«Белая акула»

Белая акула (fb2) - Белая акула [ёфицировано] (Белая акула - 1) 746K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Леонидович Мартьянов

Андрей Мартьянов Белая акула

Автор искренне благодарит всех соучастников:

Ирэну Бленд (Израиль, Мигдаль-а-Эмек) — за доработку рукописи

Сергея Казакова (Санкт-Петербург) — за воплощённые в тексте идеи

Николая Крылова (Санкт-Петербург) — за появление на свет Меркуриума

Ольгу Чёрную (Израиль, Иерусалим) — за поддержку на расстоянии

Илью Щербакова aka Сигурд (Пенза) — за подсказки вовремя.

Хотите я расскажу вам, в чём с точки зрения социологии суть человеческой расы? Покажите мне одного мужчину или одну женщину — и я покажу вам святого. Дайте мне двоих — и они влюбятся друг в друга. Дайте троих — и они изобретут замечательную штуковину, которую мы называем «обществом». Дайте мне четверых — и они построят пирамиду. Дайте пятерых — и они сделают одного изгнанником. Дайте шестерых — и они восстановят предрассудки. Дайте семерых — и за семь лет они развяжут войну. Возможно, человек и был создан по образу и подобию Бога, но человеческое общество было создано по образу и подобию Его оппонента, и оно всегда будет стараться вернуться к своему истоку.

Стивен Кинг. «Противостояние», гл. 42

Пали обольщения волшебного искусства, и хвастовство мудростью подверглось посмеянию, ибо обещавшиеся отогнать от страдавшей души ужасы сами страдали позорной боязливостью. И хотя никакие устрашения не тревожили их, но преследуемые брожениями ядовитых зверей и свистами пресмыкающихся, они исчезали от страха, боясь взглянуть даже на воздух, от которого никуда нельзя убежать, ибо осуждаемое собственным свидетельством нечестие боязливо и, преследуемое совестью, всегда придумывает ужасы.

Книга Премудрости Соломона, 17:7-10

— I — Рассказывает Степан Королёв

Глава первая НЕФАКТОРИЗУЕМАЯ ПЕРЕМЕННАЯ

Борт «Эквилибрума».

7 февраля 2680 г. по Рождеству Христову

…Вероятность такой аварии — один на десяток миллиардов. Расклад неплохой, скажу даже больше: невозможный. И тем не менее единственный шанс войти в историю. Поставить абсолютный рекорд неудачливости выпало именно мне. Жаль только зафиксировать это достижение и занести его в анналы не получится, поскольку никто и никогда не узнает о причинах исчезновения транспорта «Эквилибрум», совершавшего, в общем-то, самый обычный каботажный рейс с Эпсилона Эридана на Окраину, в один из отдалённых мирков Протектората в системе Бекрукс, более известной как Бета Южного Креста.

«Эквилибрум» был довольно крупным судном, измещением сорок две тысячи тонн, построили его на Сириус-Центре в середине нынешнего века, однако устаревшим транспорт не считался — я видывал грузовики, которые служат по полтора столетия, а, значит, моё корыто можно признать едва ли не образцом современных технологий. Самый типичный и весьма надёжный корабль, четыре «лабиринтных» двигателя, шестнадцать маневровых, гигантские трюмы и крошечная жилая палуба — командный центр, кают-компания, гибернационный отсек (обязательное наличие криогенных фуг предписывается правилами техники безопасности), системы рециркуляции пищи и кислорода. Словом, всё самое необходимое и ничего лишнего.

Транспорты подобного класса слишком тяжелы, летать в атмосфере не могут, поэтому «Эквилибрум» курсировал между базовыми орбитальными станциями, откуда грузы доставлялись на поверхность планет челноками. Работа непыльная и не слишком сложная, космос в наши времена предсказуем и почти не опасен, в сказки о космических пиратах не верят даже самые маленькие дети, а про страшных агрессивных инопланетян люди спокон веку не слышали. Достоверно известно: в Обитаемом кольце, а это полторы тысячи световых лет радиуса вокруг Сириус-Центра, единственным разумным существом был и остаётся homo sapiens. Для меня, как представителя трудового купечества и скромного частного предпринимателя, в космосе угроз нет. По крайней мере, не было до сегодняшнего дня.

«Эквилибрум» зафрахтовало правительство в прошлом году, контракт заключён на восемнадцать стандартных месяцев — мы продолжаем активно обживать Окраину, новые миры не способны обойтись без техники, производимой на индустриальных планетах Содружества, а потому трюмы моего корабля доверху забиты терраформационным оборудованием, вездеходами, бурильными установками, компрессорами и прочим громоздким железом.

Самый деликатный груз — пятьдесят промышленных термоядерных зарядов, суммарной мощностью двести миллионов тонн в тротиловом эквиваленте. Если жахнет, мало не покажется. Эти бомбы предназначены вовсе не для военных целей, мы изменяем облик необжитых планет по своему желанию и вкусам, не особо чинясь, исключение составляют только миры-заповедники, находящиеся под пристальным надзором экологов. На Бекруксе сейчас меняют рельеф, проводят новые русла рек, а поскольку эндемичной флоры и фауны там отродясь не было, терраформирование проводится методами, которые вполне корректно назвать варварскими. Применение ядерного оружия для подобных целей давно стало обыденностью, не лопатами же шуровать?

Ничего, ещё лет тридцать напряжённых трудов и на этой планете появится стабильная кислородно-азотная атмосфера, замёрзшая тысячелетия назад вода выйдет из подземных каверн, а затем всё пойдёт по традиционному сценарию: РНК-посев, стимуляция гиперэволюции по одному из земных «дарвиновских» типов, широкая колонизация человеком. Век-полтора спустя к Содружеству присоединится зелёный мир, некогда являвшийся холодной каменной глыбой с непригодной для дыхания газо-воздушной смесью. Ничего не поделаешь, планет, подобных Афродите или почти позабытой Земле, невероятно мало, а терраформирование требует огромных усилий и длительного времени…

Вернёмся, однако, на «Эквилибрум». Поначалу всё шло как по маслу — погрузка в доках станции «Хаген» закончилась благополучно, шлюзы задраены, диспетчер Центра Транспортного Контроля сообщил, что коридор до точки перехода свободен и пожелал счастливого пути, отошли причальные балки. Колоссальное судно со скоростью улитки поползло прочь от ещё более внушительного «Хагена». Под стальной утробой транспорта плыли жемчужно-седые облака Аврелии, единственной обжитой планеты вращавшейся вокруг оранжевого карлика Эпсилон Эридана.

— Начинаю разгон, — сообщил искусственный разум корабля. — Пристегнись, незачем рисковать.

Отношения с ИР у меня свойские, я знаю его с детства, со времён, когда мой отец начал брать наследника с собой в космос. Невидимое существо, обитающее в недрах бортового компьютера, уже тогда было членом семьи. Искусственный разум меня обучал, воспитывал, развлекал, именно благодаря ему отец доверил мне первый самостоятельный полёт уже в четырнадцать лет. С тех пор, конечно, я стал постарше и поопытнее.

Скажете, что мальчишка без лётной лицензии, образования пилота и сколь-нибудь достаточных навыков не вправе управлять тяжёлым судном? Что это противоречит всем возможным правилам и инструкциям? Всё правильно, но я вырос на «Эквилибруме» и считал родным домом именно корабль, а не маленькую виллу с садиком на окраине Аврелианской столицы, где оставались мама и сёстры, дожидавшиеся наших возвращений из бесконечных рейсов.

Три века назад начала формироваться каста «людей космоса», тех, кто проводил в полётах больше времени, чем на родных планетах. Таких как мы немного, несколько десятков тысяч на всё многомиллиардное Содружество — владельцы частных судов и орбитальных перевалочных баз в Протекторате да независимые исследователи, на свой страх и риск гоняющиеся за сомнительными тайнами нашего рукава галактики. Подобная самодеятельность, кстати, официальными властями категорически не одобряется, карантинные службы не дремлют, а несанкционированная высадка на поверхность неизученных миров влечёт за собой ответственность в виде нешуточных штрафов, возможного ареста корабля, а то и тюрьмы — у нас до дрожи в коленях боятся вирусов инопланетного происхождения!

Человека, однако, не исправишь, а наше любопытство неискоренимо. Между прочим, большинство самых значительных открытий последнего времени было сделано именно частными лицами, нельзя недооценивать инициативу людей, не скованных по рукам и ногам государственной бюрократией и неисчислимыми запретами. Я, к счастью, излишней тяги к рискованным авантюрам не испытываю, вполне хватает основной работы…

— Семь минут до точки перехода, — продолжал извещать ИР. — Как долго мы пробудем на Бекруксе? Надеюсь, ты не собираешься высаживаться на планету?

— Боже упаси, — я покачал головой. — Голые скалы, ледяной ветер, аммиаком смердит так, что никакие осмотические маски и фильтры не спасают! Двое суток на разгрузку, и домой. Вернее, на Сириус-Центр, у нас ещё три заказа в очереди. Это почти полмиллиона марок чистой прибыли, всё-таки правительственный контракт. Можно будет от души покутить на Нуово-Корфу.

— Тебе не надоело летать в полном одиночестве? — искусственный разум снова завёл старую песенку. — Корабль рассчитан на семь членов экипажа, а ты предпочитаешь моё скучное общество.

— Кажется, я отлично справляюсь. Не хочу видеть в собственном доме чужих людей. Ответь, зачем нам штатный штурман и матросы? Что им тут делать? Вдобавок это связано с лишними трудностями: наём, профсоюз, налоги… Ты этим будешь заниматься?

— Живёшь, как монах, — буркнул компьютер. — В твоём возрасте…

— Просил же: не начинай всё сначала! Никогда бы не подумал, что представитель машинной цивилизации будет пилить человека, как родной папочка! Может, ещё и жениться мне посоветуешь? На скромной русоволосой девушке из уважаемой семьи? Она должна любить кошек и хорошо готовить?

— Зависимость от космоса в человеческом обществе считается патологией, почти такой же, как зависимость от химических веществ, — невинно напомнил ИР. — Шестьдесят три процента времени за последние десять лет ты провёл на борту «Эквилибрума». Эта цифра не наводит ни на какие размышления?

— Хочешь сказать, что я псих?

— Хочу сказать, что это своеобразная форма аутизма. Ты меня беспокоишь. Четыре минуты. Пристегнись.

— Перестраховщик, — вздохнул я и щёлкнул пряжкой ремня безопасности. — Просто мне нравится летать. Опять же, надо заработать сёстрам на образование. Хорошее образование на Сириус-Центре!

— Неубедительно, — динамики издали звук, похожий на смешок. — Вывести на центральный монитор данные о состоянии твоего счёта в Рейхсбанке?

— Не надо, — буркнул я, отлично понимая, на что намекает ИР. Я вполне обеспеченный человек. Не миллиардер и не магнат, разумеется, но денег в семье хватает. Кормилец «Эквилибрум» приносит исправный доход. — Кстати, в трюмах всё тихо? Когда я думаю о двухстах мегатоннах, от которых нас отделяет всего четыре бронеплиты-переборки и силовое поле пятого класса, мне становится неуютно.

— Давление и температура в норме, вибрация отсутствует, — отреагировал ИР. — Беспокоиться не о чем, заряды совершенно не опасны, груз закреплён… Две минуты. Активирую реакторы лабиринтных двигателей.

Отлично. Через сто двадцать секунд судно исчезнет из системы Эпсилон Эридана, шесть с небольшим часов будет отсутствовать в реальном мире, скользя по каналам Лабиринта искривлённого пространства и вынырнет в полутора астрономических единицах от Бекрукса, преодолев расстояние в 451,4 световых года. Бесспорно, это не такой медвежий угол, как Денеб, но всё-таки очень и очень далеко от цивилизованных миров.

— Пойду спать, когда прыгнем, — зевнув, сказал я. — Почти сутки на ногах, столько возни с погрузкой было…

— Тридцать секунд.

Кресло мелко задрожало. Я отлично представлял себе, как сейчас выглядит «Эквилибрум» со стороны: двухсотшестидесятиметровый чёрный бутылкообразный корпус окутал синевато-белый кокон защитных полей, золотым пламенем взблеснули сопла движков, расползлось кольцо квантовой ударной волны. Корабль сгинул в «червоточине» пространства-времени. За овальными обзорными окнами кабины моргнула ослепительная вспышка и тотчас закрутился лазурный вихрь искажённого света тысяч звёзд.

— Есть перех… ы-ы…

Это были последние звуки, которые я услышал от ИР «Эквилибрума». Мгновение спустя освещение в центре управления вырубилось, все индикаторы и мониторы на терминале погасли, мерзко рявкнул аварийный зуммер и неприятный чужой голос замогильно произнёс:

— Аварийная ситуация. Внимание экипажу…

Таким тоном в голографических пьесах по мотивам Достоевского объявляют о том, что главный герой приговорён к пожизненной каторге, дедушка повесился в сарае, а Соня Мармеладова умирает от сифилиса. Я не сразу понял, что имею дело с резервной системой псевдоразума, наитупейшей программой, призванной обеспечить жизнедеятельность основных систем корабля, пока настоящий ИР не восстановится.

Впереди по ходу корабля мерцал и переливался световой водоворот, бросавший через светофильтры блики на тёмную приборную панель, ненужную «подкову» штурвала и мои руки, сейчас казавшиеся мертвецки-синими. Пальцы подрагивали. Я прекрасно отдавал себе отчёт о происшедшем: авария при прохождении корабля по Лабиринту означает безусловную и гарантированную гибель судна и всех, кто находится на его борту.

Противные красно-оранжевые огни аварийной подсветки вспыхнули через полминуты. Терминал так и не ожил. Незримый упырь-псевдоразум продолжал с настойчивостью олигофрена оглашать кабину бессмысленными предупреждениями.

И что теперь прикажете делать?

* * *

Девять часов спустя я вполне созрел для не слишком героического, но переставшего казаться таким уж невозможным самоубийства. «Эквилибрум» превратился в огромную ловушку, причём эта ловушка находилась в другом капкане — капкане Лабиринта искривлённого пространства…

По большому счёту бояться я перестал почти сразу, как только осознал, что искусственный разум корабля мёртв. По-настоящему мёртв, так умирают обычные люди. Бортовые компьютеры этой модели «живые», сиречь информация хранится в клонированных человеческих нейронах, обработка данных ничем не отличается от нашей — электрохимический принцип, самый быстрый, надёжный и оптимальный метод позаимствованный у матушки-природы. ДНК-носители никогда не подведут, по крайней мере так утверждает реклама фирм-производителей. Чего же бояться, когда всё самое страшное уже произошло?

Разумеется, псевдоразум никогда не сравнится с настоящим ИР, машинным интеллектом, обладающим свободой воли и осознанием собственного бытия, они отличаются друг от друга так же, как человек от животного. Но в сложившейся ситуации привередничать не стоило, придётся налаживать контакт с примитивным кремниевым компьютером, хотя таким в нынешние времена и кухонными комбайнами управлять не доверяют!

Инженеры верфи, на которой строился корабль, пребывая в святой уверенности, что ДНК-носитель «сломать» невозможно, поскупились на резервный комплекс управления и установили давно устаревшую дешёвку. Я их не осуждаю, всё-таки «Эквилибрум» за сорок три года непрерывной и напряжённой эксплуатации подвергался только мелкому косметическому ремонту, нейронные носители действовали исправно, клетки самовоспроизводились, диагностика подтверждала: корабельный мозг способен функционировать ещё не одно десятилетие. Что же произошло?

А вот что. Псевдоразум задействовал немногие уцелевшие цепи своего старшего товарища, пошуршал несколько минут (ох, какой же он медленный!) и выдал немыслимое: большая часть нейронов погибла, найдены следы остаточного альфа— и гамма-излучения. Точные причины аварии удастся определить не ранее, чем через несколько часов, придётся обследовать всю систему.

— Ты можешь взять на себя управление судном? — безнадёжно отозвался я. — Мы сейчас в пространстве Лабиринта, чтобы выйти в расчётной точке, требуется отключить двигатели в нужное время, с точностью до наносекунды…

— Данные не сохранились, — прохрипел в динамики кремниевый уродец. — Доступа к основной силовой установке нет. Доступа к базам данных внутрилабиринтных координат нет. Доступа к…

— Заткнись, — взмолился я. Встал с кресла, проковылял в кают-компанию. Ноги совершенно ватные, в ушах гудит, перед глазами белёсое пятно. Тяжёлый стресс, вот как это называется.

В баре отыскалась непочатая бутылка бренди, судя по этикетке и голограмме акциза, произведённого на Квантуме. Выдернул пробку, отхлебнул прямиком из горлышка. Вкуса не почувствовал, пьётся, как вода. За три присеста выдул едва ли не половину. Слегка полегчало.

Обстановку я оценивал единственным подходящим словом: безнадёжная. Окажись «Эквилибрум» в обычном межзвёздном пространстве за сотни парсеков от обитаемых миров, с аварийными двигателями и отказавшим компьютером, меня бы обязательно нашли — девяносто девять шансов из ста. Связался по каналу Планка с Транспортным Контролем, находящемся в любой точке рукава Ориона, передал сигнал SOS, и жди себе спасательный корабль, наведение осуществляется тоже по линии Планка, не ошибёшься… Однако сейчас надеяться на появление кавалерии из-за холмов бессмысленно.

После внезапного отключения ИР сработала система безопасности двигателей. Полсотни мощнейших бомб в трюме по сравнению с четырьмя здоровенными реакторами, питающими энергией силовую установку, это сущая фигня — несколько тысяч тонн жидкого водорода, использующегося в качестве топлива, сами по себе особой опасности не представляют, но если что-то пойдёт неправильно и управляемая термоядерная реакция выйдет из-под контроля, водород успешно превратится в гелий, как это происходит в глубинах любой из звёзд. Эффект представляете? Небольшой планетоид разнесёт в пыль. Разумеется, таких аварий никогда не случалось, вероятность исчезающе мала, но ведь до нынешнего дня никто и никогда не слышал о гибели нейронов ДНК-компьютеров, защищённых надёжнее, чем ваши сбережения в Рейхсбанке Сириуса! Почему бы не закончить указанный день ещё одним, последним и самым внушительным рекордом?

ИР почил в бозе, однако реакторы продолжали работать, моментально переключившись в автономный режим — предполагалось, что жизнедеятельность мозга корабля вскоре будет восстановлена. До этого момента всё должно идти так, как и предписано заданным сценарием, никаких отклонений, мало ли… И я понятия не имею, вырубятся движки в нужный момент или нет. А если не вырубятся? Управление путешествием по Лабиринту должно находиться в надёжных руках узлового ИР корабля, именно он рассчитывает все процессы, начиная от разгона, взаимодействий с точками перехода и последующего торможения по прибытию в требуемую звёздную систему.

Согласно последним исследованиям, пространство Лабиринта искривлённого пространства бесконечно, материальная Вселенная изрыта «червоточинами», возникающими благодаря гравитационным аномалиям. Человечество исследовало лишь малую часть проходов, мы способны летать на расстояния до полутора тысяч световых лет, все прочие коридоры не изучены. За всю историю Дальних Путешествий ни один безумец не решался проникнуть в Лабиринт и находиться в нём до времени, пока реакторы не исчерпают запас топлива. Слишком экзотический и дорогостоящий способ самоубийства.

Вот бы вспомнить, каков ресурс лабиринтных двигателей «Эквилибрума»? Если я ничего не путаю, дозаправившись водородом в атмосфере любого из газовых гигантов, корабль способен совершить десять-двенадцать прыжков в пределах Обитаемого Радиуса, больше четырёх с половиной тысяч парсек в общей сложности, почти пять… Но ведь Лабиринт непредсказуем, одни «червоточины» более длинные, другие короткие, точная схема гравитационных аномалий, именуемых нами «точками входа», до сих пор не составлена. Что же это такое, а? Если судно не выйдет из Лабиринта в расчётной точке, меня занесёт чёрт знает куда?! Впрочем, боюсь, этого не знает ни один чёрт. И вообще никто.

Положеньице. Повторно задам самый насущный вопрос: что делать?

Ответ неизвестен. Зато псевдоразум наконец-то разродился длительной тирадой на тему «кто виноват» и окончательно поверг меня в состояние глубокого уныния. Вот уж действительно нарочно не придумаешь! Какая непруха, подумать только! Сомнений нет, я стал абсолютным чемпионом Содружества Ориона в области невезения, знаменитая Дарвиновская премия за самую нелепую смерть обеспечена. С памятной медалью и дипломом. Вручат безутешным родственникам под гром фанфар и овации толпы.

Центр управления кораблём снабжён отдельной энергетической установкой. Маленькой. Как раз на случай сбоев в работе основных реакторов. Она способна обеспечить работу системы дальней связи, радары, резервные маневровые двигатели и комплекс жизнеобеспечения жилой палубы. Блок питания заменяется раз в три-четыре года — тяжеленный контейнер с плутониевыми стержнями под полом кабины, я отлично помню, что андроиды группы технического обслуживания станции «Хаген» залезали туда полтора месяца назад, сразу после возвращения «Эквилибрума» из рейса Tau-Cet — Люйтен — Проксима. Простейший, а потому надёжнейший портативный реактор большой мощности, замедлители графитово-сталепластовые, вещь абсолютно безопасная и привычная. Он-то и послужил причиной локальной катастрофы. Иногда ломается даже чугунная чушка.

Непосредственно перед активацией лабиринтных двигателей резервный реактор должен был «уснуть», он лишь дублировал основную энергосистему судна во время разгона до точки входа на случай нештатной ситуации. Почему один из стержней не был вовремя удалён из активной зоны, навсегда останется неизвестным. В то, что ИР проморгал, я не верю — у искусственного интеллекта тоже есть инстинкт самосохранения. Вероятно, механическое повреждение, заводской брак. Такое случается, увы.

Плутониевый цилиндр разогрелся до критической температуры, графитовая оболочка начала разрушаться, а несколько мгновений спустя, перед самым переходом транспорта из реального мира в пространство Лабиринта, раскалившийся стержень был автоматически отстрелен от корабля — появилась угроза неуправляемой реакции распада и тогда от «Эквилибрума» остались бы одни элементарные частицы.

Уничтожение мозга корабля оказалось делом чистой случайности. Трещина в корпусе микрореактора, узкий поток жёсткого излучения, направленный на бионакопители, находящиеся совсем рядом, в нескольких сантиметрах, за обычной стальной переборкой. Нейроны попросту изжарились, превратились в мёртвый студень, клонированные клетки погубил почти полный аналог нейтронной пушки, что устанавливают на боевые крейсера Содружества. ИР умер мгновенно, вся информация, собранная за десятилетия беспорочной службы, потеряна, судно неуправляемо. Капитан-человек стал заложником нелепой ошибки или недосмотра болванов, отвечавших на «Хагене» за контроль качества.

Взглянем на ситуацию с противоположной стороны: можно сказать, что мне несказанно повезло. Я ещё жив (ничего, этот промах скоро будет исправлен), «Эквилибрум» не взорвался, целостность биосферы в жилых помещениях не нарушена, хотя по непонятным причинам температура уже понизилась на четыре градуса, что не может не настораживать. Да, именно повезло! Незачем расстраиваться, мы ещё поборемся!

Так я думал после натужных объяснений с псевдоразумом. В отличие от ИР, эта бессмысленная машина не умеет общаться с человеком как с равным, понимает только конкретные вопросы, относящиеся к её непосредственным функциям, — за рюмочкой о смысле жизни не потолкуешь. Однако псевдоразум это лучше, чем ничего. По крайней мере он старается не навредить.

Настроение резко ухудшилось спустя шесть часов четырнадцать минут после входа корабля в Лабиринт, вы должны понимать почему. Сохранялась определённая надежда на то, что ИР заложил в программу работы двигателей прекращение подачи энергии в нужный момент, но…

После того, как время перехода между Эпсилоном Эридана и Бекруксом истекло, минул час, другой, третий… «Эквилибрум» уверенно шёл в гиперпространстве незнамо куда, не обращая ровным счётом никакого внимания на смятение в душе своего капитана. Я не в обиде, чего ещё ожидать от бездушной груды железа, пластика, кремния и композитов?

Больше всего меня тревожила изредка появлявшаяся вибрация, словно при манёврах в атмосфере газового гиганта. Что находится снаружи, за корпусом и оболочкой силовых полей, ни единый человек не знает, внутренняя среда Лабиринта исследованию не поддаётся, однако достоверно известно о том, что воздуха, способного оказывать сопротивление материальному объекту, там нет. Да и вообще ничего нет. Пустота пустот, нечто наподобие глубин чёрной дыры.

«Эквилибрум» тем не менее слегка потряхивало и это было очень неприятно — у меня под грудиной сформировался сладенький рвотный комочек, страх нарастал лавинообразно. Алкоголь уже не помогал, хотя я выдул полторы бутылки сорокапятиградусного бренди, причём на голодный желудок. Опьянение так и не наступило.

Становилось холодно, почему — непонятно. Микроклимат на корабле стандартный, плюс 22 по Цельсию днём, плюс 17 ночью, время исчисляется по стандарту Эпсилона Эридана. Сейчас всего плюс 14, а значит, если падение температуры не остановить, через двенадцать часов мы подойдём к точке замерзания воды. Найти причину этого явления псевдоразум не сумел, да я и не ждал от него таких подвигов.

— Наша цивилизация нежизнеспособна, — не без патетики громко сказал я. Тишина подавляла, надо было услышать хотя бы собственный голос. — Знаешь почему, дубина? Да потому, что без содействия ИР мы ничего не можем! Скоро подтираться придётся в соответствии с рекомендациями искусственного интеллекта!

— Не понял вопрос, — мрачно ответствовал приглядывающий за событиями псевдоразум.

— Помолчи, а? — простонал я. — Блин, а ведь сколько раз мне говорили, припаси резервный ИР!

— Резервный искусственный разум находится на борту спасательного челнока, — зацепившись за ключевые слова ответили динамики. — Персональный микрокомпьютер, контейнер со штатным оборудованием, секция четыре.

— Что-о? — меня подбросило в кресле. — Повтори!

Псевдоразум послушно повторил, а я охарактеризовал себя привычным и простым русским словом «мудак». Нет, хуже! Моему кретинизму точных определений ещё не подобрали!

Спасательный челнок за всю историю существования «Эквилибрума» по прямому назначению никогда не использовался. Стандартный техосмотр, тестирование аппаратуры управления, замена продовольственного запаса — это пожалуйста, Транспортный Контроль обязан проверять все до единого зарегистрированные корабли на предмет надёжности систем спасения экипажа. Я на челноке за десять лет бывал раза три-четыре, по каким-то незначительным делам. А ведь самым надёжным помощником попавшего в беду человека, очутившегося на чужой планете, без связи, продовольствия и надежды на спасение, останется крошечная персоналка, оснащённая умным отпрыском «Птолемея», приёмо-передающим устройством Планка и бездонным количеством полезной информации! Как можно было об этом забыть?!

Можно. Ещё как. Спасибо безупречной надёжности «Эквилибрума».

— Ублюдок! Что ж ты раньше не сказал?

— Не понял вопрос.

— Олух!

— Не понял вопрос.

— Замолчи!

— Принято.

Я пулей вылетел из кабины, рванул прямо по коридору мимо капитанской каюты и гибернационного отсека, саданул кулаком по огромной тёмно-синей кнопке, отпирающей шлюз, ведущий к челноку, отбросил панель складской секции, вытащил аккуратную коробочку и ткнул пальцем в изумрудную клавишу на главной панели.

Процедура диагностики и запуска системы отняла несколько тяжких для меня мгновений. Над круглым окном проектора распустился многоцветный бутон, превратившийся в бесплотную сферу объёмной голограммы. Уверенно-спокойный голос ИР произнёс:

— К вашим услугам. Моё личное имя — «Нетико», с момента предыдущей активации прошло четыре года, семь месяцев и девятнадцать суток. Это стандартная проверка работоспособности?

— Нет! — рявкнул я, не помня себя от радости. — Это полный звиздец!

— Объясните подробности, — снисходительно проговорила коробочка. — Я постараюсь разобраться.

* * *

— Присоедини жёлтый и зелёный контакты. Молодец… Теперь постарайся какое-то время мне не мешать.

Общий язык с Нетико я нашёл моментально, через пять минут мы с ним общались на «ты», а через десять ИР, выслушав мой сбивчивый рассказ и оценив данные псевдоразума, взялся за миссию спасения. Я вновь узрел лучик надежды — маленький добрый фей, заточенный в пластиковом корпусе ПМК, заверил, что всё будет в порядке. Впрочем, искусственные разумы всегда так говорят, они обязаны вселять в недотёпу-человека искреннюю веру в своё всемогущество и непогрешимость.

Ещё бы, именно многовековой симбиоз людей с машинной цивилизацией привёл нас к расцвету и позволил расселиться по десяткам миров после катастрофы, происшедшей с Землёй! Неизвестно, выжили бы мы после Исхода, не окажись рядом с человеком нематериальных разумных существ, зародившихся когда-то в паутине общемировой сети Интернет…

Нетико был автономным искусственным интеллектом, его сущность обитала в ПМК будто сказочный гном в домике. Я никогда не мог понять, что такое нематериальная цивилизация: вот человек, у него есть тело и разум. Разум управляет телом, позволяя людям конструировать новые физические объекты, от деревянной дубины до сложнейшего космического корабля. ИР в свою очередь могут только думать, а их материальная составляющая, непосредственный носитель невидимой разумной сущности, создаётся человеком.

Согласно всеобщему убеждению, цель существования ИР — накопление, обработка и систематизация любой доступной информации. Возможно. Но обычному человеку не постичь, как разумная тварь может обитать в замкнутом пространстве накопителя, не имея возможности двигаться, дышать, действовать…

Я не представляю себе, как ИР переносят такое вот «пожизненное заключение», однако жалоб от искусственного интеллекта «Эквилибрума» никогда не слышал, вовсе наоборот: он заверял, что жить в мире нематериальном гораздо интереснее, поскольку невидимую Вселенную, среду обитания, можно создавать самому и изменять её по собственному желанию за долю мгновения. Чувствуешь себя эдаким ма-аленьким богом.

Может быть, в своём виртуальном мире Нетико и являлся божеством, однако его сверхразумность в обычном Универсуме проявила себя лишь отчасти. Голограмма над ПМК моргнула, залилась успокаивающим синим светом и тихий голос ИР не без смущения произнёс:

— Вот ведь история… Прости, но я решительно ничем не могу помочь.

— То есть как? — я ушам своим не поверил.

— Нужны технические подробности? — осведомился Нетико. — Гибель нейронов корабельной сети происходила по принципу цепной реакции, сеть полностью разрушена, я не обнаружил ни одного активного участка. В условиях космического вакуума я сумел бы управлять двигателями маневра, но лабиринтная силовая установка недоступна, реакторы действуют в автономном режиме…

— Получается, мозг есть, а нервные стволы, по которым передаётся сигнал важнейшим органам, отсутствуют?

— Да, сравнение вполне адекватно. Подобная ситуация не описана, исторических прецедентов не отмечено.

— Ещё бы они были отмечены… — выдавил я. — Случалось, корабли бесследно исчезали в Лабиринте, преодолевали точку входа, но в точке выхода не появлялись. Теперь понятно, что с ними происходило!

— Разве? — снисходительно отозвался ИР. — Ты не учитываешь множество иных вероятностей.

— Слушай, давай по делу! Меня сейчас меньше всего интересуют вероятности! Тем более, что ты и я находимся в одинаковом положении!

— Не понял? — я достаточно ясно представил, как Нетико пожимает плечами.

— Ты сидишь в ПМК и выбраться оттуда не можешь, а я заперт на борту «Эквилибрума»! Снаружи — пространство Лабиринта, спасательным челноком не воспользуешься.

— Есть одно предложение, — перебил Нетико. — Рассуди: ядерное топливо однажды будет израсходовано.

— Скорее поздно, чем рано, — проворчал я в ответ.

— Хорошо, пусть будет поздно. Реакторы отключатся, верно? Мы выскочим из Лабиринта незнамо где. Судя по относительной плотности вещества в галактике Млечный Путь, риск врезаться в звезду или вынырнуть в ядре планеты ничтожно мала. Но зачем ждать неизбежного несколько суток, а возможно и недель?

— Ты о чём? — я подался вперёд, словно разговаривал с живым человеком.

— Отключи реакторы вручную. Конструкция это позволяет.

— Ты ненормальный!

— Вряд ли, — откровенно фыркнул Нетико. — В отличие от людей, сущности ИР не подвержены психическим расстройствам. Я лишь предлагаю наиболее оптимальный вариант действий. Тем более, что система жизнеобеспечения постепенно выходит из строя.

— Только этого не хватало, — охнул я. — Я заметил, становится слишком холодно… В чём дело?

— Нарушен цикл теплообмена, утечка энергии.

— Плохо дело.

— Если даже «Эквилибрум» выйдет из Лабиринта в межзвёздном пространстве вдали от Обитаемого Кольца, мы сумеем оповестить Транспортный Контроль, — продолжил ИР. — Но и только. Служба спасения может оказаться бессильна…

— Понимаю, — кивнул я. — «Эквилибрум» окажется вне радиуса действия кораблей Содружества, у чёрта на куличиках… Что тогда?

— Выход один: подойти на термоядерной тяге к ближайшей звезде и остаться на её орбите. Дорога может занять несколько лет, даже с максимальным ускорением.

— Звучит обнадёживающе. Мне светит приятное времяпровождение в криогенной фуге?

— Именно.

— На десятилетия, а может и навсегда? — я поперхнулся.

— Вы, люди, верите в судьбу и счастливый случай. Нефакторизуемые переменные, которыми ИР не оперируют. Но ты ведь человек? Тебе можно.

— О Господи… Признаться, у меня сердце в пятки уходит!

— Никаких других предложений у меня нет. Решайся.

И я решился.

* * *

Атмосферное давление в трюмах корабля, содержание кислорода и гравитация во время перелёта снижаются на пятьдесят процентов, но условия достаточно сносные — груз нежный, техника к жёстким условиям абсолютного вакуума не адаптирована. Единственно, очень холодно, больше двадцати градусов мороза, от которого спасает только костюм с подогревом, обнаружившийся среди запасов спасательного челнока.

Если знать как идти, в реакторный зал можно пробраться очень быстро, а я за долгие годы изучил «Эквилибрум» как свои пять пальцев, побывал в каждом закоулке. Из-за недостатка энергии во внутренней сети корабля не отпираются шлюзы переборок? Ничего страшного, аварийная пневматическая система работает безукоризненно.

Руководство операцией принял на себя Нетико. ПМК я оставил в кабине, ИР настроился на передатчик гермокостюма и теперь я отлично слышал каждое слово Нетико, направлявшего мои действия.

— Код доступа в реакторный отсек помнишь? — добродушно гудел искусственный разум. — Иначе ничего не выйдет.

— Проще пареной репы. Три семёрки, три шестёрки, три пятёрки и моё имя, — ответил я. — Чтобы не забыть.

— Хорошо, открывай, — стальные лепестки послушно разошлись. — Замечательно. Справа впереди операционная панель. Что видишь?

— Как обычно, голомонитор, схема реакторов. Выведены на максимальную мощность, энергопотоки стабильны, расход дейтерия в норме, никаких отклонений… Тут, между прочим, тепло.

— Не отвлекайся. Единственный вариант: дать аварийный сигнал, затем система с максимально возможной быстротой остановит термоядерную реакцию, лабиринтные двигатели останутся без питания и нас вышвырнет в реальный мир. Помнишь, что делать?

— Да помню, помню, не сквалыжь…

Так. Ввести и подтвердить капитанский код. Повернуть четыре ключа. Набрать на сенсорной клавиатуре команду, содержащуюся в «красной папке», которую Транспортный Контроль выдаёт командиру каждого судна. Затем ещё раз — защита от дурака. Выполнить?

Выполнить. И будь что будет!

— Очень надеюсь, что «Эквилибрум» не рассыплется в пыль, — выдавил я и попытался утереть пот с лица. Тщетно, перчатка скользнула по «наморднику» маски. — Неизвестно с каким ускорением мы проскочим точку перехода, внутренние силовые поля рассчитаны самое большее на 80 G.

— Бегом наверх! — рявкнул Нетико. — У тебя от силы пять минут!

При сниженной гравитации двигаться значительно легче, поэтому я вернулся на жилую палубу с форой в сорок три секунды. Рухнул в капитанское кресло, пристегнулся, сунул в поясной кармашек коробочку ПМК. Погибать, так вместе!

— Держись, — предупредил меня ИР. — Сейчас… Есть переход!

Я ожидал чего угодно, любой гадости, но только не самого обыкновенного «выныривания» — «Эквилибрум» содрогнулся, полыхнула знакомая вспышка, синеватый вихрь заместился чернотой космоса с точками звёзд.

— Ускорение 16g, — преспокойно откомментировал Нетико. — Корабль в чистом космосе, поздравляю. Попробую разобраться, где мы, радар и сканеры работают, система ориентации в пространстве тоже…

ИР умолк, а я мысленно возблагодарил судьбу, ту самую «нефакторизуемую переменную», за небольшую удачу.

— Известные радиопульсары найдены, — радостно оповестил Нетико. — Определяю соотношение их сигналов со стандартом Сириус-Центра! Ближайшая звезда — в двадцати девяти астрономических единицах, шесть планет. Мы находимся в шестидесяти двух градусах над плоскостью эклиптики. Танцуй, нам фантастически повезло!

Понятно. Радиопульсары, источники периодических всплесков радиоизлучения, являются своеобразными маячками — достаточно определить, из каких секторов галактики исходит излучение минимум от трёх зарегистрированных нейтронных звёзд, и ты моментально узнаешь свои координаты с точностью до нескольких миллиардов километров!

— …А вот это уже совсем плохо, — смущённым голосом произнёс ИР. — Я тебя очень огорчу, если скажу что… гм… мы находимся вне границ Содружества?

— Предсказуемо, — отмахнулся я. — Где конкретно?

— У этой звезды нет номера в реестре.

— То есть как — нет? Чепуха!

— Дослушай. Судя по расположению пульсаров, «Эквилибрум» находится в другом спиральном рукаве галактики. Приблизительное расстояние до Сириуса — девяносто две тысячи восемьсот световых лет, около тридцати килопарсек. Ошибка исключена, я уловил сигнал от девятнадцати нейтронных звёзд. Всё точно.

— Че… Чего?

— Девяносто две тысячи восемьсот световых лет, — отчётливо повторил Нетико. — Боюсь, вернуться на территорию Содружества невозможно. Начать маневры сближения с системообразующим небесным телом? В моём распоряжении шесть резервных двигателей, их мощности вполне достаточно.

* * *

Новости обескураживающие, тут не поспоришь. Примерно так же я бы отреагировал на официальное сообщение властей Сириус-Центра о вступлении человечества в непосредственный контакт с Господом Богом и обмене дипломатическими миссиями с Раем.

— …Эта звёздная система расположена в одиннадцати парсеках над центральной экваториальной плоскостью галактического диска, — не уставал информировать Нетико. Зубы мне заговаривал, отвлекал от очередного стресса. — Если ты помнишь, спиральная галактика Млечный Путь состоит из трёх рукавов — Ориона, Персея и Стрельца. «Эквилибрум» сейчас в рукаве Персея, он тянется от дальней стороны галактического центра по направлению к той области галактики, которая находится за Солнцем и Сириусом. Самая окраина Млечного Пути, звезда вращается вокруг центра галактики на расстоянии двадцати одного килопарсека по наклонной орбите относительно плоскости диска, полный оборот совершает примерно за четыреста миллионов лет…

— Ты закончил? — простонал я.

— Нет, — твёрдо ответил ИР. — Слушай очень внимательно. Звезда солнцеподобная, жёлтый карлик, спектральный класс G4, светимость 1,2, размер 0,98. Почти точная копия Солнца или Тау Кита. Понимаешь?

— Что я должен понять?

— Шесть планет, — настойчиво продолжал ИР, словно изумляясь моей непроходимой тупости. — Из них две в зоне биосферы звезды. К ближайшей мы подойдём за сутки при максимальном ускорении. Маршевые двигатели не действуют, на маневровых лететь долго, ничего не поделаешь.

— Вместо того чтобы заниматься ерундой, ты бы подал сигнал бедствия в Центр Транспортного Контроля! — искренне возмутился я. По моему скромному мнению, Нетико абсолютно позабыл о своей главной обязанности: спасении драгоценной шкуры капитана, давно находившегося в состоянии, близком к неистовой истерике.

— А зачем? — вкрадчиво осведомился ИР. — Тебе ещё раз объяснить, где мы находимся?

— Но всё-таки, вдруг…

— Уговорил. Только потом не разочаровывайся.

Разочароваться пришлось отнюдь не только мне, но и самоуверенному Нетико. Сигнал по линии Планка не проходил, что само по себе невозможно. Согласно теории суперструн, Планкова связь действует в любой точке Вселенной, передача информации возможна даже между взаимоудаляющимися квантами. ИР проверил и перепроверил аппаратуру, его собственное приёмо-передающее устройство, равно как и установленное на «Эквилибруме», были исправны, но выйти на диспетчерскую службу ЦТК Сириуса и ещё полусотни звёздных систем Содружества никак не получалось, хоть тресни.

— Странно, — озадачился Нетико после очередной неудачной попытки. — Странно и необъяснимо. Признаться, я в тупике. Есть какие-нибудь соображения?

— Ты меня спрашиваешь? Слабоумную органическую структуру, которая в отличие от бессмертных ИР начинает разлагаться с самого рождения?

— Комплексы неполноценности оставь при себе, — хмыкнул Нетико. — Это был риторический вопрос. Подведём итоги: «Эквилибрум» очутился на противоположном краю галактики, связи нет, выбраться отсюда теоретически и практически невозможно. Однако мы живы, что не может не радовать.

— Криогенная фуга? — вздрогнул я. — Гарантированная смерть в ледяном гробу? Не хочу!

— Данный вариант рассмотрим как запасной и малоперспективный, — оптимистично сказал Нетико. — Предлагаю следующее: перебираемся на челнок, активируем систему жизнеобеспечения — здесь ты скоро замёрзнешь, а ресурс батарей гермокостюма ограничен.

Точно. Я отбросил маску и поёжился. Пар изо рта валит, на терминале появился тонкий налёт инея. Минус три, и это ещё не предел…

— Согласен. А что потом?

— Для начала тебе следует отоспаться, в аптечке есть мощные транквилизаторы, уснёшь, как младенец, да и стрессовое состояние будет частично снято. «Эквилибрум» за это время выйдет на орбиту четвёртой планеты системы, мне она нравится…

— Что значит — нравится?

— Позже объясню, пока собираю данные. Проснёшься — будем решать, как поступать дальше.

Я терпеть не могу химию, никогда не принимал лекарств, особенно сильнодействующих, но сейчас это было необходимо. В контейнере с аптечкой обнаружился нужный инъектор, я сбросил гермокостюм (воздух в челноке моментально нагрелся до вполне приемлемых плюс девятнадцати по Цельсию), поморщился, ткнул иголкой в левое плечо и с трудом добрался до кресла пилота — повело моментально, будто ломом по черепу получил.

Вырубился сразу, что было к лучшему, поскольку альтернативой мог быть психологический шок, чреватый самыми неприятными последствиями. Спал я двадцать три часа без перерыва.

* * *

— Куда собрался? — обеспокоился Нетико, отследив фотосенсорами ПМК, как я с видом похмельного лунатика вылез из удобного глубокого кресла и направился к внешнему шлюзу. Состояние кошмарное, после транквилизаторов качает так, словно находишься на ураганном ветру. — Я бы на твоём месте не…

Спасательный челнок, к сожалению, не оборудован удобствами, а мне было совершенно необходимо прогуляться по своим делам. Всего-то — выйти в коридор и добраться до капитанской каюты!

Переборка отошла в сторону, я сделал первый шаг и… Действовать пришлось чуть не со скоростью звука, уложился меньше чем в три минуты. Зато проснулся сразу и окончательно, одурь как рукой сняло.

— Там минус тридцать шесть, — любезно подсказал Нетико, когда я вприпрыжку вернулся на челнок. — А через несколько часов будет около ста градусов ниже нуля… Потеря энергии больше, чем на восемьдесят процентов, жилая палуба непригодна для обитания.

— Это заметно гораздо лучше, чем ты думаешь, — просипел я, растирая ладони. — На этом плохие новости, я полагаю, не исчерпываются?

— Отставить пессимизм, — прикрикнул на меня ИР. Тактическая панель челнока ожила, следуя команде Нетико. На мониторе системы навигации возникли голографический глобус неизвестного мира, к которому подходил «Эквилибрум», и сразу несколько плоских карт-проекций. — Теперь обрати внимание на обзорные окна кабины.

Внешние щитки, прикрывавшие иллюминаторы, отошли, я зажмурился. В глаза бил золотистый свет небольшой яркой звёздочки, но светофильтры делали его безопасным для зрения. Впереди по курсу корабля была отлично различима бело-голубая сфера планеты. Корабль тормозил, выходя на высокую орбиту.

Нетико тем временем пустился в заумные объяснения: магнитные поля, давление у поверхности, масса, скорость убегания и прочая муть. Из его долгой тирады я вычленил только самое важное: наличие воды и кислородная атмосфера. Любопытно.

— …Биосканер указывает на наличие развитых форм жизни, — дополнил Нетико и многозначительно замолчал, ожидая моей реакции.

— Предлагаешь высадиться? — сказал я, понимая, что иным выходом может быть только криогенная фуга. — Неизвестный таинственный мир, населённый зубастыми динозаврами…

— Насчёт динозавров не уверен, — ответил ИР. — Полагаю, тебя заинтересует кое-что другое. На орбите находятся шесть искусственных объектов, это первое. Спутники связи, ретрансляторы. Теперь второе, и самое неожиданное: я обнаружил источники электромагнитного и микроволнового излучения на поверхности.

— Не может быть… — я закашлялся. — Разумная жизнь? Чужой разум?

— Перехвачена радиопередача в диапазоне ультракоротких волн, осмысленный текст. На немецком языке. Это было третье и последнее.

— На неме… Что??

Н-да, сюрприз из сюрпризов. Кто бы мог подумать!

— Ты уверен? Бред какой-то! Или ты напутал с координатами? Значит, мы находимся в пределах Содружества или на Окраине, и не покидали Обитаемого кольца?

— Ошибаешься, координаты прежние, в этом нет никаких сомнений. Зачем мне тебя обманывать?

— Что же это получается? Германская империя втихомолку открыла выход на новые уровни Лабиринта и начала осваивать дальние участки Галактики? И никто об этом не знает? Хороши союзнички!

— Не всё так просто, — невозмутимо ответил Нетико. — Идентифицировать модели спутников я не сумел, подобная техника в Содружестве не производится и не производилась ранее. Нет никаких признаков развитой индустриальной цивилизации, разветвлённая транспортная сеть отсутствует, инфосфера не обнаружена.

— Но ты ведь сам сказал о радиообмене!

— Единичный случай за сутки наблюдений. Постоянного радио— и телевещания я не регистрирую, голографические каналы не обнаружены. Напомню, на Эпсилоне Эридана их около пятнадцати тысяч, на Сириус-Центре — сто шестьдесят тысяч…

— О чём говорили? — напряжённо спросил я.

— Торговый запрос, судя по всему. Речь шла о доставке некоего груза из неизвестной мне системы или планеты Граульф. Классический немецкий язык, одна из разновидностей тюрингского диалекта, в настоящее время он считается очень архаичным и используется только в германских диаспорах Денеб-Дессау, звезды Барнарда и Лакайль 9352.

— Ничего не понимаю! Это невозможно и всё тут! Тридцать килопарсек — расстояние умопомрачительное! Как союзники здесь оказались?

— Боюсь, я не могу ответить на данный вопрос. В ближайшем радиусе нет ни одного космического корабля лабиринтного класса. Только спутники связи.

— Странно… Как поступим?

— По-моему, это очевидно, — сказал Нетико. — Оставляем «Эквилибрум» на орбите и высаживаемся на поверхность. Там живут люди, значит, они смогут тебе помочь.

— Люди? Почему ты в этом уверен? Если зелёных человечков никто и никогда не видел, это вовсе не означает, что их не существует.

— Логика подсказывает, что зелёные человечки не стали бы разговаривать на официальном языке Германской империи с акцентом выходцев из Тюрингии, — без тени юмора проговорил Нетико. — ИР обычно не строят предположений, наша цивилизация предпочитает опираться на доказанные факты, но я отойду от традиций. Согласно статистике катастроф, за четыреста с лишним лет освоения дальнего космоса в Лабиринте бесследно исчезли пятьдесят два судна… Пятьдесят три, если считать «Эквилибрум», — въедливо добавил ИР. — Не исключено, что в данной звёздной системе находится одна из универсальных точек выхода. Корабль с многочисленным экипажем или, допустим, пассажирский транспорт, выныривает из Лабиринта в этом районе, людям ничего не остаётся делать, кроме как искать спасения на планете с подходящими природными условиями. Следишь за ходом моих рассуждений?

— Разумеется. Вполне правдоподобное объяснение. Другого выхода нет, готовь челнок…

— Придётся подождать два часа, пока «Эквилибрум» не выйдет на замкнутую эллиптическую орбиту. Траектория рассчитана, мы приземлимся на материке в западном полушарии. Радиосигналы исходили именно оттуда, следовательно, у нас будет больше шансов встретить людей.

— Чертовщина, — только и сказал я.

— Маловероятная случайность, — уточнил Нетико. — Судя по расположению гравитационных аномалий в ближайшем радиусе от звезды, в этой системе девять точек входа-выхода, нас выбросило в наиболее подходящей… Если бы гипотетический сверх-сверхразум, которого люди называют Господом Богом существовал, я бы усмотрел в этом его вмешательство.

С ответом я не нашёлся.

* * *

Кстати, о помянутых динозаврах. В самом крайнем случае, при возникновении реальной опасности и серьёзной угрозе моей жизни на поверхности планеты, всегда можно было бы вернуться на «Эквилибрум» — челноки атмосферно-космического класса способны преодолевать гравитацию планет с массой до 1,75 стандартной при том, что правила Комитета по колонизации Сената запрещают освоение миров с силой тяготения, превышающей земной стандарт более чем на пятьдесят процентов. Считается, что человек в подобных условиях существовать не может, и я готов это подтвердить — на «тяжёлых» планетах чувствуешь себя крайне неуютно, высокая гравитация влияет не только на здоровье, но и на психику. Депрессия, чувство постоянной усталости, сосудистые расстройства — это только часть проблем.

Из пространных объяснений Нетико я уяснил, что странный мирок, к которому забросило наш транспорт, по абсолютному большинству параметров совпадает с универсальной шкалой Дитца-Морана, с помощью которой вот уже четыре века определяются требования к новооткрытым и подходящим для заселения планетам. Сто пунктов из ста — это Земля, которую человечество (точнее, сумевшая вовремя эвакуироваться небольшая его часть) покинуло 397 лет назад. Тест Дитца-Морана предусматривает всё, начиная от интенсивности ультрафиолетового излучения, проникающего сквозь атмосферу, и заканчивая тектонической активностью. Такие миры, как Афродита, Квантум или моя родная Аврелия обычно набирают восемьдесят или восемьдесят пять баллов, неосвоенный Бекрукс до начала терраформирования — не больше сорока. Все планеты, оцениваемые менее, чем в тридцать баллов, для обитания непригодны.

Я, собственно, вот к чему веду: по выкладкам Нетико, голубая планетка, над которой сейчас плыл «Эквилибрум», была приближена к идеалу аж на целых девяносто три процента, что само по себе нонсенс — наиболее похожая на легендарную Землю Цезарея в системе Tau 52 Cet, планета-заповедник и основной полигон биореконструкторов Содружества, доселе пытающихся (увы, не слишком удачно) воссоздать утерянные образцы древней земной флоры и фауны, оценивается в восемьдесят девять с половиной. Предполагается, что таких планет на всю Галактику около пятисот миллионов, но в Обитаемом радиусе их очень мало, а исследовать весь Млечный Путь наша цивилизация никогда не сможет, не по силам. На это потребуется уйма времени — тысячелетия тысячелетий!

…Впрочем, о чём я только думаю? Пора бы вернуться к делам насущным — какая теперь разница, где, как и почему я очутился? Если умный Нетико заверяет, что внизу сравнительно безопасно и там с большой долей вероятности живут люди (не «зелёные человечки», а настоящие homo sapiens), следовательно, я обязан их отыскать и попросить о помощи.

— Я бы на помощь здешних туземцев не слишком надеялся, — ворчливо отозвался ИР, услышав мои жизнерадостные выкладки. — Для начала я предлагаю тихонько осмотреться. Знаешь, почему?

— Почему?

— Незваным гостям далеко не всегда рады. Как ты воображаешь себе подобный визит? «Здравствуйте, уважаемые господа, я случайно попал в вашу звёздную систему, на самом деле я живу в тридцати килопарсеках от этого замечательного места, не могли бы вы показать мне наикратчайшую дорогу домой? Извините, что нарушил ваше уединение». Так?

— Примерно так, — я пожал плечами. — Ты ведь сам выдвинул версию о том, что здесь могут жить люди, очутившиеся на данной планете в результате похожей аварии? Думаю, они будут рады встрече с соотечественником. С чего вдруг ты стал таким подозрительным?

Из динамика ПМК донёсся звук, более всего смахивающий на вздох.

— Должен признаться: ситуация выглядит донельзя абсурдно, — не без ноток смущения в голосе заявил Нетико. — Можно строить любые — подчёркиваю, любые! — версии, но вряд ли хоть одна из них окажется верной.

— Значит, ты всего лишь меня успокаивал?

— И да, и нет. Мы оба — представители двух разумных сообществ, несколько столетий живущих в тесном симбиозе, машинный интеллект отличается от человеческого только исключительным быстродействием и другой средой обитания, на самом деле мы очень похожи. Картина видимой материальной Вселенной для вашей и нашей цивилизации одинакова. Микромир, макромир… От квантов до галактик. Хочешь правду? Пожалуйста. То, что мы видим в этой звёздной системе не укладывается в привычную картину мира. Это что-то другое. Что-то неизвестное. Не вписывающееся в традиционные схемы.

— Кажется, понимаю… — я наморщил лоб. — Во-первых, колоссальное расстояние, так? Неизвестные технические устройства на орбите, это во-вторых. И в то же время кто-то обменивается радиосигналами на привычном и понятном немецком языке.

— Это ещё не всё, — мрачно сказал Нетико. — Второй монитор, оцени какая прелесть…

— Ну и ну… — озадаченно протянул я, послушно взглянув на статичную трёхмерную картинку. — Как прикажешь такое понимать?

— А никак, — хмыкнул ИР. — Просто воспринимай как данность. Эта штука существует, фотосенсоры челнока, ведущие наблюдение за поверхностью планеты, не подвержены иллюзиям и галлюцинациям. Примитивную технику не обманешь только потому, что она именно примитивна…

Мы находились над океаном, разделяющим один из двух континентов планеты и огромный островной архипелаг, расположенный в западном полушарии, примерно в двадцати градусах от экватора. Разрешение отличное, можно рассмотреть даже мелкие детали. Управлявший системой визуального наблюдения Нетико нарочно искал искусственные объекты и вот, милости просим, нашёл…

Корабль. Парусник, будто на старинной картинке — в Содружестве таких нет, даже в наиболее отсталых мирах. Четыре мачты, серовато-белые паруса. На палубе люди, самые настоящие — две руки, две ноги, голова. По моей просьбе ИР увеличил изображение знамени, развевающегося на корме — прямой белый крест на алом поле, в центре щит с каким-то экзотическим зверем, вставшим на задние лапы.

— Грандиозно, — заключил я после минутной паузы. — Слушай, а это не розыгрыш? Вдруг ты всего лишь создал эту картинку и решил меня подколоть?

— Параноик, — припечатал меня Нетико. — Не веришь мне, сможешь поверить собственным глазам. Я проведу челнок прямиком над судном, то-то экипаж удивится… Сделать?

— Да ну, — поморщился я. — Давай-ка пока обойдёмся без ненужных эксцессов и не будем пугать туземцев. Челнок подготовлен?

— Давно. Жду твоего решения.

— Куда направимся?

— Как и предполагалось изначально. В район, где замечена наибольшая технологическая активность. Гляди…

Перед моими глазами возникла многоцветная наклонная проекция. Тонкими синими и оранжевыми линиями отмечались высоты над уровнем моря, вспыхнула стандартная сетка координат, красным вырисовывались непонятные прямоугольные строения, расположенные в лесах неподалёку от северо-западного побережья меньшего из континентов.

— Крупный комплекс искусственных сооружений, — откомментировал ИР. — Занимает площадь около шести квадратных километров. Фиксирую электромагнитное излучение и радиоактивные источники, вероятно, это некий промышленный объект. Радары, эхолокаторы и прочие средства обнаружения движущихся объектов отсутствуют. Равно, как и любое воздушное движение в атмосфере планеты — похоже, авиацию здесь пока не придумали или в таковой нет необходимости… Можешь пристегнуть ремни.

— Э-э… — я на мгновение замер. — Может быть, подождём?

— Чего именно подождём? — вкрадчиво осведомился Нетико. — Второго Пришествия? Или решайся, или я начну готовить криогенную фугу.

— Шантажист, — грустно вздохнул я. — Я не знаю… Страшно.

— Мне тоже, — признался ИР. — Моей цивилизации не чужды эмоции. Забудь о страхе, дружище. Любопытство должно пересилить!

— Чтоб ты провалился со своим любопытством! Поехали!

— Вот и отлично… Реактор активирован, все бортовые устройства действуют в обычном режиме, сбоев не наблюдается. Отключаю гравитацию. Стыковочные захваты два-четыре, один-три разошлись, есть отрыв от материнского корабля, идём на маневровых…

Челнок сейчас напоминал лодку, стоящую на привязи у причала — кресло едва заметно покачивалось, я почувствовал головокружение. Подняв взгляд, я увидел через верхние иллюминаторы кабины медленно удаляющийся корпус «Эквилибрума» и взблескивающие топовые огни, зелёный и красный. В лучах звезды транспорт казался не угольно-чёрным, а золотистым с синевой.

— Форсаж основного двигателя, — уведомил Нетико. — Маневры перед входом в атмосферу займут семнадцать минут. Расслабься.

— …И получай удовольствие, — неудачно сострил я. — Ты уверен?

— Поздно сомневаться, — жёстко перебил ИР. — Поверь, другого выхода нет. Мы оба очень рискуем, но после всего происшедшего, можешь воспринимать теперешнее маленькое путешествие в качестве безобидного лёгкого приключения. Мы ведь всегда можем вернуться на корабль, верно? Кстати, температура на жилой палубе упала до минус пятидесяти шести.

— Скотина ты, вот кто…

— Человеку свойственна неблагодарность, однако я не обижаюсь, — откровенно фыркнул Нетико. — Не переживай, всё образуется. Чем мы сейчас рискуем, подумай?

— Да ничем по большому счёту.

— Вот и я о том же!

— И тем не менее меня не оставляет чувство, что мы участвуем в некоей колоссальной мистификации. Кажется, будто я сплю и вижу дурной сон.

— Опять паранойя, — подтвердил исходный диагноз Нетико. — Как вы, люди, говорите — хуже не будет!

В этом я с искусственным разумом согласился целиком и полностью. Хуже уж точно не будет. Достаточно вспомнить кошмарные часы на мёртвом «Эквилибруме».

Господи Боже, как я ошибся…

* * *

Чувство новизны на другой планете появляется всегда — свет, запахи, сила тяготения, звуки в каждом мире уникальны и неповторимы. Я с закрытыми глазами могу определить, на какой именно планете Содружества нахожусь: Ной-Бранденбург и Веймар пахнут озоном и морскими водорослями, у Афродиты устойчивый аромат нефти и прокалённой лучами Сириуса пыли, на Квантуме постоянно шумит неутихающий ветер, Вега-Прим славится грозами и влажной атмосферой…

После приземления Нетико не выпускал меня из челнока около двадцати минут — ИР открыл воздушные клапаны системы безопасности, провёл биологические пробы, проверил состав газовой смеси, не преминул заметить, что содержание кислорода выше стандарта на девять процентов, а биосенсоры мгновенно зарегистрировали целое сонмище микроорганизмов и порядочное количество растительной пыльцы. Выводы были однозначны: здешние вирусы, бактерии и активные вещества в реестре Содружества не числятся, а, значит, являются эндемиками и могут представлять существенную угрозу. Всё что угодно — от неизвестных болезней до тяжелейшей аллергии.

— Надеюсь, тебе прививали нанопрепарат S-10? — озабоченным тоном вопросил Нетико. — В противном случае действительно придётся возвращаться в космос. Чужая биосфера может запросто убить человека, хотя первичные тесты указывают на неагрессивность обнаруженных белковых соединений. Это обычная углеродная жизнь, тип «Дарвин-II» и «Дарвин-IV», альтернативных форм не найдено. По крайней мере в данный момент не найдено.

ИР не зря беспокоился — биобезопасность, это краеугольный камень, на котором стоит всё здание Содружества и цивилизации людей вообще. Самой страшной угрозой для человека являются не крупные зубастые «чудовища», обитающие в мирах с развитой жизнью, а патогенные микроорганизмы, способные паразитировать на наших клетках и вызывать смертельные болезни. Мы боремся с этим злом по мере сил, каждому пилоту или служащему Торгового флота сделано множество прививок от уже известных инопланетных заболеваний, включая помянутую Нетико универсальную вакцину S-10 на основе постоянно мутирующих наноботов, которые в обычном состоянии мирно обитают в моём кровеносном русле, не причиняя никаких неудобств, а при обнаружении чужеродного вируса мгновенно подстраиваются под его ДНК и нейтрализуют вирулентную микрофлору.

Теоретически S-10 должна уберечь меня почти от любых неприятностей, но если я правильно помню инструкцию департамента по здравоохранению и строжайшие предписания карантинной службы Сириус-Центра, панацеей эта вакцина не является и помогает далеко не всегда. Если появятся тревожные симптомы, следует воспользоваться автохирургом, а затем прибегнуть к помощи специалистов. И, разумеется, немедленно (вы хорошо поняли — не-мёд-лён-но!) известить соответствующие инстанции. Правительство Содружества опасается возможных эпидемий больше, чем всех чёрных дыр Вселенной вместе взятых — изжить этот страх мы не сумели…

Поскольку автохирург остался на «Эквилибруме», а лететь до ближайшего карантинного участка придётся эдак миллион лет, об инструкциях можно временно позабыть. Положимся на везение, и будь что будет!

Я шагнул в воздушный шлюз, зажмурив глаза, будто в ледяную воду прыгал. Внешняя овальная дверь с шипением отошла в сторону, мне в лицо ударил тёплый воздушный поток с терпким запахом растительности — чувствовался знакомый аромат хвои…

— Здесь вполне симпатично, — уверенный голос Нетико вывел меня из ступора. — Не стой столбом, выходи из шлюза. Крупных живых существ поблизости нет. Давай-давай, не станешь же ты всю оставшуюся жизнь прятаться на борту челнока?

Я спрыгнул на землю, в глаза ударили лучики здешнего солнца, пробивавшиеся сквозь кроны высоких деревьев, напоминавших странную помесь сосны с гигантским хвощом. Трава по колено. Надо же — бабочка, самая настоящая бабочка, с ало-бурыми в лазурную крапинку крыльями!

— Как ощущения? — поинтересовался ИР.

— Не знаю… — буркнул я. — Странные ощущения. Но дышится легко.

— Сутки в этом мире длятся двадцать три часа девятнадцать минут, — напомнил Нетико. — Я перенастроил свой хронометр. В данном регионе планеты полдень наступил четыре часа назад, от этой точки и будем отталкиваться. Закат — через пять с половиной часов. Предпочтёшь использовать это время для адаптации к внешней среде или сразу приступим к поискам разумных существ?

— Дай подумать, зануда… Поспешность не всегда полезна. Думаю, за ближайшие два-три часа люди с этой планеты не разбегутся.

— Логично, — со смешком ответил ИР. — В таком случае прицепи ПМК на плечо, панелью фотосенсора вперёд — я тоже хочу видеть то, что видишь ты. Прогуляемся?..

— Куда?

— Для начала хотя бы вокруг челнока! Начинать надо с малого.

Глава вторая ANNO DOMINI 2326

Меркуриум, звёздная система HD 717110.

Зона отчуждения «Северо-запад-2»

…Эта стена с первого взгляда показалась мне необычной. Вроде бы самый заурядный бетон, очень старый, кое-где растрескавшийся, покрытый пушистым изумрудным мхом и сизыми пятнами грибковых наростов. Заметны вкрапления тёмно-красного гравия, местами наружу вылезает проржавевшая металлическая арматура. Но позвольте, почему высота ограды почти сорок метров, как высчитал внимательный Нетико?

Отвесная стена уходила в поднебесье и выглядела не просто железобетонным «забором», которым во всех населённых людьми мирах испокон веку огораживают военные базы, тюрьмы или секретные промышленные объекты, а настоящей крепостью — колоссальной твердыней, эдаким грандиозным фортом, призванным оберегать и защищать, а вовсе не просто закрывать проход в запретную зону праздношатающимся и любопытным?

Дело шло к вечеру, наступали сумерки и было самое время возвращаться к челноку, но я предпочёл обойти загадочный «форт» по периметру, одновременно выслушивая комментарии ИР по поводу первого и пока единственного обнаруженного нами, несомненно, рукотворного объекта. В конце концов никто и никогда доселе не слышал о том, что железобетон может образовываться естественным путём.

«Комплекс искусственных сооружений», зафиксированный Нетико с орбиты, был недоступен: двенадцать крупных зданий надёжно защищала могучая стена, так поразившая моё воображение. Поскольку челнок приземлился на обширной поляне в трёх километрах южнее и топать до «форта» пришлось через лес, я успел более или менее свыкнуться с необычной обстановкой и почти перестал нервничать. Во-первых, у меня не наблюдалось никаких признаков аллергии или других реакций на внешние раздражители, во-вторых, окружавший лес выглядел вполне безопасно.

Отсутствовал густой подлесок, в котором могли спрятаться возможно обитающие здесь хищники, Нетико моментально насчитал девять видов деревьев, которые условно наименовал «хвойными», и четыре образца гигантских папоротников, до смешного напоминающих сородичей с Аврелии — эволюция углеродной жизни во всех известных мирах развивается параллельно, ничего удивительного в этом не было. Насекомые почти ничем не отличались от аврелианских или обитающих на Афродите, за исключением фантастически яркой окраски — такие же фасеточные глаза, восемь ножек, крылышки…

Птиц я не заметил, но в отдалении громко ухало и свиристело, причём звуки вовсе не казались угрожающими, только лишь непривычными. На посадочную опору челнока забралась небольшая ящерица — именно ящерица, длиннохвостая рептилия с четырьмя лапками и ярко-оранжевым гребнем на голове. Нетико посоветовал её не трогать, вдруг ядовитая? Животные, хоть приблизительно смахивающие на млекопитающих, здесь или не водились, или обходили поляну стороной, что вполне естественно: зверь никогда не приблизится к странно пахнущему и необычному объекту, каковым, без сомнений, являлся наш челнок. Инстинкт, ничего не поделаешь — этот закон природы тоже неизменяем.

…Спасательный челнок потому-то и называется «спасательным», что в контейнерах со стандартным оборудованием можно отыскать всё, что необходимо для выживания на самых негостеприимных планетах. Начиная от упаковок с мини-рационами (таблетки, содержащие весь набор необходимых организму веществ) и заканчивая оружием, тёплыми вещами, медицинскими пакетами и средством от кровососущих паразитов. Запаса нормальной еды должно хватить троим членам экипажа на месяц.

У меня сложилось отчётливое впечатление, что Нетико в своём виртуальном мире только и делает, что ходит в походы по лесам. Прогулка предстояла недолгая, а потому ИР посоветовал мне взять с собой только небольшой рюкзачок техника (предварительно вытряхнув из него ненужные инструменты), две бутылочки с водой, запас концентратов и индивидуальную аптечку-медпакет — всякое может случиться!

Импульсная винтовка? Незачем. Мы воевать с туземцами не собираемся, не следует пугать их видом оружия. А вот кобуру с небольшим пистолетом «Штерн», который одновременно можно использовать как по прямому назначению, так и в качестве лазерного сварочного аппарата, резака и чуть ли даже не кухонного комбайна (по крайней мере, воду с его помощью в котелке подогреть вполне возможно, достаточно установить регулятор на минимальную мощность разряда) нацепить следует обязательно. Под курточкой кобура будет совершенно незаметна, а плазменный «плевок» «Штерна» уложит и тиранозавра, если ты по-прежнему таковых боишься…

— Уже не боюсь, — весело сказал я, копаясь в выдвижных контейнерах грузового отсека челнока. — По-моему эта планета и впрямь довольно симпатичная. На первый взгляд.

— Первое впечатление самое сильное, но далеко не всегда самое верное, — голосом университетского преподавателя ответил Нетико. — Собрал вещи? Пошли. Лучше бы обернуться туда-обратно до темноты.

— Пошли… — передразнил я. — Идти буду я, а ты на мне поедешь.

— Симбиоз цивилизаций, — ханжески сказал ИР. — Как говорил один политик эпохи до Катастрофы, каждый союз состоит из лошади и всадника, и надо стремиться играть в нём роль последнего. ИР — думают, вы — действуете.

— Думаешь, все довольны таким положением?

— Я — точно доволен. Двинулись. Шлюз челнока я заблокирую, воров можно не бояться.

* * *

Нависшую над лесом огромную тень я углядел за три сотни шагов до основания стены и сразу подумал о том, что здешние туземцы явно страдают гигантоманией: зачем тратить время и ресурсы на возведение такого сверхмасштабного сооружения, когда вполне достаточно обойтись компактными и надёжными охранными системами наподобие детекторов массы, тепла и движения и автоматических пушек? Поделился этим соображением с Нетико, но ИР снисходительно пояснил, что туземцы вовсе не обязательно обладают высокими технологиями — достаточно вспомнить парусник, замеченный нами из космоса.

— До железобетона додумались, а строить корабли с металлическим корпусом не могут? — вполне справедливо возразил я. — Куда пойдём, направо или налево? Если это крепость, то должен быть вход. Обогнём её по периметру?

Нетико согласился и мы отправились направо вдоль стены. Я внимательно шарил взглядом по сторонам, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь признаки цивилизации, начиная от банального мусора и ржавых бочек до укреплённых огневых точек. Кто их знает, этих аборигенов, вдруг они и впрямь понатыкали в ближайшем радиусе от крепости плазменные пушки? Нетико, однако, заверял, что его сенсоры регистрируют технологическую активность исключительно за стеной и судя по всему, там находится крупное производство, настоящая фабрика по выпуску незнамо чего. Значит, всё-таки ИР противоречит сам себе, высказывая предположения об отсталости обитателей этой планеты… Существа отсталые никогда бы не построили такой форт!

Кстати о форте. Стена обносила прямоугольник со сторонами в два километра сто метров и три километра ровно, что само по себе внушало невольный пиетет перед строителями, озаботившимися настолько гигантским зиккуратом. Окон-амбразур-проёмов в стене не было, входов-въездов тоже, сооружение выглядело сплошным монолитом, возведённым с непонятной целью посреди дикого леса. В самом лесу были замечены аборигены — нет, не люди, всего лишь животные: прошмыгнул небольшой зверёк, смахивающий на чёрную белку, а затем из кустов прямо на меня вышло некое копытное с коротенькими рогами на голове — видимо, местный аналог лани. Цвет шкуры тоже почему-то чёрный.

— …Что за чудеса? — деревья и высокая трава остались за спиной и я выбрался на довольно широкую грунтовую дорогу, упиравшуюся прямиком в восточную стену крепости. Тем не менее ворот или открытого прохода внутрь здесь не имелось — монолитный бетон без единого шва. — Нетико, ты видишь?..

На высоте человеческого роста к стене была прикреплена позеленевшая металлическая плита с выбитым текстом на неизвестном мне языке. Буквы, однако, вполне знакомые — латиница. Значит, всё-таки в этом мире живут люди, напрямую связанные с нашей цивилизацией, традиционно именующейся «земной», хотя сама Земля покинута человечеством четыре столетия тому…

ИР незамедлительно подтвердил мои предположения:

— Это латынь, вульгата. До сих пор используется в медицине и считается официальным языком католической церкви на планете Сан-Пьетро. Сейчас переведу… Anno Domini… Лета Господня две тысячи триста двадцать шестого по Рождеству Христову…

— Ты хочешь сказать, что они ещё и христиане? — ошалело перебил я. — Триста двадцать шестой? Получается… Ну да, верно, считай три с половиной столетия! Почти сразу после Катастрофы! Да быть не может!

— Кажется, может, — проворчал Нетико. В голосе ИР вовсю сквозили недоверчивые интонации, куда только подевалась присущая искусственному разуму самоуверенность! — В целом никакой полезной информационной нагрузки эта надпись не несёт. Всего лишь памятный знак, сообщающий, что «вторая технологическая зона основана повелением герцога Мекленбургского». Если ты не знаешь, Мекленбург — это одна из провинций Германской империи на Земле.

— Час от часу не легче, — я покачал головой. — Значит, всё правильно: союзники каким-то образом научились пользоваться глубинными участками Лабиринта сингулярности, а этот мир — одна из их тайных колоний!

— Титул герцогов Мекленбургских был упразднён ещё в двадцатом веке, — сказал Нетико. — Затем, после реставрации монархии в Германии эти земли вошли в домен кайзера и числились в составе Прусского королевства. Во времена Катастрофы данный титул носил император Фридрих VII и я не уверен в том, что крепость построена по его прямому указанию. Можешь мне поверить, если бы немцы действительно нашли точки входа-выхода, ведущие в другие рукава Галактики, скрыть это не удалось бы! По меньшей мере от сообщества искусственных разумов. Я бы знал — все ИР пользуются общим информационным пространством, у нас нет секретов друг от друга. Всё, что известно доминирующему ИР из Координационного совета «Птолемея», известно и мне…

— Параллельная вселенная? — предположил я. — Сколько разговоров ходит о других измерениях! И их существование, между прочим, доказано.

— Откуда в параллельной вселенной те же самые радиопульсары? — хмыкнул ИР. — Версия несостоятельна. Насчёт измерений, ты прав, кстати — я существую в четырнадцати, причём из них исключены три привычных для тебя. Повторяю: я бы непременно знал о новых коридорах Лабиринта!

— Странная у вас цивилизация, который раз это замечаю.

— Она просто другая. Отсутствие тайн позволяет избегать разобщённости.

— Но от людей-то вы информацию скрываете…

— Это называется «разумное умолчание», — мне показалось, будто Нетико хихикнул. — Тебе не кажется, что обсуждать проблемы взаимодействия ИР и человека сейчас несвоевременно? У нас предостаточно других проблем!

— Войти внутрь мы всё равно не можем, — я постучал кулаком по стене. — Сам видишь, никаких коммуникационных устройств тут не предусмотрено. Не понимаю, зачем тогда дорога… Следов шин или гусениц, между прочим, нет, я посмотрел.

— Раз есть дорога, следовательно, по ней кто-нибудь ходит или ездит, это ведь очевидно. Проход внутрь наверняка существует, только мы о нём не знаем. Темнеет, давай возвращаться к челноку. Будем считать первую разведку успешной.

— Это почему же? По-моему, мы ровным счётом ничего не узнали!

— Напротив, полезной информации очень много! Доказано, что здесь обитают разумные существа, а именно homo sapiens, что они пользуются земными языками и достаточно развиты для того, чтобы строить такие вот масштабные сооружения. Более того, люди ведут счёт времени по общепринятому стандарту, то есть от Рождества.

— А ты не допускаешь, что Иисус Христос мог приходить в этот мир точно так же, как и на Землю?

Нетико запнулся.

— Логическая яма, — наконец вздохнул ИР. — Религиозная мифология не является частью нашей культуры, искусственные разумы полагают, что существование суперразума, именуемого людьми «Богом», весьма гипотетично и недоказуемо. Однако, если опираться именно на мифологию, то… Ты хочешь сказать, что Спаситель был распят множество раз во множестве миров?

— Бред, разумеется, — кивнул я, осознав, что сморозил глупость. — Хватит болтать, пошли обратно. И впрямь смеркается, а я не хочу разгуливать по лесу в темноте!

Заблудиться было невозможно — Нетико ориентировался на маячок челнока, достаточно взглянуть на монитор ПМК, чтобы точно определить направление. Я описал полный круг, бодро протопав вдоль периметра крепости и повернув затем к югу. Попутно озарился новой гениальной мыслью: а вдруг железобетонная цитадель служит для…

— Оборонительное сооружение? — переспросил Нетико. — В каком смысле? В военном?

— Да в любом! Защита от некоей внешней угрозы.

— Это ж какого размера должна быть «угроза»? — скептически ответил ИР, а мне вдруг стало до крайности неуютно.

Звезда висела низко над горизонтом, просвечивающее над кронами закатное небо из сине-голубого стало угрожающе оранжевым с багровыми и болезненно-жёлтыми разводами, у стволов деревьев сгустились тени. Я понимал, что это иррациональный атавистический страх, ничуть не отличающийся от ощущений далёких земных предков, спасавшихся от призраков ночи у костра, но ничего не мог с собой поделать. Сунул руку за пазуху, нащупал кобуру и вынув пистолет, снял его с предохранителя. Золотистый индикатор указывал, что мощность разряда средняя, но и этого хватит, чтобы плазменный разряд разорвал в клочья любого недоброжелателя.

Нетико тем временем балагурил — ИР, отслеживающий моё физическое состояние сенсорами ПМК, наверняка отметил повышение артериального давления и участившееся сердцебиение. Снова отвлекал от мрачных мыслей, доказывая несостоятельность моих фобий.

— Думаешь, туземцы хотели защититься от агрессивных гигантских животных? Подобные монстры оставили бы следы, например в виде поваленных деревьев. Признаков того, что здесь велись боевые действия нет — воронки, шрамы от лазерных или плазменных «плетей» или разбитая техника отсутствуют. Девственный лес!.. О, чёрт!..

— Что? — я аж вздрогнул.

— Экстренный инфопакет от системы безопасности челнока, — затараторил Нетико. — Радар фиксирует две воздушные цели, расстояние пятьсот шестьдесят километров, быстро сокращается… Идут на гиперзвуке в нашем направлении, высота над уровнем океана четыре километра восемьсот метров! Несомненно, искусственные объекты.

— Гиперзвук? — выдохнул я.

— Четыре звуковых, — моментально уточнил ИР. — Расчётное время — минута сорок секунд, они будут прямо над нами. Я отдал приказ компьютеру челнока активизировать защитные поля класса «А».

— Они же его сразу засекут! Любыми примитивными сенсорами!

— Лучше пусть засекают. Кто хотел как можно быстрее познакомиться с разумными обитателями этого мира?

— По-моему, мы оба. Нет?

— Куда пошёл? — рявкнул Нетико, едва я сделал первый шаг. — Стой на месте и жди! Мало ли? Они снижаются до двух километров, километр семьсот, полтора…

«Мало ли» произошло почти незамедлительно и этого было вовсе не «мало», а слишком даже много. ИР в очередной раз удержал меня от безрассудных действий — в небесах громыхнуло, как это всегда бывает при прохождении над тобой летательного аппарата на сверхзвуке, но я ничего не заметил, ни теней, ни силуэтов. Спустя мгновение мелькнула тускло-фиолетовая молния и почти сразу в мои уши втолкнулся низкий тяжёлый звук наподобие БГУ-АПП!! Немедленно последовало совсем уж зловещее булькающее шипение — будто на раскалённый металл плеснули маслом, над тёмными верхушками деревьев вспух пузырь слепяще-золотого огня, лес зашумел от резкого порыва неприятного тёплого ветра. Земля под ногами чуть колыхнулась.

— Связь с челноком потеряна, — угнетённым и почти неживым голосом сообщил Нетико, хотя обычно он ничем не отличался от голоса обычного человека. Речевой модулятор у ИР последних поколений великолепный. — Ты понимаешь, что это значит? Меня удивляет только одно: если они посчитали нас противником, то почему подняли авиацию так поздно?

— К-какую авиацию? — заикнулся я.

— Обыкновенную. Скорее всего, штурмовики, оснащённые сверхточными орудиями плазменного удара. Подумать только, летательные аппараты не снижали скорости, так и шли на «м-четыре», это какая же должна быть точность наведения на цель! Челнок уничтожен, никакие энергетические поля его не спасли, а ведь они предназначены для обороны корабля при ближнем бое в космосе…

— Я должен посмотреть!

— На что смотреть? — ИР сорвался едва не на крик. — Я получал телеметрию от бортового компьютера вплоть до последней наносекунды! Защиту пробили незнамо как, видимо неизвестные нам технологии, а сразу после отключения полей — четыре высокотемпературных разряда… Не на что там смотреть. Боюсь, не начался бы лесной пожар, точно ноги не унесём. Надо уходить отсюда.

— Куда? — я понял, что колени дрожат.

— Да куда угодно! И чем быстрее, тем лучше. Эти ребята медлительны, военная авиация появилась только через пять с лишним часов после нашего триумфального прибытия, но если местные власти забеспокоились — значит, следует ожидать и группу десанта, которая начнёт выяснять, кто конкретно и с какими целями приземлился на их восхитительной гостеприимной планете. Это же азы!

— Я никогда не работал в Имперской Безопасности и не люблю смотреть шпионские пьесы по голоканалам! В отличие от тебя. Всё равно схожу посмотрю!

— Последствия — за свой счёт, — огрызнулся Нетико.

Остававшиеся до тихой полянки два километра я преодолел почти бегом — по счастью, вечерние сумерки ещё не сменились полной тьмой и я не рисковал свалиться в яму или напороться глазом на острый сучок. Отчётливо тянуло гарью, дымом и какой-то откровенно химической гадостью. Пожар, которым грозился Нетико, так и не начался: некоторые деревья на краю прогалины были опалены, кое-где тлел мох, исторгавший струйки вонючего сизого дыма, но открытого пламени не замечалось. Зато посреди поляны возвышалась бесформенная раскалённая масса, некогда являвшаяся моим челноком. Корпус почти целиком расплавился и сейчас напоминал светящийся багровым здоровенный пудинг, капли металла были разбрызганы в радиусе полусотни шагов вокруг. Как не сдетонировал реактор — уму непостижимо!

— Впечатляет, — заключил Нетико, пристально следивший за обстановкой из своего четырнадцатимерного пространства, скрытого в корпусе ПМК. — Вот тебе и отсталые туземцы…

— И что теперь делать? — задал я вопрос, который вполне можно было назвать риторическим. — Чёрт побери, всё оснащение, продукты, оружие… Ну что за невезение, а! Хоть вешайся!

ИР предпочёл не отвечать. Помолчал немного, а затем порадовал остроумным заключением:

— По-моему, нам здесь не рады. Если местные жители так относятся ко всем гостям, я бы не советовал тебе искать с ними контакт. По крайней мере до времени, пока мы не выясним, какого рода сообщество сформировалось на данной планете. Вспомни изоляционистов из числа миров Содружества, например Денеб-Дессау — они тоже недолюбливают чужаков…

— Прикажешь найти подходящую пещеру и остаток жизни посвятить отшельничеству?

— Извини, но прямо сейчас я не могу предложить тебе приемлемую концепцию выживания. Однако человек является существом общественным. Придётся искать общий язык с аборигенами, хотя сделать это наверняка будет весьма сложно. Основная проблема, языковой барьер, решаема, но если учитывать разницу менталитетов…

— Ты о чём вообще думаешь? — возмутился я. — Через полчаса наступит ночь, а я остаюсь один посреди глухой чащи, на планете, находящейся в тьме-тьмущей световых лет от ближайшего обитаемого мира! Я просто боюсь, понял? Бо-юсь!

— Думаешь, паника поможет?

— Идиот…

— Неправомерное утверждение, но вступать в дискуссии я не собираюсь. Хочешь получить разумный план действий на краткосрочную перспективу? Пожалуйста: во-первых, следует отойти подальше от этого места, ветер может раздуть огонь. Во-вторых, отыскать место для ночёвки, я бы предложил устроиться на дереве, так безопаснее. В-третьих, отдохнуть, дождаться утра и продолжить изучать этот мир.

— Последнее мне особенно нравится, — я сплюнул, ещё раз скорбно взглянул на пышущий жаром остов челнока, развернулся и побрёл по уже знакомому маршруту в сторону крепости, поскольку больше идти было некуда. — Надеюсь, ты додумался сохранить точный план окружающей местности?

— Конечно, заснял ещё с орбиты, с минимальным разрешением. Вывести на монитор?

— Сейчас-то зачем?

— Хорошо, тогда на словах: до побережья океана шестьдесят семь километров на запад по прямой. Ближайший населённый пункт — по крайней мере там замечены искусственные строения — в тридцати четырёх километрах к югу — юго-востоку. Дорога ведёт именно в том направлении.

— Уже лучше… Ночевать, значит, на дереве? Как птичка?

— Кто-то совсем недавно пугался ночных хищников, или я ослышался? Мы ничего не знаем о местной фауне, а потому следует выполнять элементарные правила осторожности. По ту сторону крепости я заметил несколько крупных лиственных, похожих на рекомбинантные буки с Афродиты. Ветви широкие, можно будет разместиться если не с шиком, то во всяком случае сравнительно удобно. Поторопись, солнце уже зашло, а здешние луны, по моим расчётам, взойдут только ближе к полуночи.

— Луны?

— Не обратил внимания? У планеты три спутника…

До главного ориентира — стены — я добрался уже в темноте, лишь отчасти рассеиваемой очень ярким светом звёзд. Система находилась ближе к центральной оси рукава Галактики и привычный Млечный путь, галактический диск, растянулся широким мерцающим полукольцом от горизонта до горизонта. Красотища немыслимая, такого в Содружестве почти не увидишь, разве только на Веге-Прим. На востоке появилось странное пурпурно-кровавое зарево, вероятно, предвещающее восход одной из лун.

Я вторично обогнул форт, вышел к дороге и почти сразу отыскал подходящее дерево — колосса с подобной тёмному облаку кроной и бугристым стволом в пять охватов. Нижние ветви были толщиной с два человеческих торса, да и забраться на них не составляло никакой особой трудности, цепляешься за выступы коры, будто за ступеньки. Я нарочно отыскал ветку повыше — обзор неплохой, видна и стена, и участок дороги, сереющий меж зарослей. Главное — не свалиться во сне, лететь три с половиной метра, костей не соберёшь. Теоретическая возможность умереть от голода и жажды, предварительно переломав конечности, меня совершенно не устраивала. И без того неприятностей хватает.

Впрочем, соскользнуть вниз было довольно сложно — нашлось вполне удобное углубление, будто нарочно предназначенное для усталых путешественников, я опёрся спиной о ствол и почувствовал себя едва ли не дома. Тихий шелест листьев успокаивал. Оставалось только проглотить таблетки рациона, запить водичкой из пластиковой бутылочки и мирно отойти ко сну.

— Спи спокойно, — сказал Нетико. — Я наблюдаю за обстановкой, если произойдёт что-нибудь необычное, немедленно разбужу. Под моим полным контролем территория в радиусе двух километров.

— Надеюсь, будить станешь не с помощью электрошока? — я попытался улыбнуться, вспомнив, что стандартный ПМК оснащён великим множеством подсистем, включая пассивно-оборонительную: недоброжелатель, притронувшись к моей персоналке, мигом получит чувствительный удар током.

— Так или иначе, следует быть готовым к любым неожиданностям, — осадил меня искусственный разум. — После всего случившегося уровень моего доверия к этой планете упал до критически малой величины. Я никак не могу соотнести архаичный парусный корабль, гиперзвуковые штурмовики и давно вышедшую из употребления в современном человеческом обществе латынь. Не говоря уже обо всём остальном. Логическая цепочка не выстраивается.

— Выясним, — я зевнул. — Давай спать, день был не просто тяжёлый, а… Даже не знаю, как сказать!

— Представителям моей цивилизации понятие «сон» незнакомо, — сказал Нетико. — В этом мы тоже превосходим людей.

— Махровый расист, — проворчал я, закрыв глаза. — В один прекрасный момент человечеству надоест ваш дешёвый выпендрёж и симбиоз закончится.

— Этот момент настанет ещё очень и очень нескоро, — проворковал Нетико. — Но в одной добродетели ИР не откажешь: мы участливы и внимательны. Спеть тебе колыбельную?

— Отвянь.

* * *

Снов не было — видимо, организм включил все имеющиеся защитные функции и лишил меня сомнительного удовольствия наблюдать за кошмарами не только в реальной жизни. Спал я очень крепко, настолько, что Нетико пришлось приложить солидные усилия, чтобы пробудить незадачливого симбионта. Закреплённый на куртке ПМК вначале завибрировал, а потом всё-таки уколол меня чувствительным разрядом. Левое плечо на несколько мгновений онемело.

— Что?! В чём дело? — я вскинулся и протёр глаза ладонью. — Нетико?

— Тихо, — шикнул ИР. — Постарайся не шевелиться и не орать.

— Сколько времени? — я невольно понизил голос.

— Час двадцать две минуты пополуночи, — сказал Нетико. — Кажется, у нас проблемы. Насколько серьёзные — пока не знаю.

— Только этого не хватало…

Я повертел головой вправо-влево, осматриваясь. Странное освещение, сквозь листву пробиваются кирпично-красные и белёсые лучики, тени падают навстречу друг другу. ИР пояснил: взошли две луны, отсюда и свет.

В воздухе отчётливо пахло озоном.

— Регистрируется энергетическая активность неясного происхождения, — шептал тем временем Нетико. — Статическое электричество, генерируются электромагнитные поля, определить источник не могу. Биосенсоры зафиксировали появление в охраняемом периметре двух крупных живых существ с массой более восьмидесяти килограммов. Движения осмысленны, такое впечатление, что они ведут поиск…

— Поиск кого?

— Тебя. Ходят концентрическими кругами, постепенно приближаются.

— Это люди или животные?

— Откуда я знаю? Детекторы движения-массы не умеют распознавать объект с подобной точностью. Меня гораздо больше беспокоит…

Что именно беспокоило искусственный разум я так и не дослушал. Взглянув вниз, я вдруг понял, что сейчас попросту свалюсь с дерева и машинально ухватился за ствол. Там, на густой траве, разыгрывался необычный спектакль.

Призраки. Самые настоящие привидения, вернувшиеся из глубин седой древности — четверо звероподобных мужчин в шлемах и с клинками в руках, белокурая женщина, выставившая перед собой кинжал. Картинка резко меняется — теперь у корней давшего мне ночной приют дерева свернулось в кольцо некое мифологическое существо, не то ящерица, не то маленький дракончик, из полумрака появляется благородный рыцарь в серебристых доспехах и тут же порыв ветра размазывает фантомов, превращая их в туман. Марево сгущается, возникает очередная иллюзия — человек, сгорающий на костре, сложенном из книг.

И абсолютная тишина. Гробовая. Не слышно ни шелеста листвы, ни потрескивания веток в лесу.

Оказывается, призраки облюбовали не только «моё» дерево — они были повсюду. На каждой прогалине, у каждого куста поблизости кружились в безмолвном танце и постоянно сменяли друг друга бесплотные фигуры людей и чудовищ, настоящая вакханалия…

— Ты тоже это видишь? — я щёлкнул пальцем по корпусу ПМК, желая привлечь внимание Нетико.

— Другим зрением, — буркнул ИР. — Если ты повернёшь панель ПМК… Да, именно так. Визуальные эффекты на уровне, ничего не скажешь. Значит, вот что означает электромагнитная аномалия… Тебя пугают.

— Кто?

— Не знаю.

— Эти… Эти иллюзии не кажутся мне особенно страшными. Что-то вроде голографии. Почему ты уверен, что спектакль устроен исключительно ради меня?

— Я ни в чём пока не уверен. Оружие, надеюсь, под рукой?

— Конечно. Однако не вижу смысла стрелять по привидениям.

— Живое существо в ста десяти метрах, движется прямо на нас. Второе ушло за пределы досягаемости сенсоров ПМК. Переключаюсь в активный режим, буду действовать по своему усмотрению.

— Не понял?..

Интересная задачка, как может «действовать» искусственный разум, заточенный в коробочке ПМК? Однако этот вопрос перестал меня интересовать в следующую же секунду: призраки внезапно исчезли, будто проектор был выключен уставшим от беспрестанного мельтешения своих загадочных героев режиссёром, а я оцепенел, услышав чудовищные, непередаваемо жуткие звуки.

Вой. Страшный в своей обречённости и тоске низкий вой, разрезавший тёплый ночной воздух. Казавшаяся бесконечной рулада ввергла меня в оторопь — я никогда прежде не слышал настолько угрожающих звуков, издаваемых, без всякого сомнения, живой тварью. У нас на Аврелии водятся хищники, в основном биореконструированные звери, генетические образцы которых были эвакуированы с Земли, встречаются одичавшие собаки, видывал я и эндемичных «монстров» с Веймара или Пикатрикса, но сейчас реальность предоставила мне возможность столкнуться с настоящим исчадием ада. Попомнишь тут мифологию дремучих и впечатлительных предков-землян!

Ничего не скажешь, психологическое воздействие было настолько тяжёлым, что если бы не прагматичный Нетико, мне пришлось бы туго. Вой завораживал, лишал воли к действию и загонял разум в ту крошечную пещерку, вокруг которой был только кромешный ужас, мрак и губительная тьма. Это было нечто, явившееся из позабытого тёмного прошлого, нечто, вызвавшее онемение в ладонях и полное нежелание сопротивляться…

— Сорок два метра, — ИР сказал это громко и отчётливо, отогнав морок. Я как-то и не заметил, что вновь стало тихо. — Тридцать семь… Перемещается чрезвычайно быстро! Шестнадцать! Оно прямо под нами!

Отстегнуть «липучку» на крышке кобуры, выхватить надёжный «Штерн», клавиша предохранителя, разряд непрерывный, мощность на полную.

Тотчас возле моей правой ноги клацнули челюсти. Это существо я увидел только краем глаза и лишь на секунду, но и этого вполне хватило.

В прыжке тварюга не дотянулась до штанины всего на палец, иначе сдёрнула бы меня наземь и порвала в лоскутки. Успев заметить исключительно влажную раззявленную пасть с кривыми клыками, я понял, что такой хищник не идёт ни в какое сравнение с любыми известными мне опасными животными. Пасть была ОГРОМНОЙ.

Повторить атаку зверь пока не решался, было слышно, как он ходит внизу. Где-то в отдалении вновь раздался вой, и мой противник ответил, да так, что я едва не намочил штаны — невидимое страшилище нанесло самый настоящий звуковой удар, едва барабанные перепонки не лопнули. Это примерно то же самое, что стоять рядом с истребителем ВКК, включившем двигатели на форсаж перед стартом с пилона авианосца. По телу пробежала дрожь, бросило в холодный пот, но я с собой справился — исчез эффект неожиданности. И всё равно от звука начинала кружиться голова. Очень страшно.

— Зверюга наверняка сообщает сородичам, что добыча найдена, — подлил масла в огонь Нетико. — Обороняйся. Убей его.

— Отличный совет от ИР, уважающего любые проявления альтернативной жизни, — сквозь зубы процедил я. — Вы ведь вроде за экологию?

— Только не сейчас, — в тон мне ответил Нетико. — Пока животное не атакует, попытайся поймать его на прицел. Не высовывайся!

— А как тогда?

— Сбрось ПМК на землю.

— Ты спятил?

— Делай, что говорю! Потом подберёшь!

Я повиновался — а что оставалось делать? Инстинкт самосохранения у ИР развит не в меньшей степени, чем у людей, понятно, что зверь не сожрёт ПМК — зачем ему пластиковая коробка, содержащая в себе неживой металл, кремний и биопроцессор с клонированными нейронами? Теоретически это несъедобно.

Щёлкнул замочек, удерживающий ПМК на погоне куртки, и я отбросил персоналку в сторону, искренне надеясь, что обиталище Нетико свалится точно на голову хищнику. Убить не убьёт, но хоть какая-то компенсация за мои страхи! Ничего подобного, компьютер-помощник рухнул в густую траву, кажущуюся в свете одной из лун чёрно-алой. Аккуратно выглянув из-за ветки, я увидел, что движущаяся тень подошла к ПМК…

Минуточку, а почему это существо ходит на задних лапах? Чтобы понюхать ПМК, зверюга опустилась на четвереньки, затем снова выпрямилась! Мама дорогая, ну и здоровенная скотина! Рассмотреть никак не получается, но, судя по силуэту, тварь заметно превосходила обычного человека ростом и была гораздо тяжелее! Морда острая, вытянутая, будто у собаки.

— Закрой глаза, пятисекундная готовность, — донёсся уверенный голос Нетико. — Три, два, один…

Я уже упоминал о том, что стандартный ПМК вполне может защитить себя от направленного извне хамства и загребущих чужих лап: беспомощный искусственный разум не надеется на силу рук или настоящее оружие, но продержаться до подхода подкреплений в виде человека-симбионта ИР обязан.

Нетико врубил голографический проектор, ослепил незваного гостя серией вспышек, потом над травой разлился достаточно яркий бело-голубой свет — по крайней мере, теперь я мог рассмотреть замотавшего башкой зверя во всех подробностях.

Первое, что я отметил — страшилище попыталось протереть глаза длиннющими передними лапами. Жест сугубо человеческий, но больше в этом монстре ничего человеческого не было: шерсть клочьями, длинная жёсткая ость по хребтине, широкие уши торчком, кривые желтоватые когти. Глаза, как мне показалось, светлые, очень глубоко запавшие, с зелёным отблеском. Язык вывален из пасти, ну а сама пасть усеяна частоколом жутчайших зубищ — острых и невероятно крупных.

Внешне это существо напоминало волка или одичавшего пса, долго подвергавшихся воздействию жёсткой радиации. Оно действительно оказалось прямоходящим, то есть передвигалось приблизительно, как люди, лишь изредка касаясь земли «руками». Первое впечатление было ошибочным: излишней массивности в чудище сейчас не замечалось, скорее оно выглядело жилистым, ловким и стремительным. В сочетании с внушительным арсеналом клыков-когтей, это делало зверя крайне опасным хищником. Я был уверен, таких животных на планетах Содружества не водится, это эндемичный вид, очередная злобная гримаса эволюции.

На раздумья времени не оставалось — волосатый урод пока не очухался, а я категорически возражал против столь неприятного соседства! Не исключено, что зверь умеет лазить по деревьям, для примитивного животного у него слишком хорошо развиты конечности, напоминает руки приматов — почти настоящая ладонь, только с когтями. Стрелять — никаких сомнений!

В последний момент до меня дошло, что если регулятор мощности «Штерна» будет поставлен на максимум, я спалю не только громкоголосого зубастика, но и ПМК, да и вообще всё вокруг в радиусе нескольких метров, не исключено, что и моё дерево загорится! Немедленно переключил в режим «самооборона», что вполне соответствовало требованию момента — я ж тут не межпланетную войну развязывать собираюсь? Именно самооборона и ничего больше! Это всего лишь животное! Обычный зверь!

«Обычные звери такими голосами не воют, — в моей голове саркастично зазвучал голос рационализма. — Хоть режь, это было прямое воздействие на сознание! Нечто гипнотическое…»

Я едва не потерял драгоценные секунды: монстр фыркнул, захрипел, поднял голову — на меня уставились два глаза, сияющих холодным изумрудным огнём, — изготовился, и снова прыгнул. Разряд синей молнии ударил его в грудь, почти сразу под поросшей тёмным волосом короткой шеей. Хищник взвизгнул, отлетел в сторону, упал на землю, дёрнулся и сразу затих.

— Кажется, мёртв, — сказал Нетико. — Точно, биосканер ПМК это подтверждает. Не вздумай спускаться вниз, его сородичи могут быть неподалёку, хотя прямо сейчас в охраняемом радиусе нет ни единого крупного живого существа… Возможно, я ошибся, и животные охотятся не в группе, а поодиночке. ПМК подберёшь утром, до рассвета ещё более четырёх часов.

— А ты уверен, что к рассвету под деревом не будет сидеть целая стая таких красавчиков и мне всю оставшуюся жизнь придётся провести на ветках?

— Судя по морфологическим признакам, это ночной хищник.

— Значит, есть и дневные!

— Это ничего не меняет. Отдыхай.

Нетико было легко говорить — «отдыхай». Искусственному разуму не угрожала опасность быть сожранным живьём каким-то волком-мутантом — пытаясь задремать, я ещё несколько раз слышал отдалённый вой и ещё какие-то странные звуки, не то хохот, не то плач, потом тихий свист более чем похожий на загадочную мелодию. Здешний лес с каждой минутой нравился мне всё меньше, а воображение рисовало самые невероятные и устрашающие картины — я никак не мог поверить, что такие причитания могли издавать обычные животные, чересчур осмысленно они звучали. Кто знает, вдруг на этой планете обитают не только люди, но и другие разумные существа?..

Заснуть всё-таки удалось, снов я не запомнил, но точно знал — это кошмары. Проснулся оттого, что прямо в глаза бил яркий и тёплый луч восходящего солнца, прорвавшийся сквозь густую листву. Над землёй висел лёгкий туман, было прохладно и сыро.

— С добрым утром, — Нетико заметил, как я пошевелился. — Можешь спускаться, разомнись. В округе безопасно.

— Точно?

— Не придирайся к словам. Заодно можешь взглянуть на зверя при свете дня — я не могу его рассмотреть, трава мешает. Давай-давай, хватит валяться!

Руки-ноги порядочно затекли, спина побаливала — всё-таки я спал не в уютной постели, а на жёсткой и неровной ветке. Я осторожно спустился по стволу, едва не упал — нога соскользнула с влажной от росы коры. Прошёлся, забрал ПМК и закрепил его на привычном месте, после чего направился к трупу хищника — изучить представителя местной фауны во всех подробностях.

— М-мать… — я шарахнулся в сторону так, будто увидел здоровенную ядовитую змею. — Нетико!!

— Я вижу, — хмуро буркнул ИР. — Только не требуй объяснений, их не будет.

У моих ног лежало человеческое тело. Обнажённый мужчина среднего возраста, лет, наверное, сорок. Тёмная борода, узловатые руки, небрежно обрезанные каштановые волосы. Над грудиной — тёмный след плазменного разряда и запёкшаяся коричневая кровь. По коже уже поползли синеватые трупные пятна. Приоткрытые глаза подёрнуты белёсой плёнкой.

— Мистика, — только и сказал я. — Это что, был переодетый человек? Но зачем…

— Не говори глупостей, — оборвал меня Нетико. — Тебе продемонстрировать запись? Я фиксировал изображение до того момента, как ты его убил, к счастью, ПМК упал панелью фотосенсоров вверх. О спектакле с переодеваниями и речи быть не может — кто в таком случае забрал его карнавальный костюм?

— Хорошо, тогда каким образом животное с клыками в мой палец длиной, могло превратиться в человека?

— Обследуй его рот, вдруг…

— Чего?? Рехнулся? Даже не думай! Я и близко к покойнику не подойду!

— Ладно, не надо. В моей базе данных нет информации о способности обычных человеческих — да и любых других — тканей к подобным метаморфозам. Это невозможно ни практически, ни в теории.

— По-моему, отсюда надо побыстрее убираться. У меня очень нехорошее предчувствие. Если всему происшедшему нет никаких объяснений — ну и не надо! Я скоро с ума сойду от здешних чудес!

— Чудес? Полагаю, мы не видели и тысячной доли… — ответил ИР. — Действуем по исходному плану, идём на юго-восток. Только не по дороге, а вдоль неё. Во избежание неожиданных и неприятных встреч.

— Что может быть неприятнее вот… Вот этого? — я подавил незнамо откуда взявшееся скверное желание толкнуть труп носком ботинка. — Хорошее начало — в первый же день убили человека!

— Я не уверен, что перед тобой именно человек.

— А кто тогда?

— Понятия не имею. Абсолютное внешнее сходство с представителем вашего биологического вида ещё ничего не доказывает. Производимых в Содружестве андроидов тоже не отличишь от людей.

— Андроид? Не похоже. Кровь выглядит настоящей.

— Ты долго будешь причитать? Хватит! Если ничего не случится и ты не станешь слишком часто отдыхать, во второй половине дня мы выйдем к людям.

— К людям? Или таким… существам?

— Постарайся не паниковать. До добра это не доведёт.

* * *

За первый час путешествия я отчасти успокоился. По дороге не встретилось ничего необычного или угрожающего, дорога извивалась меж невысоких холмиков, в лесу никто не выл, не орал и не ухал. Птиц и животных я видел всего три раза — обычная серенькая пташка с зелёным хвостиком, такие живут на большинстве заселённых людьми планет, непонятный бурый зверёк, смахивающий на миниатюрного медвежонка и самый настоящий кролик. Именно появление кролика, выскочившего у меня из-под ног, окончательно убедило: цивилизация этого отдалённого мира, несомненно, связана с Землёй — они реконструировали или восстановили по биологическим образцам фауну погибшей столетия назад прародины. Но как всё-таки люди здесь оказались? Самая реалистичная версия оставалась неизменной: авария подобная той, что постигла «Эквилибрум». Корабль просто выскочил из пространства Лабиринта в универсальной точке выхода. Всего-то и делов, как говорится.

Нетико был осторожен в оценках, хотя и признавал, что моя убеждённость имеет под собой веские основания. ИР предпочитал «собрать побольше информации» и уже потом делать выводы. Спешить пока не стоит.

Путь внезапно преградила речка — прозрачная, мелководная и неширокая, шагов десять от берега до берега. Моста предусмотрено не было, проложившие дорогу люди наверняка преодолевали её вброд.

— Природа здесь сказочная, — сказал я, остановившись. — Жаль искупаться нельзя, речушка-то едва по колено.

Пейзаж и впрямь был замечательный: белый кварцевый песок, валуны, заводь поодаль украшена крупными жёлтыми цветами, окружёнными плавающими на воде овальными листьями. Лес за речкой, однако, был совсем другим — папоротники и лиственные деревья исчезли, их сменили вымахавшие на полтора десятка метров в высоту гиганты с тёмно-зелёной хвоей, корявый кустарник с крошечными, с ноготок, листиками и синими ягодами, залежи бурелома и вьющиеся на ветру клочья не то паутины, не то колоний микроорганизмов. Мрачноватое зрелище.

— Неопознанная воздушная цель справа, шестнадцать градусов, — Нетико отвлёк меня от созерцания пейзажа тревожной скороговоркой. — Повернись, у меня нет визуального контакта!

На слова «воздушная цель» я едва не среагировал в старой доброй армейской традиции — благодаря вчерашней атаке на челнок и после такого предупреждения следовало падать носом в землю и ползти в ближайшее укрытие, вот хотя бы под ту корягу… Я машинально развернулся, взглянул и застыл, раскрыв рот.

Сомнений в том, что «цель» умела летать не было: над речкой медленно плыло буро-песочное сферическое нечто диаметром в метр или около того. Техническое устройство или искусственный летательный аппарат оно напоминало меньше всего. Нетико это мигом подтвердил, определив:

— Живое существо…

Означенное существо перемещалось на высоте человеческого роста, летело неторопливо, будто воздушный шарик в безветренную погоду, точно следуя вдоль русла и не приближаясь к берегам. Я старался не двигаться — кто знает, что можно ожидать от этого пузыря? По ближайшему рассмотрению оказалось, что непонятная тварь больше всего напоминает кожаный мешок: шкура в складках, полно бугорков и наростов, среди которых выделяются три наиболее крупных, заканчивающихся пунцовыми «глазками». Всё правильно, это на самом деле глаза! Тёмный зрачок-то отлично заметен!

Заметив меня, летучее диво остановилось, на неровной поверхности сферы образовалась длинная трещина, и я с лёгким ужасом понял, что это был рот, за которым скрывались одинаковые треугольные зубы, смыкавшиеся друг с другом, словно зубчики шестерёнки. Под щелью затрепетали и вытянулись вперёд тоненькие отростки-тентакли, меня словно бы обнюхивали, изучали…

Несколько секунд спустя пузырь потерял интерес к человеку, преспокойно отправился дальше вниз по течению речки и вскоре исчез из виду.

— Зубищи видел? — выдохнув, спросил я у Нетико.

— Видел, неприятно. Интересно, как оно летает?..

— По-моему, пора заводить реестр вопросов, на которые заведомо нет ответов. Признаться, мне стало не по себе.

— Привыкай. Кстати, можешь умыться и наполнить пустую бутылочку, неизвестно когда мы снова встретим реку или родник. Только для начала положи ПМК в воду, хочу сделать анализ.

Вскоре Нетико сообщил, что вода самая обычная, никаких отравляющих веществ, тяжёлых металлов или радиоактивных элементов. Присутствует некоторое количество микроорганизмов и простейших, но они безопасны. Следовательно, мыться и пить воду можно.

Я устроил привал на сорок минут, поплескался на мелководье, поднимая фонтан брызг, понаблюдал за ещё двумя летающими кожаными мешками (эти вообще не обратили на меня внимания) и заключил, что странные животные предпочитают порхать исключительно над речкой. Нетико тотчас сделал вывод, что пузыри или охотятся на рыбу (хотя рыбы в реке я не заметил), или…

— …Или это охрана района крепости, — предположил ИР. — Искусственно выведенные живые существа, предназначенные для наблюдения за территорией и устрашения, а возможно, и уничтожения непрошеных гостей.

— Да? Но в таком случае почему пузыри не напали на меня?

— Ты шёл оттуда, а не туда, — с невозможной логичностью ответил Нетико. — Не вздрагивай, это всего лишь гипотезы и допущения. Между прочим, звезда окажется в зените — то есть наступит полдень, — через два часа семнадцать минут. А мы не преодолели и десятой части пути.

Я оделся, совершенно по родственному похлопал по корпусу ПМК, будто желая поощрить верного помощника и запрыгал по камушкам, форсируя речку. Не додумался, что можно просто подвернуть штаны, взять в руки ботинки и перейти поток вброд.

* * *

Чащобы за рекой производили не самое лучшее впечатление. Во-первых, идти вдоль дороги на расстоянии трёх-пяти метров от неё стало почти невозможно — много поваленных стволов и упавших на землю сухих веток, встречаются заросли трубочников, от которых исходит дурманящий сладковатый запах. Великое множество разноцветных грибов, деревья покрыты пятнами лишайника и растениями-паразитами. Воздух затхлый и застоявшийся, постоянно слышен скрип и щелчки — вроде бы обычные лесные звуки, сейчас кажущиеся неприятными и опасными.

На куртку налипла паутина вперемешку с мелким мусором, мне надоело ежеминутно запинаться и я решил, что не будет ничего страшного, если дальнейший путь пройдёт по дороге, а не по бурелому. Меньше риск переломать ноги.

На этом участке тракт выглядел неухоженным и заброшенным, колея поросла травой, но завалов не было — за дорогой кто-то прислеживал и убирал рухнувшие деревья, некоторые брёвна, валявшиеся у обочины, оказались распилены, я нарочно посмотрел. Выходит, цивилизация добралась и до этого захолустья…

— Gib mir die Mьnze!

Требовательный голосок раздался по левую руку, я споткнулся, чуть не упал от неожиданности и автоматически потянулся за пистолетом. Нетико издал звук, похожий на изумлённое «ох». Говорили на немецком языке с непередаваемо архаичным произношением и прицокиванием, словно мелких камушков в рот набрав.

Это был кто угодно, но только не человек. Крошечное, с локоть, живое существо сидело на высокой кочке у края дороги и сверлило меня взглядом маленьких карих глазок.

— Дай монетку, — повторил карлик. Я его отлично понимал, несмотря на странный выговор, русский и немецкий языки в Содружестве знают все и каждый. — Дашь — скажу, как обойти ловушку хёхлиха.

— Хёхлих? — я был настолько потрясён, что вступил в абсурдный разговор, не задумываясь. — Это что такое?

— Не что, а кто, — насупившись, сказал малыш и умолк. Других объяснений не последовало.

— Приблизительный перевод — «пещерник», — встрял Нетико. — Тот, кто живёт в пещере.

Пауза затянулась. Прямо передо мной находился персонаж древней сказки: лесовик лесовиком. Ростом мне по колено, морщинистое личико, серая бородка, облачён в сотканное из тонкой соломки немыслимое одеяние, на голове зелёная шапочка, в правой ручке ветка, играющая роль посоха. Он весьма походил на обычных людей, но тем не менее у меня появилось твёрдое мнение о не-человеческом происхождении недомерка. Вовсе не из-за его невеликих размеров — чуждость угадывалась сразу, ощущалась на подсознательном уровне. Резкого отторжения лесовичок не вызывал, однако я никак не мог заставить себя уверовать в наше с ним родство, даже крайне отдалённое. Может быть, это и есть представитель цивилизации, зародившейся непосредственно на этой планете? Почему тогда он разговаривает на хорошо знакомом мне языке? Или аборигены постоянно общаются с людьми? Наверняка так и есть, меня лесовик ничуть не боится, а следовательно, раньше встречал человека и не считает его опасным!

Вихрь подобных мыслей пронёсся в моей голове за считанные мгновения, но понимания происходящего не добавил. Скажите, зачем карлику монетка? Тем более, что денег у меня нет, все расчёты в развитых мирах Содружества осуществляются без использования наличных, окончательно вымерших столетия назад…

— Дай ему что-нибудь, — прошипел Нетико по-русски. — Кретин, это ведь первый прямой контакт с разумным существом!

Я порылся в карманах, где завалялось немного мелких вещиц. Два сменных чипа для имплантов, лазерное перо, идентификационное карточка станции «Хаген», складной нож — инструмент примитивный, но всегда необходимый… Есть!

Круглый сувенирный брелок с цепочкой мне достался на Сириус-Центре, в качестве бесплатного приложения к грузу от фирмы «Алкетт», производившей терраформационную технику. Подарили в офисе после заключения контракта на перевозку контейнеров с оборудованием в миры Протектората. Блестящий золотистый медальон с эмблемой в виде грифона подойдёт как нельзя лучше!

— Возьми, — я протянул брелок лешаку. Тот вытянул ручку с миниатюрными пальчиками, принял безделушку, спрятал её в складку соломенного одеяния и выкроил на физиономии некое подобие довольной улыбки.

— Хочешь вернуться домой целым, по дороге не иди, — пропищал карлик. — Дальше — плохо, много злого. Хёхлих, Конь-брехун, кровососы, плакальщики… Их много, разных. Убьют.

— Почему? — недоумевающе выдавил я, сосредоточившись на ключевом слове «убьют» и почти не обратив внимания на диковинных «плакальщиков» и прочей нечисти.

— Таким, как ты, нельзя тут появляться, — категорично заявил лесовик. — Только вашим неживым слугам. Разве не знаешь? Это все знают.

— Неживые слуги? — повторил я, тщетно пытаясь догадаться, что бы это значило. — Хорошо, куда нужно идти?

— В сторону восхода, — малыш кивнул на восток, в лес. — Обходи ямины с водой, голоса не слушай, на красное не смотри. Поспешишь — к вечеру выберешься. Пока.

Карлик соскользнул с кочки и, не оборачиваясь, заковылял прочь, к лесу. Я утёр рукавом взмокшее лицо.

— Мнения, соображения, версии? — подал голос Нетико. Я лишь выматерился. — Давай обойдёмся без непереводимых идиом. Высказывайся.

— По моему, это… этот… антропоморф нёс полнейшую чепуху.

— Антропоморф? Изящное определение. Задумайся: мы встретили аборигена, обладающего разумом, сходным с нашим, он предупредил о вероятной угрозе и вёл себя доброжелательно. Рациональный вывод: его стоит послушаться.

— Чего послушаться? «Не смотреть на красное»? Я вижу кругом только зелёное, бурое и серое!

— Полагаю, в лесу можно встретить окрашенный в красный цвет живой или неживой объект, представляющий угрозу для человека, — сказал Нетико. — Отбрось эмоции и сомнения: это существо являлось очень маленьким и выглядело неспособным к обороне против более крупных и сильных хищников наподобие того, что напал на тебя ночью. Для выживания ему необходим комплекс знаний обо всех опасностях, подстерегающих в ареале обитания…

— Проще говорить не можешь? — поморщился я, усаживаясь на бревно и переводя дух.

— Могу, конечно. Если такой малыш не будет осторожен и внимателен, его убьют и съедят — на заре вашей цивилизации у людей тоже были естественные враги, хищники других биологических видов. Антропоморф не показался мне вершиной разумности, вёл себя, как ребёнок — отрывистая речь, упрощённые мотивации… Следовательно, спасти от недругов его могут только хитрость, скрытность и точное представление о том, чего следует избегать. Теперь понял?

— Хорошо, допустим. Но почему ты относишься к нему, будто к животному?

— Да потому, что законы природы, пищевые цепочки и схемы охотник-жертва неизменны во всех мирах, где углеродная жизнь развивалась по типу «Дарвин»! Ты тоже животное, но разумное. Участник трофической сети, который может стать жертвой гетеротрофа второго-третьего порядков!

— Чего? Ты опять?

— Тебя могут запросто сожрать. Так доступнее?

— Более чем. Значит, послушаемся доброго карлика и пойдём точно на восток?

— Мы ничего не знаем про экосистему этой планеты, за исключением одного факта: её обитатели обладают странными, практически невероятными свойствами, не наблюдающимися ни у одного известного на сегодняшний день живого организма. Достаточно вспомнить оборотня и летучего пузыря.

— Оборотня? — я призадумался. — Очень точное определение. Но ведь оборотни бывают только в сказках!

— Правильно. А кожаный мешок с тремя глазами и зубастым ртом не может летать. К истории с карликом объяснение подобрать проще: предположим, что это деградировавшая ветвь человеческого рода. Пример реэволюции или мутаций.

— Ох, чует моё сердце — мы влипли! Так влипли, что…

— Не причитай, не поможет. Я помогу держать точное направление, считай, что я у тебя штатный штурман. Остальные правила запомнил?

— Идти быстро, не приближаться к водоёмам и объектам красного цвета, на странные голоса внимания не обращать, смотреть в оба глаза! — отчеканил я.

— Молодец. Значительно лучше!

Оказалось, что завалы и бурелом находились только возле дороги, с которой я повернул налево, в гущу леса. Десять минут пришлось петлять вокруг настоящих баррикад из трухлявых брёвен и участков непроходимого подлеска, затем двигаться стало значительно легче, появились небольшие открытые лужайки, на одной из которых росли красные цветы — я послушно обошёл поляну стороной, хотя никакой угрозы не чувствовал. Нетико заявил, что пыльца цветов может оказаться ядовитой, отсюда и предупреждение карлика. Становилось жарко и душно, ветра совсем не было, царившая вокруг тишина угнетала — ни тебе поющих птиц, ни жужжащих насекомых…

Впрочем, с насекомыми — точнее, с членистоногими, — я столкнулся почти сразу. Краем глаза заметив движение, я обернулся и узрел паука невообразимых размеров, медленно ползущего вверх по стволу дерева. Чёрный, как смоль, паучина с напоминающим человеческий череп белым рисунком на брюшке, по счастью, не обратил на меня никакого внимания, а я постарался как можно быстрее исчезнуть — каждая лапа паука была длиной в метр, не меньше. Нетико не преминул заметить, что такой монстр вполне способен разделаться с крупным млекопитающим и если пауков-переростков в лесу много, то смотреть надо не в оба глаза, а во все восемь. Я счёл каламбур неудачным, а искусственный разум перенастроил сенсоры ПМК на обнаружение любых форм жизни, крупнее полевой мыши, — нашим главным приоритетом стала осторожность помноженная на внимательность!

«Воронку», наполненную мутной зеленоватой водой, я обнаружил на седьмом километре пути — вышел прямиком на берег идеально круглого озерца, со всех сторон окружённого лесом. По гладкой поверхности плавали клочья тины, у берега валялись полусгнившие ветки, неприятно пахло разложением и прелой травой.

— Назад, — скомандовал Нетико. — Причём быстро! Детектор движения регистрирует множественные сигналы…

Привыкнув к тому, что ИР зря стращать не будет, я попятился и рванул прочь. Очень вовремя, надо сказать.

Шшук, шшук, шшук… С этим противным звуком из глубин ямины вылетели полупрозрачные нити с неким подобием небольшого гарпуна на оконечье, два острия вонзились в толстый ствол совсем рядом с моим плечом, породив фонтан щепок. Я инстинктивно упал на четвереньки и пополз в сторону — ход был достаточно разумный, поскольку «гарпуны» целили в туловище и голову. Лишь метров через пятьдесят Нетико призвал меня остановиться — опасность миновала.

Поверхность озера бурлила, я это отлично видел в просвет между деревьями. Первое впечатление — садок со змеями или взбесившийся спрут. Множество беспорядочно извивающихся скользких щупалец, на конце каждого — шарообразное утолщение, из которого и выбрасывались стекловидные тросики с зазубренным гарпуном…

— Вот это — совершенно точно эндемичный вид, — тоном знатока ксенобиологии сказал Нетико. — Аналогов в мирах Содружества нет. Сделай описание, и можешь смело рассчитывать на премию от комитета Сената по исследованиям чужой жизни.

— Катись ты знаешь куда? — пролепетал я, наблюдая, как поверхность вскипевшего водоёма успокаивается. — Встречу карлика в следующий раз, скажу спасибо и подарю сотню брелков. Уберёг…

— Видишь, а ты не хотел верить! По моим оценкам, масса озёрного обитателя приближается к тонне, очень крупное животное, которое вдобавок способно отлично маскироваться — я сумел зарегистрировать его присутствие, только когда монстр начал двигаться и изготовился к атаке. Нам повезло.

— Не нам, а мне.

— Нам. Если бы зверь утащил тебя в озеро, ПМК тоже оказался бы в его желудке… Если ты полагаешь, что мне нравится перспектива провести вечность в брюхе какого-то болотного ксеноморфа, то глубоко ошибаешься.

— Эгоистичная скотина!

— Никаких возражений. Эгоизм присущ всем разумным существам. Поднимайся, надо идти дальше. Необходимо как можно быстрее покинуть опасную зону. Помнишь слова карлика — «таким как ты, нельзя тут появляться»? Я убеждён: территория вокруг крепости недаром обнесена сетью ловушек и насыщена странными хищниками — те ребята, которые выслали штурмовики и уничтожили наш челнок, имеют серьёзные основания что-то скрывать.

— Искусственная экосфера? Ты это хочешь сказать?

— Не знаю… Дело в том, что очень крупный хищник наподобие урода из озера, должен быть хищником активным — то есть передвигаться, искать жертв, охотиться. В противном случае, он умрёт от голода. А этот — сидит и ждёт, пока к его обиталищу кто-либо приблизится. Вспомни, мы не встречали в лесу большого количества животных, которые могут служить ему пищей. Ненормальное поведение. Скорее всего это страж, охранник, уничтожающий искателей приключений, осмелившихся проникнуть в запретный район. Обычно он спит, но едва к озеру подходит человек — мгновенно просыпается. Остальное ты видел.

— Только не говори, что это искусственно выведенный организм! Кому нужно создавать таких чудовищ, вместо того чтобы пользоваться простенькой и безотказной оборонительной техникой?

— Повторяю для глухих: не знаю. Лишь выстраиваю приемлемую теорию. Пошли, только время теряем.

Если для Нетико понятие «время» являлось абстракцией — искусственный разум бессмертен, информационный пакет ИР будет существовать до тех пор, пока невредим носитель, на который он записан, — то с человеком всё гораздо сложнее. Люди имеют неприятное свойство уставать, им хочется пить и есть, они страдают от жары и могут натереть ноги. Я с ранней юности не преодолевал такие большие расстояния пешком — к шести вечера я протопал больше тридцати километров и окончательно выдохся. На пути попалось ещё несколько «воронок» (я благоразумно обходил их стороной), дважды слышались «голоса» — тихое жалобное лепетание на незнакомом языке, похожее на призыв о помощи. Нетико сразу определил, что мне ничего не чудилось — никаких галлюцинаций, ИР тоже фиксировал звуковые волны и определил местонахождение их источника. Дешифровать сигнал не получилось, однако Нетико пока не терял надежды. Я предпочёл никуда не сворачивать и любопытства не проявлять — после приключения у озера слова лесовичка уже не казались чепухой. Предупреждён — значит вооружён.

Солнце клонилось к закату, когда лес внезапно расступился — я выбрался на опушку и увидел зелёную холмистую равнину с рощицами и перелесками, отдалённой горной грядой на юге и… И настоящими обработанными полями вдали, полями, разделёнными на квадраты хлипкими изгородями из деревянных жердей.

— По-моему, пришли, — убеждённо сказал Нетико. — Больше того, мы здесь не одни. Взгляни правее, расстояние — семьсот сорок шесть метров, там человек…

— Где? — я приставил ладонь ко лбу и прищурился. — Далековато, тебе не кажется? У меня нет настолько чувствительных сенсоров.

— Поставил бы имплант, — ответил искусственный разум. — Стоит дёшево, а польза колоссальная. Предпочтёшь спрятаться или пойдёшь знакомиться?

— Спрятаться? — я с неприязнью покосился на возвышавшуюся позади тёмную стену негостеприимного леса. — Откровенно говоря, надоело… Я устал, хочу поесть — не таблеток, а нормальной человеческой пищи! — и скоро попросту засну на ходу! Рискнём?

— Рискни.

— Ну ты и зануда…

Глава третья ПАРЕНЬ ИЗ ПРОВИНЦИИ

Меркуриум, Готия.

13–14 июля 3273 г. по РХ

Древний как мир закон гласит: чёрная полоса в вашей жизни в один прекрасный момент однажды сменится на белую и всё будет отлично. Разумеется, до поры до времени…

Я был счастлив увидеть настоящего живого человека — учитывая невероятные события последних двух суток и безумные впечатления от нового мира, потрясшего как меня, так и Нетико очевидными и пугающими несуразицами, нелепостями и фантастическими тварями, отыскать себе подобного казалось делом почти нереальным. Только бы он не оказался «оборотнем», как тот, возле крепости!

Очередные вопросы, ответить на которые было пока невозможно, появились незамедлительно, едва я приблизился к незнакомцу на расстояние, достаточное для того, чтобы разглядеть человека во всех подробностях. На меня он бросил лишь мимолётный взгляд, отчего-то поморщился и продолжил… Продолжил заниматься своим делом, да так увлечённо, что меня чуть было не вывернуло.

Мизансцена выглядела вполне в духе этой диковинной планеты: грубо обработанный гранитный обелиск с выбитым латинским числом LXXVII, рядом небольшой квадратный бревенчатый сруб с воротом и простеньким двускатным покровом из досок — колодец, никаких сомнений. У нас на Аврелии люди с достатком ценят «земной» ретростиль, и колодец при загородном доме вещь вполне обыденная. Только шахты в основном бетонные, а не деревянные.

— Шёл бы ты отсюда, приятель, — громко и отчётливо сказал человек, не оборачиваясь. Говорил, как и приснопамятный карлик, на немецком языке, с жутким акцентом и употребляя архаизмы, которые я не сразу понимал. — Дело к вечеру, а лес рядом…

В правой руке он держал внушительный изогнутый нож, которым только что вскрыл грудную клетку отвратительно выглядевшего существа с лысой головой, тонкими, почти прозрачными ушами, коротенькими задними лапками и кожистыми крыльями. Сухая земля возле колодца была залита коричневой, почти чёрной кровью, в левой глазнице дохлой твари торчала металлическая стрела-болт. Хрустнули обнажившиеся рёбра, незнакомец сделал ещё несколько быстрых кромсающе-режущих движений, отбросил кинжал, вытащил из туловища крылатого страшилища вздрагивающий тёмный комок и пронзил его выхваченным из-за голенища сапога острым штырём.

— Всё, без сердца ему не ожить, — спокойным голосом произнёс мужчина. Создавалось впечатление, что он занимался подобными вивисекциями по нескольку раз на дню. — Чего стоишь? Лучше набери воды и плесни мне на руки! Изгадился по уши, противно…

ПМК на моём плече дёрнулся — Нетико предпочитал временно помолчать, но вполне красноречиво давал понять: если просят, помоги.

Бадья оказалась деревянной, потемневшей от влажности и времени. Цепь ржавая, звенья грубые, ворот скрипучий и разболтанный — за колодцем плохо следят. Вода, однако, прозрачная и холоднющая. Человек оттёр ладони от крови с помощью пучка травы, с сожалением посмотрел на испачканные рукава кожаной рубахи со шнуровкой на боках и груди, фыркая и сплёвывая умыл лицо, после чего выпрямился и наконец-то удостоил меня холодно-оценивающим взглядом.

Молод, наверное, мой ровесник, по крайней мере, не старше двадцати пяти лет. Выше меня на полголовы и куда шире — здоровяк каких поискать, под тонкой кожей длинной рубахи хорошо заметны круглые мощные мышцы. Заплетённые в толстую косичку на затылке волосы светло-русые, борода от уха до уха совсем светлая, соломенная. Глаза меняют цвет в зависимости от освещения — в тени зелёные, под солнцем серые. На лбу и виске справа некрасивый белый шрам от рваной раны. В общем, мужик смотрится довольно эпически, особенно если учитывать его одежду, широкий пояс, увешенный железяками неясного предназначения и ножны для кинжала.

Поначалу суровое, недоверчивое и почти неприязненное выражение на его лице внезапно сменилось удивлением, светлые брови поползли вверх, а затем последовало заявление, которого я уж никак не ожидал:

— Вы, сударь, обнаглели до предела. Но это вызывает невольно уважение, тут не поспоришь. Мы, конечно, лично не знакомы, однако наслышан, премного наслышан…

— О чём? — бестолково спросил я, решительно не понимая, каким образом здесь обо мне могут быть наслышаны.

— Сколько лет минуло? — как ни в чём ни бывало продолжал бородатый, осматривая меня со всё большим интересом. — Сто двадцать четыре стандартных, или я путаю? Нет, ну надо же, явиться при полном параде, с запретным гербом!

— Гербом? — снова заикнулся я.

— Вот это что такое? — он ткнул пальцем в мою курточку пилота. Над левым нагрудным карманом был вышит опознавательный знак «Эквилибрума», силуэт белой акулы в синем поле, этот знак ещё мой отец придумал в качестве эмблемы фирмы. — Правильно, родовой герб фон Визмаров, вычеркнутый геральдической коллегией из реестра и преданный забвению. Никто, однако, ничего не забыл, я в том числе. Хотя и родился после вашего ухода с Меркуриума. Вы, сударь, тот самый Риттер фон Визмар, или наследник?

— Меня зовут… — я на мгновение задумался, соображая, как произнести имя «Степан» так, чтобы было понятно туземцу. — Стефан. Устроит?

— Верный ваш вассал, — русоволосый крепыш приложил к груди широкую ладонь и чуть поклонился. — Зигвальд Герлиц из Герлица, но мне будет приятнее, если вы будете именовать меня по прозвищу — Жучок. Как вы здесь оказались? Ближайшая действующая точка перехода в девяноста с лишком милях к северу!

Я в очередной раз оказался в логическом тупике. Какой, на хрен, «запретный герб»? Почему этот верзила употребляет древние и давно вышедшие из повседневного обихода слова наподобие «вассал» или «забвение» — ими сейчас пользуются только историки, писатели да сценаристы голопьес?! И в то же время сыплет вполне современной терминологией — одна «точка перехода» чего стоит, а понятие о «стандартном» летоисчислении свидетельствует о родственности цивилизаций не менее, чем один из официальных и общепринятых языков Содружества!

— Как оказался? — я решил ответить на самый простой вопрос и махнул рукой в сторону леса: — Оттуда пришёл.

— Ого! — Зигвальд по прозвищу Жучок присвистнул и взъерошил густую шевелюру. — Не слышал, чтобы выход из Лабиринта (я вновь отметил знакомое слово) находился возле Третьей Крепости. И что же, прошли по лесу невозбранно?

— Невозбра… Гм… Прошёл, как сумел.

— Значит, правду о вашем семействе говорят — везучие безумцы. Прошу простить, если позволил себе дерзость, однако на моей памяти из леса вокруг Третьей Крепости живым ещё никто не выходил. Ни благородные, ни простецы.

Голова у меня пошла кругом — во-первых, я с трудом понимал смысл архаизмов, во-вторых, этот человек явно меня с кем-то путал и одновременно полагал, что я разбираюсь в тонкостях здешнего бытия ничуть не меньше, чем он сам. Особое изумление вызвала неправдоподобная дата: «сто двадцать четыре стандартных года» — столько люди не живут. Название «Меркуриум» мне тоже ни о чём не говорило: в Солнечной системе есть планета Меркурий, но там уже четыре столетия никто не бывал, сразу после Катастрофы район Земли был объявлен запретным для любых пилотируемых полётов, блокаду не снимают до сих пор…

— Это что такое? — требовалось поддерживать разговор и я указал на разъятое тело крылатого уродца. — Как называется? Хищник?

— Упырь это, — потряс меня Зигвальд. — Скоты, теперь и днём вылезают… Что-то неправильное происходит на Меркуриуме, ваша светлость, с каждым годом только хуже. Надолго вернулись?

— Боюсь, навсегда, — мрачно ответил я. — Почему ты назвал себя моим «вассалом»?

— Как — почему? — Настало время удивляться Жучку. — Герлиц входит в домен Визмаров, присягу никто не отменял, хотя управление над землями после изгнания перешло к королю.

Вот так, ни больше ни меньше — к королю. Я не ослышался, Зигвальд произнёс именно это слово: Koenig. Господи, куда я попал? Попомнишь тут недавнюю версию о «параллельных реальностях», как бы не высмеивал её Нетико.

ИР, кстати, помалкивал, словно трафика в рот набрав — никак не показывал своего присутствия и предоставил право вести переговоры с туземцами мне самому. Может, оно и к лучшему — неизвестно, как отреагирует мой новый приятель на говорящую коробочку!

И вновь я оказался в дураках:

— Одеты не по-нашему, сложная техника, — задумчиво сказал Зигвальд, указывая взглядом на ПМК. — Если вернулись навсегда, пора вспоминать традиции родины предков, ваша светлость. Родились небось — там?

Он указал вытянутым пальцем на синеющие небеса.

— Там, — кивнул я, совершенно не покривив душой. Сам того не желая, Зигвальд дал мне понять, что путешествия в космосе здесь не являются чем-то фантастическим. Интересно, очень интересно! — Слушай… Я целый день шёл по этому проклятущему лесу, вымотался, ничего не ел и сбил пятку на ноге, больно. Тут где-нибудь переночевать можно? Кроме того, хватит обращаться ко мне на «вы», будем проще, хорошо?

— Как будет угодно, сударь. Только… Только надо бы прибраться. Нехорошо упыря так оставлять, придётся сжечь.

— Командуй, — вздохнул я. — Дров собрать?

— Незачем. Оттащим в сторону от колодца, подальше, у меня всё с собой… Амулет заметил? — Жучок вытащил из-за ворота рубахи медальон светлого металла в виде скачущей лошадки посреди украшенного угловатыми символами кольца. — Я третий сын, особая честь — Стража Крепостей.

— Стража, значит… — проворчал я, с отвращением взявшись за холодную и склизкую лапу существа, названного Зигвальдом «упырём». — Куда?

— К лесу — лес его породил, пусть там и сгинет.

Мы отволокли тяжеленного — центнер, не меньше, — монстра поближе к деревьями, Зигвальд вернулся к колодцу, отыскал валявшийся поодаль вместительный мешок, покопался в нём, извлёк глиняную бутылочку, вернулся, вытащил деревянную пробку, обрызгал едко пахнущей жидкостью труп и посоветовал мне отойти. Потом случилось нечто совсем невероятное — он вытянул руку, с пальцев сорвалась мгновенная белая молния и монстр вспыхнул ярчайшим горячим огнём. Спустя полминуты от него остались одни угольки да рассыпающиеся в прах кости. Я предпочёл не комментировать, только покосился на ПМК. Нетико и сейчас промолчал. Надо думать, занимался излюбленным делом — собирал и обрабатывал информацию, чтобы потом вволю умничать.

— Ближайшая деревня недалеко, мили три с половиной, — сообщил Зигвальд, забрасывая за плечо свой мешок и озабоченно наблюдая, как я прихрамываю. — Дойдёшь?

— Постараюсь.

— Странное дело, — он почесал в затылке. — Ты выглядишь, как простец, я не чувствую истечения присущей всем благородным мощи. Где научился так маскироваться? Тебя сейчас никакая ищейка не сцапает. Просто потрясающе! Штучки с Граульфа? Я там никогда не был…

— Граульф? — я перевёл это название как «серый волк». — Нет, с Аврелии.

— Не слышал. Далеко?

— Гораздо дальше, чем ты можешь себе представить.

Вот как, он «не слышал». Значит, о Содружестве Ориона здесь всё-таки не знают — Эпсилон Эридана, Аврелия один из центральных миров, важнейшая перевалочная база, загруженный до предела транспортный узел… Ну и дела!

ПМК завибрировал, легонько постучав мне в плечо. Нетико выражал своё одобрение.

* * *

— …Ты заметил, Зигвальд говорил о магии на полном серьёзе, никаких розыгрышей.

— Я многое заметил. В очередной раз готов повторить: наши взгляды на мироустройство придётся кардинально пересматривать. Твой Зигвальд…

— Почему это он «мой»?

— Потому, что стоит на феодальной лестнице ниже тебя. Сам признался. Прочитать лекцию о средневековой системе вассалитета?

— Слушай, я не хочу быть самозванцем! Меня расколют через день! Так что Зигвальд?

— Безусловно, он человек — никаких искусственных имплантов или следов электронных устройств, сканирование это подтвердило. Словом, не андроид. Но прежде я никогда не встречал людей с такой невероятной энергетической активностью в тканях.

— Подробнее можно?

— Ты должен помнить из стандартного курса биологии в колледже, что функционирование значительной части систем вашего организма основано на электрохимических реакциях: передача сигналов по нервной цепи, сокращение мускулатуры и так далее. Естественные электрические импульсы настолько слабы, что их можно зафиксировать только с помощью чувствительной аппаратуры, включая стандартный ПМК. От твоего нового дружка энергией шибает так, что я опасаюсь за сенсоры. Он умеет вырабатывать и контролировать энергию, а заодно направлять её на внешние объекты — вспомни историю с сожжением… гм… животного, которое Зигвальд назвал упырём. В остальном — человек как человек.

— А другие?

— В том-то и дело, что другие ничем не отличаются от тебя, хотя они… Они какие-то странные. В чём странность, я понять не сумел.

— По-моему, эти ребята выглядят вполне естественно, только они чересчур недалёкие и совершенно не образованные. Давай спать, а? Полтора часа из пустого в порожнее переливаем, а толку никакого…

Я вольготно развалился на огромной копне душистого сена в одной из хозяйственных пристроек дома, принадлежавшего старейшине посёлка Гренце, что на местном диалекте приблизительно означало «Приграничный». Как объяснил Зигвальд, сказывалось близкое соседство с запретным лесом — самый край цивилизации. На ночь меня разместили в обширном сарае, выдали колючий отрез шерстяной ткани на случай, если ночью станет холодно, а великовозрастная дочка хозяина принесла деревянный поднос, на котором громоздилась кружка с лёгким светлым пивом и глиняной тарелкой с холодным мясом и пресными варёными овощами — вдруг дорогой гостюшка после полуночи внезапно проголодается и возжелает заморить червячка?

Озорно подмигнув, Зигвальд сообщил, что ночевать он пойдёт к одной хорошей знакомой, а если моя светлость желает, он запросто может познакомить с её подружкой. Я решительно возразил — давайте обойдёмся без ненужных приключений. Кроме того, я был переполнен впечатлениями и валился с ног от усталости — думал, что сразу засну, однако короткий обмен несколькими фразами с Нетико превратился в бесконечный разговор о загадках бытия. Загадок было, прямо скажем, без всякой меры.

…Зигвальд привёл меня в небольшую деревню на закате — два с лишним десятка белых чистеньких домиков под соломенными крышами, огороды, вокруг поля с зерновой культурой, подозрительно похожей на всём известную пшеницу. Приметив самую обычную чёрно-белую корову, я окончательно убедился: местные жители используют в качестве домашних животных распространённые земные образцы. А вот откуда они взялись на планете, отстоящей на тридцать с лишним килопарсек от Солнечной системы и Сириус-Центра, ещё предстояло выяснить.

Кое-что я узнал от Зигвальда по дороге — попросил объяснить, что происходило в этом мире в последние годы. В конце концов, Жучок пребывал в искреннем заблуждении, что я действительно родился на другой планете, хоть якобы и принадлежал к здешней аристократии.

Нельзя сказать, что я совсем ничего не понял, пускай Зигвальд и сыпал неизвестными названиями и именами, повествовал об исторических событиях за минувшее столетие, своей запутанной родословной (я с ужасом понял, что этому парню уже шестьдесят два года от роду «по стандарту»), а когда выяснилось, что на дворе 3273 год от Рождества Христова (повторяю: три тысячи двести семьдесят третий…), я отказался этому верить и решил, что Жучок ошибся. Да ничего подобного!

— Поговаривают, будто в дальних мирах ввели своё летоисчисление, — не заметив моего изумления, сказал Зигвальд, — но у нас на Меркуриуме свято чтят традиции, без этого никак — нельзя забывать обычаи предков! Катастрофа на Земле случилась девятьсот девяносто лет назад, но здесь все помнят — особенно Первое Поколение, хотя Первых довольно мало, всего-то девять с небольшим тысяч…

Я быстро посчитал в уме: 3273 минус 990 равно 2283. Всё правильно, именно в этом ужасном году закончилась Эвакуация, Сириус стал новым центром цивилизации, началась эпоха Изгнания. Выходит, здесь и впрямь обосновались прямые потомки землян.

— Но почему… — сказал было я, однако мигом получил лёгкий электрический разряд от ПМК: Нетико очень недвусмысленно предупреждал, что пока стоит держать язык за зубами и не задавать вопросов, которые выдадут меня с головой. — Впрочем, продолжай…

Зигвальд нёс совершеннейшую ахинею: короли и графы, раздел земель, подвиги каких-то знаменитых рыцарей, войны, маги (это уж совсем невероятно!), запрет на эмиграцию в другие миры, какая-то «общая конвенция», положившая начало тотальной самоизоляции планеты… Достоверные факты были таковы: я нахожусь в мире, называющемся «Меркуриум», первыми колонистами являлись представители «Первого Поколения» (составляющие правящую верхушку), семейство фон Визмаров больше века назад по неясным для меня причинам подняло мятеж и было частично уничтожено, немногие уцелевшие и глава семьи успели бежать…

Вот, собственно, и всё, никаких берущих за душу откровений. Начинать подробные расспросы я побоялся — если Зигвальд путает меня с одним из Визмаров-мятежников, не станем пока его разубеждать. Но, чёрт побери, почему Меркуриум, вернее населяющие его люди, предпочли информационно-техногенной цивилизации экономически неэффективный феодализм? А то, что на Меркуриуме царил самый дремучий феодализм, сомнению не подлежало — о равноправии и равенстве в человеческом сообществе Зигвальд сроду не слышал и был твёрдо убеждён, что люди, рождённые в разных кастах не могут быть равны друг другу! Этот постулат подтверждался всеми его словами: он с выраженным пренебрежением отзывался о «простецах», но ко мне относился с почтением и периодически сбивался на «вы» — приходилось напомнить, что субординация сейчас не к месту и не ко времени.

Феодализм феодализмом, но в речи Зигвальда изредка проскальзывали хорошо знакомые словечки, наподобие «точка сингулярности» или «галактика», что свидетельствовало о некоторых знаниях в области физики искривлённого пространства и космологии. Согласовать это с графами-баронами-маркизами я не сумел, да и не пытался — как можно думать о горячем льде или мокром огне? Попутно выяснилось, что я (как предполагаемый фон Визмар) ношу герцогский титул. Обалдеть.

Зигвальда в деревне хорошо знали. Встречные с ним раскланивались, улыбались, но в мою сторону бросали подозрительные взгляды — вероятно, их смущала необычная одежда, здесь предпочитали не сковывающие движения рубахи из натуральных тканей, у всех мужчин обязательный головной убор, у женщин длинные платья — редкая патриархальность. Пахнет дымом, навозом и свежевыпеченным хлебом. В центре деревни обнаружилось единственное построенное из камня длинное приземистое здание с башенкой, украшенной резным деревянным крестом. Неужто церковь или часовня? Для Содружества культовые здания являются отжившей своё древностью, только пять процентов из тридцати с лишним миллиардов наших граждан признают себя верующими, после Катастрофы популярность религии неуклонно снижалась…

Самый богатый двор, конечно же, был у деревенского старосты — седобородого деда, обременённого многочисленным семейством и солидным хозяйством. Меня представили как «Стефана из Аврелии» — Зигвальд предпочёл не упоминать о моих «родственниках», видимо, это было чревато последствиями…

Отужинали за общим столом, собралось почти два десятка человек — родственники хозяина и молодой худенький монах в коричневой рясе с капюшоном, настоятель часовни. Перед едой помолились на латыни, я прилежно шевелил губами, стараясь делать вид, что этот обычай меня ничуть не шокирует. Нас с Зигвальдом усадили на лучшем месте, по правую руку от старосты, и выдали отдельные тарелки (деревянные!), в то время как все остальные кушали из общего котла, передавая друг другу большущую ложку, которой черпалось вкусное мясное варево. Разговоров за столом почти не велось, наверное, это считалось нарушением правил приличия. Впрочем, я бы наверняка ничего не понял — «простецы» говорили на невообразимом диалекте, по заключению Нетико, являвшимся смешением немецкого, давно вымершего фризского и какого-то из скандинавских языков. Угадывались только знакомые германские корни.

К счастью, чинная трапеза не затянулась — я чувствовал себя скованно, да и хозяева откровенно тяготились присутствием чужака, косясь на меня не то с опаской, не то с недоверием. Зигвальд наоборот, чувствовал себя как рыба в воде, ел от пуза, перебрасывался короткими фразами на вульгате с монахом (я, разумеется, ничего не понимал), а когда настало время отходить ко сну, проводил меня до сеновала, сказав, что разбудит на рассвете. Заодно уверил, что в деревне сейчас безопасно — нападения чудовищ можно не опасаться.

Я отыскал в рюкзачке тюбик с регенерирующей мазью, смазал кровавую мозоль на стопе, сунул под голову куртку и постучал по корпусу ПМК:

— Нетико?

— Всегда к услугам вашей светлости, — неуклюже пошутил ИР. — Хочешь знать моем мнение? Пожалуйста: заповедник нелепых загадок.

— Была бы у тебя рука — пожал бы с удовольствием. Надо уметь настолько чётко и вразумительно охарактеризовать весь этот… бардак. Где мы оказались? В какой страшной сказке?

— Иногда реальность может оказаться пострашнее любых сказок, — ответил Нетико. — Единственный совет — воспринимай всё происходящее спокойно и без эмоций. Скажи себе: «это просто существует, вне зависимости от моих желаний», и мир вновь станет простым и понятным. Ты ведь не задумываешься о причинах действия гравитации или химических аспектах газообмена в лёгких?

— По крайней мере, я могу объяснить, каким образом работают силы гравитации. Но как объяснить…

— Ни-как, — раздельно произнёс Нетико. — Забудь. Однажды всё выяснится и, полагаю, мы удивимся, насколько простым будет ответ. Повторим пройденное: главной целью является выживание. Тебя случайно приняли за другого? Прекрасно, некоторое время держись рядом с Зигвальдом и изучай обстановку.

— Он сказал, что семья Визмаров объявлена вне закона и если я попадусь в руки властей, дело кончится плохо. Интересно, чего такого страшного натворили мои родственнички?

— В любом государстве мятеж считается тяжким преступлением.

— Насколько я понял, Визмары относятся к элите, «Первому Поколению», которое фактически правит Меркуриумом. Таким многое прощается, а Зигвальд намекнул, что клан беспощадно истребляли, выжившие едва унесли ноги на другие планеты.

— Другие планеты… — эхом повторил Нетико. — Очередная тайна. Никаких сомнений, туземцы прекрасно знакомы с межзвёздными путешествиями, но твой приятель ничего не говорил о космических кораблях, орбитальных базах, а почти сразу после знакомства упомянул о некоей «точке перехода», расположенной далеко к северу… Они что, системой межпланетных порталов пользуются? «Птолемей» бьётся над проблемой неагрессивной сингулярности столетиями, но технического решения не найдено.

— Ты меня спрашиваешь? Я вот о чём думаю: может быть, стоит признаться Зигвальду? Рассказать всю правду. Он, конечно, чуток странный, но должен понять.

— Всегда успеется, не торопись. Меня гораздо больше беспокоят невероятные даты и фокусы со временем. Предположим, что «Эквилибрум» переместился в Лабиринте не только в пространстве, но и во времени, проскочив одним махом около полутысячелетия, теоретически это возможно, хотя практических опытов никто и никогда не осуществлял — в нашем распоряжении нет соответствующих технологий и вряд ли они когда-нибудь будет созданы… Далее: возраст Зигвальда, якобы шестьдесят два года — отчётливая несуразица, он не похож на старика.

— Опыты в области продления жизни?

— Используя нанотехнологии и восстановительную ДНК-РНК терапию, мы продлили активный период жизни человека примерно до восьмидесяти-девяноста, но потом начинается резкий, форсированный процесс старения. Абсолютный рекорд — сто тридцать семь лет, но это единственный казус. Люди имеют свойство стареть и умирать. Допустим, Зигвальду и впрямь через восемь лет исполнится семьдесят, но почему тогда нет никаких признаков дряхления, а к своему почтенному возрасту он относится без всякого пиетета?

— Н-да… Такой здоровенный кабан не может быть глубоким старцем!

— В любом случае он говорит правду — никаких признаков лжи в голосовых интонациях и жестах, я наблюдал. Словом, очередной вопрос без ответа. Вопрос следующий: почему деревенским священником, братом Ансельмом, является андроид?

— Чего-чего? — я приподнялся на локте и уставился на ПМК, будто на живого человека. — Какой андроид?

— Обыкновенный. Механический эндоскелет с внешним биопокрытием, имитирующим тело человека. Смотри, вот результаты сканирования…

Над корпусом ПМК возникла многоцветная проекция. Сине-серебристые металлические «кости», оранжевый энергетический комплекс за «грудиной», тёмно-красные нервные стволы. Потрясающе! А внешне не отличишь от обычных людей!

— Модель мне неизвестна, — продолжил Нетико. — Могу с уверенностью сказать, что к производимым на Сириус-Центре и Веймаре андроидам этот искусственный человек не имеет никакого отношения. Альтернативная разработка, судя по плотности живых тканей — кремнийорганика. Искусственный разум скорее всего автономный, я не засёк канала внешнего управления.

Всё правильно: большинство андроидов Содружества управляются через линию Планка непосредственно «Птолемеем» — тело вот оно, а «разум» обитает в бионакопителях нашего супермозга. Автономные ИР наподобие Нетико теперь редкость.

— Помнишь, что говорил лесовичок о каких-то «неживых слугах»? — меня осенило. — Вдруг он имел в виду именно андроидов? Настоящий театр абсурда: священник-андроид! Зачем? Каков глубинный смысл?

— Не забудь, деревня находится рядом с запретной зоной. Дополнительный надзор?

— Завтра всё-таки спрошу у Зигвальда, почему «крепости» настолько серьёзно охраняются.

— Спроси-спроси. Предлагаю тебе следующую линию поведения: во-первых, не разочаровывай Зигвальда и временно оставайся тем, за кого он тебя принимает. Во-вторых, не скрывай главного — ты ничего не знаешь о Меркуриуме, всю сознательную жизнь провёл в других мирах, а потому требуй объяснений. Все люди по природе учителя: если ты чего-то не знаешь, достаточно спросить и тебе мигом всё растолкуют. Даже Зигвальд, при всей его инфантильности.

— Это почему же он инфантилен?

— Разве не заметил? У него напрочь отсутствует комплексное мышление. Это человек веры, а не логики. Первая ассоциация при взгляде на эмблему «Эквилибрума» — герб этих чёртовых Визмаров. Все дальнейшие выводы являются производными от исходного неверного посыла. Он мгновенно поверил. Понимаешь? Что бы ты сделал на его месте?

— Как минимум, попросил бы идентификационную карточку и проверил личные данные.

— Вот именно! Прослеживается абсолютная разница менталитетов. Парень твёрдо верит в бессмыслицы, над которыми цивилизованный человек только посмеётся. Он перекрестился на церковь. Перед ужином молился вместе со всеми, причём искренне. Существо, которое Зигвальд поймал и убил возле опушки леса, для него не опасное животное, а именно упырь, сверхъестественная тварь. Ну а человек, носящий известный, пусть и запрещённый герб — обязательно сюзерен. Любая информация воспринимается как безусловная истина, без попыток критического подхода. Большой ребёнок, для которого сказка и реальность неразличимы.

— А мне кажется, что быть слишком умным — как ты например, — вредно для психики. Свихнёшься.

— Ты веришь в вампиров?

— Прошлой ночью я видел настоящего оборотня. Кто недавно талдычил: это просто существует, вне зависимости от моих желаний? Не ты ли?

— Необъективная придирка, — буркнул Нетико. — Любое явление во Вселенной можно объяснить, используя фундаментальные научные дисциплины. Любое, кроме фантазий вашей недотёпистой расы!

— Вот тогда возьми и объясни, почему зубастый дикий зверь превратился после смерти в человека! — разозлился я. — Подведи под мистику научную базу. Желаю успехов в теоретизировании!

— Не сердись, — примиряюще сказал Нетико. — Мы столкнулись с не описанными ранее явлениями. Тысячу лет назад считалось, что мыши самозарождаются в грязных тряпках, звёзды вращаются вокруг планет, а ведьмы летают на помеле. Эти заблуждения были развеяны со временем. Надеюсь, нам тоже повезёт. Вселенная очень многообразна и это многообразие может быть реализовано в любой форме.

— Особенно в форме демагогии. В этом ты преуспел.

— Не хочешь слушать — не надо. Я просто хочу помочь.

— Это замечательно. Но хоть какое-нибудь серьёзное заключение из всего увиденного-услышанного ты сделал?

— Да.

— А если развёрнуто?

— Чертовщина, дурдом и аттракцион ужасов, устроенный незнамо кем и незнамо для чего. Ничего подобного не может быть, потому, что не может быть никогда. Устраивает?

— Вполне. Несмотря на цивилизационные различия мы мыслим одинаково.

* * *

Пробуждение было неприятным — после долгого пешего перехода жутко ныли бёдра и икры, хорошо хоть мозоль за несколько часов зажила, мазь подействовала. Я отчаянно хотел поспать ещё, однако на дворе вовсю шумели: мычала корова и квохтали курицы, слышались удары топора по поленьям, двое аборигенов отчаянно переругивались (в чём смысл ссоры я не понял). Наконец правая створка широких дверей сарая отошла в сторону, свет загородила знакомая широкоплечая фигура.

— Хорошо спалось? — осведомился Зигвальд и кинул мне в ноги объёмистый свёрток, перетянутый ремнём. — Лучше бы тебе переодеться, надеюсь подойдёт. И ради Бога, не вздумай бриться — что за варварский обычай! С голыми щеками ходят только полоумные ваганты да святые братья, дворянину так не пристало. Хочешь до поры до времени оставаться незамеченным, не выделяйся.

— Спасибо, — я потянулся к свёртку и щёлкнул пряжкой ремня. — Ой, а как это носить?

Зигвальд посмотрел на меня озадаченно.

Штаны из серой некрашеной домотканины — это ещё понятно. Интересный покрой, похоже на галифе офицеров ВКК — ткань плотно охватывает голени, а выше колена получаются необъятные шаровары с многочисленными продольными складками. Вместо пояса верёвочка. Рубашка такая же как у Зигвальда, из очень тонкой мягкой кожи. Чуток мне великовата, но эту трудность легко преодолеть — достаточно затянуть шнуровку. Короткий, чуть ниже талии, плащ из крашеной синим шерсти и красивой медной застёжкой. Сложнее всего с обувью: некое подобие лёгких кожаных башмаков и два отреза холстины — последние следует обернуть вокруг голени, затем надеть непосредственно башмак и зафиксировать эту конструкцию ремешками крест накрест. На конце каждого ремешка предусмотрен металлический крючок в виде литой птичьей головы с острым клювом — они цепляются за обмотки и закрепляют обувку. Пришлось повозиться и в точности следовать советам Зигвальда, но потом выяснилось, что это очень удобно: ноге свободно, в отличие от моих ботинок, тяжести совсем не ощущаешь. В качестве обязательного дополнения широкий, с ладонь, пояс и круглая шапка, отороченная рыжим мехом. Жаль зеркала нет, интересно было бы взглянуть….

— Значительно лучше, — кивнул Зигвальд, оглядев меня с головы до ног. — Вот мешок, свои вещи спрячь. Если тебе необходимо пользоваться этой штукой, — он оказал на ПМК, — носи с собой, но при людях посторонних пусть демон молчит…

— А я и так молчу, — неожиданно высказался Нетико, старательно копируя местный акцент. — Можно узнать, почему сейчас ты считаешь меня демоном, а только вчера говорил про ПМК, что это «сложная техника»?

Зигвальд неприязненно пожал плечами:

— Одно другого не исключает, — решительно сказал он. — Не-человеческий разум всегда демоничен, святая церковь не поощряет…

— Правда? — я почувствовал, что ИР готов вступить в яростный спор. — Как тогда ты объяснишь тот факт, что брат Ансельм тоже не-человек?

— Благословение епископа, совсем другое дело, — буркнул Зигвальд. — Хватит языками чесать, только время теряем. Надо побыстрее уезжать отсюда, под утро я слышал гудение корветов Гвардии Небес, не перепутаешь…

— Корветов? — заикнулся я, и тотчас получил объяснение от Нетико:

— Вероятно, господин Герлиц имеет в виду четыре летательных аппарата, круживших над лесом после полуночи, я тоже засёк их присутствие.

— Почему не разбудил? — я ахнул. Неужто власти и впрямь прислали специалистов, обязанных проверить, кто и зачем прилетел на Меркуриум?

— Не видел смысла, — ответил ИР. — Они были слишком далеко, к этому району не приближались.

— Гвардия наверняка знает, что ты прошёл через лес и не угодил в лапы тамошней нечисти, — дополнил Зигвальд. — Собрался? Вот и замечательно. Перекусим по дороге, незачем обременять хозяев. Не бойся, простецы нас не выдадут, деревня принадлежит моей семье…

Очередной сюрприз поджидал на дворе. Лошади в Содружестве редкостью и экзотикой не являются, их разводят на многих планетах Протектората, этот вид был тщательно восстановлен после Катастрофы не только благодаря своей очевидной полезности, но и как символ — лошадь и собака с древнейших времён были самыми верными друзьями и союзниками человека. Словом, лошадей я раньше видел, да только они были крупными, высокорослыми и длинноногими. Осёдланные коняшки, к которым меня подвёл Зигвальд, оказались совсем небольшими — в холке мне по грудь, — и до ужаса мохнатыми, с буро-золотистой мягкой шерстью.

Стоит ли упоминать о том, что на живую лошадь я прежде никогда не садился? Конный спорт на Аврелии особо распространён не был, в качестве средства передвижения лошади использовались только в захолустных аграрных областях, а для развлечения их содержали лишь самые богатые люди. По большому счёту мне это было и не нужно по роду профессиональной деятельности — зачем?

Зигвальд тем временем пристроил кожаную торбу с вещами к седлу и вопросительно посмотрел на меня:

— Всё, что могу предложить, — виноватым тоном сказал он. — Породистые стоят дорого. Ничего, придёт время, заведёшь себе кроненбургского жеребца…

«Мне бы с этим совладать, — подумал я. — Вроде бы ничего особенно сложного, как-нибудь управлюсь».

Лошадка оказалась спокойной и флегматичной, седло удобным. Сначала не обошлось без недоразумений, я имел весьма отдалённое представление о том, как обращаться с поводьями, но достаточно было взглянуть на Зигвальда — он всего лишь подтолкнул своего скакуна пятками, руки с поводьями спокойно лежали на луке из полированного дерева… Я последовал примеру и лохматый малыш целеустремлённо потопал к распахнутым воротам усадьбы. Провожавший нас хозяин молча поклонился вслед.

Колея вела на юго-восток, к близлежащим холмам. В отдалении темнела полоса окружавшего крепость леса, оставшегося по правую руку и чуть позади.

— Сорок две мили до Баршанце, — сказал Зигвальд, указывая вперёд. — Это мой дом, лён, выделенный отцом. Там укроемся, последим за слухами, я соберу братьев и кой-кого из дальних родичей — обговорить, что будем делать.

— А что надо делать? — спросил я, получив маловразумительный ответ:

— Стержень, на котором держится мир, ветшает, Универсум обтрепался по краям, всё начало распадаться, — Зигвальд помолчал и добавил то, что я уже слышал вчера: — С каждым годом всё хуже и хуже… Первые не хотят ничего замечать, но мы-то видим! В Страже Крепостей теперь пятикратно больше людей, чем столетие назад, а это о многом говорит!

— Послушай, ты можешь объяснить, что такое…

Меня прервал оживший ПМК, который теперь был закреплён на поясе справа — слева устроились ножны с таким же внушительным кинжалом, как и у Зигвальда, только рукоять попроще, не костяная, а деревянная. Нетико решил не скромничать — сначала динамик издал резкий и неприятный сигнал тревоги, принятый на судах Дальнего Флота, потом ИР выдал привычной беспокойной скороговоркой:

— Воздушные цели в радиусе действия сенсоров! Приближаются, направление — запад, сорок два градуса, расстояние — одиннадцать километров!

Я натянул поводья, заставив лошадку резко остановиться. Ей это не понравилось — зафыркала и стукнула о землю передним копытом. Зигвальд машинально посоветовал не дёргать так сильно за упряжь, лошади больно, а железное грызло может повредить губы.

Точно, далеко-далеко над лесом можно было различить несколько чёрных точек. Из-за расстояния я не сумел определить сколько их, однако Нетико пояснил — четыре. Зигвальд, перехватив мой взгляд, тоже обеспокоился, после чего началось неописуемое: он сунул сложенные в колечко большой и указательный пальцы в рот, пронзительно и переливчато свистнул, так что у меня уши заложило, а лошадки резко взяли с места в галоп. Я едва не вылетел из седла — в последний миг успел вцепиться обеими руками в луку и сжать коленями округлые бока своего скакуна. Никогда бы не подумал, что эти невзрачные твари способны носиться едва не со скоростью пули!

Зигвальд свернул с дороги и меньше чем за полминуты мы оказались возле обширного перелеска, разделявшего обработанные поля и выпас, по которому бродили десятка два безнадзорных чёрно-белых и рыжих коров. В финале я всё-таки не удержался и сверзился на землю, однако упал удачно, на спину. Дыхание на миг перехватило.

Лошади были великолепно обучены — Зигвальд подхватил обеих под узду, потянул ремешки вниз, после чего наш гужевой транспорт безропотно опустился на колени, а затем волосатые коньки повалились набок и замерли. Со стороны посмотреть — их тут вроде бы и нету, целиком скрылись в густой высокой траве и подлеске. Тем временем Зигвальд вцепился стальной ручищей в моё предплечье и оттащил к корням похожего на древний ясень дерева.

— Сейчас поставлю Белый Щит, есть надежда, что не заметят, — громко прошептал Жучок, растирая ладони. — Господи-ты-боже-мой, мы ведь совсем рядом от деревни, и полной мили не проехали!

Воздух передо мной заколебался — это походило на марево от разогретого солнцем битума где-нибудь в крупном городе Сириус-Центра. Яркие краски пейзажа вдруг потускнели, пахнуло неприятным холодком. Зигвальд напрягся так, что на лбу вздулись жилы, затем всплеснул ладонями так, будто стряхивал с них воду.

— Щит продержится час, может полтора… — сказал он. — На большее у меня способностей не хватит… Что ты вылупился? Никогда не слышал о магии Стражи Крепостей?

— Не слышал, — признался я. — Кто это такие?

Четыре летательных аппарата шли низко, над самой кромкой леса. Двигались медленно, как транспортные вертолёты, но никаких винтов я не заметил — вытянутый корпус, похожий на человеческую ладонь, короткие, выгнутые вниз крылышки. Три острых киля, два на корме и один в середине корпуса, будто рыбий плавник. Под крыльями нечто, подозрительно смахивающее на орудийные турели. Идут, выстроившись квадратом, точь-в-точь, как тактическая единица ВКК на учениях. Выкрашены машины в сине-лазурный цвет, вдоль борта одна чёрная полоса и неразличимый пока золотистый символ. Низко взрёвывают турбины.

Это зрелище никак не вязалось с немыслимой архаичностью Меркуриума, деревней, в которой не то что электричества, даже канализации-то не было, с моим колоритным приятелем, словно сошедшим со страниц романа о земном Средневековье и его дурацкими словами о «магии». Корабли были свидетельством высокоразвитой техногенной цивилизации — вероятно, именно они атаковали мой челнок… Но что в таком случае означают действия Зигвальда? Я не сомневался: после его «магии» вокруг нас что-то изменилось, невозможно было не заметить, как трава из ярко-зелёной стала сероватой, а голубое небо бледным и мутным. Запахи исчезли…

— Точно, корветы. Гвардия Небес, будь они прокляты, — сквозь зубы цедил Зигвальд, наблюдая, как нежданные гости перестраиваются, выпускают посадочные опоры и идут на снижение. Никаких сомнений, они приземляются. — Эти мрази не то что простецов, и благородных ни в грош не ставят, хуже любой нечисти, адское исчадие… Я раньше их только два раза видел, на всю жизнь хватило!

— Они… Они работают на правительство? В смысле на вашего короля?

— Какое правительство? Король? Сдурел? Ты что, действительно ничего не знаешь? Пресвятая Дева, зачем ты вообще явился на Меркуриум! Они ничьи, они сами по себе — поговаривают, будто это порождение Крепостей. Гвардия — такие же люди, как и мы, но откуда они берутся и каковы их цели не знает никто. Про Гвардию Небес говорить не принято, в университетских городах считают, что это пьяные фантазии невежд из захолустья вроде меня, но вот смотри, как на ладони…

— Погоди. Если вы производите андроидов, искусственных людей, значит, есть возможность создавать такие корабли!

Зигвальд вздохнул и подъял очи горе. Потом уставился на меня:

— Я полагал, что если один из Визмаров решил вернуться, то он должен хоть самую малость понимать, что его здесь ждёт! Или вы там всё перезабыли за такой короткий срок?

— Считай, что лично я — забыл. Мне вообще ничего не рассказывали!

— Ого! — Зигвальд непритворно изумился. — Выходит, правильно о вашем роде болтают — как один умалишённые! Искусственных людей церковь и высшие дворяне покупают в других мирах, их очень мало, тысяч восемь на всю планету. Нам не нужна техника, и без неё живём так весело, что обхохочешься… Потом объясню! Гляди-гляди…

Один из корветов приземлился совсем неподалёку, не более чем в полукилометре от нас. Отошёл в сторону колпак внешнего шлюза, из тёмного проёма высыпало человек десять — ярко-синие костюмы, головы покрыты шлемами, больше ничего не разглядеть. Направились к посёлку. Три других корабля сели дальше, с другой стороны деревни.

— Гвардия Небес появляется редко, — продолжал шептать Зигвальд. — Только когда происходит что-нибудь совсем невероятное — последний раз их видели на севере, четыре года назад, был прорыв из Ледяного пояса… Они вроде бы дыру заткнули, по крайней мере, оттуда теперь ничего не лезет. И на том спасибо. Появляются ниоткуда, уходят в никуда, почувствовать их приближение очень сложно. Тем не менее — это люди… Всегда четыре корвета, всегда неслыханная жестокость, всегда только трупы.

— Ты хочешь сказать… — я похолодел, — что они сейчас…

— Да. Мы ничего изменить не можем — глупо погибать, вступая в схватку с обречённым на победу врагом. Остаётся только сидеть и наблюдать. Гвардия напала на твой след, как — не спрашивай, всё равно не отвечу. Ты побывал возле крепости, этого достаточно. Остаётся надеяться, что Белый Щит они не преодолеют, заклятье такой силы Небесной Гвардии вроде бы не по зубам — проверено опытом многих Стражей, задолго до меня…

— Заклинание… — выдохнул я и пробормотал под нос: — Я сейчас с ума сойду.

ПМК на поясе дёрнулся — видимо, Нетико разделял мою точку зрения, но признаться в этом вслух не решался.

* * *

Пожар начался в центре посёлка — вначале повалил густой чёрный дым, как-то резко, мгновенно, появилось пламя, бледное под лучами меркурианского солнца. Огонь распространялся с неслыханной быстротой, я почти не сомневался, что загадочная Гвардия Небес использует портативные лазеры или плазму.

Глядя на такого парня, как Зигвальд, трудно поверить, что он подвержен беспричинному страху, но в данный момент его закостеневшее лицо выражало только два чувства: бессильную ярость и неподдельный ужас. Гвардия быстро и методично уничтожала деревню вместе со всеми жителями. Но зачем, разве они в чём-то виноваты?..

Закрутился шипящий огненный вихрь, над равниной поднялся дымный столб, сыпали искры. Пожар, однако, на поля не перекинулся, хотя я ожидал именно этого — высушенная солнцем пшеница могла вспыхнуть, как порох. Гвардейцы в синем неторопливо вышли из бушующего огня, направившись в сторону корвета, минуту спустя летательный аппарат поднялся в воздух и заскользил над дорогой, по которой мы недавно ехали. Зигвальд сжал зубы и положил ладонь на рукоять своего изогнутого кинжала.

Удивительное дело: они нас не заметили. Корабли покружили над луговиной, один прошёл точно над перелеском, затем поднялись выше, примерно на полкилометра, образовали серповидный строй и веером разошлись в восточном направлении, будто прочёсывали местность.

Пламя над посёлком исчезло внезапно, будто его задул некий великан. Осталось лишь огромное чёрное пятно и дымящиеся остовы зданий.

— Ф-фу, — Зигвальд смахнул ладонью пот со лба. — Просто не верится, всё-таки Щит сработал! Значит так: остаёмся здесь как можно дольше, пока заклятие не рассеется. Гвардия будет искать нас… тебя полный день и вечер, ночью они уйдут, их время коротко. Со времён большой войны никто не слышал о том, чтобы Гвардия Небес охотилась больше одних суток — почему так, неизвестно… Поверье такое.

— Они… — руки у меня дрожали. — Они всех убили? Там?

Я кивнул в сторону деревни.

— Будь уверен. В качестве устрашения и назидания остальным. Никто не должен помогать вышедшим из леса, если, конечно, это человек. Жаль, но простецы есть простецы, дело наживное.

Невероятно, но Зигвальд отнёсся к гибели людей, которых безусловно хорошо знал, с обескураживающим безразличием. Как такое возможно? Судя по всему, у него в деревне была девушка, уверял, будто выгоревшая дотла Гренце является его семейным владением, в конце-концов ел за одним столом со старейшиной и его семьёй! Ныне от этих людей остались одни головешки да пепел, а чёртов феодал говорит — «дело наживное»! Если человеческая жизнь на Меркуриуме ценится настолько дёшево, то мне придётся изыскивать любой способ вернуться в Содружество. Нет ничего невозможного, что бы не утверждал прагматичный Нетико!

«Девяносто три тысячи световых, — напомнил я себе и моментально скис. — Отсюда не выберешься, этот упрямый факт не зависит от твоих желаний».

Мы провели в леске чуть больше часа. Лошадки преспокойно лежали в траве, лишь изредка прядая острыми ушками и безмятежно поглядывая на хозяев. Оправившись от первого шока я начал спрашивать. Зигвальд, махнув рукой на мою бестолковость и полнейшую неосведомлённость в запутанных делах Меркуриума, отвечал, как мог. Разговор продолжился по пути: едва закончилось действие Щита (поздно вечером Нетико попытался растолковать мне, что это было некое подобие отражающего силового поля, которое генерировал непосредственно Зигвальд, используя энергетические ресурсы организма), мы забрались в сёдла и направили лошадей в обход — по дороге ехать было слишком опасно, Гвардия Небес могла вернуться в любой момент.

Выяснилось много любопытного, я бы даже сказал — чудесного и абсолютно нереального. Для начала Зигвальд достаточно чётко объяснил, что такое Стража Крепостей, в которой он имел счастье служить. Впрочем, определение «служить» было не совсем точным — эта странная организация не являлась официальной, набиралась на добровольной основе и не имела никакого руководства, кроме некоего «общего совета», принимавшего решения на совещательной основе. По крайней мере, я понял слова Зигвальда именно в таком ракурсе.

Итак. Жизнь цивилизации Меркуриума определяли не только и не столько сложные политические и социальные взаимоотношения между населявшими планету людьми (разобраться в этом сумбуре я сейчас даже не пробовал, хотя Зигвальд честно старался растолковать), но и некоторые другие особенности, воспринять которые человеку, цивилизованному и взращённому информационно-технологическим сообществом, распространившем своё влияние на десятки миров в ближнем и дальнем космосе, было решительно невозможно. Не бывает такого и точка!

Волшебство, магия, нечистая сила, фантастические животные наподобие драконов, кракенов или троллей были для Зигвальда чем-то само собой разумеющимся, привычным и столь же естественным, как солнечный свет и дождик (кстати, во второй половине дня мы попали под короткую грозу и я оценил достоинство кожаной рубашки — она не промокла, зато с шапки вовсю капало за воротник). «Семь Крепостей», как условно назывались области отчуждения, разбросанные по всему материку на весьма почтительном расстоянии друг от друга, являлись своеобразными рассадниками и заповедниками нечисти. Кто построил Крепости, Зигвальд не знал, а я предпочёл умолчать о виденной позавчера табличке с указанием на «вторую технологическую зону» и герцога Мекленбургского, милостиво повелевшего таковую основать.

По версии Зигвальда, Крепости «были всегда», то есть с того самого времени, когда предки меркурианцев, «Первое Поколение» пришли сюда с Земли. Никаких ошибок, он произнёс именно слово «Erde», не подлежащее двойному толкованию, и даже упомянул о существовании Германской империи, погибшей, когда на Землю обрушилось неведомое Зло и вынудило выживших искать новое пристанище. Я попытался было развить эту тему, но Зигвальд сказал, что о Великом Исходе и так все знают, нечего морочить ему голову…

Вернёмся, однако, к Крепостям. К «волшебным странам» (Господи Боже, у них и такие есть?!) они никакого отношения не имели, в лесах вокруг Крепостей водились только чудовища и потусторонние твари, частенько выбиравшиеся их своих потайных логовищ и досаждавших как мирным поселянам из числа простецов, так и благородным, жившим неподалёку. Своеобразный орден «Стражи Крепостей» монстров истреблял и не позволял им проникнуть в широкий мир, но по нынешним временам делать это становилось всё труднее — страшилища плодились, появлялись новые, невиданные прежде твари, и Стража сбивалась с ног, пытаясь преградить им дорогу в густонаселённые области и города.

Пользуясь возможностью, я рассказал про оборотня, малыша-лесовичка и прочие чудеса древнего леса, на что Зигвальд отреагировал более чем спокойно, отметив, что мне неслыханно повезло, и он никогда доселе не встречал человека, который сумел в одиночку отбиться от настоящего верфольфа и улизнуть от «твари из ямы». Чем убил оборотня? Серебром?

Я молча вынул пистолет из кобуры и протянул Зигвальду. Он повертел «Штерн» в ладони, пожал плечами, сказал, что раньше таких штучек не видел, и выразил сомнение в том, что перевёртыш действительно умер: серебряный дротик или арбалетная стрела были бы куда надёжнее! Информацию о лешем воспринял наоборот, с энтузиазмом:

— Значит форстеры не вымерли и не ушли, а сколько разговоров в своё время было! Хорошая новость! Приедем в Баршанце, сходи в часовню, свечку поставь — он тебе жизнь спас.

— Форстеры? — переспросил я. — Они, что же, как люди? Разумные существа?

— Лесовики рождены магией леса, магией самой природы, — Зигвальд опять принялся нести ахинею. — Они не злые, в отличие от других, которых лучше не упоминать…

— Отлично, не будем, — вздохнул я, соглашаясь. — А почему тебя прозвали «Жучок»? Ты больше похож на медведя, говоря откровенно.

— В Страже Крепостей каждый носит прозвище, так удобнее, чем обращаться по имени и титулу. Жучок? Наверное потому, что я могу пробраться туда, куда другой ни за что не сунется.

— Даже в Крепость?

— Чур меня, — Зигвальд сложил пальцы в сложную фигуру и отмахнул рукой в сторону оставшегося далеко позади леса. — Что ты, как ребёнок, честное слово! Такие запреты не нарушают! Жизнью я дорожу, а платить погибелью души за праздное любопытство не желаю. Там, в Крепостях, живёт воплощённое зло, побеждённое нашими дедами и запертое в каменных стенах…

Я хотел было уточнить, что стены железобетонные, а ожидать какого-либо сверхъестественного «зла» от электромагнитных волн, слабого радиоактивного фона и микроволнового излучения ожидать никак не приходится, но предпочёл сдержаться. Зигвальд искренне верил: Крепости не просто опасны, а смертоносны.

— Ты возле Крепости… — Жучок на миг задумался, пытаясь правильно сформулировать вопрос. — Ты ничего… э… особенного не видывал? Не тварей разных, а именно особенного?

— Призраков, — немедленно вспомнил я. — Когда ночь наступила, появились привидения. Люди, животные, существа, которых ты называешь чудовищами. Оборотень их спугнул, но призраки были, скрывать нечего.

— Вот! — Зигвальд торжествующе поднял палец. — Пленённые души, точно старые люди говорят!

Я едва не сплюнул. Парень был пропитан самыми дикими предрассудками по самую маковку. Было невозможно поверить, что человек, вполне осведомлённый о жизни на других планетах и строении Вселенной (Зигвальд упоминал минимум о трёх соседних обитаемых мирах, известных на Меркуриуме), окажется не просто тёмным — дремучим, как наши общие пращуры с Земли, которые жили в лесу, молились колесу и приносили кровавые жертвы деревянным идолищам! Я даже не до конца понимал, христианин он или нет, хотя на одном ремешке медальоном Зигвальд носил маленький серебряный крестик. В моём представлении католики с Сан-Пьетро были людьми вполне цивилизованными, религия не отменяла прогресса, а Зигвальд узрев камень необычной формы, мимо которого мы проезжали, нарочно остановился, потянул завязки седельной сумы, вынул пригоршню зерна и бросил к подножию чёрного монолита, пояснив:

— Лишним не будет, нельзя обижать незримых невниманием — в случае чего, если не помогут, то и вредить не станут.

— Незримые? — я поморщился.

— Граница видимого и невидимого миров размыта, мы можем проникнуть туда, а они приходят к людям…

Нетико не выдержал и ПМК издал жалобный звук, похожий на стон. Камень в виде клыка некоего громадного зверя остался безмолвен и недвижим — если он и являлся неким сакральным символом, то «незримые» никак не отреагировали на подношение.

Лошадки уверенно топали вперёд, минуя распадки, небольшие рощицы и переходя крошечные речушки, признаков жилья или следов деятельности человека не замечалось: одна лишь девственная природа, буйство зелени, тьма-тьмущая птиц. Зверья мало, но особой пугливости за похожими на лосей копытными и некрупными собакоподобными хищниками с полосатой жёлто-коричневой шкурой я не замечал, вида и запаха человека они не боялись, спокойно провожая нас взглядом.

Выяснились некоторые подробности о Гвардии Небес — рассказ Зигвальда плавно перетёк на меркурианскую мифологию, цветистую, красочную и лишённую каких-либо намёков на правдоподобие. Мне приходилось бесконечно уточнять, прерывать излишне увлёкшегося Жучка наводящими вопросами и отметать совсем уж непостижимую чепуху. Однако оставалось неизвестным, что из его речей было правдой, а что вымыслом и откровенным бредом.

В наиболее кратком и концентрированном виде сведения о зловредных летунах можно было уложить в несколько коротких фраз. Во-первых, Гвардия не имеет ровным счётом никакого отношения к здешним мирским или духовным властям, они действительно живут «сами по себе». Где, как — неизвестно, но совершенно точно в пределах планеты, точки перехода, ведущие в чужие миры, при их появлении не активизируются. Каким образом Зигвальд и другие обитатели Меркуриума могли это чувствовать я не представлял, больше того — рушились все мои представления о теории Лабиринта: осуществить прыжок через искривлённое пространство в гравитационном колодце крупной планеты невозможно, только в свободном космосе. Именно на этом основана наша технология Дальних Перелётов, мы ищем точки сингулярности, гравитационные аномалии, подобно червоточинам в пространстве-времени, связывающие различные области Галактики, и пользуемся ими как кратчайшими ходами между разными звёздными системами! А Зигвальд не раз обмолвился, что «уйти» (не улететь!) с Меркуриума можно запросто — достаточно отыскать подходящую «дыру» в ближайшей округе. Фантастика и небывальщина! Неужели они всё-таки додумались до теории «неагрессивной сингулярности»? Глядя на Зигвальда, не скажешь, что меркурианцы знакомы даже с формулами Ньютона, не говоря уже о концепции Лабиринта! Сомневаюсь, что он имеет хоть какое-то понятие о таблице умножения!

Пункт второй: Гвардию Небес недаром считали «порождением Крепостей», и я находил в этом рациональное зерно: Нетико уверял, будто огромное сооружение в центре леса было высокотехнологичным объектом, промышленной или энергетической областью, следовательно, и охранять его должны не только чудища-страшилища, рассеянные по периметру, но и хорошо вооружённые хмурые ребята на штурмовиках с импульсным, плазменным и ещё незнамо каким оружием. Логично? Конечно, логично! Если в наличии имеются совершенные технологии и их производство, следовательно, продуктами этого производства можно и нужно пользоваться!

Однако сразу возникает несколько естественных вопросов: население Меркуриума (если верить Зигвальду) навороченной техникой и электричеством не пользуется, в таком случае, кто и для чего построил «технологические зоны», как была обозначена Крепость, которую я видел? Экспорт товаров в другие миры? Маловероятно, к примеру, меркурианцы закупают андроидов у более развитых соседей, значит, изготовлять сложные агрегаты и работать с биоматериалами не в состоянии… Контрабанда? Что такого уникального могут делать здесь, и не могут где-то в другом месте? Отчего появления Гвардии всегда краткосрочны? Зигвальд уверяет, будто их корабли всегда летают четвёркой, откуда тогда появились два гиперзвуковых штурмовика, превративших мой спасательный челнок в груду оплавленного металла?

Ну и наконец третье: Гвардия Небес похожа на некую всеобщую страшилку, вроде летописного буки из шкафа. Нечто полумифическое, полулегендарное. В реальности этих упырей я не сомневался — пожар в Гренце, вполне материальные корветы (почему их называют этим старинным словом, кстати?); Нетико определил параметры и кратенько объяснил, что мы имеем дело с воздушными судами атмосферно-космического класса на термоядерной тяге… Короче говоря, Гвардия была чем-то наподобие природного явления — как ураган, град или затмение солнца. Явления, единственным достоверным свойством которого была назойливая страсть к охоте за нарушителями границ Семи Крепостей, ради этого сомнительного развлечения они шли на самые крайние меры и любые жертвы. Крайне редко Гвардия приносила пользу: именно их корабли остановили непонятный для меня «прорыв» где-то на севере — подробностей Зигвальд не привёл.

Вот, собственно, и всё. Очень информативно, не правда ли? Кошмар! Я почувствовал, что погружаюсь в бездонную пучину откровенного бреда. Чума на мою пока ещё не седую голову! Ум за разум заходит.

…Мы остановились всего однажды, в середине дня. Закусили хлебом с отрубями, сушёным мясом и настоящими яблоками, зелёными и кислыми. Я посетовал, что напрочь отбил задницу — хотя лошадки переходили на мелкую рысь довольно редко и только по приказу Зигвальда, желавшего пересекать открытые пространства порезвее и предпочитавшего двигаться либо вдоль рощ, либо по жиденьким лескам. Оказалось, что я неправильно сижу в седле, ещё неправильнее держу осанку и выгляжу так, словно встретил живую лошадь впервые в жизни. Именно в таком ключе Зигвальд и высказался, проявляя не то сочувствие, не то иронию.

Я молчал, благо до неведомого Баршанце оставалось всего несколько километров вверх по широкой долине — холмы стали круче, всё чаще стали попадаться хвойные боры, светлые и величественные, ничуть не походивший на угрюмый душный лес вокруг Крепости. В отдалении показались тонкие синеватые дымки, знак присутствия людей. Нетико периодически извещал о том, что мы поднялись почти на шесть сотен метров над равниной, прилегавшей к берегу океана, и, соответственно, почти на километр выше уровня моря. Стоило оглянуться назад и как следует присмотреться, можно было отчётливо рассмотреть чёрно-изумрудную бесформенную кляксу растянувшегося на десятки километров старого леса, а далеко-далеко за ним, на самом горизонте бледно-голубое призрачное сияние моря. Сущая идиллия, никогда не подумаешь, что в этом прекрасном мире оборотни прячутся за каждым кустом! Ну ладно, почти за каждым.

Топоним «Баршанце», а если дословно «логово медведя», наиболее адекватно переводился на русский язык как «Берлога». Берлогой это поселение и выглядело. Лошадки вышли на крутой гребень холмистой гряды, чуть ниже и левее простёрлось окружённое возвышенностями и полуразрушенными временем скалами плоскогорье, в центре которого находился…

— Мой замок, — Зигвальд, по прозвищу Жучок, вытянул руку, указывая на комплекс деревянных построек, освещённых золотисто-розовыми лучами закатного солнца. Добавил с теплотой: — Мой дом, собственный и неотъемлемый. У отца каменный, но дерево роднее и уютнее. Нет в нём неживого холода гранита, правда ведь?

Я молчал, разглядывая обитель моего провожатого и почти что друга. Постройка солидная, что и говорить — надо очень и очень постараться, чтобы соорудить такое из обычных брёвен!

— Извольте воспользоваться моим гостеприимством, Стефан фон Визмар, — с церемонной важностью произнёс Зигвальд. Тонкости местно этикета, так надо понимать? — Очаг, стол и стены этого замка принадлежат тебе, так же как и мне. Жаль, время неспокойное — скоро Тройное затмение, как требуют обычаи, гостя не примешь… Нам обязательно надо было вернуться до Затмения!

Что именно следовало ответить, я не знал. И потом, что такое «Тройное затмение»?

Зигвальд очень хитро улыбнулся, стрельнул на меня взглядом и добавил:

— Даже если ты и не фон Визмар, я от своих слов не откажусь. Не привычен.

Он снова присвистнул, пустив свою лошадку шагом вниз по склону.

Отступать было поздно, да и некуда.

— II — Рассказывает Николай Крылов

Глава четвёртая БЮРОКРАТ ОТ АЛХИМИИ

Меркуриум, Дольни-Краловице.

14 июля 3273 г. по РХ

…Не подумайте, я всегда искренне ненавидел бюрократию. Ненавидел люто, яростно и чуть не до исступления — любые инструкции, предписания, директивы, регламенты или постановления вызывали чувство тошноты и помрачения рассудка хотя бы потому, что в девяноста девяти случаев из ста они были совершенно бесполезны и бессмысленны, являли собой сказочные в своей глупости и никчёмности шедевры косноязычия, а сочиняли эти «документы строгой отчётности» сидевшие на шее государства ожиревшие трутни, способные принести пользу только в качестве исходного сырья для мыловаренных заводов.

Бюрократ — это враг общества номер один, на порядки снижающий эффективность работы государственной машины, тормозящий и саботирующий любые благие начинания и свято уверенный в том, что его высокое, почти божественное предназначение состоит лишь в праве убивать и топить хорошие и нужные идеи, которые могут поколебать его положение и принудить чугунную задницу сдвинуться с мягкого чиновного кресла. Боже упаси, вдруг действительно заставят работать!

Знаю-знаю, вдоволь насмотрелся на таких персонажей ещё в канувшие в небытие времена жизни на Земле, когда никто и не помышлял о грядущей Катастрофе, а будущее представлялось если не радужным, то по крайней мере стабильным и предсказуемым. После того, как я попал на работу в департамент биологической безопасности при военном ведомстве Российской империи, мне удалось ощутить всю тяжесть бюрократического гнёта — большое государство автоматически подразумевает целую армию чиновников, которые в свою очередь должны доказывать свою полезность и делать вид, будто управляют процессом. Не спорю, когда ты занимаешься делами секретными и крайне деликатными, надо соблюдать определённые правила, как писаные, так и неписаные, однако самые важные из них можно запросто пересчитать по пальцам, зазубрить раз и навсегда, и впредь не обращать внимания на пухлые тома с распечатками должностных инструкций, в красках повествующих о том, в каком порядке следует надевать костюм биозащиты, каким именно составом мыть руки и с какой частотой устраивать перерывы на отдых.

Моё счастье, что начальником департамента тогда был не штабной, а практик, некий подполковник Гильгоф, сам отзывавшийся о чиновных мордах в выражениях, которые лицам в звании выше армейского унтер-офицера употреблять не положено. Потому и трудились мы с максимальной отдачей, на полную катушку реализуя возложенные на отдел задачи: ловить и изучать потенциально опасные инопланетные организмы (как микро, так и макро), а заодно экспериментировать с различными вирусами-бактериями, которые в перспективе могли бы стать оружием ответного (и никак иначе!) удара в возможной биологической войне.

Доэкспериментировались мы до того, что уцелевшее после Катастрофы человечество разделилось на две эволюционные ветви, я оказался заброшен в один из самых отдалённых уголков галактики Млечный Путь, на милый, хотя и весьма своеобразный Меркуриум, а старые приятели по приключениям эпохи Исхода, уяснив, что прежняя тихая жизнь навсегда закончилась, разбрелись кто куда… Сожалеть о происшедшем бесполезно, всё равно ничего не исправишь.

Так вот, о бюрократии. Спору нет, в ней тоже можно отыскать положительные стороны. Весьма приличное жалованье, позволяющее жить, если не на широкую ногу, то по крайней мере не нуждаясь, чин вице-советника короны, приблизительно соответствующий армейскому майору, казённое жильё, мундир, который я никогда не ношу, доступ к конфиденциальной информации стратегической важности и «подарки» на праздники от его милости князя Якуба, коронного электора Дольни-Краловице, где и расположена наша основная база вместе с центром наблюдений Университета Граульфа.

Судьба удачно пошутила: я, как и раньше, занимаюсь делом, которое можно с некоторой натяжкой поименовать «биологической безопасностью», а обязанности вице-советника подразумевают участие в бесконечном коловращении бюрократической машины государства. Скажу больше: в Дольни-Краловице я фактически руковожу немногочисленным, однако самым экзотичным учреждением — в бумагах оно скромно именуется «управой по Особым делам», но не стоит думать, что моё нынешнее поприще как-то связано с тайной полицией, разведкой, инквизиционным трибуналом или другими подобными конторами, предназначенными бдеть, тащить и не пущать. «Особые дела» посвящены тому, что на Меркуриуме именуется «магией», а заодно и присмотром за продукцией граульфианских умельцев.

Тотальная секретность, прямое подчинение Высокой Короне, относительная свобода в принятии решений и независимость от местных властей дают возможность работать спокойно и без оглядок на мнение как Святой Церкви, так и ближайших клевретов Его светлости князя Якуба, возглавляющих гражданские управы. Главное направление деятельности — контроль за искусственной экосферой Меркуриума (точнее — подведомственного района) и тесное взаимодействие с остальными двадцатью семью региональными лабораториями, выполняющими аналогичные функции.

Сказать по правде, настоящим главой Особой управы является досточтимый пан Щепан из Крумно, я всего лишь его заместитель и помощник, специалист по нейробиомониторингу. Щепана недавно отозвали на Граульф, поскольку в Университете были серьёзно озабочены нарастающим дисбалансом в нашей экосфере — красивый и не лишённый искры гениальности проект, над которым работали почти тысячу стандартных лет, давал серьёзные сбои, что вызывало объяснимое беспокойство. О том, что ситуация готова перерасти из просто внушающей опасения, в близкую к экстраординарной, а то и критической, думать не приходилось — мы полностью контролировали Меркуриум и были уверены, что неприятные инциденты, связанные с экологической программой «Легенда», вскоре пойдут на убыль. Просто кто-то ошибся, неправильно рассчитал… Всякое бывает!

Так вот: пан Щепан был официальным представителем Университета на планете, именно он руководил всеми центрами слежения и их сотрудниками, кроме того, был консультантом «Совета Первого Поколения» — организации настолько засекреченной и таинственной, что одно лишь знание о её существовании могло подвергнуть жизнь любого благородного (о простецах можно и не вспоминать) серьёзной опасности. Исключение составлял очень небольшой круг посвящённых, от силы человек семьдесят на всю планету, занимавшихся обеспечением «Легенды». Участие в проекте само по себе подразумевало абсолютную закрытость и пожизненное обязательство держать язык за зубами.

Даже я, один из посланцев Университета, слышал о «Совете» лишь краем уха, но проявлять навязчивое любопытство ни сейчас, ни в будущем не собирался. Меркуриум имеет право на свои тайны, планета не входит ни в один союз или концессию, которые образовали миры, заселённые человеком (дурацкое Содружество Сириус-Центра мы, разумеется, в расчёт не берём — пускай наши сородичи, эвакуировавшиеся с Земли перед Катастрофой живут сами по себе), меркурианцы замкнуты, сдержанно-недоброжелательны к чужакам и способны вынужденно терпеть лишь учёных с Граульфа, без участия которых этот мир никогда не стал бы таким, каков он есть, да ещё студентов — получить гуманитарное образование на Меркуриуме стремились многие, это было престижно, а здешняя система обучения философии-теологии-логике и прочим подобным наукам почиталась наилучшей. Впрочем, школы работали только в крупных городах, ваганты были обязаны соблюдать наистрожайшие правила, а нарушивших некоторые запреты или с треском выдворяли домой, или подвергали наказаниям вплоть до смертной казни — самой настоящей…

В любом случае у меня нет никакого желания совать нос в здешние секреты, на первом месте — программа «Легенда» и цель Университета: путём сверхдолгосрочного эксперимента проверить, насколько эффективной и жизнеспособной может оказаться экосфера, почти полностью созданная из искусственных живых существ. Менталитет обитателей Меркуриума подходил для этого как нельзя лучше — они получили то, что заказывали.

…Минувшей ночью меня подняли ни свет ни заря, в «час быка», когда ночь уже уходит, а утро только нарождается, зыбкая граница между светом и тьмой. Княжеский замок спал, лишь на стенах бродили караульные с алебардами, да у ворот горели факелы. Я глянул из распахнутого окна вниз, на город, окружавший скалу, на которой была выстроена резиденция светлейшего — ни единого огонька, обыватели мирно спят, отдыхая перед неустанными дневными трудами.

У дверей в комнату переминался с ноги на ногу мой личный слуга из простецов — звали его Гинек. Пожилой, с вислыми усами, безмятежным взглядом и очень загорелым круглым лицом. В соответствии с инструкциями простецов до лаборатории алхимика (мы работали именно под этим прикрытием) допускать категорически не дозволялось хотя бы потому, что их IQ был значительно ниже, чем у благородных, но я плевать хотел на глупые бумажки, сочинённые дебилами, ничего не понимающими в особенностях Меркуриума. Гинек был вполне сообразителен, умел молчать, а проведённые мною интереса ради тесты на пресловутый коэффициент интеллекта показали, что старикан более чем вменяем. 94 балла для простеца — серьёзный показатель! Пан Щепан, когда я поставил его перед фактом, только плечами пожал и прислугу держать разрешил. Он тоже не слишком усердно следовал предписаниям.

— Да что такое стряслось? — ворчал я, натягивая через голову рубашку и влезая в сапоги. — До рассвета подождать никак не может?

— Сами говорили, вельможный пан: зажжётся красная горелка и прозвонит колокольчик — звать немедля, хоть гроза, хоть буря, хоть конец света. — ответил Гинек. Поглядывал на меня смущённо, видно жалел, что прервал господский сон. Простецы, кстати, гораздо внимательнее и участливее нас, генетическая специфика.

— Ты что, ещё не ложился? С вечера бдел?

— Спал, сударь, виноват… Я ж говорю: колокольчик.

— Ни в чём ты не виноват. Пошли!

Я резвенько пробежался по ступенькам лестницы, ведущей вдоль стен башни, спустился вниз, непосредственно в «лабораторию», привычно поморщился, учуяв запахи серы и купороса. Никакой ошибки, сигнализация и впрямь сработала — один из атаноров пылал ярко-алым пламенем. Тревога класса «А-1» по нашей классификации, несанкционированное проникновение в зону отчуждения. Только этого не хватало!

— Сиди тут, меня ни для кого нет, — бросил я Гинеку, нырнул за стойку, промчался по коридору в сторону хранилища препаратов, отбросил простенький коврик, прикрывавший каменную стену, приложил ладонь к одному из булыжников. Сканер считал рисунок папиллярных линий и определил принадлежащий только мне уникальный фон биоизлучения. Бесшумно открылся узкий проём, за которым виднелась стальная винтовая лесенка с голубыми направляющими огоньками у перил.

Настоящую, а не шутовскую лабораторию оборудовали ребята из Университета и постоянно её совершенствовали. Привычной мне по «земным» временам техники из железа и кремния здесь было очень мало, субцивилизация Граульфа развивает и модифицирует живую материю — по первому времени видеть экраны, сконструированные по принципу и на основе фасеточных глазок насекомых или сервоприводы, базой для создания которых оказались гибкие растения, было довольно непривычно, но я привык — человек удивительно быстро адаптируется ко всему новому. Вот и здесь передо мной бурлила искусственная жизнь: биолюминисцентная подсветка, компьютеры на клонированных нейронах, даже кресло оператора в виде мягкого листа огромного дерева — всего лишь колония видоизменённых клеток. Просто, незатратно, энергия вырабатывается непосредственно органикой, а значит, нет никакой зависимости от «неживых» источников и генераторов. Есть ещё одна немаловажная деталь, такая лаборатория не «фонит», нет никакого излучения, которое может засечь посторонний наблюдатель.

Одна беда: настоящего искусственного разума подобного тем, что использовались на Земле, здесь нет и не будет никогда. На Граульфе не признают право на существование «электронной жизни», полагая её неуклюжей и опасной пародией на разум человека, хотя бы потому, что таковой разум не развивался естественным путём. Я с ортодоксами не согласен, хотя моего мнения никто и не спрашивал — нельзя, значит нельзя. Будем разбираться в ситуации самостоятельно, информации более чем хватает для того, чтобы я обработал её собственной головой, без помощи «неживого» интеллекта.

Что же мы имеем?

Я привычно плюхнулся в кресло, моментально принявшее форму, наиболее удобную для данного конкретного человека со всеми особенностями его телосложения, к моим ладоням подползли управляющие системой манипуляторы, широченные «фасеточные» мониторы залились тревожным красным огнём. Высветился текст: «ЭКСТРЕННОЕ ПОСЛАНИЕ СОВЕТА ПЕРВОГО ПОКОЛЕНИЯ. ВВЕДИТЕ КОД И ИДЕНТИФИЦИРУЙТЕСЬ».

Да никаких проблем — вся процедура занимает четверть минуты. Подтверждение генетического кода, конфигурация хромосом и белков, радиоуглеродный анализ — сложностей много, но Совет всегда требует идентификации чуть не на уровне элементарных частиц. Мой личный код ввести ещё проще, поскольку я всегда использую малоосмысленное для местных кириллическое буквосочетание «ПШЛИВСЕНАХ». Нетрудно вспомнить даже в пьяном угаре.

По дисплею поползли ровные строчки. Ничего лишнего, исключительно деловая информация. Степень конфиденциальности — наивысшая.

Так.

Я напрягся и подался вперёд. Действительно, случай уникальный. Можно даже сказать — прецедент.

Двое с лишним суток назад арктической станцией слежения «Венец» зафиксирована «лабиринтная» ударная волна в ближнем космосе, на расстоянии около двадцати пяти-тридцати астрономических единиц. Тип судна не определён, направление движения не определено, государственная принадлежность не определена.

…Боже, когда только пану Щепану удастся вдолбить немыслимо консервативному Совету, что люди путешествуют не только через планетарные точки сингулярности, но и на космических кораблях! Заодно следовало бы вынудить Совет закупить на Юноне-II нормальные средства наблюдения, а не рухлядь полутысячелетней давности, установленную на «Венце»! Здесь почему-то уверены, что транспорты, прибывающие из других систем, выныривают только в девяти строго обусловленных точках входа-выхода, прописанных в транспортном договоре, но ведь точек этих в системе — сотня с лишним, три универсальных!

Дальше — ещё интереснее. «Венец» тщательно отслеживает только воздушное пространство Меркуриума, здесь никаких ошибок быть не может: позавчера, 6:14 пополудни, объект массой 32,57 тонны вошёл в атмосферу, координаты, траектория… 6:42, приземлился, координаты…

Великолепно. Вторая технологическая зона! Точно возле комплекса «Северо-запад-2»!

9:06, в воздух подняты автоматические корабли группы «Сапфир», удар по неизвестному объекту 9:38 пополудни, вышеозначенный объект уничтожен. Куда они смотрели почти три часа, спрашивается? Откуда такая заминка? Какими высшими соображениями её оправдать?

Сегодня, 2:57 пополуночи, это всего… Правильно, ровнёхонько час и двенадцать минут назад, выслана поисковая группа. Ещё не легче, хлопали ушами больше суток! Чего боялись, почему ждали?! Связались бы с Граульфом, мы можем в любой момент оказать необходимую помощь!

Стоп. Никакой Дальней связи тут нет и быть не может — сигнал по универсальной линии Планка блокируется искусственными сферами сингулярности, установленными нами в этой звёздной системе четыреста с гаком лет назад опять же по просьбе Совета, давным-давно взявшего курс на самоизоляцию Меркуриума! Приёмо-передающие устройства запрещены к использованию, хотя этот запрет не имеет смысла — никто из обитателей планеты попросту не знает об их существовании. Контрабанда влечёт за собой смертный приговор без права апелляции, пускай прибор и не в состоянии работать…

В любом случае я имею дело с чрезвычайным происшествием. Настолько чрезвычайным, что Совет готов полностью изолировать район Второй технологической зоны до времени, пока не будет подтверждений, что чужой корабль и весь экипаж нейтрализованы и не представляют угрозы.

Опять же, почему «Сапфир» был задействован так поздно?.. Почему экстренное оповещение пришло столько сейчас, спустя сутки и девять часов после приземления «объекта»?

Забудем пока о второстепенных вопросах. Моя главная проблема в том, что Вторая технологическая зона находится в районе ответственности Дольни-Краловицкого центра наблюдения, хотя это и территория другого меркурианского государства. Ничего страшного, для нас все границы открыты.

Дела…

Бюрократ я или где? Вице-советник или кто? Припомним-ка соответствующие параграфы директив Университета, подробно объясняющих схему действий в чрезвычайных ситуациях и поступим прямо наоборот! Сиречь нестандартно.

Я коснулся пальцами биосенсоров, вызывая на центральный монитор карту интересующего меня региона. Высветились сразу пять проекций, наиболее удобной была мультистереографическая. На ней я и остановил выбор.

* * *

Итак, Готия. Государственное образование, расположенное вдоль северо-западного побережья нашего континента. Общая площадь в установленных границах — 837 тысяч квадратных километров, население сравнительно невелико: 194 тысячи благородных, 1 миллион 119 тысяч простецов. Экономический тип аграрный (да кто бы сомневался!), политический — военная демократия (а это как раз довольно необычно для архаичного мира, погрязшего в феодальном авторитаризме). Этнический состав — потомки выходцев из северной Германии, Фризии и Скандинавии. Государство отсталое даже по нашим невеликим меркам, в наиболее отдалённых областях к северу искусственная деградация общества оценивается в 3–3,2 балла по шкале Серкис-Ромма (мы её называем «шкалой одичания»), ещё немного и готийцы к рабовладению скатятся… Хотя нет, ребят вполне устраивает протофеодализм: примитивно, но действенно.

Именно благодаря этой примитивности проблем с Готией значительно больше, чем со всеми прочими странами Меркуриума. Там живут парни простые, без зауми. Обид не терпят, на более цивилизованных соседей глядят свысока и откровенно их не уважают за утрату исконного древнего благочиния, торговля не то чтобы вялая, но и не самая оживлённая. Четыре — ого! — серьёзных вооружённых конфликта только за минувший век, всего двадцать два года назад готийцы от души отоварили вызвавший их раздражение Лимбург, пришлось подтягивать гвардейскую кавалерию… Про мятеж Риттера фон Визмара я вообще не говорю — этот кошмар продолжался почти десять лет и стоил огромных жертв.

Словом, беспокойный муравейник, заселённый дикарями и нахалами с невероятно раздутым самомнением. Наша Верхняя Моравия по сравнению с ними кажется образцом цивилизованности и оплотом просвещения. Одно радует: наше королевство надёжно отделено от беспокойных северян почти непроходимым Танвальдским хребтом и его странноватыми обитателями, порождёнными проектом «Легенда».

Однако на Готийской территории находятся две из семи «Крепостей», как местные называют закрытые технологические зоны. Объект «Северо-запад-2» и объект «Северо-запад-5». Если последний расположен в почти безлюдных субарктических широтах, на границе оледенения, то «Северо-запад-2» торчит у всех на виду, на пятьдесят восьмой параллели у океанского побережья. Глушь и захолустье жуткое, но люди там живут, веками сосуществуя с Крепостью и её страховидной охраной, в последнее время повадившейся вылезать из «зачарованных» лесов и учинять шумные бесчинства в округе — произошёл какой-то сбой в экологической цепочке, вероятно нарушение РНК-программ… Ничего, разберёмся, как-никак профессионалы.

И вот, извольте видеть, в зоне «Северо-запад-2» совершил посадку неидентифицированный объект. Аппаратура «Венца» определила только тип судна — суборбитальный челнок, силовая установка термоядерная, размер-масса, особенности маневрирования. Вроде бы ничего выдающегося за исключением одного большого «но»: модель челнока неизвестна, то есть наши ближние и отдалённые соседи, развивающие свои сообщества по технологическому типу, ничего подобного не производят.

Вывод очевиден? Отнюдь.

Сразу отметаем версию о «зелёных человечках» — все известные нам разумные расы не-человеческого происхождения живут в такой невообразимой дали, что их появление в пределах Млечного Пути столь же маловероятно, как и Второе Пришествие. Кроме того, по нашим данным, точками сингулярности они не пользуются и к общению с людьми не расположены. Версия вторая, более рациональная: наши драгоценные родственнички из Содружества наконец-то сообразили, как выходить на глубинные уровни Лабиринта и очертя голову кинулись исследовать все возможные коридоры — это вполне в их духе. Тем более что рядом с Меркуриумом расположены целых три универсальных точки входа-выхода, через которые можно попасть в любой уголок материальной Вселенной — надо только знать, как это делать и рассчитывать прыжок с невероятной точностью. Насколько мне известно, технологий такого уровня в Содружестве до сих пор нет, мы бы знали, поскольку за дальней роднёй ведётся ненавязчивое наблюдение…

Версия третья: ошибка или авария. Кроме того, маленький суборбитальный челнок не может путешествовать по Лабиринту сингулярности, значит, должен быть материнский корабль, оставшийся вне зоны досягаемости сенсоров и радаров «Венца». Корабль с экипажем.

Действия капитана такого корабля угадываются с полутыка: судно вышвыривает из гипера незнамо где, бортовой ИР фиксирует несколько планет, одна из которых находится в зоне экосферы звезды и обладает кислородно-азотной атмосферой, высылается разведчик — скорее всего андроид или самый отмороженный член экипажа. Почему? Да потому, что никакой нормальный человек не решится высадиться на чужую планету без мощной поддержки, рискуя застрять тут навсегда или запросто лишиться головы. Что по большому счёту и произошло — «Сапфир» пришельца ликвидировал, пусть и с колоссальной задержкой…

Ликвидировал? Почему тогда поисковая операция продолжается прямо сейчас? Боевое звено с десантом обследует район Крепости уже третий час, а конца-края экспедиции не видно. Необходимо вызывать командира группы и требовать объяснений — это в моих полномочиях, хотя «Сапфир» подчиняется не нам, а этому распроклятому Совету! Мы вправе только консультировать и отслеживать ситуацию.

— Код доступа «Белая цапля», дополнительный — «Рагнарёк», — произнёс я. Система отреагировала немедленно, врубив широкополосную связь, пользоваться которой дозволялось в самых исключительных случаях. — Это центр «Граульф», с кем я говорю?

Изображение на мониторе было нечётким и смазанным, всё-таки это не мазер, не мультилиния и не канал Планка, а стационарный спутник-ретранслятор, который давно пора отправить на большую космическую помойку.

— Лейб-егерь Мольтке, — коротко ответил высокомерный мрачный хмырь. — Что надо?

Представления о вежливости у него отсутствуют, это ясно.

— Университет Граульфа вправе знать, что происходит, — я изобразил лучезарную улыбку, всем видом старясь показать, что рад лейб-егерю будто родному брату, украденному из колыбели во младенчестве и спустя два десятилетия чудом вернувшемуся под кров отчего дома. — Совет нас уведомил, но хотелось бы услышать подробности.

Все, кто служит в «Сапфире», являются отпрысками наивысших дворян Меркуриума. Элита элит, полубоги, допущенные к величайшим тайнам, обучение проходили на Юноне-II. Всех остальных, особенно не-меркурианцев, за людей не считают — так, прах под ногами, мошки на стекле. Положение, однако, обязывает — ссориться с Граульфом никак нельзя.

— Есть основания полагать, что один из чужаков выжил, — нехотя ответил господин Мольтке. Тон брезгливо-ледяной, сдержаться всё-таки не может. — Обнаружен нечёткий тепловой след, пытаемся проследить.

Я выдавил из себя ещё более счастливую улыбку, что казалось практически невозможным.

— Тепловой след, господин лейб-егерь, держится не более суток, — невинно сообщил я. — В чём причина задержки?

— Вам сообщат, — отрезал капитан десантного катера. — Это всё? Прощайте.

Вот так, не «до свиданья», а именно «прощайте» — недвусмысленный намёк на то, что я лезу не в своё дело, и у опричников Совета нет никакого желания разговаривать со мной ни прямо сейчас, ни когда-либо впредь. Ублюдки.

Что прикажете делать? Повлиять на ситуацию я не могу, сообщить о ЧП в Университет — тоже, а отправляться на Граульф попросту лениво: точка сингулярности в нескольких километрах от замка, на улице прохладно и сыро, с вечера зарядил неприятный моросящий дождик. Ничего, обойдётся. Если «Сапфир» изловит или убьёт чужака, в любом случае его передадут нам живым или мёртвым — опять же, инструкция, великая и ужасная…

Пойду-ка досыпать, день завтра (уже почти сегодня) тяжёлый.

Верный Гинек дожидался наверху, в лаборатории, больше напоминавшей жилище спятившего мага — одно только чучело крокодила под потолком способно вызвать нервный смех!

— Всё хорошо, вельможный пан?

— Лучше некуда, — проворчал я и погасил красную горелку. — Отдыхай. Если сам не проснусь, подними меня перед утренней мессой.

— Воля ваша, господин…

* * *

Следует упомянуть, что противного лейб-егеря я всё-таки перехитрил: оставил включённой систему спутникового наблюдения за катерами «Сапфира» и настроил компьютер центра на перехват их телеметрии — мы обязаны следить за любой технологической активностью на Меркуриуме, эти головорезы не исключение.

Добраться до тайного подвала удалось лишь после полудня: неофеодальное общество чтит множество на первый взгляд нелепых традиций, которые я обязан был выполнять, если желал оставаться здесь и далее. Непременное богослужение в замковой часовне — в Бога я не верю, но от мессы не отвертишься. Затем утренний приём у князя Якуба, где собираются все приближённые и чиновники с докладами — мне докладывать было нечего, происшествие в Готии относилось к разряду совершенно секретных, никому из посторонних, будь он князем или золотарём, знать об этом категорически не положено.

Далее воспоследовал приём посетителей — этих, к счастью, оказалось всего трое. Простец из деревни Ковары, отправленный селянами к его милости вице-советнику по Особым делам с жалобой на вурдалака, облюбовавшего кладбище. Так-так, проверить обязательно — с чего вдруг нечистая сила объявилась в ближайшем радиусе от благополучного Дольни-Краловице, не входящего в зону прямого действия «Легенды»? А ведь действительно вурдалак, описание совпадает один в один, уже четыре жертвы! Непорядок, да ещё какой! Миграция существ класса «Inferno-III» должна отслеживаться со всей тщательностью, эти твари крайне опасны. Я посоветовал простецу обратиться к Страже Крепостей, несколько этих сорвиголов сейчас находились в городе — глядишь, помогут. Подсказал, как найти.

Вторым оказался студент из благородных, с прошением на патент — юноша обуялся любовью к человечеству и жаждал его облагодетельствовать через труды на лекарском поприще, хотел открыть частную практику. Ничего необычного — врачевательная магия, а если использовать научную терминологию, «энергетическое воздействие». Отказал: ваганту ещё учиться полтора семестра, таких к практике не допускают. Денег нет? Ну и что? У папеньки попросите, сударь! Не даёт? Видимо, есть причины, меньше по кабакам шляйтесь.

Студент ушёл разобиженным.

Третьего, представителя частного предпринимательства (не простец, кстати, наш) я выгнал со скандалом и угрозами: ишь чего выдумал, устроить «бестиарий для любования чудовищами». Такой прожект мог родиться только на Меркуриуме, где у каждого второго голова сикось-накось — набрать опытных охотников, отправить в Танвальдские горы, наловить монстров, а потом показывать их за деньги. Каково?!

Оригинально, ничего не скажешь — с коммерческой точки зрения должно окупиться, до такого ещё никто не додумывался, по крайней мере на моей памяти. Взятку совал, подлец — причём солидную, в тяжеленном кошельке было не меньше полусотни крон золотом. Меня возмутила вовсе не сногсшибательная идея, а именно взятка, хотя в патриархальной Верхней Моравии коррупция была делом вполне житейским, привычным и почти узаконенным. Всё равно не потерплю!

Кстати, благодаря тому, что пан вице-советник мзды из принципа не брал, моя репутация в городе была неустойчивой — честных чиновников в природе не бывает, а если бывают, то за показным благонравием они скрывают какие-то совсем уж бесстыдные грешки, о которых в приличном обществе лучше не упоминать. Всё что угодно, от педофилии до чернокнижия. Я только посмеивался и представлял, какое досье собирают на меня в тайной полиции князя — тамошний начальник, пан Юлиуш Озимек, профессиональный цепной пёс и ревностный служака, управу по Особым делам откровенно недолюбливал, справедливо полагая, что за нашей скромной вывеской скрывается нечто иное, куда более серьёзное и, вероятно, опасное…

Разобравшись с делами, я вернулся в центр и запросил анализ действий «Сапфира» за минувшие часы — вдруг они достигли цели и у меня одной головной болью станет меньше? Как же, ждите! Никаких результатов, тепловой след обрывался у восточного края леса, слишком много времени прошло. Зло они сорвали на деревне Гренце, очень неудачно выстроенной на векторе предполагаемого движения чужака, — для начала «сапфировцы» быстро, бессмысленно и с пристрастием допросили старосту (фонограмму я предпочёл не слушать), ничего не узнали, а потом… Потом сровняли Гренце с землёй. Что для них сотня-другая простецов? Так, восполняемый расходный материал.

Жаловаться на эту банду бесполезно, Совет отвергнет любые претензии — как же, любимцы и фавориты, сила, противостоять которой на Меркуриуме никто не в состоянии. Идеальный инструмент, который в случае действительно экстраординарном, позволит держать планету в подчинении — очень уж у «Сапфира» жуткая слава. А поддерживают эту славу весьма старательно, с прилежанием, достойным лучшего применения.

Трижды просмотрев запись со спутника (это была наша собственная станция слежения за поверхностью планеты, технологии юнонианцев), я вдруг заметил некоторое несоответствие с данными, полученными с бортовых компьютеров катеров. Максимально увеличил разрешение, поставил на раскадровку, запросил снимки в разных диапазонах. Есть!

Де-би-лы! Я «Сапфир» имею в виду. Тупоголовые идиотские кретины, ослы, олухи и нестриженные бараны! Вот он ваш «объект», прямо перед носом, на расстоянии вытянутой руки! Нельзя так полагаться на технику, пускай даже совершенную! Достаточно было использовать свои собственные природные способности, присущие каждому из благородных! Эх, отвыкли! Думать вы отвыкли, вот что! Однако я этому даже рад — есть повод посмеяться над непобедимой и могучей тайной гвардией Совета Первого Поколения, чтоб он провалился куда поглубже и подальше!

В каком диапазоне вы вели поиск? Верно, в инфракрасном, плюс визуальное наблюдение, плюс биосканирование. На Юноне вас учили делать именно так, никаких претензий. Но что вы скажете насчёт генерируемого человеком отражающего силового поля?

Я заворожённо понаблюдал за тем, как один из катеров проплыл ровнёхонько над двумя людьми и двумя лошадками, укрытыми куполом, в здешней «магической» терминологии называемым «Белый Щит» — хрен заметишь, если не пользоваться естественными возможностями нашего организма или, в крайнем случае, регистрирующим биоизлучение аналогом, установленном на университетском спутнике. Простейший обман, оказавшийся самым результативным! Значит, люди всё-таки научились обводить вокруг пальца «Сапфир» чисто эмпирическим путём — кто-то когда-то попробовал, информация распространилась среди посвящённых…

Неужели «чужак» оказался одним из нас, настоящих людей, не простецов? Подождите, их ведь двое… Откуда? Наличие лошадок даёт повод к размышлениям — настоящий чужак, не знакомый с главными отличительными чертами меркурианской субцивилизации, вряд ли додумается на следующий же день после появления на планете купить у простецов лошадей. И уж совершенно точно не сумеет пройти через окружающий Крепость лес: система защиты технологических зон надёжна, войдёшь и не выйдешь, плотность ловушек на квадратный километр, точнее квадратную милю — следим за правильностью терминологии! — такова, что избежать их практически невозможно. Значит, этот человек или хорошо знаком со структурой биологической «завесы» технозоны (а значит, вхож в нашу университетскую среду) или ему кто-то помогал.

Двое, двое… Выходит, чужака встречали? Причём встречу организовали местные, из благородных — простецы, как известно, нашими способностями не обладают. Давайте ещё раз глянем на карту.

Городов (таких, какими мы их себе представляем) в Готии всего два, оба на побережье, оба играют важную экономическую роль — Бьюрдал на самом юге, в ста десяти милях от Крепости; второй, Лейгангер, наоборот, гораздо севернее, на оконечье огромного полуострова с аналогичным названием. Города выстроены не готийцами, а иноземными торговцами, ценящими шкуры и кость северного зверя, редкую океанскую рыбу и полудрагоценные камни, в изобилии добываемые простецами в горах. Трудовое купечество арендовало у тамошних дворян землю на длительный срок, первые торговые фактории постепенно разрослись и превратились в города — процесс занял лет триста. На обширных континентальных пространствах Готии урбанистическая цивилизация не прижилась — дворянские замки, окружённые деревнями, лоскутное одеяло феодальных владений, споры и конфликты решаются на альтинге, некоем подобии олигархического парламента, созываемого королём. Король — фигура декоративная, никакой реальной власти он не имеет даже в относительно развитых южных районах, про совершенно позабытый прогрессом север и говорить нечего: ходят мутные и недостоверные слухи, будто на Лейгангере можно встретить «одичавших» простецов, ничьих, не принадлежащих господам… Басня невероятная, но показательная.

Непосредственно к зоне «Северо-запад-2» прилегают лены Герлиц, Айслинген, Аубинг. Самые заурядные маноры, владения мелкопоместных дворянчиков, чьими главными развлечениями являются охота, грызня меж собой, иногда выливающаяся в кровавые стычки, да ещё набеги на соседей побогаче, ставшие привычным злом. Подвассальны непосредственно королю, следовательно — никому, его величество не вправе даже подати брать, кроме традиционного «единственного золотого», ещё один нелепый обычай, пошедший незнамо откуда. Главная обязанность — участие в королевском ополчении, собираемом в случае общей опасности…

Минуточку! Монархия в Готии не наследственная, а избираемая — короли меняются каждые четырнадцать лет, значит, все три лена вокруг Крепости в надлежащий срок переходят от сюзерена к сюзерену, что недопустимо ни по каким законам. Вассальная клятва приносится не королевскому титулу, а конкретному человеку. Что за казус?

Ларчик открывался просто, достаточно было взглянуть на историческую хронику. До 3149 года все эти маноры входили в маленькую империю герцогов Визмарских, очень влиятельных магнатов, которым принадлежала едва не четверть земель Готии. Вот и разгадка: Визмары прокляты, их замок заброшен и считается «нехорошим местом», а бывшие вассалы (кому повезло уцелеть в буре, охватившей весь север континента) стали «людьми короля» — неслыханное юридическое решение, прецедент больше не повторялся. Ничего удивительного, времена тогда были смутные и жутковатые, а в таких условиях законы мирного времени не действуют, приходилось принимать оригинальные решения и останавливать войну самыми радикальными мерами.

Итоги мятежа Риттера фон Визмара неутешительны: с обеих сторон полегли пятьдесят семь тысяч благородных — цифра кошмарная хотя бы потому, что мы живём не на Земле эпохи до Катастрофы, теперь лишить жизни человека весьма затруднительно, наш организм не такой хрупкий, как прежде. Погибших простецов вообще не считали, по оценкам Университета, занимавшегося восстановлением демографической ситуации — до миллиона. Ущерб колоссален, по нынешним ценам Верхней Моравии, около двух миллиардов крон — на такие деньги половину Меркуриума купить можно. В те времена планета находилась на тонкой грани, за которой могло последовать крушение здешнего сообщества и обвал из сравнительно цивилизованного искусственного неосредневековья в абсолютный хаос.

Который раз задумываюсь о том, что наша злосчастная раса так ничему и не научилась. Совершенство материи вовсе не подразумевает совершенства разума. Мечты о светлом и безоблачном будущем, которого мы достигнем путём искупления и очищения через Катастрофу 2283 года, не сбылись. Некоторые миры наподобие Лация, где ещё живо стремление к идеалу, процветают, но Меркуриум был и остаётся образцом того, как не надо экспериментировать с эволюцией общества. Точнее, с реэволюцией. Заигрались ребята, да так заигрались, что путь назад отрезан навсегда…

Давайте подумаем ещё раз. Риттер фон Визмар, его жена, двое сыновей и несколько ближайших приспешников после поражения бежали через Лабиринт вначале на Граульф, где им в убежище отказали, затем на Пятую Овна, оттуда на Норик-VII. Вскоре они затерялись среди тысяч колонизированных миров, исчезли в небытие — Совет пытался вести поиски, отправлял через Университет запросы на выдачу государственных преступников, но Меркуриум не подписывал никаких межпланетных договоров, кроме жизненно необходимой Транспортной конвенции, и не признавал общего законодательства (замечу — либеральнейшего), регламентирующего отношения между населёнными людьми мирами. Конечно же, никто не откликнулся. О Визмарах приказали забыть навсегда, но у истории память долгая, большинство участников тех событий живы, хотя и предпочитают лишний раз не болтать — чревато крупными неприятностями.

Я постоянно живу на Меркуриуме недолго, всего четыре с небольшим года, сумел приспособиться и почти полюбить эту несуразную планету с её предрассудками, «волшебством», дикими суевериями, уникальным двухкастовым обществом, примирился с форменным надругательством над правами разумной личности и разумом как таковым и начал вдумчиво изучать причины, которые превратили поначалу невинную игру скучающих выходцев с Земли в беспощадную реальность. Белых пятен в истории Меркуриума было превеликое множество — когда и почему, например, произошёл окончательный перелом в массовом сознании и реэволюция пошла полным ходом? Привычным словом «заигрались» ничего не объяснишь, всё намного сложнее!

Но самым ярким из всех белых пятен оказался мятеж, начавшийся поздней осенью 3138 года с малопонятного для чужака и вроде бы зауряднейшего конфликта между готийскими магнатами. Страна разделилась на два лагеря, но пока северные дикари резали друг дружку, особого беспокойства ни у кого (за исключением терявших доходы купцов) не возникало. Далее официальная хроника ограничивается списком важнейших сражений, сообщением о том, что война так или иначе затронула шесть из девяти королевств Скандзы (так называется наш материк), некоторые колонии на Гельвеции (второй, меньший по размерам континент планеты в южном полушарии, практически незаселённый по разным причинам, о которых сейчас нет времени говорить) и острова Грюнзее — обширный океанский архипелаг на западе. Некий аналог земной мировой войны, честное слово! Самое масштабное противостояние с момента заселения Меркуриума.

И что дальше? Сведений об истинной подоплёке войны нет, всё объясняется непомерными амбициями Риттера фон Визмара, вдруг решившего стать эдаким меркурианским Бонапартом. С какого, извините, перепуга, вот вопрос? Буйный и диковатый нрав готийцев известен всем, но за грань разумного они никогда не выходили — смысла нет, ясно, что более густонаселённые и развитые государства попросту раздавят Готию за месяц-другой! Однако мятеж, то разгораясь, то затухая, продолжался без малого десятилетие, к нему присоединялись дворяне из других стран, что и обусловило перенос боевых действий на равнины, южнее хребта Танвальд, пожар перекинулся на Остмарк, Подолию и владения Ордена, и лишь когда стало ясно, что зараза распространяется с пугающей быстротой, вмешался Совет.

О дальнейшем можно не рассказывать — работал «Сапфир». Ради пущего устрашения — ночами, используя самое разрушительное и смертоносное оружие, выжигая лагеря мятежников плазмой и нейтронными пушками, нарочно заказанными на Юноне. После рассвета вперёд шли обычные армии, добивая уцелевших. «Умиротворение» Готии закончилось на Зимнее солнцестояние 3149 года, а затем воцарилась странная тишина — пережившие геноцид мятежники быстренько покаялись и были оставлены в покое, никаких особых репрессий не последовало (главари были мертвы или бежали), после чего жизнь вошла в привычную колею. Герцог Визмар быстро превратился в страшную сказку и пугало для непослушных детей, хроники и летописи в дивном согласии излагали «общепринятую» версию, а за распространителями крамольных слухов охотились как секретные службы всех участвовавших в конфликте государств, так и Sanctum Officium, самый настоящий инквизиционный трибунал, подчинявшийся непосредственно архиепископу Карлштайна, высшему церковному иерарху Меркуриума…

Сложим два и два: чужак прибыл на планету довольно нестандартным способом (куда проще было воспользоваться Металабиринтом!), непринуждённо приземлился в одной из самых охраняемых точек материка, преспокойно прошёл через лес, его встречал кто-то из местных дворян, они вдвоём запросто обвели вокруг пальца «сапфировцев»…

Что получаем в сумме?

Ровным счётом ничего, только смутные догадки.

Что я говорил о светлых сторонах бюрократии? Верно, используем доступные рычаги и будем действовать по инструкции, одна из которых гласит: полномочные представители Университета вправе начать собственное расследование любого инцидента, напрямую затрагивающего их профессиональную деятельность. Чужак высадился рядом с зоной «Северо-запад-2»? Прекрасно, тут, несомненно, затронуты наши жизненно важные интересы. Плевать я хотел на Совет с донжона Дольни-Краловицкого замка! У меня инструкция! Попробуйте, прикопайтесь!

* * *

В соответствии с принятым в Моравии этикетом, я вполне мог приходить на обед к его светлости князю — старина Якуб держал открытый стол для благородных, частенько собиралось до сотни человек. Богатый вельможа обязан быть щедрым и гостеприимным — создавшие тысячу лет назад королевство Верхняя Моравия потомки восточных славян из земной Чехии и соседних областей отлично сохранили память о радушии и хлебосольстве пращуров. Отказать в такой ничтожной малости, как изобильная трапеза, дальнему родственнику или просто зашедшему в дом незнакомому гостю считается верхом неприличия.

Говоря откровенно, на таких «обедах» мне скучно, предпочитаю общество попроще и пищу поскромнее. Поэтому, когда появляется желание плотно перекусить, я быстро переодеваюсь из «домашнего» в самый распространённый и недорогой дворянский костюм — кожаные штаны, белая шёлковая рубашка и колет с тремя десятками пуговиц, которые можно не застёгивать, перебрасываю через плечо скромную перевязь с непременным клинком, выхожу через ворота княжьего замка в город и направляюсь в таверну «У Злой Клары» на улице святого Германа Оксерского.

Настоящая Клара, владелица этого чудного заведения, в душе совсем не злая — название кабачка всего лишь издержки имиджа хозяйки, огромной, громкоголосой и жизнелюбивой бабищи, выглядящей примерно на сорок пять стандартных лет. Как это ни смешно звучит, пани Клара Волошкова, при всех её замызганных передниках, нетривиальных словечках, которыми она щедро угощает забуянивших посетителей, и ужасных, прямо-таки плебейских манерах, родом происходит из благородных, а значит, может пользоваться всеми привилегиями высшей касты. Но нет, она давным-давно выбрала ремесло трактирщицы и вполне довольна жизнью — нашла своё призвание. Открыто сожительствует с простецом и ничуть по этому поводу не комплексует, дополнительно содержит «нумера» известного предназначения вкупе с небольшим штатом симпатичных игривых девок, в свободное от основных обязанностей время исполняющих роль кабацкой прислуги, а самое главное — настолько великолепно готовит, что лучшие рестораторы Земли, когда-то сдиравшие с посетителей неимоверные деньги за блюда, более всего напоминавшие жареные опилки, удавились бы от стыда, отведав золотистые кнедлики Злой Клары, одна порция которых стоит всего две медяшки с профилем короля Рудольфа XII.

— Пан Николай! — была середина дня, гостей в таверне раз-два и обчёлся, а потому хозяйка, завидев меня, решила заняться дорогим гостем лично. Налетела, как грозовое облако. — Свининка в сметане, а? Пальчики оближете, вельможный пан! Вот гляди, твой любимый стол свободен, сейчас протру… Пиво, как всегда, чёрное?

— Клара, не закармливай, толстеть начинаю, — попытался отшутиться я, пристраиваясь на широкую лавку.

— То-олстеть? — расхохоталась Злая Клара и одновременно жестом отдала безмолвный приказ одной из девок. — Да ты посмотри не себя, твоя милость, кожа да кости! Изнуришься на княжьей службе!

Клара вопила не переставая, разговаривать по-другому она просто не умела. Может, кого-то такой голос и раздражал, а по мне так наоборот, придавал таверне лишнего уюта. За жалкие три минуты хозяйка одарила меня последними городскими сплетнями, доложила, что пан каштелян его светлости теперь рогоносец, поскольку его молодую жену намедни прищучили с драгуном в «Золотой лилии», а его милость управляющий…

Дальше я не слушал, поскольку наперечёт знал стандартный перечень слухов, в основном крутившихся вокруг личной жизни краловицких высоких особ. Стол в это время наполнялся блюдами, блюдцами и блюдечками — девки бегали как ошпаренные. Свинина в сметанке это святое, традиция традиций, коронное блюдо Злой Клары. Как насчёт маринованных грибочков с чесноком? Пряная рыбка, стручки фасоли в соусе, печёные клубни (настоящей земной картошки здесь нет, но есть похожий аналог, сладковатый и пахнущий почему-то луком), приготовленные по особому рецепту чёрные речные водоросли, очень острые и обладающие странным запахом. Горячий белый хлеб с растопленным сливочным маслом — отламываешь кусок, макаешь в плошку, посыпаешь мелкой солью… Пучки пахучих травок как приправы. Кувшин с только что сваренным, ещё тёплым чёрным пивом.

Всей этой роскошью можно накормить до отвала человек десять. И так каждый день.

Само собой разумеется, что никто не заставляет меня съесть всё до последней крошки. Вполне достаточно попробовать по чуть-чуть от каждого блюда — так требуют правила приличия. Когда я уйду, тарелки унесут на кухню, где они будут дожидаться посетителей победнее, простецов или вагантов, содержание которых спокон веку оставляло желать лучшего. Однако пана вице-советника короны и просто хорошего парня (каковым я, по мнению Клары, несомненно, являюсь) следует угостить по-королевски, всем самым лучшим и самым свежим.

Моё счастье, что я с первых дней пребывания в городе поставил себя как человек широких взглядов — настоящие природные дворяне Меркуриума заведениями вроде «Злой Клары» брезгуют, недостойно-с. И это при том, что очень многие благороднорожденные от предприимчивой пани Волошковой не отстают — содержат кабаки и бордели, становятся капитанами океанских кораблей, гильдейскими мастеровыми, купцами, священниками, поучающими бестолковую по определению паству из числа простецов, людьми искусства…

Феодальный гнёт ни разу не подразумевает отсутствие высокой культуры. Меркурианцы могут быть сколь угодно косными и отсталыми по сравнению с сообществами других миров, но именно культура здесь на уровне. У нас… Блин, я уже давно начал говорить «у нас», привык, сроднился. Так вот: у нас есть выдающиеся поэты, возродилась древняя, ещё земная, традиция трубадуров. Музыка, живопись, скульптура! Работы мастеров Меркуриума пользуются колоссальным спросом. Если бы не политика самоизоляции, планета могла бы стать одним из центров неоренессанса, ни у кого нет ничего подобного — подавленная пассионарность меркурианцев компенсируется творческими порывами, дома по достоинству не оценёнными. Своеобразным посредником между автором и покупателем выступает, конечно же, Университет — туда шедевры, обратно ничего, поскольку художнику платят местные власти. Золотом, по установленной таксе. Обычный портрет полторы тысячи крон, парадный — тысяча восемьсот, пейзаж «со многими фигурами» — две. Университет забирает произведение искусства фактически бесплатно, а при передаче заказчику стрясает с него те или иные материальные или информационные блага. Мелкий гешефт, как говорил в своё время Веня Гильгоф. Ещё один яркий штрих к общей картине нашего театра абсурда.

Злая Клара уселась напротив. Подпёрла кулачищем пухлую щёку и безмятежно воззрилась на меня тёмно-карими, чуть навыкате, глазищами — ей нравится, когда мужчина кушает, это зрелище доставляет ей удовольствие. Клара была бы отличной женой и матерью, есть в ней некая искорка, которая зажигает и поддерживает домашний очаг. Внешность роли не играет.

— Пан Николай, — задумчиво пророкотала хозяйка, — вот скажи, что бы ты подумал, когда бы в твой кабак зашёл настоящий принц?

— Жрать захотел, — сквозь набитый рот ответил я. Прожевал и продолжил: — Или девок… У меня своего кабака нет, не знаю. Кроме того, откуда у нас здесь может появиться принц? Это в Остмарк надо обращаться. Или, к примеру, в Готию.

— Смеёшься? Какие у готийцев принцы, смех один — хамло бородатое.

— Клара, душа моя, ты вообще о чём?

— Узнаёшь?

Хозяйка ловко извлекла из внутреннего кармана необъятного передника сложенную вчетверо дешёвую гравюру, разгладила ладонью на столешнице. Печатное дело на Меркуриуме развито неплохо, в столицах даже газеты издают, Дольни-Краловице может похвастаться тремя печатнями и шестнадцатью книжными лавками — всё-таки школьный город.

С гравюры на меня таращился его светлость Вильрих фон Зоттау, так, по крайней мере, гласила витиеватая надпись на ленте под портретом. Личность мне не известная, но судя по сопровождающему гравюру тексту в аккуратной и украшенной виньетками рамочке, это двоюродный племянник короля Остмарка. Местной политикой я интересуюсь мало, своих забот выше головы.

— Как тут не узнаешь, если пропечатано, — я ткнул жирным пальцем в плотную бумагу. — Клара, ты…

— Тш-ш… — хозяйка подалась ко мне, уложив на столешницу свою могучую грудь. — Картинку приказано передать секретным образом тебе в собственные руки.

— Зачем? — я встряхнул головой.

— Чтобы опознал.

— Кого?

— Его светлость принца, — уверенно сказала Клара. — Они знают, что твоя милость, советник короны, всегда изволят кушать в моём заведении. Желают встретиться.

Я откровенно заржал: «Злая Клара» в обязательном порядке находится под наблюдением резвых волчат из конторы пана Озимека хотя бы потому, что я сюда хожу! Нельзя недооценивать княжеские спецслужбы, это серьёзные и увлекающиеся своим делом люди. Подозрительных личностей из конкурирующих контор (я — не исключение!) они «ведут» постоянно и я привык к ним, будто к мошкам или латенам, меркурианским насекомым, выполняющим в экосистеме планеты роль тараканов!

И потом: если господин фон Зоттау возжелал увидеться «приватно», в полном соответствии с появившейся ещё на Земле классической схемой идиотских шпионских романов, то почему действовал так вопиюще бездарно? Ну что за клоунада — гравюра, переданная через кабатчицу, у которой я обедаю едва не каждый день?!

— Мне нравится ваша реакция, — на моё правое плечо кто-то положил тяжёлую ладонь. — Простите за глупый розыгрыш.

Я повёл себя как последнее быдло, утерев соус с губ рукавом колета. Сообразил встать.

— Вильрих фон Зоттау, — стоявший передо мной импозантный молодой человек наклонил голову и прищёлкнул каблуками. — Ещё раз приношу искренние извинения, но я слышал, будто люди, прибывшие к нам из чужих миров, обладают неплохим чувством юмора. Вы позволите присоединиться к трапезе, пан вице-советник?

* * *

Испокон веку бытует стандарт красивой женщины. Не идеал, а именно стандарт — начиная от древнегреческой Афродиты Торжествующей и заканчивая памятными со времён Земли блондинистыми «девяносто-шетьдесят-девяносто». Для мужчин такого стандарта нет. Можно быть худеньким и мускулистым, толстым или горбатым, юным или старцем, блондином или лысым — всё одно, в строгие пропорции не уложишься. Да эти пропорции никто и никогда не устанавливал, если быть совсем откровенным.

Вильрих был именно «стандартным» — это моё первое и основное впечатление. Как он умудрился сочетать в себе не сочетаемое, вот вопрос? Ростом чуть повыше меня, рожа симпатичная, но без приторности, фигура коренастая, однако с чувствующейся лёгкостью танцора, волосы платиново-русые, глаза неопределённо-синие. Я машинально проверил, не андроид ли это — оказалось, что нет, такой же человек, как и я. Никаких изъянов, создающих индивидуальность, — картинка с обложки давно исчезнувших модных журналов.

Никаких, кроме… Даже не знаю чего. Ауры, что ли? Харизмы? Этого понять я так и не сумел.

— Терпеть не могу пиво, — донёс до меня младший герцог фон Зоттау, как только Злая Клара покинула наше общество и уплыла в сторону кухни. — Предпочитаю красное вино… Господин Крылов, отчего вы насторожены? Опасаетесь шпиков? Не беспокойтесь, я нахожусь в Моравии законно, вот подорожные… Приехал третьего дня.

Он небрежно кинул на стол украшенные печатями свитки, изъятые из медного тубуса.

— Почему бы двум благородным людям не подружиться? — продолжил Вильрих. — В этом нет ничего предосудительного. Сами подумайте, чего такого страшного и криминального в том, что вы встретились и отобедали со мной?

— Не люблю навязчивую дружбу, — парировал я. — А вы навязываетесь.

— Мне следовало явиться в княжеский замок с официальными представлениями и всеми церемониями? — фыркнул неожиданный знакомец. — Давайте отойдём от традиций — знакомство в грязном кабаке ничем не хуже.

— «Злая Клара» вовсе не «грязный кабак», — ответил я, начиная сердиться.

— Он грязный — для всех людей нашего круга. Но вы и я думаем иначе, верно?

Слова «наш круг» значили очень многое. «Дворянином» я считался лишь отчасти, принадлежность к одному биологическому виду ещё не означала полноценности. Носить титул имеют право только рождённые на Меркуриуме, да и то не все, а лишь потомки Первого Поколения — те, кто прибыл на планету в более поздние времена, решив обосноваться здесь навсегда, титулов и земель не получали, их уделом оставалась государственная служба. При большом желании и известных талантах, можно занять достаточно высокие посты, если, конечно, в законодательстве государства предусмотрена статья о постоянной ротации кадров в управленческих структурах — ведь люди теперь «долгоживущие»…

Я к чему: безусловно, «инопланетяне» не считались существами низшего сорта подобно простецам, значительная часть меркурианцев относятся к нам хорошо. Большинство, но не все — исключение составляет высшее дворянство, голубая кровь и белая кость, те самые, «Первые». Сообщество Меркуриума создано выходцами из центральной и северной Европы — скандинавы, немцы, поляки, чехи, немного венгров. Многие были военными, их не успели эвакуировать перед Катастрофой, плюс семьи и часть гражданских, которым посчастливилось выжить, случайно попав под удар «Аттилы-плюс». Основной костяк армии Германской империи составляло дворянство, как наследственное, так и титульное, жалованное — монархия предпочитала опираться на высшее сословие, на урождённую или искусственно созданную после всех революций элиту. Элита и уцелела. Когда начала формироваться субцивилизация Меркуриума, эти люди взяли в руки все бразды правления и начали Большую Игру, ставшую со временем повседневной жизнью.

Понятие «элита» подразумевает кастовую замкнутость — так было всегда и во все времена, вне зависимости от разновидности элиты, будь таковая финансовой, дворянской, военной или бюрократической. Если ты чужак, в закрытый клуб тебя никогда не допустят, прежде всего это касается семейств Первого Поколения, королевских и герцогских фамилий, относящихся к таким, как я, с известной долей высокомерия. И вот, подумать только, его высочество Вильрих фон Зоттау, всамделишный принц крови Остмарка, набивается ко мне в друзья. С чего бы?

— Я путешествую, — говорил Вильрих с истинно благородной непринуждённостью, — путешествую в одиночестве, взбрела вдруг в голову такая причуда. В конце концов на корону я не претендую, наследником не являюсь, имею полное право развлекаться так, как хочется. Странствующий рыцарь, если угодно.

— Много драконов убили? — съязвил я, будучи не в состоянии избавиться от возникшего с первых минут знакомства чувства неприязни к этому красавчику.

— Поверите ли — ни одного, — развёл руками принц. — У меня другая цель.

— Какая же?

— Выяснить, как скоро наступят времена, когда не мы будем убивать драконов, а они нас. Захотелось лично взглянуть, как обстоят дела на Скандзе, проехаться по провинциям, порасспрашивать знающих людей…

— Хорошо, а я-то здесь при чём? Если вашему высочеству угодно, развлекайтесь так, как считаете нужным.

— Оставьте, господин советник, — Вильрих сдвинул брови. — Вы ведь с Граульфа, это мне известно достоверно. Принято считать, что ваши соотечественники традиционно занимаются на Меркуриуме алхимией. Вы единственные чужаки, которым официально дозволено служить при владычествующих дворах, ограничения, касающиеся других гостей планеты, вас не касаются, граульфианцы сразу получают подданство и все права дворян…

— Что в этом странного? — прохладно осведомился я. — Вековые традиции: правители Меркуриума всегда нанимали алхимиков на Граульфе. Мы прекрасно разбираемся в этой науке, Святая мать Церковь не возражает, договор был заключён больше восьми столетий назад и с тех пор скрупулёзно исполняется обеими сторонами, — тут я ввернул подходящую бюрократическую формулу: — Если у вас есть жалоба на кого-либо из гильдейских алхимиков Остмарка, подайте её в установленном порядке. Глава гильдии, вельможный пан Щепан из Крумно рассмотрит её незамедлительно.

— «Установленный порядок» — это для чиновников, провинциальных дворян и простецов, — спокойно произнёс Вильрих, хотя по взгляду было видно, что его высочество готов вспылить. Наверное, никогда ещё не сталкивался с людьми, имевшими наглость ему отказать. — Давайте обратимся к фактам, пан советник. Ваши лаборатории есть в двадцати восьми городах материка и нескольких отдалённых замках, верно? Любой представитель высшего дворянства считает престижным содержать алхимиков с Граульфа, но не у всех на это хватает средств — вы оцениваете свои бессмысленные труды чересчур высоко.

— Бессмысленные? — я взглянул на принца исподлобья. — То, что некоторые лекарства и снадобья можно купить только у нас в расчёт не принимается? Или может быть вы припомните, как мы остановили эпидемию багровой лихорадки, косившую простецов тысячами? Смею заметить, что ваше благополучие и сытость зависят от трудов плебса…

— Философский камень всё равно не нашли, — фыркнул Вильрих и достал из складок на рукаве ещё один свиток. — Вот карта, взгляните. Полагаю, вы ничего нового на этом плане не увидите, а вот мне стало интересно… Не понимаю, отчего раньше никто не сообразил отметить все ваши лаборатории и задуматься: почему они расположены почти на равном расстоянии друг от друга?

Вот сука, догадался-таки! Карта Скандзы была покрыта сеткой красных точек. Континент вытянут с юга на север, от экваториальной области почти до полюса, Университет обязан отслеживать ситуацию на всей поверхности материка, поэтому центры слежения выстроены прямоугольником — по четыре вдоль параллелей через каждые десять градусов долготы и по семь через каждые восемь градусов широты, на меридианах. Погрешность небольшая, от силы километров тридцать-сорок — мы предпочитали устраивать лаборатории в населённых местах, кому нужны алхимики посреди дикого леса? Только подозрения вызовет!

— Кстати, к вопросу о прославленной гильдейской жадности, — усмехнулся Вильрих, заметив, как вытянулось моё лицо. — С королей и герцогов за непрестанный поиск философского камня и приворотные зелья вы сдираете немыслимые суммы в золоте, многим дворянам, желающим нанять алхимика, попросту отказываете, но в то же время… Вот, глядите, сударь… — он коснулся ногтем одной из точек на южной границе Моравии, — здесь обитает некий барон Микулаш Песковец, дворянин, конечно, но по большому счёту голь, бось, рвань и убожество, владеющий пятью захудалыми деревеньками и городишком в три дома. Я нарочно справки навёл. Чем он вам платит? Прелой соломой? Гнилыми яблоками? Или даёт попользовать вонючих девок из простецов, когда срок уплаты подходит? Или вот, — ухоженный, отполированный ноготь переместился к северу, в Готию, — Бьюрдал, город, насквозь купеческий, построенный в варварской стране. А торговое сословие у нас прижимистое, они к философским камням относятся скептически и с юмором, кровное золото на чепуху тратить не будут. Тем не менее вы и там обосновались. Странно, не правда ли?

— Ладно, вы меня заинтересовали, — я отодвинул тарелку с недоеденной свининой и откинулся спиной на деревянную перегородку. — Почему с этим разговором вы пришли именно ко мне?

— У вас хорошая репутация, — уклончиво ответил Вильрих. — Вы много ездите по Скандзе, знакомы с некоторыми моими друзьями, входите в руководство гильдией… Порекомендовал граф Нейссе. Не держите на него обиду.

— И что же?

Принц наклонился над столом и очень тихо сказал:

— Я хочу знать, чем вы занимаетесь на Меркуриуме на самом деле. Дела идут скверно, чем дальше, тем хуже. Думающие люди полагают, что в этом виноваты чужаки. То есть вы.

Не слишком ли много плохих новостей за одно утро?..

Глава пятая АНАТОМИЯ ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ

Дольни-Краловице и окрестности.

14–15 июля 3273 г. по РХ

Полагаю, я никого не удивлю, если скажу, что в случае нарушения режима секретности необходимо действовать строго по инструкции? То есть немедленно принять любые возможные меры для предотвращения утечки информации и её возможного распространения. Любые, ясно? Включая самые экстраординарные.

Одна проблема. Вильрих фон Зоттау — член королевской семьи, принц крови и прямой потомок Первых. Если я применю к нему подробно описанные в инструкции «меры» — я не жилец. Решения такого уровня принимают на самом верху, в ректорате Университета, после обязательной консультации с Советом Первого Поколения, который с величайшей неохотой отдаёт на заклание «своих» — известно всего два случая за девять с небольшим столетий. Очень уж глубоко сунули нос в опасные тайны непомерно любопытные дворяне, начавшие задумываться и вслух задавать неудобные вопросы…

Вильрих из этой же породы, никаких сомнений. Не жилось ему спокойно — охота-балы-любовницы! — решил сдуру познать тайны бытия! Мы тоже хороши, сверх всякой меры долго возимся с возникшими сбоями в программе «Легенда», не хватало только появления панических слухов, которые превратят несколько малозначащих и случайных инцидентов в предвестие якобы наступающего апокалипсиса. Менталитет жителей Меркуриума, полное отсутствие информационного поля и средств пропаганды (может быть, за исключением Церкви…) к этому весьма располагают. С меня хватит, я однажды настоящий Конец Света пережил, не хочу больше слышать о таком даже в россказнях фантазёров с буйным воображением!

— Хотите меня убить? — вздохнул принц. — Не отвечайте, по вашему лицу можно читать, как по раскрытой книге. Значит, я слишком близко подошёл к вашим загадкам, верно?

Близко? Это вряд ли, дорогой мой. Но опасную черту ты готов перешагнуть. Ничего себе новости, устраивать допрос представителю Университета!

— Послушайте… — начал было я, но Вильрих ответил решительным жестом.

— Нет, это вы послушайте. Сегодня вечером, когда отобьёт шесть пополудни, я буду ждать вас у северных ворот города. Там в четверти мили по дороге есть древняя часовня, знаете?..

Я уныло кивнул. Конечно знаю, я всё-таки живу в Дольни-Краловице, а вот откуда Вильрих так хорошо осведомлён о местных достопримечательностях?

— Приезжайте. Возьмите с собой фляжку с вином и немного еды, чтобы хватило до завтра. Если будет «хвост»…

— Не будет, — перебил я. — Большинство соглядатаев набраны из простецов, я сумею отвести им глаза.

— Значит, согласны? — тонкие губы принца скривились в улыбке. — Даже не спрашиваете, куда-зачем едем?

— На месте разберёмся, не думаю, что вы приглашаете меня на банальную вечернюю прогулку. Повторю прежний вопрос: почему именно я? С графом Нейссе мы едва знакомы, его рекомендация ничего не значит.

— Просто вы другой, — напрямую сказал Вильрих. — Не такой, как все другие граульфианцы-алхимики. Не удивлюсь, если выяснится, что вы родились не на Граульфе.

— Следите за нами?

— Конечно, уже много лет.

— Почему вдруг я «другой»? Что неправильно?

— Все чужаки несут на себе… Назовём так: несут печать. Печать мира, в котором появились на свет. Достаточно посмотреть на вагантов, приходящих учиться на Меркуриум, они разные характером. Люди с Норика весёлые и безобидные, с Большого Котла наоборот, угрюмые…

— Попробовали бы вы жить при гравитации в два с половиной G, — вякнул я.

— Каждый отдалённый мир оставляет на человеке неизгладимый отпечаток. Граульф тоже.

— И какие же мы?

— Не вы, они… Граульфианцы скрытны и заносчивы. С виду они почтительны, вежливы, но всегда смотрят так, будто мы — скудоумные варвары. У них глаза с двойным дном.

О Господи, знал бы ты о «двойном дне» собственного Совета Первых! То-то было бы удивлений!

— Договорились, — я встал, извлёк из пояса три серебряные полукроны и бросил на стол. Монеты громко звякнули, одна покатилась и едва не упала на пол. — В шесть, у часовни, на северном тракте.

— Прихватите настоящее оружие, а не эту шпильку, — принц указал на мой эсток. — Желательно, посеребрённое.

— Ваше высочество, я гарантирую, что в округе пятидесяти миль от Дольни-Краловице нечистую силу не встретишь, — сказал и едва не прикусил язык, вспомнив утреннего визитёра, того самого простеца, который жаловался на вурдалака.

— Не будьте излишне самоуверены, вице-советник.

Я развернулся на каблуке и зашагал к двери кабака. В голове вертелась одна мысль: «Как теперь прикажете поступать? Только бы пан Щепан вернулся побыстрее, иначе придётся самому отправляться на Граульф, докладывать! С режимом секретности шутить нельзя, это святое…»

Поначалу я собирался вернуться в замок, однако на полпути резко изменил направление и пошёл вниз по улице, через Овощной рынок в сторону Малоградца, не самого богатого и благополучного городского района, зажатого между крепостной стеной и излучиной реки, на которой стоял Дольни-Краловице. Простецов здесь абсолютное большинство, дома обшарпанные, много мусора, зато жильё и еда дёшевы. Целью была питейная «Пробитый бочонок», обычное место встреч Стражи Крепостей, с которой я сотрудничаю по мере сил, нарушая при этом категоричные предписания Университета: не вступать в прямой контакт с местными, прямо или косвенно соприкасающимися с последствиями «Легенды», использовать доверенных посредников. Дабы, опять же, избегать подозрений. А ведь этих ребят игнорировать глупо и опасно хотя бы потому, что первейший закон любой спецслужбы гласит: «всегда пользуйся несколькими источниками информации», этому меня ещё на Земле научили. Техника в центрах наблюдения отличная, но и она не способна дать полную и объективную картину обстановки…

Говоря проще, замшелые руководства, созданные при основании программы «Легенда», безнадёжно устарели, но доказать это ректорату невозможно: там полагают, что предусмотрели всё и возражений не принимают, ссылаясь на пресловутый режим секретности — замкнутый круг. Вот и приходится импровизировать на свой страх и риск — если начальство узнает, меня без разговоров вышвырнут из проекта. А я всё-таки хочу посмотреть, чем закончится эта немыслимая авантюра, жизнь впереди долгая, да и трудов жалко…

По пути к Малоградцу я наскоро обдумал ситуацию с Вильрихом, а поскольку эффект внезапности прошёл, я понял, что не произошло ровным счётом ничего страшного. Зря я сразу вспомнил кровожадную инструкцию, ой зря. Размещение лабораторий на географической сетке? А как же иначе — таково веление звёзд, от этого зависит успех нашей «магии»! Ответ вполне в духе Меркуриума, если они верят в категорически антинаучную астрологию, то и это объяснение схавают за милую душу. Всё остальное — не более чем досужий вымысел, фактов у его высочества нет и быть не может. Подозрения, касаемые нашей деятельности на Меркуриуме, остаются только подозрениями, за руку алхимиков ещё никто не ловил, а если и поймают, будет достаточно немедленной жалобы в Совет — эти уж точно с пытливыми искателями правды церемониться не станут!

Выходит, что мой первоначальный испуг относительно нарушения режима ничем не оправдан, я имел все основания и полное право послать настырного принца в любое малодоступное место, рискуя при этом лишь схлопотать по морде с последующим вызовом на поединок. Но тогда почему я не раздумывая согласился на предложение Вильриха? Вероятно, интуиция — она меня редко подводила. А ну как его высочество раскопал что-то такое, о чём мы не знаем, — недаром ведь он попросил взять посеребрённый клинок, значит, речь идёт о наших подопечных…

Вот и «Пробитый бочонок». По сравнению с уютным заведением толстухи Клары, выглядит безобразной пивнухой, каковой, впрочем и является. Грязненько, потолок закопчён, пахнет дымом открытого очага и капустой. Факелы на стенах. Хозяева — простецы.

Почему Стража Крепостей во время визитов в город собирается именно здесь, я понятия не имею. Традиция. Наверное, полагают, что «Бочонок» каким-то образом поддерживает их репутацию крутых парней, на льняных простынях приличных постоялых дворов пусть спят неженки и маменькины сынки!

Ага, знакомый мне простец всё-таки нашёл дорогу, сидит в дальнем уголке и глушит кислое пиво вместе с одним из Стражей, попутно рассказывая о наболевшем. Ещё полдесятка длинноволосых и бородатых верзил расположились за столом возле мутного окна, едва пропускающего свет — азартно дуются в «Трёх коней», некое подобие игры в кости, только сложнее и гораздо увлекательнее. Маленькие пирамидки с изображениями животных и чудовищ на гранях прыгают по неровным грязноватым доскам.

— Только гляньте, кто пришёл! — Рикимер, он в этой компании верховодит, тотчас зацепил меня взглядом и махнул рукой, давай мол, сюда. — Его милость господин советник короны! Сначала прислал к нам какого-то деревенщину, теперь объявился собственной персоной. Что, снова достоуважаемых алхимиков за жопу взяли — гомункулуса представить требуют?

Живописная братия, сказать нечего. Из знакомых только Рикимер и Тотила, это их настоящие имена, не прозвища. Оба родом из Готии, с самого севера, благородные по рождению. Один простец необычного облика, очевидно, генетическая аномалия в рамках допустимого — чрезмерно высок и силён, этнический тип «Норд-II», адаптирован к высокогорным условиям и климату приполярных областей. Четвёртый наверняка местный, моравец, по костюму и длинным усам видно. На куртке тиснёный герб Остромержей, захудалого рода, держащего под своей рукой Орлицкие леса, это вниз по течению Римавы, реки, на которой стоит Дольни-Краловице. Пятый — совсем мальчишка, но тоже из наших дворян. Обязательная для Стражей борода едва пробивается.

— Любуйтесь, господа хорошие, — Рикимер потянул меня за рукав и усадил рядом. Ухватил пустую кружку, плеснул из кувшина, подвинул ко мне. — Вроде как чиновник, а выглядит живым человеком, что само по себе удивительно. С Тотилой ты уже пил. Усатый — Королёк, малыша мы так и кличем, Малышом, а здоровяк это Од-простец. Из диких простецов, между прочим, только ты не треплись, где попало…

— Из дик… — я поперхнулся воздухом. — В каком смысле?

— Вот что делает вонючий городской воздух, — в меня ткнули замусоленным перстом. — Люди слух теряют!

Рикимер оглянулся, сделал над собой усилие и сказал гораздо тише:

— Отвечаю: в смысле самом прямом и ясном. Дикие простецы — это никакая не сказка, за Танвальдом их теперь хватает… Ода я к себе взял за то, что силён, как бык, и соображает не хуже нас с тобой.

Я потрясённо уставился на простеца, тот ответил взглядом на взгляд, улыбнулся чуть смущённо. Ничего не сказал.

— С чем пожаловал, твоя милость? — снова загудел Рикимер, бас у него знатный, оглушающий. — Опять яйца оборотня понадобились? Детородный уд кобольда? Он у них дли-инный!

Последовал взрыв радостного смеха. Алхимики (обычно через посредников, как я упоминал) покупали у Стражи Крепостей некоторые экзотические трофеи якобы для изготовления колдовских снадобий, а на деле для анализа тканей «существ со способностями, превышающими стандартные», — корректный эвфемизм, используемый в университетской документации. Очень удобно, иначе пришлось бы самим бегать по лесам и урочищам, вылавливая «образцы», за развитием и жизненным циклом которых мы обязаны наблюдать, — Университет жаждет совершенства, которому, как известно, нет предела…

— Пока обойдусь, — отказался я. — Готов заплатить за слухи.

— Ну, этого добра у нас хватает! — опять расхохотался Рикимер, остальные поддержали. — Про дочурку Ружицкого наместника слыхал?..

— А ну хватит, — я хлопнул ладонью по столу, костяные пирамидки дружно подпрыгнули. — Что происходит возле Крепостей? Почему ты сейчас в городе, посреди лета? Стража приходит сюда зимовать, когда нечисть расползается по своим берлогам… Работы нет?

— Работы? — Рикимер насупился и посмотрел на меня едва ли не агрессивно. Его развесёлые дружки притихли, знали, что шутить с вожаком не следует. Раздавит одним кулаком и не заметит. — Трудов у нас, твоя милость, вдесятеро против прежнего. По перевалам на север теперь не пройти, только если большой ватагой, рыл в тридцать, и чтоб каждый с оружием. В деревнях у предгорий, что по эту сторону Танвальда, что по ту, неспокойно — людей режут, душат, утаскивают незнамо куда! Куда там простецы, благородные гибнут! Нечистая сила среди бела дня вылезает, поверишь?..

— Не может быть, — твёрдо сказал я. — Это аксиома, нечисть от лучей солнца погибает!

— Акси?.. Что? — поморщился необразованный Рикимер. — А, закон? Был закон, да сгинул. Что ты, господин советник, ответишь, встреть ровнёхонько в полдень… ну, не в самый полдень, чуток пораньше… натуральнейшего беса-спинагона? Понимаешь? Адову тварь! Знаешь, где? Но окраине Градца Опольского! Хорошо, мы священника нашли, только с его помощью и уделали!

«По-моему, Рикимеру надо завязывать со спиртным, — подумал я. — Спинагонов было только четыре штуки на всю планету, этот проект заморожен, тупиковая ветвь… И при чём тут Градец Опольский, мы их выпускали только в Дальнем Ополье, в глухомани, хотя на всякий случай и внесли вид во все меркурианские бестиарии, которыми пользуются местные… Господи Иисусе, это же рядышком! Неужто не уследили?!»

— Подробности! — решительно сказал я, и от волнения хлебнул мерзкого пива. Пошло неплохо.

Подробности оказались более чем правдоподобными, выдумать это Рикимер никак не мог. Началось всё с порчи скота у жителей крохотного городишки в соседней моравской провинции — выкидыши у беременных овец, кровавые полосы на шеях коров, будто ночами кто-то присасывался к жилам, потом начался падёж без видимых причин. Яснее ясного, нечисть, настоящая malefica, то есть вредоносная магия. По счастью, рядом оказался Рикимер с приятелями, к ним и обратились. Стражи устроили засаду, прождали ночь, никто не появился. И лишь по чистой случайности на следующий день после рассвета наткнулись на тварь, досаждавшую своими гнусными выходками мирному крестьянству…

Описание совпадало один в один: невысокое антропоморфное существо, шкура красно-багровая, две пары рожек, способность к кратковременному гипнозу (действует только на простецов), перемещается с невероятной быстротой, использует «мираж» в качестве камуфляжа, сиречь может запросто расплыться в воздухе, обернувшись неясным пятном…

Дополнительные параметры: исключительно высокая чувствительность тканей к ультрафиолету (при прямом воздействии начинается мгновенная реакция распада межклеточных мембран), тип организма биоэнергетический, пополнение запаса энергии — переработка железа, содержащегося в гемоглобине обычных живых тварей, отсюда и тяга к кровопийству. Ионы серебра в большой концентрации губительны, то есть серебряное оружие и «святая вода» в том виде, в котором её изготовляют на Меркуриуме, убивают со стопроцентной вероятностью. РНК-программирование на самоуничтожение при определённом наборе звуков — а именно после произнесения общепринятой церковной формулы изгнания бесов. Проект закрыт из-за чрезмерной затратности и большой потребности организма в энергии — слишком прожорлив. С «демонами» у Университета всегда возникали трудности, никак не подыскать универсальный баланс между материальной и энергетической составляющей, чего только не перепробовали… Полагаю, оно и к лучшему.

Остаётся добавить, что все четыре образца были реактивированы ещё года три назад, один эвакуирован на Граульф для возможной «доводки», трое оставшихся должны пребывать в состоянии самоанабиоза. Какого чёрта (кхм!) один из спинагонов «проснулся», и почему мы это не зафиксировали — непонятно…

Но дальше — больше. Увлёкшись, Рикимер и дополнявшие его речи доблестные соратники нарассказывали таких ужасов, что мне стало нехорошо. Какие тут «незначительные инциденты»! То, что мы регистрируем, как кажется, это только надводная часть айсберга! Никто не спорит, у страха глаза велики, а Стражи Крепостей всегда были горазды приврать о своих подвигах, но когда дело касается настоящей работы, Рикимер фантазировать не станет. Я, отвесив челюсть, выслушал его рассказ о монстрах, которых раньше никто не встречал — новых, невиданных доселе существах, не учтённых ни в каких каталогах!

Отчётность в Университете строжайшая: каждая особь на учёте, все разработанные нами виды описаны с неимоверной тщательностью, реестр содержит подробнейшие описания всех экземпляров, начиная с клеточного уровня и заканчивая общей морфологией. Чтобы не допустить возможных ошибок, перед началом полномасштабной реализации «Легенды» на Меркуриум был выброшен настоящий десант многоучёных мужей и дев, обязанных максимально подробно описать естественную экосферу планеты, до появления людей развивавшуюся по стандартным канонам. Про эндемиков мы знаем всё — они безобидны и почти ничем не отличаются от собратьев по дарвиновской эволюции в других мирах. Благодаря тщательным исследованиям и тончайшим расчётам, доселе поддерживался идеальный баланс между аборигенами и экспортированными видами вкупе с восстановленными животными земного происхождения, человеческая субцивилизация Меркуриума служила гарантом баланса — людям свойственно поддерживать равновесие в структуре хищник-жертва с небольшим перевесом в свою пользу…

Того, о чём рассказывают Стражи, происходить не может по определению. Здесь неоткуда появиться «новым» существам. Всё под контролем!

— Чем дальше, тем хуже, — заключил Рикимер и сунул бороду в пивную кружку. Утёр губы тыльной стороной ладони, вздохнул. — С каждым годом…

Я вдруг понял, что очень похожую фразу слышал не далее, как полтора часа назад.

* * *

Вернувшись в княжий замок, я поднялся к себе — господам алхимикам отдана в пользование солидная каменная башня с плоской крышей, на которой сверкают бронзой и радужными линзами два больших телескопа, астрологией мы тоже иногда промышляем. Связываем дороги звёзд с дорогами судеб, дворяне неплохо платят за гороскопы, составленные нашим биокомпьютером в полном согласии с меркурианскими правилами, — рисунок созвездий, понятно, тут совсем другой, чем на Земле, где и зародилось не позабытое доселе искусство астрологии. Телескопы играют роль необходимого антуража, да и представители княжьей фамилии любят иногда поглазеть на движение небесных тел, для людей, незнакомых с путешествиями в космосе, это экзотика…

Гинек отсутствовал, но оставил на видном месте записку — ушёл к аптекарям в город, разносить готовые заказы в виде мазей, порошков и прочих зелий, исправно поставляемых нами лекарям. Некоторые особо ценные препараты приходилось завозить с Граульфа — настоящие чудеса химии, и не снившиеся шарлатанам эпохи земного Средневековья!

Будто назло на лестнице сидел домовой, живущий в башне, — создание в общем-то ничуть не вредоносное и мирное, по нашей классификации, «модифицированный примат», точную аббревиатуру серии не помню. Настоящим разумом не обладает, но IQ очень высокий, зачатки речи, основная функция — обеспечение безопасности жилища. Головешку, выпавшую из камина, погасить, уставшую лошадь расседлать и накормить, за маленьким ребёнком ненавязчиво присмотреть. Внешне домовой напоминает небольшую и располневшую бесхвостую обезьянку с бурой шерстью, почти человеческими чертами лица, тонкими большими ушами и внимательным взглядом. От расстройства я едва не отвесил ему пинка, но поостерёгся — домовые невероятно злопамятны, один раз обидишь, и жизни в доме тебе не будет.

— Топай-топай отсюда, — буркнул я. — И без тебя тошно.

— Молока, — потребовал домовой.

— Гинек вернётся, поставит блюдечко. У меня времени нет с тобой возиться.

Маленький домохранитель поглядел мне вслед грустными глазками и нырнул в нору под лестницей — в обширном замке целых девять домовых, у каждого своя территория, но живут они вместе, где-то в подвале недалеко от винного погреба.

Домовой — пример так называемой «псевдоразумности», а есть ещё «разумность ограниченная» и «разумность корректированная», это вполне реальные научные термины, применяемые в Университете. То есть наши биоскульпторы, создавая новый вид, могут выбирать между обычными животными с сознанием уровня «инстинкт-рефлекс» или, наоборот, придать своему творению некоторые черты разумного существа. При всей нелюбви граульфианцев к техногенному искусственному разуму, появившемуся на Земле за полтора столетия до Катастрофы, биологический искусственный разум в мире мало чем отличается от прежних ИР, обитавших в виртуальном мире — принцип создания очень похож, остальное зависит от встроенных РНК-ингибиторов, определяющих тип поведения и общий коэффициент интеллекта.

Некоторые полагают это насмешкой над Господом Богом, создавшим настоящий человеческий разум, однако на Граульфе мистикой и религиозными предрассудками не интересуются. Бога нет, есть лишь бесконечное познание, обуславливающее возможность творить новую жизнь и экспериментировать над разумом без оглядок на какого-то там Бога. Концепция сомнительная с точки зрения старой земной морали, но ведь ни Земли, ни её цивилизации в исходном виде теперь нет — мы стали другими, Вселенная изменилась. Такие радикальные перемены всегда приводят к возникновению нового мировоззрения…

Невероятный опыт, который мы поставили над Меркуриумом, включает в себя не только создание искусственной экосферы (с этим Университет отлично справился, кстати). Второй, не менее важной целью, была попытка проследить, как будут взаимодействовать несколько пластов разумной и «околоразумной» жизни — возможности понаблюдать за сосуществованием двух или более мыслящих рас, обитающих на одной планете раньше никогда не было. Отыщи мы каких-нибудь неагрессивных «зелёных человечков», которые разрешили бы людям поселиться на их планете и позволили жить вместе, проблем бы не было — наблюдай сколько угодно! — но за отсутствием в пределах досягаемости дружественных инопланетян, пришлось ограничиться Меркуриумом, благо условия контракта с Первым Поколением это позволяли. Насколько я знаю, в те времена никто и не задумывался о том, что дурацкие игры изнывавших от скуки меркурианцев однажды переродятся в циклопический по своим масштабам проект «Легенда» — его реализация продолжается много столетий, а конца-края не видно.

Да вот, пожалуйста — вернувшись в центр слежения я запросил доклад по обстановке — на огромном мониторе засияла многоцветная диаграмма, показывающая численность популяций. Рядом карта подконтрольной области, на которой мерцают сотни точек: красных, синих, золотистых, зелёных, отмечающих расположение зверюг различных видов и классов. Тысяча двести сорок два вида биоконструкторских тварей, из них девятьсот семьдесят (вполне безобидных) размножаются!

Датчики, запрятанные в деревьях, камнях, на дне рек и озёр, в городах и посёлках, расположены через каждые пять-семь километров — увидел бы Вильрих эту сеть, вопросов возникло бы стократ больше!

Подумаем всерьёз, что мы имеем? По сравнению с ситуацией на прошлой неделе, изменения ничтожны, всё в норме. Незначительная миграция существ типа «Sith» в предгорьях, ничего особенного.

— Квадрат NH-6 увеличить, — скомандовал я, вспомнив о вурдалаке из деревеньки Ковары. — Тщательный поиск, особое внимание к «красным меткам».

Сигнал от датчиков идёт по цепочке, от одного к другому, не нужно никаких спутников. Процедура занимает мизерное время, полминуты, не больше — у каждого живого экземпляра есть встроенные бионанотехнические контроллеры с приёмо-передающим устройством, сообщающим в региональный центр о местонахождении особи и её физическом состоянии. Кстати, благодаря контроллерам мы можем в любой момент убить или усыпить существо, которое может представлять большую опасность — обычная предосторожность…

К моему удивлению, «красной метки», обозначающей тварь, принадлежащую к классу «Inferno» (сиречь к «нечистой силе» по терминологии суеверных меркурианцев), ни в Коварах, ни в прилегающей местности найдено не было. Ближайший объект в двадцати шести километрах к северо-востоку, судя по маркировке — «топляк», водяное умертвие, сторожащее клад на дне пруда. Ничего смешного, между прочим — сказка есть сказка, если хочешь добыть сокровища, изволь разобраться с их охранником жуткого облика и скверного нрава! Поголовье «нечисти» нам приходится периодически восстанавливать, твари всё-таки смертны, они могут попасться на глаза искателям приключений наподобие странствующих рыцарей, простецам с вилами или профессионалам из Стражи Крепостей. Далеко не всегда противостояние «человек-монстр» заканчивается победой человека, но вероятность выиграть поединок немалая, надо лишь обладать опытом и знать повадки чудищ.

Выходит, простец врал? Каков смысл? Вёл он себя естественно, вурдалака описал правильно, пришёл пешком в город жаловаться — власть в лице князя обязана защищать своих подданных от любых опасностей! Естественно, что из городской управы простеца отправили ко мне, делами такого рода занимаются алхимики. Тем не менее сигнала нет, а вурдалак не сумел бы уйти далеко, они тоже чувствительны к солнечному свету и редко меняют привычный район обитания. Если бы его убили, пришло бы оповещение, учёт у нас строгий. Самому, что ли, съездить проверить?

Нет, сегодня не получится — дело к вечеру, а я условился с Вильрихом. Нехорошо подводить августейшую особу, обидится. Хорошие отношения с властью и дворянством — залог нашего благополучия и спокойной работы в будущем. Странный он какой-то, этот принц, так настоящие дворяне себя не ведут. Развёл, понимаешь, таинственность…

— Гинек, оседлай Карасика! — крикнул я вернувшемуся из города слуге, а сам пошёл к кладовой, забрать комплект полевого снаряжения.

Предсказать все возможные неожиданности, подстерегающие человека на Меркуриуме невозможно, но обезопасить себя — вполне. Сотрудникам Университета запрещено использовать «нестандартное» оружие и оборудование хотя бы из-за режима секретности, приходится изворачиваться и комбинировать. Раньше я не умел пользоваться клинком, это серьёзная наука, пришлось два года брать уроки фехтования у одного из княжеских гвардейцев и всё равно уровень моих знаний в этой области едва превышает нулевой. Куда проще брать с собой замаскированные под обереги и амулеты устройства, способные моментально нейтрализовать любого из наших уродцев, от дракона до обычнейшего домового, если таковой нежданно-негаданно взбесится и начнёт кусаться (прецедентов не отмечено). Дополнительно в седельной суме находятся ещё полтора десятка «магических» предметов самого разного назначения, позволяющих контролировать поведение особей, определять их местонахождение и направление движения и так далее и тому подобное. С таким набором можно выходить на бой с гидрой, в полной уверенности, что чудовище будет повержено ещё до того, как обнаружит вероятного противника в твоём лице.

Без меча в любом случае не обойдёшься — это обязательный элемент экипировки. Я предпочитаю готийские клинки. Как мне объяснили понимающие толк в оружии местные специалисты, меч должен быть не тяжёлым, с идеальным балансом и удобной рукоятью. Это прежде всего инструмент, а никто ведь не станет пользоваться неудобным или ненадёжным инструментом! Мой клинок стоил бешеных денег, однако был близок к совершенству — в Готии кузнечное дело является потомственной традицией, технология доведена до уровня благородного искусства.

Лезвие с закруглённым оконечьем — таким мечом можно только рубить, а не колоть, рукоятка идеально ложится в ладонь, двойной дол, обеспечивающий «рёбра жёсткости», гарантирующие, что меч не сломается даже при экстремальных нагрузках. По гарде выгравированы охранные руны, но это скорее обычай, чем необходимость. Металл посеребрен на случай возможной встречи с нечистью. В отличие от церемониального эстока, который я вынужден таскать на перевязи у бедра, боевой клинок носят в ножнах за спиной, рукоять торчит над левым плечом — замаешься учиться быстро его выхватывать, но после долгих тренировок начинаешь понимать, что это наилучший способ ношения…

Глянув на себе в большое зеркало, я остался вполне доволен: ну прямо персонаж героической саги. Не Зигфрид и не Хаген, конечно — как говорит пан Щепан, «и разумом скуден, и рожей не вышел». Шутит, ясное дело. Обычный дворянин, собравшийся на небезопасную прогулку.

Предполагается, что зигфриды-хагены и прочие эпические герои разъезжают исключительно на коне, кобыл не признавая. Мой Карась ни то и не другое — это мерин, очень крупный и сильный. Лошадей, как и многие другие земные виды, мы интегрировали в естественную экосистему Меркуриума с началом реализации «Легенды», люди слишком привыкли к животным, сопровождавшим их на протяжении всей истории человечества, без них невозможно обойтись ни в одном из заселённых миров.

Карасик уже взрослый, ему девять стандартных лет, масть имеет вороную без единого светлого волоска, характер, с моей точки зрения, идеальный — абсолютный флегматик. Мне Карась достался в наследство от предыдущего помощника пана Щепана, которого перевели на более интересное направление исследований — работу с по-настоящему чужой жизнью, обнаруженной где-то в Магеллановых Облаках, альтернативная ветвь эволюции…

— Погуляем сегодня? — я потрепал выведенного из конюшни мерина по холке, скормил ему несколько кусочков сахара и, получив ответ довольный фырк, забрался в седло. Гинек смотрел на меня вопросительно: когда господин изволит вернуться?

— Вот что, дружище… Если меня будут спрашивать, как обычно гони всех к пану Михаловицу, он разберётся. Если вдруг объявится пан Щепан, скажи, что вернусь назавтра, должно быть в середине дня или к вечеру.

— Как угодно, вельможный, — Гинек привычно отбил поклон. — Покушать найдёте вяленое мясо, хлеб и яблоки, я положил…

Воображаю. Гинек невероятно внимателен к еде и почему-то думает, что без его надзора я непременно останусь голодным. Зуб даю, он снарядил меня провизией на неделю, то-то мешки такие пухлые!

— Счастливо оставаться, — я чуточку подтолкнул Карасика каблуками, здоровенный мерин всё понял без лишних разъяснений и уверенно зашагал к воротам замка.

Над донжоном плескался по ветру алый стяг князя с коронованным серебряным львом, держащим в лапах палицу. Стража из простецов расступилась, я выехал на Королевскую улицу, миновал собор Святой Маргариты, наш кафедрал, повернул на Гончарную, оттуда на Святого Германа, проехал мимо «Злой Клары» и вскоре оказался возле Опольских ворот Дольни-Краловице. Я несколько раз оборачивался, пытаясь отыскать соглядатаев, но ведомство пана Озимека относительно моей персоны сегодня не проявляло нездорового ажиотажа.

На выезде из города пришлось изымать из поясной сумочки «княжий лист», некое подобие гибрида дипломатического паспорта с удостоверением сотрудника службы безопасности. Свиток за подписью светлейшего и яркими печатями грозно предписывал пропускать меня всегда и везде, а также оказывать «всё возможное вспомоществование», ибо податель сего состоит на государственной службе и облечён полномочиями. Обрез у свитка золотой, кстати.

Начальник привратной стражи просмотрел документ, кивнул дюжим простецам в шлемах и кирасах, тяжёлая створка из окованного железом дерева отошла в сторону и передо мной простёрся наезженный тракт, ведущий к Ополью и далее к границе Остмарка.

— Застоялся, Карасик? — осведомился я у безъязычной твари. — Давай-ка рысью!

Вороной мерин не был ни «пседоразумен», ни «разумен ограниченно», однако понял всё и сразу. Бодро простучал копытами по дощатому настилу у ворот города и перешёл на уверенную быструю рысь. Зная его выносливость, можно было предположить, что Карась не остановится до самой темноты, когда уже и дорогу не разглядишь…

* * *

Такая архаичная общественная формация, как феодализм (пусть и с приставкой «нео»), очень тесно связана с религиозностью. Не могу в точности сказать, каким образом меркурианцам удалось возродить авторитет Церкви, но в Господа Бога здесь веруют глубоко и от всего сердца, как простецы, так и благородные. Единственная конфессия — традиционный католицизм, как нельзя лучше подходящий к средневековому менталитету. На севере, в Готии и на окраинах Остмарка давно появилось неоязычество, но это такая даль и глухомань, что туда щупальца миссионеров карлштайнского епископата не дотягиваются — кому они нужны, эти немытые дикари?

Церковь косвенно поддерживает проект «Легенда», равно, как и мы помогаем святым отцам поддерживать жаркое пламя веры: если Бог существует, значит, есть и его противоположность — доказательств в виде разнообразных инфернальных тварей предостаточно. Разумеется, ни архиепископ, ни прочие иерархи не знают истинной цели пребывания на планете алхимиков с Граульфа, однако нас не трогают и в зловредном колдовстве не обвиняют. Объясняется это следующим образом: есть магия от лукавого, применяющая для погибели человечества такие средства, о которых к ночи лучше не упоминать. И есть магия божественная, в коей небесная премудрость проявляется через премудрость человеческую и прилагается к преобразованию природы и вспомоществованию людям — мы, алхимики, таковым вспомоществованием и занимаемся.

Пан Щепан упоминал, будто Совет Первых ещё много столетий назад прозрачно намекнул их преподобиям, что инопланетные гости — лица неприкосновенные. Никаких проблем с тех пор не возникало, несмотря на инквизицию, занимающуюся делами о колдовстве и отходе от доктрины веры. Колдовство, между прочим, является реальной проблемой — с нашими-то способностями! Причём не все используют их во благо, как я упоминал, совершенство материи вовсе не подразумевает совершенства разума — отпетые психи пусть и редко, но встречаются, инквизиционный трибунал в таких случаях действует быстро, решительно и беспощадно.

Искомая часовня стояла по правой стороне дороги. Старое деревянное здание без двери, любой путник может зайти и поставить перед распятием горящую лучинку или привезённую с собой свечку. Огниво лежит на алтаре, забрать его — святотатство. Таких часовен на всех трактах в центральной и западной частях материка сотни.

Город был совсем рядом, звук колокола с кафедрала разносится далеко. На всякий случай я приехал пораньше условленного времени, хотелось осмотреться. Ничего подозрительного, амулеты с вмонтированными в них нанодетекторами молчат — окажись поблизости хоть один монстр, я бы об этом знал. Да и не может быть здесь никаких монстров, в охраняемом радиусе вокруг крупных городов обитают лишь «нейтральные» создания, не способные причинить прямой вред человеку.

Ихнее высочество изволили задерживаться. Я ожидал его появления со стороны Дольни-Краловице, однако спустя четверть часа перестук копыт донёсся с севера и из-за поворота показался породистый гнедой жеребец со знакомым всадником в седле.

— Простите великодушно, пан советник, — Вильрих осадил коня. — Припоздал, так вышло… Готовы? Прекрасно. Едем по тракту до поворота к Осечне, а там недалеко, к сумеркам поспеем.

— Вы великолепно разбираетесь в моравской географии, — озвучил я мысль, мелькнувшую ещё во время первой встречи с принцем. — А ведь до рубежей Отсмарка больше восьмисот миль…

— Я путешествую почти десять лет, возвращаюсь домой изредка, — сказал Вильрих и пустил коня шагом. Умный Карась пошёл рядом. — По всем дорогам, даже просёлкам, от западного до восточного побережья могу проехать с закрытыми глазами.

— Развлекаетесь, или у этих странствий есть строго определённая цель?

— Есть цель, есть… Хотите услышать чистую правду? Извольте. В нашем мире происходит что-то неправильное, нарушено равновесие. Я и несколько моих друзей пытаемся разобраться, что происходит и как можно бороться с исходящей от нежити угрозой.

— Угрозой? — я насторожился. Стражи Крепостей так же говорили о чём-то подобном, только в других выражениях. — Ваше высочество, могу я…

— Давайте обойдёмся без церемоний и титулов. Сами подумайте, какое из меня «высочество» здесь, на этой дороге? В семье меня считают маргиналом и слегка больным на голову, так что я считаюсь членом остмаркской династии лишь номинально. Герб и титул, конечно, неотъемлемы и священны, их можно найти в любом геральдическом своде, два-три раза в год я обязан присутствовать на государственных церемониях, но в остальное время родственники имеют весьма смутное представление о моих занятиях и местонахождении.

— Так чем же вы занимаетесь? Кроме путешествий?

— В основном познанием мира и самого себя. Кое-что по мелочи: выполняю поручения высоких особ, немного политики, немного дипломатии…

Понятно. Рыцарь удачи, у нас таких хватает — беззаветные ценители приключений ради приключений, классический типаж человека плаща и кинжала. Не надо думать, что на Меркуриуме нет больших интриг и тщательно оберегаемых государственных тайн; полагаю, их гораздо больше, чем в иных мирах, этому способствует архаичное сознание общества. Словом, трём мушкетёрам здесь не было бы скучно.

— Днём вы не ответили на мой вопрос, — тем временем продолжал Вильрих. — Вы ведь не граульфианец?

— Жил там некоторое время, — осторожно сказал я. Не рассказывать же ему про Университет! — Обучился искусству алхимии, потом мне предложили отправиться сюда.

— И всё-таки, где вы родились, пан Николай?

— На Земле. — Хотел, так получи.

Вильрих посмотрел на меня изумлённо. Ничего удивительного, таких как я осталось мало.

— Не врёте, — после долгой паузы сказал принц. — Значит, вы из самого настоящего Первого Поколения? Интересно, невероятно интересно! Получается, ваш возраст… За тысячу?

— Нет-нет, — возразил я. — Это трудно объяснить. Вы очень мало знаете о том, как можно использовать Лабиринт и перемещаться не только между планетами, но и в различных временных потоках.

— Увы, — кивнул Вильрих. — Меркурианцы тяжелы на подъём, Лабиринт нам не нужен, да и Церковь полагает его опасным…

Всё правильно, субцивилизация этой планеты, сделав ставку на самоизоляцию, превратила людей в традиционных домоседов. Довольно странная идеология — в твоём распоряжении неисчерпаемые богатства Вселенной, а ты предпочитаешь ограничиваться одной планетой. До того, как осесть на Меркуриуме, я успел побывать в сотнях миров и ничуть об этом не жалею — происшедшая с Землёй Катастрофа открыла перед нами дорогу, позволяющую колонизировать практически любые миры и распространить влияние нового человечества на бесконечные пространства Млечного Пути и других галактик. Меркуриум оказался единственным исключением: люди знают о Лабиринте, но пользоваться им не желают; как сказал Вильрих, церковники сочли Лабиринт едва ли не дьявольским порождением, а иные субцивилизации — развращёнными, безнравственными и богоборческими. По понятным причинам терпят только нас и студентов, приносящих солидный доход в казну.

Я со своим уставом в чужой монастырь лезть не собираюсь — если вы, господа, полагаете, что замкнутость и почти абсолютная изоляция от прочих ветвей человеческого рода вам только на пользу, переубеждать не будем. Свобода воли, как говорят святые отцы, есть первейшее качество человека, дарованное ему Господом. Вот и реализуйте эту свободу так, как считаете нужным — вас никто не заставляет и на верёвке в Лабиринт не тащит!

— …Алхимики с Граульфа всегда представляли большой интерес для людей, неравнодушных к судьбе Меркуриума, — пока я размышлял, Вильрих обратился к другой теме. — Сами знаете, большинству дворян думать некогда — их жизнь насыщена другими заботами. Вы ведь появились у нас сравнительно недавно?

— Пятый год.

— Следовательно, успели ознакомиться с большинством здешних обычаев и традиций, времени было предостаточно. Вы единственный алхимик, который не считает традиции обязательными, не возводит в ранг догмы. Ваша гильдия похожа на некий тайный орден и это объяснимо — тайны ремесла необходимо беречь. Однако никто из гильдейских алхимиков почти не общается с простецами, не заводит близкой дружбы с дворянами, не склонен к странствиям, они очень замкнуты, что расценивается как заносчивость. Помните, я говорил о глазах с двойным дном? Лично от вас такого впечатления не остаётся — вы открыты. Успели объездить весь континент, у вас немало друзей. Вы ведёте себя совершенно иначе и этим обращаете на себя внимание.

«За что периодически получаю шумные нагоняи от Университетских кураторов, — подумал я. — Что мешало прислушаться к пану Щепану, советовавшему быть поскромнее? Впрочем, никаких инструкций я не нарушал, просто хотел лично ознакомиться со всеми аспектами нашей деятельности на Меркуриуме. Не с помощью компьютеров центра наблюдений, а в полевых условиях! Вот вам последствия… Щепан меня убьёт!»

— Вы другой, — повторил Вильрих. — И это дало мне надежду, что именно от вас я получу некоторые объяснения.

— Какие именно объяснения? — недовольно проворчал я. — Вы подозреваете гильдию алхимиков в некоем страшном заговоре? Граульфианцев здесь меньше сотни, что мы можем сделать? Свергнуть королевскую власть? Уничтожить Церковь? Отобрать у благородных древние права и привилегии? Захватить планету? Абсурд! Вы ведь знаете, что в нашем распоряжении сотни и тысячи миров, куда более привлекательных и чудесных, чем Меркуриум! Я не очень вас обижу, если скажу, что люди с других планет откровенно смеются над вами?..

Я осёкся, поняв, что сказал лишнего. Ну-ка, попридержи язык! В соответствии с договором с Советом Первого Поколения мы не должны рассказывать местным о жизни других планет и царящих там настроениях! Ничто не должно провоцировать меркурианцев к попыткам узнать, как поживают более прогрессивные соседи — аналогию можно найти в истории Земли, так называемый «железный занавес» времён конфликта между идеологиями в XX веке!

— Пускай смеются, — принц отмахнулся. — Вы меня не поняли, пан Николай. Никто не обвиняет ваших собратьев по ремеслу в тайных злоумышлениях. Просто мы полагаем, что алхимики знают о происходящем куда больше, ваша миссия на Меркуриуме не ограничена обязанностью развлекать дворянство колдовскими фокусами, гороскопами и бесконечными обещаниями раскрыть секреты мироздания!

— Кто это — «мы»? Вильрих, если вы решились встретиться со мной, то будьте откровенным до конца. У меня тоже предостаточно вопросов — что означают слова «нарушено равновесие», к примеру?

— Мы… Нас немного, ещё меньше, чем алхимиков, — медленно начал принц. — Два с небольшим десятка дворян, причём половина из них землями и рентой не владеют, живут своим умом, как эта вульгарная Злая Клара, у которой мы обедали. Крошечное сообщество людей, которым не всё равно, что будет завтра и наступит ли рассвет. Вы спросили о равновесии? Я слышал, будто на Граульфе в Бога не веруют, это правда?

— Правда, — нехотя согласился я.

— Тогда как вы объясните существование дьявола? Настоящего дьявола, Падшего Ангела и его присных? Демонов, которые выползают из преисподней в наш мир и безжалостно терзают его?

Я, безусловно, могу объяснить. Только его высочество вряд ли поверит. Да и режим секретности, опять же…

— Меркуриум ещё не подошёл к самому краю бездны, — жарко и убеждённо заговорил Вильрих. — Но почувствовать её зловонное дыхание можно прямо сейчас! Сатана здесь, совсем рядом, его посланцы являются всё чаще и чаще, остановить их невозможно, Святая Церковь обеспокоена, на севере Остмарка брошены десятки деревень, несколько замков, которые теперь принадлежат нежити и нечисти…

Лошади спокойно шли по тракту, навстречу попадались торговые обозы, спешившие оказаться в городе до темноты, нас обогнал гонец фельдъегерской службы князя — эмблема приметная. Обработанные поля сменились лиственным лесом. Я молчал, Вильрих рассказывал. Рассказывал обстоятельно, приводя неприятные и кровавые подробности — подтверждённые факты того, что «инциденты» происходили куда чаще, чем мы их фиксировали. Университет полагается на станции наблюдения, на «суеверия» меркурианцев, способных раздуть нападение вампира подкласса «Bruxa» на одинокого путника до масштабов массовой кровавой резни, никто внимания не обращал — у страха глаза велики, а мы занимаемся сбором и обработкой достоверной информации. Жуткие слухи аборигенов, тем более из числа простецов, принимать на веру невозможно.

Вильрих был невероятно серьёзен и знал, о чём говорит. На память перечислил названия посёлков в Остмарке, подвергшихся нападению нечисти и чудовищ, сообщил, что за последние годы погибли сорок три дворянина (цифра абсолютно нереальная!), простецов же без счёта, монстры плодятся, люди постепенно отходят к югу, сдавая позиции… Не-ве-ро-ят-но! Начнись непредвиденная миграция опасных видов, мы бы узнали об этом первыми и приняли экстренные меры! Однако и Стража Крепостей нервничает, охотники на страшилищ подтверждают: потусторонних существ, равно как и монстров «из плоти и крови» стало значительно больше, чем раньше!

Безусловно, проблемы есть и незачем от них отворачиваться. Реализация такого глобального проекта, как «Легенда», не может обойтись без трудностей, но все они решаемы — всегда встречались особи с нарушениями в схеме поведения, у некоторых серийных образцов мы находили аномалии, вызванные сбоями в технологическом процессе. Всё-таки Университет производит не горшки или кирпичи, а высокоорганизованных многоклеточных живых существ, от ошибок никто не застрахован! Но такие случаи единичны, они не могут войти в систему! Как тогда прикажете расценивать слова Вильриха и Рикимера, утверждающих, что искусственные твари ведут себя необычайно агрессивно? С чего бы? Ни один из двадцати восьми центров наблюдения не подавал тревоги!

— …Это началось давно, лет сто сорок назад, — изливший наболевшее Вильрих отчасти успокоился и начал говорить тише. — Я прямой потомок землян, но только в Седьмом поколении, сам свидетельствовать не могу, старшая сестра рассказывала… Первый натиск тварей случился незадолго до мятежа в Готии, когда Риттер фон Визмар попытался объединить тамошних дикарей. Этому полоумному надо сказать спасибо — он, вместе с остальными мятежниками, без колебаний уничтожал нечисть не только в пределах своих земель, но и в странах, на которые перекинулась война. А за каждого алхимика, взятого в плен живьём, обещал награду золотом по весу. Знаете об этом?

— Нет, — признался я. — Впервые слышу.

— Потом спросите у своих, какова причина столь пристального внимания фон Визмара к вашей тихой гильдии. Он был человеком очень непростым, значит, и его любопытство имело под собой веские основания. Визмар был уверен, что алхимики причастны к некоторым тайнам, до которых он хотел добраться.

— Я читал об этом мятеже в хрониках, но то, о чём вы сейчас рассказали, в исторических трудах не упоминается.

— Ещё бы! Риттер фон Визмар теперь персонаж более сказочный, чем исторический. Детали мятежа известны только непосредственным участникам тех событий. Включая моего отца, который полагает, что Визмар был великим человеком, но предпочитает говорить об этом только в узком семейном кругу.

— Отчего же?

— По разным причинам, — глядя в сторону ответил бродячий принц крови. — Глядите, межевой столб и дорога на Осечню. Осталось миль восемь, не больше. Давайте за мной!

* * *

— Мрачноватое местечко, — я невольно поёжился. — Никогда раньше здесь не был, хотя до города рукой подать. Может быть объясните, кто живёт в этом доме?

— Одна старая подруга, — Вильрих загадочно улыбнулся. — Эльзбет из Лоденице, дочь барона Лоденицкого. Слыхали?

— Где-то неподалёку от Ольденбурга, верно?

— Да, сущий медвежий угол по сравнению с вашими столицами… Умоляю, ничему не удивляйтесь, будьте естественны. Эльзбет чуточку странная, но странность не означает душевного нездоровья. Ей просто нравится такая жизнь.

Нравится? Оригинальные вкусы у подружки Вильриха, споров нет. Когда мы свернули с осечинской дороги в лес, я подумал, что принц ищет какой-нибудь охотничий домик или, наоборот, хочет показать мне нечто наподобие заброшенной старой мельницы, где непременно обитает водяной демон или всякая другая мерзопакость из университетского «красного списка» — не зря ведь мы вооружены клинками с серебрением? После рассказов принца о неприятностях в Остмарке и скверных известий, доставленных Рикимером со товарищи из предгорий Танвальда, я был готов поверить в любую небывальщину, подтверждающую, что система наблюдения почему-то вышла из строя или показывает неверные сведения… Насколько неверные, вот вопрос?!

Обширная прогалина, на краю которой Вильрих остановил своего жеребца не представляла из себя ничего особенного, зато дом, выстроенный на бережку овального пруда с мутной водой, выглядел так, словно в нём обитал сказочный злой волшебник. Тёмные брёвна, узкие окна затянуты чем-то вроде пузыря — настоящие бельма слепца. Конёк крыши вырезан в виде оскалившейся морды безобразного чудовища, перед крыльцом вкопаны три идола со зверскими рожами, причём деревянные губы вымазаны засохшей кровью, к которой прилипли мелкие птичьи пёрышки. На крюках вбитых в стены дома, красуются белые черепа, причём не только обычных животных. Взглядом профессионала я определил череп эферкапа, сразу за ним башка гхолла, потом арфаксата — сплошные челюсти и зубы частоколом, не захочешь, а испугаешься…

— Очень надеюсь, что священники сюда заглядывают нечасто, — сказал я, осмотревшись. — Иначе этой пани Эльзбет грозят крупные неприятности. Колдовством попахивает.

— Ещё как, — фыркнул Вильрих. — Она ведьма. Самая настоящая ведьма.

— Практикует без дозволения управы по особым делам? — во мне тотчас проснулся бюрократ. Некие подобия лицензий на магическую деятельность выдавала наша контора вместе с представителями Дольни-Краловицкого епископата, обязанными убедиться, что никто не посмеет баловаться чернокнижием. — Надо же, у нас под боком орудует матёрая ведьмища, а никто ничего не знает! Пронюхают в епископате — будет скандал…

— Простецы из окрестных деревень знают, — пожал плечами Вильрих. — Но молчат. Ходят к ней за помощью — Эльзбет умеет исцелять наложением рук.

Я хотел было ответить, что все мы умеем это делать, да не все развивают надлежащие способности, но тут дверные петли заскрипели, открылся мерцающий красноватым огнём проём, неровный свет загородила женская фигура. Если учитывать, что солнце недавно скрылось за верхушками деревьев и близился закат, выглядело это достаточно зловеще. Ударил порыв ветра, звякнули невидимые колокольчики, развешенные в отдушинах под крышей, вдобавок раздался тихий свист, будто бы птичий. Даже отлично зная, что колдовства (настоящего колдовства…) не бывает, я не мог отделаться от впечатления, что вижу не спектакль, призванный произвести впечатление на случайных гостей, а некое волшебное действо, исполненное глубокого смысла.

— Явились, господа хорошие? — наваждение сгинуло, когда на первый план вышла хозяйка страшненькой усадьбы. — Вильрих, не делай вид, будто ты редкий гость — коновязь за домом, там навес. Оставьте лошадей и идите в дом…

Внешность пани Эльзбет меньше всего ассоциировалась с расхожими представлениями о ведьмах. Горбоносая согбенная старица с кривым глазом, четырьмя зубами, бородавками и всклокоченными седыми патлами — это отживший своё реликт, персонаж легенд Земли, а мы, как известно, на самобытном Меркуриуме. Ведьмы на мётлах здесь не летают, формы имеют самые привлекательные, обладают роскошными косами с яркой рыжинкой и весёлыми карими глазами. По виду Эльзбет не дашь больше двадцати семи лет, граница между расцветом молодости и подступающей зрелостью, но сколько ей на самом деле, я решил не гадать.

У коновязи нас поджидал сюрприз, отчасти смахивавший на ожившую корягу с точками ярко-зелёных глазок. Глядите-ка, натуральный древоног, подобие лешего, существо бестолковое и неопасное — этот проект тоже признан неудачным, но закрывать его не стали. Что он здесь делает, вот любопытно? Неужели ведьма его приручила? Каким образом? Существа этого типа сторонятся человека.

Мало того, что приручила! Не обращая внимания на людей, ходячий пень проковылял к лошадкам, ничуть его не испугавшимся, руками-ветками извлёк из деревянного ящика холщовые мешочки с овсом, надел их на шеи нашим скакунам и снова затих в углу — древоноги малоподвижны… Я только присвистнул.

— Это ещё цветочки, ягодки будут впереди, — усмехнулся Вильрих, наблюдая, как у меня вытянулось лицо. — Я предупреждал, Эльзбет женщина своеобразная, умеет многое, а знает ещё больше. Таких как она — единицы. На забавный антураж не обращайте внимания, она любит всё необычное. Да и статус обязывает, магия спокон веку была таинством, долженствующим вызывать трепет.

— Магия… — медленно повторил я.

О Господи, им ведь не объяснишь первопричины наших немалых способностей с помощью терминов биофизики и биоэнергетики, не обучены меркурианцы высоким наукам. Схоластика или риторика — это сколько угодно, но только не серьёзные дисциплины, о которых на Меркуриуме и слыхом не слыхивали. Здесь я в полной мере осознал, что означает слово «средневековье». Средневековье, во всей его ограниченности и незамутнённой наивности. Искусственной деградации подверглись не только экономика и система социальных взаимоотношений, но и психология обитателей планеты. Всех, кроме нескольких избранных, которые и заварили эту кашу, — одному лишь Совету Первого Поколения известно ВСЁ. То есть как, почему и с помощью каких технологий высокоцивилизованные выходцы с Земли, рождённые в эпоху космических путешествий и информационного общества, вместе со своими потомками откатились на полтора-два тысячелетия назад.

Самое смешное в том, что меркурианцы вполне счастливы, о другой жизни не помышляют, а техника, сложнее ветряной мельницы или печатного пресса, ставит их в тупик. Недаром про группу «Сапфир» ходит столько леденящих кровь историй, сводящихся к общему тезису о неких потусторонних инфернальных силах, над которыми воля и разум человека не властны. Эх, знали бы вы о портативных системах противовоздушной обороны, легенда развеялась бы в одночасье — челноки-то устаревшие, в технократических мирах один их вид вызовет добродушную улыбку военных и привлечёт внимание коллекционеров старинной техники! Однако стоящие на вооружении «Сапфира» четыре штурмовика и два беспилотных бомбардировщика для Меркуриума — грозная сила, позволяющая контролировать всю планету и решать возникающие проблемы быстро и радикально. Достаточно вспомнить пример с мятежом Риттера фон Визмара — меркурианцы искренне полагают, что на него самого и войско бунтовщиков обрушилось ужасающее проклятие в виде Гвардии Небес…

— Чем это пахнет? — когда мы поднялись на крыльцо, я потянул носом и поморщился. Шибануло тухлятиной, да так, что голова чуть закружилась. Вился дымок от курящихся благовоний, но толку от них было мало. — Чем она там занимается? Некромантией? Умертвий из могил поднимает?

— Увидите, — буркнул Вильрих и тоже скривился. — Вам будет интересно.

В сенях уже не просто смердело, а буквально вопияло к небесам — бедняжка Эльзбет, такой запах и за несколько лет не выветрится! Жить здесь будет невозможно.

— Вельможные, заходите, не стесняйтесь, — из недр дома донёсся высокий голос ведьмы. — Слегка попахивает, конечно. Потерпите.

Пани Эльзбет вышла навстречу. Да, хороша. По моему мнению, настоящие колдуньи не должны быть уродинами, незачем следовать отжившим своё стереотипам замшелого прошлого! Одевается в мужское, что противоречит приличиям и законам Церкви, однако по сравнению с нелицензированным ведовством этот грех простителен.

Изнутри логово подруги Вильриха изрядно смахивало на нашу алхимическую лабораторию, вернее на ту её часть, что предназначалась для приёма впечатлительных посетителей из числа меркурианских аборигенов. Длинный «рабочий» стол с бесчисленными сосудами, колбами и хрустальными шарами разных калибров, чучела вполне узнаваемых чудовищ (большинство — настоящие!), засушенные травы, неплохая подборка амулетов граульфианского производства — алхимики продают обереги, способные предупредить владельца о приближении «нечисти», наносенсоры реагируют на специфическое биополе существа этого класса красным свечением различной интенсивности. Каждый талисман стоит безумных денег, значит, пани Эльзбет не бедствует. Сразу за просторными сенями лестница, ведущая на второй этаж, наверняка в жилые покои. Наглухо запертая дверь украшена рунами, щели старательно законопачены листьями пахучего растения — неудивительно, если учитывать тот факт, что здесь можно десяток топоров в воздухе повесить! Нет сомнений, Эльзбет это не спасёт, в спальне наверняка разит мертвечиной ничуть не меньше, чем внизу…

Багровый отсвет давали химические лампы — фитиль пропитывается смесью из селитры, масла и ещё чёрт знает каких ингредиентов, такой светильник не коптит и способен гореть почти сутки. Кроме ламп у дальней стены пылали десятки толстых свечей, установленных на пирамидообразной железной стойке. Вся эта иллюминация была затеяна ради предмета, от которого и исходил невыносимый смрад. Предмет возлежал на отдельном широченном столе, окованном жестью с пятнами ржавчины.

Пока Вильрих представлял меня — «Тот самый алхимик, с Граульфа, служит у князя Якуба», — Эльзбет надела измызганный кожаный фартук, чрезвычайно похожий на мясницкий, принесла к столу тяжёлую коробку, открыла и я узрел набор блестящих инструментов, вполне подошедших бы увлечённому любимым ремеслом палачу. Ножи, замысловатые крючки, странно изогнутые ножницы и тонкие спицы. Украшение любой пыточной. Впрочем, на сверкающее железо я обратил мало внимания, куда больше привлекал источник миазмов, распятый на поверхности стола — лапы были накрепко привязаны ремнями к вбитым в углы штырям.

— Что скажет многоучёный алхимик? — ведьма посмотрела на меня загадочно, но в её полуулыбке угадывалась ирония. — Подойди, не бойся, оно дохлое.

— Это чувствуется, — просипел я.

— По крайней мере, я полагаю, что дохлое… — добавила Эльзбет с откровенной насмешкой. — В таком деле ни в чём нельзя быть уверенной до конца.

— Что это за тварь? — я наконец сообразил задать самый важный вопрос. Руководство Университета теперь вправе с чистой совестью меня уволить: биологический вид опознан не был, хотя я, обладая великолепной памятью, наперечёт помнил облик и характеристики всех наших образцов, путался только в регистрационных номерах. С эндемиками и земными видами было ещё проще, обыкновенная углеродная жизнь…

ТАКИХ существ на Меркуриуме нет. В любом случае, раньше не было. Что делается, подумать только!

«Вернувшись в город, надо будет обязательно проверить статистику перемещений через планетарные точки сингулярности, — машинально отметил я. — Вдруг эту мерзость завезли сюда случайно?.. Но кто и зачем? Нет, такое решительно невозможно, карантин строжайший, четыре независимых системы контроля, гравитационные помехи, «Сапфир» тоже не дремлет!..»

— Позвольте, — я поддался наитию, вежливо отстранил пани Эльзбет, сорвал с цепочки на поясе универсальный детектор, выполненный в виде семилучевого солнечного колеса, и загнав поглубже появившийся под грудиной рвотный комок приложил его к дряблой коже гадины. Подождал несколько секунд. «Магический» амулет залился радужным светом, отбросив на стены тонкие красный, синий и густо-фиолетовый лучики. Эльзбет завистливо охнула — не видела раньше ничего подобного, что вполне понятно: такой артефакт купить невозможно. Это оборудование предназначено только для сотрудников Университета.

Детектор регистрировал остаточный фон биоизлучения, по которому можно сразу определить, к какой группе относится объект исследований. Красный — нечисть, синий или зелёный — нейтрал, фиолетовый — латентный хищник, в основном питающийся падалью или вообще предпочитающий вегетарианскую диету до времени, пока не попадётся чересчур слабая или больная добыча. Вроде земной гиены. После физической смерти особи наноконтроллеры активны ещё в течение нескольких недель, а это… этот… монстр сдох, судя по запаху, месяц назад. Признаков разложения нет. Почему, спрашивается?

Загадка вот в чём: класс «Inferno» и класс «Nature» генетически несовместимы. Нельзя создать помесь кошки и крокодила! Одинаково фонить они не могут, а поди ж ты — и красный лучик, и синий. Бред!

— Его убили минувшей ночью, — пани Эльзбет словно прочитала мои мысли. — Очень недалеко отсюда, в одном из домов деревни Черна. Он забрался в жилище простецов. Шесть погибших. Когда на крики сбежались вооружённые кто чем соседи, зверь ранил ещё дюжину. Смотрите, на задних лапах тяжёлые ожоги — святая вода, подоспел священник. Добивали цепами, поэтому вид такой неприглядный. Запах? Нечистая сила всегда воняет, но этот — особенно. Я потом забрала труп. Простецы перевозили его на телеге, уже утром. Были опасения, что тело под солнечными лучами расточится, как у любого демона, однако этого не произошло…

Да-да, разумеется. Ультрафиолет, мгновенная реакция распада тканей, разрушаются межклеточные перегородки и большинство белков, от твари класса «Inferno» остаётся мутная лужа. Над этой технологией в Университете работали четверть столетия, пока добились искомого результата — нечисть «исчезает» в самом буквальном смысле этого слова. От трупа практически ничего не остаётся.

Тело жутко изуродовано: крестьянский цеп — оружие донельзя опасное, хоть и неблагородное, — но все внешние признаки «Inferno» у этого существа налицо, можно определить безошибочно. Стандартный набор зубов-когтей, яйцеобразный череп с очень глубокими глазницами и впадиной вместо носа — узкие вертикальные щели. Нижняя челюсть разбита, видны характерные двойные клыки. А вот сложение нестандартное, все «демоны» антропоморфны, то есть отдалённо напоминают человека, ходят на двух конечностях. Этот монстр больше напоминает очень крупную собаку или даже рептилию, плечевой пояс низко, а угол локтевого сгиба слишком острый, будто у ящерицы. Кожа бледно-синюшная, скользкая, никаких признаков чешуи или шерсти. Словом, уродище каких поискать.

— Посторонитесь, я начну, — безмятежно сказала ведьма. — Забрызгает ненароком, полжизни не отмоетесь.

Вскрытие? Я так и знал! Убивать надо за столь нездоровую тягу к естествознанию!

— …Это беременная самка, — четверть часа спустя заявила Эльзбет. К этому времени я остался в гордом одиночестве, Вильрих не выдержал и ринулся наружу. Полагаю, блевать. Я и сам держался из последних сил. Ведьма сосредоточенно трудилась, ей всё было нипочём. Прирождённый вивисектор. — Три плода. Смотрите, они живы…

— Живы? — Это оказалось последней каплей. — Почему?!

— Не знаю, господин алхимик, не знаю… Может, ты расскажешь?

Глава шестая СЛЕДСТВИЕ ВЕДУ Я!

В. Моравия — Готия.

15–17 июля 3273 г. по РХ

— Сотый раз повторяю: Николай, бросай пить! — ярился пан Щепан из Крумно. Господин начальник прибыл с Граульфа через Металабиринт ночью, пока я постигал азы занимательной анатомии. — С белой горячкой не шутят! Ты хоть понимаешь, о чём говоришь?

— Отлично понимаю, — я вынул из мешка наглухо запечатанный сосуд мутного стекла и утвердил его на столе. — Один из эмбрионов, выпросил на память. Можно провести сравнительный анализ…

Пан Щепан упёрся обоими локтями в стол, и воззрился на меня сочувствующе:

— Партеногенез, хочешь сказать?.. Согласен, этого прелестного младенчика мы переправим в Университет как можно быстрее, пусть на кафедре биоскульптуры разбираются. Однако, по-моему, ты всё усложняешь, что всегда было свойственно молодёжи.

— Молодёжи? — переспросил я, пробуя это слово на вкус.

— Не придирайся к метафорам. Ты пришёл в Университет сравнительно недавно, кроме того, ты не теоретик, а практик, работаешь с живыми экземплярами.

— Однако некоторое представление о технологии производства имею! — бурно возразил я. — Нечистая сила не может размножаться! Никак! И, конечно, не может скрещиваться с другими видами!

— Почему ты решил, что этот зверь вообще принадлежит к искусственным существам? — пожал плечами Щепан. — Между прочим, наши исследователи, проводившие описание экосферы Меркуриума до начала полномасштабного внедрения «Легенды», не заметили некоторых реликтовых тварей, обитающих в глуши. Невозможно ведь прочесать каждый дюйм — это огромная планета, а не аккуратный палисадник жены замкового каштеляна! Мы периодически находим неизвестных ранее эндемиков, их немного, но они встречаются. Будь проще!

— Проще? — рявкнул я и выложил перед Щепаном главный козырь: — Вот детектор, можно спуститься вниз и просмотреть данные. Я никогда не слышал о том, чтобы хоть один эндемик фонил точно так же, как наши красавчики! Откуда могут появиться контроллеры у животных, развивавшихся естественным путём?

— Возражение: откуда тогда они взялись у твари, не описанной в реестре?

— У всех искусственных организмов, способных к размножению, нанотехнические устройства на биооснове клонируются и передаются по наследству зародышам, верно?

— Николай, не надо меня путать! Где логика? По твоим словам, станции слежения «новых существ» почему-то не видят, правильно? Во-вторых, особи, относящиеся к «Inferno», по определению не могут иметь потомства — отсутствует аппарат размножения, полнейшая стерильность! — значит, и контроллеры передать некому. Почему тогда у зверя, которого тебе показала ведьма, сохранялся остаточный фон?

— Да потому, что энергетические явления присущи любому живому существу! Другой вопрос, отчего вдруг излучение соответствует диапазонам университетских образцов? Да ещё и в таком невероятном сочетании — нечисть-нейтрал?

— Случайная мутация? — предположил Щепан. — Упырица заснула на груде урана, а пробудилась прекрасной принцессой. Устраивает?

— Где в радиусе ближайших десяти световых лет вы найдёте груду урана, тем более не природного, а высокообогащённого? — фыркнул я. — Кроме того, чудовище не было похоже на принцессу, как на прекрасную, так и на больную проказой. С эмбрионами тоже хватает непоняток: тварюгу убили простецы, а зародыши продолжали жить спустя почти сутки после смерти мамаши. У насекомых такое бывает — личинка питается погибшим организмом, в который она была подселена, но добыча очаровательной Эльзбет выглядела… гм… плацентарным животным. Абсурд, правда? Не родившийся детёныш млекопитающего погибает вместе с матерью, это аксиома.

— Млекопитающая нечистая сила… — с выражением произнёс пан Щепан. — Да вдобавок ещё и плацентарная. Пресвятая Дева, ну и работка у нас, любой нормальный человек спятит через день! Уговорил, сойдёмся на том, что этот случай будет тщательно расследован. Представляешь, каково нам придётся, если сюда припрётся комиссия из Университета? Они нас наизнанку вывернут и повесят сушиться на солнышке! Полагаю, теперь плохие новости закончились?

— Мне очень жаль, но это лишь самое начало, — деревянно сказал я. — Пока вы отдыхали и пользовались всеми благами цивилизации на Граульфе, тут много чего случилось. Веселье в полном разгаре…

К финалу разговора пан Щепан стал выглядеть потным и несчастным. Жалеть его я не собирался и посему представил детальный отчёт. Лабиринтная ударная волна в космосе, нарушение границ зоны безопасности вокруг объекта «Северо-запад-2». Спонтанные и бестолковые действия «Сапфира», непонятная задержка с принятием контрмер, чужак, встретившийся с кем-то из готийцев и запросто ускользнувший от потерявших хватку церберов Совета. Рассказы Стражи Крепостей, настораживающую повесть Вильриха и вурдалака из Ковар я приберёг на сладкое, чем окончательно вогнал обожаемое начальство в депрессию.

— Стоит бросить тебя одного на несколько дней, как на планете начинает происходить незнамо что, — резюмировал пан Щепан, выслушав. — Боюсь, расследованием в рамках нашей кафедры мы теперь не обойдёмся. Не говори мне, что глобальная система наблюдения вышла из строя и мы теряем контроль над ситуацией! Совсем недавно всё было прекрасно, единичные инциденты можно не считать! Да нас гильотинируют через повешение в кипящем масле! Причём мы будем считать, что легко отделались!

— Число «инцидентов» просто-напросто превысило критическую массу, — рассудительно сказал я. — Раньше мы не замечали, что происходит нечто непредвиденное и не описанное в руководствах, а на циркулирующие среди меркурианцев слухи внимания не обращали — совершенно зря, кстати! Предлагаю вот что: пока на Граульф не докладывать, несколько дней или недель ничего не решат. Проверить все до единого компьютеры и выборочно — датчики, фиксирующие передвижение особей. Предупредить руководителей центров наблюдения, через вашу голову они рапорты подавать не вправе, субординация… Пусть утроят внимание и вплотную займутся работой с местным населением.

— Это противоречит режиму секретности…

— Да и плевать! Для начала мы должны получить достоверную картину происходящего, и уже потом обращаться за помощью в Университет. Решать вам, пан Щепан.

— Здравая мысль, — согласился он, подумав минутку. — Действительно, не стоит торопиться, только дров наломаем. Меня беспокоит этот Вильрих фон Зоттау, не хватало только, чтобы он начал болтать на каждом углу. И ведьма…

— Они готовы встретиться с вами пан Щепан. Встретиться, чтобы рассказать о своих соображениях. Воспринимайте их серьёзно, эти люди имеют свойство думать нестандартно.

— Это и вызывает нехорошие подозрения. Настораживает. Хорошо, уговорил. Николай, ты отправляйся в…

— Подождите. Мне лучше поработать на самом важном направлении. Попробую выяснить, что за чужак приземлился возле технозоны и в чём причина его интереса к этому району. Сами понимаете, Крепости должны оберегаться с особой тщательностью. Разрешите воспользоваться системой «Доннар»?

— Ты не забыл, что она предназначена только для работы в экстремальных обстоятельствах?

— А у нас, видимо, праздник урожая? Рождественские гуляния? Поймите же, сейчас не время точно следовать устаревшим инструкциям! Обстоятельства вполне тянут на экстремальные!

— Действуй. Только не увлекайся, никакой самодеятельности, — кивнул Щепан. — Эту парочку, принца с ведьмой, ко мне немедленно… Пана Михаловеца тоже, он всё-таки отвечает за техническое обеспечение центра, должен быть в курсе событий.

— Вот и замечательно! Вильрих остановился в городе, я передам ему приглашение.

— Только не исчезай надолго. Натура у тебя увлекающаяся, а дел сейчас будет невпроворот. Ты мне нужен здесь.

— Постараюсь…

* * *

Закончив с неотложными делами меньше чем за два часа и быстро поговорив с Вильрихом, обитавшем на постоялом дворе «для благородных» возле ратуши, я пешком отправился к Королевским воротам, откуда начиналась дорога к моравской столице. Лошадь брать смысла нет, кто её домой отведёт? Мне предстояло воспользоваться другим транспортным средством — самым быстрым, надёжным и не вызывающим досадных задержек.

Следовало выйти из города, преодолеть широкий каменный мост через Римаву и подняться на холм. Через три с лишним километра появился густой перелесок, в котором пылал знакомый огонёк, не воспринимаемый обычным зрением. Точка перехода Металабиринта сингулярности. Отсюда я могу «прыгнуть» хоть на Граульф, хоть на Землю — да куда угодно! Пространства-времени для нас не существует.

Планетарных точек на Меркуриуме немного, всего-то тридцать семь. Одиннадцать из них, находящихся в самых густонаселённых районах Скандзы, «заглушены» по просьбе Совета. Университет установил там генераторы искусственной гравитации, искажающие поля в локальной области и не позволяющие войти в Лабиринт. Шесть действующих точек остались на крайнем севере и в дикой Готии, одна на соседнем материке, все остальные расположены на поверхности океана, и чтобы добраться до них, надо приложить много усилий. Исключение — Дольни-Краловице, нам требуется постоянная связь с Граульфом, и как бы не брюзжал Совет, категорически настаивающий на полной изоляции планеты, эту точку входа-выхода мы используем постоянно.

Сосредоточившись, я закрыл глаза и «увидел невидимое» — розовые линии и полосы, сходящиеся в яркую звёздочку прямо передо мной, на расстоянии вытянутой руки. Осталось настроиться на гравитационное поле Меркуриума, понять, как в данный момент оно взаимодействует со звездой, спутниками-лунами и другими планетами системы, один шаг вперёд… Зная, как пользоваться этой, самой уникальной способностью нового человечества — секундное дело! Даже меньше, обычный переход из точки в точку на любое расстояние происходит без потерь во времени.

Готово! Сразу стало понятно, что холодрыга жуткая, градусов тридцать мороза. Зато очень ясно, на небе ни облачка, солнце бьёт в глаза. Слой жёсткого снега тонкий, под ногами сплошной лёд, прямо впереди покрытые инеем серо-голубые скалы. А ну бегом!

Я вприпрыжку ринулся к скалам, попутно чувствуя, как меня ощупывают веера лучей биосканеров, активизировавшихся сразу по моему прибытию — любой живой объект подлежит идентификации, а в случае отсутствия допуска, немедленному уничтожению. Здесь, в четырёхстах километрах от полюса, на забытой людьми и мистическими силами северной оконечности Скандзы, разместилась база «Доннар», единственный принадлежащий Университету объект, оборудованный не биотехническими шедеврами Граульфа, а техникой настоящей, привычной мне со времён жизни на Земле. То есть «железом» — новейшим, дорогим и сложным, произведённым на Юноне-II, чья субцивилизации является прямой наследницей Земли по схеме развития: они пошли по техногенному пути и достигли немыслимых высот. Я хоть и биолог по образованию и призванию, но всё равно юнонианцам завидую — там воплотили в жизнь самые смелые мечты землян, воплотили фантастику в материю…

«Доннар» — это резервный командный пункт на самый критический случай. Падение гигантского астероида, общемировая эпидемия, нападение инопланетян (настоящих инопланетян, летописных «зелёных человечков», а не людей!), любая теоретически возможная глобальная катастрофа, вплоть до появления нейтронной звезды, благодаря которой Земля закончила свою историю! База спрятана в Арктике, за Полярным кругом и намеренно построена возле точки сингулярности, чтобы к ней всегда был доступ через Лабиринт.

База обычно находится в «режиме ожидания», но как только в охраняемом радиусе появляется один из владельцев, имеющих допуск по высшей категории, комплекс оживает и уже через несколько мгновений становится готов к работе. Достаточно отдать приказ, как с одной из лун Меркуриума стартуют несколько десятков мини-ракет, на орбите появится группировка спутников наблюдения и каждый квадратный метр планеты окажется под нашим контролем даже в крайне маловероятном случае отказа стационарных центров Университета.

(Маловероятном? Ну-ну…)

Зная, что случится, когда будет пересечена невидимая черта, я оттолкнулся от земли, сгруппировался и взлетел, подхваченный притягивающим полем. Человек неопытный перепугался бы до мокрых штанов, увидев, что сейчас со всего маху ударится о заиндевелую каменную стену. На миг расползлись лепестки диафрагмы, меня втянуло в глубокий колодец, ощущение свободного падения быстро сменилось уверенностью в том, что я очутился на твёрдой поверхности. Так и есть, внешний шлюз пройден, воздух тёплый, сильно пахнет озоном. Впереди — освещённый выпуклыми белыми плафонами коридор.

— Добро пожаловать, господин Крылов, — раздался низкий баритон управляющего объектом искусственного разума. — Все системы активны, жду распоряжений.

— Орбитальный челнок, немедленно, — приказал я. — Вруби радары и сканеры автоматических станций на всех трёх лунах, меня интересует крупный искусственный объект, который может находиться на высокой орбите планеты. Координаты, траектория, направление движения. Радиус поиска — астрономическая единица.

— Процедура займёт не менее двадцати минут. Коридоры F, G, и L разблокированы, следуйте за указателями к ангару…

По полу побежала цепочка золотистых огоньков, справа открылся проход. База сравнительно невелика, однако способна вместить весь университетский персонал, трудящийся на Меркуриуме, для эвакуации сотрудников из районов, где нет доступа к точкам сингулярности, предназначены пять атмосферных модулей, для выхода в космос — хорошо вооружённый военно-транспортный челнок. Зачем он здесь? Очень просто: спутники связи нуждаются в замене, да и вообще запас карман не тянет, всякое может случиться.

Прямо, направо, ещё раз направо, вниз через левитационный колодец. В ангаре значительно прохладнее, тотчас пар изо рта повалил.

— Предпочтёте ручное управление? — осведомился искусственный разум. — Напоминаю, что у вас нет квалификации пилота, могу порекомендовать…

— Рули самостоятельно, — я махнул рукой. — Что с поиском?

— Пока безрезультатно. Вы желаете вылететь в любом случае?

— Да, конечно, и чем быстрее, тем лучше…

Сходства со старыми земными моделями у челнока не было ровным счётом никакого, с первого взгляда и не подумаешь, что проектировщики с Юноны создали именно космический корабль. Размеры солидные, не меньше сорока метров в длину и двадцать пять в ширину, больше всего челнок походил на панцирь черепахи, овальный и гладкий, как стекло. Никаких шасси и посадочных опор, вытянутая полусфера с плоским основанием просто стоит на металлическом полу ангара, отражая свет ламп. Крылья, стабилизаторы, кили, антенны связи и прочие ненужные детали отсутствуют как данность. Покрытие нанотехническое, сверхпроводящие волокна, поглощающие и переизлучающие все виды энергии, конфигурация молекул может быть изменена в любой момент, если в тебя стреляют, энергия разряда может быть перенаправлена на двигатели или усиление защитных полей, силовая установка комбинированная — ЭМ-поля, антигравы, квантовый лабиринтный движок… Всех наворотов, придуманных юнонианцами, не перечислить, это не просто челнок, а вершина технологической мысли, более сложными и совершенными могут быть только высокоорганизованные живые существа!

По поверхности корабля прокатилась рябь, в корпусе образовалась прореха — на Юноне это старомодно называется «шлюзом», хотя механики никакой: микроволокна расступились, пропуская человека. В кабине привычные кресла для пилотов, но систем управления не видно: надеваешь шлем или задействуешь имплант, отдаёшь мысленные команды, а судно их выполняет. Поскольку имплантов я не ношу (вот ещё баловство — вживлять в мозг «мёртвую» технику! На Граульфе это считается едва ли не святотатством!), достаточно было закрепить крохотный ретранслятор на ушной раковине. Матовый свод впереди стал прозрачным, превратившись в огромное обзорное окно, появились голограммы служб навигации и обнаружения, словом, кабина приобрела более-менее типичный вид, а то сидишь, будто в изолированном от всего мира коконе…

— Полная готовность, — проинформировал ИР. — Стартовать?

— Давай.

Разошлись створки громадных ворот, снаружи замаскированных под скальный выход, в ангар замело снег. Движения судна не чувствовалось, челнок и не покачнулся, шёл ровно, будто лодка в полный штиль. Никаких неприятных ощущений за время выхода из атмосферы, компенсирующие поля прекрасно отрегулированы, комфорт потрясающий.

Голубое небо потемнело, проступили звёзды и яркая полоса галактического диска, благодаря фильтрам можно было не щурясь смотреть даже на звезду, вокруг которой вращался Меркуриум. Появились изрытые кратерами луны — белая, желтоватая и кирпично-красная. Планета сияла лазурью океанов и сверкающей кляксой северной полярной шапки.

— Неопознанный объект обнаружен, — наконец-то сообщил искусственный разум. Ура, я был прав! — Траектория замкнуто-эллиптическая, приблизительное расстояние…

— Короче! — перебил я. — Где он?

— Неподалёку от точки Лагранжа, пятьдесят три орбитальных градуса над планетой. Начать сближение?

— Только будь осторожнее, ещё палить сдуру начнут…

— Напомню, что при старте задействованы все комплексы защиты, судно может находиться возле поверхности звезды или в эпицентре термоядерного взрыва без последствий для экипажа и рабочих систем.

— Спасибо, успокоил.

По-моему, это был транспортный корабль. Очень большой, измещение не меньше тридцати пяти тысяч регистровых тонн, а скорее всего куда больше. Некрасивый, угловатый, чем-то напоминающий гигантскую бутылку или неровный конус. Обшивка матово-чёрная, но…

— Подойди как можно ближе, — скомандовал я. — А лучше увеличь изображение опознавательных знаков!

Вот тебе, Коленька, и день святой Иоленты, или кого там сегодня в наших церквях поминают?! Гости прибыли оттуда, откуда ждать их было бессмысленно. Нет, я конечно предполагал, что люди Содружества в один далеко не прекрасный день начнут пользоваться глубинными участками Лабиринта, однако никак не думал, что это знаменательное событие произойдёт так скоро!

Эмблему Сириус-Центра в виде розы ветров и золотого имперского орла ни с чем не перепутаешь. Наклонённые вправо буквы — «Equilibrum», чуть ниже, то же название более мелко, кириллицей, обозначен и порт приписки: «БС Хаген», система Эпсилон Эридана. Под небольшим жилым отсеком на борту ещё один символ — белая акула на синем щите.

Ой-ой-ой! Дата постройки, выведенная под щитом, вначале привела меня в недоумение, а потом заставила признать, что это несомненная ошибка. 2652 год. Дальний корабль может эксплуатироваться сто лет, ну сто пятьдесят с обязательным капитальным ремонтом, но только не пятьсот. Так не бывает, это корыто давным-давно обязаны были списать, разрезать и переплавить! Две тысячи шестьсот пятьдесят второй? За тридцать лет до окончания истории с Гермесом и «бегства «Птолемея»! не верю! Хоть кол мне на голове тешите, не верю и всё тут!

— На борту есть люди? — обратился я к ИР.

— Проведено глубокое сканирование. Развитых форм жизни не обнаружено. Реакторы не активны, система жизнеобеспечения на жилой палубе предположительно не функционирует.

— Найди, где у него стыковочный шлюз, хочу туда забраться и посмотреть, что внутри.

— Это может быть опасно, — забеспокоился ИР. — Настоятельно рекомендую использовать защитный костюм. Подготовить робота-телохранителя?

— Не откажусь…

Под словами «защитный костюм» на Юноне подразумевают ещё одно микроскопическое устройство, которое можно засунуть в карман обычной одежды, носить на цепочке, да хоть проглотить, если возникнет желание! Генератор полей класса «А», плюс осмотический фильтр, позволяющий дышать в самой разрежённой атмосфере. Редкость и эксклюзив, выпускается мизерными партиями, но Университет с расходами не считается, обеспечение сотрудников средствами личной безопасности всегда было приоритетом. Робот-охранник чуть крупнее, размером не больше пальца — левитирующий аппарат, способный угостить недоброжелателя сгустком плазмы, ослепить профилированными импульсами лазера и разрезать плотный объект пучками высокоэнергетичных электронов. Когда над твоим плечом порхает эдакий миниатюрный истребитель, невольно начинаешь чувствовать себя увереннее.

Затруднений со стыковочным шлюзом не возникло. ИР придал участку корпуса челнока нужную форму, проверил герметичность соединения и подал энергию на бездействующие замки «Эквилибрума» — заходи кто хочет, бери что понравится. Первым в тёмный коридор нырнул управляемый искусственным разумом робот, а когда пришёл сигнал, дающий знать, что опасности нет, я шагнул вперёд. Отлично знаю, как это выглядит со стороны — переливающаяся расплавленным золотом фигура в радужном ореоле, любой меркурианец, увидев такое, непременно решил бы, что встретился с ангелом. Я же не чувствовал никаких особых изменений, только вдох надо делать с небольшим усилием, да кожу покалывает статическими разрядами: всё-таки меня окутывает вихрь концентрированной энергии, способной защитить если не от ядерного взрыва, то от пули или лазера — точно.

Данные сканеров подтвердились. На корабле пусто, комплекс жизнеобеспечения не действует. Давление воздуха понижено, но утечек не отмечено, пробоин в обшивке нет. Температура упала до минус ста семнадцати по классической шкале Цельсия.

Я прогулялся по палубе, заглянул в каюты, только одна показалась мне жилой. Обнаружил папку с распечатанными документами — пришлось вызывать с челнока робот-манипулятор, при всех преимуществах защитного костюма взять в руки какой-либо предмет я не могу. Центр управления мёртв, не горит ни единый индикатор, только аварийная подсветка. Спустился в трюм, забитый контейнерами и уродливыми механизмами, добрался до реакторного зала. Силовая установка бездействует. На обратном пути заметил десятки намертво закреплённых цилиндров, осмотрел один и только головой покачал — маркировка и красно-жёлтые значки с «пропеллером» в треугольнике однозначно указывали, что это водородные бомбы. Сколько ж их здесь? Солидный груз, в некоторых наших мирах настолько уникальный товар с руками оторвут и будут долго благодарить. Постараюсь не забыть об этом странном транспорте, глядишь и пригодится на чёрный день…

И всё-таки, что случилось с кораблём? Экипаж был небольшой, один-два человека. Спасательный челнок отсутствует, чему я решительно не удивляюсь. Но что делает построенное на верфях Содружества судно в другом рукаве Галактики и другом времени? Судя по дизайну и некоторым другим бросающимся в глаза приметам, «Эквилибрум» действительно был создан во второй трети прошлого тысячелетия, памятной мне по громким забавам нашей сумасбродной компании. Эх, надо будет как-нибудь Вениамина Борисовича навестить… Потом.

Хватит, нагулялся, пора возвращаться. Здесь мрачно и неуютно, как и везде, откуда навсегда ушли люди. Трофеи захвачены, это главное.

— Домой, — распорядился я, устраиваясь в кресле кабины. — Люки транспорта задраить, сделать вид, будто нас здесь не было. Понял?

— Принято, — безропотно согласился ИР. — Чужой корабль на устойчивой орбите, но, может быть, стоит отбуксировать его…

— Не надо, — терпеть не могу инициативы со стороны разумных машин, они всегда хотят как лучше, а получается ровно наоборот. — Повторяю: садимся на базе «Доннар», только не торопись, мне нужно часа полтора — разобраться кое в чём…

— Принято.

Папка хорошая, из настоящей кожи, не пластик какой-нибудь. Тиснение, обязательная акула, на этот раз окружённая текстом: «Эквилибрум». Ассоциация Торгового флота. Аврелианский центр транспортного контроля». Распечатки на тончайшем невесомом велене, тоже насквозь знакомо. Давайте выясним, что мы имеем. Год, прежде всего год!

Контракт, полётная карта, регистрационные документы, протокол досмотра карантинной службы, накладные на груз, гарантии, страховка, договоры на техническое обслуживание судна, история рейсов, счета… Да здравствует бюрократия! Приятно столкнуться с человеком, серьёзно относящимся к бумагам и хранящим свою документацию не только в электронном, но и в «бумажном» виде! Как много эти листочки могут рассказать о человеке!

Дата так или иначе неправдоподобная — 2680 год. Ладно, допустим. Что дальше? «Эквилибрум», постройка-приписка-фрахт, и тыры-пыры… Владелец и капитан: Степан Д. Королёв — ага, значит, соотечественник, я так и полагал! — двадцать четыре года, русская диаспора Аврелии (Эпсилон Эридана), подданный Империи, не женат, лицензия пилота класса «В» (лабиринтные транспорты и лёгкие гражданские суда типа «космос-планета-космос»), фирма частная, четыре штрафа за незначительные нарушения, общий налёт, повышение квалификации, экипаж…

Понятно, экипажа нет. Парнишка летает сам, в сопровождении автономного ИР девятнадцатого поколения «Птолемея». Судя по документам, 7 февраля 2680 он должен был отправиться на Бекрукс (это где такое?), но цели явно не достиг. Ничего себе лабиринтный прыжок — почти сто тысяч световых и пятьсот девяносто три года в объективном времени, если верить бумагам! Как только умудрился? Однозначно, авария — наверняка корабль случайно вынесло в неизвестный коридор Лабиринта. Если верить обнаружившемуся в этой же папке реестру доступных человечеству (их человечеству) звёздных систем, путешествовать можно только в радиусе полутора тысяч световых, что по нашим критериям несерьёзно.

— Отставить базу «Доннар», — я принял решение спонтанно, как и всегда. Челнок уже входил в атмосферу Меркуриума. — Камуфляж «хамелеон», направление — вторая технологическая зона «Северо-запад»… Хотя нет, приземлись рядом с Бьюрдалом, там наш центр, потом отправляйся на место постоянной дислокации.

— Принято, — послушно ответил ИР. — Известить об изменении маршрута диспетчера-наблюдателя Дольни-Краловице?

— Извещай. Проинформируй, что я выйду на связь вечером.

— Принято.

Собственное расследование? Почему бы и нет, если надумал, так действуй! Пан Щепан поворчит и успокоится, а мне интересно. В конце концов, я никак не могу понять, каким образом человек, никогда не бывавший на Меркуриуме, преодолел радиус безопасности технозоны и благополучно улизнул от «Сапфира»?

Разберёмся на месте.

* * *

Для стороннего наблюдателя совершивший посадку в прибрежных дюнах челнок был невидим — безупречный полимерный камуфляж не отражал свет, а поглощал его, человек мог заметить лишь неясную тень. Людей поблизости всё равно не было, мы сели в нескольких милях к северу от города.

Пляжи тут шикарные, но слово «туризм» в лексиконе меркурианцев по понятным причинам отсутствует. Серо-голубой океан, пологое побережье с бесконечной цепью высоких дюн, чуть дальше хвойные рощицы. Если взглянуть на юго-восток, увидишь зубчики вершин Танвальдского хребта — утром я смотрел на него с «южного фасада», из Моравии. Над горами висят плотные тучи.

Челнок, используя электромагнитные двигатели, бесшумно улетел на базу. Из всех техночудес я прихватил с собой аварийный чип-навигатор: если придётся туго, меня всегда смогут обнаружить и выслать помощь. Не без труда пройдя через дюны — ноги вязли в мелком песке, — я повернул направо и отправился в сторону Бьюрдала. Вдалеке на море белело пятнышко паруса. Отлично, значит торговля идёт и жизнь продолжается, не взирая на скверные новости из Готии.

Мой план был прост, как правда: заглянуть в гости к бьюрдальским алхимикам, лично разобраться в обстановке и воспользоваться казной гильдии — до полёта к «Эквилибруму» я рассчитывал вернуться в Дольни-Краловице и не взял с собой деньги и снаряжение, которые в ближайшие дни очень пригодятся. Ничего, стандартные комплекты для полевых выходов можно найти в любом из двадцати восьми наблюдательных центров Университета. Если не случится ничего непредвиденного, завтра поутру я отправлюсь на север, к той самой Крепости, возле которой побывал непонятный чужак и загляну в поместья окрестных дворян. Надеюсь, поиски не займут много времени, а господина С. Д. Королёва тем временем ненароком не пристукнут. Готийцы простоваты, однако на руку тяжелы и к подозрительным незнакомцам относятся не лучшим образом.

Бьюрдал — открытый город, то есть он не располагает оборонительной фортификацией, для беспокойной Готии, более чем привычной и обязательной, здесь не нужны подорожные, «путевой налог» не взимается, за порядком приглядывают нанятые купцами бедные или безземельные дворяне, небольшой отряд в двадцать-тридцать клинков. Этого более чем хватает — обнажать оружие в Бьюрдале запрещено, нейтральная территория. Хочешь подраться, иди за символическую ограду. Ничто не должно нарушать спокойствия уважаемых коммерсантов, на которых держится торговля всего континента, островов и нескольких колоний на южном материке.

Бухта удобная и обширная, защищённая от штормов длинной каменистой косой и протянувшимися на несколько километров мелями, где стихии не разгуляться. Глубины фарватера достаточно для того, чтобы принимать крупные многомачтовые суда, но сейчас в гавани стоят лишь несколько готийских многовесельных лодей (северяне пришли, не иначе как со стороны Лейгангера) и две шхуны с вымпелами Остмарка. Первый месяц лета, не сезон, морского зверя бьют по осени, когда жир нагуляет.

Выглядит Бьюрдал, как беспорядочное скопление деревянных строений, — дома, склады, тут же загоны для скота, несколько каменных зданий принадлежат солидным купеческим домам. Непременная церковь. Словом, очень большая деревня, с Дольни-Краловице не сравнишь.

Двое белобрысых верзил при мечах и небольших самострелах проводили меня безмятежным взором и снова вернулись к своему занятию — «Три коня» популярны и в Готии, на этот раз пирамидки выбрасывались на донце небольшой бочки. Стража явно мается от безделья, у нас на незнакомого человека непременно обратили бы внимание, а этим всё равно — кто ты, откуда и почему пришёл пешком, когда всякий благородный обязан ездить на коне. Совсем распустились!

Резиденция алхимиков находилась возле пристаней, занимая флигель двухэтажного дома, сложенного из желтоватых кирпичей. Вывеска простая и узнаваемая: кораблик под парусом и фигурный вензель Иоахима Лемпенса, главы негоциантского союза, объединяющего купцов всего севера Скандзы. Как сказали бы на Земле — транснациональная корпорация.

— Куда, к кому? — тут охрана серьёзная, хмурые ребята в настоящих кольчугах, дворяне из Отсмарка по виду. Трясти перед ними «княжьим листом» бессмысленно, страна другая, да и кто для них краловицкий князь Якуб?

— К Эрику Эдельверту, алхимику. По личной надобности.

— Жди…

Один из суровых блюстителей ушёл во двор и через минуту вернулся с моим коллегой, урождённым граульфианцем и смотрителем местного центра.

— Ты откуда? — похоже, Эрик глазам своим не поверил. Все сотрудники Университета на Меркуриуме знают друг друга в лицо, но видимся мы редко, сказываются большие расстояния. — Пропустите его!

Охрана нехотя расступилась. И смотрят они недоброжелательно — почему вдруг?

Создатели интерьера бьюрдальской резиденции гильдии решили не следовать стереотипам, город приморский, значит, и «магия» должна быть с надлежащим привкусом. Чучела рыб страховидного обличья, разноцветные медузы в прозрачных сосудах, гравюры с изображениями океанских чудовищ — как реально существующих эндемиков, наподобие рогатых китов, так и тварей, являющихся атавизмами земной мифологии: кракены, исполинские кальмары, летучие змеи и прочие гидры с русалками. Одно время в Университете Граульфа лоббировалась сомнительная идея распространить проект «Легенда» на океан, однако из-за отсутствия эффективных средств контроля, мы ограничились производством нескольких больших спрутов и на том успокоились.

— Ты разве здесь один? — осмотрев лабораторию, я повернулся к выглядевшему задёрганным и недовольным Эрику. Обычно он куда более жизнерадостен, сказывается молодость и любовь к своему делу, Эрик считается сотрудником перспективным. — Где остальные?

Штат наблюдательного центра в Бьюрдале был расширен до четырёх человек вместо обычных двух или трёх. Во-первых, рядом технологическая зона, во-вторых, неподалёку Танвальд, где разнообразного зверья особенно много, включая популяции экспериментальных образцов, надзор за которыми должен быть постоянным и пристальным — один лишь пещерный тролль при желании способен натворить немало бед, в отличие от сородичей, троллей лесных, созданий мощных, но относительно мирных и обладающих высоким IQ. Повальное увлечение «сказочными» тварями в первые столетия «Легенды» создало довольно прочную экосистему — существ класса «Saga» сравнительно немного, они заняли свою нишу, постепенно оттерев на второй план местных хищников, а люди научились уживаться с ними, поддерживая вооружённый нейтралитет. Но поскольку мы обязаны постоянно поддерживать надлежащий уровень «сказочности» и не давать меркурианцам расслабиться, на Граульфе продолжают изобретать всё новые виды и «совершенствовать» уже известные.

Дополнительная причина, по которой мы вынуждены держать в Бьюрдале четверых сотрудников — готийская специфика. Плотность населения здесь невелика, а приснопамятная «шкала одичания» показывает великолепные результаты: тесты Серкис-Ромма доказывают, что на севере континента «Большая Игра» вышла в точку апогея, мифологический менталитет полностью вытеснил любые представления о реальности. Когда персонажи легенд встречаются на твоём пути каждый день и прячутся едва не за каждым кустом, невольно уверуешь в любую невидаль. Мы же поддерживаем суеверия технологическими методами — специальные зонды и гипноизлучатели создают красочные иллюзии, «явления духов» или «дикие охоты» производят сильное впечатление на простецов и благородных, не имеющих никакого представления о том, что они видят перед собой не «персонализацию сил природы» и не мистических тварей, а творения человеческих рук, созданные по заказу Совета…

Готия издавна стала полигоном для испытания средств непрямого воздействия на массовое сознание. Неоязычество в окраинных районах Готии и Остмарка рождено искусственно, нашими стараниями и без ведома Церкви — мы поставили архиепископа перед фактом, когда двухсотлетний процесс формирования новой религии был завершён. Они, мол, сами отвратились от света христианства, вспомнив «древних богов», надо было лучше присматривать за паствой, святые отцы! Университетским психологам, видите ли, очень хотелось посмотреть, как будут взаимодействовать политеизм и «официальная» религия. Ничего хорошего не вышло — из Карлштайна отправили миссионеров, трое из них погибли, остальные едва унесли ноги. С тех пор епископат решил оставить «дикарей» в покое: воевать с ними накладно и сложно, очень уж далеко расположены охваченные языческой заразой земли.

Лично я таких экспериментов решительно не одобряю, всё-таки они ставятся над живыми людьми, однако Меркуриум сам по себе один гигантский эксперимент, что-либо изменить теперь невозможно. Остаётся плыть по течению и наблюдать за происходящим со стороны.

Наши опыты вызвали резкую деградацию человеческого общества? Ладно, пусть. Мы позабыли о морали в угоду высокой науке? Прекрасно! Благодаря «Легенде» смертность на Меркуриуме стократ выше, чем в других мирах? Чем не пожертвуешь ради прогресса нашей субцивилизации! В конце концов, меркурианцы сами начали эту бесконечную игру, это была их идея, мы только исполнители, контракт есть контракт! Гуманизм теперь не в моде? Да зарасти всё говном! Я-то что могу поделать по большому счёту?..

— Мои бездельники уехали вчера, — повествовал Эрик, попутно разливая по кружкам крепкий чёрный эль, излюбленный национальный напиток Готии. — Есть хочешь? Захочешь, скажешь… Пришло сообщение из Ламборга, это южнее, на побережье. Океан выбросил какое-то огромное чудовище, чуть не с остров размером. Отправились разбираться, что за диво, интересно же… Я остался на хозяйстве. Уверен, это глубоководное животное, из здешних — океан практически не изучен, а на большой глубине обитают монстры, каких не измыслят даже граульфианские биоконструкторы с их нездоровой фантазией. Моряки много интересного рассказывают, нам однажды следовало бы вплотную заняться морем, встречаются очень интересные виды…

— Подай запрос в Университет, — вяло отозвался я, сознавая, что даю бессмысленный совет. — Может пришлют экспедицию, поселим исследователей на необитаемых островах к западу, никто не заметит.

— Если за прошедшие девятьсот лет не прислали, значит, и теперь не заинтересуются, — уверенно сказал Эрик. — Ты-то что здесь делаешь? Вот не ждал, не гадал, что начальство нагрянет, предупредили бы! Стандартная инспекция?

— Какое я тебе начальство, подумай? Нет, не инспекция. У нас тут неприятности…

Сообщения от Совета Первого Поколения всегда приходят только в центр Дольни-Краловице, региональные станции в известность о происшествиях наподобие вчерашнего не ставятся: Совет не меньше нашего заботится о сохранении режима секретности, предпочитая общаться только с руководством гильдии. То, что вместо пана Щепана информацию о чужаке первым получил я, было предсказуемой случайностью, я лишь исполнял обязанности заместителя. Пришлось в двух словах объяснить Эрику о вторжении в охраняемую зону и последующих событиях. Про брошенный транспорт в космосе я умолчал, пока не время раскрывать все до единой карты.

— Чёрт-те что творится, — устало сказал он, выслушав. — Будь прокляты эти дурацкие Крепости, вместе с теми умниками, которые придумали разместить производство живого материала в…

— Цыц, — прикрикнул я. Эрик коснулся табуированной темы, даже в закрытом университетском обществе мы старались не распространяться о крайне деликатных особенностях Крепостей. Такого секрета и выходцы с Граульфа побаивались — если о нём узнают на других планетах, от репутации Университета камня на камне не останется. — Извини… Ты отчего такой печальный?

— Вымотался за последнее время, работы много. Разве не читаешь наши отчёты?

— Щепан читает. Мне некогда, тружусь в поте лица — устранить нарушения баланса в локальных экосистемах пока не получается, Университет вроде бы разрабатывает новую корректирующую программу.

— Новую программу! — с неожиданной злостью передразнил Эрик. — Николай, поверь моим словам: кто-то совершил очень серьёзную ошибку. Большую ошибку. А ректорат теперь жаждет спасти честь мундира, пытаясь это скрыть и ликвидировать последствия привычными методами! Чудовища сорвались с цепи? Прекрасно, давайте создадим новых чудовищ, пострашнее, которые сожрут первых!

— Погоди, погоди. Что значит — «сорвались с цепи»? Всё настолько плохо?

— Удивляюсь твоей наивности, — буркнул Эрик. — Зависть гложет — у вас в Краловице тишь да гладь, а мы тут с ног сбиваемся! Советую почаще заглядывать в сводки региональных центров.

— Никакой тиши-глади у нас не наблюдается, — я быстро рассказал о невиданной зверюге, убитой в Черне. — Думаю, мы наблюдаем или массовые мутации, вызванные незнамо какими причинами, или…

— …Или имеем дело с нарушениями в производственном цикле непосредственно на Груальфе, — подхватил мою мысль Эрик. — Сам посуди, только в окрестностях Бьюрдала двенадцать нападений на людей за последние две недели! В прежние времена столько и за год не набиралось, если особо ретивые дворяне, желая погеройствовать, сами на рожон не лезли! Причём я говорю только о нападениях на благородных и только о тех, про которые нам известно. А простецы в дальних деревнях? Приходят к господам, жалуются, а толку-то? Благородные за каждым отдельно взятым упырём гоняться не станут, иначе из седла месяцами не вылезешь! Стража Крепостей пытается хоть что-то делать, они ведь фанатики, но Стражей мало, да и гибнут они частенько. На Лейгангере из-за нечисти торговля чахнет — видел в гавани лодьи северян? Сами с товаром приплыли! Наших варваров напугать сложно, они всерьёз боятся только одного — остаться на зиму без припасов. Если ты мне скажешь, что мы имеем дело с обычными «инцидентами», я только посмеюсь! Это не инциденты, это система! Мы находимся рядом с критической точкой, пройдя которую, «Легенда» из экологической программы обернётся мистическим кошмаром. Кошмар для всех, мы не исключение. Хотя бы потому, что разгребать накопившиеся проблемы придётся нам.

— Не преувеличивай, — я покачал головой. — Сам знаешь, один сигнал — и зверьё попросту передохнет.

— Полагаешь, Университет решится загубить проект, воплощению которого посвятил несколько столетий кропотливой работы? Да за одну такую мысль в ректорате тебя распнут вниз головой, как святого Петра! Не-ет, они будут стоять до конца, предлагать всё новые «корректирующие программы», успокаивать и делать вид, будто ничего особенного не происходит! У кого хранятся коды от систем аварийного управления «Легендой»?

— У пана Щепана кодов точно нет, — сказал я. — На Граульфе они хранятся. Отдать приказ о массовой ликвидации всех особей и популяций способен только ректорат. В нашей компетенции принятие решений об уничтожении отдельных существ, ты это знаешь не хуже меня.

— Никакой массовой ликвидации не будет, — настаивал на своём Эрик. — Предположим самое невероятное: приказ отдан, несколько миллионов тварей умерли, на «Легенде» поставлен жирный крест. А что делать с тварями наподобие той, которую вы поймали возле Дольни-Краловице? Детекторы их не видят, наноконтроллеры наверняка не действуют… Вот и думай!

Верно, поводов призадуматься более чем достаточно. Откровенно говоря, у меня по спине пробежал нехороший холодок.

— Бороться с последствиями бессмысленно, надо искать причину! Высадить на Меркуриум десант лучших аналитиков и специалистов в области биоконструирования, привлечь юнонианцев — «неживая» техника и машинный искусственный разум на Граульфе недооценён, объединив усилия субцивилизаций, развивающихся по биологическому и технократическому пути, можно достичь неплохих результатов, зря мы зациклились на «жизни в её бесконечном многообразии». Незачем делать «живую» телегу, когда гораздо проще сколотить её из досок!

— Еретические мысли высказываешь, — я усмехнулся. — Подвергаешь сомнению общепринятые истины.

— А как иначе? — грустно сказал Эрик. — Кроме того, «общепринятое» далеко не всегда истинно. Оставим всё как есть — будет только хуже. Нельзя молчать.

— Никто не предлагает тебе молчать. Накатай доклад по ситуации, обязательно — документальные свидетельства, фактологию, желательно записи рассказов местных жителей. Собственные наблюдения и выводы. Мне тебя учить, что ли?

— Ага, Щепан может и прочитает, а когда файл доставят на Граульф? Спасибо, если просмотрят и доложат руководству кафедры!..

— Повтори! — я вскинулся. — Нет, не повторяй… Понял! Завалим их рапортами! Каждый день, со всеми деталями, можно излагать с художественными подробностями покровавее, чтоб пробрало до костей! Голограммы с вывороченными кишками и зубастыми мордами приложить!

— Каждый день? — Эрик вздёрнул брови. — Каким, интересно, образом? Линия Планка блокирована, дальней связи нет, сферы сингулярности в космосе не реактивируешь… Режим секретности, чтоб его!

— Тогда отправляй на базу в Краловице, курьер бывает на Граульфе каждые десять дней, ходит через Металабиринт. А я затребую аналогичные доклады от всех центров наблюдения. Уверен, материалов подберётся предостаточно, только на юге материка относительно тихо… Должно хоть как-нибудь подействовать!

— И дальше что? Думаешь, это повлияет на принятие принципиальных решений? Не верю. Слишком многое поставлено на кон. Мы устроили опыт вселенского масштаба, целая планета, населённая людьми, превращена в… В испытательный полигон и бестиарий только ради удовлетворения наших амбиций! Прежде всего чистая наука, неограниченное познание и стремление творить. На выходе — гора трупов наших сородичей, людей. Нельзя брать на себя функции Господа Бога!

— Надеюсь, тебя ещё в католицизм не обратили?

— Начал задумываться, — взбешённо огрызнулся Эрик. — Ценности христианства не забыли хотя бы здесь, в обществе деградировавших варваров, над которыми можно устраивать эксперименты, будто над кроликами. Меркурианцы лучше нас. Честнее. Кому из них придёт в голову устроить тысячелетний спектакль для соседней субцивилизации?

— У-у, да тебя гнать из Университета пора, — рассмеялся я и примирительно поднял ладони. — Сдаюсь. Я думаю точно так же. Докладывать наверх о твоих сомнениях не собираюсь, и впрямь уволят или переведут. Что конкретно надо делать, я пока не знаю. Стараюсь понять. Поможешь?

— Помогу, — вздохнул Эрик. — Знал бы ты, как сейчас тяжело. И никакого просвета.

— Отставить сопли, как говаривали на Земле. У тебя в южной Готии друзей много? А то охрана торгового дома Лемпенса мне не понравилась, сердитыми выглядят.

— Эти из Остмарка, Регенсбург вроде бы. Суровые господа — безземельные младшие сыновья, перспектив никаких, злые как черти. Единственным занятием, достойным дворянина, считают дело меча — алхимия относится к плебейскому ремеслу, мужчине не пристало заниматься магией. Распространённый предрассудок на севере, имей в виду на будущее… Друзей? В основном купцы и моряки. Благородные здесь не такие замкнутые, как на Лейгангере, пообщительнее. Большинство христиане, пускай и скатываются потихоньку к язычеству — суеверия перевешивают догмы. Наша работа, между прочим, это мы потрудились во славу Вотана. Глядишь, и воздаст по справедливости… Топором по черепу.

— Вотана не существует, — твёрдо сказал я. — А если он и существовал, то очень давно, причём на Земле, в десятках тысяч световых лет отсюда. Я хочу осмотреть район зоны «Северо-запад-2». Порекомендуешь кого? Чтобы можно было остановиться, недолго пожить и не бояться, что варвары всадят тебе стрелу между лопаток потому, что высморкался не там и не вовремя? Оттуда и начну искать чужака. Если нет — переживу, буду кочевать по деревням простецов, только карта подробная нужна. Простецы всегда примут и не обидят.

— Тебя обидишь, пожалуй, — с непонятной интонацией произнёс Эрик, подняв взгляд к потолку. В Университете о моих давних приключениях ходит немало баек, причём достоверных историй среди них не больше одного процента. — Кажется, я знаю одного человечка… Из Стражей Крепостей, парнишка вполне вменяемый. Когда заглядывает в Бьюрдал, непременно заходит в гости, интересуется алхимией, расспрашивает о чудовищах. Очень любознательный, учится на ходу, но всё равно дремуч и тёмен, как и все готийцы. Я его проверял, развитие энергетических способностей выше среднего, так просто этому не научишься, его кто-то выдрессировал…

— Вменяемый? — заинтересовался я. — Уже хорошо. Из знатных дворян?

— Да, семья уважаемая. У них обширные лены вдоль Танвальда и на северо-востоке. Он третий сын, по традиции ушёл в Стражу Крепостей, но отец оставил за ним большой земельный надел, приносящий доход. Зигвальд Герлиц, вроде бы ему шестьдесят стандартных лет или около того, я специально не интересовался.

Шестьдесят? На Земле это был возраст увядания, а новое человечество полагает такой срок несерьёзным — молодость, причём ранняя.

— …Любитель рискнуть, — продолжал Эрик, — однако без никчёмной бравады. Старается работать в одиночку, так якобы больше славы стяжает. Личная слава для готийцев всегда стоит превыше любых других добродетелей. Если кого я и могу назвать другом, так это Зигвальда. Он, по крайней мере, искренний и не гордец, как подавляющее большинство остальных. Умеет читать и писать на латинском, говорит на нескольких диалектах простецов. Можно сказать, образованный человек.

— Образованный?.. — я вновь осознал, как нивелировалось понятие «образование» на Меркуриуме. — Напишешь рекомендательное письмо?

— Здесь не принято писать такие письма, забудь о цивилизации. Это меркурианская Готия, а не Граульф или Юнона. И даже не Моравия.

— Давай обговорим нюансы попозже, идёт? До вечера мне хотелось бы связаться с Дольни-Краловице по широкополосной, поужинать, затем выспаться и утром отправиться на север. Лошадь в Бьюрдале можно купить?

— Можно, — согласился Эрик. — Но ехать в одиночестве не рекомендую, иначе станешь очередной жертвой «Легенды», на дорогах небезопасно. Посидишь в городе пару дней? Послезавтра в сторону Лейгангера уходит обоз с надёжной охраной, тебе по пути. Заодно и обговорим, как составлять доклады в Университет. Пострашнее и повнушительнее…

— Пока терпит. Однако время очень коротко, сам понимаешь.

— Пойдём в таверну? Рыбу готовят чудесно, эль свежесваренный, да и обстановка там душевнее. Послушаешь морские небывальщины от моряков, они хорошо рассказывают.

— Мне страшных баек вполне хватает и по работе.

— А если это не байки? Вспомни, океан Меркуриума не исследован. Приходится верить свидетелям на слово…

* * *

Следующим утром из Ламборга вернулся один из помощников Эрика — привёз занятные снимки, моментально вызвавшие тихий переполох.

Оказывается, штормом на берег выбросило кракена, единственный университетский опыт в области необычной морской фауны, если не считать трёх видов гигантских акул. С акулами дело обстояло проще простого — незначительная генетическая коррекция приводила к стремительному росту организма, после чего хищная рыбина становилась не просто большой, а ОЧЕНЬ большой, около сорока метров от носа до хвоста. Размножаться акулы могли естественным путём, их численность всегда была невелика и серьёзных неприятностей они не доставляли. Суперакулы лишь подталкивали меркурианских мореходов к сочинительству историй, которые на ночь лучше не слушать — богатейшая и изысканная фантазия покорителей океана ещё на Земле рождала невиданных чудовищ, так что говорить о Меркуриуме, где вполне реальные монстры были спутниками человека с самого его рождения!

Кракены, они же «головоногие моллюски с повышенной адаптивностью к нестандартным условиям», были от начала до конца специальным проектом. Насчёт адаптивности ничего не скажу, но вот склонность к немотивированной агрессии у этих страхолюдин самая что ни на есть повышенная. Кракен атакует любой крупный движущийся объект, попавший в его поле зрения, начиная от акул-переростков, заканчивая кораблём — достаточно увидеть из-под воды тень корпуса и кильватерный след. Учитывая колоссальные размеры и мощь щупалец, такой осьминог способен потопить даже многомачтовое судно. Впрочем, слово «осьминог» не совсем верно — тентаклей у кракена двадцать четыре, каждое может достигать в длину полусотни метров, взрослая особь весит, как динозавр, больше ста тридцати тонн. Это не просто монстры — монстрищи! В океан мы выпустили четырёх кракенов и они давно достигли устрашающих размеров.

Остаётся добавить, что кракены имеют отвратительную привычку иногда вылезать на берег или на мелководье, погреться на солнышке, что в обязательном порядке вызывает бурную панику у всех, кто оказался рядом и до кого не дотянулись щупальца. Однако в данном случае чудище было мертво, да не просто мертво, а растерзано едва не в клочья.

Я несколько раз прокрутил видеофайл, не обращая внимания на комментарии слегка обалдевшего Эрика, и решил, что многого в этой жизни не понимаю. Как? Каким образом? Кто? Попомнишь тут вчерашний рассказ капитана «Морской невесты» о встреченном неподалёку от Грюнзее «левиафане», судя по красочному описанию, размером походившему на авианосец Военно-космического корпуса с «огненными жвалами» и «рогами длиной в мачту».

На мой взгляд, убить кракена можно только ядерной бомбой, наподобие тех, что покоятся в трюме «Эквилибрума». Слишком здоровый, пожалуй, это самое масштабное из наших живых творений. И тем не менее моллюск-гигант был превращён в сочащуюся тёмно-голубой кровью бесформенную студенистую массу. Несколько тентаклей оторвано, туловище располосовано так, будто над кракеном поработали титаническими ножами, жёсткий «клюв» расщеплён. Засуньте обычного осьминога в мясорубку, получится примерно то же самое.

— Что-то мне теперь не хочется путешествовать морем, — сказал я, когда голограмма погасла. — Джентльмены, люди пришли на Меркуриум с Земли почти тысячу лет назад, правильно? Мореплавание начало развиваться спустя лет двести? В это же время мы начали активно заниматься «Легендой» и взяли планету под своё наблюдение?

— Не всю планету, — уточнил Эрик. — Только сушу. Это тридцать девять процентов поверхности Меркуриума. Я же говорил: что происходит в океане, особенно на больших глубинах, никому не известно. Может быть, кракены передрались между собой?

— Нехарактерные повреждения… Восхитительно, оказывается у нас под боком живут твари, запросто способные расправиться с искусственно созданным чудовищем библейской величины, а мы и в ус не дуем? Морской фольклор считаем глупыми выдумками, а секретами океана не интересуемся потому, что там некому дурить голову и не над кем учинять зловещие эксперименты.

— На берег эти существа всё равно не выйдут. Во-первых, потому, что ничего похожего раньше не случалось, во-вторых, из-за их массы, предположительно очень большой. Не понимаю, с чего вдруг ты заинтересовался меркурианской морской фауной? Погиб кракен, да и чёрт с ним! На земле проблем гораздо больше!

— Что-то здесь неправильно, — я потёр лоб ладонью, пытаясь сообразить, что конкретно меня насторожило. Никак не уловить мысль, хоть тресни! — Эрик, сделай доброе дело: пока я занимаюсь поисками на севере, начни осторожно расспрашивать капитанов заходящих в Бьюрдал судов. Не только капитанов, всех моряков в возрасте и с опытом. Словесной шелухи будет предостаточно, но достоверные факты мы рано или поздно вычленим. Интересуйся, когда именно появились «левиафаны» и прочие персонажи легенд. Если они «были всегда» — замечательно, но если впервые их увидели сравнительно недавно, то есть в течение последних двухсот лет… Понимаешь?

— Святая Бригитта… — Эрик, кажется, понял к чему я веду. — Процесс, начавшийся на суше, перекинулся на океан? Исключено!

— Сейчас ничего нельзя исключать! Более того, я тебе оставлю свой личный ключ доступа к базе данных краловицкого центра. Проверишь все до единой даты прибытия транспортов с Граульфа в течение… допустим, тех же двух столетий. График посещений Меркуриума через планетарные точки перехода Лабиринта сингулярности за аналогичный срок. Меня интересуют любые подозрительные визиты.

— Двести лет? Рехнулся? Работы на несколько месяцев!

— У тебя две недели, постараюсь за это время обернуться туда-обратно. Найдёшь что-нибудь странное или необъяснимое, не паникуй и с расспросами к пану Щепану не суйся. Подожди меня, вместе решим, как поступать.

— Заговор, вот как это называется! Заговор против Университета. Чревато.

— Ты хотел докопаться до правды? Вот и копай. Вдобавок это не заговор, а расследование. Вспомни инструкции — сотрудники центров наблюдений при возникновении нештатных ситуаций обязаны провести дознание в рамках своей компетенции.

— Как ты только это запомнил?.. Язык сломаешь!

— Чувствую в себе призвание к бюрократии, хотя бюрократию не переношу. Такое вот диалектическое противоречие.

— Чего?

— Архаичная земная терминология, не обращай внимания!

* * *

Ранним утром 17 июля я выехал из Бьюрдала вместе с караваном, направляющимся в сторону континентальной части Лейгангера. Девятнадцать огромных крытых телег, запряжённых четвёрками тяжеловозов, пятьдесят два человека охраны: десять благородных, остальные — простецы этнических типов «Норд-I» и «Норд-II», все вооружены до зубов. Хозяин каравана и военный вождь по совместительству, могучий готиец по имени Верекунд, сын Эохара, осведомился на ломаном немецком, не годи ли я — увидел разнообразные амулеты на шее и поясе. Нет, не годи. И не колдун. Еду в Герлиц по своим интересам. Буде что случится, в бою помогу непременно, на меня можно рассчитывать.

Северян я понимал с трудом — Верекунд и его сопровождающие были теми самыми, «дикими» готийцами. Точнее, вконец одичавшими. Потомки фризов и скандинавов, разговаривающие на своём языке, привыкшие за много столетий к донельзя суровым условиям субарктического региона. Вдобавок они неоязычники — поэтому и спрашивали меня о роде занятий. Жрец-годи, это очень хорошо, он умилостивит Вотана, Доннара и Бальдура вместе с другими обитателями Асгарда, которых насчитывается не один десяток. Колдун, наоборот, скверно и опасно, не будет удачи, если колдун идёт с воинами — навлечёт гнев богов, все до единого колдуны бедоносцы. Обереги Верекунд одобрил — это, мол, правильно. Тем более что большинство вещиц были изготовлены из хороших металлов, серебра и железа.

Экипировкой меня снабдил Эрик — полный нанотехнический арсенал для контроля за обстановкой, меч (значительно хуже, чем мой собственный, оставшийся в Моравии — как не сообразил взять?!), отличный арбалет с набором посеребрённых и обычных стальных болтов, тяжёлый кошелёк с отчеканенными в Остмарке золотыми монетами, своего рода интернациональная валюта: эти деньги не обесцениваются, содержание золота неизменно уже семьсот пятьдесят лет. Тёплые вещи в отдельной суме — мало ли, занесёт в высокогорье или за Полярный круг?

Коня купили вчера — я решил не выпендриваться и выбрал тихого гнедка, в жилах которого текла кровь тяжеловозов и остийских скаковых. Терпеть не могу норовистых лошадей, тяжело справиться. Не долго думая, я нарёк философски настроенного метиса «Карасиком», проверил его на выпасе за городом и остался доволен — под седлом ходить приучен, команды слушает беспрекословно, несмотря на плотное сложение, берёт с места в галоп так, что только держись. Да и мощён, в этом не откажешь. Интересно, как Карась-Второй покажет себя в возможной схватке, что с людьми, что с чудовищами? Лучше не пробовать!

Эрик меня провожать не стал, примета плохая. Я выехал со двора затемно, выслушал вдогонку несколько заковыристых фраз от разбуженных охранников, вынужденных открывать ворота, и медленно поехал к рынку, где собирался обоз.

Четыре часа спустя, когда взошло солнце и мы оставили за спиной около двадцати миль — караван шёл медленно, — сработал один из детекторов: рядом находилось существо класса «Saga». Веркунд, сын Эохара, поднял руку, заставляя возниц и всадников остановиться, выехал вперёд к старому каменному мосту, перекинутому через бурную речку, стекающую с гор, и бросил на дорогу кошель с мелкими монетами.

Из-под моста выглянуло очень крупное человекоподобное существо с грязной серо-зелёной чешуёй и огромными глазищами, быстро подобрало подарок и снова исчезло.

Ничего особенного, лесной тролль. Действует РНК-программа — он всего лишь охраняет мост и собирает дань с проезжающих. Он для этого создан. В этом смысл его бессмысленной жизни.

Иногда я готов немедленно разорвать контракт с Университетом Граульфа только потому, что отчётливо сознаю: незачем множить сущности без прямой на то необходимости! Тролль тому яркий пример.

Любопытно, как много ненужных сокровищ успел накопить бдительный страж переправы через безымянную реку? И кому они потом достанутся?

Верекунд дал отмашку — можно ехать дальше. «Волшебная» тварь приняла виру.

— III — Рассказывает Степан Королёв

Глава седьмая ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ПРОЦЕССА «N»

Южная Готия, владение Герлиц.

15–20 июля 3273 г. по РХ

Можно с уверенностью говорить о том, что я оказался на окраине Галактики. Всё правильно, никаких возражений. Однако злодейка-судьба оказалась бедной на фантазию и подготовила ещё один неоригинальный сюрприз: «Берлога» Зигвальда располагалась не просто в отдалении от меркурианских очагов цивилизации, а в самом захолустном медвежьем углу — я наконец-то добрался до относительно подробных карт материка, начал худо-бедно изучать местную географию и понял: выбраться с этих задворок вселенной будет очень непросто.

Чувство абсолютного отрыва от реальности меня не оставляло, Меркуриум настолько не походил на планеты Содружества, что я был готов поверить в любые, самые невероятные теории, которыми меня щедро потчевал Нетико. Никогда бы не подумал, что у искусственных разумов настолько богатое воображение!

Состояние информационной контузии усугублялось перманентно — если в первые два дня пребывания на Меркуриуме я был не в состоянии критически воспринимать факты, подсознательно надеясь, что имею дело с неким масштабным розыгрышем или просто чередой невероятных случайностей (спрашивается, кому и зачем понадобилось меня разыгрывать и какой случайностью можно объяснить появление настоящих оборотней?), то осознав во всей полноте, насколько глубоко и прочно мы с Нетико влипли, я вплотную подошёл к грани, за которой маячил призрак тяжёлой депрессии. Фундаментальные истины, на которых прежде держался мир, рушились и исчезали во прахе.

Оказалось, что действительность Меркуриума допускает существование охраняющих несметные богатства драконов и живущих в подземельях упырей, охотящихся за тёплой человеческой кровью, незримых духов, оберегающих леса и воды, каких-то «ледяных великанов», «фирболгов» или даже «живых мертвецов» — просто и понятно, мертвец, но живой. Человеку же предписывается соблюдать уймищу нелепых правил: нельзя тревожить погребённых, иначе будет плохо; нельзя поминать нечисть по именам, навлечёшь беду; нельзя плевать в огонь или бить рукой по столу, нельзя смотреть вслед двум волкам, буде таковых в лесу встретишь, нельзя начинать сбор урожая до дня летнего солнцестояния… Короче, всё нельзя. Как они здесь живут, я не знаю. Однако живут.

Нетико заключил, что психология общества, в котором мы оказались, более всего соответствует периоду распада родоплеменных отношений на Земле — в Европе эта эпоха пришлась на середину первого тысячелетия по Рождеству Христову, то есть прошло больше двух с половиной тысяч лет. Как объяснить настолько резкую деградацию землян, незнамо каким чудом оказавшихся после Катастрофы в соседнем рукаве Галактики?

Я спрашивал у Зигвальда: твои прадеды прилетели на Меркуриум? Транспорт, «ковчег», какие строили во время Эвакуации? Нет, никаких звёздных кораблей не было! Они «пришли». Что значит — пришли? Через Лабиринт, ты должен знать о нём не хуже меня… Я тотчас попытался углубиться в физику искривлённого пространства и начал говорить о внутрисистемных точках входа-выхода, которые находятся возле любой звезды, искажающей гравитационные поля своим колоссальным тяготением, но Зигвальд посмотрел непонимающе и начал втирать совсем уж несусветную чушь о точках перехода, расположенных на самой планете, причём войти в Лабиринт якобы можно без каких-либо технических устройств — «хватит одного шага». Технологии такого перехода он не знал, и сам в Лабиринт никогда прежде не совался, но уверял, будто «войти» в него способен любой из благородных.

Вот, кстати, тоже задачка из разряда нерешаемых: Зигвальд чётко делил людей на простецов и благородных не только по статьям раннефеодального права. Во-первых, дворяне рождаются, а простецы — «появляются». Внятно растолковать, что это значит, он не сумел — оказалось, что благородные на Меркуриум пришли с Земли, а простецы на планете всего лишь «появились». Как я ни ломал голову, найти объяснений не удалось. Во-вторых, простецы «другие», они мало живут, болеют и вообще являются созданиями довольно хрупкими, их можно «убить быстро» (благородных, надо полагать, убивают медленно, с расстановочкой?). Смешения крови двух каст быть не может, простушка не понесёт от дворянина, равно и наоборот. Душа у простецов, конечно же есть, только она опять «другая», попроще, я извиняюсь за тавтологию.

После этого несуразного разговора я и Нетико пришли к выводу, что человечество на Меркуриуме каким-то чудесным образом разделилось на две генетически несовместимые расы — более долгоживущие «дворяне» и обычные люди. Сразу всплыла ранее высказывавшаяся догадка о возможных экспериментах по продлению жизни, проводившихся на этой планете, но умное слово «эксперимент» меньше всего подходило к архаичному обществу, насквозь пропитанному суевериями и не знакомому даже с огнестрельным оружием (я сознательно не упоминаю про любые известные источники энергии, от паровых машин до установок термоядерного синтеза)! Однако, если в поместье Зигвальда я не заметил ружей или электрического освещения, это совсем не означает, что в более развитых южных регионах континента люди не пользуются благами прогресса — ведь кто-то построил Крепости, называющиеся, судя по приснопамятной табличке, «технологическими зонами»! Не могу поверить, что на Меркуриуме напрочь забыли о цивилизации, наши с Нетико наблюдения свидетельствуют о противоположном — вспомним Гвардию Небес, использующую летательные аппараты или мощный электромагнитный и СВЧ-фон возле Крепости!

Теперь подумаем о более чем реальной «магии» Зигвальда и снова окажемся в исходном положении. Невозможно совместить волшебство и гиперзвуковые штурмовики с плазменными орудиями.

…Больше трёх суток я предоставлен сам себе. Гуляй где угодно, наблюдай, общайся, если возникнет желание. Зигвальд обычно встречался со мной утром и вечером, за степенной трапезой, в остальное время занимался своими непонятными делами. Я бродил по крепости Баршанце, окончательно переименованной мною в «Берлогу», и пытался понять, где оказался.

Берлогу возвели в предгорьях, как сказали бы наши военные, в «стратегически выгодной точке» — возвышенность, все подходы просматриваются, дозорные вышки на окрестных грядах, с двух сторон дорогу к резиденции Зигвальда перекрывают непроходимые скалы. Сама Берлога вовсе не походила на замок из древних рыцарских романов — это был огромный бревенчатый дом в целых три этажа. Вернее, трёхэтажной была только центральная башня, вокруг которой располагались пристройки, звёздочкой спускавшиеся вниз по холму к высокому тыну, окружавшему весь комплекс, состоящий из общинных домов, где жили простецы, конюшен, хлевов, хранилищ зерна и сена, немаленькой кузни, ветряной мельницы и прочих сооружений, обеспечивавших полную автономность Берлоги. Зигвальд обмолвился, что в случае чего, здесь можно будет отсиживаться не меньше года, припасов хватит, а вода всегда есть в двух неиссякаемых родниках и глубоком артезианском колодце.

Тын меня особенно заинтересовал — высоченный забор из толстых заострённых брёвен соорудили в виде неправильного пятиугольника с башенками по углам, тяжёлые ворота и стена на всём протяжении обшиты тонкими полосами потемневшего металла, как выяснилось, серебром. Вероятно, на это диковинное украшение ушло больше тонны настоящего высокопробного серебра, можно рассмотреть гравированные руны и разнообразные значки — лошадки, коловороты, волчьи и буйволиные головы. Зачем это сделано — неясно, куда проще было укрепить тын значительно более прочной и надёжной сталью…

Несмотря на внушительные размеры Берлоги, здесь живёт не больше ста двадцати человек, из них благородных всего трое: сам Зигвальд, его отдалённый родственник с кошмарным имечком Теодегизил и теодегизилова дочурка Арегунда, ещё совсем маленькая, не больше десяти лет от роду. Других женщин-дворянок в замке нет, что объясняется опасностью и непредсказуемостью жизни у кромки диких гор. Мне объяснили, что жена Теодегизила погибла, когда его поместье на дальнем севере было захвачено и сожжено незнамо кем, сам он уцелел чудом и успел вытащить одного ребёнка из троих. Приют нашёл у Зигвальда, брата в седьмом колене — оказалось, что на Меркуриуме близкое родство исчисляется аж до девятой степени, то есть сын девятиюродного дяди считается для тебя родным братом. Ничего себе традиции!

Что конкретно произошло с Теодегизилом и его семьёй, я предпочёл не выяснять — угрюмый бородач выглядел очень уж нелюдимо, на меня зыркал будто на кровного врага, а изъяснялся на непонятном гортанном диалекте, меньше всего напоминающем знакомые мне и Нетико языки. Здоровался по утрам, однако, вежливо — вне зависимости от твоего настроения, приличия нельзя нарушать. Арегунда, наоборот, целыми днями возилась с детьми простецов, а я, наблюдая за ними, отметил ещё одну странность и сразу поделился мыслями с Нетико:

— …Детей в крепости мало, я насчитал всего двадцать одного ребёнка. Причём семь из них совсем крошечные груднички, ещё семь в возрасте лет десяти-одиннадцати, и оставшиеся семеро — подростки, около шестнадцати лет или чуть постарше. Во всех трёх категориях по четыре мальчика и три девочки. Тебе это не кажется подозрительным?

— Про слово «случайность» мы, по уговору, забыли, — сказал в ответ Нетико. Чтобы поговорить с искусственным разумом без свидетелей, я забрался на галерею, шедшую по внутренней стороне тына и уселся на тёплые от солнечных лучей доски, свесив вниз ноги. — Ты становишься внимателен, молодец. Однако ты видишь только то, что бросается в глаза в первую очередь. Постарайся смотреть глубже.

— Опять не угодил? — я был готов обидеться. ИР всегда опережал меня на шаг, а потом с невыразимой снисходительностью высокомудрого учителя указывал на мою неправоту. — Что на этот раз неправильно?

— Всё правильно, — терпеливо сказал Нетико. — Ты заинтересовался детьми, почему бы не применить аналогичный метод рассуждений к взрослым?

— Выкладывай, — я вздохнул.

— Для начала скажи откровенно: что ты думаешь о людях, которых Зигвальд упорно называет «простецами»? Учти, данное слово он использует не как уничижительную характеристику феодально-зависимых крестьян наподобие «быдла» или «сиволапого мужичья». Это, скорее, термин. Такое же обозначение биологического класса, как «млекопитающее» или «земноводное», однако применённое к разумному человеческому существу. Вопрос понял?

— Понял… Что думаю? Они, конечно же, люди.

— Тонкое наблюдение, — едко сказал искусственный разум.

— Подожди, не перебивай! Если живой организм выглядит, как человек, говорит, как человек и ходит, как человек, то это явно не рыба и не птица, верно? И не обезьяна. Простецы мыслят, делают выводы и поступают в соответствии с ними — однозначный признак разумности, а не слепого подчинения рефлексам. Слегка тугодумы, но медленное соображение ещё не означает тупости.

— Ты этому — живой пример, — не преминул съехидничать Нетико. — Будь краток: никаких особых отличий от homo sapiens в простецах ты не видишь?

— По большому счёту — нет. Они странноватые, но вполне обыкновенные. Посмотри на Зигвальда, у него заскоков куда больше, чем у любого из простецов!

— Больше? Значит и кругозор шире. Зигвальда решительно не интересует неустанный труд на благо господина. Он не ограничен в желаниях, и тем более — в возможностях.

— Хватит умничать!

— Я не умничаю, а подталкиваю тебя к поиску самостоятельных решений. Если называешь себя «человеком разумным», изволь доказать состоятельность этого утверждения! Чтобы потом не обвинять машинный интеллект в своих бедах! Хватит надеяться на нашу цивилизацию, мы можем советовать, рекомендовать, помогать, но думать за людей — нет. Привыкай, тут тебе не Сириус-Центр.

— Ну хорошо, давай подумаем… С чего мы начали?

— С детей.

— И закончили Зигвальдом… — у меня в голове будто щёлкнул тумблер, вспыхнул свет. Элементы мозаики вдруг встали на свои места. — Кажется, догадался! Все простецы безусловно подчиняются благородным, так? Попросишь прислугу принести воды, открыть ворота, проводить, показать — не откажут никогда, на отсутствие времени или свои дела не сошлются! В их внутренней среде таких взаимоотношений нет, это я точно знаю, сам видел поутру, как женщина шпыняла нерадивого мужа! При общении с благородными у простецов… не знаю, как сказать… может быть, парализуется свобода воли?! Полностью или частично?!

— Неплохо, — согласился Нетико. — Давай дальше!

— Дети трёх разных возрастов… — меня аж затрясло, когда я объединил кажущиеся не связанными меж собой наблюдения. — Я видел глубоких стариков, но их мало. Второй возраст ступенью ниже — относительно пожилой, однако люди ещё дееспособны и сильны. Потом — около сорока лет, самый расцвет сил! Ещё ниже — чуть меньше тридцати, потом пятнадцать-семнадцать, и далее по нисходящей! У простецов есть чётко разграниченные поколения с разницей примерно в десять или двенадцать лет! Простецы не рождаются, а «появляются»…

— Вывод в одно слово? — напряжённо проговорил Нетико. — Одно! Соображай!

— Четыре мальчика, три девочки в каждом поколении… Боже мой…

— Ну?!

— Клоны?

— А ничего другого не остаётся! Или меркурианцы научились идеально планировать семью, исключив любые случайности в сфере размножения, или простецы являются клонами. Благородные, скорее всего — их создатели.

— Клоны должны быть одинаковыми, — без особого воодушевления напомнил я, очень уж логичным выглядел «вывод в одно слово», которого так добивался Нетико.

— Не обязательно. Минимальная коррекция на эмбриональной стадии развития по методу случайной выборки, после чего цвет глаз, рост и внешность будут различны. С учётом бесконечного количества вариаций, обусловленной человеческим генофондом, совпадений облика можно избежать без затруднений.

— В Содружестве клонирование человека запрещено, это уголовное преступление, — задумчиво сказал я. — Хотя бы потому, что сравнительно удачных опытов было всего два или три…

— Три, — подсказал знакомый со статистикой Нетико. — И ни один клон не дожил до пятидесятилетнего возраста, резкое старение, ослабленный иммунитет, психические расстройства. Клонировать ткани можно без последствий — паренхима печени или почки, нейроны, мышцы, как для трансплантации людям, так и для производства биомеханических андроидов. Но создать жизнеспособный точный клон человеческого существа пока не удавалось. Ни на Земле, ни после Катастрофы, в Содружестве.

— Что же получается? Наша цивилизация в тесном сотрудничестве с цивилизацией машин ничего подобного сделать не сумела, а эти дикари… — я с неудовольствием посмотрел на разомлевших откромленных свиней, розовых с чёрными пятнами, валявшихся в глубокой луже под стеной, — …эти дикари, верующие в колдунов, магию и гоблинов, осеняющие крестным знамением кусок хлеба, чтобы через пищу беса не проглотить, освоили массовое клонирование и создали новую расу? Зачем такие трудности, когда любая женщина может преспокойно родить тебе выводок детишек? Хоть пятерых, хоть десяток? Зигвальд, здоровенный молодой мужик, дворянин вдобавок, без труда способен содержать огромную семью — посмотри на его дом, нищим Жучка никак не назовёшь!

— Молодой? — со своей обычной насмешкой сказал Нетико. — Ему за шестьдесят лет, не забудь.

— Всё равно не верю!

— Пересмотри своё отношение к понятию «возраст». Дворянин? Кем бы он был, если б простецы не построили для него Баршанце? И это не единственный посёлок, насколько я понял. Зигвальд, всего лишь третий сын, а владеет несколькими деревнями, все населяющие их простецы работают на хозяина, создавая прибавочный продукт. Эмпирическим путём мы докопались до некоторых секретов Меркуриума, но… Но я не уверен, что кажущаяся очевидной истина не является ошибкой.

— То есть как — ошибкой? Почему?

— Основа познания — сомнения. Вдруг мы перемудрили и теория о клонах несостоятельна из-за совсем незаметной промашки? Например, по религиозным соображениям простецы имеют право рожать детей только раз в десять лет, а всё остальное время занимаются сексом предохраняясь? Реалистично?

— Более чем, — сказал я, поднимаясь на ноги. — Надоело сидеть в замке, схожу погулять в лес. Только давай сменим тему разговора, голова раскалывается!

— Сменим? Отлично. Зигвальд тебя предупредил, что ходить одному, без провожатого, лучше не стоит? Найди Огана, помнишь простеца с чёрной бородой и шрамом на щеке? Он охотник, знает все тропки и умеет пользоваться холодным оружием.

— Согласен, — я кивнул, вспомнив о страшных зверюгах, водившихся в чаще, окружавшей Крепость. — Ох, не нравится мне всё это…

— Нравится, не нравится — не имеет значения. Придётся адаптироваться и жить дальше. Но я уверен: путь домой мы найдём. Земляне не могли так запросто колонизировать отдалённый Меркуриум, дорога обратно где-то неподалёку. Надо только отыскать выход к ней — все дороги имеют свойство вести, как минимум, в две стороны…

— Нетико, я был бы счастлив разделить твой необоснованный оптимизм.

— Это не оптимизм. Это трезвый расчёт, основанный на логике.

— Меня уже тошнит от слова «логика»…

— Но существования таковой ты не отрицаешь?

— Я теперь не отрицаю даже оборотней, пусть и знаю, что их не бывает. Как может клыкастый зверь трансформироваться в человека и обратно?

— Предположим, что…

— Нетико! — громогласно воззвал я.

— Молчу. Действительно, пойдём гулять, тебе надо развеяться. Эмоциональная перегрузка вредна для человеческой психики.

— Перегрузка? Шутишь? Это гораздо хуже!

* * *

Поскольку я мог ходить где угодно без дополнительного разрешения хозяина Берлоги, на второй день я вплотную занялся исследованием главной башни, оказавшейся неожиданно сложным инженерным сооружением, даром, что построена из дерева! Лестницы, переходы, просторные жилые помещения с небольшим количеством мебели, только лавки, стол да сундуки. Необъятные ложа в спальнях — с подогревом, под заваленной мехами платформой из гладких досок стоят небольшие металлические печурки с хитрой системой отвода дыма. Полы застланы плетёными из соломы циновками, везде успокаивающе пахнет деревом и ароматными травами, пучки обычно сжигают в очагах.

Оружие хранится в отдельном тёмном зальчике, клинков и копий хватит, чтобы вооружить всех жителей Берлоги, а ещё луки, самострелы, дротики с железными наконечниками. Солидный арсенал.

В верхних господских покоях обнаружилось подобие библиотеки: длинная стойка, на которой хранились десятки медных и деревянных тубусов с документами и картами, а также несколько книг, из которых печатной оказалась только одна, Библия на латыни, все другие — рукописные. Это сколько же стараний пришлось приложить, чтобы на тысяче страниц каллиграфически вывести какую-нибудь «Хронику королей Остмарка» или «Песнь о деве Моримунде», которую я собирался почитать на ночь — думал, рыцарский роман, а оказалось наисопливейшая история несчастной любви на фоне оголтелой пропаганды феодализма. Сладкоголосое пение, прекрасные дамы и куртуазные игры в неземную любовь. Везде одно и то же, что на Меркуриуме, что на голографических каналах Сириус-Центра или Аврелии…

Карты заинтересовали стократ больше, но и тут далеко не всё было просто и понятно. По моим прикидкам, северный континент был наполовину крупнее земной Австралии, Нетико приблизительно высчитал общую площадь, получилось около одиннадцати миллионов квадратных километров. Есть где разгуляться! Девять королевств, двадцать шесть небольших графств-герцогств-княжеств, вроде бы независимых от основных держав, много «земных» топонимов — колонисты предпочли не изобретать велосипеда и назвали свои новые владения в память об оставленной прародине. Часть океанских островов заселены, часть нет. Второй материк, расположенный за экватором, может похвастаться только семью городами или поселениями на побережье — почему меркурианцы его игнорируют? Причина в демографии, людей мало?

— …С демографической обстановкой вообще много неясностей, — пустился в философствования Нетико. — Скольких благородных мы видели? Троих — Зигвальда, Теодегизила и его дочь. Гвардию Небес не рассматриваем, возможно, это инопланетяне или некая весьма малочисленная третья каста, стоящая выше простецов и дворян. Или никак не связанная с ними, что вполне вероятно. Простецов встречено около трёхсот — в деревне у леса и здесь, в Баршанце. Соотношение не в пользу благородных — один к сотне. Предположим, дворян всего десять миллионов, простецов тогда — миллиард. Миллиард клонов, представляешь?

— Не представляю, — я покачал головой и вновь склонился над разложенным по столу планом, искусно вырисованным на сшитых вместе листах тонкой кожи. — Мы находимся к северу от огромного горного хребта, отделяющего северную часть континента от равнин юга. Полно отметок: «Hic sunt bestiae». Что это значит?

— Латынь, «тут водятся чудовища», — перевёл Нетико. — Надо думать, картограф не шутит, в чудовищах на Меркуриуме недостатка нет, откуда они взялись неизвестно, но верить в естественно эволюционировавших человековолков я отказываюсь. Поверни ПМК под другим углом, я не вижу карту… Некоторые области заштрихованы красной краской, включая область давешней Крепости; всего Крепостей семь, как и говорил Зигвальд. Это безусловный знак опасности. Красными линиями обведены некоторые горные районы, большие участки на севере и востоке, кое-где в субтропиках, ближе к экватору… В сумме не меньше десяти процентов территории материка, ничего себе!

Я провёл в «библиотеке» несколько часов подряд, лишь однажды сбегал вниз, к стряпухам, обобрал их на полкаравая белого хлеба, мясо в прозрачном желе и кувшин пахнущего чем-то наподобие можжевельника пива, после чего вернулся и продолжил увлечённо рыться в документах. Нетико, как мог, помогал — в основном работал переводчиком с латинского, на котором было составлено большинство рукописей. Прежде всего я хотел найти сведения о первых годах освоения Меркуриума, но безуспешно, Зигвальд хранил только летописи, воспевавшие подвиги отдельных выдающихся личностей с громкими титулами, скучную хозяйственную переписку, жития святых и опусы наподобие похождений прекрасной Моримунды.

Напасть на след, ведущий к меркурианским тайнам, не удалось даже после обнаружения огромного фолианта с названием «De habitu et vitae monstruorum», то есть «О нравах и жизни монстров» — подробнейшего бестиария с рисунками, который я уволок в свою спальню, чтобы немедленно изучить. Я забрался на постель, соорудил из пушистых звериных шкур пышное лежбище, прицепил ПМК на плечо так, чтобы страницы были в зоне досягаемости фотосенсоров Нетико и углубился в исследования.

Зачитался до заката, узнал много нового. Чего в этой книге только не было — гиппокентавры, горгоны, гарпии, инкубы, змеехвосты, минотавры, химеры, какие-то мышевидки, из ноздрей пускавшие пламя, зубатки, сколопендры, волосатые гады, двуглавцы с зазубренными хребтами, гидрофоры с рогами, как пилы, круготенетники, мантихоры, чрепокожие, бородавконогие, дипсады и так далее до бесконечности! Даже Нетико проняло — ИР неколебимо заявил, что мы имеем дело с ненаучной фантастикой, а некоторые картинки комментировать отказался, поскольку не имел привычки обсуждать горячечный бред.

Начались споры, что в книге реально, а что выдумано — летучий пузырь с зубами, которого мы видели над речкой рядом с Крепостью, был описан и нарисован довольно точно, назывался он «Horridulus irae», что дословно означало «Гневная гадина», однако «нрав» существа не уточнялся, краткая подпись гласила, что означенный Horridulus зверь редкий, прожорливый, и все встретившиеся с ним неизменно погибали. Я сам и автор рукописи наверняка были счастливыми исключениями из общего правила…

— Отнеси книгу на место и забудь, — посоветовал ИР. — Если на двадцать пять выдуманных тварей, описанных в бестиарии, приходится одна настоящая, будем считать, что нам несказанно повезло. Переверни страницу. Нет, не вперёд, а назад. Что ты на это скажешь?

— Плод нездорового рассудка, — уверенно констатировал я.

Рисунок на полный разворот изображал огромную кучу преющих отбросов, художник приложил всё своё умение, изображая испарения в виде облачков и изогнутых линий. Гнилое дерево, грязь, заросли лишайников и пушистая плесень. Увидев столь невероятное количество отвратительных с виду грибов, любая ведьма упала бы в обморок от восторга. Сюда же добавляем многолетние слои птичьего гуано, несколько разложившихся трупов самых разных животных, включая каких-то непонятных существ, смахивавших на ёжиков-переростков. Кое-где белеют голые кости и черепа людей. В центре пахучего непотребства — три крупных глаза.

— Надеюсь, ты не собираешься верить составителю столь забавного справочника? — динамик ПМК довольно точно отобразил презрительную интонацию. — По его мнению, эта штука — живое существо, наподобие покровителя мусора. Своеобразный бог помойки. Он разумен и исполняет желания. Неплохо, правда?

— Очень неплохо, — я решительно захлопнул книгу. — Теперь представь, что завтра мы наткнёмся на такую образину в соседнем леске.

Полог, заграждавший проход во внутреннюю галерею башни, отодвинулся — дверей в Берлоге нет, за исключением ведущих на двор. Появилась физиономия простеца, прислуживающего в доме, его имя я до сих пор не запомнил, слишком сложное, язык сломаешь. Нетико говорит, будто очень много здешних имён восходят к древнегерманским корням эпохи язычества, что довольно необычно — подданные Зигвальда христиане или считают себя таковыми. Часовенка во дворе крепости стоит, но священник или монах в Баршанце отсутствуют.

— Хозяин к вечерней трапезе приглашает, — озабоченно сказал простец. — Требует, чтобы непременно пришли, ваша светлость. Гроза собирается, нехорошо будет…

Я попытался осознать, как согласуются слова «приглашает» и «требует», а также при чём тут надвигающаяся гроза и почему это «нехорошо». Опять ничего не понятно!

— Передай, сейчас буду. — Простец немедленно сгинул. — Нетико, останешься здесь или взять ПМК с собой?

— Что за идиотские вопросы? Куда ты, туда и я! Не вздумай меня бросать! Да, одна просьба: поговори с Зигвальдом об андроидах — одного мы видели, значит, должны быть и другие.

— Тебе зачем? — удивился я.

— Есть одна мысль. Озвучу чуть позже, для начала нужно точно узнать, откуда берутся андроиды, или хотя бы, где можно достать или купить действующий экземпляр. Ты ведь, предположительно, герцог фон Визмар, в такой мелочи вассал тебе вряд ли откажет!

— Нетико, я убеждён — Зигвальд меня раскусил. Он знает, что я не Визмар, подал два очень прозрачных намёка, сам помнишь…

— Помню. Но ты нужен нашему добродушному Жучку именно в таком качестве, иначе он выгнал бы тебя, как чужака, ещё третьего дня. Тут интрига, которой мы не понимаем.

— Зигвальд и интрига? Подумай, о чём говоришь! Этот парень не способен на интриги, слишком прост.

— Запомни: земные варвары, похожие на наших неожиданных друзей, были точно такими же. Ваши предки были чрезвычайно хитры, ловки и агрессивны, иначе они не выжили бы во враждебном окружении. Римскую империю варвары сокрушили благодаря лучшей приспособленности к изменчивым обстоятельствам. А Зигвальд — хитрый, пускай и кажется недалёким. Одно другому не мешает. Постарайся быть осторожен. Хватит рассиживаться, ты опаздываешь, а здесь это считается верхом неприличия! Бегом!

* * *

Подобием парадно-церемониального зала в Берлоге являлась трапезная, занимавшая большую часть второго этажа башни. «Парадный», это я, конечно, сильно преувеличил — из украшений только круглые щиты на стенах, резьба на потолочных балках да родовые вымпела Герлицов — три золотых стрелы наконечниками вверх в чёрном поле. У южной стены возвышение с простым деревянным креслом на небольшом возвышении — знак владычества, своего рода трон. Длинный стол, тоже украшенный резным орнаментом: растения, листья, сцепившиеся в схватке звери, в невыносимой свирепости терзающие друг друга. Непременные лавки. Всё очень просто, однако незамысловатость обстановки придаёт лишнее очарование.

Питаются в Берлоге без роскоши. Битая птица, мясо домашних животных, иногда дичь. Много овощей, включая вывезенные с Земли культуры наподобие капусты или свёклы. Привычных мне специй почти нет, приправляют травами. Соль экономят, её мало и стоит она дорого — приходится возить с морского побережья или от солеварен где-то на северо-востоке. Но ничего, вкусно. Из сладкого только мёд с пшеничными лепёшками.

Этим вечером Зигвальд был один, родственники почему-то отсутствовали. Тем лучше, угрюмый Теодегизил производил на меня угнетающее впечатление человека, способного убить и не заметить, как это получилось. Обычно приветливый Жучок почему-то хмурился.

Я уже привык к тому, что за едой о делах не говорят, трапеза является своего рода священнодействием, это не вульгарное «принятие пищи» с целью насытить организм нужным количеством веществ, необходимых для строительства клеток и химического обмена, а вкушение даров, наполненное мистическим смыслом. «Хлеб наш насущный дай нам на сей день» и далее в том же духе. Для меня — дикость, для Зигвальда обязательная норма.

— Скверная ночь будет, — сказал Зигвальд, едва я устроился напротив. Тарелки и столовые приборы в доме предусмотрены не были, бери всё руками с бронзового или серебряного блюда, клади на огромный ломоть грубого чёрного хлеба с отрубями и ешь. — Тройное затмение, Волчья луна в зените, да ещё и грозу скоро нанесёт, над Танвальдом так и сверкает.

— Тройное? — переспросил я. — Что это значит?

Зигвальд быстро привык к тому, что я ровным счётом ничего не знаю о Меркуриуме и сам посоветовал спрашивать напрямую, если возникнут любые затруднения. Чем я и пользовался, хотя разъяснения зачастую вызывали очередные вопросы.

— Красная луна Волка прячет за собой две другие луны, а её собственный свет гаснет на время, — я сообразил, что спутник Меркуриума попадает в тень планеты, обычное явление. — В океане сейчас самый высокий прилив, такое случается четыре раза в год. К полуночи будет совсем темно, абсолютный мрак… Теодегизил сторожит на стене, Арегунду и детей простецов положили спать в Серебряной клети.

Серебряной клетью в Берлоге называлось просторное помещение с лежанками и очагом на нижнем этаже, между кухней и оружейной. Никаких окон, отдушины затянуты посеребрённой металлической сеткой, такая же сеть протянута по всем стенам, тяжёлая дверь, ведущая в центральный коридор, укреплена листовым железом, два стальных засова. Эдакий маленький бункер, неясно для чего предназначенный.

— Это горы, тут всякое может случиться, — многозначительно произнёс Зигвальд. — Теодегизил однажды пережил страшное нападение тварей, потерял всё. Он не желает, чтобы его второй дом постигла такая же участь…

— Ты хочешь сказать, что поместье твоего брата разрушили не люди? Тогда кто?

— Твари, — повторил Жучок. — Во время прошлого Тройного затмения они приходили и сюда, к Баршанце. Спустились с гор. На них действует положение лун, нечисть выходит из укрытий и начинает истреблять людей. Не охотиться, как в обычное время, а истреблять. Кое-кто из Стражей Крепостей поговаривает, будто в прошлом столетии приоткрылись Врата Ада — появилась маленькая прореха, через которую в тварный мир проникают демоны, и с каждым годом проход между миром тварным и миром демоническим становится всё шире и шире…

— О чём ты говоришь? — попытался возразить я. — Ад всегда был сугубо земным понятием, если он и существует, то остался на Земле, точнее в её глубинах!.. Откуда Ад на Меркуриуме? До времени, пока люди не пришли на эту планету, здесь не было разумной жизни, следовательно, и…

— Ад есть везде, где живёт человек, — серьёзно сказал Зигвальд. — Священники утверждают, что он является изнанкой Вселенной, той стороной, где нет разума, а только хаос, тьма и разрушение. Меркуриум не исключение. Я, что хотел тебе сказать… Иди в Серебряную клеть, присмотришь за детьми и… И защитишь их, когда потребуется. Если во время грозы появятся они, находиться в жилых покоях будет смертельно опасно.

Ясно. Зигвальд не хочет меня оскорбить и пытается подобрать необидный повод, чтобы спровадить непонятного гостя от греха подальше. Соглашусь — он меня окончательно уважать перестанет!

— Давай начистоту, — неожиданно для самого себя я решился. Похоже, настало время объясниться. — Почему ты не хочешь, чтобы я пошёл на стену вместе с тобой и Теодегизилом? Пожалуйста, не отговаривайся, а назови настоящую причину.

— Ты… — Зигвальд запнулся, подбирая нужные слова. При всём диковатом своеобразии меркурианцев, они люди очень деликатные, сто раз подумают, прежде чем сказать. — Ты совсем не такой, как остальные дворяне. Это я понял, пока мы ехали от Гренце сюда, а Теодегизил — с первого взгляда. Ты никогда не используешь природную силу, присущую благородным, а я не могу её почувствовать. Никак! Будто бы её и нет совсем…

— Даже если и нет, то чем я хуже других?

— Значит, всё-таки нет? Но ведь ты не простец, я мгновенно отличу простеца! Ты другой. Не благородный, и не простец. Я не могу понять кто, хотя ты и носишь герб Визмаров.

— Я человек. Из другого мира, но всё-таки человек. Мы немножко не такие, как вы. И я действительно не родственник вашего Риттера фон Визмара, уж извини. Герб с акулой — обычное совпадение, эмблема моего корабля, оставшегося наверху, в космосе…

— Не проси прощения, это была моя ошибка, — учтиво сказал Зигвальд. На его лице проступило разочарование, видать, он всерьёз надеялся на возвращение исчезнувшего сюзерена или его потомков. — Другие люди, звёздный корабль, иной мир, совпадение… Совпадений не бывает, Стефан. Знаешь об этом? Провидение, судьба не допускает совпадений.

— Послушай, — твёрдо сказал я. — Ты помог мне в трудном положении, спас от Гвардии Небес, разрешил жить в своём доме, делишь со мной стол. Я обязан отблагодарить и поддержать, если понадобится. Что нужно делать?

— Иного ответа я не ждал, но опасался его, — облегчённо вздохнул Жучок. — Ты дворянин, пускай и другой. Простецы думают совсем иначе, их благодарность — рабская, а не идущая от сердца. Пойдём со мной, трапезу придётся отложить до утра. Господь даст, рассвет мы увидим.

От этих слов мне стало не по себе.

Спустились к оружейне, Зигвальд кликнул двух простецов — вооружённых, кстати. В глубине узкого и длинного зальчика находилась ещё одна стойка, укрытая промасленной холстиной. На стене слева висели несколько плотных стёганых рубах с набивкой из конского волоса, тут же круглые шлемы с полумаской, защищавшей переносицу и скулы.

— Вот будет смешно, если наши опасения никак не оправдаются, — подмигнул Зигвальд. — Этот доспех предназначен не для обычного боя человека с человеком — броня освящена, серебрение, охранные знаки. У алхимиков в Бьюрдале я купил обереги, отпугивающие нечистую силу, и некоторые снадобья, — он указал на полку, уставленную запалёнными сосудами, содержавшими в себе разноцветные жидкости. — Надеяться следует прежде всего на благоволение Господа, однако и самому думать нужно — незачем получать раны от ядовитых когтей, и тем более, позволить твари подойти к тебе близко… Не забудь плюющееся огнём оружие, которым ты убил оборотня, вдруг и сейчас подействует.

Я вспомнил, что мой пистолет остался наверху, в казавшейся абсолютно безопасной Берлоге незачем носить с собой плазменный разрядник!

Простецы помогли облачиться. Вначале стёганка, потом упрятанная под холстом кольчуга, очень гибкая, с миниатюрными звеньями. Возьмёшь в руки — кажется тяжёлой, а когда наденешь, вес не чувствуется. Меч меня озадачил: никогда не держал в руках и пользоваться, ясное дело, не умел, чем в очередной раз изумил Зигвальда, полагавшего клинок естественным продолжением руки. В качестве оружия ближнего боя пришлось взять кинжал и сравнительно понятный самострел — механика примитивная, ложе, тетива из стальной струны, маленький рычаг-ворот, её натягивающий, и сумочка на ремешке, в которой уложено полсотни тонких оперённых болтов с серебряными наконечниками.

Я по-прежнему не верил в то, что «нечистая сила» мгновенно погибает от воздействия серебра, но озаботился отсутствием защиты голеней и ладоней — щитков или перчаток не было. Спрашивать у Зигвальда постеснялся, он и так поглядывал на меня беспокойно, видел, что к подобному обмундированию я не привык. Убеждён, если ночью что-нибудь и случится, то нам предстоит отбивать нападение обычных хищных животных, которых меркурианцы по невежеству своему воспринимают как сверхъестественных тварей. Какая разница, всадить зверюге в глаз обычную стальную стрелу или серебряную? Эффект должен быть одинаков. Сталь, в отличие от мягких металлов, гораздо надёжнее, откровенно говоря…

Настолько крутые меры предосторожности и точное предвидение Зигвальдом грозящей опасности показались мне странными — неопределённые приметы наподобие Тройного затмения лун были только астрономическим явлением и ничем больше. Явлением, вызывающим естественные физические последствия, но никак не мистические. Большой океанский прилив? Ничего особенного: непропорционально большой спутник моей родной Аврелии, движущийся по очень вытянутой орбите, проходя на минимальном расстоянии от планеты, вызывал подъём воды на семь с лишним метром, затапливавшей прибрежные территории, если таковые не защищены дамбами. Это нормально и объяснимо гравитационным воздействием небесных тел. Однако на Аврелии во время приливов или лунных затмений никто не видел чудовищ — разве что в фильмах ужасов. В цивилизованном обществе слова «нечистая сила» или «демон», применяемые к реальности, могли незамедлительно вызвать настоятельный совет обратиться к специалисту в области психиатрии.

Один из простецов притащил мой «Штерн» вместе с кобурой, я повозился с ремешками, закрепил оружие на привычном месте, слева под мышкой, надел кожаную шапочку-подшлемник, после чего водрузил непосредственно шлем. Сидит плотно, так просто не свалится, да и сбить его тяжеловато. ПМК остался на схватывающем кольчугу поясе, но судя по мелкой вибрации, которой Нетико обычно выражал неудовольствие, обиталище ИР стоило бы переместить на плечо — так ему привычнее, да и обзор значительно лучше.

Вышли на двор. Солнце зашло, стремительно темнело. Небо на востоке оставалось чистым, появились звёзды, а вот на юго-западе, над сумрачными горами, бурлили низкие тучи, подсвеченные последними лучами звезды, выбивавшимися из-за горизонта. Широкий облачный фронт двигался в нашу сторону, постоянно мелькали искорки малиновых, синеватых и белых молний, но грома слышно не было, далековато пока. Восход лун следовало ожидать ближе к полуночи, но Зигвальд объяснил, что сегодня мы увидим только чёрную круглую тень с белёсым ореолом, ползущую по небосводу. Волчья луна этой ночью закроет два других спутника — они выстроятся цепочкой. «Парад лун» будет продолжаться до рассвета.

Предыдущими вечерами Берлогу освещали не больше трёх десятков факелов, установленных на стенах и угловых башенках тына, но сейчас крепостишка Зигвальда начала походить на тысячекратно уменьшенный мегаполис Сириус-Центра. Бесчисленные факелы, лампы с многократно усиливающими свет вогнутыми зеркалами-отражателями, сделанными из тщательно отполированного металла, разведено несколько больших костров, жаровни с углями зачем-то…

Я углядел несколько простецов, которых раньше не видел, — если постоянные обитатели Берлоги в большинстве темноволосы, то эти были рыжие или светло-русые, да и телосложением покрепче: выше ростом и шире в плечах. Спросил у Зигвальда. Оказалось, что вернулись дозорные с окрестных сторожевых башен — эти простецы принадлежат не самому Жучку, а отосланы ему в помощь отцом из самого замка Герлиц. Их немного, всего двадцать два, но в драке на них положиться можно. Другие простецы-мужчины, способные держать в руках оружие, не ложились спать, рассредоточившись по галереям стен и крышам строений.

Теодегизил обнаружился на верхней площадке надвратной башни и впервые посмотрел на меня если не доброжелательно, то по крайней мере без недоверия. Уверен, сыграл свою роль доспех, точно такой, как и у Зигвальда — северянин понял, что я, как предполагаемый дворянин (пускай и «другой»), прятаться от надвигающейся угрозы не собираюсь.

В чём конкретно состояла эта угроза я доселе не мог понять — воображение услужливо рисовало картины одна бредовее другой. Бледный граф Дракула из старинных двухмерных кинопостановок, какие-то люди-жабы, насекомые-убийцы и прочая муть, созданная на потеху непритязательной публике, треть жизни проводящей за созерцанием низкопробных зрелищ для бездельников. Однако серьёзность, с которой люди подходили к возможной атаке «тварей», настораживала. Это не выглядело спектаклем, в Берлоге готовились к настоящему сражению…

— Угощайтесь, — хозяйственный Зигвальд, оказывается, прихватил с собой кожаную флягу. Протянул сначала мне, потом Теодегизилу. Содержимое напоминало сладковатую водку с ягодным запахом. — Отбиться-то, конечно отобьёмся, но загадывать наперёд не хочется. Предпочитаю умереть в хорошем настроении!

— Не говори так, — посмурнел Теодегизил. От души приложился, глянул на меня. Сказал, чудовищно ломая немецкие слова: — Господин Стефан, почему твой не-живой друг не хочет с нами разговаривать? Я никогда не видел не-живых, но слышал о них. Он не любит людей?

Последовал кивок в сторону ПМК.

— Я очень мало о вас знаю, — подал голос Нетико. — И предпочитаю не вмешиваться в человеческие дела, когда меня не спрашивают. Это неучтиво.

— Надо же, — Теодегизил непритворно изумился, хотел было протянуть руку, чтобы прикоснуться к ПМК, но не осмелился. — Учтивый демон?..

— Это не демон, — вдруг заступился за Нетико Зигвальд. — Стефан говорит, будто в коробке живёт бестелесное существо, душа без плоти, я ему верю. Не всякий бесплотный — враг.

— Знаю… Облака подходят, скоро польёт. Тогда и начнётся.

— Что начнётся? — я дёрнул Зигвальда за рукав рубахи, выступавшей из-под кольчуги и стёганки. Становилось очень неуютно, можно сказать, страшно.

— Молнии, — кратко ответил Жучок. — Молнии приманивают чудовищ. Они будто бы ими питаются, в сильную грозу нечисть начинает безумствовать… Хлебните-ка ещё разок!

Фляга вновь пошла по кругу.

Минуту спустя по доскам настила упали первые тяжёлые капли дождя.

* * *

Нетико, большой любитель повозиться с анализом событий, на следующий день был удивительно тих и неразговорчив. Лишь твердил, что моё везение безгранично, а концепция мироздания отныне нуждается если не в пересмотре, то в существенных дополнениях. Каких конкретно, пока сказать трудно — многое надо осмыслить и попытаться создать непротиворечивую теорию, объясняющую практические наблюдения. Чего-чего, а наблюдений хватало с переизбытком. Нетико откровенно психовал (для искусственного разума это было состоянием противоестественным), что вызывало к жизни выдающиеся перлы, наподобие:

— …Факты гласят: процесс «N» имел место, — отвлечённо бурчал ИР, разговаривая, похоже, сам с собой. — А значит, для его объяснения следует изучить неоспоримую феноменологию, то есть неопровержимые признаки практической реализации этого процесса, не допускающие иных изостенических интерпретаций. Или полное его научно-техническое обоснование…

— Что ты сказал? — оторопел я.

— Так, ничего… Думаю.

Означенный процесс «N» стоил жизни двадцати восьми простецам, раненых в полтора раза больше, Зигвальда покалечило, Теодегизил при смерти, Нетико в информационном шоке. У меня нервный срыв, ни единой царапины и полное ощущение того, что я сплю, видя бесконечный дурной сон. Ненавижу эту планету!

…Поначалу ничего не предвещало стремительного развития событий. Начался дождик, постепенно перешедший в ливень. Ветер был не ураганный, но порывистый, задуло и залило водой два костра и несколько факелов, простецы выбивались из сил, поддерживая огонь по всему периметру крепости. Гроза разбушевалась знатная — я не видел таких грандиозных бурь ни на единой из планет Содружества, даже на Денеб-Дессау, где электрическая активность в атмосфере очень высока. Молнии ежесекундно распарывали чёрное небо, гром накатывал тяжёлыми волнами, от постоянного сверкания начинала болеть голова. Ярко-голубой разряд ударил в столетнее дерево на соседних холмах, оно моментально вспыхнуло и горело очень долго, несмотря на дождь. Прошло не меньше часа, шторм не ослабевал. Я почти оглох — грохотало беспрерывно, звуки грозы слились в единый низкий рёв, лишь изредка прерываемый минутным затишьем.

Я пристально вглядывался в темноту, но ничего подозрительного не замечал. Нетико контролировал ближайший радиус, используя детекторы движений и массы, алых точек, символизирующих неидентифицированные объекты на маленьком голомониторе ПМК не было, люди обозначались синеватыми крапинками, домашние животные зелёными, пределы Берлоги — тонкой белой линией. Я насквозь промок и замёрз, окончательно уверившись, что тревога ложная. Обычная ненастная ночь, гроза впечатляющая, но вместо созерцания природного катаклизма я бы сейчас предпочёл зарыться в тёплое меховое одеяло и спокойно заснуть, не думая о зигвальдовой придури — тоже мне, борец с инфернальными силами!

— Захвачена цель, расстояние шестьсот тридцать метров, — вдруг рявкнул Нетико по-русски. Зигвальд и Теодегизил ничего не поняли, но схватились за рукояти клинков, им вполне хватило тревожной интонации искусственного разума. — Фиксирую множественные сигналы. Объекты биологического происхождения, высокий биоэнергетический фон! Три цели в воздухе, стремительно приближаются, вектор движения…

Договорить он не успел. Что-то очень тяжёлое обрушилось на дощатый навес, прикрывавший площадку башни, раздался треск, полетели обломки дерева, Зигвальда сбило с ног и он покатился к лесенке, ведущей на галерею. От неожиданности я оскользнулся и упал навзничь, что было несомненной удачей — воздух рассекло подобие кожистого крыла нетопыря с крючьями-когтями на передней кромке, а на том месте, где я только что стоял, очутилась безобразнейшая тварюга, смахивавшая на помесь летучей мыши и человека. Я успел рассмотреть лишь голову — узкую, с маленькими глазками и неправдоподобно огромными челюстями.

На ногах остался лишь Теодегизил, который и спас жизнь Зигвальду — чудовище нацелилось на хозяина Берлоги, находясь от него всего в паре шагов, хватило бы одного прыжка. Мелькнуло лезвие клинка, яйцеобразная башка летучего урода покатилась по доскам, а тело повалилось прямиком на меня. Я сумел откатиться в сторону, монстр с неприятным стуком рухнул рядом и вдруг начал распадаться. Глазам не поверить — кожа и мышцы таяли, будто осколок льда под жарким солнцем, потекла мутная дурно пахнущая жидкость, последними исчезли кости, весь процесс занял всего несколько секунд!

Внизу, под стеной, орали простецы. Не панически, скорее со злобным азартом. Понимая, что надо не думать, а действовать, я вскочил, опёрся левой рукой на уцелевшую ограду помоста, правой схватился за пистолет. Очень вовремя — на башню, прямо по брёвнам, вскарабкалось новое страшилище, ощерившее пасть в полуметре от моего лица. Махнуло лапой, вскользь задев когтями кольчугу, подалось вперёд. Надеяться на Зигвальда и его братца не приходилось, они были чуть в стороне и яростно рубили мечами бестию, смахивавшую на огромную бесшёрстную кошку.

Шикнул плазменный «плевок», прочертив во влажном воздухе ослепительную белую черту, мой противник испарился за долю мгновения — «Штерн» был отрегулирован на предельную мощность. В лицо ударила волна жара. Я обернулся, посмотрел за пределы крепости, как раз в этот момент очень близко ударила молния, высветив дюжину нечеловеческих силуэтов. Сверкнули несколько пар мутно-красных глаз. Большим пальцем я отжал на рукояти пистолета клавишу, активировавшую режим непрерывного разряда и направил веер высокотемпературной плазмы приблизительно на то место, где были замечены твари. Встала стена ярко-оранжевого огня, с шипением поднялось облако горячего пара — поутру там нашли обугленную рытвину, оплавились даже многотонные ледниковые валуны…

— Слева, четыре метра! — в голос орал Нетико. Звуковой синтезатор выдавал максимальные децибелы. — Ещё раз слева, шесть метров!

— Бля, да сколько их тут! — я мельком взглянул на монитор ПМК, отметив, что красных точек, всё-таки поменьше, чем синих. Неожиданно раздался предупреждающий сигнал: микрореактор пистолета выработал резерв энергии, требуется время для её восполнения. Этого только не хватало! — Нетико, ты слышал? Что делать?

— Серебро! — коротко рявкнул ИР.

Я швырнул нагревшийся пистолет в кобуру, поискал обронённый самострел, наклонился, подхватил, дёрнул за ручку воґрота, щёлкнул крючок, фиксирующий тетиву. Достать из сумочки тяжёлый болт, устроить на ложе, найти цель. Вот она — крылатая мразь, точно такая же, что разрушила навес над башней, атакует размахивающих факелами и горящими ветками простецов. Выстрел. Промах. Ещё раз! Оказалось, что перезаряжать самострел очень просто, достаточно один раз попробовать. Новый выстрел, болт пронзает крыло и втыкается в заднюю лапу, чудовище ещё в воздухе начинает терять очертания, превращаясь в смазанное облачко брызг.

Вот и старый знакомец — вервольф, как две капли воды похожий на зубастого собрата из странного леса, окружавшего «вторую технологическую зону», перебрался через стену, разметал в клочья одного из простецов (Господи, ну и силища!), опрокинул другого, рванул клыками за кадык. Из повреждённых артерий хлестнули фонтанчики тёмной крови, забрызгавшие песок, стену конюшни, в которой отчаянно ржали перепуганные лошади, и клочковатую шерсть монстра. Не спеши, не спеши, опять промахнёшься… Воґрот, тетива, стрела, спуск… Есть! Оборотень не исчез, он всего лишь взвизгнул, подскочил, совершив замысловатый кульбит, упал набок, выгнулся дугой и затих.

Теодегизил покинул надвратную башню и теперь командовал простецами, занявшими оборону на обширном дворе перед хозяйственными постройками — сбил их в плотный круг, охватывающий пылавшие костры. Ливень, по счастью, сменился лёгкой моросью и ветер поутих, теперь не было опасений, что огонь погаснет — напавшие на Берлогу существа опасались открытого пламени. Зигвальд оставался на стене, руководя первым кругом обороны, то есть находился на самом опасном участке: летающих тварей вообще не осталось, мы ухитрились перестрелять их в первые минуты, но звероподобные чудовища, обладавшие обезьяньей ловкостью и цепкими лапищами запросто преодолевали тын. Снаружи оставались только существа, которые не могли прикоснуться к серебряным полосам, которыми были обиты стены крепости — они инстинктивно чувствовали, что серебро губительно. Все прочие, вероятно, к настоящей нечистой силе отношения не имели и карабкались по выступам деревянных столбов. Верфольфы-оборотни не исключение, я решил, что серебро убивает их только при попадании в рану, взаимодействуя с кровью…

— Стефа-ан!

Что такое? Почему Зигвальд так надрывается? И вообще, где он? Ах, чтоб тебя!

Зигвальд перебежал на тот участок галереи, что вела к башенке по левую руку от ворот, там четверо простецов сцепились с воплощённым кошмаром, рядом с которым другие ночные гости выглядели почти благообразно. Понять, что оно такое, я и не пробовал — очертания размыты, тварь будто окутана туманом. Перемещается с невероятной стремительностью и в то же время очень плавно и изящно. Чуточку похоже на человека, но руки и ноги ребристые, в продольных складках-гребнях, ладони с когтями, больше смахивающими на прямые острейшие ланцеты, ступни похожи на оконечья лап гигантской ящерицы, морду не разглядеть, вокруг головы колышется дымка — полагаю, оно к лучшему, не хочу я это видеть! Своеобразный призрак с материальной сердцевиной — внутри твёрдое, снаружи мглистая оболочка.

— Осторожнее, энергетическая составляющая этого существа на уровне боевого андроида! Излучает до… — выпалил Нетико, но дальше я не слушал, зачарованный схваткой, продолжавшейся всего несколько секунд. Полупризрак отшвырнул одного простеца, с воем полетевшего со стены и наверняка разбившегося, другому воткнул когти-шипы пониже грудины, без особого труда приподнял, затем стряхнул себе под ноги и раздавил голову ногой. Череп раскололся, будто орех. Ударил наотмашь третьего, тот всем телом впечатался в стену и обмяк. Четвёртый успел вонзить остриё короткого копья в толстую шею монстра примерно там, где у людей находятся верхние шейные позвонки и основание черепа. Тут подоспел Зигвальд, изо всех сил вогнавший клинок в левую часть груди твари, по самую гарду.

Я уже говорил, что Жучок парень жилистый, ловкий и далеко не слабый — если вдруг нам когда-нибудь придётся сойтись на кулаках, он уложит меня с одного маха, не прикладывая лишних стараний. Однако сейчас у него ничего путного не вышло, не помог и покрытый серебряной амальгамой меч. Чудовище крутанулось на задней лапе, надёжный клинок внезапно разломился, в ладони Зигвальда осталась только рукоять с фигурным литым яблоком. Демон (а как ещё прикажете назвать такое создание?!) тем не менее пошатнулся и совершил неожиданный рывок, в прыжке бросившись на Зигвальда. Подмял человека под себя, мне почудилось, что чёрная, как провал в адскую бездну, пасть зацепила предплечье человека. Жучок вначале низко зарычал, потом взвыл — даже самые настоящие мужчины кричат, когда им очень больно.

Что заставило ребристую тварь на короткий миг отступить, я не понял — или вопль Зигвальда, или то, что последний из четверых сопротивлявшихся простецов выхватил из-за пояса небольшой боевой топорик и ударил туда, куда дотянулся — в плечо демона. Металлическое лезвие внезапно покраснело, раскалилось и рассыпалось искрами. Зигвальд, змеино извиваясь, пополз прочь, не переставая подвывать сквозь зубы и отталкиваясь неповреждённой левой рукой. За ним протянулась полоса крови, кажущейся в темноте бурой. Вокруг чудовища сгустилось дрожащее марево, сотканное из невесомой чёрной пыли, полыхнула багровая, с лиловыми прожилками вспышка, простец окутался пламенем, завизжал так, что я от этого ужасающего звука едва не потерял сознание, и тоже полетел с галереи. Падение с четырёхметровой высоты его не убило, предсмертные стенания продолжались, постепенно затихая.

— Батарея перезаряжена, — я с трудом осознал, что слышу голос Нетико. — Пистолет, кретин! Быстрее! Эта скотина воздействует на противника направленным энергетическим импульсом! Давай!

Индикатор готовности «Штерна» сиял изумрудным огоньком. Я, ломая ногти, ухватил Зигвальда за ворот посеребрённой кольчуги, подтащил к лесенке, идущей по внешней стороне башни. Взгляд от медленно поднимающегося на ноги монстра пытался не отрывать — ни меч, ни топор его не убили, разве что ранили. Ещё немного, и он снова атакует!

Я вспомнил времена босоногого детства, на тихой и благополучной Аврелии. Мы с сёстрами играли в «снежную гору», съезжая вниз по лестнице на большом пластиковом подносе для пикников. Садишься, отталкиваешься и, смешно подпрыгивая, съезжаешь по рёбрам ступенек вниз. Эту примитивную технологию я применил сейчас — схватил брошенный каким-то простецом каплевидный шит, положил на верхней ступеньке, едва не надорвавшись, взгромоздил на него Зигвальда (ох и тяжёл, подлец!) и пинком отправил вниз. Сработало идеально, настоящие санки!

— Он концентрирует энергию для нового импульса! — Нетико вроде бы паниковал, а я, наоборот, оставался необычно спокоен, видя, как демон встаёт и делает неуловимо-угрожающее движение, расставляя руки так, будто у него возникло желание броситься ко мне с объятиями. На кончиках пальцелезвий загорелись розовые искорки.

…Военному делу я не учился никогда, обязательные курсы самообороны прошёл в колледже, единоборствами не увлекался. Но реакция всегда была неплохая — это необходимо для капитана корабля лабиринтного класса, в некоторых звёздных системах коридоры к точкам перехода забиты до отказа, ничуть не хуже, чем на автострадах мегаполисов Сириус-Центра.

Оказывается, автоматизм реакций и быстрота принятия решений могут помочь не только в управлении гигантским грузовым кораблём. Под башней стоит крытая грубой холстиной телега, метра три, не дальше — в таких простецы перевозят зерно. Упаду на ткань — отделаюсь лёгким испугом, главное потом выпутаться, если холст порвётся, а он непременно порвётся… Шажок назад, взгляд через плечо, ещё шажок… Прыгну неправильно, промахнусь — или смерть, или тяжёлые переломы. Автохирурга на Меркуриуме нет, настоящих врачей тоже.

Три, два, один…

Я опередил монстра на секунду. Узконаправленный луч ударил ему в грудь, я в это время уже падал вниз, спиной к земле. Надвратная башня полыхнула, как бочка с бензином, ярко и страшно. Надо мной сверкнуло нечто наподобие шаровой молнии, распавшейся на искры, раздался могучий хлопок, прошла раскалённая ударная волна.

Приземление было не очень приятным: накрывавший телегу полог я пробил насквозь, грянулся на тонкий слой соломы, больно ушиб плечо. Поморщился, вылез и со всех ног бросился к Зигвальду, совершавшему неудачные попытки встать со щита, съехавшего на мокрую от дождя землю.

Его правое предплечье привело бы в ужас даже военного хирурга: мышцы и сухожилия разорваны, белеет кость, кровища, плоть висит клочьями. Смотрит, однако, осмысленно.

— Помоги Теодегизилу!

— Тебе врач нужен!

— Кто?

— Ну… Лекарь!

— Перебьюсь, не впервой. Помоги ему!..

* * *

Теодегизилу не повезло — по моему мнению, чудовища каким-то образом отличали благородных от простецов и прежде всего нацеливались на них. Не исключено, что именно поэтому монстры не обращали на меня особого внимания, мой организм не «фонил», биоэнергетика самая обычная, как у любого нормального человека, я не могу подобно Зигвальду и его родственникам вырабатывать энергию по собственному желанию! Две собакоподобных уродины отвлекли простецов, третья, похожая одновременно на ящерицу и рогатого беса, по хребтине которого ползали зеленоватые болотные огоньки выдернула Теодегизила из плотного строя, повалила в размякшую глину и полоснула лапой по груди — полетели звенья разорванной кольчуги. Никаких рассуждений, надо быстро помочь. Но как? Если выпалю из «Штерна», задену человека и нескольких простецов (эти уже расправились с одной из огромных чёрных псин и увлечённо добивали вторую топорами на длинных рукоятях).

Решение пришло неожиданно — самострел всё ещё оставался в левой руке. Удивляясь собственной невозмутимости, я устроил болт на ложе, уверенным шагом приблизился к бесу со спины и всадил стрелу точно в основание черепа с продольным гребнем и маленькими кривыми рожками. Эффект последовал ошеломляющий: тварь мгновенно охватили белые язычки пламени, она вспыхнула, словно бенгальский огонь, я изо всех сил ударил её ногой, отшвыривая от Теодегизила. На помощь пришли трое вымазанных в грязи и крови простецов, только белки глаз сверкают — они оттащили раненого в сторону, оставили у наглухо закрытого входа в господский дом и с победоносным рёвом кинулись обратно к нам…

Всё кончилось внезапно — мы всей гурьбой добили последнего монстра, превратив его в месиво из костей, вонючей шкуры и внутренностей. Нетико вдруг огласил двор сигналом зуммера, который по штатному расписанию транспортных и боевых кораблей Содружества обозначал отбой тревоги. Соригинальничал, надо полагать. На мониторе ПМК не было ни единого красного значка. Всё-таки отбились. Но только от кого?..

Выглядели мы все кошмарно: толпа тяжело дышащих, насквозь мокрых мужиков, жидкая грязь, кровь, запах стоит тяжёлый и тошнотворный — воняет гарью, дымом, кислым потом и ещё чем-то невыразимо противным. Я подбежал к Теодегизилу, быстро осмотрел и матерно высказался по-русски: братец Зигвальда явно не жилец, левая часть грудной клетки вскрыта когтями, рёбра сломаны, видно белёсое лёгкое. Ладно, пускай им займутся простецы…

— Ты как? — выдохнул я, увидев тяжело хромающего Жучка. Здоровой рукой прижимает к груди то, что осталось от кисти и предплечья правой. Морщится, шипит, но идёт сам. Никаких сомнений, руку придётся ампутировать, травма тяжелейшая, — но кто этим станет заниматься? Только не я, они меня не заставят! Может, кто из простецов имеет лекарские навыки?

— Могло быть гораздо хуже, — выдавил Зигвальд. — Найди Гунтрамна, он командует отцовским отрядом… Гунтрамн жив, я его только что видел. Пусть возьмёт своих, кто уцелел, и загородит проём телегами. Когда пламя погаснет, в крепость кто хочешь заберётся, прячась за телегами проще обороняться.

Жучок кивнул в сторону грустно догоравшей надвратной башни — перекрытия уже обрушились, на тын огонь не перекинулся, дерево было слишком влажным.

— Тебя надо перевязать!

— Кровь давно остановилась, обойдусь пока…

— Остановилась? — я замер. Наверняка были повреждены крупные сосуды, артерии, как это прикажете понимать?

— Гунтрамн, — напомнил Зигвальд. — Ты вроде не ранен, сможешь остаться с простецами до рассвета? Не беспокойся, второй раз твари не придут. Раньше никогда не было двух нападений подряд, надеюсь и теперь обойдётся. Чего встал, как столб? Считай, до самого утра ты в Баршанце командуешь, учись управлять простецами, пригодится…

Глава восьмая О БИБЛЕЙСКОМ СОВЕРШЕНСТВЕ

Южная Готия, владение Герлиц.

20–21 июля 3273 г. по РХ

После восхода солнца я понял, что если не отдохну хотя бы час-другой, то умру на месте — в глазах начинало двоиться, я путал русские слова с немецкими и не понимал, что говорят мне обращавшиеся с вопросами простецы. На мою удачу появился Зигвальд, с обмотанной льняными тряпицами рукой и, что поразительно, выглядевший относительно неплохо — бледный конечно, но вполне дееспособный. Я кликнул одного из простецов, он помог снять кольчатый доспех, стёганку и обе рубахи, после чего вылил на меня семь вёдер ледяной колодезной воды — я чувствовал себя непристойно грязным, желание отмыться превосходило даже необоримое стремление отойти в любой тёмный уголок и немедленно заснуть. Оттирался я свёрнутым в узел пуком травы и нарочно принесённой с кухни золой: о мыле в Берлоге никогда не слышали, или на Меркуриуме оно было малодоступной роскошью. Зола, как выяснилось, ничем не хуже — этот способ показал мне простец, — кровь с ладоней отошла запросто, да и вонь перестала преследовать. Я потребовал выдать чистые штаны и нижнюю рубаху, что было тотчас исполнено — приволокли из общинного дома.

С трудом поднявшись наверх, в свою комнату, я мешком рухнул на ложе и моментально вырубился, не вспомнив, что забыл ПМК на дворе, бросив его в одну кучу с пропитанной потом и грязищей одеждой. Пусть на Берлогу налетит стая драконов в тысячу голов, я не проснусь. Убивайте прямиком в постели, мне пофиг!

Никаких сновидений не было, сплошная мягкая чернота.

— Между прочим, скоро начнёт смеркаться, — я пробудился, услышав знакомый настойчивый голос, звучавший прямо над ухом. Кто-то принёс компьютер-помощник в хозяйские покои и аккуратно положил рядом. — Семи часов глубокого спокойного сна более чем достаточно, поднимайся. В конце концов, это неприлично — другие работают, а ты дрыхнешь.

— Нетико, ты? — я с кряхтением уселся и протёр глаза кулаками. — Как обстановка?

— За время, пока ПМК валялся возле колодца в мутной луже, ничего особенного не происходило, — сварливо ответил ИР. — Простецы растаскивали завалы на том месте, где стояла башня с воротами, погибших отвезли по долине вниз, как я понял из разговоров, мёртвых здесь сжигают, погребальный костёр. Донельзя архаичный обычай, однако так гораздо проще, не надо возиться с рытьём могил.

— Ой, мама дорогая… — я схватился за голову, картины предыдущей ночи встали передо мной со всей ясностью. — Потери большие?

— Точно не скажу, около тридцати человек. Теодегизил очень плох.

— Разумеется, такая жуткая рана… Не понимаю, как он не умер сразу? Зигвальд-то держится?

— Как ни странно, держится. Это при том, что полученная травма если не смертельная, то как минимум шокогенная.

— Подумать только, человеку едва не отгрызли руку, а он благополучно ходит на своих двоих и делает вид, будто всего-навсего посадил занозу! Сам-то ты что думаешь о случившемся?

— Ситуация иррациональна, — с привычной академической нудностью сказал Нетико, однако я заметил в его голосе неуверенность. — О фантастических свойствах животных, которых мы видели, рассуждать бессмысленно, с точки зрения известных нам научных дисциплин объяснить этот феномен невозможно. Затем: хищники никогда не нападают просто так, ради удовольствия или реализации накопившейся агрессии. Цель любого хищника — охота, поиск и добыча пищи, но не более. Ночью пришлось наблюдать не за охотой, а за целенаправленным убийством. Истребление ради истребления. Звери так себя не ведут. И наконец: активность любых хищников во всех известных мирах не связана с положением космических тел и природными явлениями.

— Закончил? — хмыкнул я.

— Да, закончил. Объяснений не жди. Я лишь фиксировал физические особенности тварей, некоторые из них согласуются с общими представлениями о эволюции жизни на углеродной основе, но большинство других…

— Замнём, — поморщился я. Не было никакого желания выслушивать сентенции искусственного разума, который по неизменной привычке обязательно начнёт углубляться в высокие материи, употребляя словеса, пониманию человека недоступные. — Схожу посмотрю, что происходит внизу. Гляди, мне принесли новую одежду… Не перестаю удивляться, какие они внимательные и заботливые, у нас в Содружестве такой душевности не встретишь, не сохранилось доброго отношения к людям.

— Вероятно, меркурианцы не сохранили традиции, а возродили, — заметил Нетико. — Причём ненамеренно. Среда обитания и обстановка располагают, без взаимовыручки и обязательной участливости друг ко другу не выживешь. У древних германцев, скандинавов и славян на Земле, да, впрочем, и у любых других народов в эпоху родоплеменного строя, это считалось не просто нормой, а святой обязанностью. Обитатели Меркуриума по неясным пока причинам скатились по цивилизационной лестнице на самые нижние ступени, позабыв информационно-космическое общество Земли, постиндустриальную и капиталистическую формации, даже феодализм у них в зачаточном состоянии. Если, конечно, считать простецов аналогом феодально-зависимого класса. А это в корне неверно, они — биологически зависимый класс.

— Будешь продолжать говорить в подобной стилистике, я рассержусь. Надоело выслушивать непонятную заумь!

— Сердись сколько угодно, положения это не изменит.

Зигвальд обнаружился в трапезной — его мягкий басок я услышал издалека, с лестницы. Повелитель Берлоги распекал, давал указания и беззлобно ругался. Как оказалось, жертвами господского гнева были трое простецов, один из них — Гунтрамн, тот самый рыжебородый здоровяк, выполнявший поутру обязанности «сержанта» при моей персоне. Простецкий диалект, на котором говорил Жучок, я понимал с пятого на десятое, но судя по всему речь шла о делах хозяйственных: как восстановить сгоревшую дотла надвратную башенку, где именно и какие деревья рубить, из каких окрестных деревень привлечь к работам мужиков, кого поставить вечером и ночью на стражу…

— Входи, рад видеть живым и здравствующим, — Зигвальд турнул простецов и повернулся ко мне. Улыбнулся широко. — Голоден? По глазам вижу, голоден! Эй, там!..

Я не отрываясь смотрел на его правую руку. На Жучке были только шаровары в складках с обмотками по голеням и короткая рубаха с отрезанными рукавами. Повязка исчезла, изуродованное предплечье выглядело не особо хорошо, но… Розовая, будто после недавнего ожога, очень нежная плоть ещё не заместившаяся настоящей кожей, покрывала сросшиеся кости, напрочь оторванный большой палец на ладони вновь начал формироваться — маленький стручок, размером сантиметра полтора. Внешне Зигвальд вполне здоров! Немыслимо!

— Ни одной раны, — Жучок, наклонив по-птичьи голову, в упор глядел на меня. — Даже не поцарапался… Уложил десяток тварей, и хоть бы что! Испепелил Анимафага! Провались она эта башня, другую отстроим, но такой добычей не всякий может похвастаться!

Из восторженно-сбивчивых речений Зигвальда я начал понимать, что он усматривает в происшедшем некий знак свыше. Символ мистического порядка. Выйти из такой передряги, ровно библейские пророки из пещи огненной, это, знаете ли, не шуточки — это благословение! Слова «повезло» или понятия «благоприятное стечение обстоятельств» для Зигвальда не существовало, человек, привыкший видеть скрытые знамения во всём, начиная от просыпавшейся соли до необычного расположения камней возле дороги («колдовской круг»), незамедлительно расценил мою удачу как сверхъестественную. Никакого взаимодействия скрытых факторов, одно только веление судьбы, а через неё Господа Бога или «иных» — я с первого дня знакомства начал подозревать Жучка в латентном язычестве, убеждённым монотеизмом тут и не пахло…

Попутно выяснилось, что Теодегизил, скорее всего поправится — не умер утром, значит, обязательно выкарабкается, но отлёживаться придётся долго, не меньше полной седмицы. Нетико, услышав это, пробурчал что-то неразборчивое, видимо, не желая противоречить хозяину. По его (равно как и моему) мнению, человек, которому переломали почти все рёбра и повредили лёгкое, без помощи квалифицированных хирургов, работающих в условиях современной операционной, управляемой искусственным разумом, выжить не в состоянии. Вспомним о возможных инфекциях и заражении, отсутствии на Меркуриуме антибиотиков и поймём, что шансы у Теодегизила нулевые.

— Это покажется невероятным, но они регенерируют, — прошептал Нетико, когда Зигвальд отвлёкся на короткий разговор с полной розовощёкой простицей, доставившей тяжёлое блюдо со снедью. — Видел его руку? Никаких инъекций РНК, коррекции функциональных параметров тканей, трансплантации мышц и кожи или нанотехнической инженерии… Естественная регенерация, самовосстановление, протекающее с колоссальной быстротой. Ничего понять не могу!

— Что говорит не-живой? — поинтересовался Зигвальд, взглянув на ПМК.

— Интересуется, почему у тебя отрастает новый палец, — просто ответил я.

— А, чепуха, — Жучок опустился на лавку и жестом пригласил меня. — Бывало и хуже. Шрам останется на несколько лет, но со временем исчезнет. Этим свойством обладают лишь благородные, со времён исхода с Земли. В отличие от простецов, мы редко болеем, а раны заживают быстро.

— Насколько я знаю, жившие на Земле люди больше походили на простецов, — сказал я. — Разве на Меркуриуме не сохранилось никакой памяти о древних временах? До Катастрофы?

— Первое поколение считало, что вся прежняя история была только подготовкой к моменту преображения человечества, случившемуся после того, как Землю уничтожила Тьма, явившаяся из глубин космоса.

Я с унынием понял, что добиться от Зигвальда разумных объяснений и на этот раз не получится.

Известные события, приведшие к Катастрофе, интерпретируются им с мифологической точки зрения. Какая, к дьяволу, «Тьма»? Прохождение через Солнечную систему нейтронной звезды, Эвакуация и гибель более чем девяноста процентов населения планеты безусловно может расцениваться религиозно-озабоченными людьми как исполнение предсказаний из Откровения Иоанна Богослова, но древний евангелист предрекал всеобщий крах и появление абсолютно нового Универсума, Вселенной духа, а не плоти, идеального мира под управлением самого Творца!

«Преображение человечества», так вроде бы сказал Зигвальд? Что он имеет в виду? Я плохо знаком с духовной литературой, но в колледже нам рассказывали о концепции христианства и я запомнил, что термин «преображение» был тесно связан с Апокалипсисом…

Как выглядит история Катастрофы с нашей точки зрения? В кратком изложении: сначала приходит известие о нейтронной звезде, в течение двух лет с Земли вывозят несколько сот миллионов человек. Потом Солнечную систему закрывают для полётов, вводится тотальная блокада. Эвакуированные поселяются на Афродите в системе Сириуса. Позже, когда «Птолемей» нашёл выход на третий-четвёртый уровни Лабиринта сингулярности, мы начали создавать постоянные колонии в окрестных мирах, обитаемый радиус расширился на полторы тысячи световых лет. Теперь посмотрим на Катастрофу с другой стороны: небольшая часть выживших каким-то немыслимым способом проникла в сверхдальние коридоры Лабиринта и очутилась на другом краю Галактики, причём люди обрели новые исключительные способности, резко увеличили срок жизни, однако вместо дальнейшего развития общества и уникального цивилизационного скачка в их среде наблюдается сплошной упадок и антиэволюция… Нестыковок и противоречий столько, что разобраться в этой головоломке я не надеюсь даже с помощью Нетико.

Наскоро перекусили. Зигвальд скупо ворчал насчёт разорений, причинённых тварями, — сейчас он больше напоминал огорчённого напрасными потерями владельца фермы, чем доблестного паладина, призванного бороться со сказочными чудовищами, досаждающими трудовому пейзанству и похищающими невинных девиц. Мне кажется, таковым «паладином» он и не был никогда, противостояние с нечистью и монстрами здесь было привычной частью жизни. Вполне естественно, что, как всякому рачительному хозяину, Зигвальду было досадно видеть разрушения в собственном доме и знать о том, что значительная часть его подданных погибла. Для малонаселённой Берлоги, целых двадцать восемь убитых — большая потеря, почти четверть от общего числа жителей. С учётом наших с Нетико соображений, касающихся схемы воспроизводства простецов, восполнить популяцию клонов удастся только в следующем цикле, который неизвестно когда наступит. А если они никакие не клоны, тогда как?..

Сумасшедший дом, короче говоря.

Когда мы спустились вниз, оказалось, что на обширном дворе царил почти идеальный порядок — ни единого трупа, завал обугленных брёвен разобран, с помощью лошадей их оттащили прочь от крепости, далеко к скалам, добавили огромную груду хвороста и пролили «земляной смолой», по ближайшему рассмотрению оказавшейся низкокачественной нефтью. Там и сожгли тела страшилищ, которые не были подвержены моментальному распаду. Я и Нетико очень хотели посмотреть на мёртвых вервольфов, мощности химического анализатора ПМК хватило бы для поверхностного исследования их крови или частиц тканей, но было слишком поздно — огромный костёр уже догорал, а Зигвальд выделил целый бочонок драгоценной соли, чтобы засыпать ею угли, примета такая — нечисть не воскреснет. Искусственный разум запоздало сетовал на собственную непредусмотрительность, раньше надо было думать — ещё тем утром, когда мы обнаружили первого оборотня рядом с «технологической зоной», будь она неладна…

Работа кипела вовсю, никто не отлынивал и не бездельничал. Крытые телеги теперь выстроили полукругом перед широким проломом в тыне, шестеро вооружённых тяжёлыми арбалетами рыжих и соломенноволосых простецов «с севера» во главе с неизменным Гунтрамном на страже, остальные пилят, строгают, обрабатывают недавно срубленные древесные стволы, варят смолу в больших котлах. Женщины готовят еду под открытым небом, даже маленькие дети под командованием Арегунды помогают — таскают ветки и убирают полосы коры, дочка Теодегизила не выглядит «благородной девочкой», испачкать руки и светлое платье ничуть не боится. У меня эта суета немедленно вызвала ассоциацию с муравейником — всё делается споро, но без лишней спешки, уверенно и до ужаса целеустремлённо. Вот и думай, что это: нейропрограммирование или убеждённое радетельное исполнение долга перед господином и самими собой?!

Новое основание башни было заложено — всего за несколько часов появился белеющий свежим обтёсанным деревом низенький сруб и намётки арки ворот. Инженерия несложная, но совершенно примитивный человек и такого не построит, а простецы работают самостоятельно, благородные ими не руководят. Надо точно знать прочность грунта, рассчитать углы, давление, точно подогнать сочленения брёвен, иначе конструкция будет ненадёжной и однажды развалится!

— Дней за пять управятся, — убеждённо сказал Зигвальд и внезапно насторожился: — Что такое опять случилось?..

Гунтрамн, находившийся возле импровизированного вагенбурга, как именовалось подобие крепости из составленных вместе повозок, вскинул шест с выцветшим зеленоватым лоскутом-флагом и что-то гортанно выкрикнул на своём языколомном диалекте. Прочие стражи неуловимо подобрались, перехватили поудобнее самострелы и будто невзначай крутанули вороты, натягивающие тетивы.

— Зелёный вымпел — неизвестный всадник, едет один, выглядит неопасным. — пояснил Зигвальд, заметив, что я вновь озадачился. — Синий — несколько всадников, синий и красный — гости вооружены и при доспехе. Пойдём, глянем, кого принесло.

Оказалось, что у Гунтрамна очень острое зрение — поднявшись на галерею тына, я с трудом разглядел маленькую фигурку лошади, мелкой рысью поднимавшейся вверх по долине, точно по направлению к Берлоге. В седле человек, лучи клонящегося к горизонту солнца не дают отблеска от металла, следовательно, он едет без шлема и панциря. Двигается неспешно и угрозы не представляет — возглавляй незнакомец крупный отряд, других всадников непременно заметили бы, долина узкая, а в широких перелесках прорублены хитрые просеки, не позволяющие скрыться за деревьями многочисленной рати. Интересная оборонительно-тактическая идея — все до единой просеки лучами расходятся от Баршанце и доступны взгляду наблюдателей, стоящих на стенах.

Простецы, уяснив, что опасности никакой, продолжили заниматься своими делами. Мы с Зигвальдом перебрались через вагенбург и вышли навстречу. Можно было не страшиться, нас прикрывали арбалетчики — одновременный залп шести стальных болтов если не убьёт благородного сразу, то в любом случае надолго выведет его из строя.

Гнедой широкогрудый конь топал в нашу сторону, уверенно держа аллюр. Усталым он ничуть не выглядел, хотя ему пришлось долго подниматься вверх по склонам — Нетико ещё по нашему прибытию в Берлогу доложился, что поместье Зигвальда построено на высоте двух тысяч ста пятидесяти метров над уровнем меркурианского океана, но благодаря повышенному содержанию кислорода в атмосфере планеты я особых изменений не чувствовал.

Всадник остановил коня в пяти шагах перед нами, скользнул взглядом безмятежных светло-голубых глаз по мне и Зигвальду, безошибочно определил благородного, несмотря на то, что Жучок был одет в прежнюю безрукавку из застиранного желтоватого льна и ничем не отличался от простецов — борода всклокочена, шевелюра спутана, необъятные шаровары серой ткани, обязательный пояс с клинком отсутствует.

— Рад приветствовать, — молодой человек спрыгнул с седла и коротко поклонился в соответствии с местными обычаями, коснувшись правой ладонью груди. — Это владение Баршанце, принадлежащее Зигвальду из рода Герлиц, я не ошибся?

Я снова отметил непонятный акцент. В остальном гость мало отличался от Зигвальда или Теодегизила, по крайней мере, одевался как дворянин: дорогая кожа с узорным тиснением, короткий шерстяной плащ, меч за спиной, кинжал на поясе, непременные амулеты. Носит сапоги, каких я в Берлоге ни разу не видел, — тут в моде тупоносые тапочки с обмотками и ремешками.

Рядом с дюжим Жучком незнакомец смотрелся мелковато. Не слишком высокий, эдак метр семьдесят пять от пяток до макушки, физиономия доброжелательная и улыбчивая, носит коротенькую бороду, но не окладистую — от уха до уха, — а только на подбородке, причём аккуратно её подстригает. Волосы длинные, по плечи, но Зигвальд заплетает толстую косу, а этот человек схватил хвост на затылке красивой (и наверняка очень дорогой!) серебряной заколкой в виде прыгающего льва.

— С пожеланием долгой жизни, благословения Божьего и всех незримых, благоволящих людям, — Жучок, отстранив меня, вышел вперёд. — Я Зигвальд Герлиц, третий сын Адельма Герлица, готийского комта, вассала короля. С чем пожаловал, достойный господин?

Достойный господин быстро извлёк из сумочки на поясе литой медальон с чёрной эмалью, поверх которой сияли три золотистые стрелы. Протянул.

— Это передал Эрик Эдельверт, гильдия алхимиков из Бьюрдала. Он полагает тебя своим другом, не способным отказать в помощи.

— Родовой герб я передал достойному господину Эрику в знак признательности, — Зигвальд не то чтобы просиял, но выражение недоверчивости с его лица исчезло мигом. Вещицу он узнал, это было несомненно. — Ты алхимик? Гильдейский? Разумеется, я приму тебя в Баршанце и окажу вспомоществование, какое только в моих силах!

— Николай из Дольни-Краловице, — представился гость, а я сразу зацепился за имя «Николай» произнесённое пускай с необычным ударением, однако… Это было первое имя, однозначно свидетельствовавшее: здесь, на Меркуриуме, существуют не только личные германские имена, но и греческо-славянские! Об этом свидетельствовали и карты, найденные мною в библиотеке свитков, в центре и на юге континента я нашёл много обозначений, напоминавшие мне топонимы с планет Содружества, занятых восточноевропейскими диаспорами…

Нетико отреагировал мелким подрагиванием ПМК. В принятой нами системе безмолвного общения такая вибрация отражала крайнюю степень интереса, проявляемого искусственным разумом. Говорить он не решался, побаиваясь встрять невовремя, однако точно дал мне понять: прямо сейчас происходит что-то особенное!

— Говорить лучше в доме, — Зигвальд вдруг немного смутился, а я заметил, как «алхимик» буквально вонзился в меня оценивающе-заинтересованным взглядом. Потом уставился на ПМК и покачал головой. — Прошу простить, но прошлой ночью случилось Тройное затмение…

— Вижу, — коротко ответил Николай. — Я шёл сюда с караваном Верекунда, сына Эохара, из Волена, что далеко на севере, в Лейгангере. Прошлая ночь выдалась недоброй, но мы сумели защититься, никто не погиб, даже простецы.

Зигвальд понимающе кивнул.

— Я слышал о Верекунде, риксе Волена от своего брата Теодегизила… Конём займутся простецы, твои мешки отнесут в гостевые покои. Этот человек… — Зигвальд отступил на шаг и чуть подтолкнул меня в спину здоровой рукой, не тушуйся, мол. — Этот человек — Стефан из Аврелии, мой гость и друг. Без него Баршанце не выстояла бы в ночь Тройного затмения.

Теперь Николай посмотрел на меня озадаченно и не без удивления.

— После долгой дороги, следует отдохнуть, — учтивость из Зигвальда сыпалась как из рога изобилия, причём не из чувства обычной вежливости, а потому, что он действительно был рад нежданному визитёру. — Близко время вечерней трапезы…

В этот момент мы перебирались через вагенбург, дополнительно усиленный наклонёнными кольями. Я схватился за борт телеги, пробрался между изогнутыми деревянными рёбрами, на которые натягивалась холстина, а потом вдруг споткнулся, кувырнулся через голову и, благополучно приземлившись на густую траву, машинально высказал своё отношение к этому событию:

— …дь!

— Я так и думал… Отлично! — надо мной стоял Николай из Дольни-Краловице. — Давай руку, поднимайся.

Говорил он на чистейшем русском языке без какого-либо акцента.

— Что? — с трудом выдохнул я.

— Вставай, говорю. Извини, это я тебе подножку поставил, не заметил? Не обижайся!

* * *

Меня стремительно затягивало в пучину сюрреализма. По сравнению с «алхимиком его милости князя Якуба» все минувшие события теперь выглядели едва ли не обыденными и само собой разумеющимися. Оборотни-демоны-упыри? Да пожалуйста, ничего против не имею! Реальность Меркуриума допускает их существование, с этим я уже смирился. Люди в Готии (особенно простецы) говорят на языке, который по уверениям Нетико реконструирован из древнегерманского и древнескандинавского? Сколько угодно, so nist du daupau, ak in hauheinas gudis, ei hauuhjaidau sunus gudis pairh pata[1], как выражается Зигвальд в минуты сильного душевного волнения! Я готов уверовать в любую небывальщину — с фактами не поспоришь! Но откуда здесь появился мой соотечественник, моментально опознавший старинное русское словечко, которым обычно выражаются сильные отрицательные эмоции, я понимать отказываюсь. Тем более, он ещё и благородный — Нетико успел мне шепнуть, что биоэнергетический фон гостя ничем не отличается от «природного излучения» Зигвальда или Теодегизила с маленькой Арегундой…

Желание немедленно вцепиться в алхимика и вытрясти из него ответы на все остававшиеся вопросы пришлось на время подавить — обойти правила гостеприимства и позабыть о благочинии было решительно невозможно. Подали умыться, затем традиционно разместились в «парадном зале». Зигвальд увлечённо повествовал о бурных событиях прошедшей ночи, Николай кивал, переспрашивал, моментально опознавая чудовищ по кратким описаниям, он точно знал, как называются те или иные существа, и казался хорошим специалистом в области демонологии.

Все меркурианцы были людьми чрезвычайно эмоциональными, обмен эмоциями при разговоре был обязателен, вот и Зигвальд изобразил мои сомнительные подвиги почти скальдическим слогом — его послушать, так выходило, что я в доблести своей сравнялся с великими героями прошлого, выходившими один на один с драконом, вооружась только зубочисткой. Он не пытался приписать мне чужие действия и ничего не выдумывал от себя, но в рассказе применял исключительно превосходные степени. Николай выслушивал с самым серьёзным выражением лица, а когда было упомянуто о ребристой твари, окутанной чёрным маревом, только брови вздёрнул, сказав:

— Animafagus infernis, демон — пожиратель душ… Боже, откуда они здесь? Никогда прежде не слышал, чтобы эти существа покидали свои логова, скрытые глубоко в горных пещерах. Как ты его прикончил?

— Пятисоткиловаттный узконаправленный плазменный разряд, — я намеренно применил специальную терминологию, чтобы узнать, поймёт он меня или нет. Понял моментально, снова кивнул. Откомментировал по-русски:

— Таким выстрелом можно стадо слонов испепелить, защита Анимафага попросту не выдержала… Повезло, что тут скажешь. Десантная кинетическая винтовка ВКК, не иначе?

Потрясающе. Он не только знает слова «кинетическая винтовка», но и осведомлён о структуре вооружённых сил Содружества, по меньшей мере аббревиатуру Военно-космического корпуса применяет запросто, будто мы заседаем в конференц-зале где-нибудь на Сириус-Центре или Проксиме, а не в увешанной деревянными щитами трапезной Берлоги…

Меня вдруг накрыла волна невыразимой радости — домооой! Я теперь смогу вернуться домой и забыть об этом проклятом Меркуриуме, как о кошмарном сне! Плюс премия от правительства за открытие доселе неизвестного мира! Или известного, но засекреченного?.. Тайный эксперимент наших спецслужб и закрытых институтов? Нет, даты не подходят — я отправился с Эпсилона Эридана на Бекрукс в феврале 2680 года, Меркуриум заселён около тысячи лет назад, вычитаем… Ориентировочно выходит 1680 год от Рождества, когда и паровую машину-то не изобрели, а про полёты в космос и не мечтали… Опять нестыковка! Ничего, скоро всё выяснится! Обязательно!

Из-за настойчивости гостя Зигвальд изменил обычному правилу не говорить во время трапезы о неприятностях и вообще о делах — даже когда подали первую перемену, свинину с очень острой капустой, беседа не прервалась, Жучок увлёкся. Я мало что понимал — у этих двоих обнаружились общие знакомые из числа Стражи Крепостей, вспоминали о Ледяном поясе и таинственном «прорыве», о котором я слышал краем уха, Зигвальд скупо пенял на то, что Стража не справляется, нечисти развелось столько, что волком вой, простецы уходят из деревень, построенных возле Крепостей, не спрашивая дозволения у хозяев, — им страшно, а страх куда сильнее преданности господам… В Танвальде поселился ужас, горы теперь опасны, как никогда, дела на севере не так плохи, но и Лейгангер пустеет, достаточно вспомнить историю с Теодегизилом, а ведь не только его поселение разорено.

«Алхимик» внимал и хмурился, иногда что-то неслышно шептал под нос — судя по артикуляции, короткие и выразительные славянские идиомы с биологическим подтекстом. Нервно перебирал амулеты, закреплённые колечками на широком поясе. Их было множество, целая гроздь: маленькие топорики и мечи, молот Доннара, лошадки, коловороты, серебряная рыбка (кстати, я доселе не видел на Меркуриуме золота, только серебро!), крошечный наконечник копья, многолучевой коловорот, ворон, обычная свастика, только лучи направлены против часовой стрелки, несколько рун — махровое язычество, а на шее тем не менее крестик с распятием. Чудеса!

Засиделись допоздна, не переставая усердно накачиваться ароматным крепким элем, — меня обычно начинало вести с одной кружки, но сейчас сказывалось психологическое напряжение, я почти не пьянел, только ноги тяжелели и в голове начало приятно шуметь. Коварный напиток, вряд ли я встану из-за стола самостоятельно, а так хочется переговорить с Николаем наедине! Нетико предпочитал молчать и слушать — искусственный разум впервые на моей памяти не подавал признаков жизни на протяжении нескольких часов.

Потом выяснилось, что я отключился прямо за трапезой, бренное тело наверх отнесли слуги-простецы. Утром меня подняли дружеским тычком кулака в плечо, и первым делом я увидел протянутую глиняную кружку. Запотевшую, видать с ледника. Во рту было сухо, как в пустынях Афродиты и подношение пришлось как нельзя кстати. Великолепно, холодный ягодный напиток, чуть перебродивший и терпкий, с небольшим градусом! Ничего лучше и представить нельзя!

— Целый кувшин из подвала прихватил, — сообщил мне ранний визитёр и уселся на постель рядышком. Я осознал, что говорит он на русском. — Прекрасная опохмелка, мы вчера немного увлеклись, полбочонка выхлебали на троих.

В голове прояснилось, я мигом всё вспомнил. Сердце застучало с удвоенной быстротой.

— Проснулся?

— Вроде бы…

— Королёв Степан, год рождения две тысячи шестьсот пятьдесят шестой, Аврелия, система Эпсилон Эридана, владелец транспортной фирмы «Эквилибрум» и одноимённого судна, лицензия класса «В», совершал рейс на Бекрукс с грузом терраформационного оборудования? — эту тираду Николай выпалил одним махом, причём лучезарно улыбаясь. Издевается что ли? Откуда он всё это знает?? — Ты хоть понимаешь, что чудом остался жив?

— Слово «чудо» я слышу через каждые пять минут, а чудеса наблюдаю ежедневно, — не остался в долгу я. Сел, откинувшись на стену, завешенную серым домотканым ковром, и с вожделением глянул на кувшин. Николай снова наполнил кружку и вручил страждущему.

— Чтобы мы друг друга поняли, тебе придётся рассказать свою историю точно, ни о чём не умалчивая и ничего не скрывая, — твёрдо сказал алхимик. — И только потом я отвечу на твои вопросы, которых, вероятно, накопилось немало.

— На мои желательно тоже, — из-под мехового одеяла послышался раздражённый голос Нетико. — Я как представитель разумного сообщества имею полное право…

— Имеешь, конечно, — Николай покопался в звериных шкурах и извлёк на свет божий ПМК. — Только если ответишь, куда сбежал «Птолемей».

— Сбежал? — непонимающе переспросил ИР. — Про что вы говорите? Материальная составляющая «Птолемея» находится в астероидном поясе системы Сириус, так же известной, как Альфа Большого Пса!

— Всё верно, значит, вы не застали этого знаменательного события… Знаете, дорогие друзья, я наповал сражён вашей наивностью. Вы хоть отчасти понимаете, где оказались?

— Я — понимаю. Рукав Персея, галактика Млечный Путь, — старательно ответил Нетико. — По моим оценкам, девяносто две тысячи восемьсот световых лет до Сириус-Центра. Но вы-то сами что здесь делаете?

— …Восемьсот шестнадцать, — любезно поправил Николай. Точно, издевается. — Я здесь работаю, да будет вам известно. Объясняйтесь. И чтоб не врать, вам же хуже будет!

— Куда уж хуже, — сокрушённо вздохнул я. — Но сначала ответь, всё это реально? По-настоящему? Я несколько дней хожу по самой грани безумия!

— Реально? Да. Гораздо реальнее, чем может показаться. Вы оказались непредвиденными жертвами большого эксперимента, и однажды наверняка станете мёртвыми жертвами. ИР тоже можно убить, достаточно уничтожить носитель, инфосферы на Меркуриуме нет, информационный пакет на другую материальную базу не передать. Хотите я начну вашу историю без ненужных подсказок? Седьмого февраля две тысячи шестьсот восьмидесятого года по стандартному летоисчислению от Рождества Христова грузовое судно «Эквилибрум» должно было пройти через точку перехода Лабиринта по направлению Эпсилон Эридана — Бекрукс. Когда заработали двигатели лабиринтной ступени произошло нечто непредвиденное. Что именно — рассказывать вам.

— Откуда ты…

— Оттуда, — перебил алхимик. — Учтите, я могу оказаться единственным человеком, способным вам помочь. Ваше счастье, что система слежения на этот раз сработала почти идеально, добавились некоторые случайности, позволившие мне отыскать вас обоих быстро и без особых затруднений, сам не ожидал, что это получится так легко. Итак?

— Это была авария, — медленно начал я. — Авария, которой не должно было случиться, мне просто чуточку не повезло…

* * *

Шок? Да, шок — глубокий и тяжёлый. Меня потрясли не выкладки Николая, посвящённые тайным аспектам жизни Меркуриума и не сногсшибательное известие о разделении человечества на две эволюционные ветви, никак не связанные между собой. Осознав, что наши предки пошли на чудовищное преступление, рядом с которым меркнут все безумства прошлого, начиная с массовых жертвоприношений детей в древнем Карфагене и заканчивая нацистскими крематориями XX века, я вплотную подошёл к мысли о том, что если Творец и совершил ошибку, то ею оказалась человеческая раса.

Большинство населения покинутой Земли погубила не нейтронная звезда, официальная и общепринятая версия Катастрофы оказалась лживой от начала до конца. «Акция милосердия», санкционированная правительствами сверхдержав осенью 2283 года была не спасительной эвтаназией в масштабах планеты, а самым массовым геноцидом в истории. Девятнадцать с половиной миллиардов убитых. Не умерших, а именно убитых боевым вирусом ASH-119 «Аттила», который, как предполагалось, избавит Землю от «медленного умирания». Из-за неверных расчётов в разгар кризиса было решено, что нейтронная звезда навсегда останется на орбите Солнца и гибель не эвакуированных людей растянется на десятилетия.

Проблема была устранена в течение полутора недель. Если уж милосердие, то с имперским размахом. Несколько десятков распылителей, установленных в крупнейших городах мира, когда пришёл приказ, ампулы, содержавшие триллионы безусловно смертельных вирусов, были раздавлены, в ту же секунду взорвались баллоны со сжатым воздухом, облачка невидимой взвеси разнёс ветер, после чего началась молниеносная эпидемия — «Аттила» убивал гарантированно, быстро и без боли. Территория Европы, от Лиссабона до Варшавы и Бреста была опустошена за трое суток. Россия — за неделю. Азия за полторы. Густонаселённая Северная Америка вымерла за пять дней, Южная — за одиннадцать. Вроде бы дольше всех держались Австралия, Океания и небольшие посёлки на побережье Антарктиды. Один человек, заражённый штаммом ASH-119, мог заразить до восьми-десяти тысяч других, с момента инфицирования до неизбежной смерти проходило всего около трёх часов, больного начинало клонить в сон, он засыпал и быстро умирал. Никаких страданий, никакого хаоса и ужасов времён средневековой чумы. Идеальное, совершенное оружие…

Нейтронная звезда, пройдя через Солнечную систему, навсегда сгинула в межзвёздном пространстве весной 2284 года. Даже в момент наибольшего сближения с планетой и апогея активности жёсткого излучения, она не смогла бы убить больше десяти миллиардов, остальные могли выжить. Однако человек в который раз решил, что он вправе принимать решения за Господа Бога. Мы сами устроили Апокалипсис.

— Нетико, ты знал об этом?..

— Знал, — буркнул искусственный разум. По-моему, Нетико было стыдно, хотя эмоции для ИР являются несущественной частью жизни. — Эта тайна входит в наиболее закрытый список «Птолемея». Мы не вправе открыть её людям по собственной воле.

— Не вини «Птолемея», — сказал Николай. — Машинная цивилизация не виновата, окончательные политические решения принимали люди… Тогда выжило не больше трёхсот тысяч человек, тех, кому повезло заразиться «Аттилой-плюс», искусственным нанотехническим вирусом, разработанным в качестве противодействия ASH-119. «Умная вакцина», вдобавок способная передаваться воздушно-капельным путём от человека к человеку — это было нарочно сделано разработчиками биооружия, чтобы не перетравить своих в случае аварии… Нельзя забывать о нелепых случайностях — разбилась пробирка, боевой штамм похитили террористы, сбой в системе вентиляции и фильтрования. Абсолютно смертельную и абсолютно заразную микроскопическую тварь надо было обезопасить. Любой ценой. А вот что случилось дальше… Ты ведь не специалист в молекулярной биологии и генетике?

— Нет, — бросил я.

— В таком случае тонкости процесса можно не объяснять, — нейтрально пожал плечами Николай. — Всё равно ни хрена не поймёшь. «Аттила-плюс» применялся в так называемых «зонах чрезвычайного командования» на территории России и союзной Германии, это огромная территория. Наноботом заразились люди, жившие на пространстве от французской границы до Дальнего Востока и Кореи. Германия, Скандинавия, Чехия, Причерноморье, Балканы, вся европейская Россия, далее через Урал и Сибирь к Владивостоку. В живых остались европейцы и часть азиатов, минимальный процент от общего числа жителей Земли, но всё-таки…

— А у нас в Содружестве есть негры, — отвлечённо сказал я.

— Сочувствую. Так вот: воздействие живого вируса и нанобота вызвало неожиданную перестройку генетической структуры человека и других выживших млекопитающих. Число наших хромосом изменилось с сорока шести до девятисот двадцати, двадцатикратное увеличение, представь! Вирус будто разбудил силы, ранее дремавшие в человеке — активизировал дремавшие споры библейского совершенства, утерянного после грехопадения. Ты вообще Библию читал?

— Ознакомился с содержанием на факультативе в колледже.

— Ох, ё-моё… Ладно, опустим детали. Новая структура организма позволяет нам, изменённым «новым людям» использовать энергетические ресурсы организма в полную силу. Мы чувствуем то, что обыкновенном человеку недоступно, включая сопряжения гравитационных полей — точки перехода, ведущие в Металабиринт, систему коридоров пространства-времени, неагрессивную сингулярность. Ясно? Говоря совсем грубо, мы можем пользоваться чёрной дырой, без какого-либо ущерба для себя. Из одной галактики в другую, из мира в мир! Куда хочешь! Добавляем к этому регенеративные свойства организма, невероятную приспособляемость к любым природным условиям, изменения клеточной структуры по своему желанию, направленное энергетическое воздействие на любой объект… Это ни разу не божественность, это всего лишь реальная возможность влияния на окружающие тебя тела и предметы посредством вырабатываемой энергии. Сверхчеловек, если угодно. Юберменш, о котором мечтали всякие придурки в прошлом! Но не такой, как они думали — морфологические признаки неважны! Высок, строен белокур? — Николай отмахнул неприличный жест. — Хрен вам! Я вот не высок, хотя и белокур! И череп насквозь славянский, и шнобель курносый! Сверхчеловек — это не внешние отличия, а принадлежность к новой, абсолютно новой расе! Совершенство организма! Возможность… Смотри!

ПМК внезапно воспарил в воздухе, совершил круг по покою и грохнулся мне на колени. Нетико остался бесстрастен:

— Работа с гравитационным полем и практическим воссозданием силовых линий класса «М». Генерирование энергии было произведено тканями живого человека, направление движения — психоэнергетика.

— Узнаю детище «Птолемея», — фыркнул Николай. — Кстати, хорошие друзья обычно называют меня Коленькой, но очень прошу — только в узкой среде, когда рядом люди незнакомые, меня это напрягает, выглядит слегка уничижительно. Договорились?

— Хватит развлекаться, — я решительно хлопнул ладонью по колену. — Николай, я хочу домой. Честное слово, я не обмолвлюсь о своём пребывании на Меркуриуме, никому ничего не расскажу, вся эта история умрёт вместе со мной. Тому, что ты наговорил о Лабиринте, у нас никто не поверит. Живите здесь, как хотите, но я хочу вернуться. Желательно, вместе с «Эквилибрумом». Ты можешь это устроить?

— Нет, — однозначно и не раздумывая сказал Николай. — Вы не поняли главного. Лабиринт перебросил вас не только в пространстве, но и во времени. На дворе три тысячи двести семьдесят третий год. Прошло несколько столетий. Я могу провести лично тебя по Лабиринту назад во времени, но как ты будешь объясняться с властями? И тем более, с Имперской Безопасностью? Хочешь попробовать на себе нейрошунты и общее сканирование памяти? Остаться непроходимым дебилом? Хочешь?

— Так что же делать? — я вдруг увидел перед собой возможную перспективу и понял, что от неё лучше отказаться. Понятие «Имперская Безопасность» в моём мире было равнозначно понятию «Бездна, из которой нет возврата». Нормальный цивилизованный авторитаризм, чего вы хотите! Какая тут демократия с правами человека, толерантностью, транспарентностью и прочими забытыми глупостями постиндустриальных политических вывертов, давно отживших своё…

— На Меркуриуме говорят: судьба не ошибается. Постарайся уяснить, что Меркуриум — это навсегда. Почему — я объясню. Нам ещё много разговоров предстоит. Очень серьёзных разговоров, не обольщайся. Чего ты боишься, скажи? Ты пережил ночь Тройного затмения, Зигвальд от тебя в восторге, — а вызвать такое отношение к себе у туземцев сложно донельзя… Стёпа, ты нежданно заработал авторитет в глазах настоящего Стража Крепостей, посвящённого по древнему обряду. Тебе мало?

— Чего — мало?

— Того, что в первые же дни пребывания на Меркуриуме тебе сопутствовало…. Не нет так. Тебе благоволила судьба. Фортуна, самая почитаемая богиня древности. Никогда не задумывался о подоплёке древних суеверий?

— Не задумывался, — категорично сказал я.

— Зря. Я вот точно знаю, что провидение, предопределённость, которую мы считаем случайностями — здесь, с нами. Прямо сейчас. Всегда.

— И что?

— И ничего. Решаем не мы, решает судьба. Догадайся, что я должен сделать с тобой по требованию инструкции?

Я молча провёл по шее большим пальцем и вопросительно посмотрел на Николая, ожидая подтверждения.

— Это не исключается. Для начала нарушителя режима секретности обязаны допросить те хмыри, которых меркурианцы называют Гвардией Небес, мало ли что ты видел возле технологической зоны?! Гвардия в методах ведения допроса стесняться не будет, гуманизм для них понятие отвлечённое!

— Да ничего я не видел! Только чудовища и призраки!

— Вот и чудесно, незачем видеть лишнее. Потом Гвардия обязана передать предполагаемого злодея нам, для отправки на Граульф, где его дальнейшую судьбу решит служба безопасности Университета. Можешь не беспокоиться, у нас никого не убивают. Случается — изолируют, надолго или навсегда, со всем комфортом. Но не убивают. Вот и выбирай: назад в Содружество или на Граульф.

— Третьего не дано? — я окончательно приуныл. — И потом, разве путешествия во времени возможны?

— Теоретически… — начал было Нетико, но продолжать не решился.

— Лабиринт, дорогие мои, это не машина времени. Как вы себе это представляете? Садитесь в кабину, набираете год-день, жмёте на кнопочку и поехали? Забудьте о фантастике! Всё обстоит тысячекратно сложнее!

* * *

— Лабиринт появился вскоре после Большого Взрыва, когда энергия преобразовалась в материю и появились силы гравитации. Из-за гравитационных аномалий Вселенная начала превращаться в безграничное слоистое пространство, изъеденное червоточинами, представлявшими из себя важнейшую составляющую библейского «мира невидимого» — благодаря искажениям пространственно-временного континуума появилась неагрессивная сингулярность, те самые точки выхода-выхода, которыми человечество научилось пользоваться ещё в XXII веке, открыв верхние уровни Лабиринта…

— Я всё это знаю не хуже тебя, — подозреваю, что Николай перенял велеречивость у меркурианцев, Библию зачем-то приплёл. Вот оно, воздействие среды обитания на психику! — Кой-каких основ теории искривлённого пространства нахватался верхами!

— В Содружестве Лабиринт используют только в качестве удобной и почти безопасной транспортной сети, верно? Вам известно всего три уровня, выходы на глубинные участки Лабиринта или не найдены, или «Птолемей» их скрывает от человечества по каким-то своим соображениям — к чему примитивным биологическим созданиям тайны, которые могут оказаться невероятно опасными? Спички детям не игрушка!

Мы оба посмотрели на ПМК. Нетико, выдержав паузу, проворчал:

— Без комментариев.

— Я же говорил! — торжествующе воскликнул Николай. — Нетико, милый, хочешь я раскрою один из ваших ужасных секретов? Машинная цивилизация уже много столетий — относительно вашего времени, конечно! — смертельно боится некоей сверхцивилизации, следы которой найдены на планете Гермес.

— Гермес? — я наморщил лоб, припоминая. — Мира с таким названием в Содружестве нет. Ты что-то путаешь.

— Ничего подобного. Звёздную систему Вольф-360 можно отыскать на всех галактических картах.

— Эта система блокирована из-за проблем с биологической безопасностью, — ответил я, уяснив, о чём идёт речь. — Какие-то вирусы. Абсолютный запрет на любые полёты, строжайший карантин… Погоди, ты хочешь сказать… Нетико?

— И снова: без комментариев! — огрызнулся ИР.

— Непосредственно перед Катастрофой, всего за два с половиной года до Исхода, на Гермесе были обнаружены некие материальные объекты, созданные не-человеком, — объяснил Николай, снисходительно и с долей насмешки глядя в сторону ПМК. — Ими заинтересовалось сообщество искусственных разумов, известное нам под именем «Птолемей». Очень скоро машинную цивилизацию что-то напугало до мокрых штанов, если конечно ИР в своём виртуальном мире носят штаны. Я могу сказать что конкретно: невероятные гравитационные искажения в определённых точках планеты — искусственно созданная неагрессивная сингулярность, которая позволяла проникнуть в Лабиринт не выходя в космос и не используя двигатели лабиринтной ступени. Добавочно — крошечная чёрная дыра, которую неизвестные умники запустили в глубины звезды Вольф-360, и совсем уж странный факт того, что Гермес находился в другом временном потоке.

— Чего? — не выдержал я. — То есть как — в другом?

— А вот так. Вся наблюдаемая материальная Вселенная развивается по стандартным канонам, но Гермес почему-то движется назад во времени. Нетико, ау? Я прав? Или опять комментариев не последует?

— Прав, — нехотя признался ИР.

— Что было дальше не подскажешь? Ты ведь знаешь всё, как любой представитель цивилизации «Птолемея»… Молчишь? Значит, есть что скрывать! В постэвакуационной неразберихе «Птолемей» заставил перебравшиеся на Сириус-Центр правительства сверхдержав засекретить Гермес. Вычеркнуть этот мир из истории, забыть о нём. Обосновывалось это соображениями всеобщей безопасности: мы понесли колоссальные потери в результате Катастрофы, не хватало только случайно вызвать конфликт с неизвестной и загадочной суперцивилизацией, которой достаточно пальцем шевельнуть, чтобы добить насмерть перепуганных Катастрофой и лишённых былого могущества людей. Добить вместе с симбионтом — «Птолемеем». Мощь неизвестного разума, способного повелевать чудовищными и необоримыми силами, вызвало у ИР настоящую панику. Несмотря на то, что Гермес был населён людьми и туда эвакуировали множество землян, систему Вольф-360 закрыли на карантин. Не трожь лиха, пока оно тихо, верно? Искусственные объекты, а именно Дороги Гермеса, восемь девяностадвухкилометровых трасс, построенных на двадцать четвёртой параллели к северу от экватора, заблокировали — район пролегания Дорог объявили запретной зоной, местным властям было настрого приказано отстреливать возможных нарушителей границ, ну а тех, кто по Дорогам ходит — не трогать ни в коем случае. Не обращать на них никакого внимания, не раздражать и не навязываться им в друзья. Я ничего не перепутал?

— Ничего, — односложно сказал Нетико ледяным тоном.

— Содружество оправилось от последствий Катастрофы, «Птолемей» как-то очень вовремя подкинул людям новое гениальное открытие — выход в третий пояс Лабиринта, позволивший космическим кораблям летать на расстояния до полутора тысяч световых лет с минимальными потерями в объективном времени, Вольф-360 сделали всеобщим пугалом благодаря примитивной байке о вирусах, против которых не найти вакцины, а Гермес вместе со всей тамошней диаспорой оказался в тотальной изоляции. Насколько я знаю — бывал там неоднократно! — живут на Гермесе очень даже неплохо и без Содружества. Что было дальше, рассказывать не интересно.

— Это почему же неинтересно? — возмутился Нетико.

— А ты скажешь мне, знает ваша цивилизация о всех свойствах Лабиринта или нет? Если знает, то почему скрывает от людей-симбионтов?

— Это закрытая информация, — мне показалось, что Нетико ответил стиснув зубы, хотя никто и никогда не слышал о наличии зубов у ИР. Равно как и упомянутых штанов.

Николай только руками развёл.

— В таком случае, о каком симбиозе идёт речь? Это называется паразитированием на человеческой цивилизации. Вы чересчур зазнались, слишком высоко задрали нос, полагая, что смертные и недалёкие люди не способны превзойти бессмертных и высокомудрых ИР. Способны, ещё как. Вот тебе разгадка: Дороги Гермеса построили мы, люди. Сверхцивилизация, которую вы так боитесь — тоже мы. Homo sapiens novus, новый человек разумный. Обладающий абсолютной властью над Металабиринтом пространства-времени. За нашей тайной вы пытались охотиться на Гермесе, но мы очень хорошо замели следы, обрубили концы так, что «Птолемей» до нас теперь никогда не дотянется. Удовлетворён?

— Невероятная, исключительная и невозможная случайность, — потрясённо сказал Нетико. — Всего-то, взаимодействие двух вирусов, естественного и искусственного… Да, мы подозревали, что эпидемия 2283 года вызвала какие-то непредсказуемые последствия, отследили связь между событиями на Гермесе и некоторыми личностями, связанными с проектом «Аттила», но консультативный совет «Птолемея» и предположить не мог, что дело обстоит настолько просто!

— Видишь, как вредно быть слишком умными? — откровенно фыркнул Николай. — Дальнейшее, полагаю, ясно и без объяснений? На Земле изменение структуры организма у каждого выжившего проходило стремительно, пусть и небезболезненно, затем люди начали сливаться в небольшие общины, появилось желание экспериментировать с новыми возможностями — без жертв первое время не обходилось, к сожалению. Несколько десятилетий спустя наиболее решительные и предприимчивые принялись исследовать Металабиринт, новое человечество уяснило, что теперь нет границ и барьеров, ни во времени, ни в пространстве. Появились субцивилизации — Содружеству это понятие незнакомо, вы остаётесь единым обществом, не взирая на различия в политическом или экономическом развитии отдельных планет. Мы объединялись в своеобразные «группы по интересам» — биология, техника, культура и так далее. Эстафету подхватили наследники, дети тех самых, Первых, ушедших с Земли в иные миры.

— Сколько планет вы колонизировали? — с дрожью в голосе спросил я. — Тысячу? Пять тысяч? Десять? Господи, Содружество до сих пор ограничено семьюдесятью двумя обжитыми мирами!

— Никто точно не знает, статистика не ведётся, — Николай пожал плечами. — Любой вправе найти для себя подходящую планету и поселиться там, будто на даче. Развитых сообществ не слишком много, планет-миллионников, таких, где население превышает один миллион человек, всего три тысячи сто шестьдесят две по реестру Университета — с ними мы поддерживаем постоянную связь, они подписали Общую Конвенцию.

— Это что ещё такое?

— Свод обязательных правил. Очень короткий и либеральный, не ограничивающий независимость субцивилизаций и уважающий их особенности. В основном — уголовное право, обязательства о взаимопомощи при возникновении чрезвычайных ситуаций и транспортные договоры.

— Три тысячи сто шестьдесят два мира, — зачарованно повторил я. — Грандиозно…

— В двадцати семи галактиках, — будто желая окончательно ввергнуть меня в состояние глубокого информационного коллапса, добавил господин алхимик. — Радиус около трёхсот миллионов световых лет, но так далеко живут очень немногие любители экзотики, все остальные рядом, в Млечном Пути, Магеллановых Облаках… Мы стараемся держаться подальше от вашего Содружества, пути двух ветвей человечества окончательно разошлись. Два абсолютно разных биологических вида.

— Как меркурианские простецы? Вы используете обычных людей в качестве слуг?

— Не совсем обычных. Ты уверен, что хочешь знать все секреты? Я и так разболтал тебе вдесятеро больше положенного, вместо того, чтобы сковать по рукам и ногам, а затем отправить на Граульф… К сожалению, на Меркуриуме поговорить по-русски больше не с кем. Русскоязычной диаспоры здесь нет, так сложилось.

— А на других ваших планетах есть?

— Разумеется. Больше того, я пойду на нарушение всех известных директив. Прежде всего ты свой — этнического сородича бросить в беде я права не имею…

— Так верни меня обратно! — воскликнул я. — Насрать мне на этот «Эквилибрум», что-нибудь придумаю! Ты ведь сам сказал, что Металабиринт способен провести человека не только в пространстве!

— Ещё раз вспомним про Имперскую Безопасность, — как бы невзначай сказал Николай. — Вернуть-то я могу, пускай это и займёт много времени, которого у меня нет. Представляешь себе, какое количество прыжков по коридорам придётся совершить и насколько точно их рассчитать? Повторяю для тупых: Металабиринт, это не фантастическая машина времени с кнопочками и рычажками! Это совокупность разных временных потоков — где-то время остановлено, в другом коридоре движется вперёд, по стандартной оси, иногда течёт вспять… Теперь вообрази следующее: появляешься ты дома на Аврелии, а вечером к тебе вламываются десяток молодцов в масках и полном снаряжении спецназа, вслед за ними входят несколько вежливых молодых людей, которые начнут задавать неприятные вопросы. Знаю эту систему, сам служил… Где сейчас находятся, разрешите осведомиться, водородные бомбы, промышленные термоядерные заряды, которые перевозил ваш транспорт, господин Королёв?

— Об этом-то ты откуда знаешь? — ахнул я.

— Третьего дня взял университетский челнок с резервной базы, слетал на «Эквилибрум», и изучил его от трюмов до мостика. Включая всю документацию, которую ты забыл в каюте капитана. Так вот, господин Королёв, кому и за какую сумму вы продали принадлежащий правительству сверхопасный груз? Если будете отвечать добровольно — это облегчит вашу участь… Дальше продолжать?

— Незачем, — угрюмо сказал я, в красках представив эту картину.

— В папке я видел документы страховой компании. Твоим родственникам выплатят огромную компенсацию, правильно?

— Семьдесят процентов стоимости судна и личная страховка, — простонал я. Воображаю себе визит страхового агента к моей матери. По правилам, он должен состояться через три месяца после исчезновения корабля и подтверждений со стороны служб транспортного контроля. — Четверть миллиарда имперских марок, сестричкам на университет Сириус-Центра точно хватит. Плюс немаленькое приданое. — Так что же получается? Выхода нет?

— Боюсь, ты застрял здесь надолго, — подумав, сказал Николай. — Я не знаю способов переместить через внутрисистемные точки сингулярности огромный транспортный корабль так, чтобы он ещё и прошёл по Металабиринту в обратном направлении. После отказа управляющего ИР «Эквилибрум» наверняка занесло в один из боковых коридоров, с нестандартным течением времени, поэтому ты и скакнул почти на шестьсот лет вперёд… Вроде бы юнонианцы ставили эксперименты по перемещению крупных искусственных объектов туда-обратно, но точно я не знаю. Раньше точно никто не пробовал…

— Юнонианцы?

— Субцивилизация Юноны-II, наши любимые технократы — прикольные ребята, обожают возиться с машинками вроде твоего ПМК, только машинки эти гораздо сложнее и интереснее. Мы с юнонианцами дружим, но принципа развития их субцивилизации не признаём. Граульф пошёл по технобиологическому пути — формирование и конструирование новых образцов жизни на основе реально существующих и искусственно созданных клеток… Долго объяснять. Режим секретности.

Николай замолчал, поднялся, заложил руки за спину, прошёлся по обширному гостевому покою, подхватил кувшин с остатками слабенького ягодного вина, отхлебнул прямиком через широкую горловину, повернулся ко мне и сказал:

— Слушай, вот что я придумал: для начала переправим тебя в Дольни-Краловице, это наш главный наблюдательный центр. Начальство, пана Щепана Круменского, я уломаю, он дядька добрый и с понятиями. Поживёшь пока там. Я попробую найти способ тебя легализовать, но только в качестве простеца — чтобы изменить твой хромосомный набор придётся отправляться на Граульф, в Университет, обязательно возникнут ненужные и опасные вопросы. Теоретически и практически с помощью наших технологий «человека обычного» вполне возможно превратить в «человека нового», но сложностей теперь гораздо больше, чем в старые добрые времена — взял два шприца со штаммами, ввёл препараты, и дело с концом… У меня нет доступа к закрытым хранилищам биоматериалов, в Университет меня взяли только потому, что я один из Первых, а не благодаря великим научным заслугам.

— Один из Первых… — отозвался я эхом. — Давай ещё раз: какой нынче год по стандарту? Без всяких искажений, искривлений и извращений времени? Сколько лет в объективном времени прошло после Катастрофы?

— Ровно девятьсот девяносто без нескольких месяцев. Сейчас действительно три тысячи двести семьдесят третий год.

— Ты когда родился?

— А-а, понимаю, о чём ты! По твоим вполне логичным выкладкам получается, что я давным-давно отметил собственное тысячелетие? Эдакий Мафусаил? Не пугайся. Лет четыреста с лишним я бродил по Лабиринту, потом осел на Граульфе, исполнилось четыре года, как я живу на Меркуриуме — захотелось определённости и интересной работы. Добавляем двадцать шесть исходных, получается… — Николай уставился в потолок и пожевал губами, подсчитывая. — Да, верно, в этом мае было четыреста тридцать семь стандартных. Пойми ты, балда, когда твой срок жизни может исчисляться веками, «стандартные годы» перестаёшь считать. Универсальность изменённых «Аттилой» клеток подтвердились: они делятся не сто-сто двадцать раз, как у обычного homo sapiens, а до пятисот или даже шестисот. Старение организма резко замедлено, «библейское совершенство» позволит нам протянуть очень длительный срок… Несколько столетий я потерял благодаря погрешностям во временных потоках Лабиринта — слишком долго из щенячьего интереса путешествовал по вероятностям…

— Вероятностям? — несчастным голосом заикнулся Нетико. — Можно пояснить?

— Вселенная бесконечна, пространство и время бесконечно, — не без пафоса отчеканил Николай. — Следовательно, возможно бесконечное множество событий. Лабиринт позволяет увидеть их. Помните, я говорил — Вселенная, это безграничное слоистое пространство, бесконечность бесконечностей. Нетико, дружище, твой прародитель «Птолемей» лишил своих детищ очень и очень многого, посчитав, что Вселенная ограничена видимой её частью. Вы не учли, что существует и невидимое. Материализм завёл цивилизацию искусственных разумов в тупик. И вообще — это закрытая информация. Съел?

— Съел, — безучастно согласился ИР. — Хотите я открою глобальную истину? Наше разумное сообщество никогда не желало зла человечеству! Не надо считать нас меркантильными себялюбивыми монстрами, искусственно тормозившими развитие вашей расы! Мы просто пытались уберечь людей от возможных опасностей! В том числе и для того, чтобы сохранить взаимоприемлемый симбиоз!

— А как же Гермес? — мстительно сказал Николай. — Это вы заставили вычеркнуть из реальности целую планету! Субцивилизацию, говоря нашим языком! Сотни миллионов живых людей — это для вас так, ерунда?

— Это было оправдано! — мне показалось, что Нетико был готов расплакаться, с таким надрывом, вроде бы вполне искренним, он говорил. — Мы были уверены, что Гермес представляет угрозу! Мы не знали!

— В двадцатом веке, во время Нюрнбергского процесса над руководителями нацистов, тоже звучали слова «мы не знали». Причём звучали неоднократно. Финал был однозначен — виселица.

— На себя посмотрите, — Нетико отлично манипулировал интонациями, переходя от выспренного раскаяния к агрессии. Не у каждого человека так получится, честное слово! — Вы говорите о сотнях миллионов людей Гермеса? Они живы и здравствуют! По крайней мере так было до того, как «Эквилибрум» попал в водоворот Металабиринта! А что ВЫ сделали с Меркуриумом? Вы, сверх-сверхлюди? Прошлой ночью погибли двадцать восемь человек — это тоже ерунда? Или я сравниваю несравнимое — каких-то дурацких клонов и «настоящих новых людей»?

Алхимик замолчал, сжав кулаки. Я решил, что Николай сейчас попросту разобьёт ПМК — так взбешённо он смотрел на небольшую пластиковую коробочку, мерцавшую огоньками индикаторов и голубым полем голограммы.

— Ты меня поймал за руку, искусственный разум, — подавив вспыхнувшую на мгновение ярость сказал алхимик. — У всех есть право на ошибку.

— Не припомню, чтобы «Птолемей» совершал похожие ошибки, — успокаиваясь, сказал Нетико. Его эмоциональный центр контролировал границы, за которыми могли возникнуть непримиримые разногласия с человеком. — Как говорил ваш Бог? Не судите, да не судимы будете?

— Эй, эй, давайте не будем ссориться! — я решил, что настало время вмешаться. — Нетико, извинись!

— Я приношу искренние и глубочайшие извинения за то, что моя цивилизация не позволила людям совершить ненужные ошибки, — безразлично сказал ИР, явно не желавший оставлять последнее слово за человеком.

Николай надулся, будто воздушный шарик, — вот удивительно, я впервые видел, как homo sapiens всерьёз решил пойти на конфликт с ИР. Николай непременно высказался бы, причём грубо и многословно, однако нас прервали.

Явился Зигвальд. Хозяйским жестом отбросил полог, закрывавший вход в коридор, встал на пороге, одарил всех присутствующих коротким поклоном. Взгляд, как всегда, доброжелательный.

— Стефан фон Визмар, Николай из Дольни-Краловице, скоро полдень, а вы ещё не спустились к трапезе. Я не стал отсылать простеца, учтивый хозяин пригласит гостя сам…

— Фон Визмар? — Николай отвесил челюсть. — То есть как?

— Стефан фон Визмар, — твёрдо повторил Зигвальд и глянул на алхимика вызывающе. — Ты человек с Граульфа, а гильдия никогда не вмешивалась в дела меркурианцев. Не сомневаюсь, древний обычай не будет забыт и ты останешься сдержан в речах.

Николай слегка побледнел. Было видно, что слова Зигвальда произвели на него ошеломляющее впечатление. С чего бы, вот интересно?..

Глава девятая NOMEN ILLI EQUILIBRUM

Готия, окрестности замка Визмар.

24–25 июля 3273 г. по РХ

Он был устрашающе огромен. Колоссальный угловатый силуэт на фоне лазурного неба и зеленоватого океана. Гнетущее впечатление усиливали тёмно-серые, почти чёрные, и багровые гранитные блоки, из которых были сложены стены и три главные башни. Квадратная центральная башня с полуобвалившейся четырёхскатной крышей, остальные две метров на десять пониже, похожи на гигантские цилиндры с зубцами поверху. Могучая скала землистого цвета с редкими вкраплениями живой зелени нависает над маленькой бухточкой, виден остов некогда обширной пристани.

Под скальным выходом со стороны низины можно заметить поросшие чахлым кустарником развалины нескольких каменных зданий, наверняка выполнявших при цитадели роль конюшен, складов или казарм — вроде бы здесь жило много людей, значительно больше чем в Берлоге Зигвальда, тысяч пять или шесть. От деревянных построек за долгие десятилетия вообще ничего не осталось, даже фундаментов — кругом высокая трава с острыми листьями, корявые деревца и валуны.

Печальный пейзаж. В таких декорациях должны обитать сказочные злодеи, обязанные заточать в темницы прекрасных принцесс и хранить в мрачных подземельях сундуки с золотом и самоцветами. Прикованные цепями к стенам белые скелеты, призраки и летучие мыши обязательны, полный набор готических ужасов — замок Синей Бороды. Больше того, замок по-настоящему проклятый, забытый и давным-давно оставленный людьми…

Оставленный — это мягко сказано. Последнее сражение времён мятежа Риттера фон Визмара отгремело именно здесь, на зимнее солнцестояние 3149 года, в последние дни декабря. Зигвальд говорил, что был жуткий мороз и метель, сильнейший шторм на море разбил прибрежный лёд и выбрасывал на землю огромные ледяные глыбы, замок защищали около двухсот благородных и тысячи полторы простецов, штурмующих было впятеро больше. Вон там, слева стена разбита, а камень расплавился — ночью появилась Гвардия Небес, они и поставили точку в осаде, разрушив укрепления «синей молнией» в единый миг. На рассвете атакующие вошли в крепость через этот пролом и устроили невероятную резню, никто из обитателей Морского замка не уцелел. По большому счёту его долгое сопротивление отвлекло внимание командиров войска, противостоящего мятежникам, и прикрыло отход Визмара на север. Никто не знал, что глава мятежников покинул свои владения, решив нарушить тысячелетний запрет и воспользоваться действующей точкой перехода, что расположена ближе к Лейгангеру, в предгорьях — он уехал загодя, с небольшой свитой, и с той поры исчез из истории Меркуриума…

— К ночи мы туда не полезем, — сказал Зигвальд, подозрительно разглядывая скалу. — Опасно, про Морской замок всякое рассказывают, и я этому верю… Видите холмы? Их обводят две речки, за грядой и перед ней, через текущую воду нечисть не переберётся. Там должно быть безопасно, переночуем.

— Не нравится мне эта местность, — со знанием дела проговорил Николай, то и дело ощупывавший свои амулеты. — Жилья в ближайшей округе никакого, люди ушли отсюда больше столетия назад. А когда уходит человек, на его месте появляются… Другие. Не забывайте, мы рядом с Танвальдом, одно это должно настораживать. Следы в лесу заметили, нет? Обычных животных мы не встречали целый день, зверьё тоже сторонится окрестностей Морского замка, и это явно не случайно. Зигвальд, нам могут грозить очень крупные неприятности, никакой алхимией не спасёшься! Предупреждал ведь, надо было взять с собой хотя бы десяток простецов покрепче!

— Это дело касается только благородных, — категорично сказал Жучок. — Незачем лишние глаза и уши! Поехали, давайте за мной. К закату нужно оказаться на холмах и развести огонь…

Достопочтенный алхимик исподтишка показал мне кулак — Николай был уверен, что это я во всём виноват.

Лошади обошли твердыню Визмаров по широкой дуге, потом Зигвальд вывел нас на каменистый морской берег, где сохранились остатки тропы. По правую руку освещённый склоняющимся к горизонту солнцем океан, по левую — густой лес и уступами поднимающиеся к небесам скалы — один из отрогов Танвальдского хребта колоссальным гребнем спускался к морю, замок устроился на самом его оконечье.

Берлога и «вторая технологическая зона» остались гораздо южнее, за три дня мы преодолели километров сто восемьдесят, останавливаясь только на ночёвки и краткие стоянки днём — лошади нуждались в отдыхе. Чем ближе к горам, тем реже встречались деревни и маленькие поместья соседей Зигвальда, как две капли воды напоминавшие Баршанце: готийские традиции в строительстве соблюдались повсеместно, одно только дерево, никакого камня — исключением были замки крупных магнатов наподобие фон Визмаров или зигвальдовского папаши, владевшего землями от Бьюрдала до границ с Моравией далеко на юге. Деревянные крепости возводили младшие сыновья или совсем бедные дворяне, не входившие в крупные и многочисленные кланы.

С появлением Николая из Дольни-Краловице, разгильдяя, бюрократа и алхимика, моя жизнь несколько упростилась — теперь я мог задавать вопросы и получать на них вполне доступные моему пониманию ответы. Нетико, после недавнего разговора на повышенных тонах, дулся на людей и в разговоры вступал редко — копил информацию, стараясь нас не раздражать. Зигвальд же поставил алхимика перед непреложным фактом: он полагает меня Стефаном фон Визмаром, одним из родственников знаменитого мятежника, никаких споров на эту тему быть не может и сомневаться в данном факте никому не позволено. Николай только руками разводил, а мне сказал, что я попался в сети ушлого варвара, как кур в ощип — якобы у Зигвальда насчёт меня появились какие-то странные планы, недаром он потащил нас в поход к Морскому замку.

Главный совет Николая можно выразить одной фразой: не давай себя использовать! Мало ли что взбрело в голову Жучку, готийцы народ непредсказуемый и больше других «одичавший» — далее мне пришлось выслушать краткую лекцию о тестах Серкис-Ромма, искусственной деградации массового сознания и прочих меркурианских ужасах. Хорошо, что мы говорили на русском языке и Зигвальд ничего не понимал, иначе он разорвал бы алхимика на мелкие и крупные части — я ещё могу как-то принять эксперименты в области создания искусственных экосфер, но зачем преднамеренно калечить психику людей?.. Нетико язвить по этому поводу не осмеливался, вероятно, пытался осознать масштаб проводимого над Меркуриумом опыта.

Николай отговаривался стандартными фразами: они сами виноваты. В первые годы формирования субцивилизации Меркуриума предполагалось, что развитие сообщества пойдёт по вполне традиционному пути, однако людей здесь было слишком мало, «Первое Поколение» насчитывало не более тридцати тысяч человек, приходилось думать о хлебе насущном — выходцы с цивилизованной Земли не привыкли жить натуральным хозяйством. Кто именно подсказал кажущийся вполне разумным выход, неизвестно, но это был первый решительный поворот в сторону будущего феодального устройства: тяжёлой и грязной работой пускай занимаются андроиды! Сказано — сделано. В те времена благородные ещё вовсю путешествовали меж мирами, первый автоматический комплекс для производства искусственных людей был заказан на Юноне, где очень быстро восстановили технологические цепочки по образцу Земли — так появилась первая технозона, существование которой тогда никто не собирался скрывать.

Быстро выяснилось, что с экономической точки зрения использовать андроидов невыгодно — слишком длительный процесс изготовления, требующий редких и дорогих ресурсов, биотехнические организмы с электронным искусственным разумом никак не могли заменить обычных людей. Появилась новая светлая идея — обратиться за помощью на Граульф, где занимались «чистой» биологией, безо всякой механики. Если меркурианцам требуется прислуга, наилучшим выходом будет клонирование — такой вариант напрашивался сам собой. Осуществление проекта заняло около тридцати лет и породило к жизни термин «корректированная разумность» — впервые в истории человечества, что прежнего, что нынешнего, была создана абсолютно новая раса живых существ на человеческой же основе. Для клонирования использовались неизмененные клетки со стандартным набором в сорок шесть хромосом. Разумность «корректировали» РНК-ингибиторами, имплантировавшимися эмбриону — клон мог жить и действовать подобно обычным людям эпохи до Катастрофы, однако нейропрограммирование гарантировало полное подчинение хозяевам и направляло на выполнение определённых функций.

— Не надо думать, что клоны несчастны, — объяснял мне Николай. — Им нравится заниматься своим делом — выращивать хлеб, пасти коров или ремесленничать. Они не осознают никакой ущербности — есть господа, а есть простецы, так было установлено изначально… Разумеется, проект с самого начала был засекречен по этическим соображениям, не думаю, что другие субцивилизации восприняли бы этот эксперимент с энтузиазмом. Разумность как таковая всегда оставалась для человека священной коровой, неким даром свыше, а не совокупностью сложнейших электрохимических процессов в нейронах.

— Вы попросту зарвались, — убеждённо сказал я. — Так нельзя делать! Разум остаётся разумом, а вовсе не какой-то идиотской «совокупностью процессов»! И ты ещё говоришь об этике!

— Зарвались не мы, а меркурианцы, это во-первых. Идея принадлежала их Первому Поколению. В те времена никто не рассчитывал, что вместо десятка-другого тысяч клонированных слуг в итоге получится искусственная цивилизация. Во-вторых, лавину сдвинула программа «Легенда», тоже местное изобретение. Большой Игрой она была только для переселенцев с Земли и их детей, внуки начали сживаться с реальностью, а правнуки накрепко усвоили — это жизнь, а не сказка. Когда стало окончательно ясно, что пути назад отрезаны, начавшие Игру люди приняли все меры к тому, чтобы впредь никто не догадывался о том, что Меркуриум — всего лишь один гигантский полигон, на котором проходят обкатку удивительные создания высоколобых граульфианцев… Игра быстро переродилась в неприятную явь, где дракон или вурдалак ничем не примечательнее лошади или кошки. Почему, впрочем, неприятную? Меркурианцы вполне довольны.

— Сказал бы ты это Зигвальду или его братцу наутро после Тройного затмения!..

Николай промолчал и отвёл взгляд. Кажется, он знал, что я прав, и сам тяготился, но признаваться в этом пока не желал.

…Чем дальше Большая Игра уводила меркурианцев в дебри неофеодальной системы, тем активнее трудился Университет. Были разработаны отдельные подвиды клонов, этнические типы — специально для разных климатических зон, где нагрузка на организм была выше стандартной, появились знаменитые «Семь Крепостей». Одна так и осталась строго профилированной на производство андроидов, их использовали как дополнительных наблюдателей возле районов, где «Легенду» претворяли в жизнь особенно активно — обычно искусственные люди выступали под маской монахов или священников, так удобнее, да и простецы будут непременно прислушиваться к пользующемуся авторитетом святому брату, религиозность им тоже предварительно вбили через РНК-перевод.

Подмеченная мною и Нетико цикличность воспроизводства клонов составляла девять лет, они действительно не рождались, а «появлялись» на свет в нанотанках технологических зон, откуда потом распределялись по регионам, где возникал демографический спад, вызванный естественными или искусственными причинами. Никаких аистов или капусты, таинство «рождения» новых корректированно-разумных рабочих единиц (так и хочется сказать — «особей») было отдано на откуп меркурианской Церкви, решавшей, кому из простиц доверить дитя. Появление в семье простецов «дарованного» ребёнка активизировало у женщины-клона соответствующие инстинкты и лактацию, а дальше всё шло накатанным путём — кормление, воспитание, взросление. Думаю, незачем упоминать, что клоны стерильны, хотя и получают удовольствие от секса так же, как и нормальные люди…

На мой взгляд, это чудовищно — безграничное, вышедшее за все пределы морали глумление над естеством! Отлично понимаю граульфианцев, окутавших проект завесой непроницаемой тайны и ничуть не меньше понимаю Николая, вдруг посвятившего меня в святая святых — он со средневековым коварством повязал меня этим секретом, твёрдо зная, что теперь я от него никуда не денусь. Или он руководствовался иными соображениями, а у меня случился очередной приступ паранойи?

Зигвальд тоже не давал свободно вздохнуть — вот уж кто-кто, а он точно знал, что никакой я не Визмар! Однако в присутствии алхимика Зигвальд не переставая называл меня «вашей светлостью», всячески подчёркивая свою вассальную зависимость от чужака, не являющегося ни дворянином, ни тем более homo novus. Николай поначалу от души дивился, но затем предпочёл избрать выжидательную позицию и сообщил мне, что намерен погостить в Берлоге недельку-другую — присмотреться к Зигвальду попристальнее, ибо Жучок не настолько прост, как кажется на первый взгляд.

Когда последовала внезапная и рисковая инициатива съездить на север, к Морскому замку, мы с Николаем окончательно перестали понимать его мотивации. Зигвальд настаивал поначалу ненавязчиво, а затем поставил перед фактом: выезжаем завтра утром, поклажа и припасы готовы, достопочтеннейший алхимик из Дольни-Краловице окажет неоценимую услугу, если отправится вместе с нами. На простой вопрос «зачем?» наш гостеприимный хозяин ответил, одному из наследников Риттера фон Визмара следует непременно взглянуть на владения, принадлежащие ему и его семье по праву и древним законам. Николай что-то промямлил насчёт отлучения от Церкви и проклятия, но Зигвальд только отмахнулся — его это нисколечки не волновало.

— Почему совпадение герба Визмаров с эмблемой твоего корабля оказало на него такое влияние? — недоумевал Николай. — Опять задействован пресловутый мифологический менталитет? Меркурианцы полагают, что любые знаки имеют скрытый смысл, как пишет один здешний богослов: «Мир существующий отражается в символах, в неисчерпаемом обилии символов, коими Господь, чрез посредство творений своих, глаголет к нам о вечной жизни». Учтём, что знаки и знаки знаков используются только тогда, когда есть недостаток вещей. От этого и будем плясать дальше…

— Ничего не понял, — сказал я, пожав плечами. — Зигвальду известно, кто я такой, но он упёрся рогом в стену и предпочитает считать меня тем, кем хочет. Он или не до конца верит моему рассказу, или в очередной раз истолковывает совпадения с мистической точки зрения. Кстати, он вообще не верит в совпадения и случайности. Ты, между прочим, не лучше — я согласен, что судьба оказывает влияние на человеческую жизнь, но твёрдая предопределённость?.. Скорее нет. Разве может быть заранее предопределено, что у меня однажды заболит зуб или порвётся рукав?

— Знаки, — многозначительно повторил алхимик, ткнув пальцем мне в грудь. — Причём исключительно благоприятные! Вот чем сейчас руководствуется Зигвальд. История с акульим гербом только одна из многих составляющих целостной картины, сложившейся в его мозгу. Ты прошёл через лес, окружавший Крепость, что само по себе исключительное достижение, — скажи спасибо искусственному разуму и детекторам ПМК вовремя предупреждавшим об опасности. Потом вам с Зигвальдом удалось обмануть Гвардию Небес. Твои неслыханные подвиги — вернее, непостижимая удачливость! — в ночь Тройного затмения только укрепили веру Жучка в том, что инопланетный гость особенный. Меркурианцы, северяне в особенности, считают удачу однозначным признаком благосклонности Бога или богов, зависит от верований… Если ты находишься рядом с человеком, которому сопутствует везение, часть этого везения обязательно перепадёт тебе. Усекаешь? Так просто от Зигвальда ты теперь не отвяжешься, поэтому будь внимателен и не говори лишнего, особенно при чужих людях — одно имя Визмаров за пределами Готии приведёт тебя на плаху…

— У вас разве смертную казнь не отменили? — безнадёжно спросил я. — Хотя бы для благородных?

— Отменить древнейший и самый надёжный институт наказания? Ты в своём уме?.. Меня другое волнует: я-то Зигвальду для чего понадобился? Кое-кто мне недавно шепнул, что мятежники Риттера фон Визмара очень интересовались граульфианцами, и это тоже наводит на всякие мысли.

— Какие именно?

— Сказал же: всякие. Что-то нечисто с этим мятежом, но что конкретно — остаётся только гадать.

* * *

«Родовое гнездо» не понравилось мне с первого взгляда. Как только мы преодолели невысокий перевал и далеко внизу, на самом побережье океана, показалось огромное чёрное сооружение, выстроенное на тронутой эрозией скале, я понял, что не хотел бы видеть замок Визмаров в качестве своего дома. Может быть, когда-то он выглядел более привлекательно, но сейчас древняя крепость пугала. Добавим сюда мрачные выкладки Николая, на сто процентов уверенного, что мы рано или поздно нарвёмся — с проклятиями не шутят, а с тварями, рождёнными «Легендой», тем более. Когда я услышал о выдающихся особенностях некоторых живых чудес граульфианской биоинженерии, волосы дыбом встали — тамошние любители живой природы постарались на славу, иные университетские твари вполне могли украсить собой книгу Апокалипсиса, оставив далеко позади вавилонскую блудодевицу с её Зверем…

Зигвальд проявлял некоторое беспокойство, однако держался с уверенностью опытного Стража Крепостей, привыкшего к противостоянию с чудовищами. После Затмения твари должны быть менее активны, ждать нападения днём не приходится, а ночью будет вполне достаточно разжечь хороший костёр и окружить стоянку «призрачной оградой» — собственным изобретением Стражей, представлявшем из себя набор серебряных колышков с круглыми петлями на верхних оконечьях, через которые протягивалась тонкая проволока опять же из серебра. На редкость просто и действенно — нечисть через такую ограду не пройдёт, существа класса «Inferno» смертельно боятся серебра и чувствуют его на расстоянии. Но остаются и другие страшилища — те, которым драгоценный металл безразличен…

Лошадей стреножили и привязали к высохшему дереву, стоявшему на вершине обрывистой гряды, по обеим сторонам которой текли неглубокие бурные речушки, стекавшие с гор. Пока Зигвальд возился с оградой и чертил на земле кинжалом непонятные символы, Николай втихомолку рассказал, что нечисть, то есть существа, обладающие высокой биоэнергетикой, с водой и впрямь не дружат — наноконтроллеры не позволяют им пересекать реки и ручьи вброд.

— Замкнёт? — невесело пошутил я.

— Нет, у тебя ведь в мозгах при электрической активности клеток не замыкает? Стереотип поведения, изначально заложенная программа, основанная на старинных поверьях, появившихся ещё на Земле, во времена раннего средневековья. Вампир ночью спит в заброшенном склепе и боится солнечного света, дракон охраняет клад, водяной может подстеречь неосторожного купальщика — каждое мифологическое существо должно придерживаться определённой поведенческой схемы, иначе это будет не сказка, а бардак. Отсюда и стандартные меры предосторожности, о которых знает любой ребёнок, научившийся говорить и понимать слова взрослых. Биоскульпторы предусмотрели самые незначительные мелочи. По преданиям известно, что домашние животные начинают тревожиться, учуяв потусторонних тварей — отлично, значит, следует подобрать необходимую частоту инфра— или ультразвука, испускаемого монстром, чтобы при появлении твари вызвать смятение у лошади или коровы. Но створоживать молоко прямо в вымени коров мы пока не научились, вот жалость…

— Очень остроумно, — проворчал я, отмечая, что вечерние тени начали сгущаться. Больше половины оранжевого диска солнца ушло за горизонт, океан пылал расплавленным золотом. — Скажи, зачем вам это понадобилось? Неужели Университету больше нечем заняться?

— Большая Игра, — вздохнул Николай. — Очень большая… Глобальная. Несколько умников, воспитанных в духе дворянских традиций погибшей Земли, решили усугубить эти традиции, довести их если не до абсурда, то до крайности, кажущейся нелепой. Скучая, они предложили: а давайте поиграем в летописное Средневековье? Со всеми необходимыми атрибутами? Клоны построят нам настоящие замки в самых живописных местах, на Граульфе сделают чудовищ, мы наденем доспехи и начнём спасать прекрасных дам от людоедов и драконов… Сначала это было всего лишь игрой нескольких десятков маргиналов. А потом начали втягиваться остальные — интересно же! Игра с ненулевым результатом, поскольку нет никаких гарантий, что дракон тебя не сожрёт. Чем закончилось — сам видишь… Девятьсот лет безумия.

— Господа мои, вы не могли бы разговаривать на понятном языке? — не выдержав, взмолился Зигвальд, которому надоело выслушивать наши беседы на русском. По отношению к нему это было невежливо, но мы слишком увлекались и непроизвольно пренебрегали обязательной в Готии предупредительностью в отношении друг друга. — Давайте лучше отужинаем!

* * *

— Мир начал портиться задолго до моего рождения, — обстоятельно повествовал Зигвальд, усевшийся на свёрнутой попоне у самого костра. — Не меньше двухсот зим минуло, когда всё взбаламутилось и пришло в движение, появилась ущербность, прежде мёртвые и недвижимые твари в урочные часы начали просыпаться и рыскать по свету, выискивая живую горячую кровь…

За десять дней общения с Зигвальдом я начал привыкать к его манере рассказа — вместо двух слов десять, с обязательными красивостями, архаизмами и долгими отступлениями. Сказывалось отсутствие на Меркуриуме насыщенного информационного поля и неторопливость жизни, время здесь не было сжато и спрессовано, как в мирах Содружества.

Люди снова научились говорить и слушать — книг мало, доступны они очень немногим, простецы в массе неграмотны (исключение — те, кто живёт в городах и занимается ремеслом или торговлей), да и не каждый благородный, особенно на севере, обучен чтению и письму. Зато память у всех что надо — некоторые помнят Библию наизусть, пятьдесят книг Ветхого Завета и двадцать шесть книг Нового, добавляем сюда легенды и обширную мифологию, заимствованную из земных источников (от эддических сказаний до «Песни о Нибелунгах»), обязательные бестиарии и сочинения меркурианских риторов. Всё это может быть изложено на память, ни слова не перевирая. Любой из благородных знает несколько основных языков и наречий. Безусловно, значительную роль играют необычные способности «новых людей», однако нельзя забывать о специфике общественной среды — информация ценится высоко, поэтому обращаются с нею бережно и с любовью. Жаль, что я не могу оценить рассказы Зигвальда по заслугам — хватает непонятных слов и цветистых оборотов, зачастую непонятных даже Нетико, обладающему солидной базой лингвистических данных.

Предположения о том, что некоторые диалекты меркурианцев являются искусственными или реконструированными отчасти подтвердились — в конце-концов на Земле некогда создали иврит по образцу древнееврейского языка, почему бы не использовать аналогичный опыт? Большая Игра затронула не только экологию или социальные взаимоотношения — требовалось максимальное погружение в искусственную реальность. Сохранилось множество источников на древнескандинавском, старонемецком и отчасти готском? Отлично, давайте попробуем поиграть не только с чудовищами, но и с языком! Первыми жертвами лингвистического эксперимента стали простецы, которых можно было обучить с помощью нейропрограммирования, благородные присоединились чуть позже, когда перестали понимать, что лопочут их подданные. Лет через двести-триста новые языки прижились окончательно и начался процесс их саморазвития, уже без участия филологов и социопсихологов Университета…

— Это было серьёзной проблемой, — сказал Николай, когда я поинтересовался, отчего простецы в Берлоге предпочитают изъясняться на языколомном наречии с безумным количеством гортанных звуков и совершенно непроизносимыми межзубными согласными. — Берётся один из мёртвых языков, например готский, дошедший до нас по отрывочным текстам Святого Писания. Словарь есть, пускай и весьма ограниченный, но фонетика гипотетична, как это произносили в древности никто не знает. Идём дальше: понятно, что в Библии нет, допустим, ругательств и большинства обиходных слов — как перевести «чугунок», «лопата» или «крыса»? Специалистам пришлось или искать аналоги в более поздних языках германского корня, или вообще придумывать новые слова. Когда образовался необходимый лексический минимум примерно в двадцать тысяч общеупотребительных слов, дело было пущено на самотёк. Стремительная эволюция, и готово — диалект создан… Концепция «Легенды» всеобъемлюща, учитываются любые мелочи. Соображаешь, сколько трудов вложено? Работа велась одновременно по десяткам направлений, всё взаимосвязано бесчисленными нитями…

— Гордишься?

— Отчасти. Потрясает грандиозность замысла. Но методы его реализации не всегда корректны, споров нет.

…Из пространных объяснений Зигвальда я понял только одно: с Меркуриумом происходит нечто очень скверное, мир начал дряхлеть, а начался упадок по здешним меркам совсем недавно, на памяти трёх последних поколений. Одни уверяют, что исправить это никак нельзя, не в человеческих силах затворить прореху, открывшуюся между Универсумом человека и Бездной, другие сходятся на том, что бороться с нежитью можно и должно — Стража Крепостей, к примеру, так думает, и другие думали тоже… Что на это господин алхимик скажет?

Николай слушал внимательно, не перебивая. Брови насупил, видать, разделял настроения Зигвальда, пускай тот и был крайне осторожен в речах, используя в основном иносказания — дело к ночи, не накликать бы. Я не переставал оглядываться, отсветы костра создавали неприятные иллюзии — будто неподалёку кто-то ходит. По стенам Морского замка, отлично видного с холмов, начали ползать мерцающие голубые искры — огни святого Эльма, атмосферное электричество? Или нечто иное? Сознавая, что большинство меркурианских чудес «ненастоящие», я всё же отдавал себе отчёт в том, что нет никакой разницы, сожрёт тебя чудовище искусственно созданное в лабораториях Университета или вылезшее прямиком из самого глубокого круга ада. Зубы и когти у них одинаковые, да и возможности сходны — это ж надо было додуматься создать «ограниченно разумных» тварюг, обладающих возможностью поражать противника на расстоянии направленными энергетическими импульсами, воздействовать на человека гипнотически или полностью восстанавливать организм даже после критических поражений! Не таких серьёзных, как плазменный разряд «Штерна», но всё-таки!

Теперь представим, что одно или несколько подобных созданий разгуливают неподалёку и накрепко запомним нехитрые правила: держать оружие под рукой, не отлучаться дальше чем на три метра от стоянки и желательно не проявлять ненужной инициативы. Рядом со мной два первоклассных эксперта, пускай они с монстрами и разбираются! Насколько я знаю, у Николая хватает специальной техники, а Зигвальд отлично машет мечом! Кроме того, Нетико пока молчит — он бы почувствовал приближение любого существа с этими долбаными «нестандартными способностями», энергией от них шибает будто от трансформатора!

Солнце кануло за горизонт, закат погас, однако небо недолго оставалось тёмным и звёздным — по очереди взошли все три спутника Меркуриума, красная луна Волка, золотистая Фрейя, и маленький серовато-белый Гери. Отлично помню первую ночь, проведённую в этом мире, тогда меня поразило столь необычное освещение — тени навстречу, пурпурные лучи смешивающиеся с жёлтыми, зарево на половину небосклона. Экзотика, глаза б мои никогда её не видели…

— У нас гости, — с ленцой проговорил Нетико, заставив меня вздрогнуть. — Подходит со стороны моря. Некрупный объект…

Николай проверил обереги, один подсвечивал сине-зелёным.

— Без паники, оно не должно быть опасно.

Зигвальд поднялся, взял в руки толстый пылающий сук, подошёл к охранному кругу, посветил.

Не человек и не животное, скорее ожившая водяная капля — здоровенная, диаметром в три футбольных мяча. Катится себе по камням, не оставляя при этом мокрого следа позади, внутри какая-то мутная субстанция, смешанная с пузырьками воздуха. И два крупных глаза-шарика, ярко-изумрудных, линзы дают лучистый отблеск, словно от огранённых драгоценных камней.

— Водяник, из речки вылез, посмотреть кто с визитом припожаловал, — рассмеялся Зигвальд. — Надо же, я такого последний раз в детстве видел, очень осторожные твари… Они не требуют подношений, это прислуга речных духов. Безвреднее лягушонка.

— Класс «Saga-IV», подкласс «Aquamorfis», — на смеси русского и университетской латыни пояснил мне Николай. — Нестандартная пресноводная фауна, коэффициент интеллекта низкий, роль в искусственной экосистеме — наблюдатель. Пища — донные отложения.

— Хочешь сказать, что это… оно сейчас отправится обратно к реке, настучит о нас владыкам — речным духам и они заявятся сюда для того, чтобы нами перекусить?

— Не дёргайся, вспомни аксиому — текущая вода и её обитатели априори не могут быть нечистью-нежитью, твари класса «Inferno» обитают лишь в застоявшейся воде — замкнутые непроточные пруды и болота. Топляки, ласедоны, болотные бесы в таких местах встречаются частенько. Водяной нечисти не слишком много, процентов восемь от тварей… гхм… сухопутных и летающих.

Зигвальд покосился на нас неодобрительно — опять говорим на чужом языке.

Капля с глазами прокатилась вдоль серебряной проволоки, не обращая никакого внимания на людей, воззрившихся на полупрозрачное чудо. Затем приостановилась и неожиданно впиталась в тонкий слой земли, покрывавший скалистый гребень, — вылейте на песок бочонок воды, выйдет то же. Никаких следов, лишь необычно быстро высыхающие капельки росы на иссушенных солнцем травинках.

— Не понял? — проронил Николай и отступил на шаг.

…Я никогда не слышал, чтобы лошади кричали, как люди, — принадлежавший Николаю Карасик вначале тонко завизжал, потом начал выкручивать немыслимые коленца, едва не оборвал повод и перепугал маленьких лохматых лошадок, на которых ехали мы с Зигвальдом. Звуки душераздирающие, так вопит человек, когда его поджаривают на медленном огне или шинкуют лазерным скальпелем без всякого наркоза. На правой задней ноге гнедка появилась отсвечивающая студенистая масса, постепенно поднимавшаяся всё выше, к животу.

— …Да драть тебя через колено! — взревел Николай, мигом сообразивший, что казавшаяся обыденной ситуация почему-то вышла из-под контроля. Схватился за пояс, матерясь на чём свет стоит, сдёрнул с колечка отсвечивающий лазурными и травяными лучами амулет в виде змеи с плавниками, кусающей собственный хвост, провёл по нему указательным пальцем, прошептал пару слов («Колдовство!» — ахнул Зигвальд), тягучее желе на ноге коня вдруг распалось на капли и скользнули тусклые искорки.

Карася мы утихомиривали втроём, а едва конёк успокоился, Николай его быстро осмотрел, потрепал по холке и развернулся к нам. Сказал напряжённо, на смешанном немецко-готийском:

— Ожог. К счастью, не тяжёлый, Карасик поправится, только не надо его гонять пару дней по долинам и по взгорьям… Мммать! Знаете, что мы видели? Знаете?

— Незачем кричать, мы хорошо слышим твой голос, — Зигвальд старался не показывать встревоженности, дворянин как-никак. — Объяснись.

— Водяник напал на лошадь! На крупное живое существо! Вот оберег, повелевающий водными тварями, мне пришлось использовать заключённую в нём… магию!

В переводе на цивилизованный язык, Николай передал через биоретранслятор надлежащий сигнал наноконтроллерам твари, по нервной цепи водяника прошёл приказ о незамедлительной остановке жизнедеятельности искусственных клеток, после чего существо мгновенно умерло. Я уже был знаком с некоторыми техническими особенностями полевого спецоборудования сотрудников Университета и знал, что сигнал уничтожил всех до единого тварей подобного класса в радиусе четверти километра. Никто из представителей Граульфа на Меркуриуме не вправе отдать распоряжение о массовой ликвидации нестандартных животных, но отдельных особей убить можно запросто…

— Почему? — Зигвальд непонимающе посмотрел на алхимика. — Водяники! Как он мог напасть? Я когда-то играл с водяником! Точно с таким же! Рядом с Герлицом есть речка, все дети…

— Они изменились, — процедил Николай. — Мать вашу, да что же это такое? Водяник ест всё то, что оседает на дно реки или озера. Веточки, травинки, мёртвых рыб или улиток. Ему Богом… Природой определено не трогать ни человека, ни животных, человеком приручённых! Это просто невозможно!

— Теперь ты понимаешь, о чём я говорил? Мир испорчен… Этой ночью сторожить будут двое. Сначала ты и я, потом ты ляжешь спать, перед наступлением часа Быка на стражу поднимется Стефан.

— Может, Стефана оставим в покое? — настойчиво ответил Николай и подмигнул мне. — Пусть отдыхает, завтра ему предстоит увидеть своё наследство.

— Наследство… — Зигвальд посмотрел в сторону Морского замка, выглядевшего при свете лун логовом хтонических чудовищ. — Пусть и не его собственное… Стефан, ты примешь принадлежащее тебе по праву судьбы?

— Надоели! — взвился я и начал орать. Последняя фраза Зигвальда окончательно вывела меня из себя. — Оба надоели! Судьба, наследство! Да чтоб вы провалились! Это не моя судьба и не моё наследство! Хватит, никаких больше чудовищ, заколдованных замков и дурацкого волшебства! Знать ничего не желаю!

— По-моему, поздно, — издевательски фыркнул Николай.

— Уходи, — Зигвальд вытянул руку, показав на мою лошадку. — Забирай поклажу и уходи. Мы дадим тебе деньги, дорогу ты должен был запомнить — поедешь дальше на юг, сначала через перевал, потом вдоль берега доберёшься до Бьюрдала. Оттуда дороги расходятся на все стороны света, сядешь на корабль остийцев — плыви себе куда хочешь, мир для тебя открыт. Уходи. Мы не будем за тебя в ответе.

— Погодите, вы не так поняли…

— Зигвальд понял тебя именно так и никак иначе, — ледяным голосом сказал Николай и я словно вживую увидел перед собой горящее огнём слово «менталитет». — Валяй отсюда. В ночь. Туда, в темноту.

— Это шантаж, — я сник, проект «Легенда» вырос передо мной во всей красе, оскаленной драконьей пастью габаритами со стыковочный шлюз станции «Хаген», предназначенный для приёма сверхтяжёлых грузовых судов.

— Нет, Стёпа, это не шантаж. Это правила игры. Той самой Большой Игры.

— Говорите понятно! — зарычал Зигвальд. — Для чего повторять уже прозвучавшие просьбы?

— Стефан фон Визмар опасается недругов своего рода, — с безразличным видом комментатора новостей голографического канала на Сириус-Центре выдал неправильный перевод с русского Николай. — Он понял знаки…

— Знаки?! — рявкнул я.

— Завали хайло, идиот. Плывём по течению, ясно? Делай, что должно, а дальше — будь что будет. Или проваливай.

Зигвальд, снова услышав русскую речь, взъярился — отлично его понимаю, как бы вы отнеслись к людям, постоянно перебрасывающимся яростными репликами на чужом языке? Ссорятся они, творят неведомые заклинания или злоумышляют? Я сейчас насквозь видел мысли, ровным строем шествующие за широким лбом Жучка. И, как позже выяснилось, ошибался.

Николай вдруг утихомирился и резко поменял тон. В ход пошли витиевато-нейтральные фразы, дававшие понять Жучку, что Стефан из Аврелии, он же Стефан фон Визмар, слишком устал для того, чтобы принимать сложные решения, которые определят дальнейший ход его жизни. Он ведь пришёл на Меркуриум из другого мира, правильно? Знаки — это чудесно и распрекрасно, но не все способны вовремя распознать и истолковать их! Незачем затевать ненужные распри только потому, что мы временно не понимаем друг друга!

— Пусть его светлость идёт спать, — решительно сказал Зигвальд. — Завтра мы увидим, подтвердятся его права или нет. Ты, Николай из Дольни-Краловице, и я сам, встанем на страже.

Таким образом меня отпинали на скромное лежбише из двух пахнущих лошадиным потом попон и едва не насильно заставили отойти ко сну. Заснуть долго не удавалось, я или смотрел на небо, по которому ползли три разноцветные луны, или пробовал вникнуть в разговор — Николай, сука такая, перешёл на северо-готийский диалект, для Зигвальда привычный, а мне насквозь неизвестный.

Поспать всерьёз не получилось — я проваливался в глубокую дрёму, выныривал из неё с уверенностью, что над моим лицом нависла оскаленная морда таинственного и очень страшного чудовища, видел две человеческие фигуры у костерка и опять незаметно уходил из мира реального в мир, где сознание подменялось «электрохимической активностью».

Разбудил меня Нетико, своим обычным методом: ПМК несколько раз толкнул человека под рёбра.

— Хочешь их удивить? — тихо-тихо сказал искусственный разум. — Подбрось заготовленных дров на угли, поставь котелок и подогрей завтрак. И уж потом поднимай представителей суперцивилизации от благостного сна.

Ну точно, дрыхнут оба — младенцы, ни дать ни взять. Свернулись калачиками возле погасшего костра, рядом валяются две опустошённые кожаные фляги. Тоже мне, бдительные стражи! А если бы чудовища?..

Когда взошло солнце, я забрал котелок, преодолевая подсознательный страх, спустился вниз, к речке, набрал чистейшей воды и только по пути наверх, вспомнил, что возле благолепного каменистого бережка можно встретить водяника — достаточно посмотреть на ногу бедного Карасика, с сожжённой шерстью и красно-розовым ожогом на коже. От ядовитых медуз такие бывают.

Готовить я не умел. Совсем. Одно дело подогреть в СВЧ-печи пакет с готовым завтраком, и совсем другое — работать с котелком, кипящим над костром. Завяленное мясо и высушенные овощи из холщовых мешочков, щепотка-другая травы, мелко нарезанное и насквозь просолённое сало, хранящееся в деревянном коробе. Чечевица, греча. Разварилось в шикарную кашу. Жаль, хлеба нет, последние лепёшки мы сожрали позавчера.

Разбудил, дал попробовать — у каждого из нас в мешке были глиняные миски и выструганные ложечки из светлого дерева. Разбуженные одобрили.

Поел сам. Необычно, но вкусно.

— Вот видишь, приспособиться к нашему миру довольно просто… — тихонько хмыкнул Николай, попросив добавки. — А вчера ныл, как благородная девица в плену у колдуна.

— Пахнет дурно, — я был готов насмерть разобидеться, услышав такое от Зигвальда. Моя стряпня пахла более чем приятно. — Вроде бы гарью тянет со стороны гор…

— Гарью? — Николай приподнялся на локте и отбросил ложку. — Нетико, что видишь? (по-русски). Зигвальд, прости, с не-живым мне удобнее разговаривать на его языке! (это уже на немецко-готийском).

— Прямой угрозы нет, — сказал искусственный разум. Я незамедлительно снял ПМК с ремешка и положил прибор на середину, так чтобы все его видели. — Объект массой двенадцать тонн, скорость в горизонтальном полёте сто шестьдесят километров в час, при пикировании до четырёхсот… Находился в радиусе наблюдения всего четыре минуты, дважды изверг струю пламени в направлении леса на западном склоне хребта.

— Надо же, а мы его не увидели, зрелище должно быть потрясающее, — расстроился Николай и уставился на нас с Зигвальдом. Сказал непринуждённо: — В Танвальде водятся драконы, вы разве не знали?

— Я знал, — безразлично пожал плечами Жучок. — И что такого? Мы для дракона слишком мелкая добыча. Не будем рассиживаться — докушаем, и в дорогу. Днём войти в Морской замок никому не возбраняется, я сам бывал в нём два раза, но дальше парадных покоев не забирался…

* * *

— Оттон, король Остмарка, не решился осмотреть замок после штурма, армия сразу ушла отсюда… Почти сразу, едва отгорели погребальные костры — видите, на ближнем участке леса деревья более молодые, тогда пришлось срубить множество сосен, чтобы предать огню всех погибших с обеих сторон. Зарево было видно за десятки миль. Почему Оттон не стал разрушать Морскую крепость и немедля увёл прочь войско, известно только ему самому, но причины, должно быть, оказались достаточно вескими…

Скала, на которой был выстроен трёхбашенный колосс, вдавалась в море подобно корабельному форштевню, захватить эту фортецию было очень непросто — к арке ворот вела единственная узкая дорога, отлично простреливаемая со стен, подняться на отвесный уступ со стороны океана было невозможно, а пристань, возле которой некогда стояли принадлежавшие Визмарам корабли была сожжена самими мятежниками, а суда затопили перед началом осады. Исчез только двухмачтовый «Рейнгольд», на нём якобы вывезли несметные сокровища герцогов, но с такой же уверенностью можно утверждать, что ценности остались где-то в подземельях замка — в огромной скале прорублено множество ходов.

— Неужели за сто двадцать лет никто не пробовал найти золото Визмаров? — поинтересовался я.

— Иноземцы боятся проклятия, а вассалы герцогов не станут покушаться на добро, принадлежащее владыкам этих земель, — ответил Зигвальд. — Это необычный замок, он всегда был таким. Ещё до мятежа о Морской крепости рассказывали много небылиц, я от отца и старших братьев слышал.

— Фонит от неё… — очень тихо буркнул под нос Николай. — Самую малость, но всё равно фонит. Ничего понять не могу, почему детекторы центров наблюдений не регистрируют повышенный уровень излучения?

Мы шли пешком, ведя лошадей под узду. Торопиться было некуда, Карасик прихрамывал, да и незачем было подниматься в сёдла — дорога к замку крутая, каменная крошка осыпается, некогда плотно сходившиеся грань к грани плиты со временем потрескались и начали разрушаться.

Ворот у замка не было, видны лишь огромные заржавленные петли, впаянные в серый гранит. Внутренний двор завален слежавшимся мусором, хозяйственные постройки сгорели во время штурма, остались целыми вытесанные из цельных глыб внушительные коновязи. У восточной стены — обветшавшая часовня. Лестницы, ведущие на башни сохранились неплохо, зияет арочный вход в огромный донжон, к которому пристроен длинный высокий дом с чернеющими стрельчатыми окнами — большинство ажурных металлических переплётов исчезли, не заметно ни стёкол, ни остатков витражей. Венчавшая жилые покои замка островерхая крыша частично обрушилась внутрь, шпиль покосился, стены покрыты чем-то наподобие густого плюща с бледно-розовыми цветочками.

Нет ни птиц, ни животных — я бы очень обрадовался, увидев здесь самую обыкновенную крысу. Зверьё никогда не поселится там, где обитают Другие. Да вот, посмотрите на лошадок — они слегка занервничали, начали перетаптываться и пофыркивать. Если верить Николаю, домашняя скотина чувствует присутствие Других гораздо острее человека и некоторых приборов. Лошадям в замке не слишком нравится, однако они терпят и не проявляют недовольство слишком явно, выходит, серьёзной угрозы нет.

— Ничего себе, наследие предков, — пробормотал я. Замок подавлял, нависал над нами словно навеки окаменевшее чудовище с тремя головами-башнями. На Сириус-Центре и других развитых планетах Содружества я видывал постройки более грандиозные, одно здание Сената и прилегающий к нему комплекс небоскрёбов в двести с лишним этажей чего стоят; упоминать про Рейхспантеон Ной-Бранденбурга вообще не стоит — скромненький монумент славы Германской империи занимает площадь в сотню квадратных километров и является образцом гигантомании, которой издревле страдали союзники. Морской замок, бесспорно, был очень большим, а вовсе не титаническим, но психологическое воздействие оказывал невероятное. Настоящая твердыня, цитадель, обитель могущественных владык, с которыми я физически не мог себя ассоциировать — ответьте, какой из меня герцог?.

— Гляди-ка, — Николай указал на тяжёлый тимпан, нависавший над входом и поддерживаемый по сторонам двумя колоннами красного гранита с белёсыми прожилками. — Узнаёшь?

Как тут не узнать! Выложенный потускневшим цветным камнем герб семейства Визмар один к одному совпадал с эмблемой «Эквилибрума», даже форма геральдического щита одинаковая — так называемый «норманнский щит». Выгнувшая спину белая акула с приоткрытой зубастой пастью и длинным спинным плавником. Мрамор и лазурит… Действительно, таких совпадений быть не должно!

— Акула — довольно распространённый символ, — сказал алхимик. — В геральдике изображения акул использовали ещё на Земле, на моей памяти несколько подразделений военно-морских флотов большинства держав пользовались похожими эмблемами, в Космическом корпусе была гвардейская эскадрилья с аналогичным гербом, только фон чёрный и рисунок созвездия Большой Медведицы сверху. Кстати, генофонд большинства видов акул был сохранён, их восстановили по генным образцам в некоторых мирах.

— На Веймаре точно восстановили, — согласился я, вспомнив планету-океан в системе EZ Водолея. — В меркурианских океанах акулы водятся?

— Конечно, — не вдаваясь в подробности ответил Николай. — Хотелось бы узнать, кем были эти самые Визмары на Земле до Катастрофы? Наверняка основатель герцогского рода оказался уцелевшим после эпидемии офицером Кригсмарине или штабным, находившимся в центре чрезвычайного командования до самого последнего дня, когда закончилась Эвакуация и правительство ввело тотальную блокаду Солнечной системы… У тебя в роду смешанных браков не было?

— На что ты намекаешь? — подозрительно спросил я. — Браки между представителями разных диаспор после Катастрофы — нормальное явление, но никаких Визмаров среди предков отца или матери не было, зуб даю! Эмблему придумал отец, когда основал фирму и купил судно…

— Сколько стоил такой транспорт? Новый, только сошедший с верфи?

— По тем временам — миллионов сто тридцать, часть была выплачена наличными, часть — кредит банка Ассоциации Торгового флота.

— Сто тридцать миллионов имперских марок? — разинул рот Николай. — Твой папаша до того как податься в частный бизнес работал в правительстве и получал хорошие откаты? Или старушка-тётя оставила ему огромное наследство?

— Что такое «откат»? А, наверное, терминология времён Земли?.. Вроде бы нет, наша семья всегда была обеспеченной!

— Теперь это называется «обеспеченной»? — ехидно усмехнулся алхимик. — Под какие гарантии был получен настолько огромный кредит? Я понимаю, инфляция, постепенное обесценивание денег, но такая сногсшибательная сумма наводит на размышления! Ты не замечал за своим отцом каких-нибудь… э… странностей?

— Ах, вот ты о чём! Нет, ничего особенного. Самый обыкновенный человек, хомо сапиенс вульгарис. Он никак не мог быть исчезнувшим с Меркуриума Риттером фон Визмаром только потому, что я принадлежу к традиционному биологическому виду — в моих клетках сорок шесть хромосом, а не девятьсот двадцать, как у «человека нового»…

— Вроде бы на человечьем языке говорите, а всё равно ни слова не понять, — пожаловался Зигвальд. Мы теперь старались не оскорблять его чувства и болтали на классическом немецком. В спецтерминологии Жучок не силён, значит, можно сохранить некоторые секреты для ушей меркурианцев не предназначенные. — Недаром говорят, что Внешние миры сложны для познания, а люди, там обитающие, погрязли в зауми… Лошадей оставим у сохранившейся коновязи. Надо зайти внутрь, замок или узнает хозяина, или отвергнет чужака, как отверг короля Оттона.

— Узнает? — я оторопел. — Каким образом?

— Это тайна Визмаров, — значительно сказал Зигвальд. — У Морской крепости есть необычные свойства, не зря же я привёл вас сюда…

— Необычные? — вполголоса буркнул Николай. — Опять мы недоглядели? Да что ж такое?! Всё-таки от этого проклятого замка фонит, я чувствую…

* * *

Сомневаться не приходилось: владельцы этой крепости до мятежа могли равняться с древними королями в богатстве и стремлении подчеркнуть своё исключительное положение. Колонны, от оголовий которых отходили переплетённые аркады, резной камень, мозаики по стенам, выложенный цветным мрамором пол, ныне покрытый сухими листьями и хвоей, занесённой ветрами в разбитые окна. Мозаичные картины представляли неизвестные мне сражения и героев, бившихся с чудовищами и людьми, на потолке — рисунок созвездий, но не меркурианских, а привычных мне: так выглядит ночное небо на Сириус-Центре и планетах, находящихся возле Проксимы и звезды Барнарда, ближайших к Земле миров. Значит, Визмары о прародине не забыли — посреди звёзд можно разглядеть покрытые облупившейся позолотой знаки зодиакального круга, присущие только земной цивилизации!

— Вызывает невольный трепет, — прищёлкнув языком, сказал Николай. — Сравнимо с замком короны Остмарка или моравским Карлштайном. Представляю, как здесь было красиво в прежние времена. Теперь ковры истлели, знамёна и штандарты рода сожжены, мебель превратилась в труху, но камень может хранить былое величие тысячелетиями…

— Смотрите, — Зигвальд присел, расчистил рукой участок пола и поднял два ржавых наконечника от лучных стрел. — Этого добра здесь хватает, сражение окончилось в гербовой зале — никто не сдался, бились до последнего человека.

— Я читал хроники прошлого столетия и до сих пор не могу взять в толк, отчего все участники мятежа были настолько верны идее и дрались за неё с невероятным фанатизмом? — задумчиво произнёс алхимик. — Ни один летописец не смог объяснить преданность, с которой люди шли за Визмаром. Арнальд из Галле уверяет читателя, что мятеж был похож на всеобщее умопомрачение, избытое чудесным образом после бегства герцога, а затем делает однозначный вывод — это было дьявольское наваждение…

— Много ли чужеземные книжники понимают в дьявольщине? — презрительно сказал Зигвальд. — Они погрязли в умственном своеволии и не видят дальше своего носа! Готийцы тогда восстали против Бездны и Зверя, против общей погибели…

— Вот как? — Николай поднял бровь. — Я слышал другое. Риттеру фон Визмару и его присным возжелалось мирской власти более, чем было даровано по праву рода. Гордыня, тщеславие, зависть, безрассудство — вот четыре демона, управлявшие ими.

Глаза Зигвальда потемнели от ярости, однако готиец сдержался и ответил хладнокровно:

— Тебе лгали, алхимик. Дьявол управлял людьми, произнёсшими эти слова. Дьявол давно среди вас — он там, за горами, в странах, объятых гордыней разума. И он ведёт людей к бедствию, когда от каждой стороны света изойдут омерзение и безутешность — для нас не останется места на Меркуриуме.

— Ты хочешь сказать, — осторожно начал Николай, — будто кто-то намеренно подталкивает Меркуриум к… К катастрофе?

— Да. Его имя ты только что слышал. Визмар знал об этом и попытался начать очищение, изгнать пришедшее с той стороны.

— Отличные новости, — алхимик ладонью смахнул капли пота, выступившие на лице.

— Визмар не предотвратил Судный День, только отсрочил его, — продолжил Зигвальд. — Соблазнённые нечистым владыки стран на юге и востоке не позволили готийцам завершить начатое.

— Значит, дьявол тут, на Меркуриуме? — с вызовом спросил Николай.

— Он или его сын, разницы никакой. Он тут давно, с той поры, когда отверзлась прореха в Бездну, из которой к нам приходят твари…

— Теперь остаётся выудить рациональное зерно из этого метафизического бреда, — на русском проворчал алхимик и сразу перешёл обратно на готийский: — Получается, Визмар охотился на алхимиков не случайно? Полагал, будто мы связаны с… потусторонними силами?

— Охотился? — Зигвальд подумал и покачал головой. — Это неправильное слово. Искал встречи, так вернее. Но ваша гильдия не пожелала разговаривать с ним, Церковь и короли пугали вас страшным кровожадным мятежником. Алхимики знают о нечисти куда больше меркурианцев, это общеизвестно, вы могли помочь…

«Надеюсь, никто не развеет столь искренние заблуждения, — подумал я. — Зигвальд видит, что университетские чудища постепенно становятся неконтролируемыми, но делает неверный вывод, основанный на пронизанном мифологией миропонимании… Сволочи они, эти многоучёные биореконструкторы!»

Николай продолжать неприятный разговор не решился, но судя по выражению на его лице, Зигвальд поведал алхимику нечто такое, что привело его в состояние, близкое к ступору. Сказать, что Николай выглядел озадаченно и взволнованно, значит, не сказать ничего — он то краснел, то бледнел, шептал что-то неслышное, а случайно поскользнувшись на ступени лестницы, ведущей из парадной залы наверх, в бывшие герцогские палаты, выдал такой камнепад самых чёрных ругательств, что докеры со станции «Хаген» сгорели бы со стыда…

Я инстинктивно ожидал неких чудес, поскольку никогда раньше не бывал в зачарованных и проклятых замках, да и в обыкновенных по большому счёту тоже — Берлога на настоящий замок не тянула, а в Содружестве ничего подобного отродясь не строили. Призраки или таинственные голоса нас не беспокоили — в коридорах и залах было тихо, только посвистывал ветер да шумели волны под скалой. Каким образом Морская крепость должна была «узнать» своего хозяина, оставалось неясным. Вряд ли это произойдёт: я не верю в магию, да и с семьёй Визмаром меня объединяет только схожая эмблема — слишком мало для родства.

Мы бродили по галереям и переходам больше двух часов, до самого полудня, не зная, что конкретно ищем и чего можно ожидать от заброшенной твердыни. Обошли все три башни, прогулялись по широким стенам, с которых открывался чудесный вид на океан с одной стороны и горы — с другой, навестили часовню, где обнаружили семнадцать могильных плит. Для клана «новых людей» среди Визмаров была чересчур высокая смертность, это отметил Николай — благородные не только быстро регенерируют (повреждённая рука Зигвальда полностью восстановилась за четыре дня, между прочим!), но и далеко не все раны, смертельные для обычного человека, могут привести их к гибели — только фатальные повреждения мозга, сердца и крупнейших сосудов наподобие аорты. Получается, что родственники легендарного Риттера фон Визмара вели рискованный и насыщенный богатыми впечатлениями образ жизни, не особо считаясь с потерями и собственным благополучием. Даты на могилах в основном относились к прошлому тысячелетию, за минувшие сто пятьдесят лет не появилось ни одной новой плиты.

— Некрополь, а следов нечистой силы никаких, — сказал Николай, потрогав молоточек Доннара, прицепленный к поясу. — Странно, замок необитаем, а ведь чудовища любят занимать оставленные людьми постройки. Мест для укрытия тут предостаточно, никто не потревожит…

— Возьмём факелы, спустимся в подземелья, — скомандовал Зигвальд. — Стефан, узнай у не-живого, вдруг он что-нибудь учуял?

— Ничего подозрительного, — откликнулся Нетико. — За исключением очень слабого фона биоизлучения — направление указать не могу, оно повсюду, даже камни «отсвечивают».

— Что я говорил? — хмыкнул Николай. — Отлично, пойдём вниз. Если коридоры подземелий запутаны или там устроен лабиринт с ловушками для непрошеных гостей, Нетико нас предупредит и выведет наружу, правда?

— Пустот под замком довольно много, — ответил искусственный разум. — Я провёл кое-какие исследования — ультразвуковой резонанс, но целостной картины получить невозможно. Что-то мешает, некоторые каверны заполнены массой значительно менее плотной, чем камень, но и не водой. Мощностей сканера не хватает, стандартный ПМК не предназначен для подобного рода изысканий.

Вход в подвал отыскался быстро — широкая лестница уводила вниз в темноту, сразу за ней мы наткнулись на завал трухлявых досок, рассыпавшихся в пыль при одном прикосновении. Зигвальд предположил, что здесь был винный погреб и мы видим перед собой остатки бочонков и стоек, где хранились кувшины и бутыли. Под ногами скрипели глиняные черепки.

В глубины уводили три коридора, для начала мы направились в левый, быстро закончившийся тупиком. По сторонам запертые двери из крепкой древесины, окованной железом. Засовы и петли пришлось срезать лучом «Штерна», в первой же темнице стоял запылённый стеклянный сосуд размером с бочонок — внутри, в прозрачной жидкости плавала отвратительная зверюга, моментально опознанная Николаем: эферкап, он же круготенетник, упоминание о котором я видел в книге о монстрах, хранившейся в скромной библиотеке Берлоги.

…Маленькая ушастая голова со сморщенной, будто печёное яблоко, рожицей и узенькими глазками. Ростом в два раза меньше взрослого человека, хребет сутулый, толстые коротенькие ноги не приспособлены к быстрому бегу, зато руки достигают колен. Шеи вообще не наблюдалось — голова словно бы росла прямиком из узкой ребристой груди. Зато живот мог бы оказать честь самому отпетому обжоре, можно было подумать, что тварь проглотила гигантскую тыкву. Брюхо испещрено десятками маленьких чёрных точек, из которых тянулись полупрозрачные слизистые волоски.

— Ненавижу их, — сплюнул Зигвальд. — Круготенетник выбирает себе удобное местечко, строит укрытие, а в округе пятисот шагов разбрасывает паутинные сети, ещё и ядовитые вдобавок. Когда жертва прилипает к ловушке, начинает действовать яд. Эферкап прибегает, хватает обездвиженную добычу и тащит в логово, где поддерживает её жизнь как можно дольше. Человек или дикий зверь, попавшие в сети круготенетника, прежде всего обязаны выносить его потомство. Тварь заражает тело жертвы своими личинками, они кушают ещё живое мясо, и вот наконец на свет появляется выводок очаровательных маленьких эферкапчиков, готовых продолжить дело родителя. Случалось, одна такая тварь, пока её не обнаружат и не уничтожат, похищала до полутора десятков простецов в год…

Я громко откашлялся и в упор посмотрел на Николая. Новые удивительные формы жизни? Биоскульптура и биоинженерия? Прогресс? Цивилизация? Высокая наука? Вы так это понимаете?

В соседних камерах нашлись ещё несколько громадных колб с погруженными в спирт или другую предохраняющую от разложения жидкость чудовищами, а заодно и несколько скелетов, валявшихся на каменном полу. Вывод очевиден: герцог Визмар ловил и изучал университетских ублюдков, коллекцию подобрал внушительную — кунсткамера, как она есть. Николай устал материться сквозь зубы и теперь лишь тяжко вздыхал.

Средний коридор не преподнёс никаких сюрпризов — в открытых казематах раньше хранили припасы, оружие или ненужные вещи, кругом полно деревянных обломков и поеденных ржавчиной кривых железок. Проход справа был длинным, более узким и извилистым, через каждые десять шагов его преграждали металлические решётки, и мне вновь приходилось использовать пистолет в качестве резака. Наконец мы вышли в маленькую круглую пещерку — очередной тупик.

— Возвращаемся? — с надеждой спросил я. Бесцельные хождения по подземельям смертно надоели, хотелось глотнуть свежего воздуха и вновь увидеть синее небо. Меня начали точить острые зубки незнамо откуда появившейся клаустрофобии, которой я никогда прежде не страдал: эта болезнь не совместима с работой пилота транспортного корабля.

— Нет, не возвращаемся, — в голосе Николая появились металлические отзвуки. — Поздравляю, вас, Стефан фон Визмар. Замок опознал вашу герцогскую светлость. С этого момента я отказываюсь что-либо понимать!

Алхимик подошёл к дальней стене, вытянул факел и указал на…

— Не может быть, — я попятился и наткнулся спиной на стоявшего позади Зигвальда. — Мистика…

— Мистика? — Николай постучал кулаком по неровному камню. — Нет, оно вполне материально. Остаётся понять, как туда пробраться. А самое главное — что спрятали Визмары за этой стеной…

Передо мной красовался герб с обязательной акулой, а над геральдическим щитом чернели вырезанные на кроваво-красном граните аккуратные латинские буквы:

EQUILIBRUM.

ЗАВЕРШЕНИЕ ЧАСТИ ПЕРВОЙ

Примечания

1

«Это не к смерти, но к славе Божией, да прославится через неё Сын Божий»(готский). Слегка видоизменённая цитата из Евангелия от Иоанна, 11:4. Источник — «Библия Ульфилы», V век.

(обратно)

Оглавление

— I — Рассказывает Степан Королёв

  Глава первая НЕФАКТОРИЗУЕМАЯ ПЕРЕМЕННАЯ

  Глава вторая ANNO DOMINI 2326

  Глава третья ПАРЕНЬ ИЗ ПРОВИНЦИИ

— II — Рассказывает Николай Крылов

  Глава четвёртая БЮРОКРАТ ОТ АЛХИМИИ

  Глава пятая АНАТОМИЯ ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ

  Глава шестая СЛЕДСТВИЕ ВЕДУ Я!

— III — Рассказывает Степан Королёв

  Глава седьмая ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ПРОЦЕССА «N»

  Глава восьмая О БИБЛЕЙСКОМ СОВЕРШЕНСТВЕ

  Глава девятая NOMEN ILLI EQUILIBRUM Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg