«Марсианский стройбат (Войны Марса) (СИ)»

Марсианский стройбат (Войны Марса) (СИ) (fb2) - Марсианский стройбат (Войны Марса) (СИ) 1242K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Михаил Юрьевич Белозёров

Роман

Марсианский стройбат

Пионерам Марса посвящается.

Глава 1

Неожиданности

Бур сдох совсем некстати. Сергей чертыхнулся и полез исправлять, но так и застрял, поражённый увиденным.

– Что, что?! – закричал раздражённый Чернаков. – Что опять?! Какие, к чёрту, колонны?!

Пётр Григорьевич был зол с утра, искал, на ком бы оторваться, а здесь подвернулся сержант Сергей Бабура, и он его третировал весь день, благо, что Сергей был новичком, проработавшим всего одну смену. Апофеозом послужил бедный бур. Чернаков долго матерился в эфире. Так долго, что в его тираду вклинились из командного пункта и посоветовали побыстрее разобраться с поломкой, а не сотрясать воздух. И так было ясно, что они безбожно отстают от графика.

Сергей поменял каску на шлем и покинул кабину, полагая, что всего-навсего лопнул шланг высокого давления. В туннеле было сумрачно, пыльно и особенно тихо после всеобщего грохота. Так тихо, что Сергей невольно насторожился. Он действительно по старой земной привычке полагал, что всякая тишина на Марсе несёт в себе потенциальную опасность. И ещё долго озирался, не в силах привыкнуть к мёртвой планете. Старые марсиане посмеивались. А женщины жалели – новичок, зелёный, что с него возьмёшь?

Пыль медленно рассеялась, в лучах прожекторов стал виден блестящий металл. Шаровые головки сбоку стёрлись, щит заклинило, нужные клапаны не сработали, и в результате шланг лопнул по всей длине. Но всё это было ерундой по сравнению с находкой. В кои-то веки на Марсе нашли что-то рукотворное! Сергей не верил своим глазам. Он залез по насыпи и осторожно потрогал: металл обжёг руки даже сквозь перчатки. Там где по нему прошлись головки бура, он дымился, был в заусенцах и шершавым на ощупь. Тогда-то Сергей и высказался насчёт колонны, а Чернаков долго насмехался, а потом стал ругаться чёрными словами. Его интересовали в основном графики работ, а не какие-то там артефакты, поэтому он обвинил Сергея в саботаже и нежелании работать, полагая, что новичок – слабак, и заткнулся только тогда, когда пыль окончательно рассеялась и на экране стала видна часть колонны. То что это колонна, Сергей даже не сомневался. Определить её диаметр на глазок было весьма затруднительно, потому что из породы выступала лишь часть округлой поверхности, а находилась колонна здесь так давно, что грунт местами въелся в чёрный металл. Чернаков замолчал. Это было его поражением. Он всё понял, хотя до последнего момента надеялся избежать неожиданностей. Теперь из-за этого чёртова артефакта вся работа коту под хвост, подумал он. Придётся переделывать схему. А это потянет за собой сроки освоёния озера Феникс. Как такое сокровище проморгали? Впрочем, он сам участвовал в проекте, и ругать надо было прежде всего самого себя. Спешили, напортачили, понадеясь на русский авось – теперь придётся расхлебывать. А ведь там: и на Земле, и на Луне тоже ждут и у них тоже сроки и планы с пусками ракет. Быстрее! Быстрее! Американцы на хвосте! А мы первые на Марсе! За любые задержки по головке не погладят, а только оторвут. С другой стороны – артефакт! Признаки цивилизации! Первые в солнечной системе! Это тебе не шутка, здраво рассуждал Чернаков, покидая уютный бункер и направляясь в кессонную камеру. За такие события награды дают и списывают имена золотом в страницы истории.

Командный пункт молчал. Он пребывал в шоке. И только когда Чернаков спустился на сто двадцатый уровень, в наушниках зашуршало, и неуверенный голос полковника Бастрыкина спросил:

– Ну что там?.. Разобрались?..

– Да нет… только подхожу.

– Пётр Григорьевич, будь осторожен, я тебя богом прошу. Нам ещё только ЧП не хватало.

– Ладно… – великодушно пообещал Чернаков, всё ещё испытывая раздражение и грозно, как таракан, шевеля своими старшинскими густыми усами, в которых уже появилась ранняя проседь.

На другой линии стороне связи, зная нрав Чернакова, поняли, что он поостыл, и генерал Зуев посоветовал:

– Без героизма. Если это действительно колонна из металла, работы на первом участке временно прекращаем до выяснения обстановки.

– Есть до выяснения обстановки.

Чернаков был военным строителем в звании майора, разжалованным до капитана, и умел подчиняться. Он сбежал от своёго служебного прошлого, которое не удалось по многим причинам, главное – от и безысходности, от сумасшедшей жены, голодных детей, назад ему дороги не было, и на Марсе отдался работе, в надежде сделать новую карьеру и дослужиться хотя бы до генерала. Он даже отрастил густые усы, дабы тратить меньше времени на бритье, и даже отрастил бы и бороду, но борода в армии запрещалась.

По-моему, обошлось, подумал он, но голову всё рано оторвут. От этой мысли капитан испытывал некое садистское чувство, потому что вкалывал не за деньги, а за совесть, и любые срывы в графиках считал личным оскорблением, поэтому, что называется, горел на работе. А таким людям головы, как правило, не отрывали, таких людей берегли, но на них и ездили до полусмерти. Это после них появлялись стелы с надписью: «Первым строителям Марса!» или «Первопроходцам Марса!», словно вся жизнь таких людей умещалась в подобных коротких строчках, а всё остальное не имело никакого смысла.

Сергей присел на гусеницы бура, давая возможно начальству насладиться находкой. Он бы даже закурил, если бы мог. Но курить в забое строго-настрого запрещалось, да и как закуришь в шлеме-то?

– Да… видим… – оторопело произнесли в командном пункте голосом полковника Бастрыкина.

Непонятно было, то ли радуются, то ли льют слезы. Так всё было спокойно и размеренно – и на тебе! Земля вообще думу будет думать и чёртыхаться. Свалился всем на голову этот артефакт! Чернаков на всякий случай перекрестился и оглянул по сторонам, хотя за ним никто не наблюдал: безмолвное марсианское нутро, поблескивая кристаллами магнетита, смотрело на него абсолютно равнодушно. Это и раздражало. Подспудно хотелось какого-то движения, ответной реакции, тайного знака наконец. Ведь вгрызлись в планету, суеверно думал Чернаков, вгрызлись, а ей хоть бы хрен по деревне. Есть за что ненавидеть этот Марс.

– Чего расселся?! – ехидно спросил Чернаков, попав в рабочий забой.

Сквозь стекло шлема на него смотрело чернявое измученное лицо новичка: под глазами круги, губы дрожат, на кончике носа капля пота – не адаптировался ещё ни к марсианским суткам, ни к давлению, ни к отсутствию магнитного поля. Полгода назад Чернаков и сам был таким, но теперь ему наплевать на чужие страдания, теперь главное – грызть и грызть Марс, закапываться в его брюхо, строить побыстрее базу, обжиться и идти дальше. Новичок об этом даже не догадывается. Ему плохо, очень плохо. Плевать! Кого это интересует?

– Шланг менять надо…

Высокий и сутулый Чернаков казался старым и изношенным, как и любой марсианский механизм после полугода беспрестанной работы. Сергей капитана побаивался и старался лишний раз ему на глаза не попадаться.

– Так меняй! Чего сидишь?! И не особенно здесь!

Что товарищ капитан имел в виду, Сергей так и не понял. Моей дело маленькое, решил он и занялся буром. Потом прибежал узнать, в чем дело, бригадир второй бригады – старший сержант Жора Генацаревский. Вслед за ним подтянулось начальство всех рангов. В забой даже сунул нос главный повар Ноздрюхин, но, естественно так, чтобы его не заметило начальство во главе с заместителем генерала Зуева по безопасности – полковником Бастрыкиным. Потом прибыла главный врач, и только после этого явились специалисты, увешанные оборудование. Сергей помогал всем и изрядно устал. Он уставал быстрее, чем на Земле, потому что ещё не закончилась адаптация. Работать было некому, вот его и сунули в дело в нарушении всех норм и правил. В общем, к концу рабочего дня Сергей был никаким. Что там делают специалисты с этой колонной, его уже не интересовало. Он только сдал бур назад, освобождая пространство, дождался сменщика – Мишку Кораллова и поплёлся спать.

***

Бункер строителей находился в скале, или, как говорили – в берегу озера, справедливо полагая, что здесь когда-то была вода. Для того чтобы попасть в бункер, даже не требовалось подниматься на поверхность. Надо было только покинуть рабочий забой и пройти метров двести по ветке. Три шлюзовые камеры отделяли рабочую зону от бункера. После второй камеры можно было откинуть или снять шлем. Что Сергей с удовольствием и сделал, вдохнув прохладный воздух подземелья. Вдохнул, а выдохнуть забыл – на рельсах метров в десяти стоял Пашка Марфин, с круглой, как блин, физиономией. Во, бляха, тупо подумал Сергей и остановился. Точнее, замер, как пограничный столб.

Пашка стоял как раз в том месте, где под потолком горел фонарь, и поэтому его было хорошо видно. Рабочего шлема не нём не было, а от скафандра поднимался пар, словно Пашку облили кипятком.

– Привет… – прошептал Сергей и покрылся холодным потом, который стал стекать по лицу и шее в рабочий скафандр.

– Привет, – расплылся в улыбке Пашка. – Дай закурить!

– Так-к-к… – с трудом выдавил из себя Сергей. – Ну?..

Звуки вязли в горле, в коленках возникла предательская слабость. Впервые, он видел живого покойника. Даже на Марсе – это неизгладимое впечатление, хотя Марс предрасполагал к чудесам. Была у него такая особенность – внушать людям то, чего в реальности не было.

– А-а-а… ну да, – весело подмигнул ему Пашка, – я и забыл, что нельзя. Чего, смену сдал? Всё нормально?

– Сдал, – кивнул Сергей. – Всё нормально.

– К себе идёшь?

– Иду, – признался Сергей.

А что ему ещё было ответить человеку, который даже официально числился мертвецом?

– Ну пойдём вместе. Да не бойся ты, я не кусаюсь.

– Я и не боюсь, – выдавил Сергей из себя, стараясь не броситься сломя голову назад в капитану Чернакову, как к родному отцу, потому что бежать больше некуда: или вперёд, или назад.

Они пошли рядом. Сергей видел Пашку всего раза три – как раз за сутки до его исчезновения: первый раз на взлётном поле, когда Сергей покидал посадочную капсулу звездолета «Восток», а второй раз – у врача в кабинете, и третий раз в бригаде, перед тем, как Сергея заперли на карантин. Они-то всего успели перекинуться парой фраз. Карантинное помещение находилось здесь же – за жилыми боксами и было отделено тамбуром. Все две недели карантина Сергею полагалось смотреть по телевизору фильмы, да порой общаться с врачом, которая приходила брать у него анализы крови, а ещё он по интеркому каждый день рассказывал буровикам последние новости с Земли. Его слушали с неизменной жадностью, даже если он рассказывал одно и то же двадцать раз подряд, и задавали сотни наивных вопросов. Люди ещё не отвыкли от Земли, но и не привыкли к Марсу. Не обжились, не обтёрлись, не почувствовали планету. Она ещё была чужой, таинственной, поэтому метафизически непостижимой. В среде буровиков преобладали суеверия. На ночь кто-нибудь обязательно заводил разговор о «чёрном марсианине», неприкаянно бродящим по планете.

– Ты что, вернулся? – спросил Сергей о самом очевидном.

– Так-к-к… э-э-э… а куда я уходил? – в голосе Пашки прозвучала насмешка.

От него явно пахло самогонкой.

– Откуда я знаю, – Сергей понял, что дал маху. – Тебе виднее. Здесь тебя уже похоронили.

– А-а-а… ты про это? Ну так я вернулся.

– Ну и что там было?

Сергей немного успокоился и даже оглянулся: позади никого не было. Откуда же возник Марфин? Не из стены же?!

– Да ничего хорошего. Скукотища, как и везде. А капитан всё ещё ворчит?

– Ещё хуже стал, вообще головой стукнулся, – пожаловался Сергей.

– Абалбеть можно! Это потому что без женщин, – уверенно пояснил Пашка, довольный, как кот, отведавший сметаны.

– А что делать-то? – философски поддакнул Сергей.

Он ещё не до конца понял, как вести себя с Пашкой, потому что Пашка был авторитетом во всех отношениях и по слухам – большой бродяга.

– Да, брат, – трагически согласился Пашка Марфин. – Нашему брату терпеть положено.

Женщин было всего три: главврач – Светлана Андреевна – жена генерала Зуева, микробиолог – Алла Ивановна Веселова, подруга главного геолога Василия Олеговича Звонарёва – женщина с красивым, но с неподвижным кукольным лицом, и Мила Дронина – вулканолог, метеоролог и помощник главного повара по совместительству. С Дрониной Сергей летел восемь месяцев в одном звездолёте и влюбился в неё. Она ему снилась по ночам, и, просыпаясь, он чувствовал запах её волос и вкус её губ. Но на Марсе по слухам она закрутила роман с полковником Бастрыкиным – даже на сторонний взгляд слишком старым для неё, и на Сергея уже не обращала внимания. Так что рядовому составу здесь обломиться ничего не могло. Больше чем в двух тысячах километров на плато Ноя строился Городок-Два, и женщин там было в три раза больше. Но никто из проходчиков, кроме Пашки Марфина, там не бывал. Марфин залетел на пьянстве, и его в виде наказания сослали в Городок-Один, потому что считалось, что здесь условия хуже, начальство покруче, а развернуться по части выпивки негде. Раз в десять дней между Городками курсировал самолет. Была ещё одна база – Городок-Три на равнине Аргир, но там женщин не было вовсе, потому что по полгода стояли дикие морозы и бушевали метели, а остальные полгода, когда начинала оттаивать ледовая шапка, Городок-Три утопал в грязи. Будь у Пашки Марфина какая-нибудь другая специальность, например, радиста или электроника, он бы попал в Городок-Три, но Пашка был потомственным шахтером из Донбасса и хорошо знал своё дело.

Они вошли в шлюзовую камеру, и Сергей заметил на Пашкином скафандре дырку слева – как раз там, где сердце.

– Ранен я был… – объяснил Пашка, перехватив его взгляд. – Тяжело ранен, но вылечился в «машинке гоблинов». Ты только никому не говори. Я сам начальству доложусь и всё улажу. Ладно?

– Ладно, – сказал Сергей, хотя его так и тянуло за язык спросить, что такое «машинка гоблинов».

После шлюза начиналась жилая зона с боксами, кубриками, столовой и зоной отдыха.

Сергей так устал, что ему было всё равно, что там Пашка натворил и где он шлялся целых десять марсианских дней. Собственно, поэтому Сергея и дернули из карантина и поставили на работу, не дав досидеть трёх положенных законом дней. Пусть начальство разбирается. Мое дело маленькое – от смены к смене. Он пошёл к себе в бокс и, едва стянув скафандр, рухнул на чужую койку. Приснилась шумная Москва, метро, Воробьевы горы, где он в детстве катался на лыжах. А ещё снилась мама и любимая девушка Варя. Будто бы они делают пельмени и варят их в большой кастрюле. А потом вываливают в большую же миску и заливают сметаной из большой банки. Отец, крякнув для порядка, выпивает большую рюмку водки, и они наваливаются есть.

Есеня Цугаев, пришедший из третьего забоя, бесцеремонно растолкал его, и только после этого Сергей умылся и поужинал. А потом снова завалился спать, на этот раз ему приснились какие-то кошмары с неземными чудовищами, которых не мог себе представить даже Голливуд. Эти чудовища гонялись за ним и Милой, и он проснулся мокрый от холодного пота – хоть выжимай, всё ещё испытывая желание защищать её, и к тому же не выспавшимся и злым. В общем, сплошной абстракционизм. Сергею хотелось выпить рюмку водки и закусить обыкновенным солёным огурцом. Но где его возьмёшь на Марсе-то?

***

Вначале до Пашки Марфина у начальства руки не доходили. Он даже вышел в смену и отработал пару дней, в течение которых спецы возились с колонной, пока на командном пункте не спохватились и не взяли Пашку под стражу. Собственно, это после его странного исчезновения за рабочим забоем установили контроль. Бригады восприняли это как недоверие. До этого работали, как обычно, по старинке: от смены к смене без всякого надзора, слишком инертной казалась планета – уснувшей. Отношения между начальством и подчиненными стали более формальными. Контроль есть контроль. Теперь же за три километра в железобетонной будке восседал капитан, и велась видеозапись.

За неимением каталажки, Пашку посадили в склад кернов. Прошли сутки, ничего не случилось, и все вздохнули с облегчением. Пашка не буйствовал и не исчезал, а спокойно спал на топчане и с аппетитом пожирал, всё, что ему приносили в котелке. Следили за ним те, кто был свободен от смены.

Ночью Сергей проснулся от шума: кто-то возился в его тумбочке. Испытывая неимоверный ужас, Сергей не с первой попытки включил свет.

– Сигареты кончились… – виновато сказал Пашка, щурясь на лампочку.

– Возьми блок, – разрешил Сергей, инстинктивно поджимая ноги и кутаясь в одеяло.

Он поймал себя на том, что даже не успел вовремя среагировать на опасность, а это было плохо, очень плохо – Сергей рассчитывал живым и здоровым вернуться на Землю. Сергей читал, что на острове Пасхи выживали только те, кто спали вполглаза, сидя на корточках, чтобы вовремя схватиться с противником. Он давно решил применить эту технику на Марсе, да выматывала работа. Зато дома, в отпуске, за месяц до отлета, он тренировался регулярно, и даже подтянул к этому делу младшего брата Илью. Так вот, счёт был три к одному в пользу Сергея. Из него получился отличный длинноухий с острова Пасхи.

– Спасибо, – сказал Пашка и ушёл в темноту бесшумно, как кошка.

Только после этого Сергей сообразил, что Пашка-то заперт на огромный замок! Как был в армейских пятнистых трусах и босиком Сергей на цыпочках побежал посмотреть. Склад находился в конце жилой зоны. Там даже фонаря не было, и Сергей, потрогав замок, спросил:

– Чего приходил-то?..

– Да за сигаретами, – раздалось из-за двери.

– Ну ты даёшь, мужик…

– Чего, напугал?

– Напугал, – признался Сергей, отпирая дверь.

Внутри было холодно, как в туннеле, плюс двенадцать – и зимой, и летом. Пашка же был одет в свитер, легкий комбинезон и, кажется, совершенно, не страдал от заточения. Напротив, вид у него был самый что ни на есть баламутный, к тому же он всё ещё попахивал, как минимум, пивом. Только откуда оно на Марсе-то? Сергей не решился спросить, зная, на какой ответ нарвётся.

– Ты не бери в голову, – сказал Пашка, залегая на топчан и выдыхая кольцами дым, – со мной всё будет нормально. Прорвёмся. Где наша не пропадала!

Ну да, подумал Сергей, тебе-то что? Одни гульки. А нам? Карауль тебя здесь. Трясись по ночам. Больше делать нечего.

Круглое, плоское лицо Пашки выражало полное удовольствие от жизни и одновременно – равнодушие к судьбе. Сергей всё время думал: что это храбрость или тупость? Но не находил ответа. Вот и теперь он посмотрел на Пашку и ничего не понял.

Сергей сел на табурет, скрестил голые ноги, чтобы было теплее, и тоже закурил. Дым вяло поднимался к едва тлеющей лампочке. Откровенно говоря, он завидовал спокойствию Марфина. Отчебучить такое – и беспечно плевать в потолок. На это способен не каждый.

– Где же ты был? – задал он вопрос, который мучил его все эти дни.

– Э-ге-ге… – заржал Пашка и подрыгал ногами.

От воспоминаний в его глазах заплясали чёртики. Он даже преобразился и расправился плечи. На губах заиграла странная ухмылка. Должно быть, там, где он побывал, действительно было хорошо. Чернакова точно не было.

– Я тебе так скажу: захочешь выпить, и ты туда попадёшь.

Тайна, однако, у него есть, озадаченно подумал Сергей, или шутит?..

– Я давно хочу выпить, – признался Сергей, – как только покинул борт звездолета. Только негде.

– Но это дело поправимое, в принципе. Как ты понимаешь, невыполнимых желаний нет.

– Даже насчёт женщин?.. – от удивления Сергей забыл закрыть рот.

– Ну… женщин… – покровительственно хмыкнул Пашка. – Зачем тебе женщины? Ты к нашему вулканологу подъезжать не пробовал?

– Конечно, нет, – ответил Сергей так, чтобы его понимали, как угодно, и покраснел. – Она на меня и не смотрит. Придет в забой, заберёт образцы и сваливает.

– Чудак ты, сержант Бабура, бабы смелых любят. Вот я всегда иду напролом.

– И получаешь по мордасам, – съязвил Сергей.

– Ну не без этого, – согласился Пашка. – А что делать-то? Риск он есть риск. Зато какой приз!

– Да-а-а… приз, – кивнул Сергей и почему-то вспомнил о вулканологе Дрониной с точки зрения этого самого приза. Получилось даже совсем неплохо, а главное – соблазнительно, хотя и печально.

Конечно, он не сказал, что у него с Милов Дрониной был роман, который длился восемь месяцев, и что она потом его бросила ради какого-то старого полковника. В принципе, он смирился, но было обидно. Однако нечего болтать на каждом углу, это не мужское дело.

– Слушай… – попросил он Марфина, – ты, когда в следующий раз пойдёшь, возьми меня с собой. Я тоже хочу нажраться назло всем. Тоска смертная. Чую, что начальство водку жрёт втихую, а нам даже понюхать не дают, собаки. Дисциплина, как в учебке. На подлодке хоть сухое вино положено. Достало уже! Хочу оторваться по полной.

На самом деле, он хотел забыть Дронину. Она, как заноза, сидела в его сердце, и он ничего не мог с этим поделать.

Пашка оценивающе задержал взгляд на нём:

– Понимаешь, в чем дело, я бы взял, да человек должен быть сверхнадёжным.

– А я что, ненадёжный? – обиделся Сергей. – Мы с тобой в одном забое пашем, как кроты!

– Да нет, надёжный… – нехотя согласился Пашка и поморщился, как от касторки. – Но самый надёжный для меня человек – это я сам! Так что не обессудь… – Пашка театрально развёл руками. – Ты знаешь, сколько ко мне уже подъезжало? Вагон и маленькая тележка! Не могу я! Не мо-гу! Понимаешь?

– Ладно… – обиженно поднялся Сергей и, не глядя на Пашку, затушил сигареты о табурет. – Спасибо тебе, друг, на добром слове. Когда-нибудь и ты ко мне обратишься, – и пошёл к двери, от злости ставя ноги на полную ступню и не замечая холода.

– Чудак человек! – крикнул ему в спину Пашка. – Абалбеть можно! Ежели я проболтаюсь, дорожку все узнают, и начальство тоже!

– Чего это они узнают?! – ехидно осведомился Сергей, полагая, что его хитрость сработала и Пашка разжалобился.

Но Пашка Марфин только на вид казался простаком:

– Я может, тебя, дурака, от бесчестия спасаю, – неуверенно добавил он, глядя на Сергея честными, пречестными глазами.

От тайны, которая окружала Пашку, повеяло такой притягательной силой, что Сергей тут же безотчетно поверил в неё всей душой. Вот, бляха, с белой завистью подумал он, а ведь она действительно существует.

– Возьмёшь с собой или нет?!

– Понимаешь, не могу!

На лице у Марфина отразилось отчаяние. Несомненно, он глубоко страдал, но поступить по-другому или не хотел, или не мог.

– Ну тогда сиди! – пробурчал Сергей, закрывая дверь на тяжёлый амбарный замок, хотя это, конечно, не имело никакого смысла.

Не так он представлял себе первую экспедицию на Марс, когда подписывал контракт в первый марсианский стройбат[1], а полную приключений и азарта. На самом деле, всё было обыденно и тоскливо и быстро приелось, как и любая работа на Земле. С залетом Марфина появилась возможность развеять эту скуку, а получалось, что ты должен только наблюдать со стороны за разворачивающимися рядом с тобой событиями. Так вся жизнь пройдет, думал он. В этом Сергей и видел несправедливость судьбы.

Все последующие дни он в составе сводной бригады расчищал пространство вокруг колонны. Работа обушком была долгой и кропотливой. Капитан Чернаков то и дело покрикивал и вообще – влезал во все дырки – куда нужно и куда не нужно. В конце концов сержант Мишка Кораллов стал открыто ворчать, а старший сержант Гоша Мамиконов, по кличке Большой, который очень не любил несправедливость, демонстративно бросил лопату в сторону, и бригадир старший сержант Жора Генацаревский в должности старшины бригады послал капитана куда подальше. К чести Чернакова в бутылку он не полез, но эта стычка стоила Жоре минус полтора бонуса, которые ему придется отрабатывать ближайшие полгода. Но бригадира как раз за это и уважали. Он не прогибаться, обладал способностью договариваться с любым начальством и за бригаду стоял горой.

***

«Допрос вел полковник Бастрыкин А. П. Из показаний бурильщика Павла Семёновича Марфина.

Вопрос: Где вы были с одиннадцатого по двадцать первое октября сего года?

Ответ: Клянусь, если бы я мог ответить, я бы всё рассказал. А так я не знаю.

Вопрос: Вы ушли по своей воле?

Ответ: Естественно. Исключительно добровольно.

Вопрос: Вы можете объяснить причину вашего поступка?

Ответ: Не могу и не буду!

Вопрос: Что значит, не буду? Значит, причина всё-таки есть?

Ответ: Конечно, есть. И она самая значительная.

Вопрос: Какая?

Ответ: Выпить захотелось.

Вопрос: Выпили?

Ответ: Конечно. Нажрался так, что ничего не помнил.

Вопрос: С кем нажрались, когда и где?

Ответ: Исключительно в гордом одиночестве. Одиннадцатого октября. А где не помню.

Вопрос: Почему не помните?

Ответ: Я же говорю, пьяный был. Я когда пьяный, у меня всю память отшибает.

Вопрос: Но вы помните, что это было одиннадцатого октября.

Ответ: Конечно, помню, у меня ещё был день рождения.

Вопрос: Как вы приобрели алкоголь?

Ответ: Никак. Купил.

Вопрос: На какие деньги?

Ответ: Отдал свой шлем.

Вопрос: Кому отдали?

Ответ: Да если бы я помнил, стал бы я упираться. Рассказал всё как на духу. У меня память отшибло начисто.

Вопрос: Вы понимаете, что вы стали самым крутым залётчиком в экспедиции? Что в таком виде вы нам, собственно, не нужны и даже опасны?

Ответ (уныло): Понимаю. Хотите меня расстрелять?

Вопрос: Успеем. Но вы, понимаете, что ставите экспедицию на грань провала?

Ответ: Чего? С одного раза, что ли?

Вопрос: У вас уже было одно взыскание?

Ответ: Было, но я его честно отработал.

Вопрос: Это второе?

Ответ (уныло): Второе.

Вопрос: Стало быть, с вас можно уже снять двадцать пять процентов денежного довольствия в течение трёх месяцев?

Ответ: Да снимайте, чего уж там.

Вопрос: Но вы же ничего не заработаете?

Ответ: Ясный пень. С вами заработаешь!

Вопрос: Вы будет сотрудничать со следствием?

Ответ (вспыльчиво): А я что делаю?! Я всей душой стараюсь помочь вам, товарищ полковник, но у меня не всегда всё получается!»

На этом допрос прерван до 21:05.

***

Старший геофизик Мартисов Крискент Иванович, по совместительству астроном, пояснил:

– Действительно колонна пустотелая. Диаметр двадцать два метра, сорок пять сантиметров. Толщина стенок пятьдесят сантиметров. А длина… – он невольно замолчал, желая произвести эффект.

– Ну говори, не тяни душу, – нетерпеливо попросил генерал Зуев.

– Длина две тысячи метров с копейками, – сказал Василий Звонарёв, главный геолог экспедиции.

– Вот оно в чем дело?.. – удивился Зуев и полез в карман за сигаретами, да вспомнил, что бросил курить.

– Ну в общем-то, да, – согласился Крискент Иванович. – При такой длине она должна неизменно прогнуться хотя бы от давления породы. На глубине двух километров давление вообще аховое. А колонна стоит прямехонькая, как спичка.

– Да-а-а… – согласился генерал Зуев, рассматривая карту плато Солнце, словно хотел увидеть на ней все остальные колонны, спрятанные под песчаной поверхностью. – А почему её не заметили?! – ядовито поинтересовался он, глядя на старшего геофизика. – Не заметить такой количество металла надо ещё умудриться!

– Павел Федорович, я самолично проводил контрольные промеры после стандартных процедур геомагнитной разведки. А сегодня поднял все материалы. Эту точку «проходили» три раза, как положено по инструкции.

– Кто был в смене?

– Я лично, – ответил Крискент Иванович.

Генерал Зуев понял, что придраться не к чему. Не такой Мартисов человек, чтобы филонить или подтасовывать результаты. Да и зачем? Зуев не видел никакого злого умысла, потому что все работы были закончены по графику в срок.

– Ещё одна загадка Марса, – сказал молчавший Василий Звонарёв.

Этих загадок они получали по десятку в день от таких мелких, как свойство марсианской пыли, которая лезла во все щели, до периодически возникающих низкочастотных сигналов из глубин планеты. Эти сигналы кочевали от карстовых пещер до мантии, практически по всем широтам. По аналогии с Земными явлениями, сигналы, не мудрствуя лукаво, назвали «зубанка». Обычно такая «зубанка» возьмёт две-три длиннющие ноты, а то и целую мелодию исполнит на низких частотах и пропадет, чтобы появиться за десять километров к северу или к югу. Никто, ничего не понимал. Замечено было только, что явления эти связаны с сезонным таянием снежных шапок на полюсах планеты. Теперь добавилась новая тайна в виде железных колонн. Разбираться во всем этом придётся по ходу дела, подумал генерал Зуев, главное – построить Городок-Один.

– Какие ваши предположения?

– Такие объекты не могут быть естественными. Возможно, это шахта, – сказал Крискент Иванович.

– Да, для лифта! – с сарказмом вставил Василий Звонарёв.

– Но почему же?! – взвился Крискент Иванович. – Разве не может быть просто шахта? Например, техническая?

– А почему шахта не для лифта? – желчно упёрся Звонарёв.

– А почему бы нет?! – вылупился Крискент Иванович.

– Ладно, ладно! – успокоил обоих генерал Зуев. – Существуют ли другие объяснения, более простые, кроме шахт?

– Конечно… – начал Крискент Иванович.

– Существуют! – перебил его Звонарёв. – Ещё как существуют и более простые объяснения, но у нас с ними проблемы! – он почему-то уничижительно посмотрел на старшего геофизика.

– Это у вас проблемы! – не удержался Крискент Иванович.

– Нет, это у вас, уважаемый!

– Всё! Хватит! – прервал их генерал. – Спорить будете во внеслужебное время. А теперь, – сказал он, – надо определить, насколько опасна колонна, что внутри, и можно ли продолжать строить в низине Феникса. На всё про всё вам три дня. Задействуйте всех людей, которых сочтете нужным.

***

«Допрос вел полковник Бастрыкин А. П. Из показаний бурильщика Павла Семёновича Марфина.

Вопрос: Как вы получили ранение?

Ответ: Да пьянство, разумеется. Будь оно неладно.

Вопрос: Расскажите подробно, как это произошло?

Ответ (в запальчивости): Он мне сказал!.. Я ему ответил! Подскочил третий! Я ему тоже ответил!

Вопрос: А куда делся второй?

Ответ (в запальчивости): Упал под стол! И тут прибежал пятый в форме!

Вопрос: А четвертый?!

Ответ (в запальчивости): Четвертый пускал кровавые пузыри – я его попинал немножко. Пятого я тоже попинал и шестого и седьмого! Классная драка была! Абалбеть можно! Но они против меня все какие-то хлипкие были. А потом появился, не знаю, какой по счету. Вот он меня и приговорил. Копыта у него ещё были вместо ног.

Вопрос (в запальчивости): Что же ты, боец, оплошал?

Ответ: А чёрт его знает! Пьяный был, плохо соображал.

Реплика: За то, что ты дал себя побить, ещё три дня ареста!

Ответ: Есть!

Вопрос: Сержант Марфин, ты вообще нормальный человек?

Ответ: Ну?..

Вопрос: Соображаешь, что ты говоришь?

Ответ: Ну?..

Вопрос: С кем ты дрался?

Ответ (уныло): Я их не запомнил.

Вопрос: Кто тебя лечил?

Ответ (уныло): Не помню. Темно было.

Вопрос: Что ты вообще думаешь о своей жизни?

Ответ (ехидно): Расстреляете, наверное?

Вопрос: А ты как думаешь?

Ответ (ехидно): Я не думаю, я человек маленький. Буду первым расстрелянным на Марсе…

Реплика: Ладно, вы своёго, сержант Марфин, добились. Спишем вас с первой же ракетой.

Ответная реплика: Вот это правильно! А то здесь скучно и постно, как в церкви.»

На этом допрос прерван в 23:15.

***

После допроса с Марфина сняли арест, потому что рабочих рук катастрофически не хватало. Пашка пришёл в третий бокс, хотя жил в пятом, завалился на койку Мамиконова, положив ноги в дырявых, пахучих носках на спинку, и произнёс сакраментальную фразу:

– Полковник Бастрыкин решил взять меня на понт! Ха-ха-ха! Абалбеть можно!

– А чем? – живо поинтересовался Есеня Цугаев, отрываясь от зеркала. По его кавказской щеке ползла пена, смешанная с чёрными волосами. Сросшиеся брови на лбу придавали ему зверский вид.

Даже спокойный Вовка Жуков, похожий, как две капли воды, на Есенина, отложил книгу и с удивлением посмотрел на Пашку – чем его можно было прищучить, если он ничего не боится?

– Грозился отправить с первой же ракетой на Землю! Мол, на мне уже креста нет!

– А что он не прав? – наивно спросил Есеня Цугаев, который имел странную привычку бриться на ночь. – Мы за тебя здесь вкалываем, а ты бухаешь где ни попадя?! Вах!

Есеню побаивались, особенно, когда он хватался за свой кавказский тесак, но до крови ещё не доходило. Как он провез такой тесак, никто не имел ни малейшего понятия. На выходе из космолета всех обыскивали, как на самой крутой таможне. Когда его спрашивали об этом, он дела свирепый вид и важно надувал щёки. «Уметь надо», – отвечал он сквозь зубы.

– Мужики! – так проникновенно и честно воскликнул Пашка, что все прослезились, – вот, бля буду, такой случай подворачивается один раз в жизни. Ну не устоял я, понимаете?!

– Так пусть и отправит! – сказал Сергей. – Тебе-то что? Даже лучше!

Пашка отмахнулся от него, как от мухи. Новичок есть новичок – много он понимает?! Сергей обиделся и замолчал. Он понял, что Пашка мутный, что он всегда будет сам по себе, что на него положиться нельзя, что даже время его не вылечит. Не тот Пашка человек.

– Не отправит, – веско пояснил Вовка Жуков, даже не взглянув на Сергея, зато резким движением головы встряхнул своим есенинский чубом.

Сергей опять почувствовал себя одиноким в коллективе и чужим на этой планет, даже мысли о Дрониной показались ему ничего не значащими с его великим одиночеством на глубине ста двадцати метров в чреве Марса.

– Почему? – настороженно спросил он. – Ведь у нас в контракте сказано, что при экстренных условиях возможна эвакуация?

– Ты что, дурак? – спросил Пашка, – или прикидываешься? Кто ради тебя будет гонять ракету?!

– Как кто? Так они же прилетают каждые восемь месяцев?!

– Это ещё не факт, – степенно объяснил Есеня Цугаев, цокая языком в конце фразы. – Из них на орбите станцию строят. А настоящая транспортная ракета может прийти не раньше, чем через пятнадцать земных лет.

– Как? – удивился Сергей и сел на койке, ожидая, что все рассмеются шутке.

Но Цугаев снова принялся за бритье, а Вовка Жуков загибал и разгибал страничку в книге грязным ногтем.

Вот он – величайший подвох, которого я подспудно ждал, подумал Сергей. Слишком мало было желающих лететь на Марс. Как оказывается теперь – в одну сторону. Вот почему в первый марсианский стройбат набирали добровольцев среди военных. Вот я дурак-то! Вот козёл! Вот попал! На мгновение он потерял связь с реальностью. Он увидел брата Илью, который осуждающе качал головой. «Эх, Сергей, Сергей… влип ты по самые яйца! Пожалуй, я на Марс не полечу!»

– А вот так! Великое противостояние между Марсом и Землей случается раз в пятнадцать лет, – уверенный голос Вовки Жукова вернул Сергея в реальность.

– Раньше не получится! – засмеялся Пашка, глядя на изумленное лицо Сергей. – Ты на сколько лет подписал контракт?

– На три года… – нехотя отозвался Сергей.

– Ну и забудь о нём. Пока ракеты летают в одну сторону, мы расходный материал.

– Недаром набирали одних неженатых… – добил Пашка.

– А как же?.. – Сергей обернулся, словно за спиной у него было открытое пространство планеты со всеми морями, плоскогорьями и вершинами.

Он хотел спросить о всеобщей несправедливости, но, конечно, не спросил, а то бы засмеяли окончательно.

– Тебе сколько? Двадцать? Двадцать одни? – спросил Вовка Жуков. – Мне двадцать два. И я знаю, что вернусь на Землю в лучшем случае к сорока годам, но… зато миллионером!

Все засмеялись. Только в этом смехе не было радости, а одна надорванность.

– Это же полжизни! – воскликнул Сергей, пропуская мимо ушей упоминание о миллионах, о которых майор-вербовщик с ним даже не говорил.

– Вот то-то же и оно, – наставительно сказал Есеня. – Ты главное настройся, а то с ума сойдёшь, вот как Пашка.

– А чего я? – безмерно удивился Пашка. – Я в норме. Захотел и буханул. Кто быстрее приспособится к планете, тот и выиграл. В следующий раз я вас всех с собой возьму, – пообещал он, но ему никто не поверил.

Жуков уткнулся в книгу, а Цугаев продолжил бритье, глядя в зеркало. Сергей принялся разочарованно изучать потолок – подвох оказался слишком неожиданным. Сидеть на Марсе полжизни – это явное надувательство. Но может быть, не всё так плохо, может быть, ребята что-то не договаривают? Уж слишком они все спокойные. Никто не бьется головой о стену и никто не кричит: «Караул! Обманули!!!» Или как Марфин: «Абалбеть можно!» Что же делать? Что?! Бежать! – подумал Сергей. Но куда?! Вместе с пройдохой Пашкой, сообразил он. Единственный выход.

– Мы в Севастополе для кайфа пили пиво с одеколоном… – начал травить Есеня. – Никто не пробовал?

– С каким? – Сергея аж передёрнуло.

– С тройным!

– А ты не пробовал водку с говном? – осведомился Вовка Жуков. – С собачьим?

– А-ха-ха-ха!!! – довольный засмеялся Есеня, разбрызгивая по боксу пену.

В этот момент Городок-Один тряхануло, а через мгновение, в течение которого все недоуменно переглядывались – ещё раз, но слабее, зато возник странный нарастающий свист, который оборвался на высокой ноте. В боксе повисла пыль.

– Так, кончай базар! – заглянул Жора Генацаревский. – У нас аврал! Второй забой затопило!

– Чем?! – безмерно удивились все, вскакивая, как ужаленные, и поспешно одеваясь.

– Как чем? – спокойно отозвался Жора. – Водой, чем ещё?! Не пивом же?

Сергей на мгновение позавидовал его спокойствию. Здесь такое творится, а он стоит себе и ждёт, когда бригада оденется. Жора Генацаревский для него идеал выдержки и демократии. Сергей невольно равнялся на него.

– А откуда вода? – спросил Вовка Жуков, прыгая на одной ноге, а второй пытаясь попасть в штанину рабочего комбинезона.

– Да учёная блядь просверлила дырку в колонне, а оттуда под давление в сто атмосфер – струя воды. Большой и Мишка Кораллов едва не утопли.

Оказалось, что учёные, не будь дураками, доверили вскрывать колонну буровикам, а сами отсиживались в жилой зоне. Благо, что в забое поддерживалось высокое давление, что позволило бурильщикам унести ноги. Первый и второй кессоны не выдержали, и только третий спас положение – вода нашла себе другой путь наружу: выбила перепускные клапаны в вентиляционном штреке и, взметнувшись на высоту двух тысяч метров, со свистом испарилась в течение минуты, пока не упало давление в забое. Естественно, всё, что оказалось рядом было затянуто в эту воронку и опустилось на поверхность планеты в радиусе десяти километров. Прав был, ох как прав был главный строитель Алексей Баранов, который упёрся и вопреки всем доводам об экономии времени и ресурсов вынес командный пункт на скалы, а вход в жилую часть сделал в берегу озера, а не рядом со стволом, иначе бы весь Городок-Один затопило бы в мгновение ока.

Теперь оставалось только одно: нырнуть в вентиляционный штрек, добраться до злополучной колонны и заварить отверстие. Всё это Жора выложил бригаде, пока она добиралась до места аварии. Там уже находилось необходимое оборудование, которое подвезли из складов.

Операцию поручили Сергею Бабуре, который прошёл соответствующую подготовку на базе ВМФ РФ в Балаклаве. У него одного были корочки водолаза первого класса. Помогать ему вызвался никто иной, как Пашка Марфин. Жора вначале хотел послать Есеню, но Пашка так слезно и искренне просил, что Жора, скрепя душой, согласился. Лезть в штрек в костюме с подогревом не имело смысла – можно было застрять. Поэтому Сергей поступил так, как поступил бы на Земле, надел два комплекта верблюжьего белья, легкий гравитационный скафандр для работы в забое, и Сергея вместе со сварочным аппаратом опустили на лебёдке до уровня воды, которая поднялась не выше двадцати метров над забоем. Затем он отцепился и шлёпнулся в чёрную воду. Следом спустили Пашку с запасными баллонами.

В забое царила кромешная тьма. Две пары фонарей на шлемах едва прорезали толщу воды, в которой плавала ледяная крошка и муть. На их счастье они быстро обнаружили колонну и в два счета заварили отверстие. После чего в забой кинули два шланга и откачали воду. Через час бригада вошла в забой через кессоны и занялась разборкой завалов. За суетой, работой и нервотрепкой, которую, как всегда вносил капитан Чернаков, уже после того, как Сергея отпоили горячим чаем с дефицитным консервированным лимоном, выяснилось, что Пашка Марфин снова пропал.

– Ну теперь окончательно и бесповоротно… – с надеждой высказался бригадир Жора, не глядя ни на кого. Должно быть, ему было обидно, что Пашка с ним не посоветовался.

И все как-то странно на него посмотрели: то ли с облегчением, то ли тревогой. Сергей, укутанный тремя одеялами, обильно потея от горячего чая, думал: «Зачем я сюда прилетел? Зачем?» Ему было тоскливо и одиноко. Подошёл Вовка Жуков и протянул стопарик с медицинским спиртом – мол, врачиха прислала, пей, а то заболеешь. Всё, понял Сергей, теперь я свой. Он выпил спирта, его немного развезло, и ему сделалось спокойно и хорошо в бригаде.

Глава 2

Подземный город

Колонну забетонировали. Технику вытащили, и главный механик Гусев принялся над ней колдовать. В условиях жесточайшего дефицита запчастей и вообще – даже металла, его работа походила на чудеса фокусника. Он из ничего собирал разбитую технику, как хирург – человека после ДТП. Самое интересное, что она работала. Аварийный участок завалили породой, сделали пробку, принялись прокладывать туннель в другую сторону и сразу же наткнулись на двухметровый пласт самого настоящего угля марки «антрацит», что указывало совсем не на общепринятую картину истории Марса. Но это было ещё не самой лучшей новостью.

Утром старший геофизик Мартисов позвонил генералу Зуеву и голосом, в котором не было никаких эмоций, сообщил, что колонна не регистрируется приборами.

– Как это так? – удивился Зуев.

– А вот так. Накануне была магнитная аномалия, а сегодня нет.

Зуев грязно выругался, не стесняясь жены, которая прихорашивалась у зеркала.

– Поставьте датчики в этой точке!

– Уже…

– Что, уже?

– Уже поставили. Всё что можно облепили!

– Хорошо, а я попрошу орбиту регулярно снимать аномальную магнитуду, хотя вряд ли это поможет, если она так часто пропадает.

– Добро, – согласился Мартисов.

На этом и порешили. Всё равно мы большего сделать не можем, подумал Зуев. Лезть внутрь колонны и изучать её слишком опасно. Наша задача строить городок. Оставим эту загадку следующей партии. Зуев, как и все, втайне надеялся улететь на Землю после окончания контракта, но понимал, что это пустые мечты. Слишком старым он был для этого – аж сорок пять лет. Поэтому, стиснув зубы, он и работал и работал. Хорошо ещё, что Светка держится, думал он, поглядывая на жену, а не закатывает скандалы. На Земле у них остались сын, невестка и внук, которого в честь деда назвали Пашкой.

– Ну что, милый, идём, завтрак на столе, – позвала она.

Генерал – единственный, кто пользовался привилегией питаться в домашних условиях. Все остальные посещали столовую.

Генерал надел армейский свитер и вошёл в столовую. Низкое марсианское солнце как раз светило в окно. До самого берега убегала гористая равнина озера с резкими чёрными тенями от малейших неровностей. К полудню тени сглаживались. Даже небольшой кратер без названия, с залежами голубого «теллурия» по краям выглядел зловеще, как дыра в земле. За высокой береговой линией виднелись ещё более высокие пики вулканов, которые торчали на фоне почти чёрного горизонта. Раз в полгода налетал марсианский шторм. Тогда всё затягивала рыжая хмарь и в окна стучали мелкие камушки.

После Москвы и долгого полёта на звездолёте, Зуевы вначале никак не могли привыкнуть к такому пейзажу, но постепенно стали находить его красивым и даже пытались предсказывать погоду, но пока ещё ошибались: то нежданно-негаданно налетали вихри, которые с лёгкой руки ученых называли «дьяволами», то внезапно поднимался ветер, который нёс, как позёмку, мелкий марсианский песок, и воздух становился мутным, как вода в протухшем аквариуме.

– Ты знаешь, дорогой, что у твоего Марфина ранение было нанесено термическим оружием?

– Извини, я не успел почитать твой отчёт.

– Ничего, Павел, я тебя прощаю, хотя последнее время ты стал очень невнимательным.

Светлана Андреевна потянулась за мармеладом. Она слишком хорошо знала своёго мужа, чтобы утруждать себя лишними разговорами.

– Что поделаешь… – думая о своём, возразил Павел Федорович, – живём в отсутствие магнитного поля...

Слабое магнитное поле Марса приводило к психическим расстройствам. Этот феномен назывался «психопараболой», потому что четко вписывался в соответствующий график. В фокусе «психопараболы» учащались «болезни души», как любила выражаться Светлана Андреевна, а цикличность фокуса была напрямую зависела от времени года.

Павел Федорович был крупным мужчиной. Голову он брил и находил это очень удобным. Его все боялись. Боялись его грозного баритона. Жена же помнила его высоким и худеньким юношей с курчавой шапкой волос, которая редела по мере того, как их семья моталась по военным спецобъектам. Павел Федорович всю жизнь строил шахты для ракет и подземные коммуникации различного назначения.

– Погоди, погоди… – удивился Павел Федорович, – ты хочешь сказать, что его подстрелили?..

– Да, милый, его ранили из лазерного оружия или из чего-то подобного.

– Слава богу! – воскликнул генерал. – А я уже грешным делом решил, что у нас криминал завёлся. Значит, это не наши архаровцы?!

– Конечно, не они, милый, – подтвердила жена. – Хочешь ещё сыра?

– Погоди, погоди… – остановил её генерал. – Тогда это ещё хуже?!

– А я тебе, о чём толкую уже битых полчаса!

Генерал снова грязно выругался.

– Павел!.. – укоризненно покачала головой жена.

Павел Федорович в сердцах отодвинул чашку с чаем:

– Час от часу не легче!

– Павел, держи себя в руках.

– Я уже думал, что проходчики просто гонят самогон из табуретки, а они учудили чёрт знает что!

– Учудили, милый, учудили, – поддакнула жена.

– Так! – произнёс генерал. – Надо принимать серьёзное решение!

– Правильно, милый, правильно. Но чай свой допей и бутерброд доешь, а то к обеду проголодаешься.

Генерал пил чай и думал. Если я не приму никаких мер, то на Земле меня не поймут. Если же я приму хоть какие-то меры, которые могут и не дать положительного результата, я всегда смогу оправдаться. Он позвонил своёму заместителю по безопасности полковнику Бастрыкину и назначил совещание на восемь часов утра местного времени.

***

Снова потянулись безрадостные дни, наполненные однообразной работой. Снова капитан Чернаков орал, как укушенный шершнем. Снова лопались шланги, рвались гусеницы и цепи. Снова Гусев проявлял чудеса изобретательства. Только все чего-то ждали и курили, курили, курили. В боксах всё чаще повисала напряженная тишина. Никто не качался в спортзале, не играл в шашки, домино или нарды. Не было слышно обычного смеха. Даже балагур Мамиконов прекратил отпускать свои шуточки насчёт бритья Есени на ночь. А сам Есеня бриться забывал. Вовка Жуков ежечасно не расчёсывал, как обычно, свой есенинский чуб, а Мишка Кораллов бросил чистить зубы. Всё равно это никому не нужно, рассудил он. Потом Есеня сцепился с Денисом Бурко из первой бригады. Их едва растащили.

Напряженность разрядилась самым неожиданным образом. Из Городка-Два прибыло два человека: капитан Николай Ермолаев и рядовой Петров, которые собрались искать Марфина. Жора Генацаревский построил бригаду и словно невзначай спросил:

– Добровольцы есть?..

Сергей неожиданно для себя сделал шаг вперёд:

– Я!

– Так… молодец! – обрадовался бригадир, хотя ему было жать расставаться с ловким парнем. – Кто ещё?

Он надеялся, что больше никто не вызовется, ведь, судя по всему, дело нешуточное. Ещё никто никогда ни за кем не гонялся по Марсу. И тогда он властью, данной ему, выберет кого-нибудь из нелюбимчиков, например, Вовку Жукова, которого считал дюже умным.

– Я тоже! – отозвался Мамиконов басом.

– Большой, тебя потянуло на гульки? – удивился Жора.

По бригаде пробежал смешок. Жора и Мамиконов по кличке Большой дружили, и Жоре не хотелось отпускать его. С кем он будет травить анекдоты за украинское сало и дуться в преферанс на щелчки?

– Да нет, – признался вальяжный Мамиконов, – просто надоело сидеть в забое. Хочу прогуляться, кости размять.

– Ладно, твое право, Большой – согласился Жора. – Но смотри, без подвигов. Ты ещё должен здесь вкалывать.

По бригаде пробежал смешок погромче.

– Есть, вкалывать! – обрадовался Мамиконов.

И они стали собираться.

Неожиданно позвонил капитан Чернаков и поручил Сергею Бабуре доставить образцы породы главному вулканологу. Это его взволновало. Правда, он не разобрался, что его больше волнует: сам факт прогулки под открытым небом или Мила Дронина, в которую он целых восемь месяцев был влюблен. Приказ исходил от капитана Чернакова, а не от бригадира Жоры Генацаревского. Это значило, что вулканолог Дронина не хотела огласки и действовала в обход непосредственного начальства Сергея: то ли для того, чтобы он избежал насмешек со стороны сослуживцев, то ли она была страшно занята и ей было всё равно, кто принесёт образцы. Вот сержант и подвернулся под руку. Хотя всё это могло быть плодом возбужденного воображения Сергея. Может быть, не было ни того и ни другого, а просто чистая случайность, как обычно бывает в жизни. Тем не менее, когда он выскочил из лифта и миновал последний шлюз, его охватило волнение. Тёмно-синее небо было бездонно-глубоким, несмотря на то, что марсианское солнце висело в зените. Оно будет висеть так долго-долго, на целый час дольше, чем на Земле. К такому «долгому» солнцу трудно было привыкнуть. От холмов и скал тянулись короткие тени, в разреженной атмосферы они были не такими, как на Земле, а резкими, как день и ночь, как «да» и «нет», как чёрное и белое в своей сути.

Командный пункт находился в трёх километрах в скале, хрупкой, как стекло, но не менее надежной на этой инертной планете. По крайней мере, она считалась инертной, и все так думали.

Сергей не взял рабочую тележку, которые стояли в гараже у входа в кессон, а решил прогуляться пешком. Когда ещё выпадет такая возможность, услышать марсианский ветер, подумал он, выбираясь из косой тени бункера.

Он спустился по металлической лестнице, с удовольствием ощущая, как решётка – самая простая защита от вездесущей марсианской пыли, позванивает под ногами. Было тепло, градусов пятнадцать, и РС[2] работал тихо и надёжно, обогащая дыхательную смесь и контролируя температуру внутри скафандра.

Как только Сергей вышел из тени, стекло шлема потемнело, и на нём зелёным цветом высветилась индикация жизнеобеспечения и курсор маршрута. Впрочем, он его отключил, потому что видел, куда надо идти. В отличие от рыжей окружающей местности, тропинка была белесой и без камней и кристаллов магнетита. И вообще, вся равнина озера давно была изъезженна думперами во всех направлениях, так что в этом отношении ничем не отличалась от любой мало-мальски огромной земной стройки. Куда ни кинь взгляд, везде торчали вешки и кучи сграбленной породы, на скалах – реперные знаки с маячками, которые приятно светились в темноте и создавали иллюзию обжитого места. Так что с орбиты сразу было видно, что здесь строится Городок-Один.

Озеро Феникса располагалось в самой северной части плато Солнца, почти на экваторе, совсем недалеко от долины Маринера. Собственно, эта долина и была основной целью после строительства Городка-Один. Генерал Зуев даже один раз на свой страх и риск закинул туда группу из пяти человек. Так велик был интерес к этой долине, где, вероятнее всего, сохранилась марсианская жизнь. Они действительно что-то нашли, но не сочли нужным довести до сведения рядового состава. Об этом судачили ещё до прилета Сергея, пока Пашка Марфин не ушёл в загул. Видать, это было самой большой тайной экспедиции, а может, и не было никакой тайны, а был один бункерный трёп? Кто его знает? По крайней мере, Сергей считал, что ничего там не нашли, ну, может, какую-нибудь плесень. Тоже мне открытие, пренебрежительно думал он. Вот если бы – марсианина, это другое дело. А плесень я и сам могу найти, если очень хорошо покопаюсь хотя бы вон в той куче, где сохранился лед.

Как только Сергей достиг командного пункта, на западе стали заметны верхушки трёх вулканов: Арсия, Павлина и Аскрия. Они дрожали в разряжённом воздухе и казались огромными, мрачными тенями, тянущимися к Солнцу.

Над скалой торчали антенны и пункт слежения, в котором, как божок, восседал капитан Чернаков. Сергей вошел в кессон, потом миновал ещё два и только после этого, откинул стекло шлема. Эти гравитационные скафандры в отличие от рабочих, были напичканы электроникой и предназначались для работы при низком атмосферном давлении, в них можно было гулять по планете. Снимались такие скафандры при соответствующей команде компьютера. Нано-ткань теряла упругость, и скафандр сползал с тела, как чулок с ноги.

Сергей поднялся по лестнице на третий этаж и постучал в дверь лаборатории.

– Войдите, – услышал он, вошёл и поставил сумку у двери.

Мила Дронина сидела перед компьютером за столом.

– Принеси сумку сюда, – велела она, взглянув, как ему показалось, весьма строго.

У Сергея сладко ёкнуло сердце, но он решил сделать вид, что её чары больше не властны над ним. «Я люблю Вареньку, я люблю Вареньку», – твердил он сам себе. На самом деле, стоило Дрониной появиться в забое или, как сейчас, взглянуть на него – внутри у него пели все трубы и били литавры, а ещё он слышал небесную музыку ангелов. Чёрти что! – думал он, но поделать с собой ничего не мог.

– Ну чего ты молчишь? – спросила она.

Вулканолог Дронина была красивой и самоуверенной женщиной. Чего её потянуло на этот Марс? – отчуждённо думал Сергей. Таким место где-нибудь на Рублевке, с каким-нибудь богачом, а не здесь, в богом проклятой дыре.

– Я не знаю… – сказал он со вздохом.

Единственное, что он себе позволил, тайно вдохнуть запах её волос – такой знакомый, что сердце у него бешено заколотилось. Сидела бы себе на Земле и не соблазняла бы никого, подумал он со зла.

У Дрониной были карие глаза, блестящие каштановые волосы и лицо вечного подростка. Сложена она была изящно и грациозно. Такие женщины обращают на себя внимание. В обществе они служат шапкой раздора среди мужчин. Впрочем, то же самое происходило и здесь. Поговаривают, что Гусев и Звонарёв пару раз схлестывались из-за неё. В результате она никому не досталась. Звонарёв небезуспешно переключился на биолога Аллу Веселову и даже собирался на ней жениться. А Гусев вообще остался с носом и завел себе подругу за две тысячи километров – в Городке-Два. Говорят, что она была толста и неопрятна, но на Марсе теперь на это мало кто обращал внимание.

Мила Дронина была одета в легкомысленный белый халатик, и её изящные стройные ноги были спрятаны под столом. Сергей так давно не видел Милу, что даже игра теней под столом и светлая, изящная шейка с завитками волос сотворили с ним чудо под названием напрасные надежды. Ах, как хорошо он знал эту игру, но неизменно в неё проигрывал, потому что был нетерпелив и горяч.

– Ты уходишь в эту чёртову экспедицию? – спросила Мила и подняла на него глаза.

У него тут же отнялся язык, а злость испарилась, как утренний туман:

– Да… – ответил он и добавил, – нет… я не знаю… мне кажется…

– Так нет или да? – спросила она с чарующей усмешкой и встала.

Ему пришлось сделать шаг назад, иначе бы они прикоснулись друг к другу, и тогда мог вспыхнуть пожар. Оказалось, что в скафандре он гораздо выше, и что находиться в скафандре ему безопасней со всех точек зрения. Но боже мой, мелькнуло у него, она сводит меня с ума! Сердце у него билось, как птица в клетке.

– Да, Сереженька, – сказала она, – я знаю, – и очень пристально посмотрела ему в глаза. – Прошу тебя, будь осторожен. А я буду тебя ждать!

– Что?! – удивился он. – Что? – и схватил её за руки.

Даже сквозь перчатки скафандра он ощутил, какая она тонка и грациозная. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы и прошептала, всё ещё кокетничая:

– Что слышал…

– Ты сказала, что будешь ждать меня?

– Буду, – она смотрела на него смело и требовательно, но те искорки в её глазах, которые сводили его с ума, так и не пропали.

Тогда он решился:

– А… он?

– Кто, он? – удивилась она.

– Ну… полковник?..

Он боялся посмотреть ей в глаза и увидеть в них правду.

– Господи, какой ты глупый, Сереженька. Все мужики на этой чёртовой станции считают долгом преследовать меня, словно им больше делать нечего.

– Ты хочешь сказать?.. – На этот раз он не отвёл взгляда.

– Я хочу сказать, что мне стоило больших усилий отшить всех ухажеров.

– А почему ты мне ничего не сказала?

Глаза у неё были чёрными и бездонными, он утонул в них.

– Ещё раз глупый. Ты сержант, они бы тебя сгноили при первой возможности. Съели бы без соли. Теперь, когда всё позади, я хочу, чтобы ты вернулся живым и здоровым.

– А ты?..

Этот глупый вопрос вертелся у него в голове, как юла. Но он так хотел услышать на него ответ, словно в этом заключался весь смысл его марсианской жизни.

– А я буду ждать тебя, – она поправила что-то из экипировки у него на шее. – Вернешься, и мы что-нибудь придумаем.

– Повтори! – потребовал он, вцепившись в неё взглядом.

Но вместо ответа она нежно поцеловала его в губы.

– Вернешься, и мы переведемся на станцию-три. Там мало народа, и нам не будут мешать.

– Ладно! – ошалело сказал он. – Я вернусь! А ты дождись!

– Беги, – сказала она. – Тебя уже, наверное, ищут.

– Да, да… – бормотал он, погружая лицо в её волосы и вдыхая их запах.

– Беги, беги… – она подтолкнула его к двери.

– Да, да… – он выскочил в коридор, как на крыльях.

Единственное, всё было сделано не по его натуре. Лично он пошёл бы напролом, и пусть кто-то попробовал бы его остановить! Но пока дошагал до жилого отсека, пришёл к выводу, что Мила права: и не таких героев обламывали, тем более в армии.

***

Вначале Сергей сгоряча хотел отказаться от участия в экспедиции, но когда увидел в жилой зоне полковника Бастрыкина, незнакомого капитана и белобрысого незнакомого рядового, то понял, что отступать некуда – никто не поймёт и даже понимать не захочет, а положение в бригаде, которое он заработал с большим трудом, можно было потерять в одно мгновение.

– Тебя за что сюда? – спросил Сергей у рядового, копаясь в груде снаряжения.

– Не за что, – буркнул рядовой. – Так надо.

Сергей понял, что он вовсе не рядовой, а гражданский специалист, просто выглядел молодо, лет на восемнадцать. Позже выяснилось, что он спортсмен, альпинист, каратист и так далее, и что его взяли, потому надо лазать в горах и потому что у экспедиции практически не было оружия, не считая пистолетов АПС[3] у полковника и капитана. Ну да, успокоил себя Сергей, на кого здесь охотиться? На мамонта, что ли? Так, по крайней мере, объяснил им полковник Бастрыкин, когда Мамиконов обиженным голосом спросил насчёт оружия.

– В нашей экспедиции оружия нет, кроме личного, поэтому попрошу быть внимательными и докладывать обо всех происшествиях.

– А куда мы идём? – спросил Сергей.

Ему казались странным обстоятельства появления и исчезновения Пашки Марфина. Где это видано, чтобы человек испарялся из практически закрытых помещений. Интересно, знает ли об этом начальство? Лично он никого ни в чём просвещать не собирался. Армия его научила не совать нос в чужие дела – себе дороже.

– Аэроразведка обнаружила недалеко пещеры и следы, сообщил полковник таким будничным тоном, словно речь шла о заблудившейся кошке.

– Чьи? – удивился Гоша Мамиконов.

– Полагаем, сержанта Марфина.

– А-а-а… – произнёс поражённый Мамиконов.

На его лице отразилось недоумение. Он тоже сообразил, что эти следы могут быть вовсе и не Пашкиными. Чёрт, какая здесь ещё зверюга бродит? – подумал он и едва не перекрестился.

– Да, собственно, – продолжил распространяться полковник Бастрыкин, – мы обследуем берег озера и вернёмся. Экспедиция рассчитана на три дня. Если найдём Марфина раньше, естественно, вернёмся раньше.

– А если вообще не найдём? – спросил Сергей.

Вопрос полковнику не очень понравился, и он промолчал.

– Тогда, – вмешался в разговор капитан Ермолаев, – будем считать, что боец пропал без вести.

– А почему нельзя воспользоваться «планшетником»? – никак не мог угомониться Сергей.

– Понимаете, товарищ сержант, – веско сказал полковник Бастрыкин, – эти следы мы видели и с помощью «планшетника», но они уводят в пещеру, а там темно.

Ага, сообразил Сергей, значит, следы человеческие. А ещё он подумал, что с «планшетником» так не бывает. «Планшетник» есть «планшетник» – это 3D карта. Её только можно глушануть и закрыть информацию. Так у них просто копия! – сообразил Сергей. Дрянная земная копия. А с копией много не навоюешь.

– А откуда тебе известно о «планшетнике»? – спохватился полковник. – Это государственная тайна!

Сергей только тихо хмыкнул на его наивность. Если бы полковник Бастрыкин знал, что Сергей был самым молодым сталкером и три года до армии провел в Чернобыльской Зоне, то ничего не спрашивал бы, а посадил бы Сергея под замок, потому что сталкеры Чернобыля вне закона. Особенно, после третьего взрыва, который разнёс Зону в пух и прах и заразил радиацией огромные территории. Считалось, что это дело рук чёрных сталкеров, что они сделали в отместку за преследование, а их как раз выслеживали и уничтожали как террористов. А если бы он ещё и знал, что Сергей с малолетства ходил в группе с легендарным Калитой, то вообще достал бы свой огромный АПС и с огромным удовольствием продырявил бы Сергею башку. Но ничего этого полковник не знал, а видел перед собой ловкого, порывистого юношу с угловатыми чертами лица и пронзительно-чёрными глазами, в которых сквозила ранняя уверенность, если не наглость.

– Смотри, что я на всякий случай взял, – похвастался Мамиконов и показал Сергею длинный штык от АКМа.

– Откуда?

– Места знать надо, – хитро ответил Мамиконов. – Но тебе, как другу, скажу, покопался в мастерской у главного механика Данилы Михайловича Гусева. Чего там только нет!

– А для меня ничего не нашёл?

– А как же, обижаешь. Ты пока к своей Милке бегал, я тебе вот что надыбал, – и сунул в ладонь Сергею кастет.

Сергей был настолько обескуражен тем, что бригаде известно, куда и зачем он ходил, что даже не расстроился из-за кастета, которым можно было драться разве что в ближнем бою.

– Чудак человек, – стал увещевать его Мамиконов. – Да с таким оружием не пропадёшь. Один удар – и голова с плеч. Ты его спрячь подольше от глаз полковника, а то он у нас дюже правильный, гляди, как он тебя завернул насчёт «планшетника». А в самом деле, откуда ты знаешь о «планшетниках»?

«Планшетники» были самой большой тайной России. Впервые их нашли в Тунгусской Зоне и больше нигде в мире не находили. Из-за этого даже разразилась маленькая локальная война. Все валом попёрли в эту самую Зону: и китайцы, и пиндосы[4], и немцы и даже арабы разных мастей. Так что за Зону пришлось вначале повоевать, а потом сделать вокруг неё укрепрайон, так что ни одна мышка не могла проскочить внутрь или выскочить наружу. Зато с помощью «планшетников» можно было путешествовать в любых масштабах, по любым мирам, какие были заложены в них. По сути, «планшетник» – это 3D карта всех миров, в том числе и Марса. С «планшетником» ходили по Чернобыльской Зоне и по всем другим Зонам, которые открылись после третьего взрыва. Поэтому Россия и сделала колоссальный рывок на Марс, сэкономив время и ресурсы на исследованиях. Но оказалось, что даже с «планшетником» не все тайны открыты и что на всё требуется время. У Калиты тоже был настоящий «планшетник», даже не один, а целых два. Поэтому Сергей и был сведущ в этом деле. Полковник некоторое время косился на него, а потом вроде как забыл о его существовании.

– Как-нибудь расскажу, – ответил Сергей Мамиконову и спрятал кастет в карман скафандра.

Может, в самом деле пригодится? – подумал он.

Они последний раз, как белые люди, пообедали в столовой, попрощались и вышли. Кое-кто на них глядел, как на покойников. Капитан же Чернаков, похоже, был только рад, потому что последние дни у него со старшим сержантом Мамиконовым вообще не заладились отношения. Не переваривал его Большой на дух.

Перед тем, как они поднялись на поверхность, Гоша Мамиконов наклонился к Сергею и сказал ему на ухо:

– Я бы от такой бабы ни в жизнь не ушёл! Понесла тебя нелегкая! Оставайся, скажи, что у тебя понос.

Сергей глянул в глаза Гоше, в которых плавали искры смеха, и ответил:

– Пошёл ты знаешь, куда?!

– Куда? – хихикнул Мамиконов.

– В жопу с такими советами!

– И то правильно, – согласился Мамиконов и, защёлкнув шлем, лукаво подмигнул Сергею.

По земным меркам прошло уже часа четыре, а по марсианским – всего два, и солнце как висело над головой, так и продолжало висеть. Только стало теплее. Они взяли рабочую тележку и покатили на север.

***

В центре озеро Феникса выглядело, как почти земное – если смотреть с тележки. Если же встать, то различие становилось очевидным. Белая соленая корка, припорошенная рыжим песком, кое-где – рыжими дюнами. А вот заросли угольных «деревьев», похожие на чахлые ёлки без иголок, привели всех в лёгкий трепет. Даже полковник снизил скорость, чтобы все налюбовались на замёрзший углекислый газ, который выдавливался под давлением и вырастал, как земные деревья.

Они с трудом перевалили через каменную гряду с волнами песка поперек и покатили вниз. На мгновение мелькнули тени трёх вулканов, и пейзаж снова стал однообразным: полоски песка, полоски твёрдой, как асфальт, почвы, усыпанной камнями, очень похожими на стволы окаменевших деревьев. Сергей, который сидел позади всех, да ещё спиной к движению, стал задрёмывать. Он то видел лицо Милы, то Мамиконова, который ему внушал какие-то глупости с абсолютно честным видом. Мила же ничего не говорила, а смотрела грустными-грустными глазами. Тележку тряхнуло. Сергей очнулся и увидел следы. Они начинались ниоткуда – посредине пустыни и убегали в тень. Полковник правил вдоль них. Сергей чуть повернулся, насколько позволял скафандр и увидел цель их движения – огромную столовую гору. Она возвышалась в центре равнины, со стороны солнца, а когда тележка перевалила песчаный нанос и въехала в тень, сразу сделалось прохладнее. РС заработал в интенсивном режиме. Следы были хорошо видны благодаря тому, что белый кварц, который обычно лежал под слоем красного песка, очутился на поверхности. Это и в самом деле были человеческие следы. Но Пашкины ли? Сергей сомневался. Через несколько минут он оценил предусмотрительность полковника – казалось бы, какой смысл ехать в тени? Но когда Сергей увидел «дверь», он понял, что бережёного бог бережёт, мало ли кто наблюдает сверху. Трудно было понять, была ли «дверь» рукотворной, или игрой природы. Но от такой «двери» бросало в дрожь, словно её строили циклопы.

«Дверь» находилась на освещенном торце столовой горы. В прямом смысле слова это была, конечно, не «дверь», а просто-таки гигантский проём прямоугольной формы. Чтобы попасть к «дверь», надо было вскарабкаться по стометровой осыпи. Пашка Марфин оставил ясные недвусмысленные следы – мол, топайте за мной, и всё будет хорошо.

– Каждый осё несёт свою шкуру на базар, – пробормотал Мамиконов, с изумлением разглядывая «дверь» в бинокль. – Товарищ полковник, и мы тоже туда пойдём?

– Всенепременно, – отозвался Бастрыкин, возясь с «планшетников», прикрывая его от любопытных взглядов корпусом и локтями.

– А не больно будет?

– Не больно.

Гоша Мамиконов не удержался и с любопытством заглянул ему через плечо, но капитан оттёр его, произнеся что-то вроде того, что когда надо, тогда и пригласят.

Мамиконов расстроился и пересел к Сергею.

– А ты чего?

Мамиконов только покривился.

– Большой, да видел я такие карты, – поморщился Сергей. – Даже гулял по ним!

– Где, сержант? – живо среагировал полковник сугубо официальным тоном.

– Да из Чернобыльской Зоны приносили, – соврал Сергей.

Он совершенно забыл, что по локальной связи всем всё слышно. На самом деле, у них был настоящий иноземный «планшетник» из Тунгуской Зоны. Только с его помощью они и проходили Чернобыльскую Зону и Дыру за ней и даже проникали в Сердце за ней. Никто не мог угнаться. А какой хабар там был! Мечта любого сталкера. Копии «планшетника», конечно, научились делать очень быстро, но это было жалким подобием оригинала, поэтому полковник и не увидел ничего в темноте. Оригинальный «планшетник» не давал таких дефектов. С ним можно было гулять где угодно, в любое время суток, с любым увеличением. Экспедицию могли бы снабдить получше, подумал Сергей, экономят на нас, экономят. А если не смогли достать настоящий «планшетник», обратились бы ко мне. Чего мне, для родины жалко, что ли?

– Вернётесь на базу, напишете рапорт: где видели, когда и при каких обстоятельствах.

– Есть написать рапорт, – отозвался Сергей.

– Ну и отлично, – сказал полковник, сворачивая «планшетник» в шарик и убирая его в карман. – Так, Петров, поднимешься и пройдёшь вдоль стены. Бабура ты его страхуешь.

Сергей спрыгнул на землю и размял ноги. Не успел он пару раз присесть, как увидел, что его напарник несётся к горе, как полоумный. Пришлось Сергею бежать следом. Спортсмен, что с него возьмёшь, с усмешкой думал он, всё больше отставая от Петрова. Только идиоты бегают на Марсе, потому что то жарко, то холодно. Он нагнал его на подъёме, где требовались крепкие ноги и выносливость.

Чем страховать-то?! – зло думал Сергей, карабкаясь вслед за Петровым. – Этим, что ли? – и сунул руку в карман.

Кастет пребывал на месте. Этим не навоюешь. Даже не напугаешь никого. Полковник или дурак, или ничего не смыслит в военном деле. Но оказалось, что страховать надо совсем не от мнимых врагов, а на подъеме у самой «двери». Она только издалека казалась доступной. На самом деле, путь внутрь преграждала отвесная скала метров десять-двенадцать. Однако, похоже, Пашка Марфин преодолел её с легкостью горного козла даже без всяких альпинистских приспособлений, которые стал навешивать Петров. Сергей терпеливо ждал, разглядывая однообразную равнину и тележку с полковником, капитаном и старшим сержантом Мамиконовым по кличке Большой, которые в свою очередь разглядывали их с Петровым. Если бы не полковник и капитан, Сергей перебросился бы с Большим парой ничего не значащих фраз, которые только укрепляют мужскую дружбу. Но полковник чтил субординацию, а капитан ему подпевал.

Полковник Бастрыкин был самым молодым лейтенантом в чеченскую войну. Он командовал ротой разведчиков ГРУ, и карьера его сложилась успешно. Но в мирной жизни он почувствовал себя не удел, лишним в армии и, несмотря на тепленькое местечко в штабе управления Таманской бригады, попросился на Марс. С женой он развёлся ещё будучи майором, а новой не завёл. Понял, что женщины уже не главное. Карьера его интересовать перестала, но ему было очень интересно, что делается в других мирах. И такая страсть его охватила, что он плюнул на земное благополучие. Ведь подобный случай выпадает раз в жизни. Когда весть о том, что он завербовался в марсианскую экспедицию, разнеслась по бригаде, многие за его спиной вертели пальцем у виска – мол, с ума сошел Афанасий Петрович. Вместо обжитой пятикомнатной квартиры, дачи на Ахтубе и непыльной службы, которой завидовали недоброжелатели, а также любимой Верочки, с которой у полковника был ни к чему не обязывающий роман, он отправился на Марс, и неизвестно, вернётся назад или нет. Скорее всего, нет. Потому что и дураку ясно, что с Марса никто ещё не возвращался.

Полковник благоразумно молчал и не командовал под руку. Как всегда, беспрестанно дул ветер и горизонт был затянут пеленой. День плавно переходил в вечернее марево, солнце садилось за горизонт, и его лучи подсвечивали атмосферу, как огромное размытое пятно.

Рыжая равнина была волнистой, как берег моря, только волны были реже, а между ними лежали большие и маленькие ноздреватые камни и стволы окаменевших деревьев – тоже большие и маленькие. Волны упирались перпендикулярно в гору, как строгий геометрический рисунок. Тот, кто оставил белые следы, пересекая их, нарушал гармонию мёртвой планеты. Почему он убежал? – думал Сергей. Должно быть, он стремился к свободе? Он не раб обстоятельств, как все мы, привыкшие подчиняться. Потом он поймал себя на мысли, что думает о Пашке Марфине, как о возвышенной натуре, и выругался. Не был таким Пашка, никогда не был, и нечего на него равняться.

– Вы что там уснули? – наконец раздраженно спросил полковник. – Ночь на носу!

– Работайте побыстрей! – поддакнул капитан.

Сергей словно очнулся и вернулся в реальность. Петров стучал молотком так, что если кто-то и был внутри скалы за «дверью», то давно сообразил, что к нему ломятся непрошенные гости.

– Эй! – нагло позвал Петров. – Чего спишь, давай лестницу!

Петров ещё немного постучал, навешивая лестницу, а потом, скользнул, как ящерица, осыпав Сергея песком и мелкими камнями, и исчез в темноте пещеры.

Сергею не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Он никогда не лазал по альпинистским лестницам, но это оказалось совсем несложным делом.

– Осторожнее там! – ограничился полковник напутствием. – Шею не сломайте. И доложитесь побыстрее.

Мамиконов, который по субординации не имел права голоса, тоже вставил реплику:

– Серёга, мы с тобой всей душой! – и хихикнул.

Как же, подумал Сергей, с нами, и тут же забыл обо всём. Предусмотрительный Петров вбил на входе несколько клиньев, и Сергей, ухватившись за них, нырнул в пещеру.

Он представлял её внутри такой же геометрически правильной по форме, как и «дверь», но глубоко ошибся. После широкой «прихожей», выложенной тесаными камнями, пещера стала узкой и труднопроходимой, подобием ушной раковины, с огромными наплывами на стенах, и чем дальше они с Петровым углублялись, тем больше были эти наплывы, которые ограничивали видимость двумя-тремя метрами, и только там, где между наплывами виднелся просвет, можно было разглядеть новые наплывы. Странный сероватый отблеск от стен позволял вполне сносно ориентироваться. Не надо было даже включать фонари. Почему у полковника не сработал «планшетник»? – удивился Сергей. Поверхность наплывов была покрыта то ли пылью, то ли налетом, похожим на тонкие волоски. К тому же над полом висела то ли паутина, то ли слоями плавал дым. Хорошо было видно, где прошёл Пашка. И ясно было, что он знал, куда идти, потому что Сергей и Петров наконец поняли, что очутились в настоящем лабиринте. Сообразительный Петров оставлял на стенах метки, сдирая перчаткой вековую корку вместе с тонкими волосами. Под коркой обнажалась белесая поверхность кварца и вездесущего гематита.

– Ну чего молчите?! – подал голос полковник Бастрыкин. – Доложите обстановку!

Петров забубнил:

– Проникли внутрь, двигаемся неизвестно куда.

Сергей едва не рассмеялся. Ему показалось, что Петров злит полковника.

– Как неизвестно?! – заволновался полковник. – А ну, Бабурин, подай голос!

– Так-х-х-х… – хмыкнул Сергей, – идём по следам человека, то есть Марфина. – Лабиринт сужается… Через пару минут определимся и доложим обстановку…

– Ладно, – отозвался полковник. – Но через пару минут, не больше. Осторожней там!

– Есть осторожней… – ответил Сергей и замолчал на полуслове.

– Что случилось?! – забеспокоился полковник. – Включите камеру. У вас же камеры есть!

То, что они с Петровым увидели, больше всего походило на стальную дверь. Она была замаскирована особенно большим наплавом горы. Но именно за этот наплыв и привели следы Пашки.

Петров оглянулся и поднял руку с растопыренными пальцами, что означало потенциальную опасность.

Сергей дернулся туда, где должен был висеть автомат, и мысленно выругался. Отправляться в такую экспедицию без оружия он считал верхом глупости. Если в долины Маринера нашли одну плесень, то это не значит, что её никто не ест. А вдруг это какие-нибудь гигантские лягушки? – подумал Сергей, не смея даже прислониться к стене.

– Нашли… – доложил он, включая камеру.

– Что нашли? Не вижу! – голос полковника доносился, как из древнего репродуктора. Должно быть, пещера экранировала.

– Похоже, вход в лифт или в шлюзовую камеру. Только какое-то всё не наше. Не пойму, в чем дело.

– Ничего не предпринимайте! – скомандовал полковник Бастрыкин. – Мы идём! И включите свет. Ничего не видно!

– Не стоит… – сообразил Петров. – Мало ли что…

– И то правда, – неожиданно согласился полковник Бастрыкин. – Мало ли что!.. Тоже верно. Молодец!

Фу, Сергей аж вспотел.

***

– Тебе не кажется, что нас сюда нарочно привели? – с подозрением спросил Петров, косясь на дверь.

Дверь была старой. Металл на ней выглядел так, словно побывал в топке. В середине он был прогнут, словно в дверь били ногами.

– Кажется… – согласился Сергей. – Только какое это имеет значение?

– Согласен, никакого, – философски изрек Пётров. – Просто не люблю подставы. – Он достал что-то похожее на железную дубинку и поиграл ею в воздухе. И так это у него ловко получилось, что Сергей понял – с Петровым не пропадёшь, не тот он человек, тоже втихаря вооружился, не доверяя суждениям полковника Бастрыкина о мамонтах.

Сергей не стал вытаскивать кастет, который против железной дубинки выглядел жалко. Если их кто-то ждёт за этой дверью, то кастет окажется самой последней вещью, которая нужна в такой делах.

Потом они услышали, как полковник, чертыхаясь, преодолевает осыпь, вздохи и ахи Мамиконова, которого заставили тащить амуницию, и почтительные советы капитана Ермолаева, как правильно ставить ногу.

Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем они ввалились в пещеру. Полковник дышал, как загнанный зверь. Видать, он засиделся в штабных кабинетах и забыл, что такое маршброски с полной выкладкой. Худеть надо, думал он, ох, худеть!

– Ну, где ваша дверь?! – самоуверенно произнёс он и включил фонарь.

Сергей напрягся в ожидании чего-то страшного, но ничего не произошло. Марс оказался предсказуемым.

***

Больше всего Сергей удивило настоящее дерево, хотя оно было таким старым и ржавым, что его легко можно было спутать с камнем или железом. Но это было дерево, которое стояло частоколом, подпирая плиту-потолок. Деревом же были обложены стены справа и слева от двери. Такое дерево Сергей видел в Зоне и в древних крепостях Крыма. Только это дерево было ещё древнее.

Всё это промелькнуло перед ним, пока они опускались. Двери лифта распахнулись, и они ступили в туннель. Полковник Бастрыкин подталкивал впереди себя вольнонаемного Петрова. Наверное, он у него смертник, с сарказмом подумал Сергей.

– Чего столпились! – вдруг скомандовал полковник Бастрыкин. – Рассредоточиться!

Капитан Ермолаев сразу куда-то пропал. Мамиконов, чертыхаясь, прятался за тремя тоненькими стволами.

– Говорила мне мама, не ходи, Гоша, на Марс! Я, дурак, не послушался!

Сергей нашёл себе придорожный камень. Вряд ли он был хорошей защитой, но, по крайней мере, уж от стрел спасал точно. Две или три, выбив искры, расщепились с ужасным треском, третья – вонзилась в дерево чуть повыше пятой точки Сергея, и оперение дрожало, как на лист на ветру.

Полковник выстрелил, не целясь куда-то впереди:

– Отступаем к лифту!

Сергей стал отползать по всем правилам солдатского искусства. Однако к ним с флангов вдоль стен и снизу уже бежали странные серокожие люди с копьями в руках.

Мамиконов орал благим матом:

– Ах, суки! Ой, гады! – и боролся, боролся.

Полковник стрелял: «Бах! Бах!» Почему капитан молчит? Сергей оглянулся: у капитана Ермолаев была дырка в шлеме, из неё хлестала кровь. Капитан успел только выхватить свой АПС. Рядом валялось копье со здоровенным каменным наконечником, обмотанным какими-то перьями. Сергей дернулся было к АПС, но на него выскочил ушастый серокожий человек с копьем в руках, и Сергею не оставалось ничего другого, как треснуть его со всей силы в рыло. Человек то ли хрюкнул, то ли взвизгнул и отвалил в сторону. Вместо него на Сергея навалились двое. Причём один из них со всего маху ударил Сергея по голове дубинкой, но стекло шлема выдержало. Зато уж Сергей приложился кастетом ото всей души – так, как он дрался в армии, когда был черпаком. «Бах!» Должно быть, у того перехватило дыхание, и он исчез из поля зрения быстрее собственного визга. Не было времени разбираться. Зато второй оказался настоящим бойцом – ловким и сильным. И хотя Сергей явно был сильнее, ему никак не удавалось свалить противника. Сергей ударом кастета в щепки разбил его дубинку, а попасть посильнее никак не мог, потому что противник вертелся ужом и всякий раз отскакивал в сторону или уклонялся, как заправский боксёр.

«Бах! Бах!» – стрелял полковник.

Сколько же у него патронов? – мелькнуло у Сергея в голове, и он попал ушастому как раз между глаз – да так удачно, что тот схватился руками за голову и отлетел ничком. После этого Сергей прыгнул ласточкой, сграбастал капитанский пистолет и из положения лежа стал всаживать пулю за пулей во врагов, которые лезли, как тараканы со всех сторон. На Мамиконове они висели гроздьями. Сергей боялся попасть в него. Он развернулся и так поддел ногой одного, что тот расцепил руки и отлетел к стене, а Мамиконов прогудел откуда-то из-под тел:

– Спасибо, Сережа, да я сам с ними справлюсь!

Сергей подхватил капитана и рывком затащил его в лифт. Потом выстрелил в особенно ретивого нападавшего и побежал искать Петрова.

– Всё! – закричал полковник. – У меня патроны кончились.

– Петров пропал!

– Как пропал?! Мать его за ногу! – выругался Бастрыкин. – Иди ищи! – закричал он, подволакивая ногу. – А я к Мамиконову!

Сергей дернулся туда-сюда. Возле стены, с наружной стороны частокола валялась железная дубинка Петрова. Однако враги словно растворились в темноте. Несомненно, они сидели за грудами камней и, высовываясь, стреляли в Сергея. Пару стрел черканули по скафандру, не причинив особого вреда. Хорошо хоть скафандр был из мягкой брони – «булата», а то бы дело вообще было бы дрянь.

С АПС в одной руке и железной дубинкой в другой Сергей взбежал на один из таких холмов. Серокожие попытались оборониться деревянными копьями и дубинами, но, увидев в руках Сергея пистолет, стали разбегаться кто куда. За грудами камней местность выровнялась, и Сергей замер, пораженный. А мы-то самонадеянно решили, что делаем историю на этой мёртвой планете, с удивлением подумал он.

Перед ним в низине раскинулся ржавый город. Огромный, древний, он выплывал из сумерек, как необъятный кусок железного айсберга, такой древний, что большинство домов походило на рыжие утесы. Однако тот из них, который примыкал к холму, оказался вполне крепким, и когда Сергей прыгнул в разбитое окно без рамы и стекол, то, понял, что дом собран из железобетонных плит и что он большой, необъятный, а главное – высокий, потому что стоило Сергею миновать анфиладу пустых комнат и выглянуть в окно с другой его стороны, как у него закружилась голова – потому что далеко внизу, словно ущелье в тумане, лежала улица, засыпанная обломками, а между этими обломками вились тропинки. Не фига себе, подумал он.

Всё это он разглядел в доли секунды и отпрянул за стену, потому что услышал шаги. Они особенно гулко разносились в пустых помещениях. Человек крался, но каждый звук песчинок выдавал его движения.

Сергей оказался в ловушке: выход из комнаты был один, а спрятаться было негде, разве что за горой слежавшегося мусора. Человек двигался профессионально. Два-три шага, и слушал. Два-три шага, и слушал. Он даже правильно засек место, где находился Сергей, потому что его шаги неуклонно приближались к комнате.

Сергей встал справа от двери и прицелился так, чтобы поразить человека, если он надумает впрыгнуть внутрь. Однако стрелять не пришлось. В наушниках раздался шепот:

– Серёга… Серёга… это я!..

– Слава богу… – сказал Сергей, опуская пистолет.

Он не заметил, как по его лицу катится пот. Ведь я же чувствовал, что это Мамиконов, потому что только Мамиконов может двигаться, как слон в посудной лавке, радостно подумал Сергей

В проёме двери появилась напряженная физиономия Мамиконова с выпученными глазами. В руках он держал копье, которое по сравнению с его габаритами казалось спичкой.

– Фу-у-у… ну ты даёшь… – пожаловался он.

– А ты?! – безмерно удивился Сергей.

На Мамиконове не было шлема. Его осколки торчали над ободом скафандра. К тому же у Большего под глазом наливался синяк и кровоточила нижняя губа.

– Разбили, черти! – пожаловался Мамиконов.

Было не понятно, о чём он больше сокрушается, то ли о шлеме, то ли о лице.

– И что, можно дышать? – удивился Сергей.

– Вполне прилично, – засмеялся довольный Мамиконов, но тут же спохватился и прикрыл ладонью рот.

– Похоже, здесь никого нет, – успокоил его Сергей.

– А где Петров?

– А чёрт его знает, где этот Петров. Утащили. Тоже мне каратист! Ты лучше посмотри туда.

– Ого!!! – отозвался Мамиконов, выглянув в окно. – Аж, голова закружилась! Да мы в небоскрёбе?! Красота!!! Вот она, древняя цивилизация. – Кажись, он даже понюхал воздух, как старый пес. – Да опусти ты стекло! Не парься!

Сергей опустил стекло и осторожно сделал вдох. Конечно, это был не тот земной воздух, к которому он привык, а с привкусом железа, что ли, словно он находился в трюме старого корабля, и ещё чего-то непонятного, но дышалось вполне сносно. Да и давление было почти в норме. Если не очень быстро двигаться, то жить можно, подумал Сергей. В данный момент ему пригодились знания и навыки водолаза и всё то, что им читали о методах выживания на Марсе.

– Что с полковником? – спросил Сергей.

– Возится с капитаном. Ему башку проломили. Но уже мычит.

– Вот чёрт! – выругался Сергей, поняв, что они здесь застряли надолго.

– Одно к одному. Связи нет… Из лекарств, анальгин, – пожаловался Мамиконов.

– Ладно, – сказал Сергей. – Всё, как всегда. Пойдём искать Петрова? А где твой штык?

– Полковнику оставил.

– На хера он ему?

– Вот и я о том же, – согласился Мамиконов.

Они, тихо переругиваясь по внутренней связи, стали искать выход из здания. Их удивило отсутствие противника. Вначале они ещё остерегались на каждом этаже засады, прикрывая тылы друг другу, осматривали ближайшие помещения, но потом пошли быстрее, потому что здание оказалось пустым.

– Как-то они быстро сдались, – ворчал Мамиконов. – Я чувствую злой умысел – заманивают нас, заманивают!

– Ничего ты, Большой, не понимаешь. Это же дикари! А у них своя логика, – возразил Сергей, отдавая ему железную дубинку Петрова.

– Я уже думал, мне капец придёт, – жаловался Мамиконов. – Они как кинутся всей толпой... Как кинутся…

– Похоже, они нас просто отвлекали от Петрова. А вот и его запчасти.

На лестнице в луже крови лежали осколки шлема и альпинистский молоток. Мамиконов засунул его в петлю на поясе.

– Неужели убили?! – воскликнул он, и они побежали вниз.

Чтобы спуститься с небоскрёба, им понадобилось минут двадцать. Капли крови указывал путь.

– Ну, бляди, если поймаю, порву! – ругался Мамиконов, воинственно размахивая дубинкой.

Сергей понимал, что теперь им никого не победить, что врагов может оказаться гораздо больше, чем в первый раз.

Лестница казалась бесконечной. На каждом этаже открывались пустые холлы и комнаты с проваленными потолками и покосившимися стенами, на которых были начертаны непонятные надписи, похожие на местные ругательства. Кое-где были заметны следы огня и кала. Ну и пахло соответствующе. Всё, как на Земле, думал Сергей. Всё, как дома. Стоило для этого тащиться за тридевять земель?!

Наконец они выскочили в вестибюль и увидали: поперек его лежал скелет гиганта. Его череп размером с колесо «КрАЗа» утопал в мусоре, руки же походили на ковши снегоуборочной машины. Кости белели, как снег в ложбине, правда, там, где они соприкасались с полом, на них осела ржавчина.

– Вот с ним мы точно не справимся! – почесал затылок Мамиконов, обходя скелет стороной. – Дюже большой.

– А ты обратил внимание, как он сюда попал?

– Не-е-т…

– Вот и о том же, – согласился с ним Сергей.

– Должно быть, на карачках?

– Похоже, заполз и держал оборону. Но всё равно его завалили, как мамонта. Вот и нам надо быть осторожными.

И в самом деле, вестибюль хранил следы от какого-то оружия. Стены были оплавлены, словно лазером.

– Вот и разберись с этими аборигенами. То у них палки, то плазменные ружья. Ничего не пойму, – ворчал Мамиконов. Что ты думаешь, Серёга?

Глава 3

Ортогенез Марса

– А чего думать-то? Пусть за нас командир думает, – ответил Сергей. – Наше дело маленькое: войти, найти Петрова и свалить на базу.

Он вспомнил о Миле, и его сердце наполнилось ревностью. Неужели полковник ничего не знает? Вряд ли. В Городке-Один секретов нет. Раз знает бригада, значит, знает и он. Убью, гада! – подумал Сергей, при первой возможности, и крепче сжал рукоятку АПС.

– Ну да, – как-то легкомысленно согласился Мамиконов и поморщился, – с таким скафандром придётся всю жизнь сидеть под землёй... – И тут же отвлекся: – слушай… как в Нью-Йорке… ей богу…

– А ты что, был в Нью-Йорке?

Сергей дальше Крыма никуда не ездил. Не успел. Загремел на Марс. Он посмотрел направо, ему показалось, что в развалинах прячется какая-то тень – огромная, необъятная, очертания её трудно было определить.

– Да приходилось по делам фирмы. Я, понимаешь ли, брокером по фрахтованию судов служил. Да погорел капитально. Пришлось бежать в армию, да ещё в первый марсианский стройбат. За мной ФБР охотилось, и охотится, наверное, до сих пор. Если бы я не унёс ноги с Земли, то теперь парился бы на американских нарах. Не знаю, что лучше? – Мамиконов запыхтел, как тюлень.

– Чего, так серьёзно? – спросил Сергей, следя, не преследует ли их громадная тень.

– Ну-у-у… – подтвердил Большой, перешагивая через яму и ничего не замечая. – Ещё как. Не скажу, что я ангел, что уж совсем не виновен, но повесить на меня всех собак, всё, что можно и не можно – это, поверь, чересчур! Даром что молодой. Так что мне на Марсе лучше во всех отношениях. Ну… чего видишь?

Снизу город выглядел, словно они находились в подвале. Нет, не так, думал Сергей, словно на глубине метров тридцати в Чёрном море – сумерки, а от дна свет исходит. Так и в городе, непонятный желтоватый туман, похожий на отблески искусственного солнца, рассеивался, отражаясь от земли, делал видимым то, что не должно быть видимым, искажал очертания улиц и переулков, которые разбегались во все стороны, как паутина. Напротив, через улицу стояло стеклянное здание, похожее на стадион или Колизей.

– Ничего не вижу, – ответил Сергей, помедлив. Он так и не понял, крадётся ли кто-то за ними или нет? Но внезапно почувствовал город, понял его суть: он лежал и спал, ожидая пробуждения. Вот это здорово, думал Сергей, словно я должен прийти и разбудить его. Тогда всё переменится в лучшую сторону, даже в моей судьбе. Но для этого надо было что-то сделать. Казалось, ещё шаг, и Сергей увидит, поймёт и разберется в горестях и надеждах, всех тех, кто жил, живёт здесь и пришёл сюда! Но Мамиконов всё испортил:

– Ну что ты видишь, что?

– Кучи мусора, и воздух какой-то… Ты перед окнами-то не мелькай, не мелькай. А то ты очень большой. В такого трудно промахнуться.

– Да-а-а… – вздохнул Мамиконов, прибавляя шаг. – Здесь ты прав, в этом моя беда – слишком заметен в прямом и переносном смысле. Не буду мелькать. Воздух, действительно, дрянь, как в шахтерском крае. Может, привыкнем? – Он оглянулся, но никого не заметил. – Как там наш полковник?

В этот момент Бастрыкин напомнил о себе:

– Где вы, Мамиконов, доложитесь!

Голос его был сердитым, в нём звучали грозные нотки большого командира.

– Да забрели с Бабурой в город, идём по следам Петрова, – ответил Мамиконов, вертя головой, что было верхом тревоги.

Полковник переваривая услышанное. Наверное, его возмутило слово «забрели». Должно быть, он предпочитал, чтобы мы маршировали, с неприязнью подумал Сергей, и держали равнение на три его звездочки.

– Что за город? – удивился полковник безмерно.

– Похож на Нью-Йорк, но древний. Одни руины. Солнце какое-то тусклое. Неба не видно.

– Какое же в подземелье небо?! – то ли удивился, то ли согласился полковник. – Вот что, вы мне зубы не заговаривайте! – опомнился он, – срочно найдите Петрова! Это приказ!

– Товарищ полковник, когда мы вас обманывали? – обиделся Мамиконов.

– Постоянно, – среагировал Бастрыкин. – Не знаю, что за город вы там с Бабурой отыскали! Вы пьяные или трезвые?!

– Обижаете, товарищ полковник, – разговаривал с ним, как с маленьким, Мамиконов. – Мы родине никогда не изменяли!

– А ещё издеваетесь! – резюмировал Бастрыкин. – В общем, так, не отыщите Петрова, пойдёте под трибунал.

– Есть, под трибунал… – покорно согласился Мамиконов и выключил «длинную» связь. – Ну его на хер, этого дурака!

Они разбрелись, кружа по перекрестку там, где одна из улочек была наклонной, а цоколи зданий с огромными продолговатыми окнами – в общем, в самом неудачном месте, потому что их было видно со всех сторон, а их скафандры, бежевого цвета, приспособленные для пустыни, не располагали к маскировке в городе. Следы крови истончились в паутине рыжих тропинок. Пришлось искать между куч мусора, которые поднимались выше уровня второго этажа. Дома были такие старые, что в них не осталось ни одного стекла, а стены казались естественной частью ландшафта.

– Нашёл! – радостно закричал Мамиконов.

Следы уводили на проспект, который походил на ущелье, в глубине которого виднелась площадь с приземистым зданием и монументами вокруг. Через бинокль скафандра последние оказались странными памятниками людям с копытами верхом на странных животных, напоминающих богомолов, с маленькими треугольными головами и длинными мускулистыми конечностями.

– Не нравится мне всё это, – доверительно пожаловался Мамиконов, перешагивая своими большими ногами через вывернутые решётки сточной системы. – Ох, как не нравится. Где этого Петрова искать? – он понюхал железистый воздух. – Чем-то знакомым пахнет. Как ты думаешь, сколько этому городу лет? А?

Сергей потрогал стену, вдоль которой они шагали. Стены выглядели не хуже, чем в древней столице Перу – Куско, только ржавыми и кое-где шершавыми от блестящих кристаллов серебристого гематита. Белесые тропинка под ногами оказались утоптанными многочисленными ногами. На кучах мусора росли чахлые грибы на кривых ножках и какая-то светлая поросль, похожая на ушастый мох, но побольше, как листья салата. Сергей протянул руку, но лист вдруг сморщился, почернел и осыпался прахом.

– Чёрт его знает, – признался он, отдёргивая руку, – я в этом не разбираюсь. Может сто, а может сорок тысяч лет. Когда там у нас кроманьонцы появились?

– Ты думаешь, что они переселились на Землю?

– Я ничего не думаю, я рассуждаю об ортогенезе.

– О чём? – удивился Мамиконов.

– Об ортогенезе. Ну, знаешь, когда в живой природе одно вытекает из другого, в противовес естественному отбору. Ерунда всякая…

– А-а-а… – сказал Мамиконов. – Ну да, да, конечно, я слышал… Я, между прочим, три курса универа закончил.

– Бывает… – позавидовал Сергей.

В этот момент над городом пронёсся шорох. Сказать, что всё вокруг насторожилось, и мёртвый город – тоже, значило ничего не сказать. Сергей кожей почувствовал опасность. Шорох был такой непомерно огромной силы, что мог происходить только из одного источника. И этот источник был в городе, только дальше, в глубине.

– Что это?! – нервно завертел головой Мамиконов.

Со слухом у него было плоховато, зато его большое, сильное тело хорошо реагировало на низкие частоты.

– «Зубанка»… – догадался Сергей.

– Какая ещё, к чёрту, «зубанка»?

– Так порой кричит Марс… – произнёс Сергей и почувствовал, что теряет связь с реальностью.

Он уже летел, парил. Через позвоночник в ноги пробежала горячая волна и ушла в землю, забирая силы, она же отталкивала прочь, раздваивала сознание, лишала воли. Удар пришёлся по внутренностям. Хотелось упасть и свернуться в комок, чтобы защитить живот.

– Я её не слышу… – загробным голосом сказал Мамиконов, – я её чую…

Больше Сергей его не видел. Он парил одновременно везде, в том числе и над крышами небоскреба, он увидел то, что происходило совсем в другом месте: за длинным-длинным столом сидели Петров и Марфин и пили обычную брагу, которую учуял Мамиконов. А ещё Сергей увидел то, чего не мог понять, то, чего не видел ни разу в жизни: монстров в виде змей и каких-то странных людей, изрыгающих пламя.

Был ли это телепатический сеанс или что-то другое – он не понял. Ему словно показали картинки – без объяснений и намеков. А откуда это всё пришло – из прошлого или будущего, он не понял. Должно быть, их спасли гравитационные скафандры, принявшие на себя крик «зубанки».

В следующее мгновение шуршание стихло и Сергей снова стоял на проспекте между домами, а Мамиконов, крутясь на одной ноге, танцевал с невидимой партнершей, обняв её за талию. Он даже наклонился и что-то шептал ей на ушко. Большой, добродушный богатырь.

– Большой!.. – позвал Сергей, передергивая затвор и выставляя пистолет перед собой. – Большой!..

К ним приближались какие-то серокожие существа. В непомерно длинных руках они держали копья и луки, но, судя по всему, не собирались нападать. Мало того, от них отделился человек без оружия и, не дойдя метров десяти, стал подавать, как обезьяна, знаки, чтобы Сергей и Мамиконов следовали за ним. При этом он скалился, морщил лоб, то ли глупо хихикая, то ли постанывая от боли.

Сергей хорошо разглядел его. Был он ниже среднего роста, щуплый, как подросток, но по земным меркам – старым, потому что жуткие морщины лежали на его лице. Большой крючковатый нос свисал почти до такого же огромного, как у лягушки, рта, остроконечные уши и голый череп с жидкой порослью белесых волос – вот и весь образ марсианина. Но самое жутковатое – дикий перекус. Настолько дикий, что резцы и клыки нижней челюсти торчали из-под верхней губы. Одет человек был в какие-то лохмотья, в которых, однако, таилось какое-то изящество. На голове красная треуголка! Так изнашивают богатые и дорогие вещи, сообразил Сергей, но где я его видел? Где?! Господи! Так это ж гоблин! Точно, гоблин! Обычный земной гоблин из сказок. Вот, бляха! Гоблин недоношенный!

– Слышь… Большой… – позвал Сергей, держа серокожего гоблина, которого он окрестил Зовущим, на мушке. – Слышишь?!! – и обернулся наконец на Мамиконова.

Гоша пребывал в раю. На его большом лице бродила идиотская улыбка. Морщины на лбу разладились, напряженная складка между бровями исчезла, и Мамиконов словно помолодел лет на десять. К тому же изо рта потекла слюнка.

– Кончай дуру валять! – Сергей дёрнул его за рукав.

Мамиконов не прекратил своёго странного занятия. Сергей, у которого не было времени для церемоний, дал ему поджопник. Гоша открыл глаза и схватился за дубину так, что едва не согнул её:

– Прости друг… прости… Что он от нас хочет?

– Зовёт куда-то.

– Ясный перец! Вали его, гада! – Мамиконов сделал угрожающее движение по направлению к гоблину.

– Подожди, вдруг он к нашим приведёт?

– Как же приведёт! – усомнился Мамиконов, замахиваясь ещё раз.

– К вашим, к вашим… – произнёс Зовущий и растянул рот до ушей.

– Блядь! – восхищённо выругался Мамиконов.

Зовущий засмеялся. Мамиконов выпрямился и тоже рассмеялся:

– Так это ж гоблины, мать вашу!

– Гоблины, гоблины, мать вашу, мать вашу, – радостно закивал Зовущий, щёлкая своёю страшной челюстью, как капканом.

– Слышь, и мать нашу знает! Во-о-т суки-и!..

– Суки, суки, – повторил гоблин и добавил. – Тудыть его налево! – Чем вообще привёл Мамиконова в дикий восторг.

– Ах, гад! Ах, падла! По нашему базарит!

– Я больше, чем уверен, что их научил Пашка, – заметил Сергей. – Больше некому. К тому же он пьян, как сапожник.

Гоблин действительно пошатывался, как клен на ветру меж трёх дорог.

– Ну тогда идём! – продолжал орать Мамиконов. – Чего мы стоит?! А-а-а… извини!!! Ты в следующий раз меня посильней тыкай, можешь даже в зубы врезать! Ей богу, не обижусь и сдачи не дам!

– Как же… – усомнился Сергей, поглядывая на его квадратные плечи и бицепсы, которые заметны были даже под скафандром, – ладно, там видно будет. Пошли. Тем более там, наверняка выпивка есть.

– Откуда ты знаешь?

– Догадываюсь. Марфин так просто в бега не подался бы.

– Что правда, то правда, – прогудел Мамиконов, забрасывая железную дубинку на плечо и обращаясь к Зовущему: – Веди, Миклухо-Маклай! Сусанин недоделанный.

Зовущим обрадовался, словно его похвалили, и повел их в то самое приземистое здание на проспекте.

***

Пашка Марфин действительно сидел за длиннющим столом, пил брагу и курил что-то похожее на вонючую «гидру». Напротив в дымину пьяный спал Петров, уронив голову на руки. Макушка у него была перевязана какой-то грязной тряпкой, из-под которой была видна запёкшаяся корка крови. Шлем, конечно, отсутствовал. Впрочем, Петров был не одинок, в комнате вповалку лежало не меньше сотни гоблинов. Оконные проёмы в комнате были занавешены каким-то ветхим тряпьём. На столе чадила лампа. Вонь стояла неимоверная: смесь алкоголя, грязных тел и какой-то дрожжевой кислятины. Впрочем, проходчикам было не привыкать. Хотя врачиха Светлана Андреевна и следила за гигиеной, и раз в неделю был скудный душ, в боксах пахло не лучше. Как на подводных лодках, шутил Жора Генацаревский. Всё дело в вентиляции считал он и был прав. Вентиляция на Марсе была большой роскошью. А насчёт подлодок он знал, о чём говорит, потому что до первого марсианского стройбата служил на атомоходе «Новомосковск» и даже два раза ходит в автономку, чтобы вовремя грохнуть США, если они рыпнутся. Не довелось – о чём неоднократно и искренне жалел. «Сейчас бы мы были самыми сильными на всей планете», – часто говорил он и в забое, и в боксах. Всё жалели пиндосов. Надо было давно их извести, соглашались с ним остальные члены бригады.

– Налей, – попросил Сергей, усаживаясь рядом с Петровым.

Пашка как ни в чём не бывало нагнулся, зачерпнул и поставил перед Сергеем полный ковшик браги:

– Пей, друган!

Ковшик был столетний – ржавым, с отбитой эмалью, по его бокам стекали пахучие капли, и от него шёл умопомрачительный запах дрожжей.

– А мне?! – обиженно прогудел Мамиконов, усаживаясь на лавку, которая под ним жалобно заскрипела.

– И тебе, Большой, и тебе!.. Как добрались?

Морда у Пашки была вымазана какой-то странной жёлтой краской.

– Вашими молитвами… – ответил Мамиконов, глотая слюни и следя за каждым движением Марфина.

– Значит, в нашем полку прибыло. Будешь? – и Пашка протянул бычок Мамиконову.

– Не-е-е… – отмахнулся Мамиконов. – Мне мою черепушку жаль. Такую дрянь одни мозгляки курят. Я только по алкоголю ударяю. Безопасно, если знать норму.

– Ну как хочешь, – не обиделся Марфин, затягиваясь и выдыхая синий дым. – А я здесь местных грибов надыбал. Хорошо пробирает. Вот где базу надо делать! Вот! – Он развёл руками. – А не слушать всяких начальников и командиров! И рабочая сила есть, – Пашка кивнул на пьяных гоблинов – и вообще…

Сергей понял, что под словом «вообще» Пашка понимает чисто личные интересы: выпивку, грибы и толпу рабов с местными женщинами. Женщин, кстати, он где-то прятал. Женщин видно не было.

– И то правда! – выдохнул Мамиконов, возвращая пустой ковшик. – Налей ещё!

Сергей тоже махом выпил брагу, и она бальзамом легла на желудок. Он потянулся к закуске. На местных женщин он бы тоже взглянул, хотя на базе его ждала Мила. Женщины – это святое, думал он как-то несерьёзно. Женщины скрашивают одиночество. С женщинами весело. Ему почему-то казалось, что все женщины должны быть прекрасны, как Мила Дронина.

– А помидоров нет? Ой, как я хочу бочковых ядрёных помидоров. Ой, как хочу!

Только теперь Сергей обратил внимание, что Марфин не в скафандре, а напялил поверх рабочего комбинезона какие-то тряпки. Издали его с трудом, но всё же можно было принять за гоблина. Рост только подвёл. Рядом с ними он казался гигантом.

– Какие, братишка, помидоры. На этой чёртовой планете, даже квашеной капусты нет. Я вот наквасил их зелени. – Пашка показал на миску, полную каких-то беловатых листьев, что-то среднее между подорожником и мхом.

Сергей вспомнил, что видел похожее растение на проспекте, и спросил на всякий случай с опаской:

– А ты сюда этой дряни не подсыпал?

– Не-е-ет, что ты, дорогой! Я не заяц, я курец. Мозгляк, как сказал Большой. Только на Земле таких, как я называют, отдобанными. А-ха-ха-ха!!! – засмеялся он совсем, как Есеня Цугаев, глядя на удручённое лицо Сергея.

По большому счету, Сергею было наплевать, что там курит или пьет Пашка. Лишь бы мне не подсовывал, подумал он и подцепил лепесток. Я свой организм ещё люблю, подумал он. К его удивлению, мох оказался не таким уж отвратительным, явно политый чем-то кислым, уксусом, что ли? Впрочем, вполне подходящим для закуски. Он выцедил ещё ковшик и спросил:

– А пожрать ничего нет? Я голодный, как собака.

– Эй!.. – позвал Пашка Зовущего.

Морщинистый, длиннорукий гоблин вырос, словно из-под земли. Челюсть с диким прикусом делала его похожим на бульдога, от которого не знаешь, ждать пакости или нет.

– Принеси пожрать! – велел Пашка. – Со жратвой здесь напряжёнка, – покачал головой он, выдыхая сизый дым маленькими порциями. – Ты видел, какие они чахлые?

– Ну?.. – Сергей обозрел пьяных гоблинов.

Гоблины как гоблины. На Земле таких в кино детям показывали. Из множества глоток вырывался дружный храп и другие разные звуки, которые обычно культурный человек не издаёт.

– А пить так совсем не умеют. Пару глотков, и с копыт.

– Ясный перец! – согласился Мамиконов. – Куда им против нас.

– Ты чего морду вымазал?

– Так надо. Местный обычай, – пояснил Пашка. – И жратвы приличной у них тоже нет. Жрут вот этот мох и палочки сосут. Мох ещё куда ни шло, но палочки их надо жарить, а оттуда вытекает сладкий сок. В качестве серьезной закуски не годится. Только для браги. Ещё трескают что-то вроде брюквы и слизи. Вот гадость. Я один раз попробовал – блевал целый день. А как вы вообще здесь очутились? – наконец удивился он, и на его круглой физиономии появился знак вопроса.

– Как это? – хмыкнул Мамиконов, смакуя брагу мелкими глотками. – По твоим следам и пришли!

– По чьим? – На Пашкиной физиономии знак вопроса сменился на крайне брезгливое выражение, – Пашка не терпел конкуренции ни в чём, даже в проступках. – Абалбеть можно!

– По твоим, братишка. По твоим родным следам. Ходить надо аккуратнее, – принялся поучать его Мамиконов.

– О-па! – воскликнул Пашка и выразительно поскреб щетину на шее, задрав подбородок в потолок. Его имидж был восстановлен. – Мужики, а ведь я шёл другой дорогой!

Мамиконов поперхнулся и с размаху хлопнул ковшиком по столу, расплескав пахучую жидкость:

– Иди ты знаешь куда со своими шуточками! – возмущённо сказал он, вытирая подбородок. – Я уже боюсь! Кто же тогда бродит по пустыне?! Слышал? – обратился он за поддержкой к Сергею.

В глазах Мамиконова появился стальной блеск. А кто любит, когда тебя за нос водят? – подумал Сергей, наблюдая за их перепалкой. Он и сам с некоторых пор не доверял Марфину, который знал свою выгоду и никогда её не упускал. Дождался, когда будет готова бражка, и слинял. Вот хитрец! – с восхищением подумал Сергей. Вот пройдоха!

– Да ей богу, мужики! Что я врать буду?! – Пашка сделал честное-честное лицо. – Могу даже перекреститься!

– Не путай божий дар с яичницей! – веско сказал Мамиконов и зачем-то посмотрел в угол, словно там действительно висела икона и стояла свечка. Но угол был тёмен, как Пашкина душа.

Пашка стал очень-очень серьезным, в самом деле перекрестился и принялся рассказывать, как работал в ту смену:

– Чернаков так задолбал, что я спрятался от него в тупичок, который после второй шлюзовой камеры имеется. Помните. Тёмный такой, мрачный.

– Ну да… – злорадно кивнул Мамиконов, – у нас там отхожее место.

– Во! Точно! – обрадовался Пашка, разулыбался, словно вспомнил приятное. – Сел на камень, а он возьми и откатись, а под камнем – дыра. Ну я в эту дыру и залез подальше от Чернакова.

Врёт! – решил Сергей, а вслух произнёс озадаченно:

– Понятно… Кто же тогда по планете-то шастает?

– Вот это вопрос, – согласился Мамиконов. – Воистину, Марс полон чудес!

Вот хитрец, ещё раз восхитился Сергей Марфиным. Ловко перевел стрелки на Марс. Гадский хитрюга!

Зовущий притащил миску, полную фиолетовой слизи, похожей на черничный кисель. Как у всякого солдата, у Сергея имелась своя ложка. Он понюхал кисель, который пах отвратительно, и осторожно зачерпнул самую малость, приготовившись сразу выплюнуть. Но слизь оказалась съедобной, по вкусу похожей на пресную овсянку, приправленную клопами, но самое главное – сытной. В животе сразу поселился тёплый комок. Хорошо, подумал Сергей и принялся есть, а потом ему, как всегда от сытной еды, захотелось спать. Но он заставил себя слушать.

Мамиконов залез пальцем в миску к Сергею, попробовал слизь и резюмировал:

– Говно с приправой карамели!

– Я теперь здесь у них вроде вождя, – принялся хвататься Пашка. – Они ведь раньше не знали, что такое бражка. Представляете, вообще, не пили самогона! Ужас! Как так можно жить?! – Искренне удивился он. – Они поэтому такие и маленькие. Я хочу ещё самогона выгнать и их научить.

– Зря… – добродушно прогудел Мамиконов. – Секретов не открывай, а то в авторитете упадёшь. Ей богу, банкуй сам!

– Конечно, сам… – заверил его довольный Пашка. – У меня и планы имеются по расширению бизнеса…

Сергей стал задремывать, слушая болтовню Марфина и Большого: получалось, что они влипли, несмотря на все Пашкины планы. Их голоса, его мысли и тревоги – всё смешалось в фантасмагорические видения. Из пятерых у троих разбиты шлемы. Кому-то надо подняться на поверхность и подать сигнал бедствия. В любом случае, надо доложить полковнику, что они нашли Петрова и Марфина. Вернёмся на базу и организуем хорошо подготовленную экспедицию. Изучим здесь всё досконально окрест. Может, действительно, стоит расположиться в городе Сен-Пал. Воздух есть, рабочая сила есть. А главное, не надо копаться в земле и рыть туннели. Строить ничего не требуется. В общем, не всё так плохо, надумал во сне Сергей. Американцы будут завидовать. Рано или поздно они тоже явятся на Марс. А мы уже обустроились, заняли самый шикарный отель. Всё отлично! Его только смущала «зубанка», издающая низкочастотные колебания. Но мы с этим как-нибудь справимся, найдём её и грохнем, легкомысленно решил он и проснулся. Полчаса показались ему чуть ли не зимней спячкой. Голова была ясной и свежей, а тело – сильным и бодрым.

– Вызывай нашего полковника, – велел он Мамиконову.

– Я, конечно, не против… – прогудел Мамиконов, – но давай повременим?.. Посидим… погутарим... С братишкой вот не виделись...

Пашка Марфин рассмеялся. В лохмотьях он почти не отличался от гоблинов, разве что белым цветом кожи, ростом и ушами. Сергея они до сих пор забавляли, когда он глядел на Зовущего.

– Я на базу не вернусь! – заявил Пашка. – Чего я там не видел?! Абалбеть можно!

– Я тоже… – очнулся Петров и потянулся к бражке, он не дотянулся и снова уснул, забыв закрыть левый глаз, и он с укоризной уставился на Сергея.

– Спёкся, пацан, – по-отечески добродушно прогудел Мамиконов.

– Не надо вызывать полковника, – попросил Пашка.

Но его никто не стал слушать. В силу вступили законы армии – приказ должен быть исполнен любой ценой.

– Не тяни кота за яйца, – сказал Сергей. – Ведь хуже будет.

– Это точно, – беспечно прогудел Мамиконов. – Вот он, пожалуйста, – и включили «длинную» связь. – Алло, алло… товарищ полковник, товарищ полковник, – лицо у Мамиконова вытянулось. – Не слышит… Товарищ полковник! Алло! Алла! Вызывает Париж! Слушай, нет его!

– Да вижу, – Сергей посмотрел на свою индикацию. «Длинная» связь функционировала нормально. Но в наушниках поселился шум, словно в телевизоре разом кончились все программы. – Может, здание экранирует? – предположил он и вышел на воздух.

Действительно, здание ведь окислом железа покрыто, подумал он, и ошибся.

Площадь лежала в серо-желтоватой дымке. Ненормальной дымке. Таких дымок на Земле не бывает, разве что под водой, подумал он между делом и стал вызывать полковника Бастрыкина. Однако снова ничего не услышал, кроме равномерного шума. Эфир был пуст. Потом в него влез Мамиконов и сказал:

– Я же говорил, что никого нет…

Что-то случилась, понял Сергей. Он уже собрался было вернуться и обсудить с Мамиконовым ситуацию, как увидел тень, но не ту тень, как отражение ирреальности и потустороннего мира, а тень живую, которая существовала сама по себе. Тень была огромной. В том месте, где она шла, мусора совсем не было, и Сергей мог оценить её рост. Голова её доходила до второго этажа. На голове были рога, как у африканского буйвола. В руках она держала какой-то посох с огоньком на рукояти.

Сергей рухнул под кучу мусора. Тень двигалась по другую сторону площади, и если бы не светлые кустики, которые особенно густо разрослись вдоль тротуара, Сергей её не увидел бы. Между тем, в здании у него за спиной продолжалось бурное веселье. Особенно выделялся громкий голос Мамиконова:

– А я вам что сказал!..

– Абалбеть можно! – орал Марфин.

– Эй… – прошептал Сергей в микрофон. – Заткнитесь!

– Чего-о-о?.. – так громко прогудел Мамиконов, что у Сергея зачесалось в ухе, и он потряс головой.

– Заткнитесь, здесь чужие!!!

– Чего-о-о?.. – не понял старший сержант Гоша Мамиконов, но на тон ниже, и голоса в здании смолкли.

Потом рядом плюхнулись Мамиконов и Пашка Марфин и дружно спросили абсолютно трезвыми голосами:

– Что случилось?!

– Кто-то бродит, – объяснил Сергей. – Большой, просто огромный.

– Охотник… – выдохнул Пашка с таким ужасом, что и у Сергея, и у Мамиконова перехватило дыхание.

Молча приполз Зовущий. Глянул и так же молча уполз. В здании случился маленький переполох. Зовущий что-то сказал, и даже самые пьяные гоблины очнулись, и не успел Сергей глазом моргнуть, как они стали растворяться в темноте помещения.

Пашка подхватил ведро с брагой:

– Бежим!..

– Что случилось-то? – спросил Сергей, едва успевая за Пашкой и гоблинами.

– Камбун!

– Что? Не понял?

– Камбун прошёл. Великая непознанная «тень».

– «Тень»… «тень»… – загудели гоблины, толпясь на узкой винтовой лестнице.

Некоторые из них ещё не протрезвели и плохо держались на ногах. Сергею показалось, что гоблины знакомы с этим явлением не понаслышке.

– Кто такой камбун? – спросил Мамиконов беспокойным голосом.

– Охотник, – пояснил Пашка, расплёскивая драгоценную влагу. – Нам можно было и не убегать, нас он не тронет, но гоблины его сильно боятся.

– Бережёного бог бережёт, – согласился Сергей.

Ему захотелось выпить, но останавливаться было опасно.

– Дай! – он протянул руку и на ходу припал губами к разбухшему дереву.

Брага потекла в желудок и по подбородку.

– Оставь и мне, – с жадностью попросил Мамиконов.

Охотник вошел в здание. Было слышно, как он ходит над головами.

– Идём, человек, идём! – беспокойно сказал Зовущий.

– Ты почему в плен попал? – добродушно спросил Мамиконов у Петрова.

Гоблины и рады были унести ноги, да от страха замерли, как парализованные. Передние остановились. Задние напирали. Кое-то упал. Их топтали.

И тут выяснилось, что Петров чемпион по бесконтактному карате.

– Так что ты, бить не умеешь? – удивился Мамиконов.

– Чисто теоретически, – признался Петров.

– Зачем же ты с нами пошёл?

– За подвигом.

– За подвигом… – как эхо повторил Мамиконов. – Ага…

Он допил брагу, не предлагая Петрову, и в сердцах расплющил ведро о стену.

В этот момент раздался взрыв. Сергея отшвырнуло на спину. Он летел долго-долго, чувствуя, как болит каждая косточка и ноет каждый нерв. А потом всё же упал, и сверху на него посыпались мёртвые тела гоблинов. Должно быть, это его и спасло.

***

Его несли на плечах.

– Тихо!.. Осторожно!.. – Звучал знакомый голос с акцентом, и посверкивали зубы.

Иногда Сергей открывал глаза. Перед глазами плыл свод потолка в ржавых сталактитах, освещенный неровным светом факелов. Впрочем, когда над ним наклонялся Мамиконов, чтобы спросить: «Ну как ты?», Сергей видел на его плече зажжённый фонарик. Иногда в поле зрения попадало лунообразная физиономия Марфина, реже – Петрова и уж совсем редко – Зовущего, который командовал гоблинами: «Тихо! Осторожно! Направо! Налево!» Потом он увидел Милу, которая была совсем такой, как на звездолёте «Восток», когда он в неё влюбился – ласковой, нежной и желанной, и вдруг понял, что стоит в лаборатории и что Мила, поднявшись на цыпочки, целует его в губы и говорит: «Я буду ждать тебя». Он хотел её обнять и вдохнуть запах волос, но она куда-то исчезла и вместо неё он обнаружил, что идёт по Марсу и ветер несёт бело-рыжий песок под ногами, да такой густой, что не видно колен, а усатый Чернаков шипит, как варан: «Не пыли! Не пыли! Демаскируешь!» Сергей понял, что они на кого-то охотятся, тем более что в руках у него была винтовка СВТ-40 с оптикой. Хотел он остановиться, но не смог, потому что ноги двигались сами собой, а ветер в довершении ко всему усилился так, что Сергей едва не упал. Чернаков закричал: «Что, что?! Что опять?! Какие, к чёрту, колонны?!» При чём здесь колонны? – удивился Сергей и всё вспомнил: это же произошло так давно и после этого было столько событий, что факт появления колонн не имел уже никакого смысла. Он не поверил Чернакову, но объяснить свою мысль не смог – слишком она была заумной для Чернакова. И ему сделалось неуютно под мерцающими сводами. Он застонал, пошевели и очнулся.

Его по-прежнему несли. Свод был каменный, сложенный из тёсаных блоков, иногда укрепленный арками, с чёрными квадратами туннелей, убегающими прочь, но куда, он не понимал.

В следующий раз он очнулся в лифте. Горели земные лампы, и кабина дергалась рывками.

– Фу, ну ты и здоров! – прогудел, наклонившись, Мамиконов, и Сергей почувствовал, что улыбается. Тогда его и пронзила боль от макушки до пяток.

Петров, подгоняемый Мамиконовым засуетился, стал возиться с индивидуальной аптечкой, и Сергей понял, что Петров сейчас сделает ему обезболивающий укол.

Пока боль не отступила, он искусал себе все губы.

Потом он снова очнулся, когда его заталкивали в «машинку гоблинов», и вокруг было светло и бело, как в операционной, а самое главное – тепло и сухо, как дома. С этой мыслью он окончательно отключился.

***

На третьи сутки он встал. Его почти не качало, хотя он был ещё слаб. Тотчас заявился странный человек в белом халате и со стетоскопом в верхнем кармане.

– Давыдов! – представился он и чуть заметно кивнул.

У Сергея невольно отвисла челюсть: человек был с трехпалыми копытами. А ноги в коленях у него гнулись внутрь. Сергей стал вспоминать фильм, в котором показывали таких существ. К тому же его так и тянуло повнимательней разглядеть, как человек устроен.

– Не удивляйтесь, – объяснил Давыдов, едва усмехнувшись, – я из самой первой волны эмигрантов.

– Каких эмигрантов? – спросил Сергей, и, чтобы не упасть, присел на койку.

Не было у них в Городке-Один на плато Солнце таких людей. Может быть – в других, но только не у них. Белая-белая комната сделал пол-оборота, но остановилась, словно передумала довершить вторую часть оборота, и открутила движение назад. Сергей понял, что выглядит примерно так, как папаша, которому сообщили о рождении семерых близнецов.

– Вы не можете об этом знать. Вы родились слишком поздно, – попытался успокоить его Давыдов.

– Слишком поздно по отношению к чему?.. – растерянно просил Сергей, лихорадочно вспоминая, что же он такого пропустил и чего не знает об истории родной страны.

Давыдов ушёл, цокая копытами, как лошадь, и загадочно взглянув на него. Кажется, он даже хмыкнул в знак презрения.

– Не парься, – посоветовал Мамиконов, который явился через пять минут. – Это самый тайный эксперимент СССР.

– Какой эксперимент? – усмехнулся Сергей. – Что за тайный? Почему не знаю?

Он не воспринимал Гошу Мамиконова в качестве эксперта по широким вопросам, скорее – как хорошего парня и баламута, способного разве что на шуточки.

– В семидесятом, когда пиндосы в очередной раз полетели на Луну, наши послали на Марс первую экспедицию из трёх ракет. Две из них долетели. И только одна припланетилась. Спаслись трое. Давыдов один из них. Врач. Ещё в семидесятые здесь был живой город Сен-Пал.

Но Сергей пропустил насчёт какого-то города Сен-Пала мимо ушей. Мало ли городов на свете. Его интересовало совсем другое:

– Но почему об этом никто не знает? А наши не раскрывают карт?

– Очень просто, потому что была ещё операция прикрытия с луноходами. Выбирали, какая из двух зол меньше. Выбрали то, что оказалось удачным. У америкосов получилось, а у нас – нет. О том, что произошло с экспедицией на Марс, никто ничего ни сном ни духом, пока Пашка не отправился бухать. Передатчики экспедиции оказались повреждёнными. Экипаж даже не знал, что мы прилетели. Они уже перестали надеяться, хотя вначале семидесятых им удалось передать очень кроткий сигнал sos, который весь мир принял за сигнал инопланетян. Но наши-то знали, в чем дело, и, понятно, молчали. Экспедицию похоронили. Риск обделаться второй раз был слишком очевиден – была холодная война. Программу закрыли под грифом «государственная тайна, хранить вечно».

– Вот это да!!! – воскликнул Сергей. – Оказывается, нам есть, чем гордиться?!

– Конечно! Думаешь, одни пиндосы умные?

– Я ничего не думаю, – согласился Сергей. – Я констатирую факты.

– Давай по такому случаю… – предложил Мамиконов. – Тем более у меня сегодня день рождения.

– Поздравляю! – среагировал Сергей. – А какое сегодня число?

– Десятой ноября, – Мамиконов покопался в карманах и выставил на больничную тумбочку бутылку настоящего крымского коньяка «Шабо», четыре звездочки.

– Откуда?! – изумился Сергей.

– Места знать надо, – важно сообщил Мамиконов. – Я эту бутылку десять месяцев берёг и прятал от посторонних глаз. Но время настало. Давай, братишка, за твое выздоровление!

– Не-е-е-т… – многозначительно возразил Сергей, чувствуя, что с непривычки готов опьянеть ещё до выпивки. – Вначале за именинника.

Мамиконов, как и положено, не протестовал, они выпили за именинника из больничных мензурок, которые пахли корвалолом. В качестве закуски Мамиконов предложил маринованную марсианскую брюкву, похожую на кормовую свеклу, по рецепту аля-Марфин, который развёл бурную деятельность по части марсианской кухни. Брюква слегка отдавала железом и тиной.

Они выпили по три мензурки, и Мамиконов его огорошил:

– А Давыдов-то не совсем землянин, он вообще сделан из землянина и марсианина. Видал, какие у него копыта и ноги?

– Видал.

– Я тоже вначале всё просил показать копытца, пока он меня не послал. Ха-ха-ха!!!

– Так это он нашего Пашку приговорил?

– Нет. Есть здесь ребята из древней марсианской нации. Остатки большой расы. А техника медицинская, которая тебя и Марфина вылечила, тоже остатки былого великолепия.

– А гоблины? – спросил Сергей.

– Гоблины – биологический регресс, по-простому, они вымирают, как впрочем, и белые марсиане, которые называют себя муранами. Му – означает чёрный дрозд, ран – ткань. То есть получается, они называют себя «ткань, изготовленная в темноте». Кстати, от белых муранов произошли мы, а от гоблинов – земные гоблины. Но на Земле они вымерли. Ладно, отдыхай, – с сожалением произнёс Мамиконов, заметив, что Сергей Бабура окончательно свихнулся ото всей этой информации. – Я тебе ещё не то расскажу! – и ушёл, прихватив, однако, остатки коньяка.

Впрочем, Сергей напиваться не собирался. Он был поражён услышанным. Выходит, что в своё время СССР в угоду политике поднапрягся, выплюнул на Марс три несчастные ракеты и развалился, забыв о первопроходцах, об их телах и душах, решив, что все благополучно канули в космосе. А через пятьдесят лет теперь уже Россия взялась за Марс, опять-таки в угоду политическому моменту, ну и конечно, благодаря тому что на её территории оказалась Тунгусская Зона с технологией «планшетника». И снова напряглась из последних сил, чтобы показать, какая она великая. И доказала! Только нам, первопроходцам, приходится расхлебывать примерно так же, как первой советской марсианской экспедиции, думал Сергей. И ещё неизвестно, кому тяжелее. Во так примерно! И никак иначе! И не надо нас жалеть, ибо мы, которые из первого марсианского стройбата, самые первые! Самые-самые стойкие. И самые-самые лучшие!

***

Ну да, подумал, засыпая, Сергей, и не надо нас жалеть! Главное, чтобы наши усилия не оказались напрасными в угоду мировой политике. Лично я готов вкалывать хотя и не бесплатно, конечно, но вкалывать. А то мы завтра снова задружимся с америкосами до такой степени, что они нас обведут вокруг пальца. И будут летать на Марс за нас счёт и за наши технологии и при этом вежливо нам улыбаться и пиздеть на каждом углу, что мы никудышная нация, скоро вымрем, а они захватят наши земли. Да пошли они все в жопу! А регресс из-за чего? Главного Большой и не сказал. Неужели из-за Камбуна с рогами. Странно, но рогатый не показался Сергею опасным существом, которого нельзя убить. Вот в чем дело, решил он: значит, на Марсе существует сила, остановившая прогресс марсианской цивилизации. С этой парадоксальной мыслью он и уснул, не в силах понять, что прикоснулся к великой тайне.

На следующий день к нему повадились ходить всевозможные посетители. Первым явился Пашка Марфин и принес шкалик первоклассного самогона – мутного и вонючего.

– Абалбеть можно! – радостно орал он.

Но как назло, Давыдов сел в углу и неотрывно следил за каждым Пашкиным движением. Сергей даже сходил в туалетную комнату в надежде, что доктор хотя бы на время покинет палату, но Давыдов сидел, как приклеенный к стулу, и Сергей понял, что с утра выпить не удастся.

Пашка скомкал разговор и ушёл, не солоно хлебавши. Конечно, он раздавил этот шкалик, но ему хотелось похвастаться и раздавить его в компании Сергея. Потом пришли Мамиконов, Петров и Зовущий со своим страшным прикусом и сообщили, что ни полковника, ни капитана в районе лифта они не обнаружили.

– Только вот – штык валялся, – сказал Петров, вертя его в руках.

– И «планшетник»… – добавил Мамиконов.

Сергей подумал о том, что не похоже на полковника. «Планшетник» мог оставить кто угодно, но только не Бастрыкин. Не тот он был человек, не пролетарской закалки. Но тем не менее – оставил, тем самым наплевав на гостайну.

– А вдруг Бастрыкин вызвал помощь и слинял, не дождавшись нас? «Длинная» связь-то у нас была выключена! – предположил он. – А «планшетник» нам оставил?

– Вот то-то и оно! – сокрушенно произнёс Мамиконов. – Я ничего не понимаю. Представлю, что он доложил на базу.

Однако в его голосе прозвучала скрытая насмешка. Молодость ещё брала своё. И в душе Большой был большим пофигистом, пока ещё не испорченный возрастными установками и предубеждениями.

– В любом случае, мы изменники! – схватился за разбитую голову Петров. – Терять нам нечего. Точно не вернусь! Останусь с гоблинами и муранами. Говорят. У них здесь женщины есть. Страшные, но есть.

Все вопросительно уставились на Зовущего. Он подтвердил нехотя:

– Есть...

– Да брось ты, Петров, – сказал Сергей и подумал, что при таком подходе, всех надо спокойно расстрелять и покончить с освоёнием Марса. – Кому ты нужен со своими мыслями. Допросят, как Пашку, и пошлют в забой. Работать-то некому.

– Быть вечным штрафником! – с горечью в голосе воскликнул Петров. – Нет уж, увольте!

А Мамиконов многообещающе произнёс:

– Это не самое страшное…

Все замолчали, вопросительно уставившись на него, – даже Зовущий, который совсем уж освоился с людьми и деловито разливал самогон по мензуркам. Сергею он показался самым терпеливым, словно говоря всем своим видом: вот поживёте здесь, помучаетесь, тогда всё поймёте, и не будете кивать на трудности Марса. Кроме обычной закуски, они притащили что-то похоже на маринованное мясо. У Сергея потекли слюни. Давно он не ел натурального мяса, в основном – армейский паек из пакетиков, в которых была сублимированная пища. А для настоящего сталкера это разве еда?!

– Правильно, правильно, командир… – произнёс Зовущий своим странным акцентом, не похожим ни на какой другой акцент в мире – прежде всего из-за дикого прикуса.

Зовущего можно было понять и так: расскажи им всё! Порази их в самое брюхо! Тудыть его налево!

– Ты помнишь, гудела «зубанка»? – спросил Мамиконов.

– Конечно, помню, – сказал Сергей, протягивая руку за мензуркой с мутным первачом в ней и поглядывая на кусочки мяса, посыпанные чем-то вроде тмина.

Оказалось, что это, в общем-то, не тмин, а насекомые, но вкусные насекомые, с кислинкой и хрустящие. Но понял это Сергей, уже когда всё мясо сожрал.

– Зовущий рассказывает, что раньше «зубанка» приходила редко, – сказал Петров. Он снял неудобный скафандр, под ним был комбинезон синего цвета. – А Парийский сообщил, что первый раз «зубанка» появилась только с их прилетом.

– Кто такой Парийский? – спросил Сергей, сглатывая слюну.

– Капитан первой экспедиции, – пояснил Петров. – Ещё познакомишься. Сегодня он ушёл в город.

– Выпьем! – опомнился Мамиконов.

Они выпили. Крякнули. Причём, Зовущий крякнул громче всех, закусил и продолжил беседу:

– Первое, что они сделали, убили всех птиц в городе.

– Кто они?

– Мы их никогда не видели, но называем Богами-пришельцами. Это началось очень давно, ещё до прихода землян, и происходит очень медленно. Даже наши деды не могли уловить разницу в условиях жизни. И только мы увидели, до чего докатились. Но процесс ускорился. Если раньше изменения происходили редко-редко, то сейчас ежемесячно, если не чаще, и только в худшую сторону. Жратвы вот совсем мало…

Он замолчал на трагической ноте. Его лицо сделалось скорбным – то ли от алкоголя, то ли от тяжёлых мыслей. Трудно было понять, сколько ему лет – пятьдесят или все сто. Сергею все аборигены казались на одно лицо – ну кроме Зовущего, конечно. Его он считал глубоким стариком, который на удивление ещё двигается.

– Но дело даже не в этом, – сказал Мамиконов, ставя свою мензурку на тумбочку, – дело в том, что мы с Парийским пришли к одному и тому же выводу. Эти низкие колебания направлены исключительно против людей. На аборигенов они не действуют.

– Да, не действуют, – гордо выпятил впалую грудь Зовущий и щёлкнул зубами. Он наливал себе больше, чем всем остальным. Движения его очень скоро стали размашистыми.

– Ничего не понял, – помотал головой Сергей. – Что это значит?

Он не удержался и съел сразу три куска мяса.

– Э-э-э… – напомнил Петров, – это закуска, а не еда, – и придвинул тарелку к себе.

– Так точно, – согласился Сергей и заставил себя переключиться на жалкие листики мха.

Он готов был сожрать мясо одним махом. Но перед этим надо было выпить, что он и сделал со страшной поспешностью. Самогон, обжигая губы, потек по подбородку. На мгновение перехватило дыхание. Напиток был крепок. Пашка постарался.

– Точно подобраны под частоту биения сердца, – сказал потом Мамиконов, вытирая жирные губы ладонью. – Это значит, что о нашем появлении знают и что нас выживают.

Зовущий закивал головой:

– Пока ещё только таким образом.

– Кто?! – безмерно удивился Сергей. – Да ладно тебе. Кому мы нужны на этой мёртвой планете?!

– Ну не такая уж она и мёртвая, – веско заметил Зовущий и, махнув рукой, едва не задел по носу Петрова.

– Э-э-э… – предупредил Петров.

– Вы не всё понимаете, – не обратил на него никого внимания Зовущий. – Боги-пришельцы имею тысячи лик. Ещё по одной?

– Наливай, – разрешил Мамиконов и беспечно подмигнул Сергею. – Нам ещё есть, в чём разбираться. Правильно, сталкер?

– Правильно, – согласился Сергей, с жадностью поглядывая на мясо. – Только не называй меня сталкером. Какой я, к чёрту, сталкер?! Я уже и забыл, что это такое, и как выглядит Зона.

– Если человек был сталкером на Земле, он останется таким до конца дней своих и на Марсе. Вот и о нашем полковнике Бастрыкине поговаривают, что он тоже там побывал.

– Что, в Зоне?! – удивился Сергей.

Не походил полковник на сталкера.

– Хм… Говорит, что был самым первым, кто освоил Чернобыльскую Дыру.

После Калиты, гордо подумал Сергей, потому что Калита, как главный механик ЧАЭС, был самым первым военным сталкером и привлёк к этому делу Сергея. Пока меня не забрали в армию, вспомнил он.

– Слушай, – сказал Сергей, выпив ещё самогона. – Ведь против низкочастотного излучения мы бессильны.

– Не скажи. Вот это… – Петров гордо постучал пальцем по бутылке с самогоном, – нас и спасёт. От него увеличивается частота работы органов.

– Да, да, мы уже проверили, – довольным тоном сообщил Мамиконов.

Пришёл Давыдов, и, совсем как на Земле, всех выгнал из палаты:

– Ну обнаглели… ну обнаглели… – ворчал он. – Ничего не боятся. Нет на вас командиров. Ну-с? – спросил он Сергея. – Как мы себя чувствуем?

– Нормально, – ответил Сергей, стараясь не дышать на врача.

– Ребра не болят? Поднимите руки. Так болит? А так? – Давыдов постучал пальцами по груди, прислушиваясь к звуку.

На его лице лежала печать подземелий. Если Сергей и все остальные были бледнолицыми, то Давыдов – серолицым, всего лишь вполовину светлее серокожих гоблинов. Кожа его без солнца давно стала больной, и выглядел он неважно.

– Всё нормально, – ответил Сергей. – Хоть танцуй.

– Ну и ладушки, – одобрил Давыдов, как лошадь, переступая копытами. – Да не смотри ты так на мои ноги. Не было других, пришили эти.

– А-а-а… извиняюсь… – промямлил Сергей, краснея.

– Я уже привык. Завтра тебя выпишем.

– А сегодня? – спросил Сергей.

– А сегодня – спать. Сил набираться. Уже завтра они тебе могут пригодиться.

– А что будет завтра? – спросил, одеваясь, Сергей.

– Не знаю, – признался врач. – Но чует мое сердце, слишком долго затишье длилось. Да и Мирон с чем-то вернётся.

– Кто такой Мирон?

– Капитан Парийский.

Ах, ну да, вспомнил Сергей. Врач Давыдов ещё не дошел до двери палаты, а он уже запихал в рот остатки мяса вместе со всеми насекомыми. Запить только нечем было. Кто такой в самом деле капитан Парийский, он так и не понял.

***

Капитан Мирон Парийский вернулся к исходу ночи, когда Сергей, уморённый самогоном и разговорами, видел третий сон о Дрониной. В этом сне у них было не всё так, как на самом деле, а сплошное счастье от начала до конца.

Мирон разбудил доктора Давыдова и Андрея Лобастова – своёго заместителя по экспедиции, и они уже вдвоем пришли в подвал к Мамиконову, который, понятное дело, не спал, а, как обычно, до утра гулял. Один Пашка Марфин ещё держался. А остальные: вольнонаемный специалист, каратист и альпинист – Петров, гоблин Зовущий и муран по имени Турес мертвецки пьяные валялись под столом. Лицо у мурана было жёлтым от маски из каких-то минеральных веществ.

Пашка деловито говорил:

– Ну как тебе мое изобретение? Теперь нас никакая лихорадка не возьмёт!

– Это точно! Молодец! – хвалил его Мамиконов. – Отличное лекарство изобрёл, только не лихорадка, а излучение по имени «зу-бан-ка-а-а…»

– Как? – переспросил, покачиваясь, Пашка.

– «Зу-бан-ка» – по складам произнёс Мамиконов и, увидев членов самой первой экспедиции, вскочил и закричал: – О-о-о! Вот с кем мы выпьем, а потом повоюем!

Лобастов, Давыдов и Парийский решили выпить с ними. Пашка отправился спать под стол, а Мирон абсолютно трезвым голосом сообщил такое, отчего Мамиконов тотчас протрезвел.

– На нас готовится нападение. Пора уходить.

– Откуда вы знаете? – спросил Мамиконов и внимательно посмотрел на капитана Парийского.

Казалось, что командира первой экспедиции выковали из цельного куска железа. У него были крепкие черты лица, которые, однако, смягчали ярко-голубые глаза. Мамиконов знал, с чем сравнивать – на его «командирских» часах был циферблат точно такого же цвета.

– На другой стороне города Сен-Пала, в старой его части, снова концентрируется облако Глобула.

– Что за Глобула? Откуда?

– Ну, «зубанка» по-вашему

– Так это оно шипит?

– Похоже.

– Одно время не было. Вроде как всё успокоилось. Каждый раз, когда оно появляется, на аборигенов начинается охота по всей планете. У нас было два ядерных реактора. Один обнаружили и разбили люди чёрного склона – крикунов. Ничего не боятся. Даже радиации. Мы потом нашли с десяток трупов с признаками лучевой болезни.

– Что же нам делать? – спросил Мамиконов, снова вскакивая. – Бежать?!

– Это само собой, – согласился Лобастов. – Убежать-то мы успеем. Но можем и не убегать. Похоже, что облако о нашем существовании ещё не знает. Что такое три человека на всю планету – ерунда! Этим надо воспользоваться. Ведь если облако обнаружит ваши наземные базы, пардон, наши базы, оно их уничтожит в два счёта.

Верхняя губа у Лобастова нависала над нижней, и от этого у него был немного смешной, беззащитный вид. К тому же Лобастов носил древние очки в роговой оправе и выглядел, как старый учитель истории.

– А зачем её уничтожать?

– Понимаешь, какая складывается картина. Похоже, облако Глобула расширяется чисто механистически, захватывая новые пространства, само не понимая, что оно делает. Потом уменьшается или вообще пропадает. Оно словно пульсирует с очень низкой частотой и приходит к нам каждые пять лет. Такая частота называется космической. Но теперь нам кажется, что амплитуда её увеличивается. Через несколько десятков лет оно достигнет орбиты Земли и будет выплевывать всё что угодно. Можно себе представить, что произойдёт с цивилизацией.

– А мне кажется, что с одной стороны оно сознает, что делает, с другой – нет. Но морали у неё нет. Это точно, – добавил капитан Парийский, – ведь крикуны – сущие звери.

– Может, это чёрная материя? – предположил Мамиконов, который иногда шарил по Интернету и был начитан.

– В шестидесятых у нас такого понятия не было, – признался капитан Парийский.

– Ну чего тогда тянете резину?! – возмутился горячий Мамиконов. – Говори, что надо-то?

– Нам нужны твои люди.

– Что за вопросы?! – возмутился Мамиконов. – Эй, вставайте! – пнул Петрова и Марфина.

– Пошёл, знаешь куда?! – возмутился Марфин поудобнее устраиваясь на ботинке Мамиконова.

– Мои люди отдыхают, – трезвым голосом сообщил Мамиконов. – Может, пока выпьем?

– Это можно, – согласились Парийский и Лобастов. – Мы сто лет не пили. А что у вас есть?

– Первач.

– Подходит.

Давыдов, сославшись на занятость, ушёл, пообещав вернуться через два часа, и «чтобы все они были как стёклышки».

– Так точно, товарищ доктор, – дурашливо отдал ему честь Лобастов. – Когда ещё выпадет случай отпраздновать прилёт соотечественников. Ну что там новенького на Земле?

– СССР развалили… – счел нужным огорошить Мамиконов.

– Как?! Почему?!!

Мамиконов набрал в легкие марсианский воздух, и начались долгие разговоры, вздохи и ахи, и ностальгические воспоминания, и не было им конца.

***

Последним разбудили Сергея.

– Вставай, друган! – гудет, нависая над ним, пьяный Мамиконов. – Вставай! Ик! Да побыстрее! Ик!

Сергей открыл глаза. На полу лежал его скафандр, почему-то выкрашенный в ржавые тона. Да и сам Мамиконов с красной, как у дикого индейца, мордой был одет в скафандр такого же цвета. В углу комнаты стояла винтовка СВТ-40.

– А оружие зачем? – спросил Сергей, выходя из туалетной комнаты с полотенцем в руках.

Конечно, он вспомнил свой сон, в котором бежал с СВТ-40 в руках по бесконечным пескам. Он уже так привык ко всяким совпадениям, что даже не удивился. На самом деле, он, не ведая того, заглянул за горизонт событий и увидел будущее.

– Это всё, что есть… – вяло ответил Мамиконов, больше похожий на сдувшийся шарик. – Ик!

Воняло от него так, словно он принял на грудь бочку самогона. Пока Сергей натягивал синий комбинезон и гравитационный скафандр, Мамиконов, икая, пил маленькими глоткам воду из графина и тупо глядел в стену. Он явно страдал от одиночества.

– Готов? – спросил он равнодушно. – Винтовку не забудь. Ик!

– Куда идём?

– Подальше отсюда. Ик!

Мамиконов не хотел распространяться. Он был явно не в духе. В коридоре уже толпились все остальные. Ждали только Давыдова и Зовущего со своей командой гоблинов.

– Ну и где Давыдов? – спрашивал Андрей Лобастов, нервно бегая вдоль стены.

Глаза у обоих были красными, как у глубоководных окуней.

– Откуда я знаю, – отвечал Мирон Парийский. – Как ушёл тогда вот при тебе, так его и нету. Ведь договаривались! Еб…

– Здесь я! Здесь! – послышался голос, и из-за поворота коридора появился Давыдов, с рюкзаком на спине.

– Винтовку кто несёт? – спросил Парийский, отворачиваясь от врача.

– Винтовка у Бабуры, – доложил Мамиконов. – Ик! Ой, мамочки!

– Так, Сергей, – проинструктировал его Парийский. – Винтовка эта наша последняя надежда. Чтобы ни случилось, береги её как зеницу ока.

– А что в ней особенного? – спросил Сергей. – Винтовка, как винтовка. Разве что ствол длиннее, да затворная коробка мощнее.

– Вот в этом-то всё и дело, – прогудел Мамиконов. – Ик, мамочки!

– Да винтовка-то обычная, только стреляет она ядерными пульками, – словно между делом, объяснил Парийский.

Взгляд у него при этом даже не дрогнул.

– Во, как, брат! – засмеялся Андрей Лобастов, то ли ободряя себя, то ли капитана.

– Ядерными? – Сергей невольно с опаской посмотрел на обойму.

– Ты, братишка, не комплексуй. Бери и тащи, – сказал Мамиконов. – Ик! А мы потащим её патронташ. – Мамиконов пнул огромный белый ящик, который Сергей вначале не заметил и который больше походил на холодильник средних размеров.

Словно угадав его мысли, Мирон Парийский сообщил:

– А это и есть холодильник, только для патронов. Никогда не видал такой?

– Нет, – признался Сергей.

Не явились только гоблины. Но ждать их не было времени.

Глава 4

Облако Глобула

Хорошо хоть пистолет при мне, думал Сергей, а то я этим ядерным пулькам не очень-то доверяю. Он не знал, как действует ядерное оружие такого маленького калибра. Может быть, они разнесут полгорода к едрёне-фене, думал Сергей, и обрушат свод? Кто его знает? Но раз Парийский и Лобастов так решили, значит, они знают, что делают? Надо будет с ними поговорить. Может, это облако Глобула не такое страшное? И мы зря его решили уничтожить? Может, с ним можно договориться? А?..

Шёл мелкий ржавый дождь, и всё вокруг было мокрым и ржавым: и стены, и земля, и даже Мамиконов, который так и не перестал икать. Это его икание эхом разносилось по мертвому городу, распугивая невидимых призраков. Одни из них беспрестанно следовал за отрядом. Сергей даже боялся лишний раз оглядываться.

– Тебе хорошо-о-о… – пожаловался Мамиконов. – Ик! Тебе не надо было испытывать на себе это лекарство. Я за тебя всё сделал. Ик! Ой, мамочки…

– Ну и как?

– По-моему, ик! испытание прошло не совсем удачно. Ик! У лекарства, оказался побочный эффект, – болезненным голосом сообщил Мамиконов. – А ещё я испортил себе причёску, – он пошлёпал себя огромной ладонью на мокрой голове.

Лицо у Мамиконов стало несчастным. Сергей внутри скафандра оставался сухим, однако шлем, как всегда, вначале немного запотел. Индикация показывала, что РС работает нормально. Ноги вот только разъезжались в грязи. Да и видно было не дальше собственного носа, а СВТ-40 казалась Сергею непомерно тяжёлой. Должно быть, он всё ещё не отошел после ранения. Однако в любом случае ему было легче, чем тем, кто тащил холодильник с ядерными патронами, – их водило из стороны в сторону по всем неровностям дороги.

Дело обстояло так: патроны калибра семь и шестьдесят два сотых миллиметра имели в себе крохотный ядерный шарик не больше изюминки. Этот шарик можно было держать только в холоде при температуре минус пятнадцать градусов. Как только пулю вытаскивали, её надо было реализовывать в течение тридцати минут, иначе из-за нагрева изотопа она могла взорваться в стволе. Кроме этого патрон был усиленным, с удлиненной гильзой, и всё равно траектория полета тяжёлой пули была крутой. Целиться надо было по прицельной планке, а не через мушку. Всё это сообщил Сергею Мирон в те немногие минуты, когда он не тащил холодильник.

– Меткости здесь особой не требуется. Поэтому мы тебя бережём, не нагружаем.

– Я что, и стрелять буду? – удивился Сергей.

– Ну а кто ещё? Конечно, ты. Это решение было принято единогласно.

– Почему?

– Потому что ты вчера мало пил и сегодня трезв, как стёклышко. Гордись, сынок.

– Спасибо за доверие. А врач?..

– Врач?.. – удивился Парийский. – У Давыдова другие функции. Если кого ранят, или радиация. Да мало ли что?!

– Но здесь нет радиации, – очень серьёзно возразил Сергей, взглянув на всякий случай на свою индикацию.

Значок сигнала радиация был, как всегда, зелёного цвета. Да и Сергей не видел ни разу, чтобы он краснел на Марсе. Порой ему казалась, что эта функция в компьютере скафандра вообще не работает, поэтому и с волнением воспринял слова командира Парийского.

– А мы что тащим? В этой штуке радиации больше, чем в нормальной атомной бомбе, учитывая пропорции, конечно. Сейчас придём, выстрелишь, и отвалим.

– А вы когда-нибудь стреляли?

– По кому? – с иронией спросил Парийский. – Всё, что происходило с тамошней цивилизацией, воспринималось как рок. Мураны и гоблины давно деградировали. Может, они с кем-нибудь и воевали, но забыли. А нам какое дело? Это ведь не наша планета. Поэтому мы и берегли спецоружие для ЧП.

– Специально для меня?

– Специально для тебя.

– А что, сейчас ЧП?

– Ясное дело, – ответил Парийский. – Вы, как снег на голову свалились. Мы тоже хотим вернуться домой.

– А в кого стрелять-то? – уточнил Сергей на всякий случай.

Разумеется, он не сказал Мирону, что вернуться на Землю мечтает не один он и что этой мечте вряд ли суждено осуществиться.

– На этот раз пришлые гоблины, а ещё крикуны – люди чёрного склона. Я в них не разбираюсь, – сказал Мирон Парийский. – У Зовущего надо спросить. Он спец по местной фауне. Мне так всё равно. На мой взгляд, гоблины-пришельцы ничем не отличаются от наших гоблинов, а с крикунами хуже. Они даже разговаривать не умеют. Но очень свирепы. Это они разрушили наш реактор.

– Где? – уточнил Сергей.

– В Старом Городе, в районе дельты Асио, – ответил капитан Парийский.

– Мост там есть? Дугой – такой?

– Есть, – с удивление ответил капитан. – А ты откуда знаешь.

– Да так, – Сергей застеснялся. – Кто-то рассказывал.

– А-а-а… ну если рассказывал… – Парийский с кряхтеньем впрягся в лямку ста пятидесяти килограммового холодильника. Разговор сам собой прервался. Зато Пашка Марфин, которого Парийский сменил, спросил, обливаясь то ли потом, то ли слезами:

– Будешь?.. – и достал шкалик.

– Я не пью, когда иду на дело, – отказался Сергей.

Во рту после вчерашнего, даже после чистки зубов, ощущался странный привкус, как от глистогонного средства, а голова была тяжёлой. Пусть даже «зубанка» и зашипит, мне не страшно, подумал Сергей, я уже один раз попробовал.

– Зря. А вдруг «зубанка»?.. Надо быть во всеоружии.

– «Зубанки» сегодня может и не быть, – отозвался Мамиконов. – Так что смотри, отстанешь или забредёшь в развалины, искать не будем.

– Чего я, маленький? – самоуверенно сказал Пашка и одним махом влил в себя полбутылки. – Будешь? – на всякий случай снова предложил Сергею.

– Нет, не хочу…

На самом деле Сергею этот мост снился каждую ночь. Он думал, что это игра воображения. А оно вышло так, что мост существует на самом деле. Только в тех снах Сергея преследовали не гоблины и крикуны, а какие-то скользкие змеюки.

Он посмотрел туда, откуда падал ржавый дождь. Как объяснили Сергею, летом он шёл всегда. Должно быть, это происходило очень высоко – выше небоскребов, верхушки которых не были видны. Где-то там под невидимым куполом таял марсианский лед, и, тяжёлые капли, падая с большой высоты, разбивались в пыль и оседали на город Сен-Пал. Казалось, что он оплакивает свою судьбу. Судя по всему, его никто не разрушал, просто он пришёл в упадок. Трудно было представить, какие окна и двери были в домах. Должно быть, дерево сгнило во влажном, холодном климате или пошло на дрова. Трудно было вообще вообразить, что здесь было шумно и многолюдно, что по улицам ходили мураны с жёлтыми масками на лицах и ушастые гоблины с жёнами и детьми. Теперь этот огромный подземный город стал лабиринтом пустых улиц и мёртвых зданий. В нём поселились существа, которые деградировали и которые плохо помнили своё прошлое. Цивилизация казалась для них чем-то далёким, нереальным, как воспоминания о каком-нибудь Боге. Вот они и выдумали Богов-пришельцев, думал Сергей, не подозревая, что почти, ну, почти угадал и с Богами, и с мостом, и со змеюками. Опять же, думал он, этот самый горизонт событий – правда, он существует или нет? Кто его знает?

У особенно больших домов, начиная, примерно, с тридцатого этажа между стенами, над улицей, были перекинуты металлические балки, которые пересекались во всех мыслимых и немыслимых плоскостях до самых крыш. Они блестели под тусклым светом искусственного солнца и от этого казались невесомыми и ажурными. Сергею показалось, что в переплетенье этих балок сидит камбун и наблюдает за городом. Иногда он совершал немыслимые прыжки, раскачиваясь на руках, как обезьяна. Против него у людей не было никакого оружия, и если бы камбун пожелал напасть, они бы не смогли противостоять ему.

Даже если я отсюда выберусь, решил Сергей, что ещё не факт, то буду самым счастливым человеком. Мы переедем с Милой в Городок-Три и заживём счастливо и спокойно. Тогда эти пятнадцать лет пролетят незаметно, и мы вернёмся на Землю и нарожаем детей, и я забуду этот Марс, как дурной сон. Но пока он шёл по незнакомому ржавому городу и ему в правое ухо твердил Турес.

– Город заражён… – доверительно сообщил он. – Что касается будущего, то…

Хотя он говорил шепотом, наклонившись, Сергей услышал в наушниках даже, как тот тяжело дышит. Разумеется, ни белые мураны, ни серокожие гоблины не были приспособлены к переноске тяжестей, хотя на Марсе с притяжением было проще, чем на Земле. Однако сто пятьдесят килограммов на Марсе – это в любом случае все те же сто пятьдесят килограммов – как тут ни крути. В этом отношении у нас явное преимущество, несмотря на то, что мы почти год на Марсе, думал Сергей. Сила осталась прежней. Вопрос, как же тогда мураны построили такой огромный город?

– …то его у нас нет…

– А чем заражён? – поинтересовался Сергей, который и на Земле привык к пессимистам.

– Духами… Вот стоит тебе о них подумать, как они тут же появляются… я уже сколько раз замечал…

А… догадался Сергей, он не пессимист, он местный мистик. Впрочем, на Земле то же самое. Находились люди, которые думали точно так же. А вдруг Глобула уже достигло пределов Земли и первые её признаки – это круги на полях Англии? А мы ничего не понимаем и даже не пытаемся вступить в контакт и не защищаемся, а беспечно обращены в это самое будущее. Может, у нас его уже нет, как нет будущего для обитателей Марса? Может, крикуны уже бродят по нашим лесам и пустыням, а мы и не знаем?

– Прошлый раз подумал, – рассказывал Турес, – и крикуны полезли. Чуть не убили меня криком.

Сергей с удивлением посмотрел на желтолицего мурана: где это видано, чтобы живое существо могло убить криком? Как-то не укладывалось в сознание.

Турес почти не отличался от земных людей, разве что большим размеров черепа, грубыми чертами лица, как у аборигенов Австралии, и тёмно-рыжими короткими жёсткими волосами, в которых, как бриллианты, сверкали капли воды. Был он молод, и его копыта ещё не стерлись о камни. К тому же он носил специальную пластиковую обувку, которая делал его поступь почти бесшумной. Почему у них такие ноги? – в очередной раз задал себе вопрос Сергей. Наверное, они хорошие бегуны. А ещё лоб и щеки у него были покрыты жёлтой минеральной краской.

– Да, бегаем мы неплохо, – словно угадав его мысли, ответил Турес. – А толку-то? Наши-то доморощенные учёные выяснили, что когда-то мы имели такие же конечности, как и у вас, но потом в связи с обезвоживанием планеты и необходимостью поиска пищи и воды на огромных пространствах, а так же с появление хищников, нам приходилось много и быстро бегать. Пальцев осталось только три, и они постепенно превратились в копыто. Да и коленный сустав изменился.

– Наверное, это не так плохо, – дипломатично ответил Сергей, ибо заметил, что для муранов этот вопрос болезненный и они стараются его не касаться.

– Всё бы ничего, – вздохнул Турес, – только женщин у нас мало… Говорят, вырождаемся… А у вас женщины есть? – спросил он неожиданно с придыханием.

То ли распогодилось, то ли солнце стало ярче, но город словно вышел из тени, определился в очертаниях, словно старый знакомый, и в его расположении появился обусловленность с подземной архитектурой – должно быть, вначале строили невысокие дома и только потом между ними втискивали высотки и небоскрёбы, а также рыли туннели.

– Конечно, есть, – гордо ответил Сергей, откидывая стекло шлема, потому что дождь стал редеть и ему захотелось глотнуть свежего марсианского воздуха, хотя этот воздух и пах железом.

Сергей сразу вспомнил Милу, её лицо и её белый халатик. Сердце его бешено забилось. Как ему захотелось её обнять! Он уже давно понял, что Мила превратилась для него в спасительный образ, дающий на несколько мгновений хоть какой-нибудь отдых душе.

– Как ты думаешь, я им понравлюсь?..

Сергей едва не поперхнулся. На мгновение он представил Туреса рядом с Милой.

– Даже не знаю, брат… – с трудом сдержался Сергей и невольно посмотрел на его копыта и жёлтую маску из каких-то минеральных веществ.

– Я так и знал! – горестно воскликнул Турес. – Может, действительно, переделать ноги? А маску я смою при первой же возможности.

– Ну-у-у… – сказал Сергей, испытывая смешанное чувство злорадства, – как знаешь… – и едва не проглотил язык, ибо увидел, что они вышли к излучине огромной реки.

Тёмно-серая, широкая как Волга, река Шкабарь делила город Сен-Пал на две части. Нижняя его часть была старинной: с церквями, башнями, равелинами и колокольнями, вокруг одной из них раскинулось кладбище с фонарями. Вдали, как остров, возвышались серебристые ступенчатые небоскрёбы. Для того чтобы попасть туда, надо было спуститься вдоль старых крепостных стен из красного кирпича и миновать длинный-длинный мост Езекая – самый последний из вереницы мостов, похожий на Крымский в Москве, в форме изогнутого лука, с пилонами, и спуститься по лестнице с неимоверным количеством ступеней, которую венчал памятник марсианскому герою – он летел на неведомом звере, обратив взор в бесконечность. Никто не помнил, что это за герой. Даже таблички не осталось. Так рассказал Турес. Говорят, что это был испытатель летательных аппаратов, что он даже пролетел под мостом Езекая, что авиастроение только-только начало развиваться на Марсе, но пришло облако Глобула, и всё пошло прахом.

Мирон Парийский объявил привал. Он велел занести контейнер с ядерными пулями в здание, больше всего походившее на универмаг. В нём даже сохранились стеклянные стены, но с такими ржавыми потёками, что сквозь них почти не проникал свет. Зато изнутри можно было наблюдать за окрестностями, не опасаясь привлечь к себе чье-либо внимание. Мирон расставил часовых, а все остальные развалились отдыхать. Пашка Марфин и Мамиконов принялись дегустировать новую бутылку самогона. Тотчас на её запах, словно из-под земли появились серокожие, длиннорукие гоблины. Оказывается, гоблины тащили запасы Пашкиной браги. Они чинно, из очень грязных стаканов распили бутылку самогона. Потом Зовущий на гортанном языке отдал команду, и гоблины засуетились: развели костер из остатков мебели и принялись готовить еду. Вместе с клубами дыма по помещению стала распространяться невыносимая вонь, словно от жареной селёдки. Сергей предпочёл уйти в другое крыло универмага. У него сохранился пакетик с сублимированной кукурузой, и он жевал пресные шарики с жестковатыми крылышками. Винтовку он почему-то взял с собой, хотя ему порядком надоело таскать её. Но оставить такое оружие даже на попечение Гоши Мамиконова он не решился. Ещё засунут куда-нибудь по пьянке. Ищи потом.

Широкая лестница привела на третий этаж. Шаги гулко разносились по огромному залу. От тяжелых башмаков скафандра поднималась и долго не оседала лёгкая марсианская пыль. Всё, как у нас на Земле, думал Сергей. Даже похожие эскалаторы, если это, конечно, они. Он подошёл и посмотрел на лестницы, ведущие на второй этаж. Проржавевшие цепи ещё держали на себе стальные пластины. Снизу слышались беспечные голоса гоблинов. Если бы кто-нибудь возжелал напасть, данный момент был исключительно удобным.

Тусклые лучи искусственного солнца – всё, что осталось самого ценного от былой цивилизации, заметно ярче освещали город. Он притягивал взгляд. Та его часть, где река Шкабарь терялась в сумраке развалин – там, где в центре блестели едва различимые шпили, словно в утреннем тумане. А рядом темнело что-то, похожее на памятник. А если же хорошо приглядеться, то заметен был и речной порт, и ещё один рукав реки. Сергей долго всматривался в сумерки, счистив перчаткой ржавый налет со стекла, желая проникнуть в суть города, понять его. Ему казалось, что вот-вот он узнает такое, о чём, быть может, будет жалеть всю жизнь. Но он не сподобился истиной, не вышло. Что-то вдруг ускользнуло и ушло в темноту.

– Я тоже люблю этот город!.. – произнёс кто-то над ухом.

Сергей, отскочив в сторону и с полуоборота, не разобрав, что перед ними стоит чудище с широким торсом, ткнул винтовкой. Если только на ней был штык! Впрочем, и штык бы не помог, потому что в следующее мгновение винтовка валялась на полу, а на Сергея насмешливо смотрел камбун. Был он не таким высоким, как казался издали, но уж выше богатыря Мамиконова. И силы было в нём не меряно, потому что ему хватило одного движении руки с посохом в ней.

Прежде чем Сергей выхватил пистолет, камбун произнёс на чистейшем русском языке да ещё с волжским акцентом, растягивая слова:

– Прости, человек, я не хотел тебя испугать. Меня зовут Пантигера.

Он даже не шелохнулся, хотя, конечно, понял, что в кармане у человека оружие. В правой руке он держал рогатый шлем, в левой – боевой посол, на венчике которого, как показалось Сергею, тлел голубой огонёк. Голова у него была шишковатая, покрытая, как у игуаны, крупной желтоватой чешуёй.

– Это ты меня извини… – ответил Сергей, задирая голову, – я не ожидал. Меня зовут Сергеем.

Огромным был Пантигера, с широкой грудной клеткой, мускулистый. Но не тяжёлый и не сухой, а поджарый, как многоборец. В нём чувствовалась звериная ловкость. Та ловкость, с которой он выбил винтовку из рук Сергея. Однако он счёл возможным похвалить Сергея:

– У тебя хорошая реакция для человека.

Где же я такой говор слышал, ах, да, у капитана Парийского. Это и подкупало – как бы, свой, а посмотришь – в то же время не свой.

– А ты ходишь бесшумно, – не остался в долгу Сергей. – Это ты шёл за нами по крышам домов?

– Да, я хотел понять, куда и зачем вы идёте.

– Мы идём в Старый город, чтобы узнать, что это такое за облако Глобула.

– Многие из наших туда ходили, но никто не вернулся, – равнодушно сообщил Пантигера.

Ничего в нём нет от великой непознанной «тени», подумал Сергей, ничего, только очень здоровый.

– Почему?

– Все погибли, – ответил он.

Сергей понял, что он пытался скрыть страдание на своём огромном лице.

– Облако не отпускает. Даже мое оружие бессильно против облако. – Пантигера показал на посох, на кончике которого тлел голубой огонёк. Лицо у него снова сделалось возмущённым. – У вас же примитивное оружие людей. Оно может убить марсианина, и тех, кто придет с облаком, но бессильно против самого облака, – Пантигера кивнул на винтовку, которую Сергей держал в руках.

– У нас другого нет, – соврал Сергей. – А кто придёт с облаком?

– А зачем вы тащите белый ящик? – хитро спросил Пантигера, игнорируя вопрос.

Сергею показалось, что он читает его мысли.

– Ты будешь защищать облако? – в свою очередь поинтересовался Сергей.

Нельзя сказать, что ему не понравился Пантигера, но с ним надо было осторожным. Чёрт его знает, что у него на уме, подумал он. Существа такого размера полны агрессивности.

– Я не буду защищать облако, – ответил Пантигера, обратив к нему мужественное лицо. – У меня с ним давние счёты. С тех пор, как оно появилось, город умирает. Правда, он умирал ещё и до облака, но не так быстро. Во всем виноват климат. Облако довершило уничтожение Марса. Если вы хотите его уничтожить, я на вашей стороне. Но я не знаю такого оружия, которое бы сладило с силой облака. – Впервые в его голосе прозвучала тайная надежда.

Обычно так говорят отчаявшиеся люди, готовые уцепиться за любую соломинку.

– Мы взорвём облако, – сказал Сергей, хотя не знал планов капитана. – У нас кое-что есть. Очень мощное оружие по нашим земным меркам.

– Что вы потом будете делать с планетой?

– Хотим её возродить… – Сергей не удержался и картинно показал рукой в сторону города.

– Возродить?! – очень и очень удивился Пантигера. Похоже, эта мысль даже не приходила ему в голову. – Разве вы знаете, какой она была? Даже я не знаю – самый последний из гигантов. И мой отец, и дед тоже не знали. Говорят, она когда-то была зелёной.

Только тогда Сергей сообразил, кого они видели с Мамиконовым в вестибюле небоскреба – скелет камбуна.

– Это ты ходил по поверхности? – догадался Сергей.

– Нет. Те следы, принадлежат ложным камбунам. Они появляются ниоткуда и так же бесследно исчезают. Но человеку лучше с ними не встречаться. А то, что ты пытался увидеть сегодня в городе, на вашем человеческом языке называется горизонтом событий. Ты пытался заглянуть за него, хотя событие ещё не наступило?

– Да, – смутился Сергей. – Действительно, это так. Мне давно кажется, что я понимаю город.

– Ну вот и ты попался на эту удочку. Облако играет с тобой. Оно манит, хочет показать, чего ещё нет, что ещё не наступило – тайну! Не поддавайся, оно, как Янус, заведёт тебя в дебри и бросит. Многие из наших попались на эту удочку.

– На чём? – уточнил Сергей.

– Чтобы общаться с облаком, надо быть с чистой душой. Тогда оно не сможет с тобой ничего сделать, а будет открывать истины.

– Какие истины?

– Истины бытия!

Ну да, скептически подумал Сергей, что же ещё?

– Эй… Серёга! – снизу раздался голос Мамиконова. – Иди есть! Жратва готова.

– Я сейчас! – отозвался Сергей.

– Ты где?

– Я на третьем.

Мамиконов полез по эскалатору. Цепи гремели и визжали. Мамиконов в пьяном виде был неукротим, как Геракл в первую свадебную ночь.

– Ты с кем разговариваешь? – Его морда возникла из чёрного провала.

– Да ни с кем… сам с собой… – Сергей оглянулся.

Пантигера не было. Он исчез – действительно бесшумно, как тень. На том месте, где он стоял, в воздухе таяло рыжее облачко.

– Э-э-э… – удивленно произнёс Сергей.

Ему хотелось задать ещё много вопросов.

– Пойдём, наши заждались, – Мамиконов потопал ногами, отряхивая со скафандра ржавчину и пыль. С тобой точно всё нормально. Ты не обкурился? А то, знаешь, у меня рука тяжёлая. А Марфину я башку оторву… оторву, точно оторву.

– Иди ты знаешь, куда?! – сказал Сергей, и они спустились на второй этаж, чтобы поесть «слизи» и приготовиться к схватке с облаком Глобула.

***

– Видишь их? – кисло спросил капитан Парийский.

Облака точно не было. По словам капитана, оно было чёрным-чёрным, как сажа. Сквозь него даже не проникал свет. Теперь облака не было.

– Нет… – признался Сергей, хотя они уже добрых полчаса разглядывали в бинокль противоположный берег реки Шкабарь и мост Езекая справа. За всё время по нему не прошёл ни один человек, ни одно живое существо, словно та – нижняя часть города, как, впрочем, и верхняя – вымерла.

План рушился на глазах. Вместо того чтобы найти «зубанку» – облако Глобула и расправиться с ним, пришлось ждать у моря погоды.

– Прошлый раз были другие.

– Какие?

– Мерзкие, скользкие змеюки.

– Змеюки? – удивился Сергей. Не те ли, которые мне снятся? – Что случилось со змеюками?

– Они пропали сами собой.

– В смысле, уползли в норы?

– Нет, – покачал капитан головой, – исчезли с Марса напрочь. А куда, никто не знает.

– Может, и эти исчезнут? – предположил Сергей, хотя до сих пор никого не видел.

– Может, и эти, кто его знает, – согласился капитан. – Только они вначале нам бошки с удовольствием открутят.

– Ага… – сказал пораженный Сергей.

Насчёт бошек, это он серьёзно, подумал он. Дождь прекратился. С угольных «деревьев», похожих на чахлые ёлки, капала рыже-чёрная вода. Что-то похожее на букашек вволю бултыхалось в лужах между островками гематита, похожего в этом месте на застывшие кусочки свинца. Выше сталистый магнетит лежал слоями, на которых чахлые грибы толстели и превращались в шары, которые, если на них наступить, лопались и выбрасывали в воздух облачка жёлтых спор. Ушастый мох рядом с водой достигал размеров земных лопухов, а белесые кустики, похожие на хвощ, мешали смотреть в бинокль. От реки тянуло запахом тины и болота. Там что-то возилось – большое и вонючее, как бегемот. Сергею страшно хотелось посмотреть, что это такое. Однако времени разбираться не было.

За обугленными, кривыми сучьями виднелись одноэтажные дома с проваленными крышами и чёрными глазницами окон. Что-то похожее на лодочную станцию, с широкими ступенями и пирсом, примостилось у воды. Даже если там кто-то есть, думал Сергей, то стрелять всё равно не в кого. Одной пулькой этот район не развалишь. А ведь капитан говорил о целой армии каких-то крикунов.

– Может, через мост?.. – предложил он. – Тихонько… прокрасться… А?.. там же никого нет. Сходим на разведку?

Ему хотелось действовать, а не сидеть за забором, а ещё ему показалось, что это самый, если не безопасный, то, по крайней мере, короткий и удобный путь на тот берег. Он почему-то забыл слова Пантигеры о том, что приближаться к облаку опасно. Да и самого облака не было видно. А стрелять через реку, не видя противника, было глупо. С другой стороны, если по мосту никто не ходит, значит, на нём засада. Хе! Ну и задача!

– Чёрт! – выругался капитан Парийский. – Я же их вчера видел. Они по набережной, как муравьи сновали. Вот, блядство! – и он добавил ещё заковыристее, длинно и выразительно.

– А вы как-то связываете их с облаком? – спросил Сергей.

– Да у меня такое ощущение, что они из него вылезают! – с возмущением сказал капитан Парийский. – А что толку? Куда всё делось?!

– В смысле?..

– Ну, что это облако их с собой притащило.

– Притащило?..

– Ну да. Мы за этим явлением лет сорок наблюдаем. Как только возникает облако, появляются нетипичные для планеты существа. На этот раз пришли крикуны. Ты их хоть раз видел?

– Нет. Может, вначале стоит сообщить нашим?

Честно говоря, Сергей не представлял, как действовать в данной ситуации, и полагался на опытного капитана, который на всю жизнь застрял на этом Марсе. По идее, ему никак не меньше семидесяти, думал Сергей, но сохранился отлично. Может быть, этому способствовал сухой климат Марса? А может, гены? Кто его знает?

– Ну да… – иронично согласился капитан, но как-то вежливо, и Сергей не обиделся. – Они пошлют запрос на Землю. Там начнут соображать два месяца, с кем или с чем мы столкнулись. Они же не ясновидящие. А потом прикажут вести дипломатические переговоры. А за это время от всей вашей экспедиции мокрого места не останется. Тебе разве не хочется вернуться домой? Мне хочется.

Он ещё не добавил, что жаждет увидеть жену и детей, с которыми расстался больше полувека назад. Так что ему есть, чем рисковать, понял Сергей. Это мы молодые и дурные. Чёрт!

– Ну смотри… – вздохнул Сергей. – Не нравится мне всё это… – и замолчал на полуслове, вспомнив, что есть ещё 3D карты. С помощью не копии, а настоящего «планшетника» здесь всё можно было давным-давно обследовать, не рискуя жизнью. Сэкономили, вот теперь мы и расхлебываем. Нет, с Землей надо обязательно связаться, подумал он. Обязательно.

Из дома напротив, за рекой, вдруг показался крикун. Больше всего он походил на обычного человека в чёрной форме спецназовца. Только оружие у него было посолиднее – широкое и плоское, с коротким дулом. Неужели лазер? – подумал Сергей. Таким как раз и грохнули Пашку.

Поговаривали, что в нашей армии тоже появилось лазерное стрелковое оружие. Но вряд ли оно такое удобное, подумал Сергей. Наверняка громоздкое и тяжёлое.

Крикун словно учуял их, вперился взглядом, и Сергей, и капитан присели за забором.

– Ох, твою мать!.. ох, мать… у них оружие!.. – произнёс капитан растерянно и глянул в щель, чтобы снова спрятаться. – А вчера не было... Я думал, крикуны только криком берут...

– Если у него тепловик, он нас давно обнаружил, – высказал опасение Сергей.

– Нет у него ничего такого, – зло сказал Парийский. – Они ловят на чем-то другом. Главное, когда их видишь, отворачивайся, смотри только боковым зрением. – Он осторожно выглянул: – Вон они… гады…

– Где? – Сергей поднялся и не сразу увидел.

– Да вон же! За островом1

Действительно, узкий островок, поросший угольными «деревьями», скрывал изгиб дороги. Вот там-то они и столпились: то ли строились, то ли просто вывалили из укрытий. Готовились, должно быть, перейти мост и вступить в новую часть города.

– Всё… сейчас они форсируют реку, и нам капец! – нервно прошептал капитан Парийский. – Определить расстояние можешь?

– До первого дома километр восемьсот пятьдесят метров, – посмотрел Сергей на свои приборы.

– Вызывай Мамиконова! – капитан Парийский так резко развернулся своим большим, крепким телом, что Сергей не ожидал от него такой прыти.

– Большой, Большой! Как меня слышишь? – забубнил Сергей в микрофон.

– Слышу тебя хорошо, – тотчас раздалось в наушниках.

Даже слушать добродушный баритон Мамиконова было приятно, тем более лицезреть его хитрую морду. Есть в нём что-то от арабского бедуина. Уверенность и надежность, подумал Сергей.

– Что там у вас? Мы готовы!

– Мы тоже!

– Давай выдвигайся! Только скрытно, у нас гости!

– Понял! Сейчас прибудем!

Дело обстояло так, что серокожие аборигены слиняли сразу после стоянки. Они предпочли тащить ношу Пашки Марфина, а не тяжёлый контейнер с ядерными пулями. Сергей подозревал, что гоблины прикладываются по ходу дела к бражке, поэтому и выбрали такой груз. А Пашка делал вид, что ни сном ни духом ничего не ведает. Даже после того, как Мамиконов изрядно помял ему грудь, ситуация не изменилась. Марфин только затаил обиду. Разобраться с ним решили потом, после окончания операции с облаком или крикунами – в общем, как получится, потому что никто не представлял, что выйдет из всей этой затеи с ядерным взрывом. Выходило, что человечество в лице горстки людей второй раз применяло такое оружие против живых существ, если первый раз считать Хиросиму и Нагасаки. Так что получалось, что это своеобразный исторический момент, думал Сергей.

Через пару минут раздались тяжёлые шаги, и в канаву перед забором, где сидели Сергей и капитан Парийский, ввалился Мамиконов со своей командой. Они дышали, как загнанные лошади.

– Ваш Марфин ушёл! – доложил Андрей Лобастов. – Обкурился в доску и слинял, только пятки замелькали.

– Чёрт! Надо было его обыскать! – сказал Давыдов. – Где он взял наркотики?

– Не наркотики, а галлюцигены, – добродушно поправил Мамиконов, с жадным интересом выглядывая из-за забора.

– Хрен редьки не слаще! Откуда?

Мамиконов выразительно посмотрел на наивного Давыдова, только разве что не добавил слово «папаша», чтобы не обидеть. Откуда ему знать наши дурные земные привычки, однако примирительно подумал он, времена другие, люди другие и нравы тоже.

– Эка невидаль! Из грибов, откуда ещё?!

– В наше время такую гадость не курили, – нервно поёживаясь, сказал Давыдов. – Психи. Мозгов не жалко.

– А чего их жалеть, говорят, через семь лет восстанавливаются.

Между тем, Сергей и капитан Парийский открыли контейнер и достали две пули. Обе были в колючей изморози и плохо входили в обойму.

– Ничего, – сказал капитан, – сейчас разморозятся. Ну-ка заряди парочку. Только поставь на одиночный.

Сергей щелкнул затвором, и пуля послушно вошла в патронник.

– Готово!

Его стала бить нервная дрожь. Так было всегда: перед погружением, когда он входил в звездолет или когда обнимал Милу – сердце колотилось бешено, словно от этого зависела жизнь. На всякий случай он закрыл шлем на скафандре. Всё-таки это удобная вещь, подумал он, скафандр. Только чуть сковывает движения.

– Целься чуть выше толпы… – посоветовал капитан Парийский. – Ударная волна придёт по ходу пули.

Сергей так и сделал. Он поставил прицельную планку на тысячу метров и взял чуть выше веток «деревьев» на острове. По его расчетам первая пуля должна была лечь между первым и вторым домиками, в аккурат в середине толпы. Надо было, конечно, провести более основательную разведку с помощью «планшетника», подумал он. Но, должно быть, капитан знает, что делает.

Между тем люди чёрного склона – крикуны строились в колонну по четыре. Они явно ни о чём не подозревали.

Сергей уже готов был нажать на спусковой крючок, как у него над ухом раздалось приглушенное: «Куда!.. Куда!..»

– Куда его несёт?! – выдохнул все свои возмущения Мамиконов.

– Во… замутил! – восхитился кто-то знакомым голосом.

Сергей оторвался от прицела и посмотрел направо: Пашка Марфин не изменил себе. Он стоял на мосту и размахивая руками, что-то кричал, обратив своё круглое лицо в сторону района Асио, где пряталось облако. Кажись, он даже рыдал в три ручья.

– Блядь! – сурово произнёс Мамиконов. – Я его убью!

– Эй!!! – орал Пашка. – Эй!!! – Он махал руками, как мельница крыльями. – Я вас вижу!!! Хотите попробовать что-нибудь новенького?

– Стреляй! – приказал капитан Парийский.

– Я так не могу, – ответил Сергей. – Ясно же, что мост снесёт к едрёне-фене.

– Стреляй! Одним придурком меньше!

– Нет! – Сергей вскочил одновременно с Мамиконовым.

До моста-то было всего-то метров триста. Вряд ли это было хорошим решение – с ядерным зарядом в руках бежать неизвестно куда. Но ни Мамиконов, ни Сергей по-другому не могли. Не могли они бросить своёго товарища. Пусть этот свой и был полным козлом.

Они почти одновременно очутились на мосту, хотя Мирон Парийский, кажись, сорвал голосовые связки, приказывая Сергею остановиться.

– Да помню, помню! – повторял он шепотом, когда бежал, – что у меня на всё про всё двадцать, а то и всего пятнадцать минут. Не маленький! Ишь, как волнуется.

Пашка Марфин прекратил махать руками, привлекая внимание облака. Зато при виде Мамиконова и Сергея решил сигануть с моста. Мамиконов изловчился и поймал его за пятку в последний момент, когда Пашка уже оттолкнулся, чтобы спланировать над рекой Шкабарь. Видать, он принял себя за ласточку-береговушку.

Сергей подскочил, и они вдвоем, перетащили Пашку через ограждение моста. В тёмной реке шевельнулась какая-то тварь – огромная, слонообразная – и ушла на глубину, оставив после себя водоворот, в который засосало бы и грузовик.

– Я вас что, просил! – закричал Марфин. – Может, я кайф хочу поймать! Может, у меня крылья выросли, а вы их топчете! Уроды! Пресмыкающиеся! Гады! Ам-фи-би-ииии!

– Заткнись, падла! – велел Мамиконов и встряхнул Марфина, как мешок с картошкой.

Зубы Марфина клацнули, как крышка пианино, а голова мотнулась туда-сюда, как одуванчик на ветру. Но он кричал:

– Хочу, хочу, хочу кайфа и летать хочу! Бу-бу-бу-бу-бу-бу…

Жёлтая минеральная краска с его лица облетала, как чешуя у рыбы.

– Убью, мозгляк! – пообещал Мамиконов.

Но Пашка Марфин в ответ то панически орал, как щенок, то беспечно улыбался, словно жаба. Ему, как всегда, было наплевать свою судьбу. Его круглая, как блин, физиономия ничего не выражала, кроме желания куда-нибудь бежать и во что-нибудь вляпаться.

Сергей посмотрел, что делается за рекой. Крикунов, которые строились на набережной, с моста видно не было. Однако за домиками на набережной и угольными «деревьями» раскинулся целый лагерь: вышки, палатки, кухни, какие-то диковинные машины, сходные со стрекозами. Одна из них как раз разминала крылья. Что-то похожее на танк ворочало стволом – вверх-вниз, вправо-влево.

Вот это да! – подумал Сергей. Вот это мы влипли, даже если бы разнесли всю набережную. До лагеря было слишком далеко даже для СВТ-40.

С вышек их, конечно, заметили, и несколько крикунов уже бежали по направлению к мосту и даже стреляли из своих винтовок. Но расстояние было слишком большим.

– Пошли в жопу! – орал Пашка и пробовал даже кусаться до того момента, пока кулак Мамиконова не опустился на его череп. Ноги у Пашки нехотя подогнулись, он повис на Мамиконове. Мамиконов кинул его на плечо, как тряпичную куклу:

– Стреляй, чего ждёшь?!

Сергей поднял винтовку примерно под сорок пять градусов. Встал в стойку боксера, уперся ногами в мостовую, и когда увидел, что Мамиконов с Пашкой на плечах скрылись за мостом, выстрелил.

Даром, что патрон был усиленным – СВТ-40 лягнула его в плечо, как лошадь копытом, и Сергей, едва не упал, взвыв от боли, хотя и готов был к такому удару. Почти согнувшись пополам, он заставил себя выпрямиться и, уже зная, что окончательно доконает плечо, но, боясь, что вторая чудо-пуля разорвётся в стволе, ещё раз нажал на спусковую скобу.

На этот раз было ещё хуже – плечо словно отвалилось вместе с винтовкой. И Сергей, решив, что как минимум раздробил себе сустав, подхватил левой рукой СВТ-40 за ремень и, подвывая, и поскуливая, побежал к своим, абсолютно забыв о том, что стрелял ядерными пулями.

Взрыва всё не было и не было. Его не было, когда Сергей покрыл половину расстояния, его не было, когда он добежал до конца моста, его не было и когда он прыгнул, и только тогда «оно» взорвалось.

Ударная волна с опозданием нагнала его в тот момент, когда он коснулся ногами подошвы песчаного откоса. Должно быть, это и спасло его, только по шлему ударило всего лишь пару камней, да за спиной рухнуло ограждение моста.

При касании с землей Сергей не удержался на ногах, перевернулся пару раз через голову и, выломав небольшую просеку в угольных «деревьях», скатился в канаву. В этот момент он уже был без сознания и мало что ощущал, даже тряску почвы, как при землетрясении.

Он не видел и самого главного. Мамиконов потом рассказал ему. «Когда ты выстрелил, «стрекозы» крикунов уже взлетали. Парочка из них была в воздухе. А другие вот-вот должна была подняться вслед за первыми. Да и танки выползли в центр лагеря и направили пушки в твою сторону. Тревога в лагере, суета, паника. Всё такое. Мы видели, как ты выстрелил первый раз. Ничего не произошло! Ну, думаю, писец подкрался незаметно – пуля бракованная. Потом ты ещё раз бабахнул и побежал. Некоторые из наших уже смазали пятки жиром. Я как дурак, с Пашкой вожусь, который брыкается, что твой козёл. В общем, все решили, что это не пули, а наебаловка сплошная, зря только контейнер тащили, и что сейчас нам всем конец придёт: перелетят «стрекозы» через речку и сожгут своими лазерами. Я даже Пашку отпустил, потому что всё бессмысленно стало. Только так спокойно смотрю, как «стрекозы» барражируют. Жду, когда они меня убивать начнут. А пульки-то твои возьми и взорвись почти одновременно. От «стрекоз» одни крылья мелькнули в свете искусственного солнца. Я, естественно, мордой в канаву, памятуя о поражающих факторах ядерного взрыва, хоть он и был маленьким, почти микро. Но учитывая небольшой расстояние, я тебе скажу, это было дело! Потом – вспышка, свет от которой, казалось, проник во все щели, и начало качать. Только я не понял: у тебя две пули было? Значит – два взрыва. А нас подбросило раз десять. Должно быть, у крикунов боеприпасы рвались. Вот так-то, братишка. Молодец ты! Я тобой горжусь!»

Потом к Сергею подошел капитан Мирон Парийский сердито посмотрел и неожиданно произнёс:

– От лица командования первой советской экспедиции на Марс и от себя лично, выражаю благодарность!

– Спасибо… – пробормотал Сергей, поднимаясь и придерживаясь левой рукой за какие-то скобы в стене.

После ядерного взрыва они отступили на заранее намеченные позиции, то есть в подвал то ли котельной, то ли кочегарки, стены которой были сделаны настолько добротно, что выдержали ударную волну. Хотя Сергей подозревал, что она, волна, была вовсе не такой сильной и что действие ядерного оружия преувеличено. Две неоновые лампы, казалось, только сгущали мрак.

– У нас ещё пара спец-пулек имеется, – похвастался Лобастов. – Стрельнем?

– Не-е-е… – открестился Сергей, чувствуя, что ему сейчас не до разговоров, – я не знаю… это не винтовка, а пушка…

– А что ты хотел?! – удивился Лобастов. – Выстрелить на четыре километра! Ещё бы! Я бы лично не решился.

Ага, тупо сообразил Сергей. Я у них типа подопытного кролика был. Нашли молодого, необстрелянного. Но в данном случае его подвело прошлое: Сергей понадеялся на свой сталкеровский опыт, в котором, однако, не было ядерного оружия, но было много стрельбы.

– Ничего, ничего, – похвалил его Парийский и ободряюще похлопал по больному плечу. – Ты парень крепкий. Выдюжишь. А дело ты сделал доброе. Теперь это облако к нам, может, вообще не сунется. Стало быть, ты спас планету. Ну скажи, кто из знакомых тебе людей, спас целую планету, типа Марс?

– Никто… – смущенно пробормотал Сергей из последних сил, чувствуя, что на лбу выступает испарина и что он сам куда-то уплывает.

– Ну чего вы к человеку пристали. Видите ему плохо! – налетел врач Давыдов. – А ну-ка садись! А ну-ка давай снимай скафандр. Что у тебя с плечом, сломал, что ли?

Это я когда стрелял, хотел объяснить Сергей, но сил не было даже ворочать языком. На какой-то момент он отключился и увидел Милу, которая ему сказала: «Ты вернёшься, и мы поедем в Городок-Три. Я жду». Встреча, однако, оказалась очень короткой. Он предпочел бы развить события и воспользоваться обстоятельствами, но его окликнули из неоткуда. Сергей удивленно завертел головой и очнулся.

– Ну вот и молодец, – бодрым голосом говорил Давыдов, суя ему под нос ватку, смоченную нашатырём. – Ну вот и хорошо. Ну и молодец. Ты парень сильный. Нечего тебе в обморок падать. Ты нам ещё нужен! А кто будет из винтовки стрелять?!

Плечо у Сергей действительно был никаким, онемело, боль отдавала в кисть и ногу так, что моментами казалось отваливается вся правая часть тела.

С превеликой осторожностью Мамиконов помог Сергею разоблачиться и включил свои фонарики на скафандре, чтобы доктору лучше было видно.

Сергея уложили на пол, и он старался думать о Миле, всё ещё храня тепло её губ, а не о своём плече, но у него плохо выходило. Мамиконов почему-то присвистнул. На лице появилось жалостливое выражение. Дело дрянь, решил Сергей, отрежут руку, и старался не глядеть вправо, где орудовал врач Давыдов. Руки у него были сильными и ловкими.

– Вывих у вас, молодой человек, на фоне вторичной травмы, – бодро сообщил Давыдов. – Я вообще удивляюсь, как вы стреляли с выбитым плечом. Я его вам заморожу, но думаю, это мало поможет. Будет очень больно. Дай ему прикусить что-нибудь, а то все зубы покрошит.

Мамиконов засуетился.

– Ну рукавицу, что ли?! – нервно оглянулся на него Давыдов, разбивая большую ампулу с какой-то жидкостью.

Из большой ампулы ударила холодная жидкость, и Давыдов направил её на плечо Сергею. Откуда-то сбоку в поле зрения Сергея вплыло растерянное лицо Мамиконова, которому самому было в пору грохнуться в обморок.

– Слушай, там у тебя такой чёрный синячище… Прикуси… – попросил он почти слезно. – Правда, она грязная, но ничего чище нет… – и сунул под нос Сергею перчатку от скафандра.

Сергею ничего не оставалось другого, как вгрызться зубами, хотя он не чувствовал плеча вообще и только в общих чертах представлял, что с ним будет делать врач Давыдов. Лицо врача сделалось очень сосредоточенным, он вцепился в кисть и предплечье так, словно собирался оторвать руку, а потом дёрнул изо всех сил. Из глаз Сергея полетели искры, словно ему врезали битой со всей силы, но как ни странно, он не отрубился, а вслед за вспышкой боли ощутил мгновенное облегчение, словно правую его часть тела включили и в нём завёлся моторчик, который раньше молчал. Всё мгновенно встало на свои места, и голова прояснилась.

– Ну молодец! Ну молодец! – обрадовался врач, явно испытывая облегчение. – Я же говорил, что сильный!

– Фу-у-у… – смахнул пот со лба Сергей и сел. – Дайте попить.

– О! – констатировал врач Давыдов. – Больной сдувает пену с лекарства, значит, будет жить!

Сергею сунули кружку с горячим, сладким чаем, и он стал пить его маленькими глотками, помогая себе правой рукой, в которую постепенно возвращалась сила, а боль, наоборот, отступала куда-то внутрь, пока не затихла, как маленький голодный зверёк, но то и дело напоминала о себе, правда, с каждой минутой всё меньше и меньше, пока вообще не умерла.

Чай был настоящим, чёрным, а не той бурдой, которой бурильщиков поили на базе. И сахар был настоящим, а не искусственным в таблетках. Должно быть, из запасов ещё первой советской экспедиции, решил Сергей, растягивая удовольствие и наблюдая за суетой вокруг себя.

– Большой… а Большой… – позвал он, когда Гоша пробегал мимо.

– Чего, друган? – наклонился, как скала, Мамиконов.

– А где Пашка?..

– Убёг твой Пашка, – вмешался белый муран Турес. – Нехороший человек твой Пашка! Мы для него так старались, так старались. Самогон варили, а он гадом оказался, твой Пашка!

В руках он держал оружие крикунов – широкое, плоское, с маленьким, игрушечным стволом. Классно! – подумал Сергей. Надо будет себе достать.

– Где взял?

– Где надо, там и взял, – грубо ответил Турес, не желая раскрывать своих секретов, – лучше объясни.

– Чего объяснять? – спросил по привычке морщась Сергей. – Ваши тоже бегают.

– Убёг, убёг, – чуть насмешливо вмешался Мамиконов. – Только его и видели. Или всё-таки решил полетать, или убёг вместе со своими серокожими гоблинами.

– Нехорошо говоришь, – очень серьёзно заметил Турес. – Мне тоже цвет вашей кожи не нравится, потому что слишком белый, но я молчу.

– Не обижайся, братишка, – пошёл на попятную добродушный Мамиконов, незаметно подмигнув Сергею. – Вырвалось, извини. Исправлюсь. Больше не буду.

Сергей уловил, что, несмотря на разговоры, все чего-то ждали.

– Слушай, – сказал Мамиконов, – мы здесь с помощью «планшетника» прогулялись, увидели кое-что и послали Петрова в разведку.

Ясно было, что Мамиконов не доверяет неудачной копии «планшетника». Даже с оригиналом было небезопасно в случае, если нарвёшься на всякие блокировки. Вмиг сожгут и «планшетник», и тех, кто им пользуется. А облако Глобула явно энергетическое образование, ему, как говорится, сам бог велел.

Явился Петров, вернул Сергею шлем и заявил:

– Всех скосили. Оплавленная пустыня. То, что не сделала ударная волна, довершила радиация.

– Ну и ладушки! – обрадовался Мирон Парийский. – Уходим в запасной лагерь.

– А почему в запасной? – спросил Мамиконов, помогая Сергею подняться.

– На всякий, – ответил капитан. – Вдруг на первой базе нас уже подстерегают. А о том месте, куда мы пойдём, никто не знает.

Но Сергей уловил в его фразе неуверенность, и эта неуверенность была связана с докладом Петрова. Не всё в этом докладе было гладко. Даже у Сергея возник вопрос насчёт облака. Думаете, бабахнули – и всех крикунов одним махом! А так не бывает, утвердился в своём мнении Сергей. Не должно облако Глобула сдаться безропотно. Не должно. Это аксиома. Если сдалось, значит, в нём нет силы. Значит, с ним можно не церемониться, но ведь это не так, если вспомнить всё то, о чём рассказывали и Мирон Парийский, и аборигены. Если оно сумело их цивилизацию сломать, значит, мы его только пощекотали. Надо было бы ещё раз обежать окрестности с помощью «планшетника», хоть наш «планшетник» и дерьмовый. Только Сергей так подумал и собрался уже обратиться к Мамиконову, как облако Глобула и засвистело.

Разъяренным было облако Глобула, потому что даже не шипело, как обычно, а свистело, да так сильно, что у Сергея заложило уши, а в подвале повисла ржавая пыль.

– Видать, достали мы его! – радостно крикнул Мамиконов, зажимая уши.

Он побежал, но словно споткнулся и упал поперек помещения. И многие тоже падали: и Парийский, и Лобастов, и Давыдов, даже белый муран – Турес. Сознание сохранили только Сергей и Петров.

– Тебя как зовут? – с трудом перекричал свист Сергей.

– Толян, – ответил Петров.

– Слушай, Толян! Найди в аптечке доктора нашатырь и сунь каждому под нос! Нечего им валяться!

Сам Сергей первым делом помог подняться Мамиконову и привёл его в чувства более-менее ловким ударом в солнечное плетение. А когда тот отдышался, сунул в морду фляжку с самогоном и заставил сделать большой глоток.

Мамиконов закашлялся, замотал головой, как овцебык, объевшийся перебродившего зерна, и вопросительно уставился на Сергея налитым кровью глазом. Второй затек большим синяком.

– Собирай команду! – сунул ему в руки фляжку Сергей и присел, потому что был ещё слаб.

Глобула всё свистело и свистело.

***

Оно свистело и потом, когда они, спотыкаясь и шатаясь, брели, как сомнамбулы, по штреку, вдоль транспортёрной ленты, на которой ещё лежали куски угля, вдоль путей, на которых застыли словно брошенные впопыхах вагонетки, а ещё там по тёмным углам, в зарослях угольных «деревьев», белели трупы людей и невиданных животных. И всем то ли казалось, то ли в самом деле, но под ржавым потолком тлели лампы и где-то далеко-далеко одиноко скрипел вентилятор, нагоняя смертельную тоску и оторопь. Неведомые птицы, не имеющие крыльев, выбегали из темноты и бесстрашно склевывали из-под ног людей и копыт белого мурана и Давыдова юрких насекомых. А это как минимум значило, что не всех птиц убило на планете Марс. Вместе со странными птицами из темноты выныривали создания, похожие на крыс, только на высоких лапках. Однако самое интересное заключалось в том, что не крысы охотились на птиц, а наоборот, бескрылые птицы – на крыс, протыкая их своим острыми, как шило, клювами. То там, то здесь по углам то и дело слышалось предсмертное крысиное верещание. А клювы этих самых птиц были острыми и с зубами.

Как долго облако свистело, Сергей не запомнил, не мог сказать. Время словно остановилось или сделалось резиновым. Но видно, достаточно долго, потому что и у самого Сергея, который вообразил себя неподдающимся свисту, лопнуло терпение и он так заорал и зарычал в ответ, что в окружающей остановке сразу что-то изменилось. Словно лопнула невидимая оболочка и у людей включилось сознание, и все сообразили, что облако Глобула, оно же «зубанка», уже не свистит, как проткнутая автомобильная шина, а давно перешло на шепот и что оно ищет, ищет, ищет противника, который её обидел, но не может найти. И тогда они все поняли, что, уничтожив лагерь людей чёрного склона – крикунов, они тем самым обрекли последних обитателей города Сен-Пала на медленную и мучительную смерть.

Сергей так и не разобрался во всем том, что он увидел, пока облако свистело и шипело. В его мозгу не было аналогов, и он только запомнил, что на помощь придёт Пантигера, а ещё – какие-то странные крикуны, изрыгающих вместо криков – пламя. Впрочем, все свои видения Сергей, как материалист, отнёс исключительно на счёт воздействия облака Глобула. Тогда здесь все должны быть наркошами, решил он, раз оно так разбирает. Неплохо было бы расспросить всех остальных, какие у них видения. Облако Глобула, слезливо булькнув напоследок, замолкло. Хорошо, если оно выдохлось, подумал Сергей.

Они окончательно пришли в себя на выходе из горы, зев которой отрылся и выпустил их наружу.

Здесь их и застал суровый оклик полковника Бастрыкина:

– Где вас черти носят? – раздалось в наушниках.

– Здесь мы… – неопределенно ответил Мамиконов, всё ещё не придя в себя.

– Мы ноги сбили в поисках ваших личностей! – никак не мог успокоиться Бастрыкин. – Ну-ка докладывайте, где вы были и что вы делали всё это время? Петрова с Марфиным нашли?

– Так точно… – не очень уверенно пробормотал Мамиконов.

– Так точно или не точно! – вскипел полковник. – Опять пьяны?!

– Никак нет! – влез в разговор Сергей. – Сержант Бабура. Разрешите доложить?

– Докладывайте! – смилостивился Бастрыкин. – Что там у вас, землетрясение?

Сергей поморщился. Полковник, как всегда, рта не давал открыть.

– Это облако Глобула свистело.

– Какое ещё, к чёрту, облако? – удивился Бастрыкин. – У нас сейсмографы зашкаливают! «Зубанка» на такое не способна.

– Ну вот это облако и свистело.

– Ладно, хватит нести ерунду! – приказал Бастрыкин. – Всем четверым немедленно явиться к лифтовой площадке для отбытия на базу. Ждём вас в течение двух часов, потом идём искать. Так что не утруждайте нас, а то сами понимаете, все злые и напряжённые.

– Есть явиться, – сказал Сергей и отключил связь, пусть теперь с ним Мамиконов разговаривает. Он старший.

Из-за того, что полковник всё время говорил на повышенных тонах, Сергей совершенно забыл доложить ему о том, что надо связаться Землей, чтобы они пошарили здесь с настоящим «планшетником» и подсказали, что делать дальше, а главное, как себя вести с этой самой «зубанкой», то бишь облаком Глобула.

– Ну что, получил на орехи? – спросил Мамиконов злорадно.

– Приказано явиться… – начал объяснять Сергей, забыв, что и у Мамиконова тоже имеется связь.

– Да слышал, слышал… – махнул Мамиконов. – Раскомандовался, вояка хренов.

– Он же, наверное, притащил сюда всех наших? – предположил Сергей.

– Если не всех, то половину точно.

– Жаль пацанов. Угробит к чёрту!

– Да, может… – угрюмо согласился Мамиконов. – А что делать-то?

– Откуда я знаю, – огрызнулся Сергей. – Товарищ, капитан, а где мы вообще?

Мирон Парийский ещё не пришёл в себя. Он пребывал в видениях. Плавно водил в воздухе руками, словно дирижировал невидимым оркестром. Впрочем, и все остальные: Лобастов, врач Давыдов и Турес вкушали то же самое. Только каждый по своёму. Лобастов, как и Мамиконов первый раз, пускал слюнки и чуть ли не мурлыкал. Давыдов, видать, общался с детьми, потому изображал папашу, баюкающего ребенка. Турес вообще не понятно что делал – что-то лошадиное, и даже тихонько ржал.

Петров сказал задумчиво:

– Я, честно говоря, боюсь. Ведь арестуют же и посадят.

– Да, – согласился Мамиконов, – а ещё изнасилую и убью.

Сергей понял, что у Большего появился план. Он вслед за Мамиконовым подошёл и выглянул из зева горы.

– Приказ исполнять надо, – как бы между делом напомнил Мамиконов, – а то нам Марса не видать, как собственных ушей.

Петров ответил:

– Куда деваться. А что будем говорить о Марфине?

– Скажем правду, – поморщившись, ответил Мамиконов.

Должно быть, они забрели в своих странствиях под землей на край города, потому что перед ними простилался прямой, как стрела, откос градусов под сорок, и на этом богом забытом откосе «росли» угольные «деревья». Древняя канатная дорога лежала под ногами в виде груды ржавого железа. Сергей подошел и потрогал огромной колесо. Даже время не могло его полностью съесть.

Террикон был сложен из красно-рыжих слоистых пород. Удушливо пахло серой. Вечерело. И надо было, действительно, уходить.

Капитан Парийский пришёл в себя, пошатываясь, выбрался из пещеры и сказал:

– Я вас выведу, вы не волнуйтесь. Коммунизм у вас ещё не под запретом?

– Да нет… – оторопел Мамиконов. – Коммунисты у нас, как все остальные люди.

– Ну и слава богу, – сказал капитан. – Страшно хочется посмотреть на земную базу. Ужас как хочется…

Глава 5

Тайны Марса

– Чего на неё глядеть-то, – пробурчал Толян Петров. – Она у меня уже в печёнках сидит – эта база. Век бы её не видать!

Капитан Парийский только хмыкнул:

– Сытый голодного не поймёт. Я цивилизацию не видел сто лет, а ты меня учить вздумал. Я может, этого часа всю жизнь ждал.

– Извините… – пробормотал Петров, – вырвалось. Я ведь не со зла… накипело… они ведь нас, не спросив, упекли сюда как минимум на пятнадцать-семнадцать лет до следующего великого противостояния!

– Ладно… – махнул рукой капитан, немного растерявшись и поняв, что Земля уже всех допекла, – пролетели. Пойдём на восток, так быстрее и ближе.

Все посмотрели в ту сторону, куда он указал: там высились серебристые ступенчатые небоскрёбы в окружении чахлого угольного леса. Кое-где в стёклах отражались неведомые огни. Небо там тоже словно прояснилось – как раз над домами, словно из-за туч ударил луч света и стал быстро-быстро перемещаться. Что за диво? – подумал Сергей, вроде солнце ярче стало? И отвлекся. Из горы на карачках выползли, озираясь, все остальные, и сразу выяснилось, что врач Давыдов и Андрей Лобастов дальше идти не могут по какой-то таинственной причине.

– Не можем, и всё! – отрезал Лобастов, который, несмотря на свой безобидный вид, внезапно проявил упрямство.

Он явно, как и Давыдов, куда-то спешил.

Врач выразился скромнее:

– Не обессудьте, но мы действительно не можем. Нам ведь тоже хочется посмотреть на соотечественников. Но как только мы уладим дела, то обязательно вас навестим.

Что за такие таинственные дела, сообщить они не посчитали нужным. Сергей вопросительно посмотрел на капитана, но его лицо было непроницаемым, как африканская маска из красного дерева. Широкие, крепкие скулы даже не дрогнули, а голубые глаза остались непроницаемыми, как облако Глобула. Турес, похоже, тоже ничего не знал, а если и знал, то был солидарен с врачом и Лобастовым. Странные они какие-то, подумал Сергей, словно завороженные Марсом, словно жизнь их сломала и они плывут по течению.

– Не цепляйся! – предупредил Мирон Парийский и отвернулся.

Поднимая пыль, они спустились по откосу и внизу расстались, едва пожав друг другу руки. Давыдов с Лобастовым быстро нырнули в угольный лес и пропали, словно их и не было.

Туресу очень, ну очень хотелось увидеть земных женщин. Он даже почистил от рыжей пыли свои копыта и поправил жалкие лохмотья из мешковины, забыв, однако, о маске из жёлтого минерального вещества. Его желание можно понять, брезгливо думал Сергей. Местные женщины, наверное, страшные, как моя смерть. Но его ждет большое разочарование. А вот врача и Лобастова Сергей не понял. Он начал кое о чём догадываться, когда Мамиконов нетактично стал расспрашивать капитана – и так, и этак. Однако капитан отделывался односложными фразами и воротил каменное лицо от Мамиконова, всем своим видом давая понять, что не хочет говорить на эту тему. Но старший сержант был толстокожим и неумолимым, как бурное море. В конце концов Сергею стало за него стыдно.

– Слушай, чего ты прицепился к человеку? – спросил Сергей, когда они отстали от группы. – Тайна, скорее всего, не его. К тому это тайна, а не хвост собачий! Чего пристал?!

Просёлочная дорога вилась среди унылых рыжих терриконов с лысыми верхушками, в низине текли рыжие ручьи в блестящих кристаллах гематита. В этом месте он был чёрный с красными и желтыми прожилками, красивый, как царские ожерелья. Поначалу все члены экспедиции собирали этот гематит, хватаясь друг перед другом особенно редкими экземплярами. Затем надоело, потому что на Марсе этого гематита было столько – хоть лопатой греби. К тому же он не годился для серьезных поделок – был слишком мягким и в полированном виде быстро мутнел.

– Ну а чья? – глуповато спросил Мамиконов. – Чья тайна?

Он не собирался меняться, и Марс ему нравился тем, что здесь от Мамиконова не требовали никаких обязательств, кроме служения родине хотя бы и в рядах мало престижного марсианского стройбата.

– Слушай, Большой, ну ты даешь. Чего, не можешь сам догадаться, чи поди, уже не маленький?

– Не могу. Мне, понимаешь, лень. Мозги словно закисли от этого Марса, – пожаловался Мамиконов и с надеждой посмотрел на Сергея – может, он чем поможет?

– Я тебя не узнаю.

– Ей богу! – поклялся Мамиконов. – Чтоб я сдох! Лень думать. Бегать – могу, прыгать – могу, а думать – не могу! Вот так, брат! Это всё проклятый Марс!

– Ну сколько мужчина может прожить без женщины? – очень серьёзно спросил Сергей, который наконец понял, что Мамиконов не придуривается.

– Два дня, – твердо ответил Мамиконов, пожевал губами, подумал и поправил сам себя: – Даже – один! Да и то с большим трудом, если не думать о них!

– А на Марсе?

Мамиконов тяжело вздохнул, давая понять, что это ну очень больная тема:

– Не спрашивай, сам знаешь...

– Это мы с тобой год мучаемся, а здоровые мужики здесь пятьдесят лет без всякой надежды вернуться.

– Ага… – оторопело согласился Мамиконов. – Ну да… Я как-то не подумал. Они все такие древние. Зачем им женщины?

– Ну во-первых, они не такие древние, а во-вторых, они, когда сюда попали, были, примерно, такими же молодыми, как мы с тобой.

– Извини… не подумал… – Мамиконов почему-то покраснел и глянул в спину капитана, который двигался в авангарде. – Мужик он вроде ничего… А?..

– Я думаю, что врач и Лобастов к семьям побежали, – сказал Сергей, вполне разделяя его суждение.

– Иди ты! – не поверил Мамиконов и даже остановился прямо посреди ржавой лужи, в которой, будь она земной, плавали бы лягушки, а так – одни пузыри углекислого газа.

Ему сделалось так стыдно, что он готов был провалиться сквозь землю.

– А я тебе, о чём толкую?

– Я даже не подумал. Вот честно, положа руку на сердце.

– К семьям они пошли, Гоша. К семьям. Сто процентов. Попрощаются и вернутся. Там же, на Земле, у них тоже кто-то остался.

– Да… – со вздохом согласился Мамиконов. – Как-то даже странно. Смешение даже не наций, а марсиан с людьми.

– Вот тебе и вся тайна, – сказал Сергей.

– А я уже было подумал…

Но что он подумал, Мамиконов сообщить не успел – достаточно далеко, так далеко, что это было почти безопасно – опять на фоне серебристых ступенчатых небоскрёбов, почти сливаясь с угольными «деревьями» на терриконах, промелькнула зловещая тень, похожая на крокодила, которая толкала перед собой конус свет. И всем сразу сделалось неуютно под невидимым небом и захотелось куда-нибудь спрятаться и затаиться. Но прятаться было некуда, кроме как залезть в канаву под угольные «деревья» в надежде, что стрекозы крикунов пролетят стороной и не заметят. Все сразу куда-то пропали. Сергей остался один.

Вот тебе бабушка и юрьев день, подумал он, вертя головой, зря я себе плечо попортил. Глобула живучее оказалось. Обломанные ветки «деревьев», источая углекислый газ, росли на глазах, и нам ними поднималось легкое угольное облачко. Налетел ветер и потянул его вдаль, чтобы размазать по небосводу и сумеркам.

А потом они увидели крикунов во всеоружии – с плазменными винтовками и в шлемах, смахивающими на эсесовские.

Хорошо хоть Мамиконов скафандр мне испачкал, подумал Сергей и полез за пистолетом АПС, абсолютно забыв, что у рыжего Туреса лазерная винтовка. В тихой, безжизненно атмосфере города звук затвора был похож на удар грома, но он совершенно не насторожил крикунов. Должно быть, они не были с ним знакомы. Они топали по дороге, и было такое ощущение, что для них это просто прогулка в угольном парке. Хорошо, если это так, подумал Сергей и поймал впереди идущего на мушку, потому что тот дошёл до развилки и, постояв, поджидая остальных, тронулся дальше. Ему предстояло сделать ещё шагов пять. За пригорком он наверняка увидит наши следы, подумал Сергей, и всё поймет. Из-за больной руки он держал пистолет не очень уверено и понимал, что вряд ли попадет в крикуна даже с тридцати метров. Вдруг внимание крикуна привлекло что-то другое. Он повернул голову вправо, постоял-постоял, пока к нему не подошли другие, и все двинулись прямо сквозь заросли угольных «деревьев», ломая их с треском, как ледокол ломает лед. Шум их шагов всё затихал и затихал, потом раздался крик – тот самый крик, который все приписывали облаку Глобула и который оказался не свистом, а криком крикунов.

Они, потеряв голову, побежали, он не прямо, а подальше от крикунов, и Сергей очнулся в каком-то овраге, куда скатился, как бревно. Он обнаружил, что изрядно вспотел, барахтаясь в вязкой, как клей, грязи, и, открыв стекло шлема, перчаткой вытер лоб. В наушниках кто-то дышал, как загнанный зверь. Сергей побоялся выдать своё присутствие – вдруг у крикунов та же частота связи или радар какой-нибудь, основанный на доплеровском эффекте. Но вслед за тяжелым дыханием раздался шепот Мамиконова.

– Ты меня слышишь?

– Ну?..

– Капитан говорит, что дальше по поверхности идти нельзя, что город оцеплен...

Чёрт, выругался Сергей и подумал о полковнике с бригадой. Тот пойдёт их искать и по незнанию может влезть в какую-нибудь историю. Существовал такой вариант развития событий. Полковника было совсем не жаль, а вот бригаду во главе с Жорой Генацаревским было жаль.

– Слушай, надо наших предупредить. Спроси у капитана, можно ли пользоваться «длинной» связью?

– Уже спросил – нельзя. Стрекоз наведём.

Голос Мамиконов звучал, как издевка. Да что же он такое говорит? – удивился Сергей и спросил:

– Что будем делать?

– Здесь недалеко туннель, ведущий к центру, – что-то вроде метро недостроенного. Пойдём по нему. А из него уже предупредим. Поднимайся на холм.

Только тогда Сергей обнаружил, что вся славная четверка: капитан Парийский, старший сержант Мамиконов, вольнонаемный Толян Петров и белый муран – Турес, сидят наверху и со злорадным любопытством наблюдают, как он сержант Сергей Бабура ковыряется в грязи. Тогда он выругался и сказал:

– Черти окаянные! Бросьте верёвку!

Ему бросили веревку, и он вылез. Оказывается, они вовсе не злорадствовали, а держали военный совет. Странный совет – на виду у всего города и пустыря, в дальнем конце которого, под терриконом, крикуны воевали неизвестно с кем. Сергей, невольно пригибаясь, спросил у капитана:

– Что они там делают?

– Крыс глушат.

– Как глушат?

– Это их излюбленная еда. Они их сушат, посыпают специями и жуют.

– А я думал, что это бестелесные твари.

– Почти андроиды, сознание у них не больше, чем у кошки, зато реакция – только позавидуешь. Но едят они белковую и растительную пищу. Не таскать же им с собой батарейки?

Они перевалили через группу холмов, которые когда-то были терриконами и которые железистые дожди их основательно размыли до металлического гематита, и очутились возле стальных ворот, на которых висел огромный ржавый замок.

– Сейчас… сейчас… – пробормотал Мирон Парийский, возясь с замком.

Сергей спросил:

– Сам поговоришь с полковником, или мне?.. Скажи насчёт «зубанки» и «планшетника». Пусть сообщим на Землю.

Получать на орехи в очередной раз он не хотел, понимая, что это болезненно для самолюбия. Должно быть, полковник забыл, что сам когда-то ходил в разведку и попадал в передряги. А может быть, он всех других считает придурками? – подумал Сергей.

– Сам, – коротко ответил Мамиконов и принялся его вызывать.

Сергей услышал первые резкие фразы полковника Бастрыкина и отключился, чтобы не нервничать. По лицу Мамиконова и его ответам можно было догадаться, что полковник Бастрыкин пребывал в состоянии разъярённого быка.

– Да я… – попытался вставить Мамиконов. – Да мы… Так точно… не-а… не знаю… не знаком…

Потом Мамиконов долго морщился, слушая, о чём твердит ему Бастрыкин. Лицо его всё больше и больше вытягивалось. Первым сползла наглая ухмылка, которая прописалась на его физиономии, наверное, ещё в утробе матери. Вторым пропал весёлый блеск в глазах, третьим – опустились квадратные плечи.

Сергею стало интересно и он на мгновение подключился:

– По тебе тюрьма плачет, сынок! Мы уже оборудовали один из тупиков. У вас будет не камера – у вас будет холодная с сосульками! Вы прославитесь как первые заключенные Марса. Мы вас будем судить как дезертиров! Алкоголики, не забывайте, что вы служите в армии!

Сергей отключился. Хотел он напомнить, что первым заключенным был Пашка Марфин, да передумал – переспорить начальство невозможно. Капитан Парийский всё ещё возился с замком, повторяя, как молитву:

– Сейчас я… сейчас!..

Мамиконов, загораживая микрофон, произнёс:

– Зачем так психовать? Я ему о первых советских марсианах, а он мне о расстреле. Полный идиот. Пропали наши миллионы. Нахера я летел на этот Марс?! А?

Сергей пожал плечами. Точно такой вопрос он мог задать и Большому.

– Ты ему скажи, что в городе враги, путь там не тусуется на виду у всех.

– Да он даже не хочет слышать ни о каком городе! – возмутился Мамиконов.

– Что?! Кто там у тебя рядом?! – полковник так заорал, что его голос услышал даже Парийский, который возился с замком.

Тень на горизонте из крокодила превратилась в дирижабль цвета металлик, но, к счастью, прошла стороной. Сергей вздохнул с облегчением. Слава богу, не по нашу душу. Турес понял, что с землянами каши не сваришь, задрожал, как осиновый лист на ветру, и, выпучив глаза, полез в щель между железобетонными блоками – только земля полетела, как из-под суслика. Парийский же только сжался и стал дёргать замок что есть силы. Похоже было, что он впервые растерялся.

– А ну! – Сергей постучал ботинком в копыто. – Турес, дайка твою винтовку!

– Не могу, я её в бою взял, – глухо отозвался Турес.

– В каком бою, на фиг?! У нас боя не было!

– Пошёл в задницу! – выругался Турес и на всякий случай лягнулся, но промазал.

Сергей пнул его что есть силу в эту саму задницу, тем более, что она была у всех на виду.

– На, пришелец! Подумай лучше о своей душе, она тебе больше не пригодится! – белый муран перешёл на злобный фальцет.

Сергей схватил иноземное оружие и подбежал к капитану. Угрозы марсианина его мало волновали. Все они какие-то, мягко говоря, недоделанные, решил он.

– Давайте попробуем, как оно действует?!

Парийский оглянулся, но не на Сергея, а куда-то вверх, выше его головы. Сергей, испытывая плохое предчувствие, тоже оглянулся. Мамиконов всё ещё пререкался с полковником Бастрыкиным. Петров с любопытством слушал. Турес окончательно скрылся в щели между блоками, из которых была сложена стена, торчали только одни копыта в пластиковой обувке. Сверху беззвучно, как облако на Земле, наваливалась большущая тень оранжевого дирижабля, толкая перед собой огромный, как футбольное поле, конус света. Он явно искал кого-то, но пока ещё не нашёл. Интересно… успел подумать Сергей, кого? Неужели нас?

– Цукуба!.. – выдавил из себя капитан Парийский и задрожал, как осиновый лист на октябрьском ветру.

Сергей понял, что капитан едва себя сдерживает, чтобы не задать стрекача от этой самой оранжевой цукубы. Но бежать, собственно, был некуда. Перед ними – стена высотой метров двадцать, справа и слева – стена, а напротив – пустырь, где бродили крикуны. Ловушка!

Сергей прицелился. «Щелк, щелк». А из дула заморской лазерной винтовки не показалось даже дымка. «Щелк!» Впустую. Сергей выругался и почувствовал, как волосы на затылке у него становятся дыбом, а по плечам ползут мурашки.

– Большой! – крикнул он, целясь в злополучный замок. – Большой! – и оглянулся.

Мамиконов всё ещё был парализован волей полковника Бастрыкина. Зато Толян Петров вся понял. Он с размаха ударил Большого в локоть, чтобы привести его в чувства, и ловко уклонился от ответного удара, которым Гоша мог отбить ему голову.

Сергей стал тыкать во все кнопочки и дёргать за все рычажки на винтовке, а потом давить на спусковую скобу. Наконец винтовка загудела, как трансформатор, и с шипением выплюнула серию голубоватых «спинов», расплавив душку замка в двух местах. Замок с грохотом упал на землю. Оказалось, что у этой винтовки абсолютно не было отдачи. Но плечо у Сергея всё равно заныло то ли по привычке, то ли от нервов. Шутка ли, подумал Сергей, пятнадцать лет! Он уже почти свыкся с этой мыслью. Даже за непредумышленное убийство такой срок не дают! Приходится выкручиваться. Он потянул на себя огромную дверь. Капитан принялся помогать. На головы полетел мусор и вездесущие кристаллы гематита. Дверь нехотя приоткрылась и заклинила. Подбежал белобрысый Толян, всунул в щель свою железную дубинку, которую он на правах хозяина отобрал у Мамиконова, и они с криком, похожим на отчаяние, распахнули дверь ровно настолько, чтобы в щель мог протиснуться человек.

Пока они возились с дверью, Мамиконов опомнился, разорвал «длинную» связь и принялся вытаскивать из щели Туреса. Турес, орал, как резаный, и лягался не хуже лошади. И хотя у него была пластиковая обувка, пару раз он пребольно заехал Мамиконову в подбитый глаз.

– Ну, сволочь! – разозлился Мамиконов и, схватив его за это самое копыто, рывком выдернул из щели.

В этот момент на них всех пал огромный луч цукубы.

Сергей невольно посмотрел наверх. Дирижабль заслонял всё небо, и свет от его прожекторов слепил глаза, как солнце в полдень.

– Стреляй! – крикнул капитан.

Но Сергей сразу не стал стрелять, ожидая, что предпримет оранжевая цукуба – уж слишком всё было не по-земному. Мимо пронёсся Мамиконов с Туресом на плечах и, растолкав всех, юркнул за стальную дверь. За ним юркнули Петров, капитан, а Сергей – замер. Ему стало любопытно, зачем эта самая цукуба – такая безобидная на вид – преследует их? Он наверное, так бы и остался наблюдать, как в её брюхе открываются многочисленные отверстия и как из этих отверстий вылетают странные существа, похожие одновременно и на бабочек, и на шершней, целая стая, но Парийский схватил его за руку и рывком затянул внутрь, а потом они общими усилиями водворили стальную дверь на прежнее место. И как раз вовремя, потому что в неё словно ударили сотни градин, сотни отбойных молотков и кое-где появились крохотные отверстия, которые стали увеличиваться, а сквозь них всё больше и больше проникали ярко-голубые лучи света, пока в туннеле не стало светло, как на операционном столе.

– Что это за существа? – закричал Сергей, поводя стволом винтовки, не видя цели.

– Понятия не имею! – так же возбужденно ответил капитан Парийский. – Цукубу видел, но чтобы она таскала в себе шершней – никогда!

Перед дверьми лифта они все оглянулись. Стальные двери походили на решето. Каждое мгновение в них появлялось новое отверстие, и свет в туннеле уже резал глаза.

В тот момент, когда они вскочили в кабину лифта, чтоб опуститься на пятидесятый уровень, и за ними захлопнулась дверь, с внешней стороны в неё ударило с такой силой, что разные стороны полетели мелкие осколки, а в образовавшееся отверстие, помогая себе крыльями, стал протискиваться огромный шершень.

– А-а-а… – скорчившись, заорал Турес.

Сергей выстрелил. К ногам упал этот неведомый зверь.

– Не трогай! – крикнул Мамиконов, когда Петров протянул было руку, чтобы взять и рассмотреть невинную пчелку.

Шершень был огромным – длиной с ладонь, красно-оранжевый с чёрными поперечными полосками. В агонии он выпустил из рыльца иглу, с которой на пол скатилась капля то ли яда, то ли иного вещества. Она прожгла в полу отверстие, а воздухе появился горьковатый запах миндаля.

– Что-то новенькое, – удивился капитан Парийский. – Летающие шприцы с ядом. Видно, здорово мы разозлили это самое облако Глобула. – Когда мы сюда попали, здесь и крикунами-то не пахло.

Вряд ли его что-либо могло испугать, подумал Сергей. Но шершень напугал, потому что против шершней практически нет оружия, потому что за нас взялись основательно, потому что ему хочет вернуться на Землю.

– А почему же всё это?.. – спросил Сергей так, словно обвинял в этом землян первой экспедиции, словно капитан обязан, должен знать обо всех опасностях Марса, но почему-то не знал. И стоило ли на него теперь полагаться?!

Мирон Парийский всё понял, но не подал вида, что это его задело:

– Город Сен-Пал уже был более чем мёртвым. Правда, в богатых кварталах ещё теплилась жизнь…

– Ну?! – все впились в него так, словно он должен был объяснить им смысл существования как на Марсе, так и на Земле.

Лифт двигался рывками. Его механизм был старым и изношенным, как сама планета.

– Потом наступил период, – сказал Парийский, – когда об облаке не слышали лет пять. Город чуть-чуть ожил. Даже магазины окрылись. Потом оно раз десять приходило.

– Кто?

– Ну, облако… становилось всё хуже и хуже, каждый раз численность белых муранов и серокожих аборигенов уменьшалась. Куда они исчезали, мы не знали. Ходили самые разные слухи. Местные учёные рассказывали о таинственном призраке – планете Планемо, с которой древний Марс воевал, но по нашим расчетам вне какой-либо солнечной системы такая планета существовать не может. Это факт!

– Не может?! – иронично хмыкнул Мамиконов.

Может, у него и были какие-то соображения на этот счёт, но на уровне инстинктов – не доверял он науке и начальникам. Была у него так присказка: «Не доверяй никому старше тридцати». А почему, он и сам не знал.

Лифт жалостливо скрипел и зудел, как столетний дед. Должно быть, он умирал вслед за Марсом.

– А если просто орбита вытянута? – спросил Петров, но ему никто не ответил на его наивный вопрос.

Может, она и вытянута, кто знает? – думал Сергей. Земные учёные тоже ошибаются, и не всегда их умозрительные модели бывают абсолютно верными, особенно всё, что связано с космологией. То придумают теорию большого взрыва, где скорость света – константа, то пытаются обосновать её другими теориями, лишь бы только она не развалилась. А может, никакого большего взрыва и не было, а одно плавно перетекало в другое по свойству сообщающихся сосудов? Где убыло – там прибыло?

Капитан Парийский хотел добавить что-то интересное, но лифт вдруг стал двигаться рывками. Казалось, что кто-то дергает его за трос. Сверху грохотало, и на крышу кабины посыпались тяжёлые предметы. Все, кроме Туреса, стали с тревогой посматривать в потолок. Турес же от страха забился в угол подальше от мертвого шершня и ни на что не реагировал. Кажется, его напугали ещё до нас, решил Сергей.

В тот момент, когда по всем расчетам, осталось совсем немного до того этажа, где они должны были остановиться, трос лопнул, и Сергею показалось, что они падали в полной тишине целую вечность. Время нагоняло вместе с толчками сердца. В затылке возникла ноющая боль. Потом, должно быть, их опередил стальной трос, который с такой силой ударил по крыше кабины, что прогнул её внутрь. И тут сработала древняя тормозная система. Под её визг и стенания, кабина дернулась раза три и остановилась. Удар был настолько чувствительным, что Сергей, несмотря на свой компенсационный скафандр, присел. Что стало с Туресом даже не хотелось думать. Однако, как ни странно, он вскочил первым и бросился в дверь, которая открылась автоматически.

***

Когда они вывалились вслед за Туресом, его и дух простыл. Двери лифта так же автоматически закрылись, и наступила зловещая тишина.

На какой уровень они попали, никто из них не понял.

Под высокими потолками среди блестящих сталактитов мигали фонари и сверкали огромные кристаллы гематита. Пол был покрыт лесом больших и маленьких сталагмитов с жёлтыми, синими и красными прожилками окисла железа. Мелкие синие шарики перекатывались под ногами. Вдалеке что-то ухнуло и ушло в гору.

Нет, не так я себе представлял освоёние Марса, подумал Сергей и вспомнил Милу. Сейчас она показалась ему единственным существом, которое связывало его с жизнью, иначе всё-всё потеряло смысл и никуда не годилось, и можно было не ждать пятнадцать лет, а, как Пашка, удариться во все тяжкие или повеситься. Ни того, ни другого Сергею не хотел, значит, надо было тянуть лямку.

– Что это? – спросил Мамиконов, заметив, что капитан Парийский совсем не ориентируется в подземелье. – Где мы?

Парийский вертел головой, морща лоб.

– Бог его знает, – признался он, со страхом прислушиваясь к звукам в лифтовой шахте. – Этот город полон тайн, о которых не знают даже сами марсиане. По-моему, кому-то не терпится запустить древний термоядерный реактор.

– Тихо! – испугался белобрысый Петров, – ка-а-а-жется… здесь кто-то есть…

Далеко-далеко они услышали чьи-то шаркающие шаги. Ну да, сообразил Сергей¸ свет ведь для кого-то же горит! А потом они увидели крикуна. Он появился в конце коридора и смотрел на них, как старец смотрит на свою подзабытую юность. Оружия при нём не было, как не было и каски. Но от этого он не казался менее зловещим, правда, каким-то странным, вроде бы ненастоящим. Но всё равно они испугались.

– Давай… давай… – Парийский, не желая разбираться в этих странностях, нервно подтолкнул Сергея в зад, и они всё быстрее и быстрее, оглядываясь и спотыкаясь, побежали в противоположную сторону, с треском прокладывая путь сквозь сталагмиты.

Бесконечно длинный коридор, постепенно загибаясь вправо, привел их на эстакаду почти под потолок цеха. Далеко внизу они увидели полумертвых роботов. Они стояли вокруг своих рабочих мест, застыв в самых нелепых позах, однако когда по ним пробегали голубые искры, оживали на несколько минут и даже пытались делать осмысленные движения с какими-то трубами и проводами, но снова замирали, и только их рубиновые глаза, горящие в сумраке огромного цеха, говорили о том, что происходит что-то страшное, непонятное, имеющее отношении в ядерной физике, и потому опасное. Но индикатор в скафандре Сергея показывал, что радиоактивный фон в норме.

– Что они делают? Что?.. – поинтересовался Петров, заглядывая вниз, и в который раз обращаясь к капитану Парийскому, как к знатоку марсианской жизни.

– А ты иди, спроси, – посоветовал Парийский. – Он тебе объяснит, – и кивнул на особенно большого, просто огромного робота-монстра, возвышающегося в центре цеха и, похоже, управляющего роботами поменьше.

Монстр был таким огромным, что, казалось, легко может дотянуться до любого места в цехе, в том числе до эстакады.

– Это мой знакомый! – язвительно пошутил Парийский, которому уже надоели намёки в его некомпетентности.

Все от него давным-давно ждали хоть каких-нибудь объяснений и были полны негодования. Надо же, завёл, невольно думали они, неизвестно куда, и что теперь будет? Верно, ничего хорошего, как и вся наша марсианская эпопея. Не верим мы в неё. Одни неудобства и страдания. А ведь обещали, обещали – золотые горы и никаких полковников, которые теперь нас сделают штрафниками, а штрафникам, как известно, денег не положено. Они работают за похлебку и кров. Сплошной обман. Начальство сэкономило. Вот сбежим – будете знать! Хотя сбегать, собственно, некуда, разве что на поклон облаку Глобула. Многим пришлась эта мысль по душе – пойти в услужение чёрной материи, если бы, конечно, они знали и понимали, что это такое. Но раз сказали, что это неосознанная материя, без сознания и чести, то и делать там нечего, думали многие. Нечеловеческое это дело поклоняться какому-то эфемерному облаку, с которым и поговорить-то толком нельзя.

Мирон Парийский открыл было рот, чтобы ответить, что он ведать не ведает об этом месте, что сами нынешние марсиане не знаю не только истории родной планеты, но и истории родного города, как вдруг раздались уже знакомые неуверенные шаги, и на эстакаду ступил, покачиваясь, крикун. Все шарахнулись к противоположному её краю. А кое-кто даже пересчитал все ступени на металлической лестнице, чтобы оказаться в цеху. Только вблизи они увидели, в каком страшном состоянии крикун находится. Кто же это его так? – невольно подумали они. Кто-то, кто сильнее крикуна?! И испугались ещё больше и ещё сильнее.

Голова у крикуна была свернута набок и висела на чем-то розовом: то ли на проводах, то ли на жилах; правая рука была почти оторвана, и с пальцев на пол капала густая, как вишнёвое варенье, жидкость, в груди же зияло отверстие диаметром не меньше тридцати сантиметров. Периодически там у него внутри что-то искрилось и замыкало, и тогда по лицу крикуна пробегала судорога и он пытался поднять голову, помогая себе левой рукой. Однако при виде людей, он беззвучно открывал рот, инстинктивно стараясь кричать, он у него ничего не выходило, должно быть, из-за страшной травмы.

Одно было ясно и неоспоримо: облако Глобула как минимум знало об этом заводе, что-то здесь делало и внедрило своёго крикуна – быть может, даже не одного.

Сергей завертел головой во все стороны. Ему почудилось присутствие камбуна Пантигера – тайного ангела-хранителя экспедиции. Но не за красивые же глазки он нас опекает? – подумал Сергей.

– Слушайте… – с большим подозрением в голосе произнёс Мамиконов, – а ведь он самовосстанавливается.

– К-к-к-ак?.. – заикаясь, переспросил Толян Петров и присел, наверное, чтобы лучше было видно.

Он вдруг ослаб в коленях. Лучше бы я лазил по горам и пещерам, чем рисковать жизнью на этом диком Марсе, подумал он и впервые пожалел, что прилетел сюда. Он был добровольцем. Пришёл на абсолютно пустой вербовочный пункт и назло любимой девушки, которая закрутила роман с его другом Артуром, подписал контракт и через неделю уже летел в звездолёте. В какой-то момент он даже передумал, но было поздно. Так Толян сгоряча попал на Марс. Он оказался настолько хорошо тренированным, что его взяли без всякой подготовки в качестве штатного альпиниста и спелеолога. И даже зарплату положили больше, чем военным, как гражданскому специалисту самой высокой категории. Теперь он всё потерял. Теперь можно было не стараться и не подставлять лоб под пули.

– Да вон же, смотри!

В этот раз крикуну почти удалось водрузить голову на место, но потом она снова свесилась набок, правда, не так, как прежде, жилы на шее напряглись и отверстие в теле сделалось меньше, зато добавилось искр и даже пошёл белый дым, словно там, внутри него, восстанавливалась электронная нано-ткань или что-то похожее, что бывает в таких злобных существах. В действительности же «умная пыль» внутри тела крикуна активизировалась и начала свою тайную, незаметную работу по соединению сосудов и сращиванию тканей. Никто из землян или марсиан даже не предполагал о таких свойствах крикунов.

– Может, его пристрелить на всякий случай? – предложил Петров и с надеждой посмотрел на плазменную винтовку в руках Сергея.

Крикун как будто осознал это предложение и с бесстрастным выражением на лице двинул к ним. Левый глаз смотрел вперёд, правый – вверх. В нём не было страха за жизнь. В нём жила безжалостная машина убийств, выплюнутая облаком для уничтожения последних обитателей Марса.

Петров, у которого не выдержали нервы, скатился по лестнице в цех. За ним – Мамиконов. Последним отступал Сергей, не сводя глаз с крикуна. Однако убивать даже такое опасное существо ему казалось верхом цинизма. Вдруг крикун оценит благородство людей и они станут союзниками? Но проверять это предположение ему показалось верхом безумия. Глупо было бы взять и обнять андроида или просто пожать ему руку. Расположить его по отношению к себе, сделать товарищем, как верную собаку. Ведь пока крикун не проявил никаких дурных намерений, думал Сергей, делая ещё шаг назад.

– Что же ты испугался? – ядовито спросил Петров, когда Сергей тоже соскользнул внизу.

Сергей оглянулся. Крикун стоял на вершине лестницы и явно уже был не в таком плохом состоянии, как прежде, голова у него уже не висела, а была только наклонена набок. Он в очередной раз поправил её на плечах и вдруг, ощерившись, издал первый звук, похожий на визг тормозов железнодорожного состава, идущего на полной скорости. Похоже, он даже прислушался к своёму визгу, чтобы оценить его смертоносную силу, и первые осмысленно посмотрел на людей. А вслед за криком из его рта внезапно вырвался столб пламени. Да такое жаркое, что свешивающаяся из козлового крана лебедочная цепь расправилась и так стеганула ближайшего робота, что во все сторону полетели горячие осколки. Тогда Сергей вспомнил последнее видении: роботов с рубиновыми глазами и этого крикуна, изрыгающего пламя. Он вскинул винтовку и поймал в прицел голову крикуна, но из деликатности выстрелил по ногам. А когда выстрелил, то понял, что красные «спины», вылетающие из ствола винтовки, не причиняют крикуну никакого вреда, что они облетают его справа и слева и плавят стены и лестницу за его спиной. Не успел он подумать, что это и есть система «свой-чужой», как откуда-то с противоположной стороны огромного цеха ударил луч лазера и от крикуна во все стороны полетели искры и повалил густой, чёрный дым, словно крикун был напичкан электричеством и горючими материалами. Конечно, все шарахнулись, конечно, все отступили, готовые задать стрекача, а когда дым рассеялся, то увидели, что у крикуна нет ног и что он висит на руках из последний сил. А потом он стал сползать по перилам и всё время пытался снова закричать, но у него ничего не выходило, кроме сипения – даже когда он рухнул на пол и старался доползти и ухватить Сергей за ноги, чтобы вцепиться в неё зубами. Сергей оглянулся: на противоположном краю цеха, где по идее и должен был находился стрелок, мелькнул Пантигера. Хитрый-хитрый, восхитился Сергей. Ещё ему почудилось, что под самым потолком, на фоне мигающих фонарей, мелькнул венчик посоха с огоньком пламени.

После этого они разом побежали через цеха, вдоль сборочных линий, которыми управляли роботы со светящимися глазами. Самые огромные и самые страшные из них, в которых ещё теплилась жизнь, провожали бегущих взглядом своих рубиновых глаз.

– Что?.. Что это было? – спросил на бегу Мирон Парийский, который один понял, что Сергей понимает, кто добил крикуна.

– Камбун по имени Пантигера.

– Откуда ты знаешь?!

Его удивило то обстоятельство, что новички, прожившие на планете без году неделю, так быстро и ловко освоились на ней. Он даже испытал минутное чувство зависти. За пятьдесят лет они так и не удосужились завести знакомство с камбунами. А этот пришёл и сделал то, что надо было сделать давным-давно. А потом он здраво рассудил, что так и должно быть, что следующее поколение, каким бы оно ни показалось странным, осваивают космос быстрее, смелее и умнее. Таков закон природы. Может, у них новые нейроны выросли в башке? Не такие, как у нас в экипаже, думал капитан Парийский, завидуя чужим способностям. Когда-то он тоже был молодым и с презрением смотрел на стариков. Теперь же он думал, что ошибался.

– Так откуда ты знаешь? – спросил он ещё раз.

Сергею пришлось в двух словах рассказать, при каких обстоятельствах они познакомились, естественно, опустив сцену попытки убить камбуна винтовкой СВТ-40.

Капитан не мог поверить своим ушам:

– Врёшь! – в запальчивости воскликнул он. – Так просто?! Знаешь, сколько он убил наших?!

– Сколько?!

Горячность капитана Парийского напомнила ему сцены между родителями, которые вспоминали то, что было двадцать лет назад так, словно это произошло вчера.

– Весь второй экипаж!

– Нет… это не он… – неуверенно ответил Сергей. – Не-е-ет, не может быть… Есть ещё ложные камбуны, которые умеют ходить по поверхности Марса. А «наш» не ходит. Не приспособлен он к этому.

– Ты наивен. Камбун – это охотник. Он приходит ночью, когда люди спят. Он пришёл и всех убил, а тела разорвал и разбросал так далеко, что мы неделю искали, чтобы похоронить. Не доверяю я этим камбунам.

Сергей хотел возразить, что если бы камбун мечтал уничтожить экспедицию, у него было сто десять случаев сделать это без всякого труда. Но Мирон Парийский его уже не слушал. Он давным-давно всё решил для себя однозначно и тихо: он ненавидел Марс, который отнял у него молодость, зрелось да и всю жизнь. Ему в голову так и не пришла очень простая мысль: а вдруг камбуны тоже изменились, вдруг им жизненно важным стало дружить к людьми, и они наконец поняли это и пошли на контакт – пусть инстинктивно, путь на уровне чувств в животе, но они это сделали, решив однажды утром, что люди просто им ближе, чем облако Глобула и что нужно сотрудничать, тем более, что земляне наконец взялись осваивать Марс.

Цех снова ожил на короткие две-три минуты. Роботы зажужжали и задвигались, как живые, когда по ним пробежали волнами голубые искры. Их глаза налились рубиновым светом. Воздух наполнился запахом озона, словно пронеслась гроза. Открылись ворота, и появилась автоматическая тележка, груженная до верху странно знакомыми предметом.

– Так это ж бомбы! – заорал Мамиконов, отскакивая в сторону так, словно его укусила змея.

Самый огромный робот повернулся и, подвывая серводвигателями, протянул руку и схватил Гошу. Уж насколько Мамиконов казался огромным, но рядом с этим монстром он был не крупнее муравья. Но электричество мигнуло в очередной раз, голубые искры пропали, и монстр застыл, вперив взгляд в Мамиконова. Сергею показалось, что ненавидит именно Большего, потому что Большой был самым большим из людей, а значит, самым заметным.

– Матка боска… – в ужасе пробормотал Мамиконов выскальзывая из железной рук и отползая в сторону на карачках.

От пережитого волнения он начал икать.

– Ты видел? Нет, ты видел?! – пристал к Сергею Петров. – Ты видел, что они бомбы делают?!

Сергей вопросительно перевел взгляд на капитана и подумал: «Чем он занимался все эти годы? Надеюсь, не бомбами. Потому что если бомбами, значит, скрывает от нас ещё что-то».

– Да не знал я! Ей богу! Честное слово! Что вы ко мне пристали?! Да, среди марсиан ходила такая легенда, что Марс обладает оружием, которое посильнее и помощнее термоядерного. Конечно, дикари выражались не в такой терминологии. Но для нас всё стало ясно. Видишь, завод весь проржавел и порос сталактитами и сталагмитами. Ему тысяча лет. Но кто-то отремонтировал лифты и пытается запустить термоядерную электростанцию. Уж конечно, не гоблины, у которых ума не хватило даже на освоёние города.

Словно в подтверждении лампы мигнули ярче, а роботы зашевелились, жужжа сервоприводами. Самый главный монстр ожил, и они предпочли покинуть цех, выскочив за высокие, массивные двухстворчатые ворота.

– А что же за бомбы тогда облако делает? – спросил удивленный Петров, который хотя сызмальства и увлекался горами и пещерами, но в перерывах кое-что почитывал на сайтах Интернета, например о превращении массы в энергию и обратно.

– Мы пришли к мнению, что древние марсиане обладали технологиями аннигиляции и что они создавали ракеты и бомбы для борьбы с Планемо. Но облако Глобула победила их не в открытой, а в тайной войне, и цивилизация на Марсе пала, а заводы остались.

– Что же это такое за Планемо? – полюбопытствовал Мамиконов со свойственной ему добродушной нагловатостью, к которой, правда, все привыкли, кроме капитана Парийского.

Он поморщился и терпеливо добавил:

– Опять же говорят, мы не проверяли, по легендам в бескрайнем космосе существует планета-изгой, которая не имеет солнца, и которая не подчиняется общепринятым законам физики. Зато она такая же древняя, как и вселенная, и жизнь там совсем не такая, как на Земле и на Марсе. Оттуда и приходят все несчастья. Вычислить эту планету задача из задач. Никто её не мог решить. Но бомбу на всякий случай делали. А потом Марс высох, города вымерли и всё пришло в упадок.

– Это что-то вроде таинственного бозона Хиггса? – в наглую спросил Мамиконов – лишь бы только спросить, ведь капитан Парийский мог и не знать о «частице тяжести», которая определяла все закономерности во вселенной.

Нет, хотел возразить Сергей, это когда следствие предшествует причине. Доказано, что рядом с чёрными дырами всё происходит наоборот. И на Марсе то же самое: словно из неоткуда появляются чёрные облака, а источник их отсутствует. Аксиома и такого развития материи. Ведь всё, о чём можно подумать, существует независимо от человека, от его сознания. Всякие эти горизонты событий, где материя ведёт себя не так, как в земных условиях, где время вытягивается в струны и переплетается, чтобы дать совершенно неземной результат, который мы называем аномалиями. Мы блуждаем в тумане условностей. Вот вам: Марс – гигантская лаборатории. Приходите, изучайте и открывайте новую физику!

Гордый от таких умозаключений, Сергей добавил:

– Возможно, что эта планета существовала ещё до большего взрыва, возможно, что она вообще не из этой вселенном и чужда всему живому, – смело сказал он, и они затворили за собой двухстворчатые тяжёлые ворота.

Все молчали, переваривая услышанное. Даже капитан Парийский примолк, с удивлением взглянув на Сергея. Точно я ляпнул что-то не то, подумал Сергей и покраснел. Если всё же это так, то я вообще ничего не понимаю. Хотя их, конечно, не натаскивали как физиков, но кое-какие основы вдолбили, чтобы они среди научной братии не выглядели дебилами. Но порой устами младенца глаголет истина. Просто Сергей забыл об этом и невольно высказал то, о чём Парийский и его товарищи только догадывались, не в силах произнести кощунственные мысли вслух. А оказалось, что они вертелись на языке не только у них одних. Просто озвучить их уже было смелостью.

***

Следующий цех выглядел, словно поле битвы – меж дымящихся кусков асфальта валились изувеченные тела крикунов. В центре зияла дыра, из которой курился лёгкий дымок. Оборудование непонятного назначения, в виде цилиндров с входными трубками у основания, было вывернуто с корнями. В глубине зала за монорельсовой дорогой робот-монстр безуспешно пытался подняться на ноги, но каждый раз падая, сеял вокруг себя разрушение. Его рубиновые глаза взывали к отмщению.

У Сергея появилось стойкое ощущение, что здесь побывал Пантигера. Кто ещё может так изувечить робота и крикунов? Он невольно скосился на индикатор радиоактивности, но тот был по-прежнему зелёного цвета и беспечным, как травка на лужке.

Они, как завороженные, двигались по центральному проходу, там где по телам крикунов прошла тележка с бомбой, превратив кое-кого из них в месиво электроники и нано-тканей.

Вдруг словно из ниоткуда возникли два крикуна. Сделали два стремительных шага, прыгнули в курящуюся дыру и пропали. Зато робот-монстр, по которому пробежали голубые искры, встал-таки на две конечности и, как пьяный, с удивлением взирал на мир.

– Кто же их так напугал?! – удивился Мамиконов.

Ему никто не ответил. Лампы под потолком мигнули и погасли. В кромешной тьме светились лишь рубиновые глаза робота-монстра, да над входами загорелось красное аварийное освещение. Мамиконов от страха икнул. Петров, кажется, стал креститься. Один капитан Парийский не пал духом и скомандовал:

– За мной!

Они спешили покинуть опасное место и уже миновали полцеха, невольно стремясь укрыться за оборудованием, как снова зажёгся свет и по монстру пробежали голубые искры.

Больше никогда-никогда, никуда-никуда не отправлюсь без мощного оружия, решил Сергей, сжимая рукоятку бесполезного пистолета.

Робот-монстр наконец сориентировался, сделал огромный шаг и очутился почти рядом, чтобы протянуть трехпалую лапу. Сергей выстрели ему в рубиновый глаз. Монстр отпрянул. В этот момент ворота впереди с грохотом разлетелись вдребезги и появился ещё один робот-монстр.

Тогда-то Сергей и подумал, хорошо бы выйти за этот самый горизонт событий, чтобы увидать будущее. Он совсем забыл о предупреждении Пантигера – не связываться с облаком, а сделать то, что ему подсказало воображение: они подбежали к дыре в центре цеха и прыгнули вниз.

Глава 6

Трагедия покорений

За последние несколько дней полковник Бастрыкин сдал. Седая щетина покрывала его щёки. Глаза ввалились, и чувствовал он себя так, словно попал в засаду на перевале Харами в Ингушетии. Положение было отчаянным: идти вперёд и рисковать – значило потерять Марс вчистую. Этого себе Бастрыкин простить не мог. В Чечне его спас герой России полковник Буданов, который, начхав на приказы командования, вывел на перевал танки и, прикрыв огнём разведчиков, с честью выполнил свой долг русского офицера. Теперь же спасать было некому. Теперь надо было выпутываться любой ценой. И никто этого не понимал. Цена же была очень и очень высокой – жизнеспособность как минимум Городка-Один, а то и всей марсианской экспедиции. И всё из-за чего? Из-за какого-то сержанта-оболтуса Павла Семёновича Марфина. Если бы не сержант, проект первой очереди Городка-Один был бы уже готов, и можно было бы принимать экипажи транспортных ракет. Земля и так уже била тревогу. Американская разведка каким-то чудом выкрала образец «планшетника» и сообразила, что к чему. А это означало, что «гостей» можно было ждать в любой момент. Задел же – куцый. Наработок – никаких. Надёжность, как оказалось – нулевая. Ещё это странная пещера с лифтом! Отдавать её американцам, значило предать интересы родины. Это даже не обсуждалось. Пещеру надо было обживать любым способом, но и людей требовалось сохранить тоже любым способом. Люди были на вес золота. Вот тебе и аксиома, твердил он. Хватит одной винтовки М-16, чтобы нас всех перебить. Он клял и ругал тех организаторов экспедиций, которые даже не удосужились сунуть в контейнер хотя бы пару охотничьих ружей. И то был бы толк, думал он с горечью.

Он собрал на базе всё, что можно было собрать, вплоть до самодельных пик, которые изготовил главный механик Гусев. Пики, конечно, годились разве что для стычек с гоблинами, а больше полковник никого из обитателей Марса не видел и ведать не ведал о городе, а преспокойно сидел возле лифта и ждал у моря погоды. Да, он заставил всех окопаться, да, он выставил караулы и произвёл прочие команды, положенные в таких ситуациях, но это был не Кавказ и не чеченцы – это был Марс, который ждал миллионы лет. Поэтому у полковника не было ни единого шанса переиграть его.

В помощники он выбрал капитана Чернакова, который рьяно взялся за новое дело. Он за сутки подготовил новую команду и, кажется, предусмотрел всё, что можно было предусмотреть.

Когда облако начало свистеть, полковник только-только подбирался к «двери» в столовой горе. Естественно, свист никоим образом не отразился на состоянии второй экспедиции. Хотя, разумеется, его засекли, но как очень высокочастотные колебания, которые на Земле не случаются. Да мало ли что на Земле не случается, подумал Бастрыкин, который не разбирался в геологии и геофизике. А если бы разбирался, то понял бы, что даже марсианские необъятные пещеры и породы не могут издавать такие частоты, что наводило на вполне естественные размышления о искусственном характере источника звука. Но Бастрыкин в этом вопросе был дилетантом и даже не «отзвонился» на командный пункт, где ему наверняка что-нибудь подсказали бы. Полковник Бастрыкин был слишком самонадеянным и недостаток научных знаний компенсировал военной выучкой.

Наконец на исходе третьего часа ожидания он решился:

– Генацаревский, бери Жукова и обследуйте местность в радиусе двух километров. О результатах докладывать через каждые пятнадцать минут.

– Можно я пойду старшим? – попросился капитан Чернаков. – Мне терять нечего!

– Пётр Григорьевич, ты отправишься со второй группой, если… если… в общем, если она понадобится.

Человеку, которому нечего терять, доверять нельзя, раздраженно подумал полковник. Накомандует ещё чёрти что, а мне отдуваться! Пусть сидит в окопах. За глаза Бастрыкин называл капитана Чернакова солдафоном в худшем смысле этого слова. Однако такие люди тоже нужны, думал он, мысля стратегически, они исполнительны и преданы.

– Понял, – вникнул в глубину замыслов командира Чернаков.

Вот это настоящее дело! – обрадовался он. Вот где я отличусь! Надоело копаться в земле.

Полковник Бастрыкин же очень хорошо понимал, что каждый человек даже не на вес золота, а дороже антивещества, которого во вселенной вовсе не было, и не хотел никем рисковать, тем более Чернаковым, за которым должен быть глаз да глаз. Но без риска, как известно, ничего не выходит. Только делать всё надо с умом. Вот и полковник обошёлся малыми силами. Даже если бригадир пропадёт – это ещё не конец. У полковника были полномочия оставить всё, как есть, то есть бросить всех тех, кто ушёл в «город», в который он не верил, и вернуться в Городок-Один, дабы со следующей экспедицией, оснащенной лучше и мощнее, исследовать эту гигантскую пещеру. Сам полковник считал, что его «воинство» никуда не годится. Это же не мои славные разведчики, на которых во всём и всегда можно положиться, это на военном жаргоне – марсианский стройбат. А кого набирают в стройбат? Самых что ни на есть неудачников, которые не нашли себя на Земле. Если бы я, думал полковник, принимал решения, я бы свистнул своих, и мы бы здесь живо шороха навели. А так приходится работать с деклассированными элементами. Примерно такое презрительно мнение было у полковник о первом марсианском стройбате, потому что полковник застал ещё те времена, когда в российской армии действительно существовали строительные войска, с насмешкой называемые стройбатом. И ничего здесь нельзя было поделать, разве что отправить Бастрыкина на Землю с первой же ракетой. Но пока с Марса на Землю никто не возвращался.

Вовка Жуков слыл интеллектуалом, даже не из-за того, что был очень похож на Есенина, а потому что много читал – в основном поэзию и мог щегольнуть при случае фразой: «Ты меня не любишь, не жалеешь, разве я немного не красив?»[5] или «Я всегда твердил, что судьба – игра, что зачем нам рыба, коль есть икра, что готический шпиль победит, как школа»[6]. «Ты мне сказала: «Нет». Ну что же. Не провожай. Я не из тех, кто чей-то взгляд и чей-то смех из жизни вычеркнуть не сможет.»[7] И так далее, и в том же духе. За что его очень и очень уважали и даже побаивались, а бригадир Жора Генацаревский – плохо переваривал, потому что считал, что стихи – только для слабых духом, а мужикам они не нужны. Другое дело – какой-нибудь захватывающий роман о звездных войнах. Это, да! Это дело! Это ближе к реальности. А то какие-то стишки!

Вот так бригада и жила, не подозревая, что находится в шаге от этих самых звездных войн и что вскоре им предстоит столкнуться с неземными силами и драться с неземными войсками.

Генацаревский и Жуков были вооружены пиками и большим пенным огнетушителем, который взяли со склада строительных материалов. Вначале Бастрыкин хотел дать им свой пистолет АПС, а потом передумал. Ну что с ними может произойти? – решил он, вглядываясь в сумерки необъятной пещеры. Разве что налетят какие-нибудь экзотические летучие мыши. Сойдет и эта бандура, как с презрением он называл пенный огнетушитель марки ОВП-8. Если что, отобьются пиками. А когда обследуют местность, мы глядишь, и передвинемся на другой рубеж, окопаемся, снова пошлём разведку. В общем, полковник Бастрыкин действовал очень и очень осторожно.

Генацаревский и Жуков нехотя выступили в поход. Они уже сообразили, что с полковником каши не сваришь, и его неуверенность передалась им.

Нельзя сказать, что они были очень напуганы, но после того, как они стали свидетелями разговора полковника с Мамиконовым, будущее не сулило им никаких радостей. Переться в темноту пещеры казалось верхом безумия. А так как полковник не счёл нужным поставить их в известность о гипотетическом наличие города, крикунов, цукубы и прочих таинствах, то они, что называется, шли в никуда, и здорово трусили.

– Я надеюсь на вас, – бодро сказал Бастрыкин. – И возвращайтесь трезвыми! А то здесь всякое случается!

Жора Генацаревский с недоумением посмотрел на полковника, но промолчал. Он понял, что предыдущая экспедиция нашла-таки Пашку и устроила грандиозную попойку. Жора незаметно подтолкнул Вовку Жукова. Вовка Жуков показал Мишке Кораллову жест, понятный всем пьяницам мира – щелчок по горлу, то бишь по стеклу скафандра. Мишка Кораллов понимающе заржал. Заржал и Есеня Цугаев. Только Денис Бурко из первой бригады, которого взяли на подмогу, ни шиша не сообразил и завертел головой. Полковник Бастрыкин сделал вид, что ничего не заметил. Он уже понял, что над ним тихо издеваются, но поделать ничего не мог. Погодите, вернёмся базу, я вам всем устрою козью морду, злорадно подумал он, не веря самому себе. Для этого надо было ещё попасть на поверхность.

Чернаков грозно пошевелил своими усами, но команды подтянуть дисциплину не было, и он промолчал. Он только незаметно для полковника показал Цугаеву и Бурко кулак – всё-таки это были его люди, и в любом случае он за них отвечал.

Генацаревский и Жаков покинули пределы лагеря и двинули в глубь пещеры, потолок которой вначале сделался высоким, потом – очень высоким, а потом вообще пропал в сумраке, царившим вокруг. Видимым оставались два круга света от фонарей скафандров. Стены раздвинулись и тоже исчезли.

– Я вообще-то не боюсь… – признался Вовка Жуков, но на всякий случай схватился за раструб шланга и держал его перед собой, как ствол ружья.

Генацаревскому стало смешно. Он вообще считал, что из пещеры они не вернутся. Было у него такое дурное предчувствие. Ведь не вернулся ни Пашка, ни Гоша, ни остальные. Значит, здесь что-то не то и полковник хитрит. А что ему ещё остается делать? – рассуждал Жора. Только и остается что хитрить и нас, дураков, гнать вперёд.

Они миновали бугры, где четыре дня назад Сергей Бабура отбивался от серокожих аборигенов, похожих на гоблинов. Дорога стала круче. Появились скалы, тропинка то ныряла меж камнями, то карабкалась вверх.

Непривычные к ходьбе, они быстро устали. Сказывалось и отсутствие магнитного поля. Поговаривали, что без земного магнитного поля люди просто звереют, хотя члены экспедиции ещё не достигла критической точки «психопараболы». Зато со следующими ракетами должны прибыть специальные генераторы для создания магнитного поля на станциях.

Вдруг в глубине пещеры что-то утробно ухнуло и в километрах трёх появилось оранжевое пятно. Генацаревский, как положено, доложил полковнику:

– Видим движущийся объект.

– Обследуйте, но не приближайтесь, – отдал приказ Бастрыкин и краем глаза уловил тревожные взгляды сержантов Кораллова и Цугаева.

Денис Бурко находился на противоположном конце укрытия и не слышал разговора. Капитан Чернаков глядел на полковника, как верный пёс, и ничего не соображал. Соображал он только в том, что хорошо умел делать – рыть туннели, а в тактике ничего не понимал. Наступило тягостное молчание. Через пару минут Генацаревский доложил:

– Видим оранжевый объект, похожий на дирижабль.

– Какой дирижабль?! – страшно удивился полковник. – Ну ничего толком поручить нельзя! Какой ещё дирижабль может быть в пещере?!

– Откуда я знаю! – едва не ляпнул Генацаревский. – Огромный, метров тридцать длиной, – объяснил он.

Полковник, всё ещё не веря услышанному, решил пойти на хитрость:

– А надписи на нём какие-нибудь есть?

Если скажут, что есть надписи или реклама, я их сгною на самых тяжелых работах, решил он. Самые страшные предположения теснились у него в голове. Например, что пещера издает ультразвук и все сходят с ума, и он в том числе.

– Нет ни надписей, ни рекламы, – бодро доложил Генацаревский. – Дырки какие-то есть. А из дырок что-то вылетает.

– Что вылетает?

– А чёрт его знает. Какие-то насекомые.

– Возвращайтесь назад! – приказал полковник, сам не осознавая того, что таким образом попытался спасти жизни старшему сержанту Генацаревскому и сержанту Жукову.

– Солнце здесь ещё какое-то… – внезапно доложил Генацаревский.

– Отставить солнце! – повторил приказ полковник. Инстинкт разведчика подсказал ему единственно правильный выход: – Возвращайтесь назад!

На позициях стало светлее. Откуда здесь солнце? – рассуждал полковник. Ведь солнце – это внешний источник света. Он не может быть внутри пещеры. Неочевидные факты никак не укладывались в его сознании. И вдруг он понял, что это искусственное солнце, что он читал о таком в детстве у знаменитых Стругацких. Правда, не помню, в каком романе. Не суть важно. А важно то, что там тоже оно зажигалось ровно в семь утра. А сколько сейчас? И сейчас семь! Только это совершенно случайное совпадение, в действительности не имеющее к происходящему никакого отношения, показалось ему игрой здравого смысла, и он уцепился за неё, чтобы осознать реальность.

Вот с этого момента он и перетрухнул, потому что понял, что всё то, о чём ему сообщали сержанты Мамиконов и Бабура, и есть самая что ни на есть настоящая правда. А это коренным образом меняло картину бытия. Полковник понял, что попал впросак. И по крупному. И что неочевидные факты стали очевидными и что от них отмахнуться просто так уже нельзя – не получится. Он даже беспомощно оглянулся, не заметил ли кто-то из подчиненных, как пылают от стыда его щёки.

Он ещё раз проверил свои выводы: не может быть, чтобы оба подразделения сообщали об одном и том же. Не может! Это азбучная истина, помнил Бастрыкин ещё по армии. Несмотря на то, что он абсолютно не доверял контингенту из стройбата и считал их моральные качества абсолютно никчемными, напиться за такой короткий срок ни Генацаревский, ни Жуков не могли. Это противоречило всем физическим и логическим законам. Вот это и удручало. Лучше бы они напились, со злостью подумал полковник и заорал:

– Всем стоять по местам, наблюдать за местность. Своих не подстрелите! А вы капитан, следите за подчиненными!

Только чем стрелять?! – опомнился он. Ой, дурак! Ой, дурак! Полковник всерьез запаниковал. Он не паниковал так со времен перевала Харами на границе с Ингушетией. То же самое чувство беспомощности охватило его. Он боялся одного – скомандовать что-то не то и погубить людей. У него было слишком мало информации, а очевидное он отвергал.

Между тем, Генацаревский и Жуков действительно отступали по всем правилам пехоты, то есть ползли, как улитки по склону. Громоздкий ОВП-8 тяжело бил Жукова по заду. Но подняться они не могли, потому что над ними барражировало стая из этих самых насекомых. Мало того, что вид у них был устрашающий – красно-оранжевый, они ещё и гудели, как огромный-огромный трансформатор – так, что Генацаревский и Жуков порой не слышали себя даже по связи. Сами насекомые, похожие на гигантских шершней, высовывали и прятали в желваках огромные иглы устрашающего вида.

Как ни старались Генацаревский и Жуков взобраться по тропинке и вернуться к лифту, им этого не удавалось. Стоило лишь приподняться, как от стаи шершней тут же отделялась пара особей и, как маятник, качались перед шлемами, словно соображая, кого же они повстречали и следует ли их покусать к чертям собачьим?

– Не двигайся… – шептал Генацаревский, покрываясь холодным потом и замирая, как египетская мумия.

Он даже думать перестал и закрыл глаза. Ему показалось, что он на своей любимом «Новомосковске», сидит в первом торпедном отсеке и томительно вслушивается, как погружается подлодка и как трещат обшивка и шпангоуты. Хорошо было на подлодке. Дружно и прочно, почти как в бригаде на Марсе, только с маленьким исключением – на Марсе местами казалось страшнее.

Жуков дышал так, словно побил мировой рекорд стометровки. Больше всего Генацаревский боялся, что у поэта, как он снисходительно называл Жукова, не выдержат нервы. Прошло томительно-долгих пятнадцать минут, в наушниках раздался встревоженный голос полковника:

– Почему молчите?! Доложите обстановку!

Какая, к чёрту, обстановка, подумал Генацаревский, не смея шевельнуть даже губами. Красно-оранжевые шершни висели над головой, словно на нитках. Их крылья жужжали, как пропеллеры. Фасетчатые глаза походили на крохотные шлемофоны. Они переливались всеми цветами радуги.

– Немедленно возвращайтесь! – приказал полковник.

Как? – зло подумал Генацаревский. Как? Нас сейчас заклюют, как мамонтов! И хотя скафандр мог выдержать удар пули, Жора почему-то рассудил, что от шершней надо держаться в стороне. Не было у него полной уверенности в надежности скафандра. Он вдруг вспомнил свои нехорошие предчувствия, и в душе у него поселилась ещё большая тревога. Надо обязательно вернуться, подумал он, обязательно! Хочу увидеть, каким станет Марс!

– Не шевелись… – попросил он Жукова шепотом, – ради бога, не шевелись…

– Чего вы там бормочите? – насторожился полковник Бастрыкин. Ох, этот стройбат, подумал он, ох, и стройбат, олухи царя небесного! – Доложите обстановку!

Обстановку, обстановку, зло думал Генацаревский, сползая со скал всё ниже и ниже. Где же я её тебе возьму – эту обстановку?!

Шершни наконец убрались восвояси. Вознеслись к стае. Но стая всё ещё висела над головой в метрах пятидесяти и, кажись, не собиралось прятаться в свою оранжевую матку-дирижабль, а жужжала по-прежнему настороженно и зло.

Они ползли долго и осторожно, используя каждую складочку местности – лишь бы быть незаметнее, лишь бы убраться побыстрее. Вымазались с головы до ног, стали рыжими, как часть пейзажа. На подлодке – там страшнее. Там если грохнет, то пиши, пропал, рассуждал, успокаивая себя Генацаревский. Второй попытки не предвидится. А здесь чего? Ползём себе и ползём – мирно, как черепашки-ниндзя. Прячемся от каких-то пчелок. Шансы примерно одинаковы. Если я на подлодке не утонул, то и на Марсе не пропаду.

Так примерно рассуждал Генацаревский, пока не уперся во что-то, что невозможно было обползти с первой попытки. Поползли они вправо – не нашли выхода, поползли влево – снова не нашли. Тогда они подняли головы и увидали, что уперли в самый что ни на есть настоящий домик с едва заметно светящимся окном.

– Откуда здесь дом? – заикаясь от страха зубами, спросил Жуков. – Мы же на Марсе! Ничего не понял.

А-а-а… злорадно и одновременно растерянно подумал Генацаревский, страшно. Это тебе не стишки царапать. Проняло наконец до этих самых что ни на есть печёнок. Впрочем, меня тоже. Надо быть справедливым. Поэт – он хоть и слабак, но тоже человек!

– Сейчас спросим.

– У кого? – удивился Вовка Жуков.

– У того, кто внутри сидит.

– А кто внутри?

– Экий ты странный? Марсиане!

– Какие марсиане?.. – совсем струхнул Жуков.

Он в семье был один, и пока мать его вырастила, она много слез пролила, поэтому Вовка Жуков был человеком глубоко домашним, можно сказать – маменьким сынком. А на Марс он попал, желая доказать, обратное. В общем, по глупости. Его и брать-то не хотели, пока он не выкрал в штабе бланк и не подделал себе удостоверение на первый класс бульдозериста и компрессорщика.

– Эй… – осторожно окликнул их полковник Бастрыкин. – Что за самодеятельность?.. Что за марсиане?.. О чём вы там бормочите?..

– Гм-м-м… – прочистил горло Генацаревский. – Товарищ полковник, нам особенно разговаривать нельзя. За нами охотятся шершни.

Ему не хватило сообразительности отключить «длинную» связь, в тому же он был самым дисциплинированным солдатом первого марсианского стройбата.

– Какие шершни? – очень осторожно удивился полковник, который уже стал свыкаться с мыслью, что планета Марс, мягко сказать, ещё не совсем изучена, что на ней ещё до чёртиков этих самых белых пятен и что в этом вопросе надо проявить дальновидность и гибкость.

– Не могу знать… – промямлил Генацаревский, заметив, что как только они начали общаться по «длинной» связи, то снова привлекли к себе внимание шершней.

На этот раз стая разделилась на две части, и Генацаревский, и Жуков поняли, что это сигнал к атаке. Они, извиваясь, как гигантские червяки, живо оползли дом и, обнаружив, хлипкую дверь, юркнули внутрь настолько быстро, насколько позволяли компенсационные скафандры.

***

Сергей упал на что-то мягкое и ловко откатился в сторону. Не было никакого горизонта событий, за который он не успел заглянуть, и никакого чёрного облака типа Глобула. Была одна марсианская реальность, напичканная опасностью.

Сверху посыпались, как горох: Мамиконов – не хотел бы Сергей попасть под него, Толян Петров – тот оказался юрким, как теннисный мячик, капитан Парийский – шлепнулся грузновато, словно мокрый снеговик, и что самое удивительное – белый муран, Турес. Откуда он взялся? Этот запрыгал козликом. Благо, что копыта позволяли и, разумеется, удержавшись на ногах, скакнул, как блоха, на три метра вбок. И тут в дыру следом за всеми так стремительно, словно ураган, сунулась трехпалая лапа робота-монстра и загребла всё то, что лежало конусом на дне ямы. А лежали там с десяток трупов крикунов и куски перекрытия. Парийский едва увернулся. Точнее, его дёрнул Мамиконов и спас ему жизнь. Парийский ударился затылком. В голове у него вспыхнул разноцветный фейерверк. Он закричал и хотел лягнуть Мамиконов в подбиты глаз, но передумал, сообразив, что это не к месту, только заковыристо выругался, как капитан какого-нибудь ветхозаветного парусника. Мамиконов с усмешкой отпустил его из медвежьих объятий.

Но их перепалки никто уже не видел и не слушал, потому что все остальные неслись, что есть духа и куда глаза глядят, лишь бы подальше и побыстрее. А так как бежать, кроме как по единственному не очень широкому туннелю, было некуда, то мешали они друг другу изрядно, отпихиваясь локтями и копытами. К тому же в туннеле тянулись трубы разного диаметра и кабели разного цвета.

Сергей быстро нагнал Туреса, задев, правда, пару раз шлемом за трубы. Потом его оттеснил Мамиконов, который набрал такую скорость, что стал похож на ураганный ветер. Затем вперёд снова вырвались Турес, прихватив с собой Петрова, хотя Петров не мог, конечно, конкурировать с Туресом по части выносливости, зато он был в твердой убежденности, что его вот-вот схватят за причинное место, а этого оказалось вполне достаточно, чтобы побить все мыслимые и немыслимые рекорды перемещения по Марсу в паре с парнокопытным мураном.

– Стойте! Стойте! – вдруг заорал капитан Парийский.

Все тут же остановились, как вкопанные, полагая, что капитан хочет им сообщить что-то интересное, может быть, даже самое необходимое, что полагается сообщать в такие жизненно-важные моменты. Однако они услышали всего лишь:

– Я устал!..

– А-а-а… – Сергей, разочарованно привалившись в шершавой стене, сполз на пол и откинул шлем, жадно хватая воздух ртом.

Он тоже устал, кроме этого – хотел есть, а ещё – одновременно курить, пить и спать. Он вспомнил, что у него есть фляжка с водой и полез в карман. Мамиконов вообще шлёпнулся плашмя, словно снова загудела «зубанка». Лишь Петров и Турес, неутомимые, как джейраны, продолжили бег, но и они замерли невдалеке и послушно вернулись назад.

В глубине туннеля мелькали тени. Там, должно быть, прятались крикуны. Мамиконов прислушался и махнул рукой: хорошо хоть не обстреляли.

Пока разбирались, Сергей спросил у Туреса:

– Где шлялся?

– Где надо, – загадочно ответил Турес.

– Но тебя не было целый час!

– Ну и что?! Я что должен тебе докладывать? Отдай мою винтовку! – с этими словами он бесцеремонно забрал у Сергея лазерное оружие крикунов.

Ладно, подумал Сергей, всё равно от него мало толку, раз нельзя никого убить. И вдруг он понял, что изменилось в Туресе. Да он желтую маску смыл! Лицо у него от природы было бледным, как у привидения, без кровинки. Разве что за «гота» сойдет, подумал Сергей. Слава богу, наши женщины «готов» не любят, хотя кто его знает. В нём подспудно шевельнулась ревность. Морду набью, подумал он, если что, разукрашу по первое число. Тоже местный – бабник! Своих женщин мало.

– Ты почему морду смыл?

Турес нехотя ответил:

– У нас белый цвет лица считается признаком бедности...

– Вот тебе на! – удивился Сергей. – Выходит, мы все бедные?

– Выходит… – согласился Турес. – Поэтому за вами и не идут. Один я, как дурак. Мазаться надо жёлтой краской. Когда белый муран становится толстым и упитанным, он приобретает натуральный жёлтый цвет от жира. Это считается признаком достатка.

– Ага… – иронично согласился Сергей, – и губы красит.

– Зачем губы? – вполне серьёзно удивился Турес.

Да он ещё без чувства юмора, решил Сергей.

– Следует что-то придумать… – пояснил всем капитан, тяжело дыша и держась одновременно и за грудь, и опираясь руками о колени.

– А чего думать?! – тревожно спросил Петров, оглядываясь в ту сторону, откуда они прибежали. Там всё ещё в куче дерьма копался робот-монстр, заглядывая, как голубь, светящимся глазом в дыру.

Этот его единственный рубиновый глаз служил напоминанием о том, что опасность ещё не миновала. Но они уже привыкли к ней – особенно капитан Парийский и белый муран – Турес. Ну да, сообразил Сергей, за всю жизнь можно привыкнуть и не к такому.

– Думать надо всегда, – наставительно и очень умно отозвался Мамиконов, впрочем, в его голосе прозвучала и ирония.

– Думать так думать, – покорно согласился Турес, как необъезженная лошадь, всё ещё перебирая копытами.

– Вы же понимаете, что нас рано или поздно всех перебьют?! – сказал Парийский, болезненно морщась и потирая грудь.

В таком возрасте и до инфаркта недалеко, решил он.

– Понимаем, – уныло согласился Толян Петров. – А что делать?..

Как очень молодой человек, он не умел принимать сложных решений, вернее, он не знал, насколько они правильны. Он привык, когда за него думали другие: папа с мамой, любимая девушка, теперь – капитан Парийский, правда, он старый, но у него есть мозги. И всё равно Петров его инстинктивно презирал – наверное, за старость и за то, что он скоро умрёт.

– А предлагаю, пока мы здесь, разнести электростанцию к едрёне-фене, – тяжело дыша, предложил капитан.

– Ха-ха… – коротко отозвался Петров, которому предложение капитана показалось диким. Самое разумное было унести ноги. И дело с концом! И плевать на какую-то там термоядерную электростанцию и что будет через три дня или через месяц. Пожрать вот хочется и на какую-нибудь аборигенку взглянуть не мешало бы.

– А как же… э-э-э… – начал Мамиконов. – А-а-а… ну да… но тогда… впрочем… а что?..

Он почему-то вспомнил о долге, о том, что им давно пора оказаться в Городке-Один, где не надо ни за что отвечать, где бравый полковник Бастрыкин примет любое решение. А думать не надо. Пусть кони думают, решил Мамиконов, они большие. На самом деле, он просто устал от непривычки думать. В армии этому никто не учил.

Сергей снова пришёл к мнению, что надо доложить о ситуации на Землю. Срочно. Чем быстрее, тем лучше – чем чёрт не шутит!

– Вы понимаете, если облако запустит солнце на полную мощь, то всем нам всё равно кердык, куда бы мы ни спрятались, и там, на поверхности – тоже, – зло сказал капитан, заметив их недовольство.

– Понимаем, – покорно, как студент, согласился Петров, но не поверил капитану.

Для меня где-нибудь найдется закуток, подумал он, даже на Марсе, где можно переждать лихие времена. Он полагал, что здоровое, крепкое тело вывезет всегда.

– А что толку?! – спросил Турес, который лучше разбирался в обстановке и местном климате.

– У меня есть план, – почти отдышавшись, сообщил капитан.

– План?! – вырвалось у Мамиконова. – Я думал, мы избавились от полковников и планов?!

Кстати, хорошая мысль, вот кого надо найти – полковника, подумал Сергей. Чтобы сейчас ни высказал капитан Мирон Парийский, командование надо поставить в известность. Незаметно для окружающих он включил «длинную» связь. Полковник тут же пугливо отозвался:

– Сержант… ты где?..

Хотел Сергей сказать, где, да передумал – как бы ни к лицу ругаться, да и надоело.

– Генацаревский погиб… – убитым голосом сообщил полковник, – и Жуков…

– Как?.. – так напряженно спросил Сергей, что все замолчали и невольно уставились на него.

– Не знаю. Мы нашли их в доме, без скафандров, со следами укусов насекомыми. Не знаешь, что это такое?

– Шершни… – упавшим голосом сказал Сергей. – Надо доложить на Землю, что здесь обитает облако Глобула, оно же «зубанка» и что оно изрыгает из себя крикунов с лазерниками – и всё что угодно по мере необходимости: летающие цукубы и боевые стрекозы, а ещё танки и машины поддержки танков. А ещё здесь завод по производству аннигиляционных бомб и термоядерная электростанция, которую облако пытается отремонтировать. А само облако – бездумная, бессознательная субстанция с непонятными свойствами.

– Ка-а-ак-как?.. – полковник не верил своим ушам, впрочем, о шершнях он уже слышал от бригадира. – Повтори…

– Облако Глобула, она же «зубанка»… – стал повторять Сергей Бабура в надежде, что начальство его услышит.

Полковник внимал. Долго внимал. Впервые он слушал, а не командовал. Это дало неплохие результаты. Оказывается, внутри сидела целая неведомая цивилизация, которая оккупировала Марс и изничтожила аборигенов. Так это получается… это получается… Бастрыкин не мог сообразить, что получатся. Полный конфуз, понял он. Мы все обосрались! По уши в дерьме! Хотел приключений – ты их получил по самую шейку! Это тебе не в штабе бригады штаны просиживать. Это тебе не на дурочке Верочке жениться. Это даже не Чечня. Это Марс! Будь он трижды проклят!!!

К его чести, он не стал спасать собственную шкуру и скрывать собственные промахи, а составил подробное сообщение, закодировал его отослал по спецканалу связи. Ах… теперь уже всё равно, подумал он, всё равно разжалуют по служебному несоответствию, и впал в прострацию. Ещё он хотел застрелиться, да подумал, что должен остаться в живых, дабы полностью испить чашу судьбы хотя бы для того, чтобы помочь в освоёнии Марса – пусть даже просто рядовым.

Если бы полковник Бастрыкин знал, что происходит в этот момент с его подчиненными, он бы меньше упивался своим горем, а действовал. А происходило следующее: робот-монстр принялся с ожесточением кромсать потолок, чтобы добраться до людей и мурана. Его единственный рубиновый глаз то и дело мелькал в темноте.

***

Те, кто сидели в домике за дощатым столом, больше всего походили на едоков картофеля с картины Ван Гога. Вовка Жуков когда-то ходил в дом творчества, бывший пионерский, и кое-что на своём коротком веку видел. Такие же мрачные, изнуренные, и руки, разбитые тяжёлой работой. А главное – зверские лица! А почему у марсиан должны быть другие лица? – успел подумать Вовка Жуков. Это же Марс! Именно таким я его себе и представлял!

Было их пятеро: пожилая пара, пара помоложе и девочка в чепчике и длинной юбке. Генацаревский почему-то отметил, что такую одежду на Земле носили то ли в восемнадцатом, то ли в девятнадцатом веках. Но это была, конечно, не Земля, да и существа – не люди, а белые мураны с масками из минеральных веществ на неандертальских лицах. И сплошь рыжие. У молодой женщины волосы более светлые – почти цвета пшеницы. Старшая из женщин разливала что-то похожее на кофе в чашки. Над потолком тускло горела керосиновая лампа.

Не успел Генацаревский всё это осознать, как стекла в окне над столом разлетелись вдребезги и ситуация изменилось мгновенно. Мураны вскочили, крича, и стали метаться, мешая Генацаревскому и Вовке Жукову отбиваться от шершней.

К их чести первую и вторую волну насекомых они положили всю. Жора даже умудрился сбить десяток другой пикой на пол и раздавить тяжёлым сапогом скафандра. Ещё столько же он просто смахнул с себя перчаткой ещё то того, как они выпустили свои жала. Но основную работу проделал неожиданно шустро Жуков, несмотря на то, что на нём повисли мураны, норовили свалить на грязный, заплеванный пол. Делали они это не намеренно, а от страха.

Во всеобщей сумятице, Вовка Жуков вовремя успел повернуть кран и направить раструб на окно. Столб пены ударил навстречу полчищам шершней. Они и сползали, вереща, на пол вместе со стеклами, занавесками и рамой. Старший из муранов прыгнул, не разобравшись, на Жору Генацаревского, должно быть, приняв его в скафандре за немарсианское чудище. Рука у Жоры с пикой дрогнула, и пара штук прорвавшихся шершней впились в спину мурана. Не успел Жуков отбить первую атаку, как на него с рычаньем налетел молодой муран и ударил кухонным ножом. Но и этот муран был укушен сразу тремя шершнями. При этом его лицо даже сквозь желтую минеральную маску посинело, стало почти чёрным от прилившейся крови.

Дальнейшее Жора Генацаревский помнил фрагментарно: он то прыгал, как заяц, в горах пены, то прикрывался столом, то махал пикой не хуже, чем шпагой. Мураны куда-то то ли провалились, то ли испарились, да и не до них было в этой суете. Жуков знай себе от души поливал пеной злосчастное окно. Шершни лезли, что называется, очертя голову. Их трупы хрустели под ногами, как грецкие орехи. В условиях относительно низкого давления пена из огнетушителя заполнила практически всю комнату. Шершни, лишенные возможности летать, барахтались, как в паутине. Цукуба выпускала всё новые и новые отряды насекомых.

И наверное, Жора с Жуковым отбили все атаки и, даже сгоряча, быть может, захватили бы цукубу. По крайней мере, подобная мысль мелькнула в голове у каждого из них, но ОВП-8 издал, похожий на предсмертный хрип, звук и выплюнул напоследок из раструба жалкий ком пены.

Шершни, словно сообразили, что у людей больше нет оружия, и новой неукротимой волной ринулись в окно.

– Бежим! – диким голосом закричал Генацаревский.

Уж как он боялся, уж как он нёсся. Вовка Жуков бросил бесполезный огнетушитель. Они, словно пробка из бутылки, вылетели из дверей вслед за женщинами-муранами, которые куда-то исчезли, и врезались лбами в цукубу.

Жора Генацаревский не стал разбираться, почему она лежит на земле рядом с домиком, может, отдыхает, а может, подыхает, кто её знает, и ткнул её пикой что есть силы. Цукуба дернулась. Из круглого отверстия вылетел единственный шершень, которого Вовка Жуков ловко раздавил на себе и тоже пощекотал цукубу пикой. Цукуба сделала попытку взлететь.

– Попалась! – радостно завопил Жора Генацаревский и схватил цукубу за правый плавник-стабилизатор.

Цукуба рванулась, словно живая, словно рыба, попавшаяся на крючок. Она приподняла переднюю часть корпуса, намереваясь взмыть под невидимый потолок, но Жуков тоже подналег – только на левый плавник-стабилизатор. Несколько секунд они боролись с цукубой, наконец, она словно лишившись чувств, бессильно опустила плавники. Затем её пронесло: задняя часть брюха открылась и оттуда вывалилось содержимое желудка. Генацаревского, который стоял ближе, едва не вывернуло следом. Желудок отказался слушаться. Рот наполнился вязкой слюной. Генацаревский откинул шлем, и его вывернуло следом за цукубой. Он тут же вернул шлем на место, забыв вытереть рот, и сделал открытие – в пещере присутствовал воздух, потому что он сделал невольный вдох и не умер.

Между тем, Жуков зря что ли был поэтом – воображение у него работало, как корабельный хронометр. Не долго мудрствуя, он полез сквозь экскременты в живот цукубы и, не обращая внимания, на то, что внутри было скользко и мерзко, стал карабкаться вперёд.

Цукуба попыталась стыдливо прикрыть заднюю часть, но следом за Жуковым нырнул Жора Генацаревский, орудуя пикой, как ледорубом.

Если бы они были без скафандром или даже надумали откинуть шлемы, то им не за что не удалось проникнуть в цукубу, потому что цукуба была синтезом биологического и механического существа, и в желудке у неё дышать было невозможно.

Жора Генацаревский уже замахнулся, чтобы добить цукубу изнутри, но Вовка Жуков закричал:

– Стой! Ты что?! Сейчас взлетим!

Цукуба действительно приподняла верхнюю часть, но вдруг завалилась вначале на правый бок, затем – на левый, и Жора Генацаревский прокомментировал, переживая приступ тошноты:

– Ага… – перекатываясь в брюхе, как в толстой перине, – как же, взлетим!

С цукубой творилось что-то неладное: она то рвалась вверх, то кувыркалась, как рыба в неводе.

Но Жуков проявил дальновидность:

– Взлетим, бригадир, и нам сам чёрт не брат!

Но взлететь они сразу не смогли. Их качало и швыряло. Генацаревского тошнило всё сильнее и сильнее. Он вспомнил, что у него слабый вестибулярный аппарат, и крепче стиснул челюсти, прекрасно понимая, что шлем нельзя откидывать ни при каких обстоятельствах. Поэтому он только ползал следом за Вовкой Жуковым, в надежде, что цукуба в конце концов успокоится. Он даже готов был её убить, но когда Жуков, сунулся в какую-то щель кровавого цвета, полез следом, не очень-то орудуя пикой.

Должно быть, он миновал что-то вроде огромных жабр. Но следующий орган ему был неизвестен. И только путем аналитических рассуждений Жора пришёл к выводу, что это соты – просто огромные соты, каждая из которых открывается наружу. Ага, многозначительно подумал он, вот, где шершни сидели.

– Чего ты валяешься? – произнёс Жуков. – Мы так сто лет не взлетим!

– Ну так-х-хх… – промямлил Жора и поднялся. – Что надо делать-то?

На мгновение он забыл, что является бригадиром и наделен властью.

Их уже не качало, зато цукуба, похоже что-то жевала. Слышался скрежет то ли зубовный, то ли работала дробилка.

– Иди сюда… – Жуков приоткрыл белую складку, из-за которой бил свет.

Молодец, поэт, подумал Генацаревский, приходя в себя, и заглядывая туда, указывал Жуков.

Одни из крикунов кормил цукубу личинками шершней – огромными розовыми толстыми червями, засыпая из прямо в пасть из бумажного куля. Цукуба со вздохом пожирала содержимое и кажется, даже причмокивая, набиралась сил. Второй крикун, сидя в кабине, дергал цукубу за усы, растущие сверху и снизу, как показалось Генацаревскому, огромных губ, стараясь удержать цукубу от раскачивания.

Генацаревский впервые увидел перед собой крикунов. Чутье ему подсказало, что это враги – то ли фашистский шлем подвёл, то ли вид у крикунов был устрашающий – оскаленный, только Жора, выскочил из-за белой складки, схватил крикуна за ноги и сунул головой в пасть цукубе – так на всякий случай. Не доверял он после шершней местной флоре и фауне. Цукуба сжевала крикуна с таким же аппетитом, как и розовых личинок шершней. Крикун даже пискнуть не успел. Но ничего этого ни Генацаревский, ни Вовка Жуков не видели, потому что вступили в бой со вторым крикуном и, не дав ему насладиться пением, то бишь криком, насадили его на свои пики. Крикун пару раз дернулся, попытался исторгнуть из себя пламя, но, видать, пики повредили у него жизненно важные центры, и он безвольно обвис. Впрочем, ни Генацаревский, ни Жуков даже не подозревали, что крикун может ожить, что внутри него уже идёт восстановительная работа «умной пыли». На всякий случай они не стали искушать судьбу и отправили крикуна следом за первым в пасть цукубы, которая радостным вздохом облегчения – нравились цукубе крикуны, и она легко взлетела.

***

Она снова ему снилась – ощущение неощутимого. Воспоминания! Самое-самое начало роман. Предтеча. Предисловие. Ощущение открытия нечто большего, чем ты готов понять! Вот, что его захватило. А ещё ощущение вечного счастья. Блаженство!

Пробуждение же было самым жутким в его жизни. Они вповалку лежали в узком, как крысиная нора, коридоре, где, похоже, совсем недавно стояла вода. Дышать было нечем. Воздух был густым, как сироп, и пах то ли керосином, то ли мазутом. Даже РС, казалось, работает на пределе возможностей. Мамиконов, вон, посинел, Петров хрипит, словно отдает концы, а капитану Парийскому и белому мурану хоть бы хны – знай себе, дрыхнут без задних ног. Марсиане хреновы. Сергей повернулся на бок и сел. Жирная грязь под ним жадно чмокнула, отпуская из своих объятий. Тихий, монотонный гул так и лез в уши. Сергей к нему так и не привык.

В тупике сидел Пантигера и подавал знаки. Сергей вначале не сообразил, а потом осветил его фонариком. Сквозь холодный туман испарений проступило большое лицо, чёрный шлем с рогами и посох с венчиком пламени. Что он там делает? – удивился Сергей и двинулся к нему. Для этого ему пришлось встать на четвереньки. Когда он проползал мимо Мамиконова, тот открыл глаза и спросил с подозрением:

– Куда? Я всё вижу!

– Да по нужде я… – сказал Сергей, безуспешно пытаясь вырывать руку из его цепких пальцев.

– Смотри, не обоссысь… – сонно пробормотал Мамиконов, закрывая глаза и отпуская руку Сергея. – Петров нашёлся?..

– Нет. Кто его искать-то будет?

– Это точно… кому он нужен?.. Ну и ладно… – пробормотал Мамиконов, поудобнее, как в мягкой постели, устраиваясь на глиняном ложе. – Иди уже, ссыкун…

Лицо его было ужасным – почти, как у гоблинов – серо-чёрное от щетины и удушливого воздуха.

Задохнемся мы здесь, обреченно и равнодушно, как о посторонних, подумал Сергей, как пить дать задохнемся. Они попали ниже всех мыслимым уровней. Давление было почти земным. Воздуха только не было.

Пантигера сказал:

– Дай мне слово, что если я тебя спасу, ты сделаешь то, что обещал.

– Даю! – не думая, согласился Сергей. – А что я обещал-то?

Настороженность, которую он обычно испытывал к очень большим людям, вдруг пропала.

– Шутить изволишь?

Глаза у Пантигера сверкнули, как у кошки в темноте.

Сергей рассмеялся:

– Прости, я не помню...

Он хотел добавить, что столько всего накатило, что голова идёт кругом.

– Нет! Ты не понял, – Пантигера с хитрецой разглядывал его так долго, что Сергею стало не по себе. – Ты что-то говорил о восстановлении Марса?

– А-а-а… говорил, – признался Сергей с облегчением.

– Я помогу, и ты мне поможешь.

– Хорошо, – ещё раз согласился Сергей и терпеливо вздохнул.

Все эти странные разговоры с намёками ему уже надоели. Разве у него был выбор? Впрочем, он плохо представлял, как будет происходить восстановление Марса. На курсах им говорили, что это связано с разогревом планеты. А как её такую огромную разогреешь? Сергей представлял себе это так: притащат большие козлы с вентиляторами, включат в розетку и будут греть атмосферу. На большее у него фантазии не хватало. Только где эту розетку возьмешь? – подумал он. Теперь-то он догадывался, что розеткой будет служить термоядерная электростанция.

– Тогда пора выбираться, – сказал Пантигера и без объяснений пополз в глубину хода.

– Стой… – смущенно пробормотал Сергей. – Стой!..

– Ну?..

– А как же они?.. – Сергей оглянулся, ища взглядом если не Парийского и не белого мурана, то хотя бы Мамиконова.

– Они уже покойники.

– А Большой?

– И Большой.

– Ага-а-а… – с ужасом согласился Сергей, ощущая всю глубину своёго предательства, но ничего с собой поделать не мог.

– Им уже не выбраться, а тебя я выведу.

– А куда мы ползём?

Огромный камбун едва помещался в туннеле. Местами он спиной и рогами касался потолка, и тогда на голову Сергея падали ошметки грязи. Туннель был облицован камнем и гофрированным железом, которое в условиях местного климата отлично сохранилось.

– Здесь есть проход за завалом. Надо всего-то прорыть с метр.

Как же ты его пророешь? – с ещё большим ужасом подумал Сергей, мы здесь вчера столько намучились, что едва не померли, и проснулся от удушья. Он перевернулся на бок и долго кашлял. Сердце билось, словно птица в клетке. Сознание – это мучение для духа, подумал он и посветил в тупик: там никого не было. Приснилось, сообразил Сергей, но заставил себя подползти к завалу – не зря же Пантигера приходил. Верил теперь Сергей во всякие чудеса и в марсианские тоже.

Мамиконов лежал, как покойник, задрав подбородок с недельной щетиной. Петров стонал во сне. На остальных Сергей посмотреть не решился. Успеется, подумал он – если померли. Где-то журчала вода.

Накануне они безуспешно пытались пробиться сквозь горы грязи, но стальной щуп, которым они тыкали в неё, не находил прохода.

Сюда, в самую клоаку Марс – старую дренажную систему, их загнали крикуны – криками и плевками огня. Петрову лицо обожгло до волдырей. Сами не полезли, не добили своими лазерами, а завалили вход так, что выбраться не было никакой возможности. Гады, беззлобно думал Сергей, покачиваясь взад-вперёд. Это движение придавало хоть какой-то смысл. В любой момент могла подняться вода и затопить коридоры. Он чувствовал, что конец близок. Непонятный, едва слышимый гул заполнял подземелье.

– Давай помогу! – Мамиконов забрал у Сергея щуп и вогнал его в жирную, как масло, глину.

Силищи в нём было не меряно. Сергей знал, что всё безнадежно. Они пробовали нащупать проход сотни раз – ничего не получалось. Только выдохлись. Вдруг Большой с удивлением пробормотал:

– Не пойму… почва, что ли, осела?..

Не может быть, тупо думал Сергей. Это будет похоже на чудесное спасение.

Мамиконов потыкал щупом, каждый раз всё яростнее и яростнее, а потом так же яростно отбросил щуп в сторону и принялся копать обеими руками – только глина полетела в сторону, залепив все фонарики на скафандре. Сергей пристроился сбоку, хотя большой Мамиконов ненароком то и дело припечатывал его к стене, обложенной гофрированным железом. Через мгновение им в лицо ударил свежий поток воздуха. А ещё через мгновение, извиваясь, как червяки, они с Мамиконовым оказались по другую сторону завала, а за ними уже лезли: белобрысый Петров, большеголовый Турес и седой капитан Мирон Парийский. Спаслись!

В центре зала с огромным куполом стоял никто иной, как Пантигера собственной персоной. На этот раз он был в чёрных доспехах и в шлеме с рогами, а в руках держал неизменный боевой посох с венчиком голубого пламени.

Капитан Парийский от испуга подался назад в дыру.

– Стойте! – грозно приказал Пантигера.

Голос эхом разнесся по залу. Капитан замер с поднятой ногой. Фонари под огромным куполом вспыхнули ярче, а гул стал громче.

– Стойте!

Белому мурану – Туресу было всё равно. Он находился в дальнем родстве с камбунами и не очень боялся их, ведь камбуны в основном охотились на серокожих марсиан – гоблинов, считая их выродками.

– Стойте! – третий раз произнёс Пантигера, слова эхом разлетелись под куполом. – Мы сейчас пойдём и уничтожим крикунов.

– За одно и реактор! – обрадовался капитан Парийский и восторженно притопнул ногой.

Видать, у него в печёнках сидит этот реактор, подумал Сергей.

– А зачем его уничтожать? – удивился Пантигера. – Тогда городу окончательно придёт конец. Разве этого вы хотите?

Он хорошо помнил, что люди решили возродить Марс. Для такого случая реактор подходил как нельзя лучше.

– А бомбы?

– Что бомбы?

– Бомбы ведь останутся?!

– А мы завалим все входы!

– Мы согласны! – радостно за всех ответил Турес, которому было всё равно, что делать, и который безропотно подчинился воле дальнего родственника. – Какая разница? В принципе? – он вопросительно посмотрел на капитана.

– А вы что скажете, капитан? – спросил Пантигера, поняв, что без капитана каши не сваришь.

– Я?! – удивился Парийский. – Мне как бы не с руки. Я не местный. Вы разве не помните?

– Вы почти свой!

– Послушайте, это вы убили второй экипаж?! – упёрся капитан.

– Это сделал не я, – ответил Пантигера, – а ложный камбун. Те, кто бродят по поверхности, не имеют к нам, марсианам, никакого отношения.

– Предположим, я вам поверю, но чем вы докажете?

– Мы уничтожим крикунов, а потом оба поднимемся на поверхность.

– Очень смешно, – отозвался Парийский. – Вы же знаете, что я сразу погибну.

– Я тоже, – сказал Пантигера. – Но это единственное доказательство.

– Ладно, – кисло согласился капитан Парийский, – где ваши крикуны?

– Здесь! – Пантигера постучал посохом о пол.

Оказалось они стояли на огромной выпуклой крышке, которая слабо вибрировала. К тому же она была тёплой на ощупь. Там внизу тайные механизмы вырабатывали тайные миллионы электрон-вольт, чтобы не погасло солнце. Вибрация то затихала, то возобновлялась. Лампы под куполом то вспыхивали, то почти гасли. Несомненно, под крышкой кто-то или что-то усердно трудилось – плазма, разогретая до миллионов-миллионов градусов.

– Но у нас нет оружия! – привёл последний аргумент капитан Парийский.

– Будет вам оружие, – сказал Пантигера, пнув что-то у ног.

И тогда все увидели целую кипу боевых посохов. Оказывается, у него всё было готово и он только ждал, когда они выползут из крысиных нор.

– А мне можно? – робко спросил Турес, потому что не привык, что камбуны относятся к нему по-человечески.

– И тебе тоже, – снисходительно ответил Пантигера.

Обрадованный муран заорал:

– Ура!!! – отбросил в сторону бесполезное оружие крикунов и схватил боевой посох.

Оказалось, что по поверью это древнее оружие марсиан, и что оно на вес золота и что тот, кто им владеет, тот владеет миром, то бишь – Марсом.

Хорошо бы, подумал Сергей выбирая себе боевой посох потолще. Как только он взял его в руке, на кончике зажёгся голубой огонек.

***

Сказать, что капитан Чернаков ошибся, значило ничего не сказать. Но дело было именно так: Чернаков, закрыв глаза, вошел в домик и молча выслушал доклад Есени Цугаева.

Он не хотел видеть покойников. Он их с детства боялся, потому что никогда не служил в строевых частях и, конечно же, не участвовал в боевых действиях. В бытность майором Чернаков занимался только строительством. Его разжаловали за то, что у него в глухой тайге, где до ближайшего населенного пункта было добрых восемьсот верст с гаком, со спецобъекта угнали артиллерийский тягач М4, импортный автобетононасос и пару «Уралом 4320». Дело осложнялось тем, что дорог там летом не было, а значит, и украсть без ведома высокого начальства в лице Петра Григорьевича никто ничего не мог. По крайней мере, так рассудило командование. Поэтому Чернакова сняли с объекта, понизили в должности и перевели в другую тьмутаракань на границу с Казахстаном латать и восстанавливать систему «мёртвая рука», чем Чернаков и занимался до самого отлета на Марс. Он Бога молил попасть в первую экспедицию и засыпал командования рапортами. Наконец, кто-то наверху рассудил, что на Марсе неуёмный Чернаков принесёт больше пользы, чем на Земле, а может, он просто кому-то до чёртиков надоел? Когда же ему позвонили из канцелярии роты и сообщили радостную весть, он, не заходя за вещами в офицерское общежитие, заскочил в штаб дивизии за бумагами, сел в «газик», идущий в центр, и был таков. Больше на Земле его никто не видел – ни жена-истеричка, ни сопливые дети. Для них Чернаков канул в вечность. Зато на Марсе появился трудоголик и всех загнал, как лошадей. Так что начальству то и дело приходилось одёргивать его.

– Ну что там? – спросил Чернаков, стараюсь даже не смотреть на то, что лежало на полу.

В комнате было темно, как в кочегарке после пожара, влажно и скользко, только свет фонарей вырывал фрагменты картины: то лавку, то перевёрнутый стол, то невероятно распухшие ноги, торчащие из-под брезента. Чернаков хотел по ночам спать спокойно, поэтому старался на те ноги особенно не смотреть. Самое странное, что никто не обратил внимания на копыта, очевидно, полагая, что ноги у Генацаревского и Жукова деформировались таким странным образом.

– Оба… – произнёс Есени Цугаев, насмешливо глядя на капитана, – готовы…

Уж он-то насмотрелся на кровь и не боялся её. На самом деле, он был не Есеней Цугаевым, а – Рамсулом Гелаевым, находящимся во всероссийском розыске. Он и брился-то потому, что на всех известных фотографиях был с бородой и боялся, что его опознают даже со щетиной, которая росла у него быстрее, чем грибы после дождя. По некоторым причинам, о которых Есеня, естественно, не распространялся, крови он не боялся. Но и он, навидавшийся всякого и не всякого, ошибся, приняв раздувшихся и почерневших едоков картофеля за бригадира Жору Генацаревского и Вовку Жукова.

Сочтя картину ясной, Чернаков доложил полковнику Бастрыкину. Тот – на поверхность. Оттуда – на Землю. Земля надолго замолчала: первые марсианские потери никому были не нужны. Не ко времени. Готовилась большая экспедиция из трёх ракет-звездолетов. Коррективы вносить было поздно: американцы дышали в затылок, поэтому «марсианский вопрос» отложили до поры до времени. Но партию оружия за счёт иных грузов на одну из ракет загрузили, и генерал Зуев вздохнул с облегчением. Оставалось только ждать и надеяться на лучшее.

Глава 7

Бой местного значения

Вначале цукуба летела не очень уверенно. Да и Генацаревский с Жуковым неумело ею управляли – дёргали не за те усы, не в ту сторону и забывали подкармливать личинками шершней. Но через некоторое время приноровились. Оказалось, что если дёрнуть за левый верхний ус, цукуба, естественно, поворачивала вправо, если за правый верхний – налево. А если дёргать за нижние усы, то цукуба стремилась присесть и отдохнуть. Если же равномерно дёргать за все четыре уса, то цукуба летела прямо, как пришпоренная лошадь.

Потом они увидели, как из сумрака, подсвеченного тусклым искусственным солнцем, выплывают углы и грани небоскрёба, словно в полярной ночи проявлялся айсберг, поблескивая кристаллами голубого льда. Откуда он приплыл? Да и зачем? Никто не знал. И что там за ним в темноте, тоже никто не знал. И что будет дальше, тоже не знает никто. И от этого брала оторопь и рассуждать не хотелось, а только – существовать, как травка, и не думать, совсем не думать. Думать было противопоказано.

Мёртвый город, покрытый ржавыми потёками и наплывами разноцветного гематита, показался огромным и безмерным. Куда ни кинь взгляд, во все стороны простилался он широкими и узкими улицами, похожими на большие и маленькие ущелье. В центре протянулся настоящий парк, заросший чёрными «деревьями», похожими на искалеченные ёлки. Кое-где блестела вода и виднелись мостики, переброшенные через сверкающие потоки – единственное живое, единственное движение в мёртвом городе.

На глади широкой реки Шкабарь суетились канонерки – юркие, как тараканы. За гирляндой больших и маленьких мостов стоял круглый, как черепаха, дредноут, орудия главного калибра были направлены в сторону новой части города Сен-Пала.

– Смотри, смотри! – закричал Жуков.

Генацаревский выглянул в иллюминатор: пара стрекоз, как истребители, летели вдоль реки. Они явно патрулировали акваторию. Ещё две, трепеща крыльями, поднимались с аэродрома. На стрекозах в кабинах сидели крикуны, вооруженные винтовками.

– Да здесь целая армия! – воскликнул Жора. – Никак америкосы нас опередили?!

– Не может быть! – пораскинул мозгами Вовка Жуков. – Откуда?

– Может! Смотри!

Генацаревский случайно нажал на третий хоботок слева – под цукубой вспыхнул конус света шириной с футбольное поле. Тогда-то они, собственно, и смогли оценить масштабы вражеской армии. По набережной в центр города двигались колонны бронетехники и пехоты, между домами горели костры бивуаков, возле которых сновали солдаты. За старой частью города, где начинались кладбища, где каменные фонари провожали души в иной мир, застыло странное, чёрное, как сажа, облако. Генацаревский сразу почувствовал его враждебность. Это было не просто грозовое облако, а нечто живое, а главное – опасное.

Вдруг цукуба повела себя неадекватно. Стала двигаться боком, да ещё с креном, норовя перевернуться. Жора принялся беспорядочно дёргать за все усы сразу. Жуков с перепугу высыпал в пасть цукубе остатки личинок. Но и это не помогло. Земля стремительно приближалась. Ветер свистел, как при урагане. Конец! – мелькнуло у Генацаревского, и он инстинктивно стал хвататься за всё, что висело и торчало. Потом его притянуло к потолку. Жукова тошнило. Физиономия у обоих стала зелёной, как у лягушки. По этой ли причине или по какой-либо другой, но в тот момент, когда по всем расчётам они должны были превратиться в лепешку, цукуба замерла. Тело мгновенно стало тяжёлым. У Генацаревского и Жукова подкосились ноги. Оба они почувствовали, будто у них оторвались внутренности. Жуков шлепнулся на пятую точку и издал короткое: «Ёб!», а Генацаревский повис на том, за что держался, и едва не оторвал. Цукубе это явно не понравилось и она взбрыкнула – Жора подполз и выглянул в иллюминатор. К ним приближался отряд крикунов, волоча за собой что-то огромное, длинное, извивающееся, как гусеница. Первая мысль была – бежать! Но куда? Да и поздно было. С одной стороны причал, с другой – река. Генацаревский схватил пику и приготовился дорого продать свою сержантско-старшинскую жизнь.

У крикунов были страшные лица с вытаращенными белками и оскаленными, как у покойников, ртами. Они присоединили гусеницу к цукубе, и раздались чмокающие звуки. Цукуба перестала дергаться, замерла. Вздох облегчения пронёсся по ней. Она словно впала в прострацию и стала заметно тяжелеть, пока окончательно не легла на землю.

Генацаревский и Жуков замерли, ожидая, что внутрь вот-вот ворвутся эти странные крикуны. Но ничего не произошло.

– Иди… – сказал Генацаревский, отрываясь от иллюминатора, – иди, посмотри, что они делают.

Крикуны суетились вокруг цукубы, то ли латая ей бока, то ли приободряя таким странным образом. Одни из низ заглянул в иллюминатор. Жора отпрянул. Глаза у крикуна были белами-белыми, почти без зрачков, во рту же торчали два передних огромных зуба.

Вовка Жуков вернулся через секунду:

– Они забили все соты шершнями! А личинками заполнены все закрома!

– Ты считаешь, это не америкосы?

– Конечно, нет, какие-то недоноски, но не америкосы.

– Так! – задумчиво произнёс Генацаревский, вспомнив, что он бригадир. – Давай связь!

– Связи нет… – вздохнул Вовка Жуков, виновато взглянув на бригадира.

– Да вижу… – Генацаревский обнаружил, что «длинная» связь не работает, что она блокируется сильным магнитным полем. А локальные магнитные поля не шли ни в какой сравнение с тем, что регистрировали приборы скафандра.

Но откуда на Марсе магнитное поле, да ещё такой силы? Их учили ещё на Земле, что Марс не имеет в ядре источника магнитного поля.

– Должно быть, вон та штука, – сказал Вовка Жуков, – посмотрел в иллюминатор на край чёрного облака, которое с земли казалось не просто огромным, а очень огромным, сверхогромным, необъятным, с очертаниями, которые сливались в вездесущими сумерками. Даже искусственное солнце не могло рассеять эти сумерки. – Что будем делать?

– Сваливать надо! – уверенно сказал Генацаревский.

– А как? – Жуков подергал за усы и всё, что висело рядом с ними.

Безрезультатно. Цукуба не реагировала. Она словно приросла к земле, и жадно почмокивая, пожирала тонны личинок. Кажется, ей было всё равно.

– О-па… – вдруг произнёс Жуков, выглянув в иллюминатор, – никак местное начальство?

Жора Генацаревский посмотрел в свой иллюминатор. Действительно, из-за обветшавших построек лихо выкатил диковинный агрегат, похожий на угловатый, бесформенный кусок породы. Двигался он, однако, весьма грациозно, словно не касался земли. Из него юрко выскочили четверка крикунов в лиловой форме. Все прочие прекратили суетиться и вытянулись в струнку. Только гусеница по-прежнему шевелилась, насыщая цукубу шершнями и личинками.

Лиловая четвёрка направилась к цукубе. Сейчас нас разоблачат, сообразил Генацаревский и вопросительно уставился на Вовку Жукова – готов ли тот умереть? Жуков вдруг улыбнулся хищно, как голодный волк, и Жора понял, что момент истины настал. Сейчас нас жизнь проверит! – подумал он, сжимая пику. Может, договоримся?

Неожиданно в середине кабины открылся люк, который ни Генацаревский, ни Жуков даже не заметили из-за складочек в тканях цукубы. В этот люк полезли лиловые крикуны. Первый из них, должно быть, важный, как египетский фараон, потому что глаза у него были с нормальными по человеческим меркам зрачками. Он увидел Генацаревского с Жуковым и замер, вылупившись так, словно обнаружил приведения.

Генацаревский неожиданно для себя гаркнул, как бравый Швейк на плацу:

– Здравия желаю, товарищ генерал!

Жуков с изумлением посмотрел на него, но тоже вытянулся в струнку, копируя бригадира. Острую пику он на всякий случай спрятал за спину острием вниз.

Крикун из фиолетового стал багровым. На его кроличьей физиономии отразилось недоумении, а потом злость. Ну совсем, как полковник Бастрыкин, успел подумать Вовка Жуков. Крикун даже возмущённо повертел головой, очевидно, ища настоящих крикунов:

– А где экипаж?!

– Мы за него, – нашелся Генацаревский, который лихорадочно соображал, что предпринять, но ничего толкового сообразить не мог.

– А вы кто?!

Высокопоставленный крикун стал переливаться, как каракатица, всеми цветами радуги с преобладанием красных тонов.

– Мы?! Мы воины Марса! – неожиданно выпалил Вовка Жуков и тоже почему-то покраснел, от вранья, что ли?

Между тем, он не очень-то волновался из-за крикуна, полагаясь во всем на бригадира, и поэтому то и дело посматривал в иллюминатор: гусеница перестала извиваться, и рядовые крикуны потащили её прочь. Цукуба отреагировала так, как дирижабль, поднявшийся на якоре, то есть чуть-чуть, но всё же оторвалась от земли. Этого никто не заметил, кроме Жукова. Генацаревский и лиловый крикун, который то ли от возмущения, то ли от удивления, стал тёмно-багровым, были заняты тем, что лихорадочно соображали, как им себя вести друг с другом.

Крикун сделал шаг, освобождая путь, и в люк полез следующий крикун. Это явно меняло соотношение сил, к тому же первый крикун вдруг тонко, как раненый заяц, заверещал по нарастающей. Вовка Жуков от неожиданности выронил пику, а Жора Генацаревский наконец вышел из оцепенения и прежде чем крикун перешел на следующую октаву, уже теряя сознание, двинул крикуна в челюсть. Таким образом одновременно произошло два события: пика воткнулась в нежное брюхо цукубы, а кулак Жоры налетел на челюсть крикуна. Цукуба подпрыгнула от боли, а крикун, не знакомый в боксом, завалился на спину и вся сила его писка ушла в потолок кабины. Цукуба отреагировала на это неожиданно резким скачком и очутилась над рекой. Крикун, который лез в цукубу, повис в люке. Крикун, который верещал, неожиданно пополз к нему. Видно, он не привык, чтобы его били, да и верещал он теперь не очень уверенно. Правда, его верещания вполне хватило, чтобы на целую минуту вывести Генацаревского из строя. Зато Жуков, который стоял сбоку, не ощутил всей мощи верещания крикуна и дёрнул цукубу за правый верхний ус. Цукуба восприняла это как сигнал к действию и полетела вправо и вверх.

Крикун, который висел в люке, с протяжным криком сорвался вниз. Не успел он коснуться реки, как из неё высунулось какое-то чудовище и проглотило крикуна в мгновение ока. Вовка Жуков, который наблюдал за всем этим, понял, что марсианская река – это не то место, где можно свободно купаться.

Жора Генацаревский всё ещё не пришёл в себя, он действовал на автомате: он полз, полз, полз и дополз, чтобы врезать лиловому крикуну по полной программе. В цукубе воцарилась тишина. Слышно было, как ветер свисти в распахнутом люке, да ещё как цукуба пожирает очередную порцию личинок. Крикун, не привыкший к флотскому мордобою, тихо хрипел. Жора сидел на нём и, как только хрип становился чуть громче положенного, наносил удар справа или слева. Наконец крикун сообразил, что его будут бить до тех пор, пока он кричит, и он замолк, жалобно шмыгнув разбитым носом. При этом он стал белым-белым и смертельно перепуганным.

– Слышь?.. – покачиваясь и ещё не очень соображая, что он делает, спросил Генацаревский. – Что ты там сказал насчёт воинов Марса?

– Ну… – неуверенно произнёс Вовка Жуков. – Ну… я думал всё это время, кто же мы такие?

– Земляне… – насмешливо подсказал Жора, покачиваясь от слабости.

– Правильно, земляне, но и воины тоже… Ведь воюем за Марс?

– Ну?.. – как-то неопределенно согласился Жора. – Воюем… Действительно…

– Значит, мы воины Марса! – заключил Вовка Жуков.

Разговор вроде бы оказался не ко времени, не к месту, но увлек обоих.

– Воины… – как пьяный, согласился Генацаревский и двинул с правой крикуна, – а ты молчи, тебя никто не спрашивает!

Крикун пошёл фиолетовыми пятнами то ли от возмущения, то ли от страха и снова почернел. Он и не думал кричать, он боялся этих странных существ, которые очень ловко размахивали руками.

***

Пантигера попытался открыть крышку, но даже когда они все скопом налегли, она не двинулась с места.

– Нет… – сказал Сергей, присев на корточки, – так не получится. А другого входа нет?

– Нет, – ответил Пантигера. – Я видел, как крикуны вбежали в этот зал. Надо искать ключ, рычаг, тайный ворот, всё, что угодно!

Все разбрелись, ощупывая стены. Периодически кто-то радостно восклицал:

– Нашёл! Вот!

Но каждый раз радость оказывалась преждевременной. Когда Сергей в третий раз, обходя зал, нос к носу столкнулся с Гошей Мамиконовым, он понял, что так они ничего не найдут: шесть пар глаз трижды обыскали зал, и всё бесполезно.

– Должно быть, у них был ключ, – предположил он.

– Да нет, – в сотый раз твердил Пантигера, в ярости пытаясь оторвать крышку. – Я бы заметил. Они как-то странно суетились вокруг именно этого места.

Крышка была рифленой, с незаконченными кругами-секторами, ребрами, выступами и непонятными знаками в углублениях. Любой из них мог быть ключом.

– Может, надо посвистеть? – предположил обычно белобрысый Толян Петров.

Он был так перемазан жирной, как масло, глиной, что его с трудом можно было узнать.

– При чём здесь свист? – спросил Мамиконов, подмигнув Сергею, который пытался разобраться со знаками.

Турес устало согласился:

– Мудрено. Выходит, крышку могут открыть только крикуны, а сделана она за тысячу лет до них. Нестыковочка, однако.

– Да… – почесал седую, лохматую голову капитан Парийский, – мудрено…

– А что? – согласился Сергей. – Ведь крикуны мастера свистеть. Какая нам разница, как открыть крышку. Давайте свистеть.

Никто не поверил. Все расселись вокруг, посмеиваясь и радуясь минуте отдыха. Турес с непривычно белым лицом, кажись, что-то жевал.

– Кинь… – попросил Сергей, – жрать охота…

– Ты это не будешь… – отвернулся Турес.

Должно быть, он всё ещё злится на меня, решил Сергей.

– Откуда ты знаешь? Я и мышь живьем сожру.

Сергей посмотрел на реакцию капитана Парийский. Но капитан сделал вид, что ничего не слышал. Пришлось Сергею положиться на собственный опыт. Белый муран кинул – Сергей поймал одной рукой, как птицу в полете. Это был жук с твердыми хитиновыми крыльями. Жук вяло шевелил колючими лапками.

– Чего в нём есть-то?

– На брюхо надави и увидишь, – ответил Турес.

Сергей надавил. Из кончика брюха действительно полезло что-то белое.

– Прямо в рот, – посоветовал Турес.

Содержимое брюшка оказалось совсем непротивным, а напротив – вкусным и сытным. Только мало. Сергей выклянчил ещё штук пять и только после этого почувствовал, что к нему возвращаются силы.

– Ладно… вы как хотите, а я покричу. Большой!

Мамиконов встрепенулся:

– Куда кричать-то?

– Да вот, – сказал Пантигера, уступая место, где в торце виднелось отверстие. – Я уже и ковырялся, и стрелять пробовал.

Мамиконов наклонившись, бессмысленно повозился, вдруг выдернув руку, нервно произнёс:

– Ничего там нет. Дыра она и есть дыра для вентиляции.

Никто даже не подумал, что под крышкой может быть смертоносная радиация.

– У кого из нас самый сильны голос? Турес, иди сюда!

– Чего я лошадь, что ли? – обиделся Турес. – Я кричать не буду!

Сергей хотел ему напомнить, что лошадь для него – неизвестное животное, да вспомнил, что это любимая поговорка Пашки Марфина.

– Ты же песни орал с Пашкой, – напомнил Мамиконов.

– Чего, песни в дырку?! – упёрся Турес.

– Ори, дурак! – приказал Мамиконов. – А то яйца оторву! У тебя яйца-то есть?

Турес посмотрел на него, шмыгнув белым носом, который на кончике стал серым от злости. Хотел по привычке возмутиться, но понял, что ним церемониться не будут и даже лазерная винтовка крикунов не поможет.

– Ладно… чёрт с вами, – сказал он. – Покричу. Но если не получится!..

– Кричи уж давай! – Гоша дернул его за руку так, что едва не оторвал её.

Турес пал на колени, едва не прикусив язык.

– Кричи! – приказал Гоша.

Турес сунул рыжую башку с дыру и закричал так, чтобы от него сразу отвязались. Потом он спросил с иронией:

– Ну и чего?..

Действительно, с минуту крышка казалась неподвижно. Кто-то, похоже, Толян Петров, устало хмыкнул. Мирон Парийский махнул рукой и сел на крышку, но тут же вскочил – наружный из полукругов чуть заметно дернулся, вслед за ним – следующий – только в противоположном направлении. Потом полукруги стали вращаться в разные стороны, пока их сектора не совпали.

– И это всё?.. – разочарованно спросил Мамиконов. – Стоило огород городить. Тьфу ты!

– Да вот же оно! – закричал Турес.

Пантигера оглянулся: напротив, в стене зала, огромного, как мавзолей, зияло отверстие. Пантигера, даже не заглянув внутрь, скомандовал:

– За мной!

Они скатились по вертикальной лестнице и очутились в колодце с выходом в туннель. Откуда-то тянул ветерок и пахло горелой проводкой. Крышка над головами у них бесшумно закрылась, и они поняли, что отступать некуда и что все их разговоры о термоядерной электростанции превратились в реальность и что теперь надо сражаться, чтобы выжить.

Пантигера, возвышаясь над всеми, как скала, произнёс:

– Так, стойте здесь и не высовывайтесь. Старшим остаётся капитан. Серёга, за мной!

Сергей протиснулся между Мамиконовым и Туресом и, оказавшись рядом с Пантигером, спросил так, чтобы другие не слышали:

– Как стрелять-то из него?

Конечно, он полагался на камбуна, но и сам держал нос по ветру: у посоха не было ни мушки, ни целика, ни предохранителя – даже привычного спускового крючка

– Просто наведи на цель и нажми на сучок, как на спуск.

Откуда он знает о спуске, подумал Сергей, но спросил:

– Так?..

– Ну… – не глядя, ответил Пантигера и двинул вперёд.

Сергею молча устремиться следом. Пантигера делал огромные шаги, и чтобы не отстать, надо было почти бежать. В общем, первую стычку за поворотом он пропустил, только услышал звук, который узнал бы сквозь любую какофонию, сквозь взрывы и грохот – шипение боевого посоха – и сообразил, что так льется чистая энергия серо-голубоватого цвета, а потом уж увидел крикунов в предбаннике. Ни у кого из них не было шанса даже подать голос, потому что энергия струи боевого посоха была чрезмерной для них, и понял, почему посоху не нужно было ни мушки, ни целика – энергии было столько, что все, кто стоял в радиусе метра от струи просто валились, как кегли в разные стороны. А было тех крикунов не меньше пяти. Сергей не успел сосчитать. Времени не осталось, потому что откуда-то сверху, из каких-то укрытий в глубине безмерно-огромного коридора сквозь дверной проём к ним потянулась лазерная струйка «спинов», и Камбун, стоящий впереди, осел, как оседают убитые. Сергей подхватил его под руку, но даже не смог приподнять верхнюю часть тела.

– Эй!.. – крикнул он, не имея возможности выглянуть в коридор, – помогите!..

Первым принёсся, едва не потеряв боевой посох, Мамиконов. Чтобы попасть в предбанник, ему пришлось ползти на карачках. Огненные «спины» плавили камень. Больше никто не мог прорваться следом за ним. Стреляло не меньше трёх крикунов. Вдвоём им удалось перетащить Пантигера ближе к стене и лестнице, и «спины», влетая в предбанник, лишь наполняли воздух гудением. Стоял запах, словно из кремня высекали искры.

Схватив свой посох, Сергей перекатился на другую сторону лестницы и попытался уловить ритм стрельбы. А ещё он удивился тому обстоятельству, что крикуны даже не предприняли попытки выбить их из предбанника, что сделал бы любой другой на их месте.. Подспудно он ждал атаки, но ничего не происходило.

Тот крикун, к стрельбе которого он приладился, стрелял нервно и несистемно. Вспышки «спинов», как трассеры, выдавали место, откуда он палил – почти из-под потолка необъятной пещеры. Потом Сергей уловил ритм, высунулся на счёт три, выстрелил из боевого посоха и спрятался. Сбить крикуна оказалось даже проще, чем он ожидал – там, куда попал луч посоха, раздался взрыв и яркая вспышка на мгновение озарила потолок и стены. Оказалось, что пещера не такая уж необъятная. Плотность огня сразу упала, а да и Мамиконов тоже не сидел на месте, а из своёго угла сбил другого крикуна. Поддавшись общему порыву, они выскочили из предбанника и на бегу одновременно сбили под потолком третьего крикуна.

Следом за ними ворвались капитан Парийский, Турес и Толян Петров. Пока они рыскали по пещере, Сергей вернулся в предбанник к Пантигеру, ожидая увидеть бездыханное тело гиганта, но к его радости Пантигера сидел, прислонившись спиной к стене, и неуверенно снимал с себя доспехи.

– Я сейчас… – пробормотал Сергей, – я сейчас… – Толян! Петров! – крикнул он.

Прибежал Петров, у него была серьезная аптечка, а не те скудные, которые выдавали всем остальным. Вдвоем они разоблачили камбуна. Две бескровные дырочки не толще спички были справой стороны грудной клетки, и только та, что слева, обильно кровоточила.

– Ну что? – спросил Сергей.

– Хе-е-е… – ответил Толян. – Если бы я был врачом, я бы сказал, что если бы это были ранения от наших пуль, смерть стопроцентная. А от этих лазеров толку мало. Раны даже чистые. Конечно, по хорошему его надо бы на операционный стол или на худой конец в «машинку гоблинов».

Петров был неисправимым поклонником земной медицины. Сергей даже спорить не стал, но подумал, что ни одна земная медицина не подняла бы его за три дня.

– Ладно, – сказал Сергей, – сделай так, чтобы он идти мог, а то сам понимаешь?..

Ясно было, что оттащит такого гиганта они бы долго не смогли.

– Ага… – согласился Толян Петров, доставая капельницу и морфий во флаконах. – Всё, что можем...

– А я побежал, нашим помогать.

– Стой! – велел Пантигера. Он говорил с трудом. – Не забудь, что обещал освоить Марс!

Не понравилось всё это Сергею, ох, как не понравилось – вроде бы Пантигера прощался. Хотел он ему ответить в том смысле, что он сам всё увидит, да не был уверен в этом, поэтому промолчал.

– А реактор не уничтожайте, только пункт управления. Слышишь?!

– Слышу, – пообещал Сергей и выскочил из предбанника.

В его жизни ещё не было потерь, и смерть он представлял себе весьма абстрактно в виде тетки с косой.

***

Не то чтобы цукубу сбили или ранили, но двигаться она почему-то стала боком и внаклонку. Вовка Жуков безуспешно пытался выровнять крен. Порой этой ему почти удавалось и он весело посматривал в иллюминатор слева.

– А почему русский язык? – спросил Жора Генацаревский, внимательно следя, чтобы крикун не выкинул свой фокус с криком.

– Кому надо, тот всё знает, – весьма туман ответил крикун, косясь на кулаки Генацаревского.

Физиономия у него в соответствии с обработкой уже давно приняла однородный фиолетовый цвет, и крикун периодически хватался за челюсть.

– А вообще, кто ты такой? – осведомился Генацаревский так, как только умел в бригаде он один – с превосходством сильного, уверенного в себе человека.

– Я-я-я?.. – гордо выпятил грудь крикун, но, покосившись снова на кулаки Генацаревского, сбросил пары, – бригадир разведки. Вам несдобровать! – последнее вырвалось у него чисто рефлекторно.

Привык, видно, командовать, подумал Жора, но не ударил. Было как-то подло бить отчаявшегося крикуна.

– Это мы ещё посмотрим, – сказал он, демонстративно рассматривая свои разбитые кулаки. – Ты что марсианин? – и понял, что бригадир разведки попытался скрыть удивление.

Хитрый, значит, подумал Генацаревский, это хорошо. Он спросил просто так, не потому что догадался, а потому что ляпнул первое, что пришло в голову. Хотя всё было логично: раз на Марсе, значит, марсианин.

– Сигнал пришёл… – пробормотал бригадир разведки.

– Какой сигнал, – уцепился Генацаревский.

– Неважно…

– Говори, раз проговорился! – наклонился Жора.

Бригадир разведки испуганно посмотрел на него снизу вверх:

– Ну что кто-то высадился…

– И?..

– И было принято решение провести зачистку.

– Кого?

– Всех.

– Зачем? – удивился Генацаревский.

В его представлении было глупо, не разобравшись, уничтожать всех и вся.

– Не знаю, нам ничего не объясняли. Поставили задачу – и вперёд. Солдаты – роботы.

– А ты?

– Во мне больше сознания, я модель плюс три.

– Ага… – с удивлением произнёс Жора, внимательно посмотрел на крикуна и хотел ещё спросить, кто же непосредственно ставил задачу, но Вовка Жуков заорал:

– Едрить твою налево!.. – и припал к иллюминатору. – О, бля! О, бля! Сейчас собьют!

– Кто?! – вскочил Жора.

– Да эти… как их… стрекозы.

– Я же говорил, – не без гордости произнёс бригадир разведки. – За меня вам головы оторвут.

– Заткнись! – посоветовал Жора и связал крикуна его же ремнём.

В рот ему он на всякий случай забил кляп. После этого он тоже выглянул в иллюминатор. В правой стороны цукубы шла пара стрекоз, блестя переливающимися крыльями. С левой – тоже. Сидящие в них крикуны поглядывали на цукубу, но не предпринимали никаких враждебных действий. Должно быть, они недоумевали, почему цукуба повела себя так странно.

– Сворачивай с реки! – крикнул Жора.

– Куда?

– В город. Попытаемся оторваться.

Вдвоем они принялись дёргать за усы – и как всегда неумело. Цукуба нервничала. Едва не врезалась в ближайший небоскрёб. Стрекозы возмущённо застрекотали крыльями, а крикуны, сидящие в них, обеспокоено замахали руками.

– А фиг вам всем! – закричал Вовка Жуков и заложил такой крутой вираж над крышами города, что Генацаревский удержался на ногах исключительно благодаря тому, что ухватился за всякие выступы и выемки, а крикун – бригадир разведки – улетел в трюм.

Генацаревский очень зауважал Вовку Жукова. Он уже и не думал о нём, как о жалком поэтишке, черкающим строчки. Теперь он признал в нём настоящего воина.

– Посмотри, а то его сожрёт! – засмеялся Жуков.

Генацаревский посмотрел и вовремя выдернул бригадира разведки из пасти цукубы. Вид у крикуна был ошарашенный. Должно быть, он никогда не попадал в такие переплёты.

– Не убивайте… не убивайте меня… я всё расскажу! Всё! – испуганно твердил он, когда Генацаревский вытащил у него изо рта кляп.

– Естественно, – согласился Генацаревский, привязывая его к стенке кабины.

Жуков снова заложил вираж. На этот раз в узкую улицу, где стрекозы с их крыльями вряд ли могли поспеть за цукубой. Цукуба безразлично скользила на воздушном потоке, как по горке.

«Жих-х-х!!!» Крайняя справа стрекоза осталась где-то позади так стремительно, что Генацаревский не успел понять, что с ней приключилось. Наверное, задела крылом за здание. Вторая пара переместилась куда-то вбок. Окна мелькавших зданий проносились мимо с такой скоростью, что Жора не мог сосредоточить на них взгляд. Он случайно посмотрел на сидящего на полу бригадира разведки – лицо у крикуна было фиолетовым, как чернило. Ему было страшно. А ещё разведчик, снисходительно подумал Жора.

И тут цукуба вдруг споткнулась – как только может споткнуться падающий дирижабль, то есть, расправив все свои плавники-стабилизаторы и присев на хвост. Генацаревский глянул в переднее стекло. На них стремительно надвигался акведук, переброшенный между небоскребами. Куда-либо свернуть или разминуться было поздно. Жора закрыл глаза и стал считать: «Раз, два, три…» Но даже после этого ничего не случилось. Он рано открыл глаза. Перекладина акведука пронеслась так низко, что Жора решил, что у него снесло голову. Вовка Жуков заорал:

– Оторвались!

Впереди сияло чистое пространство. Жуков заложил очередной вираж и влетел боком в переулок. Он вошел во вкус, и этот воздушный аппарат ему положительно нравилась. Марсианский ветер свистел в обшивке и плавниках-стабилизаторах цукубы.

Жора же чувствовал себя неважно и, чтобы не смотреть в иллюминатор, от одного взгляда в который его тошнило, опустился на пол. Он был человеком сугубо подводным. Таких приключений у него в жизни ещё не было – даже на подлодке, где их готовили совершенно к другому – тихо, незаметно подкрасться и уничтожить противника.

– Вот что я тебе скажу, – произнёс он, заметив, что бригадир разведки тоже плохо переносит воздушные экзерсисы Вовки Жукова. – Не совались бы вы сюда. Видишь, мы какие. Асы Марса!

Вид павшего духом врага взбодрил его. На мгновение его оставила только тошнота.

– Мы не хуже! – выкрикнул в отчаянии крикун.

– А кто вы?

– Мы?.. Мы!..

Крикун замолчал, видать, соображая, чтобы такого выдумать, не выдав военной тайны.

– Ну! – Генацаревский дёрнул его за рукав.

– Мы, которые с Планемо…

– Что за Планемо? – равнодушно поинтересовался Генацаревский, следя, как ловко Жуков дёргает за различные рычаги, а самое главное – за усы.

– Есть такая планета-изгой.

– Почему изгой?

– Потому что бродячая, – нехотя пояснил крикун. – А вы кто?

Генацаревский внимательно посмотрел на него:

– Э-э-э… – засмеялся он. – Врёшь, не возьмёшь!

И бригадир разведки понял, что дал маху, что на глупостях людей не купишь.

– Ну правда, кто? Откуда?

– Если я тебе скажу, мне придется тебя убить. А так я тебя покажу полковнику. Он мне за тебя все грехи простит, как поп.

– А кто такой поп?

– Много будешь знать, скоро состаришься.

– А если не простит?

– Куда он денется. Ты небось важная птица?

– Что такое птица?

Жара Генацаревский только рассмеялся. Хитрый, бестия, решил он, но мы хитрее.

– С нашим полковником лучше не связываться! – крикнул Вовка Жуков, на мгновение отрываясь от переднего стекла. – Он зверь, а не полковник.

Цукуба слушалась беспрекословно. Она перестала пожирать личинки и облегчилась прямо в воздухе. От этого её подкинуло метров на триста вверх, отчего Жору Генацаревского окончательно стошнило прямо на пол кабины. Он вытер рот и жалобно сказал:

– Ты бы не гонял так, сукин сын…

Он подполз, уселся в кресло справа и посмотрел в иллюминатор. На земле что-то изменилось. Тёмные до этого улицы были залиты огнём. Солнце едва просвечивало сквозь густые клубы дыма.

– Куда летим? – простонал Жора Генацаревский.

– Надо бы найти полковника, – напомнил Вовка Жуков

– Из-за этого? – Жуков кивнул на крикуна.

– Из-за этого тоже. Ты знаешь, куда лететь?

– Знаю.

Внизу на улицах города, который казался давно умершим, разворачивалось сражение.

***

Тех крикунов, которые управляли роботами, убили быстро. Они даже пикнуть не успели, не то что закричать. И вообще, по сравнению с другими крикунами, эти были какими-то малахольными, как церковные послушники.

– Должно быть, мозгляки… – пренебрежительно высказался здоровяк Мамиконов, перешагивая через труп, от которых поднимался удушливый, синий дымок, словно горела и плавилась электроника. – Что-то я совсем с ними запутался, то они кричат, то они не кричат. Обормоты!

Капитан Парийский возмущённо посмотрел на него, но не возразил, должно быть, ему претила сама мысль убивать инженеров и учёных – пуст даже они и немарсианские инженеры и учёные. Он давно подозревал, что они имеют дело с какой-то неведомой цивилизацией, которая устраивает налёты на Марс. Но эта мысль была настолько смелой, что капитан Парийский ни с кем ею делиться не посмел. Даже с врачом Давыдовым и другом Андреем Лобастовым. Но факты говорили сами за себя, и Мирону Парийскому всё труднее было их игнорировать.

Турес топал копытами по машинному залу и добивал крикунов, стоило кому-то пошевелиться:

– Живучие гады…

Руки и ноги жили отдельной жизнью. Особенно руки. Обрубки шевелил пальцами, и жизнь из них уходила очень медленно. Как из лапок пауков-косиножка, думал Сергей.

– Давай… давай… – согласился с ним Сергей, выплеснув из посоха струю энергии в сторону крикуна, который приподнялся на колено.

В отличие от других помещений, машинный зал был чистеньким и ухоженным, без привычных сталактитов и сталагмитов. Только по углам серебрились кристаллы гематита.

– Я всё не пойму… – произнёс Мамиконов.

– Чего?.. – оглянулся Сергей.

– Из чего крикуны сделаны?

– Из неживой материи… – насмешливо сказал Сергей. – Жора, не задавай глупых вопросов.

– А почему глупых? Я с крикунами хочу разобраться!

Вроде бы уже мёртвые, они вновь и вновь оживали на глазах. «Умная пыль» делала их бессмертными. Одному оторвало голову – крикун нашёл её и водрузил себе на плечи.

– Вот же, бестия живучая! – изумился Мамиконов, поднимая боевой посох, чтобы добить.

– Стойте! – крикнул капитан Парийский. – Он что-то хочет сказать!

Сергей на всякий случай тоже взял крикуна на прицел. Крикун молчал целую минуту, потом зашипел, как испорченное радио:

– Роботов… роботов… не останавливайте, иначе…

Силы, видно, оставили его, он упустил голову, попытался её поймать, но она покатилась по полу, как мяч, а тело осталось стоять.

– Отстрели ему ноги, – сказал Турес, – а то ведь оживёт, зараза.

– Сам отстрели, – сказал Сергей и пошёл вдоль пультов, разбивая их струей энергии из боевого посоха. Помещение наполнилось клубами белого дыма. За толстыми круглыми окнами умные роботы обихаживали термоядерный реактор, похожий на огромную консервную банку. Они возились с чем-то смахивающим на огромные компрессоры и огромные же вентиляторы, а до всего остального им не было никакого дела. У них были не рубиновые, а спокойные глаза зелёного цвета. Вот так-то… – почему-то умиротворенно думал Сергей, настраиваясь на благодушный лад. А у нас на Земле ещё не освоили термоядерную реакцию... У нас только подбираются… Это ж сколько энергии... Еханый бабай! Он стал припоминать и наконец вспомнил, что из трёх ведер воды можно извлечь столько энергии, сколько её во всей Сибири в земле лежит. Ого! – думал он. Ого! Нет, конечно, такой реактор разрушать нельзя. Это было бы настоящее преступление! За всеми этими рассуждениями, однако, он обратил внимание, что впервые за время пребывания на Марсе аппаратура показала наличие радиации. Надо было уходить и заваливать входы, как говорил Пантигера. И делать ноги. А вот что дальше, он не знал. Не обсуждали они это. Никто не обсуждал, как выбраться на поверхность. Нового горизонта событий он не видел. Не у всех скафандры целые, а у Туреса и Пантигера их вообще нет. Как Турес собирается попасть в Городок-Один – великая тайна. Может, у него есть свой тайный план, как впрочем, и у Пантигера?

– Уходим! – скомандовал Сергей. – Время кончается!

В этот момент их и подловили – как заигравшихся котят. Крикуны подкрались незаметно, из-за поворота, из тайных, чёрных дыр, из крысиных нор. Высыпали толпой. Сергею, который глубже всех зашёл в пещеру, не только опалило бок, но и отшвырнуло пламенем. Хорошо хоть он за мгновение до этого опустил шлем скафандра. Одновременно тонко и дико завыли крикуны.

Сергея отбросило на толстое стекло реактора, и он ударился затылком. В голове словно взорвалась световая граната. На мгновение он потерял связь с реальностью. Крикуны проскочили мимо, посчитав его убитым. Они вовсю голосили, периодически изрыгая пламя. От их крика некуда было скрыться. Он лишал воли, забирал последние силы и делал мир нереальным, фантасмагорическим.

Сергей поднял руку, с безразличием разглядывая, как пламя лижет перчатку. Ему показалось это даже смешным, ведь «булат» не горит. А потом, когда оно опало, с трудом приподнялся и плохо соображая, что делает, росчерком боевого посоха срезал толпу крикунов. Все рухнули, а один оказался юркий, как блоха, долго прыгал по машинному залу и даже сумел забраться под потолок, где был боевое пост. В панике, не надеясь на крик, он изрыгал пламя во все стороны. Горели стены, горел потолок, грели трупы крикунов. Сергей вслепую всё же достал его, прежде чем он юркнул за камни. Крикун с протяжным стоном сорвался вниз, но поднялся и, видно, потеряв ориентацию, кособоко пошёл куда-то в глубь пещеры, призывно сипя, как проколотое колесо, и тычась в стены.

Сергей добивать его не стал – времени не было. Где-то внутри горы слышалось ответное сипение. Пятясь, как краб, и ежесекундно ожидая выстрела или парализующего волю крика, Сергей отступил в предбанник. Он был пуст. Белели только обрывки бинта. Под норами хрустнула пустая ампула. Сергей выбрался в коридор. Там тоже никого не было. Позади снова раздался жуткий, душераздирающий вой. Задевая о плечом стены, Сергей поплёлся к лестнице, как водолаз, которому мешает течение. Но люк оказался наглухо закрытым. Под лестницей валялся брошенный посох. Сергей подхватил его и двинулся дальше. Крикуны были где-то рядом. Они кричали. Но, не видя противника, делали это больше для проформы, чем для дела. В этот момент почти погас свет. Фонари под потолком стали не ярче спички в ночи. Должно быть это и спасло Сергея. Он завернул за угол, и крики крикунов стали тише. Потом он свернул ещё раз, и ему стало совсем легко. Туман в голове рассеялся, и сознание прояснилось.

Ага, думал он, вот как оно действует. Правда, тревожное ощущение беды так и не покинуло его. Куда же все делись? – думал он, освещая себе путь огоньком на кончике посоха, и наткнулся на открытый колодец, который вел вверх. На следующем уровне было светлее. Здесь в низком сводчатом коридоре его внимание привлек очень знакомый звук. Там мог двигаться только лифт, задевая за стены колодца. Сергей побежал на звук, держа перед собой боевые посохи, как рогатины. Сводчатый коридор вывел его в знакомые помещения. Да это завод, сообразил он, разглядев в полумраке перила и лестницы цеха. Знакомые роботы с рубиновыми глазами по-прежнему делали аннигиляционные бомбы.

В этот момент дверцы лифта со скрежетом открылись и оттуда высыпали крикуны, вооруженные лазерными винтовками. В темноте Сергей не разобрал и даже окликнул:

– Жора!

И только когда раздался знакомый свист, предвещающий смертоносный крик, выстрелил из обоих боевых посохов.

Никто из них не ушёл. Даже шага не успел сделать. И только один долго смотрел на Сергей, не в силах пошевелиться, пока Сергей не убил его прицельным выстрелом в голову. После этого он заскочил в кабину лифта и нажал кнопку первого уровня. Двери закрылись. Кабина нехотя дёрнулась и поползла вверх.

У Сергея не было сил, он сел на пол и стал ждать. Как назло, лифт двигался долго и нехотя. Иногда он застревал.

***

Полковник Бастрыкин так и не застрелился. Он выпил полбутылки коньяка, посмотрел в небо, ожидая увидеть привычные земные звезды, но вспомнил, где находится, при каких обстоятельствах, и приуныл пуще прежнего.

Я всегда не дотягивал, подумал он. Всю жизнь. Мне потенциально не везло. Я никогда не выходил победителем. Даже здесь на Марсе. Хотя и не проигрывал. Такая у меня судьба, такая натура. Никуда от этого не денешься, потому как некуда. Не стреляться же, действительно, и засунул пистолет в кобуру.

Он воевал одиннадцать лет. Слишком много для одного человека. Вредно для здоровья и души. Душа-то ни в чём не виновата, думал он, вспоминая длинную-длинную войну. Я даже не помню, когда она началась, а главное – когда закончилась. Я словно до сих пор воюю. Иду в атаку с криком «Ура!» А главное – не выиграл. Нелепая привычка жить и думать, стараться впустую.

Впрочем, надо было действовать, а не распускать нюни. Какая разница, как я умру, подумал он, и окончательно встряхнулся. Не суть важно, что на Марсе, что на Земле. Есть такая заповедь у разведчиков: «Не ной, не скули и не ищи другой смерти, а забирай свою и проваливай!»

Чёрный, удушливый дым стлался над тротуаром, из окон через дорогу било пламя, наискосок что-то грохотало и елозило. Оттуда ударила волна жара. Но самое удивительное заключалось в том, что у полковника оказался вчистую разбитым стекло шлема, а лицо – порезано осколками. Вначале он не заметил этого – даже приложившись к фляжке и, только закашлявшись, обратил внимание, что дышит не через РС, а грязным воздухом пещеры. Как и когда с ним это произошло, он так и не понял. Времени удивляться не было. То, что елозило невдалеке, урча, выбралось из-за дыма на перекрёсток, превратилось в странный танк с короткой, толстой пушкой, похожей на хобот. Эта пушка, как хобот у слона, изгибалась и поворачивалась во всем стороны. А стреляла она белесыми шарами, и они с тихим жужжанием, расширяясь в полете, ударяли в здание, прилипали к стенам и горели ровным мерцающим светом. Камень плавился и стекал, как стекает расплавленный шоколад. Вот это да, удивился полковник и привычно стал делать обходной маневр. Однако ещё один такой же танк показался сзади и принялся сжигать дом, выходящий углом на площадь. За танком мелькнули странные люди с оружием в руках. Над ними пронеслось удивительный самолет, похожий на огромную стрекозу.

Бастрыкин быстро сообразил, что делать. Рыбкой нырнул в окно первого этажа и, не разбирая дороги, побежал вглубь помещения, путаясь в грудах слежавшегося мусора, ежесекундно ожидая выстрела в спину. Он радовался, что не забыл прежних навыков и что тело слушается его по-прежнему. Мешал только живот. Но это, рассуждал полковник, дело поправимое. Побегаю, попрыгаю, и рассосётся.

Он уже ощущал себя, как в горах Дагестана и Чечни – ловким и сильным, вдруг сквозь треск и грохот различил голоса:

– Ты только поджигай в последний момент, а то не успеешь… – бубнил кто-то так буднично, словно разговор шёл о спичках.

– Хорошо, батя, хорошо… привяжи мне на спине покрепче, а то болтается. А я скину через голову…

Сжимая, как казалось ему, бесполезный пистолет, Бастрыкин на цыпочках подобрался к дверному проёму и выглянул. Беседовали двое странных типа: приземистые, остроухие с серой, как у мышей кожей. У полковника мороз пробежал по коже: точно таких существ он когда-то видел в детской книжке, когда читал дочери сказки. Гномы, подумал он. Нет, гоблины. Точно, гоблины! И лица у них такие же зверские, а у старшего – бульдожий прикус. Сам не замечая, что делает, полковник перекрестился и снова выглянул. Но гоблины никуда не делись. Мало того, тот, что помоложе, на котором висели две канистры – спереди и сзади, посмотрел на танк, который плавил здание наискосок, неуклюже вылез наружу через оконный проём и был таков. Оставшийся в здании гоблин, пригнувшись, следил за ним. Бастрыкин, как завороженный, сделал шаг и тоже стал смотреть во все глаза на смертника.

Гоблин бежал поперек улицы. Его заметили. Мимо, как косой снег, мелькали голубоватые «спины». И хотя Бастрыкин никогда не видел их воочию, он сразу понял, что это лазер: дымок от «спинов» то там, то здесь – словно ниоткуда – возникал под ногами гоблина.

Молодой гоблин всё бежал и бежал. Ему везло. Дым маскирует, сообразил Бастрыкин.

– Ну давай! – сам не замечая того, заорал он. – Ну давай же! Давай!

Они орали со старым гоблиным в унисон:

– Давай! Давай! Давай, сынок!

Казалось, время тянется, как резина. В тот момент, когда молодой гоблин оказался рядом с танком, его подстрелили. Он как будто споткнулся на бегу – на одно единственное мгновение. Сделал падающее движением и, уцепившись за гусеницы, подтянулся на руках. Танк словно ощутил прикосновение. Он хищно изогнул хобот и плюнул белесым шаром. Шар, жужжа, как швейная машинка, отрикошетил от мостовой и улетел куда-то вбок. Гоблин сорвал канистры и сунул их под катки. Но в него ещё раз попали. Гоблин склонил голову и некоторое время не двигался. Танк осторожно пошевелил гусеницами, словно пробуя безопасен ли путь. Он стал медленно и осторожно пятиться назад и чуть боком, наезжая на молодого гоблина.

Старый гоблин не выдержал и в отчаянии ударил кулаком в стену.

– Варсис! – крикнул он так, что на пару секунд все звуки смолкли. – Варсис!

Гоблин словно услышан и поднял голову, слабо махнул рукой, и вдруг танк, который считал, что уже выбрался из ловушки, вспыхнул, как свеча, бордовым пламенем, окантованным жирной, чёрной копотью.

– Слава Варсису! – воскликнул старый гоблин и оглянулся.

По его лицу текли слёзы.

Танк ещё попробовал спастись, стряхнуть с себя пламя. Он, как слепой ткнулся в цоколь небоскреба, оставив на нём копоть, пошёл юзом, куроча мостовую, и взорвался с таким грохотом, что содрогнулись стены. В окно ударила волна жара. Часть стены обрушилась, и полковник Бастрыкин некоторое время ничего не видел и не слышал, а потом обнаружил себя бредущим за старым гоблиным. В левом ухе гудело. Ступени уводили в подвал. Когда глаза привыкли, он увидел множество народа. Все смотрели на него и на старого гоблина.

– Варсис ушёл от нас! – сказал старый гоблин, стоя на верхушке лестницы.

Откуда-то из темноты возник другой гоблин и сказал:

– Мы гордимся тобой и твоим сыном! Слава Варсису!

И из углов раздалось:

– Слава! Слава!!!

– А кого ты привел?

– Это человек из экспедиции.

– Ты, правда, с поверхности? – спросил гоблин, у которого тоже был чудовищный перекус, а клыки белели с темноте, как фарфоровые.

Полковник подумал, что, должно быть, у всех старых гоблинов на этой планете бульдожий прикус.

– Правда, – ответил Бастрыкин. – А вы кто, повстанцы?

– Мы марсиане, – ответил всё то же гоблин.

Полковник Бастрыкин впервые за много лет почувствовал себя в своей стихии. Вот, оказывается, чего я искал все эти годы, подумал, то, что оставил в юности. И вот зачем попёрся на Марс! Слава судьбе! Отведу душу.

– А что за оружие у вас есть? – спросил он.

– Товарищ полковник… товарищ полковник… – кто-то скромно подёргал Бастрыкина за рукав.

Бастрыкин оглянулся. Перед ним стоял сержант Бурко – грязный по уши, с грязными потёками на лице и глубоко несчастный.

– Так, боец, приведи себя в порядок, а потом доложишь по уставу.

– Есть по уставу! – обрадовался Бурко и убежал умываться.

Бастрыкина повели вглубь подвала.

– Меня зовут Дадимом, – сказал гоблин, который был старшим. – Здесь почти всё население квартала.

– А меня Афанасием Петровичем. Сколько у тебя бойцов, Дадим?

– Так… вот… – он четыре раза разжал и сжал кулак.

– Понятно, – сказал Бастрыкин. – Не густо…

Он не мог оторвать взгляда от чудовищного прикуса гоблина.

– Это только здесь. А через квартал отряд Милана в триста человек.

– А оружие?

Что толку от вас, если оружия нет, подумал Бастрыкин, озираясь. Под стенами сидел марсианский люд. Что-то ужасно вонючее варилось в котлах. Бастрыкину захотелось есть. Коньяк разбудил аппетит. Атласные одеяла были расстелены прямо на земле. Старая женщина, опять же с тем же самым чудовищным прикусом, одетая в цветастые юбки, водила за собой собачонку, привязанную цепочкой к лодыжке. Всё это напомнило полковнику цыганский табор.

– Какое нас оружие? – горестно вздохнул старый гоблин, чей сын взорвал танк. – Хлам один. Да мы и не научились им пользоваться.

– А ну покажите! – приказал Бастрыкин.

Его куда-то повели, освещая путь факелами, они спускались ещё глубже, шли по каким-то запутанным переходам. По всем расчетам Бастрыкина миновали улицу и попали в соседний квартал. Рядом незаметно появился давешний боец, и Бастрыкин расспросил его. Оказалось, что произошло следующее. Мишка Кораллов и Есеня Цугаев отбыли вместе с капитаном Чернаковым, который приказал ему – Денису Бурко, охранять подступы к лифту.

– Больше я их не видел. И «длинной» связи нет… – сержант всхлипнул.

– Продолжай дальше, – велел полковник.

Рассказ Бурко согласовывался с тем, что знал полковник, а значит, сержант не врал.

Бурко, путаясь, и слегка выгораживая себя, объяснил, что налетели какие-то пчёлы, и он от страха побежал. Полковник едва его не похвалил: «Молодец!» Однако сдержался – нечего распускать подчиненных.

– Так вот я, собственно… и здесь… – закончил Бурко, не зная похвалят его или накажут.

– Что ж ты пост, сержант, покинул? – не удержался полковник. – Приказа не выполнил?

– Так… пчёлы же… – жалобно шмыгнул носом Бурко.

Он ещё не добавил, что его охватило страшное чувство одиночества и беззащитности. Но об этом говорить было нельзя, это всё равно, что признаться в онанизме, подумал Бурко.

– Знаю, знаю, – отмахнулся полковник. – В общем, жизнь сохранил. А это уже главное. Будешь мне помогать.

– Есть помогать, – обрадованно козырнул Бурко.

Вот шлем у него открытый, подумал полковник. А это плохо. Зачем он его открыл? При каких обстоятельствах? Почему не берёгся? И только хотел задать все эти вопросы, как идущий впереди гоблин Дадим сказал:

– Вот что-то похожее на оружие. Однако мы ничего не можем понять.

Бастрыкин отстранил его в сторону и в неровном свете факелов увидел армейские контейнеры. Только очень старого образца. С души у него отлегло. Если в них находится то, о чём я подумал, то нам несказанно повезло, решил он.

– Открывай! – скомандовал он и с облегчением вздохнул.

Первый контейнер был под завязку забит РПГ-7. Во втором, как он и предполагал, в ящиках лежали, как новенькие, АК-47. А в третьем контейнере вместе с патронными цинками был ящик со старым добрым пластитом в брикетах, завернутым в коричневую вощёную бумагу. Такая взрывчатка могла храниться хоть сто лет.

Ну теперь мы на коне, с облегчение подумал полковник. Теперь мы им дадим по шапке, решил он, с благоговением вынимая из ящика АК-47 и щелкая затвором.

Полковник Бастрыкин только не задал гоблинам вопроса, откуда на Марсе земное оружие. Раз оно есть, значит, но есть, подумал он и подозвал сержанта Бурко.

– Умеешь с этим обращаться? – показал на взрывчатку.

– Умею, я начинал сапером.

– Ну и отлично. Отберёшь себе шестерых гоблинов и научишь их обращаться со взрывчаткой, но, естественно, где-нибудь подальше в развалинах. На всё про всё у тебя полчаса. Понял?

– Так точно, – лихо козырнул Бурко.

Вот это в сержанте и понравилось полковнику. Исполнительный – это хорошо, подумал он и занялся гранатометами. Затем он попросил Дадима показать своё воинство. Пока они шли по длинным туннелям и бесчисленным переходам, Дадим принялся рассказывать историю Марса.

Оказывается, что город назывался Сен-Пал и что ему тысячи лет. А заселен он тремя родственными расами: камбунами, белыми муранами и ими – серокожими аборигенами, похожими на земных гоблинов.

Всё это ему в двух словах сообщил Дадим.

– Нас, Афанасий Петрович, больше всего.

– А кого меньше?

– Камбунов. Вымирающая раса… Потом ваши пришли…

– Ну да… – согласился полковник, всё ещё радостно ощупывая АК-47 и не веря, что в руках у него привычное оружие.

Он забил патронами три магазина. Через пять обычных патронов вставлял один трассирующий и всё время думал: «Ну теперь повоюем… повоюем…»

– Целых двадцать лет они жили здесь.

– Каких двадцать? Кто? – страшно удивился и решил, что Дадим заговаривается.

– Ваши, такие, как и ты.

– Ага… – только и сказал страшно озадаченный Бастрыкин. – Рассказывай!

Он сразу сообразил, что по земным меркам – это все сорок годков. Когда же Дадим поведал о землянах, прилетевших на Марс, много-много лет тому назад, у полковника отвисла челюсть. Должно быть, вид у него был настолько глупый, что Дадим едва не рассмеялся. Или засмеялся, да Бастрыкин не понял. Клыки у аборигена просто клацнули. Несомненно, земляне выглядели смешными в таком состоянии.

Вот откуда оружие, сообразил Бастрыкин. Вот какая тайна была у Советского Союза. Ай, да коммунисты, ай, да сукины дети! Он с жадностью накинулся с расспросами, но Дадим практически всё уже сказал, лишь добавил, что люди с Земли жили на другом краю города.

– Ракета развалилась от времени, а контейнеры кто-то давным-давно сюда притащил и спрятал.

– А земляне где? – с жадностью спросил Бастрыкин.

– Да кто их знает. Ушли куда-то. Их всего трое и осталось.

– Ну что, Дадим, будем воевать, – сказал Бастрыкин, потирая руки и полагая, что встречу в соотечественниками придётся отложить на потом. Главное – борьба с иноземными танками.

Наконец они пришли. Как только Бастрыкин увидел своё воинство, сердце его упал. Войны Аллаха в Афгане по сравнению с туземцами Марса все поголовно были Эйнштейнами, ну в крайнем случае – Велиховыми. Перед ним же стояли человекообразные существа словно из племени людоедов страшных Соломоновых островов. Однако недостаток интеллекта у аборигенов с лихвой покрывался энтузиазмом. Они тут же побросали свои копья и стрелы и вцепились в автоматы.

– Стоп! Стоп! – страшным голосом закричал полковник. – По очереди. Построиться в шеренгу.

Но аборигены Марса не знали, что такое шеренга.

– Ты будешь первым, ты – вторым, ты – третьим… – полковник расставил гоблинов по росту. Запомнили?

– Запомнили… – хором ответили гоблины и снова потянулись к «калашу», как к страшно занимательной игрушке.

Явился Бурко с ещё более страшными туземцами – со зверскими лицами, с волосами, растущими от переносицы.

– Ну что?.. – осведомился Бастрыкин.

– Задание выполнено! – заорал Бурко.

– Да тише ты! Я спрашиваю, как они?

– Дак-х-х… научил, как положено.

– Что, в два счета? – не поверил Бастрыкин и посмотрел на своё воинство.

– Ну да… – не по уставному, но бодро ответил сержант.

– Ладно… – многозначительно согласился Бастрыкин. – Ну вот ты, – он обратился к самому тупому, зверообразному, как ему показалось, гоблину, – как с этим обращаться? – и взял в руки пластита и взрыватель с бикфордовым шнуром. – Собери!

Оказывается, Бурко позаботился даже о палочке, которой гоблин сделал в пластите отверстие, вставил в него взрыватель с бикфордовым шнуром, хитро поглядывая на Бастрыкина и своёго учителя – сержанта Бурко, и тут же поджег его от фитиля, который, как фокусник, извлек откуда-то из рукава.

Реакция полковника была мгновенной. Он выхватил пластит из рук гоблина, резким движением, вырвал из неё бикфордов шнур со взрывателем и отшвырнул его в угол подвала.

Наступила гробовая тишина. Через три секунды взрыватель взорвался громко, как пистолетный патрон.

– У тебя все такие?!

– Так точно, все! – ничуть не конфузясь, ответил сержант Бурко.

– Ну иди, обучишь их ещё связкам с задержкой взрыва на пять минут.

– Есть!

– А за этим пригляди особо. Что-то у него с чувством самосохранения не в порядке.

– Да нет, это у него такой юмор.

– Ну так пусть больше не юморит. Объясни ему. А то без головы останется. Ладно бы без своей. А то других подорвёт. Понятно?

– Так точно!

– Ну иди исполняй.

***

Стрекоза появилась в самый неподходящий момент – когда Сергей пересекал старый парк. Угольные «деревья», похожие на ёлки с осыпавшимися иголками, не давали даже тени и поэтому не могли служить укрытием. Унылые окаменевшие пеньки от настоящих древних деревьев торчали то там то здесь, но их было слишком мало. А о том, чтобы зарыться в рыжий песок, и думать не хотелось.

Стрекот крыльев раздался как раз, когда он выскочил на свежий воздух из лабиринта запутанных коридоров. Он уже чувствовал, что выбрался, потому что по коридорам вовсю гулял сквозняк, но всякий раз сворачивал не туда и упирался или в тупик с непонятной дверью, или – в лифт. Двери он открывать боялся, а лифты могли двигаться только вниз. Внизу Сергей уже был. Потом когда вдали мелькнул белый свет, Сергей побежал по направлению к нему и через мгновение очутился на воздухе. Оказывается, выход был почти декоративным – в центре парка, за фигурной дверью, рядом с разрушенным фонтаном. На горизонте белели уже знакомые серебристые ступенчатые небоскрёбы. Где-то рядом должна была течь река Шкабарь, вспомнил он. Со стороны города слышались непонятные звуки, похожие на глухой кашель «калашей». А так как это не могло быть по определению, то Сергей решил, что ему показалось. Однако вскоре он сообразил, что в городе идёт настоящее сражение.

Стрекоза пролетела было мимо. Сергей уже было вздохнул с облегчением, как вдруг она сделала петлю и зашла на боевой курс. Ему пришлось спрятаться за тем, что когда-то было клумбой, и притвориться мертвым. И никакого тебе горизонта событий, успел подумать он.

Первая очередь прошла: «Шу-х-х-х!..» прошла мимо и оправила камни и песок справ и слева от Сергея. Струйки ржавого дыма повисли в воздухе.

Сергей перевернулся на спину и увидел, что стрекоза пошла на второй заход. Ага… – подумал он. Огромные фасетчатые глаза стрекозы на мгновение отразили все краски радуги и вновь сделались цвета стали. Крикун сидящий на стрекозе, прицелился. Сергей хорошо видел его оскаленный в крике рот. Он поднял два боевых посоха и ударил за момент до того, как крикун нажал на гашетку. Две струи чистой энергии, похожие на переплетенные веревки, ударили стрекозе в голову. От этого она словно споткнулась в воздухе, перевернулась вниз крыльями и плашмя рухнула на землю. Крылья отломились и долго кружили в разряжённом воздухе. Крикун ещё был жив, когда Сергей подбежал к нему. Ему оторвало ноги. Сергей мог поклясться, что если бы крикун нашёл их, то приживил бы на место, поэтому он добил его выстрелом в голову и побежал дальше, опасаясь, что прилетит новая стрекоза и тогда ему точно не повезёт. Бесполезный пистолет АПС тяжело бил по ноге. Но выбросить его Сергей не решался, хотя патронов в нём осталось кот наплакал.

Однако после этого, уже в пригороде, к нему прицепилась цукуба. Она преследовала Сергея неотрывно, как собака-ищейка, как ночной кошмар. Стоило ему было завернуть за угол – как она появлялась тут как тут и пикировал самым наглым образом чуть ли не на голову. Даже если он проскальзывал через пустые дома, она ждала с другой стороны, словно предугадывая все его действия. Умная, гадина, зло шептал Сергей, выбираясь из очередного подвала. Когда она повторила с ним этот фокус три раза подряд, он сменил тактику: затаился в подъездах так долго, пока не затекли ноги. Но как только он вылез на свет божий, она снова висела над головой. Ух, гадина! – Сергей грозил ей кулаком. Самое удивительное заключалось в том, что шершней она не выпускала и подавала сигналы прожектором. «Стой, дурак! Стой, дурак!» – читал Сергей по азбуке Морзе. Ещё и издевался, думал он. Поэтому или по какой-то другой причине, но Сергей даже не пытался её сбить. Впрочем, как только он направлял в её сторону посохи, она делал кульбит и пряталась за ближайшими небоскребами. Ага, радовался Сергей, боится, сука! Было нечто карикатурное в том, как эта толстая, неуклюжая махина, похожая на растянутую каплю, кувыркалась в воздухе. В иллюминаторы он периодически видел белые лица крикунов, который, кажется, даже в наглую махали ему ручками. Гады, думал он. Ох, и гады. Загнать решили. Однако он с детства был хорошим бегуном, довести его до изнеможения было делом трудным и практически безнадёжным.

Как-то незаметно, но целенаправленно цукуба всё-таки выгнала его ближе к реке, где дома были совсем маленькими, угольные «деревья» – густыми и толстыми, а среди окаменевших доисторических пеньков к тусклому марсианскому солнцу тянулись чахлые создания, похожие на дубки с бледно-зелёными листьями. На мгновение Сергей даже умилился. Ему захотелось очутиться дома и побродить по саду. Гул сражения сюда почти не долетал, и было тихо, только порой на горизонте мелькали вездесущие стрекозы. Потом он подумал о Миле Дрониной, и понял, что никогда-никогда не бросит её на этой убогой планете.

Сергей сам не знал, зачем его несёт к реке. Может быть, это было неосознанное стремлением. Ведь река должна куда-то вытекать из этой необъятной пещеры, думал он, перебираясь через какие-то колючие заборы или в три погибели изгибаясь под ветками угольных «деревьев», где какие-то марсианские животные проложили тайные тропы. Может быть, она течёт даже в долину Маринера? Если это так, то можно выбраться на поверхность, а там до Городка-Один на плато Солнце рукой подать. Он уже представлял себе, как бежит к Миле Дрониной по марсианской пустыни. Её облик за эти последние часы как-то поблёк в его сознании. То ли слишком много событий произошло, то ли Сергей просто устал и вымотался, бегая от крикунов.

Тем не менее, цукуба не отставала. Сергей уже перестал обращать на неё внимание. Летает себе вокруг, ну и пусть летает. Надоедливая, как муха. Главное, чтобы шершней своих не выпустила. Тем не менее, он шёл по таким местами, где его нельзя было застать врасплох: узкими улочками и прямо через дворы, под «деревьями». Ага, злорадно думал он, поглядывая на надоедливую цукубу, боишься пузо продырявить. Он уже подумывал о том, как бы половчее сбить её, не получив в ответ атаку шершней, когда на открытом месте, похожим на футбольное поле, на котором не было совершено никаких укрытий, до него донёсся знакомый голос:

– Куда ты бежишь, дурень?! Долго мы будем за тобой гоняться?!

От удивления Сергей задрал голову и увидел улыбающуюся морду Жоры Генацаревского. О, бля, так это ж бригадир, сообразил он и, не заметив того, что растерянно сел на колкий доисторический пенёк.

Жора выглядывал из люка в брюхе цукубы.

– Ну, путешественник! Ну хренов беглец!!!

– Давай, сюда! – рядом с Жорой мелькнул Вовка Жуков.

– Братцы!.. – закричал, вскакивая, Сергей. – Ура!!! Братцы!

Цукуба осторожно, словно неся в себе гору яиц, опустилась на поле. Вид у неё был потрёпанный, словно её гоняли по ухабам и кочкам. Бока ходили ходуном, а брюхо ввалилось, как у гончей. Прежде, чем нырнуть в её нутро, Сергей оглянулся: угольный лес горел голубым неземным пламенем. Дым застилал новую часть города. Там то и дело вспыхивали огни пожаров. Затем самый большой серебристый небоскрёб, беззвучно выпустив из себя серо-белое облачко, сложился и исчез, словно его и не было. Городской пейзаж покорно принял это изменение.

– Мы тебя едва узнали! – орал Генацаревский, тиская Сергея, как боксерскую грушу.

– Смотрим, человек бежит, а кто, не поймём, – твердил Жуков, радостно блестя глазами.

– А потом увидели, как ты лихо сбил стрекозу, и поняли, что это кто-то из наших, но даже не думали, что ты!

– Ну ты и юла! – восхитился Жуков. – Никак не могли к тебе пристроиться!

– Мы уже и орали, – пожаловался Генацаревский. – И свистели, и махали...

– Всё без толку!

– Да!

– Как об стенку горох!

– Да!

– Так кто ж знал?.. – оправдывался Сергей, всё ещё не придя в себя от такого поворота событий. – Вижу, цукуба охотится за мной. Скажите спасибо, что я вас ещё не подстрелил, – он потряс боевыми посохами.

– А Морзе?..

– Что Морзе?

– Ну Морзе!..

– Морзе я не знаю, – соврал Сергей из-за стыда, что он оконфузился, не догадался, кто подает сигналы.

– А связь?..

Только тогда Сергей обратил внимание, что у него не работает ни «длинная», ни «короткая» связь.

– Видать, огнём повредило, – оправдывался он.

– Здрасте… приехали… – ехидно ответил Генацаревский, и ещё раз обнял Сергея. – Ты на себя-то в зеркало глядел?..

Тогда-то Сергей и понял, почему они его не сразу признали. Скафандр хоть и был сделал из термостойкого материала типа «булат», но приобрел глубокий чёрный цвет.

– А где наши-то? – спросил Генацаревский, держа перед ним маленькое карманное зеркало и давая насладиться чёрной измазанной физиономией.

– Чёрт его знает, – признался Сергей. – Там заварушка была. Все разбежались. Я вроде как на мгновение отключился, а когда пришёл в себя – никого рядом нет, кроме крикунов. Едва живым ушёл.

Он вспомнил, как всё было, и ему на мгновение стало страшно, ведь он мог и не выбраться на поверхность. Прощай Дронина, подумал он. Затем он с интересом огляделся. Цукуба изнутри выглядела, как живое существо, словно он находился в чудо-юде, рыбе-ките. Везде торчали большие и маленькие рычаги, какие-то замысловатые конструкции, которые казались твердыми, но стоило было к ним прикоснуться, как оказывалось, что они сделаны из мягкой, живой материи.

– О-о-о… у вас и верхний люк есть, – сказал он. – А это кто? – он посмотрел на связанного крикуна с кляпом во рту.

Бригадир разведки крикунов стал зеленеть на глазах. Вначале окрасился кончик носа. Потом зелёные пятна пошли по синим от мордобоя скулам.

– А это наш трофей, – пнул его Генацаревский, чтобы крикун прекратил свои фокусы. – Шеф разведки оккупантов.

– Не фига себе… – удивился Сергей, присаживаясь напротив крикуна. – А чего у него во рту кляп?

– Да периодически дуру валяет. Кричать пробует.

Крикун стал ярко-изумрудным.

– А-а-а… ну этого мы навидались. А морда чего синяя?

– Да пока успокоили… – хохотнул Генацаревский. – У нас таких на флоте называли обмороком, никчемным моряком.

Крикун задёргался и что-то попытался сообщить Сергею.

– Чего он хочет?

– Встречи с нашим командованием, якобы у него есть информация. Врёт, наверное, – равнодушно добавил Жора Генацаревский.

Между тем Жуков закрыл нижний люк и цукуба взлетела. Старая часть города за рукавом реки Шкабарь оказалась чистой. Там, где прежде была чёрная-чёрная непроглядная тьма, сиял бездонный простор с бесконечными угольными лесами.

– Неужели облако Глобула ушло? – задал риторический вопрос Сергей с беспокойством выглядывая в иллюминатор.

То место, где рванули ядерные пули, было, как и положено, пустынным и безлюдным. Впрочем, оно было не больше квартала, правда, очень сильно разрушенным. От лагеря крикунов не осталось и следа, только оплавленные куски металла, да ещё индикатор радиации показал превышение нормы в три раза.

– В смысле? – спросил Генацаревский.

– В смысле, мы это облако и его союзников рванули двумя ядерными пулями.

Ему пришлось долго рассказывать эту историю, упомянув Пашку Марфина незлым добрым словом, и как они бежали под землёй, и как Давыдов и Лобастов ушли к устью реки. А значит, там должно быть поселение аборигенов. Затем они его попросили повторить ещё раз свой рассказ и долго уточняли различные пустяки в отношении первой советской марсианской экспедиции.

– Ну мы это ещё проверим, – многозначительно сказал Жуков. – А вообще, ты даёшь!.. – и крепко хлопал его по плечу.

Сергей вспомнил все их приключения с Жорой Генацаревским, но почему-то скромно промолчал. На фоне приключений, выпавших на долю Сергея Бабуры, они показались ему тусклыми и незначительными. Вовка Жуков даже позавидовал. А я всё это время сидел в бункере, подумал он. Эх, надо было сразу идти добровольцем! Может, медаль дадут за освоёние Марса? Интересно, есть такие медали, или нет?

Сергей окончательно доконал его рассказом о термоядерном реакторе и о заводе аннигиляционных бомб.

– Только не вышло у нас ничего… – признался он огорченно. – Мы только и сумели, что разрушить пульт управления.

Словно в подтверждении его слов солнце потухло и тут же снова загорелось, даже ярче, чем прежде, и всем показалось, что они видят голубой небосвод. Хотя, конечно, все понимали, что ни о каком небосводе под землей не может быть и речи, он им так хотелось – увидеть небо и звезды, а лучше всего – земную луну.

– Ничего… – приободрил его Вовка Жуков, – теперь нам сам чёрт не страшен. Теперь мы вместе.

Одного почему-то не упомянул Сергей – факта знакомства с камбуном по имени Пантигера. Появились у него кое-какие сомнения, и он не хотел их пока оглашать. Вначале надо всё проверить, решил он.

Глава 8

Условия выживания

Капитан Чернаков никогда не играл ни в какие электронные игры и воевать не умел, но зато у него оказался отменный нюх на всякого рода опасности, иначе он в своё время не дослужился бы до майора: когда на улице странного города появились странные танки с ещё более странными пушками-хоботами, он увёл подчиненных подальше, хотя Есеня Цугаев вначале проявил норов, попытавшись заколоть танк пикой. Они с Мишкой Коралловым едва спасли его из-под самых гусениц и затащили оглушенного в подвал.

– Пустите меня!.. – кричал Цугаев то по-русски, то на непонятном языке. – Пустите! Я ему голову отрэжу.

– Какую голову? – насмешливо спросил Мишка Кораллов.

– Башню!!!

– Вай! Какой горячий джигит! – засмеялся Мишка.

– Ну хобот!

– Вай-вай-вай… Это тебе не экшн с повторами. Раздавит в лепешку!

Мишка Кораллов был родом из надтеречных казаков и у него нюх был на чеченцев. Он давно подозревал, что Цугаев не тот, за кого себя выдает. Но доносить на него он не собирался, да и доказательств не было. Мало того, каждый в бригаде слышал, как Цугаев по ночам воевал. А ещё он во сне плакал. Но над ним никто не смеялся. Это было табу. Раз плачет – значит, страшно.

– Так, встали, сопли утёрли! – появился в подвале капитан Чернаков. – Отходим… на два часа. Через три улицы высотный дом. Двигаем к нему.

Чернаков почему-то решил, что в ответе за зелёных сержантов, которые ещё должны вернуться к своим матерям да и вообще прожить долгую счастливую жизнь. Опытен был Чернаков, понимал что к чему и жизни не удивлялся.

– А почему именно к нему? – спросил Кораллов.

– Разговорчики! – оборвал его капитан. – Потому что там тихо и не стреляют.

– Ну?.. – недоуменно спросил Цугаев, привыкший необдуманно рисковать своею жизнью.

– Баранки гну! – сказал Чернаков. – Ориентируемся на месте. Идём исключительно сквозь дома. Никакой самодеятельности.

– Это дело привычное… – неожиданно отозвался Цугаев, поцокав языком.

Чернаков выразительно посмотрел на него, но ничего не сказал типа: «Разговорчики», и сержанты выскочили за ним из подвала.

На самом деле, Чернаков просто выбрал удобный ориентир – небоскрёб, чтобы сверху оглядеть поле боя, а главное, ему хотелось в спокойном месте собраться с мыслями и оценить обстановку в стратегическом плане. Он тоже чувствовал, что Цугаев имеет опыт городских боёв. В данном случае это было неоценимым преимуществом. Правда, какое преимущество без оружия? Чернаков, как и все, злился на недальновидность организаторов экспедиции. Не могли что-нибудь простенького подкинуть, думал он. Воюй здесь с пиками.

Улица горела. Дым стлался слоями. Сквозь него откуда-то сверху дождём сыпались искры. Пахло, словно в жерле вулкана. Издали доносился беспрерывный гул, как будто ползла громада бронированной техники.

До перекрёстка двигались перебежками. Там упали за кучу камней и переждали, пока чудный иноземный танк с гибким хоботом – карикатура на настоящий танк, не уползёт восвояси, и нырнули в огромный дом, похожий на банк с огромным же вестибюлем и огромными проёмами окон. Банк наклонился, как карточный домик. Что-то в нём давно уже надломилось, но он всё ещё не падал. В больших залах гулял сквозняк и пахло, как только может пахнуть в давно брошенных помещениях – плесенью и стылым бетоном.

– Не нравится мне здесь… – признался Мишка Кораллов, оглядываясь. – Того и гляди завалится.

Он так и застрял в проёме двери. Из клочьев дыма бесшумно, как видения, выскочили странные создания, похожие на гоблинов, и сунулись в соседнее здание.

– Товарищ капитан, вы видели?.. – почтительно спросил Есеня, почему-то приседая.

Он даже по привычке поднял к плечу пику, словно «калаш», но вспомнив, что это всего лишь остро заточенная железка, сплюнул с досады.

– Что видел? – буркнул капитан.

На самом деле, он, конечно же, тоже видел, но сделал вид, что не видел, слишком дикой была картинка: лохматые, остроухие гоблины – словно из сказок, с луками и копьями в руках, одетые, как французы на старой смоленской дороге – в лохмотья и треуголки, были похожи на призраков из прошлого. Только какого прошлого, он не понял – земного или марсианского? А ещё старший с массивной челюстью и торчащими зубами так грозно зыркнул в сторону банка, что грубая, закостеневшая душа капитана затрепетала.

– Ну… я имею в виду… копья… и луки…

– Рекомендую, всем считать, что нам показалось, – четко по уставу произнёс Чернаков, лишь бы избавиться от видения. – Гипоксия, низкое давление, и всё такое. Откуда здесь люди-то?! Ну плесень ещё какая-то – я понимаю, а люди откуда? Да и не люди это вовсе, а… а…

Слово само вертелось на языке, но он боялся его произнести. Цугаев и Кораллов, которые были из другого поколения, уже сообразили, что имеют дело со сказочными гоблинами. Но армия научила их не соваться вперёд командира, и они промолчали.

– Город всё-таки… – стал издали объяснять Мишка Кораллов.

– Ну и что? – парировал капитан. – Приказываю, считать всё видением из-за кислородного голодания.

– Понятно… – разочарованно вздохнул Есеня Цугаев, хотя он отчетливо видел странных людей и даже учуял их тяжёлый запах.

– Так точно, гипоксия. А я думаю, чего мне так плохо, аж в глазах двоится, – сознался Мишка Кораллов.

Мишка Кораллов привык к командам и во всем полагался на начальство, то бишь командиров. К тому же капитан напоминал ему грозного отца – атамана станицы, которому Мишка беспрекословно подчинялся, пока его не забрили в солдаты. Только в армии он понял, что начальство бывает разным.

– Во… опять… – тупо произнёс Есеня и даже показал пальцем.

На этот раз та же группа с криком: «Ура!!!» бежала в обратном направлении. Теперь в руках у неё были «калаши». Капитан Чернаков едва не перекрестился. Рука сама потянулась ко лбу. Пришлось сделать усилия, чтобы вернуть её на место. Самое интересное заключалось в том, что бегущих возглавлял никто иной, как полковник Бастрыкин с ПКМом наперевес.

«Чур, чур меня», – прошептал капитан Чернаков. Чтобы полковник… во главе дикарей… Нет… мне привиделось. А чтобы никто из подчиненных не задал провокационный вопрос или усомнился, что это всё видения, скомандовал:

– Делайте, как я!

Они, пробежав через вестибюль подальше от видений, выскочили на противоположную стороны здания, как раз на перекрёсток трёх дорог.

Наискосок от перекрёстка в сквере с угольными «деревьями» стоял памятник остроухому воину с бульдожьим прикусом и зверским выражением на лице. В одной руке воин держал ветхозаветное копье с огромным наконечником в другой – круглый плетёный щит.

Есеня Цугаев покосился на него и только поддал хода. Значит, мне не привиделось, подумал он, значит, товарищ капитан перестраховался. Мишка Кораллов ничего не подумал, кроме того, что: «пусть начальство думает, оно умнее», ну а сам капитан Чернаков даже не взглянул на сурового воина, а только пронёсся мимо, как ветер. Высотный дом был уже рядом. Там всё решим, думал он, там разберёмся, там всё уложится в голове, всё встанет на свои места.

Но до заветного дома они так и не добежали. Закругленный угол дома вдруг бесшумно отклонился от вертикали и со страшным грохотом рухнул на дорогу. Целую минуту, а то и две всё шаталось, трещало и падало. Только после этого стал слышен сам взрыв, который, несомненно, произошел внутри. Клубы пыли и дыма заполнили улицу.

Из всех троих только у Есени оказалась хорошая реакция. Он, как заправский ныряльщик, исчез в ближайшем окне. Только через секунду за ним, кашляя, словно туберкулезники, проследовали капитан и Мишка Кораллов.

– Товарищ капитан, вы слышали?.. – нервно спросил Мишка, опуская шлем.

– Слышал… – нехотя признался Чернаков, тоже опуская шлем.

Он уже устал от всяких неожиданностей. Куда привычнее было в забое или в пункте слежения на скале.

– Наши!.. – с придыханием сказал Мишка так, словно стремился открыть капитану глаза на суть вещей марсианского мира.

– А если нет?.. – засомневался капитан, и его грозные старшинские усы возбужденно зашевелились.

– Так кто ещё так может ругаться матом… кроме… товарища полковника?..

Капитан Чернаков и сам узнал грозный баритон своёго непосредственного командира. Вдобавок совсем близко ударили «калаши», и только после этого капитан произнёс с явным облегчением:

– Наши…

– Я же вам давно твержу, товарищ капитан! – обрадовался Мишка.

В следующую секунду так бабахнуло, что все трое невольно присели, а потом подскочили к окну. Клубы пыли на мгновение поредела, и они увидели пылающий иноземный танк, с хоботом, как у игрушечного слоника.

– Завалы делают… – авторитетно объяснил Есеня Цугаев. – Я эту технику знаю. Навидался. От танков спасаются. Танк подбили РПГ-7, а дома рвут пластитом.

– Откуда ты знаешь? – с беспокойством спросил капитан, хотя давно учуял запах гексогена. Так обычно пахло на взрывных работах.

– Да было дело под Полтавой, – нехотя признался Цугаев, вертя небритой мордой. – Ну что будем делать, товарищ капитан? К своим надо пробиваться.

– Где они, свои-то?.. – махнул Чернаков на оконный проём, который вообще затянуло пылью, как в штормовую ночь.

– Наоборот, хорошо, я могу в разведку сходить?

– Сиди уж. А потом тебя ищи-свищи.

Капитан Чернаков взялся за «длинную» связь. Он сообразил, что прежде, чем идти к своим, надо подать голос, иначе перестреляют, как котят, подумал он. Но связь, как назло, не работала: она шипела, кряхтела, но не издавала ни одного членораздельного звука.

Потом они увидели совсем других существ в чёрной спецназовской форме и в шлемах, похожих на фашистские. Существа мелькнули и скрылись в клубах дыма. Но тут же появились вновь, отстреливаясь из своих лазерных винтовок, и капитан Чернаков мог поклясться, что в каждого из них попало, как минимум, по десятку пуль из ПКМа, но существа в чёрном не падали – хромали, качались, но не падали, даже не очень-то и береглись. И всё же два ПКМа, которые били вдоль улицы, заставили их искать укрытия в развалинах. К тому же они, похоже, сообразили, что бежать толпой негоже, что они в таком виде представляют отличную мишень.

Один из существ и сунулся в то помещение, где капитан Чернаков отсиживался со своей командой.

Существо ввалилось, оглядываясь, но короткая очередь напоследок всё же догнала его. Пуля попала в затылок, расколола шлем и вышла через глаз. Однако это не убило существо. Чернаков мог поклясться, что оно, наклонившись и, поколдовав с глазом, просто вставило его на место и несколько секунд подслеповато морщилось, словно пробуя, как сидит глаз в глазнице.

Есеня Цугаев не выдержал и с криком:

– Умри! – вонзил пику в незащищенную шею существа.

И тут они втроем навалились и стали бить его чем ни попадя и что есть силы. Впрочем, если бы не пика, воткнутая в шею, вряд ли они бы одержали верх, потому что существо оказалось очень сильным, и пару раз они втроем разлетались в разные стороны. А существо даже попыталось их сжечь огнём, но кроме жалких потуг, у него ничего не вышло. Зато Мишка Кораллов подобрался сзади и вонзил в шею и свою пику. После этого существо повело себя более чем странно. Оно явно потеряло способность ориентироваться, но зато стало быстро-быстро, как собака, бегать на карачках и тыкаться в стены. Тогда Есеня изловчился и ударом тяжёлого сапога опрокинул существо на пол. И снова они навалились, и снова существо разбросало их, но капитан Чернаков в пылу борьбы сумел вонзить свою пику в выбитый глаз существа, и они втроем, ухватившись за эту пику, долго мотали существо в надежде, что оно или умрёт, или выдохнется. Но существо не умирало и не выдыхалось. Мало того, по всем признакам, оно стало восстанавливать силы, даже выдернуло из шеи одну из пик и норовило ударить кого поближе: то Мишку Кораллова, то Есеню Цугаева. Капитан Чернаков стал сдавать. Когда уже казалось, что всё – надо бросить и разбегаться без оглядки, кто-то очень будничным тоном произнёс над самым ухом:

– Разрешите, товарищ капитан?

Чернаков, не отпуская пику, мельком оглянулся. Перед ним собственной персоной стоял Толян Петров с каким-то палкой-посохом в руках.

– Помоги лучше… – простонал капитан, – видишь, мы не справляемся! – и дёрнулся вслед за непокорным существом, которое в очередной раз мотнуло головой.

Он чувствовал, что ещё мгновение, и они потеряют контроль на ним. Существо проявляло все признаки бессмертия, потому что за время, пока они с ним возились, сумело встать на ноги и, действуя руками, как заправский борец, успев всем изрядно намять бока.

– Так я о чём и говорю… – весело сказал Петров и поднял свою палку.

Капитан Чернаков думал, что тот собрался ударить существо по голове, и уже приготовился было выругаться по этому поводу, на что у него совершенно, как и у Цугаева и Кораллова, не было сил, как вдруг Петров приставил к голове существа посох, что-то такое сделал, отчего существо мгновенно затихло. Пика, которую оно держало в руке, со звоном отлетела к стене. Вслед за ней плашмя легло и неугомонное существо.

Капитан Чернаков, как и все остальные, рухнул на пол, поглядывая с опаской, как дергается и затихает ужасный противник. У них даже не было сил отползти в сторону.

– Ты это… – сказал капитан, тяжело дыша, словно пробежал десятикилометровый кросс. – Ты это… поосторожней…

– Да чего там, – как показалось капитану, беспечно ответил Петров, – подох крикун.

– Кто?.. – переспросил капитан.

– Мы их крикунами зовем. Он не кричал здесь?

– Не успел, – Мишка Кораллов пришёл в себя даже быстрее Цугаева. – Мы его на пику!

– Да видел я, – усмехнулся Петров, – бесполезное дело.

Вид у него был ужасный: скафандр измазан глиной, лицо в копоти, на ногах налипла тонна грязи. Но глаза весёлые и сияющие.

– Смотри, смотри! – испугался Мишка, – оживает!

Крикун действительно снова принялся за старые штучки: сел и стал озираться своим единственным глазом.

– Это бывает, – сказал Толян Петров и на этот раз развалил энергией посоха крикуна от головы до пояса.

Капитан удивился не сколько действию посоха, сколько отсутствию крови, но ещё больше его удивил дым, который повалил из крикуна.

– Так это робот… – догадался он. – То-то я, гляжу, мы его никак не могли завалить.

– Говорят, какая-то «умная пыль», – сказал Петров. – Вроде вечной материи.

– Кто говорит? – спросил капитан, поднимаясь с трудом и с опаской выглядывая наружу.

Клубы дыма всё ещё не рассеялись. Танк напротив догорал синим пламенем. Под ним плавилась мостовая.

– Этот как его… Сергей Бабура.

– А он здесь? – удивился капитан. – Мы считали, что Бабура погиб.

Он вспомнил, как полковник передал на поверхность сообщение о гибели сержанта.

– Или погиб… – печально кивнул Петров. – Или сгорел… Одно из двух.

– Как так? – ещё больше удивился капитан. – Говорите яснее.

– Крикуны напали, – начал рассказывать Петров. – Началась форменная свалка. Я оглянулся, а он лежит в глубине пещере и горит. В общем, если не сгорел, то в плену. А если не в плену, то… – Петров тяжело вздохнул.

– А это что за оружие? – спросил капитан, кивая на боевой посох.

– Марсианское, – похвастался Петров. – Пантигера выдал всем.

– Кто?..

– Я говорю, Пантигера, марсианин такой.

– Ага… – произнёс капитан, словно что-то понял.

Однако ещё больше он удивился белому мурану, то бишь Туресу, который с криком:

– Толян, где наши?! – залетел на первый этаж дома.

Капитана Чернакова вначале уставился на копыта и коленные суставы Туреса, а потом перевел взгляд на его лицо. Без жёлтой минеральной краски, без кровинки в лице он выглядел, как приведение.

– Ты кто?..

– Я?.. Турес…

– Местный житель, марсианин… – пояснил Петров. – Вы ещё врача Давыдова не видели.

– А что у Давыдова?

– А у него точно такие же ходули.

Капитан Чернаков окончательно запутался. Голова аж вспухла от мыслей. Больше всего его смутило даже не то, что марсианин говорил по-русски, а то, что у Туреса на копытах имелась пластиковая обувка. Через мгновение до него дошло, что речь идёт о каких-то землянах с ногами наоборот. Затем явился капитан Мирон Парийский. С минуту они разглядывали друг друга.

– Капитан Парийский… – осторожно представился Мирон.

– Капитан Чернаков, – мрачно отозвался Пётр Григорьевич и подумал, что Парийский уж очень похож на американского военного в отставке. – Вы с какой станции?

Неужели прилетела новая ракета? – ошеломленно подумал он. Тогда всё становится на свои места, или я спятил.

– Я не со станции… – начал объяснять капитан Парийский.

– Товарищ капитан… товарищ капитан… – Толян Петров на правах вольнонаемного отвёл Чернакова в сторону и что-то долго ему втолковывал, иначе Чернакову грозила быстрая невменяемость на фоне отупения. Уж слишком долго он соображал.

– Он не в том смысле капитан... Он капитан первого советского звездолета…

Пётр Григорьевич кинул на капитана Парийского удивленный взгляд.

– Этого не может быть! – оборвал он Петрова.

Хорошо хоть Пантигера исчез, подумал Петров, а то у капитана начались бы горячка. И не стал о нём ничего рассказывать.

Пантигера действительно исчез, стоило им подняться на поверхность. В суете и перебежках по городу Петров даже не заметил, когда это произошло. Помнил, что кто-то крикнул: «Камбун сбежал!»

– Мне-то что… – наконец согласился капитан, – главное, что скажет товарищ полковник. А он не шпион? – ещё раз спросил он у Петрова.

– Ну конечно, нет. И главное, чей? Здесь не за кем шпионить.

– Положим, ты этого можешь и не знать, – веско сказал капитан и ещё раз с подозрением посмотрел на капитана Парийского.

– А знаете, сколько он этих завалил? – Петров кивнул на крикуна и собрался было деликатнее рассказать о ядерной атаке, о заводе и термоядерной электростанции глубоко под землей, но решил, что это будет уже слишком для воспаленного воображения капитана Чернакова. Ещё с ума сойдёт, подумал Толян Петров, забыв, что совсем недавно он точно так же реагировал на марсианскую цивилизацию под землей.

– Всякое бывает… – вдруг примирительно сказал Чернаков.

– Голову на отсечение даю! – заверил его Петров.

– Ну ладно… ладно… Так их трое, говоришь, было?

Пришлось Петрову начать всё сначала, но его прервал появившийся Гоша Мамиконов, который, видать, внушал больше доверия капитану. Чернаков долго разговаривал с ними, потом подошёл к капитану Парийскому, пожал ему руку и сказал:

– Очень… очень рад, очень рад нашему знакомству! Очень… Мы сейчас переместимся к полковнику Бастрыкину, я вас представлю.

На этот раз его грозные усы внушали окружающим оптимизм и победу над врагом.

***

Внезапно цукуба снова накренилась и одновременно задрала нос.

Вовка Жуков с перепугу улетел в закрома – мелькнули только ноги в тяжёлых марсианских сапогах. Есенинский чуб прилип к мокрому лбу. По лицу катился пот. Губы дрожали. Он почему-то решил, что на этот раз удача отвернётся от них. Было у него такое нехорошее предчувствие. К тому же Вовка Жуков, как и Жора Генацаревский, страшно боялся высоты. Он никому не говорил об этом, но каждый раз, выглядывая в иллюминатор, чувствовал, как горлу подкатывает комок страха.

– Личинки кончились! – закричал он в испуге, обнаружив, что закрома пусты.

Дело явно было дрянь. Сергей это сразу понял по реакции Жоры Генацаревского, который вдруг засуетился, что вообще ему было несвойственно, и даже дёрнул за какие-то рычаги, что, впрочем, не изменило ситуации. Цукуба вела себя точно так же, как и в первый раз, когда кончились личинки шершней, то есть всеми силами старалась удержаться в воздухе, но её неуклонно тянуло к земле.

У Сергея возникло ощущение, что долго-долго падает в подвал. Должно быть, он даже закричал. Потом цукуба немного выровнялась.

– Без личинок она долго не протянет! – отозвался Генацаревский. – Где бы нам потише шлёпнуться?! – он прильнул к иллюминатору.

Сергей подполз к Жоре, встал на корточки и тоже выглянул наружу.

Излучина реки Шкабарь была незнакомой. Куда ни кинь взгляд, везде простилался унылый марсианский лес, только «деревья» вне города были выше и гуще. Мелькали одинокие домишки – явно брошенные ещё сто лет назад, если не раньше. Ни огонька, ни признаков цивилизации – даже той, убогой, которая была в городе. Всё это так походило на Землю, хотя и через призму чёрно-белой абстракции, что Сергей на мгновение забылся, что он на Марсе.

Левый берег был высоким и обрывистым. Правый – пологим и низким до самого тёмного горизонта.

– Садимся там! – Жора потыкал пальцем в сторону одинокого пирса на краю бухты и домика с проломленной крышей невдалеке.

Несмотря на все старания Вовки Жукова, который изо всех сил дергал за нижние усы, цукуба, едва преодолела расстояние до берега и, окончательно обессилев, плюхнулась на песчаную косу, подняв море брызг. Самыми неприятными были несколько последних секунд. Вовка Жуков орал что-то нечленораздельное. Генацаревского окончательно вывернуло. Слишком большой желудок успел подумать он. Вдобавок его несколько раз подбросило, словно наездника в родео.

Сергею зажало ноги какой-то складкой, и он успел сделать два дела очень важных дела: подумать, что у него сейчас сломаются ноги, и опустить стекло шлема.

Что происходило с бригадиром разведки крикунов, никого не волновало. О нём даже не вспомнили, хотя он дёргался, как червяк, и пытался освободиться любым способом.

Цукуба упала рядом с пирсом, не долетев до него метров пяти. В результате, она неожиданно громко крякнула. Несколько секунд в кабине стояла напряженная тишина.

– Все целы?.. – спросил Жора, оглядываясь и вытирая рукавом рот.

На ткани скафандра остался след рвоты и крови. Вдобавок ко всему, Жора прикуси себе язык.

Сергей, кряхтя и морщась от боли, ощупывал ноги. К его удивлению, он их не сломал, потому что самый сильный удар пришёлся не снизу, а сбоку, и его отбросило на спину. В результате, он всего лишь потянул мышцы в голенях.

Вовка Жуков отделался ударом по голове, но так как шлем изнутри был выстлан мягким материалом, то дело ограничилось тем, что он сидел и ощупывал себя под шлемом, ожидая обнаружить кровь.

Бригадир разведки только крутил головой, которая у него оказалась тверже, чем кокосовый орех. Жору Генацаревского удивило то, обстоятельство, что крикун не погиб и что он очень быстро пришёл в себя после мордобоя. Обычный человек не выдержал бы флотского бокса, подумал он мимоходом и скомандовал:

– Выходи!

Когда Вовка Жуков вытащил крикуна наружу, тот позеленел, как перед смертью, что-то замычал и полез назад в цукубу.

– Стой, гад! – закричал Жуков и даже замахнулся на него.

Но крикун, который, казалось, уже давным-давно сломался, проявил упрямство и никак не хотел сходить на берег. Жора Генацаревский грозно произнёс:

– А ну!.. – и схватил крикуна за шиворот.

Крикун проявил изворотливость и больно укусил Жору за палец сквозь перчатку скафандра.

– Ай! – подпрыгнул Жора и потряс рукой.

Сергей не стал дожидаться, чем всё кончится, схватил посох и, прихрамывая, побежал на разведку.

Дом оказался настолько ветхим, что, казалось, готов был рассыпаться от прикосновения пальцем. Внутри было темно и стоял тяжёлый звериный запах. Сергею показалось, что так пахло в штреке, где бескрылые птицы охотились за длинноногими крысами.

Для дневки больше подходила каменная банька во дворе, похожая на песчаный холмик. Внутри было сухо и тепло. Имелась даже печка и дверь с крохотным дребезжащим оконцем. Сергей чувствовал, что устал, все очень устали. Надо было выспаться и отдохнуть, а потом отправляться на помощь к своим.

Он вернулся к цукубе, а потом, пока Жора Генацаревский и Вовка Жуков осваивались в баньке, решил добыть что-нибудь съестное. После короткого пребывания на цукубе он двигался, как моряк на суше. Колени сами по себе дергались вверх. Ему казалось, что он всё ещё летает, а земля под ногами, как палуба на корабле.

В предвкушение сытной еды и долгого сна, он на исходе последних сил отправился в «угольный» лес. «Не забудь к обеду вернуться!» – крикнул ему Жуков. Сергей только махнул рукой. Он и раньше обходился глотком воды. А лес ему нравился. Он будил древние инстинкты, дремавшие из поколения в поколение всех его предков, вынужденных жить в городах. Чувствовалось, что лес обитаем. Множество тропинок были испещрены отпечатками птичьих и крысиных лапок. А ещё кто-то большой ради забавы отламывал верхушки «деревьев» и бросал вдоль тропинок, словно метя территорию.

Сергей присел на косогоре и прислушался. Ветер налетал порывами, совсем как на Земле, и свистел в ветках угольных «деревьев». Впереди лежал голый песчаный склон, поросший по краям белыми лопухами и чёрными грибами на кривых ножках. За ними торчали чахлые «деревья», а за «деревьями» начиналась пустошь с клочковатыми зарослями узловатых колючек, а уж за пустошью темнел настоящий лес. Самые высокие «деревья» в нём были, почти как корабельные сосны.

Через пустошь Сергей не пошёл. Мало ли что, рассуждал он? Кто-то ж её изрыл. Может, там ловушки, рассуждал он по старой сталкеровской привычке. Он двинул краем леса, невольно держа путь на те высокие «деревья». Белые лопухи создавали иллюзию защиты.

Скафандр его потихоньку очищался от копоти, и на коленях, животе и боках стали появляться светло-бежевые проплешины. Наверное, я весь такой пегий, думал он, радуясь непонятно чему. Оказывается, совсем неплохо, когда за тобой не охотятся, в тебя не стреляют и можно побродить в лесу почти, как на Земле. Пусть этот лес и выглядит совсем не по-земному. Он вспомнил, как они с Варенькой в девятом классе ездили за грибами и тайком ото всех робко целовались на опушке леса, и как он шёл за ней по тропинке и в голове у него крутилась одна и та же мысль – как бы её поцеловать, но так, чтобы она не заметила. А оказалось, что она тоже думала о том же. Потом их долго дразнили «жених и невеста». Целых два года. Он действительно считал её своей невестой, хотя они об этом никогда не разговаривали. Давно это было. Целую вечность тому назад. Потом у него появились другие знакомые девушки, с которыми он порой встречался, но Варя из его жизни не исчезала. И все уже как бы привыкли, что она приходит в гости, что она знакома с его родителями, а он знаком с её родителями. И как родители радовались их дружбе. А потом он вдруг стал стесняться этой дружбы, потому что на них с Варей все смотрели с каким-то ожиданием, и даже был рад, что ушёл в армию. А потом в его жизни появилась Дронина, и он понял, что существует «юношеская» и «взрослая» любовь, и что это две большие разницы. Хорошо, когда у тебя есть любовь, думал он, бредя по марсианскому лесу, и эта любовь совсем близко, в каких-нибудь трёх часах ходьбы. Мысли о том, что крикуны со своими танками могут прийти в Городок-Один показалась ему дикой. Генерал Зуев не допустит этого. Ведь должны быть у него какие-то планы для подобных ситуациях. О том, что таких планов может и не существовать, он даже думать не хотел, иначе дело попахивало катастрофой, провалом всей экспедиции.

В полукилометре от дома птичьих следов стало ещё больше. А затем он увидел их обладателей – бескрылых птиц с острыми, как шило, зубастыми клювами. Птицы ловко бегали между «деревьями» и охотились за юркими длинноногими крысами. Все попытки подстрелись хотя бы одну из них, не увенчались успехом. Слишком мощным был посох. Да и прицела как такового у него не было. Чистая энергия посоха или сжигала угольное «дерево», или не оставляла от птиц, ничего, кроме перьев. Вот где пригодилась бы лазерная винтовка крикунов. И хотя птицы были непугаными, Сергею только с десятой попытки едва удалось подбить одну из них таким образом, чтобы от неё осталось хоть что-нибудь съедобное. Намучившись и добыв всего лишь трёх птиц и одну крысу, он обнаружил, что заблудился. Он знал, что река, как и жёлтое искусственное солнце, слева и что он раза три менял направление. Пришлось раскручивать свои же следы в обратном порядке.

Потом он совершенно случайно попал в старое русло реки, заросшее толстыми угольными «деревьями». А меж «деревьями» ветвилась хорошо протоптанная тропинка с огромными человеческими следами, которые Сергей видел лишь на поверхности Марса. Камбун, подумал Сергей, или ложный камбун. Хотя какая разница, я не знаю. Следы были не совсем свежими. Как минимум, двухдневной давности, решил он, потому что гребни отпечатка под действием марсианской гравитации сгладились. Сергей научился читать следы ещё в Чернобыльской Зоне. Там без этого нельзя было ни ногой. А натаскивал его легендарный Калита. Эх, его бы сюда, вздохнул Сергей. Он бы мне подсказал, что делать, потому что я вроде бы всё понимаю, но мне кажется, что принимаю неверные решения. Да и путешествие в пещере затянулось. Может, действительно, уплыть вниз по реке? Ведь она куда-то же вытекает. С другой стороны, как бы не стало хуже. Нет, думал он, надо к своим возвращаться. Со своими надежнее, да и они, поди, уже воюют? Он прислушался, но со стороны города не доносилось ни звука. Наоборот, стояла гробовая тишина, только свистел ветер. А это было плохо. Сергей гнал от себя дурные мысли. Не такой генерал Зуев простак, думал он. Не допустит он гибели Городков.

Вдруг он учуял тяжёлый животный запах. Камбун так не пах. Камбун пах почти человеком, точнее – аборигенами. Стало быть, это ложный камбун, сообразил Сергей и увидел «дом» в стиле Антонио Гауди.

«Дом» стоял на берегу высохшего русла и был окружён таким густым лесом, что если бы не тяжёлый запах, можно было пройти в трёх шагах и не заметить.

Сергей вспомнил местность, которую видел в последние минуты полета, и этот «дом», который находился очень далеко – почти на горизонте. Вот куда я забрёл, сообразил он.

Ещё одна тайна, думал он, не зная, что предпринять, обойти ли его, вернуться ли и бежать к своим или же войти внутрь. Сам не зная почему, но он выбрал последнее. Глупое человеческое любопытство, думал он, воинственно сжимая боевой посох. Скольких оно погубило? Но ноги сами собой несли его вперёд.

Сухое русло реки превратилось в сеть мелких оврагов, засыпанных ветками угольных «деревьев». Ступени, выбитые в песчанике – огромные, для великана – вывели к самому «дому». Только у его подножия Сергей понял, что это не дом в человеческом понимании, а нечто, что с небольшим преувеличением можно было назвать сказочной готикой – с каким-то ложными маршами, которые никуда не вели, со слепыми окнами, в которые не попадал тусклый марсианский свет, и с контрстенами, которые ничего не подпирали. Крыша же больше походила на очертания угольных «деревьев» – хаотичные, под разным углом, ломанные в самых невероятных ракурсах, готовые рухнуть, но по какой-то причине до сих пор не рухнули. Вот почему я его плохо разглядел, сообразил Сергей, непривычен глазу. Но это не может быть домом Пантигера. В его распоряжении целый город. Зачем ему одинокий дворец?

Сергей думал, что внутри должно быть темно, как в погребе, ведь окон как таковых не было, и даже включил фонарики у себя на скафандре, опустив предварительно стекло шлема. РС тут же тихо-тихо заработал. Сергей почему-то вспомнил о кастете в кармане и о пистолете АПС. Они не могли пригодиться, но придавали уверенность, словно были амулетами удачи.

Сквозь слепые окна странным образом проникал жёлтый свет марсианского солнца.

В первом же зале он увидел скелеты – сотни, тысячи. Они висели везде: меж окон, на центральной стене, в нишах и над переходами, убегающими в скрытые помещения. Они висели даже под потолком, в своих странных одеяниях. Серые, словно огромные мыши. Высохшие в сухом марсианском воздухе. Гоблины. Много гоблинов. Целое поколение. А в других залах – ещё больше. Горы из черепов, сложенные аккуратно, можно сказать – с любовью. Черепа с перекусом и без них. Женские отдельно. Детские отдельно. Позеленевшие и совсем свежие с остатками кожи и с тусклыми глазами в глазницах.

Охотник, думал Сергей. Настоящий охотник. Паразит города. Вот кто по-настоящему уничтожает цивилизацию на планете. Поэтому аборигены их и боятся, как смерти.

Он поднялся по одной из боковых монументальных лестниц и попал на второй этаж. Здесь в десяти залах под светом, падающим через витражи, лежали поколения белых муранов. Их вожди и воины, их жены и дети. Их надежды на счастливую марсианскую жизнь. Всё было упаковано по годом и столетиям.

И только наверху из трёх залой два были пустыми, а в последнем он увидел то, что ждал подсознательно – весь экипаж второго звездолёта первой советской экспедиции. Их был пятеро. Четверо мужчин и женщина с белыми волосами. Они сидели в креслах, словно живые. Их скафандры были целы, а стекла шлемов опущены. Лишь у капитана оно оказалось поднятым, словно ложный камбун приходил пообщаться с ним, чтобы узнать, откуда прилетели земляне.

Сергея словно током ударило. В микрофонах, усиливающих звуки, он услышал непривычный скрип. Так мог скрипеть только кварцевый песок под ногами. Однако звук был очень громким. Его можно было услышать и без наушников. Звук напоминал о земном снеге в очень-очень морозный день. «Скрип-скрип… ш-ш-ш… Скрип-скрип… ш-ш-ш…»

Сам не зная, как, но Сергей в одно мгновение выскочил из «дома» и упал на землю.

В бинокль скафандра была хорошо видно облако, очень похожее на человеческую фигуру. Оно двигалось с той стороны, куда текла река, и вдруг превратилась в камбуна с шишковатой головой, покрытой чешуей, как у игуаны. Голова, словно сама по себе, плыла над угольными «деревьями», но это был не Пантигера. У Пантигера были человеческие глаза, а у этого камбуна – красные, с вертикальными чёрными зрачками.

Сергей так и не понял, испытал ли он облегчение от этого открытия. Теперь это не имело никакого значения. Великая непознанная «тень» была охотником, который уничтожал марсианскую цивилизацию. Немудрено, думал Сергей: здесь тебе и облако Глобула, здесь тебе и вечный охотник. Нечему удивляться, что Марс пал.

Он бросил трофеи, скатился в старое русло реки и побежал к лагерю. По всем расчетам выходило, что форы у него всего ничего – минут двадцать, не больше. Пока камбун добредёт до лагеря, пока обнаружит его присутствие, пока сориентируется. Боевой посох казался самым бесполезным оружием. Против великой непознанной «тени» он не потянет. Нет, думал Сергей, это ложный камбун. Ему не хотелось думать, что настоящий камбун – Пантигера, который всё это время водил его за нос.

Он только забыл, что любой камбун – прирожденным охотником. Внезапно он увидел его впереди. Камбун стоял на повороте сухого русла реки. Его выдал запах и рост. Быстро он… – подумал Сергей и замер. Должно быть его спасло то, что он стоял против ветра. А ещё цвет его скафандра делал его почти невидимым на фоне угольных «деревьев». Раздались тяжёлые шаги: «Скрип-скрип… ш-ш-ш… Скрип-скрип… ш-ш-ш…», камбун так близко, что Сергей обдало его запахом.

Теперь Сергей несся словно ветер и безуспешно пытался включить связь – хоть какую-нибудь. Когда он уже увидел проломленную крышу дома, связь наконец заработала. Оказалось, что кнопка на панели левой руки залипала из-за копоти.

– Жора! Жора! Тревога! Тревога!

Но Генацаревский, видать, был занят. Зато откликнулся Вовка Жуков.

– Где ты шляешься? Мы уже кашу сварили.

– Нас обнаружили! – почти закричал Сергей. – Уходите к цукубе. Взлетаем!

– Кто обнаружил? Да и Жора по ветру отошел… – растерянно произнёс Вовка Жуков.

Была у него такая привычка – туго думать в самый ответственный момент.

– Бросай всё! Хватай Жору, и уходим! Не забудь мой второй посох!

Раздавая таким образом указания, Сергей едва не налетел на Генацаревского, который справлял нужду за домом, меж угольных «деревьев». Его зад белел, как флаг капитулянта.

– Жора! – крикнул Сергей, проносясь мимо, как ураган.

Бригадир Жора Генацаревский недаром слыл сообразительным. Он мгновенно подтянул комбинезон и уже на ходу стал застегивать скафандр. Благо, что в распущенном состоянии он был, подобен чулку. Через мгновение Жора дышал в унисон Сергею.

Сергей чувствовал, что на всё про всё у них не более двух минут, что ложный камбун вот-вот обнаружит оранжевую цукубу. Что тогда произойдёт, можно было только представить.

Они с Жорой выскочили во двор дома и увидели впереди себя Вовку Жукова, который, подгоняя бригадира разведки посохом, двигался к цукубе. Сергей невольно посмотрел направо, где вот-вот должен был появиться камбун.

Он мелькнул за «деревьями» на противоположном берегу бухты, но, похоже, ещё не заметил цукубы.

В тот момент, когда они заскакивали в цукубу, Сергей наконец увидел его в оптику скафандра. Ложный камбун вышел на песчаную отмель. Он был голым по пояс с хорошо развитой рельефной мускулатурой. Накидка едва прикрывал широкие плечи. А вот оружия при нём, слава богу, не было. Поэтому ли или по какой другой причине, он Сергей стрелять не стал, что-то его удержало от этого опрометчивого шага. Он нырнул вслед за всеми в кабину цукубы.

– Запускай! – кричал Генацаревский, словно речь шла о самолёте или вертолёте.

– Не получается! – отчаявшись, метался от рычага к рычагу Вовка Жуков.

Цукуба и не думала взлетать. Дергаться она дергалась, шевеля плавниками-стабилизаторами, даже раскачивалась, но этим дело и ограничивалось. А ещё она кряхтела.

– Я ведь думал, что она отдохнёт… – причитал Вовка Жуков. – Я ведь думал…

Сергей выглянул в иллюминатор. Камбун сделал проще. Она не пошёл самым длинным путем – вдоль берега, а двинул напрямик через бухту. В некоторые моменты его голова пропадала под водой, и только буруны на поверхности выдавали его движение.

– Я его подстрелю! – крикнул он и полез в верхний люк.

– Стой! – закричал Генацаревский. – А если не получится? Давай выбросим его? – и показал на бригадира разведки.

– Он единственный, кто может рассказать, откуда пришли крикуны! – напомнил Сергей.

– Ну и чёрт с ним! Выбрасываем.

Крикун в отчаянии замычал. Сергей выдернул у него изо рта тряпку.

– Не надо! – закричал крикун. – Я вам ещё пригожусь. Я знаю, всё-всё. И откуда облако, и зачем оно, и кто им управляет, и что они сделают с Землей.

– Ах, вы и о Земле знаете?! – замахнулся на него Жора Генацаревский. – Гады! Да за Землю я тебя!..

Но крикун не испугался:

– Я даже знаю, кто такой этот камбун!

– Ладно, живи, – Сергей запихал ему в рот тряпку. – Только без фокусов! Сейчас отобьёмся!

Он схватил второй посох и уже собрался было выскочить в верхний люк, как Жукова озарило:

– Сто! Стой!!! Давай выпустим шершней.

– Точно! – радостно заорал Жора Генацаревский. – Пять тонн шершней! Пять тонн! – запричитал он, – Зачем они нам?!

Они с воодушевлением принялись дёргать за все рычаги. Но ничего не происходило. Камбун уже был где-то совсем рядом. Сергей чувствовал его кожей.

– Как эти соты открываются?! – вопрошал Вовка Жуков. – Как?!

Бригадир разведки выпучивал глаза и испуганно пожимал плечами. Сергей прильнул к правому иллюминатору. Виден был только голый берег бухты. Может, утонул? – предположил Сергей и вдруг увидел волосатую руку. Ладонь ложного камбуна была диаметром с иллюминатор. Сердце упало куда-то в пятки – камбун заглядывал в кабину через лобовое стекло. Потом он обхватил нос цукубы и стал ворочать её, растягивая в жуткой ухмылке огромный рот. Цукуба тяжело закряхтела.

– Чего вы стоите?! – крикнул Сергей. – Выпускайте ваших шершней!

Вовка и Жора стали в панике метаться по кабине.

– Там!!! – вдруг закричал бригадир разведки крикунов. – Во чреве! Я думаю!

Но было поздно.

Даже для камбуна цукуба была слишком тяжёлой и необхватной, поэтому он, ухмыляясь, как дьявольский рок, занялся хвостом цукубы. Вначале оно оторвал плавники-стабилизаторы. Цукуба только охнула, как живая, и по ней пробежала волна боли.

Бригадир разведки закричал:

– Это «тень»!!!

– Какая «тень», если он нас валяет, как кегли! – отвечал Жора Генацаревский, которого швыряло от одного борта к другому.

Их мотало и кидало так, словно они попали в двенадцатибалльный шторм, из которого не выходят живыми.

– Это великая непознанная «тень»! – гнул своё крикун, перекатываясь вслед за Сергеем и Жорой.

– А что ей надо?! Этой «тени»? – кряхтя, вопрошал Жора Генацаревский.

Один Вовка Жуков ещё сопротивлялся в надежде отыскать заветный рычаг или на худой конец тайную кнопку, которая открывала соты.

– Ничего не надо, потому что она непознанная! Я вас хотел предупредить, а вы меня не слушали!

– Ну ты ещё плюешься огнём или вопишь, как резанный! – напомнил Генацаревский.

– Я больше не буду! – в последний момент пообещал бригадир разведки.

– А вы кто такие вообще?! – в сердцах воскликнул Генацаревский.

– Мы всего лишь наемники! Мы не можем выбирать! Нам приказали держаться подальше от диких лесов Марса.

– Что же нам делать?! – спросил Сергей, упираясь ногами в стенку кабины, но это не помогло, потом что дикий камбун, который оказался великой непознанной «тенью», перевернул цукубу вверх животом.

То ли это показалось цукубе унизительным, то ли ей надоел сам факт издевательства ложным камбуном, только она возьми да и открой соты с шершнями. И все пять тонн живой, разъяренной массы, вооруженной ядовитыми стальными жалами, вырвались наконец наружу. В ушах сразу поселился дикий вой. Так мог выть только смертельно раненный зверь.

Качка прекратилась, и Сергей, встав на корточки, прильнул к иллюминатору. Вдоль песчаной косы перемещалось облако в форме ложного камбуна. Оно, вопя, металось от дерева к дереву, оно вырывало их с корнями, оно пробовало зарываться в песок. Потом вдруг бросилось в бухту.

Шершни ещё некоторое время кружила над водой, ища камбуна. Потом, сделав круг над водой полетели в сторону города.

***

Денис Бурко попал в армию самым нелепым образом. Шёл он как-то пьяненький с друзьями и любимой девушкой по улице Артема одного южного города, и кто-то возьми да ляпни: «А слабо тебе, Ден, в армию записаться?!» Они как раз перемещались мимо пункта вербовки. «А почему бы и нет!» – воскликнул Бурко и скрылся за тяжёлой дверью. Кто-то только разинул рот, кто-то хихикнул, радуясь новому приколу, кто-то покрутил пальцем у виска, мол, совсем спятил, только когда через пять минут Денис вышёл бритый с гербовой бумажкой в руках и пачкой денег в кармане, всё поняли, что это не шутка, и не прикол, и принялись фотографировать его мобильниками на память. Теперь жениться на любимой девушке он как бы сразу и не мог. Да и деньги надо было срочно пропить. Ну и конечно, вся компания завалил а ближайший ресторан на берегу реки Кальмиус. А когда Бурко очнулся поутру с похмелья, за дверью стояли бритые, накаченные сержанты, которые взяли его за ослабшие руки, и очутился Денис Бурко в казарме, да не где-нибудь, а за тридевять земель – на Байконуре. Как ни странно, но в армии Бурко понравилось. За неделю из него выбили всю дурь, расхлябанность и научили правильно заправлять койку. А так как он не умел ничего другого, как администрировать на сайтах, то попал он в военные строители. После этого сам бог ему велел податься в первый марсианский стройбат. Лишь бы не жениться, рассудил он, лишь бы не жениться, и, конечно, улетел на Марс подальше от греха. Так он очутился здесь – в гуще марсианского сражения, и понял, что это и есть самая что ни на есть настоящая жизнь, а не всякие там игрушки с кодами прохождения, модами, патчами, где ты можешь, сохранить и переиграть любой эпизод хоть сто тысяч раз без всякого вреда для здоровья.

Когда он ступил на Марс – это было, как первое религиозное переживание. Марс потряс Дениса Бурко масштабами диких, необъятных пространств. Бурко повезло ещё и в том, что он, перед тем как безвылазно залезть под землю, несколько раз летал из Городка-Один в Городок-Два и -Три и видел планету с высоты птичьего полета. Марс был грандиознее любых электронных игр. А играл Бурко в своей жизни так много и так разнообразно, что, наверное, никто не играл. Нельзя сказать, что он сразу полюбил Марс, но в его душе в качестве предвестника этого большого и глубокого чувства поселилось восхищение. Поэтому он и защищал Марс так, как если бы защищал Землю – со всей самоотверженностью русской души.

Туземцы, то бишь гоблины оказались настолько сообразительными, что сами же говорили ему:

– Мы не чета тем гоблинам, которые пьют самогон с вашим Пашкой Марфиным. Мы настоящие гоблины!

– А те кто? – спрашивал, самодовольно посмеиваясь, Бурко.

– А те – алкоголики. Вымирающая биомасса.

Бурко и сам был выпить не дурак, да просто негде было.

– Он их курить научил, – жаловались они, – и всякую гадость нюхать.

Для Бурко это было пустым звуком. Бурко и на Земле не курил ни табак, ни всякую номодную дрянь, а тем более не нюхал клей и другие пахучие субстанции, от которых медленно высыхают мозги, но выпить он любил, причём, его больше волновало не само опьянение, а вкус алкоголя. Поэтому когда он учуял от одного из подчиненных бражный запах, на правах старшего по званию велел принести ему напиток. Правда, за эту услугу пришлось всё же отдать пару патронов, из которых серокожие аборигены делали себе ожерелье, но это уже было пустяками.

Местное пиво ему даже очень понравилось. Дальше дело покатилось само по себе. Полковник Бастрыкин куда-то пропал, а Денис Бурко забурился. Очень быстро он стал помыкать туземцами, как рабами, и день у него обычно начинался с того, что он подрывал какое-нибудь здание, потом ему за два патрона приносили бочонок пива, и он, завалившись на диван, следил, как его пьяные подчиненные снаряжают и вяжут взрывчатку, при этом он не забывал как бы между делом прикладываться к выпивке и отдавать приказы. И так это у него здорово получалось, что за два дня он разнёс вдребезги два больших района – и все в пьяном угаре. Воевать оказалось очень легко и просто. Главное, надо было вовремя смотаться, когда загорался фитиль. Бочонок пива за ним таскал один из аборигенов.

На третий день Денис Бурко совсем потерял нюх. Мало того, что он перебрал накануне, он основательно приложился с утра и забыл, что нужно идти на службу.

Денис очнулся от страшной жажды и оттого, что кто-то тряс его за шкирку.

– Пошёл на фиг, молодой… – пробормотал Бурко, – лучше сгоняй за пивом…

– Я тебе сгоняю! – произнёс молодой голосом полковника Бастрыкина, и Бурко сразу протрезвел.

Он вскочил и вытянулся, как струна.

– Хочешь, чтобы я тебя разжаловал в рядовые и отправил в окопы?! – ядовито поинтересовался полковник. Мы там шкурой рискуем, сражаемся с пришельцами, а ты здесь пиво трескаешь!

Его физиономия, похудевшая за время боев, и воспаленные от недосыпания глаза не сулили ничего доброго. Они внушали страх и ужас.

– Никак нет! – бодро ответил Бурко, хотя его качало, как телеграфный столб в бурю.

– А я вижу – хочешь! Бери своих архаровцев, – Бастрыкин с презрением обозрел пьяных гоблинов. – И поступай-ка в распоряжение капитана Чернакова. Знаешь такого?

– Там точно! – опять бодро ответил Бурко, хотя его изрядно мутило.

Убью гадов, думал Бурко, имея ввиду аборигенов, что за дерьмо они варят!

– А если знаешь, то исполняй!

– Есть, – качнулся Бурко вслед за своей рукой, – явиться в распоряжение капитана Чернакова.

– И не попадайся мне больше!

– Есть не попадаться больше… на глаза…

– Смотри мне, Бурко! – пригрозил напоследок полковник.

– Есть смотреть… Товарищ… полковник… стресс снимали… – Бурко позволил себе жалобно всхлипнуть.

– Знаю я, чем эти стрессы кончаются, – сказал полковник Бастрыкин. – Сам погибнешь и людей своих угробишь, – полковник невольно посмотрел на валяющихся, как поленья, гоблинов. – Поэтому раз не умеешь командовать, то иди подчиняйся.

– Да я умею… – начал канючить сержант Бурко, надеясь выклянчить себе прощение. – Разве с ними навоюешь?! Дикари!

В этот момент он дал себе слово, никогда-никогда не пить, и подумал – без надобности.

– С ними как раз и можно. Они, как малые дети, в рот тебе смотрят, а ты пьяница. Они потом будут думать, что все люди пьяницы. Что в общем-то недалеко от истины.

Полковник тяжело вздохнул. Не было у него других солдат. Приходилось воевать, кто был под рукой. Он бы и не заглянул к сержанту Бурко, да по плану сегодня надо было взорвать мост, а он до сих пор был цел. Вот полковник Бастрыкин и не погнушался самолично проверить обстановку.

За два дня боев они не потеряли ни одного человека и ни одного гоблина, зато выбили крикунов за реку. Оказалось, что крикуны не знакомы с тактикой боевых действий в городе. Это они против гоблинов герои, думал полковник, а против нас слабаки. А если бы со мной были мои ребята из разведки, мы бы их раздолбали ещё в первый день. Даже стрекозы их никуда не годятся. Хороша цукуба с шершнями, но даже одной прицельной очереди хватало, чтобы сбить её.

Конечно, земная тактика в чистом виде здесь не годилась. Приходилось менять её на ходу дела. Так оказалось, что крикунов трудно убить из стрелкового оружия. Но взрывчатки они боялись, как огня, потому что взрывчатка разрывала их на части, и никакая «умная пыль» не способна была оживить после этого крикунов. Зато хваленые лазерные винтовки годились разве что в музеи: в задымленном городе они оказались неэффективны, а мощности им не хватало. Порой даже «булат» выдерживал попадание «спина».

Танки были хороши. Но на улицах они, даже несмотря на их подвижный хобот, оказывались легкой добычей подрывников. Как ни берегли РПГ-7, как ни экономили, а когда пожгли всё танки на правом берегу, посчитали и прослезились. Боеприпасов осталось кот наплакал – только на получаса интенсивного боя. Правда, крикуны убрались за реку зализывать раны, но идти за ними туда было бы верхом глупости. Во-первых, левая часть набережной была заражена радиацией, а во-вторых, для боя на открытом пространстве сил было недостаточно.

Так примерно рассуждал полковник Бастрыкин возвращаясь в расположение батальона, как он окрестил своё разношерстное войско.

Его командный пункт находился в ничем непримечательном доме на холме. Перед тем, как сходить к сержанту Бурко, полковник отправил разведку, и с часу на час ждал результатов. От разведки зависели все дальнейшие действия. Если окажется, что крикуны дезорганизованы, то можно было всё же перейти реку и добить их в логове, а если они перегруппировываются, то дело дрянь. С такими силами мы их не удержим, даже взорвав все мосты в городе. Тем более крикуны уже поняли, с кем имеют дело. Не дураки же они в самом деле. Переправятся в двух местах, зажмут нас в клещи и скинут в реку. А в реке марсианские монстры. Вся война закончится максимум за полчаса.

Поэтому он маневрировал и проводил разведку. Однако все его действия пока не давали никаких результатов – противник пропал.

Глава 9

Долина Маринера

Их равномерно покачивало. В иллюминатор билась волна. Цукуба знай себе удовлетворенно покрякивала. Она даже пробовала плескаться тем, что на дирижабле называется килем. Должно быть, она рада была избавиться от ложного камбуна и оказаться в реке. А может быть, ей мешали жить шершни – целых пять тонн лишнего веса. Однако без плавников-стабилизаторов летать она уже не могла. Ей больше нравилось плыть вверх брюхом – ведь цукуба никогда не плавала, и новые ощущения пришлись ей по вкусу.

Пару раз над цукубой пролетели стрекозы. Они делали круги и исчезали. Видать, они отчаялись найти своёго бригадира разведки. Каждый раз Вовка Жуков требовал, почему-то глядя исключительно на бригадира разведки:

– Выключите свет! Выключите свет! – и хватался за боевой посох, хотя не знал, как им пользоваться и как он действует.

Крикун смотрел на него бешеными глазами и явно боялся. Хорошо хоть ему рот заткнули. Сторожил его Сергей, а то бы крикун точно сжег всех на фиг и угольков не оставил. Впрочем, они зря волновались, крикун был настолько деморализован, а главное – голоден, что у него не было сил плеваться ни огнём, ни слюной. Только я им больше ничего не скажу, злобно думал крикун, ни о планете Планемо, откуда я родом, ни том, как общаться с облаком Глобула. В тайном кармане формы у него находилось устройство связи с облаком Глобула. Надо было набрать код – комбинацию трёх кнопок, и облако признает тебя своим. Выброшу при первом удобном случае, думал он. Эти болваны всё равно ничего не замечают. У него сложилось весьма низкое мнение о людях. Даже не обыскали, думал он с превосходством андроида. Тоже мне вояки. Дайте только мне сбежать, я вам устрою.

– Вот видишь, – добавлял Вовка Жуков, когда стрекозы улетали, – они принимают цукубу за мёртвую. Стало быть тебе, бригадир разведки, нечего волноваться. Не попадёшь ты сегодня домой.

По этой ли или по какой другой причине, но бригадир разведки злился. Особенно ему не нравился Вовка Жуков.

– Искусственное солнце не может заходить, значит, мы просто отдаляемся от города, – глубокомысленно изрек Жора Генацаревский.

Сергей посмотрел в иллюминатор. Да, действительно, жёлтое марсианское солнце светило далеко-далеко на юге. Казалось, что происходящее в городе теперь не имеет к ним никакого отношения. Хорошо, думал он, отдохнуть можно, только жрать охота.

Вовка Жуков ничего не сказал. Ему было всё равно. Он давно уже понял, всё что ни происходит – всё к лучшему. Некоторое время ему нравилось заглядывать через иллюминатор вглубь реки Шкабарь – пока свет иллюминатора не привлек марсианского монстра. У монстра была крокодилья морда и торчащие вперёд зубы, а ещё у него был длинный хвост с гребнем. После этого Жуков стал бояться иллюминатора, но его тянуло к нему, как магнитом.

Наконец стемнело настолько, что не стало видно ни зги. Стрекозы больше не прилетали. Берега пропали. Окружающий цукубу мир погрузился в тишину и покой.

Сергей и Жора вылези наружу и уселись на обод люка. Далеко на юге ещё было заметно марево города. «Длинная» связь, как всегда, не работала. То ли её глушили, то ли в чреве Марса она оказалась неэффективной. Ну да, подумал Сергей, стратосферы-то здесь нет, стало быть, радиоволнам распространяться негде. Становилось всё прохладнее. РС переключился на «тёплый» режим. Жить можно, подумал Сергей, только жрать охота так, что желудок прилип к позвоночнику.

Жора Генацаревский словно прочитал его мысли. Достал чёрный сухарь, разломил пополам и протянул Сергею.

– Как ты думаешь, – спросил Сергей, у которого рот тут же наполнился слюной, – наш крикун не врёт?

Откушенный кусочек показался ему слаще шоколада. Сергей в жизни не ел такой вкусной еды. В памяти почему-то всплыло, как мать баловала его пенкой с малинового варенья. Хорошее было время, беззаботное.

– А ты бы соврал в его положении?

Сергей подумал и ответил:

– Нет, конечно. Я бы не соврал, а крикун – неизвестно.

– Ну и я такого же мнения.

– Значит, надо всерьез взяться за это облако, а крикуна потрясти. Знает он что-то. Шишка как-никак Утром займёмся.

Сергей уселся поудобнее, незаметно съел половину порции, а вторую половину заставил себя спрятать в карман. Мало ли что, подумал он, жалея, что сухарь растаял во рту, как кусочек сахара. Желудок, который спал до этой минуты, заскулил и попросил добавки. Зря я поел, подумал Сергей и ухватился в обод люка, потому что едва не соскользнул с брюха цукубы в чёрную, как сажа, реку. Первый утонувший землянин на Марсе! Кто меня тогда ловить будет? – подумал он с усмешкой и покосился на бригадира.

Бригадир всегда вызывал в нём уважение. Во-первых, он был большим, как Гоша Мамиконов, а во-вторых, добродушным и справедливым. И морда у него такая – справедливая, только заросшая щетиной, и оттого чуть зверская. Да и я тоже, как вепрь, зарос, подумал Сергей.

– В нашем положении только и рассуждать о таких вещах, – хмыкнул Жора.

А ведь действительно, настроился Сергей на философские размышления, мы даже не знаем, что произойдёт завтра. Зачем думать о будущем? Для нас будущего нет. Но всякие тревожные мысли всё равно лезли в голову. Он принялся их отгонять, как невидимую тень, и переключился на Милу – как придёт к ней и как они переберутся в Городок-Три, как им выделят отдельный кубрик. Красота, думал он. Было в этом что-то, что давало отдых измученной душе. Хорошо будет в Городке-Три, думал он, возвращаясь по второму кругу. Полковник Бастрыкин глаза выпучит от удивления. Генерал часы подарит. Врачиха Светлана Андреевна торт испечёт с настоящим шоколадом. На большее у Сергея фантазии не хватило, потому что на Земле не был избалован жизнью. В Городке-Три он ни разу не бывал и только знал, что там гораздо холоднее, чем на экваторе. Жаль, что это только одни мечты, подумал он. Странно, что он помнил лучше начало их романа на звездолёте, чем всё то, что происходило позже на базе. Он тасовал эти воспоминания сотни раз, но всякий раз казалось, что их слишком мало и что всё произошло словно вчера.

– А ведь мы так не удержим Марс… – задумчиво произнёс он.

– Почему? – Жора дожевал сухарь, достал фляжку и, заметив голодный взгляд Сергея, протянул ему первому.

Сергей и сам не знал, почему так сказал. Что-то его давно точило – странное ощущение бесполезности усилий. Да и дело, в общем-то, было даже не в пресловутом горизонте событий, который он уже давно не видел, а в ощущении утраты. Он не мог понять, то ли это мнительность, то ли страх, словно будущее само не понимало, куда ему повернуть историю Марса: то ли в сторону Земли, то ли в космос. Если в космос – это конец. А если – в сторону Земли? Тогда нам повезёт, подумал Сергей.

– В следующий раз облако Глобула может притащить сюда других существ, гораздо более сильных, чем крикуны, – объяснил Сергей, делая большой глоток.

Во фляжке оказалось густое, как масло, и очень сладкое вино. На мгновение Сергей опьянел. Желудок расслабился. Сергею показалось, что он даже издал вздох облегчение – наконец-то что-то стоящее.

– Из экспедиционного НЗ выдали, – похвастался Генацаревский. – У нас ещё и шоколад был, но, извини, мы его сразу слопали.

– Ничего, бывает, – сказал Сергей, хотя ему стало обидно, что командование не позаботилось ни о нём, ни о тех, кто спустился в город первыми.

Списали на естественную убыль, решил он и, сделав ещё два больших глотка, не без сожаления отдал фляжку Жоре.

– Я думаю, что наши не будут сидеть сложа руки. Подкинут оружия, людей, – воодушевленно произнёс Жора.

Он свято верил в прогресс и человечество. А ещё он верил в Россию. Это тоже неплохо, подумал Сергей. Главное, чтобы родина нас не забыла, наш маленьким марсианский десант и первый марсианский стройбат, и Вовку, и Жору, и меня – Сергея Бабуру, и всех остальных пацанов. Чёрт, как бы я много отдал, чтобы очутиться на Земле!

– Твоими устами мёд бы пить, – со вздохом сказал он и подумал, что самое страшное – это неизвестность.

– А почему? – уловил скептицизм в его словах Жора.

– Да потому что так было всегда. Надо самим думать. Вот я, например, считаю, – неожиданно даже для самого себя произнёс Сергей так, словно сделал открытие, – надо лететь на эту самую планету Планемо и пошуровать там. Не фиг приходить сюда на Марс и всё уничтожать.

Жора Генацаревский замолк, переваривая услышанное. Он даже забыл завинтить крышку на фляжке. Потом отпил из неё, прокашлялся и хмыкнул:

– На наших-то ракетах?

Несомненно, саму идею-то он принял, но хотел поставить Сергея в тупик.

– На других… – загадочно произнёс Сергей и подмигнул Жоре.

В темноте Жора мало что заметил – свет, исходящий из люка, был слишком слабым.

– На каких? – удивился он.

– А надо заставить облако Глобула работать на нас, – произнёс Сергей таким будничным тоном, словно он только и делал всю жизнь, что уговаривал всякие загадочные облака типа Глобула работать на человечество.

На этот раз бригадир Генацаревский переваривал услышанное с минуту. Он с напряжением смотрел на Сергея. Шевелил пальцами в воздухе, даже произнёс загадочное: «А?.. И?.. Ну да…» Отпил из фляжки ещё и только после этого к нему вернулась способность говорить.

– Работать, говоришь? – переспросил он и громко хмыкнул, всё ещё не веря в слова Сергея. Потом согласился: – Слетать можно. А как с облаком договориться-то?

– А чем мы хуже крикунов?

– Согласен – ничем. В вооружении они нас не превосходят, тактика у них – дрянцо. Сразу видно, не воевали с нашим братом. Что-то вроде полицейских сил. Кричать смертельно опасно умеют, опят же лазеры у них – слабенькие, но есть, танки – страшная штука, стрекозы и цукубы с шершнями. За это я их уважаю.

– О! – согласился Сергей. – И я о том же.

– Так как мы, говоришь, полетим? – к Жоре снова вернулась его привычка говорить вальяжно.

– А узнаем у крикуна.

– Так он тебе и расскажет.

– Утром всё расскажет, – заверил его Сергей. – Куда он денется.

– А если не расскажет?

– Тогда узнаем у аборигенов.

– У каких аборигенов? – с презрением спросил Жора, но в голосе у него послышалось невольное уважение. – У этих, которые с Пашкой Марфиным?

– И у них, и у других.

– А где же ты их возьмёшь? Ау, Пашка! – развеселился Жора Генацаревский, взывая к ночной тьме.

Река Шкабарь неожиданно отозвалась тяжелым вздохом: «У-у-у…» Вода плеснулась так, что брызги залетели на самый верх.

Некоторое время Сергей и Жора сидели, притихнув, смахивая капли воды с лица. Чёрт знает что! – думал каждый из них. Марс какой-то странный, всё время коленца выкидывает. И Луны нет, как на Земле. Жуть, а то мы привыкли к Луне.

Потом Сергей шепотом пообещал:

– Утром увидишь.

Он почему-то подумал о пресловутом горизонте событий, за который давно уже не заглядывал. А очень хотелось. Вместе с облаком ушёл и горизонт событий.

– Каким утром? – скептически отозвался Генацаревский. – Утро может и не наступить, мы же в пещере.

Несомненно, это был его последний железный аргумент, чтобы ничего не делать.

– А это что?!

Жора Генацаревский посмотрел на небо и увидел полоску звездочек.

– Мать моя женщина… – прошептал он.

В этот момент цукубу заметно тряхнуло. Сергей с Жорой прислушались. Но всё было тихо. И только они вздохнули с облегчением, как раздался вопль Вовки Жукова:

– Тонем!

Они попрыгали в люк. Действительно, вода внутри цукубы было по щиколотку. Где течь, Вовка Жуков объяснить не мог. Он стал рассказывать, что задремал, что в это время в цукубу что-то ударило, а потом появилась вода.

Пока искали пробоину, воды натекло по колено. В цукубу ещё раз что-то ударило. Вовка Жуков взвизгнул:

– Монстр!

– Где? – все кинулись к иллюминатору.

Из него на них смотрела морда, полная острых, как шило, зубов. Должно быть, свет из иллюминатора привлекал марсианских хищников.

– Ты что их приманиваешь?

– Развяжите, развяжите меня! – в панике закричал бригадир разведки, дёргаясь так, словно его щекотали за пятки.

Он каким-то образом освободился от кляпа. Жора Генацаревский развязал ему руки и вдруг его озарило:

– Делаем, как я! И ты тоже! – закричал он на крикуна.

Вчетвером они стали раскачивать цукубу из стороны в сторону. С третьей или четвертой попытки цукуба нехотя перевернулась в её естественное положение – на брюхо. И тут же обнаружили источник течи – в иллюминаторе торчал зуб и была дыра, в которую можно было просунуть палец.

Время до рассвета ушло на то, чтобы вычерпать воды из цукубы. А когда Сергей в очередной раз вылез из цукубы со шлемом в руках полным воды, то воскликнул:

– А вот и солнце!

Генацаревский и Жуков тоже вылезли и увидели, что они плывут по широкой, спокойно реке и что стены каньона такие крутые и высокие, что небо кажется узкой-узкой голубой полоской, а на голубой полоске виднеется солнце. Оно ещё долго светило им вслед, пока ущелье не сделало крутой поворот и не оказалось за краем каньона.

– Смотрите!.. – оторопело закричал Вовка Жуков. – Смотрите!.. – Он показал куда-то наверх.

И тогда все увидели, включая бригадира разведки крикунов, пещеры. Много пещер. Они были выбиты в скалах в несколько ярусов. Кое-где были видны переходы и лестницы с красивыми балясинами, а на высоте примерно метров двести виднелся целый ансамбль с балконами, перилами, с изящными арками, уводящими в глубь горы. Кое-где сушились сети и белье. Пахло вяленой рыбой.

– Город… древний… – произнёс с восхищением Жора Генацаревский.

А потом они увидели огромную, как зев, пещеру, в которую втекала вода, и первое, что услышали:

– Абалбеть!!!

Пьяный сержант Марфин, облаченный в какую-то хламиду из ветхой парчи, в розовой треуголке, стоял на зализанной гранитной набережной в окружении гоблинов и царственным жестом подавал знаки. Морда, конечно, у него была намазана жёлтой минеральной краской. Вокруг толпились пьяные же серокожие гоблины, белые мураны и, о чудо – их женщины. Если бы не ноги с «обратным» суставом и не копыта в щегольских разноцветной обувке, то Сергей точно с кем-нибудь из них познакомился. Женщины гоблинов по сравнению с ними выглядели уродливыми старухами. Даже молодухи казались ведьмами. У Сергея по коже пробежал мороз. Единственно трезвыми среди всей этой толпы были Андрей Лобастов и врач Давыдов.

– Привет! Привет! – кричали они, стоя на скалах, и махали им руками.

Ну что я говорил? – подумал Сергей. Сюда они и сбежали.

– Мы уже и не чаяли вас увидеть! – радовались оба. – Говорят, в городе ядерная война началась?

– Вот тебе и марсианские сплетни, – пробурчал Жора Генацаревский.

Вовка Жуков едва не упал в воду, засмотревшись на местных красоток. Ему понравилась самая статная из белых муранок в красной накидке.

– Смотри не женись, – предупредил Жора.

Словно по мановению волшебной палочки, цукуба пристала к крутому берегу. Десятки рук под радостные вопли схватили цукубу, накинули веревки и не дали ей уплыть дальше выступающих из воды камней.

– Приветствую вас в нашем чудо городе! – важно произнёс Пашка.

Был он не то что, как всегда в дымину пьян, это само собой, а пьян до крайности, то есть когда все пьяные, а ты ещё пьянее и всё делается на автомате. Рот у него расплывался до ушей, а в ухе жадно поблескивала серьга с голубым бриллиантом.

Гоблины и мураны тотчас примолкли и во все глаза глядели на Сергея Бабуру, Жору Генацаревского, Вовку Жукова и бригадира разведки крикунов. Впрочем, было заметно, что последний вызывал у них злобу и ненависть.

Оттого что все были пьяные, сходни на цукубу гоблины едва сумели подать, и то если бы не помогали Андрей Лобастов и врач Давыдов.

– Вы это… – сказал Давыдов, – вы почему ему рот не завязали?!

– Да он такой дохлый… – начал объяснять Сергей, ступая на сходни, – и ручной…

– Это только кажется, – сказал Андрей Лобастов и для убедительности поправил на переносице роговые очки.

– Вас сейчас вместе с ним разорвут на куски! – сурово сказал Давыдов.

– Ладно, – согласился Жора Генацаревский. – Вопросов нет. Сам виноват, – и связал руки бригадиру разведки крикунов, а в рот запихал тряпку, которую ему бросили с берега.

– Приветствую вас, о соплеменники! – ещё раз проорал Пашка Марфин и расплылся в своей идиотской ухмылке.

– Он что, спятил? – тихо спросил Вовка Жуков у Сергея, мало что соображая, потому что всё его внимание было обращено на статную красавицу.

– Молчи, ты ничего не понял, – ответил Сергей.

Генацаревский на правах бригадира первый ступил на берег и обнял Пашку Марфина. Выглядело это так, словно он принял его игру в местного божка. Они троекратно облобызались, и Жора незаметно подал знак, чтобы спускались остальные. Когда подошла очередь Сергей, он понял, что Пашка, хотя и в дымину пьян, но крепко держится на ногах, к тому же он обкурен, и должно быть, от этого находится на вершине блаженства.

– Привет… – сказал он, обнимая Пашку. – Как ты здесь вообще?

Пашка качнулся с носка на пятки и воскликнул:

– Блаженствую и царствую!

– Ну и мы тоже себе этого желаем, – сказал Сергей, а когда оглянулся, произошло какое-то странное движение толпы, и бригадира разведки рядом с ним уже не была.

Сергей завертел головой, ища, куда делся крикун, но Андрей Лобастов произнёс прямо в ухо:

– Не волнуйся. С ним всё будет нормально. Ты ничего уже не сможешь ему помочь.

– Как же так? – сказал Сергей. – У него же ценная информация. От этого зависит судьба Марса и Земли. Ты скажи своим, что я его ещё не допросил, он многое знает. С ним можно сделать настоящую экспедицию в космос.

– Это как повезёт, – тихо, но твердо сказал Давыдов. – А вообще, тебе надо расслабиться. И не бери дурного в голову. Ты среди друзей, но не забывай, что в гостях у речных марсиан. А речные марсиане, не чета городским. Здесь народ жестче и себе не уме.

– Ладно… – нехотя сдался Сергей.

Их всё дальше и дальше уводили в глубь пещеры. Слева виднелся канал с зеленоватой, как бутылочное стекло, водой. В глубине плавала рыба и ползали огромные раки. Толпа двигалась куда-то вдоль набережной с ограждением, словно дело происходило не на Марсе, а где-нибудь на жарком юге. В пахло в пещере до странности знакомым запахом – самогоном.

***

Капитан Чернаков был ещё более краток:

– Видишь мост?!

В этом месте река Шкабарь была не шире трехсот метров. Нижняя часть города начиналась с большой площади, обозначенной справа и слева башнями. В центре стоял памятник человекоподобному существу – Езекаю с огромным чертежом и циркулем в руках. Слева начинались кварталы, обожженные взрывом. Дозиметры скафандра регистрировали поток гамма-излучения.

– Вижу, – отозвался Бурко мрачно.

Болела голова. Тело было вялым и непослушный. В левом ухо поселился сверчок, а пятки налились свинцом.

– Заминируй его так, чтобы никто не мог разминировать.

– Есть заминировать так, чтобы никто не мог разминировать, – как тугоухий, отозвался Денис Бурко и поплёлся исполнять приказ.

Глупый какой-то приказ, рассуждал Бурко. Если заминировать так, чтобы никто не мог разминировать, значит, и мы не сможем разминировать. От это мысли он даже остановился и задумался крепче. Ерунда получается – а если мы передумаем взрывать. Но вернуться и переспросить не решился. Вдруг у начальства свои соображения, которые мне не положено знать? Сказано, заминировать так, чтобы нельзя было разминировать, значит, так и заминируем.

Капитан Чернаков долго и с подозрением глядел ему вслед. Не понравился ему сержант – морда у него была круглая, как блин. Живот висит. Губы блестят. Разъелся в тылу! Если бы не приказ полковника Бастрыкина Афанасия Петровича, он послал бы бойца рыть окоп, и вообще, мало ли найдётся других полезных занятий для всякого рода сачков, но приказ был однозначен: заминировать мост в самые короткие сроки.

Сержанту Бурко было всё равно – попал он на крючок капитану Чернакову или нет. Он бы с удовольствием выпил бы стакан хорошего портвейна – мадеру или хереса – крепковатого для женщин и слабоватого для мужчин. Но это единственное, чего хотелось Бурко. На душе было пусто и зябко. Хотелось завались под марсианский чёрный кустик и поспать минут шестьсот. Однако надо было лезть под этот марсианский мост. Лучше бы я женился, впервые пожалел Бурко. Лучше бы я сидел дома, играл в «Огненное небо» или «Танки-онлайн» и в ус не дул. Ну пилила бы меня Томка, проедала бы пару раз в неделю лысину. Чёрт с ней, зато риска никакого. А здесь, на Марсе, можно голову сломать.

Он притопал в подразделение – мрачный, как на похоронах, и приказал собираться. Гоблины беспрекословно вскочили и были готовы через минуту. Они с благоговением взирали на Дениса. Вот черти, думал он, выдрессировал я их. Дикари дикарями, а любят меня! Любят! А я их сейчас серпом по одному месту, чтобы жизнь малиной не казалась.

– Построиться! – мрачнея ещё больше, велел он.

Гоблин по имени Абагар, самый здоровый из войска Бурко, с гордостью держал СВТ-40. Правое ухо у него было надкушено. Кровь запеклась в волосах.

– Откуда у тебя эта штука? – спросил Денис, но так, чтобы не выказать большого интереса.

Он понял, что во время его отсутствия, гоблины передрались из-за оружия.

– Нашли… – ответили хором несмело, потому что их командир иногда выражался такими словами, что они терялись в догадках.

– А ещё что нашли?

Абагар гордо показал на белый ящик, похожий на холодильник. Так… – отметил Бурко, предчувствуя подвох судьбы, сейчас что-то будет. Нехорошее предчувствие поселилось у него в душе.

Надо ли говорить, что подразделение минеров, как гордо именовал себя Бурко, разместилась в той самой кочегарке, где совсем недавно прятался отряд капитана Мирона Парийского после ядерного взрыва.

– А это что у тебя?

На шее Абагара вместе с обычными патронами калибра семь и шестьдесят два сотых миллиметра висели четыре патрона с явно большой гильзой.

– У кого ещё есть такие патроны?! – спросил Бурко.

– У меня… – несмело ответил гоблин по имени Дигна.

У него под глазом наливался огромный синяк, а кривой нос и без того, свернутый на бок, казался ещё кривее.

– И у меня… – признался ещё одни гоблин, имени которого Денис так и не запомнил, потому что оно было уж очень заковыристым.

Денис называл его Третьим, потому что он умел считать только до трёх.

У Третьего на шее красовались свежие потеки крови, словно его долго душили, но по какой-то непонятной причине не додушили.

– Сколько всего патронов?

– Три и три, – несмело вздохнул Абагар.

– Стало быть, шесть, – сообразил Бурко. – Давай все сюда!

Бурко был опытным геймером и кое-что соображал в вооружении. Были такие игры, типа «реали», в которых использовалось только земное вооружение и конечно же, досконально прописывалось применение ядерных пуль. Многочисленные моды на эту тему широко обсуждались на форумах. Поэтому Бурко сразу узнал спецвинтовку и спецпатроны. Единственное что было другим – древний холодильник, работающий на изотопном источнике энергии. Это ж где такие делали? – удивился Бурко, с восхищением разглядывая агрегат. Не первые ли космонавты его сюда притащили? В холодильнике вокруг обоймы циркулировал жидкий аммиак, который охлаждал спец-пули до минус пятнадцати градусов.

– Это наши трофеи… – возроптали гоблины, потупясь.

– Разговорчики! – оборвал их Бурко. – Если ваши трофеи рванут, от вас и от меня мокрого места не останется. Но всё будет демократично.

– А что это значит? – спросили они, сбитые с толку умными речами сержанта.

– Взамен дам по два обычных патрона!

– Это хорошо, командир. Это мы понимаем. Да патроны больно большие. Ни у кого таких нет. Нас в племени сразу зауважают.

– Ладно… болваны, – Бурко полез в карман. – Дам по три патрона и – ни штукой больше!

– Вот это справедливо… – радостно загудели гоблины, переглядываясь, и всё равно им было жалко отдавать ядерные пули, уж очень они красивыми и блестящими были, к тому же больше обычных.

Бурко сразу понял, что пули эти хоть ещё и ледяные, но могли взорваться в любой момент. Он поместил их в контейнер-холодильник, посадил на него Абагара, сунул ему в руки СВТ-40 и сказал:

– То, что здесь и у тебя в руках – очень грозное оружие. Холодильник не открывать, ружье из рук не выпускать, а то взорвёшь в едрёне-фене и весь квартал в округе! Понял?!

– Понял, товарищ Бурко.

– Сиди карауль. Никого не пускай, а то кердык случится! Мы вернёмся!

С этими словами во главе своёго войска Бурко выдвинулся к мосту. Плохое предчувствие всё ещё не покидало его.

Мост был арочным, без единой опоры, сделанный из напряженного бетона. Построил его местный Кулибин по имени Езекая. Мост так и назывался – мост Езекая. Игрушка, а не мост. Стоял он тысячу лет, и ещё столько же простоял бы, если бы не приказ полковника Бастрыкина. Примерно так рассуждал Бурко, минируя арку в самом слабом месте – по середине. От такой работы он окончательно протрезвел, забыл, что пил пиво, и снова возжелал его.

– Ну что там у тебя? – нетерпеливо спрашивал по рации капитан Чернаков через каждые три минуты.

Он опасался внезапной атаки крикунов.

– Сейчас… – кряхтя, отвечал Бурко.

Пот катил с него градом и капал реку. В реке то и дело показывались голодные речные монстры и кидали на Дениса плодоядные взгляды. А фиг вам, думал Бурко и плевался на них. В ответ монстры щелкали зубами, а один особенно ретивый даже попытался допрыгнуть до Дениса. Но у него, конечно, ничего не вышло.

Вначале гоблины навесили веревочные лестницы, потом протянули бикфордов шнур. Потом Бурко самолично полез с пластитом за пазухой.

Его подразделение в ожидании командира играло в подкидного «дурака» на патроны, и очень скоро они перекочевали к Дигна, потому что Бурко научил его передергивать карты. Третий стал догадываться, что Дигна его обманывает, и между ними назревала очередная драка. Только присутствие командира сдерживало их.

Между тем, Абагар попал в сложное положение. Он был сыном колдуна и пока сидел на холодильнике с ядерными патронами, к нему в гости пришла родня во главе с отцом.

– Сынок, что ты караулишь? Мы есть хотим. Говорят, что у иноземцев очень вкусная еда в банках.

– Вкусная, но я ни разу не пробовал, – отозвался Абагар. – Мне не положено. Командир сказал, что от этой еды мы все распухнем.

– Врёт твой командир! – закричал самый младший и с благоговением притронулся к холодильнику.

– Не распухнем, – поддакнула вся женская половина семейства – ровно семь сестер и мать.

– Давай попробуем? – попросил отец.

– Здесь не еда, – Абагар похлопал по холодильнику с ядерными пулями.

– А что? – старый колдун, облизнулся от предвкушения иноземных яств. – Я знаю, ещё дед мне рассказывал предания, что в таких штуках, которые называются холодильниками, хранилась еда. Холодильники у нас тоже были, когда была цивилизация. Ты-то этого не можешь помнить. Мой отец не помнит и отец моего отца тоже не помнит. А вот она снова вернулась.

– Кто? – спросил Абагар.

– Цивилизация, сынок, цивилизация.

– Здесь не еда, – буркнул Абагар

Он и рад был услужить родне, да не знал чем.

– А что?

– Не могу сказать, военная тайна. И вообще, шли бы вы подальше, здесь военный объект, – Абагар показал на закопченные стены древней кочегарки.

Естественно, что старый колдун удивился:

– Где военный объект? По-моему, ты нас просто не уважаешь?!

И вся родня, включая младших братьев и сестер, стали укоризненно качать головами. А мать Абагара так вообще бросила в сердцах:

– Не для того мы тебя растили, чтобы ты на старости лет нам в куске хлеба отказал!

Абагару стало стыдно, но и на этот раз он не поддался на провокацию.

– Не могу я! – закричал он. – Я на посту! Караулю военное имущество! Вот придёт командир, у него и спрашивайте!

– Да мы всё понимаем, – вкрадчиво сказал отец, который сообразил, что с этой стороны сына не обманешь. – Только и ты нас пойми. Мы тебя растили сколько лет, а ты не можешь уважить отца с матерью.

Все члены семейства укоризненно закивали головами:

– Не уважаешь ты нас… Не выйдет из тебя настоящего марсианина…

Второй младший брат по имени Дёма даже пнул его со всей силы в зад. Абагар хотел дать ему подзатыльник, да не успел, потому что Дёма спрятался за первого младшего брата и показал язык.

– Ну погоди, – пригрозил Абагар, – доберусь я до тебя.

– Покажи, что в холодильнике! – канючила родня.

– Да я бы с радостью, да здесь ничего нет, кроме ядерных пуль, – вырвалось у Абагар. Он едва не прикусил себе язык.

Конечно, колдун и члены его семьи не знали, что такое ядерные пули. Они жили в городе в третьем поколении и уже забыли всех своих предков, которые были выходцами из провинций и которые имели какое-никакое образование и разбирались в технике.

– А ты покажи нам. Если там нет банок с едой, мы уйдём и всем скажем, что ты честный гоблин.

– Нет могу! – упёрся Абагар.

– Если там окажется заморская еда, которую ты от нас прячешь, мы тебя ославим на всё племя! – пропищал самый младший из братьев.

– Я же говорю, там эти самые… как их… ядерные пули. Могут так взорваться, что мало не покажется.

– Что ты нам рассказываешь?! – подзадорил его третий младший брат, – что мы пуль не видели. Вот они у тебя на шее болтаются.

– Это особые пули. Ядерные! – уселся на холодильник Абагар поудобнее и всем своим видом показывая, что не стронется с него, хоть камни с неба.

– Нам всё равно, что это такое, – сказал четвертый младший брат. – Мы необученные наукам. Ты нам покажи, и мы пойдём домой.

– Должно быть, очень дорогие пули, раз тебя караулить поставили, – добавил отец с тайной надеждой разжалобить сына.

– Ладно, – согласился Абагар. – Чёрт с вами. Только одним глазком и проваливайте!

– Само собой уйдем… – ухмыльнулся по-бульдожьи отец, поняв, что наконец обманул сына.

Абагар приподнял крышку холодильника.

– Что-то здесь темно, – заметил отец. – Открой побольше. Это вот эти с большими круглыми донышками?

– Да, – простодушно ответил Абагар, закрывая тяжелую крышку холодильника.

– А что по середине?

– Капсюль.

– Дай ещё раз посмотреть?

– Батя, хватит. Там температурный режим должен быть!

– А что это такое? А зачем? – загалдели все разом. – Мы хотим увидеть температурный режим! Покажи нам. Покажи!!! По-ка-жи-и-и температурный режим…

– Да я почём знаю! – отбивался он, следя, однако, за вторым младший братом – Дёмой, который заходил с тыла, чтобы пнуть его ещё раз. – Должно быть холодно, иначе рванет и всем наступил кердык. Там сказал сержант Бурко.

– А что такое кердык? – пристала родня.

– Да почем я знаю. Кердык – и всё!

– Ну ладно, сынок, служи дальше, – миролюбиво сказал отец. – А своёму сержанту Бурко скажи, пусть заходит в гости. Мы его пивком угостим. Ну мы пошли.

– Ну идите, – ответил Абагар, которому вся его родня порядком надоела.

Не успели они уйти, как явился сержант Бурко – уставший и злой. Абагар выставил ему бочонок с пивом, который притащила родня. Бурко тут же забыл все свои благие намерения бросить пить, не удержался и присосался, как пиявка. Он пил до тех пор, пока не почувствовал, что ещё мгновение и он лопнет.

– Фу-у-у… – вздохнул он, вытирая пену с губ. – Хорошая у тебя родня. Душевная. Настоящие марсианские дикари.

– Так точно, товарищ командир, – растрогался Абагар. – Они ещё закуски принесли.

Пока Бурко, у которого открылся дикий аппетит, пожирал вареных птиц, Абагар рассказывал, какая у него чудесная родня. Вдруг в середине рассказа Бурко что-то заподозрил:

– Ты что, показывал им ядерные патроны?

– Ну да… – осторожно отозвался Абагар.

– А ну открой! – Бурко отложил в сторону тощее птичье крылышко.

Абагар поднял крышку холодильника.

– Раз, два, тир четыре, пять, – посчитал Бурко и благодушно шмыгнул носом. – Закрывай…

Он почти дожевал крылышко, когда до него дошло:

– А ну! Открывай!

Абагар, который до этого с благоговением взирал, как насыщается его командир, с величайшей поспешностью слез с холодильника. Бурко оттолкнул его и рывком потянул крышку.

– Один, два, три четыре, пять… – посчитал он.

И ещё раз пересчитал. И ещё раз, не веря своим глазам. Никаких сомнений не осталось – специальных патронов с ядерной начинкой было ровно пять штук.

– Сколько был патронов? – спросил Бурко, цепенея от ярости.

– Шесть! – твердо ответил Абагар. – Вы сказали, шесть!

– Считай! – Бурко схватил его за руку и сунул головой в холодильник.

– Я умею считать только до трёх, – признался Абагар, глядя на него снизу вверх. – У нас в племени никто не умеет считать до шести, даже вождь. Один мой отец считает до десяти, поэтому его выбрали колдуном.

– Считай два раза по три! – приказал Бурко.

– Раз, два, три, – посчитал Абагар. – И раз, два… – он с тупостью уставился на холодильник, а потом посмотрел на командира. – Было два раза по три…

– И я о том же… – ядовито согласился с ним Бурко. – Где ещё один патрон?!

– Не-не-е-е… з-з-знаю… – прошептал побледневший Абагар.

Серая кожа на его лице стала ещё серее, а кончики ушей с перепугу поникли, шерсть же на них окрасилась в огненно-рыжий цвет.

– Ты открывал?.. – кивнул на холодильник Бурко.

Абагар, как загипнотизированный, кивнул головой.

– Кому?..

Абагар так же загипнотизировано кивнул в ту сторону, куда ушла родня.

– Идиот!!! – заорал Бурко. – Марсианский тупица! Безмозглый осел! Пулей беги догоняй, но чтобы через пять минут ядерный боеприпас был на месте!

Он знал, что если через тридцать минут патрон не охладить до температуры минут пятнадцать градусов, то он взорвется.

***

Генерал Зуев предпринял превентивные меры безопасности: прекратил горные работы в Городке-Один, всю технику убрал под землю, территорию Городка-Один привел в первозданный вид, замаскировал все входы и выходы, а самое главное – всех лишних людей, включая женщин, отправил в Городок-Два – кроме своей жены и вулканолога Милы Дрониной. Как он её ни уламывал, она стояла на своём: «Хочу остаться!» И всё! Что за упрямство! – злился генерал:

– Я вас разжалую!

– Это не в вашей власти! – гордо отвечала ему Мила Дронина, и её волоокие глаза стрельнули в генерала, как «ремингтон» девятого калибра, то есть наповал.

Павел Федорович выдохнул воздух, досчитал до трёх и оставил Дронину в покое.

– Чудак ты, Паша, – объяснила ему жена, когда они ложились спать. – Ждет она его.

– Кого? Полковника, что ли?

Вот кому повезло, подумал он равнодушно. Дронина ему тоже нравилась, но он воспринимал её в качестве дочери.

– Какого полковника? – хотя, конечно, Светлана Андреевна поняла, о ком идёт речь.

– Бастрыкина Афанасия Петровича, – пробурчал Павел Федорович, укрываясь толстым одеялом. Ночи были холодными, на базе стали экономить энергию.

Ох, уж эти женщины, думал он. Вечно они усложняют жизнь. Ждала бы своёго полковника в безопасном месте. Но, нет, сделает по-своёму! Тоже мне любовь-морковь!

– Какой ты, Паша, невнимательный. Ничего кроме своей службы не видишь! Ждет она вовсе не полковника Бастрыкина, а сержанта… м-м-м… запамятовала его фамилию.

Светлана Андреевна этой фразой хотела выразить весь трагизм ситуации – любовь на Марсе! В сложных условиях! Хуже, чем на крайнем-крайнем севере. Но поняла, что у неё ничего не получилось, не хватило пафоса.

Однако её муж встрепенулся.

– Какого сержанта?! – удивился он, и сон как рукой сняло, он даже приподнялся и вопросительно уставился на жену.

В его представлении, только полковники имели право на руку и сердце молоденьких и очень хорошеньких женщин. А здесь какой-то неизвестный сержант, который ничего в любви не понимает. Обидно стало генералу за полковника Бастрыкина. Он или дурак, или растяпа, подумал генерал Зуев.

– Паша, только без глупостей! – властно сказала жена. – Любовь у них, понимаешь? Такая любовь раз в жизни бывает.

Генерал поморщился:

– Не могли в другом месте влюбиться.

– Любовь не выбирает, – напомнила жена.

Какая, к чёрту, любовь? – думал генерал, на Марсе! Нашли место! Сумасшедшие. Я бы ни за что не посмел. Я бы всё взвесил, разложил по полочкам и не влюбился бы. Он ещё раз посмотрел на жену, которую любил тридцать пять лет и так не разлюбил.

– Ей сейчас тяжело, – добавила жена. – Из города никаких вестей?

Вся информация, поступающая из странной марсианской пещеры, была строго засекречена. Доступ к ней имели главный геолог Василий Звонарёв и старший геофизик Крискент Иванович Мартисов, которые возглавляли оборону базы. Главный механик Гусев воспользовался случаем и отбыл к своей пассии в Городок-Два. Таким образом, два недруга Звонарёв и Мартисов вынуждены были сотрудничать на благо базы и отечества.

– У них всё нормально, – сказал генерал.

– А зачем тогда Бастрыкин вернулся за помощью? Капитан Ермолаев ранен. Ты думаешь, я ничего не понимаю.

М-м-м… – завела песню, привычно думал генерал, кривясь словно от зубной боли. Сейчас начнёт пилить.

– Кстати, как там капитан Ермолаев?

– Ты мне зубы не заговаривай. С Ермолаевым всё нормально. Ещё дней пять отлежится и может хоть на танцульки шастать. Лучше скажи, что там под землей, в городе как его… м-м-м… Сен-Пал, а я тебе назову фамилию того сержанта.

– Хочешь, чтобы я его оттуда выдернул?

– Не исключено, – сказала Светлана Андреевна. – Я между прочим, отвечаю за народонаселение Марса.

Действительно, Светлана Андреевна была председателем «Марсианского демографического совета» и воспринимала себя как всемарсианская сваха. Правда, от этого население Марса пока не увеличилось, но дело, как считала Светлана Андреевна, было поправимым. Поэтому вопросу любви она уделяла огромное внимание. Всё равно мужики ничего не понимают, думала она.

– Ладно, скажу, но чур, никому.

– Что я не понимаю, – дала слово Светлана Андреевна.

– Бастрыкин там порядок наводит.

Светлана Андреевна навострила уши:

– С марсианами воюет, что ли?

– С марсианами, – согласился Павел Федорович. – Говори фамилию.

Светлана Андреевна неудовлетворенно пожевала губами. Опять обвел-таки вокруг пальца, подлец!

– Сергей Бабура, из буровиков.

– Это такой белесый? Из первой бригады.

– Нет. Чернявый, с таким непокорным чудом. Из второй. Выше среднего роста. Подвижный очень. Нос у него ещё такой здоровый. И усы такие.

– Усы… – пробормотал генерал.

– Да, усы.

– А-а-а… – всё понял генерал. – Это тот, водолаз, который в забой лазил трубу варить? Улыбка у него ещё такая наглая?

– Он самый… – недовольно согласилась жена.

– Ну чего… хороший парень. Только мне кажется, он моложе Дрониной?

– На три года. Ерунда. Даже на Земле это считается нормально. В нашем положении не приходится выбирать.

– Ну если на Земле… – зевнул генерал.

– Чего замолчал? – черед минуту спросила жена.

– А… – вскинулся генерал. – Я уже засыпаю…

– Чего будешь с ним делать? – не отставала Светлана Андреевна.

– Ничего, пусть воюет… – пробурчал генерал.

– Как это путь воюет?! Как это воюет?! – взвилась Светлана Андреевна. – Я здесь стараюсь… чужую судьбу устраиваю…

– Ну-ну… – успокоил её Павел Федорович, – я говорю, повоюет, и я его выдерну.

Генерал наконец понял, что жена в сговоре с вулканологом Дрониной. Вечно эти бабы кашу заварят, подумал он вяло. Если сержант не отстоит пещерный город, то и вся его любовь-морковь коту под хвост, потому что некого будет любить.

– Если получится? – ехидно уточнила Светлана Андреевна.

– Ну да, – согласился генерал.

– Нет, так не пойдёт! – уверенно сказала жена. – Ты его сразу можешь выдернуть?

– Там сейчас такое творится. Связи нет. Бастрыкин докладывает, что часть города они очистили. Но в донесениях не упоминается фамилия сержанта Бабуры.

Генерал Зуев, конечно, знал, что сержант Бабура пропал в районе завода аннигиляционных бомб и термоядерной электростанции. Но упоминать об этом он не имел права даже своей горячо любимой жене. Это была тайна за семью печатями. Если американцы каким-то образом пронюхают о заводе, а тем паче – о аннигиляционных бомбах, то столкновения с ними не избежать. Слишком лакомый кусочек. Они и так в город полезут, как тараканы. Поэтому наша задача закрепиться в городе, в долине Маринера. Расставить везде КПП. Сформировать гарнизоны и бдеть. Накануне он получил информацию о том, что Земля выслала целых два звездолета новой марки и что долетят они не за восемь месяцев, а за три. А если повезёт, то и за два. По марсианским меркам – это вообще один марсианский месяц. Значит, этот месяц надо продержаться, хоть кровь из носа.

– Неужели убит?.. – напомнила о себе жена.

– Если бы был убит, полковник доложил бы сразу.

– Понятно, – сказала Светлана Андреевна, испытывая страшное разочарование и недовольство. – Не вздумай об этом сказать Дрониной. Она с ума сойдёт.

– Не скажу… – сонно пообещал генерал, переворачиваясь на левый бок и тотчас проваливаясь в глубокий сон.

– Знаю я вас, солдафонов, – проворчала Светлана Андреевна. – Брякнешь, а она возьми да повесься.

– Не брякну… – отреагировал генерал.

– Не брякнет он… ох, Павел, зачем я за тебя замуж выходила?

Генерал, конечно, мог ответить, зачем, но уже видел третий сон, в котором жена продолжала его пилить и выпытывать страшные военные тайны.

Светлана Андреевна выключила свет и тоже уснула.

***

В ожидании атаки бойцы лежали по обе стороны моста и рассуждали:

– Интересно, как сейчас дома?

– Где, на базе?

Вопрос был более чем провокационный.

– Чудак, на Земле!

– Картошку с салом жарят…

Кто-то тяжело вздохнул, зато Гоша Мамиконов посоветовал:

– Заткнитесь, мудаки!

Некоторое время все молчали. Потом Иван Ноздрюхин, которого прислали в помощь, сказал явственно и громко:

– Жареная картошка хороша с луком.

– А перед этим рюмка конька… – сообщил Петров Толян. – Но только одну для смака.

– Я бы выпил и обычного мутного самогона.

– А я бы водки…

– Заткнитесь, уроды!!! А то кишки порву! – пригрозил Мамиконов.

Все замолчали в ожидании атаки крикунов.

***

Разведчики вернулись незаметно. Их возглавлял Есеня Цугаев. Они плавали на правый берег реки. Выяснилось, что в нижней части города, за кладбищем и парком, крикунов видимо-невидимо.

Полковник Бастрыкин поморщился и сделал замечание:

– Кто так докладывает?!

– Два батальона, – уверенно сказал Мишка Кораллов.

– И ещё два с другой стороны насыпи, – исправился Есеня Цугаев, виновато взглянув на полковника.

– Там дорога проходит в порт, – бодро добавил Турес.

На Туреса не произвело впечатления количество врагов. Он видал и побольше. С него на пол натекла порядочная лужа, потому что белый муран был одет в обычную для дикарей одежду, которая в отличие от скафандров, пропиталась водой.

– Порт пустой? – спросил Бастрыкин.

Ему требовалось знать, откуда приходит подкрепление. Против двух батальонов мы не устоим, понял он. А их там, судя по всему, не менее четырех. Даже если треть боеспособна, дело дрянь.

– А танки?

– Танков десять.

– Или двенадцать, – добавил Есеня Цугаев. – Трудно было рассмотреть. Мы не могли ближе подойти.

– А как по-вашему, это свежие силы или те, кого мы выбили?

Цугаев, Кораллов и Турес переглянулись. Похоже, у них не было единого мнения.

– Мне кажется, что свежие, – тактично, чтобы не ущемить ничье самолюбие, произнёс белый муран.

– Почему?

– А у них у всех лица белые. А у тех, которые отсюда, в копоти. Тех, у которых в копоти – меньше.

Молодец, муран, подумал полковник, но не похвалил вслух. Негоже при сержантах хвалить аборигена, подумал он, даже если абориген сто раз прав. Эдак решит, что он здесь главный.

– Но облако не появлялось, – сказал Есеня Цугаев.

– Правильно, – сказал полковник Бастрыкин. – Значит, что?

Цугаев пожал плечами. По его мнению, кроссворды должно разгадывать начальство, а его дело или воевать, или в земле ковыряться.

– Значит, это резерв, – сделал умозаключение полковник Бастрыкин.

– Выходит, вояки из них аховые, если такой резерв сидел в тылу, пока мы их здесь крошили? – удивился Есеня Цугаев.

– Выходит, – согласился полковник Бастрыкин, – но нам от этого не легче.

– А может, они облако ждали? – предположил Турес.

– Может, и ждали. Только это теперь не имеет никакого значения.

– Атака! – закричал капитан Чернаков.

Полковник схватил бинокль и увидел: войско крикунов устремилось к мосту Езекая. Впереди ползли танки, за ними перебежками двигалась пехота. Научили мы их, подумал полковник. Опасаются. Три или четыре стрекозы уже перелетели реку и обстреливали позиции землян. Одну цукубу подбили ещё на подлете. Пулеметная очередь с трассерами таяла в воздухе. Цукуба выпустила облако шершней, но всё равно упала в реку Шкабарь ближе к левобережью. Две цукубы промелькнули почти на горизонте, заходя с тыла. Больше цукуб не было. Хоть это хорошо, подумал полковник. Но всё равно не устоять. Не устоять!

– Взрывайте мост! – приказал он.

Он молил бога, чтобы крикуны пошли именно по мосту Езекая, а не какому-нибудь другому. Тогда у нас будет шанс их удержать на полчаса дольше. Идите, идите, молил он, здесь самый короткий и удобный путь.

Денис Бурко поджег бикфордовы шнуры и на всякий случай отбежал в кочегарку. Он засёк время и стал ждать. Площадь перед мостом, где стоял памятник его создателю Езекая, пока была пуста. Танки елозили за домами. Прошла минута, осталось ещё десять.

В это время Абагар нагнал родичей и заорал громовым голосом:

– Где патрон?! Где патрон?!

Родичи застыли, не проронив ни слова, и только отец сказал важно:

– Сынок, мы взяли всего лишь один патрон. Если он такой ценный, что тебя заставили его сторожить, значит, за него можно выручить много, много еды. Неужели тебе жалко одного патрона? У тебя их целых пять штук осталось. Хватит на всех! А твоему командиру скажи, что нехорошо быть жадным, всё же это наша планета!

Абагар закричал:

– Если вы не вернете патрон в холодильник, то произойдёт взрыв и вы все погибните!

– Не говори ерунды! – оборвал его отец. – Где это видано, чтобы патроны взрывались. Тебе начальник нарочно настращал, чтобы ты их не украл. Ты, наверное, считаешь нас дикарями. А мы кое в чём соображаем.

Вся родня закивала:

– Да, мы соображаем! – и добавила. – Нечего нас учить, мы учёные!

Да, истины в их словах была. Облако Глобула приходило в город Сен-Пал столько раз, сколько звезд на небе, но уничтожить всех гоблинов и белых муранов не смогло.

– Хорошо, – скромно сказал Абагар. – Я дам за этот патрон целых два обычных патрона.

– Ты не только плохой сын, ты ещё и глупец! Зачем нам два твоих обычных патрона, если один большой стоит в десять раз больше!

– Но у меня нет десяти патронов! – закричал в отчаянии Абагар. – Отдайте мне патрон, и я уйду. Клянусь, как только кончится война, я принесу вам много, много еды!

Это была святая ложь: Абагар сам не представлял, где достать много, много еды, разве что украсть у землян, но он об этом не думал.

– Тот, кто хочет обмануть своих родителей, заслуживает только проклятия! – сказал отец Абагара. – Да будь у тебя столько патронов, сколько десять по десять раз, мы не отдадим тебе наш один большой патрон!

Абагар едва не заплакал. Десять по десять была такой непонятной и огромной цифрой, что внушила благоговейный ужас, который он испытывал только перед крикунами, их танками и облаком Глобула. Даже отец-колдун не казался таким страшным. А может, он прав, подумал Абагар и оглянулся на нижнюю часть города. Она была прекрасна во всех отношениях под неярким искусственным солнцем: со всеми домами, площадями, парками, мостами и мостиками, со своими сквериками, угольными «деревьями» и стадионами. И хотя они жили в верхней части города, считавшейся более безопасной, Абагар часто бегал вниз и играл со сверстниками в нижней части города. Может, так и надо, чтобы периодически приходило облако Глобула и уничтожало нас. Может это и есть наша жизнь, и не надо ни за что бороться, а надо смириться и терпеть, как терпели все мои предки.

У Абагара возникло непреодолимое желание плюнуть на всё и уйти с родней в катакомбы верхнего города. Как жили, подумал он, так и будем жить, авось облако нас не тронет. Но он тут же вспомнил суровое лицо сержанта Бурко и всё то новое, необычное, что пришло в его жизнь с появлением землян, и засомневался: а если действительно рванет, да ещё разнесёт верхнюю часть города. Он не знал, сколько у него времени и что такое вообще «тридцать минут». Может быть, это так много, что и не стоит спешить? А может, наоборот? Кто его знает.

– Значит так, папаша, грозно сказал Абагар, – патрон вы мне сейчас вернёте. – Я клятву дал. А воровать не хорошо.

Только он так произнёс, как второй младший из братьев – Дёма, возьми и дернись в сторону.

– А ну стой! – крикнул Абагар и бросился вдогонку.

Вначале они бежали вверх по склону к красной стене, и Дёма быстро понял, что не может тягаться с Абагаром, поэтому он развернулся и понёсся вниз по одной из многочисленных тропинок, вьющихся среди угольных «деревьев».

В одно мгновение они очутились у подножья холма, на котором стояли древние кирпичные стены, и побежали вглубь нижней части города. Причём, если на склоне второй младший брат опережал старшего, то на равнине тот стал его потихоньку нагонять.

Пару раз второй младший брат, пользуясь малым ростом и щуплым сложением, пролезал через такие щели и дыры, что Абагар не мог последовать за ним. Но так как Абагар знал все ходы и выходы, то все уловки второго младшего брата ни к чему не приводили. Второй младший брат стал уставать. А Абагар знай себе уже дышал почти в затылок.

– Куда?! Куда?! – заорали из окопов. – Взорвётся!!!

Но у Дёмы в ушах так свистел ветер, что он ничего не слышал. Он выскочил на мост Езекая. Дальше бежать было некуда. Не сигать же в реку, где водились монстры с зубастыми пастями? Дёма на мгновение замер. Перед ним лежала запретная часть города, куда гоблины отродясь не совались. Старики рассказывали, что те, кто ходили туда, не возвращались. Наверное второй младший брат рискнул бы и спрятался в развалинах слева от памятника Езекая, да вдруг увидел, как из-за домов появляются крикуны. К тому же патрон в кармане то ли от бега, то ли от трения о штанину так нагрелся, что стал жечь ногу. Как ни жалко было расставаться с заветным трофеем, но деваться было некуда. Второй младший брат взял и бросил патрон в реку – как раз под злополучный мост.

Бояться теперь было нечего, и второй младший брат пошёл навстречу Абагару, показывая, что патрона у него больше нет. Он тут же заработал от Абагара подзатыльник, и они побежали подальше от моста, тем более что на них уже вовсю орали бойцы из окопов.

– Козлы! Вонючки! Гоблины серожопые, сейчас рванёт!!!

Легкий дымок от бикфордова шнура струился над мостом. Но мост Езекая всё не взрывался и не взрывался. Сержант Денис Бурко от переживаний искусал себе все руки. Я ведь и тройное дублирование сделал, в отчаянии думал он, глядя на проклятый мост, и где надо дополнительно связал суровой ниткой. Прошли все сроки, а мост стоял целехонек. На площадь несмело выкатывались танки, хищно поводя пушками-хоботами. Всё, понял Бурко. Сбылись мои самые мрачные предчувствия. Брошу пить на всю оставшуюся жизнь, если… если… если, конечно, живым останусь, и побежал в кочегарку. Пора было подумать о душе. Убегу на базу и там спрячусь! – решил Денис Бурко.

Со стороны окопов раздалось пару пулеметных очередей, да над головами крикунов пролетело пару реактивных гранат, которые не нашли цели. Крикунов было слишком много. Они заполнили набережную по обе стороны от моста.

– Ого… – с беспокойством пробормотал Мамиконов.

– Драпать пора, – высказал здравую мысль Толян Петров, поводя дулом ПКМа, но не решаясь стрелять.

Полковник Бастрыкин видел со своёго командного пункта всю картину. Защитники моста побежали. Он понял, почему: не было привычных улиц и надежных стен, за которыми можно было спрятаться. Да и мост стоял целехонек. Где этот раздолбай сержант со своей взрывчаткой!

А сержант Денис Бурко, пробегая мимо своёго подразделения и Абагара, который сидел со вторым братом на холодильнике и держал СВТ-40 в руках, вдруг остановился.

– А ну… – вдруг озарило его. – Давай винтовку!

Мимо в сторону знакомого подземелья промелькнули Мамиконов, Толян Петров и Турес. За ними, бренча оружием, – все остальные.

– Привет, гоблинам! – крикнул кто-то, хохотнув.

В наступившей тишине Бурко посмотрел на своих бойцов и спросил:

– А вы чего не бежите?

– А мы со своим командиром… – вразнобой ответили они.

– Так… понятно… – отреагировал Бурко. – А ну живо отсюда!

Ему вдруг стало стыдно и одновременно в нём проснулось то упорство, которое свойственно русским в трудные ситуации.

Была слышно, как танки взбираются на мост, опасаясь ловушек. Они привыкли что их жгли реактивными гранатами и взрывали пластитовыми шашками, а ещё их уничтожали чистой энергией боевых посохов. Но боевых посохов было слишком мало, чтобы переломить ситуацию.

– Уходите! – приказал Бурко. – Я виноват, я за всё и отвечу!

В нём проснулось такое отчаяние, что он готов был тотчас умереть.

– Мы с тобой, командир!

Целую секунду Бурко смотрел на гоблинов и едва не расчувствовался.

– Ну если вы со мной, хватайте холодильник и вперёд.

Они выскочили из кочегарки. Танки уже перебрались через мост и растекались по предместью. От кочегарки их отделяло метров двести пятьдесят. На мост ступили крикуны, радуясь лёгкой победе.

– Сейчас мы вас, сейчас… – пробормотал Бурко досылая патрон к патронник.

Он не успел даже прицелиться, неожиданно река вместе с мостом поднялись в воздух. Всё это, как в кино, повисело несколько мгновений в воздухе, а потом с оглушительным грохотом рухнуло, превратившись в столб воды и клубы пыли. Танки, пересекшие мост и уцелевшие после взрыва, замерли в испуге.

Неужели это я выстрели?! – опешил сержант Бурко, клацая затвором СВТ-40. Нет! Патрон как был в патроннике, так и остался там.

Полковник, для которого всё было кончено и который решал, застрелиться, чтобы не попасть в плен крикунам, с удовлетворением произнёс:

– Ну вот… наконец-то!

Однако к его удивлению, взрыв был такой огромной силы, что здание в которой он находился, зашаталось, как при землетрясении. Где-то на верхних этажах вылетели остатки стекол. Соседнее здание, находящееся ниже по склону, сложилось, как карточный домик, а колесо обозрения парке вдруг стало крутиться. Два соседних моста, находящиеся больше чем в километре друг от другу, словно нехотя надломились и сползли в реку.

– Афанасий Петрович! Афанасий Петрович! – с перепугу закричал капитан Чернаков.

Полковник и сам сообразил, что пластит такой силой не обладает. Что-то здесь было не то. Что-то пошло по другому сценарию. Может быть, даже по счастливому. Полковник глядел во все глаза и не верил глазам, самому себе и своей удаче.

Второй взрыв, не менее сильный, чем первый, произошел – прямо в толпе крикунов, который столпились на набережной и на прилегающих к мосту улица. Бах!!! Памятник Езекая испарился вместе крикунами и танками. Бах!!! Обрушил церковь с покосившимся куполом. Рухнули три высотки на набережной. По реке побежали волны. Нижнюю часть города стало затапливать. Бах!!! Рвануло там, где и не должно было, где обычно сидело чёрное облако. И в конце концов раздались ещё два взрыва. Нижнюю часть города, как на картинке, наконец заволокло дымом и нечего не стало видно до самого горизонта.

– Товарищ полковник! Товарищ полковник! – заорал счастливый капитан Чернаков. – Бегут гады, бегут!

Пыл немного рассеялась, и полковник с удовлетворением увидел, что река полна трупов крикунов.

– Узнай, кто это сделал?! – грозно велел полковник.

– Уже узнал. Сержант Денис Бурко!

– Представить молодца к высшей государственной награде, – сказал полковник.

– Это к какой? – на всякий случай спросил капитан, чтобы не обмишуриться.

– К Герою России!

Глава 10

Предательство

Сергей проснулся от землетрясения. Пол под ним пару раз основательно подпрыгнул, а потом трясся мелкой дрожью ещё минуты две.

– Здесь так часто бывает… – пробормотал врач Давыдов, переворачиваясь на другой бок. – Не обращая внимания…

– Однако утро наступило… – отозвался Сергей и сел, нервно озираясь на стены.

Действительно, лучи солнца косо бил прямо сквозь узорчатую решетку окна. Это ж каким надо быть мастером, чтобы такое вырезать из камня, удивился Сергей, с тоской оглядываясь по сторонам. Комната была большой, неправильной формы, с неровным, покатым полом. Белый цвет известняка делал её просторной. Давыдов и Андрей Лобастовым спали на циновке, укрывшись большим атласным одеялом. Жора Генацаревский скорчился в три погибели у них в ногах. Вчера он так и не дополз до спального места. Шлем у него был откинут, и поэтому РС не работал. Вовка Жуков отсутствовал. Он и вчера делал поползновения в сторону местной красавицы в красном одеянии. Если мураны набьют ему морду, то так тому и быть, подумал Сергей, и ему захотелось пить. Во рту было сухо, как в пустыне Сахара. Вчера Пашка Марфин нашёл повод, чтобы строить грандиозную попойку. Происходило это на огромной скале с открытой площадкой, возвышающейся над рекой. Сергей помнил, что вначале они пили пиво, и надо сказать неплохое, а потом традиционно перешли на самогон, потом лакировали какой-то пахучей бражкой. Что было дальше, Сергей плохо помнил. Он где-то бродил. С кем-то разговаривал. Его тошнило, и кажется, пару раз вырвало. В результате он отравился. Голова казалась чугунной, а животе поселился кирпич. Сказалось скудное питание и нервотрепка последний дней. Сергей помнил, что они куда-то, зачем-то ходили в обнимку то с белыми муранами, то со страшненькими гоблинами. Помнил, что пытался петь с ними песни и учил своим песням. Помнил, что было страшно весело, шумно и дружелюбно. Помнил, что даже кому-то клялся в вечной дружбе. Марфин то и дело кричал: «Абалбеть можно!» и требовал, чтобы всем без разбору наливали, и добился-таки своёго. Гоблины валялись штабелями вперемешку с белыми муранами. Хорошо ещё хоть никто не выпал через перила в реку. Или всё же выпал? – что-то такое с трудом припоминал Сергей. Точно, кого-то вылавливали рыбаки. А вот как он добрался сюда, в опочивальню, Сергей, хоть убей, не помнил. Давно он так не напивался. Последний раз это было за неделю до отлета на Марс. Значит, больше года, подумал он. Давно, словно в другой жизни.

Утро было прохладным, если не сказать, что холодным. Зачем я напился? – подумал Сергей. Домой надо, а я здесь торчу. Милу спасать. У него было такое ощущение, что все его горести закончатся, когда он её обнимет. Он подошел к окну и с вожделением страждущего посмотрел на реку сквозь голубоватую атмосферу долины. Река текла далеко внизу, переливаясь тёмными красками ущелья Маринера. На другой его стороне тоже темнели окна. В расщелинах каким-то чудом зеленели похожие на дубки, растения. Между берегами на уровне пещер был переброшен подвесной мост, который Сергей вчера не заметил. По мосту шли то ли гоблины, то ли белые мураны. Тащили каких-то диковинный скот, огромные сушеные рыбины размером с человека.

Вот, о чём они не рассказали, подумал Сергей, вспомнил об экспедиции биологов, которую посылали в долину Маринера. И о реке знали, и о пещерах, но молчали, играли в военную тайну. Ждали подкрепления, чтобы иметь железные аргумент в виде силы. Почему нам не сообщили? Так засекретили, что сели в лужу. Если бы мы знали об этом ущелье, то всё пошло бы по-другому. Пить захотелось ещё сильнее. В горле мгновенно пересохло, а язык просто не помещался во рту. Затылок стал свинцовым, а ноги – ватными. Чтоб я ещё пил!.. – поклялся Сергей.

Пару раз толкнув Генацаревского в бок и добившись от него всего лишь нечленораздельного мычания, Сергей пошёл искать воду. Узкая дверь из комнаты вывела его на такую широкую лестницу, что по ней мог промаршировать взвод. Низкий потолок не давал выпрямиться. Лестницу занимали пьяные гоблины. Между их телами оставался узкий проход. В комнате ниже на этаж стоял тяжёлый запах алкоголя. Здесь тоже спали гоблины. Переступая через тела, Сергей миновал комнатой, затем ещё одной, где спали пьяные белые мураны, и попал на ту самую полукруглую площадку на скале, где они предавались возлияниям. Здесь никого не было, зато во множестве стояла самая разнокалиберная посуда, среди которой Сергей с трудом отыскал кувшин с водой. Он опорожнил его одним махом и собрался уже вернуться назад в спальню, но его внимание привлек до удивления знакомый предмет. Нет, подумал он. Мне кажется. Я не хочу начинать день с неприятностей. Ему пришлось нагнулся, чтобы достать из-под каменной лавки, на который сидел Пашка Марфин, чёрный шлем бригадира разведки крикунов. В затылке застучали молоточки. Сердце упало куда-то в пятки. Неужели убили? – подумал он, вертя в руках шлем. И голова болит так, как никогда в жизни. Он подошел к перилам, жадно хватая ртом бодрящий воздух ущелья. Далеко внизу желтела цукуба. Над ней распростерла ветки марсианское чёрное «дерево», похожее на елку. Гоблины ловили сетями рыбу. На другом берегу стирали белье. Казалось, сама громада ущелья давит на душу. Так, сейчас спущусь, сяду в цукубу и уплыву. Навоевался! Ведь я же вчера лично твердил Пашке, что один этот крикун стоит целой дивизии, что он один знает, как спасти Землю и как проникнуть на эту чёртову Планемо. Тупоголовые аборигены. Дался им этот крикун. Убить ради того, чтобы убить – что может быть хуже преступления. А вдруг они его не убили? – подумал он с надеждой. Вдруг разыграли маскарад? Для чего тогда притащили шлем? Отчитаться перед Пашкой? Или это был знак, что крикун заговорил. Пашка ведь тоже не дурак. Надо найти Каздоя или Зовущего и вытрясти из них душу.

Сергей прихватил кувшин с пивом и пошёл назад. Похоже, недаром Каздоя крутился весь вечер рядом, вспомнил он. Значит, имел какую-то выгоду.

Каздоя был самым крупным гоблинов. Чуть-чуть ниже Сергея. И перекус у него не такой зверский. Да и дружелюбен по-нашему, по-земному. Такой не мог обмануть. Но в тот же миг Сергей вспомнил, как переглядывались Пашка Марфин и Каздоя, как Каздоя куда-то пропадал, и как Сергей, окончательно расслабившись, пил самогон с его соседом – гоблиным Зовущим, который был рад увидеть знакомого человека. А потом вдруг появился Каздоя и мелькнул этот злосчастный шлем. Точно! Сергей наконец сообрази – был шлем! Его принес Каздоя примерно в середине пьянки и показал Пашке, а Пашка стал орать какой-то тост, чтобы отвлечь внимание. То, на что Сергей не обращал внимания, теперь казалось ему по-особому зловещим и напомненным тайным смыслом. Однако если бы они хотели нас убить, то убили бы спящих. Он никак не мог вспомнить, куда же подевались его боевые посохи. С ними как-то увереннее, подумал он. Вдруг все эти мелкие, казалось бы незначительные знаки сложились в одну мозаику, и Сергей теперь по-настоящему стало плохо. Получалось, что Пашка их предал ради своёго царства и теперь надо опасаться за свою жизнь. Ведь если наши узнаю о долине Маринера, то естественно, власти Марфина придёт конец, думал Сергей. Значит, он нас отсюда не выпустит ни при каких обстоятельствах. Даже самому Сергею этот вывод показался диким. Не мог Пашка Марфин – землянин и сержант первого марсианского стройбата, так просто забить на своё прошлое. Для этого нужны, я не знаю, какие причины – космического масштаба.

Сергей вернулся назад в комнату, где спал. Она была уже пустой. Валялись только циновки, пуховое одеяло да Жоркин шлем. «Так-к-к…» – пробормотал Сергей, подбирая шлем, дело принимает плохой оборот. Он достал из кобуры пистолет и проверил. У него осталось ещё десять патронов. В кармане лежал кастет. Не жирно. Много не навоюешь. Скинут в реку, и поминай как звали. Он тотчас прикинул путь назад к цукубе. Можно было ещё сигануть в реку, но во-первых, сильное течение, а во-вторых, в реке водятся марсианские монстры. Река – только на крайний случай.

В это время раздались шаги и из узкой щели, которую Сергей не заметил, явился покачивающийся Жора Генацаревский. У Сергея отлегло с души.

– Где ты ходишь?.. – стал озираться Жора.

– Это я, что ли? – удивился Сергей.

– Ну? А где мой шлем?

– Этот, что ли? – спросил Сергей.

– Этот, этот… – кряхтел Жора, выдыхая воздух, как будто он жевал горький перец.

Лицо его с водянистыми глазами выражало неподдельное страдание. Если Сергей вчера в конце гулянки пропускал тосты, то Жора пил всё, за всех и в огромных дозах.

– Ох… вчера мы перебрали, – простонал он. – Я смотрю, ты уже как огурчик.

Сергей показал ему кувшин.

– Не-не-не… – отшатнулся Жора. – Я не могу смотреть на выпивку. Не-не… только не с утра.

– А где ты был?

– По нужде ходил...

– А Пашку видел?

– Ты что?! – Генацаревский испуганно оглянулся. – Это он для нас в тесной компании Пашка Марфин, а здесь он Гаян Двадцать Первый, вождь речного племени. Не приведи господь, болтануть при туземцах. Смертельных врагов наживёшь.

– А почему Гаян?

– А я что знаю? Это ты вчера всё ему тыкал. Мол, Пашка, наш лепший друг, мы с ним в огонь и воду. А у них здесь свои законы.

– Не помню, – ответил Сергей. – Даже если и тыкал. Это ж пьянка.

– Ну и натыкался, – жёстко ответил Жора Генацаревский, выпучив глаза. – Он велел тебе больше не наливать, а отвести спать.

– А-а-а… – только и произнёс Сергей. – Не помню.

– Я помню! – веско произнёс Жора так, словно Сергей был в чём-то виноват.

Рассказывать Жоре о своих подозрениях Сергей передумал. Не в том мы состоянии, чтобы друг друга понять, решил он.

– Ну дай, что ли?.. Что там у тебя?..

Генацаревский в три глотка осушил кувшин и крякнул, вылив остатки на бритую голову. Капли пены повисли у него на носу и ушах. Он встряхнулся, как большая собака, и капли полетели во все стороны.

– Ой-й-й… душа болит. Ох-х-х… домой хочу. Под березками походить, грибочков поискать. А то здесь, какие-то чёрные ёлки, а грибы, ну, ты сам знаешь… Думаешь, я сам ничего не вижу?

– Что ты видишь?

– Что ты маешься. Спокойно, братуха. Наши придут, и всё будет олрайт. Немного осталось.

– Если успеют…

Жора посмотрел на него, как на идиота.

– А куда они денутся.

– Лучше спроси, куда мы денемся?

– А что есть повод?

Жора Генацаревский снова стал бригадиром второй бригады. Сергей не стал высказывать все свои подозрения, а только спросил:

– А где наши посохи-то?

– В цукубе остались. Мы их там на радостях и забыли.

– А куда делся бригадир разведки?

– Я понимаю, что он тебе дорог, – сказал Жора Генацаревский, – но у меня сложилось такое впечатление, что ему кердык.

– В смысле? Ты что-то видел?

– Я ничего не видел. Но мураны его куда-то утащили, должно быть, кушать хотели.

– Иди ты в пень! – посоветовал Сергей. – Ты понимаешь, что его срочно надо найти?

– Понимаю… – грустно ответил Жора, потому что ему не хотелось двигаться, а хотелось завалиться и поспать. – От этой мысли на душе у меня очень и очень неспокойно. А может, ну его на фиг?

– А Земля? А наши наверху?

– Фу-у-у… – выдохнул Жора Генацаревский провел ладонью по лицу, словно смахивая паутину. – Все дела надо делать на трезвую голову.

– Раз другой нет, пошли с такими головами, – сказал Сергей, чувствуя, как нему возвращается бодрость.

Был у него такой грех – если чуть-чуть опохмелялся, то восстанавливался часа через три.

– А пива у тебя больше нет?

– Пива нет, – ответил Сергей, прислушиваясь.

Кто-то поднимался по широкой лестнице. Было такое ощущение, что он их с Жорой подслушивал. Сергей сделал предостерегающий жест, и Жора всё понял. Он многозначительно закатил глаза, и лицо у него стало умным-умным, словно он сдавал тест-айкью и очень боялся ошибиться.

Сергей на всякий случай взялся за рукоятку АПС. Но в комнату ввалился никто иной, как Каздоя. Он тащил целых четыре кувшина и дышал, как стайер в конце дистанции. Пот катил с него градом. Видать, тоже вчера много принял на грудь.

– Каздоя! – воскликнул Сергей и убрал руку с пистолета. – Ты наш спаситель.

– Пейте, друзья, пейте… – промямлил Каздоя и рухнул на ближайшую лавку.

Всё-таки они против нас слабы, с превосходством подумал Сергей.

Жора Мамиконов моментально схватил один из кувшинов и, не разбирая, что в нём, опрокинул в рот. По глазам Жоры Сергей догадался, что пошло не в то горло. Но к его удивлению, Жора выпил всё до последней капли, поставил кувшин на стол и произнёс, похлопав себя по бокам:

– Вот теперь можно жить, можно и крикуна искать!..

Потом он сделал глупое лицо, потому что понял, что проболтался, однако Каздоя, казалось, не обратил внимания на его слова.

– Ты чего пил-то? – спросил Сергей.

– Не знаю, – беспечно ответил Жора.

– Ты самогона выпил, – сказал Сергей, нюхая кувшин. – Смотри, свалишься, я не виноват.

Сам он ограничился парой глотков пива. Нельзя сказать, чтобы это как-то изменило его общее самочувствие, но желудок отозвался благоприятным урчанием. Больше пить Сергей не стал, а поставил кувшин рядом с собой.

Каздоя тоже выпил совсем немного и сказал так искренне, что у него встрепенулись острые уши, поросшие рыжей шерстью:

– Да не волнуйтесь, ничего с вашим крикунов не случилось.

У Сергея отлегло с души. Неужели так просто, подумал он, и все мои подозрения гроша ломаного не стоят. Зря я Пашку подозревал.

– Интересно было бы на него посмотреть, – громко сказал Жора Генацаревский и икнул.

Его повело в сторону, он опёрся о стену и склонил голову. Это продолжалось пару секунд. Но пьяным Жора ещё не был.

– А чего нельзя? – удивился, как рубаха-парень, Каздоя. – Пошли.

Сергей вспомнил, что они вчера так набрались, что клялись друг другу в дружбе, а Сергей рассказывал, что они сделают с Марсом, когда прилетят остальные ракеты – озеленят, конечно, от одного полюса до другого. Кажись, Каздоя не возражал. Однако Сергею почему-то было стыдно. Наврал в три короба, подумал он, а Каздоя поверил.

Жора Генацаревский двинул следом за гоблиным, а Сергей подхватил свой кувшин и пошёл за Жорой. Здоров он был, как гора. Если бы кличка Большой не приклеилась в Гоше Мамиконову, Жору называли бы именно этой кличкой. Или Большой-один и Большой-два. Но клички у Генацаревского не было, должно быть, потому что он был бригадиров, а ему кличка как бы не положена, думал с уважением Сергей. Хороший у нас бригадир. Весть о том, что крикун жив, настроила его на благодушный лад. Я только один раз видел хорошего бригадира – старшину Евгения Петровича, который учил нас подводному делу. Все остальные были гадами, кроме Генацаревского. Смущало только одно: шлем крикуна и таинственные переглядывания по время пира Каздоя и Пашки Марфина. Может, мне показалось? У страха, как говорится, глаза велики. Однако на всякий случай Сергей достал пистолет и на ходу дослал патрон в ствол. Бережёного бог бережёт, подумал он, возвращая пистолет в кобуру.

К его удивлению, они пошли не вниз, а – вверх по многочисленным переходам. Им то и дело попадались то пьяный гоблин, бредущий, как потерянный, то белый муран со страшного похмелья. Откуда-то из глубины пещер доносился запах сушёной рыбой, странных неземных специй, вареного мяса и… кукурузы. Откуда на Марсе кукуруза? – удивился Сергей. Он быстро потерял ориентировку и уже не соображал, куда они идут, во всем полагаясь на Каздоя и Жору. Крохотные комнаты-переходы с обязательной скамейкой вдоль стены, сменялись длинными винтовыми лестницами, которые с каждым шагом становились всё непреодолимее. В затылке снов застучали надоедливые молоточки: «Тук-тук, тук-тук…» Если бы крикуна хотели убить, потащили бы вниз, думал Сергей, и легче, и идти недалеко. Ещё один плюсик в пользу Пашки. Но шлем, шлем крикуна! – думал он, вот что больше всего меня смущает. На пятом лестничном повороте он стал задыхаться. Сказалось долгое пребывание под землей, тяжёлая работа, вчерашняя пьянка и разряжённая атмосфера. Закрыть стекло шлема Сергей не решился. Без стекла он лучше ориентировался. Жора же пер, как буйвол, только оставлял на ступенях капли пота. Алкоголь тоже был допингом, правда, очень коротким. Каздоя вообще не было видно. Похоже, он даже не ощутил подъема.

Вдруг Жора замер, как столб:

– Дай глотнуть…

Пока Жора пил, Сергей протиснулся вперёд. Жорино лицо посерело. Губы стали бледными, как у старика.

– Ну где вы там? – над перилами возникло лицо Каздоя.

– Сейчас… – сказал Сергей и обернулся на звук.

Жора был никаким. Он сидел на ступеньках, опершись на колени локтями, кувшин валялся под ногами.

– Иди… – пробормотал он. – Я немного посижу… – изо рта у него лилась слюна.

Всё, готов, понял Сергей. Он заставил себя подняться ещё на два лестничных поворота. Каздоя видно не было, как не было видно ни конца ни края этой проклятой лестницы. Потом снова раздался голос Каздоя:

– Ну где вы там?..

Сергей едва разглядел его где-то под потолком и попер на одной силе воли. В животе снова поселился кирпич. Ноги дрожали и казались негнущимися, картонными.

Гоблин ждал его на площадке. В узкую расщелину бил яркий, струился свежий воздух, разбавляя рыбный запах пещер. Сейчас точно скинет в реку, безразлично подумал Сергей. Каздоя сказал:

– Здесь он. Не волнуйся. Сейчас увидишь.

Сергею уже было всё равно. Катастрофически не хватало воздуха. Надо было шлем опустить. Зачем мы сюда попёрлись, с тоской думал он, отоспались бы до вечера. Крикуну, должно быть, уже всё равно.

– Вот… – неопределенно сказал Каздоя. – Он здесь…

Они попали в очередной солнечный и светлый переход, но не такой крутой – с широкими ступенями. За переходом – абсолютно голое помещения типа веранда, поперёк которой лежал пьяный в стельку белый муран. А ещё в комнате на веревках сушились огромные желто-красных рыбины. В брюшка у них были вставлены палочки, и жир капал прямо на пол. Насекомые, похожие на ос, с жадностью возились в жирных внутренностях и на полу.

Здесь всё было сделано грубее: толстые, массивные столбы жёлтого цвета, поддерживающие потолок, огромные ступени, словно рассчитанные на гигантов. Слева угадывалась голубоватая пропасть долины Маринера. Глядеть туда не хотелось. Крыша у меня и так на одном гвоздике держится, подумал Сергей. В следующий комнате ямы в полу были забраны решетками. Из дальнего угла поднялся пьяный белый муран – полуголый, одетый в какую-то рваную накидку. Его огромное лицо не было намазано, как обычно, жёлтой минеральной краской, и от этого казалось лицом мертвеца.

– Где последний крикун? – спросил Каздоя и посмотрел на ближняя дыры в полу. – Открывай! Где он?!

Только тогда Сергей сообразил, что это подземная тюрьма. Он уже видел такие тюрьмы в Крыму, когда путешествовал в его горном городе караимов – Чуфут-Кале. Только здесь всё было масштабнее. Дыр в полу было видимо-невидимо. Много врагов у Пашки, невольно подумал Сергей. Когда он успел? А-а-а… – догадался он, должно быть здесь сидят его предшественники.

– А чего его открывать?.. – прогудел тюремщик и рыгнул.

И вдруг из дальнего угла, где, оказывается, они пили и ели, «Цок-цок…», возник ещё один белый муран.

– Хотите вещички забрать?

– Какие вещички? – удивился Каздоя.

– Известно какие. У покойников всегда вещи есть, – он выжидательно уставился на Сергея.

Нехороший у него был взгляд, ждущий сигнала, команды «фас», хотя и этот белый муран был пьян. Я ведь я даже с пьяными с ними не справляясь, подумал Сергей. Только тогда до него дошло, о чём идёт речь.

– Вы что, его убили? – спросил он, сам не веря своим словам.

– Нет, конечно, ответил второй муран, покачиваясь.

Он был даже огромнее, чем Жора Генацаревский, и поэтому его «обратный» сустав в коленях выглядел особенно впечатляющими. К тому же на нём не было штанов, а лишь набедренная повязка. Длинные волосатые руки, свисали до колен. Рыжие волосы закрывали лицо. Из-под них на Сергея смотрели маленькие затекшие глазки. Они были колкими, неподвижными и вызывали странное оцепенение, словно удав подкрадывался к кролику.

– Ну? Так что вы с ним сделали? – через силы спросил Сергей.

Да он меня гипнотизирует, сообразил он. Белый муран отвёл глаза. Оцепенение сразу пропало.

– Разобрали…

– Как это? – удивился Каздоя.

Но голос у него не был искренним. Трое против одного, почему-то подумал Сергей и встал так, чтобы ему было удобно выхватить пистолет.

– Просто, – ответил второй муран без тени смущения.

Ну да, подумал Сергей, Пашка Марфин приказал.

Первый муран сделал жест, а второй подошел и легонько одной левой откинул с дыры в полу массивную железную решётку.

– Желаете взглянуть?

Сергею пришлось спуститься на три ступени вниз. Теперь он был во власти белых муранов. Если они действительно что-то задумали, то мне кердык, подумал он. Но смело посмотрел вниз.

В камере горели две ли три лампы, поэтому было светло. Бригадир разведки крикунов лежал на столе у стены. Он показался Сергею ещё живым. Может, мне повезло, подумал он.

– Если хотите, можно спуститься, – предложил второй муран.

– Хочу, – ответил Сергей и полез по приставной лестнице в камеру.

Ну и дурак же я, думал он. Сам себе петлю на шею накидываю. Однако к его удивлению следом за ним спустился Каздоя и первый белый муран. Для второго просто не было места.

Сергей ошибся – крикун был мертв. Он был разделен на части, как кукла: отдельно голова, отдельно туловище, руки и ноги. Не помогла никакая «умная пыль». Должно быть, белые мураны хорошо знали своё дело. Только что не сняли доспехи.

– Вы всё-таки его убили! – возмутился Каздоя. – Он так много знал!

– Мы старались… – оправдывался белый муран.

– Плохо старались, – сказал Каздоя. – Надо было его оставить для допроса нашим друзьям.

– Мы же всё время так поступаем… – оправдывался белый муран. – А чтобы что-то узнать, достаточно одно головы.

Теперь Сергей был уверен, что перед ним разыгрывается спектакль, крикун был мертв ещё ночью – когда Каздоя принёс и показал Пашке Марфину шлем. Стало быть, здесь всё действительно зависит от Пашки.

– Я же приказал… – говорил не очень убедительно Каздоя. – Только покалечить! А вы?!

– М-м-м… – как бык, мычал белый муран, сжимая кулаки. – Ошиблись, с кем не бывает…

Однако глаза у белого мурана были веселыми и невозмутимыми.

Ладно… – многозначительно подумал Сергей.

– Такая ошибка может долго стоить, – сказал он. – Ничего не поделаешь, другого крикуна поймаем.

– Да, – согласился Каздоя, – надо только хорошо постараться.

– Ладно, – сказал Сергей, – пролетели.

Казалось, вздох облегчения невольно вызвался из глотки белого мурана, да и Каздоя расслабился и совершил глупость:

– Если хотите, можете побеседовать с головой. Если не боитесь, конечно.

Голова лежала поодаль. Побелевшие глаза бригадира разведки были открыты и следили за Сергеем.

– А повязку снять можно? – спросил Сергей.

– Воля ваша, но я бы не рекомендовал, а вдруг у него там огонь остался?

Сергей неловко вытащил изо рта крикуна кляп. Голова выскользнула из рук, словно качан капусты, с глухим треском упала на пол и закатилась в угол.

Белый муран громко засмеялся. Пока Сергей искал в тёмном углу бедную голову бригадира разведки крикунов, Каздоя и белый муран разговаривали:

– Представляешь, два дня назад плавали к устью. Водопад уменьшается.

– Что ты говоришь?! Главное, чтобы самогон не кончался.

– Это точно, – согласился Каздоя. – В этом году воды вообще меньше.

– А кто виноват? – тонко рыгнул белый муран.

– Откуда я знаю.

– Слышал в городе взрывы. Говорят, всё из-за них.

– Как бы к концу лета вообще не остались без воды, – сказал белый муран, а то самогон не из чего будет делать.

– Ну, это естественно… – сказал Каздоя. – Воды нам всегда хватит.

Сергей наконец нашёл голову крикуна и поднял. Вдруг голова произнесла:

– Под панцирем, в кармане…

И всё – белые глаза крикуна закрылись, словно голова умерла, словно ей хватило энергии на одну единственную фразу.

Сергей положил голову на место. Каздоя и белый муран всё ещё трепались. Их интересовала проблема таяния льда и снега на экваторе. Оказывается, от этого явления зависела жизнь в долине Маринера. На Сергея никто не обращал внимания. Он незаметно подсунул руку под правый бок того, что некогда было единым телом мурана, и в потайном кармане обнаружил гибкий предмет, похожий на пульт от детской машинки.

– Ну что он тебе сказал? – спросил Каздоя.

– Помер…

– Я же говорил… – начал белый муран. – Возьмите что-нибудь из экипировки для отчета перед своим начальством. Мы знаем, он был большой шишкой.

– Да, что-то вроде начальника разведки.

– Хм… ну вот и смотрите, – разрешил белый муран.

Несомненно, он испытывал угрызения совести. Сергей взял лампу и склонился над тем, что осталось от крикуна. Он и раньше подозревал, что крикун не имеет ни мышц, ни сосудов. Одна сплошная ткань, даже защитный панцирь не снимался. Стоило прикоснуться к его внутренней, как кожа потянулась к руке Сергея.

– Он ещё живой! – воскликнул Сергей.

– Это рефлекс, – объяснил белый муран. – Они все такие. Реакция на тепло. Когда лишаешь крикуна источника энергии, его ткани начинают реагировать на любую другую энергию.

– Я хочу вот эту штуку снять, а она не отрывается.

– Какую? – спросил белый муран. – А-а-а… это у них клапаном называется. Мы их иногда в фильтр вставляем. Я вам его вытащу.

Белый муран приподнял панцирь и каким-то хитрым движением вынул из груди крикуна коническую штучку.

– Носите на память. Наши многие такие штучки берут. Таскают на шнурке. Красивая игрушка, похожа на раковину.

Пока он всё это проделывал и объяснял, Сергей незаметно сунул в карман предмет похожий на пульт. Конечно, он не поверил ни единому слову ни Каздоя, ни обоих белым муранам. А о Пашке Марфине подумал, что он зря водит их за нос. Хорошим это не кончится. Он вылез из ямы последний и незаметно, потрогав – пульт в кармане под кобурой был спрятан надежно. Надо было обыскать бригадира разведки ещё в цукубе, подумал Сергей. Почему я не догадался?

Каздоя совсем повеселел. Глаза у него блестели, и похоже, он на радостях приложился к своёму кувшину. Белые мураны тоже не отставали от них – они уже уселись в углу за стол и ели рыбу, запивая её пивом.

***

– Абалбеть можно! – кричал Пашка Марфин, то бишь Гаян Двадцать Первый, вождь речного племени. – Ну ничего поручить нельзя! Ничего! Вот люди! Зачем вы его убили?!

Он с неподдельной яростью посмотрел на Каздоя. Каздоя сделал вид, что это к нему не относится. И вообще, он был очень спокоен и, как всегда, чуть пьян. Однако в отличие от Пашки, он не курил. Пашка же дымил огромной пеньковой трубкой с длинным чубуком, в которую помещалось не меньше стакана «гидры». Вонь стояла неимоверная. У Сергея слезились глаза и ему беспрестанно хотелось чихать, поэтому он закрывал нос и крутил головой.

– Я думаю, что он сопротивлялся, – ответил Каздоя с несвойственной белым муранам философичностью.

– Он думает! – риторически воскликнул Пашка, не вынимая изо рта трубку и в какие-то момента пропадая за клубами сизого дыма. – Он думает! Да тебе не положено думать, тебе надо следить за своими костоломам. А приказы отдаю я. Уйди я моих глаз, уйди! – Он, осерчав, схватился за глиняную чашку.

Каздоя испарился, словно его и не было. Жора Генацаревский пьяно засмеялся, почесывая бритую голову, которая однако успела зарасти коротким ежиком:

– У меня тоже в бригаде были такие уроды.

– На кого ты намекаешь? – весело спросил Пашка Марфин, но в глазах у него плавал весь ужас того, что он может сделать с Жорой, не приведи господь, припомни бригадир Пашкины фокусы.

– Не на кого, – ответил Жора, прикинувшись то ли дураком, то ли в стельку пьяным. – Просто так говорю.

Сергею это всё страшно не понравилось, хотя у Жоры были честные-пречестные глаза. Пашка ему не простит такие намеки, понял Сергей. И вообще, мы здесь свои – пока пьяные, а станем трезвыми – превратимся в чужаков.

– Ну… – многозначительно хмыкнул Пашка Марфин, постучав трубкой по столу. – Если просто так?..

– Конечно! – по пьяному заверил его Жора Генацаревский. – Садись! И ты садись! – приказал он Сергею.

Гоблин Зовущий быстренько наполнил стаканы. Опохмеление плавно перешло в пьянку.

– Пей! – сказал Пашка.

– Я не буду, – Сергей накрыл стакан ладонью.

– Почему?

– Не буду, и всё. Я на следующий день не пью.

Он со школы занимался этим видом спорта, но чтобы перепить Пашку Марфина и Жору Генацаревского, и думать не хотелось. Не в том он был состоянии, чтобы с кем-то соревноваться. На Земле – пожалуйста, а здесь нет. Не адаптировался я ещё к Марсу, подумал Сергей. К тому же мне нужна трезвая голова.

– Не уважаешь нас? – завел знакомую песню Зовущий. – Пей, а то обижусь!

Его замашки, которые он явно скопировал со своёго вождя Гаяна Двадцать Первого, никак не вязались с его гоблинским обличием. И трубка у него была помельче, и дымил он поменьше Марфина. Ну какой, спрашивается, из тебя выпивоха? – подумал Сергей. Ему вдруг захотелось споить его одним махом, так, чтоб гоблин свалился с ног и вывалился за перила в реку Шкабарь, но он подавил в себе это желание. Представляю, каким я сам буду после этого, благоразумно подумал он.

– Слабак, – констатировал Пашка Марфин. – Давай, Жора выпьем с нами, речными гоблинами. Хороший ты был бригадир.

– Почему был? – удивился Жора Генацаревский. – Я и есть бригадир. База ещё функционирует.

Он едва произнёс последнюю с третьего или четвертого раза. Сергей впервые подумал, что неплохо было бы подать о себе весточку, связь-то вне пещеры должна работать.

– Функционирует, – согласился Пашка. – Только надолго ли?

– Это как?.. – удивился Жора, и Сергею наконец показалось, что он прикидывается пьяным.

– А вот так! Вернетесь, а станции нет. Конец ей пришёл.

– Как это?.. – удивился Жора. – Нет! Мы же её строили. Ты сам строил?! – нашёл он самый веский аргумент.

– Строили, но не достроили. Облако Глобула всё равно уничтожит любую цивилизацию. Оно здесь хозяин!

– Что-то, ты Паша, – сказал Жора, – несёшь чепуху.

– Никакую не чепуху, – возразил Пашка. – Я теперь Гаян Двадцать Первый. Понимаешь? Захочу, и всё племя в речку прыгнет.

– Ну, положим, ты загнул, – насмешливо сказал Жора. – Среди них найдутся умные головы.

Сергей долго слушал их спор, который сводился к привилегии силы. Каждый доказывал своё и не хотел уступать другому. Сергей вспомнил, что в спорах рождается не только истина, но и стена. Лично он не смог бы перечить Пашке Марфину после того, чего навидался у него в тюрьме. А Жора – мог, должно быть, оттого, что так и не побывал там. И вообще, он быстро забыл всё, о чём они договаривались: не пить, не злить, а побыстрей свалить.

Они пили где-то в глубине горы, в одной из многочисленных резиденций Гаяна Двадцать Первого. Стены здесь были тёплыми а многочисленные лампы давали много света. Воздух был свежим, речным. Живи не хочу.

– Слушай, Паша, – вмешался Сергей, – мы завтра хотим уплыть.

– Зачем? – удивился Пашка и, словно замерев на бегу, с недоумением посмотрел на Жору.

– Да! Зачем? – выпучил глаза Жора и вопросительно уставился на Сергея. – Нам и здесь хорошо!

Он успел разоблачиться до синего комбинезона и наслаждался комфортом. Его скафандр, как шагреневая кожа, валялся в углу.

– Тебе плохо здесь, что ли? – спросил Пашка. – Ешь, пей! Хочешь, мы тебе местную красавицу организуем? Вот Жуков сватается к роду Минандра. У них, как у кроликов, всё быстро.

– Нет, не хочу.

– Да я тебя понимаю, думаешь, я тебя не понимаю? – спросил Пашка. – Если бы у меня такая красавица в невестах была, я бы тоже рвался на базу.

– Откуда ты знаешь? – удивился Сергей.

– Об этом только гоблины не знаю. Ну что, остаешься?

– Пойду к своим.

– А там холодрюга, питание субпродуктами и тоска. Воздуха нет. Оставайся?.. – сказал он вполне добродушно.

– А сам бы ты остался?

– Нет, не остался.

– Тогда чего ко мне пристаешь?

– А я тебя проверял! Абалбеть можно! Вот это любовь! Уважаю! Дай поцелую.

Пашка Марфин перегнулся через стол и чмокнул Сергея в щеку.

– Давай за твою Милу. Красивейшая женщина, надо сказать. Я на неё давно глаз положил, да она на меня не обращала внимания.

Сергей с подозрением посмотрел на Пашку. Он был абсолютно искренен. Пришлось взять стакан. Жора, который уже изрядно опьянел, предложил произнести тост стоя. Он поднялся, качаясь, как тополь во время бури, у которого подрубили корни. Выпили, и Жора, тяжело сев на лавку, проломил её. На шум прибежали серокожие гоблины и, смеясь, принялись поднимать Жору. Смех. Суета. Пашка Марфин кричал: «Абалбеть!»

Сергей под шумок незаметно выскользнул их апартаментов Марфина. Надо было дать весточку на базу – так, на всякий случай. По переходу наискосок пробежали абсолютно трезвые гоблины – по виду местная стража. Но не это было самым удивительным. Сергей удивило то, что в руках у них были луки и стрелы. Он отпрянул за угол и моментально протрезвел. Бешено колотилось сердце. Надо было хватать Жору и бежать отсюда как можно быстрее. В это момент он и столкнулся нос к носу с Давыдовым, который спускался сверху.

– Вас срочно надо уходить… – сказал он, нервно оглядываясь. – Пашка уже послал в Городок-Один своих воинов.

– Зачем?

Сердце у Сергея упало. Холодок пробежал по спине.

– Не знаю. То ли пошёл по стопам облако Глобула, то ли решил разжиться железом.

Гоблины казались Сергею везде. Кто-то смотрел на них сверху, кто-то из-за угла. И уже не пьяные, а вполне трезвые.

Давыдов схватил Сергея за руку и потащил за собой.

– Идёмте, идёмте, – ворчал он, – Шпионят… Всё этому выскочке, всё надо знать…

– Марфину, что ли?.. – спросил Сергей, даже не пытаясь вырваться из цепких рук врача.

Врач, как и тогда в городе, больше всех внушал ему доверие. На него можно было положиться. Жаль, что с нами нет Мирона Парийского. Он бы навёл здесь порядок.

– Он самый, кто ещё? – зло ответил Давыдов, заворачивая в какой-то тупичок, похожий на молельню, – шага нельзя ступить без его ведома.

Он в двух словах рассказал, что Пашка вначале был тише воды, ниже травы, что втёрся в доверие к Гаяну Двадцатому со своей бражкой, потом и с самогоном, и споил вождя. Непривычный к этому делу гоблин сгорел за три дня, но на удивление своих соплеменников успел наречь Пашку Марфина своим приемником.

– На радостях, наверное. А утром его нашли мёртвым. Даже я как врач был удивлен. Здоровый, крепкий гоблин умер бед признаков насильственной смерти. Теперь все говорят, что только такой великий человек, как Пашка, мог придумать божественный напиток речных гоблинов – самогон. А главное разрешил всем пить без ограничений. Аборигены ведь до этого потребляли слабенькое пиво, и то по большим праздникам.

Ну да, подумал Сергей, если много и очень быстро выпить, то ничем хорошим это не кончится. А гоблины к крепкому алкоголю, как и наши северные народы, генетически непривычны.

– Все поголовно пьяны уже почитай месяц. Ни одного трезвого нет. А ещё он их учит курить «гидру».

– Грибы, что ли?

– Ну да… – горестно вздохнул врач. – Помяните меня, при таких темпах употребления алкоголя всё племя вымрет за пару лет.

– А из чего хоть самогон гонят? – поинтересовался Сергей, потому что самогон действительно был хорошим и очень крепким, как кубинский ром.

– Из местной ёлки.

– А-а-а… из этих чёрных?

– Из них самых. Очистка получается высшей пробы, потому что там углерод этот самый. Вашему Пашке несказанно повезло.

Сергей не стал рассказывать врачу о Пашкиных фокусах на базе. Не успел да и не хотелось чернить своих, пусть эти свои и оказались подонками. Мимо снова пробежала стража, бренча оружием.

– Что будем делать? – спросил он.

– Стража ещё не очухалась. А когда очухается, Пашка её нагонит в туннели видимо-невидимо. Поэтому самое лучшее время давать дёру сейчас.

Он так и сказал «давать дёру», хотя в устах уравновешенного доктора это выглядело, как пошлость. И тут Сергей вспомнил, что Жора Генацаревский в стельку пьян. Как же его дотащишь такого здорового?! – разозлился он. Нашёл, когда напиваться.

– Надо забрать Жору и Вовку Жукова и вас с Лобастовым.

– Мы с Андреем остаемся, – сказал Давыдов. – Нам Пашка, даже если очень захочет, ничего не сделает. А ваш товарищ вчера женился на аборигенше. Поэтому он тоже не уйдет.

– Надо попробовать, – сказал Сергей.

– Бессмысленно. Уходите к своим, а потом возвращайтесь.

– А вы знаете, что я видел экипаж третьей ракеты, – сказал Сергей.

– Что?! Где?! Ну же!.. – Давыдов больно схватил Сергея за руку.

– В лесу стоит странный дом камбуна, в доме много скелетов аборигенов, а на самом верху – весь экипаж. Там женщина с белыми волосами.

– Вот как… – произнёс Давыдов как-то странно. – Это Тамара… моя жена... Она была врачом на третьем корабле, поэтому мы не попали в один экипаж. Слушайте, вы обязательно должны остаться в живых, чтобы отвести меня туда.

– Я постараюсь, – сказал Сергей.

– Нет, это я постараюсь, – ответил Давыдов, выглядывая из их укрытия. – Побежали!

Сергей надеялся, что Давыдов подскажет ему что-нибудь о великой непознанной «тени», то бишь камбуне-охотнике, но то ли врач ничего не знал, то ли растерялся. Через мгновение они очутились в покоях Пашки Марфина. Но в них никого не было: ни Жоры Генацаревского, ни гоблина по имени Зовущий, ни, конечно, Пашки Марфина, который стал Двадцать Первым Гаяном.

– Я знаю, где он! – воскликнул врач. – Быстрей!

– Одну секунду, – Сергей схватил в охапку скафандр Жоры и повесил на левую руку его шлем с таким расчётом, чтобы иметь возможность выхватить пистолет.

Передвигаться, когда у тебя в раках скомканный скафандр и шлем, было крайне неудобно. На этот раз дорога, которую избрал Давыдов, вела не вверх, а вниз. Сергей не знал, хорошо ли это или плохо, и на всякий случай приготовился к самому худшему. Впрочем, судя по Давыдову, ничего страшного не предвиделось и Жора жив. По крайней мере, Сергей на это надеялся. Если что, всех перестреляю, думал он, всех-всех. Как он жалел, что не прихватил хоть один боевой посох Пантигера. А вот кем считать самого Пантигера – другом или врагом, он ещё не понял. Слишком всё получилось запутано.

Жору они нашли, посаженного не в яму, а в старую крепостную темницу – в речной карцер!

Вначале они услышали рёв и пошли на него. Так мог кричать только разъярённый лев. Потом отобрали у двоих тюремщиков ключи и умели честь лицезреть пьяного Жору Генацаревского. Он ползал по камере, как младенец, а орал, как последний пьяница.

– Ну падлы! Ну гады! – возмущался он и с третьей попытки покинув камеру. Руки у него подламывались. Слова, вылетающие их глотки, были нечленораздельными. – Они, понимаешь, – стал жаловаться он, – обманули меня. Сказали, что пойдём за пивом, а привели сюда. – Дай мне, дай мне пистолет! Я этого Пашку завалю!

Его избили до черноты. Лицо было сплошным синяком. Глаза – одни щелочки.

– Ты стоять не можешь, – сказал Сергей.

– Да, – согласился Жора. – Тогда уведите меня отсюда! Уведите! – и расчувствовался: – Я домой хочу…

– Все хотят, – скептически сказал Давыдов.

Сергей затолкал в камеру тюремщиков, а потом вместе с врачом помог Жоре надеть скафандр. Жора очень старался и очень им помогал, но толку от него было, как от пятилетнего дитяти.

– Слышишь, – сказал Жора, когда Сергей подставил ему плечо. – Я чего узнал. Этот наш… Пашка возомнил себя царьков. Он послал гоблинов за Милой.

– Как за Милой?! – воскликнул Сергей и едва не упустил Жору на пол.

– А вот так. Сказал, что заберёт всех женщин сюда, всё равно облако Гло… Гло…

– Глобула… – подсказал Сергей.

– Да, Глобула… всех убьёт.

– Вот в чём дело… – пробормотал Сергей, – а я думаю, чего он так мягко стелет.

– Он вообще грозился тебя извести. Ему нужна Мила. Зачем ему конкурент… я и… ударил… эту сволочь… и…

Жора бормотал всё тише и тише. Ноги у него стали, как спагетти, и через десяток шагов он вообще повис на Сергее и Давыдове, как половая тряпка.

– Ну и здоровый он… у… тебя… – едва выговорил Давыдов. – Фу-у-у…

Сергей хотел сказать, что Давыдов ещё не видел Большего, то есть Гошу Мамиконова, но не стал тратить время на разговоры. Через сотню шагов они уже вовсю обливались потом, словно волокли тушу слона.

Давыдов знал все ходы и входы, коридоры, лестницы и туннели между ними, как пять своих пальцев, и они тащили Жору такими заброшенными ходами, где задевали за низкий потолок, где порой им приходилось идти по колено в мусоре, в море пыли и затыкать носы, потому что воняло немилосердно. Какие-то мелкие твари и насекомые сновали под ногами. Вот почему Пашка отволок Жору вниз, а не в верхнюю тюрьму, понял Сергей, и них просто не хватило бы сил затащить его наверх. Повезло нам, думал он, повезло несказанно – не спасли бы мы Жору из верхней тюрьмы. Отбить отбили бы, он не донесли бы. Как пить дать. Только бы не столкнуться с гоблинами. Только бы не столкнуться. И как накаркал. В тот момент, когда впереди запахло не сушёной рыбой и не вонючим самогоном, а – рекой, в одном из переходов они почти столкнулись со стражей. Давыдов вовремя среагировал. Они с ходу сунулись под лестницу, по которой прогромыхали гоблины. С ними было несколько белых муранов, чей цокот копыт был слышан задолго до того, как появлялись их обладатели.

Когда же стража исчезла и они стали поднимать Жору, то прокляли весь белый свет – Жора был тяжёлым, как средний танк.

Потом дышать стало легче, потому что через дыры в стене стала видна река, но до неё ещё было метров двести. Слышались голоса рыбачащих аборигенов. Пахло тиной.

– Все пришли… – сообщил доктор.

– Почему? – удивился Сергей.

– А посмотри…

Сергей осторожно выглянул из-за угла. Четверо гоблинов самого звероподобного вида и трое белых муранов сидели в нижней части лестничного марша.

Так, подумал Сергей, их семеро, в пистолете у меня десять патронов. Хватит на всех и ещё останется. Он уже собрался спуститься и всех их убить, как Давыдов сказал, глядя на него из-под нависающего Генацаревского.

– Ты их припугни. Пусть убегают.

– Они же донесут, что мы здесь?!

– Пуская доносят. Нам-то что? Пашка думает, что мы пошли в горы.

– Почему?

– А по горам ближе. Есть здесь тайные тропы. Он же знает, что я вас веду. Вот он всех туда и погнал. Мосты перекрыл. Тропочки перерезал.

– Хорошо, – согласился Сергей. – Держи Жору, – и, вытащив из кобуры пистолет, шагнул на лестницу.

Стражники были беспечны, как и любые солдаты, которым выпала доля сторожить второстепенный ход, по которому никто никогда не ходил и не пойдёт. Они играли в кости на сушёную рыбу. Они даже не увидели Сергея, пока он не опустился до середины лестницы. А когда увидели, было поздно. Сергей каким-то звериным нюхом определил, кто из них старший – звероподобный белый муран, у которого вместо копья была лазерная винтовка крикунов. Вот его-то он и убил выстрелом в голову. Белого мурана отбросило на игравших. Из головы у него ударил тонкий желейный фонтан красного цвета. Винтовка с грохотом отлетела в угол. Сергею пришлось выстрелить в чью-то физиономию, обладателю которой хватило наглости схватиться за копье. В переходе ещё стоял грохот от АПС, а аборигенов уже и сред простыл. На полу вместе с грудой копий и луков остались лежать белый муран и гоблин.

Сергей подобрал винтовку и вернулся за Жорой. Они почти волоком стащили его по лестнице, свернули направо и очутились перед мостиком через канал с зеленоватой, как бутылочное стекло, водой. Слава Богу, что ни мостик, ни цукуба не охраняли. Через минуту они уже рубили веревки, которыми она была привязана.

Слишком всё просто, думал Сергей, лихорадочно отталкиваясь от берега, а так не бывает. В глубине канала замелькали гоблины. Сергей направил в них сторону винтовку, и они испуганно растворились в темноте пещер.

Больше их никто не преследовал. То ли Пашка Марфин махнул на них рукой, признав своё поражение, то ли напился в очередной раз.

Река быстро вынесла цукубу за пределы пещерного города. Правда, в скалах кое-где ещё мелькали отверстия, но встречались они всё реже и реже.

– Держи правого берега, – сказал Давыдов.

Они сидели в креслах, жевали соленую рыбу, приходя в себя. Каким-то странным образом им удалось пересечь реку по диагонали. С каждой минутой ущелье делалось всё шире, однако стены, как и прежде, казалось, упираются в само небо. И не было ущелью Маринера ни начала, ни конца.

– А как же ты? – спросил Сергей. – Пашка тебя не простит.

– В смысле, как я поднимусь без скафандра? Я не буду подниматься. Через километров десять водопад. Поэтому Пашка нас и не особенно преследует. Думает, что мы утонем. А мы пристанем в берегу. Я покажу ход на поверхность. А сам вернуть. Думаю, что Пашка недолго протянет. Скинут его, когда самогон кончится и все протрезвеют. А вам надо спешить на базу. Не забудьте только о нас, очень прошу. Хочется умереть на Земле.

И такая тоска прозвучала у него в голосе, что Сергей отвернулся, чтобы не видеть чужую слабость.

– Не забуду, – пробормотал он, сам не веря своим обещаниям.

Глава 11

Момент истины

Мила Дронина осталась в Городке-Один не только потому что ждала Сергея, но и потому что на других базах положение было не лучше. Они были забиты под завязку. За неполный год удалось сделать девяносто процентов объема работ, но даже при такой удаче подземные помещения не были рассчитаны на подобное количество людей. Конечно, людям там не грозила опасность подобно той, которая грозила Городку-Один, но все понимали, что облако Глобула может появиться где угодно и когда угодно. Все работы были прекращены, а активной связью пользовались в исключительных случаях.

Из города Сен-Пал приходили самые противоречивые сведения: то врагов опрокинули и загнали в старую часть города, то они откуда-то снова появились каким-то волшебным образом. Больше «длинной» связи из города не было. Только с орбиты пришло краткое сообщение о том, что весь ближайший космос насыщен излучением, пришедшим от пульсара триста семьдесят пять икс три, а точнее, из созвездия Стрельцов, что делало все виды связи невозможными. Земля тоже надолго замолчала. Помощи ждать было неоткуда.

– Ба! – воскликнул Мартисов Крискент Иванович – старший геофизик, глядя на экран монитора. – Что-то намечается… Ну-ну… Интересно…

У них уже была информация, что звезда триста семьдесят пять икс три вошла в коллапс и что солнечная система как раз находилась на оси её излучения.

– Но ведь совпадений не бывает, – жёлчно напомнил его вечный оппонент Василий Звонарёв.

Крискент Иванович, который считал Звонарёва несведущим в области космотологии, тут же его высмеял.

– Естественно, да будет тебе известно, что эксцентриситет у этой звезды в виде эллипса, а составляет он минимум десять лет.

– То есть ты хочешь, что сказать, что она будет облучать нас каждые десять, пока не сгорит?

– Ну что вроде этого. Периодически будет нас облучать в течение десяти тысяч лет, чуть сильнее, чуть слабее.

– Свежо предание, но верится с трудом, – прокомментировал Василий Звонарёв, который страдал в отсутствие биолога Аллы Ивановны Веселовой, страшно её ревновал, представляя её в объятьях других жадных до ласок мужчин, и поэтому был дёрганным, как паралитик, и злым.

– А ты сам пораскинь мозгами, – парировал старший геофизик. – Мозги у тебя ещё остались?

– Может, и остались, а у тебя высохли.

– Отставить! – вмешался в разговор генерал Зуев. – На Земле встретитесь и выясните отношения. А на Марсе приказываю служить! А то накажу!

– Есть служить! – отозвался каждый из спорщиков.

Погоди, думал каждый из них, вот ситуация стабилизируется, и мы где-нибудь в тёмном, спокойном месте схлестнёмся, да не на жизнь, а насмерть.

Ситуация осложнялась ещё в тем, что в своё время, когда Алла Ивановна была свободна и не отдала сердце Василию Звонарёву, она флиртовала со всеми, в том числе и с симпатичным прибалтийцем Крискентом Ивановичем. Злые языки твердили, что у них был короткий, но бурный роман. Почему он не перерос в нечто большее, никто не знал. Сплетничали, что виной всему было несовпадение взглядов на процесс выращивание кактусов. Крискентом Ивановичем был заядлым кактусоводом и мечтал иметь на Марсе плантации кактусов под открытым небом. Всё выглядело бы смешным, но кактус был одним единственным растением на всю колонию, к тому же провезенным на ракете контрабандой, и Крискентом Ивановичем не хотел ждать, когда у него появятся детки. А Алла Ивановна влюбилась в кактус с первого взгляда и считала, что он погибнет в атмосфере Марса. В результате, она ушла от Маркисова вместе с кактусом. Благородный Мартисов ничего не мог поделать.

Василий Звонарёв ничего не забыл и носил камень за пазухой. Он не любил быть вторым.

– Что там с сейсмодатчиками? – спросил генерал.

– После серии взрывов – молчок, – отрапортовал как ни в чем не бывало Крискент Иванович.

– А ты не находишь это подозрительным? Откуда у наших такие мощности? Даже если сложить всю взрывчатку, которая имелась в их распоряжении.

У Василия Звонарёва на языке так и крутился ответ, но он благоразумно оставил его при себе. Ответ же сводился к тому, что взрывы произвело облако Глобула. Приходило оно из созвездия Стрельцов. А планета-изгой Планемо могла прятаться даже в Солнечной системе. А вот какая связь между облаком Глобула и Планемо, Звонарёв ещё не придумал. Фантазии ему не хватало.

– А ты чего молчишь, Василий Олегович? – спросил генерал Зуев.

– Я думаю, что рано или поздно оно явится. Связь-то неспроста пропала!

– А здесь я не согласен! – не выдержал Крискент Иванович, который сидел в тридцати километрах от центрально базы, ближе к ущелью Маринера и был первым форпостом землян к северу от экватора.

Крискент Иванович понимал, что если кто-то явится оттуда, то прямиком угодит в сейсмоцентр, который никто не маскировал и который торчал, как прыщ, над платом Солнца. Рядом на краю шестисотметрового обрыва в ангаре находился мотопланер. Правда, Крискент Иванович ему не доверял, но в случае опасности деваться будет некуда, как прыгать в пропасть и доверять свою жизнь ненадёжным крыльям планера.

Ему круглосуточно приходилось находиться в скафандре, а это было невыносимо. Зато он первым заметил странное движение в пустыне и вначале подумал, что наблюдает дифракцию света в холодной атмосфере Марса. Дни как раз стояли жаркие, то и дело возникали песчаные вихри, которые называли «дьяволами», а горизонт из-за этого был покрыт рыжеватым маревом.

Так вот, в этом рыжем марев стали являться нетипичные для него разрывы – то, что никогда не наблюдалось на равнинах Марса. Крискент Иванович словно очнулся и, испытывая дурное предчувствие, приник к приборам. Менее чем в десяти километрах он увидел отряд людей и не поверил собственным глазам. Впереди отряда катили десятка два машин, больше всего походивших на танкетки. Вот и конец марсианской идиллии, подумал Крискент Иванович, выждав для приличия минут пятнадцать и убедившись, что не ошибся, сообщил на центральный пост своёму врагу Звонарёву.

– Я уже сам вижу, – откликнулся он, – только не могу понять, кто это.

– Как ты думаешь, – спросил генерал Зуев, – они прямо на тебя идут?

– Пока с отклонением километра в три.

– Да… – вздохнул генерал, – наверняка заметят.

– Заметят, – убежденно сказал Крискент Иванович.

– Что думаешь делать?

– Отключу, как положено, аппаратуру и сигану вниз.

– Ну давай, – сказал генерал Зуев. – Только без героизма. У нас каждый человек на счету.

– Да помню, Павел Федорович, помню. Постараюсь не сломать шею.

– Если у них танки, значит, плохо дело. Одна надежда, на то, что они не смогут быстро найти спуск на плато. Я уже передал в Городок-Два. Они вылетели.

На этот самолет была последняя надежда. Его приспособили под легкий бомбардировщик и нагрузили всем, что могло взрываться.

Ещё через полчаса стало понятно, что от пыльной колонны отделился рукав и направился прямо на сейсмостанцию. Крискент Иванович приник к оптике. Впереди колонны двигался игрушечный танк. У него была странная пушка, похожая на хобот. Порой танк задирал её кверху и трубил, как слон.

Крискент Иванович ждал до последней минуты, передавая на базу изображение колонны.

– Не пора ли? – забеспокоился генерал Зуев.

– Сейчас, ещё минуту, ещё минуту…

Было исключительно важно понять, с кем земляне столкнутся. Танки были маленькими, юркими, похожими на танкетки времен второй мировой. Но самое удивительное заключалось в том, что на танках восседали странные существа с развивающимися волосами и такого дикого вида, что генерал Зуев впервые к жизни по-настоящему испугался.

– Слушай, откуда они?..

– Из того самого города, – ответил Крискент Иванович. – Откуда ещё.

Он не знал того, что знал генерал. А знал генерал Зуев то, что в долине Маринера давно существовала марсианская цивилизация. Земля запретила до поры до времени вступать с ними в контакт, надеясь вначале закрепиться на Марсе и иметь весомые аргументы в случае конфликта. Вот мы и дождались, тяжело думал генерал. Как выкручиваться без оружия, солдат и что наконец делать, одному богу известно. Были конечно, кое-какие планы по мобилизации, но они всё рушились под натиском новых реалий. Никто не ожидал появления танков. Эх, в который раз думал генерал Зуев, надо было хоть тот пластит сюда притащить. Не было бы никаких проблем. Он приказал жене спуститься вместе с Милой Дрониной под землю и спрятаться в самом дальнем забое, хотя понимал, что это всего лишь бессмысленная отсрочка смерти.

– Я никуда не пойду! – заявила Светлана Андреевна. – Ты забыл, что я военный врач должна находиться рядом с бойцами.

– Где ты видишь здесь бойцов?! – возмутился генерал Зуев. – Полтора человека!

– Ну во-первых не полтора, а целых пять! – возразила Светлана Андреевна. – И один в лазарете. А во-вторых, мы как-нибудь сами с Милой разберёмся, что нам делать.

– Военврач, как вы разговариваете со старшим по званию?! – неподдельно возмутился генерал Зуев. – Сейчас придёт самолет, и я вас мигом отправлю на юг!

– Павел Федорович, следите лучше за связью, – порекомендовала Светлана Андреевна и, гордо вскинув красивую голову, вышла из командного пункта.

У них с Дрониной была договоренность, что бы ни случилось, оставаться с мужчинами базы.

– Ну какой смысл, – горячо говорила Светлана Андреевна, – если мы спрячемся в туннеле. – Всего лишь отсрочим неизбежность. Нет, уж если суждено, то я хочу умереть вместе с мужем, а не как крыса в норе.

Мила с ней соглашалась, не решаясь возразить. Идти к Василию Звонарёву и умирать вместе с ним, ей почему-то не хотелось. Она ждала Сергея Бабуру и чувствовала, что он рядом. Совсем близко. Её бедное измученное сердечко уже извелось.

Генерал Зуев обратился к ней по внутренней связи, попросил напрасно не рисковать и действовать сообразно обстановке.

– Да, Павел Федорович, я всё сделаю, как надо, – ответила Мила.

Она сняла белый халатик, в котором хотела встретить сержанта Бабуру, и стала надевать синий комбинезон.

В это время из пункта слежения на скале, где обычно восседал капитан Чернаков, Василий Звонарёв следил в оптику за сейсмостанцией. Конечно, он не видел деталей, но наблюдал пылевые шлейфы. А в тот момент, когда связь с сейсмостанцией оборвалась, он стал единственным глазами базы. Если бы он только знал, что это какие-то несчастные гоблины на украденных и отбитых у крикунов танках, то он не особенно расстраивался. Но Василий Звонарёв тоже ничего не знал о населении Марса и появление живых существ было для него полной неожиданностью.

Между тем, Крискент Иванович, как положено по инструкции, отключил питание, закрыл станцию и побежал к ангару, который находился в полутора километрах ближе к обрыву. Танки были близко. Земля дрожала от их грохота, а разряжённый воздух Марса вибрировал. Солнце медленно катило с запада на восток. Тени от береговой линии рваной чертой тянулись в ту сторону, где притаился Городок-Один.

Видеокамеры бесстрастно фиксировали каждое движение Крискента Ивановича. Вот он распахнул ворота ангары, вот вытянул на крохотное взлётное поле мотопланер с широкими, неуклюжими крыльями.

В этот момент Мила Дронина застегнула на себе скафандр, надела шлем и стала проверять герметичность. Светлана Андреевна вошла в бокс, где они жили, и взяла из сейфа две ампулы с ядом. Она не хотела, чтобы их с мужем мучили. Павел Федорович забеспокоился из-за долгого отсутствия жены и на всякий случай проверил АПС. Другого оружия у него не было. Василий Звонарёв, видя, что происходит на сейсмостанции, витиевато выругался. Крискент Иванович занял место пилота и нажал кнопку стартера. Двигатель завёлся, чихнул и замолк. К сейсмостанции подкатил первый танк. С него резво попрыгали речные гоблины и, как заправские вояки, рассыпали во дворе, ожидая, что по ним вот-вот открою огонь таинственные иноземцы.

– Вы проморгали! – сообщили гоблины из второго танка. – У обрыва вижу взлетающий самолет.

И выстрелил по ангару. Видеокамеры сейсмостанции бесстрастно запечатлели этот момент. Они только не зафиксировали, что второй танк нацелился на взлетающего Крискента Ивановича. Первый танк выстрелил по сейсмостанции, и изображение на одном из мониторов погасло. Василий Звонарёв доложил:

– Сейсмостанция взорвана!

– Вижу! – спокойно отреагировал генерал Зуев. – Наши уже летят.

В глубине души Павел Федорович смирился с потерей Городка-Один. Надеяться было не на кого, разве что на чудо. А чудес на Марсе не предвиделось.

В этот момент мотопланер всё ещё разгонялся по взлетной полосе. Край обрыва был всё ближе и ближе. Двигатель плохо работал в разряжённом воздухе Марса. Он чихал и кашлял. Если бы Крискент Иванович обеими руками не держался за руль управления, он бы суеверно скрестил пальцы.

Танк выстрели по мотопланеру. «Шу-х-х-х…» над головой Крискента Ивановича пронёсся белесый шар, который стремительно увеличивался в диаметре. Наконец он стал таким же, как и мотопланер, и взорвался почти над серединой плато Солнца. Как ни странно, именно этот взрыв помог Крискенту Ивановичу взлететь. Взрыв спрессовал воздух в тот момент, когда колеса мотопланера оторвались от земли. Мотопланер приподняло, и он полетел.

По мере того, как мотопланер опускался на плато Солнце, атмосфера становилась плотнее, и когда до земли оставалось метров сто, двигатель на конец заработал ровно и принялся тянуть. Крискент Иванович вздохнул с облегчением. Ему показалось, что он родился второй раз.

Василий Звонарёв, который переключался на другие видеокамеры, радостно заорал:

– Вижу его вижу!

Потом он откинулся на спинку кресла и рассмеялся. Несомненно, он испытывал самые тёплые чувства к своёму врагу – Мартисову Крискенту Ивановичу. Василий Звонарёв и думать забыл, что совсем недавно он его люто ненавидел.

Точка, в которую он впился, увеличивалась на экране в размерах, пока не превратилась в мотопланер, который грациозно опустился перед пунктом слежения. Крискент Иванович направился к генералу Зуеву и доложил о прибытии.

– Приготовьтесь к эвакуации, – приказал генерал Зуев.

***

Ноги казались чугунными. В них уже не было мышц, было одно упорство. И всё-таки, если бы не слабая марсианская гравитация, они бы с Жорой Генацаревским выдохлись бы гораздо раньше. Шутка ли сказать – шесть километров лестничных паутин и переходов.

Город на правой стороне реки был брошен давным-давно – то ли его задела война, то ли климат изменился.

Сергей и Жора дышали словно рыбы, выброшенные на берег. Они пили разбавленное водой вино из фляжки Жоры через специальный клапан в скафандрах и мечтали о море пресной воды. РС не был рассчитан на такие нагрузки. К тому же, похоже, в нём давным-давно надо было поменять воздушные фильтры – они не справлялся с подачей воздуха.

– Вот чего я не люблю в жизни, – сказал Жора Генацаревский, прислоняясь к стене, – так это спешку.

– Пять минут, – согласился Сергей. – Но только пять и не секундой больше.

Он даже засек время. Жора давно его уговаривал приткнуться где-нибудь в пыльном углу. Они перепачкались мелом, обтирая известняковые стены пещеры, и скафандр Сергея, испачканный сажей, заметно побелел.

– Слушай! – осенило Жору. – А как гоблины могут передвигаться по поверхности Марса без скафандров.

Сергей, который лежал на скамье, приподнялся:

– Точно! Я и не подумал. Может, тебе показалось? Может, ты ослышался?

Жора Генацаревский засомневался. Лицо его стало таким, каким бывает у человека, который долго и тщетно что-то припоминает, но припомнить не может.

– Не уверен… – растерянно произнёс он. – Всё было, как в тумане.

– Слава тебе господи… – пробормотал Сергей. – Конечно, ослышался!

Он улёгся на скамью, ощущая, что груз величиной с Эверест, скатился с его плеч. На душе стало легко и приятно. Сейчас они поднимутся без суеты и спешки, и я увижу Милу самое позднее – завтра, подумал он. И никаких тебе гоблинов, мрачных городов и полётов на цукубе. Всё! Сутки отсыпаться и отъедаться.

– Слушай, а когда военные строители на пенсию выходят? – спросил он.

– Да, – с облегчением произнёс Жора. – Ты прав! Я ошибся! Я думаю, что дело было так, Паша только хотел бы, мечтал бы направить гоблинов, да не может, руки коротки, потому как низкое давление, холод, солнечная радиация и всё такое прочее в атмосфере Марса. Пашка классный парень! Это у него такая шутка была. Надо ж, споил целое племя. Я бы так не смог!

– Правильно! – согласился Сергей и снова подумал о Миле. Осталось совсем немного, совсем чуть-чуть.

Он подложил руки под голову и стал что-то насвистывать. В скафандре это получалось плохо. Звуки глохли. Не хватало пространства, хотя бы камерности. Однако Жора почему-то молчал. Сергей подождал несколько секунд, а посмотрел на него. Бригадир тер шлем там, где, по идее, находился подбородок. Это был жест неуверенности.

– Ну?.. – с плохо скрываемы беспокойством спросил Сергей.

– Понимаешь… – сказал Жора, – тогда почему я оказался в речном карцере?..

– Подрался с Пашкой, – легко объяснил Сергей.

– Это само собой… – согласился Жора. – Я и на Земле дрался с кем ни попадя. В экипаже, знаешь, как меня боялись… Кулак-то у меня железный. А уж…

Но в голосе у него почему-то не было уверенности.

– Ну?..

– Что?..

– Чего замолчал?..

– Серёга… – загробным голосом произнёс Жора Генацаревский. – Я вспомни… я подрался, потому что… потому что…

– Ну?..

– В общем, этот гад решил жениться на Дрониной…

Какой Дрониной? – хотел переспросить Сергей и вдруг понял, что речь идёт о Миле.

– Точно?!

– Точно… – признался Генацаревский.

– А чего мы тогда сидим?!

– А как же атмосфера Марса? Гоблины, и…

– Может, он просто хвастался?

– Может, и хвастался, почём я знаю? – разозлился Жора.

Он сел и стал качаться, как китайский болванчик. Безвыходные положения всегда приводили его в ступор.

– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи.

– Ладно… – поднялся Сергей, – идём, всё равно надо идти.

– Надо так надо, – согласился и Жора и тоже встал.

И тут они услышали:

– Бог!.. Поговори со мной, Бог!!!

– Не фига себе… – пробормотал Жора и схватился за боевой посох.

Голос удалялся в сердце горы.

Сергей и Жора переглянулись. Они не планировали отклонения от маршрута. Жора сказал:

– Посмотри, какое давление?

– Не может быть, – отреагировал Сергей, глянув на приборы. – При таком давлении люди не живут.

– А гоблины?

– Гоблины, по идее, тоже, чего они не люди, что ли?

– А на поверхности должно упасть ещё в два раза.

– Кто же здесь шляется? – удивился Сергей.

– А ты подумал, кто вообще, прогрыз этот ход на поверхность?!

– Как кто? Гоблины!

– И я о том же.

Они бежали за удаляющимся голосом:

– Бог!.. Поговори со мной, Бог!!!

И нагнали гоблина в тот момент, когда он затворил за собой крохотную дверь.

– Стой! Стой!

Сергей нырнул следом и словно попал в тёмную печь, только откуда-то из угла бил узкий солнечный луч.

Гоблин был маленький, тщедушный, не просто с чудовищным, а ужасно чудовищным прикусом, который походил на открытый ящик комода. Сергей невольно подумал, что в нижнюю челюсть можно складывать камушки и носить с собой.

– Привет! – сказал он.

Гоблин остановился, посмотрел на него и сказал:

– Бог!.. Поговори со мной, Бог!!!

– Я не Бог, – сказал Сергей. – Я человека.

Гоблин был настолько стар, что казался трухлявым пнем, заросшим мхами и лишайниками. Сергею на мгновение показалось, что в его глазах мелькнуло любопытство. Потом оно сменилось старческим безразличием.

– Подожди, дед… – сказал Сергей.

– Я хранитель… – сказал дед и прошёл мимо Сергея, как мимо пустого места.

– Я тоже хранитель, – нашёлся Жора, наступая сзади.

Гоблин остановился:

– Если ты хранитель, ты должен знать об облаке Глобула. Скоро оно придёт. Сбудется проклятие!

У гоблина был огромный нос, который упирался в верхнюю губу. Из ноздрей росли усы.

– Я знаю, – нагло сказал Жора. – Оно приходит каждые пять-десять лет.

– Твоими устами глаголет истина. Бог!.. Поговори со мной, Бог!!!

– Подожди, дед, – снова сказал Сергей, чтобы выручить замявшегося Жору. – У меня есть так штука, – и достал пульт, который взял у крикуна.

Стоило гоблину только взглянуть на пульт, как он бухнулся на колени.

– Что с тобой?! – удивился Сергей силясь приподнять его.

– Наконец-то… наконец-то… – твердил тот, не помышляя подняться. Напротив, он распластался и стал нести какую-то чушь о «великом и могучем», норовя ухватить Сергея за ноги.

Со словами: «Папаша, ты это брось!» Сергей несколько раз отступил в глубину пещеры, пока гоблин не загнал его в угол.

– Хватит! – громко сказал Жора Генацаревский и взял деда в охапку.

Гоблин тут же притих, посмотрел на Жору, потом – на Сергея и торжественным голосом да и ещё с подвыванием произнёс:

– Слава тебе о, Боже, что ты указал мне, а не отвернулся! Что ты не бросил меня в трудный час, а придал силы! Что ты открыл мне глаза и привёл меня к цели, а не затуманил мой грешный разум!

– К какой цели? – спросил Жора, которому уже надоели религиозные причитания гоблина.

– Восстань, Боже! Вознеси руку твою… но не забудь нас – угнетенных.

– К какой цели?! – как младенца, встряхнул гоблина Жора.

– Сказано, что придёт человеческий раб, могущий остановить облако! – вещим голосом произнёс гоблин и с величайшим почтением посмотрел на Сергея.

– Ты чего? – удивился Сергей и сделал вид, что он здесь ни при чём.

– Да, ты чего? – поддакнул Жора, которому стало обидно, что хвалят не его, а Бабуру. – Это Серёга Бабура, сержант, пока ещё даже не старшой.

– У него то в руках то, что управляет облаком, а стало быть жизнью планеты. Да сбудутся великие предсказания! – дед стукнулся лбом о стекло шлема.

– Ба! – очень удивился Жора Генацаревский и отпустил деда.

– Бог!.. Поговори со мной, Бог!!! – завел дед старую песню, шлёпнувшись на землю.

– Откуда у тебя этот пульт? – спросил Жора, не обращая больше внимания на гоблина.

– Изъял у бригадира разведки крикунов, – сказал Сергей.

– А что этот гоблин несёт?

– Я не понял.

– А я понял. Нам в руки досталось то, что управляет облаком Глобула!

– А как? Как? – удивился Сергей. – Здесь всего три кнопки. Дед, а дед, подскажи! – Сергей оглянулся по сторонам.

Но гоблина в комнате не было. Только в углу темнело пятно. Сергей включил фонарик и посветил туда. Пятно оказалось старыми тряпками.

– Где же он?

– Я не знаю… – с удивлением произнёс Жора. – Только что был здесь.

Дверь в комнату сама собой открылась и закрылась.

Жора Генацаревский попятился:

– Что-то мне не по себе… – признался он.

– И мне здесь не нравится, – сказал Сергей.

– Бежим! – крикнул Жора.

Они выскочили из комнаты, словно ошпаренные, и без оглядки побежали к лестнице, которая вела наверх. Хорошо хоть Сергей оставлял за собой зарубки на стенах, а то бы у них был верный шанс заблудиться. Теперь пещеры им казались зловещими, населенными марсианскими духами и приведениями.

А каков старичок! – думал каждый из них. Под сумасшедшего косил. С Богом разговаривал. Что бы это значило?

– Слушай… – произнёс, задыхаясь Жора. – Если я правильно понял, мы с тобой выполняем какую-то божественную миссию.

– Ни о какой миссии ничего не знаю, – ответил Сергей, выглядывая в дыру справа.

Реки уже не было видно – один тёмный, бездонный провал. И города на его левой стороне тоже не было. Зато уже был заметен край ущелья. Вода в Жориной фляжке давно кончилась. Ужасно хотелось пить. Судя по давлению, они уже почти вышли, добрались до поверхности. Оставалось чуть-чуть, последнее усилие.

– А если действительно всё это неспроста? – гнул своё Жора Генацаревский.

– А если неспроста, то сегодня мы всё сами увидим.

– Ты хочешь сказать, что это чёртово облако явится?

– Если этот сумасшедший пророк прав и явится облако, то у нас есть шанс попасть на планету Планемо.

– Давай вначале хоть отдохнём. Понежимся, выспимся. Напьёмся чая. Потом я готов к любому подвигу, хоть к чёрту на рога!

Жора долго что-то бубнил. Он вспоминал всю свою безалаберную, неустроенную и неухоженную жизнь без дома, без женщин, по казармам и военным городкам. Иногда в такую дыру запрут, что и жить не хочется, бормотал он. Теперь вот Марс. Ничего не меняется. Всё идёт своим чередом. Одни трудности, сменяются другими. Безустанное преодоление самого себя. Теперь надо воевать с этим чёртовым облаком и с неизвестной планетой-изгоем. Я ещё не старик, но я уже устал. Может, просто такое время наступило, когда нужно бороться, бороться и бороться.

– А?.. – спросил Жора.

– Не знаю, – признался Сергей.

– Я тоже не знаю. Но пятнадцать лет я здесь не выдержу.

Сергей удивился. Он думал, что только один такой, что одному ему страшно, а оказалось, что бригадир тоже сделан не из железа.

Они шли тёмным, мрачным переходам, где порой рядом с лестницами соседствовали бездонные трещины – признак близкой поверхности.

Потом Жора куда-то пропал. Сергей поймал себя на мысли, что не слышим его голоса минуты две-три, а может, и полчаса. Он сам двигался в каком-то забытье, опираясь на боевой посох. Единственной реальность существования был луч фонарика.

– Жора! – позвал Сергей испуганно. – Жора!

Генацаревский не отзывался. Он нашёл его рядом с лестницей, безмятежно спящего на краю бездонной пропасти. Сергей посидел рядом, чувствуя, что они почти дошли, потом взвалил сонного, вялого Жору на плечи и поволок – туда, вверх, к Миле, к своим, чтобы спасти их, чтобы спасти весь Марс, чтобы изменить судьбу планеты, как предсказывал полоумный гоблин, чтобы быть сильнее обстоятельств, сильнее самого себя.

***

Колонна гоблинов замерла в десяти километрах от базы. Теперь они её хорошо видели. Приказ Двадцать первого Гаяна был однозначен: женщин схватить, всех остальных убить, базу уничтожить. Всю технику привезти в речной город. Пашка Марфин хоть и начал, как горький пьяница, но планы у него были грандиозными: расширить город, создать порт, построить лодки и плыть на север, где по слухам, почерпнутым ещё в Городке-Два на плато Ноя, были залежи золота. Золото Пашку привлекало больше всего. За золото можно было купить всё – даже такую планету, как Марс. А ещё Пашка мечтал открыть другие поселения гоблинов и торговать с ними. Для этого ему и нужны были строительная техника и армия, хотя трудно назвать армией два десятка танков и пеструю толпу гоблинов. Но лиха беда начала. Пашка Марфин хорошо знал, что все диктаторы начинали с малого. Начитался в своё время. Так почему бы ему ни сделать то же самое? Глядишь, потом со мной будут считаться, мечтал он. А с нашими я договорюсь, а с кем не договорюсь, тех куплю, а кого не куплю, тех уничтожу. Командующий отрядом по имени Амати приказал искать путь в низину. Гоблины с опаской крались на краю плато Солнца. Они считали, что земляне готовят им ловушку.

Генерал Зуев решал дилемму: бежать или оставаться. Когда он увидел, сколько перед ним врагов, он понял – базу не удержать. С другой стороны бежать было некуда. Ну сколько ты пройдёшь в скафандре? – думал он, отдавая последние приказы. Две тысячи километров ни за что не осилишь. Одна надежда была на самолет. Отбомбится и заберёт нас, думал генерал. А пока он приказал наблюдать за противником.

Танки долго маневрировали вдоль обрыва. Наконец они нашли спуск и стали медленно и осторожно прокладывать путь в долину. Было ясно, что гоблины здесь никогда не бывали, что на поверхности Марса им не совсем комфортно.

– Слушай, – удивился генерал, – а ведь они пьяные.

– Я то же самое хотел сказать, – отозвался Василий Звонарёв, – только не поверил своим глазам.

Прилетел самолет и сбросил два баллона с газом. Они взорвались в гуще танков, но едва ли вывели из строя треть из них. Замешательство в рядах врага продлилось не более получаса. Танки оправились и продолжили свой путь. Некоторые из них стреляли, хотя Городок-Один был ещё далеко, и белесые шары взрывались в воздухе, не причиняя никому вреда. Надеяться больше было не на что. К тому же гоблины умудрились повредить самолет, и он упал на другом берегу плато. Летчики погибли.

Генерал Зуев приказал собраться всем у западного кессона, на выходе из командного центра. У него был последний план бежать на тележках и спрятаться в скалах и расщелинах плато Солнце. Авось кто-то выживет.

Сам генерал Зуев решил остаться на командном пункте до конца.

– Я с тобой! – безапелляционно заявила Светлана Андреевна.

– Ладно, – согласился генерал, – какая разница, где погибать.

***

Выход на поверхность был совсем не таким, каким представлял себе его Сергей. Он думал, что это будет дыра в земле, а оказалось, что пещера, превратившаяся в огромные залы, вывела их на слегка холмистую равнину. Справа лежала старая, занесённая песком узкоколейка, которая убегала к заброшенному речному городу. Странно, что мы её не заметили, подумал Сергей. А Жора воскликнул:

– Не фига себе!..

Они поднялись на ближайших холм и обнаружили, что находятся в центре плато Солнце.

– Смотри! Смотри! – закричал Сергей. – Танки!

Им показалась, что целая армада пылит от сейсмической станции в сторону Городка-Один. Но улетающего в его сторону Мартисова они не увидели. Он как раз скрылся в тени берега.

Они в одно мгновение скатились с холма и побежали к базе. Но чем дольше они бежали, тем яснее становилось, что гоблины их опередят. Через полчаса они сдохли, через час – едва волочили ноги. Но всё равно шли, оставляя за собой длинный шлей пыли.

– Ты думаешь, там кто-то остался? – с надеждой спрашивал Сергей.

– Вряд ли. Полковник не дурак, – утешал его Жора Генацаревский, думая о том, что полковник слишком упёртый, чтобы просто так отдать базу. А с другой стороны: что он может сделать?

Когда же прилетел самолет, сбросил два баллона с газом и танки остановились, Сергей и Жора только прибавили хода.

– Смотри! – закричал Жора. – Ты думаешь, это он?

Впереди быстро шёл камбун Пантигера.

– Я думаю, что охотник остался охотником, – сказал Сергей и выстрелил из боевого посоха.

Луч чистой энергии прочертив в атмосфере Марса голубоватую черту. Камбун заметил их и остановился. Они услышали его голос в наушниках:

– Я иду на помощь базе. Глупо ведь?

– Почему? – спросило Сергей.

Они нагнали его. Рана на его груди гиганта зажила.

– Потому что я вас обманул, потому что мы охотились на людей. Это мои собратья уничтожили вашу третью ракету.

– Мы знаем, – сказал Сергей. – Мы побывали в доме твоего собрата.

– Но теперь я на вашей стороне, – признался Пантигера. – Веришь мне или нет?

– Верю, – сказал Сергей, исходя совершенно из других посылов: Пантигеру ни чего не стоило убить их из боевого посоха.

– Мне нравится то, что вы задумали, особенно если озелените планету, – обрадованно сказал Пантигера.

– Когда-то ваши предки переселились на Землю, – заметил Жора. – И зародили на ней жизнь. Настало время отдавать наши долги.

– Даже если с этой точки зрения, то я с вами, – сказал Пантигера.

– Мы тебе доверяем, – сказал Сергей. – Но сейчас не до этого. Мы сможем остановить танки?

– Придётся попотеть даже с тремя боевыми посохами. Танки-то маневренные, если разбегутся по плато, их не остановить. Но дело даже не в танках.

– А в чем?

– Посмотри на север. Мы проиграли…

Сергей и Жора оглянулись. Если пещера города Сен-Пал скрадывала очертания облака Глобула, то на поверхности Марса оно предстало во всей своей красе. Облако было огромным, заслоняющим полнеба. Казалось, оно катилось по поверхности планеты, как мяч, гоня перед собой стену пыли.

Ветер, неся мелкие камни, налетел так быстро и с такой силой, что казалось, готов был утащить всех троих за горизонт и сбросить в ущелье Маринера. «Бух, бух», – словно пули, стучали камушки по шлему скафандра. Свист перешел в рёв. Даже в скафандре невозможно было дышать. Чудовищная сила обрушилась на планету. Воздух сделался плотным, как бетон.

Сергей вовремя упал за скалы. Он оглянулся: гигант Пантигера предпочел ухватиться за ближайший валун. Жора, застигнутый врасплох, кувыркаясь, летел над землей, как верблюжья колючка.

– Достань свою пульт! – услышал Сергей в наушниках его голос. – Достань…

Вряд ли это поможет, успел подумать Сергей. Это была его последняя здравая мысль. Для того, чтобы залезть в карман, надо было отпустить боевой посох. Посох тут же улетел в пустыню. Рука не слушалась. Она казалась чужой. Целую вечность понадобилась Сергею, чтобы достать пульт. Ещё целую вечность – чтобы, зажав его к кулаке, поднести в стеклу скафандра. Какая кнопка? – подумал он, какую нажать? Времени выбирать не было. Он нажал все три, или две, или даже одну – он так и не понял. Рёв прекратился так же внезапно, как и начался. Ветер мгновенно утих. Сергей стряхнул с себя песок и сел. То, что он увидел, на сколько хватило глаз, было словно выметено гигантской метлой: ни песка, ни камней – одна гладкая, словно отполированная поверхность.

– Эй!.. – повернулся Сергей и едва не вскрикнул: правая травмированная рука оказалась вывернутой.

Рядом никого не было. От Пантигера остался только боевой посох, каким-то чудом зажатый валунами.

Я что-то пропустил, думал Сергей, и никак не мог вспомнить. Что-то, что изменило ландшафт. Что-то, чему я обязан жизнью. Должно быть, мы договорились с облаком Глобула. Теперь я должен встать и идти к своим, чтобы помочь им, чтобы помочь этой планете. Теперь я знаю, как это сделать, подумал он и встал – не сразу, с третьей попытки, чтобы шагнуть туда, дальше – за открытый горизонт событий.

2010, январь-март.

[1] Марсианский стройбат – (сленг), род войск, предназначенный для возведения военных объектов.

[2] РС – регулятор системы жизнеобеспечения внутри скафандра.

[3] АПС – автоматический пистолет Стечкина.

[4] Пиндос – (сленг) слово, применяемое для пренебрежительного названия граждан США, в особенности американских военнослужащих, действующих за границей.

[5] Строчка из стихотворения С. Есенина.

[6] Строчка из стихотворения И. Бродского.

[7] Строчка из стихотворения Л. Ошанина.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg