинструмента, ящиками со столярным и слесарным инструментом, коробками с гвоздями, болтами, шурупами и прочим крепежом. Когда на свет был вытащен алюминиевый пятилитровый котелок с гвоздями-сотками, Антилопа его немедленно освободила в первую же попавшуюся коробку, схватила мыло и побежала к ручью отмывать. Лорд занял позицию так, чтобы видеть ее, поляну с машиной и наблюдать за окрестностями. Наконец я извлек то, ради чего копался – бензопилу «Тайга». Потряс, открутил пробку – бензин в баке есть, что замечательно. Нет необходимости делать смесь, заливая масло в канистру и теряя тем самым двадцать литров топлива для машины. Почти полная пятилитровая канистра М-12ТП имелась в наличии.

Мы прикинули несколько вариантов, как сдвинуть машину вбок метра на полтора. Цепляться за колеса или кузов не хотелось из опасения повредить подвеску и мосты. Идея родилась следующая: подвести под передние и задние колеса по паре связанных между собой бревнышек и тянуть уже за них. Тем более елку, в которую я некогда впечатался лбом, все равно надо было спиливать. Ребята примерили блоки с канатами к паре подходящих деревьев – должно было хватить.

Дерево я, с грехом пополам, свалил. Это был мой первый опыт лесопильных работ. Сет Север, толкавший длинной палкой дерево в нужном направлении, едва успел отскочить, а меня довольно сильно задело сбитой откуда-то сверху падающим деревом сухой веткой. Но справились без травм. Осталось только срезать пенек под корень и разделить елку на двухметровые куски. Пока я пилил пень, Север обрубил мешающие ветки, мне осталось зачистить только пару самых крупных. Потом он отобрал у меня пилу со словами: «Дай-ка тоже поразмяться» – и разрезал ствол дерева на бревна. На них в два топора мы вырубили на концах кольцевые канавки для надежного привязывания каната. Еще подготовили толстенький чурбачок, чтоб подставить под машину – домкрат-то только был один.

Когда подняли заднюю часть и подсунули под нее связку из двух бревен, Антилопа крикнула нам, что обед готов. Густой суп из зайчатины с гречневой крупой, приправленный местными травами и корешками, пошел на ура. Все-таки мы изрядно потоптались, да и поработать успели неплохо. После ужина Сет Север занял место часового, а мы с Лордом продолжили возиться с машиной. До темноты успели не только подвести бревна под оба моста, но и собрать из блоков четырехрядный полиспаст и подготовить его к завтрашнему тяганию машины. В сумерках часок посидели у костра, передохнули, попивая чай с ягодами и листьями, собранными Антилопой, попутно составив график ночных дежурств. Первые два часа должна была дежурить моя жена, как наименее уставшая, потом ее сменял я, следом Лорд, и на «собачью вахту» выходил Сет Север.

Парни собрали палатку, а я закрепил одним краем тентик на багажнике «уазика», другой придавил к земле подходящими камнями и колышками, накинул сверху маскировочную сетку и получил отличное место для ночлега. Антилопа притащила ворох лапника, я вытащил из баула обе куртки, еще кое-какую одежду, и застелил ею ветки. И уснул. Ночь прошла спокойно. Разбудила меня жена после полуночи. Честно отдежурил свои два часа, не спеша обходя поляну и вглядываясь в темноту. Звуки ночного леса не выглядели угрожающе. Лишь однажды далекий рык крупной кошки заставил меня напрячься, однако последовавший за тем свиной визг подсказал, что киса нашла свою добычу и к нам, скорее всего, не пойдет. Сменившего меня Лорда я предупредил, тот кивнул: «Пума, наверное, охотилась».

Ночь с 18-го на 19 мая 1790 года.

Дядя Саша

Холодный воздух пробрался под одеяло, и капитан Роджерс недовольно поморщился. Опять этот болван Маккуин не закрыл окно! Господи, ну когда же тут будут вменяемые люди? Даже и слугу подобрать не из кого! Нет, он у меня точно завтра получит! Откинув одеяло, капитан встал… Вернее, попытался. Попытка эта была пресечена самым нелюбезным образом. Чья-то сильная рука нелюбезно вернула капитана в прежнее положение, а острый клинок у горла недвусмысленно намекнул на бесполезность сопротивления.

– Э-э-э… это еще что такое?! Кто вы такой и что делаете в моей спальне?

– Тихо, капитан, – сбоку нарисовался еще один персонаж. Света в спальне было мало, свеча стояла не на столе, как обычно, а на полу. Поэтому лиц нападавших не было видно.

– По какому праву!

– Арт, объясни ему…

Пара звонких оплеух выбила из капитанской головы остатки сна.

– Еще вопросы есть?

– Вы сошли с ума! Я капитан королевской армии!

– Повторить?

– Не надо…

– То-то же. Слушайте меня внимательно, капитан. Повторять не буду. По какому праву вы намеревались натравить индейцев на мирную миссию Его Католического Величества?

– Так вы испанцы?

Бац!

– О-ох…

– Я задал вопрос вам! Себе я вопросов задавать пока что не разрешал.

– Это наглая ложь!

– Вам сюда лейтенанта Райли привести? Легко и непринужденно.

– Нет. Сюда не надо.

– А куда надо?

– Не надо лейтенанта. Это… это была просьба мистера Джефферсона.

– А это кто такой?

– Он представитель Компании Гудзонова залива.

– И какое право он имеет приказывать вам – офицеру короля?

– Вы должны понимать… он располагает сильным влиянием в метрополии. Я получил указания содействовать ему во всех его начинаниях.

– Даже и в таких?

– В любых.

– Даже так? И где он теперь?

– Он отплыл по делам. Будет через пару месяцев.

– И кто тут теперь за старшего?

– Я.

– Отлично. Это я хорошо зашел. То есть вы признаетесь в подготовке нападения на нашу миссию?

– Э-э-э… – Почувствовав, как у горла шевельнулся клинок, капитан сдержал рвущиеся наружу слова. – Да. Признаю.

– Вот и хорошо. Сражение вы проиграли и, по законам войны, обязаны к выплате контрибуции. Я прав?

– Э-э-э… ну, этот вопрос можно обсудить…

– Обсуждаем. Сколько у вас пушек?

– Три.

– А на корабле?

– Это не мой корабль!

– А чей?

– Компании.

– То есть подстрекателя нападения? Принимается. Сколько?

– Четыре.

– Конфискуются. Вместе с запасом пороха и ядер. Сколько у вас солдат?

– Тридцать восемь.

– Уже тридцать шесть. Оставляю вам пять ружей с зарядами. Для самозащиты. Остальное идет в счет контрибуции. Судно с грузом?

– Да.

– С каким?

– Сборный груз. Инструменты, одежда, еще что-то, не знаю.

– Проверим. Часть груза будет конфискована тоже. Не все, мы же не разбойники. Будет изъято то, что может послужить ведению войны. Возражения есть?

– Но я не имею права распоряжаться грузом Компании!

– Кто имеет?

– Мистер Джефферсон!

– Хорошо. Мы запрем ваших солдат в казарме и подождем тут его возвращения. Два месяца или больше – нам спешить некуда. Это вариант вас устраивает больше?

– Нет. Не надо его ждать. Я согласен на ваши условия.

Клинок отошел от горла.

– Одевайтесь. Без глупостей, все ваше оружие у нас. Ваши солдаты спят, и только от вас зависит, каким будет их сон. Он вполне может продлиться вечность, вы понимаете?

– Да… Но все же – кто вы?

– Те, чей дом вы хотели уничтожить. Достаточно? Сейчас мы разбудим ваших солдат, и вы отдадите им соответствующие приказания. Учтите, двор форта окружен нашими стрелками. Любое неправильное движение может стать последним. Постарайтесь это объяснить своим солдатам.

– А чтобы у вас не оставалось иллюзий, сейчас вы напишите все, что так красноречиво изложили мне, и подпишите.

– Это что, шантаж?! Как вы можете допустить подобное в отношении офицера Его Величества?!

– На протяжении всей беседы мы легко достигали взаимопонимания. Почему сейчас возникли затруднения? Мне привести более убедительные доводы, или обойдемся без лишних жестов?

Побледневший капитан уселся за свой стол и взял в руки перо…

Закончив сей скорбный труд, Роджерс оделся и спустился во двор. Прямо у своей двери увидел висящий на стене труп одного из солдат. Он был пробит навылет тонкой черной стрелой, которая застряла в щели между бревнами и не позволяла ему упасть на землю. Шедший справа от капитана молчаливый мужчина остановился и резким движением выдернул стрелу. Труп мешком свалился к ногам Роджерса. Тот поежился и, переступив через мертвое тело, зашагал к казарме.

Только к вечеру длинный обоз с трофеями, вытянувшись дугой по дороге, тронулся в путь. Доехав до леса, мы отпустили возниц. Ни к чему им было знать точку назначения обоза. Взять смогли не все, повозок и лошадей было явно недостаточно. Пришлось разыграть благородство и оставить часть уже намеченного к погрузке добра его законным хозяевам.

Через два часа нас догнали Змей и Курбаши.

– Ну как там? Погони нет?

– На чем догонять-то? Нет. Заперли ворота и сидят там, не высовываются.

– Ну и славно! Теперь впрягайтесь. Не обучен я таким транспортом управлять. А нам еще и подумать надо, как следы получше запутать? Сейчас-то мы к испанцам едем, а вот скоро уже и к нам поворачивать пора. Так что напрягайте голову. Не сегодня, так завтра наглы пойдут по следам. Это ж надо – столько добра разом зевнуть? Будут они нас искать, не сомневайтесь. Так что пусть ищут у испанцев. К ним они уже не полезут – это война…

19 мая 1790 года.

Зануда

Англичане – гады. Может, по меркам XVIII века они и могли считаться просвещенными мореплавателями, но разве только потому, что остальные хуже. Во-первых, кто-то из них смачно харкнул на сиденье возницы, и мне пришлось оттирать его травой. А во-вторых и в-главных, из восьми доставшихся нам лошадей две с эмфиземой (шумное, «запаленное» дыхание слышно с другого конца колонны) и одна – не знаю, с чем, но явно больная. У здоровых не бывает таких зеленых соплей.

Я не выдержал и сказал об этом майору. Он отреагировал странно – приказал мне пересесть на телегу с больной лошадью и наблюдать за ее состоянием (будто я ветеринар), а по приезде доложить все нашему врачу. Впрочем, мне удалось убедить поставить нас в хвост колонны (чтобы не чихать на здоровых) и идти шагом. Так что я трясся по ухабам и корням, смотрел в кобылью задницу и мучительно вспоминал все, что знал о лошадиных болезнях.

Через несколько часов (отцы-командиры вели нас петлями и крюками – наверное, заблудились, но не желали в этом признаваться) удалось вспомнить довольно много из прочитанного и слышанного. Увы, названия медикаментов были бесполезны за полным их отсутствием. Зато по организации карантина я мог бы прочитать лекцию минут на тридцать. Далеким от медицины людям. Медикам – не рискнул бы. «Зеленым» и командирам – пожалуй, тоже. Первым – из-за жестокости ветеринарных мероприятий, вторым – из-за большого объема необходимых работ. Ведь даже правильный скотомогильник устроить не везде можно, а где можно – надо долго копать.

В лагере вместо лекции по ветеринарии пришлось таскать трофейные тюки, ящики и бочки, строить пороховой погреб (на мой взгляд, просто яму и навес над ней), а потом заниматься лошадьми. Поскольку я первый вспомнил, что их вообще-то надо поить и кормить, меня назначили начконом (тут я мысленно показал язык Сергею-Догу – а вот не надо шляться по прериям, когда должности раздают), а дали одного помощника. Бегая с веревками – познакомились, на форуме его звали Всеслав.

До позднего вечера мы носились, как электровеники. Травы рядом с лагерем хватало, а вот с водой была проблема. Ведра не дают, водопойное корыто делать не из чего, пришлось помахать лопатами, копая рядом с родником пруд. Потом «посадили» на окраине лагеря амуничное дерево – сучковатую корягу, на которой удобно было развешивать конскую сбрую. У Клима выцыганили полсотни метров тонкой веревки (больше не дал, жмот) и привязали лошадей на ночь. Потом вернулся Сергей, и мне пришлось бегать и кричать, чтобы они (конь и всадник) не приближались к больной лошади. Потом я щупал кобыле, которую окрестил Звездкой за пятно на лбу, лимфатические узлы и разные интересные места, а Сергей и Кямиль стояли на почтительном расстоянии с наветренной стороны и кричали, что еще посмотреть и пощупать. К счастью (в первую очередь для Звездки), кожа и слизистые у нее оказались чисты. Консилиум из нас троих решил, что сап маловероятен, так что я просто привязал ее отдельно от других лошадей и особенно – от Болгарии.

Потом пришлось мыться и стирать одежду, причем Кямиль еще ворчал, что-де и так нарушает все мыслимые инструкции. Так что когда я вернулся в лагерь, все, кроме часовых, спали. К счастью, кто-то догадался оставить мне миску каши, которую я проглотил чуть ли не с ложкой. И, найдя мужскую (судя по тону храпа) землянку, залез с краю под одеяло и заснул.

Динго

Утро началось с «раз, два, взяли». Блок закрепили за дерево и передние бревна и потянули. Тянуть пришлось в четыре пары рук, но сдвинули передок сантиметров на тридцать. Когда начало перекашивать, перевязали канат за задние бревна и прицепили блок на соседнее дерево. Так повторили еще дважды. На четвертом заходе, когда бампер стал заходить за ствол дуба меньше чем на метр, тянули только передок, цепляя блок сначала к первому, а потом и ко второму дереву. Так и вытянули. Настал момент, когда я смог сесть за руль и выехать из ловушки. Завелся, снял машину с ручника, плавно отпустил сцепление, и «уазик», бодро спрыгнув с бревнышек, отъехал в сторону.

Укладывали вещи мы долго и вдумчиво. Ведь изначально машина была загружена второпях, кое-как, я хватал все, что попадет под руки. Заодно провели некую инвентаризацию. Список получился внушительный. Баулы с вещами мы, не задумываясь, пристроили на крышу, на запаски. Там же привязали несколько кейсов с электроинструментом, прикрыв все это полиэтиленом на случай дождя. Теперь в салоне на задних сиденьях образовалось место для двоих человек. Вещи уложили так, чтобы топоры, бензопила, лом и лопаты оказались легкодоступны. Можно ехать.

Перекусив, около полудня тронулись в путь. Я за рулем, рядом Сет Север с «калашом». Антилопа позади него с «Итакой», а слева-сзади Лорд с «Хеклером». Я засунул в водительскую дверь обрез с разложенным прикладом и пулями в обоих стволах. Таким образом, в случае чего, мы могли практически с любой стороны дать из автомата и добавить из гладкого ствола.

На удивление, до реки доехали легко, только немного попетляли между деревьями. А вот дальше пришлось поднапрячься. Где-то тонкие деревца удавалось срубить бампером, но чаще приходилось вылезать и помахать топором, а то и доставать бензопилу. До первого ручья добрались часа за три и преодолели его сравнительно легко. Пришлось только включить пониженную. Заодно устроили и небольшой привал, перекусили, разогрев пару банок консервов из вискасовских сухпайков. А еще через час достигли и второго ручья, даже скорее речки с вязким дном и крутыми глинистыми берегами. Пришлось спилить пару деревьев и городить мостик. Спуск прошел непросто, мостик же преодолели играючи. А вот чтобы подняться, пришлось не только использовать лебедку, но и толкать втроем машину. Была идея посадить за руль Антилопу, но от нее, по здравом размышлении, отказались. Если я чуток поднавтыкался водить, то она с непривычки точно зарылась бы в глину всеми четырьмя колесами. Поднявшись, устроили вынужденный привал, чтобы ополоснуться и счистить с себя глину. Пока народ отстирывался, я, как самый чистый, успел вскипятить чай.

Передохнув, двинулись дальше и к вечеру добрались примерно до места моей стычки с индейцами, где я освободил Антилопу и нас нашли Кот с Курбаши. Смеркалось, пришлось включить ближний свет. Когда в лучах фар появилась какая-то купа деревьев, я остановился, высматривая, как ее лучше объехать. Тут мы услышали рассерженный рев. Прямо перед нами появился медведь, не исключено, что тот самый барибал, которого я видел несколько дней назад. Похоже, мы его разбудили. Медведь не спеша пошел к машине и, не доходя метров десяти, остановился и рыкнул. Я попытался спугнуть его, нажав на кнопку сигнала. В ответ мишка с рычанием встал на задние лапы и сделал несколько шагов к нам.

Я дернул рычаг открывания двери, одновременно вытаскивая обрез и взводя курки. Справа щелкнула дверь Сет Севера. Стволы обреза смотрели на медведя между дверью и кузовом. Левая рука опиралась на рамку двери. Поймав на мушку грудь медведя, спустил сначала левый, а потом и правый курок. Обрез дважды чувствительно лягнул меня в плечо. Действительно негуманная отдача, подумал я, вытаскивая из кармана пару патронов. Рядом стукнул двойкой «калаш». Медведь упал на четыре лапы, сделал рывок вперед, воткнулся головой в передний бампер и лег.

– В машину! – скомандовал я, захлопывая дверь и, когда Север плюхнулся на сиденье, сдал назад метров на десять. Сет Север привстал и, не выходя из машины, опираясь на открытую дверь, дважды выстрелил одиночными зверю в голову – контроль, так сказать. Мы для надежности выждали несколько минут и подошли к туше.

Медведь был мертв. Первая мысль – гора мяса, килограммов на двести. Темнело быстро.

– Что будем делать с добычей? – спросил Лорд. – Бросать нельзя.

– Привяжем за задние лапы и возьмем на буксир, – предложил я. – Осталось вроде недалеко, километра три.

– Не выйдет, – покачал головой Сет Север. – Раздерем, размочалим по дороге. А шкура тоже бы пригодилась.

– Мужчины, до чего ж вы беспомощные! – вмешалась Антилопа. – Сделайте волокушу. Пусть лучше размочалятся палки, а не медведь.

Так и поступили. Срубить пару небольших деревцев было делом нескольких минут. Их связали, привязали к ним тушу медведя и закрепили комлями на бампере. Медведя еще прихватили к фаркопу за задние лапы. Так и повезли. После часа блужданий в темноте в лагерь въехали с триумфом, приветствуя народ индейским кличем в исполнении Севера и Антилопы. Осталось еще одно дело – освежевать тушу и снять шкуру. А завтра моей жене предстояла обычная работа индейской женщины: выскоблить шкуру и повесить на просушку. В дальнейшем предполагалось обработать ее по индейскому способу и использовать в качестве ковра или одеяла.

Шоно

– Итак, коллеги, я рад приветствовать вас на нашей маленькой конференции. С вашего разрешения, я сначала расскажу вам об инфекционных заболеваниях. Итак, коллеги, вначале об инфекциях ЖКТ, сиречь желудочно-кишечного тракта. Их довольно много, они вызываются разными возбудителями, но способ заражения практически один – оральным путем. Так что воду пьем только кипяченую, зелень, фрукты, овощи тщательно моем перед поеданием. Особо хочу предупредить по поводу сыроедения. Местные могут предложить вам съесть, например, сырую печень сразу после добычи зверя. Ни в коем случае не соглашайтесь. Только нам эхинококкоза с сальмонеллезом не хватало. Ни мясо, ни печень, почки или легкие нельзя есть полусырыми. Только в хорошо проваренном или прожаренном виде.

Теперь про инфекции дыхательных путей. В основном их делят на вирусные, скажем, банальный грипп, и бактериальные. Имейте в виду, что в 80–90 процентах случаев бактериальных инфекций возбудителем является сапрофит дыхательных путей – стрептококк. То есть он в норме живет на слизистой оболочке дыхательных путей и безопасен, пока носитель – мы с вами – совершенно здоров. Однако стоит носителю, например, промокнуть под дождем, переохладиться, как сапрофит немедленно превращается в паразита. Таким образом, главное – это беречься от простуды. Попали под дождь, промокли – немедленно переодеться в сухое, выпить побольше горячего чаю, при его отсутствии – хвойного взвару. Особое предупреждение любителям этого дела – я щелкнул себя пальцем по горлу – согреваться путем приема внутрь можно только лишь в одном случае. Если сразу – СРАЗУ после этого пациент идет в баню. В прямом смысле этого слова. Сауна, парная – все, что создает высокую температуру вокруг его тела. И не волнует, что бани нет! Надо сделать! Иначе после расширения кровеносных сосудов под воздействием спирта начнется отток тепла от внутренних органов, и все. Минимум ангина, максимум – плевропневмония и смерть, если к тому времени наш небольшой запасец антибиотиков уже закончится. Кстати, про спирт: кто спер банку со спиртом – признавайтесь сами, пока я еще добрый. А то мстя моя будет ужасна.

Кстати, немного про венерические инфекции. Имейте в виду – сифилис в Европу привезли из Южной Америки, так что оставайтесь честными семьянинами и будет вам счастье.

Письмо управляющему Компании Гудзонова залива

19 мая 1790 года.

Глубокоуважаемый сэр Вильям!

С прискорбием вынужден сообщить вам, что наша столь удачно начавшаяся миссия на побережье находится под угрозой срыва. Посланная на переговоры с вождем паютов группа была перехвачена и частично уничтожена испанцами. Командовавший ею лейтенант был взят в плен и сейчас находится у них. Таким образом, задача по организации нападения паютов на испанские поселения оказалась невыполненной, и я не вижу, каким образом она может быть осуществлена в ближайшее время.

Более того, группа испанцев, пользуясь нерасторопностью часовых, проникла на территорию форта и обезоружила спящих солдат. Ими было вывезено из форта большое количество снаряжения, вся артиллерия и оружие гарнизона. Был ограблен также и стоящий у причала корабль Компании. С него были сняты все орудия, порох и ядра. Вывезено большое количество оружия и припасов для будущих колонистов.

Таким образом, форт как военное укрепление более не существует и в данном виде использован быть не может. Я отдал указание гарнизону поджечь стены и отступить в сторону ближайшего поселения. Ибо лишенные вооружения солдаты не только не сумеют защитить себя и колонистов, но и неизбежно станут мишенью для индейцев и авантюристов. Которых, как вы знаете, в наших краях предостаточно. Несомненно, они уже осведомлены о происшедшем, ибо, зная хвастливость и несдержанность испанцев, они уже разнесли повсюду эту информацию.

Тем не менее я не склонен видеть в происшедшем только плохие стороны.

Для нас явилось откровением само известие о том, что испанцы располагают здесь хорошо подготовленными солдатами. Судя по их действиям, это хорошо обученные воины, имеющие немалый опыт ведения войны. А это позволяет взглянуть под другим углом на всю деятельность Испании в данной местности. Думаю, что не ошибусь, предполагая то, что эта новость будет таковой и для вас. Ранее Испания не заявляла своих претензий на эти места, ограничиваясь созданием миссий и отдельных поселений. Имевшиеся у них отряды, созданные непосредственно из самих колонистов, в основном выполняли чисто охранные функции. Каких-либо воинских подразделений, да еще и укомплектованных хорошо подготовленными солдатами, здесь не было. Как не было и необходимости их присутствия. Полагаю, что этот факт заслуживает самого пристального внимания. Как со стороны руководства Компании, так и со стороны иных заинтересованных лиц…

Пользуясь случаем, хочу сообщить, что вышедшая в наш район шхуна «Мэри-Энн» с грузом для основания фактории до настоящего времени не прибыла. Каких-либо сведений о ее местонахождении не имею.

В связи с произошедшим прошу Вас рассмотреть вопрос о безотлагательной присылке сюда транспорта с вооружением и припасами для солдат и колонистов. Полагаю также, что имеет смысл усилить наши вооруженные силы соответствующим количеством хорошо подготовленных солдат и офицеров.

С глубоким к вам уважением. Представитель   Компании Гудзонова залива Артур Джефферсон. 22 мая 1790 года.

Всеслав

Второй день работаю с индейцами. Хорошо хоть не дубье рубим, в километре от лагеря нашли добрую рощу пиний, бревно, правда, короткое, выходит метра три, но лучше здесь все равно не найдешь. Индейцы в основном те, которых из миссии пригнали. Садисты. В первый же час работы стало жалко лошадей. Без хомутов трелевать хлысты – абзац полный. Пришлось озаботиться, индейцам дал общественный топор (у них свои есть, но какие… железо дрянь, больше точат, чем работают. А личный не отдам никому – СССР, 1974 год, вечный) и оставил валить, пошел к Зануде проконсультировался (ну вот не силен я с лошадьми – умею ездить, в 4 года посадили в седло, как положено, умею обихаживать, но любой лошади предпочту трактор, такие дела) через начальство напряг индейцев на кожу, свои полувыделанные шкуры тоже в дело пустил… в общем, три единицы транспорта устают меньше.

Языковой барьер напрягает. Дагестан какой-то… Я вообще привык учить язык местности, где обитаю, но тут на приданных мне 12 рыл – четыре или пять наречий, общаются друг с другом на пальцах и на пиджин-испанском. А у меня французский нормально, бурятский хорошо и английский со словарем. Ни на один из них то, на чем они разговаривают, не похоже. Впрочем, среди нас индеец есть, закончится строительство, упаду ему на уши – пусть учит. А пока… русский мат – язык универсальный. Имена у них… застрелиться и не жить. Мальчик жестами показал, что его зовут Хуан. Хорошо хоть все крещеные и можно использовать латинские варианты…

– Ignasio, hizdec, norma! – Индеец прекращает обрубать ветки, иду, аккуратно замеряю и перерубаю верхушку, цепляем к волокуше, идем к следующим. Три хлыста зараз всего удается отвезти. Да, это не деляна колхоза имени «Сибиряк», село Ахалик. Впрочем, дня за три-четыре заготовим достаточно.

Приносят обед. Грамотно. Девушка с котлом, охранение, миски-ложки. Хлеба нету. Травы тоже. Мясо – оно хорошо, но так ведь и до заворота кишок дожраться можно. Впрочем, заем чуть-чуть хвоей, хуже не будет.

Нет, с огородом надо решать. Мы тут в подавляющем большинстве – европеоиды со смешанным типом питания, мясо для нас без углеводов и растительных белков по большому счету вредно…

НикТо

Хорошо, что было много работы. Хоть время и лечит, но вот трудотерапия на свежем воздухе для всех нас, попаданцев из XXI века, насыщенного информацией, была одним из самых лучших лекарей. Иначе бы загнулись от отсутствия привычного Инета и прочих так называемых прелестей цивилизованной и культурной жизни. Ну и, конечно же, – от тоски по оставшимся где-то там, в будущем, родных и близких.

А так… Подъем с ранними лучами солнца, завтрак, наряды на работу для тех, кто уже не занят на конкретном «производстве», и вперед, заре навстречу! «Копать отсюда и до обеда, круглое носить, квадратное катать». Хотя нет, таким извратом мы не занимались. Все ж таки взрослые опытные мужики, работающие для себя, а не чтобы отбыть день на работе.

Уже через неделю наш форт был вполне ничего себе. Благо, что инструмент у народа все ж таки нашелся, да из похода на форт наши вернулись не с пустыми руками. И пусть не было электричества для всяких дрелей и лобзиков, но стены большой избы, будущего блокгауза, были уже на высоту роста взрослого мужчины, стояла дозорная вышка, а подступы к форту защищали устроенные по плану Дяди Саши деревянно-земляные огневые точки. Не линия Маннергейма, конечно, но устроить крупные неприятности незваным гостям можно более чем реально. Ежедневно, несмотря ни на усталость, ни на необходимость переделать еще кучу самых-самых неотложных дел, все попаданцы активно обучались. И владению своим оружием, попавшим с нами («мало ли что может случиться с владельцем, но в нужный момент ты должен уметь и главное – суметь им воспользоваться!»), и тем, что удалось «нажить нелегким трудом» на шхуне и от англичан. Кстати, от них мне, кроме офицерского палаша и мушкета, достались и четыре маленьких пушки. Это, конечно же, не Д-30, и даже не трехдюймовка времен Первой мировой, но – не зря ж я на военной кафедре в свое время стал целым лейтенантом артиллерии! Теперь осваиваю и вот эти вот системы залпового огня. Залпового, потому что учиться стрелять ядрами нам было не по чему, и жалко относительно небольшого запаса пороха, вот пару из них и приспособили, хорошенько замаскировав в дзотах, для внезапного удара картечью в местах вероятного сосредоточения супостата.

И для всего этого – самого-самого необходимого! – пилим, копаем, носим, строим, строим, строим… В свое время, попадая «на море», отдыхал, на окружающий прекрасный пол любовался. А тут сплошная штурмовщина и никакой личной жизни.

Разговором с Дядей Сашей, стрельбами Котенка и музицированием нашего шамана Большой Медведь впечатлился и воевать, похоже, не намерен. По крайней мере, в ближайшем будущем. Вот и хорошо. Не хотелось бы этих детей природы начинать истреблять, уподобляясь «ракам». Так, кстати, в последнее время мы начали называть английских солдат. Ну а впечатленный и, по-своему, весьма себе на уме вождь краснокожих решил, похоже, завести в своем племени таких же, как и мы, «чересчур кровожадных и жестоких бойцов». Нет, хитромудрых послов от него с предложениями золотых гор не поступало. Зато в очередное посещение им быстро строящегося форта в окружении было значительно меньше воинов и значительно больше молодых девушек и женщин. Прибыли они как бы в роли носильщиц «скромных даров племени паютов бледнолицым друзьям урусам», но при взгляде на них создавалось впечатление, что Большой Медведь решил устроить ярмарку невест и при удаче породниться с такими воинами. Ну или хотя бы получить от них пополнение. В следующем году. Судя по игривому поведению индианок, начавших извечные женские игры, встрепенувшимся молодым попаданцам и нервному поведению некоторых индейских воинов (видно, инициатива вождя не всем была по нутру), шансы на выполнение этого плана у Большого Медведя были.

Вместе с невестами в новом караване прибыло и несколько человек, явно представлявших другие племена. Хоть нам об этом и не говорили, но некоторое различие в одеждах да и в поведении с нашими старыми знакомыми говорило само за себя. Видно, некоторых соседей Медведь сумел всерьез заинтересовать предложенными руководством перспективами, раз не поленились прибыть пешком неизвестно откуда.

Зануда

Если выражаться официально, организатор данного мероприятия проявил вопиющую некомпетентность в снабжении коллектива продовольствием и предметами обихода. Если нет – в каждой строчке только точки, и так на три страницы. Палаток мало, еды нормальной нет, а от той, что есть, уже через два часа будто и не обедал. Бардак и совок. Ну неужели никто, кроме меня, не знает, что питание должно быть сбалансированным по белкам, углеводам и пищевым волокнам? А от мяса у меня уже, похоже, гастрит начинается. Или просто еще хочется.

Наши руководители, в неизреченной мудрости своей, гоняют меня как пешку. Разобрался с лошадьми – отправили на лесоповал, едва успел втянуться, в прямом и переносном смысле, в валку леса, назначили меня столяром. Видимо, припомнили, что я не хотел отдавать в общий котел топор и стамески. Или потому, что все остальные сумели отвертеться? Артем – под предлогом охраны лагеря. Сергей вызвался в разведку. И его отправили. А лес валить Пушкин будет?

Впрочем, на лесоповал прислали целую бригаду неписей[1]. Видимо, накопипастили[2] без особого старания и дали имена по шаблону – из Ветхого Завета на испанский манер. Теперь они рубят и таскают, а мне приходится столярничать.

Притом крыши над головой нет, верстака нет, электричества нет, а генератор конфискован под предлогом сбережения бензина. Его, видите ли, тоже нет и взять неоткуда. Да тут даже кофе нет! И с чаем проблемы – утром дают крепкий и горький, а вечером – наполовину с травой, судя по запаху – с мелиссой. И сахар повара экономят. А какая после этого может быть работа? Я даже пробовал разучиться, но за меня взялся один из командиров. Какой – не скажу, я их еще путаю.

Надо отдать должное – действовал аккуратно, давил на совесть и льстил. Дескать, никто, кроме меня, не может сделать лавки, и без моей работы всем нам придется умереть, мучаясь радикулитом и импотенцией.

В конце концов, договорились, что мастерскую в виде навеса мне поставят в ближайшие три дня и уж точно раньше, чем первый дом. А верстак и остальное оборудование с инструментами я обеспечиваю сам. Хорошо еще завхоз не стал разводить бюрократию – инструменты (свои собственные) я получил быстро и без бумажек.

Теперь доски. Эх, как же я их не ценил, когда они были! И сороковка, и вагонка, и бруски, и простые, и струганые! А тут только корявые сучковатые бревна. Для пущего садизма – свежесрубленные. Если вы при этих словах не зарыдали – вы ничего не понимаете в деревообработке. Так ведь есть почти десять кубов, что оказались в трюме шхуны! Нет, их пока берегут, что-то сами планируют, а кто тут столяр-плотник, который лучше знает, что и куда использовать?!

Накрутив себя если не до белого каления, то до светло-вишневого, я понесся выбивать из начальства доски. Завхоз посочувствовал и отправил на лесосеку. Дойдя туда, я первым делом спас человека, конкретно Всеслава. А именно, не стал на него набрасываться. Хотя растерзать кого-нибудь хотелось. Однако героическим усилием преодолел себя и пожаловался на злодейку судьбу. Он предложил перекурить и подумать. Я, хоть и не курю, согласился.

За несколько минут мы успели познакомиться и проникнуться взаимной симпатией. Как-никак оба лошадники, обоим нравятся молодые индианки, и чисто мясная диета нам в равной степени надоела… В общем, через три четверти часа я уносил на плече полдюжины досок разной толщины, а Всеслав обещал до вечера посредством клиньев и индейцев наколоть с полкуба сороковки.

На верстак я извел практически всю добытую древесину и время до «five o'clock»-а. Результат не то чтобы вполне меня удовлетворял, но был сверху гладким и горизонтальным, и везде прочным. Поварихи (две стройные индианки и англичанка приятной округлости) прибежали с кухни и потребовали себе такой же. Стол из кафешки был неудобен и для готовки, и для еды, по крайней мере, когда поваров трое, а едоков – три десятка. Я клятвенно пообещал вставить их в план на завтрашний день, а если они накормят меня полдником, начать работы уже сегодня. Милые дамы (к сожалению, все они оказались замужем) немедленно притащили котелок с заваренной мелиссой и несколько очищенных корневищ, считавшихся у индейцев лакомством. На вкус они оказались похожи на сильно недозрелый банан, но я изобразил лицом удовольствие и горячо благодарил.

Тут прискакал начальник штаба и довольно грубо спросил, что это мы тут делаем, пока прогрессивная общественность защищает наш покой и валит лес. Я честно, прямо и открыто ответил, что изучаю потребности коллектива в столярных изделиях. Поварихи тут же наперебой заговорили про разделочные доски и посуду. Причем с таким напором, будто мы могли родить требуемые горшки прямо за столом и не делали это исключительно из вредности.

С посудой, кстати, было действительно плохо. Даже после тотальной мобилизации мисок и кружек есть приходилось в две смены. А если бы не разорили камбуз на шхуне – то и в четыре пришлось бы. И вообще у нас стволов больше, чем ложек. В глазах прекрасных фурий отчетливо читалось, что виноват в этом начштаба.

Увы, человеческая натура не может вынести, когда кому-то рядом лучше, чем тебе. Поэтому Александр перевел все стрелки на меня, приказав оказать всемерное содействие и поддержку и обеспечить в предельно сжатые сроки. И отправился решать стратегические проблемы.

Дам мне удалось немного успокоить, на глазах у них сделав три разделочные доски. Без ручек, простые прямоугольники, но с заботливо ошкуренными краями и дырочками для повешения. Откровенно говоря, это были еще полуфабрикаты, требовавшие сушки и пропитки маслом, но женщины остались довольны. Хотя скорее быстротой исполнения их желаний, чем качеством вещи.

А вот про посуду мы поспорили. Тарелки и миски я решительно отмел – они требовали токарного станка. И вообще деревянная посуда – временное решение, до того момента как мы обожжем глиняную. А деревянные ложки без лакировки – негигиенично, а с лакировкой неудобно. В общем, куда ни кинь, везде клин. И тут меня осенило. Поделившись идеей с дамами и получив их согласие, я бросился на лесосеку – необходимы были не просто доски, а тонкие доски и рейки.

Вечером наша команда впервые собралась на ужин в полном составе. Сидеть пока приходилось на траве, но ели мы уже как цивилизованные люди. Палочками.

24 мая 1790 года.

Цинни

Ну вот, опять проснулась задолго до рассвета и точно не смогу снова уснуть. Проверено. Редкая ночь выдается, когда мое сознание не показывает мне этот сон, один и тот же, даже подробности не меняются, и прерывается он всегда на одном и том же месте. И начинается каждый раз одинаково: я вижу свою комнату… ту, из прежней жизни. Я знаю, что у меня всего лишь час, чтобы уложить самое необходимое. Но только то, что я сама смогу унести, не больше. А куда я, собственно, собираюсь? Как это куда? Конечно же, спасаться от конца света. Забавная формулировка, не правда ли?

Да ни фига подобного! Время, которое должно было бы стать моим союзником (час на сборы – не так уж и мало), обернулось злейшим врагом: я тороплюсь, чувствую – не успеваю, руки дрожат, голова отказывается соображать. Мне кажется, что это тикает не мой старенький китайский будильник, а часовой механизм. Под это зловещее «тик-так-тик» я пытаюсь решить, что же нужнее всего, но постоянно сбиваюсь на мысли о том, что дороже. Не в материальном смысле, нет. Я почему-то очень боюсь забыть книгу, которую только начала читать и непременно хочу знать, чем же там кончилось дело. И блокнотик, куда по старинке записываю номера телефонов (из памяти мобильника у меня не раз эти номера исчезали – то по недоразумению, то из-за откровенного раздолбайства). И тетрадочку со стихами. Минуту-другую стою, глядя в тоске на комнатные цветы: если я не придумаю, как забрать мои кактусы, они погибнут. А ведь не придумаю! За окном вижу людей, нагруженных всевозможным скарбом, и понимаю, что надо поторапливаться… а как? Смотрю на часы. У меня осталось двенадцать минут…

И просыпаюсь. И начинаю думать. О чем? Ну, признаться, в первые такие ночи попросту жалела себя. И переживала, что не смогла толком поговорить с попаданцами. Дала понять, что я – это я, а не просто какая-то там сеньорита. Сказала о том, кто волею судьбы оказался моим дядюшкой: дон Хосе может стать хорошим другом, более того – достаточно бескорыстным, если поймет, что действия новых поселенцев совпадают с его пониманием добродетели, конечно же, в широком смысле этого слова. Ну, это они, наверное, и без меня сообразили или сообразили бы в самом ближайшем будущем. Хотела было учинить сговор с теми двумя, что меня встретили, и устроить напоказ какое-нибудь «чудо», дабы дядюшка проникся и оставил меня здесь… Я как-то сразу поняла, что мое место – в этом новом поселении, тут мне будет лучше… не комфортнее, нет… легче, что ли? Но каким чудом можно поразить дона Хосе, мыслящего для человека своей эпохи и для католического священнослужителя на удивление рационально? Это ж не Диего, которому можно лапши на уши понавешать… Вот он, стоит в сторонке, как ни в чем не бывало. Да ведь в его понимании, наверное, нет никакой странности в том, что сеньорита говорит с двумя чужаками на каком-то незнакомом языке. Главное, для беспокойства повода нет – беседуют вполне мирно, посмеиваются. Диего, разумеется, уверен, что сразу же заметит любое движение, несущее угрозу, и сумеет упредить. Помнится, намекал Лоле, какой он хороший воин. Возможно-возможно, но – в своем времени.

Да, чудо, даже заранее спланированное, – не такое уж простое дело. А уж экспромтом… Нет, лучше не рисковать.

Пришлось мне возвращаться вместе с дядюшкой. И ждать, когда подвернется более удобный случай.

Но просто ждать – не таковские мы. В одну из первых бессонных ночей я додумалась до способа постоянной связи с попаданцами. Собственно, и фантазии особой не понадобилось. Очень уж удобной для моих целей оказалась такая вот подробность из биографии Лолы. Была у нее не то чтобы подруга, но добрая знакомая, одна из первых, с кем свела ее судьба в Новом Свете. Из хорошей семьи, дядюшка всячески поощрял общение между равными, да еще и сверстницами. Одно печалило – жила эта приятельница милях в тридцати к востоку. Надо полагать, ее старший брат тоже считал, что Лола – хорошая подруга для Химены. Потому-то вскоре привез подарок – двух молодых голубей – и долго объяснял все тому же Диего, неотлучно состоящему при особе сеньориты, как за ними ухаживать и как дрессировать, чтобы превратить в почтарей. Химена полгода назад возвратилась в Испанию, чтобы выйти там замуж. А голуби, теперь уже целая дюжина, продолжали жить-поживать под покровительством сеньориты и Диего. Немало усилий пришлось приложить Лоле, чтобы отучить мальчишек – и белых, и индейцев – охотиться на птиц, которые из разряда средства связи перешли в категорию домашних любимцев. А теперь вот им снова предстояло стать почтарями. Одна проблема: как доставить голубей к попаданцам? А чего ж тут думать? Вариант один – уломать Диего. Причем лучше, чтобы дядя ничего не заподозрил. Индейцу можно ничего не объяснять, напустить побольше таинственности – и все. С дядей этот номер, ясное дело, не пройдет.

Как я и предполагала, проще было уговорить нашего честного Диего предпринять не самое приятное для него путешествие, нежели убедить сохранить это в секрете от дядюшки. Уболтала. Уж не знаю, что помогло больше – обаяние Лолы или Лесино умение говорить с видом всезнайки даже заведомую ерунду. Конечно, использовать людей втемную – это противоречит моим принципам, но… Как бы то ни было, Диего отправился в путь.

Зануда

Нас обманывали. Годами и десятилетиями нам нагло врали. Начиная с нежного школьного возраста, нам говорили и показывали ложь. Нам вдалбливали, что Робинзон Крузо стоял на берегу с попугаем на плече и смотрел в море в надежде увидеть там корабль. Теперь я понимаю, какая это чушь. У настоящего Робинзона в одной руке топор, в другой лопата, в третьей ружье. И всем этим он машет по двадцать пять часов в сутки.

Впрочем, настоящий Робинзон вряд ли собирался воевать со всем остальным миром. А наше начальство собирается. Причем в лучших традициях тоталитарных режимов – мобилизовав всех поголовно и все засекретив. Из-за этого нам приходится вкалывать сугубо – индейцев, видите ли, нельзя допускать к саперным работам и даже на площадку, где строятся укрепления. И мы от зари до зари копаем и рубим, рубим и копаем. Причем холм отцы-командиры выбрали, похоже, самый каменистый в окрестностях. А инструмент – начала железного века. Вроде бы промышленная революция в Англии уже произошла, но найденные на шхуне лопаты и заступы мягкие, как не скажу что, и при ударе о камень позорно гнутся. На дюжину землекопов – два кузнеца, и они постоянно заняты.

25 мая 1790 года.

Старый Империалист.

Будни начальника штаба

И занесло же меня на эти галеры! Все, как нормальные люди, делом заняты, а тут сиди и пиши разнарядку по личному составу на завтра. А вы как думали, утром встал, построил в две шеренги и скомандовал: «Песчаный карьер, два человека!» Так, что ли?

Так в армии не бывает, все надо готовить заранее, тем более штабные документы. Пусть тут нескоро еще дойдет до проверяющих из верхов, так дело-то все равно делать надо, а как же без плана? Вот не вовремя я подвернулся Сергеичу под руку во всей красе, в офицерской форме да со звездочками на погонах. Некоторые здорово устроились, или в кузне молотом долбают, или вот в лесу, на свежем воздухе, деревья валят да таскают поближе на просушку, а тут сиди в дыму (вот блин, а сигареты ж не вечные, на местный горлодер переходить прикажете?!), ломай голову, кого и куда завтра распределить. И неважно, что людей-то всего на взвод набирается, а забот, как за полк целый! С одной стороны, вроде пацаны с виду, но опыт прошлый никуда не делся, так что сами разбираются, что сейчас в первую голову делать надо, но ведь им только дай волю! Или пойдут наглов снова шерстить на предмет контрибуций и недоимков, или по местным племенам разбегутся, агитацию наводить, мол, приходите к нам, подможите, чем можете, а мы вам потом ружья подкинем да сортиры строить научим. Вот и сижу, думаю тут за всех. Ну, что у нас получается?

Ха, как же, двадцать восемь боевых единиц! Вот как бы есть у нас Лола, она же Леся, так нет ее в расположении, не отпускает пока дядюшка, старый собственник, низзя, мол, незамужней девице без сопровождения родичей и целого штата служанок в мужском обществе пребывать! Остается двадцать семь живых душ, из которых сразу приходится вычеркивать девушек. Работу, что им по силам, они, конечно, делают, но только на территории лагеря, чуть за границу выйдут, так им отдельного человека в охрану надо выделять, а где сейчас найти свободного? Вот и прикидываю я каждый раз, как бы девушек занять, чтобы мысли их печальные о доме и родителях не одолевали да чтобы польза была настоящая, а не просто нагрузить чем попало. Ладно, вот как раз врач просил кого-то себе в помощь, с армейскими медицинскими причиндалами он уже разобрался, теперь хочет навести порядок в тех запасах медикаментов, что в личных вещах попаданцев оказались. Как раз по ним занятие, они, опять же, хоть и девчушки совсем с виду, но женская аккуратность у них никуда не делась.

Кто у нас остался? Сам Кямиль, Айболит наш на все случаи жизни, вот с кем забот у меня практически никаких, дело свое знает, сразу строгие порядки насчет гигиены навел и спуску не дает. Заодно и кухней заведует, прорезался талант у человека, он даже сам удивлялся по первости. Клим забрал двух человек и возится на своей, ну ладно, нашей, шхуне, завтра еще одного просил, собираются пушки поднимать, которые за борт пришлось скинуть, когда суденышко наше со скалы стаскивали. Найдем мы тебе человека, должен один освободиться у лошадников наших, там индейцы как раз должны к вечеру прийти, которых мы выторговали в обмен на пару мушкетов у этого сквалыжного вождя. Вот у кого бы нашим завхозам да завскладами из будущего поучиться, как торговаться за свое, кровное! Ручонки у него еще те, шаловливые да загребущие, да глазки завидущие, пусть и навел на него в первый раз Сергеич впечатления своими рассказами да показами разных воинских премудростей, но этот тип в перьях своего точно не желает упускать. Да и ладно, нам эти железяки все равно без особой пользы, химики уже не первый день химичат что-то по поводу снаряжения капсюлей, глядишь, решат проблему с боезапасом к современному оружию. Пусть и не совсем уж современному, но любой гладкоствол наш тутошним аркебузам сто очков вперед даст.

Ладно, идем дальше, с охраной периметра можно не заморачиваться, шесть человек сами собой определились, смены установили, подмогу себе из уже пришедших индейцев подобрали, несут службу. И остается у нас на все про все чуть больше десятка, считая вашего покорного слугу.

Как ни крути, а поисковые рейды отменять нельзя, слишком мало мы знаем, что тут и как, да и за наглами надо приглядывать, уж очень соседство неудобно получилось. Одних индейских дозоров для наблюдения за ними мало, приходится Дяде Саше или самому туда наведываться, или Кота с Андреем отправлять. Лес валить – там меньше чем вчетвером не обойтись, пара на трелевке лошадьми командует, двое столярничают понемногу, химики в заботах по самую маковку, кто у нас еще не озадачен? Опаньки, а вот это называется свезло, так свезло! Нечего Зубрилке что ни день, так в кузню пристраиваться, невелика хитрость молотом размахивать. Вот завтра-то он у меня и займется канцелярской каторгой, а я своей властью назначу себе день физической нагрузки, мне тоже полезно у горна постоять, меха покачать да заодно детальку одну выковать для самогонного аппарата надо давно уже…

Так-с, а это у нас кто? Всеслав, интересно, который? Тот, что Полоцкий? Ан нет, только Забайкальский, впрочем, хорошо, что не Задунайский. И куда его? Ладно, пока на лесозаготовки, потом пускай строит. Куда же девушек направить, чтобы и в лагере, и делом занимались? Вот же попались «дщери полка». Стоп. Всеслава Кямилю, там все же и сила нужна, нечего дохтуру руки портить, а девчонок на изготовление флага! Что у нас из красителей? Кора дуба, кстати, и цвет получится, как на незабвенном сайте.

Рука привычно потянулась за сигаретой, но нащупала только пустую пачку. Вот же, самка нелюбимого мною животного! И эта пустая. Совсем привычно хотел смять картон, но потом привитое хомячество остановило. Отложу, может быть, куда-нибудь пристроим, здесь ведь даже и фольга есть. Достав новую пачку, задумчиво покрутил в руках, потом все-таки вскрыл и, достав сигарету, щелкнул зажигалкой. Продолжим материализацию духов и раздачу слонов.

Итак, что у нас в трюмах? Ой, мама миа, сколько бумаги исписали! Ну кто так размашисто пишет! Разберусь и отправлю бумагу делать или добывать! На пергаменте я писать не буду! Так, это все Сергею. Пускай разбирается и докладывает. Теперь дела морские, нам бы каркадила нашего любимого сюда. Организовал бы крокодилью диверсионно-разведывательную группу. И не надо мне говорить, что здесь их нет. Этот бы нашел. «А, чоа…» Ладно, будем обходиться теми, кто есть. Вроде все? На сегодня все. Пойду-ка я топориком помашу, заодно и об индейках, или индианках (а впрочем, и те, и другие хороши. Главное – не перепутать, которые на стол, а какие в спальню!), меньше буду думать. «Как хорошо быть генералом. Как хорошо быть генералом! Лучше работы я вам, синьоры, не нахожу…»

Зануда

Сегодня утром я наконец решился. Добыл из-под своего «уазика» сверток, написал заявление. Наконец, когда прогрессивная общественность уже собиралась на утреннее построение, перехватил Дядю Сашу:

– Товарищ майор! Разрешите сделать официальное заявление.

Лицо командира выразило плохо скрываемое сомнение в уместности таких заявлений, но разрешение он дал. Я положил сверток, уже освобожденный от грязной тряпки, к ногам и торжественным голосом начал читать:

– Военному коменданту поселения Николаев-Калифорнийский майору Конторовичу от гражданина имярек. Настоящим сообщаю, что добровольно сдаю органам охраны порядка инструменты и оснастку согласно списку.

Последовал выразительный пинок по свертку. Дядя Саша, весьма натурально изобразив благожелательное любопытство, спросил:

– И что же это за инструмент такой, что его надо сдавать по списку?

– Развертки и ружейные сверла на двенадцатый, шестнадцатый и двадцатый калибры гладкоствола и семь-шестьдесят два нарезного. И дорн для нарезания стволов.

Ирина

Получив ЦУ от Старого Империалиста, мы пошли к Быстроногой Антилопе упрашивать посодействовать в деле о приобретении красителей для покраски флага. Та, узнав, зачем вообще нужны краски, посмеялась и согласилась. Сказала, что краски она выторгует у индейцев сама.

Получив красители, побежали скорее к Климу, выпрашивать парусину, а затем к кузнецу, у которого временно хранились те химреактивы, которые не были взрывоопасны – для протравки уже прокрашенной парусины по рецепту требовались квасцы…

Затем потребовалось снова бежать – на этот раз за большим котлом и тазами, чтобы было в чем разводить красители и варить (именно варить!) ткань в полученной краске. Больших кусков ткани было всего два – их после прокраски, просушки следовало разрезать на несколько кусков так, чтобы можно было пошить основу для флага. А маленький кусок собирались оставить один, вырезав из него фигуру герба и прокрасить ее уже не растительными красителями, а красками на химической основе, если их удастся получить достаточно быстро.

Наконец все необходимое было получено и под руководством Быстроногой Антилопы работа закипела. В котел с кипящей водой и красителем положили ткань и стали заталкивать ее палками поглубже, чтобы проваривалась и прокрашивалась вся. Варить предстояло около 3–5 часов, поэтому мы, чтобы не было так уж скучно, вместе с Антилопой напевали песенку из фильма «Пока бьют часы», слегка ее переделав…

Мы взяли ткань – ах, ах

(Ира),

Мы взяли ткань – ой, ой

(Катя),

Мы взяли ткань – и варим потихоньку!

(хором с Антилопой).

Как тяжело варить,

Как тяжело варить,

Как тяжело варить – без тренировки! Ох!

(хором).

После покраски ткань аккуратно отжали и стали прополаскивать – постепенно, не всю сразу, в несколько заходов в тазах с простой водой. Помучились при этом изрядно…

Ткань мы выжмем для начала (Катя – 2 раза), Выжмем для начала (Катя – 2 раза), Кать, ты, что ли, помолчала бы! (Ира) (2-й раз – Катя) Ха-ха! (Катя) и подразнилась языком.

А затем предстояла повторная варка в красителе, для закрепления цвета. В котле на этот раз было меньше краски и вдобавок туда плюхнули квасцов. Варили чуть меньше, чем в первый раз. Молча.

Наконец ткань прополоскали в последний раз, отжали и вывесили сушиться под навесом около одного из домиков. И пошли промывать котел и тазики – а то уже и обедать пора!

Из дневника Сергея Акимова.

Посиделки у костра

– Ну вот, Рысенок, а ты еще сомневался, думал, что твои профессиональные знания тут ни к чему! Это же теперь испанец мозги высушит, пока поймет, где в договоре подвох, если вообще поймет, как он пролетел.

– Фигня ваша, эта заливная рыба, договора разные – вот решит он, что надо сделать по-своему, звякнет-брякнет, пусть и не по мобиле, в соседние миссии, а их тут по границе с Мексикой до задницы, в каждой в среднем рыл по триста. Уж по полсотни индейцев с каждой на войско наберут, без всяких адвокатов к нам придут, если хотя бы десять их поселений подпишутся на разборки.

– Ну, положим, даже если они выставят тысячу человек, против тактики нашего века им не так и просто будет до нас добраться. Неприятностей мы огребем, тут к гадалке не ходи, но потери у нас будут, скорее всего, только материальные, если по-глупому кто под стрелу или пулю сам не подставится. Курбаши с Котозавром не зря вождя уламывали, сладких песен ему напели, каким великим и могучим станет его племя, если мы будем друг другу помогать. Так что любого супостата дозоры теперь засекут в дневном переходе от нас, а там уж мы постараемся их еще на марше озадачить.

– Да и кто сказал, что они будут что-то замышлять против нас в ближайшее время? От наезда англов мы их уже, считай, избавили, пусть почта сейчас по месяцу, при везении, до метрополии доходит, но этот дядька наверняка стуканет своим верхам, что вот такая фигня нездоровая творится, надо бы предъяву кинуть Стюартам, или кто там сейчас в Англии рулит. И будет он больше думать, как бы ему еще каких ништяков с нас срубить в плане политических дивидендов для себя, любимого. В ближайшие полгода-год будет он нашим лепшим корешем, помяните мое слово! А если у нас прокатит ему карту с реальными местами залегания бразильского золота подкинуть, да еще нашептать, что португальцы там рядом не по делу рыскают, ему вообще с нами захочется подольше быть в самых лучших отношениях. Особенно, если пообещать лично для него месторождение поменьше, но с самым легким способом добычи, типа – срубил по-быстрому до донышка, и в тину… И не забыть наглам смастрячить липовую карту с золотишком где-нибудь в гиблых местах, но ну о-о-чень богатым и халявным, приходи и прямо с земли подбирай. Если по-умному подать легенду, то года на три мы им мозги закомпостируем, халява – она ведь не только русское «наше все»!

– Парни, что-то вас опять в частности понесло. Нам уже не мешало бы прикинуть что-то к носу, а что мы вообще собираемся делать, раз передумали по-тихому ласты склеить. Пятилетние планы мы еще успеем составить, куда же мы от них денемся, но стратегическую линию пора бы вырабатывать, так мне к-а-а-жется.

– Хм, генеральную стратегию, говоришь? Ну, в самом первом приближении, каждый почти наверняка уже не раз про себя подумал, что Большой Полярный Лис, который к нам подкрался в нашем времени, – это ведь такой зверь, он не на пустом месте нарисовался. Были у него и родители, и воспитатели, и, сдается мне, все мы знаем, где живут и будут жить эти персонажи. Если я сейчас выскажусь за всех и озвучу то, о чем вы думаете, то не ошибусь почти наверняка – не нужен нам такой зверек в будущем! И сможем ли мы задавить зверушку в колыбельке? Пусть нас не рать несметная, и сидим мы фиг знает на каких задворках цивилизации, но поговорку про чайники все помнят. Сможем мы не дать им вырасти в паровозы? Имею наглость думать, что сможем. Спокойной жизни до самой гробовой доски это нам точно не гарантирует, но признайтесь, в своем времени кто из нас, по большому счету, был доволен своим положением в жизни? Не просто же так вы все тусовались на «Вихрях», выпуская пар в Сети, вместо посиделок на кухне, как в давешние времена бывало. Держать фигу в кармане для властей – сколько можно, если у нас появился шанс эту фигу вытащить и предъявить ее во всей красе и великолепии!

– Поэтому предлагаю. Ирина, ты успеваешь записывать? Так вот, предлагаю за пункт первый и основной принять – действовать таким образом, чтобы не допустить в будущем возможности Большого Песца. Все остальные наши действия планируем из этой парадигмы, или как вы этот пункт обзовете.

– Самим бы не стать паровозами…

– Мы будем ехать по нужной колее, не заморачивайся!

– И по этому поводу у меня появилась интересная мысля. Вот с какого бодуна все попаданцы в тех книгах, что мы читали, а некоторые из нас и писали, за очень малым исключением, ломились в СССР или Российскую империю? Советы давать, песни петь, мочить «кукурузника» и в том же духе? Вам не кажется, коллеги, что это уже не только дурным тоном становилось, но не так чтобы эффективно, если подходить строго? Слишком многое в таких случаях проходило под знаком концерта для оркестра из толпы роялей. А фиг ли мы не берем на вооружение оружие наших заклятых друзей? Стратегию непрямых действий ведь озвучил не самый последний лох, и она работала на самых главных заводил, которые потом оказались малек на подхвате у своих же собственных изгоев, но всю бодягу ведь наглы замутили. И пусть я слишком предвзято, может быть, к ним отношусь, но на Россию они зуб имели чуть ли не самый большой, даже если всех остальных любителей проехаться за наш счет посчитать скопом.

– Так что вариант может получиться красивый, даже в свете наших печальных обстоятельств. Осмелюсь напомнить всем, что, раз уж мы который день тут обретаемся, не заныкавшись на пару метров под грунт, то с каждой минутой вероятность рождения наших предков, в физиологическом смысле этого слова, уменьшается, не знаю уж в какой прогрессии. Поэтому лучше будет, если мы примем как данность, что будущее уже изменилось с первой минуты нашего попаданства. В лоскуты напиваться на поминках в воспоминаниях о будущем не предлагаю, но если кому-то будет совсем невмоготу, то, дамы и господа, прошу в себе не держать, уверен, что найдется среди нас собеседник для любого желающего поплакаться в жилетку. Не стройте из себя терминаторов, поймите простую вещь, что трещинка в душе у одного сейчас потом может обернуться кабздецом для всех. С этим проехали?

– Тогда продолжаю. Тот древний дядька с побережья теплого моря искал себе инструмент для переворачивания мира. Хотя он даже не искал, а просил его у прохожих, поэтому мы пойдем другим путем, как все нормальные герои.

– Ну что ты гонишь! Нашелся тут Анатол Вассерман, тоже мне. Точку опоры он искал, в школе надо было не на девочек глазеть, а учителя слушать.

– Так его, Катюха! А то вещает нам, как оракул, а сам историю явно мимо «проходил», ха-ха-ха…

– Посмеялись? А по существу есть предложения, или я все же продолжу?

– Не будем ждать милостей от природы, как говаривал один персонаж, поступим в соответствии с лозунгом детей-сирот: «Найти и перепрятать!» Какой инструмент лучше всего подходит для поворота изменчивого мира? В нашем времени это была информация, но она без денег мало что стоила, уж простите за тавтологию. Инфы у нас выше крыши, нам бы ее еще использовать с умом, а вот с денежками намечается их почти полное отсутствие. Обертками от сникерсов мы много не заработаем. Но ведь мы же попали буквально в ту самую квартиру, от которой Остап Ибрагимович мечтал заполучить ключик! И неважно, что такой же примерно ключик искал Буратино, в девичестве Пиноккио, они не там искали. А мы знаем, где и что искать, – намывное золото, да еще в размерах тридцати пяти процентов добычи целого государства аж за пятьдесят лет – чем это не инструмент, которым мы переведем стрелки часов истории в другую сторону?!

– И как ты это золото добудешь? Там же тысячи народу копались десятилетиями, а нас и три десятка не набралось. Да и стоит просочиться сведениям о россыпях, как нас просто затопчут, никакими автоматами не отмашемся, патронов просто не хватит. Все тропинки не перекроем, это же не Фермопильское ущелье, и спартанцев среди нас, надеюсь, нету. Что ржете? Кто про что… Кстати, это тоже мысль, надо будет подкинуть дурацкую идейку кому-нибудь, что вот, мол, эти нехорошие редиски еще и педики в придачу, глядишь, кого-то на кого-то натравим, все на нашу долю меньше придется. Ладно, не отвлекаемся. Так что там с золотом?

– Да ничего особенного. Примерные районы залегания мы знаем, что такое дезинформация – объяснять никому не надо. Значит, кроме планирования и снаряжения экспедиции на будущие прииски, надо разработать отвлекающий план. Про карты бразильских месторождений тут уже говорили, надо еще каким-то образом соорудить типа старинные золотые украшения, назвать их сокровищами из хранилищ древней цивилизации кого угодно, сейчас поверят любой небылице. Аккуратно подсунуть инфу нужным людям, для убедительности еще табличек там глиняных понаделать с загадочными письменами, перевод от фонаря придумать, глядишь, новый Шлиман нарисуется пораньше. Дальше – с кем задружимся получше? С индейцами ясно, без рабочей силы со стороны этот форт, не говоря уже о любых других более крупных затеях, мы за год толком не осилим. Раз для вождя достаточно обещания давать огнестрел за каждого работника и ученика в школу, то надо бы навестить наших соседей-наглов, что-то много мы им стволов лишних оставили. Да и почему бы не начать с них нашу аферу с копями царя Соломона: Сергеич, ты пока с их паханом перетирал, он как тебе показался, достаточно жадным?

26 мая 1790 года.

Лорд

– Кэй, солнце мое, ты не представляешь, как мне с тобою повезло, – пробормотал я, млея в руках моей женщины. Не знаю, где она научилась делать массаж, но это что-то с чем-то. Словами не передать – надо прочувствовать.

– Сергей?

– Ммм?

– Сказать правду: ты убить шаман ради меня?

Вот, опять. Ну не виноватый я, что мужик перебрал травы и оказался слишком впечатлительным. Да я даже не планировал подобный эффект! Всего-то понадеялся на старое доброе плацебо… Да я даже сказал им, что не собираюсь играть калечащую музыку! А плохо будет только товарищам с черной душой и тем, на ком грехи висят… Ну и парочку маркеров добавил: что может заколоть сердце, заболеть живот или голова.

Тут, конечно, в мою пользу сыграл еще и тот факт, что свою замечательную «Ямаху» я подключил к аудиосистеме «Аутлендэра», безжалостно выдернутой из машины и используемой в нашем форте как система раннего оповещения…

Понятно, что от орущих на всю округу навороченных динамиков из будущего полудиким индейцам стало не по себе. Вот они, собственно, и стали прислушиваться к телу – а не болит ли где-нибудь? Не колет? И получили – голова заболела почти у всех.

А вот за сердце схватился один только шаман. Нехороший человек – то, как он при этом побледнел, явно показывало, что сия редиска против нас что-то замыслила…

Вот-с… а я что – я ничего, просто ткнул в него пальцем и, расхохотавшись, начал играть Баха. Орган для впервые слышащего это чудо человека – весьма сильные впечатления. Теперь добавьте сюда явно нездоровый организм, еще более нездоровую психику, уже далеко не первую молодость и жуткий страх за душу… Что мы получаем на выходе?

Обычно ничего, конечно, а тут получили инфаркт. Причем, самое забавное, я полагал, что шаман просто придуривается, индейцы полагали, что это страшная мстя духов, о которой я тоже им рассказал (ну, навроде того, что «кто к нам с копьем, то если мы его раньше не завалим из чего-нибудь другого, то уж душонку-то я им сгною»), а мои старшие товарищи предположили, что это вообще часть ритуала. Ага, шаманские битвы.

Короче говоря, когда я закончил, старому ублюдку не помогла бы уже даже реанимация XXI века. Помер товарищ, который нам совсем не товарищ, да…

И вот с тех пор половина индейцев боятся меня, как черт знает что (ну, это точно частично заслуга Кэй, радующейся тому, что она не просто так, а скво страшного «хозяина духов», даже жилетку мне сшила со звездой), а вторая половина норовит со мною задружиться. А то и породниться. Мда. Так и живем.

Причем самое забавное, Кэй в то, что я шамана не убивал, а это его собственная заслуга, не верит ни на грош. Только хитро улыбается и кивает. А по глазам видно – не верит. Думает, я ее так от духов защищаю. Чтоб они не ревновали, знаете ли.

– Так, солнце, давай закругляться. Видишь, уже слушатели подходить начинают. Ночью закончим…

Зануда

В мемуарах (если, конечно, доживу до их написания) я обязательно напишу, что создание лучшей на континенте кавалерии началось со строительства лучшего на континенте забора. В теории все просто – строится достаточно длинный и прочный забор в виде буквы V, или, лучше сказать, воронки. Лошадь – зверь умная, через забор не прыгает, по крайней мере пока надеется его обойти. Поэтому если загнать табун в такую воронку, он после нескольких метаний окажется в подставленной бутылке. В смысле – в загоне. Дело за малым – построить примерно километр забора.

Бюрократии здесь, слава пославшему нас подальше, пока нет, но без расчетов такие дела не делаются. Поэтому я беру стилус и нотепад (да, я знаю, что доску для записей по-русски правильнее называть греческим словом «таблица») и начинаю черкать и стирать…

Мда. Тридцать пять кубометров древесины, шесть сотен ям – сколько же это будет в человеко-днях работы и килограммах гвоздей? Придется спрашивать, а перед этим – искать, у кого спросить. Сергею хорошо – он носится по прериям в поисках косяков мустангов. А мне тут приходится общаться с бревнами и индейцами…

Очень скоро я понял, почему в армии принято единоначалие. Заборы в нашей теплой компании умели строить теоретически все. Как правило, из гвоздей, проволоки, досок и брусков, в общем, того, что в объективной реальности, данной нам в ощущениях, было большой редкостью и ценностью. Евгений рассказал про бурятский забор – урем. К сожалению, вокруг нас была не сибирская тайга, а калифорнийский чапараль, богатый листьями и ветками, но бедный древесиной. Дальше от берега начинались настоящие леса с настоящими деревьями, но мы-то обосновались на побережье. Я представил себе зимний шторм, ломающий дубы, и поежился – вот она, расплата за креветок и устриц… Потом представил себе Дядю Сашу и его отношение к предложению отправить половину нашего отряда за пять километров валить строевой лес на забор и поежился сугубо.

Так что же, делать плетень? Буду думать дальше…

Июнь 1790 года.

Дядя Саша

– Ну что, родненькие, присаживайтесь, пораскинем мозгами кое о чем… – С этими словами я уселся на «командирский пенек», так окрестили мой обрубок бревна наши острословы. – У кого какие соображения будут?

– Поводов для грусти нет, – кратко резюмировал Старый Империалист. – С грехом пополам, но производство наше понемногу на ноги встает. Удалось индейцев к делу привлечь, им самим многое у нас интересно. Так что – не за горами первый дом.

– Для веселья тоже поводов нет. Как, впрочем, и для грусти. С испанцами у нас вроде бы пока отношения нормальные, можно сказать – почти союзнические. С индейцами дружим. – Кобра пожал плечами. – На мой взгляд, так даже и слишком тесно… такими темпами скоро детсад строить придется…

– Еще соображения есть?

Собравшиеся в целом поддержали обе точки зрения. Отмолчался только Арт, явно что-то было у него на душе. Но вслух он этого не сказал.

– Все?

– Ну да… – Кобра посмотрел на меня испытующе. – Давай уж, Дядя Саша, выкладывай свой кирпич из-за пазухи. Ты ж не просто так нас сюда пригласил?

– Эт точно! Вопрос у меня один – как будем воевать?

– С кем?

– С англичанами, с кем же еще?

– С какого бодуна?

– Вот вам мои соображения. Как давно тут испанцы с наглами сидят?

– Ну… давно они тут… и что?

– Нам ихние лавры покоя не дают? Или повыше куда залезть хотим?

– Повыше. И что?

– А то, что ста лет ни у кого из нас в запасе нет! И достичь чего бы то ни было мы можем только силой, а не убеждением. Маловато нас для этого, чтобы только словом да личным трудовым примером народ за собой вести. Да и не нужны мы тут, по большому счету, никому. Всех устраивает сложившееся положение вещей. Я прав?

– В целом – да! – кивнул головой Клим. – И что из этого следует?

– Пока окрестный народ убежден в нашей немереной крутости. Пока… Для этого нам не пришлось совершать немыслимых подвигов. Так, по мелочи разошлись…

Кобра фыркнул, у него явно был иной взгляд на эти события.

– Продолжаю. С испанцами нам опять же пока по пути. А вот с наглами – резко в противоположную сторону. Объяснять почему?

– Нет. И так все знаем.

– Так вот, без жестокой драки нам не обойтись.

– Так уж и жестокой…

– И максимально кровавой и страшной. Так, чтобы отбить желание нас трогать минимум лет на пять. Лучше бы, конечно, на десять. Но это уж вряд ли… Причем, господа хорошие, драться будем сами, без союзников. И в самое ближайшее время.

– Это еще зачем?

– Поясняю. Наша немыслимая крутизна нуждается в наглядном подтверждении. Это раз.

Если в драке будет принимать участие хоть один индеец или испанец – кранты, скажут, что нам помогали союзники. Слава, это такая штука, что поделить ее пополам никак нельзя. Далее. Наглы не успокоятся, пока их свирепо не измордуют. Да и то, хватит этого ненадолго. Это два. Живых свидетелей, могущих описать нашу тактику, быть не должно. Кто это сделает лучше нас? И это три. Да и, кроме того, что мы представляем собой в плане военной силы? Кто скажет?

Арт приподнялся со своего места.

– Ну, в принципе, полсотни любых местных вояк в позу пьющего оленя поставить сможем легко.

– Если врасплох возьмем, то и сотню тоже. Только в данное время это не котируется. Нужна идиотская схватка лоб в лоб. Иначе тут этого не поймут, сочтут за проявление трусости. На том месте, где это нужно нам. Где мы все знаем и много чего можем. Где у нас такое место?

Клим выразительно постучал ногой по полу.

– Принимается. Еще вопросы есть?

– А наши, гм, женщины? Эвакуировать на время боя их куда? – проявил отеческую заботу зам по МТО.

– Никуда. Не будет эвакуации.

– ???

– Кто говорил, что у нас и бабы немерено крутые? Правильно, все, и я в том числе. Или вы хотите потом к ним отдельную охрану все время приставлять? Дабы не обидели? Фигушки! Нету у нас столько людей! И взять их негде! Так что – воюем все вместе. Вместе пляшем – вместе пашем. И еще вопрос. Кто для нас самый опасный противник?

– Наглы, – поморщился Кобра.

– А вот и нет!

– Это с какого рожна?

– Что наглы, что испанцы – сторонники линейной тактики. Нам это не опасно. Их ружья до нас не добьют, а из пушек стрелять им особо некуда. А вот индейцы… Засядут в кустах с полсотни таких вот субчиков – и конец всей нашей трудовой деятельности. Что тогда жрать будем? Всех не перестреляем хотя бы и потому, что чисто вояк у нас не так уж и много. А тех, кто в лесу, как дома, – и того меньше. Значит, надо сделать так, чтобы такая дурная мысль не приходила в их голову как можно дольше.

– Значит… – вопросительно посмотрел на меня Кобра.

– Значит, победа наша должна быть безоговорочной и максимально кровавой. Чтобы напугать ВСЕХ!

Цинни

– Лола, с твоего позволения. – Дядюшка уселся напротив, чуть помедлил. – Ты не находишь, что нам пора поговорить откровенно?

Та-ак… Уже боюсь. Это я без всякой иронии. Дядюшкин тон не предполагает легкомысленной беседы о том, о сем. Да и сам по себе вечерний визит, не соответствующий дядиным привычкам, настораживает. Хорошо еще, что и руки заняты, и на дядю можно не смотреть, – я вышиваю монограмму на очередном платочке; привычка коротать досуг таким образом – Лолино наследство.

– Я знаю, что ты общаешься с… с новыми поселенцами.

Диего! Предатель!

То, что я дурно подумала о человеке, который оказал мне услугу, – плохо. Но еще хуже то, что эти слова я произнесла вслух.

– Диего? – живо переспросил дядя. – Значит, почтовых голубей в форт доставил Диего? Да… я должен был догадаться…

– Дядя, но откуда же тогда вы узнали? – растерялась я.

– Ты недооцениваешь мою наблюдательность, дитя мое.

Вот так просто. Нет, дорогая, разведчица из тебя никакая. Даже учитывая то, что в своем времени ты прочитала три дюжины книг о разведчиках ХХ века, а нынче на твоем дворе – конец XVIII… Плакать или смеяться? Похоже, с первого дня пребывания здесь этот немудреный вопрос для меня – самый животрепещущий. Вместе с другими типично русскими: «кто виноват?» (во всей этой бодяге) и «что делать?» (лично мне). Твердых ответов ни на один из вопросов нет и по сей день, однако же пришла твердая уверенность, что Калифорния будет русской. Вроде бы и в тех нескольких письмах, что доставили голуби, намеков на это не было, так, некоторые практические вопросы, на большинство из которых я ответить так и не смогла – Лола, конечно, сеньорита весьма независимая, но все ж таки женщина, откуда ей знать достаточно о местных судовладельцах и верфях. Все, что она смогла мне подсказать, касалось пары торговцев, возивших из-за океана кое-какие испанские товары, способные заинтересовать благородную даму. Правда, монет в кошельке моей Долорес всегда было негусто, койот наплакал, но, к чести ее, выбирая между тканями, веерами, шляпками и книгами, она всегда отдавала предпочтение последнему… Итак, толку со сведений, которые я могла сообщить, было мало. Зато я как-то исподволь утвердилась во мнении насчет дальнейшей судьбы… ну, пока – только судьбы Калифорнии. А что, флаг у нее даже в моей родной реальности оч-чень подходящий – выразительный бурый мишка, а над ним – пятиконечная красная звезда. Правда, инстинктивно не люблю флаги белого цвета… ну да это, думаю, поправимо. Правда ведь?

Ну а в нагрузку к уверенности я заполучила тоску-печаль, по-русски именуемую «шлеей под хвост». Проще говоря, неимоверно захотелось сделать что-нибудь общественно полезное, но что именно? Ну что ж, дорогая Цинни, с возвращением вас! С возвращением все к тому же вопросу: чего делать-то, а? Ничего не надумав, я принялась… рассказывать сказки. Новое поколение в правильном духе воспитывать надо? Надо. А почему бы не начать прямо сейчас? У меня четыре дюжины учеников – белых и индейцев, девочек и мальчиков. Долорес и раньше рассказывала им на досуге всякие забавные истории. Добавим чуть-чуть идеологии – и…

Начала я с когда-то где-то вычитанной истории о том, как на острове, называемом Калифорнией, жили-были чернокожие амазонки со своею королевой Калифией. А что, довольно-таки актуальная сказочка, учитывая, что, несмотря на все наши усилия – дядины и мои, – белые поглядывают на индейцев с превосходством. Историю я додумала, приписав королеве и ее подданным мыслимые и немыслимые добродетели. Проняло. Тогда, осмелев, я чуть ли не на ходу сочинила (ага, сочинила, как же!) историю о мире, в котором корабли научились плавать под водой, а иные, отрастив крылья, поднялись высоко в небо… Захотелось лирики – и я придумала историю любви капитана Подводного Корабля и женщины, управлявшей Летающим Кораблем. Особенно удивлялся Мануэль – не слишком ли для женщины? Пока я подбирала слова для разъяснений, его старшая сестра Хасинта растолковала: если я тебя, дорогой братец, запросто могу поколотить, почему бы женщине не летать на крылатом корабле?..

– …Ты недооцениваешь мою наблюдательность, дитя мое. И что-то от меня скрываешь. Раньше такого не было, Лола. Я встревожен.

Да все я понимаю! Кроме одного – как разрулить эту ситуацию.

– Если бы я не знал наверняка, что ты была там единожды, я подумал бы – прости, дорогая, – что у тебя появился возлюбленный.

Ниче себе! Я на себе испытала, что реальность иногда бывает фантастичнее любой фантазии… но дядюшку фантазия завела куда-то совсем не туда.

Надо было что-то отвечать. Немедленно.

И я, обалдевая от собственных слов, выдала:

– Дядюшка, понимаю, это звучит странно… Вы можете мне не поверить… Я вижу сны, указывающие на то, что мое место – среди этих поселенцев. Быть может, я заблуждаюсь в своей гордыне, но… мне кажется, сны посланы мне свыше. Вы говорили, что так и не поняли, во что веруют эти люди. А вдруг именно я… да, всего лишь слабая женщина, но…

Когда-то давно, что называется, в прошлой жизни, учительница сетовала: я, то есть Леся, быстро решаю сложные задачи, но срезаюсь на простых, потому как привыкла усложнять. Ага, «мы не ищем легких путей» – это про меня. Я-то думала, моему реалистично мыслящему дяде нужно неоспоримое чудо, чтобы оставить меня в поселении. А тут вдруг… Хотя не совсем вдруг; за это время он успел трижды побывать у поселенцев и, надо полагать, проникся к ним некоторым доверием. Однако и в снах моих не усомнился. Ну, то есть почти не усомнился. А как иначе истолковать его фразу: «Если это твой путь, я не буду тебя удерживать». Переживает. И мне неловко, что наврала. Но правду-то не расскажешь. Ох, дядя, дядя!

– У меня только одна просьба, Лола. Возьми с собой Диего.

И совсем тихо:

– Мне так будет спокойнее.

Как вы думаете, приятно ощущать себя Ктулху? Ага, тем самым, которого, похоже, ждет судьба Штирлица – из книжек перекочует в анекдоты. И будет зохавывать москх на просторах народного творчества. Мне же пока разгуляться особо негде – в моем распоряжении только территория нарождающегося на моих глазах форта попаданцев. Но обо всем по порядку.

Дядюшка снарядил меня в дорогу со свойственной ему обстоятельностью. Но на этот раз другая доминирующая черта его характера – быстродействие, так сказать, – никак не проявилась. У меня вообще сложилось впечатление, что он всячески откладывает мой отъезд. Были опасения, что в последний момент вообще попытается отыграть назад. Но – нет. На четвертое утро мы все-таки отправились. Мы – то есть я, Диего, Химена, почтенная вдовица лет сорока пяти, которой предстояла роль моей компаньонки (вот уж эти условности!), и сопровождающие лица, на лицах которых, прошу прощения за неловкий каламбур, было легче заметить следы вчерашней попойки, нежели изнурительных постов и прочих атрибутов аскезы.

Доехали без приключений, что в свете стремительных перемен, произошедших в моей жизни, было отрадно. Двух дней мне вполне хватило, чтобы со всеми перезнакомиться – хвала природной общительности и профессиональной памяти на лица и имена. Но на то, чтобы встроиться, так сказать, в рабочий процесс, не хватило и недели. Эх, знала бы, что так получится, пошла бы после девятого класса в профлицей, получила бы востребованную во все времена строительную специальность и… Ну, или хотя бы на швею выучилась – тоже польза. А что значит для реальной, так сказать, жизни филфаковский красный диплом? Гордость за бесцельно прожитые годы? Надежду на то, что великий, могучий, правдивый и свободный не позволит впасть в отчаяние при виде того, что и Диего, и Химена оказались куда более востребованными работниками, нежели я? Как-то сразу выяснилось, что Химена – незаменимый человек на кухне (судьба подсластила мне пилюлю, оставив без компаньонки). О том, чем занимается Диего, я имела весьма приблизительное представление… он как будто бы ухитрялся оказываться в двух-трех местах одновременно; по крайней мере, все мои попытки найти его тогда, когда он был мне нужен, провалились, уследить за его перемещениями я так и не смогла. Время от времени он возникал на горизонте, надо понимать, инспектировал состояние дел сеньориты. И так как все было до однообразия стабильно (проще говоря, сеньорита ничем не занималась), успокаивался – и испарялся.

Стоит ли удивляться, что мысли мои приняли такой вот оборот: пусть мои знания не имеют практической ценности, среди первопоселенцев-первопопаданцев немало тех, чьи умения, чей опыт будут иметь значение и для будущих поколений. Следовательно, нужно собрать, обобщить, сберечь. В той ситуации, в которой мы оказались, даже крупицы знаний могут оказаться бесценными… То есть…

Так началось мое превращение в Ктулху.

Остается удивляться, как это еще ни разу за две недели я не нарвалась на посыл с тремя загибами. Хотя, признаться, морально была готова к такому повороту, а что ж, не понимаю, что ли: появление такой вот инициативной личности в разгар работы вызывает прямо-таки рефлекторную реакцию. Даже отвела в своем самодельном блокнотике, габаритами напоминающем амбарную книгу, отдельную страничку, приличия ради озаглавленную «Обсценная лексика». К исходу второй недели эта страничка осталась единственной чистой. Елки-палки, с какими интеллигентными людьми приходится работать!

Целый том. За две недели. Ктулху давится, но продолжает захавывать. Его собственный москх кипит и исходит паром. Берегите Ктулху, люди!

Сшиваю из разрозненных страничек записную книжку номер два. Вокруг меня безлюдно.

Зануда

Черти все как на подбор – краснокожие, длинноволосые, полуголые и с колхозными четырехзубыми вилами. Только главный с костяной острогой и веселенькой ленточкой между рожек. Он радушно улыбается мне и радостно орет:

– Приветствую тебя, Крепкое Копье! Заждались мы, заждались…

Я кричу, что это ошибка, что меня Сашей зовут, пытаюсь убежать, но черти хватают меня и волокут к котлу с прозрачной водой, стоящему на огне, но притом бездонному. Поднимают, раскачивают, я лечу… и просыпаюсь, сбрасывая одеяло.

Хитрая Змея, не просыпаясь, что-то успокоительно бормочет, укрывает меня одеялом, обнимает и прижимается грудью и уже заметно выпирающим животом. Сон не идет. Я смотрю в потолок и вспоминаю…

В общем, если кто скажет вам, что индейцы – простодушные дети природы, плюньте этому идиоту в глаза. Охота и собирательство занимает, по оценкам европейских антропологов, четыре-шесть часов в сутки. Остальное время они плетут интриги. Особенно женщины. И достигают в этом невообразимых высот. Я еще не успел начать заглядываться на женщин, а уже стал жертвой заговора. Собственно, начиналось все легко и непринужденно. Когда спала лихорадка первых дней – строительство форта, то да се, – я обратил внимание на одну из индианок, занимавшихся работами на кухне и вообще по хозяйству. Среди своих товарок она выделялась, пожалуй, фигуристостью. Взгляды, улыбки, потом как-то вечером, когда я заработался в мастерской, она зашла. И не ушла до утра.

А потом в форт явилась представительная делегация. Индейский вождь Жук Еще Тот заявил, что эта женщина – вдова, причем нашими стараниями, и потому табу. А я – крепкое копье, это табу нарушил, и потому женщина стала сугубым табу и должна перейти в наше племя, иначе ее уморят каким-то хитрым способом. Рысенок долго выяснял всякие тонкости у Гибкой Ивы и Быстроногой Антилопы, а потом заявил, что мы попали. В смысле – от такого подарка судьбы, как вдовая индианка, нам не отвертеться. Индейцы не поймут. И вообще по индейским обычаям она мне уже законная жена, и надо бы оформить это и по нашим обычаям, иначе не поймут уже попаданцы.

Так что не успел я глазом моргнуть, как обзавелся женой, пасынком и прозвищем Крепкое Копье. Еще в первую же неделю семейной жизни поссорился с Курбаши, который стал рассуждать о «женщине, принадлежащей племени» (впрочем, зубы у меня остались на месте) и с Динго. Он считает, что наличие у Хитрой Змеи привычки ежедневно мыться – недостаточное основание для того, чтобы называть его жену Хитроягодичной Антилопой. А откуда у скво желудевых индейцев взяться такой привычке и туалетному мылу? Очевидно, Антилопа тоже состояла в заговоре…

Единственное, на чем мне удалось настоять, так это на том, что жену мою зовут Хитрая Змея. Ее это, однако, совершенно не задевает. Почувствовав, что я не сплю и злюсь, она начинает напевать что-то, не открывая глаз. Я различаю отдельные слова – «меховое одеяло», «бизонья шкура» (наслушался, когда считали приданое, которое в случае развода будет отданным), «крепкое копье» (опять!). Но песня успокаивает, и я проваливаюсь в сон, глубокий и спокойный.

Вечером, когда я вернулся из мастерской, дом трясся от беготни и криков. К Змее пришла сестра с целым выводком индюшат. В смысле, маленьких индейцев, которые теперь играли друг с другом и с моим пасынком. Впрочем, меня жена сразу же усадила за стол и подала тушеное мясо с овощами. Определенно без Антилопы тут не обошлось! Поев и подобрев, я откинулся на лавке и стал наблюдать за детьми. Так, это уже не игра, а драка. Фу! Брэк! Цурюк! Ну что ты плачешь? Терпи, казак, за одного бритого двух небритых дают. Как, кстати, по-вашему будет «воин»? Хитрая Змея не ответила. Она внимательно смотрела на меня, и во взгляде ее было что-то новое…

Динго

Перед обедом я крепко поругался с Занудой. Ну зачем он обозвал мою жену Хитрожо…. Хитропопой Антилопой? Что она ему плохого сделала? Ну просветила его нареченную в кой-каких вопросах современной гигиены, и что? Ах да, та его этим и соблазнила. То-то он всю неделю по утрам довольный выглядел, как кот, наевшийся сметаны, только что не урчал. А то, что жениться придется, так это звиняйте, дядьку, думать надо сначала головой, а потом уже и другим местом. К примеру, поспрошать о местных обычаях в этом плане, а потом уже тащить пухленькую вдовушку в постель. Классическая медовая ловушка, которую не в XXI веке придумали. И не в ХХ. Подозреваю, правда, что тут и политика индейского вождя проявилась – уж очень ему хотелось породниться с нашим «племенем». Пожалуй, еще больше, чем Зануда, ворчал Кобра – индейцы запросили в качестве выкупа ружье с порохом и пулями на полсотни выстрелов.

Когда моя жена вся в слезах прибежала в нашу палатку, я, едва услышав, в чем дело, пошел разбираться. В итоге мы минут двадцать орали друг на друга, как мартовские коты, соревнуясь, у кого боцманский загиб круче получится. Потом пришел лесник и всех разогнал. В смысле появился взъерошенный Дядя Саша, которому мы не дали выспаться после ночного дежурства, и мигом нас построил рядами и колоннами. Зануду как виновника торжества он отправил на лесозаготовки на пару с сексуально озабоченным Курбаши, а мне велел заняться инвентаризацией всякой мелочовки, сваленной в машинах. Крупные вещи мы все описали, а вот ящики со всякими болтами-гайками и прочими железяками, особенно которые имени меня, так и лежали не разобранными, все руки до них не доходили. Заодно он поручил проверить, не подтекает ли чего у машин. Потерять пару литров масла или бензина было бы очень обидно.

Первым я осмотрел «Аутлендэр» Лорда, заглянул под него, под капот – все в порядке. Потом подлез под Занудину «буханку», тоже ничего не обнаружил. Не удержавшись от мелкой мести, написал на пыльном боку его машины: «Зануда – хитропопый змей!» И, наконец, добрался до своего «уаза». Его оставил на потом – ползать под ним одно удовольствие. Машинка слегка лифтована и по кузову, и по подвеске, не для рейдов по говнам, а так, чтобы и проходимость повысить, и на асфальте устойчивости не потерять. Заглянув под нее, слегка вздрогнул. Из-под днища что-то свисало. «Неужто трос или шланг какой оборвался», – с екнувшим сердцем подумал я. И полез смотреть.

К счастью, свисавший предмет не имел никакого отношения к автозапчастям. Это была обычная ветка, которая попала в пространство между полом салона и левым бензобаком да там застряла. Выдернуть сразу мне ее не удалось, побоялся оторвать что-нибудь полезное. Пришлось выбираться наружу за фонариком, благо в качестве брелока на ключах висела светодиодная пиндюрка. Оба-на, а что это за сверточек между баком и полом лежит, да еще и проволочкой прикручен? Явно не автоагрегат. А за проволочку та ветка и зацепилась. Пришлось снова лезть наружу, на этот раз за пассатижами. Перекусил проволочку, вытащил сверток, ветку выкинул и посмотрел, а что на баке с другой стороны. А там еще один такой же. Извлек и его, выбрался наружу, развернул оба на заднем сиденье и обалдел. Ни хрена себе у Витьки сюрпризы…

Один сверток содержал в себе «наган», девять коробочек по десятку родных патронов каждая и две упаковки по пятьдесят спортивных укороченных, ими тоже можно стрелять, вот только пулю корежит и слабже они. Во втором лежал «марголин» и одиннадцать пачек «спортивно-охотничьих». Вот тебе и пополнение арсенала. «Наган» выглядел весьма своеобразно. Явно его откуда-то откопали. Не в смысле из земли выкопали, а на каком-то чердаке он пролежал эдак годов с двадцатых, с Гражданской войны то бишь. Характерно так ржавчиной побитый слегка с одной стороны револьвер. Но ржавчина аккуратно затерта маслом, только мелкие-мелкие раковины напоминают о прошедших временах. И клейма: орел с двумя бошками, вензель IТОЗ и год – 1915-й. «Наган» был тщательно смазан, настолько хорошо, что пришлось его долго чистить, а то в руках скользил. «Марго» тоже оттирать пришлось. Револьвер привел в порядок, зарядил и за пояс пристроил. Хоть не надо будет в сортир с ружьем ходить. Начальство постановило оружие держать при себе всегда, вот и таскаем, кто «макар», а кто ружбайку полноразмерную.

Потом за раскопки в ящиках и коробках своих принялся. И тут сюрприз приятный: полторы дюжины старых латунных гильз шестнадцатого калибра, точнее, даже девятнадцать штук, из них еще мой дед колокольчики для рыбалки мастерил. А это значит, что ружьишко Всеслава теперь не просто украшением стенки будет, а еще и на охоту сходить можно. С двадцатью двумя патронами особо не повоюешь, а поохотиться – в самый раз. Раскидал я болты-гайки и прочие ништяки железные по разным коробкам, попутно нашел еще пару десятков сверл ржавых-ломаных, но после заточки к употреблению пригодных, да и пошел начальство радовать.

Начальство в лице Дядьки Саши и Кобры порадовалось, потом поворчало, поскольку я заявил, что «наган» в общий котел не отдам. «Маргошу»-то без вопросов, пусть девочки осваивают, даже резиночек парочку вырезал для тренировок без стрельбы[3]. Заодно под этим соусом выцыганил о нашего зама по МТО Витькину кобуру подмышечную, которую я по приезде машины на склад сдал. Ее авторитетная комиссия в составе Сергеича, Котенка и Кота определили как «под нечто глокообразное, под ПМ велика, для АПС мала». А «наган» в нее после небольшой доработки – обрезки носика – влез как надо. А тут и гости привалили.

Спасск

От моего проекта постройки сплошного дзота-пентагона Дядя Саша отказался, точнее, посмотрел на мои, тщательно – куриной лапой, изготовленные чертежи, покрутил у виска и пошел, что-то бормоча про испорченную бумагу. Но не на того напал, покумекал я и решил, что сплошную деревянную галерею внутри трехметровой высоты насыпи можно и не делать, а ограничиться деревянными коробками с амбразурами, но земляную засыпку сохранить, да и угловые башни для фланкирования рвов перечертил до пятиметровой высоты, потому как семь метров – это действительно перебор. Понес на суд общественности свое творение второй раз. Кроме Дяди Саши на КП я обнаружил Артофа и начштаба, которые посмотрели на мои чертежи более заинтересованно. Потом стали, еще более заинтересованно, смотреть на меня – если раньше по спине бегали две-три мурашки, то сейчас они явно вызвали подкрепление.

– Артем, ну хоть ты объясни этому доморощенному фортификатору…

– Во-во, объясни, – начал заводиться я. – А то он объяснять мне ничего не хочет, только смотрит, как на сумасшедшего.

– А давайте, я ему лопату дам, – влез наш завхоз.

– А давай! Все объемы земляных работ у меня посчитаны, при том личном составе, который у нас есть, с индейцами естественно, мы это насыплем все дней за пятнадцать, ну пусть двадцать. Зато эту насыпь и шестнадцатифунтовка с пятидесяти метров не возьмет.

Александр за словом в карман не полез.

– Ага, и так сколько времени на строительство убили, теперь опять месяц три четверти народа будут заниматься непроизводственной деятельностью. А кушать ты потом что будешь, насыпь? Нерест скоро, а у нас еще ямы под засолку не готовы, и соли только половина от нужного. Земля с солончака нормальный выход дает процентов на десять, а таскать ее за двенадцать километров надо, да половину индейцам отдай за работу.

– Брэк, горячие финские парни, – вмешался Артем. – Вадик, вот представь, ты английский капитан и идешь ты наказывать наглых русских. Приходишь, значит, и видишь перед собой вот такого монстра, что ты нам тут изобразил. Твои действия.

– Ну как, оборудую укрепленный лагерь, сниму пушки с кораблей, отрою огневые позиции и начну подводить траншеи для сооружения контрэскарпов. Потом накоплю за контрэскарпами живую силу и начну бомбардировку вала, ну а потом штурм.

– И сколько у тебя время это займет?

– Вот в этом-то и соль. – Я покосился на завхоза. – Дальнобойность нашего оружия они не знают, значит, вряд ли построят лагерь дальше чем за полкилометра, для снайпера почти в упор. Контрэскарпы они подведут метров на сто, там под минометом и лягут. Но я думаю, что до этого не дойдет.

– Именно, – сказал Артем. – И доводить мы до этого не собираемся. Сценарий будет совсем другой, и наглы нам в этом помогут. Но сработает это только один раз, а вот для второго раза твоя задумка может и дать плоды, как, Саш? Но это будет уже потом – раньше чем через год они не оклемаются. Так что оставляй свои художества, а мы тут подумаем.

Да, вежливо послали, ну и ладно. Пойду я свои грядки проверю, а то картошку пора уже окучивать, похоже, все-таки будет у нас в этом году два урожая, и пусть лайми удавятся.

Зануда

Лошадь – животное благородное, но спереди и сзади опасное, а в середине неудобное. И со всех сторон – вонючая, тупая и неблагодарная скотина. Ну вот скажи мне, легкомысленная особа, для того ли я вчера битый час разбирал-расчесывал тебе хвост, чтобы ты за ночь нахватала в него репьев?! И, главное, где ты их нашла?

Кобыла не желает отвечать на мои вопросы, но стоит спокойно и даже хвост не вырывает. Прогресс замечательный. В первые дни они всем табуном убегали в дальний от человека угол левады, храпели и смотрели на людей так, будто мы их уже живьем едим. Их можно понять – индейцы считают конину деликатесом, а охоту на диких лошадей – достойным вождя делом. К счастью для нас, мустанги – все же одичавшие лошади, а не дикие. Надо только напомнить им, что человек – это еще и овес, и соль, и щетка со скребкой…

Так, Галку дочистил, принимаюсь за Белку. Откровенно говоря, они все гнедые, но Галка – самая темная, а Белка самая светлая в нашем табунке. А также самая молодая, любопытная и шебутная. Зубы пока не смотрели – лошадки еще диковаты, но внешне она еще совсем стригунок. В перспективе это хорошо – легче будет обтянуть и заездить, но сейчас – представьте, что вам надо заставить смирно стоять бойкого ребенка, который не понимает русского языка. И весит вчетверо больше вас.

– Белочка милая, Белочка чистая, Белочка в лужах не валяется…

На самом деле Белка вывалялась в пыли и не скажу в чем и успела после этого высохнуть. А мне все это счищать, осторожно и ласково. К хвосту, к голове, к хвосту, к голове. К хвосту – и выбить о столб. И снова к хвосту, к голове…

От дома подходит Змей, приветствует меня и без лишних слов берется за лопату и тачку. Четыре лошади – это не только восемь квадратных метров пыльных шкур и три погонных метра хвостов, но и центнер навоза ежедневно. Я поднимаю глаза к небу. Господи, прости, если я неправильно тебя называю, но я благодарен тебе за здоровое и сильное тело, которое ты дал мне и моим товарищам. Белка еще не вычищена, а левада уже прибрана. А уж воду в четыре руки мы натаскали в мгновение ока…

После утреннего развода мы со Змеем берем в столовой «тормозки» и идем пасти лошадей. Пожалуй, самое мое любимое занятие – кобылы стригут траву, жеребята-сосунки спят, сосут или играют, а мы, бдительно озирая окрестности, сначала учимся орудовать шамберьером, потом Змей учит меня рукопашному бою, потом мечем арканы… Гарм благоразумно держится подальше от наших молодецких забав. Он тоже бдит, успевая в то же время ловить каких-то грызунов.

Трава сочная, еще и полдня не прошло, а лошади наелись. Было бы нас, попаданцев, побольше – я бы их вообще не загонял, а только караулил. Но дел гораздо больше, чем рук и голов, так что мы загоняем табун и разбегаемся. До шестнадцати часов есть время, и я успеваю сходить в кожевенную мастерскую – бизонья шкура, которую мне обещали на шорку, еще не готова, а ремни из оленьей получились слишком тонкими и тянущимися. Впрочем, для показухи сойдет.

Дежурный на вышке отбивает без четверти четыре. Спешу на гимнастическую площадку к предмету своей гордости столярной, педагогической и дипломатической – деревянному коню. Некоторые игнорамусы, на которых не буду показывать пальцем, не могли понять, зачем он нужен, и согласиться выделить время и материалы на его строительство. Но я смог их переспорить и, главное, сделать то, что предполагал… Так, стащить старую вытертую шкуру, защищающую от росы, разровнять граблями песок вокруг, а там и ученики подойдут…

Группа собралась вовремя и даже заблаговременно. Впрочем, это не моя заслуга, а следствие того внимания, которое обращает на наши занятия Дядя Саша. Что логично: в мире без моторов и электричества кавалерия – это и разведка, и связь, и ударная сила. Но не время философствовать. Я прокашливаюсь, привлекая внимание, и начинаю лекцию с освященной традицией фразы:

– С практической точки зрения лошадь делится на три неравные половины: ноги, голова и все остальное…

Всеслав

Ребята в процессе охоты нашли солонцы. Вовремя. Соль кончается, нерест на подходе. Ну и у меня депрессняк начался. Первое время не до того было – строительство, обустройство, прочие радости жизни тупо не давали расслабиться. А вот сейчас чую – все, предел. Так, что в таких случаях делают умные люди:

1. Меняют род деятельности и  урабатываются до полной невменяемости.

2. Удаляют себя из общества.

А то, не дай бог… мы, конечно, тут все крутые, пробу ставить негде. Но, как говорил в давно не наступившем мой тренер Дедкин С.В., даже у самого мощного качка есть два слабых места – глаза и яйца. Во избежание ослабления крутизны надо бы занять глаза новой работой, а все остальное… в принципе, индианки сойдут.

Как следствие на выструганной дощечке… писать на бумаге давит жаба.

Начальнику лагеря Дяде Саше от Всеслава.

Прошу поставить меня на работу по доставке соли в лагерь и присмотру за индейцами.

20 июня 1790 г.

Подпись.

Заму по МТО Кобре.

Заявка.

Для добычи соли прошу выделить мне следующие МЦ:

1. Мешок пластиковый для мусора – 4 шт.

2. Топор – 1 шт.

3. Тесак английский трофейный – 4 шт.

5. Ведро или котел металлический – 1 шт.

6. Парусина – 6 кв. м.

7. Лопата большая – 1 шт.

8. Шкура невыделанная – 1 шт.

Прошу поставить на довольствие сухим пайком 5 (пять) человек.

20 июня 1790 г.

Подпись.

Начальство мою наскальную живопись одобрило и 21 июня двое белых – я и Курбаши (он, конечно, в индейском организме обитает, но мозги-то никуда не денешь) проводником, и четверо краснокожих – Игнасио с миссии плюс трое паютов, имена которых я расшифровал как Куропатка, Брачующийся (ну, в неприкрытом варианте – С Постоянно Возбужденным понятно чем) Бык Оленя и Корень Травы вышли к солонцам. Дошли до вечера, нам ходить не привыкать, а индейцам вообще любой терновый куст – дом родной. Индейцы все работали со мной на лесозаготовках, всех знаю, немного учились друг у друга.

Солонцы – на склоне холма, рядом красивое обнажение, любой геолог был бы в восторге.

Утром разбудил Игнасио, сменил им на посту Кореша и пошел думать. Пришел к выводу, что инвентарь подобрал вполне разумно. Та-ак… для начала отщипываем от выхода песчаника пару-тройку плит, нормальных таких. Подтаскиваем их к ручью, устанавливаем более или менее ровно. Отправляю индейцев за дровами, сам рою яму. Выстилаю ее двумя мешками мусорными, придавливаю на дне и по краям камнями. Первую закладку делаю сам – то есть набираю соленосной породы ведро, потом еще одно, сыплю в яму, бодяжу водой из ручья, хорошо размешиваю.

Нарисовываются краснокожие (вот, кстати, не пойму, почему у них кожа красная – протомонголоидная раса, нормальные коричневые морды), разжигаем костер. Глина и песок более или менее оседают на дно (на это и мешки: без них пришлось бы обжигать ямы. Но и так не хуже, чистить придется чаще, и все), зачерпываем… На раскаленную плиту лью образовавшийся в яме рассол. Вода испаряется, оставляя на камне серый налет. Процесс пошел…

Делаем носилки, ставим палатку нормально, роем еще одну яму под рассол, один бдит, один размешивает, льет и соскребает, двое таскают породу.

За день заготовили около пятнадцати килограммов. Нормально.

Вечером пофехтовал на тесаках с паютами. Форму надо поддерживать, да и от них, глядишь, толк будет.

А сегодня часов в двенадцать тихо охренел. Помощь прислали. Непонятно только, какую. Пришли, поставили два чума (по-ихнему – «тии-пии»), девки и скво бегают, сверкая голыми ляжками, роют корни, ребятишки под руку лезут.

– Тсеш-Лааш (это они меня так по-своему зовут. Переводится как Хитрый Лось вроде бы), магива zaebis, во-да… – и жестами показывает, как он баб припахивать на работу будет. Договариваюсь, что сильно напрягать не станем, пусть лучше готовят, а помогают в свободное время.

И вот – сижу на красивом холме, смотрю на мир, радуюсь жизни, пробую голос:

– Потеряли мы нахальство, йо-хо-хо, А с нахальством и удачу, йо-хо-хо, Так и бродим наудачу, йо-хо-хо, За добычей по лесам.

Вечно пляшем мы на мушке, йо-хо-хо, Наша жизнь не за понюшку, йо-хо-хо, Потерявши черепушку, йо-хо-хо, Плакать, что ль, по волосам!

Индейцам нравится. А особо – девкам ихним. А мне – снова двадцать. Красота…

Глава 6

Дядя Саша

На очередном «командирском хурале» меня озадачил Кобра. Мол, давным-давно встал вопрос – что делать с индейцами?

– В смысле – делать?

– Мы с ними дружим?

– А то ж!

– Военный союз у нас с ними есть?

– А что, нету до сих пор?

– В том-то и дело! По их понятиям, мы гости. Да, там у себя мы, возможно, и были воинами. Крутыми и могучими. Но здесь правила другие.

– Обожди-обожди, это вроде как в шахматах?

– …???

– Ну, я в том смысле, что надо каждый год подтверждать свой титул чемпиона.

– А-а-а… Ну да, где-то так. Поэтому дружба с нами очень даже возможна и желательна. Родственные связи – вообще прекрасно. Но вот союз вожди могут заключать только с равными им воинами. Иначе – не поймут…

– А то, что мы «раков» нагнули в форте?

– А кто это видел?

– И что теперь? Войну с соседями затевать? На долгое время лишний геморрой зарабатывать? Когда эти обиженные к своей «крыше» с жалобами побегут?

– Н-да… Не хотелось бы… но делать что-то надо.

– Ладно. Кто там у нас из вождей на горизонте первый маячит?

– В смысле?

– Кого нам первого на переговоры ждать?

– М-м-м… Хитрый Лис должен приехать. Мы у него пару десятков молодых парней попросили – для помощи по хозяйству.

– Согласился?

– За пять человек мы ему по ружью обещали. Кстати, – хлопнул он себя по лбу. – У нас ведь трофейный холодняк без дела лежит! Ведь так?

– Что лежит – верно. А что без дела… так нет его еще, дела-то…

– Десяток тесаков забрать можно?

– Да хоть все! Баланс у них фиговый, толку никакого. А на фиг?

– На «пальмы» перекуем.

– Добро. Бери. Кстати… а вождю холодняк не нужен?

– А на фига он ему? Индейцы ножами работают. И топорами.

– Так. Тащи вождя, как приедет. Побазарим…

Трапеза подходила к концу. Обрадованный отсутствием нашего «шамана» вождь был в приподнятом настроении. Антилопа только успевала переводить мне его возвышенные речи. Ну, в том смысле, что возвышал он в них в основном себя. Ну и отчасти признавал наше умение. Которого он, впрочем, сам и не видел даже. А потому относился к этому прохладно.

– Вождь спрашивает, как долго вы будете строить свою крепость?

– Да работы хватает пока. Так что его помощь нам очень даже вовремя пригодилась. Лопа (так я для себя сократил ее длинное имя), спроси вождя, не может ли он дать нам еще людей?

– Хитрый Лис говорит, что у него остались только воины. Не их дело копать землю.

– Согласен. Мы готовы их, помимо стандартной платы, обучить еще и искусству войны. Так, как этому учат у нас.

Вождь скептически улыбнулся.

– Он спрашивает, чему вы можете научить его воинов?

– Долго говорить, проще показать.

Хитрый Лис довольно кивнул головой. Повелительным жестом подозвал к себе одного из сопровождающих и что-то ему сказал. Поднялся и приглашающе указал мне на дверь.

– Выйти просит? Добро, не здесь же руками-ногами махать.

На площадке уже стоял здоровенный индеец с копьем в руках. Так… этот, что ли, у него главный копейщик?

– Вождь говорит, что Летящий-Как-Ветер убил своим копьем уже семерых врагов. Он сильный воин. Если кто-то из вас сумеет победить его силу, Хитрый Лис поверит в вашу. Хао, я сказал.

– И сколько раз это надо сделать?

– Еще никто не сумел это сделать и одного раза…

– Добро… Здоровый парень, громко упадет…

Я скинул очертевший камзол (вот же достала меня эта церемониальная одежка!) и вошел в круг.

– Вождь спрашивает, каким оружием будешь ты воевать?

Вместо ответа я повертел у него перед глазами растопыренными ладонями. Глаза Хитрого Лиса удивленно расширились, и он уважительно наклонил голову.

Так… Парень крепкий, но массивный. Сильный, но быстрый ли? Хотя… такое имя просто так не дадут… будем считать, что быстрый. Копье держит двумя руками. Наконечник у него не ножевидный, значит, будет колоть. Хорошо, что не нагината, тут хуже было бы… Копье метра два с хвостиком, руки у него тоже не маленькие, плюс ноги… атаковать будет метров с четырех, как раз уколом достанет. Хм, остановился, взял у товарища какой-то мешочек, это за каким рожном? А, одел его на наконечник, привязал. Это типа тупого копья сделал, что ли? Мол, не хочу до смерти убивать? Гуманист, однако…

Так, пошли-пошли по кругу… Присматривается… я выше ростом, ноги длиннее. Чего от меня ждать? Ага, цель выбрал, будет бить меня в лоб. Вон конец копья приподнялся, руки напряглись. Спровоцируем его. Шаг вперед… Опа!

Быстрой молнией копье метнулось к моей голове!

Щас…

Как раз ее-то на месте и не оказалось…

Хрясь!

Моя правая рука отбила копье в сторону. Пируэт, проворот.

Шлеп!

Ладонь левой руки смачно шлепнула воина между лопаток.

Как это там называется? Ку?

Летящий-Как-Ветер сделал по инерции пару шагов и обернулся. Стоящие вокруг воины загудели, выражая свои эмоции. Хитрый Лис неодобрительно что-то проговорил.

– Вождь говорит, воины так не сражаются!

– А как они сражаются? Он чего хотел, чтобы я свой лоб подставил?

– Он говорит, недостойно воина уклоняться от схватки.

– А-а-а… вот ему чего не понравилось… Ну, ладно, пущай еще раз попробует, только это он сам напросился…

Воин снова вышел в круг. На этот раз острие его копья было чистым. Всерьез махаться решил? Ну-ну… нашему бы теляти… да волка съесть… А вот, представим себе, что у него в руках винтовка со штыком… да так и сработаем…

Выпад!

Не попал…

Я не такой медленный, как кажусь… это я так, дурака валял…

Выпад!

Снова не попал, впритирочку прошло. Не знают у вас тут рубящих ударов древковым оружием, не Япония тут… там бы меня уже нашинковали…

Не ухожу, только чуть поворачиваюсь. Вот он и мажет. Все, разозлился. То, что надо!

Выпад!

Оп!

Правая рука захватывает древко.

Шаг вперед, поворот боком…

Н-н-на!

Удар открытой ладонью прямо в лоб!

Если кто думает, что кулаком это эффективнее выглядит, то он не совсем прав. Открытой ладонью и попадать удобнее, да и костяшки пальцев не так травмируешь…

Летящий-Как-Ветер пошатнулся. Ну да, во мне семьдесят кило весу, да на ходу и всем весом в лоб… Мало не показалось. Однако, родной, и это еще не все…

Перехват левой рукой древка, проворот…

Оп!

Теперь копье у меня в руках.

Поворот вокруг!

И древко копья подсекает воина под колени…

Здоровый шкаф… громко упал…

Копье перевернулось у меня в руке, и его острие недвусмысленно коснулось лба лежащего воина…

– Лопа, спроси вождя – ему этого достаточно? Или мне этому бугаю крестик на лбу нарисовать?

– Достаточно…

– Ты переведи, что это ему достаточно, а я только в раж вошел. Пускай еще двоих дает…

Воины снова зашумели, но на этот раз уважительно.

В круг ступили двое. Один с ножом и один с копьем. Ростом пониже и статью пожиже. Ну да, у индейцев богатыри не часто встречаются, кормежка не способствует…

– Это что? Других нету, что ли?

– Это храбрые воины…

– Я вижу. И уважаю их за отвагу. Но мне мало чести их побить. Пусть с ними дерется… Котенок, иди сюда.

Из трофейного холодняка ей отковали подобие любимого китайского меча. Не супер, но вертела она им по часу ежедневно, откуда только силы брались…

– Котена, до смерти никого не резать! Копье можешь ему обстрогать, чуток попятнать обоих, но не более! Лопа, это можешь не переводить!

Воткнув оружие в землю, Котенок подошла к воинам. Они с изумлением смотрели сверху вниз. Ростом каждый из них превосходил ее как минимум на полголовы. А то и больше. В руках у нее было несколько веточек.

– Вождь спрашивает, что хочет делать эта женщина?

– Пусть он наберется терпения…

Котенок аккуратно закрепила веточки на одежде обоих воинов, так, что они слегка выступали в стороны. Отошла в сторону, взяла меч в руку и поклонилась.

– Ну!

Я хлопнул в ладоши.

И на площадке завертелась каша…

Блеск широкого клинка, свист разрезаемого им воздуха. Казалось, ее невысокую фигурку окружила сверкающая завеса.

Бзынь!

Срубленный наконечник копья отлетел в сторону…

Бзынь!

Косо воткнулся в песок выбитый плоской стороной клинка нож…

Рука воина повисла плетью, удар был все же очень резким.

Ш-ш-ш!

Древко копья укоротилось наполовину…

Все!

Отскочив в сторону, она, часто дыша, присела на ногу. Поднятый вверх для удара меч чуть подрагивал… выставленная вперед рука сжимала кусок чьей-то одежды…

– Хорош!

Я снова хлопнул в ладоши.

Веточки на одежде воинов были обрублены… какие-то у конца, какие-то почти у тела.

– Лопа, спроси вождя – хватит? А то у меня вон сколько жеребцов копытами топчут в нетерпении.

Вокруг действительно набралось зевак из числа нашей братии (не зря же я им всем перерыв на пару часов организовал…). И каждый держал в руках что-то смертоубойное или выглядящее таковым.

– Хитрый Лис спрашивает, ты можешь научить его воинов так сражаться?

– Это уж как будут учиться… Да и оружия у них такого нет…

– А где взять?

– Ну… – Краем глаза я заметил активную жестикуляцию Империалиста, он вовсю кивал мне головой. – Если только трофеи перековать… (Жестикуляция стала еще активнее.) Но у нас народу в кузнице мало, все на работах заняты… Да и учить кому-то надо… А народу свободного у вождя больше для нас нет…

– Народ будет! Вождь пришлет всех свободных от дела воинов! Пусть помогают вам, а вы за это будете их учить!

– Так, – прошептал я на ухо Кобре, – а про оружие он позабыл… Это уже отдельная статья договора будет. Да и насчет военного союза уже потолковать можно…

Зануда

Над площадкой будущего форта – тишина и благолепие, нарушаемое лишь моими пыхтением и ворчанием. Они там в горах дышат свежим воздухом, помахивая топориками и хвастаясь богатырской силушкой перед дамами и друг другом, а мне тут возиться с этим незаконнорожденным сыном китайского мопеда. Задушила тогда жаба на нормальный четырехтактник, лень было таскать лишние двадцать кило. А теперь работаешь и ждешь, когда же это силуминовое чудо сломается. Ладно, что могу для увеличения его ресурса, я делаю. Вхолостую не гоняю, масло лью строго по инструкции, а сломается двигатель – будем искать, чем вертеть генератор без него. Так, все заготовки размечены и закреплены, рубанок и фрезер настроены, можно заводить шарманку…

Так, явление второе. Те же и Иришка. Тащит на кухню связку разномастной посуды, в которой носила обед лесорубам. Призывно машу ей рукой, она небрежно ставит судки около кухонного навеса и скачет ко мне. Я пытаюсь состроить умильную физиономию и говорю приторно-сладким голосом:

– Ты ведь хорошая девочка? Ты никому не расскажешь, чем мы тут занимаемся?

Ух, как глянула!.. Мне становится стыдно за кривляние, и дальше я говорю уже серьезно:

– Гребни я напилил, но их надо еще шлифовать и полировать. Работа как раз для тебя – силы не надо, нужны терпение и аккуратность. Шкурку, извини, не дам – берегу для оборонного заказа. Попробуем ремень с мелким песочком. Станок я тебе приготовил, ремень натянул. Только давай перетащим его на наветренную сторону, а то здесь скоро будет очень пыльно…

Конечно, ревность – неконструктивное и разрушительное чувство, но я не могу от него удержаться. И это единственное, что могу сказать, по крайней мере, при женщинах и детях. Последняя из сделанных табуреток отправляется в полет и смачно врезается в столб, поддерживающий навес. Впрочем, недостаточно смачно, поэтому я догоняю ее, хватаю за ногу и долго бью о бревна, землю и другие подручные предметы. Вроде немного отпускает, по крайней мере, теперь могу выражаться литературно.

Вам приходилось смотреть на то, как более наглые и сильные парни лапают вашу подружку? Если да, то, наверно, вы меня поймете. Сегодня утром доделали столы в мастерской «по металлу» и стали ставить станки. Грузчиков в нашем высокоинтеллектуальном коллективе нашлось всего трое, зато токарей – пятеро. Сначала. Потом еще трое прибежало. Меряние опытом и квалификацией, переходящее в крик, привлекло внимание отцов-командиров, которые развели нас и проэкзаменовали. Сатрапы. И самодуры. И вообще военный коммунизм в реальной истории не продержался и трех лет. Я пинком отбрасываю измочаленную ножку и возвращаюсь к верстаку.

Вообще это тоталитаризм – отбирать у рабочего человека средства производства. Злость и обида требуют выхода, но ломать свою работу уже не хочется. Я беру плаху покорявее, шерхебель (уже нашего производства) и начинаю строгать. Узурпаторы, самопровозгласившие себя властью. Доска вылетает из зажимов, приходится крепить заново. Олигархи.

Постепенно возбуждение проходит, зато приходит усталость. Порыв ветра неприятно холодит мокрую от пота спину. Я откладываю рубанок, сметаю стружки и замечаю странный взгляд индейца. На утреннем разводе его отправили помогать мне в столярке. Имя не запомнил, что-то вроде Каравай. По крайней мере, когда я говорю это слово, он оборачивается. Пониже меня ростом, постарше возрастом, невозмутимый настолько, что не убежал при первом включении циркулярки. Но по лицу видно, что техника ему не нравится. А вот сейчас он смотрит, как будто увидел что-то знакомое и приятное. Потом жестами просит дать рубанок. Это уже интересно. Взяв инструмент, смотрит, насколько выдвинуто железко, потом, подобрав обрезок дерева, несколькими ударами ослабляет клин, выдвигает лезвие и снова зажимает. Откуда он это знает? Со столярным делом индейцы незнакомы, по крайней мере, ничего сложнее вигвамов не строят. А инструменты у них – нож и топор. Индеец уже вовсю снимает стружку, причем у него она длиннее и ровнее, чем у меня.

У меня же в голове шарики определенно заходят за ролики. Откуда взяться среди индейцев столяру? Причем он – настоящий индеец, не полукровка, не христианин. Учился у испанцев? Или, вспыхивает мысль, наш брат-попаданец, только менее удачливый – личность реципиента подавила личность донора? Мда. Надо бы поговорить с Кямилем. А как проверить? Если он учился у испанцев, то наших реалий знать не может. Я лезу рукой в щель между двумя верстаками и достаю спрятанную пол-литровую бутылку характерного силуэта. (Настолько характерного, что, когда в нашем мире в такие бутылки стали разливать какую-то едкую гадость, в больницы в первые же месяцы попали тысячи пострадавших.) У меня в ней, впрочем, скипидар, но чистый, практически бесцветный. Слегка покачиваю сосуд, пристально смотрю на индейца. Он смотрит на меня, переводит взгляд на бутылку, потом снова на меня, в глазах появляется какая-то неуверенная радость. И характерным жестом советского выпивохи щелкает себя по шее.

Клим

В первый раз, как в первый класс! Черт, колотит, как на первом свидании. Хотя, в принципе, все проверено и просчитано десятки раз, но все равно нервничаю. Первое испытание акваланга местного изготовления в сборе и на реальной глубине. Правда, до настоящего акваланга этот кошмар инженерной мысли не дотягивает, так просто, дыхательный аппарат. Но если испытания пройдут нормально, то буду самым крутым ихтиандром в окрестных морях-окиянах.

На берегу показалась целая процессия. Ага, похоже, заявились все, кого я достал за этот месяц своими просьбами и шантажом: сделать вон ту пластинку, отдать те пружинки, выточить такую хреновину и все такое. Самая большая проблема была убедить некоторых личностей в том, что мне огнетушители нужней, чем их наличие при возможном пожаре. А еще были попытки раскурочить лордовский «Мицубиси». Раскурочить, конечно, перебор, мне всего-то нужны были метра полтора гофрированного шланга и пара клапанов, но на проповедь о недопустимости порчи имущества колонии в исполнении нашего безопасника нарвался. Понятно стало, почему его Коброй зовут. Пришлось откупоривать НЗ и урегулировать конфликт. НЗ – это часть замыленного во время разгрузки рома. Хороший такой бочонок литров на пятьдесят – чуть жаба не удавила, пока на берег тащил. Ну да ладно, еще маленько осталось. Сколько? А вот это есть страшная корабельная тайна, ибо ром на судне не роскошь, а, так сказать, вещь первой необходимости.

Народу на берегу все прибавляется. Похоже, все население форта решило принять участие в шоу «Кусто на коленке». Почему «Кусто»? Это я так свой акваланг обзываю, потому что самая главная деталь в нем и сделана по мотивам того самого кустовского «Мистраля». Совмещенный регулятор давления по-научному. Правда, промежуточный клапан всего на десять атмосфер. Больше пока и не надо. Хотя баллоны из-под огнетушителей выдержат и больше, но у нас нет компрессоров высокого давления, да и нужные клапана пока не сделать. Пришлось исходить из возможностей автомобильных компрессоров. Пятилитровый баллон с воздухом под давлением десять атмосфер позволит спокойно сидеть под водой приблизительно с четверть часа. Это на максимальной глубине в тридцать метров – глубже не позволит несовершенство легочного автомата. Если под водой работать, то время уменьшается. Но и в нынешнем виде «Кусто» – настоящая вундервафля.

Выглядываю в иллюминатор: кажется, все уже на борту, пора и мне из своей берлоги вылезать. А то народец ушлый, не уследишь, всю шхуну на берег по досточке утащат. Хомяки! И так уже практически один корпус остался с мачтами. Лишнее и ненужное давно закончилось. Парусов только штормовой комплект сохранился. Если что случится, то и ремонтировать нечем – весь инструмент на берегу. Одно радует – удалось перегнать шхуну из бухты Хорсшу в саму гавань Бодега. Пришлось пару дней фарватер размечать, но это мелочи. Здесь и шторм не страшен, да и от начальства подальше.

Ну все, постучать по дереву и на выход. Тубус с чертежами не забыть. Надо их нашей испанской донне отдать для адаптации на испанский язык. В свое время пришлось поработать на одной верфи. Там строили парусно-моторные шхуны на основе клипер-шхуны типа «Ньюпорт». Даже в чистом парусном варианте такие суда в этом мире появятся лет через тридцать. Можно чуть поторопить прогресс, да и вектор его немного изменить. Вместо балтиморских клиперов будут калифорнийские.

Июль 1790 года.

Елена

– Блин горелый! Да чтоб вас… и вашу долбаную керамику… Ну и времечко – даже стекла нормального, и то нет!

Ну вот. Очередная самопальная «колба» приказала долго жить. А чего вы хотите? Я химик-неорганик, но ни разу не стеклодув и тем более не гончар. Попытки же связаться на этой почве с местными испанцами закончились только лишними подозрениями. Хотя, положа руку на сердце, – испанцы в чем-то правы. «Ядрен-батоны» – продукт нашего неуемного любопытства и неумения просчитывать дальние последствия собственных поступков.

Что ж, придется начинать сначала. Нам позарез нужен порох. Чем больше, тем лучше. Свинец… Что ж, в семидесятые годы ХХ века советская промышленность выпускала синтетические полудрагоценные камни ничуть не хуже, а иной раз получше натуральных. Несколько таких камушков – пара в серебре, остальные просто так – пошли тем же испанцам в уплату за поставки свинца. Будет из чего пульки отливать, но то уже парни постараются. Для гладкоствола пули Нейсслера – самое то. Особенно в нашем положении… Что же до пушек, то при отсутствии чугунных ядрышек и каких-либо навыков обращения с этими «дурами» придется ограничиваться либо картечью, либо изобретать что-то особенное. Конический снарядик с оперением – наше все. Вот его ребята сейчас и пытаются изобразить. Не знаю, насколько хорошо у них это получается, но у меня с кислотой что-то… не того. Химпосуда собственного изготовления не выдерживает не только температуры, но даже мало-мальски адекватной критики.

Мля… Но делать-то что-то надо. Не металлы же использовать, в конце концов? Серная кислота максимальной концентрации – так называемая «масляная» – не берет сталь. Но мне такая концентрация может только сниться. Что имеем, то и пьем… Ну, я не в буквальном смысле, вы не подумайте ничего эдакого. Хорошо умничать, сидя за компом и строча комменты на форумах. Вы попробуйте все это – то, что советуете – проделать собственными очумелыми ручками. В полевых условиях. Из подручных материалов. А я полюбуюсь на ваши мучения.

Всеслав

Сегодня индейцы весь день работали без меня. Ямы обожжены, соль производится, племя кушает и радуется жизни. Тем более что за работу им подарили те же тесаки, кроме всего прочего.

Кстати, ни фига они не пайюты. Самоназвание у них – «нумена», короче, «люди». А все остальные «ниацз-нумена». Я вроде как сейчас у них в почти «нумена» хожу. Вот, даже безрукавочку замшевую сшили, как себе. С вышивкой. Как мне объяснили, это мое имя по-ихнему. Мда, кем только по жизни не был – и Профессором, и Хакером, под занавес – так только по имени-отчеству… Лосем не был ни разу. Между тем они Всеслав перевели как Тсеес-Лааш. Хитрый Лось получается. Говорят, сильный тотем. С мухоморов прется.

Прибежал гонец – индеец с миссии, даже в штанах. Орать начал метров за 50 от нас. Это правильно. А то не разберу, кто, и сделаю секир-башка, как тому койоту. В общем, приказано напрячь индейцев, сдать дела самому ответственному и валить в поселок. Учения послезавтра, всех собирают. И лосось уже начал в реку ломиться.

Переночевал в общем доме. Непривычно как-то. Я все-таки по натуре одиночка, всю жизнь толпу не любил. Сколько помню, всегда работал в маленьких коллективах, в больших мне стремно. Умыл морду, сделал зарядку, снова умыл весь организм и пока не началось, пошел к Шоно, побеседовать о делах наших грешных. Заодно прихватил нечто вроде лимонника, растет тут. Индейцы его от импотенции потребляют. Не знаю, мне оно и раньше без надобности было, теперь – тем более. Но вдруг кому пригодится? Хотя при том соотношении мужчин и женщин, что мы имеем, надо срочно синтезировать бром.

Коллега Шоно перевязывал глубокий порез начальнику штаба.

– Сайн байна Шоно, сайн байна Дарга-Бабаай!

– Как-как ты меня обозвал?

– По-бурятски, однако. Старый – бабаай, Империалист – дарга, наверное, большой человек. Шоно, я травку принес.

– Да, оборзели вы, батенька, с индейцами, оборзели. Что за травка?

Минут пять придумывали способы применения травы… и тут обращаю внимание на то, что средств дезинфекции у нас, видимо, мало. Шоно подтвердил – практически нету. Сразу же возник здоровый вопрос насчет спирта… в общем, инициатива наказуема. Народ роет ямы на холмике, я рою яму под берегом. Почти у пляжа. Там глина хорошая.

Попутно выцепляю индианку (по-ихнему и относительно меня – «нами», младшая сестра, можно командовать, и не только), показываю завалявшиеся в кармане два рубля монетами и озабочиваю насчет доставки ягод с деревьев, которые метрах в сорока оглушительно воняют. Как мне рассказали местные, птички, когда переспевших ягод наклюются, падают и блюют. Попробовал на вкус – ощутимо сахара. Если бы не запах… но ничего, на бражку сойдут. Также прошу набрать черники примерно горстей сорок.

Блин, день потерян. Пока промазал яму (сырая глина воду не пропускает), пока сгрузили в нее полтонны ягоды – (эти индейцы работают как танки, если правильно простимулировать), пока залил… нормально так, сорок рейсов до ручья с промазанной корзиной, команды давать мне ведро не было, попросить забыл, а возвращаться лень.

Уже в темноте заваливаю это все ветками, возвращаюсь в лагерь. Не забыть бы завтра табличку повесить насчет «Не трогать, на благо родины»…

У костра, вечерние посиделки

Ребята, мы попали. Это понятно даже ежику, а я здесь дикобразов в упор не наблюдаю, кроме того, которого вчера за ужином сожрали. А, вы не знали, эмчи-Шоно? Сочувствую.

Пообщавшись месячишко с нашими добрыми соседями, могу сказать следующее – если мы хотим обеспечить себе веселую жизнь, надо работать, работать и еще раз работать. Кто там говорит про Ильича? Броневика нема, к сожалению, «Авроры» тоже. Учиться надо. Однозначно.

Что представляют собой наши не краснокожие друзья? Во-первых, они – белые. А мы – розовые по их фотошопу. Как у японцев. Во-вторых, голубые у них тоже есть, но их чморить нельзя. В-третьих, они охотники и собиратели, а мы – потомки земледельцев и скотоводов.

Попробую популярно объяснить разницу. Коллега Зубр, если у вас нету жратвы, но есть садовый участок, что вы будете делать? Правильно, посадите травку и будете ее выращивать. Потом травкой накормите барана и изобразите шашлык. А индеец будет ждать, пока на его участок забредет какой-нибудь опоссум. Или пока на участке травка не вырастет. К чему это я? Да к тому, коллеги, что для того, чтобы прокормиться, индейцу необходима гораздо большая территория, чем нам. Зверь на месте не стоит, корешки круглый год не растут. Лошадок наши друзья еще не освоили, охота с луком малоэффективна. Почему они вокруг нас усиленно тусуются, девок своих пачками засылают и прочее такое? Да потому что жрут они сейчас больше и лучше, чем за три предыдущих года. А жрут, потому что мы их кормим. За работу. Ну и соль научили добывать, красную рыбу солить, в сентябре с ними на желуди пойду. Если начальство отпустит.

Все в этом мире пляшет от двух наук – биологии и экономики. Та плотность индейского населения, которую мы сейчас имеем, нас заведомо не устраивает. Мало у нас индейцев для нормального развития. Но больше, к сожалению, индейская экономика не прокормит. Вопрос в студию – почему мы вовсю спим с индианками, а своим мужикам они не дают? Реально, факт. Меня Бычара просветил. Отвечаю – потому что сезон размножения у них начнется в ноябре. Прикольно называется, кстати, – Тхаклуин Ви, месяц, когда быки того… этого. И продлится месяц. Чтобы дети родились в августе. Их, соответственно, больше выживет, детская смертность у них почти как у нас в начале ХХ века.

Экономика определила типы индейского мужчины, индейской женщины и индейского п…дора. Попробую рассказать, что понял, наши попаданцы по телам поправят, если что. Индейская женщина подчиняется не столько мужу, сколько вождю. Потому что вождь, как правило, ее папа. Или дедушка. В остальном – мечта мужчины. Вслух не гавкнет, сковородкой не стукнет, из дома не выйдет лишний раз. Но требует жратвы, шкур и время от времени любви.

Индейский мужчина – это по определению напрочь отмороженный деятель. Цель его – благо племени, поэтому основным его достоинством является кормить не только себя и свою семью, но и всех окружающих. Чем больше проставляешься – тем больше тебя уважают. А проставиться ты можешь двумя способами – либо добыть зверя на охоте, либо завалить конкурента. Конкурент – это любой не из родного племени, одетый соответствующим образом. Женщин и голубых валить нельзя. Типа западло.

Как правило, взрослый индеец состоит в каком-то воинском братстве. Это вроде как индейские менты. Следят за соблюдением обычаев, организуют большие охоты и войнушку. Опознать их сложно, в наших племенах… кстати, знает кто-нибудь, что вокруг нас и с нами уже три семейных группы тусуются? Так вот, опознать их практически никак. Это проблема. Мы неизбежно поломаем обычаи, надо индейцев на землю ссаживать… но это дело будущего, назреет – решим. Наверное.

Ну и о грустном. Видели у них шалаши на краю поселка, типа с украшениями, и мужиков в халатах? Это ихние голубые. Если индеец чувствует, что путь воина не вытянет, он добровольно исключает себя из цепи размножения. Строит вигвам и живет с мужиками. Занимается вышиванием, вышивки ценятся, украшения несакральные делает. Индейцы их за людей немного не считают, но относятся в целом с уважением. Если такой имя мальчику даст – это на счастье. Девочек они не обзывают.

Для того, чтобы выжить, мы должны одновременно решить две нерешаемые, казалось бы, задачи. А именно – посадить индейцев на землю и научить более эффективным способам производства и одновременно – сохранить основные особенности их культуры. Иначе нас сожрут в первый же голодный год.

Хао, я сказал.

Глава 7

Всеслав

Рыба прет. С давно не наступившего 1991 года такого не видел. Ручей наш (скорее, небольшая речка) так и кишит. По головам идут, друг по другу лезут. В основном горбуша. Ну, ямы выкопаны и отожжены, аж три штуки, в каждую тонн 5 реально влезет. Засыпать будем две, одна под отмочку, к ней сейчас отводку от ручья копают. Рядом индейцы две своих ямки вырыли, я им популярно объяснил, что так рыба дольше хранится, через Арта и его скво. Арта после того, как шаману ихнему кирдык наступил через Иоганна Себастьяна Баха, индейцы боятся.

Как ни странно, с засолкой и прочим справляемся легче и меньшими силами, чем с лесозаготовками. Спасибо кузнецам, помогли со шкерочными ножами. Думаю, еще три дня, и хватит. Одна яма почти полная, вторая – до половины.

Вечереет. Иду решать проблему с самогонным аппаратом. Столяра надо привлекать. Сам не справлюсь. А сквасится бражка – обидно будет. На дощечке, лично выструганной…

Начальнику Штаба коллеге Старому Империалисту от Всеслава.

Заявка.

Прошу помощи столяра для изготовления специального оборудования.

11 июля 1790 г.

Подпись.

Заявку на изготовление спецоборудования удовлетворить.

Подпись.

С документом нарисовываюсь в столярку. Встречает столяр, мы сталкивались только на общих сборищах, да еще когда он за досками приходил, потому знакомы шапочно – уставший, даже несколько потерянный…

Минут пять коллега Александр ворчит на меня и возмущается жизнью. Потом проникается. Особенно после того, как я беру изготовление трубы на себя.

Три вечера после работы раскалываю дровину, вынимаю сердцевину (топором, только топором: оно, конечно, куда уж плотнику против столяра, однако тоже кой-чего могем), промазываю жиром пополам с глиной мелко тертой, стягиваю…

14 июля в мастерской собираем агрегат. Тащу к сараюшке, которую построил над бражкохранилищем. Навстречу попадается Брачующийся Бык Оленя.

– Тсеес-Лааш, мот ла со ни хуа? – прикалывается. Типа, это нечасто вырастает. Ну, я тоже могу.

– Со ни хуа? Это трубка мира, – и показываю, как курить. – Для наших предков, – показываю на небо. – Вставляет – только в путь…

Зануда

Деревообработка в нашей маленькой колонии дошла до степени легкого помешательства. Деревянный дом, деревянные укрепления, деревянная посуда. Когда я увидел записку на дощечке, то подумал, что это апофеоз. Как я ошибался…

Сегодня мне поручили сделать деревянный самогонный аппарат. Мда. Я и раньше подозревал, что начальник – дуб дубом, но сегодня окончательно уверился в этом, а также и в том, что он с дуба рухнул. Дерево ведь не обладает ни термической стойкостью, ни химической. И теплопроводность у него низкая. Но – медная трубка погребена в «стратегических» запасах, а с керамикой не то чтобы вилы (посуда у нас уже пошла), но туго. Девушки стараются, но получается пока, скажем так, не все, что хотелось бы.

Хотя предложение Хитрого Лося (индейское имя подошло ему гораздо лучше, чем форумный ник) было интересным: железный котел накрывали куполообразной деревянной крышкой с отводной трубой, прямой и длинной. Практически реторта. Якобы так буряты гнали «огненную воду», пока благодаря развитию транспорта не упились промышленным продуктом.

Дикие люди. Они делали это из капа. Его, во-первых, резать за… скажем так, паришься, во-вторых, столько ценного материала в стружки уйдет. Хотя с другой стороны – а куда еще они могли его использовать? Так что я не стал спорить с Хитрым Лосем, решительно выступившим на защиту своих соотечественников.

Подходящее дерево он, оказывается, высмотрел, пока шел с солеварни в форт. О носильщиках и охране тоже удалось быстро договориться, и мы еще до наступления вечера притащили в мастерскую обрубок дубового ствола с огромной опухолью – капом.

А потом я три дня по-всякому резал твердую свилеватую древесину, формируя здоровенную, чуть ли не полметра в диаметре, чашу. При этом стараясь поменьше наделать опилок и побольше крупных кусков, годных для поделок. А то из обычного дерева расчески у меня никак не получались – либо большие, как грабли, либо раскалываются при первом применении. А то и раньше. Хитрый Лось в это время выдалбливал из подходящего бревнышка деревянную трубу.

Всеслав

К обеду сдали работу Империалисту. В смысле – предъявили две ямы с рыбой. Которую еще, впрочем, надо неделю выдержать, потом немного отмочить и подкоптить. Коптильню, однако, построю там, где у меня сарай с бражкой. Не фиг строению пропадать. Сходил на склад, получил котел, два ведра и две стеклянных бутылки. Типа на нужды большой химии. Органической. Дров мне индейцы еще позавчера натаскали. Та-ак…

Заливаю бражку, разжигаю огонь, одеваю аппарат на котел… процесс пошел.

Первая перегонка немного воняла. Сивуха, а самое главное – запах того самого винограда. Время имелось, перегнал по второму. Получилось уже терпимо, и крепость ничего, градусов 50–60 примерно. Попутно нажег угля, процедил через него одну бутылочку. Ну и возникла проблема. Причем не детская. А именно – с кем выпить, чтобы убедиться, что продукт качественный? С начальством – не стоит, у нас все равны. А тут получается вроде как блат у кого-то. Сам – не пью и не собираюсь начинать. Был горький опыт, после развода допился до третьей стадии алкоголизма, хорошо хоть сил хватило остановиться. Но на донышко наливать и пригублять придется, однозначно. Мда, надо думать. Хотя – что тут думать, кто девушку кормит, тот ее и танцует. Кроме меня в изготовлении принимал участие товарищ столяр Александр, ник Зануда. Так что выпьем с ним, заодно и настроение человеку подымем.

Минут двадцать уходит на добычу закуси. Бутылку в ручей охлаждаться, две рыбы из ручья – нерест еще не кончился – потрошим, солим, обмазываем глиной, зарываем в угли. Туда же – несколько клубней медвежьей травы. Ну все, минут через тридцать можно приступать.

Александр сидел в мастерской и с грустной миной на лице вырезал из куска капа расческу.

– Коллега! Прошу вас почтить своим присутствием начало процесса дегустации нашей совместной работы! – Ого, что-то я мощно задвинул… у него аж лицо вытянулось. Не ожидал, наверное. Ну да, я больше тут либо матом, либо на нуму, либо ору. Почти выдавил из себя интеллигента, однако.

– Ну-у, хорошо. А когда?

– Да прямо сейчас, у меня все готово.

– Хорошо, только стаканчики возьму.

– Я первый, вы вторым, коллега. А то добрых людей хватает. Упадут на хвосты. Общество не поймет. Жду у сараюшки на ручье…

Разлили и выпили по первой. За знакомство. Нет, все же руки у Сани откуда надо растут. Из таких стопок и пить приятно, дерево он правильное подобрал.

– Ну как, ничего самогоночка?

– Пить можно.

– Во, и рыбка дошла. Давай закусывай, а то с отвычки в голову торкнет сверх нужного.

– Слушай, хорошая рыба! Почему на кухне так не могут?

– Секрет фирмы. В девяносто первом году научили. Тут или работать нормально, или готовить. А я не хочу. Давай по второй. За отсутствующих здесь дам.

– Х-хы… нет, хорошо пошла! А тут с дамами явно напряг…

– Да ну! Индианок немерено. Некоторые уже вовсю заженихались.

– А ты с ними все время пропадаешь, вон, мокасины, смотрю, курточка, и что себе не нашел?

– Я их нахожу по одной на ночь, когда захочу. Без проблем. Самое главное – не ошибиться.

– Это как?

– На украшения смотри. Чем больше украшений, тем выше социальное положение у дамы. И выучи три слова. «Нами» – это младшая сестра типа. Им вождь приказал через нас размножаться. Если не отказывает – валяй ее, как ту лису.

– Да вы, батенька, зоофил. Или это девушку так зовут?

– Не, это народное. Анекдот слышал? Ну, гуляют парень с девушкой по парку, парень запинается о ногу, которая из кустов торчит. Оттуда – матюгов вагон. Парень такой: «Как вы можете, я же здесь с девушкой». А из кустов: «А я что, по-твоему, тут лису валяю?» Слушай за индейцев дальше. «Бацтзи» – это старшая сестра, с ней только по обоюдному согласию и осторожно – могут женить. «Пиа» – это вроде как мать. Они уже страшные, но симпатичные тоже попадаются. Этих ни в коем случае – отрежут орган у столба пыток.

– И откуда ты все это знаешь?

– С кем поведешься, с тем и наберешься, однако. Ну, давай по третьей. За тех, кого нет с нами…

Зря я это. Самого колбасит, а тут, видимо, у человека резьбу и сорвало.

– Я все никак не могу понять, точнее даже – в голове не укладывается, где мы и что делаем. Или что с нами делают. И, главное, где все остальные. Здесь же должен быть Сан-Франциско с пригородами, а ничего этого нет, только мы бурундуков гоняем. Неужели и с Москвой так же?

– Сдается мне, что это со всем на свете… но мы-то здесь явно не зря оказались? И самое главное – живы. А пока живые, будем трепыхаться!

– Трепыхаться-то будем, куда денемся… У меня ведь ТАМ мама осталась, пенсионерка, девушка, на которой надеялся жениться. И вдруг хлоп – и я здесь. А они где? Клим и Спесивцевы про ядерную войну говорили – не верю. Не верю я в то, что их больше нет. И верить не хочу!

– У меня не лучше. И родня, и дети… блин, да вообще все пропало! Заметил, мы здесь в состоянии этакого охренения все. Или гонки за ништяками. Как-то это у психологов называется? Во, сублимация.

– Сублимация? Это, кажется, про половое влечение. Охренение – это другое… Да хоть горшком назови, только под кровать не ставь. Блин, и тут это вылезает. Понимаешь, я трепыхаюсь как-то по инерции или по команде. Дают – ем, посылают – иду. И поговорить не с кем. То работаем, то спим, а кто не работает, ищет в лесу врагов… Дело нужное – нравы тут дикие, скальпы я своими глазами видел, но как же это давит…

– Мне как раз скальпы немного по фигу. Есть у нас в Бурятии улус один, так после тамошних отморозков мне индейцы милыми и добрыми людьми кажутся. Хрена ли их бояться? Вот другое дело, тайга, я заметил, на тебя жмет. Страшненько ведь немного? Ничего, привыкнешь. Частушку слышал?

Если вы утопнете, То ко дну прилипнете, Там немного полежите, А потом привыкнете. Вай-вай-вай-вай!

– Давай еще по одной, за преодоление.

Принимаем внутрь, я больше вид делаю, потом активно закусываем. Хороший лосось, однако.

Сам себя не похвалишь – кто похвалит? Эх, не ценим мы себя, любимых, не ценим… Тут Змей, который с крокодилом ходит, ну, собака у него уж больно на лайку не похожа, в один из первых дней индианку приволок и в госпиталь сдал. Она давно уж оправилась, вроде даже бегает. Надо бы припахать дитя природы на кухню и научить элементарному…

После четвертой коллега размяк. Нет, качественная самогоночка. Или это так предыдущие, блин, события и два месяца пошлой трезвости подействовали? И стал он путано и многословно рассказывать про свою девушку – какая она умница, и добрая, и лицом мила, и станом стройна, и кошка у нее пестрая. Была. И разрыдался.

Еле успокоил. Быстренько профильтровал и дал ему с собой бутылочку для поднятия тонуса, лимоннику местного – зажевать, чтобы не воняло, проводил до столярки.

Иду назад и мрачно думаю – а ведь коллега во многом прав. Все вокруг сплошная матрица, Нео. Если честно, и сам воспринимаю порой наши дела как этакую игру на местности. Причем мне хорошо, я по большому счету в свою мечту угодил. Тишина, благодать, работа на свежем воздухе, ласковые туземки. Без Инета и электричества оно конечно стремно, но будет ведь? Куда мы денемся с подводной лодки… а вот горожанам, коих среди нашей компании большинство, наверное, тяжко. Полное крушение и мира, и иллюзий. Утешает лишь одно – по реальному возрасту на момент оказаться здесь почти все старше меня, то есть школа СССР присутствует. Значит, всяко вывернемся. Гы-ы… а что, если попробовать песню пополам на нуму и русском спеть?

А-уун глис-каа холодильник в г-иткаа цвет, Г-иткатка был, как таабе был, а черным нет! Ла-ла-ла-ла, Ла-ла-ла-ла, Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла…

Глава 8

Динго

Гостями была небольшая, но очень представительная делегация в составе вождя одной из близлежащих деревень, нескольких уважаемых воинов и пары мальчуганов лет двенадцати – четырнадцати, державшихся позади столь солидной компании. Мальчишки явно выполняли при ней роль оруженосцев – подай, принеси, сбегай туда-то. Вождя звали Большой Олень, но правильнее его было бы называть не иначе как Большой Жук, а то и Большой Жучила. Не знаю, каким воякой был этот невысокий полноватый жизнерадостный человек, но торговался он не хуже одесского еврея. У меня даже появлялась мысля подойти и спросить:

– Таки вы не бывали в Одессе?

Большой Жук нас огорошил, если не сказать убил. Он заявился предложить нам обменять на шесть английских ружей с боеприпасами шесть «хороший белый скво». Начальство, пребывая в легком опупении, – где это он белых женщин наловил, – для начала потребовало показать товар, так сказать, лицом. Вождь что-то сказал мальчишкам, и они пулей скрылись с глаз. Спустя немного времени из зарослей появилась колоритная процессия, ведомая этими мальцами. Большой Жучила, как и полагается приличному торговцу, несколько перехвалил свой товар. Шесть «хороших белых скво» на самом деле равнялись четырем. Еще присутствовала «хорошая черная скво» – одна штука и «не менее хорошая латиноамериканская скво» – одна штука. Но самое главное, что эти изрядно потрепанные и оборванные дамочки однозначно происходили из нашего времени и из страны, которую мы называли не иначе как Пиндостаном. Поскольку речь зашла о торгах, к переговорам подключились Зубрилка в роли министра торговли и Курбаши в качестве переводчика. А раз не все скво оказались белыми, то цену быстренько сбили с шести ружей до трех. А за пистолет в придачу вождь обещал дать проводника до места, где поймали этих женщин и где стоит «большой серебристый дом на колесах». А еще фунт пороха обменяли на пистолет образца века ХХ – дешевенький Kel-tec PF-9. Индейцы отобрали его у одной из женщин. Судя по всему, у нее хватило ума не стрелять. Прежняя хозяйка патрон в ствол не дослала, а у вождя соображалки не хватило, поэтому он и решил, что оружие сломано.

Переговоры с индейцами, как ни странно, не заняли много времени. Похоже, им тоже было нужно сбыть с рук столь «ценное приобретение», ведь городские жительницы из благополучной Америки XXI века мало приспособлены к дикой жизни в лесу. А в качестве постельных партнерш белые женщины у индейских воинов не слишком котировались. Так что для них они представляли весьма сомнительную ценность. Думаю, можно было бы скинуть цену и еще, но начальники наши решили, с одной стороны, не жмотничать и проявить себя щедрыми друзьями, а с другой – поскорее завершить сделку и побеседовать с женщинами без лишних ушей. Насчет проводника до «дома на колесах», в котором по описанию без труда узнавался междугородный американский «Грейхаунд», было оговорено, что он появится завтра к вечеру, чтоб выйти на следующий день с утра. По поводу расстояния индейцы сказали: «Дневной переход».

Дамочки оказались весьма колоритными. Когда их развязали, а индейцы предпочли вести женщин со связанными руками, первой подняла вой негритянка. Представьте себе Кондолизу Райс, помолодевшую лет на тридцать, с резким визгливым голосом, растрепанную и готовую вцепиться собеседнику в лицо. Представили? Вот Дядя Саша, на которого она накинулась с истеричными воплями, безошибочно угадав начальника, слегка и оторопел. Впрочем, ситуацию спасла ее товарка, полнотелая невысокая брюнетка, отвесив ей смачную пощечину. Та заткнулась. В этот момент к ним подтянулся Логинов, что было весьма кстати – он лучше всего из попаданцев владел английским, так что напрягаться с переводом речуги Сергеича пришлось ему.

– И так, ladies, чтобы не было вопросов. Мы находимся в Калифорнии. Вы попали в прошлое, в конец XVIII века. Так что Фриско на карте еще нет, а Лос-Анджелес – это большая деревня далеко отсюда. О гражданских правах также можете забыть, особенно это касается обладательниц не белой кожи. Так что соплеменники черных визгливых дамочек рассматриваются в цивилизованных странах только в качестве рабов, а плантации тут есть сравнительно недалеко. Поэтому, если хотите выжить в относительно приемлемых условиях и при нормальном отношении, – милости просим строить новую жизнь здесь. Лишних рабочих рук у нас нет. Хотите бежать – не держим, скатертью дорога. Вопросы?

– А вы кто? – оживилась давешняя брюнетка.

– Русские, в основном. Тоже попаданцы из XXI века.

– Кстати, дамочки, – встрял я, – какой интернет-форум вы все посещали?

Логинов перевел. Американки оживились. Результат озвучила все та же брюнетка, можно было даже не переводить: Хэппи Хаузвайф Клаб – форум домохозяек. Тут снова взял слово Дядя Саша:

– Дамы, а теперь представьтесь, пожалуйста, вкратце расскажите о себе, откуда вы, где родились, что умеете делать.

Кобра навострил уши и приготовил блокнот и ручку. Первой высказалась брюнетка, которая явно была лидером этой компании.

– Аманда Тарретт, родилась в Техасе. Выросла на ранчо недалеко от Гейнсвилла, на границе с Оклахомой. Скотоводческом ранчо. В конце сороковых вышла замуж. До кризиса середины пятидесятых жили там же, занимались скотом, однако ранчо пришлось продать. Несколько лет жили тяжело, потом муж нашел работу водителем грузовика, скопили немного денег. Организовали свою фирму грузоперевозок на паях с приятелем. Приходилось и тяжелые грузовики на пару с мужем водить, и детьми заниматься. Фирму подняли. В середине девяностых ушли на пенсию, передали дело детям. Муж умер за несколько дней до одиннадцатого сентября. Последнее время жила под Гейнсвилла, мы перед пенсией выкупили часть старого ранчо вместе с домом. Ехала в Чарльстон, это в Южной Каролине, проведать сына.

– Нескромный вопрос, – удивились мы, – и сколько вам лет было на момент переноса?

– Переноса? Хммм… – покачала головой Аманда. – Восемьдесят семь.

Дядя Саша кивнул и обратился к негритянке:

– Теперь вы.

– Конделла Брайт, из Скрантона, Пенсильвания, певица, – она слегка помялась, – тридцать восемь лет. Окончила музыкальную школу. До этого работала официанткой. Предложили работу в Огасте, туда и ехала.

Когда она назвала свое имя, я чуть не рухнул. Мало того, что ее имя созвучно с «кандела» – свеча по-латыни, так еще и фамилия Брайт – светлая. Это Свечка Светлая получается. Интересно, это родители ей так удружили, или как. Позже с помощью осторожных расспросов удалось выяснить, нет, не они. Фамилия Брайт у нее по мужу. Третьему, что не удивительно. С таким стервозным характером первые два от нее сбежали. Третий не успел – Большой Песец пришел раньше.

– Анна-Моника Рамирес. – Это латиноамериканка. – Студентка, школа искусств в Форт Уорт. Родилась в Мексике, но выросла в Эль-Пасо. Двадцать шесть лет. Умею работать с деревом, специализировалась по деревянной скульптуре.

– Эллен Колтон, из Ютики, штат Нью-Йорк. – Пухлая курносая шатенка. – Проходила практику в Арканзасе. Начинающий юрист. Двадцать семь лет.

– Сара Боунс. – Тощая рыжая девица. – Помощник шерифа округа Катрон, штат Нью-Мексико. Была в отпуске после ранения, не повезло в перестрелке. Сорок два года.

– Линда Нейзер. – Эффектная «блондинка». – Работала в Джефферсоне, в Огайо клерком и переводчиком с немецкого в строительной компании. Курсы секретарш. Уволена из-за кризиса. Была безработной.

– Так, – пометил в своем блокноте Кобра, – Аманду и Анну направим Зануде в помощь. Аманда, вы еще не забыли, как обращаться с лошадьми?

– Конечно! У вас есть лошади?

– Есть несколько, – ответил Дядя Саша. – Обед у нас через пару часов. С голоду за это время не помрете?

– Не помрем, – ответила за всех Аманда, – только нам бы… – она замялась.

– Привести себя в порядок? – уточнил Сергеич.

– Да.

– Сейчас организуем. Динго, – скомандовал он мне, – найди Котенка, сестренок и тащи их сюда вместе со своей женой. И оружие пусть возьмут.

На то, чтобы собрать всех названных, мне потребовалось минут десять. Котенок прибыла в полном вооружении, с парой АПСов и «судаевым» на нагрудном ремне, моя жена с обрезом на плече.

– Антилопа с Котенком, проводите дамочек к нашей купальне, – приказал Дядя Саша, – и покараульте там, пока они стираются. Кобра, выдай им мыло, шампунь и полотенца.

Очевидно, пока я ходил за девушками, наш зам по МТО успел сбегать на склад, поскольку все перечисленное уже было при нем. В том числе и куски хлопчатобумажной ткани, несколько рулонов которой, вероятно предназначенных для торговли с индейцами, нашлось на шхуне. Ткань была невысокого качества, но мы использовали ее на полотенца и тряпки.

– Теперь вы, девочки. Посмотрите на новеньких и прикиньте, что из одежды и обуви, хотя бы и местной, можно на них надеть. По крайней мере двоим из них нужно сменить остатки «шпилек» на что-то более приличное. Да, и всех надо переодеть, пока их вещи сохнут и ремонтируются. Кобра, проследишь!

Пока женщины собирались купаться, Аманда отвела в сторонку Сергеича и Логинова. Я тоже подошел. Слова «bus luggage», «the elderly gentleman», «six rifles case» и «amunition case» мне были понятны и без перевода. Оказывается, один из пассажиров автобуса, «пожилой джентльмен», положил в багажное отделение кейс на шесть ружей и еще один или два похожих ящичка со снаряжением. Так что, если автобус никуда не делся, нас мог ожидать приятный сюрприз.

– А много было пассажиров в вашем автобусе? – поинтересовался я через Логинова. Аманда на секунду задумалась.

– Я не считала, но, думаю, человек около сорока было.

– А зачем это тебе? – удивился Сергеич.

– А как ты думаешь, – усмехнулся я, – что может лежать в багажнике, кроме стволов с амуницией?

– Ну… вещи.

– Правильно. Порядка сорока чемоданов с вещами. У нас здесь у половины народа из одежды только то, что на себе. Зимняя обувь вообще, если не ошибаюсь, только у меня и у Логинова. Дальше объяснять надо?

– Логично…

– К тому же автобус – это не только ценный мех, но еще и десятка полтора оконных стекол и полсотни кресел. Это не говоря обо всех прочих железяках. Движок там…

Из дневника Сергея Акимова

Дождавшись, когда рядом останутся командир и подошедший к концу разбирательства с дамами Артем, я решил поделиться с ними своими размышлениями:

– Парни, как думаете, еще кто-то из наших может бродить где-то в округе? Ведь сами посмотрите, куда машину Динго занесло. Сергеич, ты вот когда маршруты поисковых групп распределял, сначала в ноуте копался, вычислял что-то?

– Угу, только вот толку от этих вычислений… Хотя сначала вроде даже срабатывало, находили потеряшек примерно в ожидаемом направлении, но и все. Ведь нужна точка, к которой можно привязаться, а уже от нее прикидывать радиусы. Сначала я решил, что Иринин стол можно как эпицентр использовать, ведь большинство почему-то сразу направлялись к ней. Но тогда выходит, что и в море должно было попасть сколько-то народу, а сами видели – из живых только Клим на шхуне оказался. Выходит, что? Остальные, кому не повезло на сушу попасть, просто не доплыли до берега? Но хоть кричать-то они должны были пробовать, мы же никого не слышали, тут же не мегаполис, посторонних шумов нет. К тому же некоторые проваливались сразу по двое-трое совсем рядом, что уж говорить про тех, кто в местных подселился, – это вообще за гранью воображения. Так что нет пока никаких точных прикидок, может, и найдем кого-то попозже. От нашей точки до машины Динго было двадцать три километра сто четыре метра, опять же от столика. Ну и что нам это дает? Да ровно ничего. Что за эпицентр попадалова принимать? Вот и я не знаю…

– Тогда возникает еще одна весьма неприятная возможность.

– Какая?

– Да пока сам толком не сформулировал, но примерно так. Большинство «наших», что оказались вот в этом районе, так или иначе связаны с «Вихрями», если и не ходили сами на них, так или знакомые у них были с форума, или даже вообще родственники. Прикиньте, вроде исключений в нашей команде нет пока. Даже этот Вилкат зажмурившийся тоже на форуме одно время бывал. Попробуем посчитать, хотя и вилами на воде. Нас вот, если всех считать, почти тридцать человек набралось. На шхуне экипажа не было, куда он делся? Капитан этот, Роджерс который, бухтел, что у него были необъяснимые потери среди солдат и носильщиков-индейцев. Хотя он и списал их на обычное дезертирство, но можно предположить, что каким-то образом наши тела замещали местных. Типа – мы сюда, а они – туда. Вот уж людям не позавидуешь – попали прямо под раздачу, хорошо, если сразу сгорели, а если их только зацепило краешком, тучей радиоактивной накрыло? Врагу лютому такой смерти не пожелал бы…

– Так вот, если прикинуть, то, если не считать шестерых наших, поменявшихся только сознанием, выходит, что двадцать семь человек махнулись местами на площади примерно в круге километров двадцать пять диаметром. От чего-то надо отталкиваться, пусть будут такие цифры. Вот узнать бы теперь, сколько тут всего народу жило на момент нашего появления, тогда и процент попаданцев можно будет грубо посчитать.

– И что это нам даст?

– Да свербит у меня одна нехорошая мысль. Ведь американки эти из автобуса – тоже все посетительницы одного форума. Но их только шестеро почему-то. Вот пришел полярный лис, нас закинуло сюда, а каких-нибудь амеров или еще каких бундесов взяло и тоже забросило. Знать бы еще, кого, сколько и куда? А то ведь мы тут планы строим, умные вроде, собираемся не допустить БП, тут бац – и какие-то крендели, среди которых вдруг окажется и один из прямых зачинщиков баба-бума, появились вот так же, как и мы. Бродят сейчас где-то, выживают, прикидывают, если соображалка работает, как бы вообще сделать так, чтобы России к двухтысячным вообще на карте мира не было…

– Вот подумаю так, и не по себе мне что-то становится. Не знаю даже, за что сначала браться, то ли тут устраиваться капитально, то ли бросать все и бежать искать «чужих» попаданцев, давить их, пока они нам не испоганили всю затею.

– И куда бежать?

– В том и дело, что не понятно, да и есть ли смысл искать кого-то, может, это только с нами такой фортель получился? Надо бы расспросить вождя и того испанца, наглов снова навестить, как тут с живыми душами на квадратную милю? И пора думу думать, как нам агентуру наладить в краях дальних, чтобы, если что необычное произошло, нашел кто-то вещи необычные, или человека встретил не от мира сего, так сразу бы нам весточку кинули. Иначе так и будем жить, постоянно ожидая подлянки неизвестно откуда и от кого.

Дядя Саша

– Сергеич!

– Какого рожна? – пробурчал я, не отрываясь от работы. Всеми доступными тут способами я начал пополнять наш боезапас. И вот передо мной уже лежало полтора десятка стрел для «Блесны». Наконечники ребята отковали из гвоздей, которых у нас был изрядный запас. Древки я вырезал сам. Пришлось их в темпе подсушить на костре и слегка после этого подправить. Не айс, конечно, но для обучения сойдут. Да и для охоты или боя метров на пятьдесят – шестьдесят тоже вполне себе подойдет. Мощи у арбалета хватит, а сантиметром левее или правее, уже не так существенно.

– Тут этот… дядя пришел. – Кобра присел на обрубок бревна, заменявший мне в мастерской табуретку.

– Чей?

– Ну… из миссии, от испанцев. И Лола с ним.

– Чего хочет?

– Тебя хочет видеть. Говорит – есть дело.

– Ну, как говорили в старом кино, требует – примем. Сейчас, только руки ополосну.

Дядя, как назвал его Кобра, выхаживал по песку. Видно было, что он взволнован и не скрывает этого. Черт… что стряслось-то? Мы где-то напортачили или прокололись? Да нет, пока вроде бы все тихо… Или это я себе льстить пытаюсь?

– Добрый день, дон Хосе! Вы разрешите вас так называть?

Лола перевела. Все же испанским языком я пока не владею, так что такой качественный переводчик здорово облегчал нашу жизнь.

– Здравствуйте, дон Алехандро! Я смотрю, ваши люди не теряют времени даром! – Он указал рукой на строящиеся стены форта.

– Во многом это стало возможным благодаря вашей неоценимой помощи, дон Хосе! Ваши индейцы оказались очень смышлеными учениками. Без них нам было бы трудно.

– Всегда приятно оказать помощь доброму соседу! Мы ведь с вами добрые соседи, не так ли?

– Ну, разумеется, дон Хосе! По-моему, между нами нет никаких разногласий? Мы, в свою очередь, также готовы помочь вам всеми доступными нам силами и средствами. Увы, пока наши ресурсы не столь велики, как этого хотелось бы…

– Да… помощь… это вы правильно отметили… У меня есть к вам несколько вопросов, вы позволите?

– Да ради бога! Только, что это мы стоим на берегу? Может быть, вы соблаговолите пройти в мой дом? Тут ветрено… Это, конечно, тоже пока не очень комфортное жилище, но все же лучше продуваемого ветром берега. Да и сеньорите Долорес будет там гораздо удобнее.

– Возможно, позже, дон Алехандро. Сейчас у меня есть несколько вопросов.

– К вашим услугам.

– Скажите, – падре на секунду задумался. – В каких отношениях вы находитесь с британской короной?

– Ни в каких. Соседи – и не более того.

– Сколько у вас пушек в форте?

– Семь.

– А что делает в вашем лагере мистер Годдард? И его супруга?

– Мистер Годдард, как разумный человек, при встрече с нами сделал свой выбор. Он предпочел остаться в нашем лагере и не иметь более дел со своими прежними… нанимателями.

– А эта шхуна? Это ведь «Мэри-Энн»?

– Мы называем ее… (черт возьми, а как мы ее называем?!) «Ласточкой». Как она называлась ранее, мне неизвестно. По морскому праву, бесхозное брошенное судно принадлежит лицу, его спасшему и первым взошедшему на борт. Прежний хозяин, буде таковой и объявится, может лишь претендовать на часть ее стоимости. Да и то… это вопрос спорный… Во всяком случае, мистер Годдард таковых претензий не выдвигал.

– А какое положение он занимает в вашем… обществе?

– Один из колонистов. И все. Не более и не менее. В качестве такового он обладает всеми принадлежащими нам правами. И, соответственно, обязанностями.

Падре, сцепив руки за спиной, зашагал по песку. Туда-сюда. Остановился передо мной и внимательно посмотрел.

– У вас ведь еще вопросы есть, дон Хосе? Спрашивайте, не стесняйтесь…

– Поймите меня правильно, дон Алехандро. Я в ответе не только за души своих прихожан. На мне лежит тяжкий груз ответственности за их жизнь и дальнейшее благосостояние.

– Аналогично. Только вот за души своих товарищей я не в ответе. Так уж вышло, что моя жизнь протекала несколько в иной сфере, чем служение Господу нашему. Так что эту часть ответственности на меня никто не возлагал. Каждый из нас сам ответит за свои деяния на Страшном суде.

– Не ожидал от вас… мне всегда казалось, что вы далеки от религии…

– Возможно, что события последнего времени могут подвигнуть меня к этому.

– Какие же?!

– Извините, падре, но это не только моя тайна. И раскрыть я ее могу только на смертном одре.

– Хорошо… Мне приходят странные вести, дон Алехандро. Вы же помните этого английского офицера, которого вы нам передали при первой нашей встрече?

– Помню.

– После долгих переговоров с англичанами мы приняли решение передать его старшему английскому офицеру в этих местах.

– Ну, а мое-то какое дело? Ваш пленник, вам и решать.

– Ну, естественно! Мы договорились о встрече, наши люди прибыли в условленное место…

– И что? Англичане не приехали?

– Наоборот. Они прислали для его сопровождения целый взвод!

– Вот как? Важной фигурой оказался этот лейтенант! Знать бы раньше… поторговались бы с ними…

– Увы, этого мы теперь не узнаем.

– Это почему же?

– Уже после того, как мои люди сели в лодку и отплыли от берега, со стороны англичан кто-то выстрелил.

– По лодке?

– Трудно сказать… Не думаю, в нашу сторону выстрелов не было, никто из моих людей не пострадал. Да и сами солдаты, наверное, видели стрелявшего. Во всяком случае, они тоже несколько раз выстрелили куда-то в сторону леса.

– И что же?

– До леса было почти полмили. Сами понимаете, никакой стрелок не сумел бы подобраться к ним незамеченным. Как бы то ни было, когда рассеялся дым от выстрелов, лейтенант лежал с разбитой головой. Видимо, кто-то из солдат по нечаянности попал в него.

– Не повезло парню… (хорошо ребята сработали!)

– Да… А еще раньше не повезло его начальнику. Капитану Роджерсу. Знаете такого?

– Слышал что-то…

– К нему в форт ночью ворвались неизвестные. Связали его и всех солдат гарнизона. Часть перебили. Вывезли все пушки форта и вооружение солдат. Разоружили и разгрузили стоявшее в гавани судно.

– Надо же! Рисковые ребята!

– Да… Насколько я помню, в первый наш визит у вас ведь не было артиллерии?

– Ошибаетесь. Была. Просто при разгрузке судна мы сбросили пушки за борт.

– После чего вновь поставили их на место. С вершины того холма их хорошо видно в подзорную трубу. А в вашем форте семь пушек. Английских. Ровно столько, сколько было вывезено у капитана Роджерса.

– Совпадение. Бывает…

– Разве? А вот напавшие на него люди объявили, что это сделано в отместку за попытку нападения на нашу, то есть мою, миссию! И изъяли все – в счет контрибуции с виновной в этом стороны! Кроме того, вы передали паютам ружья.

– У нас с ними договор.

– Английские. Военного образца.

– Они есть на шхуне.

– Нет. Дон Алехандро, давайте не будем друг друга обманывать! Корона не выдает поселенцам оружие военного образца. И никому его не продает.

– И что из этого следует?

– Это… ваших рук дело, дон Алехандро?

– Хм… А какой ответ вы ожидаете услышать от меня, падре?

– Правдивый. Поверьте, для меня это очень много значит.

– Ну, скажем так, я знаю людей, способных сотворить нечто подобное. Как я понимаю, вам этот вопрос уже задавало ваше… руководство.

– Да.

– И что же ответили им вы?

– Что всевидящий Господь, в своей неизреченной милости, находит различные способы для вразумления лиц, злоумышляющих против его верных чад.

– Эк! Дон Хосе, вы зарыли в землю талант дипломата! Талейран бы от зависти удавился!

– Кто?

– Да есть на континенте такой политический деятель… Он в свое время сказал, что язык дан дипломату, чтобы скрывать свои мысли. Кстати, основателя вашего ордена случайно не Игнатием звали?

– А что?

– Да так… нам было бы проще понимать друг друга…

– Возможно… Но вернемся к нашим делам. Могу ли я быть уверен, что такие случаи не повторятся впредь? Без моего ведома…

– А как бы вы сами хотели?

– Видите ли, дон Алехандро, мы слишком мало знаем друг о друге…

– Так в чем дело? Спрашивайте!

– Вы тут все – профессиональные солдаты?

– Да.

– Дворяне или…

– Почему вы так решили?

– Не все из вас привыкли к труду крестьянина или строителя. Да и руки у них… совсем не руки мастеровых.

– Ну, у нас и государь плотницкой работы в свое время не чурался.

– И все же?

– Вам угодно знать родословную всех или достаточно будет офицеров?

– Ну, например, вы сами… откуда вы родом?

– Вряд ли вы знаете эту страну. Хотя… Такая страна, как Польша, вам знакома?

– Да.

Опа! Точно, иезуит! Не зря Кобра с первой встречи с доном мне об этом говорил, не зря…

– Так вот, один из моих предков был восемнадцатым князем Раковским. Имел привилегию въезжать в церковь на коне. Выехал из своей страны (а вернее, был оттуда сослан в Сибирь, но вам, падре, это знать не обязательно…) на службу к другому монарху. Этого вам достаточно?

– А ваши спутники? Среди них есть лица э-э-э… совсем не европейского вида…

– Поверьте мне, дон Хосе, они тоже занимали не последнее положение в своих местах (блин, ну куда тут денешься? Не воспринимают в это время лиц простого положения равными себе! Будем врать и дальше, пока вроде прокатывает), и если бы не воля лица, пославшего нас сюда…

– Я знаю только одну такую страну. Где государю служат люди разного обличья… и вероисповедания…

– Ну, что касается вероисповедания, то тут вы, падре, заблуждаетесь.

– А в остальном?

– Как говорят наши соседи – англичане, ноу комментс. В свое время мы, возможно, и вернемся к этому вопросу. Вас это устраивает?

– Более чем, дон Алехандро. А за что вы так не любите англичан?

– С чего это вы взяли? Вон, мистер Годдард с супругой у нас живет вполне свободно. Против англичан я не имею ничего. А вот против их страны… Если бы Господь наш, по своему попущению, уронил бы на них камешек величиной вон с ту гору, я был бы ему весьма признателен…

– Увы, но он занят более важными делами.

– Значит, не будем беспокоить его по мелочам.

– Хорошие же у вас мелочи!

– Да уж какие есть.

– Я смею надеяться, что ваша неприязнь имеет здесь только одного адресата?

– Падре, с вами нам делить нечего. Более того, я готов предложить вам и более тесные отношения. Кстати… вы ведь, наверное, в курсе, что лица, напавшие на форт, нигде и никому не говорили о своем испанском происхождении?

– Да, я это знаю.

Вот тебе и падре! У него тут агентурная сеть развернута – будь здоров!

Елена

– Такое ощущение, что мы говорим на разных языках, миссис Годдард.

– У вас совершенно правильное ощущение, мисс Брайт, – отвечаю, сделав «морду ящиком». Не люблю таких персон. Даже под кетчупом. – Как вы уже догадались, я англичанка XVIII века лишь по паспорту. Во всем прочем…

– Я вас поняла, – фыркнула дамочка.

– А перебивать, между прочим, невежливо, мисс, – хмыкнула я. Кстати, обращение «мисс» без упоминания фамилии, желательно с именем, уже само по себе хамство. Так что мы квиты. – Конечно, свобода – вещь замечательная. Я только «за», обеими руками. Но как по мне, свобода личности заканчивается там, где начинается свобода другой личности.

– Иными словами, вы предлагаете мне ограничить свои права?

– Да. В угоду правам окружающих вас людей.

– Какие же права желаете реализовать вы, миссис Годдард? – насмешливо поинтересовалась американка. – Боюсь, вы находитесь в плену древних предрассудков, веками сдерживавших развитие цивилизации. Свобода личности – вот высшая ценность, как вы не понимаете!

– Ага. Значит, если мне глубоко противны гомики и лесби, я имею полнейшее право взять ружье…

– Это абсурд!

– Нет, милочка, это апофеоз свободы личности.

– Скорее, это ее грубейшее попрание!

– То есть абсолютную свободу личности вы признаете исключительно за собой, стремясь при этом максимально ограничить права окружающих. Что и требовалось доказать.

– Вы юрист?

– Нет, я химик.

– А рассуждаете как юрист. – Со стороны американки это прозвучало как комплимент, хотя юристов как класс я не очень уважаю. Даже несмотря на деда – бывшего главного прокурора Сталинградской области.

– Я рассуждаю логически, мисс. А теперь извольте взять в руки тряпку, отправиться на берег, накопать песочка и как следует выдраить миски. Жрать вы все молодцы, а посуду мыть я за вас должна?

– Рабская психология… – расслышала я бурчание мисс.

– Напротив, – негромко, но так, чтобы она услышала, сказала я, подбрасывая дрова в огонь под большой ретортой. – Это проявление справедливости. В отличие от меня, кое-кто не занят ничем, кроме уничтожения наших продовольственных запасов и качания своих исключительных прав…

Динго

Экспедиция к автобусу прошла даже легче, чем майский поход за машинами. Во-первых, не надо было тащить на себе блоки и канаты. Хотя вру, две бухты тонкого манильского троса мы несли. Пара топоров, пила и лопата не в счет. Во-вторых, у нас был проводник, индейский парнишка, выбиравший наиболее удобную дорогу. Так что в поход вышли пятеро попаданцев: Кот, Курбаши, Аманда, Антилопа и я. Аманду взяли потому, что ни один из нас не имел навыков вождения большого автобуса. А что ни говори, опыт работы на тяжелых грузовиках ближе к этому, чем километры, накрученные за баранкой легковушки или джипа. Да и проводника пусть контролирует как сможет, она говорила, что путь более-менее запомнила.

Дорогу можно было описать, скорее, как скучную, чем как какое-то приключение. Только в одном месте, перебираясь по бревну через Лососевую речку, я едва не сверзился в воду, спасибо Коту, удержал. Однако ноги промочил, пришлось спешно переобуваться. Да еще можно припомнить встречу с индейцами из соседней деревни. Поскольку они оказались знакомыми нашего проводника, то поприветствовали друг друга и разошлись без эксцессов. Так и дошли. С ночевкой, но без проблем.

До места добрались на следующий день еще до полудня. Наш проводник счел свои обязанности выполненными и немедленно, даже не прощаясь, смылся обратно. Автобус оказался здоровенным трехосным серебристым междугородником с синей крышей, силуэтами гончей и надписями «Greyhound» по бортам. Не новый, изрядно поездивший MCI MC-12, если верить шильдику на задней панели, стоял на опушке небольшой рощицы, выходившей по взгорку на довольно ровный участок степи. После небольшой возни удалось открыть водительскую дверь, а следом и дверь салона. Ключей зажигания в замке не было. Впрочем, Аманда, увидев, что я ищу, просто ткнула пальцем в противосолнечный козырек. Действительно, брелок оказался за ним. Оказывается, по американской привычке девушки туда его и припрятали.

Вставил ключ в замок и повернул. Стрелка вольтметра показала, что заряд в аккумуляторе еще есть, несмотря на два месяца стояния в лесу. Однако стоило мне попытаться крутнуть стартер, как Аманда предупредительно воскликнула:

– No, no… – Она вытянула из-под панели какой-то рычаг и перекинула селектор коробки передач в нейтральное положение – You don't start motor in «Parking» position![4]

– Ok, thank's, – кивнул я и, поставив автобус на «ручник», попробовал завестись. Со второго захода холодный дизель выбросил клуб черного дыма и затарахтел. Аманда наполовину затолкнула рычаг обратно и показала на шкалу термометра. Я понял, что после прогрева этот рычаг надо вдвинуть обратно до конца. Смысл прогреваться и заряжать аккумулятор был – указатель уровня топлива стоял в положении «больше 3/4», то есть бак, считай, почти полный, а за два месяца батарея сильно разрядилась. Так что я заглушил дизель, только дав ему помолотить на холостых минут десять.

Пока гонял движок и заряжал аккумулятор, остальной народ копался в багажнике. Возле автобуса росла гора вещей: чемоданы, сумки, даже футляр с гитарой нарисовался. Когда я вылез из автобуса, товарищи как раз извлекали здоровенный пластиковый ящик. Следом появились на свет еще два, размером поменьше. Я задал единственный вопрос:

– Народ, а кто у нас на стреме стоит?

Кот с Курбаши переглянулись, после чего последний выругался:

– Твою мать, увлеклись. – Потом на секунду задумался: – Ну тогда я встану.

– Заберись на автобус, – посоветовал я, – останется только башкой вертеть.

Курбаши так и поступил. А мы с Котярой на пару потянули оружейный ящик в сторонку, где его удобнее было изучать. Замок на кейсе был висячий, кодовый с шестью дисками. Однако у нас был универсальный инструмент для взлома кодов – топор. Замок отлетел после второго удара обухом. Открыли крышку. Уже только это оправдывало наш поход полностью. Ружья в ящике были уложены аж в три слоя, в лотках с поролоновыми ложементами. Первыми лежали две винтовки с оптикой, «винчестер» семидесятой модели и какая-то штучная конструкция на основе ремингтоновской затворной группы 700BDL, макмиллановской ложи с алюминиевой шиной и шилленовским стволом. А рядышком еще три цилиндрических тубуса с запасными стволами – два Шиллена и один Кригер. Нормальненько. Я так и замер, увидев клейма. Судя по всему, мужик был фанатом точной стрельбы, раз заказал такой агрегат. Да и прицел на нем стоял не из дешевых – цейссовский Victory FL 6-24х56 Mil-Dot. Ценник на такую оптику, если мне не изменяет память, к трем тысячам баксов подбирался. На семидесятке прицел был попроще – Tasco Super Sniper 10x42HD. Обе винтовки под триста восьмой калибр.

Следующий лоток содержал еще два ствола: Ruger Mini-14, при ближайшем рассмотрении оказавшийся Mini-30, что то же самое, только под калашниковский патрон, который 7,62 с простенькой четырехкратной оптикой, и хеклеровский карабин USC сорок пятого калибра. Там же лежали и магазины, три штуки тридцатиместных к «мини» и четыре «десятки» к карабину.

В самом низу кейса была уложена М-16, ну как же без нее, правда, при ближайшем рассмотрении в ней оказался вставлен адаптер под мелкашечный патрон. К ней прилагалось четыре магазина на двадцать пять и пять пачек патронов по пятьсот штук. А вот родного затвора не имелось. Кроме нее, в нижнем лотке лежали длинноствольный ругеровский револьвер калибра.357 «магнум» и старый добрый «кольт М1911А1». Пара пачек триста пятьдесят седьмого «магнума» тоже присутствовала и еще сотни две с половиной 9х19.

– А эти-то куда совать? – удивился Кот, задумчиво вертя в руках пачку девятимиллиметровых патронов.

Аманда сообразила, в чем вопрос, и, тихо засмеявшись, достала «ругер».

– See, you! – она откинула барабан. В револьвере было шесть таких патронов, объединенных обоймой-звездочкой. Потом вытащила лежавший рядом еще один барабан, на который мы не обратили внимания, сочтя запасным. Он-то и оказался под родной «магнум». По большому счету, понятно: 9´19 в разы дешевле «триста пятьдесят седьмого», а мужик явно планировал стрелять много.

Пока мы облизывались на оружие, Антилопа умудрилась открыть самый маленький ящик и теперь изучала его содержимое. А это был набор для самостоятельного снаряжения патронов: весы-дозатор, пресс, станочек для проточки гильз и другие инструменты. Рядом лежали две банки пороха Hodgdon, две пачки пуль Sierra Match King по 500 штук, здоровая упаковка гильз.308, коробочка капсюлей и два зеленых футляра по сотне уже снаряженных патронов каждый. А внизу еще и несколько пачек Federal Gold Medal Match, очевидно, специально для «семидесятки» закупленные, штук двести с гаком.

Так, а это что за папочка, под крышкой закреплена? В ней нашлись несколько ксерокопий оружейной лицензии и других документов – владельца всего этого богатства звали Боб Деккер – какие-то квитанции и распечатки из интернета по поводу участия в одном из стрелковых мероприятий NRA. Причем лицуха у него была третьего класса, «full auto», то-то М-16, да и «мини» полные автоматы, очередями стреляют. А самое главное, имелся блокнот, в котором расписаны настрел каждого целевого ствола и как снаряжать патроны для различных условий стрельбы.

Третий кейс нас тоже приятно удивил. Самым «вкусным» были два обычных зеленых «цинка» калашниковских патронов, только с клеймом Herter's на крышке. Даже открывашки были скочем приклеены. Два раза по шестьсот сорок штук – Спасску и Сет Северу будет в радость. Кроме них, приличная упаковка сорок пятого калибра штук под тысячу и несколько сотен девятимиллиметровых. Спасибо тебе, Боб Деккер, и дай тебе бог здоровья на том свете.

– Интересно, как он все это тащить собирался, – поинтересовался Кот.

– А вот как! – Антилопа забралась в багажник автобуса почти целиком и достала оттуда сложенную багажную тележку изрядных размеров. – На этом можно пол-автобуса увезти. Ведь у него еще и сумка с вещами должна быть, – она оглянулась, – вон тот зеленый рюкзак посмотрите.

Антилопа угадала. В кармане рюкзака нашлась плоская фляжка с именной гравировкой и неплохим бренди внутри. Мы выпили по глотку, помянув добрым словом Боба. Похоже, мужик был фанатом стрельбы и собирался, во-первых, пострелять вдумчиво, а во-вторых, отвести душу, расстреляв пару тысяч дешевых патронов. Единственное, что не укладывалось в картинку, так это М-16, переделанная под «мелкашку», но Аманда припомнила, что с ним ехала еще и девочка лет двенадцати, скорее всего, внучка, учитывая, что по документам Бобу было шестьдесят шесть. Тогда все вставало на свои места.

Однако надо было собираться в обратную дорогу. И она обещала быть непростой. Длиннющий междугородний автобус, это вам не «уазик», по буеракам лазать, дорогу придется выбирать очень аккуратно. Сначала я полез под днище, надо было посмотреть, что у этого зверя можно оторвать, «удачно» наехав на какое-нибудь препятствие. К счастью, все оказалось не так печально. Большую часть правого борта занимал багажник, а там сносить нечего. По левому то же самое. Значит, наиболее вероятная опасность – посадить автобус на раму на какой-нибудь «горбушке», предварительно смяв багажные отсеки.

– Так, народ, давайте-ка все барахло в салон закидаем, – предложил я после того, как вылез из-под автобуса. – Багажник мне доверия не внушает. Мы его определенно изуродуем на здешних колдобинах.

– Давай, – согласился Кот, – забирайся вовнутрь, а я подавать буду. А если Антилопа пока нам поесть сготовит, вообще здорово будет.

– Оружейные дела в последнюю очередь погрузим, давай сначала сумки-рюкзаки.

И мы взялись за дело. Котозавр и подключившаяся к этому делу Аманда подтаскивали мне вещи, а я их раскладывал по сиденьям салона и пристегивал ремнями, чтоб не падали. Одну из сумок она втащила внутрь сама и пристроила на одно из передних сидений, пояснив: «It's my bag». Погрузка много времени не заняла. Попутно я обследовал полочки над головами пассажиров, там нашлись десятка два мелких сумок, которые тоже перекочевали вниз.

Закончив погрузку, пока варился обед, мы с Амандой, которой предстояло сесть за руль, прошлись вокруг в поисках наиболее удобного пути. Вариант для выезда автобуса получался только один, и для этого его надо было развернуть почти на девяносто градусов в очень ограниченном пространстве. Но это могло получиться, правда, требовалось несколько раз катнуться вперед-назад, постоянно выкручивая руль то в одну, то в другую сторону, что мы немедленно и решили попробовать. Аманда забралась на место водителя, я же снаружи подавал жестами команды, вперед-назад и куда крутить руль.

Все получилось, правда, не сразу. Ну очень уж неудобное дерево там имелось. Я даже думал его срубить, но обошлось, вывернулись и так. Как раз к моменту, когда обед был готов, автобус встал на траекторию выхода «на волю». Пообедали мы в темпе, чтоб не терять времени, потом, покидав внутрь кухонные принадлежности и инструмент, погрузились в автобус. Нам предстояло протиснуться между деревьев и, набрав скорость, проломиться сквозь полосу чапараля. Потом, не теряя разгона, выскочить на небольшую горушку.

«Грейхаунд» рыкнул дизелем и, покачиваясь на корнях, бодро покатился вперед, набирая скорость. Между деревьями все-таки слегка не вписались, шаркнув бочиной по стволу. В кусты автобус вломился, уже разогнавшись почти до сорока миль в час, и продолжал набирать скорость под треск ломаемых веток кустарникового дуба. Прорвавшись сквозь чапараль, он с разгону проскочил короткий, но довольно крутой подъем, вызывавший у нас определенные опасения, и выехал на вершину обширного плоского холма. Аманда нажала на тормоза и, сбросив скорость, не спеша покатила дальше, пока путь впереди был свободным и относительно ровным.

Правда, такая поездка продолжалась недолго. Уже через полчаса пришлось останавливаться и искать объезд вокруг небольшой, но совершенно непреодолимой каменной россыпи. А еще через несколько километров прорубаться сквозь лесок, обойти который не представлялось никакой возможности. На первом же дереве Белый Бык набил топорищем мозоль на правой ладони, после чего я скомандовал девушкам перерыть все чемоданы в поисках любых перчаток. Нашлись две пары, лайковые дамские, довольно большого размера, которые влезли на узкую ладонь Курбаши, и мужские кожаные, доставшиеся Коту. Еще одни обнаружила Аманда под сиденьем водителя, тоже кожаные, но со срезанными пальцами. Эти влезли на мою руку. Дело пошло легче. Таким вот образом до вечера мы преодолели километров пятнадцать, хотя, если судить по спидометру, проехали почти тридцать, настолько извилист был наш путь.

Когда показалось удобное место для привала, у нас с Котом уже болели руки и плечи после работы топором. Курбаши досталось чуть меньше, из-за стертой руки ему не давали сильно увлекаться. Да и Аманда умаялась, вертя баранку. Лишь одна Антилопа, на чью долю выпадала только караульная служба, не выглядела уставшей. Зато ей теперь предстояли хлопоты с ужином. Во время одной из остановок, отойдя почти на километр от автобуса в поисках пути, мы с Курбаши напоролись на дикую свинью с выводком поросят и – в два ствола – умудрились завалить троих. Так что на ужин у нас свининка в различных вариантах. Каждый свинтус килограммов на пятнадцать тянул, так что мяса минимум дня на три, что не может не радовать.

Ночные дежурства распределились следующим образом: первую половину ночи караулила Антилопа, потом ее должен был сменить Курбаши и, следом, за пару часов до рассвета, Кот. Моя жена отдежурила спокойно, Белый Бык тоже, а вот под утро нас разбудила стрельба. Кот, стоя на колене на крыше автобуса, лупил одиночными по какому-то быстрому и гибкому силуэту невдалеке. Однако прежде, чем я успел взять ночного гостя на прицел, Котозавр поднялся с колена и крикнул:

– Отбой, похоже, готова киса!

– Кто там? – спросил я.

– Пума, скорее всего. На запах мяса пришла.

Дело в том, что еще с вечера свиные тушки, а это целых два с половиной порося, мы, недолго думая, освежевали и закопали под угли костра. Пусть запекаются, а то, по жаре, мясо к полудню протухнет. Так что запашок на поляне стоял такой, что слюнки текут. Пропеклось мяско так, как надо. И привлекло дикую кошку сюда. Втроем подошли к хищнице. Она уже не дышала. На всякий случай, пока Кот и Курбаши держали тушку на прицеле, я бросил в нее пару камней. Нет, это точно труп стопроцентный. Потом, при свете костра, нашли две дырки в шкуре в районе сердца.

Уже не ложась спать – светало, – сняли с трофея шкуру, закопали все остальное и, наскоро позавтракав мясом с желудевыми лепешками, двинулись в путь. Весь день я, Кот и Курбаши не столько ехали, сколько ходили в поисках подходящей дороги, намотав на своих двоих, наверное, раза в три больше, чем проехал автобус. Уже к вечеру вышли к деревьям, росшим вдоль Лососевой речки. Предстоял самый сложный участок нашего пути – форсирование водной преграды.

На следующий день, поутру, двинулись в поисках подходящего места для переправы. Курбаши с Амандой пошли налево, а мы с Антилопой направо, договорившись не удаляться от места стоянки больше чем на два километра. Отойдя всего метров на восемьсот, преодолели прибрежный лесок и увидели, что в этом месте речка сужается до короткого каньона шириной порядка семи-восьми метров, проточив себе узкое русло в скальном основании. Если перекинуть через него мост из бревен, то можно проехать спокойно, тем более деревья все равно придется рубить как с этой, так и с противоположной стороны. Зато потом мы выходим на довольно гладкую равнину, где, насколько можно было видеть, серьезных препятствий не наблюдалось.

Курбаши с Амандой вернулись значительно позже нас. Они тоже нашли подходящее место. Там был пологий спуск, но не очень хороший подъем, что было чревато неслабыми земляными работами. Да и деревьев на пути оказалось раза в два больше. Коротко посовещавшись, остановились на варианте с мостом. Поэтому автобус поехал к найденному нами месту. Строительство моста заняло у нас весь этот день и два следующих. Хорошо хоть нашлось две сосны, росших близко к реке, которые мы и уронили прямо через каньон, связав берега. Уже по ним затаскивали остальные бревна. Основу моста составили шесть толстых, сантиметров по сорок сосновых стволов. Поперек них легли трехметровые бревнышки втрое меньшего диаметра. Их мы укладывали вплотную друг к другу, привязывая к продольным балкам каждое пятое, на большее у нас не было манильского троса. Его и так не хватило, но Аманда предложила использовать ремни безопасности с пассажирских сидений. Когда, к вечеру третьего дня, мы, усталые, собрались у костра, готовый мост выглядел могучим несокрушимым строением, а к нему и от него вели ровные просеки.

На следующее утро слегка разгрузили автобус, перетащив все вещи на другой берег, однако, когда «Грейхаунд» потихоньку въехал на мост, тот даже не шелохнулся, лишь поперечные бревнышки слегка поигрывали. Так что время, ушедшее на разгрузку-погрузку вещей, было потрачено зря. Пока мы с Котом закидывали обратно сумки и чемоданы, девушки сняли с моста все веревки и ремни, а Курбаши бдил на крыше автобуса, прикрывая нас.

Дальше почти полдня двигались не торопясь, разведка вперед на километр-полтора, выбор дороги, перегон автобуса и снова разведка. К вечеру, остановившись на отдых, мы смогли связаться с фортом, наша носимая рация уже добивала до него, правда, на пределе дальности, но это уже детали. Собственно, до дома оставалось не более трех-четырех километров, уже был слышен шум океанского прибоя, но ехать в темноте на этом мастодонте было слишком рискованно. Поэтому наше триумфальное возвращение состоялось на следующий день до полудня. Навстречу нам выбежало все население форта, побросали работу даже такие трудоголики, как Зануда, Всеслав и Лорд. Когда автобус под радостные гудки въехал на территорию форта, нас встречали как космонавтов, вернувшихся из первого полета. Дядя Саша лично пожал нам всем руки, а девушек еще и расцеловал.

В результате этого похода, а инвентаризация имущества заняла не один день, у всех нас оказалось минимум по двое джинсов или подобных прочных брюк и по паре нормальной обуви. И это не считая рубашек-маек и прочего.

Глава 9

Август 1790 года.

Лорд

Вот уже два с половиной месяца я живу новой жизнью. И честно говоря – мне нравится. Привычных развлечений, конечно, не хватает – но зато появились непривычные. И красавица под боком есть – что тоже, согласитесь, немаловажно.

В данный момент я, как один из «научных сотрудников» нашего поселения и ответственный за часть ВПК, развлекался тем, что экспериментировал с созданным мною АКМ. Нет-нет, не подумайте ничего такого – я не «калашникова» собрал из подручных материалов, совсем нет. АКМ – это у нас «арбалет китайский многоцелевой». Ибо патроны к прихваченному из далекого будущего оружию совсем не бесконечны – а в случае чего защищаться чем-то же надо, так ведь? А мушкеты со шхуны использовать для охоты не всегда удобно.

А даже первая модель АКМ могла пальнуть нехилым болтом на нехилые же пятьдесят метров. Та, с которой я экспериментировал сейчас, была способна на восемьдесят. А значит, зверушкам будет сложнее убежать… да и нашим диверсантам, в случае чего, будет попроще.

Услышав тихие шаги, я улыбнулся. В нашем домике, отстроенном и выделенном специально «для молодых» (в основном, правда, силами этих самых «молодых»), Кэй – что значило «ива», кстати, и ее гибкость вполне оправдывала такое имя – сразу заделалась хозяйкой. Ее вообще потрясали масштабы наших работ – и быть хозяйкой в таком большом вигваме ей нравилось. Что не замедлило сказаться на наших взаимоотношениях – в лучшую сторону, естественно. А они и так были очень даже ничего. Везет мне…

– Сергей? – Вот что меня удивляет, так это то, с какой легкостью она научилась выговаривать мое имя. Помню, когда был в США, – там это для всех была проблема. Да и наш язык она учит весьма быстро – значительно быстрее, чем я ее.

– Да, солнце?

– Можно кушать.

Так-с, что у нас здесь… суп из каких-то трав и с мясом. Мммм, вкусняшка. И рыба – вечная рыба на второе. Вспомнив «Белое солнце пустыни» и ворчание Верещагина относительно икры, я пробормотал:

– Однозначно надо что-то делать. А то лосось – это, конечно, круто, но не каждый же день!

Поев, я вышел на улицу. Солнце уже клонилось к горизонту, народ двигался неактивно – таки суббота. Время отдыха. Накатила расслабленность.

Чего бы поделать? Арбалет надоел, надо от него отдохнуть… сыграть что-нибудь на синтезаторе, что ли? Пущай мысль полетает в небесных далях… точно.

Пока шел обратно в дом, еще раз порадовался, что в нашу последнюю ходку в магазин захватил из дома с собою синтезатор… ну как чувствовал. И хотя часто я играть не мог – наш ветряк многого не позволял – но порой развлекался таким вот нетривиальным образом.

Так-с, пробежимся по клавишам, разомнем пальцы. Чего у нас сегодня будет? Что-нибудь классическое или Coldplay? Тьфу – чего я выбираю: начнем со старого доброго Пуччини, а там видно будет…

– Sing for absolution, I will be singing falling from your grace. – Некоторое время спустя я уже вовсю распевал Muse. Не знаю, почему, но некоторые их песни всегда помогали мне освободить голову от лишних мыслей. Эдакая замена медитации.

Кэй сидела рядом и просто смотрела на мои руки. Ей до сих пор моя игра казалась чудом Вселенной. Я себя из-за этого даже неудобно чувствовал… ну да, занимался пианино много лет – мама отдала еще совсем мелким, лет в пять, наверное. Уже потом, когда был студентом, съездил в Америку, да и в родной России поработать пришлось – но подзаработал денег, купил синтезатор. И играл уже на нем.

Но все равно – играл я не фонтан. Вот знакомый у меня, Мишей звали – вот он… Как сейчас помню, когда видел, как этот длинноволосый товарищ играет, хотелось застрелиться от осознания того, что сам так не смогу. Вот. А тут такое почитание.

Я поднял глаза и встретился с Кэй взглядом. А потом… потом вдруг накатило – все сразу. Воспоминания об исчезнувшем в огне ядерного пожара доме, о семье и друзьях, оставшихся в другом мире, о кошке, прожившей рядом шестнадцать лет, о друге, погибшем глупой и бессмысленной смертью под колесами автомобиля за пару месяцев до войны.

Не знаю, на сколько я отключился. Минут на двадцать точно. Мозг построил между сознанием и реальностью огромную стену. Были только музыка и грусть об оставшихся в неведомых далях близких людях. Душевная боль, сбившаяся в плотный и колючий комок где-то глубоко внутри.

В себя меня привела прохладная ладонь, легшая на плечо.

– Сергей? – В глазах Кэй застыл немой вопрос.

– Все хорошо, солнце. Просто вспомнил кое-что. Что-то, что нельзя допустить. Никак нельзя.

Елена

«Вот идиотины кусок! Решила с оружием в руках бороться за свои права и наши обязанности? Дурища…»

Приготовления мисс Брайт, моей постоянной оппонентки, – кстати, дискуссии с ней раздражали меня все сильнее и сильнее – незамеченными не остались. Наш арсенал охранялся хорошо – Гарм и не таких способен отвратить от мыслей о воровстве. Но каким-то образом американка умудрилась стащить карамультук из тех, что парни предназначили индейцам в качестве платы за предоставление рабочей силы. Уж не знаю, каким макаром она его там заряжала, но одна пуля в стволе у нее имелась, и лезть на эту пулю было бы верхом глупости. Я, конечно, за эти месяцы сбросила килограммов пятнадцать Сарочкиного сала, но чудеса эквилибристики при уклонении от пули пусть показывают парни, их этому Дядя Саша учит.

Холодное оружие – мое все. Без шуток. Стрелять, в общем-то, умею, по мишени со ста метров вроде не промахиваюсь. Даже из индейского лука шмалять научилась, вспомнила детство. Но действительно «родным» для меня всегда был нож. Причем не метательный, а боевой. Ну, или, на худой конец, моя любимая абордажная сабля – предмет зависти старика Аугусто, бывшего солдата, а ныне увечного сторожа из испанской миссии. Я затиранила нашего завхоза, но оторвала себе полосу жесткой кожи, кусочек воска, шило и дратву, в результате чего у меня теперь есть отличная портупея. Странновато она смотрится на потрепанном джинсовом костюме (я похудела до своих прежних габаритов и уже успела заносить вещи из уцелевшего багажа), но в данной обстановке без оружия никуда. Для полного комплекта я даже подаренный Быстроногой Антилопой лук прихватила и Толиков пистоль. Заряженный. А то эта Звезда Ивановна еще стрелять надумает.

– Эй, Конди! – крикнула я, сложив ладони рупором и предусмотрительно укрывшись за густой растительностью. – Может, хватит играть в прятки? Поверь, лучше, чем у нас, тебе нигде не будет. А вот хуже – везде и запросто!

– Почему я должна тебе верить? – спустя примерно минуту донесся ответ.

– Потому что в отличие от тебя я кое-что знаю об этом времени и этих местах. И это «кое-что» мне не нравится!

Следующая пауза длилась минуты три. Я уже подумывала тихонечко зайти с тыла и всадить ей стрелу в руку. Или что она там подставит.

– Я уже приняла решение, – ответила бывшая певичка. – Я иду в английский форт.

– Можно узнать, что ты там забыла?

– Англичане в отличие от вас цивилизованные люди! Они не станут ущемлять мои права, как вы!

– Ага. Как раз сейчас эти самые цивилизованные хлещут твоих прадедушек плетками на хлопковых плантациях, вовсю ущемляя их свободу, – ядовито ответила я. – И имеют твоих прабабушек на сеновале. Желаешь убедиться? Валяй. Не задерживаю. Английские солдатики очень соскучились без дамского общества, так что в ближайшие пару дней тебе тоскливо не будет. Зато потом будет абсолютно все равно.

На этот раз Конди заткнулась надолго и всерьез. Ничего, ей полезно время от времени думать. Удивительно: когда мисс Брайт включает мозги, работают они неплохо. Но чаще всего она предпочитает обходиться без этого прибора. Так ей легче жить, что ли?

– Какие гарантии, если я вернусь к вам? – В ее голосе явственно слышались душевные терзания.

– Я никому не скажу о твоем побеге, если будешь вести себя прилично.

– Я… я выхожу.

– Оружие на землю.

Ирина

Я грустно сидела над комом мокрой глины и размышляла, что бы такого «изобразить»… Плошки и миски лепить надоело, да и вылеплены уже все, сохнут тихо в сарайке рядом с «химической лабораторией» – после просушки наша «главный агрохимик» обещала помочь с разрисовкой тарелок, мисок и чашек безвредными для людей красками и со спецсоставом – паливой, которой обливают глиняные изделия, перед тем как ставить в печку на обжиг. После обжига в печи изделия как бы покрываются прозрачным стеклом и тускловатые первоначально краски рисунков становятся яркими и праздничными… Пока, правда, до обжига моим изделиям далековато – ну да ладно!

Что же все-таки вылепить? Хотя, вот – на картинке в учебнике истории был такой зверь – мамонт.

Итак: мамонт-папа, мамонт-мама и ма-ааленькие мамонтята…

Большое горбатое у шеи туловище, мощные ноги, мохнатое брюшко, небольшая лобастая голова с лохматым гребешком на макушке, свирепые толстые бивни, маленькие любопытные глазки и небольшие лопухастые ухи по обе стороны от головы… А также толстый у основания и длинный изгибающийся, как шланг, хобот с кнопочкой-закорючкой на нем – это такой «пальчик» для захвата предметов у этих зверюг был. Вот! Все, готова семейка – идут друг за дружкой вдоль лавочки. Высохнут, станут следующей партией на обжиг в печь…

Потом можно будет в школе сделать из них «ненаглядное пособие» на уроки Древней истории.

Всеслав

От сенокоса удалось отмазаться – вняло начальство моему здравому смыслу и отпустило с индейцами по желуди, разве что грабли и вилы попросили сделать. Предварительно отловил заинтересованных лиц из всех у-эстхааэ, так у них роды называются, попросил, кроме женщин, послать со мной молодых воинов – типа поучиться попутно. Еще с соляных работ, когда восстанавливал навыки боя (ох, спасибо деду – вот кто с пальмой был страшен… вроде старенький худенький дедушка, а не разбери-пойми откуда прилетало – нас с братом и батю одновременно по двору гонял), индейцам тогда понравилось. Ну, клятву с них взял попутно, чтоб мир-дружба-жвачка. А то эти горячие парни подозрительно долго не воевали, у них, наверное, уж печенка чернеть начала от мирной жизни.

Прошли мимо солеварни. Да, круто они развернулись! Девять варок, лес в округе метров на триста сведен почти вчистую, бабы с опухшими руками бегают, из каких-то левых племен делегации, судя по украшениям. Видимо, в тему получилось у нас с соленой горбушей и отсроченным потреблением.

Со мной идет Змей. И его совсем маленькая собачка. Сказал, что в лагере ему скучно… я так подумал, что напарник всяко нужен, тем более с такой крокодилой, и согласился.

Нет, все-таки какой-то побочный эффект от этого переноса есть. Ну, насчет нас понятно, мы молоды, здоровы, я так вообще офигенно красив, и все зубы целые, но и на собачке явно сказалось. Она, по-моему, только говорить и писать не умеет, до того умная. Почти как нормальная лайка.

Пришли, переночевали, утром пошли по желуди. Ничего, прикольно. Этот чапараль – как у нас стланик кедровый, желуди низко сидят. Мужики их шестами сшибают, бабы и девки собирают в корзины и уносят сушиться… только медленно. Ничего, на всякий газ есть свой противогаз. Беру с собой охранничка, Перо Куропатки, пробегаю до ближайшей сосны, валю ее и минут за двадцать сочиняю то, что у нас в Сибири называют «колот» – то есть большую деревянную киянку. Крепление кончиком ножа высверливать – это, конечно, изврат, но гвоздей, увы, нема. Возвращаемся, пробуем. Процесс пошел раза в два быстрее. Еще один плюс в нашу пользу.

Коллега Змей бдит, «Сайга» в этом смысле много продвинутей моего карамультука, его песик Гарм пристроился на холмике и лениво обнюхивает окрестности…

Вечером гоняю молодых. Что можно сказать? Сильные, но легкие. И при великолепной координации и пластичности совершенно не понимают того, как и куда нужно смотреть, когда с шестом работаешь. Работаем для начала основы – передвижения и верхний удар. В принципе небезнадежно, кости есть, а мясо нарастет. Под занавес немного помахался со всеми по очереди. Пока не достают. Хотя у старшего брата Быстроногой Антилопы все шансы есть. В будущем. Далеком. Потом долго пели у костра. Они свое, мы свое. Они про лесостепь, мы про что попало. Особенно индейцев пробило на «Ой, то не вечер». Аж подпевать начали, хотя у них это и не принято.

На следующий день работать не дали. Попросили хотя бы до обеда поорать песни, их сопровождая. Дескать, духи местности рады услышать новую душу и даруют хорошую добычу/урожай. По крайней мере, я так понял.

Репертуар у меня большой. В свое время и в хоре пел, и авторской песни знаю много, и голос поставленный. К обеду глотка уже не могла орать. Ну, думаю, на сегодня хватит:

– А завершает наш сегодняшний концерт песня Красной Шапочки! Это такая девочка со снятым скальпом…

Если долго, долго, долго, Если долго по дорожке, Если долго по тропинке Топать, ехать и бежать, То, пожалуй, то, конечно, То, наверно, верно, верно, То, возможно, можно, можно, Можно в Африку прийти. А в Африке реки вот такой ширины, А в Африке горы вот такой вышины, А-а, крокодилы, бегемоты, А-а, обезьяны, кашалоты, А-а, и зеленый попугай! А-а, и зеленый попугай!

Глава 10

Всеслав

Если бы не Гарм – хана бы нам пришла, точно. Добудем золото, я ему из первой партии медаль и золотой ошейник сбацаю. Однозначно.

Желудей в этом году на удивление много. Индейцы приписывают этот факт тому, что духи к нам благосклонно относятся. Явились в хорошее время, накормили. Научили, кому надо немного настучали по тыкве. Все как у людей то есть.

Двое наших – Родившийся Рано и Белая Которая Перо, свалили в ночь, видимо, не терпелось. Благо в наличии имелась клевая отмазка – меня в этот вечер тянуло больше не на индианок, а на беседу с коллегой. Собак обсуждали. Я больше по лайкам восточно-сибирским, ему крупные породы нравятся, спорили часов до двенадцати, пока костер не погас. На нервный рык собачки внимания, естественно, не обратили.

И нашли эти двое приключений сначала на органы размножения, потом на органы пищеварения. Не свои… утром, когда на работу вышли, их нету. Ладно, думаю, проспятся, придут. Пришли. Десять раз.

Где-то в полдень занервничала сначала собака, потом Змей.

– Слышь, Лось, Гарм посторонних чует. Давай проверим. – И всем видом своим показывает, что на мой очередной скептический выпад в сторону черных шерстяных крокодилов отреагирует чем-нибудь тяжелым.

Ладно, собрались с индейцами, женщин под чапараль спрятали и ломанулись по следу, неплохо ведет собачка, факт. От нас – всего-то километров на семь, за два холма примерно. Нам до индейцев далеко по части бега, так что они первыми обнаружили – по запаху и прочим приметам. Костер, кости слегка обглоданные, в кустах кишки слегка присыпанные, в общем – типичная картинка бивака после удачной охоты. Едва не блеванул, коллега тоже немного позеленел. У индейцев моих морды сразу же сделались несколько невменяемые, Перо Куропатки пеплом морду мажет и шипит – тонкаа-ва, а-уйпте. Ну, насчет «убью» понятно, насчет тонкавов меня уже просветили. Натурально, людоеды. С равнин. Когда их за эту вредную привычку соседи множат на ноль, остатки бегут через горы сюда, отъедаются на местном населении, размножаются и возвращаются обратно. Закон западла в действии – после хорошо обязательно будет плохо…

Вопроса насчет «что делать» не стояло. Прикинули маршрут отхода этих самых (они отчего убежали? Нас все-таки двенадцать рыл неслось, у них очко и сыграло, их-то всего семеро, плюс мясом нагруженные, плюс один из них – раненный в левую ногу, четверо убежало в холмы, трое, видимо, совсем нюх утратившие, в сторону наших дорогих дам), прикинул, что да как, благо шли они в местности, где мы позавчера желуди сшибали, послал шестерых по широкой дуге обойти и встать с луками в лесу на выходе из долинки между холмов. Змея и двоих нуму отправил в погоню за теми, что к лагерю пошли – отловить и покарать. А сам с остальными тремя пошел следом.

Поймали их удачно – голая, поросшая невысокой травкой долинка, справа и слева – лесок редкий, впереди – наши с луками. Пальмы они побросали, бежать с ними, видите ли, неудобно. А мне с пальмой, ружьем, топором да ножом – удобно? Тем более что явно видно – боятся. Для них и напасть на тонкавов этих надо – и какие-то, видимо, заморочки насчет нападения. Ладно, у меня эти заморочки напрочь отсутствуют, не для того Родившегося Рано учил, чтобы его сожрали. Нагло окружаем этих на расстоянии, для стрелы недоступном, метрах в семидесяти. Пусть думают, что боимся… а я спокойно достану из чехла на бедре вкладыш. И два патрона из трех, которые у меня 7,62´54. Вставляем, снаряжаем, в положение для стрельбы с колена… до этого ни разу в жизни по человеку не стрелял. Оказалось – легко. Минус один. Так, кто там у нас лук вскинул? Минус два. А теперь оставить ствол, отцепить топор и идти разобраться с ними так, чисто по-человечески. Женщина легкого поведения, я в гневе. Беспредельщиков надо гасить.

– Та-у кха «кху», – это своим, которые со мной идут. – Тонкаа-ва ару-йа м-анити. – Ну, что никаких таких «ку», это моя жертва духу моего племени.

Тонкавы понимают, что их все равно грохнут, бросаются вперед. Хромающий на ногу получает ножом в живот, уж что-что, а метать ножи меня учить не надо. С детства, каждый день, в тяжелой форме. Спасибо деду. Второй, с палицей и ножом, наскакивает – и понимаю, почему мои индейцы тонкавов боятся. Как боец этот отморозок на голову круче всего, что я здесь видел. Палица отбивает древко пальмы, нож царапает предплечье… расходимся. Снова ухожу от палицы, блокирую нож, отскакиваю и – ННА, этого у вас не знают! Выпад, проход по рукояти, остановка удара и сразу же – широкий отмашной по горлу. Готов!

Добиваю (сам! Я впервые в жизни человека руками убил, но здесь и сейчас иначе нельзя – лицо потеряю) второго, удачно попал – ударом в грудь. Широкий клинок пальмы с хрустом проламывает грудную клетку, застревает, тащу назад со скрипом, противным таким. Нет, тошнить будет потом, если вообще будет. Двадцать первый век кончился…

– ЫЫЫЫЫР! – Кровью забрызгало, штаны теперь хрен отстираешь, «Тайда» нема! И воздев руки: – Господи, прости меня грешного!

Потом хоронили наших, быстро и совсем не торжественно, потом шли назад – предупредить всех, не всемером же эти к нам приперлись, явно их больше.

Сейчас вот иду, отчищаю кровь с клинка пучком травы, думаю – надо у Шоно антидепрессантов каких спросить. А индейцы совсем по-другому смотрят. Интересно, не накосячил ли я где? Хотя все правильно, в лучших заветах и дедушки покойного, который учил оружие зря не вынимать, но если уж вынул – делать по полной, и Дяди Саши, который вождю ихнему сказал про нашу жуткую свирепость.

Собачке ошейник с медалью делать не буду. Я ей при первой же возможности памятник при жизни поставлю. Так и вижу – черная бронза, огромная зверюга, задранная нога, тело дохлого людоеда…

Ирина

Август, слегка жарит солнышком, с моря слышится плеск воды и доносит ветром запах водорослей. Так и тянет выбраться на пляж позагорать, в водичке поплескаться… Но – нельзя! И не только потому нельзя, что могут всякие-разные нагрянуть, а еще и потому, что надо наконец подстричь те колючие кустики, что посадили вместо забора вокруг томатно-картофельно-прочеовощных посадок.

Кустики, конечно, пока еще так себе – все же лишь недавно посажены, но ветки боковые следует обрезать. Хотя бы затем, чтобы сборщики урожая не перецарапались об них потом, когда пора придет томаты-картошки всякие собирать. Да. Вот и чикаю я их сейчас – практически в гордом одиночестве. А все почему? А все потому, что Катю припахали медициной заниматься, благо нервы у Катюшки ого-го! Она ж ни вида крови не боится, ни того, как раны колотые там, резаные выглядят. Видно, мамина «закваска» сказывается. Мама-то ведь у нас медик была, а может, и сейчас где-нибудь там есть… Ведь не факт, что родители погибли при БП – может, их тоже перенесло, хотя бы и сознанием!

Ну во-от, две трети заборчика дочикали, можно и отдохнуть, водички из глиняной бутыли хлебнуть. Бутылка – моя личная гордость! Сама вылепила. Правда, за основу пришлось взять обыкновенную пустую оплетку на тяжеленной стеклянной бутылине, обмазать ее с внешней стороны потолще, обсушить, плетенку вытащить и только потом прилепить горлышко к будущему изделию. Ну да ничего, потом я еще и ручку к бутылке прикрепила – получилась не то бутыль, не то кувшин, да зато удобно.

Потом разрисовала, снова подсушила, облила паливой и на обжиг. Хорошая получилась посудинка!

Так, теперь опять обрезка кустиков – ну до чего же занудное занятие! Чик и чик, хрусть, снова чик-чик – однообразнейшее, доложу я вам, это занятие… Эх, даже на прополке сорняков веселее! Хотя бы потому, что там народу больше.

А ведь потом еще надо будет подкормку в землю вносить – удобрения которые. Тоже народу много будет, поля-то ведь под овощи и даже где-то фрукты, вполне приличные по размерам. Скучать – не придется! И это – хорошо!

Старый Империалист

– Утро красит нежным цветом… – напевал я старую добрую песню. Собственно говоря, кроме двух строчек я ничего и не помнил, а поэт наш еще до этой песни не добрался. Итак, я направлялся к ручью для проведения утренних процедур.

И вдруг увидел ЕЁ!

Она была, нет, она – есть! Она, о боги нового мира, неужели вы смилостивились над бедным попаданцем? Она не была прекрасна, это была материализация моей мечты, той самой, детской.

Наш роман развивался стремительно и сумбурно.

Трудно было понять друг друга, хотя Ночная Звезда и знала много слов на русском, но как ей объяснить про звезды, про планеты? Так что диалог представлял собой мои монологи и совсем редки были замечания моей любимой. Приходилось использовать язык жестов.

Она коротко и неохотно рассказала о себе. Ее семья была примкнувшей к племени наших индейцев.

Мы встречались только по вечерам, днем и у меня, и у нее были дела и заботы. В один вечерок мы втроем шли по лагерю к нашему ручью, и я случайно услышал, как один мой друг меланхолично сказал:

– «Вертолет» пошел. Опять руками будет махать про яблони на Марсе.

Так, да? Ну ладно, есть и на таких языкастых управа. Зову дежурного и громко сообщаю:

– Передай по смене, что завтра с утра вместо испытаний новых ракет требуется дополнительная рабочая сила для кухонных работ.

Довольно хихикая, мы с Ночной Звездой сбежали за пределы форта, сопровождаемые возмущенными криками:

– Какая кухня?! От наглов рыбьими потрохами, что ли, обороняться будем?

На следующее утро я, все так же пребывая в розовых мечтах, по въевшейся привычке составил план торжественного бракосочетания. Удивительно, но древнее сожаление «если бы молодость знала, если бы старость могла» оказалось совсем в тему. И знал, и смог.

Но над комнатой совета в то утро явно летала птица обломинго. Мой гениальный план возражений сначала не вызвал. Только здоровый смех. Потом, вытерев слезы и поднявшись с пола, мои товарищи принялись разбирать план и меня по косточкам. Начальник медслужбы категорически объявил, что ни капли антисептика он не даст и вообще напитки можно заменить водой из ручья. Зам по МТО его сначала горячо поддержал, но потом вспомнил, что и ему сидеть за праздничным столом, так что задумался. Наш адмирал категорически заявил, что на вантах и марсах он команду шхуны выстраивать не собирается, но если надо, то одну рею он сделает. Специально для размещения там одного сухопутного, привязанного за шейку веревочкой, чтобы не упал. Командир отсмеялся и поставил точку в споре:

– Так! Империалиста женим. Сватом схожу сам и шамана нашего музыкального прихвачу. Для солидности. ИО начштаба на время медового месяца назначается Зубрилка. А ты, Саша, – он повернулся ко мне, – в отпуске на весь свой месяц, который продлится три дня!

Лорд

Свадьба Империалиста. И я на ней главный диджей. Марш Мендельсона у меня получился не очень похожим на оригинал – но значительно лучше, чем я ожидал от своих скромных навыков.

Так, народ уселся за столы. У меня тоже есть свой – ну не должен же главный товарищ по культуре страдать от голода, пока все набивают животы. Тем более что мы запасли рыбы на год, наверное, вперед – спасибо нашему сибирскому товарищу.

Большой любитель музыки, индеец из племени Кэй (выпендривается перед друзьями – вроде того, что не страшно ему меня слушать) подошел и внимательно на меня уставился.

– Дружище, ты же понимаешь, что для классики пока рановато. Народу однозначно нужно что-то танцевальное. – Я виновато пожал плечами. Рок для наших аборигенов пока непосильная задача – «Раммштайн» их пугает до чертиков.

Парнишка покачал головой и ткнул рукой мне за спину. Там кто-то из наших сопровождал странного индейца, вышагивающего словно на параде.

– Это Хитрый Лис. Он вождь большого племени, что в неделе пути на север, – тихо прошептала Кэй, с силой прижавшись к моему плечу. – Он очень сильный – даже Большой Медведь его боится.

– Спокойно, Ива, я Дубровский. – Глаза моей девочки округлились, так что срочно пришлось пояснять:

– Это выражение такое. Означает, что не надо бояться. Дядя Саша разберется. Вон как ребята англичанам врезали, те до сих пор прийти в себя не могут. А наших всего шестеро было.

Некоторое время спустя, когда веселым молодоженам дарили подарки – в том числе и от Хитрого Лиса, прибывшего к нам познакомиться, ко мне подошел наш военный, так сказать, лидер и, усмехаясь, сообщил, что мне снова придется изображать шамана.

– Только на сей раз не убивай никого, ладно? А то нас не так поймут. – Это был уже Артем, улыбающийся во все тридцать два зуба.

– Угу, очень смешно. – Видимо, помрачнение на моем лице Лис принял на свой счет, потому и побледнел и, наклонившись, что-то быстро спросил у своего шамана.

– Только если этот тоже обкурится и обосрется – я точно не виноват. Ни на грамм, – заявил ваш покорный слуга и ткнул пальцем в «заведующего по духам», испуганно жмущегося к индейскому вождю. Как назло, именно в этот момент он меня и увидел – и принял направленный на него палец за выбирание очередной жертвы. Едва не заорав, шаман вдруг начал что-то доказывать Лису, испуганно на меня оглядываясь и с каждой секундой повышая голос.

– Чего он там несет? – поинтересовался я у Кэй. – Ну, в смысле, говорит?

– Он не хотеть, чтобы его дух сожрать великий белый шаман. И что он буквально видит здесь проявления твоего голода.

– Это как?

– Чистое Небо говорить, что все наману для тебя только еда – а свадьба с Ночной Звездой из их племени только ловушка, как приманка для рыбы. Твое племя боится потерять дух, поэтому и зовут наману к себе. И что ты откусить чуть-чуть от каждого духа, чтобы наесться.

– Интересная концепция. А что вождь?

– Хитрый Лис не хотеть, чтобы от него откусывать дух. Но он не очень верить шаман.

Ясненько. Значит, «коллега» боится стать моим обедом и пытается утверждать, что обед не только он, но и вождь, и все индейцы.

– Так, сообщи, что мне неохота так вот играться – но если кто-то меня разозлит, то я могу продемонстрировать свое искусство прямо на любопытствующих. Я им че, клоун, что ли? Или, может, этот, специалист по корпоративам? Пущай топают лесом вприпрыжку!

Видя, что я начинаю злиться, шаман побелел и начал буквально умолять вождя о чем-то.

– Шаман говорит, что видит у тебя большой сильный дух и ты можешь скушать его насовсем. И Хитрый Лис тоже.

Неожиданно вождь заткнул шамана тычком в грудь и что-то спросил у Дяди Саши. Антилопа, сегодня бывшая вместо Кэй, ставшей кем-то вроде нашей штатной переводчицы, перевела:

– Вождь верит шаману и не будет требовать показать мастерство хозяина духов. Поэтому он просто просит присоединиться к празднику.

Ну, учитывая, что Ночная Звезда из его племени, то будет сложно отказать. Да и зачем? Тем более что еще одна толпа союзников нам не помешает. Как там Лось говорил? Они вокруг вертятся, потому как есть чего жрать впервые в жизни в достаточных количествах? Пускай – еще лет пять, и мы их обучим. По крайней мере, я на это надеюсь…

– «Мурку» давай! – Так, кто-то явно злоупотреблял антисептиком, несмотря на просьбу начальства этого не делать. С другой стороны, это же свадьба, в конце-то концов!!!

Елена

– Мя!

– Знаю, знаю. Мы проголодались. Извини, Шпануха, сухой корм закончился.

– Мя…

– Ладно, проглотина, вот тебе тушеное мяско… Объедают нас все кому не лень…

Пока кошатинка, урча от удовольствия, поедала половину моей доли (а ведь самолично мясо на всех натушила, оленинка – ням!), я быстренько схарчила остаток и закусила блинчиками. Хреноватые из нас хлебопеки получились, пришлось печь классические блины. Правда, без ванильного сахара. Да и с простым напряг получился. У кого сколько было в рюкзаках, уже подъели, а у испанцев он дорогой. И неочищенный… Ладно, с голодухи не помираем – уже большой плюс. Вон дамочки-америкоски. Те, что на момент прихода Большого Пэ еще не разменяли четвертый десяток, вообще с большим трудом представляют, как надо готовить. Для них кулинария – это в лучшем случае разогрев магазинной пиццы в микроволновке. Хорошо хоть миссис Тарретт с готовкой помогает, а то у меня уже, как у героя юморесок Евдокимова, морда красная. То у костра кашу варю, то за самодельной установкой химией страдаю. Уж на что я лентяйка и не прочь сэкономить пару часов на готовке, но это уже клиника. Мы, дамы постсоветских просторов, еще не забыли, что с чем и в какой пропорции надо смешивать, чтобы получилась та самая пицца. Или блины. Или пресловутый борщ… Кстати, о борще – испанцам, причастившимся украинской кухни в моем исполнении (специй я положила как обычно – тройную порцию), он весьма понравился. Повар из миссии даже изволил срисовать рецептик. А я возблагодарила родителей Сары-Энн, давших ей хотя бы домашнее, но все-таки гуманитарное образование, – помимо родного английского с легким валлийским акцентом, она говорила по-французски и по-испански.

– Мя! Урр-мя!

– Это типа спасибо? Ну, на здоровье, проглотка, – хихикнула я, наливая Шпанке воды в надбитую глиняную миску.

Ира с Катей разом обернулись, словно только и ждали этого момента. А Шпануха, словно сговорившись с ними, исполнила свой коронный номер: сначала погребла лапками у миски, и только потом принялась пить.

Змей

Довольно быстро я понял, тонкавы идут к нашему лагерю и придут туда раньше меня.

Вы спросите – как? Элементарно. Они нас с Гармом засекли раньше и решили маленько поиздеваться. Показались на вершине холма, метрах в двухстах от нас, и попрыгали, размахивая оружием. Еще и покричали что-то. Успей я перед БП получить «калаш», как остальные ребята из нашей смены, там бы эти индейцы и остались. Но из «Сайги» на эту дистанцию стрелять – только патроны зря тратить. Я и не стал. Просто когда они побежали к лагерю, я посмотрел Гарму в глаза, погладил его и послал его вперед, дав команду «Убей!». Он помчался за тонкавами. Убивать. На то место, где пес их догнал, я выскочил минут через пятнадцать. Гарм умничка! Он их догнал и связал боем, не давая ни уйти, ни разделиться. Я подошел метров на тридцать и крикнул: «Гарм, в сторону». Пес команду выполнил, а тонкавы бросились на меня. Несмотря на то что все они были изрядно погрызены Гармом, мне пришлось отстрелять по ним весь магазин «Сайги».

– Пять патронов на трех уродов – многовато. Старею, – пожаловался я песу. – Ты-то как? Дай посмотрю.

Гарм был ранен. Трижды. Порез на голове и две стрелы. Первая попала в складку кожи на груди, вторая скользнула по ребрам и прошла под шкурой.

К счастью, наконечники были железными, и стрелы удалось извлечь без особых проблем.

Глава 11

Всеслав.

Воспоминания и размышления

Наши милитаристы подхватились и вместе с союзными индейцами гоняют тонкавов. В лагере остались дамы и боевое охранение. Благо, вопрос с пищей не стоит – хватит нам пока и рыбы, плюс немного копченого мяса есть. Сижу на самом высоком месте лагеря – крыше главного дома, осматриваю окрестности зорким взором истинного победителя…

Индейцы рекламу замутили – мало не кажется. Чуть ли не стихами. Однако ножик, которым один из добреньких людоедиков задел мне правую руку, оказался, видимо, немного нестерильным. Воспаление, шов, перевязки каждый день, освобождение от боевых действий… мне лучше так, наверное. Оно, конечно, есть упоение в бою у жизни страшной на краю, но спокойнее, когда мой бронепоезд на запасном пути стоит. Так что озираю окрестности…

Приходит Хромая Береза, которую вчера готовить лосося в глине научил. Приносит отбивные, которые научил ее готовить сегодня. Беседуем за жизнь… просвещаюсь насчет истории, обычаев, легенд. А то пошлют на фиг иносказательно, и не поймешь.

Хромая Береза в ответ на всего один мой вопрос: «Откуда вы?» исполнила целую поэму. Мда, как говорил муж моей тети, с таким голосом только сидеть в туалете и кричать – ЗАНЯТО! Но информативная часть, которую мне с трудом удалось выцепить из образов и иносказаний, того стоила. Вслух сказал только:

– Поршнев был прав. Жаль, что он этого уже не узнает.

Лицо у меня, думаю, было настолько задумчиво-свирепое, что индианка свалила по-английски…

Оказывается, в начале своей истории жили нуму в теплых краях, где холодно не бывает, плели корзины, ловили рыбку, собирали злаки, давили зверушек. Но откуда-то с северо-востока нарисовались злые люди в перьях одного с ними языка и стали издеваться, заставлять работать, приносить в жертву, дань брали, в том числе детьми – с целью гастрономической и воспитания янычаров. Нуму убежали через пустыню, поселились здесь – но и тут им покоя не было. Пришли тонкавы, на нуму не говорящие, стали похищать женщин и кушать всех. От тонкавов начали откупаться – зверьем битым, детьми опять же. Те не унимались, под занавес своего владычества, перед уходом на равнины – просто приходили на стоянку рода, выбирали кто помягче… потом ушли, и нуму вздохнули свободно. Прошло «две по пять рук лет», тонкавы появились снова. Но их встретил уже немного другой народ – под влиянием ситуации у нуму появились воины. Кое-как отбились, потеряв почти всех мужчин племени. Тонкавы наворовали женщин, захватили охотничьи угодья, оттеснив нуму к морю – и ушли через четыре руки лет. Хм, подумалось мне, этот их приход будет самым кратким. Как говорится, кто к нам с томагавком придет, тот с ним и уйдет. Только томагавк у него будет из задницы торчать.

Сменился с поста, немного обломал Империалисту медовый месяц. Взял свой нетбук, открыл AlReader, нашел файл Didenko_Tsivilizatsiya_kanniballov.218357.fb2.zip. Читал, пока не села батарейка. Потом, чтобы никто точно не помешал, ушел в коптильню, бывшую самогонную, присел на камешек и стал думать…

Что мы имеем? По Поршневу/Диденко мы все – потомки мяса. Как это там… «Лишь очень немногие (отбираемые палеоантропами по «большелобости») могли уцелеть и попасть в число тех взрослых, потомки которых затем отпочковались от палеоантропов, образовав мало-помалу изолированные популяции кормильцев (данников) этих палеоантропов в итоге все же уничтоженных: это сделал уже Homo sapiens». По Диденко – внутри человечества существует на самом деле четыре вида – он их называл Суперанималами, Суггесторами, Диффузионными и Неоантропами. Население России, по тому же Диденко, – в основном диффузные товарищи, с большим вкраплением неоантропов. То есть мы принимаем форму сосуда, в который нас наливают. Ну, до определенной степени… поневоле вспоминается Гумилев с его пенсионариями. То есть, если в XIII веке пенсионарий должен был быть по определению суперанималом – свирепым, ни во что не ставящим ни свою жизнь, ни жизнь ближнего ради достижения своей цели, которая – власть, это так у Homo желание сожрать ближнего трансформировалось, то с появлением цифровой/информационной цивилизации для пенсионария скорее важны умение настоять на своем плюс свойства сопереживания и сотрудничества с комплиментарной ему группой. А это свойства неоантропа скорее или межвидовой помеси с преобладанием неоантропа… интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд! Это что ж получается, к индейцам, потомкам первой волны расселения (а нуму – факт, из первой волны, 30–40 тысяч лет назад), склонным к внушению и не склонным к насилию против человека, попадают люди, способные к сопереживанию, обладающие знаниями, умениями и самое главное – волей, достаточной для того, чтобы эти знания и умения применить. Как говорил товарищ Винни, это жу-жу неспроста… и явно должен быть какой-то путь взаимодействия между нами, кроме полового и торгового.

Еще минут через несколько понял, что путь – есть. Просто вспомнил свою оставшуюся за гранью времени деревню… Человек с повадками зверя у нас не выживал. Запрета на убийство в нашем сознании нету и не было – но убийства были крайней редкостью и всегда были ОБОСНОВАНЫ. Потому нас очень не любили «лица кавказской национальности». И селиться у нас, хоть места самые что ни на есть благие, даже не пытались. Понимали – чуть что не так – зароем и скажем, что так и было. При этом агрессивности в нас не замечалось… живем спокойно, служим спокойно, умираем спокойно… СЛУЖИМ. Почти все мои и моих односельчан предки – потомки казаков. Вот ОНО.

Выбраковка. Излишняя жестокость мешает выжить – и особо буйный умрет, сложив за род голову на казачьей заставе. Излишне мягкий – не будет пользоваться успехом у женщин и тоже потомства не оставит. Три поколения – и вместо наших индейцев мы имеем общность вооруженных людей, способных к постоянной работе, умеющих действовать на общее благо… да здравствует Индейское казачье войско – инструмент перестройки реальности!

В своем неуемном желании просто выжить мы чуть было не пропустили главное. Ничего, после того как укрепимся, я с этой мыслью выйду на народ. И более чем уверен, что народ со мной согласится. И поможет.

Искусство принадлежит народу! То есть мне.

Захожу это я к коллеге в столярку (не знаю уже, что делать. Даже двор вокруг большого дома подмел и себе в коптилке лежбище оборудовал, чтобы было куда женщин таскать. А то в общем доме советами замучают… Когда Шоно отпустит с больничного?) пообщаться за жизнь. Смотрю – Сани нету, у верстака сидит изящная такая латинос и над деревом издевается. Странно… из миссии, что ли? Увидела меня, заорала по-английски про «хелп ми» и прочие факи. Вообще непонятно. Ну ладно, развернулся, ушел.

Иду и размышляю – неужто я такой страшный? Там, в той жизни женщины вроде не пугались, здесь индианки вполне адекватны. Потом доперло. Жизнь проходит мимо меня. Я, значит, впахиваю где попало сутками и литрами, меж тем где-то вовсю брунетками торгуют. Это ж с автобуса дама, из тех, которых нам аборигены продали. Индейцу до ноября размножаться запрещено, а тут – нечто похожее на женщину, все отверстия на месте и никто не привлечет – так что поимели эти дамы незабываемый сексуальный опыт, в количественном выражении точно. В нежной любви к нашим собратьям по местности их теперь явно подозревать не стоит… аз, грешный, вваливаюсь в помещение так, просто и красиво – в безрукавке замшевой, мокасинах и головной повязке. На джинсы и бороду обратить внимание дочь солнечного Пиндостана не соизволила. Да и хрен с ней. Этот тип женской красоты меня никогда не привлекал, предпочитаю невысоких голубоглазых блондинок. Опа! Товарищ Кобра говорил, что они на пикник ехали. Значит, ехали скорее всего с инструментом, они, судя по фильмам, любят хоровое пение. А вдруг у нас гитара в заначке образовалась? Кажется, Дарга-Бабаай из медового месяца вышел. Пойду озадачу.

Старый Империалист, несколько изможденный (вот оно, Михалыч, что с людьми любовь-то делает! А норму надо знать, норму. И разнообразить процесс…) сидит у склада, что-то пишет на дощечке угольком, время от времени откладывает в сторону палочки – одну за другой. Типа, социализм – это учет и контроль. Или вспоминает о минувшем?

– Привет, насяльника!

– Здравствуй, здравствуй, Хитрый Лось. Какой жареный тетерев тебя сегодня изволил клюнуть и куда?

– Ну, я могу и свалить… только вот смотрю я на тебя и вижу твой тотем.

– Конкретнее, коллега.

– У тебя уши опухли, как у Чебурашки. А мне индейцы за доблесть мешочек табаку с черникой подарили. Крепкое «Мальборо» на вкус примерно.

– Кого я должен убить?

– Кого надо, уже замочили… на, держи, я все равно не курю. Вопрос у меня – в том автобусе бабском гитары случайно не было? Или гармошки? Душа просит прекрасного.

– После тех частушек, которые по твоей милости нуму поют, я даже боюсь думать о твоем возвышенном, коллега.

– А ты не думай, для возвышенного у тебя жена есть.

– Она и одолела, спрашивает, что такое «Burunduk v hizdu zalez»… Знаешь, нечто подобное в чехле имелось, даже не открывали еще. Сейчас принесу. – Минут пять роется где-то в помещении, выносит пластиковый кейс до боли знакомой формы, отщелкивает замки.

– Старый, весь табак отныне твой!

Шестиструнка. Классическая. Хорошей работы. В кармашках – не меньше чем два комплекта струн. Ну и чисто по-американски – инструкция, сборник текстов с аккордами… это мне не надо. Бумагу назад, пригодится в штабной работе.

Прихожу с гитарой к себе в коптилку, настраиваю, пробую. Эх, пойду опять в столярку. Поприкалываюсь. В лучших традициях.

Сидя на лавочке у дверей столярки (да, руки у Зануды растут откуда надо), лениво перебираю струны, приготовляясь… вот оно:

Милая, ты услышь меня! Под окном стою я с гитарою!

Интересно, если эта дама выйдет посмотреть, что с ней будет?

Из дневника Сергея Акимова

Август завершается на приятной ноте. У нас появилась еще одна семья, а в наших условиях решение демографической проблемы – один из залогов выживания. Что мы будем стоить со всеми своими знаниями, если не будет людей, которым их можно будет передать? Решив не изменять традициям старой Родины, завтра у нас начинает работать школа, здание для которой построили, отложив на потом некоторые другие проекты. Не беда, что учеников в ней будет пока меньше, чем учителей (в которые записались все попаданцы, хоть как-то научившиеся за прошедшее время испанскому и местным индейским наречиям). Что-то подсказывает мне, что в следующий учебный год нам придется делать пристройку к уже существующему строению. Хороший пример – он и в Африке хороший, так что скептиков среди родителей наверняка поубавится, когда им будет с чем сравнивать.

Кямиль окончательно решил забрать Катю под свое крыло. Обещает подготовить из нее если не классного хирурга, то уж операционную сестру – точно. Он много общается с Всеславом на тему народной медицины, заинтересовался и местными шаманами, хотя сам же и признает, что большинство их методов построено на простом одурачивании доверчивой публики. Поскольку у нас, тьфу-тьфу-тьфу, серьезных травм или заболеваний не было, то его возможностей пока хватает и на врачевание аборигенов. Авторитет «бледнолицего шамана» (хотя сами индейцы не очень верят в его родство с нами, все-таки азиатская родословная у него явно заметна) среди ближайших племен растет с каждым днем, что не может не радовать.

Вчера завершились испытания боевой ракеты. Можно считать, что наши химики и доставучий (во всех смыслах этого слова) Зубрилка добились своего. Изделия показали вполне удовлетворительную дальность и кучность. Через год-два можно рассчитывать и на получение настоящей взрывчатки для замены самодельных БЧ, да и топливо у нас пока из дикой смеси черного пороха, пережженной резины из покрышек автобуса и еще неизвестно чего. В сам процесс создания топлива и зарядов я, естественно, не вдаюсь, но вот результаты, в виде вычислений, формул и чертежей, храню в своем сейфе, который мне смастерили в кузнице. Кроме опытов с ракетами, Зубрилка периодически впадает в откровенное стяжательство, торгуя с местными по совершенно грабительским, на мой взгляд, расценкам. Начинаю сильно подозревать, что он слегка кривит душой, говоря, что ни разу не был в Одессе и что его фамилия настоящая…

Дон Хосе не оставляет своих попыток пристроить к нам в лагерь своих агентов, никак он не поймет, что даже такой ушлый иезуит, как он, играет не на своем поле. Да, опыта и способностей у него не отнять, выводы из мельчайших намеков строить умеет, но он оперирует приемами своей эпохи, поэтому против нас они не срабатывают. Каждому из нас не приходится напоминать, что совершенно не стоит светить наше иновременное происхождение, а мелкие оговорки всегда можно списать на недостаточное знание испанского. Разговоры на серьезные темы он ведет или с командиром, или со мной, но тут ему совершенно точно ничего не вызнать, пока мы сами этого не захотим. Пока его больше занимают проблемы с нашей подсказкой о методах подъема груза с затонувшего галеона «Аточа». Судя по всему, полученную информацию он уже сообщил по команде, и вроде бы решен вопрос с экспедицией к месту затопления. Больше всего дона заботит вопрос – почему мы заранее не оговорили свою долю, если предприятие окажется успешным? Ничего, пусть поломает голову, думаю, он еще больше удивится, когда узнает, что мы потребуем в качестве оплаты.

Сентябрь 1790 года.

Всеслав

Выхожу я это утром из своей коптильни (ну не могу я в общем доме! Зимой, конечно, перееду, а пока и так неплохо), задумчиво смотрю на мир, подбираю подходящее по настроению и выдаю в пространство:

Осень наступила,

Отцвела капуста.

У ежа пропали

Половые чувства.

Выйду на дорогу,

Брошу нечто в лужу,

Пусть его раздавят,

На фига он нужен?!

Скучно. Тренировки, работа по лагерю, кирпичи эти делать… душа просит подвига. Даже не знаю, какого. О чем это говорит? Ни о чем хорошем. Если не найду себе дела, полезного для общества, – мало не покажется всем. Начну прикалываться.

Делаю разминку (пальма/тесак/два ножа по очереди), подхожу к ручью, начинаю мыться. Женщина нехорошего поведения, вода-то какая холодная! Опа, дело есть. Пойду отмечусь на вахте, надо до индейцев сгонять.

Индейцы устраиваются на зиму – роют землянки, кладут сверху жерди, накрывают все это шкурами, складируют запасы. Вылавливаю одного из своих, посылаю к вождю. По их понятиям мне иначе нельзя – как же, Носитель Пальмы, Изгоняющий Зло, Воющий на Луну Диким Койотом просто пришел и просто спросил… не прокатывает, я должен ступать гордо и гнуть пальцы. Дети, одно слово, все бы им корявые понты…

Выходит Хитрый Лис, приглашает к костру. После пятнадцати минут обязательных церемоний приступаю к делу:

– О вождь, в минуту печали обращаюсь к тебе я! Ноют члены мои, и тело мое устало чешется от настигшей меня тоски! Как великая черепаха, прячусь я в панцирь грусти, и не одолеть мне неодолимого, если ты, великий, не поможешь мне!

– Мудрость розовых людей велика. Чем Хитрый Лис может помочь могучему Хитрому Лосю?

– Душа Лося просит очищения, да и все души розовых нуждаются в нем! Но лишь мощь твоих воинов может срубить деревья в Роще Голубя и принести их на берег моря у Ручья Околевшего Медведя! Мы же подарим взамен чудесный металл, легкий и гибкий, для того чтобы стрелы воинов разили врага и зверя, и научим воинов непобедимому удару, которым были сражены два тонкава в бою…

Договариваемся, в общем. Так, дальше к себе, дощечки строгать.

Начальнику лагеря Дяде Саше от Всеслава.

Заявка.

Прошу предоставить со склада мне для строительства БАНИ следующие МЦ:

1. Лист металлический 0,4´2,5 м от автобуса.

2. Гвозди мягкие со шхуны 40 шт.

3. Лист алюминиевый (можно обрезки) не менее 1 кг.

4. Парусина 2,5´3 м, можно кусками.

Подпись.

Выдать требуемое.

Подпись.

Спасск

Да, баня получилась… Нет-нет, вы меня неправильно поняли, баня получилась. Почти настоящая. Но вот назвать ее русской язык у меня не поворачивается, поэтому я так ее и называю – народная калифорнийская баня. Началось все с заготовки веников. Ну вы поняли – ближайшие березы у нас где? Правильно – в Канаде, поэтому вопрос о нормальных русских вениках был перенесен на будущее. Прибежали девчонки и начали выдавать на-гора массу знаний, в основном где-то когда-то услышанных. Они, видите ли, помнят, что в баню ходят с дубовыми вениками. Калифорнийский дуб, он, конечно, ого-го, но я им сразу заявил, что нечего Шварценеггера на веники переводить. Глянув в их остекленевшие глаза и радуясь наступившей тишине, быстро смылся – пусть идут, к Артофу пристают с выяснениями предвыборных прозвищ американских политиков в несуществующем уже будущем. Попробовал я листья уже у этого дуба, даже на зуб, не зря его траволиственным назвали, фигня, в общем, полная. В конце концов пришлось остановиться на растении, которое я первым же забраковал, потому как весь последующий брак оказался еще хуже, а именно на клене. Естественно, ветки с взрослых деревьев никуда не годились, но молодая поросль подошла хоть и не идеально, но… в общем, на безрыбье и креветка лобстер. Потому группа накачанных ценными указаниями индианок натащила чуть не воз молодых побегов этого, в будущем должного нас обеспечить сахаром, несчастного растения. Сами же веники желающим пришлось вязать лично, хотя и тут не обошлось без роли надсмотрщика. Да, нет у нас веревок для этого, молодой побег, очищенный от листьев, в этом деле ничуть не хуже.

Сложнее оказалось с растворами для «поддавания». Не в смысле внутрь, этого добра благодаря Всеславу хватало, а в смысле – на каменку. Хотя дед мой за такую каменку да этими прутьями, да без всякого пара… всем бы хватило. Но хватит о грустном, хотя отсутствие эвкалиптов нельзя назвать чем-то радостным. Тут я вспомнил, что в состав знаменитого калифорнийского супа входит мята, появилась надежда, что это «жу-жу» неспроста. Конечно, ее могли завезти позже, но мое обоняние меня не пытается пока обманывать, а именно оно сигнализировало мне о неких знакомых запахах во время подготовки грядок под посадку картошки. Правда, эта мята, в отличие от нашей низкорослой травки, являла собой мощные кусты почти метровой высоты, но это даже лучше – меньше дергать придется. Шайки оказались еще одной проблемой, которую удалось решить с помощью фунта пороха и двадцати мушкетных пуль. Здесь тоже пришлось наораться – ну не может быть шайка обмазанной глиной корзиной, и то что воду она не пропускает – не аргумент, так что пришлось индейцам выжигать дубовые плахи и зачищать их кремниевыми ножами. Ладно, сойдет для калифорнийской местности. Зато дров было хоть залейся, потому топить начали еще с вечера, тем более что Всеслав заявился с новой порцией препарата для дегустации. Препарат, естественно, был представлен в широком ассортименте, а что, каждый уважающий себя дегустатор знает, что алкоголь в малых дозах безопасен в любых количествах.

Котозавр

– О-хо-хо… бедная моя голова… Безусловно, прапорщик – самый думающий человек в армии. Но стандартная мозговая нагрузка выглядит так: утром – что спереть, в обед – как вынести, вечером – на фиг оно нужно. А вот иностранные языки изучаются в объеме Восточного фронта: курка-млеко-яйки, йес-ноу-кансел, аборт-ретру-игноре, баттл оф виски и мув ер асс. Но «жить захочешь – и не так раскорячишься». Жить охота, причем долго и счастливо, поэтому учимся. Все попаданцы поголовно юзают минимум один язык. Это счастливчики, уже знавшие английский до того как. Совмещая полезное с полезным, они учат индейцев русскому, одновременно изучая нуму. Не сказать, чтоб сильно сложный язык, но непроизносимые звукосочетания и слова, меняющие смысл на обратный при малейшей ошибке, – в наличии.

Разгильдяи-троечники, я, например, имеют вовсе бледный вид. Как рейнджеры, мы с Андреем мотаемся по окрестностям с разведывательными, дипломатическими и охотничьими задачами, причем первое и второе без знания языка почти не имеет смысла. Когда-то, в той жизни, я читал про ниндзя, залезших в капитанскую каюту флагмана эскадры, пришедшей «раскупоривать» Японию. Парни нашли и вскрыли сундучок с документами, внимательно ознакомились – и ничего не поняли. Английского никто не знал!

Метод глубокого погружения рулит: через три месяца непрерывных разъездов и общения меня понимают не только Андрей, но и местные жители. Индейцы, живущие неподалеку, поднахватались неологизмов, и теперь ружье на нуму именно «ружье», а не «железная-палка-с-огнем». Русский командный ими так же осваивается успешно, после наших смущенных объяснений, мол, это специальные слова для отпугивания злых духов. Получить на себя спугнутых нами духов никто не хочет, поэтому одно время матюгались индейцы со страшной силой. Пришлось выпустить новый патч – от частого употребления слова теряют силу.

Для полного счастья командир озадачил нас – разведчиков учить испанский и английский. Носители языка есть, телевизора и Интернета нет, в условиях сенсорного голода мозг вынужден употреблять что дают. Цинни, хитро посмеиваясь, после изучения азов перешла на блоки вежливых фраз и оборотов. Вот ведь злопамятная училка! Мы за тот косяк при знакомстве отдаривались шкурками калана и пачкой бумаги, вырванной из цепких лап каптерщика. Цветы и ягода – вениками и лукошками преподносились, а она все ехидничает.

Ну и для симметрии – бедная моя задница. Дог на своей Болгарии занялся отловом мустангов и таки наловил несколько голов. На трелевке леса работали трофейные коняги из форта, поэтому дикарей отдали «под седло». Лошадь – красивое, умное, грациозное животное. Спереди кусается, сзади лягается, сверху неудобное. И, черт побери, как настоящее разумное существо: работать – не желает совершенно! То есть к щетке, кормежке, чистой воде и обработке копыт – отношение самое положительное. На воле им такой лафы не было. А таскать на спине каких-то двуногих? Нетушки! К счастью, объездкой занимался профессионал, иначе без пары трупов бы не обошлось. Осталось выучить всадников… Из горожан. Мой прежний опыт ограничивался трехминутной поездкой на тракене по имени Фриска, крупноватой даже по стандарту своей породы. Очевидцы (когда отсмеялись) были единодушны – собака на заборе смотрится элегантнее. Учимся. Руководя первыми попытками, Зануда излучал мировую скорбь мощностью в три-пять бассет-хаундов. Похоже, что он засомневался в виртуальности происходящего: так тупить искусственный интеллект не может – это людская привилегия. Обучение, в принципе, не сложное. Ученику выдается лошадь, садишься, поехал по кругу. Инструктор в центре смотрит, дает цэу. Падаешь – встал, залез, поехал. Каждый день лошадей меняют, чтоб мы их плохому не научили. Ценой стертых подколенок и ляжек, набитой седлом задницы, десятка полетов и одного укуса за плечо я признан годным к самостоятельной езде. Но пока недалеко, и лучше шагом. Ладно, сабельные схватки и многосуточные погони, надеюсь, нескоро, доучиваться будем по ходу жизни. С пегой кобылкой Дези установлен доброжелательный нейтралитет: она возит меня или вьюки в обмен на ЕУ и ТО. Ежедневный Уход и Техническое Обслуживание соответственно.

Андрею хуже. Имея в юности опыт верховой езды, он выбрал черного жеребца Карагеза: не будет же потомок туркменских басмачей ездить на кобыле! Ха-ха три раза. «Зловредности в ем – агромадный объем». Жеребчик красив, но своенравен, как кошка. Дело уже пошло на принцип – кто кого обломает. Я ставлю на Белого Быка и очень надеюсь, что пострадавших до нетрудоспособности не будет.

Всеслав

Как это говорил незаслуженно забытый Роберт Рождественский:

Труд правит миром,

Он пьянит  как  брага,

Как новое шипучее вино.

А без него любое знамя –

Тряпка!

Любое слово без него –

Дерьмо!

О браге, кстати. Почти дошла. Надо опять забирать котел и перегонять. Но сначала – в море! Потому что жить хорошо, а хорошо жить – еще лучше. Спасибо коллеге Климу – отвлекся от кораблестроения, показал, как креветок ловить. Утром ловушки закинули, сейчас поднимать будем.

Я тихо хренею с наших индейцев. Они, конечно, молодцы – натаскали бревнышек сколько надо, помогли яму выкопать, рябину заготовить, чернику тоже принесли. Долго им объяснял, что для приношения духу Кай-Фа после очищения нужно. И что любому из них этот дух опасен. Вроде поверили. Вообще, внушаемы до крайности легко. В обучении это, конечно, здорово помогает, но понимаешь, как и почему их смогли стоптать… оборотная сторона внушаемости – косность взглядов. Если это не делали предки, значит, и мы не будем. Вот в море до нас и не лезли – традиции нету. Ничего, ребята, вы у меня еще строем ходить будете и пионерские песни петь. Частушки вон влет освоили, даже не вникая в содержание, и русский уже знаете немного. Я вас научу жизнь любить!

…Нормально наловили, ведра на два хватит. Еще бы научить их хранению… хотя на фига? Пусть прямо на месте варят и в стойбище свое несут. Поди, не сожрут по дороге. Но это после, а сейчас… что-то меня на цитаты потянуло. Однако – совместим с воспитанием. Перехожу на нуму. Ну и что, что с диким акцентом? Зато понимают.

– «Слушайте меня, воины, я расскажу вам историю о великом вожде своего народа, которого звали Лысая Голова. Когда наше племя изнемогало под гнетом лютого врага, которого звали Золотое Опахало Из Перьев, он вернулся из далекого путешествия и вырыл топор войны из-под Камня Грома. Грянуло огромное Ружье Утренней Зари и храбрые воины нашего племени захватили Золотого Опахало из Перьев, оглушенного громом, сняли с него опахало, одели в женское платье и с позором выгнали из владений племени, предварительно сняв с него скальп. После этого воины собрались у огромного Костра Доблести, потрясая жезлами, на которые были привязаны скальпы врагов, и стали говорить о своих подвигах. И вышел тогда к воинам из высокого типи Лысая Голова, и сказал воинам:

– О доблестные и храбрые вожди! Мы победили врагов!?

– Да, о мудрая Лысая Голова! – ответили воины.

– Мы будем жить счастливо и справедливо?

– Да, о мудрая Лысая Голова!

– Мы будем уважать старших в роду и беречь младших? Мы будем сторожить желуди и любить жен в месяц гона быков?

– Да, о мудрая Лысая Голова!

– А что теперь? – спросил Лысая Голова, вытянув вперед правую руку, в которой зажата была палица, пробившая немало голов.

Задумались воины и замерли в молчании… тогда Лысая Голова отбросил палицу, оттянул затяжки на ноговицах, хлопнул ими о мощные бедра и возгласил:

– А ТЕПЕРЬ – ПЛЯСКА РАДОСТИ!!!» – к чему это я, воины? Да к тому, что делу время, а обряду – час. Идите к себе и радуйтесь, а завтра мы с вами будем учиться удару с проносом и бою втроем!

Ушли… может, кто-то в кустах и спрятался, надо ребят озаботить насчет прочесывания потом. Время гнать бражку. Как обычно, жжем и перегоняем. Мало получилось, литров пять всего. Но нам хватит. Оставляю фильтроваться, подкидываю дров в баню (с утра опять же топим), иду к посту, прошу подать сигнал мужикам, чтобы подтягивались.

Блин, приятно посмотреть на плоды труда своего, и не только. Сам бы бак для горячей воды ни за что не сделал – клепать и чеканить толком не умею. Стенки помогли проконопатить американки (как они, кстати, там? Действует еще суровый прикол на предмет суровых наказаний горячим паром и жесткими прутьями для непокорных или уже нет?), стол и навес в свободное время охотнички наши замутили. Теперь начнем пожинать плоды общего труда. А дамы – во вторую очередь, когда мы очистимся и лишняя святость выйдет.

Во, ползут, все в полотенцах и с мочалками…

14 сентября 1790 года.

М-р Джефферсон

– Присаживайтесь, капитан. На улице нынче премерзкая погода. Дождь и ветер, черт бы их побрал! Только грогом и спасаюсь… Кстати, не желаете ли?

– Благодарю вас, мистер Джефферсон. Это очень кстати. У меня весь плащ промок насквозь.

– Ну, так повесьте его к камину, пусть подсохнет. Судя по вашему лицу, вы с новостями?

– Да, сэр. И с очень интересными!

– Держите, вот ваш грог. – Хозяин дома передал капитану исходящий паром бокал. – Пейте, пока не остыл.

– Благодарю вас! О! Воистину – божья роса!

– Рассказывайте, капитан. Что там у вас интересного? Может быть, хоть это сможет развеять мою скуку. Не поверите, но с момента моего прибытия к вам меня терзает жесточайшая хандра. Ничего не могу делать, все валится из рук…

– Полагаю, что мои сведения как минимум будут вам интересны. И даже более…

– Вы уже меня заинтриговали. Продолжайте…

– Так вот, сэр, нам удалось установить истинных виновников нападения на форт!

– И всего-то? Я и так знаю, кто их сюда направил. Этот старый сквалыга дон Хосе.

– Нет, сэр! Несомненно, без него тут не обошлось, это так. Но в нападении он участия не принимал.

– Да побойтесь Бога, капитан! Куда ему? Он, хоть и иезуит, что тщательно скрывает, но уж никак не воин.

– Хм… Возможно, я неправильно выразился… Он, вероятнее всего, выдвинул саму идею нападения, но план и его осуществление дело рук не испанцев!

– А вот это уже интересно… И кто же это был?

– Русские!

– Капитан, вы… здоровы? Вы хоть представляете себе, где они находятся? Да захоти ваш падре только связаться с ними, и то прошло бы не менее месяца только на доставку его послания! А то и более. А надо еще время на сбор отряда, разведку местности…

– А вот тут ошибаетесь уже вы, сэр! Я своими глазами видел этих русских!

– Когда это вы успели? Вас не было всего неделю. Или у вас выросли крылья? Что-то незаметно…

– Они находятся не так уж и далеко от нас. Крылья мне для этого не понадобились, хватило лошади.

– И где же?

– Позвольте вашу карту. Так… вот тут.

– Хм… Данное место было предложено мною для постройки фактории. «Мэри-Энн» туда и направлялась.

– Кстати, «Мэри-Энн»… Имела ли эта шхуна какие-либо отличия? Повреждения или особенности постройки?

– Откуда мне знать?

– Жаль… Потому что какая-то шхуна там тоже есть, стоит у берега.

– И что там, на берегу?

– Какие-то домишки, кузница. В общем, все – как и везде.

– Стены?

– Легкий частокол, даже и не сплошной. Более или менее укреплены только четыре дома. Даже ворот – и тех нет.

– Они все дружно сошли с ума? В этих-то краях? Без стен? Да их сожрут через неделю индейцы!

– Пока не съели. Более того, они помогают им валить лес и строить дома.

– Вы случайно грогу не перепили? Да нет, не заметно, я же вам больше не наливал… И что это за индейцы?

– Паюты, сэр. Но, кроме них, хватает и прочих.

– Паюты? Неприятная новость… мы на них рассчитывали… А что испанцы?

– Частенько туда наведываются. У русских хорошие кузнецы.

– То есть они дружат…

– Во всяком случае – торгуют.

– Так… Вы их самих, этих русских, видели?

– Видел. Вместе с трапперами, одевшись как они, я был у них в поселении. И даже разговаривал с их главным торговцем. У них он называется «купец» или «завхоз».

– Про купцов и я слышал. А «завхоз» – это кто такой?

– По-видимому, это главный купец.

– И как вам показались русские?

– Обычные люди, одеты так же, как и все. Только покрой одежды непривычный. Ну, это, наверное, их национальная особенность…

– Оружие?

– Обычные мушкеты. В центральном доме есть пушки, я видел их стволы.

– Как много?

– Четыре пушки, сэр. Они не разрешают ходить по своему поселению, там все огорожено. От ворот можно пройти только к одному дому, где и сидит «завхоз». Поэтому я не смог рассмотреть, что там еще есть. Но, строго говоря, в этом уже нет необходимости.

– Отчего же на них еще не напали индейцы? Ну, те, что смотрят в рот падре, понятно. А паютов-то они как сумели уговорить? Насколько я помню, те, наоборот, скорее были склонны к союзу с нами…

– Паюты считают их исключительно сильными и храбрыми воинами.

– На чем это основывается? Были сражения? Стычки? Сколько погибло воинов с обеих сторон?

– Насколько мне известно, сэр, никаких стычек у них не было.

– Тогда на чем основываются эти утверждения?

– Не знаю, сэр.

– Сколько их всего?

– Считая женщин и детей – около тридцати человек или чуть меньше.

– А их нападение на форт… это точно были они? Вы можете это доказать?

– Да, могу. Я даже узнал некоторых из них.

– А вас они не узнали?

– Это в костюме траппера-то? Помилуйте, сэр!

– Хм… Ну, тогда, капитан, у вас есть цель для атаки. Есть предлог – справедливое возмездие. Мы не можем в открытую воевать с испанцами, на это косо посмотрят в Лондоне. А русские… да еще так далеко от их основных поселений…

– Но я должен получить приказ от своего командования, сэр.

– Ах да, капитан, как я мог об этом позабыть? Будьте так любезны, подайте мне вон ту шкатулку… нет, не эту, левее. Спасибо. Вот, ознакомьтесь, это касается вас…

– Сим предписывается… оказывать всемерное содействие, ну это я и раньше знал, вот… ага! Предоставлять в его распоряжение все имеющиеся в наличии армейские подразделения, как уже присутствующие, так и прибывающие или могущие прибыть под ваше командование…

– Еще вопросы есть, капитан?

– Нет, сэр!

– Вот и хорошо! Через месяц сюда прибудут четыре корабля. Три судна компании и фрегат «Антилопа», который их конвоирует. На кораблях прибудет еще около сотни солдат. Десять пушек. Этих сил вам должно хватить, чтобы стереть русское поселение с лица Земли…

Дядя Саша

– Ты точно уверен, что это был английский капитан? – Я посмотрел на Арта, который беззаботно развалился у меня на кровати.

– Спрашиваешь! Я же его за глотку этими руками держал!

– Тебя он узнал?

– А то ж! Чуть с лица не сбледнул!

– Что он тут успел рассмотреть?

– А то же, что и все. Маршрут известный, все по нему ходят. Что показали, то и увидел.

– Так… Когда они ждут корабли?

– Падре говорит – через месяц или около этого.

– Месяц… Еще неделю на подготовку, неделю они будут пушки тащить… значит, у нас есть дней сорок… Хорошо! Должно хватить…

Входная дверь громко стукнула о косяк. Я приподнял голову от карты, на которой прикидывал возможные варианты будущей стычки с англичанами. Карту эту мы вручную перерисовали с экрана ноутбука, опустив при этом все современные обозначения. Так что для этого времени она являлась недостижимым шедевром.

На пороге нарисовались две фигуры. Женские. Ну, негритянку тут ни с кем не перепутать, стало быть, это мисс Конделла. А вот вторая… помню, что юрист, но вот имя позабыл.

Обе дамы выжидающе на меня смотрели.

Интересно, с чего бы это? Вроде бы ничего им не обещал и ни о чем не договаривался? Чего им от меня-то нужно?

– Вы не предложите нам присесть? – прервала наконец молчание Конделла.

– Наличие мебели, – показал я на чурбаки для сидения, – подразумевает ее использование. У нас тут нравы простые. Хочешь – сиди, не хочешь – стой. А испрашивать разрешение присесть, это, насколько я помню, только в присутствии коронованных особ полагается. Тут таковых пока не имеется. Так что и предлагать незачем. Сами выбирайте, чего вам больше хочется.

Переглянувшись, обе дамы присели на ближние чурбаки. Эх, нет тут наших знатоков английского! Теперь вот самому отдуваться приходится. Ну, ничего, мы же не на философские темы диспут вести будем. Сумею кое-как объясниться.

– Итак?

– У нас есть к вам несколько вопросов…

– Минуточку, – поднял я руку, – тут, пожалуйста, поконкретнее. У вас двоих или у всей вашей группы?

– Пока, – Конделла подчеркнула это слово, – у нас двоих.

– Почему?

– В каком это смысле – почему?

– Почему именно у вас? Другим эти вопросы неинтересны? Или им некогда? Или есть другие причины?

– Они… пока заняты. Но мы можем говорить от имени…

– Своего собственного. И никак иначе. В противном случае, разговор этот закончится, не начавшись.

Дамы переглянулись. Похоже, что такое начало их несколько обескуражило.

– Хорошо. У нас двоих есть к вам вопросы.

– Слушаю вас внимательно.

– Мы требуем, чтобы нам выделили отдельное помещение для совместного проживания.

– На основании чего?

– Но мы имеем право на жилье!

– Вам его и предоставили. Наравне со всеми прочими членами нашей общины. Отдельных домов у нас пока нет.

– Но… мы хотим создать семью.

– В таком случае этот вопрос не совсем по адресу. Пусть ваши избранники и решают его в меру своих возможностей. Вся необходимая помощь им будет оказана.

– Вы не поняли! – это вторая, доселе молчавшая мадам, наконец определилась с тактикой разговора. – Мы с моей подругой хотим создать свою семью!

Ага, Эллен – вот как ее зовут!

– Поясните.

– Видите ли, мы сторонники… э-э-э, однополых браков.

– Понятно. Отказать. Еще вопросы есть?

– По какому праву?!

Это уже они обе взвились.

– По праву руководителя данной общины. У нас здесь таких браков не признают. И не допускают.

– Почему?! У нас есть права…

– Нет.

– Что?!

– Нет у вас тут никаких прав. И нигде, ни на этом континенте, ни на любом другом у вас вообще никаких прав нет. Ни на что. И еще лет сто или более не будет. Это мы тут такие извращенцы, что я вас вообще выслушиваю. Вместо того чтобы дать по десятку розог и послать на кухню.

– Вы не посмеете!

– Да запросто! По уложению о наказаниях, которое тут повсюду практикуется, вас, после такого признания, можно или розгами высечь, или к позорному столбу выставить. А уж наш добропорядочный сосед падре, так еще и церковное покаяние такое отвесит, что я и представить себе не могу. А уж про жителей Лос-Анджелеса я вообще промолчу. Там за такое можно и в тюрьму загреметь. Лет на пять.

– Но мы не можем согласиться с такими порядками! – снова взвилась Эллен. Ну, понятное дело – юрист, палец в рот не клади. – Мы не принимаем таких условий!

– Не вопрос, – кивнул я головой. – Ради бога!

Я поднялся и, взяв из пирамиды два мушкета, положил их перед удивленными американками. Добавил туда же мешочек пороха, небольшой мешочек пуль. Положил два ножа.

– Лопаты вам выдаст завхоз.

Дамы обалдело смотрели на мушкеты и припасы.

– Э-э-э… – протянула Конделла. – Но как это понимать? Что все это значит?

– По морскому закону, мисс. Любой член команды, не желающий подчиняться установленному порядку, подлежит высадке на берег в безлюдном месте. Капитан обязан предоставить ему мушкет, горсть пороха, пригоршню пуль, топор и заступ. Топором вы работать не умеете, поэтому я дал вам ножи. Безлюдное место начинается за оградой. Лопаты вы получите. Еще есть вопросы?

– Но… мы же там погибнем!

– Я отвечаю перед Богом и людьми только за членов нашей общины. Вы ими более не являетесь, и ваша судьба мне отныне безразлична.

– Вы ответите за это!

– Перед кем? В какой суд вы собираетесь обратиться? Я уже говорил вам ранее относительно существующих здесь в округе порядков. Надо пояснить подробнее?

– Это произвол!

– Найдите мне здесь хотя бы несколько человек, разделяющих ваше мнение, и я изменю свое решение.

– …

– Не слышу ответа!

– Это сексизм!

– Так вы еще вдобавок ко всему и феминистка?

– Да! И что же?

– Ничего. Теперь мое решение останется неизменным. Таких членов общины нам не нужно. Вообще. Раскола внутри я не допущу. Абсолютно любыми средствами. Ни по какому признаку. Ни по религиозному – ни, тем более, по половому. И искоренять эту ересь буду каленым железом. Вплоть до расстрела на месте.

Наступило молчание. Американки переваривали мое заявление. Ясен пень, что стрелять по ним я не собирался. Да и в то, что они уйдут в лес, не верил ни секунды. Просто выпендреж. Да и никакие они не лесбиянки, те себя иначе ведут. Особенно в США. Привыкли, что там это работало, отчего бы и здесь не попробовать? Ну, вот уж хрен!

– Э-э-э… мы можем подумать?

– Можете. Месяц. Это касается персонально вас, мисс Брайт. Если через месяц вы не выйдете замуж, причем, прошу учесть, что разводов у нас не бывает, то ровно через тридцать один день… – я указал ей на мушкет и пули, – мы с вами распрощаемся. Навсегда. Если я услышу, хоть от одного человека, похожие речи, то прощание наше состоится немедленно после этого. Я понятно объясняю?

– Да…

– А вы, мисс Колтон, можете подумать чуть более. Двух месяцев, я полагаю, вам хватит, чтобы найти себе место в нашей общине. Благодарю вас за понимание и более не задерживаю…

Глава 12

16 октября 1790 года.

Борт флагмана английской эскадры

– Прошу садиться, джентльмены! – коммодор Бигелоу грузно опустился в кресло, давая понять, что военный совет начался.

Через минуту в помещении воцарилась тишина, только в открытые окна салона доносился перезвон склянок.

– Итак, джентльмены, перед нами стоит задача… э-э-э… присутствующий здесь представитель Компании, сэр Артур Джефферсон, нам все подробно пояснит. Прошу вас, сэр!

– Как вы все, несомненно, знаете, Его Величество придает немалое значение успешному освоению данной территории. В связи с этим деятельность Компании в этой части Нового Света находится под самым пристальным вниманием весьма высокопоставленных лиц…

Офицеры согласно закивали головами. Объяснять им азбучные истины не было никакой необходимости.

– Продолжаю… Наша успешная деятельность по освоению этих диких территорий порою наталкивается на самое ожесточенное сопротивление. Слава Господу, с индейцами мы до сих пор справляемся своими силами. Они разобщены, плохо вооружены и не представляют серьезной опасности. Но вот когда это сопротивление идет со стороны Испании… Вы все не хуже меня понимаете, что политическая обстановка не позволяет нам вести открытые боевые действия против них. Правда, и они тоже не могут себе этого позволить. Поэтому и прибегают к услугам наемников. В этом случае к испанцам трудно предъявить какие-либо претензии – их руки чисты.

– Простите, сэр, – приподнялся с места лейтенант Райли, офицер с брига «Молния». – Но наемники? Здесь?

– Вы не ослышались, лейтенант. Именно наемники. Вы еще более будете удивлены, когда узнаете, кто они! Это русские!

Легкий шелест голосов пронесся по каюте командира.

– Да-да! Русские! И хотя их основные колонии находятся отсюда достаточно далеко, испанцам удалось завербовать для своих целей небольшой отряд. Человек в тридцать.

– Сэр, – приподнялся со своего места один из пехотных офицеров. – Но неужели для того, чтобы разогнать эту шайку, потребовалось такое количество солдат? Да еще и корабли? Не слишком ли…

– Нет. Не слишком. Если вы полагаете, что такая возможность не рассматривалась нами ранее, то сильно заблуждаетесь. Эта шайка, как вы ее называете, не так давно напала на наш форт.

– И как быстро они оттуда сбежали?

– Уехали не торопясь, вывезя все пушки и большую часть оружия и припасов. Форт был взят молниеносно и без единого выстрела. При этом погибло двое солдат – часовые. Вы, со своими солдатами, беретесь совершить подобное? Если да, то я готов просить сэра Бигелоу отменить операцию и направить вас и ваших солдат для решения этой задачи. Ну, как?

– …

– То-то же! Мы пытались привлечь к этому индейцев. Но ни одно окрестное племя не взялось за это, несмотря на высокую плату. Они считают русских сильными солдатами и опасаются с ними конфликтовать. Более того! Русские начали обучать индейцев правилам ведения современной войны!

– Не может быть! – Голоса офицеров слились в едином выдохе.

– Может, джентльмены, может… Эти русские научились кое-чему у своих нанимателей, испанцев. Когда на наши фактории начнут нападать обученные ими индейцы, то уже русские разведут руками, мол, мы-то тут при чем?

– …

– Кроме того, у нас есть сведения, что русские собирают у себя различных авантюристов и прочий сброд, которому нет места в цивилизованном обществе. Это может стать проблемой, джентльмены!

– Лейтенант Джаспер Уилкок, – поднялся с места один из офицеров. – Командир отряда морских пехотинцев. Каковы военные возможности этого… сброда?

– У них есть недостроенный форт. Пушки, взятые в форте. Семь орудий. Шхуна с четырьмя пушками стоит в бухте, прикрывая их от нападения с моря. Некоторое количество ружей и мушкетов. Много пороха и свинца. Не исключено, что им окажут помощь индейцы. Это даст им еще около сотни воинов. Возможно и больше. По нашим сведениям, все эти русские – опытные солдаты. Так что можете смело удвоить их количество.

Офицеры переглянулись. Двести человек при одиннадцати орудиях… Это уже серьезно. Что ж, тем больше чести будет победителям!

– А каковы их укрепления, сэр? – снова вылез с вопросом Уилкок. – Стены, рвы?

– Обо всем этом вам сообщит капитан Роджерс. Он был в поселении русских и видел все своими глазами. Так что чисто военные вопросы вы можете задать непосредственно ему. А мы, вместе с коммодором, с вашего позволения, покинем вас…

Офицеры встали, провожая начальство. Взгляды их уважительно скрестились на капитане. Смельчак – пробрался прямо во вражеский форт!

– Присаживайтесь, сэр Артур. У вас есть еще что-то?

– Вы совершенно правильно меня поняли, сэр Бигелоу. У меня есть информация, которая касается лично вас.

– Перед отходом кораблей меня предупредили, что к вашим словам следует прислушиваться ОЧЕНЬ внимательно. Как мне пояснили, вы…

– Оставим это, коммодор. Я уполномочен вам сообщить, что в случае успешного завершения операции Компания назначает специальный приз!

– Что вы имеете в виду, говоря об успешном исходе операции? Четыре корабля и четыреста солдат прихлопнут этот недофорт, как муху!

– После ее завершения, сэр, не должно остаться даже памяти о тех, кто осмелился бросить вызов нашему могуществу. Вы меня понимаете?

– Не совсем…

– В форте не только солдаты, там есть и… скажем так, не совсем военные люди…

– Сэр! Я солдат!

– Тысяча фунтов непосредственно вам и пятьсот для тех офицеров, которых вы сами назовете…

– Хм… вы говорите, что к этому вопросу со вниманием относятся даже и… там? – рука Бигелоу ткнула в потолок.

– Да.

– Это меняет дело…

18 октября 1790 года

– Стройся! – Зычный голос сержанта Маклейна спугнул присевших на песок птиц. Отразился от леса и эхом вернулся на дорогу.

Лейтенант Гордон поморщился. Ну и глотка у этого сержанта! Не дай бог, он вот так, поутру побудку скомандует… Заикой стать можно.

Ворча и вяло переругиваясь, солдаты начали строиться на дороге. Захлопали кнуты возниц, и через некоторое время скопище людей и повозок приобрело наконец подобие строя.

Лейтенант вздохнул. Что делать, повозки тяжело нагружены и приходится давать передышку лошадям. Черт бы побрал этого перестраховщика Роджерса! «Неразумно класть все яйца в одну корзину…» Ну да, сам теперь с комфортом расположился на корабле, а он, Гордон, должен тащиться по этому лесу. Что стоило перевезти весь этот груз на кораблях? Там достаточно места! Нет, взбрело в голову капитану подстраховаться на случай… На какой случай? Где тут есть вражеский флот? Да еще и в количестве, достаточном для нападения? На сотни миль вокруг нет вообще ни одного корабля! Разве что эта шхуна у русских? Ну так это вообще смешно! Один бортовой залп фрегата – и можно читать отходную.

Колонна медленно ползла между деревьев. Первое время солдаты шли вокруг повозок, но спустя несколько дней переместились в хвост их длинной вереницы. Да и в самом деле – кто тут нападет? Считая вооруженных возниц, в колонне было более шестидесяти человек. Кто, в здравом уме и твердой памяти, рискнет сунуться на такое количество вооруженных людей? Индейцы? Смешно…

Такими темпами мы доберемся до русского поселения уже скоро – день, может быть, два… Говорят, там есть даже женщины! Надо будет приказать Маклейну – пусть поймают для меня парочку. Понятное дело, в Англию их везти нельзя. Но здесь-то не Англия, хвала Господу! Кто-то должен обеспечивать джентльмену домашнее тепло и уют? Не с индианками же иметь дело порядочному человеку? Так что эти русские даже будут мне благодарны…

Под мерный шаг лошади лейтенант задремал. Только большой опыт верховой езды позволил ему при этом ровно сидеть в седле.

– … просит вас!

– А? Что вы говорите, капрал?

– Прошу прощения, сэр! Там на холме стоит человек с белым флагом! Сержант Маклейн спрашивает ваших распоряжений, сэр!

– Где это? А-а-а… вижу. Давайте его сюда, капрал!

Гордон спрыгнул на песок. Самое время поразмять мышцы. Черт, ну когда же закончится этот лес?

Грузно ступая по песку, подошел Маклейн. Следом за ним на лошади ехал человек в неприметном сером камзоле и такой же серой шляпе. В руке незнакомец держал палку с белой тряпкой. Оружия у него не было. Он что, выжил из ума? В лесу – и без оружия?

– Кто это, сержант?

– Это русский, сэр!

– Да? Интересно, никогда их еще не видел… А на первый взгляд и не скажешь… что ему нужно?

– Вы старший обоза?

– Что?! Я командир колонны!

– Не буду спорить, сэр. Вам виднее. Должен выразить вам свою признательность, вы пришли вовремя!

– Не понимаю вас…

– Когда капитан Роджерс назвал нам время и место вашего прибытия, не все из нас верили, что вы прибудете вовремя, сэр! А я был в этом убежден и, как видите, не ошибся.

– Что вам нужно?

– От вас? Более ничего, сэр. Вы привели конвой, я готов его принять. Вы можете возвращаться назад.

Гордон нахмурился. Что за чушь несет этот русский? В приказе ничего не говорилось о том, что конвой должен быть передан русским. Напротив, самой целью всего похода является разорение их поселения!

– Э-э-э… не знаю, как вас там, но потрудитесь выражаться яснее!

– Прошу прощения, сэр, я не представился. Лейтенант Рыбаков. Я хочу сказать, что здесь ваша миссия заканчивается. Конвой дальше не идет.

– Почему?

– А здесь уже не ваша земля, лейтенант. Груз конфискован таможней за нарушение правил пересечения границы. И ненадлежащее оформление товара.

– Что вы себе позволяете?! По какому праву?!

– По праву сильного, лейтенант. Для вас этого достаточно?

– Это собственность британской короны!

– Была…

– Вы напрашиваетесь на взбучку, лейтенант! Если бы не этот белый флаг…

– «Ну что ж, Жорж Данден, ты этого хотел…»

– Что?!

– Видите вон те деревья, сэр?

– Вижу. И что?

– Через полчаса ваши солдаты должны стоять там. Повозки оставьте здесь, возницы тоже могут быть свободны. Разумеется, все личные вещи вы можете забрать с собой. Можете даже взять себе для этого одну из повозок, по вашему выбору. Те, кто не отойдет к деревьям, будут впоследствии похоронены. С отданием всех воинских почестей, разумеется… За сим, разрешите откланяться.

Отдав честь, русский повернул лошадь и удалился к лесу.

Гордон проводил его взглядом.

– Вы слышали, Маклейн?

– Да, сэр!

– Он сошел с ума?

– Не похоже, сэр, он говорил чертовски убедительно.

– Тем хуже для него. Составьте повозки в круг, приготовиться к обороне. Полчаса? Нам хватит и пятнадцати минут!

Через двадцать минут кольцо повозок ощетинилось стволами ружей. Прошло еще десять минут. В лесу стояла тишина.

– Сэр! – Маклейн повернулся к лейтенанту. – Может быть, вы соизволите сойти с коня? Вас хорошо видно из леса…

– Бросьте, сержант! До леса слишком далеко, даже и для опытного стрелка. Не попадут…

В-в-ж! Сбитая пулей, шляпа лейтенанта упала на песок. Сам он кубарем скатился с коня.

– Я же вам говорил, Маклейн?! Не попали!

– Не знаю, сэр… Я бы на вашем месте не искушал судьбу…

Сдавленный хрип! Около повозки оседал на землю капрал. На его груди расползалось кровавое пятно. Пуля пробила борт повозки и поразила прятавшегося за ней капрала. Справа осел на землю еще один солдат. До конвоя донеслись хлопки выстрелов.

– Командуйте стрелять, сержант!

– В кого, сэр? Мы никого не видим!

Спустя несколько минут в колонне было уже почти десять человек только убитых. И человек семь было ранено.

– Сержант! В атаку! Или нас всех перебьют, как куропаток! Мы даже не можем стрелять в ответ, эти русские сидят в лесу! И мы их не видим!

Озверевшие солдаты быстро построились. Побросав свои укрытия, к ним присоединились и возницы. Им тоже досталось, пули не делали различия между гражданскими и военными.

– Вперед! – Выхватив шпагу, лейтенант занял место впереди своих подчиненных.

Вот он, проклятый лес… Справа хрип, упал солдат. Еще один, сколько же мы их потеряли тут?

– Сержант…

Маклейн бился на земле, пуля разорвала ему горло…

Вот уже и кусты близко. Один из них шевельнулся, оттуда выскочил невысокий парень в странной пятнистой одежде, отпрыгнул в сторону, присел на колено… Сейчас! Пистолет прыгнул в руку. Ты будешь первым русским, которого я…

Удар! В руку, будто бы бревном дали со всей силы!

Еще один, нога словно бы сломалась…

Темнота…

– Как вы себя чувствуете, лейтенант?

Рыбаков, сидя на лошади, рассматривал лежащего на повозке Гордона.

– Будет жить, – ответил вместо него русский, перевязывавший лейтенанта. – Правой руки, правда, у него не будет, кисть, как ножом, срезало. Так, ему и воевать теперь ни к чему. Если доживет до пенсии, будет цветы поливать, это и левой рукой делать можно. – Сказал он это на нормальном английском языке, видимо, для того, чтобы раненый его понял.

– Что… – прохрипел Гордон. – Что с моими людьми?

– Те, кто уцелел, – ответил Рыбаков, рассматривая трофейный пистолет, – после перевязки, отправятся вместе с вами. В плен. Возницы доведут повозки до поселения и тоже останутся у нас. Британская армия нарушила наши законы, на нашей земле. За все надо платить, надеюсь, вам известно это изречение?

Лейтенант приподнял голову. Жалкая кучка израненных людей, человек восемь. И это все, что осталось от сорока солдат? Сколько уцелело возниц, он не видел, но вряд ли судьба была к ним более благосклонна.

– Какой плен?! Разве мы в состоянии войны с вами?!

– Вас предупреждали, лейтенант. Вы сами, и никто другой, виноваты во всем произошедшем. Запомните и передайте остальным, когда сможете. Русские делают только одно предложение. Его можно принять – и уцелеть. Можно отклонить – и умереть. А ваши возчики… У меня приказ, да и возвращаться им будет некуда…

– ???

– Вашего форта скоро не будет, как и всех, кто поступит неразумно, вроде вас, и не согласится на добровольную сдачу. Прекратим этот спор, у меня мало времени и людей, чтобы заниматься с вами отдельно.

– Мало? Судя по плотности огня, вас было не менее сотни!

– Марина! Кругом спокойно?

Из близкого кустарника, который даже не шелохнулся, выскользнула фигурка, в которой, присмотревшись, Гордон узнал стрелявшего в него паренька. Паренька? Да это же…

– Да, лейтенант, наши женщины тоже воюют наравне со всеми, – русский печально улыбнулся. – Такова жизнь, как говорят ваши соседи – французы.

– Это… все ваши люди?

– Да. Таможенный пост, даже и не армия. Увы, но настоящих солдат мне не дают…

– Вы хотите сказать… против нас воевало всего три человека?!

– Четыре! Наши женщины тоже умеют воевать, если нужно. Мы же не на войну с вами шли? Роджерс обещал нам, что груз будет доставлен в это место, вот нас и выслали вам навстречу. У вас есть еще вопросы?

Подпрыгивая на неровностях почвы, повозка тащилась в неизвестность. Сдерживая рвущиеся с губ проклятия, лейтенант жаждал только одного – добраться до этого проклятого зазнайки Роджерса. И пусть он заранее заказывает себе поминальную службу!

Ночь с 19-го на 20 октября 1790 года.

Клим

Чертовы наглы! Не могли встать поближе. Хотя, если честно, я бы тоже не рискнул соваться на парусных лоханках близко к незнакомому берегу. Но все равно сволочи! Изображай тут из себя буксир, перетаскивая мины к их кораблям. Мы их сначала поставили как заграждение на входе в бухту Хорсшу, а англы встали на ночевку в трех кабельтовых от него. Не рискнули заходить в бухту на ночь глядя. Бухта-то не очень большая, а закон «Пушка на берегу – корабль в море» еще никто не отменял. Вот они и страхуются, ждут подхода своих пехотинцев, высаженных у английского форта. Стоят как три тополя в той песне, ждут. Фрегат и две бригантины, еще один бриг ушел к входу в гавань Бодега на случай, если мы решим на шхуне куда-нибудь сунуться. Вот только невдомек нашим гостям, что наш суперкрейсер, как тот плюшевый лев. Издалека – настоящий корабль, даже пушки есть и куча народа на борту. На самом деле вместо экипажа там два десятка индейцев в европейской одежде – разыгрывают спектакль под названием «Сейчас как выскочим». Главное, чтобы эта орава мой корабль сломать не умудрилась. Это как дети со спичками.

Ну, наконец-то. Добрался до фрегата. Сейчас рассмотрим, куда тебе подарок прикрутить. Можно и не торопиться. С воздухом у меня проблем нет. После разборки автобуса уволок с него компрессор и ресивер. Хороший компрессор. Удалось поднять давление в баллонах, так что теперь часа полтора как минимум можно плескаться.

Осматриваю подводную часть фрегата. Прикидываю, где у него середина. А теперь от этой середины пару метров в стороны и за работу. Надо вкрутить пару рымов для крепления наших мин. Основное взрывчатое вещество наших мин – обычный порох, поэтому для максимального эффекта надо правильно их разместить. Чтоб взрывом перерубить килевую балку. После этого любому кораблю этой эпохи одна дорога – на дно. Кроме правильного размещения зарядов, нужно еще и одновременно их использовать. Первоначально хотели использовать сотовые телефоны в качестве таймеров, но потом случайно увидел, как Лорд вертит в руках брелочек от автомобильной охранной системы. Так что теперь у нас радиоуправляемые мины.

Сами мины – то еще народное творчество. Деревянная просмоленная бочка, на дне уложен металлический поддон в виде конуса, в центре емкость с бензином, а оставшееся место занимает порох. Верх бочки залит расплавленным пластиком, куда входят два проводка к электродетонатору. Для создания положительной плавучести вверху бочки есть небольшой отсек для воздуха. Для детонаторов пришлось использовать патроны от моего СПП. Поскольку блок управления у нас один, а мин десяток, то придется еще с проводкой помучиться. Зато, когда все это бабахнет, будет весело. Наглам придется познакомиться с эффектом направленного взрыва.

Так, ну все, места под рымы на днище фрегата пометил, теперь займемся бригантинами. Хорошо, что англичане стоят так близко друг от друга. Идиоты непуганые. С бортов свисают страховочные концы, на ближайшей бригантине в кормовой надстройке все окна настежь. Ваше счастье, что командир запретил вас раньше времени трогать, а то бы поучил вас моря бояться. Отыграюсь потом на бриге, а пока будем тихо работать. Просверлил коловоротом дырочку, закрутил рым, сплавал в бухту, отцепил мину от якоря, оттащил ее к кораблю, закрепил, натянул растяжки, отрегулировал плавучесть мины – рутина.

Закончил почти под утро. Пришлось даже дважды перезаряжать баллоны, но дело сделано. У каждого нагла под брюхом теперь висят сюрпризы. Выбрался на берег, отдал Зубру пульт от мин и потопал в сторону гавани Бодега. Надо перекусить, еще раз зарядить баллоны, а может, еще часик и поспать удастся.

20 октября 1790 года.

Динго. Дядя Саша

– Ну что, Курбаши? Как там англичане в заливе себя ведут?

– Их шлюпка шарилась около нашей шхуны. Близко не подходили, смотрели в трубу. Союзнички наши на палубе такой карнавал устроили… думал, шхуну перевернут. Но англы поверили, тем более что наши еще и на берегу суматоху устроили.

– Это у деревяшек-то?

– Ну да! С моря они, кстати, очень грозно смотрятся, сам проверял! Не знал бы правды, так и решил бы, что это настоящие пушки стоят.

– Главное, чтобы англы в это поверили…

Над этой бутафорией мы упорно трудились несколько дней. Основной задачей было напугать англичан так, чтобы они не рискнули бы подойти к нашей шхуне для ее захвата. Поэтому я заранее отказался от постройки «правильной» восьмиорудийной батареи. Основной недостаток такого укрепления заключался в том, что его можно было бы накрыть сосредоточенным огнем нескольких кораблей. Методы борьбы с такими батареями были хорошо известны и секрета не представляли. А вот каким образом заставить замолчать несколько разбросанных по берегу орудий? Сосредоточенная стрельба по малоразмерной цели, пусть даже и с нескольких кораблей, для того времени задача трудновыполнимая. Вот и уставились в море раскрашенные деревяшки, пугая подплывающие корабли внушительным калибром стволов. Ну и оставить без внимания такую занозу в пятой точке они, естественно, тоже не могли. Корабли туда не подойдут, значит, высадят десант. Очень хорошо. Без «подарков» мы и их не оставим, а на штурм основного форта пойдет на сотню человек меньше.

Английский флагман

Скрипя талями, с борта кораблей спускались шлюпки. Десантная партия, предназначенная для штурма укреплений, строилась на палубах, ожидая посадки. С моря дул легкий ветерок, разгоняя утренний туман.

– Хорошая погода, сэр! – Бигелоу повернулся к Джефферсону, только что вышедшему на палубу из каюты.

– Да, коммодор, погода вполне вам благоприятствует. Как, по-вашему, сколько времени может занять эта… м-м-м… работа?

– Полагаю, что уже к вечеру мы… управимся со всем этим. Утром приступим к погрузке войск. Переночуем, и на следующий день уже можно будет выходить в море.

– Ну, что ж, это вполне меня устраивает.

– Сэр! – прервал их беседу вахтенный офицер. – Посмотрите, вон там, на берегу! Там стоит какой-то человек!

Бигелоу приложил к глазу подзорную трубу.

Действительно, у самой воды стоял человек в длиннополом камзоле. Никакого оружия он при себе не имел. Он также смотрел на корабли в подзорную трубу несколько странного вида. Заметив, что привлек к себе внимание, незнакомец снял шляпу и поклонился.

– Что ему от нас нужно, Гаттеридж? – пробормотал, обращаясь к вахтенному офицеру, коммодор.

– Он что-то пытается нам показать…

Человек на берегу сделал руками несколько странных движений.

– Он что, плыть куда-то собирается? В таком случае им неправильно выбрано место, для этого надо залезть в воду! – хмыкнул Джефферсон, тоже разглядывавший незнакомца в подзорную трубу, любезно предоставленную ему вахтенным офицером.

– Нет, сэр! Он показывает на нас, сэр!

– Предлагает нам к нему приплыть? Так это будет гораздо быстрее, чем он может себе представить!

К сожалению, это произошло куда быстрее, чем мог себе представить и сам сэр Артур…

Палуба корабля дрогнула, уходя из-под ног. Все находящиеся на мостике люди попадали друг на друга, сбитые с ног могучим ударом. Словно бы во сне, Бигелоу увидел, как из-под кормы соседнего фрегата в небо ударил столб воды, пронизанный вспышкой огня. Корма вспыхнула, словно политая маслом.

Не поднимаясь на ноги, коммодор повернул голову направо. И увидел опрокидывающийся на бок второй корабль. Охваченный пламенем, он стремительно кренился, с его палубы горохом сыпались люди.

– Корабль тонет, сэр! Необходимо срочно покинуть его!

Вахтенный офицер пришел в себя первым. По его команде матросы подхватили на руки Джефферсона и потащили его к борту.

Шлюпки! Десантные шлюпки! Это была единственная возможность спастись со стремительно уходящих под воду кораблей.

– Оставьте меня, Гаттеридж! Я покину борт своего судна последним, как и подобает капитану!

– Сэр, тогда вы покинете его прямо на тот свет! Шлюпок не хватит на всех, сэр!

Перегруженные шлюпки медленно продвигались к берегу. Народу в них набилось столько, что они осели в воду почти по планшир. Одно неловкое движение…

– Что там, на берегу, Гаттеридж?

– Там этот самый человек, сэр. Он… смеется над нами, сэр!

– Уж я ему посмеюсь! – проворчал сквозь зубы боцман Найгель, здоровенный верзила, отслуживший на флоте около десяти лет. – Так посмеюсь, что он свои зубы вытолкнет через задницу…

Шлюпки, черпая воду бортами, медленно приближались к берегу.

– Эй, там, на шлюпках! Слышите меня?

– Кто-нибудь, ответьте этому крикуну! – Джефферсон при спасении умудрился упасть в воду, и теперь его зубы выстукивали какую-то замысловатую мелодию.

– Что вам нужно? – Гаттеридж приподнялся на банке, рискуя опрокинуть шлюпку.

– Вы ведь потерпели крушение, не так ли?

– Еще и издевается! – прошипел Найгель. – Ну, погоди у меня!

– Обождите, боцман! – повернулся к нему вахтенный офицер. – Не мешайте мне с ним говорить. До берега осталось не так уж и далеко…

Эти слова он произнес совсем негромко.

– Да! Наш корабль затонул! – крикнул лейтенант, повернувшись к незнакомцу. – Что вам угодно?

– Мы можем принять на своем берегу только потерпевших крушение!

– Это как раз мы и есть!

– Так зачем вам тогда оружие? Бросьте его в воду, или мы не позволим вам высадиться!

– Сэр! Что делать? – повернулся Гаттеридж к коммодору.

– Тяните время, лейтенант! Нам надо подойти поближе…

– Я не понимаю вас, сэр! – крикнул лейтенант незнакомцу.

– Вот как? Я всю жизнь полагал, что говорю по-английски! Значит, я был неправ?

– Ну ничего, у меня есть переводчики!

По знаку руки незнакомца из каких-то, ранее остававшимися незаметными, укрытий, выскочили на берег десятка полтора мужчин с оружием в руках. Скрежеща ногами по гальке, откуда-то сбоку выметнулось на пляж около полусотни индейцев. С ружьями в руках…

– Мне повторить свои слова? Один залп – и шлюпки опустеют наполовину! Суши весла!

Не сразу, но эта команда была выполнена на всех шлюпках. Они закачались на воде. С поднятых весел стекала вода.

– У вас есть ровно одна минута!

– Сэр! – повернулся к Джефферсону коммодор. – Что делать? Мы не можем воевать в таких условиях!

– Принимайте его условия, Бигелоу. Не забывайте, Фортуна переменчива, а на берегу еще есть почти пятьсот наших солдат! Наше положение очень скоро изменится, вот увидите! Да и наш фрегат…

– После того, что случилось с моими кораблями, я уже не надеюсь на его помощь… Лейтенант! Прикажите бросить оружие…

Мушкеты и тесаки посыпались в воду.

– Ножи!

Снова плеснула вода.

– Левая шлюпка вперед, остальные на месте!

Едва киль шлюпки заскрежетал по гальке, к ней тут же бросилось несколько человек. Не подходя близко, они остановились в десятке метров, взяв на прицел всех сидящих в ней.

– Офицеры – пять шагов вперед!

В шлюпке был только один офицер, лейтенант Уилкок.

Шагнув на берег, он прошел несколько метров, приближаясь к стоящим людям. Внезапно он резко прыгнул в сторону, выхватывая из-за отворота камзола пистолет. Сухо щелкнуло несколько выстрелов, и лейтенант рухнул на песок. Бросившиеся было к нему на помощь абордажники из его команды остановились под наведенными на них стволами ружей.

– Не советую… – незнакомец покачал головой. – Если только вы не собираетесь на тот свет.

Понурых матросов быстро разбили на кучки и связали им руки. Заставили сесть на песок, скрестив ноги.

Та же участь постигла и следующую шлюпку. Когда на берег ступили Бигелоу и Джефферсон, последний вдруг резко шагнул вперед.

– Если я не ошибаюсь… мистер Годдард?!

– Не ошибаетесь, мистер, не имею чести вас знать…

– Бросьте, Годдард! Я Джефферсон! Сэр Артур Джефферсон! Не прикидывайтесь незнайкой, у вас это плохо получается! Так вот вы где оказались! По вам плачет виселица, любезнейший!

– А по вам – море! На вашем месте, милейший, я бы не вел себя столь вызывающе! Сила не на вашей стороне!

– Это мы еще посмотрим… Я удивлен вашим поступком!

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… Вы бы еще больше удивились, если бы знали все…

– Сэр! Не забывайтесь, мистер Годдард! Рекомендую вам помнить, с кем вы имеете дело!

– С кем же?

– Я представляю здесь Его Величество!

– И что с того?

– Будьте любезны обращаться со мной так, как этого требует мой статус! Со всем должным почтением!

– Если бы вы пришли сюда, как и подобает посланнику, то вам были бы оказаны все положенные вам, почести. А вы явились незваным, во главе военного флота, подкрепленные солдатами. Это при том, что между нами нет состояния войны!

– И вы считаете себя воюющей стороной?

– А вы так не считаете? Или это зрелище, – Годдард кивнул головой в сторону качающихся на волнах обломков, – вас ни в чем не убеждает?

– Военная удача переменчива, Годдард! Впрочем, откуда вам об этом знать?

– Действительно… Я полагаю, когда вы встретитесь с начальником вашего обоза, лейтенантом Гордоном, у вас будет что друг другу рассказать… Увести! – кивнул он на Джефферсона стоявшим неподалеку молчаливым стрелкам.

Динго

Ну, вот мы и дождались. Они пришли. Нагличане. Когда на горизонте показались паруса четырех кораблей, всем, даже самым упертым скептикам, стало ясно, что все эти пять месяцев мы не зря копали землю и ворочали бревна и валуны. Наш форт встал в полукилометре от берега, на самом высоком месте за бухтой Хорсшу почти посередине мыса, отделяющего залив Бодега от океана. Впрочем, фортом это назвать было сложно, скорее получился миниатюрный укрепрайон, с насыпями, контрэскарпами, боевыми позициями с перекрытием секторов обстрела и огневыми мешками для нападающих. Чуть ближе к берегу мы оборудовали несколько ложных позиций. Пусть наглы поразвлекаются, расстреливая батареи, вооруженные деревянными «пушками». Для них у нас приготовлена пара сюрпризов. А пока… пока мы с Рыжей Салли – кто бы мог подумать, что помощник шерифа из Катрона окажется еще и бывшим полицейским снайпером – залегли за валунами на высоком берегу. Причем таких снайперских гнезд у нас не два и не три. Наша задача, как сказал Дядя Саша: «Чтоб на бриге никого не было». Палуба отлично просматривается с нашей позиции. Вообще-то бриг тоже заминирован, но соблазн захватить хотя бы одну посудину слишком велик. Так что попробуем сократить команду до необходимого минимума.

Корабль стоит на якорях напротив входа в залив Бодега метрах в трехстах от берега. До него от нас метров пятьсот. Не самая дальняя дистанция, но и не простая. Так, ветер дует слева, метров пять – семь в секунду. Прикинем поправку. У него на корме какие-то архитектурные излишества, завитушки всякие, вот по этой завитушечке и пристреляемся. Возьмем на «пол мила»[5] левее… Оба-на, перебор сантиметров на пять. Приемлемо. Перевожу прицел на шканцы. Так, ну и кто из вас двоих капитан? То, что оба старшие офицеры, понятно – мундиры и все такое, но указание было первым валить кэпа. А это что еще за явление? Лейтенантик, что ли? Так и назовем для определенности. Рапортует что-то тому офицеру, который повыше. Ну вот его и будем считать капитаном, хрен ли тут еще думать, а второго старпомом. Капитанская треуголка летит в рожу лейтенанта, а тело валится на палубу. Минус раз. Следом стукает FAL Рыжей. Что-то темное шмякается с формарса. Ее цель сначала наблюдатели, а потом – не дать сняться с якоря.

А на шканцах суета, офицерик, подобрав подзорную трубу, пытается высматривать, откуда стреляли. Встал ногой на какой-то ящик, горделиво так смотрит, адмирал Нельсон, блин. Вот он опускает свою оптику, куда-то показывает, явно не в нашем направлении, получает пулю в грудь и заваливается на спину. Труба летит за борт. Минус два. А старпом – хитрая сволочь. На планшире стоит пушка не пушка, а эдакий здоровенный мушкет на турели. Вот за ним он и укрылся. Вроде и стоит, и в то же время по нему точно не выстрелишь. Только уж больно ты, братец, к пушке близко встал. Попробуем так. Пуля попадает в конец ствола этого супермушкета, его разворачивает и с хорошим размахом прикладывает к физиономии офицера. Я не успеваю передернуть затвор, как рядом звучит выстрел Салли. Минус три.

На палубе брига наблюдается некая невразумительная возня. Рыжая спокойно и ритмично постреливает, выцеливая тех, кто больше всего суетится. И почти не мажет. А кто это у нас копошится возле пушки? Непорядок. Один из двух дюжих матросов, откативших орудие, делает шаг назад, хватаясь за бок, и медленно оседает на палубу. Его напарник бешено вертит башкой. Ну что ты так нервничаешь, сейчас и тебе прилетит! Нет, это я удачно попал. Второй канонир, пытаясь удержаться на ногах, хватается за какую-то штуку, и крышка порта резко захлопывается. Грохот ее падения слышен даже нам.

Пока я набиваю магазин, Салли пресекает попытку поднять якорь, частично перебив, частично разогнав матросов у брашпиля. Заметив какую-то тень, мелькнувшую у клюза, всаживаю туда пару пуль. А вот это уже хреново. В ту сторону бегут пятеро. Троих я валю, но дальше приходится стрелять, заряжая по одному патрону. Рыжая тоже в этот момент меняет магазин. Так что один англичанин все-таки успевает нырнуть в какой-то люк. Якорный канат медленно выползает из клюза и падает за борт. Успел-таки, гаденыш. А вот отсидеться в этом люке у него ума не хватает. Он успевает вылезти едва наполовину и валится обратно с пробитой головой.

Матросы на бриге резко оживились и, повинуясь свисткам боцмана, торопливо полезли по вантам. Ну что ты рассвистелся, сзади заткни! Я валю боцмана, а следом еще одного офицера, которого тоже определил как лейтенанта. Винтовка Салли лупит в ритме хорошо смазанного отбойного молотка. Рыжая добивает уже третий магазин. Вместе мы пресекаем любые поползновения английских моряков ползать по такелажу. Заодно я отстреливаю пару дернувшихся к штурвалу рулевых. На палубе чисто. Все, кто мог, попрятались внизу. Кто не мог, тому уже не надо. Еще один офицер умудрился укрыться в кормовой настройке, я в это время набивал магазин и не успел. Впрочем, не все потеряно. Он выглядывает из-за шторки окна кормовой каюты, не подозревая, что отлично виден в двадцатичетырехкратную оптику. Ну что ж, любопытство сгубило кошку. Так, похоже, офицеров на бриге больше не осталось.

Не наблюдая никого на палубе, я спокойно пополняю магазин. На корабле тишина и покой. Кое-какие тела еще трепыхаются, но, думаю, это ненадолго. Десятка два англичан, по моим подсчетам, скрываются под палубой и в помещениях корабля. Вот один высунулся из-за трапа и быстро спрятался обратно. Ну, ничего, подождем, сейчас еще раз выглянешь. Выглянул. Хедшот. Готов.

Не спеша обшариваю прицелом палубу. Вот люк, из которого периодически выглядывают головы. Ладно, подождем. Пусть морячки успокоятся и осмелеют. Бриг слегка водит на кормовом якоре. Однако до каната англичанам не добраться. В самоубийцы записываться никто не хочет. Ага, матросики на что-то решились. Три человека выскакивают из люка и бегут к фок-мачте. Один добежал. Я пытаюсь понять, что он делает. Ха, этот олух пытается с помощью абордажной сабли подцепить ружье, валяющееся на палубе. Ну, флаг тебе в руки, дорогой! Ага, подгреб, и что теперь? Ну зачем же так наклоняться? Голову-то он спрятал, а вот задницу подставил под пулю. Это даже пошло как-то. Зато как поскакал! Теперь я понимаю смысл выражения: «в выпуклую часть спины раненный». Салли, ну зачем патроны тратить, пусть еще бы попрыгал!

Так, а это что у нас за картина? Из люка торчит рука с зажатой в ней белой тряпкой. Сдаются. Ну вылезайте, посмотрим, сколько вас. Один, два… восемь… четырнадцать. Всего-то? Я думал больше осталось. А, нет, вот еще достают двоих, связанных. Эти что, сдаваться не хотели? Похоже на то, одному в морду дали и отдохнуть у борта положили. А ты куда пошел? Ага, понятно. Матрос что-то делает у мачты, и гордо развевающийся «Унион Джек» летит вниз. Капитуляция полная. Вызываю Дядю Сашу по рации.

– Они сдаются. Спустили флаг.

Форт «В вихре времен»

Куда же их понесло, дур набитых? Ну ладно истеричка чернокожая, это диагноз, но ведь у недоделанной американской юристки мозги должны присутствовать априори. По крайней мере я так считал. Оказалось, ошибался.

На время разборок с англичанами всех женщин, за исключением Котенка и Рыжей Салли, заперли в форте. Кямиля-Шоно, как единственного среди нас врача, в принудительном порядке назначили некомбатантом и поставили командовать «батальоном «Белые колготки», как сумничал Кот. Каким образом эти две идиотки просочились наружу, никто не понял. Вот и результат. Пока основная часть попаданцев успешно громила англичан, среди американок возник какой-то конфликт. Конди сцепилась с Моникой на почве дисциплины, потом получила втык от Аманды и удалилась, утешаемая Эллен Колтон. Как оказалось, удалились они не просто в укромный уголок, а умудрились сбежать из форта. К этому моменту мы уже выбили большую часть наглов, взяв в плен несколько десятков солдат. Однако разрозненные группы недобитых «раков» еще шлялись окрест залива Бодега.

Отсутствие двух американок обнаружила Аманда часа два спустя, и она же на пару с Антилопой наехала на Кямиля. Тот не смог противостоять натиску двух взбешенных женщин, и через несколько минут по следам беглянок рванула поисковая группа. Спасательницы прихватили с собой большую часть нормального оружия. Аманда вооружилась ругеровским револьвером, Моника – М-16, Кэй – «кольтом» М1911 и Антилопа – обрезом. Кроме того, наши индианки прихватили с собой луки, которыми владели очень хорошо. Дядя Саша и наша снайперская пара – я и Салли – подтянулись к форту еще минут через двадцать и, узнав, в чем дело, бросились вдогонку.

Самое то – бегать по зарослям чапараля со снайперками наперевес, матеря как двух беглянок, так и их спасательниц. Когда впереди послышалась стрельба, мы прибавили ходу. Но к нашему прибытию все было кончено. На полянке в небольшой рощице недалеко от места, где мы в первые дни завалили медведя, лежало одиннадцать трупов английских солдат. Двенадцатый, то ли капрал, то ли сержант, сидел, зажимая рукой простреленное плечо. Аманда и Моника довольно грамотно держали его на прицеле, пока Кэй и Антилопа пытались оказать помощь незадачливым беглянкам.

Они рассказали нам, как было дело. Когда поисковая команда, идя по следу беглянок, вышла к поляне, тех азартно и увлеченно насиловали. Собственно, спасло ситуацию то, что «раки» слишком расслабились. Ружья были составлены в пирамиды, а сами вояки сгрудились возле пары солдат, занятых с дамами, подбадривая и комментируя происходящее. Даже двое часовых, которых англичане выставили, следили больше не за окружающим лесом, а за тем, как идут дела у их товарищей. Так что незаметно взять эту группу в полукольцо женщинам не составило труда.

Первыми получили по стреле часовые, затем в четыре ствола выкосили остальных. Все-таки в таком бою чаще всего решает плотность огня. Автомат, пусть и мелкашечного калибра, почти в упор, плюс два пистолета и дробовик. Командир этого отряда получил часть заряда картечи в плечо, остальная досталось одному из солдат. Пару-тройку тяжелораненых женщины в горячке просто добили.

А вот беглянкам досталось, и здорово причем. Особенно Эллен. Ее не только изнасиловали, но и перед этим оглушили, ударив по голове, вероятно, прикладом. Конди выглядела чуть лучше, по крайней мере оставалась в сознании, хотя и находилась в ступоре, не отвечая на вопросы и не реагируя ни на что. Пока мы оказывали помощь женщинам, Дядя Саша по-быстрому допросил капрала, а именно такое звание носил командир этого сброда. Оказалось, эта группа была авангардом одного из отрядов, который должен был высадиться севернее и зайти к нам с тыла. В их задачу входила разведка местности и выбор наиболее удобного пути для атаки. Однако отряд так и не появился, что не удивительно, так как его выбили подчистую, и дозор просидел в засаде полдня, потом отступили в этот лесок, где на них и напоролись Эллен и Конди. О том, что их операция закончилась неудачей, англичане даже не задумывались. Уж больно подавляющим казалось численное преимущество.

Когда экспресс-допрос капрала был закончен, Салли обратилась к Дяде Саше:

– Сергеич, отдай его мне!

– Что?! – удивился тот.

– Rapist[6]… насильник должен умирать… slow… медленно.

Дядя Саша кивнул и отошел. Салли взяла у Аманды револьвер, проверила патроны, откинув и крутанув барабан. Потом, со словами «filthy rapist»[7], ударом ногой в рожу опрокинула капрала на землю. Прозвучали четыре выстрела. Первая пуля вошла в здоровую руку, вторая и третья в колени и последняя в гениталии.

– Die, you bastard! Suffer and die![8]

Девушек эта расправа повергла в легкий шок. Однако когда Аманда попыталась что-то сказать, Салли протянула ей револьвер со словами:

– I always wanted to shoot a rapists on the spot[9].

Перед нами встала проблема – как доставить пострадавших женщин в лагерь. Эллен так и не приходила в себя, а Конди хоть и была в сознании, но по-прежнему не реагировала на наши слова. Хотя, если ее взять за руку, шла в нужном направлении. При всем при том трофеи тоже нельзя было оставлять – одиннадцать ружей и два пистолета, не считая холодняка. Пришлось разделиться. По-быстрому соорудили носилки, вырубив пару палок и сняв куртки с двух солдат. На них положили Эллен, которую понесли Дядя Саша и Аманда. Следом Моника вела Конделлу. Замыкала эту маленькую колонну Салли в качестве охраны. Мы оставались втроем с Антилопой и Кэй. Сергеич обещал прислать кого-нибудь, чтобы забрать трофеи.

Впрочем, ждать пришлось не долго. Меньше чем через час – а за это время девочки успели раздеть англичан, куртки и обувь будут не лишними, снять скальпы, собрать оружие и боеприпасы – появился Всеслав с группой индейцев. Я же все это время просидел в охранении, найдя удобное место, с которого хорошо просматривались возможные направления подхода англичан.

Когда мы вернулись в лагерь, нас ждало печальное известие. Осмотрев Эллен, Шоно покачал головой и развел руками:

– Закрытая черепно-мозговая и, похоже, с кровоизлиянием. Шансы невелики.

К сожалению, он оказался прав. Через два дня Эллен Колтон скончалась, не приходя в сознание. Мы похоронили ее на мысу, у прохода в залив Бодега. Крест над могилой был виден издалека, служа своеобразным маяком. Табличка на нем гласила: «Эллен Колтон. 23 октября 1790 г. Боже, покарай Англию, иначе это сделаем мы».

Конди пришла в себя только к середине зимы, но еще долго сторонилась мужчин. Салли окончательно вписалась в нашу команду, а вот Аманда и Моника некоторое время пребывали в замешательстве. Коллекция скальпов, собранная нашими индианками, их шокировала. Хотя, надеюсь, они тоже поймут, что такова жизнь в эти времена, и чтобы что-то изменить, надо работать рука об руку, строя новый мир, который будет лучше сгинувшего в ядерном огне.

Лагерь английских карателей

– Сэр! – Полог палатки откинулся в сторону, и в проеме показался сержант Дженкинс. – К вам парламентер от русских, сэр!

– Припекло? – злорадно хмыкнул Роджерс. – Сразу прибежали… Давайте его сюда, сержант.

– Он не один, сэр! С ним еще два человека, и один из них в офицерском камзоле. Нашем, сэр!

– Кто-то из флотских хочет стяжать наши лавры? – недобро усмехнулся капитан. – Он забыл, что здесь командую я? Пусть обождет снаружи, сержант!

– Вы примете их капитуляцию, сэр? – поднялся с места лейтенант Бридли. – Но как же так, ведь у нас приказ…

– Успокойтесь, лейтенант! У меня нет таких полномочий, да и следовало ли для этого тащить сюда столько народу? Хватило бы и сотни стрелков…

Полог палатки откинулся снова, и внутрь вошел человек в неприметной серой одежде. Уважительно поклонившись присутствующим, он повернулся к капитану:

– Вы являетесь здесь старшим офицером, сэр? Позвольте представиться – лейтенант Рыбаков.

– Здесь – да! Но экспедицией командую не я, а коммодор Бигелоу.

– Об этом у нас будет время поговорить позднее. В данный момент у меня предложение к вам.

– Вот как? И какое же?

– Я бы хотел обсудить с вами условия капитуляции, сэр…

– Боюсь, вы с этим запоздали. Раньше надо было об этом думать!

Рыбаков удивленно поднял брови.

– Боюсь, капитан, вы неверно меня поняли… Кому бы мы стали предлагать капитуляцию раньше? Ведь вас тут не было?

Офицеры переглянулись. Русский не походил на шутника. Говорил он спокойно и уверенно и на человека, пришедшего сдать свой форт, походил мало.

– Э-э-э… Что-то я вас не понимаю, лейтенант. Потрудитесь изъясняться точнее!

– Охотно. На каких условиях вы, капитан Роджерс, готовы сложить оружие?

– Что!!!

Все повскакивали с места. Рыбаков обвел офицеров спокойным взглядом, и некоторые из них сели на свои места.

– Я плохо говорю по-английски?

– Вот что, лейтенант, сейчас не время для шуток… Потрудитесь немедленно пояснить свои… возмутительные слова, или…

– Или – что?

– Или вы и ваши люди жестоко в них раскаетесь!

– Ради бога, сэр! Вы зашли достаточно далеко, чтобы суметь возвратиться назад без потерь. Ваш обоз с припасами захвачен нами. Флот пущен на дно, а единственный уцелевший фрегат захвачен нашими абордажниками. Так что морем вы уйти не сможете. В лесу ждут своего часа около трехсот индейских воинов. Разумеется, они не будут нападать на ваш лагерь, зачем? На сколько дней у вас продовольствия, капитан? Как долго выдержат ваши люди без еды?

– Вы… блефуете, лейтенант!

– Хотите убедиться сами? Не вопрос… – Рыбаков приоткрыл полог и что-то крикнул по-русски. – Сейчас у вас будет такая возможность… Распорядитесь, чтобы сюда пропустили вашего морского офицера.

– Эй, кто там?! – крикнул капитан, не оборачиваясь. – Пропустите моряка!

Снаружи затопали башмаки, и в палатку вошел флотский офицер. Когда-то щегольский мундир на нем теперь выглядел далеко не лучшим образом. Плечо лейтенанта было перевязано.

– Боже мой, Гаттеридж! – Удивлению Роджерса не было границ. – Что с вами, лейтенант? Вы ранены? Где коммодор? Мистер Джефферсон? Где флот?

Лейтенант устало опустился на стул.

– Флот… на дне, сэр… все уцелевшие – в плену. Уилкок убит, он пытался сопротивляться этим… Бигелоу, Джефферсон – все в плену.

Если бы посередине палатки упало ядро, то это не так потрясло бы всех присутствующих. Наступило гнетущее молчание.

– Мне требуется представить вам дополнительные доказательства, сэр? – нарушил молчание Рыбаков. – Или вы просто прогуляетесь на берег и посмотрите на все своими глазами? Мы можем и подождать… В отличие от вас мы у себя дома и никуда не спешим.

– Уходите, лейтенант… Ответа не будет. Мы не сдадимся. Готовьтесь к битве!

– Могу я попросить всех присутствующих выйти наружу? – Лейтенант был абсолютно невозмутим.

Все офицеры вышли вслед за ним из палатки. Порывистый ветер пытался загасить костер, трепал ткань палаток и задирал полы мундиров у часовых. Вокруг лагеря никого не было, только чуть поодаль стоял всадник, державший в поводу двух лошадей. По-видимому, это был второй парламентер. Рыбаков сломал веточку с ближайшего дерева и отошел за линию постов на несколько метров. Проведя ею линию на песке, он возвратился к офицерам, недоуменно наблюдавшим за его действиями.

– Первый, кто попробует выйти за эту черту, будет мертв. Немедленно! Подумайте над моими словами, капитан. И все вы, джентльмены! Засим имею честь откланяться. У вас есть два часа, господа офицеры…

Поклонившись, он неторопливо зашагал к своему товарищу. Присутствующие проводили его взглядом, и все обернулись в Гаттериджу.

– Лейтенант! Расскажите подробнее – что случилось! На вас напали? Кто? Испанский флот?

– Нет. Никакого флота не было. Внезапно взорвалась «Лань», следом за этим взрывы произошли и на других кораблях… Взрывы были явно подводными и очень сильными. Суда буквально разломило пополам. На кораблях возник пожар. Хорошо еще, что шлюпки были уже спущены на воду, иначе потери были бы и вовсе ужасающими. Мы приблизились к берегу, и вдруг откуда-то повыскакивали эти чертовы русские, да еще и индейцев прибежало не менее полусотни. И все с ружьями! Нас пообещали расстрелять в упор, если мы не бросим оружие в воду. Бигелоу приказал это сделать. Он сказал, что вся надежда – только на вас, сэр!

– Вот видите? – повернулся к офицерам Роджерс. – Наши товарищи в плену и подвергаются неслыханным издевательствам! Стройте солдат, джентльмены! Мы выступаем на штурм!

Через двадцать минут молчаливая шеренга солдат выстроилась напротив капитана.

– Солдаты! Наш флот подвергся предательскому нападению и был потоплен! Поддержки с моря не будет! Наш обоз также разгромлен врагом, и все наши припасы – там! – Роджерс ткнул рукой в направлении форта. – Наш путь домой лежит через это место. Никаких других вариантов отступления у нас нет. Спасшийся с потопленного флагмана лейтенант Гаттеридж пробился к нам. Чтобы передать слова коммодора Бигелоу – он считает нас своей последней надеждой! Кем же мы будем, если бросим своих товарищей в руках этих дикарей? Их горстка. Пусть они умелые воины, так что с того? Мало ли вы видели в своей жизни таких вот дикарей? Так пусть они познают на себе всю мощь британского оружия!

Строй глухо загудел.

– Зарядить ружья! Лейтенант, – повернулся к Бридли капитан, – отправьте по одному взводу на перехват путей возможного бегства противника. Гаммельсхорн! Ваша рота идет первой! Джейкобс, прикажите зарядить пушки картечью, нас наверняка ждет засада. Будьте готовы открыть огонь немедленно! Снять пушки с передков, катить их вручную в цепи!

Первая рота выступила из лагеря через пять минут. Миновав границу постов, солдаты подошли к линии, которую провел на песке русский. Уже около нее они замедлили ход. Некоторые и вовсе остановились в нерешительности.

– Муркок! – крикнул Гаммельсхорн высокому рыжему сержанту. – Первые трое, дошедшие вон до того дерева, получат лично от меня по два шиллинга!

– Все слышали лейтенанта? Ну что, кто хочет быть последним? – повернулся сержант к цепи.

– Только не я! – Такой же рыжий солдат, разбежавшись, легко перепрыгнул черту. – Ну вот! Чем там пугали эти вар…

Пуля пробила его грудь и, выходя, вырвала из спины приличный клок мяса…

Ступивший за черту следующим солдат получил пулю в живот.

Через минуту вся рота лежала на земле, осыпая свинцом близлежащие окрестности…

Котенок

Залегли…

Теперь по ним стрелять сложнее будет. Ничего. Они теряют время, а ребята на месте уже готовятся к бою.

Как там Дядя Саша сказал? «Выиграй нам час, Котена?» Попробуем…

Вон еще один приподнялся. Офицер? Да, вон и шляпа у него красивая, девчонкам бы ее на галуны да на вышивку. Ничего, еще отнесу… Кричит, руками машет. Поднять солдат хочет? А самому встать? Пример подать? Я-то тебя и так вижу, но надо же, чтобы и другие рассмотрели.

Ага, встает.

Это хорошо… теперь бочком повернись… да не ко мне же! Р-раз! Будет теперь девчонкам шляпа… Опять стреляют… Порох наш впустую переводят. Жалко, но фиг с ними, авось весь не сожгут.

Так, а это что? Перебежка?

Непорядок. Вам лежать надо, а не скакать сайгаками по полю.

Первый…

Второй…

Третий…

Меняем магазин.

Четвертый.

Залегли. Неудачно-то как, во фланг ко мне выбежали. Еще полсотни метров, и могут меня уже огнем прижать. Ладно, подожду, уж больно здесь позиция хорошая…

– Капитан! Сэр!

– В чем дело, Бридли? Почему солдаты еще лежат?

– Невозможно поднять голову, сэр! Мы потеряли почти десяток человек только убитыми, а ведь есть еще и раненые. Убито уже два офицера – попадания в голову и в сердце. У русских чертовски меткие стрелки, сэр!

– Так где же они?

– Мы не знаем сэр! Они стреляют очень редко и только во время того, как стреляем мы!

– Значит, их мало, лейтенант! Проредите кустарник картечью!

Котенок

Что-то они там завозились…

Не к добру это.

Вон что-то тащат через кусты.

Пушка!

Обвесили ее фашинами, даже ног у солдат не видно. Но это если спереди смотреть.

А я-то у них сбоку лежу.

Хорошая вещь ВСС, выстрелов почти и не слышно.

Что они решили сделать?

Ага, по кустам стрелять собрались. На здоровье, там никого нет. Хоть до утра стреляйте.

А это кто к ним направился? Офицер?

Мой клиент.

Был…

Ух, ты!

Аж с корнем кусты повыворачивало!

Да… страшная штука картечь, особливо, ежели вот так – почти в упор.

Бабах!

Вторая пушка.

Бабах!

Еще одна.

А я их отсюда и не вижу… жалко.

А ведь канониров у них много быть не может. Заряжающих и таскальщиков-подавальщиков – этих до… в общем, много. А вот этих, что пушки наводят, много быть просто не может.

А сейчас еще меньше станет.

Стало.

Пока на одного.

Ничего, подождем. Скоро они из тыла еще кого-нибудь пришлют.

– Бридли!

– Да, сэр!

– Смотрите сюда. – Роджерс протянул ему подзорную трубу. – Вон у той пушки уже в третий раз убивают канонира, видите?

– Вижу.

– А у других пушек этого не происходит. Почему?

– Ну… видимо, вражеские стрелки их не видят.

– Или пушки стоят к ним фронтом, и из-за фашин по канонирам стрелять бессмысленно.

– Понял, сэр! Их стрелки лежат не в кустах. Но… тогда получается, что они залегли в чистом поле… Где? Там же никого нет!

– Помните, что русский говорил про индейцев? А они мастера прятаться. Дайте команду солдатам обойти их с фланга. И пусть на правом фланге начинают движение, русские уже не ведут по ним огонь. Скорее всего, там их вообще нет.

Котенок

Сколько уже прошло времени? Минут тридцать? Похоже…

А англичане поумнели, больше не присылают канониров. Поняли, что тут их выбивают. Плохо дело, этак они и мою позицию вычислят.

Отходить?

Рано.

Так, правый фланг пошел, заходят в лес, мне за спину. Пускай. Это мы уже учли.

Лишь бы на поле не вышли, вот тут мне быстро карачун настанет.

Ага, вон какой-то умник все-таки поперся. Расстояние сократить решил? Нельзя ему этого позволять, за ним целый взвод потопать может.

Раз!

Одним умником меньше…

Раз! Два!

И по лесу тоже с оглядкой ходить надобно… Один уже допрыгался.

Правильно, сообразили, что фланг у них открыт. Начали через бугорок перебегать. Только лениво как-то. Добавим им прыти.

Магазин опустел. Надо, кстати говоря, их все патронами набить.

Ага! Проняло-таки!

Шустрости добавилось, вон заскакали, как зайцы резвые!

Вот они все уже за бугорком и заныкались. Правильно, там ямка удобная, целым взводом можно залечь.

Бу-бух!

И остаться…

Молодцы, ребята, успели-таки эти ямки заминировать…

Автомат слева?

«Калаш»?

Точно.

Все, моя задача исполнена, можно отходить, тем более что в лесу англичан быть уже не должно.

Магазин на место, патрон в ствол.

Поползли…

– Сэр! Русские прекратили огонь и отошли. Путь свободен.

– Наши потери, лейтенант?

– Убито пять офицеров и двадцать три солдата. Шестнадцать человек ранено.

– И это все стрелки русских?

– Большая часть погибла при взрыве пороховой мины, сэр!

– Как это произошло?

– Солдаты спрятались от огня в ложбинке, а она оказалась заминированной.

– Прикажите не использовать более такие укрытия, они могут быть тоже подготовлены к взрыву. Нам противостоят опасные соперники, лейтенант. У них было время подготовить нам множество ловушек. Этот бой прогулкой не станет…

Передовые солдаты англичан, осторожно ощупывавшие лес стволами ружей, подошли к опушке леса.

Вот он – форт. Несколько приземистых строений, редкие бревна палисада, ряды рогаток.

И все.

Никаких стен или орудийных башен. Только на крышах некоторых домов виднеются стволы пушек.

По команде офицеров несколько групп солдат, прячась за редкими укрытиями, приблизились к палисаду. Тихо… форт словно вымер. Не видно было людей, молчали пушки.

Никто не стрелял.

– Лейтенант! Что происходит? Где русские?

– Может быть, они бросили форт? И спрятались в лесу?

– Не считайте их дураками, Бридли! После того, что они сделали с флотом, я склонен ждать от них любой неожиданности. Вот что, лейтенант, вон тот дом – центральное строение форта. Если его захватить…

– Понял, сэр! Разрешите, я это сделаю?

– Будьте осторожны, лейтенант, смотрите по сторонам. Эти русские воюют не по правилам…

Взвод лейтенанта Бридли осторожно подобрался к воротам. Они были не заперты, чуть поскрипывали на ветру их створки. Один из солдат, подкравшись к ним, резко ударил плечом. Ворота распахнулись неожиданно легко, и он, не удержавшись на ногах, упал на землю.

Тихо… Солдаты вошли внутрь, озираясь по сторонам. Справа и слева тянулись ряды рогаток.

Ощетинившиеся острыми кольями, перемежаемые забитыми в землю бревнами палисада, они оставляли открытым только один путь – к центральному дому.

Он казался безжизненным и покинутым.

Со стороны основных сил подбежало еще человек пятьдесят солдат. Теперь у Бридли был солидный кулак, способный не то что захватить, но и в случае необходимости разобрать по бревнышкам это здание.

– Капрал Маклосски! Возьмите двадцать человек и обойдите дом. Там есть еще строения, надо проверить, что с ними. Абрамс! Двадцать человек – и вон туда!

Обе группы солдат беспрепятственно прошли мимо центрального строения и углубились на территорию форта.

К лейтенанту подошло еще подкрепление. Теперь его отряд насчитывал около ста человек, не считая ушедших. По команде капитана пушки выдвинули ближе к форту. Оставшиеся солдаты также приблизились к воротам. Но внутрь пока не входили.

– Сэр! На крыше центрального дома движение!

На укрепленном посередине дома флагштоке поднимался флаг. Не белый, как это можно было бы ожидать. Такого флага Бридли еще не встречал…

Шевельнулся орудийный ствол на крыше. Теперь пушка смотрела прямо на солдат, стоявших в узком, огороженном рогатками и палисадом проходе…

– Огонь! – рванул саблю из ножен лейтенант. – Это ловушка!

Точно…

Картечный залп в упор прорубил настоящую просеку в их рядах…

Открылись бойницы в стенах зданий, и на солдат обрушился ливень пуль…

Оторвавшиеся от основных сил группы Маклосски и Адамса были накрыты картечью и погибли, не успев сделать ни одного выстрела.

– Вперед! – Роджерс сжал кулаки в бессильной ярости. – Под стены! Они не смогут обстреливать нас из бойниц! Артиллерия! Разрушить дома!

Откинулись замаскированные дерном бойницы.

Из небольших холмиков, расположенных около ворот, во фланг наступающим ударили картечью невидимые до этого момента пушки.

Обернувшись к орудиям, Роджерс увидел, как падают на землю сраженные пулями невидимых стрелков канониры. Огонь по ним вели с тыла. Стрелки сидели в лесу, из которого только что вышли последние солдаты.

– Подавите пушки и стрелков в этих… в этих ямах! – капитан показал на дымящиеся амбразуры дзотов. – Они еще не перезарядили орудия и не могут пока стрелять!

Передовые солдаты были уже в нескольких метрах от амбразур, когда вдруг по бокам бегущих внезапно вздыбилась земля…

Цепочка одновременно грянувших разрывов опоясала дзоты, отбрасывая наступающих.

Пушки на крышах домов развернулись в сторону атакующих.

Жарко дыхнули картечью их жерла…

– Капитан! Сэр! Это безумие! – В ямку к Роджерсу свалился лейтенант Мору. – Мы несем громадные потери, а до сих пор не то что не взяли ни одного укрепления, но даже и не подошли к ним ни на шаг! Прикажите отходить!

– Поздно, лейтенант… Противник за нашей спиной, в лесу. Посмотрите на пушки, из них уже некому стрелять…

Снова ударили картечью перезарядившиеся дзоты.

Никаких мест, особо пригодных для укрытия солдат, перед фортом не было. Все складки местности защищали лишь от огня со стороны форта. Поэтому там и скопилось большое количество солдат.

Но от флангового огня дзотов эти укрытия защитить не могли…

– Ничего, лейтенант! Мы еще можем пробить себе дорогу! Пушки в ямах имеют ограниченный сектор обстрела и…

Пущенная умелой рукой пуля пробила висок капитана…

Форт. Центральное здание

– Сергеич! Наглы белую тряпку выкинули!

– Сдаются? – Я опустил на пол винтовку и приложил к глазам бинокль. – Где это… Ага! Вижу!

Сколько их там еще может быть?

– Да черт их знает! – Кобра подошел ко мне, сжимая в руках автомат. – Только внутри форта их больше сотни лежит. А у ворот – так вообще кошмар… Сотня-другая могла и уцелеть…

– Ладно. Прекратить огонь! Давай сюда их старшего…

Минут через пятнадцать ко мне подвели английского офицера.

– Слушаю вас.

– С кем имею часть говорить, сэр?

– Майор Конторович. А кто вы?

– Лейтенант Мору. Сэр, я прошу вас прекратить огонь. Мы… мы сдаемся.

– Лейтенант, между нашими странами нет состояния войны. Это вы понимаете?

– Да, сэр!

– Кем же я тогда должен считать ваших солдат? Военнопленными вы в этом случае не являетесь.

– Я простой офицер. И не очень силен в этих тонкостях…

– Но от этого зависит наше к вам отношение и условия сдачи.

– Мы… Сэр, мы сдаемся без всяких условий.

– Принимается. Постройте ваших солдат, лейтенант. Оружие оставьте там, где оно сейчас и находится. Кобра! – повернулся я к заму. – Принимай капитуляцию, теперь это твой контингент…

Книга II. Плацдарм «попаданцев». Десантники времени

Продолжение бестселлера «Десант «попаданцев». Отряд наших современников отправляется в Америку XVIII века, чтобы переписать историю, изменить прошлое и предотвратить ядерный апокалипсис, угрожающий человечеству в будущем.

Но у истории – сильный иммунитет, а Плацдарм «попаданцев» – как заноза во времени, которое отторгает пришельцев из XXI столетия, словно чужеродную ткань. И вот уже испанцы пытаются навязать себя в качестве «крыши», а разгромленные в открытом бою англичане натравливают на поселок «попаданцев» пиратов Карибского моря и подсылают наемных убийц с заданием любой ценой ликвидировать руководство колонии.

Однако и наши «десантники времени» получают подкрепления из будущего – на помощь им спешит «попаданец», завладевший телом Наполеона Бонапарта…

Пролог

Я знаю, как лечить головную боль, но это сильно отражается на печени.

Англия. Февраль 1791 года

Сидевший у камина седовласый джентльмен поднял голову на звук шагов.

– Сэр Генри! Рад видеть вас в добром здравии! А я тут задремал в тепле…

– Ну что вы, милорд! Это я должен просить у вас извинения, увы, но проклятая погода задержала меня в пути. Гриффин, примите плащ и подайте нам грогу, – повернулся он к лакею. – Вы не возражаете, милорд?

– Пожалуй, это действительно то, что нам обоим нужно.

Вошедший хозяин кабинета и всего поместья подошел к камину, протянул руки к огню.

– Холодно… Как только мне доложили о вашем визите, я немедленно поспешил сюда, оставив все прочие дела.

– Полноте, мой друг, не стоило так уж спешить. Старики, вроде меня, нечасто выезжают из своего дома. Но это еще не повод бросать дела государственной важности…

Оба джентльмена обменялись понимающими улыбками.

«Старая ты лиса! – подумал Генри Марлоу. – Высунул хитрый нос из своего затворничества. Зачем? Давно уже лорд Оливер Роул отошел от дел. Но, только на первый взгляд… Что-то случилось? Но что? И почему я ничего об этом не знаю?»

Но вслух он, естественно, ничего подобного не сказал, устраиваясь в кресле напротив своего гостя.

Подошедший дворецкий поставил на столик у камина бокалы с согревающим напитком и заботливо укутал ноги хозяина пледом.

Лорд Роул отпив глоток, поставил бокал на место.

– Хорошо…

– Что привело вас сюда, милорд? Вам стоило лишь написать мне, и я тотчас навестил бы вас…

– Какие могут быть дела у старика? Так… слухи… сплетни… ничего серьезного.

– Ну и слава всевышнему! Знали бы вы, как надоедает подчас эта скучная рутина…

– Знаю, друг мой, знаю… Я и не стал бы беспокоить вас по столь ничтожным пустякам, как какие-то сплетни отошедших от дел стариков…

«И держащих при этом в своих руках немалую часть денег всей Компании! Вот оно что! Они почувствовали угрозу! Но где?»

Роул снова отпил из бокала.

– Скажите, мой друг, а что сейчас происходит в Калифорнии?

– А что там может происходить? Все по плану…

– Чьему?

– Не понял вас, милорд?

– По чьему плану сейчас развиваются события в Калифорнии?

– Э-ээ… ну есть же планы относительно развития этих мест…

– Да? Не знал… И у кого же они есть?

– Ну… у руководства Компании, естественно.

– У них есть что-то, о чем я не осведомлен?

«О как! Старикашки обиделись? Да нет… тут что-то другое…»

– Насколько я осведомлен, никаких изменений в наших планах не имеется. Все, что было утверждено раньше, выполняется. Есть, конечно, отдельные накладки, но это и понятно…

– Хорошо… я буду более конкретным. Что произошло в бухте Хорсшу?

– Этим делом занимался сэр Джефферсон, вы должны его помнить.

– Разумеется, я его помню. И многого вам удалось достичь?

– Там были какие-то затруднения, связанные с русскими поселенцами на этих землях… У них был союз с местными племенами, да и испанцы оказывали им тайную помощь.

– И что? Чего вам удалось достичь?

– Ну… толком мы сейчас ничего не знаем. Месяц назад на одну из факторий вышел солдат из отряда коммодора Бигелоу.

– Кто это такой?

– Он командовал группой кораблей, направленной на усмирение этих… русских.

– Группой?

– Четыре корабля и около пятисот человек солдат и матросов.

– Ничего себе! Такими силами можно завоевать княжество! И каковы их успехи?

– Здесь еще нет ясности, милорд… Необходимо еще навести справки и…

– Сэр Генри! Я давал вам основания для того, чтобы заподозрить меня в слабоумии?

– Что вы, милорд! Я не осмелился бы даже…

– Так чего вы мне тут голову морочите? Что рассказал солдат?

– Все корабли были потоплены, а отряд уничтожен. Уцелевшие солдаты и матросы были взяты в плен.

– Кем?

– Там… там было много всякого сброда, милорд. Русские, индейцы, даже несколько англичан! Со слов солдата, Бигелоу даже кого-то узнал. А некоторые солдаты нашли там своих близких.

– И куда же делись все пленные?

– Часть из них осталась там же, в Хорсшу. Некоторых отпустили, дав с собою несколько ружей и немного продовольствия. До нас добрался только один человек.

– Сколько народу погибло?

– Около трехсот человек, милорд.

– Неслыханно! – Лорд Роул поднялся с кресла и зашагал по комнате. – Такого урона нам не наносили уже давно! Его величество… впрочем, ладно… Что вы собираетесь предпринять?

– Наши возможности в тех краях сильно ограничены. Имевшийся неподалеку от тех мест форт опустел.

– Почему?

– Джефферсон взял оттуда почти весь гарнизон. Воспользовавшись этим, на форт напали индейцы и…

– Понятно…

– Уцелевшие обитатели поселка отступили и с первым же кораблем Компании покинули эти места. У нас больше нет там опорных пунктов.

– Да-а… сэр Генри, вы не обрадовали старика…

– Увы, милорд, но такова суровая реальность…

Роул грузно сел в кресло и допил свой грог.

– Ну, в таком случае, и я вас не обрадую. Несколько дней назад я встречался с доном Игнасио Лопецем. Вы должны его знать.

– Разумеется! Он один из советников посла Испании. Человек весьма неглупый и… непростой.

– Еще бы, при его-то должности! Он… впрочем, неважно. Гораздо интереснее то, что он мне сообщил.

– И что же, милорд?

– Этот проныра выразил мне свои соболезнования!

– По поводу?

– Того, что вы мне сейчас рассказали.

– То есть, милорд, испанцы знают об этом?

– И не только об этом! Он также выразил свое удивление тем, что офицеры короля позволяют себе подбивать дикарей к нападению на испанские поселения!

– Это полная чушь, милорд!

– Да? – лорд остановился и вытащил откуда-то конверт. – Полюбуйтесь!

– Что это?

– Показания лейтенанта Райли, взятого в плен, как раз при исполнении подобного приказа! Что вы на это скажете?

– Это мистификация! Бумаги подделаны!

Роул покивал.

– Именно так я ему и сказал. В ответ этот жирный боров только улыбнулся! Он сказал, что ему тоже нет нужды выяснять правдивость подобных утверждений, ибо Господь Бог покарал всех, кто был к этому причастен. Причем некоторые уже предстали перед его судом!

– Вот даже как…

– Да! И более того! Он смиренно заметил мне, что как добрый католик не считает возможным возлагать на господа столь несвойственные ему обязанности – следить за порядком в диких землях. А вот несколько сотен солдат, по мнению дона Игнасио, справятся с этой задачей намного лучше…

Некоторое время в кабинете стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием угольков в камине, да заунывным шумом февральского сырого ветра за окнами. Первым нарушил молчание гость.

– Сэр Генри. В свое время мне отрекомендовали вас как человека, умеющего сопоставлять разрозненные факты, выстраивать цельную картинку из мозаики, где не хватает многих элементов. Правление Компании, если вы в курсе, в настоящее время прорабатывает планы распространения своего влияния не только на Новый Свет.

– Да, конечно, милорд. Мне уже поставлена задача рассмотреть аспекты, самые разные, при столкновении наших интересов с таковыми у Британской Ост-Индской Компании. Торговля шерстью прибыльна, но не является единственным экономически значимым фактором для наших учредителей. К сожалению, в настоящее время такой многообещающий сектор внешней и внутренней торговли, как добыча и сбыт меха, оказался полем для столкновения между Компанией и этими выскочками из Северо-Западной Компании.

– Вот как? – Лорд Роул с новым интересом взглянул на собеседника. – Тогда почему Правление не известило меня, что вы назначены куратором нового направления?

«Да потому, старая перечница, что в Правлении многие хотели бы избавиться от тебя! И только твое влияние в кабинете премьера останавливает самых нетерпеливых, давно поглядывающих на те ручейки звонкой монеты, которые утекают мимо их карманов в твои руки». Как обычно, вслух он сказал совершенно другие слова:

– Милорд, я всего лишь один из слуг народа, представляющих его интересы в парламенте. Мое участие в деятельности Компании не афишируется, да и сводится оно к некоторым услугам консультативного характера, что же касается тех слухов, которые распространяют завистники и падкие на непроверенные слухи газетеры…

– Да-да! Я отлично понимаю вас, все эти досужие сплетни не стоят и выеденного яйца, но отнимают время на их пресечение. – Теперь настала очередь сэра Оливера скрывать свои мысли за вежливыми, ничего не значащими словами.

«Что же, примерно такого ответа я и ожидал. Китайский проект решили развивать без меня. Кто-то надеется на хорошие доходы от торговли с желтокожими в обход установившихся контактов между Поднебесной и Ост-Индской Компанией. Сухопутный выход на побережье Тихого океана, создание там опорных пунктов – моя идея долго не находила поддержки в Правлении. В чем-то их можно понять – лишние расходы, постоянная нехватка людей, а последнее время обострившаяся конкуренция с СЗК – не лучшие условия для развития нового затратного начинания. Но неужели Компания настолько оскудела проницательными людьми, что там не в состоянии уловить те знаки перемен, что так и витают в воздухе? У правительства не хватило решимости и солдат, чтобы в зародыше придавить это новоявленное образование – вольные американские штаты. Слишком опасный прецедент, а ему не придали должного внимания. Испания погрязла во внутренних проблемах, она уже не может с прежней суровостью и эффективностью управлять своими американскими колониями. Франция на пороге нешуточных перемен, но и это почему-то мало кто замечает. Одна надежда, что Питт-младший, с моей и Божьей помощью, все-таки сможет навести порядок не только на Острове, но и на окраинах Империи. Теперь необходимо слегка отвлечь внимание Генри и его кукловодов от моих интересов на Западном побережье».

– Поэтому не будем отвлекаться на обсуждения пустячных уколов от писак и обывателей, – лорд Роул отпил уже остывший грог из бокала и поставил его на столик. – Могу только посоветовать вам обратить самое пристальное внимание на персоналии в руководстве Северо-Западной Компании. После смерти старшего Фробишера четыре года назад там нашелся умный и дальновидный человек, пригласивший на службу Александра Макензи. Мне уже приходилось слышать о нем ранее, и его деятельность заслуживает того, чтобы обратить на него самое пристальное внимание. Не удивлюсь, что он приложил руку и к тем событиям, что послужили поводом для моего визита к вам.

Роул поставил на стол опустевший бокал.

– А теперь, с вашего позволения, я хотел бы отдохнуть, так как мне завтра необходимо рано вернуться к себе, а в мои годы даже такое путешествие уже требует напряжения всех моих малых сил.

– Конечно, о чем может быть речь! – С этими словами сэр Генри поднялся и снял с каминной полки серебряный колокольчик. – Сейчас Гриффин проводит вас в спальню, которая так нравится вам…

Завтрак утром следующего дня был подан до неприличия рано. Хотя тому была весьма уважительная причина – хозяин и гость весьма спешили по неотложным делам, которые были запланированы на сегодня – прислуга даже позволила себе кидать на лорда неодобрительные взгляды, считая его виновником таких нарушений всех и всяческих традиций. Дождавшись, когда подадут кофе и последний слуга удалится из гостиной, сэр Оливер вернулся к вечернему разговору.

– Позволю напомнить вам, сэр Генри, что в дальнейшем будет необходимо избегать таких убытков, как те, что Компания понесла в результате прошлогодней скоропалительной экспедиции. Любая операция должна приносить прибыль – это азы, с которыми знакомят каждого нового сотрудника, а вы уже далеко не стажер.

«Лишний раз напомнить, что при всех его регалиях и положении в парламенте, для Компании он всего лишь наемный работник, отнюдь не помешает. Да и ответ на полувнятные шевеления в Правлении получится достойный, всего лишь останется приглядеть, куда наш друг направит свои стопы сразу после расставания. Тогда картина с моими личными недоброжелателями станет ясной, как весеннее утро. А если добавить что-то вроде личного поручения и выяснить, что для Марлоу будет первоочередным, то это будет лишним штрихом, дополняющим расклад сил на тех планах, которые я вырисовывал в своей голове долгими вечерами у камина».

– Так что настаиваю на как можно более серьезном отношении к моему предложению внимательно присмотреться к нынешнему руководству СЗК. На мой взгляд, здесь возможны любые, даже самые экстраординарные методы…

– Не могли бы вы точнее сформулировать ваши рекомендации в этом вопросе, сэр?

– Разве необходимо вас даже в такой мелочи инструктировать? Все действия, которые невозможно будет прямо связать с руководством нашей организации, но приносящие ей пользу, а конкурентам, соответственно, убытки – с моей стороны получат только одобрение и самую горячую поддержку. Сами понимаете, что выражена она будет впечатляющей суммой для организатора акций. Так что, если я через некоторое время прочитаю в газетах о каких-либо происшествиях на таком малоосвоенном континенте, как Америка, с кем-то из наших конкурентов, то чековая книжка у меня всегда с собой. Единственное уточнение – доказательства рукотворности, так сказать, прискорбных событий, будут все же необходимы. Я человек широких взглядов, но никогда не замечал в себе желания выкидывать деньги на ветер, оплачивая неоказанные услуги.

«Посмотрим, что в нашем хозяине преобладает, жажда наживы или осторожность? И найдутся ли у него толковые советники, понимающие, в какую зависимость от меня организатор подобных мероприятий попадает. Если не подскажут – значит, в Правлении дела обстоят гораздо хуже, чем я подозревал. И следует крепко задуматься о возможности перевода моих основных капиталов в другое предприятие».

Каждый из собеседников, усаживаясь в кареты, думал о своем. Не скоро кто-то узнает, о чем именно…

Часть первая

Глава 1

Ноябрь 1790 года. Форт ВВВ.

Из дневника Сергея Акимова

Ежедневная работа с пленными наглами добавила мне новой головной боли к ежедневным обязанностям. Чего только стоило найти надежные изолированные помещения для содержания офицеров и мистера Джефферсона, который требовал к себе больше внимания, чем все остальные. Не в том плане, что ему требовался особый уход и комфорт, но слишком интересный клиент попался. Но тут уж ничего не поделаешь – специфика, чтоб ее… Одно дело – блиц-потрошение противника во время рейда или чего-то подобного, и совсем другое – определить самых упертых, придумать, как изолировать их от перспективных кандидатов на переубеждение или вербовку, да много чего еще, вам совсем не обязательно знать такие подробности. Крепче спать будете.

Забот хватало всем. Как и до разгрома карателей. Ведь было совсем не так, как зрители привыкли видеть подобные сцены в кино. Там герои стремительно движутся к финальной схватке, по дороге совершая глупости наряду с феерическими подвигами, зарабатывают себе бонусы, теряя второстепенных персонажей, наживая врагов (на удивление глупых), находя друзей (еще более удивительно беспомощных и бесполезных). Потом главная сцена минут на пятнадцать – двадцать и закономерный энд, как правило – хэппи. Совсем короткие эпизоды, когда ГГ утомительно тренируется, готовит снаряжение, постепенно исчезают из современных (это я загнул, конечно, они ведь еще даже никем не придуманы!) фильмов. Зрителю нужен экшн! Поэтому даже обычный поход в супермаркет или в бар тогда, в бесконечно далеком теперь двадцать первом веке, сценаристы превращали в очередную потасовку, с разным количеством трупов. Но это я отвлекся. А на самом деле бывает примерно так. Дни и недели утомительно скрытного передвижения к точке, где нужно выполнить задание. Потом несколько минут бесшумных и невидимых посторонним действий и, если делом заняты профи, такое же незаметное и долгое возвращение. Частенько противник узнает о том, что у него на объекте что-то произошло, почти в то же время, когда старший группы уже докладывает о выполнении задания своему командованию. Или вот как в нашем случае. Месяцы подготовки, таскание кубометров бревен и земли, маскировка, создание ложных позиций, схронов и укрытий. Потом несколько часов стрельбы, в основном со стороны противника, который только зря переводит боеприпасы (нас в такие моменты просто душило это зеленое земноводное, ведь фактически наш порох переводят, бестолочи!) и закономерный финал – остатки ничего не понявшего толком противника сдаются. Или не сдаются, а умирают, так как не смогли уловить момент, когда для них уже все кончено. Пусть для наших современников, отравленных идеями либерастов и толерантов, звучит кощунственно, но нам второй вариант – «и потом они умерли в один день» – подошел бы даже больше.

Думать о кормежке, охране толпы пленных, озлобленных наглов… Я бы с удовольствием оставил эти заботы кому-то другому. Так ведь даже на испанцев, которые в данном случае вроде наши союзники и должники, не скинешь эту мороку. Места, где содержать пленных, у них нет, миссии для таких целей совершенно не приспособлены, не говоря уже о нужном количестве и качестве охраны.

Положим, у нас тоже с такими нюансами имеются некоторые траблы, но фантазия на эти темы менее скована реалиями времени. Прямо вот на поле боя, или сразу после него, в стиле рыцарских романов, никто врагов, особенно офицеров, отпускать под честное слово, оставляя оружие и средства передвижения, не собирается. Поработают на стройках социализма, тьфу, будущей Директории, покажут себя со всех сторон, тогда и будем выбирать – кого, куда и в каком виде отпускать. Свобода – это понятие растяжимое и многогранное… В качестве охраны вполне подойдут стажеры из молодых индейцев. Для англичан они уже успели стать пугалом, без всяких наших усилий. Сами умудрились настроить аборигенов против себя, не считая их за людей, обманывая направо и налево, давая обещания, которые заведомо не собирались выполнять. Так что господам просвещенным мореплавателям предстоит масса однообразной работы, сбалансированное питание, чем мы сможем с ними поделиться, и очень, очень много времени на размышления.

Не забываем, что добрая половина сидельцев в большей степени «лежальцы», с ранениями разной степени сложности и перспективами на выживание. Шоно ночей не спит, помогая фельдшерам и санитарам из подотчетного контингента выхаживать самых трудных. Как ни напрягает нас необходимость тратить невосполнимые запасы лекарств из XXI века, но нельзя забывать идеологическую часть проблемы. Простые солдаты – чем они виноваты, получая приказы от таких деятелей, как представитель КГЗ мистер Джефферсон? Не хочу представлять их заблудшими ангелами, обычно в колониальные войска этого времени собирали не лучшие образцы человечества, но кто-то из них ведь способен будет оценить заботу о собственном здоровье, проявленную вчерашним противником? Тем более что в конце месяца мы получили совершенно неожиданную помощь, в лице еще одной «попаданки», появившейся в нашем расположении после одной из патрульных экспедиций группы под командованием Котозавра.

Кроме обычной рутины по закреплению нашего положения в этих местах, закладывания основ будущей промышленности и самой возможности выживания, приходилось срочно организовывать патрулирование. Гарантировать, что все высадившиеся англичане попали под раздачу, не мог никто. Вполне могли остаться какие-то незамеченные нами мелкие подразделения. Даже десяток солдат, во главе с более-менее толковым сержантом, мог доставить нам кучу неприятностей. Именно своей непредсказуемостью. Так что каждое утро тройка попаданцев, дополнительно к дозорам из подопечных Всеславу индейских казачат (или как же их правильно назвать-то?), выходили в рейды, осматривая возможные места заныкивания недобитков. Такие походы занимали у них пару-тройку суток. Возвращались они обычно уже в темноте, регулярно сообщая, что признаков противника не обнаружено. Поэтому, когда прибежал посыльный индюшонок, прогуливавший уроки и крутившийся возле дозорной вышки, у меня екнуло сердце. Любые новости сейчас оказывались, как правило, не очень приятными.

– Камрад Снейк! – «Уши тебе оборвать, а заодно тому, кто научил». – Там Змей с Великой Собакой ведут чужих индейцев! – «Ну вот почему Змея они научились по-русски называть, а меня, с чьей-то подачи, на аглицкий манер переиначили!»

– Молодец, хвалю за службу.

Пацан просиял, вытянулся по стойке «смирно» и тут же ринулся из дома, уже не услышав брошенное вслед:

– А вот за прогул в школе ты еще свое получишь.

Выхожу вслед за ним на крыльцо, с которого как раз хорошо видно подъезжающего к распахнутым воротам Змея, за которым следует небольшой караван из нагруженных домашним скарбом индейцев, нервно оглядывающихся на гордо вышагивающего алабая. Отсюда подробностей мне пока не видно, но узоры на их одежде явно отличаются от уже привычных, принятых у местных.

* * *

Пара цитат из моих разговоров с прибывшими поисковиками и новыми жителями форта.

Улыбка Енота.

– Приехали прогрессоры, давай агитировать за советскую власть, как я его не прибила, гаденыша, не знаю. Очень уж хотелось. Индейский компонент личности, видать, сработал.

Котозавр.

– Опять пошло очернение моего светлого образа. Мама и раньше не отличалась кротким нравом и изысканными манерами, теперь же яд с клыков так и капает. А ведь не так все было!

Ниже лучше пересказать историю встречи словами командира поискового звена.

Котозавр

Брифинг перед миссией не предвещал неожиданностей: Рысенку его индейские знакомые рассказали про небольшой род, откочевавший в конце весны из окрестностей форта на восход. Нетипичное время, но причин тому могло быть множество: от военной угрозы до чесания левой пятки шамана. В этих малозаселенных местах каждый человек на счету, поэтому решили беглецов найти и поиметь с них пользу. С точки зрения прогрессорства малые племена удобнее: Большой Медведь, вождь мощного племени паютов, на переговорах качал права, и убеждать его пришлось целым спектаклем с горой подарков. Малые роды, наоборот, немного растопырив пальцы на тему самостийности и незалэжности, соглашались на условия союза довольно быстро: «кушать хочется» – надежный аргумент. Охотники дружественных племен дали нам довольно точный район поисков, поэтому рыскать «по долинам и по взгорьям» не пришлось. Стойбище было в неплохом месте, недалеко от реки, полтора десятка типи – бедненько, но чистенько. Встречать гостей вышли пяток воинов, и вождь – нестарый мужик со шрамом поперек физиономии. После положенных по традиции церемоний представления нас пригласили в лагерь, и неторопливые – когда Аллах создавал время, он создал его достаточно – переговоры начались. И начались наперекосяк. Скептицизм противной стороны зашкаливал. В каждом нашем предложении искали подвох, в каждом слове сомневались, а заодно подозревали в гнусных намерениях. Да еще прибежала девка с ручным енотом, уселась на коврик рядом с вождем, и смотрит на меня так, будто хочет просверлить дырку.

– Вы будете продавать нам огненную воду?

О, блин! Нет, конечно.

– Нет, мы меняем шкурки зверей на ножи, котелки, ткань и иголки. Только полезные и нужные вам вещи.

– Твой язык лжет. Все розовые люди торгуют огненной водой, чтоб лишить настоящих людей души и мужской силы.

Твою мать! Неужели их так англичане напугать успели?

– У нас, розовых, тоже есть разные племена. Духи нашего племени запрещают торговать огненной водой. Иначе нас покинет удача, и (подавись ты, старый хрыч) мужская сила. Одну луну назад была большая битва: тех, кто торговал, мы убили или прогнали с этих земель. Много рук вражеских воинов убили, посчитали много славных ку, взяли много скальпов и еще больше трофеев. (Блин, сам себя не похвалишь – уважать не будут.) – Но мы хотим жить в мире и воюем только с теми, кто нарушает закон или нападет первый.

Вождь покосился на девку, и та, продолжая пялиться на меня, подтвердила нашу честность – это чо, полиграф такой?! Дальше – еще чудесатее: она увела меня от честной компании к реке и, отойдя за деревья, вцепилась когтями в мое ухо, рыча на чистом русском:

– А ну колись, сын греха и порока, это твоих рук дело?!

Я не бухнулся в обморок, чем горжусь.

Как выяснилось в дальнейшем, моя мама «провалилась» вместе со всеми нами, пятнадцатого мая, и даже не очень далеко от основной группы, но определившись во времени с погрешностью в сотню лет, начала выживать в меру своего понимания. Понимание это базировалось на классиках марксизма-ленинизма, Фениморе Купере, и кинофильмах с Гойко Митичем. Все, что она смогла вспомнить, говорило: подальше от белых людей! Белый в Америке – это войны, болезни, алкоголизм и геноцид.

Подтверждением этому стала стычка с патрулем англичан, который искал следы наглых грабителей, обнесших форт. Потеряли пятерых воинов, рванувших на штыки, убили парочку солдат и одного взяли живьем. Чего стоило молодой шаманке отмазать пленного от смерти у столба пыток – знает только она. Вы уже подумали о романтической истории в стиле Покахонтас? Джонн Уиллис действительно нужен был для использования по прямому назначению – как мужчина. А именно: копать, носить воду, таскать тяжести, месить глину, заготавливать дрова, в промежутках обучая хозяйку английскому языку. Рабовладельческий строй, согласно классикам, прогрессивнее родоплеменного, и обеспечивает больший прибавочный продукт. Только Джонни от этого легче не было.

– Сэр! Сэр! Заберите меня отсюда, добрый господин! Мне нечем заплатить, но клянусь всеми святыми, я отработаю все сполна! Если вы христианин, спасите меня от нее…

Загорелый дочерна и одетый в лохмотья, которые некогда были мундиром, обросший клочковатой бороденкой, которую явно ровнял ножом, солдатик чуть не плакал.

– Джонни, чем тебе не нравится общество этой темнокожей мисс? Тебя кормят, у тебя есть крыша над головой, и ни одного сержанта на сотни миль вокруг. Работаешь ты меньше, ешь и спишь больше, чем в армии.

– Я боюсь за свою душу! Миссис Смайли – ведьма! Она варит дьявольские зелья, травит ими лягушек, а потом заставляет пить меня. В первый раз я мучился животом несколько дней, и из меня лезли черви, от других зелий еще хуже: или лежу, не могу пошевелить ни единым членом, или душу вышибает из тела, и вокруг демоны танцуют.

* * *

Вот так в штабных документах появилась новая запись:

29. Мысловская Наталья Николаевна, характер скверный, по ее же словам. Курит.

Образование: провизор, капитан МС запаса. Специализация – медобеспечение морских десантных операций. Закончила Хабаровский мед. Любимые темы – токсикология и судмед с уклоном в нее же. Поездив с мужем по гарнизонам, нахваталась всяческой практики: вырезание подручными инструментами чирьев и флегмон, гнойных абсцессов, ампутация пальцев, богатая практика в приемном отделении – это вообще паноптикум от шизы до гинекологии, ну и травмы широчайшей этиологии. Операционная сестра с приличными скиллами, анестезия в теории, но твердо. Собственно фармацевтика крепкой советской школы – когда аптеки очень до фига делали сами: порошки, пилюли, настои-отвары-вытяжки, стерильные, инфузионные эт цетера…

По ходу жизни – диагностика очень многого руками-глазами-по опросу.

Донор – безымянная индейка, ученица шамана. С духами говорить не научили, но травы знала. Молодая вдова, предыдущие годы роду конкретно не везло. После рассказанной детям сказки, стала Улыбкой Енота.

Глава 2

Декабрь 1790 года.

Из дневника Сергея Акимова

Вряд ли кто-то поверит, что такое вообще возможно, но даже в день сражения с английскими карателями занятия в нашей школе не прерывались. Другое дело, что преподавателей там было всего трое – Цинни, Лорд и один из индейцев, который вел урок родного языка для нуму и попаданцев. Правда, в этот раз вечерних занятий, на которых и собиралась взрослая часть населения форта, не было, пришлось устроить вынужденный перерыв. Но уже на следующий день все вернулось на круги своя.

Хотя бы два вечера в неделю, но каждый из нас занимал места за столами в самом укрепленном (если не считать медчасти и склада артефактов из нашего времени) здании поселения. Учили языки, обменивались знаниями об особенностях в политическом, экономическом и социальном устройстве тех государств, с которыми предполагался плотный контакт. Все отлично понимали, что наивно рассчитывать на новые «подарки из будущего», в виде провалившихся с кем-то еще ништяков и других «вкусностей». Полностью исключить такой возможности было нельзя. Хотя некоторые особенности самого факта провала наводили на мысль, что с удалением от общей точки сбора на берегу у столика Ирины, увеличивалась вероятность попадания сознания «реципиента» в тело местного «донора», без каких-либо вещественных «довесков». Пусть это была голая теория, даже, скорее, догадка, но никаких особых доказательств ни «за», ни «против» у нас не было. Поэтому учились без всяких поблажек к себе, всему и у всех. Ресурс ноутов не вечен, да и без подключения к инету они уже не были такими бездонными источниками всевозможной информации, как в 21 веке.

Кроме взаимообучения, приказом по гарнизону каждый из пришельцев был обязан взять себе минимум одного ученика из местных детей. С целью обучить его всем тонкостям той специальности, которой попаданец владел лучше всего, и к которой у ребенка проявлялись способности. Что не отменяло шефства и над взрослыми аборигенами. Разницы в национальностях мы тут не делали совершенно, поэтому соглядатаи дона Хосе немало дивились, видя сидящего на крылечке Рысенка, ведущего беседу с маленьким нуму и средних лет мексиканцем. Если же им удавалось послушать разговор, ведущийся на смеси нуму, испанского, английского и русского, то тема наверняка приводила их еще в большее недоумение. Римское право, трудовой кодекс, о котором в те времена даже не подозревали. А если любопытный, особенно этим качеством отличался Рамон, сопровождавший Цинни метис из окружения падре, попадал в кузницу или мастерскую, то там уж точно можно было наблюдать почти вавилонское смешение рас и народов.

На крыльце послышались шаги, и в комнату, предварительно отстучав условный сигнал, что идет один, вошел Зубрилка. Поприветствовал на ходу взмахом руки и сразу прошел к боковому окну. Понаблюдав за той картинкой, что ему там открывалась, он присел к столу и выложил свой талмуд, в котором делал записи о сделках, намечающихся контактах с потенциальными продавцами и покупателями. Для постороннего вполне привычная картина – завхоз, как даже испанцы и англичане привыкли меня называть (уж не знаю, что они там себе придумали в качестве объяснения такой должности), обсуждает торговые дела со своим помощником.

– Донья Химена спалилась по полной.

– Как и ожидалось, на связи?

– Естественно, самый опасный момент в работе агента. – Мой «двойник», изображавший для всего остального мира торговца, имеющего вторую профессию шпиона, поудобнее устроился в кресле, волевым решением конфискованным мною из автобуса, и бывшим «в девичестве» обычным сиденьем для пассажиров. Себе я, не тратя внимания на возражения, «прихватизировал» водительское кресло из «Аутлендера». Не могу без содрогания вспомнить казенную мебель в тех учреждениях, в которых пришлось работать в органах там, в будущем. – Она взяла на себя заботу о поддержании связи племянницы и дяди с помощью голубиной почты. Якобы Диего, штатный телохранитель Лолы, не умеет правильно обращаться с птицами. Можешь себе представить почтенную испанку, из приличной семьи, возящуюся с этими разрушителями памятников?

Мы посмеялись, но особых поводов для веселья не было. Работая на кухне, что она там важного может узнать? Не распускать язык в присутствии посторонних наши уже давно приучились. Никаких девайсов, отличных от принятых в восемнадцатом веке, в поварском инвентаре не имелось. Особенности столовых приборов, некоторым количеством мы разжились в багаже автобуса, всегда можно было списать на привезенные нами диковинки из глухих мест Южной Америки.

– Так что, если на дона не подрабатывают Диего и Рамон, что уж слишком на поверхности лежит, значит, кто-то из присланных работников себя ведет настолько незаметно, что мы пока его не раскусили. Или не нарыл чего-то важного, на его взгляд. Будем устраивать показуху или фиг с ним, засланцем из Ордена?

Мы уже совещались по поводу дона Хосе и его причастности к Ордену иезуитов с командиром, Рысенком и Артемом. Когда все вместе, когда в более узком кругу. Сейчас эта контора особого веса не имела, наоборот, пребывала в гонениях и упадке. Если верить официальной истории. Но ведь создавали его люди, ставящие перед собой запредельные по тем временам задачи. И они смогли предусмотреть многие опасности, исходящие как от светских властей, так и от конкурирующих, так сказать, конфессий. Многое мешало мне согласиться с представленными в популярных брошюрках и на сайтах Всемирной паутины, как с окончательными и достоверными сведениями. Пусть даже не во всех странах власть предержащие исполнили указ Папы, больше сорока лет общество Иисуса существовало без единого руководящего центра. Так не бывает! Иначе Орден не возродился бы так быстро, после разрешения возобновления его деятельности.

Лишних проблем падре нам не доставлял, хотя и сам он, и его люди слишком любили почесать языком как с попаданцами, так и с остальным персоналом форта, которых становилось все больше и больше, чем основателей форпоста будущего в Испанской Калифорнии. Известная опасность всегда лучше, чем не выявленная. Мы считали, что до поры до времени дон Хосе не будет ставить в известность гражданскую администрацию Испании в Новом Свете о замеченных непонятках в форте. Свое прямое начальство, из Ордена, которого просто не могло не быть, пусть даже на подпольном положении, – безусловно. Ибо это его прямая обязанность. Иметь какие-то дела с таким пугалом, каким Орден представлялся нашим современникам по не самым умным книгам и фильмам, не казалось привлекательной идеей. Но пускать дело на самотек тоже было недопустимо. Старая идея – если не можешь повлиять на течение, надо его возглавить, пусть даже рулить придется чужими руками, не теряет своей актуальности многие сотни лет. Так что не будем откладывать в долгий ящик проблему, в надежде, что она сама собой рассосется.

– Ты сам насколько хорошо контактируешь с доном?

Зубрилка не стал долго размышлять.

– Нормально общаемся, но только потому, что я сразу ограничил круг тем, начисто исключив любые разговоры о любой религии. Мол, я и на родине был белой вороной в этих вопросах, агностик и почти атеист, так что, во избежание ненужных конфликтов, давайте обсуждать виды на урожай или конъюнктуру рынка хлопка. Так что будет лучше, если беседу проведешь ты. А еще лучше – если на пару с командиром.

– Есть мысли по намекам, которые мы должны ему сделать?

– Так он же сам их нам подсказал, разрешив Цинни жить у нас. Ведь не маленький, должен был учитывать гарантированные расспросы об их прошлом. Так что для затравки начни с просьбы рассказать подробнее о жизни в Риме, когда его отец служил начальником стражи в замке Святого Ангела над Тибром. Напомни о подкупе двух советников Папы Климента XIII, благодаря давлению со стороны которых был подписан указ Dominus ac Redemptor. Не забудь и второй – Gravissimis ex causis – по нему работала комиссия кардиналов, решавшая судьбу иезуитов. Пусть расскажет, если в курсе, какие пункты обвинения были доказаны, насколько эти доказательства были вескими для непредвзятого суда. Спроси, что он думает о самом факте роспуска Ордена без вынесения обвинительного приговора? Для меня, например, такой подход выглядит несколько странно. На десерт расскажи о непотребствах, которые творили тюремные чиновники, урезая Генералу пищевое довольствие вдвое, отказывая ему в прогулках и дровах зимой для обогрева. Раз его отец служил там, то наверняка был свидетелем этого произвола. И не просто так ведь он погиб странной смертью всего через год после кончины Риччи, а сын был вынужден скрываться в Пруссии почти десять лет, да еще с малолетней племянницей на руках.

Так что завязка будет весьма неплохая для любой интриги. Человек без амбиций в Орден не вступил бы, тем более в трудные для организации времена. Надо только направить эти устремления в нужное нам русло, глядишь – мы сможем возродить Орден, только «с человеческим лицом». А уж если получится падре пропихнуть на самый верх, или хотя бы куда-то рядышком… Только от нашей сообразительности будет зависеть, чтобы его чувство благодарности за содействие в карьере не превратилось в желание избавиться от таких свидетелей.

Как ни странно, но специально готовить эту встречу не пришлось. Помог совершенно бытовой случай – но тут придется сделать небольшое отступление от темы. Как вы думаете, если вам вот так же не повезет, провалиться на двести двадцать лет в прошлое, с душевным здоровьем у вас все будет в порядке? Обратной дороги не ожидается, кругом – не самая приветливая природа, а местные жители, особенно поначалу, особым дружелюбием не страдают. Да еще груз потери всех родных и близких давит так, что по ночам, в одиночестве, хочется в буквальном смысле «убиться об стену»… Проблемы обустройства и выживания в первое время помогали отгонять мрачные воспоминания, но какая-то разрядка каждому была просто необходима!

Поэтому руководству поселения, и вашему покорному слуге, следовало быстро найти способ дать выход тому напряжению и тоске, которые откладывались в душах наших коллег и подчиненных. Мы не стали изобретать велосипед, а просто завели порядок отмечать (без ненужного разгула и размаха) дни рождения всех попаданцев. Утром, на разводе, командир поздравлял новорожденных перед строем, с вручением немудрящих подарков. Тут снова необходимо оговориться, что в качестве таковых категорически запрещалось дарить что-либо из нашего будущего, дабы не добавлять ностальгии. Поэтому в ходу были различные самоделки из местных материалов, для девушек, естественно, добавляли букеты, среди местной флоры попадались весьма экзотичные и красивые экземпляры. А вечером организовывали посиделки у костра, как в один из первых вечеров, с парой-тройкой тостов, угощением из опять же местных деликатесов. Иногда просили Лорда поиграть что-нибудь на синтезаторе, благо водяное колесо крутило генератор от его же раздраконенного «Аутлендера», и с питанием агрегата особых заморочек не было. Но после одной из его не самых продуманных инициатив, выразившейся в попытке исполнить «Прощание славянки» и сразу за этим «Полонез Огиньского» – такие концерты прекратились. А сам «великий шаман» неделю ходил с внушительным бланшем, которым его наградил кто-то, оставшийся незамеченным в целой толпе желающих научить горе-музыканта сначала думать, а потом делать.

Так вот, возвращаясь к дням рождения и намеченной беседе с иезуитом. Со всеми «вихровцами» никаких проблем не было, даже с Годдардами-Спесивцевыми и остальными «везунчиками», сменившими тела на местные. Англия далеко, даже если есть записи в церковных книгах о реальных датах рождения «местных тел», то нас это не волновало ни в малейшей степени. Курбаши сказал, что такого обычая, как отмечать конкретный день появления на свет, среди индейцев пока не наблюдалось. Поэтому мы отмечали праздники по тем датам, которые были нам привычны из прошлой жизни. Единственная накладка, которую мы пока не предвидели, ожидала нас в декабре, с Лолой-Цинни. Ее день рождения из двадцать первого века мы уже отмечали, как и положено, 31 июля. Но ведь у нее был и «местный ДР», который прекрасно помнил дядя, не оставлявший племянницу своим вниманием. Приближалось двадцать второе декабря, как раз в этот день и родилась местная Лола, поделившаяся весной этого года своим телом с язвительной и прагматичной учительницей из будущего. Нам пришлось готовиться к незапланированному празднику, решив заодно совместить приятное с полезным.

Озабоченный падре, в свою очередь, заранее испросил аудиенции у начальника гарнизона. Официально – для согласования различных мелочей, ибо повод присутствовал. А неофициально – Дядя Саша аккуратно его динамил на протяжении последнего полугода, буквально с первого визита дона Хосе в наш форт. Нет, внешне все выглядело вполне прилично и пристойно, никто не вставлял падре палки в колеса, его агентура совала всюду свой нос. Вот только майор частенько бывал занят неотложными делами или попросту отсутствовал в форте. Еще одной причиной было слабое знание нами испанского, из-за чего все предыдущие встречи проходили в присутствии переводчика, что не способствовало приватности. Благодаря занятиям в нашей «вечерней школе» данный вопрос мы благополучно решили, хотя и не блистали изысками кастильского или иного диалекта увядающей империи. Раньше дону Хосе никак не удавалось поговорить с ним наедине. А потребность в этом, судя по всему, у него имелась. И немаленькая, насколько мы могли оценить.

Так что, уже на следующий день наша теплая компания принимала визитера.

Падре, надо отдать ему должное, ничуть не смутился, увидев на этой встрече еще и меня. Ох, знает кошка, чье мясо съела!

Бытовые вопросы мы утрясли достаточно быстро, к вящему удовольствию собеседника. Представляя общее направление его интересов, командир перешел к деловой части беседы и сразу предложил дону прозондировать почву в окружении вице-короля на предмет подготовки воинских частей нового типа.

Если он сможет правильно подать идею, мы немало поспособствуем повышению его авторитета перед непосредственным руководством. Да и увеличение, в перспективе, количества прихожан, должно было греть ему душу. Так что уж с этой-то стороны он нам должен будет проставиться, и основательно!

Однако же имело место быть и еще одно руководство нашего дона Хосе, и вот тут его успехи были уже не столь очевидны. Именно эта причина и сподвигла падре на такой отчаянный шаг, как прямая беседа с майором. На языке разведки это было недвусмысленное «приглашение к танцу». Тянуть с этим более не следовало…

Закончив официальную часть разговора, командир предложил нам всем слегка расслабиться. С этой целью был организован кофе, совместно с различными настойками, вкусовые качества которых наш гость весьма и весьма оценил во время прежних визитов, правда, не в такой представительной компании.

– Как руководство оценивает ваши успехи за последнее время, дон Хосе? – поднося к губам чашку, осведомился командир. – Не получится ли так, что, принимая их во внимание, вам предложат более высокий пост, нежели существующий?

– Все в руках Господа… – разводит руками иезуит. – Такой поворот событий вполне возможен.

– Жаль! – искренне сетует Дядя Саша, разглядывая закат. – С вами-то мы вполне сработались, еще с первых дней. А вот кто приедет вам на замену…

– Ну, вам-то, сеньор майор, о чем сожалеть? Уж если вы вице-короля сумели заинтересовать так, что он готов прислать сюда весной своего весьма приближенного чиновника… то со скромным служителем церкви… да и нужно ли это вам теперь?

– А вы обидчивы, дон Хосе!

– Увы, сеньор Алехандро, сие вольнодумство мне недоступно… служитель церкви должен быть выше мирских помыслов.

Сергеич поставил чашку на стол и повернулся к собеседнику всем телом.

– А вот тут, падре, я вынужден с вами не согласиться! Тем более что иные на первый взгляд также несвойственные скромному священнослужителю помыслы у вас присутствуют полной мерой!

Дон Хосе также ставит чашку на стол.

– Я… не понимаю вас, сеньор майор. Что вы хотите этим сказать?

– Видите ли, падре, – беру слово уже я. – Нам с самого начала показались странными некоторые… э-ээ… не до конца известные прочей публике фрагменты вашей биографии.

– О чем это вы?

– Ведь ваш отец служил начальником стражи в замке Святого Ангела? Ведь так? Согласитесь, что это неплохое место, чтобы обеспечить своему сыну должное положение в обществе, не так ли?

– Возможно…

– Однако этого не произошло… и даже более того, я склонен полагать, что именно занимаемая им должность и послужила причиной его столь странной и несвоевременной смерти. А также явилась основанием для того, чтобы его сын оказался именно здесь, достаточно далеко от серьезных событий. И без возможности принять в них участие.

– А откуда, позвольте вас спросить, вообще взялись основания для таких, я бы сказал, весьма сомнительных выводов? – переходит в контрнаступление падре.

– Брэк! – поднимает обе руки майор. – Позвольте вам напомнить, сеньоры, что здесь все-таки собрались добрые друзья, а не противники! Основной задачей которых является тяжкий труд, во имя вящей славы Господа нашего. Я прав?

Удивительно, но смысл команды «брэк» мы с доном Хосе понимаем совершенно одинаково, хотя для него сейчас это слово означает род экипажа. Синхронно киваем.

– Отлично! Теперь позвольте мне на правах хозяина дома внести некоторую ясность. Вы не возражаете?

Снова последовали согласные кивки.

– Прекрасно! Так вот, дон Хосе, я не требую от вас признавать вслух правоту некоторых утверждений сеньора Серджио. Равно и вы, как я надеюсь, не станете требовать от него публичного подтверждения некоторых фактов… Такое положение устраивает всех?

Мы опять выражаем свое согласие.

– Так вот, дон Хосе. Отрицать или признавать вашу принадлежность к известному ордену, я полагаю, нет необходимости?

– Нет, сеньор Алехандро.

– Примем за аксиому то, что мы, с сеньором Серджио, в этом уверены. Так вот, хочу вам заявить, что мы все не разделяем официальную позицию папского престола относительно его указа Gravissimis ex causis.

Опа!

А иезуит-то дрогнул! Руки его сжались на подлокотниках кресла.

– Более того! – продолжил Дядя Саша, от взгляда которого также не укрылась последняя деталь. – Мы не согласны и с иными, столь же важными указами, определившими дальнейшую судьбу многих членов ордена, да и в конечном итоге – его собственную. Я также склонен полагать, что деятельность этой организации продолжается и поныне.

Взгляд падре стал ледяным.

– В том числе – и в этих местах… да и во многих других, в том числе и в тех, откуда мы прибыли…

Ну, если хитрый дядя и эту наживку не заглотит…

– Это только ваши догадки – или… – голос падре внезапно охрип.

– Не догадки. И не обязательно наши. Иными словами, – командир вдруг стал серьезным, насколько это только было возможно, – мы предлагаем вам союз!

– Мне?!

– Пока лично вам, дон Хосе! Насколько я осведомлен, решения за Орден вы принимать не уполномочены, если только не являетесь Генералом! – Нашему визави, несмотря на всю его выучку, заметно поплохело. Для любого постороннего в эти времена внутриорденская иерархия и порядок принятия решений были тайной за семью печатями. Если мы так свободно говорим на такие темы – то кого же на самом деле представляем, и какое отношение имеем к полулегальным сейчас остаткам Ордена? Вот же задачка ему на ближайшее время… Да и как воспринимать присутствие здесь столь осведомленных людей? Кто их сюда прислал и зачем? Сами по себе такие гости не приходят. – Вы согласны довести наше предложение выше по инстанциям?

Дальнейшая беседа касалась таких моментов, что никакой бумаге их содержание доверить было нельзя, поэтому будущим читателям этого дневника придется смирить свое любопытство. Могу только упомянуть еще один эпизод из последовавшего разговора:

– Падре, не сочтите за… – так и хотелось сказать «наезд», но пришлось выбирать более подходящее эпохе выражение, – нескромность, но начало нашей беседы как-то не вяжется с вашим летним решением разрешить племяннице переселиться на нашу территорию. Вы же не могли не предположить, что мы проявим законный интерес к прошлому людей, с которыми контактируем. Особа она, хоть и не легкомысленная, жизнь вдали от Родины многому ее научила, но правильно заданные вопросы не всегда даже требуют прямого ответа. Уж в искусстве ведения таких разговоров ваша организация приобрела колоссальный опыт и вам не надо объяснять подобные тонкости. Признайтесь, дон Хосе, таким образом вы пытались проверить, насколько мы укладываемся в привычные рамки искателей приключений или, наоборот, выбиваемся из них?

– Вынужден с вами полностью согласиться, сеньор Серджио. – Теперь, когда почти все точки над i были расставлены, дон Хосе, что называется, слегка отпустил вожжи. – С первой же нашей встречи я отметил у вас, и остальных обитателей форта, весьма любопытные особенности. При всех различиях, которые присутствуют между вашими людьми, кроме поразительной внешней молодости, так не сочетающейся с парадоксальными, но оказывающимися верными решениями и поступками, у вас слишком много общих качеств. Объяснить наличие и происхождение которых я пока не в силах, настолько они отличаются от всего виденного мной в жизни, которая не баловала меня однообразием впечатлений.

«Интересно он заговорил, совершенно не похоже на обычную его манеру. Неужели до такой степени успел проникнуться духом грядущего, который, как его ни прячь, нет-нет да и прорывается у каждого из нас?»

– Раз уж я ответил, как умел, на ваш вопрос, то, может быть, и вы снизойдете к вполне понятному любопытству с моей стороны?

Мне ничего не оставалось делать, как согласиться:

– Спрашивайте, падре.

– Почему название форта выбрано именно такое – «В вихре времен»? И что именно символизирует ваш герб? Согласитесь, очень непривычно выглядит сочетание инструмента мыслителя, поэта или писателя – гусиного пера и, простите, грубого мужицкого топора. Я уже не говорю про сочетание цветов, которые мне не приходилось встречать ни в одном геральдическом справочнике.

Хорошо, что к этому моменту мы уже изрядно приняли «на грудь» фирменной настойки Всеслава. Поэтому наша совместная, созданная буквально «в одно касание» с Сергеичем, версия происхождения названия и герба прокатила. Вот теперь не забыть бы, что мы тогда напридумывали, и строго-настрого внушить ее остальным для внешнего, так сказать, употребления.

Остается только сказать, что празднование дня рождения Лолы назавтра прошло без каких-либо накладок. Некоторое удивление дона Хосе вызвал только набор цветных карандашей в серебряном корпусе с хитрыми наполнителями, которые подготовили наши химики. По словам падре, ничего подобного ему ранее не приходилось видеть даже у коронованных особ, при посещении двора вице-короля. Но особо докапываться он не стал, так как время не располагало к затяжным расспросам, на носу было католическое Рождество, которое он по должности обязан был встречать в миссии, до которой надо было еще успеть доехать.

Расстались мы довольные друг другом. Иезуит отбыл, увозя в своей голове идеологическую мину замедленного действия, которую мы совместными усилиями туда заложили. Надеюсь, что результаты ее срабатывания мы успеем ощутить еще при нашей жизни…

Глава 3

Ирина

В стеклодувной мастерской, вечером. За окнами красиво догорал закат, быстро смеркалось, а я печально сидела рядом со своим рабочим местом на табуреточке и разглядывала некондиционный продукт нынешнего рабочего денечка в корзине для мусора – больше тридцати штук (!) стеклянных шаров малого размера, странно изогнутых загогулин-спиралек и кучка стеклобоя. Изначально же планировалось совсем другое – пробирки, колбы лабораторные, лабораторные палочки и пипетки. Вообще-то весь заказ от химиков уже сделан – нормально отожжен, проверен на предмет дефектов, аккуратно промыт, высушен, сложен в коробки с ячейками из картона и ждет в кладовке на стеллажах, когда за ним придут.

Но вот что делать с этим всем, не представляю! Конечно, можно, как обычно, переплавить в печи, получив обычную стеклянную массу – со стеклобоем, самыми кривобокими шарами и спиральками так и будет. Но вот почти идеальные по форме шары бить совсем не хочется. Ведь так аккуратно выдувала через специальную трубку, тщательно стараясь не дать перекос – когда вращается трубка для выдувания, есть опасность, что стенки изделия могут изогнуться и даже слипнуться. Тогда изделие идет в брак. Я все-таки не профессиональный мастер-стеклодув, а простой любитель. Многих приемов и хитростей просто не знаю. Да и практики не хватает – всего-то несколько месяцев, как выдуваем стекло для нужд наших химиков. А тут еще ведь и Новый год на носу. Нет, однозначно – стеклянные фиговинки пойдут на украшения!

В тамбуре послышалось шарканье подошв о самодельный коврик.

– Кто там?!

– Я!

– Я – это кто?

– Это Катя к вам пришла, в дом снежинок принесла! – В помещение ввалилась раскрасневшаяся со свежего воздуха Катруся. – Что сидишь скучая, кра-асная-а девица, голово-ой качаешь над своей рабо-отой!

Я аж потрясла пальцем в ухе, настолько мощно спела последний куплетик сестра.

– Кать, ну ты даешь! Не слишком ли громко?!

– Да ну, подумаешь. Так что ты тут сидишь? Темнеет же, да и ужинать скоро.

– Да вот, размышляю – как исхитриться переделать стеклянный брак в новогодние игрушки…

– Ну-ка, покажи… Ого, сколько тут.

– Стеклобой и некрасивости я в мусорке оставлю.

– А эти кругленькие? С отверстием сверху? И спиральки?

– Попрошу в лаборатории покрасить их напылением – сперва изнутри, чтобы получилась непрозрачная поверхность. По-моему, там нужен какой-то из оксидов серебра. Потом надо будет шары украсить разноцветными рисунками и покрыть лаком… Если, конечно, я ничего не напутала. Про игрушки эти, ну, как их делают – я слишком уж давно читала.

– А потом что? Как их на елку вешать будем?

– А потом запаяем-заплавим отверстие и сверху приплавим ушко – за него и будем вешать.

– Неплохо. Давай тогда сейчас быстро все выберем, сложим вон в тот квадратный короб и отнесем нашим химикам. На все про все четверти часа нам вполне хватит.

Где-то столько мы и провозились. Катя, наконец, осторожно взяла короб в руки и ушла во двор. Мне же осталось проверить, затушены ли печки, да закрыть за собой дверь…

31 декабря 1790 года.

Всеслав

Когда зимний вечер

Уснет тихим сном,

Сосульками ветер

Звенит за окном,

Луна потихоньку

Из моря встает

И желтым цыпленком

По небу плывет.

Над фортом струится

Дымок над трубой.

На берег ложится

Холодный прибой,

Среди чапараля,

Под зимним дождем

Мы лосевку квасим

И дедушку ждем.

Ах, где же ты наш,

Дорогой Дед Мороз?

Что ты нам сегодня

В подарок принес?

Оттуда, где сказка,

Где – сказка сама –

Красавица русская

Бродит зима!

У нас в Калифорнии

Елочек нет,

Есть синих небес,

Ослепительный свет –

Есть много индейцев

И диких зверей…

…Давай, Дед Мороз,

Приходи к нам скорей!

Из дневника Сергея Акимова

Сестры очень вовремя придумали использовать отходы стеклодувной мастерской для изготовления новогодних украшений. Для поисков привычной елочки, которой здесь редко бывало «холодно зимой», пришлось снаряжать небольшую поисковую партию, которая за пять дней обернулась до ближайших гор и обратно. Что поделать – на побережье преобладали лиственные породы и это недоразумение под названием чапараль.

Больше полугода мы живем в этом времени, дата вроде совершенно не круглая, но праздник есть праздник, так что отмечать его мы собирались от всей души. Без того разгула, как было принято среди гламурной тусовки в нашем родном две тыщи десятом, а вполне достойно, по-семейному. Ведь, кроме уже приличного количества нашедших себе здесь вторую половину – а что вы хотите, вернуть снова двадцать, тут уж гормоны о себе напомнят, – мы постепенно стали ощущать себя одной большой семьей. И наплевать, что кто-то оказался в теле испанки или англичанки, не говоря уже про индейцев! Душа-то ведь у каждого осталась русская. Именно русская, пусть и жили многие из нас после Беловежского предательства в самостоятельных государствах.

Что рассказывать – хорошо посидели. Всего хватило. И тостов, и песен с танцами, благо погода пошла нам навстречу и позволила устроить гулянье под открытым небом, не заставляя тесниться в малопригодной для этого действа штабной избе.

Приказом по части два дня были объявлены выходными. Кроме этого, чуть с запозданием, но был узаконен обязательный выходной после шести рабочих дней. А то народ так втянулся в экстремальное выживание, что даже ранние, по нашим меркам, сумерки не всегда загоняли некоторых трудоголиков в постели.

Два праздничных дня пролетели незаметно, и мы снова вернулись к уже привычным занятиям. Планов было необъятное количество, осталось только выполнить их. Впереди целая жизнь…

Глава 4

Январь 1791 года.

Котозавр

– Я боюсь за свою душу! Миссис Смайли – ведьма! Она варит дьявольские зелья, травит ими лягушек, а потом заставляет пить меня. В первый раз я мучился животом несколько дней, и из меня лезли черви, от других зелий еще хуже: или лежу, не могу пошевелить ни единым членом, или душу вышибает из тела, и вокруг демоны танцуют.

Узнаваемый стиль. Потом, гораздо позже, в разговоре с командиром, Улыбка Енота – ну очень трудно мне называть молоденькую индианку мамой! – сформулировала свою жизненную позицию:

– Мой гуманизм имеет крайне малый радиус действия и высокую избирательность. Клятву Гиппократа я не нарушала: вреда не нанесла. Конец цитаты.

Впрочем, до разговоров было далеко: переселить маму к нам оказалось нелегко. Во первых, на ней висела ответственность – и мне пришлось вдоволь помотаться по округе, ища племени хорошее, незанятое место. Потом договориться с остальными союзниками, о принятии и ненападении. Потом уговорить новообретенную родню – а им и там было неплохо, на фига куда-то ходить. На сладкое – уговорить индейцев, чтоб отпустили Улыбку жить у нас. Последний пункт был насквозь коммерческим – за очень нужную ученицу шамана, которая полезна, но своими странными идеями всех заколебала, вождь торговался увлеченно. Причем если за девку сторговались относительно быстро, то выкуп за Джонни оказался предметом очередного спора. Вождь не хуже современных мне генералов просек выгодность «универсального солдата у дачи» – под чутким руководством хозяйки тот и гончаром работал, и печником, и дрова обеспечивал, и огород мотыжил. С огородом – отдельная хохма. Собственно концепцию земледелия индейцы сочли блажью, и мама чуть не огребла, когда закупилась в миссии бобами и зерном, вместо ткани, железяк и бус. Спасли ее лекарские навыки: незадолго до шопинга Улыбка Енота сумела диагностировать и снять у вождя дружественного паютского племени – того самого племени, чей шаман так неудачно послушал Баха – сердечный отек. Дядька совсем уже собирался в Страну Вечной Охоты, но мимопроходящая шаманка остановилась на пару дней и, наделав экстракта наперстянки, проблему решила. Заодно наслушалась рассказов про то, как наш священник безнаказанно убил участника переговоров – а как еще понять рассказ про «шамана розовых людей»? Гонорар от вождя и неожиданные познания дали чуть авторитета – хватило как раз, чтоб продавить помилование пленного и переселение подальше от агрессивных пришельцев. Повторюсь, огород был сочтен блажью, но не опасной – пусть развлекается, с ней, по общему мнению, кажись, духи говорить начали. Но тут, как говорится, «масть поперла»: повадились ходить на грядки кабаны и примкнувшие к ним индейки, в рассуждении чего сожрать. Ради горсти зернышек эти божьи твари могут перекопать все, что попадется. Потеряв треть посевов за два дня, Улыбка организовала круглосуточное дежурство охотников – для побитого жизнью племени это оказалось очень удобно. Зверь приходит сам, посуду делает специально обученный трофей, бабы, заинструктированные шаманкой до полусмерти, начали соблюдать асептику, принимая роды (самой акушерствовать нельзя: роженица и ребенок беззащитны перед духами), и выживаемость младенцев в сезон стала заметно выше. А женщины вообще выжили все, что необычно. Вот таких ценных кадров и пришлось выменивать.

Через две недели после нашей встречи и произошло общее знакомство, буднично: утром у КПП появилась процессия – мама, енот, солдат, двое братьев (мои дядюшки получается?) с пожитками в плетеных коробах. Первым делом представилась Дяде Саше – все чин чином:

– Капитан медицинской службы Мысловская Наталья Николаевна. Прибыла.

Командир уважительно пожал руку и громко произнес в пространство, в расчете на многочисленных зрителей:

– Учитесь, р-р-разгильдяи! – и уже маме: – Добро пожаловать.

Мышь – так мама звала англичанина, явно намекая на его лабораторную судьбу, был преисполнен стокгольмского синдрома: от перевода на лесоповал или еще куда отказался наотрез, приказов ждал с нетерпением, работал ударно. Пока камрад Снейк, гы-гы, делал вид, что дружески беседует, проводя первичный опрос, и выдавал детские джинсы с футболкой – а какие еще на женщину ростом сто пятьдесят один сантиметр? – в медицинском секторе уже расположилось типи, барахло разложено, а Мышь стоял, предано поедая глазами начальство. Был отправлен в распоряжение Елены – для окончательного разрыва шаблона: белая женщина, но тоже в штанах, и тоже командует! Это он еще Марину не видел… А Улыбка Енота – предложившая называть себя Яга – просто Яга, без «Бабы», моментально познакомилась с Шоно, с Еленой, и поделила свое время между медициной и химией.

На первичной аттестации у начмеда мама выбрала себе фронт работ, согласно умениям и предпочтениям. В целом одобрив санитарно-гигиеническое состояние форта, она занялась глистными инвазиями у пленных: «не фиг добро на говно переводить». Те думали, что хуже первичной санобработки – с бритьем всего тела, уже и быть не может. Наивные. Мышь был удовлетворен чуть менее чем полностью: не просто так страдал, а для людей.

Заодно Яга наладила производство душистого мыла. «Ассирийское»: жировые остатки плюс зола, прокипятить, отфильтровать – пленные делали себе сами, благо затраты почти никакие. Хозяйственное тоже варили успешно. Теперь же в техпроцесс твердого мыла добавились травяные отвары и малость пляски с бубном – не так все просто и, наконец, наши цивилизованные привереды вздохнули с облегчением: запасы иновременного мыла уже закончились, а привычки – нет. Удалось сделать неплохой зубной порошок, а с помощью Зануды – приличные зубные щетки из вываренной свиной щетины. Потом – на стыке медицины и химии занялась экспериментами с кишками молодых оленей, пытаясь получить шовный материал, и с конским волосом – в тех же целях. Еще одна голова и пара рук пришлись очень кстати в обеих темах: институтские знания и навыки, полученные на лабах по органической химии, были крайне востребованы. Все-таки крепкая советская школа, когда учили делать самостоятельно почти все – аналитику, органику, синтез, фармтехнологию, не зная страшных слов «прекурсоры» и «как бы чего не вышло». Причем эти знания отличнейше легли на знания полученного тела: индианка превосходно знала все местные дикоросы, а Яга – как извлечь из них максимум. Шаманке было доступно, и то условно, только изготовление настоев, отваров и сушка, а что еще сделать, не имея даже котелка, а только промазанную корзинку, в которую надо кидать накаленные камни? А ведь активные компоненты бывают еще спирто-жиро-кислоторастворимые и при обычном кипячении не экстрагируются, или разрушаются. С той же наперстянкой для вождя получилось удачно – не имея возможности правильно очистить, Яга выдала ему лекарство, посчитанное в Лягушачих Единицах. Не фиг ржать – совершенно официальная фармацевтическая единица измерения. И считать надо было точно, небольшая передозировка сердечного гликозида убивает пациента с гарантией.

Всеслав

М-да, вот уж не думал, что на второй молодости лет стану… Нормально так – 148 зэков, тридцать моих индейцев в охранниках, шесть индианок в поварах, Курбаши на связи и я, любимый, – кумом. Для полного счастья не хватает телогреек с номерами, вышек и колючки… ну да, воздвигли мы ударным трудом английских пленных два барака-полуземлянки, столовую они же оборудовали, больничку, построили их в две шеренги и Дядя Саша произнес речь на момент того, что за грехи надо бы отработать, план – закон, выполнение – долг, перевыполнение – честь, кто работает хорошо, тому усиленная пайка – и вот вам начальник. И меня вытолкнул. Блин, я ж по-английски только «фак» знаю! Ну, прочитаю-то что угодно, а вот от произношения ихнего – натурально плющит.

Это так командир мне за доброту мою отплатил, и за предновогоднюю планерку. Факт, я там оттянулся, камрад Зануда даже тихо аплодировал. Ну какое, на фиг, золото по зиме? Народ не из Сибири, явно не мерз ни разу. Каменный уголь, по карте километрах в тридцати можно открытым способом разрабатывать! Не замерзнем зимой – летом хоть что делать будем. Хотим – золото добывать, хотим – железо… железо нужнее, золото для нас сейчас вредно. Нас с индейцами вместе – всего 448 по данным переписи, включая женщин, детей, стариков и песика Гарма, спалимся на хорошем месторождении и нас стопчут чисто массой!

Зэки мои – моряки. Солдатиков, которые живые остались, мы от греха подальше отвели в холмы, почти на границу пустыни, сунули уцелевшему офицеру компас со словами, мол, вон там на три лаптя левее Солнца – Нью-Амстердам, выдали по ружью и пять зарядов на пятерых, и отпустили. Сомневаюсь, что дойдут. Но совесть чиста, у меня так устраивать массовое убоище рука не поднялась бы… Большой Медведь, правда, был в недоумении сначала, но после моих объяснений проникся к нам еще большим уважением – это ж надо, такую жестокую месть придумать, отправить голыми и босыми через земли равнинных племен, каждый пятый скальп – призовой… в общем, морячки попали. Копают от рассвета до заката, с перерывом на обед и общие с охраной занятия. Русскому языку учу и тех, и других. Русский матерный в довольно широких пределах они уже освоили… ну и с индейцами отдельные занятия вечером, кто от караула свободен – фехтование, тот же язык, стрельба, тактика, взаимный мордобой. По весне обещают лошадей, будем верховую езду осваивать. Раз в 10 дней – выходной. Вчера был. Стирались, мылись и т. д. Я в стойбище съездил, потом в баню в лагере сходил. Поймал там Клима, который с англичанским наречием дружит, попросил прочитать с файла, выучил, вроде стало получаться… Сейчас проверим. 07.00, подъем, однако. Глухо гудит деревянное било, индейцы у бараков орут: «На расс, фодэ, уркка! Таа послетнекоо, bliad!», англичане строятся побригадно – все как положено, орднунг, однако. Сажусь на коня, выезжаю перед строем:

– Великий вождь Хитрый Лось, пленные для работ построены! – докладывает на нуму дежурный по лагерю. Ничего, к весне начнут говорить нормально.

– Первая, вторая, третья бригада – направо, копать дорогу! Четвертая бригада – заготовка камня! Пятая бригада – заготовка кустарника! Вперед! – руками показываю, кто куда… нуму разбирают подопечных, я еду с теми, кто дорогу строит сегодня. И вот, время прикола, время мечты, которая сбылась! Начинаю:

– Специально для вас, граждане заключенные:

Take up the White Man's burden –

Send forth the best ye breed –

Go, bind your sons to exile

To serve your captives'need;

To wait, in heavy harness,

On fluttered folk and wild –

Your new-caught sullen peoples,

Half devil and half child.

Елена – Сара-Энн Годдард

Все. В конвои больше не хожу. Приятно, конечно, размять ноги вне форта, но конвоировать пленных… Не мое это дело. Времени прошло совсем немного, но пообноситься англичане все-таки успели основательно. С чего это так расхвалено было в 18 веке английское сукно? Мой комбез защитно-пятнистой окраски пережил и химические экзерсисы, и опыты с порохом, и бой с англичанами, переживет и многое другое. По крайней мере, в кучу драного тряпья превратится еще не скоро. А эти выглядят так, будто наша Шпанка по ночам без устали точит о красные камзолы свои внушительные коготки. А потом Гарм довершает дело своими жуткими зубами.

Что-то пушистое теранулось о мои ноги.

– Шпана, а ну брысь домой!

Вредная любительница жевания проводков от ноутбука команду проигнорировала. Мявкнула тихонечко и, гордо задрав до одурения пушистый хвост, распустившийся на ветру как флаг, зашагала параллельным курсом.

Ну, и что ты будешь с ней делать?

– Салли?

Я далеко не сразу сообразила, что обращаются ко мне. Точнее, к Саре-Энн. Индеец-конвоир замахнулся на кого-то палкой, но я остановила.

– Кто меня звал? Пусть выйдет сюда.

Ага. Худощавый субалтерн лет примерно двадцати, и такой же блеклый… как и его старшая сестрица Сарочка.

– Здравствуй, Джимми, – ровным голосом сказала я.

– Не ожидал тебя здесь увидеть.

– Как и я тебя.

– Эй, – послышался недовольный голос Хитрого Лося – Большого Друга Индейцев, – это кто там колонну задерживает?

– Я. Слушай, мне тут с этим типом парой слов перекинуться бы – все-таки брат.

– Надеешься вербануть? Ну-ну, Бог в помощь…

На всякий случай он оставил со мной одного индейца – мало ли что. А я отвела «брата» к бревнышку, удачно лежащему на солнышке, мы присели… и долгих пять минут просто молчали. Я, честно говоря, не знала, что сказать. Жизнь Сары-Энн до моего в нее, гм, попадания вспоминалась с каждым днем все реже и хуже. Я и Джима Дэвиса-то признала только потому, что брат и сестра были очень дружны. А он… Он просто не узнавал Сару-Энн. Естественно: перед ним была только ее физическая оболочка, притом очень сильно отличавшаяся от того, что он помнил. А вы говорите – материя первична…

– Ты изменилась, сестренка, – негромко сказал он, рисуя прутиком на земле какие-то закорючки.

– А ты остался таким, каким и был, – я подвела итог сравнения памяти Сары-Энн с увиденным зрелищем. – Все тот же солдат империи.

– Что тебя связывает с этими русскими? Ты же англичанка, муж твой англичанин.

– Верно, Джим. У меня еще брат англичанин, папа и мама англичане, бабушки с дедушками как будто не французы, и так далее. Что с того? Я должна тебя отпустить?

– Не кипятись. Почему ты, вооруженная, конвоируешь своего безоружного брата пилить деревья? Почему русские верят тебе?

– Мы с Джонасом пришли к ним с миром. Ты пришел с войной. Вот тебе и разница, братик.

– И… никаких ущемлений?

– Джим, – серьезно произнесла я, не спуская палец с курка – тоже, мало ли что. – Всех, кто приходит к русским с миром и признает их общественные законы, они считают СВОИМИ. Здесь полно индейцев. Может, кто-то из пленных тоже захочет стать одним из нас. При условии беспрекословного соблюдения местных законов и верности окружающим людям, стать своим – не проблема. А вы… Тебе рассказать, что за могилка там на холме, или сам догадаешься?

Джим молча кивнул. Он знал, кто и почему там лежит. Даже знал содержимое эпитафии на дощечке.

– Вот именно, – продолжала я. – Когда вы приходите, кругом начинается ад. Любой, кто не белокож, не голубоглаз, не протестант и не говорит по-английски для вас – не человек. Его можно безнаказанно ограбить, убить, его жену и дочерей пустить по кругу – так это у вас на флоте называется, да? Зато когда «недочеловеки» задевают интересы Англии, вонь стоит по всему миру. Если Англия не может своими силами стать владычицей морей, эти силы надобно выкачать из других. Дешево и сердито. Только уверяю тебя, братик, умные люди даже в самой Англии видят в этой политике ее гибель.

– Уж не ты ли это? – грустно усмехнулся Джим. – Помнится, матушка называла тебя «моя глупышка».

– Тебя она называла «маленьким рыцарем», и была права. Ты таким и остался – идеалистом, витающим в облаках. Спустись на землю, а?

– Я… не узнаю тебя, сестра. Что с тобой произошло?

– Начиталась умных книжек и поговорила с умными людьми.

– Папенька всегда говорил тебе, что читать вредно.

– Папенька еще и курил, как вулкан Везувий – это ли пример для подражания подросшей дочери?

– Ты, оказывается, всю жизнь хитрила.

– Знаешь, какой надо быть умной, чтобы притворяться дурой? Ага, оно самое… – второе предложение я добавила по-русски.

Еще минут на пять повисла неловкая тишина. Потом Джим медленно, словно нехотя, встал с бревна. Бросил прутик.

– Веди меня в колонну. Надеюсь, мы их нагоним.

– Ты подумал бы над моими словами, – я тоже поднялась – и за моей спиной тенью вырос индеец. – Толковые люди нужны везде и всегда, а благодарность Англии, если оглянуться в глубь истории, всегда была похожа либо на подаяние, либо на оскорбление.

– Лавры Уолтера Рэйли мне не светят, – иронично ответил «братик».

– Зато есть огромный шанс сгинуть без следа – если не в этих степях, то в тюрьме. А что? Ваше поражение очень легко перепишут в дезертирство, и прощай пенсия.

Пагубная практика таких вот «изысков» Джиму, конечно же, была известна. Но дух «рыцаря» все еще цеплялся за розовые очки.

– Мы, англичане, привыкли уповать на родину, – проговорил он. А я, кстати, уловила в его голосе тоненькую, дрожащую струнку сомнения.

– Как и родина на нас. Только, поуповав, добычу она делит как-то очень избирательно. Не так ли?.. Ладно, идем, а то этих бегунов хрен догонишь…

Всеслав

Сегодня довели мы дорогу (ну, как дорога, более или менее внятная колея с отсыпкой, где надо, мостами через речки, хорошо хоть крупных не попалось), тремя временными стоянками, где лошадок сменных держать будем) до угольного разреза, которого, кстати, еще нет, построили опять же бараки-полуземлянки, помещение для охраны, кухню, баню, отхожие места… дикие люди, они, оказывается, у себя там, в Протопиндостане, гадили где попало, долго удивлялись, зачем отдельную будку строить для такого дела…

Потерь – 8 человек зэка и один нуму. Трое померли от воспаления легких, вовремя мной не замеченного. П-р-р-идурки. Каждому выдано было по шкуре и предложено утепляться. Не смогли. Одного лесиной придавило, двух пришлось показательно повесить, ибо не фиг на поварих набрасываться с хамскими целями, один застрелен при попытке к бегству, один отравился какой-то местной травкой в процессе добирания рациона. Индеец как дурак погиб – полез с пальмой на местного медведика без необходимого уровня подготовки, спасать было нечего, зато имелось зверское желание написать «Идиот» на сиротливой могилке.

М-да, проблема. Маркшейдер еще не приехал. Я уголь-то вижу, но надо ж правильно разметку участка сделать, работы организовать и все такое. Придется объявлять выходной.

– Граждане бандиты! Выходить по одному, лопаты на снег, руки за спину! – нет, это из другой оперы. Хорошо хоть не сказал. Лучше уж нормально, не вспоминая безвременно к нам не пришедших. – Заключенные! Сегодня объявляю выходной! Четные бригады – заготовка дров, нечетные – воды, в полдень – баня, потом можете спать! Охрана! Проследить за выполнением.

Расходятся. За два месяца элементарный русский выучить можно, при желании и правильной мотивации, конечно. Ну, им не стихи писать, в конце-то концов… хотя прикольно может получиться, гы-ы…

Вертухаи нас гнали

Средь ветвей чапараля,

И устало дрожали

И нога, и рука,

И крутыми холмами

Уходил от погони

Морячок с Бирмингема,

Или просто – зэка.

Но этого я не допущу. Шансон будем душить в зародыше, хватит им и строевых песен, с которыми они на работу ходят.

Брат Изгнавшего Медведя, сегодняшний старший по караулу, подводит ко мне англичанина.

– Хитрый Лось, этот розовый хочет что-то тебе сказать. – Для пущей жути я со своими на нуму общаюсь.

– Пусть говорит.

– Говв-ари, мор-да!

– Джон Блэк, дуа бригада. Граждаанайн нашалник, есть квесчен, вапроус, расрешитэ?

– Разрешаю.

– Ми есть не знат коуда можно кушат мясо, коуда ноу, нет.

– Пост, что ли? Так вы ж его вроде не соблюдаете? Свобода попугаям, можете мясо не жрать, кушайте рыбу, когда будет.

– Ми есть хотеть молить Год вместе. Но ми не знайт, какоу ден.

– А что, к Богу надо обращаться строго по графику, Джон? Молитесь когда хотите. Но только после работы…

– Есче вапроус. Какой вера вы?

Показательно крещусь – троеперстием, справа налево.

– Православный. Ортодокс.

– Оу, у вас сильный вера!

– Ничего, приедет наш священник, пастор наш – можешь креститься. Хоть на человека будешь похож. Свободен!

Что-то не лежит душа моя к вертухайству и кумовству. Нет, понятно, что мне легче с нуму договориться, я от них недалеко ушел в своем развитии… но сейчас буду дощечку строгать и заяву писать на момент освобождения меня и молодых индейцев от этой службы. Мне их нормально учить надо, и надо, чтобы зараза вседозволенности их миновала. Да и в школе поселковой преподавание биологии явно не на уровне. А еще хочу вымыться нормально, чая не из брусники и девок теплых. Лучше бы, конечно, невысоких голубоглазых блондинок. Впрочем, невысокие кареглазые брюнетки тоже сойдут.

Опа, со всеми этими делами я до кучи забыл, что через пару дней красный день календаря…

Глава 5

23 февраля 1791 года.

Котозавр

– Все расселись, всем видно-слышно? – Кобра стукнул по столешнице затейливо украшенной киянкой-банхаммером, и рыкнул: – Хватит болтать, время идет!

Народ, умявшись и потолкавшись, кое-как расселся в штабной избе. Вот и вылез очередной косяк при строительстве форта: привыкли все решать на ходу, все немногие сборища – под открытым небом, а когда стало холодно и мерзко – собрать всех попаданцев в одном месте и негде. Лавки, сундук, чурбаки, заняли все доступное место, девушек рассадили частью на колени, частью на печку, я, согласно нику, устроился на шкафу, в обнимку с ноутбуком.

Дядя Саша попытался встать, но будучи придвинут столом к бревенчатой стенке, махнул рукой, и начал так:

– Тотальный сбор объявлен по нескольким причинам, кроме даты, которая так удачно совпадает с днем рождения Кости. – Командир посмотрел в сторону Рысенка.

– Далее – нужно определить стратегию дальнейших действий и довести ее до всех, – он выделил последнее слово. – Заодно друг на дружку посмотрите, а то некоторые товарищи… скоро совсем одичают, по лесам и горам бегая. Для начала, Кот, доведи обстакановку на текущий момент и ближайшее будущее, в мировом масштабе, так сказать.

Уткнулся в записи и, приняв, насколько это возможно, сидя под потолком, позу докладчика, начинаю:

– В рамках выданного мне кровавой гебней моторесурса ноутов, я полазил по учебникам и поспрашивал, кто из нас чего помнит про данное время. По умолчанию считая, что никаких глобальных изменений произойти не успело, начну с Америки: континентальная армия после войны за независимость распущена, ибо никому неохота в ней служить. В этом году создан Легион Соединенных Штатов, четыре с половиной тысячи контрабасов-добровольцев, служат по три года, штатно четыре полка под командованием генерала, все это – для войн с индейцами. Во второй войне за независимость, на которую США сами нарвались от немереного желания расшириться в Канаду, это двенадцатый-пятнадцатый год, сухопутная американская армия бодро отгребала поначалу, «раки» даже Капитолий сожгли, только флот довольно прилично бодался с британцами, пару сражений выиграл. В конце четырнадцатого подписан мирный договор, в котором стороны разошлись на прежние позиции.

Европа: во Франции брожения, король Луи с супругой делают все от них зависящее, чтобы с престола попасть на плаху. Где-то через полгода у них это получится. Наполеон пока амбициозный артиллерист, пару лет назад нанимался на русскую службу, но не взяли. Жаль. Блеснет в Тулоне, в девяносто третьем. В девяносто шестом получает пост командующего Итальянской армией, как свадебный подарок от Барраса – в комплект к Жозефине.

Россия воюет с турками и шведами. Туркам Ушаков и Суворов уверенно раздают пилюлей при острове Тендра и Измаиле соответственно. А вот шведы после неудачного для России морского сражения при Роченсальме заключают ничью, хотя в ходе Бэ Дэ им уже совсем плохо было. Матушка Екатерина, номер два, царствует, не очень здорова, но Аляску, вопреки расхожему мнению, продавать не собирается, за неимением объекта продажи в собственности. Об этом позже.

Дальше – Азия: англо-мансурские войны, акт третий – войска Ост-Индийской Компании со скрипом и стонами превозмогают Мансурское княжество, в девяносто втором таки победят, хапнув огромную контрибуцию. Но потом будет еще четвертая война.

Это дела нынешние и ближайшие, а далее может произойти следующее: Российско-американская кампания будет организована Шелиховым и Резановым – тем самым, из «Юноны и Авось», в девяносто девятом, но итоги деятельности грустные: слегка освоили Аляску, основали Форт-Росс, чуть севернее нас, и не сумели обеспечить самих себя, нескольких тысяч человек, продовольствием на землях, которые в последней трети века будут давать треть сельхозпроизводства всех США. Финал все знают? Правильно, Русскую Америку продали занедорого, чтоб не потерять бесплатно.

В восемьсот третьем Наполеон продает Штатам Французскую Луизиану, огромные территории между Мексиканским и Гудзоновым заливом. Что интересно, амеры были готовы заплатить десять миллионов за необходимый и важный для них Новый Орлеан с окрестностями, но им предложили четверть территории нынешних?.. будущих США – за пятнадцать. В результате покупка оплачена штатовскими облигациями, те перепроданы через банк «Братья Бэрингс», чистый доход Франции – восемь с половиной миллионов долларов. Неплохая усушка-утруска? Большие деньги, если забыть о сорока миллионах фунтов, что хапнул Ротшильд на биржевой панике имени себя и Ватерлоо. Потрачено на войны с очередной антифранцузской коалицией. Есть мнение, что продавать надо только Новый Орлеан, и за пятнадцать, все равно деньги пойдут против Британии, и вообще, Бонапарта стоит курировать и помогать – лучше него англичан напугал только Алоизыч.

– Чтобы он пораньше Москву сжег? – Возмущенно крикнула Катя с печки.

– На этот случай метод Ли Харви Освальда, или Кадырова-старшего, рулит. Индивидуальный террор – наше все. Но! Плавно переходим к российским делам. Под конец царствования Павел I всерьез задружился с Бонапартом, в письмах рекомендовал корсиканскому худородному дворянчику принять корону. Отправил казаков в рейд на Индию, начал давить торговлю с Англией. И сразу помер, от апоплексического удара табакеркой. Его сынок Александр, заявил, что: «… при мне все будет как при бабушке…», но при этом отменил только антианглийские и самые одиозные из павловских законов. А остальные оставил в неприкосновенности, то есть не считал батю полным идиотом, в отличие от пейсателей, и обиженных Павлом екатерининских вельмож. Есть мнение, что Павел, в начале царствования получивший плюхи от союзников – Австрии и Англии, которые четко и однозначно использовали русские войска в своих интересах, становится очень интересным для нас объектом влияния. Идеал – жесткая Франко-британская война, с оккупацией Острова и переделом колоний, а Россия в это время обделывает свои делишки.

– А Франция не станет слишком крутой в результате? – это уже Змей.

Пока я собрался с мыслью, Рысенок опередил:

– Вряд ли. Наполеон не терпел рядом с собой потенциальных конкурентов, и гнобил их, не жалея сил. Генерал Моро тому примером. Кончится Наполеон – кончится Империя, сразу растащат. И мы поможем.

– Правильно, а всеевропейский бардак – в наших интересах. Отдельной статьей – Новая Испания, на чьей территории мы формально находимся. Колониальная политика Мадрида была похожа на всех остальных, основная цель – выкачать из колоний побольше ресурсов, драгметаллов в первую очередь. Колониям запрещалось торговать с иными государствами напрямую, производить виноград, оливки, коноплю и лен – чтоб не конкурировать с метрополией. Позже, когда амеры стали платить за скальпы, сообразительные индейцы Великих Равнин наезжали в Мексику, чтобы ободрать и ограбить безоружных местных. Мексиканские власти запрещали владение оружием, из опасения бунтов. Так что бедняки на крышах домов складывали кучи камней, для самообороны. Мексиканец с парой револьверов или винтовкой – это гораздо более поздний образ, времен Техасской войны и Панчо Вильи. Вернусь к нынешним временам: Вице-король Хуан Висенте де Гуэмес Пачеко-и-Падилья! Во блин, выговорил… Падре его хвалит, начальство все-таки, но вот примечательно, когда в Мехико нашли ацтекский статуй какого-то бога, приказал отвезти его в университет и исследовать, хотя обычной практикой было объявить богомерзким идолом и выкинуть. Есть шанс, что гражданин мыслит прогрессивнее других. И вообще, относительно скоро, в десятых годах, начинаются мятежи новоиспанцев, под руководством сельских священников, кстати, а в двадцать первом происходит Мексиканская революция – под предводительством бывшего карателя, тех, первых повстанцев бившего, и отделение от Испании. Резюмируя: мутной воды хватает по всему миру, половить там рыбку, и мутить воду еще сильнее мы сможем, не тормозя развитие здесь. Предлагаю: всем выйти, покурить, хлебнуть чаю, оправиться, потом Зубр доложит наши коммерческие успехи, а Хитрый Лось – про индейское казачество. Затем начинаем выдвигать безумные глобальные идеи. Командир?

– Полчаса на все, Арт, Змей – проверьте посты.

Через полчаса.

Зубрилка

– Пока у нас нет достаточного количества золота, или товаров, простите за тавтологию, в товарных количествах, особой коммерции не наблюдается. Те сделки, что уже проведены, больше напоминают тусовку на какой-то барахолке, где шило меняют на мыло. Так, устраиваю бартер для поддержки имиджа и штанов. Нужна серьезная экспедиция на будущие прииски, не менее важна операция прикрытия. Для ее обеспечения уже проведены переговоры с доном Хосе, обещал поговорить с моряками, плавающими в Перу. Зафрахтуем с пяток корабликов, будут возить к нам поближе отходы тамошних серебряных рудников. Фиг с ним, что той платины там мелкие проценты, нам важно на первое время головы слишком любопытным задурить. Одна из шхун, или что там будет плавать, комплектуется надежным экипажем, возит нечто, доставляемое в порт как бы нашими подельниками из глубины сибир… э-э-э, перуанских руд. Под усиленной охраной и в другую точку на берегу. Оттуда груз доставляем в особо охраняемое место, где якобы добываем из привезенной руды желтый металл. Таким образом задуриваем вероятным любителям чужого добра головы, заодно легализуем будущее калифорнийское золото.

Основные торговые проекты будут реализованы только после выхода наших производственных мощностей на что-то подобное мелкосерийному производству. Есть хорошие перспективы для продажи бытовой мелочи, которые тут просто неизвестны или делаются штучно, по цене «Ламборджини». Оружие – отдельная статья, тут надо крепко думать, что делаем только для себя, а что пускаем в широкую продажу. Особо баловать предков хай-теком считаю излишним, если они не в доску наши.

Конкретные цифры командир и зампотылу уже знают, остальным это будет просто скучно…

– Кому как, – не утерпел Котозавр, – а мне вот интересно, что у тебя за циферки постоянно в бюджет попадают – пятнадцать миллионов, десять… Аляску собираешься выкупать?

– Заодно Луизиану, ты же сам только что об этом упоминал. Только не все сразу, и не только за эти территории. О деталях те, кому нужно, в курсе. У меня на сегодня все.

Всеслав

– Кхм-кхм. Сейчас вспомню дедушку Леонида Ильича, мало никому не покажется… Как сказал мой звероящерный коллега – о делах наших грешных в области индейского казачества. Пока сделано мало – зима, товарищи, зима. Но сделано. Расписаны структура заставы, Устав казачьего войска в работе, активно изучаются обычаи наших друзей с точки зрения приспособить под суровые реалии казачьего быта. Организацию будущего войска планируется осуществлять поэтапно, сообразуясь с возможностями и обстоятельствами.

Этап первый. На основе воинов Длинного Дома, это холостые-неженатые сразу после посвящения, организуется отдельная рота пограничной службы. Численность – семьдесят человек. Она станет ядром будущего войска. Вооружение – трофейные карамультуки, луки, пальмы. Уже сделано, сейчас мы с ними протопиндосов сторожим. Учат русский, отрабатывают навыки конвоирования и постовой службы.

Этап второй. Строительство заставы силами роты, посадка у огородов на момент приучения к земле и частичного обеспечения продовольствием. Патрулирование местности мобильными группами в 5–7 человек с целью обнаружения и при необходимости – пресечения вторжения сторонних лиц, если сторонних лиц мало.

Этап третий. Разворачивание роты в батальон и далее. Но это – в будущем. Более подробно все изложено в письменном виде, дощечки 2-45 у камрада Кобры, ознакомиться может любой, имеющий допуск по форме номер ноль.

Фу, сто лет не говорил официозом… в общем, если мы все сделаем правильно – лет через пять-шесть в гробу мы видали испанцев, команчей всяких, и янки с их Легионом. Пришли, налетели, наваляли, ушли. Против унитарного патрона и современной тактики они не пляшут.

Больной вопрос – правильное воспитание индейцев. В казачество пойдут, да уже пошли, наиболее отмороженные из них. Пока приучишь к дисциплине – семь потов сойдет. Но оно того стоит.

Хао, я сказал.

Змей, не вставая, ибо стряхивать морду Гарма с плеча не хотелось, высказался:

– Экспедиция нам нужна. В Иран. За собаками. А то в Штатах норма – на двести овец или сотню коров десяток ковбоев. Конных. А в Средней Азии на то же количество скота – два-три пастуха и дюжина собак. Экономия, однако. Да и Гарму повеселее будет. Местные деффки для него мелковаты.

Сидя на лично притараненной из дому табуреточке, Ира слушала выступления докладчиков… Когда за своего любимого Гарма высказался Змей, она, поразмыслив, добавила:

– Если вы соберетесь в экспедицию, то я, пожалуй, поеду тоже – надо бы в Сибири растения набрать для высадки… Лимонник там, аралию, и неплохо бы японским мандаринчиком разжиться или, на худой конец, простыми лимонами-апельсинами. Нашим морским волкам в будущих походах от цинги спасаться – наряду с луком репчатым… Да мало ли каких еще растений полезных набрать можно будет, наверное. Что на это наш казак сибирский скажет? – И весело глянула на Всеслава.

Зануда вскочил и взволнованно перебил:

– Коллеги, завозить надо очень осторожно. Потому что можно, во-первых, завезти какую-нибудь болезнь, во-вторых, завезенное может размножиться. И наши потомки будут ругать нас, как австралийцы ругают своих предков за кроликов и опунцию, а европейцы – за колорадского жука.

Динго

– А теперь послушаем… – Дядя Саша слегка поперхнулся, закашлялся, сказывались последствия недавней простуды.

– Начальника транспортного цеха! – воспользовавшись паузой, вставил бессмертную фразу Котозавр, за что под общий смех получил дружеский подзатыльник от привставшего Котенка.

– Посмеялись и будет! – стукнул по столу киянкой с выжженной надписью «BanHummer» Кобра. – Время идет, давайте соблюдать порядок. Особенно это относится к некоторым представителям семейства кошачьих! А на очереди у нас?.. – он посмотрел на прокашлявшегося Дядю Сашу.

– Наш начальник науки и министр тяжелой промышленности, – продолжил тот. – Динго, тебе слово.

Привстал, вытащил из-под себя пачку неровных листов невзрачной серо-желтой бумаги и снова уселся поудобнее.

– Так начну с того, что уже сделано, что на подходе, а закончу перспективными проектами. Как вы уже, наверное, обратили внимание, у нас появилась бумага. С грехом пополам, но выпуск более-менее наладили. В минусе то, что для письма пригодно не более тридцати процентов продукции. У нас не получается обеспечить стабильную толщину листа. В результате еще треть пригодна только на пипифакс, надеюсь, присутствующие успели оценить появление такого ништяка. Оставшаяся часть, а это наиболее грубые и толстые листы, пока складируется, имея в перспективе производство патронов.

Кстати, по патронам. Спасибо индейцам Всеслава, медную руду они нам нашли. Первые плавки прошли более-менее успешно. Латунь тоже получили. Сейчас пробуем катать лист, вроде получается, темпы производства оставляют желать лучшего, мощности привода на серьезную раскатку не хватает. В общем, вот конечный результат наших усилий. – Извлекаю из кармана новенькую папковую гильзу. – Было сделано по два десятка таких гильз в четырех вариантах. Отрабатывали конструкцию. Вот это – наиболее удачный вариант. Из оставшихся трех два имеют тенденцию выстреливать картонную часть гильзы вместе со снарядом, а последний нормально работает только в переломке, «Итака» их жует при подаче. В общем, ближайшие планы – изготовить порядка сотни экземпляров для углубленных испытаний. К сожалению, запас бездымного пороха у нас невелик, поэтому нормальная проверка на «Сайгах» под вопросом, который к химикам. Что у нас с пироксилином? И капсюльным составом? Колпачки для капсюлей типа «Центробой» мы готовы штамповать хоть сейчас, оснастка сделана в трех экземплярах и испытана. На индейцах. В смысле посадили Кэй и еще двоих индианок, показали куда совать лист и как давить на рычаг. Они быстренько больше тысячи наклепали. На этом пока остановились. Ждем начинку. В перспективе сможем сделать и составную металлическую гильзу, медную, поскольку латуни мало, поэтому тоже откладываем на будущее. А до цельнотянутой пока далеко. Не осилим.

Второе, даже, скорее, первое изделие, которое мы поставили на поток, это карандаши. Угольные, получение графита пока для нас не под силу. Однако все ими уже пользовались и, вроде, не жалуются. Получить угольный стержень тоньше пяти миллиметров не удалось, так что карандаш несколько дубоват. Зато сделали несколько цанговых устройств – по рукам пошли несколько штук, – имеющихся материалов хватит примерно на полсотни, дальше будем думать. Основная проблема – тонкая пружинная проволока. Впрочем, и толстая тоже. Собственно, бумага и карандаши у нас были в приоритете, после жилья и кормежки. Ресурс ноутбуков и наладонников не вечен, надо по максимуму переписать научные, технические и справочные материалы. Пару справочников уже перенесли на бумагу. Работа огромная и нудная, но НАДО. Потеря любых знаний выйдет боком. У нас два ноута и КПК с коммуникатором, так что работать могут четверо. Электричество, ради такого дела, найдем. Мы подключили Занудин генератор к колесу, бензин теперь не тратится, да и не осталось его практически.

Это все по мелким изделиям. Тяжпром, – ищу глазами кувшин, – Антилопа, солнышко, налей компоту, а то в горле пересохло… Спасибо, родная. Итак, до сего момента основным источником материалов для станков служил автобус. В общем, его практически больше нет. Зато есть два больших токарных станка, на которые пошли две из четырех полуосей и, частично, рама. Оставшиеся лежат как запчасти. Фрезерный тоже сделали, из ступицы переднего колеса, правда, особо на нем не поработаешь – нормальных фрез не больше десятка, над ними трясемся. Попробовали сделать фрезу сами, но сталь так себе. Скорость резания крайне низкая и «садится» быстро. В общем, на безрыбье и жопа – соловей, латунь и медь можем обрабатывать. Но дальнейшие эксперименты с инструментальными сталями продолжим, хотя быстрорез, понятно, не сделаем – вольфрам нужен. Основная проблема всей нашей промышленности – малая мощность привода. Как следствие, все оборудование тихоходное, пришлось очень сильно понизить передачу. Иначе не тянет колесо на ручье. Мы, конечно, капитально выложились, строя запруду и водяную мельницу, но сам ручеек слишком хилый. Отсюда вывод: или перемещать мастерские на более мощную реку, скажем, ту же Лососевую, или строить паровую машину. Второе перспективнее. Благо, литье чугуна в песок освоили. На данный момент пара поршень-цилиндр сделана и подогнана. Коленвал и шатун в стадии изготовления, думаю, к концу месяца доделаем. Проблема с котлом. Имеющиеся у нас материалы не позволят ему выдержать более-менее серьезное давление. Пара-тройка атмосфер максимум. Пять меня уже напрягает. На таком давлении получим сил шестьдесят-семьдесят при сотне оборотов в минуту, исходя из диаметра цилиндра в восемьдесят сантиметров и хода сто двадцать. Это максимум, что мы можем сейчас изготовить. Думаю, что машина будет готова где-то через месяц. Заложен еще один экземпляр, поменьше, с цилиндром в шестьдесят сэмэ. Пока отлиты поршень и цилиндр, доделка приостановлена. Как только запустим большую машину, займемся маленькой, котел для нас сейчас важнее. Мы думали установить «малышку» на шхуну. Я даже прикинул, как просверлить ахтерштевень и установить дейдвудную трубу без нарушения прочности судна. Но Клим эту идею прибил в зародыше – переделки сравнимы со строительством нового судна. Так как строить корпус с нуля пока нет возможности, будем делать из нее привод компрессора. А от колеса дать полное давление не удается, привод не тянет.

Теперь по подшипникам. Понятно, что шариковые, как и роликовые мы сделать сможем очень не скоро. Остаются подшипники скольжения на основе баббита. Простейший вариант последнего – девяносто процентов олова и десять меди. Вопрос: где взять олово. Я имею в виду в промышленных масштабах. Несколько кило мы наскребли, экспроприировав оловянную посуду с камбузов обоих кораблей, спасибо Зануде, подсказал, что оловянная посуда в эти времена вещь распространенная. Этого хватило на подшипники для колеса, приводов и паровых машин. Вообще-то месторождения касситерита, а так называется оловянная руда, в Калифорнии есть, но вот как он выглядит и где его искать, пока не очень ясно. Свинцовый баббит содержит пятнадцать процентов сурьмы и пять олова, остальное собственно свинец. Олово экономится кардинально, но где взять сурьму, не представляю совершенно. Так что ищем касситерит и думаем, как получить из него чистое олово. А на первое время надо решить вопрос с закупками последнего у испанцев или иными, как говорил незабвенный Ося Бендер, сравнительно честными способами его приобретения. Будет олово – будет баббит – будут и подшипники.

Вопрос к нашим руководителям, так сказать, на заметку. Конечно, с испанцами мы решили дружить и это хорошо, но пронырливая мордочка нашего дорогого падре меня конкретно задолбала. Почему-то он, как появляется, так и норовит сунуть нос в мастерскую. Последний раз он меня едва не застукал за переделкой котозавровского ИЖ-18 в помповик. К счастью, ружье было разобрано, и он не понял, что это не совсем обычный для этих времен агрегат. Так что прошу, в качестве превентивной меры, ставить нас в известность, когда этот любопытствующий иезуит шляется по форту. Правда, это полумера. По-хорошему, надо бы перенести наш научно-технический центр подальше от любопытных глаз. Тем более что местечко мы еще до визита наглов присмотрели. Недалеко от моста через Лососевую, который мы летом соорудили для автобуса – кстати, мостик так и стоит – ниже по течению есть интересный обрывчик с водопадом. А параллельно берегу в сотне метров идет скальная гряда, образуя удобную, даже не знаю как назвать, долинку или каньончик. В общем, с одной стороны скалы, с другой река, и довольно узкий проход в несколько метров шириной. Такое вот естественное укрепление образуется. С другой стороны берег обрывистый и высокий, с реки не влезешь. Надо только внимательно эту гряду облазить на предмет возможных путей забраться туда и порушить их, сколько возможно. Тогда блокгауз в проходе поставить и хрен кто пройдет, пока у защитников патроны не кончатся. Из минусов – возможность обстрела с противоположного берега, но там больше трехсот метров получается. А штуцеры в этих краях не очень распространены. Впрочем, забор вдоль берега лишним не будет. Обзор стрелкам и наблюдателям перекроет и от пуль защитит. Так что предлагаю эту идею обдумать. Кстати, в этой гряде пара пещерок есть неплохих, можно будет и машины из подземных капониров туда перегнать. Стояние во влажных землянках им явно на пользу не идет, особенно, когда осенью подтапливать начало. Хорошо еще, мы гаражи замаскировали под пороховой склад, туда падре не суется. Да и вход под надзором все время.

Ну и еще немного вкусного. Котяра, будь добр, пошарь в углу за шкафом, там ружбайка стоит. – Принимаю протянутый «ствол». – Спасибо. Итак, коллеги, перед вами бывшее английское армейское ружье «Браун Бесс». Бывшее в обоих смыслах. Мы обратили внимание, что калибр ствола у англичан практически соответствует нашему двенадцатому. Разница чуть больше полмиллиметра. При использовании обтюрирующего пыжа, или пули с мягкой юбкой, будет стрелять нормально боеприпасами для двенадцатого калибра. Вариации на тему «диаболо» оказались вполне осуществимыми. В качестве модели пули взяли увеличенную пропорционально пневматическую «Кросман Премьер», у меня их полбанки завалялось. Немного поиграли с формой, траекторию держит. Пулелейку под нее сделали. Пока одну, но ничто не мешает повторить. Ну и самое приятное: нам удалось сделать затворную группу в стиле «Спрингфилда», Альбини-Баранова и «Берданки» номер раз. Прикидывали варианты с откидным затвором вбок и вперед-вверх. Последний несколько сложнее в реализации и требует больше металла, но удобней и скорострельней. Думали также над вариантом с продольно скользящим затвором, но это еще более металлоемко, к тому же требуется масса токарных работ, изготовления труб и не позволяет использовать штатный курковый механизм. Там как бы и изготовление новой ложи вылезает. В общем, несмотря на кажущуюся простоту, получается слишком сложно. В итоге получился слегка доработанный «Спрингфилд». – Откинул затвор, вложил пустую гильзу, продемонстрировал работу механизма. – От английской «Бесс» используется ствол и УСМ, меняется только курок. Казенник обрезаем, слегка разворачиваем патронник под нашу гильзу. Пробный отстрел вот этого экземпляра показал, что до ста метров кучность приемлемая, грудная мишень поражается надежно. До ста пятидесяти можно уверенно стрелять по ростовой. Дальше наша пуля начинает кувыркаться. Круглой пулей результат ничем не отличается от обычного ружья – восемьдесят-сто метров по ростовой мишени, кучность чуть выше за счет более стабильного заряда. Два десятка патронов лежат в мастерской, не потащил сюда специально, иначе все дружно рванем пострелять. Готовых ружей на данный момент два, третье на подходе. К концу недели доделаем и его. Рабочих рук не хватает катастрофически, иначе бы процесс поставили на поток. У нас больше трех сотен трофейных ружей на складе лежит, не считая тех, что индейцам раздали. Кстати, есть предложение, армейские «стволы» попридержать, а на подарки или торговлю использовать в первую очередь нестандарт. А то я нашел на складе четыре ружбайки, у которых калибр совсем не такой. Напомню, что у наглов два основных калибра: «мушкетный», примерно девятнадцать и три десятых миллиметра, что очень близко к двенадцатому и «штуцерный», шестнадцать и восемь, который четко соответствует шестнадцатому. Штуцеров мы взяли немного, меньше полусотни, их пока не переделываем. Как только отладим технологию гильз под двенадцатый калибр, легко поставим на поток и шестнадцатый. Тогда очередь и до штуцеров дойдет. Получим четыре десятка с хвостиком вполне приличных винтовок.

Зануда

Когда в одном из докладов проскочило слово – «пироксилин» – над собравшимися поднялась лимонно-желтая ладонь. Потом начала дергаться. Потом появилась пегая рожа, в которой наблюдатель, мысленно пририсовавший усы и брови, опознал бы меня. Появилась и исчезла, утянутая вниз соседями. Дядя Саша, заметив волнение, попросил «уважаемых химиков» немного потерпеть и клятвенно пообещал дать слово сразу же после уважаемого Динго.

Когда очередь дошла до успехов химических наук, я вылетел в центр комнаты как пробка из бутылки с теплым шампанским. И возопил:

– Коллеги! Прошу при мне слова «пироксилин» не употреблять! – и потом, уже более спокойно:

– Мы многое сделали. Научились делать кислотоупорную посуду, получаем хлеб промышленности – серную кислоту, наладили лесохимическое производство и, благодаря уважаемому Всеславу, коксохимическое. Но, – тут мой голос опять возвысился, – до пироксилина нам как до Китая раком!

Объяснюсь. Пироксилин, с точки зрения химика – кошмар, горючий и взрывчатый кошмар. Исходное сырье – полимер нестандартизированного состава. Свойства получаемого вещества плавно меняются в зависимости от количества нитрогрупп. Продукт требует промывки и органических растворителей для формования. Далее, чистый пироксилин нестабилен, склонен к окислению с разогреванием и может самовоспламениться. А чем его стабилизировать – мы знаем очень приблизительно. Делаем ставку на другой вариант. Так называемый зеленый порох. В химическом отношении он представляет собой смесь калийной селитры и пикриновой кислоты. Тоже не подарок, но, по крайней мере, фенол у нас есть. Впрочем, из-за пироксилина я забежал вперед. Пройдусь по порядку.

Основная химия. Налажено производство поваренной соли, поташа, соды, едкого натра, серной кислоты. Масштабы – единицы килограммов в месяц. Узкое место – сырье, в сернокислотном производстве и на солеварнях – топливо. Подготовлено производство бертолетовой соли, хлорной извести, фосфора. Узкие места – электроэнергия, рабочие руки. На станки и электролизер одновременно электричества не хватает, и оставить его на ночь так просто нельзя, надо следить. Спички мы уже сделали.

По лесохимии – построена печь для сухой перегонки с шестью ретортами периодического действия. Сейчас процесс оптимизирован под получение фенолов. Можем получать их в сумме до пятидесяти килограмм в месяц. Крезозота – в шесть раз больше. Фенолы, напомню, это не только карболка, но и красители, – при этих словах показываю собравшимся ярко-желтые руки, – и взрывчатые вещества, как основные, так и инициирующие.

По коксохимии. Слава Богу, – эти слова произношу торжественно и с чувством, – уголь оказался коксующимся. Строим первую, опытную или, лучше сказать, лабораторную коксовую батарею. Будет как настоящая – с горячим дутьем и регенераторами. Предусмотрен сбор всего-всего-всего, и аммиачной воды и коксового газа.

Фармахимия. Заявки на йод, карболовую кислоту, креозот удовлетворяются полностью и стабильно. Про хлорную известь я уже говорил – нужен квалифицированный помощник для ночных дежурств. Спирта для медицины тоже хватает. Другое дело – стабильной работы ректификационной колонны мы пока не добились, полученный продукт можно пить, можно на руки лить, но до химически чистого ректификата нам еще далеко.

По порохам и взрывчатым веществам. Научились делать гремучую ртуть и стифнат свинца, в ближайших планах – снаряжение и испытание капсюлей. Также мы наработали около восьмисот граммов пикриновой и стифниновой кислот и отрабатываем рецептуру и технологию зеленого пороха. Узкое место – нитраты. Селитренницам еще много месяцев зреть, гуано в обозримой окрестности не наблюдается, пока для экспериментов расходуем порох. Коллеги, с азотом у нас проблемы!

– Таким образом, штамповку капсюлей возобновляем? – встрял с вопросом Динго, заставив меня страдальчески скривиться:

– Умоляю, не торопите. Мы только начали эксперименты. Пока даже статистики по осечкам нет. А еще надо будет проверить стабильность при хранении. Капсюль – это же самая сложная часть патрона! И самая важная. Нам ведь не нужны осечки при стрельбе и взрывы при хранении?! – выслушав одобрительный гул, я продолжил:

– Это о свершениях. Теперь о проблемах. Самая важная из них – острейший дефицит азотсодержащего сырья. Атмосферный азот улавливать мы пока не можем. Пробуем цианамидный метод, другие – не выходит. По крайней мере, в заметных масштабах. Поэтому прошу подумать над поисками в обозримых окрестностях гуано. До Чили и чилийской селитры нам, конечно, далеко, но ведь и в здешнем климате птичий помет может накапливаться и высыхать.

Глава 6

Форт «Ломоносов».

Февраль-апрель 1791 года.

Динго

Никогда не считал себя знатоком и ценителем русских пословиц и поговорок. Но тут как-то очень к месту вспоминается – «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Это к тому, что никогда раньше мне не приходилось даже слышать о том, что момент озвучивания проблемы до начала работ по ее решению могут разделять не дни, а буквально часы. Только вчера вечером зашел разговор о строительстве отдельной базы, где будет сосредоточена наша промышленность – и вот результат буквально на лице. Моем. Если вы думаете, что я перепутал склонения или другие там падежи, то ничего подобного. Грязь из-под копыт бегущей впереди лошади в очередной раз закончила полет именно на моей физиономии.

Утро совершенно не предвещало ничего подобного «водно-грязевым процедурам». Но уже во время завтрака командир предложил остаться в столовой мне, Зануде, Догу и Артему. Без всяких предисловий он приказал снарядить поисковую группу для подробного обследования места предполагаемого строительства. Наши тоскливые взгляды на запятнанное мелким дождиком окно он не проигнорировал, но вывод сделал несколько неожиданный, усилив охрану. Мол, видимость плохая, лучше побольше народу в дозоры отрядить.

Но результат стоил всех дорожных неудобств. Место оказалось весьма перспективным с любой точки зрения. Достаточно места для серьезного производства, буквально в двух шагах полноводная река, удобные оборонительные позиции, подъездные пути хорошо просматриваются и контролируются.

Строительство научно-технического центра решено было начать не откладывая, пока не пришло время полевых работ, однако погода внесла коррективы в наши планы. Резкий холодный ветер, мерзкий дождь пополам со снегом, и температура, гуляющая возле нуля, затянули доставку материалов и снаряжения почти на неделю. Окончательно определились с личным составом, отправляющимся на новостройку. Зануда и я в качестве инженеров, Антилопа с пятью помощницами в роли хозвзвода, десяток нуму-караульных и сорок английских пленников из числа наиболее лояльных. Судя по задумчивому челу командира, обходившего территорию будущего гиганта индустрии, он явно прикидывал возможность перебазировать сюда и некоторые другие «отрасли» нашего хозяйства.

Под временное жилье оккупировали пещеры, завесив их входы шкурами, все не так холодно. В большей обитали англичане, в меньшей – мы с индейцами. Впрочем, нуму по большей части либо охраняли пленников, либо стерегли проход. Река Лососевая промыла себе новое русло, сдвинулась на восемьдесят-сто метров правее и образовала такое удобное для обороны местечко. Деревья валили выше по течению и спускали до водопада, натянув через реку перед ним пару крепких канатов. А дальше бревна приходилось тянуть лошадьми, но под горку коняшки с этим справлялись без особого труда. Когда набралось достаточно материала, в первую очередь возвели сруб сторожевой башенки, а следом поставили частокол и ворота, окончательно перекрыв вход. В конечном итоге, укрепление должно было замкнуться над воротами в виде буквы «П», обеспечив полный контроль над проходом и местностью перед ним.

Второй сторожевой пост возвели на самой скальной гряде, обеспечив себе круговой обзор. После этого нас посетила делегация в лице Дяди Саши, Котозавра и Котенка на предмет обследования этой самой гряды. Они высматривали места, по которым противник мог бы незаметно подняться наверх и нанести нам удар в спину. Таких мест нашлось всего три. Одно из них привели в негодность, взорвав несколько небольших пороховых фугасов. На остальных обрушили скалы, пробив шурфы и забив в них деревянные клинья, которые потом щедро полили водой. Разбухшее дерево прекрасно рвало камень, гряда состояла из сравнительно мягкого известняка, а не гранита с базальтом.

Финальным аккордом стал монтаж водяной мельницы рядом с водопадом. На камень, торчащий из воды метрах в пяти от берега, перебросили мостки и установили чугунную опору с баббитовым подшипником солидных размеров. Вода отводилась по деревянному желобу на восьмиметровое колесо, обеспечив нам приличный запас мощности и крутящего момента. Регулируя поток воды через него, можно было управлять скоростью вращения и тягой привода. Одновременно с мельницей возводили частокол, прикрывавший нас от обзора с противоположного берега. Ширина реки не позволяла вести обстрел из луков или ружей, но вот стрелок со штуцером мог доставить немало неприятностей.

Когда в двадцатых числах апреля привод был готов, настала очередь мастерских. Привезли большие станки, сверлильный и фрезерный, установили на фундамент, после чего возвели вокруг них стены. Пятого мая я в первый раз включил привод станков. После небольшой наладки механизмы заработали как часы. Теперь можно было думать об увеличении объемов производства.

Самый длинный приводной вал тянулся из корпуса мастерских в небольшое здание слева от них. Там разместили кузницу с механическим молотом. Правда, сам молот был еще не готов, но Логинов, покинувший стройку на три недели из-за участия в экспедиции, клятвенно обещал доделать и привезти его к концу мая.

Количество работников из пленных англичан постоянно менялось: то достигало шестидесяти человек, то, к концу строительства, сократилось до двух десятков. В их число попали в основном те, кто не испытывал горячей привязанности к Британии и готов остаться с нами, при этом не особо желая снова браться за оружие.

Нуму в подразделении охраны менялись каждые десять дней. Всеслав отправлял сюда своих казаков в виде поощрения, на отдых. Гоняя нещадно в остальное время.

Наконец стройка, в общих чертах была завершена. Обитатели «Базы-2», как не мудрствуя лукаво я обозвал нашу стройку, уже переселились в нормальные деревянные дома, а пещеры украсились полноценными воротами. Финалом операции стала переброска в пещеры автомобилей. Чтобы не привлекать особого внимания, в них впрягали четверку лошадей и по темноте вывозили из Форта. Впрочем, если оба «Уазика» еще могли двигаться самостоятельно, то остатки «Аутлендера» и автобуса прибыли в виде обычного груза на телегах.

Когда появился обоз, доставивший из Форта недостающие части механического молота, его сопровождали в виде охраны не только индейцы, но и Котозавр на пару с Салли.

– Ого, сколько вы тут наворотили! – удивился он, когда мы поздоровались. – Мы тебе пяток пушек привезли для укреплений, как заказывал, и заряды к ним. Куда ставить будешь?

– Две в левую часть башни, одну в правую.

– А остальную пару?

– Затащим наверх, в сторожевую башенку. Оттуда отличный сектор обстрела получается.

С установкой орудий провозились до вечера. Особенно много хлопот доставило затаскивание пушек наверх. Хоть я и просил подобрать стволы полегче, но наше руководство решило не ограничиваться малокалиберными пукалками, а выделило нам полноценные шестифунтовки на корабельных лафетах. В итоге, хотя обоз после разгрузки сразу отправился обратно, Кот и Салли остались у нас ночевать. Отпускать их по темноте, на ночь глядя, я не стал. Так что устроили небольшие дружеские посиделки в узком кругу. Когда прощались утром у ворот базы, Котяра, оглядев с высоты седла укрепления и постройки, прокомментировал:

– Теперь у тебя тут целый форт. Форт «Ломоносов».

Как-то так это название и укрепилось за «Базой-2».

Глава 7

7 марта 1791 года.

Ирина

С самого утра на месте не сиделось. Встала засветло, умылась у рукомойника из тазика, куда налила вскипяченной воды из чайника и причесалась, заплетя толстенькие косы. Никогда раньше таких хороших и, главное, длинных, волос не имела! Дома они плохо росли – а тут! Полгода, может, чуть больше прошло – а уже ниже лопаток и косы толщиной в два с половиной сантиметра заплетаются. Экология, наверное – точнее, отсутствие выбросов с разнообразных химических предприятий. Свежий воздух и вода – для здоровья вещь очень полезная, да.

Пока умывалась и приводила себя в порядок – чайник заново вскипел, а там и яйца от пестрой курицы-несушки Февронтии сварились. Хлеб с маслом, яйцо с солью да заварка бруснично-черничного сбора вместо чая – и весь завтрак! А надо столько дел переделать!

Чугунок с мясом отправился в печь – кто-то из индейцев принес подбитую птицу и нам с Катрусей досталась тушка. Затем туда отправились свекла, картошка и другие овощи, а под конец и морковно-луковая зажарка. Это, конечно, не настоящий борщ, а так, свекольник – но все равно, запах по домику разлился изумительный. А ведь одновременно с супом, в печке томилось мясо – вырезка купленной по случаю у испанцев свиньи, забить которую просили мужчин, у женщин на нее как-то рука не поднималась. Отбитые кусочки разлеглись на противне, прикрытые шубкой из поджаренных грибов, колечек лука и соуса (на сливках, яйце, горчице, меде и самой капельки уксуса). Пока праздничный обед-ужин готовились в печи – сестричка взялась помогать с десертом.

– Ир, а что мы будем делать на десерт?

– Пирог, конечно! Печка давно прогрета…

– Так там же суп и мясо на горячее!

– А мы их в сторонку, ближе к устью отодвинем и накроем – чугунок уже с крышкой, а противень вторым, с бортиками повыше! Оно и не остынет, но и не перегреется – так бабушка Сима делала. Помнишь, в доме у тетки Зои?

– Не, не помню, я тогда мелкая слишком была.

– А, да, точно, тебе почти четыре года было! Где ж тут вспомнить! А я вот даже запечье, в совсем другой комнате, за стеной, помню. На нем лежал матрас с простынями, стеганым одеялом и подушки с кружевными наволочками… целая стопка на одеяле высилась!

– Точно! А на самой макушке – ма-аленькая совсем подушечка!

– А с нее вниз по всем подушкам – большое кружевное покрывало – шаль!

За разговорами мы успели замесить тесто для пирога на меду с пряностями (самой настоящей ванилью и корицей) вылить его в форму, разровнять и поставить в печь. После чего нами была приготовлена начинка – варенье малиновое и варенье черничное, потому как планировалось пирог разрезать на два коржа и промазать вареньем, ну и морсу сделали три кувшина. А то что же гости пить будут?

Когда все уже было готово и в домике чисто и прибрано – начали приходить гости…

Всеслав

Как это, не помню из какого фильма… в общем, золото манит нас, о-оо, золото конкретно манит нас. После того как, по моему настоянию, разобрались с топливом, отправили нас любимых, то есть меня, Курбаши, он же Белый Бык, и Котозавра искать презренный металл. Отмечать, понимаешь, свой дерзостный путь иглой по изорванной карте. С нами пошли десяток моих нуму, из наиболее подготовленных, остальных по приказу начальства отправили к друзьям-соседям-союзникам рассказывать о том, какие мы хорошие. Типа каникулы у них. Ничего, вернусь – мало им не покажется.

До угольного разреза доехали быстро, заночевали там. Нормально… все вроде фунциклирует, англичане шуршат, индейцы бдят, порядок присутствует. Все же правильно мы на совете решили насчет передачи охраны старшим нуму. Они ведь на лицо ужасные, добрые внутри и дисциплину неплохо понимают. А язык межнационального общения чем-то напоминает русский с диким нуму-английским акцентом. Раз в три дня приезжает из форта нашего учитель, раз в неделю – врач… курорт у них, англичан. Если не считать нормы выработки центнер в день на рыло. Ну, попарились в бане, отдохнули перед дальней дорожкой – и ломанулись в тайгу.

Почему – в тайгу? Да потому что принципиального отличия от нашей сибирской нет. Те же хвойные, то же зверье. Правда, вместо стланика чапараль, а вместо кедрача – секвойи, но я уж как-нибудь переживу.

Шли нагло, с песнями. Выучил своих «Бодайбинке». Незабываемое зрелище – сидят нуму, кто не в охранении и не на охоте, у костра, воют на луну:

А наутро быстрые олени,

Унесли тебя, подруга, вдаль.

Уходила ты тогда по Ле-ене.

Уносила радость и печаль!

Благо русский уже неплохо знают и понимают. Кстати, песня на благодатную почву упала – хотели оленей одомашнить. Отсоветовал. Ездил я на этом недоразумении, ну его на фиг. Лошадь лучше. Олень вкуснее.

С индейцами местными проблем особых не было – наша слава разнеслась достаточно далеко. Да и коллектив подобрался – те еще морды. Хорошо, что зеркал в наличии нет… на себя в лужу как-то утром глянул – и страшно стало от напрочь отмороженной бородатой хари. Остальные не лучше, разве что нуму без бород. Зато с прическами.

Были и трудности, факт. Особенно с шурфами. Индейца заставить работать – сложно. Ну не понимает он, зачем рыть яму в земле, если это не ловушка и не землянка! Но ничего, обосновал тем, что настоящий казак должен пять раз в году вырыть яму метр на полтора на два, спуститься в нее и обратиться к духам земли с просьбой о покровительстве. Причем помощь ближнего только приветствуется… начал первым, ох, как я люблю земляные работы, потом из ямы про «Славное море, священный Байкал» поорал. Сработало. Курбаши с Котом тоже попали под раздачу, рыли, смеясь сквозь слезы, молитвы их были исполнены экспрессии и оптимизма: когда из ямы донеслось «Идет бычок качается, вздыхает на ходу», чудом не свалился с лошади.

Дошли до Американ-ривер. Душевная речушка, рыбы в ней много, лес хороший. Поднялись к месту, которое коллеги крестиком обозначили (ага, на три лаптя правее солнышка. Карту-то вручную рисовали, масштаб точно соблюсти сложно) и на второй день нашли, что заказывали. Явно не пирит, кислота не берет.

Намыли немного – и нарисовались оппоненты, человек тридцать, все из себя в боевом, начали колотить корявые понты, дескать, это наша корова и мы ее доим, уходите отсюда, пра-ативные. И ружбайками кремневыми, числом аж пять, нам в морды тычут. На нуму вождь их, Брачующийся Бык Оленя его имя перевел приблизительно как Туча-на-Горе, не говорил, пришлось общаться через переводчика, примерно так:

– Хитрый Лось, он говорит, что мы находимся на земле его племени и требует уйти.

– А ху-ху не хо-хо? Нет, этого переводить не надо. Скажи, что мы – могучи и непобедимы, если он хочет битвы – он ее получит. Но мы пришли не для того, чтобы воевать с храбрыми воинами, а для того, чтобы предупредить их об опасности с восхода… Бычара, дальше по своему вкусу давай, выдай им про англичан и про нас.

– Туча-на-Горе говорит, что его ружья своими выстрелами разметают толпы врагов!

– Бычара, спроси – а что он будет делать, когда у него заряды кончатся?

В общем, договорились. Тем более что на заднем плане Трава-на-Пути и Как-Небо на пальмах разминались, так, для поднятия тонуса, а остальные – нуму и Курбаши с Котозавром, сурово смотрели на мир с правильной стороны дула, благо ружье было у каждого. Туча-на-Горе проникся… подписались мы – поставки пороха и свинца на пули, а также обучение трех человек у нас в форте, они – на охрану местности, кормежку наших за отдельную плату и отлов не наших, мы ему еще одно ружье подарили, он нам шкур хороших – чисто из уважухи. Вполне выгодно получилось, вполне.

За первые три дня намыли с три четверти пуда песком и самородками. Котозавр по приколу отлил себе из золота пятиконечную звезду, на грудь повесил. Уважаю. Настоящий прапорщик… и весь мед, который нам местные приперли, съел. Мне не жалко, я сладкое не очень – но факт остается фактом.

Зануда

Раньше я думал, что глина есть везде. Где бы я ни копал грядки, в Московской ли области, в Тверской, Костромской – везде на лопату липла серо-рыжая гадость. Но судьба-злодейка забросила меня в места, где глины нет. Почва есть, под ней и в ней камни самых разных размеров, песка – хоть попой ешь. А глины нет. Индейцы, которые знают каждую горку и каждую норку, помочь не могут – они искусные корзинщики, но ни разу не гончары. Соседи из миссии св. Клары (и в первую очередь падре Хосе) и рады бы помочь, но их глина далеко. Да и пойдет ли на посуду то, что хорошо для самана? И вот бродят по зеленым холмам угрюмые личности, копают ямы, высекая искры лопатами и распугивая птиц матюгами…

После нескольких дней поисков гончарная мастерская оказалась окружена кучами весьма неаппетитного вида. Змей подвел теоретическую базу под то, что местные глины по цвету обычно походят на, скажем так, то, что тоже на «г». И он же нашел нечто серое, надеюсь, каолин.

С утра я нервничаю – сегодня испытываем глиномялку. Устройство ее в общих чертах представляли минимум дюжина попаданцев, Артем смог показать руками примерные размеры, а вот объясняться с Еленой пришлось мне одному. В общем, получилась высокая, в человеческий рост, кадушка (да, я перестраховщик), узкая – в один обхват, с торчащими внутрь штырями длиной и толщиной с железнодорожный костыль. В ней вращается железный штырь, к которому приварены широкие и толстые лопасти. Мы с Еленой три дня ковали, я себе мозоли натер веревкой от мехов. Внизу – сопло для выхода глиняной массы. Вверху – плод моего конструкторского гения – деревянная решетка с полочкой, чтобы внутрь не попадали руки, палки и камни.

Двигатель – одна лошадиная сила, конкретно Звездка. Трансмиссия – вал и шкивы деревянные, ремни из бизоньей кожи, натяжной ролик в девичестве крутился в Лордовом джипе. Вхолостую я вчера прокручивал, работало и не скрипело, но все равно как-то стремно.

И вот все готово. Ну, Звездочка, давай помалу. Бык Оленя по наклонному помосту закатывает первую тачку глины и девушки в две лопаты начинают кидать ее в мялку. Я кричу им, чтобы не спешили.

Так, девушки отдают обе лопаты Быку и бегут вниз. Видимо, из сопла полезло глиняное тесто. Не слышу криков восторга. Конечно, первые порции не могли хорошо промешаться – я предупреждал, что их, скорее всего, придется снова отправить в мялку. Но все равно любопытно.

Мы со Звездкой косим глазами. Вот наполнились первые носилки, девушки убирают их и подставляют пустые. Вот Быку подняли вторую тачку. Вот Ира бросается к ларю с просеянным песком, набирает его ведром и сыпет в корыто с глиной, подбегают подружки и в три лопаты размешивают….

Короче говоря, мялка работает. До обеденного перерыва мы успели три раза пропустить через нее первую партию глины, добавлением песка и воды доведя ее до полностью однородного состояния и удовлетворяющей наших гончаров пластичности. Я настоял, чтобы в ларь с вымешанной глиной воткнули табличку – должны же мы помнить, сколько туда песка насыпали. После обеда попробуем вторую кучу – что тут за каолин-шмаолин?

Котозавр

Воеводе Лександру батьковичу свет-Конторовичу, Вихревого острога и окрестных земель начальнику, от воинских людишек Лося, Быка да Кота донесение.

По твоему слову пошли мы трое да туземных казачат десяток лутших на восход, чертеж той земли делать, да всякую пользу в тех землях искать. Взяли ружей своих артефактных три, да обменного фонду аглицких пять, лошадей трех под седло да по одной вьючной, муки, соли да пороху со свинцом, согласно норм довольствия, и прочаго, что в квесте потребно, токмо каптерщик-каналья, нам табаку и огненной воды не дал почти, хоть геологии и туризма без воды оной представить невмочно. Пошли мы бодро и весело, чертеж делали, шурфы в приметных местах били, да на ручьях шлихов намыли изрядно. С туземными людишками не задирались, расходились миром, бо уважают нас сильно, и аглицкий лут межплеменным обменом и до тех мест дошел. На лесопилку Саттера вышли подымаясь по ручью, что в Американ-ривер впадает, крест на карте зело велик был. На том месте намыли золотого песку в первый день котелок почти целый, и сильно довольны были. Но поутру принесла нелегкая князца туземнаго, именем Туча на Холме, с воинами лучными и ружьями тремя. Князец тот ругался сильно, смертью стращал, да откупных за мученый ручей много требовал. Белый Бык ужо собирался весь их отряд на поединок вызывать, и порешить на фиг, но Лось спросил Тучу, умеет ли тот порох и свинец так же, как и стрелы, из всякой фигни делать. Вождь своими новыми ружьями сильно гордился, а вот огневой припас покупать числом поболе сразу не стал, а по испанским ценам его жаба душила. Мы ему и сказали, мол, будешь задираться – от дохлого койота уши тебе, а не порох. Князец борзоту свою прикрутил, и даже малость отдарился за наезд медом и шкурами. Уговорились, что мыть песок можем невозбранно, а от него людей бою на пальмах научим, коли в острог пришлет, и пришлых белых, без нашей пайцзы, племя будет имать, да к нам вести живыми, за каковых мы им подарки богатые обещали. За последних три дни намыли мы золотого песку еще с полпуда и мелких самородков изрядно, застудили себе задние ноги в ручье, а Котька-рейнджер кашеваром будя, себе в глине из золота шерифску бляху отлил, да на пузо повесил, дабы дурь его всякому видна была.

Писано в банной избе Вихревого острогу в виде пьяном вельми. Белый Бык по твоему, воевода, слову и своей индейской сущности, «лосевки» не пил, но за компанию сочинял, будто пивши.

Глава 8

Мама Яга – Улыбка Енота

– Итак, коллеги, мы имеем перед собою труп мужчины, индейца в самом расцвете лет. Здоровый, без неактуального для нас скальпа, умер от картечи в грудь, все остальное в нем – натыкано и прострелено в рамках подготовки учебного пособия.

Труп на столе действительно представлял собой коллекцию боевых повреждений: пулевое в бедре, стрела под ключицей, другая в боку, резаные раны предплечий, колотая в живот. Маленькая индианка в длинном кожаном фартуке и ланцетом в руке посмотрела на Катю и озабоченно спросила:

– Все нормально, в обморок не собираешься?

– Наталья Николаевна, я там уже была, сейчас – в порядке, после войны с англичанами насмотрелась и нащупалась всякого.

– По имени! Я, конечно, бабушка, но лишние напоминания об этом не нужны. Шоно, может, тогда пропустим конечности, раз все присутствующие знают азы, и перейдем к стрелам?

Для стрел, по рисункам из старой книги были изготовлены парочка щипцов-извлекателей, и расширители раневого канала. Медиков, получивших образование в СССР, такому не учили, пришлось раскапывать наставление времен туркестанского похода, тогда русская армия последний раз встретилась со стрелами на поле боя. Для начала опробовали индейский способ: завести по древку две гладкие веточки, заодно бужируя канал, закрыть ими края наконечника, чтоб не цеплялись при обратном ходе, привязать их к древку, полученная конструкция вынимается из раны. Для мягких тканей пойдет, но если наконечник уткнулся в кость – крепление к древку может не выдержать. Со второй стрелой так и вышло. Щипцы, творение наших кузнецов-оружейников, оказались вполне пригодны, с мерзким чавканьем вытащив железное острие, на четверть вошедшее в ребро.

– Катенька, теперь твоя задача, не прекращая подавать доктору инструмент, промыть извлеченный предмет, и осмотреть его на предмет целостности: выкрошенные кусочки надо доставать все, иначе будут мешать заживлению.

Пока Шоно, поругиваясь, перетягивал сосудик в глубине раны, девушки отмыли стрелу, и привлекли меня как эксперта: стрела оказалась комплектной, без недостач. Можно зашивать. С пулей в бедре расправились по известной схеме: доктор отработанным на англичанах движением сует пулевые щипцы вглубь, и с хеканьем – тяжело идет, зар-раза, выдирает слегка деформированную «Полеву». Дальше – хуже. Наши остроносые пули шьют, как правило, тело навылет, ломая близлежащие кости, разрывая сосуды и внутренние органы. Круглые английские – практически двенадцатого калибра, дают сильное размозжение тканей на пару дюймов вокруг раны и заносят в нее кучу грязи, забивая клок одежды перед собой в глубину. Кровеносные сосуды, даже не поврежденные собственно пулей, выходят из строя в радиусе даже большем, поэтому пулевые ранения конечностей в эти времена заканчиваются обычно ампутацией: врачи уже знают, что, казалось бы, целая рука или нога начинает отмирать, и тогда резать придется больше. Представление о большом и малом кругах кровообращения почти отсутствует, сосудистая хирургия: пересадка вен пациента взятых со здоровой конечности будет изобретена гораздо позже, а то, что мы про нее знаем, еще не дает необходимого инструментария, а главное – навыков. Зубной врач, фармацевт в теле индианки и девушка с крепкими нервами, вот им придется делать революцию в медицине. А кому легко?

Распотрошив «учебное пособие» целиком и полностью – в целях воспитания вскрывать его доверили Кате, троица естествоиспытателей погрузилась в изучение внутреннего мира покойного тонкава.

– Вход и выход желудка, двенадцатиперстной кишки, и кишечник вот в этих местах… да, и еще здесь перевязываются, потом, при лабораторном исследовании, можно с приличной точностью установить время смерти, относительно последнего приема пищи. Судя по наполнению желудка, пожрать перед смертью пациент не успел. А печенка-то паршивая… где же он так ее угробить успел, молодой ведь еще?

– Тухлятины какой сожрал? – предположил Кямиль.

Улыбка Енота почесала кончик носа ручкой ланцета.

– За один-два раза такого не заработаешь… есть у меня мысль, посмотрим, насколько она умная. Сейчас будет дюже вонюче: давайте вскроем тонкий кишечник, посмотрим, что там есть интересного.

– Ага! Вот он, голубчик! – вопль раздался на третьем метре вскрытия. Ухватившись корнцангом за головку, Наталья вытащила цепня, длиннющего плоского червяка, чей хвост оборвался в глубинах неразрезанной кишки, но даже изъятая часть была длинной в пару метров. – Вот за это я люблю патанатомию: всегда можно поставить точный диагноз.

Она кинула добычу в ямку для утилизации отходов, и полоская инструмент в кувшинчике, пояснила:

– Старый знакомый. В начале девяностых поступила к нам в госпиталь баба, молодая довольно, с непонятными симптомами: тошнота, рвота, понос, гемоглобин ниже плинтуса, в крови полно продуктов распада, тощая, желтеет, отекает, и ничего не понятно. Онкологии не нашли, лечили симптоматически, пока случайно в кале не увидели кусочек вот этой дряни. Судно выносит санитарка, врачам-чистоплюям заглядывать было лень. А у меня в аптеке последние пятнадцать капсул «Филиксана», экстракта корня мужского папоротника, больше его не было, систему заготовки сырья похерили вместе с Союзом. Тело цепня похоже на узенькую ленточку, вроде портновского метра, так вот, тем, что из нее вышло, наполнили полулитровую банку доверху. Не все между прочим, головки не было. Представляете, какая была интоксикация? Вот поэтому я, когда немного очухалась здесь, и надыбала котелок, первым делом проглистогонила всю новоиспеченную родню, цепней не нашла, но воо-от такие аскариды – скромным рыбацким жестом «подлещик сантиметров на семьдесят» Наталья обозначила размер паразита – выпадали.

Катю передернуло, видать, богатая фантазия, представила такую тварь внутри себя.

– Костя рассказывал, что ему показалось у вас подозрительным: племя маленькое, бедное, а физиономии сытые.

– Скотозавру? Подозрительным? Ага! Это он сейчас такой умный, а так: «Штирлиц шел по городу, и ему на голову упал кирпич. Штирлиц насторожился». Приехали прогрессоры, давай агитировать за советскую власть, как я его не прибила, гаденыша, не знаю. Очень уж хотелось. Индейский компонент личности сработал.

Дано перваго апреля 1791 года от P. X.

В Вихревом Остроге воеводой Конторовичем.

ПРИКАЗ.

Ведомо стало мне, что морской министр, да медикусы, да кавалеристы учинили давеча совместное пьянство, и там с залитых глаз желали странного.

Приказываю:

1. Выведение свистящего рака оным лицам категорически запретить, понеже нарушение закона причинности может привести к разрушению пространственно-временного континиума в нашей ветви Древа Миров.

2. Кровавой Гебне проконтролировать шаманов, дабы не начали выводить сами.

3. Рейнджерам включить в маршрут патрулей вершины окрестных гор – не прогоните рака, так хоть дурь вымерзнет.

4. Динго – изготовить кружку Эсмарха емкостью в галлон с четвертью для комплектации полевого набора скоростного вразумления попаданцев.

5. Заму по МТО выделить в тех же целях скипидара живичного два ведра.

6. Приказ довести до исполнителей в части их касающейся.

01.04.1791. Печать, подпись.

Глава 9

Апрель – май 1791 года.

Из дневника Сергея Акимова

Совещание 23 февраля имело немаловажное продолжение. В самом его конце, дождавшись, когда народ почти разошелся, Динго тормознул майора, Кобру и Курбаши.

– Коллеги, тут такое дело. Помните индейца, которого подобрал в полусотне километров от Форта на Лососевой речке наш патруль? Парню сильно досталось, его здорово поломало, качественно протащив по порогам. Так вот, недавно мы с Антилопой смогли его разговорить. Напомню, особенно для тех, кто последнее время был за пределами Форта, я сам встал с постели только неделю назад – очень «удачно» навернулся с мокрого крыльца. Шоно заподозрил трещину на ноге и уложил меня в лазарет. Там и пообщались с индейцем, как раз он в себя пришел. Парень из племени Шайенов. Зовут его, если мы правильно поняли, что-то вроде Одинокая-Скала-На-Реке. В общем, для краткости, Утес.

История для тех краев обычная. Трое молодых парней отправились за подвигами, за воинским именем. Компашка подобралась из тех, у кого шило в известном месте, вот и подались посмотреть дальние края. Три мушкетера, ага. С прошлой весны гуляли, прослышали от кого-то про «большую воду» и решили дойти. Неслабо так прошлись ребята, если учесть, что шли они с территории будущей Монтаны. Занесло их аж до верховьев Лососевой. Там умыкнули лодку у местных и решили сплавиться вниз. Если б еще этой посудиной управлять умели. Пороги-то на реке встречаются, в наше время рафтеры ее любили, вот и кувырнулись где-то. Одного вынесло на берег к нашим, где остальные двое – фиг знает. Может, утонули, может, где-то по берегам Лососевой шляются. Но важно не это. Парнишка оказался неплохим художником. Когда с карандашом освоился, начал выдавать вполне приличные рисунки.

И он пустил по рукам один из листов.

– Так это же Конди! – воскликнул я.

– Вполне приличный портрет, – добавил командир.

– Вот именно, – продолжил Динго, – талант у парня. Он, когда оклемался, стал проявлять знаки внимания к нашей Конди. И та, впервые после известной истории, начала улыбаться. Вроде оттаивать начала девчонка. Подозреваю, что недалеко до предложения руки и сердца, как говорится. Так что надо быть готовыми мягко разрулить возможную ситуацию. Конди отпускать в индейское племя нельзя по двум очевидным причинам: секретность, да и не выживет она там. Так что, Сергеич, это твоя головная боль, как вождя племени. Утес к тебе пойдет, к гадалке не ходи, ну да ладно, речь не об этом. Мы попросили его нарисовать наиболее приметные места, по которым они шли. Получилось несколько пейзажей. Вот, смотрите, – он передал нам следующий листок, – места опознать можно, он все лучше и лучше рисует. И, наконец, последняя картинка. Это нас крепко приложило. – Наш инженер выложил последний лист.

– Это же самолет! Где он мог его видеть?!

– Он назвал это место: то ли долина Грома, то ли плато Грома. По моим подсчетам, получается, что находится оно в районе двух-трех сотен кэмэ отсюда. Так что я настаиваю на экспедиции. Не сейчас, конечно, а вот ближе к лету, стоит пошарить, что с этого ероплана можно взять. Тем более что, судя по рисунку, самолет грузовой, похож на военный. Есть смысл.

Решили пока особо не афишировать новость, но экспедицию готовить. Рисунки показали Логинову, надеясь точнее определить тип аппарата. Анатолий похмыкал, сказал, что никогда раньше антиквариатом не интересовался, но слишком уж характерные очертания на картинке. Заключение его было однозначным – ДС-3, или одна из его модификаций. Поэтому о военном назначении можно не вспоминать. В самих Штатах такие самолеты сохранились только у любителей авиастарины. Если в момент БП на борту находились как раз такие фанаты, то вполне объясним сам факт попадалова, все эти ценители ретро плотно общались между собой в инете. А для переноса вполне хватило бы наличие в экипаже трех-четырех человек, самолет имел максимальный взлетный вес меньше пятнадцати тонн. Если припомнить историю с автобусом и нашими автомобилями, то теория о способности попаданца прихватить с собой несколько лишних тонн груза нашла еще одно подтверждение. Саму идею похода он горячо одобрил, мотивируя даже не возможностью получить в наше распоряжение супервундервафлю, сколько возможным наличием на борту приличной радиостанции, гораздо мощнее наших, с ограниченной дальностью связи. Естественно, сам Анатолий оказался первым кандидатом в штат экспедиции, как единственный, кто мог оценить возможность использования такого артефакта. На самый пессимистичный случай – грамотно руководить разборкой.

Если верить деталям, которые смог передать рисовальщик, самолет приземлился на «брюхо». Так что рассчитывать на его способность взлететь не приходилось, даже если повреждения при посадке были небольшими. По словам нашего авиаспеца – «Дакота» была чрезвычайно «летучим» аппаратом, главное – не мешать, и она была способна улететь без вмешательства пилота хоть на полную дальность. Так что, скорее всего, баки окажутся пустыми. Вопрос с экипажем, если он уцелел, решили оставить на момент обнаружения такового. По словам индейца, никого вокруг он тогда не заметил, так что сейчас строить какие-либо предположения было преждевременно.

Инициатора идеи, к его глубокому огорчению, решили не пускать, у него и так хватало забот в новом форте. Налаживание производства новейшей, по местному времени, техники, сочли более важным делом, чем обследование очередного артефакта. На мой взгляд, так оно и правильно решили, пусть даже ценой обиды со стороны Динго. Ничего, подуется некоторое время, зато потом от души наиграется с новой забавой, если мы сможем притащить самолет в форт.

При планировании операции столкнулись с одной из постоянных проблем этого времени. Дороги, если и существовали, вели совершенно не туда, куда нам было нужно, качество имевшихся можно было характеризовать только с помощью великого и могучего. О каком-либо вездеходном транспорте оставалось только мечтать. Провели самую строгую ревизию в конюшне, преодолели героическое сопротивление Дога, выпросили у падре авансом всех свободных лошадей. В результате смогли укомплектовать всех уезжавших ездовыми, заводными и целой дюжиной вьючных животных. От идеи отправить с ребятами телеги сразу отказались. В таком случае скорость передвижения отряда падала непредсказуемым образом. Если обычным караваном экспедиция могла, очень прикидочно, одолевать 30–40 километров за сутки, то с любым громоздким транспортом в упряжке каждый ручей или овраг становился сложным препятствием. Увеличивать сроки – добавлять запасы питания, любая поломка – новая задержка в пути. Поэтому решили, что «лучшее – враг хорошего», при обнаружении ценных, но сложных в транспортировке ништяков, проще оставить пост у находки и вернуться за подмогой.

Риск был сочтен вполне приемлемым, с учетом того, что тонкавов мы основательно обнулили, заработав тем самым у окрестных индейцев репутацию серьезных бойцов, с которыми лучше дружить или как минимум не стоит ссориться. Дипломатические усилия нашего руководства позволяли надеяться на как минимум нейтральное, а скорее дружественное отношение со стороны ваппо и пайютов. По крайней мере тех, кто проживал в радиусе двухсот – двухсот пятидесяти километров от нас. Единственным стремным пунктом была деревня в верховьях Лососевой, в которой Утес «сотоварищи» увели лодку. Там у них была небольшая стычка, правда, вроде, без трупов, но чем черт не шутит. Было решено проложить маршрут так, чтобы обойти это поселение стороной. Кстати, когда мы внимательно изучали карты возможного маршрута, Салли припомнила, что где-то чуть дальше в тех краях в наше время была расположена база Бриджпорт КМП США – морпеховский горный учебный центр.

Состав определили к началу апреля, когда погода уже вполне установилась. Курбаши и Котенок – силовая поддержка, Логинов, Спасск – техническая часть, Утес как проводник, шестеро наиболее надежных из «оказаченных» Всеславом нуму в качестве охраны и помощников. В последний момент напросилась Антилопа, мотивируя желание знанием местности и почти половины маршрута. Наши индейцы были вооружены ружьями ДБ, как окрестил переделанные английские военные ружья Котозавр, от «Динго-Бесс». Дальнейшее повествование лучше будет вести по отчету технического руководителя экспедиции, которым назначили Логинова.

Логинов

Рысью, галопом, шагом… Рысью, галопом, шагом… Знакомо? Вот и мне тоже, читал где-то. Только не уточнил автор, по каким-таким прериям его герои скакали, да и про степень кавалерийской подготовки не очень распространялся. У меня, например, с ней не очень, о чем весьма ощутимо напоминает выпуклая часть спины. Даже при медленной езде шагом по едва заметной звериной тропке в лесу. Не приходилось как-то в прежней жизни близко сталкиваться с лошадьми, все больше как-то с авиатехникой, а после выхода в запас – офисное кресло гораздо удобнее любого седла. Вот так и едем уже второй день. Мне даже самому удивительно, как смогли отмахать аж четыре дневных индейских перехода за это время. Пусть эти дети природы ходят пешком, в отличие от нашей экспедиции…

Кстати, Утес оказался неплохим наездником. Поскольку мы едем рядом, когда тропа позволяет, то он практикуется в русском, рассказывая свою эпопею. «Великое путешествие» троих молодых индейцев было не просто походом за славой. История попахивала шекспировскими страстями с Ромео-Джульеттами и прочими Отеллами. В качестве Отелло выступал ни много ни мало Черный Медведь, военный вождь племени. Ну а роль Ромео отводилась одному из приятелей Утеса, который задумал умыкнуть девушку, предназначенную в жены вождю. Не совсем вписывается в традиции и уклад индейцев, но в каждой семье бывают любители приключений на свое седалище. Предприятие не выгорело. Отец невесты застукал похитителей на месте преступления. В общем, парням был поставлен ультиматум: не то, чтобы изгнание из племени, но чтоб их пару лет не видели. Вот ребятам и пришлось отправиться в путешествие. Лошадей им не дали. Сказали, не фиг имущество племени разбазаривать.

Глава 10

Первые дни мы шли без особых приключений и задержек. Все-таки это была территория дружественных племен, и можно было двигаться компактной группой, не останавливаясь у каждого холма, чтобы осмотреться и выбрать безопасный маршрут. На пятый день порядок движения изменился. Обязательный головной дозор, из одного нуму и Курбаши или Котенка. Другая парочка наших индейцев ехали в арьергарде, отставая иногда на полкилометра.

Благодаря этому караван несколько раз избегал встреч с охотничьими (а может, и военными) отрядами местных жителей. Мы не стали искушать судьбу, знакомясь с ними поближе, предпочитая отворачивать в сторону, избегая столкновений. Однако совсем избежать стычек не удалось. К вечеру четвертого дня, когда до места назначения оставалось совсем немного, нуму, скакавшие в арьергарде, заметили, что по нашим следам едет небольшая – четыре-пять человек – группа индейцев, стараясь не попадаться на глаза. Вообще-то в этих местах лошади еще не получили большого распространения и конные воины встречались достаточно редко. Так что к этим преследователям стоило отнестись со всем вниманием. После краткого, на ходу, совещания, было решено не отрываться от них, а устроить засаду в удобном месте.

Долго искать его не пришлось. Неширокий, не более полусотни метров, проход между двух рощ, густо заросших чапаралем, тянулся больше чем на километр, примерно посередине резко загибаясь влево. Проехав за поворот пару сотен метров, разделились. Антилопа и Утес повели лошадей почти к самому выходу из прохода, а остальные, спешившись, стали пробираться назад сквозь кустарник. Нуму под предводительством Курбаши заняли позицию по правой стороне, Котенок слева, мы вместе с Вадимом схоронились за большим выворотнем прямо у тропы. При наличии автоматического оружия о судьбе преследователей можно было бы не беспокоиться, но как-то не хотелось устраивать бойню. Лучшим вариантом сочли разоружить преследователей без крови и стрельбы. Возможность вообще разойтись миром рассматривалась как значительно менее вероятная.

Операция прошла чисто, хотя без стрельбы не обошлось. Когда пятеро индейцев проехали мимо нас, из чапараля шагнул Курбаши и взял на прицел предводителя. Он остановился, являя всему миру должную степень удивления, что не вязалась для меня с книжно-киношным образом невозмутимого воина прерий. Однако, попав в ловушку, наши оппоненты решились на силовое решение конфликта, посчитав, что шансы есть – их пятеро против одного, стоявшего на виду, Белого Быка. Короткая очередь под ноги коню предводителя и пара выстрелов из «Сайги» поверх голов заставили наших противников резко пожалеть о своей поспешности. Курбаши знаками приказал индейцам спешиться, после чего вышедшие из кустов нуму разоружили нахалов. Трофеи оказались так себе – четыре лука, несколько копий и дротиков, английская сабля в самодельных кожаных ножнах, ножи и изрядно заржавленный кремневый пистолет с пороховницей и шестью пулями. Седьмая была в стволе. Впрочем, когда я захотел разрядить его выстрелом в воздух, пистолет сработал только с третьей или четвертой попытки. Механизм явно ни разу не смазывали, а пружины, что у курка, что у крышки пороховой полки сильно ослабли. Предводитель, а это был его пистолет, был не слишком удивлен ненадежностью своего оружия. Похоже, он таскал «ствол» не столько для стрельбы, сколько для солидности.

Беглый допрос на языке знаков дал нам следующее: эти молодые воины принадлежали к племени чемеуэви и собирались украсть у нас лошадей. Как сказал Курбаши: «Очередной отряд любителей подвигов». Что с ними делать, решили сразу. Резать не стали, конечно, но, по меткому выражению Спасска, парни пошли по шерсть, а вернулись стрижеными. Неудачливые грабители остались сидеть под кустиком, пока мы уводили их лошадей, навьюченных оружием и другими трофеями. Впрочем, уже выезжая из прохода, Курбаши воткнул в землю нож и дротик из трофейных – пусть парни имеют шансы вернуться из своего неудачного похода. А у нас образовался весьма зачетный, по индейским меркам, подвиг – захват оружия врага и его лошадей. Нуму были довольны.

Дальнейшее путешествие обошлось без приключений. На следующее утро открылся вход в ущелье, прямо в нем мы увидели тотемный столб, который, по уверению нашего проводника, означал табу на посещение данного места для живущих поблизости индейцев. Поскольку мы не здешние, да еще и половина из нас белые, на наш отряд это не распространяется. Из ущелья, ближе к левой стороне, вытекала неширокая речка. Длинный и узкий, как кишка, каньон, метров пятьдесят-семьдесят шириной и протяженностью километров в пять, вывел нас в окруженную скалами долину. Как ни странно, но посередине ее ничего не росло. Не силен в геологии, но похоже на работу древнего ледника, образовавшего относительно ровную площадку несколько километров в длину и ширину. Вообще, размеры долины впечатляли. Насколько было видно, по ее краям тянулся вполне приличный смешанный лес, плавно переходящий в кустарник с внутренней стороны. Впрочем, нас интересовал не он.

Самолет увидели почти сразу. В паре километров от входа в долину лежал вполне узнаваемый по силуэту ДиСи-Третий. Не буду утверждать, что могу отличить его от других модификаций знаменитой «Дакоты», вроде С-47, нашего Ли-2 или японского L2D, но внешне они все похожи, а остальное было важно только фанатам авиационной истории и моделистам, оставшимся в том несчастливом для остальных землян две тысячи десятом.

По словам Утеса, он в прошлое свое посещение от этого места далеко не ходил. Тотемный столб и так напрягал его бесхитростную душу, а зрелище очень чужеродного предмета заставило быстренько ретироваться из «проклятой долины». Но, судя по отсутствию видимых следов человека, особых опасностей не предвиделось. Мы оставил два парных поста – на входе и выходе из ущелья, а сами поспешили к цели нашего путешествия.

Не скажу, что вид лежащего в чистом поле самолета был для всех привычен, даже для людей из нашего времени. Мне-то за время службы пришлось насмотреться на летательные аппараты в разных ситуациях, для остальных именно в таком виде приходилось их созерцать разве только на экране телевизора, в новостях о разных катастрофах. Для сопровождавших нас индейцев картина была бы совершенно сюрреалистичная, знай они, что эта крылатая штука еще и летать умела! Но пока вроде особо не мандражат, по сторонам исправно поглядывают, все-таки их Всеслав успел натаскать как следует. А так – ведь видели они, хотя бы издалека, корабли белых людей, большая лодка, только и всего. Тут же лежит на земле круглая бело-синяя труба с отростками по бокам. Командиры беспокойства не проявляют, Белый Бык – тот вообще, спешившись, уже качает плоскость руля высоты на стабилизаторе.

– Анатольич, следов вокруг не видно, непонятки пока с экипажем, пошли глянем, как оно с другой стороны выглядит.

Угу, есть такое дело. Самолет выглядит на удивление целым, только нижние лопасти винтов погнуты, хвостовая стойка шасси свернута напрочь. У данной модели основные стойки полуубирающиеся в отсеки мотогондол, колеса наполовину торчат из створок, при посадке на «брюхо», вот как сейчас, очень даже способствует сохранности фюзеляжа. Обходим возвышающийся над нами киль и видим распахнутую дверь грузовой кабины, или пассажирской, кто его знает, что это на самом деле за модификация. Из дверного проема свисают несколько веревок смутно знакомого вида. Так, что это у нас такое?

– Ребята, а ведь это вытяжные фалы от парашютов. Сильно подозреваю, что нет никого на борту…

– Сейчас проверю, – Котенок отстраняет сунувшегося было к люку Спасска и кидает Курбаши на ходу: – Ты тут организуй пока круговую оборону, а я гляну, кто там в теремочке живет…

С этими словами она мягким движением закидывает себя в дверь, исчезает в полумраке салона. Несколько минут ничего не происходит, кроме некоторой суеты вокруг самолета, которая заканчивается развертыванием нуму в подобие оцепления, ощетинившегося стволами наружу периметра. Тишина. Потом сдвигается форточка на остеклении кабины пилотов, и голос Марины зовет нас:

– Толя, Вадим, поднимайтесь ко мне, чисто.

Забираемся внутрь-отсек все-таки грузовой, пассажирских сидений нет, вдоль бортов – поднятые сейчас лавки. Вдоль всего фюзеляжа протянут трос, на котором болтаются, свисая в проем, действительно вытяжные фалы. Считаю. Один, два… всего пять. Нормально выходит, пока сходится, с таким грузом пять человек вполне могли провалиться в прошлое, если судить по нашим прикидкам. Обстановка удивительно спартанская, ничего лишнего и полезного, если не считать самой «Дакоты», на глаза не попадается. Спасск решил подробнее осмотреть хвостовую часть, а я пошел в кабину пилотов, к Марине.

Интересное кино… Вот же придурки оказались в экипаже! Теперь даже не знаю, в какую сторону гадать, из кого они подобрались. Если внешне самолет, так сказать, аутентичен оригиналу, что говорило в пользу любителей ретроавиации, то начинка пилотской кабины такую версию начисто отметала. Все, что я знал о фанатах ретро, говорило об их болезненной страсти сохранять хотя бы внешнее подобие предметов своих обожаний образцам прошлой технической смекалки предков. Если понятнее, то вот не получается найти «родной» там движок или карбюратор 1935 года выпуска, поэтому делается его копия, пусть с заменой некоторых материалов, но внешне не отличимая от оригинала. Здесь же начинка кабины была как будто слизана с супер-пупер боевика о продвинутой цивилизации. Ага, называется «стеклянная кабина». Ни одного циферблата, созвучного эпохе рождения ветерана. Сплошные экраны, цветные дисплеи, даже лобовые стекла явно не обычные, и даже не с ИЛСами. Потому что сквозь них ничего не видно, только боковые сдвижные секции остались привычными. Кресла больше похожи на картинки из крутых фантастических боевиков, а не обычные пилотские. Органы управления всему остальному не уступают. Клавиши, сенсоры, вместо полуштурвалов совершенная порнография разноцветная. Меня аж передернуло. Это же надо такое сотворить с заслуженной машиной. И совершенно непонятно, зачем. Здесь же надо чувствовать телом реакцию самолета… Никакие загрузочные пружины не передадут адекватно на такой, с позволения сказать, штурвал, ответ на твое движение. Впрочем, что я знаю о поколении «Пепси», дети мои как-то безболезненно этот рубеж перешагнули, не очень увлекаясь симуляторами вроде Ил-2 или Су-27. Хотя все, что слышал от пилотов о подобных игрушках, бумага вряд ли выдержит… Сейчас это к делу отношения совершенно не имеет. Печально другое – если тут и средства связи под стать оборудованию пилотирования и навигации, то разобраться в нем будет совсем непросто. Даже найти эти самые средства. Как говорит коллега Всеслав, хреново, однако… Ладно, будем посмотреть, что с этого кролика, кроме меха и мяса, нам обломится. О судьбе экипажа на досуге подумаем, но поиск в долине провести надо обязательно.

Все то время, что я осматривался и размышлял, Котенок стояла молча, не прикасаясь ни к чему, поглядывая наружу сквозь сдвинутую часть переплета. Кобура с пистолетом расстегнута, и она в любой момент готова прикрыть мою спину от возможных неприятностей. Очень правильно ее кто-то раньше учил там, где она готовилась. Ни на грамм не похоже ее поведение на те жалкие потуги изобразить крутых спецназовцев, которые мне доводилось видеть в отечественных попытках закосить под голливудские блокбастеры. Особенно с этим лысым, как его, вечно у меня с фамилиями актеров напряги. Да не в нем суть, особенно запомнилась фраза Сергеича во время планирования боя с наглами. Когда основная диспозиция была определена, и оставалось только дать команду на занятие мест по боевому расписанию, командир как-то виновато глянул на Марину и сказал: «Ты уж извини, что тебе придется микроскопом гвозди забивать, но сейчас мне просто некого на твое место назначить». Уже потом, на «разборе полетов», когда выяснилось, как она работала при захвате конвоя, а потом выбивала офицеров и артиллерийские расчеты, мне подумалось: «А какие ее занятия он тогда считает основными, если то, что она там натворила, считается работой грубой и не свойственной этой внешне хрупкой девушке?» Оставим лирику, сейчас есть более важные занятия.

– Как считаешь, что дальше делать?

Она ответила моментально, как будто предвидела мой вопрос:

– Провести поиск в долине, уделяя побольше внимания лесистым склонам, на предмет обнаружения застрявших в кронах парашютов. Как они могут выглядеть, я постараюсь нуму объяснить. Если это обычные спортивные, не камуфляжные, то они их засекут обязательно. Но что-то мне подсказывает, что никого мы рядом не найдем. Ничего не говорит о том, что эта машина сил специальных операций. На парашютистов-экстремалов тоже не похоже. У них обычно в кабинах много разных приспособ и других фенечек, которые с собой в прыжок не берут. А тут пустой салон, только кабина навороченная по самое не могу. Она одна стоит как десяток таких самолетов. Так что внятную картину по экипажу пока составить не могу, но одно ясно – они сдвинуты на электронике, имели приличные свободные деньги на все это продвинутое барахло. Вот только обычно именно такие теряются, когда не виртуальная, а реальная действительность, хватает их, как сами амеры любили говорить, за задницу. Когда перестали работать разные навигаторы и остальные прибамбасы, они, скорее всего, растерялись, «потеряли место», по-людски ориентироваться просто не умели, решили прыгать. Ты сам говорил, что ДС-3 способен лететь даже без автопилота, так что место прыжка вполне может быть за пару тысяч километров отсюда. Проверишь баки, и тогда будет больше фактов в пользу моего предположения.

– Логично. Тогда так и сделаем. Оставь тут одного или двух нуму, Вадим тоже посторожит, ему пока работы нет, а я покопаюсь, может, найду еще что интересное.

На том и порешили. Вышли. Марина с Андреем, посовещавшись, определили перспективные направления поиска, помогли Спасску залезть на фюзеляж, для увеличения обзора, связали поводья лишних лошадей и отправились. Внешний пост у входа решено было оставить, а внутренний переместили к самолету, наказав бдить и не допущать. А я вернулся в «Дакоту», решив разжиться инструментом и заодно еще раз поискать рацию.

Глава 11

Вечером у костра подвели итоги дня. Долина оказалась на удивление безлюдна. Видимо, тотем, охраняющий ее, имел немалую силу для краснокожих. Местная живность пользовалась этим и слегка наглела. Даже какие-то мелкие зверушки вроде бурундуков или похожих на них грызунов бегали вокруг по своим делам, не обращая на нас внимания. Индейцы обиделись и вернулись после осмотра местности с пятком зайцев, добытых, как оказалось, даже не луками, а обычными копьями, прямо с седла. Жаркое получилось вкусное, особенно с теми травками, что присмотрела по дороге Марина. Получив от Курбаши кружку с чаем, я решил огласить результаты осмотра самолета.

– Первое – баки действительно пусты, хотя и были они сильно увеличены, по сравнению со штатными. Точно определить, откуда прилетел аппарат, невозможно. Если выработка горючего шла неравномерно, то какое-то время полет мог продолжаться на одном движке. С неизбежным отклонением от первоначального курса. Повреждения фюзеляжа минимальные. При наличии топлива и позывов изображать из себя Чкалова и разных Бэтменов даже мы смогли бы поднять такую машину в воздух. С посадкой сложнее, конечно, но тоже решаемо. Вундервафля нам досталась исключительная. Но все портит один момент, не подумайте, что отсутствие в ближней перспективе нужного бензина. Приборное оборудование кабины. Я, например, даже не берусь себе представить, как управлять таким, пардон, управлением. Что ставит под большое сомнение возможность когда-либо полетать на этом гибриде. Запитать системы, пусть и с некоторым геморроем, возможно. Изучить, понять логику программы, это вопрос только времени. Но любой сбой в работе любого чипа угробит систему, а запчастей я не обнаружил. Сделать привычные мне приборы и органы управления – почти то же самое, как построить самолет с нуля. Разве чуть проще, но ненамного. – Я пошевелил дрова в костре. Искры весело взвились в темное небо. – Так что решать нужно всего один вопрос. Оставляем тут пост, возвращаемся в форт, и там ломаем голову, как незаметно переправить находку поближе. Или придется перебираться уже нам сюда, что не есть хорошо, по многим причинам. Твердых гарантий, что тотем на входе послужит защитой от ненужных посетителей, сами понимаете, нет. Разбирать самолет, закапывать его – та еще работа, нас слишком мало, чтобы справиться в подходящие сроки.

Вадим еще днем что-то вычерчивал в своей тетради и теперь, повернувшись к свету костра удобнее, продолжал рассматривать что-то на ее страницах. Потом он поднял руку, привлекая к себе внимание.

– По дороге сюда я делал кроки. Сложных мест на дороге всего три. Две переправы и выход скальных пород, но там можно обойти, не такой уж большой крюк нужен. С реками сложнее, но тоже решаемо. Правда, в одном случае. Если меня память не подводит, консоли крыла можно отстыковать. Останется поднять фюзеляж рычагами, выпустить шасси и катить его потом лошадьми. Долго, муторно, но реально. Так что предлагаю тут не задерживаться. Только кому-то из нас обязательно необходимо остаться с нуму, охранять. Огневая поддержка не помешает.

– Есть другие предложения?

– У меня, – все повернулись на голос Марины. – Не надо тащить самолет к Форту, по крайней мере, делать это будем не в ближайшее время. Что в нем особо ценного именно сейчас? Рации нашлись?

Подтверждаю:

– Да, две встроены в единую систему управления, насколько я разобрался, еще одна вполне обычная, хотя и гораздо круче положенной по штату. Радиокомпаса нет, все завязано на Джи-Пи-Эс. Но он нам не очень и нужен теперь. Вполне хватит того, что имеем. Дальнюю связь, пусть и одностороннюю, сможем обеспечить, когда покопаемся в настройках. Примерно к осени, там для меня слишком много нового.

– Тогда не будем пороть горячку, да и разделять отряд мне совсем не хочется. Вы постоянно забываете, что тут нет никакой воздушной, а тем более космической разведки. Белые сюда долго не забредут, местных индейцев остановит табу в виде тотемного столба, пришлые тоже не частые гости в этих краях. – Котенок умеет выделять главное, что и демонстрирует нам сейчас. – Утром снимаем всю электронику, вполне уместим на вьючных лошадках. Климат тут достаточно сухой, не тропики, самое важное – законсервируем, масло наверняка найдем для этого, дверь закроем. Вряд ли что-то погрызут зверушки, думаю, не такие они глупые, жевать металл и пластик. Съедобного я ничего не заметила, обивки кожаной нет. Так что день на демонтаж кабины и радиоотсека, а послезавтра выступаем. Сюрпризы на случай визита слишком любопытных мы с Андреем все-таки оставим, но это уже из чистой перестраховки. Согласны?

На том и порешили.

С восходом солнца принялись за работу, которая облегчалась модульной конструкцией оборудования кабины пилотов. Отдельные блоки получались вполне компактными, без проблем умещались в нехитрую тару, которая у нас имелась. Отклонения от плана начались неожиданно, как оно всегда и бывает. После полудня прискакал один из нуму, стороживших вход в долину.

– Два телега… Бык… Два мужчина, два женщина, – отрапортовал он Курбаши.

– Тревога! – объявил тот.

Мы похватали оружие и разбежались по заранее присмотренным позициям.

– Не стрелять без команды! – приказал Андрей. – Ждем.

Ждать пришлось недолго. Вот в проходе показалась первая упряжка. Четыре усталых быка из последних сил тащат немаленький и, даже на вид, тяжелый фургон. Правит мужчина лет сорока. Я в оптику разглядел огненно-рыжую шевелюру, такой же масти бороду и ружье на коленях. Рядом парнишка лет четырнадцати, столь же рыжий. Сын, к гадалке не ходи. Тоже с ружьем, приклад между коленей, в ствол вцепился побелевшими пальцами. Во второй повозке женщина и девочка на пару лет младше пацана. Тоже вооружены. К обеим повозкам сзади привязано по лошадке.

Курбаши незаметно переместился ко мне.

– По-моему это переселенцы, семья. Как думаешь?

– Аналогично, – согласился я, – заворачивать поздно. Наших лошадей и самолет они уже видят.

– Тормознем, только аккуратно, чтоб до стрельбы дело не дошло. Посмотри, они все на нервах, вон парнишка ружье как держит. Что-то у них не так. Мы пойдем вдвоем, ты прикрываешь. Если ситуация пойдет вразнос, постарайся не бить наповал, сможешь?

– Постараюсь. Вы там осторожнее!

До передней упряжки оставалось метров пятьдесят, когда на флангах нашей позиции поднялись Белый Бык и Котенок. Оружие в руках, но стволы смотрят в сторону и вниз, на гостей не направлены. Мужчина остановил быков и спрыгнул, держа ружье на сгибе руки. Мальчишка побледнел, дернулся было, но, повинуясь жесту отца, остался на месте.

– Кто вы и что здесь ищете? – громко спрашиваю по-английски, не высовываясь из укрытия.

– Я Ронан О'Доннел, кузнец, со мной жена и дети. Мы ищем убежища.

– Вас кто-то преследует?

– Бандиты. Мы опережаем их на час, может быть, на два.

Черт, ситуация меняется. Курбаши дает знак – отбой. И зовет меня. Мы с Антилопой подходим к ним.

– Что будем делать?

– А что придумаешь, не гнать же ирландцев в лапы бандюгам? Вариантов нет, гасим банду, а им предлагаем присоединиться к нам. Кузнец по-любому лишним не будет.

– Согласен.

Марина, слушавшая молча, вступает в разговор:

– Только не надо устраивать баталии в стиле «Атака фургонов хороших поселенцев плохими бандитами». Загоняйте повозки за самолет, сами устраивайте на виду каменные брустверы, чтобы плохиши вот примерно там себе позиции выбрали. – Она показала рукой на небольшой овражек метрах в двухстах слева от нас. – Как приблизятся, пульните в них из пары мушкетов, чтобы залегли. Дальше просто внимательно следите и не давайте приближаться. Остальное – моя забота.

С этими словами она побежала к своим лошадям. Достала из баула на заводной чехол с ВСС, сверток камуфляжного балахона, который пошила в первые же дни нашего попадалова. Вскочила на коня и поскакала в сторону прохода.

– Нормально придумала, с тыла она их покрошит, не успеют «мяу» сказать. – Это уже Курбаши. – Не спим, готовимся!

Повинуясь моим командам – тут мы решили не напрягать гостей, это для нас Белый Бык такой же коллега, а для белых переселенцев подчиняться краснокожему как-то не с руки – семейство уводит упряжки за самолет. Ирландцы крутят головами, но проявлять любопытство некогда. Быстренько знакомимся. Младшего О'Доннела зовут, что характерно, Патрик, женщину Морна, дочку – Эйрин.

На позициях за камнями устраиваемся минут через сорок. Из вновь прибывших с нами только старший О'Доннел. Мальчишку озадачили охраной семейного имущества и женщин, чтобы не напортачил чего в порыве юношеского задора. Нам герои ни к чему, нужна чистая победа. Даже пленные, по большому счету, лишняя обуза.

Еще минут через пятнадцать прискакал последний наблюдатель из ущелья, пока там пост не нужен, и так диспозиция уже определилась. Нуму занимает место в наших рядах, сообщив, что чужие идут рысью, отстали от его километра на три. Ждем.

Ага, вот они. Поднимаю к глазам бинокль.

Раз, два… шесть человек. Вооружены. По ружью и минимум по одному пистолету у всех, у предводителя точно два. Каждый ведет за собой еще одну лошадь, заводную либо вьючную, не понять. А за двумя замыкающими аж по три лошадки – это О'Доннелы постарались, устроили засаду, свалили двоих, за счет чего и смогли ненадолго оторваться. А шайка серьезная, крепкая, больше даже не на банду смахивает, а на отряд наемников. Толкаю локтем Ронана.

– Они? – шепчу.

– Они, – также шепотом отвечает ирландец, – Том Крэбб, и его люди.

Четыреста метров, триста…

– Сын Медведя, Быстрый Олень – огонь!

Нуму с видимым удовольствием выполняют команду, хотя дистанция для прицельной стрельбы – запредельная.

Бах… Ба-бах… Второй стрелок слегка переборщил с зарядом, зато фонтанчик пыли взвился прямо под ногами лошади скакавшего впереди бандита.

Волки стреляные, без паники и ненужной пальбы, «плохие» дружно рванули вперед, к уже замеченному ими овражку. Очень быстро скрываются в нем, укладывая и лошадей, скрывая их от нашего возможного огня.

Вот кто-то из них высунулся. Моя пуля ударяет по камню рядом с его шляпой, но он успевает выстрелить в ответ. Да не один раз. Блин, как он перезаряжаться успевает? Штуцер же заряжать медленнее, чем ружье, особенно лежа.

– «Фергюсон», – подсказывает Ронан.

Оба-на, какую редкость бандит раздобыл.

Напоминаю всем:

– Без моей команды не стрелять!

Дальнейшее совсем не напоминало сцену из вестерна. Минут через десять за спинами противника на совершенно пустом, казалось бы, месте поднялась знакомая фигурка в бесформенном камке. Приблизилась, замерла на краю промоины, разрешающе махнула нам. Теперь уже Курбаши командует:

– Антилопа, за мной, остальные держат позицию.

Удерживаю дернувшегося было ирландца.

– Не суетись, нечего там смотреть. Все плохие умерли, а если кто и жив пока, то не надо ему завидовать.

Сбор трофеев не занял много времени, все равно отъезд мы планировали на завтра. Кроме оружия, нехитрого личного имущества и денег, аж две сотни золотых у предводителя и до десятка у остальных, мы стали обладателями целых шестнадцати неплохих лошадей. Горсточку золота сразу реквизировала Марина, сказав, что придумала ему применение, запрет долину не хуже тотема. Ладно, она уже не раз доказала, что знает, о чем говорит.

Меня заинтересовал фергюсоновский карабин. Увы, он был поврежден – пуля из снайперки вскользь попала в приклад, расщепив его и вырвав кусок древесины. Впрочем, ничего не поправимого, просто надо делать новую ложу. Ствол, затвор и УСМ целы. Любопытный трофей.

На предложение Ронана похоронить банду ответила Котенок:

– У тебя даже для тех, кто хотел убить семью и завладеть твоим имуществом, найдется пара слов над могилкой?

– Не забывайся, женщина! Тут только мужчины имеют право иметь свое мнение.

Это зря… Киндер, кирхен, кюхен… Проходили, и в гораздо худшем варианте, чем ты привык. А получать в лоб от девчонки, чуть не вдвое ниже тебя ростом, и потом смотреть снизу вверх в дула четырех мушкетов, направленных прямо в глаза – нравится?

– Ты вот что, горячий ирландский парень, – говорю примирительно, – слегка остынь, и заучи одну хорошую поговорку: «В чужой монастырь со своим уставом не суйся»! Мы тебя сюда не звали, и твои разборки нас не касались, так ведь?

Рыжий угрюмо молчит, сверкая на окружающих злыми глазами.

– Помогли тебе, выручили в трудный момент, слова плохого не сказали, а от тебя даже «спасибо» пока не услышали. Вместо этого какие-то дешевые наезды на одного из нас. Заруби себе на носу, если хочешь и дальше жить среди людей, а не скрываться всю оставшуюся жизнь по медвежьим углам. У нас свои порядки, мы их никому не навязываем, но и плясать под чужую дудку не собираемся. Так уж получилось, что сейчас выбора у тебя нет. Оставить вас здесь мы не можем, это не обсуждается. Отпустить на все четыре стороны – тоже, и дело даже не в том, что индейцы только обрадуются такому бесхозному подарку, но и по другим причинам. Которые пока тебе неинтересны, но они есть. Поедете с нами, защиту, работу, жилье и питание – обеспечим, а через год, не раньше, уже сможешь выбирать. Останешься у нас, или будешь искать другое теплое место, дело твое. Только одно могу обещать, так интересно, как с нами, нигде не будет.

Встает, смотрит по сторонам, хорошо, что эту сцену не видели его жена и дети, так что большого урона для самолюбия нет. Но все равно, кипит так, что почти явственно вижу пар над его шевелюрой.

Не будем создавать лишних трудностей, но расставить все точки над нужными буквами необходимо.

– Оружие не тереби, ты все-таки кузнец, как сам сказал, не ганфайтер и не ковбой. Отбирать не будем, но лучше глупостей не замышляй! Учись сначала головой думать, а потом за ствол хвататься. Уяснил?

Кивает, хотя и через силу. Ну что поделать, сам пришел, тебя сюда никто пряником не манил. Но оставлять рядом с самолетом постороннего – дурных нэма, и отпускать свидетеля, пока мы не перетащим артефакт в надежное место, совершенно ни к чему. На какое-то время воцаряется статус-кво. Семья ирландцев занимается своими делами, готовятся к завтрашнему выходу в сторонке от нас, но под присмотром парочки нуму. Близко к «Дакоте» мы беженцев не подпускаем, «нельзя» – и весь разговор.

К вечеру распределили груз по вьюкам, Марина заготовила волокуши, проинструктировала Антилопу и одного из «наших» индейцев. На мой вопрос «Что задумала?» коротко ответила:

– Страшилку для любопытных. Чуть отстану утром от вас, рядом с тотемным столбом устрою «натюрморт» из мертвецов. По золотой монете в зубы, пяток в центре кружка, которым их расположу. За месяц их местная живность до костей сожрет, останутся скелеты, совсем как у писателей ужастиков. У любого охоту идти в долину отобьет, тут народ пока не избалован такими сюжетами. Впечатлительные и суеверные…

Что сказать? Скорее всего, прокатит. Устроили же мы «Поляну мертвецов» на месте расстрела того отделения, которое решило позабавиться с американками. Очень хорошо действует на местный контингент. «По делам твоим и воздастся тебе…» Не знаток канонических текстов, но здесь, на мой взгляд, в самую точку.

За ужином подробно расспросили О'Доннелов, каким ветром их занесло в эти края.

Оказывается, они вынуждены были спешно покидать свой дом уже не в первый раз. Двенадцать лет назад Ронан отметился в какой-то заварушке с участием ирландских патриотов и британских солдат еще в Старом Свете. В результате ему грозило близкое знакомство с английским правосудием и «конопляной тетушкой». Пришлось семье О'Доннелов делать ноги. Хорошо, что старый приятель согласился вывезти их во Францию. Оттуда Ронан, Морна и двухлетний Патрик, израсходовав почти все свои деньги, прибыли в Бостон. Остатки сбережений ушли на дорогу в будущий штат Кентукки и покупку домика в небольшом поселке к западу от Луисвилля. Эйрин родилась уже там.

Отец семейства построил за домом кузницу, соорудил горн. Кое-что из инструмента смог привезти с собой из-за океана. В общем, потихоньку жизнь стала налаживаться, кузнец всегда заработает на кусок хлеба. Все было нормально, пока год назад у их кузницы не остановился поправить каретное колесо Чарльз Кларк, один из самых состоятельных жителей Луисвилля. Правда, по слухам, богатство он сколотил далеко не праведными трудами. И положил этот деятель глаз на Эйрин. Хотя в тот день он ничего не сказал, но где-то через полгода кузнеца навестили люди Кларка с предложением выдать за него дочку. В первый раз тот просто отказал, в следующий – спустил сватов с крыльца. Потом Эйрин пытались похитить, а в самого Ронана стреляли. Поскольку О'Доннел сказал, что последний человек, которого он хотел бы видеть своим зятем – это Кларк, стало ясно, что дальше так жить не получится, надо опять сниматься с места. Обменяв дом и кузницу на пару бычьих упряжек, О'Доннелы пустились в путь. Им удалось запутать следы, проделав путь в две тысячи миль. К счастью, большую часть пути они проделали вместе с караваном торговцев, менявших бусы, зеркала, ножи и подобную мелочовку на шкуры и меха. Так что серьезных стычек с индейцами удалось избежать. Ронан иногда даже разворачивал переносной горн и что-то там ковал как для индейцев, так и для караванщиков. Одно из оседлых племен предлагало О'Доннелам остаться, но у них была цель – оставить между собой и Кларком как можно большее расстояние. Однако несколько дней и пару сотен миль назад, пути О'Доннелов с караваном разошлись. Фургоны торговцев заполнились товаром, и они повернули обратно. А на следующий день ирландец обнаружил, что за ними следят. Им повезло, на пути встретилась речка с обрывистыми берегами и примитивным мостиком в виде нескольких бревен, перекинутых через нее. С огромным трудом и риском они переправили фургоны на ту сторону. Затем обрушили переправу и устроили засаду. Ронану с Патриком удалось подстрелить двоих бандитов, при этом старший опознал в предводителе Тома Крэбба, по слухам, работавшего на Кларка. Благодаря засаде удалось на некоторое время оторваться от преследователей. А сегодня с утра они снова обнаружили банду у себя на хвосте и свернули в ущелье, надеясь найти удобное место для обороны.

Обратная дорога была скучна и однообразна. Да еще фургоны беглецов сильно тормозили экспедицию. Приходилось выбирать дорогу для тяжелых повозок, строить временные мосты там, где раньше мы переправлялись вброд. Так что в пути уже неделю, а до форта еще почти сто километров.

На восьмой день нас поджидала очередная встреча. Не засада, но поначалу напряжение оказалось нешуточным. Как раз пересекали большую поляну между двумя рощицами. Головной дозор уже обнаружил впереди скопление индейцев, но искать обходную дорогу смысла не было. Семейство О'Доннела здорово сковывало нам маневр.

Навстречу выехало с пару десятков конных краснокожих, на опушке виднелась цепочка пеших. Не кричат, оружием не машут, пока ведут себя культурно, совсем не похоже на агрессию. Ну и мы не будем нарываться. Подъехав поближе к всадникам, останавливаемся, Белый Бык и Антилопа спешиваются. Выходят на несколько шагов вперед. Ждем, только непонятно чего.

Ага, вот, кажется, и главные действующие лица.

Появляются еще пятеро конных, движутся к нам.

– Это чемеуэви, – подсказывает Сын Медведя.

Точно. Даже физиономия есть знакомая среди новых действующих лиц, шрамик запоминающийся и татуировка характерная. Предводитель несостоявшихся конокрадов, которых мы оставили отдыхать под кустиками. Теперь вот явно в рядовых воинах ходит, то есть ездит. Понизили, значит. А возглавляет процессию явно вождь племени.

Судя по всему, урок прошлой встречи пошел индейцам на пользу. Даже переводчика отыскали. Вот с его помощью и начинаем переговоры.

Что значит – репутация! Раньше они только слышали о нас, вот недавно сын, как оказалось, вождя, поимел возможность лично с нами повстречаться. Повели мы себя, по местным понятиям, совершенно неправильно. Традиционных «ку» не зарабатывали, на поединок никого не вызывали, даже оружие кое-какое вернули. Непонятки…

Любопытство может сгубить не только кошку. Вождь попадает в случайно поставленную ловушку всеми лапами. Теперь надо подкинуть ему наживку повкуснее, чтобы уже наверняка получить нового союзника, а не потенциального врага. Устраивать состязания, на которые так горазд Дядя Саша, нам сейчас вроде и не с руки, время поджимает, но получится ли отвертеться от такого сомнительного удовольствия?

Курбаши решает зайти с козырей. После недолгой речи, которую мне даже не успевают перевести, он ставит переводчик автомата на «одиночный» и пятью выстрелами подряд сносит наконечники у пяти ближайших воинов.

А затем что-то командует одному из нуму, который сразу скачет к замыкающему наш караван фургону. Там мы сложили трофеи, собранные с бандитов. Возвращается Хитрый Барсук с тремя ружьями, которые Андрей вручает слегка обалдевшему вождю. Затем он поворачивается ко мне и говорит:

– Толя, верни мальчонке пистоль, ты же его привел в порядок, я видел. Тебе он сто раз не упал, а тут жест доброй воли, и все пироги. Удивим по полной программе, на долгие разговоры сейчас времени нет, а вот в гости пригласим, пообещаем еще ништяков от щедрот насыпать. Но в ответ на дружбу-жвачку…

– Без вопросов. Только что за цирк со стрельбой ты устроил?

– Никакого цирка. Доходчиво и совершенно честно сказал, что в запасе у меня еще двадцать пять выстрелов, которые я успею сделать раньше, чем они хоть что-то квакнут. Глупые в вождях не задерживаются, проникся идеей. Сейчас вот попробую его развести на помощников, мост строить, нам еще одну речку форсировать осталось.

Расстались довольные друг другом, с обещанием скорой встречи, уже на нашей территории. Курбаши на самом деле выторговал десяток воинов, которых обещал вооружить по прибытии на место мушкетами вместо луков. От таких подарков никто не отказывается. Вождь исключением не оказался.

Остаток пути обошелся без приключений. Наконец, когда до побережья осталось меньше дня пути, и мы уже могли работать на «прием» своими «короткими» рациями, поступила команда: «В Вихри не идти, сворачивать в форт Ломоносов». Так с чьей-то легкой руки был назван наш строящийся секретный научно-технический центр на берегах Лососевой. Как ни хотелось нам похвастаться добычей, но на базе сейчас было не протолкнуться от испанских солдат, вкупе с представителями колониальной администрации. Когда за нами закрылись ворота нового форта, оставалось вздохнуть с облегчением, оглядываясь на проделанный путь и сказать:

– Дома!

Глава 12

Май 1791 года.

Котозавр

Эх, были же времена… Звонок, поднимаю трубку, звонит Катя, сестра моей бывшей, и воркующим голосом интересуется:

– Я тебя ни от кого не отвлекла? Слушай, Костя, у меня муж в командировке, а я прям вся изнемогаю. Срочно нужен мужчина!

Как вы думаете, к чему бы это? Правильно, надо передвинуть шкаф! Ну или компу мозги вправить. Не будет же это делать пятидесятикилограммовая блондинка?

К чему я это?.. Ах да, понятие «быть мужчиной» сильно различается у разных людей и народов. Кому-то достаточно иметь йух, другому – деньги в количестве, советскому парню надо было отслужить и жениться, а индейскому – надо пройти посвящение и соблюдать кучу правил. Не все так просто! Наше бледнолицее племя вынесло на фиг толпу врагов, среднепотолочно – где-то на полторы тысячи рыл. Даже четыреста с лишним убитых на суше – это больше чем все, с бабами и детьми, наши союзники: родня Курбаши, Зануды, Лорда, и Бабай-Дарги, вместе взятые. Но даже это не повод считать совсем равными. Отпетые головорезы, не состоящие ни в одном воинском обществе, ритуал не прошедшие, и идеи у нас странные. Обратная сторона прогрессорства – наша, да чего там, моя, попытка предотвратить потери индейцев в столкновениях с белыми, привела к негаданному наезду на всех местных комбатантов. Началось все с безобидной фразы, мол, у нас, русских, тоже считаются «ку», только по другим, более жестким правилам. «Русский ку» – это действие, после которого враг не может продолжать борьбу – надо убить, оглушить, захватить в плен; либо отнятие у врага средств ведения войны: оружие, доспехи, кони и так далее. Слушатели, имевшие на своем счету множество подвигов, в том числе такие славные, как то: первым ударить врага в бою (не убить, ударить специальной палкой для ку), первому рукой коснуться вражеского типи, вторым коснуться убитого врага (в зачет идет!), расценили сказанное как неуважение своих заслуг и храбрости. Но так как вопрос серьезен и не требует поспешности, «Воины Звезд» – межплеменное воинское общество вождей и ветеранов, обкашляло проблему на своих собраниях, посовещалось с «Быстрыми Копьями», это общество молодых воинов, и впечатляющим составом, элита окрестных племен, блин, прибыли на толковище в острог. Наездов мы не опасались, обострять ситуацию индейцы не полезут, не дураки, чай, но при неудачном раскладе можно сильно потерять в доверии. К переговорам на высшем уровне все готово, расклады обговорены не раз, Андрей и Рысенок, как знатоки обычаев, из штабной избы не вылезали сутки. Все, идут! Делаю рожу кирпичом, дабы соответствовать моменту. Кр-р-расавцы! Парадно-праздничная форма одежды предполагает напяливание всех знаков отличия, всех амулетов, кроме сугубо боевых, и таскание самого лучшего оружия. Мы смотримся бледновато, только Дядя Саша в кителе с аксельбантом, ну чисто дембель, да Хитрый Лось обындеился настолько, что стоит в перьях и с рисунком на хитрой физиономии. Рисунок воинов ваппо, вот значит, от кого его теперешняя наложница. Делегация представительно, со значением встала, начались приветственные речи. Белый Бык, стоящий за плечом командира на случай проблем с переводом, вдруг глянул на меня, и засемафорил пальцами за спиной: «Тебе-трындец-командир-послать-кухня-секс-насмерть»… Что случилось? Так, а у некоторых вижу снарягу собственнолапного изготовления. Наручи с кармашками под метательные ножи, да и собственно концепцию ножа, как одноразового оружия, оценили только опытные (читай – взрослые и небедные воины). Епон…ский городовой!!! Вот кому ушел подарочный комплект!

Черт побери, надо будет свалить в пампасы, на охоту, пока они тут разговоры разговаривают, а там, глядишь, командир и остынет малость.

Сутки спустя.

Ага, как же… Дядя Саша не только все помнит, но и ничего не забывает! Клистир был поставлен качественный, ведро скипидара с патефонными иголками. И как обычно, ни за что. Почти. Ну не знал я, к кому попадет моя креативенная продукция. А командир у нас крут: беседовать с предводителем воинского общества, суровым камрадом, военным вождем племенного союза паютов, автором немалого личного кладбища, когда тот увешан: наручи «AC/DC» – «Ария», хайратник «Металлика», ксивник «Хелло Китти», и не заржать в голос! Я бы не смог.

Ирина

– Ах, картошка-тошка-тошка, пионеров идеа-а-ал! – распевали мы, браво выбивая пыль и песочек из мешков из-под картофеля неподалеку от домика, в котором проживали женщины. – Тот не знает наслажденья, кто карто-ошки не еда-а-ал!

Картошку вот только что высадили в рядки на грядках заботливо перекопанного опытного огорода.

Работа была не особенно трудной, хотя и долгой – выкопать ямку, подсыпать туда удобрений, высадить картофелину или «глазок», аккуратненько прикопать землей посадку и так далее, пока вся картошка не выйдет… А ее оказалось несколько «вариантов» сразу – больше всего, конечно, обычной белой, но была и розовая крупная, и огроменная «негритоска» с почти черной кожурой… Их и сажали-то раздельно, дабы не слишком сильно переопылялась потом насекомыми.

Старались высадить поскорее, поскольку к вечеру ожидался дождик, да и кушать уже очень хотелось, а со стороны столовой доносился вкусный запах ухи… Допев последние строки песенки, мы сложили мешки и унесли их в прихожую домика, после чего побежали на веранду, умываться водой из деревянного тазика, стоящего на табурете в уголке рядом со входом.

Умытые и причесанные, расселись на завалинке у столовой, в ожидании ужина.

Часть вторая

Глава 13

Весна 1790 года.

Дядя Саша

– Сергеич! – Кобра вломился с улицы, отряхивая с ботфорт песок.

– Ну?

– Гостей встречай!

– Это кого ж еще к нам черти принесли? – невежливо буркнул я, отрываясь от карты.

– Этого, пожалуй что, и не дотащат… Падре пожаловал.

– Ну, из него гость… и так чуть не каждую неделю заезжает. Скоро уж и персональную избу ему ставить надо будет.

– А с ним еще какой-то хмырь приперся. Расфуфыренный весь из себя.

– Кто таков?

– Черт его знает… Падре не говорит ничего, но с ним уважительно себя ведет.

– Уж не от вице-короля ли кто пожаловал? Надо встретить…

В отличие от предыдущих посещений, падре уже не стремился к уединению. Не смущаясь, захаживал к нам в дома, частенько посиживая у меня. Дополнительным стимулом к его визитам являлось и то обстоятельство, что парочка наших американок оказались католичками. Не шибко, правда, набожными, но все же… Кобра чуть не вскипятил себе мозг, убеждая их попридержать язык в процессе общения с падре. Тот с ходу потребовал от них исповедоваться. И это могло принести нам нешуточные проблему в будущем. Как уж они там сумели прийти к компромиссу – бог весть, но, похоже, что долгожданная исповедь не принесла хитрому попу ожидаемых дивидендов. Тем не менее поводов для визита к нам у него прибавилось. В принципе он был неплохим дядькой. Некоторые щекотливые темы мы успели обговорить ранее, теперь, по умолчанию, их особо не касались, так что взаимопонимание было почти полным.

Накинув надоевший камзол, я встретил обоих гостей в дверях. Благодаря продолжавшимся занятиям по вечерам с Цинни и вследствие частых визитов иезуита, я уже вполне мог изъясняться по-испански. Иногда, правда, приходилось переходить на английский, его он тоже прекрасно понимал. Так что переводчик теперь вовсе не требовался.

– Добрый день, падре! Рад вас видеть! Не представите мне своего спутника?

– Дон Франсиско-Мария-Карлос-Гонзальво-Долорес-Родригес, капитан армии его христианнейшего величества!

Вот тебе и здрасьте… армия пожаловала. В то, что капитан явно не в одиночку отправился в столь дальний путь, сомнений не вызывало. Вопрос заключался даже не в том, сколько солдат он с собой притащил, а в цели его появления здесь. Однако же надо что-то отвечать… В разговорах с падре мы как-то обходили вопрос моего титулования, но с этим типом такое не прокатит. Интересно, а как будет звучать мое имя и звание на испанский манер? Черт, и посоветоваться-то не с кем! Кобра замер в углу, для него эта новость тоже была явно неожиданной. А молодцы испанцы! Скрытно и без особого шума провести сюда приличную кучу солдат с амуницией, да так, чтобы даже индейцы не просекли… уметь надо. Судя по всему, этот капитан не паркет ногами оттаптывал, дядя опытный.

– Дон Алехандро-Сергей-Конторович, майор войск специального назначения государства Российского!

Впечатлило?

Капитан заинтересованно приподнял бровь.

– А что такое войска специального назначения, сеньор майор?

– Это особым образом отобранные и обученные солдаты, основной задачей которых является причинение максимально возможного вреда противнику.

– Но, разве таковая задача не стоит перед всеми солдатами?

– Стоит, сеньор капитан. Но наша задача заключается еще и в том, чтобы не просто разбить противостоящие нам части, но также и уничтожить их полностью.

– В смысле?

– До последнего человека.

Капитан вежливо улыбнулся.

– С вашего позволения, падре, я похищу у вас дона Алехандро? Уверен, что у нас найдутся вопросы, обсуждение которых навряд ли будет интересным для духовного лица…

Судя по лицу падре, обсуждение именно этих вопросов, как раз и представляло для него живейший интерес. Но капитан, надо полагать, являлся для него персоной неподконтрольной, и свои полномочия он делить ни с кем не собирался. Поэтому дон Хосе только развел руками и объявил, что ему необходимо навестить своих подопечных. И они вместе с Коброй направились в сторону жилых домиков. Я бы, конечно, предпочел, чтобы зам остался и присутствовал при нашем разговоре с капитаном. Но… посмотрев на Родригеса, отказался от этой, несомненно, правильной идеи.

– Может быть, прогуляемся, сеньор капитан? – делаю ему приглашающий жест. – Возможно, что некоторые, наверняка присутствующие у вас вопросы, после осмотра форта, отпадут сами по себе?

Тот кивает головой, и мы отправляемся на прогулку.

Родригес оказался весьма неглупым и наблюдательным человеком. Первое, что он срисовал сразу, была система нашей обороны.

– Сеньор Алехандро, я впервые вижу столь странное устройство оборонительных укреплений! Оно не лишено некоторого изящества, но многое кажется мне тут странным. Вы совсем не принимаете мер защиты против вражеской артиллерии, почему? Ведь ваши блокгаузы можно разбить пушками с дальней дистанции! Это неразумно…

Хмыкаю и, повернув за угол, показываю ему на десяток стоящих во дворе пушек.

– Вот эти уже рискнули, – бью носком ботфорта по лафету. – Вы видите их тут всех.

Минуту-другую капитан рассматривает трофейные орудия.

– Вы не стали ставить их на стены? Отчего?

– Да нам их и так девать уже некуда! Вон, на берегу еще штук тридцать лежат, так это мы еще не все подняли…

– Мне говорили о том, что у вас был бой с англичанами… – он явно удивлен и не скрывает этого. – Но то, что он был настолько… серьезным…

Провожаю капитана до кладбища и даю ему возможность полюбоваться на длинную шеренгу крестов.

– Вот, полюбуйтесь… это те самые англичане.

– Сколько же их тут?

– Двести двадцать шесть могил. К сожалению, мы не смогли по-христиански похоронить всех моряков – не все тела удалось найти. Падре отслужил по ним заупокойную… сразу по всем.

– А каковы ваши потери?

– Один человек погиб и несколько было ранено.

– Что?!!

Родригес удивленно смотрит на меня… на кресты…

– М-мм… мне говорил падре… но он не военный человек… я полагал его слова некоторым преувеличением…

– Не думаю, что он слишком уж преувеличил. Он достаточно наблюдателен и… ну, вы меня понимаете?

Капитан понимает. Согласно кивает и задает следующий вопрос.

Минут десять мы крутимся вокруг боя. Его больше всего потрясло уничтожение кораблей англичан. На этом фоне и все прочее слегка отошло на второй план. Ничего, поломает на досуге голову – умнее будет.

Наконец, он умолкает и, сняв свою шикарную шляпу, вытирает платком вспотевший лоб.

– Да-аа… дон Алехандро, должен сказать, что вы меня немало озадачили… Про такую войну мне еще слышать не приходилось…

– Не только вам. Для англичан сюрприз оказался куда более значительным.

– Вот, кстати, про англичан! Ведь у вас есть пленные?

– Есть.

– И… что вы собираетесь с ними делать?

– Они работают. Обеспечены жильем и продовольствием. Были желающие уйти, таковым мы не препятствовали.

– Ну, судя по тому, что никто про них ничего более не слыхивал…

– Это их выбор.

– А на каком основании вы их взяли в плен, дон Алехандро?

– Войны нам никто официально не объявлял. Так что считать их военнопленными у нас нет никаких оснований. С моей точки зрения, они мало чем отличаются от обычных разбойников или пиратов. А насколько я сведущ в юриспруденции, наказание для разбойников вполне может быть определено старшим начальником того поселения, на которое они напали.

– Но есть же суд!

– И где он тут располагается?

– А возможный гнев короля Англии вас не страшит?

– Где король и где мы? Да и потом… мы из дикой страны, капитан. У нас там и королям, случалось, очень не везло… когда они слишком уж забывались…

Родригес передергивает плечами. Да, зря я, наверное, с козыря зашел…

– Вы говорите, никто не объявлял войны?

– Так.

– Но ведь объявить войну… можно лишь официальному лицу… кто здесь таковым является?

Вот он, основной вопрос. Молодец капитан, терпеливый и сообразительный. Тоже с козырей сразу заходить не стал.

– Как я понимаю, дон Франсиско, вас интересует, не представляю ли я особу своего монарха в этих местах?

– Да.

– Нет, дон Франсиско, не представляю. Я и мы все – абсолютно частные лица.

Капитан приободряется. Явно, этот вопрос был для него самым основным.

– Тогда… простите, дон Алехандро, но в каком качестве вы присутствуете на землях испанской короны?

– Я полагаю, дон Франсиско, что на этот вопрос вам лучше ответит наш юрист…

Он не успевает удивиться, как появившийся Константин берет быка за рога…

– А скажите мне, сеньор капитан, эдикт о заселении пустующих земель уже отменен? Когда это? Эдикт о привлечении дворянства к освоению заморских территорий ныне благополучно действует? Почему только испанского? Разве там есть такие оговорки? Там сказано – добрых христиан! Всех, кроме англичан и французов! Где вы их тут нашли? Обязанность защищать, с оружием в руках собственность, его христианнейшего величества не упразднена еще? Нет? А право на содержание артиллерии для защиты поселений? Тоже еще действует? Великолепно…

На Родригеса было жалко смотреть. Многоопытный Рысенок разделал его под орех за двадцать минут. Названия эдиктов и указов он шпарил без запинки, переводчик наш еле успевал за ним следом. Некоторую передышку капитану давала лишь необходимость дословного перевода.

А Константин продолжал разливаться соловьем. Воистину, это был его звездный час! Из толстой папки, которую он с собою приволок, доставались на свет божий какие-то многочисленные бумаги. Господи, да где он все это взял?!

– Минуту, дон Алехандро! – наконец сдался капитан. – Я не силен в… в таких вопросах, поэтому давайте лучше предоставим это дело нашим юристам.

– Согласен с вами, дон Франсиско. Это действительно не наше дело. Мы солдаты… у нас свои обязанности.

– Вот об этом я и хотел бы поговорить…

Разговор был недолгим и сводился к нескольким основным пунктам.

Соглашаемся ли мы признать верховенство Испании в данной местности?

Каким образом мы собираемся платить налоги? Из каких средств?

Готовы ли мы разместить в форте испанский гарнизон?

Про себя я отдал должное капитану. Сам ли он был таким сообразительным или у него были неплохие советники, но подготовился Родригес к беседе очень даже неплохо.

Один только вопрос по налогам позволял, в случае его успешного разрешения, выяснить о нас очень многое.

Во-первых, все налоги платить надлежало звонкой монетой. И таким образом наше благосостояние и источники финансирования выяснялись очень быстро.

Во-вторых, испанский гарнизон в нашем форте быстро выяснял все наши сильные и слабые места. Да и иметь полсотни стволов за спиной – эта перспектива радужной не казалась никому.

Ладно, эта драка легкой не будет.

– Вот что, дон Франсиско, как вы полагаете, стоит ли груз золота на борту «Аточи» тех денег, что теоретически могут быть получены его величеством в виде налогов с нашего поселения?

– Но, дон Алехандро… это золото еще нужно поднять…

– Вы видели пушки на берегу? Как вы думаете, их легко было достать с морского дна?

– Ну… я не специалист, но, наверное, это потребовало некоторых усилий…

– А есть среди ваших людей таковой специалист?

– Пожалуй… да, лейтенант Мелиано – он морской офицер и должен разбираться в таких вещах.

– Так, может быть, мы его и пригласим?

– Да, это возможно, но зачем?

Беру капитана за локоток и отвожу в сторону.

– Видите ли, дон Франсиско, я готов побиться об заклад, что без нашей помощи вы будете еще очень долго поднимать груз с этого корабля. Если вообще сможете выполнить такую работу. И я не буду удивлен, если золота там будет существенно меньше… или вообще не окажется…

– Продолжайте, дон Алехандро…

– Вы, сеньор капитан, несомненно, умный и опытный человек. Другого не послали бы с такой миссией. Я прав?

– Возможно. И что с того?

– Имеете ли вы полномочия обсуждать все вопросы, связанные с нашим нахождением здесь?

– Я племянник вице-короля, сеньор!

А здорово испанцев припекло, раз они такую, по местным меркам, суперкрутую фигуру сюда прислали! То-то наш падре перед ним так прогибается… Это еще не ферзь, но и не пешка! Скорее – ладья, по шахматной-то классификации. А может, и поболее…

– Очень хорошо, сеньор капитан. Давайте говорить открыто.

– Не возражаю.

– Зачем вам здесь гарнизон? Чтобы защищать нас? Или для того, чтобы на ваших солдат никто не нападал?

– Сеньор! – вспыхивает капитан.

– Не горячитесь, дон Франсиско, вам это не к лицу. Вы, несомненно, опытный солдат и вполне способны понять то, что на месте англичан вполне могли бы быть, чьи угодно солдаты… Нам, сеньор капитан, все равно… так воевать, как это умеем мы, ни здесь, ни в метрополии никто не может. Надеюсь, по этому поводу вы спорить не станете?

– Нет. Не стану.

– Теперь посмотрим на это с другой стороны. С точки зрения государственного деятеля, которым вы, несомненно, являетесь. Что выгоднее вице-королю и лично вам? Иметь таких союзников или таких противников? Заметьте, мы ни в коей мере не настроены на конфронтацию и хотели бы дружеских взаимоотношений.

– Но… англичане не простят вам своих солдат… и кораблей.

– Если в качестве аргумента им будет преподнесен груз с «Аточи»… или с любого другого подобного корабля? Да они позволят мне помочиться на Вестминстерское аббатство в присутствии короля!

– А что, дон Алехандро… есть и другие корабли?

– И не только корабли.

Капитан задумчиво вышагивает по песку. Что-то чертит на нем концом трости. Поднимает голову.

– Это… это очень серьезное предложение, сеньор майор. Я должен буду посоветоваться с…

– Я понимаю.

– Со своей стороны, я готов подтвердить ваш статус в качестве… а в каком бы качестве вы этого сами хотели?

– Да хоть в качестве наемников. Вице-король дозволяет нам здесь жить, а мы обязуемся защищать здесь интересы короны. Ведь когда на материке вы нанимаете швейцарцев или немцев, вас не останавливает то, что они исповедуют несколько иную веру? Да и у нас католики есть…

– Хм! Пожалуй… Наемники… В этом что-то есть… А что касается гарнизона?

– Вон там, – машу я рукой, – английский форт. Бывший английский. Сейчас он пуст. Ваши солдаты могли бы его занять. Мы даже готовы преподнести вам в дар десяток пушек. Больше орудий в тот форт просто не установить.

– Он цел?

– Требует небольшого ремонта. Рядом есть поселок, он тоже брошен. Все англичане покинули его вместе с солдатами из форта.

– Хорошо! Будем считать, что эти вопросы мы решили! Но я должен назначить в вашем поселке алькальда и судью!

– Ваше право, сеньор капитан.

– Ну, с алькальдом, я полагаю, вопрос ясен?

– Не возражаю.

– А вот судья…

– Наш юрист для этого подойдет?

– Не спорю. Наверное, это самое разумное предложение. Ведь ваши люди с трудом восприняли бы здесь постороннего человека?

– Сейчас? Да. А в будущем… все может быть.

Мы оба возвращаемся в дом. Там уже вовсю идет перепалка Клима и какого-то офицера из свиты капитана. Наши переводчики еле успевают переводить весь этот шум и гам.

– О чем шумим, бояре?

– Да вот, – поворачивается ко мне Клим, – щеголь этот сомневается в наших возможностях!

– Так это он еще и не обо всем слышал… и вовсе бы потух…

Капитан интересуется содержанием спора. Клим обстоятельно поясняет нам свою точку зрения. Офицер из капитанской свиты, оказавшийся лейтенантом Мелиано, влезает со своими комментариями. Родригес морщится и посылает обоих спорщиков… в общем, далеко посылает…

– Лейтенант! Ваша обязанность – договориться о взаимодействии с… – он поворачивается ко мне.

– Капитаном Климом.

– С сеньором капитаном! И не надо забивать мою голову своими суждениями! Это – ваша работа, вот и выполняйте ее сами!

Через пару часов наше совещание наконец заканчивается. По причине вымотанности договаривающихся сторон. Теперь понимаю, отчего так у нас носились в свое время с дипломатами. Проще уж батальоном в бою командовать…

Нам накрывают стол, и я от всей души потчую капитана и его свиту нашими домашними настойками. Хитрый дон Хосе, благоразумно от этого уклоняется – успел уже в свое время попробовать…

Семидесятиградусная ягодная настойка производит ошеломляющий эффект! Уже через час Клим и Мелиано оживленно что-то обсуждают. Причем языковый барьер им в этом совершенно не мешает. А капитана развезло весьма качественно. Да и сам я… тоже слегка поплыл.

Мы еще долго сидим с ним у меня в комнате. Парень он весьма неглупый и беседовать с ним интересно. Если бы не мой корявый испанский!

Расстались мы только наутро, после того как Родригес выдал нам официальные, по всем правилам оформленные документы. Ими подтверждались назначения меня алькальдом, а Рысенка – судьей вновь образованного поселения дружественных испанской короне наемников. В испанской транскрипции название нашего поселка выглядело как-то необычно и непривычно.

Глава 14

Навалившиеся с новой силой дела, закружили меня в своем водовороте и отодвинули на задний план воспоминания о визите племянника вице-короля. Правда, Кобра, скептически хмыкнув, предложил побиться об заклад, что этим интерес испанцев к нам не ограничится. Я не стал спорить, ибо и сам понимал – такие необычные люди, как мы, недолго будут предоставлены сами себе.

Однако же события и вовсе полетели взмыленной лошадью.

Почти два месяца мы вкалывали как негры на плантациях, только изредка позволяя себе отдохнуть. Ох, с каким бы удовольствием я потыкал бы носом в грязь авторов некоторых романов о Средневековье! С их точки зрения, жизнь в то время была размеренной и неторопливой. Ага, щас! Посмотрел бы я на этих писак тут…

Так что когда на пороге штабной избы появился «племяш» (так Кобра окрестил Родригеса), я даже не удивился, а только обрадовался поводу хоть как-то отвлечься от повседневной пахоты.

– Добрый день, сеньор капитан! Рад вас видеть! Присаживайтесь, будьте так любезны!

Открываю шкаф и выставляю на стол дежурную бутылку домашней настойки. Надо сказать, что по совету хитрого зампотыла, мы дали Родригесу в дорогу целый бочонок этого напитка.

«Племяш» не ломается, а лихо опрокидывает со мною первую стопку. Но от второй отказывается и сразу берет быка за рога.

– Дон Алехандро! Я доложил дяде результаты своего визита к вам.

– И что же? У вас возникли еще какие-то вопросы?

– Не у меня.

– Слушаю вас.

Он встает и, подойдя к двери, выглядывает на улицу. Удовлетворенно кивает головой и, плотно закрыв дверь, возвращается на место.

– У меня… у нас! Есть к вам конкретное предложение!

– Я весь внимание, сеньор капитан!

– Видите ли… дон Алехандро… я навел справки… и хотя у меня было не так много времени, удалось все же кое-что выяснить…

Родригес мнется.

– Я слушаю вас, дон Франсиско!

– Вот что, дон Алехандро… вы ведь профессиональный солдат?

– Ну… скажем так – что-то близкое к этому.

– Я с трудом могу представить себе вас и ваших… э-ээ… окружающих, в роли мирных землепашцев. Вы уж извините меня, но с таким же успехом можно рыхлить грядки порохом!

– Вы будете удивлены, дон Франсиско, но это тоже вполне возможно.

– Не удивлюсь и этому! Так вот, сеньор майор, у моего дяди есть к вам конкретное предложение.

– Слушаю.

– У вас есть какие-то свои, нам неизвестные, интересы в данной местности, ведь так?

– Так.

– Я не затрагиваю этого сейчас. Понятно, что истинной цели вы нам не раскроете. Пусть так! Мы согласны! Но, дон Алехандро, у моего дяди есть одно условие!

Бабла потребует? Интересно знать – сколько?

– И каково это условие?

– Ваши воинские приемы не известны никому из наших военных. Более того – они вообще никому не известны! А эти ваши фортификационные новшества… – капитан качает головой, – просто загнали в тупик наших инженеров. Все так просто! Но отчего же тогда никто не додумался до этого раньше?

– Ну… – развожу я руками, – пути Господни неисповедимы…

– А-аа! Бросьте, дон Алехандро! Кстати, о путях Господних. Вы в курсе, что наш почтенный падре, э-ээ… не всю жизнь был сельским священником?

– Да. Он иезуит, причем немалого ранга.

– Вы даже и это знаете? Однако… не ожидал… Так вот, его донесения о вас…

– Обо мне?

– Обо всех вас! Он считает, что мы имеем дело с очень серьезным явлением, масштабы которого еще не изучены по-настоящему!

– Донесения эти направлены вам?

– Нет. Но мы… знаем их содержание.

– Так. Интересно.

– Я продолжу. Отбрасывая в сторону всякие дипломатические экивоки, будем говорить прямо.

– Не возражаю.

– Мы предлагаем вам чин полковника армии его величества!

– За что? Такие звания не присваиваются просто так!

– Все верно. Мы готовы предоставить вам это звание в том случае, если бы беретесь обучить… и оснастить полк солдат. Научить их воевать так, как это умеете вы.

Ничего себе предложение! Да мы опухнем тут всей толпою на этом поприще!

– Однако…

– Это еще не все, дон Алехандро. Мы понимаем, что поставленная задача будет для вас непосильной. Невозможно готовить солдат, которых еще надо чем-то кормить. Поэтому мы готовы перебросить сюда морем не менее пятисот человек рабочих, которых вы можете использовать по своему усмотрению. И столько времени, сколько это будет вам необходимо. Корона берет на себя их питание и проживание. Мы также готовы рассмотреть вопрос о присылке сюда мастеров и потребного вам оборудования.

Вот это – здрасьте! А вице-король-то далеко не лопух!

– И кто будет за все это платить, дон Франсиско?

– На первых порах – вице-король. Мы сумеем провести эти расходы так, что это не вызовет никаких ненужных вопросов.

– Зачем вам это нужно, сеньор капитан? Вы собираетесь воевать? С кем, если не секрет?

– В наше время, дон Алехандро, уважают только сильного…

В наше тоже… как мало изменений произошло за двести лет…

Встаю с места и наливаю Родригесу еще одну дозу. Плескаю и себе.

– У меня есть встречное предложение, сеньор капитан.

– И каково же оно?

– Умножаем все на два.

– То есть?

– Два полка солдат и тысяча человек рабочих. Один полк получаете вы, а второй остается здесь. Какой же я полковник, если у меня нет своего полка?

Глава 15

Динго

Когда станки в новом форте заработали, я получил от начальства целую кучу вводных. В итоге обсуждения этих ЦУ вырвал буквально зубами из старой мастерской двух помощников – испанского кузнеца Мануэля Санчеса и его коллегу Тима Мерфи. Они оба с самого начала принимали участие в переделке ружей на новый затвор, занимаясь этим и без моего участия. Правда, последний ходил в статусе подмастерья, коим и был до того, как угодил на флот. Обычное для тех времен дело – парня подпоили, заставили подписать контракт. Очнулся он уже на корабле, том самом бриге, на котором мы с Салли в октябре крепко сократили экипаж. Вояка из него был никакой, а кузнец, точнее слесарь, получился отличный. Мануэль же проявил себя не только мастером-кузнецом, но и неплохим организатором работ. По крайней мере, бригада из двенадцати человек под его руководством выпускала больше десятка переделанных ружей в неделю. Правда это были не те «Спрингфилд» – образные конструкции, которыми я хвастался на совещании. Для вооружения испанских полков, которые предстояло переобучить Дяде Саше, мы просто не могли обеспечить необходимое количество боеприпасов. Если с капсюлями все обстояло более-менее нормально, особенно когда некоторые детали дозатора-автомата сделали из бронзы вместо стали и увеличили влажность прессуемого состава, то гильзовое производство шло туго. По непонятным нам причинам, одна партия выходила великолепной, а следующая за ней могла целиком уйти в брак. Зануда бился над технологией уже второй месяц, но больше сотни нормальных гильз в день у нас пока не получалось. Вдобавок калибр испанских ружей не совпадал с английским, так что городить огород еще с одним типом унитарного патрона мы не стали. Для полков «нового строя» было решено в массовую серию пустить затворно-капсюльное ружье по образцу системы Тьери-Нормана, как достаточно простое в изготовлении и легко стыкующееся с имеющимися стволами и ударными механизмами. Первые несколько пробных экземпляров показали себя очень хорошо, так что эта система была поставлена на поток. А уж производство неунитарных патронов из бумажных трубок выглядело простым делом. Всеслав умудрился привлечь к этому индейских стариков и старух, уже не могущих нормально охотиться и работать, судьба которых в племени выглядела незавидной. К концу зимы большинство таких пожилых индейцев переселялось в Страну Вечной Охоты, не выдержав холодов и полуголодного существования. А тут они получали теплый угол, нормальное питание и уважительное отношение с нашей стороны. Опыт показал, что после недели обучения каждый мог выделывать до сотни патронов в день, а то и больше, особенно после того, как мы механизировали некоторые операции.

Так что в новых мастерских Мануэль сумел организовать производство затворно-капсюльных ружей примерно за две недели. Отобрав из числа пленников несколько человек, он принялся за их обучение. Поскольку мощность привода позволяла сократить число операций, теперь оно лимитировалось не усилием, развиваемым колесом, а способностью резцов и фрез выдержать заданный режим, то скорость обработки возросла в разы. К концу второй недели мы отстреливали первые полсотни ружей, после третьей еще семьдесят, а потом недельная выделка перевалила за сотню.

Параллельно с этим наладили и переделку английских ружей по уже отработанной системе Спрингфилда-Альбини-Баранова. Удалось повысить кучность стрельбы и дальность прицельного выстрела по ростовой фигуре почти до двухсот метров за счет оригинального способа снаряжения патронов. Боеприпас для такого ружья отличался от обычного двенадцатого калибра тем, что его пуля высовывалась из гильзы до переднего ведущего пояска. Пакет пыжей, конечно, приходилось делать очень толстым. Зато у пули получались две ведущие поверхности, что положительно сказывалось на кучности боя.

Наконец Зануда, похоже, сумел нащупать оптимальную технологию изготовления гильз и начал делать не только двенадцатый, но и шестнадцатый калибр. Можно было подумать и о переделке штуцеров в нормальные винтовки. Однако сначала поступила целая куча вводных. Сначала заявилась Котенок с хеклеровским USC, заявив, что ее для этой штуки жизненно необходим глушитель. Что, собственно говоря, было логично. «Сорок пятый» глушить милое дело, патрончик-то дозвуковой. За пару дней справились. Потом еще раза три переделали, добиваясь все более тихого звука. В итоге звук перезарядки стал слышен громче, чем сам выстрел. Этим Марина удовлетворилась.

Следующий заказ получил от своей жены. На очередной тренировке, неудачно вскинув к плечу обрез, она заработала такой синяк, что заявившись прямо в мастерскую, потребовала «сделать что-то с этим ублюдочным агрегатом». Пришлось мне потратить пару дней на изготовление полноценного, уже не складного приклада. Так сказать, выполнить обратную операцию к той, что была когда-то проделана с этим ружьем. Получилась вполне приличная короткоствольная двустволка, весьма маневренная в стесненных пространствах.

А вот очередная задача доставила мне немало проблем. Котозавр уже давно приволок мне свою одностволку с предложением переделать ее в «помповик». Сначала он рисовал какие-то схемы, весьма далекие даже от конструкторских эскизов. В конечном итоге согласился на повторение «Итаки». Но тут я попал. Притащенная Котярой запчасть от автобуса, призванная, по его мнению, стать ствольной коробкой будущего ружья, на эту роль категорически не годилась, в отличие от куска поручня, из которого мог выйти подствольный магазин. В итоге коробку было решено отлить из бронзы. Однако до пуска новой мастерской переделка была отложена. Пока суд да дело, Салли нарисовала мне схему «Марлина» со скобой рычагом, у нее такой был в свое время, и устройство которого она отлично представляла. Котозавр взвыл, заявив что «этим левером он нам обоим по башке настучит». Пришлось прикидывать, как объединить обе системы. Воспроизвести «Итаку» в чистом виде не получалось технологически. В итоге получилось ружье с помповой перезарядкой, запиранием перекосом затвора вниз и семизарядным магазином (восьмой в стволе). Как ни странно, после небольшой отладки эта конструкция заработала как часы с любыми гильзами как образца XXI века, так и нашего изготовления. Котозавр остался доволен.

Наконец я смог заняться штуцерами. Перерыв залежи всякого софта на своем ноутбуке, я обнаружил некую программку из разряда тех, что скачиваются на всякий случай и потом долго лежат на «винте» мертвым грузом. Эта прога позволяла рассчитывать оптимальную скорость пули исходя из ее массы, калибра и шага нарезов ствола. Пришлось сооружать баллистический маятник. Измерения скорости штатной пули с аналогичным зарядом дали четкий вывод – существующий боеприпас неоптимален для такого ствола. В общем, посчитать пришлось. В итоге выяснилось, что, чтобы выжать из штуцера максимум, надо увеличить заряд пороха почти вдвое, а массу пули раза в полтора. Однако ствол такого издевательства точно не выдержал бы. Пришлось подумать над изготовлением дополнительной скрепляющей трубки, чтобы насадить ее нагретую на казенную часть ствола. В артиллерии этот метод впервые опробовал Гадолин еще в царской России. Укрепленный таким способом образец был подвергнут серьезным испытаниям – больше сотни выстрелов с тройным зарядом пороха и очень тяжелой пулей. Ружье все тесты прошло успешно, без разрывов и раздутий ствола. Нарезы не стерлись, скрепляющая трубка сидела крепко. Увы, выжать из данной системы скорость выше пятисот метров в секунду не представлялось возможным – облегченную пулю из мягкого свинца усиленным зарядом срывало с нарезов. Так что для увеличения дальности стрельбы пришлось ее утяжелять.

Сразу же после испытаний и изготовления первых пяти винтовок с откидными затворами, Дядя Саша, опробовав новое оружие, заявил:

– А не хочешь попробовать сделать ее магазинной? Не все, хотя бы несколько штук для начала.

Это был вызов. На новых станках сделать продольно-скользящий затвор не составляло большого труда. Сложности начались с подачей патронов. Для того чтобы повторить конструкцию мосинского магазина, требовалась сущая малость – качественная пружинная сталь. Увы, все, что у нас имелось не позволяло сделать надежно работающую конструкцию. Пришлось вспомнить о барабанной системе, разработанной в конце XIX века для одной из французских, если мне не изменяет память, винтовок. Такой магазин очень надежен, но весьма металлоемок и тяжел по сравнению с любым коробчатым. В результате ствольная коробка проектируемой винтовки значительно «потолстела». С ее изготовлением пришлось повозиться. Когда же я собрал винтовку, то осознал, что у меня получился монстр. Против штуцера, новое оружие потяжелело килограмма на полтора, что, однако, нельзя было назвать недостатком – ружье, выкидывающее почти 70-граммовую пулю со скоростью под пятьсот метров в секунду, имело и соответствующую отдачу. Так что стрелять из этого «слонобоя» было несколько комфортнее, чем из однозарядной винтовки.

Естественно, для переделки в «магазинки», отбирались лучшие стволы, после отстрела их на кучность. Поэтому, когда Салли на спор положила все пять пуль в 30-сантиметровый круг на дистанции пятьсот метров, я нисколько не удивился. И, что характерно, спорила она не с кем-нибудь, а с Котом.

О том, что являлось предметом спора, мы узнали на следующий день, когда нас срочно вызвали в «Вихревой» форт на внеочередное общее собрание. Когда все собрались, Дядя Саша официально объявил Кота и Салли Боунс мужем и женой и вручил им красиво оформленное свидетельство о браке. Как потом нам рассказала Сара, дело к свадьбе у них уже шло давно, но Котяра, в силу своей кошачье-кобелячьей натуры, все тянул с оформлением отношений. Вот Салли его и простимулировала.

Котозавр

Когда я подкатил к Динго с требованием бесшумного револьвера, он сначала ржал, а потом долго ругался, сообщая что «индпошив в другом ателье», и вообще он весь в производственных заботах, ходют тут всякие, а ему потом пятилетку в четыре года никак не выполнить. Пришлось комплексно давить – и на слабо, и на то, как мне тоскливо будет на Диком Востоке без «глухой» пушки. Короче, уговорил. Время шло, результата не было, на мои подколки Динго отвечал неоднозначно, по-чапаевски:

– А не пойти ли тебе на фиг, Петька?

Но одним погожим апрельским деньком, малолетний курьер притащил мне дощечку следующего содержания: «Приезжай для получения вундервафли. Меняю на мед один к трем по весу».

Поехал.

– Волобуев, вот ваш меч!

Именно так представил Динго свое творение. Афтигеть! Вроде он русский, но некая сумрачность оружейного гения видна была сразу. Пропорционально увеличенный наган, в нашем, сантиметровом калибре. Рамка замкнутая. Накат барабана на казенный срез ствола и утопленные в медную гильзу пули давали отличную обтюрацию.

Здоровенный латунный (а как же) глушак, начищенный, как парадный сервиз королевы. Пулелейка, мерка под порох, тридцать гильз. Вес, габарит – Да-а… Двуручный магнум-пистолет-для-убивания-лошадей, как он есть.

– И не морщи нос, Котяра, я этот аппарат как НИОКР протащил. Стрельбой черным порохом не увлекайся, ибо глушак разбирать и чистить – это отдельное сексуальное удовольствие. Зеленый – без проблем. А теперь давай магарыч – и вали на стрельбище.

Глава 16

Кобра

Скрипнула входная дверь, и дежурный индейский воин пропустил в комнату пятерых пленных. Скрестил руки на груди и остался стоять справа от входа, напоминая статую Командора.

– Присаживайтесь, джентльмены! – Кобра приглашающе взмахнул рукой. – На улице сыро и прохладно, так что можете плеснуть себе чуток согревающего…

Среди вошедших наметилось некоторое оживление. Что такое «спотыкач» узнать успели уже все. Настойка этого жуткого зелья на хвое регулярно выдавалась всем в качестве противоцинготной и для поправки здоровья. Хотя и в небольших дозах.

– Увы, джентльмены, более мне вас порадовать нечем. Я пригласил вас, чтобы сообщить некоторые новости и уже на этой почве подумать.

– Над чем, мистер Снэйк? (таким прозвищем пленные англичане окрестили Кобру. Он вначале хмурился, но потом привык, и уже не обижался) – приподнялся с места боцман Лори.

– За последнее время там, – махнул рукою в пространство Кобра, – произошли некоторые изменения. Мы заключили союз с испанцами.

Пленные переглянулись. Известие это никого не обрадовало.

– Сюда приходят их воинские части, – продолжил свою речь зампотылу. – Их войска займут ваш бывший форт, он брошен и стоит пустым. Британские части покинули этот регион, и поселенцы ушли вслед за ними.

– Как много будет здесь испанских солдат? – подал голос лейтенант Мору.

– Два полка.

В комнате повисло тягостное молчание.

– И… и что же будет с нами, сэр? – нарушил тишину лейтенант.

– Испанцы не хотели бы, чтобы на данной территории находились английские солдаты. Пусть и бывшие. Мы можем отпустить вас всех…

– То есть мы можем уйти домой? Так, сэр? – вскочил со своего места боцман.

– Уйти, да, можете. Но вот, дойдете ли вы до дому… этого я вам обещать не могу. Из тех, кто выбрал себе такой путь год назад, дошел только один человек. Раненый и голодный, он умер в лазарете через несколько дней после этого.

– Но наше правительство… оно не бросит нас в беде! – Мору вскочил со своего места.

Шевельнулся часовой около двери. В его руке появился топорик. По знаку Кобры он убрал назад свое оружие и снова замер недвижимой статуей.

– Оно уже это сделало. Миссия Бигелоу признана провальной авантюрой, и он сам был бы отдан под суд… если бы добрался до Англии, разумеется…

– Но…

– Это политика, лейтенант, – развел руками Кобра, – тут нет места жалости и состраданию. Увы, это придумал не я… Британии не нужна война с Испанией за неведомый клочок земли за морем. Насколько мне известно, этот инцидент предан забвению. Во всяком случае – сейчас.

– А вы сами, сэр? В каком качестве остаетесь вы?

– Наш командир получил полковничий патент и назначен командиром одного из полков. Он имеет право на формирование своих частей. Управление этим районом также доверено ему.

– И что же будет с нами?

– В качестве военнопленных вы тут оставаться не можете – войны не было. Пойманных пиратов по испанским законам ждет виселица. Сомневаюсь, что кто-либо из вас рискнет доверить свою судьбу их правосудию. Здесь могут быть либо наши поселенцы, либо наши солдаты. Более – никто.

Старый Империалист

Командиру форта ВВВ.

Дяде Саше.

От начальника конно-транспортной службы

Сергея aka Дог.

СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА.

Довожу до вашего сведения, что мы не располагаем лошадьми тяжеловозных пород. Более того, мы и о нормальных тяжелоупряжных можем только мечтать. Те мустанги, что есть, содержатся почти на полностью травяном рационе. Потому в телегу грузоподъемностью 3–5 тонн надо будет запрягать по 8 лошадей разом. Что реально, но требует соответствующее количество сбруи. Да и управляемость такого экипажа будет невелика. Посему прошу рассмотреть вариант собрать паровик, поставить на колеса и пусть едет сам. Да и телег штук несколько тянет.

Считаю возможным транспортировать войска, а именно пехоту и артиллерию, со скоростью 100 км/сутки, а с использованием заводных лошадей в большом количестве до 150–200 км в сутки. Нами разработаны соответствующие экипажи, «линейка» на 20 человек с вооружением, грузовая телега на 2 тонны груза, артиллерийский ход на орудие весом до 1,5 тонны, передвижная полевая кухня, позволяющая готовить на ходу. Так как имеющийся конский состав слабосилен и находится на почти полностью травяном рационе, упряжки нужны по 4–8 лошадей. Прошу выделить пехоту в количестве 40 человек, 2 орудия с прислугой, для проведения натурных испытаний. В случае положительного оных окончания, нам потребуется примерно три месяца на изготовление потребного количества экипажей, подготовку кучеров и форейторов, ибо моих людей на полк явно не хватит.

Кроме того.

В свете стремительно надвигающегося лета прошу обдумать и принять стратегическое решение. Хотим ли мы захватить мировой рынок торговли зерна. Да, именно мировой. Ибо имеющиеся технологии обработки почвы и зерна при помощи машин, позволяют снизить себестоимость этого самого зерна примерно на порядок ниже, чем при ручном возделывании почвы. Неприятность в том, что устройство машин в принципе не сложное, и если мы дадим возможность спиратить у нас ноу-хау, то потеряем это преимущество. Считаю, что сие не рационально. Потому прошу принять решение, и начать подготовительные мероприятия. А именно:

Выявить среди наших, а также среди аборигенного населения, знающих агрономию и растениеводство.

Отобрать желающих из числа лояльных местных на роль сельскохозяйственных рабочих.

Наладить сотрудничество с миссией, в целях подробного изучения, как обстоит дело с производством и торговлей зерновыми, интересует также в подробностях местная технология полеводства.

Определить, какие площади, мы можем, а главное, хотим засеять.

Химикам совместно с ботаниками решать, стоит ли применять какие-либо удобрения.

Выделить потребные ресурсы, для НИОКР по постройке требуемого комплекса машин. На ножи потребуется дорогая хорошая сталь, здесь нельзя экономить.

Требуется разработать и построить полный комплекс полевых машин, плуги тут в принципе уже есть, правда, очень плохие, а вот сеялок, а главное, жаток-сноповязалок нет, и лет 200 не предвидится. Именно механизация уборки позволит нам обработать площади, не отвлекая огромное количество народа и не выгоняя всех с серпами-косами на уборку.

Второй очередью необходимо разработать и построить комплекс машин для тока. То есть молотилку, соломотряс, грохот и веялку. А также различные транспортеры. Ориентируемся на конный привод, впоследствии без проблем заменяемый паровым. Локомобиль – хорошо, но пока подождет, военное применение важнее, тем более недостатка в лошадях нет, также и для сменной работы.

И, наконец, потребуются сооружения для хранения, в идеале элеватор, но можно и амбары.

Для справки – при 10-часовой работе плуг вспашет 0,9 га, жатка уберет 2 га. При условии наличия подменных лошадей, а их у нас много.

Формой организации производства считаю именно крупное хозяйство, никаких наделов.

Дата, подпись.

Одному мне тут не решить, поэтому через пару часов в моем кабинете собираются все заинтересованные лица. Полковник, Артем, Котозавр с Курбаши и Хитрый Лось. Зануда сейчас надолго засел в «Базе-2», поэтому начинает Котозавр.

– Серега, еще раз напоминаю, что твои слушатели измучены нарзаном… в смысле воспитаны на всеобщей механизации войск. Я вот кавалерийски обучен в объеме: спереди кормить, сверху сидеть, сзади не подкрадываться.

Дог задумчиво дернул себя за косу, предмет легкой зависти наших женщин, и вопросительно посмотрел на аудиторию.

– Именно, озвучивай свои планы с пояснениями для пешеходов: что и как нам надо делать, чтоб затмить Чингиза, пройдясь до Атлантики огнем и мечом. Сможем натренировать лошадей до стрельбы с седла, управления наклоном корпуса, сторожевой службе? – добавил Дядя Саша.

Ответом командиру был горестный вздох.

– Это все более поздние штучки Великих Равнин. Труда много. То, что есть сейчас у нас по конной подготовке, похоже на «Школу выходного дня» для праздных богатых Буратин. Польза есть, иначе ведь тут останется только пешком немалые концы отмахивать, но вот что-то более серьезное… С другой стороны, каждый из попаданцев и так занят делами выше головы, делать из них кавалеристов – не рационально, для этого лучше использовать местный контингент.

Проблема в том, что надо учить несколько лошадей, потом на них учить людей. Которые будут обучать лошадей. Структура получается примерно такая: первые пойманные лошади, обучение – примерно три месяца, получаем лошадок, годящихся под седло, правда, без высшей школы. Потом сажаем на них людей, желающих в будущем работать с лошадьми – берейторами. Пока что идет просто ликвидация безграмотности, чтоб сидели сверху, не падая. Группа семь-десять человек максимум – за большим количеством один тренер качественно не уследит. Так же в заездке на одного человека будет не более десятка лошадей, это получается с каждой по часу в день. Соответственно через три-четыре месяца имеем около десяти всадников, способных уверенно ездить на уровне унтера или младшего офицерского состава. Далее каждый из них берет себе по пять учеников и по пять лошадей в работу, продолжая самосовершенствоваться, до уровня езды на голой лошади, вольтижировка, выездка… Примерно через год, после начала всего, имеем десять всадников высокого уровня подготовки, способных просто поймать в прерии лошадь и ехать на ней. На своих основных лошадях, способных ездить без всего, основные могут ложиться по команде, приходить на зов… И имеем полсотни всадников средней подготовки, способных ездить на обученных и полуобученных лошадях.

– Мои казачата такими и будут, – встрял Хитрый Лось, – они просекли пользу, занимаются старательно.

– Старательных придержи, выдели мне пяток фанатов.

– Сделаем.

– То есть основной состав может держать строй, освоит начала выездки, прыжки и прочие премудрости регулярной кавалерии. Далее уже по потребности, можно разворачиваться, переводя нужное количество всадников второй волны в преподаватели. Я говорю, год, потому что некоторое время придется потратить на пошив или закупку седел, причем шорник-то может быть и в миссии, а сами седла придется делать на заказ, испанские модели совсем не годятся. По упряжкам: кучер готовится в том же порядке, с лошадьми повозится немного дольше, форейтор – всадник. Наличие людей, знакомых с конным делом, сократит сроки подготовки. Итого через полгода с начала имеем около десятка дозорных и гонцов, которые могут и сами лечь, и положить лошадь, а потом вскочить и поскакать, причем их скорость выше скорости аналогичной лошади под англичанином или испанцем на десять-пятнадцать процентов, чисто за счет посадки. Эксклюзив – умение лошади высоко и далеко прыгать. Дело в том, что современный способ прыжков ввел в начале XX века итальянец Федерико Каприлли, что увеличило возможности лошади в прыжках в полтора-два раза. По прошествии года имеем около пятидесяти всадников хорошей регулярной кавалерии, ну и через полтора можно собирать полки и эскадроны. По конному составу. Лошади там и здесь имеются в свободном виде – мустанги. Лошадки не шибко крупные, больше выносливые, чем сильные. Тем более на траве. Зато их много. Потому лошади делятся на основных – это самые хорошо обученные лошади, которые постоянно работают с всадником. Именно они и ложатся по команде, и подходят… Пара человек-лошадь может разбиваться в исключительном случае. И заводные. Заводные прошли первоначальное обучение, то есть от человека не шарахаются. Применяются при необходимости подмены и отдыха основных. В бой – в крайнем случае. Резерв – табун, который недалеко. Поймать и поседлать можно. Езда табуном и в направлении. При необходимости вступления в бой – лучше спешиться. Зато можно гнать табуном, если устала – просто бросить, не пропадет, отгуляется. Надо будет – потом соберем. Немного особняком стоят упряжные. Хотя по подготовке также три сорта. Раз лошадки слабосильные – придется применять многоконные упряжки. Вплоть до восьми-десяти голов. При этом экипаж может быть довольно грузоподъемным, тонны на три примерно. И на те же упряжки можно посадить пехоту. Экипаж – линейка, на двадцать человек с амуницией и припасом. Полевая кухня и артиллерия имеют подобные шасси и способны не отставать. Упряжка на четыре-шесть лошадей легким орудиям, по восемь – если большое. Имея сменных лошадей, можно повторять подвиги Гудериана, скорость марша будет больше сотни кэмэ в сутки, так здесь никто не ходит. Табун подменных можно выслать вперед заранее, кто обратит внимание на табун диких лошадей? Что они не совсем дикие, на них не написано. Телеги придется снабдить всем набором безопасности, иначе не очень съезженная упряжка и растащить может, потому на экипаже есть тормоза на задние колеса, и приспособление отцепа упряжки, что позволяет не только не уехать сильно не туда, если понесли, но и очень быстро менять запряжку. Практически в минуту, если есть два комплекта сбруи и подмену собирать заранее. Массово делать конепехоту получится года через полтора от начала.

– Линейка – это подрессоренная повозка? А мы рессоры сделать в количестве можем?

– Постараемся, будем делать максимально унифицированное шасси. И заодно над артиллерийскими лафетами со всех сторон помозгуем. Взять пушчонку из тех, что вытащили, там есть мелкие, и водружать на все, что наваяем. Экспериментальный пробег покажет, что мы фактически можем.

– Андрей, Кот, раз вы пограничники, то когда будет ясно, на какие параметры транспорта выйдем – прикиньте штат конно-механизированной… тьфу, маневренной группы, стрелки плюс кавалерия, плюс групповое оружие.

Дядя Саша перевернул листок.

– По второму вопросу решаем так Сергей остается с начштаба, вызывают к себе Сет Севера, Ирину. Прикидывают, что можно начать реализовывать по данному вопросу уже сейчас, хотя такую докладную лучше было бы еще зимой мне предоставить. А так получается, что толком за дело возьмемся уже только со следующей посевной. Максимум через пару дней жду от вас подробный план работ, особенно в части возможностей нашего производства обеспечить нужную технику. Приступайте!

Глава 17

15 мая 1791 года.

Всеслав

Спасибо доброму дяденьке Курбаши, он же Белый Бык, он же реальный военный, не «пиджак» необученный, как я. В первые же пять дней, как удалились в туман заставу строить, натурально взвыл – ну не хватало командного опыта, категорически не хватало! Ничего, как-то с его помощью справляюсь пока – молодые нуму, любезно предоставленные нам вождями (не, я хренею с их вождевской наивности – они себе в племена бойцов хотят! Да, получат, факт. Только это будут уже не их бойцы. Вернее, не только их. КМБ в лучших традициях еще не наступившей Советской армии с некоторыми поправками из этнографии и психологии мозги промывает качественно) ходят колонной по три, работают и в строю, и индивидуально, наряды тянут, землю роют и все такое. Сейчас вот согласно указанию начальства на парад нас дернули. Типа колотить корявые понты.

Ну, одеваюсь под индейца… хотя, мать его, под кого я еще могу одеться? Джинсам уж давно хана, куртку берегу, робу свою, в которой сюда угодил – тоже. Так что – ноговицы, набедренная повязка, английская трофейная рубаха, жилетка, кожаный обруч на голову, чтобы волосы в глаза не лезли. По приколу – боевая раскраска там, где нет усов и бороды.

Высвистываю своих гавриков, они, красавцы, вчера по родне ходили в увольнение. Вот, кстати, что у них хорошо, нуму – не пьют. И до достижения зрелого возраста не курят – обычаи запрещают. А по бабам бегать – не сезон, так что вернулись все, тоже прихорошившись. Гадом буду, мы выглядим страшно. Не знаю, как насчет высоких гостей, это их проблемы, но сам бояться начинаю, как гляну. Эти тонкавские скальпы по ноговицам, морды разукрашенные, ружья, знамя – желто-бело-черный треугольный флажок с перекрещенными белыми саблями на черном… приятно посмотреть. Ладно, сигнал вижу:

– Застава! В колонну по три тройками становись! Шагом… марш! – идем. Вспоминается, как ни странно, из Городницкого:

Ну-ка, барин, глянь-ка, разевая рот, Как холоп твой Ванька по морю плывет!

Лица что у вождей, что у испанцев, откровенно удивленные, да и наши тоже немного озадачены. Они ж всю заставу разом никогда не видали, однако.

– К торжественному маршу! Песню… запевай! – и начинаю. Мы под это, правда, бегаем, но и для шага сойдет: Пограничники сильны!

– Пагарниушники селены! – подхватывают нуму, все тридцать рыл. Дядя Саша и Ко хотели всю полсотню вывести, но я это дело задробил на корню – надо, чтобы участие в параде было поощрением, а залетчиков хватает, да и наряды никто не отменял, гы.

– Как индийские слоны!

– Куак индискее сланы!

– Обгоняем лошадей! – рукоятью ножа по прикладу – нна!

– И ломаем медведей!

Проходя мимо Дяди Саши и какого-то испанца:

– Равнение напра-во! – накрываю голову левой рукой, подношу к виску правую. Нуму повторяют.

А что, все правильно, к пустой голове руку не подносят…

15 мая 1791 года.

Котозавр

Вечер 15 мая 1791 года был наполнен весельем и удивлением. Официальная часть для индейцев: с приёмом гостей с близи и далека, с посадкой рощицы пиний и сосен, пением гимна «Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету…», прохождением увешанных оружием до бровей и раскрашенных от носа до пяток казачат перед рассевшимися на склоне гостями под речевку…

– Пограничники сильны! – горланит запевала Хитрый Лось.

– Пагарнитшники селены! – подхватывают полсотни глоток.

– Как индийские слоны!

– Куак индискее сланы! – пришлось долго объяснять, что за зверь слон, но как понравилось парням сравнение!

– Обгоняем лошадей! – в мокасинах не топнешь, но рукоятью ножа по прикладу получается неплохая имитация.

– И ломаем медведей! – Командир переводит слова испанцам, Андрей – вождям, в чьем обществе он состоит по праву очень заслуженного воина: и во вражеский лагерь за оружием лазил, и много почетных «ку» заработал, и отряд водил, вернувшись с победой, трофеями, а главное – без потерь. В индейской системе ценностей – сплошные заслуги и ни одного косяка. Тем более что принцип разделения властей действует: племенной вождь не обязательно водит отряды на тропу войны, военный – может и не быть руководителем в мирное время, а шаман вполне может быть и тем, и другим, и самостоятельной фигурой. Совмещение должностей не правило, но и не редкость. Ну а вожди – тоже немного шаманы: у хорошего руководителя подразумевается наличие сильных духов-покровителей. Так что Белый Бык – равный среди равных, военный вождь, хоть и молод по нашим меркам.

Вождям нравится – песня-заклинание, дающая силу воинам, непривычна, но у русских хорошие покровители в Верхнем Мире, значит, песня будет работать. Посланник вице-короля держит морду кирпичом, но марширующие и однообразно вооруженные ружьями (!) индейцы пробрали и его. Наверняка начнет выпытывать про языческие ритуалы и опасность бунта дикарей. Обломитесь сеньор, это на вас работают из-под палки, а на нас – за идею. Мексиканские пеоны должны отбиваться от грабителей камнями, потому что власти запрещают иметь оружие. У русских – рабов нет. Поэтому все поголовно – вооружены. Даже у сеньориты Долорес на праздничном платье вышитая перевязь с кортиком. И дерринджер за подвязкой.

Откуда я это знаю? – а вот знаю!

Зануда

Готова первая предсерийная телега будущей массовой постройки. Упасть и не встать, как будто машину «Формулы-1» сделали, столько восторгов.

А поскольку колеса мы изготовили по последнему слову техники XIX века и производство организовали с использованием достижений века XX (кто сказал об артефактах? Конвейерная система Форда, канбан и бригадный подряд), товар у нас получился конкурентоспособный по критериям цена/качество, молчу про надежность и ремонтопригодность. Дядя Саша, узнав о том, что мы можем предложить аборигенам что-то кроме услуг по охране, чуть не прослезился и пообещал нам в награду все, что мы захотим (в пределах разумного). Я, не задумываясь, потребовал кофе со сливками и сахаром.

Похоже, о кофе мечтали многие, поэтому закупили его на первые же полученные за колеса деньги. А сепаратор пришлось строить опять-таки мне и Догу. В свободное время, блин. Причем за неимением пищевой нержавейки (выпотрошить термос нам не разрешили), пришлось все лудить. Потом мы его тоже загнали падре Хосе – в миссии было молочное стадо в несколько десятков голов, и переработка молока очень интересовала святого отца и как хозяйственника, и как гурмана. За это наша коммуна получила двух дойных коров (торговались люто, пришлось к собственно железке присовокупить техническую поддержку и гарантию) и заказ на маслобойку. Угадайте, кто ее делал…

Обеденный перерыв долгий. Спорили об этом много и горячо, и «производственники» все-таки продавили свою идею. Доводов было много, и гигиенических, и внутриполитических. Для меня обед и послеобеденный отдых – личное время, которое можно посвятить воспоминаниям и размышлениям. Как-то так устроена голова, что самые полезные мысли о работе, и что сделать, и как приходят, когда лежишь пузом кверху, дав отдых спине и ногам.

Подумать о работе не удается. Хитрая Змея рассказывает поселковые новости и сплетни. Я слушаю, хотя и краем уха. Моника, похоже, окончательно принята в индейское бабство, потому что в «войне за стиральные мостки» выступила единым фронтом с Быстроногой Антилопой. Однако американское бабство, несмотря на потери, стойко держится на глубоко эшелонированных гражданских позициях. Канделлу не смутишь и не перекричишь, а Аманда мудра, аки змей, и на любой довод находит десять контрдоводов.

Русское же бабство выше этой свары и в прямом, и в переносном смысле – миссис Годдард организовала кипячение белья и вообще стирку при кухне, но ни индианки, ни американки не спешат к ней присоединиться и стирают на ручье, где мы еще в первые дни сделали полоскательную запруду. Американки надеются продавить свое предложение об организации коммерческой прачечной, против чего уже наше, мужское, политическое руководство, а вот почему Моника ходит на ручей с корзиной – для меня загадка.

Для женщин, однако, это находится в очевидной связи с тем, что они уже женили (в мечтах, разумеется) на ней Всеслава, а на Аманде – Дога. Понять не могу, но запомнить надо. А то ляпну что-то не то, и мне опять будут компостировать мозги в четыре руки (или, точнее, в четыре губы). Вести с полей, огородов и курятника, за который отвечают Ира и Катя, я пропускаю мимо ушей, потому что голова уже гудит. А мне еще конспекты читать и выписки, которые сделал прошлой ночью, когда меня наконец-то допустили до ноутбука с энциклопедией.

Глава 18

Котозавр

Следующее утро на отдельно взятом кусочке Новой Испании, бухте Хорсшу, выдалось… разнообразным. Некоторые граждане, с чрезмерной радостью встретившие годовщину попаданчества, еще не представляли, насколько они попали. Хмурый и не выспавшийся командир, полночи на троих с Коброй и Рысенком упаивавший испанцев, благодаря молодой здоровой печени, и, что более важно, многолетнему опыту, отделался небольшой головной болью, но, оглядев окрестности, начал зверствовать. Первым делом – учебная тревога. Когда все собрались – коллективное макание в бухту, пробежка вдоль периметра в легком темпе и опять макание. Говорят, что сеньор Родригес-де-Кто-то-ибн-Чей-то сравнивал нашу бравую команду с римскими легионерами – полюбуйтесь своими глазами, союзники. До децимации дело не дошло, но после обеда посыльный индюшонок из Занудиной родни передал мне вызов в штаб, прибыть со всеми наметками и планами. Начало совещания было деловым, но вот милая улыбка присутствовавшей Цинни колола нечистую совесть. Поежившись, докладываю.

– Планы не выдерживают соприкосновения с реальностью – поэтому выработана такая схема: опорной базой ЭПРОН выбрана Гавана, где есть верфи, и вообще перекресток Атлантики. Там остаются Клим, Логинов, Мелиано-наследник и начинают одновременно строить прототип клипера, водолазное судно, химическую лабораторию, ваять подводное снаряжение, подбирать и готовить персонал для всего этого безобразия. Наших должно быть минимум двое, на тот самый «всякий случай», да и не справится Клим в одно лицо. Лаборатория нужна для резины, взрывчатки, смазочных масел, кокаинума. До фига другого тоже, но это – основное.

Кобра нехорошо прищурился, при слове «кокаин», но встревать с вопросом не стал.

– Далее, я, Салли, возможно – Улыбка Енота, плывем в Наглию, закупать тяжелую технику. Паровые машины, трубы, прокат… да и просто осмотреться, резидентура там будет нужна по-любому. Маму я туда тащить не хочу, но есть мнение – что хрен отговорю. Ей токсикологическое образование спать не дает, так применить охота. Для начала – кокс измученной половыми излишествами знати, и сальварсан для нее же, от последствий излишеств. То и другое – очень-очень задорого, ибо имеем монополию. Наше золото залегендируем, и подотчетное испанское лучше в Испании потратим. Не люблю я чужие деньги в своем кармане. Кокаинового листа можно закупить тонны, испанцы его везде выращивают для работяг. Под это дело и хочу оставить маму на Кубе. Покупки быстрыми не будут, вряд ли у них готовыми паровиками склады забиты. Плюс к тому – машины говеные, только-только от вакуумных перешли на пар низкого давления, поэтому будем работать по принципу капитана Немо: в разных местах заказываем детали по нашему чертежу, сборка и отладка – на месте. Предлагаю также Анатолия Годдарда отправить в США, пусть там мосты наводит, мы же почти ни хрена не знаем текущую обстановку свыше нескольких книг по истории и рассказов испанцев!

М-дя, допланировался… Драть меня начали с плана поездки в Англию, потом прошлись по оставленному в одиночестве Толику, ну и самый грандиозный фитиль прилетел за планы наркоторговли. И если командир указывал на отсутствие сети сбыта, и спроса на нераскрученный товар, то Зубр ругался с морально-этической стороны: это англичане вели опиумные войны и занимались всякой аморальщиной, чем мы будем от них отличаться, если сами начнем барыжить кокаином? Моралист хренов. Придумал ведь: «Мы и так собираемся по самое некуда влезать в политику, одно это значит, что у нас руки будут по колено в крови, а ты такую хрень предлагаешь!» Довел свои ракеты до приемлемой дальности-точности, теперь химичит на них зажигательные боеголовки, для большего воспитательного эффекта. Убивать людей, которые лично ему не сделали ничего плохого, напалмом – это нормально. А подсадить на наш товар сотню тех, от кого зависит принятие решений, аристократов, для которых все, кто не они – не люди, понимаешь ли, нельзя. Ничего, в пылу обсуждения командир не дал однозначного запрета на подобную деятельность, то есть запретил – но с дырами в формулировке приказа.

Потом немного перетрясли штат «искпедиции», устаканили штатное оружие – тут споров оказалось как бы не больше. С одной стороны, отправлять в автономку с одними трофеями – опасно. С другой – светить артефактные стволы, которые можно утратить от «неизбежных в море случайностей», например, снять с остывающей попаданческой тушки, тоже не хотелось. Решили брать то, что при утрате не даст никакой пользы захватившему, и к чему можно переснаряжать патроны. Получилось негусто, но логично: АК-74, СКС, снайперский ФАЛ – для дальней дистанции боя, и конструкция совершенно непонятная местным юзерам. Оторвать у Динго от сердца «Итаку» не получилось, дали полунарезную «Сайгу» и триумф нашей инженерной мысли: совершенно стимпанкового вида помповик, в девичестве бывший моим MP-18, простейшей одноствольной переломкой. Все-таки доставшийся нам «Грейхаунд» оказался кладезем нужнейших ресурсов: подствольный магазин из трубы поручня, ствольная коробка – кусок лонжерона, пружины – как бы не из сидений салона, алюминий и пластик из обшивки. На выходе имеем 5+1 зарядный дробовичок, с механикой «Итаки». Стрелять можно и пулей, вместо отпиленного чока наши гансмиты приделали 15-сантиметровый «парадокс». Вся эта красота покрыта изрядным количеством латуни, и вид имеет феерический. И еще отъемный ножевой штык! Стимпанк, как он есть.

Хотя за штык – отдельное спасибо. Нехороший момент, когда, имея при высадке автомат, я дрался с индейцем врукопашную, оказался только первым в серии. На войну с тонкавами мне выдали «Хеклера», хорошую немецкую машинку. Которая поперхнулась, отстреляв дюжину патронов! Естественно – в разгар схватки, ведь с автоматом можно лезть напролом. Идиот. Чудом не получил лишних дырок в организме, разгрузочник принял на себя удар копьем, а МП-пятый, перехваченный за ремень, сработал хорошим кистенем – слишком хорошим, мозги оппонента из всех щелей вычищать пришлось. И заодно понять, что я идиот дважды: матчасть изучил, разбирал-собирал, а вот разряжать магазины не удосужился. Индианки по форме одежды номер два: бусы и набедренная повязка, отвлекали постоянно. Просела пружина магазина, верхние патроны подавались нормально, усилия хватало, а потом опаньки – перекос. Какой из этого вывод? Женщины – зло. С ним надо бороться, неустанно и разнообразно. Лишь бы здоровья хватало.

Капсюльных револьверов, как оружие автономного плавания, выделили каждому по две штуки. И несколько десятков в запас. В идеале они плюс передельные английские ружья перекрывали все наши самооборонные ситуации, не засвечивая слишком странное оружие. Даже револьвер и казнозарядка по этим временам очень необычны. Но их хотя бы не надо прятать от испанцев, на эту парочку будем перевооружать колониальные полки «нового строя». Тем, кто остается, будет сложнее, чем нам: помимо всего дрессировать, вооружить, и главное – воспитать несколько тысяч взрослых мужиков с устоявшимися взглядами на жизнь. Это не индейцы, которых мы мягко прогрессируем, тут будет ломка об колено.

Денежное обеспечение выдали «китайским золотом». Китайцы и не знают, что тыщу лет назад отливали такие монеты. А мы их типа из кургана выкопали. Вполне достойные получились денежки: с квадратной дырочкой, с иероглифами – девизом древнего императора, высокой пробой – на вес хорошо пойдут. Связь – почти никакая. Почта в одну сторону идет в лучшем, идеальном случае, месяц. И так будет еще долго, пока не дорастем до радиоламп.

Отправляемся вместе с кораблем, который привезет первую партию солдат. Дата прибытия сугубо ориентировочно известна, поэтому подготовка должна быть завершена на прошлой неделе, в крайнем случае – вчера. На этой бравурной ноте совещание закончили, все стали расходиться, а меня Кобра задержал, процитировав папашу Мюллера, мол «вас я попрошу остаться». На чем же я прокололся?

– А глазки-то забегали, – констатировала Цинни. – Костя, ты не подскажешь мне, откуда в моей запертой на ключ комнате появились трескучие, как черт знает кто, сверчки?

– Какие ваши доказательства?

– Если в девичьей светелке вдруг запахло мужиком – я предполагаю, что мужик там был. Когда всю ночь скребут и поют неизвестно кто – убеждаюсь в правильности догадок. Приклеить смолой коробочки с жуками снизу под кровать мог тот, кто вчера почти не пил, не курил табак, но от кого воняет индейскими травками, – она подцепила коготком клапан моей жилетки, – и жирной пропиткой обуви, – ткнула пальцем в мои мокасины. – До темноты с праздника никто не уходил, а светодиодный фонарик, необходимый для потайной деятельности, брал со склада кто? А главное – у кого на лбу было написано: «Я тут подхохмил над училкой и до крайности собой доволен?» Салли была на празднике, никуда не отлучалась, на свидание с ней можешь не ссылаться.

Влип. Надо же, так подставился посиделками с вождями: сам уже запаха не чую, а трубкой мира – между прочим, ни разу не табаком набитой! – от меня несет ощутимо. Мокасины, которые заменили мои распавшиеся на «плесень и липовый мед»… нет, просто на плесень, берцы, пропитаны гремучей смесью жира, сажи, воска, ароматны еще не как ношеная портянка: комары на лету пока не дохнут, поэтому и про такой фактор демаскировки я забыл.

Поднимаю руки, и вслух признаюсь в авторстве. Сеньорита Долорес, смеясь, упорхнула, «оставляю тебя на съедение», а Кобра со вздохом «детский сад, штаны на лямках…» приказал сдать фонарик в спецхран, а вопросы контрибуций и репараций решать с Цинни самостоятельно.

– И вообще, какого хрена ты к ней полез? Гормон играет, рыжей и индианок уже недостаточно?

– Спортивный интерес. Единственное помещение в форте, куда нет доступа – комната сеньориты. Сделал слепок ее ключей, она их на поясе носит, согнул подходящие отмычки, выбрал момент, залез. Просто так лезть неинтересно, оставил сюрприз. Над домохозяйками уже прикалывался, над индейскими вождями тоже, пора на наших переходить, а то у всех на челе непреклонность и высокие помыслы о судьбах мира.

Кобра хохотнул, видимо вспоминая коллективный розыгрыш американок, забрал у меня фонарик и отправил восвояси, обозвав напоследок Петросяном. Зря это, Петросяна я припомню…

НикТо

Вот и снова попал под мобилизацию. Хотя это состояние у нас и постоянное, за исключением бурного празднования Нового года и нескольких дней рождений. Но тут – командировка! И не к соседям – индейцам для передачи опыта или там, чего уж греха таить – пообщаться с особо симпатичными индианочками. А к испанцам, в Гавану! То ли промышленным шпионажем заниматься, то ли научно-техническую революцию в отдельно взятых колониях устраивать.

Все начиналось для меня с довольно обычного вызова к начальству вскоре после прибытия испанской делегации. Думал, что будут дрючить «за производство» всякого химического сырья по которому я был ответственен в связи с опытом прошлой жизни (все ж таки десять лет предыдущей жизни проходил на химпредприятии долгий путь от студента-практиканта и простого рабочего до заместителя начальника цеха), а тут…

– Сколько тебе понадобится времени на сборы?

Дядя Саша, как всегда, был по-военному краток.

Я взглянул на загадочно ухмыляющегося Клима и осторожно выдал:

– Ну-у… Сейчас ребятам скажу, что да как на сегодня добить надо и буду готов. К себе еще бы только заскочить, оружие прихватить, да перекус приготовить. Так что через час буду готов к труду и походу. А куда идем-то, кстати?

– К испанцам, Николай, к испанцам. Себя покажете, на мир посмотрите…

Он говорил что-то еще, но в данный момент все мое мыслительное пространство всецело оккупировало одно из любимых высказываний нашего шефа:

«Охреносоветь!»

Понадобилось относительно много времени, чтобы подобрать челюсть и понять, а в чем, собственно, дело? Оказывается, наш главный военно-морской специалист Клим отправляется вместе с испанцами в Гавану, для того чтобы… Тут дядя Саша испытующе посмотрел на меня, отчего непроизвольно вспомнились наши ежедневные воинские упражнения, и я застыл по стойке «Смирно», имея вид доблестный и, признаемся, все еще ошарашенный.

– Кстати, предположения есть, зачем оно это надо, а?

– Есть, но я всем скажу, что – свататься.

Клим аж поперхнулся, а несколько наших «старейшин», присутствовавших при разговоре, засмеялись.

Пока длилось это незапланированное веселье, я лихорадочно собирал мысли в кучу. Ну что Клим наш крупнейший военно-морской спец, я уже упоминал, то, как они вчера с расфуфыренным испанцем у моря и наших водоплавающих средств, а также трофеев крутились, мне уже довелось понаблюдать, акваланг его я тоже видел, а кроме этого, я, как, и все мы, неоднократно участвовал в «общефорумных мозговых штурмах» по животрепещущему вопросу: «Откуда взять деньги?». А уж с учетом того, что на днях пришлось переписывать немаленькую статью о затонувших с ценными грузами кораблях и перерисовывать соответствующие карты…

– Будем подымать клады со дна морского?

Дядя Саша одобрительно улыбнулся. Но меня не оставляла мысль, что это еще не все.

Да, я под руководством Клима осваивал морское дело, будучи «приписан» к нашему кораблю. Что-то вроде как начал соображать в военных делах и навыках, усиленно впихиваемой в нас ветеранами будущих войн. Да немного научился понимать и разговаривать по-английски, припахивая пленных англичан на своем производстве, и еще чуть-чуть – по-испански, отвечая на вопросы вежливого, но очень любопытного падре, интересующегося буквально всем на свете… Но этого явно было недостаточно, чтобы попасть в число практически первой зарубежной делегации. Но высказать свои сомнения я не успел.

– От тебя будет нужен список того, что может понадобиться для организации, так сказать, «на месте», производственной базы этого мероприятия. Ну и всего, что Клим скажет.

Я задумчиво посмотрел на сразу посмурневшего и подобравшегося завсклада, в глазах которого явственно читалось: «А пулемета я вам не дам»…

Глава 19

Дядя Саша

– Становись!

Моя команда была продублирована нашими переводчиками и теми из испанцев, которые уже более-менее понимали по-русски.

Шеренги солдат дрогнули и замерли.

– Вольно!

Выхожу на центр квадрата, образованного солдатами обоих полков. Две с лишним тысячи человек молча и с настороженным вниманием смотрят в мою сторону.

– Здорово, покойники!

По рядам солдат прокатывается ропот.

– Я не ошибся! Вы все, стоящие здесь, – уже мертвы! Мертвы с того момента, когда взяли деньги у вербовщика. Мертвы, с момента отхода вашего корабля из Испании. Вы умерли уже тогда, когда решились стать солдатами! Что толкнуло вас на этот шаг? Наверняка у каждого из вас была на это причина. Но мне сейчас и здесь нет до этого никакого дела! Вы не смогли выжить там, дома, не смогли прокормить себя и своих близких – и вот вы тут. Кого поманили легкие деньги, кто спрятался тут от альгвазилов, а может быть, кто-то надеялся изменить свою жизнь к лучшему? Ну и как – удалось?

Солдаты молчат. Их офицеры, те, что согласились остаться после моей с ними беседы, стоят отдельной группой чуть в стороне.

– Молчите? Да, вас никто не обманул, и вы получили свои деньги. Король не обманывает своих солдат. Но, только вот шансов дожить до окончания десятилетнего срока службы у вас немного. И что вас ждет после? Кто из вас вернется домой целый и с деньгами?

Прохаживаюсь перед строем, оглядывая солдат. Их лица мрачны.

– Я не ангел и не сбрендивший от жары гранд. Никто из нас не знает такого слова, как сострадание. И то, что вас привезли сюда, не значит, что нам больше нечего делать, кроме как помогать неудачникам. Да! Именно неудачникам, ибо те, кому повезло, не служат в колониальных войсках!

Снимаю шляпу и вытираю вспотевший лоб. Так и голос сорвать недолго, надо чуть потише орать, да и переводчикам надо успевать переводить мои слова.

– Но у вас все же есть шанс! Мне! Я говорю – мне, а не королю! Так вот – мне нужны солдаты! Не такие, которыми вас почему-то называют. А – настоящие! И вы можете ими стать…

Ага, оживление пошло! Ща, я вам добавлю…

– А можете – и не стать… В любом случае – вас слишком много для этого. Мне столько не нужно.

На лицах офицеров проступает удивление.

– Наши солдаты способны в гораздо меньшем количестве устроить бойню намного более сильному и опытному противнику, чем вы. И любому другому тоже. Вы все видели кладбище у рощи. Так вот – это сделали всего тридцать человек, включая женщин. И еще двести человек взяли в плен. Так зачем мне слишком много лишних людей, когда с пятью сотнями таких солдат я пройду сквозь любую армию, как раскаленная пика через кусок масла?

Так, а они уже начали оглядываться по сторонам. Будущих конкурентов выискиваете?

– Поэтому у вас есть два пути. Первый – вы остаетесь здесь и поступаете под командование моих офицеров. Трудно не будет. Будет адски трудно! Так что вы все еще не раз проклянете тот день и час, когда согласились остаться тут. Но зато потом… Мальчишки побегут за вами по пятам, когда вы вернетесь домой! Не нищим и израненным солдатом – а гордым доном с высоко поднятой головой! Ибо такой солдат стоит дорого! И платить ему буду я сам!

Так… оживился народ…

– Есть и второй путь. Тот, кто хочет и дальше тянуть лямку, кто боится поставить на карту свою, уже проданную королю жизнь, может уйти. Сейчас. Последний корабль еще не отплыл и ждет вас. Второго шанса не будет, ибо уйти отсюда пешком – невозможно. Но когда вы, с индейской стрелой в брюхе, будете подыхать под палящим солнцем – вспомните! Вспомните, что у вас был шанс! От которого, вы, по трусости своей, отказались…

Оглядываю солдат.

– У вас есть время подумать. Пока я дойду до берега и назад, вы еще можете решить свою судьбу сами. После того как я вернусь… у вас такой возможности уже не будет…

Прохожу сквозь расступившиеся шеренги и спускаюсь вниз к морю.

– Да… – качает головой Старый Империалист. – Вломил ты им…

Он идет рядом и время от времени оглядывается назад.

– Не сбегут?

– Корабль столько не возьмет. А следующий – через месяц. Отправим их в бывший английский форт, там гарнизон усиливать тоже нужно.

– Может быть, не стоило их так уж сразу… через колено-то?

– Потом бы все равно пришлось. Сам видел, из офицеров больше половины отказались. А они и поумнее будут.

– И познатнее.

– Грандов тут все равно нет, а эти все – так… Только и гонору, что дворянами именуются. А за душой так же пусто, как и у солдат. Ну, может, чуть побольше есть, так и то – не слишком.

Оглядываюсь назад. К кораблю уже потянулись первые «отказники». Сколько их? Отсюда не видать, но пара сотен, пожалуй, что и будет.

– Ну что, назад? Там уже, похоже, что определились.

Снова осматриваю лица солдат. Нахмурились, на мордах мрачная решимость.

– Вы все подумали?

Тишина. Только ветер посвистывает.

– Хорошо…

Снимаю шляпу, опять пот прошиб.

– Мне все равно кем вы были раньше! Мне все равно – кто вы сейчас! Но мне не все равно, кем вы станете! Ибо в бою вы прикрываете мою спину, а я – вашу! И я должен буду вам верить!

Набираю воздуха в грудь.

– Испанцы вы или немцы – мне все равно! Вы мои солдаты! Если доживете до этого момента, когда получите право так себя называть! И еще… Рядом с вами будут ваши вчерашние враги – англичане.

Ряды солдат дрогнули.

– Они и мои враги в прошлом. Это с ними мы воевали совсем недавно. И оставили в живых тех, кто этого заслужил. Не всех…

Обвожу шеренги взглядом.

– Не всех мы можем взять к себе и дать в руки оружие. Им пришлось делом доказать нам свою искренность. И это тоже стоило им недешево – могил на кладбище стало больше… Так вот! Вы все – англичане и испанцы, немцы и португальцы – все! Вы можете стать моими солдатами и гордо заявлять об этом в будущем. Ибо вторых таких – нет! И не будет еще очень долго…

Солдаты молчат. Кажется мне – пролети сейчас муха, ее будет слышно всем.

– Становись!

Строй дрогнул.

– Равняйсь!

Шеренги подтянулись.

– Смирно!

Поворачиваюсь к Империалисту.

– Давай, командуй нашим – пусть ведут их в лагерь. Будем начинать работу…

Глава 20

Старый Империалист

Жизнь, оказывается, состоит не только из работы и бесконечного латания «тришкиного кафтана». Бывают, конечно, редкие «радости», вроде визита англичан, но в общем-то жизнь, что в двадцать первом, что в восемнадцатом веках – рутина. Одно могу сказать в безусловную защиту этой жизни – наши жены! Подруги, которые добровольно взяли на себя обязанность скрашивать наши будни, и своими капризами держать мужчин в состоянии боеготовности. Вот так и моя прекрасная, явно прельщенная примером Котенка и американками, захотела стать ученым.

Все-таки одну беду из будущего мы уже занесли в это невинное прошлое. Эмансипация называется. То-то вождь искоса смотрит. Ну хорошо, с этим разбираться будем потом, а пока дела есть более срочные. Организовать саперную роту, из двадцати испанцев, списанных Котенком и Дядей Сашей. А в роте должно быть минимум сотня. Если бы мне дали двадцать гидр, толку было бы намного больше. Так-с, будем внимательно читать списки личного состава, попутно объясняя своей звездочке, что такое «противотанковый еж». Хотел бы я сам знать, как это будет звучать на языке нуму. Надо будет у нашего атамана спросить. Вот ведь гений! Моментально научил свое казачество русскому языку с индейским произношением. В результате их перестали понимать и русские, и индейцы. А не попахивает ли это сепаратизмом? Надо будет озадачить старшего майора (звание ему я сам присвоил, с разрешения Дяди Саши, конечно) Кобру. Пусть беспокоится, а то прикинулся кладовщиком и вообще не отсвечивает.

Что ты говоришь, любимая? Пойдем спать? И незачем так краснеть, конечно, мы идем спать. Сейчас, только задую свечу…

Котенок

– Стой! – лейтенант Гарсия повелительно взмахнул рукой. – Капрал, командуйте привал!

– Слушаюсь, сеньор тененте! – чернявый капрал обернулся к колонне. – Стой! Привал!

Гарсия, сбивая тростью верхушки цветов, подошел к упавшему дереву. Смахнул с него мусор и присел.

– Ну и где этот лейтенант? – спросил он у подошедшего капрала. – Это ведь то самое место?

– Да, сеньор тененте! Полковник указал именно сюда!

– Хм… странно, обычно его офицеры всегда точны и не опаздывают…

– И в этот раз тоже, сеньор лейтенант…

Оба испанца подскочили со своих мест.

Почти сливаясь с кустами, напротив них стоял человек невысокого роста в какой-то странной пятнистой одежде. На его лицо падала тень от полей шляпы, так что оно почти скрывалось в тени. Мешковато висящая одежда резко контрастировала с пышными мундирами обоих испанцев. Кроме двух пистолетов на поясе у незнакомца было еще какое-то оружие, которое он носил в деревянной кобуре, висевшей на длинном ремешке наискось через плечо.

– Я не очень хорошо говорю по-испански? Прошу меня извинить, у меня было не так уж много практики…

Странный у него голос. Высокий и необычно мелодичный, прямо как у…

– Святая дева Гваделупская! Сеньор тененте, да ведь это…

– Лейтенант Борисова. К вашим услугам, сеньоры…

Лейтенант согнулся в изящном поклоне. Он слышал уже про эту… женщину? Офицера? Про кавалерственных дам ему уже приходилось слышать, даже и встречаться как-то довелось, но вот про армейского офицера-женщину? Не только не видел, но даже и не слышал никогда!

– Не соблаговолите ли, присесть э-ээ… сеньорита…

– Мария, сеньор лейтенант.

– Какое прекрасное имя, сеньорита! Вы подошли так тихо, что я… мы даже и не слышали ваших шагов!

– Я не подходила. Это единственное дерево, на котором можно тут присесть, вот я и ждала вас около него.

– То есть мы вас просто не заметили? Где были мои глаза?!

– Полагаю, что там же, где и всегда, сеньор лейтенант. Ну, раз уж вы здесь, то, может быть, приступим?

Смущенный лейтенант гаркнул команду. Не менее его смущенный капрал продублировал, и вот уже пятьдесят человек выстроились полукругом вокруг офицеров. Для занятий на этот раз отобрали сержантов и капралов из обоих полков. Были тут и бывшие английские солдаты, их обучение шло одновременно с испанцами. Ротой англичан командовал лейтенант Мору. Он и выделил наиболее сообразительных солдат для обучения.

– Итак, сеньоры, – негромко произнесла женщина-лейтенант, сняв шляпу, – у нас с вами сегодня первое занятие. Темой его будет рассыпной бой. Командование специально распорядилось отобрать только капралов и сержантов, чтобы потом уже вы сами передали полученные вами знания своим солдатам.

– Лопни мои глаза! – пробормотал капрал Гонсалес. – Это девчонка! И прехорошенькая! Зачем только волосы так коротко стрижет?

– Это дьявол в юбке, – глухо произнес сержант Мак-Грегор. – Не уверен, правда, что она ее носит. Но если внимательно посмотреть под штанами, не удивлюсь, если там окажется хвост!

– И, должно быть, прехорошенький хвостик! – не унимался Гонсалес. – Жаль, что под ее мундиром не видно всего остального!

– Ты совсем ослеп? – покосился на него Мак-Грегор. – Говорю тебе – это дьявол!

– С чего ты это взял, старина? Сеньорита – и прехорошенькая!

– Да? Ты видел ее в бою?

– Ее? Ты шутишь, старина!

– Хотел бы я пошутить… Эта… она остановила весь наш батальон!

– Это, каким образом? Юбку приподняла?

– Быстрее, чем ты выпиваешь свою вечернюю порцию, она успела застрелить не менее пяти человек! Мы далеко не новички, но батальон встал. Каждый, кто поднимал голову, получал от нее пулю в лоб! По ней стреляли целым батальоном, я сам делал это несколько раз! Даже пушки подкатили! И все без толку, ее почти и не видели, а она лежала у нас под носом и расстреливала наших канониров! Так и ушла… Никто даже и не задел ее ни разу…

– У вас есть что-то интересное по теме занятий? – резко обернулась к ним женщина-офицер. – Так выходите вперед, поделитесь с нами своими соображениями!

Смутившийся Гонсалес попятился назад. Рассвирепевший Гарсия показал ему свой кулак, отчего говорливому капралу ощутимо поплохело.

Солдаты быстро выстроились в каре.

– Так вот, сеньоры, – прошлась перед ними преподавательница. – Кто из вас хочет жить? В смысле – здоровым и счастливым?

Солдаты молчали, сбитые с толку таким вопросом.

– Я неясно выражаюсь? Хорошо. Скажу по-другому. Как много из вас уцелеет в бою, если это будет обычный бой с такими же солдатами, как и вы? В таком же количестве и на этом самом месте?

– Ну… – пожал плечами смуглолицый капрал, – это уж как повезет… Как стрелять будут, да как драться… половина уцелеет, а то и больше.

– Не многовато?

– Сеньорита лейтенант, – вступил в разговор Гарсия, – это война. А на войне могут и убить… Солдат должен быть к этому всегда готов.

– Не спорю. Должен. Но этого недостаточно. Он должен не просто уцелеть, но и нанести урон противнику. Иначе – зачем его учить?

– Ну… всех учат одинаково.

– Не всех, сеньор тененте. Вас учат по-другому. Хорошо! – кивнула она головой. – Выстраивайте солдат! Направление атаки – на тот лес.

А дальше… дальше началось то, о чем Гонсалес вечером высказался кратко – каторга.

Невысокая сеньорита, казалось, постоянно была рядом с каждым солдатом. Кого-то она безжалостно сталкивала в сторону, показывая, куда и как он должен отойти от возможного выстрела. Куда при этом он падал, ее мало беспокоило.

– Вы должны видеть все! Своего товарища, любое возможное укрытие от выстрела спереди и любого с боков. Не бойтесь порвать свой мундир, или вы хотите красиво выглядеть на похоронах? Вы должны видеть врага и понимать, куда и в кого он будет стрелять. И если у него на мушке будет ваш сосед, вы должны успеть оттолкнуть его в сторону. Чтобы в следующий раз он сделал то же самое и для вас. Запомните все! Ваша жизнь зависит от жизни ваших товарищей! Пока живы они – будете жить и вы тоже.

– Но так и шею можно свернуть… – осмелел Гонсалес.

– Можно. Если на ней глупая голова. Смотрите…

И она на бегу резко нырнула в сторону, прямо в густые заросли кустов. Затрещали ломающиеся ветки… и все стихло.

Озадаченный капрал, выждав несколько секунд, подошел ближе.

– Сеньорита лейтенант?

В кустах никого не было. Виднелась только примятая трава. И все…

Солдаты завертели головами, пытаясь обнаружить исчезнувшего инструктора.

– Чего глядим?

Она стояла уже позади строя.

Но как?

– Все просто, капрал. Вы, падая на землю, остаетесь на месте, оттого и предугадать место, где вас нужно искать – нетрудно. Это понятно, ибо большинство солдат сделает то же самое. А я, в отличие от вас, не жду, а сразу ухожу дальше. Только уже не так шумно. И пока вы ищете меня на прежнем месте…

– Но… как вы видите, куда нужно прыгнуть? И не свернуть при этом шею?

– Вы тоже это увидите… не сразу, но и вы будете это делать не хуже меня.

Час беготни и прыжков. Перекаты и падения, повороты на месте…

Гудящие от усталости ноги… перерыв… снова прыжки и перекаты. Резко потяжелели ружья в руках, намокли от пота мундиры. Заскрипел на зубах песок…

– Оп!

Не рассчитавший своих сил Мак-Грегор, поскользнулся в прыжке на камень. Выпустил ружье из рук и замахал ими в тщетной попытке удержать равновесие…

Бум!

Упав с камня, он ударился боком об пень.

– Годдэм!

Солдаты окружили своего товарища.

– Что с тобой, сержант? – присел рядом капрал Леннокс.

– Рука… все плечо и спина… не чувствую ничего… пошевелить не могу, только боль…

– На-ка… – отодвинув неожиданно сильными руками в стороны солдат, присела рядом с ним инструкторша. – Что там у тебя?

Ее тонкие пальцы пробежались по плечу, по руке… Забрались за спину и прошлись вдоль позвоночника.

– Хм… могло и хуже быть… Слава богу, что хоть не сломал ничего. Хотя позвонок не на месте, да и ключицу ты выбил.

– Да куда уж, хуже-то? – скрипнул зубами сержант.

– Тащить его в Форт? – Леннокс повернулся к лейтенанту. – Мы можем вырезать несколько деревьев… сделаем носилки…

– Нет нужды, – не отрываясь от осмотра, возразила ему инструкторша. – Что там, что здесь – одно и то же делать придется. Сам дойдет, только ружье его возьмите.

– Да я и шевельнуться-то не могу! – сержант чуть не взвыл от боли.

Вместо ответа она встала и вытащила откуда-то из-за спины сверток материи. Развернула. В ее руках оказался пятнистый плащ длиной почти во весь рост сержанта.

– Вон там место приготовьте. Сучки, камешки – все долой!

Менее чем за минуту солдаты очистили клочок земли и растянули на нем плащ.

– Так. Осторожно его берем… не за руки! Поддерживаем их, чтоб не болтались, руками за ноги, за бедра беритесь. Под спину ему ружья подсуньте… так… понесли… кладем его.

Сержант растянулся на плаще.

– Мундир долой! Рубашку тоже…

Она осмотрела стоящих рядом солдат.

– Ты и ты – на ноги. Держать, чтоб не брыкался. Ты, – палец уткнулся в Леннокса, – вот эту руку держишь. А вон ту руку будет держать самый болтливый! И не сейчас, а когда он ей двигать сможет!

Гонсалес смущенно затоптался на месте.

– Все готовы?

Солдаты присели на землю.

Лейтенант скинула свою странную куртку и осталась в пятнистой рубашке с коротким рукавом. Солдаты потупились – рубашка слишком плотно обтягивала ее тело…

– Крест дайте.

В ее руку кто-то сунул крест.

– Целуй крест! Так… Теперь молитву читай. Так, чтобы все слышали!

Тонкие пальцы скользнули по плечу…

– А-аа!

– Молитву!

– Больно же!

– Ты нежная девка?! Читай!

Солдаты навалились на руки и на ноги товарища.

– А-аа!

– Все… отпустите его… – девушка вытерла руками пот со лба и села на землю.

Стоявшие вокруг солдаты молчали.

– Что смотрите? Все уже… – она повернулась к сержанту. – Вставай, уже можно. Только рукой этой не махай особо с недельку.

Мак-Грегору помогли встать. Он неверяще пошевелил пальцами руки, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Ну как? – Гонсалес тронул его за руку.

– Болит еще, но… уже не так. Шевелить рукой могу, вон, видишь – пальцы шевелятся, а раньше и не чувствовал их совсем.

– Ничего себе… да это прямо-таки…

– Колдовство? – усмехнулась инструкторша. – Это с молитвою-то? Нет, парни, просто нас учили… как надо. И этому тоже…

Глава 21

Старый Империалист

Сапоги ужасно жали. Этот факт, изрядно портил утро, которое по теории должно красить все нежным цветом. Я прохаживался перед строем «бравых» военных, и пытался отвлечься от мыслей об идеальном сапожнике, никогда не существовавшем в природе. Впрочем, сейчас мне надо было взбодрить те два десятка человек, которые мне достались. Общение с Котенком всегда удручающе действует на мужчин, одетых в военную форму. И на меня тоже. Такая хрупкая, изящная, и… М-да-аа… Надо что-то сказать. А, ладно:

– Господа! Я, капитан Алехандро Кулкин, поздравляю вас со вступлением в новые войска! Мы первые! И не только потому, что мы – это костяк будущей роты, но мы первые всегда! Мы первые приходим на поле боя, и последние уходим с него. Мы всегда идем впереди! Нам дозволено носить высокое звание инженеров, потому что для нас не существует слова «невозможно»!

О, немного оживились. Так, теперь немножечко дегтя:

– Наша служба будет тяжела. Тяжела чисто физически. Мы сами будем копать и таскать бревна. Мы будем строить мосты даже под обстрелом. Но мы это сделаем, потому что за нами пойдут наши товарищи, и они победят! И мы облегчим им путь, для того чтобы победить самого страшного врага, который есть у человека…

Я замолчал, и повернулся к строю.

– Дьявола? – кто-то из второго ряда несмело подал голос. Впрочем, по неистребимому акценту кокни, ясно было, что это бывший каторжник.

– Оставим эту победу падре, – улыбнулся я. – Наша цель более приземленная, мы должны победить войну. И мы это сделаем, пусть и перекопаем для этого всю земную твердь. Но это потом. А сейчас мы будем учиться.

Отбросив в сторону прутик, который использовал вместо стека, я щедро предложил разбирать шанцевый инструмент. Как и следовало ожидать, первыми потянулись к нему англичане. Испанцы стали переглядываться, пока один из них, молодой парень, не возмутился:

– Я дворянин, мои предки были гранды, и я не буду копать землю, как какой-то раб.

Ожидаемое всегда сбывается, поэтому я остался спокоен:

– Позвольте узнать имя благородного идальго?

– Дон Мануэль Эмс и де Санта Пауло, – заносчиво вскинул подбородок юнец, и уже потише добавил: – Эскудеро…

– Очень хорошо. Имя мое вы слышали, ну а титул мой – князь. Так что, благородный дон, будем работать в паре. Рекомендую взять лопату и присмотреться к работе киркой.

– Но… – растерялся юноша.

– Никаких «но», берите лопату и следуйте за мной! Это приказ!

Вооруженный киркой я подошел к ровному участку, заранее посыпанному песком, и подозвал всех:

– Господа, прошу ознакомиться с чертежом. Все размеры пока указаны в английских футах, но прошу учесть, что в следующий раз мы будем работать по метрической системе. Фут везде разный, а в нашем деле нужна точность. Итак, приступаем…

По нормам Советской армии окоп в одиночку делается за два часа, но мы работали вдвоем. Дон Мануэль с большим интересом наблюдал за моими стараниями, и когда я передал ему кирку, взялся за нее как за меч. Впрочем от вопроса о моем княжестве он не удержался. Я пожал плечами, выбил трубку, и погромче, чтобы все слышали, ответил:

– У нас в Литовии князей много, земли вот только маловато. Болота, леса, да завистливые соседи.

Похоже, это объяснение его устроило, дело-то, как скажет Карлсон, житейское. А я, взяв лопату, стал выравнивать бруствер, попутно размышляя о рабочей форме. Пожалуй, лучше формы ВСО ничего и не придумаешь. Эх, найти бы еще в ноутах как кирзу делали, кожаные сапоги жалко. Хотя… картон, пропитка, обойдется намного дороже, чем кожа. Так. Мысли отставить, взять шаблонную рейку и отправиться на проверку. Солнышко уже высоко, а к товарищу Мануэлю надо будет присмотреться повнимательней, командиры взводов мне потребуются.

Жизнь не стоит на месте, конечно, это банальность, но так оно и есть. Честное слово, я проклял все, пока последний мой солдатик не выполнил норму по земляным работам. Другие развлекались, гоняли вновь обуревших наглов, приводили индейцев в нужное для нас состояние, даже поехали в Гавану. А я, вконец отупевший от земли, которая сыпалась изо всех карманов, все так же отрабатывал норматив по принципу «Бери больше, кидай дальше. Пока летит, отдыхай». Но все-таки что-то от серого вещества в голове еще осталось. И когда уже сержант Мануэль задумчиво стал интересоваться моим мнением по поводу мыслей французских революционеров, от разговора я не отказался:

– Наше сегодняшнее жизнеустройство нормально для этого времени. Оно представляет собой пирамиду, где в основании крестьянство, а на самой вершине – король. То есть чем шире основание, тем устойчивей пирамида. В идеале эта конструкция вечна.

– Но, господин капитан! – подал голос кто-то из испанцев. – Французы ведь свергли своего короля, и даже говорят, отрубили ему голову…

Стояло полное безветрие, дым от трубки упорно лез в глаза, и рассмотреть сомневающегося не удалось. Впрочем, неважно. Ответ был готов уже давно.

– Во французском королевстве случилось самое страшное, что может произойти. Нет, это не казнь Людовика, как это ни кощунственно звучит. На плахе короли становятся людьми, можете поинтересоваться у своих коллег из Англии. Самое страшное, это когда дворянство забывает о своем долге. Кому много дано, с того много и спрашивается. А под флагом с тремя лилиями слишком много офицеров-дворян забыли о своем долге. Они решили, что могут прожигать жизнь в бесконечных удовольствиях, и стали слишком много требовать со своих крестьян. Нельзя выжимать человека насухо и отказывать ему в праве быть человеком.

– Можно подумать, у вас в Литве жизнь лучше, ваше сиятельство… – пробурчал Браун, крепко сбитый англ, обычно неразговорчивый, работающий за себя и за того парня. Тот парень, верткий, как угорь, итальянец Джованни, явно выбравший в Неаполе между армией и веревкой, на этот раз промолчал.

– Лучше, хуже… – пожал плечами я. – У нас просто по-другому. Царь, король, они все далеко, а соседний пан – рядом. И в бой мне приходилось идти со своими холопами. Так что лучше я поем с оловянного блюда, и потом буду уверен в своих людях, чем…

Я махнул рукой, показывая, что воспоминания о потерянном княжестве мне неприятны, выбил трубку и рывком поднялся.

– Сержанты, стройте людей! Переходим к водным процедурам. Будем возводить переправы.

Смерть большая модница и кокетка. Каждому она является в разном виде. Некоторые видят ее несколько раз, точь-в-точь как мышки в когтях у кошки. В самый последний момент она их отпускает, побегай, мол, я еще не наигралась. Вот и меня старая знакомая, обворожительная до потери дыхания, русалка отпустила в четвертый раз.

«Водными процедурами» мы успешно занимались несколько недель. Деревья рубить умели все, кто не умел – научился. Правила безопасности освоили тоже быстро, десятиметровая сосна, с грохотом падающая туда, где ты мог бы стоять, если бы не сержантский рык, это очень наглядная агитация. Да и понимание, что чем лучше обрубишь сучья, тем легче будет во время строительства переправы, тоже стимулирует трудоспособность. В принципе данный этап подходил к завершению, когда я решил, что оконечный свой мост, лучше построить в условиях, максимально приближенных к боевым. Господин полковник хмыкнул, но согласился выделить несколько лучших стрелков. Первый залп из кустов на противоположном берегу, нанес серьезный ущерб материальному оснащению роты. То есть штук пять топоров бесследно канули в воду. Вслед за ними нырнули и мои доблестные «инженеры». Сомневаюсь, что они прыгнули за топорами. Но сержанты не растерялись, и это было замечательно. Очередные «бревноносцы», свалив бревно с плеч, залегли за ним и увлеченно открыли огонь из револьверов. Три человека, сначала ползком, потом поднявшись, побежали за винтовками. Я лежа разрядил барабан револьвера в сторону реки и поставил боевую задачу:

– Сержант Эмс! – Секунду подумал и добавил для внушительности: – Де Санта Пауло. Обеспечьте заградительный огонь. Не давайте мерзавцам на том берегу поднять головы. Капрал Браун!

– Йес, сэр!

– Берете пять человек, и за мной. Инструмент обязателен. Мануэль!

– Здесь, дон капитан!

– Этих водоплавающих, когда вынырнут, на заготовку бревен. Пускай обсыхают.

Откуда же я знал, что Котенок решила показать мастер-класс своим лучшим стрелкам. В общем, когда с моей головы улетела панама, сбитая пулей, топор я не бросил! Вместо топора в реку рухнул князь Великой Литвы Кулкин. Если учесть, что в полете еще приложился башкой о бревно, то разница между мной и топором была только в количестве брызг. Течение было сильное, так что меня крепко приложило о деревянную клетку и милосердно выбило последнее сознание. Очухался я уже на берегу. Возле меня стояли все «диверсанты» и подчиненные. Госпожа лейтенант деликатно объясняла сержантам, что при строительстве переправы все нужно привязывать. Особенно командиров, и обязательно в тылу. Открыв один глаз, я выплюнул остатки воды и строжайшим шепотом спросил:

– Переправа?

– Через пять минут закончим! – так же почему-то шепотом, но испуганным, доложил сержант Эмс де Санта Пауло.

– Стоимость утерянного снаряжения высчитать из жалованья. Подчиняться госпоже лейтенанту! – скомандовал я и вновь потерял сознание. Уплывая в туманную даль я все-таки пообещал ехидно журчащей речке, что обязательно пожалуюсь жене. Она-то найдет управу на всяких-разных русалок. Взяли, понимаешь, моду по князьям стрелять… И специально не попадать…

Болезнь штука неприятная. Особенно сотрясение головного мозга, вернее, цитируя наших эскулапов: «Того недоразумения, что находится у пациента в голове». Оглядываясь по сторонам и понижая голос, все-таки расскажу ужасную правду. С прибытием товарища капитана медицинской службы единственным доступным видом терапии стала шоковая. Даже наш деликатный доктор, который всегда извинялся, перед употреблением «рашэн наркоза», стал профессионально циничен. Во время консилиума, который проходил в моем домике, я очнулся только из-за страха. Нет, что вы! Литовские князья за себя не боятся!! Ну какая разница, чем мне ампутируют больной орган, то есть голову. Колуном или, по штату, острым мечом. Которого все равно нет. Вот за медиков мне стало страшно. Моя Звездочка уже стала подозрительно поглядывать на торчащий из кобуры револьвер. По всей видимости, военно-медицинский юмор двадцать первого века ей не понравился. Удивившись, что больной очухался сам, и недовольно спрятав какой-то пузырек, явно замену нашатырному спирту, медики прописали полный покой и удалились. После получаса горьких слез, упреков и полного прощения Звездочка ускользнула от моих поползновений и открыла дверь для Дяди Саши. Сославшись на неотложную работу, жена покинула домик, ибо господина полковника она искренне уважала и немного побаивалась. Получив причитающееся, я скромно сказал, что больше погибать не буду. После чего получил целую кипу бумаги, категорическое запрещение переутомляться и напутствие быстрее привести документацию в порядок. Ожидалось прибытие третьего, а также четвертого полка «нового строя», и дел у нашего командира было выше наблюдательной вышки. Потянулись мучительные дни болезни. Особенно мучительные они были потому, что медики злорадно запретили мне курить, а великий атаман войска Калифорнийского, собрав свою банду, то есть красных казаков, отбыл в глубокий рейд, с целью определиться, куда же американцы успели добраться. До свидания, верный друг. Только он один меня мог понять, остальные… У-у-у!! Одну трубку утром, одну в обед и одну перед сном. Женщины-ы-ы, как они мечтают о комнатном муже… И как они же ждут немыслимых подвигов от своих мужчин, мамонтов на обед, саблезубых тигров на тапочки. Не понимаю… но все равно люблю. Наш главный купец тоже откочевал с казаками. Похоже, что фронтир ждет всеобщее рыдание и скрежет зубовный. Торговать Зубрилка любит, и большое количество пейсов будет вырвано в американских городах, ибо сыны Израиливы получат немало уроков, а вот прибыли намного меньше. Итак, полный список вновь прибывших, и раза в три пообъемнее, список того, что им надо. Две резолюции, Дяди Саши, и господина Снэйка. Первая: «Обеспечить», вторая: «Ничего нет». А виноват кто будет? Правильно, господин капитан, князь литовский, его сиятельство господин Кулькин. О-оо, бедная моя голова! Думай, головушка, думай. Я тут табачка припрятал, как раз на трубочку хватит. Вот встану, по стеночке, аккуратненько, на крылечко. Сядем, закурим, и будем думать, кого раздеть, чтобы быстренько одеть. Но уже других. Дисциплина начинается с формы.

Глава 22

Люди, мечтайте осторожнее. Ваши мечты иногда сбываются!

Зануда

Снег! Снежная равнина до горизонта! Я иду, проваливаясь по щиколотку, по пушистому свежевыпавшему снегу. Господи, сколько же я его не видел! С лета две тысячи десятого… Какого две тысячи десятого? Сейчас две тысячи одиннадцатый. В смысле – тысяча семьсот девяносто первый. С неба сыплется белая крупа. Она сухая и теплая – опилки? Подняв глаза, я вижу архангела в белых одеяниях с красным поясом и лицом падре Хосе. Он кружит над равниной, неподвижно расправив крылья, потом подносит к губам трубу (Гавриил?) и играет «подъем».

Вскакиваю, путаясь в одеяле, натягиваю штаны, рубаху и, застегивая пояс с пистолетами и тесаком, просыпаюсь. Перо Индейки выглядывает с женской половины в небрежно запахнутом халатике (поначалу она обходилась без него, но знает, чертовка, что мне нравится, и старается соответствовать). Тихо, одними губами шепчу: «Все в порядке, можешь спать дальше», и выхожу на веранду.

На улице росно и прохладно, но солнце уже поднялось. Примета времени – зимой вставали затемно. Порядки Дядя Саша установил армейские. Не спорю, так надо – времена и места дикие, зазеваешься – схарчат. Но как же я материл и его, и все наше начальство, когда три ночи подряд были тревоги. Первая – учебная, а потом две боевые. Каким-то мореплавателям (хорошие люди по морю ходят, а эти именно плавали) приспичило пройти мимо нашего Форта довольно близко к берегу. В первую ночь шхуна вроде нашей «Ласточки», а второй раз – целый фрегат. Кто, зачем – непонятно, но мы оба раза занимали оборону в береговых укреплениях, а конные разъезды прочесывали берег на день пути в обе стороны. Граница на замке, йод ее медь!

Оправившись и умывшись, возвращаюсь в дом. Хитрая Змея отсыпается – она ночью к младенчику вставала, а Перо Индейки уже готовит завтрак. Кухонные обычаи розоволицых ей нравятся, особенно – что и мясо, и яйца, и овощи с крупами приносит муж. Не надо самой бегать и искать съедобные корешки и птичьи гнезда. И систему пайков она поняла и приняла очень быстро, тем более что у нас не фиксированные нормы выдачи, а доли. Мне – рабочая с надбавками как солдату и матросу (пусть из третьего сменного экипажа, который Клим учит пока только на берегу), Хитрой Змее иждивенческая с надбавкой как кормящей матери, Перу Индейки – иждивенческая с надбавкой, потому что она ходит на общую кухню, помогает поварам и учится.

Еще одна примета времени – в печке на таганке рядом с огнем шипит закипающий кофейник, а жена сосредоточенно крутит кофемолку. Это, кстати, моя и Дога заслуга – он, я и Яго, по прозвищу Каравай, наладили производство тележных колес и сбыт их соседям. В первую очередь – в ближайшие миссии. Они ведь – не только церковь и священник, но и достаточно серьезное хозяйство вроде совхоза. Пардон, помещичьей усадьбы. Естественно, телег там много, они все время ездят и иногда ломаются. Проблема в том, что ближайший токарный станок по дереву (кроме как у нас) – в миссии св. Карлоса,[10] которая вроде как столица Калифорнии. По крайней мере, начальник падре Хосе, падре Фермино, там и сидит.

Впрочем, это их проблемы – кто у кого где сидит. Я в темпе рубаю кашу с мясом, хвалю жену и бегу на конюшню. Потому что хотя фактически там все делают Яго (другой, но тоже крещеный индеец) и три брата-апостола, Педро, Андреас и Хуан, но обязанностей начкона с меня никто не снимал и потому надо несколько раз в день забегать, проверять и по результатам хвалить или ругать.

На конюшне все в порядке. Больных нет, в разъездах четыре упряжные лошади и шесть верховых. Все сходится – две пароконных повозки, что вернутся сегодня с угольного разреза, и два патруля по три человека. Выпускаем коней на водопой, потом я бегу на планерку.

Опаздываю – склянки бьют, когда я еще только подбегаю к штабу. Впрочем, Клима я обогнал. Начштаба демонстративно смотрит на часы, но ничего не говорит. Перекличка, отчет о событиях за ночь (слава Богу, ничего особенного не случилось), планы на сегодня. У меня до обеда – химлаборатория, после обеда до ужина – конное дело, после ужина – лекция на тему «Время и календарь».

Последнее, кстати, идея сеньориты Долорес. Не эта конкретная лекция, а вообще – употреблять по полтора часа в день на взаимное обучение. Дескать, «обучая, мы учимся сами», и еще много веских причин. Только спать на лекциях не дают.

Ну вот, цели определены, задачи поставлены, за работу, товарищи! Поспешаю за миссис Годдард. Она за время нашего здесь пребывания похудела, раздалась в плечах и установила в химической лаборатории свою единоличную диктатуру. И требует странного. Например, записывать весь процесс очистки растворителей в лабораторный журнал. Зачем? Мы же уже это столько раз делали. И вообще обидно – как анализ, так ей. А как перегонку или ректификацию проводить – обязательно надо меня приковать к аппарату. Ничего, я на конной подготовке ее на Долли посажу – посмотрим, кто кого переупрямит.

Яго (третий, тоже крещеный индеец из миссии, но этот совсем молодой и смышленый) уже растопил очаг под дистиллятором и парогенератором. Я собираю приборы для перегонки. До боросиликатного стекла нам еще далеко – и боратов нет, и нужной температуры при варке удержать не можем, но бутылочное стекло получается неплохо. По крайней мере, удалось и колбы сделать, и холодильники. Вот резины остро не хватает. Оно, конечно, конические шлифы и разные муфты и переходы частично заменяют резиновые трубки, но вот без гибкой трубки в лаборатории – вилы. Хорошо еще, что паровое отопление наладили – иначе с тем же ацетоном мы работать просто не смогли бы. Горюч, зараза, и летуч.

Впрочем, установленный у нас порядок имеет и положительную сторону – всегда ясно, какой реактив где искать и в какой бутылке что налито. Даже если это что-то поставлено отстаиваться неделю назад. Так, вроде все готово. Кричу Егорке,[11] чтобы подбросил дров и потихоньку пускаю пар в водяные бани.

Минут через полчаса, когда «головы»[12] отрезаны и во всех трех аппаратах термоскопы (для термометров у нас руки еще кривоваты, но «показометры» с единственным делением – температурой кипения того или иного вещества – мы понаделали во множестве) показывают, что идет чистый продукт, я делаю пометки в журнале и хочу позвать Егорку. Поздно – его уже зацапала миссис Годдард. Вручила ступку с какой-то бурой гадостью, и теперь индеец сосредоточенно растирает ее в пыль и слушает лекцию по химии. Обучение без отрыва от производства. Предлагаю свои услуги. Ступка и, главное, образец, который надо измельчить, для меня находятся. Всеслав сумел объяснить индейцам наш интерес к камням, и теперь у нас один шкаф забит мешочками с ярлыками, на которых характерным почерком написано что-то вроде «Камень с полуденного склона холма, на котором Быстроногий Олень в год долгой зимы добыл лося».

Самые необычные камни мы уже изучили – киноварь, самородная медь с большой примесью серебра, пирит, разноцветные кремни, и теперь мучаем те, что похожи на железную руду. Какой в этом смысл – не понимаю. Я бы начал с тех образцов, что дали качественную реакцию на хром и марганец, ведь нам нужны легированные стали. А зачем нам количественный анализ железной руды? Так, у аппарата с бензолом пополз вверх столбик в термоскопе. Пошли «хвосты»,[13] надо бы вмешаться…

Вот за что я люблю простую перегонку, так это за быстроту. Не прошло и четырех часов, а уже все готово. Это вам не ректификация, когда надо сутками дежурить у установки. До обеда меньше получаса, Егор, уже не занятый у топки, помогает мисс Годдард (эх, умеет же она себя так поставить, что даже мне, в принципе, равному по положению, хочется вытянуться по стойке «смирно»), так что я, получив разрешение, бегу домой – поесть, приласкать жену и, главное, подготовиться к вечерней лекции.

Мы меняем мировую историю. Нашими стараниями средневековые китайцы посещали берега Калифорнии и оставили там клады. А Ломоносов изобрел холодильник Либиха, колбы Эрленмейера и Вюрца, открыл принцип Ле Шателье, законы Ома и Авогадро и правило Буравчика. Про Буравчика – шутка. Остальное, увы, серьезно. Надо же как-то объяснить хроноаборигенам источники наших доходов и знаний. Особенно падре Хосе.

Святой отец наблюдателен, пронырлив и дотошен. Навещая свою племянницу (железный повод, даже командир не запрещает), обязательно сцепляется с кем-нибудь языком. Меня, грешного, спросил, как меня ранили в бою с Sucio Ingles de cerdo.[14] Ну «ранило» – громко сказано. Просто когда я, ошалев от дыма и грохота, бросился банить заряженную пушку, Анатолий вразумил меня пальником по башке. А он, зараза, тяжелый и с угловатой железкой – держателем фитиля – на конце. Иезуиту я, разумеется, военной тайны не выдал, сказал про шальную пулю и как-то незаметно для себя показал ему воздушный компрессор, который мы испытывали на ресурс. Падре осмотрел его с интересом, расспросил, зачем нужны ребра охлаждения на цилиндре, змеевик и ресивер. То, что воздух при сжатии нагревается, его, похоже, удивило.

Не успел дон Хосе со своими, то ли телохранителями, то ли оруженосцами скрыться за холмами, как меня взяли в оборот наши особисты. В общем, лучше бы я при встрече с падре онемел, окаменел и одурел до полного идиотизма. Потому что даже черт не разберет – что из наших знаний в данных условиях анахронизм. Проклятый 1791-й! Не то что «лампочка Ильича» – лампочка Дэви пока не изобретена. И Вольта не додумался еще до своего столба. А падре уже видел у нас электрогенераторы. Причем автомобильные – в алюминиевом корпусе и с выпрямительными диодами. Тут мы все дружно выругались. А выругавшись, задумались – что же нам говорить любознательным и дотошным собеседникам.

И скажу вам без ложной скромности – это я предложил валить все на Михайло Васильевича Ломоносова. Он, во-первых, действительно был очень умный и разносторонний человек, во-вторых, в Европе практически неизвестен. Будут докапываться – скажем, что-де многие свои открытия и наблюдения он не обнародовал, так как предвидел их военное применение. А откуда мы это знаем – так ведь мы же русские. Тайное знание получено нами от предков, общавшихся с прославленным ученым – печку топивших или там мусор в лаборатории подметавших…

Если бы слово могло ранить физически, я бы сейчас был похож на ананас. Потому что меня сегодня вызывали на ковер, снимали стружку и вообще обижали. И за что? Я же действовал из благороднейших побуждений…

Впрочем, по порядку. Наши соседи и союзники, желудевые индейцы, называются так потому, что питаются желудями. Пища не очень здоровая – содержит много дубильных веществ, от которых они частично избавляются вымачиванием. Но все равно непривычному человеку на индейской диете быстро вспоминается китайская казнь запором. Я это испытал на собственной шкуре, когда налаживал контакты с новоприобретенными родственниками. И решил им помочь – разработать более эффективный метод удаления танинов. Тем более что нам как раз удалось после всего лишь полутысячи опытов получить вполне приличную керамическую посуду и стройные ряды банок и баночек, стаканчиков и стаканов прямо-таки умоляли что-нибудь в них налить.

Причем работал я в свое личное время (все равно дома было не уснуть – младенец будил раз, наверное, двадцать за ночь) и растворители использовал собственноручно полученные. И вместо благодарности – виноватят меня по многим пунктам. И работал я один, что запрещено инструкцией (какой? да кто их читает?!), и аппаратуру, дескать, портил (пригорело, было дело, да так, что не отскоблить, но не разбилось же), и топливо переводил, и ценные реактивы (это они, небось, про этиловый спирт, а кто ректификационную колонну строил и дежурил около нее сутками без перерыва?). Кажется, последний пункт вызвал наибольшее возмущение. Ну что за люди? Сами же объявили сухой закон. Небось подпольное пьянство скорее простили бы, чем использование спирта по его прямому научному назначению.

Я защищался как лев, но это только их разозлило. Припомнили и кучу навоза около конюшни, и претензии по столярке и многое другое, что я даже и забывать начал. Ну разве можно быть такими злопамятными?

Глава 23

Старый Империалист

Утро было жарковатым. Солнце еще не добралось до зенита, а господа офицеры уже допивали лимонад, заботливо выставленный на столы под навесом. Особенно расфрантились наши морячки. Отсутствие Клима тормозило изучение «продвинутых методов войны на море», но не могло повлиять на извечную тягу мореманов блеснуть перед сухопутными коллегами. Черные кителя, белоснежные рубашки, золото эполет, стекающее по рукавам в широкие шевроны. Темно-зеленые сюртуки Первого полка совсем терялись на фоне этого великолепия, только перья на плюмажах выгодно отличали нашу ударную силу. Немного в сторонке степенно беседовали разведчики-диверсанты, в своем вызывающе леопардовом камуфляже. Причем Котенок нежилась на солнце, оправдывая свое прозвище, а Спящая Змея по привычке стоял в тени. И совсем невзрачно выглядели военные инженеры. То есть я и оба моих свежеиспеченных лейтенанта прибыли в своих зеленовато-желтых куртках и рабочих штанах. Что и сверкало у нас, так это начищенные полусапожки и звездочки на погонах.

Трость эбенового дерева поднялась и нацелилась мне между глаз. Я приказал Мануэлю и Брауну стоять, ждать, и никого не слушать. После чего, демонстративно опираясь на свою трость, подошел к господину полковнику. Козырнув, доложил о своем явлении, получил стандартную поговорку о том, кто является, и вежливый вопрос:

– Господин капитан, ваше сиятельство, чем вызвано столь демонстративное появление, без парадной формы?

– Ну, во-первых, мне нужно показать солдатам, что их ждет. А во-вторых… – Я оглянулся на своих лейтенантов и понизил голос. – Мои лейтенанты просто не успели пошить форму. Времени не хватило.

– Хм… – Пока Дядя Саша задумчиво вспоминал, что еще я успел нарушить, тут неожиданно вмешался наш Главный Пограничник:

– Кстати, капитан. А у тебя самого хоть парадка есть?

Я замолчал и стал лихорадочно вспоминать.

– Так я и знал, – удовлетворенно кивнул Артем и вновь повернулся к нашему полковнику: – Полный бардак на суше! Значит, сотня мне, в погранстражу, и заместителю Клима в морскую пехоту гарантирована?!

От такой неописуемой жадности онемели все, первым опомнилась Котенок. Как пантера, по своей прихоти надевшая шкуру леопарда, она скользнула к Рыбакову и мурлыкающим голосом произнесла:

– Моряки всегда были джентльменами, особенно когда они далеко, поэтому сначала выберу я.

Я скромно отошел под навес и налил в стакан холодного сока. Рядом появился Спящая Змея, лицо индейца напоминало гранитный утес, но в глазах плясали смешинки:

– Кажется, большие белые вожди начинают споры?

Его русский был идеален, и я вновь позавидовал абсолютно непостижимому для меня умению впитывать чужие языки. По-испански я твердо знал только «но пассаран» и еще несколько выражений, из остальных языков только общеупотребительные идиомы. Хорошо, что больше таких тупых не было, и мои солдаты уже достаточно усвоили русский, чтобы понять своего капитана.

– Большие белые вожди немного пошумят, и сделают так, как скажет господин полковник. Спящая Змея, я прошу тебя позвать моих лейтенантов. Прости, но после моего купания я не могу много ходить.

Индеец исчез из-под навеса, слегка пожав мне плечо, в знак того, что он понимает и принимает мои извинения. Лейтенанты были смущены, но от лимонада не отказались. Как и от благословенной тени.

– Кто нам достанется, господин капитан? – поинтересовался Браун.

– Кто останется, – мрачновато ответил я, потирая затылок. – Конечно, нам нужны умные, крепкие, здоровые…

– Они всем нужны, – скучным голосом протянул Эмс де Санта Пауло и разочарованно вздохнул. – А служить приходится с теми, кто есть.

– Не будем сетовать на судьбу, господа офицеры, – тяжело вздохнул я. – У нас будут солдаты, а инженеров из них сделаем мы.

Вечер своей мягкой магией успокоил взбудораженный лагерь. Мирно горели костры, легкий ветерок с моря остужал разгоряченные головы и вносил свой вклад в мир и благолепие. Ко мне, курящему на скамеечке у дома, вышла жена, и нерешительно остановилась рядом.

– Что случилось, милая?

– Муж мой…

Я тревожно вскинулся, у нас были свои имена, только для двоих. И такое официальное обращение, наедине…

– Муж мой. Я ношу ребенка.

Трубка выпала из моих, враз ослабших пальцев, и уголек покатился по траве. Не глядя, я придавил его, и подошел к своей ненаглядной. Бережно, но крепко обнял ее хрупкие плечи и нежно поцеловал глаза, в которых отражались звезды. Где-то на их дне таился вопрос, и, опустившись на колени, я прижался к ее пока незаметному животику.

– Благодарю тебя, жена моя. Теперь мне есть ради чего жить и бороться! Теперь это мое личное дело!

С неведомой мне силой я поднял девичье тело над своей головой и, не стесняясь, в полный голос закричал:

– Небо, дающее нам животворящий дождь! Солнце, дарующее свет! Земля, опора и кормилица наша! Перед вами и людьми я клянусь, что наш ребенок будет жить в лучшем мире! Звезды, ждите нас. Мы придем!!

Дядя Саша

– Господа офицеры! – зычный бас капитана Маноло перекрыл гудение голосов.

Загрохотали отодвигаемые стулья, и все разговоры моментально затихли.

А ничего, быстро испанцы научились элементарному порядку! Как вспомню, что тут поначалу было… жуть с ружьем! Нет, чинопочитание у них только что до абсурда не довели. Прежде чем сообщить что-то, командиру приходилось офицеру чуть не целый ритуал соблюдать. Понятное дело, что в бою все это летело на фиг, но и в мирное (когда это оно им тут стало?) время есть же какие-то разумные пределы всем этим притоптываниям и раскланиваниям? Пришлось прочитать сеньорам офицерам (тем, что остались) подробную лекцию и на эту тему тоже.

– Сеньор полковник! По вашему приказанию, офицерский состав собран! Доложил капитан Маноло!

– Господа офицеры! Вольно! Прошу садиться.

Оглядываю собравшихся.

Негусто их тут…

Прибывшие полки изначально насчитывали около сотни офицеров. Сразу же отсеялось около тридцати. Потом, под различными предлогами, смоталось еще человек двадцать. Оставшиеся были в основном из обедневших дворян. Произошедшие события они расценили как свой последний шанс ухватить удачу за хвост. О своем решении каждый из них успел уже не единожды пожалеть. Были и резкие всплески агрессивности. Даже на дуэль меня тут вызвал один ретивый лейтенант. Посчитал, что некоторые приемы обучения задевают его фамильную гордость. Хотя, что там было той гордости?

Но дуэль – вопрос серьезный. Просто так спустить на тормозах я этого не мог. Хотя, в принципе, мог его и послать. Как мне впоследствии пояснили, чисто формально я мог ему отказать – слишком велика была разница между полковником и лейтенантом. Правда, в этом случае он тоже что-то еще мог предпринять, но тут уж я выяснять ничего не стал. Все равно какой-то урок офицерам преподать стоило, так отчего бы и не сейчас? Пользуясь своим правом выбора оружия, я предложил ему финские ножи. Махать шпагой я так и не выучился толком, так что тут у него были все шансы.

Оказалось, правда, что и ножиком сей товарищ работать умел неплохо. Хотя до школы Степаныча было ему… как до Пекина ползком. Так что, повертевшись на потеху публике минут пять-десять, я попробовал его слегка достать. Фигушки! Лейтенант оказался вертким и от выпада увернулся. После чего всерьез вознамерился меня серьезно поцарапать. Во всяком случае, рукав он мне располосовал мигом – все только ахнули. Как только до руки не достал, стервец! Рассвирепев уже всерьез, я свернул драчуна прямо-таки в бараний рог, уже нимало не заботясь о целости его конечностей и о том, как все это будет выглядеть со стороны.

Как выяснилось, выглядело это все весьма впечатляюще. Во всяком случае, когда помятый и слегка порезанный лейтенант поднялся с земли, тишина стояла прямо-таки гробовая. Оглядев его и не обнаружив особо серьезных повреждений, я протянул ему его же нож.

– Держите свое оружие, лейтенант. Еще вопросы есть?

– Нет, сеньор полковник.

– Вы удовлетворены?

– Совершенным образом, сеньор полковник.

– В таком случае… – протягиваю ему руку, – инцидент исчерпан?

Лейтенант пытается ее пожать и морщится от боли в плече. Но держится – молодец, толк из него будет!

Вот и сейчас, сидит, стервец, в первых рядах и лыбится. Ну, честно сказать, повод у него для этого есть. Его солдаты показывают неплохие результаты в учебе, есть чем гордиться командиру.

– Итак, господа офицеры (понемногу это обращение стало укореняться в наших полках), у меня есть для вас несколько новостей. В том числе – и приятных.

В рядах офицеров некоторое оживление.

– Во-первых, вице-король своим указом подтвердил мои назначения. Капитан Маноло – с сего дня вы являетесь командиром полка. Поздравляю вас!

Оживление стало более явственным.

– Утверждены в должности и прочие офицеры. Соответствующие указы будут вам предоставлены после совещания.

Поворачиваюсь к сидящим чуть поодаль бывшим сержантам и капралам. Их я уже своей властью расставил на вакантные посты, которых было предостаточно.

– Вице-король не забыл и про вас. Ваши назначения утверждены, и мы все можем поздравить новых офицеров!

Вообще говоря, этот свой шаг я предпринимал с некоторым опасением. Да, колониальные войска, да глухая провинция – все так. Но шанс настроить против себя немногочисленное офицерство был. И это было серьезной угрозой – только открытого неповиновения мне и не хватало. Но – обошлось. У вчерашних капралов хватило такта и ума не задирать нос и не дразнить своих новых коллег. А те отнеслись к этому… скажем так, без особого ворчания. Совместная учеба позволяла сглаживать острые углы в общении, так что со временем можно было рассчитывать и на более тесные взаимоотношения.

Выждав пару минут, пока разговоры стихли, беру быка за рога.

– С завтрашнего дня мы начинаем переход полков на новую форму одежды. Старые ваши мундиры, вне строя, можете носить кому и как угодно. Мы получили с последним кораблем достаточное количество ткани, чтобы переодеть всех наших солдат. И офицеров! С кораблем также прибыло два десятка мастеров, которые займутся изготовлением новой формы.

Снова оживление.

Нашу форму они все видели и впечатление от этого было… весьма основательным.

– Вводятся и соответствующие знаки различия для офицеров и сержантов. Образцы вы все сможете увидеть после совещания. А теперь, господа офицеры, я готов ответить на все ваши вопросы…

– Становись! Равняйсь! Смирно!

Темно-зеленые шеренги солдат дрогнули и замерли.

– Равнение на середину!

Слитно повернулись головы.

– Господин полковник! По вашему приказанию полки построены! Докладывает подполковник Маноло!

– Вольно!

Обвожу взглядом солдат. Это уже не те прибывшие сюда год назад колониальные пехотинцы. На мой взгляд, так они даже и в росте прибавили. Глаза уже не настороженные, а скорее дружески-любопытные – что еще скажет интересного сеньор полковник? То, что от меня, как впрочем, и от любого из нас, можно ожидать чего-то нового и неожиданного, все уже хорошо поняли. И больше не опасаются этих новшеств. Как они ворчали, когда роту за ротой стали переодевать в непривычную зеленую форму! Правда, когда солдаты уяснили, что прежние цветастые одежды никто не упраздняет, оставляя их в качестве парадно-выходных, ворчание поутихло. Все же есть в каждом мужике что-то от петуха! Приятно ведь поразить взор окружающих барышень красивым мундиром и щегольской шляпой! Тут наша форма, безусловно, проигрывает, признаю. Но вот ползать в ней по земле и продираться сквозь кусты не в пример удобнее. И это признали уже сами солдаты. Оттого и ворчали скорее по привычке и не слишком долго. Тут еще и Кобра, хитрый тип, заявил им, что переодевать будут в первую очередь именно тех, кто проявил наилучшие показатели в учебе… Что тут началось… Даже и я сам впервые попенял на усталость и хронический недосып. Артем – так и вовсе осунулся и похудел. Да и всем прочим тоже… нехило досталось…

Не все, конечно, успели сделать как изначально задумывалось, увы… Не сумели полностью перевооружить солдат новыми ружьями, просто не хватило сил. Так что, пока их в каждом взводе всего по нескольку штук – у лучших стрелков. И это тоже повод для взаимного соперничества. Присланных испанцами мастеров еле хватило, чтобы хотя бы вовремя переодеть полки. И то, все запасы готовой формы сейчас уплывают вместе с отбывающим полком. Остающихся солдат кое-как оденем, время есть. А вот уплывшим – им-то, где форму брать? Ибо от пожелания испанцев шить таковую где-то еще заместитель по МТО только что на уши не встал! В категорической форме заявил, что требуется постоянный и неусыпный контроль специалистов за технологическим процессом, иначе, мол… За кадром остался вопрос об отсутствии таковых среди нас в принципе.

Пришлось срочно назначить хоть кого-то, кто бы, пусть даже и в общей форме, имел представление о кройке и шитье. Так и нашим дамам, что называется, привалило… После долгих обсуждений решили шить стандартную форму четырех типоразмеров, предложив солдатам уже самостоятельно подгонять ее лично под себя.

Зато теперь… Теперь тут находится единственная в Новом Свете производственная база по пошиву новой формы. По изготовлению нового и по переделке старого оружия. И попутно еще и центр переподготовки войск по новой программе. Да и, честно сказать, не только в Новом Свете… Такого пока что нет ни у кого. И нигде. Вице-король и его «племяш» оказались людьми круто неглупыми и достаточно быстро сообразили, какие козыри появились в их персональной колоде! Так что ждем в самом ближайшем будущем новых мастеров и новое оборудование. Индейцы падре скоро уже заделаются профессиональными строителями – столько самых разнообразных построек они уже успели тут возвести.

На все это ушло достаточно много времени. В год мы не уложились, пришлось прихватить еще парочку месяцев.

И вот передо мною стоят два полка. Полк Маноло, уплывающий к вице-королю. И мой, теперь уже мой (!) полк, остающийся здесь. Это ядро будущих инструкторов, так сказать, – наша кузница кадров.

– Солдаты!

Делаю шаг вперед.

– Я обращаюсь сейчас к вам всем! К вашим командирам и офицерам! К сержантам и солдатам! Ибо все вы – солдаты! Независимо от званий и личных заслуг.

Напряглись, слушают внимательно.

– Вы все помните сейчас тот день, когда вы впервые сюда прибыли. Помните и себя – какими вы были в тот день. Положа руку на сердце, много ли бы вы поставили сейчас на то, что даже трое таких, какими вы были тогда, сумеют выстоять против любого из вас – но сегодняшнего?

По рядам прокатывается смешок, многие не прячут улыбку.

– Думаю, что таких глупцов нашлось бы немного… А тем, кто этого еще не знает там… – тычу рукой в сторону горизонта, – еще предстоит это почувствовать. На своей шее… или на других частях тела.

Улыбки становятся шире.

– Сегодня мы расстаемся. Часть наших товарищей, во имя своего долга перед королем, покидает эти места. Но не покидает наших сердец и нашей памяти. У меня есть для вас одна неплохая новость…

Солдаты замолкают и прислушиваются.

– Все мы – солдаты и служим до тех пор, пока способны стоять на ногах. Но для полков нового строя король вводит и новые правила…

Тишина стала прямо-таки звенящей.

– Ваша служба ограничивается десятью годами. По истечении этого срока, а он начался для вас год назад, вы все, если не изъявите иного желания, можете с почетом выходить в отставку. Это правило применимо только к солдатам, но не распространяется на офицеров. Правда, их денежное содержание тоже увеличивается против офицеров иных полков.

Ох, сколько времени пришлось мне потратить, пробивая эти нововведения! А уж сколько денег… про то только Кобра знает – он их и передавал. Тихо-тихо нарытое нами золото, прямо-таки мешками, если верить его словам, уплывало в чьи-то загребущие руки. Несмотря на свое к нам благорасположение вице-король от своей доли тоже не отказался. Ну, ничего… отольются тебе наши слезки…

– Я, конечно, не король… всего-навсего полковник, да еще и в богом забытой дыре…

Похоже, что с этим утверждением согласны не все…

– Но и мне… вернее всем нам, тоже хотелось бы оставить добрую память о нас в ваших сердцах. Поэтому – слушайте все!

Оглядываю ряды солдат. Ни движения, ни звука.

– Каждый солдат полка нового строя, – делаю драматическую паузу, – уволенный со службы по выслуге лет или по ранению, может вернуться сюда. Проезд будет нами оплачен. Здесь для каждого ветерана будет выделен участок земли, а для офицера – еще и построен дом. Каждый прибывший в этом случае получит те деньги, которые он получил бы за год службы в полку. Это все – скромный подарок нашего поселения… Здесь найдется дело для каждого!

А еще мы получим немалое количество солдат-ветеранов, которые уж свой-то дом будут защищать со всем рвением…

Оглядываю солдат еще раз.

Тихо, все ждут моих слов.

Снимаю шляпу – мне тут подогнали полный комплект парадной формы, полагающийся по должности и званию.

– Я не прощаюсь с вами! Я говорю вам всем – до свидания!

Наклоняю голову.

Вот и еще одну страницу мы перевернули…

Этот мир уже точно не станет таким, каким мы его помним.

Глава 24

– Присаживайтесь, лейтенант, – делаю приглашающий жест в сторону стула.

Мору пододвигает его и садится напротив меня.

– Вы попросили о личной встрече, лейтенант. Так что слушаю вас внимательно.

– Видите ли, господин полковник…

– Сэр. Можно без чинов.

– Слушаюсь, сэр! Так вот, у меня… у всех нас есть к вам несколько вопросов.

– Ко мне лично или ко мне как к полковнику испанской службы?

– Лично к вам.

– Слушаю вас, лейтенант. Выпить хотите? А то на дворе нынче ветрено, а я с утра слегка озяб. Но пить в одиночку… как-то не комильфо…

– Не откажусь, сэр. К этому вашему… «звериному бою» привыкли уже все.

– К «зверобою», Мору, – наливаю нам обоим по полсотни граммов.

– Извините, сэр, но некоторые слова я еще не очень хорошо запоминаю.

– Ничего страшного, лейтенант. Время у вас есть – научитесь еще.

– Вот в этом-то и вопрос, сэр! В каком качестве у нас всех есть это время?

– Вот что, Мору. Когда только обсуждался вопрос о получении вашими солдатами оружия, я обещал вам, что вы не будете воевать вместе с испанцами. Ни против своей страны, ни против ее союзников. У вас есть основания подозревать меня в нарушении слова?

– Нет, сэр! – Он смущен и мнет в руках свою шляпу. – Но ведь солдат учится воевать… нас учили… не сажать же нам цветы? С кем вы собираетесь воевать нашими руками?

– Ага! Вот что вас волнует… У меня, да и у всех нас, нет причин для войны с вашей страной. Как не было их и раньше. Вы все формально входите в мой испанский полк, как отдельный стрелковый батальон, это так. Но в списках полка вас нет!

Лейтенант удивленно поднимает на меня взгляд.

– Но…

– Ваше жалованье выплачиваю вам лично я! Из своих средств. Испанский вице-король не имеет к этому никакого отношения. Так что ваша совесть чиста – вы не берете денег у врага своей страны.

– Понятно…

– Далее. Мы все находимся здесь на краю цивилизации. Вокруг хватает дикарей, да и авантюристов разного рода, которые были бы совсем не против, чтобы потрясти нас со всей возможной силой. С ними вы воевать тоже отказываетесь?

– Нет, сэр! Но, это же совсем другое дело!

– Когда в ваш дом – а это теперь и ваш дом тоже, не так ли, лейтенант? Так вот, когда в ваш дом лезет до зубов вооруженный грабитель, будет ли вас интересовать его национальность?

– Нет, сэр.

– А если этих грабителей будет много? Они будут организованны, и у них будет свой командир?

– Какая разница, сэр? Разбойник – он разбойник и есть!

– Даже одетый в военную форму? Французскую, испанскую или даже английскую? Мы не трогаем никого и не нападаем первыми. И вправе защищать себя от всех, кто на нас нападет.

Мору молчит.

– И не забывайте, лейтенант, над вами всеми висит приговор.

– Испанский?

– Нет, Мору! Английский!

– То есть? – он озадачен и не скрывает этого.

– Еще двадцать лет назад суд Лондона вынес приговор нескольким солдатам войск короля. Потерпев крушение, они попали в руки дикарей. От изгнания, как чужаков и как следствие – от голодной смерти их спасло то, что они согласились взять в руки оружие и отразить набег соседнего племени. После этого они прожили там еще несколько лет, периодически оказывая такую помощь этому племени. Некоторые даже взяли себе жен и завели там семьи. Наконец им посчастливилось вернуться в Англию, где они тут же и попали под суд. Им вменили нарушение присяги и измену. Голову не отрубили и не повесили, но по десять лет тюрьмы им отвалили щедрой рукою. У вас есть основания полагать, что к вам отношение будет иным?

– Я… никто из нас этого не знал…

– Половина ваших солдат, Мору, ирландцы и шотландцы. У них есть основания горячо любить короля? Который, давайте говорить откровенно, попросту бросил вас всех тут подыхать? За год ни один англичанин даже не поинтересовался – выжил ли кто-нибудь после боя? Вы и после этого сохраняете ему верность?

– Но… вопрос ведь так не стоит, сэр?

– Стоит, лейтенант. Или вы с нами – тогда король отдыхает, или с королем.

– А что тогда?

– Тогда вы уходите из поселка. Для вас будет построен форт на границе наших земель. Будете сдерживать индейцев – против этого у вас, надеюсь, нет возражений? Подумайте, я вас не тороплю. И все ли солдаты уйдут вместе с вами в форт? Вы в этом уверены?

Плескаю еще по полстакана настойки и отхожу к печке – надо подкинуть дровишек. Похоже, что меня действительно продуло, не скопытиться бы еще…

– Сэр…

– Да? – поворачиваюсь к лейтенанту.

– Но как тогда быть с присягой? Мы все присягали королю…

– Который, бросив вас на произвол судьбы, сам ее и нарушил. Ведь факт присяги имеет и оборотную сторону, не так ли? Сюзерен тоже обязуется защищать своих подданных, ведь так?

– И теперь мы должны будем присягнуть испанскому королю?! Так, что ли, сэр?!

– Ну, я же не похож на сумасшедшего, лейтенант?

– Нет, сэр.

– Вы все являетесь моей личной ротой. Вице-король для вас – не командир. И никакой другой испанец тоже не имеет над вами власти. Такое положение дел вас устраивает?

– Что-то вроде преторианской гвардии, сэр?

Начитан, однако, лейтенант!

– Да, некоторым образом. Можно сказать и так.

– И мы должны будем присягать… кому, сэр?

Хороший вопрос! Знать бы на него ответ…

– А вы все к этому готовы?

– Нет, сэр. Пока… еще нет.

– Так и не буду вас торопить. Это все?

– Да, сэр!

– Я полностью ответил на ваш вопрос?

– Полностью, сэр!

– Все ясно?

– Ясно, сэр! Разрешите идти?

– Минутку, лейтенант, – встаю и, подойдя к столу, достаю из сундука пистолет. – Ваш?

– Мой… да, это мой пистолет, сэр!

– Забирайте его. Надеюсь, лейтенант, для него впредь найдутся другие цели?

Он вздрагивает.

– Так вы… знали?

– Все это время, Мору. Я много повидал убитых и могу отличить выстрел в упор от пули, прилетевшей издалека. Да и в дом ко мне вы пришли без него, ведь так?

– Да, сэр.

– А все прочие офицеры свои пистолеты отдали. Уже позже.

Мору молчит.

– Вы спасали жизни своих солдат, лейтенант. От бессмысленной гибели во имя неправедных целей. И делали это так, как могли.

– Вы понимаете меня, сэр? И не осуждаете?

– Нет, Мору. Вы – единственный офицер, который не оставил своих солдат и в плену. Все прочие – ушли, и пусть Господь Бог теперь будет им судьей!

– Я… спасибо, сэр…

Глава 25

Котенок

– Сержант! – Лейтенант Мору снял кепи и вытер платком вспотевший лоб. – Командуйте привал. Выставите охранение.

Солдаты с облегчением растянулись на земле. Двадцатикилометровый переход, да еще и в форсированном темпе, бодрости не прибавил никому. Хотя… если вспомнить то, какими стали бы они еще года полтора назад… разница была видна невооруженным глазом.

Взвод подняли по тревоге индейцы-разведчики. Неподалеку от лесоразработок были замечены неизвестные люди. Явно европейцы. Вооруженные, что впрочем, было совсем неудивительно, ибо дураков ходить здесь безоружными было катастрофически мало, они, тем не менее, совсем не стремились к жилью. Наоборот, увидев следы деятельности человека, неизвестные в быстром темпе ушли в лес. А вот это уже было странно! Поэтому, недолго думая, командование и распорядилось направить на проверку этих сведений дежурный взвод. Им как раз и оказался взвод английской роты. Желая проверить в деле солдат, командир роты отправился вместе с ними. И вот уже вторые сутки продолжается эта гонка. Надо полагать, неизвестные ничуть не стремились к встрече, отчего и стремились, как можно быстрее, увеличить разрыв со своими преследователями.

– Решили передохнуть, лейтенант?

Мору вздрогнул.

К привычке мисс Марии подходить к собеседникам тихо привыкнуть было нелегко.

– Присаживайтесь, мисс… – лейтенант привстал, освобождая место на поваленном дереве. – Мы идем в таком темпе уже три часа, солдаты уже несколько подустали…

– Не буду с вами спорить, сэр, – кивнула собеседница. – Вы командир – вам и решать.

Мору покосился в ее сторону. На этот раз она была одета так же, как и любой из его солдат. Свою пятнистую одежду инструктор сменила на обычную для всех форму. Разве что чуть более тщательно пошитую. А вот вместо привычных сапожек обулась в тяжелые ботинки непривычного вида. Над правым плечом у нее виднелась рукоятка меча. Видел лейтенант, как лихо крутила она эту штуку на тренировках – впечатлило… Помимо традиционного пистолета в деревянной (!) кобуре у нее было еще и странного вида ружье с необычайно толстым стволом и трубкой прицела наверху. Раньше она никогда его с собою не брала, ограничиваясь пистолетом или двумя револьверами. Их как раз недавно начали выдавать офицерам. Как опытный военный, Мору сразу же оценил те преимущества, которые давало это оружие своему владельцу. Скорострельное и многозарядное – целых шесть выстрелов! Незаменимая вещь в рукопашной! И хотя его перезарядка тоже требовала времени, по сравнению с традиционными пистолетами, револьверы выигрывали во всех отношениях. А когда полковник и «мисс невидимка» (как окрестили Марину солдаты его роты) показали, как можно стрелять из этого оружия одновременно с двух рук… свободного времени у офицеров почти и не осталось. Этому искусству учили пока только их, на всех остальных револьверов еще не хватало. Полковник же обмолвился о том, что в перспективе ими вооружат не только сержантов (что было, в общем, понятно), но даже и солдат! Хотя лейтенант понимал, насколько вырастет огневая мощь подразделения, однако привыкать к неожиданным идеям командира было не так уж и легко… да и непривычно, откровенно говоря. А пока… два револьвера увесисто оттягивали пояс Мору, успокоительно похлопывая по бокам на ходу. Носить их так, как это делали испанцы, – на бедрах, было непривычно. Да и хотелось пусть даже такой, на первый взгляд незначительной, деталью, подчеркнуть свою индивидуальность. Тем более что полковник в этом вопросе никаких ограничений не ставил.

– Как вы полагаете, мисс, далеко ли от нас сейчас эти беглецы?

– Отчего вы называете их беглецами, сэр?

– Оттого, мисс, что они именно убегают от нас. Если им нечего скрывать, могли бы и подождать. Мы же не стремимся обязательно нападать на них?

– Ну, у них может быть и свое мнение на этот счет… Да и кроме того, лейтенант, солдат в такой форме они уж точно не видели. Так что могут посчитать вас кем угодно.

– Вы думаете? Ну… вполне возможно…

– А на вопрос, как далеко они от нас… надо полагать, ответят разведчики.

– Так они ушли еще пару часов назад! И до сих пор не вернулись!

– Вас что-то беспокоит?

– Ну… не то, чтобы я всерьез опасался за их жизнь… все же командир разведчиков учит своих солдат достаточно хорошо, но… их нет. И я просто обязан предположить все, что угодно.

– Резонно. Пить хотите? – и она протянула лейтенанту обтянутую сукном флягу.

– Не откажусь, – Мору с благодарностью взял ее и сделал несколько глотков. – Что кладут в этот напиток наши лекари? Бодрит и утоляет жажду лучше, чем простая вода!

– Ну, они на такие штуки мастера! Дай им волю…

– Сэр! – подбежал к беседующим сержант Мак-Грегор. – Разведка пришла!

Через минуту перед офицерами сидел на корточках индеец из разведотряда.

– Вот тут… – прутик в его руках быстро чертил по земле. – Здесь узкий овраг, склоны его сильно поросли лесом. Они вошли сюда и больше не выходили.

Изъяснялся индеец на невообразимой смеси русского, испанского и английского языков. Периодически он вставлял сюда и слова на своем языке. Для человека со стороны эта речь была бы просто чудовищным нагромождением звуков. Но приблизительно так общалось между собой и громадное большинство обитателей форта. И ничего – все понимали друг друга.

– Хм… – вгляделся в рисунок Мору. – Они что же – лагерем встали?

– Огня нет. Дыма не видно. Не слышно, чтобы они ставили лагерь или рубили сучья для костра.

– Они прячутся от нас?

Индеец пожал плечами.

– Оставляя столько следов на земле? Ломая ветки у кустов? Проще уж спрятать лошадь за молодым деревцем!

– Сколько их? – поинтересовалась «мисс невидимка».

Вместо ответа тот трижды раскрыл перед лицом ладонь.

– Пятнадцать человек?

– Столько я видел сам, – разведчик на несколько мгновений задумался. – Но, если смотреть на землю… следов больше. Или они ходили туда-сюда? Но отчего спиною вперед?

– То есть? – удивленно вскинул брови лейтенант. – Ты хочешь сказать, что их больше?

– На земле больше следов, чем тех, кто вошел в овраг. Но входящих мы видели сами. И их было именно столько, сколько я показал.

– Насколько больше? – подняла вопросительно бровь Марина.

– Я не мог рассмотреть всех следов… – пожал плечами индеец, – меня бы заметили.

– У них есть часовые?

– Есть. Мы видели двоих. Они сидят по обе стороны оврага так, чтобы видеть друг друга. И я не заметил, как они забирались наверх. А там крутой склон – быстро не залезть.

– Ты думаешь, что они сидят там давно?

– Листья на ветках, которыми они себя накрыли, уже успели пожухнуть. Их сорвали уже давно. Поэтому мы и заметили их так быстро. Эти люди умеют воевать, но плохо ходят по лесу и не умеют прятаться. Они еще смогли бы скрыться от вас, но от взгляда индейца? Для этого надо вырасти в этом лесу…

Оба офицера переглянулись. Марина встала и сняла свой меч. Положила вещмешок. Достала из него и надела на плечи странного вида мохнатый и пятнистый плащ. На куске пятнистой ткани были пришиты разноцветные лохмушки, отчего лежащий на земле человек в таком плаще напоминал кучку какого-то мусора.

– Как тебя зовут? – посмотрела она на разведчика.

– Летящий Лист.

– Ты проведешь меня к их постам?

– А ты сможешь идти так же тихо, как и мы?

– Постараюсь.

– Смотри… ты сама выбираешь свою судьбу…

Не говоря больше ни слова, индеец повернулся и, не глядя ни на кого, шагнул в кусты. Мгновение – и «мисс невидимка» исчезла следом за ним. Не шелохнулись и не зашумели ветки.

Мору обернулся к сержанту.

– Удвойте посты. Быть готовыми к открытию огня! И постарайтесь не подстрелить наших разведчиков, когда они пойдут назад…

Подняв с земли оставленную Мариной флягу, лейтенант машинально сделал глоток. Закрыл ее пробкой и положил рядом с вещмешком. Посидев несколько минут, вытащил из кобур револьверы, проверил их и убрал назад.

Сколько еще времени будут ходить разведчики?

Прошло уже почти полчаса, как долго будут они подходить к этим самым постам? И что это за странные беглецы? Они что, всерьез собрались тут дать бой? Тридцать обученных солдат порвут их на мелкие кусочки!

Обойдя посты, Мору вернулся назад и присел на свое место. Разведчиков все еще нет… А если они и вовсе не придут? Выслушивать справедливые упреки полковника? Нет уж! Лучше в бой! Тут хоть ясно кому дать в морду, и на ком выместить накопившуюся злость. Лейтенант уже совершенно явственно хотел увидеть перед собою хоть кого-нибудь из этих неизвестных. Уж он бы с него спросил…

– Там еще осталось что-нибудь во фляге?

Вильям аж подпрыгнул. Совсем рядом с ним сидел… сидело… сидела «мисс Невидимка». Под накинутым на лицо капюшоном плаща видны были смеющиеся глаза.

– Мисс! Так и заикой сделать недолго!

– Привыкайте, лейтенант. Нам еще работать и работать вместе, – совершенно серьезно сказала она.

Сбоку обозначилось движение и, скосив туда глаза, Мору увидел индейца. Тот невозмутимо сидел на корточках совсем рядом – только руку протяни. Однако! Ничего себе у них выучка!

– Да, мисс, – сказал лейтенант, протягивая ей флягу. – Тут еще больше половины…

Она приложилась к горлышку.

– Да тут едва ли треть!

– Разве? – смутился он. – Неужто, это я столько выхлебать успел?

– Бывает.

– Рассказывайте, мисс! Я вас очень внимательно слушаю!

– Это засада, лейтенант.

– На кого?!

– На вас.

Брови Мору взлетели вверх.

– На меня?!

– Ну… не лично на вас. На офицера, который поведет солдат. Там, в глубине оврага, устроена баррикада из сучьев и поваленных деревьев. За нею сидят около десятка стрелков.

– Всего-то?

– Ага. И около двух десятков сидят в тылу наступающих – на склонах оврага. Как только вы ввяжетесь в перестрелку с баррикадниками, по вам ударят сверху и сзади.

– Это бесчестно! – возмутился лейтенант.

– Военная хитрость… – развела руками его собеседница. – На учениях вы это тоже отрабатывали. Знаете, как поступить в этом случае?

– Атаковать засаду? Вверх по склону? Сколько их всего?

– Их не меньше, чем нас, – спокойно произнес индеец. – Возможно, что и больше.

– Нет, атаковать их в лоб, в этом случае, было бы безумием. Только солдат погублю напрасно, – отрицательно покачал головою Мору. – А основную задачу решить не смогу. Здесь что-то другое требуется…

– И что вы собираетесь делать? – присев на бревно, Марина вычищала камешек, застрявший в подошве ее ботинка.

– А что бы сделали вы?

– Здесь командуете вы, лейтенант. Хотя… – отбросив в сторону щепку, она поднялась с места и увлекла лейтенанта за собой. – Вы, лично вы, Мору, готовы рискнуть своей головой?

– Не очень вас понял, мисс Марина.

– Поясню. Сбить часть стрелков огнем издали мы можем – ваши солдаты стреляют лучше и их подготовка превосходит таковую у противника. Но, в этом случае их командование даст сигнал к отступлению. Скорее всего, они уйдут. Да, потери их будут велики, но мы так и не узнаем главного – кто и зачем устроил всю эту операцию? Так или иначе, но они придут снова и на этот раз придумают что-то новое, к чему мы не будем готовы.

– Согласен. Но при чем тут я?

– Им нужен не просто пленный – требуется захватить офицера. Тот, по умолчанию, знает больше и может многое рассказать.

– Если захочет.

– Это уж как спрашивать…

– Хорошо. Допустим, что вы правы. И что дальше?

– У самого входа в овраг сидят в засаде человек десять. Они хорошо спрятались. Во всяком случае, это они так думают. Стрелять с их позиции нельзя, по крайней мере, в вашу сторону – мешает холм. Так что, с моей точки зрения – это группа захвата, среди которой и должен находиться их командир.

– Отчего бы тогда просто не напасть сразу на эту группу?

– Подставив фланг стрелкам сверху?

– Ну, я этой позиции не видел, так что верю вам на слово. Что вы предлагаете?

– Вы в театре были когда-нибудь?

– Приходилось. Но какое отношение это имеет к войне?

– Самое прямое лейтенант, самое прямое…

Глава 26

Пожухлая листва над укрытием чуть шевельнулась – сидевший в яме человек приподнял голову.

– Виллем! Хватит спать, старый дьявол!

– Чего ты разорался? – спустя мгновение прозвучал недовольный шепот его соседа.

– Я и не спал вовсе. Так… чуток задремал на солнышке…

– Смотри! Солдаты влезли-таки в ловушку!

Виллем посмотрел вниз.

Осторожно ощупывая глазами заросшие склоны оврага, по его дну двигались две цепочки солдат. При этом шедшие справа смотрели на противоположную от себя сторону, то есть – налево. Двигавшиеся же напротив них товарищи осматривали правый склон.

– Как-то странно они идут. Да и на солдат они не похожи, скорее уж на ребят из «берегового братства». Где их мундиры и шляпы? Одеты не пойми во что!

– Зато их плохо видно на фоне кустов, – возразил собеседник. – Да и какая нам разница, кто эти будущие покойники? Деньги за них уплачены, так что они уже слишком засиделись на этом свете! Ты не видишь их офицера?

– Вон он, идет позади всех, как ему и положено.

– С чего ты взял, что это офицер? Он одет так же, как и прочие!

– Дурак! Он без ружья! Только пистолеты и шпага!

– Хм… да, ты прав… Ладно, пора давать сигнал капитану…

С этими словами он потянул за веревку. Дрогнула и наклонилась к земле ветка стоящего поодаль дерева. Еще раз, еще…

– Да хватит уже! Вон уже машет ветками дерево около их берлоги! – Биллем толкнул соседа локтем. – Бери ружье, сейчас пойдет потеха…

Вместо ответа сосед неожиданно навалился на него боком.

– Эй! Поосторожнее там!

Сосед не отвечал.

Обернувшись к нему, пират с удивлением увидел торчащую из горла товарища короткую толстую стрелу. Подняв глаза вверх, он увидел над самым краем ямы чьи-то недобрые черные глаза и блестящие черные же волосы.

«Индейцы! Но как…»

Что-то с силой ударило его в грудь, так, что даже ружье выскользнуло из моментально ослабевших рук. Потухающим взглядом он еще успел увидеть торчащий из груди черенок стрелы…

Перепрыгнув через ветки, индеец-разведчик осторожно подхватил ружье с уже взведенным курком…

Легкое движение обозначилось чуть справа, бугорок, напоминавший кучку опавшей листвы, сдвинулся и из-под него показался винтовочный ствол.

– Полосатая Кошка? – не поворачивая головы, прошептал индеец.

– Да, это я. Других стрелков ты видишь?

– На той стороне есть еще двое. И здесь я видел еще одного.

– Где один, там и второй. Стрелять быстро они не могут, значит, посадят побольше стрелков.

– Хорошо, мы посмотрим.

– Где сидят стрелки на той стороне?

– Видишь кучку веток?

– Тех, что пожелтели?

– Они там.

– Хорошо, этими я займусь сама. А вы двигайтесь дальше, там еще есть стрелки.

Положив ружье на край ямы, индеец скользнул дальше. Чуть слышный шорох в кустах подтвердил, что он это сделал не в одиночку.

Котенок сползла на дно ямы и выставила наружу ствол винтовки.

Так… вот она, кучка веток. Стало быть, стрелки должны быть там. Точно! Вон, виднеется ружейный ствол, еще один… и еще… Трое? Индейцы видели двоих. Ладно, возьмем это на заметку. Оптика повернулась в сторону, просматривая противоположный склон.

– Сэр! Дозор готов к выдвижению!

– Начинайте, сержант. Помните, первый же выстрел – и вы ложитесь. Главное, чтобы вас не смогли поразить спереди. Можете кричать что угодно, хоть песни петь. Стреляют только два человека, прочим – ждать!

– Есть, сэр!

Десяток солдат построились в колонну по одному и направились в глубь оврага. Мору осмотрел оставшихся. Три человека. Больше нельзя, в этом случае противник может сначала открыть огонь, а уж потом пойдет в атаку. А подставлять людей под пули не хотелось.

– Вот что, Мак-Грегор… а составьте-ка вы ружья в козлы… Пусть те, кто за нами сейчас смотрит, посчитают своих противников за круглых идиотов. По крайней мере, они не начнут стрелять сразу, а это уже дает нам шанс! Держите, – и лейтенант протянул сержанту один из своих револьверов. – Не забыли еще, как из него стрелять?

– Помню, сэр!

Колонна солдат медленно шла по оврагу. Благо что придумывать для этого предлог было ни к чему – его дно было завалено стволами упавших со склона деревьев.

Вот и завал впереди. Где же засада?

Сержант Дженкинс осмотрелся по сторонам. Как сказала им «мисс Невидимка»? «Смотрите вперед, о тех, кто сидит наверху, мы позаботимся». Хорошо ей там, в лесу, попробуй разгляди в этом странном наряде. В паре ярдов пройдешь и не заметишь.

Щелчок!

Взводимые курки!

– Хо!

И практически одновременно с ружейным залпом, солдаты попадали на землю.

Шевельнулся ружейный ствол вверху, медленно описал полудугу, выцеливая лежащих внизу солдат.

Чух!

Отброшенный пулей, сполз на дно ямы его хозяин.

Чух!

Ударило прикладом об это же дно второе ружье. А незадачливый стрелок, зажимая растопыренными пальцами простреленную ключицу, рухнул рядом. С его губ срывались проклятия.

– Робертс, чертов сын, чего ты там засел?! Помоги мне! Видишь, я истекаю кровью!

Вместо ответа его товарищ вскинул свое оружие и, наугад пальнув в сторону противоположного склона, выскочил из ямы. Бросив разряженное ружье, он бегом припустил в сторону ближайших кустов. Добежать до них он не успел всего пару метров…

– Сэр! – со склона свесилась взлохмаченная голова. – Наши парни сцепились с солдатами! Пальба там идет… солдаты отвечают вяло.

Сидевший на пеньке грузный человек в расшитом серебром камзоле приподнял голову. Окружавшие его люди повскакивали на ноги.

– Ты точно это рассмотрел, Ларри?

– Видит бог, сэр!

– А их офицер?

– Сидит на том же месте. Совсем лопух – велел солдатам составить ружья в козлы!

– Не лопух. Просто он уверен в своих людях. А про нас ничего не знает. Вот если стрельба стихнет, а к нему никто не придет… Но, он этого уж точно заметить не успеет. Пошли!

Шорох в кустах Мору услышал почти сразу. Первым же побуждением было пальнуть туда из револьвера. Только большим усилием воли он неторопливо продолжил наливать себе в стакан напиток из фляжки. Поймав взгляд сержанта, он чуть заметно кивнул ему в сторону звука. Мак-Грегор понимающе прикрыл глаза.

– Всем стоять!

Звук осыпающихся камней, треск сучьев и веток – и кольцо стволов окружило лейтенанта и его солдат.

– Кто шевельнется – живет свой последний час! – грузный мужчина в расшитом камзоле повел стволом пистолета. Надо полагать, он был главарем нападавших – все прочие слушались его малейшего жеста.

– Что вы себе позволяете! – вскочил на ноги Мору. – Да кто вы вообще такой?!

– Капитан Армандо, – усмехнулся главарь. – Слышали обо мне?

– А должен был?

– Если умный – должен. Да ты и сам-то кто таков? Откуда ты упал на наши головы?

– Мои солдаты охраняют поселок! И я…

– Охраняли. Выстрелы уже стихли, так что твоих солдат уже потрошат мои парни. А с тобой мы еще поговорим… Очень многих людей интересуют твои работодатели.

– Каких еще людей?

– Я полагаю, что вскоре вы увидитесь. Во всяком случае, я бы на твоем месте уже готовился к встрече с соотечественниками. Не думаю, правда, что она будет для тебя желанной…

Спутники капитана подобрали ружья солдат и отступили назад.

– Что с ними делать, сэр?

– Кончайте их. Нам заказывали только офицера…

Не дожидаясь окончания слов капитана, Мору топнул ногой. Ожидавшие этого сигнала солдаты, рухнули на землю, а лейтенант, выхватывая револьвер, кувырком ушел вбок.

Запоздало грохнули ружья нападающих, и один из солдат схватился за руку. Словно падающие на пол яблоки, застучали револьверные выстрелы.

Двое из нападавших умерли сразу. Одному пуля попала прямо в лоб, и он опрокинулся на спину. Второму две пули пробили горло, и, обливаясь кровью, пират упал к ногам капитана. Выронив пистолет, тот схватился за простреленное плечо.

Шестой выстрел – все! Отбросив револьвер, лейтенант выхватил шпагу. Нападающих еще много, но и он сам тоже не вчерашний школьник! Шаг вперед…

– Сэр! Пригнитесь!

Мак-Грегор абсолютно невозмутимо поднял руку.

Бах!

Рухнул на землю пират с большой залысиной на голове.

Бах!

Пошатнулся и осел здоровенный рыжеволосый парень с абордажной саблей в руках.

Бах! Бах!

Ткнулся лицом в откос холма начавший перезаряжать ружье пират.

Бах!

С проклятием выронил кортик еще один нападавший.

К-р-р-р!

Выстрелы из пистолета «мисс Невидимки» звучали как-то иначе, не так громко и внушительно, как револьверные или ружейные. Но левый фланг нападавших пиратов скосило как косой. Три человека упали на землю, обливаясь кровью.

С проклятиями выхватил саблю капитан.

Дзынь!

И выбитая ловким ударом лейтенанта, она косо воткнулась в песок.

– У меня еще оставался один выстрел, мисс! – невозмутимый Мак-Грегор качнул стволом револьвера.

– Семь, сержант!

Он удивленно поднял бровь.

– Вы хороший стрелок, Мак-Грегор! Держите!

Брошенный Мариной револьвер описал в воздухе полудугу и остановился, перехваченный в полете недрогнувшей рукой шотландца.

– Теперь – это ваш! Вы не возражаете, лейтенант?

– Ничуть, мисс. Сержант действительно хорошо стреляет. Можете оставить себе и мой револьвер, Мак-Грегор – он попал в хорошие руки. Как там, в овраге? – повернулся лейтенант к «мисс Невидимке».

– Со склонов сняли семь стрелков. Теперь ваши солдаты, те, что шли поверху, добивают сидящих за завалом пиратов. Сверху их неплохо видно…

Армандо только скрипнул зубами.

– А ты думал, что тут самый умный? – Мору поднял с земли разряженный револьвер. – Гордыня – смертный грех, капитан!

Глава 27

– Садитесь, капитан, – Кобра показал Армандо на табуретку.

Поддерживая раненую руку, тот сел и демонстративно уставился в окно.

Сопровождавший его индеец безмолвной тенью замер у порога.

– Итак, капитан, я вас слушаю…

– Интересно, что же вы такого хотите от меня услышать? – Армандо оторвал свой взгляд от заоконного пейзажа и посмотрел на собеседника. – Ваши солдаты безо всяких причин напали на нас. Перебили большую часть моих матросов, а остальных…

– Сказки можете поберечь для своих детей! Если, конечно, они у вас будут, в чем, лично я сильно сомневаюсь… – Голос Кобры внезапно изменил тональность и заставил капитана вздрогнуть. – Если вы еще не поняли, поясняю…

Кобра встал и прошелся по комнате.

– Вы, капитан, пытались заманить в засаду воинское подразделение – взвод первого полевого полка вице-короля Испании. Напали на них, первыми открыли огонь и пытались взять в плен командира роты. По всем законам за такое деяние полагается виселица. Ибо ни к какой армии, ни вы, ни ваши люди не принадлежат, а, стало быть, мы имеем все основания считать вас пиратами. А с пиратами у всех разговор короткий. Ваши уцелевшие люди уже предстали перед нашим судьей и огребли свою законную каторгу. Очередь за вами. И от того, какое впечатление сложится у меня после этой беседы, зависит скорость вашего попадания к нему. Я ясно излагаю?

– Г-хм-м… Вполне…

– Будете и дальше дурака валять? Алькальд еще не ушел домой, ходу до него полчаса. У вас есть десять минут на то, чтобы убедить меня в своей ценности. Время пошло, капитан!

Пират, набычившись, посмотрел на собеседника, перевел взгляд на невозмутимого конвоира, на окно…

– Что я выиграю от того, если буду с вами откровенен?

– Это уже деловой разговор, капитан! Ну, во-первых, вы не попадете к судье. Стоит ли мне пояснять вам, что ожидает там предводителя пиратов?

– Не стоит.

– Во-вторых. Вы не только останетесь живы, но и возможно… я подчеркиваю это – возможно! – Кобра приподнял палец, – получите свободу. Разумеется, вместе с некими дополнительными обязательствами. С вашей стороны. Со своей стороны, хочу вас уверить, что мы никогда не забываем своих врагов. Друзей или причисленных к таковым – тоже. Пока вы имеете сомнительную честь состоять в первой категории. Но… все может поменяться…

– Свободу? Одному, без людей и без денег? Да любой сопливый щенок сможет легко задавить раненого ветерана в темном углу!

– Ну да, ну да… А ваш корабль? Он что – без экипажа стоит на стоянке? А?

– Вы и это знаете?

– Капитан! Не следует испытывать мое терпение! Вы не один попали к нам в плен, но только вы имеете шанс из него выйти. Уж поверьте – мы знаем многое! А то, что не всегда используем эти знания сразу же… не из чрезмерного человеколюбия, смею вас уверить! Что же касается денег… то этот вопрос мы можем решить…

– Хорошо! Черт с вами! Сегодня удача на вашей стороне – спрашивайте!

– Она удивительно часто бывает на нашей стороне, капитан. Как сказал один умный военачальник французского короля – «Бог на стороне больших батальонов!». Да и помимо этого факта, есть еще множество других… Кто вас нанял? – резко и безо всякого перехода спросил начальник контрразведки.

– Сэр Генри Марлоу. Во всяком случае, он представился именно так.

– Задание?

– «Там, – сказал он, – в форте, есть англичане. Думаю, что среди них есть и офицеры. Мне нужен такой офицер. Живой, не обязательно невредимый. Лишь бы пленный мог говорить».

– Откуда он это знает?

– Сэр Генри не сказал. Но знает он многое.

– Вы уверены?

– Да. Как выманить солдат из форта, подсказал именно этот человек.

– У сэра Генри есть здесь свои люди?

– Не знаю. Но сведения он получает нерегулярно.

– То есть?

– Приблизительно – раз в две недели. Оттого и наш выход задержался так долго – сэр Генри ждал подтверждения от своего человека.

– Подтверждения чего?

– Марлоу не говорил мне.

– Вы сказали, что должны были доставить пленного к нему. Куда именно?

– Его шхуна стоит недалеко от моего корабля. Там есть островок, вот около него он и бросил якорь…

– Что вы можете еще рассказать о своем нанимателе? Люди, занимающиеся промыслом вроде вашего, должны уметь наводить справки о клиентах, так что не надо придумывать, будто вы не задавали о нем вопросы по своим каналам.

– Вы как будто и раньше имели дела с джентльменами моей профессии…

– Зарубите себе на носу, если хотите дожить до какого-то подобия старости. Вопросы здесь задаю я! И рассуждать на отвлеченные темы вы сможете только по моему приказу. Не стройте иллюзий. Вас уже можно считать выбывшим из списка живых. И только от правильного поведения зависит, чтобы эта страшная сказка не стала явью. Так что не размазывайте кашу по чистому столу, выкладывайте, что успели накопать про Генри Марлоу, секретаря парламентской комиссии, рассматривающей, кроме других вопросов, перспективы освоения Нового Света. И не забывающего делиться всеми новостями с правлением Компании Гудзонова залива… Я жду!

Генри Марлоу отложил в сторону перо и потер уставшую руку. Проклятая писанина!

Но… без этого не прожить. Во всяком случае – пока. Мало ли как будут извращены сведения при передаче? Тем более если приложить к этому некоторые усилия… А в то, что такие усилия последуют – сомнений не было никаких. Сейчас, анализируя события последних лет, Марлоу все больше убеждался – нет и не было никаких случайностей! Все казавшиеся необъяснимыми ранее события – были частью некого, пока еще не вполне понятного плана! Уж слишком явственно просматривалась на заднем плане чья-то мрачная фигура. Первоначальную версию о хитрой игре испанцев сэр Генри отбросил сразу же. Там просто не было настолько значимых и, главное – умных противников. Версия об иезуитах тоже отпала, хотя на первый взгляд казалась весьма многообещающей. И сулила множество интересных вариантов… Но нет, последователям Игнатия Лойолы сейчас было не до хитрых комбинаций…

Перо Марлоу коснулось листа бумаги.

Что имеется на сегодняшний день?

Вице-король? Сильная фигура, но, его играют втемную. Отпадает…

Генерал Рохас? Да, его авторитет сильно увеличился за последние два года… но и это не тот человек. Он военный – и не более того.

Штаты? Там просто нет людей, способных на столь изящные комбинации. Разве что… нет, и это тоже не то.

СЗК? Макензи? Вот это было бы изящным построением… если позабыть о гибели экспедиции Бигелоу. Не то… чтобы означенного джентльмена смутила бы подобная мелочь… но вот результаты! Такое развитие событий не нужно было никому! Получить вместо горстки авантюристов полноценный полк испанской армии? Да еще и не один? Нет уж, такого развития событий не мог бы допустить даже и он! Ну, даже если это и так… то с него теперь, разве что на страшном суде спросить можно. Да… не повезло бедняге. Все, казалось бы, имел – деньги, власть, даже и любовь была. Чего еще-то нужно? Жил бы себе и не печалился. Но нет, понесло его в политику. А это блюдо острое, аккуратно есть надо. Вот и откусил кусочек не по себе… Случайности, они, знаете ли, даже и с монархами происходят… все мы смертны. Вот и он в этом убедился. Не вовремя? Так это, смотря под каким углом, взглянуть…

Полк…

Хм…

Ну, с Маноло все ясно. Талантливый молодой офицер, наверняка имеет поддержку наверху, вот и срывает приз за призом… пока не свернет себе голову. А судя по его, почти безрассудным, выходкам на поле боя, ждать этого осталось уже не так долго.

Командир первого полка?

Вот это фигура совсем темная. Относительно молод (ну, это еще как сказать), практически не известен никому. Не только в колониях, но и в том числе в метрополии. Первоначально был всего лишь майором. Но где и под чьим началом он воевал? Полковника получил быстро, небеден, во всяком случае, взятки дает солидные. Где, кстати говоря, деньги на это берет? Интересно было бы проследить… Прозвище – «Ночной гость» – откуда? За что он его получил? Визит к Роджерсу? Не факт…

А его окружение? Тут вообще все неясно. Непонятные люди, странные имена, еще более странные привычки. Кто они такие? Их алькальд – Константин. Грек? Откуда он здесь?

А непонятная и зловещая фигура – мистер Снэйк? Он же, Серджио – итальянец, что ли? Торговля и промышленность, говорите? Это в Калифорнии-то? Какая там промышленность может быть?! Хотел бы я на его сделки посмотреть!

Дженкинс был в России, он говорил, что они знают русский язык! И что? Рука русских? Вот уж бред… Кстати говоря, а ведь русские там есть! В донесениях указывалось на то, что там было несколько человек, говорящих на этом языке. И что? Как тогда объяснить наличие всех остальных? Ну, греки… ладно, может быть. Но вот итальянец-то туда как затесался? Авантюрист? Еще один? Не многовато ли? Надо, кстати, написать Ленноксу, он много знает об этих дикарях. Чем черт не шутит?

А насчет англичан – вот это будет сюрприз! Когда кого-нибудь из них доставят сюда, думаю, что некоторые вещи разъяснятся почти моментально. Родственников встретили? А как эти самые родственники туда вообще попали? Ох, чую я, что это все не просто так… тут и значительно выше ниточка тянуться может…

Эх, Джефферсона нет! И ведь так ничего и не удалось выяснить о его судьбе! Вот кто многое пояснить мог. У него ведь свои люди были! И не только там, кстати говоря. Даже и в Лондоне… вот уж с кем я побеседовал бы!

Марлоу с досадой отбросил перо. Столько потрачено времени и сил, а уж сколько денег пришлось заплатить! Общение со всевозможными мерзавцами, коих и на порог-то пустить неприлично… Для дела, все для него… Кто сможет по достоинству оценить эту адову работу?

Однако что-то свечи стали мигать…

– Дженкинс!

Звук шагов в коридоре – слуга жил в соседней каюте, отделенный только тонкой дощатой перегородкой. Скрип двери.

– Смените свечи!

– Слушаюсь, сэр!

Ну вот, стало значительно светлее, хотя желание работать совсем пропало. Глотнуть вина и спать? Все равно придется ждать этого прощелыгу Армандо. Времени еще вполне достаточно, можно еще несколько раз переписать доклад набело. Все равно туда нужно будет добавить сведения, которые станут известны от этих предателей. Снова скрипнула дверь.

Дженкинс?

Чего он тут забыл?

Сэр Генри повернулся к двери и… недовольный возглас застыл у него на губах… По обе стороны двери стояли… сразу даже трудно было определить кто это. Безмолвные черные фигуры, лица закрыты масками или чем-то наподобие. В руках… странного вида пистолеты.

– Э-ээ… кто вы такие? Что вам тут нужно?

На этот раз дверь отворилась тихо, и в проеме показался еще один персонаж. Тоже в черном, но лицо открыто. Оружия на виду не держит, но наверняка оно где-то имеется. Подойдя к столу, незнакомец пододвинул к себе кресло и сел.

– Сэр Генри Марлоу?

– Да, это я! А кто вы такой?! Кто дал вам право врываться с оружием на частное английское судно?! Да что вы себе вообще позволяете?!

– Как много вопросов… – покачал головой визитер. – Отвечаю. Кто я такой? Полковник его королевского величества короля Испании Александр…

– «Ночной гость»?!

– Ну вот, видите, мы с вами заочно уже знакомы. Кто дал мне право входить туда, куда мне заблагорассудится? Никто не давал. Я сам его и взял. А с оружием или без… какая разница, сэр Генри? Что я себе позволяю? Все, что захочу. Английское судно? Частное? Да хоть королевский дворец! У меня есть свой король и на другого мне и моим людям совершенно начхать. Как и на любого его подданного. Такой ответ вас устраивает?

Марлоу ошарашенно молчал. Роджерс… он примерно так все и описывал. А ему так и не поверили до конца.

Однако ж, надо что-то делать! Это убийцы! Жестокие и безжалостные – теперь это совершенно очевидно!

– Э-ээ… но что я сделал… мы не враждуем с вами и…

– Ну Бигелоу хоть оказался честнее… прямо в лицо не врал!

– Что вы себе позволяете, полковник?! Я джентльмен и…

– Продолжайте… – голос «ночного гостя» вдруг стал вкрадчивым. – Небось и на дуэль меня вызвать захотите? Что вы предпочитаете? Какое оружие вам больше по душе?

«Дуэль? С этим головорезом?»

– Я на службе короля! И не имею право на личные… э-ээ… дела.

– Так это король объявил нам войну? Следует ли понимать это так, что Испания нынче находится в состоянии войны с Англией?

От такой интерпретации своих слов Марлоу просто онемел.

Тем временем визитер бесцеремонно сгреб со стола черновики доклада.

– Что тут у нас? Хм! Вот уж не думал, не гадал…

Топот ног в коридоре!

Дверь с треском распахнулась, и на пороге возник Дженкинс! В каждой руке по пистолету. За поясом – еще два. Ни секунды не раздумывая, старый слуга вскинул руки и выпалил из обоих пистолетов зараз!

Но черные фигуры неуловимым движением перетекли в стороны, и пули бесполезно ударили в борт. Нимало этим не смутившись, Дженкинс бросил разряженные пистолеты на пол и в его руках, как по волшебству, появились еще два ствола.

Чпок!

Не поворачивая головы «ночной гость» выбросил в сторону двери правую руку. Из нее глянуло необычайно толстое пистолетное дуло.

Отброшенный пулей, слуга качнулся в сторону. Он выронил пистолеты и схватился руками за горло. Секунда… другая… и сквозь его пальцы хлынула кровь. Стоявший рядом человек в черном молча обтер о его камзол узкий, матово блестящий клинок, и убрал его куда-то в складки своей одежды. Колени Дженкинса подломились, и он рухнул на пол.

Все это заняло не более нескольких мгновений и, против ожидания, не повлекло за собой никакой реакции команды. Корабль словно вымер.

– Так на чем мы остановились, сэр? – полковник уже убрал свое оружие и снова рассматривал бумаги. – У нас война или как?

Он и глазом не моргнул!

– Нет… сэр! Никакой войны нет!

– Ага! Это меняет дело! Так как вы тогда объясните мне тот факт, что подосланные вами головорезы, отважились напасть на солдат моего полка? Это чья инициатива?

– Э-ээ…

– Капитану Армандо посчастливилось ускользнуть, но вот его люди… они рассказали нам много интересного… в том числе и о заказчиках сего мероприятия.

– Это ложь! Они просто не могли этого знать!

– А что ж вы тогда так вскипятились-то? Могли, сэр Генри, да еще как могли! И у стен есть уши! Да ведь в бумагах ваших – все так прямо и сказано. Или это тоже не ваш почерк? Проведем эксперимент?

– Не надо…

– Когда же вы, наконец, поумнеете? Поймете, что никто не обязан выполнять ваши прихоти? Учтите, сэр Генри, с каждым разом последствия будут для вас все более тяжкими! Дорога через море лежит в два конца! Мы ведь можем нанести и ответный визит! И тогда не поздоровится очень и очень многим…

Незваный гость потянул клапан незаметного кармана на своем странном костюме. Тот с непривычным звуком откинулся, позволив пришельцу вытащить на свет бумаги, при ближайшем рассмотрении оказавшимися страницей из газеты и обычным листком, заполненным хорошо знакомым сэром Генри почерком.

– Чтобы у вас не оставалось сомнений, почитайте вот эту заметку – я специально обвел ее – и обязательство наверняка известного вам капитана Роджерса.

Некролог из лондонской газеты о гибели Александра Макензи не стал новостью, но наводил на самые мрачные размышления. Если визитеры связывают драку с поножовщиной в салуне и его, Генри Марлоу, то все ранние оценки их возможностей можно смело пускать на растопку камина…

Второй документ заставил парламентского секретаря напрячь все силы, чтобы не отягощать душу самыми грязными ругательствами, которые сами просились на язык. Вот оно как вышло! Донесение о нападении на форт Компании ведь датировано тем же самым числом – 19 мая 1790 года. А это значит… Очень плохо! Ведь кто-то из офицеров, получивших распоряжение от Джефферсона, да сам представитель КГЗ попал в руки этим людям… лучше бы им погибнуть в том бою. Ни один агент, прямо или косвенно работающий на англичан, так и не смог выяснить их судьбу. Испанцам никакого дела не было до подсчета точного количества погибших или плененных потенциальных врагов, а обитатели форта – разговорить их можно было только при общении совершенно в другой обстановке. Но никак не на их территории.

Он вернул бумаги «Ночному гостю», хотя подумал, горько усмехнувшись, опять же про себя, кто тут хозяин, а кто гость – большой вопрос.

– Мне надо объяснять, что вам придется дать мне такую же расписку о сотрудничестве? Или предпочитаете сделать это после более убедительных доводов?

– Не надо меня убеждать… Но, сэр, вы должны…

– Вам я ничего не должен! – Глаза полковника сверкнули.

– Извините, я совершенно выбит из колеи и поэтому допускаю бестактности. Попробую сформулировать просьбу несколько иначе. Ведь капитан Роджерс не просто так работал на вас?

– Если разговор об оплате ваших услуг, то здесь мы легко достигнем соглашения. Вместе с обязательством сразу пишите и расписку о получении первой суммы. Но, чтобы ее заработать, необходимо проявить немного усидчивости и с пользой потратить время до рассвета. Пока, я подчеркиваю, что именно пока, мне хватит ваших воспоминаний о совершении убийства конкурента, так неудачно зашедшего в салун, который он не посещал никогда до того самого прискорбного случая. Другие варианты можете не рассматривать, если хотите вернуться в Англию.

Стоя на берегу, в окружении растерянных матросов, Марлоу с отчаянием смотрел вслед парусам уходящего судна. До ближайшего населенного пункта два месяца ходу. Пешком. По диким местам. К испанцам попадать нельзя и это делает путь вдвойне неприятным. Что делать?

– Сэр… – робко кашлянув, сбоку нарисовался боцман.

– Что?!

– Там, – указал он в сторону, – стоит корабль этих… ну, кого вы нанимали…

– И что?

– Может быть… они смогут нас отвезти?

А это мысль! Хотя… джентльмен на пиратском судне? А что делать?

Часть третья

Глава 28

Май 1791 года. День. Тихий океан.

Корабль «Нуэстра Сеньора дела Кроче».

Котозавр

Название длиннее корабля. Впрочем, нам – сухопутным, на это плевать. По уверениям капитана, подтвержденным Климом, посудина крепкая – кадисской постройки. Кадис – это в Испании, как раз при прошлом короле там было некоторое возрождение и прогрессивные реформы, что положительно сказалось и на судостроении. Тоже плевать. Не утонем – и ладно. После многодневного аврала сопровождавшего подготовку и отправку экспедиции желание осталось только одно: выспаться. Пассажирских кают нет, капитан уплотнил своих офицеров, и наши дамы имеют свою каморку рядом с его каютой. Благородные доны – то есть мы, разлеглись в парусиновой выгородке на орудийной палубе, и спим. Армейские навыки – бесценны. Топот экипажа на палубе, храп соседа, пропитавшие все вокруг ароматы нескольких сотен испанских солдат, что ехали на обучение в форт, все нипочем. Мама лечит салажонка, прищемленного ящиком при погрузке. Так обматерила по-русски корабельного лепилу,[15] который начал калить железяку для прижигания мерзкой рваной раны, что тот схватился за крест, и попросил меня перевести. Бедняга: мало ему баб на корабле, да еще и наглые какие бабы.

Восемь узлов парадного хода. Ветер почти удачный, да и течение помогает. Етишкина жизнь, пешком не обгоню, но верхами – точно! Могу представить, какой ход считается паршивым. Через Атлантику ходят по три месяца в одну сторону, если повезет, и по черт знает по сколько, если нет. Нам, к счастью, гораздо ближе в Акапулько. Именно там начинается вполне приличный шлях на другую сторону континента. Вариант прохода через Магелланов пролив сочли слишком затратным по времени, а через Панаму не пошли по политическим причинам. Вице-король хочет поглядеть и пообщаться со своей надеждой на блестящее будущее. Дон Адольфо Мелиано вместе с племяшом вице-короля, доном Родриго де Фуэнтес Пачеко-и-Падилья роют копытом землю: скорее-скорее. Над одним висит задетая фамильная честь: не уберегли «Аточу», и груз поднять не сумели. У племянника – фамильные интересы: метрополии нужно золото, потому что Годой обходится Испании очень дорого. Еще не первый министр, но уже любовник королевы и друг короля, присматривается – или еще только будет? к португальской короне, в рассуждении напялить ее на свою голову. Это дорогостоящие привычки, которые распространились и на всю верхушку. Влияния в Мадриде без денег не бывает, будь хоть ты трижды аристократ. Поэтому любой колониальный правитель доит колонию не только в казну, но и в свой карман.

Июнь 1791 года. Акапулько

Ай-яй-яй! Как все запущено… Термин «маньяна» – завтра, прошит у туземцев в биосе. Независимо от цвета кожи, вероисповедания и происхождения. Торопиться не умеют совсем! Метод кнута и пряника, точнее – дворянского ора на портовый персонал, плюс грозная бумага из Мехико в рыло портовому чиновнику, и толика денег тем и другим – действует, но до темноты еле уложились. И это только выгрузить с корабля наши нумерованные укладки и затащить их в охраняемый склад! Завтра формируем колонну и выходим. Хотя в это слабо верится. Выпить за День Пограничника удалось только ночером.[16]

Июнь 1791 года

Горжусь собой. Дал взятку местному губернатору казенными деньгами. Его деньгами. В свете новых веяний из Мехико, высокие договаривающиеся стороны накорябали задним числом бумажку о найме кондотты майора Конторовича для защиты провинции сроком на шесть месяцев прошлого года. Копия допросного листа лейтенанта Роджерса прилагается. Сумма невеликая, но четверть от нее губер «откатил» мне. Можно было срубить и больше, но некогда. Салли вызвала фурор: женщина в мужском седле! Пришлось резко спешиваться. По фигу людям, что она в приличествующих двух юбках, размером и ценой с парашют. Дворянка ездит в карете, простолюдинка – в телеге или пешкодралом, женское седло – максимум допустимого неприличия. Супругу публика признала отчаянной модницей: ее утилитарно-милитаристский стиль с элементами испанского декора – яркий пояс и соломенный стетсон, отлично ложатся в остромодный, но слегка неприличный стиль «мачисмо» или как-то так. А уж разгрузка – шедевр технологий двойного назначения: сверху декольте, с боков – шнуровка, со всех сторон – вышивка. Богатый корсаж да и только. Но при этом кармашки и застежки позволяют распихать в них уйму полезного. Высокомерное поведение, деньги, костюм – теперь жители Акапулько уверены, что она дворянка, причем националистических взглядов. «Маха-стиль», это противоположность «офрансиадо» – офранцуженным, которые держат мазу почти сотню лет, с воцарения Бурбонов. Губернатор хоть и одет по французской моде, взгляды имеет скорее центристские, галломанство в колониях выцветает за несколько лет. Конечно, такие деньги проходят мимо его кармана алчному Годою! Расстались довольные друг другом, сеньор хефе морально готов, что к нам и от нас пойдет товар, на который стоит смотреть сквозь пальцы. Сделано, как БАБ[17] научил: «Зачем покупать завод, если можно купить директора». Пусть теперь он строит на подоконниках портовых чиновников. Между прочим, с недавних пор его должность – интендант. А заведует он соответственно – западной интендансией Новой Испании. Романов П. А. был трижды прав: вешать сих деятелей надо, через несколько лет исполнения должности. Любовь к казенным суммам интернациональна: стоило мне заикнуться о выгодном дельце, как парочка жучил – хефе и дон Родриго, слаженно поддержали и развили мысль. У них даже черновичок был готов! Сумма украдена и поделена давно, теперь ее только списывают.

Июнь 1791 года

Завтра выдвигаемся? Ага… Оптимист. Наняли кучу телег с погонщиками, загрузили туда все, поминая незлым тихим словом технический прогресс: основные части маленькой паровой машины тянули суммарно тонны на три. И без нее никак пока не продемонстрируем водолазные работы – мы прожектеры, а покажем – крутые спецы, заслуживающие доверия. Кроме грузовых повозок мы купили лошадей под седло, мулов в упряжку, носильщики, погонщики, обслуга… Махнув рукой, не в пустыню идем, поехали кое-как сформированным караваном. Через ДП-300[18] нас бы точно не выпустили, с такой организацией. Если бы не Толик и не испанцы – хрен бы управились и за неделю. Впереди почти тысяча километров неплохих для этого времени дорог, похожих на чеченские горные грунтовки.

Какое-то июля

Трах-тибидох-тух! На эти долбаные дороги, долбаные телеги, мулов, солнце, жару, пыль и клопов! Одной ночевки в деревне с четырехэтажным названием хватило, чтоб извести треть запасов отравы, вычищая кровососов. Дружно решили «на хрен» и ночуем в повозках, благо погоды позволяют. Заодно переходы делаем по возможности, не привязываясь к постоялым дворам. Подъем в три часа, завтрак, движение до одиннадцати, потом сиеста до трех, движение до темноты. Через населенные пункты проскакиваем насквозь, оставляя пару человек верхами, купить продовольствие, фуражное зерно, и догонять. Общий темп неплохой, даже делаем остановки у речек, на тему помыться. Пейзаж вокруг конкретно чеченский: сопочки, зеленые горушки, дорога вьется как пьяная змея, воздух свеж, цены на еду мизерные, а на промтовары – заоблачные. Зверь в округе наглый: отъехав сотню метров от каравана, можно настрелять кроликов, не слезая с лошади. Смирная мелкая лошадка, может, и не приличествует дворянину, зато к выстрелам привыкла быстро. Не нужен мне породистый скакун. Одной норовистой кобылки – Рыжей Салли, достаточно для остроты ощущений. Интересно, рыжие волосы и стервозность, это сцепленные генетикой признаки?

Еще какое-то июля

Идем медленно – но для испанцев и эта длина суточного перехода внове. Про Суворова они не слышали. Полевая мини-кухня экономит нам пару часов каждый день. Затраты на разворачивание-снятие лагеря минимальны. Во флягах у всех – кипяченая вода с вином, поэтому дрищей нет. Свежее мясо и горячая пища позволяют держать высокую скорость марша много суток подряд.

Позавчера пропал один из погонщиков. Вечером был – утром нету. Прочесали окрестности, без толку. Вчера выставили секрет чуть в стороне, вдобавок к часовому-костровому. Ночь прошла спокойно.

Место для этой стоянки я выбирал с особым тщанием. Дон Адольфо подсказал что где, он тут охотился на пути в Форт. Пока все вроде бы были заняты обустройством, я взял Салли под ручку, и мы незаметно так свалили из лагеря – через холмик, на второй склон, с такой уютной полянкой, в окружении густых кустов. Птичка поет, ручеек журчит, любимая женщина рядом – чего зря время терять? Целоваться мы начали сразу, как только скрылись за деревьями, а вот теперь можно и за тесемочки потягать, пытаясь извлечь жену из этих модных, но слишком уж устойчивых к сексуальным домогательствам одежек. Ее шаловливые пальчики успевают и куртку мне расстегнуть, и под ремнем пощекотать, и лапу, с чрезмерным энтузиазмом лезущую в декольте, переместить на более подходящее место: под юбку. В ней проделаны замечательные разрезы, с широким запахом – и прилично, и не жарко, и доступ удобен.

– О, я-я! Дас ист фантастиш! – Зардевшаяся еще сильнее Салли прошипела на ухо нечто про «ugly tomcat!»,[19] и ущипнула за… что под рукой было – то и ущипнула. Больно! На этой романтичной ноте нас прервали. Сволочи!

– Эй, гачупин![20] – Группа явных правонарушителей (Ламброзо был прав!) с глумливыми рожами вышла из кустов, а их предводитель уже вертел в руках мою шпагу. – Хватит лапать чикиту,[21] сотрешь ее напрочь, а нам нравятся фигуристые дамочки.

Упс… Многовато их. И подошли довольно близко, правда, с удачной стороны. Не для них удачной.

– Кто вы такие?! – мой голос немного срывается, «давая петуха» на радость злодеям. Амбал в изъеденной ржавчиной кирасе и морионе с пером! Хренов реконструктор, промахнувшийся минимум на сотню лет – а как бы не на две, заржал и демонстративно почесал промежность.

– Не ори, дурак, если хочешь жить. Сейчас ты проведешь нас к своим, вы отдадите нам и китайское золото, и алхимическое серебро… – ух ты! Ни фига себе фантазия у человека! – а если будете сопротивляться – вырежем всех, только сначала и сеньориту и тебя огуляем всем отрядом. У меня три человека на каждого вашего!

Заповеди Темного Властелина дядька явно не читал. За несколько секунд его зажигательной речи Салли занялась отсебятиной: выйдя на полшага впереди меня, она щелкнула замком на поясе и выступила из упавших юбок. Эффект был сногсшибательным: декольте до «чуть выше пупка» не редкость и не новость. Шортики на женщине – футурошок! Глаза зрителей округлились еще сильнее, когда рыжая чика произнесла хлесткую фразу, которую я не понял, и вбила две пули в охальника. Тот завалился на спину, зажимая руками живот. Именно рукояти револьверов я лапал, запустив руки жене под пышную юбку. Во время экспериментов мы крепили под этой пятиместной палаткой даже стимпанк-ИЖа со снятым прикладом и МП-5 одновременно. Со стороны получилось абсолютно незаметно, правда тяжеловато, не побегаешь. Но четыре (!) револьвера, кукри и пара гранат разместились там с удобствами. Есть плюсы и у такой моды. Кстати, о гранатах – парочку я уже выдернул из карманов – веревочки терочных запалов пристегнуты к ремню заранее – и отправляю в кусты, за спины грабителей. Слишком близко те стоят. Салли дисциплинированно падает на одеяло – мы знали, где надо стелить соломку, пропускаем осколки над собой – в кустах кто-то воет – бандит в кирасе с ревом несется на нас, размахнувшись таким же антикварным палашом – и тут же падает, пересеченный короткой строчкой автоматных пуль. Засадный полк Клим с Патриком, засевшие на гребне соседней сопки, вступили в дело. Сто пятьдесят-двести метров для «калаша» со слабенькой оптикой – прекрасное расстояние. Можно отстреливать кого и как угодно. Матерясь, вскакиваю со впившейся в жо… ну допустим, в спину колючки, мне одеяла не досталось, и стреляю в двух тормозов, что поближе, они только начали хвататься за головы, в рассуждении «куды бечь», но методика стрельбы от Дяди Саши не предусматривает на дистанции в десять метров такой глупости как «целиться», но – попадать. Мы все-таки «попаданцы», а не погулять вышли. Слева от меня Салли уже расстреляла весь свой фланг, явно претендуя на лавры Джерри Микулека,[22] и выхватила третий револьвер из набедренной кобуры. А стрелять-то уже и не в кого. Тупоголовые пули сантиметрового калибра действуют надежно. Стоящих врагов нет, единственный мушкетер в этой компании не успел даже взвести курок, как получил свое, и уже откричался: тихонько скуля, он скребет целой рукой по земле. Вся спина и бок у него посечены осколками. Вот для таких дел и пойдет шпага – можно добить издалека, на большее в моих руках она не годится. Разве что кроликов жарить, заместо шампура. Салли потерла ушибленную коленку свободной рукой, не опуская револьвера, и тоже заматерилась в голос, мешая английские, русские и испанские словечки.

– … провалилась (пип!) на триста лет в прошлое, вышла замуж за (пип-пип!) и клоуна, надела эту (пи-и-ип!!) юбку, ради чего?! Чтобы снова стрелять по мексам? – Она всхлипнула и уткнулась конопатым носиком в мою пропыленную жилетку. В той жизни как раз курьер-мексиканец вышиб ее с любимой полицейской службы, тяжело ранив в случайной перестрелке на границе округа. Очень уж гражданин хотел сохранить и товар, и свободу. Не получилось. Шериф сильно обиделся за своего помощника, и пять кило кокаина были переданы в DEA[23] с тушки совсем мертвого злодея.

Стоп-стоп! Не увлекаться, люди же смотрят. Чуть отвлекся, и руки начали работать автономно, успокаивая супругу привычными методами. Хорошо быть молодым, но до чего же, блин, гормоны на мозг давят!

Трель свистка отвлекла и от этих благочестивых мыслей. Свистел Клим, причем сигналом тревоги! Мы переглянулись и рванули наверх.

Вопли и конский топот, доносящиеся с той стороны, подстегивали не хуже шила в задницу. Ненавижу короткие дистанции, да еще вверх по крутому склону. Не успев пробежать и половины, мы услышали частую стрельбу из-за холма: лагерь вступил в бой, с вершины захлопал штуцер О'Хары, аккомпанируя «двоечкам» климовского калаша. Они расселись «по-бедуински»[24] на траве, и лупят вниз, а внизу – классический «зерг раш».[25] Банда пытается ворваться внутрь вагенбурга. Точнее – пыталась. Дорога, по которой атаковали конные, окрестные кусты – все покрыто телами убитых людей и лошадей. Наступательный порыв иссяк, когда обороняющиеся выкосили беглым огнем добрую половину вооруженных холодняком агрессоров, даже не подпустив их на удар. Приказ об отступлении дать некому – но злодеи и сами врубились, что ловить тут нечего и храбро бросились наутек.

– Куда, бля!!! – Благородные доны: Адольфо и Родриго, со своими слугами уже в седлах и, выскочив через просвет в повозках понеслись по дороге, мастерски рубя беглецов. Хватаю у жены заряженный револьвер вместо своего, чтоб она следом не увязалась, – Патрик, за мной! – И бегу вниз: какая-то группа организованно нырнула в кусты, могут подловить испанцев, да и вообще – к самым хитрым – больше всего вопросов. Бежать под горку как бы не труднее, чем в нее: есть шанс набрать скорость, которая гасится или всей тушкой в колючки, или рожей в щебенку. С местными герильеро мы сошлись на пересекающихся курсах, причем из-за топота и треска заметили друг друга только совсем вблизи: восемь голодранцев с мачете, один раненый – без ничего, во главе хромал благородный хрен со шпагой и шпорами, но без коня, баюкая окровавленную руку. Хитрый план отстрела беглецов и взятия языка превратился в безобразную свалку, единственное обдуманное действие носило необдуманный характер: я со всей дури врубился в предводителя, громко аргументируя это тем, что имел половую связь с его мамой. Гражданин проникся и отлетел головой в дерево, любезно оставив мне свою шпагу. Хорошо быть акселератом: шесть футов и один дюйм роста, подкрепленные массой в сто восемьдесят пять фунтов, умноженные на скорость бегущего под гору человека, – дают отличный импульс. Не зря все кавалерийские уставы требуют атаки сверху вниз, но ни в коем случае не наоборот. Удачно прошло: не будь он ранен – мог и шпагой пырнуть. Бронькой я не повсеместно покрыт, к сожалению. Стрельба на бегу до и после столкновения была неудачной, на весь барабан – всего два попадания. Вот снова – моя традиционная в этом мире рукопашная. Ешкин кот! Это что, карма?! Только один раз обошелся без драки, когда десант гвоздили. Но там все ж командиры были толковые, а я вечно импровизирую.

Стрелять мы с Патриком начали одновременно, разрядив револьверы в бандитов, те с воплями порскнули по кустам, явно не желая лезть на рожон. Кажется, такое превосходство в огне, показанное второй раз за какие-то минуты, лишило их остатка храбрости. Отставшего мексиканца наш «дикий гусь» мастерским движением насадил на штык, в лучших традициях этого века. И когда только примкнуть успел? Крутанувшись вокруг на предмет храбрецов, я таковых не обнаружил и за шиворот усадил пленного, прислонив его к дереву. Тот пытался изобразить спящую красавицу, но легкий пинок в раненую руку добавил бодрости. Пусть посидит, обдумает свое поведение. А я пока скальпы сниму, лишними не будут, да и зритель поймет, в чьи лапки попал. Когда я вернулся, потряхивая трофеями, – клиент созрел. Не потребовалось даже облизывать окровавленный нож (одну сторону незаметно вытерев об одежду) хватило антуража и выражения лица, преисполненного любовью к ближнему. Запел юноша, как весенний соловей. И себя назвал, и подельников, и где живут, чем дышат, и в особенности – как он дошел до жизни такой. Что знают двое – знает и свинья. Китайские монеты, алюминиевый жетон, засвеченные в Акапулько, произвели настолько неизгладимое впечатление на публику, что кое в ком проснулась алчность. А если вспомнить про номерные ящики с оборудованием и артефактами, которые мы контролировали денно и нощно, не полагаясь ни на кого – заинтересованные лица убедились, что добычи много, и она компактная. К середине исповеди, вокруг собралась все наши, с грустью слушая, как не доводят до добра неправильные меры безопасности. Дон Альфонсо уже давно прослушал лекцию об «алхимическом серебре», в смысле – об алюминии и стоимости его получения и теперь громко пообещал по прибытии в Мехико выделить еще отряд охранников из дядюшкиного резерва.

В общем, отделались мы легко: расстреляли несколько сот патронов, кинули пять гранат – Дед Никто тоже кидался в лагере, ездовой Хесус подпалил себе рожу, насыпав слишком много пороха на полку мушкета. Ну и полные штаны адреналина. В плюсе: испанцы поймали пятнадцать лошадей и собрали кучу оружия с трупов. Раненых было мало: мягкие пули на высокой скорости рвут тело качественно. Тяжелых пришлось добить, несколько легких маменька заштопала и загрузила в повозку – у них появился шанс дожить до суда. И до виселицы.

Несколькими часами ранее

Натруженная седлом задница который день чует неприятности. Места все ж дикие, так и вижу, как нам выбивают головного и хвостового мула, а потом расстреливают со склона. Какие-то всадники несколько раз маячили позади, слишком явно делая вид, что они тут ни при чем. Ехать в предбоевом порядке утомительно и медленно, поэтому на хурале я выдвинул вариант «Омега». Парни назвали меня идиотом – но потом согласились. «Не сработает – так хоть удовольствие получите». Остряки-завистники, блин!

Глава 29

Старый Империалист

Утро «Судного дня» началось с планерки. Озадачив всех, я попытался смыться, но был пригвожден на месте грозным приказом командира:

– А вас, Штирлиц, попрошу остаться.

Остался, хоть и поморщился. Знаю, все знаю.

Впрочем, товарищ майор, он же господин полковник, с экзекуцией не спешил. Скинув свой камзол, богато расшитый золотом, он подошел к окну и широко распахнул створки.

– Хорошо-то как… – мечтательно протянул он, вдыхая напоенный ароматами степи воздух, и, не оборачиваясь, продолжил без всякого перехода:

– Одно плохо. Есть у нас господа-товарищи, которые еще не поняли, где оказались. В обозримом будущем мотоциклы, автомобили и даже велосипеды у нас не появятся. Так что в минимальный срок товарищ старшой лэтенант должен освоить лошадь, хотя бы на уровне пользователя. Это приказ!

– Слушаюсь, господин полковник! – только и осталось ответить.

Потом я удалился, размышляя на тему, где взять руководство по эксплуатации. Прибыв в гараж, или как это у них называется? Кораль? Нет, вроде не то. Впрочем, разница небольшая, так как, обратив внимание на оскал зверюги, я сразу понял, что это псарня. Попытка увильнуть, растрогав Зануду рассказом о душевной травме, полученной при чтении древнегреческих мифов о конях-людоедах, успехом не увенчалась. Строго по инструкции, подойдя сбоку, я опять искренне удивился отсутствием лесенки или хотя бы подножки. Мать Природа создавая эту конструкцию, абсолютно не рассчитывала на таких, как я. А потом, все завертел… и я оказался сидящим на земле. Руководствуясь древним принципом о бросании в воду, наш тренер посоветовал начать все сначала. Да еще и стал успокаивать, говоря что-то о спокойной лошади. Клевета!!! Эта самка собаки просто терпеливо дожидалась продолжения цирка, в ее глазе, косившем на меня, это читалось как в открытой книге! В общем, к окончанию тренировки я был весь покрыт «пылью дальних странствий» и твердо убежден, что пора создавать механическое производство. Для начала велосипедов-тандемов для казачьих индейцев! Индейцы, атакующие на велосипедах, это будет похлеще, чем матросы на зебрах. Явившись в свой рай, который был в персональном домике, я объявил жене о большом, но платоническом чувстве, и весь вечер объяснял ей, кто такой Платон, а также все из истории греческой философии. Ох, надо следить за языком, да и не только мне. Фразу о спирте я запомнил, кое-кто еще придет с заявкой.

Зануда

На конюшне сегодня – день начинающих и отстающих. Учебных лошадей, на которых можно без опаски посадить новичка, у нас мало, так что занимаемся группами по четыре человека в несколько смен. Первая получилась чисто женская – Ира, Катя, миссис Годдард и Перо Индейки. Девушкам интересно, грозному завлабу – скучно, но надо, а вот индианка ужасно горда тем, что овладевает умением, неизвестным (пока еще) соплеменникам. Распределяю лошадей, выводим их, привязываем к столбам и чистим.

От Долли доносится тигриное рычание. Хитрая кобыла решила сыграть любимую шутку – наступить новичку на носок сапога и посмотреть, как он будет выкручиваться в прямом и переносном смыслах. В простое перетягивание с лошадью играть бесполезно – мышц у нее вдесятеро больше. Миссис Годдард это понимает, поэтому строит страшную рожу и натуральным образом рычит что-то вроде «порву дрянь как грелку». Кобыла испуганно отступает, и на площадке восстанавливается тишина и благолепие.

Так, почистились, теперь седлаемся (причем мне еще всех проверять – не дай бог, сотрет кто лошади спину нерасправленным потничком), и на плац. Подтянуть подпруги, подогнать стремена… Индианка уже освоилась в седле, делает все быстро и правильно (впрочем, у нее фора – теорию я ей объяснял и показывал дома, и неоднократно), а вот девушкам нужна помощь… Все готовы? В смену становись! Направо по стенке шагом…

Дальше – рутина, тысячекратно повторявшаяся в бесчисленных манежах и на плацах. Перемены направления, рысь, шаг, рысь, галоп….

Опа. Звездка, зараза, взыграла. Ира потеряла стремя, сползает налево, хватается за гриву, тут лошадь опять козлит, и девушка падает, не выпуская повод. С криком «Тортик!» бросаюсь наперерез. Звездочка, умничка, сама останавливается, Ира перекатывается на живот, встает, сначала на четвереньки, затем по-настоящему, и смотрит на меня круглыми и большими, как пятаки, глазами.

Вокруг – неблаголепие. Миссис Годдард скачет, как ни в чем не бывало, а Катя остановила лошадь, и Перо Индейки уткнулась ей в хвост. Не сама, разумеется, мордой своей лошади, но все равно радости мало. Ору тонким от волнения голосом:

– Чего встали! Смена, головной – Катя, рысью марш! Дистанция!

Переключаюсь на Иру. Тормошу, расспрашиваю, отряхиваю песок с волос, спины и, пардон, попки. Девушка цела, так что я закидываю ее в седло и посылаю догонять остальных. Порядок восстановлен, и я возвращаюсь в центр плаца. Брр. Так и инфаркт можно схватить.

По команде смена переходит на шаг, и я начинаю объяснять:

– Милые дамы! Всадник потому так называется, что он в седле сидит. Вот почему ты, Ира, упала? Лошадь взыграла? Ответ неверный. Когда лошадь взыграла, ты стремя потеряла. А раз ты на него опиралась, вот и сползла набок. Ничего, сейчас будем учиться держать равновесие. Повод на переднюю луку! Стремена бросить! Руки в стороны! Вверх! Вперед! Вверх!

Милые дамы делают упражнения на равновесие, старательно тянутся и наклоняются, иногда начинают сползать и, ойкая, хватаются за седло. Ничего, вы у меня скоро вертушку крутить будете. Кобылы, умницы, идут ровно и спокойно, даже когда всадницы задевают их ногами по крупу или по шее. Вот что бич животворящий делает!

Эх, парней учить все же легче было. Не екало сердце, когда кто-нибудь падал. Хотя Котенок по этой классификации попадает в парни. Ну да она и не падала почти…

До конца занятий происшествий нет. Женщины и лошади кружат по плацу, стараются или не очень, потеют и сохнут.

Потом они уходят, шагая медленно и враскорячку, а я смотрю вслед, и на душе что-то неспокойно. Хотя почему «что-то»? Сегодня мы (Сергей-Дог, Курбаши и ваш покорный слуга) планировали проехать кросс. Потихоньку, осторожно, просто верховая прогулка по пересеченной местности. Но в голове упрямо вертится «Navigare necesse est, vivere non est necesse».[26]

Так у меня было, когда мы варили стрептоцид. Синтез многостадийный, и полупродукты там такие, что от одного названия случается отек легких и жировое перерождение печени. Нитробензол, фосген, хлорсульфоновая кислота… А у нас – импровизированные ОЗК и противогазы из кожи. Бог миловал – обошлось без аварий, но в тот день, когда мы расфасовали готовый продукт, я поймал падре Хосе и заказал ему благодарственный молебен, как при возвращении корабля из опасного похода. За что получил втык от Кобры – во-первых, за утечку валюты, во-вторых, за разглашение военной тайны. Обидно. Хотя и объяснимо – как мы рисковали, знаем только мы сами, а то, что мы сделали, может оценить только Шоно.

А пока у конюшни собирается новая группа. На этот раз – начальство. Несчастные люди – положение обязывает, а дела и заботы не позволяют «государственным мужам» заниматься чаще двух раз в неделю. Но и в эти два раза они как-то не напрягаются…

– Александр Батькович! Умоляю, держите руки правильно! Я вам на следующее занятие два стакана спирта принесу. И в руки дам. Потому что как сейчас вы их повернули – весь спирт будет на земле…

Подействовало.

Лето 1791 года

Все-таки мир жесток и несправедлив. Производство душистых веществ оказалось не только самым вонючим из всего, что мы делали, но еще и опасным. Блин, когда возился со взрывчатыми веществами, ничего серьезнее выбросов нитрующей смеси не случалось. А тут – пальцы, слава богу, все на месте, но болят так, что хочется лезть на стену. Теперь я понимаю, почему во всех сериях «Мумии» эти самые мумии были такими злыми. Потому что сам сейчас злая мумия. Черт бы побрал весь класс сложных эфиров!

Идея, конечно, интересная – обратиться к плантатору, специализирующемуся на пряностях, продемонстрировать ему успехи нашей химической лаборатории и договориться о плате за то, что мы не будем составлять ему конкуренцию. Ради этого наша теплая компания с Леной, пардон, миссис Годдард во главе, припахав Цинни в качестве птицы-секретаря, три дня вспоминала все, что кто-то где-то когда-то читал о синтезе душистых веществ. А потом две недели занимались любовью с веществами, из которых уксусная эссенция была чуть ли не самым благоуханным. Сложные эфиры, блин. Чтоб их черти на том свете на растопку использовали! Или вместо слабительного.

И лишь после того, как одна из фляжек, кажется с метилацетатом, рванула у меня в руках, мы вспомнили, что эфиры способны, взаимодействуя с кислородом воздуха, образовывать взрывоопасные перекиси. Хорошо еще, что фартук из толстой кожи защитил живот и другие важные части тела от осколков. Но, блин, рожа в бинтах, руки в бинтах, все это болит, как в огне горит. Поесть – и то проблема, а уж обратная операция…

Нет, по большому счету грех жаловаться. Глаза и пальцы целы, и шрамов на лице, Шоно клянется, не останется. Хитрая Змея варит суп-пюре и подает с соломинкой. За что я ее всякий раз горячо благодарю и сбегаю подальше – скрежетать зубами и материться от боли и бессилия. Так, госпожа Годдард идет от лаборатории к жилому блокгаузу. Меняю курс так, чтобы не пересечься – на стрептоцид, блин, нашла время, силы и сырье, а на новокаин – нет. Шоно предлагал рауш-наркоз, но я отказался – опыт в обращении с киянкой у него небольшой, может и переборщить. А в наших условиях хорошая память – высшая ценность и голову надо беречь…

Мысли перескакивают на последние законодательные инициативы наших отцов-командиров, и я тихо матерюсь под нос. В общем, все правильно – и высказать мнение надо было, и записать так, чтобы не то что дети – правнуки наши не тащили в рот всякую каку. Но почему меня поняли с точностью до наоборот? Я сравнивал табак и коноплю в том смысле, что я против курения. А меня записали в сторонники «легалайза». Тьфу! Ой, зря это я – полузажившая губа от движения опять треснула. Матерюсь, не открывая рта, и продолжаю мерить шагами оборонительный периметр…

Старый Империалист

Сижу разбираю бумаги, которые накапливаются у меня на столе, пока я провожу время, натаскивая саперов. Некоторые почти не требуют моего внимания, достаточно наложить резолюцию с указанием исполнителя, вот как с этой, например:

Коменданту форта Виенто дель Темпо полковнику испанской службы Дяде Саше от помощника заведующей столовой Ирины aka Cherdak13.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА.

Для повышения качества питания гарнизона форта, предупреждения желудочно-кишечных заболеваний, авитаминозов и конфликтов с поварами, прошу закупить для нужд столовой:

– Лимоны зеленые и жутко кислые – одну бочку.

– Перец красный стручковый «чили» – связку метра на полтора.

– Гвоздика натуральная – пару горстей.

– Корица натуральная – хоть горсточку выбить с этих жлобов.

– Перец душистый – не дадут двести грамм, в следующий раз положу в пирог «чили».

– Ваниль натуральная – пять стручков.

Дата, подпись.

С легкой душой пишу поперек листка:

«Помощнику зама по МТО, Зубрилке.

К исполнению.

Результат доложить в установленный приказом № 06/02/1791 срок».

И расписываюсь.

Глава 30

ВЭК.

Гавана, середина дня. Верфь

Чем заняты гаванские верфи? Да все тем же! Рядом со стапелем натянут параллельно земле парус, под ним расселись работники – на стульях, разумеется. Уважающему себя испанцу требуется персональный стул, скамьи и лавки… немного женское. Пусть девочки собираются стайками, кабальеро – всегда индивидуальность, даже если не уродился ни титулованным кабальеро, ни идальго, ни попросту – на полуострове. На постройке «Сан Кристобаля» все ребята хорошие, добрая кровь, золотые мозги. Да, ни от воды, ни от вина не ржавеют, а вот на солнышке могут поплавиться. Климат, сеньоры, климат! Иной гачупин – то есть уроженец полуострова – приезжает сюда губернатором или кем-то вроде, пытается отменить сиесту. Много орет: мол, королю нужны корабли, много и прямо сейчас. А толку? Тут главное – не поддаваться. А вот через полгодика… Что-то из двух. Или мы стоим грустные на кладбище и льем слезу по безвременно усопшему, или сиеста возвращается, а гачупин становится нашим. Ну, почти… Главное для них – либо карман, либо слава. Нынешнему – слава… вот и хорошо. С такими сеньорами хефе, если не умирают от нашей жары, можно очень неплохо сговориться…

Мысли сеньора Фернандо Ортега-и-Аларкон текут вяло, поднимаясь к небесам аккуратными колечками, словно дым его сигары… и ничего их мулатки на бедрах не скручивают, но удовольствие самое то… Какова тема разговора во время сиесты? Женщины. Других тем нет, даже если под носом недостроенный фрегат с новейшими продольными креплениями, за которые нынешний хефе уже получил звание рыцаря славного ордена Алькантар. Все верно, ведь именно от него зависело – строить корабль по старинке или рискнуть и поверить странным идеям сеньора Фернандо. Графу, владеющему доброй третью Страны басков, ни к чему была взятка… а дону Фернандо, он сам это признает, попала под хвост вожжа.

На него последний год находит, это знает всякий. Вся Гавана знает – иногда сеньор корабельный мастер – а это, между прочим, равно ни много ни мало полковнику колониального ополчения! – произносит загадочную фразу:

– Que hace que el gloton?

После этого начинаются чудеса чудесатые. То в аудиенсию ворвется со шпагой наголо и заявит… что он там наговорил, никто не знает, но жалованье на верфях выплатили. И не только работавшим над его фрегатом. То вот с хефе договорился. Чем поманил, поди угадай! Но кораблик на стапеле растет непривычный, больно худой в ширину, зато длинный непомерно. Если не хрупнет на волне пополам, быть ему лучшим ходоком флота. Расчеты? Сеньор Фернандо сделал, отправили в Мадрид, там, что интересно, утвердили – и отозвались орденом! Теперь хефе – герой, и всякому скажет, что цифирью играть может всякий, а вот принять на себя риск во имя отечества – тут нужны поколения благородных предков. Если корабль не поплывет, хефе стыдно будет, да и на нынешнем посту ему придется позадержаться на год-другой. Ортегу-и-Аларкона, конечно, уволят с волчьим билетом – так, что разве на чужбине место и найдешь, да с позором, но хефе это уже ничем не поможет. Лишние годы колониальной скуки, когда желается столичной жизни – казнь адова!

Сеньор Фернандо улыбается.

Хефе все-таки тщеславен. Иначе тратил бы доход от поместий не то что в Мадриде – в Париже. А раз так, вернуться он желает на хороший пост. Если фрегат пойдет в серию, да если лягушатники или лимонники не успеют украсть секрет до войны, для аккуратных трюмов особо ходких кораблей найдется правильный груз: серебро Индий. Все, что способно их догнать, они утопят с полузалпа, все, что способно их повредить, увидит лишь паруса на горизонте. И если хефе успеет занять теперь, до неизбежной войны с Францией пост начальника каррера де Индиас – казенных трансокеанских перевозок, то после войны… Морской министр! Не меньше!

А к следующей войне…

Сеньор Фернандо улыбается сквозь дымок.

В конце концов, хефе потребуются свои люди и хорошие корабли. Просто потому, что без своих людей и с дрянными корытами он скоро превратится в министра бывшего…

Вот чего обсуждать во время сиесты нельзя – так это политику, даже местную. Разумеется, если бы все сводилось к важному покачиванию головами да рассуждению в стиле пикейных жилетов города Черноморска:

– Да, Альберони был голова… А вот Годой совсем не голова…

Увы, такое не по испанскому характеру. Закипят страсти и, пожалуйста – то ли тепловой удар, то ли заговор… неизвестно, что хуже.

Откуда дон Фернандо знает о «пикейных жилетах», если их и в Одессе-то пока не завелось? Да там и дюк еще не прижился! Оттуда же, разумеется, откуда и про стрингеры: у него в голове сидит человек иной эпохи. Местами человек, а местами… Так уж получилось.

Он не был биологом. Просто доброволец, решивший истратить отпуск на благое дело: ставить метки на сибирских росомах, чтобы изучить пути их дальних походов. Кризис, мобилизация – все прошло мимо, не задев и краем, про дальний кордон попросту забыли. Радио было… а вот эвакуации не было, и оставалось делать дело – в надежде, что кому-нибудь понадобится результат.

Два часа бега на лыжах, громкое: «Уррр!» из ловушки. Наполовину разобранной… Росомахи, они такие. Пятнадцатисантиметровое бревно прогрызают за ночь. Будто не хищники, а бобры… Могут чуть замедлить работу, когда человек рядом. Могут ответить, если приподнять крышку и заговорить.

– Кто там у нас внутри?

– Уррр!

Самец. Крупный. Главное – знакомый, у него маячок уже есть. Можно бы просто выпустить, но в последние дни слишком много помех, и данные с чипа надо бы скачать напрямую.

– И что, нам новую ловушку строить? Эту ты почти разнес.

– Урр.

Росомах поменял позу. Вот и хорошо. Выпад стека, на конце которого шприц со снотворным. Ожидание. Ровно дышащее тело. И – перенос! Паника – от чужой памяти, второго родного языка – а сеньор Фернандо и французский знает не только на эпиграфы… и третьего, состоящего из небольшого набора криков и урчаний. Знание парусных кораблей, верфей – и тайги. Умение построить корабль – и отбить у волчьей стаи лосиную тушу.

И если от дона Фернандо осталась только память – то зверь временами ворочается в голове. Чтобы его разбудить, достаточно спросить себя:

– Que hace que el gloton?

«Что сделает росомах?»

Тогда условности, даже те, что вбиты эволюцией человека, осыпаются с разума шелухой. Куда-то девается страх… Остаются холодный расчет, безграничная наглость – и озорная радость. Быть росомахой. Трудно, но весело!

Солнышко припекает – не затылки, парусину.

Один из сеньоров королевских инженеров разворачивает газету… не страдалицу, пересекшую океан и доносящую трехмесячной давности европейские новости – нет, новенькую, пахнущую типографской краской!

Очередная затея генерал-капитана. Не скажешь, что плохая, нет. Наоборот! Дон Луис прекрасно понимает, как должно выглядеть подобное издание, даром оттрубил начальником гарнизона сперва по всем москитным местечкам Америк, потом по всем горным дырам Пиренеев… И на-ка – получил ключевой пост. Самый важный в нынешних испанских владениях после вице-королей Перу и Новой Мексики. Так что листок здорово напоминает полковую газету. Местные новости, прославление отличившихся… причем заметки о достойных людях подписаны самим доном Луисом! Намек, да, и прежирный. Между прочим – новенькое. Формируется отряд брандеров для защиты порта. Требуются офицеры недворянского происхождения. Чин лейтенанта, титулование – «сеньор капитан брандера». В случае успешной атаки – дворянство. Правда, это если французы полезут, а они полезут вряд ли. Так что – служба без перспективы. Пролистываем!

Вообще, наследственное дворянство нужно. Удобно жить в колониях, можно и без. Торговать – тоже. Зато правильно жениться… Что поделать – у генерал-капитанов, старых холостяков, случаются в гостях племянницы. Бал у генерал-капитана, и – что устроит росомах? – полковник-кораблестроитель крутит третий танец подряд с доньей Росой Оррейль-и-де-лас Касас.

«Я старый солдат и не знаю слов любви…» Вспомнили? Зря. Полковник более изящно упитан и на полголовы ниже, она… Она рыжая прелесть! Не лицом, нет. Только после первых ее слов нахальный зверь готов был урчать и подставлять шею, а вместо этого болтал всякий вздор и выделывал такие па, какие Фернандо-человек не сумел бы точно. Что она – графиня и дочь целого адмирала, когтистому разбойнику было плевать. Он увидел ту, ради которой встал бы и перед медведем гризли. Просто потому, что этой, и своим детям от этой – ты несешь кусок мяса. Или умираешь.

Выяснилось – случаются звери и пострашней гризли. Например – адмирал граф Александр О'Рейли – ему испанские писцы фамилию не посмели переиначить, даже когда ирландец выслужил графский титул. В огне и пушечном дыму. Вот он ухватил росомаха и волочит в сторонку, за колонну ракушечную, но крашенную под мрамор. Прямо спрашивает: чего хочется наглецу? Перевод во флот, линкор под команду или жену? Честно отвечать. Не то – будет хуже!

Не будь Фернандо тогда росомахой…

– Жену, – сказал, – а кораблем командовать я не умею…

– Хочешь жену – будешь, и хорошо… Куда денешься?

Очная ставка – глаза в глаза. Но испанский восемнадцатый век, и если девица танцует с молодым человеком три танца подряд – она знает, чего хочет.

Мужа.

– Три года, – говорит адмирал, – вам, сеньорита – остыть. Вам, сеньор, заработать титул. А пока – танцуйте…

И была музыка. И были полонезы до утра, а там, пока свежо – на службу, слышать знакомый лесной запах сосновой смолы. А потом – простой расчет – за сколько лет, откладывая из жалованья, личный дворянин сможет купить себе титул дона. Самый маленький! Нетрудно догадаться, отчего скоро – что бы сделал росомах? – на гаванских верфях оказался заложен фрегат нового типа.

Солнце ушло из зенита, сбавило ярость. Скоро конец сиесты. Можно попросить газету у коллеги. Что у нас самым крупным шрифтом? «Визит его высокопревосходительства вице-короля Новой Испании!» Завтра он посетит верфи… Хефе, сын собачий! Не предупредил. Интрига? Ладно… В любом случае – конец нормальной работе! Время подметать верфь, убирать щепки, шкурить заусеницы. Вдруг да зацепят кружевной манжет высокого гостя. Такой визит может закончиться ничем. А может – тем, что полковника Ортегу запомнят.

Фернандо молчит до удара колокола, возвещающего окончание сиесты. Зато потом его уверенный баритон разносится по всей верфи.

– Сеньоры, сколько у нас осталось зеленой краски?

– Зачем?

– Как зачем? А что, траву мы тоже будем красить, как борта, в черно-белую полоску?

Вот и явилось начальство мудрое… Хефе в мундире, совершенно не различимом под золотым шитьем, и несколько господ попроще: например, вице-король Новой Испании и наш генерал-капитан. Хефе заливается соловьем, начальники его, что не характерно, слушают, и превнимательно!

– …если в Гаване вообще есть человек, умеющий и любящий строить корабли не по старине, а по науке – вот он, перед вами. Поверите ли – буквально вчера представил мне доклад об устроении опытового бассейна для испытания моделей судов… второй есть только в Англии!

– Но вы, конечно, не утвердили?

– Напротив, ваше превосходительство! Все подписал, и оказалось – вовремя! Месяц-другой, и мы сможем проверить – как вы их назвали? – «клиперы» очень дешево. Я-то сразу понял, что если совместить новые обводы с новой длиной…

Понял он. Месяц держал бумаги на столе, не решался закорючку свою поставить. Зайдешь – один ответ.

– Думаю, полковник. Это вопрос казенных средств… Если ваш длинный корабль удалось пристроить как заказ береговой охраны – знаете, там всегда найдется сорвиголова – то бассейн несомненное имущество верфей. Потому торопиться будем медленно. И ведь дождался своего! Бассейн действительно нужен. Без него сравнить два типа обводов можно лишь выстроив два корабля в полный размер, да устроив гонку. С равными по мастерству командами и в равном грузу. Дорого. Бассейн дешевле.

Впрочем, само слово «клипер» говорит достаточно. Самая ходкая конструкция парусника, уступившая место только пароходам, да и то не сразу. Почему-то всегда казалось, что американцы начали их строить несколько позже… Неужели какой-то ранний образец? Надо брать, пока предлагают. Вице-король уточняет у начальника верфей:

– То есть, вы полагаете, что до завершения бассейна и проведения испытаний покупать секрет новых кораблей не следует?

– Безусловно, – хефе согласно сверкает галунами, – именно таково мое мнение. Тем более, располагая опытовым бассейном, мы и сами со временем сумеем подобрать идеальную форму корпуса. Ну что хорошего может выйти из дикой страны? Тем более вы говорили, там и чертежи выполнены не вполне правильно?

За год-другой. А французские корсары могут появиться в этих водах уже скоро. Война с Францией наверняка уже идет, просто новости не дошли до основания динозавровьего хвоста. Да, Гавана – это и есть тот самый мозг в копчике. А как иначе, если через океан из Европы плыть два месяца, а обратно – три?

Итак, объявляются французы… Память подсказывает: Сюркуф! Да, в честь бравого приватира в двадцатом веке назвали странноватую подводную лодку с пушками как у крейсера, которая…

Неважно.

Важно: против этого героя окажется потенциальный тесть – на старых кораблях, недостаточно ходких, чтобы поймать переделанный из работорговца приватир. Зато в Гаване будет бассейн!

Что бы сделал росомах?

А схватил бы хорошую вещь и не отдал. Значит…

– Ваше высокопревосходительство! Разрешите…

Вице-король переводит взгляд на фигуру, доселе обязанную лишь головойкиванием и предоставлением объяснений, да и то – если прикажут. Полудержавная бровь взлетает до середины лба:

– Полковник, вы против опытового бассейна? Насколько я понял, именно вы составили проект… Или вы не Ортега-и-Аларкон?

– Он это я. Я, ваше высокопревосходительство, считаю, что из стран, ныне полагающихся окраиной цивилизованного мира, вышло немало практичных изобретений. В минувшую войну за независимость североамериканские колонии создали крайне удачный вариант военной шхуны, ныне состоящий на вооружении всех серьезных флотов, не исключая и британского. Возможно, в Америке не хватает толковых чертежников, но практической сметки – предостаточно. Если им отказать, эти корабли могут получить французы. Или англичане…

Которые остаются постоянным противником Испании в нескольких войнах подряд. Грабят корабли, зацапали Гибралтар и Менорку… Последнюю удалось отобрать в прошлую войну, но это весьма скромный реванш за былые обиды, не так ли?

Бровь опускается.

– Я поразмыслю над вашими словами, полковник. И – вы ведь любите работать с новыми конструкциями? Тогда, пожалуй, я перешлю вам один набор чертежей, его выполнили те же люди, которые предлагают клипер. Ознакомьтесь и доложите свое мнение. Скажем… нет, завтра не успеете, да и «завтра» у нас означает «никогда»… В среду.

То есть дает два дня.

Только – все равно не терпится посмотреть! Только добраться домой, скинуть башмаки, ставшие слишком тесными для раздувшихся от усталости ног, велеть слуге заварить кофе, и корицы в него не жалеть…

А вот после этого – к столу для чертежей и карт. Развернуть, прижать уголки грузиками. И – глазам своим не поверить.

Несмотря на все потуги сделать работу понятной, чертеж действительно выглядит странно – по меркам восемнадцатого века. Потому что выполнен по меркам двадцатого! Да и то, что изображено четкими черными линиями китайской – спасибо Манильскому галиону! – туши…

Двойной корпус – катамаран под общей палубой. Непривычное парусному флоту обилие механики. И – характерно укрепленный трюм.

Именно такой, какой сам дон Фернандо устроил бы под паровую машину…

«Непрофессиональный» чертеж. Клипер. Паровая машина – пока не для хода, всего лишь для судоподъема… Несложно сложить два и два.

Ты в этом времени не один. И те, кто оказался в этом времени кроме тебя, по крайней мере, не враги.

Что бы сделал росомах?

Пошел бы знакомиться – кого это из соплеменников на его территорию занесло. Если свои, родные – хорошо, радость будет и совместная охота. Если малознакомый мохнатый идет по делам – пожелаем счастливого пути и доброй охоты в других местах, можно даже третьесортную нычку сдать, чтобы поел – и скорей проваливал. А если враг… Придется выяснять – чьи когти острей, лапы ловче, зубы крепче.

Куда бы ни повернулось, следует доложить вице-королю, что чертежи ясны настолько, что их манеру можно рекомендовать в качестве образцовой. Что корабль, на них изображенный, построить можно, но вопросы и неясности – есть. А потому для пользы дела следует полковнику Фернандо Ортега-и-Аларкону повидаться с теми, кто эти чертежи изготовил, и перекинуться парой слов…

Глава 31

Место встречи задает и уровень. Дворец генерал-капитана – значит, парадный мундир. Цеплять шпагу – вот уж от чего на верфи быстро отвыкаешь, так это таскать на поясе ковырялку. Дворянин должен быть всегда готов защитить свою честь и честь свой дамы? Что ж, для этого есть пистолеты. И теперь «дон глотон» не будет таскать цепляющуюся за все что ни попадя перевязь. У сюртука есть карманы… в них отлично входит пара «пушечных» пистолетов. Хорошие штуковины, хотя и не без недостатков. Почему «пушечные»? А у них стволы бронзовые, толстостенные. Точь-в-точь маленькие пушки! Хорошее, надежное оружие, только увесистое и заряжать муторно. Типичный пережиток былой имперской славы, который Фернандо не променяет на вдвое большее количество кремневых хлопушек.

Вот ими он и занимается: налегает на ключ, увесистый ствол тяжело поворачивается. Еще оборот, еще один… Ствол отдельно, остальной пистолет отдельно – обрубок с открытой каморой. Туда и засыпаем из пороховницы… отлично. Теперь берем в руки ствол – в нем иная камора, чуть толще, чем сам ствол. Туда – пулю. Свинец штука мягкая, при выстреле в ствол пролезет, не разорвав. Зато – прилегание к стенкам идеальное, значит, и мощность выстрела хорошая. Еще один плюс – пуля не выкатится! А то недавно морской пехоте мушкетоны привезли… Интендантство решило сэкономить: стволы не оснащены шомполами, зато в патронах не пули, а пулечки – махонькие, чтобы в ствол сами проваливались. Еще хвалили: мол, не надо ничего в дуло толкать – стукнул прикладом оземь, пуля вниз и провалилась! Быстро! То есть – даже не запыжевать. Шомпол же теперь положен один на взвод.

Вот такая экономия: меткость в ноль, дальность тоже почти в ноль.

Ну, что бы сделал росомах?

А снарядил бы пистолеты, да пошел объявлять, что попытка всучить вместо оружия детскую игрушку солдатам его католического величества короля Карла Четвертого есть оскорбление! Потому – стреляться через платок! Или…

Вот тут нужно оставить выход. Убегающему горному козлу проще вспрыгнуть на загривок, чем подставившему украшенный рогами лоб. Ну, этот-то не горный. Просто козел. Ничего, и такого съедим!

На деле короткоствольный мушкетон для корабля – самое оно. Только пусть поставит шомпола – хоть и за свой счет! Тогда нужно озаботиться картечными патронами и пыжами – перед абордажной схваткой выйдет самое то.

Ну вот, стволы ввинчены на место, колесцовый замок взведен вторым ключом. Дорог, зато не отсыревает и осечек не дает. Посмотрим, готов ли интендант-гачупин помирать за барыши. На лестнице – белизна колонн, вытертые ступени с утра подновлены мелом – прошлое. Мелькает мысль: «Снова попал?» Черные мешковатые штаны, сапоги, черные же куртки под белыми хлопчатыми накидками… Это же в семнадцатом веке надлежащим цветом одежды благородного дона был черный! Не то, чтобы попасть в эпоху величия было плохо… но там нет Роситы. К счастью, короткого взгляда на часовых – мундир фрачного покроя, на голове шляпа, отличающаяся от гражданского цилиндра только огромным пупугайским пером, приляпанным к тулье здоровенной латунной бляхой, – хватает, чтобы понять – на дворе по-прежнему век «просвещения». На деле упадка, но что поделать, если и росомах, и человек уже прикипели к этому времени и этой земле – потому, что женщина – тоже земля.

Так что… Все хорошо. Сменится ли упадок процветанием, зависит от ума и храбрости мужчин! Вот еще и поэтому вор должен заплатить… или получить пулю. А что сеньоры вспоминают славное минувшее – это неплохо. Пожалуй, это напоминает добрую вихрянскую ностальгию по временам иной великой державы. Правда, мы ее застали – а эти не помнят времен старой славы. Зато еще надеются. Если когда-нибудь испанцы перестанут делиться на креолов и гачупинов – кто победит страну, раскинувшуюся на пяти континентах?

Может, именно из-за «реконструкторских» нарядов ожидающие приема у генерал-капитана дворяне кажутся знакомыми. Ветерок – ради него они и стоят под портиком, не заходят внутрь-отбрасывает противосолнечную накидку с плеча одного из сеньоров. И вор-интендант отходит на второй план.

Нашивка!

Здесь тоже украшают рукава мундиров, но кто изобразит на них стремительный черно-белый силуэт? Для европейцев восемнадцатого века кит-убийца – всего лишь бесполезная рыба, которую не может догнать ни один китобой. Тем более над косаткой расправляет крылья не совсем альбатрос, а под – плывет не совсем кашалот. Один чуточку смахивает на самолет, другой – на подводную лодку. Сверху – девиз «Deber, honor, valor». То, под чем подпишется любой идальго: «Долг, честь, отвага». Вместе…

Шеврон боевых пловцов!

Советских.

Косатки-то питаются не только рыбой. Ластоногих тоже жрут – а это как раз всякие натовские «котики». Наши поставили себя повыше в пищевой цепочке.

И вот теперь один зубастый «джентльмен в черно-белом» стоит на ступенях резиденции генерал-капитана… Первый порыв – подскочить, бухнуть что-нибудь по-русски, причем словами, которые в этом времени не поймут. Современники же! Да еще – свои!

Но… на свете бывает всякое. Росомах внутри предупреждает – кто лезет вперед, не понюхав воздух, попадает в капкан и заканчивает свои дни унтами, шубой или воротником. Потому – отвожу от современников слишком пристальный взгляд и топаю вперед. Мне назначено!

Заодно посмотрим, как господа из завтра отреагируют на подпрыгивающую на фундаменте резиденцию, звон, выстрелы и вылетающих из окон воров. Хотел по-хорошему, хотел – но теперь придется спустить росомаха не в осторожном, а в наглом состоянии. Ничего личного. Просто полковнику Ортега-и-Аларкону нужно показать себя – точно так, как написано на только что виденном шевроне:

«Долг. Честь. Отвага».

Признаваться – рано.

Показать, что мы одной крови – пора.

Котозавр

Солнце… Жара… Етитская сила, только десятый час, но гаванская погода убивает напрочь. Среднегодовая температура 25–28 градусов сейчас больше похожа на тридцать с чем-то, при почти стопроцентной влажности. А мы, вместо походных костюмов, напялили парадные шмотки, ибо визит насквозь официальный, иначе никак. Не поймут. В лучших традициях колониального, да в общем-то любого начальства, его превосходительство генерал-капитан изволят задерживаться. Наверняка похмел лечит, после торжественного приема в честь вице-короля. Ладно, ждем-с… В здании еще хуже – та же парилка, но без морского ветра. Тем более что первый этаж свежепостроенного дворца Генерал-Капитанов сдан в аренду торговцам-креолам, денег для расплаты с долгами в казне нет. А торгуют здесь не цветами – если от лавки тканей или скобяного товара ничем особым не несет, а из кофейно-табачной даже и приятно попахивает – то кожевенная и мясная отрываются по полной, за всех соседей. Мы пристроились ждать в самом продуваемом месте, выгнав оттуда одноногого нищего – хмыря в широких штанах почти скрывавших подвязанную к заднице голень. Сзади все равно видно. Часовым на входе веселее – замотаны широченными ремнями поверх мундиров, и белых противосолнечных накидок им не положено. Народу на Пласа-ди-Армас пока хватает, все спешат провернуть дела до сиесты. Попадаются очень даже интересные синьориты… Вах, красавыца, это ты так девичью скромность изображаешь? Толкаю Сергея в бок:

– Улыбнись и попроси телефончик. Видишь, как она в тебя глазками стреляет, поверх веера?

– На фиг, потом или дуэль со всеми родственниками по очереди, или свадьба. Не знаю, что хуже.

Коренастый кабальеро, бодро взбегавший по ступенькам аудиенсии, нас тоже внимательно осмотрел: ну да, белые вороны, черного цвета. Эх, какие были глаза у портного в Мехико, когда господа с такими деньгами заказали парадные костюмы времен прошлой династии. Причем не маскарадные – а самые что ни есть практичные. Мастер вертелся как уж на сковородке и старательно подсовывал свежайшие – прошлого года, модные картинки из Европы. Педерастические панталончики, чулочки с подвязочками, камзольчики с рюшечками и оборочками, бю-э-э-э…

Пришлось рявкнуть, что у нас, в Челябинске, все так ходят, ну и рассказать про суровых челябинских сеньорит, которые носят корсеты, шляпки и веера из оружейной стали. Кажется, он поверил.

Блин, еще полчаса, и надо сваливать отсюда, во избежание теплового удара. Говорят, акклиматизация помогает, но мы-то на Кубе всего…

– Бах! – раздался выстрел в здании. – Бдзынь!!! – в окошко второго этажа вылетел человек, удачно хряпнувшийся в тележку с фруктами, которую вез босой негритенок, вскочил на ноги, и, что-то истошно завывая, убежал за угол, с ходу перемахнув груду каких то мешков. Надо же, с таким пузом – такие достижения в беге с препятствиями. Утро перестает быть томным. Мы переглянулись и дружно ломанули внутрь, мимо сонно моргающих часовых – вот мастера своего дела, на посту спят стоя, невзирая на погоду. Вверх – налево тюрьма, направо?.. Искомая дверь была видна издалека: возле нее толпились канцелярские работнички, не рискуя сунуться внутрь-там стреляют, и не уходя – интересно же. Дворян пропустили без вопросов – шоу продолжается. В приемной морского интенданта – нам про него, урода, уже рассказывали добрые люди, было распахнуто окно, пара стекол разбиты – спортсмен стартовал отсюда, а что же его подвигло на достижения?

В дальней комнате было почти тихо, кто-то спокойным голосом выговаривал: «… не уйду отсюда, пока не добьюсь результата. Оба предложенные мной варианта меня устраивают, теперь вы…» Аккуратно заглядываем. Идиллия: давешний крепыш держит на мушке толстомордого гачупина, тот обливается потом, и не знает куда деть руки, благоразумно держа их подальше от эфеса своей шпаги. Хотя эта шпага – уже не оружие, а просто легонький тоненький шампур, с красивой ручкой, символ принадлежности к сословию.

– Господа, не будет ли невежливо с нашей стороны, попросить вас, сообщить причину ваших разногласий?

Чиновник только испуганно всхлипнул, пытаясь выдавить слово, а его визави, пристально на нас глядя, приподнял шляпу и представился:

– Полковник Фернандо Ортега-и-Аларкон, я убеждаю господина интенданта в том, что на каждый мушкетон морской пехоты Его Величества короля Карла Четвертого нужен шомпол и калиберные пули. А господин интендант – что достаточно одного шомпола на взвод и пуль, что закатываются сами.

Какой эффективный менеджер… Тут все ясно, Клим разворачивается, и выпирает из приемной любопытных, захлопывая дверь у них перед носом. Я подпираю ее стулом, ибо хрен знает, где ключ. Мы имеем административный ресурс – целого вице-короля, и пока этим можно пользоваться.

– Господин полковник, я по молодости лет еще ни разу не швырял канцелярских крыс в окна. Покажите, пожалуйста, еще пару раз, а мы вам будем его возвращать тем же способом. Такому надо учиться у мастера, секретарь вылетел очень красиво. А взамен я могу показать, как снимают скальп одним движением.

В кабинете нехорошо запахло…

Несколько часов спустя

Афигеть!!! Полковник жжет напалмом. Блин, если б было на чем – попросил бы автограф. Честно. Дядька крут. Как оказалось, он тут уже потихоньку профессорствовал, и наш приезд был напрямую связан с его планами: корабль с новой конструкцией корпуса, большего удлинения, уже заложен на Гаванской верфи, сэкономив нам не меньше полугода времени – и десятка миль нервов, которые могли вымотать замечательные испанские чиновники. Причем заложен – но внести изменения в форштевень и обводы еще можно. С таким гандикапом наши планы сразу обрели реальные черты.

Гавана – красивый город. Тесноват, правда. Какой-то древний король приказал улицы в жарких странах делать узкими, для защиты от солнца. Эффект не очень заметен, но все равно красиво. Впрочем, как и любому средневековому городу, Гаване мешает строиться стена. Точнее – Стена. Враги вконец запугали Испанию, раз она вложилась в такую фортификацию – метров десять толщиной, высотой как бы и не больше. Дон Фернандо смеется:

– Это еще не дорого. Когда тридцать лет назад англичане захватили город – правда, быстро вернули, король приказал построить еще одну крепость, для усиления защиты входа в бухту. Форталеса-де-Сан-Карлос-де-ла-Кабанья строили одиннадцать лет, и потратили на это четырнадцать МИЛЛИАРДОВ песо.[27]

– Рассказывают, что Карл III, находясь в Мадриде, попросил подзорную трубу, чтобы рассмотреть цитадель. «Крепость, на строительство которой было затрачено так много денег, должна быть видна из Мадрида!»

Красотами города мы любуемся, гуляя вдоль по Прадо – бульвару, тянущемуся вдоль городской стены. Полковник Аларкон показывает друзьям достопримечательности. Заодно думаем, где и как располагаться. За стену нельзя – запрещено не то, что строиться, а даже выходить, там бегают пираты, контрабандисты и прочий маргинальный элемент, контакты с которыми нежелательны. Впрочем, почти каждый невзрачный двухэтажный домик скрывает за собой приличных размеров патио, внутренние галереи, что защищают окна от безжалостного тропического солнца, и много кованых решеток – везде. Восстания рабов не только постепенно заменяли деревянное зодчество каменным, но и приучили жителей к пассивным мерам безопасности. А королевский указ только закрепил существующее положение вещей: Гавана стала первым полностью каменным городом Нового Света.

Бульвар Прадо вечером – оживленное место: на него смотрят из глубины галерей окна кучи модных лавок, под сенью древ прогуливаются семейные пары, кабальеро элегантно волочатся за сеньоритами – а как еще, если за каждой приличной девушкой закреплена персональная мымра с повадками Цербера? По правде, конечно – дуэнья. Но по жизни – мымра!

– А это, господа, – дон Фернандо хлопает по холке каменного льва, одного из двух, что разлеглись в конце бульвара – местные бабники. Как гласит легенда, два отважных кабальеро наткнулись вечером на прелестную сеньориту, под тяжелой мантильей, что совершала прогулку в одиночестве, и слишком настойчиво просили ее открыть личико – злая колдунья, а это была самая натуральная колдунья, превратила их в двух львов и обрекла стоять каменными изваяниями до тех пор, пока на них не обратит внимание девушка – жительница Гаваны шестнадцати лет, непременно девственница. Так и стоят до сих пор львы…

Глава 32

Сентябрь 1791 года.

Резиденция ЭПРОН

На войне, как известно, убивают. Хорошая выучка, и оружие, разведка и тактика, могут повысить твои шансы. Но даже крутейшего профессионала можно затоптать кучей ополченцев, «Битва золотых шпор»[28] и «Падение Черного Ястреба» тому подтверждение. Простое невезение тоже никто не отменял.

Существуют две крылатые фразы: «Бог на стороне больших батальонов» и «… на стороне тех, кто лучше стреляет». Как и все красивые формулировки, эти – верны, но не всегда. В мире вообще и на островах Карибского моря назревают очередные войны: революционная Франция дала очередной толчок грызне всех со всеми. А мы, попаданцы, ни фига не большой батальон. И даже хорошо стрелять особо некому. Мало нас. Шестеро охотников за сокровищами, причем безусловных комбатантов двое: я с женой, а пускать в драку остальных – сродни забиванию гвоздей микроскопом. Клим, вообще-то Сергей, но ввиду наличия шести тезок – Клим, единственный водолаз-кораблестроитель. Мама Яга – медик. Вадим – железнодорожник, единственный из нас, кто знает специфику дела не по книжке «Как закалялась сталь», а руками строивший и головой руководивший. Николай ака Дед Никто, или просто Дед, – моряк и водолаз, подготовленный уже здесь, и единственный, кто может достаточно квалифицированно подменить Клима.

Ноябрь 1791 года.

Резиденция ЭПРОН

«Грозную инфантерию испанского короля» нам под команду никто не даст, рылом не вышли. Генерал-капитан Кубы сам себе начальник, и с вице-королем они коллеги, с прямым подчинением Мадриду. Но сеньор Луис де лас Касас-и-Аррагорри неплохой политик, а потому осторожно-одобрительно отнесся к идее набрать, за наши деньги конечно, небольшой отрядик, который мы будем готовить по своей методике. Гарнизон – не трогать, денег – не просить, применение – оговаривать отдельно, кабы чего не вышло. Концепция независимых сил для делишек, которые не должны делать регулярные войска здесь, ни разу не новость: найм пиратов ранее, выдача каперских патентов ныне, разного рода интриганство, которым заведует чиновник из свиты сеньора Луиса. То есть официально заведует он каким-то письмоводительством, но при этом крайне осведомлен о делах всех карибских колоний других держав. Молчаливая договоренность – мы не задаем неприличных вопросов, не получаем уклончивых ответов, а вот поделиться мыслями в приватной обстановке можно. Сеньор Эухенио Косарес несколько удивлен и обрадован, что есть дворяне, разделяющие его взгляды на столь неблагородное ремесло, как шпионство. Толика доверия зародилась с мелочи: я слил информацию из будущего, о последних событиях в Европе, как будто полученную от… ну какая разница откуда, Дон Косарес? Купец, пришедший через неделю из Европы, кое-какие новости подтвердил. Пока что можно баловаться инсайдерством, мы не натворили еще дел, достаточных для заметного изменения реальности. Но много ли в учебниках истории написано про Карибское море времен Революционных войн? Почти ничего, упоминается восстание Туссен Левертюра, и все. Кстати, оказалось очень актуально – Гаити, это западная часть Эспаньолы, восточная принадлежит Испании, и негры, бунтующие под боком, вызывают опаску. Но и грех не использовать такой шанс подгадить Франции. Тем более что на деле бунтуют разбогатевшие мулаты за свои гражданские права. Поэтому в Санто-Доминго идет оружие – что поплоше, деньги – нужным людям, и на некоторые корабли Береговой Охране приказано закрывать глаза – если те идут куда надо. А в разговоре с сеньором Эухенио, промелькнуло другое название – Мартиника! Жемчужина Наветренных островов, французское владение, объект постоянных притязаний великих держав. Испания формально таковой является – но по факту все гораздо хуже. Давненько не было приобретений и побед, которыми можно гордиться. Да, были удачные, даже славные битвы, но вот с кардинальными, меняющими расклад сил результатами – увы… А тут пошли слухи, про конфликты во всех французских колониях. Как известно, Революция провозгласила всеобщее равенство, что не понравилось основным силам в колониях – богатым плантаторам. Даже покушение на власть короля не такой грех, как покушение на их деньги. Если рабы перестанут быть рабами, им придется платить! Поэтому решения Конвента в колониях встречаются в штыки – не всеми, там хватает и республиканцев. Пока противостоящие силы развлекаются мелкой резней друг друга, но традиция предусматривает приглашение варягов – так всегда происходит. Конвент прислал некоего де Бехаге, с новыми указами, на должность губернатора. Все противники новой власти считают себя роялистами и щупают соседние монархии на предмет – кому выгоднее себя предложить. Кусок вкусный – но войны пока нет, какое огорчение. И если Британия может себе позволить просто прийти и влезть военной силой, то Испании такое не по зубам. Тайные переговоры идут долго – письмо с надежным человеком должно приплыть из Форт-Рояль в Гавану. Здесь его должны прочитать, с посланцем поговорить и, хорошенько подумав, дать дипломатично-обнадеживающий ответ. Посланец отправляется восвояси со встречным предложением, а человечек из канцелярии генерал-капитана отправляется на Мартинику по торговым делам. Почта ходит кругами – прямого и регулярного сообщения нет. Новости доходят с опозданием, но обнадеживающие. Да-да, у меня прямо как у взрослых, появляются свои источники. Не агенты, нет, но люди, которые в доброй беседе расскажут о том, куда ходили, чего видели. Если учесть, что противные партии на Мартинике обсуждают свои планы предельно узким составом – пару сотен рыл минимум, и у каждого есть семья-друзья-собутыльники, то принесенные контрабандистами новости ничуть не менее точны, чем совершенно секретные послания сепаратистов испанским властям. И не только испанским. До Ямайки ближе, и туда предложения тоже пошли. К счастью, сил у Британии на Карибах мало: два линкора и десяток колониальных фрегатов. Войск тоже чуть, для вмешательства им надо тащить все с Острова. А революционный губернатор просит войска у Конвента, чтоб привести колонию к повиновению. Именно этот четырехсторонний расклад позволил нам переформировать небольшой охранный отряд – позволительный и даже необходимый благородным людям, во взвод Бойцовых Котов – и даже получить некоторое снабжение, из тех самых негласных сумм, выделенных на подковерную борьбу. Вмешиваться лично генерал-капитан не хочет, а вот помочь людям, уже перебегавшим дорогу Британии – можно. Если получится – то все сделано под его чутким руководством, в недрах его системы, не получится – он понятия не имел об этой авантюре. Не сильно охота влезать в такие дела – но надо зарабатывать авторитет. Себе, команде попаданцев, сеньору Фернандо Аларкону… В Гаване сложилась негласная коалиция – общего разговора не было, максимум – двухсторонние решения, но все вышеперечисленные работают на общий успех: если заработает новое судостроение, судоподъем и будут успехи в ближайшей войне – а она будет, тут и без предзнания все понимают, то сеньор хефе пойдет наверх и потащит своих. Вот и становимся своими. Клим шерстит бухту Гавана и окрестности, одновременно отбирая своих будущих водолазов – за двести с лишним лет там утонуло множество кораблей, одних пушек и якорей поднято десятки, а это уже заметные деньги. Технари собрали на верфи паровик, пока не готов катамаран – от него приводятся токарные станки и пилорама. Раньше все вращалось лошадьми, но сила одной лошади – ни разу не лошадиная сила,[29] особенно при долгой работе. Да и лошадиная сила – семьсот с чем-то ватт, мощность недорогого перфоратора, меньше китайского скутера-пятидесятки. Корабелы в шоке, колониальное начальство в мучительных размышлениях. Эффект заценили – но до чего же дорого стоит такой аппарат, тем более что их делают только в Англии, штучно.

Одним из самых прибыльных наших занятий оказалась фармацевтика. Слабительное – популярнейший товар, любят здесь зажиточные господа всякую дрянь жрать, а потом мучаются. Зеленка и йод – в тропическом климате, где гноится любая царапина, незаменимая вещь. После небольшой рекламы идут серебром по весу! Химлаборатория работает на полную мощность, мне пришлось скупить всю серную кислоту в Гаване, вытрясти душу из стеклодува, который, кроме бутылок и флакончиков, почти ничего не делал, и озадачить контрабандистов сырым каучуком. Каучук проще взять у португальцев в Бразилии, туда честные купцы не ходят: запрещено колониям торговать между собой. Хотя если кто-то думает, что груз пришлось темной-темной ночью на лодках переправлять на тайный склад – разочаруйтесь. В порту висит прейскурант: сумма сборов с контрабанды. Все честно – доля короля, доля порта, доля чиновников. Мадрид присылает грозные указы о недопустимости, пресечении, страшных карах – власти отписываются о беспрекословном выполнении, и все довольны, гармония соблюдена.

Глава 33

ВЭК

Генерал-капитан – не человек, а золото. Одно хорошо – остался жив, не умер от смеха, читая прихваченные в столе сеньора интенданта документы. Не поверите, оказывается, в Гаване ночами холодно, и требуются дрова… семь месяцев в году. И дрова довольно дороги!

В Мадриде докладам верили. Испания – страна не северная, а холодно бывает. Король Филипп Третий, царствие ему небесное, изволил угореть от зачадившей жаровни – придворный чин, имевший право отапливать комнату короля, приболел, прочие не решались взять на себя ответственность. Опоздаешь – припишут цареубийство! Успеешь – накажут за превышение полномочий. Потому и верят… и еще потому, что на карте остров Кубу украшают горы… а в Пиренеях наметает снега метра на три.

Да, занесенные снегом по зубцы серых стен города, трескучий мороз, неизменно губящий оливы и лозу – это тоже Испания. Там знают, что такое холод. А потому, если чиновники сговорились и уверяют, что по ночам в Гаване нужно топить…

– …то поверят скорее им, чем нам. Ведь наверняка делятся!

Дон Луис задумчиво захлопывает папку.

– По правде говоря, принеси вы мне эти бумаги вчера, я предпочел бы о них забыть… на время. Право, Фернандо, вы последнее время слишком прямолинейны. Чем плох вор, о котором ты знаешь, что он вор, и готов это доказать? Он будет брать в меру… и не будет мешать тому, кто может доставить ему большие неприятности. Однако история с мушкетными пулями…

– Очень интересна!

Хефе сегодня не только сверкает шитьем, он словно светится изнутри. Он полон идей, которые так и брызжут – вместе со слюной изо рта. Хорошо еще, развитое чувство титулованной спеси не позволяет ему слишком приближаться к собеседнику…

– Кому интересен вор, Луис? Но на носу война, и в попытке разоружить морскую пехоту лично я вижу французские деньги… вложенные в ожидании гораздо больших денег! Их приватиры получат изрядное преимущество при абордаже, поток средств в метрополию сократится… Вы улавливаете мысль?

Генерал-капитан медленно кивает.

Разоружи интендант любую часть, кроме гаванского гарнизона и морской пехоты, – было бы дело по-нынешнему на Золото Короля? Благословенному металлу, вливающему толику жизни в нищающий полуостров? Скоро человек, который хотел всего лишь денег – самую чуточку больше, чем следовало, – будет поспешно перечислять имена в морском министерстве, надеясь, что ему поверят и не потащат к страшным приспособлениям, на фоне которых меркнут пресловутые инструменты инквизиции.

Список выйдет длинным… и, безусловно, почти целиком ложным. Никто не будет хватать порядочных людей – но будет установлена слежка, тайные службы короля устроят несколько испытаний, которые покажут не обязательно виновных, но, безусловно – недостойных.

Главное – если начнется следствие, персоны, на которых покажет вор, временно лишатся шанса на повышение. О, безусловно, ненадолго! Но хефе уверен – ему времени хватит. Подпрыгнуть на ступеньку – точно, перескочить через две – быть может, если повезет. И если окажется достаточно расторопен.

– Я не могу оставить пост, вверенный мне Его Католическим Величеством, – говорит он, – но полагаю необходимым известить Мадрид о заговоре как можно скорее. Полковник вы успеете передать ваш новоизобретенный фрегат береговой охране до наступления сезона, благоприятствующего путешествию на полуостров? Если вам удастся опередить слухи…

То, возможно, проверка выявит не жадного и невнимательного, а – истинного виновника, не исключено – французского агента. Лишний шанс, как говорится, подлететь. На ту самую ступеньку, которую человеку, не уродившемуся дворянином, преодолеть трудней всего – к званию бригадного генерала или ордену, дающему право именовать себя habito – рыцарем!

– Успею.

Кровь из носу. Впрочем, ребята знают – если я полезу наверх, я постараюсь потащить за собой и тех, кто мне помог. Потому – из кожи вывернутся, ночами работать будут. Только в сиесту – шабаш. Жить-то хотят.

– Остальные ваши объекты передадите другим мастерам. Мне нужен… Да, проглот. Если надо, вы положите мой отчет к ногам короля… Нет, лучше к ногам Годоя! Пусть знает, кто хотел его оставить без гроша!

– И если сам великий человек вполне достоин того, чтобы к прочим своим мундирам прибавить и одеяние морского министра, – заметил дон Луис, – то ему несомненно понадобятся помощники, которые будут тащить грубую черновую работу. И, разумеется, исправно доставлять серебро Америк.

Он помолчал. Достал табакерку, втянул табачную пыль… вот этой забавы человеку века двадцать первого не понять! Что за радость в чихании? Генерал-капитан поймал недоуменный взгляд.

– Когда-то я курил трубку, – сказал, – простую солдатскую трубочку… Вот это было удовольствие! Увы, врачи уверяют, что мне следует отказаться от табака – или выйдет грех самоубийства. Так-то… возможный родственник!

Снова пауза.

– Тебе нужно попасть именно к Годою, – сказал он. – Фаворит их величеств человек тщеславный и златолюбивый, но по сути своей неплохой… Мне приходилось убедиться – он умеет быть верным и сам ценит в людях такое свойство. А потому нам следует поставить на него.

– Потому, – продолжил хефе, – что мундиры он себе пошьет сам… А золото ему доставим мы. На быстрых кораблях с русскими обводами и вашим типом набора.

Он улыбался в предвкушении славы, точно жених на свадьбе. Хефе – жених, Мануэль Годой – невеста, а сеньор Ортега-и-Аларкон – лошадь в тройке. Пока пристяжная… Пока!

Декабрь 1792 года. Гавана.

Кабак-бордель «Загляни, моряк».

Котозавр

– Эй, марьяча! Сыграй нам что-нибудь задорное!

Народ гуляет. В кабаке, естественно. А что поделать – наемник существо простое, консерватории посещать не привыкшее. Да и туговато на Кубе с индустрией развлечений: музеев с филармониями нет, зато есть дешевый местный ром, дорогое не местное вино, девицы всех цветов и нетяжелого поведения. Что характерно – парням хватает.

Несколько дней спустя.

Патрик О'Хара оказался превосходным вербовщиком. Ирландцы есть везде – даже здесь, потому что на родине жрать нечего, английские власти не устают гнобить Пэдди-католиков,[30] а нужда в солдатах есть везде. Дикие Гуси отметились везде: в Южной Америке, в Войне за Независимость, во всех европейских заварушках, их нанимало Великое Княжество Литовское, и московский царь, что вообще удивительно, учитывая горячие чувства тогдашней РПЦ к католикам.

Было бы странно, если бы эти ребята не оказались и на Кубе. Первый же поход по кабакам закончился полезными знакомствами – Патрик нашел пару соотечественников подходящего типа: морячки со слегка законопослушного купца,[31] ага, знаю я этого «купца», ящик флагов у боцмана, пять судовых журналов у капитана и абордажников втрое от обычного.

Сами они менять работу не захотели, но к кому и как обратиться-таки подсказали. В таких делах хорошая рекомендация значит больше чем золото. Социальная сеть, знаете ли. Гавана – большой портовый город, но если присмотреться, то все всех знают, или как минимум имеют общих знакомых. Имея правильных друзей можно рассчитывать на совершенно другое отношение. Например, кабатчик уже не просто наливает, а может поговорить, подсказать, завсегдатаи не зыркают, ограничиваясь разговорами о погоде, а прислушиваются к предложениям.

– …Торусу не давай денег в долг. Рубака знатный, музыкант хороший, но взаймы не давай…

– Что забывает отдать?

– Нет, не забывает, просто не отдает. – Мой собеседник, ничуть не смущаясь присутствием за столом упомянутого лица, отхлебнул из кружки и продолжил:

– Одиннадцать лет назад этот побрекито пожил в Тринадцати колониях, и решил сваливать, там совсем нечего было делать, а на прощание пропился, как последний индеец, не то что на корабль не сядешь, жрать нечего было. Вот он и занял триста песо у жида Розенблюма, который там с товаром приключился, мол, в Гаване отдам. Вот до сих пор отдает.

Хорхе почесал седую бороденку, точнее сильную небритость, и, глядя честными глазами, сказал:

– Отдам я ему. Чуть попозже, у меня сейчас нет, но как только – так сразу…

Вот с таким контингентом и приходится работать. Но ребята подобрались бравые, и главное – не очень зашоренные. Конечно, расцвет пиратства позади, но двести лет кровавого беспредела воспитали целую культуру некультурного, пиратского вооруженного конфликта, которая никуда не делась после начала всяческих запретов. Вот ни одного желающего ходить в рост под пулями не нашлось, а рассказ о ползании по грязи и отстреле врагов, прячась в кустах, был только одобрен. Первый состав – десять человек, разных рас, наций и возрастов, знают, с какой стороны надо за саблю держаться, имеют неплохой личный арсенал – за исключением парочки гуляк, проигравшихся до исподнего. Первыми задачами новоизбранных, стала охрана нашей резиденции, заодно они проходили первую проверку на вшивость. Как буквально – Мама Яга свои манеры не улучшила, так и образно-небольшие такие тесты на лояльность. Замена одежды на нечто вроде кубинской формы двадцатого века – команданте Фидель наверно хорошо знал, что лучше для войны в таком климате? Вооружение: передельные[32] капсюльные ружья и двуствольные пистолеты. Особо продвинутых стрелков вооружаем револьверами из собственных запасов.

Когда сеньор Эухенио мне дал понять, что дальнейшее расширение не только не вызовет вопросов, но и будет поддержано, утроение численности не вызвало никаких проблем: первый состав просто оповестил своих друзей. Набралась немалая толпа, хоть я и опасался, что наши методики боевой подготовки отпугнут народ, не склонный к излишней дисциплине. Патрик, болтливый ирлашка! Как единственный участник двух боев, причем за и против нынешних нанимателей, он заливался соловьем, каждый вечер зарабатывая себе выпивку. Рассказ про разгром десанта слушатели по обычаю делили на четыре – но все равно впечатляло. Про убой мексиканских бандитов рассказывали и другие свидетели – сухой счет потерь и количество трофеев понравились еще больше. Так что выбор был. Явные доходяги – на фиг. Дурные – туда же. Остальные – на пляж, бегать, купаться, стрелять, снова бегать, снова плавать и заниматься взаимным мордобоем. Старички лыбятся, «мы уже это проходили» – в строй бегом марш, пример показывать! Отсеянные на втором этапе получили по паре монет на добрую память и дружно ушли пить за здоровье оставшихся – совершенно справедливо, им оно понадобилось.

Часть четвертая

«Тот самый Наполеон»

Глава 34

«Ужаса, Летящего На Крыльях Ночи, из меня не вышло.

Придется переквалифицироваться…».

Синий Птиц

Стоял апрель, а может, март…

Претендент на престол.

Узник замка Каре

– А-аа!!

Тресь! Бреньц!! Искры из глаз!

Фра дьяболо!..

О-е!..

Слезы в два ручья. Ничего себе приложился… Голова-то хоть цела? Цела вроде… Блин! Почему я ничего не вижу?

Свеча погасла. Дрянь тут свечи…

Какая свеча?

Обыкновенная. Которая на столе горела. На такой вот случай…

На какой на такой?… Ой, башка-то как болит… Обо что это я треснулся-то?

Обо стол. И надо скорей свет зажечь. Иначе нехорошо выйдет…

Чего нехорошо? А, елки-палки – понял! Где тут свет включается? А то ведь до унитаза не добегу – опять во что-нибудь лбом въеду!..

Какой еще унитаз? Где кремень и огниво? Где подсвечник?

Чего?? Какой кремень, какое огниво? Что у меня с головой – кругом все идет… Неужто сотрясение заработал? И что это за голос у меня в башке с какими-то странными свечами («Господа гусары – молчать!!»)? Блин – отлить надо срочно!!

Да, нужду надо справить как можно быстрей! Огниво ищи! А то ведь ночную вазу не увидишь!

Да ищу уже… Где выключатель?… Раскомандовался! Кто ты вообще такой?!

Кто? А ты на чьем лбу шишку трогаешь?

На своем – на чьем же еще?

Ну вот это я и есть.

Шишка, что ли? Еще того интересней… А звать-то тебя как?

Да не меня – а тебя! Неужели удар был так силен?

Да, не слабо шандархнулся. Раз внутренний голос проклюнулся…

Никакой я не голос. А всего лишь твоя собственная память. А зовут тебя, если уж ты забыл – Наполеоне Буонапарте…

Чего?!

Ну-ка, еще раз: КТО Я? НА-ПО-ЛЕ-ОН?!

Ну да. По-французски – Наполеон Бонапарт. Бригадный генерал. Начальник артиллерии в Итальянской армии генерала Дюгомье…

КТО-О-О-О-О-О????….

Е-е-е-е-е-е-е!.. Бу-га-га!!

Ой, блин – как голова болит…

Но все равно – не могу: держите меня сто семьдесят пять человек! Не то уржусь!

И что здесь смешного?…

Да, я – Наполеон!!!! Ы-ы-ы!.. К психиатру – адназначна! Уж по-всякому мог бы тронуться, но чтоб ТАК?!

Да? И кто же тогда ты такой?

Кто я такой?! Ну, знаешь!..

Упс…

Черт…

Что за фигня?

Совершенно не помню – кто я.

Ну – абсолютно.

То есть – не то, чтобы совсем не помню… Какие-то обрывки в голове есть. Помню, что я из двадцать первого века. Но вот имени своего вспомнить не могу. Помню, что язык на котором разговариваю – русский. Помню улицы города, где жил. Но название его тоже не помню. Помню другие города, где бывал: Находка, Иркутск, Симферополь, Москва… Помню людей, с которыми был знаком. Имен – не помню. В общем – совсем как в «Джентльменах удачи»: тут помню, а тут – не помню…

А вот Наполеон – помнит…

Это что же получается? Это не он – мой глюк, а я – его?

Глюк? Композитор? А он тут при чем?

Какой композитор?! А да… «Историки до сих пор спорят – существовал ли на самом деле композитор Глюк – или он только померещился своим современникам!..» А он что – уже был?

Был. Умер. Несколько лет назад.

А Моцарт?

Тоже умер. Совсем недавно.

Черт, что у вас творится?! Кого ни возьми – тот уже и умер!

Не знаю, отчего тебя так интересуют композиторы. Но если ты сейчас не зажжешь свет и не найдешь горшок – то точно обмочишься!

Епрст! Совсем забыл! Блин! Где эта долбаная свеча?!

А, вот она… Огниво… Кресало… Быстрей, блин! Черт – по пальцам попал! Так, затлело! Раздуваем… Поджигаем фитиль…

Елки-палки – где я?!

Найдя горшок и справив нужду – едва разобрался со штанами, черт бы их побрал! – засунул «ночную вазу» (ага…) под кровать. Взялся за гудящую голову и еще раз огляделся. Уже более тщательно.

Замок Иф, блин…

Каменный каземат с махоньким зарешеченным окошком под потолком. Сейчас темным – ночь. Кондовая деревянная кровать из толстенных плах – или топчан? Еще имеется такой же кондовый стол со стоящей на нем потухшей свечой в подстаканнике… в смысле в подсвечнике. И кувшином с водой. И не менее кондовый стул. На кровати лежит шинель – я ее вместо одеяла использовал. На стене – на гвозде – висит треуголка. Все. Ну, еще горшок под кроватью, ага…

ГДЕ Я?!

В тюремной камере форта Каре.

ЧЕГО-О?! Что я здесь делаю?!

Посажен за связь с Огюстеном Робеспьером…

Э?… Он же Максимилиан. Я точно помню!

Младший Робеспьер – брат Неподкупного! Оба гильотированы десятого термидора… А меня арестовали как подозрительного декаду спустя – двадцатого термидора Второго года Республики… И вот уже полторы декады идет следствие, а я жду его результатов…

А?…

Ну, десятого августа тысяча семьсот девяносто четвертого… Сейчас двадцать четвертое по старому календарю. Или шестое фрюктидора по новому…

Мать моя женщина… Ничего не понимаю. Лег спать. Никого не трогал… Где хоть этот форт Каре находится?

В Антибе…

ГДЕ ЭТО?

В Южной Франции… Недалеко от Ниццы…

Здравствуй, белочка моя… Какая Франция? Какой тысяча девятьсот… тьфу! СЕМЬСОТ девяносто четвертый год?! Какой, на фиг, фруктодор?! И ведь не пил же ничего! И не фкуривал!! С чего вдруг?!?!

Не фрУктОдор. А фрЮктИдор. Месяц урожая. Фрукты когда собирают… Новый республиканский календарь, введен в действие декретом Национального Собрания.

Не, ну я понимаю – фруктовый сезон, да… «Золотая осень». Время урожая… «А-а за ни-и-им – и сва-а-адьбы!.. Ы. Ы-ы-ы…» «Придем к изобилию» – последний официальный портрет товарища Сталина…

Блин, голова буквально раскалывается…

Точно, белочка… Или шизофрения? Белочке просто взяться неоткуда… Я ж ничего про все эти Национальные собрания, фруктодоры, а уж тем более про форт Каре – ни сном ни духом! Отрывки только из того, что в школе учили, да в тырнете прочитал… А вот подсознание – оно может…

О-е… В психушке я – точно… Больше негде. В палате номер шесть.

Да, похоже на то: никогда ничего подобного от себя не слышал! Даже когда меня комиссары арестовывали…

Какие комиссары?!

Да комиссары Национального Конвента, тупые трусливые сволочи…

Почему тупые и трусливые сволочи??

А по чьей милости я здесь сижу?! Ни за что! Вместо того чтобы быть с армией в Пьемонте! (Пьемонт – это Северная Италия – если ты забыл!) И действовать по мной же самим разработанному плану!! Но нет – им не хочется воевать, дуракам!.. Страшно вылезти за пределы любимой Белль Франс!.. А понять того, что только наступлением мы можем надежно обороняться – у них не хватает мозгов!

У-у!.. Плохо-то как… Но я-то помню, что никаких планов вторжения в Пьемонт не разрабатывал… Потому что не мог разрабатывать никак. Аминь. Так что точно – шизофрения… Печально, господа, но приходится признать сей факт… В чем и надо будет честно сознаться доктору завтра поутру на обходе. А то не миновать мне, чую, галоперидола… Или чем там нынче скорбных головой пользуют…

Что за странная идея, черт побери? Или это действительно тюремное заключение так влияет на рассудок? Всего за четырнадцать дней! А ведь сколько мне здесь сидеть – совершенно неведомо! Во что я превращусь, когда за мной придут, чтобы отвести на гильотину?

На гильотину? Вот и хорошо! Пусть скорей приходят… Нет надежнее средства от головной боли!.. Лечь, пожалуй, надо. И – я же тут кувшин видел? – компресс на голову сделать… А то я так до гильотины вообще не доживу! Есть тут какая-нибудь тряпка?!

Носовой платок.

Благодарю Вас, Ваше Императорское Величество! Так… Платок намочить. На лоб и – лечь… Уф-ф… Полегчало хоть немного. Сейчас бы поспать еще – тогда, глядишь, поутру мозги осядут после взбалтывания. И весь этот бред забудется как дурацкий сон… Тоже, блин, придумают – на гильотину… Наполеона! За связь с Робеспьером! Блин – сейчас опять засмеюсь… Гы…

Что тут смешного? После того как жирондисты гильотинировали его, его брата и всех главных монтаньяров связь даже с младшим братом Максимилиана – это верная смерть! А я еще и обязан ему всем!

Кому?

Огюстену Робеспьеру разумеется, черт побери! Ты что – действительно все забыл?! Это он настоял на присвоении мне звания после взятия Тулона! Без него никто бы и не почесался… И именно он привлек меня для организации итальянского похода!

Засыпаю, извини… И соображаю уже плохо. Однако – приходит в голову первая самостоятельная мысль: что-то тут не так…

Шаг, еще один, еще один, поворот… Шаг, еще, еще, еще, еще – поворот! Пам-парам – парам-парам-пам… Пам-парам – парам-парам-пам…

– Пам-парам!..

– Хорошо живет на свете Бо-на-парт!

– В голове его опилки – он нач-арт!

– И не важно, чем он занят…

– Если он худеть не станет!

А он худеть не станет, если, конечно, не похудеет внезапно на длину головы… Черт все побери!

Императором он станет – как пить дать!!

Черт! Что лезет в голову?! И в самом деле – опилки какие-то…

Чем я занимаюсь? Бегаю по камере.

Голова у меня прошла. А заодно наступило утро. И мой разум вступил в свои права и начал осознанно мыслить.

И обнаружил, что я – по-прежнему Наполеон!

Три тысячи чертей! Уж лучше бы я оказался поручиком Ржевским!

А еще лучше – графом Монте-Кристо! Тогда бы из ближайшей стены сейчас выкопался бы аббат Фариа и предложил бы поменяться с ним местами в похоронном мешке. А еще бы и сокровища кардинала Спада в придачу!..

Мне ни черта не приснилось! Бонапарту и в самом деле светит гильотина! И именно за связь с Робеспьером! А я напрочь не помню ничего такого в его биографии! И еще – он почему-то не командующий Итальянской армией. А только начальник артиллерии! А командует вообще какой-то, этот, как его?… Дюгомье! Кто это вообще такой?! И армия эта уже успела вторгнуться в Италию!! Еще весной! Уж не знаю, глюк это у меня (или у Бонапарта) или нет – но мне этот расклад не нравится!

И еще странность: генеральское звание – прямо из капитанов! – мне – ну, Наполеону, так я теперь он и получаюсь! – присвоили в начале года за взятие Тулона. Тут все вроде нормально – я помню, что именно там он и отличился первый раз. Но! Я помню весь ход компании – наполеоновская-то память в отличие от моей не пострадала! – помню отчаянную атаку на Малый Гибралтар – ключевой пункт Тулонской обороны – помню, как шел во главе штурмовой колонны, навстречу изрыгающим смерть вражеским позициям и как потом мои ребята громили артиллерийским огнем английские суда в гавани… Помню.

Но я абсолютно не помню НИКАКОГО Аркольского моста! Ну, все же классику проходили: «А все Аркольский мост и вечные французы!» Да и Андрей Болконский в свое время своими рассуждениями про этот Аркольский мост поддостал изрядно… Так вот – я сильно подозреваю, что никакого такого моста в Тулоне вообще нет!

В ЭТОМ Тулоне. И вообще в ЭТОМ мире.

Вот именно. Очень похоже на то, что я угодил НЕ В НАШУ историю. Что, кстати, и должно было быть – ибо в прошлое вернуться невозможно. В принципе. Все равно, что укусить себя за затылок – уже сама попытка может привести к печальному результату. А раз так – то и Бонапарт мой может оказаться СОВСЕМ ДАЖЕ НЕ ТЕМ Наполеоном. А, может, и никем не оказаться… Отчекрыжат ему голову – и привет. То есть – МНЕ отчекрыжат, черт побери! И в достаточно близкое время! Поэтому сидеть тут и дожидаться – я не желаю. Так что я решил бежать.

Правда, боюсь, от моих решений мало что зависит. Ибо Наполеон номер один – слава Богу хоть он перестал меня донимать, уконтрапупившись до состояния всего лишь памяти (ну – иногда еще внутреннего голоса, но это терпимо…) – еще в самом начале изложил мне, почему отсюда сбежать невозможно. И сейчас только хмыкает на очередную мою завиральную идею. Вроде гениальной придумки придушить тюремщика, что носит мне еду, переодеться в его одежду и так выбраться наружу…

Впрочем, я этого тюремщика уже видел – приходил он. С утра. Принес завтрак. Завтрак, как ни странно – ничего. Хотя и не из ресторана. Но и мне и Наполеону приходилось питаться и похуже. Так что сожрали все принесенное. Сожрал я. А не мы, черт побери! Если уж я и рехнулся – то давайте это будет сумасшествие без раздвоения личности!.. Короче – завтрак оказался нормальный. А вот тюремщик – не очень. Ибо был старше Наполеона чуть не втрое, телосложением напоминал согнутую вешалку и двигался, припадая на одну ногу. Ветеран крепостного дела, блин… Поседевший в здешних казематах. Придушить-то мне его, может, и удастся. И даже переодеться. Но вот дальше… До первого поста.

А может, подкупить тюремщика частью сокровищ кардинала Спада? Да, это был бы крутой ход. Но, боюсь, результат выйдет такой же как и в оригинале… То есть – нулевой. Да еще с зачислением меня в сумасшедшие… Ага… Только от гильотины оно меня вряд ли спасет. Не те времена…

Слушай, а если не выбираться из замка… то есть из форта?

То есть?

Да сбежать из камеры – и спрятаться здесь внутри. Я же помню – твоей памятью – как меня вели сюда после ареста. Тут такие закоулки – неделю скрываться можно гарантировано при малочисленности гарнизона. Я не шучу! Мы в похожих катакомбах в прятки играли – в шаге человек проходит и тебя не замечает! И никто, кстати, не станет искать сбежавшего арестанта в самой тюрьме! Зачем ему в ней оставаться, если сбежал? Дождемся вечера, обед и ужин сэкономим и – вперед! Заныкаемся. А потом, как шухер уляжется – что-нибудь придумаем насчет выбраться наружу.

Гм… В этом что-то есть… Только продумать надо тщательнее. И подготовиться получше…

Глава 35

«На свободу – с чистой совестью!»

Однако этому поистине наполеоновскому плану не суждено было претвориться в жизнь.

В коридоре загремели шаги, и я сразу понял – уж не знаю, каким чутьем, а может, просто опытом Наполеона – что это идут ЗА МНОЙ. Ну вот и закончилось перемещение во времени… Или – глюк несостоявшегося императора. Сейчас все и выяснится, окончательно и бесповоротно – кто кого, так сказать, распнет…

Скрежетнул замок. Лязгнул засов. В распахнувшуюся дверь в сопровождении давешнего тюремщика вошли трое. Донельзя официального вида. По какому во все времена можно безошибочно опознать чиновников. Память услужливо подсказала фамилии: Альбит, де Лапорт, Саличетти. Троица, и упекшая меня сюда. Причем скотина Саличетти был моим земляком и именно благодаря ему я и смог в свое время попасть на должность замначарта в Тулонскую армию после бегства с Корсики…

– Наполеон Бонапарт! – провозгласил Альбит.

– Да… хр-гхм… Это я!

– Следствие по вашему делу решено прекратить. Ничего уличающего вас в принадлежности к подозрительным элементам, могущим нанести вред Французской Республике, не обнаружено. В то же время ваши военные дарования и знание театра, на котором проходит военная кампания, могут быть полезны делу народа. Поэтому – вот приказ о вашем освобождении, гражданин! А вот ваша сабля. Вам надлежит вернуться к исполнению своих обязанностей, генерал!

Е-кэ-лэ-мэ-нэ!..

Да, теперь я понимаю тот анекдот про мазохиста: зато когда промахиваешься – вот это ка-айф!

Облегчение ударило такое, что я чуть не взлетел. Все-таки Наполеон – еще сущий мальчишка! Что и неудивительно, если подумать – двадцать пять лет всего от роду! (И что, пожалуй, самое смешное – только что, буквально, исполнилось: пятнадцатого августа! Вот прямо в этом каземате и встретил, блин!.. Романтика… Но я, однако, судя по своим воспоминаниям, постарше буду – и намного. И чего меня именно в пацана закинуло?) Руки сами буквально выхватили протянутую саблю и перевязь. От улыбки – пусть и скупой – в каземате явственно посветлело. Или это глаза сверкнули? Еще поживем, черт побери!

– Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – Фраза сама сорвалась с языка. – Лед тронулся! Я прямо сейчас могу выйти отсюда?

– Разумеется, – сухо подтвердил Альбит, явно не понявший про заседателей.

– Тогда не смею более обременять вас своим присутствием, граждане! – я подхватил с кровати шинель и треуголку с гвоздя («На нем треугольная шляпа – и серый походный пиджак!» Ага). – Революционное Отечество в опасности! Мы не можем терять ни минуты!

Подойдя к двери из камеры, я остановился напротив тюремщика и возложил ему на плечо руку.

– Благодарю за службу, боец!

Боец надзирательного дела чуть не упал. Но моя могучая длань удержала его в вертикальном положении.

– Служи дальше, храбрый старик! – продолжал я, чувствуя, что меня несет, но не в силах был остановиться. – И запомни, что я тебе сейчас скажу! – Я приблизил свое лицо к его лицу и произнес голосом оракула, доверяющего слушателю самое сокровенное:

– Бог – ВСЕГДА на стороне больших батальонов!

После чего отпустил совершенно уничтоженного великой истиной бедолагу и вышел в коридор, привычно придерживая рукой саблю. Теперь осталось только получить назначение в командармы – и дело в шляпе!

Рано я обрадовался… И к тому же я все-таки явно угодил не в нашу историю. А в альтернативную. Ну – судите сами…

В Ницце, в штабе Дюгомье – так, блин, и не вспомнил, кто это такой! В смысле я не вспомнил – не Наполеон… – мне искренне обрадовался только один человек. Мой адъютант лейтенант Жюно.

Между прочим – неплохой парень, судя по всему. Во всяком случае, так считает Наполеон. А я, помня его памятью обстоятельства знакомства, склонен согласиться. Во всяком случае, не всякий способен шутить, когда его засыпает землей упавшее рядом ядро. И не всякого солдаты выбирают своим сержантом. (Оказывается во Французской революционной армии командиров солдатЕГи вполне себе выбирали. По крайней мере младших… Н-да, ничто не ново под луной…) И – грамотный к тому же.

Остальные штабные… Меня встретили примерно как воскресшего покойника. Только не как благословенного Лазаря (Ну, который «Лазарь – встань!»), а приблизительно как восставшего зомби из голливудского фильма. И даже сам Дюгомье, который вообще-то к Наполеону вроде как благоволил, выглядел скорей растерянным, чем обрадованным.

Впрочем, причина такого его поведения выяснилась достаточно быстро. Едва успев бегло поздравить вашего покорного слугу – Наполеона то есть – с избавлением от гибельных подозрений, генерал огорошил меня известием о том, что меня вызывают в Париж для вступления в командование свежесформированной бригадой. У него, надо полагать – впрочем, я-Наполеон знал это точно, поскольку участвовал в разработке планов, – у Дюгомье были на меня кое-какие виды в предстоящих боевых действиях. И виды немалые. Поскольку сам он особыми военными талантами не отличался. Но… В армии приказы не обсуждаются.

Таким образом я, не успев, что называется, даже лыжи снять, вынужден был срочно прыгать в сопровождении верного Жюно в ближайший дилижанс и двигаться в сторону «городу Парижу». В этой, блин, спешке я даже помыться не смог. А уж то, что ехать пришлось в том же задрипанном мундире… Как выяснилось, в генеральском гардеробе не было предусмотрено запасного комплекта формы. Но что меня еще больше озадачило – такое положение дел для всех здесь выглядело, как бы не в порядке вещей. Во всяком случае – судя по реакции Жюно. Когда я сказал ему об этом. Он так простодушно удивился, как будто я… Даже не знаю… Предложил бы совершить нам с ним намаз, что ли? По-моему Жан – это его так зовут: Жан Жюно, не знаю как кто, а я сразу запутался и какое-то время не мог запомнить – решил, что я просто шучу. Ну и бог с ним – повезло, будем считать…

Меня только хватило – хотя скорей не меня, а Наполеона – на то, чтобы черкнуть несколько строк матушке в Тулон и братьям по их месту службы. А также выбить из штабного каптенармуса (или интенданта?) недополученные за время отсидки деньги – и приложить их к письму домой.

Не то чтоб у меня самого сильно много имелось в тот момент в кармане, но значение семьи для Наполеона оказалось для меня натуральным откровением. Как-то не ожидал я подобного от «чудовища Буонапарте». А вот поди ж ты!.. Впрочем, память – наполеоновская, опять же, с которой я потихоньку начал разбираться – подсказывала, что так обстояло всегда. И семья их вообще отличалась исключительно дружной атмосферой и взаимопомощью. А значит, не таким уж самовлюбленным эгоистом был будущий потрясатель Европы, каким его изобразил Лев Толстой. Да и не только он один… По крайней мере – в молодости.

Кроме того, ничуть не меньше отношения к семье меня ошарашил тот факт, что этот, блин, кандидат в монархи, будущий узурпатор и душитель революции оказался, при всем при том, отъявленным якобинцем и сторонником республики! (Чему, как выяснилось, нисколько не противоречило штудирование им записок Цезаря, числимого Наполеоном как раз в величайших революционерах. На основе деяний, ага… Такая вот диалектика. А помимо этого – он еще и Руссо шибко уважал. С небезызвестным высказыванием: «Ничто на земле не стоит цены крови человеческой!»).

И это при всем при том, что якобинцев на данный момент уже в основной массе поотправляли на гильотину! Правда, крайним монтаньяром он все же не был. И многие действия робеспьеровского Конвента считал неверными. А то и дурацкими. В частности массовый террор. Но – как ни странно – сторонником решительных мер являлся однозначно. Впрочем, сторонниками решительных мер в текущий момент были решительно все – от крестьян и простых горожан, страдающих от произвола революционных властей и шаек дезертиров, рыскающих по стране, до так называемых «не присягнувших» священников, с оружием в руках боровшихся против воцарившегося безбожного государства… Революция, так ее и разэдак…

Хотя применительно к Наполеону причина была достаточно проста. Будучи по происхождению дворянином, но не аристократом, он своими глазами видел, к чему привела страну монархия. И совсем не хотел возвращения прежних порядков. Бурбоны – вернись они на трон – в полном соответствии с формулировкой «ничего не забыли и ничему не научились» первым делом восстановили бы привычный им старый добрый феодализм. А этого бывший офицер заштатного гарнизона совершенно не хотел. Как не хотело реставрации подавляющее большинство населения Франции. И против чего упорно сражалось. Робеспьер же и монтаньяры просто максимально последовательно и радикально выступали именно против такого поворота дел. Ну и Наполеон за компанию, ага… Черт знает что!..

В добавление ко всему наши с Наполеоном личности оказались едва ли не полными противоположностями.

До такой степени, что я даже представить был не в состоянии, как их можно совместить. Уж кто и зачем такое устроил – бог весть. Но я бы этому умельцу с большим удовольствием высказал бы отношение к таким экспериментам. Да… Если бы добрался…

У Бонапарта оказался ярко выраженный левополушарный тип мышления. Абстрактно-логический. Чем и объяснялись его математические способности. А я – голимый гуманитарий, из всей математики твердо помнящий только таблицу умножения. То есть как раз – вправо перекошенный. (В смысле полушарий.) Думается, именно этому обстоятельству я и был обязан наличием «внутреннего голоса» – так сказать «Наполеона внутри себя». Потому как полного замещения личности при моем возникновении явно не произошло. А вместо этого мы, похоже, получили каждый по полушарию Бонапартового мозга. Он – свое левое. А я, соответственно – правое. Хорошо еще, что командовать парадом досталось мне, а не ему… Хотя и от получившейся конструкции спятить можно было – как два пальца… Сами понимаете, что сделать.

Как с той же математикой. Я уже сказал, что кроме таблицы умножения, ничего твердо не помню. Хотя и проходил, конечно, и бином Ньютона и интегральное исчисление – как все, ага… Ну, знаю еще некоторые прикладные формулы… Однако уже на квадратных уравнениях начинаю путаться. Наполеон же играючи разгибал интегралы – причем в уме! А я от этого действия мог понять только результат. Сам в процессе вычисления не участвуя. И от этого впадая в весьма странное состояние… Нечто навроде транса. Или нирваны… Так что я теперь вполне могу на эстраде выступать – как человек-счетчик. Будет хоть какой-то заработок. Если в императоры не возьмут… Пару раз я даже Жюно напугал. Пришлось объяснять, что глубоко задумался…

Кроме того – возраст и темперамент.

Хотя бы уже то, что я «сова» а он «жаворонок», несколько напрягало… Хотя это и мелочь, в общем. Но вот возраст – уже серьезнее. Я – по моим внутренним ощущениям, был постарше. Причем – сильно.

Как бы не вдвое… А Наполеон в свои двадцать пять выглядел едва не на восемнадцать – маленький, худенький, с черными длинными немытыми патлами, заплетенными на конце в небрежный хвост (да еще с голубыми глазами!) – я просто обалдел, когда мне удалось разглядеть себя в зеркало: бомж натуральный! Или хиппи… Только без хайратника. Или вообще беспризорник в обносках. Шаромыжник. (Ага: «Шер ами!») Хоть сейчас можно писать с персонажа картину «Конец Хитрова рынка»… Так при всем при этом он еще и по натуре был ярко выраженным гиперактивным типом. Электровеником буквально. В отличие от меня, лентяя…

По-моему, он даже думал раза в два, если не в три, быстрей моего. Что имело, конечно, свои преимущества – поскольку плоды раздумий пожинал я – но зато зачастую я и действия совершал, не успев понять, что делаю. Как, например, приключилось в тот раз, когда какие-то революционные гвардейцы на полпути к Парижу хотели реквизировать лошадей нашего дилижанса. Я еще только тупо соображал, кто такие эти выглядящие чистыми разбойниками с большой дороги оборванцы, а наполеоновская часть сознания уже выпрыгнула на дорогу и голосом, подобным звону ружейной стали грянула, что я – генерал Бонапарт и следую в Париж по делу, не требующему отлагательств… Я думал, что тут нам и конец. Однако опыт кадрового офицера сработал правильно, как оказалось. Солдаты смутились в первый момент. А второго – чтобы опомнились – Наполеон им не дал. Тут же потребовал командира, вступил с ним в разбирательства… И в результате через полчаса мы продолжали ехать дальше, принимая изъявления благодарности от успевших изрядно перетрухнуть попутчиков: времена были самые что ни на есть решительные, как я уже отмечал, и подобная встреча могла закончиться расстрелом на месте без суда и следствия – как гидры мировой контрреволюции…

Знаете, что после этого сделал сей «человек из стали и грома»? Всю оставшуюся до вечера часть пути он самозабвенно проиграл с детьми ехавших в дилижансе пассажиров. Чтобы развеять их испуг и развеселить… Я, в общем, и сам не чужд… Однако применительно к Наполеону?! Да еще учитывая тот успех, которого он добился, – под вечер дети его уже обожали… Мне практически не потребовалось вмешиваться – он сам прекрасно справился. Офигеть…

Но полностью убедило меня в альтернативности окружающего мира – и едва не добило, если честно признаться – то, что этот гений артиллерии, блин… и без дураков знаток математики, на фиг… оказался натуральным Маниловым! Совершенно беспочвенным мечтателем, склонным витать в облаках и строить грандиозные «наполеоновские планы», не считаясь с реальностью ни на копейку!

Всю дорогу до Парижа, невзирая ни на жутко некомфортный дилижанс (с неизвестно из чего сделанными рессорами и готовым рассыпаться от старости кузовом), ни на полчища блох, клопов и тараканов, атакующих нас на каждой ночевке в придорожных гостиницах, несмотря на шайки дезертиров, рыскающих по округе и вынуждающих пассажиров ехать с оружием наготове – всю дорогу этот утопист пробавлялся тем, что выпытывал у меня подробности о техническом прогрессе за истекшие двести лет. И воображал, как будет внедрять услышанное в жизнь.

Смешно – но мы с Наполеоном чуть не разругались. Внутри себя, ага… Уж очень его впечатлило, что я по профессии авиатехник и, стало быть, мы мигом запустим в небо Франции эскадры воздушных кораблей… И всем покажем кузькину мать, да… Впрочем, надо отдать должное – гражданские воздушные перевозки интересовали его ничуть не меньше. Воздушный путь в Индию, например… Для перевозки всякого нужного крестьянину товара, ага… Еле я от него отбился. Причем по ходу перепалки выяснилось, что Наполеон всегда жутко интересовался всем связанным с воздухоплаванием (ну, еще бы – по тем временам это было явление, сопоставимое с выходом в космос!) И даже как-то, будучи еще кадетом военной школы в Париже, предпринял попытку тайком прокрасться в корзину аэростата Бланшара на Марсовом поле – но был пойман… Видимо, он стал таким образом первым воздушным зайцем в истории, пускай и неудавшимся…

То есть мне-то сперва казалось, что это я сам вспоминаю… Пока я не сообразил, что получаются-то у меня классические «воздушные замки». Ведь ни технологии производства нитропорохов, ни гремучей ртути – я в деталях не знаю. А двигателя внутреннего сгорания, потребного для танков и авиации тут в принципе не может быть, потому что генерал Карно, вместо того чтобы изобретать цикл своего имени, занимается игрой в солдатики. То же касается и электричества… Хотя лейденские банки уже существуют, но до уравнений Максвелла – как до Луны пешком! Да и сам Максвелл еще не родился… Да что теория! Нет промышленной базы! Металлургическая промышленность не в состоянии лить сталь нужного качества. Потому что нет химии как науки – при отсутствии таблицы Менделеева. А металлообработка, по сути, вообще невозможна, ибо то, что тут есть из станочного парка – за таковой считаться не может ни при каких условиях.

Что уж говорить про банальную инерцию мышления… Первая в мире самодвижущаяся паровая повозка – телега Кюньо – была создана именно во Франции аж двадцать пять лет назад от текущего момента! И что? А ничего!.. Зачем, спрашивается, когда лошади есть? Родиной железных дорог в результате стала Англия. Просто потому, что там промышленность более развита. Да и то до того времени осталось еще ждать столько же – те же четверть века.

Да. Здесь вам не Рио-де-Жанейро…

Глава 36

«Если бы кто захотел кратко и одним словом охарактеризовать происходящее…»

– Брига-ада!.. Равняйсь! Смир-рна!.. Равнение на…

– Вольно!..

Я щелкнул крышкой часов и убрал брегет в часовой кармашек. Хороший хронометр. Немалых денег стоит. Но не в деньгах для офицера ценность такого механизма. Тем более для генерала.

– Сорок пять минут на построение на территории собственного лагеря, – сказал я подполковнику Флеро, командиру второго полка. Единственному старшему офицеру, оказавшемуся в расположении части. – Конгениальный результат… Толпа беременных тараканов двигается слаженней и быстрей. Где начальник штаба и зам по тылу? Вы послали за ними полчаса назад! Сколько я буду их ждать?!

– Не могу знать… – с лица подполковника можно было писать портрет принца Лимона пера Джанни Родари. Он совершенно очевидно не хотел быть крайним в сложившейся ситуации. Но… он именно им и был.

– А кто может? Пушкин?

– Гражданин генерал! Гражданин генерал!

– Ну чего еще?

К нам от линии построения бежал второй из наличествующих высокопоставленных лиц бригады. Комиссар Конвента Франсуа Леон. Юноша двадцати лет со взором горящим и с явным стремлением походить на не так давно гильотинированного Сен-Жюста. Правда, к счастью для него самого – сходство выходило скорей комическим. Не то не миновать бы ему участи объекта подражания. Судя по замашкам, Леон служил ранее где-то то ли секретарем, то ли распорядителем. И как попал на нынешнюю должность – было совершенно непонятно. Но на основании столь высокого назначения он, видимо, ощутил в себе недюжинный полководческий дар. Ибо до сего момента – даже несмотря на мое прибытие – именно он осуществлял общее командование. Нисколько не заботясь, похоже, наличием штатных офицеров…

– Что у вас, гражданин?

– Нужно произнести речь, гражданин генерал! По поводу вашего назначения командующим бригадой! Я уже заготовил тезисы, сейчас я вам их изложу…

– А может, вам еще и ключи от квартиры, где деньги лежат, отдать?

– Что… Простите, гражданин?..

– У меня приказ, – отчеканил Бонапарт. Все это время сидевший внутри меня тише мыши (и у него к этому имелись некоторые основания. Он сначала вообще хотел психануть и хлопнуть дверью, когда узнал, что его назначают командиром ПЕХОТНОЙ бригады. Да я его уломал: все ж таки опыт командования пехотной частью будущему императору никак не мог повредить – потому нечего становиться в третью позицию. Вот он и дулся на меня за то…), но сейчас не выдержавший, – НЕМЕДЛЕННО выступить с бригадой в Вандею. Но я даже отдаленно не мог себе представить, какой бардак я здесь обнаружу! Поэтому, – добавил я уже от себя, – засуньте ваши тезисы туда… откуда вы их высунули, встаньте вот здесь и впредь слушайте то, что я вам говорю, а не что вы мне говорите!

– Но позвольте!..

– Молчать, я вас спрашиваю! Половины личного состава нет на месте. Командиров – вообще только один! И я имею в виду не вас, Леон! Солдаты обмундированы черт-те во что! Огнестрельного оружия – едва у трети человек! Пушек – нет!! Маркитанток в лагере – чуть не больше, чем солдат!! И при всем при том – бригада не умеет даже строиться!! Вы с этим сбродом собрались идти подавлять мятежников?!

– Мы готовы умереть за дело Революции!

– Тогда не отнимайте у Революции времени и средств на ваше содержание – идите и застрелитесь! Но чтоб впредь я от вас не слышал никаких руководящих указаний! Иначе я сам вас пристрелю! Вам ясно?!

Наполеон, когда захочет – может быть страшен. Это я и раньше знал. Теперь же убедился на практике. Бедняга Леон заткнулся, побледнел и вытянулся по стойке «смирно». Точнее – в том, что он таковой считал. Но в данный момент это было уже не существенно.

– Значит, так, господа присяжные и заседатели… Распустите строй. А через полчаса… Нет – через пятнадцать минут! Приказываю всем имеющимся офицерам от роты и выше собраться на совещание. Лейтенант Жюно – обеспечьте помещение, бумагу, карты и свечи! И кофе! Будем составлять план по выходу из имеющейся задницы… Да. И вот еще что! Черт с ним, с начальником штаба – придет или не придет, это уже его проблемы!.. Но зама по тылу – достаньте мне хоть из-под земли! Это уже ко всем вам троим относится! Выполняйте, бан-дер-р-логи!

– Прошу прощения, гражданин генерал… – подполковник Флеро был на вид так мужчина лет тридцати. И по своему опыту посчитал нужным подсказать сопливому мальчишке в драном мундире. – Сейчас уже дело к вечеру… Не проще ли завтра, когда соберутся все полным составом выработать план похода?

– Полковник… – япона мама, в каком шкафу они тут все лежали? – Ни о каком походе не может быть и речи. Мы будем составлять план учебных мероприятий!

– Но… как же можно нарушить приказ о выступлении в Вандею?

– Очень просто! В силу полной неготовности бригады к боевым действиям! И пока этой готовности не будет – я никуда вас не поведу! Вандее придется подождать!

Совещание. Не первое. А очередное… Или все же то самое, только с перерывами затянувшееся на две недели?

Я, конечно, знал, что Наполеон спал по четыре часа в сутки. Но как-то ни в форте Каро, ни по пути в Париж этого за собой не замечал. А вот сейчас… Какое там – «четыре часа»! Как получится! Когда и вообще ни одного! Этот трудоголик не иначе задался целью всех загонять насмерть, не отправляясь ни в какую Вандею. Работа со штабом. Обучение офицеров тактике противопартизанских действий (я ее не очень знаю, а то, что знает Наполеон, скорей относится к корсиканской межклановой герилье – но эти парижские добровольцы не знают ничего вообще!), обучение сержантов тому же, проверка изученного на практике – устраиванием маневров… Расчет потребного времени и снабжения для марша в эту самую Вандею (не близкий свет!). Доукомплектование бригады до полного состава. (Четверть солдат так и не обнаружилась, а штаб пришлось практически создавать заново – за счет полковых и батальонных офицеров. Командир первого полка полковник Бриан вообще не явился. Сказался больным. Тоже пришлось заменить. А кем?! Да одним из его комбатов, елки зеленые…) Выбивание недостающей амуниции – ибо хотя и есть в бригаде интендант, но он такой же увалень, как и остальные: пока не пнешь, не почешется… А еще и самому приходится во всем этом разбираться! Потому как я служил в технических войсках, а Наполеон хотя и командовал на Корсике полком местной милиции – и даже высаживался с десантом на Сардинию! – все же реально с пехотой дела не имел, тем более в таком количестве…

Голова пухнет! А самое главное, эти, блин, волонтеры Революции – они ж ничего не хотят понимать! Какой идиот придумал хохму про стадо баранов под управлением льва?! Его бы сейчас на мое место! Посмотрел бы в эти вытаращенные глаза… Ведь даже офицеры откровенно недоумевают от устроенной мной учебы!.. Только прямым тыканьем носом в их вопиющую некомпетентность мне удается удерживать их в подчинении. А ведь, казалось бы, простой факт, что смертность «парижских добровольцев» в Вандее превышает девяносто процентов – должен же был наводить их на какие-то мысли? Но нет! «Мы все как один – умрем в борьбе за ЭТО!» Цитата. Долбодятлы, блин!..

Хотя я все же не прав: сдвиги кое-какие есть…

Мне потребовалось два часа, чтобы объяснить Леону в чем заключаются его комиссарские обязанности – он с одного раза не понял! Зато сейчас вроде не в свое дело не лезет. А занят тем, чем и должен – идеологической накачкой и культурно-политическим просвещением личного состава… Кстати – Наполеон очень даже в этом помог: он когда-то, еще до Революции, в своем полку унтер-офицерам регулярные политинформации устраивал – газеты читал, объяснял текущую ситуацию… Причем отнюдь не за короля агитировал! Такая вот подробность из жизни великого человека…

Слушаю привычные уже доклады. Пожалуй, ротных и батальонных командиров в дальнейшем на совещания можно не приглашать. Форма рапорта всеми боль-мень усвоена. И смысл вечернего «подбивания бабок» и планирования исходя из результата – тоже. Пусть теперь первичный разбор у себя делают и предоставляют рапорт полковникам, а уж те потом – мне… Опять же – экономия времени… Кроме того – имеется еще приятная новость: солдаты наконец-то научились держать строй! Не фонтан, конечно, но коробка на ходу больше не расползается…

– Молодцы! Чудо-богатыри! Еще, пожалуй, пару недель – и курс молодого бойца можно будет считать законченным! Поздравляю вас, господа – лед тронулся! Что еще? Как дела с гранатометчиками?

– Тренируются, гражданин генерал! С пращами не у всех получается, но это дело поправимое. Вручную стабильно мечут на дистанцию в пятьдесят футов… Виноват – двадцать метров!.. Изготовление гранат в соответствии с планом…

– Хорошо! – это я сам придумал. От безделья рукоделье… Называется: «Пушек нет – возьмите бубен!» По два гранатометчика на каждое отделение. Вместо пулемета. Не ахти что – но в тех местах может оказаться для противника весьма неприятной неожиданностью. Да и все равно ничего больше своими силами соорудить не успеваем. – Что по второму варианту?

– Первый образец послезавтра должны собрать. Остальные – по результатам испытаний…

Хоть бы получилось! Вот это тогда была бы вундервафля! Легкая катапульта. Швыряющая фунт пороху с картечью на полтораста метров. И переносимая по полю боя тем же отделением из десяти человек (боезапас тоже тащить надо). Десять штук будет, если опытный образец сработает правильно… Вместо минометов. А вы что думали? Что я просто так погулять вышел? Нет уж – что по силам – то мы спрогрессируем обязательно… Ибо совместный труд для моей пользы – он облагораживает! Цитата!

Так, кто у нас следующий? А, интендант! На сладкое…

Этого надо послушать внимательней. Этого я озадачил безжалостней всех – фактически поставив пред ним задачу выкроить семь шапок из одной шкуры, причем шапок полноразмерных, без дураков. Но вроде мужик крутится. И даже результаты кое-какие обещают быть… Упс!.. Что?

– Что значит: «С обувью проблемы, возможно, удастся?..» Конкретней, пожалуйста! Сколько раз уже просил формулировать доклады однозначно!

Мнется. Чего он там нахимичил? Хотя я сам же ему прямым текстом разрешил любые аферы – лишь бы со снабжением был порядок. Но тут он что-то явно сугубо хитрое замыслил, раз сообщать не торопится…

– Мне удалось договориться с секцией нашего предместья, – наконец выдает интендант формулировку. – Если мы им предоставим на неделю тысячу человек, то они пожертвуют нам необходимое количество обуви и запас кожи для ремонта – как патриотическое деяние…

Патриотизм, блин… По бартеру! Какой дурак сказал, что революции делаются на энтузиазме? Нет, куда ближе к истине был другой классик – сидящий, кстати, здесь: «Для войны требуются только три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги!» Но на неделю?.. Придется опять перекраивать все планы, черт побери!.. Зато – вопрос закроется кардинально… А, ладно – не в первый раз!..

– Хорошо. Организуйте. Надеюсь, солдаты им нужны не для захвата власти?

– О, что вы! Нет! – заверяет интендант, обрадованный моим решением.

– Что с полевыми кухнями? – не даю я ему возможности расслабиться.

С этим вопросом – вообще анекдот. На грани клиники. НИКТО не хочет заниматься. Про военный Комитет вообще молчу. Командующий там бывший артиллерийский капитан Обри – такой дуб, что к нему надо сразу подходить с ящиком динамита. Иначе не прошибешь. Но и для остальных эта идея оказалась как для барана новые ворота… Специально потратили целое совещание, на бумаге считали времязатраты, очевидную выгоду – все согласны… Но – «не первостепенной важности!» Блин! Родил даже новую максиму: «Желудок – такое же оружие солдата, как и его ружье!» – но толку никакого… «Ну зачем нам эти излишества?»! Повбывав бы!

– В первом полку нашлись люди – из рабочих – говорят, что могут сделать одну сами, если им позволят договориться в их квартале… Но для этого их придется отпустить тоже на неделю.

Оба-на…

Это что – лед действительно тронулся?! Хоть что-то начало работать? В данном случае – призывной контингент. То есть – добровольческий. Солдаты-то – да и офицеры в основном тоже – все из рабочих предместий. Подавшиеся в армию от полной безнадежности и желающие действительно защитить республику от роялистов и спекулянтов, лишающих народ хлеба. Но по этой же причине все они – бывшие сторонники Шометта и Эбера. Санкюлоты, блин… А по нынешним временам – и Робеспьера, как проводника террора. У меня вообще складывается мнение, что посылку добровольцев в Вандею термидорианский Конвент предпринял в немалой степени с целью избавиться от лишних смутьянов. И это же, кстати, хорошо объясняет и назначение сюда Наполеона – как вполне подозрительного. В Вандее если не всех, то большинство поубивают озверевшие от революции крестьяне и таким образом в Париже станет меньше причин для головной боли. Оттого и со снаряжением такой бардак – на смертников еще и деньги тратить? На энтузиазме повоюют… Я, кстати, и Леона в этом же направлении ориентировал… Не в смысле смертников. А в смысле энтузиазма. Так что мы теперь даже и название имеем соответствующее: бригада имени Парижской коммуны. Ага: «Смер-ртельный Летучий Отр-ряд Пролетарского Гнева»! И во главе – лично Наполеон Бонапарт!.. Кстати – название я предложил. Уржаться можно. Но – работает: народу нравится. А сейчас вот, похоже, и до коммунистического энтузиазма дошло… Но, как говорится, чем бы народ ни тешился – лишь бы на пользу дела!

– Хорошо! Пусть займутся! Но не одну, а – две! За исполнением проследит командир полка! Тяжкий вздох одного из присутствующих мы проигнорируем: «А кому сейчас легко?» – шутка вызывает ухмылки. Удивительно: неужто и в самом деле народ начал меня поддерживать? Ну… Может быть, таки удастся получить в итоге хоть какую-то воинскую часть, а не цыганский табор… – Что у вас еще? Все? Тогда… – вытаскиваю часы, смотрю, отщелкнув крышку (будто и так не знаю, что сейчас ночь). – Три часа… Совещание на сегодня окончено! Прошу всех заняться своими делами. Но напоминаю: через полчаса у нас плановая учебная тревога! Так что спать никому ложиться не советую! Все! Расходимся!

– Ваше превосходительство… – это Флеро. – Ну надо ли так изнурять людей? Ведь мы не в боевых условиях…

Вот тип. Исполняет все, что приказываю. Но при этом – все время зудит на предмет «Зачем это надо?» А поскольку он один из старших по возрасту командиров – к его мнению необходимо прислушиваются остальные. Выгнал бы… Да придраться не к чему – командует вполне исправно. Однако всему лишнему – на его взгляд! – сопротивляется как ишак изучению грамоты…

– Чего вы добиваетесь? – продолжает между тем этот отважный зануда. – Чтобы к моменту выступления солдаты попадали с ног от усталости?

– Фельдмаршал Флеро! – я тоже не упускаю случая слегка его подколоть. Такая вот уже своеобразная традиция: один все время ноет, другой – дразнится… – Я добиваюсь того, чтобы выступление в поход солдаты восприняли как отдых! В полном соответствии с правилом графа Суворова-Рымникского: «Тяжело в ученье – легко в гробу!» А это, между прочим, на данный момент лучший полководец мира! Стыдно не знать! Да и насчет того, что мы сейчас не в боевых условиях – вы тоже не правы. Ибо когда дойдет до дела, враги не станут спрашивать, в каких условиях мы находимся – а просто начнут без лишних слов нас всех закапывать вместе с бригадой… Единственный способ избежать такого печального конца – это учиться, учиться и учиться военному делу настоящим образом! Потому чем больше мы сейчас усвоим – тем меньше мы потом потеряем!

Господа… то есть граждане офицеры уходят. Завороженные силой моего умищща. Похоже, мне удалось их впечатлить за эти дни… А как утверждал все тот же Александр Васильевич: удивить – значит победить! А если и не он это придумал – все равно правильно! Я вас научу родину любить, навуходоносоры африканские! Это вы просто с русским сержантом до сих пор не сталкивались…

Слушай, прерывает мои рассуждения внутренний голос, а что – в ваше время действительно считают, что Суворов лучший полководец мира?

Вот же ж твою ивановскую… И этот туда же! Как будто не слышал никогда такую фамилию! Поэтому я ограничиваюсь коротким:

– До твоего появления – да!

От скромности еще пока никто не умер…

Ну вот и месяц пролетел… И вот – результат.

Как говорится – все, что нажито непосильным трудом…

– Генерал Бонапарт! Вы отстранены от командования бригадой!

– На каком основании, господин Обри?

– На основании вопиющего неподчинения приказам!

Об морду президента военного Комитета можно поросят забивать. Настолько она монументальна. Чувствуется старый служака. Завоевавший свое звание беспорочной службой. А меня-то есть Наполеона, но я уже как-то мало это различаю последнее время: тело-то одно! – не миновали ни пули, ни осколки, ни штыки (могу штаны снять и показать шрам, заработанный в рукопашной под Тулоном). Так что еще вопрос, кто кому должен подчиняться!.. Этот момент уже возникал – еще при получении назначения. Но тогда я Бонапарта удержал. Сейчас он пока сам сдерживается…

– Мои рапорты о состоянии бригады все имеются у вас! Из них легко видеть, что месяц – минимальная задержка для подготовки к походу в таких условиях!

– Ваши вздорные доклады о небоеспособности бригады вряд ли послужат оправданием вашего неповиновения! Комитету лучше знать – когда бригаде выступать, а когда нет. В результате вы сорвали все планы действий наших войск против роялистов. Что вылилось в неоправданно высокие потери вышедших в назначенный срок других частей! Именно во избежание дальнейшего ухудшения ситуации я и отстраняю вас от командования…

Ах ты, старый пень… Вздорные?! Сорвал планы? Галочку тебе надо было поставить в отчете, да?!

– Я не могу запретить вам, ГРАЖДАНИН Обри, отдавать приказы, какие вы считаете нужными… Весь состав моей бригады может подтвердить, в каком состоянии она была и в каком находится теперь. Я обращусь в Комитет Общественной Безопасности – лично к Баррасу. Мы знакомы с ним по Тулону, и я не думаю, что он забыл мои заслуги перед Республикой!

– Не спешите, ГОСПОДИН Бонапарт! Все не так просто!.. Кроме факта прямого неповиновения есть еще кое-что… И, думаю, оно очень не понравится ГРАЖДАНИНУ Баррасу, когда он с ним ознакомится…

– Что именно?

– Растрата казенных средств. Финансовые махинации с имуществом вверенной вам бригады в особо крупных размерах… Использование солдат для работ, не имеющих к делам бригады никакого отношения…

– Вы не хуже меня знаете, для чего это делалось! Как знает такие вещи и Баррас. Я буду настаивать на разбирательстве дела в Комитете Общественного Спасения!

Что, съел? Попробуй-ка переварить такую пилюлю. Даже и в наши-то времена не всякому подобное удавалось. А уж сейчас-то…

– Господин Бонапарт. Вы вынуждаете меня… – теперь личина Обри выражает скорбь. Ну, примерно как могла бы скорчить подобную гримасу бронзовая статуя Командора. – Только из-за вашей молодости я собирался применить к вам столь мягкие меры! Понимая, что вы не располагаете достаточным жизненным опытом и судите об окружающем с точки зрения пылкой юности! Только поэтому – повторю! – я и ограничился отрешением вас от должности. Но если вы упорствуете… Я не думаю, что гражданин Баррас вообще захочет иметь дело с человеком, арестованным за антиправительственную деятельность!..

– Это в чем это такая деятельность выражовывалась?

– Извольте. Распространение среди офицеров бригады пораженческих настроений… Фактическое отстранение вами от исполнения его обязанностей комиссара Конвента гражданина Франсуа Леона. Ведение антиправительственной пропаганды. И, наконец – подготовка мятежа по свержению власти Конвента в пользу Парижской коммуны! Я могу арестовать вас прямо сейчас. Если вы по-прежнему отказываетесь выполнять мои распоряжения! А позже будут арестованы и офицеры вашей бригады, несомненно, состоящие в заговоре!

Видимо, Обри подал какой-то незаметный сигнал, потому что как раз в это время двери кабинета распахнулись, и из коридора вступил наряд караула с ружьями под командованием лейтенанта…

Вот такого поворота я как-то не ожидал. Он что – рехнулся? Или он всерьез рассчитывает раскрыть роялистский заговор в бригаде, сформированной из парижских рабочих?.. Блин! Идиот – это я! Вот как раз рабочие-то и были основной массой всех роялистских выступлений после термидорианского переворота! Я ж об этом читал! Так что не такая уж и дурацкая мысль пришла в голову этому дубу…

Только… Только что он тогда со мной разговоры разговаривает? Арестовал бы сразу – да и дело с концом!.. А так… Стоп. Что он сказал: «Я могу арестовать вас прямо сейчас. Если вы по-прежнему отказываетесь выполнять мои распоряжения!» Если я по-прежнему отказываюсь… Так это он ВСЕГО ЛИШЬ так меня с бригады снимает?! Во исполнение своего же приказа?.. Аффигеть… Я хренею, дорогая редакция!.. Революционная законность рулит! Послать его, что ли, за такой непарламентский ход? Так ведь арестует… А за мной и остальных потянет – наверняка. Чтоб самому отмазаться. И будет как минимум разбирательство… Которое закончится неизвестно чем и неизвестно когда… И хрен бы с ним – не в первый раз! Но что станется с матерью и сестрами? От братьев толку – никакого: хорошо еще, что сами прокормиться могут… А семья живет на мои деньги! Но и бригадой мне уже не командовать – это очевидно!.. Да провались ты в тартарары!..

– Я думаю, – в глазах Обри мелькнула насмешка над наглым юнцом. Сообразившим, в какую ловушку он угодил. – Самым приемлемым вариантом для вас сейчас, чтобы сохранить честное имя – было бы вообще выйти в отставку. По состоянию здоровья. Вы ОЧЕНЬ плохо выглядите, господин Бонапарт…

Ах ты, сволочь… Но обложил ведь со всех сторон! Наверняка знает мои семейные обстоятельства. Оттого и поставил в такое положение, что даже в морду ему не плюнешь… Остается только самому утереться. Да поблагодарить за науку…

– Хорошо. Я подаю в отставку. По болезни. Но позвольте тогда порекомендовать вам назначить командиром бригады вместо меня…

– В вашем совете, генерал, нет необходимости. Новый командующий бригадой уже назначен. И я даже думаю, что он вполне справится с принятием дел без вашего участия – вы очень нуждаетесь в лечении и отдыхе. Ведь последний месяц вы работали по двадцать часов в сутки!..

…!

– И кого же вы назначили?

– Я не обязан перед вами отчитываться! Но поскольку это все равно станет известно уже в ближайшие часы… Новым командиром бригады «Парижская коммуна» военный Комитет утвердил полковника Жерома Бриана. Человека достаточно опытного и взрослого для такого ответственного дела. Вы можете не беспокоиться по сему поводу. Жду от вас рапорт об отставке.

Это ж тот самый командир первого полка, который ни разу даже не появился в расположении – я проверял… Блин, какой же я дурак!..

– Засунь этот рапорт к себе в задницу! Это я подожду, когда ты сам ко мне приползешь! – дурацкие детские слова. Продиктованные прорвавшейся обидой. Но сил сдерживать Наполеона у меня больше не осталось.

С грохотом хлопает дверь. Бывший генерал Бонапарт идет по коридору. Как Штирлиц. Только – в обратную сторону. С рапортом, без рапорта – один черт, при Обри я здесь уже не появлюсь. А этот дуб врос тут корнями весьма крепко…

Глава 37

«Ох, где был я вчера!..»

Знаете ли вы, что такое зима в Париже?

Нет – вы не знаете парижскую зиму!..

Сопли и слякоть – вот что это такое. Сверху падает какая-то мокрая дрянь, снизу хлюпает мокрая грязь… А посередине хлюпают сопли в носу… А иногда все это еще и замерзает ледяной коркой.

И еще ветер… В кривых парижских закоулках он дует, кажется, даже когда стоит штиль. Причем со всех сторон сразу. Неожиданно набрасывается из-за углов, обрушивается с крыш, в относительно прямых переулках завывает как в аэродинамической трубе…

Вечером и ночью город вообще превращается в какой-то лабиринт… Бесформенное нагромождение каменных плит, углов, нависающих верхних этажей с черными провалами окон, едва освещенными огнями свечей (да и то далеко не везде). В темноте вдоль стен крадутся невнятные тени – то ли собаки, то ли бандиты, то ли вовсе невесть кто, а может, и вполне добропорядочные обыватели, всего лишь вынужденные поздно возвращаться домой. Поди разбери…

На площадях и пустырях горят костры. Чтобы дать возможность согреться бездомным. Очень странно – в разномастные обноски – одетые люди жмутся к огню: мужчины, женщины, дети… С не менее странно одинаковыми лицами – угрюмыми, обезображенными нуждой… Откуда они, кто они? Не спрашивай, если не хочешь услышать в ответ то, что тебе не понравится. Или вовсе ничего не успеть услышать, кроме звука ножа, входящего в твою плоть… Опасно ходить по Парижу ночью в год от рождения Христова одна тысяча семьсот девяносто четвертый. От начала же Великой Революции – третий…

И тут же рядом, в богатых кварталах – но словно в каком-то параллельном мире, в альтернативной истории, – веселый смех. Свет в ресторанах, музыка, рукоплескания в театрах, балы до утра с шампанским и оркестрами в роскошных особняках. Очаровательные женщины, по недавно вошедшей в употребление античной моде одетые в туники из прозрачного муслина, разъезжающие в богато убранных каретах и фиакрах… Утонченные разговоры в светских салонах… Райская жизнь! Откуда это все? А оттуда же – от Революции. Это победивший народ потребляет завоеванные блага через своих представителей. Кому, как известно – война, а кому – мать родна… Из получивших право бесконтрольно распоряжаться огромными государственными деньгами – редкий человек не удержится, чтобы не откусить кусочек… Много ведь – не убудет! Если был ты до того всего лишь каким-нибудь адвокатом или простым капитаном в отставке – какой аппетит ты нагулял за предыдущую небогатую жизнь!.. А во время еды аппетит, известное дело, имеет тенденцию к увеличению… Вот и сносит крышу у дорвавшихся до БОЛЬШИХ попилов и откатов: а ну, еще давай! А куда бешеные деньги тратить? Тоже ясно – на то, чего раньше не хватало: на пропой да на баб…

Так всегда было – во всех странах и во все времена. И при Робеспьере – при страшном Терроре – тоже было. Только не столь откровенно. Не любил этого Робеспьер. Потому и не высовывались. А сейчас – радость: Кровавое Чудовище прикончили! И не давит больше никому в Конвенте и Комитетах душу круглосуточный страх: на кого сегодня обрушится с обвинением Неподкупный? Несмертельно стало быть депутатом или членом правительства. Вот и гуляет народ – живы, слава тебе, отмененный господи!..

А еще мода распространилась среди богатой молодежи… Одеваться в вычурные одежды цветов королевского дома, носить несуразные прически «жертва» и «висельник» – как убирали волосы у приговоренных к казни: затылок выбрит, а по бокам космы – и душиться мускусом, как это было популярно при последнем короле. От этого и название – «мускадены». Их не так уж и много – не более нескольких тысяч. Но им не надо корячиться за корку хлеба. У них вдоволь еды, вина и одежды. И свободного времени. Поэтому они могут позволить себе сидеть в кофейнях у Пале-Рояль. И рассуждать о необходимости возвращения нормальной власти.

А еще они могут – драться с санкюлотами. Вид этих щеголей нелеп до смешного, но сами они отнюдь далеко не смешны. Особенно их залитые свинцом суковатые палки. Используемые в качестве решающего аргумента в политических спорах. За прошедшее с девятого термидора время они немало успели. Например, вытеснить санкюлотов с улиц в их предместья. Дабы видом своим глаз приличной публики не оскверняли. Разогнать Якобинский клуб.

Сейчас подбираются к тому, чтобы выкинуть из Пантеона тело «друга народа» Марата. Не дай бог прохожему появиться перед ними во фригийском колпаке. Или показаться в их глазах якобинцем – как их теперь называют «террористом» – вполне могут и забить насмерть. И даже картавят все как один по простой причине – ненавидят букву «эр», потому что с нее начинается слово «революция». И воротнички у них черные – потому что траур по убиенному Людовику XVI.

Как сказали бы в другой стране и в другом от нынешнего времени – тенденция, однако…

Мимо всего этого паноптикума, по осклизлым булыжникам мостовых тащится худой коротышка с запавшими щеками, в драной шинели и заношенной треуголке… Смешно: так и не собрался завести себе новый мундир… И все остальное. Да и когда было? Зато теперь хорошо: ничем не отличается от толпы прочих бомжей на улицах столицы революционной Франции – не стыдно выйти из дома…

По крайней мере, не ограбят.

Хотя посмотрел бы я на того, кто на подобное отважится. Даже мускадены не пристают. Ибо взгляд у заморыша такой, что редкие встречные шарахаются, принимая его, видимо, за ненормального. И неудивительно: ему самому страшно бывает глядеть в зеркало – таким жутким огнем горят его глаза!

А в чем дело-то? Да вот в том, что: «Никак не ожидал он такого вот конца! Что вот придет лягушка – и съест вот кузнеца!..»

Н-да… И с тех пор в хуторке уж никто не живет… Лишь молодая вдова – зво-онко песни поет!..

Шизофрения у нас с Наполеоном натуральная. Оттого, что ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ и оттого, что НА САМОМ ДЕЛЕ вышло… Причем он меня едва ли не за трепача считает. Во всяком случае, снова всерьез задумался – не глюк ли я. Того и гляди, бунтовать начнет. А бодаться с собственным подсознанием, это доложу я вам… Ну, кто смотрел «Игры разума», тот может представить себе весьма мягкий вариант… А у меня и без того от всего происходящего шарики за ролики заходят. Потому как почти дословно по стишку Вадима Шефнера получилось: «Торопились в санаторий – а попали в крематорий!..» Ибо я совершенно точно – ТАКОЙ задницы в жизни Наполеона не помню. Не читал, не видел в фильмах и никогда даже не слышал. По моим прикидкам я сейчас – в смысле Наполеон в нашей истории! – должен Италию завоевывать. А вместо этого?! Инженер Зворыкин торгует на «сухаревке» спичками!.. Куда уж дальше… Даже назначение в Вандею еще как-то укладывалось в рамки возможного, но после всего, что вышло…

Нет – я совершенно очевидно, не в нашей истории. И даже представить не могу, почему. В смысле – где расхождение. То ли здесь Робеспьера раньше времени скинули – хотя и у нас я помню как раз «термидор» – то ли у нас Наполеон с ним знаком не был… Может, у нашего Робеспьера вовсе не было никакого брата? Или тут сам Наполеон другой? Черт его знает. Легче легкого от такого когнитивного диссонанса тронуться умом даже более нормальному человеку, чем любой из нас. Заключенных в одной черепной коробке… Вот мы потихоньку и трогаемся. Каждый в свою сторону. И остановимся или нет – неизвестно…

Но что хуже всего – оба мы с Наполеоном словно в глухую стену мордой уперлись…

Ибо никому на фиг не нужен маленький корсиканец.

И ладно бы – никому не был бы нужен несостоявшийся кандидат в императоры. Мне он и самому, если честно, не особо требуется… Но генералы-то на улице не валяются?! По крайней мере, толковые! Тем более – когда война идет! А я – ну пусть Бонапарт! – толковый! Наполеон ведь не только Тулон взял. Но, будучи командующим артиллерией Итальянской армии, участвовал в штурме еще нескольких крепостей в Лигурии. И, по крайней мере, успешное взятие Онельи – его рук – точнее мозгов – дело.

И что? Да совершенное ничего! Как в танке… Так что чем дальше, тем больше у нас обоих с Бонапартом укрепляется впечатление, что то назначение в Вандею было и в самом деле штрафным. С билетом в один конец. Как для недобитого якобинца – в компании с другими такими же. Ибо настолько глухо… ВО ВСЕХ ИНСТАНЦИЯХ. Комбригов – не требуется ни в одну из действующих армий. (Ага, прям счаз – чего тогда полковников назначают?) Дивизию мне никто не даст – комдивов и без меня хватает – это я и сам понимаю. Полк… Чтоб генерал полком командовал?! Ну, ясное дело… Даже и к дивизиону артиллерийскому никто не подпустит. В штаб к кому-нибудь? Так там все свои да наши… Дюгомье меня бы взял к себе обратно, может быть… Да вот беда – в ноябре еще, пока я, озверев, бегал по инстанциям, старик погиб под Сан-Себастьяном. А новому командующему до меня, как до одного места – кто еще такой?! К кому только я – ну Наполеон, но какая, к черту, разница?! – не обращался… Даже у Барраса был несколько раз. «Зайдите на днях – я попробую что-нибудь для вас придумать, гражданин Бонапарт!..» До сих пор придумывает. Похоже, он просто забывает о моей персоне тут же после моего ухода… Так что теперь я к нему уже не хожу – надоело.

Друзья и знакомые – а их у Наполеона в Париже не так уж и мало! – тоже ничем не в силах поспособствовать. Те, кто связаны с военным ведомством – только руками разводят. Лишний раз убеждая меня в моих подозрениях. А те, которые гражданские… Вот Франсуа Тальма – глава Театра Революции, ни много ни мало! – предлагает поступить в труппу… Говорит – есть актерские данные. Ага… Ясен пень, есть – попробуй-ка покомандовать толпой в несколько тыщ рыл так, чтоб тебя слушали!.. Только на кой черт мне это нужно? В театр на спектакли я и так свободно проходить могу – как друг директора… А статистом каждый вечер в массовке… За что, спрашивается, царский трон расшатывали? И какие там деньги у начинающего актера?

А шамать-то, между прочим, каждый день хочется… Я и так уже перешел на десятиразовое питание. В смысле – десять раз в декаду. Потому как по революционному календарю вместо семидневной недели ввели десятидневку. Этой самой декадой называемую… А скоро, чувствую, и на трехразовое перейду: денег-то нет… А еще ведь надо и за дрова платить – холода потому что, будь они неладны! И мундир новый где-то брать необходимо. Ибо этот того и гляди развалится – я уже латать замаялся.

Вот такая вот она, наша парижская зима. Романтическая.

В общем – кусать осень хосетса.

Только вот той картошки, которую можно было бы сегодня выкопать, я вчера не посадил.

Смешно. Но вакуум в желудке ощущается буквально физически – как сосущая пустота. Черная дыра, блин. Неприятное состояние. Я даже курить от этого начал… Наполеон-то некурящий был до сих пор. Ну и я вроде поддерживал его в том. Даже когда с бригадой напрягались, не нарушал здоровый образ жизни. А сейчас вот задымил. Просто по прежнему опыту знаю – помогает. Покуришь – оно и есть как-то меньше хочется. Да и занятие с трубкой дополнительное: чубук прочистить, пепел из чашки вытряхнуть. Набить, примять табак не спеша… Кресалом об огниво постучать. Отвлекает. Да и, опять же – всегда мечтал курить трубку. Да никак не получалось. Вот теперь сбылась мечта идиота…

Думать, опять же, помогает тоже. Настраивает на этакую созерцательность. И Наполеона, как пассивного курильщика, малость дезавуирует… А то он такого громадья планы генерирует!.. Буквально наполеоновские. Я ведь поминал уже, что прожектер он жуткий? Причем совершенно оторванный от жизни во всех областях, кроме военной. Хотя и там, похоже, обстоит точно так же. Только в военном деле его абстракции в строку идут. В отличие от реального быта… Вот представляете, ЧТО он посчитал наиболее доходным бизнесом в наших условиях? Книготорговлю! У меня слов нет… Я сам человек книжный – как и Наполеон, кстати – и люблю книгу, источник знаний, да… Но зарабатывать на книготорговле в революционном Париже в одна тысяча семьсот девяносто четвертом году?! Не имея ни копейки стартового капитала… Это надо быть очень сильно не от мира сего…

Кстати сказать, один раз подобный по мощи план обогащения Бонапарт уже разрабатывал. Причем практически в точности в такой же ситуации… В девяносто втором… Когда так же сидел в Париже без копейки денег и дожидался нового назначения. Они с его однокашником и приятелем Бурьеном придумали – и даже начали осуществлять! – грандиозную аферу… Они решили заделаться жилищными арендаторами: снять несколько домов и сдавать квартиры внаем… Опять же – не имея никаких средств! Дети малые… Сейчас история буквально повторяется. Только вместо Бурьена в качестве такого же бестолкового компаньона выступает Жюно. Альютант мой ненаглядный… Специально в Париже остался! Сам. Слинял, блин, из бригады под предлогом болезни и сейчас болтается так же, как и я… как то самое, в проруби… Дурашка. Но – вот такие вот времена и такие вот «О, нравы!» Приходится считаться.

Толку от него… Впрочем, это я нехорошо про парня. Когда у него есть деньги – а у него отец достаточно богатый лесоторговец – он меня кормит. А когда нет – папаша-то у него хоть и богатый, но сыну много не дает, только-только на содержание – мы дружно кладем зубы на полку… Ну, иногда начинаем ходить по моим – ну, Наполеона! – парижским знакомым в гости: обедать… А на днях я убедился, что и этот верный паладин – точно такой же манилов, как и его сюзерен… Жюно ни много ни мало – и ничуть не смущаясь нашим положением – попросил у меня руки Полины, средней из сестер Бонапарта! Я обалдел просто… Девке – четырнадцать лет! Какой, к черту, замуж?! Ну ладно – как я говорил уже – времена тут такие… Черт с ними! Но за кого?! Нет – против Жюно ни лично я, ни лично Наполеон ничего не имеем… Скорее даже имеем за… Но… У меня для Полины приданого – вошь в кармане, да блоха на аркане. Папаша Жюно – тоже шиш чего даст молодым – я его уже достаточно знаю. И на что они жить будут? Пришлось вылить на голову этого Ромео ведро холодной воды. Фигурально. Изложить ситуацию трезвыми формулировками, заставить подумать. Предложить подождать более благоприятных времен. Про то, что думает по этому поводу сам предмет страсти, я уж спрашивать не стал: что бы она ни думала – какой с девчонки в ее возрасте спрос?

В общем – вот так и живем… Мы с приятелем вдвоем…

А того хуже – я ничего не могу семье посылать. Ну совсем. Ибо нету.

Вот и приходится посылать только письма. Бодрые. Что вот-вот получу должность, и все наладится. Что есть вероятность участвовать в некоем финансовом мероприятии… Что, наконец, у меня просто все хорошо. Беспокоиться обо мне не надо. Вчера я обедал у госпожи N. (Действительно там был, только не обедал, а пытался провентилировать возможности получить место в Восточной армии через ее мужа – хрен там…). Сегодня был в театре, смотрел игру великого Тальма. А завтра у меня запланирована лекция по астрономии в Обсерватории у самого господина Лаланда. (Ну вот причуда такая у Наполеона, да и у меня тоже! – любовь к астрономии!) И между прочим, Лаланд – действительно тот самый Лаланд… С ума сойти! Отличный старикан – ему за шестьдесят уже – но голова варит превосходно: боюсь, что некоторые мои вопросы и продемонстрированные с помощью знаний Бонапарта математические расчеты ему показались странными, да… В частности с Ураном я лопухнулся… Он же открыт уже! Гершелем. Ну я и брякнул… А оказывается, НИКАКОГО УРАНА НЕТУ!!!! Есть Звезда Георга – так Гершель назвал планету в честь своего аглицкого короля. Есть и другие варианты названия… Устоявшегося пока не придумали. Сам Лаланд предлагает называть новое тело Солнечной Системы «Гершелем». А тут какой-то корсиканец… Я с перепугу едва язык себе не откусил. Хорошо старый астроном списал все на мою необразованность. Так что я теперь по большей части помалкиваю… Я пару раз даже на ночь там оставался, когда погода была ясная: в телескоп посмотреть… Ну и помочь чем могу. Вот только смеяться не надо: Наполеон вполне себе приличный математик, не в пример мне!.. И между прочим, там меня подкармливают – в отличие от всех этих госпожей N). В общем – все зашибись. Жизнь бьет ключом. И все по темечку, по темечку…

Но делать и в самом деле что-то надо. А то ведь так и загнуться недолго…

Что вот только?

И не в том беда, что у меня предложить нечего… Я достаточно вспомнил, чего сейчас нет. И не о паровых двигателях и не о нитропорохе речь… Тут простых бытовых вещей столько можно в дело кинуть – только держись. Консервы, например. Нет их здесь! Вообще. Как факта. Или, например, сгущенное или сухое молоко… А еще консервы можно делать с подогревом – там абсолютно ничего сложного нет. Можно было бы пустить в дело такую штуку, как женский лифчик – тоже здесь отсутствует напрочь! Заодно с поясом для чулок… (не фиг смеяться: весьма нужная вещь!) Или самовар изобрести – здесь их тоже еще нет. Или – чипсы на рынок выбросить… Была мысль – осчастливить человечество керосиновой лампой… Ну, хотя бы масляной – по такой же конструкции. Но оказалось, что эту штуку уже изобрели… Швейцарец Франсуа Арганд. Практически в готовом уже виде. И так и называется – аргандова лампа. Пользуется немалой популярностью. Ну, ясное дело – у тех кто побогаче!.. Я даже из чего гремучую ртуть делают – вспомнил. И как простейшую электрическую батарею собрать… И как генератор сделать… Из чего автоматически следуют телеграф (оптический здесь уже есть), телефон, электродуговое освещение… И даже радио. Уж схему-то передатчика/приемника Попова слепить можно хоть на коленке… Хотя это уже следующий уровень. Но в любом случае – много чего можно тут внедрить в жизнь. Проблема не в этом.

И даже не в том, что у меня стартового капитала нет – что-то можно было бы и придумать.

Главная засада в том, что во Франции сейчас нет экономики. Тоже – как факта.

То есть она есть… Но это такая экономика…

Позапрошлой осенью – в сентябре девяносто третьего – якобинский Конвент заморозил цены на хлеб. И еще на кое-какие продукты первой необходимости… Исключительно из благих намерений! Но что значит в КРЕСТЬЯНСКОЙ стране установить низкие цены на хлеб? А это значит, что производители перестанут его продавать. А в крестьянской стране хлеб – это основа всего хозяйства. Падает хлебный рынок – падает и вся экономика. Меня в свое время весьма поразила история про то, как Мизес – известный австрийский экономист – году где-то в двадцатом предотвратил в Австрии гражданскую войну. Он на пальцах буквально сумел объяснить какому-то министру социалистического правительства (а в Австрии тогда социал-демократы к власти попали – после распада двуединой монархии Габсбургов), сидючи у того дома на кухне – ага… – что хлебную монополию вводить нельзя. Именно по той самой причине, что такая мера убьет весь хозяйственный механизм государства и тогда за хлебом придется посылать вооруженные отряды… Вот это самое во Франции и приключилось. Большевики в данном вопросе были отнюдь не первые. И даже не вторые… На эти грабли кто только не наступал на протяжении писаной истории…

В этой ситуации как-то существовать могли только крупные субъекты. В данном случае – само государство и землевладельцы-латифундисты. Оптовые производители. Их масштабы сделок спасали. А всем остальным – как бы не девяноста процентам населения – пришлось лапу сосать. Или заниматься спекуляцией… Спекулянтов же известно куда решено было определять: на гильотину – чтоб не наживались. А спекулянтом в этом случае оказывается любой, кто в обход соседей исхитрится как-то ДОСТАТЬ своей семье хлеба, чтоб хватило досыта. Совершенно официально, ничуть не подкопаешься – сделать такое можно только какой-то махинацией. Вот и пожалте за это бриться… А уж если ты, скажем, булочник… Булочнику обязательно какой-то резерв нужен. Не все ведь в печь отправлять… И, опять же, свой интерес – не задарма же работать? Надо ведь не один только хлеб выпускать – но и знаменитую французскую булку… А у кондитеров и вовсе завал – и торты, и пирожные, и прочих тридцать три удовольствия… (С этим – вообще анекдот… Цены-то заморозили – но всякую роскошь выпускать никто не запретил. Потому ситуация получилась такая же, как и накануне революции… Как тогда изумительно высказалась, кажется, Мария-Антуанетта… «У них нет хлеба? Так пусть едят пирожные!» Ага…) А где ингредиенты для всего этого доставать? И в результате – несмотря на усердно работающую гильотину и всеобщую нехватку ПРОСТОГО хлеба – вовсю расцвел черный рынок и бартер (который натуральный обмен, если кто не помнит…).

Все это, в общем, азы… Я не экономист.

Но и того, что я знал, было достаточно, чтобы понять: ЗАРАБАТЫВАТЬ тут нельзя. Тем более – пытаться зарабатывать производством чего бы то ни было. Кроме военной продукции, конечно… Но кто меня пустит эту продукцию производить?! То есть – можно, например, пулю Минье изобрести… Но что я с того буду иметь? Спасибо, может быть, и скажут. Но если я эту пулю принесу в военный Комитет или даже пусть тому же Баррасу – что из этого получится? Обри меня просто выгонит. А Баррас, скорей всего, отправит на экспертизу… К кому-нибудь… И в любом случае мне придется доказывать, что я не верблюд – в смысле доказывать необходимость этого нововведения… А идея настолько проста, что украсть ее – не фиг делать. И украдут обязательно. И останусь я, как это хорошо сформулировал Незнайка у Носова – «С топором вместо штанов!»

То есть: нормально работать здесь нельзя.

Можно только спекулировать.

А вот тут уже начинаются трудности…

Глава 38

Кони привередливые…

– Замок всеми забыт… и навеки укрыт…

Нет. Не то что-то…

– Замок мохом покрыт? Ага: есть на Волге утес – диким мохом порос, блин!..

– Замок спит, позабыт… И надежно укрыт… Под плащом из зеленых побегов?

Ну… Нет – опять не то чего-то!..

– Замок… бу-бу, бу-бу, бу-бу-бу, бу-бу-бу!..

Чего я делаю? Плагиатом занимаюсь. Перевожу Высоцкого на французский. Пятый день уже сижу – мучаюсь… Потому что есть нечего. А тут такая шабашка подвернулась… В общем, довольно случайно получилось. Попал я на посиделки у Тальма в театре… Ну, собрались они там после спектакля. А меня Тальма подвезти пообещал – уж, видимо, сильно я бледно выглядел – ну и затащил подождать немного. А тут – междусобойчик. Ну и пригласили дистрофика подкормиться – актеры народ не жадный. Да, в общем, и не бедный… Ну, ясен пень – к толпе статистов это не относится, но к ведущим – в полной мере. У каждого свой дом, слуги, карета – знаменитые ж люди! У Тальма – особняк шикарный на улице Шантерен с садом, кучей лакеев и приличным «гаражом», в смысле конюшней. Там его жена политический салон держит – ясен перец не в конюшне, а в особняке – для весьма высоких персон… Что, впрочем, не мешает господам актерам – и актрисам – иногда вот так после работы посидеть в чисто своем кругу. Попросту, без чинов, так сказать… Покалякать за жизнь. А покалякать им, в общем, было о чем.

Ибо для театра Тальма настали трудные времена…

Причем это еще мягко сказано. Театр-то был якобинский. Отколовшийся в начале революции от старого Королевского театра, не желавшего играть для третьего сословия. А Тальма решительно начал ставить пьесы нового репертуара и тем снискал бешеную популярность. Господи боже – чего они там только не играли! Один «Страшный суд над королями» чего стоит! Я ее не видел – ну, Наполеон, конечно – поскольку в то время геройствовал на юге – но текст читал… Чистая фантастика. Там разыгрывалась ситуация из недалекого победного будущего, когда санкюлоты восторжествовали во всей Европе… Ага… И свезли на некий необитаемый остров – в ссылку – всех своих королей. Включая Екатерину II и Папу Римского. Ну и эта ссыльная братия там на острове вела себя очень не по-королевски: дрались, скандалили, воровали друг у друга… В конце концов в финале все погибли в извержении проснувшегося вулкана… Я когда про эту пьесу узнал – из памяти Наполеона, естественно – испытал очень сильное ощущение дежавю – как бы на двести лет обратно к себе вперед перенесся: сколько было таких пьес, книг, фильмов… А началось, оказывается, еще вон когда!.. Впрочем, у театра и название было соответствующее: Театр Революции! Публике страшно нравилось… И Конвенту якобинскому тоже. Хотя под конец уже только сверхпопулярность Тальма у народа спасла его от ареста за якобы участие в заговоре против этого самого народа… Оксюморон, блин… А тут и термидор подоспел.

Ну и – пошел откат. В театре сменилась публика… Вместо революционных санкюлотов зрительные залы теперь заполняли те самые мускадены: ну, которые даже картавили специально-только бы букву «эр» не выговаривать… И ходили они в Театр Революции исключительно чтобы освистывать этих бывших революционеров. И требовать от них играть пьесы про благородных дворян, королей и священников, а также обязательно про отвратительных и мерзких кровавых террористов – каковым словом, напомню, тогда называли именно якобинцев – получающих в финале по заслугам. Ну а для пущей демонстрации того, кто теперь в доме хозяин, новообразовавшаяся «золотая молодежь» заставляла актеров персонально проявлять патриотизм к новой эпохе. Например, во время спектакля от кого-нибудь требовали исполнить не так давно появившуюся «антимарсельезу» – песню «Пробуждение народа». Даже Тальма этого не избежал. Но ему еще повезло: он просто прочел ее как стихи, стоя у рампы. Да еще сумел сымпровизировать краткую речь, совершенно успокоившую разошедшихся патриотов. После чего продолжил представление. Не такому известному и не столь талантливому актеру Фузилю пришлось петь ее, стоя на коленях… По причине того, что в якобинские времена Фузиль был не просто артистом – но и деятельным функционером якобинского Конвента. И отличился в подавлении Лионского восстания – так что, пожалуй, он тоже еще легко отделался: лишь выкриками из зала: «Долой убийцу! К черту палача!». А вот вторую по величине после Тальма звезду театра – Дюгазона – едва не закололи прямо на сцене, когда он отказался петь «Пробуждение…» Бывший одно время адъютантом Сантерра – командующего парижской Национальной Гвардией (ничего так, да? Вообще парижские актеры очень даже проявили себя во время революции. Не только в Париже лицедействовали – они и на фронт с выступлениями ездили и добровольцами на войну уходили. И политиками были известными – ну вот Колло д'Эрбуа, например, усмиритель Лиона. Так что палец им в рот лучше было не класть… Тот же Тальма, имея жуткую близорукость, еще в самом начале революции стрелялся на дуэли со своим политическим противником…) – и отнюдь не робкого десятка, Дюгазон швырнул в зал парик на крики зрителей. После чего несколько из них с обнаженными шпагами кинулись на сцену, и только вмешательство других актеров предотвратило кровопролитие…

И так практически на всех представлениях – и чем дальше, тем хуже.

Правда, объективности ради стоит отметить, что мускадены были не шибко оригинальны… Ибо точно тем же самым на протяжении нескольких лет перед ними в парижских театрах занимались санкюлоты. Когда требовали играть революционные пьесы. Ну, вот так вот… История, как известно, довольно часто ходит кругами. Набредая на свои же собственные следы…

Короче – у актеров Театра Революции возникла немалая проблема…

Им надо было как-то оправдаться перед новой публикой – чтобы банально не прогореть. Да и с властью подружиться тоже. Чтобы иметь крышу от наездов новых патриотов. Прогнуться, в общем…

Вот они и искали способы. Для чего, собственно, тоже и собрались в этот раз… И не Наполеону было их за это осуждать. Ибо сам он после термидора весьма решительно заклеймил Робеспьера в официальном письме – именно с целью отмежеваться. Не помогло вот только. Все равно посадили… Знакомое дело, да…

Причем направлений было два. Во-первых – сменить репертуар на более подходящий. С чем, как ни странно, получились нехилые трудности. Поскольку играть то, отчего они ушли из Королевского театра – им было профессионально невмоготу. А чего-то, что подходило бы к их стилю игры – никто из авторов новой, термидорианской, волны предложить не мог, потому что не умел. Поэтому то, что они сейчас ставили – по местным меркам не такие уж и плохие вещи, – выходило у них ни то ни се и хороших сборов не давало… Во-вторых же… Во-вторых – можно было прогибаться перед новыми хозяевами жизни персонально. И как раз по такому поводу они в этот раз и собрались. Аж сам господин Тальен устраивал костюмированный бал с элементами театральной постановки для развлечения гостей. Вот туда немалая часть труппы и намылилась. Какие-то сцены из рыцарских времен – Тристан, Изольда, Роланд и тому подобное… Декорации. Костюмы. Роли… И как так получилось – ну это я уже потом сообразил, что с голодухи не рассчитал, сколько я выпить могу – сам не пойму, но встрял я в это обсуждение… Тальма, собака, втравил!.. Я помню – хоть был и пьяный! В общем, как известно: слово за слово, чем-то там по столу… Я и опомниться не успел, как оказалось, что я им обещаю к этим сценкам написать балладу! Из рыцарских времен!! Правда – за приличные деньги, к чести господ актеров сказать… Мне бы отказаться! Но пьяному – море по колено! Да еще артистки тут же визжат, умоляют… (Уж не знаю, чего им так разохотилось – но насели они все на меня крепко. Даже прима… Все-таки, думаю, здесь без Тальма не обошлось. Гада такого!.. Он ведь знал, что Наполеон пописывает…) Согласился, дурак! Вот, теперь корячусь…

Но едва лишь прислушаться – камень звучит… Не, не подходит… Но лишь только замри – камень заговорит?… Ну, тут есть что-то… бу-бу-бу… бу-бу-бу…

Заодно мелодию подбираю. Я, правда, только незабвенных три блатных аккорда знаю – но хоть общее представление задать… Добрые артисты мне даже и гитару дали. Шестиструнку испанскую… Вот. Сижу. Бренчу… Жюно коситься уже стал на такое странное поведение который день. Пришлось соврать, что слово дал в горячности… Хотя, в общем, чистая правда – пообещал же! Уж лучше бы я им пообещал колесо от троллейбуса… Блин… Ну и – гонорар, чего уж там…

А если просто: но прислушайся – камень заговорит! Бу-бу-бу – бу-бу – бу-бу – бу-бу-бу!.. Гм…

Только время зря трачу, черт…

А что делать? Я же установил уже, что заработать тут не удастся. А это хоть шерсти клок… Денег-то опять нет. И даже за сие творение еще не скоро будут – если будут вообще… Придется, видимо, пистолеты продать. А то ко всему в придачу – холодрыга! Никак не способствует творческому процессу… Или лучше продать часы? Они дороже будут… Хотя нет – жалко! Да и на что мне пистолеты? От грабителей защищаться? Так кому на фиг нужен нищий оборванец… А часы все же имидж позволяют создать. Типа человек приличный… Ага… Совсем, бляха-муха, издержался, император недоделанный…

Ну в самом деле – чем мне заняться-то можно? Спекуляцией?

Ну, биржа – или то, что ее заменяет, в Пале-Рояль – смешно, кстати: в точности в том же здании, где и Театр Революции – работает вовсю. Только шум стоит. Покупают и продают. Следят за курсом валют и котировками. Ворочают гигантскими по нынешним меркам капиталами… Только кто меня туда пустит? Да я и сам туда не полезу – не финансист я… Можно, конечно, и тут чего-нибудь придумать. В духе Остапа Бендера. Насчет трехсот с чем-то сравнительно честных способов отнятия у населения денежных знаков… Хотя бы объявить себя гроссмейстером и учинить сеанс одновременной игры в городки… Или материализации духов и раздачи слонов – как доктор Месмер… Да, точно: спиритизмом можно заниматься – дух Наполеона вызывать из бездны!.. Бу-га-га! Вот будет прикол, если явится!.. Уржаться можно…

Вот только закавыка в том, что все эти способы – типа «Срубил – и беги!» А оно мне надо?

Нет, знаю я и посерьезней кое-что… Та же финансовая пирамида. Или мультилевел… Самые простые формы, конечно – но здесь и это пойдет… И очень даже неплохо может выйти… Если в полицию не попаду. И – опять же – для этого надо хоть какой-то стартовый капитал. Или – с год бегать как наскипидаренному, раскручивать проект. Чтоб работал по-настоящему… А у меня есть этот год? То-то…

И что тогда остается-то?

Разве что заняться банальным разбоем.

Ага, дикий корсиканец на французских дорогах! Ринальдо Ринальдини. Благородный разбойник Владимир Дубровский: из лесу выходит старик, а глядь – он совсем не старик!.. Только меня все французские разбойники и ждут не дождутся…

А может, эмигрировать? Уехать в Америку, завести там индюшачью ферму. Зажить абсолютно частным лицом… Траппером, ага… Золотишко поискать… Черт! А я ведь помню: Сакраменто! Река в Калифорнии! И вполне доступна технически! С годик там покопаться – и я богатый человек! Причем – очень богатый!.. Гм. Ничего так себе план возник.

Самое смешное – ничего принципиально невыполнимого в этом плане нет. Уехать в Америку. Добраться до Калифорнии. Намыть золота (там оно сейчас должно чуть не как грязь валяться…) Сам же Наполеон, вроде как говорил, что предприятие может считаться хорошо подготовленным, если оно спланировано на тридцать процентов. А здесь как бы не на две трети… Да. Интересно… Осталась самая малость: сесть на пароход и доплыть… Тьфу ты – пароходов-то еще нет! Значит, просто на корабль.

Одна беда – для этого тоже нужны деньги. Которых у меня нет и неизвестно – будут ли…

Что еще? В наемники податься? Скажем, в Италию… Это – ближе Америки. В любом итальянском королевстве армия есть. Вот будет ли представлять для них интерес генерал? Своих девать некуда… Эх, какая жалость, что с Россией сейчас разорваны все отношения! Вот уж куда генерала с опытом современной войны взяли бы на ура!.. Это когда-то Заборовский мог послать никому не ведомого лейтенантишку Буонапарте. А сейчас с генералом Бонапартом он разговаривал бы совсем по-другому… Бригаду бы мне дали точно. И возможностей сделать карьеру более чем хватает – война же с Турцией… С Суворовым познакомлюсь. В ученики к нему запишусь… Глядишь – к восемьсот двенадцатому году буду в немалых чинах… Так и представляю, как на Бородинском поле, классически поставив ногу в сапоге на барабан и заложив руку за борт сюртука, я грозно вглядываюсь в густые надвигающиеся шеренги наполеоновских войск и говорю Кутузову… Тьфу, блин! Я ж и есть Наполеон! С кем тогда воевать-то придется? С императором Моро? В смысле с генералом Моро. Вроде слышал я что-то в таком духе… Или с базилевсом Александром Дюма? Гы…

Опять же – можно будет русским национальным поэтом заделаться. Ни Пушкин, ни Денис Давыдов, по-моему, вообще еще не родились. А все, что сейчас есть… А кто вообще сейчас есть? Ломоносов – умер. Тредиаковский умер. Жуковский, разве что? Или и он еще пацан сопливый? Ну тогда только Державин. Он мне точно не конкурент: в разных плоскостях работать будем. Еще, того глядишь, как было сказано: заметит и в гроб сходя, благословит. Во всяком случае, думаю, на него должно будет определенное впечатление произвести, например:

Пожары над страной

Все выше, жарче, веселей.

Их отблески плясали

В два притопа, три прихлопа,

Но вот судьба и время

Пересели на коней,

А там в галоп, под пули в лоб –

И мир ударило в озноб

От этого галопа.

Ибо он сам в пугачевской заварушке поучаствовал. Не понаслышке знаком. А уж что я с декабристами сотворю… Будут знать, канальи, как будить Герцена! Я им устрою детский крик на Сенатской!.. Бу-га-га!..

Увы – Россия для меня сейчас еще менее доступна, чем Америка. С Америкой-то хоть регулярное сообщение есть. А тут как добираться? Через вражеские территории пешком? Или через Турцию, переодевшись мусульманином? Р-романтика, черт побери!..

Ну вот что еще делать? Разве что отрастить чарли-чаплинские усики, подстричь соответствующе челку, да начать малевать акварели… Которые будут расходиться нарасхват из-за их футуристического содержания… Ну да, от одних только танков, самолетов, поездов и пароходов с дирижаблями у местного народа должно будет крышу сорвать… И, между прочим – не такая уж плохая идея, черт побери! Как раз акварели на технические темы у меня всегда хорошо получались… А чего? Известный художник-футурист Наполеон Бонапарт!.. Звучит? Ага… Только даже и акварельных красок у меня нет – так что и этот план тоже по боку…

Есть, правда, еще один вариант… И для него-то практически ничего не надо. Кроме бумаги… И чернил. Это вот то самое, что я сейчас кропаю… Только не стихи – во Франции мне уж точно национальным поэтом не стать. А вот прозу… Точнее – пьесу. Для театра Тальма. Я сильно подозреваю, что у меня может получиться как раз то, что им надо.

Вот, например… Дочь деревенского старосты из Домреми узнает от ангела, что она на самом деле не его дочь… (Ага: «В час моей смерти открою тебе страшную тайну, дочь моя: ты не дочь моя, сын мой!..») А дочь предыдущего короля. То есть – сестра дофина… И призвана спасти Францию. Ведомая ангелом, новоявленная принцесса отправляется ко двору герцога Лотарингского. А у герцога Лотарингского – бардак… Солдаты не хотят воевать, хотят пьянствовать и женщин. Соответственно встречают и избранницу божию: «Во-баба!» Гром и молния – посягатель убит ангелом на месте. «Кто еще желает попробовать тела Франции?» – интересуется патриотка. «Фсе ф шоке». Героиня толкает пламенную речь и наставленные на истинный путь, разгильдяи и тунеядцы формируют ударный полк во главе с ней и двигаются на Орлеан… Ну – далее все по оригиналу… Молодой дворянин. Желающий отдать жизнь за короля, но до сих пор не знавший, как это сделать… ЛюбоФФ и трагедия… Ангел, бдительно охраняющий девственность героини во имя спасения страны… Сплочение народа. Проклятые безбожные интервенты. Разгром полка. Казнь Девы. В финале – победа… Писать все обычным разговорным языком – совершенно в пику нынешним авторам, зацикленным на стихоплетстве. Абсолютно отличная от всего получится штука… Гимном полка назначить это самое «Пробуждение народа». Пусть подавятся. И название – «Оптимистическая трагедия»! На современных неискушенных зрителей даже в моем переложении подействует со страшной силой… Можно и другие сюжеты использовать… Как говорится: вам хочется песен – их есть у меня!.. Ага…

Ну и почему ты не хочешь этого делать?

А почему ты не хотел командовать бригадой?

Потому что я артиллерист! И по специальности от меня было бы несравнимо больше пользы на любом настоящем фронте… А кроме того… Воевать с крестьянами – немного чести для солдата…

Ну, насчет чести… Кто должен был давить Вандею? Пушкин? А в остальном… Помочь Тальма я бы еще мог. Но вот для ЭТИХ писать… Лучше уж я буду воровать, как выразился один персонаж…

Так, ладно, хватит…

Кажется, я свое стихоплетство закончил.

Не фонтан, конечно, но для самодельного утренника сойдет, пожалуй… А для местного бомонда на один раз – тем более! Но ох и трудная же это работа – переводить с нижегородского на французский!

Замок брошен, забыт и как будто бы спит

Беспробудно текущие годы,

Но прислушайся – камень заговорит

Про победы, бои и походы.

Эти подвиги время не стерло,

Лишь смахните с него верхний слой,

И торжественно мощно и гордо

Чувства вечные хлынут рекой.

Упадут все замки и оковы падут

И стихи, что забыли – с травой прорастут,

И опять протрубят в наступивших веках

Об осадах, о замках, о вольных стрелках.

Простите меня, Владимир Семенович – но жрать очень хочется…

Глава 39

Плагиата сладкие плоды.

И все-таки некоторые результаты мое плагиатское стихотворчество принесло…

Правда, величайшим поэтом всех времен и народов меня не объявили… И даже за эти две баллады Тальма заплатил мне, очень сильно подозреваю, из своего собственного кармана. Ну да ладно, я и не рассчитывал… Ибо всяческих писунов здесь – и прозаиков и поэтов – едва ли не больше чем в наше время. И все горят желанием всучить куда-нибудь свои творения… А что вы хотите – век же Просвещения на дворе! Грамотные все стали просто до безобразия… На этом фоне мои дилетантские переводы не смотрятся совершенно – так, упражнения любителя… Да еще выполненные с нарушением всех нынешних канонов стихосложения. В салонах на них спроса точно не будет – слишком вульгарно… Ага: «Для кого поет Бонапарт?» Бу-га-га…

Но некоторую известность, причем в неожиданных кругах, я приобрел.

Ибо зайдя недавно в театр к Тальма, был внезапно в коридоре отловлен неким биржевым деятелем. Представившимся как «господин Дюран». Что делал биржевик в театре? А там анекдот такой, что и Театр Революции, и парижская биржа находятся практически в одном месте – в дворцовом комплексе Пале-Рояль, в самом мускаденском районе. Такой вот оксюморон. И театральные коридоры вообще кишмя кишат всякой мелкой биржевой шушерой – они там прямо в антрактах сделки продолжают заключать. А то и во время действия, не прерываясь. Специфика вот такая…

Одним словом, отловил меня этот Дюран и попросил ни много ни мало, как проконсультировать его по военной части. За соответствующую оплату! А поскольку мне, почти как Маяковскому «и рубля не накопили строчки», предложение меня заинтересовало. Правда, на уточняющий вопрос о том, кто именно указал ему на меня как на эксперта, Дюран ответил, что это был господин Гурго… Дюгазон, то есть – ну, которого едва не прирезали на почве патриотизма: Гурго это его настоящая фамилия, а Дюгазон псевдоним. Не ахти какой авторитет в военном деле, честно признаться… Но – по крайней мере, не дурак. Но рассказал он про меня такое, что будь оно на самом деле – меня б давно уже высекли бы на площади. Или отлили бы… В бронзе… Ага. Но разубеждать господина Дюрана я не стал – зачем разочаровывать клиента? – и с важным видом попросил перейти к делу.

– Собственно-вот… – сказал он. И протянул мне несколько сложенных вдвое исписанных листов бумаги. – Это письмо от, гм… одного моего знакомого с Мартиники. Там некоторое время назад произошло сражение между британскими экспедиционными войсками и колониальными войсками Новой Испании. А у меня на этом острове есть определенные интересы… Финансовые, как можно догадаться. И от того, на чью сторону качнулась удача, зависит, буду ли я в прибыли или же в убытке… Понимаете?

– Но разве в письме не указано, чем закончилось сражение?

– В том-то и дело! – всплеснул руками господин Дюран. – Указано! Но описание настолько невероятно, что я не знаю, что и думать по его поводу! У меня нет основания сомневаться в честности моего корреспондента. Но я показывал письмо некоторым знакомым военным – они все считают подобное невозможным! Поэтому я в очень большом затруднении…

– Да что там такое могло произойти?

– Прочтите – и вы все узнаете. А если вкратце… Два английских полка метрополии были разбиты одним полком испанских колониальных войск и уничтожены практически полностью! Вы можете себе такое представить?

– Ну, представить-то можно… А вот реально… При таком раскладе либо у англичан было максимум пара батальонов, либо испанцы умудрились подвезти на остров дивизию, а не полк. Хотя… Впрочем – давайте я сперва действительно прочитаю, что пишет ваш корреспондент…

Ну… Приятель – или компаньон? – господина Дюрана не был профессиональным военным. Но зато постарался информировать напарника максимально обстоятельно. Потому читать мне пришлось долго. Разбираясь в пространных и местами почти косноязычных описаниях и отделяя то, что неизвестный мне очевидец действительно видел сам, а чему он был, так сказать, только ушеслышцем. Получилось примерно следующее…

У англичан было не просто два полка. А со всей штатной артиллерией. Плюс эскадрон драгун. По сути – бригада. Поскольку во главе десанта стоял бригадный генерал. Им понадобилась куча судов, чтобы перевезти все это на остров… А со стороны испанцев действовали два батальона какого-то второго полевого пехотного полка под командой подполковника Маноло с одной батареей полевых пушек, поддержанные парой полков местной милиции. Ну, островная милиция известно что такое – сам подобным полком командовал… У них там, вполне возможно, ни единого ружья на полк нет… И что сделал Маноло? Дал полевое сражение! И в этом сражении перебил половину англичан, а вторую рассеял и добил в преследовании! Ничего так себе… Как он этого добился? Если верить письму – поставил милиционную конницу на флангах, чем затруднил англичанам маневрирование, а сам серией очень четко выполненных отступлений создал у английского командующего впечатление бегства своего центра. Заманил таким образом весь первый эшелон англичан на заранее подготовленную позицию, где устроил им огневой мешок. Половина его стрелков сидела там в засаде, а местность была заминирована камнеметными фугасами… После чего, не теряя времени, он оставил милицию добивать уцелевших, а сам с освободившимися батальонами обрушился на не ожидавший такой наглости английский резерв. Что-то быстро… Или у него третий батальон был специально для этого? Впрочем, не важно… Обращает на себя внимание высокая скорострельность испанских ружей, а также то, что испанцы действовали рассыпным строем и использовали для укрытия от огня складки местности. И вели стрельбу из положения лежа. Плюс одеты были в форму цвета… ля-ля-тополя… проще говоря – защитного цвета… То есть – по всем признакам великолепно подготовленные егеря. Корабли в гавани потоплены минами… После чего уцелевшие англичане, бросив артиллерию, погрузились на уцелевшие же корабли и в спешном порядке покинули остров…

Однако… Этот Маноло не иначе как восходящий военный талант! Правда, из нашей истории я про него ничего не знаю… Но мало ли про кого я не знаю еще? И опять же – мир-то здесь другой!.. А кроме того – я уже слышал нечто очень похожее. И именно про Мартинику!..

Еще весной Дюгомье в штабе рассказывал… Что они в девяносто первом отбились от англичан только с помощью испанцев. Причем практически с теми же подробностями. И чертовская эффективность стрельбы (Дюгомье, кстати, объяснял, чем она вызвана: испанцы применили казнозарядные штуцеры и унитарный бумажный патрон – я не помню точно, когда такое появилось, но помню что попытки были еще до изобретения капсюля, даже многозарядки делали с подствольными магазинами! – так что никакой мистики тут нет, судя по всему это одна из таких первых попыток. Кончившихся, как известно из истории – ничем… Но при внезапном применении очень даже должно впечатлять…), и маскировочная одежда, и партизанская тактика по примеру индейцев – совершенно «неблагородные» способы, хотя действенные… И так же потопили часть английских кораблей! Причем Дюгомье сказал что-то вроде: «Если бы пороха было достаточно – потопили бы все!» Здесь что – тоже пороха не хватило? Или просто англичан на этот раз больше приплыло… Дюгомье даже называл конкретное место, откуда в Новой Испании явились те помощники… Где-то в Калифорнии… Залив какой-то со смешным названием… Бодяга? Бродяга? Нет – Бодега! Впрочем – тоже не суть… Суть в том, что тогда – в девяносто первом – это была небольшая группа частных лиц. С манерами пиратов. А сейчас – регулярный пехотный полк! Что из этого следует? Ага…

– Очень интересно, – честно сказал я Дюрану, закончив чтение. – Испанцы одержали прекрасную победу!

– Но не слишком ли описанное невероятно? – воскликнул господин Дюран, все это время смирно простоявший возле меня. Видимо, ему действительно сильно требовалось знать… – Ведь в письме указаны невозможные вещи!

– Ничего невозможного там не указано… Просто ваш корреспондент плохо разбирается в военном деле. Как и те «военные», к которым вы обращались… Ибо стыдно не быть в курсе достаточно известных, в общем, вещей… Вас всех смущают, как я понял, вот эти обстоятельства… Ну, вот, например: «Практически все передвижения испанских войск заканчивались тем, что солдаты залегали и вели беглый огонь из этого положения, оставаясь при этом укрытыми от ответного огня британских войск…», «…скорость стрельбы испанских солдат является просто нереальной»… Или: «…Атаковавшая же испанскую пехоту кавалерия была практически полностью уничтожена ружейно-пистолетным огнем менее чем за несколько минут…» Но и ваш корреспондент, и ваши «консультанты» упустили из виду современные казнозарядные штуцеры – в данном случае, скорее всего, конструкции Фергюссона, неплохо показавшие себя во время американской войны за независимость, вполне приспособленные для заряжания в лежачем положении – позволяющие умелым стрелкам легко держать темп восемь выстрелов в минуту. При такой плотности огня описанный результат вполне закономерен… Что еще? Тактические приемы, используемые ими? «…Наступление в рассыпном строю не приводило, однако, к потере управления отдельными подразделениями… Цвет формы испанских солдат затруднял их визуальное обнаружение, благодаря чему они появлялись в самых неожиданных местах…», или вот еще любопытный кусочек: «…Европейский офицер никогда не прикажет солдату лечь, потому что это лишает боевого духа. Здесь же можно было то и дело наблюдать, как отдельные группы и даже целые отряды падали на землю, спасаясь от огня неприятеля…» Это совершенно верно для Европы… Но не столь верно для Колоний! Там во многих случаях воюют иначе. Ибо враги колонистов – индейцы – являются мастерами маскировки и действий из засад, а также внезапных набегов на поселения белых людей. И колонисты давно научились всем этим приемам… И вот мы имеем в этом письме изложение действий егерского полка колониальной выучки – применившего наконец эти знания на практике! Только и всего…

– То есть вы утверждаете, что все описанное – чистая правда?! И ручаетесь в том?!

– Да, именно так! Я вам даже больше скажу, господин Дюран… Вы обратили внимание на то, что полк сеньора Маноло называется «вторым»?

– Да. Этого трудно было не заметить! Это может означать, что есть еще как минимум один…

– А как максимум – неизвестно сколько!.. Хотя вряд ли их пока слишком много – на подготовку таких соединений требуется определенное время и средства… Но судя по тому, как решительно этот полк был введен в действие – такие полки есть!

– И?..

– Испания собирается воевать с Англией за наши колонии. И подготовилась к этому весьма серьезно! Да, собственно-судя по этому письму – война «de facto» началась… Вам, как финансисту, необходимо объяснять, что означает подобное развитие ситуации?

– Нет, благодарю вас!.. Вы мне весьма посодействовали, господин Бонапарт!

На чем, собственно, наш разговор и закончился. Господин Дюран удалился в сильной задумчивости, а я остался пересчитывать полученный гонорар и раздумывать, не заделаться ли по такому случаю постоянным консультантом при бирже? Сумма, заплаченная мне Дюраном, была не шибко велика, конечно, но, учитывая, что я заработал ее менее чем за час… Курочка по зернышку клюет. А – сыта!.. Чего бы мне и не комментировать ход военных действий с точки зрения финансовой конъюнктуры? Бонапарт – биржевой аналитик, а?

Черт побери! Что деется в родимой «белль Франс»?! К каким багамским едреням мы все катимся?! Я хренею, господа присяжные заседатели!..

Глава 40

«Если на клетке пишут, то слишком мелким шрифтом».

Народная мудрость

Поскольку поэта из меня не получилось, а спрос на биржевые консультации невелик (вообще-то его совсем нет) – то я своих хождений по инстанциям не прекращаю: генералом все-таки лучше быть, чем непонятно кем… В конце концов я-то ТОЧНО знаю, что Наполеон – военный гений! Талант в землю зарывать?! Поэтому посещения военного Комитета я совершаю едва ли не каждодневно. В верхние кабинеты не хожу – чего мне у того же Обри делать? Но по этажам шляюсь. Случай, как известно, бывает ненадежен, зато щедр… И к начальнику управления кадрами Летурнеру высиживаю очередь регулярно. Хотя он меня откровенно не жалует – за молодость. Но, опять же – чем черт не шутит? – вдруг откроется горящая вакансия?

Кроме того – такие визиты здорово помогают быть в курсе военных новостей. Потому что чиновники в ведомстве Обри до того распустились под его чутким руководством, что обмениваются самыми секретными сведениями прямо в коридорах. Вслух. Лопухи – полные! Черт-те откуда только не вылезшие. Чьи-то родственники, свойственники, приятели… Любовники жен и мужья любовниц… А то и просто собутыльники. Пристроенные на теплое место. Один придурок в сейфе держит свою зарплату и всякие прочие мелкие вещи. А секретные документы – в столе… Потому как в сейфе – надежнее!.. Дебилы… Бардак в последней стадии!.. Но что делать? ДругоВА вАЭнАго мЫнЫстЭрства у мЭнА длА вас нЭт! Ага… Приходится ходить. Усы, что ли, отрастить? Для солидности? Только вряд ли поможет, скорей, наоборот… Наполеон с усами – это было бы нечто…

Вообще я тут уже в некотором роде – достопримечательность. Что-то вроде домашнего привидения… Столько времени околачиваюсь, пугаю народ своим жалким обличьем. Как некое назидание: «Вот злонравия достойные плоды!» Мелкие чиновники меня давно в лицо знают. И иногда даже до беседы снисходят: «Как ваши дела, гражданин Бонапарт?» – «Са ва мои дела», – отвечаю я им. И интересуюсь насчет вакансий. Но вакансий каждый раз нет. Сегодня, впрочем, цель моего визита была достаточно скромна. Мне всего лишь требовалось попасть на прием к интенданту и испросить у него средств на новый мундир. В принципе – мне вроде как положено. Я хоть в отставке – но все же генерал! Сколько можно ходить в рванине?! Вот и сижу в приемной. Жду, когда ответственное лицо соизволит меня принять. Заодно краем уха слушаю болтовню адъютанта с другим таким же бездельником, притащившимся почесать язык.

– Ты не представляешь, какая ерунда…

– …да у нас тоже! Такие сказочники попадаются!

– Именно что сказочники!.. От одного вот буквально сегодня пришло письмо…

– И что там?

– Ты не поверишь! Испанцы надрали хвост английскому экспедиционному корпусу! Разнесли его в пух и прах! Одним полком колониальной пехоты!

– Да не может быть! И кто командовал этим полком? Сид Компеадор? Или Дон Кихот Ламанческий?

– Какой-то подполковник… Англы еле успели погрузить остатки на корабли. Но и это еще не все!

– Как? Что же еще совершил сей доблестный идальго?

– Он умудрился потопить чуть не половину английской эскадры!

– Да это просто чудеса!

– Но и это не все!!

– Да ну тебя к черту! Что он – Геракл?

– Судя по всему – он гораздо хуже!.. Как бы не наместник самого врага рода человеческого!

– Испанец?! Ну это было бы уж слишком… А с чего ты это взял?

– Да эта его пехота, по словам корреспондента, якобы стреляла чуть не втрое быстрей человеческих возможностей – никак не меньше десяти выстрелов в минуту!

– Это какой же у них был расход пороха?! Да – это точно не от Всевышнего такие способности! Ты еще не докладывал своему? Пусть повеселится…

– Докладывать? Это?! – гость поднял руку с зажатыми в ней листами бумаги. – Да он меня взашей выгонит за такие сказки!

– Ну-ка – позвольте взглянуть…

Собеседник секретаря уставился на меня бессмысленными глазами.

– Письмо – позвольте взглянуть!

– Вот… – он протянул зажатый в руке лист. Ну ешкин кот! Ну ерш же твою меть! Таскать так секретную корреспонденцию! И спокойно выдавать посмотреть любому! Поубивал бы недоносков! Ладно, черт с ним!.. Что там пишет этот, как он его назвал, сказочник…

Так… Ага… Угу. Письмо, конечно, другое. Сразу видно – писал грамотный в военном деле человек. Подпись – полковник Тальявини… Слышал что-то – фамилия не частая. Вроде толковый офицер… Но содержание – о том же. Мартиника, подполковник Маноло, второй полевой полк… У англичан, естественно, никакого корпуса, а все тот же десант, равный бригаде – это у рассказчика от радости в зобу дыханье сперло. Вот и понесло его на поэтические преувеличения… А так – подробности все те же. Плюс еще много дополнительных деталей, несущественных для гражданского человека. Да, судя по всему – испанцы ОЧЕНЬ хорошо подготовились. Из письма Дюрана этого не просматривалось – а вот здесь видно. Из существующих частей разве что у Суворова слаженность действий на таком же уровне – но тут-то не Суворов! А кто? Архиважный вопрос, това'гищи – вот что я вам скажу! Вряд ли этим гением является командир ВТОРОГО полка… Да и первого, в общем, тоже… Хотя информации все же недостаточно для полного вывода… Слишком все неясно… Но стоп: это что? У Дюрана этого не было – ну так его информатор не так близко вращался… А вот здесь есть! Черт возьми! Ведь это же самое имя называл и Дюгомье: и среди первых «испанских добровольцев» и среди офицеров Маноло – человек с одной и той же фамилией!.. Хотя «Эль Гато» – скорее кличка… Нет уж, братцы: если совпадений столько-это уже не совпадения… Как говорится – Ганс вышел утром из дома и встретил по дороге семнадцать трубочистов подряд!.. Нет – это «ж-ж» совсем неспроста…

– Когда вы его получили?

Оболтус заморгал.

– Не могу сказать… Я только сегодня дошел до него, разбирая почту… Декаду назад, наверное… Но какое это имеет значение…

Мама мия! Коза дичи… Что за долбодятлы! Какой-то биржевой спекулянт Дюран – озабочен происходящим на Мартинике! Бегает, наводит справки, старается разобраться… А эти… баобабы, блин! – даже уразуметь не в состоянии, что им простым и внятным языком написал их же собственный военный агент!! Весело им, елки-палки!

– Немедленно сообщите об этом письме своему руководству! – Я вернул листы остолопу, слегка отошедшему и начавшему уже проявлять признаки некоторого возмущения посторонним вмешательством. – И доложите, что испанцы начинают с Англией войну за наши карибские колонии!

– Что…

– Не перебивайте! Я еще не закончил! Для этой войны ими подготовлены войска совершенно нового типа. Вооруженные новейшим, очень эффективным оружием! Способные полком разгромить бригаду в полевом сражении! База для этой подготовки – ориентировочно находится в Калифорнии – где-то в районе бухты Бодега. Подробности содержатся в отчетах генерала Дюгомье о действиях на Мартинике в девяносто первом – девяносто втором годах – поднимите архивные материалы…

– Но…

– Эту базу нужно обязательно найти и выяснить о ней все подробности!

– Зачем? Это же ерунда какая-то!..

– Это НЕ ерунда! То что здесь написано – подтверждается сообщениями Дюгомье двухлетней давности! И эта информация имеет стратегическое значение! Потому что сами собой такие воинские соединения не возникают – а значит, у испанцев проводится военная реформа, которую мы проморгали! И у этой реформы должен быть тот, кто ее претворил в жизнь – а нам он тоже неизвестен!

– Но это же где-то в колониях… – попытался возразить носитель письма. – И вы сами говорите, что война будет между Испанией и Англией…

Е-мое! Воистину: кто имеет медный лоб, тот получит медный щит! У него под черепной коробкой явно нету никакого серого вещества – чистейшая кость!

– Если у испанцев такие полки появятся в метрополии – а что им помешает обучить их и тут? – нам придется очень несладко! Вам понятно?!

– Так точно… Теперь да… Вы говорите – в сообщениях Дюмурье?

У-уу!..

– Уши мыть надо! Не предателя Дюмурье, давно сбежавшего к англичанам, а дивизионного генерала Дюгомье, командовавшего Итальянской армией! И убитого двадцать восьмого брюмера под Сан-Себастьяном! Выполняйте немедленно, вашу мамашу!

Крысы зажравшиеся! Он с такой скоростью удалился – не спеша! – что хотелось подскочить и пнуть под зад, чтобы придать ускорения… Чертов Обри! Эти же недоумки два и два сложить не в состоянии! Где он их набрал в таком количестве? И куда Конвент смотрит? Во главе с разлюбезным Баррасом! К нам того и гляди через границу танки попрут и начнут нас с землей смешивать – а им все сказочки… Не понимаю, как наши армии вообще еще могут воевать при таком развале в военном ведомстве! Нет – я точно таки в совершенно не нашей истории!..

Глава 41

Дым отечества…

И опять я мотаюсь по Парижу…

Чего мотаюсь? Да прогнило в датском королевстве… Что-то. Весьма сильно прогнило…

Интендант мне в выдаче сукна отказал. Мол – лимиты исчерпаны. Но отказал не совсем… Уж не знаю, что ему в голову ударило – или уж и у него положение было совсем никакое – но предложил он мне помочь ему добыть кое-что, к сукну не относящееся. Но к снабжению армии – вполне. Типа – гвозди, там, подпруги… Или хороший черный гуталин… В смысле деготь. Если найду чего – тогда, мол, он может пойти мне навстречу… Ну, я и взялся. Не иначе как сдуру. А с другой стороны – все одно делать нечего… Или это заканчивающаяся зима на меня так подействовала? Она в Париже короткая – в январе уже в воздухе весной веет. Гормоны взыграли… Тем более что опыт армейского снабжения у Наполеона имелся, и вполне успешный. Как у заместителя, а потом как у начарта Южной армии. Попробуйте-ка снабжать этакое хозяйство всем необходимым в условиях революционной войны… Немало пришлось поездить по Провансу, тряся провинциальные городишки. Ничего – справился.

Вот только не учел, что тогда у меня на руках была официальная бумага плюс сопровождающая воинская команда, а на этот раз я действую как лицо насквозь частное. И если раньше, как представитель «непобедимой и легендарной» Армии Республики я мог и к стенке поставить в случае чего, то сейчас могу только договариваться. Ну и влип… Такое ощущение, что в Париже у всех поголовно пропал интерес к коммерции. Это в смысле у знакомых Наполеона. Нет – люди-то они хорошие: если там взаймы дать или обедом накормить – это по-прежнему без проблем! А вот как только о гешефте каком служебном речь… Буквально никому ничего не надо. У всех все есть. Ага… Анекдот. Впрочем, окончательно никто не отказывал. Даже варианты предлагали… Но тоже – такого же венчурного бартера.

В результате пришлось устраивать жуткую многоходовую комбинацию полностью в духе существующей национальной экономики: сложный поэтапный обмен чего-то ненужного одним на что-то еще более ненужное другим. В полном соответствии с принципом кота Матроскина: чтобы это что-то ненужное продать, надо его сперва где-то взять…

Вот я и бегаю по всему Парижу, как савраска, высунув язык. А Париж – город не маленький. Километров с десяток в поперечнике. Притом что попасть с одного берега на другой можно только через центр – остров Сите. Мимо того самого собора Парижской Богоматери, ага… Как Жюно удивился, когда я ему мимоходом сообщил, что на самом деле собор – БЕЛОГО цвета! А то, что выглядит черным – так это осевшая за века копоть. Смешно: уже и сами парижане не помнят, из какого материала возводил это сооружение Людовик VII. Мне с трудом удалось отбрехаться тем, что я много читаю – оттого и знаю такие вот мелочи. Опять, в общем, прокололся… А через реку – по знаменитым парижским же мостам… Хорошо еще, что застройку на них снесли. По крайней мере, пройти теперь можно свободно, а не толкаясь через толпу народа, вроде клиентов на Мосту Менял. А я еще застал те времена, когда дома тут стояли – и какие дома: в пять этажей! – когда учился в парижской кадетской школе… Ну то есть не я, а Наполеон… Да какая разница!.. Сейчас же мосты расчистили для прохода и проезда, а менялы сидят просто на улицах – так сказать, ближе к народу. Тоже, кстати, анекдот: в городе половине жителей жрать нечего, а тут прямо на тротуарах – лотки с открыто лежащим золотом и серебром… Знакомая в чем-то картина, да…

Впрочем, я отвлекаюсь.

Одним словом – концы мне приходилось наматывать изрядные. А ноги-то у меня чьи? Не казенные! Иногда и передохнуть требуется. Вот и зашел я в какой-то ресторан неподалеку от того самого Нотр-Дам-де-Пари. Благо остатки поэтического «гонорара» это пока позволяли. Собственно, я еще и поэтому в сию авантюру ввязался, что деньги на пару чашек кофе в кармане бренчали – не то бы совсем швах…

Ресторан, ага… Звучит! Зеркала, высокие потолки, лепнина с позолотой. Хрустальные люстры. Официанты в белых смокингах. Оркестр… А на деле… Нет, есть, конечно и тут приличные заведения. Тот же «Прокоп» или «la R gence». (В этот шахматный центр я достаточно часто захаживаю – Наполеон в отличие от меня в шахматы весьма прилично играет). Но в основном парижский ресторан – это банальная кафешка-забегаловка в довольно случайном и скромном помещении с низким потолком и плохим освещением. И, как правило, не отапливаемое. А чего рассиживаться? Сделал свое дело – и уходи!

Ага… Бистро, в общем. Хотя названия такого еще нет. Ибо до взятия русскими Парижа практически два десятка лет ждать надо. Да и будет ли оно здесь? Я-то уж точно Москву брать не собираюсь… Впрочем, мне до той Москвы… Точно так же, как до императорской короны. Но история-то – штука упрямая. И если не я, так какой-нибудь другой «наполеон» наверняка попрет «нах остен» – расклад такой политический получается. Разве что Англию выбить из игры – главного создателя антифранцузских коалиций… Вот только как? На море англичане несопоставимо сильнее – они живут морской торговлей. А мы – только балуемся. И в результате Британия Францию так или иначе уделает – не мытьем так катаньем. В смысле – если не в прямом сражении, так блокадой… На флот, что ли, пойти служить? В Бриенне, помнится, так и аттестовали: «Будет хорошим моряком». И что вышло? Вот и вся французская морская мощь!.. Наполеон Бонапарт, сухопутный флотоводец… Впрочем, о чем это я все? Как хорошо было сказано в «Евангелии от Митьков»: «Где я – и где та гора!» Мне б для начала на мундир заработать!

Вот, в общем, такое самое «бистро», пока что еще без своего расхожего названия, мне и подвернулось на этот раз. Небольшой зальчик с десятком крохотных деревянных столиков без всяких скатертей. Правда, ножки у столиков были резные – ну, такая вот примета времени: считается что это красиво… И стулья тоже отличались таким же резным орнаментом. Совершенно другой стиль. У нас бы его назвали, наверное, «деревенским». Ничем не напоминает современные пластиковые штамповки. Все дерево давно потемнело от старости и отполировано бесчисленным количеством касавшихся его рук… На каждом столике имелась свеча – для клиента ее зажигали. А чего вы, опять же, хотите – не двадцать первый век, чем богаты, тем и рады…

Уселся в углу, кликнул гарсона, заказал кофе. Потом, подумав – да черт с ними, с лишними расходами, жрать-то хочется! – тарелку супа. Употребил все это. Заказал еще кофе. Раскурил трубку от свечи – удовольствие на сытый желудок, да… Откинулся на резную спинку стула, вытянув натруженные ноги. Жалко, что здесь не салун на Диком Западе – я бы их вообще на стол взгромоздил… Но каждому овощу свое время. Здесь такого жеста точно не поймут. Дикарье-с…

Ну, так что у нас там с Англией? Может, мне и в самом деле в моряки податься? Составить Нельсону конкуренцию? Потому как на море для победы над Британией эту фигуру никак не обойти. Беда вот только, что ни Бонапарт, ни я в морском деле ни уха ни рыла… Полные игнорамусы. Бушприт от руля не отличим. Уж во всяком случае бимс от штага – точно ни за какие коврижки. И на фиг на флоте такой специалист нужен? Даже и простым матросом… Разве что в морскую пехоту?

Однако гениальному плану сокрушения Англии на этот раз не суждено было появиться на свет.

Распахнулась дверь и в полупустой зал вошли с улицы четверо… Ага, мушкетеров – Атос, Портос и Арамис… Гы… На самом деле – вполне обычного облика молодых людей в возрасте от двадцати примерно до тридцати лет, весь вид и манеры которых указывали на принадлежность к обитателям Латинского квартала. Студентов то есть. А чего? Квартал этот тут рядом – только реку перейти. И хотя Сорбонну закрыли, но Французский коллеж – где и происходило как раз основное нерелигиозное обучение народа со всей Европы – как функционировал, так и функционирует – никто его не трогал. Соответственно и студентов ничуть не убавилось. Хотя, может, и поменьше стало… Но если и стало – то ненамного. Да и какой смысл был уезжать, если уж приехали в Париж за образованием? Не близкий свет куда-нибудь в Венгрию мотаться, или Швецию – когда война идет. Проще уж тут пересидеть. Вот и эти были явно из таких. Но совсем не их сословная принадлежность заставила всю Англию моментально вылететь у меня из головы.

– Нет, Петруха, совершеннейше прав Легрэ: мало веселости принесла отмена «максимума» добрым гражданам! Токмо торгаши свой прибыток увеличили! Куда девалося изобилие, коим всех прельщали? – продолжая начатый еще на улице разговор, заявил один. – Цены высятся ровно тесто на дрожжах и ныне уже поднялись впятеро против бывших по осени! А что весной сдеется?

– Но учитель говорит, что хлеба в городских закромах в достатке имеется…

– Да что видеть может он, сидючи у себя в Конвенте беспрестанно сутки напролет? Небось, кабы постоял в очереди в булошную – так разом бы в том усомнился!..

– Что за обвычку ты взял, Данила – все время дурно об учителе отзываться!

– Я, Петряй, такую обвычку давно имею – не об учителе твоем, а вообще! Коли что приличаю своими глазами перед собой – про то и говорю! Ну откуда знать ему, как простой человек жизнь свою влачит? Небось в такой вот кабак он и не войдет даже!

– Не имеет учитель времени досужего по ресторанам шляться! – возразил Петряй. – Он и в дому-то у себя ест не каждый раз нормально! И о счастии народа думает не менее, чем разлюбезный твой Бабеф!..

– Хватит собачиться, братья! – вступил в разговор еще один, явно сильно постарше двух первых. – Пускай цены к нам нынче и неблагосклонны, но у меня сегодня день удачен был! Потому давайте-ка я попотчую вас как тому следует между добрых товарищей… Эй, хозяин – обед на четверых вон на тот столик у окна! И бутылочку вина для начала!

Ну, «максимум» действительно отменили в конце декабря. Потому как военным путем от крестьян чем дальше, тем меньше можно было добиться. Однако совершенно закономерно в такой ситуации вместо хлебного изобилия началась инфляция. Это всех волновало на текущий момент. Но дело было в другом. А именно, что весь разговор, кроме последних слов, обращенных к хозяину – происходил по-русски!

Чуть со стула не сверзился. Оказывается, за проведенные «в шкуре генерала Бонапарта» месяцы я настолько уже освоился с французским языком вокруг себя, что воспринимал его как свой. И тут вдруг совершенно чужой говор – который я полностью понимаю, и оказывается, что это и есть моя родная речь… Очень своеобразное ощущение, доложу я вам… Хотя наполовину оно и исходило от Наполеона. Но и у меня в голове приключился нешуточный когнитивный диссонанс.

А попросту сказать – настоящий шок.

Глава 42

«Только русские не вынимают ложечку из чашки с кофе!»

Из памятки официанта

Пришедшие сдвинули два столика. Увеличив таким путем их полезную площадь. Расселись вокруг, привычно нацепив снятые шляпы на спинки стульев, принялись раскуривать трубки. По всему чувствовалось, что они здесь не первый раз.

Никто не обращал на них никакого внимания. Да и чего, собственно, обращать? Подумаешь – иностранцы!.. Один я сидел, точно громом пришибленный, совсем как Штирлиц на свидании с женой в дурацкой сцене известного фильма. На мое счастье отсутствие электрического освещения не позволяло как следует рассмотреть, после дневного света на улице, чего делается в углу, и столбняк мой остался незамеченным. Благодаря этому я без всяких усилий со своей стороны получил массу информации про внезапно объявившихся соотечественников. Ввиду того, что, не опасаясь быть понятыми, они разговаривали совершенно свободно. Например, я узнал, что из двух спорщиков – Данилы и Петра – Данила архитектор. А Петр изучает математику. Что старшего – который проставлялся обедом – звать Евгений, а фамилия у него Иванов. И что он живет в Париже уже лет десять и на французский манер именуется Эжен Жано. Что он врач, имеет кое-какую практику – чем и объяснялось наличие у него денег. И намерен жениться на какой-то вдовушке и осесть здесь насовсем. Я даже адрес его домашний узнал. Хотя, если подумать, мне он был совершенно ни к чему. А самый молчаливый из всех – четвертый, по имени Алексей, и он же самый младший – оказался художником. Вот такая вот компания.

Не знаю, зачем все это слушал. Правильней было бы, наверное, встать и уйти – кто мне они и кто я им? Но меня словно к месту пригвоздило. Мне все время казалось до сих пор, что все происходящее – какая-то компьютерная игра. На манер модного ныне попаданса: ты в экзотической стране, в экзотическую эпоху. Да еще в теле не менее экзотического исторического персонажа… Все абсолютно не такое. И вдруг – русская речь. И, оказывается, здесь тоже есть Россия. И там живут русские. И разговаривают все поголовно на русском же языке, пускай и заметно архаичном. И вот это-то – язык двухсотлетней давности – и оказалось самым сильным потрясением. Потому что ясно стало: моего мира – здесь НЕТ! А есть та самая параллельная реальность. Которая ТОЛЬКО ЛИШЬ похожа. И что тут будет с Наполеоном и с Историей – бог весть. И никакие это не игрушки. Хоть застрелись.

Ох, как меня заколбасило! Куда там тому Штирлицу… Он-то хоть знал, что всегда может вернуться. Пусть даже и под расстрел. А мне-то – куда возвращаться?! На Корсику?! Кстати, там я как раз под расстрел и попаду: попытку присоединить остров к Франции мне вряд ли кто простит из нынешнего руководства – прошлый-то раз еле ноги унес… А здесь – такие вилы, что самому Наполеону не снились! Пусть и не баловала его жизнь и раньше – интересно, хоть один из сидящих в дурке «наполеонов» представляет хотя бы частично, чему завидует? – но теперь совсем звездец полный… Неужели это из-за того, что я в него вселился? Так я, вроде, и сделать-то ничего не успел… Или это все-таки неправильный какой-то Наполеон? Поди – пойми… И вот, значит, теперь оказывается, что в этой-то заднице мне и предстоит жить! Ага: «Привыкай, сынок: это твоя родина!» Яп-понская икебана…

Я жестом подозвал гарсона и, с трудом преодолевая навалившийся депресняк, попросил водки. Шнапса, граппы, кальвадоса, коньяку или хоть рому – да чего есть, только покрепче. Бутылку. Набулькал полстакана – коньяк таки нашелся, мы ж все-таки во Франции, хотя в бюджете у меня и образовалась немаленькая дыра – заглотил одним махом. Ну да: «А так как вы – залпом! – коньяк пьют только русские!» Подумав – хватил еще столько же – потому что одной порции явно оказалось мало.

Только после этого меня слегка отпустило.

Прокуренный зал парижской забегаловки снова стал реальностью.

Даже как бы еще более отчетливой. Обшарпанная обстановка, грязный пол, запахи застарелого табачного дыма и винного перегара, смешанные с ароматами второсортной кухни, разговор за сдвинутыми столами у окна…

– Правительственная монополия на торговлю с заграницами отменена? Отменена вскорости ж после Девятого Термидора! И что воспоследовало за сим? Все купцы разом хлеб свой потащили иностранцам! А военные заводы где государственные? Тако же отменили! И у солдат теперь не то что хлеба – ружей не хватает! Что сие как не измена делу Отечества? Сами всё немцам с англичанами отдадут, дабы защищаться впредь было нечем – а им за то великое деяние новый король ихнюю мошну наворованную оставит!

– Ну о чем говоришь ты, Данила, ведаешь ли об том? Кабы свободную торговлю не позволили – сейчас бы все крестьяне уже по всей стране за оружие принялись бы! Ведь и без того уже в половине департаментов бунты злые противу правительства не стихали! И дело к большему стремилось… Отменой сей монополии торговой Конвент единомоментно гражданскую войну в пределах Франции отменил!

– Ну да! И ныне богатеи деревенские на радостях цены на хлеб ломят до размеров несусветных! Да зерно за море сплавляют!

– Так за морем за то зерно денег больше дают! Ты сам на их месте не искал бы разве в том выгоды?

– А совесть есть ли у них?! В Париже шесть сот тысяч душ народу впроголодь живет – а им от того прибыль?! Скоро и вовсе кровь людскую пить начнут, аки вурдалаки! А Конвент где пребывает в эту часа минуту?! Последних честных в рядах своих вон гонит и как зверей диких беспощадно травит: Барер, Бийо-Варенн, Колло д'Эрбуа – твердейшие же были! Всегда за народ!

– Не всегда, Данила… Мне учитель кое-что показывал из бумаг Конвента да Комитета времен тех… Они с народом такое творили, что не всякий дворянин себе подобное измыслить способен был! При Робеспьере гильотинировали бы сих трибунов народных в единый момент времени… А сейчас их за кровь народную пролитую всего только из правительства изгоняют… Даже и под арест не берут!.. Да и сам ведь видишь, наверное, брат – казни-то каждодневные прекратились! Не рубят больше головы без разбора и вины! А к лету и Конституцию долгожданную в действие ввести обещают – чего якобинцы так сделать и не смогли, сколь ни тщились!

– Головы не рубят? Эка радость! Зато голодом морят! А сами жрут в три горла! А если кто голос возвысит – того тут же в тюрьму немедля! За это, что ли, революцию делали, народ сувереном провозгласили? А паки, выходит – обратно в то же самое ярмо? Только погонщики новые будут! Конституция, говоришь? Что-то сомневаюсь я, что эти ее введут – на что она им? Им же без нее лучше! Они ж даже секции Парижские отменили – орудие изъявления воли народной! Упразднили все сорок восемь! А заместо того округа придумали – всего двенадцать штук. Да запретили им заседания их проводить больше одного раза в декаду! Электоральный клуб – последнее прибежище, что еще у истинных французов оставалось – закрыли – комедия! – на ремонт, когда никакого ремонта никто не требовал! Двести человек «рабочих» во главе с «архитектором»! Произвол это полный, Петруха! И учитель твой в сем произволе участвует – что ты про него ни говори! И попомни: добром эта их политика не выйдет им! Бабеф правильно вельми пишет, что у народа осталось только одно средство – восстание! Как в восемьдесят девятом – поход на Версаль! Или в девяносто втором – на Тюильри! Вооруженной рукой обуздать деспотизм Конвента, заставить обратить внимание на волю избирателей! Короля скинули – и этих скинут, если что! Уж думаю, никак не крепче они прежней власти окажутся…

Совершенно обычный, в общем, для того времени разговор… Как смутно помню из школьной истории и из читанного после: «термидорианская реакция». Когда прибравшие к рукам власть революционные олигархи принялись упрочать свое положение хозяев жизни, а шибко распоясавшийся народ загонять туда, где, по их мнению, ему и место. А народу это не очень нравилось…

Данила с Петром тут были неоригинальны. Собственно, они высказывали две основные на тот момент, диаметрально противоположные точки зрения. Петр стоял, похоже, практически на официальной позиции Конвента, выражая мнение «умеренных» депутатов, считавших ситуацию в целом вполне приемлемой. И всячески борющихся с опасностью возобновления «террора» – как тогда называли период правления якобинцев. Данила же, судя по тому, что почти дословно цитировал статьи из бабефовского «Трибуна народа» – а вы чего думали, газетки-то мы почитываем! – исповедовал взгляды крайней оппозиции. Выступавшей против «культа личности» Робеспьера, но считавшей при том, что при якобинцах порядок-то был… Ага… И при этом оба лагеря истово уповали на введение в действие конституции. Как на манну небесную. Способную разом устранить все существующие проблемы. Дети малые…

Забавным, пожалуй, тут являлось еще то, что в эти времена – когда никаких теорий революционных еще не было разработано, ни терминология толком не устаканилась – все разговоры на улицах, все печатные полемики и все дебаты в Конвенте происходили на одном и том же несусветном суржике, доставшемся от предыдущей эпохи энциклопедистов. И представлявшем из себя дикую смесь светского салонного диалога с самой примитивной бульварной патетикой. Где всяк толковал произносимое на свой лад. Вследствие чего возникало полное непонимание между собеседниками при абсолютном согласии их же на словах между собой. Регулярно выливаясь в постоянные конфликты и дрязги: «Мы ж договорились!! Вы чего?! – Мы договорились?! Да мы вовсе не это имели в виду!!» Ну… Банальная «кухонная политология», так хорошо известная в наше время… Впрочем, ничего удивительного: откуда взяться профессиональным политикам, если сама политическая деятельность в стране началась буквально семь лет назад? С нуля. Вот и получилось, в общем, что та самая «кухарка» и управляла теперь государством… Как умела.

Несколько неожиданно, пожалуй, было слышать все это в исполнении оказавшихся в Париже русских… Ну что им эта французская революция? С другой стороны, они тут живут уже не первый год. Наблюдают данное историческое событие практически с самого начала и – ясен пень! – не могут не иметь своих пристрастий и антистрастий в этом спектакле. Да и, помнится, нынешняя российская действительность тоже способствует появлению революционных настроений. Радищев свое «Путешествие…» уже написал. А кое-кто из весьма немаленьких людей в штурме Бастилии даже участвовал и в Якобинском клубе состоял… Тот же граф Павел Строганов. Он же гражданин Поль Очер. Что уж говорить о более нижних слоях общества, к которым явно принадлежала эта компания… Кто они вообще могли быть? Беглые, скрывающиеся от закона? Любознательные, избравшие путь Ломоносова? Просто авантюристы? Черт его знает – не подойдешь же и не спросишь!..

Тут опять мои размышления оказались прерваны самым неожиданным образом. Наиболее молчаливый из всей четверки, Алексей, на которого я почти не обращал внимания – а зря, у художника глаз острый – что-то очень негромко сказал, наклонившись над столом, и спорщики немедленно смолкли. После чего вся компания разом повернулась ко мне и уставилась на меня в восемь глаз. Не то, чтобы угрожающих или любопытных. Скорее внимательных.

– Кто вы такой, месье, и почему нас подслушиваете? – спросил старший, Евгений.

– Я не подслушиваю. Просто слушаю… – ответил я. – Не затыкать же мне уши?

И только после реакции собеседников сообразил, что Евгений обратился ко мне по-французски. А я ему в ответ сказал – по-русски! Штирлиц, нля…

– Вы русский?

Ага, счаз-з!.. «Братаны! Да я в натуре свой! Вчера лишь из Москвы прилетел!» Не забыть бы только, что сейчас столица – Питер! А то брякну опять чего…

– Нет. Француз. Просто русский язык знаю… немного.

– Гм… – заключил Евгений задумчиво. – Для француза вы его знаете весьма даже изрядно…

Ну, что верно, то верно… Надо что-то отвечать! Что вот только?

– У меня был хороший учитель.

– Кто же, коли не тайна? – подал голос Петр. Это я, видимо, его «учителем» спровоцировал. Блин. Но кто мог меня учить?! Уж русских-то на Корсике точно Наполеону не попадалось. Впрочем, также, как и в Бриенне… И как потом мне с этим выдуманным учителем дальше отбрехиваться?!

– Граф Калиостро! – идея пришла как взрыв. И показалась наилучшей из возможных. Я справки наводил: он сейчас сидит в венецианской тюрьме и когда выйдет – и выйдет ли вообще – неизвестно.

А в России он уже побывать успел. Да даже узнай он, что я на него ссылаюсь – будет ли один ловкач опровергать другого? «Узнаю брата Колю!» – вариант когда еще предложенный Остапом. – Слышали?

– Гм… – снова скептически отреагировал доктор Иванов. – Известное имя, как не слышать…

– Токмо сдается мне, что ты врешь! – вмешался радикально настроенный Данила. – С чего бы это какому-то графу учить тебя русской речи? Да и слышал я, что граф тот сам мошенник был преизрядный – может, и ты таков? По кабакам вон подслушиваешь! А может, ты, часом, филер полицейский, а? Нам тут сказки рассказываешь!

– Я генерал Наполеон Бонапарт! – отчеканил Наполеон. Перехватив у меня инициативу, пока я раздумывал, в чем же опять прокололся. – Бывший командующий артиллерией Южной армии в отставке! Можете спросить обо мне в военном Комитете! А ваши подозрения оставьте при себе! Нужны вы мне на хрен – за вами шпионить! – добавил я уже от себя.

– Генера-ал? – только и смог протянуть в изумлении Данила. Окидывая меня взглядом с ног до головы. – Иш ты! Да какой ты, к черту, генерал – мелочь коротконогая? Хлопцы – да фискал это, точно! Я ихнюю породу знаю – завсегда по кабакам пасутся, честных людей губят! – Он начал уже приподыматься из-за стола – заставив меня подумать, что я очень удачно не продал пистолеты и исправность их проверяю ежедневно – но тут более миролюбивый «умеренный» Петр положил ему на плечо ладонь.

– Остынь, Данилка. Не поспешай!.. Что-то слыхал я этакое про Бонапарта… Это не вы, часом, известны стали по взятию Тулона?

– Я самый, – буркнул я, ослабив пальцы на пистолетной рукоятке. – И по кабакам за неблагонадежными не шпионю… Хотите – верьте, хотите – нет. Ваше дело! – и, видя, что до конца я их не успокоил, закончил: – Я вообще уже собирался отсюда уходить, когда вы появились. Мне просто стало интересно послушать русскую речь. Откуда мне было знать, что вы не боитесь откровенничать между собой при французах – ведь всегда может найтись кто-то, кто понимает ваш язык? А чтобы не смущать вас далее, судари, я сейчас уйду, куда и шел по своим делам. Позвольте откланяться!

Ничего себе встреча с земляками получилась!..

А мундир я себе так и не скомбинировал…

Вот такие мы с Бонапартом оказались предприниматели! Нету у нас, видно, коммерческой жилки. Что, по крайней мере, применительно к Наполеону, как-то странно. Просто нестяжатель какой-то, да и только! Пошла прахом вся наша крупномасштабная спекуляция и нам пришлось пойти вслед за ней… Хотя до последнего момента казалось, что все о'кей…

Последним этим моментом была госпожа Тереза Тальен. Ну да, супруга того самого Тальена, сокрушителя Кроффафого Чудовища – как мне объяснили, если она замолвит свое словечко, то дело непременно будет в шляпе. Надо было только произвести на нее хорошее впечатление. Ну, я и пошел… Почистил свой дотлевающий мундир, побрился-умылся-причесался и отправился в ее салон на вечерние посиделки. Можете оценить простоту революционных нравов: какой-то бомж с улицы – в светский салон одного из первых лиц в государстве… Ну, не совсем, конечно, первый попавший – все же о визите следовало договориться и иметь рекомендации. Как бы: «Это наш человек, ему нужно помочь…» А чего? Новая нарождающаяся элита победившего класса складывалась. А складывалась – из чего ни попадя…

В общем – чистый анекдот… Или, скорее – детский сад… Или вообще цирк с конями, учитывая, чем мне там пришлось заниматься. Анекдоты рассказывать. Весь вечер на эстраде… Наполеон ведь получил очень даже приличное светское образование. Как бы не Пажеский корпус закончил, если на более близкие для нас ассоциации переводить. Как вести себя обаятельно в обществе – он прекрасно знал. И весь прием мы с ним развлекали хозяйку веселыми историями, шутками и остроумными комментариями к свежим политическим новостям. Я, опять же, к репертуару Бонапарта добавил несколько свежайших анекдотов из будущего – ничего, «на ура» пошли! Все, в общем, были в диком восторге… Вечером я ушел, абсолютно уверенный в успехе. А на следующий день узнал, что госпожа Тальен, благосклонно прозванная почитателями Notre-Dame de Thermidor, соизволила выразиться в том духе, что этот облезлый коротышка лучше бы зарабатывал на жизнь шутовством… На чем моя интендантская деятельность и закончилась. Причем смех в том, что вышло все один в один как с основателями фирмы «Тойота» в свое время… Те тоже, где-то сразу после войны, искали кредит на разворачивание своего бизнеса. И с целью произвести благоприятное впечатление на банк устроили на последние деньги прием. С обильным угощением, музыкой, танцами живота и прочими удовольствиями… А сами весь вечер с эстрады рассказывали анекдоты. Демонстрируя тем самым свое глубокое уважение. Ну гости были очень довольны!.. А наутро учредители «Тойоты» кинулись в банк, уверенные, что сейчас им все дадут – и на своем бизнес-плане увидели резолюцию: «Правление не может доверять двум клоунам». Так что ничего нового в истории, судя по всему, нет. Да, похоже, и не было никогда… Но зато там я видел – кого б вы думали? Жозефину. Ага… Богарне. Свежеиспеченную вдову. И содержанку аж самого Барраса… Мне ее издали показали: вон, типа, смотри – какая женщина! Вах! Ну, посмотрел. Наполеон – заинтересовался. А моя реакция была: «Мама – я столько не выпью!» Чего в ней все находят? По нашим меркам – хорошо еще, не совсем уродина. Опять же пластика, анатомия сейчас – абсолютно другие. Несуразные совершенно. Нелепая тетка, закутанная в полупрозрачный муслин (на голое тело, ага) принимает ненатуральные позы… Ей-богу – Дезире Клари нравилась мне куда как больше: нормальная девушка с неиспорченными манерами. Вокруг которой не надо выписывать кренделя с дурацким видом.

В общем – если резюмировать мое впечатление – то, как сказал некто подзабытый нынче Сусик-Богдан, прибыв с того света на этот: «На что мне с моими миллионами эта залежалая тыква Парася Никаноровна нужна?»

Не – на Жозефине я точно не женюсь!

Часть пятая

Глава 43

28 февраля 1792 года. Мартиника.

ВЭК

Хороший строитель не боится собственного детища. Если это мост, должен встать под мост, когда пойдет первый эшелон. Если это подвешенная на хомутах турбина от так и не построенной атомной подводной лодки, которой суждено обеспечивать энергией город, – то под турбиной. Сразу, как только передаст управление штатной команде ТЭЦ. Росомах внутри тоже считает, что так и надо. Хефе и дон Луис сочли бы за блажь… если бы им не был нужен верный гонец на полуостров. Полковник Ортега-и-Аларкон почти член семьи генерал капитана, и останется таковым, пока не натворит глупостей. Прикрыть фиговым листком чести инженерного корпуса политическую интригу, с их точки зрения, глупостью не является.

Потому сеньор Фернандо находится на борту вновь спущенного фрегата «Сан-Исабель». Поскольку над кораблем вьется флаг береговой охраны, а не королевского флота – гадать, что за Изабеллу имели в виду, не приходится. Разумеется, ту самую. Дочь великого Филиппа, сестру и тетку двух менее великих… Ту, что уверенно правила Испанскими Нидерландами – и при которой словосочетания «дюнкерский корсар» и «фландрская армада» наводили ужас на врагов Испании. Ту, которая сквиталась за несчастливую армаду, разделав разом Англию и Голландию под орех в стратегической операции, охватившей половину европейского континента.

Сама Изабелла-Клара-Евгения флоты в бой не вела, у нее были на то адмиралы. Таких нашла, что Дрейки и Рейли им в подметки не годились! Разумеется, Коломб и Мэхен упомянули лишь испанские поражения, а про свои забыли – в том числе про великий погром 1625 года, если и сходный с поражением той Армады, что пишут с большой буквы, так это тем, что, в отличие от флота Медины-Сидонии, остатки англо-голландского флота, обращенного в бегство, потерявшего управление, растрепанного бурями Бискайского залива – встретила та самая фландрская армада. Их было вчетверо меньше… свежих, бодрых, с лучшими обводами и лучшей морской пехотой на борту.

Англичане так и не выучили урок той кампании. Ни пятьдесят лет спустя, ни полтораста. Все вокруг могут это лишь предполагать, а я знаю. И потому знаю, что лучшим дополнением к быстроходным фрегатам будут не столько линкоры – у Испании просто денег не хватит построить флот хотя бы вполовину британского – сколько «полевые полки». Любое государство, вынужденное содержать флот и армию разом, должно уметь и использовать их разом, согласованно – что против чужого флота, что против чужой армии. Иначе – поражение.

Собственно, именно этим мы сейчас и занимаемся.

На двух палубах «Сан-Исабель» плотно, как в забитой электричке, устроился первый батальон второго полевого полка Его Католического Величества. Да, есть удобные войсковые транспорты – но у длинного фрегата скорость выше почти на четверть. Максимальная. Насколько мы лучше идем при умеренных ветрах – это сеньор Фернандо только теперь начинает понимать, с восторженных слов капитана. Там, где фрегат старого типа давал бы два узла, мы делаем четыре, там, где четыре – мы делаем семь. Так что настоящие сроки путешествия сократились неимоверно: на дальних переходах меньше будет заходов для ремонта и кренгования, забора пресной воды и свежей пищи. Сроки путешествия через Атлантику упадут, пока – только для нас! – вдвое. Кругосветки – впятеро.

Это называлось малой транспортной революцией. Парусники с продольными железными креплениями изменили эпоху. До них – были Беринг и Кук, после будут – Крузенштерн и «Бигль».

И все-таки парусник остается парусником. Иными словами, без правильного ветра, не слишком сильного, не слишком слабого, не вовсе противного, который моряки временами обзывают «вмордувиндом» – никуда. А потому время путешествия на полуостров пока не наступило. У нас и здесь, в Карибском море, дело нашлось.

Что ветры дуют по расписанию, пусть и неточному, современникам пришлось объяснять, причем удивительно долго. Вот она, вера в технику. Ветра мы ждать не хотим! Вот подождать готовности «нормального парусника» – пожалуйста. «Исабель» на фоне иных кораблей эпохи смотрится удивительно современно. Никаких высоких надстроек, ровная палуба от носа до кормы. Никаких завитушек и украшений. Мягкая обтекаемая форма. Роскошь? Она в полированном красном дереве фальшбортов, в прогулочном балконе на корме, чуть нависающем над водой. Без балкона никуда – в настиле над водой есть надлежащим образом огороженные отверстия, над которыми всякий желающий может на время уединиться. Три входа – слева нижним чинам, справа – офицерам и благородным пассажирам, центральный – персональный для капитана. Обычно нижних чинов гонят на нос… но как-то нехорошо устраивать отхожее место прямо за спиной у прекрасной дамы.

Резчик по дереву – художник от Бога. Впрочем, куда ему было деваться, если в мастерскую заявился не полковник Ортега-и-Аларкон, а «Эль Глотон»? Росомах позаимствовал во дворце генерал-капитана копию портрета инфанты Изабеллы, и потребовал – чтобы один в один или лучше. Конечно, во время великих побед ей исполнилось шестьдесят, а на полотне – шестнадцать, но, если она и приглядывает сверху за творящимся на земле безобразием, вряд ли обидится за такую неточность. Для тех, кого она привела к победам, она останется молодой и прекрасной. Да будет так, и черт с ней, с исторической точностью.

Вот и вышла – словно на портрете. На каштановых волосах – маленький ток, «чтобы в Мадриде не сплетничали». Инфанта, как все Габсбурги, считает себя северянкой. Хитрый прищур – то ли каверзу задумала, то ли готовится вскинуть к плечу оружие и пригвоздить врага тяжелым болтом. Из украшений – тонкая золотая цепочка. На ней – не ладанка с иконой или мощами, не медальон с портретом или локоном любимого – золотая медаль города Антверпена за лучшую арбалетную стрельбу. Само оружие – здесь же, чуть перекашивает конусообразный кринолин.

На этот раз инфанта не посылает – сама ведет своих корсаров в бой. И кто заробеет – пусть вспомнит прищур стоящей на носу героини и дерется без страха и без пощады!

Ветер наполняет паруса, колышет белые накидки пассажиров из будущего. Им бы за закладкой своего катамарана присмотреть… увы, увы. А ведь посудину будет строить местный инженер, как и первый клипер.

Да, клипера тоже будут заложены – пока как авизо и прочая недорогая мелочь. Сразу с продольными креплениями! Значит, скоро моряк, отвечающий на вопрос: «Сколько дает эта посудина в полный фордевинд?» – «Восемнадцать узлов!», не будет более шутить! Интересно, как скоро это дойдет до факелоносцев свободы и просвещенных мореплавателей?

Кстати, о французах. С острова Мартиника, знаменитого плантациями тростника, сахаром-кассонадом и сахарной же водкой, поступил намек от местных роялистов. Мол, надоело нам чихать в мешок при гильотине. Да и освобождение рабов совершенно подрывает экономику плантаций… В общем, если армия испанских Бурбонов поддержит мятеж, то налог отправится в руки родичей законного короля Франции, а не якобинцев. Налог с Мартиники… Остров невелик, но денег вокруг него крутится немало, порядка одного процента французской экономики. Лакомый кусок. Поделить – хватит всем. Тем более по палубам зачитывают приказ. Отныне приватиры католического короля действуют по старинному дюнкеркскому праву. Значит, в казну пойдет не привычное по колониальным водам «квинто», пятая часть, а всего-навсего десятина. Остальное будет поделено между всеми участниками экспедиции в зависимости от чина и должности. Так что на палубах, несмотря на тесноту, настроение приподнятое. Зажигательная речь хефе о старинной славе и долге перед короной – хорошо, ежедневные службы, в которых падре приравнивает экспедицию против якобинских безбожников к крестовому походу – еще лучше. Всякому приятно попасть в рай! И все же куда приятней думать о луидорах и франках, которые ждут в богатом колониальном городе. Союзников грабить нельзя, но ведь есть и государственная собственность, и враги короля. Сойдет все – и склады с сахаром, и корабли в порту. Все это можно продать.

Окрик впередсмотрящего. Капитан поднимает подзорную трубу, у пассажиров-попаданцев находится оптика получше. По крайней мере, Котозавр рассматривает флаг над чужим кораблем первым. Англичане! В его устах это звучит как «враг на пороге»!

– Тут вам не Калифорния, – говорит ему капитан, – тут места цивилизованные. Мы в мире с Великобританией, и дело идет к союзу… Кстати, вот и еще вымпел… И еще… Три фрегата, два войсковых транспорта. Сдается мне, что роялисты попросили о помощи не только нас. Одно слово – лягушатники!

Слух разносится по палубам, несет растерянность и уныние. Лица у людей – словно с разбегу о стену приложились. Вот-вот, шли себе по лазоревым тропическим волнам, а перед носом вдруг барьер в три кирпича толщиной вырос.

Сейчас мы догоним просвещенных мореплавателей, отсалютуем флагами. Потом – по накатанной: совместной экспедицией командует англичанин, три четверти добычи – им, даже если у них полтора инвалида на палубах. А у нас… не полевые полки, которые готовят попаданцы, но тоже весьма и весьма неплохие солдаты. Гавана – город важный, и кубинские части учат не только пассивной обороне, при которой ни одна крепость долго не выстоит. Что до головорезов из береговой охраны, с ними проблемы будут потом, после занятия города. В бою у них дисциплина отменная, на борту – сносная, а вот в городе, да еще в чужом…

Англичане – еще хуже, но любые художества «союзники» спишут на нас. Догадайтесь, кому поверят в Европе? Тем более в случае объединения экспедиций командовать парадом будет вовсе не испанец.

Капитан «Сан-Исабель» смотрит виновато и беспомощно. Он всего лишь офицер береговой охраны, а английский капитан корабля пятого ранга поставит себя выше командира испанского линкора. Да что там, в прошлую войну те же французы сажали испанских адмиралов ниже своих командиров фрегатов. И все же… будь на борту адмирал, можно было бы позаедаться. А так…

Право, ни сеньор Фернандо до того, как его голова отошла в иное распоряжение, ни ваш покорный слуга, инженер из будущего, на последовавшее неспособны. А потому полковник Ортега-и-Аларкон бормочет под нос:

– Что бы сделал росомах?

С этими словами уходят субординация, страх перед ответственностью тормоз общественного положения. Остается уверенная наглость самца росомахи, дерущегося за еду, за подругу, за территорию. Кажется, он искренне считает, что Карибское море – его вотчина! Линкор еще заслуживал бы уважения, линкор это вроде медведя. Но тут-то фрегат! Считай, чужак-росомах… Решит охотиться на чужой территории – получит трепку!

А потому простые варианты, например, отсалютовать флагом и уйти, как от стоячих, он даже не рассматривает. «Сан-Исабель» дает на шесть узлов больше? Значит, салютовать первым англичанам!

– Но это же оскорбление! – недоумевает капитан.

Эль Глотон пожимает плечами.

– Но я не могу…

Память человека. Наглость… да, еще человеческая. Граф Орлов поступил так же.

– Поднимите-ка штандарт генерал-капитана Кубы… В конце концов, я его зять!

– Уже? – капитан поднимает бровь…

Один взгляд в глаза готового к драке росомаха. Кивок. Командование соединением из одного корабля в когтистых лапах.

– Идем мимо, не салютуя, не отвечая на сигналы… Что до Мартиники – кто первый встал, того и сапоги. Извольте обойти… – не противника – соперника так, чтобы их ядра до нас не долетали. И еще – когда будем проходить англичан, откройте орудийные порты. Пусть полюбуются на жерла. Пусть понервничают – у нас все пушки обычные, а у них наверняка поверху стоят карронады, из которых только на пистолетный выстрел и бить. Думаете, Нельсон просто так лез при Трафальгаре в самый ближний бой? Попил бюджета не только в Испании и в России случается.

По палубам летит добрая весть. Сапоги как намек тоже поняты. Обязательный номер исполнен – Высоцкого попаданцы десанту спели…

«Сегодня – каждый третий без сапог,

Но после битвы – заживут, как Крезы.

Отборный полк, надежный, верный полк.

Отборные в полку головорезы!»

Для испанской армии – самая что ни на есть реальность. Пусть гарнизон Гаваны – отборный, и у этих на ногах всего лишь башмаки с чулками. А многие рубаки-добровольцы и вовсе босы.

Мартиника – остров большой. Это плохо: если сторонники короля нас толком не поддержат, увязнем… а позади еще и англичане. Это хорошо – везде форты не поставишь. Лучшая гавань закрыта намертво – Фор-Рояль, Фор-Сан-Дизье, Фор-Сен-Луи… Срезанные вершины холмов, береговые кручи, выстроенные по линейке презирающего природу архитектора звезды бастионных фронтов. Это все северней. Мы вламываемся в невеликий порт Сен-Пьер, вся защита которого – три почти не прикрытые батареи. На корабле поет горн, непривычно морскому уху бьет пехотный барабан. Колониальный полк – все-таки глупо выглядит цилиндр на рядовом солдате, сколько его ни украшай индюшачьими перьями – выстроен. У добровольцев иная забота – они садятся в шлюпки. Скрипят тали, и скорлупки, одна за другой, опускаются на ласковую воду. Котозавр прыгает в последнюю, машет шляпой. «Эль Гато» пошел!

Теперь шлюпки соединяют с фрегатом лишь пуповины буксирных тросов. Им там бояться пока нечего – их защищает все длинное тело фрегата. Мы лезем на батарею носом… Пушки молчат. Французы наверняка в замешательстве – корабли не умеют брать форты на абордаж, а более невыгодное положение для бомбардировки придумать затруднительно. По борту у нас почти двадцать орудий, по носу – только два. И все же – огонь все еще не открыт. Кажется, роялисты не обманули!

Мы поворачиваем – легкий крен, буксирные концы сброшены. На батарее наконец просыпаются: сквозь подзорную трубу видны суетящиеся фигурки, приготовившиеся ворочать пушки, размахивающие руками. Спорят. То ли по кому стрелять – по фрегату или по шлюпкам, то ли – за короля они али за республику… Кончено. Наши на берегу!

Глава 44

Котозавр

– Сарынь на кичку! – это не я ору, честное слово. Богдан Убыйволк, козак, пугачевец, беглый от «беззаконной жинки Катерины»,[33] молдавский контрабандист, турецкий галерник перепроданный в Магриб, испанский трофей удачной стычки с пиратами, палубный матрос на французской лоханке, солдат Континентальной армии – точнее полурегулярного отряда подчинявшегося сепаратистам – и наконец, просто вольный стрелок, давно плюнувший на возвращение, или шанс «бросить якорь», более другого ценящий свободу, вострую саблю, да «Кентукки»,[34] купленную у вдовы своего товарища по отряду. Вот про кого надо приключенческие книжки писать.

– Гу-га! Гу-га! Гу-га! Быстрее, еще быстрее! – Длина бежит? Получите. Все нормальные люди высаживают десант на шлюпках или даже баркасах, куда можно запихать по несколько десятков человек. А мы – на БДК! Быстроходное Десантное Каноэ, удлинение корпуса – пятнадцать к одному, экипаж – пятнадцать человек, скорость – поцелуйте нас в корму!

– Торус, флаг! – в каждой нормальной команде борцов со Злом должен быть Бард. Вот и этот прижился, тем более что с ружьем обращается не хуже, чем с гитарой, – а с гитарой он мастер. Хилер осталась на «Сан-Исабель», которая полным ходом несется к причалам, отцепив нас в трех кабельтовых от батареи «Сен-Луи» – центрального укрепления города Сен-Пьер. «Редутная» на левом фланге далеко, «Святого Марка», правофланговая, неудачно расположила артиллерию, и стрелять по десанту ей почти нечем.

Темп-темп! Гребем парни, если неохота ловить картечь волосатыми грудями! Млять, если по нам хоть раз пальнут с батареи, «кровавого орла» обещальщикам сделаю лично! Всем, благо установочные данные в чОрном блокнотике у сердца. Какой-то расфуфыренный хрен вскочил на бруствер и тычет шпажкой в нашу сторону. Сто метров! Богдан, бросив вымпел в лодку, хватает с плеча винтовку, но лихой вояка уже летит под обрыв, на батарее срывают республиканский флаг!

– Гу-га! Гу-га! Гу-га! Пролетев прибой и треща набором корпуса, каноэ выскакивают на пляж. Громоздкие бойцы, спасжилет, сволочь, объемный, скидывать некогда, прыгают за борт, и с ревом взбегают наверх.

– За короля! Всем стоять, бросай оружие!!! Работают Боевые Коты!!!

Руки в гору подняли все: и республиканцы, и роялисты.

– Кто здесь главный?

Главным оказался креол в мундире сержанта артиллерии. На поясе разряженный пистолет, за плечом – знаменосец с наскоро сооруженным белым флагом.

– Сержант королевской артиллерии Грегуар Паскаль Пикар. С кем имею честь?..

– Команданте Эль Гато. Что на «Святом Марке»? Ваши там есть?

– Да, месье. Они тоже сменят флаг по получении сигнала, как договорено, а не можете ли вы сказать, какой род войск вы представляете, я не знаю такой…

– Морская пехота!

Пушкаря малость дергает: если бы не единая форма и знаки различия, мы на регулярные войска не тянули бы вообще. С такими-то харями, и особенно – головными уборами. Береты сынов Эйре с четырехлистным клевером, треуголки, шляпы, банданы, и я, красивый, в стетсоне.

– Но, месье Гато, морская пехота короля Испании…

– Король Испании сугубо извиняется, что забыл доложить вам, сержант, о реформе. Сделайте ему замечание при случае. Скоро здесь будут англичане, надо привести батареи к единому командованию. Поставьте охрану у наших лодок и предупредите своих солдат: пропадет хотя бы щепка – вот он – киваю в сторону Богдана – вынет недостающее из кишок часового. Сержант Пикар! Сейчас идем на вторую батарею, пока не увижу своими глазами их флаг – они считаются врагами. Потом проводите меня к вашим руководителям, а по дороге рассказывайте новости.

– Коты! Готовность к выдвижению? – бойцы дружно рявкнули нечто бодрое.

– Попрыгали! Бегом! Пикар, не отставайте!

Глава 45

ВЭК

Многоголосый рев нисколько не напоминает хрестоматийно-рыцарское «Сант-Яго!». Кот и команда вперед не рвутся, прикрывают атаку – это здесь и сейчас умеет, пожалуй, Суворов, да еще скоро Наполеон появится. Стрелки рассыпались по флангам от атакующей ротной колонны, на бруствере батареи падает фигурка с алыми эполетами, вторая… Стой, да офицеру, как бы и не в спину выстрелили! Вот кто-то машет белой тряпицей – здесь и сейчас это не знак капитуляции, мы ввязались в чужую гражданскую войну, и с пленом выйдут проблемы.

Белый цвет – цвет короля.

– Vive le roi! Vive l'Espagne!

Здесь потерь не будет. А фрегат уже подходит к пирсу, и в город, безо всякого боя, маршевой колонной, входят солдаты в цилиндрах. Здесь и сейчас – победа. Что будет дальше?

На острове – как обещали. Кота, испанской пехоты – и, к счастью, нерегулярных – почти не видно. Заняты. Большинство – маршируют. Вперед, вперед, вперед – пока «синепузые» не сообразили, как нас мало. Что хорошо, так то, что сотни две плантаторских сынков присоединились к нам, так что десант обзавелся кавалерией. У них и знамя нашлось – одна из девиц тайком вышила золотые лилии на нижней юбке. Теперь сия пикантная делать туалета приколочена к древку и символизирует, что на острове мы – не оккупанты. Мы помогаем законному правителю, королю Людовику! Всё во французском стиле, особенно флаг из женского белья…

По острову растекается не столько бой, сколько переворот в латиноамериканском стиле. Возбужденная толпа, спешно меняющая кокарды солдатня, настороженные взгляды из-за прикрытых ставен – и сухой треск залпов сразу за городом. Гильотину господа роялисты не любят, вешать – долго… Значит – расстрелы. Спасут ли они ихнее отечество?

Здесь, в порту – испанская власть, подкрепленная штыками морской пехоты. Жаль, этих молодцов всего тридцать человек. И, конечно, французы! Те самые, мимо которых мы прошли, будто их не было. Капитан «Исабель» недоверчиво разглядывает возню на батареях: у этих новым знаменем, кажется, послужит скатерть.

– Они предали собственное правительство… Я бы им не доверял.

– Верно. Ваши предложения, сеньор?

Говорит. Гений! Впрочем, это старая испанская шутка – купить у англичан-работорговцев негров, объяснить им, что их не столько купили, сколько выкупили, объяснить, с какой стороны совать в мушкет заряд да пулю. И поставить против английских же пиратов! То, что предлагает капитан, проще и дешевле. Попросту – набрать полк-другой из невольников с плантаций. Не желаешь быть рабом? Пожалуйста! Вступай в новые полки! Французские знамена, испанские офицеры, черные солдаты, прекрасно помнящие обращение со стороны своих хозяев. Что до самих плантаторов, бряцающих оружием… Скоро им рутинная служба наскучит, да и сахар надо растить, так что ополчение понемногу разойдется. Впрочем, это дело будущего. Сегодня – на рейде профили британских кораблей. Один фрегат, транспорты. Все, кого мы обогнали по дороге.

Первое требование – отсалютовать их флагу первыми. Второе – пустить в гавань. Третье – поднять их флаг рядом с белым знаменем роялистов и ало-золотым испанским. Четвертое будет позже: спустить свой и выметаться.

Котозавр выражает общее мнение:

– Может, еще и сапоги снять?

То, что произошло позже, назовут «недоразумением на Мартинике». Англичанин сообщил, что у него приказ – занять остров для своего короля, и он намерен его выполнять вне зависимости от прочих обстоятельств… Что ж, этим он окончательно перетащил ополчение острова на нашу сторону. Даже генерал Дюгомье, что все еще постреливал с укреплений Фор-Рояля – и, по правде говоря, имел все шансы подавить нашу импровизацию – согласился на что-то вроде гражданского перемирия. Впрочем, ему ничего делать не пришлось. Британцы, как до этого и мы сами, сочли Сен-Пьер более легкой целью. Что ж, высадиться им удалось – в стороне от батарей, под канонаду. Потом – тяжелые шаги вперед под метким огнем пришельцев из будущего, прикрытых от пуль – дистанцией, а от штыков – мужеством испанских рот. Остатки десанта скучились на берегу под прикрытием морских орудий – один фрегат прикрывал десант, два – сторожили на рейде Сен-Пьера «Сан-Исабель».

На третий день взаимной осады явился Котозавр, намекнул, что на следующую ночь с одним из патрульных кораблей может случиться нехорошее, скажем, внутренний взрыв. Рояль не понадобился! К вечеру небо почернело, ветер стал пронизывающим и резким. «Исабель» пережила шторм в гавани. Англичанам, до последнего сторожившим наш фрегат и не успевшим отойти далеко в открытое море, пришлось хуже. С утра один их фрегат сидел на плоской отмели – им еще повезло, что под днище не попалась вулканическая скала. Другой, щеголяя временной мачтой, пытался стащить товарища. Вот тогда мы и вышли… Именно по-росомашьи – бить подранков. Количество пушек не столь важно, если вы можете выбирать позицию и дистанцию. Мы и выбрали – прошли мимо, поскольку на сигнал «Нужна ли вам помощь?» британцы не отреагировали. Как раз к месту высадки. Скучно, негероично – зато правильно. Шанс подраться у пляжей – был, там должен был дежурить третий фрегат – его не было. Транспорты с повреждениями в рангоуте – были. Морское сражение свелось к одному пушечному выстрелу, сухопутное – к нескольким залпам. Истрепанный меткой стрельбой попаданцев, напуганный блеском испанских штыков, прижатый к берегу десант увидел, как спускает флаги надежда на эвакуацию, вкусил ядер в спину… Один раз англичане уже оказывались в подобном положении – при Йорктауне. Здесь, как и тогда, другого решения у них не оставалось – пришлось капитулировать. Разумеется, в отчете британскому адмиралтейству во всем были виноваты армия и погода… Чего нам и надо. Если бы мы потопили британский фрегат, слова выживших о том, что «Сан-Исабель» необыкновенно быстра и маневренна, упали бы на благодатную почву. Не верить же, что испанцы лучшие моряки? А так – все в порядке. Трусливые идальго даже с подранком сражаться побоялись, только на транспорты и напали. Это похоже на каперскую войну, которую любят французы, и которая способна нанести потери, но не сломить мощь владычицы морей. Англичане никак не могли поверить, что противник вдруг начал исповедовать их собственный принцип: пока на воде держится хоть один вражеский транспорт, первоочередная цель – именно он, а не боевые корабли противника. То, что отлично действовало при обороне Британских островов от вторжений, сработало и на Мартинике.

2 марта 1792 года. Сен-Пьер.

Очень длинный день.

Котозавр

Пат? Нетушки, это шаткое равновесие. Англичане высадились там же, где и мы, довольно легко захватив французские батареи, потому что пороха на тех было совсем немного. Когда мы примчались на конфискованных каретах из Фор-Рояль, где пришлось устроить маленький государственный переворот, британцы вытеснили из Сен-Пьера испанскую роту, но лезть на рожон не торопились. Они выгружались в порту, где мы их заперли, перебив патрули в городе, и не могут оттуда выйти. Первая атака закончилась подрывом пятнадцати «поленьев» – самодельных МОНок[35] из обрезка бревна. Потратив полчаса на перегруппировку, «раки» ломанули снова, и это было уже опаснее. Они не шли стройными рядами, а бежали, укрываясь за зданиями и заборами, очень странно для войск метрополии, но может, нам попался в противники ветеран колониальных войн? Салли успела отстрелить только нескольких офицеров, как в ставню рядом с ней ударила пуля английского штуцера, и пришлось резко менять позицию. Коты расселись тройками на позициях, и лупили во все, что шевелится – но не успевали. Я уже теребил завязочки на чехле с «калашом» – как не хотелось его доставать, но, кажется, надо, и тут сказали свое веское слово испанские морпехи. Хороший солдат будет таковым, даже если выглядит чучелом. Человеку нашего времени трудно воспринимать толпу во фраках и цилиндрах – армией. А зря.

– Огонь!

Пули вышибают первые ряды.

– Заряжай картечь!

– Огонь! – с двадцати шагов картечь работает даже лучше, англичане замедляют бег, только что густая толпа стала гораздо реже.

– Сант-Яго!!! – на бегу разрядив пистолеты почти в упор, испанцы врубаются в дрогнувшие – да, уже дрогнувшие ряды давних врагов. На небольшой площади перед ратушей воцарился кровавый хаос – но в нашу пользу. В короткой схватке перекололи штыками половину атакующих, остальные сбежали. Стоило это на удивление небольших потерь, пистолетный залп здорово помог. А огонь револьверов в упор просто пробивал бреши в наступающих шеренгах. Не зря в нарушение правил опустошили Арсенал!

А вот сбросить десант с пирса не удалось. Фрегат Его Величества «Лебедь» встал недалеко от берега, и пушечным залпом немного проредил, но больше распугал милиционеров, поскакавших рубить бегущую пехоту. Вот и получается: они не могут уйти или получить подкрепления – шлюпки расстреливает Салли. Вышибить десант мы сможем, но ходить под ядрами, а потом по новой рубиться врукопашную неохота никак. Отогнать фрегат артиллерией нельзя – пушки заклепаны, на этот раз по-взрослому – сталью, а даже и если – пороха ёк.

Посланец Дюгомье – гонористый летеха, посланный с ротой для демонстрации флага Республики, был пафосен донельзя. Генерал понял, что два фрегата не будут бомбардировать два форта Вобановской системы, защищающие столицу острова, это было бы даже не смешно, и прислал помощь. Теперь можно, великое водяное перемирие – точнее, на время отражения агрессии, заключено. Вчера мы развешивали на солнце сторонников «английской партии» вместе с прочими несогласными. Эх! И почему это было не тридцать первое число? Комиссар пытался сагитировать на последний и решительный бой, но был послан нами словесно, а своими солдатами – с помощью невербальных сигналов.

До чего противно – ради наших корыстных интересов, мы помогаем рабовладельцам против формально прогрессивных сил. Не только помогаем, сам уже… За мной по пятам бегает шустрый негритенок, из конфиската, собирает гильзы, носит рюкзак. А в гаванской резиденции молодые мулатки работают в лаборатории. Мужики, когда я представил наше новое имущество, ржали, и обращались «сеньор Леонсио». А кого брать? У свободных – проблемы с длинным языком. Негры из Африки даже между собой не говорят, и хотят домой, на пальму. Ладно, хватит о грустном.

«Нас утро встречает прохладой!» Именно – ночной недошторм оставил кучу дров, прибитую к берегу, никаких следов «Лебедя» и два потрепанных транспорта, недоуменно торчащих посреди бухты.

– Английские солдаты! Вы окружены! Шансов нет! Дальнейшие ваши действия – бесполезная трата времени и сил. Предлагаем старшему группы и остальным солдатам сухую одежду, горячий чай и наше радушие!

Плагиачу по-черному, но уличить в этом некому, так что сойдет…

А где английский фрегат? Он утонул. Немного ранее. Не от шторма, хотя тот и помог. Берем бочонок, килограммов на двадцать. Специально обученный негр в бронзовой ступке перетирает зерна в пыль. Полученный продукт трамбуем в водонепроницаемую тару, вместе со штыревым взрывателем, сочиненным в приступе саперного творчества «из спичек и желудей». Устройство привязывается к паре досок, для достижения плавучести и нужного угла атаки. Дальше почти элементарно: выйти на каноэ в предштормовой залив, подняться выше по ветру, мину за борт, шнурком выдернуть предохранительную чеку, и понеслась. То же самое, что и в первый день, только надо проскочить в полусотне метров от фрегата, который старательно выруливает подальше от берега. Пушки в такую погоду не стреляют. Такой самоделкой корабль утопить сложно, первоначально я хотел сплавать ночью с подарком под киль, как положено по уставу, но погода спутала планы. Кому бы в морду дать за отсутствие взрывчатки в запасах экспедиции? Знаю, этот хмырь вчера в зеркале мелькал. Забыл погрузить! Вот и гребу, надеясь на удачный подрыв, на второй заход у нас сил не хватит.

Бабах! Сработало, боритесь за живучесть, просвещенные мореплаватели. А нам еще до берега надо добираться, волны все выше, ветер все сильнее.

Снова утро.

Именно так, в стиле ВВП, я ответил неугомонному комиссару. И никаких на фиг штурмов! Кого мы будем продавать плантаторам, если перебьем весь десант? Может, вас? Да, я негодяй и мракобес. Но людей в ближний бой не пущу. Ждем-с. Бубнит агитатор, булькает кофе в котелке, идиллия. А в башке свербит непонятка. Морпехами командует неглупый дон Себастиан-дальше-сами-запоминайте, к нему стоит обратиться за консультацией.

– Сеньор лейтенант, скажите, что это за фраза «что бы сделал обжора, или, может, жадина».[36]

– А где вы ее слышали, команданте?

– Помните, мы встретили в море наших оппонентов? – Полковник Аларкон пробурчал ее под нос, и приказал вывесить флаг генерал-капитана.

– А, понятно! Дон Фернандо иногда такое говорит, это проглот… ну такой… маленький медведь. Вы понимаете? Маленький хитрый, злой…

– Понятно, спасибо…

Маленький злой медведь?.. Укуренная панда? Или коала с несварением желудка? Трындец объяснение. Хотя весело получилось: в переводе с морского на человеческий – полковник послал англичан, очень вежливо и цензурно, хоть в присутствии невинных дев повторяй, но послал! Формально – не придерешься, но обидно-то как. А еще, какой то анонимус, помахал им с кормы концом. Гусары, молчать! Буксирным концом.

– Командир, парус на горизонте! Это «Сан-Исабель»!!!

Книга III. Прорыв «попаданцев». «Кадры решают всё!»

Они отправились из XXI века в XVIII, чтобы переиграть историю и предотвратить ядерную войну, угрожающую человечеству. Им удалось закрепиться в прошлом, создав в Северной Америке 1790 года плацдарм «попаданцев». Вот только любой плацдарм будет ликвидирован, если не «вскрыть» его, вырвавшись на оперативный простор. Но на кого рассчитывать «попаданцам» в борьбе против Британской империи, рвущейся к мировому господству? На полудиких индейцев? На молодого Наполеона, подумывающего о поступлении на русскую службу? На тайного агента, прибывшего из России с особой миссией? Или на сталинский лозунг «Кадры решают всё!»?..

Тайная экспедиция Екатерины Великой против британской Секретной службы! «Попаданцы» просят огня и идут на прорыв Вечности!

Пролог

«При чрезвычайных обстоятельствах действенны только чрезвычайные меры».

Дон Кондор, Генеральный судья и Хранитель больших государственных печатей торговой республики Соан, вице-президент Конференции двенадцати негоциантов и кавалер имперского Ордена Десницы Милосердной. Он же – Александр Васильевич, наблюдатель Института Экспериментальной истории в республике Соан

АБС «Трудно быть богом»

Каждый доллар в чужом кармане он воспринимал как личное для себя оскорбление.

О. Генри

Осень 1791 года. Англия

В дверь кабинета постучали, и она почти сразу приоткрылась на несколько дюймов.

– Разрешите, сэр?

– Вы, как всегда, точны, Эдуард. Конечно, проходите, устраивайтесь. – Хозяин кабинета выпрямился в своем кресле, с усилием развел руки в стороны, как бы отгоняя усталость. – Никогда не соглашайтесь на повышение, мой друг! Вас немедленно засадят в пыльную комнатушку и заставят с утра до вечера читать скучные бумажки.

Вошедший, подтянутый молодой человек с породистым красивым лицом, вежливо улыбнулся. Для него уже давно не было секретом, что в том заведении, где ему выпало служить королю и отечеству, лишь немногие позволяли себе шутки в служебное время. Тем более, что еще в самом начале работы ему недвусмысленно намекнули на отсутствие такой категории, как «время, свободное от службы». Для честолюбивого новичка это послужило только лишним стимулом работать не за страх, а за совесть. Хотя что скрывать, страх тоже имел место быть. Секретная Служба Его Величества никому не прощала ошибок, еще суровее она карала за лень и небрежность. Ходили слухи, что именно начальник Эдуарда Брикмана и руководил внутренней «инквизицией». Хотя внешне сэр Роберт Лонгвуд больше всего напоминал невзрачного чиновника заштатной канцелярии. Несмотря на титул и регулярные появления в обществе, о действительном роде его занятий были осведомлены единицы. Как подозревал Брикман, даже премьер-министр не входил в их число. Он отбросил посторонние мысли и положил на дубовый стол тонкую папку.

– Что-то важное сегодня? Или вашими стараниями я могу сегодня не забивать свою седеющую голову банальностями? – Трудно работать с человеком, постоянно и демонстративно посмеивающимся над службой по обеспечению безопасности империи. Но только попробуй допустить слабину, неправильно оценить донесения, поступающие от агентов, действующих как внутри страны, так и в самых далеких и экзотических странах! В лучшем случае – возвращение на несколько ступенек карьерной лестницы назад, снова борьба за место поближе к Олимпу. Про худшее думать совсем не хотелось…

– Мне жаль, сэр Роберт, но некоторые вопросы необходимо решать срочно. И моей компетенции не хватает, чтобы правильно ориентировать заинтересованных лиц. – Лесть иногда должна быть достаточно грубой, под стать шуточкам начальника. Он это ценит и наверняка делает зарубки, если не на прикладе своего ружья, то в цепкой и очень ясной памяти.

– Печально. А мне так хотелось сегодня закончить пораньше и пригласить вас заглянуть к старому замшелому пеньку, то есть вашему покорному слуге, на пару трубок и стаканчик малаги.

Эдвард не курил, тем более трубку. Но от таких приглашений, если оно все же состоится, не отказываются! Пусть чуть больше пяти лет работает он в неказистом здании на западе Лондона. А в этот кабинет получил регулярный допуск вообще только полгода назад, но тут или ты быстро ухватываешь не только суть работы, но и все правила подковерной игры – или так и останешься младшим курьером.

– Не хочу вас обнадеживать, сэр, но действительно внимательного отношения заслуживают только два сообщения. Остальные – ежедневная рутина. Я осмелился составить предварительное резюме по всем остальным бумагам. А вот по этому документу, – он раскрыл папку и выложил на стол несколько листов отличной бумаги, исписанной убористым почерком, – рискну предложить немедленно составить рекомендацию в Адмиралтейство.

Пожилой джентльмен окинул своего визави вроде бы равнодушным взглядом. Но молодой человек успел заметить искру неподдельного интереса в глазах начальника. «Дьявол меня побери! Неужели я на самом деле смог докопаться до самого нутра Скрипучки Роберта? И это внимание к моим словам в его глазах мне не почудилось?» И тут же отругал себя за несдержанность. Да, кое-кто в Секретной Службе знал прозвище сэра Лонгвуда. Но даже про себя называть так его рисковали только равные по занимаемой должности. И дело не в субординации даже. По легендам, именно он исполнял приговоры в отношении противников, предателей, просто посторонних, имевших несчастье попасть в сферу интересов Службы и ставших лишними свидетелями. Последние слова, которые слышала жертва, звучали как из какого-то испорченного механизма. Сколько было правды в таких слухах, никто точно сказать не мог. Но ведь кто-то их передавал каждому новичку! «Нет, лучше не дразнить судьбу. Если сегодня мне суждено побывать дома у легенды нашей конторы, то я буду ее только благодарить при каждом удобном случае».

– Если не ошибаюсь, так разборчиво, несмотря на свою профессию, умеет писать только Скорняк?

– Да. Вы, как всегда, правы. Это письмо от него. И целый пакет новых карт из тех, что совсем недавно получила особа, которая так вас беспокоит, сэр.

– И каково же ваше мнение о содержании донесения? Почему мы должны беспокоить такое занятое ведомство, как Адмиралтейство? Разве они сами, без подсказок, не способны выполнять то, что обсуждалось не один раз?

– Боюсь, сэр, что в этот раз планы, и не только наших флотоводцев, придется существенно менять.

– Основания? – Теперь взгляд сэра Роберта уже не был равнодушным. Его помощник рискнул сделать выводы не по рангу. И результат окончания беседы сейчас предсказать было сложно. Или приглашение к приватной беседе вне стен служебного кабинета действительно прозвучит вполне серьезно, или молодой человек попадет в список «несчастных случаев».

– Сэр, вы сами учили меня обращать внимание на взаимосвязи разных событий, происшествий. В ближайшее время флот собирается отправить два корабля, «Дискавери» и «Чатэм», в очередную картографическую экспедицию. Как раз в те места, которые русские усиленно осваивают с целью добычи пушного зверя. Сейчас мы получили карты восточных пределов России, составленные по материалам экспедиций шестидесятых годов. При всем моем уважении к заслугам капитана Кука, его успехи в картографировании интересующих нас районов нельзя сравнить с таковыми у русских. Кроме того, сэр, по вашему разрешению я поработал с архивами, касающимися тех дел, которые были начаты до моего поступления под ваше начало. Не могу сказать, что результаты изысканий внушают оптимизм. Русская императрица, несмотря на свое происхождение, слишком прониклась духом той земли, власть над которой она получила.

Сэр Роберт кинул быстрый взгляд из-под опущенных ресниц. Рискнет ли юнец напомнить об ошибке службы Его Величества? Но речь Эдуарда была твердой и вежливой:

– В некоторой степени нам помогает извечная беда этих варваров – нижестоящие благополучно гасят разумные начинания своих правителей. Указы подшиваются, но благополучно забываются. К сожалению, остаются еще у них люди, готовые, а главное – способные работать на благо своей страны. И, что странно, не признающие давнюю аксиому, что деньги не пахнут.

– К чему такое длинное предисловие, мой мальчик?

– Сэр! Согласно архивным данным, в восемьдесят пятом году была отправлена еще одна экспедиция к берегам Нового Света через русский Дальний Восток и Камчатку. Возглавили ее господа Биллингс и Сарычев. Как я понял из документов, нам не только не удалось внедрить в ее состав наших людей, но даже узнать, какая русская секретная служба курирует данное мероприятие. Есть в ней сотрудники господина Шешковского или за учеными присматривает кто-то из ведомства Коллегии иностранных дел? А может, функции контроля поручили полиции Иркутского наместника? Экспедиция еще не вернулась, так что с ее результатами, если нам повезет и наши каналы получения информации из Санкт-Петербурга не будут раскрыты, мы сможем ознакомиться не очень скоро.

Продолжу, но тут мне придется обратить ваше внимание, сэр, на положение дел в наших владениях на землях Нового Света. И сразу позволю себе выразить недоумение о действиях, мягко говоря, ни в коей мере не идущих на пользу интересам Англии. Со стороны конкурирующих между собой компаний – Гудзонова Залива и Северо-Западной…

«Еще бы ты сразу во всем разобрался, мальчишка. – Сэр Роберт мысленно скривил губы в пренебрежительной усмешке. – Для этого, кроме желания и ума, нужно иметь капитал чуть побольше твоего десятилетнего жалованья. Тогда вопросы интересов частых лиц и империи для тебя стали бы вполне прозрачны. Боюсь только, что как бы я тебя ни продвигал по службе, положения, когда в деле начинают играть роль не личные качества и способности, а размер пая в конкретном деле, тебе не достичь. Да и не для того тебя нашли в свое время, подкинули легенду о якобы благородном происхождении, с туманными перспективами занять когда-нибудь в будущем достойное место в обществе. Сейчас ты из кожи вон лезешь, стараясь запрыгнуть на следующую ступеньку, где, о радость, появится возможность покопаться в Бархатных Книгах и раскрыть «тайну» своего рождения. Что ж, какие-то преференции ты получишь. Могу заранее сказать, не вслух, конечно, что анализ ситуации, даже не дожидаясь окончания твоего доклада, совпадает с моим. Или ты по наивности своей все еще полагаешь, что только твоими стараниями я получаю сведения отовсюду?»

Во время этого внутреннего монолога Лонгвуд благосклонно кивал в унисон пространной речи своего подчиненного.

– Особенно меня удивило, – продолжал Эдуард, – убийство мистера Макензи. Понимаю, что конкуренция между такими компаниями иногда принимает самые необычные формы… Но, как я понял из бумаг, основной претензией КГЗ к соперникам было их намерение проложить сухопутный путь к Западному побережью. Даже если бы северо-западным это удалось в ближайшие год-два, то для по-настоящему коммерческого освоения маршрута потребовалось бы вложение дополнительных средств. Не говоря уже о затраченном времени. Имея несколько крепких факторий в Калифорнии, Компания Залива успевала закрепить за собой перспективные лежбища для добычи пушнины.

«Естественно, если знать, какие деньги и кому платило правление Компании за поддержку королевским флотом и солдатами. Ты пока скользишь по ослепительно-белой пене прибоя, не видя, какой мусор тянет он за собой на берег. Не научился еще понимать, что на берегу остаются в большинстве своем старые и никому особо не интересные обломки чужих сражений. Самый свежий и наваристый бульон не наверху, как в обычной кухне, а в глубине волн, в толще песка. Если только вода не уносит его снова в глубину, в те сундуки и архивы, которые и через сотни лет не увидит ни один лишний глаз».

– Как я узнал, один из доверенных людей сэра Роула, имеющего очень большое влияние не только в КГЗ, но и в парламенте, имел задание проверить на месте обстоятельства прошлогоднего провала одной из миссий Компании. Пока мне не удалось выяснить, чья конкретно была инициатива с устранением одного из ключевых людей конкурентов. Думаю, нам не помешает осветить данный вопрос как можно полнее.

– С целью?

– Сэр, я понимаю, что вопрос риторический, – позволил себе вольность Брикман. – Естественно, чтобы в нужный момент у нас были рычаги, позволяющие влиять на нужных нам людей.

– Эх, зеленая юность… – сокрушенно покачал головой старый интриган. – Вы чуть было не совершили самую пагубную ошибку, свойственную служащим нашей организации. Они, если им вовремя не подскажет кто-то более опытный, почему-то решают, что знание неких тайн возвышает их не только над обычными гражданами. Но и над персонами, занимающими неизмеримо более высокое положение в обществе. Пока вы не принадлежите к их кругу – даже в мыслях не держите пытаться иметь крючочки, позволяющие поцарапать те невидимые доспехи, в которые облачены власть имущие. Иначе у вас даже не останется времени, чтобы пожалеть о собственной самонадеянности.

Сейчас ничто в хозяине кабинета не напоминало ту пародию на канцелярскую крыску, маску которой носил в повседневной жизни глава отдела безопасности Секретной Службы.

Несколько минут в комнате стояла гробовая тишина.

Первым ее нарушил сэр Роберт:

– Надеюсь, мне больше никогда не придется напоминать вам, Эдуард, что для каждого слова есть свое время. Думать вы можете что угодно. И даже попробовать что-то сделать. Но говорить иногда гораздо опаснее, если выбрать для этого неподходящее место и время. И собеседников. В порядке исключения разрешаю вам делиться со мной – и только со мной! – любыми идеями, которые придут в вашу молодую и горячую голову.

Старый принцип «кнута и пряника», «морковки перед мордой осла» – чем проще метод, тем надежнее он работает.

– Вернемся к предмету нашего разговора. Постарайтесь сократить вводную часть, попробуйте кратко сформулировать общую картину и ваши предварительные рекомендации. И напомню, что приглашение на малагу остается в силе. Или вы предпочитаете бренди?

– Спасибо, сэр! – Молодой референт оживал прямо на глазах. – Малага, с вашего позволения.

– Вот и хорошо, договорились. Разве что нам придется перенести ваш визит в мою берлогу на завтрашний вечер. А сейчас – жду ваше видение проблемы и предложения.

– Еще раз благодарю, сэр! Постараюсь изложить кратко. Итак… – на пару секунд Брикман сосредоточился, – ситуация, по моему мнению, развивается таким образом. Русские, несмотря на свою извечную привычку – на местах гасить разумные приказы сверху, – продолжают освоение экономически перспективных районов. Как у своих восточных берегов, так и в Новом Свете. Разгром форта, неудача Компании по восстановлению своего влияния на спорных территориях – в каждом из этих случаев, кроме испанцев, отмечено участие русских. Следовательно, информация о сфере их интересов, ограниченной северными районами новых земель, является ошибочной или устаревшей. Те политические и территориальные уступки, которых мы добились от испанцев несколько лет назад, уже не обеспечивают безоговорочного превосходства Британии в интересующем нас месте. Вероятный союз Испании с Россией ставит под угрозу интересы не только наших частных компаний, но и короны в целом. Намерение Мадрида в ближайшее время отправить к берегам Калифорнии эскадру сеньора Бодега, в свете открывшихся обстоятельств, нельзя трактовать иначе, как стремление закрепить свое превосходство над нами в указанном районе.

Рекомендации: усилить флотилию капитана Ванкувера военными кораблями, снабдить его совершенно определенными инструкциями на проведение более жесткого курса во время предполагаемых контактов с испанцами. Поручить капитану провести переговоры с командирами кораблей и судов мятежников, крейсирующих поблизости от интересующих нас земель. Золотом, убеждением или силой, но склонить отступников принять участие в предполагаемом конфликте на нашей стороне. Уверен, что после завершения операции королевский флот будет способен решить проблемы с возможными проявлениями недовольства со стороны экипажей самоназванной страны.

– Вы так не любите русских и американцев, Эдуард? А заодно и испанцев?

– Сэр! Мое личное отношение к варварам, отколовшимся от метрополии мятежникам и нашему давнему сопернику никак не может повлиять на трезвую оценку ситуации. По отдельности эти страны не могут составить реальной угрозы. Но даже временный союз указанных государств, где интересы Королевства и остальных участвующих сторон будут противоположными, заставит нас изменить правила игры. Действовать в ответ на инициативы соперников, а не наоборот, как всегда происходило раньше.

В кабинете снова воцарилась тишина. Но сейчас она была не гнетущей, как несколько минут назад. Рабочая, продуктивная…

– Хорошо, мой молодой друг. В целом я доволен вашим анализом. А тот маленький урок, что вы заслуженно получили, будет, надеюсь, вами оценен по достоинству. Слабые люди говорят, что не ошибается тот, кто ничего не делает. Попробуйте сами найти формулу, по которой живут сильные люди. Можете быть свободны до завтра. Передайте, пожалуйста, дежурному клерку, чтобы мне принесли кофе.

Дождавшись, когда ему принесли кофейник, сэр Лонгвуд подошел к двери, закрывшейся за клерком, запер ее двумя оборотами ключа, минутку постоял у зашторенного окна, глядя на пустынную и темную улицу сквозь щель между занавесью. Посмаковал первую чашку ароматного напитка, зная, что потом, в азарте той работы, которую он больше всего ценил в своей жизни, будет уже чисто машинально взбадривать себя горьким настоем, не замечая вкуса.

Итак, что лежит на поверхности этих событий, настолько явно, что даже такой новичок, пусть и способный, как Брикман, смог заметить? А что проявится из хитросплетения множества слов, фактов и действий только после внимательного осмысления таким мастером, каковым не без оснований считал себя Роберт?

Новый Свет, интересы Мадрида севернее уже освоенных территорий в Калифорнии. Закулисная борьба Компании Гудзонова Залива и северо-западных, ищущих свободные пока места, богатые пушным зверем, неосвоенные рынки для шерсти, которую исправно поставляют трудолюбивые английские овцеводы…

Это все важно, как любое другое дело, где присутствуют интересы Британии. Но как быть с Индией? Пока новости оттуда не радуют. Ост-Индская Компания изъявила желание монополизировать торговлю с Поднебесной. Уже почти двадцать лет, с тех пор, когда первый контрабандный бенгальский опиум начал поступать на такой благодатный рынок, к забитым и бесправным китайским кули, аппетиты Компании только растут. С двадцати ящиков в год, даже не оправдывающих затраты на доставку, цивилизованные джентльмены довели поставки до тысяч фунтов в месяц. Что сулило немыслимые прибыли всем акционерам, не говоря уже про учредителей! Если бы не волнения в соседних с Бенгалией провинциях, то голова у сэра Роберта была бы занята только сложением приятных цифр на его личном счете. А так приходится эту самую голову напрягать, вспоминая, какие корабли и полки можно задействовать для усмирения местных раджей и князьков, не желающих упускать свою долю опиумного пирога.

Ладно. Будем последовательны. Решим вопрос с Калифорнией и происками Мадрида. Увязывая с возможным потеплением отношений оного с Санкт-Петербургом. Что особенно настораживает, так как никаких сигналов от многочисленной агентуры в обеих столицах о подобном сближении интересов столь разных стран не поступало.

Русские… Теперь, когда после известных событий на Гревской площади основной соперник Британской короны, королевская Франция, надолго вышел из игры, погруженный в пучину гражданской войны, эта, недавно второстепенная заноза, постепенно становилась основным противником Англии. Хотя и не выступает открыто, тем не менее гнет свою линию, откровенно угрожающую благополучию Британии. Императрица, естественно, озабочена самим фактом покушения на основы королевской власти. Екатерине не нужно распространение идей свободы холопов от господина. Но втянуть ее в комплот для совместных действий не удалось. Ждать от России реальных шагов по наведению порядка в мятежной стране, свергнувшей своих богопомазанных властителей – увы… Повторяется история с отказом Санкт-Петербурга отправить своих казаков на помощь Британии против бывших колоний в Новом Свете. И очень жаль, что Королевство само приложило руку к такому положению вещей. Слишком заметные следы английского влияния остались в Польше и Турции. А искать русские «коллеги» умели всегда.

Пока можно следовать выводам референта. Эскадру Ванкувера усилить, пусть и без придания десантных частей. Своей морской пехоты хватит. Если у КГЗ и СЗК хватит ума послать своих представителей, пусть, в конце концов, вербуют местных в свои армии. Пример Ост-Индской Компании для них должен быть весьма показательным. Больше пятидесяти тысяч солдат под знаменами частной компании – это не шутка! И платят за их содержание акционеры, а не королевская казна.

Да и на суше активные действия пока не планируются. Конфликты с США преждевременны. Достаточно будет дать инструкцию капитану расспрашивать команды встречных кораблей с целью лучше выяснить обстановку и расклад сил. Сообщить всем заинтересованным лицам факты, касающиеся их непосредственно. И совершенно не важно им знать, что почти такая же информация, из того же самого источника, будет передана их конкурентам. Римские консулы и сенаторы заложили в наше общество много традиций. Которыми умные люди и сейчас успешно пользуются.

Корабли – кораблями. Но оставлять без внимания вопиющую халатность агентуры на местах никак нельзя! О непонятном интересе к новому форту дона Хосе, этого пройдохи-иезуита, приходится узнавать от совершенно посторонних людей, случайно! Такие прегрешения в работе безнаказанно оставлять нельзя. И очень жаль, что невозможно применить крайние меры, слишком далеко, слишком мало нужных людей в ключевых точках. Ничего, есть и другие методы наказания, не менее эффективные, пусть сам провинившийся о них узнает не скоро. Если доживет. При своем-то не самом безопасном ремесле. Но если он не справится с очередным заданием – собрать как можно больше сведений о русском форте и его обитателях, то придется идти на трудоемкую операцию по замене и примерной, в назидание другим, каре. Хотя помощников отправить в Новый Свет придется. Не справится агент в одиночку с таким заданием.

Решено… Осталось только изложить все пункты своих выводов на бумаге, как уже вошло в привычку. Прочитать несколько раз, чтобы выловить возможные упущения, и в камин. Начальству будут положены на стол совсем другие бумаги, без некоторых пикантных подробностей. Без знания которых любой начальник не сможет долго усидеть в своем кресле, если вдруг решит обойтись без помощи сэра Роберта Лонгвуда.

Часть первая. Молот, меч, перо…

Глава 1 За себя и за того парня…

И не забудьте – вам еще нужно спасти этот мир.

Ник Горькавый, «Астровитянка»

Работать будем от этого забора и до вечерней поверки.

Армейская мудрость

Конец мая 1791 года. Форт ВВВ.

Из дневника Сергея Акимова

Слов уже нет, букв тоже. Остались одни знаки препинания, да и те непечатные. И не говорите, что в русском языке таких не существует. Есть, и много…

Горе, оно не от ума, как лет через двадцать попробует убедить нас будущий классик, нахватавшийся по заграницам разных идеек. От умников, считающих себя способными не только в железяках копаться, но и при каждом удобном случае сующихся в политику или, не дай бог, в дела совсем закрытых ведомств – вот от кого самый вред! И ведь делают разные несуразицы с мечтой о пользе для человечества. Ладно, напридумывали на наши головы разные бомбы и лазеры-шмазеры. Но не умеешь просчитать последствия обычных слов, сказанных не там и не тем, – помолчи. Или песенку спой, если уж так свербит высказаться.

Когда вернулась экспедиция к предполагаемому самолету, кроме приятных новостей, она притащила мне целую кучу забот. Для начала – в виде подобранных по дороге ирландцев. Которые видели «Дакоту», что само по себе уже было не очень хорошо. Мало нам ежедневных проблем с маскировкой собственного «иновременного» происхождения. Так, оказывается, Динго собирался открытым текстом рассказать этому упертому кузнецу настоящее положение вещей! Для якобы быстрейшего склонения того на нашу сторону. Шоковая терапия, угу…

Пришлось устраивать закрытое собрание для всех «попаданцев», на котором, в полном согласии с командиром, вставить фитиль некоторым особо умным. И остальным лишний раз напомнить слова «душки» Мюллера, в исполнении Броневого, о знании и свиньях. Вроде прониклись.

Весна 1791 года. Калифорния.

Зануда

Что-то все-таки выдает во мне советского разведчика. То ли звезда на шапке, то ли ППШ на груди. Есть отставить анекдоты. Хорошо, расскажу еще раз и сначала.

Значит, я встретил падре Хосе у дозорной вышки. И он спросил меня, не боюсь ли я на нее забираться. Ответил, что нет, конструкция прочная и проверенная. Он выразил сомнение – уж больно тонкие у нас стойки и распорки. Я начал объяснять ему азы сопромата. Нет, фамилий не называл. Только Эйлера, но его-то можно. Рассказал про конструкцию крыши – стропила, подкосы, бабку, ригель, мауэрлат.

Затем разговор как-то незаметно перешел на Сергея, который Дог, и способ люфтваффе. Да, именно так. Он же сам вам рассказывал. Дескать, это немцы придумали для поиска перспективных летчиков организовывать бесплатные (для занимающихся) аэроклубы при школах. А он делает то же самое, только для кавалерии. Видимо, от него святой отец и услышал слово «люфтваффе». Ну почему анахронизм? Скорее метафора. Воздушный – значит легкий, легкий – значит подвижный. Эскадрон гусар летучих, конь казаку крылья… Святой отец, похоже, подумал именно в этом направлении. Заговорил про Семилетнюю войну. Я поддакнул – дескать, Сергея тогда и в проекте не было, а вот дед его с немцами воевал.

И вот когда я пересказывал разговор с падре нашим контрразведчикам, у меня и сложилась картинка: Семилетняя война кончилась в 1763 году, пруссаки носили парики с косами, а их кавалеристы как раз в ту войну показали выучку и эффективность. И дон Хосе решил, что Дог – внук участника той войны. И этим объяснил и косицу, и необычную манеру езды…

Июль 1791 года. Форт «Ломоносов».

Динго

Нашего полку прибыло. Команда, отправленная на поиски самолета, приволокла вместо него ирландского кузнеца при семье, двух телегах с пожитками и инструментом. Нет, кой-какой хабар в виде пары раций и всякой мелочевки они тоже, конечно, привезли, но ероплан на месте посадки остался. Ирландцы были слегка ошарашены такими крутыми переменами в своей судьбе, ведь ехали они на поиски лучшей и более спокойной жизни, безопасной от бандитов. Последний пункт они, в общем-то, получили, первый, можно сказать, тоже. А вот насчет спокойствия лучше было не заикаться.

Прежде всего их шокировало требование отправить детей в Форт, в школу (несколько дней ругани Ронана, слез Морны и разговоров на повышенных с Сергеичем, Коброй и Империалистом), уломали, в конце концов. Потом, поскольку семейку О'Доннелов разместили в «Ломоносове», мы почти месяц пытались найти с Ронаном общий язык, уж очень у мужика тяжелый характер оказался. Да еще дело усугублялось тем, что у него создалось впечатление, будто угодил в какую-то кабалу, а детишек забрали вроде как в заложники. Есть от чего у человека настроению испортиться, если учесть, что лет десять назад он от этого из Англии сбежал. Однако, когда в конце июня детей распустили на каникулы и Патрика с Эйрин привезли к родителям, старший О'Доннел стал более восприимчив к моим словам. Если в первое время я мог услышать от него максимум «Да» или «Нет», а чаще даже просто некое утвердительное бурчание, то через пару дней после возвращения сына с дочкой он сам пришел вечером ко мне в мастерскую. Я как раз заканчивал подгонку затворной группы еще одной, последней магазинки и, сполоснув руки, пригласил его к себе в кабинет, попросив Антилопу организовать нам какой-нибудь перекус. Чувствовалось, что разговор может затянуться.

Сначала общение шло тяжело, поскольку ирландцам я был представлен как начальник форта «Ломоносов» и инженер, что вообще-то соответствовало истине. Но если начальником никого особо не удивишь, то звание «инженер» в те времена воспринималось совсем иначе, чем в конце двадцатого – начале двадцать первого века. Ничего удивительного, что ирландцами я поначалу воспринимался кем-то вроде генерала или еще какой большой шишки. Однако за общим столом мне удалось разговорить Ронана, и оказалось, что мужик-то был себе на уме. Во-первых, он предложил пару усовершенствований, касающихся устройства приводов в кузнице, в которой трудился последние две недели. Во-вторых, по ходу разговора выяснилось, что ему в свое время приходилось работать на оловянных копях Корнуолла и он знал, как выглядит оловянная руда, каким образом получают из нее олово. Что и говорить, этот ирландец был ценным приобретением.

Я сразу же потащил его к нашей «геологической коллекции» – еще с прошлого года мы договорились с нуму, что те будут привозить из своих походов различные, привлекшие их внимание камни. Так и набралось несколько довольно увесистых ящиков. К сожалению, большинство образцов было описано примерно следующим образом: «Камень зеленого цвета с голубоватыми прожилками, найден Волчьим Хвостом на правом берегу Лососевой, приблизительно в дневном переходе на северо-северо-восток от моста у подножья холма». Количество же опознанных минералов исчислялось единицами. Как ни странно, касситерит[37] Ронан нашел почти сразу. Это был один из сравнительно недавних образцов, найденный Утесом именно во время экспедиции к самолету. Индеец подобрал этот камушек примерно на полпути к месту посадки, там имелась небольшая каменная осыпь. Так что дорога была уже известной, и идти было сравнительно недалеко – пара-тройка дней пути «о дву-конь».

Правда, по карте получалось, что это уже территория чемеуэви, а не наших нуму, так что возникала необходимость договариваться о работе на этой земле. Впрочем, представители этого племени в «Вихрях» были, они уже, считай, месяц проходили там подготовку под руководством Всеслава. Поэтому на следующий день я отправился в Форт, чтобы обсудить это дело с руководством.

Дядя Саша, разумеется, порадовался столь важной находке, однако уговорил меня не спешить. Он предложил сначала отправить к чемеуэви гонца с предложением о переговорах, на которых утрясти все вопросы, связанные с пребыванием на их территории и разведкой полезных ископаемых. Естественно, заниматься всем этим предстояло не мне, моей заботой было производство и технические исследования. В общем, геологическую экспедицию мы смогли отправить только через месяц.

Лето 1791 года. Калифорния.

Зануда

Заму по МТО.

Докладная записка.

В ответ на ваше письмо от … считаю своим долгом заметить, что нефть применяется не только для производства вазелина. Она также служит сырьем для производства смазок и масел, применяемых в промышленности, а также для защиты от коррозии вооружения и военной техники. Также нефть, как по физико-химическим, так и по экономическим (при крупнотоннажной добыче) причинам, предпочтительнее растительного масла и смолы для зажигательных боеприпасов. А уж в химической промышленности ее применяют так широко и многообразно, что только перечислением направлений можно исписать эту страницу до конца.

Как удалось выяснить различными путями,[38] в частности – опросом прибывших для обучения военнослужащих, в районе миссии Архангела Гавриила[39] имеется легкодоступная (на глубинах в единицы метров, местами даже на поверхности) нефть, добыча которой не представит затруднений даже для тамошних жителей.

Исходя из вышеизложенного, прошу закупить для опытно-промышленного производства пять сорокаведерных бочек нефти. В противном случае я буду вынужден налаживать производство смазочного масла из растительного, этерификацией его этиловым спиртом.

С уважением, Александр.

Июль 1791 года. Калифорния.

Всеслав

Странное какое-то казачье у нас получается. Хы, а-туам-хэ-оу, все, больше материться не буду. Не, подготовка боевая вполне на уровне для начала обучения – если не ходить строем, мы любой равный по численности отряд ученичков Дяди Саши порвем, даже без огнестрела. Чисто засадами, луками и холодняком. Шпага, особо из тех, что у испанцев, – вещь, вне сомнения, шикарная. Однако против пальмы в умелых руках и тактики «укусил-убежал» не пляшет. Но, блин, не было печали, так нашлась – переженили моих нуму, у них это просто: выставил отец роду угощение, покрасовался, продемонстрировал свою состоятельность как самца – и все, жди, сыночек, ноября… все же сильная вещь обычаи, мне бы кто такое ограничение насчет женщин выставил – застрелился бы, наверное. А эти ничего, терпят. И вовсю усердствуют на огородах и полигоне – отвлекаются, значит.

В чем минус? Да в том, что они свои новые семьи притащили на заставу. Пока внушал, что медвежья трава, картошка и маис не просто так растут – свело дикое бабье чуть ли не треть посевов, они ж отмороженные хуже своих мужиков, одно слово «жрать хочу – понимай нет». Потом стали власть делить в своем нежном женском коллективе, казачки мои несколько перенервничали… в общем, вместо отдельно стоящей погранзаставы у нас сейчас отдельно вопящее, орущее и визжащее поселение. Нормально так… все, завтра поднимаю заставу в ружье, уходим в чапараль на патрулирование. Все. Поголовно. Кроме охранения. И охотников. Кто в последний раз накосячил на стрельбище? Три Копья, кажется. Вот его отделение и оставим. Пусть впухают, ахс-анкс-ан… ну, типа того.

Кстати, об огнестреле. Надо бы озаботить наших товарищей производственников, ибо ДБ все же немного нам по специфике нашей не подходят. Избыточно длинные, избыточно мощные. Вот, отвезу им плоды вечерних трудов своих, но – после выхода. Два ствола, вполовину короче штатных, переломка, два курка, принудительная эстракция гильз, чуть укороченный приклад… вес – меньше на килограмм, таскать удобнее, и залп на нашей реальной дистанции в два раза сильней получается. А самое главное – в производстве такая штука много проще выходить должна.

Тогда же пересмотрим и штатное расписание, введем должности снайпера и гранатометчика… гранаты мы тоже придумали. С местным колоритом. Макадлепа называется.

Август 1791 года. Калифорния.

Зануда

Прости меня, Господи, за плохие слова о покойном, но был он редкостным эротическим дятлом и погиб соответственно. Ведь специально ставим новичков на снаряжение капсюлей пробных партий – ударного состава там миллиграммы, так что даже палец не оторвет. По крайней мере, раньше я так думал. А теперь…

Собственно, что Мануэль Розалес (или Родригес – запомнить не успел, главное – по прозвищу «Неуклюжий») не годится для нашего дела, можно было предположить даже по кличке. Поговорив с ним, я только утвердился в этом мнении. Парень толковый, самоуверенный, но стоило глянуть на руки… Нет, кожевенник-то он был, наверное, хороший. Но мы ведь не с квасцами и отваром коры работаем. Но просился он к нам сильно. И было отчего – работникам порохового завода мы обещали и высокую зарплату, и небывалые по меркам XVIII века социальные гарантии – оплату лечения, пенсии за выслугу лет, потерю кормильца и трудоспособности. А Мануэль женился рано даже по местным меркам и успел уже обзавестись детьми. А другие мастера-кожевенники его зажимали. Все-таки удивительные люди – испанцы. На дворе век просвещения – а у них совершенно средневековая цеховая организация. Ох, наплачемся мы еще с ними…

Посочувствовал я его положению и пошел навстречу. Показал и рассказал, с чем мы работаем, стращать не стращал, просто испытал у него на глазах тройную навеску ударного состава. Обычно тяжелая железка, слегка, на один дюйм, опускающаяся, а потом улетающая в потолок, производит должное впечатление. Но не в этот раз. Пока Мануэль работал под моим присмотром – все было в порядке. И в первые три дня самостоятельной работы – тоже. А вот сегодня – не знаю отчего, но у него сдетонировал пакет с составом. Практически полный – на тысячу капсюлей. Кисть правой руки в лоскуты, но это было бы еще полбеды. Костяную мерную ложечку взрывом метнуло, как стрелу, и точно в глаз. Я прибежал на шум, вытащил его на свежий воздух, наложил жгут на руку и только тогда понял, что вожусь с трупом…

Несколько дней спустя

Господи, что за бурундуки! Жлобы злокачественные, вороны в павианьих перьях, крабовые шакалы и паукообразные обезьяны! Это надо такое придумать – бодяжить нефть постным маслом! Сельскохозяйственная колония, ангидрид ее дивергенцию!

Нет, если спокойно подумать, то мы сами хороши. Нефть сейчас – экзотика, горное масло, ее не добывают, а собирают и продают, небось, в аптеках унциями. А мы заказали сразу десять двадцативедерных бочек. Причем цена хорошая, но и штрафы с неустойками наши юристы заложили в контракт зверские. Но – за сроки и количество. А вот про качество, помнится, писали в самых общих чертах – чтобы смолой пахло, в воде плавало и горело. И не подкопаешься теперь к этому испанскому жуку, чтоб ему кукарача в суп свалилась. А нам что делать? В пищу масло уже не годится – по запаху чистая нефть…

Впрочем, в журнал пишу уже дипломатически: «…число омыления, превышающее 150, позволяет предполагать, что поставленный под видом нефти продукт представляет собой растительное масло…» И иду радовать начальство…

Хрен редьки горше. Анатолия, вместо того чтобы наладить нам наконец «ротор»[40] для снаряжения капсюлей, послали «на револьверы». Ими, видите ли, решено вооружить не только офицеров, но и унтер-офицеров, в связи с чем делать их будут в три смены все, способные держать напильник. Великолепно. Вношу рацпредложение: изготавливать револьверы методом литья в земляные формы. Стрелять из них, конечно, будет невозможно, но при отсутствии капсюлей этого никто не заметит. Елена, видя мое состояние, отправляет поговорить с начштаба лично. Я с ними поговорю! Они мне за все ответят, и за постное масло, и за то, что каучук забыли… Отвязываю Галку, подтягиваю подпруги и еду к поселку…

Все-таки верховая езда успокаивает нервы. Добравшись до штаба, я уже не рвусь порубать Педро[41] алебардой, а рассказываю о проблемах спокойным и деловым тоном – без мата, даже с юмором. Про нефть и каучук записывают, и не просто записывают, а кладут в красную папку, Анатолия обещают три дня не загружать ничем, кроме нашего станка, словом, расходимся мы вполне довольные друг другом и жизнью.

Глава 2 Ни минуты покоя

Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача.

И. В. Мичурин

Август-сентябрь 1791 года. Калифорния.

Динго

В экспедицию включили Змея как главу департамента геологии; Всеслава как имеющего практические навыки геологоразведки и атамана индейских казаков. Меня зачислили автоматически. С нами отправились Антилопа и, разумеется, Ронан. В сопровождение придали взвод нуму. От будущих союзников – Каменный Клык, один из воинов-чемеуэви и Утес. Одновременно Всеслав воспользовался походом для тренировки своих казаков-пограничников.

В авангарде ехал парный разъезд пайютов, обгоняя нас на несколько сот метров. Остальные участники двигались колонной по двое в ряд, ведя за собой заводных коней. После первого трехчасового перехода сделали короткий привал, чтоб и лошадям отдохнуть, и самим поразмяться. Потом снова ехали около трех часов, пока не нашли удобное место для остановки. Передохнули часа два, пообедали, переждали полуденную жару и снова тронулись в путь. График движения был выбран исходя из того, что основную массу наших лошадок составляли прирученные мустанги, не отличающиеся особой выносливостью. Такой режим позволял сохранять коней бодрыми и способными не только неторопливо рысить, но и, в случае необходимости, прибавить скорости. В дороге всякое может случиться.

Поскольку по этому пути наши ездили довольно часто, дорога обошлась без приключений. Ну не считать же за них вынужденное купание меня, Змея и Антилопы в одном из ручьев. Мы решили по ходу дела прикинуть, как будем делать мостик через эту «водную преграду», я оступился и рухнул в жидкую прибрежную грязь. Антилопа кинулась мне помогать, поскользнулась и кувырнулась тоже. Серега попытался нам помочь, в итоге выбирались втроем уже без посторонней помощи. Пришлось всем нам, мокрым и грязным, отстирываться в бочажке рядом, к удовольствию Гарма. День стоял жаркий, так что никто не простыл. А к полудню следующего дня уже разбили лагерь в тени обрыва, возле которого был найден образец оловянной руды. Пока готовилась еда, проехались в обе стороны где-то на километр, осматривая удобные для разработки выходы касситерита. Такое место нашлось метрах в семистах к северо-западу от стоянки. Так что за обедом мы уже вовсю прикидывали, как будет добываться руда и сколько понадобится рабочих для копи. Главным вопросом было – организовывать ли переработку прямо здесь или вывозить касситерит в «Ломоносов» и устраивать там металлургический центр. У обоих вариантов имелись свои плюсы и минусы, так что к единому мнению не пришли.

На следующий день мы со Змеем в сопровождении Утеса и нескольких нуму совершили еще одну разведку, на юго-восток от лагеря, удалившись километров на десять-двенадцать. Ронан же вызвался добыть некоторое количество касситерита, чтобы потом, в «Ломоносове», попробовать воспроизвести технологию получения олова, применяемую у него на родине. Наша поездка тоже оказалась не напрасной. Змей, обратив внимание на каменную осыпь, повернул коня прямо туда. Подъехав к ней, он спрыгнул с лошади, подобрал какой-то камушек и протянул мне.

– Смотри!

Камушек янтарно-желтого цвета блеснул на солнце.

– Золото? – удивился я.

– Сам ты золото, – усмехнулся Серега, – это сфалерит, цинковая обманка. Сульфид цинка, в общем. И, похоже, с примесью свинца или меди или того и другого вместе.

– Тогда давай наберем его пару мешков, а дома поэкспериментируем с получением чистого цинка. Медь у нас есть, значит – будет латунь.

Во вьюках нашлось четыре мешка, в каждый из которых можно было набрать килограммов по тридцать, чтоб не сильно перегружать лошадей. Хорошо, что Змей предусмотрительно настоял, чтобы взяли с собой пару вьючных. Так что назад мы возвращались не с пустыми руками. По пути кто-то из наших индейцев подстрелил молодого оленя, так что обед тоже имелся. Правда, по возвращении в лагерь выяснилось, что на вертеле жарится почти целиком приличный кабанчик, а Антилопа колдует у котла над супчиком из его задних ног. Так что наша добыча плавно переместилась на ужин и следующий день. Поскольку на завтра мы планировали тронуться к дому, загодя приготовленное мясо будет нелишним. Сразу же был разведен еще один костер, и свободные от дежурств индейцы занялись заготовкой еды на дорогу. С учетом кабанчика и имеющихся запасов хлеба и круп, продуктов на обратный путь должно было хватить даже с запасом. Гарм получил от Змея сочную косточку с хорошим куском мяса и весело хрустел в сторонке.

Утро выдалось пасмурным и прохладным после жары последних дней, так что сворачивать лагерь мы стали в темпе, потом по-быстрому перекусили у затухающего костра и уже собрались тронуться в путь, когда часовой свистом подал сигнал тревоги. В нашу сторону двигался крупный индейский отряд, человеке полсотни.

– Наши! – воскликнул Каменный Клык. Это несколько снизило тревожное напряжение, однако полностью расслабляться никто не стал, все-таки их гораздо больше, чем нас.

Во главе отряда ехали пятеро всадников. Впереди, судя по изрядно «оперенному» головному убору, явно вождь. За ним двое воинов с несколько меньшим количеством перьев, но тоже, судя по всему, уважаемые люди. А на лошадях двоих индейцев, замыкающих головную группу, впереди сидели дети. Нормальные белые дети, бледнолицые, в смысле. Мальчик лет семи-восьми и девочка чуть постарше. Брат и сестра, видно, что похожи. Дела…

Основная часть индейцев остановилась метрах в ста от нас, движение продолжили только пятеро предводителей. Мы со Змеем и нашим чемеуэви выехали навстречу, остановившись в нескольких шагах перед вождем. Переговоры Серега взял на себя. После обмена приветствиями (Каменный Клык выступал в роли переводчика) вождь поинтересовался, нашли ли мы те камни, которые нам нужны.

– Да, вождь, – отвечал Змей, – мы нашли места, где их можно добывать. Теперь, наши предводители приедут говорить с тобой об условиях, на которых здесь можно устроить рудник.

– Где эти места?

Серега объяснил.

– И сколько бледнолицых придут в эти места?

– Двое или трое как главы отрядов, по десятку английских пленников и столько же нуму для охраны.

– Пусть так. За это мы хотим получить десять ружей, и вы будете снабжать нас зарядами, пока живете здесь. За это вы получите право копать здесь землю. Также вы можете охотиться, но только для пропитания. И вместе с вашими индейцами бледнолицых пленников будут охранять мои люди. Я знаю, что ваши нуму постоянно учатся воинскому искусству, и хочу, чтобы мои воины обучались вместе с ними.

– А почему ты не хочешь послать еще несколько воинов учиться прямо в форт? – удивился Змей. – Наиболее опытные наши воины живут там.

– Я знаю, – ответил вождь, – но отсюда до главного стойбища полдня пути, а от вашего форта три. Так что эти воины будут под рукой.

– Хорошо, – кивнул Серега. – Тогда твои воины будут охранять повозки с добытой рудой.

– Согласен. – Вождь подал знак, подзывая воинов с детьми в седлах. – В шести днях пути к западу отсюда мои воины нашли разгромленный караван белых людей. Все бледнолицые были убиты, только этим детям удалось уцелеть. Заберите их, белые дети должны жить со своим народом.

Индейцы ссадили детей на землю. Я знаком подозвал Антилопу и Утеса и попросил их забрать ребятишек.

– Ты знаешь, кто убил их родителей? – поинтересовался Змей.

– Другие бледнолицые, – ответил вождь, – индейцы не подковывают лошадей. Но мои воины не стали их преследовать, их было всего трое, а нападавших четыре руки. Следы подков вели на северо-восток.

На этом мы и распрощались с чемеуэви.

Пока шли переговоры, Антилопа тетешкалась с детьми, умыла им мордашки, выдала по куску хлеба с мясом. Они с жадностью вгрызлись в бутерброды, проголодались, пока скакали полдня с индейцами. Потом девочка что-то сказала Антилопе. Блин, судя по всему, французский. А единственное, что мне приходит в голову на языке русской аристократии: «Месье, же не манж па сис жур» и «Парле ву франсе». Однако Антилопа что-то ответила. Девочка снова заговорила, на этот раз по-английски, правда со странным акцентом и произношением. Ладно, значит, не все потеряно, разберемся как-нибудь. Впрочем, оказалось, что Всеслав неплохо говорит по-французски, так что вскоре мы узнали многое. Мальчика звали Поль, девочка носила вполне интернациональное имя Анна. Родителей их, ехавших в том караване, звали Эмиль и Констанция Жювазье. Кто напал на них, дети не смогли понять, но слова вождя о том, что это были белые люди, подтвердили. Им удалось спрятаться в кустах, где они и просидели до появления индейцев. Причем, как оказалось, в караване были убиты не все. Несколько человек нападавшие увели с собой вместе с захваченными лошадьми. Значит, в банде было не два десятка человек, как сказали индейцы, а несколько меньше. По словам Анны, пленниками оказались пятеро или шестеро караванщиков. Увы, гибель родителей она видела своими глазами. Дальнейшие расспросы пришлось оставить, так как от трагических воспоминаний девочка расплакалась, а следом в слезы ударился и ее брат.

Из-за этих событий в путь мы тронулись несколько позже, чем планировали. Всю дорогу Анна ехала вместе с Антилопой, а Поль в моем седле. На привале Ронан спросил нас со Змеем:

– Что вы собираетесь делать с этими бандитами?

– Пока не знаем, что решит командование, – ответил Серега. – Но, думаю, отправлять военный отряд на земли чемеуэви или других племен вряд ли будут. А если они сунутся на нашу территорию, то обеспечим достойную встречу.

Всю обратную дорогу держались настороже, как-никак бандитская шайка отметилась не так чтобы очень далеко и куда пошла в дальнейшем – неизвестно. Не исключено, что бандиты могли двинуться и в нашу сторону. Так что парные разъезды отправляли на все четыре стороны, а ночные дежурства были усилены. Тем не менее никаких подозрительных следов не обнаружилось, и до дома мы добрались спокойно.

Теперь инжбату во главе с Империалистом надо было прокладывать полноценную дорогу к рудникам, с мостами, блокпостами и остальной инфраструктурой. Организация добычи руды – уже забота командования, с нашим участием, разумеется. А мы с Ронаном плотно занялись технологией получения олова. Как раз, когда месяца через два копи потихоньку заработали, у нас тоже все стало получаться так, как надо. Дети до начала занятий в школе прижились у меня и Антилопы, так что получалось, что мы их усыновили. А строительство металлургического центра было решено начать рядом с фортом «Ломоносов». Правда, я категорически потребовал, чтобы все плавильные печи и прочие «горячие цеха» строились за пределами самого форта. Там мы смонтировали еще одно сдвоенное колесо для приводов и воздушного дутья, но стройке не было видно конца.

Сентябрь 1791 года. Калифорния.

Зануда

На второй раз Педро привез уже нормальную нефть. И долго выспрашивал, что в ней такого интересного, чего нет в постном масле. Его, недолго думая, отвели к нам в лабораторию. И я при помощи сеньориты Долорес рассказывал и показывал ценные свойства и особенности уайт-спирита, нигрола и битума. Про бензин, керосин и мазут решили пока не говорить, дабы не соблазнить малых сих использовать нефть в качестве горючего. Впрочем, я для надежности рассказал ему про примесь серы и продемонстрировал, как разбавленная серная кислота будет разъедать известняк и железо. Купец задумался и в загруженном виде был возвращен экономистам для дальнейшего плодотворного сотрудничества. А мы достали спрятанные от незваного гостя электролизеры…

Неделей позже.

Зануда

Истинно говорю вам – примат военно-промышленного комплекса есть путь к интеллектуальной и последующей материальной деградации. Мы опережаем весь мир в области тонкой химической технологии. По причине полного отсутствия таковой у других. А крашение тканей интересует вице-короля сильнее «полков нового строя». Потому что приносит деньги на их содержание.

А с деньгами в Испании вилы. Я, когда в школе учился, не мог понять, почему они так люто резались с нидерландцами за их, нидерландцев, независимость. Оказывается, именно во Фландрии знаменитую испанскую шерсть превращали в крашеное сукно. Сырье – в готовый продукт, причем по меркам XVI века – хайтек. А теперь Испания продает шерсть англичанам и покупает английское сукно. Потому что свое, испанское, получается плохонькое и дорогое, и отечественного производителя поддерживают лишь немногие патриоты и то за казенный счет. Причем если валять более-менее получается, то окрасить полотно в яркий и стойкий цвет – фигушки.

И тут появляемся мы. Все в камуфляже. И чуть ли не с первых дней разворачиваем химическое производство. Контрразведчики долго ломали голову, зачем Диего тайно копался на наших огородах. И лишь прочитав, скажем так, некоторые письма, посланные из миссии св. Франциска в Мехико, узнали: капитан Родригес подозревал, что химичим мы для дезинформации, а сами тайно выращиваем красильные растения. А тут Наталья Николаевна на глазах у изумленной публики (а чего стесняться – это же не порох) синтезирует «зеленку» и сразу же начинает ею красить всех пострадавших и просто под руку подвернувшихся.

Капитан, должно быть, крайне изумился. Он небось еще в философский камень верил, а тут – синтетический краситель. Во всяком случае, переписка с вице-королем началась оживленная и эмоциональная. Одного свежепокрашенного агента даже послали с донесением в Мехико – и гонец, и образец. Там загорелись глазки и зашевелились загребущие лапки. Всех подробностей, наверное, даже Кобра не знает, главное – согласия нашего командира на обучение солдат ждали не с таким волнением (надавить-то на нас испанцы могли), как согласия их обмундировать.

У нас были свои невидимые миру слезы. Дядя Саша требовал камуфляж. Как будто мы против. Но ведь в реальной истории над синтетическими красителями десятилетиями работали лучшие химики Германии. Перепробовав десятки тысяч веществ и миллионы вариантов синтеза. Из нас никто этим специально не занимался. Так, общая эрудиция, без рецептур, методик и опыта работы. А экспериментировать без фундаментальных знаний можно до морковкина разговенья. Чем мы и занимаемся. Память Натальи Николаевны стимулировали всеми доступными способами, пробовали даже сенсорную депривацию в теплой ванне. Чем окончательно убедили индейцев в том, что химия – это шаманство. А желтого красителя для хлопка как не было, так и нет. И приходится солдатам ходить в зеленом…

Главное, впрочем, не это, а то, что красители – ходовой и ценный товар. Покойный Розалес заложил своего коллегу, который оказался не просто красильщиком, а агентом мануфактурщика из Гвадалахары. Еще двое пишут донесения в Мехико. И все они смотрят друг на друга волками и намекают на эксклюзивные поставки. А наши экономисты потирают руки и считают норму прибыли, которая даже с капитальными затратами на платиновую лабораторную посуду получается весьма привлекательной. И в этот момент наш «железный Феликс» требует, чтобы я отложил все прочие дела и изобразил им что-нибудь взрывчатое, эффектное, но не технологичное и в перспективе тупиковое. И глаза такие добрые-добрые…

Глава 3 Кадры решают все

Будущее все равно наступит и поступит по-своему.

Приписывается коту Матроскину

Октябрь 1791 года. Калифорния.

Из дневника Сергея Акимова

Пум-пурум-пум-пурум… Трам-парам-пурум…

На этом мои музыкальные, с позволения сказать, изыски закончились.

Блин!..

Первая ласточка, будь она неладна.

Не в смысле, что «грачи прилетели» или я попутал осень с весной, а в том, что вот оно, давно ожидаемое. Экран ноута мигнул, посерел, и из его глубины выплыл ярлычок:

«No signal…»

Хорошо, если банальный сбой в работе, но сильно подозреваю, что гавкнулся винт или еще какая видюха. Вырубаю питание. Теперь бесценному девайсу прямая дорога к нашим технарям, не с моими умениями пытаться его оживить, если такое вообще теперь возможно. Подсознательно мы готовы к тому, что ништяки из XXI века не вечны, ресурс какого-нибудь чипа исчерпает положенное ему время и – привет, счеты и абаки рулят. И фиг бы с ними, вычислениями, вот другая, жизненно важная для нас инфа на хардах и оптических дисках без остальной машинерии останется недоступной в обозримом будущем. За эти полтора года все, что успели, перенесли на бумагу, ломая глаза при свете самодельных свечей, а потом и «керосиновых» ламп, в которые на самом деле заливаем побочную продукцию перегонного куба, стоящего в форте «Ломоносов». Рейсами фальшивых «золотых караванов», мотающихся между Перу и бухточкой немного южнее Хорсшу, мы, кроме почти бесполезных отвалов породы с серебряных рудников, завозим и другие грузы. Среди которых семена и саженцы каучуконосов, смола разных экзотических растений, из которой наши химики уже смогли наладить производство очень полезных продуктов. Вот масло, которое сначала не могли придумать, как использовать, отлично горит в светильниках, не давая копоти, и даже приятно пахнет, напоминая не придуманные еще в этом времени освежители, вроде известного в народе «По…сидел под елкой».

Лампы лампами, но сейчас надо укладывать погибший в неравной борьбе с законами природы комп в невзрачный чехол и нести его на самый наш секретный склад. Менять на рабочий. Прокладку маршрута новой экспедиции, идея которой сама собой напрашивается после тех новостей, которые привез Сергеич из своего вояжа на шхуну любопытного без меры нагла, откладывать нельзя.

От немедленного выполнения этого решения меня отвлек звук шагов на крыльце. Кто-то дернул за дверную ручку, потом раздался условный стук. Ага, вот и командир уже встал и наносит утренний визит. Мог бы и поспать еще немного, вчера разошлись поздно. Иду открывать, при работе с компами первое правило – обеспечить невозможность доступа случайных посетителей. Ставить пост охраны у дома завхоза, как тут меня уже почти все называют, включая индейцев, несколько отдавало бы паранойей, да и зачем привлекать излишнее внимание? В форте хватает не только постоянного населения, среди которых обитают вполне почти легальные соглядатаи дона Хосе и испанских вояк. Что ни день, так обязательно наведаются индейцы из самых разных племен, которые, по примеру нуму, потянулись в эти края. Траперы, которые раньше тяготели к своим национальным общинам, вдруг тоже стали проявлять начатки «интернационализма». Пусть их раньше здесь на сотни миль окрест и было всего ничего, но с каждым месяцем искателей приключений и «теплых мест» прибывает. Пара двойных агентов, сливающих инфу и наглам, тоже имеют место быть. Сдав их, Генри Марлоу облегчил свою совесть и сохранил здоровье. Пусть у него и присутствуют замашки авантюриста, помогающие выживать в таком богатом на приключения месте, как Новый Свет, но с по-настоящему жесткими людьми, какими оказались явившиеся к нему в гости Дядя Саша со товарищи, встречаться раньше «просвещенному мореплавателю» явно не приходилось. И он сделал совершенно правильный выбор. Англия и Компания далеко, а вот смерть, обязательно непростая и долгая, – она рядом, прямо перед тобой. Как рассказал Сергеич, вломившийся в каюту слуга оказался очень даже кстати, на своем примере показав хозяину, что разводить китайские церемонии никто не собирается. Если человеку продемонстрировать правильные аргументы, то он, как правило, соображает очень быстро и в нужном собеседнику ключе. Про тот же тайник хватило всего одного наводящего вопроса. Сам показал и даже немного посетовал, что часть бумаг успел отправить с посыльным, севшим на случайно проходивший мимо королевский фрегат. Явно цену себе набивал, доказывая полное согласие на сотрудничество, сделав по памяти копии уплывших донесений.

– Привет, ранняя пташка!

Полковник молча пожимает мою руку, снова накидывает крючок на дверь и проходит к столу. Устроившись в кресле, отдувается, недовольно крутя головой.

– Что там с браконьерами за история?

– Не в курсе, это где и когда?

– Да только что дежурный сообщил. Вернулся патруль, с ними еще Север ходил, травки нужные для Шоно собирал. Обнаружили километрах в пятнадцати отсюда стоящую у берега на якоре шхуну. Флаг не разглядели, висит тряпкой, почти штиль. Собираются высаживать кого-то на одной шлюпке. То ли за водой, то ли разведку.

Ничего особо удивительного. Тут не Крещатик, конечно, но и не совсем пустыня Гоби. Кто-то ходит, эти вот плавают.

– Так на меня-то ты что наехал? Я их сюда звал, что ли?

Сергеич помолчал, глядя на меня, потом опомнился:

– Извини. Не отошел сразу. Там же Зубр некстати оказался рядом, с утренней пробежки как раз вернулся. Так он, видать, с прошлого раза не навоевался. Всего-то кнопку на дистанционке нажал да стрельнул пару раз поверх голов, когда пленных моряков вязали. Без его ракет обошлись при обороне.

– А при чем тут Сашка и я?

– Ну… Когда он услышал про чужих, так сразу загорелся с патрулем на берег к ним вернуться и пояснить, чьи в лесу шишки. В самой доходчивой форме, без лишних разговоров. Если это залетные англичане какие, то и фиг бы с ними, и так уже отношения не исправить, мы же сами с ними дружить не собираемся. А вдруг американцы или вообще голландцы какие? Зачем заранее новых врагов заводить? Так что отправил я туда Всеславовых погранцов, пусть попрактикуются. Старшим Артема назначил, тоже вовремя рядом оказался. Зубрилыч вроде обиделся, позлодействовать не дали. Чтобы он не скучал и не выдумывал лишнего, назначил я его сегодня дежурным по столовой. Пусть лучше в мирных целях пар выпускает.

Он поднялся, померял шагами невеликую мою резиденцию, остановился у окна, за которым уже наметилось оживление. Народ поднимался, приводил себя в порядок. Кто-то спешил менять посты, кто-то направлялся в общую столовую. Все-таки, несмотря на усиленную работу с личным составом, семейных у нас пока прибавилось не так уж много. Не у всех еще появилось чувство «собственного дома» в этом краю. Самое странное, что преобладали браки между «местными» и «пришлыми». Только Котозавр с американкой да Сет Север с Ириной уже решились создать семьи, это я про «попаданцев» в чистом виде, так сказать. Хотя с Котом была отдельная песня, но общими усилиями наставили его на путь истинный… Так что за оградой «старого» форта у нас потихоньку образовался «семейный микрорайон». Завтракали и ужинали такие поселенцы уже дома, хотя на обед, если не находились в отъезде, все старались собираться в гарнизонной столовой, что прибавляло головной боли дежурному по кухне. Попробуй угадай, если вовремя не посмотрел журнал наличия на вахте, сколько народу соберется на дневной перерыв, который мы устроили по примеру сиесты, вроде наших более южных соседей. Не как в старом мире, в лучшем случае час, а два часа отвели на такое мероприятие. Спорили по этому поводу не очень долго, но довольно громко. Потом решили, что такое общение всех со всеми имеет больше плюсов, чем лишний час светлого времени на работу. Пусть мы раньше считали себя более «продвинутыми и гибкими в плане социальной адаптации и приспособляемости к быстро меняющимся реалиям окружающей среды», как витиевато процитировал какого-то умника из будущего Рысенок, но… Предел прочности есть у каждого. Груз перемен, который навалился на нас сразу после провала, а потом осознание ответственности перед потомками, когда мы сообща решили попытаться переписать историю – о таком легко рассуждать, перелистываю очередную АИшку, сидя в теплом сортире. Если уж нам предоставили второй шанс, то было бы преступлением, по любым законам, не воспользоваться им. Всякое бывало после того памятного полдня 15 мая 1790-го, но ни разу ни от кого я не слышал: «Лучше бы тогда и там сгореть в огне ядрен-батона, чем сейчас корячиться, не зная, получится у нас в конечном счете повернуть ход истории к лучшему, или все усилия не допустить атомного пожара над планетой так и останутся благими пожеланиями».

В том уголке окошка, который оставался виден мне за широкими плечами командира, в направлении столовой рысцой проследовало отделение «казако-индейцев», из нового пополнения. Вот уж кто оказался очень к месту! Работа Всеслава, Курбаши и Антилопы среди племен оказалась весьма эффективной. Личный пример, отбор самых молодых и незашоренных кандидатов – в результате мы имеем заготовку для полноценной пограничной стражи. Вокруг которой уже начинает нарастать «тело» – вкусившие плюсов новой жизни, вполне лояльные нам бойцы.

Дядя Саша повернулся ко мне:

– Ты глянь на картину. Что характерно…

– Ни дождя, ни красноармейцев, – продолжаю явно напрашивающуюся аналогию, и мы в голос захохотали.

– Не зря говорят, что рыбак рыбака… – утирая выступившие от смеха слезы, закончил командир. – Ладно, вернемся к нашим… э-э-э, королям и овощам с фруктами. Будем считать, что конфликт временно откладывается. Тоха горячку пороть не будет, вежливо предложит валить подальше, а если им есть что предложить, пусть плывут в бухту. Покажем, что у нас все по-взрослому. Таможня, карантин… Теперь – самое главное. Результаты встречи с Генри, так его, Марлоу, надо реализовывать во что-то материальное. Так что пошли перекусим, до обеда занимаемся своими делами по плану. Дожидаемся возвращения Рыбакова и вместе с ним собираем совещание.

– Кого еще звать будем?

– Старого, проживут саперы без него денек, заместитель там вполне толковый оказался. И, само собой, Котенок. Это как раз ее работа, по профилю. Надо успеть набросать план действий до приезда падре, чтобы с ним уже предметно говорить, какую помощь мы хотим от него получить и что он с этого будет иметь.

– Тогда что тянуть, пошли перекусим, соберем народ. Заодно комп заменю, как раз хотел карты поюзать, а он сдох.

– Это который, из наших или с автобуса?

– Американский трофей, он и внешне был самый затертый. Видно, срок его подошел…

Сергеич уже стоял в дверях.

– Ладно, тут ничего не поделать. Разные железки мы как-нибудь научимся сами делать, а с электроникой особого выбора нет. Или хранить, как Кощей, в дальнем углу, пока она сама от старости не рассыплется, или взять от нее все возможное. Пошли, а то у меня уже нехорошее предчувствие.

– По поводу?

– Забыл, кто у нас сейчас главный на пищеблоке? А у него соображалка порой оказывается слишком богатая.

Так, пересмеиваясь, дошли до столовой, которая имела совершенно футуристический для нынешних времен дизайн. Сначала была изба как изба, спешили, нужна была просто крыша над головой. Потом старое помещение, ставшее уже слишком тесным, отдали как временную дежурку тем подопечным Всеслава, что проходили КМБ в форте, до отправки их по заставам, которые потихоньку начали возникать на границах нашей, если по-взрослому, сферы влияния. А для столовой заложили новое здание, с запасом, оставив вокруг свободное пространство для пристройки новых секций. Даже что-то похожее на летнее кафе сделали, но сейчас, понятно, не сезон для посиделок на свежем воздухе. Над оформлением внешнего вида кто только не потрудился! Тут и резные наличники, крылечко служебного входа какой-то затейник изобразил как вход в пещеру Али-Бабы. Индейцы тоже внесли свою лепту, добавив местного колорита. Но теперь у нас хоть было место, где при необходимости могли вполне комфортно устроиться все «попаданцы», да еще и аборигенам было куда присесть. На праздник какой, скажем, или другое мероприятие, которое на улице не всегда проведешь.

Подозрения полковника об излишней хитромудрости моего официального зама оправдались в полной мере, да…

Усевшись за стол, после обязательного мытья рук, за процедурой которого строго следили официантки-индианки, мы переглянулись. Впору было снова вспоминать цитаты из всенародно любимого сериала.

«Что это, Бэрримор?»

– И когда успел, шустрик? Ведь наверняка в меню было что-то другое, – выражаю наше общее впечатление о предлагаемом завтраке.

– Ну, говорят, что овсянка тоже полезная штука. Лишь бы он на обед что-то особо хитрое не придумал, вроде китайской кухни. Терпеть ее ненавижу…

Вот она, оборотная сторона «близости к народу». Ассортимент предлагаемых блюд, хотя и был не слишком однообразным и скудным, являлся единым для всех, кто пока не имел возможности питаться изысками домашней кухни. Или кушай, что всем дают, или уходи голодный. Испанцев, кстати, такой подход напрягал больше других, особенно офицеров старой закалки. Новые, сами из солдат или младших командиров, гораздо легче приспособились. Однако если я буду постоянно отвлекаться на массу таких вот мелких деталей, то скоро придется начинать новую тетрадь моего дневника. Оставим такие живописные подробности для нашей штатной Ктулху. Да, не забыть вот обсудить идею. Как бы нам крепче привязать дона Хосе. И вроде кандидат в его новые родственники намечается, да и повод сам образовался. Не то что я собрался устраивать классический брак по расчету, но совместить нужное с полезным, почему бы и нет?

Допивая чай (настоящий, китайский, который стараниями торговцо-шпиена мы регулярно стали получать от испанцев), излагаю свою идею Дяде Саше:

– Пока тебя не было, я тут обратил внимание на одну деталь. Лола, которая Цинни, что-то зачастила к Зубриле. И он вроде ее не гонит, рассказывает байки из своей старой жизни, хотя за достоверность излагаемого я бы не поручился. Но суть не в этом. Если я не ошибаюсь, нам надо только чуть поспособствовать, и сразу несколько зайцев можем подстрелить.

Объяснять подробности командиру не надо. Демографическая проблема и у него в голове занозой сидит. А тут можно попробовать нетерпимость Александра к религии как-то смягчить. Елена Вторая, как иногда мы звали между собой Цинни, в отличие от Елены Спесивцевой-Годдард, для всех – близкая родственница падре, лица духовного. Если у них серьезно там начинается шерше друг друга, то благотворное женское влияние должно оказать нужное действие. Нам потом меньше проблем при общении с соотечественниками, от которого все равно никуда не денемся. Даже если не будет случайностей, долго ждать визитов русских промышленников не надо. Плавали они по этим местам, даже кое-какие стычки по мелочам с испанцами и наглами у них бывали. Где встреча, там и разговоры, налаживать отношения со своими будем. А как иначе? Без участия России историю в нужное нам русло не повернуть. Другие варианты мы даже не рассматривали. Это нам даже сильно повезло, что попали сначала подальше от родины, там пришлось бы гораздо труднее встраиваться.

Полковник тоже заканчивает с завтраком и кивает:

– Нормальный ход. Торопить события не будем, но удочку я сегодня вечерком падре закину.

А ничего так, оказалось, что овсянка, если ее правильно готовить, «по Похлебкину», вполне съедобна, даже хотел добавку просить, но время поджимало, надо еще всех нужных людей собрать, пока они по своим, ранее запланированным делам не разбежались.

В тринадцать часов мы уже сидим в командирском кабинете. Именно тем составом, что и планировали. Успел я отловить Старого с Мариной, хотя и поломал им сегодняшние планы. Больше всех ворчал начштаба, он же – командир инженерно-саперного батальона, на днях ожидавший повышения в звании. Капитан Родригес, как официальный представитель вице-короля, еще месяц назад, по итогам прошедших учений, впечатлился результатом и накатал реляцию, в которой рекомендовал присвоить такому выдающемуся офицеру сразу звание майора. Негоже, мол, командиру батальона в капитанах пребывать. В положительном решении капитан не сомневался, его слово при местном дворе значило достаточно много, и он не стеснялся использовать его в нужных случаях. Такое желание поспособствовать карьерному росту чужака, когда хватало своих, испанских претендентов на теплые местечки и пышные эполеты, только далекому от придворных интриг человеку могло показаться странным. С самого начала Родригес оказался куратором, можно сказать, частей нового типа. И снимать пенки с успешного дела он умел без нашей подсказки. По этой части он сам кому угодно сто очков форы даст. Но я снова отвлекся.

Первым доложился Артем:

– Судно оказалось американским. Плывут с севера, там шустрили по добыче меха. Скорее всего, просто скупали почти на халяву у местных алеутов. Трюмы полны товара, нарываться на неприятности им не с руки. Поэтому оказались понятливые, да и было их всего шестеро на шлюпке. Действительно за водой высаживались. На берегу ничего не успели насорить до того, как мы подъехали. Так что быстро разобрались. Когда я уезжал, с якоря они еще не снимались, поэтому я оставил там отделение погранцов, следить за янки. Капитаном какой-то Браун, про известных нам деятелей, Ингрема и Грея, парни в шлюпке ничего не знают. Только имена и что они тоже куда-то сюда года два назад отправлялись. Где наша бухта, я им объяснил. Захотят – могут и завернуть на огонек. Таможню я уже предупредил. У меня все.

Дядя Саша встал, по своей давней привычке прошелся по комнате. На вечные подколки окружающих, мол, Иосиф Виссарионович тоже любил по кабинету прогуливаться, он давно махнул рукой.

– Хорошо. С амерами понятно. Обычные браконьеры, немножко пираты. Таких здесь хватает. Если достаточно умные, то на неприятности нарываться не будут, им бы товар свой довезти и выгодно продать. Теперь о главном на текущий момент.

Полковник, откашлявшись, скорее для солидности, чем по необходимости, продолжил совещание:

– Товарищи офицеры! – Опа, серьезный заход. Так он обычно начинает, когда хочет поставить нас в известность о замышляемой каверзе изрядных масштабов. – Все уже знакомы с краткими итогами нашей встречи с очередным представителем КГЗ. В этот раз ее лицо, если позволите так выразиться, нам предъявил некий Генри Марлоу. Некоторые сведения о нем мы знали, поблагодарим безвременно покинувших этот беспокойный мир мистера Джефферсона и коммодора Бигелоу. В общем и целом их характеристика оказалось вполне достоверной. Данный субъект оказался птицей гораздо крупнее и шустрее, чем прежний доверенный Компании. Глядишь, и четверть ширины Днепра ему одолеть удалось бы… Весьма кстати оказался учебный рейд роты лейтенанта Мору. Захваченный в результате контрзасадной операции капитан Армандо сразу сделал правильный выбор, сведениями делился охотно. Весьма помог один из его подручных, тяжело раненный в ходе перестрелки. Помочь выжить ему уже никто не мог бы, вот он перед смертью и решил облегчить душу. Сдал всю историю про убийство Макензи. Впечатление, кстати, его рассказ на лейтенанта произвел весьма и весьма… Теперь я практически спокоен за него, союзник, причем сознательный, у нас появился вполне качественный, и мозги не пришлось особо промывать.

Продолжаю. Под давлением неопровержимых улик, которые сейчас играют гораздо эффективнее, чем в нашей прошлой жизни, наш новый знакомый Марлоу раскололся до самой э-э-э, ну, вы поняли. Извини, Марин. Даже проявил похвальную инициативу и сдал тайник, не дожидаясь мер воздействия. С одной стороны – похвально такое стремление к сотрудничеству. Но в дальнейшей работе с клиентом, сами понимаете, это создает предпосылки, и весьма основательные, к возможной работе им на две и больше сторон сразу. У человека задатки «двойного агента», своего рода генетическая предрасположенность, если снова обратиться к терминам нашего времени. Поэтому не забываем учитывать данную особенность.

– Саш, это все интересно и важно, но, как мне кажется, в большей степени для тебя и Сергея. Агентурная работа – это его стезя и епархия. Мне лично ты какую роль отводишь в той интриге, что явно замыслил? – Артем тоже обратил внимание на вступительную фразу командира.

– «А что тут думать? Трясти надо»! – очередной цитатой блеснула уже Котенок. – Есть агент, на резидента он не тянет в любом случае, не тот типаж. Но начинать осваивать новую песочницу нам уже пора. Не напрягайся, про «сегодня рано…» я тоже помню, – остановила она порывавшегося вставить словечко Старого Империалиста.

Хорошо все-таки работать в такой команде! Иногда даже говорить ничего не надо, понимают намеки с полувзгляда. Марина закончила свой комментарий:

– Раз вчера отправили гонца в миссию, то скоро прибудет наш лучший друг – падре, весь из себя секретный иезуит, из которого вы с Коброй, – она иронично посмотрела на Дядю Сашу, – явно пытаетесь сделать нового Генерала. Не скажу, что затея мне не нравится, но будем посмотреть. Уж слишком мало мы про Орден знаем, все их подковерные игрища ни в одном справочнике не найти, так что это потом, а сейчас… Если он поможет с легализацией нас, – она показала сначала на Рыбакова, потом на себя, – в Англии, подкинет связного на месте, то мы имеем возможность достаточно быстро наладить подобие разведсети. Плохонькой, на скорую руку слепленной, но даже такая нам сейчас очень пригодится.

– Да? – с сомнением протянул Артем. – С тобой ясно. Но я всего лишь бывший погранец, какой из меня шпион?

– Я тоже не радистка Кэт. И здесь таких долго не будет. Не прикидывайся валенком… Глубинная разведка, классика жанра. Единственное отличие – боевые действия не объявлены, формально мы работаем на территории нейтрального государства. На последствия в случае провала – не влияет, в любом случае будет очень плохо и больно. И еще хорошо, если попадем к профи, а не к дилетантам-частникам, которых сейчас у альбионцев хватает, тогда будет полный абзац. Вывод единственный – не попадаться, агентуру падре использовать ограниченно, «втемную». Нужна хорошая легенда прикрытия, срочные консультации с Рысенком по поводу законов на Острове, возможности повернуть их в нашу пользу. Инфа с компов о денежном обращении, покупательной способности разных слоев общества, легальные финансы для свободной работы с предполагаемой агентурой на местах… Что я еще забыла?

– На самом деле – многое. Но это уже не твоя забота. – Командир откинулся в кресле, оглядел нас внимательно. – Тактически все грамотно прикинула. Снаряжение выделим по полной программе. Рации, ВСС тебе отдам, глушаки на все остальные стволы срочно сделаем, фармакологию, пусть и самопальную, но изготовим. Это без вопросов. Как обычно, у нас две беды – время, как производное от дорог и зависимости от сезонов с погодой. И люди. Мало вас двоих для качественной работы с долгосрочной перспективой. А кого третьим подключить, так сразу и не соображу, в разгоне все подходящие кандидатуры. Мы и так оголили форт, отправив экспедицию к «Аточе». Они там надолго застряли. Пусть и планировали таким образом, но появление Марлоу и его активность лишний раз напоминают – ни в коем случае нельзя забывать о нашем главном противнике. Давайте, может, у кого есть предложения на третью кандидатуру?

Кто бы сомневался. Никогда командир не упустит случая, чтобы не погонять своих подчиненных в режиме «мозгового штурма». У самого наверняка уже все по полочкам разложено и даже проект боевого приказа есть, останется только дать команду Старому. Правильно, что уж там – или мы задействуем свои мозги на двести процентов, или нас быстро скушают те акулы, которые нацелились на лакомый кусок Нового Света. Куда европейские страны перетащили все старые дрязги между собой, столкнувшись заодно с новыми, которые появились вместе с желанием колоний жить по-своему. А что они хотели? Первый раз такое в истории, что ли? Грабли, как бы они на самом видном месте ни лежали, очень привлекательны, так и хочется лишний раз проверить крепость своего лба и прочность рукоятки пресловутого инструмента. У англичан чаще получается вовремя отпрыгнуть в сторону, подставить под удар кого-то другого. Но не все коту масленица… Молчали мы недолго, первым общую мысль высказал начштаба:

– Давайте я сначала назову тех, кого нельзя отправлять. Женщины – кроме Марины, никто из них просто не имеет необходимой подготовки. Химики-физики и остальные Кулибины – отпадают по вполне понятной причине. Из боевиков остался Курбаши, который больше, чем на роль экзотического слуги, претендовать в метрополии не может. И привлечет ненужное внимание. Не проходит. Рысенок – по многим параметрам подходит, но нам нельзя надолго лишаться единственного юриста. – Александр достал сигареты, задумчиво повертел пачку в руках. Как мне кажется, у него давно уже остались только коробочки, в которые он кладет какой-то местный «самопал», внешне похожий на «старые» сигареты. Закурит? Нет, решил не задымлять помещение, окна ведь не открыть, пусть вокруг только охрана… – Змей по уши занят патрулированием, да и не его это дело внедряться в чужую страну. Испанцев – лучше не надо, в любом случае они в Англии будут слишком на виду. Получается, что лучше кандидатуры лейтенанта Мору не придумать. Командира стрелковой роты он перерос, потенциал гораздо круче проглядывается. Как стажировка перед организацией наших новых частей СпН – лучше практики не выдумать. Свою лояльность он уже не раз доказал. Изменился здорово, так что проблем с опознанием можно не опасаться. Добавим чуть грима, новый парик. Вам, шпиенам, виднее, как экипировать нелегалов.

Подождал, возражений не последовало, и он продолжил:

– Я бы добавил Спасска, можно забрать его из группы Клима, по дороге. Не в качестве боевой единицы, хотя как резерв, «кавалерия из-за холмов», любой из нас лишним там не окажется. За что отдельное спасибо всем нам, и остальных «попаданцев» гоняем на тренировках, и себя вместе с ними не забываем. – Это он так намекает на свои «успехи» в верховой езде, похоже. Зря. Вполне нормально стал в седле держаться. А про тренировки в самую точку. Не спецназ, конечно, но даже сестры теперь могут за себя постоять, не сравнить с теми домашними девушками, какими они были в первые дни. Оружие используют – не задумываясь ни секунды, вжились в эпоху. – Раз отправляем группу в Англию, то используем подходящий случай для заказа нужного оборудования, поиска известных нам ученых. Которых лучше перетащить к нам пораньше. В Гаване, надеюсь, наши уже что-то успели сотворить, связи наладить, подмазать, кого надо. Отвлекать их на поездку к наглам, как раньше собирались, теперь смысла не вижу. А вот одного человека у них «реквизировать» вполне можно.

Начштаба закончил и вопросительно посмотрел на командира.

Сергеич несколько секунд помолчал, затем высказал свое мнение:

– Как основу твое предложение можно принять. Но с поправкой. Мору пока лучше не использовать в таких операциях. Как офицер, даже почти рейнджер – вполне на уровне, со скидкой на общий уровень подготовки остальных военных здесь. Но он понятия не имеет о методах тайных операций. Да и направлять его сразу на родину с таким заданием – лучше не рисковать. Кроме своих, до такой степени доверять мы никому еще не можем. Поэтому я с ним здесь позанимаюсь по отдельной программе, натаскаю, а там уже прикинем, где его лучше использовать. Скорее всего, его обкатку проведу чуть позже, на штатовцах. Давайте прикинем плюсы и минусы придания группе кого-то из аборигенов. В качестве слуг или, наоборот, играющих роль VIP-персоны.

Теперь настала моя очередь:

– Не думаю, что мы прямо сейчас уточним все подробности. Необходимо посоветоваться с падре. Он может предложить интересные варианты. И не забываем, что никто из нас не имеет ни малейшего опыта общения с «вышесредним» классом в его естественной, так сказать, среде. Пусть мы даже там у себя, в будущем, иногда и пересекались с кем-то похожим по образу жизни. Но здесь страна и обычаи совершенно другие. О которых мы знаем только из книг. Контакты с испанцами в счет не идут. Для них это место тоже фронтир, поэтому на некоторые условности они смотрят сквозь пальцы. В том же Мадриде нас к иному вельможе на пушечный выстрел не подпустили бы, явись к нему в камуфляже и без полагающейся свиты.

Если пока схему легализации мы представляем только в общих чертах, предлагаю уточнить вопросы снабжения группы необходимым снаряжением. И деньгами. Вот мне справку подготовили…

Показываю собравшимся листок, на который переписал данные по добыче на прииске за последний месяц. Всеслав пристрастился к дощечкам и «берестяным грамотам», что создает определенные трудности при хранении. Вот и приходится переписывать за ним. На все доводы, мол, недостатка в бумаге уже нет, он отвечает одинаково – это тут у вас нет, а чуть подальше от цивилизации отъедешь, так и лопуху будешь рад в нужную минуту…

– Даже при таком небольшом количестве старателей мы вышли на вполне приличные объемы добычи золота. Основная проблема, как вы в курсе, – переработка песка и самородков в товарный вид. Пока наши «китайские и южноамериканские раритеты» лишних вопросов не вызывают. Даже получилось направить парочку авантюристов на поиски заброшенных городов инков, подальше в джунгли. Единственное неудобство для нашей сегодняшней конкретной цели – вес и легализация. Этот вопрос тоже придется проговаривать с падре.

Последовало несколько уточнений, не занявших, впрочем, много времени. Все-таки наша команда спелась, намеки ловим на лету. Поэтому следующие слова Дяди Саши ни для кого не стали неожиданностью:

– Все обратили внимание на некоторые нюансы в записи допроса Марлоу? – Он кивает на стопку листков, которые за время совещания мы читали по очереди.

Отвечает Котенок как уже не назначенный, но явный командир РДГ.

– Тут попробуй не заметь. – Она с видимым удовольствием хмыкает. – Что взять с преклонных лет джентльмена, живущего в таком бесхитростном времени… Разных шарлатанов вокруг не перечесть, разве только реклама у них на пещерном уровне. А в остальном доят своих клиентов не хуже наших доморощенных гуру и «народных целителей». Раз сэр Оливер с таким усердием ищет эликсир молодости, то надо пойти ему навстречу. Свои двадцать минут кайфа он получит. По очень сходной цене. Как раз в этом отношении вынуждена согласиться с Котозавром – в работе с такими людьми все средства хороши.

– Тогда подведу итоги. – Полковник встает, подавая нам пример. – Начштаба – подготовить проект боевого приказа о формировании РДГ. Цели и задачи до личного состава будут доведены устно. Пароль для переподчинения группы Клима сообщу командиру разведгруппы на отдельном инструктаже. Служба МТО – обеспечить экипировку с учетом длительности командировки и всех сопутствующих факторов, с целью наилучшего обеспечения выполнения задания. Параллельно начать операцию прикрытия и дезинформации. План необходимых мероприятий доложить мне в течение пяти дней. Дополнительную информацию по использованию возможностей орденской агентуры на месте развертывания РДГ доведу до заинтересованных сотрудников после переговоров с доном Хосе. Все свободны.

Вечер того же дня

Разговаривать с падре, приехавшим после обеда и весьма заинтригованным срочным приглашением, решили в домике командира. Подчеркнув важность встречи. Раньше он тут никогда не бывал, поэтому, после взаимных приветствий и рассаживания у стола, с вполне понятным любопытством оглядывал интерьер. Хотя смотреть было особо не на что. Вполне по-спартански устроился полковник, не в пример многим офицерам любой современной армии, даже в дальние походы таскавшим изрядные запасы парадных мундиров и остального барахла. Вся мебель местного производства, удобные кресла из «японца» и автобуса мы растащили по служебным кабинетам, куда, вполне понятно, никого из аборигенов не приглашали.

– Как доехали, падре?

– Благодарю, вполне удобно. После тех трудов, которые уже потратил ваш батальон на обустройство дороги, неудобства в пути изрядно уменьшились. Что не может не радовать даже меня, хотя я и должен соблюдать смирение по поводу всевозможных тягот земного существования. – Он улыбается, приглашая к обычной своей манере начать разговор кружным путем и слегка кокетничая легальным статусом обычного католического священника в заштатной миссии на краю света.

Извините, падре, в следующий раз, может быть… Сейчас не время для светских бесед о погоде и дорогах. Беру инициативу на себя:

– Уважаемый дон Хосе. Извините, что вынужден сразу переходить к делу, отступая от традиций застольной беседы. Настало время реализовать некоторые наши договоренности, имевшие место быть в прошлые наши встречи. Для начала позвольте вам передать вот этот список. – Отдаю ему рукописный вариант той инфы, которую мы накопали о деятелях Ордена, занимающих сейчас более-менее значимые должности в разных странах. Но не только на иезуитов там ориентировки. – На досуге, не торопясь, ознакомитесь. Думаю, что на некоторые вопросы, которые у вас возникнут, мы сможем ответить к взаимной выгоде.

– Хорошо, благодарю, дон Серджио. Непременно уделю внимание этому списку – даже беглого взгляда на имена, которые я успел заметить в самом начале, достаточно для весьма серьезного отношения к вашему жесту. Выгода – если я правильно понял, то имеется в виду не вульгарная денежная афера?

– Разумеется. Нам поневоле приходится учитывать дальнюю перспективу каждого нашего шага, поэтому денежные вопросы тоже нас интересуют, но гораздо более важными мы считаем политические последствия любых действий. В свете уже известных вам обстоятельств, думаю, не надо лишний раз объяснять, что временная удаленность от центров, в которых, так сказать, готовят рецепты того варева, которое именуют современной политикой, – не препятствие к участию в кулинарном процессе.

Падре улыбается, оценив мою попытку завернуть фразу в подобном стиле. Эх, наивный человек, послушал бы ты некоторые речи на партсобраниях времен застоя… Или, еще круче – выступления приснопамятного последнего генсека, удачно вписавшегося в дело продажи наследия собственного народа по сходной цене. В моих словах хоть какой-то смысл есть, понятный собеседникам, а вот там умельцы часами могли говорить ни о чем, в конце полностью перевернув и извратив первоначальный посыл. Не отвлекаемся…

– Сами понимаете, что в будущем мы хотели бы видеть в вас человека, на деле доказавшего наличие взаимопонимания между нами, помогавшего нам в трудные времена, когда колония делала свои первые шаги в этом, совершенно новом для нас месте, – делаю паузу. Сценарий беседы готовили хоть и несколько в спешке, но учли и такие моменты, – …занявшего вполне заслуженный пост в иерархии Ордена. Для лучшего понимания момента, с вашего позволения, я буду называть вещи своими именами, вы не против?

Дон Хосе, мягко говоря, ошарашен подобным поворотом разговора. И находит силы только согласно кивнуть.

– Некоторые возможности, имеющиеся в нашем распоряжении, позволяют достаточно точно прогнозировать ход событий будущих лет. О, они ни в коем случае не подобны туманным предсказаниям некоторых печально известных личностей. В нашем случае все одновременно проще и сложнее. В качестве доказательства могу сообщить, что в Мадриде принято решение направить сюда эскадру. Намеченный срок прибытия – лето будущего года. Возглавит экспедицию весьма известный сеньор Хуан Франсиско де ла Бодега-и-Куадра, капитан океана. Он имеет задачу возвести на этом побережье новый форт, дабы помешать Англии обеспечить силовое подкрепление своему присутствию в данном регионе.

Специально употребляю некоторые термины, совершенно не имеющие хождения в этом времени. Сейчас падре не до них, общий смысл новости понятен, а вот дальше… Если мы правильно делаем на него ставку, то придет и попросит объяснить, как делал это раньше, после таких вот задушевных бесед. Нет – тогда наше сотрудничество принесет ему гораздо меньше пользы. Зачем нам будущий Генерал, если он не имеет чутья на все новое и необычное? Хотя пока дон Хосе наши ожидания оправдывал. Надо продолжать разговор, список подробностей о предстоящем визите еще не исчерпан.

– Тут хотелось бы уточнить некоторые моменты, чтобы между нами сохранилось полное взаимопонимание.

На этот раз падре успел оправиться и подхватывает тему:

– Безусловно, я уже имел возможность убедиться, что ваши слова не расходятся с делом. Наши отношения с вами складываются исключительно к удовлетворению обеих сторон.

Положим, это он так считает, тратить такие деньги на взятки колониальным чиновникам – для нас еще то удовольствие. Но пока рано озвучивать свои условия по всем пунктам, не доросли до равной игры. Всему свое время… Но дон Хосе продолжает:

– Поэтому готов внимательно выслушать любые вопросы. Если в моей компетенции ответить на них, то я непременно так и сделаю.

Кто бы сомневался. Пока от общения с нами наш собеседник получает только бонусы. Причем в двойном размере. Местная светская власть без особых проблем наладила с нами многообещающий контакт. Во многом – действительно заслугами падре. Свое орденское начальство он тоже исправно информирует о пришельцах в подотчетных ему владениях. Те крохи действительно полезной инфы, что мы ему уже слили, наверняка закопал глубоко в своей памяти. Рассчитывает в нужное время использовать для рывка наверх. А уж сегодняшний список, с короткими комментариями, для него вообще царский подарок. Но это уже его проблемы, какую пользу можно извлечь из таких подсказок. Лучше мы вернемся к нашим проблемам.

– Если мы правильно понимаем, то ни вице-король, ни его окружение не торопятся извещать Мадрид о некоторых инициативах, которые проявили власти Испанской Америки? Так ли это?

Посмотрим, попробует он сохранить лояльность, и кому именно…

– Да, вы совершенно правы. И я не буду ссылаться на трудности общения с метрополией. Двор осведомлен о вашем появлении, но без каких-либо подробностей. Ваше участие в конфликте с представителями Компании Гудзонова Залива – о нем знает весьма ограниченный круг лиц. Сейчас не в наших интересах осложнять положение испанских колоний в Новом Свете. Финансовые трудности, последствия некоторых не самых удачных действий королевского дома в Европе… Что говорить, Испания сейчас переживает не самые лучшие времена. Идти на открытую конфронтацию с Англией в данном положении совсем не выгодно.

Не ожидал. Вот честное слово. Для провинциального миссионера дон Хосе позволяет себе, по нынешним меркам, весьма смелые суждения, тем более в обществе таких личностей, как мы. Полезных, да, но все еще остающихся для любого местного чиновника фигурами с неясным статусом. Вроде и признали нас, поручили весьма ответственное дело, но, заварись каша всерьез, сдадут нас наглам без особых сожалений. Да еще и какие-то территории себе выторгуют за это. Ведь особо успешных экспедиций на север континента у испанцев уже почти десять лет не получается организовать.

– Раз мы пришли к согласию не замалчивать проблемы, а учитывать их в дальнейших раскладах, то продолжу о предстоящем визите эскадры достойного сеньора Бодега. Как нам всем известно, усилия испанской короны упрочить свое влияние в этой части света наталкиваются на прямое противодействие других заинтересованных государств. Вице-король и его окружение сделали весной удачный ход. Кроме возможности получить в свое распоряжение воинские части, подготовленные по самым передовым методикам, наместник нашими руками устранил неприятную занозу. Которая, к сожалению для Мадрида, явилась следствием вынужденных соглашений между сеньором Федерико Карлосом Гравина-и-Наполи, с одной стороны, и представителями британского правительства – с другой. Неудачные действия офицера испанского флота дона Эстебана Хосе Мартинеса годом раньше не оставили сеньору Гравина свободы маневра на переговорах. Самой пикантной деталью договора, известного как спор за остров Нутка, явилась передача окрестностей залива Бодега в полное распоряжение британских колониальных властей. Если перевести с дипломатического языка на привычный нам, то Испания заплатила за предотвращения вооруженного конфликта на севере материка сдачей гораздо более комфортных и привлекательных для освоения земель на юге! С английской стороны фундамент для такого исхода переговоров был заложен активными и удачными действиями кэптена Джона Мерса.

Весьма интересно наблюдать в эти минуты за доном Хосе. Такие подробности о событиях, скорее всего, не каждому чиновнику при дворе известны. Заметно, что нашего собеседника распирают вопросы, которые буквально просятся на язык. Но школа есть школа, он сдерживает себя и ждет продолжения. Не будем разочаровывать, тем более что сейчас пойдет чистая импровизация:

– Казалось бы, на некоторое время установилось равновесие, с которым Испании волей-неволей пришлось примириться. Между нами говоря, падре, трудно было бы ожидать другого поворота событий. Кроме проблем в метрополии дела Королевства в колониях не лишены собственных трудностей. Тут и наследство от прежней, не очень дальновидной политики прежнего наместника, и назревающее, пока только в отдаленной перспективе, противостояние с отколовшимся от Британии новообразованным государством. Если сейчас владения Его Величества от земель, заявивших о себе, как о Соединенных Штатах, отделены территориями, малонаселенными переселенцами из Старого Света, то кто знает, как будут развиваться события в будущем? Свободные территории таковыми остаются весьма недолго, если они привлекают к себе внимание людей инициативных, обладающих практичностью, переселившихся на девственный материк в погоне за свободой от прежних законов и хозяев. – Перевожу дух, делаю приглашающий жест падре, поднимая бутыль с нашей знаменитой настойкой. Наш собеседник настолько увлечен рассказом, что машинально подставляет стакан, забыв о незабываемых ощущениях после употребления сего нектара. Выпивает, на автомате подхватывает с тарелки кусочек вяленого осьминога и, что уж совсем не вяжется с его привычным поведением, лихо стукает опустошенным сосудом по столу. Поближе ко мне, с намеком не обойти при следующей раздаче. Во как нашего всегда сдержанного дона разобрало!

– Вы говорите удивительные вещи, сеньор Серджио. Мало того, что некоторые детали событий, происходивших не так и далеко от наших мест, мне были до сего дня неведомы, но… – падре на секунду замолкает, собираясь с мыслями, – ваш анализ будущих событий – у меня просто нет слов. Пока у нас, имею в виду не свою скромную миссию, как вы понимаете, никто не давал себе труда заглянуть в будущее именно с такой точки зрения. Возможные направления экспансии США, их заинтересованность в новых переселенцах, свободные пока земли, которые они могут этим людям предложить, – только сейчас я начинаю понимать, что этими вопросами необходимо было заняться уже давно.

Святой отец с каждым днем растет в моих глазах. Практически с первой встречи выбрал при общении с нами линию поведения, демонстрируя полную откровенность. Даже вот в таких мелочах, как собственные сомнения, высказываемые в форме комплимента. То ли еще будет, дон Хосе, ты думаешь, что этим все ограничится и самая большая головная боль вице-короля, а за ним и Мадрида – это стремление Штатов прихватить то, что у них под боком? Не забыл, с чего мы начинали беседу? Но сначала чуть испугаем экспансией янки на востоке.

– Если мы на минуту отвлечемся от нашего побережья и обратим взор на восточные берега континента, то увидим весьма интересное зрелище. На небольшом клочке земли сейчас обживаются бывшие подданные Британии. Которые и до этого не были законопослушными гражданами своей страны. Не будем пока вдаваться в дебри идеологии, религии и остальных тонких материй. Но!.. Поток желающих поискать счастья на новом месте не иссякает. Как бы ни были обширны приютившие новых жителей земли, но особой щедростью по части даров природы они не отличаются. Климат – по сравнению с метрополией – не так уж отличается в лучшую строну. Вполне естественно ожидать стремления части переселенцев убраться подальше от уже появившихся на местах чиновников и остальных любителей пожить за чужой счет в более интересные места. Где потеплее, поменьше лесов, которые перед посевом надо корчевать. Ну и так далее. Вижу, что вы уже поняли, о каких землях идет речь. Территория Луизиана. Та часть, что сейчас занята Британией, помяните мое слово, без особых сожалений будет отдана бывшей колонии. Нет сейчас у Англии возможности надежно защитить все свои владения, от американских до индийских. Торговать, выкачивать из местного населения все соки – да, но своими силами сохранить – не получается. Если вы не в курсе, то в той же Индии на стороне Британии воюет не ее армия, а совершенно новое формирование. Войска частной Ост-Индской Компании. Комплектуются они большей частью из местных солдат. События в Европе, Франции и Нидерландах тоже не дают возможности Королевству отвлекать необходимые силы для поддержания нужного ей порядка в Новом Свете.

Что из этого следует? – опять прерываюсь, чтобы освежить горло, выпив стакан сока. Попутно наполнив бокал дона настойкой.

Англия, пользуясь слабостью Франции на этом континенте, прочно удерживает свои позиции в Канаде, усиливая там свое присутствие. Янки же, начав движение к берегам Миссисипи, могут остановиться на ее рубеже. Но кто скажет, как долго они будут спокойно смотреть на противоположный берег?

Делаю незаметный знак командиру. Пора ему подхватить эстафету в разговоре. Сергеич не заставляет себя ждать:

– В такой ситуации наметившееся желание Мадрида больше внимания уделять своим колониям в Мексике и других странах Центральной Америки, в ущерб освоению подконтрольных территорий по западному берегу Миссисипи представляется нам ошибочным. Еще достаточно долго природные сокровища, скрытые в недрах южнее Эль-Пасо-дель-Норте,[42] не будут представлять большого практического интереса для любого государства. А вот самых разных беспорядков от местного населения Испании долго ждать не придется. Пусть боевая выучка мексиканских пеонов пока ничего не стоит против таковой у наследников славы Кортеса и братьев Писарро – так ведь, как известно, опыт – дело наживное. Вы, не имею, конечно, в виду именно вас, уважаемый дон, а ваше правительство, хотите в будущем отдать запад Луизианы бывшим бунтовщикам и разным авантюристам?

По лицу падре ясно видно, что отдавать что-то, даже не принадлежащее ему лично, не очень хочется. Могу его в этом понять. Слишком свежи в памяти события, последовавшие за сговором тройки в белорусских лесах. И последовавшее за ним дробление и разграбление моей бывшей страны. Дядя Саша тем временем продолжает, подкинув ярких дровишек в огонек алчности, поблескивающий в глазах дона Хосе:

– Вы уже в курсе, что наши финансовые возможности позволяют нам достойно соперничать в этой области с некоторыми государствами Старого Света. Но могу признаться, что получение таких средств оказалось в большой степени случайным. Да, мы искали россыпи в Перу и Бразилии, имея метод, недоступный остальным, жаждущим обнаружить благородный металл. То есть имели определенное преимущество перед всеми другими золотоискателями. Однако именно находка самородных россыпей позволила нам организовать добычу достаточного количества при наличии весьма малого числа людей. Тем самым сохранив в тайне место расположения копей. И тут Фортуна повернулась к нам лицом еще раз. Как оказалось, в древние времена Китай был не так уж и замкнут в себе. Его мореплаватели бороздили воды Тихого океана вполне уверенно, добираясь до берегов Америки! Вот такие экспедиции китайцев тоже находили драгоценный металл в Южной Америке, чеканили монеты и везли их к себе домой. Нам посчастливилось обнаружить у самого берега место крушения одного из кораблей тогдашнего Золотого каравана.

Полковник увлеченно вешает падре лапшу на уши, повествуя о межконтинентальных джонках с парусами из бамбуковой бумаги и остальных вундервафлях забытых эпох. Приходится отвлечь его от слишком уж смелых фантазий, в третий раз наполнив бокалы и сделав приглашающий жест. На что они с доном немедленно откликнулись. Видно, чтобы слегка остудить видения, навеянные феерическим трепом Александра.

– Кх, кх… Так, о чем это я? А! Дело в том, уважаемый сеньор, что попадись нам рудная залежь, то результат для нас был бы не таким уж впечатляющим. Нет пока способов извлекать золото из руды без особых затрат и огромной потери времени. Но! Напомню, что у нас есть способы уверенно находить любые природные месторождения благородных металлов. И мы готовы поделиться сведениями о таковых на землях, уже принадлежащих Испании! И не надо искать в такой готовности какого-то подвоха. Задаваться вопросом, почему Испания, а не Россия? Все лежит на поверхности в отличие от золота, извините за невольный каламбур. Империя не имеет законной возможности организовать добычу металла на вашей территории. Между нашими государствами, насколько я помню историю, никогда не было конфликтов. Если не считать некоторых личных обид одного из наших бывших правителей. Не могу винить Петра Алексеевича в претензиях за отказ Мадрида именовать его императором. Человек он был выдающийся, но с характером уж очень своенравным… Да и нет нам сейчас особого дела до минувших дней. На севере территории Луизианы, по всем законам принадлежащей испанской короне, есть месторождение золота, способного стать источником такового для вашей страны в течение многих десятилетий! По нашим оценкам, запасы благородного металла там сотни тонн, плюс серебро, которого меньше, но тоже вполне достаточно. Нужны только рабочие руки, механизмы и определенные технологии, позволяющие извлечь металл из руды.

Дон Хосе капитулирующим жестом поднимает руки.

– Извините, дон Алехандро. Вы уже достаточно вскружили мне голову. Если не сложно, давайте вернемся к началу нашего разговора. Хотя твердо могу вам гарантировать, что содержание нашего разговора я немедленно передам в соответствующие инстанции. Которые, уверен, по достоинству оценят ваши сведения и готовность к такому э-э-э… сотрудничеству. Позволю себе только один вопрос относительно сказанного вами. Почему с самого начала вы решили оказать помощь в поднятии груза с «Аточи», а не рассказали о месторождении?

– Поднять груз с затонувшего корабля, точно зная место крушения, располагая способами и оборудованием, которое скоро изготовят в Гаване под руководством наших людей, – задача на порядки проще, чем организовать промышленную добычу рудного золота. Для чего нужны усилия государства или влиятельной частной компании, не испытывающей затруднений в найме людей, закупке и транспортировке необходимого оборудования? Мало добыть руду на поверхность. Ее необходимо обогатить, надлежащим образом обработать и так далее. На «Аточе» ценности уже пребывают в товарной, ликвидной форме. Кроме того, раньше нашим словам было бы гораздо меньше доверия. Сейчас же осталось не так долго ждать результатов спасательных работ. В благополучном исходе которых мы с самого начала не сомневались. Но теперь, пока, в силу расстояний, отделяющих метрополию от колоний, сведения о нашем предложении дойдут до Мадрида, поиски в Мексиканском заливе завершатся. С благоприятным для нас всех результатом. Представить реакцию короля и двора на новую информацию в таком случае не составит труда.

Теперь Сергеич берет паузу, наливает сок, с видимым наслаждением выпивает его. Конечно, доля риска и блефа в сегодняшнем разговоре присутствует. Как там справятся Клим и его ребята? Получится быстро сделать качественные скафандры, без оборудования уже далекого двадцать первого века найти иголку в стоге сена? Мы и раньше собирались подкинуть испанцам координаты будущего рудника Хомстейк, чуть позже. Но вот решили пойти ва-банк. Для такого хода было несколько причин. И не последняя – использовать блеск золота как приманку, лишний стимул для испанцев играть на нашей стороне в планируемом нами столкновении кораблей сеньора Бодеги и капитана Ванкувера. Организовать якобы утечку информации о месторождении, естественно, из окружения вице-короля, предъявить доказательства, что Англия и США начали охоту за тем же самым золотым тельцом, – не проблема.

– А если действительно вернуться к началу нашей беседы, то посмотрим на земли вокруг вашей миссии и нашего форта.

Саша не зря подчеркивает принадлежность форта нам. В своих донесениях, как удалось нам с помощью не самых замысловатых комбинаций проверить, падре стремится к дословному изложению сказанного нами. Чем больше таких бумаг уйдет «наверх», чем чаще в них будет упоминаться «наш» форт, тем прочнее этот факт отложится в головах чиновников самого разного ранга. И нам проще будет в дальнейшем выторговывать себе территории в обмен на всевозможные ништяки и плюшки.

– Можно с большой долей вероятности утверждать, что даже такой, развязывающий руки шаг, выделение прилегающих к бухте Хорсшу земель под наше управление, не слишком облегчит положение вице-короля. Почему? Тут не надо обладать сверхъестественными способностями, чтобы спрогнозировать действия всех заинтересованных сторон. Формально Англия имеет все права на территорию южнее форта. Так записано в договоре. Наличие гарнизона в бывшем английском поселении севернее нашего форта только добавит претензий со стороны британцев. А что будет, когда они получат достоверные сведения о наличии Первого полка? В случае конфликта с кораблями США и Британии, которые, по нашим прикидкам, вполне могут забыть на время существующие разногласия, ничего хорошего для испанской политики в данном регионе не будет. Сам факт службы испанских войск под началом и в интересах русских – козырной туз в рукаве английских дипломатов, когда смолкнут пушки и настанет время поощрять непричастных и наказывать невиновных. Вероятность столкновения кораблей трех стран у этих берегов достаточно высока. Раз уж принято решение об отправке сюда испанской эскадры, то ждать ответа из Лондона долго не придется.

Готов развеять ваши сомнения по этому поводу. То, что происходит в Мадриде, не является тайной за семью печатями для секретных служб Альбиона. Ответ не заставит себя долго ждать, и не только из Европы. Погода и течения внесут, конечно, свои коррективы в ход плавания кораблей, но сам факт появления тут в течение лета – осени следующего года сразу трех эскадр для нас, по крайней мере, вполне очевиден. Если предполагаемые противники будут действовать по отдельности, три судна дона Франсиско де ла Бодега смогут, скорее всего, противостоять им. Большими эскадрами янки тут пока не промышляют. Но сколько английских кораблей приведет с собой Джордж Ванкувер? Не исключено, что именно сейчас на другой стороне океана лорды Адмиралтейства обсуждают отправку кораблей под его командованием сюда. И что произойдет, если вдруг американцы и британцы все же будут играть на одной стороне?

Полковник дает минуту дону Хосе на осмысление не самых радужных перспектив. После чего продолжает:

– Как вы понимаете, мы не остаемся в стороне, у нас есть в наличии сюрпризы, которые окажутся весьма неприятными для нашего несомненного врага – английского флота, и вполне вероятного – американского. Возможное недовольство некоторыми инициативами вице-короля мы также сможем сеньора капитана если не свести на нет, то направить в конструктивное русло. Есть для этого возможности. Сейчас дело несколько не в тех событиях, которые ожидаются в будущем году. У нас с вами найдется время более подробно обсудить все возможное варианты. И сразу могу сказать, что выигрышных для Испании в наличии больше, чем негативных. Конечно, в результате наших совместных действий по единому плану. Но, как уже я только что говорил, это дела грядущие. Чтобы они сложились для нас удачно, именно сейчас необходимо предпринять некоторые неотложные действия. Поэтому мы и хотели так срочно поговорить с вами.

Судя по выражению лица нашего почтенного падре, после всего услышанного он уже не мог предположить, что же такое еще мы собираемся предложить. Да ничего особенного, если разобраться. И как раз в этой части нашего плана помощь дона вполне реальна и не потребует от него каких-либо особых усилий. Снова беру слово:

– Как сказал в свое время один весьма умный китаец: «Нельзя быть сильным сразу везде, – а потом добавил: Если противник начинает играть по твоим правилам, то он уже проиграл». – Понятия не имею, наговорил что-то подобное Сунь Цзы, которому, если падре поинтересуется, я припишу эти слова, но звучит вполне солидно. – Как вы понимаете, таковые изречения справедливы для каждой из противостоящих сторон. Не является исключением из правил и наш общий противник – Англия. У этой страны существует множество интересов по всему миру. Что вполне в духе страны, пока называющейся Королевство Великобритания. Вот амбиции у нее – самые настоящие имперские. И защищать свои интересы она привыкла, не считаясь с чужим мнением, удачно лавируя в водоворотах противоречий остальных стран. До этого года нам, да и косвенно вам, противостояли частные компании, в которых имеют свои вложения разные люди. Зачастую принадлежащие даже к разным внутриполитическим течениям. До определенного рубежа их объединяет общее стремление к наживе. Но при достижении какого-то потолка некоторую часть таких высокопоставленных вкладчиков начинает не устраивать размер их собственной прибыли. Тогда начинаются внутренние трения, которые тормозят в целом успешное движение компаний по завоеванию новых рынков. В нашем случае – освоение целого континента, проходившее до недавних пор без особых усилий. Если прибегнуть к военным терминам – без применения главного калибра.

Наша дальнейшая беседа прервалась. В дверь кто-то постучал. Не так уж часто последнее время командира тревожили в такое время.

Со словами:

– Простите, святой отец… – командир встал и вышел на крыльцо.

Буквально через минуту он вернулся.

– Вынужден извиниться, но в форте ЧП! Поэтому разговор придется отложить. Сейчас мне будет необходима ваша срочная помощь, дон Хосе. Сергей, ты тоже нужен – пошли в госпиталь. Там все сами увидите и услышите.

Так и знал! Раз в госпиталь – значит, созрел давно ожидаемый скандал, если не большее, с этим надутым павлином. Сеньор Рауль Себастиан Костадо-и-Рональдо. Есть такой типус во Втором полку, который умудрился сначала попасть под начало Сергеича, но быстро добился перевода к подполковнику Маноло. Данный субъект умудрился вместить в себя все самые дурные черты заносчивого идальго. Из знатного, но обедневшего кастильского рода, с гонором мелкого польского шляхтича розлива двухтысячных! Когда происходил первичный отсев среди личного состава, этот самый Рауль первым начал мутить воду по поводу выдвижения на командные должности простолюдинов. Но не преуспел, сторонников такой конфронтации в нашем полку сильно поубавилось по вполне естественным причинам. Если чисто испанское подразделение гоняли по усиленной, но все же «щадящей» программе, то «своих» Дядя Саша и помогавшие ему Котенок, Артем и Котозавр дрючили в лучших традициях СпН. Себя не жалели, но и подчиненных на удивление быстро довели до приемлемой кондиции. Во всех отношениях. А ход с пополнением из бывших английских пленных солдат и офицеров оказался на удивление дальновидным и плодотворным. Сначала были неизбежные трения между испанцами и англичанами. А потом всем резко стало не до разборок, так выматывали тренировки. И как-то быстро ушли в прошлое видимые различия по расам и классовой принадлежности. Чего ты стоишь как боец, можно ли доверить тебе спину в бою, другие оценки за те неполные полгода занятий, что «попаданцы» устроили КМБ аборигенам, перестали котироваться.

Со Вторым полком все оказалось не так радужно. Если тактические приемы испанцы усваивали вполне нормально, то остальные отношения в цепочке офицер – солдат остались прежними. Особо отличался своей заносчивостью и спесью как раз упомянутый Рональдо. И тут, как нарочно, прихватило его. Аппендицит оказался. Не будь нас, почти наверняка сеньор склеил бы ласты. Шоно, как всегда, провел операцию блестяще, ассистировала ему Катя. Кто бы сомневался, что после выздоровления кабальеро постарается не упустить своего. Дождались, судя по всему…

Падре, весьма заинтригованный, спешил вслед за нами, не задавая пока вопросов.

До госпиталя всего полсотни шагов, так что скоро мы заходим в палату, по случаю ЧП освещенную керосиновой лампой.

Раньше сеньор лейтенант выглядел гораздо симпатичнее. Хотя именно такой тип мужчин мне никогда не нравился. Смазливый мачо с избытком самомнения, а по нашим меркам, так и без особого на то основания. Лежащий сейчас на койке Костадо-и-Рональдо являет собой зрелище совершенно предосудительное. Заметный издали бланш под левым глазом, забинтованные кисти обеих рук держит поверх одеяла.

Господин полковник величественно поднимает правую бровь, выражая безграничное удивление открывшимся зрелищем:

– Кто-то мне сможет объяснить, что тут произошло? И какое отношение имеют повязки на руках пациента к операции по удалению аппендикса?

В палате, кроме нас, старший наряда, второй остался в коридоре, как и положено. Прибегавший за нами уже должен был дойти до караулки и передать приказ бодрствующей смене приступить к своим обязанностям, к Уставу, благодаря нашим стараниям, у индейцев отношение самое трепетное.

Старшим патруля был ирландец из тех, что сдались по команде лейтенанта Мору. На руднике и лесоповале некоторые из них не задержались. Когда поняли, что королю до них дела нет, а до смерти рубать уголек – не самое перспективное занятие. Грамотная агитация тоже имела место быть, как без нее-то? Кто в Первый полк угодил, а некоторые, особенно люди в возрасте, выбрали жизнь поспокойнее – гарнизонную службу. Чем сильно помогли наладить нормальную охрану наших поселений. Кои последнее время имели свойство увеличиваться в количестве. Форт, угольные копи, промцентр «Ломоносов» оказались только первыми ласточками. На повестке дня были фермерские хозяйства, цинковый и оловянный рудники, НПЦ в долине «Дакота», как уже официально стали называть место, где совершил свою последнюю посадку самолет.

«Метод глубокого погружения», как его обзовут в будущем, оказался весьма эффективным. Хотя со своими специфическими нюансами. Как уже обращали внимание мои коллеги, при наличии двух официальных языков – русского и испанского, носителей английского среди нас тоже оказалось достаточно много. Не говоря про индейцев из разных племен, почти каждое со своим диалектом. Поэтому в обиходе мы пользовались дикой смесью языков, которые даже пиджин-инглиш назвать было затруднительно, такая смесь получилась. Иногда приходилось слышать такие перлы – куда там Петру Алексеевичу, с его большими и малыми загибами! Русский командный, с испанским темпераментом, разбавленный ирландскими идиомами, – это, доложу вам, что-то с чем-то! Ничего, привыкаем потихоньку. Поварившись в таком интернациональном котле больше года, мы уже не обращали внимания на акцент и огрехи в произношении. Подсознание автоматически переводит в понятную для тебя форму.

– Так точно, господин полковник! – на вполне хорошем русском докладывает сержант. – Во время патрулирования территории мы услышали шум в помещении и женский голос, предлагавшей кому-то пойти… – тут он замялся, видно, что повторять услышанное в присутствии старшего офицера ему не очень удобно.

– Пешком по эротическому маршруту?

– Так точно! – уж такие нюансы великого и могучего Всеслав и остальные наши офицеры быстро довели до личного состава. Что весьма облегчало командование в боевой обстановке.

– Что было дальше?

– Войдя в госпиталь, мы увидели открытую дверь в палату, а в коридоре на полу сидел этот сеньор и тихо ругался на сеньориту Катерину.

– Где она сейчас?

Тут сержант опять на секунду запинается, но потом бодро докладывает:

– Мы попросили ее оставить место… э… спора и пройти в свой кабинет. Она согласилась и… проследовала.

– Сразу?

– Да, господин полковник, практически сразу.

– А кто наложил повязки и для чего?

Не вслушиваюсь в рассказ ирландца, а наблюдаю за испанцем. По-русски он не понимает, только смотрит исподлобья. Особого раскаяния незаметно, злость – в умеренном количестве, а вот гонору, несмотря на травмы, да еще полученные от женщины, не убавилось.

Спрашиваю у командира:

– Добрый – злой?

Он прерывает доклад патрульного и просит того подождать в коридоре. Падре все это время молчит, не вмешиваясь.

– Зачем? Оба злые, вспомни свое админское прошлое. Катя пока не замужем, так что, по кодексу, отдуваться придется Северу, как мужу сестры. А оно нам надо?

Ладно, так даже проще. Первым беру слово, теперь уже по-испански, которым практически все «попаданцы» овладели в достаточной мере:

– Итак, сеньор, теперь мы хотели бы услышать вашу версию того, что здесь произошло.

Рауль приободрился почему-то. Думает, что слово офицера для нас более весомо, чем сержанта, да еще бывшего врага? Тем более, что присутствует католический священник, свой, как ни крути. Это ты зря так считаешь.

Мдя… Как все, оказывается, запущено. О, да ты еще и расист. Если бы это была испанка, мол, никогда бы такого себе не позволил. По его рассказу картина выглядит совершенно банально, но от этого ничуть не привлекательнее. Для нас. Лейтенант продолжает считать, что даже для варваров из какой-то Московии, как он почему-то именует Россию, доводы офицера-идальго убедительны и понятны. И то, что мы не отвлекаемся на расспросы девушки, в его понимании, совершенно правильно и понятно. Время, проведенное в форте, он явно потерял зря. Выслушав, развожу руками:

– Если бы мне пришлось сейчас принимать решение, то ваша участь решилась бы в течение двадцати минут. Как раз столько потребуется, чтобы дойти до Поляны Двенадцати Скелетов. Там вы составите достойную компанию останкам подобных вам мерзавцев. – Иду на откровенное обострение ситуации. Выслушивать такое благородному дону – в ответ можно только вызвать обидчика на дуэль. Откровенным трусом лейтенант не был, иначе долго в Новом Свете не прожил бы. Но успел насмотреться на наши тренировки, пока не сбежал во Второй полк, так что иллюзий на счет возможного исхода поединка не строит. Ждет продолжения, хотя там и кипит внутри. – Поэтому вашу судьбу решит господин полковник как высший начальник на территории форта.

Вот тут его проняло! Дошло, что у себя на земле мы практикуем закон, почти не отличающийся от действующего на корабле в автономном плавании. Такого слова он наверняка не знает, но наслышан о привычках «первых после бога» кардинально решать дисциплинарные вопросы на борту. Дядя Саша почти не обманул незадачливого ухажера в его печальных предвидениях.

– Не буду сейчас произносить официальных фраз, лейтенант. Выскажусь по-простому. Ваше лечение здесь прекращено. После операции прошло три дня, сегодня утром хирург сообщил мне, что ваше состояние, до сего момента, было вполне удовлетворительно, и остальной курс лечения вы вполне можете завершить в расположении своей части. Соответствующий приказ, с самой настоятельной рекомендацией командиру Второго полка, подполковнику Маноло, разжаловать вас в рядовые, утром будет готов и отправлен по инстанции. До гарнизона вы будете этапированы под конвоем. Сержант!

В открывшуюся дверь зашел старший, застыл по стойке «смирно», ожидая приказаний.

– Оставьте в палате своего человека. Сами вернитесь в дежурную часть и сообщите начальнику караула, что я приказал организовать дежурство в этой палате до семи ноль-ноль утра. В шесть тридцать я жду его у себя в кабинете для инструктажа. Выполняйте.

– Есть, мой полковник! – и кинулся исполнять.

Не обращая больше внимания на переваривающего приговор испанца, командир указал на выход падре:

– Прошу. – И последовал за так и не произнесшим ни единого слова доном Хосе, пропустив сначала занимавшего свой пост нуму.

В коридоре Дядя Саша осмотрелся и направился в сторону служебных кабинетов. Было видно, что командир слегка завелся после разговора с испанцем. Причина была мне понятна, а вот падре явно пребывал в некотором недоумении. Мы быстро дошли до двери с простенькой табличкой «КАТЯ», при виде которой полковник только вздохнул. Угу, сейчас Катюха и за это огребет…

Сергеич постучал, дождался приглашения и вошел. Мы остались за порогом, не так уж и велик кабинетик, чтобы создавать там толпу. Разговор оказался короток, озадачив и так полностью загруженного до состояния полного изумления иезуита.

– Лейтенант Чердаклиева! Где ваше личное оружие?!

Екатерина встала, ответила с чувством осознанной вины, но не пряча взгляд:

– В сейфе, товарищ полковник.

– Почему?! Вы нарушили два пункта из трех известного всему личному составу приказа. Для начала и ввиду первого случая объявляю вам два наряда вне очереди. Для симметрии, так сказать. Утром доложите непосредственному начальнику. Вид исполнения наказания – на его усмотрение.

Решив, что порция кнута отмерена с должной щедростью, Дядя Саша снизошел до пряника:

– За решительные действия в сложной ситуации – объявляю благодарность от лица службы. Продолжайте дежурство. Спокойной ночи.

Уже выходя и взявшись за ручку двери, он добавил:

– Катюша, я понимаю, что надпись «Ординаторская» будет многих напрягать, но хоть что-то вроде «Старшая медсестра» можно было написать? Передай Шоно мое недоумение. Надеюсь, он сам в такой мелочи разберется.

Оставив Катю переживать свои ошибки, а испанца обдумывать весьма печальные перспективы, мы вышли из здания. Тишина вокруг, только иногда какой-то зверь в недалеком лесочке напоминает о себе. Звездное небо, Луна вовсю светит. Воздух аж пьянит, никакого сравнения даже с моей родной Одессой далекого будущего, на окраинах не особо изгаженной выхлопными газами. Лепота… Только вот люди своими поступками и такой райский уголок слегка успели попортить.

Дон Хосе, наконец, решил выяснить неясные для него моменты в разыгравшейся на его глазах мизансцене.

– Дон Алехандро, не могли бы вы…

Командир несколько невежливо перебивает:

– Да, могу. Мне понятно, что вызывает у вас недоумение. Необходимости в каком-либо следствии вроде перекрестного допроса обвиняемого, пострадавшей, свидетелей – для меня не было ни малейшей. Своим людям я доверяю полностью. Сложившаяся ситуация была ожидаема. У нас была надежда, что данный субъект просто не успеет что-то сделать не так, не проявит своей мелкой и пакостной натуры. Каюсь, тут есть и мой недосмотр. Не глянул в график дежурств медперсонала, сегодня с утра оказался весьма напряженный день, вот и закрутился. Но из любой ситуации можно извлечь полезное. Это мы уж с доном Серджио сообразим, будьте покойны.

Далее. По правилам гарнизона, за подобное преступление я выбрал самое легкое наказание. Пусть этот офицерик радуется, что отделался слишком легко. Могу вас уверить, любой из наших, окажись он на месте лейтенанта, получил бы на всю катушку, да еще с довеском. Сразу объясню причину, чтобы вам не пришлось ломать голову лишний раз. Не в обиду здесь присутствующим будь сказано, – командир отвешивает падре легкий поклон, – но доля ответственности любого из наших людей, в силу некоторых обстоятельств, гораздо выше, чем всех остальных, вместе взятых. Кто больше знает, умеет – с того и спрос больше.

Из этого вытекает следующее. В моих глазах, ценность каждого из нас для будущего нашей общины, территории вокруг и так далее – также неизмеримо больше, чем у любого местного жителя. На этот случай мной был издан приказ – ни при каких обстоятельствах не расставаться с личным оружием. В случае угрозы здоровью или жизни любого, назовем их для удобства понимания, «вихрянина» – он должен применять оружие на поражение. Я более чем уверен, что случаев неправомочного использования или, не дай бог, по личной прихоти, не обусловленной ситуацией, со стороны моих людей не будет. Как не было подобного и раньше.

Что падре ошарашен услышанным – это еще мягко сказано. На его челе вот такими буквами написано множество восклицательных и вопросительных знаков. Вкупе с напрашивающимися сравнениями про индульгенции, нарушение всех и всяческих привычных законов, людских и небесных. Наш современник, будь он из поколения пепси, провел бы аналогию с агентом 007. Вот тут я просто не в силах противиться своей привычке делать отступления от основной линии повествования и совершать экскурсы в сторону. А известно ли этим личностям из офисного планктона, что уже в «цивилизованном» двадцатом веке британцы умудрились на самом деле, не в кино и не в книгах про Джеймса Бонда, выдать своим секретным агентам «право на убийство»? Проведя через парламент секретный закон о неподсудности любого деяния таких сотрудников своих секретных служб на территориях любых стран за границами Великобритании. Но это так, к слову… Полковник продолжает:

– Мы не делаем особого секрета из этого приказа, хотя и не афишируем его. До сих пор вполне хватало тех табличек на заставах, где на нескольких языках сообщается, что любой, пересекающий данную границу, подпадает под действие наших законов. И пограничные наряды исправно напоминают об этом каждому, желающему посетить наши владения. – Тут Сергеич не удержался и подпустил небольшую шпильку в адрес падре и его агентуры. – Меня несколько удивляет только, что вы все еще не осведомлены о такой подробности. Я был лучшего мнения о вашей агентуре на территории форта.

Уф… Если честно, отвык я немножко от таких темпов в разговорах, когда надо не только текущую ситуацию оценивать, но и прикидывать дальние последствия. Это легко и просто выглядело на страницах книг. Но вот попробуйте сами оказаться в такой обстановке. Что бы там ни говорили потом о заведомом преимуществе потомков в наработанных методах быстрого анализа в реальном времени. Тут ведь аборигены тоже собрались не из последних. В дальних краях рохли и тугодумы не выживают. Да и свои местные исторические реалии они знают не по учебникам и документам, а «вживую». Потом, конечно, за первыми волнами авантюристов, людей с заведомо повышенным потенциалом выживания, устремляется поток обывателей попроще. Ищущих просто лучшей доли, а не приключений на пятую точку.

А на нас, кстати, вот это самое «попадалово» в некоторые моменты действовало слегка расслабляюще. Типа а, фигня, утрем нос аборигенам на счет «раз».

Не скажу, что такое часто бывало, но пару моментов пришлось уже пресекать на корню. Нынешний случай с Катериной, кстати, из этой же оперы. Расслабилась девушка, решила, что на территории форта никакие опасности ей не грозят. В результате сразу два косяка. Хотя второй – уже из области сюрреализма. Требовать от нее, чтобы после обездвиживания насильника она сбегала в кабинет за пистолетом и хладнокровно добила испанца – уже за гранью добра и зла. Думаю, что командир с парой нарядов угадал. Шоно не будет проявлять излишнюю гуманность, загрузит свою медсестру чем-то полезным, но не особо приятным. Такого урока ей должно хватить.

Ладно, пора вернуться из отвлеченных размышлений на полянку перед госпиталем. Как тут наш святой отец поживает? А что, вроде не так уж и плохо. Почти оклемался. Тем более, что вот прямо сейчас Дядя Саша решил дать ему тайм-аут до утра. Привести разброд в мыслях в некий порядок, напомнить о нашей просьбе по легализации группы в Англии, да и подсластить пилюлю напоследок.

– Уважаемый дон Хосе. Время уже позднее, вам не мешало бы отдохнуть. Тем более, что наша просьба о вашей помощи остается в силе. Очень мы на вас рассчитываем в этом деле. В качестве намека на нашу возможную благодарность, которая будет выражена не только в форме звонких монет, которые вы наверняка употребите с надлежащей пользой для ваших прихожан… – следует драматическая пауза. – Вы ведь наверняка за справедливое воздаяние за любое дело, будь оно доброе или злое?

Сейчас падре хватает только на то, чтобы согласно кивнуть.

– Тогда вам будет явно интересно узнать, что вскоре некоторые люди, приложившие руки к гонениям на Орден в семьдесят третьем году, лишатся своих нынешних постов. Да и много чего еще с ними произойдет. В начале следующего года граф де Флорида-бланка будет отстранен от должности государственного секретаря и начнет обживать тюремную камеру. Его сменщик, граф де Аранда, тоже долго не усидит на теплом местечке, которое вместо него займет гораздо более достойный человек.

Вот теперь с дона Хосе можно писать портрет маслом. Мы с Александром планировали сообщить эту инфу дону, но чуть позже. Хотя так получилось даже удачнее. Беспокоиться, что он с кем-то поделится такими новостями, особо нечего. Даже чисто физически сведения просто не успеют дойти до Мадрида. А при самом невероятном раскладе – только ускорят дело. Не мы же затевали все эти дворцовые пертурбации. Даже жаль иногда становилось, когда мы в узком кругу обсуждали возможности использования послезнания, что с каждым годом таковых у нас будет все меньше. «Круги по воде» от нашего появления в этом времени постепенно расходятся все шире. И скоро все события начнут происходить с заметными изменениями от того варианта, который мы помним. Что начисто исключит опыты с такого рода предсказаниями. Во избежание, так сказать…

Проводив падре до гостевого домика, где оставили его ночевать, сами вернулись в комнату Сергеича. Минут пять еще пытались что-то планировать на завтра, но потом здраво рассудили, что сейчас ничего толкового не решим. Во-первых, не так уж и горит, во-вторых – на свежую голову мы наверняка утром гораздо продуктивнее поработаем. На этом и порешили. Пожелал я полковнику спокойной ночи, да и отправился тоже спать. В свою холостяцкую, надеюсь, что уже ненадолго, избу.

Часть вторая. Мир вашему дому

Глава 1 Клиент еще не виден

– Смотри, Антон… Ох, смотри!.. О дяде Саше я не говорю, он здесь давно, не нам его переучивать.

Дон Гуг, постельничий герцога Ируканского

Хреновая погода – залог успешно выполненного задания.

Фермер

Декабрь 1791 года. Калифорния.

Дядя Саша

– Присаживайтесь, ребята! – пододвигаю стулья визитерам и сажусь сам. – Ну, как подготовка идет?

– Да в норме все пока… – отвечает Артем. – С оружием вопрос утрясли, сейчас девушки наши со всякими там медикаментами занимаются.

– Вот! Оттого и я вас дернул! Смотрите сюда! Что у нас будет главной проблемой на месте?

– Легализация, – пожимает плечами Артем. – Это основной утык. Ну и Маринку как-то надо в свет вводить. Тут вообще непонятно что делать. Женщина как самостоятельная фигура в Англии пока что слабо воспринимается. Если только не занимает какое-то выдающееся положение. Жена чья-то или любовница. Или просто очень богатая вдова.

Котенок фыркает.

– Еще замуж выдать не успели, а уже вдова! Да и не тяну я на эту роль…

– Ох, относительно твоего замужества мы еще приватно поговорим! – грожу ей пальцем. – Я вот тут пораскинул мозгами, посоветовался кое с кем… Словом, держи!

Протягиваю Артему пачку бумаг.

– Это что такое?

– Рекомендательные письма. Ныне без них никуда! Вспомни хоть классику – «Трех мушкетеров».

Он озадаченно листает бумаги. Маринка заглядывает ему через плечо, внимательно водя глазами по строчкам.

– Фигасе… – почесывает в затылке Артем. – Ну, какой из меня врач? Нет, кое-что я подправить, конечно, могу… Но вот чтобы вылечить?

– То есть сомнения эти бумаги у тебя не вызывают?

– Да нормально вроде бы…

– Так вот, родные вы мои, идея следующая. Из колоний возвращается почтенный мистер Дженкинсон, это, как понимаешь, ты сам и есть. И привозит с собою помощницу. Местное население, ясен пень, сочтет ее любовницей. Ну, да и фиг бы с ним. Нас это пока вполне устраивает.

– А на самом деле? – сомневается Артем. – Это же до первого клиента только прокатит. Придет ко мне такой вот старикашка, подагрой измученный, я ему и вправлю что-нибудь… и копец легенде!

– Ишь ты, губы раскатал! Да будь ты хоть самим Эскулапом, никто к тебе не придет!

– Отчего бы это?

– А оттого, родной, что для того, чтобы там кого бы то ни было лечить, надо сначала купить практику у того, кто в данном месте это уже делает. А без этого к тебе никто не придет. И общество тебя не поймет.

– Тогда я пас! – поднимает вверх обе руки он. – Давай, колись, что ты там такого страшного напридумывал?

– Ты все бумаги прочел?

– Э-э-э… – Артем переворачивает листы. – Вот это?!

– Именно. Требование властей Мексики о розыске беглой послушницы Ордена доминиканцев Марии эль Бор.

– Это меня, что ли? – поднимает брови Котенок. – За какие такие грехи?

– Есть еще что-то, чего я про тебя не знаю? – оборачивается к ней Артем. – Когда ты и там нахудожествовать успела?

– Грехов у тебя будет… немного, – успокаиваю я ее. – Основной же причиной будет та, что ты унесла с собою некоторые тайные знания Ордена, касающиеся изучения медицинских секретов древних инков!

– А такие были?

– Да черт их знает! Вспомни, как на тебя солдаты косились, когда одного из них в полевых условиях экстренно врачевать пришлось.

– Это когда он боком на пень упал?

– Именно! Знала бы ты, какие слухи после этого по гарнизону ходили! А тут еще твоя привычка руки прикладывать ко всяким болящим…

– Так нужно же! Наши медики и так зашиваются, а я могу и без лекарств человека на ноги поставить. Не всегда, правда, но в большинстве случаев…

– Угу… А теперь представь, что Артем в приватной беседе кое-что о тебе там расскажет. Да в твои руки кто-нибудь попадет…

– От боли не сбежит, так поздоровеет.

– Ага. И наутро у ваших дверей будет очередь стоять! Даже две. Одна из больных, вторая из обозленных врачей. Слишком сильно это распространять нельзя. Так… в виде дружеской услуги, по знакомству… Только не за деньги! Тут вас быстро схарчат! Угрозы собственному карману местные доктора не потерпят. Вот лекарства некоторые продать можете. Задорого, ибо вывезли немного. Правда, намекнуть кое-кому, что знаете, как еще добыть, стоит. Это и местных лекарей заинтересовать может весьма основательно. И вот на этой почве у вас и должны будут появиться контакты с людьми падре. Они ведь не все в посольстве прописаны, некоторые так вполне себе мирные обыватели. Мол, вы им деньги, а они взамен порошки кое-какие привезут.

– Так-так-так… – Артем чешет в затылке. – А если наглы их уже расшифровали?

– И здесь ничего страшного нет. Тут две комбинации можно рассматривать. Первая: с помощью иезуитов Маринку хотят выманить из страны. Запрос-то на нее есть? Вторая: это прикрытие для внедрения в Лондон еще одного агента Ордена. Тебя, Артем! Ибо женщина-агент в их глазах нечто вроде летающего слона.

– Понятно! – Его глаза хитро блеснули. – Фигура отвлечения?

– Не так все просто. Ты во всех случаях – первое лицо. Так или иначе, но все разговоры будут вести с тобой и более ни с кем. Захотят ли тебя купить или втемную разработать, все равно, придут с разговором. А на Маринку никто и внимания не обратит. Она – твой ключ в высшее общество. И не более того! Уж тут от ее рук зависит, с какой долей благодарности будут к тебе относиться эти самые шишки.

– А придут?

– Не сомневайся! Еще и через падре кое-какие слухи запустим. Вы не приедете еще, как вас уже ждать там будут.

– Так ведь могут и выдать?

– Щас! Это из Лондона-то? Ты когда такой последний случай помнишь?

– За последние триста лет что-то и не припомню.

– Вот! Да и доктора местные, как только на лекарствах этих бабла срубят, за вас горой встанут! Такой канал поставок потерять!

Еще около часа мы прикидываем различные варианты развития событий. По ходу обсуждения рождаются и отмирают самые неожиданные версии. Черт, сказал бы мне кто еще пару лет назад, что вот таким вот образом придется внедрять резидентуру в столицу враждебного государства – обхохотался бы я до умопомрачения! А вот теперь сижу и планирую. Наконец, все обсуждения подходят к завершению. План выработан, подкорректирован и утвержден. Не обошлось и без Кобры. Сергей явился уже под занавес и слегка обломал казавшуюся нам стройной конструкцию. Решили не идти сразу на контакт с нелегалами, которых порекомендовал дон Хосе. И тем более ни в коем случае не лично ребята будут наводить мосты с таким агентами. Пусть падре и уверен в своих людях, но английские «контрики» тоже не за красивые глаза жалованье получают. Снова пришлось все заново перекраивать. Наконец мы сошлись во мнениях, и более никто со своими поправками не лез. Расходимся.

Вспомнив кое-что, отлавливаю Маринку в коридоре. Она уже порядком подустала, в глазах нет того задорного блеска, вызывающего оторопь у некоторой части мужского населения форта.

– Иди-ка сюда… – тащу ее в кабинет. – Садись! Я вот тут относительно твоего замужества высказывался ведь?

– Ну? – вопросительно и настороженно смотрит она на меня. – Так я пока и не собираюсь еще…

– А ремнем по круглой попе?

– Это еще за что?

– А кто голову лейтенанту Хименесу закружил?

– Я?! – совершенно искренне удивляется Маринка.

– Ну не я же? Он еще пока правильной ориентации придерживается.

– Да не было ничего! Улыбнулась ему пару раз…

– И он теперь около твоего дома серенады под гитару поет. Был бы балкон – так под ним бы и спал! А поутру глаза у него красные и соображает с трудом.

– Ну, я ж ему никаких поводов не давала! – возмущается Котенок. – Охота ему в личное время концерты давать – флаг в руки! Там, кроме меня, еще девчонки живут, всем нравится!

– Ага… А вот лейтенант Мору, на все это глядя, медленно закипать стал. И пришел ко мне как к старшему офицеру гарнизона.

– За каким рожном?

– Просить разрешения вызвать Хименеса на дуэль!

– Он сблындил? – не предвещающим ничего хорошего тоном осведомляется Марина. – Так я ему лекцию прочту!

– Не парься! Я уже прочел. И ему, и ухажеру твоему. И добавил, что, видя такое нестроение умов, вынужден отправить главный раздражитель, то есть тебя, в командировку. Эдак на годик. Пока тут у всех мозги не остынут.

– И?

– Хименес как рак покраснел. Долго что-то бормотал и извинялся. Мол, ничего плохого не хотел, только высказывал таким образом свое восхищение красотой сеньориты. Пришлось ему напомнить, что эта сеньорита, между прочим, еще и офицер! И подобные недоразумения между сослуживцами (я дуэль имею в виду!) повышению боеготовности никак не способствуют.

– А Мору?

– Расстроился донельзя. Решил, что это из-за него тебя отправляют отсюда. Мол, не затей он всю эту катавасию с дуэлью, ничего бы и не было.

– Ладно! – встает Котенок на ноги. – Хоть и спать охота, а схожу, проведу ему воспитательную беседу. Пусть уж так не убивается, парень-то он неплохой, толк с него будет.

Декабрь 1791 – январь 1792 года. Калифорния.

Из дневника Сергея Акимова

Не успели мы снарядить группу в Англию, как снова пришлось напрягать наших технарей. Готовить снаряжение для очередных разведчиков. Поскольку, трезво рассудив, пришли с командиром к выводу, что терять время и оставлять без пригляда янки нельзя ни в коем случае. Пусть мы откровенно ослабляем свои ряды, но наши люди в ключевых точках просто необходимы. А пока еще «полукустарные» США слишком быстро, по историческим меркам, в том нашем прошлом успели набрать силу и захватить территории, которым мы рассчитывали найти лучшее применение.

Старшим группы назначили Анатолия. Ему, в теле англичанина, с памятью местных реалий, будет проще легализоваться. Пусть среди толп переселенцев, непрерывным потоком выплескивающихся на восточные берега Америки, легко затеряются и остальные «попаданцы», но любой имеющийся в нашем распоряжении бонус необходимо использовать по максимуму. В напарники Годдарду-Спесивцеву определили Александра Зубрилку. Придется мне обходиться своими силами некоторое время, нагружая дополнительной работой Лолу-Цинни. Поскольку путь новой группы так или иначе лежал через Гавану, то решили переподчинить новому резиденту Спасска. Как технический консультант он будет чрезвычайно полезен в стране, которая перестала быть колонией и развивала собственную промышленность. Не оглядываясь, как другие европейские колонии, на всяческие запреты из метрополий, сковывающие местные администрации по рукам и ногам.

Елена с пониманием отнеслась к необходимости предстоящей разлуки с мужем. Хотя, просто «для соблюдения приличий», и устроила нам с Сергеичем небольшой скандальчик. Но как-то без особого задора, слишком много работы у нее сейчас было, да еще вполне любимой, без всяких руководящих понуканий и указаний от малокомпетентных начальников.

Роман между Цинни и Зубром не дошел еще даже до стадии помолвки, поэтому особых моральных терзаний еще и по их поводу я не испытывал. Падре, испытывающий естественное беспокойство за судьбу племянницы, тоже считал, что подобная разлука только послужит лишней проверкой крепости чувств. Единственное, что его несколько огорчало, так невозможность все-таки потихоньку воздействовать на «заблудшую душу» – Александра. Он не терял надежды, что сможет если не обратить его в католичество, то хотя бы сделать более терпимым к религии. Ну, это совершенно не моя забота. У каждого из них своя голова имеется, пусть сообща и добиваются компромисса. Хотя, честно признаюсь – перспектива иметь своего человека в ближайшем окружении вероятного нового Генерала Ордена выглядит уж очень заманчиво. Сейчас лучше отложить такие мечты, хватает вполне конкретных забот.

Чтобы не слишком подгонять инженеров из НПЦ «Ломоносов», старт новой экспедиции не слишком форсировали. Они даже смогли встретить Новый год вместе со всеми «попаданцами», остававшимися на тот момент в форте. Но уже в первую неделю января отправились в путь.

Глава 2 Этюд для оркестра без роялей

– Арфы нет, возьмите бубен!

Из фильма «В бой идут одни "старики"»

Весна 1792 года. Калифорния.

Ирина

Май, конец весны, на дворе тепло и солнышко играет вовсю. Через неделю как раз вторая годовщина нашего пребывания здесь. Постепенно жизнь становится меньше похожей на постоянный аврал. Дверь в стеклодувной мастерской слегка приоткрыта – новые заказы от химиков уже выполнены, все промыто, просушено, даже печь потушена. Девушки отпущены к себе по домам, а мы с Катей сидим за столом у окна мастерской и разглядываем переписанные вручную, зачастую очень корявым почерком, материалы по изготовлению цветного стекла. Бумаг много – целая кипа со схемами, рисунками, длиннющими расчетами состава шихт, списками присадок, которыми окрашивают стекломассу. Думаем…

Внезапно что-то заскрипело. Мы с Катрусей обернулись на звук. В двери показалась любопытная мордашка одной из маленьких учениц школы.

– Это кто там такой любопытный скрипит, понимаешь ли?! – посмеиваясь, спрашивает сестра.

Малышка смущается, краснеет, елозит глазами по подолу своего индейского платьица. Сопит, явно что-то хочет сказать, но пока не решается.

– Ой, какие мы смущенные-е!.. – улыбаюсь уже и я. – Тебя как же зовут-то, чудушко?! Иди сюда, не бойся! Познакомимся.

Девочка неуверенно переступает порожек и семенит к нам. Добирается, наконец, к нашему столу и цепляется пальцами за столешницу, приподнимаясь при этом на цыпочки. Ну, конечно, ей же интересно, что тут у нас такое на столе – а росту не хватает. Пододвигаю еще одну табуретку, а Катя подхватывает девчушку и усаживает гостью на нее.

– Так как же тебя зовут? – повторяюсь я. – Вот меня зовут Ирина, а это моя сестра Катя… Твое-то имя – какое?

– Меня зовут Птичка… – бормочет малышка.

– Что ж ты так смущаешься? Хорошее имя, как раз для твоего возраста. Подрастешь – новое имя получишь! – подбадривает ее Катруся.

– А как ты нас нашла?

– Это все мальчишки – они тут где-то бегали и все высмотрели! – шепчет опять.

– А ты к нам зачем пришла – что-то узнать захотела?

– Да! – уже смелее говорит Птичка. – Я… хотела посмотреть, как делают шарики из стекла.

– О-о-о! – тянет сестра. – Ты немножко опоздала. Ира сегодня уже ничего делать не будет – видишь, печка потушена.

У малышки огорченно вытягивается личико. Кажется, еще чуть-чуть, и она заплачет.

– Э-э, только не плакать! – говорю я ей. – Приходи к нам вечером в пятницу – мы собираемся поставить опыт.

– Какой опыт? – Сразу загораются любопытством маленькие глазки.

– Будем варить цветное стекло.

– О! – восхищенно выдыхает.

– Потом мы из этого стекла попробуем сделать тоненькие трубочки, а уже из них – бисер и бусины.

– Ой, как здорово! – почти хлопает в ладошки Птичка. – А можно…

– Да?!

– Я тут немножко поброжу? Посмотрю, как тут все…

– Это чтобы мальчишки не дразнились? А то ведь не поверят? – смеется Катя.

– Ну, да! – опять смущается маленькая посетительница.

– Не смущайся ты так! Походи, посмотри – только ничего не трогай, ладно? А то поранишься, придется к дяде врачу идти.

Девочка сползает с табурета и медленными шажками идет вдоль стола и дальше, к печи и рабочим столам с инструментами. Посмотрев на нее немного, снова склоняемся к распечаткам – надо выписать все вещества, которые понадобятся для окрашивания стекла, и предоставить список химикам и завскладом. Затем расписать весь техпроцесс – что за чем следует, чтобы не было крупных ошибок и накладок.

Наконец, прикинуть хотя бы вчерне, сколько и чего понадобится – песку, воды, шихты и прочего. Варка стекла – процесс совсем не простой, как иногда может показаться со стороны. Частенько приходится обращаться за советом и математическими расчетами к нашим коллегам химикам, чтобы все прошло в точности, а не «на глазок», и без травм.

Мы уже почти закончили, когда со стороны дальнего окна послышался тихий возглас: «Ты зачем сюда залетел?». Оглядываемся узнать, что случилось. К счастью, внешне ничего страшного не происходило – просто малышка стоит рядом с окном и к кому-то присматривалась.

– Что там у тебя, Птичка? – спросила я.

– Шмелик. – Девочка смущенно указала на большущего мохнатого шмеля в черно-белой мохнатенькой шубке, выписывавшего вокруг нее круги.

– Ух, ты – здоровый какой «медведь»! – восхищенно присвистнула Катя.

– Птичка, он тебя не кусал? Нет? Жужжит уж очень громко, – спрашиваю девочку.

– Нет! – замотала головой Птичка. – Просто он прилетел и стал кружиться. Я думала, он хочет на меня сесть.

– Как он тут оказался? – хмыкает сестра.

– С улицы залетел, очевидно. А выбраться обратно не смог.

– Давайте его изловим во что-нибудь, а потом во дворе выпустим. – Катя с азартом рыщет по мастерской, выглядывая, во что бы такое отловить шмеля.

На глаза ей попадается ковшик рядом с бочонком для питьевой водички. Она ухватывает его поудобней и подкрадывается к шмелю, который как раз приземлился передохнуть на подоконник. Шмелю категорически не нравятся попытки его «спасения».

Он сердито, гулко жужжит и раз за разом увертывается от «спасательного ковшика». При этом он пытается «вылететь» через закрытое окно. Его, очевидно, путает вид сквозь стекло. Совсем недавно мы выучились выделывать прозрачное стекло, через которое все снаружи отлично видно. Вот шмель и не различает преграду.

За феерической картинкой «спасения рядового Пчелкина», как обозвала эту операцию Катруся, с удовольствием и интересом наблюдает развеселившаяся Птичка. Глазки так и сверкают из-под черной челки.

Наконец Катюшке надоедает безуспешно гоняться за шмелем.

– Фух, устала! – Сестра падает на подвернувшийся табурет. – Вот же тупая шмелюга, не хочет лезть в ковшик.

– Ну, что ж, не хочет, так не хочет, – говорю я. – А мы его заставим!

– Как?

Две пары глаз с интересом смотрят в мою сторону.

– А вот так!

Беру полотенце, сняв его с гвоздя, вбитого в стену рядом с рукомойником и питьевым бочком. Складываю пополам. Подхожу осторожно к снова присевшему на подоконник шмелику и – аккуратно – накрываю его полотенцем. Осторожно беру его, уже в полотенышке, в горстку – и несу на выход, к дверям. Следом за мной устремляются сестра с девчушкой. Шмель в полотенце гудит, вибрирует – густо и сердито, аж в ладонях отдается.

Вот и дворик. Осторожно раскрываю полотенце. Все смотрим на него, затаив дыхание. Сперва гул в полотенце затих, но потом возобновился с новой силой. Затем – показались черные усики. За ними – голова насекомого с глазами. Остановка. Затем выкарабкиваются черные опушенные лапки с крючочками-коготками на концах. И, наконец, на солнышко выбирается с торжествующим гудением сам шмель. С полминуты он гудел, сидя верхом на полотенце. Расправил крылья – и взлетел. Сделал почетный облет нашей маленькой компании и куда-то умчался по своим делам.

– Ну, вот и все! – сказала я. – «Рядовой Пчелкин» спасен. Давайте и мы собираться! Кать, сходи, забери там записи со стола. Дома еще раз их посмотрим до вечера.

– Ладно! Сейчас!

– Птичка! Тебя проводить до школы – или ты сама дойдешь?

– Нет, не надо, я сама!

Ну и верно – раз она нашу мастерскую сама нашла, то и выбраться к школе сумеет. В конце концов, не настолько уж наш поселок и огромный, чтобы в нем заблудиться можно было.

Со скрипом закрылась дверь мастерской, Катя подошла отдать мне ключи, и мы всей группкой пошли к выходу со двора, на ходу обсуждая эпизоды происшествия «в лицах»…

Весна 1792 года. Калифорния.

Взгляд назад. Динго

Да, когда я предлагал строительство отдельного научно-технического центра, мне он виделся как место расположения лабораторий и небольшое экспериментальное производство. Щаззз! Народно-национальную индейскую избу видели? Которая фигвам? За прошедшие два года, кроме самого форта «Ломоносов», вокруг росли одна за другой производственные площадки. Сначала несколькими километрами ниже по течению Лососевой перебралась черная металлургия в виде небольшой домны и чего-то напоминающего конвертерный цех. Следом подтянулась и цветная. Медь, олово, цинк, свинец. Химиков, правда, за границу форта-2 выставить удалось лишь частично. Все секретное производство, типа изготовления всяких взрывчатых веществ, осталось внутри, благо оно не слишком громоздкое. Однако для него был отгорожен отдельный участок с ограниченным доступом – хватило пары случаев, к счастью, обошедшихся без фатального исхода, спаленные шевелюры, ожоги и царапины не в счет.

Глядя с верхушки сторожевой башенки, можно было увидеть аж пять водяных колес диаметром от восьми до пятнадцати метров, которые крутили машины и станки только внутри самого форта. А еще четыре таких же обеспечивали работу металлургического участка. Все это хозяйство требовало людей, людей и еще раз людей. Всех английских пленников, пригодных к созидательному труду на наше общее благо, давно разобрали по различным участкам. Остались только несколько десятков самых упертых, которые работали под надзором на рудниках и копях. Что удивительно, нашлись и среди индейцев нуму люди, проявившие интерес к механике, к машинам и созданию необычных вещей.

Как-то незаметно к нам сюда подобралось и сельское хозяйство. Нашлись «парни от сохи» и среди английских пленных, и среди испанцев. Даже кое-кто из индейцев внял гласу истории, вопившему о том, что пора переходить от собирательства к земледелию. Вот и распахали на противоположном берегу ниже по течению поле в несколько десятков гектаров. Прошлой осенью мы уже попробовали картошку. Свою! Нет, конечно, пока ее было еще слишком мало, чтобы обеспечить нам запас на зиму, но выделить несколько мешков на пару раз хватило. Наши индейцы оценили «земляное яблоко» как в вареном, так и в жареном виде. Будем надеяться, что следующий урожай пойдет не только на посадку, но и на еду.

Через испанцев удалось раздобыть семена не только пшеницы и кукурузы, но и ячменя и даже овса, из бобовых – фасоль. Уже этой зимой об экономии продуктов можно было забыть, по некоторым позициям даже образовывались остатки, которые мы гарантированно не съедим до нового урожая. Так что, по поручению «партии и правительства», в смысле нашего руководства, почти восемьсот кило различных круп были недавно переправлены союзным чемеуэви. У этих кочевников, живущих собирательством и охотой, как раз началась весенняя голодуха, и наша помощь оказалась весьма кстати.

Вообще даже удивительно, как около нас стали концентрироваться местные индейцы. Может быть, сказалось то, что большинство племен Калифорнии были оседлыми или полуоседлыми собирателями и охотниками. И возможность забыть о зимне-весенних голодных месяцах выглядела для них привлекательно. Тем более, что мы не ломали основу их жизненного уклада, но при этом щедро делились знаниями и навыками. А дальше они менялись сами и меняли свою жизнь. В радиусе пары сотен километров у многих индейских селений появились огороды и даже что-то вроде мелких наделов под зерновые. Хотя в основном дальше кукурузы дело мало где идет пока. Климат не совсем подходящий для пшеницы, а тем более ржи. Да и, как выяснилось, сами индейцы не очень подходят к роли земледельцев: злаки, которые надо молотить и которые могут осыпаться, – не для бродячих собирателей, снять урожай они еще могут, но вот обмолот – уже за пределами понимания. Также нереальны распаханные поля, это следующий уровень прогресса. Тем не менее, можно смело сказать, что «сельскохозяйственная лихорадка» охватила не только пайютов-нуму, но и другие окрестные племена: ваппо, йокутов, яна, мивоков.

Ценой огромных усилий были созданы несколько нужных производств. Выплавка качественной латуни нам далась не сразу, а еще больше времени заняло создание стана для прокатки ее в тонкий лист, причем не в штучных, а в реально промышленных масштабах. Много сил отняла у нас волочильня. Если медную проволоку мы смогли получить сравнительно легко, то со стальной пришлось помучиться. Вроде бы отладили производство, но выяснилось, что сталь, которую мы тянули, совершенно не годится для пружин. А стальная проволока нам нужна именно для них. Пришлось напрягать химиков и металлургов. А потом переделывать волочильный станок, так как он был сооружен под более мягкий металл. Однако справились и с этим.

Школа, похоже, к осени тоже переберется сюда. Детишек стало столько, что места в старом форте банально не хватает. Да и многие взрослые потянулись к знаниям. Даже столь суровый тип, как Ронан, начал посещать популярные лекции по механике и математике, которые читают раз в неделю наши инженеры и ученые. Кстати, к этим занятиям привлекают и меня, приходится периодически мотаться туда-сюда. Так что строить новое школьное здание начнем ближе к лету, тем более, что место под него уже присмотрели.

Правда, из-за школы проблем, чувствую, будет выше крыши. Дети есть дети, и способность залезть куда не надо в них заложена генетически. Так что глаз да глаз, особенно у химиков. А то давеча Пашка (бывший Поль) с Олененком сперли гранату из испытательной лаборатории и отправились ниже по реке глушить рыбу. Хорошо, Зануда заметил, что мальчишки втихаря куда-то намылились, вовремя мы это дело пресекли. Лимонку отобрали, уши накрутили. Теперь вроде как не суются к химикам. Тем, впрочем, тоже вставили – из снаряжательного цеха или со склада хрен что сопрешь, а в лаборатории расслабились, вот и проворонили ребят. Извиняет их только то, что граната была не снаряженной, так, пустой чугунный корпус. А вот взрыватель вполне боевой.

Кстати, с гранатами как-то само собой получилось. Как чугунолитейка заработала – корпуса начали отливать почти сразу. Первые варианты начинялись черным порохом и имели терочный запал. А когда нормальную проволоку тянуть начали, попробовали сделать пружину, чтоб долго не садилась. Получилось не очень, запал типа УЗРГМ[43] пришлось подвергнуть доработке – сверху добавился колпачок, который надо предварительно нажать для сжатия пружины, а потом уже дергать кольцо и бросать. В общем, не верх хайтека, только корпус его получился более грубый и толстостенный по сравнению с прототипом. А потом, когда научились отливать шашки из пикриновой кислоты, чугунину изнутри пришлось покрывать чем-то вроде кузбасслака – кислота, зараза, разъедала металл, давая соли с нехорошим свойством взрываться от чихания, комариного писка и смены фаз Луны. Химики после многих мучений научились делать дешево и сердито и, главное, надежно: мало того, что рубашку гранаты покрывали изнутри лаком из каменноугольной смолы, но еще и шашку взрывчатки оборачивали вощеной бумагой в несколько слоев. С замедлителем запала тоже долго провозились, пока получили стабильные «три и две – четыре и две».[44] Теперь план выполняем – пять тысяч гранат к концу лета Дядей Сашей заказаны. Ну да, процесс налажен, надо будет, мы и десять сделаем.

Кстати, у нашего ирландского кузнеца произошел еще один разрыв мозга. В «Ломоносов» перебралась Лена Горелик, она же Сара-Энн Годдард, со своей мастерской. Ну и физиономия у Ронана была – женщина-кузнец. Ладно, к дамам в брюках и с оружием он уже попривык, даже, как мне рассказали, от Котенка в лобешник схлопотал, но тут! Крушение мира, схождение с ума и апокалипсис в одном лице. Утренняя разминка Лены с парой клинков его добила. А то, как она гоняла на тренировках индейских казаков Всеслава, тем более. Видно, у мужика набор впечатлений превысил критический уровень, удивляться стало невмоготу. Ничего, пережил. Давеча видел, как они с Леной о чем-то яростно спорили в кузнице, причем явно на профессиональные темы, а не о месте женщины в обществе. То ли еще будет. По крайней мере, замечал, что Морна с дочкой занимается. Не в смысле помогает уроки делать, а наоборот. Эйрин маму учит тому, что им в школе рассказывают. Ну, ничего, школу отстроим, глядишь, вместе туда пойдут.

О, вижу, Ронан рукой машет, неужто опять случилось чего? Пойдем посмотрим. Не, ничего плохого, просто похвастаться звал. Ствол они с Леной и Логиновым сделали.

Нормальный такой полигональный ствол калибра «шестнадцать и три». Шестигранный канал и длина почти метр – на нормальную винтовку пойдет, обточить только малость, а то толщина стенки полдюйма явно перебор. Весит как лом, если не тяжелее. Вообще-то полигональные стволы известны уже лет сто, если не больше. Куют шестигранную трубу, потом скручивают ее винтом – вот тебе и полигонал. А у нас все серьезнее, снаружи гладкий цилиндр, а внутри шестигранник.

– И как удалось? – спрашиваю.

– А вот так! – ухмыляется Логинов. – Ронан хорошую идею подкинул, сначала резцом проходить несколько раз, а потом дорном доводить. Иначе раздувало на фиг. Вон, посмотри, бракованные заготовки лежат.

– То есть потоньше стенку сделать не получится?

– Получится, – это уже Ронан в усы усмехается, – на токарном станке. Почти вдвое можно срезать, Анатоль посчитал.

– Ты вон туда посмотри, – смеется Ленка, показывая на верстак.

Оба-на, а слона-то я и не заметил. В смысле, в руках у меня не штучный экземпляр, а, считай, серийный. На верстаке еще с десяток готовых лежат.

– Ну что, – выдаю цэ-у, – режьте патронники у пары стволов, ставьте их на винтовки и завтра будем отстреливать. Только, – добавляю, – Ронан, попробуй, проточи один до четверти дюйма на стенку, а второй оставим как есть. Посмотрим, как вести себя будут.

Вообще-то полигональный ствол под мягкую свинцовую пулю – то, что доктор прописал. Уж как мы намучились с переделочными винтовками из английских штуцеров. При быстрой стрельбе уже после второго десятка патронов нарезы засвинцовываются так, что пулю с них срывает и летит она, как из гладкостволки, с соответствующей кучностью и дальностью. Пришлось химичить со всякими осальниками в патроне, но эффект освинцовки так и не победили до конца, лишь увеличили интервалы для чистки с двадцати до шестидесяти выстрелов. А в шестигранном стволе забиваться свинцом нечему. Так что будем гонять винтовки до упора, у меня под это дело пять сотен патронов заготовлено.

Глава 3 Не все дороги выложены желтым кирпичом

Лошади – плотоядны!!!

Саперный майор

Весна 1792 года. Калифорния.

Старый Империалист

1

Утро началось с медосмотра. Пора было приниматься за дела саперные, а то штабные бумаги, пергаменты и доски струганые меня уже достали. До сих пор наши медики «и примкнувшая к ним» жена успешно отражали мои солдафонские попытки вырваться в чисто поле, «разобраться как следует и наказать кого попало». Но все-таки я выпросил разрешение у нашего полковника. В общем, медосмотр был пустой формальностью и поводом немного пошутить. Шоно был важен и величав, являя в себе сразу римского Асклепия, греческого Эскулапа и участкового терапевта из советской поликлиники. Внимательно осмотрев меня, он поинтересовался, не тошнит ли меня по утрам, не хочется ли солененького. На мой возмущенный вопль о том, что это моей жене солененького хочется, он меланхолично заметил, что аква витас лучше все-таки соленым закусывать. А раз мне не хочется, так он наливать и не будет. После чего, не внимая моим возгласам и рассказам (с леденящими душу подробностями) о том, как мне ХОЧЕТСЯ соленого, небрежно чиркнул пару строк, сунул в руку рецепт и отправил на подвиги.

Выйдя из нашей больницы, я присел на скамеечку, достал трубку и задумчиво прочитал назначения врача: «Guillotine. Used medical». Что-то в этой латыни мне не нравилось.

Тень закрыла строчки рецепта. Поднимаю голову. Неутомимый наш иезуит, с любопытством рассматривает вырезанную над входом надпись «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

– Доброе утро, святой отец. Как вы вовремя.

– А что случилось, господин майор? – удивился падре. – Что-то я не замечал доселе такого интереса ко мне с вашей стороны. Вы что, креститься захотели?

– Падре, я уже крещен. И веру предков менять не собираюсь. Вот у меня назначение врача на латыни, а мои знания, увы, на латынь не распространяются.

– Услуга за услугу. – Иезуит присел на скамейку. – А вы прочитаете мне надпись над больницей. Говорить по-русски я уже научился, а вот с чтением еще проблемы.

Взяв рецепт, поп прочитал, потом поднял голову и задумчиво посмотрел на больницу:

– Юморок у вас, господа… Прямо-таки склепом попахивает. Хотя здесь я, конечно, отстал от европейских новостей, но про изобретение доктора Гильотена наслышан. Какая жалость, что доктор медицины изобретает машину для убийства.

– Ага. Значит медицина шутить изволит, ну ничего, я тоже шутить люблю. А вторая фраза?

– По назначению врача… – меланхолично ответил священник.

– Не помню, как это по-латыни, но «врачу, исцелися сам» гарантировано! Впрочем, падре, оставим эти мелочи и поговорим серьезно.

– Aliorum medicus, ipse ulceribus scates. Впрочем, это из Святого Луки. А о чем вы хотите поговорить, господин майор?

– О науке.

– Не понимаю, почему со мной? Скромным священником на краю цивилизованного мира.

– Свя-я-ятой отец. Не будем о скромности, которая пуще гордыни в данном случае. Я просто хочу обвинить один, известный нам обоим. Орден в пренебрежении своим долгом.

– Надеюсь, у вас достаточно убедительные доводы, – подобрался иезуит.

– Разумеется. Только прошу учесть, что это только мои мысли. А не мнение нашего командования. Итак, падре. Посмотрите, до чего дошло увлечение натурофилософией во Франции, нет-нет, я не обвиняю философов. Но интерпретированные невежественными и беспринципными политиками, казалось бы, невинные наблюдения за природой привели к большой крови. Разумеется, королевская власть и дворянство сделали все, чтобы подготовить почву для мятежа, но куда смотрела Церковь?

– Куда, куда… – священник помрачнел, – вы же знаете, что творилось в приходах Франции.

– Да, знаю. Но ведь на лозунгах были написаны выводы из сочинений философов. Умные люди говорят: не можешь запретить, возглавь! Так вот, Католическая церковь не смогла обуздать пытливый человеческий ум. Впрочем, я бы первый начал бороться с этим. В конце-то концов, это непростительный грех.

– Почему?

– Человек создан по «образцу и подобию» творца. Следовательно, он должен развиваться и стремиться к совершенству. Так вот, не сумев запретить, Церковь должна была возглавить науку.

– Но первые университеты были основаны с помощью Церкви.

– Правильно! Но потом все было пущено на самотек.

– И что вы предлагаете?

– Создать университет под патронажем вашего Ордена. Изначально ведь одной из прямых обязанностей вашей организации было образование. Для всех, пусть даже язычников и таких оригиналов, как китайцы с индийцами. С их совершенно уникальными религиозными концепциями. – За время общения с нами падре нахватался терминов и словечек, совершенно несвойственных этому веку. И вполне успешно ими пользуется. Так что особо выбирать слова в разговоре с ним не приходится. Если не допускать разглашения информации под грифами… – Не спеша сманить туда лучших ученых и предоставить им полную свободу научной деятельности.

– Хм-м-м, что-то я никак не могу понять хитросплетений ваших мыслей. То вы требуете призвать к порядку, то вдруг, настаиваете на абсолютной свободе.

– Падре. Все очень просто.

Я наконец-то раскурил трубку, выпустил клуб дыма и продолжил:

– К примеру, новый университет основывается где-нибудь в Андорре…

– Зачем? – удивление дона была искренним. – В этой деревне?..

– О-о-о! – многозначительно помахал я трубкой. – С основанием университета деревня быстро станет городом. Да и горные пейзажи помогут отвлечься от мирской суеты. И еще один немного приземленный момент… У нас в Литве жизнь небогатая, так холопы любят поговорку: «Кто первый встал, того и лапти». Так что проверить, кто из жителей Андорры работает на республиканскую Францию, будет очень просто. А в дальнейшем всегда можно по старым адресам вычислять вновь прибывших. А они, конечно же, будут.

– С этим затруднений не будет, – отмахнулся падре, – но вы так и не ответили на мой вопрос. Как совместить порядок и свободомыслие?

– Легкомыслие, святой отец, легкомыслие. – Поморщившись, продолжил: – Гении похожи на детей. Редко кто из них думает о последствиях своих размышлений. Так вот. В том садике для детей, что будет представлять собой университет, нужны добрые, но строгие воспитатели. Никто из ученых не будет знать ни малейшей нужды, но все свои открытия они будут отдавать Ученому совету. А вот он-то и будет решать, что можно обнародовать, а что и отложить… на время.

– Пожалуй, никого в эту золотую клетку заманить не удастся, – подумав, возразил падре. – И еще. Кто сможет организовать этот ученый рай? И куда девать студентов? Андорра их не прокормит, да и знания будут с ними утекать.

– Мотивацию для гениев организовать можно. Организовывать лучше какой-нибудь частной компании, под отеческим наблюдением вашего ордена и нашей Директории. А студентов не будет, вообще. Зачем они нам нужны? Только отвлекать наших ученых на разные глупости будут.

– Да, озадачили вы меня, дон Алехандро. Надо очень серьезно подумать. Да, кстати. Прочитайте мне надпись, прошу вас.

Пожимаю плечами и читаю вслух надпись над дверями лазарета. Падре только вздохнул и, бормоча себе под нос что-то непонятное, пошел своей дорогой. А я тоже вздохнул, раскурил погасшую было трубку и стал размышлять о вечном. То есть о своем доблестном саперном батальоне. Как построить дорогу, и желательно на века? По-русски или как положено?

2

С утречка вновь впрягся в ярмо комбата. Новости не заставили себя ждать. Во-первых, пополнение, ну, на этих у меня есть капралы и сержанты. А во-вторых, чудо. Вот с чудом, скрепером на паровой тяге, надо было разбираться самому. Да и просто насладиться видом этого металлического левиафана. Только теперь я понял фанатов паропанка. ЭТО сверкало надраенными цепями, изрыгало клубы дыма и пара и грохотало… Оно было величественным и шумным, как кафедральный собор в какой-нибудь праздник. Подумав это, я невольно оглянулся. К счастью, хитрого иезуита, чтобы услышать мои богохульные мысли, не было. Всю «службу» возглавлял сержант-ирландец. Стоя на мостике, он вел «литургию» преимущественно жестами, периодически добавляя в них понятные всем народам идиомы на русском языке. Огромные колеса с хрустом давили камни, ослепительно сверкающее лезвие ковша погружалось в девственную землю, и клубы пара скрывали таинство подготовки дорожного полотна. Давление пара поддерживали несколько кочегаров, щедро жертвуя ненасытному молоху котла уголь. Только луженая глотка сержанта позволяла держать марку на необходимом уровне. А между тем в промежутках между основными занятиями, то есть пусканием пара в глаза и распугиванием всей живности, наша машина работала! Пока скрепер, но экскаватор у меня тоже будет! Дорога до миссии – это только проба сил, впереди у нас основная задача – дорога до заводского района.

Мы строили дорогу. И пусть не железную, пусть не великую, но мы работали. И притирались при этом, становясь одним целым, саперным батальоном Директории. Во все времена и на всех континентах армия была, есть и будет лучшим плавильным котлом. Из русских (пусть считающихся литвинами), англичан, ирландцев, испанцев, итальянцев должны получиться СОЛДАТЫ! И жадный я, жадный. Это будут солдаты не вице-короля (что бы он себе ни думал), а наши солдаты! Лучшие саперы этого времени, и пусть для этого я вообще дома не буду жить! Какие же они капризули, наши любимые беременные жены…

3

Неприятности всегда учитывают характер тех, к кому приходят. Это, кстати, не мешало бы взять на вооружение пушистому полярному зверьку, склонному к полноте. А то является, когда его не ждут, и когда ждут, тоже. В общем, ко мне неприятности являются всегда по утрам. Самое неприятное для меня время.

В то утро я наслаждался горячим сладким кофе, сидя на скамейке у своего дома. Заканчивалось лето, и следовало ухватывать все прелести последних ясных деньков. В принципе, дела были в порядке, вот только в штабе, как обычно, завал. Я еще не разбирался, но серьезно подозревал, что большая часть бумаг вообще адресована не мне. Тут на улицу вышла моя любимая Звезда, и мир растворился, чтобы не мешать любоваться чудом, что сотворили мы вдвоем. Беременность очень украшала мою любимую, но вот речи ее заставили меня поперхнуться.

– Когда ты наконец-то приведешь в дом вторую жену?

– А это обязательно? – робко поинтересовался я.

В ответ узнаю много интересного о правах и обязанностях мужчины, тем более такого высокого ранга, как ее муж. Задумчиво почесывая в затылке, отправился в «присутствие», ну не могу я спорить с теми, кого люблю. После часового разбора горы бумаги, нет, спрашивается: зачем вообще ее научились делать? Других забот не было, что ли? Как все было хорошо сначала, найди доску, отстругай ее, чернила сделай… Мгновенно поймешь, что ничего тебе уже не надо, и писать заявку тоже. А тут… В принципе, как всегда, я был прав, и большая часть украсилась короткими резолюциями, типа: «Зам по МТО. Разобраться. Послать в пущу. Доложить». Но в самом основании этой бюрократической горы лежал приказ нашего полковника:

«Командиру инженерного батальона. Провести занятия по инженерно-саперной подготовке с группой спецназа».

Ой. И чему, спрашивается, я буду учить этих ухо- и прочее-резов? Они сами кого хотят научат и желание обучаемого спрашивать не будут. Дверь стремительно отворилась, и в комнату влетела юная девушка или мальчик, не разберешь в этом комбинезоне:

– Господин майор! Вам просила передать господин лейтенант, что группа к занятиям готова!

Дверь захлопнулась за посланником, хотя правильнее сказать, за посланницей, уж больно характерно по мне стрельнули глазками, прежде чем я успел спросить – а где, собственно, проводить занятия?

– Красивая, хм-м, ножки, – задумчиво сказал вслух я и ничуть не удивился, даже почти не вздрогнул, услышав из-за спины:

– И главное, быстрые! Еле успела.

– Здравия желаю, господин лейтенант. – Поворачиваюсь к сеньорите дел Ампаро. – Вот скажите мне, чему я буду вас учить?

– Мне самой интересно, – сделала скромный вид наш самый милый диверсант.

Если судить по имени – Мария дел Ампаро – Покровительница, Защитница, родители не предполагали, чем будет заниматься их дочь, даже не успев найти себе жениха. Но нынешний жестокий век не делает выбора, кого осиротить. Так и остался первый ребенок отставного сержанта армии короля Испании и одной из прихожанок дона Хосе совсем одна на белом свете. Ни родителей, ни братьев с сестрами. Обычное дела в этих местах. Отдаленная ферма, слишком мало мужчин для защиты. И не так важно, что даже женщины у испанцев частенько берутся за оружие, чтобы защитить свою честь или своих детей. Силы были не равны… Кочевое племя индейцев, стремительно убегавшее от постоянных краснокожих жителей этих мест, прокатилось через селение подобно степному пожару. В живых чудом остались несколько стариков и детей, ушедших в тот страшный день на дальнее пастбище. Падре, вот за что ему отдельное спасибо, забрал всех выживших в миссию. Дал кров, занятия по силам. А потом девчонка попалась на глаза Котенку. Или сама Мария углядела необычную сеньориту, не просто на равных державшуюся с мужчинами, а сражавшуюся вместе с защитниками форта с красномундирниками!

Всех подробностей я не знаю, но к нам она переселилась сразу после того памятного боя. Стала тенью Марины, сделала ее своим кумиром и образцом для подражания. Неудивительно, что дел Ампаро одна из первых освоила русский, не говоря уже о разных смертоносных умениях, которым была готова обучаться ежеминутно. Других занятий, более присущих девушкам, у нее не было – если не считать уроков в школе. Которые она посещала не менее исправно, чем тренировки. И находила время на общение с нашими технарями. Не пропускала ни одного «попаданца», оказывающегося в пределах досягаемости. Впитывала любые знания с удивительной жадностью и упорством. Так что к моменту отъезда Артема и Марины в дальнюю командировку вопрос о кандидатуре командира второго взвода СпН даже не обсуждался.

Меня она тоже периодически теребила, но это были, как понимаю, только цветочки. Сейчас наступало время ягодок…

Кряхтя и демонстративно захватив тросточку, я выбрался из-за стола, но, перешагнув за порог, замер и вновь повернулся к лейтенанту:

– Может, убьешь меня здесь? Я еще больной и раненый, мне нельзя даже подходить к этим зверям!

Тут Мария встревожилась по-настоящему:

– Так я самую спокойную лошадку для тебя выбрала. Садись на нее, и все. Галопировать не надо.

– Лучше мне назначение врача на своей шее испробовать! – продолжаю ворчать, громоздясь на это ходячее салями.

Всю дорогу, недолгую, мне в голову приходили утешительные мысли о велосипедах, самокатах, паровых автомобилях и железной дороге. Когда мы уже подъезжали, то я вспомнил о монгольфьерах и вообще пришел в хорошее расположение духа. Так что свою лекцию вольготно расположившимся слушателям я прочитал с блеском:

– Господа! Для меня огромная честь немного помочь вам сделать очередной шаг к идеалу. Итак, что я хочу, чтобы вы знали? Нет необходимости учить вас причинять мелкие и крупные неприятности нашим врагам. Есть специалисты, которые в этом разбираются лучше меня. Но для нашей общей пользы вы, глаза и уши наших войск, должны разбираться в инженерной разведке. Что такое инженерная разведка? Это… – тут я ненадолго замолчал, а потом постарался процитировать выборочные места из наставления инженерным войскам Советской армии.

Инженерная разведка местности проводится различными способами и методами. Результатом инженерной разведки местности является ответ на вопрос о проходимости местности для личного состава, о возможности маскировки личного состава (как своих, так и чужих). Для этого надо получить сведения о рельефе местности, например, крутизна холмов; наличии и пропускной способности дорог; о возможности движения вне дорог, не заболочена ли местность, глубок ли снег, есть ли овраги; о наличии водных преград – реки, ручьи, озера, зоны затопления; о густоте лесов и опасности пожара. В общем, местность, на которой предстоят боевые действия, следует тщательно изучить и понять – как она может повлиять на решение боевых задач. Без этого любые самые хитрые боевые планы окажутся просто прожектами, и войска окажутся разбитыми. Естественно, что противник тоже изучает местность и старается затруднить действия наших войск. Для этого противник проводит ряд мероприятий для ухудшения возможностей движения наших войск. Он разрушает или готовит к разрушению дороги, мосты, плотины, устраивает лесные завалы, отрывает рвы и траншеи, устраивает баррикады, сооружает укрепления. Инженерная разведка обязана обнаружить эти мероприятия противника, спрогнозировать действия противника. Способы ведения инженерной разведки зависят от того вида боя или маневра, который предстоит провести (наступление, оборона, отход, марш). Для ведения инженерной разведки в частях и подразделениях могут организовываться инженерные наблюдательные посты, инженерные разведывательные дозоры, инженерные разведывательные группы, группы глубинной разведки. Обычно эти посты и группы создают инженерные подразделения. Для этого в состав постов и групп включаются солдаты или сержанты инженерно-саперной роты полка. (Но их нет у нас, вернее их мало, и тем более они не могут действовать, как вы.) Невозможно описать в краткой речи всю сложность и многообразие задач инженерной разведки, их верного решения. Очень простенький пример – на пути наступления нашего полка лежит ровное зеленое поле. Командира полка интересует – пройдут ли там солдаты или кавалерия.

Инженерная разведка обязана дать точный и однозначный ответ – да или нет. Ведь под зеленым ковром травы могут таиться ловушки или непроходимое болото. Что произойдет, если разведка ошибется, предугадать несложно. А вот как разведать, если это поле под прицелом многочисленных стрелков врага и артиллерийским огнем? Саперы проявляют изобретательность, рискуют своими жизнями, несут потери и, наконец, дают точный ответ. (Потери у нас будут большими, а вот вы сможете все сделать незаметно.) Саперы же под огнем противника проделывают проходы среди ловушек, настилают гать через болото. Полк добивается успеха. Вся слава пехоте. Ведь они выиграли бой. А что же саперы? Про них снова забыли, хотя своим успехом полк в значительной мере обязан им. Впрочем, и неуспех тоже можно списать на саперов. Вот поэтому я и прошу вашей помощи, кроме вас, никто лучше с этим не справится.

Дальше было скучно, приемы определения на глаз расстояний, высот, другие премудрости. Все это я уже говорил, и даже не раз. Мои лейтенанты и сержанты эту речь могли повторить даже среди ночной пьянки. В глотке пересохло, так что предложенную флягу принимаю с благодарностью и осушаю почти до дна. Одно было замечательно, дисциплина. Как меня слушали! Честное слово, на секунду даже поверил в свою гениальность. Но и поймали меня на слове замечательно! Обсуждая штурм здания и увлекшись описанием вентиляционных отверстий и прочих дырочек, куда так удобно закидывать разные сюрпризы для обороняющихся, я увлекся. Пообещал построить такой домик для тренировок. Не говоря уже про индивидуальные занятия с прекрасной сеньорой лейтенантом, которые я пообещал, заранее предвидя просьбу и смирившись. Болтаясь на спине крайне ленивого средства передвижения, теперь думаю о трех проблемах. Какая муха укусила нашего полковника с этой лекцией и как зовут хозяйку быстрых ножек? Вторая проблема была гораздо интересней. Как построить «типовое здание»?! И какого типа? Английское, испанское, индийское? В последнем, впрочем, они и без меня разберутся. Мда-а, но как же мне снова стать хорошим для своей жены? Времени-то нет… и не будет.

Глава 4 Этюды светской жизни в производственных тонах

Концлагерь с рабами и надсмотрщиками гораздо менее рентабелен, чем территория с самоподдерживающейся инфраструктурой и умеренно-образованным населением, работающим по контракту.

Розов, «Меганезия 2»

Март 1792 года. Гавана, Куба.

Котозавр

– Паршивый Котяра! Я тебе покажу «модный плащик»! Модельер! Фетишист! Шей valenki для медведей!

Бац! – очередной апельсин, пущенный умелой рукой, разбивается о стену совсем рядом с моей головой. Еле увернулся. Так ведь и сбить может. Народ наслаждается зрелищем, охранники-ирландцы подбадривают ее:

– Сестренка, давай!

Даже Мама Яга выглянула из лаборатории.

– Ты зачем девочку обидел, сын греха и порока?!

– А че сразу я?.. – бац! Попала, надо перемещаться по карнизу (да здравствует колониальная архитектура!) и как-то это прекращать, не то ром придется мешать с водой, а кошерный коктейль «Мачете» требует именно апельсинового сока.

– Да тебя нужно каждый день пороть, все равно будет за что!

Салли отвернулась к корзине, пополнить боезапас, прыжок(!), земля встречает жестковато, но спасибо Андрюхиной десантной науке – перекат помогает, заодно и увернулся от очередного апельсина! Хвать! Да здравствуют компактные женщины: их можно схватить в охапку и с воплем «Это моя добыча!» уволочь в темный угол, невзирая на сопротивление. И заглушить ее невоздержанную речь самым подходящим способом. Когда уже дыхания не хватает, а руки начинают подрагивать, ставлю супругу на землю.

– Прости, солнышко, я забыл все ее титулования. А на взгляд, там вполне годный второй-третий размер есть. Буянить не будешь?

– Про все виденные сиськи помнишь, наизусть! Не буду, но только попробуй еще раз сделать такой сюрприз! Сначала плащик Лины Иверс,[45] потом контактный комбинезон Аски попросишь одеть, потом в Сейлор Юпитер…

– Я просто нарисовал портному парадную пелерину, с золотым шитьем и стразами, как раз от кареты до крыльца дойти. Смотрится нарядно, от ветра прикроет, ты же у меня благородная дама… Кстати, а почему именно Юпитер?

– Она, как и я, рыжая, рост пять футов и один дюйм, любимый цвет – зеленый.

– Так, теперь я знаю, чему вас учили в Полицейской академии, какие глубокие познания в предмете…

Салли покраснела и начала оправдываться: мол, смотрела с малолетней дочерью подруги, пока та… видимо, на моей глумливой роже было отчетливо написано такое недоверие к рассказу, что супруга перешла в контратаку:

– Хватит смеяться! Не то я тебе ТАК припомню наш первый завтрак в форте!

Ох ты ж, блин… Девичья память меня не спасла.

Лето 1790 года. Вихревой форт

– Wow! Look! It is a really Deerslayer![46] – воскликнула Аманда, проводив изумленным взглядом Рысенка, скинувшего у кухонного навеса тушу здоровенного подсвинка. Сегодня ему – Рысенку, конечно, не кабанчику, – изменило чувство меры: ушел далеко, тащить тяжело, в результате оставшихся сил хватило на вежливый поклон и витиеватое общее приветствие на архаичном английском. С тем и удалился, оставив домохозяек в недоумении: мы-то уже попривыкли, но на свежих людей его вид произвел впечатление своим полным сходством с классическими иллюстрациями к Куперу. Даже «длинное ружье», дульнозарядный штуцер, Рысенок не сменял ни на что другое: кабанам хватает одной пули, а воевать ни с кем не надо. Уважаемый человек, все окрестные племена его знают.

А ведь домохозяйки не знают про аватаров! Черновик плана возник мгновенно, осталось его немного шлифануть и подговорить исполнителей. Командир озадачил Логинова как самого англоговорящего из нас провести первичный инструктаж американок и свалил по делам в миссию – падре уже заколебал своим любопытством, лучше уж мы к нему в гости поездим. Как известно, когда господь раздавал порядок и здравый смысл – авиация была на вылете. Толь Толич всегда готов присоединиться к безобразию или организовать таковое. Сегодня теток отмыли, одели и накормили, пусть отсыпаются, а вот завтра будет им инструктаж!

– Привет, девушки. – Логинов был насквозь неофициален, расхаживая вдоль стола, за которым сидели американки. С высоты его роста было удобнее заглядывать в декольте.

– Как вам уже сообщили, на дворе тысяча семьсот девяностый год, мы находимся в Калифорнии, которая сейчас не штат, даже не территория, а окраина испанских владений…

– Гусар! Ходи сюда, у нас проблема! – вопль откуда-то из лаборатории отвлек его от лекции.

– Чего там? Я занят!

– Успеется, тут технарь срочно нужен!

– Понятно… Милые дамы, извините меня, вынужден вас покинуть, в курс дела введем чуть позже… Опа! Нат! Прикрой меня, расскажи нашим очаровательным гостьям, что здесь происходит, наши порядки и все такое, хорошо?

Рысенок и Курбаши, ну совершенно случайно проходившие мимо, молча синхронно кивнули, и Толик убежал.

У зрительниц легкий ступор.

– Добрый день, меня зовут Натаниэль Бампо, а это мой друг Большой Змей. – Андрей стоит рядом в максимально аутентичном виде: рожа кирпичом, руки скрещены на груди, взгляд поверх голов – не стоят белые скво разглядывания, на поясе томагавк, в башке перья. Американки загалдели, и Рысенку пришлось отвечать на все вопросы одновременно.

– …да, именно так…

– …а почему странно?

– …он мой давний друг из племени мохигане, что живут на реке святого Лаврентия, добрый христианин и великий воин, давший обет дойти до Горькой Воды Заката…

– …нет, я с ним не знаком…

– …странно, мои русские друзья тоже про него спрашивали, неужели мистер Купер так известен, что я обязательно должен его знать?

Март 1792 года. Гавана

– …так что ты там про матросский костюмчик с короткой юбочкой? Я лицо заинтересованное, давай рассказывай.

– Я ничего не предлагала, это ты! Ты… Ты, вечно озабоченный котяра!

– Ой-ой, а ты этим так недовольна, так недовольна, не устаешь выказывать неудовольствие. И не уклоняйся, рассказывай про матроску…

– Пошляк! Ну ладно, сошью, МОЖЕТ БЫТЬ, но сама!

Весна 1792 года. Гавана, Куба

Вы знаете, что такое енот? Это такой няшный и кавайный пушистик, с полосатеньким хвостиком и черненькой масочкой на мордочке. Прелесть, милые дамы тают и тискают, суровые мущщины втихаря подкармливают… Гнусного ворюгу и обжору! Представьте себе тварь, размером с очень крупного кота, но, в отличие от кошек, имеющего ловкие когтистые лапы, которым нипочем щеколды и завязочки, опять-таки в отличие от кошки – енот умеет лазать не только вверх, но и вниз, и для полного счастья – енот всеяден. Только военнослужащий срочной службы способен поспорить с енотом в троеборье «пролезть, спереть, сожрать». Вот и сейчас:

– Где эта блохастая заготовка для швабры, банник ему в казенную часть?! Я его самого на ветчину пущу!

Это ежеутренний пострадавший. В этот раз – Дед Никто. Работа у нас разная и непредсказуемая, завтрак – единственное время и место общего сбора и планирования. Именно поэтому служанки сервируют стол и отправляются подальше, а мы разговариваем свободно. Коля отвернулся от стола к самовару – и моментально поплатился за это. Цап – с сиротского кусочка хлеба испарился добрый кусок мяса. По традиции, потерпевший должен цензурно, но вычурно обругать вора и пообещать ему стр-р-рашную кару. Претворять угрозы в жизнь чревато – Яга за любимицу прибьет и скажет, что так и было, да и бесполезно: пойманный на месте преступления ПудЕль (официальное имя, именно так, с ударением на Е) сначала делает умильную морду Кота-в-Сапогах, ту самую, которой обманулась стража в «Шреке», а при попытке воспитать звездюлями – сразу притворяется дохлятиной. Талантливо притворяется, с-скотина: можно трясти за шкирку, поднимать за хвост – по фигу. Одно хорошо – с некоторых пор в лабораторию не лезет. Эта прекрасная пора началась, когда Зорро…

– Сеньор Клим, а почему вы называете енота лисой.[47]

– Да потому, что она мартышка пакостная!

…когда Зорро вляпалась в мастику, предварительно опрокинув бутылку с ней… и полку… и початый мешок с гипсом… и еще что-то… Отмыть ее не удалось, но ненависть чистоплотной зверушки к слипшейся шерсти была столь велика, что она полдня с воем вычищалась самостоятельно. Итог – грязь отдельно, счастливый енот отдельно. Лохматость, правда, понизилась значительно, с некоторых ракурсов даже радикально. Душераздирающее зрелище. От сострадания и желая обезопасить резиденцию от возможных катастроф, Хорхе-Торус в свои дежурства начал дрессировать Пудель. У него почти зоологическое образование: в молодости неоднократно пьянствовал с младшими служителями Королевского зверинца. Через две недели енот стал предъявлять к осмотру пойманных крыс, получая за каждую порцию вкусняшек. Еще через неделю мы вдруг обратили внимание, что часть крыс имеет очень нетоварный вид. Расследование показало, что осмотренные трупики утилизировались неправильно, и эта хитрая ленивая сволочь наловчилась предъявлять их по новой.

Но зато лаборатория могла работать спокойно. Эксперименты с резиной дали наконец приличный результат, а промежуточные ошибки я отправил с большой посылкой в форт. Корабль до Панамы загрузили недорезиной, каучуком, нефтью, семенами всего, до чего сумели дотянуться, и далее по списку на полсотни наименований. Надеюсь, дойдет. Зубр выжал все, что мог, из «карамельки», и его ракеты летают прям как настоящие. Но резина плюс селитра плюс еще что-то, по его утверждению, дадут хороший прирост тяги. Если не увлечется дальностью – на фиг она неуправляемой ракете, – то можно сделать компактную ракету с БэЧе в килограммы, а это уже вкусно. Можно будет стрелять не только по городам, но и по компактным целям – вроде корабля, не входя в зону действительного огня орудий.

Панама… вот и переигрались наши планы. Приехавшие на Кубу Арт и Котенок рассказали кучу новостей, в том числе про очередной наезд английских бизнесменов, забрали Вадима и помчались в Англию – шпионить и злодействовать. Судя по количеству «глухих» стволов и взрывчатки – у Британии будут проблемы. Мама их обеспечила домашними заготовками: тушенкой и лимонным вареньем, чтоб доплыли до места, не грызя солонину, но еще старательнее обеспечила Марину своим любимым варевом – ядами. Нет, не тривиальным мышьяком, который и местные пользуют давно и успешно, а растительными ядами, которые здесь идентифицировать не смогут в ближайшие полста лет. Считается, что самая продвинутая на текущий момент школа отравителей – итальянская, у них давняя – от республиканского Рима традиция. Но опять-таки значительная часть рецептов – производные мышьяка, а с животным и растительным сырьем работают мало. Про одну казненную отравительницу писали: «…она знала мышьяк, купорос, слизь жабы, а лекарством почитала молоко…» Дикие люди: рицин, поганочки (эх, до стрихнина далеко, но семена чилибухи я найду), ботулотоксин, тетродотоксин – красотища. Все пасленовые, картошка и помидорчики, и даже наши любимые ландыши – все может быть источником яда. Наперстянка та же самая – в малых дозах лекарство. В немного больших – отрава. Котенок выслушала с интересом, но взяла только несколько склянок, с самыми простыми препаратами, все же профиль у нее не совсем тот, она специалист по высококлассному насилию над ближним своим. Пистолет, нож, голые руки и подручные предметы – до этой лиги мне еще качаться и качаться. Грех было не взять уроки у такого специалиста, и все время, пока ожидался попутный корабль, Марина гоняла нас до изнеможения, одобрив результат, но вдребезги раскритиковав процесс уничтожения мексиканских бандитов. Все верно – было слишком много везения и промахов.

В качестве ответной любезности я организовал им резервные документы. Как учили нас в школе погранконтроля: «документ произвольной формы, по образцу действительного».

Господин Диего Фернандо Лавлейс и его двоюродная сестра Роберта Розарита Циснерос, из Саванны, штат Джорджия. Пусть в Европе кто-нибудь скажет, что штат не делал таких документов. Их английский никак не тянул на язык белых англосаксов, протестантов, пришлось придумывать смешанное происхождение.

Весна 1792 года. Гавана.

Резиденция «ЭПРОН». Котозавр

1

Скафандр-«трехболтовка» прост и надежен, созданный в конце девятнадцатого века, он прослужил весь двадцатый, да и в двадцать первом не уходил на покой благодаря дешевизне в эксплуатации и ремонтопригодности. Компрессор на двести с лишним атмосфер, необходимый для забивания воздухом баллонов акваланга, дорог, как чугуниевый[48] мост. А тут можно обойтись дешевой тарахтелкой, стыренной в народном хозяйстве, или даже ручной помпой мощностью в одного-двух гастарбайтеров, если глубины невелики, до пятнадцати метров. Прост и надежен… Все верно – если делать на технической базе двадцатого века. А если ничего нет? Ну, то есть почти ничего: местное производство может обеспечить только заготовками для шлемов – бронзовое литье на уровне. Ах да, еще кожаные шланги. Серьезно нагрешившие в этой жизни водолазы, например не учившие матчасть и таблицы декомпрессии, пропускавшие исповедь и этапы подготовки к спуску, на том свете будут сначала шить эти шланги, а потом нырять с ними. Подходящая замена раскаленных сковородок. Кожа в воде, да под давлением, ведет себя непредсказуемо, тянется, травит, парусиновая оплетка-обмотка-чехол мешает найти и заделать свищи, жировая пропитка тухнет, и этим воздухом надо дышать – жуть, короче… Так что куча сил и денег, вбитые в производство резиновых шлангов, никому чрезмерными не показались. Теоретически, надо было повторить станочек, выплетающий трубчатую оболочку огнепроводного шнура, для оплетки шлангов, но случился облом: схема, крутившая по хитрым траекториям шесть шпулек для семимиллиметрового ОША,[49] категорически не хотела масштабироваться в два десятка. «Мотор был очень похож на настоящий – только не работал». Время поджимало, наши первые, кустарные шланги, намазанные на жердь и заплетенные вручную, Клима достали до глубины души, пришлось обойтись двумя двадцатизаходными спиралями. В итоге получилась малость уродская, но работоспособная конструкция: здоровенная бронзовая (из чего же еще?) мясорубка проталкивает через кольцевую щель заранее замешанную резиновую массу. Сползая с направляющего стержня, колбаса оплетается по спирали двадцатью нитями по часовой стрелке – и сразу же двадцатью против часовой. Профилированные валки стаскивают будущий шланг с направляющей и подают в печь. Установка и поддержание температуры вулканизации – отдельная, полная извращенного секса история, с элементами технотриллера. Определили ее – температуру – методом научного тыка, а градусниками работают биметаллические пластины со стрелочками. Точность, конечно, аховая, но в допустимых пределах удержаться можно. Аховая точность – это почти про все на нашем производстве. Удалось механически связать только продольную подачу шланга с оборотами рам, для соблюдения крутизны спирали: продольная нагрузка будет немалой, и воспринимать ее должна именно обмотка. Все остальное контролируется визуально, корректировка и синхронизация действий русским командным – точнее пиджин-русским, куда наползли испанские, английские, нумские и паютские словечки. Три месяца суммарно на добычу сырья и разработку оснастки, месяц опытов и подготовки, один день (с частью ночи) работы. Все. Триста с чем-то метров готовой продукции, несколько ожогов, пропитавшая все вокруг резиновая вонь, выбитые пальцы у Изауры (кем должен быть русский человек, чтобы НЕ КУПИТЬ рабыню с таким именем?): замена шпули с нитью на ходу, грубейшее нарушение ТБ, санкционированное мной лично. Блин! Я же тогда ей больничный дал, а с премией кинул… С этой колониальной войнушкой, матери ее гарбуза[50] да вперехлест через клюз, аврал в дурдоме во время высочайшей инспекции стал нормой жизни. Ни хрена не помню, если не запишу в склерозничек. Некрасиво как, она хоть и рабыня, но девка старательная и неглупая, по образовательному цензу и дисциплине уже заслуживает изменения статуса. Да-да, у меня целая схема постепенного зарабатывания свободы персоналом: поскольку я хитрая и жадная сволочь, то хочу иметь умелых и лояльных работников за недорого. Подневольный труд на сложных производствах неэффективен, а свободные отягощены семьями, нежеланием учиться, длинным языком, в конце концов. Вот и получается, что проще и надежнее накупить персонал или набрать его из городских низов по очень жесткому, практически кабальному контракту. И вот тут вступает в дело сущее супероружие – социальная защита! Человек очень быстро привыкает к хорошему, это мы еще на индейцах и пленных выяснили, а трехразовое питание, баня и смена белья раз в неделю, нормированный рабочий день, квалифицированная медпомощь – невероятные условия по местным меркам. Правда, вся эта красота идет в обмен на соблюдение жестких условий: строгое соблюдение дисциплины, санитарных и технических норм, полное молчание «снаружи» о работах, ведущихся внутри. За изучение русского языка, арифметики, овладение полезными навыками идут немалые бонусы, вроде права отгородиться занавесочкой от остальной казармы (мы купили стандартный домик, помещения для рабов, с красивыми решетками на окнах и дверях, были предусмотрены изначально), переселиться в отдельный кубрик, а то и завести семью. Ну, а в далекой, но вполне достижимой перспективе – свобода. Человеку нужна цель, ради которой он готов вкалывать, и ряд этих целей, по возрастанию, был выстроен. И не говорите, что занавесочка между гамаками – хилое поощрение. Человек животное стайное, но невозможность уединиться иначе как в сортире сильно давит на психику. Вспомнилось, что во времена моей срочной службы блатными считались должности не только те, которые позволяли положить болт на службу, но и предусматривающие свой угол, каморку, выгородку, пусть даже там надо вкалывать. Есть исключения, например, часть негров, наоборот, боясь ночных духов, спит только плотной толпой – но таких мало: невзирая на высокую цену, я изначально покупал второе-третье поколение рожденных вне Африки. Они уже слегка ассимилированы, родоплеменные заморочки и табу помнят и чтут, но без фанатизма. Окружение влияет: когда вокруг тебя десятки и сотни разных людей, с которыми объясниться можно только по-испански, когда каждый выходной заставляют молиться Белому Богу, а стариков – хранителей традиции рядом нет, прежние страхи уже не так страшны. Как бы ни было – система работает, хоть и пришлось поначалу и в баню загонять из-под палки, и за немытые руки регулярно дрючить, и за болтовню на рынке – маленькая СБшная подстава-проверка – в карцер сажать. Самую гнусную часть своего плана – что будут делать бабы, получив свободу, – я им не озвучивал. Кому они будут нужны, со специальностью лаборант-технолог широкого профиля, намертво избалованные трудовым кодексом и неким подобием равноправия? Только в Калифорнию, иначе опять скатятся вниз – а это очень больно, гораздо больнее, чем тем, кто всю жизнь пахал на плантации и ничего иного не видел. Слава о нас уже пошла, приходится почти каждый день заворачивать слуг или работников, желающих наняться к таким хозяевам. Соседи смотрят косо.

– А шибко умные будут таскать чугуний! Дорого, в общем.

2

День закончен, пушка смазана, охрана проверена. А теперь стакан «Мачете», душ и спать. Салли сегодня весь день занималась реладерством,[51] работа тоже тонкая, нервная и, главное, не терпящая суеты. Сейчас убежала в душ и не пустила спинку потереть, стервочка! Хотя да, мы бы опять заняли помещение надолго, а утром кухонные девки за спиной хихикать будут.

На Мартинике пришлось серьезно потратить артефактные.308Win для стрельбы по шлюпкам. Спасибо американскому дедушке, некоторый запас бездымного порошка пока еще есть. А пули можно и наточить, копировальный станок позволяет. Зануда в посланиях с того берега четко предупредил – в ближайшие годы на самодельный бездымный порох можно не надеяться: кроме проблем с пироксилином, про которые он вкратце рассказал на совещании, нужен будет еще и нитроглицерин, а уж это вовсе несусветная гадость, особенно в жарком климате. Бывает, конечно, пироколлодиевый «менделеевский порох», но на данном этапе мы и так круты до неимоверности, а бытовая химия дает гораздо больше выгод, чем оборонпром. Полевая электролизная установка, приведенная от ветряка, стабильно снабжает нас гипохлоритом и как производным – бертолетовой солью. Первый – дезинфекция и отбеливание, второе – пиротехника и промежуточный компонент многих полезных вещей, например спичек, «динамита бедняков» (тс-с-с! Немножко, только для себя) или фейерверка на день рождения Роситы Орейель де лас Касас. Ну не придет же полковник Аларкон с одним букетом наперевес – несолидно. А вот персональный цветной фейерверк! И шоколадные конфеты… Проняло даже будущего тестя. В Мексике я мощно облажался, попытавшись грызануть аппетитно пахнущий шоколадом кусочек. Ха-ха три раза. Прессованный какао-порошок! Который полагается варить со специями и пить. Подешевле – порошок простой, подороже – обезжиренный, с него напиток вкуснее. Обезжиривают двумя методами: выдержкой в холщовых мешочках, чтоб ткань впитала масло, долго, но дешево, и прессованием – быстро, но нужен винтовой пресс.

И вот тут пошла отдача от нашего прогрессорства: кубинские металлурги после немалых финансовых и информационных набросов освоили литье сложных и габаритных деталей. По выплавляемым моделям в том числе. Собственно, по выплавляемой модели был сделан двухсоткилограммовый колокол, который хоть и не попал чуть-чуть в требуемый тон, зато показал, с помощью какой именно оснастки можно быстро и точно делать модели крупногабаритных тел вращения – например, пушечных стволов. Заодно отлили детали гидравлического пресса на пять тонн. Против гаражного домкрата, коий и был прототипом, штука получилась здоровая и малость ненадежная, но это же первый блин! Тем не менее, все заработало. Самоуплотняющие резиновые прокладки позволили этому агрегату подолгу, пару суток без ТО, давать прибыль: покупаем дешевые бобы, мелем, прессуем в плитки, продаем, думаем, куда деть прорву масла какао. Господин Линдт в этом мире уже не сможет блеснуть на кондитерском небосклоне. Горький и молочный шоколады уже изобретены. Мелкая индейская скво не забыла интеллектуально ограбить и «Нестле» со «сникерсом» вместе: облить шоколадом прессованные отходы кондитерского производства (вафельной крошки, бой орехов, изюм) несложно, воздушные пузырьки дались тяжелее, но эксклюзивнейшие деликатесы были сделаны! Сначала, как положено, провели промоакцию: на балу Салли, мило улыбаясь, скормила высшему свету пяток килограмм продукции. Немного поудивлявшись, гости распробовали и под конец, чуть не пихаясь локтями, расхватывали новинку. Гы-гы, какао идет как напиток, способствующий успехам в любви, так что концентрат в виде конфеток бросил потребителей в пучину страстей. Такова сила веры. На следующий день цена твердого шоколада была нами выкручена до уровня самых дорогих вин – кому надо, купят, а массовое производство лаборатория не потянет, единицы килограмм максимум. Вот корзину именно такого, дорогого и дефицитного лакомства прихватил с собой полковник Аларкон, отправляясь поздравлять красавицу невесту. Какую все-таки прелесть закадрил! Даже немного завидно… Шоколад не ей! Угостить девушку афродизиаком – не лучшая идея, голову оторвут и скажут: «так и было». А вот хозяина, который весьма не дурак сходить налево, – порадовать в самый раз. Подарок же Росите делался руками жениха и привлеченных товарищей несколько месяцев: музыкальная шкатулка! Со сменными барабанами и возможностью записать свою мелодию! Росита девушка умная, программирование гаджета освоит. А фейерверк полагается коронованным и титулованным особам, да по большим праздникам – пыль в глаза мы пустили, как говорится, «на все деньги». Благо это технология двойного назначения, ракеты можно снаряжать разными боевыми частями.

Но появилась новая напасть: Королевский Кабинет Машин прислал запрос на предоставление образцов водолазного скафандра, полевой кухни и скорострельного ружья. Какая сволочь напела, интересно?.. Ладно ружье, замысловатый образец для втюхивания Динго нам с собой дал, но скафандр и кухню – отдавать никакого желания. Зря, что ли, мы тут английских шпионов ловим, чтоб они из Мадрида все на блюдечке получили? Главное, и не послать ведь требующих, от имени короля действуют, служаки хреновы… Они бы с этой энергией внедряли новинки! Нет, только собирают, хомяки. Выход предложил сеньор Фернандо, который стал постоянным участником наших утренних посиделок. Мы ломаем головы, ругаемся, а он так небрежно интересуется:

– Сеньоры, вы неоднократно хаяли нерасторопность и тягомотину королевских чиновников. А ведь это удовольствие может быть взаимным!

Точно! Мы ни в коем случае не уклоняемся от исполнения эдиктов короля. Чего уж там, предоставим требуемое. Но не в данный момент. Три имеющихся водолазных скафандра заняты на подъемных работах, образец обязуемся выслать по их окончании. В Кабинете решат, что речь про работы на «Аточе» – а мы уточним, по их окончании, что имели в виду весь судоподъем Новой Испании. Можем сделать четвертый скафандр, но цена будет – как полфрегата. А всего-то и надо – сделать калькуляцию строго по закону. Резина закуплена в Бразилии: три перегрузки, четыре портовых сбора. Паровая машина и компрессор – эксклюзив калифорнийской работы, плюс транспортные расходы, можете поторговаться с сеньором Зубром, если желаете. Колониям запрещено иметь промышленность? Зато разрешено (и даже предписывается) строить корабли, а указанные механизмы именно на корабль и поставлены. Зачем нарушать закон, в котором есть такие замечательные дырки? Интуиция мне подсказывает, что на указанные в письме-отписке расходы Кабинет не пойдет. Полевую кухню решено оставить в резерве – если столичные деятели не угомонятся, подарим ее, после очередного раунда переписки. Три месяца на прохождение почты в одну сторону дают отличную возможность для волокиты.

Яга по горло занята зельеварением, мулатки до сих пор боятся, сегодня змей покормил я, хорошо, что сам «дойкой» не занимался. Дело даже более тонкое, чем релоадинг. Мама Яга к такому никого не подпускает. Вот чего ей не хватало для счастья, так это двух дюжин ядовитых тварей – аж верещала, когда принесли подарочек. Побуждения у нее самые человеколюбивые: змеиный яд, он полезный – если не внутрь, а снаружи. Обезболивающие мази с ним и пчелы в поясницу – здесь снова пересеклись индейские и будущие знания, дав отличный эффект. Просоленные мореманы и колониальные офицеры из флоридских болот, кривоногие кавалеристы и плоскожопые чиновники – все равны перед радикулитом. У мамы еще с той жизни нежные чувства к змеям, даже как-то получила на день рождения амурского полоза Федю и ходила с ним на работу, на радость коллегам и пациентам. И чего те шугались? Красивое и доброе создание, крупнее мышки никого не обидит. Только-только развернув лабораторию, мама сразу потребовала от меня мешок любимых гадов, но тут возник призрак птицы обломинго: на Кубе нет ядовитых змей! Охренеть, вот вам и тропики… Впрочем, за умеренные деньги один страдающий капитан-контрабандист приволок из Луизианы гремучек и коралловых аспидов, в обмен на обещание, что будет первым получателем лекарства. Правда несколько аспидов оказались ужами, мимикрирующими под Страшную Ядовитую Змею. Тоже хорошо, можно производить эффектные манипуляции на публике, если клетку не перепутать. Но два вида ядов – гемолитический и нейротоксинный – получены. Главное – не допустить побега, а то благодарные соседи нам этого не забудут.

Им и так достается от нашего соседства…

1 марта 1792 года. Мартиника

– Месье Гато, а почему эта дикарка так покровительственно к вам обращается и нахально себя ведет?

Отхлебываю кофе, пытаясь прикрыть чашкой ухмылку: обожаю вбросы дезинформации.

– Господин Пажери, вы не первый и даже не десятый, кто удивляется: это моя старшая сестра! Да-да, батюшка мой был большим поклонником женской красоты и не смог противиться чарам дочки туземного вождя. Но потом, как благородный человек, увез ее с дочерью на родину, дал прекрасное воспитание и свою фамилию, признал дочь законной наследницей титула и состояния – невеликого, к сожалению. Увы, последовав за ним в очередное путешествие, Уата-Уа погибла в бою, и я рожден уже во втором браке. Но родная кровь – не водица, несмотря на скверный характер, из-за которого ее никто не берет замуж, Яга самый родной для меня человек.

Де ла Пажери при разговоре поглядывал в окно на двор, где обсуждаемая сеньора Яга деловито осматривала легкораненых (других пока не было), подкрепляя указания когда русским словом, а когда и оплеухой – плюха досталась поцарапанному милиционеру, залившемуся антисептическим раствором воды в спирте до изумления. Его товарищ, потянувшись за антикварной саблей, уткнулся носом в два ствола небольшого пистолета, выхваченного лекаркой неизвестно откуда. Закрепленные за ней охранники, из Котов, весело заржали, сообщив вспыльчивому французу, что две пилюли от всех болезней суть легкий выход, но если тот не угомонится, они сами займутся врачеванием и зашьют ему что-нибудь суровыми нитками. Какой знакомый юмор, парни успели научиться плохому, угадайте у кого?

– Да мсье Гато, за такой… – он несколько замялся, подбирая формулировку, – …энергичной невестой надо давать очень хорошее приданое…

Гавана

…только физическая удаленность Яги от Мартиники спасла господина Пажери от слабительного со снотворным в кофе. Я пересказал наш с ним разговор уже здесь, на радость всей команде «попаданцев», которые оживленно стали обсуждать, какое именно слово было заменено на «энергичная». А по шее, как водится, получил я. Вот прямо на этом месте.

Прохожу со стаканом на террасу и начинаю бодяжить: тридцать грамм рома, ложка меда, мята, смешать, но не взбалтывать… тьфу ты! – и перетереть. Развести соком по вкусу. Собственно, ром здесь идет как экстрактор, растворитель и дезинфекция – мы таки в тропиках, пить воду здесь надо с осторожностью. А вот свежевыжатый (другого нету) сок – самое то. Мята изображает охлаждающий эффект, теплый ром – хуже потной мулатки…

– Лейтенант, вы любите теплую водку и потных женщин??

– Никак нет, товарищ полковник!

– В отпуск идете в декабре!

…Ближайший лед – в Мексике, и доставка обойдется примерно серебром по весу. Чересчур элитная выпивка, однако. Напитки кубинцы держат в погребах, возможно некоторое доохлаждение мокрыми чехлами и сквозняком, но этого мало. Эх, сваять бы холодильничек, вот будет извлечение денег из воздуха! Увы, это пока труднодостижимое излишество, на которое не хватит сил и времени. Еще война эта хренова… Хотя без трофеев мы бы еще не скоро смогли заказать кораблик гаванской верфи. Частник – не государство и в согласованиях не нуждается, так что можно было заложить натуральный пароходофрегат, опережающий время лет этак на полсотни. Нос, обводы, диагональные крепления, закругленная корма, усиленный трюм под паровую машину и формованные танки для воды вместо общепринятых бочек, подкрепления палуб для будущих пушек высокой баллистики – теоретически выйдет могучая вундервафля. Правда, без начинки будет просто крепкий быстрый кораблик с запасом на модернизацию и отличной автономностью. Денег бы хватило, маленькая победоносная война оказалась крайне выгодным мероприятием – но Клим урезал осетра до полноразмерного клипера, сказав, что дредноут ему в Атлантике не нужен, а вот в Калифорнии он его потом построит. Командор Перри, похоже, в пролете, Японию раскупорят до него. Давно я хотел посмотреть на обыкновенных японских школьниц[52] в естественной среде обитания. Тс-с-с! Только моей жене ни слова!

Все еще весна 1792 года. Гавана

Войны побоку – двигаем прогресс. Пока я сутками сижу в Арсенале, маменька химичит лекарства, яды и просто химичит. По сравнению со шлангами прорезиненная ткань обошлась нам легко и малой кровью: расстелить полотно, намазать, прокатать, перевернуть, намазать, прокатать. Если рецептура смеси выдержана, то процесс не вызывает затруднений. Заодно освоены резиновые перчатки, галоши и ласты (никогда, повторяю, никогда не делайте слепок ноги в гипсе, не надев старый носок! Эпиляция – это очень больно. Как злорадствовали женщины…), и венец достижений – презерватив. Изделие № 2 получилось монументальным, превосходя даже советский прототип и приближаясь прочностью оболочки к хозяйственной перчатке. Хорошо, что не к галоше. Сразу предупреждаю клеветников и завистников: обошлось без изготовления слепков, модель выточили на станке, по европейским измерениям двадцатого века. Даже в двух версиях – гладкий и с колечками. Впрочем, толщина изделию только на пользу, потому как презерватив нынче предмет многоразового использования. Чехольчики из овечьей кишки или пропитанного полотна пользователь стирает, сушит и аккуратно укладывает в коробочку, пересыпав тальком – до следующего раза. Так что фраза «гондон штопаный» отнюдь не оскорбление, а характеристика небогатого, но аккуратного человека. До кучи сделали десяток дилдо, популярный товар, между прочим. Приличной женщине полагается иметь оный предмет в хозяйстве, особенно если муж моряк или купец – подолгу отсутствует дома. Пользоваться необязательно, любовников, дворецких и кучеров никто не отменял, но связь с прислугой роняет достоинство, внешние приличия необходимо соблюдать. Тем более, что это не Европа, есть шанс родить негритенка, если попадется не совершенно белый любовник. Такая хохма может подкосить все будущее: если индейцы считаются вполне достойными людьми, вождей пишут дворянами, то черная кровь, пусть и небольшая подмесь, это очень плохо – мулату трудно выслужиться даже в сержанты. А родительнице злые языки спуску не дадут. Вот дамы и предохраняются, кто как умеет. Между прочим – никакого прогрессорства, или, прости господи, сексуальной революции. Английский парламент даже обсуждал вопрос усиленного налогообложения презервативов, а то и запрета – мол, рождаемость снижается.

Предметы издревле, от Рима и Греции, уж точно, и широко распространенные, фаллоимитаторы ныне делают из чего угодно, на любую цену – от шлифованных деревяшек до драгметаллов, керамика и камень, фарфор и глина, размеры и формы, достойные самого продвинутого секс-шопа, имеют спрос в различных слоях населения. Кстати, никаких секс-шопов, понятное дело, нет, поэтому за изделием надо идти к производителю: керамический хрен у гончара или в посудной лавке, бронзовый – у медника, серебряный у ювелира. Наши – в аптеке, прогресс, однако.

Ну, а я имею секс по специальности – не тот, что с женой, а с минами. Точнее, с замедлением взрыва. Форт «Ломоносов» (аве Зануда!) обеспечил нас шимозой в товарных количествах и детонаторами-восьмерочками.[53] То есть с нажимными-ударными минами, подрывом «удочкой» – дерни за веревочку, внучка, дверца и… того – никаких проблем, но многие гадости и подлости надо производить издалека, обеспечив себе алиби. Часовые механизмы использовать можно, но карманные редки и дороги, а которые с гирями и боем непригодны к применению вне помещений. Опять-таки, замедление на двенадцать часов максимум. Эх, где же вы, мои родные таймеры от видеомагнитофонов, – отсрочка до года, с погрешностью в секунды. Огнепроводный шнур, публикой именуемый бикфордовым, что неверно, я сделал асфальтированный, и даже с двойным асфальтом, – можно совать под воду, не потухнет. Но ОША горит примерно сантиметр в секунду, что слишком быстро в некоторых случаях – и слишком медленно в других. Так что для мин замедленного действия остаются химические замедлители, несмотря на все их нехорошие качества, альтернативы нет. Принцип несложен: кислота разъедает проволочку известной толщины за известное время. Пружина толкает или тянет разблокированный ударник, накол инициирующего состава – взрыв. Вопрос первый – скорость химической реакции зависит от температуры компонентов, одно из покушений на Гитлера сорвалось именно по этой причине: на высоте замерзли трофейные английские химдетонаторы. Мы действуем в тропиках, промежуток от плюс десяти (ужас, очень холодно!) до тридцати – тридцати пяти, редко больше, океан все-таки. Для Европы придется сделать поправочные коэффициенты, пока это невозможно, повторюсь: ближайший лед в Мексике, на вершинах высотой более четырех тысяч. Вопрос номер два: пружина. Навивать проволоку мастера с моей подачи умеют, науглеродить – тоже, а вот со стабильностью параметров швах. Даже пытаясь максимально выдержать температурный режим, все равно получаю в каждой партии широчайший разброс. Слишком большая разница в исходном металле, и много неотслеживаемых факторов при обработке. Докинем сюда плотность кислоты, хоть ее меряем точно, и качество медной проволоки – тот еще клубок проблем. Впору впадать в депрессию и самоуничижение, но на краю памяти крутятся воспоминания о долгих и нудных работах советской и американской армий по этой же теме. Им удалось добиться относительно приемлемой точности и надежности, но к тому времени долгоиграющие часовые механизмы и радиовзрыватели стали доступнее, на горизонте появились электронные таймеры, и армейцы с радостью отказались от капризной химии – наши пораньше, амеры попозже.

Мне пришлось плюнуть на капризные пружины и малый габарит взрывателей, соорудив полностью химическую схему: кислота в стеклянной ампуле, внутри металлической капсулы-замедлителя, а та, в свою очередь, в контейнере с мелом. Кислота плюс мел равно что? Бурное газовыделение. А это уже исполнительный механизм, например привод ударника. Точность один хрен паршивая плюс попутные проблемы: как гарантированно раздавить стеклянную (весьма прочную, надо сказать) ампулу через стенку контейнера, мел и капсулу-замедлитель, не разгерметизировав капсулу и контейнер? Можно, кстати, мел заменить на экзотермический реактив, и получится готовая зажигалка – подарок деревянному кораблю или населенному пункту. Взрыватели получились довольно громоздкие, но надежные: раньше трех часов от установки не срабатывают, имея две ступени предохранения, также два варианта снаряжения обеспечивают выдержку в четыре и двенадцать часов – плюс-минус лапоть. Можно соединить в каскад, хотя не могу пока представить, для чего такой изврат можно использовать. Минировать здания на оккупированной территории один хрен буду в управляемом варианте. В ходе экспериментов опробован и полностью орочий, тех самых, вархаммеровских орков, вариант: в мелинитовую шашку вбивается гвоздь. Полученный предмет может рвануть просто когда угодно – от пары часов до месяца. Но эта пара часов всегда есть, пикраты – гнусные характером соли пикриновой кислоты, образуются не мгновенно. Все мины моего производства теперь имеют подобный механизм самоликвидации. Точнее, не мины – а сборочные комплекты для них. Химически активная взрывчатка вынуждает держать компоненты по отдельности. Во избежание. Полцарства за нормальное ВВ! Но теперь у нас есть нормальные ручные гранаты, адские бомбочки – «макадлепы», противопехотные мины…

…прошу любить и жаловать, МОН – двадцать-сорок! Поражающий элемент – свинцовая картечь, сектор поражения: сто пятьдесят по горизонтали, шестьдесят-восемьдесят по вертикали. Целик и рамочная мушка в комплекте. Рубеж безопасного удаления в тыл метров тридцать, но лучше больше.

– Какая же она тогда направленная, если сзади надо прятаться дальше, чем противнику спереди? И вообще, что за индекс: «двадцать-сорок»? Случаем, не количество мулаток, ощупанных за окорока в процессе работы?

Интриги завистников и гнусный поклеп на честного семьянина! Завидовать нехорошо. И полстолька не было. Индекс верный: я думал, мина слабенькая, а оно как звезданет! Просто внутри дробь двух фракций, между крупной картечью утиной «пятерочки» насыпано от души, чтоб в ближней зоне гуро было покачественнее. Взрыватель уходит вперед-вверх, а вот куски крепежа или треноги летят при взрыве непредсказуемо. На жестком грунте еще и камешки полетят, что характерно – назад. Массо-габаритные макеты зарядов, взрывателей и корпусов покрашены в черно-белую зебру, неокрашенного, зеленого и любых других цветов – всем бояться! Тренировать буду лично, так что разгребайте, товарищи, свои графики, чтоб не менее трех раз по полдня занятий было. Это программа-минимум для гранат, они простые и надежные. Все остальное: пороховые картечницы и МОНки – индивидуально, до заучивания намертво, иначе хрен вам, а не допуск. Дамы, вас это тоже касается, гранат бояться не надо, они же ручные. Да, про «макадлепы»[54] поясню: они сугубо диверсионное оружие, в расчете на смерть противника после налета. Смерть лютую и неотвратимую, даже мешок антибиотиков от кадаверина не поможет. Индейцы знают толк в устрашении врага. Боевое гранатометание будет только с обычными гранатами. У нас мешка лекарств нет, а на помощь Господа заядлым материалистам рассчитывать опрометчиво. Зато потом мы даже небольшой группой сможем вертеть на нефритовом жезле пехоту и кавалерию противника до полутысячи рыл включительно. Если те любезно предоставят нам время на подготовку поля боя – даже больше.

Глава 5 Пиастры! Пиастры!

По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там!

Из песни

Весна 1792 года. Примерно 40 миль к западу от Ки-Уэст.

Клим

Вот толку от навигатора с самыми верными глубинами и остальными наворотами? Если вместо эхолота – линь с грузом, вместо спутников – часы, секстант, астролябия. Про разные металлоискатели вообще молчу. Нет их, еще долго не будет. Да и точность с метрами и саженями под килем тот еще вопрос. То, что было указано в моем приборе, относится к двадцать первому веку. Течения здесь весьма своенравные, наносят песок как попало. Утешает только одно – любые наши конкуренты не в лучшем положении.

Прикидывали по-разному. Но выходило, что за один сезон поднять что-то солидное в денежном выражении не получится. Поэтому решили устроить доразведку с испытанием первого скафандра и водолазного катамарана. А основную экспедицию организовать уже в следующем году, с учетом всех весьма ожидаемых недочетов в нынешней. Я хорошо помню основные перипетии с грузом галеона «Нуэстра Сеньора де Аточа» в семидесятые годы того времени, когда его искал американец Мэл Фишер. Чуть хуже – подробности неудачного похода сеньора Франсиско Нуньеса Мелиано. Тогда, больше полутора сотен лет назад, испанцы подняли неподалеку отсюда весьма ценную добычу. Но то был груз другого корабля «серебряного конвоя». Их ведь в тот раз затонуло сразу три, попавших в жестокий карибский шторм. Хотя тогда песок не успел сильно затянуть остатки кораблекрушений, но в распоряжении у предка нашего Мелиано были всего лишь ныряльщики. Примитивный водолазный колокол здорово помог испанцам, но в тот раз нашли они «Санта Маргариту». «Аточа» и ее сокровища не дались в руки кладоискателям.

Наша попытка должна быть гораздо удачнее. Именно для подготовки удачного исхода экспедиции мы и решились не дожидаться полной готовности техники, невиданной для этой эпохи. Ну и продемонстрировать заинтересованной стороне продвинутые технологии в действии, не без того. Вентилируемый мягкий скафандр по типу ЭПРОН-2 – настоящая вундервафля для всех здесь и сейчас. И не так уж сильно демаскирует нас как прогрессоров с запредельными знаниями. От того же водолазного колокола костюм ушел не так далеко. Попытки использовать подобные девайсы известны с времен греко-персидских войн. В любом случае против моего, пусть и примитивного акваланга связанный с поверхностью шлангом и тросами водолаз не играет. Если вдруг мы что-то не поделим с испанцами в будущем, преимущества в подводной войне будут за нами. Ведь мало знать о наличии у кого-то технической новинки. И дело даже не в ее копировании. Надо еще сообразить, как и где использовать подобную вкусняшку лучшим образом. Поэтому мы без особых сожалений расставались с некоторыми своими секретами. Хотя всех тузов из колоды не доставали. Простенькая, казалось бы, вещь – клапан на шлеме. С первого взгляда. Но даже им надо научиться пользоваться. А у нас в запасе есть такой же, но автоматический. Который не требует постоянного внимания от водолаза. Пусть такую конструкцию сложно изготовить в Гаване, но в нашем форте с ней особых заморочек не будет.

Но это все отвлеченные мысли. А пока наш катамаран ложится в дрейф, корабли сопровождения, целых пять, занимают позиции по периметру вокруг нас. Их задача обеспечить работу ныряльщиков в масках, которые тоже с нашей подачи успели изготовить на верфи. Сейчас это обычные стекла в оправе из резины, никак не рейдовые, позволяющие производить несложные работы на небольшой глубине без постоянных всплытий за очередным глотком воздуха. Помпа, как и скафандр, у нас пока всего одна. Так что ныряльщики будут обследовать дно на возможно большей площади. А вот к обнаруженным ими интересным местам буду погружаться уже я или один из двоих местных, успевших лучше всего освоить новую технику погружений.

Май 1792 года. Карибское море.

Водолазный катамаран «Садко». Котозавр

Это мы удачно зашли!

– Oro!..[55] – Возглас «корзинщика» уже не был таким заполошным, как в первый раз. Водолазы уже доставали со дна и монеты, и изделия, но эта добыча – особенная. Некрасивый увесистый слиток, обросший водорослями, обязан нести на себе госгерб, личное клеймо мастера, личное клеймо чиновника, вес, пробу. От бюрократии есть толк, хотя бы в этом. Из архива нам выданы копии документов на груз «Нуэстра Сеньора де Аточа» и «Санта Маргарита», в которых описано все – вплоть до украшений на мундире капитана. Казенный груз учитывался до мелочи. И ничего другого не должно было попасть в страну из колоний без уплаты «квинто». Правда, уклонение от уплаты налогов родилось одновременно с ними, и есть мнение, что «Аточа» затонула в том числе из-за перегруза контрабандой. Найденные ранее вещи были «в цвет», но однозначно подтвердить, какое именно сокровище подымаем, можно только по совокупности признаков – «Аточа» затонула в довольно оживленном районе, даже с нашими картами есть шанс пойти по следу постороннего кораблекрушения. Оно, конечно неплохо, но приз на леваке неизвестен, а «Богоматерь» везла тонны драгметаллов.

Клим аккуратно прошелся щеткой по боку слитка и рыкнул на зрителей:

– А ну, не напирайте, сейчас кислотой работать буду, давно никому неудобьсказуемое не прижигало?

Помогло мало: разве что ближние выдохнули малость, пытаясь стать компактнее. Под каплями серной кислоты на грязном боку появилось солнечно-желтое (высокая проба, чистейший металл!) пятно, с неясными знаками… Еще один пшик содовой водичкой из спринцовки, и наследник Мелиано аккуратно кладет трофей перед собой, на столике руководителя подъемных работ, после чего раскладывает архивные списки. По мере того, как в сторону откладываются лист за листом, напряжение растет по экспоненте. Заткнулись мерзкие чайки, почти не дышат люди, даже компрессор, качающий воздух счастливчику, до сих пор торчащему на дне, кажется, стал работать немного тише.

– Сеньор Клим, прошу вас проверить. – Дон Франциско преувеличенно спокойно передает страницу Климу, и тот в течение нескольких секунд сверяет запись:

– Он, все верно! Господа, это «Аточа»! Ура!

– Ур-ра! – На палубе катамарана возникает маленький карнавал, с небольшим запозданием перескочивший на «Сан-Исабель», ставшую на якорь невдалеке. Все орут, возносят хвалы Господу, Пресвятой Деве и святому Иакову.[56] Сменные водолазы, кажется, готовы сигануть за борт даже без шлемов, а боцман дергает сигнальным концом код подъема – везунчика надо поздравить и наградить не мешкая. Пошла натяжка, вот появился в прозрачнейшей воде темный силуэт: это подтягивается лебедкой клеть с водолазом. Не по лестнице же ползать с семнадцати метров? Бронзовый шлем тускл – но тем ярче сияет улыбка в иллюминаторе, счастливчик все понял, но пока может только лыбиться и махать руками. Как-то вначале курсанты пытались задобрить Jefe buzos – начальника водолазов испытанным военно-морским способом: надраив медяшку, ибо начальству обычно такое нравится. И потом занимались спортом, пока Клим вдумчиво патинировал шлем, попутно объясняя, что блестящая блесна уловистей. И что на большую наживку может польститься только очень большая рыба. Усвоили, прониклись. Все жить хотят, желательно – хорошо жить. Доля водолаза равна офицерской, сборщику губок за такие деньги нужно работать полгода минимум. Испанцы с этими раскладами согласны – пришлось, правда, поймать на слабо одного проповедника работы «за еду», запихать того в трехболтовку и в барокамеру. У компрессора и вентилей, хитро ухмыляясь, стоял Клим, и «…он сказал «поехали» и махнул рукой». Виртуально «отправился в глубину» этот жлоб на хорошей скорости. После «подъема» и извлечения чванливый кабальеро выглядел как огурчик зелененький и в пупырышках, о выполнении учебной задачи – переложить десять мушкетных пуль из ящика с песком в корзину – и речи не было. Слабак. Представления хватило, чтоб признать плату отнюдь не чрезмерной. Впрочем, для особо упертых мы заготовили аттракцион «борьба за живучесть», а его пройти без многоступенчатой технической и психологической подготовки анриал полный. Вроде бы фигня: прошагать по мелководью десять метров до лестницы, и подняться по ней на метр, чтоб голова вылезла из воды, чего сложного-то? А если инструктор крутанул лючок, имитируя повреждение иллюминатора, и в лицо хлещет теплая карибская водичка, затопляя скафандр? Отработке нештатных ситуаций Клим посвятил очень много времени, потому как чепэ во время поисковых работ грозили срывом всего плана – если люди решат, что техника невезучая, то под воду их не загонишь ни золотом, ни кнутом, ни молебном. А можно и на бунт нарваться – вполне устоявшаяся традиция, не миновавшая ни один флот. Сколько же надо вкалывать, чтоб однажды услышать это самое: «Oro!..»

Скоро это золото упадет на весы европейской политики – даже не оно само, а факт его наличия, может здорово поменять расклады. Хотя на самом деле их поменяет скорость. Капитан забился на три тысячи реалов, что мы дойдем до Испании за тридцать пять дней, не более. Он влюблен в свой новый корабль, и «Сан-Исабель» отвечает взаимностью. Завтра начнется первая гонка за не учрежденной еще «Голубой лентой». А Урок Кзинов[57] гласит: любой привод является оружием. Поучим?

Лето 1792 года. Калифорния.

Ирина

Я сидела на веранде домика, у стола, на табурете с резными ножками, и аккуратно кроила редкую в здешних краях плюшевую ткань (остаток обивки детского сиденья из автобуса американских «попаданок») по выкройке мягкой игрушки-паучка. Изделие шилось для самых маленьких учеников школы – скорее там была средняя группа детского садика плюс несколько «приготовишек» из индейцев.

На столешнице были разложены уже выкроенные детали – восемь полосочек для лапок, еще восемь, поменьше – для тапочек-носочков на лапки, большая круглая деталь – туловище, и сейчас выкраивалась круглая голова. На очереди были глазки из белого полотна и больших темных бусин. Отдельно лежала светло-коричневая, скорее даже рыженькая бахрома – для челки паучку. К ножкам прилагалась мягкая толстая медная проволока, а набивкой должна была послужить овечья шерсть с небольшим количеством душистых травок.

Отмотав немного ниток, вдела в иголку и стала сшивать выкроенную ткань по краю, с отступом-прибавкой. Потихоньку, полегоньку – так были сшиты выкройки всех ножек, вывернуты наружу, заполнены набивкой и в каждую лапку вставлено по медной проволочке. Зашивать до конца не стала. Затем проделала то же самое с тапочками для насекомого, с головой и туловищем. При этом по бокам туловища были оставлены незашитыми разрезы для лапок.

Теперь оставалось вшить лапки в туловище – каждая лапка вшивалась осторожно, потайным швом. На все это ушло не меньше получаса времени. Ножки забавно торчали во все стороны из тельца под разными углами. На каждую лапку был пришит смешной носочек-булочка.

Наконец, к туловищу была пришита голова, к которой в самый последний момент, передумав, я-«мастерица» пришила тут же вырезанное из светло-бежевой ткани «личико», на которое, в свою очередь, нашила лукаво «изогнутые» глазки и зрачки-бусинки. Самой последней была пришита «челка», разместившаяся на полпальца выше глазок, и вышит весело ухмыляющийся красный ротик.

«Паучок вышел на славу, отдадим его самому храброму из всех! – решила я, вставая из-за стола и начиная на нем прибираться. – Теперь можно и чаек пойти попить… А потом, попозже, из других тканей, пошьем и остальных зверушек – и Кита, и божью коровку, и других всяких-разных».

Тем же вечером мы, с помощью одной из мам, раздавали игрушки детям в учебной комнате. Особенно ребятишкам нравились плюшевые медвежата и толстенький Кит с белыми боками и синими глазами, вышитыми прямо на ткани. У девочек спросом пользовалась мягкая кукла Анютка, с волосами из толстых рыжих ниток и в красном сарафанчике. Паучка брать почему-то никто не хотел.

– Придется его у себя оставить, – вздохнула я. – Ну, никто его не берет! А он вышел такой лапочка…

Тут меня кто-то подергал за штаны. Взглянув вниз, обнаружила очаровательного белобрысого зеленоглазого малыша.

– Ты кто? Как тебя зовут? – интересуюсь, присаживаясь напротив мальчишки на низенькую лавочку.

– Джонни, – отвечают мне, внимательно притом разглядывая паучка в моих руках.

– Хочешь паучу, Джонни?

– Ага! – кивает головой.

– Не боишься его, а?

– Не-е… – мотает головой из стороны в сторону.

– А почему?

– Он добрый, улыбается! – И тянет ручку к игрушке.

– Хорошо, держи! – Вручаю малышу долгожданного паучка. – Назови его сам!

– Он будет… Тэм! Как в балладе! – Восторженный взгляд поверх спинки игрушки, и мальчуган убегает, прижимая ее к себе. Хвастаться перед другими мальчишками своей «добычей».

Ну вот, все игрушки пристроены, малыши рады. Гвалт в комнате потихоньку стихает. Скоро придут родители, забирать детей по домам. Думаю, разговоров на этот вечер у всех будет достаточно…

– Хорошо игрушки разошлись, а, Катя?

– В следующий раз надо будет сделать деревянные, наверно… Мальчишкам нужны кубики и прочие конструкторы, а девочкам надо бы пупсов сделать – они немного практичней мягких кукол.

– А попросим-ка мы наших столяров-плотников нам в этом пособить?! – лукаво улыбаюсь. – Не только мы одни должны ребятишкам помогать…

– Верно, другие тоже пусть озадачиваются. Пошли, заглянем к нашим столярам. Только по дороге к художнику, этому индейцу.

– Зачем?

– Ты вот сказала про кубики. А знаешь, что мы совершенно забыли? – Катя вопросительно смотрит на меня и тут же сама отвечает: – Кубики с картинками и буквами! Алфавит по ним гораздо быстрее учить. Вот только буквы…

– А что тут не так? – спрашиваю.

– Надо же русские, английские, испанские. А еще ведь индейский. Их же вообще тут несколько наречий. И есть ли вообще в их языках буквы?

– Тогда спросим у самих индейцев. А потом в ноутах проверим, у нас с тобой еще на этой неделе лимит пользования техникой со склада «А» не использован. А вечером приходи к нам на чай. Мне Сергей обещал какую-то выпечку национальную сготовить…

Глава 6 Шпионские игры

Выхожу неспешно на полянку –

Волк в кусты, его как будто нет.

Шапочка надета наизнанку.

Я сегодня Голубой Берет.

Из Интернета XXI века

Июль 1792 года. Недалеко от побережья Англии.

Артем Рыбаков

Полтора месяца выматывающего душу плавания через Атлантику на какой-то лоханке до Амстердама. Ну и что, если Клим говорил, будто это корыто лучшее из имеющихся в распоряжении Генерал-капитана?

И выделить его для нас стоило громадных трудов по убалтыванию местных чиновников, а наш золотой запас уменьшился на изрядную сумму. Пусть отдельная каюта для Марины по местным меркам и представляется верхом роскоши. Мы же спали в три смены, и никого не волнует, что ты не вошел еще в ритм плавания, вместо сна торчал на мостике, а только собрался покемарить – «Бац! Вторая смена». Если уж совсем невтерпеж, ищи свободный гамак в провонявшем матросском кубрике. Капитана, естественно, перед рейсом стимулировали, но ронять свой престиж «первого после бога» перед командой ни один нормальный мореход ради пассажиров не будет. Да еще испанец, все имена которого с одного раза не запомнить.

Ладно, что там вспоминать, доплыли, и хорошо. Обошлось без штормов, только разок полдня нас слегка потрепало. На мой неискушенный взгляд – совершенно безобидно, даже слегка романтично все выглядело. Почти как в кино, кроме морской болезни, вдруг решившей испытать меня на прочность. Вспомнилась старая прибаутка про Нельсона и непременное парусиновое ведро на его мостике. Старпом еще удивлялся: мол, а чем уж таким знаменит Гораций? Моряк хороший, но больше известен своими походами против контрабандистов да изрядным числом врагов среди лондонских чиновников, которым попортил коммерцию. Решил отделаться общими словами, дескать, такой принципиальный и храбрый человек наверняка успеет совершить что-то героическое. Дон Сальваторе только хмыкнул и предпочел не продолжать разговор.

Все когда-то заканчивается. Так и у нас. Атлантика позади, теперь, навестив на побережье Франции нужных людей (по наводке падре), телепаемся на классическом контрабандном суденышке к тем самым, сотни раз описанным в книгах меловым утесам Британии. Какие они на самом деле – а черт их знает! Ночь, погода тоже не балует, поэтому мы не торчим на палубе, а стараемся найти устойчивое положение в маленькой каюте, больше похожей на собачью конуру. Шкипер, правда, гордо именует свою посудину шхуной. Ему, наверное, виднее. Чуть больше десяти метров в длину, одна мачта – никогда не был силен в морской терминологии. Лишь бы этот «Титаник» благополучно доставил нас в нужное место, а там я готов даже «Голубую ленту Атлантики» кораблику вручить, пусть он никогда и не отваживался удаляться от берега дальше пары сотен миль. И поменьше бы его бросало по волнам, ведь погода, по словам того же шкипера, отличная для такого предприятия! Мой желудок почему-то с этим не соглашается…

Англия. Середина августа 1792 года

Неслышно отворилась дверь, только колыхнулись языки пламени над буковыми поленьями в камине. Сэр Оливер спросил, не оборачиваясь:

– Он приехал?

– Да, сэр. И буквально через минуту займет место в…

– Хорошо, спасибо, Патрик. Я всегда могу положиться на вашу распорядительность. Приглашайте же сэра Генри, уже почти невежливо заставлять его ждать.

– Слушаюсь, сэр, как вам будет угодно.

Снова распахнулась дверь, толстый ковер почти заглушил тяжелые шаги вошедшего. Роул поморщился про себя: «Как изменила Марлоу эта поездка! Никогда бы не подумал, что путешествие может так повлиять на совсем не кабинетного чиновника, привыкшего, ради интересов Королевства или Компании, рисковать не только кошельком».

– Проходите, мой друг, присаживайтесь напротив. Прошу меня извинить, что встречаю вас сидя, но проклятая погода вместе с подагрой навалились на старика и не позволяют мне проявить должную учтивость.

Вошедший не заставил себя упрашивать и, коротко поклонившись хозяину кабинета, занял предложенное кресло.

Да, со времени встречи в феврале прошлого года Генри Марлоу изменился, и отнюдь не в лучшую сторону. Некогда стройный, энергичный мужчина, выглядевший моложе своих тридцати восьми, желанный гость светских салонов и – не будем об этом вслух – альковов весьма приятных во всех отношения женщин, заметно погрузнел. Глаза потускнели и, казалось, выцвели. Говорят, он даже иногда допускает небрежность в одежде, появляясь в обществе! Но дело прежде всего, а все соболезнования по поводу передряг, постигших его порученца, Роул уже высказал при первой встрече, немедленно по возвращении Марлоу из вояжа. Хотя, подобные изменения ведь не происходят без причины, поэтому надо будет иметь данное обстоятельство в виду. И непременно обсудить этот нюанс с третьим участником разговора, о котором гость не подозревает. Хозяин кабинета и поместья заслуженно гордился своей способностью в любой ситуации вести игру сразу на нескольких досках, с разными противниками. Хотя сейчас у него и не было причин считать собеседника и невидимого соглядатая врагами, но не только про Империю говорилось: «У нас нет вечных союзников, и у нас нет постоянных врагов; вечны и постоянны наши интересы. Наш долг – защищать эти интересы».[58] Пусть до произнесения этой фразы осталось еще 68 лет, да и человек, который впервые ее озвучил, сейчас, как говорится, пешком под стол ходит, но политика Великобритании складывается не первое столетие. И традиции в ней уже долгое время неизменны. А лорд Оливер всегда считал себя блюстителем и проводником этих интересов. Пока у него вполне получалось мягко направлять властей предержащих в нужном направлении…

– Вынужден вас попросить поухаживать за собой и, если вам не трудно, заодно уж и за мной. Херес в графине на столике рядом с вами, я не хочу с самого начала нарушать течение нашей беседы присутствием слуг. Хотя, должен заметить, ваш Гриффин и мой Патрик составляют приятное исключение из этой вороватой и манкирующей своими обязанностями шайки.

– Вы совершенно правы, милорд. – Марлоу разлил напиток по бокалам, подал один из них хозяину и, дождавшись, когда тот сделает первый глоток, отпил из своего. – Ваш херес, как всегда, великолепен. Это же настоящий Pedro Ximenez!

– О, это не моя заслуга, что вы. И, должен вам заметить, в наличии у меня такого отменного вина есть и толика вашего участия…

Гость вопросительно приподнял левую бровь.

– Да-да, именно. Ведь именно благодаря вашим усилиям наши конкуренты сейчас находятся в крайнем замешательстве. Лишившись такого энергичного и целеустремленного человека, как безвременно покинувший нас мистер Макензи, Северо-Западная Компания свернула свои усилия по расширению сферы влияния на Запад Нового Света. Пропажа некоторых бумаг из кабинета покойного позволила нам сделать опережающие ходы на меховом рынке. Что весьма благотворно сказалось как на общем балансе нашего предприятия, так и на дальнейших перспективах. А побочным, так сказать эффектом, ваших усилий оказалось повышение выплат по итогам года, которыми нас порадовало Правление. После этого я и позволил себе небольшую вольность – выкупил неплохую партию испанских вин, конфискованную у контрабандистов. Порой я даже думаю, что изредка можно закрывать глаза на мелкие прегрешения подданных Его Величества, если их действия наносят ущерб нашим противникам. Если не ошибаюсь, ваша доля тоже была увеличена? Ведь, как оказалось, первоначальные сведения о потере шхуны, на которой вы совершали свою э-э-э… инспекцию, оказались поспешными, она вернулась в порт приписки. Ваш отчет, внимательно изученный всеми заинтересованными лицами, сочли весьма интересным и полезным. Поэтому я ходатайствовал о снятии с вас штрафа за утерю судна. А предложение о бонусной выплате сделал уже ваш хороший знакомый, сэр Лэсли, который, если не ошибаюсь, и рекомендовал вас Правлению, не так ли?

«Кто бы сомневался, старый пройдоха?! Уж ты никогда не забываешь того, что тебе надо и что ты когда-нибудь сможешь использовать для своей пользы». Не зная точной причины, сэр Роул заметил только внешние изменения в мистере Марлоу. Но сначала встреча с загадочными незнакомцами, за несколько минут сломившими его волю, не оставила выбора между верностью своим хозяевам и самой возможностью остаться в живых. Потом полное опасностей путешествие по враждебному побережью к кораблю наемников, когда от высаженной вместе с ним части экипажа до бухты, где они могли найти последний шанс на спасение, осталась всего треть…

Умение держать нос по ветру, принять сторону сильного в околовластных лабиринтах, сразу поставить себя в положение доминирующего самца в стае наемников, не боящихся ни бога, ни черта… Оказалось, что этого мало, чтобы на равных вести игру с людьми в черных костюмах. Расписка о сотрудничестве? Ха, вернувшись на Остров, Генри без особого урона для себя мог и рассказать о таковой, пусть не всем подряд, но вот этому интригану – милорду Оливеру – вполне. Ничего непоправимого не случилось бы. Он и так был полностью в его власти, особенно после выполнения поручения на берегу одного из Великих Озер. Наивно было думать, что среди экипажа капитана Армандо не находилось доверенных лиц, своевременно извещавших своего настоящего нанимателя. Хорошо еще, что при составлении отчета и в первой беседе, сразу после возвращения из вояжа, он не стал сильно уклоняться от фактов. Наверняка с экипажем считавшейся потерянной шхуны поговорили компетентные люди, не зря ведь ходят слухи, что сэр Роул вхож в самые закрытые кабинеты. А там люди не доверяют на слово никому без многократных проверок и подтверждений.

Как сказал на прощание полковник? «Если вы думаете, что являетесь настолько крупной фигурой, что к вам явился лично «Ночной гость» именно для придания какого-то особого статуса этой встрече, – то рискуете крупно ошибиться. Запомните на всякий случай, может пригодиться в будущем: С 'est plus crime, с 'est unefaute.[59] Вы ведь владеете французским? Несомненно, у меня есть веские причины быть здесь и сейчас, но если вы их неправильно истолкуете, то последствия такой трактовки вам придется ощутить на собственной шкуре в полной мере». Марлоу долго ломал голову над этими словами, но ничего конкретного, как назло, вывести из своих размышлений не смог. Единственным верным решением ему показалось внешне сохранить status quo.[60] Как оказалось – он сделал лучший выбор. Почти неделя пути до корабля капитана Армандо, а потом мучительно долгое почти кругосветное путешествие через три океана. И буквально через три дня после того, как перед ним распахнулись ворота поместья, дворецкий подал вместе с утренней почтой ничем не примечательный конверт. Его содержимое оказалось для мистера Генри не меньшим потрясением, чем памятный визит полковника с помощниками. Чек на предъявителя, причем в тот же банк, где Марлоу держал свои сбережения! От любых поспешных действий его удержала еще одна фраза на прощание, сказанная вторым незваным гостем: «Ваше право отказаться от денег, но обязанности, которые вы на себя возложили, подписав бумаги, от этого никуда не денутся. Единственное, что могу посоветовать, – не кидайтесь во все тяжкие. Во все времена агенты сгорали или на связи, или на внезапном изменении своего имущественного статуса. А когда и если вы соберетесь на покой, сменив туманные и дождливые пустоши Альбиона на более подходящее место, то никому уже в голову не придет интересоваться источниками ваших сбережений». В какие времена, какие агенты? Почему именно такими словами? Но вот про возможность обрести тихую, но богатую обитель в более гостеприимном месте он запомнил хорошо и никаких возражений не имел.

Когда сам Марлоу вербовал временных помощников, исполнителей каких-то разовых акций, он никогда не задумывался: а что будет с ними после выполнения задания? Если надо, всегда можно найти новых, уж чего-чего, а подобного отребья в любом порту хватает. Сначала собственное положение чьего-то наемника, работающего за деньги, тем более – на противника, выбивало его из привычной колеи. Но за время пути то, что осталось от совести, было успокоено нехитрым доводом. А кто узнает? «Ночной гость», пока он заинтересован в сотрудничестве, будет даже оберегать своего шпиона, тем более что появление чека прямо указывало, что его возможности гораздо шире, чем командира гарнизона в богом забытой глуши. Генри сообщать о вербовке, после некоторых сомнений, не стал. Поэтому остается выполнять обещанное, тем более что каких-либо ограничений на рассказы об увиденном и услышанном сеньор Конторович не ставил. «В меру вашего разумения, сами должны понимать, от чего следует воздержаться. Взрослый и умный человек способен предсказать последствия своих поступков, если он не хочет последовать примеру неудачников, упустивших свой шанс».

Пока гость предавался этим размышлениям, сэр Роул успел еще несколько раз пригубить херес, самостоятельно подкинуть полено в камин, не вызывая дворецкого, и, наконец, прервал молчание:

– Показания экипажа шхуны развеяли наши последние сомнения в образе ваших действий. Действительно, все компетентные люди… определенного ведомства, куда мы обратились за консультацией, единогласно утверждают, что другого выбора у вас не было. Но как раз в этой связи возникло множество вопросов, которые я и хотел бы обсудить с вами безотлагательно.

– Конечно, милорд, я постараюсь рассказать все, что представляет для вас интерес и что смогу припомнить.

– Тогда не будем откладывать, – хозяин поставил опустевший бокал. – Если вы желаете, то можете налить себе еще, не обращайте на меня внимания в данном случае. Мне необходимо сохранять ясность ума, а вам вино, может быть, поможет подстегнуть память и обратить внимание на те мелочи, которые вы ранее упустили.

Из вашего отчета мы поняли, что посетивших шхуну лиц интересовали не столько наши дальнейшие шаги именно против их поселения. В гораздо большей степени они стремились выяснить планы Компании по освоению Тихоокеанского берега Нового Света. На основании чего был сделан вывод, что ранее руководство совершенно неверно оценило опасность появления в испанских владениях нового фактора в виде русских. Сведения о бедственном положении в русских северных поселениях более чем десятилетней давности, как оказалось, разительно отличаются от того, что вырисовывается из вашего отчета. Я далек от мысли, что капитан Джеймс Кук сознательно вводил правительство Его Величества в заблуждение. Воспоминания офицеров его экспедиции полностью подтверждают рассказ коммодора. Можно предположить, что русское правительство специально скрывало свой интерес к новым землям, маскируя его не очень удачной частной инициативой, однако для того, чтобы сделать такие выводы всерьез, у нас нет достаточных доказательств.

Более того, совершенно в новом свете теперь выглядит неудача испанской экспансии на север от Альта Калифорния. Несколько экспедиций прошлого десятилетия были сочтены нами провальными, тем более что два года назад столкновение одной из них с нашими кораблями у Британской Земли Нутка[61] закончилось отказом испанцев от продолжения таких попыток. Теперь мы видим, что это был хорошо замаскированный маневр Мадрида. Хотя, должен признать, наши люди в Испании пока не смогли подтвердить подобное мнение. Возможно существование частной инициативы вице-короля Испанской Америки.

Как видите, пока я больше рассказываю, чем спрашиваю. Но, думаю, так вам будет легче представить себе все хитросплетения интересов многих государств Европы к не освоенным пока землям. Давайте перейдем к более конкретным деталям.

Что больше всего заинтересовало вас в поведении незваных гостей? Что вы могли посчитать несущественным в рассказах тех людей, вместе с которыми были высажены на берег, и не включили в письмо к Правлению?

Ответ у Марлоу был давно готов, он ожидал такого вопроса, так как и сам чуть не каждый вечер прокручивал перед глазами памятную беседу в каюте.

– Вы совершенно правы. Сначала я не придал значения словам простых матросов, но сейчас вспоминаю, что они, все как один, утверждали, что не видели на судне никого, кроме тех троих, с кем мне выпало вести переговоры. – Он поднял руку, предвосхищая вопрос, готовый сорваться с губ сэра Оливера. – Милорд, на тот момент я был самым старшим представителем Компании на борту. И моя судьба зависела от того, насколько успешно я выполню свою миссию. Кем бы ни были люди, захватившие наше судно, но я вел именно переговоры, так как ощущал ответственность за имущество Компании и жизни людей, служащих ее интересам. Кроме четырех канониров, вахтенного матроса и моего несчастного Дженкинса, при захвате никто больше не пострадал. Слишком неожиданным было нападение. Давление, оказываемое на матросов и пример с ранениями артиллеристов, попытавшихся оказать сопротивление, не позволили организовать какое-либо действенное сопротивление.

Сейчас, по здравом размышлении, мне и самому кажется невероятным тот факт, что нас захватил противник, уступавший нам в числе многократно. Но там и тогда мне подобное положение вещей представлялось чем-то неподобающим. Слишком свежа была память о судьбе верного слуги, убитого к тому же из совершенно незнакомого оружия.

– Да, про оружие я помню, никто не встречал у русских таких необычных образцов. Они никогда не отличались сообразительностью при создании чего-то нового. Что-то еще? Самих гостей вы внимательно рассмотрели?

– Только одного, у остальных на лицах были маски, тоже весьма необычные. Не повязки, как у обычных разбойников и грабителей, а что-то вроде чехла на всю голову. Я не могу правильно подобрать название, никогда такого не встречал. Прорези для глаз и рта. И даже под масками лица испачканы то ли сажей, то ли грязью. Ночью, особенно в тех широтах, можно с пары шагов не заметить одетого таким образом человека. Костюмы – облегающие и в то же время бесформенные, скрывают фигуру совершенно. Поэтому могу только предполагать, что все они хорошо развиты и могут за себя постоять в потасовке. Матросы жаловались потом в своем кругу, что некоторым досталось в первые минуты от нападавших, когда они приводили экипаж к повиновению. Стреляли только в канониров, когда те пытались прорваться к фальконетам. Не убивали, ранили, но выстрелов практически никто не слышал. Пули, извлеченные нашим врачом, хотя и потеряли свою форму, но тоже производят странное впечатление. Калибр гораздо меньше, чем у наших пистолетов, можно предположить, что первоначальная форма не круглая, а вытянутая…

– Весьма интересно… А почему вы только сейчас об этих деталях рассказываете?

– Но… Милорд, ведь Правлению совершенно неважно, как одеты злоумышленники. Тем более, что находятся они весьма далеко от наших законных владений. И вероятность доставить преступников мировому судье – сами, понимаете, ничтожна. Ни один боу-стрит-раннер[62] не сможет захватить такого субъекта, даже будь их десять против одного. Ведь стрелял по матросам только один из пришельцев, подряд, совершенно не тратя время на заряжание пистоля! Я не могу себе представить, что это за оружие и у кого они его купили. Если это действительно изделия мастеров из Московии, то наши дипломаты зря тратят деньги на подкуп осведомителей там, в этой жуткой стране… Извините, я отвлекся. Рассмотреть хорошо я смог только одного из них. Самого главного, который представился полковником испанской армии.

Мистер Генри встал и сделал пару шагов к столику с напитками.

– Кстати, об Испании… С вашего позволения. Отменный херес, да и мне не мешало бы несколько снять напряжение. Нелегко вспоминать моменты, когда тебя переиграли какие-то юнцы!

– Почему юнцы? Раньше вы так о них не отзывались.

Марлоу вернулся в кресло, сделал глоток и посмотрел на пламя камина сквозь бокал.

– Вы знаете, милорд… Тогда это мне показалось не очень важным, да и момент был, сами понимаете, не совсем подходящий. Но потом, вспоминая, эта деталь почему-то все больше занимала меня. В первом отчете я не упомянул о ней по точно тем же соображениям, как и об одежде. Но с вами просто обязан поделиться своими наблюдениями. Мы сидели с «Ночным гостем», как его называют испанцы, буквально глаза в глаза. Нас разделял только стол, совсем небольшой. Его глаза… Они гораздо старше лица, которое было обращено ко мне, даже когда он стрелял в Дженкинса. Да и все его поведение говорило о большом опыте не только вот таких ночных налетов, но и умении командовать самыми разными людьми. Он ни на минуты не усомнился, что является хозяином положения. И это совершенно не вяжется с его внешним видом. Вчерашний школяр, студентишка, хотя крепкий с виду, совершенно дикая для воспитанного человека короткая прическа, которую вообще трудно назвать таковой. Иногда я видел нечто похожее у людей дна, каторжан. Но ни один самый отпетый разбойник не мог бы быть таким спокойным и уверенным в себе на вражеском корабле. Их же было всего трое!

Вы совершенно правы, если русские действительно задумали распространить свое внимание не только на север Нового Света, то именно такие люди должны быть их пионерами, а не купцы или чиновники. Которые, конечно, придут, но уже на земли и к народам, готовым упасть к их ногам благодаря усилиям и чудесным способностям таких вот людей. Необходимо срочно что-то предпринимать, иначе Империя окажется перед лицом нешуточной проблемы.

Роул сделал успокаивающий жест.

– Не волнуйтесь так, Генри. Ваши сведения попали по назначению. Я, со своей стороны, приложу все усилия, чтобы довести их не только до Правления Компании… Может быть, нам придется пойти на некоторое сближение с Испанией или даже с этими бунтовщиками из наших бывших колоний. Но это дела грядущие. Что же касается ваших сведений, то должен выразить вам благодарность за столь откровенный и подробный рассказ. У меня остался только один уточняющий вопрос.

Вы сказали, что копии последнего донесения, отправленного мне, вы успели сжечь до появления в каюте полковника и его людей. А как получилось, что деньги и некоторые бумаги, среди которых обязательство этого прощелыги Армандо, остались в сохранности? Ведь наверняка «Ночной гость» имел возможность обыскать шхуну, пока она была в его распоряжении целую неделю.

– О, тут все очень просто, сэр Роул. Они лежали в тайнике, который, по моему приказу, сделал корабельный плотник. Полковник, видимо, не в курсе каперских традиций, которые присущи нам. И он совершенно не проявил интереса к таким ценным членам экипажа, как штурман, врач и плотник. Они для него были рядовыми пленниками. Беседой он удостоил только меня. Сообщать ему о тайнике не входило в мои обязанности.

Генри улыбнулся собеседнику, незамысловатой шуткой подчеркивая разницу между джентльменом и диким московитом.

– Хорошо, вы меня успокоили. Завтра нам еще предстоит небольшой разговор, мне необходимо сформулировать новые инструкции. Патрик вас встретит в гостиной и проводит в гостевое крыло. Не смею больше вас задерживать. Опять вынужден извиниться за то, что провожаю сидя. Мне бы ваши годы и энергию…

И легким кивком дал понять, что на сегодня аудиенция закончена.

Марлоу поднялся, почтительно склонил голову на прощание и вышел, ступая уже гораздо мягче, как будто разговор снял с его плеч невидимый груз.

Сэр Оливер продолжал сидеть молча, глядя перед собой, но явно пребывая где-то далеко от этого места. Через несколько минут дверь снова бесшумно отворилась.

– Патрик, передайте господину из… вы поняли, что он может пройти в отведенную для него комнату и начать готовить отчет о своих наблюдениях. Надеюсь, он будет стоить тех денег, которые мне пришлось заплатить. Намекните ему об этом.

– Как прикажете, милорд. Будет исполнено. Вам принести плед?

– Нет, спасибо. Камин хорошо прогрел кабинет. Не тревожьте меня до утра, слишком многое предстоит обдумать…

– Спокойной ночи, сэр.

«Ну что же, не зря потрачено время. И я поступил совершенно правильно, когда не стал передавать бумаги Марлоу этим надутым индюкам из Правления. Хватило с них и моего устного пересказа. Где не хватало некоторых интересных деталей. И хитроумный, как он себя считает, Генри тоже не заметил самого главного, хотя сидел от него, как он сам сказал, на расстоянии вытянутой руки. Эти незнакомцы, молодые лицом и телом, но с глазами много поживших людей, наверное, сами не нужны себе так, как они необходимы сейчас мне! Если верить всем фактам, единственным обладателям полного набора которых являюсь только я, то самый ценный секрет на Земле скоро будет в моих руках. Брошенная одним из них в присутствии моего человека фраза о том, что любой из обитателей форта старше любого из аборигенов, как он выразился, на двести двадцать лет… Значит, те слухи, которые иногда начинают бродить по салонам Западного Лондона, не совсем слухи».

Додумать такие волнующие мысли ему не дали снова колыхнувшиеся языки пламени в камине.

– В чем дело, Патрик?! Я же просил меня не беспокоить…

Негромкий женский голос ответил:

– Вы ошибаетесь, сэр. Это не Патрик, и мысли, которые крупными буквами читаются на вашем, вообще-то неглупом лице, тоже не имеют ничего общего с действительностью. Не надо дергать шнурок звонка, ваш слуга мирно спит…

Часть третья. Порвали парус…

Глава 1 В трудах, аки пчелки…

Если тебе не нравится этот мир, переделай его под себя.

Вольная трактовка песни группы «Машина времени»

Ремонт – это деяние, совершаемое группой лиц по предварительному сговору.

Кобра

Осень 1791 – весна 1792 года. Калифорния.

Зануда

Интересно, неужели только католическое духовенство любит сливки? Мы делаем уже вторую дюжину сепараторов. И все – для коллег падре Хосе. На святых отцов грех жаловаться – предоплата сто процентов, работников на обучение присылают без возражений, но почему только они? Асиенд в Новой Галисии[63] хватает, по крайней мере зерно, кожи, хлопок нам закупить удалось. Впрочем, это вопрос не самый актуальный. Электрохимическое лужение получается плохо – хоть мы и перепробовали все, что могли вспомнить, в качестве блескообразователей, покрытие получается рыхлым и жесть приходится прокаливать. Но, по крайней мере, экономится дорогое импортное олово.

Ладно, хоть медную проволоку отдали на аутсорсинг. Блин, опять допустил англицизм. Субконтрактасьон. Впрочем, Мигеля-медника привязали и юридически, и технологически. Контракт Рысенок составил такой, что ремесленник, почитав, обозвал нас маранами[64] и другими нехорошими словами. Но за корундовые фильеры он своих детей продал бы. Не всех, конечно, но полдюжины – точно. Семья у него большая, но старшие дети – пять девок подряд, и им пора уже приданое собирать, а сыновья пока еще не работники. Вот он и решился на авантюру с переездом из солнечного Мехико на крайний север…

И не он один. Санта-Клара на глазах превращается из миссии в средневековый испанский город. Строить дома из досок и бруса переселенцы не хотят. Хотя имеют образцы – построенные нами здания военного городка, и наши предложения обеспечить пиломатериалами и метизами по очень выгодным ценам. Хотя, может, зря я на них наговариваю. В средневековых городах, помнится, не было ни водопровода, ни канализации, а наши соседи их строят. Интересно, на какие шиши? Впрочем, это проблемы их алькальда. Который жук еще тот и спелся с падре Хосе. Так что нивелировку им сделали мы и совершенно бесплатно, в форме обучения саперов.

Лето 1792 года. Калифорния.

Зануда

1

Я разочаровался в современной молодежи. Ни трудолюбия, ни тяги к знаниям. Зато бренчать на гитаре, орать что-то ломающимся голосом и портить девок готовы круглосуточно. Ну и подраться – как же без этого? Патрик О'Хара (не тот, что уехал на Кубу, а другой, по прозвищу Квиксильвер) вернулся из Санта-Клары с подбитым глазом и вообще помятый. Тут уж не надо быть контрразведчиком, чтобы догадаться – ухлестывал за какой-нибудь испанкой, а у нее обнаружились отец и братья, блюдущие девичью честь. Били аккуратно (все-таки потенциальный зять), но сильно. Обидно, что этот обалдуй со своими любовными похождениями не заметил, как словил два гвоздя в правое колесо. Хорошо, что оно двускатное, а то приехал бы на ободе с жеваной покрышкой. А мы с ними столько мучились, и только-только начало получаться…

Нет, делаем это, разумеется, не для того, чтобы девчонок катать. Мягкий резиновый ход предназначен для, скажем так, иных особ женского рода. Которые в бою едут задом. Но – т-с-с! Это военная тайна.

Что за судьба такая?! Только отвлекся, предался «воспоминаниям и размышлениям», и на тебе… Боже, как меня это достало! Опять прошлифовывать коллектор! Мы уже несколько месяцев (как пошел обмоточный провод) мучаемся со щетками, и все равно: они или стачиваются со скоростью школьных мелков, или грызут бронзовые ламели, как бешеные бобры. И самое обидное, что не знаешь наперед, как будет вести себя очередная партия. Оно, конечно, понятно – состав сырья гуляет, и температуру в муфеле мы поддерживаем плюс-минус лапоть. По-хорошему надо бы построить большую печь и приставить к ней посменно кузнецов – у них глаз наметан на разные степени каления. Но что у нас делается по-хорошему?!

Нет, на машиностроителей грех жаловаться. Хоть они и загружены заказами выше крыши, внутренними (молчок, молчок) и внешними (за паровыми водоотливными машинами уже очередь на год вперед при наших темпах производства – одна установка в три месяца), но умформеры мне сделали вне очереди. Помнят, кто им изоляционный лак варит.

Корень зла – в руководстве. Не буду тыкать пальцем сами знаете в кого, но пушки и порох – лишь некоторые из многих плодов на древе промышленности, и допускать их бурное развитие в ущерб корням и ветвям означает в перспективе загубить дерево. А химия – один из важных корней. А у нас ее задвигают. Специалисты разбежались. Елена колдует над рудами, пытаясь сделать хромованадиевую сталь без ванадия. Сергей-водолаз сбежал на Кубу…

Кстати, к вопросу о Кубе. Сеньорита Долорес говорила, что наши дела уже в газету попали. Вот у кого работа – не бей лежачего. Сиди да почитывай свежую прессу, привезенную очередным каботажником. Это тоже повод для раздражения – в первые, самые трудные для нас месяцы ни паруса на горизонте не мелькнуло. А как обжились и обустроились – купцы налетели, как мухи. Даже манильский галеон захаживает. Ну, их-то как раз можно понять – наш форт самый северный и первый на их пути испанский форпост на Тихом океане. Свежий хлеб, мясо, овощи – кто питался по нескольку месяцев солониной и сухарями, тот поймет. И, что для купца важнее, новости из Акапулько и со всей Новой Испании.

Умформер хоть и подвывает, но еще работает. Надеюсь, до конца моей смены протянет. Разворачиваю свежий, двух месяцев не прошло, номер «Noticias de Nueva Espana», взятый на ночь из избы-читальни. Все-таки дикие люди – даже газета у них выходит раз в месяц. Очередные мудрые указания вице-короля меня мало интересуют, нахожу ближе к концу заметку, отчеркнутую тонким карандашиком.

«Из Гаваны сообщают, что на набережной выставлена для обозрения пушка в две тысячи фунтов весом, которую дон Адольфо Мелиано поднял со дна морского».

Ну вот кто они, журналюги, после этого?!

2

Какой же я все-таки наивный. Надеялся на морской круиз и забыл слова мудрейшего Павла Степановича, что-де на парусном корабле главный двигатель – матрос. К тому же наша грозная леди-капитан была не в духе. То ли от того, что ее дернули из любимой кузницы, то ли мы сердили ее неловкостью и неуклюжестью, но весь переход из бухты Бодега до Буэна Йерба был непрерывной чередой разных учений. Парусных, артиллерийских, по борьбе за живучесть – фантазия у капитана богатая, я бы даже сказал, извращенная.

Была, впрочем, и ложка меда. После остановки у Президио (укрепление на входе в бухту, разом батарея береговой обороны и таможенный пост) Елена объявила нам, что-де испанские офицеры были восхищены нашим маневрированием в лучших традициях военного флота. Может, это было лестью галантного кабальеро прекрасной даме, но приятно.

В любом случае я сейчас интурист с инвалютой. Заинструктированный по самое не могу о нежелательности связи со шпионками и тем более шпионами, и чтобы от группы ни на шаг. Логично – здесь мы чужаки, конкуренты и богачи. А на ярмарку собирается много охочих до чужого добра. Так что я иду в затылок за Анатолием и зорко смотрю по сторонам.

Вокруг пестрая шумная толпа. В Санта-Кларе было как-то спокойней. Хотя там я бывал только в будни, а тут – базарный день в самом прямом смысле слова. Более-менее единообразно одеты лишь солдаты и индейцы (торговлю оружием и вообще железным товаром мы практически монополизировали, а вот текстиль после подковерной борьбы оставили испанцам). У первых форма, у вторых – бедность. Остальные – всяк молодец на свой образец. Испания, она ведь только издалека едина. Внутри – больше дюжины провинций, отличающихся иногда даже языком. И каталонцы еще помнят, как их деды резались с кастильцами во время «войны за испанское наследство». В колониях испанцы слегка перемешались между собой, но смешались и с индейцами, которые тоже очень разные. А теперь волею вице-короля люди со всех концов Новой Испании собраны здесь, на краю ойкумены. В результате пестрота расцветок и фасонов такая, что фонтан «Дружба народов» отдыхает.

Над ярмаркой, перекрывая гомон толпы, летит резкий звук. Господи, неужели какой-то «попаданец» напрогрессорствовал вувузелу?! Наши вожди переглядываются и начинают проталкиваться в том направлении. Мы по очереди, опираясь на плечи товарищей, подпрыгиваем. Впереди – фургон с гордой надписью «Колизей». На козлах парень. Хорошо поставленным голосом объявляет о гастролях прославленного в самом Мехико кукольного театра. Появляется первая кукла, в плаще и с карикатурно длинной шпагой, и начинает жаловаться на отсутствие денег. Из толпы кто-то кричит: «Кристобаль, вербуйся в колониальную пехоту», и зрители ржут. Благородному дону является дьявол и предлагает продать душу. Они торгуются, вызывая взрывы смеха на площади. Кристобаль получает мешок золота, а дьявол исчезает с какой-то маленькой фитюлькой, обозначающей расписку. Потом герой соблазняет чужую жену, которая долго мнется, а зрители орут от нетерпения и дают советы. Потом пьет и играет в карты, причем мешок с деньгами на глазах худеет, к бурной радости заметивших это зрителей. Кристобаль обнаруживает исчезновение денег, берет в долг у ростовщика, которого публика освистывает, и вновь играет в карты. Потом приходит ростовщик и требует вернуть деньги. Должник отбрехивается, ростовщик скидывает свою хламиду и оказывается чертом, хватает дона Кристобаля и утаскивает в ад.

Парень-зазывала обходит толпу, собирая деньги, потом возвращается обратно и объявляет новую драму, которую не показывали еще ни в Мехико, ни в Мадриде. Я бы пошел дальше, но наши командиры явно заинтересовались спектаклем.

Появляется кукла в пышных одеждах и с совершенно дебильным лицом и начинает требовать денег у кукол видом поумнее. Те отказывают в непарламентских выражениях. Парень с козел объясняет, что это-де английский король просит денег у парламента. Получив отказ, король вызывает адмиралов (судя по темно-синим одеждам и карикатурно большим треуголкам), и они начинают обсуждать, кого бы ограбить. Францию не получится, это все равно что стричь бешеную собаку. Перебирают другие страны, но у всех или нет денег, или есть сильная армия. Вспоминают про Испанию и ее колонии и решают откусить краешек от этого пирога. Кукол убирают и объявляют второй акт.

Появляется офицер в форме подозрительно знакомого цвета. Он зевает, требует вина и донесений. Бегают вестовые и докладывают о том, что солнце взошло, ветер дует, индейцы не бунтуют и даже дикие свиньи не ходят на огороды от страха перед грозной инфантерией испанского короля. Появляется краснокожий с перьями на голове и начинает жестикулировать. Комментатор «переводит» – дескать, приплыли англичане, высаживаются на берег. Жесты разведчика почему-то смешат зрителей, а когда он показывает себе на гульфик и это переводят как «несметное множество», публика валится от хохота.

Офицер (его, оказывается, зовут дон Алессандро) собирает свое невеликое войско и произносит патетическую речь. Солдаты сомневаются, кто-то спрашивает про жалованье и мгновенно получает ответ: «Наше жалованье в английских карманах! Победим – получим его». Публика одобрительно гудит. Потом все уходят и через мгновение возвращаются с большими зелеными кустами из цветной бумаги. Кто-то из солдат начинает ворчать, что трудно притворяться деревом, когда тебя муравьи грызут. Его одергивают. Входят англичане, все одинаковые, в красных мундирах и шагают в ногу. Кажется, я знаю, как кукольник этого добился – тяги от разных кукол соединены, двигая один рычаг, он заставляет поднять ноги всю группу.

Тут я ощущаю сбоку какое-то движение, оглядываюсь и вижу, что Кобра держит за руку незнакомого парня. И не просто за руку, а за неестественно отогнутый палец. Вид у парня какой-то нездоровый, бледный и испуганный. Заметив мой взгляд, Кобра прикладывает палец к губам и показывает на «сцену».

Там испанцы перестали притворяться кустами. Громкий треск изображает ружейную стрельбу. Англичане падают рядами, причем каждый раз за упавшим рядом оказывается следующий. Публика вопит, как на стадионе после забитого мяча. Последний, неполный ряд, дон Алессандро, выскочивший на середину со шпагой, уговаривает капитулировать. Англичане уходят по-прежнему группой, но как-то уныло. А зазывала произносит здравницу «защитникам наших рубежей». Потом он опять обходит зрителей с шапкой. Мы, не сговариваясь, щедро сыплем серебряные реалы. И уходим, провожаемые объявлением о следующей пьесе, про дона Хуана и каменного гостя.

«Каменного гостя» я бы посмотрел – интересно все-таки, что Пушкин сам выдумал, а что только перевел. Но Кобра несколькими словами гасит мое любопытство. Оказывается, наш недобровольный спутник, которого он ведет за палец, покушался на мой кошелек, и если бы не бдительность старших товарищей… Теперь неудачливого карманника за нашими спинами «потрошат», причем я готов поспорить на восемь реалов,[65] что словам, употребляемым «безопасниками», сеньорита Долорес не учила. Разговор, впрочем, недолгий. Воришка покидает наше общество кубарем и, вскочив на ноги, убегает, провожаемый свистом торговцев и подгнившими фруктами.

За спиной – взрывы хохота. Похоже, здешний «Дон Жуан» – комедия. Но мне не до искусства – надо работать.

Продвигаемся вдоль палаток с тканями, постепенно обрастая свертками. Особенно я – Александр и Сергей надавали заявок от или, точнее, для жен и жениной родни, так что приходится закупаться за троих. Сумок здесь еще не придумали, а нанимать носильщиков как-то непривычно. Да и сердце екает доверять свежекупленную вещь незнакомому мальчику на побегушках. Но приходится. Торговцы, заметив нас, оживляются и начинают орать, расхваливая свой товар. В общем, натуральный восточный базар. Голова идет кругом, к тому же заныл коренной зуб – кислотные пары в лаборатории не лучшим образом влияют на их, зубов, состояние. К концу ряда я мечтал только о том, чтобы это поскорее кончилось. И, не торгуясь, купил на последние деньги какой-то несусветно дорогой «каликут» – хлопчатую ткань с аляповатыми розами. А товарищи вместо сочувствия тихонько вертели пальцем у виска.

Самое же обидное, что по возвращении на корабль зуб прошел. То ли от полоскания соленой водой, то ли от обещания Елены вырвать его плотницкими клещами. Но, чую, не избежать мне нашего доброго доктора, с его ручной сверлилкой и без обезболивания…

3

Меня не понимают, не уважают и не верят. Я всем говорю, что мы обязаны спасти Фарадея, потому что мы же его и погубили. Лишили чести открыть «превращение электричества в магнетизм» и много чего еще по мелочи. А мне отвечают… По-разному отвечают, но никого, кроме меня, это не волнует. А ведь это, несомненно, наше влияние. Дон Хосе, вероятно, подсмотрел у нас что-то электромеханическое. Скорее всего, когда мы готовились встречать англичан – тогда конспирация от хроноаборигенов волновала как-то меньше, чем собственные жизнь и здоровье и их залог – строительство укрепрайона. А может, еще где «прокололись». В любом случае падре проконсультировался у своего знакомого ученого из Мехико. У того было все необходимое для совершения эпохальных открытий: проволока, фольга и служанка, готовая выполнять самые необычные прихоти своего хозяина. Например, часами крутить ручку электрофорной машины, заряжая внушительную батарею лейденских банок.

Пропуская импульсы тока от заряженного конденсатора через разные фигуры из проволок, он обнаружил взаимодействие проводников с током (параллельно натянутые струны начинали звенеть, как от удара). Додумался до катушки индуктивности в виде спирали из толстой проволоки и обнаружил явление электромагнитной индукции – когда он пропустил разряд через одну катушку, служанка, принесшая другую такую же, получила чувствительный удар током.

Причем если вы думаете, что я узнал это из разведсводок, то напрасно. Эксперименты благородного дона подробно (с гравюрами) описаны в «Транзакциях королевского общества». За то время, что почта (и контрабанда) добиралась к нам из Лондона, об удивительных открытиях Антонио де Леон-и-Гама узнала вся Европа. Интересно, единицу измерения чего назовут в его честь?

Впрочем, у нас есть заботы и важнее. Из Гвадалахары пришел грозный приказ – обеспечить безопасность побережья от суккубов, они же сирены, которые пляшут в голом виде на побережье океана и соблазняют моряков. Во-первых, это клевета – индианки были не голые, а в гидрокостюмах. И не плясали, а грелись – океан у побережья Калифорнии холодный, и пока наберешь съедобных раковин, закоченеешь. В заливе теплее, но там вся литораль уже поделена и интенсивно используется. Поэтому прорезиненная ткань, забракованная суровым Климом, была раздарена женам, свояченицам и вообще родственницам из индейцев. Пошитое было ненамного эротичнее водолазного костюма-трехболтовки. Но истосковавшимся по женскому обществу морякам хватило. Торговец, шедший к старому английскому форту (все-таки радует испанское сердце любой трофей, захваченный у давних врагов), остановился и спустил две шлюпки. Женщины не стали дожидаться высадки – мудрость предков гласит, что разговаривать с купцами – дело мужчин. Многочисленных и вооруженных. Матросы, однако, были настойчивы и долго бегали по лесу. Спотыкаясь, напарываясь на сучья и налетая на деревья. Индейцы, провожавшие своих жен, сестер и дочерей, потом торжественно поклялись, что не сняли ни одного скальпа, не взяли ни одного трофея и не посчитали ни одного ку. Тем не менее, моряки вернулись на свою посудину обиженные. Но то ли там были не только моряки, то ли нас хотят прижать или прощупать, в любом случае есть приказ, и его надо выполнять. Надеюсь, Дядя Саша что-нибудь придумает…

Глава 2 Бежал бродяга…

Земля круглая.

Учебник природоведения для начальной школы

Октябрь 1792 года. Калифорния.

Из дневника Сергея Акимова

Ниже приведены выдержки из записей бесед с русским аборигеном, назвавшимся Иваном Бирюковым, которого причудливые зигзаги судьбы занесли в Новый Свет. Попал он к нам на борту корабля сеньора Бодега, вернувшегося после обследования острова Нутка Саунд. Испанец оказался очень доволен нашими картами, гораздо более точными, чем все, которые он видел до сих пор. Даже прибрежные воды Европы тогдашние картографы не отображали с такими подробностями.

Разговоры с русским поселенцем велись не один день, поэтому не удивляйтесь кажущемуся нарушению хронологии в записях. И, чтобы не отвлекать будущих читателей на ежедневные события, которых в это время хватало, я даю, с некоторыми сокращениями, рассказ нашего нового поселенца единым фрагментом. Пусть это и стало похоже на скучную лекцию по этнографии. В первые дни Бирюков в основном только отвечал на вопросы. Немного освоившись, сам начал интересоваться особенностями нашего житья-бытья. Кое-что я ему разъяснял, но большинство замеченных им отличий от привычного уклада приходилось, не долго думая, списывать на привычки и обычаи, заведенные во время долгого пребывания вдали от России.

Его дальнейшая судьба мне представлялась не очень отчетливо. Одно было ясно – упускать такого знатока уклада жизни, особенностей нравов индейцев, живших севернее нас, нельзя ни в коем случае. Осторожные намеки на возможность возвращения в Россию для вербовки новых поселенцев Бирюков воспринял без всякой радости. Задав несколько уточняющих вопросов, я согласился с его мнением. Ничего хорошего на родине его не ожидало. Для начала надо будет посоветоваться с Курбаши, Всеславом и Змеем. Организовать небольшую экспедицию вдоль побережья выше на север, для установления более тесного контакта с тамошними племенами.

Вот в таком предприятии знания Ивана окажутся очень к месту.

Стиль и особенности речи автора рассказа оставлены без изменения.

Август-сентябрь 1792 года. Калифорния.

Иван Бирюков

1

Как попал в земли американские, спрашивашь? Ну, так слухай, правда, сказ длинный получится. Сам я из воронежских однодворцев буду. Деды-прадеды ишшо до того, как Москва на те места пришла, там жили. А когда Белгородскую линию ставить начали, то на службу поверстались. А за службу за ними земли закрепили да жалованье положили. И все хорошо было, пока царь Петруха, дракон московский, флот свой у нас строить не затеял. Тогда и начали дедов наших в мужики загонять пытаться. Правда, Анна Иоанновна после послабление дала да Елисавет Петровна, только службу и требовали, как заведено было. А вот когда царица Катька на престол влезла, муженька прирезав, то снова нас утеснять начали. Не, ну то, что службу справлять на крымскую сторону, к Донцу да Украинской линии, отсылать начали, мы понимаем. По нашей стороне ногай и калмык последний раз набегал ишшо при деде моем, значит, и должны мы служить там, где требуемся. А вот то, что земли наши начали урезать и по барам московским растаскивать, да прав лишать многих, это уже притеснение настоящее. Ты, значит, служи, с крымцем и ногаем режься в степи, а тебе тем временем и земель для конского выпаса отымут, и вино курить запретят, и мельницы податями обложат. Пожалуют, в общем, за службу. Да попов долгогривых ишшо нагонят, кормить их заставят. А они жрать в три глотки дюже горазды, проще десяток-другой свиней выкормить, чем одного попа с попадьей год кормить. Вот и начал у нас народ волноваться и бунтовать. Скажем, дядька мой до Гаврилы Кремнева подался, когда я ишшо совсем мальцом был. Ну, да ладно, что-то в сторону наш разговор пошел. Далее про себя сказывать зачну.

Родился я в 1759 году, на Крещение, потому и Иваном назвали, батю Афанасием звали, а родовое наше прозвание Бирюковы. Стало быть, звать меня, ежели полностью, Иван Афанасьев сын Бирюков. Служили наши в Воронежском ландмилицком конном полку, ну и, стало быть, меня с мальства тоже к тому учили. С шести годов правильно конем управляться, с двенадцати саблей владеть и в пешей и в конной рубке, с четырнадцати с фузеей драгунской обращаться. Да ко всему ремеслам кое-каким выучили, чем наши издавна занимались. Плотничать-столярничать, бочки клепать, колеса тележные вязать, хомуты и дуги гнуть, арчаки для седел клеить. В наших местах-то лес есть, вот издавна к хохлам, в степь за Дон, этот товар наши и возили. Туда воз оглобель везешь, оттуда тот же воз пшеницы. Да и маманина родня, она у меня елецкая будет, седла и сбрую тачать научила, специально меня на год к тамошнему деду отправляли. Они там с кожей издавна работают. Да ишшо дед грамоте выучил, он у меня старой веры держался, тайно, правда. А мне почему-то эта грамота очень легко пошла к обучению. А в 16 лет меня на службу поверстали и на линию отправили. Там я три года ногаев стерег, в стычках да скрадываниях постоянных. А после, как Россия окончательно Крым замирила, который перед тем турки нашей царице по договору отдали, да ногаи отселились, то и линия, на которой мы располагались, не нужна сделалась. Ну и мы тоже, стало быть. Решили наши полки распустить, нас от службы отстранить, а на нас подати повесить. Вот и начал я тогда думать, куда дальше подаваться. У отца, кроме меня, трое сынов, земли наши урезали и так, что ни скотину, ни овец, ни коней выгнать некуда. Вот и, если размыслить, только и оставалось, либо в бугские полки верстаться или на Кавказ, либо какое-то занятие в городе искать. А оно средств требует. А тут мне дружок и предложил со средствами на обзаведение порешать. У него ребята знакомые на донских переправах, у Белогорья, с купцов мзду брали. А кто не платил, дуванили, почту царскую да обозы купеческие. Вот мы к ним и подались. Лето ничего так, удачно добыли, уж решили на зиму разойтись. А тут гусарский полуэскадрон пригнали. Я, правда, до Коротояка уйти успел, там меня и повязали. Доказать, правда, ничего не доказали, но за то, что беспаспортный и под подозрением, в ссылку и отправили. Ну а за то, что уряднику, когда меня вязали, в ухо зубами вцепился, самому пол-уха обкорнали да вместо Вятки аж в Охотск законопатили. И добираться мне туда пришлось, вместе с такими же бедолагами, цельных полтора года.

В Охотске уже, как умеющего с деревом работать, на ремонт судов пристроили почти сразу. Там, почитай, три года топором на верфях и махал, да кое-чему новому, что раньше не умел, выучился. А в 1783 году Шелихов, управляющий компанейский, решил на островах добычу зверя морского расширить и поселение постоянное там же поставить. Вот и я в ту команду тоже поверстался и на следующий год на Кадьяк и попал. Год там обустраивались, местных катмакцев замиряли. А ишшо на следующий год решил я счастья в зверобойном промысле попытать. Да только один раз и получилось удачно сходить. Во второй раз, мы уже прилично к югу забрались, в шторм попали сильный. Да неудачно, возле берега пришлось, вот там нас на камни и хряснуло. Как жив остался, и сам не знаю, уберег Господь, один из всей нашей ватаги живой на берег и выполз. И в первую же ночь индейцы местные, колоши, или тлинкиты, как они сами себя называют, меня и повязали. Да определили в невольники.

Что да как на островах Алеутских, спрашиваете? Ну, добывать меха там уже, почитай, сорок лет как начали. И все дальше забираются. Сначала на Командорах зверя повыбили. Нам там, когда из Охотска вышли и Камчатку обогнули, зазимовать пришлось, бурей разметало нас, а встречу на тот случай Григорий Иваныч на них назначил. Вот пока и собрались, да ишшо один корабль-то сгинул незнамо где, да починились после бури, уже и к зиме дело пошло, идти дальше возможности не было. Так на тех Командорах народ цингой маялся, даже нерпу найти тяжело было, чтобы добыть. Несколько человек так схоронить и пришлось. Почитай, никакого зверя и не осталось уже. Да и на Алеутах «меховую головку», бобра морского, почти всего повыбили. А ведь за его мехом и ходят в основном. Уж очень он у китайцев ценится, вот его в Охотск, а потом дальше, на Кяхту, и отправляют. Где на китайские товары меняют. Так что на Алеутах промысловики русские сейчас каждый год артельничают. Считай, все острова уже перешерстили не по одному разу. А главным из этих островов, пожалуй, Уналашка будет. В промысел там почти всегда кого-нибудь из артельщиков застать можно. И на Кадьяке раньше бывали, и на Чугач даже выходили, на материковый берег. На Чугаче за год до нас пара купцов даже крепостицу ставить пытались, но с местными не ужились, да зимой от цинги ослабли сильно. Вот после зимовки и решили ее бросить да назад отплыть. Мы их на Уналашке встретили, когда на Кадьяк шли. Так что острова те уже точно русские. Да и Чугач и Алхаскинский берег тоже. Думаю, пока меня не было, могли и до Якутата с Ситкой дойти, промышляли там уже точно. А от Ситки до Нутку, острова, где меня ваши подобрали, примерно столько же расстояния, как и от вас до Нутку. Считай, на полдороге получается.

Что было после того, как я у колошей оказался? Ну, гутарил уже, что в плен они меня взяли, когда я после крушения на берег выполз. И стал я у них калгой, так там невольников зовут. Было это на материковом берегу, там, где в море напротив очень много островов. Южнее большого острова, который называют Ситкой. Сами колоши в основном за счет охоты живут, зверя бьют как на море, так и на земле, а также рыбачат. Сами довольно высокие и крепкие, сильные ребята, в общем. Их вообще легко выделить из остальных можно по тому, как многие из них свою нижнюю губу разрезают и вставляют в тот разрез тонкую деревяшку или пластинку костяную, размером примерно с пятак, только не круглую, а продолговатую. А потом так и ходят с ней все время, красивым это у них считается. Из ремесел колоши с деревом умеют работать, лодки-долбленки правят, деревянные дома строят, посуду режут, поделки всякие. Много разных вещей плетут из лозняка, корзины, ловушки для рыбы, навроде вентеря, даже шапки такие делают для лета. Железа своего у них нет, покупают и меняют, где могут. Ценится оно у них сильно. Зато есть самородная медь и изделия из нее. Медь эту добывают на какой-то Медной реке, которая где-то на севере от тех мест, где я у колошей был, находится. Зимой колоши живут в деревянных домах, а летом, на рыбалке или охоте, плетеные балаганы строят. Плавают они или на байдарах, которые из тюленьих шкур сделаны, на деревянной основе, или на долбленках. Байдары часто у конягов на севере покупают, те их лучше делают. Ишшо торговля у них много значит, некоторые рода ею даже живут в основном. Торгуют и своими товарами, что сами добудут или сделают, и тем, что из других мест привезут или на берегу у других купят. Вот от берега в глубь материка потом эти товары по рекам и везут, тамошним племенам продать или обменять. И барыш с этого очень хороший получают, потому чужих торговцев вглубь стараются не пускать, чтобы те им обороты не сбивали. Даже до войны дело часто из-за этого доходит. В общем, из всех местных народцев, что видеть довелось, после чинуков, пожалуй, они в торговле самые оборотистые будут.

Сами делятся на племена, они у них куаны называются. Племена, в свой черед, на отдельные роды делятся, а те уже на большие семьи. Вот те семьи отдельными поселками и живут, где-то человек по сотне, типа наших хуторов или выселок. Но бывают и крупные поселки. Между племенами и родами у них то дружба, то вражда. Причем, если надолго отъехать оттуда и через какое-то к время опять туда попасть, в этой дружбе-вражде по новой разбираться надо. Они один год замириться могут промеж собой, на другой войну начать, а на третий опять замириться, чтобы вместе на кого-то другого напасть. Воюют луками, стрелами, копьями, дубинами навроде булавы. Есть медные или даже железные кинжалы, но либо у старшин, либо у лучших воинов. Доспехи используют деревянные, сделанные из тонких дощечек, которые между собой стягивают жилами. Потому они гибкие получаются и двигаться сильно не мешают. Щиты тоже делают из дерева.

Вера у них языческая, каждое племя имеет своего как бы покровителя, зверя или птицу. Вот они его идол в виде столба вырезают, ему и молятся. У тех, с кем мне жить пришлось, например, ворон таким был, ему поклонялись. Но если кто-то в другого бога верует, то спокойно к этому относятся.

Вот у них мне жить и пришлось, почитай, два года с лишним. Сначала определили меня шкуры вычищать, лес валить, тяжести таскать. В общем, на работы, где тяжело, умения большого не надо и почета от которых нет. Кормили не сказать что впроголодь, но и не досыта. Хотя, по чести сказать, у них и у самих с харчами то густо, то пусто. Вот и я, пожалуй, так же питался. Где-то через полгода начал уже понимать по-ихнему, разбираться стал, что там и как, кто за старших, кто за младших, чего можно сказать, а чего лучше при себе держать. Одним словом, язык выучил и в обычаях хоть как-то разбираться начал, по которым они живут.

Ну и пользу от своих умений тоже смог показать. Все-таки и плотничать умел, с мальства обучен был этому ремеслу. Да на верфи в Охотске пришлось топором помахать. Так что, как лодку большую сладить или даже баркас, представление имел. Ну и подошел как-то к старшему поселка, когда уже по-ихнему понимать начал, объяснил, что и как сделать могу. Он корысть к этому проявил, разрешил заняться только этой работой и даже помощников выделил. И сроку мне дал пару месяцев. Вот за них я небольшой баркас и сумел сладить, хоть и неказистый он вышел, по чести сказать, но зато крепенький и ходу неплохого. Старшему моя эта работа глянулась, так и стал я там у них кем-то вроде умельца по лодкам. Вот два лета я у них лодки и ладил. Надо сказать, жизнь моя от этого сильно улучшилась. Хоть и оставался я калгой, но все равно ценить меня начали, поскольку пользу приносил немалую. А на третий год старший того рода, в котором я обретался, поплыл на юг торговать. И у острова Нутку в бурю попал, на берег его там выбросило. Но повезло, рядом с теми местами, где его знакомые живут, с которыми он давно торг вел, племени нутку, или, как они себя зовут, нучинаты. А нутку, по-ихнему, «плыви вокруг» означает. Я, когда от испанцев это их название услыхал, понять поначалу не мог, о чем они говорят. Уж и не знаю, чего их так назвали. Ну, так, значит, вожак тех нутку, знакомец нашего старшего колоша, на радостях решил патлач устроить, когда его нашел на своем берегу. А патлач – это у них там, по побережью, праздник такой. Да не просто праздник, а тот, где устроитель старается свою щедрость показать, со всей возможностью, какую имеет. Бывает, что после таких патлачей племя голодать начинает, поскольку все припасы на него уходят. Вот вожак нутку для старшего колоша такой патлач и заделал. И на нем, в подарок ему, лучшую свою лодку отдал, как бы взамен той, что у острова на камнях разбилась. И приплыл когда старший тот домой к себе, стал думать задачу, чем же ему отдариваться. Здесь ведь ишшо дело такое, что ежели для тебя патлач устроили, а ты не смог в ответ такой же сделать, да на нем подарки более щедрые, чем раньше получил, вручить, то ни тебе, ни даже роду-племени твоему после этого никакого уважения не будет. Ни среди соседей, ни на торгах каких. Даже внукам-правнукам это припоминать станут. Такие вот обычаи у них, причем у всех народов тамошних, даже разных языков. Вот и надумал тогда старший того рода, где я был, отвезти меня к нутку, как калгу, который лодки умеет ладить. Мол, ему просто лодку подарили, а он мастера туда доставит, который таких лодок может много наделать. Так вот к осени третьего года, как я у индейцев обретался, меня к нутку и отвезли. С разными подарками и припасами для ответного патлача. А на том патлаче уже вожак нутку решил ишшо раз щедрость проявить и прилюдно меня свободным объявил. Мол, ему такого мастера-калгу ценного отдали, а он такой щедрый, что сразу ему волю дал. А старший колош лодке, которую ему подарили, с кучей разных подарков, в море отплыв, днище прорубил и затопил. Тоже щедрость свою показал, что вроде как ему ценность не подарки, а уважение нутку. Ну а я, через эти их обычаи, стал у нутку уже не калгой, а свободным мастером по лодкам.

Ну, здесь, понятное дело, вольный человек есть вольный человек. Хоть и кормить меня уже были не обязаны, но зато и работать я начал на себя самого, а не на хозяина. И поскольку работа моя нужной оказалась, то и зарабатывать с нее стал очень даже неплохо. По тем местам, конечно. Нутку, они ведь обычаями и укладом жизненным сильно на колошей похожи. Да и на остальные народцы прибрежные. Также рыбой живут, да охотой на зверя, в основном морского. Хотя колошам, а тем паче кенайцам, алеутам и конягам в умении вести морской промысел уступают. Вот в ремеслах поискусней будут, хотя и ремесла у них примерно те же, что у колошей. Колоши зато более воинственные и в торговых делах оборотистые. Но у нутку есть то, чего у других народов не имеется. Они цукли добывают. Что, не слыхали даже про них? Это ракушки такие, особенные. Моржовый клык видеть приходилось? Вот они на вид от него почти не отличаются, только что размером с вершок или даже чуть меньше. Им шкуркой лоск придают и на низку наваживают, где-то два – два с половиной десятка цуклей на каждую, хаквой ее называют. Вот эти снизки на обмен и уходят. У ваших индейцев они есть обязательно, вожди и лучшие воины их на шеях таскать должны, как большую ценность. Для индейских народов, хоть на побережье, хоть в глубь материка, эти цукли все равно что для нас серебро. Деньги, почитай, такие же. И ходят они, как говорят, почти до другой стороны материка, везде ценятся. И чем дальше, тем их ценность больше. У нутку такую снизку можно на шкуру морского бобра сменять, а уже у колошей или чинуков за нее же две, а то и три шкуры дадут. А у палусов, скажем, за эту хакву двух коников необученных можно взять или одного обученного. За пару десятков даже ламта отдать могут, хоть вообще продают их неохотно. Что за ламты такие? Кони это, особой породы, от обычных отличаются, как аргамак от мужицкой клячи. После и о них расскажу. А цукли эти у меня в припасах, что с собой привез, имеются, три десятка снизок, покажу, ежели захотите. Я за них у ваших индейцев, к примеру, могу и участок земли приличный выкупить, возникни такая надобность, и дом они мне ишшо поставят на нем, и припасов на год дадут. Вот так их ценят здесь. Добывают эти цукли в море, на закатной стороне острова, в северной его части, есть отмели песчаные. Вот на них, на глубине где-то от 5 саженей и дальше, эти цукли и водятся. Делают на длинной палке что-то навроде грабель из щепок, тесно расположенных, и ими дно скородят. Вот что этими граблями зацепят и вытащат, то и получают. У нутку их основной добычей два рода занимаются, самые залежи этих цуклей на их земле находятся. В одном из таких родов мне жить и пришлось.

Сразу там начал лодки им мастерить. Как делал их? За киль брал долбленки, которые они и так умеют делать. Причем нутку очень неплохо делают их, среди окрестных народов этим славятся и даже китовую охоту с них ведут. У них же, чтобы вождем стать, надо кита загарпунить. Вот я, договорившись, чтобы они эти долбленки делали со стенками потолще, уже на них ребра нашивал, а после увязывал клепкой, по бортам. Меня ведь в свое время, ишшо дома, выучили для бочек клепку заготавливать, вот такую же, только потолще и покрепче, на борта и ладил. Ничего так получалось, лодки мастерил и на 10 саженей в длину, с несколькими парами весел. Пробовал парус даже на них ставить, но только ни парусины у нутку нормальной нет, ни владеть им они толком не могут. Так-то ткачеством они занимаются, но больше из шерсти горных козлов и собак накидки ткут, да из гибких стеблей разное. В общем, дело с лодками пошло, за каждую мне по 10 снизок цуклей платили да харчем снабжали. Хотя, честно сказать, продешевил я здесь поначалу, цен-то толком местных не знал.

2

А тут ишшо одно дело удумал. Я-то туда осенью попал, и хотя зим там морозных не бывает, но все время, в ту пору, ветер сильный и дождь сыпет почти непрерывно. Даже толком просушиться нельзя, ежели промокнешь. А по такой погоде, от лихоманки сгореть, случись что, можно ишшо скорей, чем от мороза хорошего. У нутку детишки от этого мрут сильно. Да ишшо им какие-то белые, за несколько лет до того, оспу занесли. Так что, как они сами говорили, в числе они там убавились от этого сильно. Да и после слыхал, когда уже по Орегону ездил и по материковым заливам тамошним, что и там эта оспа сильно прошлась. Вон, калапуи, что на Вилламете, говорят на две трети народу из-за нее потеряли. Так что, ежели ослабнуть там, то от лихоманки и не знаешь, чем спасаться. А так, печей нормальных там у них нет, хотя и гончарным делом владеют многие народцы тамошние. Вот и надумал я печь смастерить, какие дома у нас бывают, хотя бы для себя. Правда, знал я тогда об этом деле лишь понаслышке. Ну, да решил попытаться, благо, глина там была такая же на вид, как та, из которой у нас дома кирпичи ладили. В общем-то, знал, что тут надо сначала глину с песком замесить, потом кирпич сделать нужной формы, просушить его, а уж после обжечь. Попробовал по-всякому, и глину с песком мешать, и сушить, и обжигать, пол-зимы на это угрохал, но разобрался, как кирпич нормальный выжечь можно. Хоть и пришлось без печи зимовать, но весной уже начал нормальный кирпич жечь. Нажег его, сколько надо, стал пытаться печь выложить. Тоже половину лета, считай, промучился, пока что-то получилось, чтобы не разваливалось, не трескалось и огонь в топке горел. Конечно, ту печь, как дома, в которой даже помыться можно зимой, сложить не получилось, но что-то вроде немецкой печки получилось, даже трубу вывел, чтобы топить по-белому. Местные сначала на меня, как на блажного, смотрели, я ведь и лодками через этот кирпич с печками почти бросил заниматься. Но потом, когда увидели, что получилось, оценили. Себе даже захотели. Вот тут я неплохо заработал, даже ишшо лучше, чем на лодках. Особенно бани им деревянные глянулись. Так-то они попариться любят, но делают это по-своему. Ставят палатку кожаную, рядом с ней камни калят и туда закатывают. А потом там сидят, пока жар есть. А тут я им нормальную баню смог поставить, с печкой-каменкой, где париться можно, хоть пока не облезешь. В общем, следующей весной даже из других племен меня для этого дела приглашать начали. Благо, язык нутку к тому времени понимать начал прилично, да и разговаривать худо-бедно на нем освоился. А там весь запад острова Нутку на нем разговаривает, да на нитинат, который похож на него, примерно как наш на литвинский. Да макахи ишшо, что через пролив на юго-западе живут, уже на материке, на нем же гутарят. Вот тогда этот остров Нутку мне и пришлось посмотреть, походить-поездить по нему.

Остров этот немаленький будет, на несколько сотен верст в длину, с севера на юг тянется, да где-то на полсотни верст в ширину, а в некоторых местах так и под сотню будет. Сам почти весь покрыт горами, лесом заросшими. От материка отделен с востока, юга и юго-запада проливами, в некоторых местах очень узкими. Хотя на материк с этого острова на лодке через любой пролив добраться можно. А вот с заката и севера там – море открытое.

По мастерскому делу я там так ходил. Договорился с вождем ихним, он ко мне своего племянника для этого дела приставил, за долю малую. Так тот племяш, паренек шустрый и оборотистый, по окрестным племенам пробежит-проедется, договорится. Потом оттуда людей пришлют, да вождь несколько воинов даст, в сопровождение, и уже мы все вместе идем. Чтобы в дороге ничего не случилось, да и для почета. Уже на месте обычно патлач устраивали, а потом я работать начинал. На те патлачи, бывало, у меня до трети, а то и до половины заработка уходило, на отдарки всякие, а уж сколько вожди родов на них припасов своих изводили, и сказать тяжело. Зато почет и уважение, слухи о таких вещах у них быстро разносятся. Не успею, бывало, где лодку сладить либо печь сложить, а уже двое-трое из других родов стоят, заказ хотят сделать. Так и Нутку за лето и осень, почитай, всю и обогнул. Да под три сотни снизок с цуклями заработал, и шкур выделанных несколько кип, и морского бобра, и выдры, и земляного зверя. В общем, богатый стал, хоть по их меркам, хоть по нашим, ежели это дело на серебро пересчитать. Никогда даже не думал, что простеньким ремеслом за одно лето так заработать можно. Правда, и ограбить нас пытались пару раз. Один раз какие-то с материка приплывшие, этим мы обратку быстро дали. Другой раз из нанаймовских народцев, они другого языка, нежели нутку, на востоке и юге острова живут. Да на той стороне проливов, вдоль побережья материкового, тоже народцы схожего с ними языка большинство составляют, от белакулов и цимшиан на севере и до самого Орегона на юге. Да и по Орегону, в глубь материка, много им родственных народов живет. Их салиши ишшо называют. Вот эти нанаймы, их ишшо «пять племен» зовут, поскольку Нанаймо, их главный поселок, местом сбора для них является, и напали как-то в «волчий час». Да хорошо, погода резко разъяснилась к тому времени, ветер поднялся да тучи от луны отволок, наш караульный и сумел их вовремя заметить да сполох поднять. Так-то порезали бы полусонных, да и все, а здесь, помог Господь, отбились, пару человек наших только и подранило. Что, спрашиваешь-шуткуешь, мол, от всех пяти племен отбились? Нет, конечно, один из родов решил молодняк свой на нас попытать. Потом, правда, когда пришли меня звать им печки ладить, я с них двойную цену заломил, и почему, сказал. Согласились, и патлач для нас неделю гуляли. Я на нем половину своей оплаты тогда в море покидал, и байдару, что их вождь мне за обиду подарил, тоже утопил. Жалко было, конечно, хорошая байдара, чугацкой работы, но зато после такого они относиться ко мне совсем по-другому начали, зауважали сильно. Я ведь, по их обычаям, и силу свою показал, и вежество проявил, с щедростью немалой. В общем, стоило оно того. Что ишшо у нанаймов занимательного видел, так это рядом с их поселком горюч-камень имеется, уголь такой. Его мне прежде в донецких степях встречать доводилось. Так вот, и там он есть. Что ишшо про те племена интересного можно сказать, так то, что они земляные крепости строить могут, с валами, рвами, траншментами, как полагается. Особенно ламы и нуксаки, они на самой южной оконечности Нутку живут, к востоку ближе, и на той стороне пролива, на материковом берегу, а узнать этих островных и береговых салишей легко по тому, что они себе головы уродуют. Правда, ишшо и чинуки так же делают. Младенцам, когда они в колыбельке ишшо лежат, дощечкой лбы так прижимают, что тот у него не прямо вверх растет, а скошенным назад. Вот и получаются, когда вырастут, с плоской башкой. Считается у них, что это признак благородного происхождения, а уж почему, даже не знаю. Причем так только нуткинские и береговые салиши делают. По Орегону, внутри материка, даже у родственных им народов такого уже нет.

Ну, в общем, так и проходил я то лето, мастерством зарабатывая. Тоже не так просто было. Ежели от нутку того кирпича, что я наготовил там, до ближайших племен можно было на лодках подвезти, то дальше к югу, а тем паче на восточную сторону острова, и не навозишься, больно уж далеко. Приходилось поначалу глину на месте искать, потом кирпич там ладить, а уж после печи класть. Ежели бы не помощники из местных, то много наделать никак не сумел бы. А тут, у нитинатов и пентлачей, почитай, все заказы сделать удалось, да к нанаймам от пентлачей кирпич подвезти получилось, там ранее заготовленный. Так и управлялся помаленьку. Да ишшо, по осени, у нуксаков побывал, они на самом юге Нутку обитают. Там тоже заказ мне дали, даже глину поблизости найти сумел и с местными договорился, чтобы они за зиму ее запас накопали, песка нормального насеяли, навесы для сушки сладили да сушняка для обжига наготовили. Чтобы следующей весной время не терять, а, как у нанаймов всю работу закончу, сразу у них начать все делать.

Ну а пока зимовать ушел, опять к нутку, где с самого начала обитал. У меня там даже домик с участком образовался, законно за мной всеми окрестными народами признанный. А тут ишшо вождь нуткинский, где я жил, обрадовал меня очень. Он летом, пока я по острову заработки сшибал, на торг сплавал, на север. И сумел там где-то выторговать всякий инструмент железный, даже полотна для лучковых пил и железные ободы для больших кадок, на десяток штук почти. Да человека из колошей, умеющего по железу работать, сманил на заработки на всю зиму. И за то, чтобы я его племяша выучил по дереву нормально работать, один набор из этих приспособ он мне посулил. Вот так и появился у меня дельный инструмент, не то что раньше, один топор, нож, под стамес переделанный, да пара клинов железных. И всю зиму я там, почитай, не разгибаясь, для лодок тес клепал и ребра вязал. Благо леса, что за год до того заготовили да на корню подрубили, много насохло. Заодно из небольших чурбаков начал клепку для кадушек, ушатов и бадеек ладить, ну и сами их мастерить. Тоже хорошим товаром оказалось. До весны для местных, кому надо, заказы исполнил, да с собой по весне прихватил, как готовых уже, так и заготовок для них. Выгодно распродать получилось, грех жаловаться.

Ну, а как весна настала, опять по острову начал ходить-плавать, ранешние заказы доделывать. И так, почитай, до половины лета со всеми такими делами и проваландался. Закончил работу как раз на южной стороне Нутку, у нуксаков, когда уже ягода зреть начала. И тут один малый из них, сдружились мы с которым, когда я там работал, предложил мне вместе с ними на Орегон сходить. Это река такая большая, на юг от Нутку, там торг большой у нижних чинуков. Тем более, объяснил, что там у них за тот товар, которого мне за эти годы в уплату много надавали, можно чуть не за две цены сбыть по сравнению с тем, что на острове. Ну я, подумав чуток, и согласился. Все-таки и заработок не лишний будет, да и новые земли посмотреть охота. Тем более что и лодка к тому времени у меня своя уже была, на пять пар весел. А как же, у бережка сидеть да водицы не напиться, сладил, ясное дело, и для себя суденышко за эти годы. И люди нашлись, грести на веслах, чтобы я, кроме своего товара, и их захватил. Вот так и поплыли.

До Орегона от нуткинских нуксаков верст сотни четыре будет, если вдоль берега идти. Вот на лодках мы где-то с неделю и добирались туда. Сначала на запад, к северу забирая, по проливу, потом, у выхода в открытое море, мыс обогнули и дальше прямо на юг. Вокруг того мыса макахи живут, народ, родственный по языку нуткам с нититатами и прочим вакашам. Промышляют они торговлей невольниками, за которыми к югу ходят, примерно до ваших мест, а сбывают их уже на севере. Да ваши пайюты и помы их знать должны, они как раз до них за ясырем и бегают. Сразу за макахами живут кинаульты и чехалисы, эти уже к салишам по языку относятся. А уже у устья Орегона – нижние чинуки, по северному берегу, а клатсопы – по южному. У тех язык свой, наособицу от остальных тамошних народов, но между собой родственный. Есть и верхние чинуки, которые выше по Орегону живут, по южному берегу, у орегонских порогов за Вилламетом, их ишшо вишрамами зовут. На тех порогах очень хорошо лосось ловится, когда на нерест вверх по Орегону идет, вот они там рыбными тонями и владеют. И другие народы, которые к тем порогам за рыбой идут, им за это с каждых трех выловленных рыбин одну отдают. Лосося, что на охотскую чавычу похож, там даже все местные народы чинук-рыбой называют. Вообще чинуки народ хоть и не дюже воинственный, но зато по торговой части там главные, по всему побережью и внутрь материка. По оборотистости с ними разве что колоши сравниться могут да кликитаты, что тоже у орегонских порогов живут, но на северном берегу, пониже малость. Да и те, пожалуй, уступят чинукам в этом деле. Даже торговый язык для всех тамошних племен на основе чинукского взят, так и называется, вава-чинук. Хотя, правда, там и салишских слов много. Но, зная этот самый вава-чинук, торговать можно по всему побережью, и вглубь по Орегону и его притокам, без всякого толмача. А в орегонском устье один из главных торгов располагается, туда свой товар и прибрежные племена везут, и по Орегону из глуби материка много чего сплавляют, а чинукские торговые партии вообще по всем местам шастают, скупают-перепродают все, что барыш приносит. Вот на этот торг мы как раз и приплыли. И там неплохо мои кадки с бадейками пошли, что я с собой набрал. Да ишшо слухи о том, что я лодки ладить могу да печи класть, оказывается, и туда проникли. Даже заказчики на них там образовались.

Вообще чинуки, хитрованы ишшо те, сразу мне предложили: ты, мол, делай товар, а мы его распродадим сами, чтобы у тебя затруднений не было и опасностей ты всяческих, с товаром ездя, избежал. Ага, и заработок основной от сделанного товара не мне, а им достался. Здесь я твердо сказал, что свой товар сам продавать желаю. Тогда они разговор завели, чтобы не на продажу им товар давал, а выкупят они его сразу. Они бочки-то уже видели, с белыми торговцами дела имели, так что знают, что для засолки рыбы и перевозки ее они очень хорошо годятся. Ладно, говорю, бочки продам вам, ежели цену дадите хорошую, но не все, а часть сам торговать повезу. Да и цукли у меня есть, что я на свой товар на Нутку наменял, а они вверх по Орегону дороже стоят. И товар там, может, какой купить захочу, который там дешевле. Они мне тогда, мол, с цуклями вообще никого вверх по Орегону не пускают. Или здесь продавай, или назад вези, а то и отнимем их, а тебя пришибем, чтобы торговлю нам не ломал. Ну я, слава богу, не один-то был, да поздоровей их всех буду, вождю их и говорю: пока вы меня пришибать станете, я тебе шею свернуть успею. Да и печки тебе без меня никто здесь не сложит. В общем, и торговались, и рядились, и грозились недели две, пока торг шел. Я даже на южный берег уплыл, к клатсопам, отбрехался, что там глина лучше и мел есть. Да заодно у тамошнего вождя холм с выходами глины выкупил. Лодку свою отдал да цуклей почти сотню снизок, половину, считай, от того, что с собой захватил. Зато там теперь хоть дом, хоть крепостицу могу невозбранно ставить, поскольку там собственность моя, и все вокруг это признают.

А вождь нижних чинуков через пару дней после этого меня, тех ребят, что со мной были, да знатных клатсопов к себе на патлач зазвал. Решил, значит, по их обычаю, меня своей щедростью повязать, чтобы я уступил. Три дня гужевались, чинуки там даже сарай со шкурами подпалили, чтобы себя показать. Ну ладно, думаю, паралич тебя расшиби, будет тебе и мой патлач. Приехал к себе на берег, там уже постройки ладить начали. Взял три кадки пятиведерных, что у меня оставались, прикупил у местных баб с детишками ягод, они как раз в спелость там вошли, меду дикого раздобыл да бражку в тех кадках и заквасил. Заодно почти на все свои цукли, что оставались, припасу разного накупил, съестного, что у них там ценится. А через неделю, когда брага та поспела, уже чинукского вождя с их знатными людьми зазвал да орегонских людей разных племен, что на торгу были, ну и клатсопов, ясное дело. И закатил им пьянку аж на пять дней. Благо, им много выпивки и не требуется, слабая у них башка на это дело, кружку-другую махнут, поскачут, поорут что-то и спать заваливаются. Ну, а через пять дней взял топор да последнюю бочку, в ней где-то на две трети браги ишшо оставалось, расхлестал напрочь, строения, что уже отстроили, подпалил, а сам по той браге, что вылилась, вприсядку с коленцами выдал. Сам-то тоже пьяный был прилично, так что и помню плохо, что там выдавал. Одно скажу, дома у нас за такое даже с распоследнего кабака на пинках бы вынесли. А здесь, гляди-ка, понравилось. Даже прозвище мне дали после этого – Пантлумололли-инати-кумухтан, по-ихнему значит «Умеющий плясать на пьяных ягодах». Я когда, протрезвев, услыхал такое, решил было, что все, насмешничать начали. А оказывается, прозвище то, как и обстоятельства, при которых его получил, по их пониманию, почетными являются. И слава от того по Орегону обо мне пошла, что меня после хорошо выручало. А с чинукским вождем после такого договорились, что я ему печки в полцены делаю и за бочки лишнего не беру, а за это могу по всему Орегону и свой товар возить, и даже цукли, но только те, которые, опять же, не скуплены мной, а за мою работу или товар получены.

Так большую половину лета и начало осени я в тот год там и прожил, на одном месте сидя. Да и то, дел много было, заказы хорошие, заработок так и пер, особо-то и не наездишься. Тем более что от того товара, который я с собой брал, у меня лишь заготовки для бочек и остались, а остальное все на дела ушли, о которых я вам уже сказывал. Даже лодку, что у меня была, и ту отдал. Зато сумел и холм с глиняными выходами получить, и обустроиться там, и работников из местных нанять. Так что к концу лета, с Божьей помощью, кирпича нажег в достатке, да деревьев подсек в удобных местах, чтобы они сохли пока на корню, а к зиме можно было их уже свалить и на дело использовать. Благо что инструмент у меня с собой был. Да ребятам с Нутку, с которыми вместе туда приехал, наказал перед возвращением, чтобы к осеннему торгу, если кто поплывет оттуда, оставшиеся у меня в тамошнем доме цукли и другой товар мне сюда переправили. У тех народов что хорошо, в делах они честные, и краж у них почти нет. Вот ограбить либо коней угнать, это запросто, а вот чтобы в вещах или в доме украсть, такое не принято. Даже на торгу стараются хороший товар отдать. Хоть и торгуются о цене сильно, но ежели договорился, дрянь подсовывать не станут. Не то что у нас купчишки многие.

3

В общем, так и получилось, что к осени начал я уже печки класть, как пирожки печь. Благо что простенькие их делал, куда там до наших, со сводами большими. Да и насобачился уже за последние пару лет. Так что к середине осени и у нижних чинуков, и у клатсопов, с кем договаривался, работу эту сделал. И даже бочки собрал из тех заготовок, что у меня были. Их у меня на месте сразу все и выкупили. Да тут ишшо и нуткинские приехали, да мне цукли и шкуры морского зверя привезли. Одним словом, по осени я снова богатым оказался, товара разного у меня прилично получилось. А тут осенний лосось на нерест пошел, причем самый крупный из них, который там чинук-рыбой зовут. Для многих окрестных народов это событие, чуть ли не как страда для расейского мужика, когда один день весь год кормит. Вот мне местные и предложили вверх по Орегону сплавать, до порогов, на главные рыбные тони по той реке. Подзаработать, да и бочки, те, что ладил, починить, если потребуется. Они их пользу для заготовки рыбы уже понять сумели к тому времени. Так что вторая половина осени у меня там прошла, на орегонских порогах. Да на Вилламет заодно заглянул, что с юга в Орегон впадает сразу за прибрежными горами, дальше тамошних порогов поднялся, есть и там свои такие. Вообще порожистых рек да водопадов по тем местам хватает. Там же как вдоль моря идет большой кряж горный, дальше от него, в глубь материка верст на сто ишшо один точно такой же тянется. И так же с севера на юг. А промеж них, южнее Орегона, долина протянулась, большая, с рекой Вилламет посередке.

Ох, скажу вам, благодатнейшие места там для тех, кто хозяйство вести захочет. Там ведь такой сырости, как на побережье, нет, но и не так сухо, как за вторым хребтом, в самый раз, в общем. Лето теплое, солнечное и с дождями, зимы очень мягкие, примерно как у нас от Покрова и до Параскевы Пятницы бывает. То есть если снег и ляжет когда, то совсем ненадолго, и морозов сильных нет. Леса в тех местах в достатке, но и сплошняком он не растет, много открытых пространств, просто травой поросших. И лес разный встречается, как хвойный, так и лиственных деревьев много, хоть на стройку, хоть на изделия разные, на любой приклад найти можно. Ручьев и речек с гор, хоть с одной стороны, хоть с другой, стекает множество, и полноводные они весь год. Есть где и мельницы ставить, и водопои для скота устраивать. Много плодовых деревьев и кустов, яблони, груши, вишни, сливы, жерделы, виноград, как обычный, на наш похожий, что в Крыму растет, так и своя разновидность есть. Хоть и в диком виде они там растут, но если и садовые посадить, расти не хуже смогут. В общем, хлебом, мясом, прочими продуктами да конями и скотом рабочим одна эта долина все побережье снабжать сможет, если по уму, да ишшо половина на вывоз в другие места останется. Было бы только кому это все обустроить. Долину эту населяют калапуи, языком от остальных местных отличающиеся, только такелмы, что южнее их живут, вроде на них здесь схожи. Племя калапуи не особо многочисленное, к тому же по ним сильно недавний мор прошелся. По сравнению с другими тамошними народами люди они мирные и незлобивые. Вон, верхние чинуки у них даже рыбные тони на вилламетских порогах отобрать смогли, когда-то калапуям принадлежавшие. В общем, ежели им защиту дать и не забижать, то людей на свои земли они легко примут. Мне вон, например, когда у вишрамских вождей лососевые тони на одном пороге удалось откупить, в обмен на заказ на печи и кадки для рыбы, один из калапуйских родов за право ими пользоваться земли по одной из речек, в Вилламет впадающих, полностью отдал. То есть, значит, если моя родова на тех землях поселится и хозяйство вести начнет, то в своем праве будет на это. Лишь заросли лилии-саранки в тамошних низинах и ягоды с диких кустов калапуи за собой оставили. Значит, я со своими трогать их там не могу, а калапуи должны к ним доступ иметь свободный. А в остальном по той речке я в своем праве и хлеб растить, и скот выпасать, и сады с пасеками заводить, и прочее хозяйство. И все это мы с вождями калапуйскими да с соседних народов знатными людьми патлачем подтвердили, что я устроил. Это там все равно что у нас казенная бумага на пользование угодьями. В общем, с пользой и туда проехался.

А на зиму в свою усадьбу, что у меня уже к тому времени образовалась у клатсопов, в орегонском устье, вернулся. Да и занялся там заготовкой дерева и изготовлением клепок на бочки, ребер и теса на лодки, весел и прочего деревянного товара. И всю зиму над этим и проработал, рук не покладая. Зато и успел к следующей весне и то, что заказали мне по осени, сладить, и к новой торговле много наготовить.

С началом же весны, как погода позволила, начал и кирпич готовить и обжигать, на печи ведь тоже заказы у меня появились. Во-первых, у нижних чинуков и клатсопов доделал, что по прошлому году не успел. А дальше вверх по Орегону поехал заказы исполнять, о которых в прошлом году договорился. К кавлицам, народ такой салишский, по правому берегу живут, до порогов, да к верхним чинукам и вишрамам, что напротив них, по другому берегу. И кадки отвез, что по осени мне заказали, и с чинуками, среди которых зимовал, договорился о доставке кирпича туда, да печи ладил. Да и калапуев своих не забыл, с которыми насчет земли у меня ряд был заключен. Потом и с кликитатами да с молалами и тенайнами торговал и работал у них. В общем, не успел оглянуться, а тут уже и лето настало. Хотя, грех жаловаться, весну ту я с большой пользой провел. И расторговался выгодно, и заработал неплохо, и с народами тамошними, вплоть до уматилов, что за порогами живут, торговлю завел и уважение наладил. Правда, случилось и одно исключение здесь. С якимами, что по северному берегу обитают, тоже выше порогов, у меня вражда смертная получилась. Сначала они тот караван, где и мои лодки с товаром были, ограбить попытались. Потом молодняк их, когда я как-то на их берегу остановился, напасть на меня решил, да отбился я. Благо мушкет у меня был, что мне чинуки взаймы дали, на время путешествия моего в их караване. Ну, и после пришлось мне кое-кого из тамошних прирезать, ну, да это уже мои дела. В общем, скажу вам так, ежели занесет вас Господь в те места, на знакомство со мной можете ссылаться везде, но только не у якимов этих. А так даже с кликитатами, их ближайшей родней, отношения у меня самые дружеские сложились.

Вообще они все к сахаптинам по языку относятся, кликитаты с якимами, тенайны, уматилы, валвалы, палусы, нимпы. Последних, правда, говорят, белые с востока ишшо неперсами прозвали. А уж чего так, Бог его знает. Оно ведь и так понятно, что они не то что не персы, а даже и не мавры с турками хивинскими. Есть ишшо народы, по языку с ними схожие, на юге от тех мест, кламаты и модоки. А сахаптинами их салиши зовут, по-ихнему это «чужак» обозначает. Живут все эти народы вверх по Орегону, примерно от порогов и до того места, где Орегон резко на север поворот делает, а в него с юга большая река впадает. Причем по обеим орегонским берегам живут, и даже по той сахаптинской большой реке, о которой я только что сказал, немного вверх от устья. А дальше за ними по той реке живет племя шошонов, очень воинственное и злобное. А за ними ишшо юты живут, уже в испанских землях. Про тех вообще говорят, что если шошоны просто полубешеные, то юты – чисто бешеные, до утери разума. Вообще река эта, сахаптинская, с больших гор течет, которые весь материк здешний почти на две части делят. Его местные народы Хребтом мира даже зовут. В земле неперсов в эту реку впадает ишшо одна, с юго-востока, очень лососем богатая. Ее так и называют, Лососиная. А выше сахаптинов, по Орегону, когда он уже на север повернул, живут опять люди салишского языка, но уже материковые, чисто салиши, споканы, калиспелы, скотвиши. Вообще эти народы материковые, хоть сахаптинские, хоть салишские, с береговыми народами разнятся. Охотятся они только на земляного зверя и копытных, рыбу ловят по рекам, собирают коренья и ягоды, многие коней разводят. Тем и живут в основном. Да и головы себе не уродуют, и лица не протыкают, как многие береговые племена.

Как с заказами я закончил, аккурат к тому времени большой летний торг пришелся, что на порогах бывает, с верхними племенами. Ну, и на нем с палусским вождем познакомился, и со старшими их людьми. Они меня в гости к себе и пригласили, ну я и согласился. Поскольку люди они очень доброжелательные и веселые, с такими и дорога быстрой становится, и дела сами собой делаются. И задержался я в их местах, почитай, аж до самого осеннего торга в устье Орегона. Еле туда поспел.

А до палусов добирались сначала мимо порогов и того места, где Орегон кряж пересекает. Тот, что в одном направлении с прибрежными горами тянется. Кряж этот, надо сказать, повыше прибрежного хребта будет, на некоторых горах там даже снег круглый год лежит. И ишшо местные говорили, что бывает, когда эти горы даже огнем и дымом плюются, а земли вокруг трясет от этого. А Орегон в этих горах прорезал себе ущелье очень глубокое, в некоторых местах солнце на всю глубь заглянуть не может даже днем. И течение в том ущелье очень сильное и быстрое, на лодке чтобы его пройти, надо большое умение проявить и знать, что там и как. Правда, вишрамы местные это умеют, вот они наши лодки за плату через него и провели. Вскоре после того ущелья, верст через пятьдесят, в Орегон с юга две реки впадают, недалеко друг от друга. На одной тенайны живут, а южнее их, уже в предгорьях, молалы, а на другой, дальше вверх по течению, уматилы. Все они относятся к народам сахаптинского языка, кроме молалов, у которых язык свой, наособицу. А образ жизни ведут такой же, как и остальные материковые племена там. А по северному берегу, напротив них, земли якимов, врагов моих, о них я уже сказывал. Поэтому, ежели мне приходится теми местами ходить, особенно с кем-то малым числом, всегда держусь только южного берега. И высаживаюсь, случись такая надобность, тоже только на него. Поскольку с тенайнами и уматилами отношения у меня в общем-то неплохие, и заказы я для них исполнял ранее, и патлач с ними гуляли, все честь по чести. Вообще земли там неплохие, хоть для скота, хоть для хлебопашества. Правда, посуше там, нежели на Вилламете, и зимы бывают, а не так, когда поздняя осень через пару месяцев в раннюю весну переходит. За уматилами расположены земли валвалов, а за ними, там, где Орегон поворачивает на север, да так, что, почитай, полпетли делает, уже начинаются палусские места. Там же в него, вскоре как он поворачивает, с востока впадает большая река, в нижнем течении которой тоже земли палусов. Вот у них я и прожил до самой осени.

Сами палусы похожи на остальные племена, что вглубь по Орегону живут, по языку к сахаптинам относятся. Но самое большое место в их жизни разведение коней занимает. По-настоящему конные народы там это они да неперсы, что выше их по сахаптинской речке располагаются. Кони у них в основном примерно такие, как ваши мустанги. И очень много их у палусов, стоят дешево. Но есть и одна порода, которая наособицу стоит и которую они превыше всего ценят. Называется ламты. Уж не знаю, то ли сами они ее вывести сумели, то ли как-то повезло этих коней заполучить когда-то и в чистоте развести, но ламты эти, скажу вам, кони просто сказочные. Я сам, надо сказать, с мальства к коням был приучен, и разводили их в наших местах всегда, насколько деды-прадеды помнят. И на службу, и для работы, и с походов разных приводили. Да и послужить мне пришлось в конном полку, на степной линии, из седла три года не слезая. Так что коней всяких повидать довелось. И аргамаков персидских видел, и кабардинских коней, и карабаиров бухарских, и польских, немецких да венгерских, кавалерийского заводу. Ну, так скажу вам, ламты эти палусские мало чем этим всем породам уступят, если верховую езду рассматривать. Для работы, конечно, суховаты малость будут. Но вот под седло лучше коня и не придумаешь. Выносливые, идут легко, часто даже иноходцы среди них попадаются, ход менять на любом разгоне могут без труда, по прыжкам вообще равных им не встречал. В то же время послушные, умом тоже в лучшую сторону от остальных отличаются, обучаются очень легко. А уж по мастям подобраны так, что в царских табунах их держать было бы незазорно за одну только эту красоту. Почти все пегие да чубарые, но сочетается все разномастье в них настолько красиво, что глаз не оторвешь. Например, я там себе жеребчика заимел, у которого на караковой основе чубарины по всему крупу идут, прям как звездочки серебристые. И грива с хвостом тоже в светлую масть, когда он идет наметом или рысью размашистой, то развеваются, будто крылья серебряные. У нас подобных коней так и зовут, крыловскими, и ценятся они очень. Вот и здесь мне такой же, почитай, достался, да статей просто царских к тому же.

Я вообще как к палусам приехал, так первое время от коней не отходил. Почитай, десять годков их не видал. Как в ссылку попал, так скучал больше всего по молоку, хотя бы кислому, да по коням. Иной раз ночами даже снилось, как я верхами еду. А тут дорвался, можно сказать. Мне палусский вождь сразу пару коников подарил, обычных, небольших, вроде ваших мустангов. Ну, так я только с ними и занимался по первому времени. Да сбрую и седло на наш лад изготовил, благо с детства обучен был и арчаки клеить, и с кожей работы шорные исполнять. Местные сначала дивились, у них вообще седла не принято использовать, слабостью считают, и коню вроде как вред. Я с ними поначалу и не спорил даже, но когда седло сладил да коника к нему приучил, то показал, как со стремян пикой сподручней бить. Они ведь пики в конной сшибке используют. Признали, что и от седла польза бывает, но только в бою, а не при простой езде. Здесь они при своем мнении остались, правда. Зато насчет полезности вьючных седел, когда груз по торокам лучше распределяется, а конь и везет больше, и устает меньше, они быстро поняли. Да и колеса для повозок я там тоже связал и возок небольшой сладил. Хотя и непрочно вышло, все-таки без железных частей нормальную телегу не сделать, но все равно заинтересовало их и это. Они ведь даже просто колеса ранее там не знали.

Ну, а я после, когда с конями малость натетешкался, опять взялся за печные дела. Где-то месяц кирпич готовил да печи ладил. А тут ишшо случай интересный приключился. Зашел к палусам один человек занимательный, по кузнечному делу с железом работать дюже способный. У него батя из хранцузов, что на той стороне материка живут. Но много лет назад занесло его к кутенаям, народ это такой местный, что по Орегону живут, к северу, где в него речка кутенайская впадает. И в племени этом женился да так до конца жизни там и прожил. Вот он сына своего кузнечному делу обучить и сумел и даже инструмент кое-какой передал. Так тот по племенам теперь часто ходит и работой кузнечной промышляет. Народы-то местные железо получают иногда, хоть и немного, где покупают, где выменивают, где захватывают, по-разному, в общем. А вот что-то изготовить из него или сломанное изделие починить толком не могут. Вот этот кузнец кутенайский и считается у всех окрестных племен очень важным и полезным человеком, которого все к себе хотя бы на сезон заманить стараются всячески. А тут он к палусам как раз попал. А я, когда с ним познакомился, сразу смог ему помочь и горн хороший сладить, в котором, как он сказал, закалку даже можно произвести, а не просто перековку или сварку сломавшегося. И заодно нарисовал ему, как изготовить не просто нож или кинжал, которыми они пользуются, а бебут черкесский. Который и в конном бою пригож, и часового снять, и в пешей тесной рубке очень ловко используется. И размером он небольшой. На сабли-то железа, по их условиям, не напасешься, мало его. А здесь вместо одной сабли пару бебутов сковать можно, да ишшо и останется железо-то. Да про способ закалки, что от стариков слышать приходилось, когда клинок всадник на полном скаку воздухом остужает, рассказал ему. Ну, и попробовали мы это с ним изготовить, и вполне сносное оружие у нас получилось. После один клинок он мне подарил за науку, а ишшо один я у него выкупил, задорого, правда.

Тут пришлось палусам с шошонами схлестнуться, которые к ним пришли коней угнать, ну и я, понятное дело, в стороне от этого не остался. И в сшибке сначала пикой одного ловко ссадить получилось, потом ишшо двоих бебутом тем в тесноте, когда сошлись, хорошо достать сумел. Вот тогда и стремена мои преимущество свое показали, и умение сабельную рубку вести. Причем один из тех, которого я бебутом распанахтал, оказался знатным человеком. А конь его с имуществом мне перешли. Причем коник не простой, а породистый, и не из местных, а те, которых, говорят, у испанцев берут, на юге. Ну, а я после этой сшибки, когда праздновали, палусскому вождю тот свой бебут, которым там рубился, в подарок отдал. А он мне тогда настоящим ламтом отдарился, тем самым жеребчиком, о котором я уже ранее сказывал. А за коня, что я взял у вождя шошонского, мне палусские «конные люди» предложили двух кобылок, тоже из ламтов. Ну, я и поменялся, при условии, правда, что моих кобылок при случае этим конем покроют. Если, конечно, благоприятно такое для дальнейшего завода. Здесь ведь дело в чем, эти «конные люди» палусские в конях настолько тонко разбираются, настолько их чувствуют, что мало вообще таких людей встретить можно. Такие люди даже на конюшнях царских на вес золота цениться будут. У нас про них говорят, что святые Фрол и Лавр за ними стоят, а святой Власий им на ухо нашептывает. Поскольку они коней не просто выращивать-обучать способны, хотя и здесь им равных мало можно найти, но даже заранее могут предусмотреть, какую кобылку каким жеребцом покрыть надо и в какое время, чтобы жеребенок от них в доброго коня вырос. И ламты, которые главная ценность у палусов, во многом как раз их заслуга. Вот они того шошонского коня и оценили так, и мне за него двух добрых кобыл дали. Сказали, что как раз к тому жеребчику они по кровям сочетаются, которого мне их вождь подарил. К тому же согласились их в свой табун взять, под присмотр, пока я с местом, где осяду, точно не определюсь и перегнать их не смогу. И за приплодом присмотреть обещали, как положено. Так что, ежели ничего не случилось, табунок добрых коней у меня в орегонских местах имеется, можно сказать. Только забрать, если что, надо будет, ну и людям, что за ним смотрят, отдариться, как положено.

Так и пробыл я у палусов, почитай, до самого осеннего торга на орегонских порогах. Конями занимался, печи им ладил, изделия из дерева разные, в общем, без дела не сидел. И даже до кутенаев съездил ненадолго, когда того кузнеца, о котором я уже сказывал, домой провожали. Это самое далекое место, куда я в глубь материка заходил. Идти до них надо от палусов через земли салишских племен, споканов и калиспелов, до большой реки, которая тоже Кутенай называется и впадает в Орегон в верхнем его течении, на севере. Вообще народ кутенайский мне понравился, наиболее разумный и рассудительный из всех тамошних народов показался, что я встречал. Да и самые красивые девки, опять же, у кутенаев встречаются. У остальных-то большей частью росточком мелкие, плоскомордые да расплывшиеся, как квашня. А кутенайки эти, да ишшо, пожалуй, колошенские девки, высокие, ладные, фигуристые, на лицо недурны, видные собой, в общем. Сами кутенаи в те места пришли с востока в свое время, из-за гор больших, потому и язык их на остальные тамошние не похожий. Их оттуда племя черноногих вытеснило, с которыми у них вражда стародавняя. Но земли там, за горами, старики их помнят, так что, ежели интерес какой о тех местах, то расспрашивать об этом кутенаев надо.

А вскоре, как от кутенаев вернулись, уже и на осенний торг поехали. На нем расторговались, на мои вилламетские угодья заехали, где палусы чинук-рыбы набрали на той тоне, которую я у вишрамов откупил и калапуям отдал. Попросил я калапуев поделиться немного, они ничего, уважили ту мою просьбу. Ну и, ясное дело, патлач хороший отгуляли, на котором я все остававшиеся у меня цукли раздарил знатным людям, а палусскому вождю даже один топор отдал и лодку свою. Уж больно они народ хороший и принимали меня очень славно. Да и когда расставались, сказали, что завсегда меня будут рады видеть у себя, хоть в гостях, хоть даже если поселиться в их землях захочу. Ну, а после этого я поехал в свою усадьбу, что у клатсопов, в устье Орегона. И там, дождавшись едущих с торга ламов и нуксаков, уже с ними на Нутку и отплыл. Где и провел зиму, на южной нуткинской стороне, по дереву работая да кирпичом занимаясь. Заодно и там тоже себе дом сладил.

Как весна настала, сплавал на север острова, к нутку и нитинатам, проведал, как там и что, цуклями закупился, да, захватив ишшо товар, который за зиму заработал, решил посетить салишский берег, который на материке, напротив Нутку, лежит. Берег тот, надо сказать, очень сильно разными заливами и лиманами изрезан, со множеством островов, как мелких, так и побольше. Столько их там, что все и сосчитать сложно. Живут там салишские народы в основном, потому берег тот так и называется. Только на севере уже вакашские племена попадаются. Напротив южной оконечности, где я зимовал, живут материковые роды тех же ламов и нуксаков, у них я сначала и остановился. Тем более, что обо мне они уже хорошо знали, а с некоторыми я даже и ранее знаком был, так что хорошо приняли. Пожил у них с пару месяцев, работу сделал, на которую подрядился, и решил чисто с торгом уже по тем местам поездить. Сначала у северных салишей побывал, ковичан и сквамишей. Там в море впадает ишшо одна большая река, которая от самых серединных гор стекает и по которой, говорят, есть через те горы проход на восток. В ее устье живут мускатимы, а немного подальше сквамиши. Мускатимы мне не понравились, очень недружелюбный и злой народ, а вот со сквамишами дело можно иметь. В общем, расторговавшись там, решил ишшо и к южным салишам сплавать. Если от нуткинских нуксаков сразу на юг через пролив отплыть, вскоре начинается большой залив, местами очень узкий, но тянется верст на сто, не меньше, почти до самых орегонских земель. Причем разделен он на две части полуостровом, который на всю длину этого залива идет. У входа в него живут скагиты, потому его и называют скагитским, по восточному берегу – дувамиши, по западному – тваны, а на самом юге – нисквалы.

Вообще если где кораблям стоянку или зимовку искать, то там самое лучшее место. Залив этот не замерзает никогда, имеет много бухточек и лиманов, от бурь закрыт тоже очень хорошо, и пройти его весь даже самый большой корабль сможет. К тому же берега вокруг лесом покрыты, так что и для постройки или починки судов материала там в достатке. Надо сказать, что по тем местам, где я последние годы жил, для кораблей берег удобный только там, где его Нутку прикрывает, ну и на самом острове. А так до самой Калифорнии вашей южнее Нутку удобных мест для корабельных стоянок почти и нет. Только в устье Рога и Кламата, может быть. Даже орегонское устье почти все песком нанесенным заплыло, можно мимо пройти и, не зная, даже не заметить, что там такая большая река впадает. А зайти с кораблями в Орегон может только тот, кто хорошо проходы в тамошнем устье знает. Зато чуть выше этих отмелей река становится полноводной и спокойной до самых порогов. И корабельная стоянка, пожалуй, по Орегону самая лучшая будет в устье Вилламета.

В общем, все лето проходил-проездил по салишскому берегу, что напротив Нутку, на материке. И осень меня застала на самом юге того залива, о котором я уже сказывал, в земле нисквалов. И к осеннему торгу на орегонских порогах я с ними пошел. Мы от них прямо на юг перевалили посуху туда, где племя ковлицев живет, а там, по реке с тем же названием, спустились до самого Орегона, чуть пониже порогов. Там в общем-то недалеко получается, чуть больше ста верст весь путь. Так что уже к самому началу орегонского осеннего большого торга я на месте был. Там расторговался тем, что за лето заработал и наменял, с друзьями-приятелями повидался, да и просто знакомцами, что у меня к тому времени среди многих тамошних народов были. Патлачи отгуляли, одним словом, все как полагается. А к осеннему нересту лосося я к своему вилламетскому угодью ушел, да там и зазимовал. За зиму его осмотрел самым внимательным образом, что там и как, при помощи калапуев домик себе поставил, баз с варком для скота сделал, да и лабаз для всякого товара рядом с ним тоже сладил. Леса разного свалили и сушиться оставили в удобных местах, глину отыскал и хороший песок, чтобы кирпич ладить, пастбища для скота и коней от кустов почистил, где требовалось, подходы к водопоям обустроил. В общем, наконец к тем землям, что у меня там образовались, руки приложил. Одним словом, зиму эту тоже без дела сидеть не пришлось.

А как весна только настала, ушел в устье Орегона, в свою усадьбу, что у клатсопов. Я ишшо осенью от знакомых нанаймов, что с Нутку, слышал, будто к ним прошлым летом заходили большие корабли с белыми, вроде бы испанцы. Ну, и решил, что, может, и в этом году кто-то из них возле наших берегов объявится. И правда, уже когда весна к лету пошла, в орегонское устье зашло большое судно с двумя мачтами. Правда, не испанское, а бостонское, капитана его Грей зовут. Встретились мы с ним, очень он удивился, что в этих местах уже белый человек обустроился. Я ему и сказал, что, мол, русская здесь крепостица мною поставлена. Чтобы, значит, он меня не вздумал просто так оттуда согнать. Он, правда, предложил сначала мою усадьбу ему продать, а когда я отказался, сославшись, что права такого у меня нет, то предложил уже, чтобы я для него товар у местных скупал и выменивал. Поскольку тамошние дела мне хорошо известны, обещал не обидеть с долей от той торговли. Здесь я, подумав, согласился, при условии, правда, что компанейские об этом знать не будут. Он засмеялся, сказал, что понимает, на этом и порешали. Понятное дело, что плыть с ним у меня не было никакого желания. Попервой, он тогда бы точно ту мою усадьбу отжал, окажись я у него на судне и поплыви с ним куда. Да и плыл он на север, за меховой головкой, к Кенаю и Алеутам ближе, то есть в самые компанейские места. А мне туда лезть не резон, поскольку я за той компанией числюсь, и все мои здешние приобретения они к рукам прибрать могут, а меня, чтобы не мешался, ишшо и законопатят куда-нибудь, откуда дай Бог просто вернуться целым. Грей этот мне ишшо рассказал, что на юге от Орегона, в калифорнийских землях, какие-то русские расположились, которые к нашей компании никакого отношения не имеют, а скорее у испанского короля в подданстве. Все меня выспрашивать пытался, за каких русских я эту усадьбу держу, уж больно ему знать это хотелось. Похоже было, что тех калифорнийских русских он даже более опасается, нежели компанию. Ну, я ему что-то определенного говорить не стал, туману напустил да на то, что речь его плохо понимаю, сослался. Пусть что хочет, то и думает. Зато поторговал я с ним неплохо, у меня шкур земляного зверя был запас, в основном бобра, да морской выдры немного, почти все я это у него и сменял. Выменял фузею неплохую, свинца-пороха запас да немного железа на остатки. В общем, на том мы и распрощались.

После его отъезда задумался крепко. Ведь наверняка, ежели он в компанейских землях окажется, то если не сам, так кто-то из команды его обо мне среди компанейских проболтается. И значит, в любое время оттуда гостей можно ждать, а что они привезут, Господь ведает. Могут и такого, что спаси и оборони Царица небесная. Да и вообще, ежели сурьезные державы к этим местам подошли, то вольная жизнь скоро закончится, кто-нибудь точно эти земли под себя подгребет. И пока есть возможность, то надо бы узнать, с кем лучше было бы дело иметь, да к нему и попытаться прислониться, пока возможность есть. Так бы, конечно, вроде должен к компании своей идти, но если бы был уверен, что она хоть со мной, хоть с людьми, с которыми я здесь дружбу завел, по-людски обойдется. А уверенности такой как раз и нет, тем более что земли, которые она занимает, даже не за государством российским числятся, а за этой самой компанией. В общем, первым делом объехал вождей тех племен на нижнем Орегоне, с которыми у меня добрые отношения сложились, да эти свои мысли и постарался обсказать. Некоторые, правда, не особо и верили сначала, но большинство удалось убедить, что времена будут меняться. Собрали по этому поводу большой патлач у нижних чинуков и на нем порешили, что я попробую ишшо на юг съездить, в калифорнийские земли, чтобы и там узнать, как и что. Поскольку оттуда тоже слухи разные доходили, и не всегда хорошие. А местные тем временем постараются укрепления в орегонском устье наладить. Нижние чинуки на том мысу, который с северного берега нависает, прямо перед впадением Орегона в море, и с которого можно основные проходы среди отмелей держать. А клатсопы возле моей усадьбы, где-то в четырех верстах от самого устья вверх, перед тем, как из отмелей можно на чистую воду выйти и где заливчик для судов удобный имеется. Ну, а я решил переехать на Нутку, раз там в том году был испанский корабль, то, возможно, он объявится и в этом году. Переехав, остановился у нуксаков, на южной оконечности, той ее стороне, что к материку смотрит и которую не миновать, если пойти проливом между Нутку и материком. Заодно разослал весть по знакомым в других нуткинских племенах, чтобы, ежели что, меня быстро в известность поставили. А сам ждать начал, мелкими работами промышляя прямо там, на месте.

А в конце лета, и правда, зашел туда большой испанский корабль, старшим над которым был сеньор Бодега, или дон Франциско, как его ишшо называют. Удалось мне с ним встретиться, принял он меня хорошо, правда, беседы обстоятельной у нас не вышло, поскольку речь друг друга мы очень плохо понимали. Но все-таки понять, что в Калифорнии на самом деле русское поселение большое образовалось, которое в дружбе и согласии с испанцами живет, мне удалось. И просьбу свою о том, чтобы меня туда доставили, я изложить тоже сумел. Дон Франциско на это свое согласие дал, вот с ним я и доплыл к вашим местам. В общем-то, на этом вся моя история, как и зачем я в ваших краях оказался.

Глава 3 Больше никто никуда не плывет…

«А теперь внимание! В следующем году в бухту Бодега явится… сам Бодега!»

ВЭК (запись из архива совещаний штаба за 1791 год)

Весна 1792 года. Калифорния.

Из дневника Сергея Акимова

1

Как было у классика? «Пушки с берега палят, кораблю пристать велят», так вроде? У нас встреча эскадры сеньора Хуана Франциско де ла Бодега происходила гораздо скромнее. Капитан Рамирес, правда, уже пару недель обретался в форте, занимая пару комнат в гостевом особняке. Еще с весны этого года, когда стало точно известно о визите известного мореплавателя, наш куратор при дворе вице-короля оказал содействие в строительстве здания, пригодного для приема высоких гостей. Испанцы выделили средства на его возведение, прислали из своего форта (бывшего английского) дополнительно рабочих, для ускорения постройки. Получился вполне приличный домик. Не знаток архитектуры, но вроде это называется «колониальный стиль». Одним словом – мне понравилось. Даже успели посадить молодые деревца, таская их за пару километров из ближайшей рощи. Большинство прижилось, что обещало в будущем неплохой тенистый парк. Почти цивилизация! Ни одна миссия на полтысячи миль вокруг не могла похвалиться такими градостроительными изысками.

Опять меня в сторону заносит. Хотя что в этом предосудительного? Если вам уж так хочется почитать сухие отчеты, строго по хронологии, то в вашем распоряжении есть ЖБД, оперативный журнал. При наличии соответствующего допуска, естественно.

Если же вернуться к сути повествования, то подготовились мы вполне достойно. Линейки на плацу мелом не отбивали, правда, и траву тоже не красили, но тем не менее… Даже начштаба успел получить очередной втык и приодеть своих офицеров из инжбата в парадные мундиры. Что удивительно, они не выказали по этому поводу восторга. Хотя почти все исторические романы прямо-таки живописали о страсти военных этого времени, с самых малых чинов, к ярким и пышным костюмам. Даже в ущерб скрытности на поле боя. Вот что значит всего лишь год с небольшим правильной муштровки!

Описывать все официальные мероприятия у меня нет особого желания. Местные летописцы это сделали весьма обстоятельно и с надлежащей пышностью и велеречивостью. Для нас гораздо интереснее были практические аспекты дальнейшего укрепления сотрудничества с прямым представителем Мадрида.

Сеньор Хуан Франциско оказался вполне компанейским пожилым доном. Если отбросить все положенные по протоколу ритуальные фразы и поклоны, то наши беседы с ним можно назвать весьма продуктивными. После приватной беседы с Рамиресом капитан океана проникся перспективами сотрудничества с нами. Тщательно перерисованные (сколько же вечеров и свечей мы на это убили!) карты Западного побережья Америки привели его в восторг. Идею совместного исследования акваторий и земель севернее форта он воспринял позитивно. Труднее пришлось с вложением в его голову отчетливой мысли о будущем противостоянии с Англией в данном регионе.

Нет, текущую обстановку сеньор знал и оценивал вполне адекватно, но ему просто не хотелось верить, что Испания продолжает сдавать позиции. Как в Европе, так и в колониях. Договор Нутку-зунд девяностого года костью стоял у него в горле, и к английским политикам дон Бодега не питал добрых чувств. Но вот хотелось ему пока считать, будто это временная неудача. И в дальнейшем якобы вполне возможны совместные исследования с англичанами, да и моряками других стран. К общей пользе. Мдя… Не ожидал я такого, как бы помягче, альтруизма, что ли, от побитого жизнью и волнами путешественника. Пришлось нам с Сергеичем посидеть вечерок, специально подготовить для вразумления капитана что-то вроде аналитической записки. С предполагаемыми раскладами на будущее. Сами понимаете, что тут пошло в ход то самое пресловутое послезнание.

Свое творение мы вручили нашим визави, сопроводив его и устными комментариями. Со стороны испанцев на переговорах, кроме командующего эскадрой и нескольких его офицеров, присутствовал, естественно, и капитан Рамирес. Для него, а в его лице и для вице-короля, мы подготовили неубиваемый козырь. Догадались? Правильно, давно обещанные через падре координаты золотого месторождения в Испанской Луизиане. С оценкой запасов драгметаллов, прикидочными расчетами потребного количества рабочей силы, даже схемой коммуникаций от ближайших испанских поселений.

Получив такой подарок, капитан еле сдерживал себя, оставаясь на переговорах, так не терпелось ему составить очередной триумфальный рапорт непосредственному начальству. Играл он очень убедительно, было бы уместно – наградил бы его аплодисментами. Все цифры в бумагах были совершенно точными, кроме, само собой, местоположения такой заманчивой цели. Сам капитан, и падре тоже, были под впечатлением информации о наличии в ближайшем окружении вице-короля английских, да и не только, шпионов и осведомителей. Доказательства были железные, Котенок перед отъездом в Англию провела парочку незамысловатых комбинаций. В которых мы, плюнув на их конечный ресурс, вовсю использовали технические примочки из будущего. Вот поэтому и разыгрывался сейчас этот спектакль. Хотя самое сложное было впереди.

Нам ни к чему было любое потепление отношений Испании с Англией. Не доводить, в идеале, до открытого конфликта, но создать впечатление у островитян, что таковой вполне возможен. Именно из-за территориальных претензий обеих сторон у побережья Калифорнии и выше на север. Известные нам факты из будущего гласили, что Ванкувер тут пребывал достаточно долго. Разведал и картографировал впечатляющие площади. Другое дело, что потом Англии эти сведения не так уж и пригодились, поскольку освоением Запада вплотную занялись США. Самой Великобритании хватило забот в других уголках Земли. Но создавать предпосылки для Испании в сторону изменения своего колониального курса, приведшего в результате к потере всего завоеванного в Новом Свете, надо было уже сейчас.

Не могу сказать, что результаты многодневных переговоров проявились моментально, но многое наш тандем смог довести до собеседников. Большие государства иногда переоценивают себя, считая, будто только они могут диктовать правила игры на столе в политический покер. За счет чего может выиграть более слабый партнер? Блеф, подкрепленный знанием чужих карт, прокатывает с неизменным успехом. А в нашем случае особого блефа как раз и не было. Но если вам нужны подробности состоявшихся бесед, тактические наработки, которые мы использовали во время них, то лучше всего почитать отчеты Цинни. Опять же, при наличии допуска к секретным документам.

Не забыли и про состояние здоровья сеньора Бодеги. В нашей истории он умер через два года, хотя и было-то ему чуть больше полтинника. Договорились, что после короткой рекогносцировки острова Нутка он пройдет курс лечения в нашем госпитале, о котором капитан был уже наслышан.

После необходимого ремонта и приготовлений испанские корабли покинули бухту Хорсшу. Их возвращение планировалось в самом начале осени. Ведь точно даты прибытия эскадры Ванкувера никто не знал. А мы не могли рисковать своим планом – поломать испано-британскую «дружбу». Для его выполнения оставлять без присмотра дона Франциско было нельзя.

Из всех интересовавших меня вопросов без ответа остался только один. Да и то по причине того, что я его не озвучил. Читая в ноуте инфу про нашего гостя, обратил внимание на одну деталь. Мол, устраивал капитан океана, встретив у берегов острова англичан, американцев и какого-то залетного голландца, званые обеда аж на триста персон. Положим, столовых приборов набрать он мог, со всех кораблей. Но где столько офицеров в качестве гостей взять? Три его корабля, два британских, янки и нидерландец. Всего семь судов там оказалось. И совсем не линейных, а так, в лучшем случае пятого ранга. Неужели матросов рядовых допускали к себе за стол? Так и осталась пока для меня эта загадка невыясненной.

Кстати. Не знаю, как вы, а мы уже обратили внимание на расхождение происходящего с, так сказать, генеральной линией истории. В той реальности, что мы помним, обе экспедиции, Ванкувера и Бодеги, встретились в проливе Хуан де Фука в апреле девяносто второго года. Почти месяц они проводили совместное картографирование окрестных земель и того, что до сих пор считали Северо-западным проходом. Сейчас весна уже кончается, а испанские корабли только отплыли от наших причалов по своему дальнейшему маршруту. Англичан в поле зрения пока не наблюдается.

2

Как обычно бывает, подготовка к решающему сражению заняла гораздо больше времени, чем сам бой. Если уж считать с момента зарождения самой идеи обломать английские поползновения в этой части света, то работали мы над ней почти год.

Историческая ткань, если можно так выразиться, уже начала потихоньку расползаться. Где по швам, а где и в самых неожиданных местах. Испанцы к моменту прибытия Ванкувера на своем «Дискавери» к острову Нутка, но в сопровождении еще четырех кораблей (а не двух, как в том прошло-будущем), больше времени проводили на берегу, налаживая контакты с местными индейцами. Что было не так и просто. Аборигены оказались достаточно агрессивны. «Дружбы-жвачки» между двумя эскадрами не вышло. На предложение англичан провести исследования совместно испанский капитан ответил слегка заносчиво – типа, а зачем лишнюю работу делать? Карты у нас уже есть, гораздо точнее любой из ваших. Помогать налаживать отношения с индейскими племенами – с какой стати? Вслед за этим сеньор Бодега очень благоразумно решил убраться от превосходящих сил вероятного противника поближе к форту, а конкретно в гавань своего имени. Провести ремонт кораблей, начать строительство порта, более приличного, чем наши весьма кустарные пирсы в бухте Хорсшу.

И вот вчера англичане заявились во всей красе. Моментально получив очередной щелчок по самолюбию. Увидев причал в бухте, хотели в полном составе пришвартоваться у него. На что получили недвусмысленный отказ в виде предупредительного выстрела с береговой батареи. То есть мы изначально нарывались, как и планировали. Офицеру с подплывшей шлюпки было достаточно вежливо предложено поискать место для высадки выше или ниже по берегу. С условием не разрешать экипажам удаляться далее километра от береговой черты. В связи с обязательной санитарной обработкой каждого, кто желает посетить форт. Любое нарушение наших требований пообещали пресекать немедленным огнем на поражение.

Естественно, что гордые мореплаватели оскорбились до последней степени. Но устраивать сражение в не самом удобном для себя месте, где уже нашла свою последнюю стоянку предыдущая эскадра, они не решились. Как оказалось, американский бриг, не замеченный испанцами в проливе Хуан де Фука, все же там был. А теперь слегка шпионил для англичан, разведав место стоянки испанских кораблей. И даже успел засечь и сосчитать наши специально небрежно замаскированные мелкие пушки, прикрывавшие вход в гавань Бодега. Сведения о «золотой карте» к этому времени у Ванкувера были, подсунуть их ему для нас большого труда не составило. Поэтому он решил начать с самого «жирного» куска. Оставив разборки с фортом на потом. За что сейчас и огребает по полной программе.

И вот мы наблюдаем финал задуманной подставы.

С берега морское сражение смотрелось не очень впечатляюще. Ну никакого сравнения с кинофильмом, да еще на большом экране, со стереозвуком… В бинокль становились видны некоторые подробности, но расстояние все же скрадывало детали, не говоря уже про операторскую работу, фокусирующую внимание зрителей на самых выигрышных сценах. Здесь и сейчас какие могли быть операторы, спецэффекты, повторы и остальные трюки? Сидим за километр от береговой черты, замаскировавшись в рощице, чтобы не угодить на глаза передовому дозору десанта, который англичане все же высадили несколько часов назад южнее нас. Основной десант пока на кораблях, англы что-то подозревают, оттого и не спешат с высадкой главных сил. На самом деле пехота нас не очень волнует, ей уже подготовлена ловушка в виде управляемого минного поля. Пусть все устройство крайне примитивно по меркам будущих войн, но для не подготовленных к подобным сюрпризам англичан и такого должно хватить с лихвой. Ну и другие сюрпризы, конечно, есть, как же без них? Да и как-то несерьезно отнеслись в этот раз джентльмены к разработке операции. Спешили, видимо, очень. Хотя мы к этой спешке, что уж таить, приложили много усилий. Да и злость им сильно мешает. На кого злы англы? На испанцев, конечно. Заодно и на их непонятных союзников и советчиков. То есть на нас. Оттого и возникло у англичан вполне понятное всем желание стереть нас в порошок. А у нас – ответное, порвать им задницу на манер британского флага!

Так что пахали мы тут все, как черти в преисподней. Саперный батальон только что на ходу не спал. А его командир так и вовсе похудел килограмм на пять. Наш полковник, конечно, не ночевал, как он, на недостроенных позициях. Но весь первый полк с ним во главе буквально обнюхал тут на берегу каждую ямку.

– Учтите, черти березовые, – сказал Дядя Саша в самом начале подготовки, – таких вот случаев на нашем веку может никогда более не представиться! Мы знаем силы противника, можем с достаточной точностью определить место его высадки. Даже место возможной стоянки кораблей пристрелять можем! Такая удача раз в жизни выпадает! Да и для солдат наших пример очень даже пользительный будет. Серьезных боев у них еще не было, так вот им первый! Так что, ежели мы тут облажаемся… грош нам всем цена!

Сказав это, полковник умчался гонять солдат по берегу, а мы все (кроме тех, кто был занят совсем уж неотложными делами) впряглись в общее ярмо. Припахали сюда и рабочих, даже индейцы взялись землю копать. Вот и смотрим теперь на результаты своего труда.

Все пять английских кораблей выстроились в линию метрах в шестистах от перешейка, прикрывающего гавань. Для наших пушек – предельная дистанция, в чем противник уже убедился. Расчеты, по одному на каждые два-три орудия, пальнули разок и отвалили в сторону от позиций, оставив дымить нашу пиротехнику, имитирующую пальники готовых к отпору батарей. Всплески от ядер поднялись как раз в полукилометре от береговой черты.

Залп! Полный бортовой, всей эскадрой.

На берегу летят осколки камня, все заволокло пылью и копотью.

Должно быть, со стороны это выглядит весьма впечатляюще. Да и то сказать, шутка ли – бортовой залп целой эскадры! По местным меркам – жуть с ружьем! Считай, с каждого корабля зараз палят не менее двух десятков орудий – сила! Облако дыма на какое-то время полностью закрывает корабли. Нельзя сказать, что англичане действуют совсем уж по шаблону. Десант погружен ими в шлюпки заранее, и они пока держатся под прикрытием кораблей. А вот теперь, пользуясь плохой видимостью, они налегли на весла. И вскоре из-под поднимающихся над водой клубов дыма показываются носы спешащих к берегу шлюпок. Кажется, даже с берега слышны резкие команды, подгоняющие загребных. До земли тут не так уж и далеко, есть шанс проскочить простреливаемую береговой артиллерией зону. Да и, по правде сказать, прием англичане применили неординарный.

Что опаснее для береговой батареи?

Пушки в море или пехота противника под боком?

Кому как… Только вот от пушек еще можно как-то отбиться, на худой конец – сбежать. А вот с пехотой этот фокус может и не пройти… Догонят ведь!

Поэтому, когда шлюпки прошли уже треть расстояния, отделявшего их от берега, ожили орудия мелкого калибра, специально для этой цели установленные перед батареями. Они были хорошо замаскированы и не очень-то заметны со стороны моря. Весь расчет делался именно на атаку шлюпок, во всех остальных ситуациях эти пушки были совершенно бесполезны. В их боекомплекте не было даже ядер – только картечь. Нанести сколько-нибудь серьезный урон кораблям они не могли ввиду недостаточного калибра, зато для шлюпок их картечи было вполне достаточно.

Самым трудным делом было заставить расчеты этих противоштурмовых пушек лежать тихо. Ведь часть ядер с эскадры не долетала до батарей, и тогда они падали в непосредственной близости от этих пушечек. Были среди них наверняка раненые, даже и убитые. Но – терпели парни, голов не поднимая от земли. А ведь это были испанцы, никого из нас полковник на данные позиции не отправил.

– Лейтенант, – сказал он командиру артиллеристов, – для вас это первый серьезный бой. Для ваших солдат – тоже. Кто из них выживет после столкновения, сможет с гордостью рассказывать об этом своим детям. Запомните, такой тактики ваш противник еще не знает. Ваша задача состоит в том, чтобы не только нанести ему максимально возможный урон, но и увести его именно туда, куда он должен прийти. Никто, кроме вас, такого сделать не сможет. Судьба сражения зависит от вас!

Командир артиллеристов лейтенант Гуэрра только молча вытянулся и кивнул.

Вот шлюпки подходят ближе.

В воздух, треща и разбрасывая искры, взлетает красная ракета.

Короткая команда, и из укрытий выкатываются вперед легкие пушки. Дистанция стрельбы уже определена, рубеж пристрелян, пушки заряжены.

Залп!

Вокруг шлюпок словно бы вскипает море!

Удар картечью с такой дистанции вносит воистину страшные опустошения в передовые ряды десанта. Несколько шлюпок тут же начинают тонуть, в их бортах пробито множество отверстий. В прочих изо всех сил налегают на весла, спеша подойти поближе к берегу.

Артиллеристы лейтенанта копошатся возле орудий, у них есть возможность дать еще один залп. Не больше, десант уже и так слишком близко. Так что пушки рявкнули почти в упор…

Приготовлены к поджогу фитили заложенных зарядов, и отряд Гуэрры готовится к отступлению со своих позиций.

Вовремя!

Новую угрозу заметили и на кораблях.

Заранее спущенные шлюпки верпуют их, разворачивая корабли другим бортом.

Снова над водой плывут тяжелые клубы порохового дыма, а чуть погодя до нас докатывается грохот выстрелов.

На этот раз часть ядер легла на позиции противоштурмовой артиллерии уже вполне сознательно.

– Вот что, лейтенант, – сказал ему напоследок наш полковник. – У вас будет два соблазна. Первый – дать еще один залп по десанту противника. Возможно, что вы и успеете это сделать, не спорю. Но вот уйти оттуда без больших потерь – уже точно не сможете. И второй. После того, как вас заметят с кораблей, часть их орудий ударит по вам, не только по батареям больших пушек. И вот тут, Мигель, есть второй соблазн. Уйти раньше, чем они это сделают. Сохранить жизни своих солдат и, возможно, свою собственную. Желание это вполне мне понятно, и ничего в нем постыдного нет – с кораблями вы воевать просто не сможете. Но уйти вы должны только после того, как ударят пушки. Иначе солдаты десанта в это просто не поверят. Они могут заподозрить в этом ловушку. Вы, с их точки зрения, еще можете стрелять, и ваше отступление будет выглядеть странно, если не сказать больше. А вот отступить под градом ядер – это понятно и объяснимо. Никаких подозрений не вызовет. Пехота противника должна пойти по вашим следам. Только так и никак иначе.

Вот теперь и выжидает подходящего момента командир артиллеристов. Шлюпки уже совсем рядом с берегом. С некоторых из них через борт прыгают солдаты. Подняв над головой ружья, они бредут к берегу. Не обращая особенного внимания на перепаханные ядрами позиции противоштурмовой артиллерии, они двигаются левее. Да и в самом деле, кто в здравом уме остался бы теперь там? Еще один залп, и на позициях просто места живого не останется! Укреплений серьезных здесь нет, валов и стен не видно, место вообще почти открытое. Пушки спрятаны в капонирах и с берега почти не видны. Только парочка лежит открыто, перевернутая ядрами эскадренного залпа. Наверняка артиллеристы уже отступили, подавая этим пример своим собратьям на больших батареях. Вот и не обращают солдаты десанта внимания на вспаханную ядрами землю. Собираются кратчайшим путем штурмовать батареи. А вот это уже неправильно! Ну и что с того, что тот путь с моря кажется более удобным? На самом деле это далеко не так, вон те кустики как раз на болотистой почве произрастают… Да, но ведь англичане этого могут и не знать!

– Моралес!

– Сеньор тененте? – поворачивает к командиру голову сержант.

– Успеем пушки зарядить?

– Попробуем, сеньор тененте!

– Не надо пробовать, сержант! Надо сделать!

– Есть, сеньор тененте! Но ведь нас же заметят?

– И черт с ними!

И впрямь, сержант как в воду глядел. Увидев какое-то движение на позициях противоштурмовых орудий, пехота противника молниеносно развернулась, прикрывая свой фланг. Подходящие со стороны берега солдаты тоже вытянулись в цепь, отсекая неразумным стрелкам возможность отступления в сторону моря. А у них хороший командир, отрешенно подумал лейтенант, понимает, что корабельные пушки не станут стрелять по отступающим артиллеристам – есть цели поважнее. Так что ядер в спину десант может не опасаться.

– Моралес! Поторопите солдат!

Со стороны подбегавших десантников бабахнул выстрел… и пошло. Не останавливаясь, часть пехотинцев открыла беглый огонь в сторону пушек. Упал один солдат, второй…

– Сержант! Огонь по готовности!

Бух!

Пушка выбросила язык пламени, и провизжавшая в воздухе картечь проделала изрядную брешь в наступающей цепи.

Бух!

Второй выстрел был не столь удачен, заряд лишь немного задел цепь, но неприятностей атакующим тоже доставил немало.

– Отходим! Подобрать раненых!

Брызнули искрами зажженные фитили, и цепочка артиллеристов вытянулась вдоль тропки.

– Бегом! На огонь не отвечать, не останавливаться!

Добежавшие до батареи солдаты растеклись по позициям, захватывая орудия и осматривая тела убитых. Но повелительный возглас капитана послал их вслед за отступающими артиллеристами.

– Вперед, дети горя! Эта тропа ведет в обход вражеских пушек! Мы обойдем холм и ударим по ним с фланга! – потрясая в воздухе саблей, прокричал он.

Повинуясь ему, большая часть пехотинцев оставила захваченные позиции и устремилась вслед за отступающими.

Дрогнула земля, и черные, подсвеченные снизу красным шапки разрывов встали на пути подбегающей следом роты. На солдат обрушился град камней, пробивая бреши в их рядах.

– Смотрите, Вильямс, – оторвав от глаза подзорную трубу, произнес командующий эскадрой. – А у этих наглецов голова соображает! Мало того, что они предусмотрели возможность высадки десанта, так еще и учли то, что мы захватим эти поставленные в засаде пушки! И теперь обстреливают собственные позиции! Нет, когда все это закончится, надо будет повнимательнее побеседовать с пленными офицерами… кто-то им подсказал этот удачный ход!

– Вы так полагаете?

– Ну, не сами же они до такого додумались? Артиллерийская засада, да еще настолько хитро исполненная, – совсем не похоже на испанцев, или кем они там себя именуют? Что-то не приходилось мне раньше об этом слышать… А вот одну ошибку они допустили!

– Какую, сэр?

– Открыли огонь по своим брошенным позициям, увлеклись расстрелом десанта и перестали обстреливать нас! Распорядитесь продвинуть корабли вон туда! Мы смешаем с землей их пушки, прежде чем они успеют открыть по нам огонь. Пока они развернут орудия, перезарядят… да наведут… А наши пушки уже готовы к бою!

Тяжелые тела кораблей медленно выплывали на указанные позиции.

Залп!

И ядра ложатся среди береговых орудий.

Еще один!

– Ответного огня нет, сэр!

От пушек бросилось врассыпную несколько фигурок.

– Сэр, артиллеристы разбегаются!

– Сигнал десанту – ускорить продвижение!

А вот и наш ответ…

В стороне от бывших артиллерийских позиций, где сейчас царит разгром и хаос, на длинном естественном молу и на мысе Бодега-Хэд вдруг обозначилось движение. Повыскакивавшие непонятно откуда люди тянут канаты, и в сторону сползают сплетенные из тростника щиты, открывая выкопанные в земле окопы. Выскочив из укрытий, бегут к ракетным станкам расчеты.

Наблюдающий со стороны это зрелище Кулькин поворачивается к своим офицерам:

– Вот так, господа офицеры! Теперь вы и сами можете видеть наглядный пример того, как хорошо замаскированные позиции помогают резко изменить ход боя! А ведь еще мины не задействованы! Лейтенант, не пропустите сигнал!

А между тем ракетчики уже разворачивают свое оружие. Корабли противника достигли буйков, обозначающих рубеж открытия огня.

– Внимание всем! Ориентир второй!

Протрещали шестеренки механизма наводки, поднимая направляющие на заранее выверенный угол возвышения.

– Первый готов!

– Второй готов!

Выслушав последний доклад, командир ракетчиков подносит к глазам подзорную трубу. Все правильно, корабли сейчас стоят на нужном месте.

– Огонь!

Вспухают облака пыли и дыма, сквозь которые видны огненные всполохи. Позицию англичан мы просчитали достаточно точно. И даже повышенное рассеяние наших ракет сейчас играет в плюс внезапной атаке. Используем почти все изготовленные в течение полутора лет запасы. Промахов, конечно, огромное количество. Но уж очень компактно поставили англы свои парусники, поленились в очередной раз. Так что прямых попаданий хватает. Даже с избытком, подходящим к кораблям шлюпкам тоже досталось.

БЧ на ракетах зажигательные. Многие снаряды не успели выработать топливо, что тоже добавило очагов пожаров. Что такое пожар в море, на деревянном кораблике? Хуже не придумать, хотя кругом и вода…

Через несколько минут перед нашими глазами расцвели пять буйных клубков пламени. Команды бросаются за борт, но таких не очень много. Тех, кто не погиб на палубах. Наверняка среди них хватает раненых и обгоревших, но проводить спасательные работы мы не можем, потому что как раз в это время из рощи появляются цепи пехотинцев. Следуя за отступающими артиллеристами, они были уверены, что выйдут во фланг нашим пушкам. Так оно и оказалось. С этого места хорошо видны опустевшие орудийные дворики и брошенные орудия. Но вот порадоваться своему успеху англичане уже не успевают… За их спиной в море грохочут разрывы, отрезая всякую возможность возврата назад.

Солдаты на берегу с ужасом смотрят на открывшуюся им картину разгрома флота, но времени на осмысление у них уже не осталось. С флангов и тыла гремят залпы, там в засадах притаились бойцы Первого полка. Которые получили отличную возможность на практике использовать навыки, которые в них вбивали инструкторы.

Естественным желанием англичан становится стремление укрыться от огня, бросившись к такому удобному на вид овражку буквально в полусотне метров от опушки. Для тех, кто успел добежать до него, не сбитый с ног пулями стрелков, укрытие стало братской могилой. По нашему сигналу саперы замыкают цепь, и серия взрывов завершает истребление очередных пешек в чужих грязных играх.

На земле пленных почти не было, да и те в основном ранены, контужены или тяжело травмированы. Морякам повезло не больше. К берегу добрались человек тридцать. В основном рядовые матросы. Из офицеров – только старший помощник с флагмана и штурман с фрегата. Джорджа Ванкувера среди спасшихся не оказалось… Как и племянника нынешнего премьер-министра – семнадцатилетнего Томаса Питта.

Глава 4 И носило меня…

Дан приказ: ему – на запад…

Песня «Прощание»

Осень 1792 года. Средиземное море.

ВЭК

Доброго времени суток, Розита, половинка души моей!

Опять читаешь ночью? Не желаешь слушать отца и дядюшку, послушай жениха: не стоит портить твои прекрасные глаза свечным светом. Правда-правда, когда вернусь, привезу немного особенную лампу на земляном масле. Никакой возни с фитилем и нагаром! В Барселоне они вошли в моду – ну а как иначе, если первым приобрел такую штуковину твой дядя. Город весьма уважает верховного судью. В первую очередь за то, что алжирский дей теперь занят чем угодно, но только не разрушением каталонской торговли. А вот к этому и я голову приложил.

Вот теперь и прожариваюсь у алжирских берегов вместе с твоей крестницей – надеюсь, к «Сан-Исабель» ты не ревнуешь? Да и было бы к чему: морская служба, не поверишь ли, гораздо скучней кораблестроительной. Добрый ветер есть не всегда… В безветрие просто жарко и скучно. Берберы по мере сил пытаются нас развлечь, но получается у них из рук вон плохо. Когда их остроносые галеры и шебеки пытаются вылезти из гавани, нашим ребятам приходится спускаться в шлюпки и тащить «Сан-Исабель» на перехват. Со шканец это смотрится красиво: весла, взрывающие бирюзовую воду, прозрачные облачка брызг, укрытый нежнейшей зеленью берег… Такого и у нас на Кубе нет – могу понять, почему из всех морей колыбелью нашего мира стало именно море Средиземное. Жаль, что часть его в руках разбойников, впрочем, куда менее способных, чем хищники моря Карибского.

Потом начинается работа артиллеристов – а они у нас лучшие даже по нашим, испанским, меркам. Если бы не безветрие…

Пороховой дым ленится даже перелезть через фальшборт – иначе нам пришлось бы несладко. Вместо того он просто висит за бортом, хоть рукой гладь: только вот не видно ничего, и наводить орудия приходится по выкрикам наблюдателей с марсов. Разумеется, все это пустая трата ядер: берберы достаточно трусливы и довольно нами учены, чтобы пытаться лезть на таран или абордаж. Им, глупым, важно выйти из гавани. Нам же важно, чтобы они не могли доставить в нее добычу. Даже если они что-то где-то продадут – хотя бы в Триполи – пиратское гнездо не получит с того ни мараведи. Алжирскому же дею следует платить армии… Мы все здесь надеемся, что первому из берберийских разбойников станет еще скучней, чем нам, и он согласится не трогать испанцев – не на веки вечные, все равно ведь нарушит договор, – а на год. Купцы в Барселоне уже поняли, что проще содержать собственный флот, чем чужой… или отстаивающийся в гаванях королевский. Так что гаванские верфи ждет работа – а меня возвращение домой. К тебе – поскольку ты и есть мой дом!

Фернандо, твой навеки.

Сегодня ветер есть. Он каждый день есть, утром и вечером, чего бы кто ни писал в письмах. И вот сегодня дей наконец соскучился. От гавани спускается под легким бризом лучшая и последняя ставка алжирского флота, его единственный линейный корабль. Шестьдесят четыре орудия. Больше тысячи головорезов. И, наконец, просто очень толстые борта.

Росомах внутри шепчет:

– Медведь!

Да, по сравнению с тонкой, стройной, быстрой «Сан-Исабель» алжирский флагман – сущий гризли. Что ж, обычно гризли отступает перед росомахой. Иногда – не везет, но и тут не все кончено – изредка в схватке побеждает не сильный, а ловкий. Здесь и сейчас нет внимательных английских глаз, и первый из «гаванских корсаров» не обязан притворяться сидячей уткой, кораблем для битья владыками морей. Медведь и росомаха снова встретились… только у росомахи был кольт-магнум.

Капитан с некоторым недоумением смотрит, как «сеньор Глотон» – от прозвища мне уже не избавиться – потирает руки. Что ж, несколько слов – и у него глаза вспыхнут.

– Снимайте ограничители с лафетов, Хорхе.

– Наконец! Эй, у пушек – рви печати, выбивай клинья! Ставь жаровни! Сегодня – деремся по-настоящему! Диего, на марс – углы снимать! И чтобы давал цифры каждую минуту!

Над палубой разносится стук барабана, поет горн. Пушки молчат – далеко, – но бой уже начался. У алжирцев – свой секрет: хитрая обмазка днища, на которой ракушки и водоросли расти решительно отказываются. О ней даже тяжеловесная толстуха, вроде приближающегося «Мессудие», становится ходкой и спорой… даром от Ушакова турки всегда ухитрялись смыться, не давая завершить разгром? И все-таки они не хотят терпеть продольные залпы калеными ядрами. Ложатся на параллельный курс – почти параллельный. Догнать, довернуть, пустить в дело по три пушки на одну испанскую. Сбить паруса и мачты, сойтись борт о борт, забросить крюки – и залить палубу человеческой волной, которой фрегату и противопоставить-то нечего. По европейским понятиям, «Мессудие» – корабль третьего ранга, «вполне линкор». «Исабель», по ним же, относится к жалкому шестому, «в линию ни ногой»… И все-таки мы вступаем в неторопливый корабельный танец, этакое равелевское болеро: на четырех узлах, которые только и можно выжать при слабом ветре, события развиваются настолько медленно, что в промежутке можно успеть прочитать нетолстую книгу. Сеньору Глотону приходится поддерживать репутацию – и с нарочитым зевком погружаться в строки, за неделю блокады перечитанные пятикратно, но оттого не менее актуальные. А вот вам вслух – пусть и с переделочкой, на злобу дня!

Белую вздымая пену,

Мчит «Мессудие» алжирский

За испанской «Изабеллой»,

Словно гончая по следу.

Весело плескаясь, волны

К борту ластятся бесшумно,

К парусам с лобзаньем нежным

Ветерок прильнул попутный.

Но предательская бухта,

Давшая приют пиратам,

Выпустила вдруг на волю

Всю грозу морей испанских!

Их подстегивает алчность,

Гонит нас притворный ужас…

– Сто тридцать пять! – кричит с марса офицер при угломере. Это в градусах, если считать от носа. Поворачивать пушки нужно всего на сорок пять – в сторону кормы. Пошли команды…

– Готовьсь!

– Ворочай назад до упора!

Пушки на палубе – в ряд, сверкают, словно здесь не «Исабель», а «Варяг». Вокруг каждой – свита из полудюжины канониров. Крутятся маховики, ползут под многотонными стволами градусы полуциркульных салазок. Такие станки пока только у нас. Мелочь? Эта мелочь заставила поставить на фрегат двадцать орудий вместо тридцати шести. Зато теперь, когда алжирец думает, что он в мертвой зоне…

– Снаряд в дуло!

Ядра в жаровнях накалены докрасна. Их, пудовые, тащат специальными щипцами – урони, будет пожар на собственном борту. Между ядром и зарядом – деревянный пыж, так что жар до пороха дойдет не сразу. Не раньше, чем капитан рявкнет:

– Пали!

От правого крамбола алжирца только щепки летят! Он заваливается в сторону, собираясь ответить на внезапный залп. Только… врага надо знать.

– Диего, прячься за мачту! Сеньоры, сейчас нам ответят, но все пойдет поверх голов.

То же, но короче и грубей, повторяют артиллерийские офицеры на палубах:

– Алжирец трус, поверх голов пальнет… не кланяйся!

Выучка дает плоды. За год мы достигли английского стандарта: делаем два залпа в три минуты. Сейчас, из-за каленых ядер – в четыре. Алжирцы способны на один в три, да один уже прошел над головами, насыпав нам на штормовки всякой дряни…

– Диего, ты там жив?

– Сто тридцать градусов!

В нас ведь еще и попасть трудно, и обшивка ядра углом встречает: и толще выходит, и есть шанс на рикошет. И все из-за переделки станков!

Мы отвечаем. Раз, другой… Вот кто-то уронил ядро, его заливают водой и уксусом. Шипение, едчайшая вонь. В лазарет тащат раненого – щепой распороло ногу. Зато над палубой летят выкрики хищной радости:

– Турок горит! Сант-Яго!

Бой еще не окончен, «Мессудие» продолжает огрызаться, «фески» пытаются сбить пламя. Только мы добавляем и добавляем – наши вошли в раж. У одной из пушек пара бомбардиров, обхватив себя линем, выбросилась за борт – чтобы скорей совать заряды в дуло и сподручней банить. Вот одного втащили обратно – с марсов алжирца еще стреляют. Но это скорее агония. С горящего корабля прыгают в воду, не дожидаясь, пока пламя доберется до погребов. Последняя попытка достать «Исабель» – линкор направлен на нас, как громадный брандер. Огонь добрался до батарей – прощальный сюрприз, не одни мы хитрые. В пламени пожара сами собой палят забитые двойными зарядами пушки. Без прицела, наудачу. Наш фрегат вздрагивает: один из спаренных снарядов вонзается в корму. Быть в офицерских каютах разгрому хлеще, чем если погуляла пара росомах!

Пламя добралось до парусов алжирца. Теперь это плавучий костер, от которого нужно отойти подальше. Нам вовсе не улыбается оказаться под огненным дождем из его обломков: в конце концов, «Сан-Исабель» тоже деревянная. И только когда мы отходим достаточно далеко, капитан распоряжается спустить шлюпки – и принять чужие. Тонущих спасают даже алжирцы, потом, правда, в рабство продают. Испании живые пираты тоже пригодятся. Мануэль Годой уже счел, что фонд для выкупа захваченных берберами пленников куда выгоднее исчислять в головах, чем в золоте… У золота, в конце концов, есть множество иных применений!

Декабрь 1792 года. Калифорния

Цинни – Командиру.

Расшифровка письма от Котозавра.

Основной текст – русско-олбанский язык с ошибками транслитерированный ЗВ-алфавитом Ауребеш. Сделана литературная правка, неизвестные/сомнительные термины воспроизведены побуквенно. Выделенные слеш-скобкой фрагменты раскодированы по шифрокниге № 1.

Доброго времени суток.

Завтра отходим в Испанию на «Сан-Исабель». Состав: Кот, Шериф. Со мной 15 Бойцовых Котов, в основном те, у кого есть полезные связи. Подопечный – Левша. Везем Годою от Генерал-капитана подати с Мартиники и английского шпиона. Наберем людей, хозяйским глазом оглядим Гибралтар, в рассуждении не сделать ли там чего хорошего, подумаем на месте, стоит ли лезть дальше…

/(…во Францию, там трындец полный, без роты автоматчиков и авиаподдержки сгинем. Продвижение ГК наверх в Мадрид оформим по полной – даже подрасчистим место, методами, несовместимыми с соцзаконностью, если надо)./

Клим нашел жилу и роет все светлое время суток. По пути в Испанию заглянем к нему за новостями. Техника работает отлично, пока тренировали людей – здорово почистили гавань. Сколько же добра тут утоплено за двести лет! Капитан порта Климу уже собственную дочку сватает, за месяц одной бронзы на полмиллиона реалов насобрано, не считая прочего хабара. В кабаках выросли цены на карты с кладами и кораблекрушениями, но они таки имеют спрос!

Казак, Зубр и Спасск поехали осваивать Пендостан. Должны купить участок недалеко от БД. Если что, по-соседски можно заглянуть. Бакса видели, познакомились. (Копию их донесения прилагаю. Цинни.)

Левша говорит, что все лоханки арабской постройки, буде попадутся по пути, «Сан-Исабель» вынесет даже при 1:3, флотов там нет, одиночки и ватажки. Убыйвовк подтвердил, но у него сведения постарее. Попробуем совместить коммерческий антитеррор с вербовкой людей в Форт. Сборный пункт в Гаване. Как наберем народа на толковый конвой, отправлю.

/(Про Котенка и Арта толком ничего не знаю)./

(Командир, прилагаю последний отчет из Англии, подписанный «продолжаем выполнять задачу» и с подборкой тамошних газет. Хроника происшествий наколота иголочкой. Неизвестные мне трупы, пожар на верфях, скандал в парламенте. Цинни.)

На Мартинике Коты работали в трех ипостасях на всякий случай: личная охрана дворянина, наемники ГК, взвод Второго полевого полка. Поскольку все прошло архиудачно, в официальной истории будет фигурировать Полк. Список личного состава и ведомости прилагаю. Пусть Маноло будет в курсе.

Там же познакомился с толковым плантатором: Жозеф Таше де ла Пажери: разместил бойцов, не тупил, политику партии просек сразу. Совершенно случайно я увидел фотку (так в тексте. Цинни) на стене: баба с детьми, физиономия очень знакомая и подпись: Мария-ЖОЗЕФИНА-Роза де ла Пажери, 63-го года рождения, в замужестве Богарне! Хвала Аллаху, наделав комплиментов дочке и внукам, я не успел нахвалить зятька: тот нашел себе другую и развелся с женой, до кучи став рьяным республиканцем. Тесть через это стал роялистом, так что с ним удалось поладить, сделав скидочку на покупку трофеев. Теперь имею рекомендательное письмо к будущей Первой Ляди (дословно. Цинни) А Хитрый План я озвучивал на совещании.

/(он сработает, если по воде не пошли слишком сильные круги, обидно будет, вдруг Корсиканца грохнут под Тулоном. Командир, надо планировать на 95 и не позже группу влияния на НБ, иначе он похерит всю нашу помощь испанцам и сольет Наглам. Той же ходкой надо ехать в Империю, вербовать ПП, благосклонности императора ищут все, а опальный наследник друзей не имеет. Люди с другой стороны шарика ему как минимум будут интересны. Арт попытается выйти на контакт с Воронцовым, послом в Англии, может, и от него рекомендацию выцыганит?)/.

30 декабря 1792 года. Калифорния.

Из дневника Сергея Акимова

Итоги года, по старой советской привычке, подводили на общем собрании. Куда съехались все «попаданцы», обитавшие в данный момент в пределах пары дней пути от форта. Хотя сходство с памятными торжествами будущего наша вечеринка имело весьма относительное. Не было итоговых докладов от руководителей направлений. Они были перенесены на начало января. Да и выслушивать их предстояло не всем, а весьма ограниченному кругу лиц. О недоверии к остальным «попаданцам» речи быть не могло, но приучать к порядку в соблюдении секретности было давно пора. Пусть и с первого же дня все сами отлично понимали пагубность излишней болтливости. Для всех я озвучил следующую мотивировку – набирать в службу безопасности местный контингент пока чревато. Вот подрастет новое поколение, желательно родившееся прямо в форте, с первых же дней находясь под моим присмотром, – тогда и посмотрим. А сейчас мне приходилось тянуть лямку практически в одиночестве. Плюс сами собой организовались аж три зарубежные резидентуры. Помощь Цинни была неоценима, но у нее и без того хватало обязанностей, чтобы отрывать такого человека от преподавания в школе, ведения идеологической работы с местными. В результате официальная часть вылилась в ЦУ от командира всем нашим технарям. Если сократить и без того его короткое обращение, то выглядело оно примерно так:

– Хватит штурмовщины. Начинайте писать долговременные планы. На пять и десять лет. Постарайтесь сдерживать свои фантазии, но и в пессимизм особо не впадайте. Жду ваши первые наброски к десятому января. А теперь можно переходить к поздравлениям. В регламенте не ограничиваю! Всех с приближающимся Новым годом!

Апрель 1793 года.

Динго

Поскольку производство нарезных стволов у нас заработало, я решил попытаться осуществить свою давнюю задумку: попробовать сделать пулемет под наш штуцерный патрон. Пару раз напрягал Дядю Сашу, прося нарисовать схему механизмов ПКМ,[66] да еще и удачно откопав в своих файлах НСД[67] по «Максиму». Так что, прихомячив пару новеньких стволов без обточки, мы с Мигелем рьяно взялись за дело. Естественно, о газоотводе забыли сразу, на смесевом порохе, хоть дымном, хоть «зеленом», может устойчиво работать только инерционная автоматика. Так что наш выбор пал на систему с коротким ходом семидесятисантиметрового ствола. От водяного охлаждения в первом варианте отказались – вес конструкции и так зашкаливал за тридцать кило, и добавлять к ней еще емкость на десяток литров воды не стоило. Впрочем, ребристый бронзовый кожух должен был справиться не хуже, а весил меньше, чем ведро с водой. Если механику, сгибридив конструкции ПКМ и «Максима», удалось сделать примерно за месяц, то с системой питания нас ждала засада. Попробуйте организовать подачу патронов в папковых гильзах из магазина большой емкости, без перекосов и деформаций. Ленточная механика по типу «Максима» тоже не получалась – в отличие от металла картон настолько плотно удерживался холщовой лентой, что при вытаскивании рвало либо ее, либо гильзу. А ослабишь гнездо – патроны не держатся, перекашиваются или выпадают совсем… В конечном итоге пришли к не очень оптимальному, но работоспособному решению – гравитационная подача из наклонных магазинов на двадцать пять патронов, по типу «гатлинга». Несмотря на такую странную конструкцию, система работала практически без задержек. Масса подвижных частей была такова, что темп стрельбы не превышал четырехсот пятидесяти выстрелов в минуту. Уже несколько позже нам удалось модернизировать магазины, установив в них пружину и увеличив емкость до тридцати патронов.

Первый пулемет поставили на артиллерийский лафет, в результате чего вес конструкции перевалил за сотню кило. Это не считая передка с запасом патронов. Для второго сделали «легкий» – чуть больше тридцати кило – трехногий станок. Для работы из бойниц форта самое оно. После отладки испытательный отстрел обоих пулеметов показал: пять сотен патронов с максимально быстрой сменой магазинов машинки выдерживают без проблем. И греются не особо, и ствол не забивается. По групповой цели можно было вести эффективный огонь на тысячу двести метров, именно на такую максимальную дальность и был нарезан прицел. По одиночной ростовой фигуре нормально работалось до семисот, дальше начинался слишком большой разброс. Так что демонстрация в узком кругу этой вундервафли (конечно без стрельбы, не фиг привлекать внимание постороннего народа) прошла на ура. Дядя Саша торжественно вручил мне бутылку с каким-то напитком. При последующей дегустации в ней оказался французский коньяк весьма недурственного качества, уж не знаю, где Сергеич его раздобыл. Кто-то из «попаданцев» ехидно прокомментировал наше творение:

– «Печенег» не «Печенег», но «Кипчак» получился.

Так и закрепилось это название за нашим первым пулеметом.

Глава 5 Дым отечества с горьким привкусом

И по доброте ты станешь раздавать земли своим сподвижникам, а на что сподвижникам земли без крепостных?

АБС «Трудно быть богом»

Сентябрь 1793 года. Калифорния.

Из дневника Сергея Акимова

– Что у вас тут за гости такие борзые, хоть и вроде соотечественники? Вчера ты про них как-то бегло рассказал. Привет, кстати.

С таких слов начинает командир, заглянувший в мой кабинет с утра пораньше.

Тоже усаживаюсь на свое привычное место, перекладываю ноут подальше с глаз, вытаскиваю из ящика книгу регистрации, есть у меня и такая.

– И тебе утречка. Торговая барка, с Камчатки. Занесло сюда ветрами и течениями, еле выжили. Мы их подлечили, подкормили. Хозяин посудины пока не встал с постели, оказался самым истощенным. Из той породы, что радеет за своих работников, вот и досталось ему больше всех. Только не очень они похожи на торговцев да потерпевших от непогоды. Так что будем разбираться, ты вовремя вернулся. А тебя они когда успели достать?

– Прямо сейчас. Только вышел обход делать, подкатывает священник ихний. С чего он вообще на борту оказался, не узнавал?

– Так они якобы собирались там совсем рядом куда-то доплыть, как раз что-то вроде сборища по поводу закладки новой церкви намечалось в одном из поселений. И батюшка вроде следовал к очередному месту службы. Упертый человек оказался, раньше всех из госпиталя вышел, там всех достал – мол, что за нехристи его пользуют.

– Это он так про кого? Мама Яга в командировке, на самого Шоно покатил?!

– Угу. Поп вроде и православный, но с какими-то завихрениями. Не знаток я в таких нюансах. Вроде должен быть опыт у РПЦ по Средней Азии, или наши там еще толком не закрепились? Надо уточнить потом у Цинни, мне раньше как-то по барабану было, мусульманин или католик, лишь бы человек правильный в основе. Да и сейчас от такой философии отходить не собираюсь. Так вот, подваливает и начинает предъявы кидать с разгону. Вроде мы тут оплот греха строим, где это видано, больше трех лет живем, а даже часовенки не построили, да и водимся с кем ни попадя. Испанцы-католики, индейцы – так вообще язычники. На мою фамилию вдобавок вызверился не по-детски. Видать, зуб на Польшу какой-то имеет, вот и валит все в одну кучу. Намек про «чужой монастырь и устав» пропустил мимо ушей. Скандалист, право слово… Раньше мне такие экземпляры не встречались среди священников. Приказал ему убыть в расположение, отведенное для гостей, снова не угодил. Мол, по какому праву русский подданный принял чин от иностранного государя и распоряжается, что и как делать истинным православным и патриотам. Сразу чем-то знакомым повеяло, будто зомбоящик включил.

– И чем дело кончилось?

– Кликнул дежурного, чтобы тот наряд вызвал, определил этого борзого в «холодную». Надо было мне сразу это сделать. Пока солдатики подошли, нарисовался Зубр, вроде дело какое-то у него ко мне было. Только начали разговор, снова этот деятель влезает. Сын мой, говорит… А Сашка ему сразу: «Стоп, не разгоняйся, ведь предупреждал уже, что не надо ко мне так обращаться. Папаша нашелся!» Поп закусил удила, не гневи, мол, и все такое, да сгоряча опять по-родственному обозвал. За что тут же схлопотал в лобешник. Сидит на заднице, глазами зыркает, бормочет что-то под нос. Здесь уже я не выдержал. Отправил «борца с религиозным дурманом» на кухню, пара дней наряда ему не повредит. Как скомплектуем груз для резидентуры в Бостоне, к тому времени остынет. А монаха нуму отвели в карцер. Ближе к ночи переведем его на шхуну, где раньше Джефферсон обитал.

– А спутники батюшки, если начнут искать да вопросы задавать?

Дядя Саша поморщился:

– На самом деле, проблем мы огребли, причем на ровном месте, по самое не балуйся. Хорошо, что раннее утро на дворе, больше никто этой драки не видел. Ведь поднять руку на священника – такое сейчас не поймут ни разу, никто… Надо будет легенду придумать, куда он пропал. Пусть я не особый сторонник крайних мер, но в данном случае меньшим злом представляется классика – «Нет человека, нет проблемы». Посидит на шхуне, индейцам ведь наши внутренние разборки до фени. И мы для них на одно лицо, в сутане или в мундире. Тем более что этот поп вообще в дорожной одежке был, только крест большой под зипуном таскает. Ты с ним побеседуешь, может, расколешь, что он за тараканов у себя в голове наплодил. Если можно будет как-то перевоспитать, на угольке или прииске пусть грехи замаливает. В истории Церкви он не первый и не последний будет, кто за веру страдал. Про крайние меры сейчас говорить не будем, с кондачка такие вещи не решают.

Три дня спустя.

Дядя Саша

– Садитесь, гости дорогие! – широким жестом указываю вошедшим на лавки.

Переглядываясь, они присаживаются. Сели тесно, так, чтобы друг друга не то что видеть – даже чувствовать.

Их четверо. Один, как я понял по взглядам всех прочих, явно старший. Крепкий, чуток исхудавший во время скитания по морю, мужик с окладистой бородой. Одет, как и все прочие. Сапоги, штаны, кафтан, еще что-то. Не военная форма, это точно. Но одежда у него чуток качеством получше будет. На его фоне я смотрюсь совершенным попугаем в своем полковничьем мундире. Не люблю эту одежку, но прием официальный, а раз так – должон выглядеть!

– Ну, с чем пожаловали? – беру быка за рога. Раз они молчат, начну первым.

Кобра, тихо сидящий в углу, в разговор не лезет, мотает себе на ус.

– Благодарствуем за помощь и обхождение, господин полковник, – начинает старший.

– Ну что ж так сразу-то? Полковник… у меня и имя, между прочим, есть! И вполне себе христианское!

Так. Слопал дядя наживку. Глазки оживились, не ждал, что я так сразу-то в ловушку и попаду? А напрасно…

– Ну, так сразу-то и по имени… Чай не у себя дома мы, тута и свои хозяева есть. Опять же – в чужой монастырь, да со своим уставом…

– Это, какие ж тут хозяева, окромя нас? Что-то не припомню таких…

– Ну, так… Поп вон испанский ходит. Да и селение ваше… тоже ненашенское все. Опять же – церкви нету. А как русскому человеку, да без нее?

– Испанец ходит, так у него тут сколько паствы имеется! У меня вон – почти три тысячи человек одних католиков, куды ж мне их девать-то, без попа ихнего? Да и англичанам свой поп нужен, а его где брать? У них вообще половина католики, а половина протестанты. И если первых тот же испанец окормляет, то что с прочими делать – ума не приложу!

– Гнать их в шею! – выпаливает один из визитеров, за что и получает незаметный, но внушительный пинок от старшего.

– Ух ты! Гнать! Это солдаты мои! Ты, что ль, вместо них под ружье встанешь? Чай, у царей московских и калмыки с ногайцами в войске были. Так те и вовсе – нехристи! Что ж их-то никто не гнал?

Осуждающе покачиваю головой.

Старший визитер оглаживает бороду.

– Ну… солдаты… это да… дело ратное. А сами-то? Негоже русскому человеку, да от своих-то краев далече, без церкви.

– Ну, ты сказал! Да тут у нас кого только нету! Половина – так вообще из Литвы, большая часть и вовсе – старой веры. Какую ж мне тут церковь-то ставить? Да мы из России уж лет сто как ушли! Не мы сами, конечно, а предки наши. Пока сюда добрались, много воды утекло. Вот поп-то ваш давеча разорялся! Мол – русский человек, а чин от испанского короля принял! Государя не спросивши!

– Ну, так… правильно сказал…

– Да я государя этого и не видывал никогда! От предков его мои предки ушли, что ж я его – своим царем признавать должен? Щас! А что король испанский чин дал – так куда б он делся-то? Тут его власти нет!

– Это как так? – аж привстал с места старший.

– А так! Я тут хозяин! Единственный и неповторимый! Были желающие поспорить, не скрою. Так небось кладбище все видели? Там они и лежат… рядышком. Да в море несколько кораблей на дне покоятся – там их тоже до хрена. А кто уцелел – для тех у нас в горах каторга имеется, да судья суровый сидит.

– Что ж тут тогда солдаты испанские делают?

– Мои это солдаты. И служат мне. Просто мы с королем договорились, что он сюда не лезет, а я дальше этого места всех прочих не пущу. Уже в его владения. За то и полковника дали, и войско прислали. Ну, это уж больше для вида, нам-то и своих сил хватает. А так вроде и овцы целы, да и волк не голоден. А что до церкви… так был бы поп, была бы и церковь. У нас-то ничего не уцелело, голые да босые наши предки сюда из моря вылезли.

Визитеры понимающе кивают, что такое кораблекрушение, им понятно хорошо.

– Вот и попа вашего я честью попросил – построй церковь-то! Помощь будет, людей дам. А он? Лаяться стал, словно бы и не священник вовсе… И где слов таких набрался-то? Все ему не так, да и не к месту! На испанцев полез – совсем ума лишился? Это он для нас поп, а для них? В торец влепят – и не подумают! Упрятал я его от греха…

– За это благодарствуем. Зело шумен батюшка наш, есть такой грех за ним. Уж я его и уговаривал, и стращал – все попусту!

Опаньки! Стращал? Это каким таким рожном вдруг? Смотрю на Кобру – он тоже встрепенулся. Стало быть – засек! Так, товарищ бородатый, с тобою надо отдельно побеседовать… Да и обратился он ко мне… вроде бы все правильно, только не по чину ему так. Он, кстати говоря, не шкипер. А люди его слушают. Почему? Не купец, это сразу видно. Но кто же он?

Однако же беседу продолжаем, попробую-ка я вас еще разочек за хвосты подергать.

– Вот-вот! Отвыкли мы уж тут все от такого обращения. Прежний-то батюшка наш аж из самого Царьграда был! Вежливый и обходительный – не чета вашему! А что грек, так и что с того? Человек он правильный был – а это главное!

Ты смотри, а гости-то приуныли! Что, обломился козырь-то? Нехристями нас уже не выставить, а прочих аргументов у них нет. Вернее – не должно быть. Не зарываемся, мало ли какие еще у них сюрпризы припасены? Продолжаем разговор…

– Вот и написал я в Царьград, чтобы нам кого-нибудь оттуда прислали, так не отвечают! И то правда, далеко мы от них, да мало нас тут.

– Мало-немало, а делов вы тут натворили – дай боже! – встрял в разговор еще один из гостей.

Так! А эти дровишки откель? Откуда ты, мил человек, про наши дела ведаешь? Штормом, говорите, занесло? Надо будет отправить кого-нибудь знающего – пускай их корабль посмотрят под благовидным предлогом оказания помощи. Есть у меня такое подозрение, что шторм этот только в мозгах гостей незваных и отметился.

– Да какие тут дела! – небрежно отмахиваюсь рукой. – Это рази ж дела? Так… мелочовка несерьезная.

– А что ж тогда делом считать, господин полковник? – интересуется старший.

Речь у него уж больно правильная. Это не обычный купец. И не первопроходец – те попроще были. Ладно, родной, сейчас мы тебя за нос-то и поводим!

– Да что мы, как не русские люди, сидим-то? – спрашиваю я. – Насухо какой-такой разговор может быть? А пойдем-ка мы в столовую избу, там и перекусим, чем бог послал!

Ход безошибочный. Не могут оголодавшие в таких передрягах люди от еды отказаться. Подозрительно это будет.

Пропуская гостей на улицу, я, чуть отстав, бросаю несколько слов нашему главному контрразведчику. Он понимающе прикрывает глаза…

Надо сказать, что некоторые специфические познания по части лекарств и веществ, таковыми лишь по недоразумению именующихся, мы давно уже собрали в кучку. Жаль, что липосана у нас тут нет. Зато некоторые другие, пусть и не столь эффективные, средства для повышения откровенности присутствуют. Вот и поработаем. В сочетании со спиртным они ох как хорошо действуют…

Так что вечеринка удалась!

Во всех отношениях.

Утром следующего дня

– Присаживайтесь, – киваю гостю на стул.

Он пододвигает его поближе к столу и устраивается поудобнее.

– Ну что, поручик, будем и дальше дурака валять?

– Э-э-э… простите покорнейше, господин полковник, но я вас не понимаю. Зело странные вещи вы говорить изволите.

– Ладно. Не понимаете, так и бог с вами. Судно ваше уже отремонтировали наши мастера. Кстати говоря, не так уж там много и делов-то было. Странный вам шторм какой-то попался, почти ничего всерьез и не поломало, больше просто перепутало. Даже парус ни один не пострадал. Продовольствием мы с вами поделимся, попа я распорядился доставить прямо на борт корабля. Так что, уважаемый, ничего вас тут более не держит. Больных и пострадавших у вас нет, и делать вам в нашем поселении более нечего. Тем паче, что присутствие неведомых людей с неизвестными целями на территории форта мне не нравится. Да и никому другому, на моем месте, тоже по душе не пришлось бы. Христианский долг по отношению к ближнему мы исполнили, тут моя совесть чиста. За сим, милейший, позвольте мне откланяться. Не задерживаю вас более.

Мой гость смотрит на меня несколько ошарашенным взглядом. А чего ты ждал, родной? Дальше мозги бы мне конопатил? Щас… Я таких субчиков навидался, что тебе с ними и через десять лет рядом не присесть! И уж коли их удачно окучивать удавалось, так ты тут и вовсе – на один зуб. Пить надо уметь… да хвост не распускать перед симпатичными девушками.

– Но… господин полковник… как же так… ровно бы мы и не русские люди… вдругорядь нас в океан? Опосля всего, что претерпеть нам довелось?

– Вам мало той помощи, что мы вам уже оказали? В чем вы и ваши люди еще нуждаетесь? Составьте перечень и передайте его провожающему вас офицеру. Он укажет вам место стоянки, где вам будет предоставлено все необходимое. Сразу оговорюсь – это не здесь! Там, – указываю рукой направление, – есть форт. В нем находятся испанские солдаты под командованием лейтенанта Гилермо. Он получит все необходимые распоряжения по отношению к вам.

– Но отчего столь нелюбезно вы с нами поступаете? Неужто гишпанские гранды вам ближе, чем соотечественники? Ведь и у нас с вами могут быть общие интересы… мы можем помогать друг другу… по крайности, так хоть торговать, наконец!

– Относительно общих интересов Российской империи и его христианнейшего величества, чью особу я имею честь здесь представлять, – в Эскориал! Эти вопросы решаются там! Торговля с вами мне абсолютно не интересна. Что вы можете предложить нам? А свои товары мы принципиально продаем только тем, в чьей искренности уверены. И оружие наше, кое вы уже разглядеть наверняка успели, только в наших руках и остается! Либо в тех руках, кои на нашей стороне обретаются. Или вы думаете, что у нас недостаточно покупателей? Производственных мощностей уже не хватает, а не желающих это купить! Этих-то – выше крыши, только успевай поворачиваться!

Мой собеседник совершенно раздавлен. Идя ко мне, он наверняка строил в своей голове какие-то варианты дальнейшего развития событий. И так прикидывал, и эдак. Но вот настолько полного и безусловного облома он уж точно не ожидал! И сейчас я просто слышу, как в голове у него лихорадочно щелкают шестеренки, пытаясь найти какой-то выход из сложившейся ситуации.

А нету его. Вернее – есть только один. Говорить начистоту. Но вот как раз этого-то он делать отчаянно не хочет. Ну-ну, посмотрим, как ты будешь изворачиваться…

– Помилосердствуйте, ваше сиятельство, господин полковник, когда я вернусь назад и поведаю о том, как вы нас тут нелюбезно приняли… сие может вызвать зело сильное недоумение среди…

Среди кого? Нет, эту фразу он не заканчивает. Ладно…

– И что? У нас не было никаких контактов с Россией уже сто лет и ничего – никто с горя не преставился. Еще сто лет не будет? Да и хрен бы с ними! Недоумение? Начхать с высокой башни! Войск у вас тут нет, так что можете недоумевать, сколько вашей душе угодно. Можете губернатору тобольскому отписать, пущай и он с вами заодно в затылке чешет. Нам-то с этого ни жарко и ни холодно! Да и были бы войска – что с того? Воевать с Испанией станете? С какого бодуна? А вот, что вас самого башкою в нужник сунут за ненадлежащее исполнение миссии – вот это я очень даже допускаю! Так мне это и вовсе – до фени! Скатертью вам дорога, уважаемый!

Встаю, давая понять, что аудиенция закончена.

Гость тоже встает, комкая в руках шляпу. Скованно кланяется и выходит за дверь.

В окно видно, как он, сойдя с крыльца, несколько секунд потоптался, явно не зная, куда именно идти. Потом присел на лавочку, погрузился в размышления.

– Не слишком ты его, Сергеич? – Сидевший до этого молча Кобра поднялся со стула и подошел к окну. Стекла в нем были пусть и не самые суперские, однако видимость сквозь них была вполне на уровне. Так что ему хорошо было видно нашего незадачливого гостя.

– Не слишком. Если он сюда с конкретным делом прибыл, то такой роскоши, как гонор, себе позволять не имеет права. А если и впрямь не при делах… ты сам-то в это веришь?

– Да слышал я его речи в столовой… Как он там Цинни обхаживал! Еще чуток – и в торец бы ему прилетело качественно!

– Да он, по-моему, на кого угодно готов был наброситься прямо там же! Почитай, мужик несколько месяцев без женского общества, а тут такие фигуристые да расфуфыренные! Да и химия наша свое дело сделала. Чего он там?

– Сидит. Думает.

– Значит, не промазали мы. С миссией он здесь – и к бабке не ходи. Стало быть, просто так не уйдет, не имеет такой возможности.

– Смотри-ка! Встал и назад идет.

– Проникся, значит? Ну, посмотрим, что он сейчас петь станет?

Стук в дверь, и на пороге появился гость.

Поднимаю голову от бумаг.

– Что-то случилось?

– Господин полковник, я хотел бы объясниться!

– Прошу. Да вы присаживайтесь, – киваю ему на стул.

– Вы были правы, господин полковник, я – не купец. И не шкипер. Поручик Вельяминов, честь имею!

Он стоит в строевой стойке, и даже мешковатая гражданская одежда ему при этом ничуть не мешает.

Встаю и я.

– Очень приятно, поручик. Где изволите проходить службу?

– Офицер для особых поручений при тобольском губернаторе. Сюда направлен для проверки слухов и всестороннего доклада губернатору об увиденном.

– Присаживайтесь, поручик. Как вас по имени-отчеству величать?

– Николай, господин полковник. Отца Петром звали.

– Так какие же слухи вас послали проверить, Николай Петрович?

Минут десять он обстоятельно рассказывает всевозможные байки, а мы с замом только переглядываемся. Да-а-а… правильно говорят – слухом земля полнится. Но чтобы настолько… А еще говорят, что агентство «ОББ» изобрели только в наше время.

Наконец Вельяминов замолкает.

– Даже и не знаю, поручик, что же вам сказать… – чешу в затылке. – То, что некоторые сообщенные вами сведения и для нас святое откровение – могу крест целовать. А иные события все же имели место быть, тут ваши рассказчики правы.

– Да это и я уже понял, господин полковник. Особенно как на кладбище ваше глянул – сие зрелище удивления достойно. А уж как урядник Свиридов ваших индейцев увидал, – качает он головою, – так ему аж подурнело.

– Это с чего бы?

– Да командира ихнего рассмотрел. По ухваткам, говорит, чистый казак! А вот по морде… Когда же они опосля песни горланить стали…

Эт, точно! «Ты, боярин, глянь-ка от своих ворот» в исполнении индейского казачьего хора до костей пронимало даже нас. Представляю, какое впечатление это произвело на Вельяминова со товарищи.

– Не ошибся ваш урядник. Дайте срок – будут и из них казаки.

Беседа наша затянулась далеко за полночь. Дежурный дважды приносил нам поесть.

– Вы, поручик, накрепко запомните одно, – сказал я ему в самом начале разговора. – То, что мы не по своей воле покинули Россию, – это правда. И никто из нас туда, во всяком случае – сейчас, отнюдь не спешит. Мы построили здесь свой дом так, как сами этого хотели. Это теперь наша земля, и мы отсюда не уйдем. И никого постороннего, желающего здесь покомандовать, тут видеть не хотим. Мы достаточно для этого сильны. Вице-король это давно уже понял и извлекает из нашего сотрудничества немалую, для себя лично, пользу. Рекомендую вам это особенно подчеркнуть в своем докладе. Тот факт, что многие из нас русские, не дает никому права не то чтобы командовать нами, но даже и лезть со своими советами и наставлениями. Отшивать будем жестко!

– Было бы большой ошибкой полагать, – вставляет свое замечание Кобра, – что мы, сидя в этой глуши, не видим дальше собственного носа. Это не так, Николай Петрович. Мы знаем очень многое, и нам служат самые разные люди. Здесь и даже в Европе. И не только там… поверьте, на эти мероприятия мы не жалеем денег. И сил. Господин полковник занимается, так сказать, классической войной, во всем ее многообразии, а вот мы… нас не видно. Так же, как и не видно змею в траве. До тех пор, разумеется, пока вы не подойдете к ней достаточно близко…

Вельяминов кивает. Похоже, что это ему объяснять не надо.

– И вот на этом поприще, – продолжает Сергей, – у нас с вами и вашим ведомством…

– Каким? – удивленно вскидывает брови поручик.

– С тем самым, поручик. С вашим ведомством… так вот, любезнейший, повторюсь. На этой почве у нас могут быть самые неожиданные варианты сотрудничества. И даже – взаимодействия! Подумайте над этим. Мы никуда не спешим. Ждали сто лет – и еще подождем…

Из дневника Сергея Акимова

Налаживание отношений с Россией – полезное дело, конечно, но у нас на носу и так множество неотложных проблем. Поэтому надо бы и сворачивать разговор. Да и, к слову, утомил нас поручик. Все не оставляет попыток узнать подробности. Кто же был нашими предками, по каким причинам покинули родину. Чем занимались все эти годы, как попали сюда.

Всего не перечислить. Если не считать того, что пришлось переводить совершенно невероятные в этом времени профессии и должности в более привычные, то мы на некоторые вопросы отвечали совершенно правдиво. Да и рассказ о занятиях родителей, а потом и наших, вполне соответствовал действительности. Если не обращать внимания на некоторые мелочи, которые в любом случае наш – а чем черт не шутит? – возможный предок элементарно не понял бы.

На завтра, вернее, уже на сегодня, у нас была запланирована очередная встреча с доном Хосе. Являться на нее с недосыпу – увольте. Так что пора закруглять, но под занавес я все же не удержался. Подпустил небольшую шпильку, лишний раз показав Вельяминову, что не надо нас считать за провинциалов, силой случая поимевших возможность разговаривать с ним на правах совершенно неподвластных воле его ведомства людей.

– Прежде чем мы расстанемся, любезный Николай Петрович, я хотел бы уточнить маленькую деталь, если вы не возражаете.

Поручик сам с трудом сдерживает зевоту, но не в том он сейчас положении, чтобы отказать в такой невинной, казалось бы, просьбе.

– Слушаю вас, господин… Да, кстати, извините за мою невежливость, но я как-то запамятовал и не поинтересовался вашим чином? – не удержался от очередной попытки наш гость.

Не стал повторять известный прикол – «А с какой целью интересуетесь?». Просто ответил:

– Звание у меня – майор, по интендантской части служу.

И все, пусть что хочет думает, ведь ни слова неправды не сказано.

– Так вот. В завершение, так сказать, хотел бы тоже поинтересоваться. С принадлежностью к ведомству, коему поручены важные государственные поручения, не подлежащие оглашению, вы уже согласились. Но… Если мне не изменяет память, то в империи Российской таких числится отнюдь не одно. Чтобы лучше знать, какие наши предложения более всего заинтересуют ваш департамент, не соблаговолите ли яснее обозначить, под чьим руководством все же службу несете?

Согласитесь, что Коллегию иностранных дел, где Иван Андреевич в большей степени представляет лицо государства, а реальную работу выполняют граф Безбородко и некоторые другие ближайшие помощники графа Остермана, сейчас больше интересуют дела европейские. Что им до местных новостей, которые для столицы и не новости даже, а так, мелочишка провинциальная? Или все же правильнее считать вас птенцом из гнезда господина генерал-прокурора, князя Александра Алексеевича?

Снова наш визави в сильном недоумении. Ну а что ты хотел? Тут тебе не там. Начинаю понимать авторов АИ, с неким садизмом использующих через своих героев пресловутое послезнание.

– Неужели вы думали, что легенда про офицера для особых поручений при особе губернатора Тобольска сойдет за правду? Не далее как десять лет тому назад было учреждено Тобольское наместничество, про наличие там губернатора мы ничего не слышали. Наместник – да, имеет место быть, а губернатор в Томской области службу справляет. К тому же путь оттуда до нашего берега не самый близкий. Что-то я сильно сомневаюсь, будто там до нас кому-то дело есть, не находите, господин поручик? Может, я ошибся и вы на самом деле по части благочиния трудитесь? Но как же может городничий, каковому ваш чин соответствует, бросить свой город и отправиться очертя голову, неведомо куда?

Мда, веселый остаток ночи предстоит гостю. Надо оставить ему лазейку.

– Давайте уговоримся так. Сейчас мы расстанемся, время уже изрядно позднее. Вы как следует вспомните, что же с вами по дороге приключилось. Глядишь, и место, откуда путь свой начали, выясните, к общему удовольствию. Ведь ничего зазорного не будет, если господин поручик Вельяминов, Николай Петрович, волею приказа сопровождавший экспедицию Иосифа Биллингса, начавшуюся в одна тысяча семьсот восемьдесят пятом году, проявил похвальную инициативу таким вот манером… Не будем больше вас задерживать, отдохните, а как надумаете что, кликните посыльного, он нас немедля известит. Всего доброго, покойной ночи.

Ноябрь 1793 года. Калифорния.

Из дневника Сергея Акимова

1

Вот.

Чуть не забыл.

Хорошо, что Шустрый Веник, тот самый мелкий индеец, что так любит прогуливать уроки и крутиться или на фишке, или около меня, стал кем-то вроде ординарца в моем ведомстве. Напомнил, что скоро должны приехать наши «очумелые ручки» из форта «Ломоносов». А то я уже собрался поехать, навестить старую шхуну, от которой остался фактически только корпус да достаточно вместительный трюм. Который уже давно разделен крепкими переборками и стал плавучим КПЗ для особо важных пленников. А вчера наши рейнджеры притащили очередной «улов», среди которых оказался весьма интересный человечек.

– Камрад Снейк, я могу быть свободен?

Вот что с человеком правильное воспитание делает! Все по уставу, аж сердце радуется, глядя на такого бойца. Новое имя для моего будущего, вполне возможно, сотрудника, которое как-то само к нему прилипло с подачи неугомонного Котозавра, племя воспринимает очень серьезно. Русское слово «веник» они не соотносят с метелкой, которые мы тоже внедряем в местный быт. Думают, будто это что-то вроде быстрого и проворного молодого помощника одного из вождей белых союзников. Ну, так они меня воспринимают, кто посообразительнее.

– Да. До вечерних занятий в школе можешь располагать собой как угодно. Только мне уже надоело отмазывать тебя от учителей. Зачем ты все-таки дневные уроки пропускаешь?

Веник нахмурился, шевелит губами. Готовит достойный ответ, сразу видно. Русским он теперь владеет чуть не лучше всех остальных аборигенов, постоянно общающихся с нами, но иногда его тормозит не очень большой словарный запас. Который он, впрочем, пополняет иногда даже слишком активно, не всегда теми выражениями, которые приняты среди культурных людей. Эх…

– Арифметику, природу, историю и языки я никогда не прогуливаю, – с некоторой обидой заявил малец. – Только когда изложения надо писать, мне очень скучно. Почему, когда ты рассказываешь, бывает интересно, а у меня фи… ничего такого не получается? И ошибки поэтому сами вылезают, как лягушки по весне из пруда. Потом домоводство это – воину оно зачем? Я буду как ты, научусь сидеть тихо и незаметно, а потом раз!..

– Что раз?

– Вот он, попался! – От волнения он даже сбросил маску невозмутимого индейского вождя, которую тщательно к себе примеривал, особенно в обществе сверстников. Глазенки сверкают, пританцовывает на месте.

– А когда это ты видел, чтобы я – оп! И кто-то попался?

Шустрый задумался снова.

– Ну… – протянул, – сам не ловишь, но я заметил, если наши поймали кого, то самого главного приводят к тебе. А потом врагам сильно достается.

Мдя… Вот это Штирлиц растет! Ведь расколол почти, всю нашу секретную службу вычислил, майор Пронин калифорнийского розлива. Точно надо будет его к себе брать, иначе – лучше и не думать, куда он свои способности употребит. Зайдем немножко с другой стороны:

– Как ты думаешь, я много знаю?

– А то ж!

Язык прищемить кому-нибудь, уже нуму на суржике говорят. Так они еще и сленга из нашего века нахватались. Те русские, что в прошлом году к нам прибились якобы ненароком, вообще уши в трубочку сворачивали, когда индейцы по-русски говорили с ними. Мы хоть чуть старались адаптировать свою речь, а куда до такого дойти бесхитростным индейцам. Иной раз так по матушке завернут, в этом времени не каждый боцман на подобное способен! Ладно, проехали.

– Но ведь есть у нас инженеры, которые придумывают и делают разные машины, которые мне никогда не придумать, как тут быть?

– Зато они не умеют так хитро вопросы задавать, как ты!

Уел, что тут скажешь. Надо выкручиваться.

2

Ага, вот и долгожданный Динго появился. Сейчас сдаст лошадь коноводу, приведет себя в порядок после дороги, и можно будет грузить его нашими прожектами.

– Извини, Веник, сейчас не получится у нас договорить, но мы обязательно вернемся к этой теме, договорились?

– Так точно! А пока буду думать, много… – и он подмигивает, хитро улыбаясь.

Только киваю ему в ответ, сил удивляться его способности подхватывать некоторые наши словеса у меня уже не осталось.

– Беги, до встречи. – И машу рукой в ответ на приветствие Евгения.

– Заходи, если готов.

– Как пионер! – и тоже лыбится…

Устраиваемся в моем кабинете. Не откладывая в дальний ящик, сразу приступаю:

– Жень, ты помнишь, как оно было в прошлом году, когда тут набежало сразу несколько кораблей? Испанцы, англы, да еще и штатники до кучи пожаловали.

– Помню. Англам, как всегда, досталось. Испанцы, так те даже не поняли сразу, что стрелять уже как бы и не в кого.

– Это так. Ну, вломили от души, показали тем, кто жив остался, что такое зажигательные ракеты и управляемое минное поле. Думаешь, оно кого-то отучит лезть, куда их не просят?

Динго протягивает руку и берет стакан с соком, который нам привозит один из местных «новых индейцев». Иногда затеи моего заместителя при воплощении их в жизнь приобретают причудливые формы. Несостоявшийся шаман, напрасно ждавший смерти своего предшественника, вконец укуренного старика, не смог занять его место. Задвинул его в угол совершенно новый претендент, прошедший ускоренные курсы фельдшера в форте. Правда, тут помог несчастный случай на охоте с вождем племени. По всем канонам жить товарищу оставалось совсем чуть. Да, на его счастье, рядом оказался Шоно, в компании Кати и охраны из нуму, собиравший лекарственные травы. Вовремя оказал помощь прямо на месте, а потом забрал бедолагу в госпиталь, наплевав на возражения соплеменников, поначалу не хотевших отдавать вождя на «растерзание» бледнолицему колдуну. Выходил болезного, заодно подлечил другие болячки, подкормил витаминами, да так удачно, что весьма пожилой, по местным меркам, индеец почувствовал вторую молодость.

Вот незадача, вроде помолодел, сил у самого, как у горного козла, а старые привычки не отпускают. Легко ухожу от сути повествования в сторону. Буду исправляться в очередной раз… Евгений как раз допил сок и ответил:

– А что не так было?

– Тут у нас появилась мысль подкинуть некоторым любопытным «информацию к размышлению», если вспомнить старый фильм. Только не как голос за кадром или титры на экране, а что-то более материальное.

– И?..

– Не спеши, все достаточно просто. Наше тактическое превосходство не вечно. Враги тоже умеют учиться и делать правильные выводы из полученных оплеух. Пусть военная и административная системы тут громоздкие и весьма косные – это еще не повод расслабляться и думать, что не найдутся умные и пробивные люди. Способные начать реформы. Особенно это касается США. Государство совсем новое, не успело еще обрасти незыблемыми традициями, хотя и делает успешные шаги в этом направлении. Ты инженер, поэтому отлично знаешь, что бывает, если нагрузить систему лишними функциями. Определенное преимущество мы получаем от перевооружения своих частей новыми моделями вооружения. Запускаем вот, вашими стараниями, патронную линию под унитары. Сам понимаешь, в военном деле все преимущества – временные. Любой секрет остается таким до какого-то времени. Что мне тебе рассказывать историю борьбы снаряда и брони, не мальчик уже.

В нашем случае необходимо состряпать некую вундервафлю, которая на приличное время займет самых умных совершенно непроизводительным трудом. Сначала на изучение, потом – на попытку воспроизвести и наладить серийное производство. Тот самый случай: «Мотор был очень похож на настоящий» (с). Как мы подсунем такой девайс нужным людям, уже не твоя печаль.

– А что-то более конкретное можешь подсказать? Или все самому мне с нуля придумывать?

– Да набросали тут что-то вроде аванпроекта. Самое главное в нем – тебе не нужно делать стволы, настоящий УСМ и вообще что-то работающее. Кожух для якобы блока стволов, узлы крепления для него, остатки механизма вращения. Имитация блока затворов, можно с отдельными разорванными зарядными каморами. Это уже на твой вкус.

Что необходимо в обязательном порядке… Якобы стреляные гильзы под пулю калибра.0308. Что-то, имитирующее способ поджига пороха в них. Чем менее технологичный и более замысловатый – тем лучше.

Ага, Женька уже проникся идеей! Еще бы, когда еще так получится, дать волю самой буйной фантазии, да при заведомом наплевательском отношении к конечному результату – это же мечта любого сочинителя «чертежей секретного пороха» (тм).

– А пуля? Ведь вы задумали стрелять из настоящего «триста восьмого», чтобы трупы были настоящие. Скорострельность – ладно, это ваше чудище будет очень медленным, с таким-то приводом, системой заряжания и поджига. Ведь могут сравнить пули!

– Ты про нарезы? Да и пусть. Нарезное оружие с тысяча четырехсот лохматых лет пробовали. У нас вот получился такой монстр. Как, чем и почему достаточно быстро и метко он стреляет – это уже пусть вражины головы ломают.

Динго поднимает глаза к потолку, явно устремился в конструкторские дали и выси. Надо ненадолго вернуть его в реальность:

– Самым трудным мне представляется механизм, который действительно должен действовать бесперебойно. Какая-то пиротехническая фиговина, создающая видимость стрельбы очередями. В пределах полсотни-сотня выстрелов в минуту. Больше уже будет явным перебором. Понятно ведь, что промахов никто не отменял. А попадание почти одновременно в одну точку большого количества пуль создает вполне видимый эффект. Пусть в неразберихе боя, да еще попав под прицельный огонь парочки современных винтовок или автоматов, противник не обратит внимания на такие нюансы. Но лучше риск разоблачения туфты свести к минимуму. Так что думай. Сроки не устанавливаю. Точно предсказать, когда мы столкнемся с регулярной штатовской армией – кто его знает. Но лучше бы особо не затягивать. Ведь потом этот агрегат еще и тащить в дальние дали придется.

Евгений согласился не откладывать в дальний ящик конструирование очередного «охмурителя» и отбыл в свою вотчину. А мне предстояли ежедневные рутинные, но от этого не менее важные дела…

Часть четвертая. Престол все еще ни фига не виден

Глава 1 Шале-Медон. Свидание с будущим

Высокоморальное поведение всегда практично, таково мое скромное мнение.

Шорг. Он же Линия Девять, он же Иван Кузьмич

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!

1

Ветер свистел в стропах. Над головой ходила ходуном, как живая, гудела и вздрагивала огромным барабаном прорезиненная туша оболочки. А внизу, в двухстах метрах под гондолой, точно взбесившееся штормовое море, колыхалось летное поле Шале-Медон: то проваливалось вниз, то резко вздымалось вверх, то скользило куда-то в сторону со всем, что на нем было – казармами на краю поля, огромными сараями (которые еще никто не называл ангарами) для хранения воздушных шаров, газодобывающим цехом в отдалении, вторым шаром, прикрепленным к земле пуповиной привязного каната, как и тот, в гондоле которого находились мы с капитаном Огюстом Берже. Маленькие фигурки людей, задрав головы, толпились у лебедок, ожидая команд сверху – шли учебные подъемы…

– Блин, как вы тут работаете? – спросил я, крепко ухватившись рукой в перчатке за туго натянутую стропу: иначе устоять было невозможно – борта гондолы едва доходили до пояса. А учитывая, что гондола висела не прямо, а накренившись под углом градусов сорок – так и наружу сыграть ничего не стоило. До нормальной подвески здесь еще не додумались: привязной канат крепился просто к днищу гондолы – маразм натуральный! Да и до корзин пока тоже, похоже, было далеко… Что значит – инерция мышления… Прицепили к первому шару чисто декоративную лодку – так и пошло! В результате не полет, а цирк какой-то получается. Под куполом неба, ага…

– Сегодня дует сильно! – пояснил Берже с превосходством бывалого воздушного волка, перекрывая шум рвущего нас с привязи ветра. И тоже крепко держась за стропу. – Обычно не так уж и болтает! Но привычку иметь надо!.. – и, в свою очередь, задал сакраментальный в такой ситуации вопрос: – Ну как вам все это нравится, гражданин генерал?

Ветер, по правде сказать, особо сильным называть не стоило. Вряд ли он был больше десяти метров в секунду. Просто плохо обтекаемый из-за своей шарообразной формы аэростат, совершенно не приспособленный к полетам на привязи, трепало, словно бочку в кильватерной струе. Отчего качка становилась особо жестокой. И вряд ли могла кому-то особо понравиться. Но жаловаться я как раз не собирался. Не для того я сюда добирался из города…

– Обзор отличный! – резюмировал я. Придерживая второй рукой едва не улетающую треуголку. Несмотря на пасмурную погоду, вдали на севере – километрах в десяти – и в самом деле было видно юго-западные предместья Парижа Сен-Мишель и Сен-Жермен. А несколько ближе и западнее раскинулся во всем своем великолепии заброшенный нынче Версаль. – Для наблюдения за полем боя это отличное средство! Вот только вывалиться отсюда – как не фиг делать… Вы ничего по этому поводу не придумали?

Берже пожал плечами.

– Трусам не место в небе! – сообщил он с великолепным презрением профессионального героя. И добавил, демонстрируя немалую образованность: – Плыть необходимо, гражданин генерал, жить – не столь уж необходимо!..

Ну вот и поговори с ними тут… А ведь умный вроде человек… Но – гонор – превыше всего! А гонор французский в совокупности с древнеримским снобизмом… Очень, кстати, характерно именно для революционной Франции: все помешались на древнеримской истории и культуре. Точнее – на том, как они эти вещи понимают. Иногда получается забавно – как с женской античной модой. А иногда – наоборот… Когда какой-нибудь адвокат воображает себя Цезарем. Или Гракхом. Или вообще Нероном… Но вот в армии это увлечение дало неожиданный эффект… Сформировав новый революционный кодекс чести – взамен отмененного дворянского. Солдаты представляют себя легионерами Республики. Офицеры – трибунами и центурионами. И, как ни странно – эти детские фантазии работают… Да еще как! Впрочем, не сейчас же об этом рассуждать…

– А как отсюда передавать команды на землю?

Тут спеси у капитана поубавилось.

– По-разному пробуем… Можно сигнализировать флагами. Можно сбрасывать письменные донесения с грузом…

– Чем вы их пишете при такой сарабанде?!

Вместо ответа капитан продемонстрировал мне свинцовый карандаш. Закрепленный вместе с пачкой бумаги в специальном коробе на борту гондолы. Н-да… Таким инструментом писать, конечно, сподручней, чем гусиным пером… Но все равно каракули должны выходить такие, что связь с землей превращается в игру в «глухие телефоны». А ничего другого здесь пока еще нет. Разве что оптический телеграф… Но от него тут точно не будет никакого толка!..

– Ну как, спускаемся? – прокричал Берже. По-своему расценив мой мрачный вид.

– Нет, подождите! Давайте-ка еще повисим! Я не проверил, как в этих условиях пользоваться подзорной трубой…

– Да честно говоря – вообще никак! – откровенно признался капитан. – Мы ей и не пользуемся почти. Разве что в штиль… Вместо этого в аэростьеры стараемся отбирать самых зорких парней. Чтоб глаз был – как у орла. Так верней выходит – труба сильно сужает зрение. Да и рук на нее не хватает – если еще и писать приходится…

– Но я все-таки посмотрю, – заявил я, вынимая инструмент из кармана и с некоторыми проблемами растягивая. – Личные впечатления, сами понимаете…

2

Идея попасть в Медон возникла у меня давно. (Точнее – она возникла у Бонапарта. Хотя и у меня тоже…) Еще когда стало известно, что там создается Воздухоплавательная школа для подготовки аэростьеров. (То есть воздухоплавателей. Так их тогда назвали.) Но вот добраться сюда раньше никак не получалось.

А сейчас, после того как обломилась моя великая мундирная афера, я чего-то взял и решил развеяться… Ну надоело мне торчать в Париже! Весна, что ли, опять же, повлияла… Все-таки Франция – не Россия: конец января, а по всем признакам – апрель. Снега практически нигде не осталось, когда тучи расходятся, то за ними становится видно такой синевы небо, что дух захватывает! К тому же мне повезло. Во время поисков партнеров по сделке я познакомился как раз с интендантом Воздухоплавательной школы. И достаточно легко договорился с ним при удобном случае доехать до Медона и проникнуть в расположение части. Ибо постороннего туда могли и не пустить. Да и идти пешком десяток километров по загородной дороге в весеннюю распутицу – не самая лучшая затея… Ну, в общем, я нашел этого интенданта и воспользовался договоренностью.

В самой школе затруднений тоже не возникло. Аэростьеры вызывали всеобщее законное любопытство. И желание боевого генерала познакомиться с новым средством ведения войны поближе встретило полное понимание. Правда, самого начальника и создателя школы – капитана (а по основной специальности физика) Куттеля не было в Медоне. С очередным сформированным отрядом он отбыл в Рейнскую армию. Но я вряд ли что потерял. Поскольку вместо него натолкнулся не на кого-нибудь, а на профессора Шарля. Жака Александра Сезара… Того самого – изобретателя воздушного шара. Настоящего – наполняемого водородом. А не монгольфьеровой коптильни. Именно в честь него такая разновидность аэростата и называлась тогда «шарльер». Сами понимаете, какого масштаба это была фигура…

Что он делал в Воздухоплавательной школе – я точно не понял. Работал не то консультантом, не то преподавателем. Но все его слушались. И в отсутствие Куттеля, похоже, он был за старшего… Отличный дядька! Выслушав мою просьбу дать познакомиться с воздухоплавательной техникой, Шарль, не задавая никаких вопросов типа «Кто вы такой?» или «Кто разрешил?», лично провел меня по территории школы. Давая пояснения и попутно прочитав маленькую лекцию по изобретению и истории воздушных шаров. А под конец, выйдя на летное поле, где как раз происходили тренировочные подъемы на двух шарльерах, предложил мне самому подняться в небо. Чтобы лично оценить это достижение научной мысли… Ну я, ясен пень, не отказался и так познакомился с капитаном Берже, инструктором, руководившим обучением…

В конце концов мне удалось все же занять такое положение, при котором гондолу, подзорную трубу и меня не мотало каждого отдельно друг от друга. Правда, для этого пришлось обхватить руками сразу несколько строп, которыми гондола подвешивалась к охватывающей оболочку сетке. А самому почти высунуться наружу. И заодно отдать треуголку капитану – потому что ее уже удерживать стало нечем…

Собственно, мне ничего не требовалось проверять. Просто мне до чертиков не хотелось опускаться обратно на землю. В восемнадцатый век. К треуголкам, камзолам, парикам, масляному освещению и кремневым пистолетам со шпагами… С дурацкой гильотиной. И с не менее дурацкой Великой Французской революцией. А хотелось хоть немного продлить это состояние посещения будущего. Подышать еще воздухом высоты – чистым, холодным и упругим, как родниковая вода. Каким никогда не бывает воздух на поверхности Земли…

3

– Ладно, давайте спускаемся…

Берже берет в руку флаг, высовывается за борт гондолы и машет им. Внизу курсанты начинают крутить кабестан лебедки. Да, техника на грани фантастики… Лошадь бы хоть приспособили! А так прошла прорва времени, пока нас подтянули к земле. Но это было еще не все! Швартовая команда, ухватив оставшийся кусок троса, вручную выбрала последние метры, преодолевая сопротивление рвущегося, как парус аэростата. Затем, перехватившись за свисающие с гондолы специально для этого веревки, уже ровно прижала гондолу к стартовой площадке (до этого мы все время болтались не пойми в каком положении, молясь только об одном: чтобы нас не приложило о землю). Вот только теперь стало можно выходить…

Под направленным на меня множеством взглядов и каскадом белозубых улыбок – как же, сейчас развлечение будет! – я протиснулся между стропами подвески и, придерживаясь рукой за гондолу, спрыгнул на «твердую почву». Не надейтесь, ребята, – мы и не на таком еще летали… Потопав ногами, чтобы восстановить равновесие, я поблагодарил Берже – который, как ни в чем ни бывало, уже командовал лезть в гондолу следующим пассажирам, железный человек! – и только тут с удивлением заметил, что профессор Шарль все еще торчит здесь. Явно дожидаясь мою персону. Или он все же отходил? А потом вернулся – когда мы стали спускаться? Не видел… Но все равно – что значит ответственный человек!

Впрочем, сколь бы ни был Шарль ответственным человеком, сакраментального вопроса и он не избежал:

– Ну, как вам понравилось?

– Отличное средство наблюдения! – отрубил я по-генеральски. И без перехода оглоушил беднягу, не ждавшего от меня такого подвоха: – Но для поля боя не годится совершенно!

– Почему вы так думаете, интересно знать? – сразу же завелся профессор. Оскорбившись за свое детище.

– Так ведь с него практически невозможно передавать наблюдаемые данные. И какой тогда от них прок? А кроме того… Вы сколько времени тратите на наполнение шара газом? Сутки?

– Трое…

– Ага! И все это время противник будет ждать, когда аэростат окажется готов? Несерьезно… А если сражения не будет? Или враг просто отойдет на один-два перехода? Потащите баллон за собой в наполненном виде? Так он для этого мало приспособлен… Эта штука вполне годится для применения в крепостях. Или при осадах. Но в полевом сражении его использовать нельзя.

– Тем не менее – их успешно использовали! Под Флерюсом аэростат определенно принес нашей армии победу!.. Хотя вы правы – большая часть применения происходила при осадах… Мобеж, Шарлеруа, Люттих…

– Ну вот видите? Он немобилен. Монгольфьер был бы куда как более пригоден для такой цели – его можно запустить за несколько часов, а в случае чего, безболезненно сдуть оболочку…

– Да, пожалуй, – вынужден был согласиться профессор. Но, похоже, обиделся за такой откровенный наезд.

– Но это не все! – подлил я масла в огонь.

– И что же вас еще не устраивает?

– Болтанка. Шарообразный аэростат для работы на привязи годится плохо. Вам не приходило в голову придать баллону вытянутую форму?

– Интересно, – сказал Шарль без всякого интереса. – Вытянутую в какую сторону? В высоту? В длину? Или поперек?

– Могу нарисовать. – Я обернулся в сторону аэростата, намереваясь попросить у капитана Берже бумагу и карандаш. Но шарльер был уже метрах в ста от земли. – Черт, у вас есть письменные принадлежности?

4

Чем и на чем писать, нашлось в канцелярии школы. Причем профессор отвел меня туда совершенно очевидно только из уважения к моему генеральскому званию. Он явно уже навидался таких внезапных изобретателей и ничего хорошего от моей активности не ждал.

Я, однако, постарался не обращать внимания на откровенно демонстрируемую холодность. Поскольку правда была на моей стороне. А правду, как известно, говорить легко и приятно… Ага… Ухватив лист бумаги и перо, под любопытным взглядом писаря, чье хозяйство мы мобилизовали, я в несколько приемов изобразил схему змейкового аэростата. Не забыв пририсовать к нему нормальную корзину вместо дурацкой лодки. К концу моих трудов лицо у профессора стало совсем скорбным.

– Вот примерно так! – сообщил я, продолжая игнорировать профессорскую мимику. – Вытянутые тела сами по себе всегда ориентируются по потоку. Что мы можем видеть на примере, скажем, кораблей и лодок. А в наиболее ярко выраженном виде – во флюгерах. А кроме того – каплевидное тело более обтекаемо, нежели круглое. Тому свидетельствуют как животные – нет ни одной круглой птицы и практически ни одной рыбы круглой формы, – так и вся практика судостроения: чем форма корабля вытянутей и обтекаемей – тем он устойчивей на курсе!.. Плюс вот эти стабилизирующие плоскости – подобные оперению стрелы и выполняющие ту же функцию. Подобный аэростат в потоке ветра и вести себя будет как стрела в полете – самостоятельно удерживаясь в одном положении. В конце концов, это легко проверить, сделав экспериментальную модель малого размера…

Я еще успел сказать про баллонет, и про нормальную корзину, и про крепление привязного каната не к днищу гондолы, а к кольцу, замыкающему стропы – ну, минимум необходимых переделок, позволяющих придать аэростату хоть сколько-то нормальный вид, – когда профессор достаточно бесцеремонно прервал меня:

– Вы знакомы с проектом Менье?

Хорошо, что я действительно был знаком с проектом… Именно я – не Наполеон. Поэтому я сразу понял, о чем речь. О проекте дирижабля. Между прочим – самом первом таком проекте. Собственно, Менье и считается изобретателем этого типа аппаратов. Жалко, что здесь он уже погиб – в девяносто третьем году, под Майнцем… Но с проектом своим он все же не бегал по улицам, и у Наполеона о нем информации не было. Потому я ответил хотя и без особых раздумий, но обтекаемо:

– Слышал. Но сам проект не видел.

– Об этом нетрудно догадаться. Менье предлагал почти такую же схему – тоже с вытянутой оболочкой. И с баллонетом. Даже киль у него предполагался… Хотя и не такой, как у вас. И в этой идее есть здравое зерно. Однако… Как вы собираетесь крепить гондолу? Я вижу на вашем рисунке какие-то линии – очевидно, что это подвесные тросы… Но их слишком мало… Сразу видно, что вы не имели дела с аэростатами: так прикреплять тяжелую гондолу к тонкой оболочке невозможно. Именно для этого мы используем сеть из большого количества веревок. Которая охватывает весь шар и распределяет нагрузку равномерно. А если пришивать стропы прямо к оболочке – и в таком малом количестве, как у вас, – они прорвут ткань…

И тут я понял, что лопухнулся в очередной раз.

Катенарное крепление здесь еще неизвестно. Его изобретут почти через сто лет – Дюпуи-де-Лом, во время Франко-прусской войны. И до «лапки»-усиления, нашивающейся на оболочку как раз для крепления подвесных тросов, здесь тоже еще не скоро допрут. А я намалевал конструктивную схему аэростата двадцатого века – где все находки за предыдущее столетие как раз и были реализованы. Натуральную, в общем, вундервафлю. И намалевал ее человеку, который аэростат и создал как таковой. И отдал этому делу всю жизнь. На протяжении которой обмозговал все возможные варианты, какие только приходили в голову ему и другим таким же энтузиастам. И – не додумался до таких вот элементарных вещей… Да у него мозги должно было бы вообще заклинить от того, что я ему подсовываю! Он же понимает перспективность такой конструкции! Но вот как ее сделать – не представляет! А тут какой-то умник в генеральских эполетах чиркает по бумажке… А если еще сейчас я ему расскажу о катенарном поясе и о параллельном типе подвески по образцу Парсеваля – что он вообще решит? Что я гений? Или наоборот? Он ведь потому к сетке и прицепился, что для змейкового аэростата она абсолютно не подходит: она просто держаться на оболочке не станет… Между прочим – именно из-за этого навернулся как минимум один их дирижаблей Жиффара… То есть – вся конструкция, по нынешним представлениям, просто нереализуема…

Что Шарль тут же и подтвердил. Озвучив эти мои мысли вслух. Сверх того добавив, видимо по инерции уже:

– Что касается корзины, то итальянский аэростьер Лунарди предложил ее еще десять лет назад. Так же, кстати, как и расположение замыкающего сетку кольца под оболочкой, а не на середине ее. Но пока эти новшества не прижились…

Каковой информацией едва меня вообще не убил… Потому как если еще десять лет назад… А воз и по сию пору еще там… То господи боже – что еще надо, чтобы до людей доходило очевидное?! Например – до меня. Чтобы не корчил из себя всезнайку. И не лез с вещами, которых не можешь объяснить.

– Извините, профессор, – признался я. – Я об этом не подумал…

– Ничего страшного, – утешил меня Шарль. Наверняка уже не в первый раз произнося подобную сентенцию. – В новой области деятельности, которой является воздухоплавание, новые идеи очень часто приходят людям в голову…

– Но выход есть, – если профессор полагал, что я на этом угомонился, то полагал он зря. – Эту схему я нарисовал больше умозрительно… Как вы правильно сказали – как человек, не сталкивавшийся ранее с аэростатами… Но тем не менее заявляю: без сетки обойтись можно!

– И каким же способом?

– А вот, смотрите… – я стал черкать на другом листе. По ходу дела давая рисуемому комментарии: – Если мы вдоль нижней части оболочки – как раз там, где будет баллонет, от носа до кормы… так скажем… пропустим жесткую балку… Как киль у корабля. Да хотя бы и обычное бревно. И прикрепим его к оболочке во множестве мест… Притом крепежные отверстия обделаем, скажем, медными люверсами – как на парусах, то нагрузка на каждое отдельное отверстие будет минимальная. При максимальной жесткости фиксации. А уж к этой балке мы спокойно сможем подвесить всего на нескольких тросах нашу гондолу… Хотя лучше корзину… И к этой же балке приделаем в хвостовой части стабилизаторы.

– Позвольте, позвольте!.. – забормотал профессор. Наклоняясь над столом и, похоже, разом позабыв все свои скорбные мысли. – Как? Киль, словно у корабля?! Вы сами это придумали? Когда?

– Разумеется, сам, – ответил я. – Только что. Разве это не очевидно?

Ясен пень, придумал не я. А немецкий механик Франц Леппих. И совсем уже недалеко по времени – меньше двадцати лет вперед: именно по такой схеме он и строил свой дирижабль в Москве в 1812 году… Против меня, кстати, строил – против Наполеона. Так что мне сам бог велел отобрать у него эту штуку. И стать изобретателем полужесткого дирижабля. Тем более что у Леппиха все равно ничего не получилось.

– Послушайте! – Шарль оторвался от моих каракулей и, моргая, уставился на меня. – Я не знаю, почему до такого никто не додумался до сих пор… Но вам обязательно нужно проработать проект подробнее – и непременно выступить с ним в Центральной школе государственных работ!

Ну вот… Кажется, я таки войду в историю…

Глава 2 Париж – большая деревня…

Я однажды гулял по столице – двух прохожих случайно зашиб…

Владимир Высоцкий

1

Центральная школа государственных работ… Название, да… У меня почему-то ассоциируется исключительно с «Общежитием студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца». Уж не знаю, почему. Впрочем, ассоциация практически вполне по сути дела.

Поскольку государство в этой школе решило готовить научно-технических специалистов. Ибо ни беззаветные санкюлоты, способные умирать на фронтах, ни пламенные комиссары Конвента, ведущие народ к новой жизни непосредственно на местах, ни даже многомудрые депутаты – в подавляющем большинстве ни уха ни рыла не волокут в технике. Что не удивительно: в стране едва ли найдется и миллион грамотных. Это на тридцать миллионов населения. А высшее техническое образование граждане революционеры прекратили вообще – отменив науку и разогнав Академию. Часть академиков и вовсе кончила свои дни на гильотине – как враги народа, ага… «Революции наука не нужна!»

Но оружие производить как-то надо? Да и воевать этим оружием на одном энтузиазме не шибко удобно. Вот, в конце концов, двое самых умных – все-таки тоже академики! – бывший морской министр Монж и главный военспец Конвента Карно (когда он, наконец, изобретет цикл своего имени, черт побери?!) сумели достучаться до содержимого голов народных избранников Франции и продавили идею подготовки собственных кадров. Первого нивоза Третьего года Республики в школе состоялся первый урок. Ну – двадцать первого декабря девяносто четвертого по-нашему…

Подошли к этому делу серьезно. Весьма строгий конкурс был проведен по всей стране с целью отобрать наиболее способных абитуриентов. Государство оплачивало проезд из провинции и проживание их в Париже на специально подобранных квартирах, а не абы как. А самое главное – и почему Шарль именно туда меня направил – в качестве преподавателей собрали весь цвет тогдашней французской науки. Уцелевший после правления якобинцев. Практически сплошных академиков. Включая и самого Шарля. Я это все от Лаланда знаю – как-никак старик в этой среде варится. В отличие от меня. Он мне даже предлагал репетитором со студентами поработать. По математике и физике. Все ж заработок. Да мы пока с Наполеоном все никак не откажемся от идеи фикс прославиться на военном поприще. А когда мне будет время бегать по инстанциям, если я буду бегать по ученикам? Да и деньги там… С голоду, может, и не помру, но вот чем семью кормить… Так что не пошел я на это дело…

Вот в этом-то месте и предложил мне выступить Шарль. Нехило так… Практически на Олимпе. Вот только сам предмет выступления… Ну чего там дорабатывать? Идея-то на пальцах, что называется, понятна любому… А рисовать проект настоящего дирижабля… Ну-ну. Двигатель сначала дайте. А заодно и Николая Егоровича Жуковского – чтоб теорию воздушного винта разработал. А также еще прочнистов и аэродинамиков. Чтоб поняли, о чем речь… А так – мне останется только выйти на трибуну и изобразить тот же рисунок, что я Шарлю накорябал. И все… А лет через сто какой-нибудь историк техники откопает в архиве фамилию докладчика. И буду я упоминаться мелким шрифтом в примечаниях в книгах по воздухоплаванию…

Нет уж – если выступать перед таким ареопагом, так уж выступать всерьез. Что вот только им задвинуть? Для воспринятия таблицы Менделеева тут еще материал не накопился. С физикой – та же петрушка. Да и не знаю я толком ничего по физике, что сейчас бы пригодилось: тут даже закона Ома еще нет!

Но выступить-то, черт побери, хочется! И не только мне – но и Наполеону… Хотя что мы с ним с этого будем иметь – черт его знает… Сейчас же не двадцатый век. Наука нынче – удел голых энтузиастов…

2

Черт побери…

Который день хожу – ломаю голову.

Не над тем, с чем выступать – это-то я нашел…

А над тем – не спятил ли я натурально? В смысле: на самом деле. Вот говорили мне когда-то: учи историю – пригодится! А я? И как мне теперь быть, если того и гляди мозги вынесет от неразрешимого вопроса? И ведь вопрос-то, в сущности, пустяковый. Дурацкий, даже можно сказать. А заклинило – и все тут!..

В общем – тему для эпохального выступления я нашел. Хорошую такую тему… Фундаментальную практически… Правда, по нынешним временам она оказалась настолько абстрактной, что даже Лаланд не понял ее смысл, хотя и заинтересовался самой идеей. Ну – чисто из любви к искусству, как я сообразил. Даром что астроном – почему я, собственно, к нему и обратился: математическая помощь требовалась. А то я только конечную формулу помню. Без вывода. А что мы с Наполеоном на пару родим – так то может оказаться натуральным косяком.

Причем не только в наши, но, что хуже – и в нынешние времена. И прощай тогда, мировая слава! Бу-га-га… Опять же – даже простой метрической системы – то есть еще даже не «сантиметр-грамм-секунда» (про Международную с семью основными единицами уж вообще молчу) – пока что еще нету как таковой. Нету пока даже еще эталона метра – ну, не сделали его, собираются только! И выводить все нужно в местных единицах. Футы в секунду… Ы-ы… Впрочем, это уже частность – в голой-то формуле оно на фиг не нужно. Тем не менее изрядный напряг создает… В общем – попросил я Лаланда помочь с выводом. Во избежание, так сказать. Старик согласился… Посидели мы с ним вечерок, покумекали – а там погода настроилась и ему к телескопу надо стало. Но сутью он проникся… И вот через пару дней познакомил меня с помощником.

Вот с этого-то помощника у меня крыша и едет…

Отчего? А вот…

Молодой парень. Двадцать лет только в январе исполнилось. Родом из Лиона, отец был торговцем шелком, в девяносто третьем, при Робеспьере, попал на гильотину (хрен знает за что – я не уточнял: чувствовалось, что парню это как нож острый – но, учитывая, что был в то время небезызвестный Лионский мятеж, особо доискиваться смысла не имелось), а сын оказался в Париже и мыкался тут, примерно как я, без гроша в кармане и точно так же никому не нужный. Явно похлебал лиха. При том что я все-таки хоть какие-то заслуги перед Республикой имею и с детства меня никто не баловал, а он – вообще никто. Сын врага народа. Да к тому же мальчик совершенно домашний. К уличной жизни плохо приспособленный. Зато, по словам Лаланда, – математический гений. В тринадцать лет написал несколько работ по высшей математике, которые приняла Лионская академия. Причем математику изучил самостоятельно – в школу вообще никогда не ходил. Да и не только математику… Сейчас подрабатывает репетитором как раз в той самой Школе госработ, куда меня намылил Шарль – тоже нехилая рекомендация, если подумать.

Ко мне – который старше его на целых пять лет, да к тому же боевой генерал, да еще собирающийся выступать с докладом перед академиками! – салабон относится как к божеству. Разве что в рот не смотрит… Готов помогать исключительно из чести оказать помощь столь выдающемуся человеку, ага… Рассказы о кое-каких эпизодах из осады Тулона слушает с горящими глазами. Даже нашел и прочитал – где взял только?! – мою (в смысле Наполеона) брошюру «Ужин в Бокере» как раз тех времен. Дитя Революции, блин…

Но самое интересное, ясное дело, не в этом. Фамилия его – Ампер, вот в чем закавыка. Почувствовали разницу, а?.. Имя – Андре. А я – не помню, как звали ТОГО Ампера! Хоть ты тресни! И вообще – жил ли он в это время? Вот вертится что-то в голове, что позже он должен быть вроде бы в истории – но насколько позже?! Причем где-то недалеко уже совсем осталось. Так что вполне может оказаться он самый…

И чего мне с ним делать??? Ведь у него-то не спросишь – он это или не он! В математике действительно разбирается – это Наполеон твердо определил. И не просто разбирается, а судя по всему – именно врожденное это у него. Как слух у музыканта: считает, как бог – куда лучше Бонапарта. (И ведь все, черт побери, самоучкой! Натуральный вундеркинд, ей-богу, – никогда в них не верил, и вот, на тебе, пожалуйста!..) В физике – тоже волокет. Хотя никаких определенных интересов тут у него не просматривается – уж это-то я постарался проверить! Но на том, собственно, и все, черт побери!

А если парень как раз ТОТ Ампер? А я с ним вывод формулы совсем из другого раздела физики прорабатываю?.. Да еще и про аэростат этот долбаный ему рассказал – ну к слову пришлось… И он конструкцией очень даже заинтересовался! До такой степени, что мы с ним и этот проект дорабатывать принялись – имеется у меня, на самом деле, чем его дополнить, местным Архимедам мало не покажется, – так что доклада точно будет два, и оба нехилых. Только что в результате-то получится? Вот свихну я его с электрического направления в аэронавтику, скажем – и чего тогда будет?! Или мне уж заодно и электродинамику напрогрессорствовать – до кучи? А то есть у меня тут как раз кое-какие мысли: уж больно мне хочется хотя бы телеграф изобрести!.. Но если это не он – то что тогда выйдет?!

В общем, сидим мы с ним вечерами в обсерватории – бумагу на формулы переводим. Эскизы воздухоплавательных снарядов нового типа рисуем… Считаем подъемную силу и прочность конструкции (та еще задачка при отсутствии сопромата как такового). А потом я домой иду и всю дорогу головой мучаюсь. Прямо как Федор Сумкин по пути в Мордовию: аж крышу рвет! Он? Не он? А черт его знает!..

3

Отчаянный крик освободил меня от очередного приступа ломания собственных мозгов.

Крик был детский. А следом за ними из темной щели переулка донесся рев:

– А-а! Маленькая сучка! Кусаться!

– Держи ее! Не упусти! Убежит – сам знаешь, что будет!

Следом донесся плач. В темноте – ночь же уже, а на каждом углу фонарь не поставишь – топтались, быстро возились, шумно и злобно дышали… Если б я на все такие звуки на парижских улицах каждый раз реагировал – боюсь, большие проблемы могли бы получиться у истории. И не только в связи с Бонапартом… Да и мало ли кто там с кем что делает? Более чем наверняка – местные уличные какие-нибудь терки. Но тут уж как-то слишком деловито все звучало. Да и не со взрослыми там разбирались…

– А ну прекратить! Отпустили ребенка – быстро!

В темноте отчаянно пискнуло: «Помо!..» – задушенно оборвавшись на полуслове. Я разглядел несколько перепутавшихся бесформенных теней. Потом оттуда донеслось:

– Проходи, куда шел – не твоего ума дело!

Голос был довольно мерзкий. И не менее угрожающий. И это мне еще больше не понравилось.

– Ребенка отпустите, я сказал! – Я сделал шаг вперед и сунул руку под пальто – за пистолетами… А черт!..

Зря я это забыл: пистолеты-то я продал. Чтоб было чем кормиться, пока к докладу готовлюсь (ну да, непрактичный я человек. Как и Бонапарт). А саблю с собой не таскаю – лень потому что. Ну вот и влип, похоже – их там не меньше трех человек…

Неизвестные, видимо, тоже это поняли. От кучи малы, резко выпрямившись, отделилась огромная тень. И стремительно двинулась на меня. При ближайшем рассмотрении оказавшись здоровенным громилой, метров как бы не двух ростом и едва ли не такой же ширины. В сравнении со мной – просто великан.

– А ну пошел отсюда, недомерок! – взревел гигант, хватая меня за шкирку. Судя по голосу – это и был тот, которого укусили.

То есть – это он так думал, что хватает… Впрочем, будь я тут в своем настоящем теле – так бы и вышло: я никакой не супербоец. Даже и не занимался ничем. А последний раз дрался черт знает когда. Но вот поступать так с кадровым офицером, с девяти лет живущим в армии и не раз хаживавшим в рукопашную… Да была б у меня простая палка – я бы в считаные секунды их всех тут положил. Но они явно видели мою безоружность, а мужик этот выглядел как сущий буйвол – из того, надо полагать, и делался расчет. И не так уж неправильно: кинься они все скопом, тут бы мне и конец! Но, видимо, кому-то где-то я был еще нужен – так что у меня появился шанс.

Я сделал шаг в сторону, пропустив руку громилы мимо себя, подхватил ее и еще немного потянул в направлении движения. Потом довернул, разворачиваясь на месте. Как-то по-японски оно называется – не помню. А русский перевод: «Бросок на четыре стороны света» – ну, так мне объясняли, когда показывали. Сам-то бы я в здравом уме и в собственном теле и пробовать бы не взялся. Но в тренированном теле Бонапарта – почему нет? В конце концов, мы же с ним один человек? С яростным ревом, переходящим в рев недоумевающий, гора мяса, пробежав со все нарастающей скоростью по окружности и ничего не соображая, с маху влетела наклоненной вперед головой в каменную стену дома – очень кстати переулок был неширокий, да… Рев мгновенно стих. Камень содрогнулся. С этим можно было дальше не считаться – если и остался жив, то в отключке проваляется долго. Так сказать – с последующим раушем…

Но трое других уже сообразили, что дали маху. И рванули на меня все сразу. Очень слаженно. И не с пустыми руками: у двоих блеснули кинжалы, у третьего, похоже, была дубинка.

Дальше все замелькало, как в стробоскопе.

Первый – тоже незнакомый с восточными единоборствами и понадеявшийся на то, что вооружен, – откровенно подставился и попался на еще один прием (второй из двух мне известных) из того же арсенала – «бросок встречным ходом». Знатоки утверждают, что Стивен Сигал в фильмах для съемок с этим приемом использует только тренированных рукопашников: потому что обычный человек тут же останется без руки – настолько мощный рывок выходит. Нам с Бонапартом до Сигала далеко. Но клиент, приложившись башкой об мостовую, тоже остался лежать неподвижно. Повезло, наверное…

А вот с двумя другими мне так легко разделаться не удалось. Они поняли, что дело нешуточное, и принялись вертеться вокруг меня, беря измором. Или выжидая удобного случая. Вполне вероятно, что долго им ждать и не пришлось бы: я и так уже был еле жив – после столь хорошо проведенной-то зимы. Поэтому я ждать не стал. Качнулся на того, что с кинжалом, отпрыгнул к вооруженному дубинкой – он как раз шагнул за мной, занося свое орудие, – ухватился за него как за опору и, подпрыгнув, влепил сапогом второму куда-то в район головы. Под каблуком отчетливо хрустнуло. Но на этом мое везение и закончилось. Дубинконосец оказался то ли неимоверно верток, то ли просто оступился в этот момент: опора у меня под руками вдруг провалилась, и я со всего маху грохнулся на мостовую. Практически спиной. Точнее – затылком.

Только искры из глаз полетели. А заодно с ними – сопутствующий эффект, что ли? – опять раздался яростный рев. Или это громила очнулся?

Потом наступила темнота.

4

Комариный звон и полная неподвижность.

Порка мадонна, где это я, елки-палки? Что со мной?

– Они его убили? – рыдающий тоненький голосок.

Кто-то трогает меня за лоб. Маленькая рука. Совсем маленькая. Очень тонкие пальцы. Ребенок.

– Нет, клянусь ангелами небесными! Они только оглушили его! Канальи!

От такого голоса пришел бы в себя и мертвый. Не бас… А как там следующий по шкале называется? Но в любом случае это то, что именуют «дьяконским». Или «оперным» – голосина, способный перекрыть рев урагана и артиллерийскую канонаду при полном сохранении чистоты тембра. Оставаться неподвижным, когда у тебя над ухом раздается подобный звук – абсолютно невозможно.

Я подскочил и сел на мостовой. И тут же схватился за раскалывающуюся голову. Но глаза у меня уже привыкли к темноте переулка, и оказалось, что падающего с улицы отблеска далеких фонарей вполне достаточно, чтобы видеть в потемках. Адаптивная штука – человеческий глаз… В общем – я хорошо разглядел ближайшее окружение.

И слегка очумел. Да и любой другой на моем месте очумел бы тоже! Увидев склонившегося над собой – Петра Первого! С распущенными черными локонами, усатого, моргающего от усердия… В конно-егерском мундире французской армии.

– Как ты, приятель? – ага, та самая труба иерихонская. Он, похоже, тихо говорить и не умеет.

Сбоку что-то шевельнулось. И там обнаружилась еще одна копна черных локонов и пара моргающих глаз. Зареванных. С чепчиком наверху. Торчащая из каких-то бесформенных лохмотьев. Девочка десяти-двенадцати лет. Сидящая на корточках. Кстати, сам я тоже с длинными черными локонами. И тоже моргаю… Что за сборище ангелов-брюнетов, строящих глазки… Однако, тем не менее, похоже, что я пока все-таки еще на этом свете: у покойников так головы не болят. Впрочем, вроде малость подуспокоилась уже. Хотя и кружится. А на затылке – шишка. И, кажется, у меня на, гм… левом бедре порез – щиплет. Я пощупал себя за задницу. Да – успел меня полоснуть тот, которого я пнул в голову. Кровь течет, но, слава богу, не хлещет. Пальто, видимо, помогло. Перевязать бы надо… И черт побери – как бы не остаться без штанов из-за всего случившегося!

– Эй, приятель, ты меня слышишь? – Мощная рука тряхнула меня за плечо. Отчего я чуть было не вырубился снова. А силен же он, черт! А самое главное – я его где-то уже видел… Не Петра Первого! А этого вот типа с гасконским (ага, уже соображать начинаю!) выговором… Где вот только?

– Нормально все! – сказал я, отстраняя трясущую меня длань. – Штаны только порезали, ур-роды!.. Спасибо, гражданин… С этими – что?

– Готовы! – Петрообразный гасконец посторонился, и я увидел три лежащих в темных лужах тела. Да, покойники однозначно: при таком количестве вытекшей крови не живут. Стало быть, того, что попался мне на встречный ход, я не вырубил ни фига. Да и которого в голову пнул – тоже. И чего, спрашивается, приспичило в шинели ногами дрыгать? Пижон… А у этого мужика на боку сабля. Молодцом это он. Это я вот дурак – безоружным шляюсь… Надо будет впредь свою саблю с собой таскать, а то вон оно как…

– А тот? – хотя и так, в общем, было ясно.

– Разрази меня гром! – (я чуть обратно не упал). – Как ты его уделал-то? Клянусь небесами – ты, наверное, как из пушки лупишь! У него шея сломана!

Ну, ясен пень: влети-ка так башкой – вполне вероятный исход…

– Так я и есть артиллерист… А вы, гражданин, кто такой будете?

Спаситель – а уж ясно, что без него мне бы тут и кранты, – выпрямился и, подкрутив ус, сообщил:

– Командир эскадрона двадцать первого конно-егерского полка капитан Иоахим Мюрат – к вашим услугам! Гражданин?..

Ерш твою меть…

– Бригадный генерал Наполеон Бонапарт…

– О?! Небеса меня убей! Тот самый?! Тулон?

Блин. Вот она – слава! В каком-то зас… трюханом переулке встречаются двое, и эти двое не кто-нибудь, а Наполеон и Мюрат! Уж сейчас-то я его узнал: вполне похож на свои портреты… Но и Бонапарт его тоже где-то видел!..

– Да… Только, сколько я помню, двадцать первый конно-егерский сейчас в Северной армии?

– Так точно, гражданин генерал! – Будущий маршал скорчил какую-то непонятную мину и поскреб у себя в шевелюре. – Ребята задают перцу интервентам! А мне вот пришлось… по личным делам… Да я слышал, у вас и у самого были неприятности?

А… Вот теперь я его вспомнил! Якобинский клуб года два или три назад… Тогда он был, кажется, еще вообще солдатом. Я его рядом с Маратом видел. В качестве охранника, что ли? Очень он тогда часто зыркал по сторонам и все время хватался за рукоять своей сабли.

– Что – серьезные проблемы?

– Да не то чтобы серьезные… Но еще осенью могли арестовать. А сейчас… Не знаю даже – такое впечатление, что я никому не нужен, разрази меня гром!.. Хлопочу о восстановлении в полку – но пока без результата…

– Ну, уж я-то бы вас к себе обязательно взял, капитан… Беда только, что мы с вами в одинаковом положении: никому не нужны бывшие якобинцы! Ну да, это дело такое… А вот кого мы с вами спасли от апашей, а?

– А извольте видеть, гражданин генерал! Двое прелестных птенчиков!

Двое?

5

Ну да… Аккурат за девочкой – мне пришлось сильно вывернуться, чтобы увидеть, оттого сразу и не заметил, – сидит, скорчившись на мостовой, еще одна фигура. Мальчик, судя по всему. Чуть постарше, наверное. До нас, такое впечатление, ему нет никакого дела. А чего он руку баюкает?

– Что с ним? – Я попытался встать. С некоторыми усилиями это мне удалось. Правда, тротуар как-то ненадежно пружинил под ногами, и задницу ощутимо начало печь, но это были сущие мелочи.

– Мари-Луиза говорит, что у него рука сломана! Эти мерзавцы, сгори они в преисподней, слишком грубо с ним обошлись – и он потерял сознание!.. Вот только недавно очнулся…

Девочка молча истово закивала в подтверждение.

Угу… Шустер кавалерист… Уже и познакомиться успел… Или это я долго в отключке провалялся?

– Вы где живете, Мари-Лу? – припадая на порезанную ногу, я дошкандыбал до мальчишки и, шипя сквозь стиснутые зубы, опустился рядом с ним на колено. И только после этого уже сообразил, что вопрос мой дурацкий: если дети в полночь таскаются по улице – где они могут жить?

– Нигде… – подтвердила девчонка.

Парня же, похоже, конкретно ничего не интересовало, кроме замотанной в тряпье руки. Хреново… А под повязкой-то лубки… Похоже, ему доктора надо – как бы не нарушилась фиксация перелома… Жаль только – скорой помощи в этом веке еще не изобрели. И где я вам тут найду врача посреди ночи? Да и денег у меня на врача нет… То есть на врача-то вполне хватит – а вот потом доставать где-то придется… Хотя погоди-ка…

– Капитан, вы этих обыскали?

Судя по реакции – нет. А зря. В нашем положении нос воротить не стоит…

– Ну-ка, давайте глянем… Трофеи нам могут весьма пригодиться…

Обыскивать жмуриков тем не менее пришлось одному Мюрату: я из-за своей ноги не отличался сейчас большой ловкостью – в сапоге уже хлюпало. Так что в конце концов после завершения шмона будущий король Неаполитанский вынужден был еще и перевязывать мою… Мой афедрон, в общем. Та еще операция посреди улицы, надо сказать… Впрочем, на первое время Иоахим вполне справился. Дома потом перевяжу по-серьезному… С лекарствами в этом веке тоже, конечно, полный голяк, но у Наполеона давно уже выработался свой прием военно-полевой медицины – причем с детства еще: пропитать тряпку морской или просто соленой водой и намотать на рану – вполне, как он успел убедиться, помогает. А я, пожалуй, к тому водки добавлю – для надежности. Да не внутрь, блин, а на порез!..

Трофеи же нам достались неожиданные. Даже большие, чем я предполагал. Кроме двух кинжалов и палки, залитой свинцом (подумав, я реквизировал ее себе в качестве трости – чтоб не так нагружать раненую конечность), у отправившихся к праотцам апашей обнаружился достаточно полный кошелек (не ахти сколько, но часы теперь можно не закладывать пока!) и кроме того – вполне исправный пистолет! Что было уже достаточно серьезно: обычные гопники такое оружие с собой не носят. И не по каким-то особым причинам, а просто не воровской это инструмент. Времена нынче все-таки буколические: если прохожие слышат в переулке крик зарезаемого – они бросятся наутек, а вот если грохнет выстрел – все, наоборот, соберутся поглазеть, кто это тут палит. Литет мента такой… Оттого криминальный элемент огнестрелом и не пользуется. Тогда на что он этим?

– Кто ж они такие-то?

– Мари-Луиза сказала, что эти бандиты, разорви их к чертям, держали их у себя. А они от них сбежали! И руку ее брату сломали там… Разбойники их искали и вот нашли!..

Вот пострел – и тут поспел! Я даже и не думал, что он ответит… Интересные, однако, апаши… Дети-то им зачем? Впрочем, ладно, сейчас точно не до этого: сейчас – доктор! Но вот то, что бандюки детей искали…

– Вот что, капитан! Вон там, я вижу – сточная клоака. Давайте-ка наших жмуров – туда! И без разговоров: лучше будет, если они пропадут без следа – а то не нравится мне что-то эта история!..

Пока Мюрат, сердито сопя, стаскивал трупы в канализацию (особенно ему пришлось напрячься с громилой), я прохромал к Мари-Луизе, пересевшей теперь к брату и осторожно гладившей его по здоровому плечу. Мальчишке было худо. До слез. Так что можно было оценить, насколько беспокоит его рука. Но он крепился. Молодец…

– Держись, парень, – сказал я, опять опустившись на колено. – Сейчас мы отправимся все ко мне домой, позовем доктора – и доктор тебя вылечит. Будешь как новенький!

– А они нас больше не найдут? – жалобно спросила девочка, всхлипывая из солидарности с братом.

– Ну, эти больше никого не найдут!

– А там еще такие же есть! – возразила Мари-Луиза. – Там в доме больше людей живет!..

– Но эти же не успели никому рассказать? Откуда другие узнают? – Гм, что-то мне все сильнее оно не нравится. Полицию, что ли, навести на эту малину? (А то, что там блат-хата, можно не сомневаться.) Вот только по какому адресу сие гнездо находится? – Не бойся – вам ничего не угрожает! Да и зачем вы им?

– Они там много детей держат! Калечат – и нищим продают… И руку Анри для этого сломали… Они не ожидали, что он со сломанной рукой убежит, – а Анри смелый, потому мы и смогли удрать!..

Смотрю на руку парнишки внимательней. А ведь это не лубки сместились – это ему именно так ее и сложили после перелома. Черт!..

Ерш твою налево!..

Кажется, в полицию тут идти бессмысленно…

Глава 3 Ученик графа Калиостро

«Я не волшебник. Я только учусь».

1

Идти в полицию бессмысленно вот почему…

Филерская служба – несмотря ни на что – в Париже действует весьма прилично. Никакие революции ей не помешали. И про данную затею они не знать не могут. Потому как если там детей калечат и нищим продают – это не маньяк-одиночка балуется. Это бизнес налаженный. И не первый день действующий. К гадалке не ходить.

А раз знают и не принимают мер – значит, схвачено у них все. И если я такой весь из себя благородный явлюсь в околоток и начну правосудия требовать… Ну-ну. Да хоть в полицейское управление всего Парижа… Та еще контора: было время, когда они сами детей похищали – причем среди белого дня! – не так уж и давно, в народе это хорошо помнят. Не хуже истории с Жилем де Рецем. Только в отличие от Синей Бороды тут концов отыскать не удалось. Поговаривали, что за всем стоял лично король – не последний, а из ранешних – и, в общем, не без оснований… Так что в каком-то смысле дело почти традиционное… Ур-роды ублюдочные!..

В принципе, конечно, можно было бы обойтись и без полиции…

Революционная практика последних лет выработала свою собственную модель правосудия… Еще год назад реально было зайти в ближайшую секцию, взять там наряд национальных гвардейцев – и вломиться в этот гадюшник вооруженной силой. Тут бы справедливость восторжествовала по полной программе – никого б даже до гильотины не довели… На соседних фонарях повесили. Со вспоротыми животами. А то и просто головы поотрубали подручными средствами. И таскали бы их потом на пиках, на радость простому люду… Жутко не любили якобинцы всякие проявления Порока, порожденного Старым Порядком. И боролись с ними неукоснительно, ага… У Робеспьера Справедливость пунктиком была… Именно вот так: с большой буквы…

Беда только, что ничего хорошего из этого пунктика не вышло.

Как мы можем видеть, так сказать, на имеющемся перед нами наглядном примере, да… Подозрительных ловили и гильотинировали пачками каждый день – без всякого различия пола, возраста и сословий: стариков, женщин, детей, загреметь на Площадь Революции, где производились казни, можно было с легкостью необычайной – а блат-хата эта как была, так и осталась нетронутой. Не заметили в пылу революционного рвения, ага… И именно поэтому, боюсь, смысла идти в тамошнюю секцию нет по той же причине, что и в полицию: там тоже все схвачено. Причем еще с якобинских времен – а может, и с дореволюционных: эти гниды явно давно там сидят и всех, от кого их безопасность зависит, – наверняка прикормили. Да и секции парижские после Термидора стали далеко уже не те… Права им урезали весьма сильно. Практически – до нуля. И всерьез поговаривают вообще о полной отмене и создании вместо них департаментов, о чем тогда в трактире тот Данила поминал – хотя пока еще не отменили… Одним словом, хорошая р-рэволюционная идея – пойти в секцию. Вот только результат не гарантирован…

Нет, тут придется самому разбираться! И я уж вам разберусь… Мало не покажется…

В рамках этой задумки весь путь до моей квартиры (громко, конечно, звучит для меблированных комнат, но куда от правды денешься – квартирую я там!) я проделал в компании Мари-Луизы, расспрашивая ее о подробностях их злоключений. А Мюрат, соответственно, нес на руках ее брата. И неизвестно еще, кому из нас пришлось легче. Ибо мальчику было больно. А девочка просто боялась. И нам с Наполеоном пришлось приложить все наше, без хвастовства, немалое обаяние, чтобы ее разговорить. И услышать в процессе весьма много интересного из жизни Франции текущего периода… Хотя нельзя сказать, что ничего подобного ни мне, ни тем более Наполеону не было ранее известно, но… Нет, глубоко правы были китайцы с их проклятием про эпоху перемен!..

Престранное, надо полагать, со стороны было зрелище… Идет по улице здоровенный кавалерист со стонущим ребенком на руках. А следом – весело болтающие хромой коротышка, опирающийся на палку, и похожая на чучело девочка… Причем время от времени вся компания еще и присаживается отдохнуть – в основном из-за моей ноги. Хотя и Мюрат не отказывался… Боюсь даже, что предпринятые мной меры по сокрытию трупов на месте происшествия после такого марша через пол-Парижа потеряли всякий смысл: при желании проследить путь нашей ретирады не составило бы особого труда. Одна была надежда – на позднее время. И освещение уличное плохое, и прохожих не так уж много, а если двигаться, держась у стен, так и вовсе можно остаться незамеченными.

Ну, нам повезло: добрались мы благополучно. Хотя я и дал пару петель по наиболее темным закоулкам – так, чисто из паранойи… Бог, как известно, хранит пьяных, лунатиков и американскую армию – ну и нас, видимо по ошибке, не разглядев впотьмах, принял за кого-то похожего… Даже заготовленную мной на всякий случай для квартирной хозяйки легенду, что это мои малолетние брат с сестрой, попавшие в неприятности, применять не пришлось: никто нам на лестнице не встретился. И мы проникли в мои апартаменты беспрепятственно.

– Благодарю вас, капитан! – обратился я к Мюрату после того, как он положил мальчика на мою кровать. – Вы поступили весьма благородно, придя на помощь несчастным детям! А кроме того – вы спасли жизнь и мне… Поверьте – я этого не забуду…

– Это долг любого честного гражданина, мой генерал! – перебил меня герой.

– Но я вынужден просить вас еще об одном одолжении…

2

А кого мне еще было отправить за доктором? Не самому же идти с хромой ногой… Так что Мюрата мне в этом смысле явно бог послал.

А я остался сидеть с дитенками. Тоже развлечение… Поскольку мальчишке нисколько не полегчало. И он все так же продолжал баюкать руку, постанывая сквозь зубы. Похоже, что перелом ему таки потревожили в потасовке…

Машинально я потрогал у Анри лоб. И с удивлением обнаружил, что он холодный. И уши с руками тоже. И у сестренки его эти части тела температурой были как ледышки. Зомби, ага… Восставшие из мертвых. Инфернальная мистика в декорациях революционного Парижа. Публика визжит от страсти!.. Однако объяснялось все гораздо проще: не май месяц пока еще на дворе. Наверняка промерзли оба до основания…

– Ну-ка – разувайтесь для начала! – распорядился я. – А то только простуды нам с вами тут еще не хватало!

Сам же в это время принялся растапливать печку. Благо было еще чем… Когда за чугунной дверцей загудело пламя, ребята были уже босые и, как я и предполагал, ноги у них оказались сырые, а чулки и башмаки мокрые. Что, в общем, и неудивительно: башмаки разве что по названию могли считаться обувью, а так больше на дуршлаг походили – дыра на дыре и на несколько размеров больше, чем надо. Где они их вообще взяли… Впрочем, в нынешнюю эпоху и такие обноски за счастье считались – многие и вовсе в деревянных колодках ходят, которые сабо называются… А что поделать? Нету здесь пока обувной промышленности! Поголовный индпошив… Вот и носится обувь до тех пор, пока не развалится. По ходу дела передаваясь все менее имущим слоям населения. В конце концов превращаясь в подобное сито…

Черт побери! Как ребятенки вообще еще здоровы, если таскались по городу практически босыми в такую погоду? И ведь не один день: Мари-Луиза по дороге мне успела рассказать, что сбежали они почти неделю назад. Ютились где попало, питались черт-те чем… Да и до того тоже была у них целая эпопея… Вполне впечатляющая. Хотя совершенно типичная для эпохи войн и революций… Только недавно я одну такую уже выслушал – от Ампера… Вся разница лишь в том, что эти двое были не из Лиона, а из более южных и знакомых мне мест – из Марселя. Не близкий, конечно, свет от Парижа, но это, в сущности, такие мелочи… А так… Марсельский мятеж, семья средней руки торговца. Отец как раз отправился с товаром по Франции (анекдот, с нашей точки зрения, но так оно и было: купцы воюющих сторон свою коммерцию не прекращали во время боевых действий. Правда – на свой страх и риск. Вот и отцу Мари-Луизы и Анри не повезло…), и больше про него никто ничего не слышал. После подавления мятежа семья оказалась без средств. И мать решила перебраться в столицу – к какой-то дальней родне. Но по дороге заболела. И скоропостижно скончалась. Похоже – не то холера, не то тиф, по нынешним временам вещь вполне обычная… А дети сумели добраться до Парижа, где и выяснили, что родственники казнены еще во времена террора. Ну и оказались полными беспризорниками… И умудрились как-то выжить…

Нет, все-таки люди в прежние века крепче были… Ага… Поскольку слабые просто вымирали в раннем детстве. Естественный, мать его, отбор…

К счастью, в данном случае до летального исхода было еще не близко. Мокрые вещи я отправил на печку – сушиться. А мокрые конечности растер подвернувшейся старой рубахой. Теперь самое время было бы этих детенышей покормить. Хотя бы хлебом с сыром, которые у меня имелись. А уж утром озаботиться купить молока. Но вот беда – Анри мне не нравился все больше. Точнее, его состояние.

Обезболивающего бы ему чего-то дать… Чего вот только? В эти времена с анестезией полный швах. Нету совсем. Разве что киянка… Попадалась мне в своем времени статья на эту тему… И Наполеону случалось сводить знакомство с госпиталями. То еще впечатленьице… Бр-р… Да и не действует эта штука долговременно – полчаса, потом пациент очнется и все пойдет по новой. Отягченное еще и головной болью… Можно бы, конечно, накормить его гашишем. Или опиумом. В аптеках здешних эта дурь продается. Как средство не то от поноса, не то от простуды… Да только где посреди ночи работающую аптеку искать? Может, у доктора что-то будет с собой? А если не будет? Парню-то, похоже, все хуже становится. Того и гляди – кричать начнет. А к чему могут привести истошные вопли ночью в доходном доме? Ага… Буквально – привет от радистки Кэт… Хотя рации у нас и не имеется, но погореть таким образом будут все шансы…

Коньяку ему дать? У меня еще полбутылки оставалось – той самой, из ресторана… Ну так ведь тоже надолго не хватит. Только напою парня…

Правда, был еще один способ… Причем – вполне доступный. И чем наиболее удобный – за ним никуда не требовалось идти. Мне даже применять его доводилось… Там, в будущем. Вот только обезболивал я порезы, ожоги да зубную боль – с переломами никогда не сталкивался. И не профессионал я, даже не любитель – так, баловался…

Но Мюрат с доктором все не появлялся и не появлялся. А на мальчишку жалко было смотреть… И в конце концов я решился. Попытка, как известно, еще не пытка. Да и хуже уж никак не будет – чем просто так сидеть и смотреть, как малец мучается… Поэтому я с самым решительным видом уселся на край кровати и сказал:

– Давай-ка я твою боль уберу. Пока доктор не пришел. Да и потом пригодится… Это одно старинное корсиканское средство, которое я знаю. Мари-Лу – сиди тихо и не мешай… А ты, Анри, ляг, как тебе удобней, и смотри мне в глаза. Ничего делать не надо – просто смотри внимательно. Можешь моргать, шевелиться, разговаривать – но только все время следи за моими зрачками. Не отрываясь. Обрати внимание на то, как отблескивает в них огонек свечи, и постарайся не упускать его из виду…

3

Гипноз, да… «Всем – спать!!!» Привет от доктора Кошмаровского…

Все типа так просто: посмотрел в глаза пациенту пронзительным взглядом – и готово!.. Немые начинают ходить, а глухие отбрасывают костыли! Материализация духов и раздача слонов…

Во всяком случае, Наполеон внутри меня в очередной раз впал в экстатическое состояние по поводу достижений науки будущих веков: уж для него-то, как сына своего времени, гипноз был восточной сказкой в чистом виде. То есть – относился к самым настоящим чудесам. И то, что в будущем – как он понял – каждый человек может… Ага. Счаз-з! Вот лично попробуйте, ваше превосходительство!

То есть – существует, конечно, бессловесное внушение. Но это либо врожденная способность – достаточно редкая, – либо очень высокий мастерский уровень, достигаемый серьезным обучением. Иначе бы чудотворцы торчали на каждом углу, и была бы у нас не жизнь, а сплошное сказочное фэнтези… Или вечный каменный век. Как у всех родо-племенных народов, где институт шаманов сохранился в нетронутом виде. Хотя у шаманов техника внушения не самая эффективная. Вот типа как раз как у меня: два притопа, три прихлопа… Пусть даже эти притопы сводятся к болтанию языком. Все равно требует усилий. Нужно же в процессе держать себя твердо и уверенно – чтобы пациент не сомневался, что ты знаешь, что делаешь. Но если знаешь, то не очень… И буквально шаришь на ощупь… Тогда поневоле станешь контролировать каждое свое слово, движение и интонацию. А это не так легко, как кажется.

Бонапартия, однако, эта моя лекция, прочитанная самому себе, не убедила. И к сеансу внушения он приступил с неумеркшим энтузиазмом. Который мне же еще пришлось вдобавок и подавлять – организм-то один. И подпрыгивать на заднице от нетерпения, высунув язык, самому гипнотизеру вовсе не обязательно. Что нисколько не упростило мне задачу…

Правда, с детьми в этом отношении легче – у них степень внушаемости повышенная. Иначе я б не отважился на данную авантюру. Но и так напрячься пришлось изрядно. От усилий у меня даже рану на заду дергать начало. Однако парнишку я в нужное состояние все-таки ввел! (К вящему восторгу Наполеона.) Боль у него прошла: он расслабился и из «позы эмбриона» перешел в положение человека, нормально лежащего на спине. Слава тебе, господи… И именно в это время – ну ни раньше ни позже! – на лестнице загрохотало неожиданно большое количество ног, под аккомпанемент голоса Мюрата. А следом раздался стук в дверь. Ну исключительно кстати!.. Три тысячи чертей!

Но еще больше я озадачился, когда за открытой Мари-Луизой дверью обнаружилась вся известная мне часть тутошней русской диаспоры. В полном составе. Все четверо (не включая Мюрата). Причем весьма негативно настроенная, судя по выражениям лиц.

И у всех без исключения в руках были палки. Вроде той, что нам досталась от бандитов. Лишь по чистому снобизму именуемые светской публикой «тростями»… А принимая во внимание взъерошенный и воинственный вид Мюрата, далеко не все в процессе вызова врача прошло гладко. Правда, Евгений, державшийся несколько впереди, имел при себе объемистую сумку с так называемым «кошельковым замком». В которой мы с Бонапартом без труда опознали медицинский саквояж. И, следовательно, мое поручение Мюрат все же выполнил… Только какого черта они приперлись всей толпой? Я на это никак не рассчитывал…

– Братцы, в чем дело? – поинтересовался я. – Я же одного Евгения просил прийти…

– В чем дело?! – высунулся вперед Данила. Запомнившийся мне агрессивностью еще по ресторану. – А коли хватают посреди ночи, да тащат неведомо зачем через весь город – это ништо будет?!

– Как это – неведомо зачем? Лежи спокойно, все в порядке… – последние слова относились к Анри. Естественно заинтересовавшемуся происходящим. – Разве капитан вам не сказал? – Я посмотрел на Мюрата и понял, что второпях заговорил по-русски. Тьфу ты!.. Пришлось переходить на «родной «парле ву Франсе»: – Иоахим, вы что, не объяснили?

– Никак нет, мой генерал! – честно выпалил бравый вояка. – Объяснил, что у нас раненый с переломом! Но они отчего-то не желали, чтобы доктор шел – пришлось пригрозить!

Блин… Вот же решительный офицер!.. На мою голову, блин… Причем к тому, похоже, сейчас и склонялось…

– Ничего себе – пригрозить! – Данила тоже заговорил на французском. – Да мы решили, он Евгешу арестовать пришел – так он выражался!

– Уймись, оглашенный! – попробовал урезонить буйного приятеля Данила. Но будущий архитектор и не подумал останавливаться.

– Да что «уймись»! – вскричал он. – Чего он до нас прицепился?! То в ресторане, то теперь! Своих французов ему мало? Их бы и гонял по ночам! Что ты ему – прислуга, что ли?!

– Уймись, говорю! – Евгений ткнул буйного приятеля локтем. А Петр с Алексеем с двух боков зашипели что-то в уши. – Я клятву Гиппократа давал! Зовут – должен идти! Извините, гражданин генерал… Но ваш сумасшедший адъютант и в самом деле действовал скорей голосом, чем доводами разума… Вот мои товарищи и решили меня сопровождать. На всякий случай…

Да, удружил мне Мюрат. Уж на что на что, а на разборку я точно не закладывался, когда за доктором посылал!

– Так! Стоп всем! – скомандовал я, перебив опять пожелавшего что-то сказать Данилу. – Здесь раненый ребенок, которому нужно оказать помощь! Ваши претензии я готов выслушать, но – позже! Доктор Евгений – идите сюда. Я покажу вам травму и объясню, что происходит. Остальных всех попрошу заткнуться и не мешать до конца лечения!

Как ни странно – подействовало…

4

– Да, теперь я верю, что вы ученик графа Калиостро, – сказал Евгений.

– Ум-гм… – ответил я, катая языком во рту коньяк и стараясь не сидеть на свежезаштопанной ягодице. Все-таки гад этот полоснул крепко – пришлось шить. Хотя Наполеон и возражал – ибо считал рану мелочью. Да и я, в общем, тоже не горел желанием… Но доктор настоял. Ну и вот… – Мгу-м…

Ну, после того, как операция по перекладке костей прошла без единого вскрика, а затем пациент по моей команде послушно уснул до утра… Вместе с приткнутой под боком сестрой… Пришлось объяснять, да… И вовремя я вспомнил про так удачно выскочившего давеча Джузеппе Бальзамо. Складно все получилось. Приснился он мне, значит, во сне. И передал кладезь бесценной премудрости. Заодно со знанием русского языка… На всякий случай, да…

В доказательство пришлось кое-что рассказать. Про тот же гипноз. Что оказалось, кстати, не так просто из-за нынешних представлений о человеческой психике, точнее – из-за полного их отсутствия в нашем понимании. Да при том, что сам я ни с какого боку не психолог. И обучался у таких же доморощенных колдунов… Можно представить, что у меня получилось. Но в сравнении с существующей теорией «животного магнетизма» Месмера – несомненный шаг вперед в деле научного подхода. А уж когда я, дополнительного эффекта ради, продемонстрировал классический опыт превращения в бревно с главным оппозиционером Данилой – поймать его на основной акцентуации не составило особого труда, хотя и потребовало опять же от меня усилий и времени, – у народа и вовсе вышибло днище. В смысле – развеялось всякое недоверие.

Так что я срочно вынужден был отработать задний ход: объяснить, что толку от всех этих бесценных знаний – шиш да маленько. Как мы можем видеть на примере самого Калиостро. Сидящего нынче в тюрьме. И что становиться ни всемирно известным колдуном, ни балаганным фокусником у меня нет ни малейшего желания. Хорошо еще, в связи с революцией стало можно не опасаться инквизиции. А то ведь и «учителю» моему в совсем еще недавние времена пришлось делать ноги из Парижа именно по этой причине. И поэтому лишней славы мне не требуется…

В общем – вторая встреча с соотечественниками прошла не в пример лучше, чем первая. Можно даже сказать, хорошо посидели… Правда, выпивки было не так уж много. Но оно, пожалуй, и к лучшему… Заодно, кстати, выяснилось, в чем заключалась причина так озадачившего меня возмущения. Оказывается, именно сегодня у Евгения были именины. И народ их праздновал, когда Мюрат вломился в докторово жилище! Анекдот. Пришлось мне, как виновнику срыва торжества, пообещать накрыть поляну. Попозже, правда – из-за отсутствия финансов. Или сводить всю компанию в Театр Революции – бесплатно, если будет такое желание. Народ, пораженный в самую пятку такой моей щедростью, обещал подумать…

Но и ребята, если честно признаться, меня удивили…

Уже когда расходились под утро, вылизав опустевшую бутылку, обнявшись и клянясь во взаимной любви и вечной преданности Революции (ну, вот такие вот времена тогда были), – Евгений спросил:

– А что вы намереваетесь делать с теми бандитами, что изуродовали мальчика?

А я, будучи к тому моменту не совсем уже в своем уме, ответил:

– Дык что… Нанесем им неофициальный и очень недружественный визит… Несовместимый с их дальнейшей жизнью. Что же еще?

И представляете, что мне после такого заявления сообщил этот представитель самой гуманной профессии?

– Вы не будете возражать, если мы составим вам компанию?

Нет, все-таки в каждом времени – свои нравы!..

5

И опять сидим мы с Ампером – считаем.

А что еще делать, пока задница не зажила? Так хоть время с пользой потратить, покуда выздоровею.

Кстати – этот вундеркиндер тоже собрался идти с нами на дело. Ну, пришлось ему рассказать потому что.

Деваться было некуда: он на следующий день сам ко мне заявился. Настолько я заинтересовал его, оказывается, своими научными, блин, идеями, да… И застал тут, естественно, преинтересную компанию… Меня, дитенков, обалдевшего от всего Мюрата и еще более обалдевшего от всего Жюно. Который тоже как раз завернул на огонек по причине того, что ему папаша денег отстегнул. Вот он и решил угостить боевого товарища – меня то есть – обедом. А тут – такое!..

Причем Жюно на меня обиделся. Из-за того, что я ему ничего раньше не сказал про свою связь с Калиостро, блин… Как я ни клялся, что, мол, я и сам не верил, что оно всерьез, убедить до конца явно не сумел. А тут еще и Мюрат рядом, про которого Жюно, само собой, тоже ничего допреж не слышал – хорошая приправа для дружеского объяснения! Они вообще, похоже, близки были к тому, чтоб подраться – за право быть особой, приближенной к императору, ага… И только наличие моей священной персоны их от этого удержало.

А в дополнение – еще и Ампер является. Поинтересоваться, когда мы продолжим проект управляемого аэростата разрабатывать… И все объяснения приходится начинать сначала! Причем этим двоим – Мюрату с Жюно – еще и про аэростат. Дурдом!

И кой только черт меня дернул с этим аэростатом прогрессорствовать? Ограничился бы тем, что Шарлю начеркал – так нет! Слишком просто показалось!.. Вот теперь и расхлебывай!..

Впрочем, идея и в самом деле была слишком заманчивой…

А самое главное – осуществимой!

Во всяком случае, Соломон Эндрюс, автор этой штуки, реализовал ее на практике аж в шестидесятые годы девятнадцатого века. А через сто лет – в шестидесятые двадцатого – ее воспроизвели и убедились, что все работает.

И ведь просто-то все как! Чтобы двигать аэростат – нам нужна какая-то сила, которая приводила бы его в движение. На привычных нам дирижаблях для этого используются двигатели. И считается, что без них – никак. Но ведь аэростат сам по себе располагает вполне себе реально движущей силой! Только движет она его по вертикали. Вверх – подъемная сила газа, вниз – всем известная сила тяжести. И силы эти совсем не слабые: один кубометр водорода создает тягу в один килограмм. А если в оболочке таких кубометров тысячи…

Причем тяга эта регулируемая: сколько нам надо, столько можем и задать. Во всяком случае, Эндрюс на своем «Аэроне» спокойно ходил против ветра. Без всякого двигателя!

Все еще непонятно – как? Да проще пареной репы.

Суть вот в чем. Если у нас имеется круглый воздушный шар – упрощенно говоря, – так он и будет двигаться только вверх-вниз. Но вот если у нас аэростат с вытянутым корпусом и развитым оперением… А еще лучше – с корпусом, как у камбалы, сплюснутого сечения… То в результате по законам аэродинамики при асимметричном расположении центра тяжести – попросту говоря, гондолу мы подвесим не по центру, а со смещением – эта штука при движении будет отклоняться от вертикали! При наличии у нас на хвосте стабилизаторов с рулями – в нужном нам направлении!

Причем тягу мы можем получить очень даже не хилую: в зависимости от того, какого веса балласт сбросим. Сбросим килограмм – получим килограмм и поплывем о-очень медле-енно-оо… Сбросим тонну – получим и тягу в тонну и понесемся со свистом. И то же самое при спуске: сколько водорода из оболочки выпустим – с такой силой тяги и будем снижаться. Таким образом, имея на борту необходимый запас балласта и газа, мы можем летать очень даже на приличные расстояния. А если кто-то подумает, что расход получится очень уж большой… Так те же пресловутые немецкие «цеппелины» чуть не половину где-то объема несущего газа тратили за время налета на Англию – десятки тысяч кубометров. Потому что он требовался, чтобы нести необходимый запас горючего – десятки тонн, и по мере выработки бензина становящийся лишним водород необходимо было травить из оболочки. И никакого проку от этого не было. А по способу Эндрюса мы просто используем это дело для полета.

Ясен пень – никакой особой быстроходности тут добиться не получится. Впрочем, для дирижабля оно не критично – у них предел где-то в районе сотни кэмэ в час. А так – самое расхожее – несколько десятков. Выжмем мы здесь хотя бы столько же, не знаю. Но на десяток-другой надеяться можно вполне.

Вот этой идеей я и заразил сдуру Ампера. А он проникся…

А теперь мне пришлось еще все то же самое объяснять и для Жюно с Мюратом. Но тут, по счастью, эффект вышел не столь захватывающий. Все ж ребята простые солдаты – не из ученой братии. Потому новых энтузиастов аэронавтики на свет не появилось. Зато, кажется, удалось примирить их между собой. Поскольку теперь оба стали смотреть на меня одинаково преданными глазами – не иначе как уверовали в то, что в голове моей завелись-таки опилки… В смысле – тайные знания. Ну – хоть какая-то польза…

А Ампер, как я уже сказал, выслушав подробности приключившейся со мной ночью истории, решительно заявил, что желает влиться в наши ряды борцов с бандитизмом. Я даже не ожидал от него такого порыва. Ну все-таки: домашний мальчишка, ботан по терминологии будущего – а тут ни секунды не раздумывал.

Нет – все-таки раньше люди были не те, что потом…

6

В общем, сидим мы с Ампером, считаем. Чтоб времени зря не терять.

Детенышей, дабы не мешали, забрал Евгений – пристроил к своей знакомой вдовушке. Там им всяко удобнее, чем в моем берлогове. Да и наблюдающий врач как бы ближе – а это тоже немаловажно. Денег на прокорм – чтоб не объедали добрую женщину – отстегнул Жюно. Из свежеполученного от родителя пансиона.

Пока на первое время хватит. А там надо будет что-то придумывать… Ибо с детским призрением в стране – полный швах… Господа-товарищи революционеры упразднили все детские приюты как продукт прогнившего самодержавия, а заместо них устроили такое, что я даже не знаю, как обозвать… Они детей раздали в частные руки, так сказать. На воспитание наиболее достойным гражданам. Чтоб как лучше было. А получилось… Как всегда. У кого средств не стало на исполнение этой почетной обязанности, у кого с самого начала никакого революционного энтузиазма не было. А у кого он на третьем году республики иссяк… В общем – только для немногих приемные семьи стали действительно семьями. С остальными вышло… Там уж как кому повезло. Многим – не очень.

Правда, некоторое количество приютов все же осталось… Каким-то чудом. Если кому-то удалось заполучить поддержку членов Конвента. Или ставших натурально подпольными – существующими на одном энтузиазме персонала. Но их считаные единицы, и они переполнены. И так просто туда человека не пристроишь. Тут, впрочем, обещал посодействовать Петр Верховцев – тот самый студент-математик. Учитель которого как раз и оказался депутатом Конвента. И Петр обещал с ним поговорить – может, удастся ребят куда определить. Петр уверяет, что учитель его человек весьма отзывчивый. И, более того, в Конвенте занимается вопросами народного образования, а значит, вопрос этот вполне по его части. Во всяком случае – близко.

То есть приюты как раз он и разогнал. Хорошо, по крайней мере, что не лично… А теперь вот помогает справиться с последствиями, добрая душа… Оксюморон, блин… Занятный тип. Жильбер Ромм. Врач, математик, между прочим – создатель того самого революционного календаря. Что для меня новость, поскольку в будущем я про этого Ромма ничего не слышал. А вот Наполеон в курсе дела. И даже кое-какие подробности добавил. От которых я малость обалдел. Оказывается, этот Ромм – учитель того самого Павла Строганова – «гражданина Поля Очера» по-революционному. Семь лет прожил в семье Строгановых в Питере. И по России даже поездил вместе с учеником. А потом вот во Францию его привез – ну, типа Европу посмотреть. И неизвестно, чем бы оно кончилось, да папа-Строганов, когда дела в Париже совсем сошли с нарезки, сына домой вытребовал. От греха подальше… Бонапарту эта информация известна была как посетителю Якобинского клуба. И чем там дальше дело кончилось, он не знал. А я – не помнил. Смутно только брезжило что-то в голове, что все там потом у Строганова было хорошо и он даже карьеру сделал. Но какую и как – хоть убей, не вспоминается!.. Ну да не об том сейчас речь.

По-русски этот Жильбер, по словам Петра, говорит вполне прилично. На чем они вроде как и познакомились. А по убеждениям – принципиальный республиканец. Голосовал за казнь короля. Один из последних монтаньяров – членов «партии Горы» – в Конвенте. Даже непонятно, как уцелевший после термидора. Видимо, чисто потому, что образованием занимался, а не идеологией – вот и не стали безобидного учителишку устранять. Старается отстаивать интересы простого народа на заседаниях. Но по обмолвкам Петра я понял, что удается это не очень. Что тоже неудивительно: не того плана интересы были у людей, свергших Робеспьера, чтоб о народе заботиться. Их больше собственная мошна беспокоит. В плане ее набития.

Что тоже, в общем, если подумать, нисколько не удивительно…

Глава 4 Знак Зорро

Принимая на себя функцию правосудия – поневоле где-нибудь да обязательно нарушишь закон!

Аксиома Флоризеля

1

Вантоз – месяц ветра. По тому самому революционному календарю, разработанному Жильбером Роммом. И это хорошо. Да не то, что Ромм разработал! А то, что ветер. Ибо безлунная ветреная ночь – самое то, что нам надо… Новолуние очень удачно совпало с моим выздоровлением, и этим грех было не воспользоваться.

Так что именно той самой безлунной ветреной ночью по Парижу тащилась запряженная парой ломовиков фура. Позаимствованная лейтенантом Жюно где-то через связи своего папаши-лесопромышленника. Повозка эта была важным элементом предстоящей операции: вывезти два десятка детей-инвалидов так, чтобы не привлечь постороннего внимания – совсем не простая задача…

А еще и разместить их где-то тоже надо потом! По счастью, вариант нашелся у Мюрата. Довольно неожиданный. Отправить их всех в действующую армию. В обоз родного его двадцать первого егерского. В дети полка, так сказать… Неблизкий свет, согласен. Однако Иоахим брался их туда доставить. Правда – после того, как с увечьями разберется доктор. Для чего уже я договорился с профессором Шарлем, все еще заправлявшим в Шале-Медоне. Место самое подходящее – закрытая военная часть, так просто туда никто не сунется. И народ не болтливый… если надо. Да и медпункт есть – ибо опасным делом люди занимаются. Хотя при нынешнем развитии лекарского искусства это все равно что нет ничего. Ну да дареному коню…

В общем, разобрались мы с этим вопросом в процессе подготовки. А мне, чувствую, светит работать анестезиологом, да… Но кто меня за язык тянул, что называется? Никто. Сам вылез со своими сверхспособностями. Тоже мне, Максим Каммерер, облегчающий страдания наложением рук… Массаракш! Вот – расхлебывай теперь!..

На козлах фургона сидел Данила. Как оказалось, хорошо умевший управляться с данным агрегатом. Попробуйте-ка сами поездить в потемках по неосвещенному средневековому (недалеко ведь ушли-то) городу – так что вопрос тоже немаловажный. Данила же происходил из казацкого сословия и в лошадях разбирался превосходно. О чем и фамилия его говорила: Подкова. Только почему-то вспоминать про свое прошлое он резко не хотел. Во всяком случае, судя по его реакции на расспросы Мюрата, загоревшегося профессиональным интересом. Я так и не понял, почему. Что-то, видимо, было у него там не шибко приятное. Чем, возможно, и объяснялся его шебутной характер. Или как раз наоборот – именно из-за характера что-то натворил, о чем вспоминать не хочет. Надо бы, пожалуй, на будущее иметь сие в виду… Ладно, потом разберемся!

Остальные трое богатырей, в смысле братьев-студентов, ожидали нас на месте. Где за прошедшие дни облазили и разведали все, что только было можно. Так что у нас теперь имелся отлично начерченный план территории объекта и даже несколько его рисунков в разных ракурсах, выполненных профессиональным художником – Алексеем. А также описание дневной и ночной активности обитателей бандитского гнезда и приблизительное количество его населения… А вы что думали – что мы на авось полезем? Так я, конечно, Наполеон – но не до такой же клинической степени! Время вынужденного простоя было потрачено не на одни только высоконаучные расчеты. Но и на разведку тоже. И еще кое-какую подготовку… Включая и добывание повозки.

Мы даже внутренний план дома составили – ну, примерный, со слов Анри и Мари-Луизы. И прикинули, как там действовать будем. И даже кое-каким «секретным оружием» запаслись. Типа «вундервафля». Моего изготовления. И даже его опробовали. Ничего так, хорошо шибает – ребята обалдели…

2

Данила останавливается так внезапно, что я только после этого замечаю темную фигуру в плаще, выросшую возле фургона.

Ничего особенного – это Евгений. Завывающий ветер – как и было предсказано! – глушит все негромкие звуки. В двух шагах ничего не слышно… И это есть хорошо!

Так что никаких неожиданностей. Мы просто прибыли на место. Здесь улица выходит на пустырь. А на пустыре обосновался тот, кто нам нужен. Месье Джованни Аретини. Ага… Итальянская мафия, блин… Что-то мне начинает сдаваться, что во Франции какое-то засилье итальянских фамилий. Начиная с моего дружбана Саличетти. Сперва устроившего меня в Южную армию, а затем подложившего свинью с арестом. Потом полковник Тальявини – военный агент на Мартинике. Теперь вот – мафиози парижский… Ну, можно еще меня самого посчитать. Явный переизбыток понаехавших тут. Половина – точно лишние… Как выражался Ибрагим Оглы в «Угрюм-реке»: «Прошка приежай, дома непорядъку кое кого надоъ убират зместа». Ну вот, едем…

То есть уже приехали – вылазим. Я, Жюно, Мюрат. Ампера с некоторыми усилиями удалось убедить остаться в глубоком тылу. В резерве. Да и то: какой от него прок, от мальчишки? Только под ногами будет путаться… А так я озадачил его сохранить и довести до конца наши с ним расчеты, ежели вдруг чего. Типа, они бесценны для человечества!.. Гы… Парень вроде поверил…

– Ну как тут? – спрашиваю у Евгения.

– Все тихо.

– Сигнал?

– Еще не время… – Иванов-Жюнно распахивает плащ, возится там, вспыхивает свет приоткрытого потайного фонаря, блестит на карманных часах. – Четверть часа осталось. Вы раньше приехали…

– Да черт с ним! Не Берлин штурмуем! – вот тоже педант нашелся на мою голову: «Ди эрсте колонне марширен…»! – Не торчать же нам тут, как трем тополям на Плющихе – глаза мозолить… Ребята-то на месте?

– Да…

– Тогда сигналь давай – не будем тянуть!

Вместе с Евгением высовываюсь из-за угла. Темень – хоть глаз коли. Ветер свищет… Хорошо!.. Евгений вынимает из-под полы фонарь и несколько раз приоткрывает и закрывает стекло. Через несколько секунд далеко во тьме, сильно разнесенные вправо и влево, вспыхивают два светлячка. Повторяют серию вспышек доктора и остаются светить дальше. Это Петр и Алексей тоже с потайными фонарями на другой стороне пустыря. Дают нам таким образом ориентир – точно между этими двумя световыми точками следует идти, чтобы не сбиться с дороги. Да и проследят за обстановкой с той стороны. На всякий случай… Мало ли что?

Поворачиваюсь к своим воякам. Блин… После фонарного света и тут ни зги не видать! Моргаю, усиленно жмурюсь. Что-то начинаю различать…

– Ну что, ниндзи, готовимся!

Пришлось им рассказать, что такое воин-тень, когда разрабатывали план. Ну и про Японию заодно… Что сам знал. Вдруг нам, чем черт не шутит, придется тут ее завоевывать? Вот пусть знают заранее… Ребята загорелись идеей. Ясен пень: поскольку ничего подобного допреж не слышали! Хотя надо отдать должное – до упора не желали понять, зачем это все нам нужно. В простоте душевной полагали честно-благородно вломиться через парадный вход средь бела дня, размахивая саблями… Только авторитетом моего великого Учителя удалось склонить их к нужному варианту действий. Ну что с них всех тут взять? Герои!.. «Новые французские», блин. Подражатели идеалам благородства Древнего Рима. Муции Сцеволы…

3

Раздеваемся.

Не сказать чтоб догола, но плащи и шляпы снимаем. Чтоб не мешали. Да и маскировка больше не нужна, скрывавшая черное обтягивающее трико, что надето на нас вместо камзолов…

А что? Ниндзи мы или не ниндзи? Гы… Трико я позаимствовал в костюмерной Театра Революции. Через Дюгазона. Объяснив, не вдаваясь в подробности, что требуются они для некоего маскарада. Дюгазон, будучи по натуре авантюристом, вполне этим удовлетворился. Тем более у них там все равно подобного добра навалом – если и не вернем, так никто и не хватится. Вот маски пришлось делать самим, да. Но тут особых сложностей не возникло – черные мешки с дырками для глаз даже дурак соорудит. Так что мы теперь выглядим как банда не то фантомасов, не то когуляров. Слава богу, я догадался не произносить вслух этих названий перед соратниками…

Труднее получилось с другим снаряжением. В частности, с обувью: ниндзя в офицерских сапогах – это, сами понимаете, нечто оригинальное. Вроде медведя на коньках. Потому пришлось слепить на скорую руку буквально одноразовые бахилы, тупо натягивающиеся на стопы и привязывающиеся тесемками на щиколотках. Беда только – ходить по улицам в таких шузах не шибко удобно. Потому пока мы все в сабо. Потом переобуемся. Когда до места дойдем… Ну не сапоги ж с собой таскать? А деревяшки бросить не жалко.

Так, готово вроде…

– Попрыгали!

Довершает наряд каждого импровизированный жилет-разгрузка. Со снаряжением, распиханным по карманам. Тоже мое оригинальное изобретение, так сказать… Снаряжения, правда, не столь много, как у настоящих ниндзей. Но вполне достаточно. Уже упомянутые бахилы, веревки, крючья и эрзац альпинистских костылей (где я вам тут настоящие найду?!), оружие – кинжалы, метательные ножи, взрывпакеты (та самая моя вундервафля с одной только эксклюзивной особенностью: зарядом из смеси перца и табаку) да кое-какой инструмент, могущий понадобиться по ходу дела. Так что в целом выходит не так уж и мало. А главное – вся эта груда имеет свойство бренчать, если что. Но сейчас вроде не звякает…

Спрашивается – когда мы это все успели? Дык времени-то прошло уж немало… Как бы не две недели. А кроме того, вспомним, что Наполеон спал по четыре часа в день… Ага, вспомнили? Ну, так вот и управились. Особенно когда у меня порезанная часть тела поджила и можно стало ходить более-менее нормально. А то и вовсе без сна обходиться… После смерти отоспимся! Как говорил матрос Володя в фильме «Красная площадь»: «Время – это красная бельгийская резина: его можно растянуть насколько угодно – хватило бы только силы!» У нас с Наполеоном покуда хватает…

– Ну все – пошли!

Бесшумным индейским шагом… Ага, блин… В темноте-то. По колдобинам. Да в деревянных ботинках… Хотя я и заставил всех нас нажраться сахару – вроде как он зрение обостряет, – но реально двигаться приходится на ощупь. Правда, толпу новобранцев мы собой все же не изображаем. Мы даже несколько тренировок «в условиях, приближенных к боевым», провести успели. И основные косяки подтянули. И фонари у нас, само собой, есть. Потайные. Но вот сейчас ими пользоваться не самая лучшая идея. Они на другой случай предназначены. Впрочем, кое-какой опыт у всех троих имеется: война заставляет уметь много гитик, как и наука. Да и время нынче не избалованное электрическим освещением. Так что движемся потихоньку… Ориентируясь на слабые огоньки Петра и Алексея и знание плана местности. А то, что шумим больше, чем хотелось бы, так на то и месяц ветров на нашей стороне – хвала Революции! И Жильберу Ромму…

В общем – крадемся. Во мгле… Гы…

4

Раз пошли на дело я и Рабинович… И Рабинович чего-то там захотел…

Вот чего только?.. Блин, не помню… Но там сидела Мурка в кожаной тужурке – и на голове блестел наган!.. Черт, какой на фиг, наган на голове?!

Мандраж у меня, однако. В конце концов – это моя первая боевая операция. У меня – не у Наполеона. Собственно, я сейчас только за счет его опыта и держусь. Не то б, наверное, коленками застучал. Герой-«попаданец» хренов… Майк Хаммер… «Суд – это я!» Чего меня расперло справедливость осуществлять? А с другой стороны – чего было еще делать, если я пока не император? Где мои слоны, где мои магараджи? Гы… М-мать! Саб-бака!.. Ногой обо что-то стукнулся… Больно в деревяшке-то!

Пустырь этот раньше пустырем не был. А был садом вокруг чьей-то усадьбы. Или виллы. Чьей – уже никто не помнит. Хозяин разорился еще при предыдущем короле и куда-то делся. А новых владельцев не объявилось. В итоге постепенно все это дело пришло в полный упадок до такой степени, что забор растащили до камешка, а от сада осталось одно воспоминание. Превратившееся в свалку. А в роскошном некогда трехэтажном особняке поселились местные бомжи и всякая мелкая шпана. Что не принесло ему доброй славы и заставило добропорядочных граждан обходить выморочный участок стороной.

А потом лет примерно за десять до революции там объявился тот самый Джованни Аретини. Вроде как заделавшийся главой маргинальной общины. Ну и – как ни странно – в особняке сделалось тихо. То есть – бомжи и шпана там продолжали тусоваться, но местным они досаждать перестали. А местные почему-то не стали выяснять, что в заброшенной усадьбе делается. Такое вот общественное соглашение произошло. Ага… Ребята-разведчики по моему распоряжению специально не углублялись в этот вопрос, чтобы не вызвать к себе подозрения. Но ситуация выгладит знакомо: столько времени сидят бандюки посреди города, чего-то там делают, кто-то к ним постоянно приезжает-уезжает (ну не один я додумался до фургона-то) – и никто из окружающих ничего не знает и не слышал. Включая и полицию якобы… Идиллия!

В общем, мы к ней: «Здрасьте, здравствуйте!», а Сарка игнорирует – не желает с нами говорить! О! Вспомнил: в ресторан они зашли. Потому что Рабиновичу выпить захотелось! Ну, по такому случаю мы решили смыться, значит, – а Сарке за такое отомстить…

Тьфу! Вот же привязалось! И Розенбаума-то я не шибко обожаю – а вот выскочило и вертится. Хоть ты тресни!.. Но, хвала аллаху, мы уже, кажется, пришли. Черная громада, еще более темная, чем окружающая ночь, закрыла небо впереди. И сигнальных огоньков не видно. Значит, мы под стеной особняка… Бац – и точно! «Это Зинзиля головой ударился…» Цитата. В смысле – это я в цоколь врезался. Не сильно. Но ощутимо. В самый раз, чтоб остановиться. И заодно Мюрата с Жюно остановить. Так. Теперь – второй тур марлезонского балета…

Вдоль стеночки смещаемся к углу здания. Место это было высмотрено заранее – кладка там выветрилась максимально удобно для нашего темного дела. Или светлого?.. А, да не один ли хрен!.. Нормальные герои всегда идут во тьме! Тьфу! Опять!.. Переобуваемся, вытаскиваем веревку, крючья – вешаем все это на меня… А на кого еще? Я самый маленький из всех. И только не говорите мне, что корсиканец не может уметь лазить по скалам! Не то я с вас буду смеяться… Это значит, что вы у нас на Колыме… – тьфу ты, опять! – у нас на Корсике не были! Так что милости просим, если что!.. Чего это вы кашляете? Подавились? Ну ничего – дело житейское!.. Пусть только Володька обязательно обратно усы отрастит. А уж мы к вам завсегда со всею душой!.. В темно-синем лесу. Где трепещут осины. Где с дубов-колдунов чьи-то тени встают…

Мля! Да хватит уже!! Пошел на стену!

5

Все-таки я перемудрил с планом действий…

Впрочем, ничего удивительного: у страха глаза велики. Я-то рассчитывал, что иметь дело придется со знакомой мне по будущему времени мафией, а тут оказалась такая же простота, как и все остальное.

Эти мерзюки спали как малые дети. Нисколько не заботясь о своей безопасности. Ну так чего им было бояться? Местные к ним не лезут, с другими, как это в наше время выражались, «организованными преступными группировками» давно все поделено, а от случайных посетителей гарантирует прочная входная дверь. То, что враги (которым, как уже сказано, неоткуда было взяться вообще) могут проникнуть в дом сверху, никому даже в голову не приходило. Так что все предосторожности, с которыми мы карабкались на крышу, пробирались по чердаку, открывали люк с чердака в коридор, а потом на цыпочках крались по коридору вдоль стен, пропали втуне – третий этаж вообще пустовал. Что, в общем, объяснялось просто – ветхостью строения: верхний этаж банально затапливало дождями. А починить его у нынешних обитателей то ли руки не доходили, то ли имелись какие-то особые резоны.

А на втором этаже обитал только сам сеньор Аретини. По-господски, ага… Вся остальная шайка-лейка квартировала на первом и выше без разрешения не поднималась. Детей же и прочее свое имущество мазурики держали в подвалах, которые тут были весьма глубокие и обширные – наследие прежнего владельца, явно строившегося с размахом. Подвалы эти даже имели выход в парижские катакомбы. И именно через них умудрились сбежать Анри с сестрой. Смелые ребята… Я поначалу даже прикидывал воспользоваться этим путем для проникновения в особняк. Да потом передумал: и проводника по катакомбам у нас не было, да и сам вход этот тоже надежно запирался – все ж обитатели дома были злодеи, а не дураки…

Но как бы то ни было, а весь этот расклад был нам только на руку. Во всяком случае, открывая замок на двери в спальню месье Аретини, можно было не слишком опасаться, что из соседней двери кто-нибудь выползет в коридор. Да и если клиент шумнуть успеет, тоже не так страшно.

Но клиент не успел. Главный мафиози почивал на помпезной кровати с балдахином, не иначе как оставшейся от прежней обстановки, и наших вкрадчивых шагов не услышал. (В замок и дверные петли я щедро налил масла перед тем, как их открывать.) Поэтому тяжелая рука, зажавшая ему рот и ухватившая за плечо (Ага: «Тяжелая рука легла на плечо и сказала…» Цитата), оказалась для бедолаги полной неожиданностью.

– Не надо кричать, Аретини, – тихо посоветовал я, светя хозяину в лицо потайным фонарем.

Месье Аретини, моргая и жмурясь, мычанием и телодвижениями выразил явное согласие. К чему его, несомненно, склонило лезвие кинжала, отблескивающее перед глазами. По моему знаку Мюрат убрал руку с его рта.

– Сколько? – сипло выдавил глава шайки.

Чем немало меня озадачил. Я только весьма отдаленно, по каким-то интонациям сообразил, о чем он. По счастью, сообразил быстро:

– Много, Аретини… Много!

– Деньги в шкафу. Возьмите все!

Что интересно – испугом от него и не пахло. Да, раньше люди были крепче… Но и я уже взял поправку на свое о нем представление.

– Спасибо, возьмем, – заверил я хозяина. И без паузы продолжил: – Только нам нужны еще ключи от «детской»…

Вот тут его проняло. Но не до конца. Он явно принимал нас отнюдь не за благородных мстителей парижских предместий. Похоже, у них тут какие-то свои внутренние разборки и зря я опять же решил, что им нечего опасаться. Стоило это обстоятельство учесть. Между тем жертва нашего наезда, сглотнув и проморгавшись, вгляделась в мою обтянутую капюшоном голову опять же без особого страха и поинтересовалась:

– Зачем вам?

Я резко прижал кинжал лезвием к его переносице. Левой рукой не забыв зажать шибко говорливый рот.

– Ключи! От «детской»! – Подождав, пока кровь из пореза стечет в глазницы, я убрал руки и повторил: – Где?

– Там же… В шкафу…

Вот теперь голос стал иным. А то сеньор явно считал сперва, что игра идет по другим правилам. Но слабость эта оказалась короткой… Сверкнув глазами, Аретини злобно выпалил:

– Только в «детской» никого нет! Вы опоздали!

Мюрат его чуть не удавил. Мне с трудом удалось его унять – так сильно Иоахим зажал клиенту рот.

– Ключи от шкафа, – не станет же он держать деньги в незапираемом шкафу, верно? Да и ключи от подвалов тоже…

– У меня… На шее… – опять сипло (еще бы) выдавил выходец из солнечной Италии.

Я быстро отыскал у него за воротом ночной рубашки шнурок с небольшим фигурным ключиком. Отдал его Жюно и кивнул на вышеозначенный шкаф: огромное бюро резного дерева – тоже явно из старого еще комплекта мебели. Вряд ли хозяин хранил деньги в шифоньере… Повернувшись к Аретини, спросил:

– А где же дети?

– Где и всегда. Отправились с покупателем. А новую партию еще не наловили. Так что лучше вам было прийти попозже, господа… – Этот мерзавец даже позволил себе ухмыльнуться. Да, раньше люди были… Впрочем, я об этом уже говорил. Но вот ухмыляться ему не следовало бы…

– Тогда вам придется кое-что рассказать нам взамен. Дорогой синьор Аретини… – окончание я произнес по-корсикански. Для пущего эффекта.

6

– Бу-ургундия! Нормандия! Шампань или Прованс… И в ваших жилах тоже есть огонь!.. Но – умнице фортуне, ей-богу, не до вас! Па-ака на белом свете… Пока на белом свете… Пока на белом свете… Есть Гасконь!

Пока на белом свете…

Пока на белом свете…

Пока на белом свете…

Есть Гасконь!

Это мы поем.

А чего не петь, как известно, когда уют? И чего не пить, когда дают… И не накладно… Ну вот и мы выпили. Теперь песни поем. Хором. Потому как выпито уже столько, что языковый барьер не помеха.

И это хорошо. Потому что на два языка сразу меня уже не хватит. А настроение поганое у народа развеять надо. Вот я и развеиваю. В данный конкретный момент – персонально Мюрата. Это для него про Гасконь. А вы что думали – перерезать два десятка спящих шибко просто? Сами попробуйте… Особенно если это в первый раз. И никакой тут разницы между мной и Мюратом с Жюно и Наполеоном нет. Пусть даже ни малейшего сожаления к этим ублюдкам ни у кого и не возникло. Я вообще под конец выблевал все, что в желудке имелось, – не удержался. Тем более трое из двадцати бабами были… Ну не воюют здесь так. Не умеют. Отправлять пятилетних детей на гильотину десятками за раз – это пожалуйста. Расстрелять толпу пленных без суда и следствия – тоже без проблем. А вот чтоб втихую вырезать спящих врагов – это извините. Не комильфо… Только вандейские крестьяне на такое способны… Самое смешное, что оба моих подельника – что Жюно, что Мюрат – практически так мне и высказали, когда все уже закончилось. В глаза, так сказать. Благородные люди… Хорошо хоть сразу не отказались…

Даже мушкетеры мои российского розлива прониклись, когда мы из этого особняка под утро выбрались. И даже Амперу поплохело. Хотя его там вообще не было. Можно догадаться, какой вид был у нашей троицы. Поэтому поехали мы по такому случаю к Жюно – для конспирации, блин – и там напились для расслабления. А уж дальше оно само пошло. Только гитару доставать пришлось (хвала Иллюватару, к тому времени уже день давно настал).

Заодно доразведку объекта произвели. Где обнаружили большое скопление народа вокруг дотлевающих развалин и висящего на воротах усадьбы (все, что сохранилось от забора) господина Аретини в ночной рубашке с табличкой «компрачикос» и размашистой буквой «Z», процарапанной на стойке ворот. Черт знает отчего мне на ум пришел именно Зорро – здесь-то про него пока что никто ни сном ни духом… Ну вот пусть и ищут от неродившейся селедки уши…

Две капли сверкнут,

Сверкнут на дне,

Эфес о ладонь согреешь…

И жизнь хороша,

Хороша вдвойне,

Коль ей рисковать умеешь…

Pourquoi pas!

Pourquoi pas…

Почему бы, и – нет?

И не пойму уже – на каком я языке пою… На пьяном. Но вроде эффект нужный есть – слушают. Даже и сам не знал, что столько песен могу вспомнить. Но вспомнил. Что-то с памятью моей стало… Внезапно улучшилась, не иначе.

Самое, пожалуй, трагикомичное – это то, что из того самого бюро Аретини и других кое-каких – любезно предоставленных хозяином, блин – заначек мы выгребли общим счетом около десяти тысяч ливров. Сумма не то чтоб сильно большая… Но достаточная, чтобы всей нашей компании пару лет жить, ни в чем себе не отказывая. В разумных пределах, конечно… Причем не ассигнациями. А полновесным золотом. Что по нынешним временам вдвойне ценно. Если не втройне. Но вот сунься мы с этим золотом хоть куда-нибудь… Той информации, которую удалось выбить из покойного, вполне хватало, чтобы понять: мы засветимся моментально. Ибо ниточки от сгоревшего особняка тянулись во все стороны. И на парижское дно, и в местные секции. И в полицию, само собой. А паче того – на такой верх, что с нами и разговаривать не станут, если что. Хорошо, если в Кайену сошлют по нынешним гуманным обычаям. А если нет? Репутация Конвента может многим показаться дороже… Вот и в состоянии мы потратить разве пару луидоров – на пьянку. Экономить надо – как завещал нам кот Матроскин…

Чего бы еще ребятам такое сбацать-то – под настроение?

Чтоб, так сказать, углу бить объединяющую идею? «Мурку», что ли? Мы ж теперь того же поля ягоды – не станем обольщаться… Рыцари ночи. Романтики с большой дороги. Как я и предполагал в одном из вариантов. Эх, любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! С нашим атаманом!.. Ептыть!..

Только лучше не пугать все же честных людей. Не за золотом ведь мы туда лезли. Совсем не за золотом. Может, тогда вот:

Трусов плодила

Наша планета,

Все же ей выпала честь.

Есть мушкетеры,

Есть мушкетеры,

Есть мушкетеры,

Есть!

Другу на помощь,

Вызволить друга

Из кабалы, из тюрьмы,

Шпагой клянемся,

Шпагой клянемся,

Шпагой клянемся мы!

Смерть подойдет к нам,

Смерть погрозит нам

Острой косой своей,

Мы улыбнемся,

Мы улыбнемся,

Мы улыбнемся ей!

Скажем мы смерти

Вежливо очень,

Скажем такую речь:

«Нам еще рано,

Нам еще рано,

Нам еще рано лечь!»

Если трактиры

Будут открыты,

Значит, нам надо жить!

Прочь отговорки!

Храброй четверке –

Славным друзьям – дружить!..

Трусов плодила

Наша планета,

Все же ей выпала честь.

Есть мушкетеры,

Есть мушкетеры,

Есть мушкетеры,

Есть!

Ну надо же – чего из памяти всплыло! Эту ж песню лет уж как пятьдесят никто не вспоминает…

7

Куда идем мы с Пятачком… В смысле с Ампером мы идем.

Идем, конечно, в гастроном, конечно – за вином…

Банда наша продолжает успешно функционировать…

Ага: «В Бермудском треугольнике по неизвестным причинам полностью пропал Шестой американский флот. Экипаж станции «Салют-7» продолжает свою космическую вахту…» Цитата.

В том смысле, что никто нас не поймал. Да, похоже, и не ловит.

В чем, в общем, ничего удивительного нет. Не до того всем сейчас. В городе жрать нечего. Как и ожидалось. Инфляция в полном разгаре. И останавливаться не думает. В булочные огромные очереди. Булочников – бьют. В Конвенте – тоже самые настоящие баталии. Дошло уже до того, что Данилиного любимого Бабефа – главного, можно сказать, оппозиционера – арестовали и посадили за антиправительственную пропаганду. Так он всех достал… Данила теперь ходит совсем мрачный, такое впечатление, что скоро вообще кусаться начнет. А с Петром вовсе не разговаривает. В такой ситуации есть ли кому-нибудь дело до смерти какого-то мелкого бандита? «Какие коряки – когда такая радиация?!» Цитата.

Нас бы могли искать подельники Аретини – пропавшие десять тыщ ливров сумма не малая. Однако кого им разыскивать? Я все-таки не зря перестраховывался при планировании операции. Как мы пришли – никто не видел. Как ушли – тоже. Живых свидетелей не осталось. А болтливых среди нас никого нет. Жизнь отучила. Даже Анри с Мари-Луизой. Деньги же я тратить запретил. До тех пор, пока мы не найдем какое-то прикрытие для своего внезапного обогащения. А образовавшийся «общак» сдал Евгению как самому ответственному. По всем канонам – классический «глухарь», а не дело. Кроме того – я один мешок-то с золотом, того… Распотрошил. Аккурат возле места повешения безвременно почившего сеньора Джованни. И раскидал вокруг на достаточно большом расстоянии. Пусть теперь желающие поищут тех, кто это золото растащил. Флаг им в руки в этом начинании. Барабан на шею и попутного ветра в горбатую спину…

А мы – выждав малость – пощупаем за вымя еще кое-кого. Из числа названных покойным сеньором Аретини. Раз уж пошел вариант «благородный разбойник Владимир Дубровский». И не из-за золота. Никто из нас – и это отчетливо было видно – не пылает желанием разбогатеть таким путем. А исключительно потому, выражаясь в духе текущего исторического момента, что «Всякий акт, направленный против лица, когда он не предусмотрен законом или когда он совершен с нарушением установленных законом форм, есть акт произвольный и тиранический; лицо, против которого такой акт пожелали бы осуществить насильственным образом, имеет право оказать сопротивление силой». Декларация прав человека и гражданина, пункт одиннадцатый. И оттуда же, пункт тридцать первый: «Преступления представителей народа и его агентов ни в коем случае не должны оставаться безнаказанными. Никто не имеет права притязать на большую неприкосновенность, нежели все прочие граждане».

В общем, мы – за справедливость. Хотя справедливость, как известно, лучше всего искать в словаре. На букву «С». Гы… Да и действие этой Декларации в настоящий момент приостановлено. Как части якобинской Конституции. И Термидорианский Конвент скорей удавится, нежели ее примет. Но в той же Декларации сказано: «Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и для каждой его части есть его священнейшее право и неотложнейшая обязанность». Пункт тридцать пять.

Ну, а мы вроде народ и есть? Уж во всяком случае, часть народа – точно. Так что право на свое маленькое частное восстание имеем…

Высокопарненько, да. Но что поделаешь? Зато по существу.

И все ведь, блин, те самые «представители народа» Французской Республики в свое время эту Конституцию с восторгом одобрили…

8

А идем мы с Ампером, конечно же, не за бутылкой.

А совсем даже наоборот. Можно сказать – «сдавать корки». (Еще одна цитата.) От прочитанных книжек… Гы… Доклад мы идем наконец делать. Правда, не по аэростату. Тот – засекретили. Едва только разобрав, что в принесенных бумагах изложено, Шарль тут же, как та графиня, «изменившимся лицом» уволок наше творение аж самому Карно и до особого распоряжения – ну, покуда великий человек будет вникать в наши фантазии – велел молчать в тряпочку и даже не заикаться. Так что приходится ограничиваться только выступлением на абстрактную математическую тему. Вот мы и идем.

Вот и монументальная, в стиле классицизма, громада Пале-Бурбон, на левом берегу Сены, набережная Орсе. Хорошее место выбрали для Школы, ничего не скажешь. Наискосок через реку – дворец Тюильри, где заседает Конвент. Прямо через реку – широкий мост Революции. (В девичестве мост Людовика XVI.) Недавно построенный. На него пошли камни проклятой Бастилии, ага… А непосредственно за мостом самая главная площадь Парижа – площадь Революции (Однообразно, согласен. Но прогнивший царский – в смысле королевский – режим тоже изобретательностью не страдал. Площадь раньше называлась в честь того же Людовика XVI.) Именно тут при Робеспьере стояла Главная Гильотина. Здесь гильотинировали и короля, и королеву, и еще много кого, и самого Робеспьера, в конце концов. Демократично. Славное, в общем, место. Со смыслом…

Вообще же, если отвлечься от политики – и в самом деле тут красиво. Особенно в погожий весенний день, такой, как сейчас. Хотя все еще месяц вантоз – но по старому календарю давно уже март. А март в Париже – считай, почти что май по-нашему. Ну апрель-то – точно. Тепло, солнечно, почки на деревьях набухли, снега нет давно и в помине. После жуткой зимы, когда на Рождество ударил мороз ниже двадцати градусов – мне, честно признаться, вспоминать тот момент даже не хочется – так просто радость для души. Самое то настроение для решающего выступления…

С этим настроением я и вхожу в новоявленный храм науки. Наплевав на свой изношенный до рванья мундир и ненормальную, любому заметную худобу. Сегодня они не должны мне помешать. Я это точно знаю!

По гулким паркетным коридорам с высокими потолками, мимо спешащих куда-то студентов – ну до чего знакомая картина! – проходим с Ампером к отведенной для доклада аудитории. Ампер мне будет ассистировать, потому у него с собой папка с некоторыми справочными материалами. Оглядываю зал. Ну… Не так чтоб битком. Но народ есть. В основном, как я понимаю, преподавательский состав. Академики. Некоторых знает Наполеон. Некоторых – даже я. Монж, Лагранж, Лаплас, Бертолле, Фурье. Но до черта и таких, про кого мы с Бонапартом не знаем ни шиша. В основном – как я понял – знакомые Ампера, молодые ученики Школы. Так сказать – будущее французской науки. Что-то из него выйдет?.. Шарль, завидев нас, встает и любезно сопровождает на кафедру, к доске. Объявляет слушателям, что докладчик прибыл и готов начать выступление. Представляет мою скромную персону: «Генерал, артиллерист». Ага… Спасибо, что не император!.. Аудитория встречает это выжидательным молчанием. Понятно: кто про меня слышал до того хоть что-нибудь?

Что ж – услышите сейчас. Выхожу к доске. Беру мел.

– Уважаемое собрание! Тема моего выступления называется «Принцип реактивного движения» и в общем виде описывается следующим уравнением…

Неловко, конечно, перед Циолковским – как и перед Высоцким, – но что делать? Будем надеяться, что в этом мире Константин Эдуардович выведет формулу уже в какой-нибудь более продвинутой области. Скажем – основы неравновесной хронодинамики…

Эпилог

Мечтать – не вредно…

Народная примета.

Весна 1794 года. Тобольск.

Секретная комиссия Тайной экспедиции

– Ваше превосходительство! – появившийся совершенно бесшумно секретарь заставил приоткрыть глаза задремавшего было статского советника Макарьева.

– Ась? Что такое, голубчик?

– Тут поручик Вельяминов прибыли. В приемной ожидать изволят.

– А-а-а… помню-помню. Ну-кась, сюда его давай! Заждался я, вишь, задремал даже, ожидаючи-то…

Секретарь так же бесшумно исчез и вновь появился только через несколько мгновений, пропуская впереди себя крепко сложенную фигуру поручика.

– Позвольте доложиться, ваше превосходительство!

– Да уж ты присаживайся, что в ногах правды-то? Рассказывай по порядку. А то рапорт твой, зело занимательный да любопытный, я прочел. Да и не я один! Интересно, поручик, пишешь… да вот вопросов опосля его изучения как бы не более, чем ответов, возникает.

– Так и у меня, ваше превосходительство, ответов-то тоже на все нет… Уж больно там людишки тамошние интересные да хитрые оказались!

– Вот как? Ин ладно… по порядку давай. Точно ли, что там русские люди обретаются?

– Истинно так, ваше превосходительство! Русские. Литвины есть, урядник мой божился, что и казаки, как есть, присутствуют.

– Сам он их видел?

– Точно так! Трапезничать с нами их старший, казак который, приходил. По обличью – так самое то! Да людишек местных они казачьему строю обучают. Кто, как не казаки, это сделать может?

– Ну, казаки… ладно. Где их только нет… А прочие что? Старшого ихнего видел ли?

– Видел. Да как вот с вами сейчас и разговаривал.

– Точно ли он полковник короля гишпанского?

– Точно. В мундире был, который ему по званию и полагается. Да и офицеры королевские с ним себя держали, как подобает. Полковник, это тут сомнений нет никаких. И в разговоре он мне сказал про то. Мол, договорился я с королем ихним…

– Королем?

– Вице-королем.

– То-то же! – назидательно поднимает палец статский советник. – Тут, милок, разница есть! И немаленькая! Одно дело – вице-король чин дал. Другое – из самой Испании прислали.

– Про то не ведаю, – огорчился поручик. – Сам он про то не говорил, да и люди его молчали. Однако же при нем племянник того самого вице-короля почти безотлучно пребывает, да в чине капитанском! Стало быть, серьезно они завязались-то!

– А говоришь – не ведаю! Вице-король тут руки греет, и к бабке не ходи! Всему-то вас учить надобно, молодежь…

Макарьев сокрушенно покачал головой.

– Далее носа своего не видите! Эх!

Вельяминов смущенно потупился.

– Ладно! – махнул рукою статский советник. – Далее излагай! Сколь молод полковник сей? Литвин? Русский? Люди его каковы?

– Он русский, это точно. Говорит правильно, но непривычно как-то. Лет ему… Меньше тридцати на вид, но это пока в глаза ему не глянешь, – поручик снова примолк, подбирая слова, – странно дюже себя чувствовать начинаешь. Будто он твою смерть уже видел… Смотрит внимательно, а слушает вроде так себе, вполуха, но запоминает! Спорить с ним… тяжко, ваше превосходительство, давит уж очень. Там у него прозвище есть – «Ночной гость».

– Это за что ж его так?

– Бают, в форт английский ночью сам-друг залез, да чуть не всех там и перерезал!

– Врут, поди… Чай, форт – место военное, не деревня какая!

– Не врут, ваше превосходительство. На него как глянешь – чистый головорез! Хоть и обходительный, это есть… Да и товарищи у него под стать полковнику подобрались. Палец в рот таким не клади! Аккурат в девяносто первом там разбойнички морские повадились. В числе немалом! Так их мало что не постреляли да порезали – живых изрядно отловили.

– Ну так-то и у нас могут…

– Так все дело в том, что и разбойнички тоже не лыком шиты были-то! Умные да опытные. В засаду солдат ихних заманили да скопом-то и навалились. Только толку с того не стало. Их, кого сразу не кончили, в форт пригнали, я видел. Даже и поговорить успел. Так они все по сию пору в изумлении пребывают, настолько это с ними ловко все сотворили! Солдат-то никого и не убило даже! А бой крепкий был! Почти два десятка разбойников в одночасье прикопали. Нет, ваше превосходительство, воевать они горазды, тут и спорить нечего.

– Не хужее нас?

– Как бы и не лучше… Слыхал я про ихний Второй полк, что на море где-то воюет. Так про него и вовсе страсти рассказывают! Да и кладбище у них… немалое, все больше английские солдаты похоронены. Много их там… Так от лихоманки в один день столько не помирает! А те солдаты английские, что уцелели, сейчас у них служат. Даже и офицеры среди них есть!

– Это русские, поручик. Такое только мы отмочить можем – вчерашнему врагу саблю дать! Да над своими же солдатами старыми и поставить…

Статский советник замолкает и некоторое время сидит тихо. Почтительно молчит и поручик.

– Ладно, Колюня… – наконец нарушает тишину советник. – Как у них в форте? Нужду какую испытывают ли?

– Всего у них вдоволь, ваше превосходительство! Еда, какой я и в приличных-то местах не видывал. А уж водка… – потупился поручик.

– Хороша?

– Дюже забористая, ваше превосходительство! Вы уж извините…

– Так мы не в церкви, да и я не поп! Чего уж там… Поди, и девки гожие есть?

Вельяминов краснеет.

– Есть… – удовлетворенно кивает советник. – По лицу твоему вижу… А что батюшка наш? Рассмотрел чего, поговорил с кем?

– По буйству своему драку в виде пьяном учинил. За что и определили его в холодную!

– Кто?

– Полковник и определил! Сказал – тута у них буйствовать невмочно. На то поруб имеется.

– Оружие у них чье?

– Свое, сами делают. Там у них все серьезно поставлено! Видел я ружья ихние – загляденье! И еще, ваше превосходительство…

– Ну?! Не томи!

– Знают они про Тайную экспедицию.

– Так и что ж с того? Кто про нее не знает?

– Так, со слов офицера ихнего, что у них за порядком присматривает, они из России уже лет сто как ушли! Ан знают о ней много. И такого, что и не каждый даже и тут-то слыхивал. Люди у них свои есть в Европах, да в Англии самой. Многое они ведают, да и в деньгах недостатка нет. Тут они вообще сделали как?! Солдатам своих полков полковник еще и сам приплачивает, дабы потом назад возвертались, опосля службы.

– Умно… – соглашается советник. – Это где ж они столько добра награбили-то?

– Про то не ведаю, – сокрушается Вельяминов. – Только, по моему скудному разумению, дружить-то с ними интереснее будет! И для дела не помешает. Не хотел бы я заново судьбы испытать… вон, англичане попробовали уже не раз.

– Дружить, говоришь? Ин ладно, подумаем мы и об этом. А что церкви у них нет?

– Поп ихний помер. Полковник сказал, что отписал аж в Царьград, да ответу все нет никакого. Он и нашему батюшке предложил церковь поставить. Да людей давал для этого.

– И что же он?

– Отказался. В гордыню впал да обиделся, что уважения к нему не проявили.

– В гордыню? Ужо я вот отпишу преосвященному! Будет ему гордыня! Ишь! Уважения ему захотелось!

Макарьев некоторое время что-то ворчит, покачивая головой.

– Так… Договорились вы о чем? Торговать с нами хотят ли они?

– Им это неинтересно. Полковник прямо сказал – а что такого вы нам предложить можете, чего мы сами сотворить не сумеем? Скорее, говорит, это уж вам интересно будет, а нам-то это без разницы. С вами, с гишпанцами, да хоть с кем!

– Хм! Все у них есть?

– Король присылает много! Рабочих прислал, припасы всякие. Еще солдат вскорости привезут, тех на выучку.

– И сколь крепко они их там учат?

– Ох, крепко! Даже жестоко, я бы сказал. Довелось мне краем глаза глянуть, сами же они и показали. Опосля того я россказням про полковника более и не дивился уже. Там и прочие все ему под стать – такие же головорезы! Да одевают солдат чудно, не по-нашему. Одежу ту сами и шьют. Про оружие да порох говорил я уже. Сами все делают.

– Король присылает? А что за выгода такая королю в том?

– Думал я и про то, ваше превосходительство.

– И что надумал?

– Чем-то они всерьез короля зацепили. Не знаю уж, что такого ему там сначала кто наговорил, но вот ныне, как я посмотрю, интерес у него к ним сильный есть! Военный прежде всего.

– Так мало же их? Какая тут польза от столь невеликого числа?

– Не скажите, ваше превосходительство! – качает головой Вельяминов. – Два полка уже есть? Да воюют изрядно! Оружие, строй, одежа – все оттуда идет, король и пальцем не шевельнул для того, разве что людей прислал. Они только что пушек не льют! Да и то… потому, я думаю, что трофеев у них хватает. Видел я, как они в море чем-то палят. Так то не пушки, ваше превосходительство! Иное что-то…

– Хм… ты вот, что… отпиши-ка мне все это поподробнее. Да не части, с толком излагай. А я подумаю… Ступай пока да Гришку моего кликни.

Через полминуты после ухода поручика дверь снова раскрылась.

– Звали, Михал Потапыч? – согнулся в поклоне секретарь.

– Звал. Садись-ка да письмо мое прежнее достань. Добавим там кой-чего.

– Сей момент, ваше превосходительство! Готово…

– Пиши! В дополнение к словам моим прежним, Ваше Сиятельство, хочу сказать еще вот что… Так, как бы это получше… ага! Вот! Доподлинно установлено, что полки строя нового готовят короли гишпанские в месте означенном. Во главе всего этого стоят наши люди русские. За службу ту королем они привечаются изрядно, и чинов для них он не жалеет. Ружья да всякую прочую справу воинскую там и делают. Мастеров потребных ни из каких иных мест не выписывают, все там и живут. С англичанами не дружат, воевали крепко и вдругорядь собираются. Потребы никакой ни в чем не испытывают. К предложению нашему торговать отнеслись ровно, интереса в том для себя не нашли. Бают, и без нас желающих много. Государыню нашу не чтут, из России ушли уже, почитай, что более ста лет. Только что язык русский и остался. Почтения должного не проявили и под руку государеву идти не хотят. Про дела европейские знают хорошо, для того у них свои люди имеются, даже, говорят, при дворах иных обретаются.

Положение сие опасным почитаю я. Ежели людишки сии еще более окрепнут да силой воинской прирастут (а такое вполне возможно), с ними уже иначе говорить придется. Так что настоятельно прошу вас, Ваше Сиятельство, к словам моим внимание свое проявить да доложить кому следует.

А веры они христианской, патриархату греческого. Поп наш зело неумно себя повел, кого иного тут надо бы…

Книга IV. Ответный удар «попаданцев». Контрразведка боем

Долгожданное продолжение трилогии о «попаданцах», отправившихся в 1790 год, чтобы изменить ход истории и объявивших войну не только Британской империи, но самой Вечности.

Отразив все атаки на свой плацдарм, «попаданцы» наносят ответный удар! Они переиграют английские спецслужбы, сорвав заговор против императора Павла I. Они лишат Британию титула «Владычицы морей», вооружив свои корабли боевыми ракетами и уничтожив базу вражеского флота. Они начнут настоящую диверсионную войну в Лондоне, отстреливая ненавистников России как бешеных собак. Они обуздают вихри времен, чтобы идти против ветра!

И вот уже громадный, тяжелый, неповоротливый линкор истории начинает медленно и неохотно менять галс…

Пролог

Когда на карту поставлена торговля, мы обязаны сражаться за нее насмерть.

Уильям Питт-старший

Апрель 1794 года. Англия, Лондон

Даже плотные шторы на окнах неприметного особняка, расположившегося на окраине Лондона, не спасали его обитателей от кисловатого привкуса, висевшего в воздухе. Уголь приносил доход в казну, но он же и душил своим дымом жителей городов, губил шахтеров, покрывал черной пылью стены домов и мостовые.

Сэр Роберт Лонгвуд недовольно поморщился и протянул руку за колокольчиком. На звонок немедленно отозвался клерк, прислуживавший хозяину кабинета. На побочные занятия, к которым наверняка относилась обязанность докладывать наверх обо всех словах и, в первую очередь, действиях своего патрона, руководитель одной из спецслужб Королевства предпочитал не обращать внимания. Как сказал бы герой одной из сказок нашего времени: «Дело житейское!»

Войдя, слуга, прежде чем добавить новое полено в камин, зажег от свечи ароматную пирамидку из Индии, одну из тех, которые в очередной раз входили в моду среди высшего света столицы. И положил на стол несколько разнокалиберных пакетов и конвертов, доставленных курьерами от самых разных корреспондентов, снабжавших новостями одну из лучших разведок XVIII века. Среди почты находились и свежие газеты, которые сэр Роберт начал просматривать, пока в комнате находился посторонний. Терпеть при себе соглядатая начальства – это одно, но вот помогать ему даже в мелочах – увольте!

Что привлекло внимание писак с Флит-стрит сегодня?

Так, это они переврали…

А вот про очередной пожар на верфях подробности в изложении репортеров рассказаны на удивление правильно. Кто это у нас такой осведомленный? Надо взять на заметку.

Политика… Здесь можно пропустить. Речь премьера, конечно, производит впечатление, но гораздо больше осталось между строк.

Светская хроника. Ну-ка, ну-ка. Интересно. Очередной скандал среди известных фамилий новых аристократов. Весьма примечательно, что махинации выявились на весьма популярных скачках, проходящих под патронажем лорда Дерби. Почитаем:

«Как стало известно, фаворит второго заезда в Аскоте, так неожиданно сошедший с дистанции в прошлый уик-энд, не смог закончить гонку исключительно стараниями корыстного конюха, который польстился на взятку одного из завсегдатаев скачек. Пикантность происшествию добавляет сам факт вручения денег мздоимцу буквально непосредственно на глазах у распорядителя и уважаемых членов Скакового Клуба. Улики представляются настолько неопровержимыми, что последующее решение о запрете нарушителю отныне появляться на любом скаковом мероприятии Королевства, принятое руководителями Королевского Скакового клуба, не оспаривалось никем. Нарушителем правил честной игры на Королевских скачках оказался молодой человек, только что закончивший Тринити-колледж в Кембридже. Его имя – сэр Уильям Конгрив[68], 2-й баронет, происходит из известной семьи, уже подарившей Англии такого выдающегося человека, как отец нашего «героя», сэр Уильям Конгрив, 1-й баронет и генерал-лейтенант, смотритель Королевских Лабораторий Королевского Арсенала.

Тем более прискорбен факт, что отпрыск известной фамилии позволил себе пойти на поводу банальной корысти, подогреваемой отнюдь не платоническими чувствами к некоей особе, фамилию которой мы не упоминаем исключительно в силу низкого происхождения данной особы. И рода занятий, выбранного ею для прокормления.

Следует с уважением отнестись к решению главы семейства, не ставшего закрывать глаза на прегрешение своего первенца. Лишь некоторая суровость наказания, по мнению некоторых достойных джентльменов, высказанным нашему репортеру частным порядком, может удивить наш свет, привыкший, что и не такие выходки сходили с рук. Хотя, по мнению редакции, именно такая реакция достойного сэра Уильяма-старшего только подтверждает незыблемость устоев нашего общества.

Теперь ветреному шалопаю придется долгие десять лет провести не только вдали от отчего дома, но и от берегов нашего острова. Вакансий для офицеров наших колониальных войск в заморских владениях всегда было больше, чем кандидатов на них. Редакция надеется, что должность лейтенанта одного из Королевских полков в Канаде поможет сэру Уильяму Конгриву-младшему осознать глубину своей вины. И он не только проведет время на службе Отечеству с пользой для Королевства, но и окажется способен смыть неприглядное пятно с репутации своей семьи».

Хм… Однако молодежь в последнее время слишком часто умудряется направлять свою энергию отнюдь не для праведных и доблестных дел. По заслугам получил сорванец. А его отец, что бы там ни писали газетчики, слишком проникся дурными новшествами, приносимыми нам с континента. К чему это приводит – мы наблюдаем во Франции. Лишение титула – самое малое, что заслужил бы за подобное любой наследник знатной фамилии при деде нынешнего короля. Окажись его делишки известны свету, конечно.

К этому времени почтенный джентльмен остался в одиночестве и смог без помех разобрать корреспонденцию. Ничего особо срочного в ней не оказалось. Но тем не менее несколько сообщений были чрезвычайно интересны. Поскольку являлись ответами на многочисленные запросы, отправленные сэром Робертом в разные части света еще в прошлом году.

Отложив самые важные из писем, он встал и прошел к бюро в глубине кабинета, где за надежными замками работы итальянских мастеров хранился его личный архив. Открыв по очереди несколько ящичков, мастер тайной войны выбрал нужные папки и вернулся за стол.

Так. Вот и пришли известия от проверенного агента при дворе вице-короля Новой Испании. Хотя…

Однако!.. Весьма печально!

Та комбинация, которая была задумана практически экспромтом, но тем не менее сулила весьма недурственные результаты, окончилась, даже фактически не начавшись. Вздорный, но родовитый сеньор, попавший довольно случайно в штат полка, оправленного для подготовки к этим непонятным поселенцам в Калифорнии, не смог ужиться на новом месте службы. Командир как раз отсутствовал в расположении, иначе простым отчислением из рядов и отправкой в столицу лейтенант Рауль Себастиан Кастадо-и-Рональдо явно не отделался бы. По мнению всех, знавших полковника Маноло, к делам службы тот относился очень серьезно и не прощал, в первую очередь офицерам, малейших нарушений. Особенно если таковые касались гражданских лиц. Еще осенью 1791 года упомянутый лейтенант позволил себе слишком вольное поведение в отношении одной из обитательниц поселения неподалеку от расположения своего полка. Подробности неизвестны, кроме того, что офицер был немедленно отправлен в распоряжение своего начальства с настоятельным требованием провести дознание и наказать своей властью. Заместитель командира полка не решился затевать ссору с молодым человеком, имевшим влиятельных родственников. Вот тут непонятно – как вообще с такой поддержкой за спиной сеньор Рауль мог оказаться вдали от метрополии? Теперь сэр Локвуд озадачился вопросом, почему он раньше не обратил на данный факт специального внимания? Но изменять что-то было уже поздно. Что же произошло дальше?

Как уже говорилось, чтобы не обострять отношения, заместитель полковника решил вопрос самым простым для себя способом – откомандировал нарушителя ко двору вице-короля, сопроводив, естественно, курьером с ворохом бумаг. Устранив причину необходимости самостоятельно принимать решения. Вполне могу понять этого майора, у идальго здоровые инстинкты.

При дворе было не до таких мелочей, все пребывали в предвкушении дележа сокровищ «Аточи», до которых испанцы все же добрались. Жаль, конечно, что английский флот не смог сам организовать подобную экспедицию, но об этом пусть болит голова у Адмиралтейства. Им хватило той взбучки от премьера, которую он устроил лордам за отсутствие малейшей инициативы – они даже не попытались совершить набег на место подъема драгоценного груза! Хотя, как стало точно известно, охраняли экспедицию всего три фрегата. Для колониальной эскадры Британии такой конвой оказался бы на один зуб! А моря в тех местах славятся внезапными штормами и наличием весьма предприимчивых отчаянных мореходов. Дело можно было бы обстряпать самым лучшим образом. Лишний повод задуматься, что хуже – дурак с инициативой или способный адмирал, но не умеющий видеть дальше берега Темзы. Умеющий только грамотно командовать своей эскадрой на той позиции, что ему назначило правительство.

Сэр Роберт тяжело вздохнул и продолжил чтение. Чем же закончилось дело?

Доверенное лицо английской разведки в Новом Свете проявило участие к «невинно пострадавшему». А поскольку агент и сам занимал при дворе не последнее положение, облегчить участь офицера труда ему не составило. Не бескорыстно, естественно. Подробный отчет о системе подготовки Второго полка лейтенант составил, жаль, что его способностей явно не хватало на толковый анализ увиденного. Да и, как оказалось, особым рвением по службе он не отличался, поэтому и не стремился постигнуть новые приемы тактики. Предпочитая делать карьеру старым проверенным способом, то есть по протекции. Но, как говорится, с паршивой овцы… Определенный интерес доклад все же представлял.

Дальше же дела приобрели совсем нежелательный оборот. К началу нынешнего года резидент и его новый агент решили поправить свои финансовые дела. Интриги, карьера – это все увлекательно, но должно, по мнению этих двух недотеп, приносить и материальную прибыль. Мысль в целом верная. Если бы только исполнили они свой план на должном уровне. Попытка добыть оружие нового образца, которым перевооружали батальоны Второго полка, закончилась плачевно. Причем для обоих участников, умудрившихся втянуть в свою авантюру еще парочку персон поменьше рангом. Про разных сержантов и кладовщиков можно даже не упоминать, ведь под суд угодили заметные и родовитые фигуры. В этот раз вице-король нашел время для личного разбирательства. Сеньор Хуан Висенте де Гуэмес Пачеко-и-Падилья был решителен и непреклонен. В своем роде. Судя по дате отправки донесения, можно больше не ожидать новых посланий от главного распорядителя приемов при дворе Новой Испании. Оба титулованных арестанта ближайшим судном были отправлены в метрополию.

Очень печально. Нельзя сказать, что сэр Локвуд жалел попавшихся на горячем агентов. И не такие фигуры даже на эшафот всходили. Разведка, считал он, вообще удел высокородных. Достаточно только вспомнить, кто стоял у истоков английской Секретной Службы, кого вербовали в осведомители и шпионы ее сотрудники за те годы, что уже прошли с момента становления такого необходимого инструмента государственной политики.

Жаль было времени и денег, затраченных на этих двух неудачников. Не более того. Ах да! Еще, конечно, весьма прискорбно, что теперь придется снова терять время на поиск новых доверенных лиц. Тот агент, что прислал данное письмо, по своим возможностям, к сожалению, никак не удовлетворял запросы Бюро на знание хитросплетений колониальной политики Испании на месте событий.

На несколько минут в кабинете воцарилась тишина, не нарушаемая шелестом бумаг. Только уютно потрескивали буковые поленья в камине.

Вот только, продолжал свои размышления сэр Роберт, несколько странно, почему не заметно никаких признаков замены сеньора Хуана Висенте. Как ранее сообщал заслуживавший доверия источник из Мадрида, даже стала точно известна кандидатура, готовая занять теплое местечко у такой лакомой кормушки.

Дон Мигель де ла Грау Таламанка-и-Бранкифорте. Который весьма благосклонно отнесся к намекам о желании неких лиц пополнить его кошелек за некие весьма необременительные услуги. Уже было отдали приказ формировать эскадру, должную обеспечить доставку важного пассажира к новому месту службы.

Ну-ка, ну-ка, что-то ведь было в последней депеше из Форин Офиса?

Точно, вот оно!

Вместо отправки кораблей в Новый Свет в столице Испании продолжаются непонятные танцы вокруг прибывшего полковника Алехандро. Успевшего получить аудиенцию у короля при содействии Годоя, демонстрирующего активный интерес к расширению подготовки испанских войск по образцу Второго колониального полка.

Маркиз Альварес де Фариа, уже почти два года первый министр правительства, изрядно попортил крови британским дипломатам. Все их усилия склонить Испанию на свою сторону в борьбе с Францией пока натыкались на искусное лавирование дона Мануэля. Правда, результат таких маневров оказался несколько неожиданным для Мадрида. После казни Людовика XVI, в марте прошлого года, Франция сама объявила Испании войну. Которую вела достаточно удачно для себя.

Поэтому становится вполне понятным интерес министра к провинциальному служаке, добившемуся впечатляющих успехов в боях против английских частей, пусть и весьма ограниченных по численности. Годой даже авансом согласился на такую реформу, как организация дивизии, формирования, ранее не встречавшегося в испанской армии.

Бог с ней, Испанией. Как раз то, что она сейчас завязла в проблемах с Францией, только выгодно Англии. Какие бы войска сеньоры там ни готовили, время работает против них. При условии, что оно работает на Британию. А вот тут похвастать нечем. Хотя конкретной вины службы, руководимой сэром Робертом, тут как раз нет. И начались некие события, сейчас тормозящие движение страны к заветной цели – стать всемирной торговой империей, отнюдь не вчера, и не пару-тройку лет назад.

Пришлось еще раз подойти к бюро и достать пухлую папку, куда уже много лет подряд один из теневых руководителей Королевства подбирал документы. Помогающие, как он надеялся, выявить истинного виновника неудач в начинаниях, суливших прекрасное будущее. Как государству, так и людям, создающим его.

Итак. С чего необходимо начать? Пусть бумаги перечитаны не один раз, рассмотрены, казалось, все возможные комбинации событий, происходивших в разных концах света в близкие отрезки времени. Но каждый раз новые сведения добавляли в картину, постепенно складывающуюся в голове сэра Локвуда, свои штришки, все более утверждавшие его во мнении, что правительство Британии не уделяет должного внимания своему давнему и постоянному сопернику. Глупо принимать Россию просто за дикую и варварскую страну, хотя в глазах цивилизованных людей она другого отношения и не заслуживает. Попытка царя Питера подтянуть своих подданных хоть немного поближе к уровню настоящих европейцев потерпела закономерный крах. Модные французские тряпки не сделали из русского медведя галантного партнера по танцам. Пугало для обывателя, сторожевой зверь на границах с еще более дикой Азией – большинство окружающих иной роли русским не отводят. И зря они это делают, между прочим. Старый разведчик убежден, что настоящих намерений этих полузверей в человеческой одежде пока не знает никто! Но то, что они есть и направлены исключительно вовне, в тот гармоничный и процветающий мир европейской культуры, – лично у него сомнений нет. И цель языческой, по сути, хотя и христианской формально, империи только в стремлении подмять под себя излишне доверчивую Европу. Не занять отведенное ей природой и волей высших народов место, а разграбить и сожрать плоды чужого труда!

Чрезвычайно жаль, что сторонников его теории не так много и занимают они не самые важные посты в правительстве. Слабым утешением может служить только тот факт, что такие люди есть и в других странах, не только в Англии. Но, боже всемогущий, как их мало! Видящих угрозу, но не имеющих реальных сил донести свою тревогу до власть имущих.

Больше всего мешало, что глава Секретной Службы, сэр Уильям Иден, до сих пор почивал на лаврах своих успехов в деле вербовки агентов у мятежников, в бывших английских американских колониях. Спорить трудно, достижения были реальные и принесли определенные выгоды. Если закрыть глаза на финал – колонии все же были потеряны для короны. Наличие хорошо осведомленных шпионов в самом ближайшем окружении американского президента – ну и что, по большому счету? В ближайший год войны там не намечается, сильной помехой в развитии пушной торговли метрополии карликовые Штаты пока не стали. Куда больше вреда приносила конкуренция между частными компаниями, достаточно вспомнить авантюры, которые затевали руководители КГЗ и СЗК. Ладно, что они портили нервы сопернику, но ведь финансовые потери несли уважаемые вкладчики, среди которых не последнее место занимал и сэр Локвуд.

Вот кстати. История смерти милорда Роула. Расследование так и не смогло доказать наличие чужого злого умысла и нахождения посторонних в кабинете уважаемого джентльмена. О присутствии в доме в тот злополучный вечер личного агента сэра Роберта не знал никто, кроме него самого, хозяина и дворецкого. Но потом следы шпиона пропали. Последним его видел слуга, проводивший гостя в отведенную тому комнату. Под утро, зайдя проведать сэра Оливера, обнаружил его уже холодным, со счастливой улыбкой на левой половине лица, не искаженной предсмертной судорогой. Врачи единодушно поставили диагноз – удар, как следствие сильных переживаний. Что могло настолько взволновать прожженного политика, азартного и удачливого биржевого игрока? К сожалению, бумаги покойного после визитов многочисленной и жадной родни пришли в совершеннейший беспорядок. Судебные тяжбы по дележу наследства продолжаются по сей день, но никаких следов документов, интересующих разведку Британии, в поместье не обнаружено. Равно как и судьба соглядатая, имевшего задачу прослушать разговор сэра Роула с одним из своих подручных, небезызвестным Генри Марлоу, покрыта мраком. Узнал что-то очень важное и тем самым опасное для постороннего свидетеля? Но последовавшие несколько позже беседы с Марлоу ничего особенного не прояснили. Лишь дополнили отчет, который он предоставил своему нанимателю. Пусть в ходе разговора и выявились некоторые интересные факты о предмете любознательности сэра Роберта, но угрозы для жизни кого-либо они явно не представляли.

Загадка, одна из многих, которая имеет все шансы так и остаться неразгаданной. Начальство, как ему и положено, затребовало отчет, приняло выводы, его устраивающие, а от остального просто отмахнулось. Лишнее доказательство того, что благодушное настроение, царящее в лагере «новых» тори, слишком заразительно! Ведь сколько сторонников «партии страны» перебежало в стан «грабителей»[69] после вступления на престол Якова Третьего, слишком озабоченного укреплением своей личной власти, а не благом Королевства! Осторожная и планомерная торговая экспансия, невмешательство в европейскую политику – трудно представить все губительные последствия такой недальновидности для государства. Трения в самой партии вигов, где явные предатели во главе с Чарльзом Фоксом ратовали за сворачивание создания антифранцузской коалиции… Несть числа подобным примерам явного и тайного отступничества от великой идеи создания мировой торговой Империи!

Как убедить в своей правоте несогласных и колеблющихся? Однозначного ответа у сэра Роберта не было. Подать в отставку? Но она не исправит положения, только уменьшит и так не слишком большие возможности влиять на кабинет в нужную сторону.

Выход один – срочно необходимы весомые и неопровержимые доказательства наличия у противника намерений и, самое главное, возможностей изменить складывающийся баланс сил не только в Европе, но и в остальном мире. Исключительно в свою пользу. Для неудержимого продвижения своих варварских привычек и обычаев на запад и юг. Именно туда, где сейчас закладывается будущее Великой Британской Империи, пусть даже мысленно ее так пока никто не называет!

От столь возвышенных мечтаний его отвлек почтительный стук в дверь и голос клерка:

– Сэр! Приношу извинения, но джентльмен из Адмиралтейства желает получить у вас аудиенцию.

– Зайдите! – приказал сэр Локвуд, одновременно закрывая папки (к слову – не имеющие на обложках названий) и прикрывая остальные бумаги от нескромных взглядов.

Вошедший чиновник замер в паре шагов от двери, всем видом демонстрируя служебное рвение и личное неудовольствие попыткой какого-то там моряка посягнуть на рабочее время хозяина.

– Кто такой? Он назвал себя?

– Несомненно, милорд. Сэр Джонатан Харгривс, чиновник по особым поручениям Специального комитета Адмиралтейства. – Клерк снова замер, дожидаясь высокого решения.

«Ну конечно, иного трудно было ожидать! Забегали, когда поняли, что сами не в силах разобраться, где кончаются бессмысленные всплески недовольства черни, а где начинаются козни внешних врагов Англии[70]!»

– Хорошо. Можете сообщить, что через десять минут я его приму…

Часть первая. Стремительный домкрат

Глава 1 Как ковался калифорнийский клинок

…в том, что мы знаем, как делать не надо. Знать бы еще – как надо! Но это был бы вообще белый рояль в кустах!

Политрук Иванова. «Третий фланг»

И бесконечные патроны…

Из переводов Гоблина

Лето 1793 года. Калифорния.

Зануда

Похоже, мы довели капитана Родригеса до такой степени изумления, что он не удивится, даже если мы начнем левитировать и пулять файерболами. По крайней мере, гелиограф и сигнальный фонарь с калильной сеткой он осмотрел с вежливой скукой на лице. Сразу видно – не моряк. Ну и рабано[71] с ним. И без него забот хватает – несмотря на все старания нашего начальства прикинуться шлангом, вице-король недвусмысленно разъяснил, что в обязанности нашей развеселой компании входит еще и береговая охрана.

Но мы тоже не лыком шиты. Еще когда эта тема впервые всплыла в разговорах в избе-ругальне (так после бурных объяснений с сеньором Бодега прозвали переговорную), были разосланы письма и в Гавану, и в Нью-Йорк, и в Плимут – словом, во все места, куда разбежались наши люди. Так что стратегию, тактику и даже кое-какую технику мы подготовили. Лично я рожал химические источники тока. Кто сказал «рация»? Еще раз услышу – засажу в ламповую лабораторию ртутью дышать! Телеграф. Обычный проволочный телеграф. Связывающий между собой две дюжины наблюдательных постов от президио Сан-Франциско до устья Ашокавны[72].

По отдельности у нас уже все было: и провод, и изоляторы, и гальванические элементы, пусть корявые и громоздкие. Но – экспериментальные образцы, собранные вручную, каждый со своим характером… А тут – одних изоляторов по проекту надо почти пятьдесят тысяч. Причем глазированных, которые приходится два раза в печь сажать. Самим делать – так Ире и ее команде три месяца только этим и заниматься… А в Санта-Клару отдавать – стандарт надо писать, потом переводить на испанский, потом добиваться соблюдения. Эти кустари-одиночки без мотора никак не усвоят, что стандарт – закон, план – долг. А уж если начать измерять размеры – вопят и за навахи хватаются, будто не горшок, а жену или дочь лапают.

Одного самого горластого даже пришлось воспитывать неэкономическими методами. Причем все по закону. Контракт сорван – плати неустойку. Не можешь заплатить – отработай. И никакого пеонажа[73], полная свобода выбора – или девять месяцев на угольном карьере, или три – в кузнице. Или продавай дом… Он выбрал кузницу.

И так – со всем, за что ни схватишься. Грозоразрядники, например. Вот насколько часто в Калифорнии молнии ударяют в провода? В энциклопедиях этого нет. Собственной статистики тоже – пока бог миловал, но на нашей ЛЭП и столбы низенькие, и идет она по долинам. А телеграфная линия будет взбираться на горы, где размещаются НП. В общем, думаем, считаем, спорим, экспериментируем… И наверное, про себя молимся.

Вслух об этом не говорим, но ведь живем в опасном мире и делаем опасные вещи. Та же взрывчатка – технология отлажена, производство продумано и организовано, и катастроф пока не было, но все равно, когда вхожу в «горячую» зону[74], в животе начинает сосать…

Но пока живы, надо жить! Радовать жен и воспитывать детей. А то распустились! Пока я ковал обороноспособность державы, Негра тяпнула Белого Клыка до крови. Не просто так – он ей пальцами в глаза полез, юный натуралист, блин. Хитрая Змея вздула и зверенка, и ребенка и вышла мне навстречу, чтобы рассказать. Одобряю, иду в дом.

Кто такая Негра – отдельная история. Началось все с нефти. Когда мы стали покупать ее регулярно и бочками, Педро, который не дон, а просто купец, почуял выгоду и купил участок земли рядом с миссией св. Бонавентуры[75]. Наши экономисты почуяли и выгоду, и угрозу и взялись скупать земли в прибрежной полосе от св. Варвары до Гавриила Архангела. На почве чего перезнакомились со всеми тамошними асиендаторами. Один из них был страстным коневодом и имел племенного жеребца андалузской породы. И оказывается, уже слышал про нашу Болгарию и сам искал контактов.

Аманда, узнав про это, развила бурную деятельность, дошла до Дяди Саши и выбила из него людей, ресурсы и один рейс «Ласточки» туда и обратно. Сама поехать не смогла – ей уже подходили сроки рожать, отдуваться пришлось Догу. Но он задачу выполнил и перевыполнил. Привез не только довольных кобыл, но и трех щенков. Подрощенных, переболевших чумкой и получивших уже имена – Аквила, Роха и Негра.

Я напряг обаяние, служебное положение и личные связи и выцыганил черную сучку. Индейские собаки слишком походили на шакалов и видом, и характером. А эти – лоберо и бойеро[76], так что должны вырасти посмелее и попонятливее. Сергей видел родителей – папаша, говорит, вылитый Гарм, только поменьше и полегче. Да и просто люблю больших черных собак. Особенно когда они маленькие.

Хитрая Змея, по обыкновению, промолчала. Настоящий индеец женского пола. Вроде бы даже одобрила. Нет, вслух она меня ни разу не осудила, даже когда я дома (в смысле – под навесом) верстак поставил. Поступок для индейца противоестественный – мужчина это воин или охотник, а ремесленник если не женщина, то уж точно не мужчина. У меня, к счастью, ума хватило не тащить инструменты в дом, в женское хозяйство. Хотя что ей не понравилось – долго понять не мог, хорошо, Евгений подсказал.

Эх, трудно все-таки жить с каменной бабой. Грех жаловаться, конечно, – хорошая хозяйка, дисциплинированная. Скажешь говорить – говорит, не скажешь – молчит. И жалко ее, чувствуется, что жизнь у нее была трудная. Крошки со стола собирает в точности как моя бабушка, пережившая войну и послевоенную разруху. На левом боку шрам от копья или ножа. Как это случилось – не знаю, разговоры о прошлом она не поддерживает. В общем – загадочная женщина…

Кстати, о женщинах. Кажется, я понял, кого можно поставить на секретную и ювелирную работу в ламповой лаборатории. Девушек-вышивальщиц. Глаза молодые, зоркие, руки твердые и умелые, значит, и катоды и сетки варить они тоже смогут.

Сентябрь 1793 года

Пара гнедых, запряженных с зарею… Не то. Эскадрон гусар летучих – уже теплее. Но тоже не то. Как же там было? А, вспомнил: «Во рту будто гусарский эскадрон ночевал». Умри, Денис, лучше не скажешь. Ой, ну зачем я пошевелился?! Я дерево, я дерево, у меня голова не болит, потому что ее нету. И вообще деревья не пьют и похмельем не мучаются. Ой. Но вставать надо. Пионер – всем ребятам пример. Хотя какие пионеры? У нас – эксплорадорес ховенос[77]. И почему меня это волнует? Точно помню, что забыл что-то важное. С трудом разлепляю веки… Что с потолком? Он над самым носом и наперекосяк. Дом рухнул? Землетрясение? Дети целы? Ой, ну зачем я опять дернулся?! Но по крайней мере понял, где я, – в палатке, с краю, оттого полог так низко. Так, собираю себя в кучку и беру в руки. Что я вчера делал и зачем столько пил?

Хотя, когда я вечером забирался в палатку, был вроде бы практически трезв. По крайней мере, шел сам, без поддержки жены. Ой, жена! А я смотрел на танцующих испанок, как холостяк. Поворачиваюсь, морщась от боли, и осматриваюсь. Слава богу, сосед усат, так что совесть моя чиста. Но башка трещит. Но вставать надо. Ну почему по утрам так холодно? Медленно и плавно, чтобы не расплескать, вылезаю из-под одеяла, натягиваю одежду и, не обуваясь, выползаю наружу.

Солнце только-только встало и висит над самым горизонтом большим красным помидором. На траве – обильная роса, в долине туман. Часовой под грибком (первое, что мы соорудили, расположившись лагерем) то ли медитирует, то ли спит с открытыми глазами. Пардон, часовая. Застегиваю куртку на все пуговицы, надеваю кепи и строевым шагом следую в направлении столба с буквами M и F.

Оправившись и вымыв руки, обхожу лагерь по периметру. Траву мы еще не вытоптали, и она приятно холодит босые ноги. Солнце поднялось, значит, до подъема недолго и спать смысла уже нет. Восстанавливаю в памяти события… Вчера вечером мы в узком кругу вожатых отпраздновали основание лагеря. Перед этим ужинали, укладывали ребят спать, ставили палатки и вообще обустраивались. Еще раньше был пеший переход, короткий, на полдня, но трудный, потому что в гору да по тропе, где повозкам не проехать, так что палатки и еду везли во вьюках. Ребята, однако, уже втянулись, шли бодро, даже младшие. Не то что в первые дни, когда к привалу повозки были завалены мочилами[781], пардон, рюкзаками.

Погуляли вчера, конечно, хорошо. Разожгли костер, пели под гитару, плясали, сначала все, потом, уложив младших, старший отряд и вожатые. Даже удивительно, откуда силы берутся. Хотя регулярные упражнения, конечно, себя оказывают. У нас на химкомбинате имени монаха Бертольда Шварца сильная самодеятельность. Тоже своего рода ирония судьбы – можно сказать, строим коммунизм в одном отдельно взятом поселке во враждебном феодальном окружении. Хотя, с другой стороны, – разве не так поступал Дюпон на своих пороховых заводах? Специфика производства диктует. Даже вице-король понимает: человек, работающий со взрывчаткой, должен быть здоров душевно, доволен жизнью и лоялен правительству. «Пороховой заговор» те, кому надо, помнят, хоть и было это давно и в Англии. Плюс соображения секретности и безопасности. Вот и получается, что завод и рабочий поселок фактически экстерриториальны.

Но и люди у нас подобрались замечательные. Отбираем, конечно, кандидатов внимательно, к тому же трусы и нытики сами на опасное производство не пойдут, но и коллектив уже сложился, и определенные традиции. Например, танцы каждый вечер. На первый взгляд – баловство и расточительство, если у работника после смены есть силы на развлечения, значит, он на работе не выкладывается. А с другой стороны, постой-ка целый день над баком, который может взорваться, да так, что не то что костей – пепла не соберут. После такого душа требует нажраться в хлам или еще как оттянуться, порадоваться, что еще один день прожил. А пьянство у нас не поощряется. Вот и собираемся вечерами, если погода позволяет, у Дома культуры, а если не позволяет – в нем, и отплясываем до упаду.

И что интересно, внешне креолки не очень. Лица грубые, ноги волосатые, вообще не эталон женской красоты. Но когда выходят в круг, поводят плечами и помахивают подолом – мужчины падают штабелями, не переставая отбивать темп ладонями. Зимой мы так потеряли бригаду аппаратчиц в полном составе: за два месяца все оказались беременными и были переведены на легкие и безопасные работы.

Из палатки выбирается Мигель – универсальный солдат. Точнее, отставной сержант, действующий пионервожатый, вахтер, дьякон, а конкретно сейчас – трубач. Молча салютует мне рукой и идет к стратегически важному столбу. Я возвращаюсь к палатке и вытаскиваю из тамбура деревянный ящичек с хронометром (часовой механизм артефактный, а вот циферблат и корпус сделаны нашими руками). Что он, что походные солнечные часы, которые мы вкопали рядом с грибком часового, показывают, что через полчаса подъем. Иду к женской палатке и деликатно стучу по шесту – поварихам надо вставать заранее, да и вожатым хорошо бы иметь запас времени, чтобы продрать глаза. Ноль внимания. Ладно, сони, есть у меня для вас спецсредство. Начинаю дергать за завязки входа. Бумс! Ну, зачем же котелок кидать?! Он ведь и помяться может! Затем хорошо спевшийся дуэт осыпает меня цветистыми испанскими проклятиями и угрозами. Ладно, ладно, соловушки, я же вас будил, а не подглядывать лез.

На шум из палатки вожатых вылезает Курбаши – начальник всего этого безобразия. Но я успел отойти и сейчас тщательно изучаю солнечные часы. Без двадцати минут подъем, без пятидесяти завтрак. Он подходит и шепотом осведомляется, чем недовольны наши дамы. Я также шепотом отвечаю – тем, что разбудили. Мигель уже оправился, умылся у родника и подходит к нам с горном в руках. Поварихи вылезают из палатки, машут нам руками и, сверкая белыми икрами, бегут к роднику. Да, готовить на такую ораву – труд еще тот, одного чая заваривать два ведра. Ну, ничего – воду мы вчера натаскали и дров набрали viribus unitis[79].

В палатке младшего отряда – тихая возня. Кто это у нас не дотерпел до подъема? А, понятно, юные сигнальщики, Хосе и Хорхе. Мальчишки сразу же бегут ко мне, но за несколько шагов переходят на шаг и с уморительно серьезными мордашками обращаются:

– Камрад Александро, а сигналы точного времени уже были?

– Нет, камрады, еще рано. Сначала будет подъем, а сигнал передадут на полчаса позже. Не волнуйтесь – я за временем слежу и вас предупрежу. Бегите лучше умывайтесь, пока очереди нет.

Хорошо им, все вокруг новое и интересное. Хотя сигнальные фонари и гелиограф и у взрослых вызывали восхищение и восторг. Электрический телеграф – дело пока секретное, а связь между постами и фортами держать надо. Слава богу, у нас несколько человек знали азбуку Морзе (блин, опять оговорился, телеграфную, конечно же) и, главное, как учить. Пришлось, правда, сочинять напевки[80] на испанском. Причем, что характерно, кроме официального варианта очень быстро появился нецензурный. Ну да кто из нас без греха… Главное – у нас уже есть телеграфисты, и, когда удастся заставить работать радиостанцию, будет кого к ней посадить…

Конец ноября 1793 года. Калифорния.

Из дневника Сергея Акимова

Последний месяц года, а как он не похож на такие же в другие времена и на других широтах! На десяток градусов ближе к экватору, если сравнивать с моей родной Одессой, – и такой контраст. Только близость прохладного, из-за течений, Великого океана добавляет немного родного промозглого осенне-зимнего колорита.

Но это опять в лирику меня унесло. На которую времени не так и много остается, несмотря на то, что – тьфу-тьфу-тьфу – в некоторых областях мы добились определенного прогресса и такой дикой гонки, как в первые дни и месяцы попадалова, уже нет. В ближайшее время каких-либо наездов со стороны наглов ждать нам вроде не следует, если верить писаной истории. Не до нас им, если трезво смотреть на вещи. Франция, США, очередной бардак в Индии – при всем желании отомстить за пару щелчков по носу, что они от нас получили – быстро что-то придумать они не смогут. А если смогут, то по чисто техническим причинам не осуществят. Как следует из донесений группы Артема и Марины, в Адмиралтействе уже обеспокоены срывом планов подготовки флота. То запасы леса сгорят, то уже готовый к спуску корабль вдруг прямо на стапеле заполыхает. Не считая разных мелочей, вроде подгнившей парусины или некондиционного провианта, обнаруженных уже вдали от берега.

Казалось бы, что могут натворить всего два человека в чужой стране, да еще в такой ограниченный срок? А ведь совсем немало, если подойти к заданию творчески и с выдумкой. Да имея на руках достаточные суммы в звонкой монете. Не говоря уже о таком преимуществе, которое даже в кошмарном сне ни одному королю или министру не приснится, – знание событий до того, как они произойдут!

Нед Лудд. Легендарный подмастерье, первым разрушивший свой вязальный станок еще в 60-х. На самом деле неизвестно достоверно, жил такой человек на самом деле или это красивая легенда. Но ведь движение луддитов продолжается. Хотя до его пика здесь было еще далеко. Ну, так грамотная агитация, щедро простимулированная «китайским» золотом, способна творить чудеса. И вдруг ломаются не только ткацкие машины, другие «убийцы ремесла» не менее успешно превращаются в железные и деревянные обломки. Разбегаются овцы, отобравшие землю, когда-то кормившую многих крестьян, а не только лендлордов, как сейчас. Да так разбегаются, что даже на лошадях не догнать, не вернуть на пастбища.

Но это дела заморские, так сказать, хотя они краешком и нас задевают. Давая отсрочку, возможность нарастить «мускулы» зарождающемуся государству, пусть пока и с не совсем понятным статусом. Договор между Испанией и поселенцами от 1791 года давал нам несколько туманные гарантии, особенно по его выполнении. Натаскаем полки, испанцы довольны. Получив готовых инструкторов (ну, это им так кажется, но зачем раскрывать все свои карты заранее?), могут и помахать нам ручкой.

Именно поэтому все наши планы в их отношении были многослойными. Не только клады с затонувших галеонов «Серебряного флота», но и приманка в виде еще не открытого золотого месторождения в Дакоте. Помощь в обороне Мартиники французским роялистам – тоже аванс на будущее. Обеим странам. Одной империи, хотя и растерявшей свои позиции, второй – казнившей своего короля, но где еще хватало его сторонников. Тем более что возрождение монархии во Франции, как мы точно знали, совсем не за горами. Даже тот, казалось бы, совсем ненужный разгром эскадры Ванкувера, и то играл нам на руку. Пусть мы вдрызг разругались с сеньором Бодегой!

О, кто бы слышал, как он метал громы и молнии по поводу наших якобы бесчеловечных способов ведения войны! Расстрел остатков десанта картечью из тех немногих оставшихся боеспособными малокалиберных пушек вообще довел Капитана Океана до белого каления. Ведь как раз в это время шлюпки с его трех кораблей, запертых в гавани его же имени, спешили на помощь «утопающим». Почему-то сеньор гуманист не принял во внимание тот факт, что даже остатки англичан превосходили его спасательные партии по численности. Не говоря о том, что они были вооружены и готовы к бою, а на помощь он умудрился послать команды, где только офицеры имели пистоли. И нам совсем не хотелось проверять, как себя поведут обозленные наглы по отношению к таким непрошеным спасителям.

Дело кончилось тем, что мы с легкой душой передали всех оставшихся в живых моряков и морпехов испанцам, на попечение их лекарей. Хотя, честно говоря, людей было даже немного жаль. Те инструменты и методы лечения, что практиковались в данное время, особого оптимизма по поводу судьбы раненых не внушали. Но у нас хватало своих пострадавших, Шоно и его персонал, отнюдь не многочисленный, оказались загружены неотложной работой на несколько дней вперед.

Вполне ожидаемый гневный рапорт в Мадрид мы слегка смягчили, составив свой, несколько отличавшийся расставленными в нем акцентами. Данная бумага составлялась с помощью и при полной поддержке со стороны падре Хосе и капитана Рамиреса, как раз гостившего с очередным визитом в Форте.

Можно лишний раз не повторять, но напомню, что тут снова в нашу пользу играло послезнание. Пусть мы сами и приложили немало усилий, чтобы изменить ход событий. Вроде возрастал риск, что результат окажется совсем не тот, что мы планируем. Но ведь, кроме наших поступков, существует и такой фактор, как историческая инерция. Чтобы ощутимо изменить ход истории, прикидывали мы с командиром, подобных изменений надо гораздо больше. Иначе муза по имени Клио даже не заметит их. Да и пусть не замечает, если ход событий повернет в нужную нам сторону. Какое нам дело до тех муз и остального мифологического пантеона?

Прошло лето, осенью нас навестил поручик Вельяминов. Только мы отправили его в обратный путь, озадачив по самое не могу, как снова у ворот Форта появился капитан Франсиско-Мария-Карлос-Гонзальво-Долорес-Родригес, доверенное лицо Вице-короля. Про себя, памятуя классиков, мы иначе, как «лицо, приближенное к императору», его не называли. Кстати, вот сейчас подумалось. Ведь если все пойдет, как мы задумали, то и две великолепные книги, которыми практически все «попаданцы» зачитывались в своем времени, просто не появятся на свет! Обидно ведь… Или все-таки другие писатели напишут что-то подобное, пусть и по другому поводу? Жаль, что ни один из нас, скорее всего, не доживет до того момента, когда можно будет проверить такое предположение.

Ну вот, опять меня в сторону увело. Возвращаюсь к визиту знатного идальго. Только именовать его полным хотя бы именем, без титулов, постараюсь пореже. Иначе места в дневнике не хватит, столько сеньоры напридумывали завитушек к простому позиционированию (вот блин, еще то словечко!) себя в обществе.

К настоящему времени наша служба безопасности, которую я возглавил с подачи Сергеича, совмещала в себе функции сразу всех спецслужб СССР, разве что за налогами пока не приглядывала и наркотрафик, за неимением такового, не пресекала. А так почти как у взрослых. Разведка, контрразведка, взаимодействие с пограничной стражей, выявление «засланных казачков» и так далее. В силу жесточайшего дефицита подготовленных кадров приходилось использовать всех, кто хотя бы чуть-чуть подходил к работе. Определенными, пусть и весьма специфичными навыками, по большому счету, обладали, кроме вашего покорного слуги, только шестеро «попаданцев». Наш командир, Марина-Котенок, Артем, Котозавр, Андрей-Курбаши и Клим. Мало того, что они в основном были «заточены» под диверсионные операции, хотя Дядя Саша и Марина с успехом могли и противодействовать разным «плохишам», так большинство из этих ребят уже довольно давно постоянно находились вдали от Форта. Выполняя уже полученные задания. Более-менее в пределах досягаемости был только сам дон Алехандро да Андрей. Хотя его эффективное использование несколько затруднялось пребыванием в теле местного индейца. Что резко снижало возможности успешной работы в Европе в силу обязательного лишнего внимания к такой экзотической фигуре. Да и тут, в Новом Свете, не в каждый испанский особняк он смог бы войти иначе, кроме как в роли слуги «подай, возьми и выйди вон». Кое-кто обладал определенными способностями и потенциалом, но их необходимо было учить хотя бы азам оперативной работы. Что сразу упиралось в фактор времени. Да и я сам не мог разорваться на множество маленьких Сергеев, чтобы уделить каждому необходимое внимание. Приходилось отправлять на операции откровенных дилетантов, лишь в общих чертах просветив их об элементарных приемах слежки, контрслежки и остальных премудростях в минимальных объемах. Так что особых свершений от группы, скажем, Толи Спесивцева, мы не ждали. Расчет был на то, что противник не более искушен в искусстве тайной войны, чем наши доморощенные агенты, а так хоть в общих чертах мы будем в курсе дел у тех же янки.

Неоценимую помощь оказал падре. После нескольких внешне эффектных предсказаний грядущих событий (вроде даты казни Людовика под номером шестнадцать) он проникся мыслью, что у нас есть связи в самых неожиданных кругах. Которые чуть ли не на задних лапках выполняли наши указания. Опасный блеф, конечно, но пока он себя оправдывал. Хотя бы в деле отправки Артема с Котенком в Англию нам не пришлось особо ломать голову – куда и к кому их отправить на первых порах. Естественно, после первичного закрепления ребята начали действовать совершенно автономно, используя сеть иезуитов анонимно, через цепочку посредников и «почтовых ящиков». Поездки в будущий Сан-Франциско, ближайшие городки при католических миссиях позволили мне завести агентов из вполне привычного уголовного контингента. Вполне обычное явление любой спецслужбы и в наше время. Разные служивые люди при богатых сеньорах тоже были не прочь поправить свое материальное положение, сливая инфу о своих хозяевах. Что говорить, если даже небезызвестную сеньору Химену, на первых порах выполнявшую роль дуэньи и гувернантки Лолы-Цинни, удалось завербовать. Хотя и с согласия дона Хосе, который понял, что особых успехов от пожилой женщины в таком замысловатом деле, как выведывание наших секретов, ожидать сложно. Означенная матрона перетащила в Форт свое немалое семейство, которым, оказывается, руководила со сноровкой и ухватками пиратского капитана прошлого века. Моментально пристроила мужа-подкаблучника к полезному делу на нашу конюшню, где тот оказался очень к месту. А четверых детей-погодков, от восьми до двенадцати лет, совершенно без возражений отправила в школу. Хорошенько простимулировав обещанием устроить мануальную терапию нерадивым.

Так, о чем это я снова? Ведь какая неприятная штука – привычка. Тело молодое, мозги работают, как на форсаже, без неприятных последствий. А наследие послепенсионной подработки, не требовавшей полной концентрации внимания на процессе, а, наоборот, позволявшей иной раз праздно растекаться мыслью по древу, – вот оно, налицо. Ведь начал про визит нашего, не побоюсь этого слова, куратора, из ближайшего окружения здешнего вершителя судеб людских. То бишь уже поминавшегося выше капитана Рамиреса.

Который, тут уже невольно нужно кое-что объяснить, сам помог раскрыть свой статус и даже разгадать некую загадку, связанную с его долгим пребыванием в таком не очень высоком звании. Особенно на фоне успешного выполнения миссии, возложенной на него местной администрацией. И тут двух мнений о вкладе капитана в такое сложное мероприятие быть не может. Полки подготовлены, проявили себя с лучшей стороны, особенно Второй. Третий пока особо не блистает, но на общем фоне остальной колониальной армии выглядит вполне достойно.

Поскольку визиты довольно высоких особ в Форт бывали достаточно регулярны, а там чем черт не шутит, вдруг нагрянет сам его величество, то внешние атрибуты таких встреч необходимо было привести в соответствие с местными представлениями об этикете. Ладно, подходящее здание ценой некоторой ругани с Александром, который весь из себя майор и командир нашего инжбата, построили. Аж в три этажа, со всяческими архитектурными излишествами и прибамбасами. Правда, о некоторых новшествах, внесенных в проект, будущих гостей мы не уведомляли. Зачем напрягать их бесхитростные души лишними знаниями? От которых, как известно, только лишние печали. Необнаруживаемая по нынешним временам качественная прослушка стратегически важных помещений – мечта разведчика. И не очень важно, что пока в гости ожидались только союзники. За ними тоже приглядывать не мешает.

Штат разной прислуги тоже набрали без проблем, тут падре не поскупился, поискав по своим сусекам, роль которых исполнили миссии, цепочкой протянувшиеся вдоль старой Королевской дороги. Но (как без этой частички тут обойтись?!) максимум, с кем он помог, – горничные, конюх, разные поварята и дворники. Даже садовника наш добрый друг-иезуит разыскал весьма искушенного в разных икебанах. Так ведь гости в этом доме ожидались непростые, привыкшие к протоколам и разным там церемониям, положенным при встрече и прощании. Необходимы: управляющий, мажордом (что бы это слово ни означало – раньше вот не было у меня повода узнать, что за мажор такой?) и другие слуги рангом повыше заносителя ночного горшка в опочивальню. Самое главное – жизненно важен стал в постоянном наличии под рукой знаток этикета и других придворных реверансов.

Вот тут и помог капитан, разыскав весьма компетентного человека, но, как оказалось, с неким своеобразным изъяном. Нет, ни в коем случае не порок какой оказался у его протеже. Чиновник отличался весьма своеобразным пониманием долга перед вышестоящим начальством. Раз он оставил прежнее место службы и поступил полностью в наше распоряжение, то все силы, умения, знания и рвение он теперь обратил на идеальное выполнение своих обязанностей. Именно в отношении командования Форта. Сохраняя при этом элементарное чувство порядочности. То есть не сплетничал о прежних работодателях, не распускал слухов и так далее. Если рассказывал что-то о ком-то, то строго придерживался фактов, не ударяясь в собственные комментарии и оценки чужих поступков.

Вот как раз этот даже не очень пожилой дядечка и просветил нас, где служит вышеупомянутый капитан.

Оказывается, в Испании, когда она еще владела Испанскими Нидерландами, была традиция – набирать в лейб-гвардию короля жителей Валлона, тамошней провинции. Аж по четыре тысячи рекрутов. Часть эта так и называлась – Валлонская гвардия. Офицерами в ней служили самые родовитые, а главное, умные и способные идальго. Задачи, которые решали гвардейцы, были сродни таковым у нашего ОМОНа, спецназа ВВ и Девятого главного управления, в одном, так сказать, флаконе. Как оказалось, кроме валлонцев, солдат туда набирали и среди швейцарцев, немцев и даже русских. Хотя, как уже говорил, офицерами были в подавляющем большинстве испанцы. Существовала часть аж с 1702 года. И даже сейчас, несмотря на отделение нидерландских провинций от Испании, Валлония продолжала ежегодно присылать новобранцев, пусть и в гораздо меньшем количестве.

Теперь роль капитана Родригеса становилась гораздо понятнее. Как и долгое пребывание не в самом высоком чине.

Цель визита наших кураторов оказалась более чем серьезной. С подачи вице-короля в Мадриде решили пригласить для беседы (или как это называется в кругах, «приближенных к императору»?) сеньора полковника и нескольких его сподвижников. Проявивших себя с лучшей стороны в деле подготовки полков нового строя. Да еще с намерением предложить, судя по всему, в такой форме, что отказать будет невозможно, быстро подготовить гораздо большее подразделение. Совершенно необычной для испанской армии того времени структуры. Если верить одному из основоположников научного коммунизма, а причин не доверять Энгельсу вроде нет, даже в середине следующего века крупнейшей тактической единицей большинства армий мира оставался полк. А здесь кто-то замахнулся сразу на дивизию! Решили с соседей-французов пример взять? Интересно, кто такой шибко умный нашелся, да еще такой влиятельный, что смог продавить подобное предложение? Просто какой-то военный гений местного розлива.

В ходе разговора гости сообщили, что Мадрид очень обеспокоен планами Англии прибрать к рукам оставшиеся, по сути, без должного пригляда французские колонии в Карибском бассейне. Остров Тобаго уже захвачен англичанами, неудачная попытка захвата Мартиники в прошлом году не остудила горячие головы в Адмиралтействе. Был отдан приказ отправить на усиление колониальной эскадры флот под командованием адмирала Джарвиса. Только необъяснимые происшествия на вервях, где сгорели большие запасы корабельного леса, трудности с вербовкой команд не позволили выступить адмиралу уже в этом году.

Ну да, так уж и «необъяснимые». Три раза ха-ха. Марина с Артемом времени даром не теряют. Но знать об этом испанцам пока рано. Пусть благодарят провидение, или кому там у них принято ставить свечки в подобных случаях.

Новые быстроходные корабли, уже заложенные в Гаване, войска, подготовленные по нашей методике, – вот ключ к разрешению многих проблем, которые так беспокоят испанское правительство. Таково мнение инициаторов нашего визита в метрополии. Их можно понять. Загрести жар чужими руками, почти даром, не залезая в казну, которая не может похвалиться особыми запасами, – не только наглые умеют искать кандидатов таскать каштаны из огня вместо себя.

В качестве одного из пряников нам предлагают в полную и безраздельную собственность любой остров, принадлежащий Испании в Средиземном море.

Ага.

Как же.

Мы так и разбежались хватать этот чемодан без ручки!

Вот намечающуюся «раздачу слонов» в виде чинов и титулов вполне приветствуем. Укрепить свой статус в кастово-сословном обществе – оно никогда лишним не будет.

План операции «Поход за зипунами», как, особо не напрягая мозги и плюнув на явный плагиат, назвали экспедицию, разработали в кратчайшие сроки. Не уверен, что штаб какой-либо армии в будущем сможет похвалиться такой оперативностью. Уложились в четыре дня. Очень помогла налаженная телеграфная связь с «Ломоносовым». Прискакавший Евгений поворчал для приличия, но, узнав, что самая спешка намечается на весну и начало лета будущего года, согласился скорректировать свои планы под новые задачи. Выбор состава «посольства» тоже не вызвал затруднений – уж очень мало оказалось свободных кандидатур. Все или были заняты по самую маковку, или не подходили по «ТТХ», или уже обретались в дальних краях. Командиру даже не пришлось давить своим авторитетом или использовать административный ресурс в его привычном исполнении чиновника времен «развитого застоя». Типа – мы тут посовещались, и я решил.

Сеньор полковник. Без него организовать подготовку дивизии (!) вообще ни у кого не получится. В мало-мальски приемлемые сроки. Когда и как доставать один из наших козырей, спрятанных в рукав, а именно наличие средств и способов затянуть подготовку эскадры Джарвиса, это он должен будет решать на месте.

Князь Кулькин, он же сеньор командир инженерного батальона. Без хорошей саперной поддержки одержать победу с малыми потерями, да еще силами сколоченной ускоренными темпами воинской части, сами понимаете, из области ненаучной фантастики.

Большим сюрпризом для падре оказалось включение в состав делегации его племянницы. Он до сих пор пребывал в некотором перманентном удивлении, пытаясь понять, как она так быстро и удачно вписалась в наш коллектив. И почему мы допускаем ее на самые секретные совещания, не опасаясь утечки информации. Пусть и в его руки, вроде как по-родственному. Хотя аргументов с нашей стороны о причинах такого выбора ему оказалось достаточно. Девушка из хорошей семьи, имеющая приличное воспитание, образование. И какие-то дальние родственники, не совсем заштатные идальго, в Испании имелись в наличии. То есть для окружения короля статус сеньориты Долорес-Цинни был вполне понятен. Предполагаемая фаворитка одного из мужчин, с дальним прицелом возобновить связи в обществе – особых опасений, как конкурентка уже сложившимся группировкам при дворе, не представляет. А вот послужить лишним рычагом для давления на наших кабальеро, возникни в этом необходимость, – почему бы и нет. Тот факт, что желающего затеять подобную авантюру в нашем отношении ждет неприятный сюрприз, опять никто раньше времени афишировать не собирался.

Котозавр, отправивший свою дражайшую половину в Форт еще прошлой осенью, дабы она смогла нормально родить ожидавшегося наследника, обитал сейчас в Гаване. В полной готовности присоединиться к любому предприятию. Хоть в одиночку, хоть в сопровождении своих Бойцовых Котов.

Сводная рота, собранная из лучших офицеров, сержантов и солдат Первого полка, должная исполнять роль инструкторской группы, была сформирована к утру пятого дня. Как и два взвода из инжбата, который остался под командованием заместителя Александра. Того самого индейца-полиглота, служившего вечным укором своему командиру. Так и не достигшего заметных успехов не только в конной подготовке, но и во владении языками. Хотя, по сравнению с первым годом нашего пребывания здесь, его испанский был все же достаточно понятен для окружающих.

Для решения текущих боевых задач в Калифорнии оставался один из егерских батальонов Первого полка, с приданной ему в качестве усиления ротой спецназа. Которой командовала та самая ученица Котенка – лейтенант Мария дел Ампаро. Что не могло не радовать лично меня. Но об этом можно будет рассказать и попозже. Второй егерский начал готовиться к передислокации на Мартинику, что требовало и некоторой дипломатической переписки. Которую брали на себя дон Хосе и капитан, заверившие нас, что пары месяцев на утряску деликатных моментов им вполне хватит.

Вернувшиеся к месту своей дислокации части Второго полка, во главе с полковником Маноло, занимались, в основном, натаскиванием Третьего колониального полка Его католического Величества. Тут уже испанцы вполне могли обойтись без нашей помощи. Свою часть договора от 1971 года мы могли считать полностью выполненной.

Так что к началу декабря в Форте и «Ломоносове» стало на трех «попаданцев» меньше. Кое-кому в очередной раз пришлось работать не только за себя, но и «за того парня». Не привыкать, в общем-то. Но и не особо радует. Единственным светлым пятнышком на фоне всех этих забот у меня оставался намечавшийся визит в роту СпН. Но пока умерьте свое любопытство, в свои личные дела я не очень-то намерен посвящать посторонних. Лучше почитайте о событиях этого и приближающегося 1794 года от лица Евгения, который Динго…

Осень 1793-го. Калифорния.

Динго

Работа над этим проектом у нас шла давно. Если первые две паровые машины с грехом пополам запустили, то потом в этой области машиностроения наступил вынужденный перерыв. Дело в том, что все расчеты машин мы вели исходя из давления пара шесть-десять атмосфер. Однако создать такой котел пока не удалось. Имеющиеся материалы позволили соорудить простейшую огнетрубную конструкцию, дающую максимум две атмосферы, да и то благодаря пароперегревателю. А сейчас появилась сталь приличного качества, позволяющая поднять давление вдвое, не увеличивая веса конструкции. Первый пробный паровик мощностью аж в две с половиной расчетных «лошади» мы поставили на самый большой из имевшихся у нас баркасов. Получился простенький паровой буксир, который использовали для проводки судов к причалам в бухте Бодега.

Еще одна посудина, раза в два меньшего размера, обзавелась двигателем Стирлинга. Такой агрегат мы изначально построили, как говорится, из спортивного интереса, но, установленный с принудительным водяным охлаждением на шлюпку, он неожиданно выдал больше полутора «лошадей» и занял в несколько раз меньше места, чем паровик. Если не считать периодической замены уплотнений, «стирлинг» оказался ничуть не хуже паровой машины. А вот в сухопутном варианте паровой транспорт не получился. Тянуть-то он тянул, но львиная доля перевозимого груза приходилась на топливо. А на «коммерческую нагрузку» оставалась пароконная телега, максимум две. Смысла в таком транспорте не было. Впрочем, я об этом предупреждал с самого начала. В итоге был построен приличных размеров локомобиль с четырехсильной машиной, который, конечно, мог передвигаться и своим ходом, таща за собой телегу с углем, однако скорость и, что самое главное, дальность пробега оставляли желать лучшего. Поэтому режим самостоятельного передвижения был оставлен только для доставки локомобиля на место работ, а как транспортное средство его не использовали. Зато на его базе был создан компрессор, обеспечивающий воздухом пару отбойных молотков и насос для откачки (или закачки, смотря что требовалось) воды. Чуть позже появился и бульдозер, способный не торопясь, но все-таки быстрее, чем рабочие с лопатами, выравнивать полотно будущей дороги невдалеке от заранее подготовленной кучи угля. Эта машина была встречена людьми Империалиста на ура. Забегая вперед, скажу, что до конца года мы сделали еще два паровика, потихоньку отрабатывая и совершенствуя конструкцию, в дальнейшем, такие машины строились в значительных количествах, частенько объединенные еще и с генератором, как мобильная электростанция.

Осень 1793-го. Долина Дакота

«Цок-цок-цок» – стелется под копыта коня пыльная дорога. В который раз уже мотаюсь туда-сюда, из форта Ломоносов в долину, где мы нашли упавший «Дуглас». За последние месяцы я наездил на лошади больше, чем за всю свою предыдущую жизнь.

Еще весной, во время визита Дяди Саши в Ломоносов, у нас состоялся интересный разговор. Собственно, встреча была посвящена обычному рутинному отчету, но в конце ее всплыла тема «Дугласа».

– Да, напоминаю, что самолет в той долине так и стоит. Вы вообще его вытаскивать собираетесь? – поинтересовался Сергеич.

– Думал я на эту тему. По большому счету, на данный момент на хрен он не нужен. Хотя отправить туда экспедицию и ободрать его по полной не мешало бы. Собственно, кое-что с него уже скрутили, воздушную арматуру к примеру. Меня другая мысля давно гложет. Что у нас здесь планировалось?

– Где здесь? В Ломоносове?

– Ага.

– Научно-технический центр.

– А что получилось? Посмотри вокруг. Это не научно-технический, а многофункциональный производственный комплекс практически полного цикла. Об обороне этой территории я уже не знаю, что и думать. Частокол и «колючка» вокруг, это так, от волков да мелких бандитов. Сколько он против десанта продержится, если события 90-го года повторятся? Нет, конечно, народ стянуть в сам форт и закрыться можно, оттуда нас выкуривать заколебаются, но весь тяжпром нам вынесут, к гадалке не ходи.

– И что ты предлагаешь?

– Элементарно, Ватсон. То, что мне рассказали про эту долинку с самолетом, заставляет ее считать чуть ли не идеальным местом для обороны. Конечно, нужна более подробная разведка, но дальнейшее развитие производства здесь я считаю просто опасным.

– Но туда двести километров!

– И что? Ты прикинь, неприятелю надо еще пройти эти километры. А потом преодолеть пятикилометровый аппендикс, в котором десяток пулеметных дотов могут остановить любую армию, которую могут сюда притащить наши недруги. Речка там есть, древесина тоже. Оловянную и медную руды возить с копей что сюда, что туда разницы никакой. В общем, подумайте, господа начальники, над этой идеей.

– Хорошо, подумаем, – кивнул Сергеич. – А ты пока смотайся туда, посмотри, что и как, прикинь. Как тебе такая идея? Конвой и сопровождение мы обеспечим.

Соглашаюсь:

– Почему бы и нет.

– Тогда где-то через неделю готовься.

Так я в первый раз и оказался в долине, которую местные жители называли Долиной Грома. Место оказалось действительно красивым. Удобным в плане проживания, не говоря про оборону. Можно было сразу строить отдельные дома, места хватало для производственных корпусов, и для огородов получалось нарезать участки.

Долина представляла собой треугольник с неровными сторонами и довольно острой вершиной, плавно переходящей в пятиметровый извилистый каньон с небольшой, но быстрой и бурной речкой. Две скальные гряды высотой до двух сотен метров плавно расходились, охватывая долину с двух сторон, и постепенно понижались, превращаясь в лесистые склоны километрах в двадцати от входа. Пространство не было замкнутым, основанием треугольника, как таковым, являлся труднопроходимый лесной массив. По крайней мере, если мы не вырубим его весь, то опасности непрошеного визита с этой стороны можно не бояться. Впрочем, леса хватает и по самой долине.

Река протекала ближе к правой стороне треугольника, если стоять в долине лицом к выходу. Собственно говоря, первый мой визит в эти места имел целью найти место для строительства плотины под будущую ГЭС. Мы решили сразу забыть громоздкие приводы, работающие от водяных колес. Генераторы сделаем, движки тоже, так что все получится намного проще и удобнее. Место для электростанции нашлось примерно километрах в пяти от дальнего края долины. Река здесь промыла довольно глубокое и порожистое русло, которое можно было сравнительно легко перекрыть. Да и небольшой, метра три, водопад явно просился в дело. Если перегородить здесь реку, перепад высоты составит не меньше десяти метров, что вполне приемлемо. Конечно, наша ГЭС ничем не напоминала аналогичные станции образца ХХ века. Никаких турбин в вертикальных колодцах не предполагалось. Генераторы должны были вращаться от все тех же водяных колес, но даже это было колоссальным скачком вперед.

Правда, при возвращении меня ждал большой облом. Или сюрприз. В общем, огорошил меня Дядя Саша на славу, пыльным мешком по кумполу.

– Мы тут посовещались, прикинули, – объявил он, – и решили, что переносить производство туда не будем…

– Как не будем?! – попытался перебить я.

– Ты дослушай сначала, – одернул меня Сергеич. – Долина-то закрытая. Поставь там металлургию и сдохнешь на фиг. Задохнешься просто.

– Вот блин!.. – хватаюсь за голову. – Этого я и не учел.

– Не отчаивайся ты так. Тут Зубрилка раньше предлагал другой вариант. Решили использовать идею. В той долине разместится наша «академия наук» вместе со школой. Собственно говоря, и университет будем со временем организовывать тоже там. Ну и опытно-конструкторское бюро твое переведем. Империалист туда в ближайшее время отправляет треть своего инжбата, готовить место. Ты чего-нибудь там картографировать не пытался?

– Ну, так, кроки снимал. – Раскладываю по столу свои наброски. – Место для электростанции присмотрел, а остальное надо прикидывать заново. Я больше о расположении производственных корпусов думал.

– Нормально получилось… – посмотрел мои бумажки Сергеич. – Знаешь что, сходи-ка ты к Империалисту, он тоже что-то там прикидывал. Вместе покумекайте, потом можно будет и остальной народ подключить, если что.

Так началась наша «стройка века». Увы, как всегда, все уперлось в нехватку рабочих рук. Инженерный батальон Кулькина спешно достраивал дорогу, оставалось еще несколько километров. Параллельно с ней сразу ставились столбы для телеграфной, а на перспективу и телефонной линии. Увы, пока мы могли обеспечить голосовую связь километров только на тридцать-сорок. Дальше нужно было ставить усилители, которых у нас еще в принципе не было. То радиооборудование, что поснимали с Дакоты и было в загашниках от раздраконивания автобуса, срочно модифицировали. Необходима была дальняя быстрая связь с разведчиками в Англии. Но это совсем отдельный разговор. Так что обмен информацией между Долиной и обоими фортами придется вести телеграфом – там же двести километров с хвостиком. В последнее время работа инжбата значительно ускорилась – построенный совместными усилиями паровой бульдозер позволил высвободить часть людей на плотину и мост через реку Дуглас, как назвали ее в честь самолета. Впрочем, название «Долина Дакота» тоже пошло от него.

Собственно, от самолета уже мало что осталось. Несколько экспедиций на телегах вывезли все мало-мальски ценное, что удалось с него снять. Сначала выпотрошили всю аппаратуру сжатого воздуха, компрессоры, баллоны, трубопроводы. Потом настал черед электрики. Параллельно ободрали все алюминиевые листы обшивки. Вывезли двигатели и в последнюю очередь сняли колеса вместе со стойками. Вырезали даже отдельные куски поперечного и продольного набора с крыльев и фюзеляжа. На месте посадки остался только «скелет», да и то состоящий из нескольких частей.

Так что к строительству плотины приступили параллельно с подробной разведкой долины. Бегло ее исследовали еще раньше, но теперь надо было тщательно изучить местность, чтобы прикинуть будущую планировку поселения. Куда поставить лаборатории и производственные корпуса, в каком месте строить жилые дома и где распахать участки под поля и огороды. В этот рейд меня сопровождали не только Антилопа и взвод охраны под командованием Волчьего Хвоста. С нами также напросились и дети: Поль, который уже незаметно превратился в Пашку, и Анна, с чьей-то легкой руки переименованную в Анку. В принципе, вояж обещал быть относительно безопасным, так что я не возражал. Тем более летом в школе получалось нечто вроде каникул, совмещенных с практикой. А в закрытой долине детям вряд ли могло угрожать что-то, кроме обычных опасностей этих мест. Самые страшные хищники – двуногие – там не появлялись, для местных индейцев долина была табу. Кстати, перед началом работ мы, дабы избежать возможных осложнений, выяснили, из-за чего чемеуэви наложили запрет на посещение долины. Оказалось, что несколько десятков лет назад там из-за оползня погиб большой род этого племени. В живых осталось с десяток человек, среди них шаман, тогда считавшийся самым могучим у чемеуэви. Вот он и наложил проклятие на эту долину. На нас, как чужаков, проклятие не действовало. Сами индейцы не возражали против нашего поселения там. Так что ехали мы довольно большой группой, тридцать с лишним человек. Поскольку в долине уже было больше двух десятков инжбатовцев вместе с охраной, не считая нескольких индианок, выступавших за хозчасть, то набиралась весьма серьезная сила по местным меркам, что в известной мере гарантировало от различных неприятностей.

Первым, что мы увидели, преодолев последний участок пути – а несколько километров дороги только достраивались – и въезжая в каньон, оказался вполне солидный дот, в пятистах метрах за поворотом. Укрепление на десяток стрелков было сложено из валунов и перекрыто бревнами в два наката. Второй подобный опорный пункт располагался чуть дальше на скальном уступе, на высоте метров тридцать. Сейчас в нижнем находились только двое часовых-нуму с винтовками, еще один засел в верхнем. А если учесть, что проход был грамотно перекрыт валунами и рогатками с колючей проволокой, то даже в таком составе бойцы могли продержаться до прибытия подмоги. Ведь под прицелом требовалось держать только сравнительно узкий участок дороги. Кстати, еще дальше, на самом верху гребня намечено возвести еще одно укрепление, и, подозреваю, на другой стороне каньона тоже что-то планировалось. Пулемет, который везли в обозе, уже третий из сделанных нами, предполагалось установить именно во втором доте. И дальше комплектовать укрепленные позиции автоматическим оружием по мере его готовности.

Двигаясь по долине, мы слегка расслабились, место было спокойным, крупные хищники давно не появлялись. Некоторое время назад, еще до начала работ, здесь подстрелили медведя-барибала и нескольких волков, но развернувшаяся бурная деятельность распугала зверье. Так что до места отряд добрался без приключений. Ядро будущего промышленного городка составляли барак инжбатовцев, домик для начальства, он же штаб, навес кухни-столовой и палатки нуму. Индейцы, по крайней мере в теплое время года, предпочитали обитать на свежем воздухе. Чуть в стороне просматривались печи для обжига кирпича и лесопилка с приводом от водяной мельницы.

На въезде в лагерь нас встретил сеньор майор инженерных войск собственной персоной. Проект плотины был его детищем, так что и руководство стройкой было возложено на автора. Нашим размещением занимался тоже он. Оказывается, для всех заранее было приготовлено место. В начальственном домике оказалось четыре комнаты, не считая общего зала, который выполнял роль штабного помещения. Две из них занимали Александр с заместителем, еще по одной отвели нам с Антилопой и детям. После того как мы бросили вещи в комнатах, нам предложили слегка перекусить, пока топится баня. Помыться после пятидневной дороги было очень кстати. А после бани ожидался полноценный ужин. С завтрашнего же дня следовало плотно приступить к работе.

Наутро, после завтрака, наша группа разделилась на два отряда. Антилопа с Анкой и отделением нуму отправилась вдоль левого берега реки. В их задачу входило дойти до леса, каждые триста-пятьсот метров останавливаясь и нанося на карту ориентиры. Мы с Пашкой и с еще одним отделением переправились через реку и отправились исследовать правобережную часть долины, которая выглядела значительно меньше, но оставалась практически неразведанной. На этот день планировали исследовать местность в сторону каньона, благо этот участок был сравнительно узким и у самого выхода становился непроходимым.

Действовали следующим образом. Через каждые полкилометра я находил удобное для обзора место, спешивался, доставал оптический дальномер с полуметровой базой – а несколько таких приборов мы сделали в нашей метрологической лаборатории, – компас и планшет. И рисовал карту, замеряя расстояния до наиболее приметных ориентиров. Пашка поначалу пытался помогать мне, но девятилетнему мальчишке однообразная работа быстро наскучила, и он занялся исследованием окрестностей. Естественно, что я запретил ему удаляться за пределы видимости и попросил индейцев присмотреть за парнем.

Однако, когда я на очередной остановке заканчивал чертить карту, со стороны деревьев раздались выстрелы, мы вместе с нуму бросились туда. Оказывается, Пашка стрелял по выскочившему на него из зарослей волку. Мальчишка слегка растерялся, но сумел справиться с собой и встретить его картечью. У обоих детей были специально сделанные облегченные версии ружья ДБ под шестнадцатый калибр с уменьшенным, но вполне серьезным зарядом. А частые тренировки на стрельбище сделали свое дело. Так что Плавник Лосося, который за парнем приглядывал и незаметно страховал, держа зверя на мушке, уже успел подойти к мальчику и похвалить. Уж не знаю почему, но жест с большим пальцем стал среди обитателей фортов всех национальностей поистине международным.

– Па, смотри, какого волка я подстрелил! – обрадованно продемонстрировал мне добычу Пашка. – Он на меня как выскочит, я его и убил.

– Молодец! А ружье перезарядил?

– Конечно. И гильзу подобрал, как ты учил.

– Хорошо. Тогда курок спусти, чтоб пружина не садилась. Помнишь, как это делать?

Да, все-таки мы не зря очень много внимания уделяем правилам безопасного обращения с оружием. Курбаши вбивает их детям на уровне инстинктов. Пашка все сделал правильно, не задумываясь.

– Молодец. А теперь Плавник Лосося покажет, как снимать с волка шкуру. – Я улыбнулся и подмигнул индейцу. – В жизни пригодится.

Даже уж если мы, выходцы из XXI столетия, смогли нормально адаптироваться к столь неаппетитным процедурам, то что говорить про аборигенов этого времени, которые на такие дела смотрели значительно проще и спокойнее.

Не дожидаясь окончания процесса, двинулись дальше, оставив в поддержку Плавнику Лосося еще одного индейца. Догнали они нас уже на следующей остановке. Позади седла Пашкиной лошади была приторочена свежеснятая волчья шкура, из-за чего коняшка нервничала, периодически косилась назад и всхрапывала. Так мы и двигались до полудня, когда, найдя удобное для стоянки место на берегу реки, устроили привал и перерыв на обед. Вторая половина дня прошла без приключений. Когда пришла пора возвращаться в лагерь, выяснилось, что проехали мы, по большому счету, не так и много, исследовав участок километров шесть-семь вдоль реки, правда, на всю его ширину. Кстати, места были очень перспективные в плане огородничества: сравнительно немного камней и весьма плодородная почва, судя по буйству разнотравья.

Следующие дни прошли без каких-либо приключений. Однако богатство животного мира долины не осталось незамеченным. Несколько раз видели рысей, проезжая по окраинам леса. Встречались также лисы, зайцы, даже однажды заметили опоссума, объехав его подальше. Ни разу индейцы не возвращались в лагерь без добычи. Олени, дикие бараны и свиньи постоянно разнообразили наш стол. Основная часть работы по картографированию долины заняла две недели. Несмотря на то что трудились мы целыми днями без перерыва, это было практически отдыхом по сравнению с сидением в лабораториях и мастерских днями и ночами. Не зря же говорят насчет смены деятельности. Еще несколько дней провели в штабе, сводя результаты съемки в подробную карту долины и размещение на ней будущих объектов.

После того как будут закончены плотина и дорога, строители приступят к возведению жилых домов. Здесь решили не тесниться, а выделить один из участков долины под поселок с нормальными индивидуальными домами и участками соток по десять. Собственно, на этом миссия по исследованию долины пока была закончена, и нам предстояло возвращаться домой в Ломоносов, там меня дожидались куча как незаконченных проектов, так и новых задач.

Середина ноября 1793 года.

Динго

В форте Ломоносов меня ожидала записка от Дяди Саши с требованием прибыть в Вихри для очень важного совещания. Ну, что ж, с корабля на бал. Поскольку вернулись вечером, то хоть не надо было хватать свежую лошадь и скакать туда. Можно было нормально вымыться, передохнуть и отправиться «на ковер» на следующее утро. Всю дорогу до столичного форта я пытался сообразить, что послужило причиной вызова к начальству, вроде особых косяков последнее время не допускал. Оказалось, что тема совещания была ни в коей мере не ругательной. В весьма узком кругу обсуждался очень тонкий вопрос. Вопрос денег. Мы, «попаданцы», как-то об этом не задумывались, но в последнее время количество вольнонаемного народа возросло настолько, что с оплатой их труда надо было что-то решать. Конечно, самым простым было штамповать испанские песо из местного золота, но тем самым мы рисковали в один момент нарваться на крупные неприятности, раздавая их направо и налево. Как-никак репутация фальшивомонетчиков нам была ни к чему. В то же время требовалась какая-то валюта для внутренних расчетов. А продолжать до бесконечности чеканить «квадратные китайские монеты с дырочкой» тоже было нельзя. Кстати, что за иероглифы мы на них изобразили, толком не знал никто. Просто нашлась инструкция от какого-то мобильника на нескольких языках, оттуда и перерисовали строчку-другую. Не исключаю, что на наших монетах было написано что-то вроде «Nokia – connection people» по-китайски.

После недолгих споров остановились на названии реал, золотым содержанием которого приняли в одну десятую грамма золота. Разменную монету обозвали сентаво, соответственно составлявшую одну сотую реала. Оказывается, уже довольно длительное время велась работа по учету, так скажем, трудового вклада каждого обитателя обоих фортов. Фактически, не афишируя это дело, функционировало некое подобие банка. Теперь мне предстояло решить задачу по изготовлению индивидуальных расчетных книжек с достаточно надежной защитой от подделок. А следом должны были появиться и денежные купюры. Впрочем, особой сложности для нашей типографии это не представляло. Я примерно знал, как надо модифицировать оборудование для производства бумаги, чтоб появились водяные знаки и защитные нити. А печать в несколько цветов нам была уже вполне по силам. Дизайн купюр набросали наши девушки. Чем-то банкноты напоминали и ранние доллары, и советские червонцы 20-х годов. Лицевая сторона серая, изнаночная зеленая. Серийный номер купюры и факсимиле Дяди Саши – темно-бордовые. Ну и еще пара мелких хитростей, которые, не зная, и не повторишь. Самое сложное было изготовить клише, но тут нашелся человек из подчиненных Кобры, который неплохо владел гравировкой по меди. Собственно, моя задача – обеспечить печатный станок и бумагу, а заниматься всем остальным будут другие люди. Сроки, правда, ставились жесткие – месяц, – но, поскольку наработки есть, вполне реальные. Так что вскоре у нас должны были появиться и свои нормальные деньги.

Глава 2 Финансы поют романсы

Целая армия Калигул не сможет просрать столько, сколько одна бюджетная программа поддержки фондового рынка и банковской ликвидности.

Розов. «Меганезия-2»

Ноябрь 1793 года. Калифорния.

Из дневника Сергея Акимова

Угу. Появятся нормальные деньги. Аж два раза, с разбегу… Мало того, что «нормальные» они достаточно условно, только для нас, живущих на территории опять же условной Калифорнийской Директории. Пока нет признания нас как государства, имеющего право чеканить свою монету, любой способен объявить нас фальшивомонетчиками. И будет прав. Давно уже настала пора упорядочить наши финансово-экономические дела. Оба «попаданца», имевшие подходящее образование и даже некоторый опыт практической работы в данной области, два Сергея – Лорд и Сет Север, что-то не спешили предоставить свои рекомендации. Пора им получать свои заслуженные пилюли, не только личную жизнь устраивать да заезжих шаманов убивать из синтезатора…

Назначил совещание, определил состав участников. Раскопал свои записи, которые давно ждали подходящего момента. Добавил к ним выписки из той шпаргалки, что составил для меня Зубрилка перед своим отъездом обратно в Вашингтон.

И вот одним не по-осеннему теплым утром в моем кабинете собрались люди, которых я собирался озадачить вопросами нашего финансового благополучия.

Представительная компания набралась.

Экономисты, а Север еще Ирину, жену свою, прихватил, как неизменного секретаря таких совещаний. Заехавший на пару дней из Ломоносова Евгений Динго, которого мы и по фамилии забыли когда называли. Ему тоже полезно знать, на какие шиши делаются те девайсы, что он у себя в цехах производит. Да как они реализуются, с прибылью или в убыток нашей казне. Как мой потенциальный союзник в предстоящих спорах рядом сидит Лола-Цинни. Экономика без идеологической базы слишком легко становится инструментом выкачивания последних соков из действительно что-то производящих. Идеальной кормушкой для чиновников и кучи присосавшихся к денежному потоку «эффективных манагеров». Вот она и должна бдить в этом направлении.

Дискуссия о финансовом устройстве Директории началась бурно. Никто из участников не был крутым финансистом, а потому и не обладал в обсуждаемых вопросах непререкаемым авторитетом. Даже найдись такой авторитет – сама обсуждаемая проблема была на редкость нетривиальной, чтобы можно было надеяться сразу получить законченное и компетентное заключение.

Сверяясь со своей тетрадкой, обвожу всех собравшихся пристальным и даже суровым взглядом, делаю вступительное заявление:

– Начну с того, что пора бы нам уже определиться с экономическим устройством нашей Директории. Дальше уже решать эти вопросы по принципу «абы как» или «куда кривая вывезет» не годится. Надо выстраивать какую-то определенную систему экономических отношений и внутри нашего плацдарма, и с внешним миром.

Начнем с азов, с 15 мая 90-го года. Что у нас было, кроме тех вещей, оказавшихся с собой? Никаких местных реальных денег, само собой. Но вот на шхуне нашли капитанский сундучок. Что-то там звенело. На несколько дней какую-то еду в той же миссии купить можно. Разжились шанцевым инструментом и стройматериалами, которые на этой шхуне были. При постройке Форта все эти ништяки дали нам хорошую фору.

С доном Хосе за работников мы расплатились золотом, конфискованным у англичан. Фактически срубили бабло грабежом. После «наших» лихих 90-х будущего XX века этим не испугать и не пристыдить. Тем более что они сами нарвались. До весны 91-го военный коммунизм и натуральный обмен в полный рост. Ну, в тех условиях иначе никак нельзя было.

Собравшиеся загудели сразу в несколько голосов:

– Что ты нам все это рассказываешь, как будто мы этого не знаем! Вместе же через все это проходили!

Не обращая внимания на реплики, продолжаю:

– Затем пришли испанцы, захотели обучать своих военных. За это положено платить. Тем не менее тогда свободных денег у нас не появилось, так как передоговорились на вдвое большее количество солдат и обеспечивающих работников. По идее – вышло то на то. Но к этому времени появился небольшой приток золота с прииска. И там формируется закрытый поселок, который будет долгое время специализироваться только на добыче золота. Значит, материальная основа для своих денег у нас уже есть.

Однако, прежде чем монету чеканить и пускать в оборот, надо бы определиться с принципиальными основаниями нашего экономического устройства. И устаканить правомочность монетного двора в глазах тех же испанцев.

Динго тут же влез со своими предложениями:

– Соображения простые. Землю, воду, недра объявить общественной собственностью. Ввести госмонополию на некоторые виды товаров, причем эти виды зафиксировать сразу и жестко, чтобы потом не метаться, то расширяя, то сужая круг этих товаров. Обеспечить изъятие природной ренты. Сохранять жесткий контроль над денежным обращением и кредитом. Пресекать любые попытки монополизации каких-либо сфер хозяйства со стороны частников. В остальном – свобода приложения своего труда и предпринимательской деятельности. Причем основную налоговую базу формировать за счет изъятия ренты и реализации госмонопольных товаров. С остальных сфер деятельности налоги либо не брать, либо брать по минимуму.

Тут он на минуту задумался, почесал затылок и пробормотал:

– А вот как быть с теми, кому Дядя Саша пообещал землю? Дать им наследуемое право аренды? – Затем встрепенулся и энергично затараторил: – Точно! Так и сделаем! С арендой вообще все можно сделать очень просто. Кто хочет работать на земле, тот платит ренту в виде арендной платы, получает участок в пожизненное пользование с правом передачи по наследству, но земля при этом государственная или общинная. Главное при этом, чтобы стороны жестко придерживались этого соглашения. Вплоть до того, что вешать чинуш за попытки пересмотра аренды и ее условий в любом случае, если есть хоть малейший намек на преференции в пользу какого-то постороннего частного лица.

А вот с обещанием земли в собственность – тут надо стоять насмерть. Здесь только начать, и на выходе будут лендлорды, со всеми вытекающими. Причем даже быстрее, чем вы можете предполагать.

Цинни тут же его поддержала:

– Никакой частной собственности на землю у нас не будет! Допустима только аренда для нужд сельского хозяйства и для строительства предприятий. Но и в этих случаях необходимость такой аренды каждый раз должна получить одобрямс у руководства Форта.

Евгений снова вмешался:

– Главное, чтобы не вышло так, что одни будут деньги зарабатывать, а другие делить.

Теперь я беру слово:

– Такого у нас ни в коем случае не будет. Не дадим! Даже если разрешим банк организовать, то банкиры (на нашей территории, естественно) рулят только своим банком, никаких рычагов давления на политические и социальные явления в Директории они иметь не будут. Хочется заняться политикой – уходи из банка. А уж проследить, чтобы не потянулись ниточки к старому теплому месту, это мы сможем, – улыбаюсь.

Командир меня не раз по этому поводу подкалывал, когда мы с ним вели подобное разговоры наедине: «Если бы потенциальные претенденты на открытие банка могли увидеть твой оскал, то они семью семь раз подумали бы, а стоит ли вообще вылезать с этой идеей?»

– Да и сомневаюсь, что кто-то сможет открыть какой-то банк у нас, кроме нашего, с подобранным нами персоналом, – добавляю. – Кроме того, ни одна акция наших предприятий на биржу не попадет, пусть хоть что нам указывают.

Динго, однако, поспешил с последним утверждением не согласиться:

– Идти против экономических законов бессмысленно. Ведь отменить мировой рынок ценных бумаг (какой бы он ни был в это время) мы не можем. Так что с волками жить – по-волчьи выть…

Здесь в перепалку наконец влезает один из экономистов – Сет Север:

– А вот не соглашусь! Мое предложение: внутри нашего сообщества – только паи, как в рабочем кооперативе, без права перепродажи. Наличие пая определяется трудовым вкладом. И индейцам такая полуобщинная система будет понятнее: мы тут работаем, мы этим совместно и владеем (по аналогии: мы тут живем, на этой земле совместно и охотимся). Охрана, медицинские работники, учителя и т. д. – так же получают паи от предприятий, работников которых они, так или иначе, обслуживают. А лучше выделять им паи от Директории, чтобы не было проблем с богатыми и не очень богатыми предприятиями, чтобы они не перетягивали к себе персонал из сферы обслуживания и т. д.

Для привлечения же внешнего финансирования – только облигации. И пусть ими спекулируют на любых биржах сколько угодно. Главное, иметь строгое планирование выплат по своим обязательствам, установить жесткую квоту в бюджете, чтобы не взвалить на себя слишком много, а на то, какой оборот эти бумаги будут совершать на биржах и так далее, – глубоко начхать. Самим только не заиграться на рынке со своими бумагами. Ну, если кто-то начнет игру на понижение – скупать по дешевке. Если курс поднимется – снова пускать в продажу. Не более того. И то если лишняя копеечка на такие цели завелась.

Возвращаясь к вопросу денежного обращения, могу сказать следующее: без денежных единиц на каком-то этапе не обойтись. У нас уже происходит переход от чисто общинного хозяйства (типа «военный коммунизм») и меновой торговли к уровню хозяйства примерно середины XIX века. Так что и торговать надо, и зарплату платить надо. Можно жить в орбите испанской денежной системы, можно завести свою… Но тут надо крепко подумать – а оно нам это надо, свой монетный двор, центральный банк и тому подобное заводить? Но в любом случае первоначально у нас будет металлическая денежная система (золото, серебро), с возможным выпуском банкнот или казначейских билетов, свободно размениваемых на золото.

Динго тут же подхватил:

– Это точно – продолжать до бесконечности чеканить «квадратные китайские монеты с дырочкой» уже нельзя. Кстати, что за иероглифы мы на них изобразили? Хотя бы кто-нибудь знает? – внезапно обратился он к присутствующим. – Раскопали инструкцию от какого-то мобильника на нескольких языках, оттуда и перерисовали строчку-другую. А что эти иероглифы значат – бог весть. Не исключаю, что на наших монетах написано что-то вроде «Nokia – connection people» по-китайски! – Женя, довольный, заулыбался. Да и вокруг тоже послышались смешки.

Решаю, что момент подходящий для заявления.

– Что касается выпуска собственных денег, то никто не мешает, формально находясь в испанской системе, штамповать «поддельные» песо из вполне настоящего серебра. – В ответ на скептические взгляды солидно поясняю: – Так в реальной истории колонии делали сплошь и рядом, а уж нам, «попаданцам», с нашим уровнем металлообработки, приличный штамп сделать сам бог велел. Тот образец, что сделали в Ломоносове, свою работоспособность доказал, за что инженерам отдельное спасибо, – изображаю поклон в сторону Динго. – Это даст нам все преимущества собственного монетного двора и банка без их недостатков.

В разговор с весьма эмоциональным выкриком вмешалась молчавшая до сих пор Ирина, которая трудолюбиво записывала реплики присутствовавших:

– Хаччу монетки!!! – И она начала со вкусом описывать (едва не облизываясь), как она себе их представляет: – Центральная часть – серебристая, вокруг поясок из золотистого металла… На серебринке – песец с одной стороны, а с другой – нахальный медвежонок!!! По золотому пояску – колосья, обвитые травинками…

Слегка остужаю ее порыв:

– Не пойдет. В текущие времена монета ценится, исходя из содержания драгметалла, а чеканка – просто удобный способ расфасовки оного, чтобы не взвешивать каждый раз. Даже векселя воспринимаются исключительно как расписка на определенное количество драгметалла. Ну, а идея монеты, номинал которой выше, чем стоимость содержащихся в ней драгметаллов, вообще рассматривается как фальшивомонетничество.

Таким образом, сударыня, получится, что стоимость вашей биметаллической монеты будет крайне трудно определить, а затраты на ее производство получатся столь высоки, что реальное хождение просто будет невозможным.

Ирина, однако, не желала так просто расставаться с заманчивым образом, который создало ее воображение:

– Ну-у, а вот как памятная, юбилейная, так сказать, медалька? А остальные монетки – из одного металла, но с тем же изображением и с номиналом?

Чтобы прекратить не самую актуальную дискуссию, высыпаю на стол образцы «новых реалов Директории».

– Смотрите. Эти монетки на пробу начеканил Евгений. Содержание золота в каждой – одна десятая грамма. Вроде как и немало. Но совершенно непривычно для этого времени. Если кто не помнит, в николаевском червонце было семь с лишним грамм золота. Серебряные монеты сейчас и за двадцать грамм частенько зашкаливают. И вы явно все забыли, что есть цена драгоценных металлов, а есть их покупательная способность. И эти вещи иногда друг от друга сильно отличаются. Ты же сама, Ирин, делала мне выписки, что и за сколько можно сейчас купить. Каковы средние зарплаты у крестьян, ремесленников. А вот то, что наши товарищи с экономическим образованием молчат и пока ничего толкового не предложили, – это с их стороны косяк большой. Показатель, что серьезно к поручению командования они не отнеслись, что-то чем-то околачивали вместо загрузки своих мозгов нужными мыслями.

Муж Иры попробовал себя реабилитировать после такого обвинения. Поднял руку, как школьник на уроке, и после моего кивка даже поднялся с места.

– Если испанская корона взбухать не будет, то штамповать песо – на начальном этапе это лучший вариант. А там посмотрим. В общем-то, в отдаленной перспективе, не мешало бы завести какую-нибудь хитрую внутреннюю систему безналичных расчетов. Чтобы никто со стороны в нее без разрешения влезть никак не мог. Заодно и защита коммерческой тайны по части финансовых возможностей колонистов.

Ирина столь же мечтательно, как она рассуждала о дизайне будущей монеты, протянула:

– А если честно, то хотелось бы завоевать себе полную финансовую независимость и возможность влиять на политические расклады в нарождающихся США и в Англии посредством денюжек…

Цинни скептически покачала головой:

– Оно, конечно, заманчиво и красиво – финансовая независимость, но вряд ли реально на сто процентов.

Хотя кое-какая база для экономической самостоятельности у нас есть. Во-первых, есть средства производства, которые имеют базовую стоимость. То есть уже можно от чего-то отталкиваться. Кстати, кто-нибудь задумывался над тем, как соотнести начальные затраты на построение технической базы, НИиОКР, обучение специалистов с конечным результатом?

Во-вторых, есть продукция, которая может быть поставлена для внутреннего пользования, а можно двигать ее и на внешний рынок.

Наконец, должна подчеркнуть, что наша внутренняя финансовая система должна быть полностью замкнутая. Вплоть до безналичного расчета за все услуги и товары для жителей Форта-1, Ломоносова, Долины Дакота. То есть работники автоматом должны получать зарплату на внутренние чековые книжки. А для внешних расчетов могут эти чеки обналичить.

Ирина решила добиться ясности в так взволновавшем ее вопросе о внешнем виде новых денег:

– Так какая же у нас будет наличность? Я вот предложила внешний вид для нашей наличности… – и, вспомнив, добавила еще один вопрос: – А что будем делать с иностранной валютой? И каков будет курс наших монеток к иностранной валюте?

В очередной раз использую шпаргалку:

– Что касается наличности внутри анклава, то какая угодно. С одним условием – все расчеты, даже внутренними монетами и банкнотами, – только при наличии у сторон чековой книжки анклава. Поскольку нет гарантий от «утекания» монет «наружу». Пусть это напоминает курс рубля к доллару в СССР, по девяносто копеек за доллар.

С инвалютой же – разве есть необходимость устанавливать какой-то обменный курс внутри Директории? Оно нам так необходимо? Будет Внешэкономбанк, который и станет работать с внешним миром. Грубо говоря, для примера – один грамм золота – один доллар. При себестоимости добычи драгметалла в шесть-восемь центов (в наше время считалась приемлемой себестоимость даже выше тридцати центов) мы можем пока позволить себе отталкиваться от реальных запасов золота. А там его сотни тонн в россыпях, которые не уйдут мелкими кусочками в частные руки, как было в реальной истории, чтобы потом осесть уже в руках нескольких крупных владельцев.

Но, конечно, будет нужен курс взаиморасчетов между фунтом стерлингов, реалом, долларом, маркой и так далее.

До единой валюты в Испании еще годы и годы. Да и после ее введения к оплате по-прежнему будут приниматься иные дензнаки, включая английские и французские, что во многом связано с принятием в 1848-м десятичной системы счисления. Желающие могут потом почитать некоторые мои выкладки по этой теме. Про разные там дублоны или сентены Изабеллы, серебряные полдуро, дуро и остальные песеты.

Решаю немного подсластить пилюлю Ирине:

– Чеканить монету как медаль – без проблем и вполне престижно. А при уровне развития техники, который мы смогли поддержать у себя, какой чекан изготовлять – абсолютно фиолетово, так что с твоим вариантом никаких проблем, если употреблять один металл.

Если же для внешних расчетов, то без разницы, так и пишем – столько-то граммов серебра. А какими кусками-монетами выдавать – это не важно. Курс же обмена разных монет друг на друга образуется сам, поскольку нынче это зависит исключительно от веса и чистоты металла в монете.

Будущий директор Департамента экономики Сергей Ким (а может, финансов, это они пусть с Лордом утрясают, кто в каком кресле будет ожидать трендюлей от нас с Сергеичем) попробовал подвести промежуточные итоги:

– Значит, будем чеканить монеты. Я сильно сомневаюсь, что нам нужно использовать векселя. Ведь вексель может совершать внешний оборот, за пределами Директории, а это создает возможность накопления финансовых претензий и разового предъявления их к оплате. Поэтому народ тут совершенно прав – только внутренние именные расчетные книжки. Не обязательно чековые – техническую сторону можно еще продумать. А для внешней торговли вполне, на мой взгляд, годится вариант с выпуском испанских монет, который предложил Кобра.

Правда, тут есть вопрос: условную оценку материальных благ во внутреннем обороте в чем будем делать? В песо? Да, в общем, все равно. Но не все равно – по каким ценам. По трансфертным – то есть специальным ценам для внутреннего трансферта, проще говоря – условно-расчетным? Или по ценам внешнего рынка? – Он оглядел собравшихся и, не услышав от них каких-либо предложений, счел необходимым сам дать ответ на собственный вопрос: – Думаю, что для того уровня экономики, который есть на данный момент, устраивать заморочки с трансфертными ценами, с необходимостью коэффициентов их перерасчета во внешние цены и с прочей лабудой, – слишком сложно. Наша Директория пока – не гигантская транснациональная корпорация, чтобы этим заниматься. Так что, наверное, надо остановиться на внутренних расчетах по текущим ценам рыночной торговли. А ежели во внутренней экономике надо будет рыночные пропорции подправить, то делать это не через манипуляции с ценами, а прямым перераспределением бюджета через казначейство.

Споры на этом, однако, не затихли. Динго идея с отказом от вексельного обращения явно не понравилась:

– Если держать выпуск векселей под контролем, то никаких проблем я не вижу. А в обращении они намного удобней. – И, стремясь убедить собравшихся, он стал с горячностью пояснять: – Вот, практический пример. На войска, для их обеспечения, центральной конторой выпускаются векселя на определенную сумму. Причем те ценности, которые являются обеспечением данных векселей, находятся в запасниках и никуда не перемещаются, что тоже немаловажно. Войска, получая у промышленников, к примеру, оружие, рассчитываются этими векселями. Промышленники на них же приобретают у сырьевиков, к примеру, руду. А сырьевики, уже по итогам года, когда требуется подвести итоги деятельности и внести свою долю налогов и взносов, рассчитываются ими с центральной конторой, которая их уже гасит. Все, оборот векселя завершен, причем материальные ценности, служащие их обеспечением, не затрагивались. При этом учет векселей вести намного проще, чем именных чеков, которые каждый будет выплачивать по отдельности. На один такой круг, который прошел приведенный в примере один вексель, придется не менее трех чеков. А в реале это число еще больше возрастет, вместе с расширением экономического оборота, в прямой пропорции.

Замечаю мимоходом:

– Возможность в любой момент законно перевести собственные сбережения с внутренней книжки в твердое серебро по честному курсу резко подымет мораль жителей Форта, прежде всего «непопаданцев». А для того чтобы они поняли ценность именно внутренних безналичных расчетов, часть продукции – например, патроны, лампочки накаливания, огнестрел под унитарный патрон – не продавать за серебро вообще.

Возражение от Евгения последовало немедленно:

– Ага, и как итог, здравствуйте спекуляции этими товарами, их черный рынок и пр. Причем сами же родите эти все прелести на ровном месте…

Споры вспыхнули с новой силой. Первым с горячностью начал возражать Динго Лорд, прекративший играть в молчанку:

– Да, в обращении векселя намного удобнее, но только если… если не держать их оборот под контролем! В приводимом тобой примере вексель совершает исключительно внутренний оборот, и все очень красиво. Но пример – не доказательство. Вексель – универсальный платежный инструмент, и ты тут сам нам говорил про экономические законы, которые нельзя отменить. Так что векселем вполне могут оплатить и поставки со стороны. Все, вексель ушел в чужие руки, и контроль утрачен… Значит, надо вводить запрет на внешний оборот векселей, что будет вести к попыткам обойти этот запрет и т. д. и т. п. Твоя идея с выплатой налогов преимущественно векселями – да, она будет работать. Но только до тех пор, пока кто-то не начнет их целенаправленную скупку.

Короче, моя позиция – не эмитировать вообще никаких фондовых ценностей, никаких ценных бумаг, способных к внешнему обороту. Во внутреннем оптовом обороте – чисто бухгалтерские расчеты. Что касается чеков, тут ты прав – есть проблемы, если строить на них систему внутренних расчетов. Но можно ведь построить и не чековую систему. Можно и в индивидуальном распределении доходов, и в учете расходов ограничиваться чисто бухгалтерскими записями и записями в расчетных книжках. И лишь в случае необходимости что-то приобрести за пределами колонии колонисты могут свободно конвертировать свои расчетные песо, записанные в книжках, в серебряные. Думаю, это будет незначительная часть общей безналичной денежной массы, поскольку колонисты будут снабжаться преимущественно за счет внутренних ресурсов и за счет оптовых закупок колонии, а прямые индивидуальные покупки у сторонних торговцев будут редкостью. Хотя не вижу ничего страшного, если и внутренняя розничная торговля будет переведена на серебряные монеты.

Сдавать без боя концепцию внутренних чековых расчетов мне не хотелось:

– А какие проблемы с чеками? Любой гражданин сможет обменять как чеки на серебро, так и серебро на чеки, – но только гражданин общины.

Тут же раздалась ехидная реплика Динго:

– Понятно. То есть ваши чеки будут «деревянными». Раздолье для спекулей и прочих жучил-менял, опять же… А если на бухгалтерских расчетах систему строить, так это надо двух расчетчиков посадить для обслуживания каждого работающего!

Однако поддержки его критика не получила. Цинни присоединилась к защитникам безналичного оборота:

– Раздолье для каких спекулей? Из нашей среды? Пресекается достаточно легко. Любой пришлый просто не имеет возможности оперировать внутренними чеками, поскольку не является гражданином Директории. И по поводу двух чиновников-учетчиков на каждого работающего – это ты погорячился. Как ни странно, чековые книжки были и в СССР, не только для безнала в организациях. Просто ими пользовались очень редко. Поскольку забюрократили идею моментально. Слишком много времени уходило на бумажную волокиту. Нас пока не так много. Тот же продавец в хлебной лавке всех своих просто в лицо знает. И как вот работает система «частных кредитов» в любой западной стране? Когда житель района постоянно посещает одни и те же магазинчики рядом со своим домом? «Пьер, запиши на меня две кварты молока, у меня сегодня племянница приезжает, ей нравится твое молоко». А в конце месяца люди рассчитываются по таким «кредитам». Наличие чековых книжек даже упростит систему расчетов. Это не мегаполис и супермаркет, через который проходят тысячи приезжих со всей страны.

Однако и Динго не желал так просто сдаваться и вступил с нашей «дамой от идеологии» в пикировку:

– Ответь хотя бы на такой простой вопрос: как выдать сдачу с этой чековой книжки?

Лола тут же парировала:

– Какая сдача?! Ты о чем?

Динго не отставал:

– Ну, а как же? Ведь хотя бы в конце месяца покупатель все равно приносил доллары, марки или франки и ими закрывал кредит.

Ну да, так он и заставит ее уступить.

– Вот именно! И даже там сдача совсем необязательна. Излишки или недостача переносятся на следующий месяц. Не путай, еще раз напоминаю, ГУМ и сельскую лавку, где все друг друга знают.

Но и Динго не собирался уступать:

– Но все-таки от всяких таких чековых систем отказались и перешли к обычным наличным расчетам. А почему? Видимо, не очень удобная была вещь для массового использования.

Снова ответа долго ждать не пришлось.

– Как средство оплатить батон и шоколадку – да, тот еще геморрой. Если это делать каждый раз в новом месте, раз в год. Совсем другое дело – обналичить чек, если кто-то собрался на ярмарку в Гавану, в нашем банке. В пределах наличия средств на счете владельца книжки – никаких проблем.

И все же Динго продолжал стоять на своем:

– Продавцы в лавках, даже в мелких городах, в любом случае рассчитываются с покупателями обычными деньгами.

Елена с усмешкой возразила:

– А вот ни разу не так. Не везде, не всегда и не повсеместно. Это жизнь в больших городах у нас память поотбивала. Предлагаемая нами схема работала на практике, и вполне эффективно. Мы начинаем строить свое общество с нуля. И знаем, где и какие лежат грабли.

Снова подача перешла на сторону Динго:

– Предлагаемые чековые книжки будут просто порождать злоупотребления. Начиная от помощи пришлых купцов местным в обналичивании этих «книжек» в серебро со скидкой, по более привлекательному курсу, и заканчивая приобретением нужных товаров пришлыми через местных.

Этот аргумент нисколько не поколебал уверенность Цинни:

– Да, это возможно, – ответила она, – если доводить до абсурда, как при системе обслуживания в закрытых городах при СССР. Не приходилось в таких бывать? Или хотя бы в военных городках воинских частей?

Унять Динго было не так-то просто.

– Когда появляются два параллельно ходящих денежных инструмента, обязательно появится и рынок обмена один на другой, – настаивал он. – Прими это как аксиому.

Но и на это нашелся ответ:

– Они же не пересекаются. Совершенно. Те льготы и скидки, которые получают жители Директории, при всем желании не получат пришлые. А на внешнем рынке и внутреннем те же товары нашего производства стоят одинаково в пересчете на серебро или золото. Для оптовика.

Если только ты подразумеваешь, что перекупщики способны подбить кого-то из поселенцев на приобретение оптовых партий, для последующей перепродажи? Так ведь магазины и лавочки просто не имеют таких запасов, чтобы торговать оптом. А любые заметные внешнеторговые операции пойдут через банк и руководство Форта.

Саркастически улыбаясь, Динго резюмировал:

– Понятно. Первое. У тебя все эти книжки на предъявителя. Второе. Все работяги грамотны. Третье. Они всегда четко знают остаток на своем счете, а все лавочники в этом уверены, как и в том, что легко все эти листочки с крестиками работяг у них без проблем примут и акцептуют. Нереально. Кроме того, на практике такие книжки банки выдают только особо проверенным клиентам. Если банк ее выдаст индейцу Педро Большая Кружка, который копает канаву, или ирландцу Пэдди Красный Нос, который в кузне меха таскает, то они в первый же выходной пропьют все свои лимиты на пару месяцев вперед…

– По первому пункту – да. По второму пункту – да. По третьему пункту – да. Прими во внимание, что если уж кто-то стал жителем Директории, что не так и просто, то уже достоин доверия. А что до Пэдди Красного Носа… Кто же ему столько нальет или продаст бухла? Не надо принимать нас за идеалистов и альтруистов.

Наконец в эту перепалку вмешался Сет Север:

– Вот в чем я Динго поддерживаю, – заявил он, – так это в том, что внутреннюю розничную торговлю, действительно, несколько проще вести серебряными монетами безо всяких льгот и привилегий. Этим полностью снимаются любые проблемы функционирования параллельных денежных единиц. Остается лишь один вопрос – как воспрепятствовать индивидуальной перепродаже товаров, запрещенных к вывозу из Директории? Но ведь и чековая система сама по себе этот вопрос тоже не решает.

– В чем я Динго не поддерживаю, так это в намерении оптовый оборот вести на основе векселей. На первом этапе, если строго планировать фонд погашения векселей, – да, это возможно. Но эта система имеет потенциальные опасности при значительном расширении оборота, когда становится возможна значительная концентрация векселей в одних руках и единовременное предъявление их к уплате. Или Директория будет держать резервы, позволяющие единовременное покрытие всех векселей, находящихся в обороте? Повторю – как начальный этап, это возможно. Но затем векселя во внутреннем обороте надо менять на обычные безналичные расчеты, лучше – вводить их с самого начала, а во внешнем – на банкноты Госбанка или казначейские билеты. Поскольку хозяйство Директории – не частнопредпринимательское, вообще нет нужды в применении собственного вексельного оборота. Внутри – сразу безнал, монета в рознице и во внешней торговле, потом – переход к банковским билетам со свободным разменом на металлические монеты. И в очень отдаленной перспективе – лет через сто – сто пятьдесят – чисто бумажные деньги.

Динго быстро отреагировал на один из вопросов, поставленных в речи Сергея:

– Как воспрепятствовать перепродаже товаров, запрещенных к вывозу? Только одним путем – не продавать их в частные руки вообще. Плюс учитывать поштучно, с частыми и неожиданными ревизиями.

Цинни и тут решила не соглашаться с Динго, хотя высказала, по существу, ту же самую мысль:

– Есть еще проще решение. Что именно мы не собираемся выпускать из-под своего контроля? Не так и много изделий, которые будет делать только для себя. И жестко держать их под контролем, чтобы не пришпорить прогресс в остальном мире, можно будет до определенной степени. Как-нибудь потом они и сами все придумают. Пусть позже, хуже и дороже, но сделают. А пока – не все, что можно дорого продать, следует продавать.

А что до чекового обращения, то скажу еще раз: для граждан обмен чеков на серебро и серебра на чеки свободный. Для пришлых такой обмен не имеет смысла, потому как то, что продается свободно, стоит одинаково – что в чеках, что в серебре. То же, что продается только по чекам, то продается только гражданам, владение этими объектами пришлым запрещено. Граждане получают зарплату чеками, им просто нет смысла менять их на серебро, поскольку за чеки можно купить все то же самое и чуть больше, они удобнее, а на серебро обменять можно в любой момент без потерь. Никакого поля для спекуляций здесь нет, есть поле для контрабанды, но она будет при любой системе расчетов.

Похоже, что Динго устал спорить, но теперь он пытался настоять на своем, предложив нечто вроде итоговой резолюции:

– Значит, чеканим монету, печатаем бланки векселей и готовимся к выпуску денег.

Сет Север немедленно возразил:

– Да сколько же говорить – не нужны нам векселя! Чековые книжки напечатать важнее. – Что-то вспомнив, он снова озадачил присутствующих вопросом: – И кстати: а какие деньги будем печатать? Обязательства Банка Директории – банкноты? Или билеты государственного Казначейства? – Видя, что никто не торопится помочь ему разобраться в тонкостях денежной системы, он сам забубнил себе под нос, но так, что было слышно всем собравшимся: – Вообще-то, наверное, лучше банкноты, а не казначейские билеты, чтобы юридически отделить казначейство, то есть бюджет, от любых денежных претензий. Бумажные деньги, конечно, назовем так же, как монеты, и обозначим на них право на свободный размен на золото и серебро.

Тут со своим вопросом вылезла Ирина:

– А смысл какой, если с разменом? То же количество золота и серебра в резерве держать придется.

Муж снисходительно пояснил своей половине:

– Даже если то же – есть смысл. Легче с бумажками возиться. А на практике достаточно иметь резерв процентов тридцать. Вон, червонец в 20-е годы очень устойчиво держался при таком обеспечении. А остальные семьдесят процентов обеспечения бумажных денег составят запасы ходовых товаров.

Затем он помрачнел и со вздохом произнес:

– Это же мне разорваться придется! Банк организовывать, чеканку монет, эмиссию денег, налоги собирать… Мама дорогая! Где я людей возьму? – И с этим возгласом Сергей затравленно оглянулся на нас с Цинни, как бы ища помощи. Но мы, сдерживая улыбки, лишь дружно развели руками:

– Сам знаешь, что людей лишних нет. Придется тебе самому воспитывать кадры из переселенцев или из местных. Отберешь толковых ребятишек, обучишь, поднатаскаешь, и будут тебе банкиры, бухгалтеры, финансисты и сборщики налогов.

Складываю в стопку свои заметки, которые делал по ходу беседы, и решаю подвести некоторый итог.

– Печально, что люди, от которых я рассчитывал получить квалифицированную помощь, подготовились к совещанию из рук вон плохо! Это относится к обоим Сергеям. Особенно ты, Лорд. В самой беседе участвовал очень вяло. Не упомянул очевидные вещи, о которых даже я накопал достаточно инфы. В частности – о биметаллизме. Мы сейчас как раз находимся на территории, где золото и серебро имеют равное хождение. С прошлого года Штаты установили более-менее твердую цену на оба металла. Около двадцати «зеленых» за унцию золота, серебро дешевле раз в четырнадцать. И такое соотношение продержится достаточно долго. До 1860-х нашей истории. Чем это нам может помочь или, наоборот, помешать – вопрос не ко мне, а как раз к вам обоим.

Могу поделиться предположениями, основанными на довольно точной информации. В нашем нынешнем статусе – вроде свободная территория с элементами самоуправления, находящаяся под надзором и контролем Испании, мы пробудем еще с год-полтора. Дело идет к предоставлению нам почти полной автономии. Естественно, с экономическими преференциями в адрес Мадрида. Думаю, что такие взятки мы потянем, если не будем слишком задирать нос и напрягать Европу большими вбросами золота. Чтобы не пробуждать у них излишнего аппетита. Скромнее надо быть…

Исходя из этого, вам дается новый срок, в один год, до следующего декабря. Но тогда уж на моем столе должен лежать меморандум, в котором ясно и понятно, не только для меня, но и для любого мексиканского пеона, расписаны основные формы нашего экономического порядка.

Хочу сразу предупредить, ребята, – шутки давно кончились, в мае 90-го! Ваша работа в школе, помощь на других участках – про нее мы не забываем и ценим ваши усилия. Но из всех нас только вы имеете нужное образование, которое необходимо использовать с максимальной пользой.

Все свободны, до следующей встречи. Женя, ты задержись, надо уточнить по «дальним рациям», что вы там из них соорудили?

Декабрь 1793 года. Долина Дакота.

Динго

Когда более-менее наладилось с выпуском медной проволоки и латунного листа, актуальными оказались два проекта. Первый был спущен сверху – отработать технологию и запустить в производство цельнотянутую латунную гильзу, хотя бы простейшую. И, как параллельная задача, сделать пулю для «калаша», который «семь шестьдесят два». А то патронов для него остался один «цинк», да и тот уже початый. Задача переснаряжения их стояла остро, а проблем целая куча получается.

Как оказалось, мягкая свинцовая пуля для системы Калашникова не подходит категорически. Десяток пробных патронов, снаряженных таким образом, даже отстреляли не весь. Заклинить «АК» после третьего выстрела – это надо уметь. А выковыривание кусков свинца из газоотвода оказалось отдельной песней. Так что пришлось осваивать штамповку латунных оболочек.

Первые опыты с их штамповкой из тонкого листа как начались, так и закончились без всякого успеха. Рвется латунь, и все тут. Надо подбирать состав, а это опыты и опыты. Новую идею предложил Ронан: отливать заготовки в виде небольших конусных тонкостенных стаканчиков и потом доводить их под прессом до нужной формы. Этот вариант сулил надежды на успех. Немного повозились с формой для отливки, и получилось ведь! Только в дальнейшем нас ждал еще один облом. Уже отработали технологию отжига стреляных гильз, обжимки их до исходного размера. Даже придумали, как покрывать изнутри лаком, притом, что снаружи она оказывалась чистой. Как оказалось, «зеленый порох» давал хоть и меньше нагара, чем обычный «дымарь», но все же столько, что работа газоотводной автоматики быстро нарушалась. После первого рожка начинались задержки, после второго «калашу» требовалась основательная чистка. Все-таки разница между пироксилиновыми порохами двадцатого века и смесями на селитрянно-пикриновой основе была слишком велика. Если баллистику метров до пятисот можно было и обеспечить вполне приличную, то с нагаром справиться так и не удалось. Так что проект был отложен до появления нового пороха на основе пироксилина. Зато аналогичное переснаряжение пистолетных патронов 9×18, и 9×19, прошло на ура. Что у пистолетов, что у «хеклера» автоматика инерционная, со свободным затвором, засоряться там особо нечему. Только чистить почаще надо, а так все работает.

А вот с гильзой дело пошло несколько легче. Не сразу, конечно, но пошло. Заготовку сразу, не мудрствуя лукаво, стали отливать по той же технологии, что и давешние оболочки для пуль. Потом соорудили специальный станок, на котором гильза прокатывалась до нужного диаметра и формировался рант. Вскоре технология должна была прорисоваться полностью, а там и до производства недалеко. Пока наши мастера экспериментировали с ручной оснасткой, так что гильз выходит немного и все разные, ну да ничего, доведем процесс до ума, никуда не денемся.

Собственно, я к этому времени уже переключился на другой проект. А то проволока медная уже есть, и в изрядных количествах. И диаметр подходящий – чуть меньше миллиметра. И даже соорудили станок для обмотки медяхи изоляционной нитью, благо закупку хлопка организовали уже давно. Да еще наши химики разработали термостойкий лак-изолятор на основе каких-то растительных и минеральных компонентов. Так что пора было задуматься над своим электричеством. Генераторы от автомобилей не вечны, а Занудин двухсотдвадцативольтовый «дырчик» вообще проживет еще год, максимум два. Даром что уже давно крутится от водяного колеса, щетки и подшипники тоже имеют свойство изнашиваться. Так что генератор надо строить, а следом и мотор. Но начинать надо именно с первого.

Только одна вырубка пластин якоря заняла почти месяц, правда, параллельно с этим обматывали проволоку изоляцией и делали вал с коллектором. Последний, за неимением иного подходящего диэлектрика, изготовили из старательно пропитанного маслом дубового цилиндра с привинченными к нему латунными пластинами. Ну а сборка и балансировка всего ротора оказалась той еще задачей, пока мы смогли установить его в станину и залить подшипники. Оставалась только уложить обмотки. Сначала казалось, что фигня, за пару дней намотаем якорь, что мы, движки не мотали, что ли. Ага, как же. Одно дело наматывать маленький моторчик для авиамодели, и совсем другое – ротор в полтонны весом. Укладка обмоток получилась у нас только с третьего раза и заняла больше месяца. Оставалось только намотать катушки статора, и, на первый взгляд, машина была готова.

Первый раз обороты на генератор подали седьмого ноября. Нет, я не стремился подгадать к годовщине Октябрьской революции, которая еще не случилась, но народ из «попаданцев» изрядно насмешил. Правда, несколько дней агрегат работал вхолостую, надо было дать притереться щеткам и подшипникам. Тут-то и выяснилось, что я дал маху. В свое время мне пришлось перерыть кучу литературы на ноутбуках в поисках методики расчета генераторов. Кое-что нашлось, но, похоже, то ли в книге была ошибка, то ли я неправильно применил описанный метод к нашей задаче. В общем, вместо двухсот двадцати вольт наш генератор выдал триста сорок. Но поскольку наша первая электрическая машина была постоянного тока, то с этим удалось справиться сравнительно легко, заменив шкив и уменьшив скорость вращения вала. Сразу, как был готов первый генератор, заложили еще парочку моторов. До завершения строительства плотины в долине остались считаные дни, а значит, можно будет начинать монтировать первую ГЭС в этом мире. Моей мечтой было убрать из форта Ломоносов громоздкие привода от водяных колес, заменив их электростанцией и компактными движками.

Первый станок, кандидат на электропривод, уже есть. Когда через неделю после пуска генератора Логинов на пару с Ронаном пригласили меня в цех, я слегка обалдел. Они соорудили едва не полуавтомат. Только вставляй обоймы с заготовками и нажимай на педаль, а дальше – вжик-бряк-звяк и в приемную корзину (а что вы думаете, калифорнийские индейцы непревзойденные корзинщики, так что ящики мы использовали только для ружей, доски-то пилить надо) вылетает свеженькая, еще горячая гильза. Весь цикл занимал секунду-другую. В обойме двадцать пять заготовок, замена резца и регулировка обжимных роликов раз в день. Итого пять-шесть тысяч гильз за восьмичасовую смену. И, чувствую, одним станком дело не ограничится. Да и машину для снаряжения надо делать на таком же уровне. Я не я буду, если второй патронный завод в долине не возникнет.

Так что на Новый год Кобра вручил нашим мастерам ценные подарки. Собственно, делали эти подарки мы на пару с Мигелем – повторили конструкцию котозавровского револьвера, только без глушителя и с откидным барабаном. Вот только пластинки на рукоятке гравировал тот же мужик, который клише резал. А патроны награжденные сами накрутят – гильз-то теперь навалом.

Глава 3 Ваше слово, товарищ «Маузер»!

Извините, мистер Кольт, но ваш дилижанс уехал!

Из воспоминаний Евгения-Динго

Зима – весна 1794 года.

Динго

Поскольку производство револьверных патронов потихоньку налаживалось, мы задумались над унификацией нашего короткоствола. На данный момент в производстве находился капсюльный револьвер по типу «кольта» 1853 года и несколько мелкосерийных опытных образцов под новый патрон. Не скажу, что многие из них получились удачными, но опыт кое-какой мы приобрели, так что возились с ними не зря. В начале 1794 года плотно засели над созданием системы, которую можно было сравнительно легко выпускать в двух вариантах. Максимально унифицировав их по основным деталям: обычный гильзовый и капсюльный, с быстрой сменой барабана. Общие контуры конструкции прорисовались достаточно легко: нагановская механика с аналогичной схемой обтюрации, откидной вбок барабан на шесть патронов с одновременной экстракцией. Это под новый револьверный патрон с длиной гильзы тридцать пять миллиметров, в которую одиннадцати с половиной граммовая пуля была полностью утоплена. В капсюльном варианте барабан также откидывался в сторону и мог быть быстро заменен на снаряженный. То есть отличие обеих моделей состояло в нескольких деталях. Конечно, для совмещения обоих способов заряжания в одной конструкции пришлось повозиться, но дело того стоило. К тому же капсюльный револьвер комплектовался четырьмя, а то и шестью сменными барабанами.

Именно последнее и доставило нам массу головной боли. Подгонять набор барабанов под каждый экземпляр не годилось в принципе. Требовалось добиться того, чтобы при некоторых допусках взаимозаменяемость деталей была полной. Взял из ящика первый попавшийся револьвер, из другого несколько барабанов, снарядил и стреляй. Решение нашлось довольно быстро, однако еще перед постановкой револьверов в серию мы с мужиками договорились провести небольшую инженерно-производственную практику с нашими юными дарованиями.

В один из вечеров после школы у меня в кабинете собрались Логинов, я и наши начинающие механики Пашка-Поль, Патрик и Олененок. На столе были разложены десяток револьверов и вдвое больше сменных барабанов к ним. Задание ставил Анатолий.

– Итак, молодежь, – произнес он, беря в руки один из револьверов, – вот вам задачка. Наш новый револьвер должен иметь сменный барабан для быстрой перезарядки. Но далеко не каждый из них подходит друг к другу. А нужно, чтоб любой барабан ставился в любой револьвер без всякой подгонки. Думайте. Вопросы можете задавать и сейчас, и по ходу дела. Через неделю посмотрим.

– А как может не подходить барабан к револьверу? – спросил Патрик. – Они же все одинаковые.

– Все, да не все. Смотрите – беру один из экземпляров, взвожу и спускаю несколько раз курок, – у этого все нормально. А теперь меняем барабан, и что мы видим? Курок взводится туго, если посмотреть на свет, видно, что каморы идут ниже, на доли миллиметра. Берем другой. – Разумеется, изделия были специально подобраны, с характерными дефектами. – Здесь вот недоворот барабана. Опять-таки револьвер взводится туго. А вот в такой комбинации курок вообще взвести нельзя. Клинит.

– А где мы можем этим заниматься? – поинтересовался Пашка.

– В оружейной мастерской для вас приготовлен верстак, инструменты и шкаф для хранения оружия, – объяснил я. – Ключ от него вручаю Патрику, как самому старшему. Револьверы и детали не раскидывать и не баловаться, за этим буду следить лично. Все, что касается работы на станках, – обговариваете со мной или Анатолием. Что-то сможете делать сами под нашим присмотром, что-то мы сделаем по вашим заявкам. Ну, а в случае успеха – получите разрешение изготовить по револьверу себе. И внеочередной поход на стрельбище я вам обещаю. Пробный отстрел этих десяти стволов будет ваш. По тридцать выстрелов, как полагается.

Даже удивительно, как быстро мальчишки справились с заданием. Впрочем, зря, что ли, я им читал лекции, в том числе и по основам ТРИЗа. Собственно, идея была проста: поскольку барабан надвигался на казенную часть ствола, нужно было позиционировать его не по выступам храповика, а именно по ней. Иными словами – должен был быть небольшой люфт. Благодаря зазорам все совмещалось как надо. Мы же вначале стремились к очень высокой точности изготовления, на чем и попали. Ребята даже разобрались с дополнительной «изюминкой» – один из револьверов был с браком, барабан у него в принципе не мог встать, как надо. Нужно было менять откидной кронштейн вместе с осью. Мальчишки это дело просекли и просто изготовили нужную деталь. Что и говорить, молодцы. Достойную смену выращиваем.

Демонстрация обоих вариантов револьверов была встречена начальством с огромным интересом. Опробовав новинку на стрельбище, Кобра выдал глубокомысленную идею:

– А вы не думали над карабином под этот патрон? По типу «винчестера».

– Это ты про тот самый, любимый Котозавром «левер»[81]? Отладим производство револьверов, попробуем. Только учти, когда он вернется, все стрелки я буду переводить на тебя.

– А что такое? – удивился Сергей.

– Так помнишь, когда ему переделывали одностволку в помпу, – с ухмылкой пояснил я, – там были варианты со скобой, Салли предлагала. Однако его фантазии насчет того, что можно сделать этим «левером», почему-то касались только меня.

– Ничего, – засмеялся Кобра, – переживет. Никуда не денется. Ты, главное, сделай.

Однако значительно раньше мы умудрились сделать не карабин, а телефон. Зря, что ли, столько сил было потрачено на провода, электричество, генераторы, моторы. Одних только столбов поставили между Вихрями и Ломоносовом несколько сотен. Да еще больше сотни стояли в направлении металлургического центра. Так что, когда к середине лета мы привезли в Вихри и установили телефон, народ там слегка офигел. Конечно, аппарат мало чем напоминал привычные нам. Скорее, получилось что-то напоминающее о временах «барышня, дайте Смольный». Три таких аппарата обеспечили связь между основными нашими поселками. Коммутатор, как нетрудно догадаться, планировалось поставить в Ломоносове, однако, пока абонентов всего трое, телефоны мы просто запараллелили. Ну и что, что при вызове трубку снимали сразу двое, зато можно было обойтись без «барышни». Что касается дальнейшего развития телефонной сети, я обозначил простую мысль: «Аппараты мы можем делать по штуке в месяц. Провода по три-пять кэмэ за то же время. Согласовывайте с начальством, ставьте столбы, заказывайте изоляторы – и получите связь». Всеслав, загоревшийся было телефонизировать обе свои заставы, слегка поутих, прикинув объем работ. Но от этой идеи отказываться не собирался, пообещав в течение года установить столбы и протянуть провода.

Об очередных достижениях нашей оружейной промышленности я докладывался не на общем собрании, а в весьма узком кругу. Нет, не из соображений секретности, просто география нашего присутствия значительно разрослась и само понятие общего сбора «попаданцев» сошло на нет. Почти десяток выходцев из XXI века пребывали слишком далеко, и их возвращения в обозримом будущем не ожидалось. Да и с некоторых производств народ практически невозможно было сдернуть. Так что в кабинете командира собрались только руководство и отдельные представители нашего сообщества: сам Кобра, Змей, Курбаши и Всеслав. Поскольку Дядя Саша отбыл в Испанию, собрание вел Сергей.

– Ну что, как говорится, по просьбам трудящихся, – начал я после вступительных слов Кобры, – мы слегка помучились, но сделали давно требуемый отдельными товарищами легкий карабин.

– Показывай, не тяни! – встрял Андрей.

Пришлось мне развернуть чехол и извлечь оттуда наше творение.

– Как видите, карабин получился очень похожим на старый добрый «винчестер» образца 1873 года. Только вот заставить его работать с нашими револьверными патронами не удалось.

– То есть? – удивился Кобра. – Нам придется налаживать выпуск еще одного типа боеприпасов?

– Во-первых, не вам, а нам, – припомнил фразу из известного фильма, – во-вторых, особо ничего налаживать не надо. Гильза та же, снаряжение другое.

– Так-так, а ну-ка, поподробнее?

– Все очень просто, – объяснил я, – патрон, построенный по нагановской схеме, совершенно не подходит к каким-либо магазинным конструкциям. Он сделан исключительно под барабан, а при подаче из магазина достаточно малейшего перекоса, и все, утыкается. Пуля-то полностью утоплена, вот краем гильзы и упирается. В общем, работает винтовка только в строго горизонтальном положении. У «родных» нагановских патронов для лучшей подачи из магазина дульце обжимали, но с мягкой свинцовой пулей это не вариант. Так что снаряжать пришлось по-другому. Пулю слегка удлинили и утяжелили, теперь она высовывается из гильзы наполовину. Заряд пороха увеличился раза в полтора. В итоге имеем четыреста метров в секунду у тринадцатиграммовой пули против трехсот с копейками у одиннадцати с половиной револьверной. Дульная энергия возросла вдвое, у револьвера чуть больше пятисот джоулей, у карабина получается тысяча с хвостиком. Ну и баллистика чуть лучше стала, прицельный огонь на триста – триста пятьдесят метров можно вести уверенно, дальше траектория минометная, все-таки пуля тяжелая и низкоскоростная, это сказывается. Но до трех сотен карабин бьет очень кучно. Не снайперка, конечно, но в круг сантиметров двадцать пять укладываемся стабильно. Пока это максимум, что можем вытянуть. Да, весит ружбайка четыре с половиной кило. Это пустая, а с патронами еще граммов на триста тяжелее.

– А сколько патронов в магазине?

– Двенадцать, тринадцатый в стволе. В принципе, можно увеличить емкость до шестнадцати, – добавил я, – но тогда пружина магазина сжимается очень сильно и быстро садится, поэтому поставили ограничитель.

– Зачетная вещица получается! – восхитился Курбаши. – Дай пострелять.

– Погоди ты, постреляльщик, – одернул его Кобра, – это явно еще не все. Вон у Динго еще два чехла в углу прислонены. Думаю, что он еще сюрпризы приготовил.

– Глазастый! – пошутил я. – Ничего от КГБ не скроешь. – И распаковал второй карабин.

– И чем он отличается? – спросил Курбаши.

– Полуавтомат. Самозарядка под тот же патрон.

– Ах… ренеть! – едва не выматерился Андрей. – Дайте две!

– Больше одного в одни руки не давать! – отрезал якобы зам по МТО. – И вообще, Жень, ты же говорил, что автоматика на нашем порохе работать не будет?

– Газоотводная. А здесь обычный свободный затвор.

– Однако! И намного он сложнее «винчестера»?

– Да как бы и не проще. Деталей в механизме на три штуки меньше. И, что самое интересное, конструкция унифицирована процентов на восемьдесят. Сбоку добавлен трубчатый корпус возвратного механизма, затвор другой конфигурации, ну и на пару пазов меньше в ствольной коробке. Все остальное то же самое. Устройство примитивно до безобразия. – Я откинул замыкатель крышки и разложил детали карабина на столе.

– Действительно, несложная механика.

– А что может быть проще свободного затвора?

– Все бы ничего, но почему у обоих вариантов нет предохранителя?

– Предохранитель есть. Внутренний. Пока спуск не нажмешь, курок до бойка не дойдет. Так что невзведенный карабин по умолчанию на предохранителе стоит.

– И как в плане надежности, настрела?

– Самозарядный где-то после ста пятидесяти выстрелов от нагара дурить начинает, не всегда перезаряжается, но до клина мы его так и не довели даже пятью сотнями. А рычажная механика вообще и этого не замечает. Там усилие перезарядки небольшое, патроны раньше кончатся, чем клинить начнет.

– Нормальненько… – это уже Всеслав резюмировал, – а в третьем чехле что за штука?

– А это еще одна версия. Максимально удешевленная. – Разворачиваю чехол. – Магазин коробчатый, на пять патронов по типу «мосинки» с ее отсечкой-отсекателем, затвор скорее бердановский, с запиранием на основании рукоятки. Импульс патрона невелик, можно обойтись без фрезеровки боевых упоров на личинке и казеннике. Затраты труда процентов на двадцать меньше, и металла где-то на столько же. Карабин легче почти на килограмм. Из минусов: отдача ощущается сильнее и скорость перезарядки меньше.

– А объединить этот магазин с самозарядкой не пробовали?

– Пытались. На такой ствольной коробке автоматику не сделать, затвор слишком легкий получается. А с коробкой «винчестера» магазин плохо стыкуется и почему-то в автоматике, хоть убейся, не работает. Практически надо делать принципиально новую систему. В общем, сейчас работаем над коробчатым магазином патронов на десять, но пока не получается. Нет образца. Мужики, если кто-нибудь хорошо помнит устройство магазина «СВД», нарисуйте. Какая-то тонкость там есть – все, что мы нашли, не помогает. Сплошные утыкания и перекосы.

– А какие у вас возможности по производству этих карабинов? – Кобра прикидывает перевооружение.

– Пока получается так, – прикинул я, – на начальном этапе сможем делать две-три штуки в неделю самозарядок или «леверов». «Болтовок» до пяти. После отладки производства полтора десятка первых или двадцать вторых. Но именно «или»! На большее нужны люди, люди и еще раз люди. У нас сейчас выпускается два вида револьверов и два винтовок, кроме этого, идет переделка испанских ружей. Плюс пулеметы крупнокалиберные в штучных экземплярах делаем. И это не считая новых карабинов. Так что давайте что-то решать с оружейным производством. Что выбрать в качестве перспективного, а что потихоньку сворачивать.

– А по винтовочному патрону у тебя какие наработки имеются?

– Да пока толком никаких. Только-только начали. Все-таки бутылочная гильза несколько сложнее цилиндрической револьверной.

– А какой калибр предполагаешь?

– На данном этапе, думаю, унифицируем. На десять миллиметров у нас и стволы нормально получаются, и гильзы. Да и уменьшить хотя бы до восьми пока вряд ли получится. Там нужна точность обработки повыше и технологии получше. Так что, полагаю, нам лет на пятнадцать-двадцать «сорокового»[82] калибра хватит.

– Насколько я помню, – задумчиво произнес Кобра, – у нас здесь на складе лежит около сотни с небольшим винтовок шестнадцатого[83] калибра…

– Вообще-то, – уточняю, – еще полсотни приехали вместе со мной. Тебе, наверное, еще доложить не успели.

– А сколько еще ожидать?

– Готовых десятка два, но до конца недели будет еще столько же. И задел сотни на две, стволы, там, заготовки и прочее.

– Итого у нас к тысяче «слонобоек» получится.

– Да, с учетом тех, что на руках.

– Значит, так: делаете запас еще штук на пятьсот-шестьсот и потихоньку сворачиваете производство. Но делаете только в магазинном варианте, пусть по одной-две штуки в неделю и даже меньше. Что скажете, парни?

– Нормальный вариант. Только количество стволов до тысячи довести стоит, чтобы был запас. И оснастку всю сохранить. Это как, сложно?

– Да вроде не очень. Демонтировать, в масло и на склад. На неделю работы.

– Тогда людей сможешь перебросить на новые карабины. Потянешь увеличить ствольное производство хотя бы до полусотни в неделю?

– Если попробовать конвейерное производство – думаю, и на шестьдесят-семьдесят выйдем. Будут ли еще заказы на переделку «испанок» на Тьери-Нормана[84]? Нам осталось доделать сотни две, больше не завозили.

– И не завезут, – улыбнулся Кобра. – Подразделения «нового строя» практически укомплектованы, а перевооружать всю испанскую армию мы не подписывались, обойдутся. Сергеич, думаю, решит этот вопрос в метрополии. С нас только поставки капсюлей. Вопрос вот в чем: не надо ли выпускать эту систему уже полностью из наших материалов? На продажу.

– А кто предполагается покупателем?

– Думаешь, не найдется?

– Викторыч, стоит ли овчинка выделки? Делать оснастку под еще одну систему с неясной перспективой. Кроме того, из тех, кого можно вооружать, в округе присутствуют испанцы, которых мы уже, как ты говоришь, обеспечили, англичане, которым мы не продадим ничего по определению, и юсовцы, до которых как до луны раком. Последних я как-то в возможные союзники не записываю, скорее в конкуренты. В общем, если будет прямой приказ – сделаем, нет – увольте. Распылять силы на ерунду не буду! Я сейчас стремлюсь обеспечить нашим бойцам преимущество если не в дальности, то уж в плотности огня точно. Так, что мы решим с карабинами? – возвращаюсь к исходному вопросу. – Что ставим в серию, что делаем по мелочам, а что побоку?

– А разница в производстве между самозарядным и «левером» велика?

– Практически нет. Я уже говорил, полуавтомат проще конструктивно и, соответственно, требует слегка меньше трудозатрат. Процентов эдак на пять.

– Тогда решим так, – с минуту подумал Кобра, – принимаем самозарядку для наших регулярных войск и болтовку для индейского ополчения. Пока закладывайся на сотню первых и пятьсот вторых.

– Кстати, – вмешался Всеслав, – а как сложно будет наладить выпуск короткой двустволки? Мне бы своих погранцов вооружить чем-то мощным и маневренным.

– Екарный бабай! – взвыл я. – Ты хоть представляешь, насколько сложнее в производстве охотничья двустволка по сравнению с «калашниковым»? То-то и оно. Там же сплошная фрезеровка. Пайку стволов я себе вообще плохо представляю, так что придется соединять на муфтах, а это геморрой еще тот. В общем, получится лупара по цене «Кипчака»…

– Как-как ты сказал? – удивился Всеслав. – Лупара?

– Ага. Народно-национальное оружие сицилийской мафии. Хочешь организовать у нас филиал коза ностра?

– Да мне просто нужно что-то для стрельбы накоротке в лесу, зарослях или даже населенных пунктах.

– Может, твоих парней просто «бантлайнами»[85] вооружить? Тем более опыт имеется – штук семь уже сделали.

– Я помню, что заказывали пять, – удивился Кобра, – в парадном исполнении. Два здесь, три Сергеич увез в Испанию. Где остальные?

Усмехаюсь.

– Ну не мог же я не сделать такую игрушку для себя, любимого.

– Маньяк. А седьмой?

– Отдал Утесу.

– А, понятно, начальника ломоносовской охраны облагодетельствовал.

– Не облагодетельствовал, а вручил символ статуса, так сказать. Он из «бантлайна» волков отстреливает. Ну, так как, Всеслав, револьвер с длинным стволом и прикладом спасет отца русской демократии?

– Не спасет. В смысле не пойдет. Револьверный патрон-то все равно слабоват для наших задач.

– А карабинный?

– Ну, в принципе, пойдет. Только сам карабин длинноват.

– Можно укоротить. Магазин патронов на шесть-семь, ствол до сорока сантиметров режем, меньше не стоит – будет неполное сгорание пороха и грохот соответствующий. Пистолетная рукоятка, складной приклад.

– Это уже интересней. Сделай штук несколько, попробуем.

– Второй вариант – переделать самозарядку в буллпап. Длина будет такая же, а все характеристики как у «большого».

– Не, на фиг. Не нравятся мне буллпапы. Укороченый, ко всему прочему, еще и легче получится, а значит, маневренней.

– Хорошо. Кстати, коллеги, вы на клеймо внимание обратили?

– А тут есть клеймо? – удивился Курбаши.

– Есть, – подтвердил Кобра. – Я его сразу заметил. Стрела в щите и «ВВВ» – это что означает? «В Вихре Времен»?

– А кто обозвал наши мастерские «Вундер Ваффе Верке»?

– Ну, вполне себе шуточка в стиле Котозавра.

– И что самое главное, – подчеркнул я, – в точку.

– Нормальное клеймо, не хуже других. А стрелу в щите у Ижевского завода спер?

– Ну, почему сразу спер. Он же основан будет только лет через пятнадцать. Так что не спер, а застолбил.

– Ну и пусть будет, – согласился Кобра. – Ты, похоже, еще и по моделям все раскидал. Я смотрю, номера триста один, триста два и четыреста один.

– Ага. Сотая серия – револьверы, двухсотая для пистолетов зарезервирована.

– Триста – несамозарядные винтовки, – уловил систему Сергей, – четыреста – самозарядные. Что в пятисотую?

– Автоматы. Шестисотая – пулеметы.

– А дальше?

– А тебе мало? – усмехнулся Кобра – Будет что, впишем. Динго, делай партию для войсковых испытаний, минимум по десятку каждой. Все равно какие-нибудь «детские болезни» вылезут. И готовься ставить их на поток. Да, предлагаю к номеру модели букву «М» присовокупить. Солидней выглядеть будет.

– Заметано!

– Кстати, могу тебя порадовать, людей тебе скоро подкинем. Помнишь, еще в прошлом году Ронан отписал несколько писем своим приятелям, причем по обоим берегам Атлантики. Так вот, недавно пришло письмо от наших ребят с Кубы, там собралось с дюжину семей ирландцев, это не меньше полусотни человек. Ждут каравана к нам. Точнее, ждали, на момент отправки письма, сейчас наверняка уже выступили. Так что, думаю, в пределах месяца должны прибыть. Наверняка среди них будут кузнецы и еще какие-нибудь механики, они твои. Остальных пристроим в другие места.

– Столяров бы еще пару-тройку. На ложевое производство, – уточнил я.

– Хорошо. Тогда давайте на этом закругляться. Жень, ты не думал над давешней идеей Зубрилки? Вроде как может потребоваться.

– Точно надо? Работы не на один день, а людей не хватает.

– Надо, Женя, надо.

Эта тема всплывала уже не раз. Еще год назад Зубр огорошил меня дикой идеей. Ни мало ни много, он предложил сделать какой-нибудь «гатлинг» из штуцерных стволов. Что бы он был похож на настоящий, только не работал. И чтоб воспроизвести его было трудновато после изъятия нескольких деталей. Они, оказывается, хотят подсунуть такую штуку наглам либо америкосам, якобы искореженную взрывом патрона, даже некий аванпроект набросали под, умереть не встать, «триста восьмой» калибр. А запал предложили сообразить электрический, якобы с улавливанием энергии из атмосферы.

– Зубр, этого ни в коем случае нельзя делать. Пока штуцера в «цивилизованных» странах – удел небольшого количества метких стрелков. Ты же хочешь им подкинуть идею нормально работающего нарезного ствола и свести на нет наше преимущество. Пойми, нас слишком мало. Если против нас двинут не паршивые колониальные войска, а батальон егерей, нас вынесут на фиг. Основное наше преимущество – дальность и плотность огня, и его мы не должны упускать. Как ты думаешь, скоро ли переделочное ружье от испанцев уйдет тем же наглам? Думаю, через год-полтора у них будет образец. Еще сколько-то они провозятся с капсюлем, пусть десять лет, даже пятнадцать, хотя я в это слабо верю. Целенаправленное стимулирование химиков в нужном направлении даст результат лет через пять, если не раньше. Сделают ударный состав, а прикрутить затвор Тьери-Нормана к штуцеру много ума не надо. Вот мы и потеряли половину преимущества в дальности и четверть в скорострельности. А ты хочешь этот процесс подстегнуть. Прикинь, если через год высадят десант, как в октябре 90-го, но с такими винтовками. Ведь задавят нас массой. Нет, тут нужно что-то не только трудновоспроизводимое, но и заведомо бесполезное.

– И что ты предлагаешь?

– Да мелькнула тут мысля. Знаешь, какие боеприпасы даже в XXI веке не получили распространения из-за дороговизны и сложностей с технологией производства?

– Пули с урановым сердечником? – съехидничал Зубрилка.

– Ну, ты загнул! – охренел я. – Все проще. Стреловидные пули к гладкостволу. В теории могут обеспечить сравнимую с винтовкой кучность и дальность при несколько меньшей цене оружия. Насчет цены ствола не знаю, но боеприпасы как бы не в разы дороже получаются. Так что копеечная разница в стоимости ружья мигом компенсируется расходами на патроны. Надо прикинуть, нельзя ли стреловидную пулю в «дэбэшку» зарядить. С оперением из тонких деревянных пластинок. Заодно и объяснение, почему в ране у убитого только деформированный свинец. В общем, поколдую. Оставим этот девайс для «прикрытия» работы «Кипчака». Да, надеюсь, начальство не будет возражать, если я на это дело расплавлю один блок цилиндров от двигателей. После переплавки алюминий, конечно, будет никакой, с оксидом и прочими загрязнениями, но это добавит любопытным тараканов в мозги.

Глава 4 Хрустит, но не французская булка…

Ах, какое наслажденье – стричь крыжовнику хвосты.

А.К. Толстой. Оперетта «Касатка»

Апрель 1794 года. НПЦ «Дакота».

Ирина

Сижу на табуретке,

Сижу на табуретке,

Передо мною миска

На столике стоит.

А за окошком дождик,

Противно и уныло

Уж целый день как плещет,

И мы сидим дома, мы сидим.

И вот так вот уже целый день, действительно, сидим. Правда, еще далеко не осень – весна 94-го, но сейчас перед нами на кухне стоят корзины с початками прошлогоднего урожая, на кухонном столе огроменные миски, скорее даже, тазики под кукурузное зерно. Мы его вылущиваем: часть пойдет на посев – остальное скроется «в закромах Родины», так сказать, для пополнения съедобных припасов (сухое зерно кукурузы само по себе, крупа кукурузная, мука из нее же, а также крахмал). Корзины уже больше чем наполовину заполнены – еще чуть-чуть, и все.

Часть кукурузин «экспроприировал» Сергей – и варит оные прямо початками, вместе с «рубашками и усиками», в кастрюлище. Запах по кухне и части комнат плывет просто обалденный. К бульканью в кастрюле приплетается пыхтенье самовара, рядом с которым уже выстроились в ряд баночки с разномастными вареньями и с медом. С ручки самовара свешивается на веревочке низка сушек – домашние посиделки намечаются вполне себе на культурном уровне. Чай из самоварчика с вареньем или медом «вприкуску» с сушками… А также объедание кукурузой с солью и маслицем.

– Девчата, к столу! – раздается радостный призыв от печки. – Кукурузины поспели!

– Уря! – восклицает сестрица, с удовольствием отрываясь от нудного и порядком поднадоевшего занятия. Встает с места и порывается на противоположный конец стола, к самовару, чашкам и тарелкам.

– Куда?! – хором вопим мы с Сергеем. – А руки мыть?

– Кать, ну вот что за безобразие! Ведь взрослый человек, медсестра – а про руки вечно забываешь! – ворчу на сестру.

– Ну, ладно-ладно… уже ушла, – бухтит Катруся, и в самом деле направляясь к рукомойнику у двери. – А сами-то…

– Тоже уже идем! – отзывается Сергей.

Помыв руки, рассаживаемся вокруг самоварчика. На тарелках по две кукурузины, рядом солонка и новинка нашего гончарного цеха (уже именно цеха, а не просто мастерской!) – керамическая масленка, в ней сюрпри-и-из – сливочное масло.

– Сережа, передай мне заварку и чайничек, пожалуйста! – говорю я.

– Прошу! А ложечку?

– Да, и вправду, спасибо, что напомнил…

– Кому какое варенье?

Катруся задумчиво разглядывает баночки.

– Может, вишневое? – все же решает наконец выбрать.

– Какое закажете, сеньорита Катерино! – шутит Сет Север. – Ира, а тебе что?

– Передвинь ко мне поближе малиновое варенье и чуть левее сдвинь к самовару мед.

Наконец чай разлит по чашкам, варенье выложено на маленькие блюдечки – сидим и уплетаем за обе щеки все так, что, как говорится, за ушами трещит. На улице льет дождь, сыро и неуютно – а у нас тепло, сухо, уютно и неспешно ведется разговор о жизни вокруг. Эх, жаль, нет здесь наших родителей – было бы еще лучше!..

А чуть позже это чаепитие с кукурузой получило совершенно неожиданное продолжение.

На сковородке, пристроенной на треножнике над костерком, что-то скворчало и брызгалось раскаленным маслом.

– Ира, что там у тебя такое? – спрашивает забежавшая по пути из госпиталя на огород сестра.

– Эксперимент у меня там…

– Какой?

– Кулинарный, Катюш. Решила глянуть, что будет, если взять сухие кукурузные зерна и во фритюре их обжарить.

– В смысле?.. – озадаченно пригляделась к сковороде Катя.

– В таком – полопаются на попкорн или раньше сгорят. Вот пришло в голову, что как раз в Америке самыми распространенными сортами были крахмалистая и лопающаяся кукуруза. Даже странно, что мы раньше у мексиканцев, которые пришли в Форт из миссии дона Хосе, не видели, чтобы они готовили зерна таким способом.

– Сгорят, наверное… или, может, не все, а часть лопнет.

– Вот и я подумала – может, хоть часть в попкорн превратится… тогда его можно будет с сахаром потребить. А лучше даже с пудрой, посыпать или обвалять…

Тут сковородка издала странный звук, похожий на хлопок пистона. Внимательно и с волнением всматриваемся в происходящее – зерна лопаются и выворачиваются наизнанку. Некоторые, правда, так и не раскрылись…

– Во-о… – расплываемся улыбками, – что и следовало доказать… Следующим номером – миска и сиропчик!

Если мы думали попробовать такую вкусняшку в одиночку, то, как обычно, зря…

На новое угощение тут же сбежались мальки, уже привыкшие, что у нас частенько можно отхомячить что-нибудь вкусненькое. Заводилой среди них оказалась та самая Птичка, с которой мы однажды освобождали от «комнатного плена» шмеля. Девочка подросла, давно перестала смущаться в нашем присутствии. Ее успехи в школе были выше всяких похвал. Кроме того, она незаметно, но прочно стала постоянной посетительницей нашей стеклодувной мастерской. Пытаясь там помогать в меру своих невеликих сил. Компенсируя отсутствие «мощности» старанием и усидчивостью. И неизменным хвостиком сопровождала нас на опытных делянках, которые мы, разумеется, сразу же завели на новом месте. Ведь старые поля и огороды остались на берегу океана, рядом с Фортом.

Но это к слову. Если же по существу, то эта маленькая предводительница местной ребятни «верхним чутьем» уловила назревающее вкусно-интересное приключение и заявилась к нам во главе своего отряда. Так что дегустация прошла шумно, весело и просто на ура. К самому финалу подошел наш вроде как завхоз, Сергей, который ненадолго приехал в Долину. Решая, как обычно, какие-то свои загадочные дела с Женей и остальными инженерами. Оценил наше «изобретение», похвалил. С ходу предложил взять первую лицензию в истории наших поселений на производство лакомства. В ответ на вопросы: «А зачем это вообще надо, разные там лицензии и вообще частное предприятие?» – доходчиво объяснил, что пора приводить наш военный коммунизм в удобный и понятный для всех порядок. Мол, частным оно будет до определенных границ, тем более что месяц назад уже было совещание, на котором мы ломали копья по поводу несовершенства нашей экономики. Мы с мужем на оном присутствовали, он даже получил персональное задание разработать работающую модель «капитализма с человеческим лицом». Вот как раз машина для попкорна и будет первым пробным шагом в этом направлении.

Проводили детей, им уже пора было бежать встречать родителей с работы. И тут камрад Снейк, как мы его частенько за глаза, а кое-кто и прямо в лицо, называли, огорошил нас двумя новостями. Первая была вполне ожидаема. Он в какой уже раз спросил нас с Сергеем, когда мы серьезно начнем помогать Директории в решении демографической проблемы? Раньше удавалось кое-как отговариваться его личным примером – мол, на себя посмотри! Молодой парень, весь из себя, а холостой, что тогда с других требуешь?!

В ответ Кобра загадочно усмехнулся, открыл планшет, который мы сообща сделали ему из кожи какой-то здоровенной змеюки и вручили на день рождения. Достал оттуда красивые цветные открытки (очередная новинка нашей полиграфической мастерской) и вручил нам две из них. На нашей оказалось, вы только подумайте (!), приглашение на свадьбу! Заглянула через плечо Катрусе – то же самое, только ей лично!

Вот это да!

Торжество было назначено на 15 мая этого года. Ищем среди завитушек псевдоготического шрифта – кто же невеста? Таковой в приглашении значится сеньорита Мария дел Ампаро, старший лейтенант, командир роты специального назначения Первого полка Калифорнийской Директории.

Упасть и не встать!..

Глава 5 О пользе чужой головной боли

Наличие свободы выбора у вас зачастую зависит от отсутствия такового у соперника.

Непризнанный гений тайной войны.

Весна 1794 года. Долина Дакота.

Динго.

Честно говоря, не думал, что идея создания липового суперпулемета может меня так захватить. Конечно, сначала мы сдали первую пробную партию карабинов. Особую гордость вызывал у меня созданный по заказу Всеслава «штарк» (от ШТурмовой АРмейский Карабин), он же «М402К». Легкий, три кило в снаряженном виде, длиной всего полметра со складным рамочным прикладом, такой самозарядный карабин неплохо смотрелся бы и лет через двести. Шесть патронов в магазине, седьмой в стволе. Из дополнительных усовершенствований появилась затворная задержка. Теперь, если кончались заряды в магазине, достаточно было кинуть патрон в открытый приемник, нажать на рычажок перед спусковым крючком – затвор закрывался, и оружие готово к выстрелу. Это позволяло сэкономить какие-то секунды на перезарядке и, значит, сохранить жизнь нашим бойцам. Такое новшество практически сразу же перекочевало и на полноразмерные самозарядные карабины.

Пока шли испытания, я целыми вечерами просиживал в кабинете, думал, чертил. В конце концов идея начала прорисовываться. Вращающийся пакет из восьми гладких стволов, десять было просто жалко ставить, да и вес системы получался запредельный. Сорокадвухзарядный барабан торчал вверх из ствольной коробки, отлитой из алюминиевого блока цилиндров. Особую жуть представляла система запала. Никаких капсюлей, все гораздо геморройнее – электрозапал. Неотъемлемой частью «Супер Гатлинга» стала электрофорная машина. Ох, как я задолбал наших стеклодувов ее изготовлением, зато результат ощутил на своей шкуре – меня шарахнуло через плохо изолированный провод. По ощущениям, киловольт восемь-десять аппарат выдавал.

Наконец, вчерне проект был готов, необходимые комплектующие тоже имелись. Однако подошло время полностью переключиться на организацию серийного выпуска карабинов. Хотя подготовительный цикл уже был завершен, дел еще хватало. Хорошо, что наша команда оружейников уже приобрела необходимый опыт и не требовалось непременно «стоять над душой», так что работа пошла несколько легче, чем когда отлаживали производство револьверов. Молодежь тоже втянулась в процесс не только в качестве подмастерьев-исполнителей, но и выдавая идеи, иногда вполне здравые. Когда карабины были поставлены на поток, я снова вернулся к липовому «Гатлингу». Через месяц этот шедевр оружейных извращений был готов. Что удивительно, он даже работал, управляясь расчетом из двух человек. Один бешено крутил электрофорную машину, другой рукоятку привода механизма. По крайней мере, пулемет честно отстрелял полтора барабана, после чего у него прогорела дубовая пробка-изолятор и выбило запальный электрод. Поставили новый изолятор и, пригласив Кобру, отстреляли еще барабан. Сказать, что начальство охренело, это значило не сказать ничего.

– Мы ж тебе сказали соорудить липовый пулемет, а ты сделал рабочий.

– Ну, он так, – ухмыльнулся я, – условно рабочий. Второго барабана не переживет. Опять выгорит изолятор. В первый раз чуть не рвануло, так что во второй можно смело помочь ему развалиться. Кстати, пули летят весьма интересно. Они теряют оперение еще в полете, но получают небольшую закрутку. После попадания в цель такая пуля не слишком отличается от выпущенной из «Кипчака» или тяжелой винтовки. Мы извлекли по несколько штук тех и тех, смотри сам.

Пули, действительно, выглядели практически идентично, в меру деформированные, одни с нарезами, другие с их имитацией.

– Ну так как, берете игрушку?

– Берем!

– Предупреждаю сразу, вместо второго экземпляра я лучше еще пару «Кипчаков» сделаю.

– Кстати, а сколько их у нас? – поинтересовался Кобра.

– На лафетах? – уточнил я. – Девять.

– А…

– А еще три на станках в Ломоносове и четыре в каньоне.

– А почему в Вихри станковые не поставляешь?

– Окстись, начальник! А лучше в ведомостях у себя посмотри. К четырем пулеметам станки прилагаются. А уж перекинуть машинки с лафета на них – дело нескольких минут.

– Черт, – смутился Сергей, – где же я это упустил?

Часть вторая. Империя еще не видна

Глава 1 Дела придворные

Амбиции Великобритании на создание Империи в конце XVIII – начале XIX веков оказались не подкреплены реальными силами и возможностями королевства.

Из учебника «Всеобщая история: XIX век» для 7-го класса средней школы. Калифорнийская Директория, издательство «Просвещение», 1935 год

Подальше от начальства – поближе к кухне.

Солдатская мудрость

Начальники не глупее других, они отлично знают, что на кухне теплее и сытнее…

Основы политического искусства

Конец февраля 1794 года.

Мадрид. Русское посольство

– Доброго здоровья, граф!

Сидевший за столом мужчина поднял голову и вгляделся подслеповатыми глазами в визитера.

– А-а, барон! Здравствуйте, друг мой! Рад видеть вас в добром здравии. А я вот… – развел он между тем руками, указывая вошедшему на кресло, стоявшее около стола. – Ума не приложу, где ж это я так? Вот, теперь сижу и бумаги разбираю… Ничего другого, уж извините, делать более не способен.

– Да уж, Михаил Николаевич, угораздило вас! – барон Рюген присел в предложенное ему кресло. – Подумать только, стоило послу отъехать по делам, так на вас все сразу и свалилось. И без того дел невпроворот, а тут еще и простуда эта. Кто бы подумать мог, что в Испании зима порой такая же слякотная, как в Петербурге!

– Такая тут у нас погода, – согласно кивнул граф. – Сколько здесь сижу, а так и не привык, знаете ли… Порою снега хочется, такого, чтоб под ногами хрустел. И не думал, не гадал, что и здесь простуду жесточайшую схватить можно! Однако ж, барон, вы ведь не просто проведать меня зашли? Поди, дело какое-то есть?

– В корень зрите, граф! Есть у меня вопросец…

– Ну, так давайте вопрос свой, покуда я еще более-менее соображать способен. А то доктор наш все грозит меня настоями своими напоить. А уж опосля того я к нормальному разговору зело негоден стану…

– Не буду, граф, отвлекать вас долее необходимого. Известно ли вам, что при дворе короля в пятницу прием предстоит?

– Так это малый, их несколько в году бывает. Дело обычное.

– А кого туда обычно приглашают?

– Моряков да военных, кто отличиться сумел. Награды король жалует да милость свою являет. Дворяне всякие прибывают, чтобы просьбы свои королю представить. Послов в такой раз не приглашают, это дело внутреннее.

– Вот как? Печально сие…

– Да что вам за дело-то, барон, до приема сего? Доселе мы туда не хаживали, что вдруг интерес такой-то появился?

– Да надо было мне там с человеком одним повидаться…

– При дворе?

– Нет. Он как раз из таких вот приглашенных и будет.

– Кто ж таков?

– Полковник армии испанской. Дон Алехандро…

– Да мало ли у короля таких полковников! Что вам этот-то так глянулся?

– По прозванию Ночной Гость.

Граф задумчиво потер висок. Отложил в сторону перо.

– А ведь я слышал о нем чего-то…

– Так от меня небось и слыхивали. Помните, сразу после Рождества пакет прибыл из Коллегии иностранной? Вот там-то про него и писалось.

– Смутно припоминаю. Там чего уж только не понапишут…

– Все так, любезный граф. Только вот как раз мне и поручено полковника этого, буде возможность такая изыщется, повстречать да поговорить обстоятельно. Он ведь не испанец совсем! Русский это, только что служит королю испанскому.

– Ну, а нам-то с этого какой профит? Служит, так и бог с ним! Должно, неплохо служит, коли до чинов таких поднялся. Впору радоваться, не каждый наш соотечественник в землях этих достичь чего-то смог!

– Так-то оно так, граф. Только вот встречались с ним ранее люди из… в общем, разговаривали. Не один он такой. Много их. И высказывались они супротив государыни нашей так, что, мол, и без нее сто лет жили, да и дальше проживем. Помогать нам не стали и интереса в том для себя не усмотрели никакого. Вот и велено мне возможность изыскать, дабы поговорить с полковником этим вдругорядь. Да обстоятельно…

Граф тяжелым взглядом посмотрел на своего гостя. Невысокого роста, в неприметном сером камзоле, он почти ничем не отличался от множества таких же, неприметных на первый взгляд, чиновников, которых можно было во множестве встретить в Мадриде. Вот только глаза у него… совсем не походили на такие, как у обычного небогатого дворянина.

– Темните вы, барон… Дел ваших я не знаю доподлинно – и слава богу! Не мое то дело, пусть с вами посол разбирается. Не просто так вам тот полковник нужен…

– А хоть бы и так, милейший Михаил Николаевич, – не стал возражать гость. – Окажите уж любезность, узнайте, где полковника сего найти можно будет?

– Завтра заходите, – сухо ответил граф, снова беря в руки перо. – А сейчас – великодушно прошу меня извинить. Дела, знаете ли…

Назавтра граф встретил Рюгена уже более официально. От былой расслабленности не осталось и следа. После обмена приветствиями они оба уселись в кресла на застекленном балконе. Так слугам труднее подслушать лишнее.

– Выяснил я про полковника вашего, барон. Действительно, будет он на том приеме.

– А позвольте вас спросить, граф, с какой целью?

– Король соизволил даровать ему кавалерство ордена Сантьяго. И соратников его не обделил. Им тоже всякие милости пожалованы. Как в указе королевском сказано – «за заслуги перед нами на стезе трудов воинских». Так что, барон, хочу вам сказать сразу, ежели какие потуги со стороны вашей в сторону людей сих воспоследуют… зело много неприятностей мы получить можем. И так у нас отношения далеко не самые радужные…

Барон помолчал, рассматривая опустевшую улицу с высоты второго этажа. Повернулся к своему собеседнику.

– Да, любезный Михаил Николаевич, это вы меня сразу раскусили, признаю… Не скрою от вас, задачу таковую имею я. Предписано мне руководством моим и вашим склонить оного полковника к отношениям доверительным.

– А буде он вдругорядь откажется?

– Предать огласке встречу нашу.

– И что?

– Полковник и его люди – не католики. Всегда можно сказать про то, что хотели они у себя церковь православную построить да настоятеля туда выписать от нас.

– И вы думаете, что королю это не понравится?

– А вы?

– Король весьма щепетилен в подобных вопросах…

– Мы так и предполагали, граф!

– Ну, да. И это может весьма болезненно ударить и по вам, любезный барон! Да и послу… тоже на орехи достанется.

– Увы, граф, у меня есть жесткие инструкции… Эти люди могут быть весьма и весьма опасны для начинаний наших в тех краях.

– Хорошо, барон. Смею надеяться, что вы и ваше начальство хорошо отдаете себе отчет в том, к каким последствиям могут привести такие действия. Король весьма благоволит к этим людям. По полученным мною сведениям, на самом высоком уровне, – граф ткнул пальцем вверх, – рассматривается вопрос о создании двух дивизий нового строя. В связи с этим вполне резонно встал вопрос об их командовании. И если с командиром одной из них никаких сомнений не возникало, это будет полковник Маноло, которому в ближайшее время будет присвоено звание бригадного генерала…

– То с командиром второй…

– Такой вопрос действительно имел место быть. Командиром этой дивизии будет назначен бригадный генерал граф де Фуэнтес.

– Э-э-э…

– Вас интересует судьба Ночного Гостя?

– Да.

– Он будет осуществлять общее руководство процессом переподготовки указанных соединений. На него и его людей возложены также вопросы комплектования и оснащения этих частей. Следует ли мне говорить о том, что полковник, каким бы он ни был выдающимся стратегом, не может командовать генералами? Пусть даже один из них является его бывшим подчиненным?

Барон задумчиво молчал.

– Как вы понимаете, – продолжил граф, – никто при дворе не делает из этого особой тайны. Наоборот, у многих на слуху блестящие победы полков нового строя. Придворные воспряли духом и всерьез заговорили о расширении владений короны. В немалой степени этому также сопутствуют успехи испанских моряков. На верфях заложены сразу шесть кораблей нового типа. Эти быстроходные суда очень хорошо зарекомендовали себя в ходе кампании прошлого года. Я далек от мысли связывать еще и это с вашим протеже, но… согласитесь, барон, дыма без огня не бывает! Уж слишком вовремя произошли эти события! И тут вы… со своими идеями. Может быть, выбрать для этого другой, более подходящий момент?

– Увы, граф… – развел руками его собеседник. – Ваши доводы, бесспорно, весомы здесь. Но в Петербурге… нас не поймут. Я просто вынужден настаивать на своей просьбе.

– Как хотите, – буркнул граф, сразу теряя интерес к разговору. – Вот, держите.

Он протянул собеседнику конверт.

– Что это?

– Приглашение на бал в дом герцогини Альмодовар. Там будут все, кого вы так хотели видеть…

Дядя Саша

Читая в книгах описания великосветских приемов и наблюдая это все в кино, я, грешным делом, иногда ловил себя на мысли о том, как было бы здорово туда попасть. Дождался… Никогда и не предполагал, что это все настолько… зарегламентированно, что ли?

В Мадрид мы прибыли аж за полмесяца до означенного приема. И практически все это время было заполнено тщательнейшей подготовкой этой самой аудиенции.

– При встрече его католического величества следует поклониться вот так… Во время разговора с королем руки следует держать следующим образом… разговаривая с его величеством, не следует смотреть ему в глаза, король этого не любит…

И так далее, и в том же духе, и тому подобное… по делам же общаемся вечером либо ранней (а можно так сказать?) ночью. Вот ведь не было печали! Но без этого – никак. И никуда. Уж больно широко мы размахнулись, без официальной поддержки короля не вытянуть. Даже наши золотые запасы не спасут. А раз так – терплю и учусь.

Наконец пожилой маркиз-церемониймейстер, очередной раз посмотрев на наши выкрутасы, печально вздохнул и махнул рукой. Со слов маркиза можно было понять, что, будь на то его воля, нам бы и двор подметать не доверили. На радостях угощаю его нашими настойками. После того как полубесчувственное тело куда-то уволакивают, продолжаем отмечать этот внутренний праздник уже в своем кругу, со всей положенной тщательностью и прилежанием.

Аудиенция…

Ну вот, говорил же я, что проще на минном поле сплясать!

Столько нервов все это отняло, а на деле церемония уложилась в десяток минут! Король безучастно выслушал церемониймейстера, с такой же невозмутимой миной на лице прослушал и мое (между прочим, тщательно вылизанное и откорректированное. Две недели старались, как-никак я текст наизусть зубрил!) обращение и лишь милостиво покивал головой. Объявил о возведении в кавалеры ордена Сантьяго меня, Старого Империалиста и Котозавра с Климом. Чуть менее значимые награды последовали и прочим. Хотя и не всем, женщин традиционно прокатили. Помимо этого, было объявлено о том, что всем нашим мужчинам присвоено потомственное дворянство. В принципе, пользы для дела от этого было немного, хотя часть вопросов при общении с местной знатью все-таки решалась. На этом, собственно говоря, все и закончилось.

А вот потом… Потом за меня взялся Годой.

Откровенно говоря, именно на него мы и делали ставку. Понятное дело, что это была основная фигура, от чьего решения и зависело практически все. И это он недвусмысленно дал мне понять с самого начала разговора. Не могу сказать, что и у меня в загашнике было совсем уж пусто. Парочка увесистых аргументов была заготовлена заранее и ожидала своего часа.

– Присаживайтесь, дон Алехандро, – указал он мне на кресло напротив себя. – Хотите вина? Или вы предпочитаете напитки собственного изготовления?

– Отчего же, ваша светлость? Вино тоже будет очень кстати. А вам уже приходилось пробовать наши напитки?

– Да, вице-король регулярно их мне присылает. Надо сказать, что ваши мастера неплохо знают свое дело! Вы удивили даже известных ценителей и знатоков!

Однако! Удивить чем-то признанных мастеров винного дела! Это кое-что… учтем…

– Мы старались, ваша светлость.

– Я вижу, вы ко всем делам подходите с должным прилежанием, не так ли, дон Алехандро?

– Так учили, ваша светлость.

– Вот, кстати, любезный полковник, об учителях… Как ни старались мои люди навести о вас справки, но никто и никогда ничего не слышал ни о вас самом, ни о ком-либо из ваших спутников. А учитывая все ваши, прямо скажем, немаленькие успехи последних лет, это выглядит более чем странно, согласитесь?

– Да, ваша светлость. Это действительно может, на первый взгляд, выглядеть несколько необычно.

– На первый? А на второй?

– Простите за любопытство, ваша светлость, но где же пытались ваши люди обнаружить наши следы? Возможно, что я смог бы подсказать им несколько другое направление поисков? Стоило лишь спросить…

– И какое же?

– Вы произвели поиски во Франции, Англии и в других европейских государствах, ведь так?

– Так! – с любопытством смотрит на меня герцог. – Не там искали, хотите вы сказать?

– Не там. А в России не пробовали?

– Хм… – Годой плескает себе вина. На этой встрече, кроме нас двоих, никого больше нет. Герцог отослал даже слуг, оттого и ухаживает за собою сам. – Откровенно говоря, нет. У нас там не так много доверенных людей. Считаете, что эти поиски были бы более успешными?

– Очень даже может быть, ваша светлость. Правда, результаты их могли бы вас немало удивить. В хорошем смысле этого слова, разумеется.

– Ну… я не хочу сказать, что мы не имеем оттуда совсем уж никакой информации. Как вам вот это? – И он, повернувшись назад, берет со стола какую-то бумагу. – Вот, дон Алехандро, почитайте…

«Его высокопревосходительству, полномочному посланнику при дворе короля испанского, барону Криденеру Алексею Ивановичу.

Любезнейший барон!

Прошу вас проследить за появлением при дворе короля испанского полковника Алехандро. Более известен под прозванием Ночной Гость. Указанная персона, равно как и сотоварищи его, представляет собою особый интерес для персон высокопоставленных. Ибо деяния его могут в будущем представить определенные затруднения в планах государственных. Буде таковая возможность представится, поспособствуйте присланному Вам в помощь барону Рюгену. Сей барон специально проинструктирован по многим не входящим в вашу компетенцию вопросам и помощь серьезную оказать может…»

– Дальнейшее уже не так интересно, дон Алехандро. Как видите, означенное государство про вас не забыло…

Годой забирает у меня копию письма и небрежно бросает ее на стол.

– Не могу сказать, ваша светлость, что этот интерес взаимен. Отчего-то вот меня не тянет выяснять, кто и с какой ноги встал сегодня при дворе императрицы.

Герцог удивленно поднимает бровь, и мне приходится пояснять смысл своего высказывания.

– Понятно… Не буду касаться ваших разногласий с императрицей Екатериной. В конце концов – это дело прошлое. Но вот данное письмо…

– А что в нем не так, ваша светлость?

– Да в нем-то как раз все так! Скажу прямо, дон Алехандро, вы и ваша компания мне симпатичны.

Еще бы! Да за такие бабки, что с нас уже поимели… Это даже если всего прочего не учитывать.

– Благодарю вас, ваша светлость!

– Не за что пока… Но, положа руку на сердце, мне бы не хотелось в будущем писать аналогичное поручение нашему послу при каком-либо дворе…

Намек более чем прозрачный.

– Я понял вас, ваша светлость. Позвольте мне быть откровенным?

– А у вас есть еще какой-то выход, полковник?

– Нет, ваша светлость. Хотелось бы начать с самого начала.

– Я весь внимание, дон Алехандро!

– Эта история началась достаточно давно. Если вы, ваша светлость, не в курсе, то знайте – военная реформа в России изначально развивалась по двум направлениям: копирование передовых на то время европейских приемов ведения боя и развитие собственного опыта. Царь Петр выбрал первый путь. Не все были с ним согласны, и тогда он, в свойственной ему жесткой манере, расправился со всеми, перечившими ему. Многие из них были уволены со службы, некоторых посадили в тюрьмы и казнили. Мы, как вы, наверное, уже поняли, относимся именно к проигравшей стороне. В то время мы были отправлены на дальние оконечности империи. Там должна была проходить наша служба. Но уже по прибытии на место стало известно, что полки наши расформированы, а все мы от службы уволены.

– Вы?

– Прошу прощения, ваша светлость, конечно, не мы сами! Наши предки, разумеется.

Годой удовлетворенно кивает.

– Возвращаться им было некуда, и большинство осталось в Сибири.

– Где это?

– Очень далеко, ваша светлость. Отсюда не доехать и за год.

– Надо же…

– Так вот, ваша светлость, поскольку никто им не мешал, предки наши отъехали (а куда бы вы думали?)… в Китай.

Годой морщит лоб.

– Это уж совсем где-то далеко…

– Совершенно верно. Там большинство из нас и родилось. Надо сказать, ваша светлость, что там присутствует множество государств и правителей, которые постоянно между собою воюют. И прибытие в те края профессиональных солдат было очень кстати…

Надо сказать, что легенду эту мы разрабатывали всем скопом. Почти каждый внес туда какое-то свое дополнение или штришок. До кучи пришлось и «алхимическое серебро», и «китайские клады» – все это косвенно работало на нашу версию происшедшего. Вот и сейчас герцог схавал все и не моргнул даже.

– …в конце концов, китайский император, мягко говоря, перетрудился. Отошел от дел и заявил, что собирается уйти в монастырь. Большинство армии было распущено по домам, офицеры уволены. Ну, с местными было более-менее ясно, а вот нам куда идти? Пахать землю? Так там ее и без того немного, на всех не хватает. Население в тех краях не христианское, своими мы для них так и не стали. Поэтому на общем совете было решено искать более приветливые места. Каковые и нашлись там, где нас и встретил посланец вице-короля.

– Но ему вы назвались майором российской службы. Почему?

– А если бы я сказал, что служил в прошлом китайскому императору? Как бы посланец на это отреагировал? А то, что наши имена помнят в России, – неудивительно. Она все же граничит с Китаем, и кое-какие вести оттуда доходят иногда… Думаю, что в военном министерстве уже поняли, что же они тогда потеряли… Нас не хотят видеть в качестве противников, слишком свежа еще память о том, как поступили с нашими предками. И у нас, и там.

– А союзниками?

– Вам ли говорить, ваша светлость, что союзы заключают только с равными? Признать нас союзниками – это значит признать также и то, что почти все военные реформы последних ста лет были неверными. А люди, их проводившие, являлись некомпетентными в этом вопросе.

Мой собеседник понимающе кивает.

– Да, дон Алехандро, это уже политика… Ладно! Думается мне, что у нас с вами могут быть и иные, гораздо более актуальные в этот момент, проблемы, требующие немедленного разрешения…

И таковых проблем, действительно, отыскалось превеликое множество. Так что встречи наши стали почти ежедневными. Приезжая поутру во дворец к герцогу, я получал от него очередную порцию вопросов. А возвращаясь к нему вечером, тащил с собою вероятные варианты решения. Правда, от совсем уж экзотических проблем мы отвертелись, разумно сосредоточившись на военно-технической стороне дела. После нескольких дней такой напряженной работы герцог, по-видимому, уже сам устал и дал нам всем недельную передышку. В качестве компенсации за пережитые мытарства нас всех пригласили на бал во дворец герцогини Альмодовар. Мероприятие сие готовилось достаточно давно, даже и повод какой-то имелся. Не пойти туда было бы верхом неприличия. На этот бал была приглашена вся знать, так что пренебрегать такой возможностью завести нужные знакомства было совсем неразумно. Годой – это, конечно, круто, но он тут не единственная шишка. Хотя, разумеется, самая заметная. Вот и с прочими пришла пора сойтись поближе.

Хреновый из меня танцор. Кроме вальса и твиста, так ничего и не научился танцевать. Хорошо хоть дамы тут никого сами не приглашают. А то не знаю, как и выворачиваться бы пришлось…

Цапнув с подноса проходящего мимо лакея бокал с неплохим красным вином, устраиваюсь в оконной нише. Отсюда хороший вид, почти весь зал на ладони. По случаю торжества все присутствующие в парадных одеяниях. Красиво! Наши тоже не подкачали, еще к аудиенции мы все пошили себе соответствующие прикиды и теперь вовсю этим пользуемся. Куда-то же их все равно девать нужно? Парочка любопытных контактов уже состоялась, будет теперь ребятам занятие после бала. Встретить вдругорядь этих людей, побеседовать неторопливо. Намеки нужные сделать, да и вообще за жизнь поговорить…

– Вы позволите?

Оборачиваюсь.

Проходивший мимо невысокий мужик в темно-бордовом камзоле стоит около ниши и выжидательно на меня смотрит. В руке у него бокал с вином.

– Да ради бога! Присаживайтесь, тут места вполне достаточно, – делаю ему приглашающий жест рукой.

– Благодарю! – кивает темно-бордовый.

Поправляет камзол и аккуратно усаживается на небольшой диванчик, стоящий в облюбованном мною укромном закутке. Отпивает глоток и ставит бокал на подоконник.

– Любуетесь? – делает он жест в сторону танцующих пар.

– Да, тут есть на что взглянуть! Не то что в нашей глуши…

– В глуши? – удивленно приподнимает он бровь.

– Я только недавно прибыл из Нового Света. Сейчас завершу дела – и назад.

– Надолго?

– Думаю, да. Скорее всего, сюда в ближайшее время не вернусь.

– Понимаю, – кивает темно-бордовый. – Теперь ясно, отчего мне ваше лицо незнакомо. Вы не местный!

– Увы… – развожу я руками. – Господь, в своей неизречимой милости, определил мне иной путь…

Мой собеседник понимающе кивает.

– Вы состоите на королевской службе?

– Именно так.

– И по какой же части, осмелюсь вас спросить?

– По военной.

Он морщит лоб. О чем-то думает.

– Странно… не припоминаю, чтобы вас представляли среди военачальников колониальных войск.

Тут уже удивляюсь я сам:

– Представляли? Где и когда?

Собеседник вопросительно изгибает бровь:

– Простите, но… каждый год при дворе происходит представление Его Величеству всех вновь назначенных командиров полков. В том числе и колониальных! Последнее время этому отводится особое внимание… и я не помню вашего лица среди них!

– Ах, вот вы о чем! – успокаиваюсь я. – Это и неудивительно. Свое назначение я получил непосредственно там… – машу рукой куда-то в сторону окна.

– Так вы… – снова морщит лоб мой собеседник. – Что-то я такое слышал… Простите великодушно и не сочтите мое внимание слишком назойливым. Просто не так часто происходят тут подобные случаи. Оттого и известны они поболее прочих. Да, руку на сердце положа, я вовсе о таковых не слыхивал. Это в нашей истории частенько бывало, а чтобы здесь…

– Так и вы тоже не местный обитатель?

– Позвольте представиться, – привстав, отвешивает мне церемонный поклон темно-бордовый. – Граф Чернов Михаил Николаевич. Временно замещаю при здешнем дворе персону посла Российской империи.

– Вельми приятно, любезный граф! – отвешиваю ему ответный поклон. – Полковник Александр Конторович. Сын Сергеев. Дворянин и кавалер. В армии испанской, да и среди прочих, обзываюсь чаще как Ночной Гость. Так уж фортуна сложилась, что прозвище оное гораздо более истинного имени известно стало. Раз уж так сложилось, ваше сиятельство, что мы с вами в некотором роде соотечественники, так, может, и говорить далее по-русски станем?

– Охотно, полковник. Тем более что я про вас тоже немало интересных сплетен наслушался. Так ли оно все истинно? Уж простите любопытство мое, но мало я знаю соотечественников наших, кои при дворах иноземных служат. Да еще в чинах немалых! Такое ведь не сразу заслужить возможно! Тяжек труд воинский, это я уж не понаслышке знаю. Многое совершить надобно, чтобы чинов таковых достичь. Да и своих офицеров тут хватает… – уже по-русски отвечает мне Чернов.

– Это вы, граф, правильно понимаете, – согласно киваю ему, тоже переходя на родной язык. – Много здесь своих офицеров, верно. Только ж таких, как мы, более не имеется. Да и, откровенно говоря, и этот чин уже дело прошлое. Обещано мне звание генеральское, о чем вскорости и указ соответствующий воспоследует.

А вот это сюрприз! Граф аж с лица сбледнул. Не ожидал? А напрасно… Лучше бы уже сразу с собою барона приволок: тот, надо полагать, к таким вот выкрутасам более стоек и привычен. Но, скорее всего, не по Сеньке шапка – не пустят барона на этот прием. Однако тут обломался уже я!

– Вот что, Александр Сергеевич, – приподнимается со своего места граф. – Если не будет на то возражений ваших, то приглашу я сюда еще одного соотечественника нашего. Обидно ему будет, ежели я про встречу сию ему потом расскажу, а он вас и не увидит даже! Вы, откровенно говоря, персона в здешних краях почти мистическая! И слышали про вас многие, ан в лицо-то никто и не знает! Уж извините меня, но не часто с нашими земляками мы тут встречаемся. А в таком-то случае – сам бог велел!

– Да никаких возражений, ваше сиятельство! – пожимаю я плечами. – Тем паче соотечественник. Отчего ж не оказать любезность человеку хорошему?

Чернов кивает и исчезает в толпе. Да… сразу видно человека, ко лжи не привыкшего. Уж как он старается с себя спихнуть миссию, лично ему неприятную! Вот и спешит притащить сюда барона, дабы поскорее откланяться. Рупь за сто, более необходимого он сам тут особо не задержится. А жаль, мужик-то, по всему видать, нормальный.

Пока граф где-то там ходит, успеваю добыть себе еще один бокал. Грех не попользоваться такой халявой! Бокалы лакеи на подносах таскают постоянно всем желающим. Да и вино очень даже неплохое. Пускай там граф по дороге подумает. В разговоре-то я специально устаревшую форму представления произнес. Уж лет тридцать точно подобным образом никто в разговоре не представляется. По имени-отчеству, да. Всякий дворянин это подчеркнет. А вот чтобы так… В начале царствования Петра – еще выражались. А уж после – все! Устарело. Лишний штрих к нашему якобы изгнанию. Всяко лыко в строку, как принято говорить. Умный человек поймет. А Чернов на дурака не похож.

Не успеваю пригубить бокал, как рядом со мною появляется граф. Рядом с ним топает еще один персонаж. Сухой, поджарый мужик. Глаза цепкие, чуть седоватые на висках волосы. Надо полагать, барон Рюген пожаловал. Очень хорошо! На ловца и зверь…

– Позвольте, любезный Александр Сергеевич, представить вам нашего гостя, барона Рюгена Карла Генриховича.

Барон церемонно раскланивается.

– Весьма польщен такой честью, господин полковник! Премного о вас слышал! Не думал даже, что сподоблюсь когда-нибудь самолично вас лицезреть!

– Ну что вы, барон! Чай, я тут фигура не самая интересная! И поавантажнее меня люди рядышком ходят. Наши заслуги весьма скромные… куда уж до них…

– Скромничать изволите, господин полковник? Наслышан я о делах ваших воинских! Немного мне таковых офицеров известно, чтобы за пару лет от майора до генерала дослуживались! Ведь этого вы отрицать не станете?

– Не стану. Однако ж обстоятельства тому виною… да помощь друзей преданных, что рядом оказались вовремя. Вот король и оценил деяния наши. Кавалерией пожаловал, да не меня одного!

– Знать, зело важные услуги вы ему оказали!

– Ну, королю-то лучше ведомо. Чай он повыше сидит да подальше глядит…

– Или рядом есть кто, чтоб подсказать вовремя…

– И этого отрицать не стану я.

Воспользовавшись паузой, граф откланивается, сославшись на неотложную встречу. Мы оба провожаем его почтительными поклонами. Милейший дядька, надо будет время выбрать да потолковать с ним по-свойски. Или ребят кого к нему подвести? Глядишь, и выйдет что-то полезное.

– А вы, полковник, не светский человек? – нарушает молчание барон.

– Правда ваша, не приучен я к балам да приемам. По жизни как-то вот другими делами больше выпадало заниматься.

– Войной?

– Не только.

– Так где ж это вы так? Я в Европах гость частый, однако ранее про вас не слыхивал вовсе.

– Войны, любезный барон, не все только здесь происходят… И других мест изрядно есть…

Он удивленно поднимает брови.

– Я полагал… что все передовые способы искусства военного именно тут рождаются?

– Будут рождаться, барон, так правильнее было бы сказать. По приказу короля приступаю я к подготовке войск строя нового. Пока одну дивизию готовить станем, а чуток погодя и до прочих дело дойдет. И не за морем, как ранее, а здесь. Так что… обождите малость, да сами все и увидите.

– Надо же? – удивляется Рюген. – Интересно… не слыхивал я про то…

– Э-э-э, барон, не только вы! Много кто еще не слыхивал.

Он явно слегка растерян. Не ожидал подобной откровенности. Клиент ничуть не шифруется, вываливает открыто кучу интересных сведений.

– Хм… озадачили вы меня, полковник. Понимать вас так следует, что войны нам ожидать вскорости?

– Вам?

– Ну, я малость неточно выразился. Но ведь как же это? Кто и с кем воевать станет? Причин-то особенных нет!

– Да ну?! Вам пальцем ткнуть?

Чтой-то я не к месту развеселился. Степеннее надобно быть, чай, скоро в генералы произведут, несолидно как-то будет выглядеть такое поведение.

– Премного интересно было бы сие… – осторожно говорит барон.

Есть!

Клюнул!

Ну, дядя, теперь мы с тобою побарахтаемся…

Выдержка из письма барона Рюгена.

«…А граф Чернов, Ваше Сиятельство, вельми исправно поручение ваше исполнил и с означенной персоною меня в срок кратчайший лично познакомил. Не могу не отметить талант графа в делах дипломатических. Ибо достать приглашение на прием, где интересный нам человек присутствовать должен был, трудов немалых стоило. Да и разговор с ним завести, к беседе откровенной расположить – сие дело тоже нелегко ему далось.

Будучи представлен графом полковнику, времени я попусту отнюдь не терял и к разговору серьезному приступил незамедлительно. Ибо не было ведомо мне про то, как долго пробудет персона сия в столице королевства испанского. Смею заметить, что по-русски сей человек говорит правильно, хотя и заметно то, что долгое время он и товарищи его вне пределов Империи пребывали. Словеса его многие привычнее слышать нам из уст человека старого да пожившего много. Из чего заключить можно, что покинули люди эти места наши уже достаточно давно. В беседе приватной поведал он мне про то, что остается ныне в городе означенном. Поручено ему королем подготовить и оснастить войско королевское по образцу тех полков, что уже были созданы им ранее в землях американских. И число тех войск будет увеличено противу прежнего весьма значительно. Тако же повелел король испанский строить корабли быстроходные. По образцу уже построенного фрегата «Св. Елизавета». Фрегат сей зело удачен оказался и способности мореходные изрядно явил. А делать то будет один из сподвижников персоны означенной. Тот урожденный испанец прибыл с острова Куба. Зовется строитель тот полковником Себастьяном Ортегой-и-Аларкон. Корабельный мастер не из последних и в дружбе с Ночным Гостем находится крепкой. Сказать надобно и про то, что король офицеров тех изрядно привечает и ценит. Незадолго перед тем были призваны из них многие и перед королем предстали. Пожаловано им было дворянство и земли в краях американских во владение наследственное. Сам же Ночной Гость был произведен в кавалеры ордена Сантьяго, и сподвижники его таковой же милости удостоены были. Событие сие немалый интерес при дворе вызвало, и гости эти, до того мало кому известные, приняты были при многих домах.

Посему, Ваше Сиятельство, опасаюсь я, что поручение ваше вельми трудно осуществить будет. Ибо надежды на людей этих тут возлагаются крепкие, оттого и не захочет король слухи во внимание принимать. Особливо, если слухи эти, ничем к тому же не подтвержденные, надеждам его помехою стать могут. А надежды эти очень великие. Обещано полковнику скорое пожалование чина генеральского, что свидетельствует о немалом интересе к персоне сей короля испанского.

Осмелюсь я, Ваше Сиятельство, мысль свою высказать.

В общении со мною полковник сей повел себя весьма дружелюбно и к общению тесному расположен был. Рассказал он много интересного, о чем отдельным письмом донесение мною отослано будет вскорости. Посему думаю я, что встречи с ним продолжать следует, ибо много чего интересного и полезного из того проистечь может для государства Российского…»

Весна 1794 года. Лондон.

Артем Рыбаков

– Нет, сэр! Вы хотите от меня невозможного! – пожилой мужчина в сером камзоле покачал головой. – Где ж я смогу достать вам такое количество парусины и пеньковых канатов? Да и вдвое меньшее количество было бы для меня воистину манной небесной!

– Ну… любезный Грегори, вот в этом отношении я вам могу помочь…

– В смысле?

– Мне известно, где и у кого есть такое количество товара, – собеседник Грегори поставил на стол свою кружку.

– И что ж в таком случае вы сами его не купите?

– Увы… – развел руками тот. – Я не вхож в эти круги.

– В палату лордов, что ли? – хмыкнул владелец серого камзола. – Так несите деньги – и вас туда пустят!

– Возможно. – Его визави был крепко сложенным мужчиной. Темно-русые волосы спускались до плеч, оттеняя волевое лицо. Одет неброско, в темный сюртук, и среди прочих посетителей паба не выделялся. – Только это будет не завтра.

– А у вас что, пожар?

– Близко к тому.

– Ну, и где же лежит это добро?

– Вы будете удивлены – у вас под носом. В порту.

– Смеетесь? Да я знаю там каждую дыру!

– Склады адмиралтейства знаете?

Грегори осекся. Оглянулся по сторонам.

– Знаю… А вы-то откуда…

– Все любят деньги. Рабочие на складах – не исключение.

– Но… это очень сложно…

– Но выполнимо?

– Не знаю… Мне не хотелось бы… Поймите меня, сэр Энтони, не все деньги, которые можно заработать, нужно зарабатывать!

– Десять процентов сверху. От обычной цены.

– Хм… Ну, как вам сказать… это слишком уж…

– Пятнадцать. Больше вам никто не даст.

– Но начальник склада может и не захотеть… он тоже отвечает за свой груз!

– Он отвечает за что? За количество парусины и канатов на складе, ведь так? Не он плел канаты, и не он ткал эту ткань. Какого качества этот товар, плох он или хорош – за это начальник склада не отвечает.

– Ну… Возможно. И что из того?

– Он получит аналогичный товар. В точно таком же количестве. Пусть и не столь высокого качества. Пока еще эти канаты кому-то понадобятся… и паруса на кораблях Его Величества, слава всевышнему, все еще в целости и сохранности. Да он в отставку уйти успеет, пока кто-либо вспомнит про этот склад!

– Ага… Так вас самого кто-то ловко надул, и теперь вы хотите поправить свои делишки? Так-так-так… За королевский счет, да? Начальник склада без денег в отставку не уйдет!

– Это его проблема. Я с ним незнаком. А то, поверьте, давно уже договорился бы!

– Как сказать…

– Двадцать! – сэр Энтони стукнул пустой кружкой по столу. – Последнее слово! Решайте, или я ухожу!

– Двадцать пять!

– Двадцать!

– Черт с вами! Хорошо! Но с вас задаток – четверть суммы!

– Золотом возьмете?

У Грегори вдруг зачесались ладони. Вот оно – то самое дело, которое выводит незаметного прежде человека в первые ряды удачливых торговцев! Да надо быть круглым дураком, чтобы упустить такой шанс! Правильно говорит этот Энтони, кому какое дело до этих запасов? Нет, на этот раз старина Грегори своего не упустит! Он сглотнул слюну.

– Золотом, вы говорите? Возьму!

Глава 2 Тяжело в ученье…

Ничто не дается нам так легко, как заработанное чужими руками.

Приписывают коту Матроскину

Весна – лето 1794 года.

Испания – Мартиника – Калифорния.

Дядя Саша

Скрипнули тали, и набежавшая волна звонко шлепнула о днище спущенной шлюпки. Быстро скатившиеся туда по тросам матросы расселись по своим местам. Придерживая рукой шпагу, по штормтрапу ловко спустился офицер и протянул руку следующему пассажиру.

– Право слово, капитан, я еще в состоянии позаботиться о себе самостоятельно! – Спрыгнувший следом за ним другой пассажир прошел к банкам. – Присаживайтесь. Нехорошо заставлять ждать занятых людей. Вон, посмотрите на берег, они уже траншею выкопали, прогуливаясь по песку!

На берегу в нетерпении топталось около десятка человек в пышных одеждах. Чуть поодаль стояло несколько экипажей и десятка два всадников конвоя.

– А посмотрите-ка в трубу, капитан, кто там входит в состав встречающих? – протянул ему подзорную трубу второй пассажир.

– Сейчас… ага… Полковник Дюшере, начальник гарнизона… вице-губернатор Лассаль… других не знаю, сеньор генерал.

– И впрямь припекло лягушатников! Правильно мы сделали, что выждали пару дней! Авось посговорчивее будут.

Увидев подходящую шлюпку, стоящие на берегу люди оживились, а рассмотрев ее пассажиров, задвигались быстрее. В то место, куда должна была пристать шлюпка, подъехала карета. Встречающие явно не хотели терять времени попусту.

После недолгих приветствий и взаимного обмена любезностями вся кавалькада направилась к городу.

Войдя в зал, осматриваюсь по сторонам. Сам я здесь еще ни разу не бывал, но ребята описали данное помещение очень подробно. Вот и весь ареопаг пожаловал… вице-губернатор, полковник, еще какой-то деятель, перепоясанный трехцветным шарфом, – мэр? Наверное… насколько я помню, они именно так и наряжались. А все прочие из себя кого изображают? Черт с ним, до дела дойдет, обзовутся.

– Мсье! – это вице-губернатор. – Пользуясь случаем, хочу представить вам нашего уважаемого гостя! Господин генерал, мсье Александр, более известен большинству присутствующих под именем Ночного Гостя!

Мне вежливо кивают и расточают фальшивые улыбки. Долг платежом красен – улыбаюсь им в ответ. Ничего, с меня от того не убудет. Известен я тут… ха! Да половина из этих деятелей про меня только что услыхала! Сковородка под вашей задницей ощутимо нагрелась, вот вы нас и пригласили…

– Не будете ли вы так любезны, мсье Александр, поведать нам о том, каким образом вы собираетесь отвести в сторону угрозу, висящую над нашими головами?

Удивленно поднимаю глаза к потолку. Он пуст, и только над столом покачивается люстра. Поскольку сейчас день, то свечи в ней не горят.

– Хм… Ну… не думаю, что для снятия ее с потолка вам потребуется так много людей…

Мой французский язык не так уж и хорош, это вообще какая-то смесь из французских, английских и испанских слов. Даже и из русских. Но мои солдаты и наши мастера меня понимают. Поймут и эти, в конце концов, им дословный перевод не требуется.

– Э-э-э… – вице-губернатор растерян. – Я не понимаю… мсье шутит?

А генералом ты меня называть не хочешь, торгаш хитрозадый! Ладно… я тоже тот еще юморист…

– Простите, мсье, отчего я не вижу здесь самого губернатора?

– Э-э-э… – Лассаль слегка смущен. – Его превосходительство отбыл по делам… Нам нужны подкрепления…

Понятно, бабло наворованное спасать помчался. А на хозяйстве этих вот умников оставил. Ежели что – так с них и спрос. И что же из этого следует? Только то, что денег у них нет. И войск метрополия не дает, раз сам губернатор помчался их выбивать. Учтем…

– В таком случае, мсье Лассаль, мне не совсем понятна цель вашего приглашения. Если она касается отношений между нашими странами – то почему вы, а не его превосходительство? И отчего я – ведь к дипломатическому ведомству никто из прибывших со мною офицеров не принадлежит? Вы же знаете, что все официальные контакты между нами могут быть только в строго оговоренных ситуациях. Право слово, но мне кое-что непонятно…

Давай, черт толстозадый, шевели мозгами! За язык тебя, что ли, тянуть?

Вице-губернатор обменивается несколькими словами со своими подельниками. А как еще прикажете их называть? Отбиться от наглов чужими руками… конечно, верх изворотливости, надо отдать должное хитромудрию местных чинуш. Но таскать для вас каштаны из огня никто из нас не собирается.

– Видите ли, мсье Александр… если вы помните… у нас уже есть опыт делового сотрудничества.

– Например?

– Но… ваши солдаты уже помогли нам один раз.

– И это дает вам основание полагать, что таковая помощь теперь будет постоянной? Мартиника принадлежит Франции, мсье! Пока…

– Но… тогда… в прошлый раз…

– Вы отплатили черной неблагодарностью моим людям! Или я ошибаюсь? Полковой казначей не докладывал мне об оприходовании им каких-либо денежных средств.

– Но ведь тогда… вопрос так не стоял!

– И сейчас не стоит! Армия короля Испании не сдается внаем. Однако же выразить свою личную благодарность солдатам вы могли!

– Мы постарались… их хорошо принимало местное население.

– Исключительно по своей инициативе! Но не вы! Впрочем… это дело прошлое. Что вы хотите от меня сейчас?

– Дело в том, что Англия не успокоилась и теперь, пользуясь объявлением войны, постарается снова захватить наш цветущий остров.

– Не сомневаюсь. Было бы весьма странно, если бы они упустили такой шанс.

– Мы, разумеется, будем сопротивляться, но силы наши весьма ограничены и…

– Полковник! – поворачиваюсь к начальнику гарнизона. – Сколько у вас войск?

Дюшере вздрагивает.

– Три форта в Форт-Рояле и шестьдесят восемь орудий. Три форта в Сен-Пьере и шестьдесят шесть орудий. Семьсот пятьдесят солдат и триста человек местной милиции. Сто человек кавалерии из местных волонтеров.

– Флот?

– Одно посыльное судно. Бриг «Мартен» поврежден штормом и ремонтируется.

– О силах противника вы имеете какое-нибудь представление?

– Три военных корабля и несколько транспортных судов.

– Три линейных корабля. Девяностовосьмипушечный «Бойд», он же флагман, семидесятичетырехпушечный и шестидесятивосьмипушечный линейные корабли. Восемь фрегатов, четыре корвета и бомбардирское судно. Несколько транспортов, точное количество сейчас выясняется. Только в одном бортовом залпе этих кораблей больше пушек, чем на всех ваших батареях, вместе взятых.

Полковник нервно теребит руками перевязь. Отвечать ему нечего.

– Два полка королевской пехоты. Полк шотландских стрелков. Два эскадрона кирасир. Двенадцать пушек. Ну, и еще что-то там есть… морская пехота военных кораблей… впрочем, на фоне всего прочего это уже мелочи. Общее количество войск свыше шести тысяч человек. Как вы полагаете, полковник, долго ли они будут стоять у ваших ворот?

– Мы будем драться!

– И флаг вам в руки! Никто и не мешает. Только… как долго, полковник?

Собравшиеся переглядываются. Даже сугубо штатскому человеку вполне ясна перспектива сопротивления таким силам. Иллюзий ни у кого нет.

– Господин генерал… – Ага, полковника все-таки проняло! – Но что мы можем? Население воевать не хочет. И у нас нет денег, чтобы нанять кого-нибудь еще.

Вице-губернатор мечет в его сторону возмущенные взгляды. Как же – основную тайну раскрыл! Можно подумать, что и без него мы этого не знали… Кобра со своими ребятами землю роют прямо-таки круглосуточно.

– Так как же мне прикажете вас понимать, мсье? – язвительно смотрю на Лассаля. – Денег, чтобы заплатить, у вас нет. На что, позвольте вас спросить, вы рассчитываете? Только не надо взывать к моим рыцарским чувствам! Они распространяются только на подданных моего короля! Я не поведу свою дивизию на помощь жителям другого государства!

Снова шушуканье, на этот раз гораздо более продолжительное.

– Господин генерал… – так, и вице-губернатор уже готов, – мы… мы готовы выслушать ваши предложения…

– Сеньор генерал, – спрашивает меня на обратном пути капитан де Сото. – Как вам удалось убедить этих зажравшихся нахалов?

– Элементарно, Санчес.

Санчес Эухенио де Сото. Он прибыл к нам всего полгода назад. Видимо, еще перед отъездом он имел возможность навести справки и выяснить – куда ж его занесла нелегкая. Тем не менее от такой возможности не отказался.

Перспективы у него были не слишком радужными. Отпрыск некогда богатой и влиятельной фамилии, он, в настоящий момент, никаких особенных богатств за душою не имел. Это компенсировалось вспыльчивым характером и повышенной мнительностью. Любой неосторожный взгляд трактовался им как вызов. Надо отдать должное, чего-чего, а махать шпагой Санчес умел. За ним числилось девять дуэлей, в семи из которых он вышел победителем. Правда, любви командиров эти достижения ему не принесли. Всякий старался спровадить тогдашнего лейтенанта куда-нибудь подальше, резонно не желая расхлебывать последствия санчесовской несдержанности. Вот и влачил свои дни гордый дворянин, командуя отрядом береговой стражи. Дальше было падать некуда, только в отставку. Никаких приличных дивидендов эта служба не приносила. А вот стычек с контрабандистами и разбойниками хватало в избытке. Их в Испании развелось предостаточно, не меньше, чем гаишников и налоговиков в наше время. Как и их последователи, разбойники изо всех сил трясли местное население. А контрабандисты тащили через границу все, что только можно было перепродать. Те и другие не терпели никакого посягательства на свои интересы. Особенно со стороны государства, которое справедливо считали просто еще одним «коллективным разбойником». Намного более удачливым и сильным. Что, с их точки зрения, не давало ему никаких особенных прав. Оттого и резались они с альгвазилами и береговой стражей до самозабвения. Только что артиллерию в бою не применяли.

При формировании новой дивизии я подсунул Годою указ о том, что каждый желающий офицер имел право подать заявку на вступление в нее. Обязательным условием являлось наличие боевого опыта. Не менее года участия в боях. И это сразу срезало большую часть желающих.

Откуда узнал про это де Сото, я так и не выяснил. Но прибыл он в учебный лагерь уже тогда, когда все вакансии были заполнены. Услышав об этом, я только плечами пожал:

– Опоздавшим – кости! Так еще римляне говорили. Пусть топает назад.

Через несколько минут дежурный офицер вернулся.

– Он отказывается уезжать, сеньор генерал. Требует аудиенции.

– Вот как? Хм… настойчивый юноша. Ну, ладно, лейтенант, зовите его. Требует – примем!

Войдя в комнату, де Сото поклонился, описав своей шляпой красивую фигуру.

– Спасибо, конечно. Но пол у меня уже подмели. Еще утром. С кем имею честь беседовать?

Вошедший вспыхнул, но сдержался.

Вообще говоря, моя достаточно зловещая репутация частенько выручала там, где иные средства убеждения пасовали. Рупь за сто, в другой ситуации офицер полез бы в бутылку, вспоминая длинный ряд жутко оскорбленных такими словами предков. А здесь – ничего. Промолчал, только зубы стиснул. Так… выдержка есть, уважаю.

– Лейтенант Санчес Эухенио де Сото, сеньор генерал! Прибыл для дальнейшей службы в вашей дивизии.

– Присаживайтесь! – пододвигаю ему несколько листов бумаги. – Читать вы, разумеется, умеете?

– Я получил хорошее образование, сеньор генерал!

– Отлично. Возьмите перо и отметьте в списках фамилию офицера, которого я должен буду уволить, чтобы принять вас на его место.

Визитер, явно озадаченный таким поворотом событий, медлит.

– Имейте в виду, что с теми, кто останется, вам идти в бой, лейтенант. И они должны вас уважать как боевого товарища. Поэтому и решение ваше должно быть пусть и молчаливо, но одобрено большинством из них.

– Но, сеньор генерал… я же не могу вот так, просто по своему желанию, вычеркнуть незнакомого мне человека! Возможно, вполне достойного и заслужившего это место своим трудом на поле боя!

А ничего парень, толк из него будет. Ежели бы он сейчас кого-то вычеркнул, то вылетел бы из дивизии уже через пять минут.

– Лейтенант, у вас пять минут! Время пошло!

Пяти минут ему не потребовалось. Положив перо, лейтенант встает и снова отвешивает мне церемонный поклон.

– Прошу простить меня, сеньор генерал! Позвольте мне отбыть к прежнему месту службы! У меня не очень много времени.

Я еще больше его зауважал.

– Вы куда-то торопитесь, лейтенант?

– Через неделю, сеньор генерал, шайка Кривого Педро будет передавать свой груз покупателю. Сержант Моралес неплохо знает толк в службе, но вот боевого опыта у него пока недостаточно, увы… А если еще и назначат нового командира… тоже не очень умелого, то…

– Могут назначить?

– Могут, сеньор генерал. Откровенно говоря, будут этому только рады.

– Почему? Вы не слишком удобный подчиненный, так, лейтенант?

– Фамильная честь дороже жизни!

– Деретесь на дуэлях?

– Дерусь!

– Как часто?

– Девять раз. Семь побед.

– Впечатляет… В бою себя ведете так же?

– Как можно, сеньор генерал? Там враг, он законов чести соблюдать не обязан. Здесь все просто – с поля боя уйдет один.

– А если и там дворянин?

– Это среди пиратов-то? Редкое зрелище…

– Приходилось встречаться?

– Я почти два года в береговой страже… Мало какая неделя проходит тихо.

А парень-то боевой! И не борзый. Во всяком случае – не слишком. Тут уже такие крендели появлялись… Список предков – как блох на барбоске, а за душою пусто. Пародия на офицера.

– Есть хотите, лейтенант?

– Не откажусь, сеньор генерал. Шесть часов в седле.

– Тогда не будем кота за хвост тянуть. У нас скоро обед, так что приглашаю вас разделить его со всеми офицерами.

Этот порядок я ввел с первого же дня. Завтрак, обед – все, не занятые неотложными делами, должны присутствовать. Даже если ты только что шлифовал брюхом землю – на обед будь добр прийти чистым. Каких-либо выделенных мест тут не было, все садились – кто где успел. Рассаживаться кучками по интересам здесь тоже не полагалось. Непривыкшие к таким порядкам офицеры первое время напрягались, обнаружив командира полка на соседнем стуле. А уж мое появление и вовсе вгоняло их в оторопь. Но ничего, со временем освоились.

Уже у входа в столовую встречаем Маноло. Полковник возбужденно спорит о чем-то с командиром одного из батальонов. Ишь, сцепились – точно петухи! Того и гляди перья полетят. Увидев меня, оба спорщика обрадованно бросаются навстречу.

Предметом спора является тактика применения инженерно-штурмовых подразделений. Эту новинку мы только начали внедрять, и оттого все приходилось кроить прямо на колене.

Следует ли говорить о том, что через пять минут спорщиков уже было трое? Петухи не петухи, а на трех разозленных котов мы уже походили вполне. А когда еще и комбат того самого инженерно-штурмового батальона подошел…

– Сеньор генерал! – подбегает ко мне дежурный офицер. – Все уже собрались…

Тоже традиция.

Старший офицер опаздывать на обед не должен. Можешь вовсе не приходить – не вопрос. Дело есть дело. Но уж коли пришел, будь любезен не опаздывать – тебя все ждут! И за столы не сядут, пока не войдешь.

Скомкав спор, направляемся внутрь. Обалдевший от такого зрелища Санчес тихонько идет следом.

– Господа офицеры!

Гул отодвигаемых стульев.

– Господа офицеры! Прошу садиться!

Показываю Санчесу на свободный стул:

– Присаживайтесь, лейтенант!

Он осторожно усаживается. Через несколько минут оглядываюсь – наворачивает обед так, будто всю жизнь не ел. Аж за ушами трещит! Похоже, что парень и впрямь несся сюда сломя голову.

Уже снаружи, после того как мы вышли на улицу и еще некоторое время препирались в расширенном составе, лейтенант нерешительно спрашивает меня:

– Сеньор генерал, но… разве такое обращение к вам прочих офицеров… оно…

– Не соответствует субординации, хотите вы сказать?

– Ну да!

– Эх, лейтенант, вы еще и других споров не слыхивали! Это еще что! Так… цветочки…

Он погрустнел.

– Да, сеньор генерал, но теперь… теперь-то уж точно не услышу.

Останавливаюсь и указываю ему на бревно. Присаживаюсь рядом.

– Положа руку на сердце, лейтенант, зачем вам именно моя дивизия? Других частей мало? Только без выдумок!

– Это, сеньор генерал, мой последний шанс! Унизительно потомку знатного рода всю оставшуюся жизнь воевать с разбойниками и контрабандистами! Не спорю, это тоже нужное и важное дело! Но я-то хотел воевать с врагами моей страны!

– И приходилось уже?

– Да. Но потом, когда войны нет, все покрывается тиной, никому ничего не нужно. Офицеры целыми днями не появляются в полку, солдаты пьянствуют. Никто не хочет заниматься делом!

– Делом?

– Солдата надо учить! После каждого боя я неизбежно теряю людей! А этих потерь могло бы быть меньше, знай они, как правильно воевать и что делать.

– Интересно… вы свои идеи командирам доводили?

– Да, сеньор генерал…

– Но, судя по выражению лица, никакой поддержки не получили? Так?

– Все так, сеньор генерал…

Хм! Нормальный парень! Отправлю его назад, и где-нибудь через год-другой лейтенанта неизбежно пристрелят в очередной стычке. Жалко будет, из него что-то приличное вылепить можно.

– Вот что, лейтенант… все офицерские должности у меня заполнены, это так. Принять вас, значит, кого-то выбросить на улицу. Без веских оснований я этого сделать не могу. Это вы понимаете?

– Понимаю. И ни на что особенно не рассчитываю. Я прошу разрешения вернуться назад, к прежнему месту службы.

– Не торопитесь! Своей властью могу зачислить вас в штаб дивизии. На должность офицера для особых поручений. Таковой должности у нас нет, но я могу ее ввести.

Лейтенант слегка морщится. Так! Это уже гут, не хочет штаны в штабе протирать! То, что надо.

– Напрасно вы так скривились, лейтенант. Сидеть в штабе вам не светит. Офицер для особых поручений только тогда сможет исполнять мои приказы правильно, когда сам, на своей шкуре, почувствует, каково это – воевать под моим командованием. Вам придется пройти все этапы обучения, невзирая на ваш прошлый опыт и офицерское звание. Согласны?

– Да, сеньор генерал! – Санчес вскочил с места.

– Еще одно. Может случиться так, что приказывать вам будет даже и младший по званию. Тем не менее это приказ – и будьте любезны его исполнять так же, как если бы таковой исходил от меня лично! Это понятно?

– Да, сеньор генерал.

– Вы подчиняетесь мне лично и более никому, если только вам не будет приказано иное. Но никаких привилегий и преимуществ вам это не дает! Более того, если вы совершаете какой-то проступок или упущение по службе, то, соответственно, и спрос будет больше, чем с равного вам по званию офицера. Согласны?

– Согласен, сеньор генерал! – Санчес уже стоит навытяжку.

– Хорошо. Будем считать, что ваше зачисление в штат состоялось. Доложитесь моему заместителю по строевой службе, майору маркизу де Брега. Он оформит ваше назначение. Сколько дней вам нужно на обустройство личных дел и когда вы сможете приступить к несению службы?

– Один день, сеньор генерал!

– Послезавтра жду вас в штабе. До свидания, Санчес. И постарайтесь не обмануть моих ожиданий…

«И началися его подвиги напрасные, с баб-ягами никчемушная борьба…» Глядя на беднягу Санчеса, так и хотелось вспомнить нетленные строки Высоцкого. И без того не шибко толстый, лейтенант еще более вытянулся и осунулся. А что ж вы хотите? С утра до ночи он мотался по всему расположению дивизии, передавая мои распоряжения и указания. Да еще и учеба выматывала так, что он только что на ходу не спал. Прошедшие огонь и воду усатые сержанты наших полков нещадно гоняли в хвост и в гриву многочисленных учеников. Да, среди них были вполне обстрелянные солдаты и сержанты. Но! Принципов обучения, примененных нами еще в первом полку, я менять не собирался. Оттого и офицеры, вновь зачисленные в штат дивизии, полировали песок собственным брюхом наравне со всеми. А вот текучка оказалась, как ни странно, даже меньше, чем тогда! То ли народ уже смекнул, куда и к кому они могут попасть, и оттого к нам просились вполне сознательно. То ли еще что? Немалую роль в этом, к моему удивлению, сыграл мой зам по строевой части – маркиз де Брега.

Еще принимая его при первой нашей встрече, я настроился было на нелегкий разговор. Дядька был из охренительно знатной семьи и весь из себя титулованный. Даже имя его писалось аж в две строки. Запомнить такое полностью было совершенно нереально.

Но действительность поднесла мне неслабый сюрприз!

Майор оказался прожженным воякой. Хромой на правую ногу и с нехилым шрамом на угрюмой морде, он походил на кого угодно, но только не на знатного дворянина. Уж таких-то «офицеров» я в мадридских салонах насмотрелся…

С первых же слов стало ясно, что никакой синекуры офицер не ищет. Но отправить маркиза в поле? С его-то ногой?

Как выяснилось, именно этого он и хотел.

И вот тут зеленое земноводное насело на меня с дико невозможной силой. Потерять хорошего офицера не хотелось. Но именно это и произошло бы, отправь я его в общий строй. Мужик просто не выдержал бы нагрузок. Да и возраст… ему было уже под сорок. Для нынешних времен, когда лейтенантами становились лет в шестнадцать, – вообще старик.

Положение неожиданно спас полковник Маноло. В его полку произошел конфликт на почве родовой чести между кем-то из его офицеров и одним из вновь прибывших. Разрешить его сам полковник не смог и поэтому приволок обоих спорщиков на мой суд.

Дело в том, что первым же приказом по дивизии я категорически запретил все дуэли на какой угодно почве. Только по решению командира – и никак иначе. А поскольку сам полковник особой знатностью не обладал, то вопросам разрешения обид на подобной почве внимания не уделял ни малейшего.

Вот и ввалилась ко мне вся эта троица.

Уже через пять минут я начал понимать, что совершенно не врубаюсь в смысл происшедшего. Положение неожиданно спас майор.

– Сеньор генерал, вы позволите мне сказать пару слов? – вежливо обратился он ко мне.

– Ради всего святого, маркиз! Только о чем? Мне тут уже совершенно за… в общем, запудрили мозги этими ссылками на родовитость и древность.

– Именно по этому вопросу.

– Прошу!

Майор встает и выпрямляется во весь свой немаленький рост.

– Кто-нибудь из присутствующих меня знает? – обращается он сразу ко всем.

Маноло и его офицер только плечами пожимают. А вот вновь назначенный лейтенант галантно раскланивается.

– Мы были представлены друг другу на балу у графини де Суза. Вы маркиз де Брега.

– Совершенно верно. А вы… лейтенант Мигель-Мария-Родригес де Ту.

– Да, маркиз, – с поклоном отвечает тот. – Весьма польщен тем, что вы соблаговолили запомнить меня.

Ничего себе! А маркиз-то не просто так себе офицер! Что еще про него я не знаю? Лейтенант и предо мной так не кланялся.

– Очень хорошо, – сухо отвечает ему майор. – Надеюсь, вы не будете против того, чтобы я выступил судьей в столь сложном и важном для любого дворянина вопросе?

– Почту за честь, маркиз.

– А вы? – поворачивается де Брега ко второму спорщику.

– Безусловно, маркиз. Всецело полагаюсь на вас в этом вопросе.

Маноло молча кивает, соглашаясь с обоими офицерами.

– Сеньор генерал? – поворачивается майор уже ко мне.

– Вы знаток – вам и карты в руки.

– Благодарю. Согласны ли вы оба, – поворачивается он к спорщикам, – честно и беспристрастно изложить мне все обстоятельства данного происшествия и принять мое решение как окончательное и необсуждаемое?

– Да, маркиз! – чуть ли не хором отвечают оба.

– Приступим…

В последующий час я наблюдал за этим зрелищем со стороны и только рот про себя разевал. Эх, Кобру бы сюда! Какой кладезь информации зазря пропадает! Маркиз, казалось, обладает знаниями чуть ли не обо всех – знатных и не очень – родах Испании. Кто когда родился, на ком женат, где служил и чем прославился – все это было аккуратнейшим образом разложено в его голове по персональным полочкам.

– Таким образом, сеньоры, подводя итог всему сказанному, могу сделать следующий вывод! – Майор, испросив взглядом разрешения, взял со стола бокал с вином и единым взмахом осушил его, промывая охрипшую слегка глотку. – Претензии лейтенанта де Ту в данном случае являются справедливыми и обоснованными.

Спорщик просиял.

– Однако, согласно указу его христианнейшего величества от… – чуть запнувшись, маркиз называет дату, – подобная претензия, предъявленная во время сражения или на поле боя, карается заключением в крепость на срок до трех лет. Ввиду того, что вносит раздор в ряды воинов Его Величества.

Де Ту перестал сиять и поник головой.

– Но… маркиз, ведь сейчас нет войны!

– Согласно тому же указу, воинская учеба, во время которой производятся выстрелы из орудий или иного оружия, приравнивается к военным действиям. В случае же, если во время таковой имели место ранения или травмы, связанные с таковыми действиями, этот день засчитывается офицерам как день, проведенный на поле битвы. Имелись ли в тот день ранения или травмы, сеньор полковник? – поворачивается де Брега к Маноло.

Тот с неослабным интересом наблюдает за разворачивающейся перед его глазами картиной.

– Да, маркиз, такие происшествия были. Капрал Васкес обжег себе щеку в результате непреднамеренного загорания пороха. Направлен в медчасть.

Майор удовлетворенно кивает и поворачивается ко мне:

– Сеньор генерал, дальнейшее решение зависит от вас. Вы имеете право своим приказом направить лейтенанта де Ту для отбытия наказания.

– И все? Я не должен его где-либо утверждать?

– В настоящее время вы, в пределах дня пути, являетесь высшим воинским начальником. Ваши приказания относительно военнослужащих не могут быть обжалованы никем. Разве что кто-то из участников конфликта пожалуется королю. В этом случае он передаст дело суду грандов, если только не соблаговолит решить данный вопрос лично.

– А этот суд?

– Обычно утверждает решения высшего воинского начальника. Особенно в таких случаях, как этот.

Ни хрена себе пельмень! Вот уж не ожидал…

– А что еще я могу сделать в подобном случае?

– Все, что угодно. Вы в данном случае можете оставить вопрос без рассмотрения, можете иным образом наказать обоих участников спора или любого из них, по своему выбору. Каждый из них может обжаловать ваше решение королю либо маршалу королевских войск.

Оглядываю обоих забияк.

– Ну-с, господа офицеры, что скажете? Как вам подобная перспектива? Про лейтенанта де Ту я и не спрашиваю, понятно, что крепостное сидение его не радует. Но вы-то, лейтенант Розарио, что ж полагаете, я вам спасибо должен сказать? За то, что вы меня перед войной офицера лишаете? Не во всяком бою офицер погибает, а вы даже и без войны его у меня отбираете.

Лейтенанты угрюмо молчат.

– Значит, так, – наливаю вина себе и маркизу. Вытащив из шкафа еще один стакан, приглашаю к столу и полковника. – Решение мое будет следующим. Как я понял, спор возник из-за того, что лейтенант де Ту высказал свои сомнения в возможности столь быстрого обучения солдат, так?

Маноло кивает:

– Совершенно верно, сеньор генерал!

– Так вот! Каждому из вас отводится срок в три месяца. Полковник, сегодня же переведите обоих офицеров на новые должности. Каждый из них получит под свое командование новых солдат. Из пополнения. Тех, которых он не знает. Через три месяца мы и посмотрим, кто из вас достиг лучших результатов. Если подготовленные вами солдаты будут на уровне солдат первого полка…

Маноло ухмыляется.

– … Хорошо, пусть не на уровне, но где-то рядом, то спор выиграл лейтенант Розарио. В таком случае ему не за что извиняться. Не сможете подготовить солдат должным образом – лейтенант Розарио приносит свои извинения лейтенанту де Ту. Правда, в этом случае я несколько раз подумаю, прежде чем выдвигать кого-либо из вас на более высокую должность. Всем все ясно?

Присутствующие дружно кивают, подтверждая свои действия словами.

– Очень хорошо! А сейчас оба несостоявшихся дуэлянта получают лично от меня по трое суток гауптвахты с исполнением служебных обязанностей! Ясно?

– Так точно, сеньор генерал! – хором отвечают оба лейтенанта.

– Сидеть будете в одной камере!

– Есть, сеньор генерал!

– Свободны!

Когда за лейтенантами закрывается дверь, оборачиваюсь к майору:

– Весьма благодарен вам, маркиз!

– Не за что, сеньор генерал. Это мой долг. Так уж вышло, что в течение многих лет мне приходилось выступать арбитром в вопросах чести.

– Не скромничайте, маркиз! – качает головой Маноло. – Кто из дворян не слышал о вас? Неподкупном и беспристрастном судье в таких щепетильных вопросах? К вашим словам прислушиваются сильные мира сего! Сам король…

Черта лысого я теперь отправлю майора в строй! Рядом держать буду!

– Значит, так! – ставлю на стол пустой стакан. – С завтрашнего дня, майор, вы – мой заместитель по строевой части!

– Простите? – удивленно поднимает он брови. – Не слышал про такую должность, сеньор генерал.

– Ваша служба, маркиз, состоит в том, чтобы назначаемые на должность офицеры соответствовали по всем критериям тем требованиям, которые я к ним предъявляю! Иными словами, боеспособность дивизии – наша с вами общая задача.

– Однако… сеньор генерал… такая ответственность…

– Ну, уж если и вы не сможете… – удрученно развожу руками.

Де Брега гордо вскидывает голову:

– Еще ни один мужчина в нашем роду не отступил перед трудностями, сеньор генерал! Я согласен!

– Полковник, – поворачиваюсь я к Маноло, – не в службу, а в дружбу – вестового позовите, хорошо? Я за сегодняшний день охрип уже, а вино (тут я посмотрел на просвет бутылку) у нас все кончилось…

– Есть, сеньор генерал! – улыбается Маноло. – Надо сделать втык вашему вестовому – не следит за здоровьем командира!

Маркиз улыбается в усы.

– Кажется, я попал в не совсем обычную дивизию?

– О, маркиз, – почтительно кланяется ему Маноло. – Вы даже не представляете себе, насколько необычную!

Кстати говоря, результатом соревнования спорщиков явилось то, что извиняться пришлось-таки Розарио. Вот так! Неча на лаврах почивать!

Многоопытный де Брега с ходу врубился в тему и, засучив рукава, взялся за работу. Тем не менее он выторговал-таки у меня право принимать участие в обучении офицеров. В том смысле, что учился сам. Всем тем новшествам, которые мы и пробовали впихнуть в головы наших новых учеников. Вечерами маркиз частенько заглядывал ко мне на огонек. Мужик он был одинокий, проводить время в офицерском клубе, по причине многолюдства, не очень-то любил. А вот вместе с ним и Маноло у нас порою были достаточно задушевные посиделки.

Надо отдать должное, вмешательство майора очень здорово помогло решить мне проблему вживания в коллектив многих молодых офицеров. Тот факт, что значительное число офицеров первого и второго полков были выходцами из солдатской среды, иногда создавал нехилый напряг во взаимоотношениях с новым пополнением. И вот здесь решающим словом зачастую было мнение маркиза.

– Любезный мой дон такой-то, – иногда говорил он такому вот офицеру-новичку, – вы же не полагаете, что я плохо разбираюсь в вопросах взаимоотношения между офицерами армии Его христианнейшего Величества? Или вы хотите дать мне совет, как я должен себя вести в подобном случае?

Обычно такой отповеди за глаза хватало. И пристыженный дворянин более на эту тему не возникал. Авторитет де Брега в данном вопросе был непререкаем.

Вот к этому дядьке и попал на выучку Санчес. Бедняга аж с лица сбледнул! Но, стиснув зубы, терпел. А глядя на то, как пожилой, в общем-то, майор лихо ведет себя на полосе препятствий… Да еще когда и мы с Маноло, выбрав момент, тряхнули стариной… Посмотреть на это зрелище собрались почти все офицеры дивизии, и нам пришлось выкладываться по полной. Полковник прошел всю дистанцию почти наравне со мной. Уступил он только дважды. На стрельбе по-македонски (ну, тут со мною мало кто поспорить мог!) и на рукопашке. Здесь я его уделал, хотя далеко и не сразу. Но дело того стоило! Интерес к занятиям резко подскочил.

– Вы не представляете себе, сеньор генерал, – говорил мне вечером де Брега, – какие небылицы рассказывают о вас всех молодые офицеры!

– Ну, маркиз, большая их часть самым бессовестным образом придумана! – возражаю ему я.

– Но не все же?

– Ну… не все.

– Вот видите! Поверьте старому солдату, среди них немало желающих не только догнать вас, но кое в чем и превзойти! И пример полковника Маноло убеждает в этом многих!

Стоило только Санчесу втянуться в работу, как на него свалилась новая напасть. Наши инженерно-штурмовые части.

Создавая эти подразделения, я взял за образец сразу несколько исторических примеров. Французские «негодяйские команды» времен Первой мировой, немецкие штурмовые группы того же времени и советские инженерно-штурмовые бригады.

Вооружение у них было даже на фоне остальных наших частей весьма и весьма мощным. По два обязательных револьвера на каждого. Плюс крупнокалиберный скорострельный дробовик. Сотня патронов двенадцатого калибра. По десятку гранат, в том числе и зажигательных. Один снайпер с винтовкой на отделение. И все без исключения солдаты этих частей таскали на себе еще стальную кирасу и каску. Кираса эта позволяла остановить, без особого вреда для носителя, пулю обыкновенного армейского ружья с двадцати метров. Правда, и весило все это снаряжение… очень даже нехило. Но позволяло обойтись в этом случае синяками и сломанными ребрами. Оттого и отбирали в эти части парней здоровенных и крепких. Исключительно добровольцев. Командным языком в батальоне был преимущественно русский матерный.

В задачу батальона входил не только штурм вражеских укреплений как таковых. Захват артиллерии, уничтожение штабов и перекрытие путей подхода резервов – это лишь перечень основных видов тренировок. А были еще и вспомогательные…

Жалованье у них повышенное – вдвое против обычного. Срок службы существенно сокращен – шесть лет вместо обычных десяти. Но и мороки с ними было… как бы и не впятеро больше…

– Сможешь заслужить уважение этих головорезов, – сказал я де Сото, – сумеешь командовать в бою любым подразделением. Причем, лейтенант, офицерское звание тут не главный аргумент. Естественно, они обязаны выполнить твой любой приказ, это так. Но ведь и делать это можно по-разному. Надо ли объяснять? Это твой экзамен. Сдашь его – одна песня. Не сдашь – другая. Сам выбирай.

Санчес кивает.

– Согласен, стало быть? Ну… флаг тебе в руки, дерзай. Соответствующее указание начштаба подготовит завтра.

Тот день ничем особенным среди прочих не выделялся. Разве что вечером у нас намечались некие торжества. Де Сото выполнил-таки поставленную задачу. На только что завершившихся учениях его инженерно-штурмовой взвод пришел вторым. Так что капитанский чин он должен был получить вполне заслуженно. Учитывая то, что первое место занял ученик самого Старого Империалиста, – это было весьма нехилым достижением.

Отвлек меня от дел вестовой.

– Сеньор генерал, к вам курьер!

– Проси.

Вошедший офицер церемонно приветствовал меня и протянул пакет.

Хм, ну, и кто это нас напрягает?

Писал Годой.

И с первых же строк у меня загудело в голове…

«…Принимая во внимание то, какими выдающимися достижениями вы и соратники ваши уже успели зарекомендовать себя в глазах Его Величества… учитывая сложившуюся обстановку…»

Это все побоку, главное-то где?

Вот оно.

«…Присоединить к владениям короны остров Мартинику. При этом вам предписывается избегать осложнений, могущих повлечь за собой возобновление военных действий между армией Его христианнейшего Величества и Францией. В равной степени нежелательным является и развязывание войны между Испанией и Англией».

Вот так. Коротко и ясно. И рыбку съесть, и на хрен сесть.

Я им что – предшественник Дэвида Копперфильда? Или ученик Калиостро? Чудеса творить не умею, а никаким иным способом данную задачу не решить.

– Ваш ответ, сеньор генерал? – курьер выжидающе смотрит на меня.

– Приказ получен, будем исполнять. О разработанном плане будет доложено особо. Так и передайте. Можете быть свободны.

Как только за курьером закрылась дверь, я послал вестового собирать военный совет.

– В общем, господа офицеры, положение таково. Нам приказано захватить Мартинику. На этот раз – окончательно и бесповоротно. При этом каким-то образом ухитриться избежать войны между нами и Францией. А еще надавать по рылу англичанам, буде потребуется, но так, чтобы и с ними тоже войны не вышло. Ни много ни мало. Какие будут соображения?

Офицеры переглядываются.

Сказать, что задача трудная, – это ничего не сказать. Она невыполнима в принципе. Нет, захватить-то остров мы сможем, тут сомнений особенных нет. Но вот не вызвать при этом войны…

С момента нашего успешного десанта на этот остров мы постоянно старались держать руку на пульсе. Львиную долю работы нашей группы в Англии отнимало отслеживание приготовлений английского флота. Благо, что об оперативном прикрытии подобных мероприятий в данное время никто и представления не имел. Но получить информацию мало, надо еще каким-то образом ее передать. А как? Все наши немногочисленные ресурсы дальнобойных радиопередатчиков были брошены на обслуживание агентурной сети. А было их у нас и вовсе крохи. Подняв всю справочную информацию, которую мы сумели раскопать, удалось, с грехом пополам, установить эпизодическую связь. Да и то… именно, что эпизодическую. Восьмидесятиваттный усилитель из «Грейхаунда», пятидесятиваттный с одного из автомобилей – и все! Больше ничего не было. Кое-какую полезную машинерию выдрали из Дакоты. Благодаря ей нам наконец-то удалось кое-как сляпать на коленке подобие радиоцентра. Чего это стоило нашим инженерам… песня отдельная и печальная.

Наш военный совет затянулся… Собственно говоря, он почти двое суток и не прекращался. С большим трудом, надавив в итоге собственным авторитетом, пробил свой план. Прекрасно понимая, что шансов выйти сухим из воды у нас катастрофически мало. Но здесь – пан или пропал. Если мы сумеем провернуть эту операцию, то уже и сам Годой просто вынужден будет принимать нас как равных ему игроков. Ибо никаких талантов всех дипломатов и политиков Испании для такого фортеля будет недостаточно. А наиболее мощные вооруженные силы – наши полки «нового строя». Уж под эту-то операцию я их так или иначе, но под свою команду получу. И впредь – никому не отдам. Угроза острову никуда не исчезнет, а стало быть, оправдать такое сосредоточение сил в одних руках всегда будет возможно. Кого бы там впоследствии ни назначили командирами этих частей, а мою-то команду они всегда выполнят. Да и сам этот остров… неплохая прибавка к калифорнийским территориям. Используя свои знания по фортификации, его можно будет превратить в мощную крепость. А вот она-то нам точно не помешает. Наибольшие сомнения всех присутствующих вызвала не столько военная часть операции, сколько ее прелюдия. Слишком необычным было предложенное мною решение…

Время пока было. Но отчаянно мало! До выхода эскадры Джарвиса оставалось всего месяц-два. Затягивался ремонт кораблей. Плюнув на все, я отбил указание Котенку – любыми средствами и методами затянуть ремонт и подготовку эскадры. Денег и свинца не жалеть! Каждая выигранная ими неделя – жизни наших солдат.

На ближайший корабль из Калифорнии в спешном порядке были погружены практически все готовые ракеты (которых оставалось и так немного) и изрядные запасы взрывчатки. Десяток крупнокалиберных пулеметов. Все имеющиеся запасы мин и зажигательных снарядов. Форт «ВВВ» опустошал свои склады, отправляя нам максимально возможное количество снаряжения и боеприпасов. В срочном порядке были вызваны из Гаваны Клим и Котозавр со своими головорезами. Все заложенные на верфях фрегаты достраивались авральными темпами. Наши предприятия были переведены на режим работы военного времени.

И без того загруженные учебой, солдаты закряхтели.

– Кормить от пуза! Пусть хоть в три горла жрут! – приказал я заму по МТО дивизии. – Воскресенье – выходной! Пусть отсыпаются и отъедаются. Перешерсти хоть всю округу, но добудь пару сотен девиц нетяжелого поведения. Хоть цыган кнутом сгоняй! Пущай солдаты отрываются по полной! Жалованье платить еженедельно! Если у них не будет хотя бы и такой отдушины – озвереют!

Эти ли меры помогли или авторитет командиров свою роль сыграл, но солдаты втянулись и уже не так сильно ворчали из-за увеличившихся нагрузок.

Июнь 1794 года. Форт ВВВ.

Динго

На это совещание меня выдернули со строек Долины в пожарном порядке. Самое обидное, что я только что туда приехал. Пришлось поспешить обратно в курьерском режиме, меняя лошадей каждые двадцать – двадцать пять километров. Почтовые станции у нас уже были, но лошадей на них содержалось по три-четыре штуки, для курьеров связи. Вот вместе с таким курьером (хрен бы меня в одиночку отпустили) я и выехал. По-другому не получалось быстро преодолеть две сотни километров. В Вихри мы прибыли в середине следующего дня, но бешеная скачка так вымотала, что сил хватило только на то, чтобы, вывалившись из седла, добраться до гостевого домика и плюхнуться в ванну, благо там всегда держали горячую воду и все остальное на такой случай.

Письмо от Дяди Саши зачитал Кобра, когда все собрались пару часов спустя. Слушая о затребованных позициях, я почувствовал, как мои волосы медленно встают дыбом. Оставалось только хвататься за голову – создавалось впечатление, что наш лидер несколько оторвался от реальности.

– Что скажете, коллеги? – Сергей закончил чтение письма.

– Матом можно? – уточнил я.

– Нежелательно, – покачал головой Кобра, – здесь же дамы. Давай по существу.

– Тогда кратко и по сути – жопа!

– Фу как, – фыркнула Елена.

– Тем не менее это так. Сергеич там что, совсем охренел? Где я ему возьму двадцать пулеметов? Рожу?

– Ну, у нас есть минимум месяц… – попытался охладить мой пыл Кобра.

– И что?! Заказ на них надо было делать еще в прошлом году. Мы как вышли на ритм штука в месяц, так и делаем. Если поднапряжемся, за это время сделаем два. Но это все.

– А сколько у нас всего «Кипчаков»?

– Двенадцать. Шесть в долине, шесть здесь. Плюс один в учебном подразделении, но его я в расчет не беру – укатан на тренировках вдрызг.

– Значит, к концу месяца будет четырнадцать. А еще пару месяцев по две штуки давать сможете?

– В принципе, если напрячься и снять людей с производства паровиков, дадим и три.

– Отлично. Если потребуется, отложим паровые машины на некоторое время. А как с боекомплектом?

– На данный момент в наличии около ста пятидесяти тысяч «шестнадцатых» патронов. За месяц доведем до двухсот.

– Нормально. А что по остальному оружию?

– Как и договаривались, начато производство карабинов. Есть где-то около сотни самозарядных и столько же «болтовок». Думаю, если дадите еще несколько человек, к сроку их число можем удвоить.

– Тогда делайте пока только самозарядные, на остальные забейте, – кивнул Кобра. – Людей найдем, но временно. А с патронами как?

– Линия работает уже второй месяц, выход двенадцать тысяч в сутки. Дальше считайте сами. Если все будет нормально, получится по двести-триста патронов на ствол гарантированно. Сколько всего народу отправляется?

– До батальона. Человек шестьсот стрелков плюс пулеметчики.

– Тогда считаем так: триста карабинов, остальное винтовки. Магазинных «слонобоек» у нас хватает.

– По три бэ-ка надо обеспечить, – заявил Курбаши. – А лучше по четыре.

– А почему не пять-шесть? – огрызнулся я.

– Потому что патронов много не бывает, – усмехнулся тот. – Бывает мало, очень мало и недостаточно, но больше не унесешь. Но мало мы точно не повезем.

– Кстати, кто-нибудь мне скажет, сколько патронов наше уважаемое высокомудрое военное начальство считает боекомплектом на то или иное оружие? – с ядом в голосе осведомился я. – А то довести до меня сей факт как-то не удосужились.

– Что??? – удивился Кобра.

– Да-да. Забыли.

– Блин. Тогда считай на карабин сотню, на винтовку шестьдесят, тяжелые у нее патроны.

– На пулемет?

– Тысячу.

– Револьвер?

– Тут полста хватит.

– Приемлемо, потянем.

– Тогда так, – резюмировал Кобра, – пулеметов из долины отдашь пять.

– Четыре, иначе в Дакоте дыра в обороне получается – мама, не горюй.

– Погодь, а как они у тебя там расположены?

– Два в дотах в проходе, два в укреплениях наверху, и еще пара колесных с упряжками, тылы прикрывают со стороны леса. Надо хоть по одному оставить в проходе и мобильный тоже.

– Логично. Совсем оголять наш научный центр не стоит. Вот что, на время перебросим тебе туда несколько пушек с расчетами. А наделаешь пулеметов, снова заменишь.

– Ну, если так… – согласился я. – Вы с потопленных англичан коронады поднимали?

– Да, есть несколько штук, а что?

– А их пока в верхние доты установить по парочке, чтоб, коль припрет, картечью непрошеных гостей шугануть, – пояснил я. – Да, вот еще что, контингент охраны в Долине стоило бы увеличить. А то полурота без пулеметов жиденько выглядит на такую-то территорию.

– Ну, это без проблем, жильем только обеспечьте.

– Сделаем, – подключилась Ирина. – Саша толкового заместителя оставил. Казарма на сотню человек будет к концу месяца.

– Как раз к этому сроку рота новичков заканчивает курс молодого бойца. Половину отправим к тебе. Хватит?

– Вполне. Что за народ?

– Интернационал полный. Индейцы, испанцы, ирландцы. Есть пара французов, итальянец и еще кто-то. Да, что у вас по испанским заказам?

– А что по ним? Все согласно плану. Наборы для переделки ружей и штуцеров неделю назад отгрузили больше двух тысяч штук. Капсюлей полмиллиона. Двести револьверов еще раньше отправили. К отправке наших еще сколько-то всего будет готово.

– А что с дробовиками решите? Сергеич несколько сотен требует.

– Единственный вариант, который мне приходит в голову, – ружья ДБ переделать. Ствол укоротить вдвое. Но снаряжать картечные патроны придется сажать всех, кого не жалко. Гильз полно на складе лежит, тысяч под двести, мы тогда размахнулись и наштамповали. А потом ружья сняли с вооружения, вот и расходуем помаленьку для охотников. Посмотри, может, кого-нибудь еще из индейцев, я имею в виду женщин и стариков, подключить, переговорите с вождями.

– Попробуем что-нибудь придумать, – кивнул Кобра. – Сделаем даже лучше. Есть возможность подключить женщин из Санта-Клары, там несколько подходящих кандидаток намечается. Но это наша проблема, решим.

– Да, кстати, может, будет повод пристроить в дело то уежище, которое у нас в Ломоносове в секретном складе стоит, накрытое брезентом?

– Ты про?..

– Ага. Про супер-пупер-мега-«Гатлинг». По-моему, самое время его англичанам подсунуть, пусть потрахаются.

– Фу, Женя, ты опять говоришь грубости! – сморщилась Ира. Потом улыбнулась.

– Я просто называю вещи своими именами, сударыня, – кланяюсь в ответ.

– Не отвлекайся, – оборвал начинающуюся пикировку Кобра. – Это еще не все. С минами что будем делать?

– Ставлю вопрос по-другому: из чего будем их делать? У нас производство тола пока не слишком велико, разве что химики увеличат производство раза в два. Пикринку же договорились использовать только на порох.

– Не увеличим! – отрезал Зануда. – Мы, конечно, можем перейти на двухсменку, но тогда узким местом станет серная кислота. И – кто и как будет объяснять рабочим, ради чего они в этот раз вкалывают? Или надо народ радикально стимулировать. Материально, я имею в виду. А так, максимум еще плюс десять процентов выдать сможем в этом месяце.

– Вот видишь! – покачал головой я. – Вывод какой?

– И какой? – спросил Сергей.

– Придется опираться на местные ресурсы. Нажимной взрыватель мы сделаем. Собственно, он уже есть, а вот насчет заряда – нужно будет горшок с порохом закапывать или еще что-то подобное.

– Ага! А что за взрыватель?

– Вот он. – Достаю из нагрудного кармана трубочку. – Слегка модифицированный запал от гранаты с предварительным поджимом пружины. Только вместо чеки вставлена стеклянная палочка и рычаг убран. Ну и замедлителя нет.

– То есть если наступаешь на такую штуку, то сначала сжимается пружина, потом ломается палочка?..

– И к клиенту приходит белый и пушистый зверек. Кстати, если этот запал вставить в гранату, то она превращается в мину. Только закапывать ее надо неглубоко, а то эффект теряется.

– Неплохая задумка. И как много гранат можно выделить на это дело?

– А кто у нас складами командует? Я знаю, что сделано около пятнадцати тысяч «лимонок», но какое количество уже израсходовано, мне ж не сообщают.

– Тысяч двенадцать должно в запасе лежать, но из них больше половины с терочным запалом.

– Вот их и надо в первую очередь расходовать, пока «чиркалки» не протухли.

– Разумно. И много такого добра можно наделать?

– Если на испанские заказы слегка забить, то тысяч двадцать – двадцать пять. Все равно, если мы «киты»[86] для переделки пошлем, испанцы к сроку их установить не успеют. Так что, даже при задержке с отправкой на месяц-другой, оно не критично.

– Тогда действуйте.

– Чувствую, спать мне этот месяц не придется.

– Ничего, на том свете отдохнем.

Месяц спустя. Форт ВВВ.

Динго

Караван растянулся почти на триста метров. И это был не первый такой заход. Правда, в этот раз «подмели» все имеющиеся свободные упряжки в трех фортах, и бычьи, и конные. В телегах везли ящики с патронами, оружием и другой амуницией. В голове и хвосте колонны шли легкие пароконные повозки со станковыми «Кипчаками», а следом за ними пулеметы на колесных «артиллерийских» лафетах с передками.

Вступление каравана в Вихри ознаменовало окончание нашей трудовой эпопеи, призванной обеспечить экспедиционный корпус калифорнийцев всем необходимым. Я на законном основании мог гордиться собой и своими людьми. Мы мало того что перевыполнили план, но еще и разработали кое-какие новинки, которые, несомненно, должны «понравиться» англичанам. Встречал нас лично Кобра, который не поленился выйти к окраине поселка.

Путь наш был неторопливым и размеренным, бычьи упряжки двигались не спеша, с таким-то грузом. Поэтому Сергей дал мне только отряхнуться с дороги и сразу потащил в кабинет. Следом за нами, повинуясь моему знаку, двое возчиков понесли ящик с «сюрпризами», которые мне удалось создать за это время.

– Ну, что там у тебя, показывай! – нетерпеливо потребовал Кобра, когда рабочие оставили нас вдвоем.

– Да так, ничего особенного, – пожал плечами я. – Просто дробовик сделали чуть более универсальным.

– Это как?

– А вот смотри. – Достаю из ящика ружье. – Обычная «дэбэшка», урезанная для стрельбы картечью накоротке. Только двадцать сантиметров на конце ствола оставлены свободными. Мушка на переднем ложевом кольце, целик чисто символический.

– И зачем? Погоди, дай угадаю, ружейные гранаты?

– Они, родимые. – Из свертка промасленной бумаги на свет появился толстенький оперенный снаряд. – Отстреливаются холостым патроном. Вес приличный, почти килограмм, так что приклад надо в землю упирать. Заряд тротила в четыреста граммов, взрыватель примитивный ударный. В случае попадания во что-то мягкое – в хвостовике фитильный замедлитель. Самоподрыв через двадцать секунд, ну, плюс-минус, конечно. В любом случае, если граната не улетела, времени на то, чтобы разбежаться с воплем «Полундра» и заныкаться, должно хватить. Или ручками ее отшвырнуть.

– А с дальностью как?

– До пятисот метров летят. Прицел, правда, простенький, разброс порядка десяти-пятнадцати метров получается, что по дальности, что вправо-влево. Но одиночному чучелу редко когда осколков не доставалось.

– И много таких гостинцев наделали?

– Не очень. Двести тридцать штук. Из них два десятка на испытаниях израсходовали, так что в наличии две сотни боевых и десять учебных, как обычно, песком с опилками до нужного веса набитых. Их, если не по камням стрелять, а, скажем, по песку, не по разу использовать можно. Патронов под это дело триста штук приготовлено.

– Ну, даже такому подарку Сергеич рад будет. Хоть и не артиллерия, но ему все в дело пойдет. Привет английскому десанту передадут.

Глава 3 А отступать некуда…

Снова уходим из боя в бой

Все решает приказ… «Я вернусь».

Песня группы «Каскад»

Май 1796 года. Лондон

– Чарли! Чарли, черт длинноногий, обожди!

Шедший вдоль забора матрос с ружьем на плече остановился и обернулся назад. К нему, придерживая висящий на боку тесак, прихрамывающим шагом приближался боцман Макфарлейн.

– И куда ты так понесся? – ворчливо осведомился он.

– Дождь, будь он неладен! Хочется поскорее обойти этот забор, и тогда уже можно будет с чистой совестью отдохнуть в караулке. Плащ уже совсем промок, и скоро я буду напоминать мокрую курицу.

– Так вот же, навес рядом! Давай туда и зайдем.

– Ага, и потом снова под дождь! Нет уж, давай лучше обойдем этот забор, и тогда уже можно будет спокойно отдохнуть в сухом месте.

– Ну, черт с тобой! Я слышал, у тебя есть неплохой табачок? Угостишь старика Джона?

– Да о чем разговор?! Когда это я жалел табаку для старого товарища? Но под навес тогда зайти придется, под этим ливнем трубку не раскурить…

Оба моряка свернули в сторону и присели около кучи тюков, лежащих под навесом. Матрос, отставив ружье, порылся в кармане и вытащил оттуда кисет.

– Вот! – с гордостью продемонстрировал он его боцману. – Принюхайся!

– Н-да… действительно табачок что надо! Где ж ты им разжился, старый пройдоха? Денег-то у тебя, поди, и нет уже давно?

– Да какие тут деньги! – сокрушенно махнул рукой Чарли. – Одни слезки остались… А табак… это удача, если хочешь знать.

Они набили трубки и пару минут сидели, с наслаждением вдыхая ароматный дым.

– Да… Знатный табачок! Как это тебе так подвезло?

– Случайность, Джон! Вчера нас отрядили в помощь мичману Гарвису. Он собирался ехать за какими-то снадобьями для личного врача самого адмирала. А мы должны были тащить все это добро. Вот и потопали мы за ним следом, соображая, что можно будет урвать полезного по дороге. Добравшись до указанного дома, Гарвис велел нам ждать, а сам вошел внутрь. А тут снова дождь!

– Да… он льет уже неделю. Не иначе как бог за что-то на нас разгневался.

– Похоже… Так вот, стоим мы под дождем, прижались к стене. И тут из дому выходит какой-то джентльмен и приглашает нас войти! Мы сначала уперлись, уж слишком это было неожиданно, но он настоял. Не спорить же нам с ним?

– И что это был за дом такой?

– Этот джентльмен оказался тем самым ученым доктором, к которому и направлялся наш мичман. Видели мы и еще одного обитателя этого дома. Это женщина, миниатюрная и прехорошенькая! Правда, молчаливая, и пары слов не сказала. Говорят, она убежала из какого-то испанского монастыря, где ее держали чуть ли не под замком!

– За что же?

– А! От этих иезуитов можно чего угодно ожидать! Она знаток этих самых снадобий. Ходят слухи, якобы эта девушка якшалась с какими-то индейскими колдунами, от которых и узнала много всяких секретов. Монахи озлобились и посадили ее под замок. А этот джентльмен как-то помог ей убежать.

– Так она, что же, просто так у него живет? Вместе с ним?

– Нет, у нее своя половина дома. Туда никто, кроме нее, и не заходит. А сама эта девушка практически не выходит на улицу. Говорят, набожная очень, целые дни в молитвах проводит. Только иногда, когда к ее соседу, доктору, приходит кто-то из важных пациентов, она выходит к ним.

– И что делает?

– Я не видел, но наш мичман говорит, мол, у нее чудесные руки! Может вправить вывих, вылечить спину… да много еще чего может!

– Так она, должно быть, весьма состоятельная особа?

– Не знаю. Наверное, раз к ее услугам прибегают лорды!

– Ого!

– Да… К нам она вышла, когда мы грелись на кухне. Пришла туда за горячей водой. Посмотрела на наши мокрые носы и приказала кухарке согреть всем пунш. Указала нам сесть поближе к огню. А уже после слуга вынес всем по кисету с табаком. Сказал – в подарок. Да и дождь уже поутих. Так что назад мы шли в весьма приподнятом настроении.

– Надо же… За такой особой и приударить не грех!

– Ха! Не с нашими мордами, старина!

Занятые разговором, матросы не заметили, как невысокий человек в черном мешковатом одеянии, бесшумно перемахнув через забор, прижался спиною к стене близлежащего здания. Принюхался. Табачный аромат недвусмысленно указывал на местонахождение курильщика. Плавным движением, скользнув вдоль стены, неизвестный обошел обоих моряков и углубился на территорию порта. Удачно миновав еще одного часового, он подобрался к приземистому одноэтажному дому. Стены этого дома не имели окон, а входная дверь была массивной и основательной. Данное препятствие, однако же, совершенно не смутило незнакомца. Забросив на крышу дома веревку с крюком, он быстро вскарабкался наверх и распластался на крыше. Притихший было дождь в этот момент ливанул особенно сильно. Потоки воды устремились по крыше. Даже просто удержаться на ней – и то стало серьезной проблемой. Тем не менее человека в черном это надолго не задержало. Помогая себе кинжалом, втыкая его в трещины и щели, он продвигался вперед, к слуховому окну.

Вот и оно. Осторожно скользнув внутрь, человек сбросил с головы капюшон. На свет появилась голова, перевязанная черной материей таким образом, что видны оставались только глаза. И эти глаза осмотрели чердачное помещение самым внимательным образом.

На чердаке было пусто, его пространство частично загромождено пустыми ящиками, старыми мешками и всяческим хламом. Медленно продвигаясь по чердаку, руководствуясь слабым светом из слухового окошка, незнакомец ощупывал доски под ногами. Наконец, видимо найдя нужное место, остановился. Сняв со спины мешок, он достал из него ручной бурав. Пристроившись около балки, начал аккуратно сверлить отверстия в доске. В первое же из них он ввернул кольцо. Продев в него веревку, закрепил ее за стропила. Еще одно отверстие, еще… снова ввернутые кольца, одно, второе… Достаточно. На свет божий явилась небольшая пилка, которой человек в черном стал осторожно распиливать доску. Есть! Снова бурав, и снова та же самая операция. Опять пилка…

Чуть хрустнув, обломилась щепка, и выпиленная доска закачалась на веревке. Отодвинув ее в сторону, неизвестный, закрепив на стропилах веревочную лестницу, соскользнул по ней вниз.

Здесь было тихо и сухо, массивные каменные стены и тяжелые двери надежно защищали от разбушевавшейся стихии. Сквозь узкие, забранные решетками и застекленные окна пробивалось скудное освещение, при котором можно было рассмотреть внутренность помещения. В нем вдоль стен и посередине стояли стеллажи, на которых были разложены холщовые картузы с порохом. В глубине склада громоздились пузатые бочонки, надо полагать, с тем же самым содержимым. По самым скромным прикидкам, здесь было не менее десяти-пятнадцати тонн взрывчатого вещества.

Поставив на пол мешок, неизвестный достал из него два картуза с порохом. Точно такие же, как и лежащие на стеллажах. Положив их на пол, поочередно надавил на каждый рукояткой ножа. Что-то негромко хрустнуло. Один картуз он положил на центральный стеллаж, а второй отнес в самую глубину склада.

Оглядел дело своих рук. Принесенные им картузы совершенно затерялись среди своих собратьев.

Закинув за спину мешок, он вскарабкался по лестнице назад. Подтянув доску, приладил ее на место и продел в кольца принесенные с собою палочки. Своими краями они легли на потолок чердака изнутри. Повиснув на них, доска совершенно слилась со своими соседками. И теперь даже внимательный взгляд не смог бы различить тонкие швы, оставленные пилкой незнакомца. А с фонарем в данное помещение мог войти только самоубийца.

Свернув веревочную лестницу, неизвестный убрал ее под груду ящиков. Туда же отправилась и веревка, удерживавшая кусок доски. Достав из мешка кисет с табаком, человек посыпал им вокруг. Убрал его в мешок и двинулся в обратный путь.

Стоявшая недалеко от порта карета появилась на этом месте совсем недавно. Правда, внимательный наблюдатель мог бы и заметить, что она сегодня здесь уже проезжала. И именно на этом месте ненадолго задерживалась. Но мало ли какие причуды возникают у состоятельных господ? Захотел скучающий джентльмен посмотреть на портовые сооружения, так и что с того?

Остановился тут снова? Устал и хочет подремать, не отвлекаясь на неровную дорогу и ухабы на ней. А под дождем дремлется хорошо…

Чуть слышно стукнула дверь кареты, и Артем, всмотревшись в визитера, опустил револьвер.

– Ну ты, Котена, и даешь! Все сроки прошли уже!

– Они усилили охрану, – снимая промокший насквозь комбинезон, ответила Марина. – Отвернулся бы хоть для приличия, чего уставился-то? Ничего принципиально нового тут нет!

– Да ладно тебе, – Артем выглянул в окно. – Дождище какой… в двух метрах ни хрена не видать! Как успехи-то?

– Нормально… – пробурчала Котенок, натягивая сухую одежду. – Оба заряда положила. Один у входа, авось уволокут куда-нибудь завтра, а второй – в самый дальний угол запихала. Выпить у нас есть чего-нибудь? А то промокла насквозь, скоро зубами вместо кастаньетов сарабанду отстукивать смогу…

Письмо лейтенанта флота Его Величества Мартина Дж. Грея.

«Любезная моя Мэри-Энн! Когда я видел вас в последний раз, то клятвенно пообещал вам писать обо всем интересном, что только ни увижу во время нашего похода. Не скрою, меня очень согревает мысль о том, что у меня будет такой прелестный летописец! Я помню ваше желание составить подробное описание дел нашей экспедиции и в меру сил своих буду вам в нем способствовать. Поэтому каждый раз, когда я сажусь за письмо, ваш светлый образ встает передо мною. С нетерпением жду того момента, когда наконец смогу снова вас увидеть! Смею надеяться, что те же самые события, но рассказанные мною лично, будут для вас более интересны, нежели сухие строчки короткого письма.

С момента моего последнего к вам послания произошло множество происшествий, которые когда-нибудь, несомненно, будут описаны и истолкованы по-разному. Недаром же говорят – врут, как все очевидцы! Почти наверняка отыщется и множество свидетелей, которые, с их слов, находились в самой гуще событий и были всему происшедшему непосредственными очевидцами или даже участниками. Бог им всем судья, Мэри-Энн. А я расскажу лишь то, чему был свидетелем сам.

Тот день, о котором вы, полагаю, уже слышали, ничем особенным не выделялся. С самого утра я заступил на вахту. Надоедливый дождь, хвала всевышнему, наконец, стих, и эскадра наша принялась приводить в порядок суда. Совсем недавно при проверке кладовых были выявлены вопиющие случаи, которые ничем иным, как недосмотром ответственных лиц, объяснить было невозможно! Часть канатов и запасных парусов, будучи, на первый взгляд, вполне приличного качества, оказались тем не менее с дефектами, подгнили и обветшали. При резких маневрах кораблей они часто лопались и рвались. Адмирал был взбешен! Я, наверное, избрал недостаточно емкое слово для того, чтобы описать его состояние. Он бранился и богохульствовал так, что имей корабельные мачты уши, то и они покраснели бы. Но воспитание не позволяет мне произнести (а тем более написать) те эпитеты, которыми он награждал ответственных за это дело лиц. Самой мягкой характеристикой в его устах послужило слово «ублюдки». Так что вы, Мэри-Энн, несомненно, сможете и сами представить себе всю степень его негодования.

Следствием этого прискорбного случая явился приказ адмирала, которым он предписал всем командирам кораблей самым тщательным образом проинспектировать все корабельные запасы на предмет их пригодности к использованию. А учитывая то, что часть команд все еще была неполной, вы можете представить себе, каких трудов это стоило всем нам.

Увы, но комплектация команд была полностью провалена нашими вербовщиками. Буквально за пару дней до того момента, когда они должны были приступить к этому делу, все пабы и кабачки в порту почти одновременно опустели. А некоторые торговые суда поспешили выйти в море. Причем они настолько спешили, что даже не взяли с собою достаточный запас пресной воды и провианта. Несомненно, они каким-то образом смогли узнать о том, что мы собираемся набирать матросов на наши корабли. Движимые собственным эгоизмом, они поспешили отплыть и тем самым не дали присоединиться к нам многим честным морякам. Которые наверняка вступили бы в наши ряды, имей они такую возможность.

Нам пришлось выслать вербовщиков в соседние порты, но ответа от них нет и по сей день. Вот теперь мы работаем не покладая рук. Одна надежда, что в окрестных портах мало кто знает о факте набора добровольцев на нашу эскадру. Как низко пали нравы простонародья, Мэри-Энн, если даже такое богоугодное дело, как защита законных наших интересов, зависит от их нежелания сделать хоть что-то для своей страны! Но, впрочем, бог им судья. Надеюсь, что справедливое воздаяние за их трусость и эгоизм не заставит себя долго ждать.

Так вот, после того как я отправил на берег часть матросов во главе с баталером и отдал необходимые распоряжения, у меня появилась наконец возможность выйти на палубу и осмотреться вокруг. Стояла хорошая погода, солнце щедро посылало нам свое тепло. От промокших за несколько дней палуб валил пар.

На берегу около пристани виднелось скопление матросов. А по направлению к кораблям и обратно постоянно курсировали шлюпки. Стоявший рядом со мною мичман Пембертон пояснил, что по приказу адмирала производится также замена пороха в корабельных крюйт-камерах. Это обычное дело, ибо даже при самом тщательном сбережении порох может отсыреть. Во избежание этого часть запасов свозят на берег в хорошо оборудованное хранилище. А оттуда привозят сухой порох. Воспользовавшись тем, что дождь наконец прекратился, адмирал и отдал свое распоряжение.

Я посмотрел на часы. Было двенадцать часов и сорок семь минут пополудни, и можно было уже отдать приказание, чтобы нам начали сервировать обед. Но стоило мне сделать пару шагов к люку в кают-компанию, как тяжелый удар вдребезги разнес мирную тишину порта!

Над стоявшим неподалеку от нас шлюпом «Аякс» поднялось облако дыма. Было видно, как в воздух взлетают какие-то части рангоута и обломки палубного настила. Взорвался порох! В воду сбросило множество матросов, которые занимались повседневными работами. По-видимому, они были оглушены взрывом или сильно поранены, потому что уже через несколько мгновений большинство из них пошло ко дну. Они даже не попытались хоть как-то удержаться на поверхности! Это было ужасное зрелище, Мэри-Энн!

Даже до нас долетели какие-то обломки от взорвавшегося корабля! Настолько сильным был взрыв! Бедняга Пембертон был ранен, и его в спешном порядке стали готовить к отправке на берег.

Я распорядился спустить шлюпку. На корабле оставалась всего одна, вторая ушла на берег вместе с баталером и его матросами. Передо мною стояла нелегкая задача – что делать в первую очередь? Отправить на берег раненого мичмана или направить людей для спасения пострадавших на «Аяксе»? Но с окружающих кораблей уже спешила помощь к тонущему шлюпу. Поэтому, видя, что спасение пострадавших уже началось, я приказал заняться транспортировкой раненого.

Пембертона погрузили в шлюпку, и она направилась к пристани. На носу ее стоял матрос, предупреждая всех встречных о том, что на борту находится раненый офицер. Шлюпки сворачивали в сторону, и наша шлюпка смогла достаточно быстро подойти к пристани. В подзорную трубу было видно, как его на руках понесли в глубину порта.

Этим же взрывом у нас было ранено еще пять человек, а один матрос упал за борт и утонул. Пострадавшими занялся корабельный врач, мне же пришлось пройти в салон, чтобы сделать соответствующую запись в вахтенном журнале.

И в этот момент раздался второй взрыв!

Он произошел через пятьдесят три минуты после первого и был уже не таким мощным. Наверное, потому, что на этот раз взорвалась не крюйт-камера корабля, а одна из шлюпок, перевозивших порох. От этого загорелись и также взорвались еще две, двигающиеся рядом, но в целом ущерб был значительно менее разрушительным. Правда, погибло большое количество матросов и портовых рабочих, которые сбежались к пристани, чтобы посмотреть на трагедию «Аякса». Прав был ваш дядюшка, когда говорил, что зубоскальство над чужой бедой до добра не доведет!

С корабля не было видно, сколько именно народа пострадало вследствие второго взрыва. Но мы, глядя на берег в подзорные трубы, оценивали это количество приблизительно в триста-четыреста человек. Кто из них погиб сразу, а кто был только ранен – отсюда рассмотреть было невозможно.

Большой урон был нанесен и окружающим постройкам. Слава всевышнему, что не взорвался порох в складе – последствия были бы и вовсе ужасающими! Даже и после такого взрыва часть построек загорелась, и с кораблей пришлось направлять матросов для тушения пожаров. Никакой надежды на рабочих не было: испуганные взрывом, они разбежались во все стороны.

Но я еще не коснулся самой волнующей части этой истории! Поверьте мне, Мэри-Энн, подобные происшествия нечасто, но иногда происходят во всех частях света. Закурит трубку небрежный матрос, уронит на какую-нибудь железку молоток зазевавшийся рабочий – и вот он, взрыв! Это, увы, неизбежные на море случайности. Хотя, положа руку на сердце, я никогда не слышал о том, чтобы они происходили так часто.

После того как пожар был потушен, мы подсчитали свои потери. «Аякс» утонул, и никаких надежд на то, что он может быть восстановлен, никто и не питал. Погибло около трехсот восьмидесяти моряков, и около двухсот было ранено. Геройской смертью погибли тридцать шесть офицеров и капитан «Аякса». На берегу сгорело множество портовых построек. В той или иной мере были повреждены шесть кораблей. Стало ясно, что выход эскадры в море в оговоренные сроки невозможен. Адмирал был вне себя от ярости. Думаю, что на этот раз могли бы покраснеть не только мачты…

Вспышку ярости Джарвиса прервал вахтенный офицер. Он подошел к адмиралу и что-то прошептал ему на ухо. Тот замолчал и пару минут ничего не говорил. Потом разрешил всем уйти, но мне и еще одному молодому офицеру приказал остаться.

После того как офицеры покинули адмиральский салон, в дверях показался седовласый джентльмен. Он был одет в темный сюртук и цилиндр. Поприветствовав адмирала, он присел напротив него.

Джарвис молча смотрел на нежданного визитера. Зная характер адмирала, я уже стал опасаться, что он сейчас вновь взорвется в ругани.

– Сэр Джон, – прервав молчание, произнес наш гость. – Не будете ли вы так любезны представить мне этих молодых людей?

– Лейтенант Мартин Дж. Грей, лейтенант Роберт Уилкок, баронет Майн, – произнес Джарвис.

Мы оба встали и поклонились этому джентльмену. Надо полагать, он был птицей весьма высокого полета, раз наш командир, обычно весьма вспыльчивый и шумный, так сдержал себя в его присутствии.

– Очень приятно! – в свою очередь произнес этот джентльмен, учтиво наклонив голову. – Мое имя – Джонатан Харгривс, и я имею честь возглавлять э-э-э… специальный отдел при адмиралтействе. Полагаю, что молодые люди уже соответственно проинструктированы?

– Нет, сэр Джонатан, – буркнул адмирал. – У меня были иные, не менее важные заботы.

– Ничего страшного, сэр Джон, – понимающе кивнул визитер. – Я понимаю вас, случай действительно экстраординарный.

– Вам обоим, – посмотрел на нас тяжелым взглядом адмирал, – надлежит отправиться вместе с сэром Джонатаном. Дальнейшие указания получите от него. Возьмете с собою по двадцать человек морской пехоты. С оружием. Отберите самых смышленых и глазастых. Все, можете быть свободны!

Уже на палубе Харгривс остановил нас:

– Вы удивлены, джентльмены? Говорите прямо, сейчас это можно.

Откровенно говоря, мы даже и не знали, с чего начать! Видя это, сэр Джонатан начал сам:

– Вас, несомненно, занимает вопрос, кто я такой и что именно вам предстоит делать?

– Да, сэр, – ответил баронет.

– Отлично! Надеюсь, вы оба понимаете, что война, увы, не всегда заключается в том, что ваши корабли обмениваются залпами с кораблями противника? Что есть и иная война, последствия которой вы имели возможность наблюдать только что?

– Вы полагаете, что эти взрывы…

– Один взрыв – случайность. Это я вполне могу допустить. Но два взрыва, с интервалом менее часа?

– Пятьдесят три минуты, сэр! – добавил я.

– Вот как? Вы и время засекли?

– И сделал запись об этом в вахтенном журнале, сэр.

– Весьма похвально, лейтенант! Далеко пойдете, помяните мое слово!

– Я был вахтенным офицером, сэр! И прибыл сюда только по указанию капитана, сэр!

– Так вот, джентльмены. Мне требуется, чтобы вы, совместно с вашими морскими пехотинцами, самым тщательным образом осмотрели одно здание. При этом меня интересуют все, даже самые незначительные подробности этого осмотра. Любые, замеченные кем угодно мелочи!

– И позвольте вас спросить, сэр, что же это за здание?

– Портовый пороховой склад.

Не могу сказать, Мэри-Энн, что я воодушевился, услышав эти слова. Только что наблюдать за разрушительными взрывами… и потом идти туда, где хранится во много раз большее количество пороха… не каждый сумеет преодолеть в себе вполне естественное замешательство.

– Оружие вам не понадобится. Более того, джентльмены, все ваши морские пехотинцы должны оставить на борту не только его, но и все металлические предметы, даже ложки! Внутрь здания они будут заходить без сапог и без фонарей! Сами понимаете – одна искра, и… сегодняшние взрывы будут лишь жалкой пародией на то, что произойдет в этом случае.

Мы оба заверили его, что вполне понимаем серьезность полученного поручения.

Приказав нам прибыть утром к складу, сэр Джонатан вернулся к адмиралу.

Наутро мы ждали его у склада.

Это было крепкое каменное здание с узкими, зарешеченными окошками. Массивные двери зорко охранялись – снаружи было двое часовых. Еще несколько человек несли службу на подступах к складу.

Солнце уже поднялось, и было достаточно светло. Можно было надеяться на то, что и внутри видимость будет вполне достаточной.

Наконец прибыл сэр Джонатан и сопровождающие его лица. Это были еще трое джентльменов, одетые в темные сюртуки. Я хороший физиономист, Мэри-Энн, но сомневаюсь, что сумел бы подробно описать кого-либо из них спустя некоторое время.

Подошедший служитель открыл нам двери, и, еще раз проинструктировав всех, сэр Джонатан первым вошел внутрь помещения.

Мы проработали там уже около трех часов, осматривая все, даже самые темные углы, но пока ничего не нашли. Удача улыбнулась баронету. Один из его морских пехотинцев, осматривая чердак, обнаружил там выпиленную доску в потолке. Изнутри она была подвешена на кольцах и деревянных палочках. Мы немедленно поднялись наверх, и вот тут повезло уже мне! Мои ребята обнаружили под грудой ящиков веревочную лестницу! Рядом с нею лежала веревка.

Сэр Джонатан был немедленно уведомлен о наших находках. Он лично поднялся наверх и внимательно осмотрел их. Потом, приказав нам ничего не трогать, велел всем спуститься вниз.

По его указанию мы отослали морских пехотинцев на флагманский корабль. Один из спутников Харгривса переписал их имена. Он пояснил нам, что никто из них не может покидать корабля до отхода эскадры и не имеет права кому-либо рассказывать о том, что он видел и где был.

– Вы заметили, насколько узкое отверстие проделано в потолке? – спросил нас Харгривс.

Да, на это многие обратили внимание. Ни один из наших людей так и не смог в него пролезть. Я так и ответил сэру Джонатану:

– По-видимому, сэр, это мальчишка. Или человек небольшого роста.

– Вы так полагаете, лейтенант? Ну-ну… хотел бы я быть уверен в этом тоже…

Более ничего интересного в этот день не произошло, и нам было позволено возвратиться на наши корабли.

Сэр Джонатан попросил нас в письменной форме описать все то, что мы видели, адресовав этот рапорт на имя адмирала. После этого он распрощался с нами и отбыл. Мы оба вернулись на свои корабли».

Это письмо так и не было вручено адресату. Оно было обнаружено спустя много времени при разборе оставшихся от погибшего лейтенанта вещей.

Пометка на полях.

«Это крайне важный и интересный документ! Описанный в письме лейтенанта сэр Джонатан, несомненно, является Джонатаном М. Харгривсом – главой специальной службы адмиралтейства. Впервые мы получили документальное подтверждение тому, что указанная диверсия была организована знаменитой «Черной кошкой». Как общеизвестно, она отличалась достаточно хрупким телосложением и невысоким ростом. В записках, оставленных сэром Харгривсом, к сожалению, отсутствуют упоминания об этом эпизоде. Надо полагать, что поиски воспоминаний баронета Майна могли бы быть весьма полезными для дела. Имеющиеся в них сведения способны пролить свет на обстоятельства данного происшествия. Известно, что он, по состоянию здоровья, не отбыл совместно с адмиралом Джарвисом, а долго жил в своем поместье, где впоследствии и скончался».

Еще одна пометка, сделанная после первой.

«Вот что бывает, когда молодые люди слишком увлекаются чтением авантюрных романов вместо изучения полезных для дела документов! До сих пор нет ни одного заслуживающего доверия подтверждения самого факта существования так называемой «Черной команды». Да и само это название, надо полагать, было изобретено охочими до сенсаций бульварными писаками. Ни одна держава никогда не признавала своей причастности к ряду загадочных происшествий, произошедших в Англии в описываемое время. До сих пор неизвестно, существовала ли в действительности эта загадочная женщина? Не осталось ни одного достоверного описания ее внешности, а все имеющиеся грешат противоречивыми сведениями. А существующая в указанной местности так называемая «могила Черной кошки», как известно, появилась лишь спустя три года после описанных в письме событий…»

Хлопнула входная дверь, и Артем легко взбежал по ступенькам лестницы.

– Котена! Я тут кое-что вкусное притащил!

Он бухнул на стол плетеную корзинку.

– Отыскал тут тетку одну – такие печенья делает! М-м-м! Пальчики оближешь!

– Вечно ты так… – ворчливо заметила Марина, выходя ему навстречу. – Только приляжешь отдохнуть…

– Да ладно тебе! Со вчерашнего дня дрыхнешь!

– Сам бы и мял своего толстопузого борова! У него вся спина салом заросла – что твой кабан! Пуда полтора натопить можно!

– Э-э-э… не трогай лорда Майерса! Он дядя полезный! Хоть и не шибко умен, зато оченно даже болтлив! Кстати говоря, хорошо, что ты мне про него напомнила!

– А что так?

– Да он вчера, пока от твоих пальчиков отходил, поведал мне кое-что интересное… Посмотри-ка вокруг, где там наши домашние глаза и уши отираются?

– Марта на рынок ушла, у нас мясо закончилось. Джон в сарае – колесо в моей коляске чинит. А что?

– А полезу-ка я на чердак…

Достав из тайника сундучок с радиопередатчиком, Артем быстро забрался на чердак дома. Здесь был филиал алхимической лаборатории. Место было мрачноватым, и никого из слуг затащить сюда было невозможно даже под угрозой наказания. Глядя на то, как молится Марина после посещения данного помещения, слуги еще больше убеждались в том, что заходить в эти комнаты – себе дороже. Да и не было там ничего особенно интересного. Двери туда не запирались, и, может быть, именно поэтому желающих сунуть сюда нос было немного. А вот само помещение, благодаря тому, что дом стоял на возвышении, очень подходило для проведения оттуда сеансов связи…

Спустившись на кухню, Котенок взяла из очага чайник с горячей водой и отнесла его в гостиную. Чай в данное время был весьма неслабой роскошью, но прилично зарабатывавший своими консультациями доктор вполне мог позволить себе такую блажь, как ежедневное чаепитие.

Такое положение было достигнуто нашими ребятами далеко не сразу.

Приехавший в Лондон Артем не мог позволить себе резко выделяться среди окружающих. Это неминуемо вызвало бы пересуды и ненужное внимание соседей. Некоторую помощь при легализации оказали коллеги падре, работающие в местном испанском посольстве. Нашли вот этот дом и распустили кое-какие слухи, объясняющие некоторую осторожность и нелюдимость приехавшей парочки.

Поначалу жили скромно, наняли только кухарку, пожилую вдову по имени Марта. Это позволило на первом же этапе внедрения отвести от себя всевозможные слухи. Марина целыми днями не выходила из комнаты (тихонько упражняясь во всяком членовредительстве), а Артем вел жизнь, привычную для небогатого холостого джентльмена.

Так продолжалось несколько месяцев.

Все изменилось, стоило ему повстречаться с доктором Маллеем. Сей почтенный джентльмен был весьма поражен осведомленностью собеседника относительно некоторых чисто медицинских проблем.

– Мистер Энтони, а не купить ли вам практику? – как-то между делом поинтересовался он. – Уверен, вы смогли бы неплохо устроиться!

– Нет, что вы, любезный доктор! Я чужой в этих краях. Да и особо не стремлюсь к известности. Ни к чему это мне…

– Но ведь лишние деньги еще никому не мешали, не так ли?

– Ну… пока мне хватает моих скромных сбережений. А если припрет по-настоящему, пойду просить мисс Марину.

– Она настолько состоятельна? – опешил почтенный доктор.

– Нет. Но она – талантливая ученица… впрочем, это не важно. Важно то, что, только продавая (узкому кругу лиц, разумеется!) изготовленные ею препараты, можно жить еще достаточно долго, ни в чем себе особо не отказывая… Но я, однако, полагаю, что это время пока не пришло…

Семя было брошено на подготовленную почву.

Промучившись сомнениями, терзаемый зеленым земноводным чудовищем, Маллей долго не продержался. И уже через месяц предложил Артему наладить лекарственный бизнес.

Так оно и пошло…

Уже через год имя ученого доктора мистера Энтони в Лондоне не знал только ленивый. Но это не сильно изменило ритм жизни парочки эмигрантов.

Время от времени Марина покидала дом, отправляясь собирать травы и коренья. И действительно привозила их в достаточном количестве. Правда, не все они были собраны в Британии… но кого это волновало? Некоторые снадобья мамы Яги пользовались тут просто-таки бешеной популярностью. А в сочетании с умелыми руками Котенка… Артем уже мог спокойно выбирать себе клиентуру. Чем, разумеется, и пользовался, заводя всевозможные полезные для дела знакомства и обрастая связями. Порою – самыми неожиданными.

Чайник уже давно испускал соблазнительный аромат свежезаваренного чая, но пить чай в одиночестве?

Наконец над головою заскрипели доски, и по лестнице спустился Артем.

– Ты чего мрачный такой? На гвоздь уселся?

– Нет. Радиограмма от Сергеича. У них полный швах с подготовкой, не успевают к приходу Джарвиса.

– Хреновато… Но мы же задержали отплытие!

– Этого недостаточно. Еще хотя бы месяц!

– Но ты же не морской министр, наконец!

– Оно и плохо… Организовать покушение на адмирала?

– Он редко бывает в городе, а на корабле его не достать.

– Знаю… Жалко склад не бабахнул, тогда бы мы эту проблему решили!

– Ну, кто ж знал, что они из того угла вдруг порох станут вывозить?

– Да никто не знал… А охрану они там теперь усилили…

– И в тот раз была неслабой. Только это им несильно помогло.

– Ты о чем?

– Не понял?

– Нет, – покачал головой Артем, – я тебя не пущу.

– Есть варианты?

– Не знаю… Подумать надо.

– Когда? Заезжал мичман Гарвис. Эскадра уходит через три дня.

– Черт! – кулак долбанул по столу – подпрыгнули чашки.

Марина встала из-за стола и подошла к окну.

– Дождь перестал…

– Да и хрен с ним! Нам-то что с того?

– Как говорил один с тобой наш общий знакомый, хреновая погода – залог успешно выполненного задания…

– Вы совершенно в этом уверены, сэр?

– Да, Томас. Они придут. Не могут не прийти. По моей просьбе адмирал назначил дату отправления – через три дня. – Харгривс повертел в руках пустой бокал и поставил его на стол.

– Но ведь флот не готов!

– А кто об этом знает? Все увольнения на берег для матросов и морских пехотинцев запрещены. Разрешения получили только те люди, с которыми была проведена предварительная работа. Они скажут только то, что нам нужно.

– И вы уверены в том, что эти слухи дойдут до ушей «Черной кошки»?

– Доходили же раньше!

– Ну… не знаю…

– Зато, Томас, это знаю я! Как там наши приготовления?

– Все в порядке. Два взвода морских пехотинцев спрятаны в окружающих постройках и в развалинах. Их даже перестали разбирать из-за этого. Еще рота находится в городе и по первому же сигналу оцепит прилегающую к порту территорию. К доске подведена проволока, на другом конце которой прикреплен колокольчик. В помещении склада дежурят посменно четверо опытных парней. У них есть с собою сети и кинжалы.

– Кинжалы зачем? Нам только пожара от случайной искры и не хватало!

– Бронзовые, сэр! А что касается оружия… мало ли… тот, кого мы ждем, может оказать сопротивление.

– Вы дыру эту видели?

– Да, сэр.

– Может ли человек, способный в нее пролезть, оказать сопротивление четырем взрослым мужчинам? Да еще и не самым слабым физически?

– Все может быть, сэр.

– Ладно, Томас, но имейте в виду – если они убьют этого парня, я их запрячу туда, где солнечный свет будет для них величайшей ценностью! Ввиду его полного отсутствия!

– Парня?

– А кого ж вы еще ждете? Уж не саму ли «Черную кошку»? Не стройте иллюзий, Томас: она, судя по тому, что мы знаем про нее, еще не страдает помутнением рассудка!

Артем повертел в руках тяжелый картонный цилиндр.

– А это тебе зачем? Собираешься ставить дымзавесу?

– Да черт его знает, как все обернется… Я вот и подумала, что некоторые вещи могут быть весьма кстати.

– Тогда и вот это возьми.

На стол легла радиостанция, одна из двух, находившихся в распоряжении группы уоки-токи.

– Не спалимся?

– От тебя зависит.

– Хорошо. Ориентир три помнишь?

– А то ж!

– Здание разрушено взрывом, под упавшей стеной в случае чего оставлю заначку. Там был спуск в подвал, вряд ли сейчас кто-то станет его раскапывать. Успеешь забрать, ежели что.

Артем нахмурился и вытащил из тайника «АПС».

– Возьмешь?

– Тебе нужнее. Мне и револьверов хватит. Да и гранаты есть на случай полной задницы. Лучше меч мой принеси.

Спустившись с чердака, он увидел, как Марина упаковывает вещмешок. «Великоват он что-то, – мелькнула в его голове мысль. – Гранаты, дымшашки, мина – а еще-то там что? Судя по очертаниям, что-то мягкое. А что именно?»

Взяв у Артема меч, Марина осмотрела клинок.

– Ну? Присядем на дорожку? – Она набросила сверху плащ, скрывающий все ее снаряжение.

– Слушай, может – ну его на фиг? Возьмешь винтовку и сработаешь по бочкам издалека…

– Не получится. Порох на такой дистанции не зажжем. Пробовали уже, что ты спрашиваешь? Да и уйти днем не сможем незаметно.

– Да понимаю я все! Только на душе муторно.

– Ты думаешь, я ничего не чувствую? Мне вообще хреново, как никогда. Но… эскадра отплывет послезавтра. Мы-то здесь в любом случае уцелеем. А там? Джарвис затребовал подкрепления. Точного количества пока узнать не удалось. Но вряд ли он стал бы ждать пару сотен человек.

– Кто сказал?

– «Маренго» сообщил. Бросил весточку в «почтовый ящик».

– Совсем красота… Ладно, вернешься – передадим. Я вина хорошего припас, отметим!

Качнувшись на рессорах, карета неторопливо двинулась по узкой улочке. Мало ли куда может ехать вечером приличный джентльмен?

Сегодняшняя ночь удалась на славу. Словно компенсируя все предыдущие неудобства, причиненные дождем. За день земля, как следует прогретая выглянувшим солнцем, просохла, не оставив ни единой лужи. Ходившие парами вдоль забора часовые, негромко переговариваясь, с особым вниманием осматривали те места, где забор еще не был восстановлен. Здесь были установлены рогатки, ощетинившиеся острыми концами свежевыстроганных кольев. На время в этих местах затихали разговоры, и проходящие часовые с удвоенным вниманием вглядывались в темноту. Вдоль забора были развешены фонари, скудно освещавшие наиболее темные участки. Но все равно протяженность ограды форта была слишком велика. Всевозможных уязвимых мест там хватало. И за некоторыми из них наблюдали не только глаза часовых… Но делавшие это люди старались ничем не обозначать своего присутствия.

Тем не менее маленькая фигурка в черном мешковатом одеянии проникла на охраняемую территорию там, где, казалось бы, это было сделать совсем нереально, – у самых въездных ворот.

Легко взмахнув на забор, она на секунду застыла, прижавшись к прилегающей к нему стене здания. В данном доме обычно размещались солдаты и матросы, охранявшие въездные ворота. Вот и сейчас там слышался гул голосов, а сквозь щели в окнах можно было ощутить запах табачного дыма. Обождав, когда из дома выйдет очередной патруль, фигурка соскользнула на землю и двинулась следом за ними. Осторожно маскируясь в тени портовых сооружений и штабелей разнообразных грузов, человек подобрался к полуразрушенному складу. Скользнув под наклонившуюся стену, он спрятался в ямку и затих.

– Смотрите, сэр! – патрульный морской пехотинец наклонился к мичману, командовавшему этой группой солдат. – Вон там, в переулке… видите?

– Что там, Оливер?

– Карета, сэр!

– Ага… сейчас вижу. Вот что, Оливер, возьмите-ка трех человек и тихонько обойдите ее. Так, чтобы она не смогла от нас уехать… А мы, когда увидим вас с той стороны, тоже, не торопясь, двинемся к ней. Кто же это такой тут у нас отдыхает?

Натянутая под потолком проволока еле заметно дрогнула. Совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы привязанная к ней нитка дернула за палец дремлющего мужчину. Еще не открыв толком глаза, он ногою толкнул своего соседа. Тот, в свою очередь, сделал это со своим…

Бесшумно скользнув к окну, четвертый из сидевших в пороховом складе людей дернул за свисавший из окна шнурок… Вернувшись назад, он расправил веревочную сеть и прижался к толстому каменному столбу.

Чуть слышно звякнувший колокольчик мгновенно поднял на ноги сидевших в подвале солдат. Прошло еще совсем немного времени, и вскоре полурота отборных морских пехотинцев уже была на ногах, готовая ко всяким неожиданностям.

– Сэр! – ворвавшийся в комнату солдат чуть не сбил с ног вставшего ему навстречу Томаса. – Караульные видели человека, пробиравшегося к пороховому складу! И только что оттуда пришел сигнал!

– Сэр Джонатан! – обернулся Томас к своему начальнику, мирно дремавшему в кресле.

– Я слышал, Томас. Готовьте людей, пойдем встречать визитера…

Еле слышно скользнула в пазах деревянная палочка, вторая… и освобожденная от крепежа доска закачалась на веревке. Присев на край отверстия, человек наклонился вниз… прислушался…

– Любезный! – стукнула по дверце кареты мускулистая рука. – А не в слишком ли глухой уголок занесла вас нелегкая? Будьте так добры, сэр, откройте, пожалуйста, дверь! Не заставляйте нас быть невежливыми!

Неясная, наполовину укутанная в плащ фигура повисла на краю выпиленного отверстия, выбирая место для приземления.

– Ага!

И выскочивший из-за ближайшего столба мужчина в темном костюме дернул за край плаща. Тот неожиданно легко поддался и соскользнул вниз. Что-то с шумом упало на пол.

– Вяжи его!

И еще трое мужчин бросились месту падения, растягивая в стороны заранее приготовленную сеть. Их руки устремились к упавшему предмету… и столкнулись в воздухе… На полу никого не было.

Шлеп!

Ш-ш-ш-и-н-нь!

Хищно мелькнувшая в воздухе полоска блестящего металла чуть-чуть коснулась затылка первого мужчины. Всего чуточку… но его ноги внезапно подкосились, сильные руки обмякли, а в глазах отчего-то потемнело. Грузное тело мешком осело на землю.

Чуть в стороне от отверстия в потолке, прямо под открытым люком на крышу, около лестницы, стоял человек в мешковатом черном одеянии. В его руке недобро отсвечивал металлом длинный, слегка вибрирующий тонкий клинок.

– Не ждали? – негромко поинтересовался он. – Не всегда же в дырки пролезать… для чего-то и нормальные лестницы есть… Не надо забывать замки на место вешать!

Опомнившиеся засадники бросили свою сеть. В их руках блеснули кинжалы.

– Даже так? – слегка удивился человек с мечом. – Ну что ж, тогда проще… я-то полагал, что у вас оружия не будет. Хоть совесть мучить не станет…

Р-раз!

Мелькнула в воздухе блестящая полоска.

– В-в-ж-и-н-нь!

И отбитый взмахом вибрирующего клинка, кинжал улетел куда-то в темноту.

На противоходе поющий клинок коснулся ноги одного из нападавших, и человек, выронив свое оружие, с воем покатился по земле.

Еще один быстрый взмах клинка, и начавшаяся было песня дрожащего металла замолкла в груди третьего мужчины. Взмах назад, и воющий на земле раненый ткнулся лицом в пол.

Теперь их осталось двое.

Последний из нападавших облизнул внезапно пересохшие губы. Страшный противник плавно сместился в сторону и теперь стоял между ним и входными дверями. Жутко блестящее лезвие описывало полукруги в воздухе, блокируя всякую возможность нанесения удара. Метнуть кинжал?

Один уже лежит… где-то там, в глубине склада. А его хозяин… тот уже и не стонет.

Мужчина перекинул кинжал в левую руку и отвел другую руку за спину. Меч противника тут же среагировал на это движение. А вот так?! И правая рука последнего засадника резко выпрямилась в воздухе! Побрякивая звеньями, из нее рванулась вперед металлическая цепь!

Человек в черном убегать не стал. Не стал и бороться за свое ловко ухваченное цепью оружие. Вместо этого он кувыркнулся вперед. И уже разворачиваясь, засветил своей ногой чуток пониже пояса противнику…

– В чем дело, офицер? – выглянул из открытой дверцы кареты молодой стройный джентльмен. – У вас что-то случилось?

– Случилось? Возможно… только не у нас. Кто вы такой, сэр? И что тут делаете?

– Мое имя – Энтони Арендт! Полагаю, офицер, вы относитесь к эскадре адмирала Джарвиса?

– Да, относимся! А вашего имени я не знаю!

– А имя адъютанта своего адмирала вам известно?

– Мичмана Гарвиса? Разумеется.

– А раз так, то вам должно быть известно, что он вскоре должен проследовать на эскадру. А у меня для него посылка! Флот скоро уходит, так что не думаю, что адмирал будет рад, когда узнает об отсутствии на борту необходимых лекарств!

– Да? – саркастически ухмыльнулся начальник патруля. – Это вы его тут до утра ждать собираетесь, что ли?

– Я еще не повредился умом до такой степени, офицер. Скоро должен подойти его посыльный, я послал за ним мальчишку…

– Артем!

Прижатая подушкой радиостанция подмигнула зеленым светодиодом. Громкость ее была уменьшена почти до нуля, и никто из стоящих около кареты людей ничего не услышал…

– Артем! Тут засада!

Молчание.

Так… похоже, все плохо. Ну, ничего, много народу там быть не может, а он парень резкий, так просто не повяжут.

Убрав в заспинные ножны меч и подобрав с пола обвязанный плащом вещмешок, Котенок скользнула к воротам. По логике вещей, они сейчас должны быть незапертыми… хренушки! Здоровая паранойя – залог безопасности объекта. Ладно, нам с того не хуже. По крайней мере, бесшумно эти створки не открыть. А значит, можно заняться делом…

Гулко топая сапогами, морские пехотинцы окружили здание склада. К Харгривсу подбежал их командир.

– Сэр! Мы готовы!

– Спасибо, лейтенант. Мы снова встречаемся с вами на этом месте. Знак судьбы, вы не находите?

– Все возможно, сэр! – утвердительно кивнул лейтенант Грей.

– Вот сейчас и проверим. Томас, – обернулся Харгривс к своему сопровождающему, – идите со мной. Лейтенант, пошлите вперед несколько человек – пусть откроют ворота. Но внутрь не заходить!

Шаги снаружи прозвучали вполне ожидаемо. Ну, что ж… вот и подкрепление подошло. Встретим…

Брякнул запор с внешней стороны ворот, заскрипели, приоткрываясь, тяжелые створки… и прямо под ноги морским пехотинцам в образовавшуюся щель выкатился цилиндр ручной гранаты!

Бух!

В напряженной тишине взрыв прозвучал неожиданно громко!

– Что это? – командир патруля резко повернулся в сторону порта.

– Кто-то выстрелил? – предположил его собеседник. Он уже спустился на землю и теперь стоял около приоткрытой двери своей кареты.

– Это не выстрел, сэр! Что-то взорвалось!

– Ну, вам виднее, вы человек военный… а вот, кстати, и посыльный мичмана!

Со стороны порта показалась фигура быстро идущего человека.

Морских пехотинцев около ворот скосило веером металлических осколков. Досталось и остальным, два человека, стоявшие в оцеплении, попадали на землю. Вскрикнул и ухватился за плечо Томас.

– Стойте! – вскинув руки, бросился вперед Харгривс. – Не стреляйте, я хочу с вами переговорить!

Некоторое время в воздухе стояла тишина, только переругивались морские пехотинцы, оттаскивавшие назад раненых товарищей. Потом, чуть скрипнув, немного приоткрылась створка ворот.

– Оставайтесь на месте, Томас. Пусть солдаты не двигаются. Человек внутри настроен весьма решительно.

– Но как же вы, сэр?!

– Не в первый раз, Томас… Позаботьтесь-ка о себе, у вас плечо поранено.

Подойдя к воротам, Харгривс постучал костяшками пальцев по дереву.

– Я один! Можно мне войти?

– Входите… – выдохнуло из темноты.

Харгривс осторожно приоткрыл створку.

От факелов и фонарей морских пехотинцев падали отблески света, но рассмотреть что-либо внутри при таком освещении было трудно.

– Не закрывайте ворота… – прохрипела темнота.

«Разумно, – оценил приказание он. – За разговором к ним могут тихо подойти мои люди. И по сигналу ворвутся внутрь».

– Не волнуйтесь, я один. Никто не подойдет к складу, пока мы с вами будем говорить.

Внутри негромко рассмеялись.

– Подойдет? Да ради бога! Посмотрите сюда…

Джонатан повернул голову на звук, и по его спине пробежал озноб.

Совсем недалеко от него, около стеллажа с картузами, возвышалась неясная темная фигура. Отблеск факела отразился от пистолетного ствола, который упирался в кучку пороха, высыпанного прямо поверх зарядов.

– Желающие попробовать могут начинать прямо сейчас.

– Зачем это вам? Так спешите умереть?

– Есть варианты?

– Ну… я бы мог предложить вам сдаться…

– И попасть на виселицу в Олд-Бейли? – незнакомец снова хрипло рассмеялся. – А чем эта перспектива лучше существующей?

– Всегда есть шанс…

– Даже сейчас?

Харгривс помолчал. В его голове лихорадочно прокручивались различные варианты действий. «Схватить незнакомца? Тот просто спустит курок. Даже если пистолет и даст осечку, то искра от кремня… Нет, это не вариант. Да и, кроме того, здесь было четверо крепких мужчин, хорошо владевших своим ремеслом. Уж если они не смогли ничего сделать, то и мне нечего пробовать».

– Отчего вы так последовательно наносите вред нашему флоту? Вам не хочется видеть Британию сильной и непобедимой?

– Нет. Не хочется. Англия и без этого проживет.

– За год вы или ваши люди несколько раз предпринимали диверсии против флота Его Величества. Поджигали строевой лес, портили такелаж… Да и вот эти ваши выходки в порту… Это личное? Вас кто-то обидел и оскорбил? Мы могли бы как-то урегулировать данный вопрос…

– Сомневаюсь. Можете считать как вам угодно. Но не обольщайтесь: прикончив меня, вы мало что выиграете.

– Послушайте, вам не надоело так коверкать ваш голос? Ведь на самом деле он у вас совсем не такой. Боитесь быть узнанной, мисс?

– Не хочу подводить невинных людей. Веры в королевское правосудие у меня нет ни малейшей.

Так… это «Черная кошка», тут никаких сомнений нет. Спорить и увещевать ее бесполезно. Но отчего бы и не попробовать?

– Не могу не отдать вам должное, мисс. Мы долго не могли найти связи между всеми этими случаями. И только когда наши люди предположили, что никакими случайностями тут и не пахнет, все встало на свои места. У вас есть определенный… я бы сказал, почерк, вот! Именно поэтому мне и удалось спрогнозировать ваше поведение в данном случае. Я был уверен, что вы придете. Вы ведь не из тех людей, кого пугают трудности! Вот мы и приготовились соответственно, благодаря чему сейчас и разговариваем.

– Прикажете считать это комплиментом? Если да, то он весьма сомнителен. Я здесь, несмотря на все ваши приготовления.

– Вот что… мисс… Может быть, попробуем договориться?

– На предмет?

– Вы не взрываете склад, а мы отводим от него солдат.

– И что дальше?

– Ну… это уже от вас зависит… мы можем обсудить и этот вопрос.

Незнакомка промолчала. Переступила с ноги на ногу. Что-то звякнуло там, в темноте.

– Это мысль… Идите, мне необходимо обдумать ваше предложение.

– Один вопрос! Мои люди… что с ними?

– А вы сами-то как думаете? После того как меня постарались зарезать… что, на руках их надо было носить? Дают отчет святому Петру, надо полагать.

– Но я могу хотя бы рассчитывать на ваше благоразумие?

– У вас есть основание полагать иное? Я не отойду с этого места и не уберу пистолет, если вы именно это хотели услышать. Но и на спусковой крючок пока что воздержусь нажимать. Можете идти…

Выйдя из помещения склада, Харгривс почувствовал, что у него дрожат ноги. Неудивительно… стоять в полушаге от смерти… это, знаете ли, совсем не светское развлечение. Достав платок, он вытер совершенно промокшие от пота волосы.

– Сэр Джонатан!

«Кого там еще принесло по мою душу? А… коммодор Лэнс, начальник штаба Джарвиса. Стало быть, адмирал уже в курсе всего, разговор будет тяжелый».

– Здравствуйте, сэр.

– Рад вас видеть, сэр Джонатан! Что вы можете сообщить адмиралу?

– Увы, но порадовать мне его нечем. Пусть отводит корабли от берега.

– Почему? Разве опасность столь велика?

– А как вы полагаете, коммодор? Почти пятьдесят тысяч фунтов пороха – это несерьезно?

– Но отчего же вы не вывезли весь порох?

– Куда, коммодор? Здесь есть хоть одно подходящее помещение? Да и, кроме того, это не осталось бы незамеченным и сюда бы никто не пришел.

– Понятно. Вы не сделали этого сознательно. Они пришли. Теперь мы все должны будем расхлебывать эту кашу?

Харгривс тяжелым взглядом окинул собеседника. И ведь нечего ему сказать! Победитель, как известно, получает все. Но и проигравший… тоже… огребает полной мерой.

– Мы постараемся решить эту проблему. Так и передайте адмиралу. Не забудьте сказать ему про корабли. Эта мера предосторожности лишней не будет.

Отойдя к своим людям, Джонатан тихо выругался. Ладно, надо как-то урегулировать эту ситуацию. Все остальное будет (или не будет) потом.

– Лейтенант! Отвести морских пехотинцев от склада на сто ярдов. Так, чтобы их не было бы отсюда видно. Организовать сплошное оцепление. Поставить их так, чтобы они могли достать рукою до соседа.

– У нас не хватит людей, сэр!

– Так снимите их с других постов! Вызовите с кораблей! Мне все равно, где вы их отыщете! У вас есть полчаса, лейтенант!

Подошедший матрос с удивлением посмотрел на многолюдную компанию, стоявшую около кареты. Его взгляд безошибочно вычленил среди всех офицера. Матрос вытянулся.

– Что вам здесь нужно? – голос офицера звучал ровно, без каких-либо интонаций.

– Сэр! Матрос Джозеф Притчард, сэр! Мне приказано найти здесь джентльмена и забрать у него посылку для мичмана Гарвиса, сэр!

– А где сейчас сам мичман?

– Не могу знать, сэр! Мне приказано вахтенным офицером, сэр!

– Кем именно?

– Лейтенантом Мэрфи, сэр!

– Хорошо, Притчард, выполняйте приказание. Вот это – тот джентльмен, к которому вас и направили.

Артем повернулся к карете и, чувствуя всей спиной настороженные взгляды морских пехотинцев, поднял с пола небольшой сундучок. Повернулся и поставил его на землю.

– Матрос, подойдите сюда!

Он присел на корточки и приоткрыл крышку сундучка.

Поднял голову.

Притчард стоял рядом, а по бокам у него красовались дюжие морпехи. Офицер стоял неподалеку, предусмотрительно поставив между собою и сундучком еще одного матроса.

«Боится… подлянки ждет… между прочим – и правильно делает!»

– Притчард? Я правильно расслышал ваше имя?

– Джозеф Притчард, сэр!

– Очень хорошо, Джозеф. Смотрите, вот сюда я кладу тетрадь, видите? Обязательно передайте мичману, чтобы никто не перепутал расположение пузырьков в сундучке. Они помечены разными цветами, и на полу сундучка этому соответствуют специальные отметки, смотрите! – Артем приподнял один из пузырьков, продемонстрировав, что под ним больше ничего нет. – В тетради дано описание лекарств соответственно пометкам на дне и на пузырьках. Как видите, все просто. Несите сундучок бережно, его содержимое представляет немалую ценность, матрос!

– Есть, сэр! Разумеется, сэр!

Офицер кивнул, отпуская матроса. Морпехи немного расслабились.

– Прошу меня извинить, сэр Энтони! – на этот раз голос офицера звучал совсем по-другому. – Надеюсь, все ваши дела на сегодня закончены?

– Разумеется, мне уже так хочется отдохнуть… вы не представляете, как болят глаза после смешивания всех этих препаратов… Да и вас, сэр, не смею более отрывать от вашей миссии.

– Капрал Лорис проводит вас, сэр Энтони. Ведь в таком состоянии даже лошадьми управлять небезопасно, ведь так?

– А как он потом возвратится назад?

– О, не волнуйтесь! Он хорошо знает город!

«И заодно проверит, куда же я еду… разумно, нечего сказать».

– Буду очень вам обязан, сэр! Надеюсь, мы еще встретимся в будущем?

– Лондон не такой большой город, сэр Энтони! Встретимся!

«Ага, а когда ты расскажешь начальству о том, кого встретил сегодня ночью, то тебе ласково попеняют на чрезмерное рвение. Ладно, это уже дело прошлое, но куда теперь придет Котена?»

«Забегали… отводят оцепление. Хм, тут пороха столько, что если все это жахнет, то лишняя сотня метров никакой роли играть не будет. Огребут даже корабли. На что надеется этот тип? Он ждет, что я постараюсь уйти. Причем сейчас, через пару часов, рассвет, и тогда на этом можно будет ставить крест. Что же делать?»

Котенок привстала с бочонка и подошла к окну.

Но окошки, и без того узкие, с мутным стеклом, были еще забраны решетками – видимости не было никакой.

«Чердак? Посмотреть оттуда? А вот, кстати, что бы Сергеич на его месте сделал? Послал бы парней через крышу? Не вариант, могу успеть… Выстрел с дальней дистанции? Нет у них таких стрелков, да и оружия такого нет. Пат? Да, похоже. Надо, кстати говоря, мину все-таки воткнуть! Да еще и на неизвлекаемость, мало ли… Решено, этим и займусь».

Привыкшие к работе руки делали свое дело почти на автомате. Вскоре мина была установлена, замаскирована и ждала своего часа. Закинув в угол проволочки предохранителей, Марина снова подошла к двери.

«Они нашли лестницу. И веревку нашли, я ее по-другому сворачивала. Ну, и что? Знала же, куда идешь? Знала, чего уж тут… Но не идти было нельзя. Артем бы пошел, я же видела, что он готовился. Он большой, шумный, рванул бы с боем… нет, так не дойти. Ладно, что есть – то есть. Где там мои запасы? Начинаем импровизацию…»

– Сэр!!! – растолкав морпехов, к Харгривсу подбежал один из дозорных. – На чердаке порохового склада – пожар!

Если бы среди собравшихся сейчас упала мортирная бомба, то и в этом случае переполоха было бы меньше…

Зримо представлявшие себе последствия взрыва такого количества пороха, собравшиеся разумно решили не принимать участия в подобном эксперименте на выживание. Пытавшиеся хоть как-то задержать обезумевшую толпу, офицеры и люди Харгривса попросту были сметены бегущими. Морские пехотинцы бросали свои ружья и срывали перевязи, чтобы удобнее было бежать.

Бросив поверх голов толпы взгляд на здание склада, Джонатан увидел тугие клубы черного дыма, вырывавшиеся из слуховых окошек. До взрыва оставались считаные мгновения.

«А она таки сказала последнее слово в нашем разговоре…» – думал Харгривс, пробиваясь к своим людям. Бежать в сторону моря, куда и направилось большинство матросов, он не собирался. Та сторона была открытой, и большинство построек на ней уже были снесены предыдущим взрывом. Так что, громыхни склад в эту минуту, для большинства спасающихся моряков можно было бы рыть большую братскую могилу… А вот разбросанные то тут, то там каменные постройки, расположенные между складом и городом, могли дать хоть какую-то защиту от обломков и взрывной волны.

Задыхаясь и хватаясь за сердце, он забежал под прикрытие небольшого каменного строения. Рядом, тяжело дыша, прислонился к стене Томас. За ним подбежали еще несколько морских пехотинцев и лейтенант Грей.

– Что там склад, Томас?

Тот осторожно выглянул из-за угла.

– Горит, сэр…

– Огонь… виден?

– Нет… только дым. Но ведь дыма без огня не бывает, сэр?

– Нет, конечно, Томас… хотя…

«А ведь она снова нас обошла!»

– Лейтенант, Грей! Смотрите, сэр! – вытянул руку один из морпехов. – Вон там, в тени! Там человек!

– Кто-то из наших матросов?

– Нет! Он в черном!!!

– Стоять! – Лейтенант одним махом выскочил из-за укрытия, бросившись за убегающим незнакомцем. – Именем короля, остановитесь! Я вам приказываю!

Еле заметная до того момента тень вдруг распрямилась – блеснула вспышка, и воздух разорвал сухой звук выстрела. Грей сделал по инерции еще несколько шагов и мешком свалился на землю.

– Огонь!

Кто из морпехов это крикнул, так и осталось загадкой навсегда. Да и оружие было не у всех… тем не менее десяток выстрелов вразброд ударил в сторону убегающей фигуры.

– Не стрелять! Брать жи…

Яркая вспышка озарила небосвод. Тяжелый удар всколыхнул землю. Дрогнула земля, и на обезумевших от страха людей обрушились тяжелые камни разрушенных стен…

Рванулась вперед лошадь, запряженная в карету Артема. Проскакав всего несколько метров, она с размаху врезалась в забор заброшенного дома. Колесо кареты намертво застряло в обломках изгороди. Только благодаря этому влекомая перепуганной лошадью карета не исчезла бесследно на темных лондонских улицах.

– Что это, офицер?!

– Склад, сэр! Взорвался пороховой склад!

– Так что ж мы здесь стоим? Там люди гибнут!

– Сэр Энтони! Остановитесь! Я вам приказываю!

– Здесь и сейчас мне может приказать только господь наш всевышний! Я врач! А там – раненые! Матросы – за мной!

Все оставшиеся часы слились для Артема в какую-то бесконечную серую полосу. Он на автомате перевязывал раны. Вправлял вывихи и накладывал шины. Вытаскивал из-под развалин еще живых людей. Постепенно смещаясь в сторону склада, он постоянно обшаривал глазами окрестности, ища знакомую фигурку. Каждый раз, увидев на земле кусок черной ткани, он бросался в ту сторону. Но нет… это снова обгорелые обломки и тряпки. Над портом висело мрачное черное облако – горели развалины построек. С неба неторопливо опускались черные хлопья, покрывая всю землю траурным саваном.

– Сэр Энтони! Сэр Энтони!

Кто это? А… кто-то из офицеров…

– Слушаю вас, лейтенант.

– Адмирал, сэр!

– Что?

– Вас просит сэр Джарвис!

– Адмирал? Сэр Джон?

Прожженный и порванный камзол, превратившиеся в окровавленные лохмотья манжеты рубашки… куда делся подтянутый и франтоватый джентльмен?

– Да… Но… мой вид…

– Попрошу вас проследовать за мной, сэр!

Делать нечего, надо идти…

– Рад видеть вас, сэр Энтони!

– Приношу свои извинения за столь неподобающий вид…

– Пустое, сэр Энтони! Я выражаю вам благодарность от себя лично и от лица флота Его Величества! О вашем мужественном поведении будет доложено! Право слово, немногие мои лекари проявили бы такую самоотверженность! Будь вы офицером – я знал бы, как вас наградить!

– Благодарю вас, сэр Джон! Я буду помнить ваши слова всю жизнь!

– Отныне и навсегда – вы желанный гость на любом корабле флота Его Величества! – Адмирал обвел взглядом свою свиту. – И пусть все запомнят мои слова!

Свита возгласами выразила горячее одобрение его словам.

Вот так и формируется легенда – мечта любого разведчика. Но отчего на сердце так тяжело?

– Не смею более задерживать вас, мой мужественный доктор! Лейтенант! Распорядитесь, чтобы сэра Энтони отвезли домой. Немедленно!

Не слушая более никаких возражений, адмирал со свитой удалился. Ну, что ж… делать тут уже нечего.

Небольшая кучка людей… Штатские и моряки… столпились около каких-то развалин. Подойти?

– Сэр Энтони! Туда нельзя! – трогает за руку лейтенант.

– Но там, может быть, нужен врач!

– Скорее уж – священник, сэр Энтони… пойдемте, вашу карету уже нашли.

А в ней пара пистолетов, радиостанция и автомат… Да, надо идти, не ровен час…

Харгривс грузно наклонился над лежащим на земле телом. Запачканное и частично порванное черное одеяние. Перепачканные землей светлые волосы.

– Переверните ее.

Светлые локоны остались на земле.

– Видите, Томас, она носила парик… Понимаете теперь, отчего все наши агенты уверяли, что у нее светлые волосы?

Тяжелая мушкетная пуля попала девушке в затылок, почти раздробив голову, и разобрать черты лица теперь не смог бы и опытный хирург.

– Мы так и не узнали ее имени, сэр…

– Да… и голос… я все же где-то его слышал…

– Может быть, сэр, пригласить нашего портретиста? Пусть зарисует ее лицо…

– Что тут рисовать, Томас? Распорядитесь… пусть ее похоронят где-нибудь. Тихо и без особого шума. Не надо ничего писать на могиле.

– Почему, сэр? Мы победили ловкого врага и…

– Это вы называете победой, Томас? Зачем нам могила человека, к которой будут совершать паломничество его последователи? Нет, милейший, такого подарка я им не сделаю! Нет и не было никакой «Черной кошки»! Запомните это! – Харгривс обвел окружающих тяжелым взглядом. – Все слышали?

– Да, сэр…

– Выполнять!

Джонатан Харгривс недолго задержался на своем посту. Вследствие сильного неудовольствия короля он был уволен со службы и отправлен в отставку. Прожив еще год в своем поместье, он вконец спился и умер…

Выбежавшая навстречу кухарка всплеснула руками:

– Сэр Энтони! Да на вас лица нет!

– Ничего, Марта… согрейте мне воды… и подайте ее в кабинет.

Поднявшись наверх, Артем сунул в тайник сверток со снаряжением и, не раздеваясь, завалился на кровать. В голове было пусто, руки и ноги гудели. Во рту что-то хрустело – песок? Сажа? Потом…

Прибежавшая кухарка захлопотала возле хозяина, снимая порванную одежду.

– … надо сказать мисс Марии, пусть приготовит вам что-нибудь укрепляющее!

Что?

– Нет, Марта, не надо ее беспокоить. Она… она уехала.

– Куда, сэр?

– В… в Уэльс. Там где-то отыскались свитки с описаниями старых снадобий, вот она и…

– Так внезапно?

– Не в первый раз, Марта, не в первый раз… Вы же знаете ее взрывной (черт!!!) характер…

– Надо же… наверное, она очень спешила, даже забрала свое серое платье. А я ведь так и не подшила его до конца!

– Ничего, Марта… (какое еще, к чертям, платье? О чем она?) Как-нибудь… А сейчас ступайте, я хочу отдохнуть. Меня нет ни для кого, слышите?

Радиограмма.

Задание выполнено. Порт разрушен почти полностью. Выход эскадры отложен на два месяца. В связи с большими потерями среди морской пехоты она комплектуется новобранцами. На эскадру завербовано около двух тысяч человек, сверх прежнего количества. В основной массе – заключенные и всевозможные бродяги. При выполнении задания без вести пропал агент Котенок. Сведениями о ее местонахождении не располагаю.

Артем.

Глава 4 Ждать и догонять

Выиграл сражение не тот, кто дал хороший совет, а тот, кто взял на себя ответственность за его выполнение и приказал выполнить.

Наполеон I

Лето 1794 года. Испания.

Дядя Саша

Спрыгнув с коня, новоиспеченный капитан де Сото бросил поводья дежурному солдату и взбежал вверх по ступенькам. Загораживая ему дорогу, поперек лестницы сидел маркиз де Брега и, начищая кинжал, что-то напевал себе под нос.

– Добрый день, маркиз! Что нового у нас сегодня?

Майор поднял глаза на визитера.

– А, молодой Санчес! Рад вас видеть, капитан! Как успехи?

– Работаем, сеньор майор! Даже слегка опережаем предписанные сроки. Полагаю, что генералу было бы приятно это услышать!

– Г-х-м-м! – Майор убрал в ножны клинок и приподнялся. Взял де Сото под руку. – Вот что, капитан… я все понимаю, вы прибыли сюда не просто так… но… В общем, я, на вашем месте, не беспокоил бы генерала сегодня.

– Не понимаю… – Санчес озадаченно оглянулся на дверь. – У меня приказ…

– Вот и доложитесь мне.

Они спустились с крыльца. Де Сото заметил, что по знаку маркиза его место на ступенях занял незнакомый лейтенант.

– Маркиз, может быть, вы наконец объясните мне, что тут происходит? Генерал, что… арестован?

– Вы с ума сошли, капитан! За что?

– Но раз меня не пускают к нему, то…

– Мы никого к нему не пускаем, Санчес.

– Почему?

– Позавчера приехал курьер. Ты и сам знаешь, что к генералу часто доставляют важные сведения. И это всегда люди из его личного отряда.

– Знаю, конечно! Сам частенько их встречал. Занятные ребята!

– Ну, да… Так вот, после этого генерал вызвал всех старших офицеров и сообщил, что выход английской эскадры задерживается. На два месяца. Ввиду сильных потерь, последовавших в результате взрыва портовых пороховых складов.

– Ничего себе… Могу представить, насколько им там прилетело!

– Я тоже. Так вот, в процессе подготовки этого «несчастного случая» то ли погиб, то ли пропал без вести один из близких к генералу людей.

– И кто же это?

– Солдаты Первого полка ее тоже хорошо знали.

– Ее?

– Да, капитан. Она такой же офицер, как и вы. И в таком же звании. Солдаты, те, что из Англии, звали ее «мисс невидимка». Наши – «сеньоритой Марией».

– Да… я много о ней слышал.

– Генерал был спокоен и держал себя с нами, как всегда. Но вечером, когда я к нему заглянул… мы оба так напились! – Де Брега покачал головой. – Самому стыдно! Генерал песни какие-то пел… по-русски, но я его плохо еще понимаю. Зато песни были душевные! Надо полагать, он к своим настойкам больше привык, и внешне даже особо заметно ничего не было.

– Бывает… мне тоже приходилось… вот так…

– Не совсем, капитан. Генерал сказал: «Нас и так было слишком мало!» Не совсем я его понял, каюсь. Оказывается, они вместе служили уже почти шесть лет!

– Да…

– Вот мы и стараемся ограждать его пока от излишних волнений, – маркиз оглянулся на дом. – Он и из дому-то не выходит уже вторые сутки!

Что-то я раскисать стал… Хреновый пример подчиненным подаю. Завязывать надо с пьянкой, завязывать… да… И не я один, что характерно. Артем, вон, радиограмму прислал. Хочет назад в строй. Ага, щас! С его-то крышей и положением в обществе? Умом повредился? Его ж через год-другой в палату лордов можно будет избирать! Хотя нет, туда назначают… Это в палату представителей избирают. А что? И мы не хуже многих! Вот и будет «наш человек в Гаване». В британском парламенте. Денег мы ему нарисуем, для хорошего человека не жалко.

Выхожу во двор и сталкиваюсь с де Брега.

– Сеньор генерал?

– Добрый день, маркиз! Что-то я от дел отстал… нехорошо! Что у нас нового и хорошего?

– Новое, да вдобавок еще и хорошее? Эх, сеньор генерал, мне бы ваш оптимизм!

И все понеслось по новой. Мины, окопы, строевая… тактические учения, отработка взаимодействия…

– Слушать всем сюда! – прохаживаюсь перед строем солдат. Они все уже порядком потрепанные, с почернелыми от пороховой копоти и загара мордами. – Сегодня отрабатываем групповое взаимодействие! Кто из вас наберется нахальства и покажет мне, как это происходит на практике?

Из строя выходят сразу несколько человек.

– Сержант Мартинес!

– Сержант Голон!

– Сержант Васкес!

А молодцы ребята! Не спасовали перед генералом!

– Сержант Голон! Приступайте. Остальные – в строй!

Голон выгоняет на плац свой взвод. Все правильно, он замкомвзвода. А его командир сейчас переминается с ноги на ногу в стороне, среди всех остальных офицеров батальона. Час назад я их огорошил своим заявлением.

– Вы все, – обвожу рукой стоящих передо мною офицеров, – убиты! Упал кирпич с небес, разверзлись недра земные, пьяный сапер провода перепутал… короче, вас тут нет! Взводом командует ваш сержант. Старший сержант – ротой. Ну, нет офицеров, повыбило всех! Может так быть в бою?

Со мною соглашаются, кивают.

Вот и славно…

– Так вот! Посмотрим, насколько умелых сержантов вы успели обучить.

Голон между тем уже построил своих солдат и ожидает моего приказа.

– Итак, сержант, задача следующая.

Первое – штурм вон того дома, его захват и зачистка. Второе – организация обороны, организованный отход и эвакуация раненного под огнем противника. Цели в доме уже расставлены, стрелять боевыми патронами разрешаю. Вопросы?

– Никак нет, сеньор генерал!

– Приступайте!

Так, начали ребятишки. Ну, здесь пока все правильно, двигаются они грамотно… а вот фланг у него провис… нет, он его с помощью вот той тройки контролирует, умно! Я и сам бы лучше не придумал. А подпустим-ка мы ему шпилечку…

– Сержант! Атака противника слева, силами до десяти человек!

Голон рявкает команду, и взвод на ходу перестраивается. Вперед, в сторону атакующего противника, разворачиваются две тройки. Залегают. Пока один стрелок из каждой тройки ведет частый огонь по выскакивающим то тут, то там мишеням, остальная парочка с ходу ныкается, где только можно. Один в темпе окапывается, молодец, сообразил! Место-то у него открытое. А пока товарищи прикрывают, можно и о спасении собственной филейной части подумать. Так, заныкались, вступили в перестрелку, темп огня сразу же возрос. Теперь уже прежняя парочка стрелков ищет себе укрытия. Ну, здесь все в норме, атаковать этих парней такими силами – себе дороже станет. Молодец сержант, эту часть задания он выполнил хорошо.

Подбежав к зданию, атакующие тройки разделились. Пока часть из них ведет плотный огонь по оконным проемам и крыше, две штурмовые тройки подбираются к дому вплотную. Раз – и в окна пошли гранаты! Окна окутываются дымом, и туда с ходу ныряют первые солдаты. Внутри здания глухо бабахают разрывы, это обрабатывают гранатами прилегающие к точкам входа помещения.

– Санчес, – поворачиваюсь к капитану, – сигнал на отход!

Картина меняется.

Выбежавшие из взятого дома две тройки занимают позиции, прикрывая огнем отходящих товарищей. Те волокут на плечах двоих человек, изображающих сейчас раненых. Прикрывающие группы ведут частый огонь через головы отходящих, вокруг оконных проемов клубится пыль. Вот отходящие достигли позиций прикрытия и теперь занимают их места. Огонь ведется с утроенной силой, а бывшие прикрывающие теперь тащат «раненых» в точку входа. Классическая «караколе», только вот мы внесли в это старое построение некоторые свои изюминки…

– Капитан, командуйте отбой. Сержанту построить взвод.

Спускаюсь со своего наблюдательного пункта. Здесь у нас целый учебный городок построен. Благо, что рабочей силы хватает. Местное население, щедро простимулированное некоторым количеством серебра и меди, готово теперь строить для нас все, что угодно. И в любом количестве – только плати.

Взвод выстроился. Парни стоят разгоряченные, глаза сверкают. Это хорошо, видно, что дело свое они знают крепко. Перед строем стоит сержант.

– Сеньор генерал, взвод по вашему приказанию построен! Разрешите получить замечания?

Так, а вот это уже штучки князя Кулькина! Это с его руки некоторые весьма специфические словесные обороты непобедимой и легендарной прочно вошли в армейский жаргон испанской армии. Да и командный язык, используемый во время боя… тоже стал напоминать что-то очень знакомое… Князь даже оркестр выучил играть «Прощание славянки». Вот, ей-богу, делать ему, что ли, больше нечего? Хотя проходящие под звуки этого марша испанские роты в первый раз вызвали у меня просто онемение. Пожалуй, что князь где-то и прав…

– Сержант, во время атаки у вас провис фланг. Почему?

– Там открытая местность, сеньор генерал. Две тройки стрелков вполне способны сдержать атакующего противника огнем с дальней дистанции.

– Так! А ответный огонь противника?

– Какой, сеньор генерал? Стрелять на такую дистанцию прицельно можем только мы. А любой другой огонь на этом расстоянии принесет мало пользы. Вот если бы наступал батальон, там народу больше, могли бы уже и попасть по такой толпе. А нас мало, идем в рассыпном строю. Не попадут, сеньор генерал!

– Хм… пожалуй… – поворачиваюсь к де Сото. – Где его комвзвода и ротный?

По знаку капитана от группы офицеров быстро подходят двое.

– Капитан Фернандо-Долорес-Мигель-и-Эспиноса, сеньор генерал!

– Лейтенант Хосе-Мануэль де Рамирес, сеньор генерал!

Оба офицера не из зеленой молодежи, видно тертых и опытных солдат.

– Капитан, вы у нас из второго полка?

– Так точно, сеньор генерал!

– Выражаю вам свою благодарность за хорошую подготовку солдат!

Офицеры вытягиваются в струнку.

– Далее. Сержант Голон!

– Я, сеньор генерал!

– Принимаете взвод.

– Есть!

– Проявите себя в бою – станете офицером!

– Непременно, сеньор генерал!

– Лейтенант, вы примете роту.

– Слушаюсь, сеньор генерал!

– Капитан, если мы сейчас проверим других солдат? Из других взводов? Результат будет таким же?

– Проверяйте, сеньор генерал! Мои парни не подкачают!

– Так, капитан, с вами разговор еще будет. Рота для вас – мало, подумаем, куда вас еще назначить. Легко не будет, не обольщайтесь!

– Не в первый раз, сеньор генерал!

Октябрь 1794 года. Мартиника

– Навались, парни!

Разом выдохнув воздух, группа солдат рывком сдвинула в сторону громадный валун.

– И еще!

Наконец камень лег на предназначенное ему место.

Так, ну, по крайней мере, здесь работы идут нормально. Успеваем. Тронув лошадь шпорами, направляю ее вдоль линии обороны. Де Сото и группа посыльных, тоже верхом, следуют за мной. Вот ведь тоже незадача, подумаешь, на лошади скакать? Здесь любой дворянин это сделает, не задумываясь, чуть ли не с рождения привык. Ладно, я еще в той жизни кое-как умел на коня залезать, и даже в седле пришлось провести около месяца в общей сложности. Так что тут тоже с грехом пополам сумел изобразить подобие всадника. Во всяком случае, особых вопросов это не вызвало. Учили меня в форте этому делу, да, видать, не в коня корм. Наездник из моей персоны получился весьма посредственный.

Теперь вот тоже трясусь в седле, двигаясь неторопливым аллюром по позициям. А вот, не приведи господь, скакать куда-то придется? Так ведь и навернусь со всей дури, конфуз выйдет! Майору, в общем, не так уж и критично. А вот генералу уже не комильфо… Надо бы еще подучиться, да когда? В сутках всего двадцать четыре часа!

Объехав всю линию будущей обороны, возвращаемся в штаб. Под него нам отвели (а точнее, мы сами наглым образом оттяпали) старую башню, одиноко стоящую неподалеку от края береговых скал. Что тут было раньше – бог весть. Наверное, когда-то форт строить хотели. Но сил и средств хватило только на эту башню. Вот и торчит она непонятным памятником неведомо чему. Но стоит хорошо, город отсюда видно, подходы к фортам просматриваются. Не взяв форты, держать под контролем остров нереально. То же самое в полной мере относится и ко второй группе фортов. Но там работами рулит Старый Империалист, так что за этот участок обороны могу быть спокоен.

Впервые увидев наши приготовления, Дюшере в тот же вечер, хватив для храбрости, приперся прямо ко мне.

– Присаживайтесь, полковник, – указываю ему на стул. – Вина?

– Не откажусь, господин генерал.

А плесну-ка я ему нашей настоечки…

Полковник, не глядя, опрокидывает залпом бокал и пару минут напоминает рыбу на мели. Во всяком случае, рот он разевает очень похоже.

– Что это, господин генерал?! Вы пьете… это…

– Да еще как, полковник! Вам тоже понравится! Вот увидите! Вы же француз, а все французы умеют ценить хорошую выпивку.

– Эх, господин генерал, боюсь, что у меня уже не останется на это времени…

– Вы куда-то спешите?

– Нет. Какая уж тут спешка… Вы позволите мне быть с вами откровенным, господин генерал?

– Сочту за честь, полковник. У вас есть какие-то вопросы?

– Да как вам сказать… пожить бы еще хотелось…

Удивленно приподнимаю бровь.

– Ну, в таком разе, полковник, вы перепутали адресата! Я еще не господь бог! И такими вопросами не ведаю.

– Смеетесь? Вы все, не только вы сами, господин генерал, но и офицеры… все какие-то странные… не понимаете очевидных вещей.

– Например?

– Еще со времен того самого боя, когда ваши люди высадились на наш остров, я понял – эти солдаты воюют по-своему. Пусть так. Тем более что своей цели они тогда достигли. Но сейчас… На нас идет лучшая армия мира, а что они делают?

– И что же?

– Перекопали все предполье ямами… зачем? Как они собираются там маневрировать? Не спорю, прятать там солдат от огня корабельных пушек… да, наверное, это можно делать. Но они же не будут сидеть там вечно? Шлюпки выбросят десант, корабли высадят кавалерию… и все.

– В смысле – все?

– Как вы собираетесь остановить наступающую пехоту? Пушки фортов… они смотрят в основном на море, и с суши их недостаточно, чтобы отбить атаку такого количества противника. Но вы запрещаете перемещать орудия! Почему?

– Как давно вы на войне, полковник?

– Десять лет.

– Как вы сами полагаете, опыта и знаний для такой должности хватает?

Он расправляет плечи.

– Меня не назначили бы сюда, если бы я не зарекомендовал себя опытным солдатом, господин генерал!

– А я и не спорю. Тем не менее вас всех тут бросили. Но ведь на материке не могут не понимать, что гарнизон не сможет оказать серьезного сопротивления. Англичан слишком много!

– Видимо, у правительства есть более приоритетные задачи… за нас отомстят!

– И вам от этого легче? На том свете будете руки потирать от удовольствия?

Плескаю ему еще одну дозу настойки. Полковник опрокидывает стакан на автомате и даже не морщится.

– Не понимаю, господин генерал…

– Я тоже пока еще не стремлюсь в лучший из миров, полковник. Еще не все дела здесь переделаны.

– Тогда… я не понимаю…

– Не только вы, полковник. Полдюжины английских шпионов тоже ничего не могут разобрать в наших приготовлениях.

– Полдюжины… кого?!

– Именно так. Достоверно пока мы можем говорить только о двоих. Остальные… то ли обычные зеваки, то ли не очень умелые шпионы, пока еще непонятно.

– Так повесьте их – и все!

– Всех?

– Почему бы и нет?

– На каком основании, позвольте спросить?

– Ну… за шпионаж…

– И потом придут новые, более осторожные и хитрые. Не волнуйтесь, полковник, своей петли они не избегнут. Но пока… пока они поработают на нас…

– Но как?

– Увидите, полковник. А пока… пока у вас есть более насущные вопросы, как мне кажется.

– Э-э-э…

– Вы же помните нашу договоренность?

– Ну, да…

– Держите, – вытаскиваю из сундучка лист бумаги и протягиваю его гостю.

– Что это?

– Патент на должность полковника армии Его христианнейшего Величества. Я свои обещания держу.

– Но… – Дюшере вертит в руках документ. – Я не ожидал этого… так быстро.

– И напрасно. Вы уже не раз могли убедиться в том, что серьезные вопросы мы решаем без проволочек. Да и, положа руку на сердце, что вас держит во Франции? Вы не женаты, детей и родового имения у вас нет. Преданность республике? Так она бросила вас тут на растерзание. Против намного более сильного противника. Даже если произойдет чудо и нападение будет отбито, все лавры припишет себе ваш губернатор, спокойно отсиживающийся сейчас на континенте.

– Вы так думаете?

– Я это знаю, полковник! Между вашим губернатором и его заместителем идет оживленная переписка. И в письмах отсюда вас выставляют глупым и недалеким солдафоном! Который только путается под ногами и всем мешает. Вам объяснить, зачем это делается? Чтобы было на кого свалить вину!

– Но ведь вы договорились и с ними тоже?!

– И свои обещания выполню. Они получат места в новой администрации острова. А то, что я знаю содержание их писем… пусть это вас не удивляет. Никто из нас не относит себя к легковерным простакам.

– Тогда… сеньор генерал, а почему я? Почему вы все это рассказали мне?

– Потому что, Дюшере, в отличие от остальных, вы действительно болеете душой за порученное вам дело. И вам не все равно, чей флаг завтра будет поднят над фортом. Вы ведь на войне уже десять лет?

– Десять с половиной, сеньор генерал.

– Тогда вам ничего специально растолковывать не нужно. Что такое военная хитрость, знаете?

– Полагаю, что да, сеньор генерал.

– Думаю, полковник, что и в этой области вы сможете узнать много нового…

Август 1794 года. Форт ВВВ.

Из дневника Сергея Акимова

Сегодня отправлен последний караван на Мартинику. Груз сопровождает сводная рота, набранная из тех остатков свободного личного состава Первого полка, пограничников и роты спецназа, что мы наскребли в последние дни. Расчет только на то, что в эти месяцы никто не вздумает попробовать нас «на зуб». Оборона будущей Директории только внешне похожа на ту, что была буквально полгода назад. Там, где раньше несло службу отделение, сейчас приходится выставлять пару-тройку солдат. Хорошо, что все индейские племена, которые раньше представляли какую-то угрозу для нас, раньше успели убедиться в прочности наших границ. И теперь не рискуют к ним приближаться. Да и своих дел у них хватает. Осень на носу, заготовка продовольствия на зиму в самом разгаре. До появления здесь янки – годы, а англы по уши заняты в Европе и на той самой Мартинике. Вроде должны продержаться. Лишь бы у ребят в Карибском море все получилось. Марию я проводил еще в начале лета. Сватовство описывать не буду, поскольку считаю такие вещи слишком личным делом. Предложение сделал, согласие получил, день свадьбы назначили, а дальше – как судьба решит, хотя я и не фаталист. Удержать ее от поездки даже не пробовал. В мыслях подобного не было. Жалею только об одном, что не мог сам отправиться вместе с нею. Нельзя оголять Форт до бесконечности, кому-то и командовать надо.

Ноябрь 1794 года. Мартиника

Все события рано или поздно заканчиваются. Приходят, так сказать, к логическому завершению. Вот так и наши работы по организации достойной встречи англичан закончились. Даже чуток раньше, чем мы планировали.

Пришел Джарвис.

Сначала на рейде замаячили два шлюпа. Потом на горизонте начали проступать громады парусов линейных кораблей.

Ко мне в башню примчался Дюшере. Он был взволнован и не находил себе места. Одно дело – знать, что противник есть где-то там, вдалеке. И совсем другое – видеть его своими глазами.

– Что такое, полковник? Отчего вы так взволнованы?

– Эскадра противника, господин генерал!

– А вы ждали кого-то еще?

Полковник бросает шляпу на стол и грузно опускается на скамью.

– Но… их так много…

– Разве? Вместо шести тысяч десанта стало восемь. В большинстве своем – новобранцев. Вас так пугают лишние две тысячи человек? Уровень подготовки матросов на эскадре – также далек от совершенства. Успокойтесь, полковник, все идет по плану…

Хотел бы и я быть совершенно в этом уверен…

Глава 5 И, значит, нам нужна одна победа…

Война заканчивается только тогда, когда все ее участники напишут свои мемуары.

Автор неизвестен

Борт линейного корабля

флота Его Величества «Бойд»

– Итак, джентльмены, – обвел глазами собравшихся офицеров адмирал Джарвис, – мы пришли. Перед нами – цель нашего похода. Прошу капитанов доложить о готовности своих кораблей…

Из подробных докладов вырисовывалась следующая картина. Состояние кораблей оставляло желать лучшего. Легкий ремонт, сделанный во время недавней остановки, разумеется, устранил совсем уже неотложные проблемы. Но существенно общее положение не улучшил.

Не самым хорошим образом обстоял и продовольственный вопрос, требовалось пополнение запасов. И если сухарей и солонины было еще вполне достаточно, то вот с другими продуктами дело обстояло хуже. Большая часть муки оказалась испорченной – проглядели при погрузке еще в Англии.

– Вы хотите сказать, – начал медленно закипать адмирал, глядя в упор на притихшего главного интенданта, – что мы проигрываем это сражение, не сделав и одного выстрела? Из-за того, что вы, сэр! Именно вы! Ненадлежащим образом отнеслись к своим обязанностям? Так я должен вас понимать?!

– Но… сэр… мы всегда брали продукты у этих поставщиков… и никогда ранее…

– Капитан Локкарт!

– Слушаю вас, сэр! – приподнялся со своего места капитан морской пехоты.

– Сформировать два отряда. Включить в них представителей интендантской службы. Вы, сэр, – повернулся адмирал к главному интенданту, – лично возглавите один из этих отрядов! И чтобы я больше ничего не слышал о недостатке продовольствия!

Доклад о состоянии десантных частей несколько успокоил Джарвиса. Здесь все обстояло более-менее нормально.

– Сутки на подготовку. Доложить мне о готовности послезавтра, в десять часов утра. Все свободны, джентльмены!

В адмиральском салоне осталось только три человека: сам адмирал, медленно остывавший после совещания, генерал Грей и некий неприметный человек в штатском.

– Ну, Беккерли, рассказывайте, что хорошего успели разнюхать ваши шпионы? – буркнул Джарвис.

– Как вы знаете, сэр, – начал тот, – перед нашим прибытием сюда к острову был выслан шлюп «Своллоу», который и забрал с него двоих наших агентов. Я самым подробным образом изучил их донесения. Если вам будет угодно, сэр, вы лично можете их расспросить.

– Увольте меня от такой сомнительной чести, сэр Вильям. Рассказывайте сами.

– Как вам будет угодно, сэр! Общее положение дел таково, – Беккерли расстелил на столе карту. – Укрепления острова нами хорошо изучены, и ничего нового в их устройстве не прибавилось. Это форты вобановской системы. Всего их шесть. Сто тридцать орудий. Расположение всех укреплений отмечено на карте. По своему вооружению они существенно уступают нам. В несколько раз.

– Гарнизон?

– Около тысячи человек. И полторы сотни кавалеристов из местных ополченцев.

– Смазка для клинков нашей конницы. Дальше! Что с флотом?

– Один шлюп, сейчас в ремонте. Около острова иногда появляются какие-то корабли. Заходят в бухты, что-то выгружают… в основном – это торговые или транспортные суда.

– И чего ради они сюда заходят?

– На острове присутствуют испанские пехотные части. Около трех тысяч человек. Может быть, чуть больше, они все время перемещаются, трудно сосчитать.

– А эти-то здесь что делают? – удивился адмирал.

– В настоящий момент – ремонтируют форты. Подсыпают валы и перекапывают землю. Надо полагать, создают препятствия для нашей кавалерии.

– Бред какой-то! – фыркнул адмирал. – Пушки?

– Нет. Ничего нет, только пехота.

– Странно… ведь у них война, если я не ошибаюсь?

– В настоящий момент – перемирие. И потом, сэр, это не совсем испанская армия.

– То есть? Поясните ваши слова!

– Это колониальные части, – Беккерли посмотрел в свои записи. – Калифорнийская дивизия. Так ее называют местные жители. Сформирована совсем недавно и в боях не участвовала.

– Кто командир?

– Недавно произведенный в генералы полковник колониальных войск. Его прозвище… – Беккерли снова заглянул в записи, – Ночной Гость.

– Он что, из разбойников в армию попал? У нормальных офицеров есть имена! А не прозвища! Впрочем, бог с ним, с этим фанфароном. Вы говорите – четыре тысячи пехоты?

– Да, сэр!

– Ладно… диспозиция наша будет такова…

– Доброе утро, генерал!

Кто это тут такой… ранний петушок? Нормальные люди в восемь утра (как, уже девять? Во, блин… заработался) еще спят… ну, хорошо, не спят, так потягиваются. Оборачиваюсь к двери. Вот те и здрасьте…

– Барон? Какими судьбами?

Рюген церемонно раскланивается.

– Но вы же сами приглашали меня заезжать в гости запросто?

– Кх-м-м… Карл Генрихович, но вот поле битвы я при этом в виду не имел!

– Разве? – Он, подняв брови, оглядывается по сторонам. – Но я не вижу тут сражения и выстрелов пушечных тоже как-то не наблюдаю…

Ну вот, и что с ним теперь делать? Выпроводить восвояси? С применением мер, далеких от социалистической законности? Неловко выйдет… как-никак дипломат…

– А ежели, любезный барон, тут завтра загрохочет?

– Ну и что? Я лицо неприкосновенное!

– Ядру это объяснять сами будете?

– Х-м-м… – тут уже смущается он.

– Тогда, барон, действуем так! – поворачиваюсь к капитану. – Санчес!

– Да, сеньор генерал?

– Выделить барону охрану. Шесть человек. До поля сражения не допускать, в прочем – не препятствовать! Исполнять!

– Есть!

– Вот так, Карл Генрихович. На войне как на войне! А с вами мы всегда и приватно посидеть сможем. Опосля боя. Засим прошу меня извинить – дела военные!

Старый Империалист, смотревший на эту сцену из угла, сплевывает на пол.

– И кто это такой решительный?

– Как тебе сказать… короче, особист из русского посольства в Мадриде.

– О как! А комиссара они нам прислать пожлобились?

– За комиссарами – к полковнику! – киваю на Дюшере, который сосредоточенно разглядывает карту. – Это у них там самый разгул подобных товарищей. А у нас тут времена суровые…

– … соцдействительность! – заканчивает он мне в тон. Мы оба ржем во все горло. Француз удивленно приподнимает голову.

– Извините, сэр! – побагровевший генерал Грей упрямо наклоняет голову. – Вы предлагаете мне со всеми моими войсками сидеть на кораблях в ожидании того, когда форты спустят флаг? Стоило ли для этого совершать столь длительное путешествие?

– А вы, генерал, предпочитаете штурмовать форты в парадном строю и под барабанный бой? С неподавленной артиллерией? И картечью в упор? – Джарвис резким рывком ослабил галстук.

Оба военачальника мерили друг друга раздраженными взглядами. Первым успокоился адмирал.

– Ладно… раз уж вам так хочется подстрелить пару сотен французов… можете начинать высадку. Но не лезьте, ради всего святого, к фортам! Почти полтораста пушек – это серьезно!

– Их пехота не доставит нам особенных проблем, контратаку французов мы отобьем без труда. Когда мы подведем поближе мортиры, думаю, что с их помощью проблем фортам сможем причинить достаточно! Во всяком случае, мешать вам разбираться с ними мы уж точно не станем. А вот атака с двух сторон одновременно будет неприятным сюрпризом для полковника Дюшере!

– Сеньор генерал! – в помещение штаба ворвался разгоряченный посыльный. Щелкнул каблуками и вытянулся. – Донесение с передовых постов – флот начал высадку десанта!

– Где?

– Все указано в донесении, сеньор генерал! – протягивает вестовой мне пакет.

Так… они обошли остров и высадили пехоту и кавалерию со стороны, противоположной заливу Фор-де-Франс. Со стороны океана, стало быть. Угу… Ходу им оттуда до любого из фортов не менее двадцати километров. Ну что ж, примерно так мы и предполагали. А флот, надо думать, постарается вправить нам мозги уже с моря. Клещи, так сказать. Умно… только вот еще это сделать надо суметь… Денек они с высадкой провозятся, это и к бабке не ходи. Денек флот будет на позицию выходить. Через два дня они начнут обстрел фортов, и в это время к ним с суши выйдут пехотные колонны. Вот тут-то нам и должно поплохеть…

Разглядывавший карту Старый Империалист хмыкает под нос. Это он на мои пометки так реагирует?

– Не согласен?

– Да как тебе сказать… авантюра это все…

– Прикажешь эскадренный бой им давать? Какими силами? Или у нас в загашнике отыскался линкор? Пушек – и тех нет!

– Ладно, хрен с ним, с морским боем… мы, чай, не флотоводцы. Будем уж тут по мере сил бодаться…

Генерал Грей нетерпеливо прохаживался по песку. Стоявший чуть поодаль адъютант внимательно наблюдал за своим начальником, готовый по первому же жесту подойти к нему.

– Уильям!

– Да, сэр!

– Отчего так затягивается высадка?!

– Трудности с выгрузкой артиллерии, сэр! Майор Макфол только что прислал посыльного. Осталось доставить на берег три мортиры.

– Кавалерия?

– Выдвинулась по указанному маршруту, сэр!

– Ну, хоть что-то здесь идет по плану…

Ветки густого кустарника чуть дрогнули, раздвигаясь в стороны. Внимательный взгляд прошелся по берегу. Потом рука наблюдателя отпустила ветку, и ни единое движение больше не выдавало присутствия в районе высадки посторонних.

Спустившись вниз по склону, солдат в маскировочном костюме подбежал к группе всадников.

– Лоран, они заканчивают выгрузку мортир! К берегу направились последние баркасы. Судно подняло паруса и приступило к маневрам.

– Отлично! Теперь я могу отправить гонца к генералу! А вы спрячьтесь подальше, англичане скоро вышлют патрули, чтобы осмотреть берег. Ни к чему им знать о нашем присутствии.

И трое всадников, пришпорив лошадей, торопливо скрылись в густом лесу.

Идущий под парусами линкор – величественное зрелище! А когда их несколько штук – так и вовсе. Всю жизнь мечтал посмотреть на это вблизи! И вот – сподобился. В прошлые разы мне как-то не довелось любоваться подобными красавцами. То далеко от моря сидел, то чем-то другим занят был… Зато вот теперь могу видеть картину, точно сошедшую с полотна кисти Айвазовского, вблизи, во всей ее завораживающей первозданной красоте. Паруса кораблей выглядят отсюда белоснежными на фоне лазоревого неба. Еще не прозвучал ни один выстрел, и ни единое облачко дыма не запятнало их чистоты. Так бы и сидел часами, наблюдая за их неторопливым ходом…

Только вот одна маленькая деталь не дает мне наслаждаться ими безмятежно. На палубах кораблей почти три сотни орудий, заряженных, между прочим, далеко не репой! И все эти неприятные подарки предназначены нам!

Перевожу трубу на форт. Там тихо, только изредка на его валах мелькают фигурки людей. Форт молчит, время для открытия им огня еще не настало.

– Сэр! – капитан корабля повернулся к Джарвису. – Все готово к открытию огня!

– Приступайте.

Громада линкора содрогнулась. Пушки левого борта дали залп.

– Недолет! – прозвучал с марса голос наблюдателя. – Пятьдесят ярдов!

– Вижу… – пробурчал Джарвис, не отнимая от глаза подзорной трубы. – Командуйте к развороту, капитан!

– Сэр! На форту выбросили белый флаг!

– Вот как? Благоразумие взяло верх? Отставить стрельбу! Лечь в дрейф и принять с берега парламентера!

В трубу было видно, как от берега отчалила шлюпка.

– Сеньор генерал! Белый флаг над фортом!

– Угу… – в подзорную трубу это различалось очень отчетливо. – Ну что ж, адмирал, у вас есть еще шанс…

За несколько часов перед этим мы встретились с бароном. Он был несколько утомлен. Еще бы! Как мне сообщили, он почти двое суток с коня не слезал, стараясь поспеть одновременно везде. Надо же… какой настойчивый товарищ оказался. Ну, тогда подкинем ему сладкую конфетку…

– Карл Генрихович! Позвольте вопрос?

– К вашим услугам, сеньор генерал!

– Корабли видите? – тычу рукою в сторону стоящих на рейде линкоров.

– Да. Вижу хорошо.

– Завтра-послезавтра они откроют огонь по форту.

– Ну… надо полагать, они за тем сюда и прибыли?

– Совершенно верно, барон. Так вот, у меня вопрос лично к вам.

– Слушаю вас, сеньор генерал!

– Вот эта ваша поездка… посол российский в курсе дела?

– Разумеется! А как же может быть иначе?

– И письмо соответствующее у вас имеется…

– Предъявить?

– Зачем? Я-то вам и так поверю. А вот англичане… поверят ли?

– Солдатам, это вы верно усомнились, до того дела нет. А вот командующий их поверит, чай, я тоже человек не случайный, со многими их персонами важными встречаться довелось… знают меня там.

Ага, так мы и полагали. Непрост барон, ох как непрост!

– В историю войти хотите?

– Кто я таков, генерал? Фигура не самая важная…

– Однако ж многие знают вас? Не стыкуется, Карл Генрихович, вы не находите?

Рюген закусывает губу. Слабоват ты, дядя, со мною еще в такие игры играть! И покрепче тебя зубры пасовали… Ну да здесь твоей вины нет, не дорос еще тут никто до наших-то игрушек.

– Ладно, барон, не про то ныне разговор. Есть у меня к вам предложение…

Подошедшая к линкору шлюпка была принята к борту весьма аккуратно, что свидетельствовало о хорошей выучке фалрепных. По трапу на палубу поднялись два человека.

– Лэнс, мне изменяет зрение? – повернулся к коммодору адмирал. – На офицере испанский мундир! А второй – это еще кто такой?

– Сэр, я сам теряюсь в догадках! Послушаем их!

Прибывшие на шлюпке люди подошли к стоящим на шканцах офицерам.

– Честь имею представиться, сеньор адмирал! Капитан Его Величества Калифорнийской полевой дивизии Санчес Эухенио де Сото! – отдал честь офицер в испанской форме.

– Чиновник для особых поручений при посольстве Российской империи в Мадриде барон Рюген Карл Генрихович, господин адмирал! – представился второй визитер.

– Рюген? Я слышал ваше имя, барон…

– В позапрошлом году, адмирал, я был представлен первому лорду адмиралтейства. И вы были среди офицеров в тот день.

– Возможно… Но что вы делаете здесь, барон?

– Дела службы, ваше превосходительство! Увы, я такой же подданный своей императрицы, как и вы – своего короля! Меня направили сюда, вот и все, что я могу вам сообщить!

– Но отчего вы сейчас тут? Впрочем, как я полагаю, капитан де Сото не откажется нам это пояснить?

– Сеньор адмирал! При всем уважении к флоту Его Величества я просил бы вас прекратить огонь по форту!

– Это еще почему? Над ним французский флаг!

– Не смею оспаривать данный факт, сеньор адмирал! Но прошу вас обратить внимание на то, что в настоящий момент там присутствуют наши солдаты!

– В каком качестве?

– Мы выполняем работы по ремонту форта, сеньор адмирал!

– Не понял… вы в союзе с французами?

– Нет. У нас с ними перемирие, и командир дивизии приказал нам заняться ремонтом фортов. У нас даже оружия нет, только офицеры вооружены.

– Этим обычно занимаются рабочие!

– Приказы, сеньор адмирал, не обсуждаются. Приказали копать – будем копать. Прикажут зарыть ямы – зароем.

– Вот что, капитан. Англия находится в состоянии войны с Францией. Поэтому я считаю ваше нахождение на французских укреплениях неуместным. У вас есть два часа, чтобы покинуть их. После этого мы вновь откроем огонь.

– Сеньор адмирал, я настоятельно прошу вас этого не делать! У нас уже погибло трое человек и несколько ранено. Ваши ядра легли прямо среди работающих солдат.

– Разговор окончен, капитан. Только мое уважение к Испании заставляет дать вам эти два часа.

– Но мы не можем отступить без приказа! Наш генерал еще ничего…

– Так пусть поторопится! – прорычал Джарвис, выходя из себя. – Речь идет о ваших жизнях!

– Речь также идет и о нашей чести, сеньор адмирал! Мы не отступим без приказа!

– Пеняйте на себя, капитан! У вас осталось на десять минут меньше!

– Увы, барон, – повернулся к Рюгену де Сото, – я не смог убедить сеньора адмирала… Надеюсь, вы засвидетельствуете, что мы не давали повода к нападению английской эскадре?

– Не сомневайтесь, капитан, – сухо ответил тот и повернулся к адмиралу: – На вашем месте, ваше превосходительство, я бы все-таки подумал…

– Я обойдусь без посторонних советов, барон!

– Как вам будет угодно, ваше превосходительство… – учтиво наклонил голову Рюген. – Засим позвольте мне откланяться…

– Прошу учесть, сеньор адмирал, – снова вступил в разговор де Сото. – В случае открытия вами огня по нашим солдатам… мы будем вынуждены защищаться!

– Лопатами и кирками, капитан? – хмыкнул, развеселившись, Джарвис. – Не смешите меня! У вас осталось совсем немного времени! Спешите!

Залп!

На этот раз английские ядра легли точнее. Полетели щепки от каких-то построек, брызнула осколками каменная облицовка наблюдательной башенки.

– К развороту!

Раздались команды офицеров, засвистели переливами боцманские дудки и побежали по вантам проворные марсовые. Все было выполнено слаженно и быстро. Да иначе и быть не могло – все-таки флагман должен подавать пример прочим кораблям эскадры. И величественная громада линкора плавно наклонилась, описывая полукруг.

– Эй, пороховая обезьяна! Сюда! – крики канониров разнеслись над палубами.

В свою очередь, батареи форта также окутались дымом. Ответный огонь был точнее и более эффективен. Хотя большая часть ядер увязла в толстом дубовом борту, только сотряся корабль до самого киля, некоторые из них достигли своих целей. Брызнул острыми щепками планширь, выведя таким образом из строя нескольких моряков, одно ядро ударилось в ствол пушки на верхней палубе, изуродовав орудие и отправив на тот свет большую часть его расчета.

Но уже выходил на позицию для стрельбы второй линкор.

И вновь грянули орудия английской эскадры. С воем прочертили небо чугунные ядра.

– А молодец Дюшере! Вон как канониров выдрессировал! Стреляют-то они как бы и не чаще, чем обычно! – комментирую я наблюдаемую картину.

– Ну, не зря же мы им позиции перестраивали? – бурчит Кулькин, тоже наблюдающий это зрелище в подзорную трубу. – Пушки теперь вбок поворачивают, и заряжать их, на барбет вылезаючи, уже нет нужды. Оттого потери в канонирах меньше, вот и стреляют они так же быстро.

Действительно, простейшая переделка орудийных позиций позволила нам достичь этого эффекта. А всего-то и делов было – поворотный деревянный помост соорудить! Откатившаяся после выстрела назад и вверх пушка скатывалась после остановки по наклонному помосту вниз. Одновременно с откатом пушки опускались ставни, зарывая амбразуру от осколков и картечи, – их приводил в действие трос, прикрепленный к лафету спереди. Колеса пушечного лафета после возврата орудия на место утыкались в упоры, и специально для этой цели назначенный человек дергал за рычаг. Освобождались замки, и щит поворачивался на девяносто градусов. Банить ствол и заряжать пушку теперь можно не высовываясь из-за прикрытия земляных валов. Поэтому ответный огонь корабельной артиллерии резко стал менее эффективным. Заряженная пушка снова разворачивалась в прежнее положение, поднимались и закреплялись на месте защитные ставни, и можно стрелять дальше.

В своей чванливости и зазнайстве англичане не обратили внимания на буйки, одиноко болтавшиеся на волнах. А напрасно! Они обозначали заранее пристрелянные рубежи. И теперь канонирам было достаточно лишь выставить угол возвышения орудия на давно известную величину. Мелочь, скажете вы? Возможно… но в бою мелочей не бывает! И английский флот очень быстро в этом убедился…

Снизу затопали сапоги, и на площадку башни поднялся барон.

– Как прошел ваш визит к Джарвису, Карл Генрихович?

– Он был несколько раздосадован моим появлением, господин генерал.

– Да ладно вам, барон! По имени-отчеству уж давно называть можно, чего уж вы так официально-то? Князь тоже человек не чужой, по-русски понимает. Так что – не стесняйтесь! Кстати, вот голова садовая! – хлопаю себя по лбу. – Я ж вас так и не представил друг другу! Честь имею, барон, представить вам князя Кулькина! Начальник штаба Первого полка Калифорнийской дивизии, начальник инженерной подготовки и инженерных войск, подполковник испанской армии – прошу любить и жаловать!

Старый Империалист вежливо наклоняет голову.

– Что до вас касаемо, барон, то имя ваше, равно как и должность занимаемая, мне ведомы.

Оба они церемонно раскланиваются.

– Однако же, Александр Сергеевич, что такого вам нужно было от визита моего к адмиралу английскому? Ну да, могу я теперь подтвердить, что стрелять по вашим войскам англичане стали сознательно, так и что с того? Сражение-то вам это выиграть не поможет ведь?

– Эх, барон, выиграть сражение – не самое дело трудное! Гораздо сложнее доказать будет, что ты это сделал! Да последствий неприятных избежать!

– Не понимаю я вас…

– А вы смотрите внимательнее, барон, оно ж все на поверхности лежит…

– Что же, Александр Сергеевич?

– Вот, – протягиваю Рюгену трубу, – полюбопытствуйте, барон…

– Сэр! – коммодор Лэнс повернулся к адмиралу. – Посмотрите, сэр!

– Что там?

– Над фортом поднят испанский флаг!

– Что?!

– Да, сэр! Мы ведем огонь по… по союзникам…

– Над фортом поднят испанский флаг? – удивленно бормочет под нос барон. – Но… как же так, там ведь французские солдаты?

– Там есть бывшие французские солдаты, вы правы. И еще там присутствуют солдаты моей дивизии, вот это уже – совершенно точно.

– Но их командир?! Я имею в виду этих самых бывших?

– Служит в испанской армии. Вот, полюбопытствуйте, – протягиваю Рюгену бумагу. – Случайно у меня завалялась копия его патента… склероз, знаете ли…

– Однако, генерал! Вы меня просто удивляете! А как отнесутся к такому пассажу с его стороны… прочие сослуживцы полковника? Не увидим ли мы очередную смену флага над фортом?

– По странному стечению обстоятельств, барон, еще два месяца назад они тоже дружно изъявили желание перейти под руку Его католического величества. Бывают же такие совпадения? Согласитесь, что гораздо правильнее служить законному монарху, нежели толпе взбунтовавшейся черни?

Вот тут барону крыть нечем! Признать обратное он не может при всем желании! Хочет он того или нет, а вынужден будет сыграть на нашей стороне.

– А флаг над фортом? – не унимается Рюген.

– Я же не могу руководить полковником в этой области? Ему виднее, когда и как довести своим солдатам то, какому монарху они теперь служат.

– Понимаю… – дипломат наклоняет голову. – Теперь он может на совершенно законных основаниях требовать у вас поддержки. А английский адмирал, открыв огонь по невоюющей стране, поставил себя в очень неловкое положение. Теперь лучшее, что он сможет сделать, – это отступить!

– Вы сами-то в это верите, Карл Генрихович?

– Собираетесь с ним воевать, господин генерал?

– А чего ради, по-вашему, мы тут три месяца возились?

– У них только пехоты – восемь тысяч!

– Даже чуть больше. И что? На Мартинике большие леса… они способны без остатка поглотить любое количество солдат в красных мундирах…

Генерал Грей устало присел на упавшее дерево. В ушах его еще звучали злые и резкие хлопки выстрелов. Проклятый остров! Проклятые джунгли! И эти… разбойники, нападающие из кустов! В голове уже стоит неумолчный гул от всей этой трескотни и взрывов…

Поначалу все шло как по маслу. Высадка прошла почти без затруднений. Упали в воду несколько человек, повредила ногу лошадь… правда, парочка упавших нахлебалась-таки воды до смерти… но на общем радужном фоне это было почти незаметно.

Стоило, однако, встать на ночевку, как все изменилось буквально за час!

Разбудили генерала взрывы. Неизвестные злоумышленники под покровом темноты умудрились подложить заряды в стволы мортир. Взорвавшись, те прихватили с собою немалое количество оказавшихся поблизости солдат.

И понеслось…

Из окружавших лагерь кустов по взбудораженным солдатам ударила картечь! Скорее, правда, крупная дробь – картечины имели размер от четверти до трети дюйма, но и их оказалось более чем достаточно!

Если бы не удивительно частые и быстрые выстрелы, можно было бы предположить, что нападавшие используют охотничьи ружья. Правда, для них дальность выстрела все-таки великовата… А уж скорость перезарядки – так и вовсе запредельная.

Ответный огонь нескольких тысяч солдат проредил джунгли на десятки шагов вглубь! Но ни одного нападавшего так и не удалось обнаружить. Следы ранений были – и в достаточном количестве, но вот трупов не удалось отыскать ни одного.

Потеря всей осадной артиллерии поставила под вопрос сам смысл дальнейшего мероприятия. Но, поразмыслив, Грей приказал-таки выступить в путь. До ближайшего форта оставался лишь день пути. Громоздкие мортиры, сильно замедлявшие путь отряда, более уже не мешали быстрому маршу. Слабое утешение…

Быстрому, как же! Таким он был только в первые два часа.

А потом… потом земля встала на дыбы… Частые и неожиданные взрывы в самых неожиданных местах. Снопы осколков, выкашивающие целые шеренги в колоннах… казалось, сама преисподняя разверзлась под ногами солдат! Мины были повсюду. На дороге, в кустах и даже на ветках деревьев. Скорость передвижения моментально упала почти до нуля. Ни одного шага было невозможно сделать, не рискуя тут же услышать глухой хлопок дьявольского заряда. Каким образом неизвестные производили подрыв своих ловушек – так и осталось непонятным. Никого поблизости так и не удалось заметить. Самый тщательный осмотр мест подрыва мин тоже не принес никаких результатов. Не считать же за таковые обрывки бечевок и деревянные колышки? Полковник Гордон отдал приказ прощупывать землю штыками и ворошить кусты длинными палками. На первых порах это дало некоторый результат, две мины взорвались при касании палками наклоненных веток, лишь слегка зацепив осколками передовые дозоры. Но, по-видимому, наблюдавшие за отрядом неизвестные тут же сделали выводы… и следующие мины сработали тогда, когда голова колонны поравнялась с местом их установки. Осколки летели теперь с дистанции в двадцать-тридцать метров. Хотя часть их при этом неизбежно застревала в стволах деревьев или бесполезно рикошетировала от камней, своей задачи противник, кем бы он ни был, достиг. Движение практически застопорилось. Выбравшись наконец на большую поляну, отряд остановился на отдых.

Практически тут же из кустов затрещали выстрелы. Но на этот раз, здраво рассудив, что уж по минам-то стрелки противника ходить не станут, майор Мортон во главе своего батальона предпринял дерзкую контратаку. И она наконец-то принесла успех! Было убито около десятка этих негодяев, а батальон прорвался вперед, войдя при этом в узкий проход между холмами. Майор скомандовал немедленно занять оборону и тщательно осмотреть склоны. На них было обнаружено несколько готовых к подрыву куч камней. В каждую такую кучку, весом не менее тридцати-сорока фунтов, был заложен изрядный заряд пороха. Удайся злодеям их замысел, и проход на расстоянии не менее ста ярдов стал бы одной большой братской могилой.

Впрочем, могилу копать все-таки пришлось. Чтобы похоронить в ней погибших за сегодняшний день. Подсчитав потери, генерал схватился за голову! На месте первой ночевки похоронили около ста пятидесяти человек. А завершившийся день уменьшил количество солдат еще на добрую сотню солдат и офицеров. Да раненых имелось уже более четырехсот человек. Не всякий бой приводил к таким потерям!

Ночь прошла тревожно. Почти треть войска стояла под ружьем, готовая отразить атаку неизвестного противника. Да и остальные спали вполглаза. Среди ночи в расположении отряда несколько раз происходили необъяснимые взрывы. Их можно было бы принять за бомбы – но выстрелов орудий никто не слышал. Забросить же так далеко ручную гранату не смог бы ни один человек. И мощность взрывов гораздо больше соответствовала скорее бомбам, нежели ручным гранатам гренадеров. Так что к похороненным вечером солдатам пришлось добавить поутру еще с десяток. И вдвое большее количество пополнило ряды раненых.

Вот теперь пора выходить, а генерал никак не мог отдать команду на начало марша. Злой и невыспавшийся, он сидел на бревне и ясно отдавал себе отчет, что стоит только выйти из-под прикрытия каменистых склонов, как все начнется заново. А как воевать с таким противником – он не знал. Убитые в лесу люди были одеты в самое различное обмундирование. Кто-то во французскую военную форму, кто-то в обычную гражданскую одежду, а один так и вовсе – в форму испанского солдата! Считать их всех дезертирами, от безысходности нападавшими на многократно более сильную колонну английских войск, генерал не мог. Не похоже это было на дезертиров, да и смысла в этом для них не было ни малейшего. И эта странная манера ведения боя… Кому-то же пришла в голову эта идея, вот только кому? В глубине души Грей признавал правоту неведомого оппонента, тактический выигрыш был, безусловно, на его стороне. Но признать свое поражение от кучки сидящих в лесу оборванцев? На это генерал пойти не мог!

– Сэр! – прервал его раздумья голос адъютанта. – Посмотрите, сэр! Парламентер!

Грей поднял голову.

От дальнего входа в ущелье направлялся к ним всадник. Несомненно – офицер, судя по мундиру. В левой руке он держал белый флажок.

– Надо полагать, это командир тех, кто так активно нам вчера мешал…

– Или его адъютант, – вставил свою реплику майор Мортон.

– Возможно, – сухо ответил генерал. – Вот сейчас мы это и узнаем…

Подъехавший офицер ловко спрыгнул с лошади и поприветствовал генерала.

– Сеньор генерал! Капитан Фернандо-Долорес-Мария-Эспиноса-и-Вальдес! Калифорнийская полевая дивизия.

– Слушаю вас, капитан.

– Сеньор генерал, вам не кажется, что дальнейший путь вашего отряда может быть сопряжен с такими трудностями, что никакая, даже самая важная цель не сможет их оправдать?

– Капитан, это ваши солдаты стреляли по нам весь день? Что за бесчестная манера ведения боя? И по какому праву, кстати говоря?! Я что-то не слышал о том, чтобы Англия находилась в состоянии войны с Испанией?

– Представьте себе, сеньор генерал, я тоже ничего об этом не знаю. Но это, однако, не помешало кораблям вашего адмирала открыть орудийный огонь по нашим солдатам и убить и ранить множество из них. Так что можете выразить ему свою горячую благодарность! А мои солдаты, сеньор генерал, в бой пока еще не вступали. Но не преминут это сделать, если в том возникнет необходимость. Что же до нападавших… то я мало знаю таких мест, где появление солдат в вашей форме вызывало бы бурное ликование местного населения. К нему и обращайте свое негодование, возможно, вполне заслуженное.

Грей мрачно поглядел на парламентера. Врет ведь – и не краснеет! А как доказать обратное? Да и смысл в этом какой?

– Что вы хотите от нас, капитан?

– У вас есть только одна дорога – назад. Вперед вам не пройти. Заметьте, сеньор генерал, я не требую вашей капитуляции!

– Да как вы смеете, капитан?!

Испанец вздохнул.

– Сеньор генерал… вы не будете ли так любезны, чтобы пройти со мною… ну, хоть бы вон до того куста? Разумеется, ваши офицеры могут вас сопровождать!

Недоумевая, Грей согласился, и вся группа офицеров двинулась в путь. Указанный куст рос на склоне, около выхода из прохода.

Поднявшись туда, испанец наклонился к кусту и что-то сделал. Потом поднялся и жестом подозвал солдат конвоя:

– Снимите куст и отодвиньте его в сторону.

Глазам генерала предстало обложенное камнями углубление.

– В таких гнездах, вдоль всего края прохода, заложено около полутора тысяч фунтов пороха. Сверху заряды засыпаны мелкими камнями. На той стороне прохода – аналогично. Как вы полагаете, сеньор генерал, много ли ваших солдат уцелеет после того, как будет отдан приказ на подрыв этих минных колодцев? А ведь вам еще надо идти вперед…

– Так это ловушка! Нас заманили сюда сознательно?!

– Разумеется. А вы рассчитывали на встречу с шампанским? Вас тут никто не ждал с распростертыми объятиями! И пришли вы сами, без приглашения!

Грей обернулся на своих офицеров – увиденное им только подтвердило его наихудшие догадки. С живым и реальным противником они еще готовы были воевать. Но вот с таким… Невелика доблесть погибнуть под градом камней.

Он повернулся к испанскому капитану:

– И что же вы хотите от меня?

– Вы, сеньор генерал, даете нам свое честное слово увести свои войска назад, в бухту, где вы и высаживались. И обещаете в течение года не воевать против нас. Со своей стороны мы готовы предоставить проводников для того, чтобы сопроводить вас и ваших солдат в это место. Наши лекари окажут помощь раненым.

– Мы и сами в состоянии дойти назад!

– Вы так в этом уверены, сеньор генерал? Мины на своем пути тоже сами снимать будете?

– А что, они там уже есть?

– Да они тут повсюду… Отчего же, по-вашему, сеньор генерал, я все время по сторонам оглядываюсь? Так что с вашей стороны будет разумным отдать приказ своим офицерам, дабы они пресекали ненужное хождение и отклонение солдат от указанного маршрута.

– Хм… И что же вы еще хотите от нас?

– Ничего, сеньор генерал. Эта битва вами проиграна, и мы хотим предотвратить ненужные жертвы с обеих сторон. Просто уходите, забирайте раненых и покиньте наш остров.

– Ваш?

– Да, сеньор генерал. Уже наш. Я полагаю, ваше командование сделает соответствующие выводы из представленного доклада? И поверьте, будь на вашем месте и вчетверо больший отряд – он тоже не сумел бы ничего сделать в этом случае. Против этого оружия храбрость не только английских, но и любых других солдат не поможет, а ружья и пушки бесполезны…

– Хорошо, капитан. Я даю вам слово увести своих людей назад на корабли. Обещаю, что лично я не подниму оружия против Испании в течение года. Мои офицеры будут тому свидетелями.

– Благодарю вас, сеньор генерал, за ваше благородство и великодушие! – церемонно поклонился испанец. – Я немедленно распоряжусь о прибытии к вам лекарей и проводников! Со своей стороны обязуюсь немедленно выслать парламентера к адмиралу Джарвису, чтобы он прислал за вами корабли.

Капитан сдержал свое слово. Уже через час в расположение отряда прибыли около двадцати человек, которые занялись осмотром раненых и перевязкой их ран. Понаблюдав за их работой, полковые врачи сочли ее достаточно грамотной и правильной, и в итоге вскоре все они работали рядом. С собою лекари привезли целую повозку бинтов, корпии и каких-то мазей. Это было сделано очень даже вовремя, таковые запасы англичан уже подходили к концу. Немалую пользу принесли также и запасы рома – целых две большие бочки, которые были в испанских повозках. Данное обстоятельство позволило хоть немного приподнять дух солдат, который и так уже скатился до минимального уровня. Прибыли проводники – трое малоразговорчивых испанцев… и один ирландец. Его появление было встречено глухим ворчанием солдат, на которое тот не обратил ни малейшего внимания. Офицерам пришлось приложить известные усилия, чтобы пресечь разгорающийся было конфликт.

Перед выходом колонны генерал собрал офицеров.

– Джентльмены! Я принял решение о прекращении вылазки. Наши потери и без того велики, а судя по рассказам испанцев, они и далее будут только возрастать. Мы можем воевать с людьми, но не с бездушными механизмами. Не сомневаюсь, что многие из вас, не колеблясь, поведут своих солдат в атаку и в этом случае. Но на этот раз их смерть будет бесполезной, и мы не принесем этим никакой славы английскому оружию. Полагаю, что Его Величество не осудит меня за подобное решение, позволяющее сохранить так много опытных солдат для дальнейших побед во славу нашего короля и нашей страны! Наши знамена и оружие остаются с нами, и чести полков не будет нанесено никакого урона! – Грей обвел взглядом всех присутствующих. – Если кто-нибудь из вас не согласен с моим приказом, то пусть выскажет это сейчас!

Присутствующие молчали.

– В таком случае – прикажите солдатам строиться!

Еще через полчаса войска выступили в обратный путь. Распределившись вдоль колонны, проводники вели ее странным, извилистым маршрутом. Ирландец, невозмутимо попыхивая трубкой, особо предупредил офицеров о том, чтобы их солдаты не пытались срезать маршрут, чтобы облегчить себе путь.

– Это облегчение может оказаться слишком уж основательным…

Как всегда бывает, нашлись отчаянные головы, решившие пренебречь полученным предупреждением. Увы… ни к чему хорошему это не привело… Раненых стало больше на пятнадцать человек, а троих пришлось похоронить…

Проходя мимо места первой ночевки, Грей обратил внимание на то, что остатков подорванных мортир тут уже не было, испанцы или кто-то еще уже успели их увезти. Все вокруг было тщательно осмотрено провожатыми, которые указали безопасные для стоянки места.

Войска остановились на ночлег, и испанские лекари снова занялись ранеными. В подобных хлопотах прошла вся ночь. К сожалению, около двадцати человек выходить так и не удалось, к утру они скончались.

На следующий день колонна разбила лагерь около самого моря, на берегу бухты. Как-то незаметно исчезли в кустах проводники, посчитав, по-видимому, свою задачу выполненной. Остались только лекари. Но даже их немалые запасы уже стали истощаться, поэтому появление новой телеги с аналогичным грузом оказалось весьма кстати.

И, наконец, на горизонте появились паруса кораблей Джарвиса. Прибыл немалый отряд транспортов, под конвоем нескольких военных кораблей. Воцарившееся на берегу оживление смолкло, едва солдаты рассмотрели подходившие суда. Почти у всех боевых кораблей были видны признаки недавнего ремонта – форты стреляли метко.

В первую очередь погрузили раненых. Ими были заполнены два транспорта, тут же взявшие курс на Ямайку. Для их охраны выделили один из военных кораблей, потрепанный более остальных. Со слов моряков стало ясно, что двумя днями ранее еще один транспорт с аналогичным грузом ушел в том же направлении – повез раненых матросов.

И вот последний солдат ступил на борт корабля. Последняя лошадь погружена в трюм. На берегу остался только генерал и трое офицеров. Из леса не торопясь выехал небольшой отряд всадников. Следом за ними шла колонна солдат в испанской форме.

Подскакав к генералу, испанский капитан ловко спрыгнул на землю.

– Приветствую вас, сеньор генерал! Как мои люди? Исполнили они мое приказание должным образом?

– Да, капитан. Хочу выразить вам свою признательность за это! Некоторые досадные недоразумения вначале были вызваны недостаточным пониманием отдельными сержантами всей сложности вопроса.

– Понимаю вас, сеньор генерал! – наклонил голову капитан Фернандо-и-Вальдес. – Мои лекари оставили вам достаточный запас медикаментов и бинтов?

– Да… – оглянулся на своих офицеров Грей. – Полагаю, что этого вполне достаточно.

– Примите мои уверения, сеньор генерал, в совершеннейшем к вам почтении! – церемонно поклонился испанец. – Надеюсь, впредь мы не встретимся с вами на поле битвы, сеньор!

– Благодарю вас, капитан! А эти солдаты… кто они?

– Моя рота, сеньор генерал!

– Вы хотите сказать, – голос у Грея дрогнул, – что это все ваши войска?!

– Да, сеньор генерал. Других здесь нет…

Глава 6 Рубеж атаки

Только он не вернулся из боя…

В.С. Высоцкий

Борт линейного корабля

флота Его Величества «Бойд».

Два дня спустя

– Итак, генерал, ваша высадка окончилась неудачей… – Джарвис прошелся по салону. Остановился около стола. Взяв с него подзорную трубу, повертел ее в руках и положил на место. – Так?

– Да, сэр! Но мне удалось сохранить жизни большей части своих войск. Наша честь тоже не претерпела урона, мы отступили со знаменами, оружием и музыкой.

– Потеряв всю артиллерию…

– Обломки взорванных мортир…

– И отступив перед ротой противника?!

На этот раз генерал промолчал.

– Я вообще удивлен, генерал, тому, что вы решились показаться мне на глаза после такого позорного поражения! На вашем месте любой другой офицер… нашел бы способ смыть с себя этот позор!

– Пусть суд чести определит мою виновность или невиновность! Я не собираюсь уклоняться от ответственности! Мне есть что рассказать нашему командованию! Вам, сэр, тоже пока что нечем похвастаться! Форты стоят на своем месте, а количество пострадавших у вас ненамного уступает моим потерям.

– Даже так, генерал? Лишь отсутствие достаточного количества офицеров вашего ранга не позволяет мне собрать этот суд немедля!

– Ну что ж, подождем до Лондона.

– До Ямайки, сэр!

– Там присутствует лишь один офицер моего ранга. Для суда же нужно не менее трех. И вы, адмирал, в их число входить не можете.

– Вот, значит, как вы заговорили, сэр? Хорошо… подождем. До Лондона. Тем хуже для вас! А пока, учитывая данное вами слово, я своей властью отстраняю вас от командования десантом! Вы пребудете под домашним арестом до возвращения домой. На это у меня есть все права!

– Да, сэр! Такое право у вас есть.

– Вот и отлично! Потрудитесь отдать вашу шпагу дежурному офицеру! Честь имею, генерал!

Грей встал и, прищелкнув каблуками, наклонил голову. Четко, как на смотру, повернулся и вышел из адмиральского салона.

Джарвис возмущенно поглядел ему вслед. Тоже мне… нашелся критик… битый. Взяв со стола колокольчик, позвонил.

– Сэр? – на пороге вырос вестовой.

– Через час собрать у меня капитанов кораблей и командиров десантных частей!

– Есть, сэр! Через час, сэр!

Через час адмиральский салон был заполнен офицерами. В отличие от предыдущего совещания на этот раз число присутствующих значительно уменьшилось. Адмирал осмотрел салон, отмечая опустевшие места.

– Я не вижу полковника Робертса…

– Полковник Робертс погиб, сэр! – поднялся с места майор Мортон.

– Каким образом?

– Мина, сэр!

– Кто теперь командует полком?

– Я, сэр! Майор Мортон, сэр!

– Так… хорошо. Полковник Гордон! Доложите о боеготовности ваших частей.

Суховатый полковник встал со своего места.

– В строю шесть тысяч восемьсот сорок два солдата и офицера. Двести пятьдесят кирасир. Артиллерии нет. После пополнения боезапаса солдаты будут готовы к выступлению.

– Сколько времени вам требуется на восстановление сил?

– Нисколько, сэр!

– Так… Благодарю вас, полковник. Лорд Ленокс!

Грузный полковник тяжело приподнялся из-за стола.

– Слушаю вас, сэр!

– Я принял решение, – Джарвис окинул взором командиров десанта. – В связи с известными всем вам обстоятельствами отстранить от исполнения своих служебных обязанностей генерала Грея! Как неспособного более командовать десантом!

Среди пехотинцев послышался ропот.

– Согласно указу Его Величества, я располагаю такими полномочиями! Или кто-то из вас думает иначе?

Таковых смельчаков не отыскалось.

– Я так и думал… Лорд Ленокс! Вы назначаетесь командовать десантом! Доложить о готовности к высадке не позднее завтрашнего полудня!

– Есть, сэр!

– Все свободны!

– Не понимаю вас, господин генерал… – барон рассматривает в подзорную трубу корабли англичан. – Вы могли одним ударом закончить эту кампанию. Но не сделали этого! Почему?

– Вы, барон, место разгрома колонны видели?

– Да, видел. И очень хорошо.

– Вот и представьте себе, что бы написали английские газеты, если бы там полег весь их десант?

– Были бы в ужасе! И зашлись бы от крика, требуя справедливого возмездия… – Рюген запнулся.

– …бесчеловечным испанским негодяям. Это вы хотели сказать?

– Ну… да.

– А проявив к десанту подобное великодушие, мы у этих писак данный козырь отбираем.

– Оставляя взамен семь тысяч солдат?

– Карл Генрихович! Помните, что я вам про здешние леса говорил?

Он морщит лоб.

– Припоминаю…

– Так вот – они меньше не стали…

Высадка десанта началась на второй день после возвращения транспортов. Боевые корабли частыми залпами проредили немногочисленные заросли на берегу бухты. Решив, что после такой обработки там взрываться уже нечему, они отошли от берега, уступив свое место транспортам. А вот тут их ждал небольшой облом-с! Подойти к берегу, из-за обширного мелководья, транспорты не могли. И основная часть работы пришлась на многочисленные гребные суденышки. Их англичане собрали со всего флота.

– Капитан! – поворачиваюсь я к де Сото. – Сигнал полковнику Аларкону – «С нами бог»!

– Слушаюсь, сеньор генерал!

Рюген удивленно смотрит на меня.

– Знакомый девиз, барон? Привыкайте, мы тоже, чай, не все в лесу росли…

– Но… что он означает в настоящий момент?

– По завершении высадки пехоты наши корабли уничтожат все гребные суда англичан.

– И… что?

– Эвакуация десанта станет невозможной.

– Но этим вы заставите их сражаться до последнего!

– Ради бога! Никто не станет им мешать. Джарвис или бросит свою пехоту, после чего ему не подаст руку даже нищий на лондонских улицах, или…

– Или?

– … подойдет к берегу, чтобы прикрыть их артиллерией.

Бредя по пояс в воде, держа высоко над головой ружья, английские солдаты постепенно выбирались на берег. Здесь, повинуясь командам офицеров, они спешно выстраивались в каре. Для этого имелись все основания – недосягаемые для артиллерийского огня, вдали маячили всадники. Количество их с ходу сосчитать было невозможно. Но точно – не менее нескольких сотен. Вот, видимо получив команду, они тронулись с места и, пришпоривая коней, рванулись в сторону выходящих на берег пехотинцев.

– Держать строй! Первая шеренга – с колена! Вторая стоя! К стрельбе! – побежали вдоль строя сержанты. – Готовсь!

На первый взгляд атака кавалеристов выглядела сущим безумием. Это надо было делать раньше, пока пехота еще не встала в каре. Но… кто знает, что сидит в голове у командира этих неразумных? Наверняка это вчерашние поселяне, только сейчас записавшиеся в ополчение. А раз они конные… то деньги у них есть! Этот факт немало воодушевил пехотинцев.

Вот скачущие шеренги приблизились к той черте, за которой уже можно будет открывать огонь…

И внезапно, словно чем-то напуганные, стали притормаживать своих коней, разворачиваясь в обе стороны.

Уходят?

В промежутках между всадниками стали видны какие-то повозки. Их возницы также натягивали вожжи, разворачивая свои экипажи.

Вот последние всадники уже убрались в стороны – на поле, перед стоящей пехотой, остался лишь десяток повозок.

Прочертив в небе дугу, наискось взлетела в воздух красная ракета.

И слитный грохот частых выстрелов разорвал тишину в клочья!

На повозках словно расцвели огненные цветы.

Десятки тяжелых пуль ударили по плотным рядам стоящих в каре пехотинцев. Первые шеренги были скошены, как громадной косой! А чудовищное оружие продолжало свою работу, безжалостно избивая растерянных солдат.

Жалобно звякнула о настил палубы подзорная труба.

– Лэнс! – адмирал в бешенстве сжал кулаки. – Сигнал всем кораблям – подойти ближе и прикрыть наших солдат артиллерией! И по форту тоже открыть огонь! Пусть не обольщаются – мы про них не забыли!

– Но, сэр! Мы не успеем поднять на борт шлюпки – они попадут под наши же ядра! Да и маневрам они будут мешать…

– Отвести их мористее! Пусть ждут команды!

Рявкнули задранные на максимальный угол возвышения корабельные пушки.

И – удачно! Первые же ядра упали в опасной близости от повозок. Одна из них прекратила стрельбу и окуталась дымом. Попрыгавшие с нее возницы и стрелки были подобраны соседней стреляющей колесницей, и все они на предельной скорости поспешили выйти из зоны обстрела. А там и вовсе скрылись из виду. Скорее всего, боевые ресурсы этих механизмов были ограничены.

И слава богу!

Менее чем за десять минут в передовых полках было выбито около тысячи человек. Разумеется, не все они были убиты. Большинство оказались ранены. Тяжелые пули, более чем полудюймового калибра, с легкостью пробивали по два-три человека зараз! Особенно в плотных построениях типа каре… Поэтому следующим приказом уцелевших офицеров было повеление рассредоточиться по полю. Неизбежным же следствием этого приказа стало ухудшение управляемости. Команды уже не так быстро проходили по растянувшимся порядкам. В результате около получаса ушло только на то, чтобы согласовать порядок развертывания войск. Появись в это время кавалерия противника… Но желающих лезть под огнедышащие жерла корабельных пушек отчего-то не нашлось.

В завязавшейся неразберихе сообразительность проявил майор Мортон. Его солдаты, выскочив вперед, утащили в глубь построения обломки стреляющей колесницы. Сорвав голос, майор убедил-таки командование в самом срочном порядке отправить этот трофей на ближайший транспорт.

А корабельные орудия продолжали высаживать по форту залп за залпом. На удивление всем, форт отвечал как-то неактивно. Нет, его ядра были по-прежнему меткими и опасными. И на кораблях то и дело замолкали разбитые орудия, от которых оттаскивали в сторону изувеченных канониров. Но вот стрелять орудия форта стали реже.

– Лэнс! Подойти ближе! Орудия форта сегодня стреляют неуверенно!

– Возможно, сэр, у них просто заканчивается порох?

– Вы правы, коммодор! Об этом я и не подумал… В самом деле, они стреляют уже несколько дней, а пороховые погреба там далеко не бездонные. Поднять сигнал! Всем кораблям – усилить огонь! Смешать с землей этих мерзавцев!

Повинуясь командам флагмана, корабли подошли еще ближе. Огонь форта уже заметно ослабел.

– Отдать якоря! Всех канониров на стреляющий борт! Ускорить стрельбу!

Приказ командира, разумеется, закон… никто и не спорит… но вот чтобы часто стрелять, чем-то приходится жертвовать, не так ли? Вот и рванул в недостаточно тщательно пробаненном стволе пороховой картуз, раскидав в стороны орудийную прислугу… Бывает… война…

– Сэр! С берега доставлен захваченный у противника стреляющий механизм!

– После, Лэнс! Форт уже вот-вот спустит флаг! Впрочем, погрузите эту штуку на корабль, отходящий на Ямайку. Снимите оттуда десяток раненых – трофей важнее!

А форт… форт внезапно затих. Еще вели огонь несколько орудий, перемещались по укреплениям фигурки солдат. Но уже стало ясно – его сопротивлению приходит конец. Правда, оставались два его собрата… но их судьба уже ни у кого сомнений не вызывала. Поддерживать такой темп стрельбы столь долгое время можно было лишь за счет непрерывных подкреплений людьми и боезапасом. А где их еще брать, как не на таких же фортах? Вот теперь, похоже, и то, и другое подошло к концу…

– Джентльмены! – полковник Ленокс принял величественную позу. – Цель – перед вами! Атакуйте форт и принесите мне их знамя!

– Сэр!

Кто там еще?

– Полковник Гордон? Что вам угодно? Вы слышали приказ?

– Сэр, позвольте обратить ваше внимание вон туда… – рука шотландца указала куда-то вбок.

– Что там такое? Башня? И что?

– От нее постоянно отъезжают всадники и отбегают люди. Надо полагать, там присутствует кто-то важный!

– И сколько там может быть народу? Человек пятьдесят? Из-за этого вы оторвали меня от…

– Сэр! Там, возможно, находится командование испанцев!

– Вдали от своих позиций и солдат? Не смешите меня, Гордон!

– И тем не менее, лорд Ленокс!

– Хорошо! Если вы не хотите помочь своим товарищам…

– Пяти тысяч человек на один форт будет вполне достаточно, сэр!

– Ступайте, полковник… куда вам угодно… – И Ленокс отвернулся, всем своим видом выражая недоумение и бескрайнее удивление.

– Сеньор генерал! – возглас де Сото оторвал меня от подзорной трубы.

– Что такое, капитан?

– Посмотрите! – рука его вытянулась куда-то влево.

– Что там? А… еще один полк? Совершает фланговый обход? Флаг им в руки, там все поле перекопано и ловушек полно… Далеко не уйдут.

– А если они свернут в сторону?

– На нас, что ли? С какого бодуна, капитан? Огня отсюда никто не ведет. Наблюдательный пункт, да, хорош. Только и с кораблей вид не хуже.

– Но у нас мало охраны!

– Так и англичане пока что не высказывают никаких враждебных намерений.

– Может быть… отозвать сюда парочку скорострелок?

– И ослабить Эль Гато и Клима? Тогда мы не сможем устроить бяку их флоту – просто стволов не хватит. У нас там внизу полсотни кавалеристов отдыхают, пошлите их, пусть помаячат перед ними, авось притормозят на полчаса. А за это время все и кончится.

Держа в руке подзорную трубу, подходит Рюген.

– Генерал… я… эти ваши стреляющие повозки… Воистину страшное зрелище! Кто же сумел додуматься до такого… даже и не знаю, как все это назвать?!

– Будете удивлены, барон, но и это наш с вами соотечественник. Был такой атаман на Украине, батька Махно…

– Сэр! Со стороны башни выдвинулись полсотни кавалеристов. Скачут на нас!

– Все правильно, Мортон. Я и сам это вижу хорошо. Нас хотят задержать. Мы не ошиблись, там сидит кто-то важный. И сил у него немного… Возьмите свой батальон и прикройте левый фланг. На кавалеристов не обращать внимания и не преследовать. Дайте по ним пару залпов – этого хватит, чтобы отбить у них охоту мельтешить под ногами у серьезных людей.

Разгоряченные боем кавалеристы-ополченцы, увидев разрыв в порядках наступающего полка, со всей дури ломанулись именно туда. За что и поплатились практически сразу же. Буквально на несколько секунд замедлив шаг, пехотные колонны дали залп, еще один… И назад удалось уйти неполным двум десяткам…

Залп!

Содрогается громада линкора. Облако дыма на некоторое время застилает обзор. С криками и руганью возвращают на место свои пушки канониры. Сейчас… Дым разойдется, и можно будет навести пушки поточнее.

– Лэнс! Так стрелять! Еще несколько залпов – и наша пехота подойдет совсем близко. Надо успеть накрыть испанцев, чтобы они не подсыпали угольков за шиворот нашим парням!

– Гу-га! Гу-га! Навались!

Скрипят и сгибаются от нагрузки весла. Ветерок обдувает раскрасневшиеся от азарта (и некоторой дозы спиртного) морды.

– Ходу, парни! Ходу!

И БПТ (Боевые Пулеметные Тримараны – так теперь назывались модифицированные под тяжелые пулеметы Боевые Десантные Каноэ, примененные Котозавром при штурме острова два года назад) выскакивают из-за мыса.

Вот она – цель.

Перед ними – буквально рукой подать – скопище разнообразных шлюпок. Прижавшись друг к другу, болтаются они в тылу английской эскадры. А вот и их лидер – небольшое посыльное суденышко. Среди этих лодчонок оно смотрится как-то основательно и внушительно.

– Пожарники! Поливай!

Упершись ногами в днище, приникли к «Кипчакам» первые номера.

Ду-ду-ду-дут!

Шестнадцатимиллиметровые пули без особого напряжения пробивают тонкое дерево бортов. Походя смахивают с палубы лидера его небольшую команду. Никто из них даже не успевает добежать до маленьких медных пушчонок.

– Топи их всех!

Пробитые тяжелыми пулями борта шлюпок напоминают решето. Даже легкие волны теперь захлестывают дырявые скорлупки.

– Разделились! Обход с флангов! Загоняй!

И десяток тримаранов послушно распадается надвое, огибая свои жертвы с двух сторон. Пулеметы теперь ведут огонь чуть наискосок относительно направления движения плавучих тачанок. Но почти все пули находят свою цель – всевозможных плавсредств на воде еще вполне достаточно.

– Капитан! – поворачиваюсь я к де Сото. – Сигнал москитному флоту! Выбить матросов палубных команд на линкорах! Шлюпкам уже почти кирдык, так что можно на них больше внимания не обращать! Самим бы им выплыть… не до пехоты уже.

– Почему так, сеньор? – маркиз с интересом разглядывает происходящее в заливе избиение младенцев. Иначе как-то трудно охарактеризовать происходящее. Потеряв своего единственного защитника, уцелевшие лодчонки и корабельные шлюпки изо всех сил рванулись под защиту больших кораблей.

– А тогда линкоры, не имеющие хода, станут легкой добычей полковника Аларкона…

– Адмирал! Сэр! Посмотрите туда, – коммодор весьма непочтительно дернул за рукав Джарвиса.

– Что? Наши шлюпки?! Куда смотрел командир «Пенелопы»?

Увы, но он вряд ли сумел бы ответить на этот вопрос… С проходящего вплотную к борту БПТ сильная рука послала на палубу суденышка зажигательную бутылку. И теперь косматое пламя, весело треща, охватывало доски палубного настила. Потушить пожар на борту деревянного судна сложно, даже имея в своем распоряжении полную команду. А уж когда от нее остался едва ли с десяток матросов…

– Коммодор! Открыть огонь по этим нахалам! И что это вообще за каракатицы такие?

– Сэр, но тогда мы сами перетопим большую часть наших уцелевших пока еще шлюпок! Что касается вражеских лодок, сэр, то о похожих мне рассказывал знакомый офицер, плававший в Южных морях. Такие в ходу у тамошних туземцев, сэр.

– Вот как? Не умеют строить нормальные корабли, перенимают выдумки грязных варваров! Не важно… Прикройте наши шлюпки бортами кораблей! Эти скорлупки ничего не смогут сделать с большими кораблями!

А вот это вряд ли… Конечно, толстый, не всяким ядром пробиваемый борт линкора пуля «Кипчака», может быть, и не пробьет… Но этого никто делать и не собирался. А вот ползущие по вантам матросы… у них такой защиты нет! И палубные команды британских кораблей уже очень скоро об этом пожалели…

В горячке боя словил клина один из пулеметов – разорвало гильзу в патроннике. И пока команда тримарана лавировала между уцелевших шлюпок противника, увлеченно паля по ним из револьверов, расчет пулемета с помощью ремкомплекта, матерясь, вышибал застрявшую гильзу. Выбили! Хоть и не сразу, похудев от нервного перенапряга на добрую пару килограммов. Оживший пулемет брызнул горячей свинцовой струей по открывшимся орудийным портам ближайшего корабля.

– Сэр! С зюйда подходят корабли!

– Сколько, Лэнс? – Джарвис благоразумно отступил под прикрытие надстройки. Уже несколько раз визжащие пули пролетали в непосредственной близости от него. Рисковать головой, таким образом и далее оставаясь на виду, было неразумно.

– Один, два… пять вымпелов! Это испанские суда, сэр! Идут быстро, даже слишком.

– Это новые фрегаты Аларкона… – процедил сквозь зубы адмирал. – Лэнс! Мы должны выйти им навстречу! Здесь мы как в ловушке! Маневра почти нет! Поднять паруса, наконец! И откройте огонь по этим нахалам, черт с ними, со шлюпками этими!

С грохотом распахнулись орудийные порты кораблей, обращенные в сторону моря. Оттуда высунулись десятки стволов. Теперь уже не один корабль – вся эскадра готовилась дать ответ безумцам, решившим атаковать их таким образом.

– К повороту! – привстал с банки на командирской канонерке Клим. – Навались, парни! Сигнал остальным – маневр уклонения! Поставить корабельные шлюпки между нами и флотом!

Стрелять по относительно быстро передвигающейся лодке из корабельной пушки XVIII века, разумеется, можно. И иногда – очень даже эффективно. Картечью, например. Но в данный момент пушки были заряжены ядрами – готовились-то стрелять по форту! Так что мощный залп более чем сотни орудий прозвучал грозно, но, по большей части, бесполезно. Ядра вспенили море, некоторые из них упали в опасной близости от своих же шлюпок. Одна невезучая гичка была потоплена прямым попаданием. Если и оставались в ней живые после пулеметного обстрела, то теперь их души точно покинули бренный мир…

А вот ответный огонь пулеметов причинил теперь уже орудийным расчетам гораздо больше неприятностей… Даже закрывшиеся для защиты от пулеметного огня крышки орудийных портов помогли мало – пули легко пробивали их толстые доски, значительно уступавшие по прочности корабельным бортам. Смерть прошлась раскаленной косой по батарейным палубам. В результате этого досталось многим, ослаб даже огонь орудий противоположного борта. Хотя форту это уже помочь не могло, там вели огонь две-три пушки…

Воспользовавшись переносом огня, на верхнюю палубу повыскакивали остатки палубных команд. Повинуясь командам уцелевших офицеров, они ринулись вверх – к парусам. Засвистели дудки боцманов и около кабестанов, надо было поднимать якоря.

– Разворот, парни! А ну-ка – посшибать в море этих обалдуев! Четным номерам – огонь по мачтам, нечетным – по батарейным палубам!

Встав на ноги, сигнальщик лихо отмахивает флажками, передавая сигнал на остальные шлюпки.

– Мистер Морлоу! – хватает за плечо лейтенанта, командовавшего батареей на второй палубе, коммодор Лэнс. – Вон ту канонерку видите?

– Да, сэр!

– С нее отдают сигналы на другие канонерки! Там их командир! Он руководит нападением!

– Передать всем – огонь по нему! Картечь!

– Есть, сэр!

Ленокс привстал на стременах. Вот он – форт. Изрытые ядрами валы, перекопанное ямками и какими-то канавками предполье. Закрытые щитами амбразуры молчат, только отдельные фигурки еще появляются то здесь, то там – отступают к другим фортам. Потянулись в сторону города отдельные всадники – тоже отходят?

– Джентльмены! Еще триста ярдов – и сигнал к атаке! Мы возьмем эти развалины!

– Сеньор генерал!

– Да, Санчес?

– Я взял на себя смелость вызвать подкрепление, наших сил может не хватить, чтобы отбить наступающих.

– Вы так полагаете? Маркиз, сколько здесь у нас людей?

– Кавалерии… ее больше нет. Полторы сотни штурмовиков, десяток посыльных. Оркестр полковой.

– Господи! А они-то здесь зачем?

– А откуда, по-вашему, сеньор генерал, я должен брать трубачей? Нам же потом надо будет к уцелевшим англичанам идти? На переговоры. Положено это делать в сопровождении трубача! – удивленно пожимает плечами де Брега.

– Да? Черт, упустил я как-то этот момент… Санчес, всех взводных снайперов – на крышу башни! Пусть поработают над офицерами этого полка! За каждого сбитого – отдельная премия! Из моего кармана!

Натыкаюсь взглядом на барона. Черт, как я мог забыть!

– Майор, распорядитесь, чтобы охрана господина барона препроводила его в безопасное место, тут скоро может стать неуютно…

Не обращая более внимания на раздосадованного Рюгена, поворачиваюсь к амбразуре.

Так… а ведь дело-то к концу идет!

– Капитан! Сигнал фортам – фаза два!

Полковник Гордон протянул руку.

– Смотрите, Мортон, на крыше башни стоит человек и размахивает флагами. В этом есть какая-то система… Там точно есть кто-то, руководящий боем и знающий то, что задумали испанцы. В башне находится их командование, я в этом уверен.

– Но отчего здесь, сэр? Почему не в форте?

– А зачем, майор? По башне никто не стреляет, опасности никакой нет. А обзор с нее ничуть не хуже, чем с фортов. Если бы не мы… то это могло бы продолжаться до бесконечности.

Вскрикнув, упал с коня один из офицеров. Схватился за плечо второй.

– Мортон! Всем спешиться! Стрелки противника ведут прицельный огонь по всадникам! – крикнул полковник, уже соскальзывая наземь с коня.

– На таком расстоянии, сэр? – Майор тоже уже спрыгнул на землю и сейчас вглядывался в сторону башни.

– Я уже ничему более не удивляюсь, майор! Эта наша экспедиция с самого начала пошла как-то не так…

Повинуясь командам своих офицеров, полк развернулся в шеренги.

– Капитан! – кричу я Санчесу. – Стрелкам – усилить огонь! Надо притормозить этих упрямцев, пока они не подошли к башне! И отсемафорьте Климу, пусть погоняет англов еще немного, корабли уже на подходе!

– Слушаюсь, сеньор генерал!

Подошедший сбоку маркиз выглядывает в амбразуру. Качает головой.

– Они уже и так достаточно близко подобрались… Может быть, отдадим приказ форту?

– Нет, майор. Англичане еще не вошли на минные поля. Потеряют сколько-то народу, но основные силы сохранят. И тогда эта бодяга завертится с новой силой… А у нас не так уж и много солдат. Да и жизни их я хотел бы, по возможности, сохранить.

– Навались, парни!

И снова гнутся весла. Но уже все чаще срываются руки и с хрипом выходит воздух из пересохших губ…

Скорость тримаранов падает. А подходящие фрегаты еще далеко…

– Не торопитесь, Джойс! Дайте ему подойти поближе!

– При всем уважении к вам, сэр, но сейчас мне подсказывать не нужно! У меня только один выстрел! Мы просто не успеем перезарядить орудия – посмотрите вокруг!

Лейтенант Морлоу оглядывается. Орудийная палуба завалена телами матросов. Убитых не так уж и много, больше раненых. Но эти раны… У некоторых просто оторваны руки и ноги, безжалостный свинец, влетая в отверстия орудийных портов, каленой метлой подметает помещение. Со звоном рикошетируя от орудийных стволов, пули по самым неожиданным траекториям летают по всей палубе. И очень часто находят себе жертву, даже в надежном укрытии. Немногие уцелевшие матросы скрываются за толстым бортом, его пули пока что не пробивают. Перезарядить под таким огнем пушки – задача почти невыполнимая. А проклятые испанские канонерки все время вертятся под самым бортом, моментально реагируя на любое движение на кораблях. Что сейчас происходит на верхней палубе, лейтенант не знал. Но ничего хорошего, судя по тому, что корабль все еще стоит на месте, там тоже не происходило. Однако… есть приказ начальника штаба, и его нужно исполнять.

– Фитиль! – вопль канонира резанул по ушам, на мгновение перекрыв трескотню скорострелок противника.

Присевший сбоку матрос протягивает руку… и она, отсеченная пулей по локоть, падает на палубу.

Подхватив из нее пальник, лейтенант подскакивает к пушке.

– Пали!

Сноп свинцовой картечи, просвистев в воздухе, накрывает лодку почти полностью…

– Мортон! Волынщиков вперед! Сигнал к атаке!

И мощные звуки волынок на некоторое время перекрывают даже отдаленную канонаду.

Взяв на изготовку ружья, солдаты с мрачным остервенением двинулись на штурм.

– Однако, сеньор генерал… Англичане оказались упорнее, чем я думал! – присев около окна, майор проверяет свои револьверы. – Может быть, они все же отойдут? Потери среди их офицеров… я бы сказал, весьма впечатляющи!

– Мелодию слышите, маркиз?

– Это волынки-то? Слышу.

– Это «Scotland the Brave», майор. Там не совсем англичане. Это шотландцы, и они не отступят.

– Будем драться, сеньор генерал? – де Брега абсолютно невозмутим.

– И очень жестко, маркиз.

Прихватив дробовик, сбегаю вниз. Там под прикрытием башни стоят угрюмые усачи из инженерно-штурмового батальона. Их немного, всего около сотни человек. Хреновастенько, если учесть, что наступающих шотландцев больше почти в восемь раз!

А у нас сколько? Этих ребят сотня, может, чуть больше. Офицеров и посыльных… ну еще десятка два. Оркестрантов столько же, хотя от них в этой драке толку…

– Слушать всем сюда! Гранатометчики – ко мне!

Из рядов солдат выступают шесть человек.

– Боезапас?

– По шесть гранат, сеньор генерал!

– Открываете огонь, когда пехота противника подойдет на двести шагов. Отстреливаете все и отходите сюда. Основная цель – плотные группы солдат, сержанты и офицеры. Все – марш на позиции!

Топот ног – ребята умчались. А хриплые звуки волынок все ближе…

– Всем остальным! Перезарядить оружие! Пулями! По команде – беглый огонь! Со ста метров. Как раз для ваших стволов. По десятку пуль выпустить успеете без проблем. Когда противник подойдет на пятьдесят метров, следующая перезарядка – картечь! Стрелять с пятидесяти метров, целимся в грудь. Далее – гранаты, все, что у вас есть. Если и это их не остановит – контратака! Стрелять до последнего момента, наше основное преимущество именно в скорострельности.

Вставшие на пути шотландцев разрывы ружейных гранат сбили темп наступления и заставили солдат попятиться. Наличия в этом месте артиллерии как-то никто не ожидал. Следующие гранаты легли в глубине строя, выкашивая сразу по несколько человек.

– Вперед, ребята! – полковник взмахнул над головою шпагой. – Пушки не могут стрелять так часто, это что-то другое! Да и потери от них не так уж велики!

Ну… это еще как сказать… Хотя в одном Гордон оказался прав: сделав по несколько выстрелов, неизвестные стрелки умолкли. Тем не менее урон наступавшим они смогли нанести достаточно существенный.

Вот и башня. Старая, потемневшая от времени кладка. Поросшие плющом стены. С крыши башни поднимаются дымки – стрелки противника продолжают свою работу. Но ничего! Скоро вы, парни, на своей шкуре испытаете всю прелесть полета сверху вниз!

Сигнал трубы!

По нему из травы поднимается редкая цепь стрелков.

Их немного, около сотни.

Но неожиданно частый и беспощадно точный огонь этих солдат наносит просто ужасающие потери!

Ответные залпы шотландцев тоже достигают своей цели, но их выстрелы не столь точны, и большинство пуль попусту вспахивает сухую землю.

– Вперед!

Полковник еще невредим, уцелели и офицеры рядом с ним. Стрелки на башне стараются вовсю, но эта группа людей им пока что не по зубам.

Еще десяток ярдов… еще…

Солдаты противника перестают стрелять и начинают что-то бросать в сторону наступающего полка.

После первых же взрывов майор Мортон кричит во все горло:

– Залечь! Всем лечь на землю…

Спустил курок своего ружья стрелок на башне…

Шпага Мортона косо воткнулась в землю…

– Перезарядка!

Залязгали металлом солдаты, защелкали затворы, перезаряжая оружие картечными патронами.

– Огонь!

И грохот частых выстрелов эхом отдается в опустевшей башне.

– Генерал! – сбоку стоит Санчес. – Возьмите кирасу!

– Некогда, капитан! Не успеем!

– Все равно! Я не выпущу вас так, без защиты!

– Моя защита – это вы все, капитан!

Подскакиваю к сбившимся в угол дворика музыкантам.

– Становись!

Звон металла (это они трубами друг об друга цепляются), и шеренга оркестрантов выстроилась передо мной.

– А ну!

Что?

Что им такого приказать? Я ведь и названия маршей здешних толком выучить не успел, все не до того было.

– «Прощание славянки»! Во всю мочь! Начали!

– Вперед! – Гордон, без шляпы, сбитой пулей, с окровавленной щекой, был в этот момент страшен. – В атаку! Растопчите их в пыль!

Сломав строй, шотландцы с ревом устремились к башне.

Навстречу им грянули выстрелы, и свинцовая картечь щедро проредила ряды наступавших.

Но слишком силен был порыв атакующих, и остановить их было уже нереально…

– Что за задержка? – приложил подзорную трубу к глазу лорд Ленокс. – В чем дело?

– Предполье усеяно ловушками, сэр! – подскакал сбоку адъютант. – В землю забиты колышки, перепутанные веревками, и это не дает возможности идти так быстро, как раньше. Есть какие-то ямки, которые тоже мешают нормальному продвижению.

– Испанцы… – процедил полковник сквозь губу. – Нормально воевать они не умеют, надо полагать?

Со скрипом приподнялись тяжелые ставни на валах, и на подошедших солдат хмуро глянули… жерла целехоньких пушек. Заряженных картечью. Двойным зарядом…

– Огонь! – Старый Империалист сумел-таки выдержать паузу. Быстро передвигаться по усеянному ловушками предполью было совершенно невозможно. А залечь… на ровном, как стол (ну, почти ровном…), пространстве? Ради бога! Эффект все равно был бы одинаковым… Небольшие ямки – плохое укрытие для сотен солдат!

Картечный залп двух десятков пушек немаленького калибра, да почти в упор… впечатление жутковатое производит. А уж воздействие этого зрелища на уцелевших…

– Ракета!

И сидевшие до того момента в окопах стрелки дружно встали на ноги.

– Огонь! Беглый огонь!

Почти тысяча скорострельных ружей да на таком расстоянии… шансов у атакующих резко поубавилось.

– Лейтенант! – повернулся Кулькин к сидевшему у гальванической батареи офицеру. – Замкнуть цепь!

И по проложенным в земле проводам пробежал ток.

Вздыбилась земля под ногами английских солдат. Близкий взрыв опрокинул коня полковника Ленокса, и тот, падая, увлек за собою своего седока. Придавленный конем всадник уже не видел разбегающихся в стороны своих людей.

– Одерживай! Круче к ветру!

Фрегатов новой постройки у нас было всего два. Остальные суда надергали с бору по сосенке. Замыкающим вообще шел французский тридцатидвухпушечный «Калипсо». Общее количество орудий на нашей импровизированной эскадре не доходило и до сотни, причем – самых разнообразных калибров. От вполне современных – на скоростных фрегатах – до откровенного старья на палубах у прочих судов.

Но как бы то ни было, а бортовой залп полусотни стволов… это, знаете ли, очень весомый аргумент. Способный поставить жирную точку в чьей-то судьбе. И военной карьере заодно.

Ядра испанской эскадры прошлись по верхним палубам британских кораблей, окончательно превращая в хлам уцелевший рангоут. Все, теперь ни о каких парусах и думать нечего! Их просто негде (да и некому уже…) поднимать… Собственно говоря, тяжелые пули «Кипчаков» и так уже проредили сложную оснастку кораблей, словно топор пьяного дровосека внутренности концертного рояля. Разобрать, где там чего, с первого взгляда было затруднительно.

– Сэр! – коммодор зажимал окровавленное плечо. – Мы уже не можем сопротивляться, сэр! У нас нет возможности стрелять и маневрировать!

– Вижу, коммодор… Прикажите… спустить флаг…

К борту «Бойда» подошла одна из канонерок. Сидящие в ней усачи злорадно скалили зубы.

По сброшенному вниз трапу наверх, не торопясь, вскарабкался один из них. Огляделся и присвистнул.

Заваленная обломками рангоута палуба напоминала собой японскую деревушку после землетрясения. Пройти по ней прямо, хотя бы и десяток метров, было почти нереально. Огибая груды поломанного дерева, к поднявшемуся на палубу человеку подошел высокий офицер с перевязанным плечом.

Увидев офицера, визитер подобрался. Отдал честь.

– Лейтенант дон Франсиско-Мигуэль-и-Хесус!

– Коммодор Лэнс.

– Честь имею, коммодор! – церемонно поклонился испанец.

– Вы командуете этими канонерками, лейтенант?

На лицо испанца набежала тень.

– Не я, коммодор. Ими командовал капитан первого ранга Клим.

– Отчего ж он не прибыл сюда лично?

– С того света не возвращаются, коммодор. У вас были неплохие канониры…

– Сочувствую, – наклонил голову Лэнс. – Прошу вас следовать за мной, лейтенант.

Джарвис поднял голову. Из-за обломков рангоута показался его начальник штаба, сопровождаемый каким-то офицером. Покрой формы незнакомый… испанец? Да, скорее всего. Адмирал грузно встал на ноги. Тяжелый и позорный момент… но и это надо пережить.

– Передайте своему командованию… – слова давались Джарвису с трудом. – Мы… мы сдаемся.

– Да, сеньор адмирал! Я уполномочен принять вашу капитуляцию!

Уже на обратном пути к трапу Лэнс, наклонившись над фальшбортом, оглядел стоявшую у борта канонерку. Узкий длинный корпус, должно быть, весьма валкое суденышко, если бы не вынесенные на кронштейнах за борта поплавки. Непонятная, поблескивающая металлом установка на носу. Толстый ствол, металлический щит, закрывающий стрелка.

– Скажите, лейтенант, а кому из капитанов пришла в голову эта, несомненно, интересная идея – установить скорострельное оружие на быстроходных судах? Согласен, в подобных условиях, – кивнул он на бухту, – это работает. Но в условиях открытого моря…

– В свое время это предлагал сделать еще лейтенант Рыбаков. Тогдашний начальник таможенной службы Калифорнии. Но в то время… руки не дошли, сеньор коммодор! А вот сейчас – вспомнили.

– Таможенной службы? – удивился Лэнс. – А она какое отношение имеет к флоту?

– Да такое же, как и мы все, сеньор коммодор! Мы же не военные моряки!

– А кто же вы?

– Таможенники, сеньор коммодор…

По усыпанному обломками оружия и мертвыми телами полю двигалась странная компания. Впереди, осторожно обходя убитых и стараясь при этом не запачкать свои роскошные туфли, шел франтовато одетый идальго. Всякие сомнения в его национальной принадлежности отпадали сразу. Достаточно было лишь внимательно рассмотреть платье франта и одеяние сопровождавших лиц. По самым скромным прикидкам, только продав все эти расшитые тряпки, можно было бы, без затруднений, снарядить полк. А то и не один…

Подойдя к башне, идальго окликнул офицера, распоряжавшегося там.

– Лейтенант!

– Слушаю вас… э-э-э… – запнулся тот, слегка удивленный появлением этого франта.

– Маркиз Альваро Родригес де Морон! – ответил на его молчаливый вопрос один из спутников франта.

– Слушаю вас, сеньор маркиз!

– Мне нужен ваш командир… генерал… – маркиз обернулся к своим провожатым.

– Дон Алехандро Конторович.

– Сеньор генерал вон там, – указал рукой лейтенант. – Если таково будет пожелание вашей милости, то я готов вас к нему проводить.

Сопровождаемая им процессия двинулась дальше.

– Крепкий мужик, – сказал я, разглядывая тело полковника. – И командир, судя по всему, не из последних. Жаль, не на той стороне воевал.

Маркиз, припадая на раненую ногу, подошел ближе.

– Да, надо отдать ему должное… я думал, уже все. Заряды у меня все кончились, а шпага сломалась. Жаль, хороший был клинок!

– Де Сото спасибо скажите, майор. Если бы не он…

– Выздоровеет – скажу. И выпьем вместе обязательно.

Нас всех спасла подошедшая рота первого полка. Та самая, за которой послал Санчес. Если бы не они, нанесшие неожиданный удар в спину озверевшим шотландцам… то трудно сказать, чем все это закончилось бы. Мы уже отступили к подножию башни, с крыши которой, расстреляв все патроны, бросались черепицей наши стрелки. В моем револьвере оставалось два заряда, цевье дробовика треснуло от могучего удара прикладом… в общем, было хреново. Капитан, прикрывая от выстрела маркиза, получил пулю в плечо, и его уволокли наверх, туда, куда мы стаскивали всех раненых. Штурмовиков оставалось менее двух десятков. Израсходовав все патроны, они уже отбивались врукопашную. А шотландцев еще было многовато… Подошедшая рота дала залп и бросилась в штыки. И теперь уцелевших солдат противника перевязывали наши санитары.

– Что там, у форта?

– Все в порядке, сеньор генерал. Оставшиеся без командования англичане сложили оружие.

– Ну а то, что их флот спустил флаги, я и сам уже видел.

Поднимаю руку, чтобы вытереть с лица пот, и вижу странную компанию.

– Маркиз, посмотрите! Это еще кто такие?

Подошедший франт отвешивает церемонный поклон и представляется. И что это за фрукт такой?

– Позвольте мне вручить вам, сеньор генерал, послание от Его христианнейшего Величества!

Ага… это такой у короля почтальон… Ну и что ж интересного пишет нам Его Величество?

«… Принимая во внимание… руководствуясь самыми лучшими побуждениями…»

Черт возьми, да смысл-то письма в чем?!

Ага, вот оно…

«…возложить на маркиза дыр-дыр-дыр де Морона… что возложить?! Переговоры?!»

Наверное, на моем лице сейчас можно было увидеть что-то весьма неаппетитное, ибо маркиз со своей свитой шарахнулся в сторону.

Сбоку осторожно протягивается рука де Брега и забирает из моих сведенных судорогой пальцев королевское послание.

Читать между строк его учили, надо полагать, весьма основательно, и смысл письма он уловил почти мгновенно.

– Вот что, любезный мой де Морон… – начинает майор.

– Что вы себе позволяете, майор?! – вспыхивает королевский посланец. – Кто вы такой?

– Маркиз де Брега, – холодно отвечает мой зам по строевой. – А вот кто вы такой, что меня об этом спрашиваете? Или я уже должен представляться? Вам?

Так, сдулся франт.

– Насколько я понимаю текст послания, Его Величество поручил вам провести переговоры с адмиралом Джарвисом?

– Да, маркиз. Все так.

– Предмет переговоров?

– Беспрепятственный вывод наших войск с Мартиники.

– А тут есть кто-то, кто способен организовать таковое препятствие?

– Но… английская эскадра…

– Перед вами, маркиз. Адмирал Джарвис спустил флаг и сдался.

– А… а десант?

– Уцелевшие солдаты сложили оружие. Сейчас идет подсчет пленных. Их слишком много… кстати, маркиз! Вы ведь сюда по морю не пешком пришли?

– Меня ждет бриг!

– Вот и отлично! Заберите с собою пленных офицеров десанта, хорошо?

Осень 1796 года. Лондон

Подъехавшая к зданию больницы Святого Христофора коляска притормозила около главного входа. Неторопливо вышедший из нее джентльмен важно проследовал внутрь. Доктор Джеймс Кларк никуда не спешил. Прошли уже те времена, когда он, совсем еще молодым человеком, поспешал к своим больным. Жизнь устроилась и вошла в свою колею. Помочь всем и каждому – дело, конечно, благое, но… труднодостижимое. Да и не каждый требующий помощи больной таковой заслуживает. Есть среди них люди достойные, к которым сам доктор Кларк относился с подобающим их положению уважением. Вот на этих пациентов и распространялось все внимание доктора.

А есть и… другие. Кои должны быть рады тому, что ученый доктор уделяет им толику своего драгоценного времени.

Снисходительно отвечая на приветствия немногочисленного персонала больницы, доктор неторопливо проследовал в свой кабинет. Здесь его терпеливо ожидал ассистент Штокман.

– Ну-с… что у нас тут нового? – грузно опустился в свое кресло Кларк.

– Все как обычно, сэр. Ничего особенного. С улиц вчера доставлено трое забулдыг, пострадавших в пьяной драке. Двое уже отдали богу душу, а один что-то подзадержался…

Так… – ассистент перевернул несколько листов в своей тетради. – Скончался один рабочий, тот, что упал с лесов на строительстве корабля… Шестерых других мы отпустили, полагаю, что полученное ими лечение поспособствует скорейшему выздоровлению… Что еще? Да, собственно говоря, и все… Остальные дела вашего внимания не заслуживают…

– Угу! – доктор, кряхтя, приподнялся со своего места. – Стоило за этим ехать… А! Клаус, та девчонка, что подобрали около порта… так ничего и не вспомнила?

– Нет, сэр! Здоровье ее пошло на поправку, но память… Видимо, ее очень сильно ударили тогда по голове.

– Не иначе как за пару пенни… Ходить она может?

– Может. Уже понемногу прибирается в больнице. На улицу мы ей пока не разрешаем выходить.

– И давно она прибирается?

– С неделю.

– Дайте ей… шиллинг и отпустите на улицу. Ничего большего мы для нее сделать не сможем…

– У вас добрая душа, сэр!

Худенькая девушка в простеньком сером платье медленно шла по улице. Порою она останавливалась и приседала на обочине отдохнуть. Видимо, дорога давалась ей тяжело. Правда, в такие моменты внимательный наблюдатель мог бы заметить, как из-под полуприкрытых век ее осторожный и внимательный взгляд ощупывает улицу, останавливаясь на прохожих. Впрочем, на окраинных улицах Лондона их было немного.

В очередной раз устроив себе отдых, девушка осмотрела дом, стоящий в конце улицы. Перед его воротами стояла карета. Сидящий на козлах кучер мирно клевал носом. Спустя несколько минут из дома вышел хорошо одетый джентльмен и сел в экипаж. Кучер подернул вожжами, и карета, тронувшись с места, скрылась за поворотом.

– Эй, парень! – окликнула девушка пробегавшего мимо мальчишку. – Не знаешь, кто это такой сейчас отъехал?

– В карете? Это ученый доктор Энтони! Говорят, к нему приезжают лечиться лорды!

– Да ну?

– Правда! А недавно, на пожаре в порту, его благодарил адмирал!

– Надо же… А не знаешь, ему в доме служанка не нужна?

– Там уже есть миссис Марта! Она строгая!

– Жаль… не повезло мне…

– Попробуй вон там, видишь дом под серой крышей?

– Вижу.

– Там живет пожилой джентльмен, мистер Харроу. У него как раз недавно умерла служанка. Она работала там уже десять лет!

– Так ему и самому уже, наверное, много лет?

– Много! Уже за пятьдесят!

– Спасибо тебе. Найду там место – с меня пенни!

Артем вернулся вечером. Наскоро перекусив, он поднялся наверх. Сегодня четверг – время очередного радиосеанса. Кое-что любопытное ему удалось накопать, будет чем обрадовать ребят в Форте. Прихватив со стола свечу, он шагнул на лестницу… и остановился.

Сильная рука медленно поползла к поясу. Там, под одеждой, висел любимый кукри…

– Может быть, ты не будешь тыкать в меня ножом? – осведомилась темнота.

– Ко…

– Тсс… я еще не вернулась… не шуми.

– Как ты вошла? Хотя… прости, у меня голова идет кругом…

– Завтра встречай меня за городом. В обычном месте.

– Во сколько?

– В обед. Кстати говоря, я не ела целый день!

– Обожди! У меня на столе остался хлеб и ветчина! Сейчас принесу!

Присев на ступени, он наблюдал за тем, как Марина торопливо глотает пищу. Похудела… шрам на виске.

– Мы почти похоронили тебя. Харгривс нашел человека в черной одежде, я думал…

– Он тоже. Я взяла с собою свое серое платье, вот это. А комбинезон остался на чердаке. Ты мое снаряжение забрал?

– Да. Оттого и сомневался в том, что ты…

– Понятно. Надо было еще и комбез сверху положить, не учла.

– А кто был… эта девушка…

– Энн Карлайл. Циркачка и танцовщица. Из ирландских фениев. Мы с ней одного роста, даже волосы похожи. Только голоса разные, оттого я все время и говорила шепотом, его не идентифицировать. Она пробовала делать так же. Ее задача в тот день заключалась в том, чтобы отвлечь на себя внимание часовых у ворот. Зачем она полезла внутрь… и где взяла пистолет? Теперь мы этого уже не узнаем.

– А потом?

– Меня глушануло взрывом, еле выползла на улицу. Отошла кое-как пару кварталов… и все. Пришла в себя только в больнице. Сымитировала потерю памяти, ждала – не пасут ли меня? Когда убедилась в том, что все чисто, пришла сюда. День смотрела за домом, нет ли слежки? Как стемнело, пробралась сюда.

– А…

– Завтра. Когда вернусь. Мне идти пора, еще где-то поспать нужно.

– Так… – взгляд Артема указал на дверь ее спальни.

– И вызвать обморок у миссис Марты? Давай уж до завтра обождем, хорошо? Да, и купи мне на рынке каких-нибудь трав, ладно? Не могу же я приехать с пустыми руками?

– Добро! До завтра так до завтра! Только больше не пропадай!

– Нас так легко не съесть…

Часть третья. Путь «попаданца»

Глава 1 Как хорошо быть генералом…

Лучше работы я вам, сеньоры, не назову!..

Неизвестный французский поэт конца XVIII века, скрывавшийся под инициалами «NB»

Куда, глупец?! Пойдешь ко дну.

От волн добра не ждем!»

Ответил он, за борт шагнув:

«Иду своим путем!

Из песни вестфольдингов

«Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся советская земля!..»

Ну, вся не вся, а я – просыпаюсь. Наполеон, как известно, спит по четыре часа, ага… И просыпался бы до рассвета, но это невыгодно: темно. А электричества здесь нет. Так что встаем – с солнышком.

Солнце, правда, не взошло еще, но рассвет сияет вовсю: значит – вон из койки!.. Бр-р, однако! Нас утро встречает прохладой!.. Но что поделать – не май месяц! Быстренько надеваем штаны, рубаху, сапоги – и в коридор. Дверь в соседнее помещение – ногой! Так, чтоб треснулась об косяк!

– Р-рота – падъем сорок пять секунд!! Форма одежды – номер два!

Тела на койках подскакивают как ужаленные. Как они поначалу недоумевали – зачем это нужно!.. Не принято так здесь. Да и офицеры, большая часть… И чего мне стоило ввести их в меридиан, блин… Не мог же я прямым текстом им сказать, что мне нужно заставить их всех сработаться на уровне рефлексов… Но вроде удалось убедить, что от такого пробуждения толк есть. Даже одеваться стараются быстро. В сорок пять секунд при нынешней амуниции, конечно, они никогда не уложатся, но если облачаться только частично – то с пивом потянет… И имеется, кроме того, еще маленькая хитрость: победителя ждет приз на завтраке – пирожные. Мной в городе за свой счет купленные в кондитерской. Но на что не пойдешь ради успеха дела! Потому как со здешними поварами пока договориться не удалось… Зато, как известно, добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо больше, чем банальным кнутом!.. Смешно, но эта детская придумка работает. Все же, видимо, точно подмечено, что солдаты – те же дети. Только с большими… ногами. Бигфуты, да…

Никакая они, конечно, не рота – хотя мне и обещали столько людей, сколько попрошу, но кого просить, грамотные же нужны, и не просто грамотные, а грамотные технически, вот и приходится отбирать буквально с миру по нитке где попало – всего двадцать человек, и новички все еще продолжают подтягиваться: вчера еще их было пятнадцать. Но за роту они у меня пахать будут как миленькие – я обещаю!

Грохочущим копытами табуном вываливаемся на улицу.

– Не отставать, бандерлоги хромоногие!

Летное поле Шале-Медон, озаренное сиянием утра, гудит под нашими ногами. Километровый кросс – не так уж много. Но для утренней разминки вполне достаточно. Чтобы мышцы разогрелись. Гимнастический комплекс на лужайке возле пожарного водоема – ничего, как потеплеет, я вас еще плавать заставлю! – и еще километр обратно. К тому моменту, когда мы подбегаем к казарме, от сна ни у кого уже не осталось ни малейшего следа. А вытянутые клапаны умывальников готовы пролиться восхитительно прохладной водой. Что и происходит под лязг, звон, плеск, молодецкий гогот и фейерверк брызг – можно подумать, что у нас тут душ, а не обычные рукомойники… Кстати – рукомойники я напрогрессорствовал. Оказывается – их тут еще не было! Темнота, блин – лета не знают… Впрочем, дайте время, я вам и душ организую. А то уже до оскомины надоели здешние ванны. Больше всего похожие на лохани для стирки белья. Совершенно не представляю, чего хорошего тутошние хроноаборигены находят в них сидеть часами… Да и мыться, в общем, тоже… Дикие люди, ей-богу!..

С трудом отрываюсь от умывальника, трусь жестким полотенцем, ощущая горячей кожей прохладный утренний ветерок… Хорошо!..

– Все! Заканчиваем водные процедуры! Пять минут на одевание по полной форме – и работать, работать и работать, негры! До завтрака еще далеко! Вперед, сыны отчизны милой! Мгновенье славы настает!

Ага: «Отречемся от старого мира! Отряхнем его прах с наших ног! Нам не нужно златого кумира, ненавистен нам царский чертог!..»

Чего это я? А того, что все.

В смысле – история пошла по другому пути.

Потому как вот ЭТОГО вот – точно не было: генерал Бонапарт по распоряжению Конвента строит в Шале-Медон управляемый аэростат собственной конструкции! А значит, здесь действительно параллельная реальность. И императором мне быть уже вряд ли светит.

Хотя, если честно, не очень-то и хотелось. Как сказал не помню кто: какая радость жить в музее и все свое время тратить на участие в на фиг тебе не нужных торжественных церемониях?

Самое смешное, что и Наполеон тоже не горюет по этому поводу. Ну, то есть ему, конечно, досадно, что наобещанные мной ослепительные перспективы накрылись медным тазом. Но знает-то он о них исключительно с моих слов. То есть чисто теоретически. Сам же он, несмотря на маниловские замашки, весьма скептически оценивал до моего появления возможность заделаться Отцом Нации. Да, собственно, – вообще никак не оценивал. Поскольку понимал, что нереализуемо. Прикидывал, конечно, на себя, не без того… Как любой: что бы вот он сделал на месте короля? (Шарахнул бы картечью. Ага…) «Кабы я была царица…» Кто не без греха? Но в целом Бонапарт отнюдь не видел себя каждую ночь во сне с короной на голове. Поэтому и не переживает особо. А трудится на том месте, на который поставила его в настоящий момент Революция. Буквально, можно сказать, в едином порыве со всей нацией, да…

Ну и я с ним заодно…

До завтрака действительно еще не близко: местная кухня не спешит идти навстречу чудачествам генерала Бонапарта – готовить завтрак для его людей ни свет ни заря. Потому перекусываем на скорую руку заначенным с вечера хлебом с чистой водой. Здоровая, так сказать, пища. В детстве, помнится, очень любил. Даже выменивал свой школьный завтрак у караульного в Аяччо на кусок солдатского хлеба. Наполеон, не я, ясен перец!.. Затем принимаемся за дело. Дел много…

Казарму нам выделили большую. И требуется ее оборудовать соответствующим образом. Вот только никто, кроме меня, не знает, каким именно. Иначе стоило просто пригнать солдат и приказать. А так – приходится все своими ручками. И ножками. А также – горбом. Например – чертежные столы к окнам расставлять. Потому что там светло… Блин, что за варварские времена: простейших кульманов нет! И неизвестно, когда их изобретут!.. Я, конечно, озаботился данным вопросом – но сперва же этот кульман еще сам начертить надо! А на чем?! Вот – таскаем… А заодно – чертежную бумагу – хорошо хоть Ватман уже придумал изделие своего имени! – и чертежные инструменты… Стеллажи для хранения чертежей… В сумме немалые объемы получаются. Да еще и расчетчикам бумага и столы тоже требуются… А вы что думали: я из пальца цифры для проекта высосу?

– Ампер! Не хватайся за стол в одиночку – надорвешься! Где я еще такого же математика найду?!

Ага… Энтузиаст хренов! Ведь увязался – не отделаться никак. Все-таки, наверное, это не тот Ампер: ну никакого у парня интереса к электричеству не обнаруживается. Зато воздухоплаванием загорелся не на шутку. Чувствую – быть ему Главным Теоретиком аэронавтики. Как Келдышу, ага… Если раньше столом не придавит…

– Так!.. Все расставили? Шабаш – завтрак на носу! Пирожные сегодня заработал капитан Берже – не забыли? А сейчас, пока еще есть время…

Это я заранее подстроил. В смысле – чтоб до завтрака осталась некая пауза. Сюрприз, так сказать. С целью показать народу, чего для я их эксплуатирую… Беру с подоконника приготовленный еще с вечера рулон больших листов ватмана.

– Ну-ка, граждане… Вот это вот надо развесить по стенам. Вот здесь… Здесь, здесь и здесь. И тут вот тоже…

Раздаю листы добровольным помощникам. И тотчас помещение наполняется удивленным гулом: ребята вместо того, чтобы вешать листы по стенам, недоуменно пялятся на открывшиеся их взглядам картинки. Приходится подстегнуть моей генеральской властью. Торопливо стучат молотки, вгоняя в штукатурку обойные гвозди, – вот тоже беда: нету тут еще обычнейшей канцелярской кнопки! – потом весь контингент замирает, разглядывая вернисаж в жемчужном утреннем сиянии…

– Что это?

– А вот это – то самое, что Республика поручила нам построить. На погибель окружающим тиранам!

Ну что я поделаю – так тогда выражались! И даже похлеще еще. Романтическая эпоха, блин… На акварелях – работы Алексея по моим эскизам – в цвете нарисованы летящие аэростаты. Привязной и управляемый. На летном поле, в окружении маленьких фигурок людей и в воздухе, высоко над землей. И над полем боя – в обрамлении белых облачков шрапнельных разрывов и с развевающимися трехцветными сине-бело-красными флагами Республики за гондолой… Такого здесь никто еще никогда не видел. Это вам не нынешние кургузые пузыри. А больше всего впечатляет зрителей картина, изображающая сброс бомбы с дирижабля на вражеские позиции. Сегодняшний завоеватель пирожного – капитан Берже – просто-таки прилип к ней. Мало что рот не раскрыв. Сообразил…

Ну, чую, что командир первого боевого дирижабля у меня уже есть…

После завтрака озадачиваю контингент настоящей работой – на весь день.

Двое – отправляются наконец за солдатиками: удалось заполучить в подчинение моего превосходительства инженерно-саперную роту. Что там за народ – бог весть, но дареному коню… Вот приведут – увидим…

Еще двое – тоже за новобранцами. Но уже иного толка. В Школу Государственных Работ. Беседовать с добровольцами.

Еще двое – здесь же, в Шале-Медоне. Общаться с курсантами и переманивать тех, кто пообразованнее. Профессор Шарль мне в этом мешать не будет, а на самого отца французского воздухоплавания – Куттеля – мне наплевать: судя по тому, что он все еще пропадает где-то в действующей армии (занимаясь там непонятно чем!), – его же собственное детище волнует его не очень сильно.

Ампера с парой более-менее волокущих в математике – дык артиллеристы патамушта! – бросаю на работу по специальности: считать, считать и считать!..

Жюно – как моего адьютанта, да и все равно больше некого – оставляю дежурным по штабу и возиться с бумагами.

Остальных – сажаю за чертежные столы. Чертить. Не кульманы – я еще эскиз не нарисовал. Но имеется работа как бы не более первостепенная…

Чертежи цехов. А вы что думали? Что я воздушные корабли на коленке производить буду? Литейная мастерская, механическая, слесарная, столярная, швейная – минимум, без которого не обойтись. Не считая «транспортного цеху» – конюшни не меньше чем на сотню лошадей. Потому как без лошадиной силы нынче никуда.

Ну а что еще? Мне, похоже, весь станочный парк придется крутить комбинированным конно-ветряным приводом – слава богу, конструкцию я знаю, видел как-то… Смешно? А что делать? До реки здесь далеко, а паровая машина… Было б, конечно, замечательно. Однако запроектировать мне тут сейчас паровой двигатель – это приблизительно как в наше время установить на заводе ядерный реактор. Можно… Но лучше не нужно. Сложно слишком, потому как… По крайней мере, пока.

А еще надо газовое хранилище. Из газгольдеров. Тоже, знаете, не хухры-мухры хозяйство! Нам водорода много потребуется. А производственные мощности газового, блин, заводика таковы, что оставляют желать только лучшего. Потому запас просто необходим. Как здешние воздухоплаватели сами до этого не додумались – аллах акбар!.. Но не додумались… Вот, приходится озабочиваться данным вопросом мне.

Производством газа, кстати, тоже следует будет озаботиться. Но это позже. Поскольку для такого дела химик требуется. Настоящий. Академического уровня. Чтоб более эффективный способ разработать. А это опять же по нынешним временам, когда химии как науки, напомню, никакой нет, – не так просто. И кто за это возьмется? Я говорил уже с академиками. Но светила пока мнутся. А сам я вспомнить так ничего и не могу! Не электролиз же предлагать… А этот нынешний бочковый способ – это просто кошкины слезки. Хоть светильный газ используй! Беда только, что и его не изобрели еще. Хотя сколько я помню – где-то вот-вот должны. Англичанин какой-то. Но – не слышал Наполеон ничего подобного. Просто хоть и этим вопросом сам занимайся! Тем более что технология там простая. Правда, подъемная сила у него втрое меньше, чем у водорода… Зато вырабатывать этот газ можно в газогенераторах в достаточно больших количествах. И по цене дешевле. Но это ж какие чудища мне в таком случае придется строить по объему?!. Хоть разорвись, блин!..

В общем, раздав наконец всем ценные указания, сам я сажусь в фиакр и отправляюсь в Париж.

По своим генеральским делам.

Генеральских дел тоже имеется немало.

Первое – пока доеду до городу Парижу, обдумать, всех ли, кого надо, я озадачил? И – всем ли, чем надо? А также – чего я упустил, когда озадачивал? Ох, есть над чем помозговать, есть!.. Даже и всей неблизкой дороги не хватает!..

Одна только эпопея со швейной машинкой чего стоит!

Я знал, что эту штуку уже должны были изобрести. И Наполеон про них слышал. Поэтому для нас обоих было полной неожиданностью, что в Шале-Медон аэростьеры шьют свои шарльеры ВРУЧНУЮ!! Ладно, шарики-то у них невеликого размера – метров пятьсот объемом. А мне ж надо будет оболочку на несколько тысяч кубов сооружать! И не одну!.. Ну, кинулся я искать швейный агрегат… И оказалось – что нет нигде! То есть есть где-то – в основном в портовых городах, где их для пошива парусов используют, – но они все заняты, и их никто не отдаст. А в Париже – ни одной нету. Я уж даже чуть руки не опустил – ну в самом же начале все дело рушится! Но тут Огюст Берже вспомнил, что слышал от знакомого из артиллерийского парка в Саблоне – это от Парижа недалече местечко такое, миль шесть, – что там такая машинка имеется. Как этот агрегат туда попал – бог весть! Но валялся он без всякого употребления, и никто не знал, чего с ним делать.

Как мы сей девайс оттуда выцарапывали и везли – отдельная песня… И как разбирались в конструкции – ни одного же специалиста нет! Пришлось даже из Школы академиков привлекать… Ну, разобрались в итоге. И вот тут-то я понял аэростьеров!.. Когда увидел наконец, КАК она шьет… Обычным рукодельным швом. С умопомрачительной скоростью шестьдесят стежков в минуту… Меня чуть кондратий не хватил. Машинка эта орудовала обычной же ручной швейной иглой, воспроизводя все движения настоящей швеи… При этом массой и габаритами напоминала больше всего токарный станок ДиП-200 или что-то наподобие. Не «Зингер», в общем. И что самое интересное, про машинную иглу с ушком на нижнем конце тут никто не слышал. Так что созданием швейной машинки я тоже положил себе заняться. Только чуток попозже – когда мы полный штат людей наберем. Чтоб было кого озадачивать… Ибо без шва «зигзаг» за задуманное мной дело лучше и не браться. Хвала Илуватару, в общих чертах я конструкцию тоже помню…

Но в целом я только тут начал понимать, в до какой степени дохлое предприятие ввязался. Ведь и в самом деле – НИЧЕГО нет! Несмотря на предоставленный мне Конвентом полный карт-бланш (ради покорения пятого-то океана, из которого мы всех победим на фиг вдребезги и пополам напрочь и навзничь – на что только не пойдешь! Ага…) и практически неограниченное финансирование! Даже банальной, в общем, вещи – стальных тросов – достать невозможно: потому что не делает их еще никто! Я уж не говорю про чуть более сложные альтиметр или вариометр… По сути, Шарль с Куттелем, создав в таких условиях воздухоплавательную школу, – совершили технический подвиг. Сопоставимый с выходом в космос через двести лет. А я к ним полез со своим прогрессорством!..

На какой-то момент мне даже страшно стало – от осознания масштабов. Но потом меня заело. Чисто по-наполеоновски. Как это так: местные, не разбираясь фактически в воздухоплавании вообще – одна теория братьев Райт… тьфу, в смысле Монгольфье, про электрические флюиды, концентрирующиеся в верхней части оболочки, чего стоит! – смогли наладить это дело – а я, на двести лет больше их зная, что, хуже?! И я принялся перекраивать проект. Не дали мне императором стать?! Ну так я вам другим способом кузькину мать покажу! Благо, как уже было сказано, средства мне Конвент ассигновал без ограничений. Тут главное было – не перепугать граждан депутатов размахом затевающегося строительства. И до поры держать некоторые элементы в тайне.

Но иначе – что я без производственной базы сделаю?..

Второе дело – как приезжаю в город, разбудить пинками Мюрата, моего нового адъютанта.

Взял я это чудо все-таки к себе. (В армии меня так и не восстановили, но по нынешним временам это такая мелочь! Особенно при неограниченном финансировании… Даже и упоминать не стоит.) И теперь сам не знаю – радоваться или нет. Потому как малый оказался незаменимый – если куда послать надо: расшибется в лепешку, но порученное выполнит. Но, помимо этого, Иоахим явился таким заядлым бабником, что только руками можно развести. Буквально каждое утро я застаю у него в постели какую-нибудь новую девицу. У которой в объятиях и дрыхнет сладко могучий герой.

Правда, следует отдать ему должное. Продрав глаза от моей начальственной длани, Мюрат безропотно встает, влезает в сапоги и – аллюр три креста! – отправляется развозить всученные пакеты. Какие пакеты? Да всякие… Я же ведь сказал: мне буквально ВСЕ дали, но только вот – НИЧЕГО нет! Ага… Поэтому приходится скрести по сусекам. Как ту же швейную машинку… Пока – самому. Что, конечно, не есть правильно. И надо снабженцем озаботиться тоже. И озабочусь непременно! Но попервоначалу – хошь не хошь, а приходится все делать лично. Иначе не организуется ничего. Поскольку никто, кроме меня, не знает – что требуется… Впрочем – не так уж все страшно. Под Тулоном, когда собирал осадную артиллерию практически с нуля, я справился. Справлюсь и тут. Лишь бы не мешали…

Вот поэтому я Мюрата поднимаю и гружу персонально: кого объехать, что сказать, чего отдать, чего забрать. А что вообще почтой отправить. Потому как все основные крупные заводы – не в Париже находятся. А мне знать надо, какое оборудование у них есть и на что я могу рассчитывать.

Ну, обычно на этом мое утреннее свидание с несостоявшимся королем Неаполитанским заканчивается. Мюрат уносится, гремя копытами, по улице, и в следующий раз я вижу его, только когда он сам находит меня в Шале-Медоне с выполненными (или наоборот) поручениями. Но сейчас мой бравый адъютант, перед тем как вскочить в седло, воровато оглядывается и, пригнувшись ко мне поближе с высоты своего двухметрового роста, на всю улицу – ну, так это мной воспринимается – гремит:

– А когда, гражданин генерал, мы нанесем визит этому типу, про которого нам рассказал Аретини?

Блин!.. Вот чего-чего, а секретной деятельностью Иоахиму заниматься решительно противопоказано! Нет, секреты он хранить умеет: если сказано – молчать, будет молчать. Но вот к планированию и обдумыванию его допускать было с моей стороны большой ошибкой! Ошибку-то я исправил… Только обратного хода такое исправление, понятное дело, не имеет. И потому время от времени эта дылда стоеросовая начинает канючить, почти как Паниковский: «Ну когда же, Остап Ибрагимович?!.» Ему явно понравилось быть супергероем комикса. К счастью, я уже несколько привык к подобным стенаниям…

– Когда все проверим. И выясним – действительно ли он причастен? Вот после того…

– Да что там проверять?! – рубит Мюрат, раздувая ноздри. От чего еще больше становится похожим на Петра Первого. – Тряхнуть его за шкирку – разом во всем признается!

– А не признается? У нас же на него ничего нет, кроме слов Аретини!.. А если тот соврал? Что ему стоило? Просто чтоб от нас отвязаться… А то еще лучше – нарочно указал такую высокопоставленную персону, чтоб нас подставить? Да мало ли еще что… Поэтому, пока ребята досконально не высмотрят, что там и как, – мы туда и соваться не будем. Ясно, капитан?

– Так точно! – Мюрат крутит ус, нарочно не прибавляя «мой генерал». Он явно еще что-то намеревается сказать. Мнется, потом все же решается: – А касательно денег?..

Ну да… Таки то самое: «Остап Ибрагимович?..» Правда, не ожидал я именно от Мюрата… Но чем он хуже других? Скорей, как раз наиболее вероятный кандидат на востребование своей доли. Ибо вино и бабы если кого и доведут до цугундера, так это именно Иоахима.

– Пустим в оборот осенью. Как и решили, – сухо напоминаю я. Но поскольку это совсем не тот ответ, которого он от меня хочет, спрашиваю: – Сколько надо?

– Четыре тысячи…

– Золотом?! – На несколько минут я напрочь лишаюсь дара речи. По какой причине перехожу на сицилийский язык жестов. Которого, правда, не знаем ни я, ни Наполеон. Но и Мюрат не знает тоже. Потому мне удается очень внятно объяснить этому бабнику, что имя его никакой не Иоахим. А Хуан. Не который «Каменный гость», а который мальчик из анекдота… Только после этого я слегка прихожу в себя и уже на словах добавляю:

– Ты что, сдурел?!

– Никак нет, – пристыженно бормочет эта орясина, вперив взгляд куда-то в каблуки своих сапог. – Ассигнациями…

– Проигрался?

– Никак нет… – опять мнется лихой кавалерист. Потом смущенно признается: – Подарок пообещал… Одной красотке… Пришлось занять. Вот, отдать надо…

Мля-я-а!.. С кем приходится работать?! Вот же откопал я себе чемодан без ручки!..

– Когда срок возврата?

– В конце недели… – отвечает Мюрат, потупясь. Чует, блин, кошка, мою доброту!.. Ну не пошлю же я его по сексуально-пешеходному маршруту после всего, что уже было?

– Хорошо… – бурчу я. – Сегодня вечером приезжай в Медон. Будут тебе деньги…

Действительно – не прямо же сейчас из кармана я эту сумму достану?

Глава 2 Котлован для воздушного замка

Вместо того, чтоб гнить в глуши,

Дыры латать, считать гроши,

Можно, пожалуй, шутки ради

Что-нибудь сделать от души!

Михаил Щербаков

Да и не из государственной казны.

А оттуда, куда отправлюсь сразу после отъезда Мюрата.

Это – следующее дело. Братья-разбойники… Они же три богатыря. Они же мушкетеры. Откуда у них такие бабки? А вот… Буквально: не было ни гроша – да вдруг алтын!

Нашел я способ срубить бабла по-крупному. И сравнительно честным образом, как сказал бы великий комбинатор… И земляки мои тут оказались в самый раз как нельзя более кстати. Художник, архитектор и – надо ж было так сложиться! – Петр по первой профессии оказался садовником! То есть специалистом по искусственному озеленению. Готовая дизайнерская команда. Оставалось только появиться такому крутому менеджеру, как я, и: вуаля! – так сказать – деньги можно грести лопатой!

Представляете, сколько стоит оформить какой-нибудь званый вечер для депутата Конвента или банкира? Где посреди зала специально сооружается фонтан, выложенный золотом? Или целиком интерьер купленного свежим богачом особняка? Да если еще вместе с подрядом на строительные работы?.. На порядок, а то и на два побольше, чем с бедного сеньора Аретини. Правда, ассигнациями… Ну да нам без разницы – главное, чтоб было! Конечно, не все так шоколадно… Ибо кому попало не закажут. Как и во всяком бизнесе, во все времена здесь тоже все давно схвачено. И хотя такого слова, как «дизайн», еще нет, но те, кто промышляет подобным оформлением, – очень даже имеются. И так просто между ними не влезешь.

Ну, а я – влез! И очень даже леХко…

Как? Да как и всегда же: по знакомствУ.

Дело в том, что в Люксембурском дворце – который после свержения прогнившего самодержавия новая власть демократично преобразовала в тюрьму (ну вот такая тут мода была: тюрьмы в дворцах устраивать) – с прошлого еще года сидит Давид. Не тот, который работы Микеланджело, а тот, который известный французский художник. А по совместительству – ужасный террорист и известнейший монтаньяр. Бывший депутат Конвента и друг Робеспьера. Голосовавший за казнь короля и прославившийся пламенными речами во времена якобинцев. Сидит он там в ожидании смертного приговора. Но… Уже всех, кого надо было, давно гильотинировали. А Давида – никак не могут. Потому как суд не в состоянии оказался предъявить ему ни одного обвинения. Как выяснилось, ничего серьезнее болтовни за сим ужасным радикалом не обнаруживается. Всю зиму копали – так и не откопали.

Ну и как с ним быть – не знают. Но больно уж знаменит как художник. Так что дело явно идет к тому, чтобы просто выпустить. Правда, когда это будет – пока неизвестно. Но я – своей памятью из будущего! – помню, что отпустили. Ибо он потом еще меня – Наполеона – нарисовал при переходе через Альпы верхом на вздыбленном коне… Да… На перевале Сен-Бернар. Известная картина… И мне отчего-то кажется, что даже если здесь параллельная реальность – все равно выпустят. Ибо кому он на фиг нужен?

Ну вот…

Сам я с Давидом, понятное дело, незнаком. Но вот Тальма – очень даже. И никакого особого труда не составило образовать концессию под кодовым названием «Птенцы Давида». И наплевать, что ни птенцы эти, ни Давид никогда прежде друг друга не видели. Главное, что заключить заказ на оформление своих хоромов с такой знаменитостью – всякому буржую лестно. И выгодно. Потому как – ИМЯ! И самому Давиду тоже не без пользы. Как денежной, так и рекламной: вот выпустят его из застенка – а он не абы кто, а уважаемый глава своей собственной фирмы!.. Ага…

Ну и нам оно на руку… Причем не только по части финансов.

Потому как оформляем мы сейчас дачку как раз тому самому товарищу Саах… Ах, какому человеку! Про визит к которому меня Мюрат спрашивал.

Удобно. Тут и разведка, и заработок – все в одном. И деньги я собираюсь взять из гонорара, что мы с него слупили. Ну, не золото же трофейное идти разменивать? Собственно, и идея-то с дизайном у меня тогда и возникла, когда я узнал, что сей гражданин ищет оформителей…

В общем, с такого – не жалко. Тем более что я ему сразу сказал, что предоплата авансовая сто процентов. Инфляция патамушта… Ничо, проглотил без возражений. Да ему, собственно, и не особо напряжно. Поскольку он свою зарплату получает золотом, а не ассигнациями. Причем золотом по весу, непосредственно с монетного двора. Не дожидаясь, пока из него монеты отчеканят, – на фига, типа? Сам мне показывал комнату, где у него золотой запас хранится, когда мы торговались. Тщеславный дядя. Комната же – да, впечатляет. Так же, как и супруга евоная… У которой тридцать париков по пятьсот франков за штуку. Несколько сот платьев по цене от двух тысяч франков и выше (и выше, и выше, и выше – за десять в некоторых случаях спокойно переваливает). И до сотни дорогущих шалей – по шесть-десять тысяч за штуку… Это при том, что на один франк вполне можно питаться несколько дней… А я за комнату три франка в неделю плачу… Ну, знакомо все то же, да…

Одним словом – хороший нам заказчик достался. Богатенький. Вот только этим все наши успехи и ограничиваются. В смысле – дизайном. Поскольку работы идут полным ходом и весьма успешно. А вот касательно остального… Черт его знает. Не вылезает никакого криминала. И уж тем более – в связи с Аретини. И что тут делать?

Но, с другой стороны, есть тут и хорошее: я пока могу от воздухоплавательного проекта не отвлекаться. А дальше… Ну – там видно будет…

Ну, ребят я проведал. Цеу дал. Деньги взял. Ход работ проинспектировал.

Работы идут хорошо. Нанятые в Сент-Антуанском предместье столяра-маляра-обойщики и прочих профессий ремесленники дело свое знают. И заработать стремятся. У них-то сейчас жуткий кризис: поскольку основной продукт Сент-Антуана – как раз дворцовая мебель. И прочая обстановка. А в связи с революцией и интервенцией спрос на такой товар сильно упал.

Дворцы, как я уже указывал, переформатировали в тюрьмы. А войны с интервентами ударили по экспорту. Ну и, в общем, осталась колыбель французской революции – а именно с Сент-Антуана все началось, с мятежа на мануфактуре Ревельона, еще до взятия Бастилии, весной – у разбитого корыта… И новые богатеи покуда корыто это склеить не в состоянии: попросту мало их, чтобы загрузить работой всех сорок тысяч жителей предместья. Причем – это только одного. А их – одиннадцать! Так что в желающих ударно потрудиться недостатка нет.

В общем, тут все о’кей.

Поэтому следующим пунктом моей программы является обед.

А что? Пока туда, пока сюда – время-то летит, – вот уже и жрать отправляемся, пожалуйста. Как выразился бы Василий Алибабаевич.

Поскольку я почти в центре города – ну, «дача» нашего клиента название условное, – то отправляюсь я обедать не куда-нибудь, а в Пале-Рояль. В кафе «Регентство». Cafe de la Regence по-французски. «Де ля Режанс», если по-русски произносить. Ну да – я теперь богатенький Буратино, у меня аж целых пять сольдо! Так что – почему бы нет? Тем более что я здесь и раньше бывал. Не столько из-за еды, сколько из-за того, что тут находится парижский шахматный центр. А Бонапарт, как я уже говорил, в шахматы сыграть не дурак. Это я в них ничего, кроме детского мата, не понимаю. А вот Наполеон… Любо-дорого было смотреть, как он играет. Что особо ценно – изнутри смотреть, ага… Он на столько ходов представляет в уме партию – причем не просто представляет, а видит! – что у меня дух захватывает. За гроссмейстера не скажу, но уровень у него явно близкий к мастерскому. И ведь чисто самоучкой все освоил!

Сегодня мне, однако, не до шахмат. Потому – увы… Хотя взглянуть на линию клетчатых столов со склонившимися над ними игроками и зрителями я все же зашел на минуту. Исключительно для Наполеона. Оно того стоило: ведь за этими столами играл не кто-нибудь, а сам Филидор. Жаль, престарелый маэстро эмигрировал в Англию… И неизвестно вообще, жив он еще или нет… Даже мне было бы жутко интересно увидеть такую схватку…

А вот в бильярдную я завернул на полчаса уже по собственной инициативе. Бонапарт-то как раз в бильярд не очень. А вот я… Ну – тоже не ахти. Особенно по меркам далекого будущего. Так – стукал какое-то время. А вот здесь!.. До великого Менго мне, разумеется, далеко – тем более он сейчас как раз и осваивает премудрости игры. (Сидя в тюрьме, куда угодил еще в 93-м году совершенно непонятно за что, и сидеть ему там еще до следующего века – тоже непонятно почему… Да…), – но так, как играют в нашем времени, – для нынешних аборигенов сущее откровение. Обычнейший удар «от борта» – уже верх совершенства!.. Потому я тут со своими скромными навыками типа за большого мэтра канаю. Знал бы раньше – мог бы приличные деньги зашибать. А сейчас не до того… Но как не сыграть партию, если просят? Показать класс, блин… Ну, показываю.

Особо же горжусь тем, что тут я совершил-таки наконец свое настоящее прогрессорское деяние в этом времени. С умывальниками не сравнить. Здесь уж точно попаду на скрижали! Ввел я в оборот кожаную набойку на кий – ту, что Менго придумает лишь через двенадцать лет. Ну, то есть – должен был придумать. Сейчас же ему останется войти в историю только как великому бильярдисту. Но, полагаю, он не обидится…

Дальше у меня на очереди – то самое Сент-Антуанское предместье.

Вотчина мастеров-мебельщиков. И не только мебельщиков. Тут вообще самые разные вещи вип-класса делают спокон веков. И для всей Европы.

Поэтому ремесленников высшей квалификации здесь всяких полно: и ткачей, и портных, и жестянщиков, и обойщиков, и столяров с кузнецами, и часовщиков. Собственно – всех тех специалистов, которые мне для моего проекта требуются. Это я, когда еще мы рабочих вербовали, сразу просек. Вот с целью приглядеться, кого из них – и как! – можно было бы сманить в Медон, я сюда и наведываюсь. Уже не в первый раз. Потому как даже в теперешних условиях уезжать из столицы в провинциальную дыру особо желающих нет. Вот и приходится разговоры разговаривать с разными почтенными и не очень мастерами. Опять же – все равно заказы на тонкую работу вроде деревянных каркасов и всякой механики придется сюда делать.

А повод для поездок нашелся самый простой. Я заказал одному из здешних портных мундир. Наконец-то!.. Ага… Да не один. А, так сказать, с запасом. Ну и еще кое-что кроме… Сапоги опять же легкие. Сапожнику, понятно – не портному!.. Потому как бегать кросс в тех здоровенных жестких трубах, которые так всем известны по изображениям Наполеона, наслаждение ниже среднего. Неудобно. Жаль – нормальную подошву тут не сделать: не научились пока производить обувную резину, приходится кожей довольствоваться. Ну да это я так – мечтаю… В смысле – губу раскатываю… А так – просто езжу на примерку. А сегодня – буду забирать первый готовый заказ. В виде мундира со штанами. И завтра уже смогу отправить свою прежнюю истлевшую форму на свалку. Приятно, да…

Из Сент-Антуана – навалив в фиакр коробок и свертков – еду через весь город к доктору Жано. К Иванову… У нас с ним заведены регулярные посиделки. С научными целями. Ибо после того памятного вызова у Евгения почти крышу сорвало: загорелся новыми методами лечения. Всех гипнотизирует. Что-то у него даже получается… А до кучи любознательного доктора очень захватила мысль вытянуть из меня все наследие Калиостро, касающееся медицины. Ну вот – я ему и рассказываю. Что помню… От полного незнания предмета научил доктора аутотренингу по Шульцу. Так этот энтузиаст науки теперь взялся и его осваивать! Чем все это кончится – я даже думать боюсь. А недавно он мне с торжественным видом продемонстрировал пузырек зеленки (тут ее называют «испанская зелень», и появилась она совсем недавно. А я-то всю жизнь считал, что зеленку в XIX веке придумали!) и сообщил, что отныне намерен неукоснительно пользоваться антисептикой. Которой раньше не доверял. Я чуть не заржал – настолько он был уморительно серьезен. Заодно навещаю наших найденышей – Анри с Мари-Луизой. Рука у мальчишки подживает исправно. И скоро можно будет его забрать в Медон. Хотя Евгениева вдовушка имеет другие планы. Своих детей у нее нет, вот она и вознамерилась этих усыновить. В принципе я особо против ничего не имею. Но пока ни к какому решению не пришел. Там видно будет…

По дороге к доктору – все равно ж через центр проезжать! – завернул в Пале-Бурбон, в Центральную Школу Государственных работ. Где после моего феерического доклада меня теперь считают за своего. Правда – несколько оторванного от жизни. Абстрактного мечтателя-математика.

Ага… Потому как практического смысла формулы Циолковского здешние академики так и не поняли. Что вдвойне странно, учитывая, что еще Роджер Бэкон писал о боевом применении этого оружия. А индийцы используют данный девайс против англичан сейчас. А я помню, что англичане имели их на вооружении во время войн с Наполеоном. Со мной то есть. Всего через несколько лет… Тем не менее – просто затмение какое-то у «бессмертных», честное слово! Как с метеоритами: «Камни с неба падать не могут – потому что на небе нет никаких камней!»

Кстати, смех в том, что глупым это представляется только нам, потомкам. Для которых данное утверждение давно стало расхожей фразой. А на самом деле ученые Парижской Академии вовсе не были дураками… Все дело в том, что в то время (ну, то есть – в это, блин…) никому даже в голову не приходила мысль, что метеориты падают ИЗ КОСМОСА. Потому как теория Ньютона никаких метеоритов не предусматривала! А основная гипотеза (не Ньютона!) сводилась к тому, что они образуются в воздухе из воздуха же от ударов грома. (Ну вот такая вот в это время была логика…) Ну так Академия и установила, что ни из какого воздуха эти булыжники не образуются. Ибо проведенные исследования (а состав предоставленных метеоритов был изучен со всей тщательностью) показали, что это самые обычные камни и железо. Которые из воздуха никак получиться не могут. Только и всего. Образец, между прочим, научной добросовестности…

И я с этими метеоритами, к слову сказать, облажался тут тоже. У Лаланда… А чего? Старик кормил меня ужинами? Так почему бы мне не явиться с ответным визитом? Вот я и брякнул как-то про метеориты. А добрый Лаланд чуть апоплексический удар не заработал – от такого проявления невежества весьма образованным в целом молодым человеком. (Это он меня еще мягко обозвал. По сути-то – если наши времена брать – я типа как про НЛО заговорил. Антинаучно потому что быть метеоритчиком.) Так я сдуру еще и возражать принялся. И мы весь вечер спорили о дополнениях к ньютоновской космологии. И, на свою беду, я, кажется, победил. (Ну надо оно мне было? Блин…) На беду – потому что Лаланд решил заняться поисками астероидов. Хотя их, в общем-то, и без него уже ищут. С 1789 года. Благодаря, кстати, все тому же Гершелю, открывшему Уран. И тем самым подтвердившему правило Тициуса-Боде. Хвала Илуватару, что они это правило уже придумали!.. А то доказывал бы я сейчас, откуда взял формулу расчета расстояний планет от Солнца…

В Школе я встретил двух титанов. Монжа и Карно. (Кстати, я так и не пойму, когда же, наконец, Карно озаботится изобретением своего цикла?! Он же ничем, кроме политики, не занимается!)

Которые титаны, тут же обрадованно мне сообщили, что нашли для меня требуемого химика! Согласного на переезд в Медон и на разработку нового способа получения водорода – и вообще на все согласного! Но только при одном условии: если ему при этом разрешат заниматься и его исследованиями. На мой осторожный вопрос: какими такими исследованиями занимается сей ученый муж, мне пояснили, что он пытается получить топливо для осветительных ламп из угля.

Я слегка офонарел. Потому как никогда ничего про подобные работы во Франции не слышал. Корифеи же, наоборот, решили, что я уже знаю о господине Франсуа Лебоне и что мнение мое о нем резко отрицательное. И принялись меня уверять, что все обстоит коренным образом наоборот. Что сей достойный гражданин является действительно первоклассным химиком. И занимает ни много ни мало пост профессора Парижской Школы Мостов и Дорог, на каковой должности зарекомендовал себя с самой наилучшей стороны. А то, что он одержим идеей фикс создать заменитель для используемого в лампах масла… Так дело это весьма важное и перспективное. Вот только никто – включая и моих высокоученых собеседников – понятия не имеет, как к нему подступиться. (Я чуть не посоветовал использовать керосин, но, к счастью, вовремя вспомнил, что нефтепереработка пока что наукой тоже еще не открыта. Массаракш!..) Потому гражданин Лебон проводит свои опыты исключительно частным порядком и весьма заинтересован в чьей-либо поддержке. И будет за то весьма благодарен… И если ему таки разрешить немножко в нерабочее время ковыряться в его угольях – так по основной работе он горы своротит… Ну, кончилось тем, что мы полным составом – все втроем – поехали к этому самому Лебону. Знакомиться. К счастью, я твердо помнил, что автора «Психологии масс» звали Густавом. Потому особо не напрягался по поводу возможных совпадений. Хотя, может быть, это его отец? Впрочем, чего гадать – я все равно не знаю!

Как ни странно, профессор произвел на меня благоприятное впечатление. Хотя бы тем, что был того же года рождения, что и я – в смысле Наполеон, – а сверстникам зачастую бывает проще понять друг друга. А уж его лекция о недостатках современного освещения и вовсе убедила и меня, и Наполеона. Во всяком случае, проблему человек знал глубоко. Не понаслышке. Из него так и сыпались лампы-кенкеты (аптекарь Кенке изобрел лампу со стеклянным колпаком, получившую его имя), лампы конструкции Карселя, снабженные устройством принудительного нагнетания масла, плоские фитили Леже и трубчатые Арганада, преимущества горения пламени в кожухе в сравнении со свободным и об отвратительных свойствах масла, даже в самых лучших образцах забивающего фитили нагаром уже через пару часов работы… (Слышали ли вы о чем-нибудь подобном? Вот и я тоже. В смысле – не слышал! Наполеон, кстати, тоже впервые узнал такие подробности по части осветительного дела… Но что удивительного? Артиллерист он, а не фонарщик!..)

В общем – это был типичный энтузиаст-бессребреник. Целиком поглощенный захватившим его делом. А уж когда я задал ему несколько вопросов по поводу сухой перегонки древесины, которой он сейчас занимался… Да – при таком блеске в глазах легче легкого прослыть среди знакомых сумасшедшим. Вот только я единственный в этом мире понимал, что никакого сумасшествия тут не наблюдается. А наблюдается технология получения того самого светильного или генераторного газа, про который я вспоминал только нынче поутру.

Короче – мы договорились.

Поздно вечером – я еще в морском министерстве был, относительно производства канатов беседовал (не сказать, чтоб удовлетворительно, н-да…) – я вернулся наконец в Шале-Медон.

Где обнаружил бьющего копытом Мюрата, требующих указаний соратников и прибывшую наконец роту саперов. Всучив Иоахиму деньги под расписку и наскоро что-то сожрав в качестве ужина, велел сыграть саперам тревогу.

Ну… Пожалуй, и вправду солдаты оказались опытные. Не новобранцы – уж точно. Во всяком случае, не та толпа недоумков, которой встретила меня вандейская бригада (где-то они сейчас, да и живы ли?). Правда, было и «но» – рота явно недотягивала до штата по численности. Однако я поминал уже про дареного коня… Выразив удовлетворение и поздравив с прибытием под славную команду генерала Бонапарта, я толкнул доблестным легионерам Республики речь о важности порученного дела и пообещал, что скучно им здесь не будет! После чего скомандовал разойтись, а офицеров забрал с собой на общее совещание. Пусть привыкают… Впрочем, офицеров в роте оказалось всего один. Командир. Остальные должности занимали сержанты. Что меня порадовало – матерые служаки, явно еще царской, в смысле королевской, закваски. Значит, можно было надеяться, что порядок в роте есть…

Да уж, порядок в роте был… Как выяснилось при более тесном разговоре с ротным начальством – их ко мне отправили в наказание. И не за что-нибудь. А за участие в антиправительственном выступлении в Северной армии! У генерала Пишегрю. А генерал Пишегрю валандаться не стал, а просто пересажал самых буйных из батальона. Вот этих вот! Ребятам грозила в лучшем случае каторга. Но тут у кого-то в министерстве проснулась жаба, и было решено, что слишком дорого разбрасываться кадрами технических войск. В результате их извлекли из парижской тюрьмы, куда успели к тому времени этапировать для следствия и суда. И маршевым шагом направили прямиком ко мне. Во, блин, конь дареный!.. Это не иначе, как Обри мне персонально удружил, дуб стоеросовый!.. Хорошо, что я ему не подчиняюсь.

Так что ничего, переживем…

– За что хоть бунтовали-то? – поинтересовался я. Чем явно озадачил своих новых соратников. Во всяком случае, они вряд ли ожидали, что вопрос я задам столь будничным тоном.

Ну, история оказалась простая. Хреновое снабжение. Невыплата денег. Произвол офицеров… Броненосец «Потемкин», в общем. Довели людей до ручки, а потом объявили роялистами. С целью торжества справедливости. И все дела… Даже и уточнять ничего не требуется.

– Ладно, – резюмировал я все тем же будничным тоном. – Бунтовать вы не умеете. Надеюсь, хоть работать можете. Ибо дел вам с самого завтрашнего рассвета предстоит переделать невпроворот – поскольку никаких других строителей у меня в распоряжении нет. А строить надо много. Потому пока сидите и слушайте – для общего ознакомления. А после совещания мы с вами отдельно пообщаемся, и я вас озадачу по полному профилю – от ремонта казармы до геодезической съемки местности…

Вслед за чем занялся текущими вопросами.

К полуночи разгребаю наконец все. Точнее – всех. В том числе и назначенный наконец штаб. Одна беда осталась: нет снабженца. Хоть ты тресни! И где взять? Причем нужен-то мне не тот, кто ко мне пойдет – на неограниченный-то бюджет все побегут, только дай! – были желающие уже. Но вот того, кто пахать станет, а не своими гешефтами заниматься, – пока не подвернулось. Просто шайтан какой-то, честное слово!.. Ну да ничего – дайте немного времени – мы и этот вопрос разъясним!

Пока же, запалив лампу Арганда принимаюсь за бумагомарание. План на завтра, план на неделю, коррекция в связи со сделанным. Потом – письма в разные могущие представлять интерес места. Письма матушке в Марсель: как они там – получили отправленные мной деньги? И пусть ждут вскорости еще. Письма братьям. Ничего особенного. Просто изложение новостей. Есть у меня мысль вызвать сюда, по крайней мере, Люсьена и Луи, но я пока не тороплюсь. Надо спервоначалу раскрутить проект как следует. Хотя слов нет – надежные люди мне тут пригодились бы, а родне я в этом смысле могу кое в чем доверять, как никому. Хотя и не питаю никаких особых надежд: из дальнейшей истории ничего выдающегося я ни за кем из родственников Наполеона не припоминаю. И сам их впредь чрезмерно баловать не намерен. Во всяком случае, королями никого делать не стану… Вот же черт! Ведь понял же уже, что сам-то в императоры не попаду, – а все равно из памяти лезет! Тенденция, однако! Будем с ней беспощадно бороться!

Наконец с письмами покончено. Но дела еще не все. Потому набулькиваю из кофейника очередную чашку кофе, проглатываю, чищу от нагара ламповый фитиль (прав был Лебон, черт побери: два часа – и коптить начинает!) и, разложив на столе пачку бумаги, сажусь рисовать эскизы.

1. Кульмана…

2. Швейной машинки типа «Зингер»…

3. Токарного станка по металлу (с суппортом)…

4. Сверлильного станка…

5. Фрезерного…

6. Конструкцию резцов и сверл…

7. Аэростатной лебедки с конным приводом…

8. Схему аэродинамической трубы открытого типа…

Тоже, видимо, с конным приводом. Ага…

В связи с появлением Лебона прикидываю устройство газового завода для производства светильного газа… Тоже ведь – места потребует! Но отказываться грех, когда само в руки идет! Если не дирижабль, так наблюдательные-то шары вполне можно этим газом наполнять. Только выигрыш будет. Ну и – освещение. Это я сооружу чуть не в первую очередь! И, ясен перец, начну со своего кабинета!..

Точнее – я сейчас все это дорисовываю. Вспоминаю, что упустил, вношу изменения. Потому что начал эти почеркушки значительно раньше. И даже не с момента назначения. А еще когда лапу сосал. Честно сказать – от нечего делать. На всякий случай. Ну и чтоб не так тоскливо было в этой окружающей отсталости. Стал записывать в блокнотике, что помню из будущего. Ну и – увлекся. Ибо даже отрывочных знаний, что болтаются у меня в голове, оказалось несметное количество. Понятное дело, по большей части эти отрывки мало на что годятся. Разве что – смешить аборигенов, как давеча с Лаландом вышло. Но кое-что и в дело можно двинуть. Как сегодня, например, – те вопросы, что я задавал Лебону. По мне – тьфу, мелочь! – а для него едва ли не откровение. Так же и с другими моментами. Тот же суппорт станочный… Я толком не знаю, как оно должно быть, – но на то у меня и народ грамотный набирается: я им идею – они ее обгрызают и до ума доводят. Как и положено в настоящем конструкторском бюро! А я типа буду Главным конструктором. Ага… Вот кульман – завтра уже можно пускать в дело… А вот швейную иглу для машинки – пока не подо что. Как и ацетиленовую лампу: сколько ни бился, у кого ни спрашивал, никто здесь такого слова – «ацетилен» – никогда не слыхивал… А того загадочнее, что, несмотря на то, что я ТОЧНО знаю, что ацетилен получают из карбида, про этот самый карбид тоже не знает ни единая душа! А какая была бы лампа! Не хуже электрической. Арганд с его коптилкой удавился бы от зависти. Кстати, вот опять чадить начала… А, черт!

Досидел до рассвета – даже и не заметил! Ну, значит, сегодня без сна обойтись придется. Ничего – злее буду! А пока…

Мундир долой – и в коридор. Точнее – в соседнее помещение. Дверь – ногой!

– Па-адъем сорок пять секунд, бандерлоги!! Форма одежды – номер два!..

Глава 3 Будни прогрессора

Лошадиная сила – это сила, способная за одну секунду поднять лошадь весом семьдесят пять килограмм на высоту один метр. Или что-то вроде того…

Джеймс Уатт Далеко-далеко, за морем, Стоит золотая стена. В стене той заветная дверца, За дверцей большая страна…

Это я пою. (А кто же еще? Не Пушкин же…) Причем по-русски. Ну – в этой компании можно. Нас тут из восьми человек пятеро язык знают. А остальным и синхронного перевода достаточно.

Хотя, конечно, для виновника торжества стоило бы на французском исполнять. Но… Пусть русский начинает осваивать. Великий язык великой нации. Всегда пригодиться может.

Праздник у нас сегодня. Небольшой. Анри гипс сняли. В смысле – лубки. Про гипс я Евгению рассказал, но мальчишке его накладывать было уже поздновато. И так срослось. Вот по этому случаю пассия Иванова и решила устроить посиделки. Хлебосольная хозяйка. И вообще, вроде тетка ничего так себе… Умеет в дому управиться. Несмотря на аховое положение с продовольствием. Хотя оно скорей не аховое, а черт знает какое. Потому как при наличии денег все достать можно без проблем. Беда именно что с деньгами. Но Евгений как доктор по этой части и раньше не страдал, а сейчас у нас и вовсе все в шоколаде.

В стране той – пойдешь ли на север,

На запад, восток или юг –

Везде человек человеку

Надежный товарищ и друг…

Песенка детская, конечно. Ну так и праздник-то у нас в честь кого?

Хотя, вообще-то, праздник – это только прикрытие. Типа – повод. А так-то у нас – конспиративная встреча. Ага – сходка подпольная… Замаскированная под именины. В лучших традициях революционных кружков… «Земля и воля», блин… «Свобода или смерть». «Зачем будили декабристы Герцена?..», ерш твою меть…

Совещание у нас. По поводу результатов нашей деятельности. Насчет расследования полученной от Аретини информации. Результаты – просто отличные. В смысле – отличные в смысле заработка. А также от того, что предполагалось получить…

То есть – бабла-то мы срубили. И попутно продолжаем рубить. Поскольку заказы под имя Давида продолжают поступать. Нам даже пришлось набрать дополнительный штат по дизайнерской части – из приятелей-студентов моей великолепной четверки. То есть сформировать отдельный коллектив, который и трудится сейчас вовсю над полученными заказами… То есть – на нас фактически пролился золотой дождь.

Это хорошо, да… А вот с другим вопросом – полный облом. Ничего не накопали мы на нашего фигуранта. Ну то есть – как есть ничегошеньки. Тип он, конечно, не ангельского звания – есть при случае за что шлепнуть. Но таких сейчас в Конвенте не то что много или большинство, а попросту – абсолютно все. Кого ни возьми. Да тот же Давид – почему жив до сих пор? Да потому, что за казнь короля голосовала половина Конвента в свое время. А другая половина только тем и отличается, что голосовала против… И если сейчас за такое начать наказывать… Ну так кроме короля – там и другие свершения были. Революция, чо…

Одним словом – черт его знает, чего нам дальше делать с этим делом. Поскольку делать-то нечего. А по теперешнему раскладу оно у нас вообще получается, как гиря на ноге, – только мешает.

Вот мы и собрались подумать. А поскольку думать просто так скучно – да и непонятно будет для окружающих, – вот я и бренчу на гитаре, чего на ум взбредет. Сейчас вот выплыло из памяти…

Прекрасны там горы и долы

И реки, как степь, широки.

Все дети там учатся в школах

И славно живут старики.

Но, кажется, не очень кстати. Поскольку соотечественники мои вместо того, чтоб работать мозгами, принялись пялиться на меня. Так, как будто я не Бонапарт, а, к примеру, какой-нибудь Карузо… К сожалению, я слишком поздно сообразил, что на трезвую голову – на детском празднике особо не напьешься – я для француза выдаю слишком уж русские тексты. И если со светловскими «Мушкетерами» в глубоком алкогольном наркозе оно еще прошло – то сейчас народ данное несоответствие заметил.

И что теперь? Сослаться опять на папу Джузеппе? В смысле – на графа Калиостро? Так ведь нельзя ж до бесконечности… Не то я в эту ловушку сам же и попаду: придется и в самом деле становиться магом, чтоб подтверждать репутацию. А оно мне надо – в Остапы Бендеры переквалифицироваться? Блин! Да что за жизнь такая попаданческая?! На ровном же месте каждый раз поскальзываешься! Ну чего мне приперло эту песню из «Золотого ключика» петь?! Объясняй теперь, что это за страна такая заморская! С золотой стеной! Где все дети в школах учатся!.. А особливо – что везде человек человеку… Блин!.. Тут ведь даже на Америку не сошлешься…

Однако как ни странно – но решение пришло ко мне в голову именно в этот момент!

Ну, не то чтобы решение… Скорей, типичный наполеоновский план. Кстати, один раз уже являвшийся на ум и честно тогда забракованный. А вот сейчас…

Ключом золотым отпирают

Заветную дверцу в стене,

Но где отыскать этот ключик,

Никто не рассказывал мне…

Я прижал струны гитары рукой и в наступившей тишине обвел взглядом своих соратников. И, не дав им высказаться, захватил инициативу:

– А что, братцы, ваши новые помощники с работой справляются?

Несколько секунд на меня смотрели, не моргая. Потом Петр, опомнившись, сообразил, о чем я, и ответил:

– Да, справляются…

– Самостоятельно им работать можно доверить?

– Можно, – Петр пожал плечами. – А…

– Ну, товарищи, тогда вы с этим делом заканчивайте! Хватит толочь воду в ступе. Поприглядывайте, конечно, еще малость за тем, как там оно идет, – но в целом вам время терять совершенно незачем!.. И разработку клиента тоже прекращайте!..

– Но…

– А для вас у меня другая задача есть! Куда как поважнее, чем богатеньким буратинам очаги на холстах малевать… Будем сами становиться богатенькими! Вы как насчет того, чтоб сделаться миллионерами?

– Милли… Чего?

Хос-спади! Тут ведь и слова-то еще пока такого нету! Во всяком случае, в массовом хождении…

– Ну, заполучить каждый по миллиону рублей. Золотом. Не против? – Я оглядел вытянувшиеся физиономии и продолжил: – Ну вот этим вы у меня и займетесь!

Да. Удачно это я вспомнил… Впечатление от песни напрочь выбило у всех из мозгов. Да и действие, пожалуй, повернулось именно туда, куда и нужно.

– Как-то, твое превосходительство, ты говорить смутно изволишь, – выразил общее мнение прямолинейный Данила. – Чего это ты нам сватаешь?

– Да ничего особенного. И уж тем более – ничего противозаконного, – я усмехнулся. – Мы в своей деятельности будем чтить уголовный кодекс, господа присяжные заседатели!.. А дело вам предстоит совсем простое. Мыть золото!

– Это где-нито?

– А как раз «далеко-далеко за морем». В стране Америке. На реке Сакраменто. Оно там практически поверху валяется. Россыпь не разработана. Поскольку неизвестна еще никому. Поэтому взять его там можно легко. И добраться туда не очень сложно. Морем до Нового Орлеана, а оттуда… Ну как на месте удобнее увидится. Можно и по морю опять, можно и посуху. Средства у нас сейчас на снаряжение такой экспедиции – есть. Даже с избытком. Так что запасетесь в дорогу надежно. Картами, оружием. Другими прочими припасами… Если надо еще людей – наберите, сколько посчитаете нужным. Но не чрезмерно…

– А ты, стал быть, с нами не собираешься?

– А мне там делать нечего. Я здесь, во Франции, буду почву готовить – куда то золото по вашему возвращению посеем. Для большого урожая… Очень большого, братцы. Такого большого, что как раз на тот золотой ключик хватит. Которым дверцу открыть можно…

Черт его знает – верю ли я сам тому, что сейчас плету? Хотя, с другой стороны, все очень даже преотлично ложится в рамки той задумки, что у меня имеется. А золото Сакраменто – и в самом деле взять легко. Иначе не было бы на том месте полвека спустя золотой лихорадки…

– Ну, братия… Что мыслите? Приниматься нам за этот, как говорит генерал, проект али не стоит?

– А что, Евгеша, и ты засомневался? А мы-то уж думали, ты у любезного своего Бонапарта каждое слово изо рта ловишь!

– Бонапарт мне и в самом деле любезен весьма, это, Данила, правда верная. Зело необычен он есть! Но ведь нешутошное дело – за океан ехать. Да средь дикарей жить!.. Осилим ли? А я человек теперь, почитай, семейный – мне не только о себе думать надлежит! Да и практику врачебную так просто жаль бросать. Сам ведь ведаешь, како нынче с врачами в Париже обстоит? Повывелись, почитай, все доктора стараниями господ монтаньяров – кто казнен, кто разбежался… Хорошо, нынче кончилась свистопляска сия… И если бог даст – так я через годик-другой здесь и без всякой Калифорнии богатым и уважаемым гражданином стану… А там еще неизвестно – удастся ли взять то золото или нет! А если и удастся, так до тех мест сперва достигнуть требуется – тоже не простое дело… Вот я и нахожу нужным учинить меж нами совет, как всяким товарищам надлежит перед серьезным предприятием… Так что отвечайте честно и без лицеприятия, что по поводу такому думаете?

– А в том, что золото в той реке Сакраменте имеется, ты, значит, не сомневаешься? Настолько веришь колдуну корсиканскому?

– Да не колдун он, Данила, в чем вся и штука! Что забрал ты себе в голову? Будь он колдун, я первый с ним дела иметь не взялся б! А странный он просто человек – страсть до чего!

– А кто, коли не колдун? Кто кроме может человека словом одним в бревно обратить? Характерники только такое могут, боле некому!

– Да какое ж в том колдовство, когда он при тебе же всю эту хитрость по кусочкам разобрал и нам выложил? Одно только знание натуры тут, и ничего более! И я в том самолично на опыте убедился и сейчас по мере возможности пользую. И ты бы мог, коли бы толику стараний приложить удосужился…

– Вот еще! Стану я этим чертовым наваждением баловаться!

– Вот же ты Фома неверующий! Да нету ж никакого этого твоего черта! Вместе с богом!

– Ты это у нас на станице скажи попробуй… А не во Франции, где все от Вольтера с ума посходили… Бога нет!.. Вон они – без бога-то! – до чего дошли!.. Уже и по небу летать принялись! А генерал по этому делу нынче и вовсе наиглавнейший… И ты туда же…

– Да наука это, Данила! Наука! Ну странно даже слышать от тебя такое – архитектор же ты! Инженер!

– А ты, Петруха, меня лучше вообще не задевай! Не стерплю! Весь ваш Конвент окаянный – не по-божески с людьми поступает! Без совести! А генерал ваш вообще к науке ни при чем! Откуда вот он про то золото заморское знает-то? А? Сам же ведь обмолвился, что неизвестно никому про ту россыпь! Выходит, от Калиостро своего он эту весточку получил. А Калиостро-то кто? Колдун! Вот вам и весь сказ!

– Так что ж ты тогда вместе с нами по слову его дела делаешь?

– Да я!..

– Хватит, братья! Не то сызнова поругаетесь… Молчи, Петр, не будоражь Данилу попусту… А ты, Данила, не сопи! Нечего… Не хотел Петр тебя обидеть… Да и не об том мы заговорились… Ты вот спрашивал – верю ли я, что та россыпь существует? Так вот: думаю, что да, есть она!.. Я уже неплохо различать научился, когда он точно знает, о чем говорит, а когда сомневается… Да он и сам не скрывает… По лицу видно. И зла он нам не желает – это вот как бог свят! Да и коли хотел бы он нам какую пакость устроить – мог бы чего попроще придумать. А не снаряжать экспедицию за тридевять земель за огромные деньги… Не врет он и не шутит. Ему самому то богатство заполучить охота. А мы и в самом деле для такого предприятия подходим…

– Но почему он просто в Конвент не обратится? Разве б депутаты не заинтересовались добыть для Республики золота? А он тайком все затевает… Вот что мне странно…

– Что в том странного, Петр? Как он в Конвенте объяснит, откуда про золото это знает? Данила суть ухватил ведь: нас-то он убедить смог, а вот как убедить депутатов? Боюсь, что фокусы с гипнозом у них еще только бо́льшее недоверие вызовут… Да и подсказывает мне что-то, что Конвент генерал наш любит не больше, чем Данила, чтобы такие подарки депутатам делать… Сам ведь слышал, что сказал он: почву, мол, для посева золота готовить станет… Для большого урожая. И про ключик золотой… Смекаете, о чем речь может идти?

– Да уж не о том, как копну сена сметать… Только я б гадать не стал: его колдуна, поди, пойми! То не хотел никак себя показывать, а то раз – и взялся воздушные корабли строить!.. А на что уж он это золото пустит – я и не удумаю… А ты, Алеха, чего молчишь?

– Гадаю…

– И чего эдакого ты гадаешь, мечтатель ты наш?

– Про ключик вот этот как раз, который Евгений только что поминал…

– А что ключик?

– Так песня-то, что он пел, перед тем, как про Сакраменто нам сказать… Помните ли? Про золотую стену далеко за морем. И страну за этой стеной… Ведь не бывает таких стран на свете!

– Ну, не бывает, ясен перец! В сказках только – Беловодье! А ключик-то к чему?

– Так дверца!.. Вход-то в страну через дверцу заветную… А генерал что сказал? «Как раз на тот золотой ключик хватит, которым дверцу открыть можно…» Так, может, он и вправду знает, где эта дверца находится?

– Ну, ты, брат, хватил!..

Что-то не торопятся мои три богатыря становиться золотоискателями.

Впрочем – оно и ладно. Не горит. Да и без того забот хватает – выше крыши…

Хотя основных этих забот всего две. Ага, всего лишь…

Во-первых – проект разрастается. Причем с таким размахом, что я даже малость пугаться начинаю… Чего, скажете? А вот того, например, что производство уже пришлось выносить за пределы нашего Воздухоплавательного, блин, центра… И это еще на этапе проектирования!

Не помещается потому что. Для мастерских-то мы место нашли. Чего сложного… И даже ямы под фундамент копать начали. Но от одного только конно-ветрового привода, после того как посчитали, какая мощность от него требуется, я офигел. Пятьдесят лошадиных сил. И не улыбайтесь – ничего тут смешного. А как раз наоборот… Лошадиные силы здесь давно уже известны. В том числе и наши современные – введенные Уаттом буквально вот накануне – в 1789 году. Единицы измерения мощности двигателя. Ну надо ж чем-то стало мерить, чего могут паровые машины? Вот и… С этими-то силами все нормально… Есть агрегат, для привода которого требуется, скажем, «адын лошадЪ», – так и понятно, что мощность тут одна «лошадиная сила». Это для нас – выходцев из XXI века – аксиома. А вот для нынешних жителей – совсем даже нет…

Потому как еще лет сто назад – ну от теперешнего конца XVII века – английский инженер Томас Севери (который считается собственно изобретателем парового привода) для определения мощности своих «огненных насосов» тоже ввел понятие «лошадиной силы». Ну, странно было бы, если бы он ввел «верблюжью» или типа там «медвежью» – ход мысли тут ясно какой. Только вот понятие это было… Н-да… Для нас в нашем будущем малопонятное. А вот для людей допромышленной эпохи – само собой разумеющееся… Лошадь ведь не может работать непрерывно. В отличие от мотора, который железный… Вот-вот! Сменные лошади нужны. Пять-шесть запасных на одну. Которых меняют в течение суток. Ага… Вот теперь уловили? Десять лошадей по расчету потребно оказалось для привода всех замысленных мной мастерских. Да плюс запасные… Вот и вышло в точности по Севери: пятьдесят лошадиных сил… А еще транспортные… Тоже, в общем, нехилое количество. Представили теперь табун?! И это только для мелких мастерских!

Вот потому и пришлось выносить настоящее заводское производство к реке – за несколько километров. И закладывать там плотину. Сообразили, какой пошел масштаб? Вот и я сообразил… Но куда ж теперь деваться? Будем строить. А для транспортного сообщения с Медоном пришлось запроектировать железную дорогу. Деревянную пока (где я вам чугуна столько на рельсы найду?!). И с конным приводом. Блин… Но тут уж я отыгрался. Ибо с целью борьбы за прогресс изобрел для этой дороги паровоз. На конной тяге. Гы… Чтоб не спотыкалась кобыла о шпалы. И чтобы инженера́ мои поупражнялись в создании будущих машин. В общем: бегущая дорожка, коробка скоростей, кривошипно-шатунный механизм – ну натуральный паровоз. Останется потом только паровой котел присобачить. Когда его сделаем. Беда – сейчас это никак не получится…

Станков нормальных нет для такого изделия. Просто как факта. А вручную, по методике Ньюкомена… Нет уж, спасибо. Пока мы напильнЕГом все подгоним – меня за невыполнение наполеоновских планов по аэронавтике Конвент под суд отдаст… Как роялиста. За вредительство…

Да что станков! Обычного инструмента нормального – и того нет! Двух молотков одинаковых не сыщешь! Нет стандартизации! Нет единой системы мер и весов (ее хотя и постановили, но эталоны-то покуда отсутствуют и неизвестно когда появятся; здесь ведь даже секунды на глазок часовщики выставляют! Даже в корабельных хронометрах!), а именно промышленных измерительных эталонов. Плитки Иогансона, кажется, называются… А без них даже систему «гаечный ключ – болт с гайкой» без брака массово выпускать невозможно. Вот тоже – приходится заниматься… Сговорился с ювелирами и часовщиками – только они могут дать микронную точность. Но сколько это стоить будет? Даже думать боюсь. Не говоря уже о том, что значение самих-то эталонов я ввел совершенно с потолка, не дожидаясь, когда академики что-то решат. Взял корабельный хронометр и по нему вымерял маятник длиной один метр и массой один килограмм на широте сорок пять градусов. Ну, голь на выдумки хитра… Целую экспедицию пришлось посылать… Благо не так далеко к югу от Парижа… Уж насколько точно получилось – не знаю. Но пусть хоть что-то будет! А то ведь ничего же нельзя!

Так что отдельный инструментальный цех – а понимай так, что завод – мы сейчас тоже проектируем. А заодно еще и пристань на речушке. Где большая фабрика стоять будет. Надо ж на чем-то сырье возить дешево? Вот – на баржах. От Сены, куда впадает сия водная артерия… Пришлось отправить и туда специальную гидрографическую экспедицию для составления карты фарватера. Туристов-водников, блин. Гребиблю, Гребублю, Кудаблю и Тудаблю. Половина командного состава саперной роты на эти экспедиции ушла – больше никого толкового не нашлось… Вот будет анекдот, если речка непроходимой окажется…

Жилье для будущих рабочих… Вообще отдельная песня. Не в Медоне же их селить – на квартирах? Медонцы-то, может, и обрадуются – им же за постой платить будут. Да только что это получится за жизнь для нарождающегося пролетариата? Пролетарская, ага… Так что и это дело тоже пришлось в проект включить. Фабрично-заводской поселок. Барачного типа. Хорошо хоть я к этому времени моим орлам-проектантам рассказал о сборно-щитовом методе. И даже заставил их мастерские по нему проектировать (а скоро строить уже начнем). Не то б меня вообще не поняли бы в моих жилищно-коммунальных идеях…

Вторая забота – людей нет.

Ну, то есть – практически совсем.

И не в том дело, что пролетариат покуда еще отсутствует как класс и к станку поставить некого. А не хватает и специалистов.

Да что далеко ходить… Вот запроектировал я для своего дирижОПля эллинг… Ну не под открытым же небом хранить ценный агрегат? Сто пятьдесят метров в длину. Пятьдесят в ширину и пятьдесят в высоту. Ну – меньше не получается… Так и что? Оказалось, что и меня как специалиста тоже не хватает. Потому что здесь таких зданий еще никто не строит. То есть строят – но не совсем такие. И не в размерах дело… А в том, что эллинг внутри должен быть пустой. Ага… Мне мои ребята когда прорисовали внутренний вид – я впал в ступор: что, думаю, за колоннаду они изобразили? А оказывается, здесь такой длины потолочные перекрытия без подпорок делать не умеют. Вообще. На этом фоне крепостные стены из кирпича, для этого же эллинга предложенные, смотрелись несущественным элементом…

Так вот: я не знаю, как такой потолок соорудить. Да и стены тоже… В результате – пришлось выбрать вариант с созданием насыпного укрытия – искусственного оврага… Капонира без крыши. Ну, это лучше, чем вообще ничего. А то ведь первым же ураганом все нажитое непосильным трудом сдует на фиг… А дождь со снегом… Придется, видимо, примириться. Поскольку без стального металлопроката – которого здесь еще долго производить не смогут – дело это безнадежное, как я понимаю. Вот и все мое прогрессорство…

А вот объем земляных работ получается… Впрочем, это как раз не очень страшно. Неквалифицированную рабсилу на работу типа «бери больше – кидай дальше!» в нынешнее время набрать можно с избытком. Да я уже и отдал распоряжение о наборе – капонир-то нам, конечно, не сегодня понадобится, но строить его начинать нужно заранее. Так что со дня на день примутся землю копать.

Проблем, повторюсь, с такими работниками нет. Весь вопрос – в оплате. А на оплату работ, связанных с обороной, Конвент не жадничает. Тем же солдатам платят столько, что все веселые заведения вокруг Пале-Рояля на этом деле кормятся. Дворцовый сад давно уже превратился в круглосуточный лупанарий под открытым небом. Кущи, блин, райского наслаждения… Ну куда еще солдатЕГу деньги нести? Хорошо, в общем, платит Конвент своей Армии. А чего не платить, если деньги бумажные? Как говорил казначей и министр финансов пана атамана Грициана Таврического, некто Попандопуло из Одессы: «А, бери все! Я себе еще нарисую!» Так что и я (хоть я и не армия официально) тоже покуда никаких финансовых затруднений не испытываю: сколько запрошу, столько и напечатают.

Что, в общем, тоже само по себе проблему из себя представляет. И немалую. Поскольку я догадался поинтересоваться у кое-кого из депутатов – чего они печатный станок-то так бесконтрольно используют? А в ответ услышал… Я, как уже сказано было, не финансист и не экономист ни с какого боку. Но даже меня вогнало в ступор произошедшее объяснение. Мы, наверное, часа два выясняли, что именно каждый из нас имеет в виду, – и так и не выяснили. Слава богу, кажется, мой собеседник решил, что я просто самонадеянный дилетант… И не обиделся. Но одно я понять сумел! Здешние товарЕщи отчего-то считают, что напечатанные на бумаге деньги ИМЕЮТ РЕАЛЬНУЮ СТОИМОСТЬ. Без товарного или золотого покрытия. Сами по себе. Причем в силу просто того, что выпустившее их государство им эту стоимость присвоило. И все. А следовательно, можно печатать и печатать деньги снова и снова в любых количествах (ну, гм… с некоторыми, конечно, ограничениями – это они все-таки понимают) – и будет всем счастЕ!

Правда, осознали данный момент, насколько я в курсе, уже только в следующем – XIX веке. Как раз, видимо, на примере нынешних экспериментов… Лет через пятьдесят от теперешнего времени. Но черт побери! Адам Смит же написал уже свое «Исследование о природе и причинах богатства народов»! Можно было бы почитать и подумать, что там ничего нет о пользе бесконтрольного выпуска ассигнаций! Да и не первый раз уже на такие грабли наступают в истории, увеличивая объем денежной массы. Но нет! Халява – она, видимо, во все времена священна…

В общем – слава КПСС, в данный момент это все-таки не моя проблема. Пусть они сами ей занимаются, себе же на голову… Из нашей истории я помню, что ничего такого жутко ужасного во времена Великой Французской революции не приключилось с ихними финансами. Перетоптались как-то. А то, что я покуда наблюдаю вокруг, – не идет ни в какое сравнение даже с тем, что было у нас в 90-е годы (ХХ века, блин!). Хотя, с другой стороны, в России накануне революции с ценами все обстояло тоже не так уж хреново. Попадалось мне как-то репринтное издание книги 1916 года. О кознях мерзких сионских мудрецов против России. Ага… Так вот там – в качестве доказательств этих самых козней – приведены были таблицы роста цен с 1914 года по 1916-й… Так я, помню, просто офигел. На девяносто процентов товаров цены выросли максимум на четверть довоенной стоимости. То есть – не более двадцати пяти процентов. В несколько раз – в пять-шесть где-то – поднялись только цены на крупы, черный хлеб, постное масло и еще несколько тому подобных позиций – из тех продуктов, которыми питалось простонародье. А тот же белый хлеб – да никаких проблем: покупай, ешь!.. И вот, значит, автор той разоблачительной книжки прямо так и называл, что цены выросли ужасающе!.. Очень я, помню, повеселился…

Но это все, повторю, меня сейчас не касается. Главное – что деньги для моего проекта есть и нанимать я могу кого угодно и за какую угодно (в пределах разумного, ага…) зарплату.

Но вот в том-то и беда, что нанимать некого!

Не хотят люди в рабочие идти. Категорически.

С очень интересным объяснением.

В падлу им это потому что.

Ага…

Ну, имеются в виду не какие-нибудь там люмпены, а те, «у кого профессия есть». Мастера и подмастерья. Здесь же организация-то еще средневековая по сути. Гильдии, цеха… Производство устроено в основном по надомному принципу. А владение мастерскими – по семейному, наследственному. Редко кто дошел до мануфактур, где трудятся десяток-другой работников. Так это считаются по местным меркам гигантские предприятия… И в этих условиях, если ты не мастер, – так ты никто и звать тебя никак. Вот никому и не хочется из уважаемых людей переходить в голодранцы. Пусть хоть этому голодранцу и платят хорошие деньги… Зато у мастера – капитал свой. И он своему капиталу полный хозяин. Ага: хочет – живет, хочет – удавится… Смешно. Однако здесь к этому всерьез относятся.

Впрочем, чего удивительного – революция-то у нас буржуазная! Вот все и хотят быть именно буржуями. За это и кровь проливают. А «Liberté, Égalité, Fraternité» – это только лозунг красивый. Родившийся в дореволюционных салонах интеллигентных просветителей-энциклопедистов. И умерший вместе с Робеспьером. Пытавшимся этот лозунг честно осуществить на практике. Подручными средствами… Ну и получилось… «Мы как лучше хотели, а вышло…» Головокружение от успехов…

Но это все ладно… Я, слава Илуватару, не Робеспьер. Потому идеальное общество создавать не собираюсь. Мне б работников квалифицированных найти для создаваемого предприятия – вот главная задача момента. Поэтому и продолжаю я каждый день ездить в Сент-Антуан. И вести там среди народа агитационную работу.

Правда, получается вот не очень.

И не то чтоб не понимали граждане всю важность для Республики воздухоплавательного дела. (Впрочем, про дирижабли я не распространяюсь – все ж таки секретная вундервафля.) Вполне понимают. И заказы у меня готовы брать даже со скидкой. Из патриотизма, да… В конце концов я ведь нашел, кому заказать разные дельные вещи. Те же плитки Иогансона… Правда, цена на эти плитки при кустарном производстве… Хотя про астрономическую цену я уже говорил. Но вот то, что меня их технологический уровень не устраивает, – понять абсолютно не в состоянии! Даже когда я им прямым текстом про выгоду разделения труда говорю! И про то, что себестоимость для меня ихняя запредельная… Выгоду – признают. А сами становиться на отдельную операцию – не хотят ни за какие коврижки! На все мои увещевания позиция у них непробиваемая: ежели тебе так надо – плати сколько скажем! Хозяева потому что… И это при том, что недавно еще все как миленькие пахали на защиту революционного Отечества за паек – под управлением якобинцев… Впрочем – это как раз еще один минус моей позиции: напоминает народу только что прошедшие времена с матушкой Гильотиной во главе. Что с этим делать – черт его знает. Как бы в самом деле не пришлось свое ПТУ открывать – ну где я еще возьму подготовленные кадры? Но на это ж время надо!

Но и это еще не самое худшее…

Хуже всего то, что все – буквально поголовно – просто помешались на политической деятельности. Когда ни заявлюсь в секцию – только и разговоров, что о произнесенных в Конвенте речах и о том, как это отразится на положении дел в городе. И добро бы их чистая экономика беспокоила – ситуация-то и в самом деле хреновая. Но нет! Чуть не до драки обсуждают задержку с принятием конституции и с отсутствием по этой причине вожделенных свобод!.. Как будто от свобод этих положение с хлебом выправится…

И самое, пожалуй, паскудное – это бабы. Которые вопят как бы не больше мужиков. И все время требуют от Конвента что-нибудь сделать. Потому что «так жить нельзя!». Правда, надо отдать должное – крики их не слишком разнообразны. Преобладает: «Хлеба!» Да: «Богатых – на фонарь!» Меня и самого тут недавно чуть не вздернули по такому делу… Проезжал мимо булочной – ну и попал в очередь. Не чрезмерную – так, человек на полтораста. Как у классика… Но только обозленную очень. Поскольку хлеб закончился. А тут я в фиакре… С треуголкой на голове, блин… Ну и – переполнилась чаша терпения народного… «Разъездились тут!.. Нажираются за наш счет! Воры и кровопийцы!..» И что самое паршивое – толпа практически из одних теток. Совершенно уже ничего не соображающих, кроме собственного возмущения. Я уж было подумал – здесь мне и конец. Но Наполеон опять среагировал быстрее меня: соскочил с фиакра, встал рядом с какой-то здоровенной жирной бабой и, состроив комическую рожу, весело прокричал: «Граждане! Ну кто из нас более упитанный?!» Как ни странно – это сработало. Телосложение-то у Бонапарта нынче смело можно называть «теловычитанием». И на фоне толстомордой тетки он смотрелся натуральным узником концлагеря. Только что выпущенным на свободу. Публика заржала, и мы, таким образом, смогли проследовать дальше. А могли не проследовать…

Впрочем, опять же в деле агитации и пропаганды пролетарского образа жизни мне в этот раз по-прежнему не повезло: ничего не смог вдолбить в головы обоих – революционного и гражданского – комитетов секции Кен-Венз – хоть ты тресни! А ведь эта секция еще самая «городская» в сравнении с двумя другими – Попенкур и Монтрей! Там-то вообще большей частью огородники да молочники обитают – чистая деревня. Мелкобуржуазная среда, как сказал бы Владимир Ильич…

В общем, судя по всему – таки придется мне организовывать в проекте отдел профтехобразования. Потому что без него, получается, – никак…

Вот же, не было Наполеону хлопот – завел Наполеон себе порося…

Глава 4 Специфика эпохи пребывания

Массы восстали! Ура!

Хосе Ортега-и-Гассет Военной дорогой Под ветры времен Сквозь грохот орудий Скакал эскадрон…

Вот не дано нам предугадать, в какой момент божественный глагол втемяшится в мозги!.. Ну какого лешего?! У нас совещание – а мне в башку ударило стих новый родить, блин… Ну – по нынешним временам новый, конечно, но какая, к Пегасу под хвост, разница?

И ведь не просто у нас совещание. А итоговое! По результатам, так сказать, завершения первого шага начального этапа Создания воздухоплавательных сил… Ага… В одной отдельно взятой стране… Неофициальное, правда. Но все равно интересно. Потому нынче у нас гости. Ну, Шарль – понятно. Он и так почти здесь днюет и ночует. Но еще Монж. И – что наиболее неожиданно – Карно. Это не считая «сопровождающих их лиц». Похоже, я размахом своей деятельности насторожил малость господ депутатов. И визит этот – в значительной степени негласная инспекция. Мне б надо быть особо внимательным. А вместо этого…

Нас всех «Марсельеза» вела за собой

С врагами отчизны в решительный бой…

Ну вот приспичило… Хотя, с другой стороны, опасаться мне нечего. Что я обещал – делается. И будет сделано гарантированно.

Проектирование мастерских для опытных работ мы закончили. И даже котлованы под фундаменты уже роют. Мюрат достал где-то табун лошадей – точнее не где-то, а специально смотался к себе в двадцать первый егерский и уж там откуда-то выцыганил, причем сманил даже полковых коногонов, – так что и с движущей силой тоже все в порядке. Осталось только ветряную мельницу возвести. Но и это не проблема: рота штрафников-саперов за счет вольнонаемных разрослась уже больше батальона – только успевай задания раздавать. Основная группа проектировщиков под командой капитана Берже полностью закончила все чертежи на змейковый аэростат – головное наше изделие. А что? Его же и требовали сделать в первую очередь. Да и для маскировки второй задачи – управляемого аэростата – очень даже годится. Опять же начинать надо с того, что попроще. А про то, что есть еще и третья задача – и не только третья, – так, кроме меня, никто и не знает пока. Это дело я чуть позже обнародую, когда сам его до вменяемого состояния доведу…

Но главный наш король на данный момент – это, конечно, Лебон. Его установка по получению газа из угля работает. Лабораторная пока. (Блин… При взгляде на этот сарай мне даже не знаю, что хочется – то ли немедленно снести его до основания, то ли просто застрелиться… Хотя именно я и помогал Лебону сей агрегат конструировать… Но ничего – будет у нас и настоящий газогенератор. Когда-нибудь…) И это есть хорошо. Потому как Шарль ухватился за нее как обезумевший. Еще бы! Стоимость получения газа – ниже краденой по сравнению с водородом. И скорость наполнения шаров в несколько раз увеличилась. А от идеи собирать и хранить газ в газгольдере профессор вообще чуть не подпрыгивает. Да я ему еще про газовую горелку намекнул…

В общем, аэростьеры сейчас новые шары кроят – втрое большего объема. А мои проектанты, помимо прочего, озадачены не самой важной, на их взгляд, проблемой: разработкой способа сжатия и хранения газа в баллонах под давлением. (Никто важности этого моего хода не понял. Тем более что основное в нем – не баллоны. А компрессор. Ну да ладно – я не гордый…) Жалко, что не удалось пока провести в казарму газовое освещение… Вот это была бы показуха!.. Но увы… Газа покуда хватает только на опыты с шарами-моделями, да и то в обрез. Так что революцию в осветительном деле произведем несколько позже… Стоп. А это еще что?

Ампер докладывает. Я ему некоторое время назад велел составить обзор по состоянию дел в мировой науке касательно электричества. (Ну а кому еще? С такой-то фамилией… Тот он или не тот – наплевать. Для остальных все равно не по профилю.)

– Анри! Повтори еще раз!..

Ампер повторяет.

Ни фига себе. Оказывается, пока я тут в поте лица, как наскипидаренный, подготавливаю революцию в освещении, в физике тоже случилась революция! Какой-то мексиканец – имя мне не говорит абсолютно ничего ровным счетом – взял и открыл электромагнитную индукцию. Которую у нас должен был открыть Фарадей. (Причем про самого Фарадея никто не слышал – то ли не родился еще, то ли вовсе отсутствует как факт: ну реальность же явно параллельная, это же уже ясно…) И теперь весь научный мир кинулся пропускать электрический ток через провода направо и налево всеми возможными способами. В том числе небезызвестный А. Вольта… Вот это сюрприз так сюрприз! А я-то соображал, как мне электрогенератор устроить! А тут – такой подарок. Ей-право – молодец этот дон – как его? – Антонио де Леон-и-Гама! Стану императором – надо будет обязательно наградить его орденом Почетного легиона! Блин – ведь не бывать же мне Председателем Земшара – в смысле императором-то! Но Гама этот все одно молодец! Как раз к следующему куплету подгадал:

Но песню иную

О дальних земле

Возил мой приятель

С собою в седле.

Он пел, озирая

Родные края:

«Гренада, Гренада,

Гренада моя!..»

Цок-цок-цок – цокают копыта фиакра…

Да знаю я, что у фиакра нет копыт! И еще много чего другого нет… Но мне вот так хочется.

Потому что состояние у меня, можно сказать, лирическое. Склонное к поэтическим метафорам. Задумчивое, если попросту. Потому как сижу я на сиденье своего персонального транспортного средства, смотрю кучеру в спину и размышляю.

А размышляю на тот предмет, что чего-то у меня тут недотумкано было… Ну с какого бодуна я так вцепился в это Сент-Антуанское предместье? В смысле набора рабочих… То есть – понятно, с какого, но куда я так погнал? Для сооружения опытных экземпляров – что аэростата, что дирижабля – мне заказы и так есть где разместить. Дорого, да. Но что ж я хочу сразу-то все в одном флаконе? Проблемы надо пережевывать последовательно. А то и пасть себе порвать недолго… А до серийного производства еще не меньше года – раньше мы завод никак не построим. Ну так и чего я тогда? За полгода можно подготовить любого рабочего-специалиста с нуля. Проверено. А мне здесь требуется и вовсе обучить людей всего лишь отдельным операциям. Так это и за меньший срок управиться можно. Организуем школу профтехобразования и будем набирать в нее самых тех люмпенов, которых кругом хоть пруд пруди… Ну, придется поднапрячься. Программу составить. Преподавателей найти. Но это все получается куда более реализуемо, чем агитация цеховых ремесленников. Где, спрашивается, были мои глаза все это время? А черт его знает! Наполеон, блин…

Впрочем, Наполеон-то тут не виноват. Его представления о промышленности и производстве находятся на том же уровне, что и у всех здесь. То есть – на мануфактурном. Идею массового выпуска и конвейерной сборки он с моих слов уяснил, но не более того. И вот результат, да… Ну что поделаешь: Бонапарт такой же буржуазный революционер, как и остальные в нынешней Франции. И мне он ничего подсказать не мог. А сам я недопетрил… И вот теперь еду в очередной раз в комитет секции Кен-Венз на предмет душеспасительных бесед, а получается, что ехать-то было незачем…

Ну, то есть еду-то я не только за этим – у меня в предместье и другие дела имеются. Но вот вербовать в тутошней среде пролетариев надо завязывать. Не там искал. Как та бабуся из стихотворения про очки…

А весенний Париж хорош… Весь зеленый. Трава пробилась, почки распустились первыми клейкими листочками, голуби одуревшие порхают… И хотя пора цветения еще не пришла, но девушки-цветочницы с шалыми глазами уже разносят по бульварам букетики первых подснежников, фиалок и ландышей и чего там еще – из теплиц, видимо… И у прохожих, что попадаются на улицах, взгляды такие же пьяные, как и у цветочниц. Весна… Один я, как дурак, тащусь неведомо куда, неизвестно зачем…

Да уж… Что неизвестно зачем – так это выяснилось буквально сразу же. Едва мой фиакр подрулил к комитету секции Кен-Венз… Точнее – еще на подходе. Потому как проехать к зданию комитета не получилось. Из-за запрудившей окрестности толпы. Пребывающей в весьма буйном состоянии. Тоже, не иначе, по причине весеннего обострения, видимо…

Блин, как бы опять вешать не начали! Хотя, вообще-то, возле штаб-квартиры секции булочных нет. Да и толпа побольше очереди будет. Не сто человек. А с тыщу. И там, у комитета, оратор чего-то вещает. Да не один, похоже…

– …модерантизм есть скрытая дорога к роялизму! Воля народа попирается неприкрыто! Пора уже спросить, что нам дала революция девятого термидора!

– Отмену бессудных казней и системы террора против граждан! Кто-то хочет их восстановить?!

– Зато роялисты теперь появились на каждом углу! Чего ждать далее? Когда они открыто нападут с оружием на Национальное представительство?! Мы не можем спокойно смотреть, как хоронят Революцию!

– Не надо преувеличивать! Нация не позволит восстановить прежний порядок!..

Толпа, сдержанно гудя, вслушивалась в перепалку. Всех очевидным образом происходящее не на шутку интересовало. До такой степени, что моего появления, похоже, никто и не заметил. Да, сильно тут народ активен в политическом плане, да…

– Не проехать, гражданин генерал… – повернулся ко мне водила. Он же ординарец. – Что прикажете?

А чего тут приказывать? Ясен пень – поворачивать надо. И отправляться по следующему пункту сегодняшней программы. Вот только по какому поводу митинг-то?

Я встал в коляске, ухватившись за плечо солдата. Но разглядеть впереди толком все равно было ничего невозможно. Ну, стоят какие-то мужики на ступенях комитета. Ну, устроили что-то вроде публичного диспута. Кто-то там даже с оружием… Но суть-то в чем?

– Что здесь происходит, граждане? – поинтересовался я у ближайших к фиакру слушателей.

Какой-то человек на костыле, в поношенной солдатской форме, но с фартуком ремесленника поверх нее, отвлекся от вслушивания в обрывки доносящихся от комитета фраз и бросил на меня раздраженный взгляд. Но раздражение тут же сменилось интересом. Он грузно – явно непривычно – развернулся, всем телом повисая на костыле, и всмотрелся в меня пристальней. Лицо его уродовал шрам на правой щеке. Шрам был вполне свежий. Возможно, поэтому я признал человека не сразу.

– Ба! – опередил меня одноногий. – Да это ж никак наш генерал!

А вот по голосу я его вспомнил сразу.

– Сержант Франсуа Жубер, если не ошибаюсь? Второй батальон второго полка?

– Был сержант Жубер, да весь вышел! Теперь вот опять сапожничаю… А у нас в бригаде слухи ходили, что вас из армии выгнали…

– Так и в самом деле выгнали. Только об этом рассказывать долго. Скажи-ка мне лучше – что тут такое делается?

– А!.. – Жубер скривился и махнул рукой. – Власть переменилась!..

– То есть?.. – Вот новость. Почему мне никто не доложил, как говорится… Вроде ж ничего такого не происходило, когда я сюда ехал. Да и накануне все нормально обстояло. Впрочем, похоже, гражданин предвосхищает «Свадьбу в Малиновке» не совсем в том смысле… А как раз в том, что в оперетте был. В узкоместном.

Так и оказалось:

– Да нынче ночью недовольные действием комиссаров собрались в комитете да и переизбрали весь состав. А утром старые пришли и полномочия свои отдавать отказались. Вот теперь ругаются. Даже из Конвента кого-то прислали, чтоб разобраться, кто тут и что…

Ага… Именно оно самое. Ничего особенного. Если кто чего не понял – обычная здесь практика. Ну, настолько хорошо вот продумана организация новых республиканских органов власти. Комиссары секций имеют какие-то полномочия только в рабочее время – с утра до вечера. А ночью, в принципе, активисты противоположного политического направления спокойно могут собраться в опустевшем помещении комитета и своим альтернативным большинством принять то решение, которое не проходило днем. Потому что днем их – меньшинство. Ага… И такая вот чехарда тут довольно регулярно приключается, просто я лично с ней еще не сталкивался. Здесь, в Париже, не сталкивался. В других-то местах – сколько угодно. И я смещал, и меня смещали… На родимой Корсике аж со смертным приговором. Так что дело, в общем, житейское…

Смех в том, что должности комиссаров – как это несколько позже и в другой стране было сформулировано – являются «освобожденными». То есть – комиссарам правительство платит зарплату за их комиссарство. Не запредельную, правда. Но все же… И по идее сменять кого бы то ни было может только оно. Точнее – должно бы мочь. Ан нет!.. Потому правительство в этом вопросе проявляет полную толерантность – не вмешивается. Чтоб неприятностей не заработать. А Конвенту оно и вовсе по барабану. Поскольку депутаты используют шатания электората в секциях в своей политической борьбе. Их это устраивает…

– Понятно… – резюмировал я. – А чего не поделили-то между собой эти уездные предводители команчей?

– Да дьявол их знает! – Жубер опять махнул рукой. Вышло это у него неуклюже из-за того, что второй он все время старательно цеплялся за костыль. Явно еще не освоился передвигаться с одной ногой. – Вроде как прежние слишком мало занимались нуждами простых граждан!.. А эти собираются непреклонно исполнять волю Суверена… Добиваться снабжения хлебом и Конституции… Но по мне так – просто захотели жалованье за должности на дармовщину получать. Хотя что там того жалования? Тысяча восемьсот ливров в год… На Хлебной пристани грузчики зарабатывают больше! Вот только там вкалывать надо…

Я хмыкнул. Вот что отличало сержанта бригады имени Парижской коммуны Франсуа Жубера от основной массы – так это то, что у него мозги на политике не были повернуты. Сколько я помнил – выходец из деревни, он и в политическом смысле отличался практической сметкой. То есть как и положено солдату: держался подальше от начальства, поближе к кухне. И революционных речей не произносил, в отличие от большинства. Притом что сержантом его выбрали сами солдаты за обстоятельный характер и организаторские способности. Теперь я мог видеть, что и на гражданке он не отличался интересом к вопросам власти. Через что и мыслил куда трезвее, чем окружающие. Которые как раз сейчас все превратились в слух. Ловя препинания ораторов двух соперничающих группировок. Взывающих к судьбам нации…

Тоже, кстати вот, анекдот… Народ по этой самой Конституции – которая якобинская и которую нынешний Конвент не примет даже через свой труп по этой причине (и которую лучше и в самом деле не принимать – читал я ее, ну в смысле, Наполеон читал, потому знаю, что говорю…) – является Сувереном Французской республики! То есть – обладателем высшей власти в стране. И именно по этой причине каждый мнит себя, блин, способным разбираться в государственных делах. Хотя ни хрена в них не смыслит. Ну, типа той ленинской кухарки… И вот, пожалуйста, – в результате мы имеем самое натуральное новгородское вече по любому поводу. Какие, к черту, роялисты?! Сами себе злобные буратины сверху донизу, от последнего клошара до заседающих в Конвенте народных избранников. И еще возмущаются, что им полномочия урезали. На кой леший им эти полномочия? Революционеры хреновы…

Нет, прав был Черчилль, когда обозвал демократию дерьмом. И тогда, когда сказал, что лучше ничего пока не придумали… Даунхаус, блин…

– Понятно… – повторил я, продолжая стоять в своем экипаже на манер памятника Минину и Пожарскому (ну, если кучера присовокупить). Обдумывая одну, в общем-то, никакого отношения к происходящему не имеющую мысль. Представлявшуюся вполне дельной. И даже странно, что пришла она мне в голову только теперь. Когда я увидел Жубера. – Спасибо за информацию, сержант! А сейчас, если ты не очень занят, – не согласишься ли подсесть ко мне в коляску и проехать до ближайшего ресторана?

В конце концов, может же бывший командир бригады покалякать с бывшим же солдатом этой самой бригады – новостями обменяться?..

У Жубера, правда, новостей было немного.

Повоевать он успел всего месяц. После чего угодил с группой фуражиров в шуанскую засаду.

Собственно-то, Вандейское восстание было подавлено еще в 93-м году. С небезызвестным «Нантским утоплением» в финале. Свобода, равенство, братство, да… «Счастье всем и пусть никто не уйдет обиженным» (с) Гражданская война, блин – самая романтическая из всех видов войн: потому что это есть война против несправедливости, ага… Но сейчас все, что происходило на западе Франции, получило обобщенное название именно по этому первому крупному выступлению против якобинских реквизиций и никто уже не заботится о какой-то разнице. Вандея – понятно, о чем речь… Смешно: якобинцев всех перебили, а восстания в западных провинциях как пошли под королевским знаком – так и идут. И никому уже нет дела, с чего все началось… Люди, люди, порождения крокодилов… Тоже цитата.

В общем, Жуберу повезло, если так можно выразиться. Его, исполосованного саблей и с раздробленной пулей ногой, сочли мертвым. А вовремя подоспевшая помощь спасла сержанта от истечения кровью. Да еще, на счастье, в пределах досягаемости нашелся врач, ампутировавший голень. Провалявшись до весны в лазарете, Франсуа буквально неделю назад вернулся домой. А поскольку семью надо было кормить, то он принялся за свое старое ремесло, хотя толком еще не оправился от ран. Прежний мастер, на которого Жубер работал, охотно взял его обратно, невзирая на инвалидность. Впрочем, инвалидность помехой и не была – все равно тут все работали на дому…

– Ну, в принципе, жить можно, – завершил он свой рассказ. – Обувку тачать и без ноги получается не хуже. И в общем, денег хватает… Еще бы только с хлебом перебоев не было!

– Тоже думаешь, что роялисты виноваты? – спросил я.

– Да какие это роялисты! Вот в Ванде – там роялисты настоящие! – у бывшего сержанта сжались кулаки, и он чуть не раздавил стакан с вином, который держал в правой руке. – Белые кокарды… Аристократы, мать их… Зверье!.. Видели б вы, что они с пленными делают!.. Я как вспомню, что от ребят, которые со мной были, осталось, так внутри все переворачивается… А здесь… За что булочников бить? Не они зерно поставляют. Хлеб-то в городе есть из чего печь! Только зерноторговцы цены ломят, вот и все. Богатому известное дело – нажива глаза застилает…

– А какой выход видишь?

– Да какой, к дьяволу, выход? Вон умники талдычат, что надо к Тюильри идти и Конституции потребовать! Как будто у них от конституции порядок сразу наладится… В Конвенте-то кто сидит? Богатые те самые! И что с конституцией, что без конституции у них один черт своя рука владыка будет… Купят выборщиков, сколько потребуется, и по-прежнему прав останется тот, кто богаче… Сковырнуть бы их всех к чертовой бабушке! – с мрачной мечтательностью произнес сапожник. – Собрать всех вместе… Да и отправить к тем шуанам в подарок! Сам бы подсобил в таком деле, и на одной ноге управился б…

– Насчет к шуанам отправить – я б тоже не возражал, – признался я. (Да и Бонапарт, в общем, был не против.) И уже из чистого любопытства добавил: – Но только что дальше-то? Правительства в стране не станет. А на всех границах – интервенты. А внутри страны роялисты с республиканцами… Вот начнется тогда веселуха!.. Все, что сейчас, – детским криком на лужайке покажется…

Франсуа потух.

– Тоже верно… – согласился он, вертя стакан в руке. – Образованный вы человек, гражданин генерал… Я вот только в лазарете и сообразил – когда на койке валялся. Время было… Так вот и выходит, что куда ни кинь – все клин… И что делать – непонятно. А иначе бы – эх!.. Ладно, – он махнул рукой, поставил стакан и принялся нащупывать свой костыль. – Спасибо вам, генерал, что уважили простого солдата! Идти мне надо – работа стоит…

– Да я уж тебя отвезу, – ответил я, прикидывая, что пришедшая мне в голову мысль и в самом деле может оказаться толковой. Если, конечно, я ее реализовать смогу… – Только скажи мне сперва еще кое-что… Ты ведь вроде бы грамотный?

– Ну… – бывший сержант замялся. – Читать могу. Немного. А писать – не мастак…

– Не страшно. Научишься, если что… Даже и считать, если потребуется. А вот если тебе поручить обучить сапожному делу десяток-другой человек – взялся бы?

– Почему нет? Всему обучить можно. Было бы только время да ученики чтоб не полными дураками оказались… Только не соображу я что-то – это вы к чему?

– А в армию ты б согласился вернуться?

Жубер воззрился на меня совсем непонимающе.

– Дык – как? – свободной рукой он хлопнул себя по культе.

– А это не твоя забота. Так согласился бы или нет?

– Ясное дело… – Франсуа пожал плечами. – Да только что об этом говорить? Да и что я там делать-то стану? Сапоги тачать за солдатскую пайку? А кто тогда семью мою прокормит?

– Ну, если дело только в этом, – я усмехнулся. – Так я тебя мобилизую вместе с семьей. У нас всякому работа найдется. А насчет жалованья – ты не беспокойся! Жалованье у нас не солдатское… Так что, сержант Жубер – пока еще сержант! – считайте себя снова в строю! А заодно… – я посмотрел на хлопающего глазами собеседника. – Припомни, не сочти за труд: есть тут у вас еще такие же, как ты – простые работники, – и как с ними можно встретиться?

Следующим на очереди пунктом моей сегодняшней программы, после того как я завез домой осчастливленного мной сержанта, – возле комитета все еще продолжали митинговать, – был господин Роньон, портной.

Ну, я ж говорил уже, что кое-что помимо мундира заказал. Вот, езжу на примерку теперь… Как выяснилось, с мундиром-то мне просто повезло – у портного готовый был, его только подогнали мне по фигуре. А вот с новым раскроем… Два раза уже пришлось переделывать. Все что-то не так получается. Как надену на себя да гляну в зеркало – ну чисто та корова под седлом. То длинное слишком, то мешком висит… Да еще шов ручной от машинного качеством отличается не в лучшую сторону… А ведь, казалось бы, чего сложного? Пошить комплект полевой формы, комплект парадной да летно-технической рабочей. (А чего? Раз уж создаем новые войска, так пусть у них и форма новая будет. Своя собственная…) Но выходит такая канитель!.. А особенно достает желание месье Роньона все время украсить изделие то галуном каким-нибудь, то кантом разноцветным. Не понимают здесь, что военный не должен походить на петуха.

Даже Наполеон не понимает! То есть – он считает правильным, если некоторые части одеты в форму типа маскировочного цвета – егеря, например, – но в целом мои прогрессорские идеи по части обмундирования зарубил на корню. Например – ну как мне хотелось пошить себе камуфляжный костюм!.. Вот был бы эффектный ход, а?.. Так Наполеон решил, что я сбрендил! А того хуже – с его слов – так решили бы все окружающие. Покрытый пятнами генерал вызвал бы в Париже ажиотаж никак не меньший, чем госпожа Тальен, явившаяся в театр в костюме Евы. И даже, пожалуй, больший. Потому как теток в неглиже во все времена полно, а генералов в пятнах до сих пор никто не видел!..

А еще того хуже – что вреда от подобного нововведения получалось больше, чем пользы! Последнего, признаюсь, уже я никак понять не мог. Мы с моим «Бонапартом внутри меня» несколько дней препирались, прежде чем он сумел объяснить так, что до меня дошло. И немудрено: для Наполеона-то этот момент – как и для всех здесь – представляется само собой разумеющимся. А для меня – сданным в архив практически сто лет назад, во времена англо-бурской войны… В общем, оказалось, что при нынешнем способе ведения боевых действий – когда управление войсками в сражении осуществляется ВИЗУАЛЬНО – воюющие ДОЛЖНЫ различать друг друга. Причем – как можно лучше. Оттого и форма всех армий без исключения строится по принципу попугайской раскраски. Не камуфлирует, а выпячивает носящих ее. Вот, собственно, и все. А насчет того, что «хочешь быть красивым – поступай в гусары», – так это уже вторично…

Одним словом – убил меня Бонапарт этим разъяснением. Только что в землю не закопал: все-таки излишнего украшательства я не допустил. Слава богу хоть, что эполеты здесь не в ходу. В смысле – во Французской армии. Как и у нас когда-то в Красной… Поперек всем «золотые погоны» как символ ненавистного самодержавия. (Я вот эполеты свои как-то упоминал – но только исключительно в переносном смысле: усиления впечатления для. Так-то знак генеральского отличия – трехцветный кушак на талии. Цветов, естественно, знамени республики. Не сказать, чтоб сильно удобно. Но тут уж я ничего поделать не в состоянии: все так носят!) Ну вот под это дело я и от остальных финтифлюшек отбоярился. Оставив лишь кант с петлицами – ну без них-то никак.

Вот только на скорость выполнения заказа оно не повлияло… Во всяком случае, взбегая на крыльцо дома господина Роньона, я не надеялся, что произошло чудо, – предыдущие визиты уже приучили меня к трезвому взгляду на вещи. Но я даже не подозревал, насколько я в этом прав…

– Хозяина нет дома! – сообщил мне слуга, открывший дверь после того, как я несколько раз подергал за ручку входного колокольчика.

– А когда будет?

– Не знаю, месье!

– А что с ним такое? – без самого мастера решить вопросы по сделанным мной заказам не представлялось возможным. Абсолютно. Ни один из подмастерьев не взял бы на себя такую ответственность.

– Хозяин со вчерашнего вечера в комитете секции, – обрадовал меня привратник. – И когда вернется – неизвестно. Вы же сами, наверное, видели, что творится?..

– Что он там делает? – спросил я, уже догадываясь, ЧТО могу услышать. Хотя никак не ожидал от почтенного мэтра ничего подобного по прежним с ним встречам. Правда, «умным» высказываниям в духе кухонной политики он, случалось, при мне предавался…

– Месье Роньона избрали комиссаром взамен одного из бывших.

Да-а… Это точно не Рио-де-Жанейро! Вряд ли я таким манером в ближайшие дни смогу получить тут свои белые штаны… Ну, то есть не белые, конечно, – но какая, к черту, разница? Ведь неизвестно, смогу ли я получить вообще хоть что-то с месье Роньона! Если его политическая карьера закончится не начавшись – то последствия для него могут оказаться самыми разнообразными… Вплоть до ареста.

Нет, это точно знак какой-то свыше: что хватит страдать маниловщиной насчет Сент-Антуанского предместья! Они тут что-нибудь еще отмочат – читал ведь про регулярные рабочие восстания, хоть и не помню, сколько их было? – а я в результате вообще останусь без ничего!.. Нет, все: надо запускать свои мастерские и начинать готовить свои кадры! Не фиг ждать милостей от природы. Жубера нашел – и еще сколько-то таких же специалистов с его подачи будет, ремеслом владеющих, – и радуйся: хоть что-то!

Блин. Но снова перестраивать проект… Менять приоритеты… А что делать?! Если без этого опять никак не обойтись?

Черт бы побрал это высокое политическое самосознание масс!

Часть четвертая. Патроны, виски, помидоры

Глава 1 А кому сейчас легко?

Все смешалось. Не родившиеся пока классики, не открытые еще законы природы…

Рукопись графомана от АИ

Стреляли…

Саид (Х/ф «Белое солнце пустыни»)

Осень 1794 года. Долина Дакота.

Динго

Даже удивительно, как летит время. Вроде недавно кончилось лето, а уже середина октября. Затишье какое-то образовалось. Мастерские заработали, особых проблем не возникает. Все, что должно быть поставлено на поток, – делается, как и положено. Возникающие мелкие вопросы решаются в рабочем порядке, новых идей пока не возникло. Я даже что-то вроде отпуска на недельку в сентябре себе взял, как раз на бархатный сезон. Уехали с Антилопой на побережье, в Вихри, передохнуть, искупаться, благо вода теплая. А то последние две недели были слегка суматошными.

А ведь практически еще вчера я обрадовал Ронана скорым переездом. Это было в начале июня. Помню наш тогдашний разговор.

– Ронан, помнишь, ты ворчал, что здесь вам вместо полноценного дома приходится жить в двух комнатах барака. Так вот, готовься въезжать в новый дом.

– И где же он будет? – удивился тот, прекрасно зная, что с площадями в Ломоносове не густо.

– Да тут недалеко. Помнишь ту долину, где ты с нашими разведчиками встретился? Вот туда мы и переезжаем вместе с мастерскими и еще много чем.

– Ничего себе недалеко, – усмехнулся он.

– Зато места много, – парировал я, разворачивая план поселка и обводя карандашом группу участков. – Смотри сюда, один из этих домов твой, на выбор. Значит, так, послезавтра туда уходит конвой с грузом, бери повозку, сажай в нее Морну, и езжайте. Отпуск вам даю на две недели, конвойцы обратно пойдут не сразу, пару-тройку дней отдохнут, да и на рудники заходить будут, как раз и получится. За детьми мы присмотрим.

– А к кому мне там обращаться?

– В долине сейчас Логинов командует, так что все вопросы решай с ним.

– Да, еще, босс, а ваш дом где будет? – поинтересовался Ронан.

– Вот тут, – показываю на схеме, – а здесь дома Анатолия и Зануды. Все начальство кучно у нас расположилось. Так что иди, собирайся в дорогу.

А к возвращению Ронана прибыл и караван с ирландскими переселенцами.

Зима – весна 1795 года.

Долина Дакота

Интеграция в наше общество полусотни ирландцев не могла пройти сразу и гладко. Нам в Дакоту достались кузнец с семьей и двумя подмастерьями, столяр с нехилым выводком дочек и немолодой плотник-вдовец с двумя взрослыми – семнадцати-восемнадцати лет – сыновьями. Выходцы из Эйре – народ веселый и бесшабашный, но горячий и взрывной, а обстановка и взаимоотношения у нас радикально отличаются от привычных им, так что без трений не обошлось. К счастью, Ронан помог нам в этом деле неоценимо. В конце концов, это по его наводке они сюда перебрались, вот он и взял над ними что-то вроде шефства. Если не считать крупной ссоры одного из сыновей плотника с Волчьим Хвостом, в результате которой парня пришлось отливать холодной водичкой, остальные инциденты до серьезного мордобоя не доходили. Но ничего, как-то все утряслось, новенькие при деле, молодежь в школу пошла, да и старшее поколение тоже по вечерам занятия посещает. Так что не до бузы им сейчас.

Заодно я по ходу дела Монику Рамирес в долину перетянул. Девчонка действительно неплохо по дереву работать умеет, вон какой барельеф с портретом погибшей Эллен Колтон на доске вырезала. Хотела его к кресту на могиле приделать, заместо фотографии, но мы отговорили. Деревяшку как ни лачь, чем ни покрывай, все равно на сыром воздухе долго не простоит. Так что висит теперь резной портрет Эллен в штабной избе в Вихрях. Но искусство – дело, конечно, хорошее, однако у нас более прозаичной работы хватает. Вот я и озадачил Монику подгонкой лож к карабинам. Плотники со столярами делают основную работу, а за ней тонкая доводка, беддинг. Да еще подсунул ей Одинокую Белку в ученицы. Шоно ногу юной индианке слегка поправил, пришлось ей снова кость ломать, но результат обещал проявиться через некоторое время. Как обещал наш медик: «Конечно, хромота все равно останется, я не бог и даже не хирург, но коленка должна снова сгибаться, как гипс сниму, пусть расхаживается. Главное, разрабатывать ногу потихоньку, тогда результат будет лучше». Вот я девушку к делу и пристроил.

А пока отдыхали на море, меня идея и стукнула. Выпросил у Кобры со склада Котенкин ППС[87] и уселся чертить. Так, вернувшись в долину, пистолет-пулемет и утащил. Правда, начал конструирование не с автомата, а с магазина. Ну не получался у нас коробчатый магазин под карабинный патрон, вот я и решил попробовать сделать дисковый. Благо совершенно случайно наткнулся в одном из ноутбуков на фотографию китайского «барабана» для РПК, конструкцию которого можно было использовать и для патронов с закраиной. Вот его мы, как смогли, и воспроизвели, причем размахнулись аж на стозарядный. Правда, в итоге емкость получилась «всего» девяносто восемь патронов. Для испытаний был срочно переделан «Штарк». Конструкция после небольших доработок показала свою работоспособность. Сначала опробовали стрельбу одиночными, потом удалили разобщитель из спускового механизма. Конечно, не предназначенный изначально для этого карабин от стрельбы очередями быстро развалился, но того, чтобы задержек по вине магазина не случалось, мы добились.

Эксперимент признали удачным, так что можно было приниматься за пистолет-пулемет. Конструкцию Судаева повторили процентов на восемьдесят. Главное отличие – увеличилась длина отката затвора, что снизило темп стрельбы до более удобных пятисот пятидесяти выстрелов в минуту против семисот у ППС. А рукоятку вместе со скобой, наоборот, перенесли вперед, вплотную к горловине магазина, соединив длинной тягой спусковой крючок с механизмом. И кожух ствола срезали под углом для компенсации отдачи, как у ППШ[88]. Приклад поставили коротенький деревянный, но можно было сделать и складной металлический. Конструкция получилась достаточно простой, крепкой, но весьма увесистой, чем-то напоминавшей прославленный гангстерскими разборками «Томми-ган». Почти четыре кило весил автомат, и еще два семьсот снаряженный магазин.

Первые два образца расстреляли вдрызг на полигоне. Сожгли более десяти тысяч патронов на ствол, но добились безотказной работы автоматики. Всеслав, приехавший на испытания вместе с Коброй, сначала обрадовался, потом взвыл.

– Он же весит как два лома!

– Да, тяжеловата машинка, – поддержал его Сергей.

– Так у него больше двух с половиной кило на магазин приходится! – отбивался я, не ожидая такого наезда. – А саму конструкцию облегчать некуда. Технологически мы к этому не готовы. Только-только контактную сварку ввели на производстве.

– Что-о-о!.. – удивился Кобра. – У вас есть сварочный аппарат?

– Есть, – самодовольно ухмыльнулся я. – Для точечной сварки. Электричество есть, трансформатор тоже, а значит – и сварочный аппарат сделали.

– Убил!

– Слушай, – предложил Всеслав, – а если емкость магазина вполовину уменьшить, на сколько он полегчает?

– Ну сам считай, почти двадцать граммов на патрон, полсотни на килограмм потянут. Ну и что-то в железе барабана убавится.

– И то хлеб, – кивнул он. – Если до пяти кило доведешь, уже приемлемо будет. Даже пяти с половиной. И приклад нам складной приделай, как у «Судаева».

Так и сделали. К Новому году были готовы два десятка автоматов, к которым прилагалось по паре «больших» барабанов и по четыре «маленьких», на пятьдесят два патрона. С уменьшенным магазином конструкция полегчала на кило триста, что Всеслав нашел вполне приемлемым. Так что ряд бойцов из пограничников-нуму незадолго до Нового года получили новое оружие. А еще четыре автомата с большим запасом патронов, упакованные в ящики, готовились к отправке Котозавру и Климу. Нам же пришлось озадачиваться расширением патронного производства, правда, оснастка для этого была уже давно заготовлена, после Нового года мы готовились запустить еще две линии вдобавок к имеющимся.

Ронан с Логиновым меня тоже порадовали. У них получилось сделать полноценную винтовочную гильзу. Причем технология сразу продумывалась как массовая, с возможностью расширения производства. В качестве модели была взята гильза 408 CheyTac. Дело в том, что среди вещей из автобуса, по-моему, у того же Боба Деккера нашелся брелок, сделанный из такого патрона. Эта «безделушка», естественно, без ключей, долго стояла у меня на столе в качестве милитаристского сувенира, а потом мы решили взять ее за основу. Естественно, наш вариант гильзы обзавелся закраиной, проточка для имеющихся у нас технологий пока была не доступна в массовом производстве. Так что на начало 1795 года поставили цель наладить производство винтовочных боеприпасов, параллельно определившись с типом пули и зарядом. А следом должна была появиться на свет и винтовка.

Весна 1795 года.

Старый Империалист

– Страшно жить на свете, товарищи, и, да, примкнувшие к ним господа. Страшно! Яду мне, яду!! Куда ты тянешься, доктор? Не надо, у меня все с собой. Стаканы есть? Какие мензурки?!! Благородный напиток из мензурок?!! Не смеши мои аксельбанты, доктор! Наливай, наливай… Какую дозу? Опять… Доктор! Кто из нас пьяный? Ты что, краев не видишь?

Хорошо пошла, была бы жизнь такая легкая. Давай открывай свой талмуд, карточку или… О! Анамнез!! И записывай. «Болезнь господина полковника – щенщины!!» Да не в физическом плане!! Фу на тебя, наливай давай. Последняя бутыль из заначки, для хорошего человека не жалко. Я тоже неплохой… В душевном плане болезнь моя. Ибо, как сказал Стендаль: «Всякая женщина зло. Лишь дважды бывает прекрасной, либо на ложе любви, либо на смертном ложе». Как, не сказал? Не успел? А чем он вообще сейчас занимается? В армию собирается?! Интендантом?! Повесят же по наказу Суворова. Спасать надо, а то что будет делать человечество без «Красного и черного»? Ни красное, ни белое эту книгу не заменят, потому что… Дай бог ему удачи!

Вот скажи, коллега Шоно, ну зачем нам женщины? Спасибо, про аистов и капусту я уже знаю. А-а-а!! Вот в чем дело! Капусту еще не выращиваем, аистов тоже нема, те-е-еперь понятно! Но не в этом вопрос. Придется вам, уважаемый доктор… Наливать? Это обязательно, но придется вам еще и психом работать. Тьфу ты, не психом, конечно, а психотер-р-апевтом. Что? Никакой разницы? Ладно, фрейдизм, так и быть, изживаем. И этого нет?!! Да что у вас, как говорил Воланд, куда ни глянь, ничего нет!! Чем Зигмундовы папа с мамой занимаются?!! Бабушка и дедушка? Да провались они пропадом! Да, и Австрия с ними тоже! Все равно слушать придется!

Итак, моя жена настояла, чтобы я взял себе вторую! Но я же не султан! Приползаешь домой, после дел своих строительных, из женского рода желаешь только кровать, а их в доме уже двое! Да не кроватей! Щенщин! Они меня женили, причем поставив мою морду лица перед фактом. Красивая девушка, да…

Но моя честь, литвинского князя, бунтует и требует чего-нибудь такого, этого! У тебя ляхов на примете нет? Жаль. Я бы им устроил династическую унию, унифицировал бы каждого на добычу угля. Что-о-о?!! Сам знаю, но уже поздно. То, что я князь, да еще из далекой Литвы, уже записано в моем патенте на полковничий чин. А что написано пером… Наливай и срочно госпитализируй меня. Диагноз? Душа болит! Батальон без меня проживет, а я им песню подарю, вот только модифицирую…

Я фрегат не водил, не стоял на посту

И не драил я ствол мушкетона…

Что значит потише? Душа поет, которая болит. Ой, они идут, точно услышали! До-о-ок!! Эх, капитан, никогда ты не станешь майором!

16 мая 1795 года. Форт ВВВ.

Из дневника Сергея Акимова

Вчера отмечали пятилетку нашего попадалова.

К этому дню в Форте собрались практически все «попаданцы», даже Толя Спесивцев с Зубрилкой успели приехать в отпуск из Вашингтона, пусть и буквально «с корабля – на бал», появившись в Форте вечером тринадцатого. Только Вадим Спасск запропал со своими индейцами где-то севернее нынешних США, явно готовил вместе с ними какой-то неприятный сюрприз для янки.

После обеда 14 мая собрались отдельно от гостей, помянули Клима. Сходили на берег, где рядом с могилой Эллен Колтон прибавилась еще одна. В которой, под скромным надгробием, лежала проэлла – восковой крест, которым заменяют погибшего. Ведь его тела мы так и не нашли. На табличке – надпись:

Ego non potui omnia[89]…

Будущее не повторится!

Посидели душевно, но, естественно, без тех закидонов, что бывали обычными на поминках в нашем прошлом-будущем. Ни лишних слез, ни нервного веселья, плавно переходящего в драку, где непонятно – кто, кого и за что.

К 21:00 командир в приказном порядке разогнал народ отдыхать. Официальная церемония была намечена на десять утра, хотя испанцы слегка напряглись. Не принято у них назначать какие-то приемы и церемонии так рано. Внутренние там дворцовые дела, согласно распорядку – одно дело, а вот всякие разные международные (а у нас как раз тот самый случай) – после обеда или вообще на ночь глядя. Сергеич совместно с де Брега и тем бесценным дядечкой, прикомандированным к нашему посольскому особняку, утрясли вопрос. По их версии, выходило, что пока(!) церемония вполне себе «домашняя», как бы в рамках регламента работы двора вице-короля. Племянник помянутого местоблюстителя, капитан Родригес, естественно, тоже был в числе приглашенных гостей повышенной важности. С его стороны возражений не последовало, поэтому проблему посчитали решенной, к удовлетворению сторон.

Общее расписание было доведено до всех, мероприятие подготовили по полной программе, так что пусть народ отсыпается про запас. Ведь кроме «Дня «Попаданца», как мы называли эту дату между собой, предстояло отметить еще одно событие. А именно – мою свадьбу с несравненной Марией дель Ампаро. По итогам кампании на Мартинике получившей повышение в звании. Титул она получала вместе со мной, в нагрузку, хе-хе…

Но разошлись не все. Переглянувшись с генералом, мы тормознули двух Александров – Зубра и товарища военного инженера, тоже получившего повышение после его участия в выносе англичан с карибского острова. И щеголявшего теперь полковничьими погонами. Угу, именно. Никакие не эполеты и остальные аксельбанты – в наших частях вводились нормальные погоны, не те придурочные «галстуки», которые обсуждали незадолго до БП в нашем времени.

Обоих Анатолиев как явных кандидатов на «тайный совет серых кардиналов» пришлось на сегодняшний вечер отпустить. Причины у них были вполне понятные и весьма уважительные. У Спесивцева-Годдарада жена соскучилась по мужу, даже представить себе трудно – до какой степени. А Логинов как раз тоже дозрел до «улучшения демографии». Как раз сегодня у него был намечен визит к отцу своей избранницы.

Утрясать детали предстоящей помолвки и остальных нюансов такого серьезного дела, как будущая женитьба.

Тема «заговора» была стара как мир – «что делать будем, бояре?», виноватых искать не собирались, ибо таковых мы уже давно выбрали явочным порядком. И пусть будущие трактователи истории себе головы ломают, с чего вдруг Британия кому-то должна: «You for Sevastopol will answer me!»?[90] Заштатная крепость на окраине России, какое дело малоизвестным людям в еще более заштатном захолустье Нового Света до строящегося города? Когда там англичане успели отметиться так, что заслуживают возмездия?

Если же серьезно, то хотелось обсудить, сначала в узком кругу, вполне назревшую проблему. Кто будет заниматься тем грязным делом, что в приличном обществе принято называть обтекаемым словом «политика». Да еще не какая-нибудь, а самая изощренная – она же «большая» или «высокая». Которую, как известно, в белых перчатках не делают. Здесь больше подходит экипировка ассенизаторов. Втягивать в эти игры всех «попаданцев» не то что бессмысленно, но весьма непродуктивно. Инженер должен изобретать машины, врач – лечить. И даже офицер – только воспитывать и натаскивать солдат, но не решать с их помощью мировые проблемы. Сразу оговорюсь, что тех клоунов, на которых мы насмотрелись в своем мире по зомбоящику, государственными деятелями назвать можно только с перепою. Политиканы, дорвавшиеся до халявной кормушки чинуши, кто угодно – но никак не политики.

Так уж выходило, что нам предстояло, играя по чужим правилам, вести свою игру, раз уж мы замахнулись на перекройку того миропорядка, что начинал потихоньку складываться. По всем прикидкам, выходило, что «попали» мы, если не растратим свои жизни без всякой пользы, исключительно в удачное время и место. Это не одиночка-дизайнер в 1941 год или даже целая команда страйкболистов туда же. Как ни крути, а кроме несколько изменившегося хода Великой Отечественной, ничего они изменить в будущем нашей страны не могли. Уменьшить потери нашего народа – да, одно это заслуживало бы, случись такие «проваленцы» в реале, высшей награды всех времен и народов. Но сломать систему, не только в СССР, а и во всем остальном мире, уже вполне прочную и набиравшую обороты, закономерно приведшую тот мир к БП, – ни в коем случае! Даже перед русско-японской войной было уже поздно. Если не брать в расчет совершенно рояльных вариантов с целой командой «попаданцев», имеющих возможность выбирать себе в качестве «доноров» высших руководителей Российской империи. Или постоянно действующий портал в будущее, для поставки хайтековских ништяков и чуть ли не живой воды. Ничего подобного у нас не было и не предвиделось. Только собственные головы, руки и те «бонусы», в виде запасов инфы на ноутах, что уже случайно «прилетели» вместе с нами.

Засиделись в результате допоздна. Пока уже командир не погнал меня спать, поскольку клевать носом на собственной свадьбе и пугать гостей красными от недосыпа глазами, как он сказал: «Таких сонных вампиров нам не надо!»

Следующий день удался. Во всех смыслах. И дату отметили. И свадьбу отыграли. Без излишнего шика, но, самое главное, невесте понравилось!

Как водится на таких мероприятиях, не обошлось без приколов. Естественно, больше всех отличился Котозавр. Не без помощи наших инженеров и химиков. Среди подарков, врученных молодоженам, один вызвал больше всего вопросов у присутствовавших испанцев и барона Рюгена. Их интересовало, что же такого особенно смешного в вывеске для моего служебного домика, где на черненом фоне, исполненное настоящим сусальным золотом, сверкало название:

«Центральное отделение

страхового общества «Россия»

Глава 2 Ах, эта стройка…

Не спорьте и не прыгайте,

Не пойте, не пляшите

Там, где идет строительство

Или подвешен груз.

Песня из м/ф «Пластилиновая ворона»

Зима – весна 1796 года.

Динго

Впрочем, стрелковым оружием мои милитаристские наклонности не ограничились. По ходу новогодних праздников выцыганил у не совсем трезвого Кобры трофейную шестифунтовую кулеврину, точнее, ствол от нее. Была у меня одна мысль. Еще на этапе отработки литья гранатных корпусов мы попробовали сделать из чугуна по той же технологии минометную мину. Получилось криво. Оперение никак не хотело отливаться нормальным. Эту идею тогда забросили, а перед Новым годом я спилил на фиг хвостовики у тех неудачных экземпляров. Новое оперение из шести лопастей было сделано из тонкого листа и крепилось к направляющей трубке точечной сваркой. Технология получалась хоть и не такой простой, как хотели с самого начала, но вполне приемлемой. Вот и нужен был ствол от пушки подходящего калибра для начальных испытаний.

Пушку установили на примитивную опору, уперев ее вингардом[91] в щит из толстых досок. Естественно, перед этим ствол доработали, вкрутив изнутри штырь ударника. Так как мины были отлиты в калибре девяносто миллиметров, а у шестифунтовки диаметр ствола девяносто шесть, пришлось насадить на них ведущий поясок из свинца. Всего было сделано около десятка таких снарядов. Пока со снаряжением не заморачивались, ограничившись засыпкой внутрь смеси песка и опилок по весу заряда. Правда, пару штук на пробу начинили порохом и установили примитивный взрыватель на основе обычного капсюля.

Как ни странно, эта незатейливая конструкция стреляла. Впрочем, чему удивляться, миномет – система весьма несложная, по крайней мере, по сравнению с пушкой. Отстреляли сначала «пустышки», потом последнюю, заряженную пару. Первая мина вполне солидно грохнула километрах в полутора, вторая не взорвалась, зарывшись носом в песок. Очевидно, что взрыватель должен иметь более совершенную конструкцию. Однако было понятно, что идея работает.

Следующую партию мин сразу отливали в калибре девяносто шесть миллиметров. В трех с половиной килограммовый чугунный корпус помещалось полкило пороха или пикриновая шашка аналогичного веса. Со взрывателем провозились долго, но сделали вполне надежный инерционный. Параллельно с этим подбирали и вышибные заряды. Когда к лету мы представили на испытания два полноценных девяностошестимиллиметровых миномета, то Кобра задал только один вопрос:

– А откуда такой странный калибр – девяносто шесть мэ-мэ?

– Это калибр шестифунтовки. Помнишь, Викторыч, я под Новый год по пьянке у тебя ствол от пушки вымогнул.

– Да, удивил. Я всегда знал, что ты у нас маньяк-милитарист, но чтоб так… Не ожидал. И много у тебя еще такого?

– Какого такого? – не понял я. – Минометов пока два, мин к ним по полсотни. Испытывайте, понравится, еще наклепаем. Прицел, увы, весьма примитивный, но для стрельбы до двух с половиной кэ-мэ сойдет. И вообще, вы у нас, конечно, тактики великие и все такое, но у нас сейчас военно-техническое преимущество по легкому пехотному вооружению лет на сто вперед. Ведь если на нас снова нападут, главная задача какая?

– Ну и какая?

– Чтобы никто не ушел. Обиженным. И не обиженным тоже. В общем, я считаю, что для непрошеных визитеров наши владения должны стать черной дырой. Вышли, дошли, больше их никто не видел.

– Ну, это уж как выйдет.

Весна 1796 года.

Старый Империалист

Подписывая очередную бумагу, я внимательно оглядывался по сторонам и периодически кидал осторожные взгляды в окно. За окном шел дождь, и никто больше. Ну, еще немного бурлило строительство поселка, напоминая известную картину «Война в Крыму, все в дыму». Планирование особо опасной операции было в самом разгаре, и пока все складывалось удачно. Поставив краткую резолюцию на последнюю заявку, я схватил с вешалки плащ (разумеется, неприметный) и осторожно выглянул в коридор. Никого! Аккуратно закрыв дверь и повесив красную табличку типа «меня нет, и не скоро буду», выскользнул на улицу. Под навесом прятался очередной хищник марки лошадь, на эту неделю его сдали мне в эксплуатацию. Или, скорее, меня ему! Но на этот раз я был готов! Подойдя ближе, я негромко, но убежденно заявил:

– Лошадь! Слушай меня внимательно и не фыркай! У меня на сапогах шпоры, и поэтому мы сейчас быстро, но аккуратно, повторяю, аккуратно, поедем туда, куда надо мне! А не как в прошлый раз! Ясно?

– И куда это мы собрались?

Ой! Фу-у-ух… это не лошадь говорила, это кэйджиби, которое никогда не спит. Вернее, всегда спит, но при этом все видит и все знает, то есть скромный «завхоз», он же дон Кобра.

– Куда-куда, – проворчал я, прикидывая, как без особого ущерба для репутации забраться на это средство передвижения. – Родной батальон надо навестить. По плану они на десятом километре, а там грунт тяжелый.

– Ты мне зубы не заговаривай, а лучше скажи, что это за резолюция «ИНХ», начертанная на заявке об арматуре.

– «НХ» – это даже ежу понятно, – ответил господин полковник, то есть я, свысока, уже из седла, – а «И» – идите, потому что заявка коллективная.

– Во-первых, не ежу, а дикобразу, а во-вторых, почему?

– Потому что давно решили, что металл идет на оружие и механизмы. Зарывать его в землю – это глупость. Приеду, лично расстреляю из рогатки того умника, что придумал железобетон под легкие домики. Кстати, можешь этому мафиози из Италии, замаскированному под архитектора, предложить политическое убежище. Его я буду методически уничтожать за камины.

– Хорошо, разберемся. Но зачем ты так быстро удираешь?

– Женишься, узнаешь. Все, меня уже нет! А тот обед, что сейчас принесут мои жены, будешь есть ты вместе со своей агентурой. Приятного аппетита!

Из-под навеса, скрывающегося в серой дымке дождя, раздался горестный вопль:

– Почему?

– И все ему знать надо, – продолжал ворчать я, управляя своей своенравной «тачкой», – а потому, что сегодня мои благоверные решили порадовать меня национальным блюдом «борщ». Сам, конечно, виноват, проболтался, только забыл сказать, что я его терпеть не могу. И вообще, зачем, дурак, спрашивал, как мясо в пельмени мололи… По умолчанию счел бы, что мясорубкой… Идиот.

После долгого гандикапа, или как он там еще называется, я наконец-то доюзал свое транспортное средство до места пребывания своего доблестного воинства. Все-таки предки знали толк в транспорте. Разве с автомобилем можно так душевно побеседовать по дороге? А тут бурная дисскурсия, если, конечно, не обращать внимания на несколько однообразные реплики, типа «Фр-р-р», собеседника. Главное, в тему, ну… почти.

Успел я вовремя, то есть на обед. Господа офицеры вкушали пищу за столом, в некотором отличии от рядовых, устроившихся вокруг отделенных котлов. Впрочем, данная дискриминация не мешала всем активно работать ложками. Мне тоже выделили миску с кашей, ложка, как у хорошего солдата, была своя. Лейтенант Браун отодвинул миску, обхватил своими ручищами кружку с кофе и негромко спросил:

– Господин майор, а повара сварить можно?

Прежде чем ответить, я проинспектировал содержимое ложки. Так, каша маисовая с мясом, мясо свежее, маис тоже.

– А зачем?

– Вторую неделю одно и то же. Никто не просит сарсуэлу или картофель с тмином, но даже кашу можно и по-другому приготовить.

Я поперхнулся и строго взмахнул ложкой:

– Разговоры о тмине будут преследоваться по всей строгости закона! А что такое – сарсуэла?

– Это наше испанское блюдо из даров моря, – ответил лейтенант Эмс-и-Сан-Пауло. – Очень просто готовится.

– Ясно, – отложив ложку, я повернулся к командирам. – Отвечаю сразу всем. Питание будет разнообразным, а вот поваров варить нельзя, есть тоже, они невкусные!

– Гони монету, Мануэль, ты проспорил, – Браун с улыбкой повернулся ко второму комроты.

– А о чем спорили?

Испанец, хмурясь, вытащил из кармана «китайскую» монету с прямоугольной дыркой по центру и отдал ирландцу, потом ответил:

– Этот, мягко говоря, очень умный человек, сказал, что поваров варить нельзя, потому что они правят миром.

– Кто-о-о? – мое изумление было совершенно искренним.

– Повара, – гордо ответил Браун, сохраняя серьезный вид. – И я могу это доказать.

– Ну-ка, интересно.

Отхлебнув кофе, лейтенант Браун начал торжественную речь:

– Внимание! Обратите свои взоры к тому, что сказал господин полковник! «Поваров нельзя варить». Во-о! А кто придумал такой закон?

– Повара, кто же еще, – недовольно проворчал кто-то из новеньких сержантов, не успел я их еще запомнить, дела штабные, чтоб их…

– Правильно! А все этому сразу подчинились.

– Людей варить и есть нельзя, – возмутился капрал Луиджи.

– Так то людей, а мы о поварах говорим, которые ничего, кроме каши, готовить не умеют, – возразил сержант О’Коннел, наш повелитель экскаватора.

– В точку! – одобрил земляка Браун и, допив кофе, продолжил разоблачение: – Вся армия держится на настоящих поварах, которые заботятся о простом солдате. И ни один неприятель не сможет нанести большего урона, чем плохой кулинар. А вспомним нашего короля, храни его господь. Плохо приготовленное блюдо способно нанести такой ущерб, что даже враг человеческий от зависти скончается.

Я внимательно посмотрел на комроты-один, лицо его было абсолютно серьезным, но в глазах плясали чертики. Ясно, опять шутит. Какой я все-таки гений, что неграмотному солдату выправил патент на офицерский чин. Мой девиз «Нельзя приказывать то, что не можешь сделать сам» господин лейтенант принял как руководство к действию, а неграмотность уже почти ликвидировал, причем сразу на русском, английском и испанских языках. В роте полный порядок, сержанты на должном уровне, можно смело брать любое отделение и отправлять в самостоятельное плавание. Его испанский коллега, несмотря на свое дворянство, все-таки уступает бывшему ирландскому наемнику войск Его католического Величества. Но шутки шутками, а работать надо. Мой взгляд на часы был воспринят правильно, все встали и потянулись к выходу из большой палатки. Дорога не ждет, даже недостроенная.

– Стоп, господа. Капралы разберутся пока сами, а офицеров и сержантов попрошу задержаться.

Господа начальники устраиваются заново, а я раскладываю на столе произведение искусства – географическую карту.

– Так-с, какие жалобы и предложения? Кроме поваров, конечно.

Браун тяжело вздыхает:

– Господин майор, когда же наконец-то мне вернут первый взвод?

– Никогда, – мгновенно отвечаю я и, не дожидаясь возмущения, продолжаю: – Вот третий взвод в ближайшем будущем обещаю. А первый будем разворачивать в третью роту. Что у нас по материалам?

Откашливается сержант О’Коннел:

– С песком все в порядке, отпустите меня, командир. У меня еще смена кочегаров не обедала, да и работа стоит.

– Ага, сержант. Вы когда вернете две телеги из-под угля? У меня транспортники ваш скальп требуют!

– Но господин полковник! – начинает закипать сержант. – У меня должен быть запас угля, потому что эти черепахи постоянно опаздывают с подвозкой!

– Хорошо, идите. Будем разбираться.

Проводив завистливым взглядом дешево отделавшегося экскаваторщика, лейтенант Эмс со вздохом говорит:

– Нам нужны паровые дробилки, слишком много нужно щебня, кувалдами не намахаешься.

– Я же распорядился, чтобы взрывали камни сначала, – хмурюсь я, с тоской вспоминая «дружескую» беседу с нашими механиками.

– Порох на исходе.

– Ясно, – опять вздыхаю, – записал. Пока давайте готовить ложе и засыпать первым слоем песка, особенное внимание на откосы и водоотводные кюветы. По мере возможности укладывайте первый щебеночный слой, и внимание! Строго контролировать уклоны, увижу лужу на полотне, заставлю срывать все до нуля! Причем за счет виновных! На этом все, за работу, господа. Горячее питание я вам обеспечу, порох будет. О механизмах обещаю подумать и поговорить.

Ирина

В долине кипело строительство – все были чем-нибудь да заняты. Кто-то под предводительством сержанта Альвареса из инжбата Старого Империалиста копал землю под фундаменты зданий, кто-то вбивал сваи под них же, кое-где даже устанавливали арматурины и заливали все это для прочности цементной смесью…

На отдельной же площадке, где как раз стояла я сама, дышали жаром печи для обжига черепицы и кирпичей. Кирпичики шли на стройку фундаментов и цокольных этажей домиков для, так сказать, гражданского населения – семейных, занятых в сельском хозяйстве и «легкой промышленности» (общепит, изготовление и пошив тканей, столярно-плотницкие работы). Кроме них также строились внушительные здания больницы, университета, городского управления – оно же «мэрия», школа, детсадик и пара храмов. Правда, здесь в дело больше шел камень, а кирпич – только на печи и отделку… Зато в огромном количестве требовалась черепица, и именно она в основном сейчас и находилась на обжиге.

Оглядывая кирпичное хозяйство удовлетворенным взглядом, я мурлыкала себе под нос: «Кирпичики, ах, кирпичики, до чего же вы красивые выходите… Красноватенькие, буроватенькие – очень ровные да гладенькие…»

И только тут заметила, что в нашу сторону мчится посыльный от строителей. Что-то случилось? Посыльный был весь встрепанный и взмокший.

– Алехандро, что случилось, что ты такой взъерошенный?

– Сеньора! Командир спрашивает, как скоро будут новые кирпичи?!

– Но вы же еще два часа назад получили полную партию!!!

– О-о-о! Сеньора, этот неуклюжий Педро Санчи, он перевозил в кузню чушки на телеге…

– И что?!

– Разворачивал он эту свою колымагу, а мул дернул не туда – ну и перевернул ею часть кирпичей, и они побились! – Посыльный отчаянно жестикулировал и старался всем своим видом показать возмущение поступком возчика. От этого его черная взмокшая челка над смуглым лбом отчаянно топорщилась, а черные глаза «свирепо» сверкали из-под нее.

– Хорошо, мне ясно, что произошло. Но сколько вам точно понадобится еще кирпича?

– Командир просил – столько, сколько сможете выдать… Лучше побольше – так он сказал! – Алехандро чуть не приплясывал на месте, так ему не терпелось отправиться обратно с «донесением».

– М-да, ну у вас и аппетиты! – Мне очень не понравилась вся эта история, но делать нечего, придется выдать тот кирпич, который мы собирались отправлять на стройку завтра. – Присылайте подводы. Но завтра с утра я вам ничего не выдам! Вам придется ждать, пока не пройдут обжиг кирпичи, которые сейчас подсыхают под навесами и находятся в сараях. Так и скажите! На складах у нас в наличии не больше, чем для двух домов, – с небольшим запасом… И не забудьте подать накладные на кирпич и черепицу!

– Хорошо, сеньора, я так и передам! – Он развернулся вокруг себя и припустил обратно с еще большей скоростью, чем бежал сюда.

Мне же осталось подгонять своих работничков, выделенных для производства из числа солдат-новобранцев. Надо было перенести все готовые кирпичи в одно место, чтобы потом загрузить на подводы.

Апрель 1796 года.

Динго

«Какой же я идиот!» Эта фраза стала рефреном, прологом и эпилогом наших попыток создать коробчатый магазин под десятимиллиметровый патрон карабина. Мы почти год мучились, пытались воспроизвести конструкцию, примененную в СВД, воюя с «клинами», перекосами и задержками. И это при том, что гораздо более подходящий образец лежал буквально у меня в кармане. Правда, он был рассчитан под мелкашечный патрон. Да-да, я старый добрый «Марголин» имею в виду. Ведь наш «карабинный» патрон имел гораздо больше общего с 22LR, чем с русским винтовочным. Те же цилиндрическая гильза, закраина и мягкая свинцовая пуля. Ну, а геометрические размеры можно пропорционально увеличить.

Так что создание работающего магазина по марголинскому образцу заняло у нас не больше месяца. Сначала сделали восьмизарядный, потом количество патронов увеличили до десяти. На очередной многострадальный «Штарк» установили шахту под магазин, и после небольшой доработки он показал себя с самой лучшей стороны. Карабин стал чуть легче, проще конструктивно и скорострельней. Некоторых усилий потребовала технология массового производства таких магазинов. Однако, как только их производство превысило полсотни штук в день, десяток таких «стволов» уже с индексом М403К отправились на испытания. Начальство тихо охренело от такой инициативной разработки, особенно если учесть, что дизайн карабинов был выполнен в стиле «бэби-гаранда»[92], который М1А1. После доводки по результатам испытаний четыреста вторая модель была полностью снята с производства в обоих – полноразмерном и укороченном – вариантах. Более того, часть самозарядок первых выпусков была модернизирована под «серединный» магазин, остальные ушли на склады резерва. На сегодня переход на новый карабин был завершен, благо его конструкция не сильно отличалась от прежнего варианта.

Параллельно шла работа над винтовкой. Собственно, первая линия по производству нового десятимиллиметрового патрона уже заработала в Долине, это не считая еще двух под карабинный патрон и одной под револьверный. Так что проблем с боеприпасом не предвиделось. Создавая винтовку, мы не стали изобретать велосипед, просто скопировали «винчестер-70», пересчитав его под новый калибр. Потребовалась только небольшая доработка магазина под рантовую гильзу. Получилась вполне приличная винтовка с возможностью прицельной стрельбы на километр с гаком. А поскольку мы рассчитывали в скором времени перейти от свинцовой пули к цельнооболочечной со стальным сердечником, имелась перспектива для дальнейшего улучшения по всем параметрам. Наши металлурги уже работали над получением стали, сравнимой по свойствам с 30ХРА[93], результаты выглядели обнадеживающими, но выход металла получался нестабильным и очень небольшим. Пока же винтовки делались небольшими партиями, так как обучение стрелков требовало времени. Ведь точная стрельба на пятьсот метров и далее требовала совсем других навыков по сравнению с эффективной дистанцией уже привычного карабина.

Одно из решений этой проблемы начало работать совсем недавно. Под руководством Логинова была запущена оптическая мастерская. Нам удалось изготовить достаточно точные станки для шлифовки линз. Химики тоже постарались, подобрав нам составы для просветления оптики. Первым серийным изделием мастерской стала подзорная труба, восьмикратная, но с большим полем зрения, яркой и четкой картинкой. Причем их делали в основном из полированной бронзы, с гравировкой, в качестве представительских подарков и сувениров высокопоставленным шишкам. Для наших же целей Анатолий разработал компактный и сравнительно легкий призменный бинокль, который начали выпускать небольшими партиями. А следом дошел черед и до оптических прицелов.

Получив в свои руки винтовку с оптикой, я стал частенько посещать стрельбище, возобновив свои тренировки. Ведь что греха таить, патроны «триста восьмого» калибра, как и стволы, оставались невозобновимым ресурсом. Мы с Курбаши и так, переснаряжая специально выделенную сотню гильз по фиг знает какому разу, практически добили один из стволов «ремингтона», после чего нам пришлось прекратить тренироваться. Теперь же проблемы с поддержанием стрелковых навыков не было. Конечно, наш прицел выглядел весьма архаично, напоминая мосинский ПУ военных лет, даже кратность была такая же – 3,5х – но это был прорыв. А глядя на мои упражнения, следом на стрельбище потянулись и другие. Что интересно, наука поражать цель на дальних дистанциях привлекла и девушек. Если с Антилопой все понятно, «муж да жена – одна сатана», к оружию она за эти годы привыкла, то последовавшие за ней Моника и Белка меня сильно удивили. Впрочем, как выяснилось, последняя пыталась реализовать свою давнюю мечту. Ведь несмотря на весьма строгую иерархию и так сказать гендерную специализацию у индейцев – у мужчины война и охота, у женщин семейный очаг, заготовки, обработка добычи мужа, ну и дети, само собой – встречались и исключения. Изредка бывало, что мужчина отказывался от воинской стези, надевал женское платье и посвящал себя различным ремеслам и рукоделиям. Как правило, и с ориентацией у них тоже было того, педерасты, одним словом. С индианками тоже случалось подобное, только с точностью до наоборот, они выбирали мужскую специализацию. Существовали даже некие сообщества женщин-воинов, вступить в одно из которых и мечтала Одинокая Белка. Увы, неудачная встреча с медведем, закончившаяся сложным переломом, поставила крест на ее стремлениях. Да и обычная женская стезя девушке не светила – кому нужна женщина-калека, разве что третьей-четвертой женой какому-нибудь старперу. Даже после лечения у нас нога у Белки полностью не восстановилась. А тут такой шанс, пусть не с луком и копьем, а совсем с другим оружием. Надо было видеть, как заблестели ее глаза, когда я вручил ей новенькую винтовку с оптикой. А Моника вписалась в это дело, как говорится, за компанию.

Курбаши, увидев их в первый раз на стрельбище, ехидно поинтересовался, не собрался ли я готовить батальон «Белые колготки». Однако отговаривать девчонок не стал и активно включился в процесс обучения, что было очень кстати. Все-таки он был подготовлен как армейский снайпер, я же просто считался хорошим стрелком. Так что, тренируя девушек, мы учились и сами. Я старался привить ученикам навыки дальней стрельбы, учил брать поправки и «читать ветер». Наши винтовки позволяли уверенно поражать ростовую мишень на тысячу двести метров. Курбаши же преподавал нам способы маскировки и выбора позиции – то, что отличает снайпера от обычного хорошего стрелка. Вообще сплав военной подготовки советского образца и навыков индейского воина обещал вылиться в очень интересный результат.

Глава 3 Охотничьи рассказы

– Ты не поверишь, дорогая, какая щука у меня сорвалась!

– Конечно, не поверю, у тебя же рук не хватит показать ее размер.

Самая правдивая история

Май 1796 года.

Динго

Три молодых лейтенанта стояли передо мной со следами глубокой задумчивости на лице. Это выражение было следствием пьянки и последовавшей за ней бузы со стрельбой, которую они устроили вчера вечером. Разумеется, сие мероприятие закончилось для них ночевкой «в холодной», куда их дружными усилиями поместили спешно выдернутая из постелей тройка бойцов из подразделения охраны и поселковые дружинники. Добротное похмелье также давало о себе знать.

– Итак, лейтенант Альварес, что вы имеете мне сказать по поводу вчерашних событий?

– Понимаете, сеньор Эухению, – помялся тот, – мы отмечали день рождения лейтенанта Калахана…

– Достойное событие, – кивнул я, похлопывая пальцами по кобуре, – и?..

– У нас возник спор…

– О дамах?

– Нет, сеньор хефе, о местной живности, – пояснил Калахан. – Лейтенант Кемпбелл утверждал, что здесь водятся кролики, я же считал, что это зайцы.

Удивительно, где они их нашли. За последние полгода я не видел ни одного ушастого зверька в долине – своими стройками и шумом мы распугали практически всю фауну.

– И что же вы сделали, чтоб разрешить спор?

– Мы собирались добыть кролика… – подключился Кемпбелл.

– Где?!

– На огороде. Ведь известно, что зайцы, как и кролики, любят капусту.

– Скажите, господа, вы знаете, как выглядит капуста? Я имею в виду на грядке, а не в тарелке.

– Да…

– Так почему же вас понесло в помидоры?

– Мы там увидели зайца…

– Зайца в помидорах?!

– Да, мы пытались его поймать…

– И вытоптали грядки с рассадой, любовно выращенной сеньоритой Катей. Кстати, она уже была у меня. В ближайшее время настоятельно вам рекомендую избегать с ней встреч. То, что она обещала с вами сделать, может предположить только сильно обиженная женщина. – Я строго посмотрел на молодых офицеров. – И что же было дальше?

– Заяц побежал в сторону домов, мы хотели его догнать, потом пытались подстрелить…

– Ага. И гоняли его по всему поселку. Мы насчитали более сотни выстрелов. Учитывая, что стандартный боекомплект на револьвер – это пятьдесят патронов, в ваших бандольерах наверняка пусто. Только чудом обошлось без жертв. Хотелось бы знать, чей это особо меткий выстрел? – я показал на разбитый шкаф с образцами. – Мы вышли отсюда буквально за несколько секунд до этого.

– Пуля влетела в открытое окно? – уточнил Калахан.

– Нет, конечно! Вы думаете, что я буду сидеть с разбитым стеклом и ждать, когда господа лейтенанты изволят проспаться? Естественно, его заменили с утра. А зачем вас понесло штурмовать второй этаж флигеля? – там располагалось что-то вроде женского общежития.

– Так кролик полез именно туда. Мы проследовали за ним.

– Хорошо, хоть у вас хватило ума не стрелять по зданию. Господа, вы когда-нибудь видели зайцев, лазающих по стенам домов? Или кроликов? – саркастически вопрошаю. – Поздравляю! Вы целый час гонялись за котом, принадлежащим, что характерно, сеньорите Долорес. Кстати, Альварес, именно ей вы обязаны своим новоприобретенным украшением.

Под глазом лейтенанта наливался синевой великолепный бланш. Лола, разбуженная стрельбой и перепуганным котом, увидев лезущего в окно незнакомца, приложила его со всей своей девичьей силой. Только благодаря своему везению Альварес не навернулся с высоты, а смог уцепиться за выступ карниза и спуститься.

– Итак, господа лейтенанты, вот что я вам скажу, – подвожу итог. – Во-первых, стоимость патронов, истраченных на эти молодецкие забавы, будет вычтена из вашего жалованья. Также вычтем и затраты на разбитые окна и прочий ремонт.

Лейтенанты облегченно вздохнули.

– Рано радуетесь, господа, это еще не все. В ближайшие три дня, то есть на время пребывания здесь лейтенантов Альвареса и Кемпбелла, никаких спиртных напитков вам не отпускается. Всем троим. Лесли предупрежден, у него к вам тоже есть претензии. Там не только побиты стекла, но и мебель пострадала.

– Сеньор главный инженер, это крайне жестокое наказание… – взвыл Калахан.

– Ничего, потерпите. Пусть муки похмелья дополнят вам муки совести или заменят их, если таковых не наблюдается. И наконец, я думаю, стоит поставить в известность сеньора Серхио. Думаю, команданте Эль-Куэбре найдет выход вашей энергии в более конструктивных целях. У меня все, господа, можете быть свободны. Да, кофе, в отличие от виски, Лесли вам все-таки обещал налить.

Раннее утро следующего дня

В четыре часа утра меня поднял посыльный с телеграфа. С чего это вдруг? Телеграмму с отчетом я отправил сразу после разбирательства, вроде описал все подробно.

Посыльный знает только о получении депеши на мое имя с грифом «Лично в руки», кодированной.

Делать нечего, успокаиваю Антилопу, привожу себя в порядок и трусцой следую по холодку за посыльным, благо идти совсем недалеко.

Сонный телеграфист – в ночную смену мы стараемся назначать мужчин, женщин даже в секретной службе стараемся беречь от лишней нагрузки – подает мне журнал и несколько листов бумаги с наклеенными на них полосками телеграфной ленты. Расписываюсь в получении, ставлю дату и время. По правилам не имею права выносить шифродокументы из помещения в одиночку, а посыльный не имеет права служить охранником. Но на этот случай предусмотрено специальное помещение, где есть сейф с кодовыми книгами и охрана на входе.

Расшифровка много времени не занимает, Кобра, который подписал данную цидулю, выбрал самый простой код, служебный № 1. А вот содержание приказа по Директории в ответ на мою краткую телеграмму о событиях прошлой ночи (ого! Аж на все гарнизоны действие приказа распространяется, не только на наш) отнюдь не обрадовало. Совсем неприятно получать втык, да еще, казалось бы, за совершенно правильные поступки.

Если перевести с военно-канцелярского на общедоступный человеческий, то суть приказа сводилась к следующему:

Начальник НПЦ «Дакота», Инженерного и Военно-технических департаментов имярек (ваш покорный слуга!), вовремя принял меры к пресечению беспорядков, учиненных военнослужащими Отдельного Учебного батальона Службы Охраны Тыла. Однако в процессе оного пресечения я, оказывается, умудрился нарушить несколько пунктов Устава гарнизонной службы и еще по парочке нескольких других, включая Проект Конституции! Это еще с какого боку?! Она пока только обсуждается, да еще в очень узком кругу. Основное нарушение исполняющему обязанности Главы Директории видится в превышении мною полномочий. Наказывать вообще и выбирать вид наказания может только военный комендант конкретного гарнизона. О как! И кто же это у нас такой, если вроде все властные полномочия у меня?

Оказалось, что нет.

Не все.

Коллега Логинов мало того что тоже рулил в парочке департаментов, как гражданских, так и двойного назначения, был назначен и военным комендантом НПЦ «Дакота» со всеми вытекающими. Как старший по званию и вообще…

М-да. Хотя… Читаю продолжение. Толе досталось не меньше, как оказалось. Хотя он и прибыл к шапочному разбору, отлучившись на одну из дальних точек в долине, где у нас развертывался новый военно-учебный городок для связистов.

Хорошо быть начальником, что еще могу сказать. Самое главное – иметь хорошую память, чтобы случайно не пропустить кого-то, когда раздаешь шишки. Это плюшки можно придержать, а вот наказания и оргвыводы – низзя! Никто не забыт и не ушел обиженный! Кроме нас с Логиновым, в приказе огреб свою долю даже дежурный наряд по городку.

Слава богу, Сергей хоть комиссию по разбору полетов не стал назначать, а то у нас зеленой краски для травы совсем нет, но веселее от этого не стало.

Лейтенанты, оказывается, зря думали, что отделались моим наказанием. Наш безопасник его с легкостью отменил, плюнув на железное армейское правило, – нельзя дважды наказывать за один проступок. И не подкопаешься ведь! Не мог я назначать наказание, значит – его и не было. Три месяца службы в должности рядового, с повторным экзаменом на чин и должность.

С сегодняшнего дня в питейные заведения запрещается входить с оружием, даже с наградным. Или оставляй дома, в казарме, где хочешь, или пей кефир!

Днем позже

Переваривал я полученный втык весь день, однако на следующее утро, когда успокоился и обида поутихла, внимательно прочитал текст телеграммы еще раз. И весьма повеселел. Во-первых, что Викторыч отменил? Похмелье у лейтенантов? Так к моменту получения оно прошло естественным путем. А на счет запрета «не наливать», так я об этом ничего Кобре не писал, и дано оно не летехам, а кабатчику. И, что характерно, полностью совпадает с желаниями последнего. Докладную о взыскании материального ущерба я в финдепартамент еще не посылал, не быстрое это дело. Почтовый курьер отправляется раз в неделю, и ближайший только в понедельник. Ну а то, что парни по итогам понижение в звании получили и прочие плюшки, так для этого я телеграмму Сереге и посылал. Тот же факт, что обязанности военного коменданта на Толича повесили, так и слава яйцам. Мне одним головняком меньше.

А вот насчет регулярного патрулирования поселка военными – это дело новое. Раньше солдаты только проход контролировали да патрули по периметру ходили. А мы тут пока дружинниками обходились. Отобрали десятка полтора крепких и уважаемых мужиков из числа ополченцев, вот они тройками и дежурили, периодически обходя поселок и базируясь на кабак. Нет, естественно, им ничего крепче кофе не наливали, но там телефон есть, мы специально поставили, чтоб в случае чего можно и начальство известить, и вояк из казармы дернуть, как в тот раз и сделали. Да и поддержка в кабаке есть неслабая – Дункан, вышибала.

Этот крепкий шестидесятилетний мужик (что для этих времен возраст весьма солидный) успел на своем веку немало повоевать. На солдатском поприще ветеран много не заработал, разве что шрам через всю рожу, затронувший левый глаз. Ну и пару пальцев на правой руке где-то оставил. В общем, Дункану в его последнем бою досталось крепко. Думали, что не выкарабкается. Однако назло всем он выжил, вернулся домой, а потом вместе с сородичами перебрался к нам. Лесли он приходился то ли двоюродным братом, то ли троюродным, там у них все родственники, но в генеалогии этой без стакана не разберешься. Со стаканом, впрочем, тоже не легче. Что характерно, мужик при росте порядка ста шестидесяти сантиметров весил под сто двадцать кило. Причем в этих килограммах жира не было ни капли. Такой кряжистый, побитый жизнью медведь. Любые попытки устроить драку «У Кемпбеллов» он успокаивал на счет раз. Как правило, Дункану хватало подойти к столу и опереться на него своими пудовыми кулачищами. Любая компания, не говоря уж об одиночных бузотерах, почитала за благо быстренько угомониться. Так что в качестве силовой поддержки дружинникам он был очень кстати.

Что же касается оружия в кабаке, то подобное правило у нас действовало с самого первого дня, как заработало заведение Лесли. Прежде чем налить первую рюмку, сдай ствол бармену. И если уходишь не слишком трезвым, то получаешь обратно оружие отдельно, патроны отдельно. А то и утречком придешь забирать, если совсем лыка не вяжешь, правда, таких случаев я только два припоминаю, и оба раза мужики не просто так напивались. У одного жена умерла внезапно, мы ничего не смогли сделать. А второму известие пришло, что сын погиб на лесозаготовках. Несчастных случаев полностью избегать не удавалось. К обоим никаких взысканий не применяли, просто мужики отнесли упившихся домой, отсыпаться.

И ведь лейтенанты-то в кабаке пили без оружия. Револьверы спокойно лежали у Лесли на полочке под стойкой. И вышли парни оттуда, не особо нажравшись, почему им стволы и вернули. А вот какой фокус отмочили. Надо будет вместе с Толичем обмозговать это дело, тем более что он теперь и за порядок в долине отвечает, так что быть ему не только военным комендантом, но и главментом.

Ирина

– Катруся, привет! – захожу в наш домик после очередной «инспекции» всех своих теплично-стекольно-кирпичных хозяйств. Странно – ответа нет… Всматриваюсь в понуро сидящую перед окошком фигурку.

– Катюшка, что такое… Что случилось? Почему ты плачешь? – испуганно заглядываю в заплаканное лицо сестры.

– Мои… помидорчики! – хлюп, хлюп… – Помнишь? Любимые, дядюшкины, маленькие такие-е-е…

– Стоп-стоп-стоп! Это не те, которые ты скрещивала у нас на тепличном, с помидорками-сердечками, у них еще форма смешная?

– Ну да, они-и-и!!! – Плач понемногу стихает…

– Так, вот тебе платочек, утрись. И давай поподробнее, что с ними произошло?! И не волнуйся – у меня в теплицах еще с сотню-другую таких же растет на экспериментальном участке…

– Понимаешь, вчера вечером, я уже спать собиралась, вдруг слышу – стрельба! И все как-то ближе к нашему домику и ближе! Я, конечно, испугалась. А стрелять начали уже и совсем близко… потом слышу – кто-то орет: «Давай, Пит, скорее – этот проклятый кролик уже в капусте!» И выстрелы – совсем рядом, на моем огородике, там, где рассада! И никакой капусты там нету – помидорки только! Были… – хлюп, хлюп…

– А дальше?

– Дальше был топот, треск и вопли – мол, держи зверюгу, а то уйдет! Я сразу на веранду с фонариком выбежала, глянуть, что такое на огороде.

– Ну?

– А там трое этих, стреляльщиков… убегали уже. Но я одного из троицы узнала!

– И кто же этот «погромщик»?

– Лейтенант один здешний, Альварец, кажется, его зовут… Так вот – они уже удрали, когда я увидела, что эти… натворили! Всю мою рассаду помидоров вытоптали, слонопотамы…

Какое-то время всхлипы еще продолжались, прерываясь словами: «обидно же», «столько трудов», «мои-и помидо-орчики-и».

Я утешала сестру, как могла, – поставила самоварчик с водой закипать, выудила варенье малиновое из недр кухонного шкафчика, накрыла на стол и, заварив наконец чай, предложила его сестричке. Дальнейшие посиделки за чаем с вареньем вынесли вердикт – идти к ответственным товарищам с ультиматумом: или они сами ловят нехороших «погромщиков», или мы сами «выступаем на тропу войны», и тогда пусть лучше Альварец и К° нам не попадаются!

Май 1796 года.

Динго

Эх, определенно, мне не дает покоя слава Самюэля Кольта, Джона Мозеса Браунинга и других великих оружейников. Почему-то конструкция очередного ствола рождается у меня чуть ли не во сне. Ну да, конечно, необходимость таскаться с револьвером меня никогда не радовала. Хотелось что-то более скорострельное и удобное. Так что результатом нескольких недель вечерних посиделок стало появление на свет самозарядного пистолета. Простите меня, братья Пауль и Вильгельм Маузеры, тем более что вы еще не родились. Внешне мое очередное творение напоминало легендарный «С96», или, как его часто называли в советской литературе, «К96». По устройству вряд ли было похоже, ну не приходилось мне его разбирать. Скорее родство с девяносто шестой «береттой» или «вальтером» Р38 прослеживалось. Правда, ствол короче двадцати пяти сантиметров сделать не удалось – в пистолете использовались магазины от карабинов «четыреста третьей» серии с соответствующими патронами. И с таким-то стволом грохот стоял – мама, не горюй. Вот от деревянной кобуры-приклада я отказался, не хватало еще таскать на себе эту колодку. Хотя прицел был нарезан до двухсот метров.

Первый пистолет Кобра у меня отобрал, сказав: «Делай еще!» Совместными усилиями изготовили еще пять штук. Начальство забрало три, два мы зажилили. Изделие, не мудрствуя лукаво, обозвали «Товарищ Маузер». Так и делали по пять-шесть штук в месяц, пока меня не пробила очередная идея.

Увы, сделать самозарядный пистолет привычной компоновки с имеющимися боеприпасами не получалось. Попробуй засунь в рукоятку магазин с патронами длиной почти сорок пять миллиметров. Какая ладонь нужна, чтобы это чудовище нормально обхватить. Тут я смухлевал. Взял нашу револьверную гильзу и тупо обрезал ее до двадцати двух миллиметров. Пуля обычная револьверная, заряд пороха тоже. Подробные чертежи «кольта», который М1911, были сняты уже давно, так что нужно было только подогнать их под новый патрон. Ну и магазин сделать на базе нашего.

Увы, этими оружейными экзерсисами мне приходилось заниматься урывками, очень много сил отнимала текучка. Производство электротехники, паровых машин, инструментов и других необходимых нам вещей. Приходилось постоянно мотаться между Долиной и фортом Ломоносов, периодически заезжая еще и в Вихри. Как результат, банальная простуда, вызванная сентябрьским ливнем, под которым я вымок по дороге, уложила меня в постель почти на два месяца. Сказались переутомление и недосып. Когда мою пышущую жаром тушку доставили в Долину под строгим надзором Шоно и Антилопы, я пришел в себя только через несколько дней. Наш главный медик подозревал воспаление легких, но, к счастью, все обошлось. Слабость довольно быстро прошла, однако и он, и жена были категорически против того, чтобы я занимался чем-нибудь, кроме лежания в постели. Недели за две такое времяпровождение мне порядком опротивело. С трудом удалось выбить разрешение хотя бы читать книги и вести записи. И то при малейших признаках усталости меня сразу укладывали в кровать. Антилопа умела быть непреклонной. Со временем я все-таки стал возвращаться к делам, поначалу ограничиваясь общим руководством и советами. Ну и возиться в мастерской мне также запрещать перестали. Только к началу ноября удалось снова включиться в работу, хотя с разъездами было однозначно рекомендовано повременить.

Так что я практически до декабря безвылазно просидел в Долине. Выбраться из нее меня заставило не только окончательное восстановление здоровья, но и срочный вызов. Естественно, выехал я не с пустыми руками, несколько «кольтов» в комплекте с четырьмя магазинами и приспособлениями для обрезки гильз и снаряжения патронов лежали в багаже. Да-да, за мной прислали натуральный дилижанс, производство которых потихоньку наладили в Ломоносове. Так что ехали мы с относительным комфортом. Встреча в Вихрях была радостной и теплой, несмотря на то что все наши руководители не по разу навещали в Долине меня, болящего. Кобра сразу обратил внимание на мою необычную, точнее, наоборот, обычную, только лет сто двадцать спустя, поясную кобуру и подсумки с магазинами. Ничего не оставалось, как вытащить коробку с пистолетами и вручить начальству.

– Однако ты не только болел, но и снова изобретал, – констатировал Сергей, вертя в руках новенький пистолет. – И много таких наделал?

– Ты только не обольщайся, Викторыч, – немного охладил его пыл, – пока это штучная работа. Обкатайте, испытайте, тогда и думать будем насчет массового производства. Может, еще и сочтете лишним, надо же будет новую патронную линию ставить.

– А гильза, смотрю, все та же?

– Ага, только обрезанная. Там лежит приспособа для обрезки и все остальное. Патронов я привез по сотне на ствол, а дальше пока сами себя обеспечивайте.

– Лады, посмотрим, – кивнул Кобра, – но это, похоже, перспективная машинка получилась. Впрочем, мы тебя не за этим вызвали. Что тебе говорит фамилия Кемпбелл?

– Ну, первой на ум приходит некая чернокожая Наоми, которая, если верить газетам, изрядная стерва. У спецназовцев есть еще лейтенант с такой фамилией, но это уже не ко мне вопрос, тут епархия командира, к нему и стучись. А что?

– А то, что к нам прибыла солидная компания шотландцев из какой-то боковой ветви этого клана. Ветви, как видно, небогатой, не той, из которой Аргайлы происходят, графы вместе с герцогами. Собственно, там две группы, хотя в родственных связях между ними черт ногу сломит. Вполне может статься, что и лейтенанту тому родней приходится. Первая команда – наемники. Нормальные такие «дикие гуси», авантюристы шотландские. До прибытия сюда работали по Европам, в основном в Германии. В очередной разборке между двумя какими-то мелкими князьками их нанимателю не повезло. То ли яд ему подсунули, то ли кинжал в спину воткнули. А молодой преемник их натурально кинул, выгнал не расплатившись. Но лопухнулся паренек, ребята хапнули казну княжества и дали деру. Правда, казны-то этой было с гулькин нос, даже меньше, чем по контракту им полагалось. Ну, естественно, парни бегали от погони какое-то время, потом решили всем отрядом свалить в Новый Свет. На Кубе их наши и зацепили, там шотландцы какого-то дона охраняли. Перекупили контракт наемников и сначала при себе держали. Заодно порассказали, что да как, поагитировали. Те, узнав, что нам не только вояки нужны, но и мирный люд, кинули весточку родным, гонца послали. Да и Котозавр поучаствовал, денежку кой-какую выделил на дорогу. В Шотландии сейчас неспокойно, про огораживания слышал?

– Ага. Сгоняют с земли несчастных шотландских фермеров и разводят вместо них овец.

– Вот-вот. Так что к нам, считай, целая деревня прибыла, или как там у них это селение называлось. Ну, точнее, приплыли-то шотландцы на Кубу, а оттуда уже наши их в Мексику переправили, повозиться пришлось. В копеечку влетело, они же со всем скарбом приперлись, но дело того стоило. Да и то, что прибывшие католики, сняло многие проблемы. Вот и отправили караван вместе с вояками в качестве охраны. Так что принимай пополнение. Наемников я, конечно, тебе не отдам, но остальных можешь забирать хоть всех. Все тридцать четыре семьи.

– Так это ж полтораста человек будет, ежели не все двести. А список есть по роду занятий и вообще?

– Конечно. Они здесь уже больше месяца сидят, инструктаж все получили и контракт подписали. Правда, народ в основном сельскохозяйственный, фермеры. Есть кузнец, этот точно к тебе поедет, пивовар и даже содержатель кабака, по совместительству изготовитель виски.

– И как вискарь? Образцы привез для дегустации?

– Представь себе, нашелся у него бочонок. Вполне приличное на вкус. Но водка лучше.

– Главное, чтоб он нам индейцев не спаивал. Им ведь много не надо, пол-литра выпил – и готовый алкаш.

– Не начнет. С ним уже на эту тему крепко поговорили. Да и ячменя столько не вырастим, чтоб на виски переводить, в основном на еду пойдет.

– Я прикидываю, на ту часть долины, которую мы отвели под сельхозугодья, десяток фермеров должно хватить. Остальным вокруг Ломоносова участки давайте, пусть выкорчевывают и пашут.

– Я тоже так примерно прикидывал. Есть еще десятка полтора парней, которые к крестьянскому труду тяги не испытывают. Их, правда, всех тебе не отдадим, только шестерых в Долину. Остальных на производство в Ломоносов отправим. И девушки есть, четыре сестры, сироты от двенадцати до пятнадцати лет. Старшая вроде как к Шоно в лазарете прибилась, пусть медицину осваивает, а остальных троих забери к себе. Пусть учатся, да и к чему-нибудь полезному пристроишь.

– Пристрою, что делать. Уже даже придумал куда.

Вот так в Долине появился маленький шотландский анклав. Впрочем, учитывая наше стремление максимально перемешать между собой представителей разных народов, вариться в своем кругу мы им не дали. Да и как тут замкнешься, когда поселок общий, в школу тоже все вместе ходят. Так что вскоре даже свадьбу сыграли международную. Он – Брюс, здоровяк молотобоец. Она – крещеная «окультуренная» индианка-нуму по имени Мария. Участок молодым выделили, дом поставили. Тем более что Брюс слесарное ремесло успешно осваивает, молот-то у нас паровой, кувалдой махать теперь не нужно. Толковые слесари, а башка у него нормально варит, нам ой как нужны.

Фермерский народ тоже довольно быстро притерся. Земли им досталось как бы не вдвое больше, чем было в родных шотландских горах. Да и плодородней она намного. Так что весной ячмень сеять будем и рожь тоже. А трактирщик по имени Лесли тихой сапой прибрал к рукам весь общепит в долине. И не просто прибрал, а развил его, правда, под нашим чутким приглядом. Так что утром и днем у нас столовая для работающего народа, а вечером заведение с музыкой и танцами. С горячительными напитками, разумеется, но в меру. Никому не хочется налететь по пьянке на штраф, без премиальной части жалованья остаться. Кстати, и название у заведения характерное появилось – «У Кемпбеллов».

Индейцы к шотландцам, пожалуй, дольше привыкали. Дивились поначалу: мужики, а в юбках. Даже до драки дело однажды дошло – кто-то из молодых воинов ляпнул по дурости что-то про «мужчин в женских платьях», и понеслось. Хорошо, мы с Лесли вовремя на месте оказались, до колюще-режущих предметов дело не дошло. Но помутузили парни друг друга изрядно. Поединок кончился вничью, потом индейцу разъяснили, что да как. Больше у нас таких инцидентов не было.

Ирина

– Барбоска! Барбоскин, отдай тапок! – Катруся со смехом пыталась отвоевать свою тапочку у маленького, двухмесячного, черно-белого щенка по имени Лаврик, который тем не менее отзывался и на Лаврентия Палыча, и на Барбоску. Щенок не сдавался, с дурашливым рычанием вцепившись в задник тапки и мотая головой из стороны в сторону. – Барбосина-а – мяса не дам! Отцепись!..

– Р-р-р… тяв! – обиженно возгласил Лаврентий, отпустив наконец многострадальную домашнюю обувь.

Катя со смехом подняла обслюнявленную тапку вверх и вопросила в пространство:

– И что мне с ним теперь делать?

– Как это – что? – хмыкнула я, оторвавшись от составления плана работ в стекольном и кирпичном цехах на следующую неделю. – Прополоскать слегка в тазике с водой и отправить сушиться на печь.

– А в чем я по дому ходить буду?

– В толстых вязаных носках – тех, что ты себе же недавно на зиму связала.

– Ладно, уговорила, красноречивая… А что это ты там строчишь?

– План работ на следующую неделю.

– В новых цехах?

– Ну, да… Стекольное производство в первом цехе, медицинское стеклянное оборудование – во втором и химическая посуда и прибамбасы для химических опытов, производства разных веществ и для военных нужд – в третьем.

– А мастерская?

– Она так и осталась экспериментальной мастерской – пробуем там разные новые вещички делать, а еще по традиции изготовляем новые елочные игрушки.

– Какие на этот раз?

– Звездочки, куколки и сказочные кареты-тыковки.

– Здорово! Ай! Лаврентий! – грозно воззрилась сестра на проказливого непоседу. – Ты зачем кусаешься?

– Тяв! Р-р-гав… Гав! – Задорно лая, Лаврик прыгал вокруг Катрусиных ног. – Гав!!!

– На улицу просится, видишь? Сходи прогуляй этого безобразника, а то ведь не отстанет. А я еще тут поработаю.

– Хорошо. Лаврик, гулять!

Компания из сестры со щенком отправилась гулять во двор, а я со вздохом принялась за продолжение своих записей. Что у нас там дальше по плану?..

Динго

Вообще прошлой осенью, пока я болел, оружейные идеи у меня возникали одна за другой. То ли от жара улучшилась работа головного мозга, то ли просто отдохнул. Но чертежей и набросков получилось изрядное количество. Вот одну мысль я и решил попробовать воплотить. Все равно пока производство пистолетов передавать в Ломоносов мы не торопились. «Маузеры» шли очень ограниченно, хотя рейнджерам-лесовикам Всеслава пришлись очень по нраву. Правда, деревянную кобуру к ним все-таки пришлось делать. А что, легкий, маневренный ствол под мощный патрон в лесу – самое то, разве что громкий очень. Тем более что и боеприпас, и магазин со штатным карабином идентичные, удобно. «Кольты» же требовали отдельной линии по производству патронов, для которой пока не было ни места, ни оборудования. Надо было расширять электростанцию. «Детских болезней» у этого пистолета тоже вылезло – мама, не горюй, но это нормально для новой системы. Так что делали их даже меньше, чем «маузеров», хотя все руководство уже с удовольствием вешало на пояс именно его вместо громоздкого револьвера. Да и женская часть коллектива все чаще заказывала «М202», а именно такой индекс достался этому пистолету. В общем, как будет готова вторая очередь ГЭС и поставлена патронная линия, пустим его в серию в Ломоносове.

А очередная моя идея касалась снова пулемета. Ведь что греха таить, «Кипчак» был по своей сути эрзацем, этаким уродским недокрупняком, тяжеленным, малоподвижным и не слишком эффективным. А новый винтовочный патрон позволял сконструировать что-то в классе «ротного пулемета». Конечно, наш боеприпас и, что самое главное, порох накладывали массу ограничений на возможности автоматики. Пришлось крепко подумать. Конструкция переделывалась несколько раз, выдвигались и отбрасывались идеи, пробовались разные решения. Перерыв на новогодние праздники, которые мы по традиции отмечали в Вихрях, заставил меня отключиться от этих проблем на некоторое время, чтобы вернуться к ним на свежую голову. И это помогло.

А после приезда в Долину пришлось еще поздравить Ронана, его с моей подачи утвердили в должности главного мастера экспериментально-механического цеха. Экзамен на эту должность он сдал весьма своеобразный, получив задание скопировать мою старушку «Итаку» и наладить ее серийное производство. За полгода справился мужик блестяще. Конечно, без консультаций у меня не обошлось, но это не умаляет его заслуги. Всеслав доволен остался, охотники тоже иногда ружбайкой интересуются. Назначение, разумеется, не обошлось без веселых посиделок «У Кемпбеллов». А моим помощником в мастерской неожиданно стал Брюс. Парень успешно освоил навыки слесаря, учился работать на станках. Вот с ним мы и сделали новый пулемет.

Первый образец был отстрелян в середине января. Потом доработан и испытан еще несколько раз. Когда я завалился на очередное заседание совета, держа на плече завернутый в мешковину пулемет, Всеслав ехидно прокомментировал: «Ну вот, Динго опять какую-то пушку припер». В развернутом виде изделие вызвало шуточки на тему «ПКМ» на стероидах». Действительно, он слегка напоминал несколько раздавшийся в размерах пулемет Калашникова, но только внешне. Конструкция же была совершенно иной.

– Ну, показывай, что ты тут натворил, – потребовал Кобра, когда мы закончили обсуждать основные вопросы собрания. – Неужели получилось справиться с проблемой, про которую ты нам все уши прожужжал.

– Нет, разумеется, – усмехнулся я, – с забиванием газоотводной автоматики продуктами сгорания селитряно-пикринового пороха справиться не получалось, это обходной вариант. У этого пулемета механика с коротким ходом ствола в отличие от «пэ-ка-эма».

– Тогда зачем же у него трубка снизу, если там не газоотвод?

– А в ней пружина возврата ствола засунута, ну и сошки к чему-то надо было прикрутить. Смотрите, – я откинул крышку с механизмом лентоподачи, – берем за рукоятку на стволе, тянем на себя, одновременно отжимаем замыкатель, вот ствол, вот пружина. – Раскладываю детали на столе. – Теперь извлекаем ось и снимаем крышку. Дальше вынимаем шток возвратно-боевой пружины и сам затвор. Теперь затворная рама и ускоритель. Разница, как видите, налицо.

– Теперь демонстрирую работу автоматики. – Я снова собрал пулемет. – Ствол с затворной рамой откатывается назад, при этом ускоритель отодвигает ударник за пределы затвора, поднимая хвостовую часть затвора и отталкивая его. Рама упирается в демпфер и останавливается, ее фиксирует ускоритель, стоящий в вертикальном положении. Затвор продолжает движение, извлекая гильзу из патронника и новый патрон из ленты. Гильза отражается вниз. В конце хода патрон опускается на линию подачи. Ударник, воздействуя своими упорами с ответными выступами затвора, также отводится назад вместе с ним. Далее затвор, если он не удерживается шепталом спускового механизма, досылает патрон в патронник, отклоняя вперед ускоритель. Затворная рама возвращается в переднее положение. Ускоритель перекашивает хвостовую часть затвора вниз, обеспечивая жесткое сцепление его с рамой. При этом упоры ударника прекращают удерживаться выступами на затворе, он движется вперед, происходит накол капсюля и выстрел. Цикл автоматики повторяется.

– Ого! И это работает? – удивился Кобра.

– Работает, Викторыч, не сомневайся. Только стволы меняй после каждых двух сотен.

– А лента какая?

– Холщовая, по типу «максимовской», – открываю коробку. – Пришлось повозиться, пока добились стабильной работы с рук, без перекосов ленты. Зато можно коробку пристегнуть, как и у «пэ-ка-эма». Маленькая коробка – девяносто, большая – двести пятьдесят, все по-взрослому.

– А вес какой? – поинтересовался Всеслав.

– Тринадцать кило сам пулемет, шестнадцать с половиной с «девяностой» лентой. Да, у короткой каждое тридцатое звено сделано из металла, разъемное, так что бегать с ним вполне можно, если не устанешь, под ногами ничего не болтается.

– Да, тяжеловатый агрегат.

– Ну, что имеем. И калибр большой, и стали у нас не совсем те.

– Цельнометаллическую ленту сделать не получилось?

– Не, там и звенья-то получаются дороже, чем вся лента с патронами, – сталь требуется пружинная, очень качественная, а ее мало.

– А как насчет станка?

– Пока не сделали, но это не проблема. Есть адаптер под станок от «Кипчака», хотя тот слишком тяжел и могуч. Будем делать штатный, получится легче раза в два.

– Так делайте, – кивнул Кобра. – А пулемет мы берем. Испытаем по полной. Их у вас сколько?

– Пока два. Второй в Долине народ осваивает. Пусть тоже «детские болезни» вылавливают.

– Хорошо, ориентировочно до июня погоняем, но надо еще несколько штук, а вы готовьте производство. С патронами как?

– Пятнадцать тысяч привез. Ленты по четыре больших и маленьких. Я планировал пробную партию на пять-шесть экземпляров, так что сделаем еще.

Естественно, недостатков у пулемета всплыло изрядно. Большую часть удалось устранить, но некоторые так и остались, будучи врожденными особенностями примененной схемы. В частности, нельзя было вести огонь с рук, держась за рукоятку ствола, которая двигалась вместе с ним. Работа автоматики нарушалось, и удар по кисти ощущался не слабый. Окончательно доведенный пулемет был принят на вооружение летом 96-го под индексом М602, правда, чаще его называли РП-96 – «ротный пулемет образца 1796 года». Второе, шутливое, прозвище досталось от Курбаши: «ПКМ» на стероидах».

Глава 4 Зрелищами сыт не будешь…

Война – войной, а обед по расписанию!

Солдатская аксиома

Начало августа 1796 года.

Ирина

По дороге в оптическую мастерскую зашла я на телеграф, надо было отправить заявку Елене на некоторые химреактивы. С варкой оптического стекла не все ладилось, никак не получалось добиться выхода стабильных партий продукции.

Здороваюсь. В ответ получаю: «Buenos días, сеньора!» от пожилой испанки донны Розы (ну да, почти как в том фильме! Только фамилия у нее не Альвадорец, но тоже похожая – Альварес), одной из первых решившейся освоить новую специальность еще в Форте. И дружный хор детских голосков:

– Утречка доброго, сеньора!

Кроме телеграфистки, за стойкой сидят четверо подростков. Поль, приемный сын Жени Динго, которого все привыкли называть Павликом, и три девочки-индианки. Во главе компании – угадайте с одного раза? Ну, конечно, руководит этой мелкотой Птичка, сидящая с гордым видом за коммутатором!

– Птенчик, прими, пожалуйста, телеграмму, – обращаюсь прямо к ней, а не к донне Розе, устроившей себе небольшой перерыв с чаепитием. Добавляя авторитета маленькой разбойнице в глазах окружающих.

– Без проблем, сеньора Ирина. Продиктуете или будете бланк заполнять?

Это она так показывает, что освоила азбуку Морзе получше некоторых взрослых и способна передавать сообщения прямо на слух. Что интересно, девочка отлично понимает, насколько она обгоняет своих сверстников в развитии, но не задирает нос по-глупому. Умеет повернуть дело так, что служит примером для подражания, а не зависти. Прирожденный лидер, с чувством такта не по годам и очень ответственная. Если честно, то мало у кого из взрослых встречала такие качества. Родители – типичная индейская семья, работают у нас в Долине, без особых амбиций, а дочка вот какая уродилась.

Поскольку телеграмма, которую я собираюсь отправить, достаточно длинная, вдобавок в ней хватает специфических терминов, быстренько заполняю бланк и отдаю девочке.

Тут донна Роза заканчивает со своим чаем и приступает к обстоятельным расспросам – как я поживаю, как здоровье нашего с Сергеем малыша и все такое прочее.

Поддерживаю светскую беседу, а про себя в который раз удивляюсь. Вроде ничего необычного, на наш взгляд, привыкших к реалиям того будущего, в котором мы когда-то жили. Почта, оператор на ней, ученики или стажеры, приходилось мне видеть в родном городе гораздо менее толковых работников. Но когда чуть задумаешься, становится немного странно, как легко люди из этого времени адаптируются к тем новшествам, которые мы вносим в их жизнь. Частенько приходилось читать раньше, насколько крепко держались наши предки за свой привычный уклад, традиции. Неужели мы, попавшие сюда неведомо чьей волей, не случайно оказались под рукой у тех сил, что дали нам второй шанс? Кто-то или что-то выбрал форумчан вполне сознательно? Заранее зная, что мы не только выживем, но и сможем очень быстро изменить окружающих нас людей в нужную сторону?

Пока мы так беседуем (а я одновременно философствую про себя), на переговорную станцию, запыхавшись, прибегает Империалист, еще с порога громко требуя:

– Девушки, а отбейте-ка вы мне телеграммку в форт Ломоносов – начальнику транспортников.

– Что отправлять будем? – засуетились барышни…

– «Форт. Транспортный отдел. Углю! Много! Срок – вчера! Буду завтра – готовься!»

– Отправляю. Опечатку оставлять? С вас… сентаво.

Саша демонстративно крутит головой и строго вопрошает:

– Не вижу тарифов! Где у вас написано, что служебные телеграммы отправляют за плату? И где там опечатка?

– А это не за текст! А за те мысли, которые вы подумали, но нам таких слов знать не полагается, вот… – подружка Птички даже осмеливается показать язык грозному комбату. – Правильно говорить «Угля», а не как у вас.

– Тебя случайно не Ванга зовут? А по фамилии Ушакова? – с подозрением смотрит на нее Кулькин.

– Никак нет, сеньор полковник! Ромашка, а мое старое индейское имя мне совсем не нравилось. Ну что это такое – Заячий Хвост?! И даже совсем не для девочки было…

Несколько секунд Саша обдумывает ответ, потом поворачивается ко мне:

– Отойдем на минутку.

Выйдя на крыльцо, он начинает выговаривать:

– Не ты, случайно, ей новое имя придумала?

– А чем оно тебе не нравится?

– Покажи мне хоть одну ромашку в округе! Ведь на ровном месте хроноклазм устраиваешь, Ириша. Она тут пока не произрастает, не завезли еще. Испанцы знают цветок по своей родине, даже в медицине используют, а в Новом Свете она ведь только в Южной Америке росла. Гораздо позже начали в Северной культивировать.

– Это очень серьезная ошибка, Саш? – Даже расстраиваюсь, вот какие новости о себе с утра узнаю. – Я же вроде им рассказывала, что у нас в России такие цветы растут, красивые и полезные.

– Ну, раз по воспоминаниям, то вроде не так страшно. Только на будущее постарайся не умножать сущности. Хорошо?

– Угу, постараюсь.

Возвращаемся в комнату, где он, порывшись в карманах, находит монетку и расплачивается с Ромашкой.

В этот момент начинает стучать аппарат, а на ленте, выползающей из печатного механизма, появляются точки и тире.

Птичка, не дожидаясь окончания передачи, зачитывает:

– Связи… нехваткой… персонала… срочная… отгрузка… партии… угля… не… представляется… возможной. – Она поднимает глаза на Империалиста. – Это сильно плохо, сеньор полковник?

– Это не просто плохо, а офигеть, как плохо, Птичка! Но я лучше промолчу, а то у меня денег не хватит с этими вашими расценками на мысли! До свидания, спасибо за помощь. – С этими словами он церемонно раскланивается с донной Розой и вылетает из помещения. Правда, на полдороги тормозит и пробует оставить последнее слово за собой: – А ты, которая Ромашка полевая, робкая, несмелая, – поинтересуйся у сеньоры Ирины, чем этот цветок еще знаменит, кроме замечательных лекарственных качеств. Хоть желтая, хоть синяя.

– А что тут знать, что подрасту – и сама буду выбирать, а не гадать! Бе-бе-бе… – и она снова показывает ему свой нахальный язычок, сопровождая его «козой».

Не найдя достойного ответа, но уже ухмыляющийся Кулькин наконец покидает нас.

Когда за полковником закрылась дверь, девушки, весело переглядываясь, начали строить догадки – что сделает начальник инжбата с главой транспортников, нагрянув завтра с утра в Ломоносов…

Старый Империалист

Возвращаясь к себе в кабинет из очередного посещения телеграфа, я думал о возвышенном и вечном. То есть об ошибках и наказаниях. Пока ничего лучше армейского принципа: «Не доходит через голову, дойдет через ноги» – в голову не приходило. Прекрасные мечтания о бредущих зимней ночью на угольную шахту снабженцах и о звуковом сопровождении в виде волчьего, то есть койотного, воя неожиданно резко сменились на недоумение. Мокнущий перед крыльцом гэбэшный индеец строил мне страшные рожи, явно пытаясь о чем-то предупредить. Пожав плечами, перешагнул порог и только успел подумать: «А казачок-то засланный», – как попал… в засаду!

Через энное время, будучи зверски накормленным, обруганным, обласканным, проклятым и прощенным, я попытался вернуться к своим обязанностям. Нет, не семейным! Домашних, нагрянувших ко мне на службу, уже отправил восвояси. Исключительно должностным. Итак, берем листок бумаги, карандаш и рисуем дробилку. Не будем заморачиваться с электродвигателями, еще один скандал с бандой из форта Ломоносов я не переживу. Они, впрочем, тоже, всех отправлю уголек добывать прогрессивными методами! Просто кидаем привод от локомобиля, и все. Вороночка из броневой стали, чтобы не истиралась. Что, стали такой нет? Есть наука, пусть думает, цементирование там, блиндирование, в общем «не царское это дело!». Когда буду ЦУ давать, позову Кобру и задумчиво так скажу, в лучших традициях: «Попытка нэ пытка. Ви согласны, товарищ Снэйк?» В вороночке нашей вращается конус такой, весь из себя конусный. И камушки попадают между стеночками, и становятся меньше, меньше… Вся щебеночка прямо-таки по ГОСТу получается, сам бы ел, но для дороги надо. Кстати, о еде. Первым делом необходимо заказать передвижную армейскую кухню, сколько можно тянуть! В остальных частях они давно есть, один инжбат как в каменном веке. Вторым – найти повара. Блин, ну что такое?! Куда ни кинь, везде клин! Каждый ведь может что-нибудь сготовить (за исключением меня, конечно), а когда надо варить на двести голодных мужиков, да еще в степи, никого найти нельзя. В общем, отложим, пока нарисуем кухню и дадим строгий приказ сделать вчера. Только не по телеграфу!

Прогулявшись на градостроительство, ободрив своих солдатиков и потребовав найти мне живого или мертвого архитектора, под начинающимся дождиком вернулся в «присутственное место», где с удивлением обнаружил посетителя. До сих пор меня никто, кроме наших, не беспокоил. Невероятно толстый человек в когда-то богато расшитой шнурами венгерке сидел на лавке, теребил длинные обвисшие усы и с безграничным терпением уныло смотрел в окно. Стряхивая капли с кожаного кепи, я отпер дверь кабинета и вопросительно посмотрел на посетителя.

– Звиняйте, пан, – нерешительно начал незнакомец, потом что-то прошипел себе под нос и перешел на испанский: – Dime, pronto será gospolin comandante?[94]

– Что?

– О-о-о! Пан – русский? – перешел на русский язык посетитель.

– И русский тоже, – меланхолично ответил я, приглашающе махнув рукой. – Прошу пана.

– Извиняюсь, но я спрашивал, когда придет пан командир?

– Я уже пришел и, пока не явился сеньор архитектор на суд скорый и праведный, внимательно слушаю.

Под тушкой ясновельможного пана жалобно скрипнул табурет, но от позорного раскладывания на составляющие его части удержался. Недоверчиво покосившись на меня, потом вниз, посетитель все-таки решился:

– Я прибыл к вам из Мехико, прослышал, что нужны здесь надежные люди, знающие, с какой стороны браться за оружие.

– Хм-м-м, не сомневаясь в умении пана, хотелось бы услышать, как оказался он в такой дали.

– О, простите мою рассеянность! – Неожиданно ловко толстяк метнулся в прихожую за сумкой, из которой вывалил мне на стол кучу бумаг и даже пергаментов.

Взяв один листок, с изумлением прочитал корявые строчки, похоже, что на белорусском.

– Узяйшы полгарнца капусты, тушыць у чыгунку…

– Это не то, это я для себя… Вот!

В руки мне сунули потрескавшийся пергамент, с изысканно выписанной латынью и с поблекшим изображением какого-то герба.

Несколько минут пытаюсь разобраться в том, что нарисовал древний геральдист, потом откладываю лист, устало массирую лицо и спрашиваю:

– Пан? Расскажите мне все по порядку.

– О, моя преступная небрежность! – искренне расстроился поляк. – Зовут меня пан Пшермыльский, герб у меня простой, «Кура с виллой», предок мой святого Ляха сопровождал, от него и герб.

История пана Пшермыльского была проста и незатейлива. Его знаменитый предок в момент откушивания той самой куры был атакован неприятелем (по-моему, вегетарианцами) и, будучи в добром расположении духа, увещевал тех вилкой с наколотой птичкой. Но потом… Один из неприятелей откусил часть, и все онэ пали от гнева основателя рода. Потом род цвел и процветал, пока не появился Вацлав. Устав от вражды с, несомненно, завистливыми соседями, юный Пшермыльский отправился в странствия.

– Да-а-а, явно вы были молоды, – посочувствовал я.

– Почему?

– Ну как же, отказаться от верных врагов и кинуться искать новых, на одну стычку, не знающих ни чести, ни сладости мести. Такую, простите меня, глупость только по молодости можно сделать.

Пан пригорюнился и даже дернул себя на левый ус.

– Как вы правы, господин полковник. Сколько лет прошло, а как вспомню пана Пшермыльского, так аж слезы на глаза наворачиваются, неужто этот лайдак своей смертью помер?

Комментарии к скитаниям по свету пана Пшермыльского были достаточно однообразны. Все были, пся крев, голодранцы, и никто не мог приготовить бигус. Московиты? «Только не будем о грустном, они вообще кислую капусту горстями едят! И какую-то ягоду туда сыпят! Где-то у меня записано?» Немцы? «Страшно, конечно, но эти голодранцы капусту в пиве тушат! Вы представляете?! За меньшее мои предки города в пепел превращали». Французы? «Не будем вспоминать о них. Нация, не умеющая готовить бигус, не заслуживает и короля. По делам их и вся резня». Испанцы? «О чем говорить с людьми, которые варят все, что найдут на берегу? Голодранцы, но спесивые». В общем, испробовав кухню почти всей Европы, пан ринулся в Новый Свет. Открыл таверну в Мехико и быстро поругался с еврейской общиной, подав почтенным посетителям айсбан.

Пока пан Пшермыльский делился своими горестями, я лихорадочно размышлял, как доказать человеку, что в звании, да даже сержанта, и с поварешкой в руке, он будет истинным украшением инженерного батальона?

В дверь постучали, и в щель просунулась лисья морда сеньора архитектора.

– Вы позволите вас побеспокоить?

– Конечно, сеньор! Уважаемый пан, вы окажете мне честь недолгим ожиданием? Сеньор архитектор очень занятый человек, а вопрос срочный.

– Разумеется, пан полковник. Надеюсь, вопрос не секретный и мне не надо уходить?

– Сидите, сидите. Итак, сеньор Мангано, давайте посмотрим ваши проекты.

– Си, сеньор!

Архитектор стал разворачивать простыни чертежей, а я медленно набирался священной ярости и истинно княжеского гнева. Наконец-то все было закончено. Эскизы прекрасных зданий из белого мрамора легли поверх скупых линий разрезов и проекций, а мое самодурство достигло максимума. Первым делом я смел все на пол, а потом начал орать! Моментально побледневший итальянец наслушался и про гигантоманию, и про дурацкие камины, на которые не напасешься топлива, и про мрамор, и про кирпичные стены в три кирпича!

– Нам нужны дома, которые можно быстро и качественно построить минимумом людей! А вы рисуете дворцы и соборы! В общем, доложитесь казачьему старшине, получите сопровождение и отправляйтесь в степь за мыльным корнем! Это приказ, и как положено по контракту, вы обязаны выполнять!

– А зачем нам мыльник? – еще больше побледнев, спросил Мангано, наверняка представив намыленную веревку.

– Пенобетон будем делать! – сердито буркнул я, старательно улыбаясь поляку.

– Пан полковник, а можно я тоже отправлюсь с сеньором? Для искусства кулинарии мыльный корень очень нужен.

– Разумеется, можно! – обрадовался я. – Но сначала закончим наш разговор. Сеньор Мандано! Выполняйте распоряжение, но потом подождите ясновельможного пана. Он будет вас сопровождать.

– А что такое пенобетон?

– Когда найдете мыльник, тогда я все покажу и расскажу. Вы еще здесь?

Динго

Медблок в Долине Дакота оборудовали по «последнему слову техники». Санчасть в Форте ВВВ, громко называвшаяся госпиталем, была запитана от автобусного генератора на двадцать четыре вольта. Соответственно, на освещение операционного стола пошли четыре фары от автобуса, а блоки освещения салона были отправлены в резерв. Лампочки там слабенькие, по пять ватт, но зато их полсотни. Всякие стоп-сигналы и указатели поворотов тоже к делу пристроили. В Дакоте же все построили на двенадцативольтовых генераторах от автомобилей. Соответственно – хирургический светильник соорудили из уазовских фар. Только тут пришлось повозиться с установкой водяного колеса. Цеплять его к приводу электростанции не было смысла – на таком расстоянии потери в проводах получались огромными. Пришлось строить мостки и монтировать на них небольшое колесо, благо здание медпункта было поставлено у самого берега. А имеющихся ламп хватит еще на несколько лет, а к этому времени и свои сделаем.

В соседнем здании, соединенном переходом, располагались прачечная и пункт стерилизации. Пришлось подумать над конструкцией печи, чтоб в ней сосуд с обрабатываемыми инструментами или материалами не вступал в контакт с пламенем. Раньше инструменты просто кипятили на спиртовой горелке типа керогаза, в бронзовом коробе с крышкой. Это не только занимало много времени, но и объем за раз обрабатывался небольшой. А тут печь и стерилизацию обеспечивает, и горячую воду для больничных целей дает, и кипятить на ней можно. Да и обогрев помещений получается попутно. Так что спиртовка теперь у нас будет использоваться только для подогрева совсем маленьких объемов чего-либо.

Эпилог

– Сколько у вас шансов встретить динозавра, идя утром в булочную?

– Ровно пятьдесят процентов. Или встречу, или нет.

– Что мы знаем о вероятностях?

Из неопубликованных мемуаров кота Матроскина

6 августа 1796 года. Санкт-Петербург

– Удивительные и страшные вещи рассказываете, барон! Не знай я вас как человека, к фантазиям мало склонного, так и усомнился бы в том! – хозяин кабинета, действительный тайный советник Безбородко, удивленно покачал головой.

 – Почитал я ваш доклад, кроме прочего, вот что там меня особливо заинтересовало…

Отбыли вы на Мартинику аккурат в конце лета года позапрошлого. Имея самые широкие полномочия в части способов достичь результату потребного. Так ведь, зная наших штафирок из канцелярии, денежными вопросами ведающей, уверен я, что довольствия денежного в обрез они вам выписали. О расходах же личных, ежели судить по реляции вашей, там ни словечка не сказано.

А пребывание ваше в краях дальних затянулось, супротив ожидаемого, на цельный год!

С моей стороны, такое радение о делах государственных, попреж личных ставящихся, найдет только самое горячее понимание. Но и вы же меня поймите, любезный Карл Генрихович, ведомство наше имеет строгие инструкции и традиции.

Не вам мне рассказывать необходимость им следовать неукоснительно.

Посему вынужден буду потребовать от вас отдельного меморандума по данному казусу…

– Ваше высокопревосходительство! Ей-богу, ни слова от себя лично не прибавил, и все, что видеть сподобился, как есть, в послании своем изложил! Касаемо же расходов, проистекших в путешествии моем, то отлично понимаю сомнения ваши, господин действительный тайный советник! И готов предоставить все необходимые отчеты с единственной просьбой нижайшей, ваше высокопревосходительство.

– Какой же именно?

– Исключительно только на ваше имя, поскольку любой иной человек, не знающий меня так подробно и тщательно, как ваше высокопревосходительство, в сомнениях пребудет. А от оных один вред проистечь может, без всякой пользы делу нашему, во славу государства Российского творимого.

– Хорошо, я обдумаю вашу просьбу. И все же, барон… трудно во многое поверить мне! И сам я, чай, не штафирка, и службу военную изрядно ведаю, а все ж таки… Ну не могу я поверить, чтобы одною пехотою разбить можно было бы войска, в Европе наилучшие, да и силою своею изрядно превосходящие! И пушек, говорите, у генерала того не имелось?

– Окромя тех, кои в фортах присутствовали. Так они все там, до окончания баталии, и пребывали. Исключительно оружием пехотным все победы сии достигнуты были! Ружьями и шпагами да гранатами ручными.

– Ин ладно, были бы то турки! Так ведь – англичане, нация культурная да серьезная. И солдаты они изрядные! А уж матросы-то каковы!

– Позором наипервейшим, ваше высокопревосходительство, поход тот для флота английского обернулся. И добро бы, в бою супротив противника равного или более сильного поражение сие получено было бы! Так нет ведь!

Вся Англия хохотала! Десяток лодок таможенных нанесли урон линейным кораблям!

Такого от сотворения мира там никто и не слыхивал даже! На матросов, с эскадры той злополучной, на улицах пальцами показывали, а в кабаках поить отказывались!

А уж адмиралу-то ихнему каково стало… про то и помыслить печально… храбрый был человек! А вышло-то оно как? Что уж теперь суд ему выскажет… и представить даже не могу.

– Ладно! – граф хлопнул ладонью по столу. – Дела флотские… они, конечно, важные, слов нет. Только меня в первую очередь иные материи интересуют! Как, по мнению вашему, барон, что из той баталии воспоследует?

– Уже в пути, ваше высокопревосходительство, получил я весть от графа Чернова. Король испанский победою сией немало возгордился да тому возрадовался. Обещаны им милости новые персонам, мною поименованным.

А такоже повелел он, супротив распоряжения своего прежнего, готовить уже не дивизию! Каковая, по правде говоря, ныне создана, и командир ей определен. А вот сколь много полков таких готовить будут… про то граф не выведал.

– Так-так… вот это уже дело! Испанцы, говорите вы, полки таковые готовят… ладно им! От нас далеко. А вот нам-то – сам бог велел! А, барон? Чай у нас-то с вами война – гость частый!

– Есть и другие новости, ваше высокопревосходительство.

– Ну-ну! Излагай!

– Не всем персонам, при дворе короля испанского обретающимся, такой вот реприманд нежданный, да со стороны никому не ведомого полковника… так я скажу, понравился. Есть посреди них недовольство. Пока – неявное. Но, как оно все дальше пойдет… про то один господь наш ведает… Ведь, направив на Мартинику генерала, король вдруг усомнился – а выйдет ли что путное из затеи той?

Подумал-подумал, с советниками своими поговорил… Те и сказали королю, мол, гиблое то дело – с англичанами воевать! Тогда и послали туда маркиза де Морона. Дабы он, как дипломат изрядный, бой предотвратил и до смертоубийства не довел бы.

А он и приехал… горшки битые считать!

Так, несолоно хлебавши, и возвернулся.

И советников тех в немалый конфуз привел.

– Ин ладно! Пущай они там друг другу чубы рвут – нам с того что за корысть? А вот офицеров ихних… да в числе изрядном…хотел бы я при дворе нашем видеть! Как там все у испанцев выйдет, про то одному всевышнему ведомо. А вот у нас, барон, дела подобные да на промысел божий отпускать не намерен я!

Так что, Карл Генрихович, любезный вы мой, отдыхать у вас вдругорядь не получается!

Готовьтесь в дорогу! Иные в этот раз поручения у вас будут, да и в ранге другом отныне обретаться будете…

Ровно три месяца оставалось до ноябрьского дня года 1796-го, во многом определившего судьбу России в том будущем, которое теперь могло и не повториться…

Книга V. СМЕРШ «попаданцев». «Зачистка» истории

НОВЫЙ фантастический боевик из цикла о «попаданцах», заброшенных из XXI века на два столетия назад, чтобы провести «зачистку» истории.

Их десант захватил обширные плацдармы в Америке и на Средиземноморье. Их ракетные батареи сожгли не только британскую карательную эскадру, но и главную базу вражеского флота. Их спецназ развязал в Лондоне настоящую диверсионную войну в лучших традициях Берии и Судоплатова.

Но не стоит забывать и об опыте легендарного СМЕРШа – пора создавать контрразведку «попаданцев», чтобы спасти будущего императора Павла I от заговорщиков, британских агентов и наемных убийц.

СМЕРТЬ ШПИОНАМ!

Пролог

Тот, кто нам мешает – тот нам поможет!

Х/ф «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика»

9 декабря 1795 года.

Англия, Лондон

Вопреки расхожим штампам, коварные замыслы, как правило, не плетут в глухих подземельях, темных, сырых, воняющих отбросами, которыми брезгуют даже крысы. Конечно можно, с некоторой натяжкой, представить пребывание в столь некомфортных местах банальных разбойников, которые все же, в силу своего здравого смысла, предпочитают более уютную поверхность нашего шарика. Что же тогда говорить об особах, имеющих достаточно влияния и денег, чтобы обеспечить себе и своим соратникам по нелегкому труду составления заговоров и других особо тяжких прегрешений гораздо более приятные условия своих занятий? Кроме того, что за вульгарные слова: «коварные замыслы»? Так их называют только романисты, приписывая «своим» непременно благие побуждения, а вот «врагам» исключительно пресловутые замыслы. Которые усилиями «хороших» всегда оказываются разбиты в пух и прах, так и оставшись несбыточными мечтами отдельных интриганов и злодеев. Да и не стоит забывать действительно вечную истину, что «историю пишут победители»!

Представительные джентльмены, собравшиеся в этот не по-лондонски солнечный зимний день в одном из особняков Джорджа Спенсера, 2-го графа Спенсера, Первого Лорда Адмиралтейства, отнюдь не были похожи на злоумышленников. Компанию хозяину составили два не менее респектабельных господина – министр иностранных дел Уильям Гренвиль и бывший президент Его Величества Почтеннейшего Тайного Совета[95] Чарльз Пратт, граф Кемден[96]. Разве могут такие люди думать о чем-то ином, кроме как о благе королевства, интересы которого они избраны соблюдать и охранять? Тем более что им было что обсудить, касающееся судьбы давней и почти мистической мечты истинных бриттов – создания Великой Торговой Империи. Как раз с этим наметились определенные трудности. Планы, как это частенько бывает, не выдерживали соприкосновения с реальностью. Срочно возникла нужда скорректировать их. Может быть, даже весьма радикально.

Вам интересно, о чем пойдет разговор? Да бросьте, какое же это подслушивание. Мы тихонько постоим рядом, нас даже не заметят, а значит – урона самолюбию и лишних тревожных мыслей у собравшихся не будет. Вот и ладненько, договорились. Только т-с-с, не будем мешать, просто слушаем.

…Только что за последним посетителем закрылись массивные дубовые двери кабинета. Некоторое время оставшиеся молча обдумывали услышанное. Первым нарушил тишину его сиятельство граф Кемден.

– Джордж, в свете последних новостей мне кажется, что…

– Вы считаете, граф, время настало?

– Несомненно. Этот человек из Бюро сам не очень хорошо понимает, что он смог узнать. Хотя, не спорю, кое-какие задатки у него есть, да и репутация обязывает. – Сэр Чарльз криво ухмыльнулся. – Как же, пугало всей секретной службы мистера Идена. Но слишком велики амбиции, которые порой заставляют его упускать из виду совершенно банальные обстоятельства.

– Согласен с вами, сэр, – вступил в разговор министр. – Иногда эти шпионы начинают мнить о себе лишнее. Можно только приветствовать их рвение на ниве укрепления могущества Королевства. Не допуская до реальной власти. А наш последний гость явно наметил прыгнуть слишком высоко. Не зря мы подвели к нему своего человека, хотя это и стоило довольно дорого.

– Милейший Уильям, вы, как всегда, зрите в корень. – Первый Лорд взял со стола бокал, посмотрел на него с некоторым сомнением и вернул на место. – Вот только ситуация от этого не становится менее щекотливой. Наш достойный премьер позволил чувствам взять верх над разумом. Я мог бы его понять, если бы это продлилось какое-то недолгое время. Но ведь с момента гибели племянника прошло больше двух лет! А сэр Питт никак не может простить этой горстке колонистов вполне обыденный случай. Как говорят наши заклятые друзья французы: a la guerre comme а la guerre. Хотя я сильно подозреваю, что его горе кто-то постоянно подогревает. Не самый умный ход, но некий смысл в этом можно обнаружить. Жаль, что пока я не могу ничем подтвердить свои подозрения. Однако данное обстоятельство только утверждает меня во мнении, что дальнейшее ожидание становится недопустимым.

Замолчав на минуту, он обвел своих собеседников тяжелым взглядом.

– Джентльмены, я отлично помню, что вы оба связаны с семейством Питтов не только старой дружбой, – короткий поклон в сторону Кемдена, – но и родственными связями.

Теперь такого же поклона удостоился двоюродный брат премьера.

– Но политика сэра Питта-младшего в настоящий момент представляется мне крайне недальновидной. В прошлом году мы пошли на уступки его желанию прибрать к рукам Мартинику. Да, этот остров является ключевой позицией для контроля над всем Карибским бассейном. И наши предварительные шаги даже способствовали тому, что овладение им явилось бы совершенно логичным развитием нашей заморской политики. Но сам ход подготовки экспедиции должен был показать нам, что кто-то явно не желает ее осуществления. Тогда мы не поняли намеков, хотя уж совсем тихими назвать их у меня не поворачивается язык. Смешно винить в подобных происках Францию. Но сегодня ей отнюдь не до своих колоний. Эти зарвавшиеся буржуа и позабывшие честь остатки дворянства увлеченно делят власть в охваченной смутой стране. Там пока есть что делить, поэтому для Англии будет только полезно, чтобы беспорядки у наших извечных соперников продолжались как можно дольше. Испания? На первый взгляд, именно заносчивые идальго приложили больше всего усилий, чтобы отхватить такой лакомый кусочек. Да еще испытали в бою новые войска…

Сэр Джордж прервался и освежил пересохшее горло вином. Задумался над пустым бокалом, но не стал вызывать камердинера, чтобы тот обновил напитки, а сам поднялся с кресла, дошел до высокого буфета и достал из него новую бутылку.

– Прежде чем мы продегустируем вот это вино, – хозяин показал собеседникам весьма изящный сосуд темного стекла, – которое прислали мне с оказией из Китая, хочу предложить вернуться в наших рассуждениях несколько назад.

Ответом ему было недоуменное молчание.

– О! Я прекрасно знаю, что вы можете сказать. Не раз и не два за последний год мы занимались подобными обсуждениями. Но теперь, когда дальнейшие шаги нами определены, думаю, есть смысл увязать их с прошедшим временем. Чтобы не допустить, в спешке или в ослеплении новыми перспективами, ошибок, грозящих перечеркнуть все наши планы.

Лорд-Адмирал обвел присутствующих внимательным взглядом. На их лицах не читалось явного возражения, если не считать некоторого легкого неудовольствия графа Кемдена, выразившегося в упрямо сжатых губах. Что ж, его можно понять. Старика не устраивают лишние проволочки с осуществлением задуманного. Возраст, да и болезнь, едва не прервавшая его жизненный путь полтора года назад, не оставляли ему времени на долгие рассуждения и сомнения. Обратившись к малоизвестному, за пределами весьма узкого круга, врачу, сэр Чарльз, сам того не подозревая, помог графу Спенсеру завязать еще один узелок в увлекательнейшей интриге – игре в большую политику. Когда на кон ставится будущее государств и влиятельнейших фамилий. В таких баталиях разменной фишкой становятся жизни ничего не подозревающих пешек, солдат, матросов, обывателей, чьи города вдруг оказываются под огнем вражеских армий. Но даже сами игроки, дергающие за ниточки бессловесных марионеток, частенько забывают, что в подобных забавах обязательно кто-то проигрывает. И таким проигравшим не всегда становится официальный противник. Ведь чем больше добыча, тем меньше шансов на ее справедливый дележ. Победителю хочется непременно завладеть всем банком. До сих пор Джордж Спенсер умело лавировал между рифами партий, группами финансовых воротил и промышленников, пользуясь их сиюминутными интересами, как попутными течениями. Даже из неудач он умел извлекать ростки будущих побед.

Казалось бы, что хорошего ожидать человеку, только что получившему пост Первого Лорда Адмиралтейства, когда дела на флоте идут отнюдь не прекрасно? И чем дальше, тем хуже, завершившись оглушительным фиаско на Мартинике.

Сделать козлом отпущения адмирала Джарвиса, как непосредственного виновника небывалого морского поражения английского флота, не составило ни малейшего труда. А уж направить дальнейшее возмущение на своего предшественника – Джона Питта, брата премьера, для опытного чиновника, каковым был сэр Джордж, оказалось и вовсе не сложно. Но вот уже несколько лет его тяготила зависимость от семейки Питтов. Отец, сыновья, братья и остальные многочисленные родственники занимали и продолжают занимать ключевые посты в правительстве. Правда, среди такой многочисленной родни обязательно найдется кто-то обиженный, недовольный своим положением. Именно таким оказался министр внутренних дел, считавший, что уж он-то заслуживает гораздо большего. Находить подобных людей, подогревать их амбиции, направлять в нужную ему сторону – граф Спенсер по праву считал такие способности одним из своих главных достоинств. Поэтому ничего удивительного не было в том, что как раз сейчас один из Питтов участвовал в составлении планов смещения другого. Рассчитывая, естественно, занять освободившееся место. Не подозревая, что главный вдохновитель заговора только на первых порах поддержит его устремления. Чтобы в дальнейшем падение семейства Питтов с вершин власти оказалось неизбежным и катастрофичным. Для них, но не для страны.

– И все же, джентльмены, позволю ненадолго задержать ваше внимание на событиях дней минувших. Рассмотреть их не по отдельности, а воспарив, образно говоря, над миром. Как нам поведал сэр Роберт в своем докладе, он и его Бюро склоняются к выводу, что уже больше десяти лет именно Россия является нашим главным соперником. Согласен, некоторые его утверждения достаточно спорны. Чего только стоят предположения, будто русские причастны к тем временным, как я надеюсь, трудностям, что мы испытываем в замирении некоторых индийских вождей. Будто мало им самим тех неприятностей, которые Императрице доставили бунты и волнения шестидесятых годов. Как вы знаете, мы тогда удачно использовали французские каналы для финансирования беспорядков. Но не буду отвлекаться на совсем уж давние дела, вернусь к нашему времени. Явный интерес России к освоению Нового Света, попытки влиять на политику в Европе – такие устремления нельзя оставлять без внимания.

Не могу сказать, что все наши начинания увенчались успехом. И некоторые провалы явно наводят на мысль, что в них замешаны внешние силы, а не вечные разногласия внутри Парламента. В свете чего мне иной раз представляется несколько излишне громоздким наше нынешнее государственное устройство. Слишком много сил мы тратим на бесплодные споры между партиями и коалициями. Надеюсь, что задуманные нами действия приведут к построению более разумно устроенного механизма управления будущей Империей.

Граф в который раз посмотрел на своих собеседников. До сего часа так откровенно он не высказывался. Все уже смирились, что нынешний король с каждым годом становится все более декоративной фигурой. Не отдающий себе отчета в краткие моменты просветления, когда болезнь отпускала его, о реальном положении дел вокруг себя. Тори отчаянно стремились укрепить свои позиции, что было не так легко при противостоянии вигов, чей лидер являлся премьером. Внешние угрозы тоже не способствовали стабильности в стране. Настало время положить конец разногласиям, мешавшим превратить королевство в могучую империю. И первые шаги к будущему могуществу своей Родины сделает именно он, граф Джордж Спенсер!

Вернувшись из своих мечтаний в реальный мир, хозяин кабинета не увидел на лицах гостей ожидаемой реакции. Ну что же, не первый раз пешки, даже такие высокопоставленные, не видят действительной цели мероприятия, в которое ввязались. Тем хуже для них, когда придет пора платить по счетам. А вот получать дивиденды будет единолично Первый Лорд. Так тому и быть, не хотят обсуждать действительно важные моменты – их дело. Бросим «на сладкое» парочку вкусных костей, пусть потешат воображение. А заодно не мешает лишний раз напомнить соучастникам о взятых ими на себя обязательствах.

– Хорошо, чтобы не оттягивать момент дегустации действительно оригинального напитка, – сэр Спенсер снова взял в руки бутыль, – позволю себе только кратко остановиться на некоторых моментах.

Сэр Уильям, – обратился он к Гренвилю, – очень надеюсь, что вы, немедленно после принятия на себя бремени власти премьера, возобновите достаточное финансирование строительства новых кораблей. Нашему флоту необходимо восполнить потери, понесенные за эти три не самых удачных года. Ребята Черного Дика[97], конечно, делают все от них зависящее, чтобы затруднить нашим соперникам сообщение с их колониями. Но наличных сил патрулей просто не хватает, чтобы остановить прорывы значимых сил голландцев, французов или испанцев. Большой потерей для всего флота явилась смерть Горацио Нельсона в банальной стычке с наглыми контрабандистами этим летом. У меня на него имелись большие виды… Пусть он не пришелся по вкусу многим нашим чиновникам, проявив излишнее рвение при несении службы на Карибах, но в Канале его тактика и способности могли оказать нам большую помощь. Увы…

Дождавшись согласного кивка будущего премьера, сэр Джордж продолжил:

– Одной из первых операций, в которой я хочу задействовать новые корабли, будет высадка экспедиционного корпуса в Новом Свете.

Собеседники удивленно уставились на оратора. О таком повороте событий они слышали впервые.

– Да-да, вы не ослышались. Дело в том, что коммодор Ванкувер, даже после своей смерти, умудрился оказать неоценимую услугу короне. Один из выживших офицеров, которого сердобольные испанцы спасли, вылечили и даже способствовали его возвращению на родину, доставил нам карту…

Здесь гости заметно оживились.

– Надеюсь, милорд, это не карта пиратских сокровищ? – усмехнулся граф Кемден.

Уильям Гренвиль кивнул, соглашаясь с мнением почтенного джентльмена о мифических сокровищах.

– Увы, почтенные сэры, на старости лет приходится остужать подобные мечты, хотя что-то романтичное в подобных приключениях может и быть, – на минуту согласился поддержать шутливый тон граф Спенсер. – Нет, все гораздо прозаичнее. Хотя более достоверно и выгоднее. Вы помните, что после известных событий на Западном побережье Нового Света одним из неясных вопросов оставался источник богатства окопавшихся там столь неудобных для нас поселенцев.

Так вот… Сведения, которые мы получили из заслуживающих доверия источников, весьма скудны. Остальное – не более чем слухи. Причем я почти уверен, некоторые из небылиц распускают сами колонисты. Суммы, которые пришельцы успели потратить при дворе Вице-короля, а потом самой Испании, можно объяснить находкой клада. Но, если верны мои предположения о намерениях наших вероятных соперников, то непозволительно считать их авантюристами, искателями легкой добычи. Серьезная экономика не строится в расчете на случайную удачу. Иначе откуда взялось то ужасное оружие, которое стало причиной гибели множества наших солдат и моряков на Мартинике? Нет, такие проблемы невозможно обсуждать без рюмки хорошего бренди…

С этими словами он поставил китайское вино на стол и позвонил в колокольчик.

Вошедший слуга обслужил присутствующих, сменив бокалы и наполнив их ароматным напитком из Испании.

Дождавшись, когда за лакеем закроется дверь, и смочив губы хересным бренди, Первый Лорд продолжил:

– В любой неудаче можно найти ростки выгоды. Единственным достижением экспедиции адмирала Джарвиса можно считать привезенный его эскадрой трофей. Наши оружейники смогли почерпнуть очень многое после изучения его конструкции. Смею вас заверить, друзья мои, в самом ближайшем будущем нас ждут удивительные открытия и новшества. Именно благодаря тем затратам, на которые мое ведомство пошло ради приглашения нескольких видных ученых. Единственным препятствием на пути массового производства подобного оружия, как они говорят, будут расходы на изготовление особо точных механизмов. Обычным способом получить необходимые финансовые средства в приемлемые сроки у королевства нет возможности. Поэтому считаю необходимым опередить испанцев, отправивших свои войска с Мартиники для укрепления на территориях, лишь формально принадлежащих им.

– Простите, сэр Джордж, но почему вы раньше не говорили о таких своих намерениях? – спросил министр.

– У меня не было полной уверенности, что один из элементов плана будет выполняться должным образом. Но как раз сегодня меня известили, что ваш протеже, – он поклонился лорду Кемдену, – удачно вписался в общество этих чванливых и заносчивых солдафонов из гвардии Екатерины. Как я уже говорил, во время смены главы кабинета нам необходимо, чтобы наши противники и соперники были заняты своими внутренними неприятностями. Франции сейчас не до нас, последние известия из Парижа только подтверждают, что хаос, бушевавший в этой отринувшей законную власть монархов стране, лишь усилился. Испания в очередной раз делит деньги, которых у нее нет, сплошная фикция и обман. То золото, что они подняли с одного из затонувших галеонов «Золотого флота», не успев попасть в казну, осело в карманах приближенных и фаворитов Карла Четвертого. Годой стал еще богаче, ведя страну к разорительному союзу с Францией. Нидерланды – что ж, они видят свой шанс избавиться от унизительного подчинения все той же Франции, поэтому им хватает своих проблем. Остается Россия, с ее стремлением укрепить свои позиции в цивилизованном мире. Смею надеяться, что в ближайшие несколько лет этим дикарям тоже станет не до европейской политики.

Как и ожидал граф Спенсер, сэр Гренвиль не проявил особого интереса к деталям, поскольку его сейчас больше заботили собственные насущные проблемы. Которые временно сосредоточились внутри страны, можно сказать, в одном Лондоне, а скорее даже всего одном предмете мебели – кресле премьера. Даже перспективы похода за золотом Нового Света не заинтриговали его так сильно, чтобы задавать уточняющие вопросы. Что уж тут говорить о личности какого-то докторишки, совсем недавно вернувшегося в страну из неудачной попытки найти себе новую жизнь за океаном? Тем более, что силы, приведенные в действие Первым Лордом Адмиралтейства, уже определили всю его дальнейшую судьбу, для начала снова вынудив покинуть родную землю и впутаться в игры небожителей, вершивших политику целых государств.

Поэтому разговор о делах очень быстро завершился и хозяин с гостями, наконец, смогли приступить к дегустации диковинки – сливового вина из Поднебесной.

Часть первая. Большие перемены

Глава 1 О пользе плагиата

«А девушки уже ядро толкают!»

Х/ф «Семь стариков и одна девушка»

«Вас здесь не стояло!»

Типичный разговор в очереди эпохи сухого закона

Весна 1795 года. Форт ВВВ.

Дядя Саша

– Вот что, бояре… – показываю всем вошедшим на стулья. – Да вы присаживайтесь… Вопрос серьезный и за пять минут мы его не решим.

Народ постепенно рассаживается по местам, и гомон голосов понемногу затихает.

– Есть у меня вопрос, господа хорошие… Как, по-вашему, предстоит нам еще бодание с чужим флотом?

На этот вопрос двух мнений не было. Все сошлись на том, что таковое мероприятие предстоит, если не совсем завтра поутру, то уж в самом ближайшем будущем – совершенно однозначно. Поэтому мой следующий вопрос никакого недоумения не вызвал. А касался он сил и средств, каковые мы могли для этой цели измыслить. И вот тут все было не так уж и радужно…

– Резюмирую! – обвожу глазами всех собравшихся. – Своего военного флота у нас нет. Фрегаты Росомаха нам не отдадут. Нечего и пробовать, за ними очередь аккурат от Гаваны до Мадрида уже стоит. И наш номер в той очереди – двести тридцать восьмой!

– Отчего не двухсотый? – ехидно интересуется Динго.

– Слава богу, что хоть не пятисотый! Опосля нашего издевательства над Джарвисом мне теперь ни один морской офицер руки не подаст! Назад когда шли, так капитан транспортника – даром что не военный моряк, на меня как на самого сатану смотрел! Это ж мы не только англичан – всех военных моряков ниже плинтуса опустили! Таможенные лодки, захватывающие линкор, да не один! Тут уж у всех капитанов корпоративная солидарность враз проявилась! И не важно, испанцы они или англичане – здесь вопрос принципиальный! Такого быть не может и не должно, просто по определению! Представляю, что они Климу бы высказали… Только и вывернулись тем, что корабли испанские хоть по паре залпов, но сделали. И на их долю славы хватило. А то… так в катамаранах через океан и плыли бы…

Народ притих. Под этим углом нашу победу никто еще не рассматривал.

– Так что флота, особенно военного, у нас не будет. Ни сейчас, ни в ближайшие лет десять. Максимум, что сумеем отстоять, наши трофейные транспортники. Слава богу, хоть пару штук, но удалось отхомячить. Да и французский корвет к нам прибился. У него с командой и без того полная задница, а сейчас – так и вовсе… В море выйти – и то не с кем! Наша шхуна старая, еще годдардовская, да пара других, таких же лоханок… и все! Более ждать нечего. И неоткуда.

– Ну… – чешет в затылке Котозавр. – Нанять можно…

– Кого? Как тех португальцев, которые в Перу челночат? Или пиратов каких, что ли? И долго мы будем чужих моряков кормить?

– Ну, что касается высадки на берег… – пожимает плечами Кобра. – Думаю, что подобной глупости еще долго никто совершить не рискнет.

– Согласен. Здесь не рискнет. А километрах в ста? Или просто встанет в виду бухты – и кирдык нашей морской артерии. На БПТ в море поплывем? Ракетой с берега не достать! Помощи от военных моряков мы не дождемся. Даже и на королевский указ найдут что возразить. Сам небось в курсе, что ходить к нам желающих резко поубавилось?

Начальник всех спецслужб кивает. Да, это явление имеет место быть… Несмотря на щедрое вознаграждение, капитаны не хотят водить свои корабли в бухту Бодега.

Осознав наше невеселое положение, присутствующие малость разозлились. Даже и не малость… Во всяком случае, цветастых пожеланий «здоровья» некоторым… несухопутным товарищам отвешено было… много, в общем. Столько за раз и не унести. Но особых идей как-то вот и не появилось. Озадачив народ подумать на эту тему, закрываю совещание. Истинно в духе папаши Мюллера, прошу Котозавра притормозить. И Кобру за компанию с ним тоже.

Закрыв дверь, вытаскиваю бутылку и стаканы. Такими темпами я и алкоголиком скоро стану!

После первого стакана Сергей выжидающе поднимает на меня взгляд.

– Колись, командир! Явно же чего-то задумал!

– Ну… мысль, конечно, есть… Да уж больно авантюрная!

– А что у нас не авантюра? – удивляется Котозавр. – Да вся наша тутошняя жизнь – сплошное глумление над здравым смыслом!

– Ну, ты уж всех-то по себе не ровняй, креативщик ты наш… Одних Боевых Котов нам история уже так припомнит, мало не будет никому. Ну ладно… слушайте сюда. Как ты, Серега, правильно сказал, к берегу ни один корабль не сунется. Так ведь? Ведь тут мы их почти по всем статьям превосходим?

– Есть такое дело, – кивает он.

– Вот! Значит, в чем состоит наша задача? Либо подманить корабль к берегу, либо…

– Что?! – в один голос спрашивают оба моих собеседника.

– … подтащить берег к кораблю…

Кобра крякает и наливает еще по стакану.

– Такую идею… да на свежую голову…

– Да ладно тебе! Я серьезно! Что у нас есть на берегу такого, что позволяет начхать с высокой башни даже и на линкор?

– Ракеты есть. Зажигательные.

– Смотри сюда! – Вытаскиваю из сундучка лист бумаги. – Вот это – наше пулеметное каноэ. Убираем одну пару гребцов и настилаем помост. Ставим на него поворотную ракетную установку.

– Так выхлопом же всю лодку подметет!

– Нет. Ибо стрелять будем на борт. Строго под девяносто градусов. Четыре зажигательные ракеты на направляющих и столько же, под помостом, в запасе. Метров со ста ведь в корабль попадем?

– И с двухсот попадем.

– Со ста! Чтобы уж – наверняка!

– Ладно, – соглашается Котозавр. – Это сделаем. Только ведь корабль от нас уйдет, у него скорость выше. У нас маневренность лучше, и на рывке мы его сделаем, но гребцы скоро устанут.

– Не уйдет! Берем какую-нибудь лоханку и переоборудуем ее в судно-носитель. Доходим до нужной точки и сбрасываем лодки на воду. Отстрелялись – и назад, на борт. Две ракетные лодки и две пулеметные. Один-два корабля любого класса разделаем под орех!

– Ну… – чешет Константин в затылке, – в этом что-то есть! НМРТ «Люфтпанцерфурия», вот! И в красный цвет покрасим!

– А в красный-то зачем?

– Значит, против названия возражений нет? Носитель Малых Ракетных Тримаранов. А в красный цвет – оттого, что быстрее ходить станет!

– Угу. И заодно отпугивать всех будет…

– Ну… и так тоже может быть.

– И еще одна мысля имеется…

Встаю с места и снова лезу в сундук. На этот раз – уже в большой.

– Вот!

Мои собеседники молча разглядывают странную конструкцию.

Первым нарушает молчание Котозавр.

– Огнемет?

– Точно! ФОГ!

– То есть? – удивляется Кобра. – А чем он от обычного отличается?

– Пойдем, посмотрим!

Через полчаса на пустыре, с помощью дежурного наряда солдат, мы устанавливаем наше чудо-оружие. Собственно говоря, весь процесс установки состоял в основном из транспортировки пятидесятикилограммовой конструкции на позицию и привязывания ее к специально для этой цели вкопанному столбу. Понятное дело, что генерал, совместно с двумя старшими офицерами, волокущий странную железяку, выглядел бы, по меньшей степени, странно. Вот и шли мы следом за солдатами, которые тащили огнемет на импровизированный полигон.

Отвинчиваю крышку на присобаченной сбоку трубе. В специальное гнездо закладываю вышибной заряд. Небольшой, грамм на пятьдесят. Я не помню точно, в каких пропорциях это было на настоящем ФОГе, оттого и действую на глазок. Здесь, по правде сказать, и объем бака более чем вчетверо меньше, так что хватить должно…

Вывинчиваю пробку, и солдаты заливают внутрь баллона огнесмесь. Много, литров сорок. Мазута и машинного масла у нас нет, вот и пришлось мудрить, вспоминая рецепты древних зажигательных прибамбасов. Смолы-то ребятишки-малолетки натаскали столько… насилу руки отмыл. Основную массу смеси составляли продукты перегонки нефти, слава богу, ее нам понемногу завозят. Завозили… Прочую химию добавлял уже методом экспериментов. Не скажу, что вышло правильно… но она горит. И неплохо горит! Санчес чуть руки не пожег!

Так, фитиль зажжен… беру в руку шнурок от терочного воспламенителя. Длинный, метров десять, мало ли что…

– Ну – с богом!

Рывок – шипение запала – бух!

Как-то совсем негромко.

Через отверстие в боковой стенке каморы пороховые газы попадают в изогнутую трубу. Пройдя по ней около метра, попадают в резервуар с огнесмесью…

И, выбитая резко возросшим давлением, из сопла вырывается мощная струя! А у выхода из сопла горящий фитиль…

– Да… – произносит Константин, разглядывая пылающую на земле огненную реку, – Неслабо…

– Понятное дело, все это еще дорабатывать надо! Но ведь можно же и до ума довести? Даже и эта-то конструкция метров на шестьдесят плюнула! А в реальной истории до двухсот доходило! Один выстрел – любому кораблю кирдык!

18 мая 1795 года. Форт ВВВ.

Из дневника Сергея Акимова

Бум, бум, бум… Шлеп, шлеп, шлеп… Тук, тук, тук… Это, если кто не понял, мы бежим. Впереди, как и положено, командир, на лихом… тьфу, на своих двоих, конечно. За мной, гораздо мягче, слышны шаги моей дражайшей половины, уже третий день как ставшей законной женой, Марии дел Ампаро-Акимовой. Не изменяя привычке, компанию в утренней пробежке нам(!) составляет Вениамин, как для большей солидности и авторитета зовут сейчас того самого малька-нуму, Шустрого Веника, всеми правдами и неправдами прибившегося к моей службе.

Три дня медового месяца пролетели, как одна ночь. Но если вам непременно хочется подробностей, то лучше купите себе издание «Камасутры» пошикарнее и… получайте удовольствие, короче. Нам было сказочно хорошо вдвоем, и этого достаточно. Так ведь впереди целая жизнь, нельзя же провести ее, не вылезая из постели. Поэтому я даже не слишком удивился, когда сегодня утром моя жена(!) спросила, а не пора ли узнать, как там, в реале, обстоят дела. Пришельцы в это время понатащили в него своих оборотов и сами иногда удивляются, услышав что-то более привычное совсем для другого времени. Вот и моя ненаглядная успела понахватать словечек. Хорошо, что не все идиомы Котозавра она хорошо понимает, несмотря на большие успехи в русском.

Так что нашему пребыванию в гостевом домике посольского особняка подошел конец. Перед пробежкой я поймал одного из освободившихся патрульных и попросил его занести записку дежурному по штабу, предупредить Сергеича, что «готов к труду и обороне». И теперь, пользуясь возможностью, целых полчаса вроде как подвожу итоги прошлого года, ибо чем еще заниматься во время бега, как не размышлять?

Что сказать? Разные они получились, итоги эти… Добились многого, но и вторая потеря у нас среди попаданцев случилась. Как ни прикидывали мы потом с командиром, ну не получалось что-то сделать иначе в той обстановке. Он сам ведь тоже на волоске тогда оказался, чуть не смяли их шотландцы. Так невозможно пока в этой эпохе командиру быть где-то, кроме как в первых рядах сражающихся. Не поймут свои же собственные солдаты.

Кое-кто из наших пытался потом доказывать, что даже в таком соотношении потерь, когда англичане потеряли почти четыре тысячи убитыми, мы слишком быстро кончимся, если продолжим разменивать свои жизни в такой пропорции. Но критику предложили сменить уютный кабинет финчасти на полосу препятствий, и наезды быстро прекратились.

Второй полк остался на Мартинике, осваивать свалившийся нам в руки приличный кусок стратегически важной земли. А дивизию, пользуясь моментом, Дядя Саша передислоцировал в Новый Орлеан. Своей властью приказав доукомплектовать ее оставшимися в Испании батальонами, не успевшими закончить полный курс подготовки к началу обороны острова. На волне успешной баталии все его распоряжения прошли без волокиты. Тем более, что он успел уболтать Годоя перспективой продолжения кампании, проложив маршрут движения нового формирования к будущему золотому руднику в Южной Дакоте. В Мадриде у большинства придворных в зобу дыхание сперло от обещанного количества запасов драгметалла, которые притаились в недрах горного массива Блэк Хилс. Моментально нашелся постоянный командир дивизии, до этого момента не подозревавший о существовании такого славного соединения. Как водится, в больших чинах, длиннющей родословной и самомнением, как у павлина. Но нас, по большому счету, это уже особо не волновало. Вменяемых офицеров и сержантов в части хватало, большинство из личного состава успели совместно понюхать пороху, а это весьма способствует правильному пониманию жизни.

Несколько поломались планы усилить Первый полк толковыми офицерами и сержантами. Уж очень по душе пришелся командиру маркиз де Брега, а Старый Империалист так вообще спал и видел его на своем месте начштаба. Такой мощный авторитет среди испанской знати, как маркиз, очень ощутимо укреплял наши позиции. Де Сото, получивший звание капитана по итогам кампании, оставшиеся в живых бойцы штурмовой роты – все получили приглашение сменить место службы. Но дружно ответили отказом. Как сказал в приватной беседе сержант штурмовиков:

– Сеньор генерал, если вы позволите такую вольность в беседе, я хотел бы некоторое время прослужить в прежней части. Вы не скрываете, что дивизии предстоит не самый простой поход. А пополнение, которое обещают из Мадрида, по сравнению даже с нами, не говорю уж про ваших головорезов из Первого полка, – сущие сопляки. Новый генерал, не берусь обсуждать столь высокую особу, на поле брани пока себя никак не проявил. Неизвестно, как он сможет управиться с заданием. Оставить новых солдат без присмотра ветеранов – не по-товарищески это будет, вы сами нас так учили. Извините, если что не так сказал, но именно сейчас вынужден отклонить столь лестное предложение.

Сошлись на том, что после окончания марша и закрепления гарнизона в указанном месте все приглашенные подготовят себе замену, а потом подадут рапорты о переводе. Пришлось нам смириться, что почти полсотни проверенных бойцов пополнят наши ряды годика через три. Не самый большой срок, да и опыта по дороге они еще наберутся, что только на пользу всем будет. На этом и завершилась наша миссия на Мартинике.

Вице-король успел почувствовать запах свободы от метрополии, наслушавшись рассказов своего племянника, которые были вольным «переводом» из наших внушений капитану, которые мы настойчиво вкладывали ему в голову почти при каждой встрече. Так что в не слишком уж далеком будущем можно ожидать каких-то событий, весьма отличных от известной нам истории.

Ну вот, не успел толком поразмышлять, а тропинка привела нас обратно к домику… Ладно, пора ополоснуться, завтракать и приниматься за дела. «Солнце еще высоко, за работу, бандерлоги!» – как любит говорить наш командир.

Этот же день, два часа спустя

Итоговое совещание затянувшегося «Дня попаданца» собрали без проволочек, народ и так уже засиделся в Форте. Все оставили свои рабочие места на местных заместителей, а это слегка нервирует. В долину «Дакота», если не лететь сломя голову, наши основные научные и производственные командиры попадут только завтра к вечеру. Пусть не натирая седалища в седлах, а в почтовых дилижансах (на самом деле наши экипажи были гораздо комфортнее, чем местные средства передвижения), но все равно утомительно. И долго, черт побери…

Когда все расселись и угомонились, а новая штабная изба позволяла проводить такие собрания без прежнего сидения на коленках друг у друга, первое слово дали Сергеичу. И даже не по факту его старшинства, а как главному виновнику предстоящего… как бы это назвать, даже слово подобрать трудно. Всеобщего офигения и последующего мозгового штурма на тему: «Что же, на фиг, теперь делать?!», скорее всего, именно так народ отреагирует на сообщение.

Дядя Саша солидно откашлялся, обвел присутствующих взглядом, под которым даже Котозавр слегка заерзал, и начал в лучших традициях классиков:

– Товарищи! К нам… – все замерли в предвкушении, а Котозавр моментально оживился, но его ждал облом, да еще какой, – прибыла бумага от Его Католического Величества короля Испании.

Командир поднял над головой лист бумаги, весь заляпанный печатями и внушительной шапкой титулов нашего формально монарха.

– Если не размазывать кашу по чистому столу, – несколько сбил торжественный настрой присутствующих генерал, – то суть этого документа такова. Король от щедрот своих, в знак признательности заслуг вашего покорного слуги, жалует ему земли на Западном побережье Америки в личную собственность и в вечное владение.

Пока публика не успела переварить новость, Дядя Саша добил всех окончательно, зачитав самый важный параграф этого документа:

– Тут сказано дословно: «Владения сего достойного сеньора будут простираться от Старой Королевской дороги на юге и далее на север, до тех границ, кои означенный сеньор сможет защитить своими силами. На восток же границы его владений не могут простираться далее, чем западные пределы ныне имеющейся под рукой нашей Территории Луизиана».

Только несколько человек у нас и среди испанцев знали, что именно формулировка «сможет защитить своими силами» обошлась нам втрое дороже, чем проталкивание идеи этого рескрипта целиком. Сначала монарх, явно с подачи чьей-то недружественной руки, хотел одарить земелькой не только своего нового генерала, но и еще некоторых наших товарищей. Причем не где попало, а прямо в Испании. Отобрав владения у кое-каких опальных семейств. Что сулило нам в будущем совершенно ненужные и лишние разборки с горячими кастильскими и прочими парнями. Пришлось затратить много золота и красноречия, чтобы все волки остались сыты и целы.

Сразу посыпались вопросы. Главный озвучил Динго:

– Так мы теперь настоящее государство или все еще не пойми что?

Беру слово.

– Для всех остальных – вполне настоящее, о чем гласит приложение, аж на пяти листах. Подробности, если кому интересно, узнаете позже. Константин, который судья, а не командир команды «Ух», сделает выписки основных пунктов, а к ним приложит свои комментарии. Чтобы все были в курсе, где же мы теперь живем, и могли отвечать на вопросы аборигенов.

Проект Конституции необходимо срочно доработать, утрясти вопрос о предоставлении гражданства Калифорнийской Директории. Поскольку такое название уже не раз обсуждалось, то сейчас предлагаю проголосовать за него.

Если не считать риторических вопросов: «А хоть одна директория больше четырех лет просуществовала в РеИ?», то возражений не последовало. Приняли единогласно. А что? Звучит красиво, и кого волнует, что фактически у нас еще долго будет диктатура, пусть и не единоличная. Можно подумать, американская верхушка двадцать первого века сама верила, что живет и рулит демократией. Окружающие – сколько угодно, те офисные хомячки, которых инкубаторным способом пекли «цивилизованные» страны, вообще склонны верить громким словам и красивым оберткам. Чем кончилось, никому напоминать не надо…

Чтобы не откладывать в долгий ящик, оглашаю решение о некоторой реорганизации структуры управления. Решено создать два Совета, из которых только Военно-Политический имеет право определять политику, внутреннюю и внешнюю. Научно-Экономический Совет имеет в делах управления государством совещательный голос.

Если на то пошло, то идеи своих бывших софорумчан, излагаемые ими на страницах своих книг, мы плагиатили без зазрения совести. Многие решения устройства общества содрали у Андрея Величко, про Лену Горелик и говорить не приходится, раз уж автор капитана Воробышка с нами оказалась…

Как обычно, отпустив остальных готовиться к скорому отъезду по домам, мы с командиром остались, попросив Котозавра составить нам компанию. Для утрясания деталей его вояжа во Францию, где, по сообщениям агентуры падре Хосе, с самим Наполеоном и вокруг него начинали происходить какие-то непонятные вещи. Инструктаж Зубрилки и Толи Спесивцева Дядя Саша провел самостоятельно, еще вчера. Им предстояло вернуться в Филадельфию для организации аферы с золотым песком, намытым якобы на Великих равнинах.

Глава 2 Были сборы недолги…

Боец на складе РАВ без наручников, сравним со стихийным бедствием.

Армейская аксиома

Май 1795 года. НПЦ «Дакота».

Котозавр

– Ну что, товарищи попаданцы, у всех налито? Так выпьем же за ролевые игры, не те, которые с латексом и страпоном, а которые с текстолитовыми мечами и плащами из занавесок! Кстати, отличное винище, это местное творчество или контрабандный товар?

– Котяра, если ты любитель нарушать законы, то мы при чем? Надо чтить уголовный кодекс, согласно заветам классика.

– Ага, значит трофейное. Вот ни в жисть не поверю, что наш завхоз выделит хоть обкусанный мараведи на закупку бухла в метрополии.

Народ дружно заржал, потому как крайняя нелюбовь тратиться на импортные ресурсы стала отличительным знаком всех материально ответственных лиц. Собственно, мы все такие, каждый на своем участке. Предлагалось (догадайтесь, кем) даже поставить на площади тотемный столб с большой Зеленой Жабой в навершии.

– Не отвлекайся, ролевик ты наш, рассказывай, чем тебе страпон не угодил, неужто Салли настолько увлекается в процессе?

Военный вождь племени Медвежьего ручья, инструктор по рукопашному бою и выживанию, атаман индейского казачества, многоженец и авиафанат, Андрей Сердаров с грустью покосился на горячо любимый коньяк (а нельзя, индейская генетика) и плеснул себе медовухи.

– Андрей, вот тебе все расскажи-покажи-дай попробовать… Своих жен научи-ка плохому, а то по пятому пункту Стандартной Программы Попаданцев[98] только я да Лорд отдуваемся за всех, так ведь и потерять можно ценнейшее интеллектуальное наследие.

Пересаживаюсь поудобнее, чтоб слушателям не выворачивать шеи, глядя на мой беззастенчивый пи… правду и только правду!

– Значицца так, товарищи. Как уже говорил камрад Снейк, засылать для шпионажа меня можно только к пингвинам, да и то не особо сообразительным. Это так он характеризовал мою бурную деятельность на благо Калифорнийской Директории! Перфекционист… Ну а что вы хотите, если моей базовой подготовкой был просмотр в далекой юности шпионского кино, с перекосом в Джеймса, в нашего, Бонда? Ну и инструктажи перед отправкой, интересные и познавательные, но слегка недостаточные для освоения специальности суперагента. Предполагалось, конечно, что мы наловим золота со дна морского да поставим базу на другой стороне континента, в остальные блудняки я влез по природной живости характера да от алчности великой. Ну просто не мог утерпеть, зная, что, например, судьба Мартиники будет решаться отрядами в сотню-другую человек, имея под рукой взвод, способный положить эту сотню за минуты. Это я про первую кампанию, там все было просто и незамысловато, почти никакой политики, сплошная экономика. Но так уж заведено, большие деньги – это уже политика. А я ведь всего лишь начал дружить с канцелярией генерал-капитана, дабы невозбранно проворачивать денежные делишки, вроде торговли с Бразилией или провоза необычного сырья…

– Листа коки? Кот, тебе же фитиль за эту идею вставляли, а ты так и не угомонился!

Катя, несмотря на постоянную медицинскую практику, так и не пропиталась цинизмом и склонностью к черному юмору. Вот что значит отсутствие высшего медицинского образования. Придется фильтровать базар, пусть хоть у одной женщины в мире останутся иллюзии о моей белоснежности и пушистости.

– Кямиль-ака, объясни девушке, что этанол – нейротоксин, с ни разу не меньшей психоактивностью, а никотин вызывает привыкание ничуть не слабее. Так, о наркотрафике потом, в соответствующем эпизоде баек, а пока о ролевых играх.

– Еще в самом начале путешествия на ту сторону я начал чувствовать некую… неправильность, что ли… в реакции окружающих на мои слова, действия либо бездействие. Впрочем, осознание пришло задним числом, потому как в путешествии голова занималась чем угодно, только не анализом. Задница в мыле была в прямом и переносном смысле. Только к концу марша я таки сформулировал и задал жене вопрос: почему ей прислуга кланяется глубже, а дворяне гораздо внимательней относятся к Салли, а я как бы приложением иду? В общем, выяснилось, что демократизм и отсутствие чванства идут по статье «плебейство», а прокачать скилл смотрения на окружающих сверху вниз мне было негде. Там я только до страшного прапорщика допил… тьфу! дослужился, здесь тренироваться не на ком. Сразу же возник вопрос, а где подобными навыками обзавелась уроженка страны победившей демократии и равных возможностей? Тут начали вылезать интересные подробности. Салли девушка скрытная, а постель, как известно, еще не повод для знакомства. За прошедшее до и после свадьбы время я выяснил нежелательные темы для разговоров, ну и не лез в душу. А тут, значит, вылезло: «Ну, кто они для меня? Я шериф, а они – мексы! Кто победнее – нелегалы, побогаче – мафиози. По системе Станиславского, девочке с ранчо нельзя смотреть на людей свысока. А офицеру полиции на правонарушителей – можно».

– Именно так. Несмотря на некоторые пробелы в образовании, май дарлинг знает, что Станиславский и Немирович-Данченко – это два человека, а не три. Вот что студенческая театральная студия с «тупы-ы-ыми америкосами» делает. Быть дочкой реднека тоже полезно: нет соблазна читать рэп и учиться специальности продавца воздуха – папа с мамой не одобрят, братья засмеют. Мой же опыт ограничивался ролью в школьном спектакле – угадайте какой? Ведь все знаете, не раз наверно произносили вслух и уж наверняка думали! Ну же?! Корабельного Кота! По сценарию, я произносил свой текст и в конце тырил на камбузе тушенку. Уже по своей инициативе.

Дружный ржач распугал сорок, рассевшихся по соседним деревьям. Комментарии сводились в основном к: «бог шельму метит», «что же ты начальником продсклада не устроился, с такими склонностями»?

– Короче, начал я овладевать искусством грамотно понтоваться. Тут же любой доходяга имеет эпическую родословную, и даже перебиваясь с хлеба на воду, пальцы гнет как министр-администратор из «Обыкновенного чуда». А я вроде и с бабками, и при сабле, а на благородного человека не тяну… Наилучшим и наиболее знакомым образом оказался «проверяющий из штаба нагрянул в подразделение». Благо таких типажей насмотрелся в количестве и ассортименте. Ну и повышенная брезгливость шла в плюс: постоянное мытье, разглядывание тарелок в трактирах на предмет чистоты, дрючка обслуживающего персонала на ту же тему – это благородная придурь. Кстати, вы тут на местном продовольствии привыкли к хорошему, а в большом мире практика подделки и обмана отработана на «ять», особенно в общепите. Без опытных местных по жральникам в городах лучше не ходить. Таким хрючилом накормить могут, что наша родная шаверма с халяльной крысятиной за здоровое питание сойдет.

– Три принципа общественного питания в любой ценовой категории, – прокомментировал Дог, – обмануть-отравить-обобрать. Я в середине девяностых на трассе почти наверняка беляши с человечинкой жрал. Точно не уверен, но наша любимая точка, недорогая такая, уютная, через несколько лет в криминальной хронике светилась, как раз по этой теме. Только с доказухой было плохо, все потерпевшие, того… не найдены… Всем приятного аппетита. – Он демонстративно ковырнул щепочкой в зубах, заработав свою долю благодарных взглядов от публики – кое-кто начал глубоко дышать и отложил в сторону шашлык. А нефиг иметь настолько развитое воображение.

– Fuck! Аманда, как ты смогла выйти замуж за такого человека?

– Сара Энн Боунс, именно от тебя, выбравшей не менее своеобразного мужчину, мне странно слышать удивление. Мы же с ним коллеги… Обсуждение племенной работы с лошадьми легко переходит в обсуждение того же самого у людей. А где слова, там и дело. И, между прочим, он замечательный муж: ест все, умеет заплетать косу, а когда становится совершенно невыносимым, его можно выгнать из дома на неделю, ловить мустангов.

За семейную гармонию просто нельзя было не выпить, что мы и проделали, а я продолжил правдивейший рассказ.

– Опыт правильного поведения нарабатывался помаленьку, но уже в Мехико мы почти были похожи на людей, а по приезде на Кубу – на правильных людей с правильными, консервативными взглядами, необычными, правда, для дворянских юнцов. Впрочем, фронтир выбивает либеральную дурь из головы, поэтому нам даже не особо удивлялись. Феерическую историю нашего знакомства с синьором полковником Фернандо Ортега-и-Аларкон все помнят? Он начал ставить на уши Гавану еще до моего приезда и, надо сказать, делал это с большим изяществом. Мой троллинг потолще будет. Начиная от технических новшеств и до скоростного вскружения головы перспективнейшей невесте Испанского Мэйна. Какую красотку закадрил… Ну и над нами поиздевался, постоянно подзуживая на очередные байки про Михайлу Ломоносова. Я под конец изоврался донельзя, уже хотел в глухую несознанку уходить. И тут этот гад, приглашенный на кофе в нашу резиденцию, выслушивает мой горячий спич о жадном местном чиновнике, с пожеланием тому идти «…лесом, полем да торфяником!», и так, знаете, пригубив чашечку, оттопырив мизинчик, на чистом русском комментирует: «Это, между прочим, мой текст, сносочку надо делать при цитировании…» – и дальше пьет, глядя, как мы в осадок выпадаем. Вот кому не пришлось врастать в окружение, носитель ему попался отличный, с перспективой, да и вселенец не промах, мне потом добрых советов надавал. Если нет времени придумывать легенду, можно пользоваться готовыми образами, благо мировая культура наготовила их достаточно. Бедный дворянин с кучей гонора – шевалье Шарль де Бац Д’Артаньян. Богатый хмырь с претензиями – Паратов. Ну и так далее. План и заученные тексты – не работают, а вот если надеть маску с образом, можно адекватно реагировать на внезапно меняющуюся реальность. То самое, чем и занимаются ролевики на своих игрищах, будь то дивные эльфы или сталкеры из «Свободы». Отыгрыш на полигоне от него же в большом мире отличается незначительно, умение играть компенсирует и даже перекрывает огрехи экипировки и легенды. Тем более что люди-то сейчас доверчивые, точнее – избирательно доверчивые. В ружье, стреляющее десять раз подряд, не верят, даже пощупав руками. В собакоголовых обитателей амазонских джунглей – легко! Железный корабль без парусов – завиральщина, так не бывает. Но любая байка про места с молочными реками и кисельными берегами проходит «на ура». Особенно, если при этом демонстрировать кучу денег, легко, так сказать, с земли поднятых в тех местах. Аве канал «Дискавери», отсылать халявщиков в разные далекие дыры этого глобуса можно еще долго. Согласитесь, что мы знаем про Непал, Центральную Африку и прочее захолустье гораздо больше европейцев, хотя там ни разу не бывали? Кукри на поясе у моих бойцов тому подтверждение.

– Ты лучше расскажи, что за махровый сюрреализм ты устроил с названиями и лозунгами. Каждый раз, получая письма с той стороны, мы сочувствовали куче обкраденных тобой людей.

– ЭПРОН – как еще назвать базу людей, ковыряющих золотишко со дна морского? Все соответствует традиции. «Бойцовые Коты» появились от специфики применения – максимальная автономность в принятии решений и достижении целей. Мне же не каре надо было водить по чистому полю, а по горам и долам бегать, радиостанцию каждому бойцу в ухо пока не всунешь. Большое упущение, между прочим, со стороны товарища Q. Хорошо хоть вундервафли делает опережающими темпами.

Динго попытался что-то возмущенно ответить, но Дядя Саша опередил:

– Мы ему уже поставили на вид. Притащит пару новых стволов и доволен по уши, а электросварку, стирлинг или роторный полуавтомат так, между делом упомянет или вообще забудет. Вроде как необходимое зло, которое отвлекает от любимых стрелялок.

Ох, аукнется мне остроумие, по глазам вижу, что захочет Динго вооружить моих орлов «леверэкшенами» богомерзкими. И меня в первую очередь. А вот хрен! Какая-никакая, но у меня личная армия (с ударением на слово армия), где все должно быть «хоть безобразно, зато единообразно». Конец цитаты. Самозарядки и помпы, никак иначе! Впрочем, заготовку вкладыша от экспериментальной пятидесятимиллиметровки я у него уже выцыганил, кое-какие части и оснастку студентам заказал. До отправки сделать не успеют – сам порукоблудствую, очень хочется почувствовать себя губернатором той Калифорнии. Тем более что на попавшей со мной флешке в бэкапе электрической почты архивисты нашли копии форумных личных сообщений. А там, в свою очередь, – прописи синтеза таких веселых веществ, как октоген и гексанитробензол. Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в шоке… Кто не в курсе – оба названных состава суть ВВ повышенной мощности, исходные вещества доступны, а синтез требует просто некоторых навыков и аккуратности. Которые хорошо видны по выходу готового продукта – от половины заложенных компонентов до почти ста процентов. Мелинит как начинка боеприпасов заколебал намертво, страшно с ним. А сверхнадежное отделение его от всякого металла в разы увеличивает трудоемкость и стоимость.

– Не отвлекайся, про кораблик рассказывай!

– И до него дойдем. Когда Расамах все-таки «открыл личико», он среди прочего упомянул, как нас опознал, и почему не хотел сразу кидаться в объятия. В один прекрасный вечер, по окончании темных делишек, меня обуяла паранойя, в лучших традициях палаты – щелкаю по нашивке «G151». Попадись нам не соратник, а нерусский господин, для которого Климова касатка на «Шевроне» однозначный знак врага – «зеленый берет» там, или «тюлень», получили бы мы по пуле в спину и ку-ку… Принципиальная невозможность попадания таких людей не доказана. Значит, надо носить нечто иновременное, не вызывающее вопросов у местных, но притом с позитивной репутацией. Сложный рисунок плохо читается на расстоянии, яркие цвета противоречат тактической нише Котов. Поэтому эмблемы Звездного флота и NERV в пролете, да и «трекеры» с еванутыми[99] – не самый многочисленный фэндом, с узнаванием могут быть проблемы.

Так что имперская «шестеренка» из «звездных войн» на форме, аквилла Империума – на снаряжении. На сладкое – мой личный кораблик, типа «Сан-Исабель модернизированный». Прикиньте – судовладелец, ни разу не видевший свое имущество. Имя «Экзекутор» не пошло по идеологическим соображениям, а «Энтерпрайз» уже занято каким-то штатовским корытом. Так что синьорита де лас Касас окрестила первенца в серии «CR-2 Нормандия». Все обратили внимание на мою небывалую, феноменальную скромность? Расамах обещал подогнать снаряженный и укомплектованный корабль прямо в Веракрус. Будем базироваться на нем, потому как все потребное на вьюках не увезешь. Отцы-командиры решили нагрузить всем, чем можно, и чуть-чуть более. По крайней мере будет кем и чем блеснуть перед Наполеоном, чтоб направить его на путь истинный – в смысле нагибать Англию вместо похода на Россию. Жаль, конечно, что дон Глотон решил быть наособицу – но, впрочем, его право… Мы тут в куче выпали, тесным коллективом, а у него импринтинг был на это время и этих людей. Все равно будем дружить, без нашего инструмента и оптики он не обойдется, а нам «свой человек в Гаване» тоже нужен. Ладно, народ, я крайнюю, и домой, работать мужем своей жены, пока наследник на попечении родни.

Уезжаю на войну,

В горную Кавказию,

Оттого в последний раз

На тебя залазию.

И немедленно выпил.

Днем позже, форт «Ломоносов»

Закрома Родины оказались дюже богаты. Оружие, боеприпасы, снаряжательные машинки (какие на фиг машинки, целый полуавтомат, блин!) и рассыпуха для них, тачанки и полевая кухня, холодняк, шлемы и броники, вещевое имущество трех десятков наименований на сотню человек – ужас! Зампотыл у меня есть, и старшины тоже, но как главковерх экспедиции я совал нос во все – чтоб хотя бы быть в курсе, на что рассчитывать. Кавалерию на себя взял Дог, пообещав наилучшую комплектацию имуществом СКК[100].

Тут ему карты в руки, за время нашего отсутствия в этой области прогресс шел самым непонятным для пешехода путем, поставлены на вооружение новые седла, сбруя, даже подковы (трех разновидностей!). В девяносто первом мы с собой брали седла промежуточного казачьего образца, по сути – переделки испанских, которые были одно за другим утрачены армейским способом в дальних странствиях. Привыкнув к испанским конским принадлежностям, переучиваться было сложно. Причем в основном мне. Коты вообще воины-интернационалисты: катаются на всем, включая ослов и верблюдов, и по-всякому, не делая особых различий, а приданный инженерно-саперно-штурмовой взвод изначально обучался на новом снаряжении. Придется соответствовать, у меня будет семьсот километров для тренировок.

Три взвода: Коты, стелс-пехота из первого полка, инженеры. Девяносто человек личного состава и отделение управления – командиры взводов, старшина, молчи-молчи, и внештатный замполит – Торус. Взят на должность за верность генеральной линии и способность исполнять похабные песни под огнем противника. Командовать этой чемпионской сборной придется втроем: Курбаши решил отдохнуть от своих трех жен и показать Европе, что такое русский десантник (пусть и полуиндеец). Змей заколебался гонять немирных туземцев по горам и мечтает найти Гарму подругу нужной – среднеазиатской породы. А то на процесс и, главное, результат любви здоровенного алабая с мелкими шакалоподобными собачонками, которых держат индейцы, без слез не взглянешь. Не хочу обнадеживать раньше времени, но заказ на щенков год назад был сделан, и если один хитрый венецианец действительно хочет получить хорошую партию «эликсира Клеопатры»[101], то щенков он притащит. Республика Святого Марка в заднице, но многосотлетние связи на Востоке никуда не делись. Доживем – увидим.

А вечером постоянные обитатели «Ломоносова» Елена, Динго и Зануда сделали мне подарок. Нет, Подарок! Офигенная катана в черных лаковых ножнах, с рукоятью из кожи ската и золотой резной цубой, прелесть!.. Сняли с филиппинского галеона, который в прошлом году заходил за свежей водой. Именной клинок, в смысле имеет «мэи» – клеймо мастера, год изготовления и собственное имя. Не ширпотреб, однозначно. Все эти тонкости Лена мне объясняла, несколькими движениями разобрав меч на части – экий, оказывается трансформер, и демонстрируя те самые иероглифы, как будто я в них разбираюсь. Решено: сделаю европейский подвес к портупее и буду ходить с катаной на парады и прочий официоз. Меч «тысяча истин» или «тысячной истины», согласитесь, это звучит гордо.

Глава 3 Первый сон Веры Павловны

Все выше, и выше, и выше!..

Песня «Марш авиаторов»

Лето 1795 года. НПЦ «Дакота».

Динго

Нет, все-таки во все времена скалка является основным женским орудием. Основным для вправления мозгов мужику. После этого скандала мы не знали что делать, то ли смеяться, то ли переходить к оргвыводам. А ведь вроде уважаемый человек, старший мастер на оружейном производстве, а такое отмочил. Короче, нашему Ронану взбрела в голову идея привести в дом вторую жену. Это при его-то католическом воспитании! Нет, поначалу он просто забегал «налево», присмотрев себе симпатичную индеаночку. Супруга об этом, конечно, догадывалась, но дело житейское, если и высказывала ему что-то, то втихую. Ну и ходил бы дальше, так нет. Имея, так сказать, перед лицом пример Зануды, он решил эти отношения узаконить. Только вот у Морны спросить предварительно не удосужился, понадеялся на авторитет главы семьи. Ага, как же…

Вопли возмущенной ирландки подняли на ноги весь квартал. Когда мы с Антилопой вышли на улицу, все уже затихло. А чуть позже навстречу нам попалась раскрасневшаяся Салли на пару с трудом сдерживающим смех помощником. От них мы и узнали подоплеку всей этой истории.

Чуть позже у нас с Ронаном состоялся весьма непростой разговор. Пришлось разъяснить ему особенности нашего понимания семейных отношений.

– Ну почему некоторые могут взять вторую жену, а у меня так получилось? – вопрошал он, потирая шишку на лбу. Явно это «украшение» оставила ему Морнина скалка.

– Ты пойми, дружище, что, конечно, по нашим законам, семья, это не кто с кем спит, а кто с кем хозяйство ведет, но права женщины и мужчины равны. И если жена возражает против такого соседства, то давить на нее нельзя. Кстати, а как ты собирался решить вопрос с церковью?

– А никак, – покачал головой Ронан, – просто расписались бы в мэрии и все. Ведь объявили же, что для брака венчание не обязательно.

Я так и сел. Вот тебе и веяния прогресса. И подвел итог:

– Вот если Морну уговоришь, тогда и регистрируйтесь.

В конечном итоге, у них так все и не срослось, а Ронан еще долго избегал встреч с падре.

Лето 1795 года. У берегов Франции.

Котозавр

– Поцелуйте нас в зад, мерзкие еретики!

И это было самым вежливым пожеланием английскому фрегату, который пытался перехватить «Нормандию», шедшую в Гавр. Попытка изначально не имела шансов на успех, даже если бы мы шли без маневра: заметили англичане нас поздно, да и курс на перехват взяли неправильный – оно и понятно, клипер под всеми парусами идет узлов на восемь-десять быстрее, чем положено кораблям такого водоизмещения в эти времена. Вот и облажались, в бессильной злобе пальнув из погонной пушки, видимо для того, чтоб с полным правом написать в рапорте «сделали все, что смогли». Вообще, хилая какая-то блокада. Мы ожидали гораздо более горячего приема, изготовились к бою – и проскочили без единого выстрела. Оно и к лучшему: ненавижу морские баталии, когда от вражеских ядер и картечи тебя отделяют только деревянные борта да теория вероятностей. Хочу разъездной броненосец. Ну или по-нашему, по-сухопутному: ночью, исподтишка, ножиком по горлышкам, гранатками в палаточки, и драпа… тактически отступать, пока противник очухивается. А то эти враги, такие сволочи, вечно пытаются сдачи дать. Ох, что-то я заболтался, морская вода уже сменила цвет и запах, прямо по курсу видать маяки Гавра. Англичане, плюнув на безнадежную затею, отвернули к норду, не хотят напороться на мель. Сена, конечно, не Хуанхэ, но тоже немало ила в море тащит. А революционной Франции заниматься расстановкой навигационных знаков некогда.

– Капитан Шеппард! Отбой боевой тревоги. Группа высадки – на ют, в полном представительском для строевого смотра.

Правду говорят, что бог шельму метит. На срочной службе, ближе к дембелю, не удалось мне разжиться комплектом повседневной формы, который народ звал «парадкой», что неверно. Да и не старался я особо, от лени и бессмысленности этого дела. Похабить камуфляж самодельным клоунским шитьем тоже не захотел, поехал домой в гражданке, сэкономив себе километр нервов, вымотанных патрулями моим более пижонистым сослуживцам. И через до хрена лет, в другой реальности «дембельский комок» меня догнал. Ну не могут в это время военные выглядеть серыми мышками. Вообще! Даже егеря имеют контрастные пуговицы, погоны, амуницию черного или рыжего цвета, да и пуговицы затягивать сукном никто не собирается. Сериал «Приключения королевского стрелка Шарпа» помните? Серебряные пуговицы на темно-зеленом в три ряда, красный кушак, кивер с султаном – и это считалась очень некрасивая, непрестижная форма.

«Если хочешь быть красивым – поступай в гусары».

Стандартная форма американского добровольческого отряда – вариация на тему штатовской полевки времен Второй мировой, кубинской тропической и российской «горки» в странных пропорциях. Непрезентабельно абсолютно, за дезертиров или каторжников примут, не объяснять же каждому встречному, что одной краски на комплект формы ушло минимум на пять шиллингов. Это если считать ЭКСПОРТНУЮ цену наших анилиновых красителей. Так что всю дорогу сводная рота занималась сначала дизайном, а потом рукоделием. Витой шнур по петлицам, латунные и позолоченные висюльки, пластованные шевроны толщиной в палец, с тем же шнуром по ребру, аксельбанты у командиров, белые ружейные ремни… блин, как достало это попугайство!!! Периодически вставал перед глазами призрак стройбатовского дембеля, который обрезал шинель под самый копчик, перепоясался золотым парадным офицерским ремнем, а на груди той шинели сделал вставку из оргстекла, чтоб людям были видны все его значки[102].

Среди попаданцев не испытывал проблем только Курбаши, которому жены сшили роскошный костюмчик из кожи и джинсы, украшенный традиционными племенными узорами, плетеными волосами со скальпов и бисерным вампумом на правом бедре. Впрочем, рисунок вампума был исключительно артефактный – эмблема ВДВ в обрамлении из медвежьих клыков. Андрей твердо решил выдерживать линию дикаря-язычника, видать Мани из «Братства волка» ему очень по душе пришелся. Хотя уж мне-то про дикарей нечего трындеть, у самого две дюжины скальпов висят дома, и в багаже связочка есть, для психологического воздействия на некоторых… Народ темный, голливудскими ужастиками не тренирован, НТВ не смотрели, так что способ действует.

Мы со Змеем нашили лампасы, прикрутили золотые шпалы к петлицам (гулять так гулять), а Гарму Коты сделали роскошный шипастый ошейник с серебряными бляхами. Уставной стетсон Котов украсили имперской «шестеренкой», опять-таки из серебра. Строевой смотр прошел без замечаний – всерьез докапываться до внешнего вида военнослужащих, как это принято у начальников всех степеней, не было моральных сил. Ржать хотелось, глядя на строй расфуфыренных бойцов.

Отсалютовав форту холостым, «Нормандия» бросила якорь в полумиле от берега. Не будем же мы тыркаться в поисках парковки. Ждем лоцмана. Тот не заставил себя ожидать – не так часто в блокированный порт вламываются суда под американским флагом. Каботажники и рыбаки не в счет. Но если комитет по встрече думает, что мы причалим да начнем портовые сборы платить, то фиг они угадали. Чем славятся американцы в нашем мире? Наглостью и абсолютной уверенностью, что США – пуп земли. Здесь такой стереотип еще не существует, но кто мешает его создать?

– Шлюпку на воду, эскорт – в шлюпку!

Пятеро спецов, пять «раков» в броне, пять Котов. Как раз подходящее количество и состав, чтоб и выглядеть солидно, и при случае пройти насквозь любое местное воинство. Ну не развернут же господа революционеры пару батальонов прямо в порту ради нашей встречи? А все, что меньше, рассеянное по узким улочкам, не проблема ни разу. Хотя доводить до конфликта нельзя, и мы будем избегать его всеми силами – только хрен знает, что в голове у этих идейных, за-ради всеобщего счастья они своих резали только в путь, а уж посторонних-залетных…

Правда, я прикроюсь хорошими бумагами, посмотрим, как тут действует бюрократическая традиция: недеяние лучше деяния.

Пирс приближается, на нем толпится куча зевак и какой-то пузатый франт в окружении группы солдат с республиканскими кокардами. Развешивайте уши, ребята, к вам едет высококачественная лапша. Толчок бортом, и пока парни швартуют, я почти изящно запрыгиваю на скользкие мостки. Похоже, в прилив их заливает, главное – не навернуться на радость зрителям. Выходим на пирс, за моей спиной строится колонна эскорта с карабинами «на караул», переводчик слева-сзади готовится страховать мой неважный французский. Нужен, по идее, знаменосец, но я так не хочу идти под штатовским «матрасом». А под красным – нельзя. Вдох-выдох. Три строевых шага.

– Добрый день, господа. Добровольческий отряд народа Америки (и ведь не вру!..почти) прибыл для службы суверену Французской Республики. За вашу и нашу Свободу! – и уже тише. – Где я могу найти старшего воинского начальника этого города?

Толпа зевак взорвалась восторженными воплями, а вот чиновник стал похож на рака: покраснел и выпучил глазки. Как, в общем, и было задумано. Мы – друзья, которых надо поскорее сплавить подальше, пусть начальство разбирается. А начальство – в Париже!

Лето 1795 года. НПЦ «Дакота».

Динго

Авиационная лихорадка в «Дакоте» началась совершенно случайно. Однажды я, в перерыве между занятиями с молодежью, о чем-то задумался и без всякой задней мысли сложил «галку» из листа бумаги и пустил ее в аудиторию. «Птичка» полетела неожиданно хорошо и вызвала дикий восторг у молодежи. После нескольких запусков бумажный планер был аккуратно расправлен, выяснен способ складывания и: держись, мусорная корзина! Все бумажки, подходящие по размеру, аккуратно разглаживались и превращались в «галки». Заводилой, разумеется, выступал Пашка. Пришлось специально предупредить народ, чтоб следили за документацией, а то улетит важный и секретный чертеж куда-нибудь.

В результате следующее занятие, состоявшееся через неделю, было посвящено теории полетов. А следом, как-то сам собой, образовался и авиамодельный кружок. Костяк его составили человек двенадцать-пятнадцать толковых ребят и девчонок. Я набросал чертежи простейшей контурной модели планера. Такие мы делали еще в свои пионерские годы – рейки, нитки, клей, тонкая бумага или шелк, в чем-то даже проще бумажного воздушного змея.

Лобзика тоже не было, но он для таких конструкций и не требовался. Перепортили кучу материала, пока научились делать как надо. Сборка первой модели заняла неделю. Начались первые запуски. После регулировки планер пролетел больше полусотни метров. Восторгу детворы, как участников кружка, так и зрителей, не было предела. А еще через час модель принесли обратно со сломанной плоскостью и рваной обшивкой. Ведь не обошлось без «Дай запустить!». Вот кто-то из девочек и отправил планер в полет крылом об дерево. Тем не менее за пару дней ребята справились с ремонтом.

Планеры стали любимой забавой детворы. Энтузиасты-кружковцы строили все более совершенные конструкции, соревнуясь, у кого дальше пролетит. Однако всех переплюнул Олененок, точнее Виктор Оленев, как его недавно крестили. Сначала он приспособил к планеру ракетный двигатель, сделанный после консультации с Занудой. Результат оказался предсказуемым, фюзеляж с движком улетел, а крылья остались. Второй вариант тоже не получился. Ракета не потянула. Но ребята не отчаивались. После усиления конструкции у них получился вполне работоспособный ракетоплан. Однако, когда взорвался очередной двигатель, опалив руки и шевелюру одному из экспериментаторов, опыты с ракетной тягой я, особым распоряжением, прекратил.

Несмотря на это, Олененок не унимался. Они на пару с Пашкой насели на меня с требованием объяснить, как еще можно придать движение летательному аппарату. Пришлось рассказать им про воздушный винт и выстрогать вертолет «Муха». Этот воздушный винт на палочке мы тоже делали в детстве. И запускали, раскручивая ладонями. На пару недель это обозначило новое направление в ребячьей деятельности. Теперь состязались по принципу, у кого выше и дольше пролетает. А потом Олененок сам додумался до двигателя. Нет, конечно, никакой резинки-«авиационки». Но он же был индейцем. А какой упругий элемент привычен для краснокожего? Правильно, лук.

Основой движка стали две упругие костяные пластинки. Одним концом они упирались в переднюю бобышку фюзеляжа, другой свободно скользил петлей по рейке. Тетива из жил закручивалась валом воздушного винта, запасая энергию. После отладки, несмотря на некоторое аэродинамическое сопротивление, такой привод обеспечил полет авиамодели.

Дальше маленькие аэропланы становились все совершеннее. Отрабатывались профили крыла, фюзеляжа, аэродинамика. Рекордные модели умудрялись преодолеть по воздуху полкилометра и более. Несколько штук умудрились улететь на другой берег реки, парочку из них так и не нашли. А вид летающих над полем самолетиков вызывал, с одной стороны, у детей и молодежи желание приобщиться к покорению воздушных пространств, с другой – ворчание у старшего поколения. Не все сразу могли принять такую забаву, да и отвлечение детворы от домашних обязанностей встречалось без энтузиазма. Но, тем не менее, процесс пошел, как говорил первый и последний президент СССР.

Разумеется, у ребят не могла не возникнуть идея насчет самолета, способного поднять в воздух и человека. Когда они заявились ко мне с этим вопросом, я ограничился одной рекомендацией: «Рассчитывайте». На вопрос «как?», ответ был: «Думайте». В итоге, взвалив на себя руководство авиамодельным кружком, Пашка с Олененком надолго ударились в эксперименты и расчеты.

Конечно, они допустили изначальную ошибку, пытаясь экстраполировать схематическую модель под эту задачу. В итоге вес самолета рос быстрее, чем его подъемная сила. Когда в качестве фюзеляжа стало выступать сосновое бревно миллиметров двести диаметром, ребятам стало ясно, что движутся они куда-то не туда. Однако расчет и постройка пространственных конструкций были для них еще «не по зубам». После моих объяснений парни некоторое время переживали свое фиаско, однако не отчаялись, а снова взялись за эксперименты с авиамоделями. Правда, вскоре их обучение заканчивалось, предстояли военные сборы, а потом стажировка на производстве. Так что перед ребятами была поставлена задача найти себе преемников. Забегая вперед, скажу, что, спустя двадцать лет, в воздух поднялся первый аэроплан конструкции Виктора Оленева.

Логинов

Ох уж этот Динго. Мало того, что детишек заразил полетами, так и начальство, да и меня все же уговорил. Хотя, честно признаюсь, я особо и не сопротивлялся. Ну люблю я авиацию, люблю. Самолеты, дирижабли… вертолеты… даже эти «кофемолки летающие» согласен строить. Хотя вертолет во многом и самолету и даже дирижаблю, по моему мнению, уступает. Но сейчас у нас на катапульте не самолет и даже не вертолет, а всего-навсего простейший планер. Нашли чертежи, адаптировали под нашу технологию, тем более что дерево-то я уже давно потихоньку заготавливал. Для своей мечты, реактивного самолета по типу тех, что в «Миссионерах» описаны, заготавливал. Но наши металлурги мне ту мечту обломали – не скоро у нас такие стали и сплавы появятся, чтоб реактивные движки строить. Зато пригодились мои заготовки, среди которых и бальса закупленная была, для постройки планера. Что ж, «путь в будущее начинается с маленького шага».

И тут сказал свое веское слово еще не родившийся Чернышевский.

Начнем мы с планера, естественно. Вернее, начали. Вот он – стоит на разгонной рельсе катапульты. Длинный, предельно зажатый по ширине и высоте фюзеляж, узкое крыло, широко раскинувшееся в стороны от фюзеляжа, убираемые колесики, на которых он разгоняется по катапульте, и выпускаемая лыжа для посадки, сейчас прижатая к фюзеляжу.

Разминаюсь, осматриваю планер, одновременно рассказывая и показывая, для чего нужно то или иное действие, стоящим чуть в сторонке и внимательно за мной следящим энтузиастам из нашего авиационного кружка. Пусть сразу привыкают к тому, что в авиации мелочей нет. Хочешь летать – будь добр запомнить все необходимое и выполнять всегда и везде.

Сажусь в кабину, пристегиваюсь и печально вздыхаю – парашюта мы пока не сделали. Так что сижу вместо парашюта просто на набитом тряпьем мешке. Впрочем, правильно сконструированный планер – удивительно крепкая и надежная штука, защищающая пилота даже при очень грубой посадке.

А самое интересное, что это летательный аппарат, использующий для полета энергию окружающей среды. Да, никаких моторов, никакого шума, рева и прочих прелестей моторного полета. Только небо, ветер и ты.

Наконец, все готово. Я даю сигнал, Динго рвет рукоять пороховой катапульты. Грохот, дым! Словно получивший пинок сзади, планер резко рвется вперед. Меня мощно придавливает к спинке сиденья. Быстрый, почти на грани восприятия разбег… и я парю. Тишина, только ветерок посвистывает вокруг, охлаждая разгоряченное солнцем лицо.

Практически сразу ловлю восходящий поток и, чуть скрипнув деталями конструкции, планер переходит в набор высоты. Оглядываюсь вокруг, замечая мельчайшие детали – стоящих внизу и радостно машущих руками людей, рывком рванувшую в сторону от непонятного летающего предмета птицу, зелень лесов и кустарников, ласково бьющий по лицу ветер. В полном соответствии с тем, что я читал, глазомер нарушается полностью, а земля кажется плоской, как поднос. Голова слегка кружится, но это ощущение быстро проходит. А рассмотрев знакомые предметы, начинаю понемногу различать и расстояния. Правда, приходится все время напоминать себе об истинных дистанциях, корректируя свои ощущения повторным рассмотрением одних и тех же ориентиров. Но все равно хорошо, хочется петь и летать, летать.

Однако первый полет есть первый полет. Конечно, планер способен часами парить в восходящих потоках, преодолевая десятки и сотни километров. Но для этого нужно иметь опыт, проверенную конструкцию планера и знание состояния атмосферы. Ничего этого у нас пока нет. Поэтому я закладываю вираж и аккуратно ставлю аппарат на глиссаду спуска. Черт, а вот это я не учел! Восходящий поток не выпускает планер из своих объятий, стремясь забросить его вверх. Делаю крен, голова опять начинает кружиться, я автоматически выравниваю аппарат и понимаю, что меня опять несет вверх. Еще крен… Планер вырывается из потока и начинает неторопливо терять высоту. Все хорошо, только и я потерял ориентиры! Черт, где же они! Один кустарник и лес! Куда садиться? После нескольких весьма энергичных кручений головой все-таки определяюсь и вывожу паритель на поляну, подготовленную к посадке. Выпускаю воздушный тормоз и лыжу, планер начинает все быстрее сыпаться вниз. Земля надвигается, растет, увеличиваются в размерах деревья, ждущие на краю поляны люди из маленьких куколок постепенно возвращаются к реальным размерам. Удар! Зубы невольно клацают, я чуть-чуть не разношу себе нос о ручку управления.

«Неправильно выдержал градус наклона при посадке», – мелькает мысль, а планер тем временем, скрипя лыжей по раздавливаемой в прах земле, постепенно тормозит и наконец останавливается. Полет закончен, история авиации начинается! Ничего, будут у нас и реактивные самолеты, и регулярные пассажирские рейсы.

– Один маленький шаг одного человека – и гигантский скачок для всего человечества, – говорю я в никуда, вспоминая свое детство.

Не у нас, так у наших внуков будет то, о чем я сейчас мечтаю. И надеюсь, что потом наши потомки обязательно сделают то, что не смогли мы – проложат дорогу к звездам.

Не родился? И не фиг под руку говорить!

– Анатольич, очнись! Сейчас команда на взлет будет! А ты замечтался!

Выплываю из облака грез, куда меня занесло воображение. Нет, все почти как в этом мимолетном сне, и сижу я действительно в кабине воздушного парителя. Вот только он сделан по чертежам из архива одного компа, в котором оказалась скопирована подшивка журнала «Моделист-конструктор». В «девичестве» планер назывался БРО-11[103], был доступен в постройке силами школьников. Естественно, под присмотром хотя бы одного понимающего взрослого. Здесь ему названия еще не придумали, да и сегодня намечались только подлеты, не выше метров трех-пяти. Без всяких ракетных ускорителей, обычной лебедки и толстых резиновых жгутов хватит, чтобы разогнать машину, а вместе с ней и меня. «Да сбудутся мечты Билли Бонса». Банзай!

Глава 4 DURA LEX, SED LEX[104]

– Драку заказывали?

– Нет? Не важно, оплачено.

Из полицейской хроники

Лето 1795 года. Дорога в Париж.

Котозавр

«Мои солдаты денег не едят». Фраза приписывается фельдмаршалу Салтыкову, которому пообещали прислать денег для его армии. Как это хорошо вписывается в нашу ситуацию. Деньги у нас есть. Много. Золото и эксклюзивный товар, за который торгаши бросаются чуть не в драку. Но вот купить даже за золото или бартером кавалерийских лошадей в количестве невозможно. Крестьянские доходяги не нужны, упряжных лошадей с горем пополам купили. Хотя это был тот еще квест. Убыль в лошадях велика, во все революционные армии они нужны, а растить долго. Но полсотни верховых – не тот товар, что лежит на складе даже в спокойные времена. Сейчас – тем более. Грозные, пусть и липовые, но все равно грозные бумаги Военного министерства о содействии (зря я, что ли, потрошил канцелярию губернатора Мартиники?) впечатление на начальника гарнизона произвели – но и только. Ничем не может помочь, в его распоряжении сборная солянка всяких добровольцев, инвалидов, непонятных батальонов, расквартированных по окрестностям города с целью ловли разбойников и сторонников старого режима. Но вся эта гопа снабжается своими силами. Если столица подкинет не только стремительно дешевеющих денег, но и оружия с порохом – хорошо, нет – служат, как могут. Впрочем – это уже мысль: ремонтерские команды шляются по стране постоянно и наверняка знают все рыбные места. Или узнаем, где купить, или тупо перекупим у них конский состав. Идейных борцов пока встречалось не очень много, и даже они хотят кушать. А за бумагу много не купишь.

– Господин полковник, скажите, где расквартированы кавалерийские отряды Республики? Может, хоть братья по оружию помогут нам в час крайней нужды.

Блин, как достал высокий стиль, скоро на совещаниях заговорю блямбом или холерой. После митинга в порту пришлось еще пару раз говорить пафосные агитки. Джейк Салли, толкавший речь перед народом Оматикайя, мной бы гордился. Или обиделся за плагиат.

«Небесные люди…» – ой, блин!

«Враги народа хотят показать, что они тут хозяева! Но нам есть чем им ответить!» – дальше шла солянка из Высшего Блага, счастья всего человечества, чудом не скатился в раннего Жириновского: «каждой бабе по мужику, каждому мужику по бутылке водки». Ведь верят же!

Короче, едем на промысел. Большая часть отряда оставлена в Гавре, рыскать неподалеку и вживаться в обстановку. А мы со Змеем взяли всех наличных верховых, одну тачанку, чтоб Гарму лапы не бить, и едем в Годервилль. Вроде бы там обитает богатое подразделение. Если да, то попробуем провернуть коррупционную сделку – не пешком же нам в Париже появляться, или как один гасконец – на кобыле неописуемого цвета. Тридцать еще не введенных в пользование километров, это как раз день туда, день там, день обратно.

Свист от флангового дозора раздался почти в полдень. Собственно говоря, дозор уже высматривал место для привала, чтоб в тени и у воды. В ту сторону уходила узенькая грунтовка, практически терявшаяся в придорожных кустах. Но подъехав на место, мы увидели, что здесь отдыхать не стоит. Пустая телега с разбросанным вокруг барахлом, кострище, трупы, мертвый пес… и двое дозорных удерживают невнятно орущего старика с окровавленной головой.

– Убийцы! Негодяи! Зачем вы вернулись, за тряпьем моей старухи?!

Серега сорвал с седла флягу и кинулся к деду. У него же там ром! Ну да, когда во рту оказалось горлышко, старик сделал здоровенный глоток, поперхнулся и замотал головой.

– Отпустите меня. На покойников выпивку не тратят, кто вы такие?

– Американские добровольцы.

Дед замотал головой еще сильнее, чем от рома, и начал нас разглядывать.

– Дева Мария, какие вы чудные. Правду говорят, в Америке все не как у нас, там хорошо, богатые земли всем, даром. Мы хотели туда уплыть, но не было денег. А теперь и некому…

Он заплакал.

– Старик, что здесь случилось?

– Мы ехали на торги, в Монтевиллья. Они сказали, что ловят разбойников, и заставили нас свернуть с дороги. Тут уже стояли другие, с замотанными мордами. Дилижанс грабили. Вон кучер ихний лежит. Сразу выкинули нас из повозок, выпрягли лошадей из той гнилой телеги, подпрягли к дилижансу, соседа Безье проткнули штыком, а его жену разложили прямо тут. Ну зачем, там же у них были и девки городские, и деньги у толстопузых… Моя жена стала просить их нас отпустить, и ее тоже ткнули, чтоб не орала, а меня видать прикладом, даже за помеху не посчитали… только на королевской службе моя голова стала крепче, обманулись они, отродья вавилонской блудницы!

– Они что – были в форме? Почему вы подчинились?

– У них были ружья! И да, кавалеристы в форме, только тряпки на мерзких рожах. Таких я в городе видел, да и у нас ездили частенько.

Прелестно, оборотни в погонах. Или дезертиры, или самозванцы. Какая, в общем, разница. Оглядываю бойцов. В принципе, решение принято всеми, молча, и единогласно. Мимо такого проходить нельзя.

– Гарм, ты не против пройтись по следу?

Пес пренебрежительно смотрит на меня. Словарный запас у него пока плохой, но сообразительности с избытком даже.

– Старик, иди в ближайшую деревню, сообщи властям. А мы тут посмотрим, что это за команчи на тропе войны, времени прошло немного, а с повозками и дилижансом они далеко не уйдут.

На сухой земле следы печатаются плохо. Но дороги с твердым покрытием пока есть только в городах, чай не Римская империя. В пыли можно прочитать многое. Например, несколько характерных следов.

– За лошадьми не следят, подковы паршивые, у трех вообще поотлетали, копыта не чищены, – сержант Каррисо, из спецов Первого полка, даже не лазил с лупой рассматривая дорогу. Так, спрыгнул на развилке, поглядел… Вот это профессионализм. Завидно.

– Их два десятка, после телег едут двое, бок о бок, наверняка болтают, вместо того, чтоб за спиной смотреть.

Ну да, если их не поймали на горячем, чего опасаться? Они же тут типа правоохранители. Разве что других разбойников. Через пять часов петляния по лесным дорогам Гарм и следопыт слаженно подали сигнал «стой». Спрыгнув с коня, я подкрался к ним как раз вовремя, чтобы увидеть хвост колонны, заезжающей в ворота шато. Усадьбочка небольшая, в левом крыле видны следы пожара. Хозяев, как понимаю, раскулачили именем Революции.

Военный совет не затянулся. Бандитов не может быть слишком много, и размеры их базы на то намекают, да и прокормить большую толпу гораздо сложнее.

– Спецы, обложите их со стороны леса и палите во всех, когда начнется. Через вас никто не должен уйти. Коты, первым делом занимаем конюшню и вот эти хозпостройки. Как только зачистим периметр – стоп. Предъявляем ультиматум, грозим карами, запугиваем, тянем время. Они должны дозреть. Спецы, в это время подтягиваетесь к забору и на крыши, всех замеченных с оружием валите по готовности. Сигнал «атака» – значит, мы пошли внутрь, тут уж смотрите, в кого стреляете. Раки, заходим двумя коробочками, по стандартной схеме.

Броню и щиты я брал, в общем-то, просто из командирской зловредности. В течение перехода через океан беготни в боевой экипировке у нас не было. Тревоги не в счет, это суета, а не нагрузки. Хотелось устроить пробежку километров на пять для начала, а тут вот оно как… десять бронежилетов, четыре щита, двадцать гранат простых и пять специальных. Пятнадцать человек личного состава, да мы с Серегой. И Гарм. У всех карабины-самозарядки, по два револьвера, теперь уже с откидными барабанами, перезарядка – секунды. Моя любимая помпа со спецпатронами «мастер-ключ» и…

– Богдан, доставай-ка дружка из мешка.

Пулемета нет. Но есть кое-что не хуже. И ДЕШЕВЛЕ!

Часовой был. Он даже не спал и даже был почти трезв. Но, увы, это его не спасло от пули, бесшумно прилетевшей ниоткуда. Тупоносая пуля осталась в теле, так что проходивший мимо бандит даже не сразу понял, что его товарищ мертв, сантиметровое входное отверстие на красной бархатной жилетке было почти незаметно. Только наклонившись к телу, он заметил пятно крови. Когда понял – было поздно, Убыйвовк одним плавным движением выхватил саблю и восходящим ударом разрубил горло разбойника по самый позвоночник. Однако… В Японии Богдан не бывал. Но это – чистое иайдзюцу!

Страшнее, чем удар спецназа, может быть только ОМП. Боевые тройки рассыпались по территории, вычищая малейшие попытки сопротивления. Впрочем, те, кто успел бросить оружие, получали ту же пулю в лоб, пощаду могли ожидать только явные некомбатанты. Тут не Россия, дети и женщины не имеют варварской привычки кидаться на врага. Двенадцать человек, тридцать выстрелов в минуту каждый. На местные деньги считать, это огневая производительность как минимум роты. Организованного сопротивления так и не началось. Имевшие оружие в руках легли под перекрестным огнем у повозок. В конюшню и каретный сарай штурмовики вломились разом со всех сторон, но там почти никого не оказалось. Три бандита были застрелены сразу, а Гарм вытолкнул из стойла обгадившегося со страху паренька. После вдохновляющего хлопка по роже тот затараторил с такой скоростью, что приходилось только направлять поток в нужное русло. И потом опять заткнуть аналогичной плюхой.

Новости были две и, как водится, плохие. Во-первых, в главном здании еще три десятка бандитов минимум. И они совсем не бандиты, а, как и предполагалось, самые натуральные жандармы, посланные бандитов ловить. А мы значит, гадкие роялисты и враги Республики. Впрочем, наличие трофейных баб и кладовки с сокровищами у господина лейтенанта парниша сдал с готовностью и радостью. Видать, ему, кроме объедков и затрещин, редко что доставалось, зависть к красивой жизни так и перла из поганца.

А на улице немного стихло. Спецы просигналили о занятии позиций, в доме с матом и топотом заваливали мебелью двери.

– Эй, лейтенант, сдавайся! В Кайенне тоже люди живут! А здесь вы все сдохнете! Мы сейчас вышибем дверь, зайдем и развесим вас на деревьях, ворон кормить!

– Кто вы такие? Вас жалкая кучка, и где ваши пушки?

– Я ужас, летящий на крыльях ночи!

Бах! Хлопнул карабин, и сверху крикнули: «Минус один!»

– Мерзавцы! Это неблагородно!

– Я не видел белого флага! И вообще, с бандитами не договариваюсь! Ты – дерьмо шакала, который сожрал лжеца, который сожрал шакала! Ваши сестры – шлюхи! Я ваших матерей на нефритовом жезле вертел!

Тут наши стрелять начали гораздо бодрее, мишеней в окнах появилось много.

Минус четыре!

Входить в здание можно почти везде. Спасибо кардиналу Ришелье (да, тому самому), продавившему указ короля Луи НепомнюКакойНомер о сносе частных замков, как мере борьбы с сепаратизмом и Фрондой. Только одно дело – фрондировать за толстыми стенами, откуда несогласного надо выковыривать правильной осадой и пушками, а другое – из домика с большими окнами и решетчатой оградой.

Вот через крылечко, выходящее на хоздвор, и войдем. Бандиты наверняка понимают, что мы не будем бегать по лужайке, изображая мишени, потому должны кучковаться в этом крыле. Но самые хитроумные пусть попытаются драпануть. Дадим им время. А сами пока приготовим аргументы.

Пушек и пулемета нет, но моя самоделка, на которую я выпросил вкладыш у Динго, – вот она! Товарищ Q со свойственной ему добротой выдал кусок орудийного ствола, килограмм на десять весом, пришлось обтачивать до толщины стенки в 7 миллиметров и приваривать крепления. Все остальное делалось в путешествии, благо конструкция простейшая. М79, та самая переломка, с которой Т-800 охотился на Т-1000 в фильме «Терминатор 2». Только в калибре пятьдесят миллиметров. И ствол гладкий. Точность ниже, зато такой ствол прощает очень многие ошибки при изготовлении боеприпасов. Выстрел на принципе «высокое-низкое» давление, большая начальная скорость не нужна. Самый цимес – гранаты. Лишний сантиметр калибра позволил сделать боевую часть в триста грамм. После мучений с двенадцатым калибром это было великолепно. Начинка – тот самый октоген, ВВ с тротиловым эквивалентом примерно один и семь. В смысле – во столько раз мощнее. Сто грамм ВВ в осколочном корпусе из насеченной проволоки. Двести сорок – в фугаске.

– Щиты к бою, «раки», делаем стенку.

Нет сейчас возможности у противника стрелять наугад. Зарядив оружие, надо взвести курок, высунуться, увидеть врага, нажать на спуск и еще ждать, пока прогорит порох на полке. Так что из глубины сарая, через открытую дверь, да еще прикрытый щитами, я стреляю как в тире.

Блуп! – неторопливо полетела граната.

Бабах!!! – взрывом выбивает створку двери, припертую для надежности шкафом.

Блуп! – пошла следующая, и через секунду по холлу (или что у них там) проходит шквал стальных осколков.

Блуп! – очередной подарок летит в окно, выбивая нахрен одну ставню и оставив другую болтаться на одной петле. Снайпера наверху опять заработали, продолжаем тыкать палкой в муравейник.

Блуп! Блуп! Блуп!

«Раки» уже бегут под стены, со стороны дома ни одного выстрела! Понимать надо, что в обстрелянных помещениях боеспособных, скорее всего, не осталось. Малыша за спину, помпу в руки. У меня и она набита спецпатронами, наверняка в доме есть запертые двери.

В первом зале уже стоит ощетинившаяся стволами «коробочка». Перелезать завал у двери трудно, тут какой-то невезучий попал под фугас. Расплескало гражданина от души, так что очень скользко и вонь кошмарная. Тут и бойня, и сортир, и горелый порох. Впрочем, он не один такой, трупов лежит десяток. Нефиг недооценивать противника, господа. Построились, парни? Пошли!

Построение простое: два щита углом, за ними четверо с короткостволом. Двое держат, передний стреляет через щиты, разрядившись, уходит назад, меняясь с четвертым. Чуть сзади группы я с ружьем, а Серега с Гармом остались снаружи, командовать периметром.

Стрельбы внутри почти не случилось, прошлись по крылу, зачищая по очереди комнаты, последняя группа, самых упертых, видать, пыталась расстрелять нас у центрального входа с лестницы и балкона на второй этаж. Туда сразу полетели четыре гранаты, и бой в доме кончился.

Лейтенант жандармов бежал по лесу, проклиная ту преисподнюю, откуда вылезли неизвестные каратели, и ранец, куда влезла лишь малая часть добычи, правда самая ценная. Но сколько пришлось бросить! Ничего, он доберется до города, подымет всю жандармерию префектуры и жестоко отомстит негодяям. Пассажиры никого не видели, да и налетчики их наверняка убьют. Они же глупцы, жирных бобров надо не грабить, а обирать полностью, они же имеют гораздо больше, чем возят с собой!

Черная тень, незамеченная из-за топота сапог и хриплого дыхания, кувалдой ударила мечтателя в спину. Приказ Старшего был «Взять», но кто же знал, что при падении с бега рылом в мягкую траву можно сломать шею собственным ранцем? Когда Змей добежал до места перехвата, Гарм уже спокойно сидел, виновато поглядывая на Старшего. Вроде все сделал правильно, а этот… того…

– Перелом основания черепа… ладно, крокодил, вижу, что не виноват. Пошли. А вам, месье, счастливо оставаться. Ох ты ж мать твою!.. И с этой дурой он так бегал!

Пассажиры дилижанса нашлись в подвале, где их незатейливо, но действенно убеждали делиться кровными. На примере друг друга. Две девушки-служанки, как экономически невыгодные, оказались в сержантской комнате и сильнее пострадали от выбивания двери, чем от плена. Вдова Жана Безье умерла от побоев. Добровольческая рота пересела на трофейных коней.

ИЗ ЖУРНАЛА РЕГИСТРАЦИИ РАДИОГРАММ.

Котозавр – Центру.

10 августа 1795 года. Где-то во Франции.

Достали транспорт зпт развернулись зпт легализовались без проблем тчк Провели имиджевую операцию зпт расход боеприпасов в пределах нормы тчк Потерь нет тчк.

Входящий №… от 20 августа 1795 года.

Котозавр – Центру.

В ходе выдвижения к точке назначения произведена очередная зачистка местности от несознательных элементов тчк Аборигены зпт в целом зпт одобряют тчк Появилась идея по оформлению акций с точки зрения агитации и пропаганды тчк Требуется исполнить полиграфическим способом комплект визитных карточек тчк Текст должен содержать указание на неотвратимость кары за правонарушения и намек на высшие силы зпт в лице ужасного китайского бога Яуза тчк Опыт с рукописным посланием на тушках попавших под раздачу бузотеров проведен тчк Оставлена рукописная бумага с текстом квчк Так будет с каждым зпт кто посмеет нарушить заветы людские и божеские тчк Волей пославшего нас Великого и Могучего Яузы квчк Потерь нет тчк.

Исходящий №… от 20 августа 1795 года.

Центр – Котозавру.

Котяра вксл три раза Ты там совсем одичал в автономке вскл Это тебе не междусобойчик в интернете вскл Не умножай сущности вскл Не забывай зпт что времена инквизиции многие помнят зпт нам еще не хватало снова начать охоту на ведьм тчк Продолжай выполнять основное задание зпт не отвлекайся на самодеятельность тчк.

Входящий №… от 5 сентября 1795 года.

Котозавр – Центру.

цензура вскл цензура вскл цензура вскл цензура вскл цензура вскл цензура вскл Парни вскл Бонапарт зпт мать его так зпт наш вскл четыре раза Мы с Андреем и Змеем в полном цензура вскл Впрочем зпт Наполеон зпт мать его зпт тоже там же зпт второй день в штопоре двтч пьем за здоровье Калифорнийской Директории тчк Ну все вскл Держись зпт старуха Европа вскл.

Исходящий №… от 5 сентября 1795 года.

Центр – Котозавру.

Квчк Только спокойствие вскл квчк скобка открывающая Ц лат скобка закрывающая тчк Ребята зпт мы сами в цензура тчк Срочно прорабатываем варианты совместных действий тчк Сообщите потребности в снаряжении зпт боезапасе зпт медикаментах тчк Возможно прибытие руководства тчк Проработайте размещение зпт легализацию тчк.

Входящий №… от 5 сентября 1795 года.

Котозавр – Центру.

Срочно вскл Требуются любые средства и рекомендации по лечению ТБЦ тчк Необходимо успеть вылечить аборигена зпт среди наших заболевших нет тчк.

Исходящий №… от 6 сентября 1795 года.

Центр – Котозавру.

На стадии кавернозного кровохаркания излечение невозможно тчк При ранней диагностике иммуномодуляторы из укладки номер три тчк Кумыс зпт горный воздух зпт сбалансированное питание замедлят процесс тчк Не перекармливать вскл Прогноз летальный без вариантов тчк Дожитие в широких пределах тчк.

8 сентября 1795 года. Форт ВВВ.

Из дневника Сергея Акимова

Отойдя от эйфории, мы трезво взглянули на перспективу, открывающуюся в свете последних новостей из «городу Парижу» (тм). Реальность оказалась несколько менее радужной, чем представлялось сначала. Ну кто сейчас такой генерал Наполеон Бонапарт? Руководит частью восставших военных частей и гражданских в городе. До той фигуры, которая нагибала половину Европы, замахивалась на Африку и другие континенты – ему ой как далеко. Где его «старые ворчуны» и «большие батальоны»? А нету их еще… Даже в Италию пока бравый артиллерист не наведался. По большому счету, просматривался один большущий плюс – не будет похода 1812 года, ресурсы и время окажутся потрачены на более полезные начинания. Если же у нас получится хотя бы частично затея в России, то ближайшие несколько лет коренным образом станут отличаться от событий РеИ.

В результате Дядя Саша отдал приказ готовить новый отряд, численностью до батальона, снова напрягая штаб вечной проблемой – где же людей на все набрать?! Производственников в который раз напрягли заданием увеличить выпуск боеприпасов. Они поворчали, как водится, но задание к исполнению приняли, тем более, что такой спешки, как в прошлом году, не предвиделось.

К последним числам ноября формирование сводного батальона завершилось, караван с припасами и амуницией тоже уже почти готов, оставалось дать команду к выдвижению.

Осень 1795 года. НПЦ «Дакота».

Динго

На очередном совещании всплыл вопрос об организации полноценных органов охраны порядка. Время показало, что система военных патрулей и дружинников из поселенцев себя не оправдывает. Народу стало слишком много, и необходимость в специально назначенных для этого людях проявлялась все явственней. Из всех попаданцев только один человек имел отношение к полиции – Салли Боунс, супруга Котозавра. Вот ее и пригласили на заседание, где огорошили предложением стать главментом. После недолгих вялых возражений Рыжая согласилась начать службу начальником полиции долины Дакота. С перспективой стать министром внутренних дел всей Калифорнийской Директории. Тем более, что их с Котом ребенок уже подрос и должен был отправляться в детский сад со всей трехлетней малышней.

Появившись в долине через несколько дней, Салли рьяно взялась за дело. Из числа дружинников она отобрала себе четверых помощников. После долгих переговоров по телеграфу с Дядей Сашей выцыганила одного из сержантов в учебном батальоне. Наконец насела на Империалиста с требованием построить отдельное здание для полицейского участка со всеми атрибутами: кабинетом начальника, дежуркой, изолятором и т. д.

Целый месяц она натаскивала своих ребят, особенно бывшего сержанта, которому предстояло возглавить отделение в форте «Ломоносов». И, наконец, «ведомство Рыжей Салли» приступило к работе. Разумеется, от такой помощи, как дружинники, никто не отказывался, однако теперь они превратились в отряд содействия полиции. Зато реакция на попытку одного недоумка спереть штангенциркуль из ломоносовского механического цеха и загнать его приезжим купцам была молниеносной. Похитителя взяли с поличным и, после того как он отсидел пару дней «в холодной», мне как главе гражданской администрации обоих фортов пришлось выступить в роли судьи. Впрочем, процесс был недолгим. Вердикт – штраф и депортация. Правда, штрафовать этого гаврика было не на что, он не проработал на калифорнийской территории и трех месяцев, так что сбережений не имел. Остатки его зарплаты ушли на то, чтобы оплатить проезд до ближайшего порта на корабле того купца, которому незадачливый воришка и собирался сбыть спертый штангель.

Как раз к этому времени у нас определилось некое подобие уголовно-административного кодекса. Видов наказаний было четыре: штраф, исправительные работы (уборка территории, ассенизация, всякие вспомогательные задачи), каторга на отходах рудников и депортация. Последняя применялась в двух вариантах: мягком, на проходящем корабле, как с тем незадачливым воришкой, и жестком. В этом случае провинившегося сопровождали под конвоем за пределы восточных границ наших владений, вручали кремневое ружье с порохом и пулями на пять выстрелов, нож, топор, а также мешок с продуктами на несколько дней. И вперед, на восток. Дойдешь до цивилизованных мест – повезло, нет, что ж – твой скальп призовой. Этому наказанию за последние несколько лет подвергли всего нескольких поселенцев, за убийство и попытки оного, а также за изнасилование. По сведениям нашей разведки, до территории США никто из них не дошел.

Первые два вида наказания – штраф и исправительные работы до пятнадцати суток – выписывались полицейскими прямо на месте в административном порядке, по факту, так сказать. Их можно было «отхватить» за пьяный дебош, хулиганство, стрельбу не по делу, разумеется, без жертв и пострадавших, иначе грозила совсем другая статья. Все остальное назначалось в судебном порядке. Кстати, несмотря на практически поголовное вооружение полноправных граждан Калифорнии, насчет оружия действовали строгие правила. У нас не Дикий Запад, так что не прав считался тот, кто первым схватился за ствол. И в баре ввели своеобразную норму: можно выпить, не сдавая оружия, кружку пива, рюмку вина или до пятидесяти граммов крепкого алкоголя. А если хочется большего – пожалуйте сдавать пистолеты в камеру хранения.

Осень 1795 года. НПЦ «Дакота».

Зануда

Кого я вижу?! Точнее, что? Чужой, в смысле, не мой, а, вспомнил, незнакомый потолок! Ну естественно незнакомый – в госпитале лежать мне пока еще не приходилось. Да и в этот раз, надеюсь, не придется. Так, надышался растворителя, прочихаюсь, просплюсь и буду как пепино[105]. В смысле, свежий и упругий, а не зеленый и в пупырышках. Но спорить с санитарами сил нет. Да и не хочется. Так прикольно – ты лежишь, а они тебя несут. Плохо только – растрясли так, что даже койка кажется качающейся. И вообще у меня теперь морская болезнь.

О, явление второе. Наш главный Эскулап, Гиппократ и Парацельс в одном флаконе. А также Пирогов и Вишневский. Белый халат развевается, как плащ с кровавым подбоем, за спиной студенты-ассистенты, некоторые очень даже ничего. Студентки, разумеется. И ассистентки. И пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает! Только вот я не на лихом коне, а на больничной койке, с лица бледный и поцарапанный. Ох, тошно мне, тошно.

Да, доктор. Эксперимент, который мы проводили, настолько секретен, что я даже не знаю, в чем он заключается. Шутка. Знаю, конечно же. Это идея Хорхе – использовать бензол. Нет, не чистый, но мы не учли, что ацетон выкипает значительно быстрее и после нескольких циклов остается почти чистый бензол. Ну ты помнишь – Кеккуле увидел его формулу во сне. Почему не важно? Врач должен внимательно выслушать все, что говорит больной. Хорошо, продолжаю не отвлекаясь. Значит, остался бензол. И пироксилиновый студень. И бензол взрывообразно вскипел. Он, собака такая, это любит. Аппарат лопнул, все разлетелось по сторонам, мы попадали на пол и медленно, не создавая паники, поползли в сторону кладбища. Шучу, шучу. Кроме бензола могут быть еще камфора, нитроглицерин… Да спросите у Хорхе. Без сознания? Ну да, он же ближе стоял. Ой, так ведь ему и сильнее досталось. Доктор, пойдем быстрее к нему. Вы идите, не задерживайтесь, я вас догоню. Ну зачем ты меня укладываешь? Ты мне встать помоги. Что значит «лежать»? Да ты знаешь, с кем разговариваешь? Я – Директор, член Совета Тридцати. Если бы у меня голова не кружилась, я бы тебя своими руками уделал! Да! И уделаю, только в себя приду. Ох, тошно мне, тошно…

Через несколько часов я уже мог трезво оценить и внятно описать свое состояние, да вот только никто меня об этом не спрашивал. Камрад Шоно заглянул на минуту, сказал, что Хорхе жив и, скорее всего, жить будет, а мне достаточно отлежаться – продышаться. Прописал, однако, какую-то микстуру для быстрейшего восстановления. Предлагал врачебный пост, но я отказался – врачи нужны тяжело больным и раненым, а мне вполне хватит медбрата. Эх, как вспомню, что наговорил ему сгоряча…

Чтобы отвлечься от разных болей и неудобств, я пытался предаваться размышлениям. Трещин на потолке не было, стены разглядывать неудобно, а в окно и вовсе не выглянуть. Кисейная занавеска на окне не пускала мух и комаров. Это, конечно, хорошо, но на чем же сосредоточиться, кроме как на своих болячках?! О политике, что ли? Не европейской, конечно же. Местной и, так сказать, добрососедской. Беспокоит меня Китай. Отцы-командиры задумали там что-то долгосрочное и хитровывернутое. Чтобы с одной стороны насыпать песку в буксы англам не только в Индии (Дядя Саша и Типу-саиб – бхай-бхай), но и по другую сторону Гималаев. С другой же – чтобы излишне любопытные потомки нашли (с трудом и риском) в Китае следы пребывания там наших легендарных предков. Главное, почва для зерен огня там благодатная. Император дряхл, его премьер-министр жаден и не очень умен, армия и чиновничество подгнили, а на юге до сих пор помнят предыдущую династию. Правда, как-то странно, как у нас во время перестройки вспоминали Николая II – такие они были мудрые, благородные и любимые народом, что непонятно, как страну профукали.

Хотя по-человечески это как раз понятно – раньше и вода была мокрее, и трава зеленее, и обиды с неудачами давно и прочно забыты, а вот достижения превратились в мифы о героях древности, седлавших стальных коней и летавших на серебристых птицах. А что этот «железный конь» масла жрал больше, чем бензина, и запускался только после прожига свечей… Ох, блин, зря я про ту поездку на мотоцикле вспомнил. Смотрю в потолок, не трясу головой и не думаю о белом медведе…

К тому же окраины всегда недолюбливают столицы. А покоренные народы – оккупантов. Так что коктейль в Гвонцу[106] еще тот. Пираты и купцы, ремесленники и крестьяне, правительственные чиновники и бродячие монахи, и каждый из них может оказаться на самом деле тайным агентом какого-нибудь «Белого лотоса». Этакая китайская Одесса из фильма «Опасные гастроли». Эх, какой там Высоцкий был…

Ладно, прочь мрачные мысли из моей больной головы. Своего резидента и даже агента туда отправить не выходит – просто некого. На совещании в узком кругу решили вроде бы прикормить кого-нибудь из тамошних пиратов. А уж дальнейшее продвижение вглубь материка будет его заботой. Подробностей не знаю – не мое это дело, зато точно известно, что из ключевых технологий передаем производство селитры в селитренницах. А то эти дети степей[107] до сих пор бегают с луками и фитильными аркебузами. Читал еще в той, прежней жизни, что во время какой-то заварушки-междусобойчика повстанцы успешно защищались от их стрел и пуль толстыми ватными матрасами. Так что если у повстанцев появятся ружья хотя бы уровня «шатенки Бесс»[108], правительственные зондеркоманды будут неприятно поражены.

Другой вопрос – какая у пиратов может быть промышленная база? При их беспокойной жизни – да никакой. А с другой стороны, джонки строить, награбленное продавать – для всего этого нужны связи на континенте. Тьфу, да не моя это головная боль в прямом и переносном смысле! Мое дело – вложить основы химии и технологии в какого-нибудь Чунга или Чанга. А об остальном пусть его и мое начальства думают.

Часть вторая. Бонапарт в мае

Глава 1 Жерминаль. Пролог

Я попаданец в панцире железном.

Я весело фланирую в аду.

И проходя над огненною бездной,

Я чипсы пивом запиваю на ходу…

Все тот же неизвестный «NB». Из неопубликованного

Эпистолярный роман – разновидность романа, представляющая собой цикл писем одного или нескольких героев этого романа. Жанр был очень популярным в литературе XVIII века.

Из Википедии

Ноябрь 1795 года. Форт ВВВ

Из дневника Сергея Акимова

1

…!!!!!

…!!!!..!!!..!!!..!

…твою!!.. Через…!

С…! Прямо в…! И вдобавок –…!

ВЕДЬ НЕ ХОТЕЛ ЖЕ!

Не хотел!

Ну – НЕ ХОТЕЛ!!!

Как оно вышло?!.

А хрен поймешь!..

Слово за слово, чем-то по столу – и нате вам пожалуйста!..

Я даже сообразить ничего не успел. Затмение какое-то нашло. Весеннее обострение, не иначе… Причем – поголовное. «Все побежали – и я побежал!» (с) Нет, массовый психоз однозначно штука заразная…

И вот – результат!

– …так, все здесь? Монжа не вижу… А, вон вы где… Значит все в сборе. Тогда поехали… Господа! Очередное заседание Исполнительного комитета Совета Парижской Коммуны объявляю открытым!

2

Париж, 5 июня 1795-го года.

(30 прериаля III года Республики)

Милостивый Государь и благодетель мой, Николай Иванович!

Пребывая в отдаленном от отечества нашего краю, отлученный от всех ближних сердцу моему, воспользуясь представившейся вдруг оказией, спешу тотчас же обратиться к Вам с изъявлениями любви и преданности, в душе моей сохраняемых неизбывно!

Ежедневно поминаю имя Ваше в теплых молитвах моих, возносимых Отцу нашему Небесному с пожеланиями Вам, благодетель мой, многого здоровья и многих лет жизни за то, что смог я, благодаря воспомоществованию любезному Вашему, продолжать в Париже образование мое в искусствах, столь милых нам обоим. Ныне же положение мое упрочилось до такой степени, что о нужде и не помышляю уж боле и токмо на постижение мастерства художественного направляю все усилия мои. О чем Вам с ликованием доношу. И скоро уже, скоро грядет то мгновение, когда я в состоянии буду иметь возможность лично отплатить Вам за благодеяния Ваши демонстрацией результатов обучения моего, любезнейший Николай Иванович!

Но то после! Ибо дела мои есть суть предметы личные и в подробностях могут быть рассказаны и позже, не утеряв интереса своего. Ныне же желаю я поведать Вам, друг мой и попечитель, о новостях, что ждать не горазды ни часу лишнего. А именно – о великих переменах, сделавшихся во Французском Государстве этою весною по календарю Республиканцев 1-го числа месяца Прериаля (по нашему христианскому исчислению 7-го мая[109] сего 1795-го Года. Событиям сим я пребыл, волею обстоятельств, которые Вам донесу позднее, почти полный за малым происходившего зритель…

3

Из архива Музея истории Французской революции, Париж.

«Волнения в рабочих секциях продолжаются. В секции Гравилье активные граждане митинговали двое суток непрерывно.

10 жерминаля в 10 секциях на перевыборах комитетов представители санкюлотов победили, переизбрав комиссаров в полном составе. Обстановка обостряется.

11 жерминаля депутация секции Кен-Венз явилась в Конвент с требованиями. Состав требований:

– заклеймить позором переворот 9 термидора;

– указать на плачевные последствия отмены максимума;

– учредить в Париже выборный муниципалитет;

– восстановить народные общества;

– ввести в действие конституцию.

12 жерминаля в секциях Ситэ, Инвалидов и Кен-Венз прошли большие народные собрания. На собраниях речь шла об объединенном походе в Конвент по образу депутации Кен-Венз 11 жерминаля. С теми же требованиями, но с большей решительностью действий…»

ПРИПИСКА НА ПОЛЯХ ДРУГИМ ПОЧЕРКОМ:

«Жюно! Твою дивизию! Какого гоблина ты мне докладываешь о подготовке событий, которые произошли еще вчера?! И про которые я и так уже знаю! А в некоторых даже участвовал! Ты начальник штаба или куда? Почему ни хрена нет о том, что в богатых секциях «людям порядка» еще 2-го жерминаля раздали ружья по сто стволов на секцию?!

Я от тебя чего требовал по части разведки? Где анализ ситуации? Где выводы? Почему в сводке одни только слухи?

P.S.: И какого черта я узнаю о прибытии к нам под нос бригады Бриана от сержанта Жубера?!.»

4

«Дорогой друг любезная мадемуазель Полин!

Не могу высказать, какую радость принесло мне ваше письмо!

Я перечитывал его множество раз и постоянно ношу с собой как знак вашего доброго отношения ко мне и того, что вы обо мне помните! Вне сомнения я счастлив! Единственное, что огорчает меня, это то, что вы слишком редко пишете вашему преданному другу! Но я не обвиняю вас! У вас не так много свободного времени. Ведь вы должны помогать вашей уважаемой матушке в содержании дома, а также много сил отдаете организации ваших замечательных еженедельных салонов (где некогда бывал и я, о чем неизменно вспоминаю, тоскуя о наших с вами встречах).

У меня, мадемуазель Полин, тоже не так уж много выдается не занятого делами времени. Но я, тем не менее, стараюсь писать вам при любой возможности. Вот как сейчас: я закончил работу с протоколами Исполнительного Комитета Коммуны, которую поручил мне ваш неугомонный брат в дополнение к моим обязанностям начальника штаба Второго воздухоплавательного отряда и, борясь со сном, предвкушаю мысленно предстоящую беседу с вами в оставшиеся до рассвета пару часов – никто не помешает мне насладиться нашим общением, ничто не отвлечет от любования вашим милым образом!

Итак. Что у нас новенького?

Ваш брат, м-ль Полин – великий человек! (Правда, сам он при этом называет себя идиотом, но эта скромность лишь подчеркивает степень его величия, как мне кажется…) Я и раньше это знал, но сейчас уже никто не усомнится в его гениальности: то, что он сумел сделать за несколько дней, не имея в своем распоряжении практически ничего, – бесподобно. Лишь Цезарю да Александру Великому удавалось в прежние времена подобное!..»

5

Из записок Лазара Карно.

«В тот день Конвент назначил мне дать объяснение по ходу работ в Шале-Медон, по которым возник ряд вопросов. Чтобы не ударить в грязь лицом, я вызвал в Париж генерала Бонапарта, руководившего всей деятельностью непосредственно на месте. Генерал Бонапарт незамедлительно прибыл, и мы с ним часть утра провели в отведенных для работы помещениях дворца Тюильри, готовя тщательный доклад для депутатов. Генерал Бонапарт решительно отмел все сомнения по поводу необходимости ведущихся работ, указав на большие масштабы поставленной перед ним задачи и присовокупив также перечень уже полученных новшеств, включая новые станки по обработке металла, быстросооружаемые дороги для конного транспорта, и, безусловно, удивительное открытие гражданина Лебона, демонстрация которого намечена была в самые ближайшие дни.

Мы настолько увлеклись проработкой аргументов про и контра предстоящего доклада, что не слышали и не видели ничего происходящего вокруг дворцового комплекса (тем более что окна нашего помещения выходили во внутренний двор). Каково же было наше удивление, когда, выйдя в коридор, мы обнаружили немалое количество людей, торопливо направлявшихся к запасным выходам из дворца. В том числе и депутатов. На наш удивленный вопрос нам ответили, что толпа жителей предместий окружила Тюильри и уже готова смять охрану и ворваться в зал заседаний. И что пока не поздно, лучше прибегнуть к бегству.

Однако не все были настроены столь пессимистично. Мой знакомый, депутат Бурдон, сказал, что направляется, чтобы призвать на помощь патриотов центральных секций, дабы разогнать наглую толпу.

Я оказался в затруднительном положении, не зная, как поступить. Но генерал Бонапарт решил тогда все за меня.

Произнеся, кажется, по-корсикански, странную фразу:

– Люди, витающие в облаках…[110] – он быстро подошел к окну, выходящему на улицу, и некоторое время вглядывался в происходящее там. А затем обратился ко мне: – Это и в самом деле просто толпа. Орут и машут руками… Разогнать их ничего не стоит. Не кажется ли вам, гражданин Карно, что при подобном раскладе интересней было бы пройти в зал заседаний и полюбоваться спектаклем из партера?

Я не нашелся, что возразить. И таким образом стал свидетелем переломного момента французской истории: волею обстоятельств именно в этот день жерминаля, когда народное возмущение захлестнуло даже Национальное Собрание, работу его впервые наблюдал лично присутствовавший Наполеон Бонапарт.

А он именно наблюдал. Беснующаяся толпа не интересовала его. Истерические женщины, метавшиеся по проходам с распущенными волосами и пронзительными завываниями «Хлеба! Хлеба!», едва удостаивались его взгляда. Скрестив руки на груди и сжав зубами незажженную трубку, подобно капитану попавшего в шквал судна, Бонапарт внимательно следил за действиями депутатов, стоя у стены рядом со мной. И можно было не сомневаться – ему уже тогда, без сомнения, был ясен смысл происходящего!

– Шустро работают! – оценил он, когда депутат Мерлен из Тенвилля бросился навстречу вошедшим в зал санкюлотам с простертыми руками и разразился речью от имени пришедших, не дав им рта раскрыть. С Горы ему закричали: «Мерлен, на место! Прекрати демагогию!», на что он с пылом отвечал: «Мое место среди народа! Я не хочу, чтобы вы его вводили в заблуждение!» – чем вызвал громкую, но бестолковую перепалку с депутатами-монтаньярами, возмутившимися брошенным обвинением.

Со всех сторон слышались самые разнообразные выкрики, призывающие к спокойствию и требующие дать слово представителям народа, перемежаемые воплями женщин «Хлеба!» и добивающиеся освобождения патриотов из тюрем. Слабые призывы председательствовавшего в этот день Пеле из Лозеры к соблюдению порядка в зале только добавляли путаницу в происходящее, не приводя ни к какому положительному результату.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, воспользовавшись возникшей на минуту паузой в криках.

– Да, опыт парламентской борьбы у господ присяжных заседателей ощущается немалый! – ответил Наполеон, не отрываясь от развертывающегося перед нами зрелища. – Это вам не ешака купить!.. Управление толпой захватили буквально с ходу!..

У меня не было в тот момент возможности спросить, где этот, в общем-то, молодой человек набрался парламентского опыта – не на Корсике ли? Но то, что Мерлен, Пеле и еще несколько других депутатов сумели обуздать устремления народной массы, было очевидно. С какими бы намерениями ни ворвались сюда санкюлоты, они вынуждены были терпеливо дожидаться, когда депутаты возобновят работу Конвента. Завязавшейся же словесной баталии окончания не просматривалось… Тем более, что в нее втянулись многие из пришедших, особенно женщины… При наличии охраны можно было бы прибегнуть к принудительным мерам по наведению порядка. Но сейчас охрана была неизвестно где. Поэтому склоке можно было только дать улечься самой.

В конце концов – после изрядного промежутка времени – страсти действительно утихли, уступив утомлению. Тогда на трибуну поднялся один из пришедших санкюлотов и обратился к Конвенту с речью.

– Граждане представители! – произнес он, напрягая голос, чтобы перекрыть несмолкающий гул аудитории. – Вы видите перед собой людей четырнадцатого июля, десятого августа, а также тридцать первого мая. Мы обращаемся к вам! Народ устал быть жертвою богачей и крупных торговцев! Пора, чтобы в этой зале царил мир – благо народа ставит вам это в обязанность. Перед вами масса чистых патриотов, которые не затем низвергли Бастилию, чтобы позволить возводить новые тюрьмы, предназначенные для ввержения в оковы энергичных республиканцев! Патриоты должны быть освобождены! И патриоты не должны страдать от голода! Что сталось с нашими урожаями? Где хлеб, собранный на нашей территории? Ассигнации потеряли свою ценность, и потеряли ее из-за ваших декретов! А богачи не желают этого знать!.. Где священный закон Республики? Почему его нет? Где конституция, которую вы должны были явить народу? Сколько можно ждать?.. А ты, священная Гора – разразись, прогреми громом, рассей тучи, раздави своих врагов: люди 10 августа и 31 мая тут, чтобы оказать тебе поддержку! Хлеба голодным! Свободу патриотам! Смерть роялистам! Да здравствует Конституция!..

Когда он окончил говорить, председательствующий Пеле из Лозеры сухо ответил, что эти вопросы обязательно будут рассмотрены Конвентом. Но сейчас он просит всех явившихся сюда без приглашения покинуть зал заседаний. Ибо они мешают работе собрания. К нему присоединился депутат-монтаньяр с Горы, Приер из Марны, предложив народу разойтись, уверяя их, что сегодня же Конвент постановит нужные меры по продовольственному вопросу и по вопросу о заключенных патриотах. Другой монтаньяр Шудье также предложил санкюлотам разойтись, но под иным предлогом: «так как их присутствием захотят воспользоваться как предлогом для перевода Конвента из Парижа, где якобы он несвободен». Еще несколько депутатов выступили с речами, содержащими подобные призывы и обещания.

В результате запал народа рассеялся. Толпа начала уменьшаться – люди выходили по одному или по нескольку человек и больше не возвращались. На улице количество людей перед дворцом тоже уменьшилось. Напряжение спало.

И в этот момент – а дело шло уже к вечеру – из окрестных улиц донесся грозный барабанный бой.

А немного спустя перед дворцом показались, сверкая золотым шитьем мундиров, колонны отрядов Национальной гвардии. Медленно, но непреклонно, ощетинившись штыками, слитные шеренги гвардейцев принялись оттеснять растерявшуюся толпу с площади перед Тюильри. Сопротивления никто не оказывал.

Одновременно распахнулись двери в коридор и в зале заседаний появились десятки мускаденов Пале-Рояля во главе со своим вождем Фрероном. Размахивая знаменитыми суковатыми «тростями», залитыми внутри свинцом, мускадены набросились на остававшихся еще в зале санкюлотов и без затей выгнали всех вон.

С улицы в сопровождении вооруженных гвардейцев вошел Бурдон. Его появление было встречено криками радости и восхищения. В ответ Бурдон приветствовал коллег-депутатов поднятой рукой.

– Победа, друзья! Победа!

Зал разразился аплодисментами.

Бонапарт смотрел на происходящее, зажав трубку в углу рта и криво усмехаясь какой-то очень странной усмешкой.

– Да, прав был старик Экклезиаст, – сказал он. – Ничто не ново под небесами. Ибо ничего нового нет. – Затем еще раз оглядел ликующий зал и заключил: – Что-то мне сдается, гражданин Карно, что сегодня нам не удастся выступить со своим отчетным докладом. Народным избранникам сейчас не до воздухоплавания… – И добавил вполголоса, как бы для себя, начав неспешно набивать свою короткую трубку, видимо опять по-корсикански: – Takali golovotjapy, takali, da tak vse i protakali… Отличный спектакль – всех наградить!.. Поздравляю вас с первым апреля, гражданин Карно!»

Глава 2 Есть у революции начало

Когда пугается умный и храбрый генерал, то никакое действие ему не кажется чрезвычайным.

Андрей Семипалов, военный министр Латании

1

«…Представьте себе, милая Полин, Париж, окутанный нежной весенней зеленью цветущих каштанов… Не зря этот месяц в календаре нашей Республики называется «флореаль» – месяц цветения. Все переполнено дыханием весны, нежным благоуханием распустившихся лепестков и соцветий…

И в этой атмосфере только что раскрывшейся миру жизни – тысячи людей, не замечая зова любви, зова природы, словно древние берсеркеры, одержимые одной лишь жаждой убийства, стремятся только к одному – вцепиться в горло друг другу!

Нет для истинного патриота, поклонника Вольтера и Руссо, зрелища ужаснее, нежели это! И я могу утверждать, что благородное сердце вашего брата именно потому и только потому толкнуло его на те действия, которые он совершил!

К вам в Марсель, бесценная Полин, наверняка уже дошли вести о событиях начала прериаля. И я нисколько не сомневаюсь, в каком свете вам обрисовали и сами эти события, и вашего дорогого брата, а моего друга и командира! Наверняка в самом черном! Не верьте! Не верьте этим гнусным измышлениям! Ибо кто мог добраться в ваши края так быстро, как не самые отъявленные негодяи, бежавшие первыми со всех ног из столицы, едва заслышав громовую поступь Бонапарта? Они бежали приближения Немезиды в его лице, тем самым признав всю преступность своих деяний! На сколь бы высоких постах они ни находились и какими бы почетными прозвищами ни именовались перед тем. Волки в овечьих шкурах с иудиными поцелуями на устах – вот имя им, и не будет у них другого!»

2

Из архива Музея истории Французской революции, Париж.

«Гражданин Карно!

Довожу до вашего сведения, что реализация проекта на данный момент находится под угрозой!

Несмотря на все мои усилия, выполнение заказов, распределенных по мастерским предместья Сент-Антуан, не представляется возможным ввиду полного срыва всей производственной деятельности в предместье. В связи с этим обстоятельством мной принимаются меры по расширению промышленной базы Шале-Медон до размеров, способных обеспечить изготовление всех материалов и механизмов собственными силами.

В рамках чего требуется:

– увеличить количество рабочих, задействованных в проекте, в три раза;

– обеспечить проект квалифицированными специалистами в области столярных, швейных, строительных работ и металлообработки (в том числе часового и ювелирного дела);

– увеличить численность приданного мне строительного батальона вдвое, преобразовав его в полк согласно существующим штатам (особо указываю на острую нехватку командно-инженерного состава).

В связи с вышеуказанным вынужден настаивать перед Национальным Собранием о срочном увеличении финансирования проекта.

Отдельно уведомляю о завершении опытных работ по теме «Сияние» и переходе к изготовлению промышленного оборудования – в связи с чем также необходимо увеличить финансовые расходы.

Обе сметы – прилагаются.

Командующий Вторым Воздухоплавательным отрядом – генерал Бонапарт».

3

«… А то еще следует ко вниманию принять, что к весне порядок во Французском Государстве, и без того в дурном состоянии пребывавший, совсем уже в полное ничтожество пришел.

Поверите ли, любезный Николай Иванович, что в богатейшей стране Европы, где климата условия благоприятны и плоды землепашества изобильны и неугрожаемы ни недородом ни засухою, в столичном граде ея, существа человеческие умирали бы голодной смертью тысячами душ, когда рядом число малое их сограждан в неслыханном транжирстве и мотовстве пребывало? А так оно и обстояло.

Сместившие Великого Робеспьера с поста его Термидорианцы, провозгласившие наступление отныне эпохи «порядочных людей» – «beau monde», – не токмо не в состоянии оказались превозмочь беды Якобинского правления, но лишь еще более усугубили оные.

Они учредили вольную торговлю, отменили «закон о максимальных ценах» – но не наладили совсем никоего надзора за купцами и торговцами и каждый лавочник взялся столь ломить плату за свой товар, что с декабря по апрель цены взлетели в несколько раз! Еще на Рождество фунт мяса на Центральном рынке стоил 34 су, а к восстанию 12 жерминаля за него требовали уже более семи ливров! Новое правительство, радея о благе народа, дабы рост цен перебороть, напечатало и раздало множество ассигнаций, дабы в них никто не испытывал недостатка – но тем токмо усугубило дело. Ассигнации по количеству своему мгновенно обесценились в сравнении с золотою монетою и в том же жерминале цена одной ассигнации составила не более десятой доли номинала ея.

Но следствием печальных достижений сих произошло явление еще более ужасное. Крестьяне, имея для продажи изрядный излишек хлеба, стали предпочитать не возить оный в Париж и другие города вовсе – понеже не видели в бумажных ассигнациях никакой для себя ценности. Вместо того большинство предпочло сокрыть свои хлебные припасы или тайком сбывать их тому, кто заплатит золотом. Правительство ввело продовольственный налог – сдачу обязательной нормы хлеба государству – но мерой той не удалось насытить голодных, ибо исполнялась оная спустя рукава: сами крестьяне добровольно не желали ничего сдавать, а потребного количества войск для выполнения закона силой у правительства не имелось в наличии. То же касалось и других продуктов, в селе производимых.

Конечный итог подобного правления, любезный Николай Иванович, вполне закономерно можете домыслить сами. Сообщу токмо, что сокрушительным результатом описанного действа правительства явилось то, что к маю месяцу в Париже порция хлеба, выдаваемая на одного человека, составила едва дюжину золотников[111]. Да и оную получить можно было лишь отстояв длиннейшую очередь в хлебную лавку. И не каждый раз то был выпеченный хлеб. Легко могла оказаться лежалая мука. А то и немолотое зерно. А иной раз – за неимением зерна, выдать могли рис. С коим несчастные люди, не умея готовить сего злака, не ведали, как поступить и иные выбрасывали наземь от досады. Однако рис получить еще за великое счастье счесть можно – хотя бы пришлось съесть его, размалывая собственными зубами. Но ведь зачастую и того не удавалось дождаться. Простояв в очереди целый день!

Люди доходили до полного отчаяния. Иные вовсе теряли человеческое обличье. Матери, которые ничего не в состоянии были дать своим детям, сходили с ума.

Одна мать в предместье отравила детей своих от безнадежности.

Другая – бросилась в колодезь.

Третья – продала каким-то разбойникам.

Доходило до людоедства за неимением ничего иного.

Какая надобна еще причина, дабы возникло всеобщее возмущение?»

4

И ведь говорил я им!

И Карно говорил: нельзя доводить народ до озверения! Проще решить проблему с продовольствием. И Роньону – коего выбрали аж главным комиссаром секции – говорил: вместо того, чтоб бегать в Конвент неорганизованной толпой, проще создать свою службу снабжения продуктами. А мне в ответ… Один: «Меры принимаются!» А второй: «Мы не можем позволить ущемлять наши права!» И глаза у обоих – стеклянные…

Как об стенку горох. И только потом я сообразил (тоже, блин, попаданец – носитель великого послезнания! – мог бы и сразу дотумкать), что каждую из сторон волновало в первую голову не положение с продовольствием. А желание свернуть шею противной группировке. Термидорианский Конвент жаждал загнать обнаглевшее быдло на его истинное место – в стойло. И ради этого не постеснялся бы пустить санкюлотам кровь в любых требуемых количествах. А санкюлоты предместий спали и видели вонзить нож в глотку сытым буржуям – и с этой целью готовы были кинуться на богатые секции вообще с голыми руками…

И останавливало их до сей поры только то, что революцию ж вместе делали!.. Бастилию брали, на Версаль ходили, Тюильри штурмовали, королю голову отрубили, кровавого Робеспьера скинули – и вдруг своих же резать?

Но разделение по классовому признаку уже произошло. Стоящие у власти становились все богаче. И им просто не было дела до какой-то мелкой заботы о куске хлеба – хватало иных забот: настоящих, государственных. После которых не обедать захочется, а напиться вдрызг – для расслабления. И с бабами побарахтаться – тоже знатное средство. Веками аристократией проверенное!.. А рядовые революционные массы… Когда у тебя все время жратву из-под носа утаскивают – не до христианского милосердия. Человек отчего-то так устроен, что страшно не любит, когда его ущемляют…

И пока «верхи» хоть как-то демонстрировали пусть не заботу о низах, а хотя бы солидарность: «Революционное отечество в опасности!» «Все на защиту Франции!» – единство в рядах сохранялось. Но с победой Термидора и казнью Робеспьера стремление к всеобщей справедливости «прекратило течение свое». А после отмены максимума, расцвета спекуляции, роста цен и убийственной зимы – голодная, пахнущая смертью весна провела окончательный разрез на теле парижского общества. На богатых и нищих. На правящих и бесправных. На сытых и голодных. На своих и чужих…

Когда я это понял – где-то в середине флореаля, – мне оставалось только плюнуть. И сосредоточиться целиком на проблемах Шале-Медона. Я еще в тот момент не попал под волну общего психоза. Хотя обстановка уже накалилась до последнего градуса…

– …Так. Отлично, Флеро. Продолжайте и дальше в том же духе! Военное положение остается в силе. Патрулирование не прекращать. Любые эксцессы – стрелять на месте невзирая на сословную принадлежность. Дальнейшее снабжение войск согласуете с генералом Беррюйе со складов военных лагерей – запасы гарнизона мы конфискуем на нужды города. С Беррюйе я говорил… Леон! Почему я не вижу обновления наглядной агитации на улицах? Деньги вам выделены и отговорки меня не интересуют! Мне надо, чтоб на каждом углу висел плакат «Война с голодом!». И не только в богатых секциях – но и в предместьях тоже! Чтобы и до них дошло, что не только им все по жизни должны, но и от них кое-какие усилия требуются!.. Кто у нас следующий? Уполномоченный по продовольствию? Более чем кстати! Слушаем вас, гражданин Бабеф!..

– Запасов хлеба в городе осталось на неделю. Барки по Сене перестали прибывать, поскольку слух о конфискации привозимого хлеба дошел до поставщиков… Необходимо что-то предпринимать…

– Обязательно предпримем!.. А что у вас с продотрядами?

5

И ведь надо было после всего этого додуматься – ко мне же и прийти!

С предложением возглавить деятельность.

С обеих сторон сразу… От Конвента – командовать войсками, направляемыми против предместий, а от Роньона – ну закинуло человека высоко, что скажешь, он теперь один из ведущих вождей оппозиционеров Сент-Антуанского предместья, падать, если что, больно будет – встать во главе отрядов санкюлотов! Мать за ногу оба ихних дома!..

У меня план горит. («Какой Стокгольм – у меня гвоздики вянут!») У меня своих людей кормить надо. (Или кто-то думает, что мы тут святым духом питаемся? Или бумажными ассигнациями?) Одевать и обувать. Селить где-то (в палатках в чистом поле?). У меня снабженца нормального так и не появилось – все еще сам по всем вопросам бегаю! Наконец – конструкторской деятельность тоже надо когда-то заниматься! (У меня ворох эскизов и расчетов недоделанных валяется!) У меня газовый завод в предпусковой фазе и осветительное оборудование в черновой сборке!! (Лебон ходит зеленый (от волнения, видимо, не иначе) и смотрит на меня собачьими глазами – если я его не протолкну, хрен когда об нем еще вспомнят!..) У меня метеозонды не из чего делать!! И приборную нагрузку к ним тоже!! А ко мне тут с такой хренотенью!..

Послал я обоих. И Конвент и Роньона с его оппозицией. Причем – это ж надо! – от Конвента послать мне пришлось самого Барраса. Вот ведь: когда я к нему ходил, так и не пошевелился! А сейчас – сам отловил в коридоре Тюильри для конфиденциального разговора, не погнушался… «Зная ваши выдающиеся военные способности и проявленные вами большие организаторские таланты, а также вашу глубокую осведомленность о делах предместий, обращаюсь к вам, генерал…» Вот радости-то немерено: карательной операцией командовать! Сильно, видимо, термидорианцев припекло, раз даже про меня вспомнили…

Боюсь, не понравился Баррасу мой ответ. Так что впредь мне на его благосклонность рассчитывать не стоит. Несмотря на наше былое знакомство. Ну да – переживем как-нибудь: нам с ним детей не крестить…

А Роньон – так тот вообще… Решил, что я возьмусь организовать «мирную вооруженную демонстрацию» в виде похода на тот же Тюильрийский дворец. Младенец. Как военный, так и политический. Раскатают их – к гадалке не ходить. А если и не раскатают (Ну, каким-то чудом, божьим попущением. Или, допустим, я – ну, то есть Наполеон, конечно – кое-чего могу придумать, имеются некоторые мысли чисто в порядке рассуждения…) – то что мне толку от такого успеха кроме «глубокого морального удовлетворения»? Порядка не то что не прибавится – а еще только больше убавится. Потому как каждая кухарка нынче желает управлять государством, а не заниматься своим профессиональным делом. Плавали уже – знаем… Причем как я, так и Бонапарт. И чего мне потом с этим бардаком делать?

Попытался я ему объяснить – в который раз уже! – в чем суть их проблемы, да что толку? Не желающий слышать – не услышит: «Свободу патриотов ущемляют! Все честные граждане не могут оставаться в стороне! Мы должны как один сплотиться вокруг идеалов Революции! Суверен должен сказать свое слово!» Ну да, конечно – суверен, он скажет… Мозолистой рукой… Опять запустив изобретение доктора Гильотена на полную мощность… Для установления окончательной справедливости… А потом вымрет посреди городу Парижу от полной неспособности наладить снабжение продовольствием…

Так что и этому тоже не пришелся по душе (вот странно-то!) мой отказ: «Мы думали, вы – с нами, генерал!..» Индюк, блин, тоже думал! Да куда после этого попал?.. Теперь вот в предместье с оглядкой появляться приходится. А то еще пальнет какой патриот в накале чувств!..

Глава 3 Нет у революции конца

И уберите хлеб из овина – я подожгу овин!

1

«…Ничем другим я не могу объяснить его порыва, драгоценная Полин!

Весь жерминаль и весь флореаль ваш брат столь решительно отвергал предложения как с одной, так и с другой стороны, разругавшись даже с некоторыми из наших работников – например с сержантом Жубером – в пух и прах. Не уставая постоянно повторять всем нам, что именно в Шале-Медоне куется будущее Франции. И вдруг!..

Ведь еще накануне – тридцатого флореаля, ничто не предвещало столь резкого поворота. Наполеон провел обычное совещание в штабе нашего Второго Отряда, обсуждая ход изготовления оборудования по теме «Сияние» гражданина Лебона (Ах, изумительная Полин – если бы вы только видели, какой результат дала эта работа! Вы были бы поражены! Но лучше я не стану описывать всеобщее восхищение от этого нового способа освещения – вы мне просто не поверите! Лучше вы насладитесь им сами в полной мере, когда приедете к нам в Париж! (а я в этом нисколько не сомневаюсь!), а также согласовывая расчеты по еще нескольким разрабатываемым у нас направлениям, вникать в суть которых было бы для вас неинтересно. Но главное – ничего не указывало на какие-то изменения в его поведении.

Да даже еще и первого прериаля – когда в Сент-Антуанском предместье ударили в набат и батальоны санкюлотов двинулись на Тюильри – Наполеон почти никак на это не отреагировал. Всего лишь приказав удвоить посты охраны вокруг нашего Центра и привести караульную роту приданного нам саперного батальона в повышенную боевую готовность. Мне ли об этом не знать, как исполняющему обязанности начальника штаба? Сам же ваш брат, отдав эти распоряжения, отбыл, как обычно, в город по делам Отряда, разве что взяв с собой десяток конных егерей капитана Мюрата для охраны на всякий случай. И провел в Париже весь день, как это обычно было у него заведено.

А вот второго числа…

Начался день как обычно. Я доложил командиру обстановку в городе, известную мне со слов моих доверенных людей. Он поблагодарил меня и опять отбыл по делам в сопровождении такой же охраны, как и накануне. И я не ждал его появления ранее позднего вечера – как всегда – но внезапно к двум часам после полудня он вернулся. И сразу же, призвав меня к себе, велел выслать разведчиков для изучения военной обстановки в городе и одновременно приготовить наш воздухоплавательный лагерь к круговой обороне. А кроме того – быть готовым принять курьеров из Сент-Антуана и рассмотреть доставленные ими сведения (Что и случилось, надо отдать должное проницательности вашего брата, правда не в этот день, а только вечером следующего).

Затем практически сутки без перерыва мы с ним провели над картами Парижа и окрестностей, составляя диспозиции на варианты развития событий, которые, со стыдом признаюсь, в тот момент казались мне фантастическими. (Но будучи посрамлен полностью в моем неверии, с радостью об этом пишу вам, любимая сестра гениального друга моего, восхитительная мадемуазель Полин!) После чего генерал Бонапарт взял всю полусотню Мюрата с самим Иоахимом во главе и выехал в Париж, оставив меня командовать гарнизоном Шале-Медон с тщательными инструкциями на случай различного изменения обстановки (которые, к счастью, не понадобились).

Признаюсь – я провел не самую спокойную ночь. Что немало усугублялось приходящими из Парижа сведениями. Я видел, что дела принимают серьезный оборот. В город прибывали верные правительству регулярные части, вызванные Конвентом. В центральных секциях добровольцы в огромных количествах записывались в Национальную гвардию. Мои агенты в Париже не могли предоставить мне точных данных, но можно было считать, что у Конвента будет не менее двадцати тысяч человек. В Сент-Антуанском предместье санкюлоты, сумев как-то сорганизоваться (порядок у них как всегда был отвратительный), возводили на улицах баррикады, укрывали за ними пушки – готовились к обороне. Это был неверный ход, на который генерал Бонапарт указал еще накануне, но я в его отсутствие мог только передать это мнение руководителям восстания, не надеясь, что они к нему прислушаются. Впрочем, помня разговоры вашего брата с господином Роньоном, я не уверен, что присутствие Наполеона хоть на что-то повлияло бы: нежелающие слышать – не слышат!

Утром четвертого числа мои разведчики донесли, что батальон мускаденов-добровольцев численностью в тысячу двести человек под командованием генерала Кильмена по приказу Конвента вошел в предместье, имея целью окружить дом, где якобы скрывались примкнувшие к мятежникам депутаты Камбон и Тюрло. Санкюлоты блокировали эту часть внутри своих позиций. После чего правительственная армия, составленная из всех родов войск – пехоты, кавалерии, артиллерии, что свидетельствовало о намерении вести штурм по всем правилам военной науки – начала смыкаться вокруг Сент-Антуана, имея при этом еще пятнадцать тысяч резерва во втором эшелоне. В ответ в одиннадцать часов утра вооруженная масса предместья принялась строиться в боевой порядок, с заряженными картечью пушками. Без сомнения, решительных событий следовало ждать с минуты на минуту.

От вашего же брата не было на тот момент никаких известий. Что, как вы можете догадываться, очень сильно волновало вашего покорного слугу. Я уже был полон решимости действовать по оставленным им указаниям, не допускавшим двойного толкования…

И тут приказ Конвента как громом поразил всех…»

2

«…Вот таков в кратком описании, Милостивый Государь мой, Николай Иванович, есть сей человек, с коим мне ныне волею судьбы судилось плыть одною дорогою. Воистину напоминает он мужей древности устремлениями своими. И даже временем превосходит дерзостию замыслов необычайнейших. О коих я вам рассказать намерен позже, поелику времени и обстоятельности рассказ оный требует более, нежели располагаю я уже сей час. Да и бумаги и чернил запас мой изрядно оскудел, расходованный на послание сие, и рука моя устала…

Но однако ж должен я приписать, хотя и вкратце, что отнюдь не в эйфорической влюбленности пребываю я в отношении генерала Бонапарта. Невзирая на все славословия, что пел ему на многих сих страницах. Ибо не только восхищение, но смущение вызывает он поровну во мне направлениями поступков своих! Взять вот, наприклад, хоть те же нынешние события. Ничто не указывало на склонность его к действию политическому за все время, покуда нарастало противостояние Национального Конвента и Санкюлотов. И того более, по мере знакомства моего с данной персоной, никогда допрежь не высказывал он симпатий ни к той ни к другой стороне, а даже паче того, наоборот, осуждал резко братоубийство и кровопролитие, как и подобает всякому верному почитателю Великого Жан-Жака Руссо. И вдруг внезапно в единую часа минуту сделался он ровно тигр и бросился в самую гущу схватки, отринув всяческое миролюбие!

Но как это произошло? Поверите ли, Милостивый Государь мой и Благодетель, что всего трое человек во всей Франции видели этот момент и знают, что то было? Тако ж один из этих троих есть ваш покорный слуга! И ум мой даже и по сей момент управится не в состоянии с внезапностию этакой перемены! Ибо поверить не могу, сколь малой причины ради на столь великое может решиться человек.

У моего здешнего товарища, Петруши Верховцева, был здесь, в Париже, учитель математических наук, к коим Петруша весьма склонен. Учитель сей пребывал в достоинстве Депутата Национального Конвента, а до того еще даже Законодательного Собрания и, между прочим, явился автором нынешнего Французского Календаря нового строя, про который вы, друг мой Николай Иванович, безусловно слышали. Имя этого учителя Шарль Жильбер Ромм и по политической принадлежности пребывал он все это время членом партии Горы, она же Montagnards, что по нынешним временам небезопасно весьма. Генерал Бонапарт и Ромм не встречались николи до сей поры и не были знакомы друг с другом. Так же и не были ничем один другому обязаны. Но вот утром второго прериаля произошло то, что никак не укладывается у меня в уме по здравому размышлению, а по рассуждении всего, что ведомо мне, но не рассказано покуда никому, так и вовсе привести может в трепет… Однако простите меня, мой сердечный друг, я отвлекаюсь, ибо мешается мой ум, не в силах будучи справиться с сонмом мыслей, обуревающих его по сему предмету! (О чем клятвенно обещаю поведать все подробно позже либо когда вернуся в Отечество наше и встретимся мы наяву, ныне же недосуг, ибо многоречиво сверх меры будет.)

Обскажу кратко и по порядку. Во второй день месяца прериаля Французского Календаря, а по нашему исчислению восьмого Мая, пребыл я в студии товарищества художественного нашего, про кое уже упоминал, «Птенцами Давидовыми» именуемого, в коем я с товарищами трудимся не покладая рук над архитектурными и иными проектами. Были там я и еще один товарищ мой, Данила Подкова, Главный Архитектор, как называет его генерал Бонапарт. Мы прилежно занимались разбивкой территории будущего поселения в Шале-Медон, когда отворилась дверь и вошед с улицы Петруша Верховцев, бледный как сама Смерть, со слезами на глазах. Мы, по естественному зову души стали пытать товарища нашего, в чем состоит его печаль, и он, помалу справившись с терзавшими его муками, поведал нам, что произошло накануне в Тюильрийском дворце, где заседает Конвент. О том, как с утра ждали все явления Санкюлотов и готовились к нему. И как неожиданно для всех, отразить сие явление не получилось (ибо жандармерия, призванная охранять Конвент от дурных посягательств, не только не стала чинить явившейся толпе препятствий, но в значительной мере перешла на сторону Санкюлотов, заявив, что они поддерживают требования Народа). Как обезумевшая от голода толпа, ворвавшись в зал заседаний и столкнувшись с депутатом Феро, в ярости вскричала как один человек: «Это Фрерон!» – приняв его за депутата Фрерона, предводителя мускаденов, ненавистных врагов Санкюлотов – и тут же некий токарь Тинель пронзил ему грудь, отрезал голову и, насадив на пику, явил сей ужасающий знак всему собранию, устрашив тем самых неустрашимых. Как возбужденная масса Санкюлотов принялась метаться по залу заседаний, требуя хлеба и Конституции, но никто из депутатов не находил в себе силы поддержать униженного Народа, как в конце концов Шарль Ромм, не в силах вынести происходящего, хотя и будучи всего лишь учителем и математиком (в Конвенте он отвечал за работу школ народного образования), решил возвысить свой голос за права Суверена Французской Республики. И как четверо друзей и соратников его по партии Монтаньяров присоединились к нему, потребовав принять ряд декретов, насущно необходимых для исправления ситуации. Как трусливо перепуганное «болото» Конвента единодушно взмахами шляп проголосовало за эти постановления. А Председатель собрания публично обнялся с предводителем Санкюлотов и облобызал его в знак полного примирения. Как, получив удовлетворение своих требований, Санкюлоты покинули к полуночи Тюильрийский дворец, радостно отправившись к себе на окраину. И как сразу же вслед за этим все собрание в страшном гневе накинулось на Ромма и его товарищей, которые едва не были умерщвлены в точности как несчастный Феро перед тем, но затем все же решили сделать это законным порядком по решению суда…

Слезы полились из глаз моих при известии о подобном вероломстве и из сочувствия к горю друга. Данила так же печалился, хотя и принадлежал к сторонникам иной партии… И тут в студии явился генерал Бонапарт. По своему обыкновению делавший это каждый раз по прибытии в город.

Увидев нас в расстроенных до такого состояния чувствах, генерал принялся настаивать, чтобы мы открыли ему обстоятельства, столь нас опечалившие. Мы не стали отказываться, и Петруша повторил ему свой рассказ о том, что случилось с его учителем. И вот тут-то произошло то, что меня поразило до глубины души моей.

Бонапарт выслушал Петра весьма внимательно, не задавая никаких вопросов. И по его неподвижному лицу нельзя было прочесть, какие чувства будоражат его душу. А по завершении рассказа грустно сказал: «Черт бы вас драл, революционеров, мать вашу за ногу…» (я поминал уже ранее, что русским языком он владеет весьма хорошо, иногда только употребляя слова, нам непонятные или неправильно произнесенные) и после этого внезапно велел нам прекратить работу, а ему дать перо и бумагу. «Данила! – приказал он. – Отнесешь письмо, что я напишу, в секцию Кен-Венз Сент-Антуанского предместья, ее председателю комиссару Роньону и скажешь, что я прошу его действовать так, как там указано, а на словах передашь, что я заклинаю его удержать санкюлотов Сент-Антуана от каких-либо трепыханий – иначе им всем крышка! Петруха – отправляйся в Латинский квартал к Евгению и делайте с ним там что хотите – но к завтрашнему дню мне нужна рота добровольцев для важного дела в городе! А ты, Алешка – пойдешь со мной!..» (Так я и оказался в самом центре сего коловращения.)

Ну, далее общий ход событий я описал вам, Милостивый Государь, ранее. Не буду повторяться излишний раз.

Но с того момента в нашей студии меня не перестает неустанно глодать одна только мысль: кем же надо быть, чтобы не раздумывая даже получаса совершить столь многое и столь дерзкое ради вызволения от смерти никогда ранее не известного тебе человека?»

3

Из записок Лазара Карно.

«Я хорошо помню тот час и тот ключевой момент, когда ход событий поменял свое течение полностью и бесповоротно.

В тот день противостояние Конвента и предместий достигло высшей стадии своего накала. Я как раз находился в Конвенте, куда явился с заседания Военного комитета, сообщить, что все запланированные нами приготовления закончены. Три тысячи регулярных войск генерала Мену, с артиллерией, кавалерией и двадцать тысяч добровольцев Национальной гвардии центральных секций окружили Сент-Антуанское предместье в полной готовности начать по всем правилам штурм сооруженных мятежниками баррикад, не останавливаясь перед разрушением жилых кварталов. Ожидали только окончательного сосредоточения сил на рубежах атаки. Мы рассчитывали, правда, что до крайности не дойдет и санкюлоты сдадутся, узнав о такой угрозе, но готовиться все равно следовало всерьез.

И как раз, едва закончился мой отчет, в зале заседаний Конвента появился неизвестный человек весьма бледного вида и, направившись к месту председателя, протянул занимавшему в этот момент председательское кресло депутату Вернье какую-то бумагу. Вернье принял ее, начал читать… И все без исключения, находившиеся в зале, прекрасно различили, как меняется его лицо, становясь таким же бледным, как и у принесшего послание. Стоящий по обыкновению рабочий гул принялся стихать, сменившись гробовой тишиной. «Что? Что такое?! – послышались, наконец, нетерпеливые возгласы. – Что случилось?» Вернье оторвался от бумаги, посмотрел в зал невидящим взглядом и произнес сдавленным голосом:

– Секция Лепеллетье окружена тысячами солдат и сотнями пушек. Нам выставлен ультиматум: немедленно сложить оружие, вывести войска из города и заплатить единовременную контрибуцию в пользу предместий в размере пяти миллионов ливров золотом…

Тишина стала оглушающей: никто не мог поверить, что правильно понял то, о чем идет речь. Кто-то, встав, оглушительно громыхнул стулом. Под этот удар Вернье закончил:

– Если до двенадцати часов дня эти требования не будут исполнены – он прикажет открыть огонь и секция Лепеллетье превратится в руины. Под которыми погибнут все наши близкие… Комитеты Общественного Спасения, Общественной Безопасности и Военный Комитет арестованы на своих рабочих местах в полном составе, – председатель бросил на меня затравленный взгляд, по которому я понял, что в письме указано мое отсутствие в Комитете. И только после этого, наконец, сумел оценить силу нанесенного удара – он был неотразим: потому что эти три Комитета представляли собой наше главное и единственное оружие, без них мы не могли управлять ничем… А угроза поступить с секцией Лепеллетье так же, как мы планировали поступить с мятежниками, говорила об очень решительном характере автора ультиматума. – В половине двенадцатого он даст первый залп, потом ждет полчаса и открывает непрерывный огонь. До половины двенадцатого осталось совсем…

Отдаленный грохот множества орудий, от которого задребезжали стекла, показал, что назначенный срок уже наступил. В зале все вскочили с мест, не зная, как поступить.

– Ва…ваше превосходительство!.. – пролепетал бледный посланец рока, в котором я, вспомнив, с трудом узнал председателя комитета секции Лепеллетье, так он был напуган. – Сделайте же что-нибудь…

– Да кто такой этот «он»?! – выкрикнул одновременно кто-то из зала. Это обращение Вернье услышал. Словно очнувшись от дурного сна и обнаружив, что сон совсем не кончился, он провел рукой по лицу и произнес:

– Какой-то генерал Бонапарт…

Это были слова самой Истории».

4

Самое смешное – и об этом я уж точно никому не расскажу, – что соломинкой, переломившей хребет моему терпению, стали «мушкетеры». Точнее один «мушкетер» – Петя Верховцев. Математический ученик Шарля Ромма. Ну – того самого знаменитого депутата Конвента, который изобрел наш родимый республиканский календарь для всеобщей путаницы… И по совместительству умеренного монтаньяра, сумевшего пережить все кризисы революции. Включая и фатальный для якобинцев Термидор. А вот прериаль не получилось…

Совершенно ничего не ожидая, я приехал в «гнездо» «Птенцов Давида» – которые уже давно на половину своей деятельности были заняты работой на Шале-Медон (а куда деваться, если людей-то нет?), и там застал прямо-таки кладбищенскую обстановку… Ну, к мрачности Данилы я уже привык. Но прибавление к этому еще и впавшего в депрессняк Петра оказалось слишком…

Как выяснилось, Ромма арестовали накануне вечером. Точнее уже ночью. Вместе с еще несколькими депутатами-монтаньярами – Субрани, Дюруа, Гужоном и Бурботтом – за захват власти в Конвенте и принятие антиправительственных декретов (Ну, кто слышал требования санкюлотов Сент-Антуана – поймет, о чем речь). У этих, блин, народных трибунов хватило ума заставить Конвент, захваченный, уже как обычно, бессмысленно мечущимися (как обычно же, ага…) санкюлотами Роньона, принять постановления о возвращении «максимума», освобождении политзаключенных и даже – о, боги Олимпа! – введении в действие Конституции девяносто третьего года. Робеспьеровской то есть!.. Под вопли обрадованной толпы.

Ну ничего лучше они придумать не могли. Едва разбушевавшегося Фантомаса – народ то есть – выперли тоже обычным уже порядком из зала заседаний и с Карусельной площади перед Конвентом, как весь зал в общем порыве повскакал с мест и в один голос завопил: «Смерть убийцам, кровопийцам, агентам тирании!» – и остальные депутаты чуть было не порвали «отважную пятерку» на клочки прямо на месте. Просто каким-то чудом не дошло до такого. Требовали и расстрелять здесь же, в соседней комнате. Но все же только арестовали и отвезли в тюрьму. Скрытно, в госпитальных повозках. Ромм, отправляясь в застенок, написал записку своей молодой жене:

«Дорогой друг! Национальное Собрание издало приказ о моем аресте. Заклинаю тебя, во имя любимой тобою родины, во имя равенства, ценить которое вместе со мной я тебя научил, во имя ребенка, которого ты носишь в себе, не предавайся беспокойству. Помни каждую минуту, что ты отвечаешь перед ребенком, и, что бы ни произошло с тем, кто связал свою судьбу с твоей, пусть ребенок воспримет от тебя принципы чистейшей морали и откровеннейшего республиканства. Прощай. Прошу тебя написать матери»[112].

Верховцеву передали, что Ромм был абсолютно спокоен, когда отдавал эту записку человеку, взявшемуся ее доставить. Сомневаться не приходилось в том, какая участь ждет арестованных, едва только волнения (пытающиеся выглядеть мятежом) сойдут на нет. В Конвенте уже собрали комиссию для суда над «агентами тирании».

Петя рассказывал мне об этом, не скрывая слез. Он очень любил своего «старика» (хотя я так толком и не понял, за что. Ну да это и не мое дело…). Рядом за рабочим столом Данила сопел так, словно собирался открутить мне голову. Причем немедленно. А в углу Алешка хлюпал носом совсем уже как младенец… И я отчетливо понял, что если так все и пойдет дальше, то с ребятами я больше работать не смогу… Вернее – они со мной не смогут. А мне подобного поворота дел почему-то ну совсем не хотелось…

Хотя, казалось бы?.. Ну что я могу сделать в такой ситуации один-одинешенек?.. Но когда Петр, закончив рассказывать, посмотрел мне в глаза, я не выдержал…

5

Сама операция прошла до смешного легко. Ну – по меркам нашего времени…

Здесь же – никто просто не ожидал от меня – Наполеона – подобной наглости.

Мосты были блокированы войсками генерала Гоша – случившегося в тот момент в Париже – ну так что ж? Совершенно правильное действие. (Все помним: мосты, вокзалы, почта, телеграф, телефон – «Аврора», типа, в Сене напротив Зимнего, то есть Тюильри…). Однако против кого они были блокированы? Против революционно-санкюлотских толп. А не против генерала Бонапарта с небольшой охраной (ну что такое несколько десятков человек?), следующего в Конвент. Нам даже маршрут менять не пришлось – так как Военный Департамент от Тюильри неподалеку расположен – просто проехали чуть дальше.

А Военный Департамент – это такая контора, которая никому в тот момент была не нужна. Поскольку даже войсками не отсюда командовали. Соответственно и охраны тут было – ни одного человека (А зачем?! Ага…). И никто не понимал, что это-то и есть ключ ко всему Парижу. Это даже сам Обри (который все еще сидел в департаменте начальником) не понимал. И страшно удивился моему появлению. С чего-то решив, что я таким образом заявился мстить ему под шумок за все хорошее… Юморист. Как он гордо выпрямился, готовясь храбро встретить смерть от корсиканского мстителя!..

Как будто он мне был хоть для чего-то нужен! Подписать пачку чистых бланков его почерком – на что я Алешку-то с собой потащил, художника? (при нужде я бы и сам справился, но все ж профессионал в таком деле надежней) – по имеющимся образцам да пришлепнуть «Большой Круглой Печатью» – на фига для этого военный министр?

Вот мы и обошлись. Правда, Обри пришлось отправиться поскучать связанным в «комнате отдыха» за своим собственным кабинетом – но это уже его проблемы. А так – в департаменте, по-моему, вообще НИКТО не заметил, что происходит что-то непредусмотренное. Ну подумаешь, явился зачем-то к министру отставной генерал с адъютантами – делов-то!.. В том числе и адъютант Обри не врубился. Ввиду того, что по приказу генерала отправился со срочным поручением аж на другой конец города… Ну не мог же он отказаться? Служаки, блин… Военные косточки…

А мы с Мюратом и Алексеем преспокойнейше вышли из подъезда департамента, сели на коней и с дожидавшейся нас полусотней рысью отправились в сторону предместья Сент-Оноре. А затем дальше на запад, в сторону Булонского леса, где в шести милях от парижской заставы, у небольшого городишки Шайо располагался военный лагерь Саблон. С артиллерийским парком в полсотни орудий. (Если Мену додумался использовать для подавления сопротивления в предместьях пушки – то чем хуже я? Наполеон я, в конце концов, или кто?) И по какой-то странной случайности – согласно декрету о недопущении войск в столицу без разрешения Конвента – именно здесь расквартировалась выведенная из Вандеи пехотная бригада, которой в настоящий момент командовал генерал Бриан…

Ну, такой подарок судьбы было грех не использовать… Гы-гы!..

У меня не было сомнений относительно того, запомнили ли в бригаде своего первого командира. Что тут же и подтвердилось, когда в расположении штаба я встретил все того же подполковника Флеро, исполнявшего, судя по всему, обязанности «вечного дежурного по части» и, вручив ему приказ о моем назначении на должность комбрига (написанный мной самим полчаса назад, но при наличии подписи и печати – кого это волнует?) велел построить личный состав. (Смешно: командовавшего бригадой генерала Бриана, как и прошлый раз, не оказалось на месте. И по той же в точности причине: уехал домой. Похоже, этот полководец, блин, не слишком стремился обременять себя служебными обязанностями. Так что нам с ним опять не удалось познакомиться.) А потом, вскочив в седло Буцефала (а как еще должна называться лошадь у Наполеона? Я не знаю…), выехал перед строем, встал на стременах и прокричал:

– Ну что, бандерлоги?! Всем ли меня видно?!

Судя по тому, как с затихающим гулом начали цепенеть шеренги – оказалось, что всем. Да, это было уже совсем не то стадо коров, что я принял прошлой осенью. Научились, черти, не щелкать клювалом за время, проведенное в Вандее. Собственно, на это я и рассчитывал, когда узнал от сержанта Жубера о том, что бригада, выведенная из Вандеи, по пути на Восточный фронт остановилась под Парижем для отдыха и доформирования. (Без какой-либо задней мысли. Просто так, на всякий случай. Чисто в теоретическом рассуждении, так сказать, из любви к искусству. Но вот – пригодилось, гы…)

– Бригадой командую я! В городе идет бой! Конвент бросил против предместий армию и артиллерию! – С каждой выкрикнутой мной фразой тишина в строю становилась все сильнее и сильнее. – В Париже погибают ваши родные и близкие! Мы пойдем туда и прекратим эти убийства! А если вы этого не сделаете, то я буду считать вас не бригадой имени Парижской Коммуны, а толпой трусов и предателей!!! Кто не согласен – выйти из строя!!!

Шеренги дрогнули. Но вперед не вышел никто. (Попробовали бы: глядя на вынесенную мной из ножен саблю, ага…) Только тысячи глаз неотрывно впились в меня со всех сторон. Нет, все-таки есть у Наполеона способности к массовому гипнозу – что ни говори. Как-никак великий полководец! (Ну и мне иногда может быть оно полезно – вот как сейчас…) Казалось бы – ничего такого особенного не сказал, а какой эффект?

– ПОЛКОВНИК Флеро! – повернулся я в сторону командира второго полка. Превратившемуся за время моей краткой речи в подобие жены Лота. Ну, обычное дело… – Прикажите приготовиться к немедленному выступлению с полной боевой выкладкой! Нам предстоит форсированный марш в составе артиллерийской дивизии! И ни одно орудие не должно потеряться за время марша!

– Но-о… – Флеро по всегдашней своей привычке начал реагировать на мои действия как тормоз. Но я не дал ему договорить.

– Вы хотите сказать, что вы – не полковник? – перебил я его. – Алексей, где у нас приказ на присвоение звания? Дайте сюда! – Я развернулся в другую сторону, принял у художника бумагу и передал ее по назначению. Самое смешное, что я практически ничем не рисковал. В случае нашей победы Обри подтвердит ВСЕ приказы, подписанные от его имени. Куда он денется? А на случай поражения… Ни Наполеон, ни я на это даже не закладывались. Потому что поражения просто не могло быть: мы опережали все участвующие в заварухе стороны на несколько ходов, и перехватить наши действия ни у кого не было ни малейшей возможности. И помешать нам могло бы только падение на Париж Тунгусского метеорита или хотя бы высадка инопланетян на Карусельной площади перед Конвентом… Очень, в общем, маловероятные события…

– Уже – да! – сказал я «столько лет ждавшему этого момента» служаке. – С чем вас и поздравляю! И должен вам заметить, что еще до завтрашнего вечера вы рискуете оказаться генералом! Потому что я не буду иметь возможности лично командовать бригадой. Так что идите – и выполняйте то, что вам приказано! А через полчаса соберите командный состав на совещание для ознакомления с диспозицией. Только офицеров, назначенных Брианом, укажите майору Мюрату! – я махнул рукой на поместившегося неподалеку «неаполитанского короля», грозно таращившего глаза, казалось, во все стороны сразу. – Он знает, что с ними делать!.. Да не пугайтесь – мы их всего лишь временно арестуем!..

– А вы…

– А мне еще нужно принять командование артиллерийской дивизией! Не думаете же вы, ПОЛКОВНИК, что я собираюсь воевать с Конвентом всего лишь двумя пехотными полками?

6

Ну, кажется, что такое – один холостой залп батареи гаубиц? Пустое сотрясение воздуха. Никаких повреждений и ни одного трупа.

Но зато эффект!

В точности как я и рассчитывал: местные жители еще только начали испуганно выскакивать из домов на улицы, а со стороны Тюильри уже показалось несколько экипажей, спешно направившихся в нашу сторону. Оперативненько…

– Да, решительно… – сказал генерал Беррюйе, впиваясь глазами в приближающуюся делегацию. Точно так же он выразился, когда я ознакомил его с моим планом в Саблоне. Но вот закончил фразу совсем в другом ключе, нежели тогда:

– Но вы не боитесь все же, что Конвент не согласится?

– Нет, не боюсь! Если кто-то собирается палить из пушек в собственный народ – значит, знает, насколько это страшно. И, значит, понимает, что случится, если из пушек врежут по нему самому! Они сдадутся!.. А для чего вы спрашиваете? Если у вас есть сомнения, то почему вы раньше молчали?

– У меня нет сомнений! – Он резко мотает головой. Плещут от движения белые как снег длинные волосы. – Если бы были – я бы не только не пошел, но и не дал бы вам увести с собой солдат!

Да, этот мог бы… Начальник военного лагеря Саблон. Дивизионный генерал Жан-Франсуа Беррюйе. Пятьдесят четыре года. Лицо – как дубовая кора, от непроходящего полевого загара. Ветеран еще Семилетней войны, начавший тогда рядовым. Службу знает от и до. Тот самый «слуга царю – отец солдатам», командир, которого подчиненные просто любят – а оно дорогого стоит. Вот только с царем вышло не очень… Беррюйе принципиальный республиканец. (Кто-то, наверное, сказал бы даже – «фанатик», или, как позже в СССР выражались – «идейный». То есть – не за звания и не за наживу, а натурально за принципы Свободы, Равенства и Братства. Удивительно для человека, дожившего до таких лет…) И чуть ли не лично отрубил голову бедолаге Людовику XVI. Во всяком случае – именно он командовал оцеплением места казни от возможного нападения роялистов. И не дал королю обратиться с речью к народу, заглушив его слова барабанной дробью. И считал и считает, что все было сделано правильно. Решительный человек… Просто огорошил меня в артиллерийском парке, когда потребовал ответа, что же я именно собираюсь делать!

Я и брякнул: навести в этом бардаке порядок. Вот тут-то он и изрек «Решительно!.. А каким способом, позвольте узнать?» И я не смог ему отказать в объяснении. Выслушав каковое, он повторно изрек: «Да, решительно!.. Но артиллеристов вы не знаете в отличие от меня. Поэтому я иду с вами!» Я от неожиданности только «Спасибо!» сказал. И вот мы здесь, ждем парламентеров Конвента, и коллега задает странные вопросы…

– Я хочу понять, – продолжает между тем старый генерал, – отчего вы не окружили пушками сам Конвент? Ведь это было бы проще и надежнее!

Уф… Вон он о чем!.. А я-то уж было думать начал… А суть-то все та же: не понял он моего маневра… Или, наоборот – понял. Но проверяет, понимаю ли я сам? Что ж, скрывать нам с ним друг от друга нечего – что называется, два сапога пара, на одной перекладине висеть, если что…

– Все просто, генерал… На защиту Конвента поднимется вся Франция. А кто поднимется на защиту секции Лепеллетье, кроме Конвента? Ведь это их дома, их имущество, их вещи и семьи… Кому еще нужна эта цитадель богатства и роскоши? Никто и не почешется.

– Да, решительно… – повторяет Беррюйе. – Я вижу, КТО сюда едет! Так что можете считать, что победили… Но что вы собираетесь делать дальше?

– А вот про это, – дернуло меня что-то за язык, пока коляски миновали внешнее оцепление и подъезжали к нам, – хорошо как-то сказал один дракон: «Ну вот теперь-то оно и начнется – по-настоящему!»

Глава 4 Тампль

«Кто там шагает правой?!»

1

– Совещание закончено, товарищи, – все могут быть свободны!..

Эх… По-моему, уже никто и не обращает внимания на мои проговорки… Настолько все замотались. А с другой стороны, слово вполне понятное и отторжения не вызывающее… Ох, чувствую, я тут еще в области языкознания дойду до степеней известных таким макаром, филолух-самоучка… Но пока, в общем, сходит с рук.

Все дружно встают из-за стола и гурьбой валят на выход. Не отставая от остальных, двигаюсь и я, решительно напяливая свою знаменитую (пока еще не, но есть шансы, что будет) наполеоновскую шляпу. Задерживаться чревато – ибо тут же найдутся желающие что-нибудь уточнить или обсудить приватным образом «без протокола». Потому в коридор я выхожу почти впритык за покидающими кабинет. (Но все же последним остаюсь я – как капитан на корабле – а чего, моя начальника, аднака, право имею!.. Почетное право закрывать за всеми дверь, блин… За что боролись?)

Правда, в коридоре меня пытаются отловить сразу трое: Карно, Монж и Ромм, но я им с чистой совестью предлагаю «зайти завтра». Ничего: мир стоял пять миллиардов лет (или около того) наверняка простоит и еще одну ночь… А у меня нынче график жизнедеятельности поменялся и засиживаться до утра на службе я прекратил. Ну, во всяком случае, регулярно.

У ступеней ратуши, мотая гривами, стоит конвойная сотня из эскадрона Мюратовых головорезов. Я теперь без них никуда. Потому сую ногу в стремя, перемахиваю другой через седло и командую коротко перед тем, как дать шенкеля:

– В Тампль!..

2

Все же не все прошло гладко. Некоторые косяки имели место.

А с одним мне пришлось разбираться самолично. Причем аккурат в тот самый момент, когда, что называется, «счастье было так близко, так возможно!».

Войска Конвента – наверняка ощущая себя официально назначенными дураками – уже отходили с позиций, когда на взмыленной лошади примчался посыльный из числа «студенческой роты», навербованной Евгением и Петром, и сообщил известие, от которого я просто офонарел…

Не знаю, с какого бодуна, но часть революционных пролетариев, спасенных мной от буржуазного геноцида, почему-то решила, что в столице случился роялистский переворот!.. Но это бы ладно – с кем не бывает?.. Но эти ребята оказались настоящими чистыми… патриотами. То есть санкюлотами. Дубовыми. Потому что не придумали ничего лучше, как лишить роялистов смысла их действий.

Короля то есть. Каковой – к немалому, кстати, моему удивлению (ну ничего ж подобного из школьного курса истории не помню!) – по крайней мере формально, здесь присутствует. Поскольку таковым официально имел право стать – и был провозглашен! – сразу же после казни Людовика XVI его малолетний сын. Так что в юридическом смысле практически ничего не поменялось, разве что к имени нового Людовика в номере добавилась еще одна палочка, а сопливый пацан – ему как раз в марте только исполнилось десять, из которых три он провел в тюрьме – пугалом на знамени роялистов, именем которого проливались реки крови с обеих противоборствующих сторон…

Так вот – этой-то ценности и додумались лишить мятежников (меня, то есть, видимо) непримиримые республиканцы. (Знать бы еще – на кой ляд мне этот король сдался?) Горячие парижские парни, да… Точнее – они зачем-то решили вывезти семнадцатого по порядковому номеру Людовика из Парижа и спрятать от врагов Республики. С каковой целью вломились в Тампль, где мальчишка содержался (это, кстати, тоже было не так-то просто сделать – вломиться, но они как-то умудрились под общий переполох) немалым числом. Не менее батальона. И очень даже возможно, затея эта ихняя вполне бы удалась. Да на ту беду мимо как раз проходили, уныло переживая поражение, Национальные гвардейцы из центральных секций, размышляя над судьбой своей скорбной… И тоже немалым числом. Как бы не полком. И кто-то сообразил, что происходит что-то не то…

В результате – дурдом, да и только – полк разгромленных карателей осадил в Тампле батальон патриотов-санкюлотов и требовал сдаться. А запершиеся в замке беззаветные революционеры кричали со стены, что убьют короля прямо на стене на фиг, если от них не отстанут – голову отрубят. Не привыкать! А то, что он еще щенок – так это никого не волнует. Поскольку король – всегда король! Патриа или муэртэ, понимаешь! Свобода или смерть!

И требовали, стало быть, прекращения боевых действий, остановки роста цен, подвоза хлеба, а также освобождения патриотов и Конституции 1793 года… Ну – стандартный, в общем (мной уже выученный наизусть), набор требований политических террористов в приложении к текущему моменту истории.

Когда я туда прискакал – веселуха была в самом разгаре. Впрочем, хвала Илуватару, до пушечной пальбы все же не дошло. Но только потому, что пушек не было. Тампль давно использовался в качестве тюрьмы и нормального вооружения просто не имел. А у гвардейцев с собой были только пара легких полковых хлопушек, ни на что реальное не пригодных. Стороны стояли на своих позициях – одни на стенах, другие под стенами – и материли друг дружку. Правда, сопровождая перебранку отдельными малоприцельными выстрелами. Безрезультатными… Почти.

3

– Есть готовиться к штурму, гражданин генерал!

Полковник – целый полковник, ептыть! – Национальной гвардии, командовавший этим бедолажным полком, понимал в происходящем не больше, чем те дураки, что засели в замке. Но в отличие от осажденных у него не было стен, чтобы хоть немного прикрыться от рассвирепевшего Наполеона. Потому он – полковник, а не Наполеон! – хотя и сохранял на лице выражение мучительного раздумья («Да чо тут происходит, блин?!»), тем не менее счел за благо выполнять приказы невесть откуда свалившегося генерала с бешеными глазами.

И правильно, кстати, сделал! Потому что не только Наполеон, у которого пунктик насчет непричинения вреда детям, но и я тоже вышел из себя от произошедшего. Потому как дурацкий инцидент, приключившийся в самый неподходящий момент, следовало задавить в зародыше. Пока он еще чайник и не вырос в паровоз…

Проблема состояла только в том, что такую крепость как Тампль нахрапом не возьмешь. Это даже я – попаданец из «Светлого Будущего», понимал. Каменная громада центральной башни, где засели эти истинные, блин, патриоты своей родины, высотой в сорок пять метров (полтораста футов) – с приличную современную «высотку» габаритами и такая же вычурная – вздымалась как несокрушимый утес, о подножие которого без вреда способен был разбиться любой штурм. А памятью Наполеона я знал, что толщина стен этой цитадели составляла восемь метров (восемь! Кто не в курсе – в Кремле стены максимум пять-шесть метров «всего»). Так что без тяжелой артиллерии с ним и связываться было нечего. Правда, тяжелая артиллерия у меня была. И я даже не настолько потерял голову, чтобы забыть отправить приказ о вызове батареи гаубиц… Но даже с артподдержкой канитель грозила затянуться надолго, а я чувствовал, что времени у меня совсем не вагон. Потому действовать нужно было максимально быстро. И – главное! – эффективно. Вот только как? Пробить стену головой?

Хотя некоторая возможность у меня имелась… Подсказанная все той же памятью Наполеона. И наложившаяся на опыт из будущего. А так же на результат только что проведенной блестящей операции по захвату Парижа… Каковую сейчас грозила сорвать группа ненормальных революционеров! Перед которыми, кстати сказать, не стоило показывать, что осаждающие растерялись или не знают что делать… Потому я и распорядился начать подготовку к штурму. И чем демонстративнее – тем лучше. По каковому плану – командир полка, по-моему, его совершенно не понял – национальные гвардейцы, стимулируемые матом сержантов, с лицами, выражением весьма схожими со своим полковником (ну кто такие «национальные гвардейцы»? – сборище горожан, самодовольно нацепивших на себя расшитые мундиры и решивших по такому поводу, что представляют из себя настоящую армию… Индюки надутые), уже разбирали хозяйственные постройки на внутреннем дворе замка с целью добычи материала для изготовления штурмовых лестниц и мантелетов. За каковой деятельностью со вполне закономерным интересом наблюдали со стен и из зарешеченных бойниц донжона…

Только это, понятное дело, ни на шаг не приближало нас к необходимому результату. А представляло собой не более чем фон эстрады, на которой предстояло сейчас развернуться основному действу с вашим покорным слугой в главной роли. Ария, так сказать, Наполеона. (Хотя вообще-то моя. Но я не самолюбив. Пусть все реципиенту достанется, ага…) Или буквально, предвыборная речь Бонапарта перед парижским электоратом в момент решающего тура голосования на должность мэра столицы… Тьфу – опять меня понесло перед рискованным действием!.. Мандраж, блин…

Но куда деваться – я-то не Наполеон! И к риску получить пулю в лоб пока что не успел привыкнуть…

4

– Так! – изрек я, закончив отдавать все свои «гениальные» распоряжения о подготовке к штурму и вызове артиллерии. – А теперь я хочу с ними поговорить!

– Гражданин генерал!.. – Мюрат моментально оказался со своим конем впереди Буцефала, развернувшись боком. – Это опасно!..

Но мне хватило только один раз зыркнуть. К счастью… Дорога освободилась. А в руках у меня, даже не знаю откуда, объявился переговорный рупор. Ну – известная многим по фильмам штука: на кораблях их используют, чтобы, приложив ко рту, отдавать команды. Оказывается, они и тогда уже существовали. А вот изобретены были – сто лет назад в Англии. Неким Морлендом, занимавшимся наукой при дворе короля Карла II. (А при Кромвеле руководившим аж секретной разведывательной службой. «Сикрет Сервис» то есть, блин… Хотя Наполеон такого названия и не помнит… Вот же неисповедимы пути господни!.. Буквально: «Судьба играет человеком!» Ага: «А человек играет на трубе!») Это Наполеон где-то вычитал, библиофил. Я вот ничего такого отродясь нигде не встречал… А того интересней, что у этой штуки имелось и собственное название! «Стенторофоническая труба». Офигеть, не встать!.. И не как-нибудь, а в честь персонажа гомеровской «Илиады». Некоего Стентора, героя с необычайно зычным голосом. Блин, чего только не узнаешь, будучи попаданцем в прошлое!.. Ну где бы я еще что-то подобное услышал? Но если подумать – то как еще разговаривать с людьми, стоящими на пятьдесят метров выше тебя? Руками маячить? Или глотку надсаживать? Логично…

Я слез с лошади и быстрым шагом направился под стену башни. В зону эффективного обстрела. (Чего меня мандражить и начало… Ну да ладно – не первый раз, прорвемся…) Из-за крепостных зубцов, высунувшись, народ следил с интересом за моим «подходом к снаряду».

Прикинув, что прошагал достаточно, я остановился. Прижал жестяной мегафон ко рту и крикнул:

– Кто там у вас за главного?!

После некоторой паузы между зубцами, ухватившись рукой за камень, высунулась какая-то личность весьма романтической наружности: с развевающимися волосами закоренелого якобинца и зажатым в руке пистолетом, который он держал в манере, больше подошедшей бы дирижерской палочке. Лицо у личности было мужественно-неприветливое.

– Я главный! Аристид Дюваль! – прокричал он. – Что вам надо? И кто вы такой?

«Я генерал Бонапарт! Здесь камни отзываются на это имя!» Ага…

– Слушай меня внимательно, Аристид Дюваль!! У вас есть три варианта действий! Первый: казнить короля! В этом случае через полчаса здесь будут осадные орудия и полк мускаденов! – (Это соединение официально называлось добровольным батальоном, но было их почти полторы тысячи, включая эскадрон драгун. Но главное, конечно, заключалось в том, насколько эти люди «любили» пролетариат… Санкюлотов, то есть…) – Мы вышибем входную дверь, ворвемся в башню и поскидываем вас всех со стен к чертовой матери! Вниз головой! Предупреждаю: вам это сильно не понравится – падать с полутора сотен футов!

– Напугал шлюху подштанниками!..

– Молчи! И слушай!.. Второй вариант: вы – НЕ трогаете короля! Мы подтягиваем пушки, разносим дверь и захватываем башню – после чего те, кто уцелеет, пойдут в тюрьму как мятежники! Это я вам твердо обещаю!

Господи, чего я несу?! Но мне нужно не выдать им прямое требование, а предложить НАБОР возможностей. Из которых по мере развития событий в головах у этих идиотов возобладает только одна – та, что нужна мне…

Романтический Аристид Дюваль молча перехватил пистолет соответственно стрельбе – за рукоятку – и прицелился им в мою генеральскую персону… Снайпер, епрст!.. С такого-то расстояния – из пистолета?!

– Третий вариант! Не балуй, мля!!! Я еще не закончил!

И ведь не выстрелил! Что значит – кураж, а?! С этими дилетантами только так и надо – на слабо брать…

– Третий вариант! Вы сдаетесь! Оставляете короля там, где он и сейчас есть! После этого – идете на все четыре стороны к себе по домам! Вы никому на хрен не нужны!.. А теперь можешь стрелять – я все сказал!

Не дожидаясь реакции, поворачиваюсь. И быстро, но несуетно возвращаюсь к импровизированной свите из Мюрата с конвойцами и национального полковника. Который своим видом напоминает вытащенную из воды рыбу.

Выстрела нет. Ну что ж – это хороший признак. В нынешние времена романтизма и воинской чести подобные логические ловушки еще способны сработать. Тем более, что я и в самом деле не намерен ничего с этими дураками делать. Потому что они мне И В САМОМ ДЕЛЕ не нужны ни на какой хрен. Так что искренность мою Аристид Дюваль должен был почувствовать… А если не он – так там еще толпа народу есть. Которым ну совсем не светит перспектива полета вниз головой с высоты ста пятидесяти футов. То есть сорока пяти метров…

Но, однако, республиканцы оказались упертые…

Только когда из проезда Храмовой улицы под лязг окованных железом колес по булыжнику появились артиллерийские запряжки с гаубицами, они, видимо, поняли, что я не шутил. На стене началось какое-то шевеление, а потом между зубцов высунулась палка с белой простыней…

Да – как показывает история, пушки таки действительно есть решающий довод в спорах королей. Да и не только королей. Если подумать…

Глава 5 Ученик Калиостро-2

– Да я это, Маша – собака Баскервиль!

1

В Тампле имелся небольшой гарнизон тюремщиков. С их начальником я и встретился у ворот покидаемой бравыми, блин, санкюлотами башни. Приободрившиеся нежданной победой национальные гвардейцы, выстроив коридор до самых внешних ворот, отбирали у сдающихся оружие, после чего тычками прогоняли обезоруженных на выход. Я, честно сказать, сам плохо понимал, что наворотил этими своими действиями, но – что еще оставалось в сложившейся ситуации?! В тот момент, когда у меня Конвент сидит непостроенный по ранжиру! Да и главное ведь – победа, в конце концов! А она нам сейчас ох как была нужна! В общем – потом разберемся!..

– Ну, что, – обратился я к главному тюремщику – довольно неприятного вида мужику, явно как нельзя лучше соответствующему этой должности. – Пойдем, посмотрим, что там с королем…

– Его… го Величество… гражданин Капет и сестра его… Ее Высочество, – тюремщику явно было не по себе от того, что он не знал, как надо правильно именовать как пленников, так и меня. Меня, правда, данное обстоятельство интересовало мало. – Содержатся с-согласно распоряжению Конвента и мятежники ничего не стали менять в условиях их содержания… Только…

– Что – только?..

Тюремщик покосился по сторонам. Потом придвинулся ко мне – даже нагнувшись – и понизив голос до шепота, сообщил: – Осмелюсь доложить, господин генерал, но мальчик болен… У него температура и он плохо себя чувствует. И еще… – он запнулся. – Он очень пугается, когда у него появляются незнакомые люди…

Да при такой-то роже, как у тебя, подумалось мне, он и знакомых бояться будет…

– А сестры своей он не пугается?

– Н-нет… – неуверенно ответил цербер. – Им не разрешено видеться…

– То есть? – не понял я.

– Распоряжением Конвента узникам Капетам запрещено было видеться между собой и разговаривать друг с другом…

Ну… А чего ты хотел, собственно?

– А кто ухаживает за больным?

– Женщины из соседних кварталов… Жены надзирателей…

Ну, опять же – второй раз: а ты чего ждал? (Да я как-то вообще не думал… Ну так чего ты тогда дергаешься? Здесь тюрьма, а не королевская резиденция!.. Причем в сравнении с другими тюрьмами еще не так плохо… Забыл форт Каре?)

– Ну так мы это отменим! – решил я. – Возьмем с собой его сестру – где она?

– В своей камере на верхнем этаже!.. А Его Величество – в своей, на первом…

Я было совсем уже раскрыл рот, чтобы велеть привести эту принцессу. Но тут Наполеон изнутри схватил меня за язык. Потому как верх хамства поступить подобным образом. Офицер и генерал просто не может не явиться сам в гости к женщине, даже если эта женщина и сидит в тюрьме…

Пришлось тащиться аж на четвертый этаж. По длиннющим лестничным пролетам – межэтажное расстояние тут было не по нашим СНИПам спроектировано. Потом по коридору. (Кстати сказать – весьма прилично оформленному – не так давно (то есть в этом веке еще) Тампль серьезно реконструировали, вполне подходяще для королевского проживания. Так что голую каменную коробку средневекового типа изнутри он совсем не напоминал.) И, наконец, высокая дверь, запертая на засов с висячим замком. Главтюремщик гремит ключами.

– Прошу вас, вашпревосходительство…

Во нля!..

2

Мария Тереза Шарлотта Французская.

Старшая дочь короля Людовика XVI и Марии-Антуанетты.

Полное имя использовалось только для подписи. А в семье звали Шарлоттой…

У меня какая-то аберрация в мозгу, видимо, была…

Убей бог – не представляю, почему!..

Я знал – естественно, от Наполеона, от кого же еще, в школе мы этого не проходили, – что сидящая в Тампле дочь короля не намного старше своего брата, но… По какому-то странному извиву психики мне виделась взрослая тетка лет тридцати, жеманно-придворной наружности. Изнуренная тюремным заключением, да…

А передо мной оказалась девчонка от силы на вид пятнадцати лет, раскрасневшаяся от волнения, в платье простой горожанки, с накрытыми чепцом светло-каштановыми густыми волосами. Ну – симпатичная, конечно (в таком-то возрасте несимпатичные встречаются редко) и даже очень (ага…). Но – не испуганная, не растерянная, с твердым, хотя и настороженным взглядом. Пальцы, сжатые в кулачки, стискивают концы наброшенной на плечи шали.

И заговорила она раньше, чем я. Причем – на какую именно тему!

– Вы пришли меня убить?

Упс… Хотя зачем нам эти английские слова, когда есть наше русское «бля!»

– Нет, наоборот – я пришел освободить вас!

Блин, обмен репликами: как из исторического романа…

– А моих родителей?! Брата? Мадам Елизавету? Где они?!

Еще раз упс… Международное все-таки слово… Ну что еще можно сказать цензурного, когда попадаешь под такой вопрос?!

Я посмотрел на тюремщика. Но тот замер с окаменевшим лицом и остекленевшими глазами. Мне очень сильно захотелось дать ему в морду. Но в принципе, он тут не был ни в чем виноват, только это меня и остановило. Работа такая, ага… Пусть не всегда на свежем воздухе, но то, что с людьми, – это точно!..

А мне, нлять, теперь, значит, выступать в роли просветителя… Всю жизнь только об этом и мечтал, тудыть и растудыть по всем направлениям, вдоль и поперек, с присвистом во все Национальное Собрание народных представителей! Чтоб им всем ихними мандатами насмерть подавиться с полной депутатской неприкосновенностью!

– Вы… не знаете? Они казнены два года назад. Мадам Елизавета – год назад.

Эта-то тетка совсем уж ни за что под раздачу попала. Только за то, что была сестрой Людовика XVI. И ведь осталась с ним совершенно добровольно – отказалась уезжать! Сидела с самого начала здесь, в Тампле. Потом переведена была в Консьержери и там гильотинирована в мае девяносто четвертого. Суд был, всех оповестили о справедливом возмездии, елки-палки… В жизни даже мухи не обидела. Среди роялистов за святую почитается… Да, история – вещь для веселья мало приспособленная…

Не переспросила. Только глаза потемнели.

– А… Луи?

Это еще кто?! Идиот: это и есть ее брат! Луи-Шарль, он же Людовик-Карл, номер семнадцатый по очереди!

– Он здесь. Собственно, за этим я и пришел к вам! Он болен и пугается чужих. Я подумал, что знакомое лицо (блин, да узнает ли он ее? Три года назад она была еще ребенком, а он совсем карапузом…), может быть, не так его встревожит…

– Так идемте же скорей!!!

3

Выходим в коридор.

Там сразу же натыкаемся на исполненного служебного рвения Мюрата. Который никому не доверяет охрану моей персоны.

Вот и сейчас топал за мной с десятком своих ухорезов. (С удовольствием отмечаю, что тюремщик при взгляде на их фейсы может удавиться от зависти. А чего – и у нас имеются впечатляющие морды…)

Принцесса, увидев солдат, тоже впечатляется: на секунду останавливается, смотрит, поворачивается ко мне… Да, перестарались, однако… Делаю отмашку рукой и конвой мухой исчезает с дороги (блин, и когда только научились?), при этом еще успев щелкнуть каблуками! И состроив такие умильные рожи, что от одного их вида честного человека должен хватить кондратий… Да уж, имея такую роту почетного караула, можно даже армию распустить – все соседние короли сами разбегутся… Воистину, кто в армии служил, тот в цирке не смеется! Ну, блин, служаки уставные… Ребенка бы пожалели!

Но, тем не менее, движение удается возобновить.

Порядок получается следующий. Впереди тюремщик возглавляет шествие (все так же не произнося ни слова, что он думает – я даже гадать не возьмусь, надеюсь, что хоть умом не тронется), мы с принцессой (блин, еще раз!..) идем второй парой, следом пристраивается охрана. Топаем по коридору. Принцесса вертит во все стороны головой (как только у нее чепец не сваливается?), какое-то время буравит с недобрым выражением спину тюремщика, оглядывается вопросительно на Мюрата с егерями, потом устремляет взгляд на меня.

– Кто вы такой, месье?

Ну чо? Согласитесь – логичный вопрос! А главное – совершенно своевременный. Еще бы я хоть что-то помнил, кроме того, что я попаданец… Как выразился в свое время Эмиль Боев: «Иногда я и сам задаю себе этот вопрос…» Вот только «Господином Никто» не представишься…

– Бригадный генерал Бонапарт. Командующий Вторым Воздухоплавательным отрядом Шале-Медон. И по совместительству в настоящий момент высшая власть в этом самом городе…

Морщит сосредоточенно лоб (очень потешно при этом выглядит). Молчит. Смотрит внимательно. И тут до меня доходит, что последние три года (а если приплюсовать домашний арест в Тюильри – так и больше) она провела едва ли не в полной изоляции. А попала в эту изоляцию лет в двенадцать… А если приплюсовать к этому, что и раньше-то жила во дворце… Господи! Да она ведь вряд ли вообще хоть что-то поняла, кроме моего звания! Но – черт побери! – видно, что не дура: думает сосредоточенно, а не гадает вслух, задавая идиотские вопросы! Ну как мне себя с ней вести?!

Да чем проще и естественнее – тем лучше!

Беру девчонку за руку и кладу ее кисть себе на сгиб левого локтя (кто не знает: военные дам слева «под руку водят» – потому что правая должна свободной оставаться), приноравливаю шаг. Говорю:

– Не волнуйтесь! Я отвечу на все ваши вопросы… На какие захотите. Но не все же сразу! Давайте сперва встретимся с вашим братом, а потом уже будем решать другие задачи…

– Давайте, – соглашается она неожиданно. Взгляд вроде изменился… Не такой напряженный стал? Да и за локоть мой ухватилась крепче… Подействовало? И тут же внезапно спрашивает: – А вы ведь… не роялист?

– Нет, – мотаю головой. – Республиканец в чистом виде. И… – совсем было собираюсь развить мысль, но вспоминаю, с кем говорю. И заканчиваю нарочито нейтрально: – Но мы что-нибудь с этим придумаем!

– А что такое «Второй Воздухоплавательный отряд»?

4

Пока спускались на первый этаж, я успел вкратце ввести девчонку в курс дела.

Причем – что характерно – заслуга была не столько моя, сколько ее собственная. Она практически не задала ни одного вопроса не по существу. Все, что она хотела знать, сводилось к трем вещам: чья власть? грозит ли что-нибудь им с братом? действительно ли они свободны? Интересный феномен, однако…

Тем временем мы достигли, наконец, уровня земли, гремя шпорами протопали по коридору в другой конец башни (ну здоровенная же дура!) и тюремщик, все так же не говоря ни слова, принялся снова греметь ключами. И так же молча («Это что – бунт?» (с)) отворил дверь и встал у косяка.

Н-да…

Как-то наверху обстановка получше смотрелась – и обои и штукатурка. А здесь… Пожалуй что как раз то самое классическое Средневековье: голый камень и мебель стиля «полный аскетизм». Они его что, нарочно в таких спартанских условиях держали – как Ихтиандра в бочке? (Других сравнений эта сырая и душная каморка у меня не вызвала, да к тому же заметный запах болезни, витавший в комнате… Что-то не похоже, что у его величества банальная простуда… Так что дальше мне стало не до шуток.)

– Луи! – вскрикнула Мария-Терезия (блин, ну вот как эту пигалицу называть?) и с порога бросилась к дальней стене. Где на грубо сколоченной кровати, накрытая одеялом, скорчилась маленькая фигурка. От которой в нашу сторону видны были только глаза. Заполненные испугом. И… темные пятна на подушке… Очень нехорошего вида пятна.

Первым побуждением у меня было схватить девчонку и оттащить – поскольку туберкулез болезнь инфекционная. Но было уже поздно: принцесса обнимала и целовала брата, говоря ему что-то успокаивающее, а мальчишка вцепился в нее тонкой рукой и тоже в ответ что-то бормотал, с явным трудом и прерывисто дыша… Да и не поднялась бы у меня рука разлучить их сейчас, честно говоря…

Ступор у меня, в общем, приключился. Натуральный.

Порка мадонна! Черт бы подрал все эти эпохи войн и революций! И что тут можно сделать, если в этом времени эта штука не лечится?! Да и тем более я понятия не имею, чем его лечить вообще! Там сложный комплекс какой-то, многопрепаратный. Который, понятное дело, в этом времени взять неоткуда…

Развернувшись, я шагнул к замершему у косяка тюремщику (ведь не пошел дальше двери, зараза!) и с наслаждением сгреб его за грудки:

– Когда это началось?!

– С фе… враля… – просипел вертухай, с перепугу позабыв про революционный календарь. – Господин генерал!.. Мы докладывали Конвенту! Но никто никаких мер не принял!

– Его нельзя здесь оставлять! – заставил меня оторваться от чужого ворота голос Шарлотты. Ну просто зачудительное состояние – когда НИЧЕГО не можешь сделать! Убил бы кого-нибудь!

– Да, конечно, – согласился я и снова повернулся к тюремщику: – Где у вас тут ближайшее приличное помещение? Сухое и чистое!

– Е… есть такое! – с готовностью сообщил тот. – Тут неподалеку, на первом же этаже… Это же, видите ли, гражданин генерал – арестная камера… Для особо опасных заключенных… ых!.. – Он осекся, перехватив мой взгляд. – Я покажу, покажу!..

– Ну так показывай!

Я развернулся, подошел к кровати и взял мальчишку на руки. Правда, это оказалось непростым делом… Поднять его удалось только с помощью Шарлотты, в которую он вцепился мертвой хваткой и не желал отпускать. Так мы и понесли его из камеры – в четыре руки, можно сказать.

5

По коридору в другой конец башни. Там действительно оказалась вполне приличная комната. (Тоже явно приспособленная под тюремную камеру, только никем не занятая. И вообще, в Тампле, как я понял, в настоящий момент других заключенных не было.) Я рявкнул на тюремщика, и он тут же развил бурную деятельность – торопясь убраться подальше с моих глаз. Появились какие-то женщины, с обликом прислуги. С бельем и приличной одеждой. С кухни притащили корыто и горячую воду и под руководством и с непосредственным участием Шарлотты короля (блин!..) вымыли, переодели, уложили в чистую постель и даже напоили куриным бульоном и немного вином.

Я все это время не знал, чем мне заняться. До такой степени, что даже принял несколько курьеров от Флеро и Беррюйе, которым приказал ввести в городе осадное положение, комендантский час и патрулировать улицы. Одновременно Флеро – написав-таки ему приказ на присвоение бригадного генерала (семь бед один ответ!) – я велел приготовиться к разворачиванию бригады в дивизию – все равно нам имеющимися силами было никак не обойтись. Отправил пакет Роньону – с требованием немедленно начать формировать правительство… Депутатов Конвента распорядился пока так и держать в Тюильри до моего появления – переживут. Не маленькие…

И все это время перебирал в голове хоть какие-то способы справиться с этой дрянью… Ведь было же что-то такое, народное? У Бальзака, например, в «Шагреневой коже» про то, что жить в хлеву помогает… Про горный воздух, в котором бациллы не живут… Про собачий жир, наконец… Но все это было не то – скорей профилактика, чем реальное средство для лечения.

– Может, за священником послать? – предложил добросердечный Мюрат, для такого случая позабывший свою революционную антирелигиозность.

Ну, понять его можно было: мальчишка выглядел совсем плохо. Однако все же на умирающего не походил. Потому со священником я не стал торопиться. А вот за доктором послал. Хотя диагноз и без доктора был ясен. Но все же – вдруг ученый человек что подскажет толковое?

Пока все это крутилось – наступил вечер.

Во дворе Тампля зажгли факелы. (Смешно – но влезший в это дело термидорианский полк никуда не ушел. Точнее – не ушел целиком. Оставив один батальон. Но полковник Дюруа – так, оказывается, звали этого мужика – клятвенно заверил, что завтра второй батальон придет на смену товарищам. Блин – чего делается!..) Ну – такое вот тут освещение – не центр города, чего вы хотите… Хотя пара фонарей все же на улице нашлась. Масляных. И местные фонарщики запалили их исправно… По всем закоулкам потек запах горячей смолы. Доктор закончил осмотр и – как я и подозревал – не сообщил ничего полезного. Кроме разве того, что у мальчика все тело в шрамах. От старых многочисленных побоев. И чахотка в крайней стадии. А так же – явно психические отклонения. И что перевозить его куда-либо в таком состоянии крайне нежелательно. Ну – революция, чо…

А я все копался у себя в голове. Потому что со странной уверенностью помнил, что какая-то информация мне попадалась… Но вот какая именно?

Подали ужин – весьма неплохо приготовленный на местной кухне. Которую успел запустить в дело милый друг полковник Дюруа. Сам, кстати, оказавшийся ресторатором. Ну что ж – как говаривал Козьма Прутков: всякий человек поневоле приносит пользу, будучи употреблен по своему назначению… Ну или что-то наподобие того. Одним словом – пригодился…

Но вот что меня удивило – изумило даже – так это то, что для освещения столовой принесли не что-нибудь, а лампу Арганда! Редкая, сами понимаете, вещь. Да и дорогая… Никак не ожидал я, что среди тюремщиков Тампля окажутся такие ревнители прогресса. Хотя, если честно, в этот раз я предпочел бы ужинать при свечах – чтобы не видеть выражения лица и глаз сидящей напротив Шарлотты. А тут стоит эта стеклянная колба, сияет как прожектор и еще распространяет аромат горячего масла. Которым заправлена. Что-то похожее на сосну или кедр…

Я чуть не опрокинул стол. Когда вскакивал. Шарлотта, Дюруа и Мюрат воззрились на меня с испугом – решили, наверное, что умом тронулся.

– Иоахим! – Мюрат от командного голоса подхватился не менее шустро, чем я. Только не так неуклюже – он-то в облаках не витал, а ужинал по-человечески. – Аллюр три креста! Бери всех своих ребят – и бегом по городу! Где хотите – но достаньте кедрового масла. Не меньше бочонка. Оно ДОЛЖНО тут быть! Самого лучшего. За любые деньги! И кедровых орехов – тоже! Чем больше, тем лучше! Воз или два или три – сколько найдете. Все тащите сюда. Но масло – в первую голову!

– Слушаюсь! – откозырял Мюрат и убежал, гремя шпорами. А я посмотрел на впившуюся в меня взглядом Шарлотту и сказал:

– У нас есть шанс. Маленький, но есть!..

Я вспомнил, наконец, то самое «простое средство». Попадалась мне статья про исследования еще в начале века (двадцатого, а не двадцать первого и не восемнадцатого) туберкулезных больных на Алтае. Так вот – там у народа были такие каверны в легких, с какими в других местах не живут. А процесс не шел! (Ну или как оно на медицинском языке называется.) А причина была – в кедровом масле. Которое в тех местах добывали и употребляли в огромных количествах. И даже на экспорт отправляли. А масло это имеет сильно бактерицидные свойства против туберкулезной бактерии. И остановить болезнь – должно смочь!.. В общем – привет всем опять от графа Калиостро, учителя моего чудесного… Ага… А как я еще иначе объясню, откуда у меня эта информация взялась?

Правда, сколько это займет времени – если займет, конечно, – я не знал. А значит, понятное дело, придется мне, как самоявленному служителю Эскулапа, поселиться тут, в Тампле – для постоянного медицинского наблюдения за больным. Ну или как минимум – регулярно сюда приезжать.

Ну – вот я и приезжаю…

Часть третья. Большая политика

Глава 1 Без меня меня женили

Спецслужбы Великобритании XVIII – начала XIX веков продолжали работать в своем обычном стиле: подставить вместо себя кого угодно, не беспокоясь потом о судьбе агентов. Обычно вербовка проводилась с помощью шантажа.

Монография «Долгие столетия тайных войн». Под общей редакцией генерала Д. В. Акимова-Ампаро. Калифорнийская Директория, «Воениздат», 1945 год

– Вот и первое заданье,

– В три пятнадцать, возле бани…

B.C. Высоцкий

Август 1795 года. Англия, Лондон

– Милорд?

– Да, Гарвей? – Лорд Марвелл поднял голову от бумаг. – В чем дело?

– Прибыл джентльмен. Тот, за которым вы посылали.

– А-а-а… этот доктор… Пригласите его. И подайте хересу, что-то знобит…

Вошедший в комнату мужчина в темно-сером сюртуке отвесил учтивый поклон.

– Присаживайтесь, мой друг! – Рука лорда указала на кресло. – Не угодно ли хересу?

– Премного благодарен, милорд! Сочту за честь!

Пригубив принесенный лакеем бокал, лорд удовлетворенно кивнул. Самое то, погода действительно не балует…

– Сэр Энтони! В свое время вы оказали немалые услуги флоту Его Величества.

– Это был мой долг! Я врач – и этим все сказано!

– Разумеется, сэр Энтони. Ничего другого и не ожидал от вас услышать. Но, тем не менее, за нами остался, так сказать, небольшой должок! А я не люблю быть должником!

– Слушаю вас, милорд!

– Видите ли, сэр Энтони… Насколько я в курсе дела, у вас в доме живет некая молодая девушка…

– Истинно так. Мисс Мария помогает мне в работе – она хороший специалист по всевозможным травам и настоям.

– И где же она успела этому научиться? Если не ошибаюсь, ей не так уж и много лет?

– У монахов, ваша светлость. Кое-что узнала и от местных индейских знахарей…

– Да-да… припоминаю… Мария Эль Бор, если не ошибаюсь?

– Совершенно верно.

– Угу… – Лорд поджал губу. – Теперь я все вспомнил… Вот, сэр Энтони, полюбуйтесь! – протянул он гостю лист бумаги.

«…и таким образом, прошу Вас обеспечить задержание вышеуказанной персоны, дабы она, оставаясь на свободе, не смогла и далее причинять неисчислимые страдания безвинным людям… Смею выразить свою надежду на то, что королевское правосудие не оставит без внимания столь вопиющие факты…»

– Э-э-э… я что-то не понимаю, милорд? – Доктор Арендт растерянно посмотрел на хозяина кабинета. – Это написано про мисс Марию? Но… откуда взялись такие… даже и не знаю, как сказать…

– Увы, мой друг! Все так – испанцы имеют в виду именно ее!

– Не понимаю…

– И требуют выдачи! Для предания суду!

– Но, милорд! Эти обезумевшие святоши совершенно выжили из ума! Своими руками она делала то, что не под силу были совершить их бормотания!

– Возможно, что и так. Не буду с вами спорить. Но поймите и меня! В настоящий момент – перед вами должностное лицо! Облеченное некоторыми правами и – увы, значительно большими обязанностями! В силу этого я не могу проигнорировать данное послание, тем более, что оно поступило оттуда! – палец лорда указал на потолок. – С предписанием всемерно способствовать испанцам. У нас с ними мир, и никто не хочет давать лишних поводов для недовольства…

Доктор поник.

– Неужели… ничего нельзя сделать? Мы только обустроились на новом месте…

– Я же сказал вам, сэр Энтони, что не люблю быть должником?

– Да, конечно… мы вам весьма благодарны, милорд…

– Не торопитесь благодарить! – Лорд поднял вверх указательный палец. – Я не в силах отменить данное предписание и не могу его игнорировать. Это так! Но! Может ведь быть такое, что это грозное требование невозможно будет исполнить? По самой уважительной причине – вас просто не найдут!

– Опять бежать?

– Ехать, сэр Энтони! Ехать!

– Куда же…

– В Россию!

– Куда?! – Доктор аж привстал со своего кресла. – Это… туда, где больших медведей запрягают в коляски?

– В сани, сэр Энтони!

– Господи, милорд, а это что такое?

– Ну… что-то вроде волокуш… Но не волнуйтесь, там, куда вы поедете, их нет. Это относительно цивилизованное место. В том плане, разумеется, насколько это вообще возможно в России.

Арендт заинтересованно уставился на лорда.

– Я предлагаю вам место младшего врача при посольстве Его Величества в Петербурге! На подобной должности вы и ваша мисс Мария будете совершенно недоступны испанцам! Даже встреченный вами посол Испании – и тот только вежливо раскланяется в ответ!

– Вы плохо их знаете…

– А вы не знаете, что такое – нападение на дипломата или сотрудника посольства! Войны начинались и из-за менее серьезных причин…

– Право слово, милорд… – разводит руками врач. – Мне как-то даже неловко…

– Перестаньте, сэр Энтони! Мы никогда, я подчеркиваю – никогда и ничего не забываем! Как услуг, оказанных короне, так и… хм… иных поступков. Вы и ваша мисс Мария получаете ШАНС! Такой, который немногим в этой жизни выпадает! Ведь, насколько я в курсе, и здесь на вас смотрят искоса некоторые ваши коллеги-медики? Не скрою, в данной ситуации за вас, а точнее, за мисс Марию, замолвил слово и граф Кемден! А это, – поднял вверх палец хозяин кабинета, – весьма весомая рекомендация! Хоум Офис не может не учитывать мнения таких персон!

– Я чрезвычайно признателен графу! – взволнованно проговорил Арендт. – Мог ли я надеяться… ведь мы всего-навсего скромные медики…

– Но по возвращении из официальной поездки в качестве посольского врача перед вами может открыться множество перспектив, сэр Энтони! Некоторым образом это будет признание ваших заслуг перед короной. Не очень явное, не спорю, но умный человек поймет все правильно. Полагаю, что тогда никаких затруднений с получением практики у вас уже не возникнет…

– Безусловно, милорд! Мы с благодарностью принимаем ваше предложение!

– Как скоро вы можете отбыть в Россию?

– Э-э-э… ну, скажем… месяц?

– Две недели! Этого вам будет достаточно, чтобы достойным образом завершить свои дела в Лондоне?

– Мы… да, милорд, я уложусь в эти сроки.

– Я полагаю, сэр Энтони, вам не следует специально напоминать о том, что все указания чиновников посольства обязательны для исполнения? Особенно – некоторых, пусть и не вполне официальных лиц?

– Да, милорд! Я все понял. Полагаю, что на месте мне будут даны соответствующие разъяснения?

– И инструкции. – Лорд встал, давая понять, что разговор окончен. – Мне было приятно встретить в вашем лице столь разумного джентльмена!

– Благодарю вас, милорд! – учтиво поклонился доктор. – Я всегда буду помнить о вашем внимании к простому медику!

Радиограмма.

«Получено предложение (в духе дона Корлеоне) выехать в Питер. Официальная должность – младший врач при посольстве. На самом деле – внедрение в придворные круги в качестве агента».

Артем.

Радиограмма.

«Соглашайтесь – это укладывается в наши планы. Контакты дадим, постараемся залегендировать ваше появление в нужном свете. Основная задача – сохранить Павла и нейтрализовать островную агентуру. Сами разберетесь – в средствах вас не ограничиваю. Денег подбросим. Сообщите потребность в снаряжении».

Сергеич.

Осень 1795 года. Форт ВВВ.

Из дневника Сергея Акимова

– Проходите, господин барон, присаживайтесь поудобнее. Вам вина или чего-то покрепче? – Сергеич гостеприимно указывает нашему посетителю на кресло поближе к окну. Так уж получается, для таких вот визитеров у нас места самые почетные, на видном месте, а мы остаемся слегка в тени. Шуточки кровавой гэбни, скажете? Ну вот еще, ерунда какая. Лампы по двести свечей в глаза не направляем (да и в подвалах НКВД такие откуда взялись бы в тридцатые-сороковые, забываются пасквилянты разные, вешают лапшу на уши доверчивым читателям). С иголками и паяльниками тоже не балуем, если уж надо будет кого вразумить, то есть совсем другие средства, не менее эффективные. А в эти патриархальные, по-своему, конечно, времена, так и вообще доводящие клиентов до изумления и словесных извержений. Так, снова я увлекся, к нам же такой человек зашел. И явно не просто так, пропустить рюмку-другую в приятной компании.

– Благодарю вас, Александр Сергеевич. Вам тоже здравствовать, Сергей Викторович.

– И я тоже вас приветствую, Карл Генрихович.

По всему видно, что барон заглянул с вполне понятной целью – уведомить нас о своем скором отъезде в родные пенаты. Да и то сказать, на Мартинику он прибыл хоть и в рамках задания от начальства своего, так ведь дальше пошла откровенная импровизация. Хотя и была у Рюгена уважительная причина отклонить наше приглашение посетить Форт, посмотреть на наше житье-бытье своими глазами. Мол, пора отчет давать, да и поиздержался в дороге дипломат изрядно. Такие концы наматывать пришлось, что ни одна казна предусмотреть не могла. Правда, финансовый вопрос генерал тогда, после боя, решил одним росчерком пера. Мол, принимающая сторона желает всемерно оказать помощь в установлении добрых отношений с такой великой державой, как Российская Империя. В силу чего, до установления нормальных дипломатических связей, берет на себя все расходы по достойному устройству представителя оной державы. На все время его пребывания в наших пределах, кое ограничено только желанием означенной особы. Такие словесные выкрутасы нам давно уже надоели хуже горькой редьки. Но приходится соответствовать, поддерживать имидж, чтоб его через клюз и вперехлест…

С одной стороны, такой документ вроде оправдывал сколь угодно долгое присутствие барона в наших землях. Но тогда новости, которые он узнал, могут сильно устареть. Пусть все местные события и развивались весьма неспешно, по сравнению с нашим родным временем, да не до бесконечности же пребывать в роли гостя званого, в статусе все же не совсем понятном. Тем более, что весенние события, с официальным признанием самостоятельности Директории Испанией, требовали теперь от такого искушенного в дипломатических тонкостях чиновника, как любезный наш Карл Генрихович, получения новых инструкций. А если нам повезет, то и нового поручения, теперь уже в качестве посла. Поэтому начало разговора ни для одной из сторон не было чем-то неожиданным. Отговаривать Рюгена никто не собирался. Единственным вопросом, который вызвал довольно бурное обсуждение, было наше предложение предоставить барону охрану на весь предстоящий до Санкт-Петербурга дальний путь.

Сначала дипломат отнекивался, отлично понимая, что такой конвой наверняка будет не только охранять его персону. Наша осведомленность о делах европейских, особенно в Англии, с самого начала произвела на него сильнейшее впечатление. Особенно скорость, с которой мы узнавали о событиях за океаном. То есть подразумевалось, что у нас есть свои агенты во многих местах. И кто-то из телохранителей обязательно окажется или связным, или вообще новым резидентом в той же России. А почему бы и нет?

Отпираться мы не стали. Пусть думает, что уж одну нашу резидентуру его ведомство будет держать «под колпаком». Более того, я открытым текстом даже попросил Карла Генриховича ввести старшего группы сопровождения и его заместителя в курс повседневной жизни такого загадочного города, как Петербург. Ведь по легенде, наши предки покинули Россию до его закладки и строительства. Тем более что мы и в самом деле нынешний Питер совершенно не знали, так что говорили чистую правду. Про Артема с Мариной, только-только начавших осваиваться там, Рюгену не сообщили, зачем расстраивать приятного человека?

После согласования наших позиций по этому нюансу дальнейший разговор получился конструктивным и совершенно без разногласий. Определились со сроками отбытия, снабдили барона рекомендательным письмом к капитану порта Веракрус, с указанием выделить в его распоряжение один из принадлежащих нам «быстрых» фрегатов, передислоцирующихся на эту базу. Расстались мы довольные друг другом.

И немедленно вызвали капитана Мору. Настало время ему показать, насколько хорошо он усвоил уроки в школе имени полковника фон Штирлица.

Радиограмма.

В ваш адрес отправлена группа усиления. Прибудет в СПб с легендой купцов из США. Для организации представительства по закупке товаров, дефицитных в Штатах из-за ограничений, наложенных Англией на торговлю со своей бывшей колонией. Кроме штатного оружия имеют с собой багаж для вас. Список прилагается:

карабин укороченный с интегрированным глушителем, складным прикладом и оптикой (по 10 магазинов) – 2 шт.;

карабин стандартный (по 10 магазинов) – 2 шт.;

ПП М501 (2 больших и 4 малых диска) – 1 шт.;

пистолет «Товарищ Маузер» – 2 шт. (в комплекте по 2 ствола, стандартный и с интегрированным глушителем под УС, по 10 магазинов);

патронов 10х35УС – 1500 шт.;

патронов стандартных 10x35RK – 2000 шт.

Вопрос легализации группы согласован с бароном Рюгеном, Карлом Генриховичем. О вашем присутствии в столице он не осведомлен. Его установочные данные, новые инструкции по дальнейшей работе вам доставит старший группы, капитан Мору.

Сергеич.

Глава 2 Дела придворные

Компетентные люди до сих пор не могут прийти к согласию: в какой среде существовало больше интриг, заговоров, подсиживаний и подлостей – среди политиков, в богемной тусовке или в писательском сообществе.

Житейская мудрость

Поздняя осень 1795 года.

Российская империя, Санкт-Петербург

1

Запыленная карета остановилась около особняка, занимаемого посольством Великобритании. Скрипнула дверца, и, отряхивая свой камзол, на землю ступил высокий мужчина. Осмотревшись по сторонам, он подошел к дверям и решительно постучал.

– Господин? – Возникший на пороге лакей внимательно оглядел неожиданного визитера.

– Доктор Энтони Арендт. У меня рекомендательное письмо к послу Его Величества!

– Прошу вас проследовать за мной, сэр! – учтиво поклонился лакей, провожая гостя на второй этаж. – Его светлость вас примет…

Ожидание было недолгим, и вскоре перед визитером распахнулись двери кабинета.

– Мое почтение, милорд! – поклонился хозяину кабинета вошедший.

– Присаживайтесь, сэр Энтони, – указал ему на кресло посол. – Я уже получил эстафету из Лондона и, признаюсь, ожидал вас раньше.

– Тысяча извинений, милорд! – прижал руки к груди гость. – Увы, но я не распоряжаюсь морскими ветрами…

– Понимаю… Однако же дела наши не терпят отлагательства… и я вынужден вас разочаровать!

– Милорд?

– Увы, сэр Энтони, но ваше место при посольстве уже занято… Мы не могли ожидать так долго и поэтому ожидавший вашего приезда доктор Виллоуби согласился исполнять свои обязанности еще в течение года.

– Но как же так, милорд? Я прибыл сюда с совершенно конкретным поручением от лорда…

– Я знаю. Поэтому и принял вас вместо того, чтобы предложить отправиться восвояси. Мы здесь достаточно хорошо понимаем важность этой миссии, но, увы, ваш приезд слишком запоздал. Тем не менее я, хотя и не могу включить вас в состав служащих посольства, приложу все усилия для того, чтобы вы могли освоиться в этом городе.

– Но, простите меня, милорд, что же я буду здесь делать? – Визитер взволнованно привстал с места. – Мы прибыли сюда, рассчитывая получить здесь кров и работу, которую в состоянии выполнить. А вы предлагаете нам…

– Я вам ничего не предлагаю, сэр Энтони. К сожалению, штат посольства не настолько велик, чтобы для его обслуживания требовалось сразу три врача. Однако за время своей работы здесь ваш предшественник получил некоторую известность в кругах придворной знати самого российского императора. По ряду причин, которые мы сумеем должным образом изобразить, его дальнейшая работа в качестве частного практикующего врача станет в дальнейшем невозможной. Со своей стороны, он приложит все свои усилия для того, чтобы некоторая часть его постоянных клиентов воспользовалась бы вашими услугами. Таким образом, вы получите постоянную, пусть и не слишком обширную, практику. Все прочее зависит уже исключительно от ваших талантов. Я достаточно ясно излагаю?

– Да, милорд. Это снимает громадную тяжесть с моих плеч. Но… Я ведь должен был делать и… еще что-то?

– Возможно, в процессе вашего общения с будущими пациентами кто-то из них изъявит желание передать что-либо кому-нибудь из служащих нашего посольства. Не исключено также, что означенный служащий, в свою очередь, может сделать этому господину ответный презент. Я полагаю, что вы не откажетесь взять на себя любезность оказать подобные услуги указанным лицам?

– Разумеется, милорд. Врач обязан уважать просьбы своих пациентов.

– Ну, что ж, сэр Энтони, – посол встал и указал рукой на дверь кабинета, – я рад, что в вашем лице встретил понимающего человека. Мой секретарь поможет вам снять жилье и выдаст некоторую сумму денег на первоначальное обустройство. В дальнейшем вы будете получать небольшие суммы из посольской казны. Их будет доставлять специальный курьер. Не следует слишком часто появляться здесь. Поскольку вы подданный Его Величества и, следовательно, подобный визит в посольство вполне логичен и объясним, я все же предпочел бы избежать ненужных обсуждений этого факта.

Раскланивающийся врач исчез за дверями кабинета, и его хозяин грузно опустился в кресло.

– Хопкинс! – не поворачивая головы, произнес он. – Вы все слышали?

За спиною посла приотворилась небольшая, искусно скрытая обивкой стены дверь. На пороге появился немолодой человек совершенно незапоминающейся наружности.

– Да, милорд!

– Вот и славно… Там, на столе, – махнул рукой в сторону посол, – документы, которые привез Арендт. Он, как человек порядочный, в них, естественно, не заглядывал, а напрасно! Узнал бы кое-что интересное… В них есть и требование испанцев выдать им, для предания суду церкви, спутницу этого доктора. Она испанка и ее настоящее имя – Мария эль Бор. Что уж она не поделила с попами – бог весть! Но постарайтесь, чтобы это требование как можно скорее попало бы в руки здешних боу-стрит-раннеров… как их тут?

– Будочников, милорд? Или – квартальных?

– Да какая, к чертям, разница? Есть же здесь кто-то, командующий такими вот людьми? Вот его и озадачьте…

Выдержка из донесения посла Его Величества.

…Как и было оговорено ранее, вновь прибывшего доктора определили на частную квартиру, снятую через подставных лиц на его имя. Он был крайне расстроен и опечален сложившейся ситуацией и постарается проявить все возможное рвение, дабы вожделенная должность, в конце концов, от него не ускользнула бы. Пусть старается, тем более преданного исполнителя мы получим, таким образом, в его лице.

Местные власти уже уведомлены о том, что спутница и помощник доктора Арендта – испанка Мария эль Бор разыскивается властями Испании для предания суду. Так что, в случае провала мероприятия и обнаружения факта тайной переписки наших русских друзей с посольством, имеется возможность (хотя бы и частично) отвести от себя подозрения, представив инициативу доктора исходящей со стороны Испании. Доктор и его спутница вполне могли пойти на такой шаг, чтобы заслужить прощение от испанских властей. Я, со своей стороны, предприму для этого ряд шагов, постаравшись представить данную ситуацию именно в таком ракурсе. Ибо никаких имен официальных лиц в переписке не упоминается, и определить, кому именно предназначены письма, – весьма затруднительно. Доктору же предписано не посещать посольства. Вся доставленная им корреспонденция будет передана нам через специального курьера. Это проверенный человек, и он знает, как должно ему поступить в критической ситуации. В случае же необходимости все можно будет списать на русских разбойников. Они чрезвычайно многочисленны и изобретательны. Случаи их нападения на лиц самого разного рода занятий весьма часты и ни у кого не вызовут удивления. Здесь могут убить за шиллинг! Еще одна (или две) жертвы будут вполне естественны…

2

Весна 1796 года.

Российская империя, Санкт-Петербург

– Чаю мне принеси. – Вошедший в комнату князь Куракин грузно опустился в кресло. – Чего встал?

Замерший в дверях лакей, подхватив плащ и шляпу, небрежно брошенные князем, стремглав выскочил из комнаты. Его сиятельство сегодня явно был не в духе, и раздражать хозяина еще больше не хотелось. Проводив глазами удаляющегося лакея, князь встал и подошел к окну. Вечерело. Соседние дома уже плохо различались. На душе было какое-то тягостное ощущение. Князя не оставляло чувство, что он, многоопытный царедворец, чего-то проглядел. Понятно было, что надвигаются важные события. Императрица плоха, со дня на день может произойти непоправимое. И тогда на престол вступит ее наследник… Ни для кого не было секретом, что в этом случае Петербург ожидают очень существенные перемены. И очень многим они придутся явно не по вкусу. Каковы шансы уцелеть самому? То, что они есть, очевидно. Но достаточны ли для того, чтобы не потерять своего положения?

Услышав позади шаги, князь взмахнул рукой в сторону стола.

– Сюда поставь. И ступай.

Звякнул поднос, прошелестели шаги уходящего слуги. Князь остался стоять на прежнем месте. Пить уже расхотелось. Он бездумно продолжал стоять у окна, разглядывая одиноких прохожих, изредка мелькавших в падающих из окон отблесках света. Как, должно быть, им проще – обычным людям: ничто не заполняет их мыслей настолько… Временами хотелось поменяться местами с любым из таких прохожих.

Тихий шорох за спиной. Лакей?

– Чего тебе?

– Ваше сиятельство…

Князь резко обернулся. Чуть сбоку от двери обозначилась неясная фигура. Кто это? Рука сама потянулась к сонетке звонка.

– На вашем месте я бы этого не делал, Алексей Борисович, – прошелестел голос незнакомца. – Вы можете упустить свой единственный шанс.

– О чем вы? И кто вообще такой?

– Навряд ли мое имя скажет вам что-нибудь. Гораздо интереснее то, что я могу вам поведать.

– Вы тайком, как вор, пробрались в мой дом. Если бы у вас имелось что-то действительно серьезное, кто мешал вам прийти открыто?

– Для этого есть одна очень веская причина: хочу жить. И желательно подольше.

– Ну, хорошо. Будем считать, что вы меня достаточно заинтриговали. – Князь опустился в кресло. – Слушаю вас.

– Существует заговор…

– Подумаешь, невидаль! – фыркнул Куракин. – Да таких комплотов ежедневно составляются десятки и так же ежедневно они распадаются.

– Не торопитесь, ваше сиятельство.

Гость неуловимым движением переместился в сторону и теперь находился между князем и окном. Горевшие у камина свечи освещали его чуть сбоку и сзади, не давая возможности хозяину дома рассмотреть лицо.

– Вы пытаетесь меня разглядеть, Алексей Борисович. Напрасно. Мы не знакомы, и вы не сможете опознать меня, встретив случайно в толпе.

Князь фыркнул.

– Не придавайте слишком уж большое значение своей персоне, любезнейший!

– Я далек от этой мысли, ваше сиятельство. Однако к делу. Известно ли вам, что посольство Его Величества английского короля поддерживает тесные неформальные отношения с рядом высокопоставленных вельмож?

– Даже если и так, что в этом такого?

– Эти отношения подчинены одной общей цели: не допустить восхождения на престол наследника. Абсолютно любой ценой, ваше сиятельство.

– Чушь! – Куракин энергично отмахнулся рукой. – Такие намерения невозможно долго скрывать в секрете.

– Совершенно верно. Именно поэтому я о них и узнал.

– И каким же образом? – скептически скривил губу хозяин дома.

– Если я скажу вам, что имею возможность читать их переписку? Надеюсь мне не нужно объяснять, какие преимущества последуют из того, что вы один будете владеть этой тайной?

Князь заинтересованно приподнял бровь.

– И вы можете это доказать?

– Полюбуйтесь, – на стол легла нетолстая тетрадь. – Я могу и обождать…

Спустя десяток минут Куракин оторвался от чтения.

– Но… тут не указано имен…

– Чиновников посольства, хотите вы сказать?

– Да.

– Ну, дураками-то вы их не считаете, надеюсь?

– До сих пор они таковой возможности мне не представили…

– И в этот раз не спешат, – гость неторопливо убрал за отворот камзола тетрадь. – Оставить ее не могу, поймите меня правильно. Стоит лишь одной строке из этих копий стать достоянием некоторых ваших знакомых… и жизни многих других людей окажутся под угрозой.

При этом движении визитер наклонился над столом, и князь увидел локон темных волос, выскользнувший из-под шляпы незнакомца.

– Но почему вы это делаете? – Куракин повернулся в сторону темной фигуры. – Что движет именно вами? Жажда денег – ведь такое участие в подобном деле может быть неплохо вознаграждено? Месть? Или обида?

– У меня есть приказ…

– Чей же?

– Вряд ли вам что-то скажет это имя.

– И все-таки?

– Этот человек известен как «Ночной гость»…

День следующий

Уж в чем, а в нерешительности князя Куракина упрекнуть не мог никто! Позабыв про свою хандру и плохое настроение, он уже наутро развернул самую кипучую деятельность. И даже первые ее результаты привели князя в полное недоумение, смешанное с досадой на собственную невнимательность. Ведь все лежало почти на поверхности! Другое дело, что никто и никогда не придавал особенного внимания праздным разговорам между представителями высшего света. Да мало ли их было?! Кто только не перемывал косточки сильным мира сего, обсуждая возможные перспективы смены монарха? И, разумеется, свои собственные возможности занять более подобающее место рядом с ним. Все так и в этом не было ничего особенного. Но вот предположить то, что эти разговоры могут стать чем-то большим… Поразмыслив, Куракин привлек к делу своего доверенного человека – Павла Неверовского. Незнатный дворянин уже более десяти лет был его правой рукой, преданно исполняя все, даже самые щекотливые поручения князя. В его личной преданности Куракин нисколько не сомневался – иных покровителей у молодого человека не имелось и все надежды на возвышение тот связывал исключительно со своим начальником. Он тенью следовал за князем повсюду, какие бы должности тот ни занимал.

Озадачив Неверовского выяснением некоторых вопросов, Куракин со всей возможной энергией принялся за собственное расследование.

Спустя несколько дней Павел попросился на прием.

– Ну что? – встретил его вопросом князь. – Разузнал чего интересного?

– И даже более чем, ваше сиятельство!

– Ну так не тяни! Докладывай, а то времени у меня и так немного…

– Персона сия, «Ночным гостем» именуемая, вельми известной оказалась.

– Пошто ж я о нем ничего не слыхивал?

– То и неудивительно, ваше сиятельство! Ибо ведом человек сей отнюдь не в наших палестинах, а весьма от них далеко. А если точнее – в Испании. Где обретается в звании генеральском. Дворянин и кавалер, немало при дворе короля известный.

– Эк! Где мы и где та Испания?! Какой ему к нашим делам-то интерес? И чем же знаменит деятель сей?

– А не один он там, Алексей Борисович. Много их, офицеров да дворян, что рядом с ним находятся. В их числе есть и персоны знатнейшие, например – маркиз де Брега. Личность сия многими в королевстве том уважаемая. А уж по знатности рода – иные гранды и рядом не присядут! Служит маркиз при генерале том штабным офицером. Что же до других его соратников, то преимущественно это люди военные да корабельные строители. Ценят же «Ночного гостя» за то, что войска, им возглавляемые, пожалуй что самые сильные да обученные части во всем королевстве. Совсем недавно нанесли они флоту английскому при Мартинике поражение тяжелейшее. Экспедиционный корпус, который на остров сей высадился, разбили наголову и уцелевших пленили. А сам флот, который к берегу подошел, дабы бомбардировкой фортов войскам своим поспособствовать, обычные лодки канонирские окружили и принудили флаги спустить. Позора подобного армия английская и флот доселе не видывали. Скандал в Англии вышел первостатейнейший, многие люди важные постов своих в одночасье лишились.

– А что же король испанский?

– Вельми обрадован был случаем этим. Грешным делом сомневался он в успехе миссии генеральской. Оттого и был послан им представитель к флоту английскому, дабы выторговать условия капитуляции менее тяжкие, чем могли бы последовать. Однако же опоздал тот и прибыл аккурат к завершению сражения. Одних только офицеров пленных – более шестидесяти человек ко двору короля испанского назад с собой привез. Неожиданной та победа вышла. И не всем при дворе короля она понравилась. Ибо вырос генерал этот из полковников очень уж быстро. Иных покровителей, кроме маркиза Годоя, при дворе у него нет.

– Ну, положим, один этот маркиз многих других стоит. Так что тут генерал спокойно спать может. А откуда у тебя, любезный, сведения столь точные? Нету ли здесь ошибки какой или преувеличения?

– Сведения самые точные, ваше сиятельство. Ибо неотлучно при генерале этом находился наш человек, специально для этой цели назначенный.

– И кто таков?

– Барон Рюген, ваша светлость. Направлен был по личному повелению самого Безбородько.

– Ах, вот оно, значит, как… Непрост, стало быть, этот господин, раз уж такие люди за ним приглядывают. А чем вызван интерес такой к обычному генералу?

– Он сам и люди его ближние – все выходцы из России. Покинули страну как бы еще и не при Алексее Михайловиче. Во всяком случае, известно то, что предки их высланы были в Сибирь сразу после стрелецкого бунта.

– Так это уже при Петре было, милейший, – махнул рукой князь. – Вот, стало быть, откуда хвостик-то вырос… Быть того не может, чтобы, покинув страну, пусть и в спешке великой, не оставили они тут близких да родных. Али еще людей каких верных. Это они таким образом дорожку назад себе проложить пытаются.

Князь встал и в волнении зашагал по кабинету, сцепив руки за спиной.

– Хм… а тут ведь преизряднейшая комбинация выйти может. Уж навряд ли люди ихние положение серьезное при дворе нашем занимают. Иначе зачем бы им такие сложности? А здесь профит серьезный выйти может. Ежели они новому императору поспособствуют, сие серьезные милости повлечь может за собою. Опять же, головой своей они не рискуют: поди, достань их там, в Испании. Павлуша, а нет ли у нас ныне в городе каких-либо вельмож испанских? Или иных каких людей, недавно появившихся из королевства тамошнего?

– Есть, ваша светлость. Только не вельможа это никакой. Прибыл недавно из Англии доктор известный, Энтони Арендт именуемый. Так при нем обретается девица, родом испанка. Зовут ее Мария эль Бор. Так вот девицу оную разыскивает церковь испанская, о чем уведомили недавно полицмейстера.

– А каким таким образом уведомили его, Павлуша? Официальное послание то было али еще как?

– Про то не ведаю, ваша светлость. Не удалось мне сыскать.

– Так-так-так… А ведь похоже, что и англичане кое-что про то прознали. Только странно это как-то выходит. Доктор – англичанин, а девица при нем – испанка. Что-то тут неправильное есть. Чем занимается девица означенная? Дома сидит да вышивает?

– Нет, ваша светлость. По словам людей знающих, она да доктор этот вместе лечением занимаются. Отвары она всякие делает да кости правит.

– Девица?! Кости правит?! Павлуша, ты белены не объелся случаем?

– Как можно, Алексей Борисович? Нешто я дерзнул бы слухи непроверенные вашей светлости докладывать? Доподлинно то проверено. Я и с людьми, что в руки к ней попадались, поговорил.

– Да? И что ж поведали тебе они?

– Зело сильные руки у девицы той. Ажно кости хрустят. Болюче, и даже сверх того. Ан никто на то не жаловался. Многие облегчение опосля того испытывали. Особливо у кого раны старые да запущенные.

– Раны старые? Поди, и офицеры к доктору сему наведываются?

– Как бы не поболее прочих, ваша светлость.

– И, стало быть, доктор этот среди офицеров наших принят…

– Истинно так, Алексей Борисович. Приняли как своего, тем более что языком нашим доктор сей весьма неплохо владеет. Даже и говорит почти как коренной русак.

– Англичанин-то? Вот что, Павлуша, друг ты мой любезный, проследи-ка ты за этим доктором. Чует сердце мое, не просто так он среди офицеров знакомства ищет…

Однако же напряженные поиски так ни к какому результату не привели. Ничем особенным не увенчалось и выяснение, каким образом информация о розыске Марии эль Бор попала в распоряжение полицмейстера. Эта бумага непостижимым образом возникла прямо в его канцелярии и была немедленно принята к исполнению. Хотя и без особого рвения. Такими темпами ее могли искать хоть до второго пришествия, разве что она лично явилась бы к полицмейстеру. Доктор же никаких подозрений своим поведением тоже не вызывал. Изредка выезжал к особо важным пациентам, прочих же принимал на дому. Девица вообще на улице не появлялась. Проведя в бесплодных наблюдениях несколько дней, Неверовский распорядился отозвать людей. Против его ожидания, Куракин воспринял эту новость чрезвычайно спокойно.

– Знать, что-то мы с тобою, Павлуша, не додумали… Не беспокой пока доктора сего…

Глава 3 О пользе спокойствия

И сказала тогда золотая рыбка: «А шел бы ты лесом, старик…»

Из школьных сочинений жертв ЕГЭ

1

Выдержка из частного письма.

«…А дальнейшие новости сообщит вам молодой баронет Нольде. Он проездом будет у вас в самое ближайшее время. Окажите ему достойный прием – его отец весьма хорошо принят при дворе, и баронет может многое вам поведать…»

Одетый по последней лондонской моде молодой человек, со скучающим видом оглядев окрестности, направился к парадной двери английского посольства. Выскочивший навстречу лакей, склонившись в почтительном поклоне, принял от него трость и шляпу и поспешил проводить гостя непосредственно в личные покои посла. После продолжительной и обстоятельной беседы гость прошествовал в кабинет неприметного посольского чиновника. А вот тут уже состоялся очень предметный разговор…

– Чрезвычайно польщен вашим визитом, сэр Генри! – встал из-за своего стола хозяин кабинета, немолодой мужчина совершенно невыдающегося облика.

– И я рад вас видеть, сэр Оливер! Непривычно наблюдать вас в таком скромном обиталище!

– Чего только не сделаешь во славу короля! – развел руками сэр Оливер Логайр. За неприметной внешностью посольского чиновника скрывался могучий аналитический ум одного из самых удачливых специалистов по организации всевозможных комбинаций. Которые всегда служили одной цели – упрочению влияния Англии. Он уже год сидел безвылазно в стенах посольства, терпеливо организуя сложнейшую паутину заговора. – Однако же я удивлен вашим сопровождением, милейший баронет! Камердинер и слуга – совершенно недостаточно! Здешние дороги весьма негостеприимны к обеспеченным людям…

– Это опытные люди, они служат мне уже не первый год.

– В Англии, сэр Генри! Ну, ничего, мы и об этом позаботимся…

– Я привез послу новые инструкции, там есть кое-что интересное и для вас, – гость с удобством расположился в кресле. – А что нового можете поведать мне вы?

– Дело, в принципе, организовано. Не скрою, выстроить нужную комбинацию оказалось весьма и весьма непросто! Русские, сэр Генри, – это абсолютно неуправляемые люди! Порою никакие разумные доводы не способны поколебать их упорства! И вдруг – малейший намек на то, что кто-то уже успел их в этом опередить… – хозяин кабинета всплеснул руками. – Видели бы вы тогда их натиск! Ей-богу, взбесившуюся лошадь остановить проще!

– Иными словами…

– Мною подготовлен мятеж и выступление некоторых полков. Собственно говоря, мы озаботились только соответствующей обработкой офицеров и командиров. Среди них есть множество недовольных и еще больше тех, чьи финансовые дела находятся в плачевном положении. А что делать – Петербург город дорогой!

– Да уж… судя по вашим тратам на этих щеголей…

– Игра стоит свеч, сэр Генри!

– И… когда же состоится… э-э-э… само мероприятие?

– Как только старая императрица отдаст богу душу. Воспрепятствовать воцарению наследника сейчас мы пока не можем, наши позиции не столь сильны. Но, насколько нам известно, Павел не любит Зимнего дворца. И жить в нем не станет. А вот окружить верными нам…

– Вам?

– Заговорщикам.

– Ага!

– Ну, да. Так вот, окружив войсками Гатчину, мы принудим Павла подписать отречение в пользу Александра. Эта персона нас устраивает гораздо больше. И это будет выглядеть весьма логично – как известно, Павел не очень популярен в среде высшего дворянства. Я приготовил вам меморандум, передайте его… сами знаете кому. Там подробно изложены все мои соображения на этот счет.

2

Важный гость не задержался в посольстве надолго. Прогулявшись по городу и осмотрев его достопримечательности, он уже через несколько дней засобирался в дальнейший путь. Интересы короны на материке не ограничивались наведением должного порядка только в дикой русской империи. Для большей его безопасности посол отрядил в сопровождение двух дюжих грумов. Вместе с камердинером и слугой баронета они могли дать отпор неслабой шайке разбойников. Впрочем, ничего не указывало на то, что путешественника могут ожидать хоть какие-то неприятности. Казалось, даже погода ему благоприятствовала. С утра развиднелось, и неяркое солнце слегка взбодрило настроение.

Отъехав от Петербурга несколько верст, карета баронета завернула на постоялый двор – близилось время обеда. А это место всегда славилось своей кухней, о чем сэру Генри не преминули уже сообщить.

Обед важному путешественнику был подан в отдельный номер, куда он проследовал сразу же, как только вошел в здание. А перед дверями номера расположился его слуга в компании с дюжим молодчиком, рослым, как йоменский стражник. Обветренное лицо выдавало в нем грума, а жесткий взгляд – бывалого человека, попадавшего в переделки опаснее охоты на лисиц. Глядя на него, с трудом верилось в то, что он всю жизнь был слугой – уж слишком заметна была привычка носить другую одежду. Ему скорее подошел бы солдатский мундир, нежели ливрея лакея.

Его коллега вместе с кучером остались у кареты. Присев на бревнышко, они с удовольствием прихлебывали пиво, которое им принесли с кухни.

– Смотри, Джонни, вот та молоденькая девчушка – она на тебя смотрит!

– Так и неудивительно! Не на местных же олухов ей пялиться! Такие, как мы, нечасто сюда заворачивают.

– Я бы сказал наоборот – достаточно часто для того, чтобы она не глядела на деревенских парней. Ну, что такого интересного может она увидеть в своем селении? А тут – настоящие мужчины!

– Разбираешься уже, поди, в здешних девчонках-то?

– А ты думал! Они здесь бывают очень даже ничего! Жаль, что ты не успел их распробовать, слишком уж быстро твой хозяин засобирался в дорогу! Хотя… эта девчушка, вроде бы, не против…

– Тощенькая какая-то… и маленькая.

– А тебе нужна великанша? Ну, извини… – посольский грум развел руками. – Тогда, если ты не хочешь, я окажу ей свое внимание…

Отставив в сторонку недопитое пиво, он приподнялся и, приосанившись, двинулся к сараю, из дверей которого выглянула девушка. Раздосадованный кучер только сплюнул на землю от огорчения. Ну, не везет же!

Подмигнув своему собеседнику, здоровяк потянул на себя створку ворот и шагнул внутрь. Тихо… надо полагать, его визит не вызвал никакого противодействия. Ну, вот, так всегда… одним плюшки, а другим – шишки!

Но не успел огорченный кучер допить свое пиво, как из приоткрывшейся двери выглянула та же самая девушка. На этот раз она сделала совершенно недвусмысленный жест рукой – иди сюда! Однако! Приходилось слышать подобные вещи про итальянок, но чтобы вот тут, в России? Тут уж надо быть совершенным лопухом, чтобы зевнуть такую возможность!

После яркого солнечного освещения полумрак сарая заставил кучера напрячь свое зрение, чтобы что-то разглядеть. Где же Гарри? Вот он, разлегся на сене слева от входа. А девчонка куда делась?

Еле слышный шорох за спиной – и невыносимая боль вдруг пронзила незадачливого ловеласа! Холодный клинок кольнул его куда-то чуть выше поясницы, а неожиданно сильная рука сдавила горло, не давая возможности позвать на помощь…

3

Разрекламированная кухня оказалась действительно выше всяких похвал. Довольный гость уплетал за обе щеки, про себя удивляясь тому, как в такой глуши ухитряются готовить еду подобного качества. Отдав должное обеду, сэр Генри движением руки приказал очистить стол. Вздремнуть, что ли? Снова залезать в тряскую карету не хотелось, сытная еда располагала к отдыху. Ослабив ворот камзола, гость откинулся назад, опершись спиной на стену. Прикрыл глаза. Вполне можно было и вздремнуть немного. Миссия, в общем, выполнена, нужные сведения получены, инструкции доставлены. Впереди только унылый путь по ужасным русским дорогам, что само по себе сродни подвигу. За такие вещи надо вознаграждать особо!

Чуть слышный звук заставил гостя недовольно приоткрыть глаза. Ну, что там еще такого? Верный Джереми хорошо знает привычки своего хозяина и не станет беспокоить его сразу после обеда. Значит, это приперся кто-то из местных. Неужели им непонятно, что вваливаться с визитом к отдыхающему джентльмену – это моветон?

Это действительно оказался какой-то местный визитер. Высокий, неплохо одетый мужчина бесцеремонно расположился напротив сэра Генри.

– Кто вы такой, любезнейший? И какого черта делаете в моей комнате?

– Это все ваши вопросы? Не стесняйтесь, спрашивайте.

– Я сейчас кликну грума, и вас вышвырнут вон! Что вы себе позволяете?

– То, что считаю нужным. А лакеев можете не трудиться звать: они достаточно далеко для того, чтобы услышать ваши крики. Полагаю, что они сейчас дают отчет в своих действиях непосредственно святому Петру. Хотя, возможно, их опрашивает и иное важное лицо. Например, сам сатана или кто-то из его приспешников.

– Вы их что – убили?

– Не я. Но в целом вы правы.

– Что вам угодно?

– Меня интересует отчет о ваших действиях в Петербурге. Содержание инструкций, которые вы передали послу, и сведения, которые он вам сообщил. Чтобы избежать недоговоренностей, я хочу знать все о планирующемся заговоре.

Сэра Генри прошиб холодный пот. Он не был трусом, в свое время ему пришлось прослужить офицером в полку и участвовать в нескольких стычках. Его не испугала бы блестящая сталь клинка или черное отверстие пистолетного ствола. Но в голосе незнакомца звучала безжалостная решительность, не оставлявшая никакой надежды. Он не достал никакого оружия, но баронет не сомневался, что любая его попытка оказать какое-то противодействие неожиданному визитеру будет пресечена немедленно и самым жестоким образом. Двое слуг у двери, его камердинер, кучер и еще один посольский лакей – пять крепких мужчин. Убрать их тихо, без криков и выстрелов… За этим стояла какая-то незримая сила. Она пока не проявила себя во всей мощи, но Нольде не сомневался: сделай он какое-нибудь неправильное движение, и ответ последует незамедлительно. Жестокий и беспощадный. Надо было что-то срочно придумывать. Надеяться больше не на кого, остается воевать в одиночку.

– Да, я действительно передал послу несколько писем. Но вы же не полагаете, что я просматривал их перед этим?

– А сэру Оливеру вы тоже передавали письменные инструкции? Или все-таки беседовали с ним лично?

– Э-э-э… Мы разговаривали.

– И что интересного поведал вам сей достойный господин? Рассказал последние дворцовые сплетни? Или все-таки нечто более существенное?

– Он… он передал мне меморандум.

– Который, как я полагаю, вы не откажетесь мне продемонстрировать?

А вот это – шанс! Ибо в шкатулке с меморандумом лежал еще и дорожный пистолет. Он-то и был тем самым козырем, на который рассчитывал баронет.

– Но… как я потом смогу объяснить его пропажу?

– А ничего никуда не пропадет. Сами документы мне не нужны, вполне будет достаточно и того, что я их просмотрю. А вы, дражайший сэр, сможете блеснуть при дворе своей личной храбростью. Как же – отбились в одиночку от банды беспощадных разбойников! Да еще и бумаги важные сохранили! Согласитесь – такая доблесть заслуживает награды, не так ли?

– В ваших словах есть известный резон, – наклонил голову Нольде.

Он приподнялся на ноги и взял со стола шкатулку с бумагами. Поставил ее на стол и достал из кармана ключ. Все это время незнакомец пристально наблюдал за движениями баронета, не делая, однако, никаких попыток ему как-то помешать. Вполне можно было бы и попробовать выпрыгнуть в окно… но вот привело бы это к желаемому результату?

Щелкнул замок, и Нольде откинул крышку.

– Извольте, – протянул он визитеру пакет. – Тут все…

Тот опустил голову, разглядывая переданные ему бумаги. И не заметил, как левая рука сэра Генри скользнула в глубь шкатулки. Щелкнул взводимый курок…

И, словно отброшенный невидимой пружиной, незнакомец внезапно исчез из поля зрения баронета. Так что пистолетный ствол в его руке уставился в пустоту.

Чух! Чух!

В руке незнакомца как по волшебству появилось оружие. Выстрелы были совсем не слышными. Сэра Генри откинуло назад, и из его руки выпало бесполезное оружие.

– И охота ж тебе было борзеть… – пробурчал Артем, собирая с пола осыпавшиеся бумаги. – А говорят, что англичане – умный народ… Дальше своего носа не видят!

Он сунул бумаги за пазуху и распахнул входную дверь. Прямо под ногами лежал на ступеньках дюжий посольский грум. В его груди торчала рукоятка метательного ножа. Несколькими ступеньками ниже скорчился камердинер баронета. Наклонившись, Рыбаков выдернул из тела грума нож и обтер его о камзол покойного. Спустившись вниз, огляделся. Чуть не добежав до входной двери, лежал слуга сэра Генри. А напротив него столпились в углу хозяин трактира вместе со своими домочадцами. Сидевшая на столе Марина болтала ногами, держа обезумевших от ужаса трактирщика и прислугу под прицелом револьвера. Молниеносная и бесшумная расправа над тремя здоровыми мужиками способна была произвести впечатление на кого угодно. И служащие постоялого двора исключением не являлись.

– Ну, что, любезные? Перепугались?

Никакого ответа не последовало. Внешний вид присутствующих говорил сам за себя.

– Короче, – из руки Артема вылетел и брякнулся о доски стола кошелек. – Погрузите этих деятелей в ихнюю карету и отгоните ее в лес. А дальше можете делать все, что хотите. Нас вы не видели, и здесь ничего не происходило. Случись что – первыми под следствие попадете. Никто не поверит, что без вашего содействия тут все учинилось. Это ежели мы раньше к вам сами не придем. Все понятно? Объяснять больше ничего не нужно?

Хозяин трактира отрицательно помотал головой.

– Так их шестеро было…

– Еще двое в сарае валяются. – Котенок спрыгнула со стола и убрала револьвер. – Пошарьте у них в одежке, там тоже кое-что есть.

Хлопнула входная дверь, и оба жутких гостя исчезли с глаз.

4

Выдержка из частного письма.

«…При сем препровождаю вам, ваше сиятельство, любопытные бумаги, которые совершенно случайным образом попали в наши руки. Полагаю, что вы, как опытный государственный деятель, найдете им надлежащее применение. Льщу себя надеждой, что действия ваши будут хорошо обдуманными и неспешными. Не мне, ваше сиятельство, объяснять вам, сколь губительны могут быть поспешные действия в таких серьезных вопросах. Буде возникнет у вас потребность сызнова переговорить лично с известным вам лицом, озаботьтесь тем, чтобы крайнее левое окно на втором этаже дома вашего оставалось бы открытым в течение всего дня. Сие будет знаком, что оной беседы вы желаете…»

Получив в руки подобные документы, Куракин времени даром не терял. Многоопытный интриган сразу понял, какой шанс ему выпадает. Действовать напрямую в данной ситуации было бы крайне неосмотрительно. А времени на сколачивание собственной, сопоставимой по масштабам, партии у князя не имелось. Поэтому, поразмыслив, он приказал открыть окно на втором этаже.

Неведомый корреспондент не заставил себя долго ожидать. Каким образом он проник в дом на этот раз, Куракин даже и не пытался выяснять. Но к приходу гостя подготовился основательно. Почти все слуги были заблаговременно удалены из дому, а оставшимся было велено сидеть тише воды ниже травы и никак себя не обозначать. Создавшееся положение могло повлечь за собою громадные выгоды для князя. Но могло и послужить причиной внезапной опалы или даже чего-то еще более худшего. Хорошо отдавая себе отчет в сложившейся ситуации, он понимал, что открытого противостояния со столь могущественными противниками позволить себе просто не может. Идти со всеми бумагами к императрице поздно. Во-первых, этого совершенно недостаточно для предъявления обвинений. Во-вторых, прямых доказательств у него все-таки не имелось. Все могло закончиться простым сотрясанием воздуха. А вот лично для князя подобная осведомленность могла стоить головы. И совершенно необязательно по официальному приговору. Для этой цели ему и были нужны люди «Ночного гостя». Как он уже успел убедиться, действовать они могли решительно и быстро. И что самое главное – никакие следы от них к Куракину привести не могли. В том только случае, если их взаимные контакты так и останутся никому не известными.

Как и в прошлый раз, гость появился совершенно незаметно. Буквально несколько минут назад князь оглядывался на дверь. Она была закрыта, и никого постороннего в кабинете не было. И вот еле заметный шорох – и визитер уже сидит на подлокотнике кресла, стоящего около окна.

– Вы хотели меня видеть, ваше сиятельство?

– Право слово, метод вашего появления заставляет вспомнить о враге рода человеческого. Вы, случаем, не сквозь стену проходите?

– Будет надо – пройдем.

– Однако… Нахальства вам не занимать. Как, кстати, я должен к вам обращаться? Согласитесь, это даже неприлично как-то: вы меня по имени-отчеству знаете, а я к вам как к слуге обращаюсь.

– Если вам будет так угодно, ваше сиятельство, – гость привстал и отвесил церемонный поклон, – Артем Олегович, к вашим услугам.

– Ну вот так хоть приличнее выглядит. Не поделитесь секретом, откуда у вас такие документы любопытные? Право слово, когда я их читал, уж каких только мыслей в голове не вертелось.

– У вас в руках подлинник меморандума, написанный собственноручно сэром Оливером Логайром, чиновником британского посольства. Указанный господин занимается непосредственной координацией действий заговорщиков и их контактами с посольством. Он также производит выплаты денежных сумм, направленных на финансирование заговора.

– Даже так? Интересные у вас сведения.

– Я же вам говорил, ваше сиятельство, что мы можем читать их переписку. Пусть не всю, но значительную ее часть.

– И как, по-вашему, будут ли заговорщики действовать так, как это написано в меморандуме?

– Будут, Алексей Борисович, не сомневайтесь. У них просто выхода другого нет. Хотя, должен вам сказать, имеется и запасной план действий. Более точно вам пока сказать не могу, но полагаю, что в данном случае их действия могут быть не столь масштабными, но от этого не менее опасными.

– А поточнее, Артем Олегович, вы выражаться не можете? Что именно вы имеете в виду, говоря о решительных действиях?

– Цареубийство.

– Да ладно вам! Вы серьезно?

– Я очень на шутника похож?

– Да не особенно… Хорошо. Это я понял. Но раз уж вы настолько всеведущи, то должны понимать, что выступить с открытым забралом против столь знатных и могущественных людей я попросту не могу. У меня нет для этого достаточных доказательств. Перехваченный вами меморандум, хоть и является серьезной уликой, но все же недостаточен для предъявления официальных обвинений.

– Что вы предлагаете, ваше сиятельство?

– Как я понимаю, вы склонны действовать тихо, но весьма жестоким образом. Раз уж вы передали мне подлинник меморандума, то наверняка курьер, его перевозивший, не вручал вам его с церемонным поклоном.

– Курьер, ваше сиятельство? Их вообще-то шесть человек было.

– Было?

– Именно так.

– Про их судьбу я вас и не спрашиваю.

– В этих лесах много разбойников. Как сказал один русский генерал, ваши леса способны бесследно поглотить любое воинское формирование. Что уж там говорить про курьера с пятеркой сопровождающих…

– В таком случае, Артем Олегович, у меня есть конкретное предложение. Раз уж мы сидим в одной лодке…

– Слушаю вас, ваше сиятельство.

– Могли бы вы и ваши люди предпринять действия аналогичного рода в отношении некоторых известных лиц? Я не могу нейтрализовать их никаким иным способом, а, оставаясь на свободе, они способны легко свести на нет любые мои усилия.

– Иначе говоря, ваше сиятельство, мы должны развязать вам руки.

– Считайте, что так. Со своей стороны я готов способствовать вашему предводителю и его окружению в том, чтобы всеми доступными мне способами содействовать их возвращению в Россию.

– Прошу меня простить, ваше сиятельство, но вот именно это пока и не входит в наши планы. В прочем же никаких возражений с нашей стороны не последует.

– А конкретнее объяснить мне можете?

– Могу. Указанная персона ныне располагает достаточно прочными позициями как при дворе короля испанского, так и в иных, более отдаленных местах. Помимо пожалованных королем титулов и званий, мы располагаем также хорошо обученными и прекрасно вооруженными воинскими частями. Они лично преданы нашему командованию. Вплоть до того, что, случись нечто невероятное и получи данные части королевский приказ, прямо противоречащий приказу генерала, они не станут его выполнять. И кроме того, в наших руках находятся значительные запасы драгоценных металлов и хорошо организованное производство. Места же нашей дислокации лишь формально входят в состав земель королевства Испанского. Мы можем очень многое, ваше сиятельство, особенно если будем действовать совместно…

Часть четвертая. Секс по-научному

Глава 1 Хлеба и зрелищ

Тут фея спросила:

– Солдатики, а по-настоящему потрахаться хотите?

– Конечно! – обрадовались танкисты.

Фея взмахнула волшебной палочкой. И у танка отвалилась башня.

Армейский анекдот

Да. Я – консерватор!!! Люблю консервы.

Старый Империалист

Март. 1796 года. Калифорния.

Торговый центр «Калашников».

Ирина

Сначала, года три назад, мое предложение как-то отмечать начало посевной совершенно не встретило одобрения у командиров. Как мне потом подсказали более сведущие люди, военные вообще не очень любят предложений со стороны. Особенно от младших по званию. Ну, не знаю… Раньше ни Дядя Саша, ни Сергей не казались мне такими уж ретроградами и консерваторами. Чуть позже ситуация объяснилась достаточно просто.

Не моя инициатива настроила начальство против идеи. А старая нелюбовь наших «старичков» к показухе и различным протокольным мероприятиям. Оказавшийся по своим делам поблизости Котозавр доходчиво разложил все по полочкам. И даже взялся протолкнуть мое начинание, выторговав у меня согласие на часть, как он выразился: «в поте лица заработанной славы». Что за плюшки он имел в виду, до сих пор не знаю. Хотя ни минуты не сомневаюсь, что себе он что-то наверняка выторговал, котяра хитрая.

В результате меня вызвали пред светлы очи начальства и в приказном порядке предложили совместить приятное с полезным. Сначала я не поняла, что и с чем надо скрещивать, но тут командиры не стали томить меня неведением и, практически на чистом литературном русском, высказали пожелание:

– Пора и в этой глухомани создать правильную традицию русских весенних ярмарок. Вопросы есть?

Еще бы им не быть. Понятия о правильно организованном торге у меня были самые смутные. «Ехал на ярмарку ухарь-купец…» да мультик про Садко, вот, пожалуй, и все. Зубрилыч, который раньше как раз занимался всеми вопросами купли-продажи, сейчас охмурял недо-США, поэтому пришлось напрягать всех напропалую. Общими усилиями организовали первую ярмарку, прошедшую, на удивление, без накладок и с ощутимым финансовым итогом. Те немногие фермеры, что решились принять участие, не только традиционно продали свою продукцию Директории, но и удивлялись спросу на овощи, зерно и фрукты со стороны местных, «коренных», так сказать, жителей. Мало того, с подачи нашего Кости-юриста они поназаключали договора на поставки продуктов с испанцами.

На самом деле ничего удивительного тут не было. Те семена, что оказались у меня с собой во время «попадалова», по местным меркам были просто суперэлитными. Пусть в моем пакете оказалось не так уж много видов и сортов, но основные овощи и корнеплоды мы имели. А на третий год – так и во вполне достаточном для прокорма наших поселений количестве, благо климат здесь гораздо благоприятнее, чем в моих бывших родных местах.

Оставалось продумать о размещении торжища. Все-таки мы рассчитывали, особенно вначале, на приезжих купцов и землевладельцев из Новой Испании. Наш внутренний рынок даже на базар в провинциальном городке пока не тянул, если честно. Поэтому расположить будущую ярмарку поближе к долине «Дакота» оказалось, при ближайшем рассмотрении, не лучшей идеей. Пришлось идти на компромисс, заложив, как любит говорить Котозавр: «Чтобы два раза не ходить», что-то подобное опытной станции. Для селекционных работ и проверки приживаемости завозимых растений, которые наши командиры считали необходимым разводить у себя под боком, а не покупать тот же сок каучуковых деревьев в Бразилии.

Так и образовался новый форт, который назвали Торговый центр «Калашников». Почему взяли для названия фамилию литературного героя? Да чтобы не создавать себе потом лишней головной боли. Кто-то из русского купечества, известного нам по урокам истории, еще не родился, а некоторые стали уже, наоборот, слишком известны. К чему лишние сложности, пусть тут пока и не существует авторского права для наименований?

Основой для будущей сельхозакадемии (ну, это я так мечтаю, ведь не совсем уж несбыточно, правда ведь?) стали поля и делянки, где уже сеялись рожь, пшеница и набирали рост саженцы гевеи и хинного дерева, стыренные нашими торговыми агентами в Перу. Располагались эти поля в паре десятков километров к юго-востоку от Форта. Уже к лету 1793 года там были построены вполне приличные домики для персонала. А на следующий год, с помощью оставшихся солдат из инжбата, которые не попали на Мартинику, в бодром темпе возвели торговые места и даже трибуны для зрителей. Первые несколько лет мы только привыкали к новому месту, хотя и знали про возможность собирать по два урожая в год. Теория, безусловно, хорошо, но как оно будет на практике? Вот только сейчас, по примеру испанцев, которые имели несравненно больший опыт местного земледелия, решились начать посевную так рано (по нашим прежним меркам, конечно).

Чем отличается весенняя ярмарка от осенней? Ну конечно, нет такого изобилия готовой продукции с полей и огородов. Зато в ходу семена, удобрения, которые с нашей подачи приобретают более «цивилизованный» вид, а не просто кучи… пардон, навоза. И наша коронная фишка – сельхозинвентарь. И не какие-то мотыги-лопаты, а уже вполне продвинутые сеялки, молотилки, плуги не для одной лошадки, а на целые упряжки. Не зря ведь днями напролет пропадали на конном заводе Аманда и Сергей-Дог, наладив снабжение не только нашей постепенно подрастающей Таможенной Службы отличными коняшками. Теперь и для фермеров хватало очень-очень приличных тягловых скотинок, которые тоже стали ходовым товаром.

Но сегодня всех ожидал громадный сюрприз! Те несколько паровых скреперов и бульдозеров, с помощью которых нам удалось так быстро построить дорогу в долину «Дакота», в основном видели в работе только саперы. Слухов про них хватало, да и многие рабочие сами принимали участие в постройке невиданных для этих мест механизмов. Так ведь то рабочие, а тут собрались в основном крестьяне (пеоны, как их называли по местным обычаям), купцы и просто жители ближайших миссий и городков. Наши инженеры решили выкатить из «закромов Родины» первый трактор, более-менее подходящий по весу, габаритам и прожорливости для работы на пашне.

Место на трибуне занимает Женя-Динго, после долгих уговоров согласившийся стать распорядителем нынешнего действа. Солидно прокашлявшись, он начинает:

– Дорогие сограждане! Поздравляю всех вас с очередным праздником «первой борозды»! Это уже стало традицией, совместными силами выходить на высадку растений в поля. Но сегодня праздник – особенный! Наши механические мастерские, наконец, выдали новую продукцию – трактор! Вы все можете видеть его – вот он, стоит и пыхтит, как целая стая Змей Горынычей, – дружный смех, перемежаемый нервными вскриками особо впечатлительных, на минуту заглушил даже усиленный динамиками голос распорядителя, – в ожидании сигнала к работе… Сегодня впервые мы будем наблюдать, как вместо конной вспашки на поле будет работать машина. Железный конь идет на смену крестьянской лошадке! И самое главное – с этой весны вводится переходящий приз лучшей бригаде! Вот он – стоит на столе! Кубок «Сеятель» – награда победителям соревнования.

Публика ломанулась поближе к трибуне, чтобы подробнее рассмотреть кубок, смастряченный нашими Кулибиными из блестючих обрезков их насквозь милитаристского производства.

Некоторое время зрители стояли в полной тишине. Затем чей-то голос робко произнес:

– Но какой же это «Сеятель»?..

– Вы хотите поспорить об искусстве? Вы закончили ВХУТЕМАС с отличием? – отпарировал Динго. И тут же продолжил: – Пусть сегодня только один трактор вышел в поле. Но мы успели подготовить для него целых четыре экипажа. Вот и посмотрим, кто из них лучше учился! Очередность старта вчера определил жребий, за честностью которого приглядывал уважаемый падре. – Женя отвешивает вежливый поклон в сторону дона Хосе, скромно стоящего чуть в глубине председательской трибуны.

Не будем утомлять вас длинными речами. Начинаем соревнование, а потом ярмарка и все торговые павильоны на ее территории – к вашим услугам.

Евгений поднял руку с пистолетом, и все замерли в радостном ожидании.

Выстрел – и трактор, пыхнув паром, под звуки оркестра и собственной сирены провернул колеса…

Лето 1796 года. НПЦ «Дакота».

Динго

Поселок в долине Дакота потихоньку разрастался, и это влекло за собой ряд проблем. В первую очередь надо было обеспечить нормальный уровень санитарии в домах и, невзирая на цену проекта, мы решили обеспечить жилье централизованным водоснабжением и канализацией. Основой разводки стали керамические трубы, которые наш кирпичный завод научился делать достаточно качественные и в больших объемах, благо с глиной в округе проблем не было. От плотины отвели виадук, сначала в виде деревянного желоба на опорах. Потом его пришлось закрыть, так как в нем несколько раз находили дохлых птиц и мелких животных. А в дальнейшем, по мере получения дополнительных ресурсов, его перевели на те же глиняные трубы. Их же, поначалу, в первую очередь пускали на канализацию.

Котлован для канализационных труб прокопали за пределы долины, где вывели в реку. А пока прокладывались сточные коммуникации, наши керамисты решали проблему производства столь необходимого сантехнического изделия, как унитаз. Попутно осваивалось изготовление медных труб для разводки воды в домах и литье бронзовых кранов.

Так что к середине 1796 года мы смогли осчастливить большинство жителей долины такими достижениями цивилизации, как ватерклозет и горячий душ. Нагрев воды для последнего, разумеется, осуществлялся самыми примитивными средствами – угольно-дровяным водогрейным котлом в каждом доме.

Зануда

Господи, никогда, никогда, даже если меня замуруют в глухом подземелье, я не пожалуюсь тебе больше на сенсорный голод. Стоило мне посетовать на то, что почта редко ходит и читать нечего – заработала линия телеграфа до Акапулько. Вице-король сам или с помощью своих многочисленных чиновников просек преимущества электрической связи и бомбардирует нас телеграммами с требованием ускорить, расширить, повысить и углУбить. А куда дальше-то? И так все женщины Буэна-Йербы мотают соленоиды для телеграфных аппаратов. Надо успеть снять сливки, пока у нас фактическая монополия. А то из Гаваны пишут – Бетанкур вполне разобрался в механике и даже предложил что-то для упрощения производства. Единственный козырь, который у нас остался, – лакированный обмоточный провод. А точнее – сам способ его изготовления в больших количествах, и самое главное – дешевого.

Ладно, хватит ворчать, надо и дело делать. Гора почты, привезенной очередным пакетботом, нашими стараниями уже превратилась в несколько аккуратных стопок. Карточки на периодику я заполнил, можно нести в библиотеку. Письма Хорхе вскрыл и разложил по странам. Самая толстая папка, как обычно, испанская. Из России, как обычно, ничего, из Франции тоже, что странно, из Англии всего четыре письма, причем три – камраду Шоно, а одно вообще экономистам. В немецкой папке, куда мы складываем письма из Пруссии, Баварии, Саксонии и всяких Вюртембергов, тоже очень много для медиков. По моей, химической части только одно, но зато от Ханемана.

Дотошный саксонец скрупулезно изучает «каменноугольное масло», разделил его на десяток фракций, из которых по описанию свойств я узнаю только бензол, толуол и ксилолы. И его очень интересует «горное масло» и продукты его перегонки, а точнее нюансы их свойств, которые не попали в наши публикации. Задумчиво чешу в затылке. И зачем ему это, он же вроде медик. Хотя, помнится, несколько статей написал по химии… Лезу в шкаф за папкой. Да, по химии, но с медицинским уклоном. Может, медики про него знают? В историю химии он точно не вошел. Ладно, что толку скрывать то, что может выяснить любой усидчивый лаборант. Только опять придется копаться в архивах и делать выписки из журналов. Ксерокс мне, ксерокс, полцарства за ксерокс!

Впрочем, ассистенты с хорошим почерком сильно облегчают и даже скрашивают жизнь. Я еще не успел дописать обзор для камрада Снэйка, как Яго принес переписанное набело письмо. Все честь по чести, непременное вступление про отца-основателя, так что я одобрил (парнишка расцвел и как на крыльях полетел в библиотеку) и с гордостью подписался на последней странице – «Михайло Васильевич Ломоносов».

Идея не новая, а очень даже старая. Труды сообщества публикуются от имени отца-основателя. Пифагорейцы – от имени Пифагора, ну а мы, соответственно, от имени Ломоносова. Публикация под псевдонимом – дело обычное, да и чудаков в научном мире хватает, Дарвин[113] вон поэмы по ботанике пишет. Мы на его фоне просто-таки образец благонравия.

Ладно, с немецкой папкой покончено, перехожу к американской. От Пристли ничего нет. Неужели он все же оставит химию? Зато три приглашения печататься, от общества поощрения сельского хозяйства, общества поощрения чего-то там и искусств и «фермерского музея», который, как ни странно, журнал. И все более-менее витиевато намекают что мы, американцы, ближе друг к другу, чем к Англии и Испании…

А вот им мы и пошлем статью Хорхе о коррозии и борьбе с ней. Парень – молодец, своим умом дошел до оксидирования, но над изложением полученных результатов ему работать и работать. Хоть и заставляю я его читать все, что нам присылают, но все равно пишет так, что с первых слов ясно – пока другие учились риторике и грамматике, он в кузне вкалывал. Но фермерам так даже лучше.

Встряхиваюсь и разминаю руки. От прогресса одни беды. Только привык к карандашу – пришлось переучиваться на гусиные перья. Только навострился писать ими без клякс – появился побочный продукт оружейного производства, перья стальные. Перекуем, так сказать, мечи на орала, а брак пластинчатых пружин – на канцтовары. Теперь самая толстая, испанская папка.

Черт бы побрал этих колонизаторов. Нахапали столько, что теперь полмира говорит на испанском языке. С акцентом, с непереводимой игрой местных идиоматических выражений. И пишут, пишут, пишут… Про маис – это Ирине, про тропические деревья – тоже ей, ой, блин, запрос из инквизиции. С внутренним трепетом вскрываю письмо. Слава богу, претензии не к нам, мы нужны как консультанты. На священника напал нагуаль индейца, которого поп за день до того пастырски наставлял посохом по спине. В образе большого крокодила. И тоже получил палкой по хребту. Теперь индеец лежит в тюрьме с отнявшимися ногами и обвинением в колдовстве. Похоже, осудить его не очень-то и хотят. Или мнения разделились. Так что теперь нас спрашивают, как доказать или опровергнуть связь между подследственным и неустановленным пресмыкающимся. И не ответишь ведь, что телепаты в отпуске. Иду советоваться с камрадом Шоно…

У него сегодня хорошее настроение и рагу из морской свинки. А я с этими письмами забыл пообедать, за что получаю лекцию об этиологии гастрита и тарелку восхитительного варева.

В общем, написали, что надо тщательно обследовать индейца на предмет того, где и как у него повреждена спина. Со ссылками на анатомические атласы и карту иннервации, опубликованную в анналах университета Мехико (про авторство скромно умолчу). И расспросить еще раз священника, как он бил крокодила. Если инквизиторы действительно хотят оправдания, скажут, что травмы у индейца и крокодила разные. А нет – мы сделали все, что могли…

Кроме еды, Шоно поделился со мной огорчениями. Дезо[114] и Корвизар молчат и похоже, что статью «О заразительности гниения» в «Хирургическом журнале» бросили в корзину. Ну как их пронять? Сколько еще человек должны умереть от сепсиса и гангрены, прежде чем до врачей дойдет, что руки надо мыть до осмотра раненого, а не после?! Специально ведь разъясняли, как для малолетних, подробно описывали опыты и с бульоном, и с мясом и с живыми куями[115]. Может, в этом дело? В Европе ведь куи – животное экзотическое и дорогое, не зря его англичане прозвали «свинья за гинею». Предлагаю ставить и, главное, описывать опыты на кроликах. Хотя наши коняхи[116] и отличаются от своих европейских сородичей, кровь у них тоже красная и мясо нежное. Собеседник предложение вежливо проигнорировал. Ну и ладно, ему виднее, я-то не медик.

Возвращаюсь с черновиком ответа. Блин, это ведь официальная бумага, псевдонимом ее не подпишешь и еще надо согласовать в службе безопасности. Пишу сопроводительную записку и откладываю в отдельную папку. Ох, развели мы бюрократию.

Ладно, последнее усилие – и «бумажный день» закончен. Завтра вернусь на завод. Наука наукой, но если мы не будем работать и зарабатывать, то придется лапу сосать…

Лето 1796 года. Калифорния, форт «Клим».

Динго

После гибели Клима наша судостроительная программа на некоторое время «зависла». Все испанские верфи и производственные мощности располагались в Гаване, но разворачивать там производство принципиально новых судов не стоило. Хватало и «длинных фрегатов» Аларкона. Однако, когда в числе переселенцев оказались несколько человек из артели, специализировавшейся на строительстве небольших рыбацких посудин, шлюпок и прочих лодок, я уговорил руководство выделить людей и ресурсы на реализацию одной идеи.

Дело в том, что территории, где располагались наши форты, обладали одним существенным недостатком: там не было леса. А если он и рос, то доставка бревен к берегу моря или ближайшей судоходной реки вырастала в такую проблему, что о закладке верфи не могло быть и речи. Ближайшим удобным местом и в плане материала, и в плане судоходности выглядела река, расположенная севернее Лососевой и носившая в нашем мире название Русская.

Место, выбранное под форт «Адмиралтейский», находилось километрах в десяти от устья реки и принадлежало одному из родов племени Ваппо, с которым мы поддерживали неплохие отношения. Договориться о размещении там поселка начальству удалось сравнительно легко. Эти индейцы уже вкусили прелести земледелия и были заинтересованы в дальнейшей расчистке площадей под поля. Так что несколько пил, топоры и пара плугов пошли в оплату за территорию будущей верфи.

Стройку начали с того, что обнесли будущий форт частоколом. Несмотря на дружественное окружение, эта предосторожность была не лишней. Приходилось опасаться непрошеных гостей, причем не только краснокожих, но и вполне белых. Еще до того, как стена была закончена, смонтировали лесопилку и заложили остовы трех будущих катеров, используя привозной сухой материал. Его должно было хватить на набор и обшивку этих корпусов, а в дальнейшем дойдет до кондиции и собственная продукция.

Первенцы нашего судостроения представляли собой девятиметровые посудины, которые при ширине в два с половиной и осадке примерно в восемьдесят сантиметров имели водоизмещение чуть больше семи тонн. За основу была взята рыбацкая шлюпка, однако кормовая часть была значительно переделана, исходя из необходимости установки двигателя. Точнее, двух. Дело в том, что наши эксперименты со «Стирлингами» привели к интересному результату. Небольшие движки с мощностью в три-пять «лошадей» получались вполне работоспособными, особенно если применять принудительное охлаждение забортной водой. А вот дальнейшее увеличение размеров и мощности влекло за собой множество сложностей. Поэтому для катера была разработана установка из двух двигателей, смонтированных на общем основании, суммарной мощностью около девяти сил. Этот агрегат, размером метр на метр и высотой чуть больше полуметра, должен был вращать два винта диаметром по двадцать сантиметров. Прототипу мотора, который уже довольно долго пыхтел на мостках на берегу реки, приходилось лишь периодически менять сальники да промывать систему охлаждения. Последняя требовала чистки примерно каждые шестьдесят-восемьдесят часов, забиваясь водорослями, илом и прочим водным мусором. Впрочем, после нескольких доработок конструкции данная операция требовала не больше двух часов. Пробный двигатель нагревался за счет твердого топлива, но в судовой версии мы планировали применить спиртовую горелку.

Это потребовало устройства установки для получения технического спирта, который гнали из опилок и прочих древесных отходов. Чтобы у нестойких личностей не было соблазна употребить топливо не по назначению, в него стали добавлять процентов десять-пятнадцать скипидара, поэтому во время работы двигатель распространял характерный запах елки. Горелка по своей конструкции напоминала примус, за счет чего, выйдя на режим, практически не коптила и обладала приличным КПД. А трехсотлитровый бак обеспечивал катеру не менее семидесяти часов хода, что как раз и было периодом между регламентными работами.

Корпус первого катера был закончен к лету 1797 года и после монтажа двигателей спущен на воду. А через два дня поднят вновь для устранения течи в дейдвудных сальниках. Впрочем, такие доработки были вполне ожидаемыми. Повторное испытание новых течей не выявило и еще за пару недель судно достроили до конца. В отличие от рыбацкой шлюпки, у него имелся палубный настил на уровне ватерлинии и надстройка, скрывавшая в себе машинное отделение, с рубкой рулевого. С учетом того, что надводный борт был по высоте примерно равен осадке, катер мог ходить не только по реке, но и в прибрежной зоне моря, правда, только в относительно спокойную погоду.

После полной достройки получившийся кораблик показал на спокойной воде неплохую скорость, больше восьми узлов. Набирал он их довольно медленно – малооборотный и не слишком мощный двигатель не способствует быстрому разгону. Поскольку катер изначально планировался как патрульный, то вооружение он нес соответствующее, крупнокалиберный пулемет на носу и спарка РП-96 на корме. Экипаж четыре человека, командир, он же рулевой, механик и два стрелка. Дополнительно, если не предполагалось боевых действий, можно было принять на борт еще человека четыре, а на кратковременный переход и вдвое больше. После недолгих раздумий, катеру дали имя «Калан». А всю серию неофициально обозвали «Пиббер»[117].

Поскольку я пробыл в «Адмиралтейском» до конца испытаний, то не смог удержаться от небольшого путешествия. Когда катер должен был отправиться к месту базирования, мы с Антилопой вошли в состав перегоночного экипажа. Десять километров вниз по реке и около двадцати вдоль побережья заняли чуть больше шести часов, правда, большую часть пути мы шли экономичным ходом. Лишь при подходе к бухте Бодега шкипер Йен Кэмпбелл решил пофорсить, пройдя в виду «Вихрей» полным ходом.

– А я думал, ты наш первый боевой корабль именем Клима назовешь, – произнес Дядя Саша, когда мы вечером в приватной обстановке отмечали это событие.

– Это катер-то? – отмахнулся я. – Не торопись, Сергеич. Имя такого человека должен носить серьезный корабль. Броненосец, к примеру, или крейсер на худой конец.

– Ну, когда еще у нас появятся броненосцы…

– А что, уже надо? – ехидно уточнил я.

– Да вроде пока не горит, – покачал головой Дядя Саша, – а что, сможете уже?

– Ну, если поднапрячься, ублюдок типа «Монитора» или «Мерримака» мы с грехом пополам построим, но какой ценой…

– Понятно. – Кивает Сергеич, – значит, пока с крупными кораблями не торопимся.

– Вот именно. Ибо, ибуди да дао муди[118].

Август 1796 года. Калифорния, Форт ВВВ.

Из дневника Сергея Акимова

Убираю журнал регистрации радиообмена в сейф, закрываю дверцу и три раза проворачиваю ключ. Потом сбиваю настройки на кодовом замке.

Новости из Европы приходят к нам гораздо быстрее, чем к тем же испанцам. Хотя и слегка кружным путем. Санкт-Петербург, как ни крути, все ж столица, посольств основных стран в нем хватает. А при английском числится мистер Энтони Арендт, пусть вовсе номинально, типа кандидат на будущую, весьма эфемерную, вакансию посольского лекаря. Что не мешает Артему, как на самом деле зовут доктора, регулярно отправлять в наш адрес радиограммы, освещая для нас события в Старом Свете.

И что мы имеем? Очередной хроноклазм, если использовать термины фантастики будущего. Организованный нашими руками, хотя исполнители об этом не догадываются. Как там в песенке было: «Раз словечко, два словечко…», вроде так? В нашем случае одними разговорами не обошлось, конечно. Хватало и более активных телодвижений, вроде взяток, откровенного шантажа, кое-кого из самых неудобных даже пришлось убрать. Не обязательно физически, на пару метров ниже уровня земли, а хотя бы с той сценической площадки, на которой развертывается действо под названием «Не хотите по-хорошему, будет по-нашему».

Питт-младший оставил пост премьера, скандал вышел изрядный. Хотя злые языки наверняка не преминут обратить внимание почтенной публики, что на теплое местечко уселся очередной родственник из этой весьма многочисленной семейки. Пусть их, поводов для обсуждений мы им еще подкинем, все проще, чем устраивать масштабные сражения армия на армию.

Ладно, пора идти к Сергеичу, обсудить новости, прикинуть новые инструкции в Питер. Заодно и попинать инженеров в «Дакоте», Наполеон нам уже всю плешь проел со своими двигателями. Вынь да положь ему моторы к дирижбамбелям. Приехал бы сам да посмотрел, в каких цехах и на каких станках все наши вундервафли делаются. Глядишь, хотелка у него чуть скромнее станет… Но попинать производство, пусть и по телеграфу – это святое, не будем лишать себя маленькой радости.

Осень 1796 года. Калифорния.

НПЦ «Дакота». Ирина

В воздухе носились последние осенние паутинки и пахло прохладой – заканчивалась еще одна «битва за урожай». Мы с Катрусей, намучавшись с засолкой и консервированием овощей впрок, сидели за столом, уставленным всяческими мисками, чашками и двумя большими тазами-казанами устрашающего вида.

Местное население, конечно, знает способы длительного хранения продуктов. Засолка, квашение, копчение – это все применяют давно и успешно. Но тара обычно деревянная, приличных объемов, до привычных нам банок с тушенкой мы пока не доросли. Жесть, особенно луженая, до сих пор в дефиците, стеклянные банки не слишком приспособлены для транспортировки в тех же солдатских рюкзаках. Пусть до изобретения французского повара Николаса Апперта[119] совсем немного лет осталось, но мы пока не рискуем продвигать такой способ хранения в массы. Только дома вовсю используем привычные способы из двадцатого века. Ставить на поток – слишком опасно, пока не отработаем технологию и не обучим персонал. Не хватало только случаев массового отравления, которые не только ужасны сами по себе, но и скомпрометируют новшество на долгие годы. Ничего, дайте время, еще завалим прилавки магазинов зеленым горошком и бычками в томате! Хи-хи…

– Кать, а что мы будем делать с остатками томатной пасты?

– В смысле?

Подтянув к себе таз с остатками этой самой пасты и с трудом накренив его на бочок, комментирую:

– Остатки пасты, весьма густые, а пахну-ут… пальчики оближешь! А положить некуда! Все уже занято.

– Верно, занято, – оглядывая уставленные разномастной стеклянной посудой полки, вздохнула сестрица. – Что ж, отнесем свинкам, на ферму Кетлин?

– М-дя… хотя нет, постой – где-то в записях видела рецепт кетчупа! Разве попробовать?!

– А что, дело! Только где ты посуду возьмешь?

Да, хотя и наладили производство стекла, но мощностей нашего заводика на все пока не хватает. Даже те банки, что разошлись по домам все разрастающегося поселка, в основном взяты из некондиции. Салли, жене Котозавра и нашему главному полицейскому начальнику, пришлось устраивать операцию по отлавливанию слишком ушлых местных дельцов. В продажу ведь пока стеклянная тара не поступала, желающие приобщиться к такой роскоши подавали заявки в департамент МТО, где Сергею-Кобре пришлось создать полноценный отдел снабжения. Ведь сам он с головой загружен делами, весьма далекими от хозяйственных, хотя об этом знает не так и много народу.

До сих пор многое в нашем государственном устройстве напоминает солянку из нескольких периодов становления СССР. Тут и элементы военного коммунизма, и кусочек нэпа, и ростки социализма. Денежную систему привели в более-менее пристойный вид, но до полного благолепия ой как далеко. Ладно, это все же дела слишком сложные, а нам сейчас надо решить задачку гораздо проще…

– А бутылки? Мы же недавно выучились делать к ним засургученные пробки. В них и разольем…

– Да, давай посмотри, что выйдет. А заодно глянь, нет ли там рецепта майонеза – у нас еще остался уксус и немножко растительного масла.

– Там же еще яйцо нужно, если не ошибаюсь?

– Ничего. Кура Февронья нам нынче много яиц снесла – вот и пристроим! – показывает рукой на корзинку с яйцами Катя. – Лучше давай записи ищи и читай!

После десяти минут розысков кулинарная тетрадка с рецептами, еще раньше заполненная информацией из компьютера, нашлась на одной из верхних полок шкафа-буфета, стоящего между окон в кухне-столовой нашего домика.

– Итак, рецептик! На, смотри…

И мы склонились на столом.

«Нам понадобятся 5 кг помидоров, 8 средних луковиц, 4 болгарских перца, 3 ст. л. соли, 400 г сахара, 15–18 шт. гвоздики, 1 ст. л. корицы, по 1 чл. молотого черного и красного перца и 2 ст. л. уксуса.

Помидоры, лук, болгарский перец нарезать, сложить в кастрюлю, варить один час, периодически помешивая. Дать остыть и протереть эту массу через сито. Добавить соль, сахар, гвоздику, корицу, перец молотый и уксус. Все это варить до густоты 1 час. Горячим разлить по бутылкам и закупорить стерилизованными крышками».

– А майонез?

– Сейчас найду… Вот: «уксус 3 %-ный 3 ст. ложки, растительное масло 250 г, желток 2 шт., горчица 1 ст. ложка, сахар 1 ст. ложка, соль по вкусу.

Растительное масло охладить. В сырые желтки, тщательно отделенные от белков, добавить горчицу, соль и хорошо растереть. Затем при непрерывном взбивании вливать по 1 ст. ложке растительного масла, чтобы получилась густая однородная эмульсия. Затем добавить уксус, сахар и тщательно размешать».

Ну, как – беремся?

– Надо посмотреть, что у нас есть. Так, томат-паста у нас уже сварена, лук в корзинке еще есть, сладкий перец тоже, соль и сахар… а вот гвоздика на исходе, ну да я думаю, нам так много, как в рецепте, не понадобится. Корицы еще полчашки, горчичное семя тоже есть.

– Кать, глянь, пожалуйста, сколько осталось от смеси перцев в банке?

– Еще четверть банки примерно, – пыхтит с верхних полок шкафа сестра.

– Тащи!

– Сей секунд! А-апчхи!

– Будь здорова!

– Постараюсь…

Следующие полтора часа были отданы опробованию рецептов. При этом выяснилось, что пасты в кастрюльку надо было налить вполовину меньше, чем мы налили – потому как масса бурно вскипала. И, поскольку марля у нас отсутствовала, ткань, ее заменившую, надо оставлять в один слой, а не в два… но все-таки, налив готовую томатную смесь в заранее простерилизованные бутылки, решили подстраховаться. Погрузив бутылки по самое горлышко в таз с горяченной водой, оставили кипятить еще минуточек двадцать. По счастью, обошлось без взрывов и прочих экстремальностей, и батарея бутылок осталась медленно остывать на лавочках. С майонезом мучились меньше – там только и было сложного, что масло растительное следовало ме-едленно, по капельке, добавлять в смесь при постоянном взбивании венчиком, только и всего.

– Фуф! Закончили, наконец! Давай попробуем?

– Давай! – Я уже шустро нарезала огурцы и капустку на салат. – Лей!

Дегустация прошла «на ура». Подошедший с рыбалки уставший Сергей умял салатик за обе щеки.

А мы решили сразу попробовать из его улова смастерить рыбу под орехово-томатным соусом. Деревца грецких орехов, растущие из семян, доставленных в Форт знакомым контрабандистом аж из Китая, прижились очень хорошо. Но первого собственного урожая ждать еще года три, поэтому используем привозные орехи. Благо тот самый португалец, что челночит из Калифорнии в Поднебесную, за некоторые наши семейные рецепты обязался снабжать нас любыми специями и другими редкостями до конца своей жизни. Дяденьке хотя уже явно под сорок, но на вид он крепкий и жилистый. Так что пока проблем со снабжением ништяками не предвидится, а там и наши посадки дадут урожай.

Рыбы оказалось много, поэтому на вечер мы пригласили в гости соседей…

Глава 2 Заговор, как точная наука

Что знают двое, знает и свинья.

«Папаша» Мюллер

6 ноября 1796 года.

Российская империя, Санкт-Петербург

1

Запыхавшийся всадник, галопом промчавшийся только что по улице, спрыгнул с коня и, не заботясь о нем более, бросился к дверям особняка.

– Скорее открывай! – забарабанил он в дверь. – Ну же, чертяка сонный!

Залязгали засовы, и на пороге появился заспанный привратник.

– Что вам угодно, мой господин? Его превосходительство посол…

– Буди своего посла! – рявкнул всадник. – Да быстро, чертова кукла! Пулей, баран! А мне – чтоб пить подали, в глотке сухо!

Перепуганный таким напором, привратник исчез в глубине дома. На шум откуда-то появился лакей. Судя по приему, неожиданный визитер был в этом доме частым гостем.

– Извольте присесть, господин барон! – поклонился лакей. – Его превосходительство сейчас…

– Да здесь я, Гопкинс, здесь… – проворчал посол, спускаясь по лестнице. – Что, черт возьми, здесь происходит? Барон Корф? В такое время?

– Не до приличий, ваше превосходительство! Государыня преставилась! Поутру полки к присяге приводить станут!

– Так! – Посол выпрямился и запахнул халат. – Гопкинс! Моего камердинера! И разбудите сэра Логайра, мне необходимо его присутствие!

Импровизированный военный совет продлился совсем недолго. Получивший свежего коня, барон снова вскочил в седло да и был таков.

– Лоример, – наставлял дюжего курьера сэр Оливер. – Срочно поднимайте этого доктора Энтони. Пора ему отрабатывать свое будущее. Пусть пошлет в задницу всех этих русских бояр с их болячками. Через полтора часа он должен быть тут! Можете пообещать ему все, что угодно, хоть орден Золотого Руна, лишь бы он быстрее двигался. Вы остаетесь у него дома. Официальная версия – для охраны этой его девицы. Как только в городе запахнет жареным, – а это произойдет уже скоро, поверьте мне, – кончайте эту девицу! И как только доктор вернется домой, организуйте ему встречу с ней. Наши уши ни в коем случае не должны торчать из кустов.

– Я все понял, сэр, – кивнул курьер. – Будет исполнено.

– Действуйте, Лоример!

Громкий стук в дверь переполошил весь дом. Накинув на плечи халат и держа в руке свечу, доктор Энтони Арендт торопливо распахнул входную дверь.

– Лоример? Что случилось? Отчего так рано?

– Вам необходимо срочно прибыть в посольство! Дело чрезвычайной важности!

– Да что же произошло, Лоример? Разумеется, я прибуду, но дайте мне хотя бы позавтракать.

– Вы с ума сошли, доктор?! Скончалась русская императрица, весь город стоит дыбом, а вы завтракать собираетесь!

– Извините, но я этого не знал. Мне нужно буквально несколько минут, чтобы одеться. Вы можете возвращаться назад и передайте, что я прибуду незамедлительно!

– Увы, сэр, но мне предписано оставаться здесь и охранять ваш дом. В городе могут начаться беспорядки, бунт черни – да мало ли что еще! До посольства будете добираться самостоятельно.

– Но что вы сделаете один? Может быть, мы заберем мисс Марию в посольство?

– Шутить изволите, сэр? Какие бы беспорядки ни начались, это не помешает ее бывшим соотечественникам обратиться к нам за ее выдачей. Нам только дипломатического скандала не хватало для полноты счастья.

Наскоро одевшись, доктор прихватил вместительный саквояж, и вскоре топот копыт его коня затих на предрассветных улицах. Проводив его взглядом, Лоример вернулся в дом. Набросил на входную дверь массивный засов.

С интересом осмотревшись по сторонам, он направился по лестнице на второй этаж.

– Кто там? – прозвучал мелодичный женский голос, и в проеме двери показалась невысокая девичья фигурка, укутавшаяся в пеньюар.

– Не волнуйтесь, мисс, это я, Лоример.

– Но что случилось? Куда уехал сэр Энтони?

– Умерла русская императрица. В посольстве уже давно все на ногах. Вот и доктора вашего вызвали.

– А что же вы, Лоример? Почему вы не уехали вместе с ним? Должно быть, на улицах неспокойно.

– А кто будет охранять вас, мисс? В посольстве есть охрана, да и все прочие джентльмены не новички в обращении с оружием. Так что ваш друг будет в целости и сохранности. Ваш дом стоит в городе, а тут могут быть беспорядки.

– Ах, – вздохнула девушка, хватаясь за голову. Рукава пеньюара при этом сползли почти до плеч, обнажив тонкие руки.

Курьер облизнулся.

– Я уйду к себе, Лоример… Голова… Она так болит…

И, повернувшись спиной к курьеру, девушка сделала несколько неуверенных шагов в глубь спальни.

Оглянувшись по сторонам, курьер тихонько пошел следом.

Войдя в комнату, Марина устало присела на кровать. Не обращая внимания на стоявшего в дверях гостя, она потянулась рукой к подушке. Лоример тихонько сделал пару шагов к кровати, облизал языком пересохшие губы. Девушка не замечала его, всецело погруженная в собственные мысли.

Еще шаг, еще… Курьер протянул вперед руку. Ему осталось только дотронуться до ее плеча…

Бзынь!

Лязгнули зубы от основательного удара. Девушка резко провернулась на кровати, и при этом ее правая нога долбанула пяткой в подбородок непрошеного гостя. Распахнувшийся пеньюар полетел на пол. И оказалось, что под ним одета темная одежда вроде трико.

– Какого черта, Лоример? – Голос Марины был совершенно спокоен и невозмутим. Сонливость словно сняло рукой. Да и голова, похоже, перестала болеть.

Ошарашенный такой метаморфозой, курьер кряхтя приподнялся с пола.

– Ах, ты ж… – Он сплюнул на пол выбитый зуб. – Не хочешь, стало быть, по-хорошему? Ну, что ж, у меня есть и другие методы общения.

Словно разбуженный ударом, Лоример пригнулся и растопырил руки.

– Сейчас мы с тобой иначе поговорим…

Котенок отпрыгнула в сторону, оставив между собой и курьером широкую кровать. За ее спиной была только вешалка с платьями. Не желая давать своей противнице никакой возможности для отступления, курьер запрыгнул на кровать и сделал парочку осторожных шагов.

Вжих!

И в девичьей руке тускло заблестела полоска металла. Обоюдоострый клинок длиной немногим менее метра совсем чуть-чуть не доставал до груди обалдевшего насильника.

Лоример попятился. Он уже готов был отступить и убраться из этого чертова дома куда глаза глядят. Стало быть, правильно написано в бумагах испанских монахов. Эта девка – натуральная ведьма! Кому еще придет в голову столь кощунственная мысль – тыкать мечом в мужчину. О причине этого действия он как-то сразу позабыл.

Трудно сказать, чем закончилась бы эта стычка, но нога курьера вдруг провалилась между подушками, и он, стремясь удержать равновесие, взмахнул руками. При этом из его рукава выскочила увесистая свинцовая гирька на коротком ремне.

Ответ не заставил себя долго ожидать. В пламени свечи тускло блеснул клинок. Вжикнул разрезаемый им воздух, и по ногам нападающего заструилась кровь.

– Черт! – Он схватился руками за раненое место. – Проклятая ведьма!

Снова прошипел клинок, и на пол со стуком упали отрубленные пальцы правой руки курьера.

Он уже не мог кричать, только глухо выл.

– Тебе осталось жить две минуты, – стоявшая напротив девушка стряхнула с клинка капли крови. – У тебя разрезана бедренная артерия. С такими ранами долго не живут. А чтобы смерть не казалась настолько легкой…

Клинок описал в воздухе полукруг, и это вызвало глухой хрип умирающего.

– Доблестным воинам перед смертью вкладывали в руку их оружие. Увы, у насильников доблести нет. Так и подохнешь, держа в руках то, чем пытался грешить…

2

– Сэр Оливер! – Запыхавшийся доктор Арендт вбежал в раскрытую дверь. – Прошу простить меня за столь неподобающий вид и пренебрежение правилами этикета, но ваш курьер…

– Пустое, сэр Энтони! Об этом ли сейчас думать? Такие события на дворе!

– Да-да, конечно, сэр Оливер. Но что даже я могу сделать? Увы, но воскрешать из мертвых – прерогатива господа!

Логайр несколько мгновений непонимающе смотрел на доктора, вникая в смысл его слов. Потом улыбнулся.

– Ну нет, любезный мой доктор, такого подвига от вас никто и не требует. Ваша задача намного более простая. Вот эти письма вы должны как можно быстрее доставить некоторым вашим пациентам. И все.

– Но отчего не использовать для этого посольских курьеров, сэр Оливер? И быстрее намного будет…

– Оттого, сэр Энтони, что это будет выглядеть неправильно и может быть превратно истолковано нашими недоброжелателями! Вам понятно?

Доктор пожал плечами.

– Не очень, но раз надо… Кому я должен доставить корреспонденцию?

– Вот список, – чиновник протянул ему лист бумаги. – Строго по очередности, сэр Энтони! Постарайтесь ничего не напутать!

– А можно, я возьму его с собой?

Логайр, поколебавшись, отдал бумагу Арендту.

– Потом вернете его мне! Обязательно!

– Да-да, разумеется. Но… может быть, я могу хотя бы позавтракать?

– Мой камердинер приготовит для вас хлеб с ветчиной и чашку горячего пунша! Не затягивайте с выездом, доктор! Ваше будущее – в ваших руках!

Тот поклонился, распахнул свой саквояж и уложил туда письма. Повернулся и, задев плечом притолоку, вышел из комнаты. Увы, но отвлекшийся на некоторое время Логайр пропустил тот момент, когда забиравший со стола пакеты врач подсунул под стопу бумаг неприметный конверт…

Изюмский легкоконный полк

– Господа офицеры! – Зычный голос генерал-майора Беннигсена перекрыл гомон голосов всех прочих собравшихся в офицерском собрании. – Минуту тишины!

Встав с места, генерал огдядел всех присутствующих.

– Итак, господа офицеры, решение принято! Ждать более никакой возможности нет! Полк выступает немедля! Все прочие части подойдут к нам уже на месте. Вопросы у кого-нибудь имеются? Нет? Тогда – за дело, господа! Сей день мы куем собственное будущее!

Выйдя из-за стола, граф взял из рук денщика шляпу и, надев ее, ударом ноги распахнул дверь штаба.

– За мной, господа офицеры! К победе!

И в следующую секунду его ноги подломились. Тяжелая девятимиллиметровая пуля, выпущенная умелой рукою из снайперской винтовки, ударила его в грудь. Упал на землю кивер, брякнулась на землю шпага, которую генерал нес в руке. Выстрела никто не услышал, «ВСС» и так-то не очень шумный агрегат… а уж с доброй сотни метров – так и вовсе.

Первым пришел в себя подпоручик Ромин. Он бросился на помощь к генералу, подхватил его под плечи…

И осел на землю – из простреленной ноги хлынула кровь.

В следующую секунду свинцовый вихрь стеганул по всем остальным. Менее чем за полминуты было убито двое и ранено еще четверо столпившихся у входа офицеров. Наконец уцелевшие сообразили укрыться за толстыми каменными стенами офицерского собрания и там смогли перевести дух.

– Что это, господа? – Зажимавший простреленное плечо капитан Маслов обессиленно сполз на пол, откинувшись спиной на стену. – Кто эти стрелки?

– Кто – как раз и понятно, господин капитан, – осторожно выглянул в окно корнет Веремеев. – Они не хотят, чтобы мы вышли отсюда. Стало быть, эти стрелки на стороне Павла. Судя по точности стрельбы, это егеря. Вот только… отчего мы не слышали выстрелов?

Разорвав на полосы свою рубашку, поручик Егоров перевязал ею Маслова и перешел к прочим раненым. Услышав слова Веремеева, он обернулся.

– А давеча в газетах писали, будто бы где-то в Европах придумали ружье, воздухом стреляющее. Уж и не помню, где это такое измыслили, но точно об этом читал я… Только бьет оно недалече, как бы на сотню шагов всего…

– Духовое ружье? Так это вы про штуцер Жирардони читали, есть такой, у австрийцев встречается, – отозвался кто-то из офицеров. – Вполне возможно такое, господа! И стреляет оный штуцер и впрямь – недалече весьма. Так где ж тогда стрелки укрыты? Двор-то пустой!

– За забором разве?

– Далеко… Да и стреляет оно нечасто, заряжать долго. Ан сколько уже у нас раненых?

– Граф Леонтий Леонтьевич – убит. Корнет Аникеев и капитан Федосьев – тоже. Да раненых пятеро. Сколько ж там стрелков тех сидит, коли стрелять они быстро не могут?

Увлекшись разглядыванием обстановки, корнет Веремеев неосторожно выглянул из-за стены в окно. И в следующую секунду тяжелая пуля, сбив с него шапку (которую он по рассеянности не снял), отскочив от стены, волчком завертелась по полу.

– Ого! – приподняв горячую пулю щипцами для сахара, присвистнул поручик Егоров. – Видал кто такую пульку? Это с какого же духового ружья такая прилетела? Штуцер, господа, как есть штуцер! И калибра небольшого. А ведь стрелок-то, корнет, вполне вам голову пробить мог! Намеренно в шапку стрелял, господа!

– Не выпустят они нас, – прижавшись к косяку двери, обозревал двор капитан Никитин. – Конец выступлению, господа офицеры. При той скорости стрельбы да меткости стрелков – и до середины двора не добежать, всех положат, как куропаток. А солдаты без нас из казарм не выйдут. Выстрелов там не слыхать, тревогу не поднимет никто. Выиграл этот бой Павел. Малой кровью – а вот, поди ж ты… Кто только думать про то мог…

Лейб-гвардии Семеновский полк.

– Чем вызван ваш столь ранний визит, уважаемый доктор? – Капитан Вяземский удивленно посмотрел на вошедшего в комнату доктора Арендта. – Слава богу, с момента вашего последнего визита, а особливо после тонких пальчиков вашей прелестной помощницы, никакие недомогания меня не посещали более.

– Прошу меня простить, господин капитан, тем паче что и выступаю я ныне в роли, мне совсем не свойственной… – потупился смущенно доктор. – Волею случая посетил я ныне утром знакомого нашего, и он попросил меня передать вам послание приватное…

– Ну, так давайте ж его!

Доктор поставил на лавку свой саквояж и извлек из него плотный конверт.

– Вот, извольте. Кстати, и господин прапорщик Полторацкий здесь тоже присутствует. Так и для него у меня послание есть. Вот, прошу, – и доктор протянул указанному офицеру еще один конверт.

Оба офицера зашуршали бумагами.

– Однако… – первым пришел в себя Полторацкий. – События развиваются чрезмерно быстро. Князь, пора выводить войска.

– Любезный мой доктор, – повернулся Вяземский к Арендту, – а скажите-ка мне, только ли нам двоим доставлены письма?

– Отнюдь, ваше сиятельство. Аккурат перед вами заезжал я к графу Беннигсену. Аналогичное письмо ему передал от известной вам особы. Да и не ему одному.

– Вот видите, Костя, по всему городу началось, – сказал князь прапорщику. – Озаботьтесь вызовом сюда господ офицеров.

Вскочив с места, юный прапорщик выскочил во двор.

– Право слово, князь, – смущенно проговорил доктор, – мне неловко вас беспокоить…

– Так в чем дело?

– Видите ли, посыльный поднял меня с постели очень рано… Я даже позавтракать не успел…

– И всего-то делов? Эй, Прошка!

Стукнула дверь, и в комнату заглянул денщик князя.

– Прошка, собери доктору поесть! Да пулей! Он с утра на ногах, а во рту маковой росинки не было.

Денщик быстро выскочил из комнаты. Следом за ним, прижимая к груди саквояж, бочком вышел доктор. Ему пришлось посторониться, пропуская в комнату офицеров полка.

Выработка плана выступления не заняла много времени, тем паче, что основные действия были расписаны заговорщиками задолго до этого момента. Уже через полчаса причастные к заговору офицеры полка распределили между собой роли.

– Все, господа, времени мало. Изюмский полк, надо думать, выступил уже. Они верхами и на месте будут раньше нас. Поспешим же и мы, дабы к шапочному разбору не прийти.

Загрохотали отодвигаемые стулья, офицеры направились к выходу. И в этот момент входная дверь, чуть скрипнув, приотворилась. Что-то тихо щелкнуло, хлопок – и под ноги выходящим покатился темный цилиндрический предмет.

– Это еще что… – удивленно поднял брови Полторацкий.

Договорить прапорщик не успел.

Сверкнула неяркая вспышка, и стекла в комнате вынесло наружу взрывной волной. Грохнула распахнутая входная дверь, и секунду спустя в комнату вкатился новый цилиндр.

Не успел затихнуть грохот второго взрыва, как в комнату проник человек. Мало кто из присутствующих сейчас сумел бы опознать в нем хорошо знакомого доктора Арендта. Вошедший своими повадками совершенно не напоминал неуклюжего и флегматичного англичанина. Более того, в его руках сейчас были предметы, вряд ли приличествующие врачу. Ну не похожи револьверы на стетоскоп или ложечку, которой наследники Эскулапа проверяют знание буквы «А-а-а» у больных. Толстые набалдашники глушителей придавали непривычному оружию и вовсе странный вид. Тихо хлопнуло несколько выстрелов. Быстро подхватив со стола одно из писем, мнимый доктор выскочил в окно и исчез. Ворвавшиеся в комнату спустя несколько минут солдаты караульной роты обнаружили в ней только полтора десятка мертвых тел.

В результате возникшей неразберихи Семеновский полк так никуда и не выступил.

3

– Ваше императорское величество! Прибыл князь Куракин!

– Зови! – Павел оторвался от бумаг и поднял голову навстречу входящему князю. Тот склонился в почтительном поклоне.

– Ваше императорское величество…

– Подходи, князь. Прочитал твои бумаги и вот что тебе скажу, – император встал из-за стола. – Услужил ты мне. Как есть услужил. Не забуду я труды твои. Однако же вдругорядь бумаги твои просмотрев, призадумался я.

– О чем, Ваше императорское величество?

– По бумагам у тебя все гладко да красиво выходит. Ан в жизни так не бывает, князь! Всегда где-то закавыка какая-нибудь сыщется да всю стройную картину и поломает. Вас послушать – так денно и нощно о персоне моей беспокойство имеете.

– Истинно так, государь!

– Не так, князюшка, не так! Ин я государем-то совсем недавно стал. С какой бы радости тебе обо мне такое беспокойство ранее проявлять? По бумагам глядя, заговор сей ведом тебе стал почти полгода назад. Пошто матушке не доложил? Чего ждал? Говори как на духу!

– А потому, Ваше императорское величество, молчал я, что толку с того не было бы ни малейшего. Доложил бы я материалы сии государыне – и что? Прямых улик у меня тогда не было. Это сейчас, на переписку аглицкую глядя да письма посольские к бунтовщикам читаючи, хоть что-то предъявить им можно. А тогда что у меня было?

– Хм… – Павел потер подбородок и опустился в кресло. – И ты садись, князь. Верно говоришь, не поверили бы тогда такому. Да и я сам первый усомнился бы. Ведь офицеры не из последних, роду древнего, заслугами все отмечены, с чего бы им бунтовать? Сейчас, однако же, иначе полагаю я… Так что здесь убедил ты меня. Но на вопросы все-таки ответь!

– Слушаю вас, государь!

– Скажи, как к тебе письма попали? Не те, что на трупах заговорщиков взяты. С ними-то как раз все понятно. Я про ранешние послания говорю. Их где взяли?

– Тут, Ваше императорское величество, все просто и не просто. Послания эти доставил мне человек один. Мыслю я, что он сам либо кто из близких ему людей переписку эту читать мог.

– Что за человек? Откуда?

– По обхождению да речи ежели судить, русский это. Но не из наших. Говорит он хоть и правильно, но чувствую я в речи обороты непривычные. Словно бы иностранец русский язык выучил да изъясняется.

– И русский, и не русский… Что-то ты, Алексей Борисович, загадками говоришь. Звать его как?

– Артем Олегович.

– Ишь ты, Олегович… Звания какого? Роду-племени?

– Звания он не называл, ваше величество, и инкогнито свое бережет тщательно и умело. Однако видно, что тайными делами он давно занимается, и не один, но начальник его далеко сидит, вне пределов державы вашей. Сам ко мне домой пришел да про козни вражеские поведовал. Видать, прознал как-то, что я вокруг этой шайки-лейки который месяц, как рыбак вокруг щуки, круги нарезаю. Думаю, что кто-то из англичан ему на больную мозоль хорошенько наступил. Вот и ищет он способ, дабы сквитаться с ними. Оттого и ко мне явился, ибо сил своих для того не имеет.

– За помощью, стало быть, к тебе обратился… А для себя чего попросил?

– Ничего, Ваше императорское величество. Сказал, что хочет злодеям помешать.

– Помешать, значит… Ладно, князь, давай прикинем. Преображенский полк да иные части на марше перехватили гатчинские батальоны. Стрельбы там большой не было, врасплох их застали. За это, Алексей Борисович, тебе первому спасибо. Успел упредить, благодарю! Потерь больших среди преображенцев не было, хотя постреляли изрядно. Двоих офицеров насмерть пулями побило, да три десятка солдат под картечь подвернулись. Кого тоже поранило, а кто и преставился. Бывает, все же бой, а не гулянка. А вот лейб-гвардии Семеновский полк – тут в офицерском собрании ни с того ни с сего вдруг порох взорвался. Уж как он туда попал да почему жахнул – сие тайна, мраком покрытая. Одних только офицеров без малого полтора десятка разом богу душу отдали!

– Бывает такое, государь. Порох… Такая штука…

– Ну да, ну да… Бывает. Случается, и не насмерть кого заденет, хотя человек совсем рядышком был.

– И так тоже может быть.

– Может, князюшка! И человек такой очень скоро сызнова к бою способен будет. Видать, для того, чтобы такого не случилось, иных раненых там пулями дострелили. Заметь, ни один солдат при том случае не пострадал!

Куракин вытер пот со лба.

– Теперь, друг мой, Изюмский полк рассмотрим. Там вообще история презанятнейшая вышла. Ты в казармах у них бывал?

– Не довелось, Ваше императорское величество.

– А я бывал. И помню, что плац там перед офицерским собранием саженей полтораста шириной, и на другой стороне заборчик. Небольшой, да не в том дело. За тем заборчиком сидючи, стрелок неведомый офицеров мятежных, как мишени на стрельбищном поле, расстреливал. И здесь тоже – одни офицеры, ни одного солдата нет!

– Стрелок?

– Барон фон Шенк, знаешь такого?

– Так точно, Ваше величество, обер-егермейстер ваш.

– Так вот, он, охотник первостатейный и следопыт изрядный, клянется, что один человек из-за заборчика стрелял… Росту невысокого – чурбак себе под ноги подкладывал, чтобы из-за забора выглянуть. И стрелял он с полутораста саженей, князь! Что ни выстрел – один готов! Где ж это такие стрелки у нас водятся?

Князь облизал пересохшие губы и ничего не ответил императору.

– Выдал барону один из заговорщиков пулю, – о поднос звякнуло нечто малое. – Что скажешь, Алексей Борисович, видал ли ты такое ружье?

Князь повертел в руках кусочек металла.

– Штуцер это, государь. Вон и следы на пуле видны…

– Нет таких штуцеров, князюшка! Ни у нас нет, ни в Европах, ни в Англии – нигде про такое и не слыхивали!

Павел встал и зашагал по залу. Вскочивший на ноги князь почтительно следовал за ним.

– Смекай, князь! Стрелок с дивным ружьем – откудова он такой выскочил? Представь мне сюда оружие это – при всем дворе Андреевскую ленту пожалую! Порох, неведомо как взорвавшийся, да люди, из пистолетов дострелянные, – между прочим, шесть человек! Сколько тех стрелявших было да отчего их никто из солдат не видел? Что скажешь?! А?

Император резко повернулся и схватил молчавшего князя за пуговицу на камзоле.

– Честный ты человек, Алексей Борисович, оттого так и говорю. Не подозреваю ничего и опалы моей нет на тебе. Но людей этих, Артема твоего, найди! Стрелка неведомого сыщи – чует мое сердце, что это одного поля ягоды! Не неволю и не тороплю, однако ж – не тяни! Сегодня у них на прицеле офицеры-мятежники, а завтра кто?

Глава 3 Прикладная демография

Совершенно секретно. Перед прочтением – сжечь.

А. и Б. Стругацкие

Боливар не вынесет двоих.

О’Генри

Январь 1797 года. Англия, Лондон

– Сэр Уильям! – Вошедший в кабинет Гренвиля Джордж Спенсер был необычайно взволнован, и это сразу бросалось в глаза, стоило только посмотреть на его поведение. Обычно спокойный и выдержанный, сегодня он был не похож сам на себя. – Вы слышали последние новости?

– Присаживайтесь, мой друг! Вы имеете в виду новости из России?

– Именно их!

– Увы… Кто бы мог подумать, что столь тщательно и давно подготавливаемое мероприятие может вдруг закончиться таким образом? На моей памяти таких оглушительных провалов…

Гость вспыхнул.

– Да-да, сэр Джордж, – повысил голос хозяин кабинета, – именно провалов, давайте уж называть вещи своими именами! Так вот, таких поражений мы еще не несли! Бог с ними, с туземцами, но здесь уже погибают и наши люди! Причем – далеко не самые незаметные, вспомните хотя бы беднягу баронета! Принять жуткую смерть в глухом русском лесу! А Оливер Логайр, застреленный на пороге своего дома? Бюро сэра Роберта понесло тяжелую утрату!

– Ну, это еще как сказать… – пробурчал Спенсер, устраиваясь поудобнее в кресле. – Во всяком случае, я бы не был столь категоричен…

– То есть? – удивленно поднял брови хозяин кабинета. – Но вы же не будете отрицать, что именно сэр Оливер был крупнейшим специалистом по России?

– Не буду. Но вот в том, что его смерть явилась столь невосполнимой утратой… пожалуй, что и не соглашусь.

– Вы не могли бы пояснить свой скептицизм, сэр Джордж?

– Охотно… Россия и впрямь – слишком трудная для восприятия нормальным человеком страна, это так. Но не следует забывать и о том, что слишком тщательное изучение неведомого всегда чревато и для изучающего! Так и Логайр… Известно ли вам, какие бумаги были обнаружены на его столе?

– М-м-м… сэр Роберт ничего об этом не говорил…

– Правильно. Ибо попросту не знал! Известная дилемма, сэр Уильям – кто охранит охранителей?

Гренвиль внимательно посмотрел на своего собеседника.

– Уильям, друг мой, вы меня пугаете… Есть что-то, чего я не знаю?

– Увы, есть! Среди бумаг покойного нашлось письмо от… кого бы вы думали?

– Откуда же мне знать?

– От князя Куракина!

– М-м-м… обер-прокурора?!

– Именно! Сам факт письма особенного удивления не вызвал бы. Мало ли как оно все бывает… Но вот его содержание…

– Что же такого там было написано?

– Князь благодарил сэра Оливера за своевременно переданную ему информацию по важному для него вопросу и подтверждал свое желание сотрудничать с ним и далее. При этом открытым текстом было сказано, что это сотрудничество и далее будет весьма выгодно Логайру в финансовом плане.

– Быть того не может!

– Разве? А то, что при осмотре дома покойного было обнаружено около пятнадцати тысяч рублей золотом? Причем старательно упрятанных от чужого взгляда? Напомните мне, каково годовое содержание чиновника такого ранга?

– Не может быть… Логайр, кто мог подумать!

– А следовало бы! Более того, в посольство обратился тот самый докторишка, которого мы отправили в помощь сэру Оливеру. Помните его?

– Откуда? – пожал плечами Гренвиль.

– Ну да, вы такими мелочами не интересовались… Так вот, перед самым мятежом Логайр вручил ему письма для некоторых главарей мятежа. Одно из них осталось неврученным, по причине отсутствия адресата. И доктор, как честный человек, вернул его назад. Оно так и осталось бы валяться в бумагах посла (ибо сэр Оливер к тому моменту был уже мертв), если бы не… впрочем, это неважно. Гораздо интереснее то, что там было написано!

– И что же?

– Там прямо рекомендовалось капитану Вяземскому повременить с выступлением полка и дождаться специального сигнала от прочих мятежников. Невзирая ни на какие прежние договоренности. Поднять полк – и ждать сигнала, не выходя из казарм! И это одна из самых боеспособных частей – лейб-гвардии Семеновский полк! А все прочие части восставших уже шли к своей цели!

– Не дошли… увы…

– Да. И в этом тоже есть заслуга князя Куракина! Он был обласкан императором и ему пожалованы новые привилегии. Как вы полагаете, за что?

– Постойте, сэр Джордж… Вы хотите сказать, что в бюро сэра Роберта… что там есть предатели?

– Ну, один-то, во всяком случае, был. А вот что касается прочих… тут надо хорошенько посмотреть.

– И в итоге мы остаемся без достоверной информации, ибо доверять бюро так, как это было раньше, уже не можем…

– Увы, мой друг! Мы стали глухими и слепыми в самый ответственный момент!

Весна 1797 года. Калифорния, Форт ВВВ.

Из дневника Сергея Акимова

Вернулся из Новой Гранады (будущий Эквадор, хотя кто его знает, как оно теперь повернется?) дон Хосе, буквально вчера. В Форт его подбросили «контрабандисты». Одна из тех самых шхун, которые все еще возят отходы серебряных рудников. Ну, и много чего еще полезного, но такие грузы действительно не совсем законным способом приобретаются и доставляются. Приплыл, что весьма странно, один, а ведь с ним отправляли сводную роту, из инжбата и спецназа.

Добрел он от пристани до гостевого домика, ни к кому не заглянув по дороге, даже не стал занимать свои обычные апартаменты в представительском комплексе. Прислугу выгнал, предварительно заказав и получив пару бутылок самого забористого самогона, что нашлось, заперся и, судя по всему, квасит «по-черному».

Не ожидал я такого от всегда спокойного и рассудочного сеньора. Неужели землетрясение в Кито так на него повлияло? Так ведь и плавал он туда именно для предотвращения последствий, что сопровождали катаклизм в нашем реале. Сорвалось или еще что-то попутно случилось? Из экипажа никто не в курсе, с ними падре не откровенничал.

Наш «карманный» иезуит человек весьма образованный, для своего времени даже весьма и весьма. Поэтому предупреждение о грядущем локальном Армагеддоне принял близко к сердцу. Спасать не только души, но и тела, где оные души обретаются, – его прямая обязанность. Вот он и решил попробовать, хотя заранее предвидел сложности, которые его ожидали в этой миссии. Новая Гранада, в плане бардака с административным управлением, отличалась даже на фоне остальных колоний Испании в Новом Свете. Вице-король, особенно в последнее время, пытался навести порядок, но чиновники на местах благополучно игнорировали большинство его нововведений. Кроме убеждения властей города о необходимости эвакуации, велики были шансы на конфликт с местной церковной верхушкой. Тут мы никакой информацией помочь падре не могли, не оказалось в ноутах сведений о конкретных личностях там и тогда. Могут помочь, а могут и рогом упереться. Типа – кара божья и не нам противиться воле его. Да еще не только жителей города сдергивать с привычного места. Там же по долине сель прошелся, как бы не от него больше всего и погибло людей. Таких подробностей мы тоже не знали. А раскачать крестьянина, заставить его бросить скот, хозяйство – гораздо труднее, чем ремесленника из города. Но хоть что-то получилось сделать или нет? Гадать толку нет, надо расспросить и знать, а не предполагать.

Поэтому, вернувшись с пробежки, двигаю к нему, только сполоснулся под душем по-быстрому. Открываю дверь. Ну и что, что она заперта изнутри? Мы же проектировали этот домик, так что все предусмотрено. Запах перегара чуть не сшибает меня с ног, окна закрыты, полумрак… М-да, как все запущено.

Ставлю на стол принесенный рассол, четвертинку беленькой (из своих личных запасов, двойной очистки), распахиваю окна, чтобы продышаться.

Достойный сеньор обнаруживается на неразобранной кровати. Лежит, уставившись широко открытыми глазами в потолок. Но явных признаков похмелья не заметно. А это уже гораздо хуже – если алкоголь не берет, то чего же такого он насмотрелся?!

– Извините, дон Хосе, что без приглашения ворвался к вам, но ваше поведение внушало немалые опасения…

Того как пружиной подбрасывает на ложе. Смотрит на меня безумным взглядом, потом узнает, даже встает и делает несколько шагов к столу, на котором сиротливо стоит пустой стакан и принесенные мной сосуды. По дороге его сильно повело, видать, вчерашнее все же достало. Но он все же успевает добраться до кресла и приземляется в него довольно точно.

– Дон Серхио… – говорит внятно, язык не заплетается. – Какие же сволочи!.. Сыны алчности и врага человеческого!

– Простите, святой отец, о ком вы? – Одновременно достаю из буфета второй стакан, наливаю в один соточку белой, во второй – рассол.

И придвигаю посуду поближе к собеседнику. Тот несколько секунд недоуменно рассматривает натюрморт, потом выпивает половину рассола и лихо опрокидывает в себя водку. Человеку прямо на глазах лучшеет. Ну вот, первый этап вывода из запоя пройден, теперь ему чуток выговориться, принять вторую дозу и баиньки. На старые-то дрожжи его быстро должно вырубить. А потом горячий бульон, пиво для окончательного отходняка, снова поспать, а завтра и баньку, чтобы закрепить приведение в норму.

– Ведь я поверил вам с датой, тем более, что уже наслышан про изыскания многих ученых мужей о природе трясения земли. А вот местные чиновники и состоятельные люди – тоже поверили… Но…

– Что именно «но», падре?

– Ведь они палец о палец не ударили, чтобы оповестить жителей города! Сбежали, как крысы, захватив ценности и родственников, бросили город на произвол судьбы…

У меня холодеет в груди. Неужели все напрасно, и трагедия повторилась? А виноваты, как всегда, толстосумы и чиновники, которых при всем желании к ответу не призовешь…

– И ничего не удалось сделать?

Снова дон Хосе смотрит на меня, будто не узнавая. Потом как бы оттаивает.

– Если вспомнить ваши слова о предполагаемом количестве жертв, то, безусловно, вашим солдатам удалось спасти очень многих. Согласно не очень полным подсчетам, погибло меньше трех тысяч человек…

У меня чуть отлегает от сердца. Что ни говори, но сорок тысяч смертей и три тысячи – разница заметная, согласитесь? Получается, падре провел просто офигительную работу, пусть местные жители даже имели печальную память о прежних катаклизмах. Заставить горожан покинуть свои жилища, нажитое таким нелегким трудом добро (много ли на себе утащишь?) – ему явно потребовались незаурядные способности убеждать и вести за собой. Но дон Хосе продолжает:

– Больше трети умерших составили те люди, которых убили ваши солдаты…

Ну ни… себе! Это что за геноцид?

– Можно подробнее, сеньор?

– Когда мне сообщили о первых нескольких случаях расстрелов, я немедленно прибыл на место последнего инцидента. И лейтенант, командовавший отрядом, мне прямо сказал, что выполнял приказ дона Алехандро и… ваш, сеньор Серхио.

Фу-у-у… Конечно, был такой приказ, очень доходчиво сформулированный и для большей убедительности изложенный на бумаге, с печатями и остальными атрибутами. Дословно сейчас уже не помню, но точно там было: «… мародеров, насильников, грабителей – расстреливать на месте преступления, при наличии в составе подразделения старшего в чине не менее сержанта». Естественно, было там и про обязательный сбор свидетельских показаний, оглашение приговора и остальные юридические тонкости.

Напоминаю ему о существовании приказа, о котором, кстати, иезуит знал. И спрашиваю, были ли случаи неправомерного применения санкций?

Оказалось, что основная претензия у нашего святого отца оказалась к форме исполнения приговоров. Поскольку ни один из бойцов не имел церковного сана (с какого бодуна-то?), то на предсмертную исповедь они время не тратили. Прибывали на место преступления, если успевали, так как роты на такой город, сами понимаете, совершенно недостаточно. Ловили злодеев, быстренько учиняли дознание, выносили приговор, три минуты приговоренному на молитву и пуля в затылок, иногда контроль, чтобы не мучился. И теперь, по мнению нашего друга падре, между адом и раем болталось некоторое количество душ, которым не отпустили грехи. А это противоречит всему, чему только можно. И что тут сказать на такое заявление?

Решаю не ломать голову в одиночку, поэтому просто выливаю в стакан дону Хосе остатки водки и молча придвигаю ему. Тот автоматом выпивает, и, буквально через минуту, его вырубает. Перекладываю на постель, стащив с него сапоги, запираю дверь своим хитрым ключом-вездеходом и направляюсь искать Сергеича. По дороге пытаясь вспомнить, где же сейчас Костя-Рысенок, наш судья и незаменимый консультант по юридическим закавыкам.

Лето 1797 года, Калифорния.

НПЦ «Дакота». Логинов

Служебная записка.

Секретно. Степень 7.

Экземпляров 2.

Экземпляр № 2.

Кому – Генерал-командору КД, председателю ВПС А. Конторовичу.

Тема: «Гамбит бубновой дамы». О положении колоний И.{спании}.

Приложение: 1 лист «Объективка на С.Б.»

Во время совещания в Дакоте нами…, был рассмотрен комплекс внешнеполитических вопросов, относящихся к проекту «Гамбит бубновой дамы». Учитывая политическую обстановку в Европе и нашу деятельность в поддержку И.{спании}, имеется высокая вероятность отсутствия вторжения ф.{ранцузских} войск на территорию этого государства и сохранения по этой причине легитимности властей в ее колониях. Обсудив плюсы и минусы такого положения дел, мы пришли к выводу, что такая ситуация положительным образом сказывается на реализации целей проекта ГБД. Сохранение колоний Испании в нынешнем положении позволяет ограничить влияние в этих районах евр.{опейского}, в первую очередь А.{нглийского} капитала…

В целях реализации этих идей является необходимым использование родственных контактов А.Л. с одним из будущих основных вождей этой борьбы С.Б. Необходимо добиться:

1. Приглашения С.Б. на мероприятия в ВВВ.

2. Инициализацию у С.Б. желания продолжить образование в КД.

3…

4…

Подписи…

Вот и у меня наступил один из переломных дней в этой новой, подаренной неизвестно кем жизни…

Мария Габриэла де ла Сантисима Тринидид Боливар де ла Консепсьон и Понте Паласиос… уффф, все же выговорил. Без бутылки мою невесту назвать полным именем, по-моему, ни один нормальный человек не способен. Одно хорошо – она нормально относится к имени Маша. Так я ее обычно и зову.

Черт, как зуб разболелся. Нервное или действительно больной? Вот только повторения зубной эпопеи мне не хватало, черт побери. В той, старой жизни, мне эти зубы всю жизнь портили. Ну, наследственность плохая, плюс долгое проживания в местностях с не самой хорошей водой в детстве повлияло. А здесь могла работа в ламповой мастерской добавить. Ртуть, она тоже не подарок, знаете ли. Надеюсь, все же нервное. Потому что лечить зубы в нашем настоящем – легче сразу убиться об стену, итог тот же будет. Надеюсь, что все же волнение. Хотя с чего бы? Я два раза женат был и ни разу не волновался. Хотя, конечно, по нынешнему молодому виду никто о таком и не подумает.

Все, наконец-то появился кортеж невесты. Большой какой! Целая дюжина подружек. Беру Машу под руку, и всей толпой неторопливо идем к «мэрии». Ого, а тут народу еще больше! Да, телика нет, спектакли тоже редко бывают, так что свадьба – одно из важнейших культурных мероприятий нашей жизни. Разговоров потом на пару месяцев будет. Типа «а он весь такой изящный в своем черном колете, а она вся такая красивая, бледная-бледная…» И неважно, что свадьбы все чаще и чаще бывают. «Пары лет не прошло, как нашего «завхоза» женили, а теперь вот и я…». Мои размышления прерывает поданный Зубрилкой сигнал. Вот ведь – сколько уже вместе, а по-прежнему друг друга не по именам, а по форумным никам называем.

Вместе с Марией под громкую команду сержанта, мимо замершего по стойке «смирно» почетного караула (комендант я или нет, в конце концов), торжественно плывем к дверям мэрии и ждущему нас Дяде Саше. А точнее – главе Директории Калифорнийской генерал-командору дону Алехандро. С трудом удерживаюсь от смеха, вспомнив знаменитое присловье из книги Стругацких: «А почему бы благородному дону не помочь другому благородному дону…» – Мария замечает мое фырканье, но я успокаивающе пожимаю ее ладонь, и она лишь недоуменно пожимает плечиком. Ничего, потом как-нибудь объясню. Заметил ли мои гримасы Александр – не пойму, а вот стоящий рядом падре точно заметил и ободряюще мне улыбнулся. Заходим внутрь мэрии, и начинается сначала гражданская, а потом и церковная церемонии. Падре иногда недовольно поглядывает на Дядю Сашу. Конечно, ему бы хотелось, чтобы обряд в церкви происходил, как положено. Да и мое отношение к религии ни падре, ни Маша не одобряют. Но Маша, как и положено образцовой женщине этой эпохи, молчит, а падре… падре, хотя и не смирился с нашими странностями, но близок к этому. Впрочем, что-то я опять отвлекся, думая и чисто на автомате отвечая на вопросы. Так и вся церемония мимо прошла незаметно. Целуемся и торжественно идем назад, мимо забрасывающих нас зерном и мелкими монетками детей и взрослых. Больше всех радуются дети, одна девчушка даже ухитрилась довольно больно попасть мне точно в щеку отнюдь не легкой монеткой. Пришлось перетерпеть. Подмигнул смеющейся вовсю девчушке, чем вызвал у нее новую волну радости.

Доходим до стола, по традиции установленного на широком лугу так, что все, кто свободен и хочет принять участие в торжестве, могут за ним разместиться. Первый тост, как обычно: «За здоровье молодых». Опять целуемся, на этот раз под громкий счет. Этот обычай я возродил, чему сейчас совсем не рад. Ну не люблю я при людях целоваться. А приходится, черт побери. Ууу, дурная морда, сам с пьяных глаз на предыдущей свадьбе считать начал, теперь вот отдувайся… Хорошо, народ удовлетворился всего тремя нашими вставаниями, потом свадьба перетекла в обычное застолье, одинаковое у всех народов мира со времен изобретения алкоголя. Все понемногу забывают, зачем собрались, и начинают сбиваться в группки, обсуждая животрепещущие новости и рабочие проблемы. Ну и нормально. Немного успеваем поболтать с Машей. Она довольна всем. Еще лучше. Только долго поговорить не удается, отвлекает Динго. Ну да, где еще можно спокойно обсудить профиль крыла и запас прочности корпуса строящегося планера, как не на моей свадьбе. Обсуждение затягивается, хорошо, что Маша увлечена разговором с одной из подружек. Наконец – танцы. Небольшой оркестрик наигрывает «Калифорнийский вальс» (бывший в иной реальности «Венским»), и мы с Машей делаем несколько кругов по поляне под аплодисменты окруживших ее гостей. На следующий танец ее приглашает Дядя Саша. А меня отзывает «завхоз». Ну да, «кровавая гэбня», то есть спецслужба, и на отдыхе работает. Специфика службы, господа. Тем более, что попавший в сети «карась» весьма интересует наше начальство. Еще бы… двоюродный племянник моей Марии, по возрасту, особенно если считать по меркам нашего времени – мальчишка, но весьма и весьма перспективный, по имени Симон[120]. Тот, кто учился в советской школе, сразу поймет, а для остальных и не интересующихся историей придется напомнить, что Симон Хосе Антонио де ла Сантисима Тринидад Боливар де ла Консепсьоон и Понте Паласиос и Бланко (еще одно зубодробительное ФИО!) прославился настолько, что в честь него назвали целую страну – Боливию. Ну да, в моих родственниках (в этом времени, надо заметить, весьма и весьма важная вещь – родственные отношения) оказался будущий герой борьбы за освобождение Южной Америки от испанского колониализма. Вот и появились у наших мыслителей кое-какие соображения на этот счет. Например: «А стоит ли вообще эта игра свеч?» – то есть появились сомнения по поводу распространения клавишных инструментов среди парнокопытного скота. Если же без шуток – не лучше ли оставить колониям колониево? Зачем нам целый континент якобы независимых стран, в действительности опутанных английским и американским капиталом? Может быть, лучше они будут под рукой Испании, постепенно дающей им все больше и больше автономии, но в то же время затрудняющей проникновение в них влияния других стран? Выдвинутую мною идею обсуждали без меня, но какие-то выводы, похоже, сделали. Вот и сейчас, в непринужденной обстановке, слегка подвыпившего и потому разоткровенничавшегося Боливара полегоньку изучают Дядя Саша и Кобра с моей как «родственника» помощью. Мне, честно признаться, долго в разговоре участвовать не пришлось, Мария утащила танцевать какой-то очень интересный танец, как оказалось, баскский. Ну да, это семья баскская, хотя и переехала уже давно в Венесуэлу. Кстати, у Симона вроде родители недавно умерли? Спрашиваю в перерыве у Маши, она подтверждает, что он теперь в семье дяди живет. А тот сторонник, как сказали бы в наше время, «американского образа жизни» и Французской революции. Жаль, не приехал сюда, я бы ему рассказал о том, куда этот образ жизни ведет. Не прямо, конечно, но доходчиво. Благо примеры уже и в это время появились.

Свадьба проходит замечательно, как и три дня традиционного отдыха, предоставляемых молодоженам нашим начальством. А через три дня мы выезжаем в Дакоту. И с нами – Симон. Не знаю, что ему нарассказали и какие подписки он давал, но поехал он с нами с большим энтузиазмом. Ну, а в Каракас отправились два послания – письмо самого Симона и официальное извещение Научно-Экономического Совета о приеме его на учебу в Университет Калифорнийской Директории.

Правильно, нечего ему делать в Европах и Штатах, пусть у нас полезных знаний набирается. Может, вообще останется, а там, глядишь, станет и знаменитым именно как калифорниец. Харизма у него чувствуется, даже в четырнадцать лет видно – лидер прирожденный.

Хорошо летом в долине Дакоты. Ласково светит солнце, чирикают какие-то птички. Какие? А кто их знает. Для меня все они делятся на три разновидности – дикие несъедобные, дикие съедобные и домашние. Но это я отвлекся. А Симон, уже переименованный нами в Семена, тем временем расписывает мне преимущества «Либертэ, Эгалитэ, Фратернитэ». Точно, сплошь одно райское удовольствие и благорастворение в воздусях.

– Стоп, стоп, – по-испански я говорить все-таки научился. Причем с местным, баскско-колониальным акцентом. С кем поведешься, от того и наберешься. Так что разговариваем на испанском с примесью английского – это когда мне нужных слов не хватает. Иногда, правда, Сема подсказывает, а иногда долго совместно решаем, как перевести то или иное выражение на испанский. – Революция, мой друг, хороша только для тех, кто пользуется ее плодами, то есть для последующих поколений. А для самих участников – это грязь и кровь. Алая кровь, льющаяся потоками. – Для наглядности беру кувшин с красным вином и лью его в освободившийся от эля стакан. – Видишь, как легко льется? Вот так же во время революции… Про Вандею ты забыл? Не будем вспоминать того, что они поддерживали все же законную власть. Посмотрим, что послужило основной причиной мятежа. Той причиной, о которой редко кто знает. Продовольственные конфискации. Не знал? Да, об этом редко говорят. Но ведь революционеры тоже хотят есть. А революция – это, прежде всего, разрушение старого порядка, а вместе с ним – и старых торговых связей, денежного обращения, просто элементарного порядка. Когда нет власти, на ее место приходят кто? Революционеры? Их не так много и везде они быть не могут. Приходят, мон шер, бандиты. Впрочем, и те, и другие хотят есть. А денег нет… вот и начинаются грабежи и конфискации. На которые крестьяне отвечают сопротивлением. И становятся контрреволюционерами. Кроме того, контрреволюционерами часто становятся не только представителе старых правящих кругов, но и их родственники. Часто только по факту родства. И начинается террор… И не только якобинский, кстати. Термидорианцы тоже его начнут, рано или поздно. Готов поспорить на что угодно. Потому что от революции каждый ждет исполнения своих желаний. А они у всех разные. Да и какое равенство может быть между владеющими миллионами богачами у власти и ремесленниками из предместий? Подумай, Семен, подумай…

– Но коли так, то справедливое общество, по-твоему, недостижимо? – обескураженно спрашивает Боливар.

– Как идеал – только в Царстве Божием. А в нашем бренном мире возможно лишь некое приближение к нему, более или менее лучшее. Причем оно должно учитывать интересы максимально возможного количества людей, иметь возможность для изменения в соответствии с развитием общества и в то же время быть достаточно устойчивым, чтоб не свалиться в хаос революции, в анархию или в диктатуру меньшинства. И такое общество мы надеемся с Божьей помощью построить в нашей стране.

– Вот как? И на что оно будет похоже? На Северо-Американские Штаты?

– Штаты? Некоторое сходство, но не более. Штаты – страна, в которой власть захватила плутократия, вспомни, например, восстание Шейса. – Несколько минут выясняем, что же я имею в виду, наконец Симон удовлетворенно кивает. А про восстание он, оказывается, и не знал. Приходится кратко рассказать о том, как после войны за независимость задавленные тяжелым экономическим положение фермеры пытались добиться справедливости и в результате вынуждены были попробовать установить ее силой, но проиграли. – Видишь ли, мой друг, из этого примера ясно, что в Штатах власть, несмотря на все атрибуты демократии, на самом деле принадлежит самым богатым. Не напрямую, а завуалировано, но принадлежит. И вообще, демократия хороша только при небольшом количестве граждан. В Афинах было всего двадцать шесть тысяч граждан и они знали большинство своих соотечественников. Вот и могли выбирать наилучших. Но все равно – вспомни, сколько раз наверху оказывались недостойные. Так что демократия хороша на местном уровне – в поселке, городке, но не выше. Выше должна идти государственная вертикаль. А во главе государства – не избираемые, а кооптируемые органы власти. И только принятие законов должно опираться на мнение народа. Но не на постоянные органы, а на референдумы. Поскольку постоянный орган, вроде Конвента или Парламента, рано или поздно становится властью ради власти и кормушкой для его членов.

– Но кто тогда может гарантировать, что правительство и вертикаль власти не станет такой кормушкой?

– Вот для этого, мой дорогой Семен, необходимо, чтобы в правительство попадали только тщательно проверенные и надежные люди. Для чего предусматриваются в нашем законодательстве несколько подстраховок. Во-первых, стать гражданином КД не просто. Надо прожить у нас не менее пяти лет и зарекомендовать себя полезным членом общества. Во-вторых, даже гражданин не может просто так получить право голоса на выборах и уж тем более право попасть в органы власти. Он должен обязательно отработать три года на пользу общества в органах Гражданской службы или отслужить два года в армии. То есть делом доказать, что он понимает необходимость самоограничения и службы на благо общества. Ну и, в-третьих, при поступлении на государственную службу гражданин теряет презумпцию невиновности и дает собственное согласие на это. То есть его в любой момент могут проверить по любому поводу, априори считая виновным. И он должен будет доказать свою невиновность. Поэтому, если человек идет на должность губернатора, то он уже знает, что любая попытка использовать свою власть для протежирования кому-то будет тотчас же отслежена и он будет наказан. Если только не докажет, что он действовал исходя из государственных интересов. А это будет доказать ой как трудно, потому что расследователи тоже находятся под дамокловым мечом презумпции виновности. И будут изо всех сил раскапывать его виновность. Поэтому такому человеку будет проще разбогатеть, не стремясь на государственную службу, где много мороки и мало выгоды, а организовав собственное дело.

– Но ведь и собственное дело у вас в Директории не совсем собственное? Как я знаю, в каждом предприятии есть государственная доля?

– Есть. Только ведь она не вымогается. Государство получает ее, давая определенные преференции предпринимателю, строящему новое предприятие. Аренда земли, бессрочная и бесплатная, беспроцентный кредит, снижение налогов, снабжение с государственных складов необходимыми материалами, страховка на случай банкротства, поддержка торговой экспансии… множество преимуществ по сравнению с полностью самостоятельно рискующими предпринимателями в других странах.

– Допустим, ты меня убедил. Но вот то, что верховная власть полностью защищена от узурпации и перерождения – все равно не верю.

– Стопроцентной гарантии от несчастья не может дать даже Банк. Для контроля же за высшей властью у нас предусмотрено разделение ее между двумя комитетами, коллегиальность и контроль со стороны тайных служб за кандидатами. И поверь мне, Симон, что это действует не хуже, а куда лучше, чем якобы имеющийся при демократии контроль со стороны народа.

Дальше нам договорить не удается. Звонок по телефону превращает мой выходной в рабочий день. Да, имея столько должностей, приходится забыть не только о выходных, но часто и о личной жизни. Вот не пойму одного – как это «сталинский опричник» Берия успевал еще и за школьницами охотиться, да еще и спать с ними? Наверное, у него в сутках сорок часов было.

– Маша, приготовь мне, пожалуйста, кофр на всякий случай. Извини, Семен, дела. Надеюсь, ты найдешь, чем заняться? Кстати, тут я недавно получил очередной вестник трудов наших ученых. Можешь почитать, для подготовки к занятиям может пригодиться. Ну все, пошел.

Целую на дорогу жену и выхожу. Лошадь, как говорит наш литовско-калифорнийский князь, животное, опасное со всех сторон. Но за время, что мы здесь прожили, нужные навыки наработались волей-неволей. Поэтому до завода добираюсь быстро. Недоразумение разрешается довольно легко, делаю несколько распоряжений, кое-кого наказываю и к вечеру возвращаюсь домой.

А после ужина мы опять беседуем и наш разговор незаметно переходит на рабство. Да, в колониях, что испанских, что английских или португальских, рабство сейчас процветает вовсю.

– Так ты считаешь, Анатоль, что рабство не имеет право на существование?

– Конечно, Семен, не должен человек владеть другим человеком как вещью. – Наливаю ему и себе по большому стакану оранжада. – Все мы, несмотря на цвет кожи, язык и различные обычаи, – люди. Все мы радуемся и печалимся, все имеем право на жизнь. И никто в здравом уме не мечтает стать невольником на рабских плантациях. Человеку противно быть рабом. И рабство обязательно должно быть искоренено. Ты же видишь, что у нас, в Директории, рабства нет.

– Так получается, что стоит запретить рабство и все?

– Нет, Сема, рабство одними указами не искоренить. Рабство исчезнет лишь тогда, когда станет невыгодно экономически. Если те простейшие механические действия смогут выполнять машины, то рабство исчезнет окончательно. Над разработкой таких машин мы и трудимся здесь, в Долине. И ты сможешь, если захочешь, принять участие в этой работе…

Глава 4 «Говорят все радиостанции…»

– Барышня, Смольный!

– Не отвечает? А кто есть на связи?

– Да? Ну, соедините хоть с борделем.

Анекдот эпохи перестройки

Ноябрь 1797 года. НПЦ «Дакота».

Логинов

Последнее время при слове «лампа» моя рука невольно тянется к револьверу. А если, не дай бог, она еще и электронная, то на язык рвется нечто авиационно-матерное на русско-командном языке и вспоминаются слова моего первого начальника группы: «Самая эротичная книга на свете – это «Единый регламент технического обслуживания самолета МиГ-23»». Написано суховато, зато очень подробно и полностью про сексуальные отношения техсостава с матчастью. Вот чем-то таким я и занимался последнее время, часто привлекая к этому еще и наших металлургов с химиками. Они, естественно, от этого тоже были отнюдь не в восторге. Да, жалко, что в сутках не тридцать часов. Времени не хватает катастрофически, особенно на свое. Пытался пробить постройку дирижабля, но мне эту затею обрезали на корню. Ну и фиг с ним, пока все равно особо не нужен. Зато когда понадобятся – я на них посмотрю. Грузы громоздкие возить, патрулировать морские границы – лучше не придумаешь. Ладно, проехали на время. Потом все равно вернусь к этому. Тупиковое, говорите, направление? А вы уверены? По стоимости перевозки тонно-километра громоздких грузов посмотреть не хотите? Тем более что соответствующие статьи в ноутах есть, да и месторождения гелия в основном как раз неподалеку от нас расположены. Но это – на будущее. Сейчас важнее другое – дальняя связь. Наши маленькие радиостанции из будущего хороши, спору нет. Но маломощны и недальнобойны, а существующие радиотелеграфные требуют очень серьезной подготовки пользователей для работы ключом. Поэтому и творю, вернее, вместе творим электронные лампы. Для мощных усилителей, без которых существующие ништяки из будущего устойчиво работают в пределах пары тысяч километров.

Лампы ужасно громоздкие, типа – «советские микросхемы, самые большие в мире», с шестнадцатью ножками и двумя ручками. Для чего ручки? А для переноски. Потому что, увидев наши лампы, даже основатель лампового производства в России Бонч-Бруевич упал бы в обморок. Такие у нас получились громоздкие и неэстетичные внешне устройства. А что вы хотели, если вакуум приходится получать с помощью насосов от авиадвигателей, а потом добирать хитрым способом, выжигая в оставшейся атмосфере проволочки неизвестного мне химического состава, созданные «мисс Годдард», то есть Еленой. Но даже при этом вакуум недостаточно высокий и лампы работают не слишком стабильно и не очень долго. Однако работают и даже позволяют получить сравнительно устойчивую связь. Но вся эта работа подтвердила вывод моего начальника: на основе полученных теоретических и практических знаний авторитетно утверждаю – нет более затратного способа получения сексуального удовлетворения. Смех сквозь слезы, ага.

Но сейчас мы запускаем первую радиостанцию дальней связи. Такая комнатка, набитая лампами, керамическими конденсаторами и графитовыми сопротивлениями, насосиками для прокачки охлаждающей воды. Еще одну радиостанцию установили на нашем судне, а третий усилитель ушел в Россию, там его Артофу придется самому собирать по инструкции. Правда и комплект там немного другой – с подключением автобусной рации из будущего, а не нашей базовой, снятой с «Дугласа». Лампы, естественно, тоже самые совершенные – охлаждаемые не водой, а воздухом и «миниатюрные», с два кулака моих примерно.

Поглядывая на часы, переключаю муфту в рабочее положение. Посвистывая и поскрипывая, начинают вращаться насосы и генератор, булькает прокачиваемая вода. Осмотрев работающие механизмы, прикрываю дверь и надеваю наушники. Пока – из будущего. Но схему Голубинского я помню, так что телефонная трубка и сам телефон – на очереди. Легкое гудение в наушниках сигнализирует, что эта «ужасная паропанковская радиостанция», как назвал ее Дядя Саша, работает. Переключаю громоздкий тумблер на передачу и говорю в микрофон:

– Анта, адели, ута. Анта, адели, ута. Прием.

Не помню, где я выкопал эти слова. В «Аэлите» Толстого? Может быть… Но застряли они в моей памяти, и теперь вот стали позывными первой дальней радиопередачи в этом мире. Перебрасываю тумблер в положение «Прием» и жду. Сквозь треск и шорох до меня доноситься ослабленный расстоянием голос:

– …а в канале. Вас слышу. Прием.

– База в канале. Принял. Конец связи.

– Ура! Заработало! Всем налить! – Кричу, срывая наушники, и обнимаю стоящую рядом Елену. Ой, блин! Она на меня так посмотрела, словно тыщщу рублей отняла. Я инстинктивно сразу проверил, все ли у меня в карманах на месте…

Но даже этот взгляд не может испортить мне настроения. Удалось, все удалось. Теперь мы сможем оперативно получать голосовую информацию из любого уголка земли, где будут стоять вот такие комнаты.

Август 1798 года. НПЦ «Дакота».

Динго

Создание своей радиоэлектронной промышленности мы начали только в конце 1796 года. До этого, конечно, были какие-то телодвижения в этом направлении, но они носили подготовительный характер. При разработке первых радиоламп нам предстояло решить кучу проблем. Разумеется, вольфрам для нити накала мы взять нигде не могли. Более-менее приемлемым заменителем признали платину, благо ее хватало. Но это только начало. Самое сложное было получить вакуум, причем достаточно высокий, десять в минус пятой – минус шестой степени торра[121].

Первый насос для откачки воздуха сделали сравнительно быстро, использовали один из компрессоров, снятых с самолета. Однако такое решение можно было рассматривать только как временное, учитывая, что запчастей и ремкомплектов к нему нет, да и не предвидится. Однако для первых опытов его хватало. В дальнейшем сделали полностью свой насос, фактически повторяющий систему Камовского, с которой каждый из нас сталкивался еще в школе. Только мы, разумеется, не крутили его за ручку, а сразу приспособили электропривод. Следующим этапом стала попытка соорудить паромасляный диффузионный насос, но, несмотря на относительную примитивность его конструкции, все уперлось в специальное масло. Уж как наши химики ни бились, ни кипятили, ни перегоняли имеющиеся у нас жидкости, ничего подходящего не получалось. При попытке понизить атмосферное давление любая из них начинала парить, сводя все усилия по откачке на нет. Еще одним вариантом рабочей жидкости диффузионника была ртуть, которой мы располагали в достаточном количестве, но связываться с этой отравой, по вполне понятным причинам, не хотелось.

Хорошо, что я вспомнил еще про одну штуку – турбомолекулярный насос. Устройство его довольно просто, это всего лишь высокооборотный вентилятор с несколькими крыльчатками. Нужно только обеспечить очень большую скорость вращения и хорошо отбалансировать всю систему.

Сконструировать высокооборотный электродвигатель удалось довольно просто. Сначала сконструировали умформер[122], с плавной регулировкой скорости вращения, обеспечивающий переменный ток частотой до двух тысяч герц. Потом сделали асинхронный двигатель, хотя с ним пришлось повозиться. На скоростях вращения в несколько десятков тысяч оборотов в минуту требования к качеству изготовления подшипников резко возрастают. Так что мы намучились с полировкой трущихся пар «бронза-сталь», пока не получили приемлемый результат. Трудность усугублялась еще и тем, что в условиях откачки никакие смазки недопустимы, любое имеющееся у нас масло там испарится и испортит вакуум. Первый двигатель разрушился после нескольких минут работы на полной скорости, второй продержался чуть дольше. Только с четвертого или пятого захода удалось найти решение, и моторчики заработали как надо.

А вот турбинки доставили нам значительно больше проблем. На таких скоростях для них в двадцатом веке обычно использовали легкие алюминиевые сплавы. Единственная их разновидность, которой мы располагали, – панели обшивки с того же «Дугласа».

Промучились с ними довольно долго, пока сумели сделать работоспособную крыльчатку на бронзовой втулке. Трудно сосчитать, сколько вентиляторов было разорвано центробежной силой. Особенно мне запомнилась бронзовая лопасть, врубившаяся в балку на половину своей длины. Хорошо, мы сразу позаботились о дополнительном щите, отгораживающем испытательный стенд от экспериментаторов. Однако подобрать форму и толщину крыльчаток удалось. Ну, а выточить наружный корпус из той же бронзы было, по сравнению со всем прочим, уже не проблемой. Для уплотнения крышек и других соединений использовали герметик на основе сургуча.

Но мало получить вакуум, его надо еще и измерить. Если разрежение невелико, то можно обойтись сравнительно простыми средствами, а вот когда давление опустилось до очень малых величин, задача становится совсем не тривиальной. Первым нашим вакуумметром стал огромный U-образный дифференциальный манометр, высотой три метра, а именно столько было до потолка лаборатории. С его помощью удавалось измерить разрежение до одного торра, но это был даже не форвакуум[123], да и насос позволял откачать воздух значительно сильнее. Однако тут нам пришла на помощь метрологическая лаборатория, возглавляемая Толей Логиновым. Им удалось, наконец, наладить выпуск электроизмерительных стрелочных приборов.

Конечно, первые гальванометры имели электромагнитную схему и весьма примитивную, громоздкую конструкцию. Корпус прибора представлял собой деревянный ящик полметра на полметра и высотой сантиметров двадцать, закрытый сверху стеклом. Вся механика была выполнена из вездесущей бронзы. В качестве стрелки использовался высушенный стебель какой-то специально подобранной травы. Для градуировки шкалы наши метрологи использовали сохранившиеся со времен переноса пару китайских мультиметров и старый советский тестер ТТ-3. К прибору прилагался набор добавочных сопротивлений и шунтов, причем к каждому экземпляру он подбирался индивидуально. Именно подобно такому прибору и был построен второй вакуумметр, на основе тщательно рассчитанного платинового термометра сопротивления. После градуировки он позволил измерять давление до одной тысячной торра. Это уже было за пределами возможностей механической откачки, которая давала чуть меньше одной сотой. Но к этому времени был готов и турбомолекулярный насос.

Измерение вакуума высоких степеней пришлось отложить, пока команда Логинова вместе со стеклодувами не сделали нам ионизационную лампу. Именно с ее помощью мы смогли уверенно заявить о достижении минус четвертой степени откачки. Конечно, наш насос позволял откачать и сильнее, но вакуумметр был проградуирован с экстраполяцией на три порядка, что вносило слишком большую погрешность. Так что к осени 1797 года у нас появился вакуумный пост, занимавший целую комнату будущего лампового цеха.

Собственно, пробные лампы мы сделали чуть раньше, еще с применением только механического насоса. Пришлось повозиться с процессом так называемой электрооткачки – «выжигания» остатка воздуха на нагретой до высокой температуры нити. Сначала результаты были так себе. Первая лампа годилась только для выполнения лабораторной работы под названием «Снятие вольт-амперной характеристики вакуумного диода». Причем один раз, после чего она вышла из строя.

Следующие несколько штук также отличались очень коротким сроком службы, от нескольких минут до получаса. Причина быстрого выхода из строя была в разности теплового расширения стекла и выводов, которые в него запаивались. В результате образовывались микротрещины, через которые в лампу потихоньку натекал воздух, после чего нить резко перегорала. Однако и это удалось победить, подобрав подходящий сплав для электродов. Попутно отрабатывалась и сама конструкция ламп, поскольку приоритетной целью было создание автономной аппаратуры коротковолновой радиосвязи для наших агентов за пределами Калифорнии. А это накладывало ограничения на напряжение питания ламп, как накальное, так и анодное.

Таким образом, к концу 1797 года мы начали выпускать радиолампы нескольких видов: довольно простые стержневые триоды для низких и высоких частот, а также детекторный диод. Лампы имели вполне приличный срок службы – не менее пятидесяти часов, и конструкцию, позволяющую достаточно простую замену. Напряжение накала составляло порядка двух вольт, а анода не менее тридцати, что было уже приемлемо.

Кроме ламп, пришлось разрабатывать технологию изготовления и других необходимых радиодеталей – конденсаторов и резисторов. Первые делались из тонкой медной фольги, два слоя которой прокладывались тонкой промасленной бумагой и скручивались в трубочку, после чего заливались сургучом. Вторые получались из специально выточенных угольных стержней.

Химики тоже были крепко озадачены созданием батареек для мобильных радиопередатчиков. Если накальные элементы с напряжением вольт с четвертью получились достаточно просто, по угольно-цинковой схеме, то анодные батареи доставили немало хлопот. Требовалось все-таки соблюсти хоть какие-нибудь требования в плане компактности, а то получалась батарейка больше передатчика.

Наконец, опытный передатчик, полностью из местных компонентов, был готов. Фактически он представлял собой трехламповый трансивер[124], имеющий контура для частот от трех до тридцати мегагерц, что позволяло в том числе использовать и одиннадцатиметровый си-би-диапазон, несколько передатчиков на который у нас было. Вся конструкция временно была собрана «на весу», на широкой доске, однако более-менее работала, по крайней мере, внешне. Оставалось проверить, как все обстоит на самом деле.

В оговоренное время аппарат был включен и в эфир понеслись позывные: «Дакота вызывает Вихри, прием. Дакота вызывает Вихри, прием.» Никакого эффекта. Плавно меняю частоту настройки. Наконец повторять «Дакота… Вихри… прием» меня задолбало и я начал гнать в эфир всякую чушь типа «четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж…» Очередной раз перебрасываю ключ на прием и в наушниках слышу сердитый голос Кобры:

– Кто там в эфире хулиганит?! Какие чумазые чертенки?

Переключаюсь.

– Вихри, это Дакота. Кобра, здесь Динго, как слышишь? Прием.

– Динго, кончай хулиганить. Прием четкий, но разборчивость на тройку. Прием.

– Понял, подожди минуту, сейчас попробую подстроить. Прием. – Начинаю потихоньку подкручивать подстроенные катушки. – Раз, раз, раз… Два, два, два… Три, три, три… Прием.

– Двойки слышны четко. Прием.

– Понял. – Выставляю положения подстройки в соответствующее положение. – Как теперь? Прием.

– Поговори еще, дай послушать. Прием.

– Четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж. Прием.

– Слышимость и разборчивость хорошая. Прием.

– Кобра, какая у тебя там частота по индикатору? Прием.

– Канал «Цэ-шестнадцать», двадцать семь, точка, сто пятьдесят пять мегагерц. Прием.

– Принято. – Ставлю метку на шкале. – Погоняй по каналам в обе стороны, надо определить, какие частоты я перекрываю. Через две минуты перейду на прием. Прием.

– Понял. Начали. Прием.

И снова в эфир понеслись «чумазенькие чертята».

– Динго, ответь Кобре. Прием.

– Слушаю. Прием.

– Ты перекрываешь по пять-шесть каналов в обе стороны. Сейчас перейду на двадцать шестой канал, двадцать семь, точка, двести шестьдесят пять. Прием.

Я примерно перенастроил частоту по шкале.

– Здесь Динго. Прием.

– Ты примерно на двадцать пятом канале. Корректируй. Прием.

– Понял, подстраиваюсь. Прием.

На шкале появилась вторая точка. Так мы и настраивали наш трансивер по рации из автобуса.

Следующий этап испытаний надо проводить в телеграфном режиме. Задачей стало «достучаться» до рации Арта за океаном. Поскольку мы с Логиновым никогда толком не умели работать на ключе, хотя читать с телеграфной ленты «морзянку» научились, для испытания пришлось обратиться в школу телеграфистов. Каково же было наше удивление, когда мы увидели, кого оттуда прислали. Девочка-индианка лет пятнадцати, уже вполне девушка, в камуфляжном костюме и с кобурой на поясе вошла к нам в лабораторию и представилась.

– Меня зовут Птичка. – С деловым видом она огляделась. – Сеньора Ирина сказала, что вам нужно помочь проверить новый телеграфный аппарат.

– Привет! – поздоровался я. – Тебя предупредили, что это пока очень большой секрет.

– Конечно, сеньор хефе, – кивнула она. – Я уже не маленькая, все понимаю.

Я провел девушку к столу, показал аппаратуру. Птичка передвинула ключ, устраиваясь поудобнее, переставила стул, чтобы не тянуться к переключателю «прием-передача».

Уточняю:

– До сеанса связи еще больше получаса. Тебе налить чаю? У нас есть варенье.

– Да-да, сейчас, налейте, пожалуйста. – Она возилась у передатчика, обустраивая рабочее место под себя. Потом, удовлетворившись результатом, перебралась за наш стол.

– Это беспроволочный телеграф, да? – усаживаясь, спросила Птичка.

– Он самый, – кивнул Толя. – И телефон тоже. Но…

– Я знаю, секретный.

– Умница.

– А как по телефону разговаривать, далеко слышно?

– Не очень. С Фортом на побережье связаться можно. Наверное, и подальше дотянет, но пока не пробовали.

– А если сейчас телеграфом свяжемся, можно и разговаривать попробовать? – не унималась девчонка.

– Почему бы и нет, – пожал плечами я. – Но сначала проверяем по программе.

За чаепитием и разговором время пролетело быстро. Вот уже мы включили передатчик, прогрелись лампы. Наконец в наушниках запищала морзянка Арта:

– «Прием четкий и разборчивый».

Убедившись, что все нормально, я переключил рацию на голосовой режим. Птичка пододвинула к себе микрофон.

– Дакота вызывает Арта. Прием.

– Арт на связи, – донеслось сквозь треск. – Разобрать могу, но помехи сильные. Рекомендую на этом заканчивать, аккумуляторы садятся. Прием.

– Принято. Конец связи.

– Конец связи.

Мы с Логиновым переглянулись.

– Вроде все получилось? – спросил он.

– Ага. – Я черкнул на бумажке несколько строк. – Птичка, ты мою жену знаешь?

– Конечно. Кто же не знает Быстроногую Антилопу.

– Будь добра, сбегай, передай ей записку. Я думаю, она скажет тебе, что надо делать.

– Хорошо, сеньор хефе. – И девочка убежала.

На бумажке было написано: «У нас все получилось. С тебя обещанный торт». Следующим вечером мы всей командой пили чай на веранде нашего дома. Птичку тоже пригласили.

Глава 5 SI VIS РАСЕМ, PARA BELLUM[125]

Война – это великое дело государства, основа жизни и смерти, путь к выживанию или гибели. Это нужно тщательно взвесить и обдумать.

Сунь Цзы

Сентябрь 1798 года. Калифорния.

НПЦ «Дакота». Динго

1

Еще в конце 1796 года у нас состоялся весьма интересный разговор. Речь зашла о вооружении и перспективных боеприпасах. Первым эту тему поднял Зануда, после того как заявка на производство патронов была в очередной раз увеличена.

– А вы в курсе, коллеги, каковы наши запасы свинца, с учетом возможностей рудника?

– Давай, колись, – отозвался Кобра, – что ты задумал?

– Да ничего я не задумал, просто сколько у нас лежит свинцовых слитков, тонн двадцать?

– Двадцать две! – уточнил Старый Империалист.

– Вот именно. Теперь вспомните, сколько весит пуля для карабина как основного оружия наших войск?

– Тринадцать граммов, – отозвался я.

– Ага. Иными словами, семьдесят шесть штук с копейками на килограмм. Или семьдесят шесть с хвостиком тысяч с тонны. Империалист, напомни, какой у нас расход боеприпасов в последнее время.

Тот пошуршал своими бумажками.

– За последние полгода на подготовку войск и резервистов в среднем идет тысяч по пятьдесят-шестьдесят. Еще сколько-то реализуется населению.

– То есть порядка тонны в месяц только по основному патрону. А есть еще винтовочно-пулеметные и крупнокалиберные. Ну и пистолетные с револьверными, но там мелочь по сравнению с остальными. Иными словами, все две получаются. Месячная добыча тонн пять. Так вот, по всем оценкам, такими темпами рудника нам хватит лет на десять, максимум пятнадцать. Дальше делайте выводы сами.

– А по меди что скажешь? – спросил я.

– В разы больше. Сейчас добыча за десять тонн в месяц перевалила, и это не предел. Запасы в руднике оцениваем в несколько тысяч тонн.

– А насчет цинка?

– Тоже дело обстоит лучше, чем со свинцом. В нашем руднике сфалерита в несколько раз больше, чем галенита[126].

– Раз так, будем думать, – кивнул я.

По окончании совещания меня задержал Дядя Саша.

– У тебя ведь явно какие-то задумки есть. Ну-ка, рассказывай.

– Да не столько задумки, сколько наметки пока. Смотри сюда, – я достал из кармана увесистый патрон, – что скажешь?

– Ого. Похоже и на наш крупняк, и на натовский.

– Нечто среднее. Сто три миллиметра длина гильзы получается.

– А калибр?

– А какой надо, такой и сделаем. Конкретно у этого макета двенадцать с половиной. Это по полям. Диаметр у пули на три «десятки» больше. Масса граммов сорок пять.

– Нормально. Значит, будете конструировать новый пулемет?

– Не совсем. Ты не обратил внимание, что последние серии «кипчаков» отличаются от первых двенадцати штук?

– Да нет, не присматривался. Хотя что-то слышал про это на Мартинике, мужики ругались, что ЗИПы отличаются. А в чем дело?

– Да подумали тогда на пару шагов вперед. Ведь что такое «Кипчак» в его нынешнем виде? Ужас, летящий на крыльях ночи. Крупнокалиберный пулемет на основе «раскачанного» охотничьего патрона шестнадцатого калибра. Если прямо и честно сказать, идея-то маразматическая. Вот как раз перед Мартиникой я на эту тему и подумал, посчитал. В общем, так получилось, что при некоторых изменениях коробки можно переделать автоматику под патрон длиной сто сорок миллиметров с диаметром гильзы до двадцати. Что ты и держишь в руках.

– И когда реальный патрон появится? Не макет.

– Как только, так сразу. Утверждаем калибр? А то у меня еще есть, – извлекаю из другого кармана еще четыре патрона, – двенадцать, тринадцать, четырнадцать. А вот и двенадцать и семь.

– Ни хрена себе заявочки… – ошарашено произнес Дядя Саша, вертя в руках патроны. – Нет, я все-таки за первый вариант. Хотя погоди…

Он приоткрыл дверь и кликнул Империалиста с Коброй.

– Глядите, мужики, что наш инженер нахимичил.

После недолгих препирательств остановились-таки на двенадцати с половиной, хотя Кобра ратовал за тринадцать. Мне оставалось только выполнять ЦУ.

2

Продолжение эта задумка получила уже летом. Первый серийный «Кипчак-2» был смонтирован именно на «Калане». Впрочем, незадолго до этого несколько перестволенных на новый патрон крупнокалиберных пулеметов предыдущей серии уже вступили в строй. Особенно впечатляла эффективная дальность стрельбы – две тысячи метров. А по плотным пехотным построениям можно было работать и дальше, поскольку прицел был нарезан до трех километров.

Ну и на катере я пришел не с пустыми руками. Когда утихли приветствия и поздравления, все наличествующие на данный момент в Форте «попаданцы» собрались в кабинете у Дяди Саши. После нескольких вступительных слов он произнес:

– Давайте сначала заслушаем нашего главного инженера о том, что из технических новинок ожидается в ближайшем будущем, а потом пройдемся по текущим вопросам.

– Итак, докладываю, – встал я. – На данный момент заложена серия речных и прибрежных патрульных катеров. Первый из них все видели сегодня в бухте, следующие два будут готовы к концу месяца. В дальнейшем верфь может строить суда такого или несколько большего размера по три штуки каждые четыре-шесть месяцев.

– А чуть «несколько большего» размера, это сколько? – сразу заинтересовался Кобра.

– На данный момент стапели позволяют разместить корпус до двенадцати метров длиной, но запас по модернизации есть, когда потребуется, нарастим метров до двадцати точно. Для «посуды» большего размера есть смысл строить вторую верфь напротив через реку, есть там подходящее место, однако мы к этому пока не готовы, поэтому откладываем на перспективу.

– И сколько катеров планируете построить?

– Да сколько закажете. Пока у нас первая серия проходит испытания в работе, вторая будет строиться, а там, думаю, определимся, сколько их надо. Полагаю, что за пару лет мастера-корабелы наберутся необходимого опыта, а там сможем замахнуться на что-то посерьезнее.

– С более серьезными кораблями пока торопиться нельзя, – одернул меня Дядя Саша. – У нас толком военно-морская доктрина еще не разработана. Вдобавок, чем такие корабли вооружать? Явно одних крупнокалиберных пулеметов недостаточно.

– Согласен, – кивнул я, засовывая руку в карман. – Но в этом направлении работаем. Теперь по боеприпасам. Вот, так сказать, «первые ласточки», – и высыпал на стол горсть патронов.

– Оба-на! – воскликнул Сергей, вертя в руках пистолетный патрон – что-то мне это напоминает. Уж не «смит-вессон» ли сороковой[127]?

– Ну, в общем, близко. Мы смогли разработать технологию для гильзы с проточкой. Так что перспективы открываются весьма интересные. Да, кстати, – попросил я – Антилопа, солнышко, передай сюда мой портфель, только осторожно, он тяжелый. Ага, спасибо. Для начала, коллеги, вот шестнадцать комплектов для переделки «эм-двести вторых» пистолетов на новый патрон. Замене подлежат ствол, выбрасыватель и магазины. В последних меняется подаватель и надо слегка перегнуть губки, что лучше мы сделаем в мастерской. Разбирайте. Ящик с боеприпасами стоит в приемной, там наберете. В свете вышесказанного, пистолетный патрон будет делаться серийно. С обрезкой револьверных гильз и прочими прелестями домашнего релоада[128] покончено.

– А вот это хорошая новость, – согласился Дядя Саша.

– И «кольты» теперь только под новый патрон пойдут? – уточнил Кобра.

– Разумеется, – кивнул я. – Но это еще не все. Закрой глаза и протяни руки.

– Что за прикол? – удивился тот, но сделал, как требовали.

Я аккуратно вложил ему в руки небольшой пистолет-пулемет.

– Охренеть! – Он чуть не подпрыгнул от восторга, когда разглядел новую игрушку. – Был бы тут Котозавр, сразу закричал бы: «Дайте два!»

– На, – протянул я ему второй экземпляр.

– Ну-ка дай посмотреть! – строго потребовал Дядя Саша. – Этому и одного хватит. А третьего там нет?

– Ну, я все ж таки не верблюд. И так пятнадцать кило почти в портфеле припер.

– Нормально получается. – Кобра уже успел сообразить, как разобрать автомат. – Тоже что-то знакомое напоминает.

– Творческое осмысление идей Вацлава Холека, применительно к нашим технологиям. Или, по другим источникам, Ярослава Холечека[129].

– А, точно, «самопал» двадцать шестой[130] напоминает. Я, правда, поначалу на «узи» подумал.

– И как бьет?

– Нормально. До двухсот метров рабочая дистанция. Конечно, это меньше, чем «пятьсот третий», но и легче машинка значительно.

– А сколько весит?

– Четыре с половиной с «сороковым» магазином. С «двадцать пятым» грамм на триста меньше.

– Приемлемо. Более чем. И когда в серию?

– Когда испытаете. Я привез пробную партию, полтора десятка. Магазинов по шесть больших и три маленьких на каждый. Патронов пока пять тысяч. Вылавливайте детские болезни, и тогда запустим в производство.

– Кстати, а старые автоматы можно на этот патрон переделать? – поинтересовался Сергей. – Уж больно они тяжелы.

– Без проблем, но и смысла нет. Выигрыш в весе меньше килограмма при значительном снижении характеристик. Все-таки карабинный патрон значительно мощнее. А вот рожок под безрантовую версию патронов на тридцать сделаем.

– Кстати, о карабинах. Вы их на новые патроны переводите, с проточкой?

– Конечно. Только вот как быть с логистикой? Если начнем выпускать и те и другие, путаницы не оберемся.

– А что нужно для переделки? Тоже ствол менять?

– В принципе нет, хотя у части придется. Но, из-за своей конструкции, замене подлежит только затвор в сборе. Ну и толкатель в магазине тоже поменять придется да губки подточить. Без замены прицела, в принципе, можно обойтись – на основных дистанциях баллистика не сильно меняется.

– Понятненько… А стволы почему менять у части?

– Так обрати внимание, какая пуля.

– Обычная, оболочечная.

– Вот именно. А стволы у старых карабинов на мягкий свинец рассчитаны. Сталь слабовата, и нарезы другие. Износ будет большой.

– И много таких?

– Считай, все с подствольным магазином, которые на Мартинику делались, и еще сотня с небольшим после. Сейчас скажу точно. – Я достал блокнот, полистал. – С пятьсот тридцать первого номера у нас пошли стволы из новой стали с другой нарезкой. А карабины, которые с нормальным магазином, только первая сотня на модернизацию. Но! Тут вот еще какой вопрос возникает. У нас сейчас отработана технология производства стволов электроэррозионным способом с последующей доводкой начисто дорном. Пока минимальный калибр, который можем делать, это восемь миллиметров. Технически несложно переобжать дульце гильзы под него. Получится патрон в характеристиках немецкого «семь девяносто два курц». На бездымном порохе восьмиграммовая пуля полетит со скоростью шестьсот метров в секунду. Энергия под два килоджоуля. Но это уже, считайте, что-то типа симоновского карабина делать придется. Конструкция «четыреста вторых» держит вдвое меньше и усилить ее не получится. Килоджоуль для свободного затвора практически предел.

– А родной «семь шестьдесят два» уже не получится? – отвлекся от новой игрушки наш гэбэшник.

– Патрон или ствол?

– Ствол. И патрон тоже.

– Патрон можно. Более того, и будем делать. У нас оружия под него хватает. Можем даже и «пятерку» попробовать, но под нее всего один автомат. А вот со стволами все печально. При выделке калибров восемь мэмэ и более процент брака не превышает двадцати. А как только уменьшаем, по непонятной причине подскакивает до пятидесяти-шестидесяти. В общем, резюмирую, вариантов три. Первый: выпускаем модернизированный десять на тридцать пять десятиграммовой пулей улучшенной баллистики. Скорость возрастает до четырехсот пятидесяти, баллистика меняется не сильно. Как недостаток, заряд на бездымном порохе получается ослабленным, не оптимальным для этого объема гильзы. Что никоим образом на работоспособности оружия и патронов не сказывается, влияет только на вес боекомплекта. Второй вариант: переходим на короткий восьмимиллиметровый промежуточный. Минус очевиден, необходимость разработки нового карабина, что делает более предпочтительным третий вариант. А именно, удлинить гильзу миллиметров до сорока и плясать уже от нее. Технологически воспроизвести гильзу от «а-ка-эм» мы уже можем, а на ее базе те же восемь мэ-мэ делаются легко.

– Все понятно, – чуть подумав, кивнул Дядя Саша. – Пока оставим основным калибром десять миллиметров. А ваша задача продумать возможность воспроизвести «эс-ка-эс» или даже сразу «Калашников». Возможно, к этому времени решите проблему и со стволами. Что скажешь?

– «Калаш»? – покачал я головой. – Года через полтора-два. Фрезерованная версия, штамповка такого уровня нам пока не под силу, хотя не зарекаюсь, можно и попробовать. Кстати, если добьемся приемлемого выхода стволов малого калибра, то основным промежуточным будем делать что-то вроде «гренделя» шесть с половиной мэ-мэ.

– А «Симонов»?

– Тот же уровень технологий. Смысла не вижу. Проще сразу самозарядный вариант выпускать на «калашниковской» базе.

– Логично… – согласился Дядя Саша. – Тогда не слишком ли мы разогнались? У нас сейчас стрелковка на каком уровне?

– Где-то между Первой и Второй мировыми войнами, думаю, – почесал «репу» я.

– Ну, вот и оставьте запас для следующей модернизации. На данный момент у нас и так подавляющее преимущество в вооружении. А вот с артиллерией швах. Поэтому волевым решением запрещаю до начала следующего века постановку на вооружение новых образцов стрелкового оружия. Занимайтесь только модернизацией уже существующих. А то каждые два года перевооружаться никаких ресурсов не хватит.

– Согласен! – поддержал его Кобра.

– Тогда делайте так. Нарабатывайте запас карабинов под новую пулю и патроны к ним. Сейчас у нас больше тысячи стволов в войсках. Как только сделаете все необходимое, просто заменим оружие. А патроны старых выпусков только для карабинов с подствольным магазином и оставим. Их все равно в мобрезерв списывать будем.

– Ага, а когда и его заполним, в гражданский переквалифицируем.

– Тоже можно.

– А винтовочно-пулеметный патрон вы тоже переделаете?

– В принципе можно, но это не к спеху. Тут закраина даже в плюс играет, на матерчатой ленте-то.

– Ага. Логично. Значит, все силы на артиллерию. Нам нужны пушки, способные утопить любой вражеский корабль, не входя в его зону поражения. Любой, вплоть до линкора.

3

Создание своей артиллерии было невозможно без соответствующего станочного парка. Требовался большой токарный станок для обработки заготовок стволов будущих орудий. Если сравнительно маленькие, до полутора метров, мы уже делать научились, то изготовление трехсполовиннойметровой станины заставило нас напрячь все свои силы. Первые несколько отливок отправились на переплавку – при застывании их либо повело, либо появились трещины. Пришлось подбирать состав чугуна, способы заливки и режимы охлаждения.

Наконец, три пригодных для дальнейшей работы заготовки были вынуты из форм, отчищены от песка и поставлены на площадке. Начать работу решили только с одной из них, так как опыта по обработке поверхностей такой длины у нас не было. Именно так ее и испортили, умудрившись при шабрении изуродовать направляющую. Пришлось думать над специальной оснасткой. В конечном счете огрехи удалось исправить, но для пушечных стволов она уже не походила, была слишком ослаблена. Оставшиеся две были доведены, с учетом полученного опыта, уже без таких ошибок.

Параллельно делались приводы, передние и задние бабки. В течение полугода, были изготовлены два станка, способные обрабатывать, правда, с очень небольшой скоростью, заготовки длиной до двух с половиной метров и диаметром до полуметра, хотя на такие стволы мы пока не замахивались. Но, после отработки технологии и устранения детских болезней, такие станки могли пригодиться не только в оружейной промышленности. Мало ли какие длинные и могучие заготовки обрабатывать.

Калибр для первых орудий был выбран пятьдесят миллиметров. Мы, в очередной раз, специально ушли от дюймовой шкалы. Ствол делался по скрепленной технологии. На внутреннюю трубу – тонкостенный лейнер – была «на горячую» надета еще одна, доводившая толщину стенок до двадцати пяти миллиметров. Третье усиление насаживалось на треть длины от казенной части и образовывало казенник, в котором должен был ходить затвор. Для его запирания мы применили коленчатый рычаг, блокирующийся в положении мертвой точки. Такая система в артиллерии применялась довольно редко, можно вспомнить только автоматическую пушку «Виккерс-Максим», сделанную на основе одноименного пулемета. Однако эта схема более известна благодаря пистолету «парабеллум».

С первым стволом мы допустили довольно серьезный «косяк», в результате чего его длина уменьшилась с двух до одного метра, но для отработки механизмов на начальном этапе хватало и этого. Необходимо было отработать гильзу, снаряд и заряд, одновременно совершенствуя систему запирания. Первая пушка была собрана на импровизированном лафете безо всяких откатных устройств. Проработали мы с ней очень недолго, так как выяснилось, что была выбрана неудачная нарезка канала. В итоге «куцый» ствол был отложен, а вместо него изготовлен новый, нормальной длины. Тоже, как показали испытания, неудачный. Только на третьем удалось добиться нормальной работы нарезов по ведущему медному пояску и приемлемой траектории полета снаряда, представляющего собой чугунную гранату весом полтора килограмма. В гильзу длиной двадцать семь сантиметров закладывалось триста граммов бездымного пороха, но можно было снарядить и дымным, которого требовалось почти вдвое больше. Учитывая, что выстрел нашей пушки имел длину триста пятьдесят миллиметров при наибольшем диаметре семьдесят пять, то затворная группа удлиняла ствол пушки почти на метр. Таким образом, пушка без лафета весила больше двухсот кило. Лафет, уже сконструированный по-нормальному, с откатником и пневматическим амортизатором, потянул еще на полторы сотни с гаком. Кстати, с ним провозились как бы не дольше, чем с самим стволом. Пришлось использовать и электросварку и клепку. А уж отливка и последующая доводка шестеренок всегда были для нас непростой задачей.

Однако, когда стали испытывать орудие в сборе, поняли – получилось. И даже лучше, чем планировалось. Полуторакилограммовая граната с медными ведущими поясками вылетала из ствола со скоростью под шестьсот метров в секунду. Первые опытные снаряды были болванками, заполненными до нужного веса песком и опилками. А вот когда перешли к отработке полноценных боеприпасов с двухсотграммовой начинкой, столкнулись с весьма специфической проблемой.

Дело в том, что чугунные снаряды неплохо ведут себя, начиненные мелинитом или пироксилином. Но мы уже начали использовать тротил, бризантность[131] которого значительно выше. Такой заряд разносил относительно тонкую оболочку из наиболее дешевого белого чугуна буквально в пыль. А при увеличении толщины стенок приходилось жертвовать и так невеликой массой взрывчатого вещества. Пришлось перейти на более дорогой в производстве серый чугун, который обладал меньшей хрупкостью. Это помогло, а то мы бы разорились на стальных снарядах. Попробовали еще и ковкий чугун, тоже вполне прилично получилось.

Как и ожидалось, осколочно-фугасное действие снаряда по наземным целям, например пехоте, оказалось невелико. Впрочем, орудие разрабатывалось не для этого. Основной задачей было вооружение береговых фортов, а в дальнейшем и собственных кораблей. Снаряд, выпущенный из нашей пушки, довольно уверенно пробивал метровый пакет дубовых досок с дистанции более полутора километров. Правда, один-два снаряда из десяти разбивались при попадании, скорее всего из-за внутренних дефектов отливки. Ко всему прочему, много мороки доставил взрыватель, который должен был иметь две установки: мгновенное срабатывание и задержку на сотые доли секунды. Именно во втором режиме достигалось наилучшее разрушительное действие по щиту, имитирующему борт линкора. Кстати, еще процентах в десяти случаев происходило чистое пробитие, с последующим подрывом уже внутри корпуса макета корабля, что также могло причинить реальной посудине значительные повреждения. А при мгновенном подрыве, да удачном попадании, весьма неплохо доставалось и рангоуту с такелажем.

Однако даже в ходе испытаний пушка совершенствовалась. При испытаниях здоровяк Брюс догадался пристроить под рукоятку открытия затвора копирную направляющую. В результате при откате ствола затвор открывался сам, выбрасывая гильзу, правда, при накате сам по инерции закрывался. Идея оказалась весьма здравой, и рычаг открывания был переделан. Пришлось также думать над стопором, да и демпфер на открытие приспособить. Однако скорострельность это повысило как минимум вдвое. Как только оптическая мастерская смогла изготовить нормальный прицел к этой пушке, в конце 1797 года мы передали в «Вихри» батарею из трех «50-мм орудий М97» – именно под таким названием оно было принято на вооружение.

Четвертое орудие, выпущенное уже после новогодних праздников, подверглось серьезной переделке. Когда, при отработке автоматического открывания затвора, мы наблюдали его закрытие, был соблазн сделать полностью автоматическую систему. Однако с этим торопиться не стали, а сначала сделали несколько обычных пушек. Теперь же настал черед проверить и эту идею. Пришлось несколько переделать затвор, чтобы выброс гильзы происходил вправо, а не вверх, как было изначально. Потом установили сверху магазин на десять выстрелов с простейшей гравитационной подачей. Разумеется, добавили и пружину принудительного закрытия затвора, не доверяя инерции.

Месяц мы доводили автоматику до ума, а когда все заработало, выяснилось, что получившееся орудие бессмысленно. Дело в том, что после каждого выстрела наводка относительно легкого орудия сбивалась, и ее требовалось корректировать. Поэтому темп стрельбы в сто двадцать выстрелов в минуту оказался не нужен. Но не отказываться же от такой вкусной идеи. Поскольку, если обычные пушки можно было использовать как полевые, то подобный артавтомат годился только как крепостное или корабельное орудие. А значит, мобильностью можно со спокойной совестью пожертвовать. За основу при разработке нового лафета была взята малокалиберная зенитка – тумба на четырехколесной платформе, винтовые домкраты-опоры и т. д. Пушка получилась весом под тонну, но до позиции ее вполне могла доставить как бычья, так и усиленная конная упряжка. А уж с каким аппетитом она поглощала снаряды! Таких автоматов мы изготовили только пару штук и сделали перерыв почти на год, до расширения снарядного производства, которое потянуло за собой и пороховое, и взрывчатку.

Параллельно у нас шла работа над орудиями более серьезного калибра, семьдесят пять и сто миллиметров. У «семьдесятпятки» самым сложным было изготовить прямоугольный паз в казеннике, через который должен ходить запирающий клин, а здесь мы решили применить традиционный горизонтально-клиновой замок. Однако, как мы ни изгалялись со станочной оснасткой, финальная доделка сводилась к банальной доработке напильником. Эту операцию доверяли только опытнейшим слесарям, так как шанс испортить почти готовый ствол был слишком велик. А таких мастеров у нас имелось всего двое. И работа шла не быстро. Тем не менее пара стволов у нас весной 1798 года получилась.

Испытания и доводки заняли всю весну и часть лета. Зато получившееся орудие выглядело серьезно: при массе в тысячу четыреста кило и длине ствола в двадцать семь калибров оно было способно послать шестикилограммовую осколочно-фугасную гранату на пять километров. В снаряде содержалось полкило тротила. Попадание такого боеприпаса по любому деревянному кораблю причиняло тому значительные повреждения. К декабрю была сдана пробная пара таких пушек, которые заняли свои места в форте «Вихри».

А вот с «соткой» дело сначала не заладилось. Клиновой замок мы на таком калибре не потянули, несколько раз запоров заготовки. Пришлось несколько раз стачивать кожух и насаживать новый, но в конце концов решено было отказаться от клина и перейти к поршневому запиранию. А это потянуло за собой изготовление соответствующей оснастки. Лишь к концу 1798 года у нас получился первый пригодный для дальнейшей работы ствол. Однако такое орудие требовало соответствующего лафета, который получился весьма архаичным по конструкции. Но испытания показали, что, несмотря на весь примитивизм, задача была близка к решению. С этой пушкой мы провозились дольше всех. Пришлось отказаться от унитарного заряжания, выстрел весил слишком много. Зато это позволило оперативно менять метательный заряд, укладывая в гильзу от четырех до девяти двухсотграммовых картузов с порохом. С полным зарядом, на максимальном угле возвышения, орудие способно было зашвырнуть шестнадцатикилограммовый снаряд на десять километров. Точнее, можно было стрелять и дальше, только рассеивание на таких дистанциях было слишком велико. Таким образом у нас получилась не просто пушка, а пушка-гаубица. Четырехорудийная батарея «пушек-гаубиц обр. 1899 М99» дополнила вооружение нашего столичного форта зимой 1799–1800 года.

Глава 6 Дела семейные и остальные

Мамы разные важны, мамы разные нужны.

«А что у вас». С.В. Михалков

Апрель 1799 года. НПЦ «Дакота».

Ирина

1

Очередная весенняя кампания стартовала на наших калифорнийских «плантациях» неподалеку от новенького городка в долине Дакота. Как обычно, к нам «для практики» отправили школьников. У них уроки биологии либо ботаники, в зависимости от того, какие классы к нам прислали – вторые-третьи или четвертые-пятые.

Младших, как водится, отправили смотреть цветы (всякие тычинки-пестики) с забегом в нашу маленькую лабораторию с единственным раритетным микроскопом. Там у них будет практическое занятие – снять чешуйку луковицы, выложить на предметное стекло, капнуть на нее красителем и рассмотреть строение клетки лука под микроскопом. Так что лаборатория будет занята надолго!

Старших же ребят знакомят с работами по подготовке к высадке растений в грунт. Конкретно – перекопка земли на опытном участке тепличного хозяйства, внесение удобрений, опилок, полив и новая перекопка. Вроде бы простенько – но какие нешуточные страсти тут, разгорелись! Вот, любуйтесь – пятый класс «А»! Семь девчонок, десяток парней. Пока Серое Перо, наша работница, проводила инструктаж – все было тихо и мирно. Но как только дело дошло до дележки инструментов…

– Анни, помоги! Карлос забрал мою лопату и не отдает!

– Что?! Карлос, отдай лопату Венди – она ее первая взяла!

– Ни за что! Я ее Питеру отдам – у него лопата затуплена, а эта хорошая!

– Так нечестно! Карлос!!! Сейчас госпожу инструктора позовем!

– Бе-бе-бе… вредные девчонки! Как что – так сразу в слезы! Держите вашу лопату…

Карлос, задрав нос к небесам, отходит в сторонку к приятелю и о чем-то с ним тихо шепчется.

Серое Перо, раздав инструменты, наконец определяет места, где ребята будут работать. Это участки земли на стеллажах – обычно здесь ведутся эксперименты по скрещиванию цветов и овощных культур одного вида, но разных форм и расцветок.

Не успела я отвлечься от наблюдения за старшеклассниками на свои записи по работе с выведением более устойчивого к вредителям сорта морковки, как раздался отчаянный вопль! Я кинулась к месту происшествия… Что случилось? Ну, так и есть! Один из давешних «заговорщиков» отчаянно тряс рукой.

– Так, Серое Перо, что тут у вас произошло?

– Ирина Николаевна, эти два балбеса, вместо того, чтобы приступить к выполнению задания, устроили «бой на лопатах».

– И?

– И моментально доигрались! Штык лопаты Карлоса скользнул по древку Питера и попал по пальцам на его левой руке – посмотрите!

Посмотреть было на что – лопата ободрала кожу пальцев, от удара по ногтям мальчишка явно получил сильный ушиб, и те потихоньку наливались синевой. Придется отправлять Питера к Шоно, за медпомощью.

– Что ж, парни, вы допрыгались! До конца семестра будете выполнять свои задания отдельно от группы – под присмотром Седого Бобра. Он вам баловать на уроке не даст! А сейчас – от занятий отстраняетесь до конца дня. Питер, ты в сопровождении Пестрой Ленточки отправляешься в госпиталь – там тебе окажут первую помощь.

Питер, конопатый рыжий паренек из ирландцев, баюкая пострадавшую руку, уныло плетется к выходу рядом с высокой стройной индеаночкой по имени Пестрая Ленточка. Та только осуждающе смотрит на него и вздыхает, качая головой.

– Ну а зачинщик всего этого безобразия отправляется в подсобку – дробить слежавшиеся минеральные удобрения. Серое Перо, – обращаюсь я к женщине, – выдайте этому негоднику мешки с удобрением, ступку и пестик для дробления, пусть приступает.

Серое Перо сурово взглянула на озорника.

– Пошли, да смотри у меня…

Оба уходят в сторону сараев и подсобок с инвентарем.

– Продолжайте занятие, пожалуйста, – говорю остальным. – Старайтесь не просыпать землю на пол, опилки разбрасывайте равномерно. Лучше всего работать попарно – один перелопачивает землю, другой посыпает удобрением, затем один перекапывает, второй снова проливает. Раскидываете опилки и перекапываете. Затем снова пролейте. Ну да Серое Перо уже вам все рассказала. Работайте…

2

Раннее утро, в окно пробираются солнечные лучи, но вставать совершенно не тянет – хочется подольше понежиться под покрывалом. Выходные – можно и полежать… пока дают! Ну вот, «сглазила» – со стороны кроватки малыша доносится сосредоточенное пыхтение. Что там затеял этот проказник? Все-таки придется встать – надо же глянуть, что там за возня… Накидываю на себя домашний халатик и принюхиваюсь к доносящимся с кухни вкусным запахам. Сергей уже вовсю шурует, как я посмотрю.

В кроватке оказались – Санька, одна штука, и котенок Васька, тоже одна штука. Наследник, не обращая внимания на подошедшую мамочку, тягает кота за хвост и улыбается. Котенок же ничуть не в обиде на такое с собой обращение – разве что мявчит на особо сильное потягивание.

– Та-ак, Санька, разбойник, перестань терзать зверя!

Деть поднимает голову, смотрит на меня и лыбится во всю моську.

– Мама плисла!

– Пришла-пришла… Руки мыть будем? Кашу есть будем?

– Аха! – важно кивает.

– А кота в покое оставим?

– Да!

– Тогда вставай! Давай ручку – и пошли!

– Посли! – Смеется проказник и семенит рядом со мной.

Выйдя из спальни, мы с Сашком двинулись в направлении умывальника – на кухню. Которая и есть наша главная комната – она же столовая и она же изба-читальня. Просто мы не стали, как некоторые, заморачиваться, разделяя большую часть домика на отдельные комнаты перегородками-стенами, а оставили, как и было. Разве что избу-читальню отделяли от кухни-столовой с печкой красивые занавески-дождик, сделанные из полых цветных палочек, покрашенных в разные цвета и нанизанных на прочные нити. Прошуршав «бамбуковой» занавеской, входим в комнату, по которой плывут сногсшибательные запахи от заваренного кофе и где попыхивает на столе самоварчик…

Сергея на кухне не оказалось – выглянув в окно, обнаружила его на огородике, собирающего поспевшие овощи в корзинку – правильно, овощной салат еще никому не мешал. Провела малыша к умывальнику, закрепленному рядом с печкой на стене. Поскольку Санек еще маленький, специально для него рядом стоит скамеечка. Обычно ему помогаем на нее забраться – однако сегодня он решил попытаться вскарабкаться сам.

– Я сам, мама! Давай лавоську! – И начал взбираться на скамеечку – сперва сел на нее, потом развернулся бочком, с пыхтеньем встал на коленки и, цепляясь за край умывальной раковины, встал на ноги.

– Мама, кланик отклой!

Мне осталось только открыть кран – недавно нам провели водопровод и теперь в доме есть теплая вода! Малыш с удовольствием плескался водой, намыливал ладошки мылом и тянулся к струе снова и снова, брызгаясь и хихикая.

Скрипнула входная дверь, и в комнату вошел Сережа с полной корзинкой всякой овощной снеди.

– Привет! Уже встали? – спросил он нас.

– С добрым утречком! – Чмокаю его в ухо и отбираю корзинку. – Встали, конечно! Вытри-ка руки нашему красавчику, пока он все водой тут не залил!

– Это мы всегда пожалуйста! – Смеясь, Сергей направился спасать кухню от потопа, устроенного Санькой.

Наскоро покрошив в миску лук, огурец, зелень и морковку, добавив туда зеленого горошка и кукурузы из прошлогодних запасов, заправила растительным маслом и все посолила. Для маленького шалуна уже была готова тарелка каши с выложенной на ней смешной мордочкой из изюма – глазки-точки, носик из большой изюмины и рот из трех изюмин разного цвета.

– Всем привет! – В комнату, потягиваясь, вплыла Катруся. – Смотрю, уже завтракать собрались?

– А как же! Опоздавшие будут мыть тарелки!

– Ну вот так всегда-а! – протянула сестричка. – Я, может, прогуляться планировала с Барбоскиным.

– Тяв! – подтвердили от двери. Там на коврике примостился выросший уже Лаврик. Свесив язык набок, песик весело поблескивал на нас глазами.

– Хорошо, мыть будем все вместе! Но и гулять пойдем тоже вместе!

– Ула! Гулять! – развеселился сынок, прыгая на одном месте. – Гулять, папа, гулять!

– Сперва кашу съешь и молоко выпей! – погрозил ему пальцем Сергей.

– Хо-ло-со! – пропел кроха, принимаясь возить ложкой в тарелке.

Мы тоже разместились за столом, приступая к завтраку: Денек обещал быть отличным…

Лето 1799 года. Форт ВВВ.

Из дневника Сергея Акимова

Дежурный по гарнизону доложил о задержании очередных лазутчиков у форта «Эльдорадо». Так у нас назывался «сверхсекретный» объект, где якобы шла добыча золота из таинственного груза, прибывающего на одной из шхун, курсирующих в Перу. Но ведь кроме такого товара, целая бухта южнее Форта ВВВ уже была завалена отходами серебряных рудников из той же страны. Для любопытных соглядатаев эти россыпи поначалу не представляли ни малейшего интереса. Ну работают там штрафники, получившие административное взыскание, более серьезное, чем принудиловка по уборке улиц, выгребных ям и остальных не самых привлекательных мест. Но не заслужившие каторги в угольных шахтах или цемзаводе. Да, были у нас и такие страшилки. Выработка там, на самом деле, оказывалась на грани рентабельности. Настоящий угольный карьер выдавал не в пример более качественный продукт. И горняки там работали вполне добровольно, за весьма приличную зарплату. Плюс условия труда совсем не напоминали те братские могилы, что представляли собой копи и шахты в любой другой стране этого времени.

Но дело не в этом. Кроме не слишком уж большого количества платины, целиком уходившей на нужды нашего производства, отвалы почти бесполезной руды должны были служить дымовой завесой для действительно секретного проекта. Сроки годности лекарств из будущего были просрочены давно и безнадежно. Эффективность их приближалась к нулю. Те опыты, которые проводил Шоно аж с 1791 года, получили настоящее развитие только после эвакуации нашей экспедиции с Кубы в конце девяносто четвертого. Николай Тоскин, как получивший наибольшую практику в подводном плавании, организовал школу боевых пловцов. А Улыбка Енота, она же Мама Яга, она же Наталья Николаевна, взяла в свои твердые руки налаживание производства простейших антибиотиков. Хотя еще в 1793-м Кямиль получил первый образец настоящего пенициллина. Так и оставшийся, к сожалению, практически единственным удачным опытом – стабильности в получении конечного продукта не было никакой. С возвращением в Форт мамы Котозавра дела пошли гораздо лучше.

На территории военного городка Первого полка возвели закрытый комплекс, где совершенно официально проводили опыты на животных в медицинских целях. Кроме строгой охраны, лучшим пугалом для любопытных были слухи о тех несчастных, кто рискнул проникнуть в БиоЦентр и подхватил неведомую заразу. Естественно, на самом деле никаких таких ужасов там не существовало. И без того хватало вполне обычной чумы, малярии и других заболеваний, чтобы плодить биологическое оружие.

Одна легенда прикрытия создана, но их никогда не бывает много. Необходимо было увести будущих последователей на ложный путь, распустив дезинформацию, что наше чудо-лекарство – «калифорний» (как решили назвать пенициллин, во избежание раскрытия природы источника) создается из минерального сырья. Которое, в свою очередь, путем сложной обработки добывается из тех самых отвалов серебряной руды.

Построив форт «Эльдорадо», мы не только на долгие годы скрыли от конкурентов метод получения антибиотика, но и легализовали добычу золота на реке Сакраменто. Для всех в том же форте «выплавлялось» и золото. На самом деле его туда привозили караваны, следующие малоизвестными даже индейцам тропами, с тех самых речных россыпей, где Котозавр отлил себе звезду из первого намытого драгоценного песка.

Эпилог

Минздрав предупреждает: нюхательный табак смертельно опасен!

Очередное несостоявшееся предсказание Нострадамуса

30 сентября 1799 года.

Санкт-Петербург

Этот ветреный день сентября тридцатого года одна тысяча семьсот девяносто девятого не задался с самого утра.

Сначала камердинер перепутал парики, кои надобно носить во время посещения воинского строя, с теми, что приличествуют только в галантном обществе.

А оное, с недавних пор, Павел Петрович сильно невзлюбил. Не по особой какой причине, а только благодаря неудачной шутке одной из фрейлин супруги своей.

Отстранение неугодной особы от двора последовало незамедлительно, но до сих пор память царапали ужимки и гримасы придворных, старающихся скрыть злорадные усмешки.

Мор и глад на их дома!

Вслед за этим императрица вдруг вознамерилась совершить променад с полагающейся свитой и помпою, совершенно забыв, что на сегодня был намечен смотр лейб-гвардии Измайловского полка. Командира которого, Петра Федоровича Малютина, Император в последнее время привечал всячески.

Опять же не обращая внимания на шепотки придворных о неуместном, по их мнению, браке генерала.

Пришлось тратить драгоценное время на вразумление супружницы, втолковывая важность ежечасного поддержания порядка и регламента в надеже и опоре государевой – полках, лично ему преданных.

И вот теперь!..

Только начался смотр, войско развернулось в шеренги, а тут кто-то ломится сквозь ряды челяди, таскающейся за самодержцем по плацу.

Что за невежа может позволить себе нарушить тщательно выверенный порядок, с первых дней царствования вбиваемый в головы придворных, разбаловавшихся при матушке Екатерине?!

Ну как же, именно генерал Аракчеев! Неужели он еще не осведомлен верными людишками о готовом указе, которым опальный граф отправляется с завтрашнего дня в отставку? Что ему не сидится дома, готовясь к дальней дороге?

Ибо не место сейчас таким при дворе.

Да вот охрана, как назло, сегодня из преображенцев, где граф служил в чине майора. Не приняла крайних мер против своего бывшего сослуживца, что никак не совместимо с обязанностями личной гвардии и защиты государя!

Ох и солоно будет сегодня кому-то, распалял себя Павел Первый, твердой рукой уже третий год вытаскивающий Россию из того болота, куда завела ее матушка.

Слишком увлекшаяся, особенно в начале своего правления, разными никчемными идейками.

– Кто позволил вам, граф!.. – Не допуская каких-то возражений, Павел Первый уже приготовился отдать команду скрутить наглеца да спровадить с позорным конвоем в городской дом.

На потеху праздной публике.

– Государь! Ваше Императорское Величество! Позвольте слово молвить. Беда великая приключилась! – Генерал пал на колено перед государем, склоняя голову к самой земле.

– Что еще за беда такая? – недовольно процедил император, одновременно делая знак конвою отодвинуть сразу навостривших уши придворных шаркунов подальше.

Не всякую новость следует им узнавать одновременно с принципалом, не всякую…

– Если позволите…

– Разрешаю без этикета, граф, ежели и впрямь беда какая у нас.

– Так самую страшную ваш верный слуга, капитан Пайкер смог предотвратить, Ваше…

– Вы не поняли, милейший? Я. Разрешил. Вам. Без. Этикета. Надо повторять?!

Поднявший голову Аракчеев посмотрел сначала в глаза императора, потом быстро огляделся вокруг.

Солдаты и офицеры конвоя уже отпихнули свиту подальше, грозно хмуря брови и теребя ножны сабель.

Но он все равно понизил голос:

– Я понял. А случилось вот что, государь. Проезжал я на коляске мимо дома цесаревича Александра, как вдруг там раздались выстрелы, крики, а сразу почти вослед дворня и служивый люд кинулись со двора. С криками и воплями. Как верный слуга Вашего Величества, я немедля приказал гнать коляску к подъезду, а кучеру и лакею начать высвистывать полицейских чинов. Дабы разбегание слуг прекратить, вкупе с паникой. Да задержать всех причастных.

Генерал сглотнул, переводя дух.

– Сам же, взявши с собой адъютанта, кинулся в залу, где слышны были голоса и стоны. На пороге, прямо в дверях, лежал капитан Пайкер, прикрывавший своим телом цесаревича. Кровь так и хлестала из ран офицера! Тут послышались шаги от парадного входа, вслед за нами. Оглянувшись, мы увидели человека в партикулярном платье, спешившего по нашим следам. На вопрос, кто есть таков, сей муж представился лекарем из посольства аглицкого, мистером Энтони Арендтом. Мол, оказался недалече, да заслышав выстрелы и крики, бросился, согласно заветам Эскулапия…

– Асклепия, наверное, граф? – поправил Алексея Андреевича государь. – И вы слишком долго рассказываете. Что с сыном моим, наследником Александром?!

– Так вот как раз и хотел об этом поведать, государь! Ибо цесаревич лежал без движения под капитаном, но особых ран на нем мне не было видно. А тут как раз и англичанин этот подоспел да запретил нам с адъютантом сильно тормошить Пайкера, дабы не навредить еще сильнее, чем заговорщики успели.

– Какие еще заговорщики?! Что вы тут несете, граф?

– Так ведь там лежали еще персоны разные, да все при оружии, но уже или мертвые, или сильно увечные. И лежали так, что сразу было видно – стремились они до цесаревича добраться своими саблями и пистолями. Только вот капитан заслонил собой наследника, приняв на себя удары и пули!

Граф помотал головой, будто отгоняя видение давешнего кошмарного зрелища, и продолжил:

– Как только лекарь остановил кровь у капитана, мы немедленно осмотрели цесаревича, найдя его в здравии, но без памяти. Видно, один из первых ударов все же пришелся ему по голове, хотя и плашмя. Так нам объяснил мистер Энтони, когда закончил перевязывать спасителя вашего сына. Да так сноровисто это делал, что прямо на глазах наших Пайкер начал оживать, даже бормотать что-то пытался. Вот только доктор влил ему какую-то микстуру прямо в горло и приказал: «Спать! Ты свое дело уже сделал». Касательно наследника он тоже успокоил нас, что ничего ему страшного не грозит, немного покоя и можно будет перенести на ложе поудобнее. Вот тут и появилась у меня возможность поближе рассмотреть, кто же были эти злодеи…

Тут генерал снова осмотрелся и даже снизил голос до шепота:

– Чудные дела, Ваше Величество! Если бы своими глазами не видел, ни в жисть не поверил бы. Лежали там, с саблями наголо, люди весьма известные и близкие к вам.

– Не тяни, говори толком! – Павел из последних сил сдерживал себя. Руки его нервно терзали перчатки, а лицо пошло красными пятнами.

– Слушаюсь, Ваше Величество! Князь Зубов, Платон Александрович. Два пистоля рядом с ним да палаш кирасирский. Генерал от кавалерии Депрерадович, Николай Иванович. Сабля в руках его кровью запекшейся вся покрыта. Генерал-адъютант Федор Петрович Уваров. Тоже оружный лежал. При мне дышал, хотя лекарь аглицкий и сказал, что не жилец мол, болезный. Другие людишки, поменьше чином, но тоже вельми знатные. Всего их там было около десятка. Так что, только провидение надо благодарить и капитана вашего конвоя Пайкера, что себя не жалея, не дал совершить злодейство до конца. Как только прибыли полицейские чины, велел я им заниматься делом этим, а сам помчался к Вашему Величеству.

Книга VI. Гвардия «попаданцев». Британию на дно!

Завершение грандиозной эпопеи об отряде наших современников, высадившихся в далеком прошлом, чтобы завоевать для России лучшее будущее.

ГВАРДИЯ «ПОПАДАНЦЕВ» берет на абордаж Британскую империю! Горят и тонут в Ла-Манше расстрелянные из скорострельных орудий английские военные корабли. СМЕРШ императора Павла ликвидирует лучших агентов британских спецслужб. История Европы ложится на другой галс. В этой альтернативной реальности не должно быть ни Отечественной войны 1812 года, ни Бородинского побоища, ни пожара Москвы. В этом «светлом прошлом» Наполеон станет союзником России.

В этом «прекрасном новом мире» победоносные русско-французские войска сбросят мелкобриттов в море и отправят Британскую империю на дно истории!

Пролог

«Чучело умного врага украсит любую каминную полку».

Искатель приключений на одно место

15 июня 1797 года. Англия, Лондон

– Милорд, в приемной ожидает тот джентльмен, о визите которого вы просили уведомить особо…

– Хорошо, Гарри, вы очень любезны, что сообщили. А то я что-то совсем зарылся в бумаженциях, – с этими словами лорд Спенсер отодвинул от себя на край стола целый ворох документов. – Зовите его, будьте добры.

Вошедший человек на первый взгляд джентльменом не был, мелкий клерк в лучшем случае. Но Первый Лорд Адмиралтейства не занял бы свой пост, если бы судил о людях только по их внешности. Да и какая разница, кто принес долгожданное известие? Хоть нищий с окраины Лондона, главное, чтобы новости оказались приятными.

Гость не обманул ожиданий 2-го графа Спенсера. Он не стал тратить времени на долгие предисловия:

– Сэр, лица, коих я имею честь представлять, назначили встречу на завтра, в известном вам месте. Они надеются, что во второй половине дня у вас найдется время для визита. Это все, что я должен был вам передать. На этом примите мои уверения в совершеннейшем к вам почтении.

С этими словами посетитель отвесил изысканный поклон и молча удалился.

Джордж Спенсер перевел дыхание. Оказывается, он не дышал все эти короткие секунды визита. Еще шаг к цели сделан!

Быть главой Адмиралтейства одной из сильнейших европейских держав, безусловно, весьма лестно. Да и возможностей увеличить личное состояние на таком посту предостаточно. Но фортуна изменчива, особенно, если кто-то помогает ей отвернуться от достойного, казалось бы, во всех отношениях джентльмена. А в последние годы таких недоброжелателей не только у сэра Джорджа явно прибавилось. Нет, газетная кампания, начавшаяся в бывших колониях Нового Света, конечно, доставила много неприятных минут многим политическим фигурам Британии. Хотя сначала вроде бы и работала против бывших бунтовщиков, вытаскивая на обозрение всего общества грязное белье вожаков бунтарей. Но ведь в качестве подстрекателей, побуждающих того же Александра Гамильтона, личного секретаря первого президента самозванцев, работать на врагов назывались англичане! Вполне конкретные люди, живущие сейчас, занимающие видные посты. Даже суммы, передаваемые в руки предателя, оказались точны, в чем Лорд-Адмирал убедился, посетив Форин Офис. Большой неосторожностью министра финансов США было хранить переписку со своими работодателями.[132]

Меньшим злом хозяин кабинета считал разоблачение английских резидентов, но только потому, что сам не был связан непосредственно с работой секретных служб своей страны. А вот руководители данных организаций рвали и метали! Засвеченная агентура моментально утратила свое значение. Необходимо было искать замену, тратить время, а самое главное, деньги на возрождение шпионских сетей.

Но в данный момент лорда Спенсера не волновали чужие беды. Завтра состоится встреча, которая решит его судьбу на годы вперед! Стать не просто чиновником, пусть и одним из самых высокопоставленных, нет… Появился реальный шанс войти в круг людей, принимающих решения о распределении весьма немалого, даже после всех неурядиц последних лет, бюджета королевства.

День спустя. Англия, Лондон

Дождавшись, когда лакеи, наполнявшие бокалы гостей, удалятся, пожилой джентльмен, сидевший в массивном кресле слева от камина, звучно откашлялся, привлекая к себе внимание собравшихся.

– Итак, друзья, не будем затягивать церемонию взаимных представлений. Мы все отлично знаем милорда Первого Адмирала, ценим его заслуги перед Британией. Особенно это касается последних событий в Норе, Ширнессе и Ярмуте.[133] Решительные и своевременные действия сэра Джорджа позволили в зародыше подавить волнения на кораблях, арестовать главарей бунтовщиков и вздернуть их на реях. Как они того, несомненно, заслуживали.

Сделав глоток из бокала, он продолжил:

– Однако у нас, – широкий жест рукой, охватывающий присутствующих, но оставляющий за некоей границей Первого Лорда, – возникают вполне законные вопросы о событиях, последовавших после объявления Испанией нам войны. Если я не ошибаюсь, флот намеревался создать непреодолимую блокаду, нарушающую торговлю Мадрида со своими заморскими колониями, не так ли?

– Именно так, милорд, – без малейшего смущения ответил сэр Джордж. Он заранее предугадал возможные вопросы и приготовил достойный ответ.

– И каковы успехи ваших адмиралов?

– Как и в любой войне, фортуна переменчива, поэтому, наряду с успехами, мои, – лорд Спенсер голосом выделил это слово, – моряки иногда терпят неудачи. Однако, джентльмены, вынужден заметить, что появилась опасность, с которой один только флот не справится, при всем моем желании…

Ответом ему были недоуменные взгляды большинства, за исключением хозяина кабинета, который спокойно дожидался объяснения.

Адмирал вытащил из кармана камзола несколько лоскутов разноцветного шерстяного сукна и небрежно бросил их перед собой на стол.

– Вот это, – он поддел один из кусков материи пальцем, – во много раз страшнее любого галеона с серебром, прорвавшимся в Испанию из Нового Света.

Дождавшись одобрительного кивка старика, сэр Джордж продолжил:

– У меня, как и у многих присутствующих, в торговлю английским крашеным сукном вложены некоторые средства. Буквально два года назад дела шли если не замечательно, то весьма удовлетворительно. Испанцы продавали нам необработанную шерсть, а наши мануфактуры ее обрабатывали, выпускали ткани, красили (!) их, чтобы потом продавать по достойной цене всем желающим. Но вот уже прошлой весной мой управляющий начал жаловаться, что стало все труднее покупать сырье на материке. Более того, у покупателей почему-то появились претензии к нашим ценам и, вы не поверите, джентльмены, качеству окраски! Когда я стал разбираться с проблемой, то оказалось, что на рынке появляется все больше и больше испанского крашеного сукна! Оно дешевле английского, разнообразнее по расцветкам. Но и это оказалось не самой пугающей новостью. Весь этот товар производится в самой Испании! И даже если мы перекроем морские пути, то уж с Европой эти хитрые идальго вполне смогут торговать по суше. Да и ткацкие фабрики, как вам известно, очень редко располагаются в пределах досягаемости корабельных орудий…

Судя по всему, попадание было прямо в яблочко! И теперь предстояло не оправдываться за череду досадных поражений блокирующих эскадр, а вместе (!) искать выход из положения, чреватого потерями в звонкой монете, чего все эти люди, как и сам Джордж Спенсер, страшились больше всего.

Часть первая. Рыцарь бестолкового образа действия

Глава 1 Комендант парижской паники

– Врач: Поздравляю! Налицо явный прогресс в вашем состоянии!

– Больной: И это вы называете прогрессом?! Шесть месяцев назад я был Наполеоном, а сейчас – никто!..»

«Буржуи! Сверху донизу все – буржуи!»

Приписывается все тому же «NB»

1

…Кой черт понес меня на эти галеры?! Сидел себе тихо-мирно, занимался прогрессорством – никого не трогал… И вот – на тебе!..

А кто тебе не давал подумать, прежде чем кидаться в драку?

Да хоть ты-то отстань!

«А если не я – то кто?» Ха-ха…

Блин, вот унтер Пришибеев тоже нашелся!.. Сам-то хоть слово поперек сказал?

А ты бы стал слушать?

А сейчас тогда чего вылез?

А сейчас не действовать надо, а думать!.. Так что, может, и прислушаешься. На будущее…

Чего «на будущее»?

Да не лезть в каждую свалку очертя голову!..

Ну, спасибо за добрый совет – а то я не знал! Ты не в курсе, случайно, что мне ТЕПЕРЬ делать?

Думать. Головой. А не задним местом…

Это у нас с Наполеоном такая вот жизнь пошла последнее время. Практически непрерывная. Почти как заседание революционного комитета нынешней эпохи. И по той же, в общем, причине – чрезвычайного положения… Спорим друг с другом с утра до вечера… А потом с вечера до утра. Ага: на тему «Как? Как? Как нам людям помочь?!» И в первую голову самому себе – как представителю биологического вида этих самых людей…

Почему? А потому, как если все гикнется, то виноватым за все промахи и неудачи назначат именно генерала Бонапарта. Принявшего ответственность на себя… Меня, то есть, ага… Умиротворителя беспорядков и водворителя справедливости. А также защитника патриотов и грозу роялистов. И даже Рыцарем Революции обзывают – явно из-за того, что для резиденции своей я выбрал Тампль. Хорошо еще – пока никто не назвал «Железным».

В чем проблема, спросите? А в том, что я полный идиот…

Потому что с разгону влез в область, для меня совершенно незнакомую – высшие политические разборки. И теперь не знаю, что с этим делать… И Наполеон толком помочь тоже не может. Потому что хоть и участвовал в подобных интригах на Корсике, но Корсика – это вам не Париж. И пусть у него и больше личного политического опыта, чем у меня, но опыт тот – игра в детской песочнице в сравнении с тем, что здесь происходит. Одно только положительно: из той песочницы Бонапарт сумел сдернуть – так что, может, и здесь удастся ноги унести в одном комплекте с головой…

А в дополнение ко всему – и с прогрессорством тоже проблемы…

Так что, куда ни кинь – а получается всюду одна большая задница!..

2

Ну вот совсем маленький пример.

ПОДШИПНИКИ.

Ага…

Нету их здесь. Вообще. Как исторического факта.

Я имею в виду – простых и хорошо всем знакомых шариковых и роликовых. Не умеют аборигены их делать. Поскольку даже и не знают, что это такое и зачем нужно.

А без подшипников всем моим наполеоновским планам приходит полный абзац. Ну даже если и не полный, то почти. Во всяком случае – основательный. Потому как шиш без подшипников, а не промышленная революция. Никак не выше паровоза Стефенсона и парохода Фултона. Хотел прыгнуть на сто лет вперед – к началу двадцатого века, а хорошо, если получится на начало девятнадцатого… Большой Скачок, да… В ширину.

Как я об этом узнал? А очень просто.

Мне ребята первую модель станка продемонстрировали. Я-то – такой умный! – начеркал им только схему. Без углубления в детали… Да когда мне подробные чертежи-то делать?! Я ж не плоттер!.. И вот результат. Я говорю: «А чего подшипники…» А мне в ответ: «А вы о чем, гражданин генерал?..» Н-да… Еле выкрутился… Да и то – спасибо Наполеону: он-то в отличие от меня знает, что нету тут «шариков от подшипников».

Вот тут-то и начинается самое западло…

Нет нормальных подшипников (а то, что есть – я даже название вспомнил: «подшипники скольжения», блин! – это такой маразм, что годится только для точильного круга с ножным приводом на дегтярной смазке и не более того…) – значит, нет нормальной скорости вращения. А нет нормальной скорости вращения – нет и нормальной точности обработки: хорошо, если десятые доли миллиметра… И на фига мне тогда плитки Иогансона? С которыми, кстати сказать, – тоже… Половину из того, что уже сделали – в переделку пришлось вернуть. Поскольку они разные по толщине оказались… Но это сейчас не важно. А важно, что без нужной точности обработки у меня ничего нормального не будет. Ни паровозов, ни пароходов, ни тем более воздушных компрессоров… И не из-за зазоров даже. А просто вибрация не позволит делать высокооборотные вращающиеся части. А значит – не будет компактности и мощности. А компактность и мощность… Если паровую машину можно поставить на заводе, но на пароход она уже не влезает, то это не совсем та, что нужна, паровая машина. Не Универсальный Двигатель. Как определил его, помнится, Маркс. Который Карл…

И взаимозаменяемости при такой точности никакой не будет… Как, например, обыкновенные болты и гайки в едином стандарте массово производить, если размер при производстве будет бродить туда-сюда? И нормального электрогенератора без подшипников не собрать. Я уж не говорю про двигатель внутреннего сгорания… Впрочем – компрессор-то как раз и имелся в виду в этом смысле: вся цилиндро-поршневая группа-то та же самая…

Вот такой вот нехилый облом.

Я даже не нашелся, что сказать народу. Промычал что-то. Хотя, конечно, суппорт сам по себе тоже дело хорошее. Качество обработки и без подшипников выросло в несколько раз (ну так сами прикиньте, что раньше получалось, если инструмент токарь держал в руке – так же, как и при работе с деревом…). Ребята даже на радостях родили идею точить детали ружейного замка – выгода в сравнении с ручным изготовлением несравнима. А уж про обработку деревянных деталей – блоков корабельного такелажа, например – и говорить нечего: на ура пойдет… Но я-то не на это рассчитывал!..

Вот и хожу я теперь посреди лета, как месяц ноябрь, мучимый запором – с похоронной мордой лица: планы свои хороню. Наполеоновские, ага… (Ну: «Это послужит ему – то есть мне – хорошим уроком!..» Чтоб знал впредь, чего изобретать…) Своими руками, можно сказать, режу с такими надеждами выращенного осетра… До обыкновенной мануфактуры, пусть и большой. Разделение-то труда никто не отменял. Да и конвейер, в общем, для работы подшипников не требует. Кое-что – и совсем немало – можно и без вундервафлей делать. Начиная от булавок и гвоздей и заканчивая той же обувью и одеждой. Только опять придется все наметки перекраивать. Так сказать – приводить ближе к прояснившимся жизненным реалиям.

А что еще остается? На разработку подшипников я кого-нибудь посажу обязательно – потому что надо! Но – сколько времени это займет? Там ведь прокатные валки требуются специальные. И сталь особого сорта. А поди ее сейчас – получи! Когда толком никто не знает, как и из чего она делается – химия-то, повторюсь в который раз, как наука, напрочь отсутствует!.. Да и не только химия, но и электрохимия, блин. Шарики-то после обработки никелировать надо – иначе у них срок службы будет так себе. А как я аборигенам объясню, о чем речь, если электричество здесь даже в сравнении с химией в зачаточном состоянии пребывает?

Да и ладно – объясню на пальцах принцип (ну, как-нибудь справлюсь – Наполеон я или нет?), так что, думаете, на том все и закончится благополучно? Как бы не так!.. Попробуйте потом хотя бы лабораторную установку сделать, не говоря уже о промышленной… Это вам не газогенератор.

К тому же вспоминается сразу – на манер ночного кошмара – известная история, как у нас перед войной пришлось плевать в ванну, чтобы отникелировать партию часовых корпусов. Потому что рецепт состава правильно подобрать не смогли. А ведь казалось бы – такая ерунда! Чего нам, попаданцам, стоит с ней справиться? Да на мах! Ага… Вот только Мах об этом не знает, к сожалению. Забыли его, понимаешь, предупредить, что мы придем…

Так что в пролете я полном.

Как фанера над Парижем. Кстати: фанеры здесь тоже еще нет…

3

С политикой – вообще полный афедрон.

Потому что Конвент разбежался. Ага…

Ну, честно признаться, тут был мой косяк. Пока я вынужденно штурмовал Тампль и сидел там возле чахоточного короля, я распорядился держать Конвент в Тюильри – по месту, так сказать, работы – до моего появления. «Всех впускать – никого не выпускать!» Цитата.

Как бы логично…

Флеро приказ выполнил. Но, появившись там на следующий день, я, что называется, только тогда осознал всю глубину своей ошибки… Потому как две трети депутатов за ночь буквально испарились. Тюильри ведь – огромный дворец. И ходов-выходов там – до бениной бабушки. И мало кому все известны. Вот Флеро и не смог перекрыть все. А сообразительные народные избранники, отличавшиеся чутьем не хуже, чем у Паши Эмильевича, быстренько сложили два и два и логично экстраполировали, что поутру их могут начать «бить, может быть, даже ногами». И предпочли не проверять данное предположение на практике. То есть просто дали деру – в том числе и из Парижа. Только пятки засверкали.

В результате у меня в распоряжении оказался натуральный «всадник без головы» – столица без правительства.

Где, конечно, оставались еще разные департаменты и комитеты – но ни один из них не склонен был к самостоятельным действиям, а уж тем паче не пылал желанием встать во главе страны в такой ситуации (ну нема дурных-то – кроме одного всем нам известного типа по фамилии Бонапарт, да…).

А Парижская Коммуна… Ну, когда Шометта и Эбера укоротили на голову – еще при Робеспьере – буйных там поубавилось, конечно. А после термидорианского переворота и усекновения семи десятков активистов вместе с мэром как бы и вовсе стало тихо. Но амбиции остались, да… И стоило только чистому патриоту Бонапарту (а меня так уже называют, причем некоторые – в глаза. Прямо так, смело, по-простому. Честно. Че-то сразу Дон Кихот при дворе короля вспоминается… Повбывав бы…) дать отпор роялистской тирании Конвента (и так уже тоже выражаются; а чего – если и Робеспьер после свержения тут же оказался роялистом?), как оставшиеся еще в живых коммунары разом вообразили себя новым правительством «отчизны милой» и принялись непрерывно заседать, как было заведено среди революционеров этого времени.

А на заседаниях – ну буквально «перманентная революция», блин – начали издавать декреты один другого лучше… Ну – все наверное, уже догадались: остановка роста цен, подвоз хлеба, освобождение патриотов, смерть тиранов, а также Конституция девяносто третьего года – стандартный же боян… То есть набор… Причем разлюбезный мой Роньон был в этом деле как бы не в первых рядах… Ну – почувствовал мужик, что удача его прет (в смысле – добренький лох Наполеон) и таким макаром того и гляди закинет вообще на самый верх в вожди всех времен и отцы всех народов. И крышу у человека снесло напрочь… Он даже мне приказы начал пытаться отдавать. Юморист. Ну, пришлось ответить неадекватно…

Господи, какой у них был ступор, когда я объявил о создании Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ага…) во главе со мной, любимым. Commission extraordinaire pour la lutte contre la contre-revolution et le sabotage – если по-французски. СЕ, если сокращенно. Шок просто. (Ну дык – это по-нашему же!.. Гы…) Они даже вякать не пытались. Ну буйных-то, как я уже упоминал, всех гильотинировали еще до того, остались люди в основном осторожные – достаточно было им напомнить. Ну я вот и напомнил…

Первым же приказом изъяв у секций все пушки. В пользу государства, ага… А временно – до того, как это государство объявится – в распоряжение Чрезвычайной Комиссии. Те-то пушки, что я в Саблоне позаимствовал, пришлось обратно вернуть. Беррюйе забывчивостью не страдал и казенное имущество разбазаривать не собирался. В секциях же от артиллерии все равно никакого толку. А по две пушки на секцию и сорок восемь секций полным числом в Париже – это ни много ни мало девяносто шесть орудий! Две артиллерийских дивизии, условно говоря. На хрена, что называется, козе такой баян? Тем более все одно толком ими пользоваться эта самая коза, то есть парижские что буржуа, что санкюлоты, не умеют… Зато я с таким количеством пушечных жерл мог диктовать условия кому угодно (Ну, что я и не преминул сделать, как уже указал.) Поскольку известно ведь, что добрым словом и пистолетом можно добиться просто потрясающих результатов, нежели только одним добрым словом… Ввел, так сказать, стихийную мощь революционного потока в рамки управляемого движения.

Возражения? А попробовал бы кто возражать после того, что только что произошло и ПРЕДЫДУЩИЕ пушки еще стояли на площади перед ратушей с дымящимися фитилями… Зато центральные кварталы приняли такое решение вполне благосклонно. Во всяком случае Национальная гвардия выразила полную готовность патрулировать предместья на предмет поддержания порядка. Так что, можно сказать, одним выстрелом я укокошил сразу двух зайцев… Дык Наполеон я или погулять вышел?

Но и размер геморроя себе я таким образом тоже увеличил. Поскольку в сложившейся ситуации моя всефранцузская ЧК сама оказалась в роли того самого правительства. От которого подопечное население требовало решить все гнетущие его проблемы. Ну, помните – стандартный набор?.. А пуще всего – первоочередно и всенепременно – дать нации вожделенную Конституцию. А таковое действо может легитимно совершить только Законодательное Собрание. Депутаты которого разбежались. И хотя для простых сессий достаточно и двухсот человек, для такого исторического момента оно как-то несерьезно.

Так что с этой задницей надо что-то делать. И как можно скорее.

Потому что данные заморочки – еще не самое худшее…

4

А самое худшее – это хлеб.

Точнее – его отсутствие.

Потому как закупки зерна продотрядами у окрестных крестьян – это мера временная. Пять лимонов контрибуции – не резиновые. Да и сумма не бог весть какая… А мне на нее ведь еще и дивизию Парижской Коммуны содержать надо! «Где деньги, Зин?!» Ага…

На месяц примерно хлеба по скромной норме хватит. А потом? Плакатами «Все на борьбу с голодом!» народ не прокормишь. А поставки зерна в город прекратились совсем! Не хотят люди прибыль терять – чего ради революцию делали?! Ну да: «ради трехсот процентов прибыли капитал готов на все!» Вот он и готов. И если вы не можете платить – это не его проблемы, а целиком ваши.

К слову сказать – в данном случае это именно наши проблемы. В смысле – городской администрации. И Конвента. Который разбежался… Блин… Не смогли эту самую оплату организовать. Ну – Революция, чо… Революционерам нет дела до докучных мелочей, главное – Свобода! А также Равенство и Братство. И – что особенно характерно – каждый хочет их для себя. И как можно больше. Буржуи, мать их за… Причем – даже если они пролетарии!..

Но мне-то что делать?

Как только конфискованное золото кончится – так все тут же и обвалится. Никто не успеет даже «мама» сказать.

И в первую голову я останусь без своей дивизии. Ага… А вы что думали – у меня тут все бойцы идейные как один? Счаз-з!.. То есть одна идея их, конечно, привлекает со страшной силой: золото. Пока солдатам идет оплата в такой твердой валюте – проблем нет. От добровольцев приходится отбиваться. И этим добровольцам все равно, в кого стрелять ради объявленного поддержания порядка. Была бы только получка без задержек… Ну – все тот же тезис о трехстах процентах прибыли в полный рост. Буржуи, да… А как только бабок не станет – так и все!.. И дай тогда господи Дон Кихоту Революции успеть добежать до канадской границы, что называется…

Так что вопрос о хлебе – отнюдь не праздный. А самый что ни на есть насущный. Даже архинасущный, как сформулировал бы Владимир Ильич. Буквально-таки «быть или не быть!». И как эту дилемму разрешить – я никак не могу придумать!..

И никто больше тоже ничего толкового не предложил…

Коммунары (и, как ни странно, сблокировавшиеся с ними оставшиеся депутаты Конвента – включая спасенного мной из застенка Ромма – натурально, за что боролись, спрашивается?) вполне бестрепетно высказались в том духе, что реквизиции – есть меньшее зло в сложившихся условиях. Поскольку город надо спасать. То есть они отлили еще более конкретно, в той самой бронзе, в которой принято отливать призывы и резолюции здесь: спасать надо, дескать, чистых патриотов!.. Ага… Колыбель революции, блин… А то я не знаю…

А Данилин разлюбезный Бабёф – также, кстати, с кичи вынутый – радетель за благо народное, и наш уполномоченный комиссар по продовольствию, вообще меня чуть не убил… Слава богу – фигурально. Я даже было заподозрил, что он тоже попаданец. Но после элементарной проверки от сей идеи отказался. Хотя странное это предложение покоя мне не дает…

Короче, данный деятель прожЭкт выдвинул: конфисковать у богатых все богатства. И из них сформировать единый фонд снабжения парижского населения. Ага: «Все взять – и поделить!» Шариков, блин… Вот уж не ожидал – мне он представлялся очень даже разбирающимся в вопросе человеком. Хотя, впрочем, он и разбирается – еще до революции по этой части работал – во всяком случае сейчас с задачей закупки и распределения хлеба по предместьям справился. Несмотря на то, что это не так просто. И хлеб закупил и привез и по секциям его распределил и даже норму продажи умудрился проконтролировать – по крайней мере эксцессов заметных не было, как это раньше случалось. Так что по большому счету относительной стабильностью положения я сейчас обязан ему. Но предложением своим он меня оглоушил.

С трудом удалось отговорить от вынесения дела на официальное рассмотрение. Посоветовал выяснить вопрос с комиссарами отдельно, приватным образом. Так эту гениальную разработку НИКТО не поддержал – даже представители предместий! Священный принцип частной собственности неприкосновенен, понимаешь… С какого бодуна, спрашивается, тот же Роньон на такое пойдет, если ему придется всю свою фирму на алтарь отдать? Сам-то он тогда с чем останется?

Да и толку-то от такого «радикального выхода из положения»…

Ну наскребем мы несколько десятков лямов таким способом. Ну хватит нам этих «огромных» денег на какое-то время (а ведь нам придется не только еду покупать…). А дальше-то – что? Если до этого «дальше» вообще дойдет… Потому что командующие армиями на фронтах на такую дурь смотреть спокойно не будут. А попробуют занять освободившееся место. Ведь как один все метят в наполеоны! Гы… А тут такой шанс! Идиотом надо же быть, чтобы не подобрать свалившуюся под ноги власть. И противники наши – Коалиция во главе с Англией – тоже в стороне не останутся. Обязательно постараются «помочь» в таком выгодном им деле, как «восстановление Старого Порядка» – Реставрация Бурбонов то есть…

Вот я и думаю.

Хотя как ни изгаляйся – вариантов получается всего два: либо доить богатые секции постоянными контрибуциями (а не так одномоментно, как Бабёф предлагает), либо – начать посылать продотряды не за покупкой, а для конфискации зерна. И – сакр дье! – мне ОБА варианта не нравятся!

А найти какой-то третий выход у меня не получается!

5

– Нельзя ее принимать.

– Почему?!

– Ну нельзя…

– Да почему?!

– Да потому что нельзя, блин, и все!.. Неужто вы сами этого не понимаете?!

– Но как же? Ведь это совершенная квинтэссенция мыслей и чаяний всех честных людей Франции! Начиная с великого Жан-Жака Руссо!

– Ersch tvoiu met!..

– Что, простите?..

– Ничего!.. Что толку от такого совершенства? Вы что, не видите, что это – если трезво посмотреть – всего лишь расширенное дополнение к статьям Декларации Прав Человека и Гражданина и ничего более! Этим самым правам там принесено в жертву все остальное! Включая и нашу ненаглядную Белль Франс!

– Да из чего это видно?!

– Епрст!.. Да из полной бесправности государства! Когда индивидуальные права каждого отдельного человека поставлены выше интересов страны! А все вопросы решаются исключительно по заветам вашего любимого Руссо – собранием на местной сходке! Вам рассказать или не надо, как упираются рогом крестьяне, через земли которых должны провести дорогу, нужную если не всей Франции, то всему департаменту, но конкретно им сулящую беспокойство и убавление полей?!

– Но ведь ради этого французский народ и совершил революцию! Чтобы самому стать Сувереном!

– Да не Сувереном он стать хочет! А мелким хозяйчиком, не желающим иметь над собой ни бога ни властелина, и чтобы чиновники были у него на побегушках! Если претворить это в жизнь – вы получите общество полной анархии во главе с батькой Махно в каждой секции и в каждой деревне!

– Во главе с кем, простите?..

Епрст!.. Опять проговорился. В пылу, так сказать, полемики. Как воевода Пальмерстон. Хорошо, пальцем никого поражать не стал… Эка они меня в очередной раз достали! Просто не знаю уже, как отвязаться! Вынь да положь им Конституцию! Причем прямо сейчас и обязательно якобинскую! Это я вот для этого и спасал их от расправы? Чтобы они теперь мне прохода не давали?

И ведь что самое паскудное – именно от меня команды ждут. Типа: ты нам только намекни – а уж мы тогда!.. Все провозгласим и оформим, как положено официально и будем тогда счастливейшей страной с Конституцией! И тут-то и начнется сразу эпоха всеобщего благоденствия и процветания! (Я не шучу! Так и выражаются!..) Коей Человечество будет обязано исключительно мне, Великому. И в благодарность изваяет меня с шашкой на коне в полный рост и из натурального золота. (Так и подмывает предложить известную вариацию памятника Мюнхаузену – на половине лошади.) На портике Пантеона…

Дети малые…

Даже не знаю, чем их пронять. Как об стенку горох. Сегодня вроде убедил – а назавтра уже все сначала! Просто зомби какие-то с однодневной памятью. Видимо, очень уж им хочется войти в Историю. Хотя бы даже и в виде той самой золотой лошади, на которой я буду стоять над Пантеоном…

Впрочем, один неубиваемый довод пока все же есть…

– И не забудьте: Конституцию Французской Республики должен принять не какой-то там никому не известный Совет Коммуны городу Парижу. А Национальное Собрание Народных Представителей Франции. Конвент.

6

Теперь бы нам еще этот Конвент собрать.

Для чего надо всего ничего: изловить разбежавшихся депутатов…

Ну вот – ловим… Ловцы, можно сказать, человеков… Аки последователи некоего И. Христа, стараемся уловить разбредшееся стадо словесными сетями.

Потому что больше нечем. Нет у меня лишней армии, чтобы послать по всей Франции за каждым удравшим депутатом персональную группу захвата. Я пока что еще не Бог-Император Дюны. Или хотя бы планеты Земля… Толпы сардаукаров в подчинении не имею. Или сардаукары не у него были? Впрочем – хрен с ним… Но в любом случае приходится «использовать то, что под рукою, и не надеяться на другое». Цитата… Да и как бы это выглядело – тащить депутатов в Конвент насильно? Боюсь, их же собственные выборщики не поняли бы такой страстной тяги к демократии.

Так что ситуация сейчас получается довольно анекдотичная. Та часть народных витий, которая осталась – а их и в самом деле чуть больше, чем двести человек, – высунув от изнеможения языки, скрипит перьями. Занимается активной перепиской с беглецами. На предмет «Вернись, я все прощу!». Тоже цитата, да… То есть всеми силами стараются уверить коллег, что страшный Бонапарт на самом деле внутри себя белый и пушистый. А злобный он только с бодуна… И чего мне стоило убедить в этом их самих – знаю один лишь я. Потому что тот же Карно – изобретет он когда-нибудь свой цикл, или я все перепутал и это вообще не он?! – меня поначалу, судя по взгляду, готов был на месте расстрелять как узурпатора. Будь на то его воля… И пока удалось его переубедить – с меня семь потов сошло.

Даже не представляю, что смогло на него повлиять. Может быть – закупки хлеба для горожан на содранные с богатеньких кварталов миллионы. Во всяком случае вменяемым он стал только когда первые продотряды вернулись с зерном. (А чего? За твердую-то валюту все готовы – я ж говорил уже… И даже еще «Спасибо за покупку!» прибавляют… И «Приезжайте еще!». Ну в точности, как утверждал ведьмак Геральт, отоваривая стражника кошельком с золотом по голове: «Деньги открывают любые двери!» Ага… Тоже мне – бином Ньютона…) Ну, еще, видимо, очевидно стало, что моя деятельность конкретно направлена на решение коммунальных проблем города. А не на реставрацию монархии, например, как некоторым почему-то вздумалось считать. На кой черт мне эта монархия сдалась… И не на приведение к власти Парижской Коммуны…

В общем, Карно согласился принять участие в возобновлении работы Конвента. Но только потребовал меня дать ему честное слово, что я не стану добиваться личной власти, репрессировать вернувшихся и не буду, кроме того, ущемлять завоевания революции… Ага. Ну вот такой нынче литет мента у народа – чего я поделаю?! Эпоха непуганых донкихотов… Но по крайней мере теперь хоть агитацию депутатов не приходится вести самому. Поскольку нарисовалось в результате несколько десятков политиков, склонных поддерживать генерала Бонапарта в его странных телодвижениях. Как чистого патриота, да… Хоть партию уже создавай. Ага: нового типа!.. Бонапартистскую… Блин, что за радость – вариться в этой банке с пауками? Чего люди сюда лезут? Или действительно прав был Хайнлайн – и более серьезного дела для настоящих мужчин нет? Ведь только на этом уровне и можно влиять на действия государства. Если, конечно, есть желание…

Эх, нам бы еще хотя бы человек двести депутатов собрать! В дополнение к тому, что есть… Тогда кворум будет больше пятидесяти процентов. И толпу можно будет заткнуть принятием их любезной Конституции. (Вот радости-то будет! Полные штаны…) Вот только шиш я им позволю принимать якобинскую! Надо нормальное государство организовывать, а не фантастическую утопию. Даже если она самая демократичная в мире…

7

А тут еще и матушка добавила мне хорошего настроения. Типа вместо соли на хвост…

Я ей денег послал. Много-немного – сколько-то… Девкам чего-нито купить – обносились ведь! – надо? Ремонт в доме сделать – тоже ведь надо? А прислугу нанять – а то ведь сами же всю домашнюю работу делают! И прямо ведь написал, чтоб не экономили – что еще пришлю!

А мне в ответ: сынок – нельзя быть таким транжирой! И сообщение, что присланную мной сумму мама положила в банк – на черный день! Потому что в настоящий момент им на жизнь хватает, а к излишествам она детей приучать не намерена… А то не знаю я, какие это излишества! Ведь на сумму, что способен им выделять Жозеф, впятером жить можно только впроголодь!

Ну, матушка у меня – Наполеона, блин! – женщина твердых правил. Это я уже понял – успел сообразить, опираясь на память реципиента… Но что до такой степени – не ожидал… Елки-палки – ведь написал же! А девчонкам теперь и дальше в обносках ходить. И тряпье свое самим штопать. А Элизе сейчас уже восемнадцать! Пора замуж выдавать! Но кто ее возьмет порядочный, если ей даже надеть ничего приличного нет? Для чего она в Сен-Сире обучалась? И я же в итоге оказываюсь виноват!

Еще и втык получил за то, что мало вижусь с братьями – и отдаляюсь от них, а это нехорошо! Ну что делать! Я действительно мало с ними вижусь – хотя все трое старших – и Жозеф, и Люсьен, и Луи – сейчас в Париже. Но тащить их в ту дыру, куда я по собственной дурости влез?! Я им прямо сказал – еще весной! – чтоб и думать не смели в чем-то участвовать из моих начинаний, пока у меня уверенности в стабильности нет! Это еще в Шале-Медоне было. А уж сейчас-то! Я Наполеон все-таки – а не сумасшедший!

Глава 2 Доля Дон Кихота

«Может быть это – самый мой большой подвиг…»

Алонсо Кехано

1

Только вот… тьфу!.. Было бы… тьфу!.. Было бы большой ошибкой… тьфу!.. Было бы большой ошибкой думать, блин!.. Цитата! Тьфу!..

Что за пыль у нас на улицах столицы?! Так и норовит забиться везде где только можно и по самое не могу!.. Вот как только стану Императором – так сразу же прикажу закатать все парижские закоулки в асфальт – сил моих никаких нет!.. Тьфу!!. И пусть только попробуют отказаться!!!

Тьфу…

Тряся головой, перекатываюсь на четвереньки. Чьи-то руки помогают.

– Ваше превосходительство?! Гражданин генерал?! Вы целы?!

С другой стороны нервно вытанцовывающего Буцефала доносится громкое топтание вперемешку с глухими ударами и невразумительными выкриками. Словно бригада грузчиков ударно перекидывает мешки с картошкой… Нехило так. Да… Подбежавшие конвойцы вздергивают меня в вертикальное положение, продолжая испуганно вопрошать и одновременно отряхивать и ощупывать.

– Да нормально фо мной фте!.. Пфу!.. Чего там так долго возятся?

– Да здоровый детина! Никак скрутить не получается!.. Как он вас не достал только?!.

А точно не достал?.. Ощупываю и оглядываю самого себя. Нет – и в самом деле пронесло. Но – зараза! – китель распорол, гаТТ такой!.. Опять менять придется!.. Хорошо хоть портной мой – не кто-нибудь, а сам комиссар Роньон, ага… – успел насобачиться… Мерку знает и на болване соответствующих пропорций уже наверняка сметан новый спинджак для чистого патриота и Рыцаря Революции (которого некоторые уже вообще предлагают увенчать титулом Друга Народа – как Марата, ага… В контексте происходящего наводит на содрогание…) Что в свете имеющихся тенденций очень даже логично – чуть ли не каждую неделю новый мундир требуется!

А чего вы хотите – четвертое покушение за полтора месяца! Прям как с цепи сорвались… Или можно подумать, что я для них медом намазан!.. Вот это я и имел в виду насчет того, что было бы большой ошибкой думать – что все так просто!.. Шиш там, а не просто!.. В глаза все готовы признать меня хоть турецким султаном, хоть императором Поднебесной! А за спиной – моментально начинают чего-то свое шушукаться: мол, предал идеалы революции, стремится к реставрации Бурбонов и вообще заражен типичным вирусом бонапартизма (ну это я уж от себя формулирую – чтоб кратко). И совершенно противоположную линию гнуть… Им, типа, виднее! Ну точно как с Дон Кихотом. Долбодятлы…

И ведь поровну практически получается: одно покушение от пролетариев – то есть санкюлотов – одно от бомонда – то бишь людей порядочных. Ага… Порядочные – это в том выразилось, что один раз покушалась некая наивная девица. Которой явно не давали спать лавры Шарлотты Корде (чего я Марата-то вспоминаю…). И одно – неизвестно от кого, поскольку нападавший успел зарезаться собственным ножом, пока его ловили… Интересно – откуда этот новый равальяк будет?

Удары и уханье с той стороны моей лошади сменяются пыхтением и хрипами. Похоже повязали-таки… Мне подают шляпу. Слетела с головы, пока с седла катапультировался (а иначе вариантов не было). Радует, что панама моя не пострадала – только пыль выколотить… Напяливаю ее на ушибленную башку, обхожу Буцефала спереди (ага: как трамвай), мимоходом потрепав по шее для успокоения. На пыльном булыжнике вяло шевелится куча-мала.

– Поднимите…

С некоторыми усилиями и междометиями террориста поднимают. Вид у него… Всклокоченный, грязный, одежда порвана. Под глазом уже намечается немалых размеров синяк… Командир конвойцев протягивает мне орудие несостоявшегося преступления – здоровенный – в локоть длиной – кинжал. Да, этим бы он меня насквозь проткнул – силы явно хватило бы.

– Ну и за что ты меня хотел убить?

Детина, мотнув головой, отбрасывает длинные космы за спину. Сплевывает кровью на мостовую. Буравит меня ненавидящим взглядом.

– За Тулон!

Бинго!.. Блин!.. Ну точно – от каждой из сторон по привету! Теперь вот от жирондистов прилетело… Поскольку мятеж-то ихней затеей был… Так что тут я без претензий, да… Но следующего, видимо уже от чистых роялистов ждать надо – непосредственно из Кобленца. Или от них тот самоликвидировавшийся был? Р-романтика, бляха муха!.. Что называется: и где ж я их всех хоронить-то буду?!. Тоже цитата.

Вот так вот и живем, одним словом. То теракт, то покушение… А в перерывах – драки бульдогов под ковром, как выражался один коллега по моей нынешней деятельности лет полтораста спустя – интриги в Конвенте и коммунистической Ратуше на предмет, кто из них раньше меня объявит гением всех времен и отцом всех народов (или все же мне удастся извернуться; пока – удается вроде…). А там, глядишь, и до площади Революции недалеко. С Главной Гильотиной… Двери в Славу, ептыть… Так сказать – добро пожаловать на скрижали Истории! Хорошо еще, что термидорианцы гильотину все-таки с площади-то убрали… Это как-то обнадеживает. Хотя и ненамного – в Консьержери она вполне работает и без всенародного обозрения. Когда надо… Кольчугу, что ли, начать носить?.. Или бронежилет изобрести… Ага: из кевлара!.. Тьфу… Проклятая пыль…

Придерживая располосованный ударом кинжала китель, отдаю оружие обратно лейтенанту драгун и вставляю ногу в стремя Буцефала. Приказываю:

– В Тампль!

Все равно туда едем. Там и допросим.

2

– Я лечу, я спешу – тороплю коня… «Как живу? Как дышу?» – спросят у меня…

Хорошие в Тампле подвалы. Глубокие. С прекрасной звукоизоляцией. Хоть из пушек тут стреляй – наверху ни черта не услышат. Потому петь можно все, что в голову взбредет. Ну вот мне и взбрело…

Но на то и голова

Есть у палача,

Чтобы думать сперва,

Не рубить с плеча!

Не шлягер, конечно, чего уж там. Да и забыта давно. Я и сам думал, что забыл – ан нет, всплыло. «Каин XVIII». Песенка палача. От сенсорного голода, очевидно – ни кино, ни видео здесь ведь нет. Вот и лезет из подсознания… Как там ее Вицин пел… Да. И не хочешь, да вспомнишь.

Тем более и обстановка располагает.

Допрашивать я кое-кого собирался. Да не того «тулонского мстителя»! – не мое это дело: его найдется кому допросить в новосозданной «ЧК» – а фигуру куда как поважнее: Барраса… Для того и ехал. Да вот что-то сомнения меня взяли. Причем не первый раз уже. И каждый раз так вот: соберусь, совсем уже приеду – и задний ход даю.

И вот опять думаю. Покуривая трубочку в допросной камере. Ну и – пою себе, да… Как чукча.

Ага: рубить иль не рубить – вот в чем вопрос! (Если кто думает, что заел меня гуманизм, – то пусть он так не думает! Я тут уже под сотню смертных приговоров подмахнул, по мере приведения столицы к единому бою. Для вразумления самых отмороженных… В том числе токарю Тинелю – любителю отрезать головы депутатам. Ну и из мускаденов кое-кому – кого взяли с поличным «на горячем» – то есть на пробивании «тростями» уже санкюлотских черепов… Чтоб, так сказать, никто не ушел обиженным… Ниче так дело оказалось, несложное: «казнить нельзя помиловать!» – и мальчики кровавые в глазах после этого не бегают. Да и было бы кого жалеть…)

Здесь закавыка в другом.

Это, типа, товарищу Сталину хорошо было рассуждать в духе «Есть человек – есть проблема» – хотя реальных свидетельств такого его словотворчества обнаружено не было, так что, более вероятно, формулировку эту выдумали позже «другие товарищи» – а если проблема тут вовсе не в человеке?

Баррас – лидер термидорианского бомонда (порядочных людей то есть, ага…) И нет слов – если его прикончить, то, например, тот же любезный мой друг Роньон от радости просто описается. И вся Коммуна вместе с ним за компанию. Закономерненько так…

Беда в том, что термидорианцы (понимай – Баррас) прекратили, типа, политический террор. Остановили Гильотину. (Это не совсем так. Но в общем – скорей верно, чем нет…) И если главного как бы гуманиста после такого дела вывести в расход… То я как минимум сделаюсь смертельным врагом ВСЕХ тех самых «людей порядка» (a «beau monde» и в таком значении нынче употребляют. В противовес санкюлотской толпе). Включая и всех депутатов Конвента. Ага… Роньону-то со товарищи что – не они ж будут главными тиранами… А вот мне – оно надо?

Потому вариантов – несмотря на явные намеки «патриотов высшей очистки» – всего только два. В точности как с хлебом, ага… Ссылка в Кайену (куда уже законопатили кое-кого из бывших пламенных революционеров, так что прецедент имеется) или высылка из страны. И – порка мадонна! – ни один мне тоже не нравится! Вот и пою я. Хорошо еще не «Лазаря»…

Я человек трудовой,

У меня семья

И за все головой

Отвечаю я.

А перед глазами стоит та дебильная харя из фильма – потрясающее, помню, впечатление на меня в детстве производила: исключительно отталкивающее… Как ему просто все было… А тут вот башку ломай…

Затык в том, что я не могу просчитать последствий от того, как я поступлю с Баррасом. И реакцию самого Барраса… По той простой причине, что я НИЧЕГО о нем не знаю. В смысле – я, попаданец. Не помню я совершенно никакого Барраса из времен Великой французской революции! Не проходил в школе. И не читал. И не смотрел даже… Ну хоть лопни! Тальена помню – оттого, что он «свалил кровавого Робеспьера». Карно помню – попадался где-то. Талейрана помню – министра иностранных дел при Наполеоне… Барраса – не помню. Соответственно и какова его роль в революции – не могу сказать. А от этого и высчитать возможные ходы не получается!..

Может, и вправду, эта Реальность – параллельная? И только похожа на нашу? А на самом деле тут все не так. И люди не те… К слову сказать – того же Талейрана тут нет. То есть есть, но – я с огромным недоумением узнал, что он, оказывается, эмигрировал еще в девяносто втором году. Уехал в Англию на переговоры – и отказался возвращаться. Невозвращенец, блин… И теперь живет аж в США… А ведь являлся революционером еще с первого созыва Генеральных Штатов в восемьдесят девятом году! Активнейшим!.. И что мне по данному поводу думать прикажете? «Талейран эмигрировал – зачем ему это понадобилось?!»

Вот и думаю. Вместе с Наполеоном. Потому как он-то хоть что-то про Барраса знает. В отличие от…

Правда, толку мне от этого знания немного.

Ну, не дурак. Не сказать, чтоб трус – служил во флоте, повоевал в колониях. Под Тулоном лично участвовал в атаке форта Фарон – там мы с ним и познакомились – а это вам не лобио кушать, знаете ли: идти во главе штурмовой колонны на приступ – с форта-то стреляют! – а потом драться в рукопашной на стенах… После взятия Тулона и Марселя осуществлял там на пару с Фрероном – как комиссары Конвента – зачистку городов от «враждебного элемента». Весьма решительно осуществлял, надо сказать… Даже переименовал оба города под конец. Тулон – в «Порт Горы» («Порт Монтаньяр», если кто не понял), а Марсель вообще в «Безымянный город». Фантазер… (Собственно, сегодняшний мститель должен был на Барраса кидаться со своим ножиком, а не на меня – но где в Истории найти справедливость, спрошу я вас?..)

Что кроме того? Игрок. Азартный. Немало денег просадил в игорных домах Парижа еще до революции, Да и сейчас, говорят, не чурается – хотя, конечно, не в забегаловках… Обожает деньги. Обожает роскошь. Обожает славу. Обожает женщин. К слову сказать – содержал в качестве любовницы небезызвестную мадам Жозефину (и не только ее, причем одновременно… «шалунишка-куртизан» такой…). Любит быть главным в глазах толпы. Предпочитает, чтоб называли его не комиссаром, а генералом, и с теми, кто это озвучивает – весьма любезен. Составил огромное состояние на «умиротворении» Тулона и Марселя. Потом его сильно приумножил, пускаясь в финансовые махинации. Решительно боролся за сохранение своего положения у вершины государственной кормушки – потому и стал главой термидорианцев в конце концов и готов был утопить в крови прериальское восстание, если бы старый его тулонский приятель не «успел раньше»… Вот такой вот тип, знаете ли… И что примечательно – в ногах у меня не валяется… И чего с ним делать?

А почему ты решил, что вариантов только два?

Чего?

Ну, почему – два? Почему ты каждый раз видишь только две возможности? Почему не предположить три?

Ты это об чем, внутренний мой?

Да проще же простого! Это над тобой твои знания из будущего довлеют. И масштабы: вы там привыкли с массами работать – а здесь этого еще ничего нет. Максимум – толпа… И вот если посмотреть с точки зрения жителя этого времени…

Все равно не пойму – ты о чем?

Ха-ха! Всезнающий попаданец, как выясняется, знает очень даже далеко не все?

Да я себя за всезнайку и не выдавал никогда! Говори давай – чего удумал?

А чего мне за это будет?

Живы оба останемся – вот чего!

Не согласен! Ты тоже не самоубийца и живым постараешься остаться и без моей помощи! И у тебя вполне может получиться – так что я не слишком волнуюсь. Мне просто обидно, что ты решения, лежащего под носом, не видишь!

Ну так что тогда тебе надо?

А вот дай мне самому порешать эти проблемы!..

Это как?..

Ну дай мне самостоятельность на тот же разговор с Баррасом – и увидишь, как я с ним управлюсь!

Однако… А больше тебе ничего не надо, случайно?

Не веришь? Думаешь, захвачу власть над телом и все Баррасу расскажу?

Да нет… Думаю как раз наоборот – наговоришь такого, что нас с тобой на месте повесят…

Ну, знаешь!.. Захватить же власть правому полушарию над левым – если мозг здоровый, конечно – невозможно. Это ведь из твоего запаса знаний, не так ли? Не разочаровывай меня – я считал тебя умнее! Неужели ты не понимаешь, что мне здесь сидеть смертельно скучно? И хочется тоже заняться делом? А разговаривать со своими современниками я кое в чем умею явно лучше тебя!

И в чем же это, интересно?..

А вот дашь возможность показать – тогда и увидишь!..

И каким же это образом?..

Ты даже не представляешь, насколько это смешно… Вот хочешь проверить – если сомневаешься насчет Барраса?

Проверить – как?

А если я решу проблему с хлебом? Ты тогда Барраса мне отдашь? И станешь давать возможность поразмяться?

Решишь проблему с хлебом?? Ты? Это как?

Боюсь, что даже если я тебе сейчас расскажу – ты не справишься. Потому и хочу показать…

С чего это ты так уверен, что не справлюсь? Тем более – не говоришь, с чем!

Уф… Ну, могу и кое-что сказать… Интересно – догадаешься или нет? Вот ответь: кто занимался до сих пор хлебными поставками в Париж?

Ну… Есть тут несколько контор. Но мы их перехватили…

Да, я помню. Но я не про это. Конторы-то ведь частные?

Ну да…

Так где сейчас их владельцы?

Да кто их знает. Сбежали, наверное, если не успели пристрелить под горячую руку… А то и здесь, в Тампле, сидят…

Найди их. И поскорее.

Да зачем?!

Не догадываешься? А вот найди – тогда узнаешь… Главное – чтоб они именно здесь, в казематах оказались!

Чего ты придумал, черт возьми?

Найдешь – покажу.

И век живу, и век учусь!

Всюду отличусь!

Ведь работа моя

Не топорная!..

Вот же скотина корсиканская – еще и издевается!..

От скотины попаданской слышу!.. Это тебе не подписи под приказом подделывать! Коли залез на трон, так и думай не по логике «дважды два», а как политику полагается – хотя бы в рамках элементарной алгебры!

Беда, когда подсознание самостоятельное…

Ты ему слово – оно тебе – десять! Да еще не стесняется обзываться. Мне, правда, по большей части, удается с ним справиться. Но иногда – как с тем же камуфляжем – Бонапарт стоит на своем, словно Брестская крепость – до конца. Без всякого инстинкта самосохранения. Вплоть до той самой шизофрении. Настоящей. Которая обоим нам чревата одним и тем же – желтым домом…

То есть – он и в самом деле что-то придумал? И настолько в этой своей придумке уверен, что склонен даже провоцировать мою личность, ведущую в нашем тандеме? Вот неожиданный поворот!..

И что теперь? Послушаться внутреннего голоса или послать его на фиг? Ведь не говорит же – в чем дело-то! А у меня ситуация совсем не та, чтоб еще с подсознанием в загадки играть… Или, наоборот – та? Эй, ты, «кантовский императив» – может, скажешь все-таки?.. Молчит. На принцип корявый пошел… Или действительно до такой степени в себе уверен? Впрочем, ладно, черт с ним: неделю если на этом потеряем – проблемы большой не будет.

– Жюно! Срочно установи, где сейчас находятся бывшие владельцы хлебных поставок в Париж! И в каком состоянии…

3

Когда это было, в которой стране?

Об этом не скажет никто.

И цифры, и буквы на полотне

От времени стерлись давно…

Так сказать – продолжение концерта по заявкам радиослушателей…

Ну то есть – традиция уже такая. Сложилась…

Сказки я рассказываю. На ночь. Королю Людовику XVII.

«Спокойно ночи, малыши!..» Ага…

А то он не заснет никак каждый раз. Психотерапия вот, понимаешь… А чего вы хотите? Если семилетнего мальчишку начать каждый день бить, содержать как свинью и требовать обзывать своих родителей непотребными словами во всеуслышание, то к десяти годам с крышей у него будет совсем даже не в порядке… А если учитывать, что до того с него едва ли не пылинки сдували и любящая мать всегда готова была защитить и утешить… Вам в аду бывать не доводилось? Ну так вот туда прямиком маленький Луи и попал два года назад…

Поэтому днем он еще ничего, нормальный. Ну – относительно. А вот как настает вечер… Чего вы думаете, я теперь с работы рано уматываю? Он только на двух человек и реагирует спокойно. На сестру и на вашего покорного слугу… (Ну да: присущее мне высокое обаяние, блин…) Куда деваться? Приходится с ним сидеть, как с младенцем. Усыплять. Пока короля Франции трясти не перестанет.

А того хуже – если он от страха напьется… Случилось такое пару раз – пока я не приказал строго-настрого изъять всю выпивку из пределов его досягаемости. Так что теперь его еще и от недостатка спирта в организме колбасит… Непонятно? А эти, нлять, революционные воспитатели из него алкоголика сделали. Регулярно напаивая мальца вдрабадан. Для приобщения, видимо, к народной культуре (наряду с обучением сапожному ремеслу. Как Ваньку Жукова, ага…) Так что он в итоге привык. И без дозы одно время вообще спать отказывался идти. До истерики совершенно невменяемой. Вот мне и пришлось придумывать замену.

Вот я и придумал…

Рассказывать ему сказки. Какие знаю. А знаю я, к счастью, без преувеличения, немало. А по нынешним временам – так не просто немало, а сплошные шедевры. Поскольку ни братья Гримм, ни Ганс Христиан Андерсен покуда еще неизвестны в этом мире. Про более поздних авторов уж и не говорю… Один «Карлсон, который живет на крыше» произвел на мальчишку совершенно убойное впечатление… А я не только эту историю знаю… Так что пока баек хватает…

Но если от времени стерлись слова

Ему никогда не стереть

Историю, где есть любовь и борьба

Шум битвы под сенью родного герба

За счастье, свободу и честь!

Ну – тоже не шедевр, как и давешняя песенка. Ну так и я не Пушкин – как смог, так и перевел. Да и сам-то оригинал, надо отметить – тоже далек от совершенства. Но для такого вот непритязательного исполнения – вполне годится… Мальчишку уже захватил ритм стиха и его содержание: глаза горят, все внимание на меня, пальцы ухватились за одеяло… Все страхи забыты – ребенок ждет начала захватывающей истории… Ну – вот она…

– Когда-то, давным-давно, был неподалеку отсюда один вольный город. Известный в окрестных землях как Город Мастеров… И жил в том городе простой подметальщик улиц – юноша по имени Караколь…

Беда только, что эта вечерняя сказка – единственный успех во всем деле с королем. А вот в остальном…

Мало того, что у пацана сильнейший психоз, сформированный теми условиями, в которых его содержали, а также алкоголизм и совершенно бомжовые манеры (ну, его же на «санкюлота» обучали…) – так у него, похоже, еще и отставание в умственном развитии. Примерно как раз на те пару лет, когда из него выбивали «аристократическое воспитание». Правда, точно определить это пока не получается – он говорить нормально не может: заикается, дергается, сложные фразы не произносит – но хорошего все равно мало. Может, со временем и выправится, конечно – а если нет?

Но еще хуже обстоит с туберкулезом.

Так как «чЮдесного исцеления юного Л. Капета св. Бонапартом посредством наложения длани» пока не произошло. И непонятно вообще – есть ли эффект. Разве что больному – ну ребенок ведь! – кедровое масло уже надоело. И приходится исхитряться, чтобы впихнуть в него очередную порцию. Чего мы только не придумывали… Вплоть до того, что теперь вообще сами все поголовно этим маслом питаемся – в том числе и в профилактических целях полезно – и нам оно тоже в горло уже не лезет (спасибо милому другу полковнику Дюруа: ресторатор, занимающий нынче пост коменданта Тампля, оказался отличным поваром и все время умудряется готовить еду так, чтобы кедровое масло в ней не особо ощущалось). Вот не думал никогда, что буду испытывать такое отвращение к кедровым орехам! А теперь смотреть на них спокойно уже не могу…

Не знаю уж, в чем тут дело. Может быть, в том, что это кедровые орехи местного – европейского производства? Наполеон эту штуку называет «итальянская сосна» – пиния, а орехи, соответственно – pinoli, то есть сосновые. А по-французски – pignons (что то же самое), а дерево «pin» или «de pin», хотя по науке вроде как «Кедр Европейский». И я тут, честно сказать, совсем запутался – кедр это или сосна? – но на вид и вкус точно такие же, как наши. Так что даже когда мне достали «настоящие, из Сибири» – de la Siberie, – я отличить одни от других не смог (если и обманули – как проверишь?). К слову сказать: когда я сдуру принялся настаивать на своей версии – выяснилось, что у здешних НАСТОЯЩИХ – то есть «ливанских» – кедров никаких ОРЕХОВ НЕТ. А есть семена типа наших сосновых. Ну и «масло» получается – смола… (у меня, вообще-то, честно сказать, чуть крыша не отъехала с перепугу: мир-то вполне мог оказаться продуктом моего же собственного бреда с такими-то ляпами; хорошо вовремя вспомнил, что и раньше-то НЕ ЗНАЛ о том, есть у ливанского кедра орехи или нет – думал только почему-то – так что удалось все же не сорваться с нарезки… Ага: всем попаданцам в иные миры и времена – «в мемориз!», так сказать…).

Поэтому терзаюсь еще и по данному поводу. Шарлотте, правда, ничего не сказал. Зачем? Будет нервничать – это мальчишке передастся, а оно надо? Она ж основная сиделка, все время рядом. Сейчас пока относительно спокойна – сидит вот, тоже сказку слушает, с не меньшим интересом, чем брат (ну дети, что взять…), завернувшись в шаль. Поверила пока мне на слово… Тем более парню на вид вроде как лучше (толку-то: кровавый кашель остался и даже доктор Иванов (да и не только он – я много кого приглашал уже…) ничего внятного сказать не может, хотя осматривает больного регулярно, а мне остается уповать разве только на учителя моего Калиостро) и он не выглядит больше доходягой в последней стадии…

В конце концов я даже гипноз применил… Ну знаю я – как и все такие мои умения, чисто случайно – кое-что из шаманского арсенала. Запустил. Работает (как проверять – тоже знаю). Но есть ли в данном случае эффект? Уж слишком хворь сильная… В общем, остается тут только как графу Монте-Кристо – ждать и надеяться. В конце концов «… такие вещи случаются. Редко – но бывает…» (или как-то так). Известны случаи, когда организм сам справлялся с этой штукой, вырабатывая специальные антитела или что-то наподобие, так что человек преспокойно проживал жизнь, даже не ведая о том, что туберкулезник… Почему здесь так не может случиться? Почему мальчишке не может повезти?

4

Ну, наконец, вроде наше королевское величество уснуло.

Тихонечко встаю и направляюсь к двери, покивав на прощанье Шарлотте. У меня еще дел до черта на сегодня – опять буду полночи сидеть – революция у нас чай, как-никак! Каждая минута на счету. Не до задержек.

Но девушка неожиданно тоже выходит за мной в коридор.

– Господин генерал! Я хочу с вами поговорить…

Ну… Чего бы и не пообщаться немножко? И так редко видимся. А она все ж таки – типа моя гостья… Ага: все в той же тюрьме. И даже режим фактически не изменился. Разве что стал чисто добровольным: я честно попросил королевскую дочку не высовываться без надобности и без охраны за периметр замковых стен – по нынешним-то временам очень даже обоснованное требование – и она мою просьбу честно же выполняет.

Хотя вообще-то ей просто некогда выходить в город: практически все время приходится быть возле больного брата – пару раз только выезжала по магазинам, чтобы лично закупить и заказать что-то из одежды и еще какой-то бытовухи. Жизни она совершенно не знает, поэтому в поездках ее сопровождал Дюруа, обеспечивая ведение переговоров с продавцами, а по совместительству и командуя охраной. Он же мне и доложил об этих поездках – Шарлотта у меня не отпрашивалась. Ну не тиран же я какой домашний, в самом деле?

А так мы с ней практически не видимся. Я уезжаю, когда она еще спит, а ложусь спать, когда она уже давно уснула. Вот только так вот – вечерами, у Луи, когда я сказки рассказываю – встречаемся. Ну, иногда перекидываемся парой-другой слов. Несколько раз она ко мне с какими-то мелкими просьбами обращалась… Ну и – все, в общем… На большее – просто нет времени.

– Слушаю вас, мадемуазель?..

– Видите ли… – начинает девушка, продолжая усиленно кутаться в шаль, и на некоторое время умолкает. Что для ее решительной натуры абсолютно нетипично.

Кроме того, я с удивлением обнаруживаю, что под шалью моя собеседница облачена по последнему писку моды – в прозрачное муслиновое платье нынешних щеголих покроя «типа Античность» – чего раньше я за ней тоже как-то не замечал. Вот новости!.. Понятно, отчего она в шаль заворачивается – чтоб было хоть чем прикрыться с непривычки!..

– У вас глаза красные, – неожиданно сообщила мне Шарлотта, выйдя все же из ступора.

– Дык, крови много пью – такая работа! – тьфу, нашел, о чем шутить, болван! – Впрочем, Брэм Стокер еще не родился. – О чем вы хотели поговорить?

На Шарлотту опять нападает не свойственное ей смущение.

– Видите ли… – снова начинает она, опуская взгляд в пол. – Сегодня мне нанесли визит госпожа Тальен и госпожа Богарне…

Ну, блин!.. Эти мочалки в любую щель влезут! Ко мне уже трижды приставали – да я их отшил. Теперь вот, значит – так решили? Но это, по крайней мере, объясняет, откуда взялась сия муслиновая туника – знают старые бабы, чем молоденькой девчонке мозги задурить! Ну, я им хвосты накручу – как только попадутся еще хоть раз!

– Они просили меня… – тут, наконец принцесса прекращает буравить пол и как обычно смело смотрит в глаза собеседнику. То есть мне. И даже решительно перестает запахиваться в шаль. Что выглядит, конечно, забавно… – Поговорить с вами об их знакомом. Который был арестован еще во время майского мятежа…

– И которого зовут Поль Баррас, – заканчиваю я за нее. Одновременно быстро протягиваю руку и легонько дергаю принцессу за ухо. Отчего глаза у нее становятся похожи на велосипедные колеса. Не меньше. – И который является, вообще-то, главным виновником произошедших беспорядков. Этого они вам не говорили?

– Н… нет, – слегка приходит в себя Шарлотта. – Они только говорили, что он ни в чем не виноват и что только злые обстоятельства и козни нечестных завистников заставляют вас…

– У вас тоже глаза красные, – перебил я ее. – Вам нельзя себя перенапрягать. Ради Луи. А Барраса оставьте мне – я уж как-нибудь с ним разберусь без помощи мадам Тальен и мадам Жозефины. Кстати – обе являются содержанками Барраса и его одновременными любовницами. А до того – не только его. И одной – Жозефине – не на что жить, а вторая до смерти озабочена тем, чтобы и дальше оставаться «первой леди» парижского света… Что бы они вам ни говорили, что бы ни дарили, – принцесса переступила с ноги на ногу, – их интересует только их собственное благополучие. И ничего больше. Передайте им, что вопрос еще не решен – это мой ответ. И попросите их – от меня – не докучать ВАМ своими просьбами. Иначе это плохо кончится ДЛЯ НИХ – этим своим поступком они обе очень меня разозлили.

Вот, блин… Чего я завелся? Даже девчонку, вон, похоже, напугал – хотя она не из пугливых. Но ведь знает же, что я нынче – и.о. Феликса Эдмундовича, сиречь «кровавой гэбни». А с такими полномочиями интонациями бросаться не стоит… Как-то бы успокоить ее надо. А то вот передаст она мои слова добуквенно – а теток этих как хватит какой-нибудь удар! – и чего тогда дальше будет? Оно мне надо?

– А знаете что? Давайте-ка устроим с вами загородную прогулку? Вместе с Луи. На целый день! Погода нынче стоит отличная, брату вашему заметно лучше – легкое путешествие на природу в коляске ему ничуть не повредит. А наоборот: смена обстановки, сельские пейзажи, чистый воздух пойдут только на пользу!.. Ну как, согласны?

Глава 3 Шале-Медон. Свидание с будущим-2

«Audio vocem de mirabili future…».

Латинский перевод Ю. Стасюка

1

Цокают по дороге копыта фиакра…

Или про это я уже говорил? И помню, помню: у фиакра нет копыт.

Да и цокать особо не по чему, если честно. Плохо у нас нынче во Франции обстоит с дорожным строительством. Хотя Школа мостов и дорог скоро уже полвека как имеется. Но вот с покрытием этих самых дорог – увы, никак… Что для будущего асфальтобетона, что для прошедшего римского мостового камня покуда не сезон… Даже в Париже не все улицы мощеные.

Ну, тогда пусть скрипят рессоры. Тем более дорога не профилированная ни шиша – проселок проселком – есть на каких ухабах переваливаться…

Это мы за город едем. На ту самую прогулку.

Демократично так. В фиакре. Том самом, реквизированном, что закреплен был за мной еще с весны. Вот пригодился.

А чего? Самое то – по хорошей погоде в открытом автомобиле… ну то есть, тьфу – в экипаже прокатиться. Южное лето – благостная пора. Не то что наша карикатура здешних зим. По формулировке Пушкина. Или он осень имел в виду? Вот черт – не помню… Ну да и фиг с ним! Здесь и сейчас – тепло, светло и мухи не кусают, что называется…

Да и окрестности живописные по обочинам. Луга, поля, рощи – пастораль сельских пригородов Парижа. Коровки, пастушки, мельницы, огороды… А что – кто-то думал, что по причине голода все вокруг до травы уже поели? Ну так пусть так не думает… Голод-то он, конечно, голод – да только не для всех. У зеленщиков, мясников и молочников – вполне даже неплохие доходы все это время. Не поверите – иные тетки, торгующие перечисленной продукцией, содержат собственные выезды, покупают по новому платью каждую неделю и каждодневно могут позволить себе посещать театр. Чем и хвастаются друг перед дружкой, нисколько не стесняясь. А вы говорите – разруха… Нет уж: кому что, а курице – просо!.. В смысле, буржуям – прибыль! И нет у Революции более благодарных сторонниц, чем эти «парижские крестьянки» – потому что получили они ту самую Свободу. Для экономического процветания… Вот такие вот пироги с котятами…

В общем – хорошо все, прекрасная маркиза… А только настроение у меня никак не летнее. Невзирая ни на погоду, ни на цветущие экономически окрестности. И даже на некоторые достижения в государственной деятельности с моей стороны…

Ну что тут за народ, черт возьми?

Две недели им твердил, что так жить нельзя – и что? Как об стенку горох. А когда мне надоело и я им сегодня доложил о своем персональном решении – так аж взвились! Ущемление свободы! Утеснение прав секций! Забвение идеалов революции!.. Два часа орали друг на друга в Ратуше. Причем что коммунары, что Конвент – просто как близнецы-братья: в едином строю, нерушимым фронтом!.. А ведь всего-то учредил я окружные департаменты. Для лучшего управления городским хозяйством. Чтоб не бегали по поводу каждого гвоздя в Тюильри, Ратушу или ко мне в Тампль. (Еще как бегают!) Двенадцать штук – по одному на каждые четыре секции. И ведь когда еще всем им предложил наметить кандидатуры своих представителей в штаты этих контор! Так нет же – даже не почесались!.. Ну так теперь у меня будет двенадцать «районных» чрезвычаек. Плюс к ним столько же управлений уголовной полиции (хотя про этих лучше лишний раз не поминать – просто головная боль сплошная… Но есть тем не менее люди, готовые по данной части работать. А там – посмотрим…)

А все остальные желающие пусть занимают места по принципу «кто не успел – тот опоздал». В общем: кто не спрятался – я не виноват!..

2

– Мой генерал! Впереди на дороге вооруженный разъезд!

Это Мюрат. Нынче он лично командует конвоем. Ну, еще бы – такой случай… Можно сказать, королевский выезд. Грех оставлять на рядового лейтенанта. Вот сам эскадронный и возглавил.

Хотя, по-моему, пора уже его эскадрон в полк переименовывать. Этот раздолбай умудрился совершить практически чудо: с нуля набрал людей и достал все необходимое снаряжение, включая конский состав. Посреди Парижа! Черт побери… И никаких шуток: по сути именно Мюрату мы и обязаны спокойствием в столице: конные патрули – основа поддержания порядка. Чешут город постоянно и весьма плотно и со всеми обнаруженными эксцессами разбираются прямо на месте. Что странно – жалоб пока не было ни одной. Я специально проверял: недовольные есть, а обиженных – нет. Вот тебе и раздолбай!..

– Пропустите их сюда, майор, – я вижу, что это нас встречают…

И действительно – встречают.

Хороший мне заместитель попался в Шале-Медоне. Службу знает. Ну не выезжает же он каждый раз сам на патрулирование? А сейчас вот – во главе разъезда, верхом… А, значит, наблюдение за окрестностями ведется и с воздуха. С дежурного шара нас рассмотрели, опознали и доложили. И исполняющий обязанности командира Второго Воздухоплавательного сам выехал встретить неожиданную экскурсию – я его о своей этой затее не предупреждал. И обычно он меня так не предвосхищает. Ох, чую – на базе нас наверняка будет ждать специально приготовленное представление…

– Приветствую, дружище! – взмахом руки я остановил собравшегося рапортовать по всей форме Огюста Берже. Тоже теперь майора. А чего? По случаю удачного проведения государственного переворота среди победителей всегда наблюдается карьерный рост… Да и другие поводы есть… Один из которых – капитан Куттель. Начальник Первого отряда. Блин… Да оставь я Огюста в равном с ним чине – Куттель его бы съел. Без соли. И даже не поморщился. Какую истерику он МНЕ закатил, когда объявился, наконец, в Париже – это надо было видеть!.. Ну все ему оказалось не так. Просто Баба-яга какая-то. Или капитан Смоллетт. Которому ничего не нравилось. Хотя понять, конечно, человека можно… Он как первопроходец – создал новый род войск. Вложил в это дело чертову прорву сил, пропадал на фронтах со своими шарами, выигрывал сражения… Совершенно обоснованно мог претендовать на то, чтобы войти в историю! А тут вдруг – какой-то выскочка, никогда раньше к воздухоплаванию не имевший касательства – захватил его место. Да не просто захватил – а не оставил камня на камне от всего им сделанного. Все перекроил. Да еще с таким размахом, какой самому первопроходцу Куттелю даже и не снился!.. Полное merde. Натурально.

В общем – разругались мы с ним мало что не до дуэли. Чего, честно признаться, я никак не ожидал. Ведь все ж вроде в одно и то же небо поднимаемся. Ан нет… Что-то у нас с ним решительное несовмещение характеров оказалось. Так что теперь, по сути, отрядов у нас не два. А один. Потому что осваивать новые методики воздухоплавательного дела под моим чутким руководством Куттель не пожелал. И гордо прошествовал в отставку. Где сейчас, по наведенным мною справкам, подвизается в светских салонах и ведет среди бомонда антибонапартистскую пропаганду. Которую, к счастью для бедолаги, местные пикейные жилеты, не будучи воздухоплавателями, воспринять не могут. И считают обычными жалобами неудачника. («Ну он же угольным газом шары наполняет! Угольным! Вместо водорода! В три раза подъемная сила падает! Это же профанация прогресса! Возврат к монгольфьерам!» Ага… Как раз для нынешнего высшего общества аргументация…)

До сих пор обидно… Я ж на него рассчитывал.

3

Ну а чем, в самом деле, Шале-Медон не годится в качестве объекта загородной прогулки? И пейзажи тут тебе пожалуйста, и пейзане, и воздух чистый, не отравленный городским смогом.

И не опасно – все свои. Не нападет никто внезапно с каким-нибудь р-рэволюционным лозунгом на устах, навроде «Кингсайз – для всех!». А с другой стороны, и пиететом излишним перед королевской кровью тоже никто не страдает. Так что не будут сюсюкать перед «их величеством» в надежде попасть ко двору. На фиг никому оно не нужно.

А с третьей стороны – экзотика здесь. Самая в нынешнюю эпоху экзотическая. Воздухоплавание. Ну и я – в качестве экскурсовода… «Посмотрите направо, граждане, – вы изволите видеть перед собой первый в мире завод по производству светильного газа, способный при непрерывной работе осветить весь Париж! (Ну, почти. Уж на Версаль-то хватило бы точно). А теперь посмотрите налево! Здесь перед вами расстилается летное поле – тоже первый в мире воздухоплавательный порт!..» Впечатлениям нет предела… «Тут будет Сибкомбайн!» Цитата…

Впрочем, впечатлениям предела действительно нет. Экскурсанты у меня попались исключительно неизбалованные. Да и где бы им избаловаться, в тюрьме-то сидючи? Публика безостановочно вертит головами, беспрерывно же таращит глаза и без умолку засыпает меня и Огюста Берже вопросами. Кажется, идея таки была правильная… Во всяком случае королевское величество стал на человека похож. В смысле – на нормального мальчишку. А не на ненормальное привидение. Только по недоразумению затесавшееся в мир живых. Даже не кашлянул ни разу за все время поездки. Что совсем уже здорово. А висящие в небе над полем шары его просто заворожили (ну так и вправду внушительное зрелище, чего там…). Так что надо будет такие прогулки в практику ввести…

Бумс! Вью-у-у!..

Бумс! Вью-у-у!..

– Что это? – недоуменно спрашивает Шарлотта. Глядя на две дымных полосы, вылетевшие из-за стены капонира, недавно насыпанной наконец-то и аккуратно обложенной дерном. Мощное сооружение, да… Дирижабля у нас для хранения там покуда нет, но место не использовать – просто грех. Вот пока и оборудован полигон для не шибко безопасных экспериментов…

– Это ракеты, – сообщил я под аккомпанемент продолжающейся канонады. – Майор, какую серию они отстреливают?

– Двадцатую, мой генерал! – охотно пояснил майор Берже.

– Навеску ингредиентов уточнили или пока нет?

– Последних пару серий ничего не меняли… Разброс результатов был одинаковым. Но мы можем заехать туда сами и спросить…

– Нет, не стоит… – я сюда, что – работать приехал? Не хватало мне только сейчас в техпроцесс закапываться… Не взрываются в полете – и это уже огромный успех. По сравнению с тем, что сперва было… Хорошо еще – я когда-то ракетомоделизмом занимался и представляю, что там и с чем едят… Но и то поначалу хлебнуть пришлось – не удавалось добиться равномерного горения пороховой шашки и все тут! Мы-то ведь в кружке двигатели готовые получали. А тут все с нуля набивать требовалось… Вот и помучались… Но модели, кажется, и в самом деле освоили. Пора переходить уже к полномасштабным образцам. И к боеголовкам заодно… – А как обстоят дела с картечницами?

– Увы… – уже не так охотно отвечает Огюст. – Пока все так же – никак! Пробой газов при выстреле практически не дает расчету работать – находиться рядом с казенником орудия невозможно!..

Н-да… Вот ведь… Ну, эту картечницу я изобрел. Типа вместо пулемета. Знаю ведь – появиться уже скоро должны. Так почему не напрогрессорствовать?.. Опять же вместо дорогих пушечных стволов использовать относительно дешевые ружейные. Да еще нарезные – для большей дальности стрельбы. Всем понравилось. А оно вон как… Собрать блок штуцерных стволов и поставить на лафет было ничуть не сложно. А вот устроить заряжание с казенной части – вот это оказалась проблема… Чисто технологическая. То есть – сделать-то можно, но – запредельно дорого. Никого не устраивает. А если не дорого – то не получается… Точность прилегания обоймы с патронами (ну, привычную всем по поздним временам «обойму» эта стальная болванка напоминает мало, но функция у нее именно такая – подать в каждый ствол по стандартному бумажному патрону с пулей, вставленному в персональное гнездо) к срезу стволов выходит недостаточная. И так и сяк вертим – а оно никак! Причем именно из-за того, что фейерверкер каждый раз, производя выстрел, рискует получить ожог – слишком близко от орудия он находится. И чего сделать – непонятно!..

Блин, а я еще хотел безоткатную пушку сотворить… Типа: вот оно, чудо-оружие – без отдачи стреляет!! Можно без всякого лафета использовать! Да вообще гранатомет ручной сварганить – для стрельбы с плеча! РПГ, тудыть его… Ага… Представляете, если кавалерия с такими штуками в рейд пойдет? Или горные егеря? Никто ж не будет ждать от них серьезной огневой мощи. А тут – нате!.. Аж дух захватывает! Причем даже у Наполеона. А вот теперь что-то сомневаюсь я в гениальности такой идеи…

– Ракеты? Что это такое? Это то, чем устраивают фейерверк? – между тем спрашивает Шарлотта. Ну да… Откуда ей знать при ее специфическом образовании? Слышала что-то – уже хорошо.

Приходится отвлечься на лекцию о сути предмета. Не скрывая его боевого применения… А чего скрывать? Как раз в это время индийцы в Индии ракетами по англичанам палят. Именно после этого Конгрев свои ракеты и «изобрел». Тоже где-то уже вот-вот. Хотя не слышно пока. В общем – если кто про данную вундервафлю не знает еще – так он сам себе злобный Буратино. А я никаких государственных секретов не разглашаю. Было бы что разглашать…

4

– Ой, а это что?.. – на сей раз Луи опередил сестру.

Это мы капонир проехали. И стало видно стоящую поодаль за ним дюжину ветряков.

Самых разнообразных. И с двумя лопастями, и с тремя. И с еще большим количеством. Есть привычные – с горизонтальной осью. Есть нетрадиционные – с вертикальной. Большие, маленькие… Всякие. Все вертятся. Мечта Дон Кихота. (Ага…) Рядышком с ними – сарай. Где под навесом можно рассмотреть сложенные разномастные лопасти как минимум еще на такое же количество.

– А здесь у нас аэродинамическая лаборатория…

Хорошо быть попаданцем: ври, чего слышал – все тебе в рот смотрят. Знаешь четыре действия арифметики – в Древнем Египте за математического гения сойдешь… Если, конечно, сумеешь обратить внимание на такие свои способности… Чего я знаю про аэродинамику? Что она есть. Ну и еще так – обрывки какие-нито. Вот с этого мы и начали…

– Здесь у нас изучается возможность повышения мощности ветряных мельниц. Экспериментируем с формой и конструкцией крыльев. Есть интересные результаты…

Ну а чего я еще мог народу сказать? Зато силовой набор крыла – нервюры, лонжерон, стрингеры, обтяжка полотном, пропитка лаком – уже делать научились. И статиспытания проводить на прочность. (Ну и расчеты соответствующие тоже – начала сопромата, понимаешь, прорабатываем помаленьку…) Коллектив реально в восторге: легкость, прочность, эффективность… В принципе для большой мельницы пробные лопасти уже готовы – шестиметровые… С элеронами. А что – думаете, мельничным крыльям рулевые органы не нужны? Вполне даже имеет смысл: чтоб по ветру поворачивать было удобней – винт-то управляемого шага… Ну и змеев воздушных под это дело тож мало-мало клепаем. До подъема человека без всякого моего участия додумались – еле успел пресечь… А кое-кто даже об установке таких крыльев на морском судне заикается – в качестве жесткого паруса… Работает соображаловка. Модели профилей в аэродинамической трубе гоняют пачками, пишут снимаемые характеристики. Ищут закономерности. Формулы выводят. Больше меня уже в вопросе разбираются… Так что с некоторым испугом даже жду, что в любой момент кто-нибудь идею полноценного планера родит – птиц в трубе продувать уже пробуют. Ага…

– Неужели это все возможно? – искренне удивляется принцесса. (Ну, не все я, конечно, ей рассказал. Но некоторыми успехами похвастался, да…) – Ведь воздух – это нечто такое, что почти не осязается… Пустота!

– Ну, при сильном ветре очень легко заметить, что это не такая уж и пустота! – резонно встревает аэронавт Берже. – Да и при таком, как сейчас, можно убедиться… Хотите один фокус посмотреть? У нас специальная тележка есть. И легкий винт – в руках держать можно. Встаешь на эту тележку, поднимаешь винт перед собой – ветром его раскручивает и ты едешь как под парусом!

Ну, это я их подучил… Старая игрушка – вращаемый ветром двухлопастный винт вместо паруса. С ручкой наподобие как у зонта. На коньках, лыжах или роликах – вполне можно кататься даже по пересеченке. Для аборигенов – чистое откровение. (Ну как те четыре действия арифметики в Египте…) Главное же – наглядность. Буквально в руках держишь демонстрацию возникновения той самой подъемной силы на профилированном крыле. Вот я и не стал упускать такую возможность. Теперь регулярно можно видеть, как кто-нибудь по полю рассекает…

– Хотим! – немедленно выкрикивает Луи.

Приходится остановиться. Впрочем – за тем же мы сюда и ехали, чтоб поразвлекаться, нэ?..

Глава 4 Возвращение со строительства Сибкомбайна

«Верно! – отвечал барон, нахлобучив шлем,

– Но хладное железо властвует над всем!»

1

Завершающие пункты нашей программы: подъем на воздушном шаре и обед. Так сказать – на сладкое.

Обед, понятное дело, не на воздушном шаре. И даже не на лоне природы. А во вполне приличной столовой. (Я в конце концов прогрессор из Светлого Будущего или кто? Потому питание у нас централизованное. Остается только своим примером остальных заразить… Вот только как?) Ну а то, что после, а не до… Так оно надежнее. Поскольку побалтывает шар на привязи-то – куда деваться?.. Поэтому лучше уж – когда на землю обратно спустимся. Заодно и аппетит нагуляется… Ну, а затем домой. А что вы хотите – время… Пока туда, пока сюда, десяток километров в каждую сторону – не ближний свет концы получаются…

Хоть в самом деле железную дорогу до Парижа строй… Деревянную то есть. Понятно, думаю, о чем речь: рельсов-то нынче мы пока еще не производим. Так что и железка у нас соответственно из бруса… (Ну – пилорама-то уже работает. Нераспиленное бревно использовать было б совсем уж варварством… У нас тут не Сибирь! Древесина вполне себе в дефиците, направо и налево не поразбрасываешься…) К местной речке «магистраль» протянута. Ее мы уже осмотрели. И даже прокатились на деревянном паровозе с конским приводом, к вящей радости Луи. Порт наш пока толком тоже еще не работает – потому можно себе было такое позволить. Хотя с портом, да – неладно получилось… Речку несколько плотин ниже по течению перегораживают. И грузы приходится на каждой перегружать с лодок на лодки. Так что много не повозишь. Видимо, и впрямь потянем ветку к Сене – саперы уже трассу размечают… Ну, через задницу все, да, а что делать, если сразу не подумал?.. Зато опыт приобретен. Блин…

А шарик хорош… Первенец наш. Все целиком по новой технологии – и оболочка, и сеть с кольцом, и корзина из ивового прута. И даже шили его на той самой швейной машинке… Потому что нормальную так до сих пор сделать не удалось. Не знаю, почему! Все, что я вспомнил – я народу изложил. А механизм шить не желает ни в какую! Хоть ты тресни! Месяц уже всем кагалом вокруг нее ходим и ничего сообразить не можем. Включая и академиков, Шарлем привлеченных. Иголка с ушком на переднем конце, конечно, вызвала фурор и сильно упростила процесс. Но вот с конструкцией шпульки я что-то не то явно напрогрессорствовал – все время нить путается и рвется. Людям в глаза смотреть стыдно…

Потому, в общем, шар пока у нас один новосделанный. Остальные только модернизировали. Но зато уж эта штука – настоящая вундервафля. Собственно, из-за нее Куттель меня ретроградом и выставляет…

Причина – как раз та самая, которой я Шарля купил. Это монгольфьер. С газовой горелкой. От газового завода Лебона к летному полю протянута труба, а на точке старта от нее отходит гибкий рукав. И идет в кабину аэростата. А там – горелка с краном. Ну и… Беда только, что давления в горелке почти никакого нет (ну не сделали пока мои чудо-инженеры компрессор – я ж говорил… А от завода газ идет самотеком – он же легче воздуха). Так, примитивненький подкачивающий насос с промежуточной ресиверной емкостью – чтоб факел однородный был… Потому раскочегаривать агрегат приходится долго. И большой грузоподъемностью он не отличается (от температуры воздуха в оболочке зависит – а как ее высокой держать, если горелка слабая?). И высоко не поднимешься – все ж тянущийся с земли рукав тоже вес свой имеет. (А сколько мы намаялись, сам этот рукав делая!.. Вообще отдельная песня!..) У нас – сто метров предел получился. А так – обычно выше пятидесяти не забираемся. Но для учебно-экспериментальных целей изделие оказалось вполне пригодное. А главное – дешевое донельзя в эксплуатации. А чему там дорогому быть – если водород не используется? Так что гоняют аэростат так, что за ним уже закрепилось прозвище «попрыгунчик». И если б я был не я – шиш бы кто нас пустил на нем покататься вне очереди! Ну – хорошо быть Наполеоном, чего там…

И также не менее хорошо, что на эту поездку Шарлотта не надела то самое новомодное платье. Прозрачного фасона. Не то бы тут весь курсантский состав с ума сошел, я думаю… Несмотря на то, что под платье все же поддевается трико телесного цвета – полностью сумасшедших модниц тут немного, и Шарлотта не из их числа. А так – просто всего лишь мигать прекратили, пока я принцессе помогал в корзину забраться по приставной лесенке. Ну, солдаты, известное дело – дети… С большими… усами. Ага… Без мозгов. Ну, ничего личного… Сам солдат. Просто – констатация…

Я приоткрыл кран горелки, и мы неспешно пошли вверх, разматывая привязной трос и шланг (отдельная головная боль была сделать механизм, позволяющий его аккуратно выпускать и убирать потом обратно на барабан). Луи восторженно визжал. Шарлотта более культурно ахала. Уцепившись за борт корзины. Я же – откровенно наслаждался. Вот не поверите – но это просто великолепное ощущение: чувствовать под руками отчетливую мощь подвластного тебе механизма. Слушающегося малейшего движения пальцев. С обычным аэростатом такого нет. А здесь – машина. Хоть и примитивная, и хиленькая – но работающая! Для человека из технологической эпохи – чистый бальзам на душу… Аборигенам с их крестьянской психикой не понять. Повернул ручку – увеличил скорость подъема. Захотел – убрал газ, уменьшил тягу горелки, остановился… Эх – хорошо!.. Стальные руки-крылья, а вместо сердца – пламенный мотор!.. Цитата, чего…

Раздухарившись, я забрался чуть ли не на предельный потолок – метров на восемьдесят. Дальше не стал – просто тяжело уже вытягивать лишний груз привязи. Но и так неплохо. Парижские пригороды на горизонте в дымке видно. Шале-Медон совсем рядышком… И вся территория нашего Воздухоплавательного Центра – как на ладони.

2

Да, все как на ладони…

«Жалкое, душераздирающее зрелище!» Как выразился бы ослик Иа-Иа. Для меня – как руководителя проекта.

Почему? Да вот…

С высоты почти в сто метров хорошо видно отлично спланированную транспортную структуру: подъездные и объездные дорожки – посыпанные щебнем, размеченные белым. Видно аккуратные, покрашенные строения. А личный состав – в чем мы еще раньше могли убедиться, проезжая по территории, – одет в опрятную, ладно пригнанную форму и молодцевато встает во фрунт, стоит только приблизиться на уставную дистанцию. Все это говорит о том, что служба в этой воинской части налажена и что командир ее – в данном случае и.о. командира – свое дело знает…

В том-то и беда…

Работа кипит. Но в основном – вокруг газового завода. Это по моему собственному приказу – тему надо срочно сдавать, «предъявлять товар лицом». Потому – аврал. И всех, кого можно, я распорядился бросить туда. А майор Берже исправно приказ выполнил. И за сроки завершения темы «Сияние» я особо не переживаю. Сделают.

А вот все остальное…

Вы не забыли еще, чего ради я заварил эту кашу? Ага… Дирижабль. Чтоб покорить пространство и простор… Еще цитата. А результат? Ну, про швейную машинку я уже поминал… Про крылья для мельницы – тоже: сделаны они, лежат, но не испытаны! Что – специально пнуть надо было? (А ведь придется…) По паровой машине – еще даже конь не валялся. (А ведь в Сент-Мартенском предместье есть целая фабрика по производству паровых насосов – можно было бы что-то из деталей там заказать! Хотя, конечно, насосы те… Те еще насосы, да… Но хоть что-то!) Собственно по дирижаблю – только по ферме для опытного экземпляра кое-что сделано. Но и то – лишь потому, что я это раньше еще распорядился: раму с сиденьем и хвостовыми рулями. Типа для небольшой-то пробной модели. Ну – как бы в комплект к крыльям по масштабу. Чтоб технологический опыт одинаково набирался, да… Ну – тоже сделана. Лежит. А толку? Оболочки-то – нет!..

И электричества до сих пор нет. Хотя Ампер сидит в созданной для этого лаборатории практически все время. (А кому еще было поручить?!) С задачей создать химическую батарею… Не идет пока что-то процесс. Не клеится… А без электричества – какая у нас связь будет?! Да никакой!.. К тому же на нем еще и обязанности начальника штаба висят. Поскольку Жюно сбежал ко мне в Тампль адъютантом. Аккурат после производства в майоры (ну, не обделять же было человека? Тем более он старался…). Очень уж просился. Типа к живому делу поближе… Оно в принципе не жалко – штабист из него примерно как из контрабаса балалайка (играть можно, но только с большим трудом) – и в результате никому, кроме Анри, мне делопроизводство доверить не нашлось. А это тоже отрывает…

А Берже, хотя и энтузиаст, всего лишь неплохой офицер с приличной по нынешним временам инженерной подготовкой – но никак не более того… И он отлично справится почти с любой задачей в рамках данного ему приказа – но сам, что называется, пороха не выдумает. Ну не ученый он. Не исследователь. А здесь же практически все с нуля придумывать надо. Вот и упал темп работ по сути до никакого, из-за того, что Наполеон Бонапарт возомнил себя политиком и отправился наводить порядок на парижских улицах. Рыцарь Революции, блин… Дон Кихот Шалемедонский… Печального образа действия… Ну, бываю я здесь как минимум через день – ну и что толку? И кто в этом виноват, кроме меня самого? А дело-то не движется…

– А вот это там – что? – Шарлотта, оторвавшись от подзорной трубы, некультурно указывает пальцем на группу строений с краю территории.

– А это у нас производственный сектор. Опытный цех по изготовлению гвоздей и мастерская по изготовлению обуви – тоже экспериментальная. Но благодаря разделению труда выработка на них весьма значительна. Во всяком случае обувью весь отряд обеспечен с избытком и мы начали уже продавать производимое на сторону. А гвоздями даже этот небольшой цех может снабжать с четверть Парижа. А после ввода в строй новой поточной линии – не меньше чем половину Франции… И это для нас сейчас архиважно.

Еще бы не важно! Пять миллионов-то закончатся – не резиновые ж. Чем за хлеб расплачиваться? А в крестьянской стране гвоздь любому селянину на вес золота – вот вам и валюта. Так что если валовой выпуск в ассортименте наладим – проблема хлеба будет решена и без помощи Наполеона. Вот только когда получится? Тоже там свои заморочки. По несколько десятков тысяч гвоздей в день можно еще делать на коленке – как у Адама Смита описано – по булавочной технологии. А вот миллионы – уже другой коленкор. Автоматическую линию запускать надо. Да не одну – а по количеству моделей. Вот над этим тоже сейчас бьемся. И тоже – черепашьими темпами…

И с обувью – такая же ситуация… Пооперационное разделение труда сержант Жубер организовал без проблем. Хотя пять типоразмеров (с сорок вторым в качестве базового) его слегка напрягли уже. А вот поточное производство всей линейки, начиная от детских – никак! Просто объем работы для мануфактуры получается бешеный. Тоже надо отдельный завод возводить. (Один станок для роспуска кожи на стандартные по толщине слои чего стоит! Можете представить нож для этого дела длиной в пару метров? А ведь в наше время ВСЕ изделия из кожи производятся именно из таких стандартных разделанных пластов. Или кто-то думал, что из цельных шкур те же куртки шьют? Так пусть так не думает – шкуры-то могут быть и несколько сантиметров в толщину. Да причем неравномерно… Или те же гвозди сапожные… Сколько их на один башмак надо? А на тысячу? Вот и получается, что у нас сейчас четверть гвоздоделателей на этом типоразмере вкалывает и этого только в обрез хватает…) А Жубер тут сам никак не тянет. Ну не инженер он. Простой сапожник. Личная мастерская для него – предел. И где мне директора обувной фабрики теперь искать? А ведь обувь такой же дефицитный товар, как и гвозди – всем нужна! Ох, где вы, мои дирижабли?..

– Ой, а что это они делают?

Это уже Луи. Тычет трубой в другую сторону. Чего он там увидел-то? Ну, один из шаров на другой половине поля, ну, линем на него груз затаскивают… Ах, вон это что…

Это энтузиаст Берже выпендриться решил: продемонстрировать гостям еще одну экзотику. Сброс с воздушного шара груза на парашюте. Причем парашют-то не простой. Ранцевый. Тож, понимаешь, моей конструкции… Ну а как без него? Должно же быть средство спасения на борту? Вот – испытываем. Тоже потихоньку. Шьем купола, цепляем к ним мешки, швыряем вниз, смотрим – чего сработало, чего не сработало… Или кто-то думает, что парашют – это просто тряпка с веревками? Ну-ну… Впрочем, последнее время срабатывает вроде нормально… Ах, чтоб тебя! Что он делает?! Да я ж этого героя сам убью!

Пока я объяснял Луи и Шарлоте, что такое парашют и зачем он нужен. (Ну: «В бою может возникнуть необходимость…» – не говорить же им прямо вот тут, в воздухе, что шар сам по себе шмякнуться способен!..) Огюст нечувствительно в корзине шара надел ранец НА СЕБЯ, засранец![134] Давно ведь уже просил разрешения, да вот, видимо, не удержался… Ну вот какой из него руководитель научно-исследовательского центра?! Командир боевого дирижабля – вот его место! Герой отмороженный! Все ведь рассчитал! Понимает, что не стану я отсюда орать, чтоб не напугать пассажиров. (Да чтоб и самому не позориться – какой я начальник, если такие вещи не по плану подчиненные вытворяют?) А то, что конструкция еще ни шиша не опробована до конца, – ему по барабану! Ведь технология пошива не отработана ни хрена! А если какой шов некондиционный?! (Вручную же шьют!) Как я буду людям в глаза смотреть, если он сейчас навернется, мерзавец?!

Прыгнул!

Елки, сколько волос у меня поседеет?! Ну, принудительное открытие, слава богу, я с самого начала предусмотрел – потому вытяжной фал купол прилежно выдернул из ранца. Чехол сошел нормально… А вот дальше?! Выдержат швы? Или нет?! Черт: хорошо все же, что двести метров только – ждать не так долго. Всего считаные секунды… Десять, девять… семь… четыре… Ну, если он мою инструкцию по приземлению забыл – точно убью на фиг! Нет, вроде нормально: ноги вместе, сразу упал на бок, погасил купол… Встал! Рукой помахал. Герой, мля!.. Ну, я тебя!..

– Какой смельчак! – восторженно вырывается у Шарлотты.

– Я тоже так хочу! – немедленно присоединяется с той же интонацией Луи.

Ну, Огюст… Ну и удружил!.. Век не забуду!..

По счастью, у Шарлотты сработал родственный инстинкт и нам с ней удалось объединиться в удержании малолетнего королевского величества от немедленного сигания за борт. Типа – в другой раз как-нибудь. Когда вырастет. Да и парашютов больше пока нет, а этот на мальчиков не рассчитан… Кроме того – пора уже опускаться на землю, ибо и так ради нас прервали учебный процесс, а это нехорошо… И вообще – нас уже давно обед ждет. В полном соответствии со стратегическими заветами одного из предшественников моих пассажиров с курицей в каждой тарелке!.. (Сам не знаю, чего я молол на радостях, что Берже не разбился.) Да и домой пора… И так хорошо погуляли!

А ведь Берже, получается, стал первым в мире парашютистом. Поскольку Гарнерен – к слову сказать, очень даже мужик положительный оказался, чем может помогает, как технический инспектор армии Франции, не зажимает снабжение, совсем не чета Куттелю – пока что нигде не прыгал…

3

В Тампль я вернулся в совершенно развинченном состоянии.

Ну, то есть не то чтобы совсем, но…

Но мне ж нельзя было показывать, что я не в себе. В смысле – не в себя… В смысле – вне себя, черт побери! Приходилось мило улыбаться. Шутить и вообще демонстрировать легкость характера и глубину воспитания.

В то время как хотелось мне больше всего – взять за шкирку майора Берже, завести в канцелярию и там занести ему персональный выговор. В область грудной клетки… А вместо этого – изволь с ним любезничать. И несгибаемо терпеть, как этот героический павлин распускает хвост за обеденным столом перед Шарлоттой и мальчишкой…

Ведь не понял ничего, чурбан безбашенный!.. Думает, что подвиг совершил! А сам даже отчет о прыжке сформулировать не может!.. Ну ничего – я ему еще устрою! Завтра с утра специально выкрою время, приеду – и взгрею так, что мало не покажется! Будет бегать потом и оглядываться от страха… Вот только надо сперва значок парашютиста ювелирам заказать. За номером ноль-ноль-ноль-ноль-ноль-ноль-один! Из золота с эмалью. И с прицепленной внизу единичкой… Ну что делать? Прыгнуть-то он – прыгнул… Ага: «Они как прыгнут!..» Цитата. Блин… Так что, боюсь, завтра не получится… Или все-таки намылить ему холку? А значок и потом можно – уже в более благодушном настроении…

Тут меня и перехватил возле ворот Жюно.

– Мой генерал! Ваше приказание выполнено!

– Какое?

– Торговцы хлебом…

– Где они?

– Здесь, в Тампле…

– Хорошо. Я сейчас. Извините меня, – я повернулся к Шарлотте. – Дела…

– Да, конечно! Спасибо вам! Все было так интересно!

– А мы еще туда поедем? – тут же вклинился Луи.

– Если будет время – почему нет?

– А сказка сегодня будет?

– Будет… Я быстро управлюсь…

Я помог принцессе с королем (тьфу, блин!..) сойти с коляски. Светски раскланялся и двинулся вслед за майором (ну нынче вокруг меня сплошь одни майоры, куда ни плюнь).

Ну что, теперь мой выход?

Да твой, твой!.. Я хоть отключусь, мозги напрягать не буду…

Ну вот и превосходно!

– Итак, Жюно, изложите мне подробности…

– Мы не всех нашли. Только троих из пяти. Остальные, судя по всему, бежали куда-то в провинцию. Потребуется время…

– Не надо. Этих более чем достаточно. Где они скрывались?

– Один на загородной вилле. Один – вообще у себя дома. А один – вот хитрец оказался! – спрятался в собственной конторе. Выдавал себя за своего же служащего…

Да, наивный век. Наивные сердца! Действительно, эпоха непуганых идиотов… На что они надеялись, интересно? Что «власть большевиков не продержится и трех дней»? Хотя вполне возможно. В нынешние времена все ведь меняется чуть не ежемесячно. Почему бы им и не рассчитывать пересидеть тяжелый период. Пока выскочке Наполеону кто-нибудь башку открутит? А там – опять Свобода… Н-да… Но ведь прятаться-то хотя бы уметь надо! А эти конспираторы, по словам Жюно, даже особо и не таились. Ну разве что кроме третьего, который в конторе – видимо, самый хитрый… А тот, который за городом отдыхал, – так и вообще приемы устраивал… С шампанским и певицами. Не, ну нормально все – пир во время чумы…

– Вот, они здесь…

Это у нас «предбанник» – первый этаж замкового подвала. Так сказать – преддверие кровавых застенков, в которых мы невинных людей пытаем. С утра до вечера… Правда, мне вот как-то до сих пор ни одного пытанного что-то не попадалось. Скрывают, наверное… Ну-ка – чего там Наполеон изобрел? Ну любопытно же!..

Правую руку за борт кителя. Левую – за спину.

Керенский, блин…

Так он же меня копировал? И не мешай, а делай!..

Что ж – грудь колесом, подбородок задран – Наполеон вступает с торжественным видом в каземат. Монументально. На скамейке у стены, под охраной двух дюжих солдат – та самая троица. Ну… Облик довольно разный. Возраст – тоже. Один – достаточно толст, остальных двое так, среднего сложения. И вид у всех скорее недовольный, чем испуганный.

Это хорошо…

А чего хорошего?

А с трусами иметь дело было б хуже – неустойчивые… Да и не должны они быть трусами – при их-то роде деятельности… Риски профессиональные прикинь! – если твоим языком выражаться.

Встали все трое.

– Гражданин генерал! – это Жюно. Явно собираясь представить арестованных. – Вот господа…

– Не надо, майор… – отстраняющий жест рукой. После чего кисть обратно за полу мундира. – Их имена не имеют никакого значения.

– Позвольте! – подает голос один. Тот, который толстый. И заодно постарше. Ему под сорок.

– Не позволю!

– Но мы имеем право!

– Да, имеете!

– Но значит, мы можем!..

– Нет, не можете! – ну, черт. Это он у меня украл. Из Жванецкого. Но получилось к месту. Юморист, ептыть…

– Но это произвол!.. Для чего нас сюда привезли?!

– МОЛЧАТЬ! – Наполеон, конечно, не Мюрат. Оперной глотки не имеет. Но «командный голос» вырабатывал у себя с детства, даже не смотрев фильма «Офицеры». Так что гаркнуть он может при случае.

– Мерзавцы. Воры. Преступники. Спекулянты. Убийцы. Наживающиеся на страданиях народа. Вот вы кто, господа. Тысячи человек умерли по вашей вине. И весь вопрос не в том, когда вас казнить, а как пострашнее это сделать. Вам это понятно?!

– Вы не имеете права!.. Вы узурпатор!

– Подобные мелочи меня не остановят! Слишком много трупов вы положили на улицах Парижа. Женских, детских… В чем были виноваты перед вами беспомощные дети? В том, что они были ягнята, а вы волки? Ну так тогда я для вас – тигр! Которого не интересует мнение волчьей стаи! Вы перед лицом смерти, господа убийцы! Осознайте это.

Блин. А ведь осознали!.. Молчат. Да, таки я действительно бываю страшен в гневе. Как-то начал об этом забывать!..

– Проблема в том, господа, что я не могу вас убить. От этого зависит уже мое собственное существование! – э, а это он куда заворачивает? Что за фэнтезийные мотивы – типа «моя смерть в вашем яйце!»? – Поэтому у вас есть шанс.

– О чем вы?..

– Ваши состояния конфискованы. Ваши предприятия вырваны из ваших рук и больше не приносят дохода вашим семьям. Я рад: это хоть до какой-то степени заставит вас почувствовать то, что чувствовали умерщвляемые вами люди. Хорошо: ощутите то же самое! Но сейчас это меня не интересует. Вы хотите знать, что мне от вас надо?

– Это было бы желательно… – опять тот же толстяк. Судя по всему, он из троих самый авторитетный. Или же просто – наименее выдержанный. Остальные двое просто настороженно молчат.

– Все очень просто, господа. Я хочу, чтобы вы выполнили свой долг перед обществом.

– Что вы имеете в виду?

– Ну чего же непонятного? Вы – поставщики хлеба в Париж. Вы его сюда не поставляли. Я хочу, чтобы вы исправили эту свою ошибку. Тогда вам будут возвращены все ваши деньги и все ваше имущество. А заодно – слава спасителей города.

– То есть…

– То есть – хлебные поставки в город должны возобновиться! И идти так, как и должны. Тогда с вас снимут все обвинения и выпустят отсюда на свободу. И чем скорее вы это сделаете, тем лучше.

– Вы не знаете, что с нас требуете!..

– А я и не хочу этого знать! Это ваше дело. Вы с ним и будете разбираться. Меня не интересует – как, куда и сколько вы продадите хлеба на сторону и сколько на этом получите прибыли. Это ваш профит. Но хлеб в Париже должен быть!

– Но это невозможно! Связи с нашими контрагентами разорваны! Транспортные пути нарушены!

– Повторяю: меня это не интересует! Это ваши проблемы. Вы могли как-то торговать хлебом все эти годы – значит, вы знаете и рынок и конъюнктуру. И найдете способ восстановить утраченное. К вашей же пользе! Неужели же вы настолько закоренелые преступники, что в вас не осталось ни капли сострадания к умирающим от голода детям? К которым скоро присоединятся и ваши дети – если в Париже не будет хлеба! Вас это не пугает? И это при том, что вы все могли бы сделать наоборот!

Ну ты, ба! Прям «Союз меча и орала»! Ты еще скажи, что «Запад нам поможет!» и спроси, «в каком полку служили?».

Не мешай! Я изложил пока еще только половину. Видишь – эти мерзавцы задумались? Это хороший знак!

Да? И чем же, интересно, он хорош?

– Нам надо обдумать ваше предложение, – ответил толстяк, сосредоточенно меряя Бонапарта – ну, меня то бишь – взглядом. – Прикажите отправить нас по домам. Мы посовещаемся и через несколько дней дадим вам ответ. Вы же понимаете, что нам потребуется время для того, чтобы снестись с агентами в провинции и собрать информацию о положении дел…

– Ответ неверный, – резко отрубил Наполеон. Одновременно сообщив мне: «Ну вот и все – дело сделано!» «С чего ты взял?!» – опешил я. «Да с того, что они согласны пойти на переговоры! Значит, возможности у них есть! Надо только их дожать!» – «И как ты собираешься это сделать?» – «А вот так!» – Вы никуда не поедете. Меня вовсе не устраивает услышать через несколько дней, что вы не в состоянии выполнить требуемое. Мне надо, чтоб вы его выполнили! А потому вас сейчас поместят в самую гнилую из здешних камер – а тут есть весьма неуютные казематы – и будут там держать на том скудном хлебном пайке, который вы обеспечили парижанам! А дальше – все будет зависеть только от вас! Вести дела можно и из подземелий Тампля! Все необходимое вам доставят. Как только хлеб пойдет в город – вам увеличат выдачу пищи. Пропорционально поставкам. А как только хлебный дефицит исчезнет – в тот же момент вы выйдете отсюда богатыми и уважаемыми людьми и отправитесь домой – к вашим семьям! И все, что было до того, – будет забыто!

– Но вы не можете! Так дела не делаются!..

– Впредь они будут делаться только так! Либо вы докажете, что действительно являетесь почтенными и честными хлеботорговцами – только случайно попавшими в сети собственной алчности – либо вы действительно всего лишь жадные преступники и тогда место ваше – навечно! – останется во мраке здешних подземелий! Не будь я Наполеон Бонапарт – если случится как-то иначе! Вор должен сидеть! (Плагиатор, блин!) Делайте ваш выбор, господа! Уведите их, майор Жюно. И посадите, как я и сказал – в самый отвратительный из здешних застенков! Чтобы он соответствовал гнусности совершенного ими! Когда они захотят работать – дайте мне знать!..

Разворот кругом и – быстро выйти в коридор!

Шо – и это все??

Да иди же – не задерживайся! Больше с ними не о чем разговаривать, пока они не начнут заниматься делом!

Да с чего ты решил, что они согласятся?! Ты бы хоть семьи ихние в заложники взять пригрозил!

Никаких заложников! Это же лишний довод в мою пользу: значит, я намерен сдержать свое обещание!

Да ведь они ж тебя и так надуют! Наладят поставки – их придется выпустить – а они после этого сбегут и все обвалится!

Ну я ж тебе говорил, что лучше знаю своих современников? Никуда они не сбегут. Это крупные дельцы, поднявшиеся на революции – и нигде в другой стране они не смогут больше так работать! Их место здесь. И я им прямым текстом сказал, что место это я у них не отнимаю. Если, конечно, они справятся… Я это понимаю – а ты нет. В каждом французе сейчас горит огонь Революции – надо только пробудить его!

Ни хрена себе революционеры!..

А ты забыл, что революция-то у нас – буржуазная?

Ну, блин… Я-то думал – ты действительно что-то изобрел кардинальное. А ты вместо этого – ударился в педагогические этюды в духе Макаренко, только для взрослых, елки-палки! Нет. Я никакой не Дон Кихот, «Рыцарь Печального Образа Действия». Я – рыцарь бестолкового образа действия! На кой черт я тебе волю дал?!

А ты не спеши. Подождем несколько дней. Вряд ли они дольше продержатся на горсти немолотого риса раз в сутки…

Часть вторая. Ветер с запада

Глава 1 Горячее лето 1795-го

«А деревню поджигать лучше ротой – или целым батальоном!..»

«А в это время Бонапарт, а в это время Бонапарт!..»

1

Офигеть, не встать…

Оно сработало!

Неделя только миновала (в смысле неделя с того момента, как эти хлебодеятели согласились (а они согласились, как и предсказывал Наполеон, через несколько дней!) вернуться к своему ремеслу под моим чутким руководством) – а хлеб пошел в город! Ну, не навалом, конечно. И пришлось снять арест с ихних капиталов и даже своих денег добавить (так что я теперь тож хлебный спекулянт – в доле, ага…). Но – поставки возобновились. И идут по нарастающей! Мы ж, типа – комиссия по борьбе в том числе и с саботажем? Ну вот вам, пожалуйста – получите результат!

Сижу вот – сам никак поверить не могу. Ага.

Как в том анекдоте: «Вот, ни буя себе!» – сказал внутренний голос.

Ну действительно же! Как нынче – в смысле в будущем – модно выражаться: «Мы сделали ЭТО!» («Урра!!! Зар-работало!!.» Цитата.) Ведь не верил же! Исключительно из упрямства рогом утыкался в эту проклятую политику! А тут – на тебе! Как из-под воды вынырнул: сразу дышать можно, солнце светит, небо ясное и даже люди вокруг все добрые («Эти добрые люди, Игемон!..» Цитата, да) – эйфория! Появилась уверенность, что это лето переживем. Не придется «бежать до канадской границы». Под ногами твердая почва наметилась – больше в воздухе без опоры не вишу!..

Ну что – теперь веришь, что я с Баррасом справлюсь?

А я, думаешь, не понял, что именно ты сделал?

С ума сошел!!! Не вздумай с ним так же повторить!

А чего это?

Да того, что Баррас – не хлеботорговец! С ним прямо противоположно надо действовать!

Это как это – противоположно?

Не скажу – тебе тогда вмешаться захочется. А этого делать нельзя. Ты только все испортишь. Неужели ты еще не понял?

Чего не понял?..

Да для политика ты совершенно врать не умеешь!

???

Извини. Но лучше потерпи – сам все увидишь. Правда, кое-какие приготовления сделать все же придется…

Какие же, если не секрет, Твое Царское Велико?

Ну-ну, шутник… А приготовления не секретные. Нотариус нужен. Такой, чтоб лишних вопросов не задавал. Еще – карету добыть приличную. А еще – пошить комплект парадной формы!

Для кого???

Для тебя, дубина! Не для Барраса же… И еще Жозефину найди. Вместе с Терезой Тальен.

Зачем???

А «сурпрайз!» – как говорят англичане! Не задавай пустых вопросов – лучше займись приготовлениями!..

Вот же скотина вреднючая… Ну да хрен с тобой, золотая рыбка! Только учти: я на Жозефине жениться не стану! И запомни: я на тебе за это еще как-нибудь отыграюсь!

Ладно! На том свете угольками сочтемся… Так, кажется, у вас выражаются?

Тьфу, блин!.. Если Наполеон вошел в раж – его не остановить… Лучше не связываться…

2

А для Луи экскурсия все-таки на пользу не пошла…

Парню стало хуже.

Пришлось уложить его в постель и опять вплотную заняться лечением. То есть – попросту таскать к нему докторов. Какие найдутся в Париже. От знакомых академиков до того же доктора Иванова. Сам-то я, как известно – всего лишь ученик великого шарлатана. (И недалеко от него ушел, надо признаться.) Не более того. И максимум чем мог помочь мальчишке – так это продолжать рассказывать ему сказки. Ага… Сейчас вот за Властелина Колец принялся. А от Шарлотты просто не знаю, куда деваться. Стыдно. Наобещал, блин, чЮдесное исцеление, обнадежил – а толку никакого…

Впрочем, немного утешает – если так можно выразиться, – что и сами-то местные доктора ничуть не лучше меня специалисты. Даже самые знающие… Тут недавно Иванов меня опять чуть с ума не свел… Пообещал привести какого-то суперлекаря. И привел. Держитесь крепче за землю: аббата Фариа!

Со мной едва истерика не сделалась.

Хорошо, умудрился все же вспомнить, что у персонажа «Графа Монте-Кристо» наличествовал вроде как какой-то прототип. Судя по всему – это он и есть… Потому как вряд ли этих аббатов Фариа существовало две штуки. Это был бы уже явный перебор… А так – да, практически все то же самое: священник, ученый, врач… Гипнотизер, бляха-муха! Настоящий!!! (Вот никак понять не мог когда-то, отчего в «Узнике замка Иф» Петренко экстрасенсом прикидывался – может, вот из-за этого?) Куда там Месмеру!.. Правда, слово «гипноз» не применяет, использует «внушение» – но гипнотизирует только так! Собственно, как я понял, Иванов с ним именно на этой почве и пересекся. Когда легендарный старец приехал недавно в Париж…

Впрочем – какой он старец? Тридцать девять лет. И никакой седины с бородой. И не итальянец он. А португалец индийского происхождения. Хотя в Италии бывал – закончил в Риме университет по факультетам медицины и теологии – то есть с двумя дипломами… Правда, секретарем кардинала Спада не работал. (Я, будучи еще не совсем в своем уме, спросил – ну вдруг удастся у него отмутить часть сокровищ Монте-Кристо? На народные нужды?..) Хотя, может, и темнит… И в замке Иф ни разу не сидел (хотя и живет не где-нибудь, а в Марселе! – обалдеть просто…). Зато сидел в Бастилии. Где – ну попаданец какой-то! – лично изобрел стоклеточные шашки! И откуда умудрился сбежать в 1784 году! А в 1789-м – просто Фигаро, блин – участвовал в ее штурме во главе батальона санкюлотов! А во время якобинского террора бежал в Марсель, где как-то умудрился благополучно пережить и жирондистское восстание, и зачистку города после того Баррасом. А до того, оказывается, сподобился вляпаться в антиправительственный заговор в Португалии, где также сел в тюрьму, сбежал и попал во Францию (где, как мы уже знаем, тоже попал, тоже бежал, тоже участвовал, а потом снова бежал – так что мне помимо воли вспомнилась реплика из того же «Узника замка Иф»: «Судя по тому, что вы здесь – вас услышали!..» – что-то неуловимо общее явственно проступает в биографиях…).

В общем – улет башки полный…

Но при всем при этом – мужик оказался просто классный. Натуральный Будах: гуманист, бессребреник, интеллигент в лучшем смысле этих слов, все имущество – мешок с книгами… Шарлотту он просто очаровал. Да и Луи к нему сразу проникся – хотя чужих по-прежнему не жалует. И даже результат некоторый лечебный поимел место… Он у короля алкогольную зависимость заблокировал! Правда, механизма я не понял (хотя и рядом присутствовал; похоже – воздействие на бессловесном уровне происходило). Но его непонятно какое преподобие – не то бывшее, не то действующее, учитывая нашу революционную действительность и непростую судьбу церкви в ней – достаточно благосклонно обещал мне разъяснить как-нибудь позднее на досуге, в чем тут соль… Ну, будем надеяться…

И ко всему в придачу – как уроженец Индии, оказался знаком с хатха-йогой! Которую вполне себе практикует для поддержания здоровья. И на знании про которую я опять прокололся… Да, осмотрительней надо быть, товарищ Бонапарт, осмотрительней… Но к счастью (или наоборот?), это оказалось не страшно, поскольку його-аббат, оказывается, уже успел наслушаться обо мне от «доктора Жано» – в том числе и о моих непонятных знаниях и способностях. (Только про Калиостро не было произнесено ни слова, из чего я заключил, что то ли доктор Иванов не решился, то ли аббат Фариа подошел к вопросу профессионально для психиатра).

Так что теперь я даже и не представляю, как мне быть: очень уж этот настырный индус с португальским именем Хосе Кустодио ди Фариа заинтересовался странным клиническим случаем по имени Наполеон Б. В исследовательских целях, надо полагать, не иначе… И твердо вознамерился как можно подробнее ознакомиться с моими знаниями по части того же «гипноза» (термин у него, надо сказать, отторжения не вызвал – ну, это вам не месмеризм какой-нибудь, чай…) и некоторых областей медицины. Ну и – вообще… Правда, остаться сейчас в Париже он не может – у него какие-то дела в Марселе, – но к осени вполне освободится и тогда обязательно приедет. Ага: «И тебя вылечат, и тебя вылечат! И меня – тоже вылечат!» Цитата…

В общем – я в растерянности. Но по крайней мере, воспользовавшись подвернувшимся случаем, решил передать весточку матушке. А с весточкой – еще и малость деньжат и самого аббата в качестве бонуса: пусть присмотрит там за ними, если что (на это я ему тоже луидоров отстегнул – без жмотничанья: ну чего жалеть, если человек хороший?) – лишний глаз не помешает…

Но вот, к сожалению, относительно главного – туберкулеза Луи-Шарля, даже такое светило местной медицины ничего сказать не смогло. Кроме того, что все в руках Божьих…

3

Блин, это надо видеть!

Мы предъявили «общественности» первый результат по теме «Сияние».

Дворец Пале-Рояль.

Полностью газифицированный.

Пришлось, правда, соорудить газогенератор непосредственно на месте – но оно того стоило.

Даже меня впечатлило (с отвычки, видимо). Про аборигенов и говорить нечего. Как когда-то двести лет вперед кто-то выразился по поводу реконструкции Арбата: «Арбат офонарел».

Ну вот и здесь: полное офонарение. Народ толпится на подступах ко дворцу каждую ночь до самого утра. Таращась на сияющие круглые плафоны на чугунных столбах, ярко светящиеся окна дворца и просто чумея от ослепительных лучей прожекторов, время от времени принимающихся шарить по окрестностям или упирающихся белыми колоннами в небеса. (Ох – это отдельная песня была: изготовить газовые прожектора с водяным охлаждением металлических рефлекторов!) А когда прожектористы устанавливают на свои «гиперболоиды» цветные фильтры, вообще начинается форменный экстаз. Дискотека, да… С танцами под оркестр. До упада…

Лебон ходит сияющий, словно свежеотчеканенный золотой. Но при этом какой-то пришибленный. Похоже, сам никак не может поверить тому, что видит… Ничего – то ли еще будет!.. Уже сейчас к нам подвалило несколько десятков заказчиков. И очередь только продолжает увеличиваться. Уже ясно, что под новое дело надо создавать отдельную фирму («Горсвет», ага…). И простоя у этой фирмы на ближайшие лет десять не предвидится: пахать ей это поле – не перепахать! В общем – правильно я решил начать «газификацию всей страны» с Пале-Рояля. Хотя сомнения при выборе были…

Уж слишком место это нынче неоднозначное. С одной стороны – тут Биржа. И Театр Революции Тальма. И ресторация знаменитая. А с другой – дворцовый сад Пале-Рояля с начала революции превратился в самый настоящий клоповник. (Если не сказать сильнее.) Здесь собираются самые дешевые проститутки столицы, солдаты гарнизона проматывают щедрое жалованье, на этой тучной почве кормятся парижские апаши, а оставшиеся объедки утилизируют клошары и гамены… А тут мы. С прожекторами…

Рушим весь налаженный ништяк, да еще и просто выставляем все в неприглядном свете (пришлось даже усиленные патрули назначить для прочесывания аллей – чтоб не взбрело в голову какому обиженному расколошматить чересчур яркие «лампочки Карловича». (Ну, нескромно, да… Так это я только внутри себя так выражаюсь. Реально-то никто этого названия в жизнь не запустил (даже обидно, честное слово: чего бы Лебон без меня добился?! И где бы вообще мог оказаться со своим «угольным газом»…)). Но обошлось. Парижская босота и криминалитет восприняли новшество с не меньшим энтузиазмом, чем честные обыватели. Что-то типа призыва «работать чище». Мол, в Новом времени нет места темным аллеям и занюханным шмарам – даешь цивилизованную преступность! И в самом деле – начали вести себя заметно покультурней. По крайней мере на промышляющих там баб уже можно смотреть почти без содрогания… Ну вот такой вот менталитет революционной эпохи!.. Я и сам не ожидал…

Было еще три варианта. Осветить Тампль (типа – со своей избушки начать), осветить дворец Тюильри (резиденцию Конвента) и просто какой-нибудь бульвар вроде Елисейских Полей (как место общего гуляния). Но я решил сделать ставку на «гнездо порока». Знаете, почему? Ну, конечно, тут бурление жизни самое активное, ага… (Те же биржевики с меня акции новой компании чуть не с ножом у горла требуют – вынь им да положь! Акулы Уолл-стрита, панимаешь… Я уж там стараюсь лишний раз не появляться.) Только причина не в этом. Место здесь полностью аполитичное оказалось. Все слои общества перемешаны, а до того, к какой партии кто относится – никому никакого дела нет. А вот что у меня в Тампле, что в Конвенте, что на тех же Елисейских полях – явный был бы перекос с идеологическим уклоном в какую-нибудь сторону. А мне бы этого в данном случае совсем не хотелось…

Ну и ко всему дополнительно – было желание другу Тальма подсобить. В решении проблемы творческого кризиса. Ибо сейчас в его ярко иллюминированный театр народ валом валит – посмотреть на игру при «новом свете». Каждый день аншлаг.

Да еще премьера заодно новой пьесы. «Оптимистическая трагедия». Ну – написал я ее все-таки. Ну что делать – если человеку нечего ставить? Вот – пожалуйста… Не под своим, конечно, именем. (Ну не поймут-с!.. Так что «автор пожелал остаться неизвестным». Теперь весь Париж гадает – кто такой этот «НБ». Что забавно – моя кандидатура никому в голову не приходит! Даже странно. Я ведь и не скрывал особо, когда текст ночами в Тампле кропал… Что значит стереотип… Если Бонапарт чего-то пишет – так это наверняка важные государственные бумаги! Ага…) И не в том варианте, что для роялистов прикидывал. Ближе к оригиналу. Но в остальном – адаптация под Жанну д'Арк, как и планировалось.

Ниче так, получилось… Народ положительно воспринимает. Критики не злобствуют особо (идеологических в расчет не берем – там клиника понятная…). И Тальма доволен. И даже – вот проглот ненасытный! – возжелал еще что-нибудь такое же оригинальное в этом роде: одной пиесы ему, вишь ты, уже мало! Ну, да: аппетит приходит во время еды – известное дело!..

Только вот последствий этого своего литтворчества я немного не рассчитал. Причем – совершенно для меня неожиданных…

4

– И эту – тоже нельзя принимать… Да и зачем вы мне этот текст подсовываете – это ж конституция девяносто первого года?!

– Но, гражданин Бонапарт, другого подготовленного варианта пока просто нет…

– Чего?! Слушайте, гражданин Сийес… Вы чем там занимались все это время, пока должны были писать Конституцию?.. Водку пьянствовали?

– Извините, гражданин генерал, но в разработке ЭТОЙ конституции я не участвовал…

Любопытный тип. Я бы даже сказал – весьма любопытный. Практически – живая легенда. Это именно он организовал Национальную Гвардию. Первым командиром был Лафайет – это все знают. А вот саму идею двинул именно мой собеседник. И не только ее. Еще в восьмидесятые годы (тысяча семьсот, ясен перец!..) он прославился как яркий публицист своими брошюрами о подготовке созвания Генеральных Штатов – за что и был туда избран. И именно он и придумал, собственно, название «Национальное Собрание», оно же Учредительное – Конвент, законодательное собрание, появился на свет позже – взамен старого. И именно он написал текст исторической «Клятвы в зале для игры в мяч» в критический день 20 июня. И, наконец, именно его работа «Изложение и признание прав человека и гражданина» послужила основой для знаменитой «Декларации Прав Человека»… Из священнослужителей, но церковную карьеру отмел: в девяносто первом ему предлагали сделаться епископом Парижским – отказался. Предпочел быть политиком. Титан, можно сказать, мысли и духа и отец французской демократии, а заодно по совместительству и лицо, приближенное к императору (ну пусть королю)…

Между прочим – это именно он был председателем Конвента с первого по четвертое прериаля. И – не сбежал… Загадка.

– Ну так зачем вы мне ее притащили? Смеху же подобно! Король – наследственный самовластный монарх! – осуществляет исполнительную власть, будучи подконтрольным Законодательному собранию! Кто до такого додумался – ставить телегу впереди лошади?

– Того требовали тогдашние обстоятельства, гражданин генерал…

– Я понимаю, что обстоятельства ТОГДА этого требовали!.. Я спрашиваю – СЕЙЧАС-ТО зачем вы мне это показываете?

…

– Гражданин Сийес!..

…

– Elki motalki!.. Вы что дурака валяете?! Вы всерьез думаете, что я этого пацана на трон сажать собираюсь?! Да даже если бы так – ему сначала выздороветь надо! Он же с постели едва встает! Какая из него «исполнительная власть»?!

– Но конституцией предусмотрено регентство, назначаемое Законодательным Собранием…

– Из числа ближайших родственников! Вам графа Прованского охота в исполнительной власти иметь? Или графа д'Артуа?[135] Вам самому-то не смешно?

– Но статьи Конституции можно ведь и изменить – пока ничего еще не решено…

– Да elki-palki! Как до вас не доходит! Вы что – хотите ВЕРНУТЬ БУРБОНОВ? Которые ничегошеньки не забыли из своих привычек и абсолютно ничего нового не хотят знать в жизни Франции? А самое главное – все тридцать миллионов простых французов от такого предложения шарахнутся, как от чумы, потому что это возвращение Старого Порядка! И никому из них такой подарок на фиг не нужен! Так что не вешайте мне больше лапшу на уши! А идите – и пишите то, что принять можно, а не то, что ни в какие ворота не лезет!

Глава 2 Игра Наполеона

«Политику делать – это не яблоками торговать».

Атаман Бурнаш

1

Блин! Это тоже надо было видеть!

Я даже не предполагал за Бонапартом таких талантов! Хотя ведь знал уже, на что он способен! Даже после того, что произошло с хлебными торговцами!.. И даже при том, что я, можно сказать, лично участвовал в приготовлениях…

– Друг мой! Дорогой мой друг! – провозгласил Наполеон, торжественно вступая в камеру Барраса. И простирая в сторону последнего руки. – Как я рад! Как я безмерно рад вам сообщить, что все, наконец, закончилось!

Баррас – кукующий здесь уже второй месяц практически без всякого контакта с внешним миром – от неожиданности вытаращил глаза. А мое второе «я», не давая ему опомниться, все тем же размеренным речитативом продолжило:

– Вставайте, друг мой! Вам не нужно здесь больше находиться! Давайте немедленно покинем эту мерзкую обитель печали. Идемте! Позвольте мне обнять вас и помочь, мой драгоценный друг!

Но Баррас в ответ на такое предложение сначала почему-то вжался в стену, возле которой сидел, а потом, придя в себя, злобно огрызнулся:

– Вы что – пришли поиздеваться?!

– О, я понимаю! – душераздирающе вздохнул кандидат в будущие императоры Франции. Горестно повесив голову. Мало что не орошая слезами парадный китель (который мы с мэтром Роньоном столько времени рожали в таких творческих муках). – Вы не верите мне! Вы сердиты на меня за все случившееся! Но ведь все это было сделано мной только с одной целью – сохранить вашу драгоценную для меня жизнь! Только для этого!

– Что за чушь?!

– Ах, дорогой друг! – Мое второе «я» превратилось в истинное воплощение укоризны. – Какая же это чушь? Вы не можете себе представить, как мне горько вспоминать о том, что происходило все это время. У меня сердце обливалось кровью каждый раз, когда я вспоминал, где вы сейчас находитесь! Но что я мог поделать – так сложилась злая судьба!.. Сто раз стон сочувствия замирал у меня на устах… Конечно, вы страдали, но смею уверить, что я страдал ничуть не меньше, потому что ваши страдания были телесными, открытыми, а мои душевные терзания проявлялись в самом скрытом виде! Как я страдал! Как мы оба страдали, друг мой! Но хвала Илуватару, – тут этот мерзавец украл формулировку у меня, гад такой, но поскольку я ее уже пустил в оборот, то из образа он не выбился, – все это уже позади! Покинем же вместе это подземелье и выйдем к свету, где вас с нетерпением ждут любящие вас сердца!

– Что вам от меня надо? – спросил несчастный узник, за время моего (ну, Бонапарта) монолога успев в значительной степени прийти в себя. И начать соображать, что вся эта, с позволения сказать, мелодекламация устраивается совсем не просто так. Все-таки он был опытный игрок.

– Мне надо, чтобы вы вышли на свободу! – простодушно признался в ответ Наполеон, разведя для пущего эффекта руками. – Грозившая вам опасность миновала, и вы опять можете радоваться жизни и радовать честных патриотов своим появлением в обществе!..

– И это говорите мне вы?! – не выдержал Баррас. – Вы – который и упрятал меня сюда и морил здесь столько времени?! Какая еще опасность, кроме вас, может мне угрожать?!

– Друг мой, – опять впадая в разнузданную сентиментальность, со слезой в голосе молвил Бонапарт. – Опасность была смертельная! Все санкюлоты Парижа, пользуясь тем, что Конвент разбежался, желали немедленно и публично умертвить вас посредством гильотины! И только здесь, в тюремном каземате моего Тампля, вы могли рассчитывать пусть на призрачную, но хоть какую-то защиту! Я умышленно затягивал следствие по вашему делу всеми доступными мне способами, запутывал мысли ваших врагов самыми изощренными речами, на какие был только способен, я отвлекал их внимание от вашей персоны не жалея сил – как только мог!.. И вот наконец счастливый результат: сейчас причина грозившей вам опасности мной устранена и вы можете выйти на свободу. Только за этим я и держал вас здесь, друг мой! Неужели вы не рады?!

– Какую причину вы устранили? – мой собеседник начал соображать еще более хорошо. Во всяком случае он больше не стал срываться в истерику. А только лихорадочно пытался просчитать, что за игру ведет его собеседник… (Я бы, вообще-то, с удовольствием его в этом вопросе просветил – если бы только знал сам: гадский Наполеон по-прежнему отказывался мне раскрыть суть замысла.)

– Голод, мой друг! – душераздирающе вздохнуло мое тело. – Голод, грозивший смертью всему Парижу!.. Главным виновником коего вы и являлись в глазах всего городского населения…

– Что за чушь?! – снова вскинулся бывший глава Комитета Общественной Безопасности.

– Это не чушь, – укоризненно покачал головой хозяин Тампля. – ВЫ виноваты в этом голоде. Вы – лично! Потому что вы, как самое главное лицо государства, отвечаете ЗА ВСЕ! И если бы я не решил проблему снабжения Парижа хлебом – вам бы давно уже отрезали голову и таскали ее по улицам, вздев на пику – по милому пролетарскому обычаю! Вы ведь меня понимаете?

– Вы ее решили? – подозрительно уставился нам меня Баррас. Показательно обойдя тему своей виновности. – Каким образом?

– Выйдете отсюда – сами все увидите. Вас там, кстати, Тереза Тальен с госпожой Богарне дожидаются на выходе… Между прочим, в отличие от всех остальных ваших друзей – эти две женщины единственные, кто выступил в вашу защиту. Ходили, просили… Совершенно добровольно. Так сказать – ad libitum.[136] Цените…

2

– Что это на вас надето? – спросил Баррас.

Мы в это время как раз, посетив по дороге «офис» хлебозаготовительной конторы (где он таки убедился воочию, что (и как!) проблему поставки зерна в Париж я таки разрешил), поднимались по подвальным лестницам наверх.

(Почему вдруг в тюремных застенках Тампля этот офис оказался? Так господа безымянные приговоренные поставщики как раз и выбрали вариант трудиться непосредственно по месту отсидки. А для технической работы привлекли своих же собственных приказчиков из прежних контор. Надо сказать – идея себя оправдала. Особенно в части повышения трудовой дисциплины и производительности труда… Ага…)

– Парадный мундир офицера воздухоплавательных войск.

Ну, еще бы он не обратил внимания… Известный щеголь. И любитель пышных одеяний. Видимо, именно на это расчет Наполеона и был… Вот только – в чем смысл этого расчета? Лично я так и не понял пока… А так… Да – приличную «парадку» удалось построить. По типу нашей, образца 1943 года (или когда там именно парадную-то ввели?). Глухой однобортный приталенный китель с воротником-стоечкой на двух крючках. С голубым кантом по швам, обшлагам и клапанам нагрудных карманов. И золотым шитьем по тому самому воротнику. (Ну куда денешься – эпоха все-таки, а я генерал! Погонов привычных тут еще нет, эполеты вводить – мне самому неохота, а так, в принципе – все очень даже неплохо сочетается с ярким трехцветным генеральским кушаком на поясе.) Цвет сперва хотел было сделать белый – да вовремя сообразил, что это будет знак самого махрового роялизма. Да и маркий слишком… Потому честно оставил обычный защитный. (Ну, мы ж военные воздухоплаватели-то?) Но к нему в комплект придумал синие штаны-бриджи (вот лампасов вводить не стал – пусть как-нибудь без меня до этого додумывается, не впечатляет меня подобный декор), заправленные в легкие сапоги. На груди – золотые «крылышки», знак рода войск, на рукаве – трехцветный шеврон Республики… В общем, говорю – ничего так… Хотя Наполеон и порывался добавить золотой канители. Но тут уж я уперся. Так что пришлось ему смириться…

– Странный покрой, – заметил, искоса глядя, Баррас. – Кажется, в английском стиле: слишком простые линии…

– Простота – основа функциональности! – отпарировал Бонапарт подхваченной у меня формулировкой. – В воздухе, среди строп, в тесной корзине аэростата длинные фалды и пышные украшения только создают лишние трудности. Потому воздухоплаватель должен быть одет просто, но добротно. Вот как раз примерно так…

Хорошо все же, что я себе свою старую «наполеоновскую» шляпу оставил (ну забавно, конечно, но, как ни странно – вполне себе сочетается головной убор с остальной формой. Надо только малость привыкнуть…). А то бы, боюсь, вверг гражданина Барраса совсем уж в полный ступор по поводу происхождения фуражки… Да и не получилось у мэтра Роньона пока приличную фуражку пошить. Что тоже влияет, да…

Судя по выражению лица Барраса, он не убежден моим доводом, но возражать не собирается. Ну да и ладно, мне оно по барабану…

– Кстати – и вам рекомендую настоятельно обновить свою одежду, друг мой, – продолжает между тем свою речь Наполеон. Небрежным кивком обозначая превратившееся за время заключения в лохмотья облачение Барраса. (Ага… Так это он, что ли, именно ради того все и затеял? Чтобы затащить этого мэна к Роньону? Я, допустим, догадываюсь, с какой целью – поскольку сам отдавал распоряжения – но чего ради именно таким образом, уразуметь не могу…) – Я взял на себя смелость распорядиться, чтобы мой портной сшил вам костюм, приличествующий предстоящему визиту – вы не будете возражать, если мы по дороге заедем туда?

В это время мы выходим из-под земли во внутренний двор Тампля. И захваченному врасплох ощущением свободы узнику ничего не остается, как только торопливо согласиться. Хотя и уточняет:

– О каком визите вы ведете речь?

– Ну как же? – с недоумением смотрит в ответ Наполеон. – О визите в Конвент, конечно! Разве может генерал Баррас, освободившись из заключения, спрятаться у себя дома? Нет! Ваш долг, мой друг – безусловно тут же появиться перед депутатами, чтобы засвидетельствовать свое возвращение в этот храм свободы!

– И что я должен буду им сказать? – остро, кинжально врезает свой взгляд мне в глаза «главный термидорианец Франции».

– Дойдет и до этого, друг мой… – бестрепетно отвечает Бонапарт. Но в подробности предпочитает не вдаваться. Вместо того, вытянув руку вперед, он произносит: – А вон там – видите, кто вас встречает? Убедитесь, дорогой господин Баррас, еще раз, что я вас нисколько не обманывал…

Ну, посмотреть есть на что…

За воротами на улице (ворота у нас обычно распахнуты. Да они, скорей, и не замковые – территорию окружающего башню Тампль сада просто обносит обычный каменный забор. Хотя и достаточно высокий. Так что особой оборонительной ценности эти ворота не имеют) стоит роскошная позолоченная карета (которую откопали где-то аж в Версале, в полуразобранном состоянии и мастерам Шале-Медона пришлось повозиться, восстанавливая сей «членовоз»). Запряженная шестеркой лошадей цугом. А из кареты, подобно двум птичкам из гнезда (ага…), выглядывают взволнованные Тереза Тальен и Жозефина (которую вообще-то все зовут Розой, но мне так привычнее). При виде нас с Баррасом немедленно начинающие выбираться из дормеза наружу…

Ну – они ж столько времени ждали этого момента! (Почти цитата.)

3

Слушай – чего ты за театр устроил? Лавры Тальма покоя не дают?

А ты так и не понял?

Что именно?

Да, у вас там, в будущем, видимо, действительно забыли, что такое сословное деление…

Ты об чем, предводитель французских команчей?

О том, что Баррас – дворянин. А хлеботорговцы – всего лишь разбогатевшие простолюдины. Лавочники.

И что?

И я – дворянин.

Все равно не понял…

Ну, я же и говорю… Если совсем просто – и вашим языком – то: дворянин на простолюдина наехать может, имеет право, а вот дворянин с дворянином ДОЛЖЕН обращаться уважительно! Революция отменила сословия, но люди-то все – до революции воспитаны. И эти правила у нас в крови. Прошиты в пэ-зэ-у – как, опять же, у вас сказали бы…

ТЫ ЭТО СЕРЬЕЗНО?!

Более чем. Если мы хотим Барраса использовать, а не уничтожить – с ним нужно общаться уважительно. Именно как дворянин с дворянином.

Я совсем было уже хотел задать новый вопрос… Но тут вспомнил «Капитана Фракасса». Не фильм – книгу. Теофил Готье был очень ярым сторонником той самой дворянской чести и дворянской же корпоративности. Собственно – роман об том и написан. Там вся суть в концовке. На протяжении всей книги главный злодей (уж не помню, кто он там был) ведет себя самым хамским и мерзким образом (в фильме это достаточно хорошо повторили). А вот в конце – узнав, что «капитан Фракасс» на самом деле дворянин и барон, – злодей приезжает к нему в замок и честно и открыто, с искренним расположением и дружелюбием предлагает помириться… Как раз потому, что они с ним из одного сословия. Кстати – и мирятся… И не испытывают больше друг к другу никаких негативных чувств: недоразумение разъяснилось…

Понятно, что в чистом виде это голая утопия. Но если, как утверждает Наполеон, сословные отношения в подсознании продолжают сидеть (а почему им не продолжать?) – то что-то в этом есть…

Но зачем ты такое клоунское представление устроил?

Да ничего клоунского! Примерно так и выражались в первом сословии в предреволюционные годы… Это считалось хорошим тоном… Баррас старше меня – поэтому он, хочет или не хочет, а помнит, как оно было…

И ты думаешь, что он поверит?

Нет, конечно. Ты опять не понял… Никакого утопического братства в дворянской среде не было никогда – все так же, как у других людей… Все дело в самой сословной культуре. Баррас понял, что я ДЕМОНСТРИРУЮ ему дружеское расположение. И предлагаю союз. Это просто такая речевая форма обращения… Если хлеботорговцам дворянин мог просто приказать – дворянину нужно ПРЕДЛОЖИТЬ что-то, что его заинтересует…

И чем же таким ты Барраса заинтересовал? Что-то я пока не заметил.

Да самим этим союзом и заинтересовал. Думаешь, для него не представляет ценности стать напарником диктатора (а я ведь диктатор сейчас по факту и есть, верно?), захватившего власть?

Ну-у… Он же тебя кинет! Это ж не те торговцы – ты сам же говоришь!

Так ты ведь не считаешь, что я настолько же наивен, как тот писатель, автор «капитана Фракасса» – Готье? Пока что мы дошли только до того, что я сделал ему предложение, а он от него не отказался. А вот следующим этапом – речь пойдет как раз о гарантиях…

А! Так вот зачем к Роньону?.. Только я все равно не понял…

Да – именно затем!.. А не понял – потерпи: поймешь!

4

Дорога до мастерской Роньона не заняла много времени. Да и чего там долго ездить – от Тампля до предместья Сент-Антуан? Они ж рядом…

Оставив карету под охраной бдительных драгун конвоя, мы все дружно вломились в портняжное заведение. Дамам, всю дорогу со слезами обнимавшим предмет своего вожделения, предложили подождать в гостиной за легкими закусками, а мы прошли в примерочную.

– Все готово? – осведомился я (Наполеон) у принимавшего нас лично мэтра Роньона.

– Как вы и распорядились, гражданин Бонапарт! – мэтр взял со стола бронзовый колокольчик на длинной ручке и энергично затряс им – точно подавая сигнал в школе на перемену.

По этому сигналу четверо дюжих подмастерьев внесли из внутренних помещений ростовый «болван», обряженный в предназначенный для Барраса костюм. Вот тут – никакой «простоты»! Бархат и шелк. Золотое шитье. Шляпа с огромным плюмажем. Длинные блестящие кавалерийские сапоги. И все три цвета Республики – белый, синий, красный… В дополнение – алый шелковый плащ, долженствующий развеваться за спиной триумфально возвращающегося героя.

Баррас так и впился глазами в этот винегрет. В это время, повинуясь жесту руки Наполеона (ну моей, моей!..), Роньон и «подмастерья» тихо покинули примерочную. Каковой факт главный герой действия заметил, когда решил, что пришла пора переодеться…

– Что это значит? – последовал закономерный вопрос с его стороны.

– Ровно ничего, драгоценный коллега, – ответствовал генерал Бонапарт, – кроме разве ответа на вопрос: желаете ли вы действительно выйти на свободу? Или вы считаете меня просто добрым самаритянином, взявшимся помогать всем, кто ему попадется на дороге? Этаким доном Кихотом Ламанчским наших дней? К слову сказать – присутствующий в соседней комнате известный вам комиссар Коммуны мэтр Роньон придерживается именно этого мнения… Вы намерены с ним солидаризоваться?

– Нет… – дернул щекой Баррас. (Ну, еще бы!) – Но чего вы от меня хотите? Или вы все-таки зачем-то мне солгали?

– Ни в коем случае! Все, что я сказал, – чистая правда. Можно даже сказать, что она чистая, как все наши чистые патриоты разом… (Баррас опять дернул щекой.) Но только – при одном условии!

– Каком же?

Чего ты от него добиваешься? Он же сейчас с катушек съедет!

Не мешай! Никуда он не съедет – не того закала человек… Ему сейчас надо выбрать: либо подчиняться мне – то есть тебе – либо вернуться обратно в камеру с самыми непредсказуемыми последствиями такого шага. Уж во всяком случае не очень радужными по сравнению с этим великолепным костюмом и двумя обворожительными женщинами в гостиной…

– Гарантии, дорогой господин Баррас. Гарантии! Твердое решение с вашей стороны – и вы тут же становитесь во главе Конвента! И не просто во главе! А как раз в тот славнейший исторический момент, когда Национальному Собранию Франции предстоит принять Конституцию! Вы хотите, чтобы ваша подпись ПЕРВОЙ стояла под документом, который определит судьбу Франции и человечества на тысячу примерно лет вперед? Или предпочитаете, чтоб вашего имени там вообще не значилось? Ваше честолюбие греет мировая слава или вы хотите навсегда остаться «тем неудачником Баррасом»? Нравится вам игра с такой ставкой, Поль? Решать вам. Все в вашей власти!

К концу этого монолога мы с Баррасом смотрели друг другу в лицо уже не отрываясь. И, кажется, даже не дыша. Да-а… Вот это Наполеон так завернул!.. это – точно не для хлеботорговцев интрига. Тут дичь покрупнее!..

Время тянулось. Секунды падали, как камни. Не знаю как остальные, а я даже гадать не решался, чем кончится эта игра в гляделки… Во всяком случае я сам по себе, один, на то, что проделал Наполеон, – точно не пошел бы! Уж лучше бы просто отправил Барраса в Кайену – оно как-то надежнее. Нет, прав был этот мой «внутренний императив» – политик из меня весьма хиленький…

– А что в этом случае выигрываете вы? – спросил Баррас медленно, словно с трудом разлепляя губы. – Если отдаете Францию – МНЕ?

– Будущее! – отчеканил Бонапарт.

Отчего мы оба с Баррасом обалдели. Правда, явно по разным причинам.

«Ну ты даешь!» – только и сообразил оценить я.

«А за что же мне еще биться? – пришел ответ. – Один раз я уже проиграл. Почему бы теперь не попробовать учесть ошибки? Или у тебя какие-то другие цели?»

Кашель Барраса не дал продолжиться этому диалогу.

– Каких же гарантий вы от меня хотите, генерал? – спросил кандидат в исторические персонажи. – Расписку кровью? Клятву на алтаре? Или, может быть, – он несколько криво усмехнулся, – душу в залог?

– Оставим эту мистику масонам! – отмахнулся Наполеон. Как-то резко вернувшись от патетики к обыденности. – Юридически оформленный договор надежнее! Вы просто передадите все доходы от своих имений под контроль канцелярии Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем – только и всего! Нотариус ждет за дверью, оформление не займет много времени.

– А с чем же тогда останусь я сам?

– Не так уж и с малым! Жалованье главы правительства, влияние популярного политика и, наконец, возможность вернуть свое имущество обратно, когда деятельность ЧК утратит свое значение – а комиссия не будет существовать вечно! Как видите – я играю вполне честно… Ну, что вы решаете? Конвент ждет своего вождя!

Глава 3 Учитель танцев

– Вам билетер нужен?

– С тумбочкой или без?

1

– Ну что ж… Вот так-то лучше!

Я отложил в сторону ведомость и обратился к Дюруа, в готовности замершему за спиной (бравый полковник, даже став комендантом Тауэра, тьфу – Тампля! – так и остался в сути своей ресторатором: просто вылитый официант с сакраментальным «Чего изволите?» на лице).

– За ударную работу на благо парижан можете перевести этих остолопов в более приличные камеры на верхних ярусах… Но пока не выпускать! Пусть восстановят все до прежнего уровня – тогда и подумаем!

– Слушаюсь, мой генерал! – возвестил Дюруа. Не, ну точно официант! Какой из него, к черту, военный?!

– И бухгалтерию эту всю – тоже не забудьте! А то еще оставите здесь…

– Ни в коем случае!

Да, идея оборудовать хлеботорговую контору непосредственно в подземельях себя, конечно, оправдала, да… Но вот сам по себе офис в центре допросно-пыточных застенков напрягал уже нас. Ведь как-то надо еще и секретность наших собственных дел обеспечивать? Ну, пока справлялись как-то… Но если вдруг, не дай бог, придется массово кого-нибудь арестовывать? Это ж просто Кафка какой-то получится!.. Так что наверх давно уже все это хозяйство пора было вывести…

Кстати – о секретности…

– Что с поисками подземных ходов? – спросил я у «милого друга», когда мы отошли достаточно далеко от «офиса». То есть попросту говоря – уже поднимались по лестнице на следующий этаж подвала. Ну глубоко мы этих типов засадили, да…

Я этот приказ еще в первые дни отдал. Ну не могли Рыцари Храма отгрохать этакую громадину и столько времени в ней сидеть – и не устроить в ней ни единого тайного выхода! Ну просто быть такого не могло!

– Увы! – ответствовал полковник с выражением практически Первого Министра из «Обыкновенного чуда», констатировавшего отсутствие креста на бумаге. – Так пока ничего и не обнаружили! На планах последней реконструкции, которые удалось найти, – никаких ходов нет!..

И он принялся подробно рассказывать, как чуть ли не лично ходил с планами по подземельям, сверяя нарисованное на бумаге с действительностью. Но ничего не нашел. Понятное дело – рассказ поневоле получился долгим. Тем более что я не поленился вникнуть в ситуацию и задать несколько дополнительных вопросов, на которые у коменданта ответа не нашлось. Например: а смотрел ли он кроме подвалов хотя бы помещения первого этажа? Да и выше тоже стоило бы поискать. В таких то толстенных стенах можно не то что тайный ход – тайную дорогу проложить – и никто не заметит! На что мой собеседник поведал мне душещипательную по романтичности историю поисков какого-то привратника, служившего здесь еще чуть не в начале века и заверения с его слов, что если какие ходы и были, то при последующих переделках – особенно в тюрьму – их попросту засыпали… Логично. Черт… А я ведь об этом не подумал!.. И чего тогда делать, если так? За всеми этими разговорами я и не заметил, как мы вышли на поверхность. Ну, то есть – на первый этаж… В смысле – на улицу. Опомнился, только когда откуда-то донеслись звуки вальса.

Ну, неожиданностью это, конечно, не было – я сам разрешил некоторое время назад. И даже рекомендовал. Но вот к самим вальсовым мелодиям в этом времени как-то пока не привык. Сам не знаю, почему…

Хотя не такая уж это и новинка. Еще прошлым летом занесена из Вены – как новомодный танец (хотя, опять же, появился он еще в конце восьмидесятых, но приключившаяся тут некстати Революция сильно отсрочила знакомство парижан с этим изобретением). Как раз после Термидора. Все на радостях кинулись плясать – вот и вальс пришелся кстати… Вообще в Париже с этим делом просто какая-то эпидемия началась после свержения Робеспьера: сейчас в городе больше шестисот общественных танцевальных залов! И это при официальной численности населения в шестьсот тысяч! Для всех желающих по всем секциям. Пляши – не хочу! Хоть менуэт, хоть карманьолу – на любой вкус. Вот и пляшут… В том числе и вальс… И это – не считая еще бальных зал в особняках богатых буржуа! Честное слово, ничего на ум кроме дискотек нашего времени не приходит – такое массовое увлечение, что сравнить больше не с чем!..

В общем – я сам посоветовал Шарлотте в рамках курса обучения разным наукам заняться в том числе и танцами… А что? Кто-то думал, что я ее уже грамотной посчитаю? Оттого, что она читать-писать успела научиться? Или снисходя к ее обязанностям сиделки при больном? Ничего подобного: пусть нормальными уроками позанимается! Тем более днем у нее время достаточно свободное есть… Пусть учится. В том числе и танцам – для разнообразия. Вместо физкультуры… Ну – учителей, понятное дело, нашли без проблем. Вот только как раз с учителем танцев закавыка вышла… Я хотел – хорошего. Но быстренько выяснилось, что все «хорошие» – то есть дореволюционного разлива – профессиональные хореографы в Париже практически перевелись. Ну Революция, чо… Остались только обычные танцоры, берущиеся обучать этому изящному делу. Как умеют. То есть разучить танец могут. Но вот действительно поставить правильную культуру движения – увы!.. («На бумаге нет креста!» Цитата.) И эти настоящие маэстро – просто нарасхват (ну я ж про эпидемию-то не зря помянул!). Причем настолько, что я и думать не стал нанять какого-нибудь на пару часов в неделю! Что толку? Тут постоянный тренинг нужен…

И вот недавно нам вроде как повезло. Некто маэстро Роше вернулся из эмиграции. И в поисках работы узнал, что в Тампль нужен учитель. Причем маэстро он вроде бы вполне настоящий – танцевать умеет (ну как я еще мог определить?). И рекомендательные письма у него есть. От тех самых парижских учителей…

Ничего удивительного во всем этом нет ни на сантим. Дело по нынешним временам насквозь житейское: многие возвращаются после окончания Террора. И многие ищут работу – поскольку в процессе революции остались ни с чем.

Вот только для фамилии «Роше» он чересчур светловолос. И акцент у него. Слабый – но есть. Германский какой-то. И взгляд… Ничего не хочу сказать – опять же человек, бежавший от Революции, вовсе не должен смотреть на революционеров с обожанием – но тут что-то не то… Очень сильно не любит он людей с трехцветной символикой. Отчего же сунулся в самое ихнее – мое то есть – гнездо? А того хуже – есть у меня подозрение, что я его где-то видел. Причем – что наиболее серьезно – у нас обоих с Наполеоном! То есть – и мне там, в будущем, это лицо попадалось. Чувствуете редкость совпадения?

Я, конечно, распорядился за ним присматривать. Но пока ничего особенного не замечалось. Действительно учит принцессу танцевать. Вот в том числе и вальс. Рассказывает ей о версальской жизни до революции (по возрасту – пятьдесят ему где-то – тут тоже ничего предосудительного: вполне мог бывать, и неоднократно!..). В том числе и о родителях. Ну – ей же интересно? Интересуется здоровьем Луи. Но и это к делу не пришьешь – почему ему нельзя интересоваться? Со мной – пару раз сталкивались, когда я наезжал в Тампль днем, – раскланивается. Пропаганды роялизма не ведет. Бомб под полой в замок не проносит. Даже если он и шпион Кобленца, то его задача явно не более чем разведка. Но – настолько прямолинейно?! Ну не строится же его расчет на том, что я его выгнать не могу по причине дефицита балетмейстеров? Кто из нас в таком случае был бы идиотом?

И вот сейчас – как раз когда мы вышли из подвала – у меня по какому-то наитию в голове щелкнуло. И я – точнее, мы оба с Наполеоном – одновременно сообразили, где могли видеть этого человека. Причем Наполеон его действительно видел. А я – случайно, черт возьми! – видел портреты, когда интересовался одно время Французской Революцией (жаль только – мало интересовался, лодырь!..). И у него действительно был сильный интерес оказаться в Тампле! И он даже однажды здесь уже побывал! Тайком. Переодевшись! То есть – сейчас это уже его второй визит!

А заодно с этим воспоминанием (ну полезно все-таки читать кое-что по истории! Хотя вот конкретно тут какая польза – я даже не знаю…) я вспомнил, что читал и про Людовика XVII когда-то! Мельком, к сожалению… И даже фильм какой-то смотрел, где его из Тампля выкрали… (Вот только вранье это было: умер мальчишка аккурат где-то вот в это время – и вполне возможно, что именно от туберкулеза! Эх, елки-палки – ну чего мне с этим знанием делать?!)

Черт побери! Да ведь от этого авантюриста можно чего угодно ожидать! Особенно – если он здесь появился!

Я крутнулся на каблуках и чуть не бегом кинулся по лестнице на верхний этаж – к покоям Шарлотты.

– Мой генерал?.. – озадаченно воззвал мне в спину Дюруа, прервав на полуслове свои соображения по поиску скрытых ходов. Затопал следом.

Так. Стоп. Я развернулся в его сторону.

– Полковник! Караул – в ружье! Только тихо!.. Усилить посты на воротах и охрану периметра! Одно отделение в полной выкладке – в мое распоряжение! Бегом!!!

– Что случилось?!

Штафирка чертов! Чего спрашивать, когда действовать надо?

– У нас возможный побег!

– Побег?! Кого?

– Короля, черт побери!

– А…

– Выполнять!!!

2

Ну, насчет короля – это я преувеличил, конечно… Даже если и задумано – то не сейчас оно готовится.

А вот сам «учитель танцев Раздватрис» (цитата) в этом отношении как раз вполне возможный объект поимки: черт его знает, как он себя поведет, когда жареным запахнет? Вдруг начнет в окна выпрыгивать? И наружу с боем прорываться? Вот на этот случай и тревога…

– Значит так, ребята, – обратился я к отделению национальных гвардейцев, выделенных мне из состава караула. – Ждать здесь, за дверью. Без моей команды – не входить. И вообще – ничего не предпринимать! Кроме одного случая: если вдруг этот учитель выскочит и попытается убежать. Понятно?

– Так точно!.. – за всех ответил командовавший солдатами капрал. Причем вполголоса: запомнил мое предупреждение еще внизу, на лестнице.

– Ну вот и ладушки…

Я постучал в дверь танцкласса, из-за которой все так же продолжали доноситься чарующие звуки вальса. Толкнул створку и вошел.

– Добрый день! Шарлотта, оставьте нас, пожалуйста! Нам с маэстро Роше нужно поговорить… И вас я тоже попрошу выйти, – это к таперу – или как его там? – ну, короче, кто на фортепьяно играет. (Ну не учитель же с ученицей музыку обеспечивают? Вполне возможно – и почти наверняка так и есть – фортепьянист с учителем в доле (поскольку тот же его и привел), но сейчас это роли не играет. Да и проинструктированы солдаты на этот случай отдельно – не дадут шум поднять, если что…)

Шарлотта (умница – ничего спрашивать не стала!) молча подчинилась. Только нахмурилась (ну ясно – потом придется объясняться). Пианист – тоже не выразил протеста. Вот и хорошо…

Несколько секунд в комнате висела тишина (в коридоре также никаких звуков не раздалось). Затем «мэтр Роше» нарушил молчание первым:

– О чем вы хотели говорить со мной, гражданин генерал?

Вот замечал уже: у упертых роялистов просто язык не поворачивается употребить в таком случае слово «господин». Не являются для них «господами» такие вот ренегаты вроде меня – предавшие свой класс. (Если кто не понял: имеются в виду дворяне, перешедшие на сторону революции и отказавшиеся от своего дворянства. Отступники.) Им проще выговорить ненавистное «гражданин». Да и личико стоило бы ему уметь контролировать… Ну какой он шпион? Когда я к принцессе обратился по имени – так ведь прямо перекосило всего! Надеюсь только, что, кроме кинжала, другого оружия у него с собой нет. А то может возникнуть искушение пальнуть. И придется тогда устраивать поскакушки в стиле «В августе 44-го…», уворачиваясь от пули. Впрочем, при нынешнем состоянии оружейного дела это не так уж невозможно… А против кинжала я как-нибудь и сам справлюсь – не впервой…

– Скажите мне, пожалуйста… – промолвил я меланхолично. – Только честно… Какого черта вы здесь делаете, господин барон?..

Рука дернулась к борту сюртука. Но на полдороге остановилась. Поскольку я никаких телодвижений не совершал. Барон Ханс Аксель фон Ферзен-младший замер, вперив в меня испытующий взгляд. Куда только делся скромный учитель? Передо мной стоял рыцарь, вышедший на поединок. Пусть и в костюме простолюдина. Дрожи, якобинский прихвостень!.. Ага…

– Да я вас просто лично знаю, – все тем же меланхоличным манером продолжил я. – Видел несколько раз рядом с королем. А уж о том, что это вы руководили побегом королевской семьи, – в Париже только ленивый не слышал… – про то, что молва считала его отцом Луи-Шарля, я упоминать не стал: это обоим нам было известно. – Ну за каким чертом вы опять сюда явились?

– Боюсь, что вам этого не понять, юноша… – сквозь зубы процедил оппонент.

– Тоже мне, Муций Сцевола, по рассеянности зажаривший на костре свою руку… – не остался я в долгу. Жаль только, что он «Всемирную историю журнала «Сатирикон»» не читал… – Вам мало было свидания с королевой?

А вот тут он дрогнул. Ибо об этом его визите широкие массы не знали. И Бонапарт не знал. Знал я.

– Почему вы тогда же не увезли мальчика?

– У меня не было такой возможности…

– А сейчас, стало быть, появилась?.. А вам не приходило в голову, что и Шарлотта, и Луи, – его опять перекосило, – совершенно свободны направиться куда пожелают? И я бы еще выделил им эскорт на всю дорогу… Вот только это сейчас невозможно…

– С чего вы взяли, что я вам поверю?

– У мальчика чахотка. В стадии кровохарканья. Его нельзя перевозить. Недавно я возил его за город – так пришлось после того на неделю уложить его в постель… Или вы и этому не верите? Вы же спрашивали принцессу?..

– Вам Конвент не даст никуда их увезти!

– Плевал я на Конвент. Во всяком случае в этом вопросе. И вам, кстати, тоже советую плюнуть. Слюной – как плевали до эпохи исторического материализма!

Моргнул. А то: это вам не тут… Это вам Великий Комбинатор!

– А знаете, почему плюнуть? Потому что ни принцесса, ни король – никому здесь на фиг не нужны, на самом-то деле. И тот же Конвент только вздохнет с облегчением, если они уедут. Какая разница: будет ли Людовик XVII сидеть здесь или в Лондоне – если он ВСЕ РАВНО формально стоит во главе контрреволюции? И я это депутатам легко докажу… Поэтому я и спрашиваю: какого черта вы здесь делаете?

– Это допрос?

– Da idite wy v pien, gospodin baron! – сказал я по-русски. Отчего Ферзен дернулся в третий раз. – Вас сейчас возьмут под локти, выведут на окраину Парижа и дадут коленом под зад – чтобы валили на все четыре стороны! И проследят, чтоб больше вы здесь не появлялись!.. О чем мне вас допрашивать? На что вы мне нужны? Мне нужен человек, преданный Луи! Чтобы сидеть у его изголовья, подменяя сестру и меня. Потому что парню требуется сиделка! Мне – до зарезу! – нужно лекарство от туберкулеза! Которого сейчас нет!!! Чтобы иметь хоть какую-то реальную надежду на то, что мальчика можно вылечить! Вы для этого здесь появились, рискуя собственной головой? А шпион роялистов, желающий героически спасти богопомазанного монарха на радость соратникам, – мне тут даром не сдался! На кой лад мне вас допрашивать? Единственное, что я могу вам предложить, – это вспомнить старый девиз: «Все, кто любят меня, – ко мне!» И если вы любите Луи – так присоединяйтесь к нам, как еще один человек, желающий его спасти от смерти! (Ага: «Присоединяйтесь, господин барон!» Тоже цитата.) Или хотя бы пробудьте с ним до конца, если выхода нет!.. А вы зачем явились? Я не дам вам его увезти! И никому другому! Так и передайте в Кобленце! Во всяком случае до тех пор, пока у него не поправится здоровье!.. – черт, куда меня понесло? Совсем ведь не так хотел говорить! Но сорвало с нарезки… Может, просто выговориться перед кем-то надо было? Кто подвернется… Вот он мне и подвернулся… Тоже почти цитата…

Несколько секунд (или больше) мы с ним стояли друг против друга. Напряженно пялясь глаза в глаза. Потом барон покрутил головой, словно его душил воротник, и слегка расслабился.

– Вы странный человек, генерал… – сообщил он мне затем. – Вы отпускаете меня на свободу?

– Да, иногда я сам себе удивляюсь, – подтвердил я. – И – да, я вас отпускаю! Но преподавателем танцев у Шарлотты вы больше работать не будете! Какой из вас, к черту, балетмейстер? Лучше всего будет, если вы как можно скорей покинете Париж. И подумаете на досуге над моими словами…

– Хорошо, – сказал Ферзен, опять покрутив шеей. – Я подумаю…

3

– Сударь. Нам надо поговорить.

Ого… Это Шарлотта.

Шустро это она. Едва успели проводить за ворота «мэтра Роше» – а уже собралась требовать объяснений. Королевская кровь отошла после заключения? Хотя, впрочем, зачем придираться? Я ж ее чуть не единственного развлечения лишил: танцевать-то она любит…

– Я вас слушаю.

Ее бывшее королевское высочество поворачивается и молча идет, не оглядываясь. Сердитая. А я молча тащусь за ней. Куда? Ага: в танцкласс. Ну, здесь действительно можно поговорить без свидетелей…

Покорно открываю перед дамой дверь. Затем закрываю за собой. Шарлотта все так же молча быстро проходит к окну. Поворачивается. Пауза.

– Я вас очень прошу, господин генерал, – произносит принцесса дрожащим голосом. – Не преследуйте господина барона!

Упс… А?

Ну и дурак же ты, парень! Она же его помнит – в отличие от Луи. Забыл, что ли?

А?.. Блин… Ешкин кот… Ведь действительно – из головы вылетело! Она же уже достаточно взрослая была – когда вся эта катавасия с побегом происходила. Да и раньше… Я ж не просто «шпиена» разоблачил – я по сути единственного ей близкого человека выгнал. Практически друга семьи… Да еще под караулом!.. Ну что она может еще подумать? Конспираторша… Ведь наверняка узнала его сразу. И – ничего мне не сказала!..

А должна была?

Нет, чего-то ты явно о себе возомнил, Наполеон Бонапарт!..

Я возомнил?!

Да ладно… Ты, я – какая разница? «Мы с тобой одной крови!..» Цитата…

– Не беспокойтесь, – это я уже принцессе. – Я не буду его преследовать. А учителя танцев мы вам найдем другого. Настоящего.

Несколько секунд «гражданка Капет» молчит. Потом спрашивает:

– Это правда?

– Про учителя? Безусловно! – это такая моя маленькая мстя. За попытку устроить сцену. Или не было никакой попытки? А она просто действительно беспокоится за человека? – Прямо сегодня же и займемся…

– Вы же знаете, что я не об этом!

– Ему нельзя здесь находиться. Слишком опасно. Я думаю – позже вы еще встретитесь в более подходящей обстановке. Когда не потребуются фальшивые имена…

Стоит. Молчит. Ну как ее вывести из этого недоверчивого состояния? Подхожу к фортепьяно. Перелистываю ноты… Еще б я в них чего-нибудь понимал! Да и пианист из меня… Разве что очень медленно. Двумя пальцами… Собачий-то вальс и «чижика-пыжика» вполне осилю. Нажимаю на клавиши. Трам. Трам. Тарам… Та-а-рам-тарам.

Сажусь и начинаю тыкать пальцами, осваиваясь.

Та-та-там. Та-та-там. Та-тарам-там…

Хм. Вроде что-то получается… Ну – расстрою инструмент однозначно! Да и ладно!.. Разминая пальцы, беру проигрыш. Вывожу вступление…

– Ночь коротка. Спят облака. И лежит у меня на ладони – незнакомая ваша рука…

Понятное дело – по-русски. «Синхронно» стихи я переводить еще не умею. Но надо ли?

После тревог

Спит городок.

Я услышал мелодию вальса

И сюда заглянул на часок.

Девушка у окна стоит молча. Слушает, как я вывожу незнакомую мелодию (слава Илуватару – кажется, ритм держать удается). Потом медленно делает несколько шагов на середину комнаты и начинает кружиться в такт музыке.

Будем кружить

Петь и дружить.

Я совсем танцевать разучился

И прошу вас меня извинить!

Во, блин! Да я, однако, оказывается – и на рояле могу! (И еще крестиком вышивать – да, надо будет попробовать!) Боюсь только, что рояль после этой моей игры в ремонт отправлять придется… Музыка захлестывает зал. Девушка кружится в танце. У меня уже руки свело. (Хорошо, что не ноги, ага…) Хотел вот – «Сказки Венского леса», а получилось совсем другое… Ну хреновый я композитор, чего там…

Утро зовет

В новый поход.

Покидая ваш маленький город,

Я пройду мимо ваших ворот!

Наконец у меня все же отказывают пальцы. (Ну хорошо хоть – на всю песню хватило.) Криво улыбаясь, трясу поднятыми кистями. («Мы писали, мы писали – наши пальчики устали!») Принцесса, остановившись, смотрит с явной надеждой на продолжение. Да, надо сегодня же нанять учителя…

Вот такой вот получился разговор.

Молчаливый.

4

Андре-Мари Ампер. Исполняющий обязанности начальника штаба Центрального воздухоплавательного отряда. Шале-Медон. 15 термидора III года Республики

Не знаю, как и описать.

Рука не поворачивается. А глаза застилают слезы…

«Попрыгунчик» погиб.

А с ним инструктор одной из групп и пятеро курсантов.

А ведь ничто, казалось бы, не предвещало никаких сложностей. Наоборот – все как будто шло наилучшим образом… Возможно, это и послужило причиной?..

Группа энтузиастов, не согласовав ничего ни с майором Берже, ни со мной – не говоря уже о профессоре Шарле или о Шефе – решила произвести усовершенствование «газового монгольфьера».

Рассуждали они так… Зачем жечь газ, если наполненный им шар и так поднимается в небо? Да к тому же обладает заметно большей подъемной силой, нежели на слабо нагретом воздухе? Уберем лишний механизм – горелку – и тем самым сэкономим вес и улучшим характеристики аэростата. Подниматься же и спускаться будем, добавляя газ по рукаву или штатно стравливая его через клапан… Идея показалась изобретателям настолько очевидной, что им даже в голову не пришло ни с кем посоветоваться.

Вместо этого они сразу же перешли к экспериментальной проверке.

То есть – попросту взяли «попрыгунчик» и решили наполнить его газом через горелку, не зажигая ее. Шар исправно наполнился. Обрадованные «исследователи» поднялись на нем на максимальную высоту, потом опустились, стравив нужное количество газа. Потом повторили операцию несколько раз. После чего решили, что добились достаточно и можно докладывать по начальству.

Но если бы они при этом еще удосужились нормально завершить свои эксперименты!

«Испытания» проводились ночью – чтобы не мешать полетам в дневное время. И заняли все темное время: поскольку подъемы начинались в связи с летним сезоном в пять утра. И вот, к пяти часам на площадку прибыла первая группа курсантов. А «изобретатели» как раз закончили свои опыты. И ничего не придумали лучше, как передать шар пилоту-инструктору в том виде, в какой его привели: заполненный газом (даже еще хуже: газовоздушной смесью). А инструктор, не зная ничего о сути действий «изобретателей», аэростат принял.

Не успели «изобретатели» дойти до казарм, как инструктор поджег горелку. Последовал взрыв порядка полутора тысяч кубометров газовой смеси.

Пять убитых. Не меньше десятка обожженных разной степени тяжести. Аэростат уничтожен полностью. Стартовый стол выгорел вследствие начавшегося пожара. Пострадала лебедка и весь механизм газоподачи. К счастью, на газовом заводе вовремя сообразили, что происходит, и перекрыли магистраль, ведущую на поле.

Когда приехал срочно вызванный Шеф, все было уже кончено. Все, что могло сгореть, – сгорело, пострадавшие отправлены в лазарет, убитые – в морг, а во всем сознавшиеся «изобретатели» посажены под арест майором Берже.

Генерал осмотрел пожарище, опросил свидетелей-курсантов, поблагодарил отличившихся при спасении товарищей, а также посетил находящихся на гауптвахте «изобретателей» (распорядившись каждому из них написать собственноручно отчет с изложением событий, после чего освободить задержанных из-под ареста с отстранением от полетов). Также он распорядился относительно приготовления к похоронам.

Все это он проделал с абсолютным спокойствием, даже буднично. После чего так же спокойно приказал нам с майором Берже следовать за ним и привел нас в свой кабинет.

И вот тут-то нам досталось…

Я никогда еще не видел генерала Бонапарта настолько разгневанным. Да он был просто в ярости! По-моему, не было ни одного ругательного эпитета, которым бы он нас не наградил. Причем – на нескольких языках, так что поняли мы едва половину… От его голоса дрожали оконные стекла. А мы – то бледнели, то краснели поочередно, не зная, чем этот разнос закончится. (Майор Берже потом признался, что ожидал всего вплоть до расстрела. К моему счастью, я тогда этого не понимал…)

Закончилось тем, что генерал велел нам написать письма семьям погибших (в тот момент я тоже по глупости решил, что мы легко отделались!..) А затем практически без перехода назначил совещание по результатам расследования катастрофы и выработке, как он выразился, «инструкции по эксплуатации» и «технике безопасности при работе с матчастью». Поскольку, как он сказал, «мы действуем на самом передовом фронте научно-технического прогресса и слепое засовывание пальцев и голов в непонятные дыры для нас абсолютно недопустимо!» Чем мы и весь командный состав Шале-Медона занимались до самого вечера. (И продолжаем заниматься и теперь, поскольку дело оказалось совсем не простое.) А потом нам пришлось писать похоронные письма… (Боже!.. Лучше бы я сам умер, чем еще раз заниматься таким!..)

А инициатор «эксперимента», главный «изобретатель», лейтенант Гийом, застрелился. Не выдержав ответственности перед товарищами за сделанное. Сразу после похорон.

С аэронавтикой шутить нельзя. Вот что я понял.

Я постараюсь это запомнить…

Глава 4 День рождения Бонапарта

Аф-фигеть!

1

Александр Дюма. «Код Монте-Кристо».

1845 год, Париж. Отрывок из романа

Квартал Шайо, расположенный в предместье Сент-Оноре, на правом берегу Сены, а с начала Революции в секции Елисейских Полей (а с недавнего времени в Первом из двенадцати новообразованных округов Парижа) ничем особо не выделялся по сравнению с соседними.

Как и все западные кварталы, он был застроен особняками парижской знати, но в этом не было ничего необычного. Испокон веков преобладающие в этой местности ветра, веющие с Атлантического океана, сносили дым очагов и смрад городских клоак к востоку. Что и обусловило расселение здесь «чистой публики». В отличие от ремесленных предместий Сент-Антуана, Тампля, Сент-Марселя и Сент-Мартена. Да что говорить – даже резиденция французских королей – Версаль – располагалась к западу от столицы. Так что кварталу Шайо нечем было особо гордиться.

Также здесь со времен кардинала Ришелье стояло несколько монастырей – но и в этом не было ничего примечательного. Живописный холм на берегу Сены привлекал к себе многих желающих поселиться на его склонах. Однако с недавних пор все сильно изменилось.

Теперь каждый вечер до самых Елисейских Полей на улицах квартала выстраивались длинные вереницы роскошных экипажей. Иногда пребывавших так до самого утра в ожидании пассажиров. Это скопище, дополняемое кучерами и лакеями, которые не могли оставить без присмотра обслуживаемый ими транспорт, совершенно парализовало движение в квартале. А по ночам, лишенное возможности предаться Морфею, еще и не давало спать жителям окрестных особняков. Что не могло не вызывать закономерного недовольства населения. Среди которого имелось немало весьма обеспеченных и весьма высокопоставленных персон. С большой властью и связями. И в любое другое время подобные вакханалии не могли бы продолжаться долго, но… Все дело было в причине таких непомерных нашествий на тихий до сей поры квартал.

Причина эта звалась Notre-Dame de Thermidor.

Богоматерь Термидора.

Тереза Тальен.

Подруга главного «победителя кровавого чудовища Робеспьера» и не столь громкопрославленного, но куда более могущественного Поля Барраса, главы Комитета Общественной Безопасности, приобрела в квартале особняк, ранее принадлежавший известной актрисе Рокур, и устроила в нем светский салон. Где принимала новоявленный парижский «бомонд», образовавшийся после победы в доблестной «Guerre aux terroristes» (войне с террористами), и горе было бы любому, кто попытался бы высказывать по этому поводу недовольство. Да и признаться по чести – чем могли быть недовольны соседи столь славной гражданки? Да, им слегка досаждал шум карнавалов и балов каждую ночь – но не лучше ли такая досадная помеха, чем ежечасное ожидание того, что в твой дом ворвется толпа санкюлотов и без всякого суда и следствия потащит на гильотину? Если, конечно, просто не вздернут на твоих же собственных воротах или не оставят валяться на тротуаре с выпущенными наружу кишками? Потому недовольных не было…

В этот день – как, впрочем, и в большинство других, госпожа Тальен проснулась поздно. Ближе к обеду. Причем к обеду в английском смысле – то есть к вечеру. Накануне веселье у нее длилось до утра, и такое позднее пробуждение выглядело совершенно закономерным. Навевая воспоминания еще о версальских приемах, где совсем юная Тереза – в то время свежеиспеченная маркиза Фонтене – впервые получила доступ к красивой жизни. Что ж – Революция лишила ее блеска высшего света – Революция же дала ей новый высший свет. И не просто дала, а подарила возможность творить его так, как захочется. Чему «Богоматерь Термидора» и отдавалась со всем жаром души, собирая и отсеивая в своем салоне все то, что еще сохранилось от старого мира, и соединяя эти осколки с тем, что занесли на вершину власти непредсказуемые ветры исторических перемен…

Двадцатилетняя звезда парижского бомонда сидела в своем будуаре перед зеркалом, закутавшись в полупрозрачный пеньюар, и задумчиво наблюдала, как мастер-куафер с творческими муками на лице прикладывает к ее голове шаль – стараясь найти необычный фасон для намеченного на сегодняшний вечер очередного празднества. У маэстро что-то не ладилось, и Тереза невольно сама старалась понять, что же такое можно сделать со своими черными локонами, чтобы произвести наиболее сильное впечатление на гостей? Или предпочесть парик? Тем более, что несколько десятков таковых самого разного цвета и длины лежали там и сям по всему будуару. И возле монументальной арфы, и возле рисовального столика, и возле мольберта с закрепленным там холстом с начатым наброском, и на диване возле брошенной гитары. И на крышке небольшого фортепьяно, заваленного множеством нотных тетрадей. И даже на раскрытом письменном столе, замершем в ожидании подле полок с огромным количеством самых разнообразных книг. Отделка стен в греческом стиле по образцу не так давно открытого миру Геркуланума довершала картину этого необычного будуара. Но увы – греческий орнамент не навевал никаких удачных мыслей…

Бесшумно появившаяся камеристка, миновав захваченного творческим поиском маэстро, приблизилась к хозяйке:

– Мадам, прибыла госпожа Богарне…

– Проси! – оживилась Тереза. У госпожи Богарне был зоркий глаз – она могла что-то и предложить. Конкуренции же со стороны своей напарницы по связи с Баррасом госпожа Тальен не боялась – в силу двенадцатилетней разницы в возрасте. И куда большей разницы в общественном положении. Роли в их дуэте давно уже распределились, и пересматривать это распределение ни та, ни другая не собирались. По крайней мере – пока…

Госпожа Богарне явилась по летней погоде в легкой тунике из тюля с обтягивающим трико бежевого цвета под ним, выгодно оттенявшим смуглый цвет ее кожи, и в простой шляпке с лентами. Подруги нежно расцеловались. После чего госпожа Тальен немедленно пожаловалась:

– Роза! Помоги мне! Мы никак не можем придумать, как убрать мои волосы на этот раз!

Госпожа Богарне приняла живейшее участие в затруднении. Некоторое время все трое обсуждали различные варианты, но так ни к чему и не пришли. Но госпожа Тальен заметила, что гостью что-то как будто бы гнетет. Тогда она прямо спросила об этом.

– Мне нужно с тобой посоветоваться, – отвечала госпожа Богарне. Взглядом давая понять, что в присутствии парикмахера вести разговор было бы нежелательно. – Это недолго.

Поэтому госпожа Тальен поблагодарила куафера за работу, но предложила прерваться на полчаса. Когда же за мастером закрылась дверь, она спросила:

– Что случилось, дорогая? Что-то с детьми? Евгений? Гортензия?

– Нет, с ними все благополучно. У меня другое… Скажи… Что ты думаешь о генерале Бонапарте?

Госпожа Тальен пристально посмотрела на подругу – как умеют смотреть только женщины, оценивающие конкурентку.

– Это тебя Поль просил обратить на него внимание? – спросила она напрямик.

– Разве тебя тоже?..

– Нет, – ответила госпожа Тальен. – Но мы с ним говорили об этом человеке. И он спрашивал меня то же самое. Поль хочет, чтобы ты сблизилась с ним?

– Да, – подтвердила госпожа Богарне. – После того, что случилось… Поль хочет, чтобы возле генерала был кто-то, близкий ему…

– Наивный хитрец… – поджав губы, сообщила госпожа Тальен. – Ему следовало подумать об этом раньше… Еще весной. Кстати – я ему это прямо сказала! А он никак не успокоится…

– Я сказала ему то же самое, Тереза, – ответила госпожа Богарне. – Но я подумала… – она замолчала.

– Что? – спросила госпожа Тальен. И, взяв пуховку, принялась сосредоточенно рассматривать в зеркало свое лицо.

– Мне уже тридцать два, – с обезоруживающей откровенностью произнесла госпожа Богарне. – И у меня двое детей и никакой опоры в жизни, кроме нашего общего друга. А то, что случилось, показывает, насколько и эта опора шатка… У тебя, если что случится – есть хотя бы знаменитый муж. И огромный выбор среди поклонников. А у меня? Мне надлежит позаботиться хотя бы о детях…

Госпожа Тальен искоса посмотрела на подругу в зеркало. Не дождавшись продолжения, она закончила за нее сама:

– И ты решила попробовать?.. Не ради Поля – ради себя?

– Да. Но… – госпожа Богарне нервно сцепила пальцы и сжала их с силой. Заломив руки. – Ты больше с ним общалась последнее время. Ты знаешь его лучше. Что он за человек?

– Он – это Революция.

Глаза двух женщин встретились в зеркале. Старшей – с недоумением, младшей – выжидательно. Несколько долгих мгновений две подруги депутата Барраса, не мигая, мерились взглядами.

– Ты?.. – удивление Розы было неподдельным. – Ты хочешь…

– Нет, – госпожа Тальен отвернулась. – Не хочу. Уже…

Это признание по силе не уступало признанию госпожой Богарне собственного возраста. В будуаре повисло напряженное молчание. Нарушила его госпожа Богарне.

– Тереза… – виновато начала она. Но госпожа Тальен не дала ей договорить.

– Не извиняйся! – сказала она. – Я уже пережила это. Чего и тебе советую поскорей сделать. А твое намерение лучше вообще немедленно забыть.

– Но почему? – поразилась госпожа Богарне. Ибо такой на редкость холодный тон от подруги она слышала нечасто. – Он что, не интересуется женщинами?

– Интересуется мужчинами, хочешь сказать? – усмехнулась хозяйка будуара. – Не повторяй этих дурацких сплетен. Он просто работает по двадцать часов в сутки – ему вообще ни до чего нет дела!.. Но женщина у него есть… И этой женщины нам с тобой не пересилить, дорогая…

– Кто же эта женщина? – еще более удивилась госпожа Богарне. – Почему ее никто не знает? И неужели она настолько хороша?

– Не знаю, насколько она хороша, – снова легкая кривая усмешка тронула губы госпожи Тальен. – Но очень может статься, что мы обе вскорости будем перед ней склоняться в реверансе… И ты, кстати, ее знаешь…

– Как? Эта девочка?! Да она же совсем еще ребенок!

– Ну, не такой уж ребенок, – усмешка Богоматери Термидора стала откровенно циничной. – Не моложе нас с тобой в наши первые замужества…

– И ты думаешь, что они…

– Нет, там все чисто, – помотала головой Тереза. – У них вообще еще ничего не было…

– Но тогда…

– Даже не думай – говорю тебе! – госпожа Тальен обернулась от зеркала и взглянула на подругу серьезная как никогда. – Я тоже имела самонадеянную глупость спросить у него – зачем ему эта девчонка… Я увидела, какие у него стали глаза в этот момент!.. Роза: он не задумываясь убьет любого – или любую! – кто попытается только встрять между ним и ей!..

2

Да… Сказал написать – они и написали… Блин…

Чтоб такое родить – года с прошедшего Термидора ждать не надо было. И в самом деле – чем они там занимались, в своей комиссии?

Новый вариант конституции представляет из себя наполовину конституцию 91-го года. Местами – передранную чуть не дословно. Только слово «король» заменили на «Директорию». Ну и по мелочи кое-что… С учетом накопившихся изменений. А так – один в один.

Хотя, вообще-то, понять можно: в девяносто первом текст писали люди с куда большим государственным опытом, чем нынешние народные избранники. Выжившие в процессе схватки пауков в банке. Потому все же какая-то организация в этом (в обоих – и в старом, и в новом) проектах просматривается. Что уже немалый плюс в сравнении с конституцией якобинцев. Которую, конечно, можно назвать самой демократической, но я бы ее обозвал поэмой «Анархия – мать порядка!». А здесь – хоть и плагиат у поверженных врагов – зато явный прогресс налицо.

Да и своего смогли добавить, если честно признать. Например, Декларация Прав Человека и Гражданина превратилась в этом варианте в Декларацию Прав и Обязанностей… Это ж надо, а?! По-моему, именно отсюда и берет название такая формулировка для всех будущих подобных документов – писал когда-то уставы общественных организаций, хорошо этот момент помню… Может, мне стоило самому за Конституцию взяться? Но это бы уж черт знает что было бы – напиши я им структуру, привычную в двадцать первом веке!.. За гения, может, и не признают, а вот в правительство попаду точно. А оно мне надо?

Да и толку-то от моих знаний… Общественная организация – не государство. Там много чего недостает, чего даже в этом проекте прописано (а прописано тут явно недостаточно – это даже мне понятно!). И что прикажете – еще и этим всем заниматься? Тем более что не нужна эта конституция по большому счету никому сейчас – когда война в самом разгаре.

Но, с другой стороны, так дальше тоже продолжаться не может. Конвент – это не власть. Конвент – законодательный орган. И управлять страной на постоянной основе он не может – науправлялись уже так, что народ кипятком писает. А здесь – хоть какая-то структура определена. И даже с разделением властей на законодательную и исполнительную (контрольную бы еще внятно прописали – цены б им не было, ну да за неимением гербовой…). Ну и суд отдельно (впрочем, это и раньше было).

Имущественный ценз, правда… Но это напрямую сперто с «конституции-девяносто один» и, в принципе, не так уж плохо. На шиша нам сейчас надо, чтоб Конвент превратился в новгородское вече, где будет орать толпа полуграмотных люмпенов – а если устроить всеобщие выборы, то так и получится. Так что пусть будет имущественный ценз – кинем кость богатеньким буратинам. Но и всеобщее избирательное тоже введем! Устроим буржуям противовес. Сделаем так, чтоб претендовать на депутатские должности могли только владельцы собственности, а вот выбирать их будут всеобщим голосованием. А не как тут предложено – ступенчатой системой выборщиков. Чтоб боролись за голоса… Да и нет такого уж жесткого барьера по величине собственности. В провинции уровень вполне себе низкий – если кто желает из того же Парижа попасть в депутаты, пусть едет в деревню и оттуда стартует. Не за год и не за пару лет – но вполне возможно будет сделать политическую карьеру.

А остальное, пожалуй, оставим, как предложено. Разве что Декларацию Прав и Обязанностей вернем к редакции девяносто третьего. Со статьей номер тридцать пять: «Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и для каждой его части есть его священнейшее право и неотложнейшая обязанность». Чтоб помнили, что не все коту масленица…

3

Так и приняли…

Мы с Баррасом посовещались – и Конвент решил (Почти цитата, да…): 5 фрюктидора III года Республики (22 августа 1795-го) вынес на всеобщий референдум Основной Закон Французского государства.

Аккурат к моему прибытию в этот мир, ага – я ж шестого числа в прошлом году тут объявился. А за неделю перед тем – был день рождения Наполеона. Двадцать шесть лет (Уже. Ага…). Так что подгадали практически почти что точно… Подарочек. Прелес-сть!.. (Цитата.)

О-йок!..

Чего это я? Да это Зинзиля головой ударился (еще цитата). В смысле, на плоскость упал – равновесия не удержал…

– К подкосам!

Солдаты приданной мне для помощи команды подбегают к планеру и привычно уже (ну, успели напрактиковаться), ухватив за накренившиеся крылья, выравнивают в горизонтальное положение. Выровняли. Все вместе проверяем, насколько точно. Затем я, стараясь не делать лишних движений, командую:

– Отпускай! – и помощники разбегаются.

А я остаюсь сидеть, пристегнутый к шаткому креслицу, стараясь сохранить в равновесии оставшийся без опоры летательный аппарат.

Это я новое достижение Шале-Медона осваиваю.

Учебный планер типа БРО-11.

Продукт моего профессорского хитроумия.

Ну, крылья-то для мельничного ветряка сделали? (Гы…) И ферму для экспериментального дирижабля тоже (два раза «гы»). Ну и вот… После того, как эти горе-экспериментаторы сожгли «Попрыгунчика», надо ж было что-то продемонстрировать для поддержки штанов, в смысле для поднятия духа? Вот я и продемонстрировал.

Хотя собирался заняться этим позже. Но что делать, пока новый аэростат шьют? Время терять? Вот я и не теряю. Стартовое устройство в виде полиспаста с приводом в две лошадиных силы уже заканчивают. На днях начну первые пробежки по земле. А перед тем надо с агрегатом освоиться. В частности, научиться равновесие держать, чтобы крыльями за землю не цепляться. Вот для того и существует это упражнение (ну, насколько я знаю – все же сам я с этими штуками не сталкивался, малость другая у меня специализация…). Планер ставят в полетное положение на земле, пилот садится – и помощники отпускают «стальную птицу» стоять свободно… На велосипеде стоять на месте пробовали? «Сюрпляс» называется… Вот и тут то же самое – боковых-то опор нет! Приходится балансировать. А это, несмотря на то, что планер хорошо отцентрирован, не так просто… К тому же еще, как правило, на аэродроме дует ветер (и по этой причине планер ориентируют носом к нему). И его порывы приходится парировать рулями. Ну, в общем – полноценная такая тренировка перед полетом… Вот я и тренируюсь.

Уже который день.

И даже есть успехи. Вот, в частности, настолько уже наловчился, что даже могу глубоко задумываться о постороннем. Ага… Например, о том, что день рождения зажилить не получилось. Напомнили. Майор Жюно, скотина. Продал старого боевого товарища!.. (А я ему еще звание внеочередное присвоил! Вот она – благодарность людская!..) Так что фактически сутки я потерял на всякие поздравления и праздничные застолья. Причем два раза – в Тампле и в Шале-Медоне. Хорошо хоть – от официального приема сумел отмазаться: не стал его устраивать. (Хотя некоторые хотели, да… Ну чего людям так неймется попасть в «высшее общество»? Слава богу, удалось использовать как аргумент Шарлотту с братом: мол, если закатывать бал, так они ж однозначно попадают в число обязательных гостей, а это – роялизм! (Да еще какой!..) Помогло…) Обошлись скромным «семейным» застольем. Полковник Дюруа расстарался, неплохо посидели. Даже и потанцевали… Тоже, в общем, неплохо: я, как именинник, удостоился вальса в паре с особой королевской крови. Угу… Песни попели… Ну, говорю же – по-домашнему…

В Шале-Медоне на следующий день попроще было. Тяпнули с господами офицерами и на том закруглились. Но зато пришлось всем встречным-поперечным спасибо потом говорить… А народу у меня тут уже много… И дела в тот день – как назло! – требовали бегать чуть не по всему полю. А куда было деваться? Шар новый строить – надо? Планер собирать и проверять правильность сборки – надо? Производство газового оборудования проверить – а мы второй комплект газосветки собираемся как раз в Тампле ставить, третий в Тюильри – надо? А тут как раз еще и в капонир – на отстрел нового девайса – потащили. И тоже – никак не отвертеться! Потому как мое изобретение!

Точнее – не мое. А Бонапарта. Не шучу! Наполеон изобрел. Сам, без всякого моего участия. И изобрел-то – ЧТО?! Орудийный замок!

Не поняли? А видели, наверное, в каких-нибудь старых фильмах (или читали хотя бы у Жюля Верна в «Таинственном острове» или «Детях капитана Гранта») – чтобы из пушки выстрелить, (ну, из старой, девятнадцатого века), за веревочку дергают? А в более ранние времена – специальный человек специальной штукой через специальную дырочку в пушке поджигает порох (ну, пиратские фильмы вспомните или исторические…) – и выглядит это страсть как эффектно? Ну так вот – Наполеон эту самую «веревочку» и изобрел. И я теперь даже не знаю, как быть… Потому что не помню абсолютно – когда оно появилось в реальной-то истории. Во всяком случае – в «Войне и мире» на Бородинском поле ничего подобного точно не было. А тут – вот…[137]

Все еще непонятно?

Ну, объясняю по второму разу. До сих пор (до конца нашего с Наполеоном восемнадцатого века) заряд в пушке поджигался пальником – этакой большой державкой с фитилем. Или раскаленным прутком железа. Вручную. Так было заведено испокон веков, и никто такого порядка не нарушал. Хотя и не шибко удобно. Тут и открытый огонь посреди пороховых зарядов, и невысокая точность ручного поджига, да и необходимость иметь при пушках специальных мастеров-фейерверкеров… А в случае с «изобретенной мной» картечницей – так и вовсе опасно. Вот тут-то Бонапарт меня и ошарашил. А чего, говорит, вы ружейные стволы используете, а ружейные замки не хотите? Я говорю: ты спятил, что ли – их там несколько десятков штук! А он так преспокойненько: а зачем так много, если всего одного хватит? Тут я и сел, где стоял: а ведь и в самом деле – почему никто не додумался?! Ведь привяжи к спусковому крючку ту самую веревочку – и не надо будет стоять рядом с казенником! И ожогов не получишь! А Наполеон дальше говорит: а можно ведь и к обычной пушке ружейный замок приделать! Тогда мы число людей в батарее уменьшаем – фейерверкеры-то не нужны будут! И точность выстрела возрастет – ведь наводчик сам будет за шнур-то дергать! И от дождя такие пушки будут меньше страдать! А на море – от волн!

Ну, в общем – распорядился я сразу и картечницу, и пушку переделать. Вот к моему дню рождения и переделали. Тоже подарочек, да… Ну, результат… Там дальше, конечно, надо будет полноценные испытания произвести… Но в принципе – идея оказалась совершенно правильной: все работает! Так что ту же картечницу уже можно дорабатывать с учетом практики. А все артиллерийское дело в целом ждет, похоже, форменная революция. Во всяком случае Огюст Береж – тоже ведь артиллерист не из последних – пришел в полный восторг от увиденного. (И, совсем как я, кричал: почему никто раньше?!. Так что, может быть, и вправду Наполеон – гений?..)

А потом ко мне подошел Лебон…

И вообще чуть не убил.

Ну, фигурально… Идея, говорит, у меня, гражданин генерал… Какая, говорю. А вот, говорит, если бы в ствол орудия вместо пороха был накачан газ, да если б этот газ поджечь – он ведь не хуже пороха взорвется и снаряд вытолкнет! Как думаете?.. Ну, говорю. А сам думаю: чего это вдруг всех на изобретения пробило? Только, говорю, не так все просто с этой идеей… Лебон аж весь просиял. Точно, говорит – не просто! Пушку-то, говорит, я только для примера привел – ну коли уж мы сейчас на стрельбище… А ведь можно газом заполнить цилиндр паровой машины! И тогда мы взрыв заставим выполнять работу! И получим машину, способную действовать без воды!

Вот тут мне, братцы, действительно поплохело!..

Я ж – никому! Ни – полслова! Ни сном ни духом! Он – САМ додумался! Без всякого цикла Карно, черт побери! До двигателя внутреннего сгорания! В нашей же истории они только где-то лет через пятьдесят появились – не меньше![138]

Честное слово, дурно мне стало! Неужели это мое появление уже так историю менять начало? Тогда чего мне следующего ждать? Что Ампер в своей лаборатории таблицу Менделеева откроет? Или кто-нибудь из тутошних самородков электронно-вычислительную машину соберет на местной элементной базе?![139]

Одним словом – отправил я Лебона его идею обдумывать. Для приведения в удобоваримый вид. И предоставления в качестве доклада на ученом совете. А там – посмотрим. А сам вот на планере балансирую… За неимением ничего более умного… Ну и рассуждаю. На всякие отвлеченные темы… Ну ненормальный же прямо обвал всех этих нововведений! Начиная от явления аббата Фариа, затем союза с Баррасом, введения Конституции – а теперь еще и вот это все!.. С ума сойти ж можно! Или еще нет?

О, черт!.. Опять упал…

Глава 5 Стены старого Тампля…

«Запад нам поможет!»

1

– На Гревскую площадь, ребята! В Ратушу!

Конвой – и я вместе с ним – дружно принимаем легкой рысью.

Ворота Тампля остаются за спиной, под копытами клацает булыжник Храмовой улицы. Нет, все-таки это кошмар – булыжная мостовая! Одно достоинство, что булыжник – оружие пролетариата!.. Может, действительно асфальт изобрести? Ну невозможно же нормально разогнаться! Того и гляди лошади ноги поломают на этих каменных пупырях!..

Чего там в составе асфальта-то было? Битум, песок, щебенка… И все это укатать тяжелым катком. Ага! А еще – Тампль покрасить! В белый цвет… А то надоел уже его голый камень – какое-то гнездо Темного Властелина, натуральное… Цитадель Кощея Бессмертного… Ну что тебе – заняться больше нечем? Сейчас вот опять полдня препираться будем всей Коммуной: надо или не надо обновлять состав депутатов Конвента при переходе к новому государственному устройству – а ты тут с асфальтом!..

Как их всех убедить, что это вовсе не посягательство на идеалы Революции, а как раз признак революционной преемственности? Нет, понимаешь ли, чуть ли не узурпацию усмотрели! Дедовщину, блин… Ветеранократию… Подавай им полную смену состава после введения в действие Конституции – и все тут! А то, что с полностью новым народом – как с новым стадом баранов – я не знаю, что буду делать, – никого не волнует… Ну, кроме меня, понятное дело. Да еще Барраса. Этих-то мы уже хоть как-то знаем. А с новичками какой геморрой начнется?.. Но очень уж им, видимо, хочется попасть в верховный орган власти, мать их за… Эх, гребаный этот экибастуз! Еканая эта политика… Как бы я хотел лучше улицы асфальтом закатывать!..

Особенно – в такую погоду… Небо ясное – только чуть подкрашенное облаками. Солнце светит! Птички порхают… И народ на улицах… Ну мне это кажется или после отмены военного положения все все время улыбаются? Впрочем – чего не радоваться, если угроза голода миновала? Да еще после того, как алкаемую всеми Конституцию наконец-то приняли? Вот только с новым контингентом депутатского корпуса никак к единому мнению не придут, блин… А так – лепота просто! Даже крыши Монмартра, мелькающие изредка вдалеке справа в боковых проулках, выглядят все как одна свежепокрашенными. И цветы чуть не в каждом окне…

А ведь первое сентября сегодня, если вспомнить – по нашему республиканскому календарю пятнадцатое фрюктидора – а практически все еще разгар лета. Что значит – южные края!.. Впрочем, если подумать, так и у нас в сентябре тоже не зима. А бывают и вполне такие же теплые дни. А то и жаркие даже. Так что зря я тут в уничижение впадаю… Что там еще?..

Арьергард конвоя дружно разворачивается навстречу двум всадникам, очертя голову несущимся галопом вслед за нами. (По тому самому булыжнику. Каскадеры!..) Причем однозначно прямо на нас. Поневоле приходится остановиться всем. Странная одежда – вроде испанского покроя. А уж такие шляпы в Париже точно не носят – натуральные стетсоны. Ковбои, блин… Откуда? О, точно иностранцы – когда мы остановились, стало слышно, чем они привлекли внимание охраны: криками.

– Stop! Detener! Эй, остановиться! Stojtblij!..

Полиглоты, однако. Да, французский у них с тем еще акцентом… Где-то в колониях нахватались, не иначе. Но вот десяток стволов, нацеленный прямо в лоб, никакого впечатления не произвел. Хотя и осадили своих коней перед строем драгун вплотную (ну точно каскадеры).

– Aqui con Napoleon Bonaparte?

– Here with general Bonaparte?

Оба-на… Один – по-испански, второй – по-английски.

Но самое главное не это. А то, что передо мной – действительно натуральные ковбои. В смысле – персонажи голливудского вестерна. Во всяком случае один – точно. Это индеец! В национальном костюме с бахромой и вышивкой – только в шляпе вместо перьев. И – с длиннющей косой! В смысле – с волосами, заплетенными в косу. Офигеть!..

– В чем дело, кто вы такие? – это командующий конвоем лейтенант.

– Bonaparte aqui?! Bonaparte here?! – опять по-испански и по-английски. А лошади-то взмыленные и всадники почти тоже – долго скакали. Или очень быстро…

– Я Бонапарт, в чем дело?

– Оуе, para! ¡Peligro! Emboscada! Опасность! Впереди засада! – опять по-испански и по-английски. К счастью, в английском часть слов с французским совпадает. – No se puede ir! Нельзя ехать! – теперь по-испански и по-французски. Ну да, произношение… Ничего так новость…

– Откуда вы знаете? И кто вы такие?

Ковбой с индейцем переглядываются. С откровенной досадой. И тут я внезапно слышу:

– Andruyha! Nu как my emu obyasnym? S nashymto franzuskim, blya?! Wed ne poslushaet je, morda imperatorskaya!

Вот это я уже понял. Причем обращался ковбой к индейцу – ага!..

Только сделать ничего не успел.

Кварталом впереди поднялась вдруг такая пальба, что конвой принялся действовать автоматически. То есть – взяли меня немедленно в кольцо, ощетинились стволами, отгородив от странной пары – которую так и держали под прицелами, не забыли (блин – не пристрелили бы только!) – и начали разворачиваться обратно к Тамплю.

– Easy, all right! Alles! Facil, muv bien! – в два голоса на нескольких языках воззвали пришельцы, Но тут же, вопреки своему заявлению, индеец вдруг переменился в лице и закричал, вытянув руку: – Окно, мля!

Дальше все происходило вообще как бы мгновенно.

Я успеваю обернуться. Чтобы увидеть, как на другой стороне перекрестка распахиваются ставни в угловом окне первого этажа. А за ними – как за створками пушечного порта, между цветочными горшками с геранью, обнаруживается бронзовое рыло полковой четырехфунтовки, направленное в нашу сторону. Один горшок, выпихнутый орудием, с треском падает на мостовую. Дистанция – нет и двадцати метров.

– Да мать же вашу!!! – орет индеец. – Серега!!! Стреляй!!!

– Огонь по окну всем!!! – ору уже я. Даже не сообразив, на каком языке. Но драгуны вроде поняли.

Но пришельцы опять успели раньше. У меня за спиной с такой скоростью частят выстрелы, что я непроизвольно оборачиваюсь, подумав про автомат. Но нет. Оба – и индеец-Андрюха и ковбой-Серега – садят по окну с двух рук из пары револьверов каждый! Самых настоящих ковбойских – где б я их еще видел-то, кроме как в кино?! – и порох у них явно не дымный! Не знаю, попали они в кого-то или нет, но, видимо, такая сверхплотная по нынешним меркам стрельба заставила орудийный расчет в комнате замешкаться – пушка молчит. С подоконника сыплются осколки разбитых горшков с геранью. Драгуны успевают прицелиться и нажать на спуск… И в это время улица превращается в ад.

Пушка все-таки стреляет. Выбросив сноп огня с клубами дыма.

Мы словно попадаем на секунду в штормовой снежный заряд, несущийся между стен домов. Людей сносит с седел, падают и отчаянно кричат пораженные лошади. Буцефал встает на дыбы и рушится на спину с жалобным ржанием. Я благополучно успеваю выдернуть ноги из стремян и без проблем спрыгнуть на мостовую. Но почему-то не могу удержаться на ногах и шлепаюсь в сидячее положение. Кругом сплошной кровавый хаос – у нас не меньше десятка человек убиты и не меньше же ранены. Не считая лошадей…

– Генерала убили! – кричит кто-то истошным голосом.

Какого еще генерала?! Я ж тут вроде один! Блин, что это по лицу течет? Забрызгало чужой кровью?

Меня уже подхватывают несколько рук, встревоженные драгуны заглядывают в лицо… Где лейтенант, черт побери? Чего он ждет? Надо немедленно послать людей в эту комнату – пока пушку не перезарядили!

– Серега! Аптечка у тебя?! Перевяжи Наполеона! – слышу крик индейца. Все так же по-русски. Сам он – краем глаза замечаю – бегом огибает кровавую кучу ошметков на булыжнике и со всех ног несется к окну. На ходу что-то делая с револьвером. Коса развевается за спиной. Похоже – меняет барабан. Молодец – сообразил!..

Вокруг меня в это время раздается лязг оружия. Направляемого в противоположную сторону. Блин…

– Отставить! – рявкаю я (ого, кажется, голос прорезался! Значит, несильно зацепило. Хотя башка как каменная…). – Это свои! Пропустите!..

Встаю – хотя и держась за ближайших солдат. Ощупываю голову. Похоже, по касательной задело. Больше крови, чем вреда. Ну контузило еще малость… И опять мундир новый потребуется… Ну что за напасть такая, блин?! Хотя для Роньона как раз наоборот… Может, это он все эти покушения и организовывает – чтоб регулярные заказы получать?! Епрст…

– Где лейтенант?!

– Убит!..

В это время индеец добегает до окна и, прижавшись в простенке, что-то кидает внутрь комнаты. Через секунду из окна вылетает клуб пыли вперемешку с какими-то ошметками.

– На хрена?! – оборачиваюсь я к «ковбою», который как раз приближается ко мне с бинтом в руках. Елки-палки: настоящий бинт! Марлевый!!! – Там же живых не останется!

«Ковбой» чуть не роняет бинт. А глаза у него становятся, как у героя японских мультиков.

– Ты кто такой?!

– Я-то Наполеон Бонапарт! А вот вы кто, мать вашу за ногу?!

Серега – если я правильно понял – несколько раз открывает и закрывает рот. Но потом все-таки собирает мозги в кучку и находит, что ответить:

– Спецгруппа Калифорнийской Директории! Прибыли к вам на помощь! Революцию делать… Да по дороге узнали о готовящемся покушении. Ну и… Еле вот успели. У них, оказывается, было ДВЕ пушки, трах-тибидох! Охренеть не встать!.. – высказавшись так, он еще несколько приходит в себя и добавляет: – А на пленных можно наплевать! У нас весь их штаб вместе с архивом – и так все известно…

– Гражданин генерал… Что он говорит? – стоящий рядом усатый сержант в мундире с окровавленным рукавом осторожно трогает меня здоровой рукой. – Кто это?

– Свои, – не вдаваясь в подробности, отвечаю я. – Из Америки… Все нормально. Ты старший остался?

– Так точно!..

– Тогда бегом отправь пяток здоровых на помощь индейцу! Надо дом обыскать. Вдруг там кто живой окажется…

– Слушаюсь… – отвечает сержант. И тут же начинает распоряжаться.

Серега тем временем выходит из ступора и обращается ко мне, складывая из бинта тампон:

– Давай-ка рану обработаем… А то смотреть страшно – все кровищей залито…

– Да ерунда, первый раз, что ли… – отзывается небрежно генерал Бонапарт. Но от перевязки не отказывается. (Ну не идиот же я, в самом деле?) – Царапина. Башка только кружится и гудит…

Елки-палки! Бинт! Настоящий! Белый! В вощеной бумаге! Стерильный! Черт побери! Это, я вам доложу – куда круче револьвера! Как говорится: шарман, мля!.. Цитата.

2

Черт побери! Ничего себе – спецгруппа!

Что они собирались делать таким составом и в таком количестве?! Тампль штурмовать?

Сводная рота из трех специализированных взводов, с двумя пулеметами и минометами! С обозными повозками и полевой кухней! Все – с револьверами и самозарядками! Под унитарный патрон!!! Пока мой внезапно разросшийся таким образом конвой добирался до цитадели тамплиеров, мне все время казалось, что это – результат контузии.

Вполне возможно, что и часовым у ворот показалось нечто подобное. Во всяком случае кто-то шибко умный догадался сбегать за комендантом и – зачем-то! – за Шарлоттой. Поэтому, едва успев сползти с лошади, я попал в переплет хуже того, из которого только что выпутался. Ну – там-то хоть отстреливаться можно было, а тут?..

– Друг мой! – объявила Шарлотта (чего я от нее до сих пор не слышал. Или это тоже последствия контузии?). – Вам немедленно надо в постель! И позвать доктора Жано!

Лицо полковника Дюруа аккомпанировало этим словам паническим этого лица выражением.

– Ничего подобного! – решил героически сопротивляться я. Просто принцесса еще ни разу не видела меня с серьезно попорченной шкурой. (Вот была бы она под Тулоном – другое дело: там с такими мелочами продолжали воевать как ни в чем не бывало! Ну и к тому же я успел хлебнуть из фляжек конвойцев. В профилактических целях. В каких же еще?..) – Мне надо в Ратушу! А то они там с перепугу решат, что со мной действительно что-то случилось, и Илуватар только знает – чего им взбредет в голову!.. А большая часть этой крови не моя! К тому же меня уже перевязали… Но доктора вызвать необходимо и не одного: у нас много раненых куда серьезнее меня! И заняться похоронами убитых… Полковник Дюруа – озаботьтесь!

– Слушаюсь! – вытянулся бравый ресторатор. Но тут же замешкался. Кося глазами на стетсоны внезапного пополнения: – Мой генерал… А это?..

– Американские волонтеры. Эскадрилья, в смысле батальон, «Лафайет»! Будут квартировать в Тампле – потому озаботьтесь тоже размещением и принятием на довольствие. Препятствий не чинить, с расспросами не приставать. Если что попросят – оказывать содействие. Командир – команданте… – чуть не брякнул «Че Гевара». Но вовремя вспомнил и заодно перевел звание на французский: – Майор, то есть, Эль Гато – все вопросы решать с ним… А мне дайте новый конвой и принесите какую-нибудь форму взамен этой! Хоть парадную – черт с ней! И коня еще добудьте вместо Буцефала…

Хорошо, что «наполеоновская шляпа» уцелела – ну, что ей сделается, разве что потеряться могла, а так всего лишь дырка очередная образовалась – и исторический образ не будет нарушен. Заодно и бинты на голове не видно…

– Вам действительно нужно ехать? – это Шарлотта. Трогательно утирая меня своим батистовым платочком (ну, звездец тряпке – хрен ее от крови до прежнего состоянии отстираешь!). Все-таки, похоже, перепугалась девочка: раньше покушения на меня не выглядели столь результативно. Хотя что удивительного? Из пушек в меня до сих пор не палили… А у них с братом, если меня грохнут – вообще никаких доброжелателей не останется. Желающих «оказать услугу» – сколько угодно. А вот человека, которому от них ничего не надо… Так что очень даже хорошо я ее понимаю. Но ничего поделать не могу – надо ехать!..

– Нужно – не то слово… Но вы не волнуйтесь! Рана и в самом деле пустяковая. А каких-либо сложностей здесь вам и вовсе теперь бояться не надо. За этими ребятами, – я осторожно мотнул забинтованной башкой, – вы отныне будете как за каменной стеной…

3

– А НАМ – ВСЕ РАВНО!!! А НАМ – ВСЕ РАВНО!!! Пусть боимся мы волка и сову!!! Дело есть у нас!!! В самый жуткий час!!! Мы волшебную косим трын-траву!!!

Да, такого содрогающиеся стены древнего Тампля наверняка еще никогда не слышали. Да и не видели уж точно.

Да и когда бы?

Строился он как резиденция главы ордена, потом был превращен в тюрьму, потом там жили практически одни короли и особы королевской крови, в основном все больше французской национальности – когда б тут могла случиться нормальная русская пьянка? Раздольная, как степь, и всеохватная, как ураган…

Ну а какая русская пьянка без песен? Тем более, если собралось четверо мужиков, не считая собаки, при этом одному мужику спиртное абсолютно противопоказано, потому что он индеец (ептыть – настоящий!), другому особо наливаться тоже не след, ибо собака непьющая, а третьему (то есть мне) напиваться нельзя по причине свежеприобретенной черепно-мозговой травмы.

И все это при полном отсутствии женской составляющей. А если, как известно, мужики оказываются предоставлены сами себе, то уровень их общения быстро скатывается к уровню четырнадцатилетних подростков. Вот мы в итоге и ударились в соответствующую область…

А нам все равно!

А нам все равно!

Твердо верим мы

В древнюю молву!

Храбрым станет тот,

Кто три раза в год!

В самый жуткий час

Косит трын-траву!

Так что выпили мы совсем немного (Ну да – считай по-нашему… Цитата!..). А в основном ударяли по культурному обмену. Правда, традиционную телеграмму: «Третий день пьем за здоровье Вашего Величества!» – в Калифорнию все же отбили – как же было не пошутить? (Ну откуда было знать, что по пути через полпланеты текст несколько изменит содержание? На такой-то аппаратуре, как у ребят, – вообще чудо, что связь работает!) На вторые сутки это было, да…

А так… Две гитары – моя и сеньора Эль Гато – четыре голоса, не считая собачьего, – и репертуар на пяти языках из двух эпох – этим можно заниматься долго! Вот посиделки у нас и затянулись.

Да сперва-то мы и не думали особо распеваться. Больше обменом информацией занимались – что у кого как. А также когда, почем и сколько, да… Рассказать и выслушать надо было много. А еще больше – обдумать. А потом кто-то к слову цитату ввернул. Кто-то – ответил… А гитары – вот они, обе – под руками. Ну и – понеслось!..

Поначалу-то, правда, мы выпендривались просто друг перед другом – кто чего сбацает, кто какие тексты помнит. А потом как-то заело… И началось нечто вроде дуэли. С переменным успехом. Поскольку гостей трое (плюс собак), а я один. Но зато у них репертуар только на двух языках – русском и испанском, а я – спасибо Наполеону – знаю еще и итальянский (пусть и в его корсиканском варианте) и могу изобразить что-то и из репертуара родины бельканто. Да плюс мои собственные переводы на французский… (Ага: «Гренада» народ впечатлила, гы…) Пригодились вот. Да и Высоцкий тоже… А чего – зря, что ли, старался?

Чего только не навспоминали по ходу дела… От Интернационала и камаринского, до Ильи Калинникова и Трофима. И все чего-то еще хотелось. Даже бессмертное «Уно-уно-уно-уно моменто!» хором протянули, ошарашив любезно предоставленную полковником Дюруа прислугу. Но все было что-то не то…

А тут вот совпало, что называется:

В темно-синем лесу…

Где трепещут осины…

Где с дубов-колдунов

Облетает листва…

На поляне траву

Зайцы в полночь косили…

И при этом напевали

Странные слова!..

Вот и трясется древняя кладка от восторженного рева. Замерли в столбняке ошарашенные обитатели замка, глядя как один француз, один американец-янки, один индеец племени ваппо и один испанец блаженно орут песню на русском языке в стельку пьяными голосами. А нам, похоже, действительно все равно…

А нам все равно,

А нам все равно,

Станем мы храбрей

И отважней льва.

Устоим хоть раз

В самый жуткий час

Все напасти нам

Станут трын-трава!

В конце даже Гарм не выдержал – начал подпевать. Громовым лаем…

Буквально: «Дрожи, История, – русские идут!»

А ведь были мы при этом практически трезвые!

В общем – хорошо посидели…

Часть третья. Евроремонт

Глава 1 Кто ищет…

«Даже путь в тысячу ли начинается с первого шага».

Древняя китайская поговорка, иногда приписываемая Лао-цзы

Доктор Ватсон спросил Шерлока Холмса:

– Холмс, правда, что вы видели собаку Баскервилей?

Холмс, протягивая Ватсону свою трубку:

– Попробуйте, Ватсон, вы еще не такое увидите!..

Старый анекдот

1

Весна 1797 года.

Россия, Санкт-Петербург

Запыленная карета остановилась около ворот дома генерал-прокурора. Выбежавшие из дома лакеи распахнули дверцу и помогли сидевшему внутри человеку сойти на землю.

– Уф! Умаялся я весь… – вздохнул пассажир. – Шутка ли дело – полсотни верст единым духом отмахать! Его сиятельство дома ли?

– Точно так, ваше превосходительство. Дома изволит пребывать. Прикажете сразу о вас доложить?

– И немедля, любезнейший. Дело у меня срочное, отлагательства не терпящее.

Лакей пулей умчался внутрь дома, а гость, опираясь на трость, неторопливо проследовал ко входу. Стоило только ему войти внутрь дома, как на площадке лестницы появился его хозяин.

– Петр Нилыч, что ж вы так-то над собою издеваетесь? Сколь велика была нужда концы такие единым махом проделывать? Нешто не обождал бы я день-другой? Не мальчик вы, чай, о себе подумать уже пора.

– Будет у нас еще время, ваше сиятельство, обо всем подумать. Опосля того, как дела, нам порученные, завершим, и отдохнем тишком да рядком.

– Вашими бы устами, Петр Нилыч, да мед пить, – вздохнул хозяин. – Не предвижу я пока окончания трудов наших. Даже и в самой отдаленной першпективе. Однако же что за дела у вас такие срочные? Проследуйте, прошу вас, в кабинет ко мне. Там и поговорим. А я распоряжусь вина туда подать да перекусить чего-нито… Чай, в дороге-то и не останавливались?

– Да какое там, ваше сиятельство… Знаете вы дороги наши. И вздремнул-то всего полчаса. А боле и не получилось.

Поднявшись в кабинет, гость удобно расположился в предложенном ему кресле. Прислонил к столу трость и бросил на соседнее кресло свою шляпу. Хозяин дома разместился за большим рабочим столом напротив гостя.

– Рассказывайте, Петр Нилыч, что за нужда такая была ехать вам самолично в края дальние?

– Прежде чем рассказывать, вопрос я вам задам, ваше сиятельство. Помните ли вы оказию, что приключилась со знатным английским путешественником некоторое время назад? Выехал он с камердинером да лакеями из города нашего да так и сгинул в лесах, и следов его более никто не отыскал.

– Как же-с, помню! Баронет Нольде, коли память мне не изменяет. По его поводу полицмейстеру нашему от английского посла вельми неприятный укор высказан был. Мол, расплодили мы лесных разбойников столько, что нормальному человеку и со двора выйти уже страшно. Было такое дело, было… Команду воинскую посылали. Да только не сыскали они никого. Ну, а потом послу враз не до этого стало. Сами, небось, помните, что опосля смерти государыни нашей приключилось. До разбойников ли лесных тогда кому было?

– Вот именно про тот случай я речь-то и веду… Сыскал я место, где англичанин сей пропал! Не просто тати лесные его на узкой дорожке подкараулили. Дело все произошло на постоялом дворе. Верно вы подметили, ваше сиятельство: не один он был. Пятеро! Сам барон да четверо сопровождающих, парни здоровенные да к драке привычные. Однако ж мало им то помогло. Тех, что во дворе караул несли, злодеи неведомые ножами закололи. Да тихо так – никто и ухом не повел. А уж опосля того в дом лихоимцы вошли. Да ножами же всю прислугу баронскую и порезали. Сам барон, видать, в драку вступил. Да не рассчитал. Единственный он был, кого застрелили. Да ловко так – выстрела того внизу и не слышал никто.

– Сие, конечно же, прискорбно, Петр Нилыч, да только к нашим-то делам какое отношение имеет? Не генерал-прокурору же по лесам за татями гоняться!

– А вот вы и прикиньте, ваше сиятельство. Сколь, по-вашему, многочисленны нападающие те были?

– Откуда ж мне знать, друг мой? Чай, я туда не заглядывал, англичан тех не видывал. Ну, уж с десяток-то так или иначе, но присутствовал. В противном разе не справились бы они.

– Двое их было, ваше сиятельство! Мужчина крепкий, что с бароном любезничал, да вьюнош худенький, что внизу всю прислугу в страхе держал.

– Что – настолько страшный да злой?

– Обхождением вежливый да нешумный. Росту невеликого. Однако же не кто иной, как он тех англичан, что во дворе караулили, и порезал! Мужчина-то внизу все это время сидел да никак себя не обозначал. А как вьюнош тот на пороге возник, так с обеих рук ножи-то и кинул. И сразу одного англичанина на месте убил. Второй в плечо пораненный был, но за пистолетом полез – молодец! И вот тут уже мужчина в драку сунулся. Тоже ножами кидаться горазд. Раненного так с ходу-то и приколол. Аккурат в горло кинжал прилетел. Как раз он наверх бросился, баронета предупредить желаючи. Но не добежал. Так на лестнице и помер.

– Прискорбно сие весьма. Однако ж связи никакой с делами нашими пока не усматриваю.

– Об том дальше, ваше сиятельство.

– Ну-ну?

– Когда я сей постоялый двор исчислил, хозяин там уже другой обретался. Пустой постоялый двор он занял – не было там никого из ранешних обитателей. И куда прежний владелец со всем семейством исчез – не ведал он. Сызнова искать пришлось… Нелегкие сии поиски оказались, весьма даже нелегкие. Жадность прежнего хозяина сгубила – продал он лошадей, что в карету баронета запряжены были. А на тех лошадях – тавро! Ему б их в лес прогнать, тогда уж все – ищи-свищи! Ан, бес попутал… денег ему еще захотелось. Вот, через тех лошадей, мы и поняли, где пошукать надобно. Нашли… и продавца сыскали. Пришлось ему внятно растолковать – куда его страсть к наживе завела, и чем это все может ему и семейству его обернуться. Тут он совсем иначе запел! Дабы не объявили его душегубом, все, как есть, поведал и место, где англичане убиенные закопаны, показал. Деньги, убивцами ему даденные, принес. И немало тех денег-то оказалось! Щедрой рукою ему за молчание отсыпали!

– И что же дальше? – заинтересованно приподнял бровь Куракин.

– Дальше… стали мы с его семейством разговоры говорить. Кто что ведал, да об чем измыслил. Простые-то люди, ваше сиятельство, иной раз куда как наблюдательные бывают! Особливо, когда от этого их дальнейшее благополучие зависит. Вот и рассказала нам трактирщикова дочь старшая, что один из душегубцев тех – не вьюнош вовсе!

– А кто же?

– Женщина то!

– Петр Нилыч, да господь с тобой, где ж такое видано-то?! Женщина? Зело то особливое обстоятельство может быть… Хотя в наших палестинах, конечно, не в пример просвещенным Европам, не такая уж редкость. Недавно, доносили мне – на реке Белой, в Уральских краях, ватагу разбойничью воинская команда прикончила. Шибко злые дела разбойники творили… А атаманом той ватаги – девка была! Да такая, что не хуже мужика драться могла… Так живая и не далась: когда уж все кончено было – двух солдат ухватила, да с утеса, где их прижали, в реку кинулась… И – между прочим! – не нашли ее тела мертвого опосля!.. Да токмо, не ошиблась ли трактирщица твоя? На допросах, чай, сам знаешь – много всего чудесного люди поют… Одно дело – разбойница отчаянная, с ватагою своею, в это еще поверить можно. А здесь – хладнокровная душегубица, в одиночку нескольких мужиков здоровенных недрогнувшей рукою к праотцам отправившая. И солдат не всякий тако сможет…

– Не объелась она, ваше сиятельство! Очень даже толково все поведала! Иначе девица себя ведет, нежели вьюнош – даже и молодой! Иначе ходит, да и голос не такой. Опять же – волосы длинные под шляпой прячет – отчего? Я тоже споначалу не поверил. Обрядил в кафтаны одинаковые двух девиц, и мальчишек пяток – да и со спины их девке той показал.

– И что же? Узнала она кого?

– Безошибочно, ваша светлость! Да не единожды так было!

– Хм… девица, говоришь…

– Другое еще скажу! Девица та, покудова дружок ее баронета стращал, на столе сидела, да пистолетами трактирщикову семейству грозила. И что интересно! Куда бы каждый из них ни дернулся – так в лицо ему ствол пистолетный и смотрел! А их – пятеро! Всех сразу девица на мушке держала, да ловко так! Я про такие чудеса и не слыхивал ранее…

– Да не ты один…

– Истинно говорю! Взял я ту трактирщицу в оборот. Много чего она поведала, ан самый сок уже под конец вышел. Видела она ту девицу! Уже опосля…

– Где?!

– Здесь, ваше сиятельство, – в Санкт-Питербурхе! В платье господском…

Сонная и тихая улица в полдень выглядела совершенно пустынной и оттого каждый появившийся на ней человек неизбежно привлекал к себе внимание. А уж карета, в неурочный час проехавшаяся по ней, – и подавно. Тем не менее, карета эта появилась на улице дважды. Оба раза она, неторопливо покачиваясь и переваливаясь на ухабах, проследовала из конца в конец, словно бы заплутавший кучер искал какой-то дом. Окна ее были плотно занавешены, и внутри царил полумрак.

– Истинно вам говорю, ваша светлость, – вон тот дом!

– Точно ли так, Петр Нилыч? Не ошибся ли ты? Ибо зело серьезные вещи через то произойти могут! Непростой человек в сем домике живет!

– Истинный крест, ваше сиятельство! В платье чужое переодевшись, сам видел, как девица сия сюда заходила! И трактирщица ее перед тем уверенно опознала. На рынке они встретились, так ее там чуть кондратий в един миг не посетил…

– Ну, Петр Нилыч, смотри! За службу верную, да за труды твои – не забуду! Знаешь меня, своих слов на ветер не бросаю! Но про дело сие – забудь! Не было того! Понял?!

– Как не понять… – ошарашенно пробормотал тот. – Разумеем…

– Обиделся ты? Не стоит… Знать тебе следует, что краешком совсем коснулся ты таких событий, что и самому мне до сих пор неясные. И, коли не прямое повеление государя императора, и я от таких дел подальше держался бы! Коли правда все то, что мы выведали… – князь замолчал. И продолжил только спустя несколько минут. – Видишь ли, друг мой любезный, так все складывается, что самому мне туда идти надобно. С иным кем – не станут говорить. А человек, ежели, тот самый в доме сем человек обретается, это человек страшненький!

– Неужто, ваша светлость, боязно вам?

– Все так, Петр Нилыч, все так… Поверишь ли – в клетку ко льву рыкающему бесстрашно бы вошел! А здесь… боюсь!

– Так взять того хозяина за караул – и вся недолга!

– Тебе, друг мой, пятерых мертвых англичан недостаточно? А ну, как не станет там персонажа этого в нужный момент? Или того хуже – не все там дома будут, один кто уйдет?

– Так и что с того? Один человек? Что он может?

– Ежели, Петр Нилыч, это тот самый, кого мы ищем, – то многое он может, ты уж мне поверь…

2

Спустя два дня уже другая карета остановилась напротив указанного дома. Неброская и не слишком разукрашенная – таких много каталось по столичным улицам. Спрыгнувший с козел кучер, подойдя к дому, постучал кнутовищем по двери. Еще раз…

– Что вам угодно? – выглянула в окошко второго этажа симпатичная девушка.

– Да к доктору господин мой пожаловал…

– Доктора Арендта ныне дома нет!

– Ох, незадача-то какая! А как скоро он прибыть изволит?

– Да, вскорости его ожидаем… Хозяин ваш про то заранее договаривался?

– Дык, нежели запросто потащились бы мы – ажно с того края-то?

– Я открою вам дверьи… – девушка не очень чисто говорила по-русски.

Вышедший из кареты благообразный господин, не торопясь, с достоинством, проследовал к дому. Войдя внутрь, поискал глазами того, кому можно было бы отдать трость и шляпу, и не найдя никого, сунул их девушке, что открыла ему дверь.

– Присаживайтеся, любезный господин… – указала она на стоящее у столика кресло. – Если таково будет ваше пожелание, то я принесу вам что-нибудь попить.

– Грогу?

– Можно и грогу, если таково будет ваше пожелание…

– Извольте.

Вежливо поклонившись, хозяйка дома исчезла за дверью. Гость огляделся. Чистая и аккуратная комната – все вещи лежат в порядке, каждая на своем месте. Еле-еле ощущавшийся в воздухе запах аптеки лишний раз подчеркивал профессию хозяина дома. Стояла тишина, не нарушавшаяся никакими посторонними звуками.

Скрипнула дверь – явилась хозяйка. Придерживая пышные юбки, она осторожно поставила на стол небольшой поднос. Сняла с него кувшинчик (а между прочим – серебро!) и бокал для грога. Аккуратно наполнила из кувшина бокал и с поклоном предложила его гостю.

– Будьте так любезны, сэр…

Напиток был хорош! Такого князю ранее пробовать и не приходилось, а ведь казалось бы – чем можно удивить царедворца, многоопытного в таких вопросах?

– Изрядно, душа моя! – похвалил он хозяйку. – Что за рецепт таков? Не пробовал я доселе таковых вкусностей!

Девушка улыбнулась. Она так и осталась стоять около столика.

– Да присядьте вы, мадемуазель! Окажите уж уважение старику! Когда еще доктор-то прибудет, а тут – ни единой души, даже и словом перемолвиться не с кем…

– Я не есть очень хорошо говорить по-русски.

– Да и… – отмахнулся рукою гость. – Чай, не о смысле бытия говорить станем… Давно ли в городе нашем пребывать изволите, сударыня?

– Третий год пошел уже тому, любезный господин.

– И все – взаперти? Неужто доктор ваш столь человек бессердечный, что и из дому вас не выводит никуда? Город наш – красив весьма и преудивителен!

– И полон соблазнов… кои не очень подходят для благовоспитанной девушки.

– Гх-м-м… м-м-да… и это тоже есть, да… Но не токмо ведь в соблазнах смысл жизни заключается, не так ли, сударыня? И иные вещи есть, не столь опасные…

– Возможно… Однако я слышу стук копыт, не иначе, как прибыл доктор…

И действительно – из подъехавшего экипажа вышел не кто иной, как доктор Арендт. Последнее время он не был уж слишком загружен работою в посольстве – после известных случаев персонал последнего сократился до нескольких человек. Доктор, как честный труженик, прибывал туда к одиннадцати часам, терпеливо дожидался обеда, после которого и отправлялся по своим делам. А их – у Арендта хватало. Клиентура была давней и преданной, доходы доктора были весьма значительны – даже и по столичным меркам. Хватало и на то, чтобы нанять постоянного возчика. Своего выезда доктор не держал – условия проживания не предоставляли ему такой возможности. Да и не хотелось возиться с экипажем и лошадьми самому. А посторонней прислуги в доме не было. Быстро взбежав по ступенькам (и недоуменно покосившись на незнакомую карету у крыльца), Арендт постучал в дверь.

– Мисс Мария! А что у нас за гости…

– Здравствуйте, господин… Артем Олегович?

– Здравствуйте, Алексей Борисович. Рад вас видеть. Мария, позволь тебе представить…

– Его светлость, генерал-прокурора Российской империи, Алексея Борисовича Куракина. Очень приятно, князь, – русский язык хозяйки дома теперь был безупречен. – Стоило ли разыгрывать такую комедию, ваша светлость?

Князь прокашлялся.

– Язычок у вас, сударыня… А что делать оставалось? С меня государь император вдругорядь спрашивал – где те люди, что дело великое свершили?!

– Которые люди, ваша светлость? – приподнял бровь Артем.

– Ин, охота вам, любезный Артем Олегович, и дальше комедию ломать? Не хужее меня все ведь понимаете! Про офицеров, погибших при попытке бунта, речь веду!

– Ну, так что про них говорить? Померли… похоронены… что там такого неясного, ваша светлость?

– Но – как померли!

– Вы, ваше сиятельство, конкретнее изъясняйтесь, а то, видит бог, я что-то мысль терять стал…

– Обстоятельства гибели офицеров сих зело уж необычные были. Стрелок, в пару минут нескольких бунтовщиков положивший, сильно государя заинтересовал и озадачил.

– А вы новости с полей сражений европейских, изучите. Там таковые случаи не раз уже отмечены были. Вот и не станет у вас сомнений никаких. Рядовой случай, ваше сиятельство… не более того. И второй казус, с мятежниками произошедший – тоже не единичный, бывали таковые и ранее.

– Но… государь потребовал от меня ему того стрелка, с его оружием, пред императорские очи явить!

Оба обитателя дома переглянулись. Девушка поднялась и вышла.

– Зачем? – поинтересовался Артем.

– То есть – как это зачем? Повелел!

– Ну, относительно стрелка… – почесал в затылке Артем. – И не знаю даже, что сказать… А вот относительно оружия… Марина! Тащи коротыша!

На стол перед Куракиным тяжело лег карабин. Тускло поблескивавшая матовая сталь, полированное дерево приклада… непривычные глазу формы оружия – карабин даже на первый взгляд выглядел хищно и угрожающе.

– Не совсем то, ваша светлость. Но очень похожее. Все равно – никто здесь не сможет этого проверить. И к вам – претензий не будет. А чтобы такой создать – лучше и не пробовать… Всех сил империи на то не хватит, не вы первые будете.

– Здесь? – моментально зацепился за это слово князь. – А где – сможет?

– В Калифорнии, ваша светлость… далеко сие, весьма, от наших-то краев…

– Хорошо… – после некоторого раздумья произнес Куракин, – тут вы меня убедили… А что я императору скажу – где взял?

– Вот здесь, – черкнул на бумаге несколько строк хозяин дома. – Остановилось посольство… ну, скажем так – официальные лица, Калифорнийскую Директорию представляющие. Прибыли они, совместно с дипломатом вашим, бароном Рюгеном, только недавно, и весть о том до вас, вполне возможно, что и не дошла. Нешибко тут все дела совершаются – барона и вовсе еще начальство не приняло – некогда ему! Думаю я, что визиту столь высокого чиновника тамошние люди весьма рады будут, и ответы на многие вопросы вы там получите. Опять же – императору кто первый все доложит? Сами понимаете, ваша светлость, каковые преимущества это вам даст перед прочими.

– Хм… пожалуй… Один вопрос! Отчего вы, любезный Артем Олегович, опосля столь ловко проведенного дела исчезли совсем и столь долго знать о себе не давали? Ни словом, ни делом?

– Есть такая притча, ваша светлость… Родился в семье одной некий отрок. Рос, щеки наедал. Все хорошо – только вот молчал, будто воды в рот набрал. Год прошел, второй – ни словечка! Семья пригорюнилась, ан отрок тот, за столом сидючи, да сказанул – каша, мол, пересолена! Родители вскинулись – и к нему! Что ж ты, басурман эдакий, ранее-то молчал? Поди и говорить умеешь? Умею, отрок ответствует, а почто молчал – так раньше-то, еда нормальная случалась… не о чем говорить-то было…

Последовавшие за той встречей события для Петербурга явились и вовсе необычными. Император, неожиданно для всех, внезапно принял людей, прибывших из далекой Калифорнии. Лично принял, опередив перед этим министра иностранных дел. Чем вызвал у того немалое беспокойство и стойкую мигрень. О чем говорилось на том приеме – неведомо. Никого, кроме князя Куракина, туда допущено не было, а соваться с подобными вопросами к генерал-прокурору – затея не самая удачная. Петербург напрягся в ожидании новостей – и они последовали! Вызванный к императору министр иностранных дел получил жесткое указание – создать посольство в Калифорнийской Директории. Срок – вчера! Никаких возражений не принималось.

Внезапно, по высочайшему повелению, в три полка были назначены офицеры-инструкторы, прибывшие в город неведомо откуда. Явные иностранцы, но русским языком хорошо владеющие. Павел не погнушался личным визитом в каждый полк, представив этих инструкторов офицерам.

– Вот что, господа офицеры! – опираясь на трость, произнес император. – Полк ваш, прославленный и старый, про то ведаю я изрядно. Оттого и честь вам выпала первым – цените сие! Приняли мы решение… Яко же и предок мой, в одночасье всю механику военную того времени переиначивший, – тако же и мы поступим! Что Петру Великому не зазорно было – то и нас, потомков его, смущать не должно!

Выстроившиеся перед императором офицеры слушали его молча и не без некоторого волнения.

– Представляю вам капитана Мору! – указал Павел рукою на стоявшего чуть в стороне офицера в незнакомом мундире. – Сей офицер повоевал изрядно, и видел многое. Порядки, в армиях европейских заведенные, – знает. Но речь не о том… Решили мы создать полки строя нового – у нас егеря похожим образом воюют. Однако ж – именно похожим, а не таким! Вот сей капитан и будет вас, господа офицеры, делу этому учить. Не ставлю его над вами – того нет! Но ежели полк ваш, славою овеянный, надежд моих не оправдает… печально мне сие слышать будет. Весьма печально… Далее – разумейте сами!

3

И во внешней политике громадной империи наметились (совершенно ничем внешне не обусловленные) неожиданные повороты и изменения. Откровенно говоря, такого поворота ожидали многие – уж слишком много судеб и карьер зависело от этого. Но вот угадать – куда – и как резко повернет непредсказуемый император тяжелую государственную колесницу…

Совершенно очевидно было то, что возврата к союзу с Англией в ближайшее время не произойдет. По той же причине отпадала и Австрия – те слишком сильно были повязаны с островитянами. Франция? Союз с республиканцами? Совершенно невозможная вещь! Никто из здравомыслящих людей и представить себе не мог подобного комплота!

Сомнения разрешились, когда в Зимний был вызван испанский посол…

О чем была та беседа – так никто и не сумел впоследствии выяснить. Немногочисленные ее участники ничего про то не поведали, а с течением времени этот вопрос перестал занимать умы, совершенно оттесненный на задворки произошедшими событиями. Вскорости в Испанию направилась немаленькая группа высших должностных лиц, в том числе и военных, что вызвало оживленные пересуды среди многих осведомленных людей. Спустя некоторое время в порту явилось сразу два корабля незнакомой постройки. Знающие люди нехотя поведали, что это самоновейшие фрегаты откуда-то из неведомых краев, только что поступившие на вооружение испанского военного флота. И будто бы один такой фрегат является подарком испанского короля императору. Впрочем, сей вопрос интересовал только моряков, прочая же публика к нему интереса не проявила – не то… Вот если бы то платье какое было, необыкновенное…

А учеба, в полках назначенная, шла тем временем быстро. И небескровно – случались здесь всяческие неприятности. И руки ломали, и ноги, порою и вовсе что-то неприятное выходило, не без того. Однако ж с офицерами теми, что император представил, взаимопонимание нашлось быстро, благо что народ оказался не зазнаистый и в обхождении простой. Звезд с небес никто из них не ухватил в свое время, а вот делу военному обучились правильно. И по рассказам, за чаркой вина поведанным, учителя у них и вовсе были – зверюги сущие!

– И не сомневайтесь, господа офицеры, преувеличения в словах моих нет! – приложил руку к сердцу капитан Санчес. – Не мастер я словеса красивые разговаривать, однако ж, на службе воинской десять лет пробыв, таковых приемов и не видывал никогда. Даже и не слышал! А вот как сам в дивизию ту попал… Честно скажу – мундир на мне уже через месяц как на палке болтался – до того я там похудел! И на сержантов, кои у нас инструкторами были, порою как на врагов рода человеческого смотрел!

По-русски капитан говорил нечисто, слова иные путал, прочие – так и вовсе не знал. Но давно уже отмечено людьми знающими, что опосля некоторого количества совместно употребленных горячительных напитков взаимопонимание отчего-то устанавливается достаточно быстро. И языковый барьер тому нимало не помеха.

– Сержанты? – недоверчиво переспросил поручик Языков. – Как такое возможно, господин капитан? Чтобы простой сержант – офицеру учительствовал?

– Э-э-э, господин поручик, – махнул рукой Санчес. – У «Ночного гостя» еще и не такое случалось… Поверите ли, солдаты и офицеры, из Калифорнии прибывшие, рассказывали про то, что там их учила женщина! В офицерском звании, между прочим, господа!

– Да ладно?

– Ей-богу! – горячо взмахнул руками испанец и размашисто перекрестился для вящей убедительности. – Сам про то слышал не единожды и офицеров, ее лично знавших, представить вам могу! Да что и ходить-то далеко? Вот будет у нас в полку вдругорядь капитан Мору – его и расспросите! Он из-за той женщины чуть было на дуэли не подрался! Да генерал запретил – он на такие вещи строг! Не разрешает дуэлей между своими офицерами.

– А, кстати, господин капитан! Ведь капитан-то ваш – по слухам, не только у генерала того служил? Уж больно хорошо он порядки, в армии британской заведенные, знает.

– Так что ж тут удивительного? – пожал плечами Санчес. – И я в испанской армии служил. Лейтенант Конрад – тот, что в соседнем полку тако ж, как и я, трудится – в австрийской. Где Мору ранее служил – про то не ведаю, но ныне (и уже не первый год!) служит у «Ночного гостя».

– Так что ж вы, господин капитан, генерала своего так непочтительно величаете? Имени-отчества у него нет? Или фамилия незнатная?

– Все у него, равно как и у прочих людей, имеется. И дворянство, королем лично пожалованное, и кавалерия… Однако ж скажи кто противнику, мол, с таким-то генералом дело иметь будете, ничего, окромя улыбки вежливой, не увидит. Мало ли в армии генералов? А вот пообещайте ему визит «Ночного гостя»… враз не до смеха тому собеседнику станет, уж поверьте мне…

Глава 2 «Да воздастся каждому…»

Предателями не рождаются.

Исторический факт

1

Осень 1797 года.

Россия, Санкт-Петербург

В этот тихий вечер обитатели одного из домов на окраине Санкт-Петербурга занимались своими привычными делами. Время уже подходило к ужину, и с кухни доносились соблазнительные запахи. Вот только хозяин никак не спешил отдать соответствующие указания слугам – как заперся с обеда в кабинете, так и сидел там безвылазно. И гости его словно обо всем позабыли – сидели там же.

– Любезнейший наш Петр Иванович, чрезмерными я нахожу опасения ваши! И поводов для заявлений таковых не усматриваю я ни малейших! – хозяин дома отложил в сторону трубку.

– Как хотите, господин капитан, а я от слов своих не отступлюсь – не хочу голову на плаху класть раньше времени, – буркнул коренастый мужчина в штатском платье. – Это у вас, у военных, риск – дело привычное. А мы люди мирные и головою попусту рисковать не приучены. Опять же – в боях, к которым вы столь привыкшие, хоть надежда есть, а ныне? Граф Долин вон, третьего дня из дому вышел – и исчез! Как никогда и не бывал вовсе! Купец ваш этот, аглицкий, со своими приказчиками зверовидными – уж на что душегубами только не казались, где ныне обретаются? Одну только карету пустую и отыскали! Да и они ли одни? Как мор какой промеж нас прошел – куда только люди пропадают? Сколь много нас еще год назад было – и ноне где все те люди? Едино, кто от дел всех отошел, да в дому затворился – тот и цел!

– Ну… вы уж, ваше сиятельство, не преувеличивайте, – густым басом проговорил один из гостей – крупный и грузный мужчина – барон Ладойников. – Да, всякие случайности бывают, тут не возражу я вам. Однако ж – что с того? Все под богом ходим! А дело начатое бросать никак не возможно!

– Случайности? – хмыкнул оппонент. – Так что ж сии случаи только лишь с теми происходят, кто совместно с нами, в единой упряжке, так сказать, существует? Отчего так получается, барон, не подскажете ли?

– А что с тем станет, кто дома сидит? – удивился тот. – Не вылазь из дому, так разве что крыша рухнет, али пожар какой… а так-то целым будешь…

– Вот и я хочу целым побыть! Где та ваша Англия? Где посулы щедрые? Денег – и тех прислать не могут!

– Вам ли про то говорить, Петр Иванович… – укоризненно покачал головою капитан. – Доходам вашим – иной князь позавидовать может!

– Так, ить, я и не брался своими деньгами чужие интересы защищать! Уж коли им надо – пусть платят! Угольков из очага им таскать, да задаром – пущай других глупцов поищут!

– Любезный граф, ну что вы, право слово… – развел руками барон. – Всякое случается – не в лесу, чай, живем! Обождать малость – все и образуется…

– Вот я и обожду! – решительно поднялся с места тот. – Вот как дело сызнова наладится – милости прошу! А до сего момента – нет меня! Здоровье поправлять надобно… захворал я тут…

С этими словами Петр Иванович встал с места. Откланявшись, он решительно потянул на себя дверь, и вскоре за окном процокали копытами кони его кареты.

Остававшиеся в комнате люди переглянулись. Здесь собрались почти все уцелевшие члены проанглийской агентуры влияния. Никто из них, понятное дело, никакими неблаговидными делами не занимался, предпочитая влиять на происходящие вокруг события исключительно советами и намеками, подталкивая действия окружающих в нужную сторону. Нужную, разумеется, не им самим – а Англии, чьими искренним последователями и (чего тут уж говорить) платными агентами они все и являлись. Кому-то не хватало денег для ведения привычной жизни. Кому-то хотелось занять более подобающую его званию должность. А иные по уши увязли в карточных долгах…

Все это было вполне очевидно, да и привыкли уже они к тому, что заморское золото позволяет им совершать вещи, прочим недоступные.

И вдруг – стало страшно…

Никакой Шешковский не стегал более кнутом по нежным частям тела, требуя немедленного покаяния. Никто не хватал на улице за руки и с воплями не тащил в часть. Все было как по-прежнему – благообразно и чинно.

Но в дело вмешался новый, точнее – хорошо забытый, старый участник. По имени Смерть.

Отчего-то находящиеся в самом расцвете сил заговорщики стали скоропостижно отбывать на встречу с создателем. Причем – сами того не желая. У кого-то подвернулась нога на узком мосту, иной газом угарным надышался… а какие-то – и вовсе исчезли неведомо куда…

И что интересно! Исчезали все сплошь люди деятельные, да разумные. Кои четко в обстановке ориентировались и выводы могли сделать своевременные и правильные. А вот участников поменьше – тех не трогали. Не проявляй ненужной активности – будешь жить! Это поняли достаточно быстро, и множество таковых понимающих под разными предлогами от активной работы отошло…

Естественно, поняли это и в Англии. Когда хорошо налаженная машина шпионажа и закулисного влияния внезапно стала давать сбои. Но тут – беда! Ранее располагавшее небольшим штатом грамотных людей, британское посольство могло более-менее давать своевременные указания и исправлять допущенные излишне ретивыми агентами промахи. Но вот именно сейчас это сделать было весьма затруднительно. Кое-кого выслали из столицы, вместе с прочими сотрудниками, когда отношения между государствами резко охладели. А с оставшимися (под видом прислуги и незначительных клерков) людьми стали происходить досадные случайности. На кого-то кирпич сверху упал… бывает, а ты аккуратнее мимо стройки ходи! И вверх посматривай! Жив он остался, слава богу, но покалечило беднягу изрядно, надолго приковав его к койке. Второго неудачно зацепила проезжавшая карета, попереломав ему руки-ноги и опять приковав к койке. А третий – самый сильный и осторожный, вовсе пропал бесследно, словно никогда и не существовал. Вот и некому было более охранять и опекать тайных приверженцев русско-английского союза, в немногом количестве еще остававшихся в Питере.

Хлопнув за собой дверью, граф не торопясь спустился по лестнице и вышел на улицу. Требовательно взмахнул рукой, подзывая свою карету. Зацокали копытами застоявшиеся лошади, и тяжелый экипаж медленно подъехал к крыльцу. Забежавший сбоку лакей услужливо распахнул дверцу и откинул подножку. Пассажир грузно взобрался в карету и опустился на сиденье. Уже темнело, и тусклый свет фонарей на крыльце лишь слегка озарял окрестности, оставляя их большую часть в полумраке.

– Домой, Прошка!

Наверху, на козлах, прицокнул языком кучер, чуть слышно хлопнули вожжи, и карета тронулась. Хозяин утомленно откинулся на спинку сиденья. День был тяжкий, нервов потрачено изрядно, до дома можно и вздремнуть. Чуть заметный толчок – негромко хлопнула дверца. Граф приподнялся на сиденье, но в этот момент что-то твердое уткнулось ему в грудь.

– Не надо шуметь, ваше сиятельство, – прошептала темнота. – Только шевельните кончиком пальца, и через дырку у вас в груди можно будет пропихнуть пасхальную свечу. Насквозь.

– Что вам угодно? Кто вы такой?

– Не ваше дело… Лучше о своей судьбе побеспокойтесь.

– Но что вам надо? Вы ворвались ко мне в карету, как разбойник! Вам нужен мой кошелек? Держите!

– Себе оставьте. Кто-то же будет обмывать ваше тело – вот и заработает заодно. Хоть шерсти клок…

– Но что я сделал? Я как-то обидел вас?

– Не меня, Петр Иванович, – усмехнулся невидимый в темноте собеседник. – Ваше преступление гораздо серьезнее: вы предали свою страну.

– Постойте… Так это вы… Все эти случаи последних месяцев – это вы?!

– О чем вы говорите, любезнейший?

– Но как же? Слишком много случайных оказий приключилось со многими моими знакомыми в последнее время, чтобы это можно было списать на естественные превратности жизни. Но ведь я не совершил ничего предосудительного, никого не убил и не ограбил!

– А предать свою страну в руки жителей проклятого острова – это вы уже не считаете преступлением?

– Мы всего лишь хотели более тесной дружбы… Не будете же вы отрицать, что островитяне значительно дальше нас продвинулись во многом?

– И даже слишком во многом! Не худо бы и укоротить кое-кому ноги. А заодно и слишком загребущие руки. Как вы понимаете, любезнейший Петр Иванович, вы и живы-то до сих пор только потому, что нам необходимо доподлинно знать, о чем именно и с кем конкретно вы сейчас беседовали в графских покоях.

– Я порвал с ними! Хлопнул дверью и ушел! Да, собственно говоря, и прибыл-то туда только затем, чтобы высказать им в лицо свое несогласие с их идеями и теми способами, коими они пытаются воплотить их в жизнь!

– Высказали?

– Я человек чести!

– Ой ли? Смотрите, ваше сиятельство, ваши слова нетрудно и проверить…

– Как вам будет угодно. Скажу больше: сегодня ждут курьера. Он должен прибыть с минуты на минуту. Сей курьер привезет очередное послание графу Свидерскому. Убедитесь: я не солгал!

Что-то тихо щелкнуло в темноте, и твердый предмет перестал давить графу в грудь.

– Ну, что ж, можете считать, что вам повезло. Запомните эту дату: отныне это ваш второй день рождения. Можете считать, что вы появились на свет Божий вторично. И помните – вы на виду, вас видно! Многим, ваше сиятельство, очень многим.

Чуть слышно хлопнула дверь, и небольшая гибкая фигурка, ловко выскользнув из кареты, затерялась в сумерках.

2

Тем временем в кабинете, откуда только что вышел граф, завязался горячий спор. Пример Петра Ивановича самым негативным образом подействовал на остальных. Сразу несколько человек начали высказывать аналогичные мысли, и Свидерскому стоило больших трудов хоть как-то удержать в руках бразды правления.

– Господа! Господа! Давайте не будем столь непоследовательны и невыдержанны! В конечном итоге, мы именно сегодня ждем очередного послания от наших друзей, в котором, я уверен, самым исчерпывающим образом будут разрешены все наши сомнения. Не забывайте, что Британия не менее нас заинтересована в тесной дружбе с Российской империей. В конечном итоге, что мы теряем? Один день – всего один день, господа! – и я совершенно уверен в том, что уже завтра вы совсем другими глазами посмотрите на происходящие события!

Словно подтверждая слова графа, где-то вдали хлопнула дверь.

– Ну, вот! Я же вам говорил! Эй, кто там? Проводите посланца!

За дверью послышался какой-то неясный шум. Что-то стукнуло, проскреблось по стене и тяжело упало на пол. Подскочив к ней, граф нетерпеливо рванул на себя ручку.

– Ну, какого там…

Чпок!

Свидерский взмахнул руками, лицо его исказилось, и он повернулся было, собираясь броситься наутек.

Чпок!

Тело его обмякло, и, цепляясь руками за занавес, граф медленно сполз на пол.

Взоры всех присутствующих остановились на небольшой дырке чуть выше левой лопатки, из которой толчками выбивалась кровь – Свидерский был еще жив. На какое-то мгновение в комнате воцарилась мертвая тишина. Слишком уж неожиданным было все произошедшее. Снова скрипнула половица, и обитатели кабинета совершенно автоматически перевели свои глаза на дверь.

Право слово, лучше бы они этого не делали…

В дверном проеме возвышалась неподвижная темная фигура. Длинный, почти до земли, плащ, низко надвинутая на лицо шляпа и поднятый воротник практически совсем скрывали лицо и фигуру незнакомца. И только под самыми полами шляпы еле заметно поблескивали, отражая огни горящих свечей, черные глаза. Но не они привлекли к себе все внимание присутствующих. Из-под плаща, раздвигая в стороны его полы, высовывались два пистолетных дула. Непривычно толстые и длинные, они завораживали каждого, кто осмеливался посмотреть на них более внимательно. Из правого ствола чуть курился дымок.

Первым опомнился поручик Язов. Хрипло что-то крикнув, он сунул руку за пазуху, и уже в следующее мгновение в ней оказался небольшой двуствольный пистолет. Щелкнули взводимые курки. Поручик вскочил с дивана, одновременно вскидывая оружие.

Чпок!

Пистолет в левой руке незнакомца еле дрогнул.

Ударившая в плечо пуля выбила из рук Язова оружие. Еще один хлопок – и поручик согнулся в поясе, зажимая руками простреленный живот.

Еще трижды хлопнуло оружие, и три неподвижных тела обмякли в креслах, не успев ничего предпринять.

Оцепеневшие люди в безумном ужасе впились руками в подлокотники кресел, не решаясь лишний раз шевельнуться.

– Вам еще нужно что-то разъяснять? – неожиданно мелодичный голос прорезал наступившую тишину. – Или у вас достаточно ума, господа, чтобы понять то, что ваша авантюра превзошла все мыслимые пределы? Надеюсь, вам довольно будет полученного урока для того, чтобы вы наконец взялись за ум? Естественно, это касается только тех, у кого данный ум еще остался. Не следует злоупотреблять терпением высших сил. Поверьте – на земле хватает тех, кто не станет полагаться на Господа в подобном случае. Запомните этот день, господа! Хорошенько запомните! Совершенно необязательно рассказывать о происшедшем всем встречным и поперечным. Достаточно и того, что вы видели это своими глазами. И не нужно ждать посланца – их больше не будет…

Хлопнула дверь, и только качнувшаяся занавеска у входа напоминала о том, что недавно на этом месте возвышалась темная фигура, словно явившаяся сюда прямо из преисподней…

3

День сегодня выдался на редкость пригожим – яркое солнце, щедро разбросав повсюду свои лучики, прогрело даже, казалось, самый темный и укромный уголок. Чуть заметный ветерок осторожно пошевеливал кроны деревьев и волновал траву газонов. Ко всему критически относящийся император – и тот сегодня пребывал в прекраснодушном настроении. Прогуливался по дорожкам парка и даже шутил с сопровождавшими его офицерами, что, вообще-то говоря, у него встречалось весьма нечасто. И поэтому, когда лакей с поклоном доложил о прибытии князя Куракина, самодержец лишь кивнул – зови!

Тот ожидать себя не заставил, и в краткое время предстал пред очами государя.

– Желаю здравствовать, ваше императорское величество!

– И ты будь здрав, Алексей Борисович! – наклонил голову Павел. – С чем ты сегодня?

– Есть у меня для вас, государь, известия, вами давно ожидаемые!

– Эк! И какие ж то вести, князюшка?

Куракин слегка покосился на свитских, и император, верно уловив невысказанные слова, махнул повелительно рукою.

– Подите все! Оставьте нас…

Убедившись, что посторонних людей поблизости не наблюдается, генерал-прокурор Российской империи, обернувшись к аллее, сделал знак. Тотчас же оттуда, нимало не мешкая, расторопно подбежал лакей, неся на вытянутых руках сверток, только что оставленный ему князем.

– Ступай… – отмахнулся Куракин, принимая из его рук ношу.

Подойдя к скамейке, он уложил на нее сверток, аккуратно развязал бечевку. Развернул плотную ткань.

– Вот, ваше императорское величество, извольте посмотреть…

Около минуты Павел разглядывал лежащий перед ним карабин. Даже присел, что было не так уж и легко из-за высоких сапог.

– Так ли я понимаю, князь, что это – то самое ружье?

– Так, государь! Оно самое!

– Хм… – император легко подхватил карабин. – А удобно! И в руках лежит хорошо…

Он на разный манер повертел оружие в руках. Заглянул в ствол.

– Отчего ствол столь тонкий? И легкий? Или из него только на десяток саженей стрелять?

– Устройство ружья сего, ваше императорское величество, вельми сложное…

– Се понял я, князь! Чай, в механике разбираюсь, и неплохо! Сколь далеко стрелять с него можно?

– Саженей на пятьсот, государь. Это, ежели прицельно, чтобы точно попасть. А так – и далее.

– Ого! Пятьсот? И попасть? Князь, ты вроде трезвый с утра?

– Ей-богу, ваше императорское величество, истинный святой крест! – Куракин размашисто перекрестился. При этом он быстро огляделся по сторонам и успокоенно вздохнул – на опушке рощи шевельнулась ветка.

– Н-н-да? А ведь – не врешь, князь! Хорошо! С этой задачей – справился ты! Где взял – про то после. А вот, помнится мне, Алексей Борисович, и другая задача у тебя была… – Павел острым взглядом мазнул по лицу генерал-прокурора.

– Точно так, ваше императорское величество, была! Однако ж, государь…

– Нашел стрелка?!

– Нашел, ваше императорское величество! – Куракин поправил ворот камзола.

– Кто таков? Роду-племени?

– М-м-м… Ваше императорское величество, не извольте сие шуткой счесть…

– Прямо говори!

– Женщина это…

– Князь! Ты – точно не пил?!

– Как можно, государь?! Нешто из ума я выжил совершенно, чтоб такие шутки шутковать?

– И что же это за женщина? Откуда? И как она – среди бела дня! – поднял палец вверх император, – посереди плаца пустого прошла? Да так, что никто и не увидел?!

– Могут они это, ваше императорское величество. И не только это…

– Они? Не одна она такая?!

– Не одна – много их. И женщин и мужчин. Отряд тот генералу испанскому подчинен. По прозванию – «Ночной гость».

– Так-так-так… – Павел, не кладя ружья, быстрой подпрыгивающей походкой прошел взад-вперед. – Алексей Борисович, а ведь ты про то ведать не должон! Не обсуждали при тебе сие! Союз наш, возможный с правителем земель дальних… он, хотя нам и интересен весьма, но, однако ж – не до такой степени, чтобы со всеми прочими рогами тут бодаться! Тебя послушать – так в столице нашей эти ухари только что на закорках у меня не сидят!

– Там, ваше императорское величество, – навряд ли…

– А где?

– Да хоть и здесь…

– Шутить изволишь, князь?!

– Какие уж тут шутки, ваше императорское величество… – Куракин осмотрелся по сторонам. – Вы тут хоть кого постороннего видите ли?

– Ты да я, да мы с тобой – боле нет здесь никого!

– Сударыня… – оборотясь к кустарнику, произнес князь. – Прошу…

– Да здесь я…

Павел резко обернулся назад.

Посереди лужайки стоял… стояла… Узнать в таком одеянии женщину было проблематично. Пятнистый костюм, обвешанный какими-то лохмушками, капюшон, совершенно закрывающий голову и лицо и искажавший звук голоса, – все это мешало точно определить пол нежданного гостя.

– Князь? – вопросительно изогнул бровь император, покосившись на генерального прокурора. – Извольте объясниться!

– «Стрелка мне сыщи!» – так ведь сказано мне было, ваше императорское величество? Вот он – пред вами!

– Почему здесь?! Кто пропустил?!

– А что, ваше императорское величество, – откинув капюшон на спину и явив солнечным лучам миловидное лицо, произнесла Марина, – тут кто-то сумел бы меня остановить? Любопытно посмотреть на такого храбреца…

– Хм! – Павел наклонил голову набок, рассматривая визитершу. – Вам, сударыня, не откажешь в известном нахальстве!

– Государь, вы и сами – охотник не из последних, однако же не разглядели меня на открытой лужайке. Что уж там про прочих-то говорить?

– Пожалуй… – кивнул император. – В этом что-то есть… Там действительно были вы? Тогда – у казарм?

– Я, ваше императорское величество.

– Угу… – Павел недоверчиво смерил гостью взглядом. – А вот, помнится мне, там у кого-то из офицеров шапку с головы пулей снесло… Так он божился, будто бы то намеренно стрелок сотворил. Чтобы крови попусту не проливать. Истинно сие?

– Истинно, ваше императорское величество.

– Повторите! Сей же час и здесь – тогда поверю!

– Шапку где взять?

– Князь! – повернулся Павел к Куракину. – Шляпу свою дай!

– Извольте, государь, – с поклоном протянул ее императору генерал-прокурор.

– Не мне! Шпагу в землю воткни… ну, хоть вон там! – указал царственный собеседник рукой. – Да шляпу на нее повесь!

– Сей момент, государь!

Отойдя на указанное расстояние, князь повесил шляпу на рукоять воткнутой в землю шпаги. Отошел на несколько метров и поклонился.

– Ну как, сударыня? Видно вам отсель шляпу?

– Видно, ваше императорское величество.

– Стреляйте!

Котенок плавно скользнула к скамейке и подняла с нее карабин. Вытащила из кармана обойму и со щелчком загнала ее на место. Лязгнула затвором и припала на колено.

Тонкий ствол оружия хищно уставился в сторону цели.

Секунда… другая…

Тах!

Тах!

Взлетевшая в воздух шляпа резко дернулась в сторону и шлепнулась на газон.

Из-за поворота моментально вылетели офицеры свиты, на ходу вытаскивая шпаги.

– Все вон! – оборотясь к ним, повелительно махнул рукой император. – Позову, как нужны станете!

Толкаясь, свитские скрылись за кустами.

– Сударыня… да где же вы?!

– Здесь я, ваше императорское величество, – Котенок поднялась из-за скамейки. – Нет нужды, чтобы вас, государь, видели в моем обществе.

– Отчего?!

– Так… слухи всякие пойдут…

– Здесь я командую слухами! Что и куда пойдет – мне решать!

– Не смею спорить с вами, ваше императорское величество… – она учтиво наклонила голову.

– Умение свое вы доказали! Признаю! Не ожидал, откровенно говоря… Правда ли то, что вы на службе состоите?

– Истинно так, государь.

– В каких чинах?

– Капитан войск специального назначения Калифорнийской Директории – Борисова Мария!

– Э-м-м… капитан… однако! Одежда на вас… глазу непривычная весьма! Отчего?

– В такой проще по лесу ходить, да по траве ползать.

– Изрядно придумано! Отчего ж ваш старший, что в посольстве прибыл, про то не поведал мне?

Вздохнув, Котенок поведала императору историю о молчаливом отроке, заговорившем только в случае крайней нужды.

– Доселе, ваше императорское величество, нужды в том не было. Мало нас, таких… оттого и бережет наш командир всех, попусту не разбрасываясь никем.

Подошедший Куракин протянул Павлу шляпу, просунув свои пальцы в пробитые в ней отверстия. Тот только покосился на князя мельком и отмахнулся – не до того!

– А присядьте-ка, сударыня – виноват! Госпожа капитан! Вот на эту лавочку… Есть у меня к вам вопросы некие…

Выщелкнув из карабина патроны, Котенок аккуратно прислонила его к спинке скамейки, на которую и уселась.

– Слушаю вас, ваше императорское величество.

– Давно ли вы здесь?

– Несколько лет уже, государь.

– А ведь я чуял… – покачал головою Павел. – Не все мне доносили вовремя, не все… Граф Свидерский – ваших рук дело?!

– Да, ваше императорское величество.

– И думаю я – не он един?

– Правильно думаете, государь.

– А ведь прав был Петр Хрисанфович! – всплеснул руками император. – А я усомнился тогда… и зря! Подозревал он здесь руку незнакомую, да умелую – как в воду глядел! Ну, госпожа капитан – теперь я вас долгонько отсель не отпущу! Ты, Алексей Борисович, отдохни пока… перекуси, да недалеко будь – нужен вскорости станешь! За службу – хвалю! Помню! Ступай, князь…

Глава 3 Осенние визиты

Вчерашний противник не обязательно завтрашний враг.

Избитая истина

Осень 1798 года.

Борт фрегата «Капитан Клим».

Где-то у берегов Англии

– Сеньор капитан! – по трапу протарахтели башмаки посыльного матроса. – От берега отвалили три лодки! На передней поднят зеленый флаг!

– Вы были правы, сеньор генерал! – капитан Освальдо приподнял свой бокал, салютуя мне. – Герцог согласился-таки на встречу!

– Ничего удивительного, любезный дон Диего! Все-таки речь идет о его сыне… Значит, отпущенные нами солдаты добрались до его замка. И он не вызвал сюда корабли военного флота! Это уже кое-что…

– Ну… герцог все-таки человек чести… – протянул капитан.

– И подданный британской короны! Это тоже многое значит для человека его круга, не так ли, дон Диего?

– Это так! – кивнул капитан корабля. – Догадываюсь – ему было нелегко!

– Я полагаю, дон Диего, вы организуете его светлости встречу, достойную его положения? Думаю, что и орудийный салют был бы весьма к месту… хотя и не знаю, как в данном случае положено на военном флоте? Допустимо ли это сейчас?

– Вполне, сеньор генерал, – серьезно кивнул Освальдо. – Это знак уважения и высказать его значит оказать гостю наивысшие почести. Я распоряжусь выстроить на верхней палубе почетный караул из морской пехоты и моряков.

Лодки тем временем подходили все ближе. Уже можно было различить их пассажиров – рослых седоватых горцев, одетых в традиционные килты. На корме первой лодки расположилась парочка пожилых мужиков, одежда которых яснее ясного подчеркивала их выдающееся положение. Ага, стало быть, это сам старый герцог собственный персоной. А кто второй? Советник, надо думать, или еще какое-то особо приближенное к руководству лицо. Ну, да бог с ним… Говорить-то все равно не с ним.

Визит этот нами готовился особо тщательно. Отец погибшего при атаке шотландцев на наш штаб полковника – маркиза Хантли, по слухам, был крутым и влиятельным дядькой. А хрена ль – герцог, не хухры-мухры! Сбрасывать со счетов такую фигуру – было бы непростительной глупостью. Но и перегнуть палку тоже не хотелось. Пришлось действовать медленно и аккуратно. Раненых солдат и немногих уцелевших офицеров подлечили, приодели – наравне с теми, кто ран не получил. Хотя таких и было немного. От щедрот душевных каждому солдату выдали по десять гиней. Офицерам – по тридцать. Усадили на зафрахтованный корабль, вернули оружие – и отправили восвояси, домой.

А вот знамя полка и оружие полковника – я собирался передать лично герцогу. Авантюра? Ну… как сказать… В принципе, даже многоопытный маркиз, по здравому размышлению, не нашел в этом никаких изъянов. А уж ему-то я верил безоговорочно – большего авторитета в подобных вопросах отыскать было невозможно. Стоило только мне поинтересоваться герцогом, как де Брега, поразмыслив всего несколько минут, выдал подробнейшую информацию.

– На встречу с вами, сеньор генерал, старый герцог согласится, ибо ничего, противного долгу дворянина, в том нет. И сообщать про то флоту, скорее всего, не станет, ибо как раз это дворянской чести противоречит. Вот после встречи… здесь уже дело другое…

Ну что ж, такой вариант меня вполне устраивал – игра стоила свеч! И отправлявшиеся домой шотландцы повезли с собою мое письмо, в котором я просил личной встречи, подробно пояснив, за каким, собственно, рожном мне все это нужно. Наш корабль вышел в путь месяц спустя, и вот – мы наблюдаем делегацию в условленном месте.

Еще обсуждая эту идею в штабе, Кобра спросил – пустим ли мы герцога, вместе с его людьми, на борт?

– Они же, черти голоногие, с палашами своими ни в жисть не расстанутся! А махать такой железякой – здесь им равных сыскать трудно будет!

– Ничего… Против пистолетной пули – палаш не пляшет!

Не пляшет-то он, конечно же, не пляшет… Но кошки на душе скреблись! Всеми лапами зараз! Вот принесет мне такой ухарь известие – мол, сын твой погиб, а я сим делом командовал. И что я ему скажу? Долго ли его, опосля подобных вестей, с пола веничком в кучку собирать станут?

Лодки подходят совсем близко, две из них сбавляют ход и пропускают вперед первую – ага, так эти товарищи на борт подниматься не собираются? Да, у сидящих в этих лодках людей видно оружие – поблескивают стволы ружей. Подстраховка? Они что, фрегат на абордаж брать собрались? Однако… отчаянные парни тут собрались, нечего сказать.

Быстро оглядываю себя в зеркало – хорош! Генеральский мундир, орденские знаки… вроде бы все в норме? Тут выглядеть надо, иначе не поймут! Герцог-то вон как вырядился, словно к королю на прием собрался.

Команда!

Топоча ногами по палубе, выстраивается почетный караул. По левому борту моряки, с револьверами на поясах и дробовиками в руках. По правому борту – морская пехота с автоматическими карабинами. Парни все здоровенные и с соответствующими мордами. Впечатление производят даже на меня!

Стоило только герцогу ступить ногою на палубу – залпом грохнули наши пушки. Все шесть пятидесятимиллиметровок. По сравнению с привычными для горцев орудиями – звук совсем другой. Еще залп, еще… Гости удивленно вертят головами, наша скорострельность их немало удивляет. Хорошо видно, что пушек на палубе мало, и стреляют они все сразу, поражая шотландцев скоростью перезарядки орудий.

Последний залп.

Обе шеренги вытягиваются во фрунт, провожая глазами визитеров. А я, вместе с капитаном, иду навстречу гостям.

– Рад приветствовать вас, ваша светлость, на борту нашего флагмана! – учтиво кланяюсь герцогу. Все-таки он – персона более знатная и высказать ему положенную долю учтивости – вполне для этого времени обычное дело.

– Имею честь видеть перед собою графа Алехандро? – сухо отвечает мне гость.

Вот и королевский подарок сработал – вовремя! Все же граф – это уже кое-что! С бароном наш гость так себя бы не вел – не ровня он герцогу! Граф – это уже как-то поближе будет. А по званию он меня не назвал… почему?

– Совершенно верно, ваша светлость! – киваю я, не замечая холодности герцога.

– Вы просили встречи со мною – я здесь. Что вам угодно мне поведать?

Так… что-то дядя ваньку валяет, я же ему в письме все подробно описал? Или это на публику работа? На какую же, позвольте вас спросить? С ним только трое сопровождающих – невместно персоне такого ранга без свиты. Стало быть, в его свите стукачок есть и вся эта комедия – для него? А что, очень даже запросто может такое быть. При случае могут Гордона этою встречей и припереть к стеночке-то… Ладно, подыграем мужику.

Оборачиваюсь к капитану и киваю.

Где-то позади мерно рокочет барабан, и от кормы к нам направляется небольшая процессия. Знаменосец и два ассистента, торжественно вышагивая по палубе, несут знамя 92-го полка. Следом за ними, также торжественно, несут шпагу погибшего маркиза.

Подойдя к нам, знаменосцы останавливаются.

– Прошу вас, ваша светлость, принять в свои руки знамя полка, которым отважно командовал ваш сын – полковник Гордон маркиз Хантли! Свидетельствую, что полк сей покрыл себя неувядаемой славой в тяжелом бою! Служить под столь блистательным стягом – большая честь для любого солдата. Поэтому, не имея никакого права удерживать этот бесценный трофей в своих руках, – возвращаю его законному владельцу!

Вот относительно права – это я приврал. Имею и самое полное – никто и не хрюкнет. Законный трофей – взят на поле боя. Но это если с точки зрения генерала судить. Тут все по правилам. А вот с точки зрения дворянина – есть нюансик… Именно как знатный дворянин, я могу и даже обязан оказать храброму противнику должное уважение. Даже когда мы сцепились с королевскими чиновниками по данному вопросу (очень уж некоторым товарищам хотелось данное знамя к ногам королевским положить со всей положенной в таких случаях пышностью), де Брега мою точку зрения обосновал и этих умников осадил. Жестко и бескомпромиссно! Что и говорить – знает маркиз свое дело! Так что в данном случае знамя – мой личный трофей. Могу отдать королю, а могу и герцогу – мое право! И требовать его король в подобной ситуации не может – есть, оказывается, и на этот счет какие-то старые ордонансы, такие случаи регламентирующие. Вот если бы не был я генералом и графом – тут уже совсем другие коврижки вышли бы. Думаю, что и Гордон на эту тему уже проконсультировался кое с кем…

– Прошу вас, ваша светлость!

Рокочет барабан, и знамя медленно склоняется перед герцогом.

По знаку Гордона двое из сопровождающих подходят к знаменосцу и принимают знамя из его рук.

Лязг металла – обе выстроившиеся вдоль бортов шеренги берут оружие «на караул». Залпом бьют орудия.

Кивок головы герцога, и эта парочка со знаменем спускается по трапу в лодку. Так, двоих он отослал… стукача удалил?

– Прошу вас, ваша светлость, принять также и оружие храброго командира полка – вашего сына!

А вот тут железный дядька дрогнул…

Взяв в руки шпагу, он как-то потух… ненадолго, но я это успел заметить.

– Если бы все солдаты и офицеры английской армии проявили бы такую храбрость и неустрашимость в бою, я не имел бы чести, ваша светлость, с вами сегодня беседовать.

– Генерал… вы сами присутствовали при этом бое?

– Полк маркиза атаковал мой штаб. Один, все прочие части были отправлены в другое место, и никто не оказал ему поддержки в трудную минуту.

– Как… как все это происходило?

– Полк развернулся в боевой порядок и атаковал прикрытие штаба. Не скрою, мы превосходили ваших храбрых солдат в скорострельности и дальнобойности. Любая другая часть – давно бы отошла назад. Но когда я услышал волынки… то так и сказал маркизу да Брега – эти не отступят! И они не отступили. Мы сошлись в штыковую, в моем оружии больше не осталось зарядов, многие офицеры были ранены… На наше счастье, к нам подмога подошла вовремя, чего не могу сказать об армии нашего противника. Никто не пришел к ним на помощь, хотя, насколько я знаю, полковник об этом просил неоднократно.

– Как он погиб?

– Мы сошлись в рукопашной схватке. Полковник был ранен раньше, но не покинул поля боя. Мы насчитали на его теле четыре раны – пулевую, осколочную и две штыковые… Это был храбрый человек и опытный командир, ваша светлость. Вы можете им гордиться! Он не посрамил славного имени!

Гордон внимательно на меня смотрит. Делает несколько шагов в сторону, знаком приказав своему сопровождающему оставаться на месте, и мы, таким образом, оказываемся в относительном одиночестве. Насколько это вообще возможно на небольшой палубе.

– Генерал… «Ночной гость» – ваше имя?

– Мое, ваша светлость.

– Я слышал о вас… мнение такого противника – многое для меня значит. Вы – не из придворных шаркунов, и уж если говорите, что битва была тяжелой…

– И весьма, ваша светлость.

– Вы видели, как именно погиб мой сын?

– Увы, нет. Это было в стороне от меня. Там была такая свалка…

– Да, я это слышал. В бой вступили даже ваши музыканты.

– Ваши – тоже. Уцелел только один волынщик, его подобрали раненного.

Герцог некоторое время молчит, глядя куда-то вдаль.

– Что вы хотели от этой встречи, граф?

– Поверите ли – ничего! Здесь нечасто встречаются столь храбрые солдаты – имею в виду в английской армии. Я не первый раз схожусь с ней лицом к лицу…

– Наш полк – часть этой самой армии!

– Ваш полк – шотландцы, а это – храбрые солдаты, не чета прочим! Впрочем, ваша светлость, не мне об этом говорить – вы и сами все лучше меня знаете. Я просто хотел лично выразить свое уважение отцу храброго противника, раз уж такая возможность мне представилась. В первый раз, между прочим…

– Что ж, вы это сделали! И я вам благодарен за такую любезность, генерал!

– В таком случае, ваша светлость, позвольте мне откланяться. Все-таки наши страны официально находятся в состоянии войны, и мне не хотелось бы ставить вас в неудобное положение.

Гордон выдвигает из ножен шпагу и осматривает клинок. На нем видны зазубрины – хозяин явно рубился в полную силу.

– У вас есть при себе монета, генерал?

– Есть, – демонстрирую ему золотой. – Подойдет?

– Подбросьте его…

Щелчком отправляю монету вверх.

В-з-з-жик! Бзынь-нь!

И по палубе прыгают две половинки разрубленной денежки… а герцог невозмутимо прячет шпагу в ножны. Наклоняется и подбирает обе части монеты. Кладет одну из них в карман.

– Возьмите, граф, – протягивает он мне вторую. – Когда прибывший человек покажет мне это, я пойму, что могу говорить с ним – как с вами. Война не будет вечной…

Часть четвертая. На том свете отдохнем

Глава 1 Ставки сделаны!

«Классическим примером противодесантной операции может служит маневр силами, который осуществили подразделения антианглийской коалиции в ходе отражения высадки британского экспедиционного корпуса в 1799 году».

Оперативное искусство», учебное пособие для слушателей Академии Генерального штаба. Для служебного пользования. С территории части не выносить! СПб., Военное издательство Министерства обороны, 1912 год

«Чем вкуснее наживка, тем крепче мышеловка».

Из рекламного буклета

1

Весна 1799 года.

Где-то в водах Ла-Манша

– Сэр! Горизонт чист! С «Боадицеи» сообщают – все в порядке.

Капитан Джордан оторвал от глаза подзорную трубу и повернулся на голос. Молодой лейтенант, несший сейчас вахту, замер у трапа.

– То есть вы хотите сказать, что никакие опасности нас не подкарауливают?

– Совершенно верно, сэр!

– Хм… – отложив подзорную трубу в сторону, капитан спустился вниз, сделав знак вахтенному офицеру оставаться на мостике.

Палуба корабля была безлюдна, лишь дежурный наряд матросов, ожидая команды, застыл около грот-мачты. Внешне ничего не говорило о том, что более двухсот морских пехотинцев затаились под палубой в ожидании команды. Обычный корабль – не более того. Даже часть пушечных портов была замаскирована и с некоторого расстояния – почти незаметна. Аналогичные меры, предпринятые и на втором корабле, сделали и его неопасным противником. По крайней мере – внешне. А вот вблизи… любого нападающего ожидал крайне неприятный сюрприз!

Войдя в каюту, Джордан грузно опустился в кресло и только тогда повернулся к сидевшему у стола человеку.

– Ну? Что вы на это скажете, сэр?

– А что произошло?

– Никого нет! Никаких нападающих, никакого корабля и лодок… ничего! Стоило ли тратить столько времени на переоборудование кораблей? Прятать морских пехотинцев, перестраивать трюмы… с кем мы собираемся воевать?

– Вахтенные никого не заметили?

– Нет. Горизонт чист! А до континента осталось – всего ничего!

– М-м-да… Неужели «Видоумейкер» ушел из канала? Или… они что-то пронюхали про подготовку экспедиции?

– Ну, в таком случае, надо сказать спасибо уже вашим людям! Адмиралтейство сделало все возможное, чтобы информация о подготовки кораблей не просочилась за пределы доков!

Оба собеседника тяжело уставились друг на друга.

2

«Видоумейкер»…

Это зловещее слово появилось в лексиконе английских моряков совсем недавно. Но, как это и бывает со всеми жуткими слухами и байками, почти мгновенно распространилось повсюду.

Впервые об этом корабле заговорили пять месяцев назад.

Небольшой корабль, с выкрашенными странным образом бортами и парусами, появился в Ла-Манше словно ниоткуда. Он не заходил ни в один порт, не принимал на борт лоцманов и не общался с проходящими судами. Странной, почти незаметной, благодаря раскраске бортов, тенью, он изредка мелькал на горизонте. Необычный силуэт судна порою внезапно возникал в окулярах подзорных труб и снова бесследно растворялся в предрассветном тумане. Скорость его перемещения была необычайно высока. Сегодня его видели в районе Дувра, а завтра полосатые борта странного корабля мелькали уже почти в сотне миль от этого места.

Первое время он никому не причинял вреда, только вызывал удивление своими маневрами.

Потом…

Однажды утром патрульный шлюп заметил неподалеку от берега несколько шлюпок. При внимательном рассмотрении они оказались шлюпками с только что вышедшего в море транспортного корабля. Он не успел отойти от берега достаточно далеко, как встретил на своем пути этот странный пятнисто-полосатый корабль. На его мачтах подняли сигнал об остановке. Разумеется, капитан королевского флота это нахальное требование проигнорировал. Здесь в виду английских берегов никто и помыслить не мог – чего-то требовать от корабля его величества!

Поэтому на это наглое требование никто даже и не отреагировал. Странный корабль еще несколько минут шел параллельным курсом, держа на мачте сигнал.

А потом из-за его корпуса выскочили несколько небольших суденышек. С необычайно высокой скоростью они обогнули английский корабль… и на палубу корвета полетели щепки от разбитого рангоута. С воплями попадали вниз матросы палубной команды. Безжалостный свинцовый град моментально уполовинил количество людей на мачтах и заставил всех остальных спуститься вниз, под защиту бортов. Загрохотали, открываясь, крышки пушечных портов… чтобы через несколько секунд точно такие же действия предприняли уже и канониры. Неведомые стрелки перенесли свой огонь уже и на прислугу пушек, в самое короткое время перестреляв большинство из них. Свинцовая коса прошлась и по мостику, после чего потерявший всякое управление корабль беспомощно закачался на волнах.

С проносящейся мимо лодки окликнули капитана, пообещав не открывать огня на время переговоров.

Раненный в руку, он все же нашел в себе силы встать на ноги и подойти к борту.

– Что вы хотите?

– Спускайте шлюпки – и убирайтесь к дьяволу на берег! Военным и транспортным судам английского флота дорога на материк отныне закрыта!

– Вы сошли с ума?!

– А вам неохота больше жить? Пять минут – и ваша лоханка будет полыхать жарким пламенем! – человек на борту лодки опустил рупор и показал на небо. – Когда вон то облачко закроет солнце – мы начнем! И когда солнечные лучи снова падут на воду, от вашего корабля можно будет раскуривать трубку! Торопитесь!

Сидевшие вдоль бортов лодки гребцы неприлично громко заржали. Старший из них взмахнул рукой, весла упали на воду… и лодка необычно быстро рванулась в сторону. Слишком быстро, чтобы этому можно было бы поверить. Но капитан видел все это своими глазами. На борту корабля оставалось чуть больше половины команды, да и то – большинство из них были уже в той или иной степени ранены. А говорить всерьез о каких-либо маневрах под необычайно метким и частым обстрелом с лодок… попросту несерьезно.

Уже отплывая от корабля, моряки увидели на нем быстро разгоравшееся пламя – незнакомцы сдержали свое обещание…

Доставленные в Адмиралтейство сведения вызвали там сначала изумление. Какой такой противник мог появиться у берегов Англии и рискнуть бросить ей вызов? Франция? Одним кораблем? Не смешно… Испания? Отпадает по той же причине. Настолько спятивших капитанов у них не имелось. Да и никто из адмиралов этих стран не рискнул бы посылать свои корабли в столь самоубийственную авантюру.

Обсуждение зашло в тупик.

Но приказ выслать в море усиленный дозор для поимки нахального пирата отдали. Он был выполнен в кратчайший срок, и уже через пять дней гавань покинули три фрегата военного флота, имевшие задачу найти и без долгих размышлений утопить наглеца. А всех пленных – перевешать на реях.

Фрегаты ушли.

А еще через три дня возвращавшееся в Англию торговое судно подобрало в море пятьдесят шесть моряков – всех, кто уцелел из трех экипажей…

Доставленные к портовым властям, они в один голос заявили – все это сделал тот самый корабль-призрак.

Выйдя на его поиск, эскадра не затратила на это слишком много времени – врага обнаружили уже на второй день, к вечеру. Предупредительный выстрел против ветра не привел ни к какому результату, наглец даже не отреагировал. Поставив все паруса, англичане устремились в погоню. Она продолжалась с переменным успехом, но подойти на выстрел так и не удалось. Темнело, и дальнейшее преследование становилось опасным. Можно было легко налететь на камни – судя по карте, они здесь имелись. Командиры фрегатов решили лечь в дрейф.

Уже под утро вахтенные услышали в море какой-то стук… совершенно непривычный и непонятный. Вроде бы потянуло дымом… хотя откуда в море дым? Да еще без огня?

Впрочем, огонь не заставил себя долго ждать!

Что-то фухнуло в море, и темноту прорезала огненная струя, вылетевшая откуда-то из темноты. Головной корабль вспыхнул, словно ему на палубу навалили кучу соломы и поднесли к ней зажженный факел.

На кораблях ударили колокола и залились боцманские дудки. Но было поздно.

Неясный стук, шипение – и такая же струя ударила в борт второго фрегата. С воплями заметались по палубе охваченные огнем люди.

С борта третьего корабля прогремел залп – пушкари разрядили свои орудия на звук. Удалось ли им кого-то поразить или нет – так и осталось загадкой.

А через считаные минуты заполыхала уже корма третьего, последнего фрегата. Команда «Спасайся, кто может!» прозвучала слишком поздно… на первом корабле взорвалась крюйт-камера.

Уже утром, когда вставшее над горизонтом солнце осветило качающиеся на водах обломки и цепляющихся за них моряков, стал виден и полосатый корабль. Он спокойно лежал в дрейфе всего в трех кабельтовых от места крушения. Паруса его были зарифлены, и силуэт фрегата хорошо прорисовывался на фоне утреннего неба. Между мачтами у него возвышались какие-то странные надстройки, пушечных портов не было видно совсем. А вокруг корабля сновали суденышки поменьше. От них то и дело валил дым – что-то жгли?

Заметив уцелевших моряков, одно из суденышек развернулось и направилось в их сторону.

Вблизи стало ясно, что ничего подобного никто из моряков раньше не видел. Длинный, около шестидесяти футов корпус, относительно высокие борта. Странная надстройка посередине. Какие-то укутанные брезентом механизмы на носу и корме. Невысокая мачта с парусом. Сидящие вдоль бортов гребцы держали весла, но работали ими как-то лениво и вразнобой. Но суденышко, несмотря на их усилия (а возможно, что и благодаря им…), двигалось необычно быстро и обладало хорошей маневренностью.

Описав полудугу, оно остановилось, и гребцы задрали вверх весла.

– У ваших лордов Адмиралтейства в голове опилки? – проскрежетал с палубы презрительный голос. – Уж если им так охота помереть геройской смертью, могли бы и не посылать вас на убой! Сели бы все вместе в шлюпку – и сюда!

С палубы лодки в воду сбросили несколько мешков, набитых пробковой крошкой.

– Держите! Это поможет вам дотянуть до прихода какого-нибудь корабля, мы его к вам завернем. И помните – больше таких подарков делать не станем. Вы для нас готовили веревки, и мы вполне имеем право на адекватный ответ!

3

Не успели еще спасенные моряки добраться до Лондона, как там уже разразился страшный скандал! А виною всему был скромный барристер из небольшой адвокатской конторы.

Чуть только рассвело, он постучался в двери Адмиралтейства. Выглянувшему привратнику пояснил – срочное и важное дело к самому первому лорду! Понятное дело, к нему его не допустили – гостя принял дежурный офицер. Пожав плечами, барристер оставил ему конверт и вышел за дверь. Но не успел он выйти на улицу, как положение вещей резко изменилось!

По окрику офицера, гостю преградил путь наряд матросов, а пару минут спустя его уже вели по длинному коридору.

Попав в кабинет столь важной персоны, посетитель с любопытством оглядывал его роскошное убранство. Тут было на что посмотреть… тщательно и с любовью выполненные модели военных кораблей, картины на стенах… будет о чем рассказать вечером за кружкой пива!

– Что это?! – вернул его к действительности недовольный возглас первого лорда.

Тот указывал рукою на лежащий перед ним лист бумаги.

– Нашей конторе, сэр, поручено передать вам это послание. И разъяснить на словах его содержание, буде у вас, сэр, возникнут вопросы по этому поводу…

– А вы знаете его содержание? Откуда?!

– Нет, сэр! Но, вместе с посланием нам сообщили ответы на те вопросы, которые вам, возможно, будет угодно задать…

– Хм… и кто же был вашим… э-э-э… заказчиком?

– Мне он не был представлен. С ним общался только мистер Доггерт, у которого я и имею честь служить, сэр!

– Чертовщина какая-то… Ну, ладно! Мне это напоминает глупую мистификацию.

– Позвольте вам ответить, сэр, наш заказчик уверил, что все это – истинная правда. Если вам будет угодно, то извольте отдать приказ проверить док Баума!

– Что?

– Сэр, я только повторяю ответ на ваш вопрос.

– Что это за место? И где оно находится?

Барристер смущенно поклонился и развел руками.

– Мне это неизвестно, сэр!

– Харрис! – лорд повернулся к секретарю. – Отдайте распоряжение, пусть ищут… а что они должны искать?

– «…Там они найдут все доказательства серьезности наших намерений…» – процитировал визитер.

– Так! Хорошо, с этим покончили. Что дальше? Чего хотят эти безумцы?

– «…Никакое передвижение судов его величества на континент не может быть разрешено без проверки их груза уполномоченным офицером таможенной службы. Грузы военного назначения и войска не будут допущены на континент. Указанное положение распространяется и на военные корабли…» Сэр! Я всего лишь повторяю то, что мне было сказано! – испуганно попятился барристер. – Вы же не бьете почтальона за письмо с плохими вестями?

Первый лорд рванул воротник камзола. Его покрасневшее от гнева лицо было настолько выразительным… что это проняло даже невозмутимого внешне юриста.

– Какая… какая еще таможня в водах короля?

– Не знаю, сэр…

– У вас все?

– Только одно, сэр.

– Говорите!

– «…Суда с торговыми грузами уплачивают пошлину на ввоз или вывоз товаров, согласно законам его величества, но уменьшенную в три раза против обычных портовых сборов. Сбор за стоянку и лоцмана – не уплачивается, ввиду предоставления таковых услуг соответствующими лицами английского королевства, за что они и получают положенные им выплаты…» У меня все, сэр!

– Идите! – раздраженно махнул рукой всесильный чиновник.

4

Четырьмя часами позже.

Док Натаниэля Баума

Прибывшая полурота морских пехотинцев неторопливо оцепила территорию дока. Составив ружья в козлы, они задымили трубками, совершенно не обращая внимания на суету за забором. Отданный им приказ гласил: «Никого не пропускать на территорию верфи».

Но желающих лезть туда и в обычное-то время было немного, а уж сейчас, вечером, когда все добропорядочные люди отправляются выпить кружечку-другую эля в ближайший паб… таких очумелых надо было еще поискать! Поэтому выполнить данный приказ было легче легкого.

Впрочем, около дока такие имелись – сразу человек десять. На вид – вполне приличные джентльмены. Совершенно непонятно, что им нужно среди всевозможного строительного мусора?

– Итак, наши поиски пока ничего не дали, – констатировал старший из них.

– Но что же мы ищем, сэр Генри? Быть может, мы достигли бы успехов, если бы точнее знали цель этих поисков? – возразил ему кто-то из собеседников.

– Если б я сам это знал… – развел руками старший. – Что-то, долженствующее привлечь внимание самого первого лорда!

– Ого!

– Вот именно! И поэтому, друзья мои, мы пройдемся здесь еще разок…

Вороша длинными палками стружку и отпихивая с дороги обрезки досок, двое служащих неприметного департамента морского министерства уже заканчивали свой обход. Ничего интересного не нашлось и на этот раз. Пожав плечами, старший из них вслух выразил нешуточное сомнение в умственных способностях некоторых высокопоставленных чинов означенного министерства.

– Сами, поди, уже присели дома, у камина! И пьют горячий грог! А здесь – ходи себе по ветру и ищи неведомо что!

– Не ворчи, Хопкинс. Можно подумать, ты каждый день ворошишь грязь в этих доках.

– По мне – так и одного раза достаточно! Я не нанимался разгребать грязь и стружки за лентяями! Что, так трудно убрать свое место?

– Их в срочном порядке выгнали сегодня с верфи. Возможно, что в иной день, они и убрали бы за собою сами…

– Плотники! – фыркнул Хопкинс. – Никакого понятия о приличии… Они просто лентяи – вот и все! Во время работы нельзя отдыхать – так они притащили ящик, чтобы подремать на нем, пока никто не видит… Пойдем отсюда, Мастерс, здесь искать более нечего…

В сердцах он пнул тот самый ящик, но только ногу зашиб – ящик же и не шелохнулся вовсе.

Повторный доклад тоже не внес ясности в обстановку. Ничего подозрительного так и не удалось отыскать.

– Ладно, джентльмены. Возвращаемся в министерство. Я сам доложу лорду Гаю… А что у вас с ногою, Хопкинс?

– Зашиб, сэр Генри. Отпихивал с дороги ящик, а он – словно свинцом налит!

– Ящик со свинцом? А что он делает здесь, на верфи? Покажите-ка его мне, Хопкинс!

– С вашего позволения, сэр Генри, я вас провожу… – выступил вперед его напарник. – Джей зашиб ногу и не может быстро ходить…

Сидевший на бревне чиновник проводил глазами своего товарища и вдруг отчетливо понял – он пролетел… сейчас этот молодой стервец присвоит себе все заслуги! Пока еще неясно – какие, но он-то своего не упустит, это точно!

Обойдя кучу бревен, Мастерс и сэр Гери подошли к нужному месту.

– Вот, сэр, – извольте! – парень протянул руку вперед. – Об угол этого ящика и ударился ногою старина Джей…

– Ударился? Он что – летел низко над землей, этот ваш Хопкинс? Доска проломлена! С какой же силой он ее ударил? – покачал головою начальник. – Нож у вас есть?

Что-то щелкнуло, и молодой чиновник вытащил из своей трости короткий клинок.

– Только это, сэр Генри…

– Подойдет! – его старший собеседник уже ковырял кончиком клинка в замке. – Это не совсем ящик…

Что-то щелкнуло.

– Хотя и замочек у него – так себе…

Осторожно ощупав пальцами крышку изнутри, старший приподнял ее ненамного и снова запихнул руку внутрь.

– Угу… здесь чисто… и здесь… странно! Смотрите, мой юный друг!

Сейчас, когда крышка ящика была приподнята, оттуда отчетливо доносились странные звуки.

Шорох? Нет…

Постукивание? Слишком слабо…

Пощелкивание? А вот это – уже похоже.

Наклонившись над ящиком, сэр Генри отбросил в сторону ветошь, закрывавшую от посторонних глаз его содержимое.

– Вот так, молодой человек… – враз осипшим голосом пробормотал старший. – Мы все-таки это нашли…

5

– Таким образом, милорд, тщательный анализ нашей находки позволяет сделать вывод о том, что мы имеем дело с людьми незаурядными. Грамотными и не испытывающими недостатка в финансировании. И – что гораздо более удивительно – весьма искусными мастерами по части тонкой механики.

– И на основании каких данных вы делаете подобные умозаключения? – Первый лорд Адмиралтейства поставил локти на стол и оперся подбородком на руки.

– Мы не в первый раз в нашей практике сталкиваемся с адскими машинами. Их применяли французы, ирландцы и некоторые другие наши оппоненты. Механизмы с колесцовым замком нам хорошо знакомы, и ничего особенно нового собой не представляют. Но в данном случае злоумышленники использовали специально изготовленный для этой цели часовой механизм. Высокая сложность изготовления подобного устройства, качество обработки деталей и остроумное техническое решение однозначно говорят о том, что ничего подобного в нашей работе ранее не попадалось.

– И кто мог быть автором подобного устройства?

– Оно собрано не здесь, не в Англии. Судя по некоторым деталям, адскую машину собрали на континенте, перевезли сюда и уже здесь снарядили порохом. Хочу сразу отметить, что все попадавшие в наши руки подобные устройства были весьма маломощными. Максимум на что их хватало – это поджечь какой-нибудь сарай или повредить взрывом строение. Десяток фунтов пороха или пара пинт какой-нибудь горючей жидкости – предел, выше которого подобные устройства не поднимались.

– А здесь?

– Двести фунтов пороха и пара бочек горючей смеси, расположенных поблизости, – этого хватило бы для того, чтобы устроить на доке весьма приличный пожар.

– Иными словами, – первый лорд внимательно посмотрел на своего собеседника, – вы считаете, что мы имеем дело с каким-то новым, ранее не известным нам противником?

– Судите сами, милорд: изготовление, транспортировка и снаряжение адской машины должны были встать этим людям в весьма немаленькую сумму. Полгода безбедной жизни – это уж как минимум. Не каждый может позволить себе подобные расходы. К моему глубокому сожалению, милорд, Адмиралтейство не располагает специалистами, способными не то что сделать, а даже и скопировать подобный механизм. Более того, я даже не слышал о специалистах подобного уровня где-либо еще, в том числе и на континенте. Часовой механизм вполне мог быть изготовлен и во Франции, это я еще могу допустить. Но общий технический уровень изготовления адской машины на голову превосходит все, с чем мы только ни сталкивались.

Руководитель Адмиралтейства грузно поднялся из-за стола. Глядя на него, вскочил на ноги и посетитель. Первый лорд подошел к окну и приоткрыл створку.

– Душно что-то здесь… Так вы считаете, сэр Генри, что это какой-то новый, не известный нам ранее противник?

– Не я, милорд. Факты! Их трудно истолковать как-то иначе. Я пробовал, ничего не вышло.

– Ну, что ж, сэр Генри, я весьма благодарен вам за столь тщательный анализ. Положа руку на сердце, я восхищен грамотными действиями ваших сотрудников. Когда, вы говорите, должна была сработать адская машина?

– Около полуночи, милорд.

– Да-да, припоминаю… Вы свободны, сэр Генри. Подайте список отличившихся в этой операции людей. Мы не забываем людей, сумевших столь наглядным образом проявить свои таланты на службе Британии…

Когда за начальником департамента закрылась дверь, хозяин кабинета некоторое время пребывал в задумчивости. Он перебирал лежащие на столе бумаги, вчитывался в текст и недовольно хмурился. Наконец, приняв определенное решение, он позвонил в колокольчик. Не поднимая голову на скрип открывшейся двери, он сухо произнес в пространство:

– Адмирала Мэннинга ко мне! И заварите мне что-нибудь теплого попить.

Когда за адмиралом хлопнула, закрываясь, дверь, хозяин кабинета, обернувшись в его сторону, сделал приглашающий жест рукой.

– Присаживайтесь, адмирал. У вас есть какие-нибудь новости?

– Нет, сэр. Ничего особенно интересного узнать не удалось. Тщательный опрос моряков тоже почти ничего не дал. Похожее судно видели многие. Вполне возможно, что это даже не один корабль, а два или три однотипных. Необычная раскраска бортов и парусов приводит к тому, что эти корабли замечают в самый последний момент, когда он находится уже поблизости. Причем в большинстве случаев паруса на корабле зарифлены.

– То есть он стоит на месте?

– Нет, милорд, движется. Не очень быстро, но передвигается.

– Так это галера?

– Нет, милорд, весел никто не заметил.

– Тогда каким же образом он передвигается? Парусов нет, весел нет… Его что – морские черти на буксире волокут?

– Как вы помните, милорд, я уже докладывал вам ранее о предложении инженера… э-э-э… Фултона.

– Что-то там… такое… – повертел пальцами в воздухе лорд, – кипящая вода и прочие сказки.

– Именно так, милорд. Этот изобретатель предлагал двигать корабли с помощью пара.

– Ну да, ну да, припоминаю. И где же он сейчас?

– Неизвестно, милорд. Мы потеряли его следы.

– Так вы думаете, что в данном случае мы имеем дело с его изобретением?

– Ну, прямых улик у нас нет… Но ничего другого предположить я просто не могу.

– Ладно, бог с ним, с Фултоном! В конце концов, наши корабли и под парусами выжимают такую скорость, что будь это судно хоть трижды полосатое, оно от них попросту не уйдет. Что еще говорят ваши моряки?

– Небольшие суденышки около этого корабля видели. Правда, в большинстве случаев они никуда не двигались, а стояли рядом.

– Вооружение?

– Неизвестно, милорд. Никто никогда не видел их настолько близко, чтобы иметь возможность что-то разглядеть на их палубах. Одно могу сказать с уверенностью: пушечных портов на большом судне нет.

– То есть если у него имеются пушки, то стоят они на верхней палубе… Так?

– Вероятно, милорд. Во всех случаях их не может быть слишком много.

– А что вы скажете об их тактике?

– Нечто подобное используют пираты Архипелага. Несколько небольших суденышек атакуют цель, а большой корабль находится чуть в отдалении и приближается тогда, когда требуется нанести последний удар. Не лишено некоторого остроумия, но мы уже не раз сталкивались с пиратами Архипелага в открытом бою и в большинстве случаев выходили победителями. Они крайне недисциплинированны, не обладают должной выучкой и быстро отступают, если добыча оказывается им не по зубам. Правильного боя пираты не выдерживают.

– Боюсь, адмирал, что в данном случае подобная тактика используется кем-то другим, – первый лорд кивнул на разложенные перед ним бумаги. – Особым департаментом Адмиралтейства было произведено исследование адской машины, которую эти люди установили в одном из наших доков. Желая подчеркнуть серьезность своих намерений, они сами сообщили нам о месте ее установки. После длительных поисков нам удалось ее обнаружить.

– И что в этом необычного, милорд? Пираты часто используют подобные хитрости, – пожал плечами адмирал.

– Именно что подобные, Мэннинг! Уровень изготовления адской машины превосходит все, с чем нам приходилось сталкиваться до этого. Прикиньте сами, сэр, насколько надо быть самоуверенным и наглым, чтобы так легко передать в наши руки подобную техническую новинку? Тем самым они как бы говорят нам: «У нас есть что-то более серьезное!» Подобные жесты не делаются просто так! Не обольщайтесь, адмирал, предстоящая экспедиция не будет легкой.

– Я далек от мысли тешить себя иллюзиями, милорд. Еще когда я получил указание о подготовке специального отряда кораблей, то уже тогда понимал, что мы имеем дело с неординарным противником. В противном случае вы вряд ли бы заинтересовались этими наглецами.

– Вы правы, сэр. Что вами сделано на сегодняшний день?

– Мною подготовлены два боевых корабля. С них снято все тяжелое вооружение. Ведь нам нет необходимости сражаться с линейным кораблем? А стало быть, и пушки крупных калибров здесь ни к чему. Мы учли также и то, что противник может оказаться весьма маневренным и быстроходным. Подавляющее количество артиллерии составляют дальнобойные и скорострельные орудия. Кораблям нет необходимости находиться в море долго. Поэтому мы пошли на уменьшение запасов продовольствия и воды. Все вышеуказанное позволило нам серьезно облегчить оба корабля и за счет этого втрое увеличить количество морских пехотинцев на их борту. Мы отобрали самых лучших стрелков, милорд. Во время нахождения в море никто из них не показывается на верхней палубе. Они появляются там под видом палубной команды исключительно для того, чтобы сделать глоток-другой свежего воздуха. Все изменения, внесенные в конструкцию, посторонним глазом неразличимы. Никто из экипажей не был отпущен на берег в течение всего периода переоборудования и перестройки фрегатов. А морская пехота была погружена на их борт непосредственно перед отплытием. Таким образом, меры предосторожности, предпринятые нами, позволили совершенно исключить любую утечку информации. Появление фрегатов в Канале станет абсолютной неожиданностью для противника.

– Ну, что ж, адмирал, не могу не оценить должным образом ваши приготовления. Предоставляю вам всю полноту власти в данной ситуации. Вы можете использовать помощь любого корабля Его Величества и обращаться за таковой к командирам воинских частей, буде такая необходимость у вас возникнет. Соответствующий документ будет мной подписан сегодня же. Жду от вас хороших вестей!

Глава 2 Время платить по счетам

Ходы делает гроссмейстер, а с доски снимают пешек.

«Размышления о справедливости», гуманист из соседней реальности

Ла-Манш, борт фрегата «Боадицея»

– Сэр! Подозрительный корабль на горизонте! – возникший на пороге капитанской каюты вестовой, задыхаясь, выпалил эту фразу.

Подхватив со стола шляпу, капитан быстро взбежал на мостик.

– Что там, лейтенант?

Вместо ответа вахтенный офицер протянул ему подзорную трубу. Приближенные увеличительными стеклами встали из воды странные полосатые борта преследуемого судна.

– Да… Похоже, что у него действительно нет серьезных пушек… Паруса подняты, но, судя по всему, особенной скоростью наш друг похвастаться не может, – капитан внимательно разглядывал будущего противника, не пропуская никаких мелочей. – Лонгвуд, запишите мои слова. Независимо ни от чего все эти данные должны попасть в руки первого лорда.

– Сэр, вы допускаете какой-то иной исход боя? – удивился вахтенный офицер.

– Я допускаю все, лейтенант. Как бы то ни было, а три военных корабля уже погибли в результате встречи с этим противником. Я не хочу быть четвертым. И очень сомневаюсь, что командир «Агамемнона» захочет быть пятым. Но как старший в данной экспедиции я просто обязан предусмотреть все возможные случайности. Поэтому непосредственно перед началом боя распорядитесь спустить на воду шлюпку, в которую сойдет один из офицеров с копией моего отчета первому лорду. Как бы ни повернулась к нам судьба, он будет обязан доставить этот документ лично в руки адресата.

– Есть, сэр! Будет исполнено!

– Зарядить пушки и отдайте команду морским пехотинцам: пусть приготовят оружие и ожидают своего часа. Палубную команду наверх. Ставить все паруса. Мы идем на сближение. Горнисту играть боевую тревогу.

Мачты обоих фрегатов оделись белоснежными гроздьями парусов, заскрипели реи под порывами свежего ветра, и оба корабля, накренившись, развернулись в сторону своего противника. Похоже, что тот не воспринял данную угрозу всерьез. Во всяком случае, количество парусов на его мачтах не прибавилось. При последующем сближении стало ясно, что это не слишком ему и помогло бы. Судно имело относительно широкий корпус, что, положительно сказываясь на его вместимости, существенно ухудшало скоростные качества.

В подзорную трубу уже можно было рассмотреть палубу преследуемого судна. Радужные надежды военных моряков не оправдались: пушки на корабле имелись. Неподвижно закрепленные на палубе, с непривычно длинными и тонкими стволами.

– Ага, – пробурчал под нос капитан Джордан, не отрываясь от созерцания противника, – на абордаж наши друзья ходить не любят. Такого количества подобных фальконетов за раз мне встречать не приходилось.

– Но отчего же, сэр? – стоявший рядом лейтенант опустил свою подзорную трубу. – Турки тоже ставят на бортах своих линейных кораблей большое количество таких пушечек. Правда, стволы у них короче этих раза в два, а то и в три.

– Это оттого, лейтенант, что турки стреляют из них практически в упор, очищая палубу собственного корабля от ворвавшегося на нее противника. А здесь стволы длинные, стало быть, картечь, выпущенная из такой пушки, будет опасна на большей дистанции. Поэтому я и говорю, что наши друзья не любят ходить на абордаж. Они расстреливают вражеское судно с максимально возможной в этом случае дистанции. Не думаю, что они изменят своим привычкам и на этот раз. Так что прикажите морским пехотинцам укрыться за бортом и ни в коем случае не вставать. У меня есть нехорошее подозрение, что противник откроет огонь ярдов с двухсот. Ядра такого калибра не причинят нам вреда, а вот картечь может существенно испортить аппетит некоторым наиболее безрассудным смельчакам.

– Но, сэр, выстрел картечью с такой дистанции…

– При наличии такого длинного ствола? Почему бы и нет, лейтенант? Характеристики их пушек нам неизвестны.

Погоня продолжалась уже более часа. Расстояние между судами понемногу уменьшалось. При самом внимательном разглядывании уходящего противника никаких следов суденышек меньшего размера не было обнаружено. Корабль шел один. Еще не прозвучало ни одного выстрела, не взвился на мачте никакой сигнал, но всем участникам этой драмы было абсолютно ясно: бой неизбежен. Прикинув скорость, с которой сближались корабли, капитан «Боадицеи» пришел к выводу, что его орудия смогут открыть огонь уже менее чем через час. И тогда уходящему судну очень не поздоровится. Расходящиеся фрегаты-преследователи понемногу зажимали своего противника в клещи, лишая его возможности уклониться от боя. Да и не увенчалась бы успехом такая попытка. Фрегаты явно превосходили его в скорости.

– Лейтенант! Команда на батарею! Выстрел против ветра.

– Есть, сэр!

Спустя минуту с борта фрегата гулко бухнуло орудие, выбросив длинный сноп огня против ветра. По всем морским обычаям это означало недвусмысленный приказ остановиться. В противном случае отдавший это указание грозил расстрелять своего оппонента из всех орудий.

Нельзя сказать, чтобы на преследуемом судне этот недвусмысленный намек был полностью проигнорирован. На палубе появились матросы, началась какая-то суета около орудий, а с кормы судна неожиданно повалил дым.

– Что это, сэр? У них пожар? – поинтересовался лейтенант.

– Не думаю… Я уж скорее поверю в то, что они калят ядра.

– Такого калибра, сэр? Что они смогут ими сделать?

– Стволы длинные, пушки закреплены неподвижно… При отсутствии качки выстрел может быть достаточно точным. Хотя да, лейтенант, вы правы, даже и каленое ядро такого калибра не сможет причинить нам фатальных повреждений.

– Тогда что у них там горит?

– Не знаю… Вот поднимемся на борт и посмотрим.

А между тем расстояние, разделяющее корабли, продолжало уменьшаться. На палубах фрегатов начали появляться морские пехотинцы. Пригибаясь, они рассредоточивались вдоль бортов, не поднимая над ними голову. Было совершенно очевидно, что преследуемый корабль не рискнет свалиться борт о борт с любым из фрегатов. А стало быть, смысла скрывать морских пехотинцев и далее не было.

– Команда на батарею! Зарядить пушки картечью. Цель – рангоут. Лишим их хода, а дальше все закончится очень быстро.

Затопали внизу канониры, стукнули, открываясь, орудийные порты. Еще несколько минут, и сотни чугунных градин сметут за борт тонкие реи убегающего судна.

– Смотрите, сэр! Они наводят свои орудия!

В подзорную трубу было видно, как засуетились около пушек матросы полосатого корабля. Забегала по вантам палубная команда, зарифливая паруса.

– Что они делают, сэр? Они же потеряют ход!

– И мы проскочим мимо их бортов. Расстояние между фрегатами не превышает трехсот ярдов, и в этом случае капитан корабля противника рассчитывает на то, что мы не сможем стрелять. Ибо есть немаленький шанс того, что часть ядер достанется нам самим. Разумно. Но он совершенно упускает из виду ружья морской пехоты. С такой дистанции мы сметем с его палубы всех, кто там находится. Возможно, они успеют выстрелить пару раз, но это мало что им даст. Маневр, безусловно, смелый, но их капитан выбрал не того противника.

Без всяких подзорных труб были видны облачка дыма, появившиеся на палубе полосатого корабля, – его пушки дали залп. Нельзя сказать, чтобы он был очень уж удачным – снаряды легли… с перелетом.

– Ого! – вырвалось у лейтенанта. – Их пушки стреляют на такую дистанцию! Так какого ж дьявола они валяли дурака?! Они могли открыть огонь гораздо раньше, чтобы не подпускать нас настолько близко.

– Посмотрите на всплески от падения ядер, лейтенант, – прервал его словоизлияния капитан. – Судя по внешнему виду орудий, это не более чем двухфунтовки, а, посмотрите, какой всплеск дает снаряд при падении. В пору карронаде! Здесь что-то нечисто! Боюсь, что их капитан оказался гораздо более хитрым и опытным моряком, чем мы с вами ожидали. Немедленно сообщите об этом Лонгвуду! Его шлюпка должна отойти от борта тотчас же! Адмиралтейство должно знать, что противник располагает дальнобойными орудиями большой мощности.

– Но, сэр! Это же совершенно невозможно! Этим сведениям никто не поверит!

– А своим глазам вы верите, лейтенант?

Неизвестно, успел ли посыльный добежать до борта шлюпки, или она отвалила от фрегата по собственному разумению. Скорее всего, последнее. Ибо на палубе корабля почти одновременно взорвались три снаряда. И если первые два рванули на носу корабля, то третий, возможно, благодаря тому, что корабль немного наклонился, скатываясь с волны, рванул непосредственно на юте. В одно мгновение корабль остался без командира и большей части офицеров. Бритвенной остроты осколки прорубили жуткие просеки в толпе морских пехотинцев. А следующий залп обрушил на их головы остатки рангоута. На палубе фрегата мгновенно воцарился хаос, и потерявший управление корабль беспомощно закачался на волнах. Тем временем полосатый корабль резко лег на левый борт, обрезая курс «Агамемнону», а тонкие орудийные стволы диковинных пушек развернулись в сторону уцелевшего фрегата. На этот раз артиллеристы противника выбрали другую цель, и все четыре орудия ударили прямо в лоб надвигавшему кораблю. Два снаряда пролетели мимо и бесполезно лопнули в воде. Третий ушел слишком глубоко, и подводный взрыв саданул в днище фрегата пудовым кулаком. Зато четвертый врезался тремя метрами ниже бушприта и, взорвавшись, разворотил в носу корабля дыру настолько большую, что в нее, пригнувшись, мог пройти человек небольшого роста. Обрадованные морские волны тотчас же хлынули внутрь корабля. Зарывшись носом, фрегат моментально потерял ход. Запоздалая команда на батареи оказалась неэффективной. Мощный, но, увы, бесполезный залп из перекошенных пушек прозвучал совершенно впустую.

Дым с кормы полосатого корабля повалил гуще. Накренившись на левый борт, он описал вираж вокруг обоих фрегатов. Еще пару раз прогрохотали с палубы его пушки, но это уже не имело никакого особого значения. «Агамемнон» быстро тонул, и воды вокруг него были усеяны головами спасающихся членов экипажа. «Боадицея» еще держалась на воде, но наиболее сообразительные матросы уже приступили к спуску шлюпок. Судьба товарища никого из них не прельщала – было понятно, что противник намерен пустить на дно и второй корабль. Так уж лучше спускать шлюпки с еще ровной пока палубы, чем делать это с борта тонущего корабля. И пусть шлюпочный борт слишком тонкий, но лучше сидеть на утлом суденышке, нежели бултыхаться в холодной морской воде.

– Хей-хо! Хей-хо! – пригнувшись вперед, боцман Хартли, зажав руку в кулак, подгонял гребцов. – Ходу, парни, ходу!

Шлюпка, отвалившая от борта расстрелянной «Боадицеи», наращивала скорость. Приказ капитана должен быть выполнен! И пусть позади еще слышны звуки сражения, у моряков есть своя задача. Вцепившись в планшир, лейтенант Лонгвуд не отрываясь смотрел назад. Со своего места он видел, как накренились мачты «Агамемнона». Вывод был однозначный: корабль тонет. Как и почему – выяснять не было времени.

Шлюпка уже отошла достаточно далеко от места сражения, и боцман распорядился чуть сбавить темп. С борта полосатого корабля рассмотреть затерянную в волнах шлюпку было совершенно невозможно. Опасность миновала, и следовало экономить силы. Предстоял еще долгий путь.

Но, по-видимому, ехидная Судьба в этот день решила посмеяться над моряками флота Его Величества в полную силу. Темный узкий корпус прорезал морские волны, непривычный для уха моряка звук вплелся в равномерный плеск морской воды.

Лодка!

Та самая, которую описывали спасшиеся моряки. Точнее, одна из них. Второй не было видно. Лишенная практически всех надстроек палуба, небольшое орудие с длинным и тонким стволом на носу и сильно смещенная к корме небольшая рубка. На палубе столпилось около десятка моряков в неизвестной форме, не напоминавшей одежду никакого известного флота. Поблескивающие в их руках ружья недвусмысленно намекали на бесполезность любого сопротивления.

– И куда ж вас морские черти тащат? – поинтересовался один из них, свешиваясь с палубы. – Там еще бой не закончился… Бежим?

– Вы забываетесь! – гордо выпрямился в шлюпке лейтенант. – Кто вы такой, черт вас возьми, и как вы смеете говорить с офицером королевского флота в таком неподобающем тоне?!

– Мичман таможенной службы Калифорнийской Директории Иероним де Санхурхо! Флот его величества у нас ныне котируется весьма невысоко. Соответственно, и особенного уважения к его офицерам как-то не возникает. Вас ведь предупреждали, сэр, о том, что здешние воды весьма не безопасны?

– Благодаря вам?

– Скорее уж благодаря вам. «Навигационный Акт» был принят Британией, если мне не изменяет память? И ничьи возражения не заставили вас поступиться собственными интересами?

– Это дело короля!

– Ошибаетесь, сэр! В той мере, в которой данный документ затрагивает интересы других лиц, он касается и их тоже. А поскольку ни один здравомыслящий человек не обязан ставить интересы какого-то монарха выше своих собственных, то… результат перед вами.

Лейтенант в бессильной злобе сжал кулаки. Попытка абордажа лодки ничего хорошего за собой не повлекла бы. Ее борт поднимался над водой почти на два метра, и запрыгнуть туда с качающейся шлюпки было совершенно нереальной задачей.

Отсмеявшись, мичман сплюнул на борт шлюпки.

– Бог с вами, сэр, плывите уж куда собирались. И имейте в виду: следующая попытка военных кораблей выйти в море повлечет за собой и вовсе печальные результаты. Для них, разумеется. Мы не трогаем моряков, которые пытаются спасти свои жизни, исключительно из человеколюбия. А вовсе не потому, что хотим сохранить обученных матросов для королевского флота. Но если вы будете столь непонятливы – мы можем и пересмотреть свои принципы… Поверьте моим словам, сэр, могущество флота его величества в прошлом. Это мы еще больших кораблей к вам не прислали…

Под палубой лодки что-то зафыркало, и она, оставляя за кормой бурун, скользнула вперед, открывая шлюпке дорогу к дому.

Действия неведомых полосатых кораблей в Канале, разумеется, не привели к совершенному прекращению судоходства британского военного флота. Однако ж ранее спокойное плавание в Европу ныне стало походить на неслабую военную операцию. Два-три десятка военных кораблей теперь сопровождали такое же количество судов торговых. И это немедленно сказалось на ценах – те моментально скакнули вверх. Судовладельцы стремились компенсировать свои убытки – а они были весьма ощутимыми! Рядовые покупатели, на чьи плечи взвалили эту ношу, покряхтели, но пока успокоились…

А вот Адмиралтейству успокаиваться было рано. Потери, понесенные флотом, были не столь велики, чтобы говорить о катастрофе, но дух военных моряков они подорвали весьма основательно. Срочно требовалась какая-то громкая победа, дабы исправить создавшееся положение… Только вот как раз с этим было кисло. Шансов повторить «Славное первое июня» не выпадало. Французские адмиралы покидали порты только сильными эскадрами, а когда в Бискайский залив вышел Флот Канала, предпочли уклониться от битвы и укрыться в портах. Правда, еще оставалась надежда изловить какой-нибудь небольшой отряд кораблей. Но выпускать военные корабли малыми группами на разведку и поиск противника Адмиралтейство более не рисковало. А крупный отряд – французы замечали сразу и реагировали соответствующим образом, срочно отзывая в порты все небольшие группы своих военных кораблей и выводя навстречу им большие силы. Складывалось впечатление, что они, если и не взаимодействуют с полосатыми кораблями напрямую, то уж информацией обмениваются однозначно.

Глава 3 Не мешайте врагу делать ошибки

«Tout va tres bien, Madame la Marquise».

Французская песня «Все хорошо, мадам маркиза»

1

Осень 1799 года. Испания.

Недалеко от места высадки английских войск

– Лаврентьев! – приподняв голову над бугорком, поручик Лобанов окликнул седоусого капрала. – Что там дозорные?

– Не слыхать, ваше благородие! Должно, не нашли никого.

– Вот черти их раздрай – союзничков этих! И где теперь мне капитана того искать? На месте вас ожидать будет… как же! Ожидает, аж все жданки съел! Того и гляди, английские дозоры появятся, а мы здесь без пушек – одни сидим! Давай, еще парочку тех, что поглазастее пошли – пусть проверят вон ту рощицу!

– Слухаю, ваше благородие!

У поручика были все поводы для беспокойства. Ибо совсем недалеко от места расположения его отряда на берег высадились полки экспедиционного корпуса англичан. Здорово злые и весьма воинственно настроенные. И, откровенно говоря, имевшие на это множество причин…

2

После ощутимых оплеух, полученных от неуловимых «полосатых» фрегатов, Адмиралтейство наконец проснулось и приступило к активным действиям. Да и общественное мнение внутри страны, подстегнутое безостановочным ростом цен на все привозные товары, требовало от правительства и короля решительных мер по наведению порядка. Благо что пехотные генералы только пожимали плечами, читая в газетах о новых наглых выходках «полосатых призраков». «Это флот… все вопросы – к ним! Вот когда дело дойдет до штыка! Тогда и посмотрим, кто – кого! Наши войска полны решимости драться! Только доставьте нас на континент!»

Легко сказать – доставьте! А как, позвольте вас спросить? Лес и пенька из далекой России напрочь позабыли дорогу к британским докам. Разумеется, на верфях имелись и свои запасы. Но надолго ли их хватит? Как бы то ни было, а флот транспортных судов неуклонно увеличивался. Прибавилось и военных кораблей – работа на доках шла почти круглосуточно. Страна напрягала мускулы, формируя экспедиционный корпус. Да что там корпус – армию! Всем уже было ясно – «призраки» в союзе с Францией и Испанией. И с Испанией – гораздо больше, чем с французами. Кубинские верфи выпускали эти фрегаты, испанское золото звенело в карманах их экипажей, испанская сталь блестела на их палубах. Поэтому победить этих невидимок можно было, только ударив в сердце враждебного королевства. Ибо опьяненный своими успехами Годой к увещеваниям и намекам был глух, а купить его было попросту нереально – своего золота у испанца было более, чем достаточно. И даже больше, чем у многих достойных джентльменов… а вот уже это терпеть было совершенно невозможно! Карфаген должен быть разрушен – это понимали все.

И могучая империя напряглась, выплеснув на палубы кораблей полки своих солдат. Расцвели парусами громады линейных кораблей, и ощетинились орудийными стволами их пушечные порты. Могучий флот, подобного которому ранее никогда не собирала страна, медленно вышел из гаваней.

На военном совете была определена точка высадки десанта. Атаковать Францию, как ни соблазнительна была эта цель, никто не решился. В этой сошедшей с ума стране после оглушительных побед над интервентами только очередного внешнего врага и не хватало, чтобы вызвать новый приступ патриотического бешенства. Нет уж… пусть они лучше занимаются своими внутренними проблемами. Тем более после стольких лет революционного хозяйствования взять у французов все равно нечего…

А вот Испания… с ее золотыми галеонами и слабой армией – совсем другая песня. Да, в прошлом были какие-то неувязки в этом плане, даже проиграли парочку небольших сражений, точнее, стычек. И что? Как это отразилось на мощи набранной армии? Да и воевали-то с какими-то колониальными полками, вчерашними негодяями и разбойниками, не имеющими понятия о том, что такое правильная война… Их в Испании нет – убрались восвояси, на свои разбойничьи острова. Ничего, придет и их черед…

Нельзя сказать, что такие масштабные приготовления остались незамеченными противником. Совсем уж круглыми дураками их никто и не считал. Понятное дело, все ожидали каких-либо очередных диверсий от «полосатых призраков». И они последовали…

Ранним утром на траверзе Портсмута, напротив стоянки королевского флота, появилось несколько небольших суденышек. Слишком незначительные, чтобы представлять какую-то угрозу, они не были даже досмотрены патрульными фрегатами. Палубы их поднимались над водой высоко – суденышки явно не были брандерами. Да и куда они могли рассчитывать уйти, даже в случае успешной диверсии? Местное население с охотой вздернуло бы их на первом же суку.

Вот и не совались эти моряки на рожон. Более того, слегка даже зарифили паруса, чтобы снизить скорость и обеспечить себе более качественное маневрирование – уж слишком большое количество судов было в порту… Подойдя к основной массе кораблей, суденышки разделились, огибая стоявшие на якоре корабли со всех сторон. Только один кораблик, видимо из-за поломки чего-то важного, лег в дрейф неподалеку от патрульного фрегата. По палубе быстро забегали члены экипажа, что-то ремонтируя. Их счастье, что неподалеку от порта сломались!

По-видимому, несмотря на все усилия моряков исправить поломку (а уже было очевидно, что у них что-то произошло с рангоутом), суденышко сносило прямо к сторожевому корвету. Ну и повезло же капитану этого корыта с экипажем! Их бестолковая суета ничуть не способствовала устранению неполадок, и все приказы капитана только усиливали неразбериху.

Команда корвета аж за животы схватилась от хохота.

Тем временем остальные суда уже достаточно близко подошли к стоявшим на якоре транспортникам.

Внезапно что-то хлопнуло, прошипело, и от бортов суденышек в сторону стоящих на якоре кораблей протянулись дымные полосы. Сквозь окутавший моментально палубы этих посудин дым можно было наблюдать там какую-то суету. А вот дымные хвосты, расходясь, протянулись к кораблям… коснулись их бортов… И на палубах неподвижных громадин полыхнуло… да так, что просмоленные доски палубного настила, снасти, борта – все занялось жарким пламенем почти мгновенно. А продолжавшие свое движение суденышки дали новый залп. На этот раз траектории полета неизвестных снарядов были подняты выше – суденышки ударили ими в глубь эскадры. Не все их снаряды попали в цель – некоторые бесполезно бултыхнулись в море. Но это уже мало чего могло изменить.

Неизвестно, какую дрянь запихали нападавшие в свои снаряды, но эффект от нее превзошел самые страшные ожидания. Несколько кораблей тотчас же вспыхнули жаркими кострами. Впрочем, возможно, положение еще можно было бы как-то исправить, окажись на борту горящих парусников только их собственные команды. Неплохо обученные своему делу моряки, при должном усердии, смогли бы если и не потушить пожар полностью, то, по крайней мере, не дать ему разгореться во всю силу и так быстро. А за это время прочие корабли вполне могли успеть отойти подальше. Но, увы, выход эскадры в море намечался уже на завтрашнее утро, и все трюмы кораблей заполнились солдатами. А вот их-то правильным действиям в подобном случае никто и не учил – зачем?

Паника – страшная вещь!

А пожар в море – для сухопутного человека – вообще кошмар.

Вот и рванулись наверх очумевшие от страха солдаты, сбивая с ног матросов и мешая им предпринимать хоть какие-то осмысленные действия по спасению кораблей. Возможно, что-то еще можно было бы исправить, загнать, наконец, пассажиров в трюмы или попросту подключить их к этой нужной работе, но с борта суденышек ударил свинцовый вихрь. Жуткой смертоносной косою прошелся он по палубам кораблей, сметая за борт одиночек и отрывая руки-ноги тем несчастным, что попали под огонь. Тяжелая пуля, попав в толпу, разом валила двух-трех человек – пробивая навылет столь хрупкие человеческие тела… И на кораблях воцарился хаос… И хотя обстрелу подверглись лишь те из них, которые стояли с краю, – этого хватило. Никем не сдерживаемое пламя встало над их палубами. А те из них, кому посчастливилось не попасть под удар зажигательных снарядов, лихорадочно рубили якоря, стремясь поскорее уйти от своих, охваченных огнем, собратьев. Тем паче что загоревшиеся корабли уже начало сносить ветром в глубь строя прочих судов. И никакие потери сейчас уже не имели значения – огонь, вот что было главной опасностью!

Очнувшись от созерцания страшного зрелища, вахтенный офицер корвета перегнулся через перила и отдал команду. Бросились к пушкам матросы…

Поздно.

На палубе непутевого суденышка что-то фухнуло, прошипело – и дымная струя огня, преодолев четверть кабельтова, прошлась точно по юту сторожевого корабля. Сместившись влево, она, скользнув по мачтам, зажгла паруса. И пройдя по палубе с десяток метров, остановилась.

Все…

С охваченной огнем палубы вразнобой хлопнуло несколько выстрелов – кто-то отчаянный решил попытать счастья, обстреляв вражеское судно. Небезуспешно – один матрос рухнул с его борта в воду, второй схватился за простреленное плечо. Взамен с борта суденышка гулко прогрохотали выстрелы, свинцовый шквал стеганул по корвету, сразу добавив на сторожевом корабле бардака и раненых.

Выскочившему из каюты полусонному капитану хватило пары секунд на осмысление обстановки – она была весьма фиговой…

– Спасайтесь, Джейкобс! – крикнул он лейтенанту. – Уводите людей! Пожар нам не потушить!

Он был прав – добрая треть матросов палубной команды уже не имела возможности хоть как-то участвовать в бою. По причине смерти или тяжелых ранений.

– Да, сэр! А как же вы, сэр?!

– Мое место здесь! – и отбросив шляпу, капитан лихим прыжком перемахнул прямо через перила. Ударившись ногами о палубу, он на секунду присел и, выпрямившись во весь рост, бросился к пушкам. Прикрывая рукавом лицо (вокруг уже вовсю бушевал огонь), капитан проскочил к ближайшему орудию. Споткнувшись о тело убитого канонира, он подобрал валявшийся рядом пальник. Теперь бы еще пушку довернуть… тяжело. Внезапно над ухом он услышал чье-то тяжелое дыхание, орудие пошло легче… капитан обернулся.

– Палмер?

– Я, сэр! – отдуваясь произнес боцман. Драчун и выпивоха, он, тем не менее, свое дело знал хорошо и, отличаясь крайне сварливым и неуживчивым характером, держал команду в ежовых рукавицах.

– Что вы тут делаете?! Я отдал приказ покинуть корабль!

– Но кто-то ведь должен помочь и вам, сэр? Пойти на дно, не сделав даже выстрела по противнику, – не к лицу британскому кораблю, сэр!

– Доворачивайте, Палмер! Еще левее… так!

Ствол орудия шевельнулся, выцеливая противника. А там уже забегали матросы, суденышко, совершенно спустив паруса, тем не менее, хода отнюдь не утратило, напротив – даже прибавило скорости! Оно слегка накренилось на борт, описывая поворот. До борта корвета донесся монотонный перестук: что-то заработало на борту судна. Какой-то механизм.

– Так, Палмер! Пали! – приник к орудию капитан.

Пятифунтовое ядро, пущенное с короткой дистанции, ударило судно противника прямо в борт, ближе к корме. Что уж там ему повредили – бог весть, но равномерный перестук оборвался, и потерявший ход кораблик стало сносить в сторону!

– Есть, Палмер! Мы ему врезали! – вскочив на ноги, капитан взмахнул рукой. – Давай, двигай к той пушке – добавим ему…

Бушевавший на палубе огонь тем временем добрался до вынесенных к пушкам картузов с порохом…

Сброшенного взрывом в воду боцмана подобрала одна из шлюпок, уходивших от стремительно тонущего корвета. А тела капитана – так никогда и не нашли.

3

Только к вечеру следующего дня удалось потушить пожары в порту. Дымящиеся остовы кораблей кое-как оттащили в сторону и оставили догорать. Тушить их было небезопасно – то и дело там что-то взрывалось. Огонь добирался до крюйт-камер и перевозимого на кораблях боезапаса экспедиционного корпуса. И тогда очередной взрыв разметывал вокруг горящие куски того, что некогда звалось «кораблем его величества».

Потери были воистину страшные!

Полностью сгорели и взорвались четыре боевых корабля и девять транспортных судов.

В той или иной степени получили повреждения еще семь кораблей, причем два из них, пострадавшие от близких взрывов, хоть и остались на плаву, еле-еле держались на поверхности. У оставшейся пятерки был сильно поврежден рангоут и почти уничтожен огнем такелаж. Ни о каком их выходе в море и речи быть не могло.

Потери же, понесенные десантом, – вообще не поддавались учету. Спасаясь от огня и под действием паники, солдаты десятками бросались в воду, пытаясь добраться до столь вожделенного берега. Но, увы, это удалось очень немногим… Два транспортных судна, перевозившие лошадей, – погибли вместе с ними. Не спасся ни один человек и ни одна лошадь. Загорелся и утонул транспорт, перевозивший пушки, – на дно ушло сразу сорок пять орудий!

Только на то, чтобы хоть как-то залатать наиболее зияющие дыры, потребовалось бы не менее двух недель! И это – по самым скромным подсчетам!

Словом, выход эскадры в море – стал совершенно невозможным.

Понесли потери и нападавшие.

Помимо подбитого сторожевым корветом суденышка, которое было брошено экипажем и впоследствии взорвалось, разметав обломки на десятки метров, был потоплен еще один его собрат – тут уже внесли свою лепту береговые батареи, накрыв нахала метким залпом. Суденышко загорелось и спустя краткое время тоже взорвалось.

А вот взять пленных членов экипажа – не вышло. Оставшиеся суда, выпустив все свои зажигательные снаряды, бесстрашно лавируя среди всплесков воды, поднятых ядрами, бросились на помощь своим товарищам. По ним сейчас стреляли изо всего, что могло это делать! Даже солдаты береговой охраны – и те разрядили свои ружья, надеясь, пусть и случайно, но зацепить пулей хотя бы одного нападавшего. И им это удалось! Все видели, как с бортов этих отважных корабликов падали люди, сбитые пулями. В ответ кораблики открыли огонь по берегу, сметая с брустверов любителей пострелять, и теперь уже солдатам пришлось срочно искать укрытия. Досталось и артиллеристам батареи – выкосили почти всех канониров. Замолкшие пушки так и простояли в одиночестве до конца боя – стрелять из них было больше некому. Зарядить-то – зарядили, а вот кто будет наводить? Не палить же наобум?

Уже на выходе из порта остановился еще один кораблик. По-видимому, он тоже был поврежден и не мог более самостоятельно передвигаться. Его команда, перетащив что-то на борт подошедшего суденышка, спешно туда перебралась. Стоило только им отойти на пару кабельтовых, как брошенное судно взорвалось с ужасным грохотом, расшвыряв всяческие железяки на добрую сотню ярдов. По-видимому, все эти кораблики имели на борту заранее подготовленные взрывчатые вещества. Несомненно, это было сделано для того, чтобы надежно унести на морское дно тайну нападавших. Да и само устройство этих суденышек – тоже представляло бы немалый интерес! Как-то ведь они передвигались, не используя парусов! Этот секрет, безусловно, оказал бы самое благоприятное воздействие на флот сильнейшей морской державы. Но, увы, морская вода умеет хранить тайны… даже и от лучших моряков мира.

4

– Прошу садиться, джентльмены! – привстав со своего места, первый лорд указал адмиралам на кресла. – Проклятая подагра… я даже и ходить-то толком не могу…

Приглашенные на совещание в Адмиралтейство адмиралы и наиболее опытные капитаны расселись за столом.

– Итак – к делу! – хозяин кабинета пододвинул к себе стопку бумаг. – Я внимательно прочитал ваши рапорта – самым тщательным образом. Некоторые соображения, которые там изложены, привлекли мое внимание особо, и я попросил адмирала Мэннинга их изучить. И составить наиболее полное описание произошедшего. Прошу вас, адмирал!

Названный персонаж встал и положил перед собою стопку исписанных листов. Впрочем, доклад он делал по памяти, лишь изредка бросая мимолетный взгляд на записи.

– После тщательного изучения произошедшего, джентльмены, могу сказать одно – нам известен автор этого дерзкого мероприятия!

Среди собравшихся прошло некое оживление.

– Это, несомненно, тот самый человек, который послал в Канал «полосатые» фрегаты. Теперь мы знаем имя их создателя – полковник Аларкон! Судя по всему, быстроходные, сильно вооруженные необычным образом, суда – тоже плод работы этого, не побоюсь данного слова – гения морского кораблестроения! И место изготовления этих кораблей – верфи Гаваны!

– Стало быть, Испания… – хрипло проговорил адмирал Басселард.

– Да, сэр! Это они.

– А наши заклятые друзья – французы, предоставили им почетную обязанность таскать каштаны из огня…

– Мы знаем название одного из этих фрегатов. По-видимому – это их флагман. «Кэптен Клим!»

Собравшиеся переглянулись – это имя никому ничего не говорило.

– Вижу на ваших лицах недоумение – вы удивлены?

– Какой-то кэптен… – пожал плечами Басселард.

– Не какой-то! А погибший в сражении на Мартинике начальник Таможенной службы Калифорнийской Директории – капитан Клим! – обвел всех глазами Мэннинг. – Корабль назван в его честь! И это – лишнее доказательство причастности испанцев!

Неясный гул возник в воздухе – эту, позорную для британского флота, страничку истории помнили все.

– То есть, сэр, если я правильно вас понял, – привстал со своего места капитан Бойс, – к этому нападению причастны и калифорнийцы?

– Несомненно, капитан. Быстроходные, вооруженные мощной артиллерией фрегаты. Самодвижущиеся малые корабли, способные метать огонь и зажигательные снаряды. Извергающее сотни пуль оружие… Пиратская тактика, больше похожая на разбойничий налет – все это их почерк!

– А как они передвигаются, сэр? – задал вопрос кто-то из адмиралов.

– Трудно сказать… Если кто-нибудь из присутствующих помнит, некоторое время назад тут околачивался какой-то инженер Фултон. Его навязчивая идея состояла в том, что корабли может двигать пар! Обычный пар – как из чайника! Он предлагал нам проект самодвижущегося судна с такой машиной. Однако оно годилось лишь для внутренних вод и ему указали на дверь. Не исключено, джентльмены, что кто-то талантливый творчески переработал его замыслы… Во всяком случае, других идей у меня нет!

– Ладно, бог с ним – с Фултоном! – отмахнулся хозяин кабинета. – Продолжайте, адмирал.

– Да, сэр! Сама идея нападения, надо отдать должное, продумана до мелочей! Противник, несомненно, вел наблюдение и знал, что незначительные по размерам суда мы не проверяем столь тщательно. Поэтому он и бросил в атаку именно их – и преуспел! Оттого и выбрано самое страшное оружие – огненные снаряды. Все предпринятые нами ранее меры – против их начинки оказались неэффективными. По нашим данным, джентльмены, в нападении принимало участие не менее восьми кораблей такого типа. Непосредственно в атаке участвовало пять судов. Одно из них отвлекло внимание сторожевого фрегата и, воспользовавшись замешательством команды, подошло почти вплотную. Один залп…

– Залп чего? – снова старик Басселард.

– Мы пока этого не знаем, сэр… Так вот, фрегат вспыхнул весь – менее чем за пару минут! Надо отдать должное капитану Саммерсу – он успел выстрелить из пушки и попал! Надо полагать, что именно в результате этого попадания неприятель лишился хода и впоследствии был потоплен своей командой.

– Постойте, сэр! – подал голос капитан Веллин. – Вы сказали – восемь? А где же были еще три корабля?

– Стояли в засаде, на тот случай, если наша эскадра предпримет попытку догнать атакующих. Эту троицу заметили рыбаки и позднее донесли нам. Уцелевшие после самоубийственной атаки суда подошли к ожидавшим и передали на их борта часть подобранных из воды экипажей. То есть противник позаботился и о прикрытии атаковавших нас брандеров. Учел, что те расстреляют весь боезапас и будут представлять собою плавучую мишень. А еще три таких кораблика могли причинить серьезный ущерб любому военному кораблю – даже самому сильному! Уж очень кому-то не хотелось, чтобы мы выяснили – кому нанести ответный визит? Эти негодяи постарались спрятать свои лица – как разбойник под маской! Но не учли, с кем имеют дело…

– Три скорлупки на тринадцать больших кораблей – неплохой размен! – покачал головою Веллин. – У их адмирала неплохо варит котелок! А у капитанов брандеров – железные нервы!

Первый лорд постучал по столу карандашом.

– Надеюсь, джентльмены, более ни у кого не возникает вопрос – отчего именно по Испании мы наносим свой удар?

У собравшихся никаких сомнений на этот счет не имелось.

– Противоестественный союз Франции и московитских варваров, подкрепленный испанским золотом, – представляет смертельную угрозу для Британии! Объединенный флот союзников в Средиземном море – ставит жирный крест на всех наших планах! Любой ценой – но этого допустить мы не можем! Наш флот – он все еще самый сильный флот в мире! А сухопутная армия быстро разнесет в клочья этих ряженых петухов – испанцев! В этой войне надо выбить слабейшего первым. Русские… что они могут? Пусть пугают медведей в своей заснеженной столице и не лезут в Европу, куда их никто не звал! А этот выскочка – Бонапарт! Артиллерист – даже не моряк! То-то их флот трусливо прячется под защиту береговых батарей!

– Испанская пехота – сильный противник! – осторожно возразил кто-то из капитанов.

– На море? – язвительно поинтересовался глава Адмиралтейства. – Ничего не имею против, пусть плывут – мы их встретим! Одной Великой Армады им не хватило?

Собравшиеся заулыбались, видимо, представив себе эту встречу.

– Каковы потери десанта, адмирал? – поинтересовался первый лорд.

– Здесь все достаточно грустно, милорд. – Мэннинг перевернул листок бумаги. – Только погибшими в воде и при пожарах армия потеряла более трех тысяч человек. Около трехсот лошадей. Более полусотни пушек и большие запасы пороха – все ушло к рыбам, либо взлетело на воздух. А уж про количество сгоревших и пострадавших транспортных судов я вовсе умолчу, дабы не расстраивать собравшихся, – оно огромно! Увы, но только на ремонт и восполнение потерь у нас уйдет не менее двух недель! И то – не факт, что мы уложимся в эти сроки. Все это печально напоминает мне инцидент перед отплытием эскадры Джарвиса на Мартинику – очень уж похожая манера нанесения удара. И здесь и там – удар в порту по готовым для отплытия кораблям. Отличается только метод нанесения удара – атака малыми кораблями, а не диверсия.

– Да… – проворчал хозяин кабинета. – Помню… Но, слава богу, сейчас у нас не горят верфи и не взрываются пороховые склады – мы тоже кое-чему научились за это время!

– Я полагаю, милорд, что целью удара, в данном случае, был вовсе не флот! Противник метился (и попал!) именно в корабли десанта!

– И какой из всего этого можно сделать вывод, адмирал?

– Э-э-э… – несколько замешкался Мэннинг.

– Так я вам скажу! Оставим в стороне флот – мы и так знаем, что победить нас в честном бою ни французы, ни испанцы не смогут. Про русских – вообще молчу! Они опасаются удара наших войск – именно потому бьют по транспортным кораблям! Вывод – Бонапарт не окажет испанцам помощи! Да и русские не пришлют своих полков – уж и не знаю, отчего. А сами они против нашей пехоты – не устоят! Этим обстоятельством объясняется все! И отчаянный удар по Портсмуту, больше граничащий с авантюрой. И атаки фрегатов Аларкона в Канале. Все! Они боятся, что наши войска ступят на их землю, – им нечего нам противопоставить! Вот и стараются всеми силами задержать нас здесь, в Англии!

А вот под таким углом зрения, никто из присутствующих на происходящее не смотрел! И действительно, если сложить все происходящее вместе – то именно такой вывод и напрашивался в первую очередь. Многие только теперь поняли, что упустили свой шанс, не высказав подобных умозаключений раньше. А ведь на языке вертелось!

– Адмирал! Доведите эти соображения до армии. Пусть сделают свои выводы из происшедшего! Охрану стоянок флота – учетверить! Выслать корабли дозора в море – пусть проверяют всех подряд! Даже и рыбацкие лодки…

Нельзя сказать, что руководство экспедиционного корпуса, получив эти данные, было поражено. Нет, там тоже были люди небесталанные и к аналогичным выводам пришли уже и сами, независимо от флотских адмиралов. Но получив еще одно подтверждение своим предположениям, лишний раз убедились – цель для атаки выбрана правильно! Сведения, полученные от флота, только позволили уточнить первоочередные задачи при высадке. В частности – захват верфей, на которых были заложены новые фрегаты Аларкона, – уже в Испании, не на Кубе. И карандаш командующего решительно сделал отметку на карте – удар будет нанесен тут!

Приказы были отданы, и неповоротливая военная машина потихоньку стала набирать обороты.

На этом фоне совершенно потерялся тот факт, что один из посыльных, доставлявших пакеты с приказами, по пути в порт завернул в скромную адвокатскую контору. У молодого человека были некоторые денежные проблемы, связанные с картами… а здесь подвернулась возможность несколько подправить свои дела. И пока посыльный пил теплый грог, присев в удобное кресло, пакет с приказом был осторожно вскрыт и его содержимое быстро скопировано. Что делать? Коммерция – целое искусство, и очень часто удача зависит от того, где и когда в очередной раз загрохочут пушки. Не дай бог, корабль с ценным грузом ненароком занесет в те места! А предупрежден, значит – вооружен! Такое объяснение полностью удовлетворяло любопытство посыльного. Люди проявляют похвальную осторожность, деньгами рисковать не хотят – что же в этом нехорошего? А то, что действуют через адвокатов, – разумно и правильно, совершенно по-британски. Никто и никак себя не компрометирует – адвокат обязан учитывать и защищать все интересы нанимателя. А уж каким образом…

Другое дело, что порою и он сам толком и не знает своих нанимателей… ну, так он же – не господь бог? Впрочем, некоторых нанимателей лучше и не знать… даже и не гадать об их истинной сущности.

Глава 4 Специи по вкусу

«Самая лучшая война – разбить замыслы противника; на следующем месте – разбить его союзы; на следующем месте – разбить его войска. Самое худшее – осаждать крепости».

Сунь Цзы, из трактата «Искусство войны»

1

Испания, военный совет.

Дядя Саша

– Итак, господа, планы англичан окончательно определились! Надо отдать должное их генералам – они поработали на совесть. Ну, естественно, мы тоже в сторонке не отсиделись. Помогли гордым сынам туманного Альбиона, чем смогли…

На лицах собравшихся проступают усмешки. Наши ухмыляются понимающе, испанцы и французы, как менее осведомленные в некоторых хитростях, все же некоторый, обидный для англичан, подвох в моих словах ощущают. И тоже расплываются в улыбках.

– Основной удар направлен на захват пиренейских перевалов. Далее – на Бильбао, Памплону, Сарагосу и Сабадель – нас хотят отрезать от Франции. Вспомогательный удар, неделей позже, будет нанесен по Ферролю – английскому флоту стало известно о закладке там «длинных» фрегатов Аларкона. Они, не без основания, сочли это даром божьим! Разумеется – для себя…

Угу, а я в свое время чуть глотку не сорвал, убеждая некоторых упрямцев в необходимости закладки этих судов именно здесь! И главный довод испанских адмиралов – сохранение в тайне секретов данных кораблей, впервые сыграл не на нашей стороне. Да… кровушки нашей попили тогда изрядно. А уж что стряслось, когда я предложил пропустить англичан к феррольским верфям! До обвинения в государственной измене не дошло совсем чуть-чуть – спасибо Годою! Тот в нужный момент стукнул кулаком по столу (в переносном смысле, разумеется) и командным голосом повелел все пререкания прекратить. Правда, злодей эдакий, спихнул на меня персональную ответственность за успех всей операции. Мол, сам придумал – сам и выполняй! С тебя и спросим, коли все вдруг боком вылезет.

Генералы оживляются – есть повод проявить свои недюжинные познания в различных воинских науках. Увы, но некоторый облом ожидал их и здесь. Согласно высочайше утвержденному решению (еще несколько ведер пота, пролитых всеми нами сообща) генерального сражения при высадке английской армии на побережье – не будет. Их, почти беспрепятственно, пропустят внутрь страны. Правда, у кавалерии будет нехилый шанс блеснуть своей удалью – тревожить вражеские колонны на марше им никто не запрещает.

2

Вообще с этим планом вышло много непонятного (ясен пень, для окружающих). Поверить в то, что Бонапарт внезапно съехал с катушек, – крайне затруднительно. Еще меньше это можно сказать про Павла – этот по-прежнему ведет себя так, что зубовный скрежет от некоторых его задумок доходит не только до Лондона. Вот и пришлось Кобре и Артему проявлять чудеса изобретательности, подсовывая выявленной вражеской агентуре тщательно изготовленную нами дезу. И надо сказать, что некое «Страховое общество Россия» немало в этом преуспело – многих английских агентов даже наградили! (Деньгами в том числе – что само по себе для прижимистых островитян дело неслыханное!) Так и было за что! Столь тщательно изготовленные фальшивки убедили бы и их мнимых авторов! Надеюсь, впрочем, что не все награжденные успеют насладиться заслуженными почестями… и потратить полученные денежки…

Последним доводом явилась наша атака на стоянку у Портсмута. Уж как чесались кулаки устроить им там качественный Содом и Гоморру! До сих пор амфибийно-торакальный синдром спокойно спать не дает! Можно было единым ударом уменьшить вражеский флот весьма изрядно. Благо что напалмовые ракеты это вполне позволяли. Увы… и здесь пришлось наступить на горло собственной песне.

А уж каких трудов стоило сохранить в тайне прибытие русских полков – про то и рассказать не могу. Все равно никто не поверит. Но – сделали! И упрятанные в укромные горные лагеря, гвардейские полки (коим высочайше предоставили возможность искупить некоторые прошлые грешки) могли теперь сыграть весомую роль в предстоящем деле. Могли… если каждый из нас выполнит поставленную задачу. В смысле – правильно выполнит. Без выкрутасов и закидонов.

Хорошо, что по совету генерала Жюно мы полностью отказались от идеи использовать в своих целях конницу. Что испанскую – по причине невысоких боевых качеств, что французскую – по причине почти полного отсутствия наиважнейшей детали экипировки – головы.

– Мой генерал, – Жюно приложил руку к сердцу. – Поверьте, я высоко ценю своих ребят! Мы вместе прошли через столько славных деньков! Но, увы… они совершенно не способны тихо сидеть в засаде, видя проходящих мимо «раков». Они попросту не выдержат! И никакой приказ их не остановит!

Вот и пришлось сажать в засады казаков – этим все было по хрену. Лишь бы харч вовремя подвозили, да вина было в избытке…

А вообще моя роль в данной операции – восьмая сбоку. Командующий разведкой и специальными силами – ни разу не авторитет. В реальной истории в это время такими делами чуть ли не майоры занимались. И ничего – справлялись как-то…

Хорошо, что Бонапарт и Павел – оба, не сговариваясь (хотя черт их там знает…), письменно предписали своим генералам ничего не предпринимать без консультации с шефом специальных операций – так меня окрестили (вполне, кстати, официально) при испанском штабе. С обязательным одобрением задуманного. Командовать ими я, разумеется, не мог. Но вот помешать проведению сражения (и заодно существенно подпортить будущую карьеру), сославшись на неблагоприятные сведения, – так очень даже! И иди, опосля, доказывай свою правоту в случае проигрыша. Разведка ведь предупреждала о превосходстве неприятеля? Да, было дело. Пожалте бриться! Дураков среди генералов не нашлось. Понятное дело, что эдакой дубиной ворочать надо было с оглядкой – вот я и старался! А уж сколько выпить пришлось… особенно с русскими – до сих пор без содрогания вспоминать не могу! Только и спасала непривычность гостей к нашим напиткам, да…

По правде сказать, я их понимал. Ну кто такой этот «Ночной гость»? Для испанцев – авторитет. А для французов? Про русских – и вовсе молчу. Какая там Мартиника – про нее и слыхивали-то далеко не все! Русские – так вообще никто. А неведомая Калифорния… да есть ли она вовсе? И какие там могут быть войны? С полуголыми индейцами что ли? Не смешите! Но, убедившись в точности наших сведений, многие зачесали в затылке. Что-что, а трудность их быстрого получения (не говоря уж о достоверности данных) оценили многие. И прониклись. Весьма и весьма. А уж столкнувшись с нашими «зелеными дьяволами» – так и вовсе. Испанцы – те ходили гоголями, мол, это наши войска! В интересах дела никто из нас разубеждать и не пробовал.

Так что худо-бедно, а некоторое взаимодействие у нас наладилось. Косо не смотрели и не чурались – уже хорошо. А после портсмутской вылазки – зауважали всерьез! Особенно когда я пояснил причины затопления третьего штурмового катера (так мы называли свои суда).

– Надо создать у противника иллюзию слабости наших военно-морских сил. Ненадежности войска и плохого качества техники.

– Зачем? – не выдерживает генерал Расторопов.

– А вы собираетесь бегать за ними по все Европе, генерал?

– Э-э-э… почему – по всей?

– А где они высадят свои войска – вам, я полагаю, известно?

– Нет, но…

– Вот мы и приглашаем их сюда! Раз уж так вышло, что тут собралось столько опытных генералов во главе своих войск, – отчего бы и не назначить им здесь рандеву?

– Здесь? Но вы направили их на Ферроль!

– А вы хотите оставить им флот? Чтобы англичане, как это уже бывало, трусливо уклонились от сражения?

3

Короче – флот прибыл. Нехилая армада нарисовалась на горизонте и, уставившись на берег стволами пушек, недвусмысленно нарывалась на драку. Мол, мы тут самые крутые – кто на нас?

К чести испанских артиллеристов, составлявших гарнизон небольшого форта, их эта демонстрация ничуть не смутила. Отстояв службу, бравые канониры зарядили свои пушки и шарахнули по ближайшим кораблям. И надо сказать, весьма недурственно врезали! Британцы такой наглости не ожидали, и на сопротивление небольшого форта даже и не рассчитывали.

Так что уже через десяток минут от форта полетели брызги! Из камней и кирпичей. За это время испанцы успели дать еще два залпа и пустить ко дну шлюп и несколько лодок с десантом. А не фиг лезть прямо под пушки!

А вот потом… в общем, еще пару залпов они таки дали… И все – более стрелять там было некому.

Высадка продолжалась уже беспрепятственно.

А стоявшие рядом со мною генералы только кулаки от злости сжимали. Очень уж позиция соблазнительная была – на берегу находилось всего три-четыре тысячи пехоты, и их можно было бы раскатать в тонкий блин одной кавалерией.

Но… Жюно молчал, не трогались с места и испанские генералы. Покосившись на них, отпустили рукоятки своих шпаг и русские.

– Вот так, господа генералы! Даже обычные солдаты стойко защищают свой пост! Что же тогда говорить о нас с вами, на коих возложены обязанности несоизмеримо большие?

– Может быть, генерал, – повернулся ко мне полковник граф Кашинский, – там остались еще живые?

Он ткнул рукою в сторону развалин форта.

– Мы проверим. Как только стемнеет, наша разведка заглянет там под каждый камешек.

Но, увы… они принесли только двоих солдат… раненых и наспех перевязавших свои раны рубашками. Из ста пятидесяти…

Без труда сбив слабые заслоны на перевалах, армия вторжения устремилась в глубь страны. Не парадным шагом – им здорово досаждала конница противника, да и по ночам частенько происходили всякие непонятые штуки. Загорались и взрывались пороховые ящики, меткие пули и острые ножи еженощно пробивали изрядные бреши в рядах офицеров. Спать приходилось вполглаза, и среди солдат уже началось глухое ворчание.

Не дай бог, им попались бы в этот момент испанцы…

Обеспечив высадку десанта, флот развернулся к Ферролю – второй цели. Ветер был попутный, и уже через пару-тройку дней передовые фрегаты бросили якорь в виду фортов, охранявших вход в гавань.

Их было три.

Один, старый, сорокапушечный – запиравший вход со стороны моря. И два – более новой постройки. Форт Сан-Фелипе, насчитывавший три десятка орудий, и еще один, расположенный почти напротив двадцатипушечный, – этого вполне хватило бы, пожалуй сюда эскадра даже и в два десятка вымпелов. Перекрестный залп на близкой дистанции, да с обоих берегов – мог бы отправить на дно самого серьезного противника.

Но – не сейчас.

Только одни линейные корабли могли бы, при желании, несколькими залпами срыть до основания не то что форты, но и сам берег на кабельтов от воды.

Правда, несколько выстрелов форты все-таки дали. Но, почти сразу же, выбросили белый флаг и прекратили огонь – силы были просто вопиюще неравными! Оттого и не стали испанцы дожидаться парламентеров – попросту бросили свои пушки и сбежали в глубь страны. (И еще причины для того имелись – нам эти солдаты на свободе более полезными были.)

Желающих переть на рожон не нашлось и на других фортах. Тем паче, что пехота англичан уже ломилась по берегу. Грозясь поотшибать рога всякому, кто хотя бы косо глянет в их сторону.

Солдаты, составлявшие гарнизоны обоих фортов, не глянули и тихо смотались из своих укреплений, правда, пушки, на прощание, заклепать успели.

Когда же флот, разгоряченный легкой победой, ворвался в гавань, то слюнки потекли уже у многих! Богатый город, оставшийся совсем без защиты, лежал перед ними. На верфях возвышались корпуса двух «длинных» фрегатов, а у причала догорал близнец тех самых суденышек, что так нахамили у Портсмута. Удиравшая команда успела-таки его поджечь!

С грохотом упали на причал трапы, и, топоча башмаками, в город ринулась пехота. Прогрохотали первые выстрелы, и на берегу появился трясущийся алькальд с ключами от города.

Все!

Вторая задача исполнена!

Поэтому, уже на второй день после высадки, колонны пехоты потянулись в глубь страны. Надо было успеть! Успеть помочь своим товарищам, нанеся удар в спину испанцам.

Спешно отправлены были отряды, чтобы обустроить брошенные форты. В гавань втягивались суда, подходившие из Англии с подкреплениями. На причалы сводили лошадей, чтобы бросить рейдом в глубь вражеской территории конницу.

Все, абсолютно все складывалось точно по плану! От высадившихся ранее войск приходили самые обнадеживающие известия. Теперь уже ничто, казалось, не могло сломить победного натиска солдат в красных мундирах…

Глава 5 На ринг вызываются…

Красные начинают и…

1

Испанская территория,

временно занятая английскими войсками

Поручик Лобанов не вникал в столь высокие материи. У него была ясная и понятная задача – скрытно подойти к форту Сан-Фелипе, дождаться отряда союзных французов, которые должны были доставить туда артиллерию, – и атаковать форт. Отряд поручика уже вторую неделю отсиживался на укромной ферме, неподалеку от дороги. Несколько раз были ими замечены английские фуражиры и их повозки. Но, памятуя строгий наказ своего командира, солдаты вели себя тихо.

И вот – приказ! Отряд, насчитывавший около ста человек, выступил в ночь. Быстро пройдя по разведанному ранее пути, солдаты Лобанова достигли точки рандеву. И вот уже почти десять часов прячутся в кустах, окружающих небольшую лощину. А французов – нет, как никогда и не бывало. Куда-то исчез и сам отряд и его пушки. Что делать в подобной ситуации – неизвестно, приказ такого оборота событий не предусматривал.

– Ваше благородие!

– А?! Чего тебе, Симончук?

– Кажись, шебуршится хтось-то…

– Где?

– Ось туточки – вон в тех кустиках! – вытянул руку старый солдат.

Не успел поручик открыть рот, собираясь отдать приказание, как в кустах мелькнул солнечный зайчик. Одна вспышка, вторая. Пауза – и снова две вспышки.

– Похоже, Симончук, по нашу душу гости… Встречать надобно!

Положа руку на сердце, таких гостей поручик ожидал менее всего…

Четверо здоровенных, по самые глаза закутанных в какие-то серо-зеленые одежды, мужиков с непривычным оружием в руках. И пятый, судя по всему, командир этой странной группы. Почти на две головы ниже любого из них. В руках – непривычного вида ружье, с толстым стволом и какой-то трубкой сверху. Лица не видно, его почти полностью закрывает матерчатая маска с прорезями для глаз и рта. Истинно – ночной тать, только вот ростом не вышел!

– Поручик Лобанов! – представился им командир отряда. – С кем имею честь, господа?

– Пусть ваши солдаты отойдут в сторону, господин поручик, – ответствовал ему один из четверых здоровяков. Нечисто ответил, видно было, что русский язык – ему не родной.

– С вашего позволения, господа, они останутся здесь! – отрезал поручик. – Мы на войне, а не на балу! Извольте представиться, господа!

Здоровяк раскрыл рот, собираясь возразить. Напрягся Симончук, и, глядя на него, насторожились и остальные солдаты. Тихо щелкнули взводимые курки.

– Спокойно, Рамон! – неожиданно тихим голосом ответил командир «зеленых». – Поручик прав.

Скользнула вниз маска, открывая лицо…

Матерь божья – это женщина! И молоденькая!

– Капитан Борисова, поручик. Сорок три.

– Э-э-э… мадемуазель, я… право слово…

– Сорок три, поручик!

– Ах, да! Виноват! Семнадцать!

– Двадцать один.

– Э-э-э… девять…

И было от чего растеряться! Цифровой пароль – набор цифр до шестидесяти, означал – перед ним свои. А вот второй – набор цифр до тридцати, указывал на то, что Лобанов и его солдаты переходят под команду прибывших. Вот такие пироги…

– Отпустите своих солдат, господин поручик. У нас пока есть время поговорить спокойно.

Капитан сняла шляпу, выпустив из-под нее копну темно-русых волос. Огляделась и присела на камень. По знаку руки ее сопровождающие растворились в прилегающих кустах.

– Присаживайтесь, поручик. В ногах правды нет.

Лобанов осторожно присел рядом.

Борисова?

«Полосатая кошка» – так, кажется, прозвали ее дикари? Так это – не легенда?! Живой, настоящий человек? Вспомнились рассказы капитана Мору.

– Мадемуазель…

– Капитан. Так будет проще. И привычнее как-то.

– Извините. Так это все – правда?

– Все – это что? Выражайтесь, пожалуйста, яснее.

– Ну… нам капитан Мору рассказывал…

Его собеседница улыбнулась.

– Ну… он всегда был очень увлеченным человеком. Остался им и сейчас. Никак не может забыть впечатления от нашей первой встречи. Правда, поручик. Возможно, капитан что-то и преувеличил, но ненамного, поверьте мне.

– Он очень сожалел, что не встречался с вами более.

– Я знаю… – совершенно по-домашнему согласилась собеседница. – Он хороший человек, даже на дуэли из-за меня хотел драться! Ничего, у него пока все впереди, встретит еще девушку своей мечты…

Ее глаза чуть затуманились, на мгновение, не более. Впрочем, это проскользнуло по лицу девушки так быстро, что поручик не мог быть уверен в том, что все это происходило на самом деле.

– Давайте, поручик, вернемся к нашим делам. Батарея капитана Роже – в получасе хода отсюда. Дело в том, что прямо перед их укрытием – там, где спрятаны пушки, – расположился отряд фуражиров. Встали они на стоянку еще с вечера и уходить пока не намерены. Оттого и нет здесь капитана – он не хочет поднимать шум.

– Что мы должны делать, госпожа капитан?

– Мы подойдем к лагерю англичан вплотную. Ваша задача, чтобы никто не выскользнул из этой долинки. Ни один человек не должен уйти и предупредить их войска. Вы меня понимаете?

– Сделаем. Что еще?

– Это все. В бой не вступайте, разве что – в случае крайней необходимости. Бросят оружие – берите в плен. Попытаются бежать – стреляйте. Вопросы есть?

– Нет.

– Тогда – командуйте выступление! Когда мы скроемся в тех кустах, выдвигайтесь следом. Направление – на эту горку с раздвоенной вершиной, французы сидят в ущелье справа от нее. Вход туда замаскирован и не виден даже с десяти шагов.

Правильно все-таки говорят французы, фуражиры – набранные в армию разбойники! Во всяком случае, глядя сейчас на англичан, поручик вполне был с этим согласен. Уж и неизвестно каким образом расплачивались эти молодчики за набранное продовольствие, но вот такого коня они купить явно не могли! В чем-чем, а в этом-то Лобанов разбирался! Не всякому князю такой жеребец по карману – уж точно не начальнику фуражирской команды! Разве что сталью расплатился… или свинцом – тогда да.

И сейчас командир фуражиров его опробовал. Понятно теперь, отчего стоянка приключилась. Видать, хотел он в лагерь уже на новом коне въехать, оттого и устроил тут привал.

Честь по чести – даже часовых выставил. Одного из них поручик по дороге видел… бр-р!

Шею мало что не пополам перехватили! Жуткие это парни – «зеленые», хорошо хоть на нашей стороне воюют. Он вспомнил, как командир полка, собрав всех офицеров, предупредил.

– Гости сии – заморские, из Калифорнии. Где уж они там таких ухорезов сыскали – бог весть! Но служат они в испанской армии исправно, не балуют и дело свое знают добро! Командир их главный, «Ночным гостем» именуемый, так и вовсе – чина генеральского удостоен и королем обласкан щедро, как и все офицеры его. За дело, ибо урон от солдат сих – вельми преизрядный противнику проистекает. Будут они нам помогать, коли нужда в том станет. Командиры у них – завсегда свои, чужим офицерам их генерал тот не поручает. Все-то у них чудное, господа! И оружие и одежда – все свое, да непонятное! Однако ж – стрелки знатные, да хоронятся хорошо – куда там егерям нашим! В дела ихние не лезть, да вопросов праздных не задавать – сами все поведают. А коли чего не скажут – так и вас, господа, всевышний разумением не обошел – сами смекайте!

Оставшиеся (пока!) живыми часовые с куда большим интересом наблюдали за экзерцициями своего командира, нежели за окрестностями. За что и поплатились – сразу в двух местах поднялись из густой травы темные фигуры, тихо хлопнули снабженные глушителями револьверы, и часовые осели на землю.

Из кустов, раздвигая ветки, высунулся толстый ствол ружья «Полосатой кошки» – и главный фуражир кубарем вылетел из седла! Повскакивав с земли, бросились к нему все прочие, спеша оказать неудачнику помощь. Причем один из них вскочил на ноги всего в десяти метрах от поручика. Надо же! А лежал-то как тихо!

Там и упокоился – ствол ружья чуть довернулся в его сторону, тихо кашлянул, и у бегущего подломились ноги.

До упавшего с лошади фуражира не добежал никто…

Грохоча колесами, выкатывались из узкого прохода пушки. Одна, вторая… да какая же это батарея? Кабы и не две… если не три.

Отряхивая свой мундир от пыли, быстрым шагом подошел высокий француз в офицерском мундире.

– Капитан Роже? – вежливо поинтересовался поручик. Его французский язык наконец-то пригодился по-настоящему – в бою, а не на великосветском балу! Будет о чем потом рассказать!

– Точно так! – кивнул подошедший офицер. – Имею честь видеть поручика Лобаноффа, не так ли, мсье?

– Совершенно верно, господин капитан! Это все ваши пушки?

– Нет. Там, в ущелье – еще десяток.

– И у вас есть столько людей, чтобы из них стрелять?

– Люди – будут, мсье Лобанофф! Дайте только до форта дойти!

Дойти до форта оказалось не так уж и трудно – дорога была весьма в неплохом состоянии.

– Пару месяцев назад подремонтировали, – обронила спутница обоих офицеров. – Готовились…

Ничего себе!

Лобанов аж присвистнул. Только сейчас до него начал доходить весь грандиозный размах предстоящей операции. Тайно, не привлекая особого внимания, завезти и расквартировать части российской и французской армий. Не в городах расквартировать, а в отдаленных местах, чужому взору не попадаясь. Привезти горы продовольствия, вина и всяческих, солдату потребных, припасов. Отремонтировать дороги и спрятать в горах пушки – и в немалых количествах! И ведь отремонтировали не все! А только те, что вели к цели! Отчего-то, поручик был уверен именно в этом.

А вот в сам форт вошли и вовсе обыденно и спокойно. Увидев фуражирские повозки и упряжки с пушками, часовые восприняли это как само собою разумеющееся явление и никакого особенного беспокойства не проявили.

– Все орудия форта – заклепаны, и англичане успели ввести в строй только несколько пушек, – пояснила Марина. – В скором времени ожидался обоз с припасами и пушки для вооружения форта. Вот они и не удивлены. Пока…

Да уж, удивляться англичанам пришлось позже. Когда, сбитые меткими выстрелами, поникли на валах часовые, и солдаты Лобанова, быстро развернувшись из походной колонны, взяли форт на штык. Собственно боя не было – так, легкая перестрелка. Из-за пыли часовые не успели разглядеть мундиров подходящей пехоты, а ружья «зеленых» стреляли значительно дальше, чем это ожидалось. Только караул при орудиях успел сделать несколько выстрелов и поднять запоздалую тревогу, прежде чем их перекололи штыками. И выскочившие из казармы английские солдаты оказались под прицелом полусотни стволов. У них хватило ума не лезть на рожон – и они опустили оружие. Убитых среди штурмующих не было, несколько человек получили легкие ранения.

Тотчас же капитан Роже развернул самую бурную деятельность. Неисправные пушки быстро стащили во двор и заменили привезенными французами орудиями. Количество пушек на валах существенно выросло, если раньше форт насчитывал тридцать орудий, то теперь только в сторону моря уставилось порядка сорока стволов. И несколько пушек приспособили для стрельбы в сторону дороги – ранее форт с этой стороны прикрывали только солдаты с ружьями. Захватившие форт англичане оказались людьми небесталанными и успели отремонтировать более двух десятков захваченных ими пушек.

Своих солдат Лобанов отрядил на устройство баррикады поперек дороги, ожидать атаку красномундирников можно было весьма скоро. Об этом его особенно предупредил посыльный, доставивший приказ о выступлении.

Практически сразу, после захвата форта, «зеленые» исчезли. Вот только что были и раз – никого из них не видно. Осталась лишь их командир.

– За подмогой пошли, поручик, – ответила она на недоуменный вопрос Лобанова. – У капитана Роже недостаточно людей, чтобы обслуживать все пушки. А неподалеку отсюда скрываются солдаты из гарнизона форта. Их около двухсот человек.

Офицер понимающе покивал. Да, вместе с испанцами тут будет порядка четырехсот человек – сила! С налету не взять. Да и со стороны моря – тоже просто так не навалишься. Сорок пушек! Не всякий военный корабль на равных бодаться сможет. А проход тут – весьма узок, до противоположного берега не более четырехсот метров.

– Там мели, поручик, – уловив направление его взгляда, произнесла собеседница. – Фарватер – место, где могут спокойно идти большие корабли, не опасаясь сесть на мель, не очень-то и широк. А на той стороне – еще один форт, и он тоже должен быть уже захвачен нашими войсками. Точно так же, как и здесь, туда привезут дополнительные пушки, и английский флот встретят очень недурственно. Да и некоторые другие меры мы уже предприняли…

Что это за меры, Лобанов понял через два часа, когда прибывшие солдаты в непривычных мундирах стали разворачивать на валах форта какие-то установки. Как любезно пояснил их командир – боевые зажигательные ракеты.

– До того берега – долетит свободно, – указал рукою лейтенант Иглесиас. – Даже и дальше – вполне возможно. Для того чтобы зажечь любой корабль, хватит двух ракет. А мы можем дать одновременный залп сразу двумя десятками!

Это оказалась ракетно-артиллерийская команда калифорнийцев – из второй дивизии. Все солдаты там были испанцами и отличались даже внешне – одеждой, манерой передвижения и ухватками, изобличающими опытных солдат. Да и вооружены они были скорострельными ружьями, причем все сразу! Похожие ружья поручику видеть приходилось – привозили в полк. И стрелять давали. Но – и только, для перевооружения полков такого оружия не хватало. Правда, у калифорнийцев были чуточку иные, надо полагать, более новые.

С особым бережением привезли и установили три сложных устройства – внешне напоминавших старые крепостные ружья.

– Пулеметы, – пояснил Иглесиас. – Один такой может заменить пару десятков стрелков.

Прибывший от калифорнийцев мастер с двумя подмастерьями тут же принялся за остальные трофеи. Его сверла вгрызались даже в добрую сталь канонирских стилетов, вбитых в пальники самых тяжелых пушек. Такими темпами к утру на валах может поприбавиться стволов…

К вечеру основные работы по обустройству форта были завершены. И то сказать – солдаты уже с ног валились от усталости. Ведь пришлось еще рыть узкие траншеи со стороны берега и около ворот – на случай подхода вражеской пехоты. Улучив момент, Лобанов поинтересовался у капитана Борисовой – куда же вдруг исчезли англичане? Отчего никто еще не постучался в ворота форта?

– Не доходят они сюда. Впереди, примерно на версту, стоят наши посты. Вот они-то их и того… заворачивают, можно сказать.

Как «заворачивают» англичан «зеленые», поручик в принципе представлял. И не сомневался, что уже к обеду (а может – и ранее) сюда пожалует уже более серьезная делегация… Не с пирогами и пышками, а очень даже возможно, что и с пушками!

2

Как в воду глядел…

Первые гости пожаловали к полудню. Передовые посты дали сигнал – пустив солнечные зайчики при помощи зеркал, и копавшие траншеи солдаты быстро укрылись за стенами форта.

Гостей было много – целый эскадрон легкой кавалерии. Горяча коней, всадники выметнулись из-за поворота дороги и галопом понеслись к воротам форта, про себя, должно быть, удивляясь, отчего их держат закрытыми. Взглянув вниз, Роже только хмыкнул и сделал знак своим артиллеристам, дабы они воздержались от преждевременной стрельбы. Поэтому в бою приняли участие только солдаты поручика да испанский гарнизон. Стены форта опоясал дым от залпа двух сотен ружей. И когда рассеялись его клубы, на дороге валялось почти три десятка подстреленных лошадей да столько же всадников. Многие из уцелевших кавалеристов были ранены. Штурмовать стены в конном строю – не самый разумный вид самоубийства. К чести атакующих – они это понимали. И именно поэтому быстро исчезли там, откуда появились.

– Ну что, мсье, будем ждать гостей? – усмехнулся французский капитан. – Я полагаю, они будут настолько любезны, что предоставят нам возможность пообедать?

– Вы так полагаете, капитан? – покосилась на него Марина.

– О, мадам! Наш повар Ферран – истинный мастер своего дела! Даже здесь, при всей скудности получаемой нами провизии и небогатом выборе, он ухитряется творить нечто! Я приглашаю всех вас, мессиры, – обвел он рукой присутствующих при разговоре офицеров, – отведать его творения…

А не соврал француз! Повар у него действительно оказался мастером – да каким! Впору в лучших ресторациях работать, а не в полевом лагере! Обед был… жалко, что был… от такого стола и отходить не хотелось! Хорошо хоть не мешал никто – красномундирники так и не появились.

Зато появились их моряки – на батарее ударили в колокол.

Выбежав на валы, офицеры увидели громаду парусов – по фарватеру шли два корабля. Они появились со стороны Ферроля.

– Так! – оживился Роже, приложив к глазу подзорную трубу. – Первым – сорокавосьмипушечный «Сокрушитель», знаю его… хорошие там канониры… Второй… пушек у него, пожалуй, что и побольше будет… нет, этого не знаю! А вот с маневрами им тут не повезло – фарватер напротив форта узкий! Не развернутся они! Значит – на проходе стрелять станут…

– Или встанут на якорь, – меланхолично заметил испанский лейтенант, командовавший подошедшими испанскими солдатами.

– Побойтесь бога, дон Фернандес! – всплеснул руками француз. – Неужто вы сами сотворили бы подобное?

– Они уверены, что в форте всего пяток исправных орудий, – пожал плечами лейтенант. – Это не так страшно – у них многократный перевес в пушках. Соблаговолите повременить с открытием огня – и увидите сами, господин капитан.

Поразмыслив, Роже дал команду не открывать огня.

И прав оказался испанец!

Одному богу ведомо, что там думали капитаны кораблей, – но якоря они отдали. Даже на шпринг встали – показывая этим всю серьезность своих намерений. И подняли белый флаг – высылая парламентеров. С головного корабля спустили шлюпку, и она направилась к берегу.

– Поручик, – повернулся капитан к Лобанову, – поговорим с посланцем?

– Пуркуа па, мсье? Конечно!

Спустившись с валов форта, оба офицера зашагали к берегу. Краем глаза поручик увидел Марину – приникнув к своему оружию, она внимательно смотрела на корабли.

К месту причаливания шлюпки офицеры подошли почти одновременно с подходом ее к берегу. Матросы лихо оттабанили веслами, и шлюпка еле-еле коснулась земли своим носом. На берег спрыгнул высокий стройный офицер.

– Кэптен Ройлрот! – представился он на неплохом французском языке – разглядел мундир французского офицера. – С кем имею честь беседовать, джентльмены?

– Капитан Франсуа Роже! Командующий фортом! Поручик Лобанов командует пехотой. Мы вас слушаем, кэптен!

– Джентльмены, я признаю, что ваша вылазка имела успех! Форт вы захватили – но и что с того? Там нет исправных орудий – испанцы заклепали все пушки! И если кавалерию можно прогнать ружейными выстрелами – что вы сделаете с кораблями?

– Ваши предложения, кэптен?

– Оставьте форт – мы не станем вас преследовать…

– Ибо для этого у вас есть кавалерия… – покивал француз. – Увы, сэр, я с прискорбием отклоняю ваше предложение. Но, как истинный джентльмен, делаю вам свое!

– А именно? – с высокомерием процедил моряк.

– Если ваши корабли спустят флаг – мы не станем вас топить. Экипажи могут возвратиться в… Ферроль! Нам негде их разместить, увы…

– Это шутка? Если так – то весьма неуместная, сэр!

– Господь с вами, кэптен! Мы так похожи на ярмарочных шутов?

– Как хотите, джентльмены… Сожалею!

Роже только руками развел.

Спрыгнув с вала, капитан огляделся по сторонам.

– Ребята! Сейчас они дадут залп! Точнее – постараются это сделать. Всем смотреть в оба глаза!

– Возьмите, капитан, – подошедшая девушка протянула ему подзорную трубу. – Это – намного лучше вашей. Вы и сами все увидите… Считайте это благодарностью за отличный обед!

– Спасибо, мадам! – прижал руку к груди француз. – Получить такой подарок из столь прекрасных рук…

Он не договорил, поднеся трубу к глазу.

– Дон Фернандес! Жюль! Моруа! К пушкам! Фитиль взять! К открытию огня изготовиться!

По батареям форта пробежало быстрое движение.

– Они готовятся к стрельбе! Поручик – пехоте залечь! Пулеметы – вниз, во двор!

Солдаты Лобанова, подчиняясь взмаху руки командира, опустились на землю.

Орудия были нацелены заранее, и канониры ожидали только команды на открытие огня. Около старых испанских пушек дымились фитили. Более новые, французские, уже обходились без этого.

– Средний фас – огонь!

Стены форта окутались дымом – два десятка пушек изрыгнули ядра.

Сквозь его клубы просматривалась фигура капитана – он нетерпеливо притоптывал ногой, ожидая, когда улучшится видимость.

– Верхний фас – огонь!

А вот это уже был сюрприз!

По первоначальному замыслу строителей, пушки на форте располагались в два яруса. Стоящие внизу шесть орудий предназначались для отражения десанта. Все прочие – размещались наверху – под прикрытием вала. Изобретательный артиллерист затащил еще полтора десятка новых пушек на угловые башни и крыши казарм. Там спешно соорудили укрытия из мешков с песком и укрепили крыши свежесрубленными бревнами. Теперь можно было не опасаться, что они рухнут при стрельбе из установленных на них пушек. Были среди них и бомбические орудия – на них капитан возлагал особые надежды. Полтора десятка стволов теперь ожидали только команды. И она последовала – ядра и бомбы ударили по головному кораблю.

– Фуэго! – последовала команда со стороны ракетчиков-калифорнийцев.

Что-то прошипело, фухнуло – и десяток дымных хвостов прочертили небо, направляясь ко второму морскому участнику баталии.

– Горит! – раздались возгласы со стороны пехотинцев – самые любопытные приподняли головы, разглядывая доселе невиданное зрелище – морской бой. – Как есть горит!

На носу второго корабля бушевало рыжее пламя.

Гр-р-рум-м!

Ответили пушки кораблей.

И от стен форта полетели осколки камней. Разлетелся в щепки ракетный станок, снесло с крыши орудие вместе с расчетом…

– Средний фас! – голос Роже был слышен даже сквозь грохот выстрелов. – Наводить в борт над водой! Топить его! Огонь!

Снова прошипели ракеты – обозленные потерями ракетчики поторопились перезарядить свое оружие.

– Верхний фас!

Отряхивая с мундира песок, поручик поднялся на вал. Здесь уже кипела работа – солдаты тащили мешки с песком, заделывая повреждения, ворочали камни и убирали поврежденные орудия. Капитан, приставив к глазу подаренную Мариной подзорную трубу, разглядывал уходящие в сторону Ферроля шлюпки.

– М-м-да… досталось им…

– А нам?

– Ракетный станок, три орудия – вдребезги. Восемнадцать человек убитых и одиннадцать раненых – нормально! Так воевать можно. Учитывая то, что фарватер теперь перегорожен потопленными судами и вся английская эскадра наглухо заперта в гавани… Игра стоила свеч, поручик!

– А отчего не стрелял второй форт?

– А зачем? Мы и сами неплохо справились…

– Но все-таки?

– Он расположен чуть ближе к Ферролю, стрельба велась бы издалека – наши позиции лучше. Да и не закончен еще бой, мой друг! Зачем выкладывать на стол все козыри?

Перегнувшись через вал, Роже свистнул. По этому сигналу, ворота форта растворились, и рабочие команды направились к окопам – надо было продолжать работы по обустройству форта.

Никто не строил иллюзий относительно кажущегося затишья, все понимали – англичане придут еще раз. Возможно, что и не один. Оттого и вгрызались лопатами в землю испанские и французские солдаты, бок о бок с пехотинцами Лобанова. Надо успеть использовать каждую свободную минуту! Сам поручик, мотаясь с одной позиции на другую, охрип и запачкал землей мундир. И когда посыльный от капитана попросил его прибыть на командный пункт, поручик какое-то время смотрел на него, пытаясь вникнуть в смысл слов. Потом молча кивнул и выбрался из траншеи.

Роже, подтянутый и элегантный, прохаживался по верхушке башни, огибая стоявшую здесь пушку. Испанский офицер – немногословный и спокойный, что-то строгал ножиком.

– Присаживайтесь, поручик! – кивнул на парапет башни француз. – Хотите вина? Дон Фернандес был так любезен, что поделился с нами своими запасами. Увы, обстановка не позволяет мне предложить вам такое же угощение, как в обед…

Чуть терпкое, вино самым превосходным образом утолило жажду и подняло настроение.

– Как ваши успехи, поручик?

– Траншеи, в принципе, закончили. Поручик Иглесиас всех выгнал с предполья – его солдаты что-то там закапывают в землю.

– Ставят мины, должно быть… – передернул плечами Роже. – Никак не могу привыкнуть к этому жуткому оружию наших союзников. Все понимаю… но – не могу!

Лобанов только плечами пожал – видеть это оружие в действии ему не приходилось, и мнения капитана он не разделял.

– В целом, на сегодня работы закончены. Скоро стемнеет, и я нахожу неразумным оставлять солдат за стенами. Разумеется, посты в траншеях будут выставлены. Как я понимаю, противник не замедлит явиться?

– Уже… – словно оправдывая свое прозвище, Марина бесшумно появилась на площадке. – Корнуоллские стрелки полковника Хантингтона заняли свои позиции на обратном скате окружающих холмов.

– Мадам! – вежливо поклонился Роже. – Ничуть не сомневаясь в ваших словах, позволю, однако, спросить – чего же они ждут? Мы – здесь, никуда не ушли, так какого же черта им еще надобно?

– Пушек. На подходе из Ферроля около двух десятков орудий и шесть мортир.

– Плохо… – нахмурился француз. – Мортиры – это неприятно. И как скоро они прибудут?

– К утру. Если не позже.

– То есть? – приподнял бровь в изумлении капитан. – Их что – на руках несут?

– Почти. Катят вручную – лошадей уже не осталось. Когда мои стрелки выбили всех упряжных лошадей, англичане покатили орудия сами – вручную.

– Однако! Интересный ход, мадам! Вы подарили нам еще одну ночь жизни!

– Надеюсь, капитан, что и побольше…

Обещанная ею ночь прошла спокойно – часовые никого и ничего не увидели, никто не пробовал стены форта на крепость. Но уже к десяти часам на холмах вокруг форта началось движение, замелькали в кустах красные мундиры. Стрелки начали подготовку к атаке. Взбегая на стену, поручик огляделся, разыскивая девушку-капитана, но ее нигде не было видно. На его вопрос поручик Иглесиас пояснил, что все «зеленые» ушли из форта еще затемно.

А вот расхаживавший по башне француз выглядел донельзя довольным. Причина выяснилась быстро – со стороны Ферроля снова показались паруса кораблей.

– Славный будет денек, поручик! – указал он в сторону парусов. – Островитяне восприняли нас всерьез! Смотрите, какое уважение они нам оказывают! Три фрегата и два транспорта с войсками – они собрали сюда едва ли не всю пехоту Феррольского гарнизона!

– Их можно понять, – хмыкнул Лобанов. – Заперев флот в Ферроле, мы устроили им гигантскую западню! Пока форты в наших руках…

– А они в них и останутся! – посерьезнел Роже. – Главное – отбить атаку с суши – тут вам и карты в руки, поручик! Флот – моя забота.

– Есть, мой капитан! Посмотрим, какого цвета у красномундирников кровь!

Глава 6 No pasaran!

«Чтоб землю в Гренаде…»

1

Группа офицеров Корнуоллского полка легкой пехоты, поднявшись на вершину холма, разглядывала укрепления форта. Даже на первый взгляд было хорошо видно, что захватившие его французы попусту времени не теряли. Свежеотрытые траншеи, рогатки, перегораживающие дорогу, – все это, в дополнение к каменным стенам форта, представляло собою весьма серьезные укрепления. Даже при поддержке артиллерии взять форт с ходу возможным не представлялось. А пушки только-только начали выкатывать на позиции. Сопровождавшие их артиллеристы были измучены многочасовым маршем и еле держались на ногах. Уступая просьбам майора Колхера, командовавшего пушками, полковник согласился дать два часа отдыха его солдатам. Два – и ни секундой дольше! И так уже из Ферроля примчался посыльный с письмом от адмирала Басселарда. Тот выражал свое удивление столь долгой задержкой штурма. Правда, были в нем и приятные новости – флот выслал несколько кораблей, которые должны были сбросить десант в количестве шестисот человек. Тот предназначался для атаки форта со стороны моря. А корабли в это время открыли бы огонь из всех пушек по его укреплениям. Это уже кое-что! Радовало то, что формально десант подчинялся Хантингтону, его руководящая роль адмиралом не оспаривалась. Ну, да… в случае победы это существенно могло повлиять на карьеру полковника. А в противной ситуации… нет, об этом и думать не хотелось!

– Лейтенант, – повернулся полковник к группе сопровождавших его офицеров и отыскал среди них молодого лорда Рейнольдса. – Вы должны были разведать форт…

– Да, сэр! Захваченный форт насчитывал около тридцати орудий, часть которых была приведена испанцами в негодность. Исправных пушек оставалось всего семь. Прочие должны были отремонтировать со дня на день.

– Судя по результатам стрельбы – французы это сделали. Есть ли орудия со стороны берега?

– Ранее их не имелось, сэр.

– Ну, не будем считать их командира глупцом – атаку с этой стороны он должен был предвидеть.

– Но, сэр, кавалерию встретили только ружейным огнем! Будь у них пушки, форт мог бы нанести нашим ребятам куда как больший урон!

– Да? И тогда бы мы взяли с собою больше артиллерии! В любом случае, пока орудия не разнесут их ворота и укоротят стены на фут – я солдат на штурм не отправлю! До стен почти пятьсот ярдов – и их надо как-то пройти! И, по возможности, с минимальными потерями! Не забывайте, в форте не менее трехсот человек гарнизона! Иначе они попросту не управились бы с пушками! Отправьте посыльного на корабли – надо скоординировать открытие огня по батареям. А наши мортиры подметут бомбами их двор! Вот и посмотрим тогда, как много солдат противника смогут нас встретить.

– Сэр, там не только французы – кэптен Ройлрот видел на берегу русского офицера – командира пехотного прикрытия.

– Скверно! Тогда там еще не менее сотни этих головорезов. А эти сумасшедшие от драки не уйдут! Пусть мортиры пройдутся и по траншеям, не помешает.

Согласование атаки с флотом заняло гораздо больше времени, чем планировалось. Но тем не менее уже к часу дня все было готово. Со стороны английских позиций был выслан парламентер – полковник все еще надеялся решить вопрос полюбовно. Ворота форта не открылись, парламентера провели через калитку. Встретил его комендант форта, капитан Роже. Выслушав предложение, он указал посланцу на ворота.

– Что вы видите на них, лейтенант?

– Вы заколачиваете их досками… зачем?

– Они не откроются более. Желающим войти – придется лезть через стены!

Ну что ж… французы выбрали свою участь!

Гулко рявкнули мортиры, выбрасывая по дуге двадцатифунтовые бомбы. Ударили пушки, разнося ядрами укрепления форта.

И над травою, в тылу артиллерийских батарей, поднялся толстый ствол винтовки.

«Так, вон там – это подносчики пороха. И куда же они все бегут? Да вот куда – к тем продолговатым повозкам. Тем, что поодаль от пушек стоят. Стало быть, весь порох там… Разумно. Но, ребятки, вам от того не легче».

Переместившись на более удобную позицию, Котенок выдохнула воздух, приникнув к прицелу. Рядом с собою она выложила на землю две запасные обоймы с зажигательными патронами.

Пах!

Брызнули щепки от толстого борта повозки.

«Неверный прицел – одно деление вверх. А зажигательная пуля – еще тяжелее, стало быть…»

Пах!

На этот раз чуть-чуть дернулся бочонок.

Есть!

А в обойме еще два патрона с обычной пулей – пристрелочные. Дадим-ка по бочонку еще раз… порох рассыплем – это тоже лишним не станет.

Пах!

Пах!

Нормально… теперь чуть-чуть повыше… вон в тот ободок…

Пах!

Яркая искра пронеслась над землей и кольнула в бок продырявленный предыдущими пулями бочонок…

Оповещать полковника о нештатной ситуации на батарее не пришлось – означенная ситуация сама заявила о себе. Да так, что не услышать этого заявления было невозможно…

Взрывом с полковника сорвало шляпу и отбросило ее куда-то в сторону. Облако пыли, поднявшееся вслед за этим, на какое-то время скрыло из глаз вообще все происходящее. И там, в пыли, продолжали грохотать взрывы. Из облака разлетались в стороны какие-то тряпки, дымящиеся обломки, еще что-то… Когда же пыль улеглась, Хантингтон, убрав ладони от ушей, спросил у майора Беллоу.

– Майор, это было то, что я думаю? Наши пушки остались без пороха?

– Вероятно, сэр. С вашего позволения – я выясню.

И уже через полчаса майор снова стоял перед полковником.

– Сэр, пороха у нас больше нет! Того, что есть на батареях, хватит только на пару десятков выстрелов из оставшихся пушек и на десяток выстрелов из мортир. После этого наши орудия станут бесполезны.

– Так! – повернулся к адъютанту полковник. – Приказ майору Колхеру! Весь огонь пушек – на ворота! Выбить их любой ценой! Мортирам – обстрелять внутренность форта перед нашей атакой. Там наверняка будут нас ожидать солдаты противника – вот и пустим им кровь!

– Есть, сэр!

– Приказ по полку! По сигналу ракетой – все вперед!

– Есть, сэр!

Полковнику еще повезло – развернувшиеся поперек фарватера корабли открыли огонь по форту с предельной дистанции. Надо отдать должное их канонирам – уже первые ядра легли достаточно точно. Но тут… окутался дымом противоположный берег – форт Пальма открыл огонь из всех орудий. И оказалось их – куда больше двадцати… так что у флота появилась новая, куда более важная для него, задача – выжить самому. А для этого требовалось совсем немного. Поднять паруса, развернуть корабли… сбить, наконец, пушки некстати проснувшегося форта. И все это – под перекрестным огнем!

Хорошо хоть десант успели высадить на берег, и теперь шестьсот морских пехотинцев, взбудораженные зрелищем расстрела их кораблей, рвались вперед.

Навалившись на колеса и лафеты, артиллеристы Колхера выкатили свои пушки вперед. Со стен форта тотчас же затрещали выстрелы, и расчеты орудий стали нести потери. Но – главное было уже сделано – орудия вышли на дистанцию уверенного поражения. Залпом ударили пушки – ворота оказались пробиты сразу в двух местах. Еще залп – и одна створка грохнулась на землю.

– Мортиры!

Две бомбы упали с недолетом, одна ударилась о стену, зато три другие рванули где-то во дворе форта. Поправка прицела – и новая, уже последняя, партия бомб отправилась к цели.

– Ракету! – Хантингтон вскочил на ноги и выхватил шпагу. – Офицеры – вперед! В голову колонн!

Он взмахнул своим оружием и бросился вперед.

Перекрестье прицела легло на голову полковника… сползло ниже – тот бежал, перепрыгивая препятствия, можно было и не попасть…

Пах!

Шпага полковника звякнула о камень…

– Лейтенант! Лорд Рейнольдс! – майор Беллоу призывно взмахнул рукой.

– Да, сэр!

– Полковник убит! Я принимаю командование над полком! Пуля, поразившая полковника, прилетела откуда-то оттуда! – указал майор направление. – Возьмите взвод солдат и прочешите эти кусты. Стрелок противника не должен уйти!

– Есть, сэр! Мы приведем его на веревочке – как козленка!

– Сами живыми вернитесь! – майор поправил перевязь и, пригибаясь к земле, побежал туда, где, под прикрытием складок местности, выстраивались для атаки его – теперь уже его, солдаты.

2

– Ребята! Англы к нам чешут! Не иначе – за полковника поквитаться хотят! Гранаты – приготовить! Как подойдут на бросок – разом! Потом на правый фланг уходим – там в стене калитка есть, пропустят нас, – Котенок быстро набивала патронами опустевшие магазины.

– Сеньора…

– Да, Рамон?

– Вы бы отошли назад… мы прикроем.

– Без вас?

– Нас, таких отчаянных парней, – много! А вы одна… уходите, мы вас просим!

Марина огляделась. Так… шанс есть… небольшой – но есть!

– Рамон! Я отойду к тому кривому дереву. Оттуда прикрою вас огнем – положу солдат, пусть отдохнут пока. Выстрелов не услышат, а вы успеете отойти ко мне. Займете там оборону, а я – вон к тем кустам. Повторим маневр. За кустами – русло ручья, по нему дойдем почти до стены. Там сыро и мины не ставили. Понятно?

Подгоняемая командами лейтенанта, шеренга солдат, держа ружья на изготовку, скорым шагом приближалась к кустам. До них осталось всего несколько метров, и командир взмахнул шпагой, посылая солдат вперед.

Сразу несколько темных предметов, кувыркаясь в воздухе, вылетели откуда-то из травы. Рейнольдс не успел ничего сказать, как прямо перед ним что-то грохнуло! Горячий воздух и мелкие камешки стеганули его по лицу, и лейтенант инстинктивно зажмурился. Потому и не видел, как взрывы повалили на землю большую часть его солдат.

«Гранаты! Противник совсем рядом!»

Внезапно что-то ударило в лицо бегущего рядом капрала Бартельми – полетели кровавые брызги! Он выронил ружье и рухнул на траву. Пули скосили еще нескольких солдат – продвижение взвода резко замедлилось.

– Огонь! – лейтенант еще не видел стрелка, но что-то же надо было делать?

Ответные выстрелы протрещали вразнобой. И сразу после этого прямо из-под земли вскочили какие-то непонятные фигуры в обвешанных зелеными лохмотьями одеждах. Они разом бросили что-то под ноги солдатам.

– Всем лечь! – Рейнольдс, подавая пример, упал ничком.

Опять гранаты!

Но, прождав несколько секунд, он недоуменно поднял голову.

Ничего… взрывов нет. Уловка?

– Вперед!

Снова свист пуль совсем рядом. Невидимый (и неслышимый) стрелок опять взялся за свою работу. Рядом с лейтенантом упал раненый солдат.

– Капрал! Вильямс, черт тебя подери!

– Да, сэр? – низкорослый артиллерист поднял голову и встретился взглядом с майором Колхером.

– Вон там, у рыжих кустов, наши солдаты с кем-то сцепились! А ну-ка, накрой этих типов бомбой! На один-то выстрел мы пороху наскребем?

– Да, сэр! На один – наверняка!

Задравшая свою тупую морду в зенит, мортира глухо кашлянула.

– Рамон! О господи, сержант! Левее! Да левее же!

ХРЯСЬ…

– Рамон…

– Он убит, сеньора… мы взяли его оружие.

– А я… куда вы меня тащите…

– Вас тоже оглушило взрывом – бомба упала совсем рядом.

– Форт…

– Совсем рядом. Со стен стреляют солдаты – вы слышите?

И снова темнота… звуки отходят куда-то в сторону.

Плотная колонна морской пехоты, прячась за буграми и в каких-то ямах, подбиралась ближе к стенам форта. Орудиям было не до них – со стороны фарватера еще прилетали ядра. Фрегаты дорого продавали свою жизнь! Поднять паруса уже было невозможно, замыкающий фрегат уже полыхал ярким пламенем. Но два его товарища все еще держались, посылая чугунные гостинцы в сторону противника.

Валы форта выросли как-то неожиданно. Только что до них была добрая сотня ярдов – и вдруг! Они совсем рядом!

– Огонь!

Нестройный залп шести сотен ружей ударил по амбразурам и валам. Сразу же захлебнулись несколько пушек – их канониры обвисли на лафетах.

– Заряжай! Огонь!

Снова бьют по стенам форта свинцовые пчелы.

– Гранаты!

Бросаются к стенам рослые фигуры пехотинцев с дымящимися «подарками» в руках.

Кр-р-р…

Словно гигантское полотно разорвали над полем боя. На угловых башнях приподнялись над парапетами пулеметные стволы. Солдаты лейтенанта Иглесиаса, отставив в стороны ракетные станки (слишком близко!), схватились за многозарядные дробовики и скорострельные винтовки.

До стен добежать никому не удалось…

– Лейтенант Кэссиди!

– Да, сэр!

– Со стороны моря слышна ружейная стрельба! Пушки стали стрелять реже! Это морская пехота подошла к форту! Решительный рывок – и мы у его стен! Командуйте!

Когда, поднятая командами с земли, шеренга пехоты рванулась вперед, это на какую-то долю мгновения заставило замереть всех.

А потом…

Жарко дыхнули картечью (из пробитых заново амбразур) пушки. Опоясали стены форта дымы ружейных выстрелов. Часть штурмующих была скошена этими залпами, но остальные продолжали атаку. Третий пулемет был разбит прямым попаданием ядра, а два оставшихся отражали атаку морской пехоты. Этим же занимались и стрелки Иглесиаса, вместе с калифорнийцами. А большая часть испанских солдат из старого гарнизона и все французы – вели дуэль с кораблями противника.

Но ничего, солдатам Лобанова было не привыкать и к такому противостоянию. Пусть нападающих больше. И даже в несколько раз. И что? Больше мишень – легче стрелять.

– Целься!

Слитный лязг металла – стрелки вскинули оружие.

– Пали!

Р-р-р-ах!

Падают подстреленные красномундирники.

– Заряжай!

Лихорадочные движения, лязг металла, стук шомполов.

– Целься! Пали!

И снова…

– Ровнее ряды! Стой! Целься! Огонь!

Опоясались дымом шеренги английских солдат.

– Заряжай! Вперед!

Где-то за спинами бьет барабан, и с каждым шагом становятся ближе окутанные дымом стены форта. Оттуда тоже стреляют. И успешно – то один, то другой солдат оседает в марширующей цепи. Но все равно – нас больше. Ударило орудие.

– Ложись!

Визжит над головою картечь. Не успевшего лечь барабанщика отбрасывает в сторону кровавым ошметком мяса. А мы успели залечь, только первый выстрел зацепил кого-то на левом фланге. Все остальные бабахнули впустую – опоздали! Все-таки опыт, джентльмены, не пропьешь…

В нескольких местах вздыбилась земля – под ногами солдат встали черные всплески разрывов. Непонятно – вроде бы орудия не стреляют? И для броска гранат далековато… Впрочем, решение нашлось быстро.

– Встать! Ряды вздвой! Еще раз! Шагом марш!

И нет больше барабана, лишь слитный топот ног по сухой земле повисает над упрямо идущей колонной. Топ, топ, топ-топ-топ – чем хуже барабанного боя?

«Подойдут… Они подойдут к стенам. Ну и что? В траншеях ждут своего часа еще пятьдесят человек – ударят во фланг. Но без драки – не выйдет…»

Лобанов проверил оба пистолета, вытащил и вложил в ножны саблю. Помахаемся еще…

– Поручик?

«Господи, да это девушка-капитан! И в каком виде! Одежда местами порвана, вся в пыли…»

– Мадам?

– Капитан, с вашего позволения. Они подходят?

– Да, и весьма близко. Быть может… вы уйдете в башню? Тут опасно…

– Здесь есть безопасные места?

Ядро долбанулось о парапет, свалив вниз целое облако осколков и пыли. Башня дрогнула.

– Это туда вы меня направляли, поручик?

Лобанов покраснел. Нет, ну надо же?! Как накаркал…

– Ну…

– Хосе! Паблито! К амбразурам. Цель – офицеры противника!

– Есть! – и оба «зеленых» скользнули к стене. Двое? Но их было больше…

– Подвиньтесь, господин поручик…

Оторопевший Лобанов повиновался. Обернулся к своим солдатам.

– Зарядили? Целься! Пали!

И снова падают в шеренге солдаты в красном. А вот их офицер – идет. В него стреляли уже много раз – бесполезно.

– Вот же чертяка заговоренный!

– Кто?

– Да вон тот! Видите, со шпагой и пистолетом? Никак в него не попасть! Не иначе, амулет какой или ладанка есть…

Девушка слитным движением вскинула винтовку.

Пах!

У офицера подломились ноги, он часто-часто стал переступать ими, словно собирался куда-то убежать… не успел.

– А вы говорите – амулет…

– Кто тут говорил про амулеты?

Роже. Мундир закопчен, лицо – как из печи вылез.

– Капитан?

– Все, поручик! Корабли кончились! – капитан смеется, запрокидывая голову. – Все, поручик! Все три! Остались только транспорта – их добивает Пальма!

– Могу вас поздравить капитан! А вот тут у нас все еще только начинается…

– Разве я могу пропустить такое зрелище?! Я привел своих канониров! Пятьдесят человек, остальные отбивают морскую пехоту. Те спрятались под стенами и пытаются бросать оттуда гранаты…

Господи, да ведь Роже оглушен! То-то он и говорит неестественно громко.

– Занимайте позицию у ворот, господин капитан. Долго ждать не придется…

Рванул воздух еще один залп. Все, больше не успеть…

– Примкнуть штыки!

Роже выхватил саблю. Покачнулся.

– Капитан, возьмите мой револьвер, – Марина протянула ему свое оружие. – Шесть выстрелов! Лучше, чем ваша сабля.

– А вы, мадам?

– У меня еще есть винтовка и двадцать патронов…

А пехота Корнуоллского полка уже бежала к воротам. Ударившие во фланг залпы заставили их изменить направление движения – около двухсот человек бросились к траншеям. Не очистив их, нечего было и думать идти дальше – постреляют в спину. Вскипевшая там схватка унесла жизни еще около сотни человек и задержала атаку еще на какое-то время. И это позволило стрелкам в форте выстрелить еще по разу.

– Вперед! В форт!

– Лейтенант! Сеньор лейтенант!

Иглесиас оторвался от прицела.

– Чего тебе?!

– Море! Вы посмотрите туда!

Одного взгляда было достаточно. Лейтенант отбросил в сторону свое оружие и бегом бросился к башне. Скорее! Поворот, еще один… вот и верхняя площадка. У орудия лежат артиллеристы. Один из них прислонился к лафету и морщась перевязывает плечо.

Иглесиас вскочил на парапет.

Флажков нет – но есть руки!

«Огонь! Огонь на меня! Превышение пятьдесят метров», – отсемафорил он.

Секунда… другая… ответ!

«Не разобрал ваш сигнал».

– Черт! Проклятый дым – он все закрывает!

«Открыть огонь. Как поняли?»

«Понял. Укажите цель».

«Огонь по мне. Превышение – пятьдесят метров. Заряд – осколочный».

«Понял – осколочный. Цель – не разобрал».

«Огонь! Цель – эта башня».

«Понял вас».

Иглесиас чертыхнулся, спрыгнул на площадку и наклонился к канониру.

– Вставай, тут сейчас будет плохо!

– Идите, мой лейтенант, у меня ранены ноги – не уйти.

– Экий ты невезучий! И плечо, и ноги? Давай, держись за шею…

Они успели спуститься всего на пару пролетов – башня дрогнула! Катящиеся сверху камни сбили спускающихся по лестнице артиллеристов…

Кр-р-рак!

И перед самой стеной форта встали дымные, подсвеченные изнутри красным, кусты разрывов. Много – несколько десятков. Разрывами накрыло почти все поле перед фортом. Часть ракет не перелетела стены и взорвалась наверху, обрушив на головы солдат в красном водопад камней. Из амбразуры ударила картечь – артиллеристы противника ухитрились перезарядить пушку.

Это было последней каплей – солдаты бросились назад…

– Что это такое, мадам? – Лобанов опустил разряженный пистолет.

Марина щелчком загнала в винтовку последнюю обойму.

– Это? Осколочные ракеты, поручик… Хосе! Белую ракету! Прекратить обстрел!

А вот Роже прилетело еще раз – пуля пробила ему плечо. Нескоро он теперь сможет помахать саблей… Но в левой руке он сжимал револьвер с двумя оставшимися патронами и старался выглядеть воинственно. Получалось это не очень…

Поддерживаемый поручиком и девушкой-капитаном, он поднялся на вал форта. Внизу, занимая всю ширину фарватера, шли катера. С их палуб еще взлетали ракеты, они вели огонь по последнему транспорту и по отступающим пехотинцам противника – форт их больше не загораживал.

– Вот так, господа офицеры, – Котенок забросила за плечо винтовку. – Мы свое дело сделали…

3

Борт линейного корабля «Фермопилы».

Гавань Ферроля

– Сэр?

– Да? – адмирал Басселард приоткрыл глаза. – Ох! Не вовремя я задремал… В чем дело, Мэйнард?

– Сэр, в гавань вошли… словом, вам надо это видеть, сэр!

Когда адмирал кряхтя выбрался на мостик, он понял – что именно так взволновало его вахтенного офицера.

Катера…

Те самые, что были в Портсмуте.

Но не восемь штук, как говорил тогда Мэннинг.

Несколько десятков.

Перекрывая весь выход из гавани, они растянулись сплошной стеной. Некоторые из них, чем-то там дымя, быстро расходились в стороны, беря таким образом всю эскадру в клещи.

А от основной массы суденышек приближался катер немного большего размера. Белый флаг на мачте не вызывал сомнения в его миссии – парламентер.

– Что прикажете делать, сэр?

– Объявить тревогу!

– Сэр, но на кораблях неполные экипажи! Сегодня воскресенье и…

– Выполняйте приказ!

– А что делать с этим…

– Принять на борт! Поговорим с ними. А там – и матросы вернутся на борт!

Просвистели дудки боцманов у трапа – и на палубу ступил молодой офицер. В генеральском мундире, между прочим! Не француз – мундир испанский. Ну да, все естественно – они сбросили маски…

– Я имею честь видеть перед собою адмирала Басселарда?

– Кто вы, генерал? Ваше лицо мне незнакомо…

– Ваши офицеры называют меня «Ночным гостем»…

– Ах, вот как?! Только флаг парламентера защищает вас, генерал!

– И двести сорок зажигательных ракет, которые ударят по вашим кораблям с наших катеров. Помимо этого, несколько десятков ракет ударят по вам уже из города. Их не видно – но они там есть и ждут сигнала. Есть желание проверить мои слова?

– Нет… – адмирал задумчиво поскреб подбородок. Черт, надо было вызвать парикмахера! Оброс, как боцман! – Что вы хотите, генерал?

– Вашей капитуляции, адмирал, чего же еще? Форты на выходе нами захвачены, вы и сами это знаете. Посланный туда флот – на дне, загораживает фарватер. Ваши корабли все равно никуда не уйдут. Пехота разбита, десант – сброшен в море… Продолжать?

– Сдать флот пехотному офицеру?! Никогда!

– Таможенные лодки вас устроят больше? Джарвис, как мне помнится, не возражал…

– Это… это оскорбление флота его величества!

– НЕТ больше такого, адмирал. Здесь, в Ферроле, почти половина всех боевых кораблей Британии. И они здесь останутся в любом случае. А вот на поверхности воды или на дне – решать вам. Что же до второй половины… им тоже недолго ждать, уж поверьте.

– Ферроль… это ловушка!

– Разумеется, адмирал. Как и вся испанская кампания. Сейчас Бонапарт и полки императора Павла доколачивают вашу армию под Сарагосой. В чем им любезно помогает и вся испанская армия. Вы успели надоесть уже всем!

– Вся испанская армия? А здесь кто?

– Всего лишь бригада… и так… по мелочи. Вам хватит.

– Генерал… – тяжело засопел Басселард. – Вы забываетесь! Это – мой корабль!

– Пока – да.

– И после – тоже! Мэйнард!

– Да, сэр!

– Караул – на палубу! Генерал, потрудитесь отдать вашу шпагу! Именем короля – вы арестованы!

Увидев вокруг себя штыки конвоя, зловещий гость не стал возражать. Сняв шпагу вместе с перевязью, он без замаха бросил ее за борт.

– Вот так! Не самая лучшая из моей коллекции…

Увидев летящую шпагу и услышав плеск от ее падения в воду, вахтенный матрос на причалившем катере кивнул машинисту, выглядывавшему из приоткрытого люка.

– Давай!

Спрыгнув в люк, тот подхватил с полки молоток и несколько раз ударил им по обыкновенной сковороде, мирно лежащей на полу. То есть – на днище катера.

Гулкий металлический звон прокатился по воде, распугивая одних обитателей моря и активизируя других…

Неподалеку от спущенного парадного трапа раздалась вода, выпуская наверх голову пловца. Поднялся над волнами небольшой арбалет со стальным луком.

Щелчок! И стоявший у трапа фалрепный матрос откинулся к борту. Вынырнувшие из-под воды руки осторожно придержали тело, не давая ему с плеском упасть за борт. А по трапу рванулись вверх темные фигуры боевых пловцов, на ходу расчехляя свое оружие.

4

Еще планируя всю эту операцию, мы исходили из своих реальных возможностей. На самом деле ракетных катеров, способных передвигаться без помощи ветра и весел, у нас имелось мало. Всего-то десятка два. Считая те, что участвовали в атаке на портсмутский рейд. А все прочие – наспех слепленные подделки. Парусные. И вот тут сыграла роль предусмотрительность наших корабелов, сохранивших катерам их обычный, привычный для взгляда любого моряка, вид. Внешне катера почти не различались, разве что осадка у моторных была чуть-чуть побольше. И только. А когда они идут плотной группой, различить их вообще невозможно. Тем более что паруса поднимали на всех. Или – на всех спускали. А для наводки поворотного ракетного станка – ход судна не очень-то и нужен. С места стрелять точнее.

Да и опыта особенного здесь не требовалось – слишком велика была цель. Основная надежда возлагалась на береговые ракетные точки – их имелось шесть штук. Расположенные в заброшенных портовых строениях, они не были обнаружены англичанами. В принципе, мы могли врезать им уже давно. Но – цель была не в том, чтобы потопить или повредить какое-то количество кораблей. Заставить флот капитулировать – вот за это можно было и пободаться… Хотя всевозможные эксцессы нами тоже предусматривались. После Мартиники британские моряки озлобились на нас до крайности, и исключать любые проявления с их стороны было бы неразумно. Оттого и шел так медленно катер к адмиральскому кораблю. За его кормою, на тросе повисло около двух десятков подводных пловцов. Тот самый – «туз в рукаве»… Были оговорены все сигналы, проработаны варианты возможного развития событий, даже тренировку провели, добиваясь максимальной слаженности действий. Словом – не тяп-ляп.

И сейчас эти самые пловцы рвались вверх по трапу…

Конвой, уводивший в карцер парламентера, не успел пройти по палубе и двух десятков шагов. Черные стремительные тени мелькнули у трапа, хлопнуло несколько негромких выстрелов (бесшумки, они самые…), и адмирала, вместе с вахтенным офицером, окружили молчаливые фигуры с нацеленным оружием. А на палубу оседали тела солдат расстрелянного конвоя. Все прочие моряки замерли на своих местах, не решаясь двинуть рукой или ногой – слишком впечатляющей была эта внезапная атака.

– Ну что, адмирал, продолжим разговор? – «Ночной гость», как ни в чем не бывало, повернулся к Басселарду. – Я повторяю свое предложение в последний раз!

– Э-э-э… кто эти люди?

– Моя охрана. Я никогда не доверял слову джентльмена. Ведь истинный джентльмен – хозяин своего слова, не так ли?

– Да.

– Угу. Хочет – дает, а хочет – заберет назад. Вот я и принял меры предосторожности. И не зря, как выяснилось. Решайте, сэр!

– Под дулом пистолета?

– Мы покинем ваш корабль. Как только мой катер дойдет до остальных – мы откроем огонь. У вас есть пять минут! Уходим, парни!

И генерал, повернувшись спиною к командиру эскадры, спустился по трапу вниз. Заклепавшие к тому времени пушки на верхней палубе, пловцы, ощетинившись стволами, быстро скатились вслед за ним на катер. Тот рванул к своим со всей возможной скоростью, а ракетная установка на корме пару раз провернулась туда-сюда, демонстрируя всем зрителям готовые к старту тела ракет.

– Сэр? Прикажете открыть огонь? – вахтенный офицер нерешительно тронул адмирала за плечо.

– Поздно, Мэйнард… Он прав – мы проиграли эту битву… Британия не простит мне гибели стольких ее сынов. Прикажите поднять… белый флаг. Сигнал флоту – сдаемся!

И, когда над мачтами линкора затрепетали на ветру поднятые флаги, в адмиральском салоне гулко грохнул пистолетный выстрел…

Эпилог

«– Из чего надо исходить? – сказал Горбовский.

– Самое ценное, что у нас есть, – это будущее…

– У нас его нет, – сказал в толпе суровый голос.

– Наоборот, есть! Наше будущее – это дети.

Не правда ли, очень свежая мысль!»

А. и Б. Стругацкие, «Далекая Радуга»

«Годы мои уходят, и я старею. Чувствую, что уже недалек тот час, когда всевышний призовет меня на свой беспристрастный и строгий суд. Что ж – мне нечего стыдиться! Я сделал все, что мог, для возвеличения державы нашей и, надеюсь, это будет учтено… Если вы, сын мой, читаете это послание, значит, мой час уже пробил и теперь уже вам предстоит нести эту тяжкую ношу. Увещеваю вас по-отечески не слушать советов разнообразных прихлебателей, кои не замедлят тотчас же явиться около трона. И паче всего заклинаю вас не спешить с различными нововведениями и изменениями, сколь бы неотложными они вам ни казались! Помните – то, что построено годами, можно сломать в единый миг!

Волею всевышнего, судьба нашей страны такова, что искренних друзей за границами нашими сыскать не суждено. Просторы наши и богатства всегда будут причиною зависти окружающих и предметами их вожделения. Паче всего следует вам опасаться любого рода пробуждения Англии. Ныне это – лишь одна из провинций Франции, но вы сами помните иные времена. Нет и не может быть на свете той гнусности, на которую не пошли бы злокозненные обитатели этого острова, дабы вернуть себе былое влияние.

Бонапарт же, сколь показывает история нашего с ним общения, искренне высказывал все это время явную к нам приязнь и неприкрытое дружелюбие. Покуда наши государства в тесной дружбе и союзе состоят – иные страны побуждены станут к спокойствию. И пусть не увидим мы от них любови искренней, но на тишину там рассчитывать можем. Ибо с мощью армии нашей и флота, особливо в союзе с Бонапартием, ныне мало какое государство потягаться может.

Особливо, сын мой, коснусь я дела тайного. Ведомо вам, равно как и всем прочим, что имел я в свое время личную встречу с лицом, кое известно вам под именем «Ночного гостя». Се человек вежливый и в обхождении приятен, не сказать, что генерал. Впрочем, и от вас я мнение сие слыхивал…

Так вот, сын мой, не одна та встреча была! Втайне от прочих было их еще несколько, о чем, по причинам мне одному известным, никому не поведал я.

Вельми тяжкие и нелицеприятные вещи поведал мне собеседник. Никого, окромя нас двоих, там не имелось, и записать слова сии некому было. И хотя ныне отношения наши не столь приязненны и благожелательны, как иным кажется, государство сие наивернейшим нашим другом и союзником пребудет. Навсегда – и во веки вечные! Причины тому нерушимые есть, но поведать о них я не могу – поклялся и крест на том целовал! Порешили мы, что внешне не будет меж нами тесной приязни и дружбы, дабы не насторожить тем самым недругов возможных. Нейтральна страна сия и со всеми державами отношения держит ровно, дружбы особой никому не выказывая. Состоят они в подданстве испанском, однако же, сын мой, пусть сие не смущает вас нисколько. Вольны они в своих деяниях, и сам король испанский тому помехою не будет. А союзниками нашими, в годину тяжкую, Директория завсегда станет и от слова своего не отступит…»

Александр опустил письмо на стол и некоторое время просидел в задумчивости. За раскрытым окном посвистывали птицы, и откуда-то доносился рокот барабана – очередная смена караула. Ничто не нарушало более тишины в помещении, никто не стоял в этот миг подле него – таково было обязательное условие, изложенное в завещании отца. Император поправил ворот мундира и поднялся. Пора было выходить ко двору, сегодня от него ждали чего-то особенного, нового! Увы… с этим придется обождать… надолго, если не навсегда. Не обратить внимания на вещи, изложенные в письме, – глупость непростительная! И друзьям старым, от двора отцом удаленным, кои в нетерпении мчатся в столицу, указать надобно будет, дабы повременили они с возвращением своим. Иных дел, что ли, у них нет?

Взгляд Александра скользнул по письму. Он протянул руку, складывая документ, и глаз невольно зацепился за последние его строки.

«…И потомкам своим заповедуйте сие – лишь в дружбе тесной и единении усилий наших стран – залог будущего процветания для всех нас!»

Примечания

1

От английского NPC – non-player character. Персонаж игры, которым управляет не игрок, а компьютер.

(обратно)

2

От copy-paste – копирования.

(обратно)

3

У этого пистолета при холостых щелчках боек разбивает край казенника, что приводит к осечкам и задержкам с выбросом гильзы.

(обратно)

4

Ты не сможешь завести мотор, когда рычаг в положении паркинга.

(обратно)

5

Милирадианная точка на сетке прицела, сокращенно «мил».

(обратно)

6

Насильник

(обратно)

7

Поганый насильник.

(обратно)

8

Сдохни, сволочь. Помучайся и сдохни!

(обратно)

9

Всегда мечтала стрелять насильников на месте.

(обратно)

10

Mission San Carlos Borromeo de Carmelo.

(обратно)

11

Испанское имя «Яго» соответствует русскому «Георгий» или «Егор».

(обратно)

12

Легкокипящие примеси, которые перегоняются первыми.

(обратно)

13

Высококипящие примеси, которые перегоняются после основной фракции.

(обратно)

14

Грязные английские свиньи (исп., google).

(обратно)

15

Лепилу – врача.

(обратно)

16

Это когда формально – вечер, но темнотища, глаз коли.

(обратно)

17

БАБ – Борис Абрамович Березовский.

(обратно)

18

ДП-300 – выезд из Ханкалы. Обитель нужных и полезных ребят, но с синдромом вахтера в стадии обострения 24/7/365.

(обратно)

19

«Ugly tomcat!» – плохой/нехороший/гнусный котяра. А могла и пристрелить, за шуточку.

(обратно)

20

Гачупин! – от gachupin – «люди со шпорами» понаехавшие в колонии испанцы из метрополии. Нелюбимы коренными жителями всех происхождений, т. к. занимали почти все административные, военные, духовные посты. Тут – пренебрежительное «дворянчик».

(обратно)

21

Чикита – цыпочка.

(обратно)

22

Джерри Микулек – аццкий револьверщик: 8 прицельных выстрелов из 8-зарядного револьвера в четыре мишени за 1,06 с, неплохо?

(обратно)

23

DEA – агентство по борьбе с наркотиками.

(обратно)

24

По-бедуински – малоизвестная, но удобная изготовка для стрельбы сидя.

(обратно)

25

Зерг раш – массовая атака слабыми юнитами.

(обратно)

26

«Плыть необходимо. Жить не необходимо». Согласно Плутарху, так сказал Помпей, когда военная обстановка потребовала от него (и его кораблей) выйти в море в шторм.

(обратно)

27

Песо – примерно доллар США. Годовой бюджет тогдашних США – около десяти миллионов долларов. Считаем, не удивляемся. Вы что думали – БАБ и компания первые изобрели освоение бюджета?

(обратно)

28

1302 г. Фламандцы вышли победителями и собрали с трупов рыцарей 700 пар золотых шпор. Впервые в средние века пехота разгромила рыцарскую конницу, и это сражение положило начало возрождению роли пехоты.

(обратно)

29

Так загонять реальную лошадь, чтобы она дала одну л/с – это надо уметь.

(обратно)

30

Смысловой синоним нашего Равшана или Джамшута: тупые чурки-иноверцы.

(обратно)

31

К тому времени появилось разделение – вояки защищают, купцы торгуют. За счет уменьшения боевой мощи увеличили возимый груз. Выгода перекрывала затраты на конвой. А орудийные порты рисовали краской на борту, на всякий случай.

(обратно)

32

Дешевейший вариант модернизации. Кремневый ударный замок меняется почти бесплатно на капсюльный, что дает большую надежность: порох на полке не отсыревает. Эстеты могут ввести самовзвод. Сталь боевых пружин слишком похожа на железо, и они проседают моментально. Самовзвод дает шанс при осечке из-за слабого удара.

(обратно)

33

Екатерина II, с точки зрения мятежников.

(обратно)

34

Хороший дульнозарядный штуцер американского производства. «Длинное Ружье», с которым ходил Натаниэль Бампо.

(обратно)

35

Мина осколочная направленного действия.

(обратно)

36

Исп. Que hace que el gloton – слово gloton имеет несколько значений, и имя зверя – не самое очевидное.

(обратно)

37

Касситерит – оловянная руда.

(обратно)

38

Упоминать артефакты даже во внутренней переписке, по-моему, не следует.

(обратно)

39

На территории современного Лос-Анджелеса.

(обратно)

40

Роторно-конвейерную линию, в данном случае – из одного станка.

(обратно)

41

Педро – один из выполнявших наши заказы испанских купцов.

(обратно)

42

Эль-Пасо-дель-Норте – город на границе с США, современное название – Сьюдад-Хуарес, переименован в 1888 году в честь президента Мексики.

(обратно)

43

УЗРГМ – унифицированный запал ручной гранаты модернизированный.

(обратно)

44

Время горения замедлителя в УЗРГМ.

(обратно)

45

Лина Иверс – персонаж аниме «The Slayers», не только вечно прожорливая «бандитоубийца», но и «плоскогрудый ужас», среди прочего, надо же мне было так подставиться?

(обратно)

46

The Deerslayer – в литературном русском переводе «Зверобой».

(обратно)

47

Zorro (исп.) – лисица.

(обратно)

48

чугуниевый – «-…товарищ прапорщик, не «люминь», а «алюминий»».

(обратно)

49

ОША – огнепроводный шнур асфальтированный. ОШДА – двойной асфальт, имеет некоторую водостойкость.

(обратно)

50

Гарбуза – Богданова идиома. Дословно – «…огурца», но как понимаете, тут не овощ имеется в виду, а действие.

(обратно)

51

Релоадинг – калька с английского термина «перезарядка». Используется в приложении к нарезным патронам, потому что гладкие снаряжались издревле, и была наработана русская терминология. В современной РФ – уголовно наказуемое деяние.

(обратно)

52

ОЯШ – длинноногие глазастые девицы, в четырнадцать лет носят грудь не менее чем третий номер. В свободное от учебы время мечами рубят бандитов, монстров и бронетехнику. Трехметровой катаной – вообще все.

(обратно)

53

Восьмерочка – капсюль-детонатор № 8, изобретение господина Нобеля, истинно достойное памятника. Динамит забыт взрывниками как страшный сон, а восьмерки и их производные будут в деле до внедрения кварк-фазоинверторных трансглюкаторов. Ибо хороши.

(обратно)

54

Макадлепа – индейский привет колонизаторам. Пороховая граната, в которой осколки дополнены гнильем и какашками. Заражение крови даже от царапины гарантируется. А кадаверин – литический яд, антибиотики ему параллельны. Гемодиализ разве, да и то без гарантии. Мои гранаты начиняются бризантным ВВ и имеют упорядоченный разлет готовых поражающих элементов. Налить в рубашку приготовленный Ягой коктейль – милое дело.

(обратно)

55

Золото!.. (исп.).

(обратно)

56

Святой Иаков – Сант Яго, небесный покровитель Испании.

(обратно)

57

Урок Кзинов – Ларри Нивен, «Мир-Кольцо».

(обратно)

58

Речь в английской палате общин (1 марта 1858 г.) министра иностранных дел и премьер-министра (1855–1858; 1859–1865) Великобритании виконта Генри Джона Темпла Пальмерапона (1784–1865). Эту речь он произнес во время обсуждения в парламенте британской внешней политики.

(обратно)

59

«Это больше, чем преступление: это ошибка». Ошибочно приписывается министру иностранных дел Франции Талейрану или министру полиции Фуше, которые якобы так прокомментировали казнь герцога Энгиенского, совершенную по приказу Наполеона I. Фраза действительно сказана по поводу этого события и именно в осуждение Наполеона, но она принадлежит Буле де ля Мерту, председателю Законодательной комиссии, разработавшей знаменитый Гражданский кодекс Наполеона. Герои книги используют известные выражения исторических личностей, совершенно не заморачивая себе голову авторским правом. Особенно это касается тех событий, которые только могут произойти в будущем, что уже совсем не факт.

(обратно)

60

Статус кво (лат.) – в переводе и вольном толковании – прежнее положение вещей.

(обратно)

61

Британская Земля Нутка – современная канадская провинция Британская Колумбия.

(обратно)

62

Боу-стрит-раннеры – до создания известного всем Скотланд-Ярда в 1828 году функции полиции в Англии выполняли частные лица, часто сами в прошлом, а то и действующие бандиты и грабители. «Полицейские с улицы Боу» уже несколько отличались от «частников» в лучшую сторону, но их было слишком мало.

(обратно)

63

Новая Галисия – северо-западная часть Новой Испании (будущей Мексики) с центром в Гвадалахаре (мексиканской).

(обратно)

64

Мараны – крещеные евреи в средневековой Испании.

(обратно)

65

Реал – крупная серебряная монета, которая в XIX веке называлась песо или мексиканский серебряный доллар.

(обратно)

66

ПКМ – пулемет Калашникова модернизированный.

(обратно)

67

НСД – наставление по стрелковому делу.

(обратно)

68

В нашей истории – полковник, изобретатель, с 1801 года занимавшийся конструированием и производством боевых ракет для английской армии. В мире ДП ему уже не светит создать оружие, с помощью которого англичане сожгут Булонь в 1806-м и Копенгаген в 1807 годах.

(обратно)

69

Представителей «партии страны» называли вигами (Whig в Шотландии – человек вне закона), а «партии двора» – тори (Tory, ирл. – грабитель).

(обратно)

70

Все предположения сэра Генри Локвуда являются его личным мнением, не являющимся официальным курсом английской политики конца XVIII века. «Англичанка», конечно, «гадила» России при малейшей возможности, но пока не считала ее своим главным врагом. Только одним из многих, не заслуживающим в данный момент особого внимания, в ущерб остальным странам-конкурентам.

(обратно)

71

По-испански редька, хрен, редиска, вообще крестоцветные овощи со жгучим на вкус корнем.

(обратно)

72

Одно из индейских названий Русской реки в Калифорнии.

(обратно)

73

Форма долгового рабства, распространенная в свое время в Латинской Америке.

(обратно)

74

Внутренний термин, опасная зона на производстве.

(обратно)

75

Испанские католические миссии. Миссия св. Бонавентуры к северу от современного Лос-Анджелеса, св. Варвары – еще севернее (современная Санта-Барбара) а Гавриила Архангела – южнее.

(обратно)

76

Исп. рerro lobero – волкодав, boyero – пастушеская собака.

(обратно)

77

Исп. еxploradores juvenos – юные исследователи.

(обратно)

78

Исп. мochila – рюкзак, заплечный мешок.

(обратно)

79

Соединенными силами (лат.).

(обратно)

80

Фразы для запоминания количества точек и тире, которыми передается та или иная буква.

(обратно)

81

Lever Action – система перезарядки со скобой-рычагом. «Винчестер» такой конструкции – неотъемлемая часть любого уважающего себя фильма в жанре вестерна. Впрочем, в «Турецком гамбите» он тоже засветился.

(обратно)

82

0,40 дюйма примерно равно десяти миллиметрам.

(обратно)

83

Напомню, что британский «штуцерный» калибр соответствует гладкоствольному шестнадцатому – 16,8 мм. Поэтому наши герои для краткости его тоже называют «шестнадцатым», хотя снаряжение патрона радикально отличается.

(обратно)

84

Затворно-капсюльная система. По мнению автора, весьма простая, технологичная и надежная.

(обратно)

85

«Бантлайн» – модификация «кольта» образца 1873 г. со стволом 12–16 дюймов. Названа в честь американского писателя Неда Бантлайна, по легенде имевшего револьвер с двенадцатидюймовым стволом и вооружавшего им своих литературных героев. Так частенько называют любые револьверы со стволом в 12 и более дюймов.

(обратно)

86

«Кит» от английского kit – набор. Здесь набор для переделки ружей из кремневых в затворно-капсюльные.

(обратно)

87

Пистолет-пулемет Судаева. Считается лучшим ПП Второй мировой.

(обратно)

88

ПП Шпагина. Самый массовый отечественный ПП Великой Отечественной.

(обратно)

89

Я сделал все, что мог… (лат.)

(обратно)

90

«Вы мне еще за Севастополь ответите!» (К/ф «Брат-2»).

(обратно)

91

«Шишка» на казенной части ствола старинного орудия.

(обратно)

92

Карабин М1 калибра 7.62×33 (.30 carbine). На вооружении в США с 1942 г. Прицельная дальность до 300 м. Модификация М1А1 имеет складной приклад и пистолетную рукоятку в отличие от классической винтовочной ложи М1.

(обратно)

93

Из этой стали делают стволы автоматов Калашникова.

(обратно)

94

Сильно искаженный испанский. Что-то вроде: «Скажи мне, скоро он будет gospolin командующим».

(обратно)

95

Его Величества Почтеннейший Тайный Совет – сейчас почти декоративная пристройка к правительству Великобритании. Ранее выполнял важнейшие функции по управлению государством. При некоторых монархах переживал периоды расцвета и полноты власти. Иногда находился на грани роспуска и ликвидации. В данный период (конец XIX века) переживает очередной взлет, закончившийся, как ни странно, приданием чисто церемониальных функций.

(обратно)

96

В РеИ умер 18 апреля 1794 года. В мире ДП прожил еще больше года, одним из первых испытав на себе антибиотик во время лечения попаданцами.

(обратно)

97

Черный Дик (Black Dick) – прозвище адмирала Хау, проводившего политику «дальней блокады».

(обратно)

98

Научить аборигенов прогрессивному сексу.

(обратно)

99

Стар Трек и аниме «Евангелион» соответственно. Популярны, но недостаточно для означенных целей. Мнение автора может не совпадать с реальностью. Тем хуже для реальности.

(обратно)

100

Служба кинологии и кавалерии.

(обратно)

101

Спиртовой раствор кокаина с отдушками и прочей гадостью. Сильный стимулятор.

(обратно)

102

Абсолютно реальный персонаж, наблюдался автором весной 1998 года в Ленинградской области.

(обратно)

103

Очень популярная конструкция у «попаданцев», с легкой руки Андрея Величко и его героя дяди Жоры.

(обратно)

104

Закон суров, но это закон (лат.)

(обратно)

105

Pepino (исп.) – огурец.

(обратно)

106

Gwongzau – испанская транслитерация названия города Гуаньчжоу (Кантон) на кантонском языке (диалекте китайского, фонетически сильно отличающемся от пекинского).

(обратно)

107

Императоры династии Цин и их армия – маньчжуры, пришедшие в Китай из маньчжурских степей, и их окитаившиеся потомки.

(обратно)

108

Brown Bess – прозвище английского мушкета, стоявшего на вооружении в XVIII – начале XIX века.

(обратно)

109

Эта дата и дата письма по старому стилю.

(обратно)

110

«Люди облаков» по-итальянски «nuvoli popolo». Поскольку Наполеон бормотал это себе под нос, неразборчиво, то собеседник вполне мог понять именно так. На самом же деле наш герой произнес нечто вроде: «Nu vot, blin, popali».

(обратно)

111

Пятьдесят грамм.

(обратно)

112

Текст подлинный.

(обратно)

113

Дарвин – имеется в виду Эразм Дарвин, а не его знаменитый внук Чарльз.

(обратно)

114

Дезо (Desault) в реальной истории умер 1 июня 1795, но почта, даже на «быстрых фрегатах», до Калифорнии будет идти долго.

(обратно)

115

Cuyo – распространенное в Мексике название морской свинки (англ. guinnea pig).

(обратно)

116

Иск. исп. conejo – кролик.

(обратно)

117

«Pibber» – серия речных патрульных катеров США времен вьетнамской войны. Название пошло от сокращения слов «Patrol boat, river».

(обратно)

118

Шаг за шагом двигаемся к цели (кит.)

(обратно)

119

В 1804 году придумал, а в 1810-м обнародовал способ консервирования продуктов в жестяных банках.

(обратно)

120

В РеИ Симон Боливар в 1799 году уехал в Европу.

(обратно)

121

Торр – научное название миллиметра ртутного столба, в честь итальянского физика Эванджелиста Торричелли, открывшего вакуум и сделавшего первый ртутный барометр.

(обратно)

122

Умформер – электромеханический преобразователь постоянного тока в переменный.

(обратно)

123

Форвакуум – в вакуумных установках предварительный вакуум, получаемый механическими насосами. Величина давления составляет порядка 10-2, иногда 10-3 Торра.

(обратно)

124

Трансивер – тип радиостанции, у которой одни и те же блоки работают на прием и на передачу, путем их переключения. Недостатком такой схемы является симплексная связь – невозможность принимать и передавать одновременно.

(обратно)

125

«Хочешь мира, готовься к войне» (лат.). Вторая часть известной фразы стала названием очень популярного пистолета.

(обратно)

126

Сфалерит – цинковая руда, сульфид цинка. Галенит – свинцовая руда, сульфид свинца.

(обратно)

127

40SW (10x22мм) – набирающий популярность современный пистолетный патрон, сочетающий хорошую бронепробиваемость с высоким останавливающим действием.

(обратно)

128

Релоад – англ. reload – самостоятельное снаряжение и переснаряжение патронов. Очень популярный у стрелков метод сэкономить в странах, где это разрешено законом. В РФ разрешен только для гладкоствола.

(обратно)

129

В. Холек и Я. Холечек – чешские конструкторы-оружейники 30-х – 40-х годов.

(обратно)

130

Sa.23/24/25/26 – чешский ПП начала 50-х годов. Считается прототипом знаменитого «узи», хотя таковым не является.

(обратно)

131

Бризантность – свойство ВВ, характеризующее дробящее действие на окружающие тела. Определяется давлением газов, образующихся при взрыве.

(обратно)

132

В РеИ бумаги сжег его внук, поэтому факт предательства стал известен только сто лет спустя.

(обратно)

133

Имеется в виду восстание на флоте в мае 1797 года нашей РеИ под руководством матроса Ричарда Паркера. 30 июня лидеры бунта были повешены. В мире ДП усилиями Джорджа Спенсера события завершились еще быстрее, уже в конце мая.

(обратно)

134

Так в книге. (Прим. верстальщика)

(обратно)

135

Соответственно будущие Людовик XVIII и Карл X в нашей РеИ.

(обратно)

136

Лат. «по собственному желанию».

(обратно)

137

Изобретен в 1805 году, англичанином Дж. А Форсайтом.

(обратно)

138

Герой не знает, что именно Лебон изобрел ДВС.

(обратно)

139

Про счетную машину Бэббджа герой тоже не знает.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Книга I. Десант «попаданцев». Второй шанс для человечества

  Пролог

  Часть первая

  Часть вторая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

Книга II. Плацдарм «попаданцев». Десантники времени

  Пролог

  Часть первая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

  Часть вторая

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

  Часть третья

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

  Часть четвертая

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

  Часть пятая

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

Книга III. Прорыв «попаданцев». «Кадры решают всё!»

  Пролог

  Часть первая. Молот, меч, перо…

    Глава 1 За себя и за того парня…

    Глава 2 Ни минуты покоя

    Глава 3 Кадры решают все

  Часть вторая. Мир вашему дому

    Глава 1 Клиент еще не виден

    Глава 2 Этюд для оркестра без роялей

    Глава 3 Не все дороги выложены желтым кирпичом

    Глава 4 Этюды светской жизни в производственных тонах

    Глава 5 Пиастры! Пиастры!

    Глава 6 Шпионские игры

  Часть третья. Порвали парус…

    Глава 1 В трудах, аки пчелки…

    Глава 2 Бежал бродяга…

    Глава 3 Больше никто никуда не плывет…

    Глава 4 И носило меня…

    Глава 5 Дым отечества с горьким привкусом

  Часть четвертая. Престол все еще ни фига не виден

    Глава 1 Шале-Медон. Свидание с будущим

    Глава 2 Париж – большая деревня…

    Глава 3 Ученик графа Калиостро

    Глава 4 Знак Зорро

  Эпилог

Книга IV. Ответный удар «попаданцев». Контрразведка боем

  Пролог

  Часть первая. Стремительный домкрат

    Глава 1 Как ковался калифорнийский клинок

    Глава 2 Финансы поют романсы

    Глава 3 Ваше слово, товарищ «Маузер»!

    Глава 4 Хрустит, но не французская булка…

    Глава 5 О пользе чужой головной боли

  Часть вторая. Империя еще не видна

    Глава 1 Дела придворные

    Глава 2 Тяжело в ученье…

    Глава 3 А отступать некуда…

    Глава 4 Ждать и догонять

    Глава 5 И, значит, нам нужна одна победа…

    Глава 6 Рубеж атаки

  Часть третья. Путь «попаданца»

    Глава 1 Как хорошо быть генералом…

    Глава 2 Котлован для воздушного замка

    Глава 3 Будни прогрессора

    Глава 4 Специфика эпохи пребывания

  Часть четвертая. Патроны, виски, помидоры

    Глава 1 А кому сейчас легко?

    Глава 2 Ах, эта стройка…

    Глава 3 Охотничьи рассказы

    Глава 4 Зрелищами сыт не будешь…

  Эпилог

Книга V. СМЕРШ «попаданцев». «Зачистка» истории

  Пролог

  Часть первая. Большие перемены

    Глава 1 О пользе плагиата

    Глава 2 Были сборы недолги…

    Глава 3 Первый сон Веры Павловны

    Глава 4 DURA LEX, SED LEX[104]

  Часть вторая. Бонапарт в мае

    Глава 1 Жерминаль. Пролог

    Глава 2 Есть у революции начало

    Глава 3 Нет у революции конца

    Глава 4 Тампль

    Глава 5 Ученик Калиостро-2

  Часть третья. Большая политика

    Глава 1 Без меня меня женили

    Глава 2 Дела придворные

    Глава 3 О пользе спокойствия

  Часть четвертая. Секс по-научному

    Глава 1 Хлеба и зрелищ

    Глава 2 Заговор, как точная наука

    Глава 3 Прикладная демография

    Глава 4 «Говорят все радиостанции…»

    Глава 5 SI VIS РАСЕМ, PARA BELLUM[125]

    Глава 6 Дела семейные и остальные

  Эпилог

Книга VI. Гвардия «попаданцев». Британию на дно!

  Пролог

  Часть первая. Рыцарь бестолкового образа действия

    Глава 1 Комендант парижской паники

    Глава 2 Доля Дон Кихота

    Глава 3 Шале-Медон. Свидание с будущим-2

    Глава 4 Возвращение со строительства Сибкомбайна

  Часть вторая. Ветер с запада

    Глава 1 Горячее лето 1795-го

    Глава 2 Игра Наполеона

    Глава 3 Учитель танцев

    Глава 4 День рождения Бонапарта

    Глава 5 Стены старого Тампля…

  Часть третья. Евроремонт

    Глава 1 Кто ищет…

    Глава 2 «Да воздастся каждому…»

    Глава 3 Осенние визиты

  Часть четвертая. На том свете отдохнем

    Глава 1 Ставки сделаны!

    Глава 2 Время платить по счетам

    Глава 3 Не мешайте врагу делать ошибки

    Глава 4 Специи по вкусу

    Глава 5 На ринг вызываются…

    Глава 6 No pasaran!

  Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg